Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Цигун и Йога Эзотерика

Введение

В центре Великого Новгорода, на берегу Волхова, где когда-то причаливали крутобокие ганзейские когги и вместительные ладьи низовского купечества, стоит маленькая пристань. Летом в хорошую погоду веселый зазывала с мегафоном приглашает новгородцев и гостей древнего города совершить небольшую прогулку на речном теплоходике — до Ильмень-озера и обратно. Прогулка занимает около часа времени и действительно весьма любопытна.

Помимо древних памятников внимание туристов привлекают каменные опоры моста, построенные явно в XX веке. С двух берегов к опорам подходит насыпь. Экскурсовод на кораблике рассказывает доверчивой публике всякий раз разные истории про этот мост — то про то, как его разбомбили в 41-м немецкие бомбардировщики, то про то, как его взорвали партизаны в 42-м, то про то, как строили тут железную дорогу зэки, да в 1953 году строительство прекратилось...

На самом деле никто этот мост не бомбил и не взрывал. По нему вообще никогда не проезжал ни один поезд. Ибо этот мост так и не был достроен. А подлинная история его следующая.

24 апреля 1914 года состоялось заседание Совета министров (правительства) Российской империи, на котором по совместному предложению министра путей сообщения и управляющего Министерством финансов обсуждался вопрос о «расширении предприятия Общества Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги».

Опоры моста железной дороги Новгород — Орел (фото автора 2011 года)

Эта железнодорожная компания была создана в 1869 году и занималась развитием транспортной сети, связывающей центральный порт верхневолжского бассейна — Рыбинск — с другими промышленными и транспортными узлами. Первая дорога Общества была построена в 1870 году и связала Рыбинск со станцией Бологое, то есть через Николаевскую железную дорогу с обеими столицами. В начале XX века Общество строит дорогу Москва — Виндава (ныне Вентспилс) и несколько других веток. К 1913 году протяженность дороги составляла 2475 верст, на дороге было 860 искусственных сооружений (в том числе 692 моста, 49 станций, 13 разъездов, 8 остановочных пунктов, 50 пунктов водоснабжения, 4 железнодорожные мастерские), в состав подвижного состава входили 411 паровозов, 572 пассажирских и 11 490 товарных вагонов.

И теперь Общество хотело развиваться дальше. Министрам предлагалось «предоставить Обществу Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги соорудить железно-дорожную линию от Царского Села до Орла с ветвями к Демянску Белому и Болхову. Общее протяжение этой линии составляет с ветвями 944 версты. Кроме этой линии, тому же Обществу предполагается передать сооружение линий Валдай — Луга, протяжением 192 версты, и Смоленск — Юрьев, протяжением в 521 версту.

Линия Петербург — Орел, каковая пересечет губернии: Орловскую, Смоленскую, Псковскую, Новгородскую и Петербургскую, ныне недостаточно обслуженные железными дорогами, и в то же время даст непосредственное соединение портов Балтийского моря с центральной Россией. С проведением этой магистрали от Орла к Балтийскому морю получится возможность использовать богатые лесные районы, лежащие по линии магистрали. Этой же линией будет обслужен богатейший льноводный и пеньководный районы, а равно обеспечено снабжение портов Балтийского моря донецким углем»^[1].

Если бы эти дороги были построены, то Новгород снова стал бы крупным центром на пересечении транспортных путей, и, возможно, жизнь города получила бы новое направление развития. Строительство дороги началось в том же 1914 году, но Первая мировая война сначала замедлила, а потом и вовсе остановила стройку.

В советское время дважды ставился вопрос о достройке дороги, в атласе «Схемы железных дорог и водных путей сообщения», изданном в 1943 году, обе ветки показаны «строящимися», но реально к строительству так и не приступили. Более того, после Великой Отечественной войны была разобрана ветка Новгород — Старая Русса, проходившая через Шимск. А опоры моста в Волхове так и остались памятником ушедшей империи да поводом к сочинению местных мифов — каплей в море мифического океана, скрывающего под своими волнами ушедшую на дно Атлантиду — Российскую империю...

Мифами окружена история и современное бытие любой страны. Так, например, многие называют французов «лягушатниками», ибо уверены, что каждый француз периодически ест на завтрак, обед и ужин представителей бесхвостых земноводных. На самом же деле едят во Франции не лягушек, а лишь лягушачьи лапки, да еще особым образом приготовленные. Блюдо сие считается редким деликатесом и подается только в лучших и дорогих ресторанах. Так что современные французы едят лягушек не чаще, чем современные русские — черную осетровую икру.

Но это — миф вполне безобидный, мифы же, которые окружают историю старой России, возникали не сами по себе, а являются результатом намеренной деятельности идеологических органов советской власти. Для того чтобы понять, чем была вызвана эта деятельность и в каких направлениях она протекала, обратимся к истории вопроса.

Захват власти большевиками в октябре 1917 года был по своей сути государственным переворотом, который с исторической точки зрения можно оценивать по-разному, но с юридической точки зрения был форменным беззаконием. Выборы в Учредительное собрание были проиграны большевиками, а само собрание, имевшее юридический вес, так как созывалось на основании манифеста великого князя Михаила Александровича, было разогнано вооруженной силой. А если у кого-то в России и оставались сомнения в связях лидеров большевиков с германскими спецслужбами, то после подписания ими «похабного» Брестского мира они быстро рассеялись.

Советскому режиму было необходимо обосновать свое право на власть в глазах населения России и особенно в глазах новых поколений советских граждан. История своей страны имела для советских лидеров весьма малую ценность, так как они видели себя начинателями «новой эры в истории человечества», эры всемирной коммунии, в которой должны были раствориться все страны и народы. Советскому государству предстояло стать первой территорией нового мира, превратиться из русского национального государства (каким была Российская империя) в часть мирового социалистического государства, о чем недвусмысленно говорилось в «Декларации об образовании Союза Советских Социалистических Республик»:

«Воля народов советских республик, собравшихся недавно на съезды своих советов и единодушно принявших решение об образовании «Союза Советских Социалистических Республик», служит надежной порукой в том, что Союз этот является добровольным объединением равноправных народов, что за каждой республикой обеспечено право свободного выхода из Союза, что доступ в Союз открыт всем социалистическим советским республикам, как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем, что новое союзное государство явится достойным увенчанием заложенных еще в октябре 1917 года основ мирного сожительства и братского сотрудничества народов, что оно послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику».

Ни герб, ни флаг Советского Союза не имели какой-либо связи с национальной культурой России или ее прошлым. Более того, государственная символика страны советов носила подчеркнуто интернациональный характер, а отдельные ее элементы — например, земной шар на гербе — декларируют стремление к созданию всемирного коммунистического государства.

Об этом же писала и вышедшая из печати в 1930 году Малая Советская Энциклопедия:«Всякая страна, совершившая социалистическую революцию, входит в СССР»^[2].

Лидеры Советского Союза не ограничились декларациями, а приступили к масштабным социальным преобразованиям, создавая новое общество. И первым шагом к этому стало разрушение старого русского общества. «Мы старый мир разрушим, до основанья, а затем... » — ныне строка из партийного гимна звучит просто апокалиптически, но в момент ее написания, а вернее, перевода на русский язык, она имела другой и совершенно конкретный смысл. Дело в том, что слово «мир» в старом русском языке, на котором говорили в Российской империи, означало не только мир как состояние отсутствия войны и не только мир как вселенную, но и «мир» в значении «общество». В наше время только в церковном языке уцелело понятие «мирской», то есть не-церковный. Поэтому в песне речь шла об уничтожении старого общества и создании общества нового.

Большевики хорошо понимали, что основу старого общества составляют не только сами люди, но и историческая память. И помимо социальной инженерии объявили настоящую войну прошлому — российской истории. Многие современные исследователи недооценивают важность этой темы, рассматривают ее либо как «перегибы на местах», либо как нечто малозначительное. Подумаешь, снесли какой- то исторический памятник, рассуждают эти люди, вот построенный тракторный завод — это да, это важно, это главное.

Между тем советское руководство уделяло борьбе с российской историей большое внимание. Решение о судьбе иных памятников истории принималось на уровне аж Политбюро ЦК ВКП(б). А всесильный советский диктатор Иосиф Сталин находил время и возможности для ознакомления с курсами истории в учебных заведениях и лично редактировал школьные учебники, очевидно считая эту работу столь же важной, что и принятие решений о выпуске танков или строительстве заводов.

Первый удар был нанесен 12 апреля 1918 года, когда за подписями Ленина, Луначарского и Сталина вышел«Декрет о снятый памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской Социалистической Революции» («О памятниках республики»). Согласно этому декрету, «памятники, воздвигнутые в честь царей и их слуг и не представляющие интереса ни с исторической, ни с художественной стороны, подлежат снятию с площадей и улиц и частью перенесению в склады, частью использованию утилитарного характера». Оцените, читатель: весна 1918 года, Советская республика в кольце фронтов, казалось бы, у Совнаркома должно быть множество дел поважнее, но нет, нашли время.

По всей стране началась расправа с памятниками. Крушили памятники государям, полководцам, государственным деятелям. Уже к концу 1918 года в Москве были снесены памятники Александру II, Александру III, великому князю Сергею Александровичу, генералу М.Д. Скобелеву и т.д. В сносе памятников принимали личное участие руководители советского государства и сам «вождь мирового пролетариата».

Масштабы разрушения были колоссальными. Так, в 1940 году специальная комиссия Академии архитектуры СССР констатировала, что в столице Советского Союза за 1917—1940 годы «уничтожено 50 процентов архитектурно-исторических памятников национальной архитектуры»^[3]. При этом комиссия считала только те объекты, которым был официально присвоен статус памятника. А скольким не был присвоен этот статус?

Живым свидетельством истории России были географические названия — городов, улиц, населенных пунктов и т.д. В 20-30-е годы по указаниям советского руководства пошло тотальное переименование. Исчезали старинные названия, несшие в себе исторический смысл, зато на карте страны появились имена большевистских вождей, деятелей мирового революционного движения и т.д. Так стиралась историческая география России. Большевики запросто переименовывали целые города, называя их в честь «себя, любимых». Так появились на карте СССР Калинин, Молотов, Сталиногорск, Орджоникидзе, Киров и т.д.

К сожалению, большинство этих уродующих нашу историю и наши города переименований дожили до нашего времени. Начавшаяся было в 90-е годы XX века кампания по возвращению исторических имен улицам и городам пошла на спад... Интересно, что одним из наиболее распространенных и, надо признать, разумных мотивов против возвращения старых названий в наши дни является мотив финансовой экономии — каждое переименование обходится государству в изрядную копеечку. Можно представить, каких затрат потребовало массовое изменение наименований населенных пунктов и их частей в 20—30-е годы. Но в борьбе с русской историей большевики не боялись расходов.

В 1919 году в учебных заведениях советской России было прекращено преподавание истории.«Восемъ-девятъ лет тому назад, — с удовлетворением писал в 1927 году видный борец с исторической наукой М.Н. Покровский, —история была почти совершенно изгнана из нашей школы — явление, свойственное не одной нашей революции. Детей и подростков занимали исключительно современностью... » ^[4]

Этот предмет был вычеркнут из учебной программы и заменен изучением истории партии и мирового освободительного движения. В завершение этого процесса советское руководство устроило расправу над отечественной исторической наукой. 5 ноября 1929 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение об уголовном преследовании сотрудников Академии наук СССР по совершенно нелепому обвинению. Обратим внимание читателя, что инициатива расправы над учеными-историками исходила не от органов госбезопасности, как того можно было бы ожидать, а от высшего руководства страны. Выполняя решение руководства, органы ОГПУ состряпали целое «Академическое дело» («Дело историков»), в рамках которого был проведены аресты выдающихся отечественных ученых. Всего по этому делу было арестовано четыре академика АН СССР (С.Ф. Платонов, Е.Н. Тарле, Н.П. Лихачев и М.К. Любавский), девять членов-корреспондентов АН СССР, в том числе С.Ф. Рождественский, Д.Н. Егоров, Ю.В. Готье, А.И. Яковлев, и более 100 ученых рангом поменьше. Подавляющее большинство из них были историками. Имена С.Ф. Платонова, Е.В. Тарле, М.К. Любавского говорят сами за себя.

10 февраля 1931 года тройка ПП ОГПУ в Л ВО вынесла приговор первой партии арестованных по «Академическому делу»: 29 человек были приговорены к расстрелу, 53 — к заключению в ИТЛ на срок от 3 до 10 лет, двое — к высылке на 2 года. Решение тройки было пересмотрено коллегией ОГПУ 10 мая 1931 года. Высшая мера наказания была сохранена в отношении бывших офицеров А.С. Путилова, А.А. Кованько, В.Ф. Пузицкого, Я.П. Куприянова, П.И. Зиссермана, Ю.А. Вержбицкого. 10 человек были приговорены к расстрелу, замененному заключением в лагерь на 10 лет, восемь — к заключению в лагерь на 10 лет, трое — к заключению в лагерь на 10 лет, замененному высылкой на тот же срок, трое — к заключению в лагерь на 3 года. В ходе следствия было освобождено 43 человека.

Вынесение приговора тем арестованным, которых относили к «руководящей группе», затянулось. Он был вынесен коллегией ОГПУ 8 августа 1931 года — 18 человек были приговорены к высылке в отдаленные места СССР сроком на 5 лет. Среди них были академики Платонов, Тарле, Лихачев, Любавский. Пять человек приговорены к 5 годам заключения в лагере, четверо — к 3 годам заключения в лагере, один — к высылке в Западную Сибирь на 3 года^[5]. Цвет отечественной исторической науки был разгромлен...

Преподавание истории как учебного предмета было восстановлено в СССР лишь в 1934 году. Такой перерыв был необходим большевистскому руководству для разрушения традиций преподавания истории отечества, ибо в 1934 году в учебных заведениях стала изучаться совсем другая история.

Решение о восстановлении преподавания истории было принято на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 20 марта 1934 года. Этим же постановлением высшее руководство СССР утвердило авторскую группу для создания школьного учебника истории СССР^[6]. Пожалуй, впервые в российской истории школьный учебник утверждался высшим руководством страны. В том же 1934 году три члена Политбюро — Сталин, Киров и Жданов — лично прочитали и отрецензировали предлагаемые авторскими коллективами конспекты новых школьных учебников. Для нашей темы весьма важно посмотреть, какие же недостатки нашли вожди в представленном им проекте учебника.

По мнению высокопоставленных рецензентов, авторская группа«не выполнила задание и даже не поняла своего задания. Она составила конспект русской истории, а не истории СССР, то есть истории Руси, но без истории народов, которые вошли в состав СССР». В конспекте не была подчеркнута ни«аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма», ни«контрреволюционная роль русского царизма во внешней политике»^[7].

Вот это-то различие между русской историей и историей СССР и является главным для понимания того, какая же именно история стала преподаваться в советских школах и прочих учебных заведениях. Главным было то, что отрицался исторический путь России как национального государства русского народа, созданного русским народом же. Теперь, по мысли вождей, русский народ должен был занять в своей стране место лишь одного из нескольких «братских народов» (многие из которых в то время лишь искусственно создавались), а в перспективе — с расширением СССР до мировых пределов — роль русских должна была еще более уменьшиться.

Вопреки мнению отдельных публицистов и исследователей, полагающих, что начиная с 1934 года советское руководство стало руководствоваться во внутренней и внешней политике национальными интересами страны, в реальности советские вожди в это время озаботились проблемой... уничтожения памятников истории России. Так, в это время целых три члена политбюро — Сталин, Ворошилов и Каганович — уделили внимание судьбе такого замечательного памятника истории России, как московская Сухарева башня.

Первоначальное решение властей о сносе памятника, мотивированное «заботой о развитии уличного движения», вызвало протесты ученых и архитекторов-градостроителей. В ответ на эти протесты 18 сентября 1933 года Сталин отправляет собственноручное письмо Кагановичу, в котором пишет:«Мы (Сталин и Ворошилов. — А.М.) изучили вопрос о Сухаревой башне и пришли к тому, что ее обязательно надо снести. Архитекторы, возражающие против сноса, — слепы и бесперспективны»^[8].

Выступая перед коммунистами-архитекторами, Лазарь Каганович так говорил о сносе памятника: «В архитектуре у нас продолжается ожесточенная классовая борьба... Пример можно взять хотя бы из фактов последних дней — протест группы старых архитекторов против слома Сухаревой башни. Я не вхожу в существо этих аргументов, но ведь характерно, что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан протест по этому поводу. Ясно, что эти протесты вызваны не заботой об охране памятников старины, а политическими мотивами...»^[9] Вот уж воистину — у кого что болит, тот о том и говорит. В реальности именно деятельность советского руководства по сносу памятников русской истории была вызвана политическими мотивами.

В тот страшный год погибла не только Сухарева башня. На Бородинском поле был взорван «памятник царским сатрапам» — главный монумент в честь сражения, в котором решалась судьба России. В Ленинграде был уничтожен храм-памятник в честь моряков, погибших в Русско-японскую войну, в Костроме — памятник Ивану Сусанину... и т.д.

Что получилось в итоге? В итоге большинство советских людей оказались «отлученными» от истории своей страны. И если в 30-е годы, как отмечалось выше, снос «завалящей церквушки» вызывал протесты, то к 70-м годам XX века равнодушие стало нормой. И многие уникальные памятники нашей истории погибли именно по причине людского равнодушия, а не злой воли властей. Повальное историческое невежество наших сограждан подтверждают и результаты социологических исследований. В декабре 2003 года независимый исследовательский центр РОМИР провел очередной общероссийский опрос общественного мнения, в ходе которого респондентам было предложено ответить на вопрос: «Как бы вы могли оценить собственные познания по истории России?» Ответы на него распределились следующим образом:

Таким образом, даже по собственной оценке, более половины наших сограждан оценили свое знание истории как неудовлетворительное. Это притом, что подавляющее большинство опрошенных (95%!) согласны с утверждением, что каждый гражданин России должен хорошо знать историю своей страны.

Таким образом, признавая необходимость знания отечественной истории, современные россияне расписываются в собственном историческом невежестве, которое является закономерным результатом политики советского государства в этом вопросе.

Некий мудрец сказал: «Если мы выстрелим в прошлое из пистолета, то будущее в нас выстрелит из пушки». Заменив подлинную историю России мифотворчеством, коммунисты по прошествии десятилетий столкнулись с тем, что мифотворчеству подверглась и история советского режима. Что называется, «как аукнулось, так и откликнулось».

Лишь после 1991 года из печати стали выходить книги, содержащие объективное описание истории Российской империи или отдельных сторон ее бытия. Но тираж хорошей исторической книги в наше время составляет, как правило, от 1000 до 3000 экземпляров. Книга, изданная тиражом 5000 экземпляров, уже считается массовой, хотя и это не более чем капля в море.

Между тем, хотя мифотворческая машина перестала получать поддержку со стороны государства, отдельные ее адепты все еще работают, так сказать, «гимны прежние поют».

Социальные потрясения XX века привели к тому, что во многих российских семьях разорвана связь с прошлым на уровне семейной истории. Подавляющее большинство россиян может уверенно назвать своих предков, живших не ранее 20—30-х годов минувшего столетия. Все, что было прежде, для очень многих Terra incognita — земля неведомая. В блогах или интернет-форумах порой встретишь такие утверждения: «Кем там были мои предки до революции, не знаю, да и знать особо не хочу — прозябали, наверное, где-нибудь в нищете».

Незнание также рождает мифы. Уже не созданные идеологами, а доморощенные. Вроде тех, что рассказывают о бомбежке непостроенного моста через Волхов.

Казалось бы, что нам сейчас до истории прошлого? Какая разница, какой была жизнь более ста лет назад,как тогда жили люди? На этот вопрос мы можем дать три ответа.

Во-первых, многое из того, что знали и умели наши предки, может пригодиться в современной жизни. К примеру, опыт организации и деятельности разного рода обществ и союзов Российской империи, которые «на общественных началах» решали многие жизненно важные проблемы.

Во-вторых, это просто интересно. Те, кто был за границей, знают, какой живой интерес и любопытство вызывают самые обыкновенные вещи: как и чем торгуют в магазинах, что подают в кафе, как ездят железные дороги, как люди проводят свободное время и т.д. Увы, дореволюционная Россия для нас куда менее известная страна, чем, скажем, современная Германия.

И, наконец, в-третьих, «история предков всегда любопытна для того, кто достоин иметь отечество», написал в первых строках своего труда Н.М. Карамзин. Можно быть порядочным человеком, не зная наук и даже самой грамоты, но нельзя быть полноценным гражданином своей страны, не зная ее истории или, хуже того, веря в очерняющие ее мифы.

Целью нашей книги является рассмотрение наиболее известных мифов о Российской империи. Автор видит свою задачу не столько в том, чтобы опровергнуть клевету, сколько показать читателю, «как оно было на самом деле», потому что лучшим оружием в борьбе с мифологией является правда, и только правда.

Автор не ставит целью приукрасить старую Россию, хотя в этой книге больше пойдет речь о ее достижениях и достоинствах, нежели о недостатках. Моя цель — показать, что Российская империя была нормальной страной, лишенной органических пороков и отнюдь не обреченной на неминуемый крах в 1917 году. Наши предки, к какому бы сословию они ни принадлежали, были умными, способными, трудолюбивыми людьми, с развитым чувством самоуважения и собственного достоинства. Они были созидателями, оставившими нам многое из того, чем мы привыкли пользоваться, даже не задумываясь о происхождении. Такой страны и таких предков ни в коем случае нельзя стыдиться, напротив, для нас они могли бы стать неплохим примером для подражания.

И еще одно. Предлагаемая вниманию читателя книга не является научным трудом в строгом смысле этого слова, однако автор счел нужным снабдить ее ссылочным аппаратом, чтобы, во-первых, дать читателю возможность убедиться в достоверности сообщаемых им сведений, а во-вторых, чтобы дать возможность заинтересованному читателю самостоятельно расширить свои познания по истории нашего отечества.

Миф первый.
РОССИЙСКАЯ БЮРОКРАТИЯ

Сколько же было в России чиновников?

Одним из самых распространенных мифов о старой России является миф о «засилье бюрократии». «Косный бюрократический аппарат», «вездесущее чиновничество» — такие фразы то и дело встречаешь на страницах публицистических статей, а то и школьных учебников. Официальная советская историография описывала аппарат управления царской империи как донельзя «забюрократизированный, косный и неэффективный». По-другому и быть не могло, ведь сам «вождь мирового пролетариата» указал на то, что «ни в одной стране нет такого множества чиновников, как в России»^[10]. Но так ли это?

В 1913 году на действительной государственной службе Российской империи (исключая военное и морское ведомства) состояло 252 870 чиновников^[11]. Необходимо различать понятия «чиновник» и «государственный служащий». К первым в Российской империи относились только лица, имеющие классный чин в соответствии с «Табелью о рангах». При этом чиновник далеко не всегда был управленцем. В системе Министерства народного просвещения классный чин имели не только управленцы, но и преподаватели государственных учебных заведений. Таким образом, надворный советник (чин, равный армейскому подполковнику) мог быть инспектором учебного округа (управленец), а мог быть и преподавателем гимназии с большим стажем выслуги. Поэтому современные эксперты оценивают численность управленческого аппарата Российской империи от 300 до 400 тыс. человек^[12].

Много это или мало? Население России в 1913 году составляло 174 миллиона человек. Для сравнения, в республиканской Франции насчитывалось 700 000 госслужащих (при вчетверо меньшем населении), а в США — 846 740 (при населении, в два раза уступавшем российскому)^[13].

Отметим, что в 2000 году в органах исполнительной власти Российской Федерации насчитывалось 1 029 500 тыс. служащих^[14]. Таким образом, если в 1913 году численность управленческого аппарата составляла 0,14% от населения страны, то к концу XX века этот показатель составил 0,8%^[15], хотя территория и население страны значительно сократились. При этом современная Россия не является донельзя забюрократизированной страной — в современных демократических странах процент населения, занятого в аппарате управления, еще выше: в Великобритании этот показатель составляет 3,5%, в США — 4,4%, во Франции — 4,9%, а в Швеции — целых 9,4%!

Таким образом, фраза Владимира Ульянова о том, что нигде в мире нет такого множества чиновников, либо является свидетельством незнания будущим лидером революции собственной страны, либо намеренной ложью.

У читателя может возникнуть вопрос: каким же образом столь небольшой аппарат справлялся с управлением огромной страной? Ответить на него помогает знание двух факторов.

1. Сфера действия чиновников в Российской империи была значительно более узкой, чем в современной России и в хорошо знакомое нам советское время. Значительная часть обязанностей по решению насущных проблем жителей страны отдавалась на откуп... самим же жителям. Причем это было не результатом случайно сложившихся обстоятельств, а целенаправленной политикой государства — возлагать на подданных часть работы по управлению страной. В основе такой политики лежит совершенно иное отношение монархии к своим подданным, нежели отношение современной демократии к своим гражданам. Если в современной политической системе гражданин является носителем власти (как член главного власть имущего субъекта — нации), а чиновник — не более чем наемный работник этой нации, то при монархии единственным носителем государственной власти является монарх, при этом и чиновники, и подданные являются его слугами.

Чтобы наглядно понять разницу между современным и старым типом государственного устройства, посмотрим, как отвечали на один и тот же вопрос Всероссийской переписи населения государь император Николай II и президент Российской Федерации Владимир Путин. Говоря о своей профессии, царь ответил так — «хозяин земли русской», а президент так — «работник по найму» в сфере «услуги населению».

Поэтому русские государи начиная с XVI века привлекали «выборных земских людей» к решению не только мелких, но и государственных задач. Так, избираемые по указам Ивана Грозного губные и земские старосты занимались не только помощью воеводам и приказной администрации, но и выполняли такие явно чиновничьи функции, как сбор налогов или мобилизация населения на общественные работы — дорожное и городовое дело. Как отмечает современный исследователь,«общественное самоуправление становилось не правом, а тяжелой принудительной повинностью»^[16]. В результате в отличие от западной Европы, где самоуправление развивалось в рамках территориальных общин, в России главной формой было сословное самоуправление, и только после земской реформы Александра II (1864 г.) были сформированы всесословные органы. Начиная с XVIII века работа в органах местного самоуправления приравнивалась к государственной службе, однако четкое разделение между этими видами деятельности существовало всегда. Широкое распространение в России сословного и местного самоуправления позволяло не увеличивать численность чиновников.

Приведем лишь один пример. В декабре 1884 года жители деревни Строгино, собравшись на сход, постановили увековечить память убитого террористами царя-освободителя Александра II постройкой за свой счет и на своей земле каменной часовни в честь небесного покровителя покойного императора — св. благоверного князя Александра Невского. Сами решили, сами выделили землю и собрали средства. Все общение с властями свелось к подаче прошения на имя викарного архиерея московской епархии Алексея, епископа Дмитровского, утверждения у губернского архитектора проекта здания. 23 августа 1887 года часовня была торжественно освящена^[17]. А теперь представь, читатель, что жители одного из многоквартирных домов района Строгино захотят построить во дворе часовню — сколько инстанций им придется обойти.

А в старой России подобным образом строились часовни, церкви, мосты, дороги, библиотеки... И все либо вовсе без участия чиновников, либо с минимальным участием.

2. Другим важным фактором, позволявшим сократить управленческий аппарат до минимума, был высокий уровень профессиональной подготовки чиновников. И это тоже покажется неожиданным современному россиянину. Мы привыкли считать царских чиновников малокомпетентными, корыстолюбивыми людьми вроде персонажей комедии «Ревизор» (автор которой сам был чиновником), забывая, что это всего лишь сатира, пусть и весьма хорошая. Но судить по ней о российских чиновниках — это то же самое, что судить о наших современниках на основании рассказов Михаила Задорнова и его коллег по комическому жанру.

Для начала отметим, что в наши дни изменился сам смысл понятия «чиновник» — сейчас его употребляют для обозначения любого госслужащего, работающего в органах власти, в то время как в старой России чиновником имел право называться только носитель классного чина, прописанного в «Табели о рангах». При этом носителем чина мог быть не только управленец, но и преподаватель гимназии, профессор университета, врач и т.д. Присвоение чинов было регламентировано строгой системой:

«Один из главных организационных принципов государственной службы заключался в том, что государственный служащий должен был пройти ее снизу вверх целиком, начиная с выслуги низшего классного чина. Это диктовалось как необходимостью замещения всех должностей, так и получением требуемой опытности. В каждом классе необходимо было прослужить известный минимум лет. За особые заслуги по службе этот срок мог быть сокращен»^[18].

Государство уделяло большое внимание повышению образования чиновников. Так, выпускники университетов могли сразу же при поступлении на службу претендовать на чин 10-го класса (коллежский секретарь), а для того, чтобы претендовать на чин выше 9-го класса, любой чиновник должен был иметь высшее образование или при отсутствии такового самостоятельно сдать достаточно сложный экзамен. Поэтому молодые люди, намеренные связать свою жизнь с государственной службой, стремились к получению лучшего образования. Так, например, П.А. Столыпин, будущий премьер-министр и реформатор, в 1881 году поступил на естественное отделение Санкт-Петербургского государственного университета, где изучал аграрные науки. Параллельно он прослушал курс юридического факультета, получив таким образом фактически два высших образования одновременно.

В начале XIX века в Санкт-Петербурге были открыты два высших учебных заведения, специально предназначенных для подготовки высококлассных управленцев, — это были Императорский Царскосельский Александровский лицей и Императорское училище правоведения.

Вообще, Российская империя была одной из немногих стран в мире, где образование было одним из важнейших факторов, обеспечивающих карьеру государственного служащего. Преимущества по образованию были столь велики, что в 1856 году Департамент законов с тревогой отмечал, что такое положение «окончательно увлекло в службу гражданскую всех просвещенных людей, человек образованный не останется теперь ни купцом, ни фабрикантом, ни помещиком, все они идут в службу» и что в этом случае «Россия вперед не пойдет ни по торговле, ни по промышленности, ни по улучшению земледелия»^[19].

П.А. Столыпин — студент Санкт-Петербургского императорского университета

Современный историк Сергей Владимирович Волков, специализирующийся на изучении элитных групп Российской империи, приводит небезынтересную информацию по выпускникам вузов того времени.

Из 1114 воспитанников Нежинского лицея 780 (70%) были чиновниками, 111 (10%) — офицерами, не служили — только 76 человек (6,8%).

Из воспитанников Санкт-Петербургского историко- филологического института за период 1871—1893 годов на государственной службе (в основном в Министерстве народного просвещения) находились 100% — то есть все!^[20]

Конечно, определенную роль играли и происхождение чиновника, и наличие у него протекции, но все же эти важные факторы отходили на второй план перед умом и усердием государственного чиновника.«Когда мне в молодости случалось встретить умного человека, во мне тотчас рождалось горячее желание видеть его употребленным ко благу страны», — писала в своих записках императрица Екатерина II^[21]. В российском обществе считалось хорошим тоном покровительствовать именно талантливым и умным. Родственные и дружеские связи также играли важную роль, но нередко наличие у поступающего на службу рекомендательных писем считали ясным свидетельством отсутствия у рекомендуемого каких-либо умственных способностей. В исследовании В.А. Томсинова приводится образчик типичного рекомендательного письма конца XVIII столетия:«Любезный друг, Петр Степанович! Доброго соседа моего сын Николай отправляется для определения в статскую службу. Он большой простофиля и худо учился, а потому и нужно ему покровительство. Удиви милость свою, любезный друг, на моем дураке, запиши его в свою канцелярию и при случае не оставь наградить чинком или двумя, если захочешь, — мы на это не рассердимся. Жалования ему полагать не должно, потому что он его не стоит, да и отец его богат, а будет еще богаче, потому что живет свиньей»^[22].

В данном случае влиятельность автора письма, с одной стороны, облегчила молодому человеку поступление на службу, но, с другой стороны, столь нелестная характеристика вряд ли способствовала его дальнейшему карьерному росту.

Важным источником пополнения государственного аппарата Российской империи являлись вооруженные силы страны. Российская армия была, говоря современным языком, государствообразующей структурой русского государства. Нужно отменить, что армия была фактически единственной силовой структурой в стране — полиция была малочисленна (об этом подробнее ниже), а Отдельный корпус пограничной стражи и Отдельный жандармский корпус хотя и находились в подчинении, соответственно, Министерства финансов и Министерства внутренних дел, но комплектовались кадрами исключительно из числа военнослужащих. Именно армейские структуры отвечали за безопасность императора, что свидетельствовало о полном доверии государя к своим войскам.

Поэтому поступление военнослужащих в государственный аппарат (переход в статскую службу) не только не было редким явлением, но и напротив — поощрялось правительством. При переходе в чиновники офицер повышался на один или даже на два чина, а армейский унтер мог рассчитывать на получение 14-го классного чина. Доля бывших военнослужащих среди чиновников была значительной и в некоторые времена доходила до 30-35%. В качестве «багажа» бывшие офицеры приносили с собой развитое чувство дисциплины, ответственности и безусловной лояльности. На последнем аспекте стоит остановиться подробнее.

3. Третьим важным фактором, обуславливающим высокую эффективность государственного аппарата Российской империи, является особенность положения чиновников как «государевых людей». В монархическом государстве все обстоит достаточно просто: чиновник имеет одну амбицию — служить престолу и отечеству. И успешность его карьеры зависит исключительно от чиновничьей вертикали. Поэтому главными критериями выдвижения чиновников были оценка вышестоящим начальством результатов их деятельности, то есть профессионализм, и служебная лояльность. При этом служебное рвение является приоритетным фактором, что способствует выдвижению из чиновничьей массы наиболее талантливых и профессиональных управленцев в высшие слои. Именно так во главе российской бюрократии оказывались такие люди, как М.М. Сперанский, А.М. Горчаков, П.А. Столыпин, С.Ю. Витте и другие. Весьма примечательно в этом плане исследование российского историка В.А. Томсинова, посвященное выдающемуся государственному деятелю России М.М. Сперанскому. Томсинов полагает, что Сперанский являлся своего рода «идеалом» чиновничьего мира, образцом для подражания для тысяч российских бюрократов. Недаром даже исследование о его жизни и деятельности историк назвал «Светило российской бюрократии»^[23].

Однако, возразит читатель, эти же принципы действуют и в государственной службе современной России и любой другой демократической страны. Есть ли разница? Есть, так как при демократии к простому принципу субординации добавляется еще и другой, значительно более важный — политическая ориентация. В самом деле, как и любой иной член демократического общества, государственный чиновник имеет свои политические и партийные предпочтения, и этот фактор нельзя игнорировать. Допустим, начальник придерживается одной политической доктрины, а подчиненный другой, прямо противоположной ей по всем вопросам. Станет ли такой чиновник ревностно исполнять указания своего начальника, если он с ними не согласен по политическим мотивам и даже полагает их вредными? Подчеркнем, что речь идет не об обычном конфликте начальник — подчиненный, а о возможном наличии принципиальных противоречий между чиновниками, делающими одно дело. Для того чтобы избежать подобных коллизий в демократической системе, при назначении на высшие бюрократические должности обязательно учитывается политическое кредо кандидата, и этот параметр является более значимым, нежели его профессиональные и деловые качества. В политической практике многих демократических стран закреплена норма о формировании правительства страны, то есть высшего слоя бюрократии — по партийному принципу — например, из числа верхушки победившей на парламентских выборах партии. То есть министр может быть хоть наилучшим профессионалом, но если его партия проиграла очередные выборы — он должен уйти. И чем выше государственный пост, тем большую роль при назначении на него играет политический фактор.

К чему приводит такой принцип? К тому, что высшие государственные посты начинают занимать люди, весьма искушенные в области политических баталий (иначе бы они просто не попали в партийную элиту), но при этом посредственные профессионалы. (Исключения, конечно, бывают, но они весьма редки.)

В 1906 году, принимая пост премьер-министра Российской империи, П.А. Столыпин предполагал включение в состав своего кабинета некоторых лидеров ведущих фракций Государственной думы. В июле 1906 года лидеры оппозиции Н.Н. Львов и А.И. Гучков были приняты государем, который так охарактеризовал этих политических деятелей:

«Принял Львова, Гучкова. Говорил с каждым по часу.

Вынес глубокое убеждение, что они не годятся в министры сейчас. Они не люди дела, то есть государственного управления (выделено мной. —Л.М.), в особенности Львов. Поэтому приходится отказаться от старания привлечь их в Совет мин.»^[24].

Политические мотивы играли важную роль и в советской кадровой системе. Так, согласно исследованию генерала Владимира Некрасова, из 13 человек, занимавших в период 1917—1982 годов пост главы Министерства (Наркомата) внутренних дел СССР (РСФСР), только один обладал профильным образованием и только он один был выходцем из этой системы^[25]. Все остальные 12 «железных наркомов» до своего назначения на руководящий пост в МВД имели слабое представление о работе этого ведомства. Достаточно сказать, что в 1956-1960 годах пост главы внутриполитического ведомства занимал профессиональный строитель Н.П. Дудоров, пришедший на пост министра внутренних дел с должности заведующего отделом строительства ЦК КПСС^[26].

Ситуация в МВД не была исключением — с 1976 по 1984 год Министерством обороны СССР руководил Д.Ф. Устинов. Несмотря на свои маршальские погоны, он никогда в жизни не командовал какой-либо военной частью, а свою карьеру сделал в военной промышленности.

В 1985 году министром иностранных дел СССР становится Э.А. Шеварднадзе, который до этого возглавлял КГБ Грузинской СССР, а затем и саму республику. Естественно, никакого опыта международной деятельности этот политик не имел. Стоит ли удивляться после этого столь провальной внешней политике нашей страны в конце XX века?

Важной особенностью деятельности управленческого аппарата в демократическом обществе является его зависимость от общественного мнения. Чиновник, принимая сколько-нибудь значимое решение, должен учитывать не только объективные предпосылки к его принятию, но и настроения общества. Это приводит к тому, что необходимые, но малопопулярные меры зачастую откладываются, а предпочтение отдается популистским решениям, которые способны лишь скрыть проблему, но не решить ее.

Нельзя сказать, что царские чиновники полностью игнорировали общественное мнение. Нет, это мнение играло заметную роль в жизни Российской империи, но его влияние не было определяющим и оставляло чиновникам достаточно большую полосу свободы для принятия любых решений.

Безусловно, бюрократическая система Российской империи не была идеальной и имела множество свойственных любой бюрократии недостатков, но все же ее главными принципами оставались профессионализм и лояльность высшему источнику власти, то есть государю. И именно это позволяло России обходиться столь малым числом управленцев.

Несколько штрихов к портрету российских чиновников

Другой стороной мифа о царских чиновниках является утверждение об их малой образованности, отсутствии культуры, интереса к прекрасному, изящному. В советских книгах и фильмах царский чиновник — персонаж серый, ограниченный и меркантильный. Но так ли это?

Мы уже упоминали комедию Николая Васильевича Гоголя «Ревизор», которую в советских школах использовали не столько для того, чтобы ознакомить учеников с литературными достоинствами, сколько для того, чтобы наглядно показать «мелкий и убогий мир русского чиновничества». При этом в учебнике литературы почему-то забывали упомянуть, что автор сей комедии сам был... чиновником!

В 1821 году юный Николай Гоголь поступил в Гимназию высших наук в городе Нежине (впоследствии это учебное заведение станет известно как Нежинский лицей, данные о распределении выпускников которого приводились выше). Там под влиянием талантливого профессора Н.Г. Белоусова он принимает решение посвятить себя государственной службе. В 1829 году он приступает к службе в департаменте государственного хозяйства и публичных зданий Министерства внутренних дел, в 1830-м переходит на службу в департамент уделов, где его начальником становится поэт В.И. Панаев. К моменту написания «Ревизора» за плечами Николая Васильевича было семь лет чиновничьей службы. Так что «Ревизор» — это не просто сатира на чиновничий мир России, но сатира, идущая от самих чиновников, и ее заключительную фразу «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» автор относил и к себе лично.

В Москве около станции метро «Чистые пруды» стоит памятник чиновнику, коллежскому советнику Министерства иностранных дел Российской империи, погибшему при исполнении служебных обязанностей. Догадались, о ком речь? Если стоять радом с памятником, то это сложно сделать, потому что, когда монумент устанавливали, о чиновничьей службе этого человека упоминали вскользь. Да и памятник ему ставили не как русскому дипломату, подло и жестоко убитому на своем посту, а как автору комедии «Горе от ума». Речь идет об Александре Сергеевиче Грибоедове. Большинство знает его как писателя (причем вряд ли кто-нибудь, кроме специалистов, сумеет назвать еще одно его произведение, кроме «бессмертной комедии»), и лишь место его трагической гибели может навести на мысль, что помимо сочинительства были в его жизни и другие занятия.

В реальности же сочинительство было для Александра Сергеевича игрой ума, отдушиной от тяжелой дипломатической службы. В 1806 году он поступил в Императорский московский университет, который окончил по двум специальностям — словесность и право. После чего приступает к службе в московском архиве Министерства иностранных дел. В 1812 году молодой чиновник добровольцем вступает в ряды русской армии и к службе в министерстве возвращается лишь после окончания наполеоновских войн — в 1816 году. Специализацией Грибоедова на долгие годы становится Персия. Он учит персидский, арабский и турецкий языки, а с 1822 года является советником по дипломатической части наместника на Кавказе генерала Ермолова. С 1826 года он становится заведующим отношениями с Персией и Турцией в Кавказском регионе. Крупным достижением А.С.Грибоедова стало заключение Туркманчайского мирного договора с Персией, за что был награжден орденом Анны 2-й степени с алмазными знаками. В 1828 году он становится российским послом в Персии и добивается нейтралитета этой страны в ходе начавшейся Русско-турецкой войны. Несмотря на обострение ситуации в Тегеране, Грибоедов старается всеми силами обеспечить интересы России. 30 января 1829 года российское посольство в Персии было взято штурмом толпой фанатиков, а весь его персонал был перебит...

Чиновниками были писатели Гончаров, Аксаков, Загоскин, поэты Майков, Вяземский, Тютчев — одного этого списка достаточно, чтобы опровергнуть миф о «сером и невежественном чиновничестве». Мне возразят — это отдельные исключения, подтверждающие общее правило. А правило гласит — чиновники люди серые, культуре чуждые, посредственности при власти. Что же, обратимся от верхов чиновничьей пирамиды к ее низам — провинциальному чиновничеству.

Возьмем, к примеру, классический труд по истории русской домонгольской архитектуры «Зодчество Смоленска XII-XIII вв.», авторами которого являются Н.Н. Воронин и П.А. Раппопорт^[27]. В первой главе своего труда авторитетные ученые отдают должное своим предшественникам, подробно знакомя читателей с историей изучения смоленского зодчества. Немалое место занимает описание деятельности чиновников смоленской губернской администрации. Упомянем о ней и мы.

Статский советник Семен Петрович Писарев (1846-1904).

Жил во второй половине XIX века в Смоленске чиновник Министерства народного просвещения Семен Петрович Писарев (1846-1904).

Начав службу преподавателем мужской губернской гимназии, он окончил ее в чине статского советника на посту руководителя системы образования в губернии. Успешная преподавательская и служебная деятельность не помешала ему в течение многих лет заниматься историей родного края. Вместе с «отцом

русской археологии» графом А.С. Уваровым он проводит раскопки древних памятников города, собирает обширную коллекцию находок. В 1887 году эта коллекция легла в основу Историко-археологического музея города, открытого по решению городской Думы в присутствии великого князя Владимира Александровича и его супруги великой княгини Марии Павловны. Музей помещался непосредственно в здании городской Думы.

В 1894 году С.П. Писарев выпускает книгу «Княжеская местность и храм князей в Смоленске», которая стала итогом его многолетних изысканий. Похоронен Семен Петрович при древнем храме Михаила Архангела (именуемом также Свирской церковью), величественном сооружении XII века, к реставрации которого он приложил немало усилий.

Смоленск лежит на запад от Москвы, а древний город Владимир — на восток от столицы. Удивительно, но и владимирский музей, выросший ныне в знаменитый на весь мир Государственный Владимиро-Суздальский музей-заповедник, тоже был основан местными чиновниками.

Началось все в 1854 году, когда на заседании губернского комитета статистики группа чиновников предложила создать в городе Музей естественных и промышленных произведений. «Это собрание обещает в будущем представить собою, так сказать, живую наглядную картину внутренних богатств Владимирской губернии», — писали в своем отчете «отцы-основатели»^[28]. Тогда же и начали собирать коллекции. Энтузиастам музейного дела приходилось решать многочисленные трудности — не хватало помещений для хранения и представления экспонатов, и получалось, что посетители всероссийских выставок чаще видели музейное собрание, чем жители Владимира. В 1869 году музей разместился в здании мужской гимназии, потом переехал в здание дворянского собрания, а в 1898 году обзавелся собственным, которое занимает по сию пору. Все это время чиновники губернского комитета статистики не оставляли свое детище вниманием, пополняли коллекцию и не давали заглохнуть. Что двигало ими? Служебное рвение или любовь к родному городу? А может, и то и другое сразу?

Видную роль в изучении истории юга России сыграл ростовский чиновник Александр Михайлович Ильин. Он родился в 1870 году в Керчи, окончил гимназию, затем Санкт-Петербургский учительский институт. С 1898 года и до конца своих дней надворный советник Министерства народного просвещения А.М. Ильин проживает в Ростове и свое свободное от службы время уделяет изучению истории города. В самом городе и его окрестностях он проводит многочисленные раскопки памятников разных эпох, от греческих поселений до крепостных сооружений XVIII века. Когда в 1910 году открывается Ростовский городской музей, Ильин безвозмездно передает ему большую часть своей обширной коллекции. В 1909 году он издает книгу, посвященную истории Ростова-на-Дону, которая по сию пору является ценнейшим источником по истории города^[29]. В том же году он при поддержке коллег создает Ростовское общество истории древностей, географии и природы, которое вплоть до революции занималось изучением ростовского края. В 1918 году он с группой единомышленников организует в Ростове археологический институт (закрытый большевиками в 1922 году). Советская власть не простила Александру Михайловичу его чиновничьего прошлого и изгнала многоопытного педагога из учебных заведений. До конца своих дней (скончался А.М. Ильин в роковом 1937-м) он сохранил верность исторической науке. «Я со стоическим упорством переношу все невзгоды, холод, ненависть, темноту... Утешение мое — это мои научные работы», — писал он дочери незадолго до смерти.

В небольшом уездном городе Калужской губернии Малоярославце тоже сложился кружок чиновников, активно занимавшихся изучением истории родного края. Его основателем стал чиновник городского суда Иван Иванович Бессонов (1885-1944), одним из видных сотрудников — Николай Павлович Ильин (1872—1948), чиновник Калужской казенной палаты^[30].

И таких примеров — великое множество. Конечно, не все чиновники были такими, но все-таки представление о среде чиновников как о серой невежественной массе мы должны признать в корне неверным. Напротив, царские чиновники были частью культурной элиты России, они не только добросовестно выполняли свои служебные обязанности, но и развивали отечественную культуру.

О чести и достоинстве

Звонкое слово «честь» слабо ассоциируется у нас с представителями чиновничьего мира. Честь офицера — да, честь дворянина... Но честь чиновника? Между тем исторические факты говорят о том, что понятие чести не было чуждым ни чиновникам как таковым, ни чиновничеству как сословию в целом.

Несколько лет назад автор сей книги был в гостях у одного московского историка. Мы пили чай, и я обратил внимание на материалы, посвященные Крымской войне, на рабочем столе коллеги. Он перехватил мой взгляд и сказал: «Представляешь, попались мне тут материалы по обороне Петропавловска-Камчатского в 1854 году. И знаешь, что наиболее поразительно? Поведение местных чиновников. Ведь что такое Петропавловск-Камчатский? Заброшенная окраина империи. И чиновники там — типичные персонажи «Ревизора», только вот когда пришла вражеская эскадра, все как один стали защищать город — укрепления строили, ополчение местное собирали, а некоторые даже в бою с десантом отличились. Вот хочу статью об этом написать, хоть и не мой период... »

Не знаю, удалось ли моему коллеге выполнить свое намерение, но надеюсь, что если и не удалось, то удастся — и российская публика сможет ознакомиться с еще одной страницей нашего прошлого. Мне же в материалах по истории Камчатского края попалось упоминание о городском полицмейстере Михаиле Дмитриевиче Губареве, который во время обороны города командовал 2-м стрелковым отрядом и в бою с вражеским десантом захватил знамя английской морской пехоты. За сей подвиг отважный полицейский чин был удостоен ордена Св. Анны с бантом (приказ от 5 марта 1855 года).

Впрочем, русским чиновникам случалось и раньше проявлять храбрость и мужество на поле брани. Причем речь идет не о военных чиновниках и военных врачах, которые присутствовали в боевых порядках войск в силу долга службы, а о вполне обычных провинциальных чиновниках, чьи города оказались на пути наполеоновской армии.

В городе Малоярославце есть небольшая улица, названная в честь местного жителя Саввы Ивановича Беляева, скромного чиновника земского суда, чье имя вошло в летопись войны 1812 года и чьи заслуги были оценены только после его смерти. Поступок Саввы Беляева задержал неприятельскую армию, подошедшую к городу, на несколько часов. В решительную минуту ему пришла в голову простая и смелая мысль — открыть плотину городской мельницы и спустить воду на вражеские понтоны. Достоверных свидетельств о подвиге Беляева практически нет. Упоминание о нем мы встречаем лишь у В. Глинки в книге «Малоярославец в 1812 году». Впрочем, современные исследователи нашли в документах русской армии упоминание о неожиданном подъеме воды в реке Протве, что может служить косвенным подтверждением. Дважды в жизни Беляеву пришлось проявить большое мужество: в 1812 году и в 1830-м (во время эпидемии холеры). Единственную награду за 1812 год — бронзовую медаль — он получил не за подвиг у реки Лужи, а за успешные действия в качестве смотрителя войсковых кордонов и армейского транспорта с провиантом, а также «за содержание в доме своем на собственном иждивении раненых воинов»^[31].

Савва Беляев был не единственным чиновником, проявившим мужество в тот день. Утром 11 октября 1812 года, узнав о приближении к городу авангарда наполеоновской армии, городничий Малоярославца П.И. Быковский организовал оставление населением города, а сам с отрядом горожан-добровольцев разобрал (по другим сведениям — поджег) мост через реку Лужу, чтобы затруднить французам переправу. Городничий покинул вверенный ему город последним, когда в него уже начали вступать французские войска.

Через 70 лет, в 1884 году, ветеран Отечественной войны генерал-майор в отставке Александр Яковлевич Миркович обратился с письмом в Малоярославецкую Думу с предложением поставить памятник герою-земляку С.И. Беляеву. В следующем году начался сбор средств на постройку памятника, престарелый генерал первым пожертвовал 100 рублей. За короткий срок по всероссийской подписке было собрано 14 808 рублей 98 коп. По постановлению Малоярославецкой городской Думы от 11 мая 1890 года было решено «поставить памятник в виде городского мужского его имени училища и постановки перед ним бюста С.И. Беляева в вечное назидание молодому поколению его геройского патриотического подвига». По постановлению Думы последовало соизволение на присвоение образованному 3-классному городскому училищу имени Саввы Ивановича Беляева. Проект нового здания училища был разработан архитектором Трубниковым. В 1899 году был открыт и памятник. На небольшом чугунном постаменте с цоколем, облицованным финляндским гранитом, стоял чугунный бюст С.И. Беляева, покрытый бронзовкой. На пьедестале надпись: «Доблестному патриоту С.И. Беляеву благодарная Россия». Вокруг памятника была чугунная ограда на каменном фундаменте.

В конце 30-х годов XX века памятник был уничтожен. Кому он помешал? Неужели скромного судейского чиновника тоже посчитали «царским сатрапом»? Советские же «отцы города» вели себя в момент вражеского нашествия совсем по-другому. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков вспоминал, как в опустевшем Малоярославецком райисполкоме встретил чудом вырвавшегося из окружения маршала Буденного. Городские власти к тому времени уже покинули город, бросив жителей на произвол судьбы.

Впрочем, что там начальники крохотного Малоярославца. В 1941 году советские партийцы бежали целыми обкомами и даже целыми республиканскими правительствами. Так, уже 22 июня бежал из Каунаса в полном составе весь партийный и советский аппарат Литовской ССР. Утром 22 июня депутат Верховного Совета ЛССР и СССР поэтесса Саломея Нерис выступила с призывом к коммунистам вооружиться и защищать город. Поверившим ее призыву литовским коммунистам даже стали выдавать оружие^[32]. Однако уже в 15 часов с Каунасского вокзала ушел поезд с семьями партийных и советских работников, а в 19.00 на личных автомобилях из города уехали и сами партийцы. Часом позже Каунас оставили НКГЮ и НКВД, и вся милиция была снята со своих постов. Погрузившись на автомашины со всем своим домашним скарбом (вплоть до кроватей и матрацев), они покинули город вслед за правительством, вызвав невообразимую панику среди населения^[33]. Еще шли пограничные сражения, еще отчаянно сражалась на подступах к Вильнюсу 5-я танковая дивизия РККА, на границе геройски дрались гарнизоны недостроенных укреп- районов. А советские партийцы резво катили на машинах подальше от опасности. При оставлении Каунаса были брошены на произвол судьбы важные объекты, включая городскую радиостанцию, паника на улицах города и активизация националистического подполья (а НКВД, которое, по идее, должно было с ним бороться, удрало вслед за партийцами) внесли еще большую смуту и дезорганизацию в тылы действующей армии. А к брошенному советскими аппаратчиками Каунасу немцы вышли только к вечеру 24 июня.

Бежали партийцы и из других городов. Бежали на персональных машинах, с комфортом обгоняя толпы беженцев. Генерал Болдин вспоминал, как по дороге к линии фронта ему встретились несколько легковых машин. Впереди «ЗИС-101». Из его открытых окон торчат широкие листья фикуса. Оказалось, что это машина какого-то областного начальника^[34].

Конечно, таким людям памятник Савве Беляеву, что называется, «мозолил глаза». Лишь в 1944 году он был восстановлен на прежнем месте.

Во второй половине XIX — начале XX века российские чиновники столкнулись с новым врагом — революционерами-террористами. Последние стремились дезорганизовать систему государственного управления, а заодно и посеять панику среди верных правительству людей.«Прежде всего, должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации, и такие, внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство и, лишив его умных и энергических деятелей, потрясти его силу», — писал в своем «Катехизисе революционера» Сергей Нечаев. Поэтому убийства следовали одно за одним. Стреляли не только в городовых и чинов полиции, стреляли в чиновников почтового ведомства, «реакционных» преподавателей гимназий и профессоров университетов. С августа 1878 до конца 1880 года террористами было убито 27 человек и несколько десятков было ранено.

Убивали отнюдь не тех, кто жестче других боролся с революционерами, а тех, кого было проще убить. 25 марта 1878 года в Киеве был убит жандармский офицер барон Гейкинг. Один из революционеров так писал об этом убийстве:«Этот Гейкинг совершенно никакого зла революционерам не делал. Он относился к своей службе совершенно формально, без всякого особого усердия, а политическим арестованным делал всякие льготы. Его «политические» вообще любили, и Гейкинг считал себя, безусловно, в безопасности. Но именно потому, что он не берегся, его и порешили убить... Но ничего нет легче, как убить Гейкинга, который всем известен в лицо и ходит по улицам не остерегаясь».

Волну террора удалось остановить только после смерти императора Александра II. Смерть царя-освободителя «встряхнула» общество, и оно поддержало жесткие меры правительства Александра III, которые позволили разгромить революционные организации.

Министр внутренних дел Российской империи Д.С. Сипягин. Убит террористом 2 апреля 1902 года

Министр внутренних дел Российской империи В.К. фон Плеве. Убит террористом 15 июля 1904 года

И вот что хотелось бы отметить — современная Россия не понаслышке знает, что такое терроризм. Но по- прежнему в наших городах есть улицы, названные в честь террористов прошлого — Халтурина, Кибальчича, Софьи Перовской, Желябова и прочих злодеев, на руках которых кровь невинных людей. Вот так и живем — с одними террористами боремся, память других — почитаем.

Новая волна терроризма начала набирать силу в начале XX века. В 1902 году террористами был убит министр внутренних дел Дмитрий Сергеевич Сипягин.

Его преемник на этом посту Вячеслав Константинович фон Плеве был убит 15 июля 1904 года.

2 марта 1901 года был убит бывший ректор Императорского московского университета министр народного просвещения Российской империи Николай Павлович Бого- лепов. После начала первой русской революции террор стал массовым, о чем недвусмысленно свидетельствует ведомственный документ.

СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ О ЛИЦАХ, ПОСТРАДАВШИХ ПРИ ТЕРРОРИСТИЧЕСКИХ АКТАХ С ФЕВРАЛЯ 1905 г. ПО МАЙ 1906 г.

Составлено в ноябре 1906 г.

Вследствие резолюции Вашего Высокопревосходительства относительно проверки помещенных в «Практическом Враче» числовых данных об убитых и раненых при террористических покушениях с февраля 1905 г. по май 1906 г., имею честь доложить, что, на основании отзывов местных властей, числовые данные по сему предмету представляются в следующем виде:

Генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников — 8

Вице-губернаторов и советников губернских правлений — 5

Полицмейстеров, уездных начальников и исправников — 21

Жандармских офицеров — 8

Генералов (строевых) — 4

Офицеров (строевых) — 7

Приставов и их помощников — 79

Околоточных надзирателей — 125

Городовых — 346

Урядников — 57

Стражников — 257

Жандармских нижних чинов — 55

Агентов охраны — 18

Гражданских чинов — 85  (выделено мной. — А.М.)

Духовных лиц — 12

Сельских властей — 52

Землевладельцев — 51

Фабрикантов и старших служащих на фабриках — 54

Банкиров и крупных торговцев — 29

Всего: 1273

Как мы видим, чиновники были одной из основных мишеней для революционеров. Стандартным методом убийства чиновника было явиться на прием и, когда он рассматривает прошение, выстрелить в упор. Это косвенно свидетельствует о том, что в Российской империи попасть на прием к губернатору или даже министру было не просто, а очень просто.

Как реагировало чиновничество на эту угрозу? Надо отметить, что большинство чиновников мужественно продолжили исполнять свой долг в этих тяжелых условиях. Почти не было таких, кто подал в отставку или отказался от службы, спасая свою жизнь. Полковник Отдельного корпуса жандармов А.П. Мартынов вспоминал, как в бытность свою начальником Саратовского охранного отделения получил информацию о готовящемся покушении на губернатора. Не имея возможности предотвратить покушение (террористы готовились бросить бомбу в карету главы губернии во время пути в собор на праздничное богослужение), жандарм стал упрашивать графа Сергея Сергеевича Татищева не выезжать из дома в этот день. На что получил четкий и недвусмысленный ответ: «Ехать в этот день в собор мне необходимо. Это мой долг, а Ваш долг — попытаться сделать все возможное, чтобы предупредить покушение! Я не могу и не хочу допустить, чтобы кто-нибудь счел меня трусом!»^[35]

Самарский губернатор И. Л. Блок. Убит террористами 21 июля 1906 года

Точно так же вел себя по отношению к угрозе террористов и губернатор соседней Самарской губернии Иван Львович Блок. 21 июля 1906 года он был убит бомбой, брошенной в его карету террористом. Расследуя обстоятельства теракта, начальник Отдельного корпуса жандармов писал:«Покойный губернатор Блок вообще себя не берег и как бы бравировал, часто без всякой охраны являлся. Отвечал, что если суждено умереть, то уберечься трудно. Говорил я неоднократно полицмейстеру убедить губернатора быть осторожным, но и его предупреждений Блок не слушал»^[36].

Лучше всего позицию чиновничества выразил глава правительства Российской империи Петр Аркадьевич Столыпин (сам, кстати, переживший три покушения): «Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти паралич и воли, и мысли, все они сводятся к двум словам, обращенным к власти: «Руки вверх». На эти слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами:«Не запугаете»^[37].

Скажем несколько слов и о такой актуальной ныне теме, как привилегии. В императорской России они были четко прописаны в законодательстве и связывались с рангом чиновника и его деятельностью. Важно отметить, что эти документы были открытыми, доступными для ознакомления публике. Более того, общество было осведомлено и о личном благосостоянии чиновников (подробнее об этом мы расскажем в следующей главе). В целом же в частной жизни никаких особых преимуществ у чиновников не было. Приведем лишь один факт.

Известно, сколько проблем создают автомобилистам нынешние чиновники, перемещающиеся по дорогам с включенными мигалками на служебных автомобилях. А для высокопоставленных чинов порой перекрывают улицы и целые районы. А как с этим обстояло дело в Российской империи?

С 1 мая 1910 года на Россию возлагались обязательства по выполнению ратифицированной ею Международной конвенции (Париж, октябрь, 1909 г.) движения автомобилей, где излагались основные правила дорожного движения, требования к техническому состоянию автомобилей, содержалось описание первых дорожных знаков.

Общероссийских правил дорожного движения тогда не существовало (они появились лишь в 1961 году) — каждая губерния принимала свои правила с учетом местных условий. В музеях сохранилось немало экземпляров таких правил. Примечательно, что ни один из них не содержал требования уступить дорогу «спецтранспорту». Возьмем, к примеру, Владимирские правила езды на автоматических экипажах от 1916 года. Пункт 14 содержал следующее положение:«Езда по некоторым улицам по распоряжению полиции может быть останавливаема в нижеследующих случаях: а) в дни пребывания во Владимире Высочайших Особ (то есть Государя Императора и членов его семьи), б) в разных торжественных случаях, в) во время Крестных ходов и г) вообще в местах большого случайного скопления экипажей, а равно и публики, по каким бы то ни было причинам».

Отметим, что, во-первых, этот пункт правил четко прописывал ситуации, когда правоохранительные органы имеют право перекрывать движение, — в современной России такие действия регулируются внутриведомственными инструкциями, во-вторых, перекрывать движение полиция имела право только для Высочайших Особ, то есть лично главы государства, но сие не распространялось на чиновников, сколь бы высокого ранга они ни были.

Впрочем, отдельные попытки подхалимажа со стороны полицейских чинов своему начальству все-таки были, но решительно пресекались сверху. В 1905 году московский градоначальник генерал-майор Волков издал следующий приказ:

«Проезжая по городу, я усмотрел, что некоторые постовые городовые, заметив мое приближение, поспешно останавливают движение экипажей, освобождая путь для моего проезда.

Находя, что поддержание правильного движения экипажей, согласно требованиям обязательных постановлений городской Думы, вполне достаточно для устранения затруднений в уличном движении и что при точном исполнении сих требований всякие поспешные экстренные меры к освобождению проездов являются излишними, предлагаю приставам разъяснить городовым, чтобы они, как во всякое время, так и при моих проездах, ограничивались лишь поддержанием установленного порядка движения».

И не только издал, но опубликовал его в московских газетах. Честь русского чиновника не позволяла ему публично по-хамски относиться к жителям города, порядок в котором он охранял.

У читателя может сложиться впечатление, что автор идеализирует чиновников Российской империи, говорит только об их достоинствах, не замечая недостатков. Но о недостатках русских чиновников в советское время не писал только ленивый, так что вряд ли тут можно сказать что- то новое. А вот добрых слов о них очень давно не звучало.

Конечно, бюрократия — всегда бюрократия с присущими ей пороками и недостатками. Которые были, есть и будут всегда и у всех народов. Рассмотрев миф об огромной и неповоротливой российской бюрократии, мы видим, насколько далек он был от реальности, что Россия развивалась не «вопреки косности и предубеждениям» чиновников, но во многом благодаря их деятельности на пользу Отечества.

Миф второй.
«ВОРУЮТ!»
(О российском казнокрадстве, мздоимстве, а заодно и о прочем воровстве)

Разговор на эту тему хотелось бы начать с рассмотрения небольшого исторического анекдота, цитатой из которого озаглавлена эта глава. Фразу эту якобы произнес Николай Михайлович Карамзин, когда во время своего путешествия по Европе прибыл в Париж и отвечал на вопрос соотечественников, что происходит в России. Классическая версия этого исторического анекдота звучит так:

Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его:

— Что, в двух словах, происходит на родине?

Карамзину и двух слов не понадобилось.

— Воруют, — ответил Карамзин...

Звучит красиво, но, скорее всего, таких слов Николай Михайлович никогда не произносил, и весь сей диалог выдумка от начала и до конца. Во-первых, Карамзин был во Франции в 1790 году, в самый разгар Великой французской революции. И никаких «эмигрантов» из России во Франции не было и быть не могло. Потому что иностранцы старались держаться от революционного Парижа подальше, так как жить в нем было весьма трудно и небезопасно. Напротив, французские роялисты бежали из Франции в Россию. Во-вторых, в «Письмах русского путешественника» Карамзин с дотошной подробностью описал свое пребывание в Париже буквально по часам. И точно указал, с кем из русских он общался — с посланником Симолиным и двумя его сотрудниками. Вряд ли опытные дипломаты, до предела загруженные работой (подробные депеши уходили из Парижа в Санкт-Петербург каждые три дня), стали расспрашивать приехавшего из России о том, что происходит на Родине. Во всяком случае, никаких исторических источников у этого анекдота нет.

Тем не менее такой анекдот появился и продолжает активно цитироваться к месту и не к месту, напоминая нам о том, что в России казнокрадство, коррупция, а в широком смысле слова — воровство всегда было национальным качеством. Рассмотрим этот миф подробнее. Для начала отметим, что такие пороки, как казнокрадство и коррупция, были неизбежными болезнями всех обществ — от античных полисов до современных либеральных демократий. Нет ни одной страны мира, которой удалось бы этого избежать. Поэтому нашей целью будет не доказать, что в Российской империи вообще не было воровства, а показать реальные масштабы этого явления, рассказать о том, как с ним боролись и каких успехов достигли в этой борьбе.

Обратимся к истории вопроса, но, прежде чем сделать это, напомним читателю, что моральные и юридические нормы существенно эволюционировали с течением времени, и то, что считалось вполне обычным, скажем, лет 400 назад, сейчас может показаться страшным и ужасным.

Итак, начнем с начала, а вернее, с момента, когда в российской истории тема коррупции и казнокрадства стала играть заметное место. Случилось это в смутную пору, «когда Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужала с гением Петра». Безусловно, воровство существовало и в допетровской России, но, по авторитетному мнению историков, за общеевропейские рамки не выходило. Более того, в отличие от Западной Европы в России существовали сферы, почти полностью свободные от коррупции, например дипломатия. Русские послы имели славу самых жестких и бескомпромиссных переговорщиков во всей Европе. На эти должности назначали людей с немалым состоянием, поэтому подкупить русского посла было практически невозможно. Что же изменилось с приходом к власти Петра Алексеевича?

Во-первых, даже после переворота, в ходе которого была отстранена от власти боярская группировка Милославских во главе с царевной Софьей, власть на некоторое время захватила боярская группировка Нарышкиных — людей «худородных», «жадных до богатства», по свидетельству современников.

Во-вторых, ближайшее окружение молодого царя составили люди не просто «худородные», а вовсе простого происхождения, а потому бедные и стремящиеся в обогащению. Сам Петр, руководствуясь принципом «знатность по годности считать», приближал к себе людей энергичных, с деловой хваткой, смелых, а вот отсутствие твердых нравственных принципов царя беспокоило мало. В результате среди «птенцов гнезда Петрова» заметное место играли безродные авантюристы, склонные к обогащению за чужой, а особенно за казенный счет.

В-третьих, сам Петр, вопреки распространенному о нем мифу, был человеком, легко поддающимся влиянию своего окружения, говоря современным языком — манипулируемым. Это наглядно проявилось в так называемом «деле царевича Алексея», когда под давлением окружения государь нарушил свое обещание помиловать сына, подверг его суду, а потом и казни. Естественно, что эта особенность характера царя способствовала уходу даже разоблаченных казнокрадов от ответственности

И, наконец, в-четвертых, сама эпоха преобразований, когда один государственный механизм заменяется на другой, когда общественный уклад жизни страны подвергается кардинальным изменениям, открывает широкие возможности для ловли рыбы в мутной воде.

И неудивительно, что в первой четверти XVIII века казнокрадство и коррупция приняли невиданный в истории России размах. Так, в 1714 году вскрылось дело о махинациях с подрядами на поставку продовольствия для армии и строящегося Санкт-Петербурга. Замешанными в деле оказались наиболее доверенные приближенные Петра I — А.Д. Меншиков (губернатор Санкт-Петербурга, президент Военной коллегии и т.д.); Ф.М. Апраксин (генерал-адмирал, главнокомандующий российским флотом); Г.И. Головкин (государственный канцлер), А.В. Кикин, У. Сенявин и другие^[38].

От самого «полудержавного властелина» потребовали отчет о расходовании 1 163 026 рублей казенных денег (сумма колоссальная, равняющаяся примерно 1/3 годового бюджета всей Российской империи). В результате разбирательства от Светлейшего потребовали вернуть государству 615 608 рублей, но реально взыскать удалось лишь четверть этой суммы, а остальное князю «простили». Примечательно, что никакого другого наказания за свое «воровство» Меншиков не понес^[39].

Другим казнокрадам порой приходилось платить жизнью за свою деятельность. 16 марта 1721 года в Петербурге был повешен по приговору суда сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин. Дело против него тянулось с 1714 года и поначалу было прекращено после того, как чиновник вернул в казну 215 тыс. рублей (убытков прокуратура насчитала на все 350 тыс.). Лишь в 1719 году оно было возобновлено и на этот раз дошло до строгого суда. Но поставить заслон коррупции и казнокрадству тогда не удалось.

Не удалось и позже. Фактически весь XVIII век стал своего рода «золотым веком» российской коррупции — новый аппарат государственного управления, основанный на новых принципах, требовал и соответствующих расходов. А финансовое состояние страны после продолжавшейся 21 год Северной войны и азиатских авантюр конца правления первого императора было тяжелым, если не сказать бедственным. В эпоху Анны Иоанновны на полном серьезе обсуждался проект отмены выплаты чиновникам жалованья вообще — зачем платить, коли и так со взяток кормятся? А те, которым взятки не дают, стало быть, никому и не нужны.

Другим важным фактором стал династический кризис. Своим указом о престолонаследии Петр Первый обрек страну на целый век неразберихи. Если прежде принципы наследования трона соответствовали принципам наследования традиционного гражданского права — от отца к старшему сыну, то петровский указ предусматривал для государя возможность самому выбирать себе наследника. Трижды в XVIII веке русские императрицы пытались воспользоваться этим указом и всякий раз неудачно — избранный ими наследник трона не получал. Лишь после восшествия на престол императора Павла Петровича в 1796 году проблема порядка престолонаследия была решена раз и навсегда. Принятый им «Акт о престолонаследии» заново вводил принципы традиционного права и был настолько хорошо продуман, что даже сейчас, спустя почти сто лет после убийства последнего царя, можно найти законных наследников российского престола.

Какое это имеет отношение к вопросу о воровстве и коррупции, спросит читатель. Дело в том, что при монархическом государственном устройстве механизмы борьбы с нечестностью госслужащих работают совсем по-другому, нежели при знакомой нам демократии. В современном нам государстве чиновник является обычным служащим по найму, и, как мы уже говорили выше, в основе его мотивации лежит материальная выгода — мне платят зарплату, я делаю свою работу. Такой подход делает управленца уязвимым перед предложением материальных благ со стороны. Важно также, что положение высших чиновников, включая главу демократического государства, ничем не отличается от чиновников нижестоящих. В результате коррупция является одной из главных проблем для демократии.

Конечно, демократическое общество уделяет значительное внимание борьбе с коррупцией, стремясь, с одной стороны, ограничить зону ответственности чиновников, а с другой — создавая мощные органы по борьбе с коррупцией. Все это приводит к значительному увеличению государственного аппарата, а также к снижению его эффективности..

Несколько по-другому обстоит дело в монархии. Как мы уже говорили ранее, мотивация чиновника не ограничивается лишь получением материального вознаграждения за проделанную работу, но может иметь в своей основе идею служения государю как форму религиозного служения. Для такого человека подкуп будет не просто нарушением должностных инструкций, но и религиозным проступком. Безусловно, далеко не все чиновники являют собой образец добродетели и строгого следования долгу, но важно, что сама идеология государственной службы при монархии не допускает принятие посулов со стороны.

Важно отметить принципиальную разницу в распространении коррупции в монархическом и демократическом обществах — при демократии уровень коррумпированности чиновников возрастает снизу вверх, то есть наиболее коррумпированными являются управленцы высшего звена. При монархии, напротив, отбор чиновников идет таким образом, что уровень коррупции снижается с ростом служебного положения.

Борьба с коррупцией при монархии значительно отличается от таковой при демократии. Отличается наличием на самом верху государственной пирамиды человека, который в принципе не может быть подвергнут коррупции, — государя. И именно это позволяет вести успешную борьбу с коррупцией на самом высоком уровне, даже среди лиц, приближенных к особе его императорского величества. Угроза «дойду до государя» была не пустым звуком и вводила в трепет немалое число чиновников.

Советские историки и публицисты, рассуждая о расцвете воровства и взяточничества среди государственного аппарата Российской империи, любили цитировать фразу Николая I, якобы сказанную им своему сыну, будущему царю-освободителю: «Мне порой кажется, что только два человека в России не воруют — я и ты». Эта фраза должна была иллюстрировать разложение и безнравственный характер «реакционного царского режима».

Не будем выяснять, говорил ли государь такую фразу или она представляет выдумку позднейших историков. Обратимся к ее смыслу. И подумаем — не позавидовать ли нам жителям такого государства, где целых два человека гарантированно свободны от коррупции и занимают при этом два самых высших государственных поста. Глядя на современные российские реалии, поневоле позавидуешь далеким предкам, которые хотя бы могли не сомневаться в честности правителя своего государства.

Однако большую часть XVIII века этот механизм не работал — и Елизавета Петровна, и Екатерина II пришли к власти в результате дворцовых переворотов, более того, все время их правления в стране находились законные наследники императорского престола — соответственно Иоанн Антонович и Павел Петрович. Поэтому государыни были вынуждены считаться с возможностью нового переворота и передачи власти законным претендентам. Это повышало их зависимость от окружения, аристократии, верхушки чиновничьего аппарата и затрудняло эффективную борьбу с коррупцией. При дворе обеих императриц процветал фаворитизм.

Гавриил Романович Державин, служивший при дворе Екатерины, вспоминал, как сама императрица порой была бессильна принять меры против влиятельных фигур: «Она царствовала политически, наблюдая свои выгоды или поблажая своим вельможам, дабы по маловажным проступкам не раздражать их и против себя не поставить... Как она говаривала пословицу «живи и жить давай другим», и так поступала...»^[40]

Однако даже в это время уровень коррумпированности российского госаппарата не выделялся на общеевропейском фоне. Более того, если в Европе того времени появлялось такое явление, как легализация коррупции — например, в Англии и Франции совершенно открыто и легально продавались офицерские звания в армии, — то в России коррупция принимала в основном форму непотизма, то есть хорошо знакомого нам по советским временам блата.

В самом деле, подкупить взяткой вельможу, владеющего тысячами душ крепостных и огромным богатством, сложно, а вот упросить его оказать помощь «нужному человеку» — это было нормальным, умные и преданные люди всегда будут полезными.

А «государеву оку» — прокуратуре Российской империи приходилось порой практиковать весьма необычные методы борьбы с коррупцией. Хорошо иллюстрирует нравы тех времен разговор, состоявшийся между генерал-прокурором Я.П. Шаховским и видным государственным сановником графом П.И. Шуваловым, в ведомстве которого органы прокуратуры нашли значительные упущения.

В ходе встречи «П.И. Шувалов обвинял генерал-прокурора в том, что он напрасно причиняет ему неприятности. Шаховской отвечал, что он пытается пресекать только «противозаконные поступки» Шувалова, «основанные на личных выгодах», а также корысти. «Ваше сиятельство! Теперь вы уже довольно богаты и имеете большие доходы, — сказал Шаховской, — а я, при всех высоких титлах своих, и не мыслил еще о каких-либо приобретениях. Дадим в присутствии его превосходительства (устроителя встречи графа И.И. Шувалова. — А.М.) честное слово друг другу: отныне впредь не заниматься более увеличением нашего достояния, не следовать влечению страстей своих, отступая от обязанностей и справедливости; но идти прямым путем, куда долг, честь и общая польза сограждан будет нас призывать. Тогда только соглашусь я носить имя вернейшего друга вашего, в противном случае молчать пред вами, угождать вам я не буду, чего бы мне того ни стоило»^[41].

Такие призывы к нравственному чувству и чести не оставались без ответа — для дворян и сановников XVIII века это были не пустые слова. И вельможи того времени не только не путали государственный карман со своим, но порой поступали и прямо наоборот — оплачивая из своих личных средств государственные нужды. Например, светлейший князь Потемкин, представив государыне императрице программу заселения Новороссии, приступил к ее выполнению за собственный счет, не дожидаясь начала казенного финансирования.

Ситуация претерпела кардинальные изменения с восстановлением в стране нормального порядка престолонаследия при императоре Павле I и его сыновьях. Чиновники быстро почувствовали на себе крепкую руку законного государя. Во время правления Александра I Благословенного было положено начало коренному преобразованию системы государственной службы империи — вместо устаревших коллегий были введены министерства, единолично возглавляемые министром, несущим персональную ответственность перед государем за состояние дел во вверенной ему сфере деятельности. Однако сложная внешнеполитическая ситуация помешала государю довести дело до конца.

Совершенствование аппарата государственной службы стало одним из основных направлений деятельности императора Николая I. Уже 6 декабря 1826 года (то есть спустя менее года после взошествия на престол) государь образует Особый комитет, целями которого было «обозреть настоящее положение всех частей управления, дабы из сих соображений вывести правила к лучшему их устройству и исправлению»^[42]. Важную роль в работе комитета играл тайный советник Михаил Михайлович Сперанский. В наших учебниках истории обычно обращают внимание на роль этого выдающегося человека во времена правления Александра I, когда по его инициативе в России появились новые органы государственной власти — Государственный совет, а также рассматривался вопрос о введении конституции. Но на самом деле по-настоящему широко ему удалось проявить свои таланты государственного деятеля в следующее царствование. Именно под его руководством была проделана колоссальная работа по кодификации всего законодательства империи, завершившаяся созданием Полного свода законов Российской империи, а также Свода действующих законов Российской империи. Были выработаны правила документооборота, регламентирована работа чиновничьего аппарата.

Важное место в этой деятельности занимала борьба с казнокрадством и взяточничеством. И надо отметить, правительству удалось добиться существенных успехов. Меры принимались самые разные. От ужесточения контроля, до... попыток воздействовать на чиновников силой искусства. Например, по личному указанию государя в столичных и всех губернских театрах Российской империи состоялась постановка знаменитой комедии Н.В. Гоголя «Ревизор». Как мы уже упоминали выше, сам Николай Васильевич отдал долгие годы государственной службе и хорошо знал предмет своей сатиры.

Название комедии далеко не случайно — одним из наиболее эффективных методов борьбы с коррупцией на местах в Российской империи были неподкупные и обладающие большими полномочиями сенатские ревизии. Сенат, комплектовавшийся путем личных назначений государя, был грозой проворовавшихся чиновников. Правительству удалось практически полностью очистить от коррупции систему прокуратуры, а также сформировать особую структуру — Отдельный корпус жандармов, практически полностью свободный от этого порока. Не случайно с известием о настоящем ревизоре из Петербурга в финальной сцене комедии Гоголя появляется не кто-нибудь, а жандарм.

Образец записи в «Списке гражданским чинам»

Конечно, полностью победить коррупцию не удалось, но успехи были достигнуты немалые. Так, современные исследователи А.Г. Звягинцев и Ю.Г. Попов, изучив и описав биографии всех генерал-прокуроров Российской империи в период от создания этой должности до февраля 1917 года, нашли только одного чиновника на этом посту, подверженного коррупции^[43]. Один корыстолюбивый чиновник во главе ведомства, отвечающего за законность в империи, за триста лет!

Важным фактором борьбы с «воровством» на государственной службе стала начавшаяся в правление императора Александра II система публикации имущественного положения чиновников империи. Периодически, как правило, раз в год, выходили книги, которые так и назывались — «Список гражданским чинам» такого-то ведомства. В этих книгах, доступных для широкой публики, были приведены сведения о службе чиновника, его наградах, поощрениях и, что не менее важно, взысканиях, а также о размере получаемого им жалованья и наличии имущества. Причем имущество указывалось не только личное, но и «состоящее за женой», как наследственное, так и приобретенное.

Имея на руках такой список, каждый мог сравнить декларируемое положение чиновника и реальное. Можем ли мы представить себе подобную открытость в современной России или других странах, гордо именующих себя демократиями?

С.В. Волков, проведя анализ большого числа таких списков высших чиновников империи (чины 1—4-го классов), отметил «крайне слабую связь чиновников с собственностью». Из всех высших чинов наследственную, приобретенную или «за женой и родителями» собственность имели менее трети — 29,5%^[44].

Работая над биографией председателя Совета министров России П.А. Столыпина, министр финансов Правительства РФ в 1993—1994 годах Б.Г. Федоров был поражен уровнем честности царского министра: «Я считаю Петра Аркадьевича Столыпина редким для России образцом честного государственного деятеля и чиновника, который никогда ничего не делал для себя и своей семьи, используя служебное положение. Он всегда боролся с негативными явлениями в правительственной деятельности типа коррупции»^[45]. Итоги этой борьбы бывший министр оценил так:«Если бы все преемники П. Столыпина на посту премьер-министра, в том числе и в наше время, действовали бы так же решительно, то сегодня мы не имели бы все тех же проблем»^[46].

Такая оценка, высказанная человеком, не понаслышке знакомым с размахом коррупции в современной России, стоит многого.

Исторически подкованный читатель скажет: это все, конечно, хорошо, но как быть с влиянием на государя его придворного окружения? Пресловутой «придворной камарильи», которая в обход чиновников может использовать личное расположение монарха в целях материального обогащения?

Прежде всего отметим, что сведения об «огромных тратах» монарших родственников и фаворитов зачастую являются искусственно раздутыми политическими и династическими противниками государя — попросту говоря, революционерами. Приведем лишь один пример — в начале Русско-японской войны революционные круги распространяли в России слухи, что главной причиной конфликта являются имущественные интересы придворной группы во главе с адмиралом Безобразовым, заинтересованной в получении прибылей от лесной концессии в Корее. Типичный пример такой пропаганды приводит в своем романе «Цусима» участник похода 2-й эскадры Тихого океана А.С. Новиков:

«— Хоть было бы за что воевать, а то за дрова.

В разговорах вопреки официальным сообщениям все чаще и чаще указывали как на причину войны на лесные концессии в Корее, на реке Ялу, где были замешаны адмиралы Абаза, Без- образов и высочайшие особы. Слух об этом давно уже начал проникать и на корабли»^[47].

Конечно, здравомыслящий человек мог бы задать вопрос: что, в России совсем леса кончились, раз придворное окружение царя польстилось на плохонькую корейскую древесину? Но таких людей было мало.

В реальности же, действуя в качестве личного эмиссара государя, адмирал Безобразов принял ряд важных мер по обеспечению безопасности дальневосточных рубежей России, чья деятельность заслужила высокую оценку советского военного историка и теоретика А. Свечина: «Как бы то ни было, но вмешательство Безобразова за четыре месяца 1903 года дало больше, чем пять с половиной лет работы Куропаткина во главе военного министерства»^[48]. Раскрывает Свечин и сущность пресловутой лесной концессии: «Помимо этой внутренней связи между двумя русскими форпостами на Дальнем Востоке — Владивостоком и Порт-Артуром — являлась необходимость и во внешней линии связи, проходящей на границе Кореи и Маньчжурии по рекам Тумени и Ялу. Здесь требовалось передовое прикрытие, хотя бы небольшое, пограничная стража, которая бы сдерживала выдвижение японцев из Кореи в Маньчжурию еще до начала войны. На расположение такой пограничной стражи на чужой границе русский империализм не имел официального права. Требовался предлог, чтобы взять эту границу в кредит, завести здесь вооруженных людей, неофициальную пограничную охрану. В практике империалистов всех стран такие предлоги легко находятся при охране особых коммерческих предприятий, в особенности когда последние юридически оформлены в концессию.

Эту линию последовательного империализма, линию не отступать без борьбы — представлял Безобразов. За концессией дело не стало. У одного из Владивостокских коммерсантов имелась концессия на рубку леса на реке Ялу, но это предприятие оказывалось убыточным и поэтому не реализовывалось. Безобразов передал эту концессию фиктивному обществу под председательством дворцового коменданта Гессе. Конечно, о крупных прибылях здесь мечтать не приходилось, так как основной смысл концессии заключался в том, чтобы нанять русских офицеров и уходивших в запас сибирских стрелков и создать из них ряд постов на границе Маньчжурии. Содержание пограничной стражи доходным предприятием быть не может. А небольшой лесопильный завод в Ионампо был только маской к этой пограничной страже»^[49]. Таким образом, пресловутые концессии были лишь одной из форм военных приготовлений России к войне на Дальнем Востоке и, уж конечно, не могли послужить ее причиной.

Тем не менее дыма без огня не бывает, и в ближайшем окружении монарха действительно могут встречаться нечистые на руку люди. Проблема в том, что придворное окружение формируется несколько на других принципах, чем государственный аппарат. Еще Фонвизин писал: «Государь дает милости и чины тем, кто достоин, и свою дружбу — тем, кому изволит». Окружение монарха формируется на основе человеческих симпатий и родственных чувств, и здесь государь, как и всякий человек, может ошибиться и не разглядеть недобросовестного человека.

Столкнувшись с фактами коррупции в окружении своего отца, императора Александра II, царь-миротворец Александр III, взойдя на престол, озаботился принятием мер по сокращению численности лиц, пользующихся правами членов императорской фамилии, а также принял особый устав, регламентирующий их обязанности, что несколько сняло остроту проблемы. С этого времени роль придворных кругов в российской политике значительно снизилась, что вызывало с их стороны некоторое недовольство.

«На правах его двоюродного дяди и старшего я иногда говорил с государем о государственных делах, но я ничего не приукрашал. Я ссылался на историю, экономику, русские и иностранные прецеденты. Но это был глас вопиющего в пустыне. Мои призывы не достигали цели. Я был «Сандро», товарищем его детских игр, мужем его любимой сестры Ксении. Он знал, как меня парировать, переходя на шутливый тон нашей молодости»^[50], — вспоминал о своих безуспешных попытках повлиять на государя великий князь Александр Михайлович. И действительно, если к началу правления Николая II члены императорской фамилии занимали ряд важных постов в сфере государственного управления — московского генерал-губернатора (великий князь Сергей Александрович), командующего Петербургским военным округом (великий князь Николай Николаевич младший), генерал-адмирала (великий князь Алексей Александрович) и ряд других, то к 1916 году на руководящих постах осталось только двое — командующий Кавказским фронтом великий князь Николай Николаевич младший и уже упомянутый великий князь Александр Михайлович, руководивший русской военной авиацией. Исследователи не исключают, что именно отстранение от власти родственников государя и привлекло многих из них в ряды заговорщиков в феврале 1917 года.

Таким образом, коррупция в Российской империи, конечно же, была, но ее масштабы были куда скромнее, чем в других странах и современной нам России. Однако эффективная борьба с коррупцией неожиданно стала одной из причин революции, произошедшей в феврале 1917 года. А дело было так.

Начавшаяся 1 августа 1914 года Первая мировая война оказалась совсем не похожей на предыдущие войны. Впервые на полях сражений сошлись в противоборстве не армии, а фактически вооруженные нации. Участие в таком конфликте потребовало напряжения всех сил страны, подчинения всех сфер жизни одной цели — победе. Такой характер войны оказался неожиданным для всех ее участников. Современные исторические публицисты левого толка любят упрекать царское правительство в отсутствии подготовки к мобилизации промышленности, других сфер хозяйства страны, «забывая», что само понятие «мобилизация экономики» родилось по итогам Великой войны и что ни одна из стран до 1914 года не задумывалась об этих проблемах. Всем пришлось решать эту задачу буквально на ходу, по мере осознания.

Особенностью промышленного уклада Российской империи было преимущественное сосредоточение военного производства на государственных («казенных») заводах Военного, Морского и Горного ведомств. Это, с одной стороны, гарантировало военному руководству точное и своевременное выполнение своих заказов по приемлемым ценам, но, с другой, фактически отстраняло частную промышленность от выгодных во всем мире военных заказов.

В некоторых областях, например в судостроении, государству удавалось сочетать использование казенных и частных заводов, удовлетворяя как свои интересы, так и интересы промышленников. В большинстве других сфер военное производство было практически полностью монополизировано государством (производство стрелкового оружия, полевой и тяжелой артиллерии, большинства боеприпасов и т.д.). Частные промышленники отыгрывались тем, что, вступая в синдикативные сговоры, завышали для казенных заводов цены на сырье, металл, топливо и т.д. Выход государство видело, с одной стороны, в дальнейшем развитии казенной промышленности, чтобы избавить ее от зависимости от сторонних поставщиков, а также в развитии анти- синдикатного законодательства. Решительные шаги в этой сфере были предприняты как раз накануне Первой мировой войны — 18 марта 1914 года^[51].

После начала войны стало ясно, что существующие казенные промышленные мощности не в состоянии обеспечить армию требующимся количеством вооружений. Правительство прибегло к трем основным путям решения проблемы — модернизации казенных предприятий и строительству новых, закупке вооружений за границей и, наконец, привлечению к выполнению военных заказов частной промышленности. Благо сами промышленники с началом войны выражали патриотическое желание послужить отечеству.

В мае 1915 года на съезде представителей промышленности и торговли были организованы Военно-промышленные комитеты, которые в июле возглавил Центральный военно-промышленный комитет во главе с известным деятелем А. Гучковым. Реальными целями создателей этих структур было, во-первых, получение сверхприбылей от военных заказов, а во-вторых, использование самих структур как политической базы для штурма власти.

С выполнением заказов на нужды фронта дело обстояло весьма посредственно, если не сказать плохо — реальное выполнение заказов структурами ЦВПК составляло не более 6-7% от намеченного^[52]. И если казенная промышленность набирала обороты, стремительно наращивая темпы производства (об этом мы подробнее расскажем в главе об «отсталости России»), то структуры ВПК преуспели лишь в той сфере, которую в современной России называют PR-технологиями. При этом они всячески противились контролю своей деятельности со стороны «царской бюрократии» и не уставали распускать слухи о «неспособности и бездарности правительства». Факты свидетельствуют об обратном — правительство Российской империи в тяжелейших условиях мировой войны проявило себя как эффективная управленческая структура, способная оперативно и качественно решать насущные задачи, а вот достижений его критиков современные историки не отмечают.

Такая ситуация вызывала вполне законное недовольство у правительства, которое выразил премьер-министр империи Борис Владимирович Штюрмер в докладе государю императору от 10 сентября 1916 года: «Его Императорскому Величеству было мной представлено, что во исполнение высказанного им минувшим летом взгляда о желательности обнародования во всеобщее сведение данных, доказывающих, что успешность деятельности общественных учреждений по обслуживанию нужд армии обеспечивается исключительно средствами казны»^[53]. Парадоксальная ситуация — чиновники выступают за гласный и открытый отчет о деятельности общественной организации, а та всеми силами пытается этого избежать!

Одновременно правительство сокращает заказы ЦВПК, переходя к адресной работе с хорошо зарекомендовавшими себя предпринимателями, а о расходовании уже отпущенных сумм потребовало строгого отчета. Для раскрытия махинаций были созданы две особые комиссии Сената. В ответ структуры ВПК резко активизировали свою оппозиционную деятельность. «Чем хуже шли дела у комитетов, тем агрессивнее становились их требования смены политического курса и «ответственного министерства», — подчеркивает современный историк^[54].

Одним из первых шагов Временного правительства после победы революции стало немедленное прекращение расследования деятельности ЦВПК и уничтожение следственных материалов. Не простили победившие расхитители казенных средств и премьер-министра Штюрмера. Сразу после переворота бывший глава правительства империи был арестован, а потом замучен в Петропавловской крепости.

Ряд современных историков полагают, что если бы правительство «закрыло глаза» на «нецелевое расходование казенных средств» промышленниками и отложило бы следственные действия до победы, то, возможно, оппозиция и не сумела бы перейти к столь решительным действиям. С нашей точки зрения, такое предположение невозможно по двум причинам — во- первых, заговор феврали- стов не исчерпывался только промышленниками, и такими мерами полностью с ним справиться бы не удалось, а во-вторых, сама система организации власти в Российской империи в силу своих органических оснований (о которых мы отчасти говорили выше) не могла смириться со столь неприкрытым казнокрадством.

В заключение этой главы скажем несколько слов и о «воровстве» в привычном нам смысле этого слова, то есть о преступности и степени ее распространения в империи. Одним из распространенных заблуждений является мнение, высказываемое даже многими специалистами, о невозможности объективно оценить уровень преступности в дореволюционной России ввиду несовершенства тогдашнего статистического аппарата.

Последний председатель Совета министров Российской империи Борис Владимирович Штюрмер. Убит в Петропавловской тюрьме в 1917 году

Однако после проведения первой Всероссийской переписи 1897 года в распоряжении статистиков и нынешних историков оказался достаточный материал для анализа, а формат статистических данных позволяет сравнивать их с современными.

Вот как выглядела статистика преступности в России в 1913 году. Для сравнения мы приведем некоторые показатели по преступности в Российской Федерации в 2005 году, почерпнутые с официального сайта МВД РФ.

Из представленных в таблице данных мы можем увидеть, что число преступлений за минувший век возросло почти ровно в 10 раз. На самом деле преступность увеличилась несколько больше, так как в Российской империи в 1913 году проживало 174 миллиона человек, а в Российской Федерации в 2005 году — 143 миллиона.

Примечательно, что число убийств за минувший век практически не изменилось, и основной рост преступности произошел за счет увеличения числа краж, экономических преступлений, торговли наркотиками и т.д. Вот и наглядный ответ на вопрос — было ли воровство так уж распространено в старой России? Воровать, конечно, воровали — ибо и тогда жили на русской земле не ангелы, но люди, но масштабы сей проблемы были в десять раз меньше, чем сейчас. Вдумайся, читатель, в эту цифру — в десять раз. Поэтому до революции в русских деревнях почти никогда не запирали на замки дома, а в городах ключи от квартир сдавали дворнику или швейцару.

Итак, миф о том, что в России только и делают, что «воруют», не нашел у нас подтверждения фактами. Напротив, мы увидели, как русское правительство создало прозрачную для общества и эффективную борьбу с коррупцией, и масштабы этого явления были куда меньше нынешних.

То же самое мы видим и в отношении воровства в буквальном смысле этого слова — воровали в старой России в десять раз реже, чем сейчас. Почему? Может, потому, что люди были другими? Верующими, которые помнили о том, что воровать грешно. И главным препятствием на пути воровства как простых людей, так и чиновников были не жесткие полицейские меры, а совесть добрая. Или просто «темными»? Вот о «темноте» и малопросвещенности России мы и продолжим наш разговор.

Миф третий.
«ТЕМНОЕ ЦАРСТВО»
(о том, насколько хорошо русские люди знали грамоту)

В 120 верстах к западу от Москвы, на самой границе со Смоленской областью, на карте можно отыскать две деревни — Острицы 1-е и Острицы 2-е. Расстояние между ними примерно 7 километров. Сами деревеньки небольшие — в Острицах с номером 1 домов осталось всего семь штук, да и живут там по большей части летом московские да можайские дачники. В 2002 году автору довелось пообщаться с одной из последних постоянных жительниц села. Она рассказала много интересного о том, что крошечная ныне деревня еще сто лет назад была большим селом, волостным центром. Что стояла в ней красивая церковь, что на огромном ровном поле была ярмарка и конский торг. Что в селе была земская школа, для которой построили три больших каменных здания, а оборудование выписали из Петербурга. Особенно запомнилось нашей собеседнице большое и искусно сделанное чучело рыси. Ничего не напоминает сейчас в Острицах о тех временах — между двумя осколками некогда большого села растет лес, и дорога сквозь него постепенно зарастает, от церкви осталась лишь груда битого кирпича. Коллективизация, война, программа неперспективных деревень в Нечерноземье... Пустое место на месте школы, пустота в памяти, заполняемая мифами.

Одним из самых распространенных мифов о Российской империи является утверждение о массовой неграмотности ее жителей, слаборазвитой системе образования, причем, согласно советской версии мифа, причиной слабого распространения просвещения были не только объективные факторы, но и политика правительства, которое-де стремилось сохранить народ в невежественном состоянии, чтобы укрепить свое положение у власти.

До сих пор в исторической публицистике и даже в некоторых учебных пособиях встречаются упоминания о 6% грамотных людей в России в 1916 году или глубокомысленные обсуждения пресловутого «указа о кухаркиных детях»...

Причиной появления мифа было, во-первых, стремление большевиков приписать себе заслуги в образовании народа, во-вторых, клевета на старую власть с целью лишний раз подчеркнуть ее антинародный характер и, в-третьих, в очередной раз отбить интерес к прошлому своей страны и своих предков. В России, где образование всегда считалось большой ценностью, гражданам старались внушить мысль о почти поголовной неграмотности их предков и тем самым посеять снисходительное отношение к ним — что с них взять, мол, темные невежественные крестьяне...

А что же было на самом деле? Для начала попытаемся ответить на вопрос, сколько же в России начала XX века было грамотных и образованных людей и к каким сословиям они принадлежали.

Похвальный лист, выданный ученице земского начального училища Екатерине Ивановой. 1905 год

Первая общероссийская перепись населения, состоявшаяся в 1897 году, показала, что средний процент грамотности населения составляет 21,1%, то есть грамотными являлись 26,5 млн человек из 125,6 млн тогдашнего населения страны. Но и сами эти цифры нельзя напрямую, что называется «в лоб», сравнивать с современными показателями. Как вы думаете, читатель, есть ли сейчас в Российской Федерации неграмотные граждане? Согласно данным Всероссийской переписи населения 2002 года, таких насчитывается 7 069 831 человек. Подавляющее большинство из них (6 399 351 человек) составляют дети в возрасте от 0 до 4 лет, то есть те, кто еще не научился читать. Доля малолеток в современном населении России составляет около 4%, поэтому влиянием возрастного фактора на статистику грамотности обычно пренебрегают. Но век назад демографическая структура населения России была совсем иной — семьи были большими, и число малолетних детей в возрасте от 0 до 5 лет составляло около 30%. Поскольку грамоте тогда начинали учить несколько позже, чем сейчас, — в 6-8 лет, то число «безграмотных по возрасту» можно увеличить до одной трети.

Произведем несложный подсчет — население, которое в силу своего возрастного развития могло бы быть грамотным, в 1897 году составляло 83,8 млн человек, а грамотными были 26,5 млн, то есть уровень реальной грамотности составлял 31,6%. Это, конечно, немного, но все-таки больше, чем 21,1%, и уж чем, конечно, те самые 6%.

Среди мужчин грамотных было больше, чем среди женщин, — 30% против 13%, а среди городских жителей — больше, чем среди сельских, — 45 %. Важно отметить возрастной фактор — среди родившихся до отмены крепостного права (1861) уровень грамотности составлял в среднем 14—15%. А для тех, кто родился в 1875 году и позже, этот показатель не опускался ниже 50%, то есть именно реформы Александра II и стали тем рубежом, после которого грамота стала широко распространяться по стране.

Уровень грамотности и образования, безусловно, имел и сословные особенности. Наиболее просвещенным сословием российского общества являлось дворянство (95% от взрослого состава этой группы), квалифицированные рабочие (в среднем по стране 70%, в Петербурге — 82%, в Москве 70%, на юге России до 85%)^[55]. Одним из сословий, чей уровень грамотности и образованности заметно выделялся на общероссийском фоне, были казаки.

В Донском войске общий процент грамотности среди казачьего населения накануне Первой мировой войны составлял без малого 69% против 21% по стране. При этом среди донских казаков грамотных было 85,5%, а среди казачек 48,1%. Среди кубанского казачества в целом грамотных насчитывалось 43,1%. Среди казаков их было 68,8%, а среди казачек 30,2%. В Терском войске грамотность казачьего населения составляла среди мужчин свыше 75%, а среди женщин 24,9%. Необходимо отметить, что темпы роста уровня грамотности среди казачества в начале XX века были весьма значительными. Например, в Амурском войске они составляли порядка 1% в год (в начале века уровень грамотности казачьего населения в целом равнялся 21,5%, а к концу 1914 года уже 35,5%). А в самом отставшем по этим показателям Забайкальском войске уровень грамотности казачек за 10 лет, в период с 1904 по 1914 год, возрос почти в два раза: с 5 до 9%^[56].

Тем не менее отставание России от других стран в вопросе образования было значительным и имело в своей основе недостаточное развитие системы народного просвещения. Причиной этого, в свою очередь, послужили как объективные факторы (размеры страны и большая численность населения), так и субъективные — недооценка важности просвещения народа в XVII-XVIII веках. Отметим некоторые основные этапы развития системы русского образования в его историческом развитии.

Впервые о необходимости завести в нашей стране систему образования именно как единую систему (отдельные училища существовали и раньше) поставил вопрос Борис Федорович Годунов — правитель государства, а потом и царь. Однако дальше отдельных шагов дело не пошло. Заново вопрос «всплыл» в середине XVII века, когда в результате успешной войны с Речью Посполитой в состав русского государства вернулся Киев, а вместе с ним и Киевская духовная академия. Влияние ее питомцев на русскую церковь привело к осознанию необходимости создания аналогичных учебных заведений в центре России, и в 1687 году в Москве начало работу старейшее высшее учебное заведение России — Славяно-греко-латинская академия, известная ныне под названием Московская духовная академия и находящаяся в Сергиевом Посаде.

Дальнейшее развитие духовное образование получает при Петре Великом. К 1725 году в России действовало 50 епархиальных училищ для обучения детей духовенства, куда принимали, впрочем, и выходцев из других сословий. С именем Петра Первого связаны и первые попытки создания в России системы светского образования. При вновь образованных государственных ведомствах были открыты профессиональные учебные заведения — навигацкая, пушкарская, инженерная, фельдшерская и другие школы. Кроме того, в 42 городах России были созданы так называемые цифирные школы, которые помимо обучения грамоте давали и начальные знания по математике. По мысли создателя, эти школы должны были подготовить достаточное число выпускников для специальных учебных заведений.

Вершиной деятельности Петра I в сфере образования стало создание Академии наук. По замыслу государя, академия существенно отличалась от всех родственных ей зарубежных организаций. Она была государственным учреждением; ее члены, получая жалованье, должны были обеспечивать научно-техническое обслуживание государства. Академия соединила функции научного исследования и обучения, имея в своем составе университет и гимназию. 27 декабря 1725 года она отпраздновала свое создание большим публичным собранием. Это был торжественный акт появления нового атрибута российской государственной жизни.

Другим важным решением Петра Великого, оказавшим существенное влияние на развитие российского образования, стал указ, согласно которому образование становилось обязательным для всех сословий русского государства, кроме крестьянского, под страхом лишения «прав состояния». Правда, сей грозный документ не содержал каких-либо критериев качества образования, набора необходимых предметов, так что в большинстве случаев образование привилегированных сословий сводилось к простому знанию русской грамоты.

После смерти царя-реформатора «цифирные» школы быстро пришли в упадок — дворяне предпочитали учить своих детей дома, духовенство — в духовных училищах и семинариях, а прочие сословия не проявили особого интереса к образованию.

В XVIII веке правительство последовательно прилагает усилия к построению системы качественного образования, в первую очередь для элиты. Логика в этой политике была следующей — государство по ряду причин не имело возможности обеспечить качественное образование широким массам населения, но в то же время нуждалось в высокообразованных чиновниках, офицерах, экспертах. Единственным светским высшим учебным заведением в России остается Санкт-Петербургский университет при Академии наук. В дополнение к нему в 1755 году открывается университет в Москве, а с его развитием и Петербургский (в 1766 году). Поэтому между двумя столичными университетами по сию пору идет полемика, кто из них является старейшим в России. С одной стороны, Петербургский основан ранее, а с другой — как университет он был возобновлен в 1819 году, — в то время как московский никогда не терял своего статуса.

Первая попытка создать систему народного образования была предпринята во времена Екатерины II. Во второй половине 60-х годов XVIII века при дворе развернулась своего рода дискуссия о путях развития образования. Предлагалось два основных подхода — создание системы народных училищ на западный манер, где простолюдины бы не только получали знания, но и, «избавляясь от дикости», приобретали «добрые нравы», и создание народных школ с учетом национальных традиций образования. В итоге был принят компромиссный вариант. Указом от 7 сентября 1782 года в империи создавалась система народных школ, доступных представителям всех сословий (кроме крепостных). Важным моментом новой системы было введение единой программы обучения и методики преподавания. Для их разработки в Россию был приглашен Федор Янкович, фигура компромиссная и для западников, и для почвенников. С одной стороны, Янкович получил известность как один лучших педагогов в Священной Римской империи и был рекомендован Екатерине венским двором, с другой — он был славянином (сербом) и православным.

В 1783 году в Петербурге было торжественно открыто Главное народное училище, образец для подобных заведений по всей империи. В 1786 году из него была выделена Учительская семинария, главной целью которой была подготовка педагогов для народных училищ^[57].

Появляется и женское образование — создается Смольный институт для молодых дворянок. Продолжает свое функционирование и развитие система духовного образования. Однако единой системы образования, включающей в себя начальную, среднюю и высшие ступени, так и не было создано.

Время ее создания приходится на правление императора Александра I. Именно при нем впервые возникает высший государственный орган, объединяющий управление всей системой светского образования, — Министерство народного просвещения.

Занимаясь реорганизацией государственного аппарата (о чем мы уже говорили в первой главе), правительство столкнулось с нехваткой образованных кадров. Решением проблемы стало создание в России высших учебных заведений — университетов. К имеющемуся московскому были добавлены:

— Дерптский (существовал с 1632 года, восстановлен в 1802 году),

— Виленский (с 1803 года, в 1830 закрыт после польского восстания),

— Казанский (1804 год),

— Харьковский (1805 год),

— Варшавский (1816 год),

— Петербургский (1819 год — создан на базе существовавшего с 1816 года педагогического института).

Кроме того, непосредственно для подготовки управленцев было создано элитное учебное заведение — Царскосельский лицей.

В это же время началось создание системы полноценного среднего образования. 24 января 1803 года Александр I утвердил «предварительные правила народного просвещения», по которым гимназии или губернские училища, образованные из главных народных училищ, открывались в каждом губернском городе и вверялись управлению губернского директора училищ. 5 ноября 1804 года вышел «Устав учебных заведений», подведомственных университету и попечителям округов. Он объявил гимназии всесословными учебными заведениями, подразделенными на четыре годичных курса. Цель их учреждения в «Уставе» определялась так:

1) приготовить к слушанию университетских наук;

2) преподать сведения, необходимые для благовоспитанного человека, и

3) приготовить желающих к учительскому званию в уездных, приходских и других низших училищах.

Важно отметить, что система среднего образования тесно увязывалась с высшей школой — даже в хозяйственном отношении гимназии были подчинены университетам.

В годы правления императора Николая I система образования в России продолжила свое развитие. Вместо закрытых после польского восстания Виленского и Варшавского университетов в 1834 году был открыт Киевский университет Святого Владимира. Число гимназий было увеличено. Новый устав 1828 года отделил гимназии в хозяйственном отношении от университетов.

Хотя формально гимназии и оставались всесословными учебными заведениями, но реально в них учились преимущественно дворяне, представители чиновничества и городской верхушки. Правительство по-прежнему стремилось обеспечить высокий уровень образования, а это было возможным лишь при приеме в систему подготовленных учеников.

Помимо классической системы образования (гимназия — университет) во времена Николая I начинает складываться также система технического и военного образования. Создается сеть кадетских корпусов, в которых дети получали подготовку, позволяющую им со временем становиться офицерами армии. Первоначально в кадетские корпуса принимались дети-сироты, солдатские дети и т.д., но с течением времени среди их воспитанников все больше становилось выходцев из дворянской среды.

В ходе реформы управления государственными крестьянами было положено начало созданию начальных сельских училищ и церковно-приходских школ.

Таким образом, к середине XIX века в Российской империи сложилась система образования, включающая в себя начальную, среднюю и высшую школу, обеспечивающая высокий уровень получаемых знаний на всех ступенях. Это сделало возможным постепенное расширение доступа к образованию с изменением социальных условий.

Великие реформы императора Александра II, приведшие к значительным изменениям в социальной структуре русского общества, поставили вопрос об образовании в новом аспекте — максимальном расширении доступа к обучению. В то же время правительство не располагало необходимыми материальными средствами и кадрами для введения в России всеобщего обязательного образования. Проблему пытались решать несколькими путями.

В военной сфере было введено обязательное обучение солдат грамоте. В полках были созданы полковые школы для обучения грамоте призванных новобранцев. Поскольку в это время рекрутская система заменяется всеобщей воинской повинностью, через армию начинают проходить значительные контингенты мужского населения страны. Тогда же создается система военного образования — кадетские корпуса превращаются в учебные заведения, по формату близкие к гимназиям (и даже переименовываются в военные гимназии), а специальное военное образование будущие офицеры получают в офицерских и юнкерских училищах.

Кадеты

Создается система реального образования, в которой в отличие от гимназий делается упор не на классические и гуманитарные, а на естественные науки.

В деле развития начального образования государство начинает сотрудничество с органами местного самоуправления — земствами. Наряду с государственными и церков- но-приходскими училищами возникают земские начальные училища. Программы всех видов начальных учебных заведений были довольно схожи между собой и утверждались Министерством просвещения.«За четыре года они готовили грамотных во многих отношениях людей, которые знали назубок русскую грамматику, писали без ошибок хорошим, разборчивым почерком, безупречно решали арифметические задачи»^[58], — вспоминал бывший ученик земской школы.

В советское время немало писали о «хождениях в народ» революционно настроенной молодежи, будто бы мечтавшей «просветить крестьян». Хождения эти, как правило, заканчивались для их участников печально — разобравшись в истинных целях доморощенных революционеров, крестьяне сдавали их начальству, а порой и просто избивали. Но в советское время не было принято вспоминать о тысячах других людей, которые, не жалея своих средств и сил, создавали в селах начальные учебные заведения, неся действительное просвещение крестьянам. Кого только не было среди них — и дворяне-помещики (а именно они составляли костяк земств), и городские разночинцы, и священнослужители, и сами крестьяне. И среди проблем, с которыми им довелось столкнуться, материальные и организационные были не самыми тяжелыми. Куда тяжелее было преодолеть инерцию мышления крестьян, которые порой отказывались отпускать детей (особенно девочек) учиться.

Монаршая благодарность учительнице земской школы Александре Коневой

Вопреки распространенным утверждениям, правительство Российской империи никогда не ставило задачу ограничить низшим классам общества доступ к образованию. Другое дело, что приоритетное внимание уделялось не степени охвата и распространения просвещения, а качеству образования. Именно опасениями за качество обучения и был вызван знаменитый циркуляр министра народного просвещения И. Делянова, вошедший в историю под названием «Указ о кухаркиных детях». Однако обращение к тексту этого документа и лежащего в его основе доклада «О сокращении гимназического образования» показывает, что целью ограничения поступления в гимназии представителей низших сословий (главным образом городской прислуги — отсюда и название циркуляра) было стремление сохранить высокий уровень образовательной подготовки дворянства, по-прежнему составлявшего костяк управленческого аппарата империи.

Действительно, предлагалось сократить число прогимназий и гимназий, но не за счет закрытия оных, а за счет преобразования последних в реальные и промышленные училища.

К концу XIX века в России сложилась многопрофильная система образования, включающая в себя несколько типов и уровней. Чтобы представить их наглядно, мы подготовили следующую таблицу:

При этом разность типов образования не исключала возможности перехода из одного в другой. Так, например, выпускник реального училища мог поступить на медицинский факультет университета, дополнительно сдав латынь, которую не изучали реалисты. Выпускник гимназии, реального или духовного училища мог поступить в военное училище и т.д.

Высокое качество образования обеспечивалось тщательно продуманной системой подготовки и использования педагогических кадров. Для того чтобы преподавать в среднем учебном заведении, педагог должен был иметь диплом о высшем образовании. Для преподавания в начальной школе — аттестат о среднем образовании.

Характерной чертой того времени являлась тесная связь всех уровней образования друг с другом. Тогда считалось в порядке вещей, если профессор университета вел также занятия в гимназии или читал лекции на публичных курсах, открытых для посещения всеми желающими. Как показывают современные исследования, 70% московских профессоров в начале XX века были задействованы в системе среднего образования^[59]. Для профессуры это являлось дополнительным заработком, а для слушателей и учащихся — уникальной возможностью слушать лекции светил российской науки.

Именно этим и объясняется во многом тот авторитет, который имели русские профессора в обществе. Профессор того времени не был ученым, известным лишь среди профессионалов в своей сфере, как правило, он был публичным человеком, о талантах которого судили не только его студенты, но и широкая публика.

Широкое распространение в конце XIX — начале XX века получили разного рода курсы, дававшие возможность получить образование низшим слоям городского населения. В отличие от учебных заведений, предназначенных для обучения подрастающего поколения, на курсах учились взрослые, поэтому их занятия проходили по вечерам или воскресеньям.

Широкой известностью в Москве и за ее пределами пользовались Пречистенские рабочие курсы. Они были открыты в 1897 году по инициативе группы московской интеллигенции (профессора М.В. Духовской, С.А. Левицкий, Н.А. Гольцева, К.К. Мазинг и др.) и находились в ведении Комиссии по техническому образованию при Московском отделе Русского технического общества. Первоначально здесь обучалось около 300 учащихся, но к 1908 году их количество достигло 1500 человек. В том же году для курсов было построено специально здание по проекту архитектора В.Н. Башкирова. Публичная библиотека заведения насчитывала более 8000 томов. Курсы имели три самостоятельных отделения: низшая школа, средняя школа (три года обучения), высшая школа (научно-популярное отделение).

Своего рода вершиной неправительственного участия в русском образовании стало появление в Москве уникального учебного заведения — Московского народного университета имени A.Л. Шанявского.

Генерал Альфонс Леонович Шанявский (1837-1905)

Альфонс Леонович Шанявский (1837-1905) был человеком удивительной судьбы. Сын польского аристократа, он в восемь лет был отдан в Тульский кадетский корпус. Тульский и Орловский (полковника Бахтина) кадетские корпуса были одними из лучших губернских военно-учебных заведений. Можно высказать предположение, что традиционно один из сыновей семейства Шанявских выбирал военную карьеру. Но в связи с ликвидацией военно-учебных заведений Царства Польского после ноябрьского восстания родителям пришлось выбирать один из корпусов на территории России...

Согласно сведениям биографов А. Шанявского, обучение в Тульском и Орловском кадетских корпусах он завершил с отличием, в связи с чем был направлен затем в Петербург, в Константиновское училище. Собственно, в 1852 году, когда он попал туда, это, вероятно, был недавно созданный третий специальный класс Дворянского полка, уже в 1859 году преобразованного в Военное училище им. великого князя Константина. Единственные данные о его пребывании здесь — имя Альфонс Шанявский, вписанное среди «отличнейших воспитанников из выпускаемых офицеров за 1853 год, на мраморных досках — за 1855 год.

Он вышел «из фельдфебелей» Константиновского кадетского корпуса в Егерский полк. Затем служил в лейб- гвардии Гатчинском полку, откуда в чине подпоручика поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Во время учения там он также слушал курс лекций в Петербургском университете. Согласно историческому очерку академии, подготовленному профессором Николаевской академии Н.П. Глиноецким, Шанявский окончил ее с малой серебряной медалью. 22 января 1862 года в чине поручика он был переведен в Генеральный штаб штабс-капитаном^[60].

Неожиданно для многих он покидает столичный Петербург и уезжает в далекий восточный край. Причиной отъезда блестящего гвардейского офицера в глухую провинцию стала неизлечимая в XIX веке болезнь — туберкулез. Врачи посоветовали перемену климата, и Шанявский отправляется служить в Амурский край — на Дальний Восток империи.

Болезнь не отпускает талантливого офицера, и в 1876 году генерал-майор Шанявский уходит в отставку по болезни и вынужден выехать на лечение за границу. Важной вехой в биографии генерала стала его женитьба на дочери сибирских купцов-золотопромышенников Лидии Алексеевне Родственной. После облегчения от болезни отставной генерал принимает участие в создании нескольких золотодобывающих компаний на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. Прекрасно зная регион, обладая связями с тамошней администрацией и большими организаторскими способностями, он стал ценным компаньоном для своих родственников и других сибирских купцов. Созданные им компании неизменно богатели, генерал принимал живейшие участие в их деятельности, лично выезжая в тайгу на прииски, вникая в проблемы рабочих. Кончилась сибирская деятельность Шанявского тем, что, сколотив изрядное состояние, он в 1903 году возвращается в Москву. К этому времени его болезнь обострилась — на фоне туберкулеза у Шанявского развилась аневризма аорты, и пульсация аорты привела к прободению грудной клетки. Даже кашель или резкое движение могли стать причиной разрыва главной артерии. И жена окружила больного таким вниманием и уходом, какой только был возможен в сложившейся ситуации.

Однако сам генерал не думал о смерти. Давно участвуя в благотворительной деятельности в поддержку образования, он задумал создать невиданное в истории России учебное заведение — народный университет. По мысли Шанявско- го, в его университете должны были получать образование те, кто не мог по формальным причинам получить места в государственных вузах, — те, кто получал образование на курсах, публичных лекциях, путем самообразования. Таким образом, народный университет должен был стать вершиной пирамиды системы вспомогательного образования в России.

Третьего октября 1905 года Шанявский подписывает завещание, в котором большую часть своих капиталов и доходов он передает городу для организации народного университета. Генерал поставил жесткий срок — занятия должны были начаться не позднее 3 октября 1908 года, в противном случае все средства переходили другому детищу Шанявского — Петербургскому женскому институту. Замысел и структура нового учебного заведения были столь необычными, что для того, чтобы он смог воплотиться в жизнь, потребовалось принятие Государственной думой Российской империи особого законоположения. Немало пришлось потрудиться и чиновникам Министерства народного просвещения, чтобы интегрировать народный университет в систему образования. Но все трудности удалось преодолеть, и 2 октября 1908 года профессор А.Ф. Фортунатов прочел первую лекцию в новом учебном заведении^[61].

Университет имел два отделения: научно-популярное (четыре года обучения по программам общего среднего образования) и академическое (три года по университетским программам естественно-исторического, общественно-юридического и историко-филологического профилей).

Принимались лица не моложе 16 лет. Документы об образовании не требовались. Допускалось самостоятельное комплектование учебного курса предметами по выбору. Среди слушателей университета были служащие, учителя, ремесленники, рабочие.

Преподаватели могли не иметь официальной ученой степени, но условием приема на работу был опыт педагогической и научной деятельности. В университете работали крупные ученые, оставившие правительственные учебные заведения вследствие своих прогрессивных настроений, — П.Н. Лебедев, Ю.В. Готье, А.Н. Реформатский, П.П. Блонский и др.

В университете вели занятия М.Н. Гернет, М.Н. Розанов, А.Ф. и С.Ф. Фортунатовы, Н.К. Кольцов, П.П. Лазарев, М.В. Павлова, В.П. Шереметевский, Ю.И. Айхен- вальд, Г.Г. Шпет и др.

Народный университет Шанявского

В семинарских занятиях и публичных диспутах принимали участие ученые из многих московских высших учебных заведений. Окончившие курс не получали дипломов и соответствующих служебных прав, но учебная система университета привлекала молодежь, нуждавшуюся в получении или пополнении образования.

Число слушателей в 1908—1916 годах выросло на научно-популярном отделении почти в четыре раза (около 1,4 тыс.), на академическом — почти в три раза (около 2,4 тыс.). В 1912 году в университете училось свыше 3600 студентов.

При университете организовывались курсы (от двух недель до одного года) по кооперации, библиотечному делу, местному самоуправлению, педагогике и дошкольному воспитанию и др.

В 1912 году на пожертвования вдовы генерала Шанявского Лидии Алексеевны было построено специальное здание для университета, ставшее одним из украшений города.

Московский народный университет Шанявского просуществовал до 1918 года. Новая власть передала его помещения Коммунистическому университету имени Свердлова, позднее преобразованному в Высшую партийную школу. И там, где тысячи людей получали доступ к знаниям, теперь овладевали «единственно верным учением» партийные аппаратчики.

Такое необычное учебное заведение, как народный университет, могло появиться на волне всеобщего стремления к знаниям и просвещению, охватившего Россию в начале XX века. Как реагировало правительство на эти устремления общества?

«Нельзя забывать, что мы призваны освободить народ от нищенства, от невежества, от бесправия»^[62].

 Эти слова принадлежат не «пламенному революционеру», не либеральному земскому витии, а премьер-министру Российской империи Петру Аркадьевичу Столыпину. «На очереди главная задача — укрепить низы. В них вся сила страны. Их более ста миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и всем миром. Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа — вот девиз для нас всех, русских!»^[63] — так видел свою задачу глава правительства Российской империи.

И слова правительства не расходились с делом: «В период правления Николая II наблюдается стремительный рост числа учебных заведений на всех уровнях. За 15-летний период (с 1896 по 1910 год) было открыто больше школ, училищ, институтов, чем за весь предшествующий 1896 году период российской истории. В области низшего образования это составило почти 57 тыс. начальных училищ (57% от всего числа таких заведений в стране), 1,5 тысячи низших профессиональных училищ (56%), почти 600 городских училищ (55%). В области среднего образования за указанные 15 лет было создано 1323 учебных заведения, или 54 % всех имеющихся. В те же годы возникли 20 новых мужских высших учебных заведений (28%) и 28 женских вузов (97% от их общего числа)»^[64]. В 1903-1912 годах доля ассигнований Министерству народного просвещения возросла в государственном бюджете с 2,1% до 4,4%, то есть более чем в два раза!

Современный историк с удовлетворением отмечает: «Положительным фактом исторического значения явилось то, что в 1900-1913 годах в обучение включались дети из всех слоев населения. Произошло преодоление такой ситуации, когда образование было доступным только для представителей привилегированных групп»^[65]. В 1908 году в России принимается программа перехода ко всеобщему и обязательному образованию населения. Рассчитанная сроком на 20 лет, она предусматривала ежегодное увеличение государственных кредитов на народное образование на 20 миллионов рублей (10 миллионов на постройку новых школ и 10 миллионов на улучшение уже имеющихся). К 1915 году на всеобщее обучение перешел 51 уезд России (не считая крупных городов).

Как показала проведенная Наркомпросом РСФСР в 1920 году перепись, 86% подростков в возрасте от 12 до 16 лет были грамотными или имели начальное образование.

Скажем несколько слов о таком аспекте, как отношения правительства и учащейся молодежи. Традиционно говорится о вечном противоборстве между «свободолюбивой прогрессивной молодежью» и «косными и консервативными» царскими чиновниками. На самом деле все было значительно сложнее — отношения между студенчеством и властью прошли несколько этапов.

Для начала напомним, что гражданские учебные заведения не были единственными в России — значительная часть молодежи получала образование в военных учебных заведениях, где, напротив, проникалась «реакционным» духом. Будущий писатель А.И. Куприн в автобиографической повести «Юнкера» так описывал свои чувства, когда он в строю училища встречал императора Александра III в Московском Кремле: «Сладкий острый восторг охватывает душу юнкера и несет ее вихрем, несет ее ввысь. Быстрые волны озноба бегут по всему телу и приподнимают ежом волосы на голове. Он с чудесной ясностью видит лицо государя, его рыжеватую, густую, короткую бороду, соколиные размахи его прекрасных союзных бровей. Видит его глаза, прямо и ласково устремленные в него. Ему кажется, что в течение минуты их взгляды не расходятся. Спокойная, великая радость, как густой золотой поток, льется из его глаз.

Какие блаженные, какие возвышенные, навеки незабываемые секунды! Александрова точно нет. Он растворился, как пылинка, в общем многомиллионном чувстве. И в то же время он постигает, что вся его жизнь и воля, как жизнь и воля всей его многомиллионной родины, собралась, точно в фокусе, в одном этом человеке, до которого он мог бы дотянуться рукой, собралась и получила непоколебимое, единственное, железное утверждение. И оттого-то рядом с воздушностью всего своего существа он ощущает волшебную силу, сверхъестественную возможность и жажду беспредельного жертвенного подвигав.»^[66]

К тому же университеты возникли в России не в пореформенное время, а гораздо раньше, но ни в XVIII, ни в первой половине XIX века о каких-либо волнениях в среде учащейся молодежи не было слышно. Очевидно, революционизация учащейся среды произошла не в силу сущности этой части общества, а в силу прихода в учебные заведения нового контингента молодежи. Во многом этот контингент представлял собой идеологизированную массу, составленную из представителей самых разных общественных слоев, которым еще предстояло образовать новый субэтнос русского общества — интеллигенцию.

Студент-физик. С дореволюционной открытки

Студент-математик. С дореволюционной открытки

Студент-юрист. С дореволюционной открытки

Студент-медик. С дореволюционной открытки

Студент-поляк. С дореволюционной открытки

Вечные студенты. С дореволюционной открытки

В начале XX века студенчество вопреки распространенным в историографии представлениям отнюдь не было лучшей частью общества. А.С. Изгоев, анализируя в сборнике «Вехи» состояние студенчества 1900-х годов, давал ему весьма нелестную характеристику. Свои выводы он делал на основе проведенного в 1904 году приват-доцентом Императорского московского университета М.А. Членовым социологического опроса студентов этого учебного заведения^[67].

Мы не будем приводить все данные этого интересного исследования, укажем лишь на два примечательных факта: 51% студентов в начале XX века курили и 65% употребляли спиртные напитки (причем половина от этого числа отдавала предпочтение водке). Для российского общества того времени это были чудовищные цифры, в разы превосходящие уровень табакокурения и винопития в обществе в целом. Для сравнения, в 2004 году только треть студентов МГУ курят и лишь 15% употребляют водку. Хотя потребление табака и алкоголя в современной России значительно превосходит таковое в Российской империи начала прошлого века.

Отношение к учебе тогдашних студентов характеризовалось современниками негативно: «Русская молодежь мало и плохо учится, и всякий, кто ее искренно любит, обязан ей постоянно говорить это в лицо, а не петь ей дифирамбы, не объяснять возвышенными мотивами социально-политического характера того, что сплошь и рядом объясняется слабой культурой ума и воли, нравственным разгильдяйством и привычкой к фразерству»^[68].

Сравнивая русских студентов с их заграничными коллегами, Изгоев указывает:«Прежде всего, надо покончить с пользующейся правами неоспоримости легендой, будто русское студенчество целой головой выше заграничного. Это уже по одному тому не может быть правдой, что русское студенчество занимается по крайней мере в два раза меньше, чем заграничное. И этот расчет я делаю не на основании субъективной оценки интенсивности работы, хотя, несомненно, она у русского студента значительно слабее, но на основании объективных цифр: дней и часов работы. У заграничного студента праздники и вакации поглощают не более третьей части того времени, которое уходит на праздники у русского. Но и в учебные дни заграничный студент занят гораздо больше нашего. В России больше всего занимаются на медицинском факультете, но и там количество обязательных лекций в день не превышает шести (на юридическом — четырех-пяти), тогда как французский медик занят семь-восемь часов»^[69].

Современный российский исследователь А.Г. Гаспаришвили, сравнивая современное студенчество с тем, что было в начале века, приходит к несколько парадоксальному выводу: «Можно сказать, что в Московском университете за последние сто лет нравы не ухудшились, а может быть, даже улучшились, и конфликт поколений отцов и детей стоит не так остро, как сто лет назад. И студент, может быть, даже стал более интеллигентен и образован»^[70].

Таким образом, если студенчество начала XX века и не было в полном смысле «отбросами общества», то очень недалеко от них ушло.

После событий 1905—1907 годов ситуация стала значительно меняться. Грандиозная программа правительства империи в сфере образования привела к тому, что к 1913 году число студентов не просто возросло в полтора раза по сравнению с 1904 годом, но и в значительной степени изменился контингент, из которого формировалась учащаяся молодежь. Проводимая реформа образования открыла дорогу к получению аттестатов и дипломов самым широким слоям населения, и число представителей маргиналов среди студентов стремительно пошло на убыль.

Утихли студенческие волнения (тут свою роль сыграли, правда, и меры административного характера), студенчество в целом стало более патриотичным и лояльным власти.

В 1914 году многие студенты добровольцами ушли на фронт Первой мировой войны воевать за веру, царя и Отечество, а призыв студентов в 1915 и 1916 годах в военные училища дал кадры тех самых юнкеров, что стали последними верными правительству войсками в моменты революционного хаоса. Советская историческая литература, описывая контрреволюционную деятельность юнкеров во время захвата большевиками власти, «забывала» упомянуть, что основную массу этих юнкеров составляли вчерашние студенты и гимназисты. В Добровольческой армии генерала Деникина был даже целый полк, сформированный из бывших студентов и гимназистов, — партизанский генерала Алексеева пехотный полк, развернутый впоследствии в дивизию. Цветами этого полка были белый и голубой — в память цветов студенческой и гимназической формы, которую носило не столь давно большинство его солдат и офицеров^[71].

Чтение — лучшее учение

Говоря о развитии просвещения в России, нельзя не упомянуть о такой особенности русской жизни, как увлечение книгой. В некоторой степени оно составляло специфическую черту русской культурной традиции и пронизывало все слои русского общества — от элиты до простонародья. Конечно, в барских особняках читали выписанный «из Парижу» французский роман, а в крестьянской избе — купленную за алтын у бродячего торговца-офени книжицу «про чертяку», но книга пользовалась уважением всюду. Низкий уровень грамотности привел к появлению такого уникального явления, отражавшего интерес даже неграмотного русского человека к книге, — на людных местах в городе, на базарах существовал особый тип чтецов, зарабатывавших себе на жизнь чтением книг вслух. Современник так описывал их работу:

«В охотниках послушать недостатка нет. Собирается группа в 8-10 человек, которые и располагаются вокруг чтеца. Последний взимает с каждого слушателя по копейке. Сами платные слушатели следят за тем, чтобы в их числе не было даровых слушателей. Лишь только к кучке приближается новое лицо у чтец прерывает чтение и предлагает этому лицу тоже заплатить копейку. Дневная выручка чтецов доходила до рубля, не считая провизии, которая тоже считалась за гонорар»^[72]

.

Поскольку круг литературы постоянно расширялся, то в народе становились известны и имена классиков русской литературы, первое место среди которых принадлежало А.С. Пушкину. В 1887 году, когда истек 50-летний срок права собственности наследников на произведения великого поэта, русские книгопромышленники выпустили массовые «народные» издания его книг общим тиражом в полтора миллиона экземпляров^[73].

Чтение телеграмм с Дальнего Востока. 1905 год

В 1913 году «отсталая и неграмотная» Российская империя выпустила 34 тыс. наименований книг суммарным тиражом 119 млн экземпляров, занимая по этим показателям второе место в мире после Германии. Однако Германия обеспечила себе первое место за счет того, что германские издательства и типографии примерно на треть были загружены выпуском литературы на русском языке по заказу российских книжных компаний.

Общая стоимость русских изданий в 1913 году составила 39 млн рублей. Наибольшим спросом на рынке пользовались учебные пособия, народные издания, календари- справочники. Годовой тираж учебных пособий составил 22,6 млн экземпляров, народных изданий — 21,6 млн экземпляров, календарей — 13,7 млн экземпляров. При этом учебников было выпущено более 2760 наименований^[74].

Бесплатные народные библиотеки в Новгородской губернии в 1904 году

Первое место учебных пособий не случайно — в стране, переходившей к всеобщей грамотности населения, развивавшей все формы и виды образования, потребность в них была колоссальной.

По всей России массово открывались библиотеки и читальни. Взгляни, читатель, вот на эту карту.

Интересно, если составить карту сельских библиотек Новгородской области в настоящее время, будет ли на ней столько отметок?

Любовь к чтению прививалась со школьной скамьи.«Я всегда с благодарностью вспоминаю своего учителя Сергея Николаевича Ремизова, привившего мне страсть к книгам»^[75], — писал на страницах своей книги «Воспоминания и размышления» маршал Советского Союза Г.К. Жуков.

И что же осталось от мифа «о темной и неграмотной России»? Мы видим, что не злая воля русского правительства, а объективные обстоятельства исторической судьбы привели к отставанию нашей страны от Европы в вопросе образования населения. В нашем небольшом очерке показано, как русское правительство и русское общество рука об руку работали над решением этой проблемы и каких впечатляющих успехов они добились. Большевики отрапортовали о переходе к всеобщему образованию в 1932 году. По планам царского правительства, это должно было произойти в 1928-м. И скорее всего так и произошло бы, ведь, несмотря на громкие заявления о «разрыве со старым режимом», советская власть всего лишь довела начатое дело до конца, не забыв приписать себе заслуги предшественников и полить их клеветой и грязью.

Последним высшим учебным заведением, созданным в Российской империи, стал Горный институт в Екатеринбурге. Указ о его создании подписал 3 июля 1914 года государь император Николай И. Закладка здания института состоялась 17 июля 1916 года. И в том же году уральцы обратились к государю с просьбой принять институт под Высочайшее покровительство, в их обращении говорилось:

«Ваше Императорское Величество! Обширный Урал долгие годы не имел рассадника высшего образования. Только в царствование Вашего Императорского Величества... Урал обогащается двумя высшими школами: университетом в Перми и, что особенно важно для горнозаводского прогресса Урала, Горным институтом в городе Екатеринбурге. Таким образом, высшее образование Уральского края исторически естественно навеки связано с Вашим Державным Именем. Глубоко чувствуя это, Строительная комиссия... приемлет смелость верноподданнейше просить Вас, Государь, принять вновь созидаемый в городе Екатеринбурге Горный институт под свое Высочайшее покровительство и всемилостивейше повелевать соизволить наименовать его впредь Уральским горным институтом Императора Николая II. Находясь в центре горнозаводской жизни, окруженный землями, таящими богатейшие и разнообразнейшие полезные ископаемые, Горный институт Вашего Августейшего Имени, несомненно, должен достигнуть быстрого развития и высокого научного процветания».

Герб Уральского государственного горного университета (рисунок с официального сайта вуза)

Николай II дал на эту просьбу положительный ответ, и институт стал официально именоваться «Уральский горный институт Императора Николая II». После революции всякое упоминание об имени государя, конечно же, исчезло.

Но в 2006 году преподаватели и студенты Уральского государственного горного университета обратились с ходатайством в правительство о возвращении институту имени последнего русского царя. Вопрос решается по сию пору, но на герб университета вернулась императорская корона, которая помещена«в указание на императорское покровительство, предоставленное институту Императором Николаем II вместе с правом использовать Высочайшее Имя в наименовании института»^[76].

Миф четвертый.
НЕМЫТАЯ РОССИЯ
(о благоустройстве, городах и здравоохранении)

В 2003 году Санкт-Петербург торжественно отмечал трехсотлетие со дня основания города. Празднования были пышными, торжественными, были и фейерверк, и парад музыкантов, и веселые гулянья... Но праздник прошел, и что осталось? Только воспоминания... Сто лет назад к празднованию двухсотлетнего юбилея столицы империи подошли совсем по-другому. В январе 1903 года на заседании городской Думы в связи с разработкой обширной юбилейной программы было принято решение: «В память 200-летия со дня основания Санкт-Петербурга построить одну или несколько больниц для общих болезней с тем, чтобы в означенных больницах могло помещаться не менее 1000 кроватей; для покрытия расходов на это дело заключить заем 3 000 000 руб.».

В мае 1906 года Императорское общество архитекторов объявило по поручению городской управы конкурс на проект больницы. Проектом руководил сам Леонтий Бенуа. «Юбилейное» решение о постройке понятным образом вывело на выбор стиля: конечно, петровское барокко. В комиссию входили семеро врачей, обязанные учесть опыт передовых клиник Германии и Голландии. Был создан город в миниатюре — с улицами (четной и нечетной стороной). Больничный городок предусматривал все необходимое для его функционирования: кухни, часовню, библиотеку, конюшни, виварий, оранжереи, подземные хранилища, пруд. Всего больничный город включал 50 зданий, расположенных на территории около 40 гектаров. При постройке больничный комплекс предусматривал три въезда: главный — соединяющийся с пр. Петра Великого (Пискаревский), служебный — на Песочную дорогу и специальный, выходящий с траурной аллеи на вновь проложенную дорогу. А у главного въезда оборудовалась трамвайная станция с залой для ожидания, двумя туалетами, комнатой для кондукторов и сторожкой.

План больницы имени Петра Великого

Персонал, по замыслу, жить должен был тут же, что удобно. Предусматривался 2-этажный особняк главного врача, окруженное садом здание с квартирами для старших врачей, управляющего аптекой, священника и смотрителя; общежитие сестер милосердия на 80 человек; общежитие казарменного типа для бессемейного низшего персонала на 400 служащих. Общежитие для ассистентов и фельдшеров было более благоустроенным: им предоставлялось по кабинету и спальне; столовая и гостиные были общими. Женатым фельдшерам отводилось две комнаты, холостым — одна. Проект предусматривал уникальное решение, простое и изящное. Все павильоны, выстроенные за приемным отделением в ровную улицу-«першпективу», соединены по прямой подземными ходами, ведущими из одного благоустроенного подвала в следующий. То есть, опустив больного в подземный переход в приемном покое, можно его по теплым и сухим подвальным туннелям, а не по улице отвезти хоть в самую дальнюю клинику.

При больнице существовало мощное подсобное хозяйство, основы которого были заложены уже при создании больницы: свинарник, коровник, конюшня, оранжереи, теплица, овощехранилище и пасека. Больница имела 16 гектаров обрабатываемой земли, где, кроме овощей, выращивали землянику, малину, смородину, крыжовник, яблоки, лекарственные травы.

Строительство началось в 1907 году. Новый медицинский комплекс сразу же стал базой для созданного академиком В.М. Бехтеревым Психоневрологического института. Позже институт неоднократно реформировался, менял названия. Официальная церемония закладки состоялась в 1910 году в день рождения Петра I. В 1912-1914 годах в комплекс вошел каменный храм, освященный во имя святых Петра и Павла. Открытие больницы состоялось 1 мая 1914 года^[77].

Конечно, советская власть не могла допустить, чтобы больница в «городе Ленина» носила имя русского императора (пусть и самого Петра Великого, к которому большевики были неравнодушны). Поэтому в 1932 году больнице присвоили имя известного врача академика И.И. Мечникова. На месте, где по проекту должен был стоять памятник первому русскому императору, в 1936 году был поставлен памятник выдающемуся врачу. Лишь в начале XXI века историческая справедливость была восстановлена и лечебному заведению было возвращено его настоящее имя. Сейчас видно, насколько прозорливыми оказались «отцы города» в начале XX века — их юбилейный подарок вот уже почти сто лет служит Санкт-Петербургу. Десятки тысяч раненых в годы Первой и Второй мировых войн были спасены ее врачами. Каждый день в ворота больницы въезжают белые с красными крестами на бортах кареты «Скорой помощи». Тысячи петербуржцев и гостей города на Неве получают медицинскую помощь...

К чему этот рассказ? К тому, что вынесенные в заголовок этой главы строки, приписываемые Михаилу Лермонтову, часто используются публицистами для описания того, как выглядела Российская империя до революции. Грязь, узкие дворы-колодцы, кишащие клопами избы, немытые люди, антисанитария и отсутствие бытовой культуры. В качестве описаний городов и быта людей, как правило, приводились описания жизни городского «дна», бедноты. На руку создателям мифа играло развитие прогресса в области бытовой техники — нашим современникам жизнь без водопровода, канализации, электричества уже сама по себе кажется дикостью. В иных советских публикациях умело выдавали последствия технического прогресса за последствия деятельности советской власти.

Советская власть заслуженно гордилась своими успехами в деле народного здравоохранения. Большевики никогда не забывали подчеркнуть, сколько новых больниц они построили, сколько врачей подготовили. И как было плохо с медициной при старом режиме. Забывали сказать одно — советская система массового здравоохранения была создана на прочном фундаменте, заложенном в Российской империи. И хотя здание, построенное в советское время, заметно уклонилось от первоначального проекта, все же в главных своих проявлениях оно может дать представление о первоначальном замысле.

Почему мы объединили в одну главу жизнь городов Российской империи и здравоохранение? Потому, что в старой России эта сфера деятельности была предметом тесного сотрудничества правительства и органов местного, земского и муниципального самоуправления. И вот тут мы считаем уместным рассказать о том, что представляли собой города старой России и какую роль в их жизни играли избираемые жителями муниципальные власти. Многое из того, что было тогда обыденной реальностью, нам, гражданам демократической Российской Федерации, может показаться необычным, что-то — комичным, но что-то — достойным подражания.

С юридической точки зрения город в Российской империи — это населенный пункт, получивший статус города. Ни расположение, ни численность населения, ни род занятий оного роли не играли. Например, Романов на Мурмане (будущий Мурманск) получил статус города непосредственно в момент закладки, хотя его постоянное население не составляло и пяти сотен человек, а были в империи города и того меньше — в Туруханске в 1911 году проживало всего 162 жителя.

В то же время, по данным переписи 1897 года, в стране насчитывалось 6376 поселений с числом жителей от 2 до 41 тыс. человек, которые не имели статуса города, и их население причислялось к сельскому. Это были фабрично-заводские села, рабочие поселки, местечки или казачьи станицы.

В конце XIX — начале XX века население городов стремительно росло — развитие промышленности, инфраструктуры, образования, процесс расслоения крестьянства привели к притоку в города множества новых жителей. Если в 1897 году в городах проживало 16,5 млн человек (что составляло 13,2% от общего числа населения империи), то в 1914 году уже 26,3 млн человек (15% от общего числа населения)^[78].

Система городского самоуправления начала складываться еще со времен Петра Великого, но окончательное оформление получила в ходе Городской реформы императора Александра II в 1870 году. Именно тогда органы самоуправления стали всесословными и получили право самостоятельного ведения экономической деятельности — они могли вводить налоги, владеть предприятиями, выпускать займы и т.д. К выборам в муниципальные органы допускались горожане в возрасте от 25 лет и старше, владевшие недвижимой собственностью, обложенной оценочным сбором, владельцы промышленных и торговых предприятий и купцы, вносившие городские сборы. Выборы в городские Думы производились по так называемой трехклассной избирательной системе, в соответствии с величиной уплачиваемых в пользу города сборов. В советское время подчеркивалось, что эти ограничения способствовали сосредоточению власти в городах в руках крупной буржуазии, но в реальности, в условиях, когда значительную часть населения городов составляли вчерашние крестьяне, только привыкающие к городской жизни, такие ограничения были разумными и способствовали ответственному выбору избирателей.

Избиратели выбирали городскую Думу, члены которой именовались «гласными» (французское слово «депутат» тогда не было в столь широком ходу в России), то есть имеющими право голоса. Городская Дума образовывала исполнительный орган — городскую управу, во главе которой стоял городской голова. При этом деятельность органов местного самоуправления курировалась правительственной администрацией на губернском уровне (в каждой губернии было «присутствие по городовым делам»).

Ключевыми направлениями деятельности органов городского самоуправления стали развитие городской инфраструктуры, управление городским хозяйством, вопросы благоустройства, а также образования (о чем говорилось в предыдущей главе) и здравоохранения. Прежде чем перейти к последнему, рассмотрим, как городское самоуправление справлялось с благоустройством и развитием инфраструктуры городов.

Архитектурный облик

Казармы флотского экипажа. Архангельск

Троицкий собор в г. Симбирске. Поставлен как храм-памятник в честь победы в войне 1812 года. Взорван большевиками в 1937 году

Характерной особенностью русских городов был гармоничный и красивый для внешнего наблюдателя архитектурный облик. Начало целенаправленному формированию образа города было положено во времена Екатерины II, когда правительство озаботилось вопросами градостроительства. Для многих городов Российской империи были разработаны новые планы, которые позволили перейти от средневековой структуры города к современной, с прямоугольными кварталами и широкими улицами. Важно отметить, что исторический центр города при этом не подвергался разрушению, будучи либо гармонично инкорпорированным в новую систему (Муром, Владимир, Смоленск), либо оставленным в стороне (Звенигород, Можайск и т.д.). В губерниях вводится должность губернского архитектора, который в обязательном порядке рассматривает все проекты крупных общественных и частных зданий. Для губернских и уездных городов с участием лучших столичных специалистов разрабатываются проекты административных зданий — присутственных мест. Казенные здания (соляные и винные склады, казармы) строились, подчиняясь не только функциональным, но и градостроительным потребностям.

Точно так же строились городские соборы. В городах, где сохранились древние кафедральные храмы, их роль в городском ансамбле повышали путем строительства высоких колоколен, становившихся архитектурными доминантами.

После реформы 1870 года архитектурный облик городов во многом определялся политикой городского самоуправления. Городские управы стали нанимать архитекторов, заказывать им проекты городских общественных зданий, храмов, образовательных учреждений. Выбирали на этот пост людей талантливых, при этом городские власти в отличие от государственных чиновников могли пренебречь чином.

Так, например, в 1889 году на пост архитектора городской управы Нахичевани-на-Дону претендовали маститый «художник архитектуры» Лебедев и молодой местный уроженец — «неклассный» (то есть не имеющий чина) архитектор Николай Никитич Дурбах. Неожиданно для многих отцы города сделали выбор в пользу молодого специалиста (иные говорили, впрочем, что городскую управу напугали высокие расценки на работу Лебедева). Дурбах же пробыл на посту городского архитектора до 1912 года, построил в городе немало красивых и полезных зданий, которые восхищают горожан. За постройку в 1899 году здания городского драматического театра (ныне ТЮЗ) «неклассный» архитектор по ходатайству городской Думы получил чин сразу 10-го класса, минуя предшествующие. В 1904 и 1910 годах его заслуги были отмечены орденами^[79].

Красота была одним из основных критериев при постройке зданий в русских городах. И не важно, что строили — доходный дом, особняк, городской банк или фабрику. Главное, строили красиво. И сейчас, когда мы прогуливаемся по улицам старых городов, глаз поневоле останавливается на строениях ушедшей эпохи.

Увы, от былого великолепия остались лишь осколки. Пришедшие к власти большевики хотели превратить города в символы нового советского общества, а для начала расчистить место от «наследия проклятого прошлого». И загремели по всей стране взрывы. Сносились кафедральные городские соборы, колокольни, храмы, расширялись улицы, и утрачивался, распадался тот гармоничный облик города, над созданием которого трудились долгие десятилетия. Строить же у советской власти получалось куда хуже, чем ломать. А после принятия печально знаменитого постановления «О борьбе с архитектурными излишествами» архитектурный облик наших городов стал стремительно деградировать.

Малым городам еще повезло, там многое уцелело. В Ярославле мне рассказали грустный анекдот:

— Знаешь, почему в Ярославле уцелело так много храмов?

— Нет.

— Потому что динамит распределяли по алфавиту, и нам досталось только на главный собор.

Впрочем, за уцелевший Ярославль ответили другие города области. В результате затопления Рыбинского и Угличского водохранилищ многие из них потеряли значительные участки исторической территории. А уездный город Молога и вовсе остался под волнами. После Великой Отечественной войны в 1946 году для уничтожения храмов затопленного города и окрестных деревень, упрямо возвышавшихся над волнами рукотворного моря, привлекли бомбардировочную авиацию. Сталинские соколы наносили бомбовые удары по храмам, которые строили их предки...

В наибольшей степени пострадали крупные города, и в первую очередь Москва, ставшая столицей советской державы. Снос памятников в Москве начался уже в 1918 году, когда были уничтожены памятник на месте гибели великого князя Сергея Александровича, памятник Михаилу Скобелеву, легендарному «белому генералу». Всего в Москве, по заключению Академии архитектуры СССР, за 1917— 1940 годы «уничтожено 50 процентов архитектурно-исторических памятников национальной архитектуры»^[80]. При том комиссия считала только те объекты, которым был официально присвоен статус памятника архитектуры. А скольким не был присвоен?

Чистота на улицах

Вопреки распространенному мнению, грязь отнюдь не являлась неотъемлемым атрибутом городов старой России. Более того, осмелимся высказать предположение, что с чистотой улиц тогда дело обстояло много лучше, чем сейчас.

При каждом доме в обязательном порядке содержался дворник, человек, наделенный многими обязанностями, главной из которых было поддержание чистоты во дворе и на прилегающем к дому участке улицы. Обязательными атрибутами дворника были белый фартук, фуражка и бляха установленного образца с номером дома.

Дежурный дворник. Санкт- Петербург (за предоставление этой фотографии хотелось бы поблагодарить заведующую отделом редких книг НБ МГУ)

В крупных городах, где строились большие многоквартирные дома, дворников было больше. Так, в 1900 году в Санкт-Петербурге на 9635 домов приходилось 18 139 дворников. Для сравнения — сейчас в Северной столице их всего 11 тысяч, хотя население города увеличилось в два с половиной раза, а площадь — более чем в четыре^[81].

Старший дворник. Санкт-Петербург (за предоставление этой фотографии хотелось бы поблагодарить заведующую отделом редких книг НБ МГУ)

В столичном Петербурге (да и в других крупных городах империи) дворники имели жесткую иерархию. Младшие дворники занимались собственно уборкой двора и прилегающей к дому улицы, разносили по квартирам жильцов дрова и т.д. Дежурный дворник с бляхой и свистком дежурил у ворот дома, следил за порядком, не пускал во двор шарманщиков, разносчиков и прочих «нежелательных личностей», не разрешал выносить из дома вещи при отсутствии жильца. На ночь дежурный дворник запирал ворота и сидел в подворотне, ожидая припоздавших жильцов. За отмыкание ворот он получал от них деньги, что составляло неплохую прибавку к жалованью.

Старший дворник уже не брал в руки метлу. Он был доверенным лицом домовладельца, руководил работой дворников и прочего домового персонала.

Иркутск. Большая улица

Архангельск. Торговая улица

Севастополь (с дореволюционной открытки)

Все дворники получали жилье от хозяев. Младшие жили «артельно» по нескольку человек в комнате, а старшему полагалась отдельная квартира — дворницкая^[82]. Залогом хорошей работы дворников было довольно высокое жалованье, которое они получали. Младший дворник получал в месяц порядка 20 рублей (жилье и харчи имел хозяйские), не считая чаевых от жильцов, дежурный дворник — от 25 до 35 рублей, а старший — более 50. Таким образом, уровень доходов старшего дворника был близок к уровню младшего офицера или чиновника низшего класса. В начале XX века дворник не был маргиналом или гастарбайтером. Это была неплохо оплачиваемая и пользовавшаяся уважением обывателей работа. Может, потому и чисто было?

В младшие дворники шли обычно молодые крестьяне, пришедшие на заработки в город. Многие из них, скопив за год-другой деньги, возвращались в деревню, а оставшиеся «росли по карьерной лестнице».

В Ростове-на-Дону, известном своей сложной криминальной обстановкой, в дворники предпочитали брать бывших солдат и унтер-офицеров. Ростовские дворники славились своей свирепостью в отношении хулиганов и нищих. Вот почему в городе при довольно высоком для тогдашней России уровне уличной преступности все же отсутствовали понятия «хулиганство в подъезде» или «проходной двор»^[83]. За тем, как дворники выполняют свои обязанности, следили полиция и особая санитарная инспекция.

Жилые заводские постройки. Ковжа. (Фото С.М. Прокудина-Горского.)

И когда мы смотрим на дореволюционные фото русских городов, мы видим, что порядка и чистоты на улицах было куда больше нынешнего.

Причем чистыми и ухоженными были не только большие города, но и скромные рабочие поселки, что можно увидеть на фотографии С.М. Прокудина-Горского.

Безусловно, на окраинах быстрорастущих городов империи с благоустройством было куда хуже. Так что если грязь искать, то найти, конечно, можно. Только надо ли уподобляться хрюкающему животному и заниматься такими изысканиями?

Городской транспорт

С ростом городов неизбежно вставал вопрос о развитии такого вида городской инфраструктуры, как общественный транспорт. Первые попытки создать нечто подобное впервые отмечены в середине XIX века, когда по Москве стали разъезжать по регулярным маршрутам конные линейки.

Затем линейки сменились конно-железной дорогой, в просторечии конкой, а вот ей на смену пришел трамвай, который специалисты в области городского транспорта и сегодня считают одним из наиболее эффективных его видов.

Открытый впервые в Берлине благодаря научным разработкам многих русских и немецких инженеров: Ф.А. Пи- роцкого, К. Сименса, В. Сименса, В.Н. Чиколева, В.А. Лачинова, — трамвай быстро распространился по миру. За 10 лет с 1881 года, когда первый электропоезд прошел по железной дороге между Берлином и Лихтерфелдом, трамвайное движение было открыто в 14 государствах и 274 городах мира.

В тогдашней России трамвай был пущен впервые в городе Киеве по инициативе инженера А.Е. Струве в 1892 году. Деятельности Подобедова и Гартмана, фирме братьев Сименс и Гальске мы обязаны рождению трамвая в Нижнем Новгороде в 1896 году. По предложению русских предпринимателей в 1898 году бельгийцы построили трамвай в Курске, Орле, Витебске^[84].

В 1898 году трамвай был пущен и в Москве. Примечательно, что тогда городской пассажирский транспорт считался выгодным видом бизнеса и за право открытия трамвайных линий в городах частные фирмы платили городу изрядные суммы.

Доходность предприятия привела к тому, что городские власти приняли решение взять его под контроль. 7 марта 1900 года Московская городская Дума приняла решение: «Городские железные дороги в Москве должны составлять особое городское предприятие, и их устройство и эксплуатация должны производиться с самого начала за счет и мерами городского управления».

Очень быстро московский трамвай превратился в самое доходное городское предприятие. Несмотря на то что его развитие требовало немалых расходов — строились новые линии, обновлялся вагонный парк, — в 1914 году московский трамвай принес городу 4 млн рублей чистой прибыли.

Московские трамваи у Красных ворот

Развитие трамвая способствовало и развитию города. Для обеспечения его нужд строились мощные электростанции, электрические подстанции, сеть электропередачи. Проявляли заботу городские власти и о трамвайных служащих. В 1909 году при всех трамвайных парках были созданы амбулатории с собственными врачами и фельдшерами. Каждый новый парк, кроме того, строился с общежитиями и квартирами для служащих. Такой же дом был выстроен в 1909 году для работников центральной городской трамвайной электростанции близ самой электростанции. Была разработана специальная программа строительства домов с квартирами для служащих трамвая. Эти дома были трех типов: казармы для одиночек, с комнатами для одиноких и семейных и квартирами для служащих. Программа эта во многих парках была осуществлена. Некоторые парки, кроме жилых домов, имели и свои продовольственные лавки. И сегодня мы можем видеть продовольственные магазины на территории 4-го троллейбусного парка (Миусского), 5-го троллейбусного парка (Уваровского), завода ТРЗ (Золоторожского парка), Краснопресненского трамвайного депо (Пресненского парка). Жилые дома на Лесной, Малой Пироговской, Русаковской набережной, Мытной и других улицах — все это свидетельство заботы города о трамвайщиках. Решались многие вопросы стимулирования труда. Вагоновожатые, отработавшие полгода, как мы сегодня сказали бы, «без ДТП и замечаний от пассажиров», стали получать премии, кондукторы стали получать бесплатно форму и др.^[85].

Схема маршрутов московских трамваев в 1916 году

К 1914 году московские трамваи ходили по 38 маршрутам, в парках города имелось 821 моторный и 435 прицепных вагонов. Примечательно, что большая часть из них была отечественного производства. В 1908 году Московская городская Дума объявила конкурс на лучший тип трамвайного вагона для Москвы. В конкурсе приняли участие ведущие отечественные и зарубежные фирмы, а победу одержал Коломенский завод, представивший вагон серии «Ф», ставший на долгие годы образцом для подражания.

Интересно, что до революции в московских трамваях запрещался проезд стоя — при движении вагонов с интервалом в 3 минуты в этом не было необходимости.

На этой иллюстрации представлена схема маршрутов московских трамваев в 1916 году. Читатели-москвичи, вам она ничего не напоминает? Правильно, напоминает. Ибо в 1912 году Московская городская Дума рассмотрела в качестве дальнейшего развития трамвайной сети проект «подземной электрической железной дороги» — метрополитена. Но это уже другая история.

Строились трамваи и в других городах России.

Трамвай на Большой Садовой улице г. Ростова-на-Дону

В 1901 году трамвайное движение было открыто в Ростове-на-Дону. Здесь владельцем трамвайной сети, которая к 1917 году насчитывала семь маршрутов, было «Бельгийское акционерное общество под председательством купеческого сына И.М. Фаина». Первоначально в Ростове использовали бельгийские вагоны, а с 1908 года их вытеснила продукция Коломенского завода^[86].

Открытие трамвайной линии. Архангельск, 1916 год

Последняя трамвайная сеть в истории Российской империи была открыта в Архангельске. 12 июня 1916 года из ворот трамвайного парка вышли первые восемь новеньких вагонов, которые доставили почетных пассажиров — местное начальство и купечество — к зданию городской Думы... Долгое время архангельский трамвай был самым северным в мире. Был — потому что 21 июня 2004 года распоряжением нынешних городских властей Архангельска трамвай был закрыт и даже демонтированы рельсы...

Посмотри на это фото, читатель. На рельсах застыл, сверкая лаком, новенький коломенский вагон серии «Ф». В салоне и на площадках столпилась публика. Перед вагоном — важные господа в шляпах. Возможно, это члены архангельской городской управы или гласные городской Думы. Идет мировая война. А они думают о будущем своего родного города, о его развитии. И за ними — воплощение надежды, залог будущего процветания Архангельска... Посмотрите, как спокойны и уверенны их лица. Им неведомо, что до катастрофы, обрушившей все, что они созидают, осталось менее года...

Здравоохранение

Эта глава началась с описания строительства больницы имени Петра Великого в Санкт-Петербурге. А теперь расскажем о том, как подобное строительство проходило в Первопрестольной. Началось все в 1886 году, когда Императорский московский университет обратился в правительство с предложением построить в Москве клинику высшего уровня, в которой, с одной стороны, могли бы лечиться жители города, а с другой — проходить практическую подготовку будущие медики. Прошение было рассмотрено на высочайшем уровне, и государь император идею одобрил. Во исполнение монаршей воли Министерство финансов выделило около 2 млн рублей. Московская городская Дума, понимая, какую пользу принесет городу строительство такой клиники, бесплатно отвела землю на Девичьем поле, а московские купцы, тряхнув мошной, добавили к государственным двум миллионам еще три миллиона добровольных пожертвований.

После тщательной проработки проекта, включавшей в себя и ознакомление с лучшими клиниками Европы, под руководством архитектора К.М. Быковского началось строительство целого клинического городка.

В 1887 году на пожертвования В.А. Морозовой была выстроена психиатрическая клиника, на средства Е.В. Пасха- ловой и Т.С. Морозова — клиники акушерства и гинекологии, в 1890-м вступили в строй здания, построенные на средства города, — терапевтическая клиника доктора Г.А. Захарьина, хирургическая Н.В. Склифосовского, клиника нервных болезней, детская Н.Ф. Филатова, институты общей патологической анатомии, общей патологии, фармакологии, гигиены. К концу 1892 года были построены на правительственные средства клиники госпитальной хирургии, пропедевтики внутренних болезней и глазных болезней. Последними открыли свои двери в 1895 году общая клиническая лаборатория и клиника болезней уха, горла и носа.

На окраине Девичьего поля появился целый комплекс из десятков зданий, в которых использовались последние достижения медицинской науки и практики, — это было крупнейшее медицинское учреждение Российской империи и одно из крупнейших и лучших в мире. Расположение зданий в медицинском городке как бы символизировало человеческую жизнь от рождения до смерти — если в начале городка находилась акушерская клиника, где происходило физическое рождение, и церковь Михаила Архангела, знаменующая духовное рождение, то в конце — патолого- анатомический корпус и церковь Св. Дмитрия Прилуцкого для отпевания ушедших в мир иной.

«Скажем же искреннее задушевное спасибо от нашей корпорации,  — писал профессор Ф.Ф. Эрисман, — и тем частным жертвователям, которые приняли на себя практический почин в этом деле, и городу Москве, который столь великодушно поддержал начинание Университета, и правительству, которое щедрой рукой отпустило средства для постройки и содержания нашего клинического городка»^[87].

Церковь Св. Дмитрия Прилуцкого на Девичьем поле в Москве. Современное фото автора

Полагаю, что миллионы граждан нашей страны, получившие медицинскую помощь в этой клинике или из рук докторов, которые в ней обучались, могли бы присоединиться к этим словам благодарности. Только многие ли знают, когда была построена клиника и чьим старанием? Недаром большевики воздвигли рядом с клиникой памятник своему наркомздраву Семашко. Вот кого должны были почитать люди. Впрочем, иногда и советская пропаганда была бессильна стереть из памяти людей чувство благодарности.

В 1900 году в Москве на средства купца первой гильдии Викулы Елисеевича Морозова было начато строительство Детской инфекционной больницы (четвертой в городе детской и первой инфекционной). В апреле 1902 года был построен административный корпус, в котором на первом этаже открыта амбулатория. В январе 1903 года — открыто три первых инфекционных корпуса на 100 коек. К 1906 году было построено еще шесть корпусов для больных с «заразными» и «незаразными» заболеваниями, хирургический корпус, кухня, складские помещения, часовни, секционна я, а также жилой корпус для руководителей больницы. Всего больница могла принять 340 инфекционных больных. По смерти благотворителя ей было присвоено имя Морозова. И сколько бы раз в годы советской власти ни пытались ее переименовать, для москвичей она всегда оставалась Морозовской. В 1996 году историческая справедливость была восстановлена, и больница стала Морозовской уже официально. А ее советское название так и не задержалось ни в памяти, ни даже на официальном сайте учреждения.

Скептически настроенный читатель скажет — одна больница, это, конечно, хорошо, но все-таки «одна ласточка весны не делает».

Что же, расскажем и о создании российской системы здравоохранения в целом.

В конце XIX века ситуация в сфере здравоохранения и медицины в России была крайне неблагополучной: социальные изменения, повлекшие за собой изменения традиционного уклада жизни, перемещение больших масс людей — все это привело к росту заболеваний и повышению смертности. По уровню смертности и средней продолжительности жизни Россия занимала одно из первых мест в Европе (главным образом за счет чрезвычайно высокой детской смертности). В 1889 году на всю огромную империю приходилось лишь 13 тыс. дипломированных врачей. Такое положение не могло, конечно, устраивать ни власти, ни общество.

И меры были приняты — с 1901 по 1913 год бюджетные расходы на медицинскую часть возросли с 43,9 млн рублей до 145,1 млн рублей, то есть в 3,3 раза! Число врачей в империи выросло к 1915 году до 33,1 тыс., что вывело нашу страну по этому показателю на второе место в Европе и третье место в мире^[88].

Важно отметить и качество подготовки русских врачей. В ходе русско-японской войны 1904—1905 годов относительные потери русской армии умершими от ран и заболеваний в госпиталях были примерно в 2 раза ниже, чем у противника^[89]. Так что первое место Японии по числу врачей в мире, по-видимому, было достигнуто за счет качества их подготовки.

При этом в наиболее крупных городах России (Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Харькове, Одессе) число врачей на душу населения не уступало ведущим мировым столицам — Вене, Берлину, Парижу и т.д.

С 1901 по 1913 год количество мест в больницах увеличилось почти в 1,7 раза (с 136,5 тыс. до 227,9 тыс., включая психиатрические больницы и родильные приюты), а число пациентов, воспользовавшихся помощью в этих больницах, за тот же период возросло в 2,1 раза. Если в 1903 году в стране насчитывалось 3765 аптек, то к 1913 году их число возросло до 6 тыс. аптек и 12 тыс. фармацевтов.

Важно отметить, что составной частью создания системы здравоохранения была ее доступность для населения. Медицинская помощь во всех государственных и земских медучреждениях по месту жительства была бесплатной. В сельских, земских и муниципальных лечебницах лекарства обратившимся за помощью выдавались бесплатно^[90].

Как отмечает современный историк:«В результате бесплатное медицинское обслуживание постепенно становилось доступным для самых различных слоев населения страны. Это наглядно показывает медицинская статистика. В 1901 г. в России медицинскую помощь получили 49 млн человек, в 1904 г. — 57млн, в 1907 г. — 69 млн и в 1913 г. — 98 млн человек, то есть две трети всего населения. При этом примерно 90% больных обращались в общественные лечебницы и только 7% к частнопрактикующим врачам»^[91].

Московский городской родильный дом

Конечно, в здравоохранении страны оставались весьма существенные проблемы, и, несмотря на приведенные выше цифры, подданные Российской империи в массе своей были обеспечены медицинской помощью хуже, чем жители Германии, Англии или Франции. Но это не может умалить в наших глазах заслуг Николая II и его правительства в деле формирования национальной системы здравоохранения. Именно при нем в России появилось то, что вошло сейчас в привычку, — родильные дома и станции «Скорой помощи», женские консультации и молочные кухни, участковые врачи и больничные листы... Главным свидетельством успешности политики последнего царствования в сфере здравоохранения служит увеличение численности населения империи со 129 млн человек в 1897 году до 179 млн человек в 1915 году. Ни до, ни после этого времени такого прироста численности населения наша страна не знала.

По мнению Д.И. Менделеева, к 1980 году в России должно было проживать 500 млн русских. Такое количество населения он полагал оптимальным для нашей страны, позволяющим в наибольшей степени использовать ее богатства и добиться общего процветания. О таком будущем мечтала Российская империя.

Миф пятый.
«ВКОНЕЦ ОТСТАЛАЯ РОССИЯ...»

Миф о промышленной и технической отсталости старой России был одним из краеугольных камней советского толкования истории. По целому ряду причин этот миф был очень важен для советских идеологов.

Во-первых, он должен был подчеркнуть заслуги советской власти в деле развития промышленности страны, более того, приписать ей чуть ли не исключительную заслугу в индустриализации России.

Во-вторых, с точки зрения «коммунистов-державников», аргумент об отсталости старой России служит оправданием совершим революции большевикам. Дескать, если бы не революция, то Россия попала был под контроль мирового финансового капитала. Или даже больше — революция спасла Россию от участи действительно отсталых стран вроде Турции или Китая. Так сам тезис об отсталости становится одним из устоев важного тезиса большевиков об объективной неизбежности революции.

В-третьих, миф об отсталости России играл важную роль в очернении прошлого в глазах советского общества. Что могло быть привлекательного в стране, где даже промышленности нормальной не было? То ли дело гиганты пятилеток...

Таким образом, этот миф — один из важнейших мифов о прошлом России и тщательно соблюдался в мелочах. Приведу лишь один простой пример. В 1986 году вышла из печати написанная в популярном жанре книга Л.Д. Гоголева «Бронемашины». В интересной форме, языком, понятным даже школьнику, автор рассказывал об эволюции колесной бронетехники. Был в его книге и рассказ о первом в России бронеавтомобиле, проект которого разработал офицер русской армии подъесаул князь М.А. Накашидзе. Однако, по мнению тов. Гоголева, «в царской России не нашлось предприятия, которое взялось бы за изготовление такой сложной машины. Поэтому бронеавтомобиль «по мысли и проекту» Накашидзе был заказан во Франции»^[92]. Вот такую информацию мимоходом получали юные советские читатели — «не нашлось предприятия». А что было на самом деле? Князь Накашидзе действительно был большим поклонником идеи использования автомобилей в военном деле. И действительно в ходе русско-японской войны предложил командованию использование броневого автомобиля. Только вот автором проекта он не был. Ибо проект броневика разработал полковник французской армии Гюйе, работавший на фирме «Шаррон, Жирардо, Вуа», одним из совладельцев которой являлся... князь Накашидзе! И в переписке с представителями российского Генерального штаба князь выступает в двух ипостасях — как подъесаул Российской армии и как директор отдела бронированных автомобилей фирмы «Шаррон»^[93]. С самого начала вопрос о производстве броневика в России не поднимался, ибо речь шла о приобретении сначала одного, а потом и партии иностранного оружия. Броневик, купленный у фирмы «Шаррон», действительно стал первым бронированным автомобилем, испытанным российским военным ведомством, но при чем тут отсталость промышленности и наличие предприятий для производства?

Вот так по мелочам и поддерживался в массовом сознании миф. Скажем несколько слов и о смысловом контексте мифа. Само понятие «отсталость» неизбежно подразумевает сравнение с другими странами. Отставать можно только от кого-то. Таким образом, сам миф не рассматривает Россию как таковую, а обязательно в сравнении по показателям, которые назначаются исследователем. На наш взгляд, такой подход в корне неверен — сравнивать надо не столько числовые показатели, сколько возможности стран и уровень обладания технологиями. Сравнение же только показателей может привести порой к парадоксальным открытиям.

Например, большинству обывателей представляется очевидным, что в начале XIX века наполеоновская Франция была развитой и прогрессивной страной, а «феодально-крепостническая» Россия — отсталой и косной. Между тем цифры статистики говорят об обратном — по производству важнейших видов военной продукции Россия заметно превосходила Францию. Так, русская промышленность производила в год 163 тыс. тонн чугуна и 176 тыс. ружей, а французская, соответственно, — 99 тыс. тонн и 120 тыс. единиц^[94]. Тем не менее «отставание» Франции не помешало Наполеону вести в течение полутора десятка лет войны почти со всей Европой.

В начале XX века Российская империя входила число пяти наиболее развитых государств мира. В этой «большой пятерке» она занимала пятое место, пропуская вперед США, Германию, Великобританию и Францию.

ДОЛИ РОССИИ, США, ВЕЛИКОБРИТАНИИ, ГЕРМАНИИ И ФРАНЦИИ В МИРОВОМ ПРОМЫШЛЕННОМ ПРОИЗВОДСТВЕ (В %)

Обратите внимание на темпы развития российской промышленности — если доля других индустриальных держав (за исключением США) с конца XIX века снижалась, то доля России сохранялась на прежнем уровне и даже несколько увеличилась. Отставание нашей страны от Великобритании в 1885—1913 годах сократилось втрое, а от Германии — на четверть. Тем не менее разница оставалась довольно значительной: накануне мировой войны Россия производила промышленной продукции в 2,6 раза меньше, чем Великобритания, и в 3 раза меньше, чем Германия. Что касается Франции, то, по абсолютным показателям валового промышленного производства, Россия к началу 1900-х годов вплотную приблизилась к Франции, превзойдя ее по выпуску ряда ключевых видов промышленной продукции: минерального топлива, стали, машин, хлопчатобумажных тканей и т.д.^[95].

По мнению современных исследователей, Россия, пока еще значительно отстававшая от экономически развитых стран Запада, в то же время ни в коей мере не была «банановой республикой». В канун Первой мировой войны страна вышла на траекторию здорового экономического роста, которая, не случись катаклизмов 1917 года, могла бы вывести империю в число ведущих индустриальных держав мира. Один из зарубежных экспертов отметил, что «экономический рост и структурные изменения царской экономики 1885—1913 годов соответствуют образцу современного экономического роста, который испытали на себе индустриально развитые страны». Разница заключалась лишь в том, что, позже вступив на путь индустриального развития, Россия успела пройти меньший отрезок этого пути^[96].

На этом, собственно говоря, миф об отсталости России можно было бы сдать в утиль. Но мы сами предложили критерий оценки развитости страны — оценка ее возможностей. Посмотрим, какими же технологиями владела Россия в сравнении с другими великими державами мира в начале XX века. Нашим критерием станет не просто наличие производства в какой-либо сфере, но наличие разработки и производства. Поясним — на построенной европейцами фабрике магазинные винтовки мог выпускать и Китай, но вот самостоятельная разработка систем стрелкового оружия китайцам была не под силу.

* В России при наличии серийного выпуска аэропланов собственных конструкций отсутствовали собственные авиадвигатели и их разработка.

Итак, Россия обладала почти всеми технологиями, которыми обладали ведущие государства планеты. Важно отметить, что наша страна не просто пыталась не отстать от «века прогресса», усваивая новое, но и активно участвовала в открытии этого нового. Успехи русской науки и русских инженеров в конце XIX — начале XX века известны любому школьнику. Это и изобретение радиосвязи, и создание периодической системы химических элементов, постройка первого в мире многомоторного самолета и первого в мире теплохода, постройка самой длинной железной дороги в мире и т.д.

Впрочем, о железных дорогах ниже мы поговорим особо. А пока ответим еще на ряд мифических утверждений.

О долгах

Публицисты левого толка любят рассказывать о «закабаленной долгами» царской империи, которая была настолько зависима от внешних займов, что вынуждена была следовать указаниям кредиторов в своей внешней политике, а некоторые договариваются до того, что «вся промышленность царской России принадлежала иностранным банкам». А что в реальности?

Действительно, правительство Российской империи прибегало к зарубежным и внутренним займам для привлечения средств в экономику с целью дальнейшего развития страны. Надо отметить, что такая практика не была чем-то исключительным. Многие промышленно развитые страны прибегали к займам как для покрытия текущих государственных нужд, так и для стимулирования экономического роста.

Из важных тенденций начала XX века необходимо отметить постепенное вытеснение внешнего государственного долга внутренним. Российское Министерство финансов так комментировало ситуацию: «В тяжелые 1904—1908 годы значителен был приток иностранного капитала, главным образом, по займам казны. В 1909-1913 же годы русский денежный рынок удовлетворял большею частью собственными средствами предъявляемый страной спрос на капиталы. Участие внутреннего рынка в размещении русских процентных бумаг постепенно возрастало, несмотря на быстрое увеличение их выпуска из года в год»^[97].

Правительство постепенно переходило от внешних заимствований к опоре на внутренние силы. Это стало возможным благодаря значительному росту благосостояния населения страны. Если в 1904 году население имело 4 584 335 вкладов в сберегательных кассах на сумму 860 404 835 рублей, то в 1914-м число вкладов возросло до 8 991 571, а их размер до 168 5370 506 рублей, то есть сбережения населения за 10 лет удвоились.

После окончания чрезвычайной ситуации, вызванной Русско-японской войной и революцией 1905 года, российское правительство смогло восстановить бездефицитный бюджет, что свидетельствовало о здоровом состоянии финансовой системы страны.

Рассмотрим долговые обязательства России на фоне других мировых держав.

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ДОЛГ МИРОВЫХ ДЕРЖАВ НА 1907 г. (МЛН РУБЛЕЙ)^[98]

Таким образом, даже в сложной для себя ситуации после войны и революции «закабаленная долгами» Россия тратила на обслуживание внешнего долга 19,2% национального бюджета — почти столько же, сколько «мастерская мира» Англия, и заметно меньше, чем Франция, где этот показатель достигал 26,4%.

В ходе Первой мировой войны Российская империя, как и другие воюющие государства, прибегала к займам для покрытия чрезвычайных военных расходов. По данным начальника исторического отдела Центробанка РФ доктора исторических наук Ю.А. Петрова, для финансирования войны к середине 1917 года было израсходовано примерно 35 млрд рублей, из них 7,5 млрд, или 20 %, получено от союзников из внешних источников, а остальные 27,5 млрд — из внутренних поступлений. То есть на 4/5 Россия покрывала финансовые потребности за счет внутренних средств^[99].

При этом в 1916 бюджетном году дефицит бюджета в империи составил 67%, что было значительно ниже, чем у других воюющих держав (Германия — 92,7%, Англия — 75%, Франция — 86,6%). Таким образом, Россия значительно меньше влезала в долги, чем другие страны-участницы. До февраля 1917 года финансовое положение оставалось стабильным.

Кстати, структура займов говорит еще об одном — когда большевики демонстративно объявили дефолт по долговым обязательствам царского правительства, то в наибольшей степени пострадали не «иноземные капиталисты», а собственные граждане, на долю которых приходилось 2/3 военных займов. И если тема выплат по внешним долгам царской России периодически поднимается на государственном уровне, то вопрос о возврате долгов собственным гражданам даже не рассматривается.

Стальные дороги

Говоря об отсталости России, критики нашего прошлого обычно не забывают упомянуть о неразвитости транспортной системы страны. Для того чтобы подчеркнуть этот тезис, приводят такой показатель, как плотность железнодорожной сети. Согласно ему наша страна занимает одно из последних мест в мире. И не поспоришь с цифрами... Однако, с нашей точки зрения, сам по себе этот показатель не является важным при оценке развития транспортной системы. Потому что одной из его составляющих является общая площадь территории государства, а по этому показателю невозможно сравнивать компактную, густонаселенную Германию и огромные пространства России. Даже сравнение с так называемой Европейской частью России выглядит некорректным, поскольку эта европейская часть включает в себя огромные незаселенные пространства к северу от Вологды. Да и в центральных районах плотность населения значительно ниже, чем в Европе. Более адекватным показателем является протяженность железнодорожной сети. А также оценка ее способностей по перевозке людей и грузов.

Пассажирский паровоз серии А. (Фото С.М. Прокудина-Горского.)

В начале XX века протяженность железнодорожной сети России составляла 74 тыс. верст и являлась второй по протяженности в мире (после США). В состав железных дорог России входила Транссибирская магистраль протяженностью более 8000 верст, построенная на рубеже веков в рекордно короткие сроки. Изыскательские работы по трассе будущей дороги были начаты в 1887 году. В начале 1891 заседал комитет по сооружению Сибирской железной дороги, который вынес важное постановление о том, что «Сибирская железная дорога, это великое народное дело, должна осуществляться русскими людьми и из русских материалов», и утвердил технические условия строительства магистрали. В феврале 1891 года Комитет министров признал возможным начать работы по сооружению Великого Сибирского пути одновременно с двух сторон — от Челябинска и Владивостока.

Памятник Александру III — строителю Великого сибирского пути в Иркутске

Началу работ по постройке Уссурийского участка Сибирской железной дороги Александр III придал смысл чрезвычайного события в жизни империи, о чем свидетельствует текст рескрипта царя на имя наследника российского престола: «Повелеваю ныне приступить к постройке сплошной через всю Сибирь железной дороги, имеющей целью соединить обильные дары природы сибирских областей с сетью внутренних рельсовых сообщений. Я поручаю Вам обновить таковую волю мою, по вступлении вновь на русскую землю, после обозрения иноземных стран Востока. Вместе с тем возлагаю на Вас совершение во Владивостоке закладки разрешенного к сооружению, за счет казны и непосредственным распоряжением правительства, Уссурийского участка Великого Сибирского рельсового пути».

На строительстве Транссиба. Обед рабочих

Николай Александрович выполнил указание августейшего родителя. 19 мая (31 мая по новому стилю) 1891 года в 10 часов утра в двух с половиной верстах от города в роскошном павильоне был совершен молебен по случаю закладки дороги. Цесаревич принял также участие в закладке первого камня железнодорожного вокзала и серебряной пластины, изготовленной в Санкт-Петербурге по образцу, одобренному императором. Так началось грандиозное и трудное строительство.

Сооружение Транссибирской магистрали осуществлялось в суровых природно-климатических условиях. Почти на всем протяжении трасса прокладывалась по малозаселенной или безлюдной местности, в непроходимой тайге. Она пересекала могучие сибирские реки, многочисленные озера, районы повышенной заболоченности и вечной мерзлоты (от Куэнги до Бочкарева, ныне Белогорск). Исключительные трудности для строителей представлял участок вокруг Байкала (станция Байкал — станция Мысовая). Здесь приходилось взрывать скалы, прокладывать тоннели, возводить искусственные сооружения в ущельях горных речек, впадающих в Байкал.

Строительство Транссибирской магистрали потребовало огромных средств. По предварительным расчетам Комитета по сооружению Сибирской железной дороги, ее стоимость определялась в 350 млн рублей золотом, поэтому в целях ускорения и удешевления строительства в 1891— 1892 годах для Уссурийской линии и Западно-Сибирской линии (от Челябинска до р. Обь) взяли за основу упрощенные технические условия. Так, согласно рекомендациям комитета, уменьшили ширину земляного полотна в насыпях, выемках и на горных участках, а также толщину балластного слоя, укладывали облегченные рельсы и укороченные шпалы, сократили количество шпал на 1 км пути и т.д. Предусматривалось капитальное строительство только больших железнодорожных мостов, а средние и малые мосты предполагалось возводить деревянными. Расстояние между станциями допускалось до 50 верст, путевые здания строились на деревянных столбах.

Наиболее острой и трудноразрешимой была проблема обеспечения строительства Транссибирской магистрали рабочей силой. Потребность в квалифицированных рабочих удовлетворялась вербовкой и переброской в Сибирь строителей из центра страны. По данным В.Ф. Борзунова, к строительству Западно-Сибирского участка магистрали в разные годы привлекалось от 3,6 тыс. до 15 тыс. рабочих из европейской России, Среднесибирского — от 3 тыс. до 11 тыс., Забайкальского — от 2,5 тыс. до 4,5 тыс. Значительную часть строителей составляли ссыльные арестанты и солдаты. Непрерывное пополнение рабочей силы на строительстве магистрали шло за счет привлечения сибирских крестьян и горожан и притока крестьян и мещан из европейской России. Всего на сооружении Транссиба в 1891 году, в начале стройки, было 9600 человек, в а 1895-1896 годах, в разгар строительных работ, — 84-89 тыс., в 1904 году, на завершающем этапе, — только 5300 человек. На строительстве Амурской железной дороги в 1910 году работали 20 тыс. человек.

По быстроте сооружения (в течение 12 лет), по протяженности (7,5 тыс. км), трудностям строительства и объемам выполненных работ Великая Сибирская железная дорога не знала себе равных во всем мире.

Испытание первого пролета железнодорожного моста через Иртыш

В 1904 году американский журнал «Сантифик Американ» назвал строительство Транссибирской магистрали самым выдающимся техническим достижением рубежа веков.

Российские железные дороги с честью выдержали испытание в начале Первой мировой войны, когда на них легла основная нагрузка по перевозке огромной массы войск. Генерал Головин так оценил их работу:«Русские железные дороги блестяще выполнили работу по мобилизации армии и сосредоточению ее на театре военных действий. Не только тысячи воинских эшелонов и команд своевременно прибыли к местам назначения, но в период сосредоточения по требованию Ставки и Штабов фронтов, в связи с начавшимся наступлением противника, некоторые части были перевезены значительно далее намеченных пунктов, перевозки других ускорены, что для Сибирских войск достигало трех-четырех суток. Эти перевозки с отступлением от планов были выполнены без замешательства и в некоторых случаях оказали серьезное влияние на ход военных действий. Работа железных дорог только по сосредоточению войск выразилась в перевозке более 3500 эшелонов»^[100].

Мост через р. Южная Шуя. Железная дорога Петрозаводск - Романов. 1916 год

В 1916 году в рекордно короткий срок была построена железная дорога протяженностью 2000 верст, связавшая Россию и новый порт, основанный на берегу Кольского залива, — Романов-на-Мурмане, ныне известный как Мурманск.

В 1917 году протяженность железных дорог империи составила 81 116 километров при темпах строительства 1575 километров в год. Отметим, что в лучшие годы советской власти этот показатель не превышал 955 км. В конце 80-х годов XX века общая протяженность железных дорог СССР составила примерно 145 000 километров, то есть за годы советской власти было построено меньшее количество железных дорог, чем за предшествующий равный по времени период истории Российской империи.

Не могу не отметить, что пресловутый показатель плотности железных дорог за советское время увеличился менее чем в два раза, и по этому показателю СССР конца XX века уступает Германии конца XIX века. Конечно, это говорит не о «неразвитости и отсталости» нашей страны, а о неверности параметра для сравнения.

Русская промышленность и Первая мировая война

Одним из основных аргументов адептов мифа о слабой и неразвитой России является тезис о неспособности российской промышленности удовлетворить нужды вооруженных сил в годы Первой мировой войны. При этом обычно «забывается», что неготовыми к войне оказались все участники оной, и проблемы с обеспечением военной продукцией, которые мифотворцы пытаются выдать за российскую специфику, были характерны для всех стран — участниц конфликта.

Так, «ружейный голод» во Франции и Великобритании возник даже раньше, чем в России (их предвоенные запасы были меньше), снарядный голод испытывала не только русская армия, но и французы, заказы в США на производство вооружений размещала не только Россия, но все ее союзники по Антанте и т.д.

Производство боеприпасов на Тамбовских вагоноремонтных мастерских. 1915—1916 годы

В реальности годы Первой мировой войны стали временем быстрого роста отечественной промышленности. Фактически Российская империя вступила в фазу индустриализации.

Так, за годы Первой мировой войны в тяжелой промышленности производство увеличилось на 29%, а в легкой промышленности — сократилось на 6,5%. При этом особенно быстрыми темпами увеличивалось производство военной продукции. Но не менее сильно увеличивались станкостроение — в 10 раз, электротехника — в 3,6 раза, производство двигателей — в 2,2 раза, химическая продукция — на 64%. Если перед войной в стране действовало три автозавода, то в годы войны строились еще пять. Добыча угля в Донбассе поднялась с 1544 млн пудов в 1913 году до 1744 млн в 1916 г., а нефти по стране добывалось, соответственно, 9234 млн и 9879 млн пудов. В хлопчатобумажной промышленности наблюдалась близкая картина: за время войны отечественное производство пряжи выросло с 17 344 тыс. пудов в 1913 году до 18 868 тыс. пудов в 1915 году и до 19 129 тыс. пудов в 1916 году.

Не менее выразительна и динамика производительности труда во всей промышленности за тот же промежуток времени. И снова: спад производительности труда наступает в 1917 году, причем еще больший, чем по уровню валовой продукции: на 22,8% по отношению к 1913 году и на 27% — к предшествующему 1916 году^[101].

В стране создавались целые отрасли промышленности, отсутствовавшие ранее. Так, в начале 1916 года было принято решение о строительстве шести автомобильных заводов, которые должны были обеспечить выпуск до 15 тыс. автомашин в год. Это были:

Автомобильный завод Русско-Балтийского вагонного общества (Руссо-Балт) в Филях (о его судьбе скажем чуть ниже);

Автомобильный завод Лебедева в Ярославле (в советское время выпускал автомобили под марками «ЯГ» и «ЯАЗ», а с 1958 года и по наши дни предприятие специализируется на выпуске автомобильных моторов);

завод «Русский Рено» в Рыбинске, который помимо автомобилей должен был выпускать и авиационные моторы, что позволило бы отечественной авиапромышленности избавиться, наконец, от зависимости от импорта. Именно это авиамоторное направление стало главным для предприятия в советское время. В настоящее время завод носит название НПО «Сатурн» и является ведущим предприятием этого профиля в России;

завод «Аксай» в Ростове-на-Дону, перепрофилированный в советское время на выпуск исключительно сельскохозяйственной техники. Ныне это предприятие является крупнейшим в России заводом по производству культиваторов;

завод «Автомобильное Московское Общество» (АМО) в Москве. В начале 1917 года он первый из шестерки дал готовую продукцию — с его конвейера сошли собранные по обходной технологии из машинокомплектов грузовики «АМО-Фиат-15». До 1918 года завод успел выпустить около 1300 грузовиков. В годы Гражданской войны завод простаивал, попытки восстановления начались в 1924 году и сопровождались шумной пропагандистской акцией — очередные собранные из задела 10 грузовиков «АМО-Ф-15» были покрашены в красный цвет и показаны на Красной площади 7 ноября как первые советские автомобили. Именно с них в советское время начинали говорить об истории отечественной автопромышленности.

Шестой завод должен был быть не частным, а государственным. Он строился под Мытищами и официально именовался «Казенный завод военных самоходов». После революции стройка была заброшена, а в 20-е годы завод достроили как орудийный. В начале 60-х годов он был передан в качестве производственной базы ОКБ-1, которое возглавлял С.П. Королев. Сейчас несостоявшийся автозавод является основой НПО «Энергия» — флагмана космической промышленности России.

Таким образом, заложенные в последние годы Российской империи предприятия впоследствии сыграли значительную роль в развитии промышленности и в той самой индустриализации, которой так любили гордиться большевики.

Для преодоления оружейного кризиса был построен огромный оружейный завод в Коврове, на котором наладили выпуск ручных пулеметов Мадсена и собственной разработки — ружей-пулеметов (автоматов) Федорова.

К началу 1917 года русская армия уже не испытывала недостатка в боеприпасах, снаряжении, основных видах вооружений. Российская промышленность сумела вместе с импортными поставками обеспечить надежный тыл своим войскам.

Итак, мы видим, что Российская империя, хотя и уступала по промышленному потенциалу таким странам, как Великобритания, Германия и США, вовсе не была «отсталой» и «слаборазвитой». Не была она и закабаленной долгами. Более того, многое из того, что было построено в годы первых пятилеток и подавалось как достижение советской власти, на самом деле было лишь выполнением и достройкой дореволюционных планов и проектов. Туркмено-Сибирская железная дорога, Каракумский канал, Днепрогэс, Северный морской путь, Байкало-Амурская магистраль — этот список можно продолжать весьма долго.

В заключение этой главы хотелось бы предложить вниманию читателя рассказ об одном из наиболее интересных, динамично развивающихся предприятий Российской империи. И пусть читатель судит сам, была ли «отсталой» страна, где были такие заводы.

История одного завода

Речь пойдет о Русско-Балтийском вагонном заводе (РБВЗ). Предприятие возникло в 1869 году как филиал немецкой вагоностроительной фирмы «Вад дер Зипен унд Шарлиер». Фирма рассчитала, что сделанный ей заказ Рижско-Двинской железной дороги на 500 товарных вагонов обойдется дешевле, если не платить таможенную пошлину, а изготовить продукцию прямо на месте. В 1874 году филиал превратился в самостоятельное акционерное общество. Тогда-то и появилось название «Русско-Балтийский вагонный завод». Предприятие быстро росло. На нем было 553 станка, в 50 цехах трудились более 4000 рабочих, а годовая продукция оценивалась почти в 11 млн рублей. В 1900 году завод выпустил 5513 товарных и 219 пассажирских вагонов.

Качество продукции было очень высоким — на двух Всероссийских промышленных выставках (1882 и 1896 гг.) РБВЗ получил право ставить на свои изделия знак Всероссийского признания — изображение государственного герба империи. В 1906 году продукция завода получила Гран- при на Всемирной выставке в Милане^[102].

Важную роль в истории завода сыграл Михаил Владимирович Шидловский. Он родился в 1856 году в дворянской семье и избрал для себя карьеру морского офицера. Неожиданно в чине капитана 2-го ранга он меняет блестящую флотскую карьеру на чиновничью и переходит на службу в департамент государственного казначейства. На этом поприще он также добивается успеха и через несколько лет службы занимает ответственный пост секретаря ка- значейства^[103].

И вдруг неожиданно для многих Михаил Владимирович уходит в отставку и становится частным предпринимателем — председателем правления акционерного общества РБВЗ. Важно отметить, что Шидловский принимает на себя управление предприятием, переживающим кризисное состояние. Новый энергичный председатель правления акционерам предложил неожиданную программу выхода из кризиса — изменение методов управления предприятием и расширение сферы его деятельности.

РБВЗ помимо вагонов начинает выпускать трамваи, двигатели внутреннего сгорания (моторы-«нефтянки»), артиллерийские передки с зарядными ящиками, сельскохозяйственные машины — автоматические молотилки, сноповязалки и т.д.

В 1907 году по предложению М.В. Шидловского начались работы по созданию автомобильного производства, в 1908 году на заводе был создан «отдел автомобилей» под руководством инженера И.А. Фряновского.

Руководство РБВЗ основательно подошло к организации нового производства. Для выпуска автомобилей в южной части завода был построен специальный цех, оборудованный 142 новейшими станками, которые обеспечивали высокую точность обработки деталей. Площадь сборочной площадки обеспечивала сборку до 40 автомобилей одновременно.

В общей сложности в отделе автомобилей РБВЗ, включая собственную механическую и испытательные лаборатории, работали 154 человека, в том числе 10 инженеров, 3 водителя-испытателя и 141 рабочий.

Упоминание о лабораториях не случайно — в отличие от многих предприятий, покупавших лицензии на производство продукции у западных фирм, руководство РБВЗ с самого начала сделало ставку на разработку автомобилей собственной конструкции. Это было гораздо сложнее, чем организовать лицензионное производство, но только так можно было создать собственную продукцию, не уступающую «лучшим заграничным образцам». С самого начала РБВЗ поставил своей целью обеспечить высокое качество автомобилей, одним из признаков этого была полная взаимозаменяемость деталей для автомобилей одной серии. Русский завод стал третьим в мире после «Форда» и «Кадиллака», обеспечившим такой уровень качества.

Конструкция «Руссо-Балтов» (так называли автомобили завода) была выполнена целиком из отечественных материалов и конструкций. Вопреки распространенным утверждениям, импортными в этих автомобилях были только манометры и магнето^[104].

Высокое качество автомобилей РБВЗ подтверждалось и их спортивными достижениями, наиболее заметным из которых стала победа в престижном «Rallye-Automobile- Monaco», проходившем в 1912 году во второй раз. Для участия в этих соревнованиях был подготовлен специальный автомобиль — «Руссо-Балт С24-55», представлявший собой глубокую модификацию серийного С24-30. По спортивной классификации, принятой тогда в России, «Руссо-Балт» модели С24-30 попадал в III категорию, которая объединяла автомобили с диаметром цилиндров не более 110 мм. А у него этот размер составлял всего 105 мм, что не позволяло полностью использовать возможности, предоставляемые классификацией. Поэтому цилиндры расточили до 106 мм, применили коленчатый вал с более длинным ходом поршня. В итоге рабочий объем двигателя вырос до 4939 см³. Степень сжатия подняли с 4,0 до 4,7 единицы, изменили выпускную систему, поставив перед глушителем клапан свободного выпуска, внесли ряд других доработок и в итоге получили двигатель мощностью 50 л.с. при 1500 об./мин. Для автомобиля изготовили новый редуктор заднего моста, значение передаточного числа которого, по расчетам Л. Шугурова, составляло 2,3—2,4. На машину поставили легкий двухместный кузов с дополнительным бензобаком, упрощенные крылья и электрические облегченные фары. Гоночный «Руссо-Балт» был впервые в России оборудован 4-ступенчатой коробкой передач (серийные «Руссо-Балты» модели С получили ее в 1913 году).

После участия в ряде автогонок осенью 1911 года эта машина привлекла внимание А.П. Нагеля — лучшего автогонщика России того времени, который только что отличился, выступая на собственном «Руссо-Балте» в ралли Санкт-Петербург — Севастополь. Именно он предложил руководству завода принять участие в намеченных на начало 1912 года ралли «Монте-Карло».

Началась подготовка автомобиля. Главные изменения коснулись двигателя. Руководство технического отдела РБВЗ пошло на нетривиальный для того времени шаг, заменив стальные поршни в моторе алюминиевыми, изготовленными на заводе давнего партнера РБВЗ Федора Георгиевича Калепа. Благодаря «калеповским поршням» степень сжатия двигателя повысилась до 5,5 единицы, что дало в итоге мощность в 55 л.с. РБВЗ и раньше применял алюминий в конструкции своих авто — так, из этого металла были изготовлены картеры коробок передач на всех «Руссо-Балтах», но с алюминиевыми поршнями экспериментировал впервые.

Отечественный карбюратор РБВЗ уступил место более совершенному французскому «Зениту». Все это позволило модернизированной машине развить на испытаниях скорость 113 км/ч.

Машину оснастили дополнительным баком, что позволяло ей проходить до 400 верст, не тратя времени на дозаправку, на задних несъемных колесах установили дополнительные обода, что позволяло превращать их в двускатные для повышения проходимости. Электрические фары уступили место более мощным ацетиленовым фарам «Фракония», дававшим мощный белый свет (куда там ксенону), капот укрепили специальными стяжными лентами, поставили ветровое стекло и тент. Фирменную косую надпись поперек решетки радиатора «Русско-балтийский» заменили на франкоязчную «Russo-Baltique», на Торпедо укрепили эмблему Императорского Российского автомобильного общества (ИРАО). Колеса обули в русские шины «Колумб» фабрики «Проводникъ» — общепризнанного мирового лидера в производстве шин в ту пору. На случай обледенелой дороги взяты цепи для задних колес и лыжи для передних. На флагштоках в носу машины укреплены флаги России и Монако.

Тридцатого декабря 1911 года «Руссо-Балт» со стартовым номером 6 предстал перед членами технической комиссии для техосмотра и пломбировки на станции технического обслуживания «Руссо-Балтов» в Эртелевом переулке (ныне улица Чехова). Затем на прощание «отметились» на Дворцовой набережной в доме № 10, где находилась штаб- квартира Императорского Российского автомобильного общества. Накануне старта произошло первое ЧП. Вадим Михайлов, неудачно державший рукоятку для запуска двигателя, при обратной вспышке в двигателе получил рукояткой удар и сильно ушиб руку. Он решительно воспротивился тому, чтобы остаться из-за этой травмы, и отправился с Андреем Нагелем в путь, действуя только левой рукой. Стартовали, как и предписывалось, в 8 утра 31 декабря 1911 года у Московской заставы.

Гоночный «Руссо-Балт» С24-55 перед стартом. За рулем Андрей Платонович Нагель, рядом с ним - опытный гонщик и механик Вадим Александрович Михайлов. Около машины - жены пилотов и провожающие

Отважным путешественникам пришлось преодолеть на своем пути множество трудностей — снежные заносы, мороз, в Европе исчез снег, но появился не менее опасный враг — гололед. Но машина с двуглавым орлом на пробке радиатора безотказно шла вперед, приближаясь к финишу. Наконец до брались до Монако с роскошными домами, арками, надписями и флагами. Вот и набережная Кондамин: вверху — казино, внизу — Монакский залив. Финиш! Русскому экипажу первому достались бурные овации и теплые поздравления. Дистанция 3257 км была преодолена ими за 195 часов 23 минуты со средней скоростью 16,7 км/час. При этом израсходовано 26 пудов бензина (около 600 л, 18 л/100 км).

После финиша Андрей Платонович отправил победную телеграмму в Петербург:

«Пришел первым в одиннадцать с половиной. Мотор работает так же, как и при выезде. Шины с петербургским воздухом. Успех огромный. Автомобиль поставлен в особую беседку, украшен флагами».

«Руссо-Балт» на церемонии награждения в Монако

Лишь спустя 6 часов вторым финишировал экипаж Барбаро Бейтлер и затем стали прибывать другие участники. Всего из 8 стран финишировали 59 экипажей.

Русскому экипажу был присужден 1-й приз маршрутов, 1-й приз выносливости и 9-й приз по общей классификации, подсчет результатов которой был тогда довольно сложным. Следовало уложиться в заданный график движения — это подтверждали отметки, сделанные в путевых карточках на контрольных пунктах. Затем учитывались плюсовые очки за пройденное расстояние, начислялись очки за превышение заданной средней скорости и за количество пассажиров на борту. Помимо этого, жюри выставляло оценки за комфорт машины, за элегантность внешнего вида, за состояние шасси и кузова. 9-е место, конечно, не первое, но все-таки можем ли вспомнить случаи, чтобы российский автомобиль входил в десятку лучших автомобилей мира? Особенно с учетом таких параметров, как элегантность, чистота, удобство? Думаю, что другого такого случая для отечественных легковушек и не припомним...

Рекламный проспект РБВЗ с описанием спортивных достижений фирмы

Сам Андрей Платонович Нагель главной составляющей своего успеха назвал безупречное техническое качество автомобиля:«В этом исключительном по своим трудностям состязании и только благодаря идеальной работе машины и шин мне удалось прибыть первым в Монако... Уход за машиной ограничивался наливанием бензина и масла и только один раз — в Лионе — доливание воды (2—3 стакана). Ухода за шинами не было никакого — как они все четыре вышли с петербургским воздухом, так с ним же и едут обратно по железной дороге вместе с автомобилем. Мотор за весь путь не дал ни одного перебоя и как при температуре минус 19 по Реомюру и тяжелом бензине, так и при плюс 15 по Реомюру на легком хорошем бензине давал одинаковую мощность, пускался с четверти оборота и работал одинаково ровно при тихом и полном ходе... Честь и слава Русско-Балтийскому вагонному заводу и шинам «Колумб» товарищества «Проводник»».

Интересно, что советские автогонщики дважды пытались принять участие в ралли «Монте-Карло». В 1964 году пятерка советских автомобилей дошла до финиша, но не попала в число получивших зачет экипажей, а в 1965-м все автомобили сошли с дистанции из-за поломок. Может, именно поэтому и не любили в советское время вспоминать о триумфе отечественного автостроения 1912 года?

В 1911 году завод впервые получил заказ на автомобили для российской армии. Здесь необходимо сделать небольшую ремарку — в нашей научно-популярной литературе часто можно встретить обвинения в адрес русского военного ведомства, которое при закупке техники для армии отдавало предпочтение заграничным заводам, игнорируя отечественные предприятия. При этом обычно умалчивается о том, что большинство этих предприятий еще находились в полукустарном состоянии и рассчитывали на военный заказ как на возможность получить средства для развертывания производства. Военное министерство не считало для себя возможным тратить казенные средства с неясным исходом и предъявляло весьма высокие требования к предприятиям, рассчитывающим на казенный заказ. Из всех русских заводов, производящих автомобили, таким требованиям удовлетворял только РБВЗ, уже имевший налаженное производство высококачественной продукции. Таким образом, речь идет не о предубеждении «косных царских генералов» ко всему отечественному, а об их нежелании пускаться за казенный счет в рискованные авантюры.

«Руссо-Балты» во главе колонны испытательного пробега военного ведомства (май 1913 года). Перед машинами стоят: полковник Секретев, генерал-лейтенант Добрышин, генерал Жилинский, военный министр генерал Сухомлинов

С 1912 года начались поставки автомобилей РБВЗ в Русскую армию. «Руссо-Балты» принимали участие в маневрах и пробегах, организованных военным ведомством для испытания автомобилей, и с честью выдержали эти испытания наряду с лучшими зарубежными автомобилями.

В 1914 году именно на шасси «Руссо-Балтов» были построены первые бронеавтомобили русской армии.

В 1911 году на РБВЗ открывается авиационное производство. Первоначально авиационное отделение завода начало выпуск по лицензии французских аппаратов системы «Соммер». Осенью 1912 года авиационный завод переносится в Санкт-Петербург и получает большой заказ военного ведомства на производство аэропланов «Фарман» и «Блерио». Но руководству РБВЗ этого было мало. Оно решает создать собственное конструкторское бюро, на пост руководителя которого приглашается молодой киевский авиаконструктор Игорь Иванович Сикорский. Это кадровое назначение было рискованным и смелым решением, ведь Сикорский не имел даже инженерного диплома. Однако ставка на талант отечественного конструктора себя оправдала. Уже в 1913 году аэропланы С-10 и С-11 заняли первое и второе места на конкурсе, проведенном российским военным ведомством. Гидровариант самолета С-10 был заказан Российским военно-морским флотом. Это был первый самолет отечественной конструкции, принятый на вооружение нашими вооруженными силами.

Но главным успехом авиастроительного отдела РБВЗ стало создание первых в мире многомоторных самолетов. В то время среди специалистов бытовало мнение о невозможности построить большой аэроплан с несколькими силовыми установками. Но 27 апреля 1913 года состоялся первый полет четырехмоторного самолета «Грандъ», переименованного впоследствии в «Русский витязь». На смену экспериментальному «Витязю» пришел новый самолет, способный выполнять функции дальнего разведчика и тяжелого бомбардировщика, — знаменитый «Илья Муромец». Вплоть до 1915 года ни одна страна в мире не имела подобных аппаратов. В годы Первой мировой войны из этих самолетов было сформировано первое в мире соединение тяжелой авиации — Эскадра воздушных кораблей, командиром которой стал вновь надевший военную форму Михаил Владимирович Шидловский.

В годы Первой мировой войны встал вопрос о расширении производства РБВЗ, а также об эвакуации вагоностроительного и автомобильного производства из прифронтовой Риги. В 1915 году вагоностроительное производство РБВЗ было переведено в Тверь, где разместилось на площадях Верхневолжского завода железнодорожных материалов компании «Диль и Балакан». Автомобильный отдел переводится в Петербург и размещается совместно с авиационным.

В конце 1915 года русское правительство принимает решение о финансировании из казны строительства шести автомобильных заводов, которые должны были обеспечить автомобилями русскую армию и экономику. 21 февраля 1916 года император Николай II утвердил решение правительства об отпуске кредитов на их строительство. Три предприятия возводили в Москве: государственный автозавод в Мытищах, АМО за Симоновой слободой (нынешний ЗИЛ) и РБВЗ в Филях.

Правление общества приобрело имение Покровское — Фили, находившееся «в Московском уезде за Дорогомиловской заставой на р. Москве» и приступило к созданию «Автомобильного РБВЗ» — «Автобалта», или 2-го автомобильного завода «Руссо-Балт».

Завод возводили поистине с российским размахом: его размеры поражали даже приглашенных для консультаций американцев. Огромные корпуса, собственная электростанция, американские и отечественные станки последних марок, оборудование, эвакуированное из Риги, жилой городок для рабочих и служащих — так запомнилось очевидцам рождение завода в Филях. Поначалу «Руссо-Балт» рассматривали «чистым» автозаводом, однако в 1917 году на него уже смотрели как на многопрофильное производство.

И тут грянула революция.... Работа на заводах РБВЗ затормозилась, а потом и окончательно застопорилась, последние автомобили были выпущены в Петрограде в 1918 году. Авиационному отделу пришлось хуже.

Трагическая судьба постигла и руководителя предприятия М.В. Шидловского. Сразу после февральской революции за свои «реакционно-монархические» взгляды он был отстранен от командования Эскадрой воздушных кораблей и уволен в отставку. Долгое время обстоятельства его смерти были покрыты мраком неизвестности... Но в конце 90-х годов исследователи нашли в архиве УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области уголовное дело № 9964. Содержащиеся в нем материалы свидетельствуют о следующем.

В 1919 году бывший начальник ЭВК вместе со своим сыном Михаилом был арестован чекистами. Проходивший по этому же делу в качестве «английского шпиона» начальник Ораниенбаумского авиационного дивизиона Б.П. Берг показал, что неоднократно встречался с Шидловским и беседовал с ним о политическом положении и возможном переезде в Америку — к Сикорскому.

Любопытно, что показания самого Михаила Владимировича и его сына в деле отсутствуют. Тем не менее вряд ли стоит сомневаться, что Шидловский действительно предлагал Бергу уехать в Америку к И.И. Сикорскому.

Свидетельство Берга дало чекистам повод арестовать человека, которого они сами же в своих документах именовали «создателем русской авиации». Но в первую очередь следует предположить, что М.В. Шидловского все же взяли из- за его сына, который являлся членом подпольной организации «Великая Единая Россия» и был арестован при попытке доставить Н.Н. Юденичу секретные сведения, выкраденные из штаба «красных». Отец и сын Шидловские были приговорены к смертной казни. Приговор приведен в исполнение 14 января 1921 года.

Уголовное дело завершается составленным в 1998 году и подписанным старшим советником юстиции B.C. Пугачевым постановлением о реабилитации. В нем констатируется, что все обвинения построены на показаниях Берга: «Протоколы допросов других осужденных в материалах уголовного дела отсутствуют, и никаких доказательств виновности обвиняемых не имеется. При этом обвинение строится только на предположениях, поскольку указанные лица являлись бывшими князьями, дворянами или офицерами царской армии. При таких обстоятельствах следует признать, что все вышеперечисленные лица были привлечены к уголовной ответственности по политическим мотивам»^[105].

Интересно проследить судьбу предприятий, входивших некогда в состав РБВЗ. Как мы уже упоминали выше, вагонное производство было перемещено в Тверь. Сейчас это предприятие называется Тверской вагоностроительный завод и является лидером в России по производству пассажирских вагонов и вагонных тележек.

Авиаотдел в Петрограде стал Ленинградским северным заводом, до 60-х годов XX века выпускал самолеты, а потом был перепрофилирован на выпуск зенитных ракет С-200 и С-300. Еще недавно говорили о возможном банкротстве предприятия, но ему удалось преодолеть кризис и вернуться к производству высокотехнологичных компонентов ракетной техники.

Самой удивительной оказалась судьба последнего детища РБВЗ — завода-гиганта в подмосковных Филях. В начале 20-х годов прекрасно оборудованное предприятие было перепрофилировано в самолетостроительное, а потом в аэрокосмическое. Сейчас бывший 2-й автозавод РБВЗ называется НПО им. Хруничева и является одним из лидеров космической отрасли нашей страны. Рожденное полтора века назад предприятие продолжает оставаться лидером технического развития России...

Миф шестой.
О СТРАДАЮЩЕМ РУССКОМ МУЖИКЕ, КОРМИВШЕМ ЕВРОПУ.

Два года тому назад в Интернете довелось мне участвовать в небольшой дискуссии, посвященной отношению к памяти предков и знанию собственной семейной истории. Один из моих собеседников, молодой и талантливый врач, в запале спора высказался следующим образом: «А у нас так много сведений о своей родне? Кроме бывших? Или, может, крепостные имели фамилии? Или звались по отчеству? Или чем-то их жизнь отличалась поколение от поколения? У моих точно нет. Дорыть могу (не везде) до пяти поколений назад. Упираюсь В КРЕСТЬЯНСТВО. Дальше копать не имеет смысла и малореально. Кто и где какой клочок пахал. Абсолютно беспросветное многовековое прозябание. Продолжительность жизни была такой, что дети часто не помнили своих дедов! Про письменные источники говорить не приходится, остается только рыдать. А вот сведения о своих дедах-прадедах я сохраню и передам детям — люди были более чем достойные».

Я привожу эту цитату как пример того, что нынешний российский обыватель думает о своих крестьянских предках. Да, почтенный читатель, крестьяне, которые составляли большинство жителей России до революции (согласно данным переписи 1897 года, к крестьянскому сословию относилось 77,7% населения страны), являются предками большинства граждан современной России. Социальные катаклизмы XX века затронули не только историческую память народа как единого целого, но и семейную память. Около 15% наших сограждан знают своих предков не более чем на три поколения — с 30-х годов XX века. Не знают и, увы, не очень-то и хотят знать. Потому, что представление о крестьянине было весьма далекое от реальности. Советская историография формировала образ крестьянина как вечно страдающего от тяжелой работы и жизненных условий человека, не имеющего надежд на будущее, лишенного в жизни элементарных удобств и не отягощенного знанием культуры. На страницах советских книг крестьяне выступают многотерпеливой страдающей массой, которой только советская власть дала освобождение.

Причиной формирования такого мифа стало двойственное отношение к крестьянству со стороны советской власти после революции. С одной стороны, «трудовое крестьянство» рассматривалось как революционный класс (да и власть именовалась рабоче-крестьянской), с другой — сам образ жизни крестьянства, сословия, в наибольшей степени пропитанного традиционными ценностями, вызывал опасения у большевиков. Старому русскому крестьянству не было места в новом социалистическом обществе. Стремление преобразовать крестьянство в новое, колхозное, и стало одной из причин страшного социального эксперимента под названием «коллективизация».

Тотальное наступление на крестьянство началось с того, что состоявшийся 10-17 ноября 1929 года Пленум ЦК ВКП(б) принял решение о переходе к политике «ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации». Конкретные механизмы реализации этого решения выработала созданная 5 декабря того же года комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) по председательством наркома земледелия Я.А. Яковлева (Эпштейна).

Комиссия выработала следующие рекомендации:

«Во-первых, проводить в районах сплошной коллективизации на основе постановлений сельских сходов и местных съездов Советов экспроприацию всех средств производства раскулаченных крестьянских хозяйств и их передачу в неделимый фонд колхозов.

Во-вторых, высылать и выселять по постановлению сельских сходов и сельсоветов тех крестьян, которые будут оказывать активное сопротивление установлению новых порядков.

В-третьих, включать в состав колхозов как рабочую силу и без предоставления избирательного права тех раскулаченных крестьян, которые согласны подчиниться и добровольно исполнять обязанности членов колхоза»^[106].

В этом постановлении сразу же обращает на себя внимание превалирование идеологических критериев над экономическими. Репрессиям должны были подвергнуться не только кулаки, но и все, кто оказывал сопротивление установлению новых порядков. Между тем для «сознательных» кулаков, готовых содействовать коллективизации, оставалась возможность выполнять обязанности членов колхоза без права голоса.

Другой важный аспект — это то, что коллективизация в партийном документе выступает лишь средством борьбы с кулаками, которые по количеству производимого ими товарного зерна в 1926-1927 годах более чем в три раза превышали колхозы. То есть коллективизация на первых порах должна была привести к снижению количества товарного зерна и сельхозпродукции в стране.

Для осуществления программы коллективизации на село были направлены значительные силы партийных кадров городов. После XV съезда партии на временную и постоянную работу в деревню было направлено 11 тыс. партработников. После ноябрьского пленума 1929 года в деревню было командировано еще 27 тыс. партийцев (их называли «25- тысячники»), которым предстояло стать председателями новообразованных колхозов. В течение 1930 года в сельскую местность сроком на несколько месяцев было направлено около 180 тыс. городских коммунистов и «сознательных рабочих»^[107].

Примечательно, что начали свою деятельность адепты колхозного строя даже не с раскулачиваний, а с борьбы против религии. Как отмечает современный коммунистический историк,«они видели в религиозности крестьян проявление диких суеверий и старались направить верующих на «путь истинный», закрывая церкви, мечети или иные помещения религиозного культа. Чтобы доказать нелепость религии, командированные горожане нередко издевались над верой людей, снимая кресты с церквей или совершая иные кощунства»^[108].

Коллективизация крестьянства являлась обязательным условием строительства нового общества. Не случайно в постановлении VII съезда Советов СССР, которое послужило основанием для разработки новой Конституции, подчеркивалось: «Коллективизированное более чем на 75% крестьянство превратилось в многомиллионную организованную массу»^[109]. Сталин называл эту «организованную массу» «совершенно новым крестьянством», принципиально отличным по своей мотивации и по своему положению от прежнего.

Чтобы стереть саму память о том, каким был русский крестьянин, и был запущен миф о «бесконечном прозябании и страдании», мол, и не было у него никакой истории, а если и была, то только та, что сочиняли революционно настроенные пииты вроде Некрасова. В наше время этот миф не спешит умирать. Более того, он расширяется. Иные публицисты вспоминают о крепостном прошлом русского крестьянина, пишут о рабском прошлом большинства россиян и делают отсюда выводы чуть не об ущербности русской нации, которой надо отрешиться от своего прошлого и начать все с нуля....

Каким же на самом деле было русское крестьянство? В чем заключалась сущность «земельного вопроса» в начале XX века? Правда ли, что русский мужик кормил Европу? Попробуем разобраться.

Для начала нам необходимо будет совершить экскурс в прошлое, весьма далекое от рассматриваемой эпохи. Только так мы сможем понять, откуда взялись основные проблемы русской деревни в начале XX века и как они воспринимались самим крестьянством.

Поиски истоков уводят нас в XV век — время, когда князья из дома Ивана Калиты превратили великое княжество Владимирское и Московское в самодержавную русскую монархию. Новому государству потребовалась и новая армия. Войско должно было быть, с одной стороны, большим, так как в числе противников России были многочисленные татарские орды, а с другой — высокомобильным, так как военные действия приходилось вести поочередно на западном (против Литвы), северо-западном (против Ливонии и Швеции), южном (против Крыма) и восточном (против Казани) оперативных направлениях. Стране требовалась армия численностью до 100 тыс. хорошо вооруженных и экипированных всадников и надежный механизм ее обеспечения. Теоретически можно было содержать армию на денежном жалованье, как в это время стали делать в Европе. Однако европейские государства никогда не содержали столь крупных формирований, и к тому же уровень развития товарно-денежных отношений в России не позволял задействовать этот способ. Даже если бы у властей нашлось необходимое количество денежных средств, это жалованье было бы попросту невозможно потратить.

Всадники дворянской конницы. XVI век

Поэтому вопрос о содержании войска был решен путем «помещения на землю»: каждый воин получал поместье — участок земли с обрабатывающими его крестьянами, которые освобождались от части государственных податей и повинностей, а взамен должны были поить, кормить и снаряжать воина всем необходимым для войны. Система подразумевала определенную социальную справедливость — дворянин защищал землю, а работавший на этой земле крестьянин обеспечивал его всем необходимым. Надо заметить, что в то время ни о какой собственности ни на землю, ни на крестьян со стороны помещика речь не шла — и земля, и люди оставались государевыми, а помещик просто имел право на их использование. Поместье не закреплялось за служилым воином на долгий срок. За успешную службу и отличие в боях он мог быть награжден новым поместьем большего размера и лучшего качества, напротив, за «нерадение к службе» поместье могли и отобрать.

Поэтому дворянин стремился «выжать» из своих крестьян как можно больше, не особенно заботясь о том, какая судьба их постигнет в будущем. То есть режим эксплуатации поместий был гораздо более тяжел для крестьян, чем, скажем, в вотчине боярина или на государственных и монастырских землях. И крестьяне начали из поместий потихоньку исчезать. К тому же действовавший тогда закон позволял сделать это вполне легально и назначал определенный день в году, когда можно было, рассчитавшись с прежним помещиком, уйти подобру-поздорову, — Юрьев день. Многие крестьяне предпочитали не дожидаться этого срока и просто уходили кто на вотчинные земли, кто на монастырские, а кто и на пустые — благо их в России всегда хватало. Самые отчаянные пробирались на юг, где либо вливались в ряды казаков, либо пополняли ряды дворянства засечной черты. Вернуть беглецов дворянам было очень сложно, ведь даже если таковых удавалось найти, то обвинить их можно было лишь в нарушении процедуры, но никак не в самом уходе. Дворянство роптало, правительство было вынуждено прислушаться к его мнению. Борис Годунов временно приостановил действие Юрьева дня, запретив крестьянам уходить от помещиков. Но тут грянула Смута, и указ благополучно забылся. По окончании Смутного времени проблема встала с новой силой, и правительство тишайшего государя Алексея Михайловича решило ее радикально — помещичьи крестьяне были прикреплены к земле, лишившись права ухода из поместий. Эта норма была закреплена в основном документе эпохи — Соборном уложении 1649 года. Важно отметить, что и после прикрепления к земле крестьянин не становился собственностью помещика, он по-прежнему являлся подданным государя, закон защищал не только жизнь и имущество крестьянина, но и его честь — крестьянин имел право подавать челобитную о бесчестье в том числе и на своего помещика.

Вопрос об отмене этой системы впервые был поднят уже в конце XVII века во время правления царевны Софьи Алексеевны. В это время дворянское ополчение уже утрачивало свои функции как военная сила. Взамен в России создавалась армия на регулярной основе, состоящая из солдатских, драгунских и рейтарских полков. Глава правительства, один из умнейших людей эпохи, князь Василий Васильевич Голицын полагал, что с окончательным отказом от дворянской конницы можно будет и отменить крепостное право, новую армию предполагалось содержать на жалованье, а освобожденные от дворянской эксплуатации крестьяне смогут укрепить экономику государства.

Князю не удалось реализовать свой проект (среди историков и по сию пору идет полемика, насколько он был осуществим), ибо сам он оказался отстранен от власти в результате дворцового переворота, итогом которого стало воцарение Петра Алексеевича.

Первый русский император довел до конца дело своих предшественников по созданию регулярной армии, окончательно отказавшись от услуг дворянской конницы и мобилизовав дворян на офицерские должности в новом войске. Несмотря на то что офицеру полагалось денежное жалованье, поместий у дворян никто не отнимал. Более того, издав 23 марта 1714 года указ о единонаследии, государь сделал помещикам поистине царский подарок — поместье было юридически приравнено к вотчине, то есть становилось частной собственностью владельца. Вот так по милости царя-реформатора огромные пространства государственной земли перешли в частную собственность. Недаром крестьяне прозвали Петра Антихристом...

Впрочем, сама система отношений, на первый взгляд, не претерпела существенных изменений — дворянин продолжал служить пусть и не в нарядном тегиляе с саблей, а в зеленом мундире со шпагой, а крестьянин — работать.

Следующей ключевой точкой стало издание Екатериной II жалованной грамоты российскому дворянству, одним из пунктов которой крепостные крестьяне окончательно превращались в собственность помещиков. Более того, крестьяне лишались священного права каждого подданного — обращаться к государю. Стремление императрицы завоевать популярность среди дворянства, чтобы удержать за собой престол, и привело к появлению на Руси «барства дикого без чувства, без закона».

К тому же новый закон даровал дворянам право не служить, чем иные из них охотно воспользовались. У крестьян не мог не возникнуть резонный вопрос: а за какие заслуги они должны по-прежнему работать на этого бездельника? И вместе с тем появиться чувство социальной несправедливости.

Важно отметить, что крепостное право в том виде, в котором его представляют себе большинство россиян, появилось в нашей стране именно в 1785 году, следовательно, просуществовало менее ста лет.

При этом хотя дворянин и становился собственником крестьянина, его права по отношению к последнему были серьезно ограничены законом. Крестьяне сохраняли собственное имущество, собственный (хотя и ограниченный) юридический статус, оставались подсудны государственному суду, отношения с помещиком по-прежнему регулировались государственными органами. Их статус был неизмеримо выше статуса раба, с которым их пытаются отождествить иные публицисты.

Екатерина II помимо изменения юридического статуса крепостного крестьянства также способствовала увеличению его численности, щедро оделяя нужных ей дворян «душами».

Сын Екатерины Павел подошел к крестьянскому вопросу несколько своеобразно. С одной стороны, он восстановил право крестьян обращаться к государю, но с другой, искренне полагая, что помещичьим крестьянам живется лучше, чем государственным, царь за четыре года своего правления роздал в частные руки почти столько же душ, сколько его матушка за три десятка лет своего правления. Для улучшения положения крестьян император усилил вмешательство государства в отношения между ними и помещиками, установил максимальный срок барщины и т.д.

Кстати, а какими были отношения между помещиками и их крепостными? Наша публицистика в основном сосредотачивала свое внимание на описании негативных сторон — жестокости, алчности и самодурстве помещиков. Примеры прямо противоположного рода старались не упоминать, между тем иные помещики считали своим долгом опекать своих крестьян, в их имениях появлялись школы, больницы, агротехнические станции. Это два полюса отношения помещиков к крестьянам, но был еще и третий — мелкопоместное дворянство, владевшее 5-6 душами крепостных и весьма маленьким наделом земли, фактически жило той же жизнью, что и крестьяне, мало отличаясь даже в одежде. Большинство помещиков поддерживали в своих имениях состояние некоторой гармонии в отношениях с крестьянством — не забывая своих интересов, но и не тиранствуя. Более того, к концу XIX века в помещичьей среде сложилось сознание своей общности с крестьянством как с сословием, живущим на земле. Дворянские организации видели себя выразителями не только собственно дворянских, но и крестьянских интересов тоже. (Другое дело, что сами крестьяне имели на этот счет совсем иное мнение.)

Вступивший на трон в 1801 году Александр I Благословенный впервые назвал крепостное право ненормальным состоянием. Государь полностью прекратил передачу государственных крестьян в частные руки и, более того, начал постепенную работу по их освобождению.

При решении вопроса об освобождении крестьян от крепостной зависимости правительству пришлось столкнуться с несколькими сложными проблемами.

Во-первых, встал вопрос о средствах существования дворянства. Правительство было заинтересовано в этом сословии как основном источнике кадров для военной и гражданской службы, а также как наиболее образованной и культурной прослойке населения страны. Поместья служили источником существования для значительной части дворянства, среди последнего даже сложилось представление, что настоящий дворянин должен владеть имением, без чего он не мог приобрести необходимых для своего сословия качеств.

Во-вторых, встал вопрос о земле. Согласно указу Петра Великого, земля поместья становилась частной собственностью дворянина, из которой он был обязан выделить некоторое количество земли крестьянам под их наделы. В случае же освобождения крестьян правительство должно было пойти либо на конфискацию дворянской собственности с передачей ее крестьянам, либо на освобождение крестьян без земли с превращением их в нищих в буквальном смысле этого слова.

К решению этих проблем власть подходила несколько раз. Воспитанный в либеральном духе Александр I попытался стимулировать дворян к освобождению крепостных экономически. Изданный им в 1803 году Указ о вольных хлебопашцах предусматривал возможность для помещика освобождать своих крестьян с обязательным выделением им установленного законом надела земли. Крестьяне должны были отработать помещику его стоимость в течение нескольких лет. Предполагалось, что освобожденные таким образом крестьяне смогут за плату обрабатывать оставшиеся у помещика земли. Так как наемный труд считается эффективнее принудительного, то в экономическом выигрыше должны были оказаться все — и помещики, и крестьяне.

Однако этот замечательный план не сработал. Дело в том, что для подавляющего большинства русских крестьян и русских помещиков работа на земле и владение имением были образом жизни, но никак не видом хозяйствования, нацеленного на получение прибыли. К тому же в российских условиях с учетом невысокой развитости аграрных технологий экономический выигрыш от освобождения крестьян мог проявиться лишь в долгосрочной перспективе. Поэтому по Указу о вольных хлебопашцах было освобождено лишь около 1,5% крепостных.

Младший брат Александра I император Николай I считал решение крестьянского вопроса одной из главных задач своего царствования. Основное внимание этот государь уделил проблеме государственных крестьян, которых в России было гораздо больше, чем крепостных. В 1837-1841 годах была проведена реформа этого сословия по плану, разработанному министром государственных имуществ графом Киселевым. Суть реформы заключалась в изменении правового статуса государственных крестьян, формировании системы крестьянского самоуправления, принятии мер к развитию образования, здравоохранения и инфраструктуры сельской России. Если до реформы положение государственных крестьян было зачастую хуже, чем помещичьих, то после нее ситуация изменилась на противоположную. Фактически на государственных крестьянах был отработан порядок социальной организации крестьянского сословия, который после освобождения был распространен и на бывших крепостных крестьян.

В этот же период правительство предпринимает ряд мер, направленных на повышение благосостояния крестьян за счет поощрения их предпринимательской активности. Принятые в первой половине XIX века законы в такой степени способствовали облегчению юридического положения крестьян, занимающихся торговлей или промыслами, что это вызвало протесты купечества, усматривавшего в крестьянской промышленности опасного конкурента. Однако правительство предпочитало смотреть на проблему с точки зрения не сословных, а государственных интересов. Положение принятого в 1824 году закона гласило:«Право учреждения фабрик и заводов не есть исключительная принадлежность того или другого сословия, а наоборот, учреждение фабрик и заводов как бы само обусловливает вступление учредителя в торговое сословие»^[110].

Кстати, знает ли читатель, сколько было в России крепостных? Вопреки распространенному мнению, крепостные крестьяне не составляли большинства даже в крестьянском сословии. В 1857 году крепостные составляли 37% от населения империи, в абсолютных цифрах — это 23,1 млн человек из 62,5 млн, составлявших население Российской империи в 1859 году.

Распределение крепостного крестьянства по стране было неравномерным — в трех остзейских губерниях (Эстлян- дия, Курляндия, Лифляндия) крепостное право было отменено еще в 1819 году, соответственно, в трех этих губерниях, а также в Земле Черноморского войска, Приморской области, Семипалатинской области, Области Сибирских киргизов, Дербентской, Архангельской, Эриваньской, Шемахинской губерниях, Забайкальской и Якутской областях крепостных не было вовсе. В оставшихся 52 губерниях и областях доля крепостных в численности населения составляла от 1,17% (Бессарабская область) до 69,07% (Смоленская губерния).

Таким образом, даже во времена крепостного права большинство русских людей были свободными, поэтому рассуждения иных публицистов о «рабско-холопской природе русского человека» не имеют под собой никаких оснований.

Памятник Александру II в Московском Кремле. Снесен большевиками в 1918 году

Освобождение крестьян стало первой из Великих реформ, осуществленных государем императором Александром II, которого благодарный народ прозвал Освободителем. Основываясь на глубокой проработке крестьянского вопроса, сделанной во время правления Николая I, правительство смогло выработать компромиссный вариант освобождения крестьян. Крестьяне становились свободными, из помещичьей земли выделялись необходимые им наделы (размер их был определен для каждой губернии), стоимость которых крестьяне должны были выплатить помещику, либо отработав на него некоторое количество времени (временнообязанные крестьяне), либо выкупив по определенной правительством цене. В социальном плане бывшие крепостные получили права государственных крестьян и такую же форму организации местного самоуправления.

Несмотря на компромиссный характер реформы и связанные с ней проблемы, крестьяне были полны благодарности своему монарху. Память царя-освободителя почиталась в России вплоть до советских времен и принимала самые разные формы. В селах строились храмы и часовни в честь святого покровителя государя св. благоверного князя Александра Невского, ставились и памятники, самый величественный из которых был поставлен в Московском Кремле. Памятник был построен на собранные по всей стране средства, немалую часть которых внесли бывшие крепостные. Величественный монумент был открыт в высочайшем присутствии 16 августа 1898 года.

А вот другой памятник:

Памятник императору Александру II Освободителю в селе Тверской губернии

Гораздо более скромный, поставленный крестьянами села Тургиново Тверской губернии. Общее в них то, что поставлены они были без всякого указания сверху, по желанию и на средства, собранные добровольно жителями. Общей оказалась и судьба — оба памятника были уничтожены в годы советской власти.

Но вернемся к крестьянскому вопросу. Освобождение крестьян от крепостной зависимости не сняло всех противоречий на селе. Одним из ключевых стал вопрос о земле.

Сущность земельного вопроса в начале XX века была изрядно запутана как тогдашними публицистами, так и современными историками. Большинство наших сограждан, интересующихся историей, понимают его как вопрос о дворянском землевладении и малоземелье крестьян. В их понимании ложится простая схема — после реформы 1861 года большая часть земли осталась в руках дворянства, поэтому крестьяне страдали от малоземелья, отсюда и возрастание социальной напряженности на селе.

В реальности же все было гораздо сложнее. Действительно, крестьяне негативно относились к дворянскому землевладению и периодически выдвигали требование изъятия земли у помещиков. Тогдашние дворянские публицисты (а за ними и некоторые современные историки) считают, что уровень правового сознания российского крестьянства не позволял осознать такое понятие, как «частная собственность»:«Представления о собственности у дворянства и крестьянства были прямо противоположными. Для крестьян было характерно патриархальное отношение к ней («земля — ничья», «земля — Божия», «земля — природа»). Помещичья собственность, как нажитая чужим трудом, с точки зрения крестьянского правосознания не считалась неприкосновенной»^[111].

На самом деле все было несколько сложнее — анализ юридических документов и прошений крестьян, проведенный современными исследователями, выявил неожиданно высокий уровень правовой грамотности крестьянского населения России. Хорошо развито у крестьян было и чувство собственности^[112]. Но вот на помещичью землю крестьяне его не распространяли. Обладая развитой исторической памятью, крестьянство фактически отрицало указ Петра I о единонаследии, которым земля поместий передавалась в частную собственность дворянства. Несправедливость этого акта, который в одночасье передал государственную собственность в частные руки, стала особенно остро ощущаться после окончательной отмены крепостных отношений. Проблему порождало и то, что окончательное размежевание между помещиками и крестьянами, проведенное в 1861 году, оставило в собственности помещика земли, которыми крестьяне привыкли пользоваться.«Частновладельческая земля — неприкосновенная, а крестьянская — прикосновенна. За нее прикоснулись гг. дворяне, да они не прикоснулись, а вцепились...»^[113] — рассуждали крестьяне.

Проблема же малоземелья имела в своей основе не сохранение значительных площадей земли за помещиками, а рост численности населения. Выше мы уже приводили численные показатели этого процесса, заметно ускорившегося во время царствования Николая II благодаря энергичным мерам правительства по развитию народного здравоохранения. С малоземельем столкнулись не только крестьяне, но и донские и кубанские казаки, в землях которых никогда не было помещичьих владений.

Тем не менее малоземелье, несомненно, усугубляло социальную напряженность на селе и вылилось в эксцессы 1905 года. Погромы барских усадеб волной прокатились по губерниям центральной и черноземной России. Важно отметить характерную особенность этих погромов — крестьяне всячески избегали насилия над личностями помещиков и их слуг. Они стремились лишь «выкурить» помещика из села, уничтожая хозяйственные постройки имений и экономий, угоняя скот, уничтожая инвентарь. Гораздо реже уничтожалось жилье помещика, а столкновения с ранениями и убийствами проходили в единичных случаях, причем их первые выстрелы обычно раздавались со стороны охраны поместья^[114]. Один из помещиков вспоминал, что в годы первой русской революции своего помещика крестьяне, как правило, не грабили, они делили сферы влияния, и крестьяне одной деревни грабили соседнего помещика^[115]. Очевидно, что, несмотря на антагонизм между помещиками и крестьянами, патриархальные отношения «мы — ваши, вы — наши» не исчезли окончательно.

Это говорит о том, что бунты против помещиков не были актами отчаяния доведенных до последней крайности людей. Напротив, это было осознанное движение крестьянства в защиту своих интересов. Примечательно, что главную роль в организации «грабижек» барских усадеб играли не беднейшие, а, напротив, богатейшие слои деревни — кулаки. Важно отметить, что крестьяне редко выдвигали политические лозунги и в целом отмежевывались от борьбы «революционного пролетариата» в городах.

Итак, к 1905 году ситуация в пореформенной деревне обострилась до крайних проявлений. Правительство стало перед сложной задачей окончательного решения крестьянского вопроса.

С точки зрения правительства, ключ к решению проблем крестьянства лежал в решении проблем малоземелья и низкого уровня развития агрокультуры, что приводило к низкой урожайности, уменьшало возможности крестьян прокормиться с надела.

Само по себе дворянское землевладение не являлось, с точки зрения правительства, существенным фактором, влияющим на главные проблемы села. Хотя бы потому, что доля дворянского землевладения стремительно сокращалась по чисто экономическим причинам — традиционное хозяйство имений оказывалось неэффективным. Если в 1877 году в шести черноземных губерниях России дворянам принадлежало 7449,1 тыс. десятин земли, то к 1905 году — уже 5292,9 тыс. десятин, а в 1914 году — лишь 3915,4 тыс. десятин^[116]. Соответственно, уменьшалось и экономическое значение поместий — если сразу после реформы 1861 года помещичьи хозяйства давали 22% валового и 54% товарного хлеба, то в 1909 —1913 годах — только 12% валовой и 21% товарной хлебной продукции^[117]. Очевидно, что при сохранении существовавших тенденций помещичье землевладение в течение ближайших 10—15 лет должно было сократиться до таких размеров, что не возбуждало бы недовольства крестьянства. Причем произошло бы это в силу совершенно обыденного хода вещей, без каких-либо социальных катаклизмов.

Для решения крестьянского вопроса правительство предприняло ряд шагов, которые вошли в историю под названием Столыпинская аграрная реформа.

Первым шагом стало издание 3 ноября 1905 года манифеста об окончательной отмене выкупных платежей, что сразу снизило податную нагрузку на крестьянство. Этот ж документ окончательно отменял круговую поруку членов крестьянской общины, что стало первым шагом к ее разрушению. Для первичного снятия остроты проблемы малоземелья в распоряжение Крестьянского банка были переданы значительные участки казенной, удельной и кабинетной земли в Центральной России и Сибири.

Указом от 5 октября 1906 года было отменено большинство юридических ограничений в статусе крестьян. Целью правительства было превращение их в «сельских обывателей империи». Отменялись ограничения в отношении поступления на государственную службу и учебные заведения, предоставлялось право свободного (независимого от общины) получения паспортов и выбора места жительства, зажиточные крестьяне получили право участвовать в земских выборах по курии землевладельцев и т.д. Началась реформа местного самоуправления и суда.

Третьим шагом стал указ от 9 ноября 1906 года, который гласил, что в связи с отменой выкупных платежей надельные земли освобождаются от ограничений общинного владения, а крестьяне приобретают право свободного выхода из общины с укреплением надела в частную собственность.

Четвертым шагом правительства стала переселенческая программа. Государство стимулировало переселение крестьян из переполненной европейской России в малозаселенные районы Сибири, Дальнего Востока, Алтая, Средней Азии и т.д. Переселенцам оказывалась материальная помощь, а на новых землях выделялся надел такого размера, о котором в европейской России крестьяне не могли и мечтать^[118].

Общее число переселенцев за Урал в 1905—1914 годах составило 3,1 млн человек, вдвое больше, чем за предыдущее десятилетие. Уехавшие на восток переселенцы освободили во внутренних губерниях 1,5 млн десятин земли, что сыграло свою роль в решении проблемы малоземелья.

Пятым шагом правительства стало проведение серии мероприятий, направленных на развитие сельского промысла и улучшение общих условий его. Среди них первое место по своему значению занимают меры по оказанию агрономической помощи населению и распространению сельскохозяйственного образования.

Семья крестьянина-переселенца в Туркестане. (Фото С.М. Прокудина-Горского.)

Ассигнования из казны на это дело возросли за 1908-1912 годы с 5702 тыс. руб. до 21 880 тыс. рублей. В 1913 году они достигли уже 29 055 тыс. рублей. Такое увеличение кредитов на 1913 год дало возможность значительно развить в этом году главнейшие из помянутых мер, как можно видеть из следующей таблицы:

Мероприятия на счет указанных расходов осуществлялись как правительственными учреждениями, так и общественными организациями, главным образом земствами, которым сельскохозяйственным ведомством отпускались на это средства в виде пособий. В отдельных случаях выдачи таких пособий превышали 50% общего расхода... Со своей стороны земства и другие местные организации затрачивали значительные собственные средства на развитие агрономических мероприятий. Расходы земств на этот предмет, ежегодно возрастая, достигли в отчетном году 18 072 тыс. рублей, превысив ассигнования 1912 года (15 043 тыс. рублей) на 3029 тыс. рублей, а 1911 года (11399 тыс. рублей) на 6673 тыс. рублей.

Совместная деятельность правительства и общественных организаций по воспособлению сельскому хозяйству уже успела дать заметные результаты. (Открыто свыше 300 новых сельскохозяйственных учебных заведений, более 1000 курсов; проводятся чтение лекций, беседы по разным вопросам сельского хозяйства — в 20 тыс. пунктов, во всех губерниях европейской России организуется система опытных станций, полей, участков; на Кавказе и за Уралом их более 290; земства ввели институт участковых агрономов; предприняты меры по поддержанию и улучшению животноводства, по распространению усовершенствованных машин и орудий, семян, посадочных материалов и удобрений; осуществляются меры по осушению и орошению земель, по борьбе с оврагами и песками, по землеустройству хозяйств и т.д. Наиболее крупные расходы в 1913 году произведены в Туркестане — по орошению Голодной степи, 3099 тыс. рублей, и на Кавказе — по орошению Муганской степи, а также в Томской губернии — по ирригации Барабинской степи^[119].)

Было увеличено также производство и импорт искусственных удобрений, что способствовало повышению урожайности.

ПРОИЗВОДСТВО И ВВОЗ ИСКУССТВЕННЫХ УДОБРЕНИЙ В РОССИИ (ТЫС. ПУДОВ)

Проводя реформу, правительство сделало ставку на наиболее зажиточные и богатые слои крестьянства. Как говорил сам Столыпин, «ставка была сделана не на убогих и пьяных, а на сильных и крепких». Расчет властей был прост — события 1905 года показали, что именно зажиточные крестьяне являются главной действующей силой на селе, при этом именно они производили большую часть товарного хлеба, а в политическом отношении сохраняли лояльность властям.

Современники расходятся в оценке результатов столыпинской реформы. Необходимо учесть также, что оцениваются лишь первичные результаты оной, так как летом 1917 года действие ее было приостановлено Временным правительством.

Историки левого толка склонны объявлять реформы провалившимися, указывая на то, что из состава общин вышли лишь не более трети хозяев, а всего в ходе реформы было образовано 1,88 млн единоличных хозяйств, которые владели 16 млн десятин земли. Ликвидировать проблему малоземелья правительству не удалось, так как естественный прирост значительно превышал отток крестьян в города и на окраины империи.

Однако даже критики Столыпина не могут отрицать двух главных достижений его деятельности — роста производства сельскохозяйственной продукции и укрепления политической стабильности на селе. Сделав ставку на кулаков, правительство, с одной стороны, лишило крестьянство наиболее деятельных и толковых вожаков, с другой — посеяло рознь в самом сословии. И теперь сохранившаяся община видела главного своего конкурента не в помещике, а в кулаке-хуторянине. Социальная напряженность на селе пошла на убыль и вплоть до февраля 1917 года не доставляла особых хлопот властям.

Приведенные выше материалы опровергают представление о крестьянстве в русском обществе как вечно страдающем сословии, не способном осознавать свои интересы и отстаивать их, пусть и не всегда законными методами. Вопреки утверждению мифа, царское правительство не проводило однозначно антикрестьянской политики, более того, в начале XX века власть попыталась сделать ставку именно на крестьянство, вернее, на его наиболее активную в политическом и экономическом отношении часть. И нельзя сказать, чтобы эта попытка полностью провалилась.

Кормил русский мужик Европу?

В публицистике начала XX века, а потом и в позднейшей, благоприятно относящейся к истории нашей страны, для описания ее позиции на мировом рынке продовольствия используется выражение — Россия была житницей Европы, или даже больше — Россия кормила Европу.

Иные современные публицисты левого толка пытаются ныне воспринимать этот тезис буквально и с цифирями в руках его опровергнуть^[120]. Естественно, что опровергнуть образное выражение несложно.

На самом же деле, даже из материалов, приведенных в статье критиков (мы намеренно не будем приводить иные), видно, какую роль играла наша страна на мировом рынке зерна в начале 10-х годов XX века.

УРОЖАЙ ЗЕРНОВЫХ В РОССИИ И ДРУГИХ СТРАНАХ В 1913 ГОДУ (В МЛН ПУДОВ)

Надо сделать небольшую ремарку, которую «забыл» сделать тов. Пыхалов, — из таблицы следует, что значительную роль в зерновом производстве США играет кукуруза. Однако эта культура в США возделывается не только как зерновая, но и как кормовая, и в начале XX века американская статистика не отделяла одну от другой. Поэтому можно говорить о том, что в 1913 году Россия по производству зерна сравнялась с Соединенными Штатами.

В том же 1913 году Россия поставила на мировой рынок 554 549 тыс. пудов зерна (28% от мирового экспорта) и являлась крупнейшим продавцом этой продукции. Большая часть российского хлеба шла в Европу, составляя примерно треть от импорта зерна в этот регион.

Таким образом, конечно, Россия не была «кормильцем Европы» в буквальном смысле этого слова, но ее роль на мировом рынке продовольствия была одной из важнейших. Советский Союз и современная Российская Федерация никогда не были в состоянии занять такое же место на рынке. Более того, «благодаря» колхозному хозяйству СССР начиная с конца 50-х годов был вынужден покрывать свои потребности в зерне за счет импорта.

Импорт зерна в СССР начал неуклонно возрастать с 0,25 млн тонн в 1959 году до рекордного уровня 46,0 млн тонн зерна в 1984 году. Доля СССР в мировом импорте зерна в период 1980—1990 годов являлась одной из крупнейших и составляла 16,4%. Важно отметить, что Советский Союз закупал хлеб в странах, являвшихся его геополитическими противниками. Были заключены долгосрочные соглашения о поставках зерна, взяты обязательства ежегодно закупать не менее 9 млн тонн в США, 5 млн тонн в Канаде, 4 млн. тонн в Аргентине, 1,5 млн тонн в Китае^[121]. Это давало противникам СССР мощные рычаги влияния на нашу страну и ставило под вопрос ее внешнеполитическую самостоятельность.

Одной из традиционных тем для критиков развития сельского хозяйства дореволюционной России является вопрос о периодическом голоде в стране, вызванном неурожаями. Причем масштабы бедствия под пером советских историков выглядели ужасающими. Писали о сотнях, тысячах или даже о миллионах умерших от голода крестьян. Справедливости ради надо отметить, что о многочисленных жертвах голода писала российская оппозиционная пресса до революции, а зарубежные издания и вовсе публиковали иллюстрации, изображающие, как царские казаки пиками не дают выйти голодающим крестьянам из их деревень.

А что же было на самом деле? Для начала необходимо уточнить терминологию.

Неурожай,  недород — плохой, бедный, малый урожай, то есть урожай меньше ожидаемого земледельцем.

Голод — в социальном аспекте — недополучение населением потребного количества пищи, ставящее под угрозу здоровье и жизнь человека.

Голодомор, или массовый голод, — социальное бедствие, вызванное длительной нехваткой продовольствия и приводящее к массовой гибели населения на территории крупных регионов.

Уточнение необходимо, потому что в публицистической литературе очень часто можно встретить совершенно неверное употребление этих терминов, когда одни из них выдаются за другие. Можно, например, встретить выражение «смертность от недорода составила», хотя смертность если и наступает, то не непосредственно от недорода, а от последовавшего за ним голода.

Недород, или неурожай, — явление довольно частое, обусловленное климатическими, хозяйственными и иными обстоятельствами, далеко не всегда подвластными воле человека. Но человек с библейских времен научился предвидеть такую возможность и готовиться к ней. К XIX веку в России была сформирована система казенных хлебных магазинов (то есть складов), которая позволяла если не полностью компенсировать последствия неурожая, то хотя бы ослабить их.

Тем не менее ситуация доходила до состояния голода. Но переходил ли голод в следующую свою стадию — голодомор? Иными словами, действительно ли в России в неурожайные и голодные годы умирали люди?

Новое исследование московского историка Владимира Круглова позволяет прояснить этот вопрос. Автор подробно рассмотрел характер формирования мифа о голоде и наглядно показал, что при всей тяжести этого бедствия активные и своевременные усилия государства и общества (в том числе земских и благотворительных организаций) позволяли предохранять население от голодной смерти. Единственный всплеск смертности, имевший место в 1891—1892 годах, произошел в значительной степени под влиянием эпидемий и остается самым высоким в пореформенный период. Смертности от голода в прочие годы (1897—1898, 1901 — 1902, 1905—1907, 1911—1912) не зафиксировано ни российскими дореволюционными, ни советскими, ни российскими постсоветскими историками и демографами^[122].

Для сравнения — голод, вызванный коллективизацией, без всякого неурожая, даже по оценкам советских историков, унес жизни более 5 млн человек^[123].

Несколько штрихов к портрету русского крестьянина

Каким же он был, русский крестьянин? Для начала посмотрим на его фотографии. Не так уж мало их сохранилось, как кажется иным «родства не помнящим Иванам».

Сенокос в русской деревне. (Фото С.М. Прокудина-Горского.)

Посмотрите, сколько в их облике спокойствия, уверенности в себе, чувства собственного достоинства. Отнюдь не забитым и несчастным смотрит на нас крестьянин с пожелтевшей от времени фотокарточки. Он чувствует свою силу и смотрит на зрителя с некоторой затаенной хитринкой — меня, мол, не проведешь.

Как жил крестьянин? Мы привыкли представлять себе его жилье бедным, но вот свидетельство очевидца: «Внутри избы были две комнаты. В одной из них находились большая русская печь и около нее разные полки с посудой, закрытые занавесками, и начищенный медный рукомойник. Вдоль стен стояли две длинные скамьи; в углу деревянный стол, покрытый белой скатертью, а над столом божница со старинными образами, изображающими святых с большими головами, темными лицами и тонкими длинными руками.

Крестьяне-старообрядцы. 1897 год. Фото М. Дмитриева

Другая комната была просторнее. Тут у стены стояла большая кровать, завешенная ситцевым пологом. Под окнами опять тянулись скамьи. В углу, так же как и в первой комнате, стоял стол, покрытый самодельной скатертью. В простенке между окнами висели часы, а рядом с ними полка с большими старинными книгами в кожаных переплетах. В другом углу стояла ручная машина Зингера, около дверей на гвозде висела малокалиберная винтовка Маузера и бинокль Цейса. Во всем доме полы были чисто вымыты, потолки хорошо выструганы, стены как следует проконопачены»^[124].

Крестьянские девушки. (Фото С.М. Прокудина-Горского.)

Винтовка Маузера и цейссовский бинокль — это, конечно, особенности Дальнего Востока, а вот швейная машинка «Зингер» была одним из наиболее распространенных предметов «бытовой техники» начала XX века. В России они выпускались на заводе «Зингер» в подмосковном Подольске. К 1913 году выпуск машин достиг 600 тыс. штук. Мерное стрекотание «Зингера» можно было услышать по всей России от столичного Петербурга до заброшенной в горах Уссурийского края старообрядческой деревушки. Где швейная машинка, там и красивая одежда.«Всем известно, что современный народ любит пощеголять. Не то, что бывало, одевались в «дерюгу» и «азямы». Об этой одежде теперь и помину нет. Давно ли солдатские сапоги с набором производили в деревне фурор, а теперь такие сапоги чуть не на каждом»^[125], — писал современник об изменившемся облике деревни.

Село в Тверской губернии, улица

В одной из предыдущих глав мы уже говорили об удивительно гармоничном облике русских городов, но часто не менее красиво выглядели и села. Представленные ниже фотографии дают лишь слабое представление об этом.

Село Колчеданское. (Фото С.М. Прокудина-Горского.)

Но, по счастью, несмотря на коллективизацию, урбанизацию, программу «неперспективных деревень», в России уцелело достаточное количество старинных сел, дающих внимательному путешественнику представление о своей былой красоте. Центром села был храм. Архивные документы сохранили до нас сведения, с какой тщательностью и вниманием крестьянский мир, община, выбирал проект. Крестьяне были весьма требовательными заказчиками — храм строили на своей земле и на свои деньги, и внимание к нему было весьма пристальным. На реке Мологе в одном из сел храм стоит в очень красивом месте, на изгибе реки на высоком холме. Если присмотреться, то видно, что холм насыпной, а его скаты, обращенные к воде, особым образом защищены от размыва.

Церковь в с. Ветлуга. (Фото С.М. Прокудина-Горского.)

От храма — к дому. Дом крестьянина — знаменитая русская изба, один из самых интересных и удобных типов жилья для нашего климата. А как она была украшена! Наличники на окнах, деревянные узоры на фронтоне, конек на крыше, расписные ворота. Конечно, такую красоту мог себе позволить не всякий, а лишь трудолюбивый и трезвый хозяин. Но таких в нашей деревне хватало.

Одним из самых интересных и удивительных явлений в русской деревне был развитый механизм самоорганизации общественной жизни, известный в нашей исторической и публицистической литературе как «община». Сами крестьяне называли это «миром», или «обществом». Официально в бумагах властей и помещиков тоже обычно писали «общество».

Основным документом, который исходил от самой общины, был «приговор» — решение сельского схода. Приговоры выносились иногда устно, но наиболее важные и значимые записывались. Хранящиеся в архивах мирские приговоры являются одним из наиболее ценных и достоверных источников о жизни крестьянства.

На мирском сходе решались самые разнообразные вопросы деревенской жизни — распределение наделов между семьями, расклад налогов, выбор молодых людей для отдачи в рекруты, постройки общественных сооружений, приобретения земли (крестьянские общины покупали землю как для своих членов, так для общего пользования), община выдавала разрешения для отходящих на заработки, поступления в учебные заведения и т.д.^[126]. Известный ученик Репина, муромский живописец Иван Семенович Куликов, будучи по происхождению крестьянином, обратился к общине за дозволением поступить в Императорскую академию художеств и получил таковое по приговору сельского схода. Владимир Клавдиевич Арсеньев вспоминал, что в одном из сел Приморского края крестьяне по приговору схода организовали заповедник с целью охраны в окрестных лесах благородных оленей.

После столыпинской реформы сельский сход утратил право распоряжаться надельными землями крестьян, а также решать вопросы о роде занятий и месте жительства членов общины, но в целом сохранил свою власть на селе. Голос на мирском собрании имел каждый член общины, а решения принимались, как правило, большинством голосов. Таким образом, в самодержавной монархии, какой была Россия в начале XX века, существовали десятки тысяч демократических органов местного самоуправления, решавших множество важных вопросов жизни крестьян без малейшего вмешательства государственного аппарата.

Закончить рассказ о русских крестьянах начала минувшего века хотелось бы упоминанием об одной важной особенности крестьянского сознания, которую, к сожалению, почти утратили мы, их потомки. Речь идет об исторической и семейной памяти. В старой России не только дворяне хорошо знали свое родословное древо и гордились им. Знали своих предков и крестьяне. Участников этнографических экспедиций 50-х годов XX века поражала способность крестьян на память перечислять свое родословие до 10—12-го колена. Не знать своих предков, свою родню на Руси всегда считалось позором. Русская поговорка об Иванах, не помнящих родства, произошла от обычая тогдашних преступников при аресте заявлять — зовут Иван, родства не помню. Человек, не помнящий, кем были его предки, с точки зрения традиционного русского сознания, недалеко ушел от разбойника с большой дороги...

Но крестьянство помнило не только своих предков. В его среде бытовали исторические песни, сказы, повествующие о важнейших событиях истории страны так, как их запомнил народ. Да и знаменитые русские былины сохранились именно в крестьянской среде.

В крестьянском сознании сведения, почерпнутые из книг, лубков, песен, переосмысливались, крестьяне давали свою оценку полководцам, царям, прочим персонажам отечественной истории...

Уважению к прошлому, чувству собственного достоинства, трудолюбию и умению жить сообща и вместе решать свои проблемы — вот чему стоит поучиться у русских крестьян нам, их потомкам.

Миф седьмой.
КОГДА НЕ БЫЛО СВОБОДЫ

Свобода, освобождение — вот что принесла народу революция. Этот тезис неизменно озвучивался во всех советских книгах по истории и активно используется и сейчас. При этом интересным образом произошла смена его внутреннего смысла — большевики имели в виду освобождение от капитализма и эксплуатации человека человеком, а современные адепты — освобождение от «царства произвола и бесправия», они понимают освобождение как движение в сторону свободы и прав человека. Некоторые современные публицисты полагают, что революция «освободила россиян от рабства». Такая трансформация понятна — современный человек получил за годы советской власти стойкую прививку к разговорам об эксплуатации и социальной свободе. Это рабочий начала XX века мог поверить в то, что реализация лозунга «заводы — рабочим» реально принесет ему свободу, а нынешний труженик из истории знает, что заводы достанутся не рабочим, а «рабоче-крестьянскому государству», что совсем не одно и то же.

А вот о свободе, правах человека, равноправии нынешнему российскому обывателю буквально «прожужжали» уши. Вот и приходится менять сущность мифологемы.

Рассмотрим, насколько был «свободен» подданный Российской империи по отношению к нынешнему гражданину Российской Федерации.

Если мы обратимся к юридическим документам, то увидим, что Основные государственные законы Российской империи 1906 года гарантируют подданным практически все те же гражданские права, что и ныне действующая Конституция РФ. Более того, многие формулировки нынешнего основного закона дословно совпадают с аналогичными формулировками столетней давности:

«Жилище неприкосновенно. Никто не вправе проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц иначе как в случаях, установленных федеральным законом, или на основании судебного решения». (Конституция РФ, статья 25.)

«Жилище каждого неприкосновенно. Производство в жилище, без согласия его хозяина, обыска или выемки допускается не иначе, как в случаях и в порядке, законом определенных». (Основные государственные законы Российской империи. Статья 33.)

«Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование». (Конституция РФ, статья 31.)

«Российские подданные имеют право устраивать собрания в целях, не противных законам, мирно и без оружия. Законом определяются условия, при которых могут происходить собрания, порядок их закрытия, а равно ограничение мест для собраний». (Основные государственные законы Российской империи. Статья 36.)

Более того, во многом совпадают и политические права подданного и гражданина — государственное устройство Российской империи предусматривало широкое участие ее жителей в организации местного самоуправления (земства), а с 1905 года и в формировании представительного органа — Государственной думы.

Вопреки расхожим в современном российском обществе представлениям, участие в местом самоуправлении является гораздо более важным правом, чем право выбирать главу государства. Что толку от возможности голосовать за президента или депутата парламента, если гражданин при этом не имеет возможности самостоятельно распоряжаться у себя в доме? В первой главе мы упоминали историю, как крестьяне подмосковной деревни Строгино построили на своей земле часовню. А теперь представим, что жители многоэтажного дома современного района Строгино решили сделать то же самое. Тогда, как мы помним, жители сами на сходе приняли решение и о выделении земли, и о финансировании, а все общение с властями свелось к получению благословения архиерея и утверждению проекта губернским архитектором. А что сейчас? Вот как выглядит процесс с юридической точки зрения.

Строительство храма необходимо начать с благословения правящего архиерея епархии. Поскольку храм строится не сам по себе, а для церковной общины, то, если в городе или селе такой общины нет, ее нужно создать и зарегистрировать. Для регистрации общины необходимо, чтобы в нее входило как минимум десять человек —так называемая десятка. Община — это юридическое лицо, и регистрируется она в федеральной регистрационной службе.

Когда община зарегистрирована и получено благословение архиерея на строительство храма, надо обратиться в местные органы власти с просьбой предоставить для этого земельный участок. Если это, к примеру, районный город — то в городскую или районную администрацию, лучше всего сразу к главе администрации. А еще лучше составить официальное письмо от архиерея и обратиться в органы власти с этим письмом. Община заранее должна понять, какой храм она хотела бы построить, на сколько человек, в каком стиле, в честь кого будет освящен главный престол. Далее власть решает, где именно выделить землю под строительство. Причем совсем не обязательно будет выделен тот самый участок, который уже присмотрела инициативная группа.

Для разрешения на строительство необходимо собрать пакет документов, в числе которых очень важен кадастровый паспорт. В паспорте обязательно должен быть указан вид разрешенного использования земельного участка — именно под строительство храма. Проект храма делает архитектурно-проектная мастерская, причем имеющая государственную лицензию на право проектирования. Далее проект утверждается и согласовывается в разных органах власти: в Генплане, в местном комитете по архитектуре и т.д.

Итак, мы видим, что если в отношениях граждан с церковью ничего не изменилось, то в отношениях с властью число неизбежных контактов с чиновниками возросло минимум до шести раз вместо одного. Так обстоит дело со свободой. А как с равенством?

Сам принцип равенства граждан вытекает из всенародного характера начала монархии и может быть сформулирован следующим образом — равенство всех подданных перед государем.

Обычно монархию ассоциируют с сословным обществом, а монарх воспринимается как представитель господствующего класса (феодалов) и его высшего сословия — аристократии. Именно так, например, описывается монархическая государственность в советских учебниках истории. Здесь мы имеем дело не с чем иным, как с выделением частного случая и выдачей его за общее правило. Но даже и в этом случае не все так просто — монарх всегда выделялся из феодальной лестницы, выделялся именно тем, что мог нарушить принцип «вассал моего вассала — не мой вассал». И знатный боярин, и последний крестьянин могли обратиться непосредственно к царю и найти удовлетворение своим просьбам. В России эта традиция соблюдалась вплоть до XVIII века, даже родилась специальная формула обращения к государю: «Слово и дело государево за мной!» А посетители московского государственного исторического музея-заповедника «Коломенское» могут своими глазами наблюдать так называемый «челобитный столб» — каменный постамент, находившийся под окнами личных покоев царя Алексея Михайловича, на который любой желающий мог положить челобитную, предназначенную непосредственно государю. Алексей Михайлович вообще уделял большое внимание получению «обратной связи» от своих подданных — для разбора таких обращений был создан специальный орган — Челобитный приказ. Право обращения подданных к монарху было нарушено лишь в XVIII веке, когда императрица Екатерина II в рамках законодательства, направленного на закрепощение крестьян, отказала последним в праве лично обращаться к государю. Разумеется, крестьяне могли обращаться в местные органы власти, но священное право подданных обращаться непосредственно к монарху было нарушено. Однако уже сын Екатерины император Павел I наряду с мерами, направленными на ограничение крепостного права, восстановил и право подданных любого звания обращаться непосредственно к государю. Им же был восстановлен и «челобитный столб», правда, в более современной форме — на стене Зимнего дворца в Санкт-Петербурге появился специальный ящик, куда любой из подданных мог опустить письмо, предназначенное лично императору.«Все-все подданные и мне равны, и всем я равно государь»^[127], — говорил этот император.

Конечно, сословные различия в обществе были весьма существенными, но, во-первых, они не были абсолютными, а во-вторых, с течением времени постепенно сглаживались, не нарушая при этом принципа монархического управления.

Рассмотрим эти два аспекта несколько подробнее. Из учебника истории мы знаем, какими правами пользовались привилегированные сословия российского общества и как плохо жилось остальным. Однако так ли уж непроницаемы были сословные границы? Конечно, сословия не были пустым звуком, но границы между ними не были непроходимыми. Более того, был прописан механизм такого изменения статуса — государственная служба. И это не было пустым звуком — целый ряд выдающихся российских государственных деятелей — полководец И.Н. Скобелев, государственный секретарь М.М. Сперанский, ученые М.В. Ломоносов и М.П. Погодин и т.д. Обычно, когда приводятся столь громкие имена, можно услышать возражения — ну это, мол, единицы, а в массе-то

В этом утверждении есть доля истины, но именно доля, так как приведенные выше персоналии добились не просто зачисления в ряды привилегированных корпораций, но поднялись в самый высший круг российской элиты. А сколько было тех, кто довольствовался куда более скромными результатами... А было их довольно много. Например, в эпоху правления государя императора Николая I около трети российского офицерского корпуса представляли собой люди, начавшие путь к золотым эполетам с бритья лба в рекрутском депо, то есть выслужившиеся из простых рекрутов^[128].

Государственная служба позволяла приобрести личное и потомственное дворянство выходцу из любого сословия, вне зависимости от его изначального происхождения. На военной службе личное дворянство давалось с первым же офицерским чином, граница потомственного постепенно поднималась (по мере того, как уменьшались привилегии дворянства) и к началу XX века остановилась на уровне 6- го класса (полковник). На гражданской службе личное дворянство давал чин 9-го класса (титулярный советник), а потомственное — 4-го (статский советник).

В результате к началу XX века более 80% всех дворянских родов Российской империи оказались возникшими на основе Табели о рангах, то есть приобретенными на государственной службе^[129].

Рассмотрение истории развития юридической системы русского государства наглядно показывает нам процесс постепенного сглаживания различий между сословиями. Так, принятый в 1494 году Судебник Ивана III устанавливает право любого подданного (за исключением холопов) обратиться непосредственно к суду великого князя в случае неудовлетворенности рассмотрения дела сословным судом^[130].

Соборное уложение Алексея Михайловича, принятое в 1649 году, устанавливало одинаковые принципы судопроизводства для всех сословий и провозглашало стремление к равному суду.Уложение требовало от судей всех рангов: «Всякая расправа делати всем людем Московского государства, от большаго и до менъшаго чину, вправду»^[131]. Современный исследователь отмечает:«В отличие от ранних стадий в развитии русского законодательства по Уложению ответственность за уголовное преступление несли все лица феодального общества, не исключая бояр и дворян, с одной стороны, крестьян и холопов — с другой»^[132].

И, наконец, в 1866 году новый Судебный устав, принятый по повелению царя-освободителя Александра II, уравнивал все сословия перед судом и вводил институт единого, всесословного суда.

При этом отметим, что самодержавие в конце XIX века было столь же крепко, как и в конце XV века.

Таким образом, такие стороны феодализма, как неравенство людей по происхождению или неравенство их перед законом, успешно ликвидировались в ходе совершенствования монархической системы, причем без затрагивания глубинных ее основ.

Рассматривая отношение подданных к государю, святитель Иоанн Восторгов писал:«Сила монарха, его физическая сила, во столько раз меньше физической силы всей нации, во сколько раз единица меньше миллионов. Однако ему принадлежит полнота всей государственной власти. В чем же его настоящая сила? Сила его — в том, что он на своем посту есть слуга Божий, исполняющий Его волю. Чистая, истинная, неограниченная, самодержавная монархия — иною она быть не может, ибо если она чем-либо ограничена, то она уже не верховная власть, каковою является уже та сила, что ее ограничивает, чистая монархия есть делегация от Бога. Во имя подчинения себя Божественной воле народ безгранично подчиняется воле монарха, твердо сознавая и будучи уверен, что эта воля монарха никогда не разойдется с высшими велениями Божественного закона, которому он считает себя обязанным следовать в каждом своем шаге. Здесь, очевидно, общенациональное сознание подчиняет начала низшей, по своему нравственному достоинству, физической, количественной силы — силе высшей, нравственной»^[133].

Безусловно, в Российской империи сохранялись некоторые ограничения в отношении женщин, которые были лишены политических (но не гражданских или имущественных) прав. Но такие же ограничения действовали тогда и в самых «передовых» и демократических странах мира — Франции, США, Великобритании.

Важно отметить, что законы Российской империи, предоставляя разные уровни права разным сословиям, при этом прописывали четкие и доступные механизмы перехода из одного сословия в другое. В разные времена сделать это было проще или сложнее, но возможность имелась всегда, и что важно, она зависела от формальностей, а не от чьего-либо произвола. Отслужил бывший крепостной крестьянин 12 лет в армии беспорочно — имел право на офицерский чин, а вместе с ним и на права личного дворянства. Лишиться «прав состояния» можно было только по суду.

А что же после революции? Первая Конституция СССР 1924 года сразу же лишала политических прав значительные категории граждан:

«Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они и входили в одну из перечисленных категорий:

а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;

б) лица, живущие на нетрудовой доход, как то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;

г) монахи и духовные служители религиозных культов всех исповеданий и толков, для которых это занятие является профессией;

д) служащие и агенты бывшей полиции, отдельного корпуса жандармов и охранных отделений, члены царствовавшего в России дома, а также лица, руководившие деятельностью полиции, жандармерии и карательных органов, и члены семей указанных групп».

Последняя фраза приводила к тому, что «лишенцами» оказалось около четверти населения страны. При этом само отнесение к категории лишенцев и, напротив, снятие ее осуществлялись во многом по произволу советского аппарата, что открывало перед аппаратчиками широкие перспективы для манипулирования с целью обеспечения собственной власти. Лишь в 1936 году этот пункт Основного закона страны был официально отменен.

О полиции

Одним из распространенных представлений о царской России является описание ее как полицейского государства. В книгах о революции или жизни революционеров на каждой странице мелькают городовые, жандармы, филеры, агенты сыска. В мое время в школьных учебниках литературы в приводилась фраза, приписываемая генералу Ермолову:«В России на каждом голубой мундир, а если не мундир, то голубая подкладка, если не подкладка, то голубая заплатка». Прочитав такое, школьники должны были проникнуться ощущением тотального полицейского контроля в старой России.

А что было на самом деле? Предоставим слово необычному свидетелю — первому секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущеву. Выступая в 1953 году на июльском пленуме ЦК КПСС с критикой советских органов госбезопасности, он вспоминал:«Товарищи, я в первый раз увидел жандарма, когда мне было уже, наверное, двадцать четыре года. На рудниках не было жандарма. У нас был один казак-полицейский, который ходил и пьянствовал. В волости никого, кроме одного урядника, не было»^[134]. Оставим на совести генсека сообщение о недостойном поведении полицейского чина, а его информацию о численности полицейского аппарата примем к сведению.

А вот другой пример — будучи еще наследником престола, будущий император Александр III был встречен на пристани города Углича огромной толпой горожан и крестьян из окрестных сел. Цесаревич со свитой долго не мог пройти сквозь плотную массу людей к городскому собору, а расчищать ему дорогу было некому, так как на весь уездный город Углич приходилось всего 2 (два!!) полицейских чина.

Когда после «угличского столпотворения» цесаревич Александр встретился с ярославским военным губернатором вице-адмиралом И.С. Унковским и задал ему вопрос о малом числе полиции в России, то получил неожиданный по простоте ответ:«Полиция в России имеет значение чисто символическое; она ничего не охраняет, потому что не может ничего охранять: она существует лишь для свидетельствования о силе русского Бога над Россией и каждым ее уголком. Как сила полиция есть только насмешка над силою, эта такая полиция, как та, которая фигурирует в иных пьесах в театрах. Но в то же время, нем же держится благоустройство в России права жизни, собственности, как не силой русского Бога!»^[135] — то есть совестью русского народа.

Чины петербургской полиции

Обратимся к документам. В декабре 1862 года уездная и городская полиция объединяются в одну структуру — уездное полицейское управление («Временные правила об устройстве полиции»). Уезды подразделялись на станы, возглавляемые становыми приставами. Города контролировались городскими и участковыми приставами, а также полицейскими надзирателями.

Полицейские учреждения облагались двойным контролем: «по вертикали» — со стороны Департамента полиции и «по горизонтали» — со стороны губернатора и губернского правления.

С конца 1889 года в помощь уездному полицейскому управлению становым приставам придаются пешие и конные урядники с сохранением в селах сотских и десятских. В городах, не подведомственных уездной полиции, создаются городские полицейские управления, возглавляемые полицмейстерами и их помощниками с жалованьем 1500 и 1000 рублей в год. Им подчиняются участковые и городские приставы, а также околоточные надзиратели. В городах с населением не более 2 тыс. человек по закону 1887 года полагалось не свыше пяти городовых, в более крупных — не свыше одного городового на 500 жителей. На каждых четырех городовых приходился один старший. Жалованье их составляло от 150 до 180 рублей ежегодно и 25 рублей на обмундирование. Все расходы оплачивал город.

В 1903 году, учитывая постоянно возрастающий объем работы, выполняемой данным институтом, в уездную полицию вводится дополнительная категория нижних чинов — стражники. Объединенные с урядниками, они составляли полицейскую стражу. Должность урядника вводилась в каждой волости, а общее количество стражников определялось из расчета не более одного на 2,5 тыс. жителей.

На вооружении у стражи находились револьверы и холодное оружие (урядники) и шашки (стражники; хотя они имели право ношения огнестрельного оружия, но приобретенного за свой счет).

Таким образом, полиция в Российской империи была очень малочисленной структурой, и численность полицейских чинов в губерниях редко превышала две-три сотни человек.

Так, в начале XX века в Калужской губернии служили полицмейстер с помощником и секретарь, три пристава с помощниками, двенадцать околоточных надзирателей, двадцать старших и восемьдесят младших городовых.

В Хабаровске число полицейских составляло 30 человек (включая переводчика с китайского и маньчжурского языков), во Владивостоке — 136^[136], в Ростове-на-Дону — 57.

Малочисленность низового состава полиции несколько компенсировалась возложением на дворников обязанности оказывать помощь городовым в случае необходимости: «Как заверещит страж порядка в свой свисток, так сразу около него вырастают два-три дворника из ближайших подворотен»^[137]. С такой помощью, а также благодаря тому, что уровень преступности в стране был в 10 раз ниже, чем сейчас, полиция вполне могла контролировать ситуацию и обеспечивать охрану правопорядка.

Что касается Отдельного корпуса жандармов, то к 1917 году он насчитывал в своих рядах лишь 1000 офицеров и 10 000 нижних чинов, при этом большая часть чинов корпуса была задействована в обеспечении безопасности железных дорог, на долю собственно политической полиции оставалось менее трети.

Существенным недостатком русской дореволюционной полиции и корпуса жандармов было отсутствие собственных учебных заведений. Нижние чины набирались, как правило, из отставных армейских унтер-офицеров, а начальствующий состав — из чиновников и офицеров вооруженных сил. Премьер-министр России П.А. Столыпин в своем проекте реформы русской полиции предлагал создание специальных учебных заведений. Но «в целях экономии средств» проект был отложен. Поэтому премудростям полицейской службы сотрудникам полиции приходилось учиться исключительно на практике.

Служба в полиции была тяжелой и опасной всегда, а в годы обострения политической борьбы особенно. Революционеры относили всех без исключения полицейских чинов к «врагам народа» и заочно приговорили всех к смерти. Убить полицейского почиталось среди «борцов за счастье народное» за особую доблесть.

Чины полиции старались честно исполнять свой долг. Приведем лишь один пример. Служил в московской пресненской полицейской части околоточный надзиратель Сахаров. Будучи полицейским строгим и справедливым, он пользовался заслуженным уважением в рабочих кварталах. И когда в 1905 году в городе вспыхнуло восстание, то соседи-рабочие упрашивали полицейского не ходить на службу. «Я не для того служу моему государю, чтобы прятаться», — ответил честный надзиратель и вышел на дежурство. Через два дня его труп был выловлен солдатами в Москве-реке. На теле полицейского было 19 пулевых и ножевых ран — так с ним расправилась дружина боевиков, скрепив «революционное братство» кровью.

Полицейский чин. Околоточный надзиратель

В ходе «бескровной» революции в феврале 1917 года революционные дружины и восставшие солдаты петроградского гарнизона безжалостно перебили почти весь состав столичной полиции. Полицейские чины до конца пытались поддержать в городе порядок. Уже был отрешен от власти государь, уже появилось Временное правительство, а окруженные восставшими полицейские участки держались. Они все еще надеялись на помощь, которая так и не пришла. По некоторым сведениям, до 80% столичных городовых было убито в те дни...

Чины петербургской полиции

Завершая рассказ о полиции старой России, приведем один курьезный эпизод, характеризующий отношение русского государя к закону и полиции:

«Уже будучи императором, Александр III рыбачил на берегу маленького финского островка на финском архипелаге. Он добыл сачком много раков и вывалил их в большую корзину. Члены семейства собрались вокруг и восторгались уловом и способностями императора в ловле раков. Александр III выглядел очень довольным.

Неожиданно на берегу появился старичок, полицейский пристав из соседней деревушки. Увидев содержимое корзины, он принялся укорять царя за ловлю раков в то время, когда это еще не было разрешено. Старик не знал, к кому он предъявляет претензию.

Такая дерзость рассердила господ из свиты, но, взглянув пристально на полицейского, Александр поднял тяжелую корзину и высыпал ее содержимое в море. Он не произнес ни слова возражения, только тепло улыбнулся, а блюститель закона отправился восвояси, ворча по поводу городских господ и всех им подобным, кто, несмотря на свои роскошные костюмы, не умеют себя прилично вести.

Для Александра III закон был законом, и он сам всегда стремился его соблюдать»^[138].

Медаль «За беспорочную службу в полиции»

Веротерпимость

Российская империя официально именовалась православным государством, а русский государь был защитником православной Церкви. Значит ли это, что другие конфессии подвергались преследованиям или гонениям? Отнюдь нет. Российские законы дозволяли подданным империи исповедовать свою природную религию, за редким исключением не ограничивая их в правах. Закон карал лишь «совращение из православия в другую веру», но не исповедание собственных культов.

Присяга солдат-лютеран

Наглядным примером веротерпимости российского законодательства был обряд военной присяги в армии.

Вот как описывал эту церемонию в 3-м гренадерском Перновском короля Фридриха-Вильгельма IV полку сын полкового командира:

«Посредине плаца стоят шесть совершенно одинаковых столиков, покрытых белами скатертями. Перед столиками, на некотором расстоянии, стоит знаменщик полка старший унтер-офицер Артур Степин, со знаменем полка и ассистентом. Постепенно, после нескольких перестроений, с другой стороны каждого столика образуются стройные квадраты подтянутых гренадер-перновцев.

Перед каждым столиком появляются священнослужители разных религий. Полковой священник со Св. Крестом и Евангелием становится перед первым столиком, перед которым стоит самый большой «квадрат» новобранцев. Перед вторым столиком становится католический ксендз, перед третьим — лютеранский пастор, перед четвертым — мусульманский мулла, перед пятым — еврейский раввин, а перед шестым, около которого стоят только два гренадера, — нет никого.

Начинается чин присяги, и к столику православных гренадер-новобранцев подносит знамя мой друг-знаменщик Артур Степин, его настоящее имя Артур Стопинг, и сам он — финн-лютеранин, но свою почетную обязанность знаменщика он исполняет блестяще.

Присяга солдат-магометан

В то же самое время к последнему столику подходит мой отец, командир полка, и я вижу удивительную вещь, которая могла произойти только у нас, в России. Оба новобранца вынимают из карманов маленькие сверточки и тщательно разворачивают тряпочки. Развернув, оба вынимают из свертков двух маленьких деревянных «Божков», выструганных из дерева и смазанных салом. Оба деревянные «божка-идола» водворяются на столик между моим отцом и двумя новобранцами, и только тогда мой отец как высший в их глазах начальник приводит обоих гренадер к присяге служить «верой и правдой» Царю и Отечеству»^[139].

Присяга солдат-евреев

Присяга солдат-католиков

А ведь, казалось бы, какие-то дикие горцы — чего стоило полковому командиру поручить их религиозное воспитание могучему фельдфебелю с крепкими кулаками, и все пришло бы в «норму», но нет — даже к примитивным верованиям бог весть как попавших на службу солдат-язычников относились с уважением.

Примечательно, что мы не видим какой-либо формы светской, нерелигиозной присяги. И это не случайно. Монархия вообще негативно относится к атеизму, ибо человек, отрицающий бытие Бога, отрицает тем самым и власть монарха. Как говорил некий полицейский чин в одном из романов Достоевского:«Ежели Бога нет, то какой же я после это буду урядник!» Атеист не вписывается в монархическое общество, так как в рамках мировоззрения, не допускающего существования Бога, нет и признания власти монарха.

Значит ли это, что в российском обществе была группа лиц, дискриминированная из-за своего безбожия? На самом деле такой группы не было. Настоящих атеистов, тех, «кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем», немного даже в современной России, что подтверждается результатами социологических исследований. В 1999 году в рамках российского этапа международного исследования WORLD VALUES SURVEY респондентам было предложено определить свое отношение к религии. Для сравнения мы приведем данные аналогичного опроса, проведенного весной 2005 года социологической компанией «Башкирова и партнеры».

МОЖЕТЕ ЛИ ВЫ СКАЗАТЬ, ЧТО ВЫ (В % ОТ ЧИСЛА ОПРОШЕННЫХ):

Таким образом, даже сейчас, после 70 лет советского режима, одной из задач которого было искоренение религии всеми доступными средствами и методами, число атеистов составляет лишь 4,4% от населения страны!

Характерно, что уровень 4,4% не является чем-то из ряда вон выдающимся. В следующей таблице приведено число сознательных атеистов в других развитых странах.

Приведены ответы убежденных атеистов в процентном соотношении от числа опрошенных по каждой стране. По данным WORLD VALUES SURVEY 1999-2001 гг.

Как следует из приведенных в таблице данных, атеисты находятся в меньшинстве и в коммунистическом Китае с его «культурной революцией», и в либеральной Франции, где борьба с религией идет с небольшими перерывами более двухсот лет. А в демократических США процент атеистов почти совпадает с таковым в фундаменталистском Иране.

Объяснить столь невысокий уровень атеизма можно, если отрешиться от знакомого нам с детства взгляда на религию как на заблуждение человечества, и признать, что религиозные убеждения и верования есть обычная и необходимая часть полноценной человеческой личности. Атеист — на самом деле не «продвинутый и развитый», а напротив — ограниченный человек, лишенный важнейшей части человеческого.

«...Я впервые близко увидел глаза верующего человека. Это были просто светлые, осмысленные и живые глаза. А меня пронзила мысль: этот человек, мой сверстник, здесь у себя дома, а я — в русском монастыре — хожу как иностранец! Почему этот парень, которого в школе учили тому же, чему и меня, знает что-то такое, что для меня совершенно закрыто? Ведь он знает все то, чему учили меня, и при этом он — здесь! И значит, чтобы стать верующим, надо знать что-то такое, чего не знают атеисты?!»^[140] — так описал момент своего обращения к вере бывший студент кафедры научного атеизма, а ныне профессор Московской духовной академии, известный православный миссионер дьякон Андрей Кураев.

Право человека быть духовно ограниченным в старой России не признавали.

Семья

Важным критерием по оценке степени свободы общества служит семейное законодательство. В современной России действующий Семейный кодекс не только освобождает членов семьи от каких-либо обязательств по отношению друг к другу, но вообще не содержит в своих статьях определения понятия «семья». Вот такая свобода полная — кодекс есть, а семьи нет.

Как обстояло дело в Российской империи? Была старая русская семья тем «темным царством», о котором нам говорили на уроках литературы в школе?

Для начала отметим, что дореволюционное законодательство признавало независимость семьи по отношению к государству и поэтому с некоторой осторожностью подходило к регулированию внутрисемейных отношений. Так, «русское законодательство в отличие от западноевропейского, причисляющего брак к институтам гражданского права, смотрело на брак как на акт религиозный по преимуществу, в силу чего и нормирование его в важнейших вопросах (в вопросах заключения и прекращения) отдавало в руки того вероисповедания, к которому принадлежали супруги»^[141].

Важно отметить, что государственное законодательство лишь закрепляло на юридическом уровне сложившиеся в религиозном праве нормы, то есть фиксировало то, что есть, а не навязывало и регламентировало. Тем самым юридически закреплялась независимость семьи от вмешательства со стороны государства.

Такой подход фактически переводил отношения между супругами в область нравственно-религиозных отношений и ограничивал регламентацию внутрисемейных отношений со стороны государства лишь несколькими основными принципами. В официальном комментарии к своду семейного права Российской империи говорилось следующее: «Союз между родителями и детьми, как и союз супружеский, трудно поддается регулированию права, так как отношения, возникающие из этого союза, являются более естественно- нравственными, чем юридическими, вследствие чего и законодательство не может дать в этом случае точных предписаний. Поэтому, при определении этих отношений, оно ограничивается только общими чертами»^[142].

Рассмотрим эти общие черты. Для начала отметим, что в отличие от нынешнего законодательства супруги наделялись неравными правами по отношению друг к другу. Согласно «Своду законов Российской империи»:

«Жена обязана повиноваться мужу своему, как главе семейства, пребывать к нему в любви, в почтении и в неограниченном послушании у оказывать ему всякое угождение и привязанность, как хозяйка дома»^[143].

В свою очередь: «Муж обязан любить свою жену, как собственное тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи. Он обязан доставлять жене пропитание и содержание по состоянию и возможности своей»^[144].

Таким образом, законодательно вводился институт главы семьи, которым признавался муж. Наличие этого института делало семью не только объектом права (как в наши дни), но и субъектом оного, то есть семья имела свое юридическое лицо и могла через суд защищать свои права как единое целое.

Вторым важным, с нашей точки зрения, принципом дореволюционного семейного права было обязательное совместное проживание супругов: «Супруги обязаны жить вместе. Посему: 1) строго воспрещаются всякие акты, клонящиеся к самовольному разлучению супругов; 2) при переселении, при поступлении на службу или при иной перемене постоянного места жительства мужа жена должна следовать за ним».

Долгое «безвестное» отсутствие одного из супругов признавалось законом достаточным основанием для развода, хотя и в этом случае государство принимало меры, прежде всего, к соединению семьи.

Третьим фундаментальным принципом традиционного семейного законодательства являлось признание государством власти родителей над детьми. Причем, в отличие от законодательства других европейских стран начала XX века, где власть родителей была ограничена возрастом достижения совершеннолетия, российское законодательство считало родительскую власть не ограниченной временем — даже после смерти родителей дети были обязаны«почитать память родительскую». Даже взрослый человек, находящийся на государственной службе, достигший чинов, все равно был вынужден в некоторых случаях (например, при вступлении в брак) испрашивать дозволения родителей.

Если присмотреться к приведенным выше формулировкам поглубже, то можно заметить, что даже с позиций нашего времени содержащиеся в них нормы являются разумными. Рассмотрим их по порядку и начнем с первой — неравенства супругов в семье. Для начала отметим, что традиция считать мужа главой семьи сохранилась и в наше время — в ходе проведенного исследовательским центром РОМИР в феврале 2003 года всероссийского опроса общественного мнения, посвященного проблемам семьи, 59% наших сограждан заявили, что главой семьи должен являться муж, 13% — жена. Только 15% россиян считают, что в семье отсутствует понятие «глава семьи», а еще 13% опрошенных затруднились с ответом на данный вопрос. Таким образом, подавляющее большинство граждан России (72%) выделяют институт главы семьи, то есть допускают неравенство супругов. Да и, положа руку на сердце, много ли читатель может назвать семей, в которых оба супруга играют одинаковую роль в принятии решений?

И вот здесь мы подходим к еще одному коренному противоречию между институтом семьи и современной формой общественного устройства — это противоречие по вопросу о равенстве.

Равенство является вторым, после свободы, важнейшим и фундаментальным принципом демократии. Принцип равенства провозглашается в первой же строке Декларации прав и свобод, сразу же за словом «свобода»: «Все люди рождаются свободными и равными в правах...»

Семья же устроена принципиально на других началах. В ее основе — отношения между родителями и детьми, двумя категориями, которые не могут быть равными по самой своей сущности. Семья несет в себе начало иерархии и тем несет угрозу для «общества всеобщего равенства». Поэтому демократическое государство и пытается различными способами изменить институт семьи под свои нормы, а в идеале — полностью уничтожить его. Недаром в нарисованных стараниями фантастов и футурологов картинах общества будущего нет места семье. Пожалуй, наиболее откровенно об этом написал в середине XX века советский писатель Иван Ефремов:

«Одна из величайших задач человечества — это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально отобранными и обученными людьми может создать человека нашего общества»^[145].

Для монархического же общества семья не представляет никакой угрозы, потому что это общество знает, что такое иерархия. Более того — одной из наиболее распространенных моделей отношения между государем и подданными является семейная: царь — отец, подданные — дети. Действительно, повиновение подданных государю подобно подчинению детей отцу — не в силу достоинств последнего, а в силу самого статуса родителя. И ограничения и у родительской и у царской власти одного порядка — религиозные.

Именно поэтому традиционное, монархическое общество и было заинтересовано в сохранении и укреплении института семьи, а революционеры всех видов начинают свою деятельность с разрушения оной. Одним из главных «завоеваний демократии» в семейной сфере является предельное упрощение разводов, то есть уничтожение семьи.

В Российской империи«закон устанавливал, что прекращение брака могло быть осуществлено по инициативе одного из супругов при наличии обстоятельств, оговоренных законом, которые являлись основаниями для подачи прошения о разводе.

Причины, по которым брак мог быть расторгнут, были четко определены законом. Это были: 1) доказанное прелюбодеяние одного из супругов; 2) неспособность одного из супругов к брачному сожительству; 3) «в случае, когда один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния, или же сослан на житие в Сибирь, с лишением всех особенных прав и преимуществ» и 4) в случае безвестного отсутствия одного из супругов»^[146].

«Кроме указанных поводов к разводу, в соответствии с законодательством, брак мог быть расторгнут: 1) при принятии обоими супругами монашества по взаимному согласию, 2) в случае принятия крещения одним из супругов не христиан, если оставшийся некрещеным супруг не пожелает жить с обращенным или не даст обязательства воспитывать детей в православной вере»^[147].

Отметим, что во всех предусмотренных случаях государство лишь законодательно оформляло уже осуществившийся де-факто распад семьи. При этом сама процедура принятия решения о разводе предусматривала возможность сохранения брака, даже в случае наличия указанных в законе оснований для развода.

Так, например, в случае подачи заявления о разводе на основании «безвестного отсутствия» одного из супругов, «консистория рассылала через полицейские управления повестки ко всем родственникам и лицам, которые могли иметь сведения об отсутствующем, а также могла обратиться в губернское правление для разыскания сведений. Объявление о предъявленном иске должно было публиковаться в «Церковных ведомостях», рассылавшихся по всем приходам. Если в результате всех этих мер были получены известия о месте пребывания супруга, то дело прекращалось, и брак оставался в силе. И только в том случае, если через год с момента публикации объявления никаких сведений об отсутствующем супруге не поступало, консистория, по ходатайству просителя, приступала к рассмотрению обстоятельств дела»^[148].

Обычно сложность бракоразводного процесса в традиционном обществе является одним из предметов критики со стороны либеральной, а также и социалистической демократической мысли. Критики называют традиционный брак семейным рабством и для наглядности приводят примеры неудачных супружеских союзов, где один из супругов (как правило, женщина) безнадежно страдает и в отчаянии...

В отличие от традиционного современное законодательство предельно упрощает процедуру расторжения брака. Для этого достаточно лишь желания обоих супругов или даже одного из них.

Семья рабочего

Пункт 2 статьи 16 Семейного кодекса РФ гласит: «Брак может быть прекращен путем его расторжения по заявлению одного или обоих супругов, а также по заявлению опекуна супруга, признанного судом недееспособным».

Хотя закон и предусматривает ряд мер, направленных на сохранение семьи, — так, в случае несогласия одного из супругов на развод суд вправе назначить им трехмесячный срок для примирения, — но все же наличие четко выраженной воли хотя бы одного из супругов позволяет уничтожить семейный союз. Закон позволяет игнорировать мнение второго супруга, не говоря уже о мнении других членов семьи, прежде всего детей. Хотя лицемерно при этом провозглашает право детей на наличие полноценной семьи.

К чему приводит такое упрощение процедуры развода? К тому, что современная семья становится куда менее прочной, чем традиционная. В случае возникновения каких-либо житейских трудностей многие нынешние супруги предпочитают не преодолевать их вместе, а прибегнуть к разводу. Действительно, зачем пытаться понять друг друга, помогать «в горе и в радости, в болезнях и скорбях», если можно просто написать заявление и «разойтись, как в море корабли».

Рассмотрев вопрос о свободе в старом русском обществе, мы видим, что революционный миф о ее отсутствии, мягко говоря, упрощает реальную ситуацию. В действительности же общественное устройство Российской империи покоилось на совершенно иных юридических и нравственных основаниях, нежели современное. Тем не менее подданные империи пользовались многими гражданскими и политическими правами, доступными нам сегодня, в некоторых сферах (например, местного самоуправления) располагали куда большей свободой, чем нынешние россияне. Семейное право старой России рассматривало семейные отношения как приоритетные по отношению к государственным и фактически отстранялось от вмешательства во внутренние дела семьи. «Темное царство» на поверку оказалось не таким уж и темным по сравнению с серостью современности.

Миф восьмой.
О «НЕСПОСОБНОМ К ПРАВЛЕНИЮ ЦАРЕ-НЕУДАЧНИКЕ»

Одним из старейших мифов о старой России является миф о бездарности и некомпетентности ее правителя — императора. Разные пласты этого мифа обращены как против отдельных личностей, занимавших русский престол в XIX— XX веках, так и против самой системы самодержавной монархии, которая подается как господство произвола и неэффективности.

Много споров вызывает и личность последнего российского царя Николая II. Канонизация государя в 2000 году Русской православной церковью стала новым стимулом для обвинений в его адрес со стороны критиков. В свою очередь, этот же акт стимулировал появление многочисленной апологетической литературы, авторы которой более склонны к агиографии, чем к объективному историческому анализу.

Николай II

Рассмотрим основные составляющие критического мифа о самодержавии как системе правления и Николае II как о «бездарном правителе»:

1. По мнению критиков, самодержавная монархия — это архаичная и неэффективная форма правления, основанная на произволе главы государства, деятельность которого не подвержена контролю и не имеет сдерживающих механизмов.

2. Кандидат на пост главы государства не проходит никакого отбора, а становится правителем по воле случая — рождения в семье монарха. Соответственно, профессиональные качества такого правителя невысоки.

3. Николай II, по мнению критиков, не был готов к роли правителя ни по уровню своей подготовки, ни по складу характера. Государь был якобы подвержен внешним влияниям, был безвольным, но упрямым человеком, лишенным талантов правителя. Если в советское время Николая II обвиняли в том, что он довел страну до кризиса, то нынешние критики заходят еще дальше и возлагают на него ответственность и за революцию, от которой он будто бы не смог спасти Россию.

Попробуем рассмотреть основные тезисы этого мифа, тем более что ответ на них косвенно затрагивает и вопрос о причинах социального и политического кризиса, приведшего к катастрофе 1917 года.

О самодержавии

Современный российский обыватель слабо представляет себе, что такое монархическая система правления. Из школьного курса истории он помнит, что монархии бывают абсолютные, сословно-представительные и конституционные.

Еще в начале XX века видный российский мыслитель и один из апологетов монархической государственности Лев Тихомиров указал на ее абсурдность. В самом деле, механизм управления развитого государства столь сложен, что один человек, даже профессионально подготовленный и обладающий способностями к государственному управлению, просто физически не в состоянии лично управлять всеми требующими вмешательства государственной власти процессами.

Такое личное, непосредственное управление было возможно лишь на заре развития государственности, когда круг государственных задач был весьма невелик и сами государства были невелики. В те времена государь действительно мог лично командовать войском (своей дружиной), собирать налоги, лично творить суд и расправу.

Старинная французская «Хроника Фредегара» сохранила описание личного осуществления королем Дагобертом своих властных полномочий:

«Король прибыл в город Лион, он стал судить всех — и знатных, и бедных — столь справедливо, что все поняли, сколь это угодно Богу. Он ни у кого не брал подношений и не смотрел на лица, но был движим одной только справедливостью, чем выражал почтение ко Всевышнему. Затем он прибыл в Дижон и провел несколько дней в Латоне, с усердием продолжая творить справедливый суд. Он был столь сострадателен и полон рвения, что не смыкал глаз и не прикасался к кубку. Он с тщанием вникал в любое дело, чтобы все уходили от него, получив по справедливости»^[149].

Примеры аналогичной деятельности государей мы находим и в наших летописях.

Отметим, что ввиду слабости государственного аппарата эпохи зарождения государств у тогдашних правителей просто не было другого выхода, и непосредственное руководство было зачастую вопросом жизни и смерти.

«На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод, ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряжайте и ночью, расставив охрану со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает»,^[150]

— предостерегал своих детей великий князь киевский Владимир Мономах.

Эпоха непосредственного правления монархов быстро ушла в прошлое, но память о таких государях, как Владимир Святой или Ричард Львиное Сердце, надолго пережила их самих.

Однако с развитием государства государи были вынуждены передавать часть своих полномочий постепенно складывающемуся государственному аппарату, сохраняя за собой контроль над ним и возможность непосредственного вмешательства в работу каждого чиновника.

Таким образом, власть любого монарха, даже тех, кого мы привыкли считать абсолютными, имела естественные ограничения, обусловленные возможностями человека.

Чем отличается власть монарха от хорошо знакомой нам власти демократически избранного главы государства или авторитарного диктатора? Первое отличие заключается в том, что монарх сам является источником высшей власти, в то время как любой другой правитель является лишь представителем такой власти. Отсюда следует совершенно особенная мотивация поступков монарха и его отношение к собственной власти.

Если для правителя демократического государства или диктатора власть является желанным призом, к которому политик стремится иногда всю свою жизнь, то для государя власть является в первую очередь долгом, и не просто долгом, а долгом религиозным.

Когда российские государи называли царскую власть своим священным долгом, слово «священный» означало в первую очередь религиозный долг перед Богом за свою страну и свой народ.

«Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что ты несешь ответственность за судьбу своих подданных перед Престолом Всевышнего. Вера в Бога и святость твоего царского долга да будет для тебя основой твоей жизни»,^[151] — наставлял своего наследника перед смертью император Александр III.

Могут возразить, что далеко не все монархи не только декларировали этот принцип, но и следовали ему. Были, мол, среди них и властолюбцы и трусы, боящиеся своего долга, но если мы обратимся к российской истории, то увидим, что для нашей страны подобные личности на престоле были весьма редким исключением. Русские цари на деле доказывали свою преданность Отечеству, подвергая себя порой и смертельной опасности.

Выше мы уже отмечали, что власть монарха ограничена самой человеческой природой, так как возможности человека весьма ограничены, следовательно, государь не может управлять государством без эффективного аппарата управления.

Составляя в начале минувшего века «Монархической катехизис», протоиерей Иоанн Восторгов отмечал, в частности, такую особенность монархической системы правления: «По природе своей монархия является более способной к лучшей организации системы управления и имеет в своем распоряжении больше средств к предупреждению и пресечению чиновничьего произвола, нежели аристократия или демократия»^[152].

«Именно в монархии может быть лучше всего организована система управления потому, что, будучи физически безсилен заведовать полностью всем делом управления страною, монарх естественно склонен прибегать к содействию других принципов власти и легко дает им место в системе управления, ибо, являясь их верховным примирителем, он их нисколько не отрицает, а лишь верховно организует как в самой нации, так и в управительной системе, вводя уже существующие в самой нации зачатки организации власти и повиновения в общую организацию государственного управления. Такое построение управительного механизма на началах сочетания разнородных принципов является наилучшим, открывая широкую возможность национальному самоуправлению везде, где это возможно. С другой стороны, в монархии открывается ничем не заменимое действие монарха по его царской прерогативе, которого лишены, конечно, и демократия и аристократия и которое имеет огромное государственное значение^[153].

Поясним, что имеется в виду: монархическая система управления может использовать как элементы методы и органы управления других типов общественного устройства, например демократии, не испытывая при таком использовании каких-либо затруднений дня себя. Монархия может использовать все позитивные стороны прямой демократии на уровне местного самоуправления, избегая при этом всех недостатков представительной демократии. В свою очередь, обратный процесс невозможен, главное достоинство монархии — возможность прямого и непосредственного действия монарха на всех уровнях управления — в других системах отсутствует.

Власть по наследству

Рассмотрим такой важный аспект монархической системы правления, как передача власти по наследству. Основной недостаток этого механизма хорошо известен нашему читателю по либеральной или революционной точке зрения — власть может попасть к человеку, не способному с ней справиться. Но помимо недостатков у этой системы были и весьма ощутимые достоинства.

Во-первых, передача власти по наследству является хорошей гарантией от правления в стиле «после нас хоть потоп». Так как каждому нормальному человеку свойственно заботиться о своих детях, то естественно, что всякий монарх стремится передать государство своим наследникам в полном порядке.

«Мы должны передать Бэби сильную страну и не смеем быть слабыми — ради Него, иначе Ему будет еще труднее царствовать, исправляя наши ошибки и крепко натягивая вожжи, которые Ты распускаешь. Тебе приходится страдать за ошибки Своих царственных предшественников, и одному Богу известны Твои муки»^[154],  — писала императрица Александра Федоровна своему мужу императору Николаю II в 1916 году.

Преемственность и стабильность наследственной власти обеспечивает и возможность реализации долгосрочных проектов. В 1842 году, объявляя о начале строительства железнодорожной магистрали Москва — Петербург, император Николай I сказал, указывая на своего наследника:«Человек смертен, и потому, чтобы иметь уверенность в довершении этого великого дела, я назначаю председателем Комитета железной дороги вот его: пусть он доделает, если не суждено мне»^[155].

Во-вторых, передача власти по наследству обеспечивает возможность высокой профессиональной подготовки наследника к занятию высшего государственного поста. В отличие от главы демократического государства монарх — это хорошо подготовленный профессионал, подготовка которого к занятию высшего государственного поста начинается с раннего детства и включает в себя как соответствующее обучение, так и постепенное приобщение наследника к практической деятельности.

В 1462 году на престол великого княжества Московского взошел 23-летний великий князь Иван III. Несмотря на свою молодость, за плечами нового монарха была суровая школа практической деятельности.

В 1452 году он в возрасте 12 лет участвует в крупном военном походе московских войск против мятежного князя Дмитрия Шемяки. Летом того же года вступает в династический брак, а с 1456 года упоминается в официальных документах как соправитель отца — великого князя Василия II. В 1459 году Иван Васильевич уже самостоятельно командует войсками, развернутыми на окском оборонительном рубеже («Береге») против казанской орды, в 1460-м он руководит Москвой во время похода своего отца к Новгороду, и одной угрозы расправы с его стороны оказывается достаточно, чтобы смирить восставших новгородцев. Таким образом, «в марте 1462 года во главе великого княжения Владимирского оказался достаточно опытный политический деятель, прошедший практическую школу феодальной войны, борьбы с Ордой и Казанью и участия в управлении великим княжеством»^[156], — с удовлетворением отмечает современный историк.

С течением времени система подготовки будущих правителей развивалась и совершенствовалась, начиная с конца XVIII века русские великие князья обучались по специальным (сейчас бы сказали: индивидуальным) программам, а к преподаванию привлекались лучшие ученые и педагоги страны. Вот как современный биограф описывает учителей будущего императора Николая I:

«Для преподавания был приглашен известный статистик академик А. К. Шторх, который читал лекции по политической экономии и на их основе издал свое учебное пособие в 1819 году на французском языке.

Среди преподавателей Николая Павловича в разное время были А. И. Маркевич, приглашенный из Австрии М.А. Багуль- янский, читавший курс истории права, профессор кафедры римского права Педагогического института В. Г. Кукольник, преподававший естественное право. Бывший профессор русского языка и словесности Дерптского университета коллежский советник Г.А. Глинка вместе с европейски эрудированным знатоком изящных искусств генерал-майором Н.И. Ах- вердовым изучал с великим князем русский язык, русскую историю, географию, статистику и русскую словесность. Впрочем, Николай под руководством Н.И. Ахвердова с большим удовольствием учился строить крепости, делать бомбы, картечи, ядра. Преподаватель первого кадетского и Горного корпусов статский советник и член Академии наук Крафт отвечал за математику и механику, Вольгемут преподавал физику. Именно в физике и точных науках Николай достиг наибольших ученических успехов. Швейцарский уроженец профессор всеобщей истории Дю-Пюже (du Peget Dyverdon) учил великого князя также и французскому языку, пастор англиканской церкви Питт и К. И. Седжер — входящему в моду английскому, цензор немецких книг и директор немецкого театра Ф.П. Аделунг — немецкому. Он же занимался с великим князем латинским и древнегреческим языками, логикой и «моралью», то есть нравоучительным чтением в основном из античной истории»^[157].

Будущий император получил не только прекрасное по тем временам образование, но и твердые нравственные представления о роли и ответственности государя за «счастье и несчастье подданных». Как отмечает биограф, к моменту, когда мировоззрение Николая Павловича уже сложилось, понятия «ответственность», «долг» были в этом мировоззрении ключевыми^[158].

Эти же качества государь старался передать детям и внукам: «Всякий из вас должен всегда помнить, что только своей жизнью он может искупить происхождение великого князя»^[159].

При этом сам император Николай I не считал свое образование верхом совершенства, признавая его недостатки, государь сделал соответствующие выводы при обучении своих сыновей, в первую очередь Александра и Константина, и внуков.

Вот, к примеру, как была составлена учебная программа великого князя Александра Александровича — второго внука Николая I, будущего царя-миротворца: «В 1857 году (в возрасте 12 лет)он имел в неделю обязательных занятий: Закон Божий (2 часа), математика (3), география (2), всеобщая история (2), русская история (2), русский язык (2), французский язык (4), немецкий (3), английский (2), чтение (6), чистописание (1), рисование (2), гимнастика (6), верховая езда (2), фехтование (1), фронтовые приемы (1), музыка (1), практические занятия по механике (I)»^[160]. А теперь, читатель, вспомните свою школьную программу в 12 лет и сравните. При этом учтите, что часы в скобках не «академические», а самые что ни на есть настоящие — по 60 минут каждый.

И еще обратите внимание — вопреки расхожим представлениям, образование великого князя не было ни милитаризированным, ни «солдафонским» — на обучение военному делу внук Николая I тратил всего 2 часа в неделю. Не более, чем советский школьник на уроки начальной военной подготовки в 80-е годы XX века.

Воспитание было достаточно строгим. «Ни я, ни Великая Княгиня не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны хорошо молиться Богу, учиться, играть, шалить в меру. Мне нужны нормальные здоровые русские дети», — писал император Александр III в инструкции для А.П. Оллен- грэн, первой учительницы своих сыновей^[161].

Цесаревич Александр Александрович и великая княгиня Мария Федоровна

Помимо образования подготовка будущего государя заключается и в постепенном приобщении его к делам государственного управления на самом высоком уровне. Выше мы уже отмечали этот аспект в биографии великого князя всея Руси Ивана III, который за шесть лет до своего вхождения на престол считался соправителем своего отца.

Последний российский император, Николай II, по завершении образования (которое включало в себя в том числе и кругосветное путешествие) начинает принимать активное участие в государственном управлении — становится председателем Комитета по сооружению Великого Сибирского пути (Транссиба), возглавляет комитет по борьбе с голодом в 1891—1892 годах, принимает участие в заседаниях Государственного совета и Комитета министров^[162], и хотя из-за своей внезапной кончины Александр III не сумел полностью завершить подготовку сына к престолу, новый император сумел достаточно быстро войти в курс дел.

Профессиональная подготовка правителя не делает его гениальным управленцем, но позволяет не совершать элементарных ошибок, вызванных некомпетентностью, так как правитель точно знает, что именно нельзя делать.

Профессиональная подготовка, полученная государем, позволяет ему гораздо более компетентно и ответственно подходить к подбору кандидатов на высшие государственные посты, чем избирателю или депутату. Обратившись к российской истории, мы видим целую плеяду выдающихся государственных деятелей, привлеченных монархами к управлению государством, — Борис Годунов, Афанасий Ордин-Нащокин, Г.А. Потемкин-Таврический, М.М. Сперанский, князь Горчаков, Петр Аркадьевич Столыпин... За почти столетие, прошедшее со времени падения монархии в России, сложно назвать хоть одну фигуру на высшем государственном посту, сравнимую по уровню с кем-нибудь из них.

В-третьих, само появление наследника престола религиозным сознанием, характерным для традиционного общества, воспринималось как проявление благодати Божией царскому дому и вместе с ним всей России. В манифесте государя императора Николая I, выпущенного по случаю рождения его внука, будущего Александра III, говорится: «Таковое Императорского нашего Дома приращение, ознаменованием благодати Божией, в утешение Нам ниспосланной»^[163].

И, наконец, в-четвертых, получение власти по наследству устраняло сомнения самого самодержца в наличии у него права управлять страной и нести ответственность за нее.

«Мы не отняли ни у кого царства, но по Божию изволению и по благословению своих прародителей и родителей как родились на царстве, так и были воспитаны и выросли, и Божиим повелением воцарились, и взяли все родительским благословением, а не похитили чужое»^[164],  — писал о своем вхождении на трон первый русский царь Иван Грозный.

Противники монархии часто приводят следующий аргумент против наследственного механизма передачи власти, который является экстремальным случаем уже рассмотренного нами аргумента, — как быть, если наследник престола не то что не лучший, а вообще не способен быть правителем государства?

Однако если мы обратимся к истории нашей страны, то увидим, что этот аргумент носит надуманный и сугубо теоретический характер, ибо ни разу за всю историю российской монархии такой ситуации не возникало. Ни разу за период от Ивана III до Николая II на русском престоле не находился неспособный к правлению человек. Всякий раз находился тот или иной выход из ситуации. Такое нахождение выхода не является случайным — дело в том, что такая ситуация не может быть неожиданной, неспособность потенциального наследника управлять страной обозначается задолго до его вступления на престол, а значит, у государя всегда есть время тем или иным образом разрешить ситуацию.

Рассмотрим, как решалась эта проблема в российской империи конца XIX века. Закон о престолонаследии предусматривал возможность отречения наследника от престола в случае «неспособности к государственному управлению» при условии, что «за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании престола»^[165]. Кем в таком случае он мог быть заменен? В конце позапрошлого столетия российская императорская фамилия насчитывала более 40 великих князей, каждый из которых в строгом соответствии с действовавшим тогда «Актом о престолонаследии» от 1797 года мог в установленном порядке занять российский престол. В случае пресечения мужской линии рода наследство передавалось по женской. Законодательство о престолонаследии было настолько хорошо продумано, что даже сейчас, через 90 лет после гибели последнего государя, есть возможность установить законных наследников российского престола.

Штрихи к портрету последнего царя

Каким же монархом был Николай Александрович? Для начала рассмотрим версию, будто бы государь взошел на престол слишком молодым и неопытным человеком. В 1894 году Николаю исполнилось 26 лет. Много это или мало? Рассмотрим возраст вхождения на престол русских государей XIX века:

Александр I — 24 года,

Николай I — 29 лет,

Александр II — 27 лет,

Александр III — 36 лет.

Таким образом, возраст Николая Александровича не был каким-то исключением. Молодым государь казался на фоне своего отца, который пробыл в статусе наследника престола 18 лет, что, как мы видим, было скорее исключением, нежели правилом. Николай II получил обычную для наследника престола подготовку, его образование специализировалось в двух сферах — юридической и военной. Важно отметить, что в отличие от своего отца Николай с раннего детства знал, что именно ему уготовано стать русским царем, и готовил себя к этой роли.

Император Николай II на линкоре «Петропавловск». 1915 год

Основными чертами характера государя были:

— религиозность и глубокое нравственное чувство. Государь был глубоко верующим человеком, чем разительно отличался от многих представителей элиты своего времени, для которых религия стала просто формальностью;

— сильная воля. Николай умел настаивать на принятом им решении и проводить его в жизнь невзирая на внешнее давление;

— деликатность и мягкость в общении, что многими понималось как слабость. Особенно эта черта характера проявлялась на фоне несколько резкого, иногда грубоватого нрава Александра III, с которым Николая не могли не сравнивать;

— доверие к людям, а точнее, стремление дать каждому шанс проявить себя. Государь старался максимально широко использовать потенциал всех политических и социальных групп на благо России. Именно этим объясняется, к примеру, разрешение царя на создание ВПК и земских союзов в годы Первой мировой войны (см. подробнее во 2-й главе);

Государь император Николай II в походной солдатской форме русской армии. 1911 год

— стремление досконально разбираться в рассматриваемых вопросах, по возможности — проверять все самому. Так, когда в 1911 году решался вопрос о новой полевой форме русской армии, то государь изволил лично надеть на себя весь комплект снаряжения рядового солдата и в таком виде совершил пеший марш-бросок протяженностью порядка 30 верст в летнюю крымскую жару;

— скромность и умеренность в жизни. Государь не любил помпезности, пышности, громких слов и жестов. Для него всегда было важнее сделать, нежели сказать о сделанном, решить вопрос, чем объяснить решение.

Этот набор качеств обусловил достоинства и недостатки Николая II как правителя России. К выполнению своих обязанностей он подходил с чувством большой ответственности за свои решения и развитым чувством долга перед страной. На станицах этой книги приведено немало примеров того, чего добилась Российская империя под скипетром последнего государя, — развитие образования и здравоохранения, индустриальный и аграрный подъем, возросший вес на мировой арене и невиданный до той поры рост населения. Если бы царствование Николая II не окончилось столь трагически, то он, несомненно, вошел бы в историю России как один из наиболее великих ее правителей. Но история не знает сослагательного наклонения...

Скажем несколько слов и о недостатках государя. Главным из них было отсутствие публичности, того, что современные политологи называют словом «харизма». У Николая II значительно лучше получалось править, чем выполнять роль живого символа власти империи. Опять же это было особенно заметно по контрасту с его отцом, который при всей своей простоте и скромности был ярким харизма- тиком.

Этот недостаток сыграл важную роль в развитии ситуации в стране. Чтобы понять его значение, необходимо ознакомиться с отзывами о государе, которые оставили нам современники. Они четко делятся на две группы — те, кто имел честь общаться с государем в течение сколько-нибудь продолжительного времени, были буквально очарованы его умом, характером, силой воли. Но те из современников, кто не был знаком с царем, по большей части пишут о его недостатках (в основном — придуманных), слабоволии, подверженности чужому влиянию. Отсутствие позитивного образа государя способствовало распространению клеветы на него, что подрывало прочность государственной власти.

Был ли Николай II в своей деятельности подвержен влияниям извне? В советское время постоянно озвучивался старый тезис революционной пропаганды о том, что царь был не самостоятельной фигурой, а лишь игрушкой в руках «придворной камарильи», тут же упоминался и Распутин...

Непредвзятый анализ политики и кадровых решений Николая II показывает, что государь все годы своего правления проводил единую политическую линию (свою собственную, разумеется), изменения в которую вносились под воздействием внешних обстоятельств, но никак не влияния на личность царя. Опубликованная в последние годы переписка государя с императрицей позволяет современным исследователям окончательно закрыть вопрос и о Распутине. В своем исследовании А.Н. Боханов на конкретных примерах доказал отсутствие связи между кадровыми решениями государя в годы Первой мировой войны и «советами нашего друга». Для оценки степени «влияния» Распутина приведем лишь один пример: летом 1915 года Распутин обратился к императрице с просьбой посодействовать ему в следующем вопросе — его сына Дмитрия должны были вот-вот призвать в армию, и «друг Григорий» умолял государыню помочь ему избежать призыва. Просьба была доведена до сведения государя, но тот ее просто проигнорировал, так как, в понимании Николая II, уклонение от воинской службы в момент, когда отечество в опасности, было весьма низким и недостойным поступком. Через некоторое время Распутин изменил свою просьбу. Теперь он просил призвать сына и определить в воинскую часть, расквартированную в Царском Селе, подальше от фронта, но и на этот раз не преуспел. Его сын Дмитрий был призван на общих основаниях и направлен на службу в санитарный поезд^[166]. Таким образом, «всесильный временщик» не мог решить в выгодном для себя аспекте вопрос о судьбе своего сына, не то что «вершить судьбы империи».

И в начале XX века, и сейчас у многих возникает вопрос, почему же государь не прогнал Распутина, когда репутация того сильно испортилась. На этот вопрос ответил сам Николай II: «Сегодня требуют удалить Распутина, а завтра — еще кого-нибудь потребуют, повод всегда найдется». Требования удалить от двора Распутина государь воспринимал как попытку общественного мнения вмешаться в личные дела царской семьи и отнюдь не собирался поддаваться влиянию извне.

Виноват ли государь в революции?

Необходимо рассмотреть и еще один важный вопрос, который часто всплывает в публицистических и даже некоторых исторических трудах: вопрос о личной ответственности государя императора за гибель империи. Не будем вдаваться в поток клеветы и гнусностей, который распространяли о Николае II в революционные годы и продолжают распространять до настоящего времени. Причины его понятны — дискредитация государя был необходима революционерам как оправдание собственной деятельности, а не- удачникам-февралистам — для оправдания собственного бессилия.

Несостоятельность всех обвинений в адрес государя доказали... сами революционеры. 4 марта 1917 года (то есть сразу после ареста государя) была учреждена Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных действий бывших министров и прочих высших должностных лиц. В нее вошли юристы и общественные деятели кадетско-эсеровской ориентации, задача которых состояла в выявлении и выяснении закулисной стороны свергнутого режима. Непосредственным инициатором и «патроном» всего начинания был А.Ф. Керенский, занявший пост министра юстиции в первом составе Временного правительства, а руководителем комиссии являлся присяжный поверенный из Москвы Н.К. Муравьев, выступавший до революции защитником по политическим процессам^[167].

Обладая самыми широкими полномочиями, ЧСК собрала огромный документальный материал, полученный из различных центральных ведомств и от отдельных лиц, так или иначе причастных к выработке и осуществлению государственного курса в период монархии.

Работа комиссии, которая должна была завершиться судом над государем и его министрами, окончилась грандиозным провалом. Несмотря на широчайшие полномочия следователей и их революционное рвение, каких-либо доказательств «измены» или нарушения законов империи ее членам добыть не удалось. Более того, не смогли чрезвычайные следователи и найти грубых политических и управленческих ошибок в деятельности Николая II.

Один из членов комиссии вспоминал:

«Не скрою, что, входя в состав Следственной комиссии, я сам находился под влиянием слухов, захвативших всех, и был предубежден против личности Государя. Утверждаю, однако, что не я один, на основании изучения матеръялов, пришел к совершенно противоположным выводам. Еврей, социалист- революционер, присяжный поверенный, которому было поручено Муравьевым обследование деятельности царя, после нескольких недель работы с недоумением и тревогой в голосе сказал мне: «Что мне делать, я начинаю любить царя»^[168].

Таким образом, и арест государя, и последующая расправа с ним были не более чем актами беззакония. Летом 2006 года Генеральная прокуратура Российской Федерации выпустила заявление, в котором, отвечая на безосновательные требования о реабилитации государя, отметила:«В Генпрокуратуре РФ ни на секунду не сомневаются в том, что в отношении императора Николая II, членов его семьи и ближайшего окружения была учинена кровавая расправа и произвол. Если бы у органов прокуратуры были хоть малейшие правовые основания для обращения в суд, то это было бы сделано давным-давно». Официальный представитель Генпрокуратуры РФ Наталия Вишнякова напомнила, что Генпрокуратурой РФ 19 августа 1993 года было возбуждено и расследовалось уголовное дело № 18/123666-93 «О выяснении обстоятельств гибели членов Российского императорского дома и лиц из их окружения в период 1918-1919 годов».

«В рамках именно этого уголовного дела, возбужденного по п. «з» ст. 102 УК РСФСР (умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах двух и более лиц), были установлены убийцы императора Николая II, членов его семьи и ближайшего окружения. Конкретных лиц, которые без суда и следствия расправились с царской семьей, давно нет в живых, и поэтому следствие по данному делу было прекращено».

Итак, с точки зрения современной юстиции нет никаких оснований возлагать ответственность за произошедшее в стране лично на Николая II.

Но юридическая ответственность — это еще не все. Отдельные современные публицисты и историки, некоторые из которых относят себя к монархистам, возлагают на Николая II ответственность политическую. Мол, государь не справился с управлением, проявил слабоволие, не поставил на место заговорщиков и изменников, а «слабовольно сдался» на милость победителей. Высказываются абсурдные предположения, что если бы государь арестовал в своем салон-вагоне изменников Рузского, Шульгина и т.д., прояви он больше мужества, империя была бы спасена.

На эти обвинения необходимо дать два ответа. Первый с точки зрения исторической науки. И для начала приведем свидетельство с неожиданной стороны. Предоставим слово члену ЦК ВКП(б), известному советскому писателю и политическому деятелю 30-х годов Михаилу Кольцову. Подробно анализируя обстоятельства отречения государя, он пишет:

«Целый ряд генералов, сановников, придворных, — почти все в своих зарубежных воспоминаниях рисуют яркие картины своего героизма, верноподданнического упорства в отстаивании династии. Все это, по их словам, разбилось о мягкую «христианскую» уступчивость царя, его непротивление и мирный характер.

Конечно, это историческая ложь, нуждающаяся в разоблачении. Достаточно даже беглого знакомства с генеральскими мемуарами, чтобы разглядеть толстые белые нитки, которыми они шиты. Нет сомнения, единственным человеком, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам монарх. Спасал, отстаивал царя один царь.

Не он погубил, его погубили»^[169].

Фактически профессиональный революционер повторил слова государя, записанные им в дневнике сразу после отречения: «Кругом измена, трусость и обман».

Иные публицисты скажут — а кто виноват в распространении этой самой измены, как не сам государь? Конечно, государь за все в ответе, но вот тут мы должны вспомнить о важнейшем принципе монархической государственности — государь несет ответственность только перед Богом.

В этом и заключается второй ответ критикам Николая II. Обычно мы не можем вопрошать Господа о том, как он оценил деяния того или иного человека на земле, но в отдельных случаях по милости Господней мы можем об этом узнать.

В 2000 году Архиерейский собор Русской православной церкви причислил государя императора Николая II и его семью к лику святых. Так Господь разъяснил нам, что последний царь выполнил свой долг перед ним до конца и что не на нем лежит вина за революцию и крушение царства совести. Он сделал все, что мог, чтобы спасти Россию. 

Миф девятый.
О БЕЗДАРНЫХ И КОСНЫХ ЦАРСКИХ ГЕНЕРАЛАХ

В романе Константина Симонова «Живые и мертвые» один из персонажей — журналист «Красной звезды», пишущий статьи об истории русского офицерства, пренебрежительно замечает:

«Дело к концу. От П-петра Великого до Ск-обелева уже д-добрался. А русско-японская и германская войны, к сожалению, н-не изобилуют п-положителъными п-примерами»^[170].

И это написал человек, чей отец был генералом Российской императорской армии. Военная служба Михаила Агафангеловича Симонова началась в 1889 году, Первую мировую войну Генерального штаба подполковник Симонов встретил в должности командира 12-го пехотного Велико- луцкого полка. В 1915 году он был награжден золотым георгиевским оружием с надписью «За храбрость». В июле того же 1915 года производится в генерал-майоры и назначен начальником штаба 43-го армейского корпуса. В сентябре 1917 года корпус под командованием генерала Болдырева принял участие в Рижской операции. Прикрывая отход, а вернее, бегство разложенных революционной пропагандой российских войск, его дивизии приняли на себя главный удар немцев. В начале октября 1917 года генерал-майор Михаил Симонов «пропал без вести», а скорее всего, был убит революционными комиссарами. Маленького Кирилла Симонова (будущего поэта) воспитал отчим — капитан русской армии Александр Григорьевич Иванищенко, отмеченный в великую войну тремя боевыми орденами, в том числе и орденом Святого Георгия 4-й степени. Иметь таких предков и написать — «не изобилуют положительными примерами», заложив тем самым еще один кирпичик в здание мифа о бездарных и косных царских генералах.

Плакат Колобова

Бездарные и косные царские генералы.... Сколько раз на страницах советских книг попадается на глаза читателю это выражение. Согласно классической версии мифа, царские генералы и офицеры делали карьеру исключительно благодаря своему происхождению, чины и ордена получали по протекции или за «показуху», были косными и отсталыми в отношении военного дела и особенно технических новинок. Внешние войны Россия выигрывала всегда «вопреки бездарному командованию», благодаря исключительно смекалке и мужеству простого солдата. А во время Гражданской войны «титулованные генералы» «с позором» проиграли сражения талантливым самородкам из народной среды, выдвинутым партией...

Как и многие мифы о старой России, миф о бездарных генералах пережил крах советской системы и периодически всплывает в работах публицистов либеральной и даже антисоветской направленности. Его используют в качестве «приквела» к мифу о «не жалеющих солдат» советских полководцах — видите, говорят авторы подобного толка, русские всегда выигрывали войны, «заваливая противника пушечным мясом».

Интересно, что в рамках мифа уровень «бездарности» царских генералов возрастал по мере приближения к роковому 1917 году. Если о тех, кто «покрыты славою чудесного похода и вечной памятью двенадцатого года», можно было писать как о «талантливых полководцах» — отрицать профессионализм и талант генералов, разгромивших великую армию во главе с самим Наполеоном, было сложно, то из генералов Второй отечественной войны (1914-1917) в советских популярных книгах упоминаний удостаивался только А.А. Брусилов.

Что же скрывается за мифом? Действительно ли российский генералитет и весь русский офицерский корпус в силу неких объективных причин были отмечены печатью некомпетентности, косности, трусости?

Начнем с рассмотрения социального состава русского офицерства. Надо отметить, что вплоть до 1917 года офицерское звание в Российской империи автоматически делало его носителя дворянином — с первым же офицерским чином прапорщика он получал личное дворянство, а по достижении чина майора (с 1856 года полковника) и потомственное. Поэтому утверждение «все офицеры были дворянами» верно лишь в отношении текущего статуса, но никак не происхождения.

Рассмотрим данные о доле потомственных дворян по происхождению в составе офицерского корпуса в 1897 году^[171]:

Доля потомственных дворян по происхождению

Генералы — 91,9%

Штаб-офицеры — 71%

Обер-офицеры — 46,3%

Все офицеры — 51,2%

Таким образом, лишь половина русского офицерского корпуса происходила из рядов потомственного дворянства. Но на самом деле и эта цифра несколько завышена. Ибо, как упоминалось выше, потомственное дворянство в Российской империи приобреталось не только по праву рождения, но также могло быть получено на военной или гражданской службе.

Вот, к примеру, вице-адмирал Степан Осипович Макаров, о «простонародном» происхождении которого не забывали упомянуть ни в одной советской книге, подчеркивая исключительность ситуации, когда сын боцмана выслужил адмиральские эполеты. Однако во всех документах флотоводец числился происходящим «из потомственных дворян», ибо к моменту его поступления в Морской корпус его отец уже приобрел службой права потомственного дворянина^[172].

Иван Ефимович Деникин (1807-1885)

Или возьмем биографию вождя белого движения на юге России генерала Антона Ивановича Деникина. По документам он тоже происходит «из потомственных дворян», являясь сыном майора Отдельного корпуса пограничной стражи Ивана Ефимовича Деникина. Но сам Иван Ефимович начал свой путь к штаб- офицерским погонам с бритья лба в рекрутском депо. Ибо в 1834 году, будучи 27 лет от роду, крепостной крестьянин Иван Деникин был сдан в рекруты своим помещиком. Крымскую войну встретил с нашивками фельдфебеля, а в 1856 году успешно выдержал экзамен на офицерский чин и перешел на службу в пограничную стражу. Так что командующий ВСЮР с куда большим правом, чем тургеневский герой, мог сказать — «мой дед (да и отец) сам землю пахал».

Основатель известной генеральской династии Иван Никитич Скобелев был сыном отставного сержанта, службу начал с низшего чина и лишь через 11 лет беспорочной службы надел офицерские эполеты. Кампанию 1812 года он встречает в чине капитана и в должности адъютанта фельдмаршала князя Кутузова. Бои, походы, ранения... В 1849 году бывший рекрут становится генералом от инфантерии, то есть достигает высшего генеральского чина в русской армии.

Производство отличившихся солдат в офицеры не было чем-то исключительным — это был предусмотренный уставом порядок. Солдат, за 12 лет беспорочной службы получивший унтер-офицерские «лычки», имел право держать экзамен на офицерский чин. В условиях боевых действий «за отличия в делах против неприятеля» этот срок мог быть сокращен. Более того, в условиях войны полковые командиры предпочитали производить на открывшиеся в полках вакансии опытных унтеров, а не дворян-юнкеров с выслугой в два года^[173].

Таким образом, в Российской империи существовал и исправно функционировал механизм, позволявший инкорпорировать в состав военной элиты талантливых представителей из самых разных слоев общества. И если не фельдмаршальский жезл, то генеральские эполеты мог найти в своем ранце русский солдат.

За мифом о русском офицерском корпусе как о «замкнутой элитной касте» скрывалась важная особенность русского офицерства — потомственный характер службы. Большинство русских офицеров начинали свой путь, ориентируясь на пример предков.

«Мой отец, дед, прадед и прапрадед были кадровыми офицерами Российского военно-морского флота, и в доме, где я жил, хранилось множество интереснейших вещей, связанных с историей флота, судостроения и мореплавания. В дедовских сундуках, помимо истлевших морских мундиров, потускневших от времени эполетов и кортиков, находились старинные морские карты, атласы, лоции, в шкафах — сотни книг о море и кораблях»^[174], — вспоминал известный писатель-маринист Лев Скрягин.

По наблюдениям знатока истории российского флота Николая Манвелова,«в российском флоте офицеры часто служили на протяжении нескольких поколений. Более того, были семьи, где единственно возможной профессией для мужчины была исключительно морская служба.

Если проанализировать списки морских офицеров, служивших в период между окончанием Крымской войны и Февральской революцией, то можно вычленить свыше 200 морских династий, либо семей, не менее 5 представителей которых потомственно служили как на боевых кораблях, так и в береговых учреждениях флота»^[175].

Группа офицеров Ставки верховного главнокомандующего. Могилев, 1915 год

В известном советском фильме «Офицеры» знаменитую фразу: «А я всю жизнь гордился своей профессией, и отец мой гордился, и дед... Другие богатством гордились или знатностью, а мы профессией — есть такая профессия — Родину защищать», — произносит бывший офицер старой русской армии.

Профессия требует соответствующей подготовки. Как же осуществлялась подготовка и продвижение по службе русских офицеров? Действительно ли знатное происхождение обеспечивало легкую военную карьеру профанам и неучам?

Император Петр I считал необходимым, чтобы каждый офицер непременно начинал военную службу с самых нижних ее ступеней — рядовым солдатом. Указом от 26 февраля 1714 года государь запретил производить в офицеры тех дворян, которые не служили солдатами в гвардии. Гвардейские полки (при Петре их было три — Преображенский, Семеновский и Лейб-гвардии конный, — потом стало больше) на весь XVIII век стали «кузницей кадров» для российской армии^[176].

Предполагалось, что молодые дворяне будут приступать к службе в 16 лет, однако в эпоху «царства женщин» дворяне предпочитали другой способ, записывая своих детей в полки еще в младенческом возрасте, а то и до рождения. «Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом» — кому не знакомы эти строки из «Капитанской дочки» Пушкина? К 17 годам такие недоросли уже успевали «выслужить» первый, а иногда и второй офицерский чины и именно в этом качестве приступали к службе. Иные, впрочем, сразу же подавали в отставку, так и не появившись в строю.

Справедливости ради надо отметить, что даже в те «свободные» времена значительная часть дворян действительно поступала в гвардейские полки рядовыми и выслуживала офицерские звания в строю. Так, в 1762 году в Преображенский полк поступил солдатом молодой казанский дворянин Гавриил Романович Державин. Несмотря на добросовестное несение службы, ждать заветного офицерского шарфа ему пришлось долгих 10 лет.

В 1748 году в Семеновский полк поступил на службу московский дворянин Александр Суворов (будущий знаменитый полководец), в первый офицерский чин он был произведен через шесть лет службы.

Отметим, что даже тогда, в наиболее коррумпированный век русской истории, в России не было такого явления, как продажа офицерских званий и должностей. Между тем в «цивилизованной» Англии это было в порядке вещей. Речь не идет о взятках — в XVIII-XIX веках любой подданный его величества, обладающий благородным происхождением и изрядной суммой денег, мог вполне официально купить патент на офицерское звание и должность. Например, звание капитана и должность командира роты, скажем, в Старфордширском полку. Расценки на звания и должности зависели от престижности рода войск (кавалерия и гвардия были значительно дороже) и части. И эта система действовала в Англии вплоть до 1870 года, когда была окончательно отменена.

В России запись в службу младенцев пресек император Павел I. С начала XIX века система производства дворян в офицеры стала следующей — молодые дворяне поступали в полки на положение юнкера — кандидата в офицеры, первые три месяца они несли службу рядового, потом два года — унтер-офицера, а потом при наличии вакансий производились в офицерский чин.

Офицеров специальных родов войск — артиллерии, инженерных и т.д. — готовили в специализированных учебных заведениях, сеть которых постепенно расширялась. Появились учебные заведения и по подготовке пехотных офицеров. Для подготовки элиты армии — офицеров Генерального штаба — в 1830 году была основана Академия Генерального штаба (кстати, одна из первых в мире). В академию могли поступать офицеры не моложе 18 лет и в чинах не старше капитана армии и штабс-капитана гвардии, артиллерии и саперов. Служащие вне Петербурга сначала держали предварительный экзамен при корпусных штабах. В самой академии офицеры, желающие поступить в теоретический класс, должны были выдержать вступительный экзамен, а для желающих поступить напрямую в практический класс — и вступительный, и переходной. Офицер, желающий выпуститься экстерном, должен был помимо двух предыдущих экзаменов сдать еще и выпускной. По окончании курса офицеры прикомандировывались на один год к образцовым частям для ознакомления со службой. Выпуск производился в октябре. Окончившие по 1-му разряду получали следующий чин, по 2-му — выпускались тем же чином, а по 3-му — возвращались в свои части и в Генеральный штаб не переводились.

Здание Николаевской академии Генерального штаба в Санкт-Петербурге

С переходом армии на комплектование на основе всеобщей воинской повинности изменилась и система подготовки офицеров. Теперь офицерские чины присваивались только выпускникам специализированных учебных заведений (военных училищ) либо выпускникам гражданских учебных заведений (университетов) после прохождения ими годичного срока службы. Производство в офицерский чин лиц, не имеющих специальной подготовки и образования, допускалось только в военное время за боевые отличия. При этом произведенный таким образом офицер был обязан пройти курс подготовки при одном из военных учебных заведений и сдать соответствующие экзамены. Без этого его дальнейшее производство было невозможным.

Военно-учебные заведения за исключением некоторых, вроде Пажеского корпуса или Морского корпуса, были открыты для лиц всех сословий, имевших необходимое образование.

К началу XX века практически весь офицерский корпус состоял из выпускников военно-учебных заведений, то есть профессионалов, получивших профильное образование и необходимую подготовку. По данным генерала Деникина, более половины командиров корпусов русской армии имели образование в объеме Академии Генерального штаба.

А что же после революции, давшей «дорогу талантам в военной сфере»? Система военного образования старой России была практически полностью разрушена, а новую толком создать не успели. В результате к началу Великой Отечественной войны уровень подготовки командного состава РККА был весьма низким. В 1940 году был проведен сбор командиров пехотных полков. Из 225 командиров (это ни много ни мало половина от их общего числа в Красной армии) только 25 окончили военные училища, а 200 — курсы младших лейтенантов. Всего же в армии накануне войны лишь 7,1% командиров имели высшее и 55,9% среднее военное образование. 12,4% командиров не имели военного образования вообще, даже ускоренных курсов не заканчивали^[177].

Поговорим теперь о пресловутой «косности» царских генералов, чурающихся будто бы технического прогресса и новинок. Отметим, что на косность и консерватизм военной верхушки жалуются не только отечественные публицисты и историки, но и представители исторической науки других стран. Очень часто высшее военное руководство склонно проявлять консерватизм в отношении того или иного технического новшества, не желая вкладывать казенные средства «на поощрение авантюр изобретателей». Однако технический прогресс на рубеже веков вынудил военных всех держав считаться с собой. Посмотрим, какие же технические новинки внедрялись в российских вооруженных силах и насколько наша страна отставала в этих вопросах от своих соседей и соперников.

1. Магазинные скорострельные винтовки. В конце XIX — начале XX века стрелковое оружие — главное оружие пехоты — претерпевало стремительную эволюцию, приближаясь к современному облику. Основным оружием пехотинца вплоть до эпохи Второй мировой войны стала малокалиберная (6—8 мм) магазинная скорострельная винтовка, стреляющая патронами с бездымным порохом.

* По материалам издания: Милчев М., Попенкер М. Вторая мировая война оружейников. М.: Яуза, 2008.

Таким образом, Россия стала одной из первых стран, принявших на вооружение новое оружие. Примечательно, что в нашей стране предпочли самостоятельно разработать систему «патрон + оружие» (хотя и с привлечением зарубежных специалистов), а не приобретать лицензию на производство системы вооружения у какой-либо фирмы. По итогам русско-японской войны 1904—1905 годов винтовка 1891 года прошла некоторую модернизацию, в частности, Россия третьей в мире (после Германии и США) приняла на вооружение патрон с остроконечной пулей, превратившей «трехлинейку» в грозное оружие.

2. Авиация. Летательные аппараты тяжелее воздуха появились на заре XX века и почти сразу же привлекли внимание военных. Первый полет самолета в России состоялся в 1910 году, а уже в 1911 году самолеты приняли участие в маневрах Киевского и Варшавского военных округов. Результаты применения авиации были настолько впечатляющими, что военное ведомство незамедлительно приступило к созданию российской военной авиации. В отличие от своих французских и английских коллег русские генералы поставили во главу угла человеческий фактор — в 1910 году открывают два учебных заведения по подготовке военных летчиков — Севастопольскую (Качинскую) и Гатчинскую офицерские авиационные школы. 1 марта 1913 года был утвержден «Общий план организации воздухоплавания и авиации», разработанный Главным управлением Генерального штаба. Этим планом предусматривались:

1) создание по одному разведывательному авиационному отряду на каждый корпус;

2) формирование авиационных отрядов особого назначения для крупных соединений конницы;

3) организация армейских авиационных отрядов для разведки и активных действий против воздушного флота противника и по вражеским тылам;

4) формирование крепостных авиационных отрядов.

Допрос пленного германца. Обложка журнала «Огонек». 1916 год

Всего предусматривалось создание 63 отрядов — 37 корпусных, 10 армейских, 3 особого назначения и 8 крепостных. По мнению одного из лучших военных летчиков России той эпохи Вячеслава Михайловича Ткачева, этот план «не только определял организацию авиации в мирное время, но и совершенно отчетливо указывал на идею применения ее в случае войны. И эта идея была очень прогрессивная: кроме выполнения пассивных и вспомогательных задач (разведки, службы связи), намечались также и активные действия — борьба в воздухе и поражение целей на земле. Такой идеи не имели ни немцы, ни французы»^[178].

Действительно, Франция совершенно не располагала подготовленными кадрами военных пилотов. Французские генералы полагали, что в случае войны смогут рассчитывать на многочисленных гражданских летчиков своей страны, составлявших в то время цвет мировой авиации. Однако они не учли то обстоятельство, что прекрасно умеющие летать французские пилоты не имели практически никакой военной подготовки. В результате, несмотря на превосходную материальную часть и несомненное мастерство летчиков, французская авиация не смогла в 1914 году представить своему командованию достоверные сведения о наступающем противнике.

Лучший ас России в годы Первой мировой войны командир 1-й БАГ полковник Александр Казаков (34 победы)

Русские же военные пилоты на маневрах мирного времени уже отрабатывали задачи не только ведения разведки, но и прикрытия своих войск от воздушной разведки противника, и не случайно первую в мире победу в воздушном бою 26 августа 1914 года одержал русский пилот штабс-капитан Петр Николаевич Нестеров.

В конце 1914 года в России было сформировано первое в мире соединение дальнебомбардировочной авиации — Эскадра воздушных кораблей, укомплектованная бомбардировщиками «Илья Муромец».

Пятого марта 1916 года было положено начало формированию российской истребительной авиации. Сформированные из лучших русских асов истребительные отряды, объединенные в боевые авиагруппы, смогли надежно прикрыть русскую армию от ударов с воздуха.

Боевой воздушный корабль «Илья Муромец», серия Е

Истребитель «Спад-7» первой боевой авиагруппы, на котором летал русский ас И. Смирнов

3. Форма. Новые формы борьбы потребовали изменить и внешний облик солдата. Яркая форма былых времен превращала бойца в хорошо заметную мишень. Первыми об этом подумали англичане, имевшие большой опыт колониальных войн. В России форму защитного цвета впервые ввели в 1905 году по опыту русско-японской войны, а в 1912 году приняли удобную форму, сочетавшую защитный цвет и элементы декора, делавшие ее нарядной и привлекательной в мирное время.

В «прогрессивной» же Франции вопрос о введении формы защитного цвета вызвал оживленные дебаты в парламенте. И пока представители генералитета пытались убедить депутатов в разумности своих доводов, с места встал старый ветеран войн Наполеона III месье Этьен. «Отменить красные рейтузы? — восклицал он. — Никогда! Ле панталон руж се ля Франс!» (Красные рейтузы — это Франция)^[179]. Зал заседаний взорвался бурей аплодисментов, а французские солдаты так и шли в бой, разряженные, как попугаи, и тысячами гибли под немецкими пулеметами.

4.Броневики. 19 августа 1914 года военный министр Российской империи генерал Сухомлинов подписал приказ о формировании «бронированной пулеметной автомобильной батареи» — первой в мире автобронечасти^[180]. Уже в октябре 1914 года русские броневики вступили в бой, наводя ужас на немцев. К 1916 году число бронеавтомобилей в русской армии превысило число броневиков у противников и практически не уступало этому показателю у союзников. Взводы и дивизионы бронеавтомобилей, укомплектованные экипажами из добровольцев, воевали на всех фронтах, поддерживая атаки своих войск или прикрывая отходы.

Бронеавтомобили русской армии

Изучать русский опыт применения бронечастей приезжали представители союзников. Летом 1917 года, когда разложенная революционной агитацией армия вместо подготовленного наступления обратилась в бегство, именно бронечасти в отчаянных арьергардных боях сдерживали натиск немцев.

5. Морская авиация. Значение летательных аппаратов оценили не только сухопутные генералы, но и их коллеги из морского ведомства. С самого начала войны вступили в бой русские гидросамолеты. Адмиралы нашего флота, понимая значение авиации в войне на море, уделяли большое внимание этому виду оружия. В декабре 1914 года в состав Черноморского флота вошли авианесущие корабли «Император Александр I» и «Император Николай I», имеющие на борту по 8 летающих лодок конструкции Дмитрия Григоровича. 17 марта 1915 года самолеты, поднятые с борта «Николая I», нанесли мощный авиаудар по турецкому порту Зонгулдак.

В 1916 году Черноморский флот перешел к формированию тактических маневренных групп, в состав которых входили авианесущие корабли как ударная сила, а линкоры и эсминцы обеспечивали их безопасность. Эта система стала прообразом ударных авианосных соединений, составляющих в настоящее время главную силу современных флотов.

Все эти примеры (а можно привести их куда больше) наглядно показывают, что в реальности «косные и консервативные» царские генералы уверенно шли в ногу со временем, иногда оказываясь на полшага впереди своих европейских коллег. Во всяком случае, говорить о какой-то отсталости русской армии в вопросе применения технических новинок не приходится — в начале XX века она входила в число наиболее развитых вооруженных сил мира. И именно благодаря технической прозорливости своих командиров.

Войны проигранные и выигранные

Однако главным умением для военных всегда было и остается умение воевать. Армию оценивают по тому, как она умеет выполнять две свои главные задачи — защищать территорию своей страны от вторжения внешнего врага и защищать интересы страны вооруженной силой всюду, где это потребуется. При этом очевидно, что первая задача является приоритетной по отношению к второй. Впрочем, во многих конфликтах вооруженным силам приходится решать обе эти задачи одновременно. Рассмотрим, как справлялась с ними Русская императорская армия начиная со второй половины XIX века и до начала Первой мировой войны.

Таким образом, из шести военных конфликтов только в двух российские вооруженные силы не смогли успешно решить стоящие перед ними задачи. При этом в первом случае России пришлось в одиночку противостоять двум великим державам — Англии и Франции, поэтому выход из такого противостояния без территориальных потерь можно считать благополучным. Фактически единственным крупным поражением за рассматриваемый период стало поражение в войне с Японией. Русский флот был разгромлен на море, а армия не смогла добиться успеха в наземных боях.

Поражение в японской войне потрясло и армию, и страну. Потрясло не сколько масштабами потерь, сколько самим фактом того, что огромная Россия не смогла одержать верх в противоборстве с воинственным, но все же небольшим государством.

Поражение послужило стимулом к значительным изменениям в подготовке армии к новой войне, которой суждено было стать последней войной Российской империи.

Об этой войне очень не любили писать в советское время. Не любили, потому что невольно напрашивалось сравнение со Второй мировой войной, и сравнение это было отнюдь не в пользу Советского государства и Советской армии. Поэтому советские историки и публицисты подвергали сомнению (да и сейчас еще порой подвергают) правомерность сравнения этих конфликтов — дескать, в Первую мировую войну главным фронтом Германии был западный, а на востоке немцы воевали лишь третью своих сил. На первый взгляд верно, но не надо забывать про союзника Германии — Австро-Венгерскую империю, для которой именно восточный фронт был главным, да и не надо выдавать добродетель за нужду — если главным фронтом Германии и был западный, так это потому, что Россия имела союзников, способных оттянуть на себя большую часть сил противника. А Советский Союз сначала хладнокровно наблюдал за крушением Франции, а потом три года добивался от союзников открытия второго фронта.

Пишут также, что советская армия после всех поражений взяла Берлин, а русская распалась в ходе революции. Но прежде чем взять вражескую столицу, советская армия допустила врага под стены своей, допустила в края, где о внешнем вторжении не слыхали уже несколько столетий, и ключевую битву войны вела не на Буге, не на Двине и даже не на Днепре, а на Волге. Как говорил один из героев «Живых и мертвых» Симонова:

«За Сталинград нам, конечно, честь и хвала и слава в веках! Но что он на Волге стоит, а не на Буге и что мы к этой славе полтора года пятились — думаю, согласишься, — я, как военный человек, забыть не вправе. А если бы после первой победы считал, что все превзошел, значит, командовать армией еще не созрел!

— Насчет первой большой победы — не широко ли шагнул ? Разгром немцев под Москвой забыл ?

Почему забыл ? Не забыл. Дивизией командовал, имею что вспомнить... Но помню и другое: как после этого разгрома до Волги отходили, а теперь, после Сталинграда, не имеем права.

— А тогда имели?

Серпилин вздохнул: его рассердило, что Иван Алексеевич почему-то вдруг вздумал поддеть его.

Слишком густо мы в прошлое лето землю костями засеяли, чтобы шутки шутить вокруг этого... Делали, что умели, а умели еще недостаточно. Возвращаемся к тому, с чего начали.

— Я шутки на такие темы не шучу, — сказал Иван Алексеевич, — напрасно так понял. Просто уточняю, что, по сути, никто и никогда нам такого права не давал».

Не стоит взятый Берлин сожженного Минска, Киева, Орла, Харькова, Смоленска, Царицына. Ибо первой задачей армии всегда была и остается защита своей земли. И эту задачу в Первую мировую войну русская армия даже после революции решила лучше, чем советская в 40-е годы...

В той войне русская армия знала и поражения, и победы. О последних в советское время старались не вспоминать, о поражениях тоже, ибо невольно напрашивающееся сравнение с 1941 годом было явно не в пользу последнего. Действительно — поражение второй армии генерала Самсонова произошло в ходе операции на территории противника, а суммарные потери в 90 тысяч человек выглядят небольшими на фоне почти миллионных потерь одного только Западного фронта в приграничном сражении июня 41-го.

«Великое отступление» русской армии в 1915 году закончилось с отходом на рубеж Западной Двины и Буга.

А уже в следующем, 1916 году русская армия нанесла сокрушительный удар на Юго-Западном фронте, вошедший в историю под названием Брусиловского прорыва. Это было не просто успешное наступление одной армии, это было единственное успешное наступление союзников в 1916 году вообще.

Бывший унтер-офицер русской армии, Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский записал в своих воспоминаниях:

«Ее прервал мужской голос из темного угла избы:

— Товарищ командир, что же вы делаете!..

Я повернулся и присмотрелся. На кровати лежал седобородый старик. Оказалось, отец хозяйки. Пронзительно уставившись на меня, он говорил голосом, полным горечи и боли:

— Товарищ командир... сами вы уходите, а нас бросаете. Нас оставляете врагу, ведь мы для Красной Армии отдавали все, и последнюю рубашку не пожалели бы. Я старый солдат, воевал с немцами. Мы врага на русскую землю не пустили. Что же вы делаете?..

Эти слова помню и по сей день. Я ощутил их как пощечину, да и все присутствовавшие были удручены.

Конечно, мы попытались разъяснить, что неудачи временные, что вернемся обратно. Но, откровенно говоря, не осталось уверенности, что успокоили старого солдата, дважды раненного в Первую мировую войну и теперь прикованного к постели. При расставании он сказал:

— Если бы не эта проклятая болезнь, ушел бы защищать Россию.

Снова в пути. Шагаю, а из головы никак не выходит эта изба, обреченная на бедствия семья, старый колхозник. Упрек его справедлив...»^[181]

Стыдно было советским генералам сравнивать две войны, вот и старались «не ворошить прошлое». А в результате только в начале XXI века в России были открыты первые памятники героям боев 1914—1917 годов. И если тебе, читатель, доведется побывать в Москве, загляни в небольшой мемориальный сквер, что у станции метро «Сокол», и поклонись памяти тех, кто геройски сражался за веру, царя и отечество почти сто лет назад. Эти люди достойны нашей памяти.

Итак, миф о бездарности и некомпетентности русского офицерского корпуса не выдерживает проверки фактами. Впрочем, есть и еще одна важная составляющая этого мифа — отношение офицера к подчиненным. Считается, что офицеры старой армии считали своих подчиненных «людьми второго сорта», не брезговали рукоприкладством и руганью, потому и расправа над офицерами в момент начала революции была хотя и жестокой, но справедливой. Жестокий, презирающий солдат офицер — почти обязательный персонаж советских книг или фильмов о старой русской армии. А что же было на самом деле?

Для ответа на этот вопрос расскажем читателю об одной характерной особенности русской армии, совершенно не свойственной ни советской, ни современной российской армиям. Речь идет о достаточно широкой открытости и публичности армии. Это проявлялось во всем. Например, в подробных описаниях боев и походов, написанных самими участниками, — книга «Сибирская казачья дивизия в походе против Японии в 1904—1905 гг.» вышла из печати уже в 1912 году с подробным описанием боевого пути соединения, всех имевшихся боев, разбором упущений и ошибок. Можете себе представить книгу «Софринская бригада ВВ МВД РФ во втором чеченском походе», изданную в 2008 году?

Текущие армейские проблемы достаточно открыто обсуждались и на страницах военной периодики, и в печати. Обсуждалась активно и проблема взаимоотношений офицера с подчиненными. Необходимо отметить, что русскому офицеру доставался новобранец физически крепкий, но часто необразованный (даже в 10-е годы XX века число неграмотных новобранцев было около четверти), которого предстояло обучить военному делу на самом современном уровне. Отсюда понятно внимание, которое уделялось проблемам военной педагогики в дореволюционной России. Надо отметить, что русский офицерский корпус в целом неплохо справлялся со своими обязанностями, по крайней мере подготовка русского солдата была адекватной требованиям времени. В ходе Первой мировой войны русский солдат успешно освоил такие новинки техники и тактики, как противогазы, ручные пулеметы, винтовки иностранного производства. Прибывшие во Францию солдаты Первой особой стрелковой бригады были вооружены французским оружием. Военный агент России во Франции граф Игнатьев вспоминал:

«Скажите, — задал мне вопрос генерал Петэн, в армию которого временно входила наша русская бригада. — Неужели ваши солдаты выучились стрелять из нашей винтовки Лебеля?

Этот высокомерный генерал принимал нас тоже почти за лапландцев.

— Наша трехлинейная винтовка сложнее и лучше вашей, — ответил я тогда Петэну»^[182].

Офицеры первой русской особой стрелковой бригады. Франция, 1916 год

Вернемся к проблеме взаимоотношений офицеров и нижних чинов. Для этой работы нами было проанализировано более 50 мемуаров нижних чинов русской армии, опубликованных как в советское время, так и в эмиграции. На основании этого анализа мы можем прийти к следующим выводам — жестокое отношение офицера к солдатам было куда менее распространенным явлением, чем дедовщина в советской или нынешней российской армии. Но в отличие от дедовщины это явление не было системой, а было проявлением порочных качеств человеческой натуры конкретных офицеров. Само офицерское сообщество негативно относилось к «дантистам», хотя и не могло окончательно изгнать их из своей среды. Тем не менее большинство офицеров старались следовать наставлениям, сформулированным еще в 30-е годы XIX века.

«Надобно покорять людей своей воле, не оскорбляя, — господствовать над страстями, не унижая нравственного достоинства, — побеждать сопротивление, не возбуждая покорности; но мы покоряемся охотнее истинному превосходству, душевным качествам, просвещенному уму, искусству привязывать к себе сердца; мы безропотно признаем власть, которая, наказывая проступок, уважает человека. Влияние офицера должно быть основано не на одном мундире, но на нравственном превосходстве»^[183].

Атака русской пехоты

Отношение к солдату проявлялось и в тактике боевых действий. С одной стороны, важной частью подготовки солдата в русской армии была подготовка к смерти в бою. Война и смерть — понятия неразделимые, и одной из необходимых составляющих моральной и психологической подготовки солдата к войне и к бою была подготовка к смерти. Тема смерти в бою, смерти за государя была одной из основных в тогдашней, говоря современным языком, политико-воспитательной работе. Проще всего это увидеть, если обратиться к текстам русских военных песен. Основной принцип отношения к смерти четко выражен в солдатской песне середины XIX века:«Жизни тот один достоин, кто на смерть всегда готов». Смерть в бою считалась вероятной, более того — практически неизбежной. Солдат царской армии шел в бой умирать:

«Мы смело на врага за русского царя на смерть пойдем вперед, своей жизни не щадя» (песня павловского юнкерского училища);

«За царя и за Россию мы готовы умирать»  (солдатская песня);

«Марш вперед! Смерть нас ждет! Наливайте чары...» (песня Александрийского гусарского полка);

«Под ним умрет драгун беспечный, сложивший голову в бою» (песня 12-го Стародубовского драгунского полка);

«Коль убьют на бранном поле ,так со славой погребут, а без славы да неволей все когда-нибудь помрут» (песня Лейб-гвардии Конно-гренадерского полка).

Такие песни (мы привели лишь малую толику) приучали солдат к мысли о возможности смерти в бою, учили не бояться смерти, готовили к ней. В основе этой подготовки было православное учение о смерти и загробном мире. Воин русской армии воевал за веру, царя и Отечество, и смерть в бою рассматривалась не только как воинский, но и как религиозный подвиг.

С другой стороны, одной из традиций русского военного искусства было стремление к «сбережению людей», победе «малой кровью». Это может показаться необычным для читателя, воспитанного на мифе о «не жалевшем солдат» русском генералитете, но факты подтверждают.

Двенадцатого июня 1897 года эскадренный броненосец балтийского флота «Гангут» наскочил на не обозначенную на карте скалу и получил значительную пробоину. Находившийся на борту корабля вице-адмирал Тыртов, оценив положение корабля как критическое, организовал эвакуацию всего личного состава. В результате вечером того же дня броненосец затонул, но весь экипаж был спасен и размещен на других кораблях. Узнав о гибели броненосца, государь император издал приказ по морскому ведомству, в котором обратил внимание на «выказанные в этом несчастном случае со стороны флагмана, командиров и офицеров броненосца энергию и распорядительность, благодаря которым в минуты крайней опасности был сохранен на судне образцовый порядок и удалось спасти всех находившихся на нем людей», за что «всем чинам погибшего броненосца изъявлено царское спасибо».

В советское время гибель «Гангута» обычно подавалась в контексте «глупости и некомпетентности» царского военно-морского руководства, при этом обычно следовала ссылка на статью известного кораблестроителя А.Н. Крылова, в которой доказывалось, что броненосец можно было спасти. Не вникая в существо дела, отметим, что А.Н. Крылов при всем своем огромном авторитете никогда не занимался реально борьбой за живучесть или спасательными работами. Поверим его компетентному мнению, что был способ спасти корабль, но могли найти этот способ те, кто непосредственно стоял на палубах тонущего броненосца?

Двадцать восьмого октября 1955 года весьма похожая катастрофа произошла в советском флоте, когда на главной базе черноморского флота Севастополе взорвался линкор «Новороссийск».

В этих катастрофах много общего — и там и там жертвами ЧП стали корабли, имеющие ограниченную боевую ценность, и там и там в руководство со стороны командования корабля вмешался адмирал в ранге командующего (в 1955 году — и.о. командующего), и там и там эксперты путем последующего анализа находили возможность спасти корабль. И итог одинаков — оба корабля оказались на дне, с одной только разницей — «Новороссийск» прихватил с собой более шести сотен человеческих душ...

И если адмирала Тыртова обвиняли в «некомпетентности» только на страницах печати (и то в основном советской), то «некомпетентность и ошибочность действий» вице-адмирала Пархоменко установила правительственная комиссия...

Сравнение этих двух случаев показывает разность подходов — царский адмирал, плюнув на корабль, спас людей, советский, жертвуя людьми, до конца пытался спасти железную махину...

Безусловно, у этой традиции были и свои издержки. Так, 15 мая 1905 года, на второй день Цусимского сражения, по приказу контр-адмирала Небогатова сразу четыре русских военных корабля спустили флаг перед неприятелем. Свои действия адмирал оправдывал безнадежностью ситуации и стремлением спасти жизни вверенных ему людей. Действительно, отряд Небогатова — последний осколок некогда грозной второй эскадры Тихого океана — находился в безнадежной ситуации — шансов победить или нанести сколько-нибудь существенный ущерб японскому флоту у его кораблей не было. Адмирал знал, что Россия не сможет послать новую эскадру в Тихий океан и не видел другой причины сражаться, кроме чести. Стоит ли честь Андреевского флага и честь адмирала жизни 4000 человек? Не дай бог оказаться перед таким выбором...

Статистика военных потерь наглядно показывает, что старая русская армия умела воевать, причиняя неприятелю большие потери, чем несла сама.

Потери сторон в русско-японской войне 1904-1905 годов^[184]:

Итак, «отсталая» русская армия под командованием «бездарных» генералов даже в проигранной войне понесла в два раза меньшие потери, чем победоносные японцы. При этом именно высокие потери, понесенные японской армией, вынудили правительство микадо первым поставить вопрос о заключении мира и подписать мирный договор на весьма умеренных условиях. Более того, подписание мира вызвало волнения в Японии, так как японскому обществу он показался несоразмерным с затратами и успехами своей страны в войне.

Генерал Н.Н. Головин в своем капитальном исследовании «Военные усилия России в Первой мировой войне» приводит следующие статистические данные, сравнивая русские потери с потерями союзной России Франции и ее главного противника — Германии.

СРАВНЕНИЕ КРОВАВЫХ ПОТЕРЬ В РУССКОЙ АРМИИ С ТАКОВЫМИ ЖЕ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ И ГЕРМАНСКОЙ АРМИЯХ ^[185]

Обратите внимание на последний столбец таблицы. Приведенный в нем параметр показывает, что у солдата русской армии было примерно в полтора раза больше шансов остаться живым и невредимым, чем у его французского союзника и немецкого противника.

Как тут не вспомнить, что во Вторую мировую войну наша страна понесла наибольшие людские потери из всех стран-участниц. Одно время этим фактом даже гордилась наша пропаганда, выставляя его как доказательство «решающего вклада Советского Союза в разгром германского фашизма». Вклад, конечно, решающий, спору нет, но какой ценой...

По сию пору мы не знаем точно, сколько погибло наших сограждан в период между 1941 и 1945 годами. 27 января 2009 года президент России Д.А. Медведев дал указание министру обороны РФ А.Э. Сердюкову подготовить полный список потерь в годы Великой Отечественной войны. Может, на этот раз и получится «всех поименно назвать», через 65 лет после конца войны...

Таким образом, миф о «бездарных и косных» русских генералах не выдержал проверки фактами. Вооруженные силы при всех своих недостатках (а у кого их нет?) надежно выполняли свою главную функцию — защиту отечества. Русские генералы при всем своем консерватизме были не чужды веяний прогресса, умели профессионально воевать, и, что важно, — воевать малой кровью, сберегая жизни солдат. Образ русского офицера — умелого, благородного воина, преданного своему государю и любимого солдатами, — занял свое место в истории наряду с лучшими образцами рыцарства и воинской доблести.

Миф десятый.
О РУССКОМ ПЬЯНСТВЕ

Миф о русском пьянстве пытались разоблачить еще в советское время. Но эти попытки производили странное впечатление. «Некоторые думают и говорят о том, что у нас, мол, много водки пьют, а за границей, вот, мало пьют. Это в корне неверное представление. Вот цифры душевого потребления водки, вина и пива в переводе на чистый спирт в 1931 году во Франции — 18,9 литра, в Бельгии — 11,2, в Англии — 3,2, в СССР — 1,6... Но почему же до сих пор шла слава о русском пьянстве? Потому, что при царе народ нищенствовал, и тогда пили не от веселья, а от горя, от нищеты. Пили, именно, чтобы напиться и забыть свою проклятую жизнь. Достанет иногда человек на бутылку водки и пьет, денег при этом на еду не хватало, кушать было нечего, и человек напивался пьяным. Теперь веселее стало жить. От хорошей и сытой жизни пьяным не напьешься... Весело стало жить, значит, и выпить можно...»^[186] — так рассуждал сталинский нарком пищевой промышленности Анастас Микоян в 1936 году. Интересные рассуждения — с одной стороны, вроде как разоблачение легенды о русском пьянстве, с другой — описание жуткой картины спаивания народа в старой России, с третьей — рассуждения, что пить можно и от хорошей жизни...

Советские пропагандисты пытались представить дело так, что, мол, в старой России народ пил много, и пил, потому что спаивало его государство, а спаивало оно народ затем, чтобы, во-первых, получить доход от продажи водки, а во-вторых, чтобы выпивший народ поменьше думал о своем освобождении. Зато в советские времена государство о народе заботилось, а пьянство объявлялось пороками отдельных личностей.

Как было на самом деле? Обычно, когда рассматривают проблему употребления алкоголя, производят сравнение с другими странами. Нам подобный подход кажется неверным, и вот почему.

Во-первых, структура потребления алкоголя в каждой стране своя. Во Франции, Италии или Испании ее основу составляет столовое виноградное вино, которое употребляют в умеренных дозах вместе с основной едой. Естественно, что эти страны занимают первые места в рейтингах потребления алкоголя на душу населения, но сам характер этого употребления делает его малоопасным для здоровья нации.

Во-вторых, больший уровень употребления алкоголя в других странах, схожих по структуре потребляемых напитков, является слабым утешением, когда мы говорим об ущербе, наносимом алкоголем национальному здоровью.

Для любителей сравнивать укажем, что в 1910 году Российская империя занимала предпоследнее место в Европе по среднедушевому потреблению алкоголя, меньше пили только в Норвегии.

Как менялся уровень потребления алкоголя в России в XX веке? Обратимся к данным статистики.

Потребление спирта на душу населения, в литрах

1903 год — 6,4

1908 год — 7,0

1913 год — 7,4

1915* год — 1,2

1940 год — 1,55

1960 год — 2,94

1965 год — 4,38

1970 год — 6,8

1975 год — 9,29

1980 год — 14,2

1985** год — 13,3

1987 год — 11,0

1992 год — 12,92

1995 год — 15,8

2000 год — 16,2

* С начала Первой мировой войны в августе 1914 года в стране действовал сухой закон, отмененный большевиками в 1925 году.

** С 1965 по 1987 год в СССР проходила так называемая антиалкогольная кампания.

Представленные в таблице данные позволяют нам сделать вывод, что все время советской власти потребление алкоголя в стране возрастало, превысив к началу 70-х годов уровень потребления Российской империи. Это подтверждается и статистикой производства пищевого спирта в СССР.

ПРОИЗВОДСТВО ЭТИЛОВОГО СПИРТА ИЗ ПИЩЕВОГО СЫРЬЯ В СССР, МЛН ДЕКАЛИТРОВ

(Этиловый спирт из пищевого сырья)

1940  год — 89,2

1950  год — 66,8

1955  год — 107,7

1960  год — 105,3

1965  год — 128,7

1970  год — 158,0

1974  год — 184,0

Даже в годы горбачевской антиалкогольной кампании в Советском Союзе пили больше, чем в Российской империи. Собственно, на этом можно было закрыть тему пьяной России, но наша цель не только разоблачить миф, но показать, как на самом деле подходило правительство империи к проблеме потребления населением алкоголя, тем более что это будет весьма поучительным рассказом для современного поколения россиян.

Впрочем, от мифов нам никуда не уйти. По историческим книгам и публицистическим статьям по сию пору ходит рассказ о пьянстве... самого царя Александра III. Этот рассказ является важной частью мифа о русском пьянстве — удивительно ли пьянство в стране, где правитель сам пристрастен к горячительным напиткам? Современные исследования (свободные от идеологического контроля) с убедительностью доказывают, что «пьянство Александра III» не более чем гнусная и подлая клевета на русского государя. В новейшем исследовании «Медицина и императорская власть в России. Здоровье императорской семьи и медицинское обеспечение первых лиц России» на основании медицинских документов из архива Придворной медицинской части Министерства императорского двора полностью опровергается версия об алкоголизме и чрезмерном употреблении спиртного царем-миротворцем. Напротив, данные врачей свидетельствуют о низкой предрасположенности императора к горячительным напиткам, которым он предпочитал сельтерскую минеральную воду и квас^[187].

Доктор исторических наук А.Н. Боханов, занимаясь биографией Александра III, подробно рассмотрел, как был сфабрикован миф о «пьянстве царя»^[188].

Император Александр III в кругу семьи

Согласно мифу, государь регулярно употреблял спиртное в компании начальника дворцовой охраны генерал-адъютанта П.А. Черевина (1837—1897) и источником сведений о пресловутой «фляжке в сапоге» являются мемуары самого генерала. Но что интересно, сам генерал Черевин, действительно имевший склонность «заложить за галстук», никаких мемуаров после себя не оставил. Согласно мифу, он за рюмкой спиртного поделился своими воспоминаниями с физиком П.Н. Лебедевым, с которым якобы встречался за границей. Интересно, что Лебедев тоже не оставил никаких записок или мемуаров, а, согласно легенде, в 1911 году рассказал «правду о пьянстве императора» русскому революционеру-эмигранту В.П. Бурцеву, который и обнародовал их в 1912 году в эмигрантском издании «Будущность». Примечательно, что публикация произошла после смерти П.Н. Лебедева, скончавшегося в начале 1912 года. Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что никакой достоверной информации о «пьянстве русского царя» эсэр Бурцев не имел, а попросту сочинил пасквиль, стремясь дискредитировать «ненавистное самодержавие». После революции выдумка Бурцева пошла гулять по страницам советских книг, да так и бродит по сию пору.

Эта клевета тем более обидна, что именно правительство императора Александра III приступило к разработке и реализации мер по ограничению потребления спиртного населением. В наследство от либерального правления Александра II новому государю досталась акцизная система реализации водки — хорошо знакомая нашим современникам. При этой системе спиртные напитки производились на частных заводах, а государство собирало с производителей специальный налог — акциз и в меру своих сил пыталось контролировать качество продукции. Реализовывалась водка в кабаках — специальных питейных заведениях, где ничего, кроме водки, и не продавалось.

В 1881 году совещание министров решило провести более существенные изменения: заменить кабак трактиром и корчмой, то есть точками, которые бы торговали не только «голой» водкой, но где к водке можно было бы получать еду, закуску, что, несомненно, вело бы к меньшему проявлению опьянения. Вместе с тем впервые в России был поставлен вопрос о том, чтобы разрешить продажу водки на вынос порциями меньше ведра, то есть ввести розничную бутылочную торговлю водкой. До 1885 года водку продавали на вынос только ведром, а бутылки существовали лишь для иностранных виноградных вин, которые в этих бутылках и поступали из-за границы. Задачи перехода на бутылочную торговлю водкой, ставившие своей целью разрешить людям пить водку в домашних условиях и не столь много в один присест, наталкивались на такое препятствие, как отсутствие в России развитой и массовой стекольной промышленности. В то время водку в нашей стране продолжали пить так же, как и в средневековье: из-за отсутствия тары лишь в определенном месте — трактире и сразу большой мерой — не менее чарки^[189].

Введение бутылочной торговли помогло мало. Мастеровой люд, купив четвертинку водки, тут же выпивал ее у дверей лавки залпом лишь только потому, чтобы отдать обратно посуду и получить ее стоимость.

Поэтому правительство приняло решение о постепенном введении в России государственной монополии на производство водки. Сама реформа шла в течение восьми лет, с 1894 по 1902 год, и включала в себя целый ряд преобразований.

Важно отметить, что вопреки распространенному мифу, проводя реформу, правительство не имело в виду экономических выгод. Акцизная система приносила в казну большую прибыль, нежели водочная монополия. Власть сознательно шла на сокращение доходов от водки, о чем недвусмысленно писал в своем циркуляре от 22 декабря 1894 года один из авторов реформы — министр финансов Российской империи Сергей Юльевич Витте:

«Министр финансов убежден, что предпринимаемая реформа не заключает в себе существенных условий для ослабления питейного дохода. Если бы, однако, новые условия, в которых имеет поступать питейный доход с введением казенной продажи вина, привели бы к уменьшению этого дохода, что может случиться лишь вследствие уменьшения в населении потребления спиртных напитков, — то министр финансов твердо убежден и считает совершенно необходимым это высказать с совершенной положительностью, что и такой финансовый результат питейной реформы не должен внушать возможности общего, вследствие того, ослабления государственных ресурсов, потому что при уменьшении потребления крепких напитков, когда такое обусловливается развитием в населении склонности к воздержанию, одновременно увеличивается, и даже в большей мере, трудовая производительность населения, а по той и другой причине образуются и возрастают сбережения, которые обеспечивают населению как более достаточное удовлетворение других жизненных потребностей, так и возможность более исправной уплаты податей. Таким образом,недополученное по питейному доходу, вследствие уменьшения потребления крепких напитков, поступит в казну частью в виде других косвенных налогов, частью в виде прямых налогов, при одновременном общем возвышении народного благосостояния, а также и самой нравственности населения. Поэтому,если бы предпринятая реформа дала понижение питейного дохода при наличии признаков, указывающих одновременное улучшение благосостояния населения, то такой результат реформы должен считаться полным успехом ее и будет поставлен в заслугу чинам акцизного ведомства при оценке их деятельности по осуществлению реформы»^[190].

Раз уж мы заговорили о доходах, то упомянем и еще одну составляющую мифа о русском пьянстве — роль доходов от продажи спиртного в государственной казне. Еще в начале XX века оппозиция называла бюджет страны «пьяным», так как значительную часть государственных доходов составляли питейные сборы. В советское время тезис о «пьяном бюджете» развернули в контексте намеренного спаивания правительством населения для увеличения доходов казны.

Однако, как мы видели выше, русское правительство было согласно на уменьшение питейных доходов, рассчитывая на «возвышение народного благосостояния». Если же сравнить долю питейного дохода в бюджете России с аналогичными показателями в бюджетах других стран, то мы увидим следующее.

ПИТЕЙНЫЙ ДОХОД В РОССИИ В КОНЦЕ XIX ВЕКА В СОПОСТАВЛЕНИИ С ПИТЕЙНЫМ ДОХОДОМ В ДРУГИХ КРУПНЫХ СТРАНАХ ЕВРОПЫ (В ПРОЦЕНТАХ К ОБЩЕМУ БЮДЖЕТУ КАЖДОЙ СТРАНЫ)^[191]

Россия — 24

Великобритания — 27

Франция — 14

Германия — 11,5

Италия — 3

Как отмечал известный исследователь истории водки в России Вильям Похлебкин: «Россия вовсе не была каким-то «пьющим исключением», где водка играла значительную роль в государственном бюджете и экономике: достаточно сравнить роль виски в Великобритании, считавшейся когда-то самой культурной страной в мире. Водка и крепкие напитки давали доход в бюджет не только потому, что в России не было иных источников финансирования в то время. Даже в промышленно развитой Англии виски играло не меньшую роль, а во Франции — коньяк. Дело в том, что все эти напитки для каждой из указанных стран всегда были и остаются продуктами массового потребления, а потому приносят стойкий доход»^[192].

Главными задачами реформы были:

1) полностью изъять производство и торговлю водкой в стране из частных рук, полностью ликвидировать подпольное самогоноварение, сделав его ненужным и невыгодным;

2) высоко поднять качественный стандарт водки, сообразуясь с историческим опытом, достижениями русского винокурения и с новейшими техническими и научными достижениями промышленности, гигиены и органической химии;

3) не ставя искусственной и исторически преждевременной задачи ликвидировать пьянство как социальное зло, сделать все возможное для того, чтобы привить русскому народу культуру потребления водки и других алкогольных напитков.

Кабаки упразднялись; в учреждаемых казенных винных лавках (прозванных в народе «монопольками») спиртные напитки продавали только на вынос. Водочные изделия приготовлялись на частных заводах из купленного у казны ректифицированного спирта и сдавались в казну же для продажи на комиссионных началах в казенных винных заведениях. Право торговать крепкими напитками имели также содержатели трактиров, железнодорожных буфетов, бакалейных и фруктовых лавок. Но лишь с дозволения государственных инстанций. Цена на водку устанавливалась повсюду одинаковая, чем делалась невыгодной тайная торговля^[193].

Первоначально винная монополия была введена в четырех губерниях страны — Оренбургской, Пермской, Самарской и Уфимской. Зона действия реформы постепенно расширялась, и с 1902 года водочная монополия государства действовала по всей стране.

Нагрудный знак Попечительства о народной трезвости

Важной составляющей реформы стало создание попечительств о народной трезвости — общественных организаций, получавших частичное финансирование от казны. С санкции властей они создавались в каждой губернии примерно за полгода до введения в ней винной монополии. В задачи губернских попечительств входило:

1. Ходатайствовать перед правительственными органами о мероприятиях, способствующих уменьшению пьянства;

2. Оказывать содействие учреждениям и частным обществам, деятельность которых направлена на народное отрезвление;

3. Осуществлять надзор самостоятельно и совместно с полицейскими органами за правилами торговли крепкими напитками как в заведениях, содержимых частными лицами, так и в казенных винных лавках;

4. Распространять среди населения здравые понятия о вреде неумеренного потребления крепких напитков;

5. Организовывать для населения мероприятия, дающие возможность проводить свободное время вне питейных заведений, в чайных, столовых, читальнях при чайных, в библиотеках и пр.;

6. Принимать меры попечения о лечении страдающих запоем, организовывать собственные специальные больницы, амбулатории;

7. Издавать брошюры и листки для распространения в народе убеждения о вреде пьянства и необходимости обращаться к врачам и в больницы, а также для выяснения значения отдельных народных средств для лечения от пьянства.

Средства попечительств складывались из отпускаемых из казны сумм, частных пожертвований, членских взносов (до 5 рублей в год), доходов от чайных, благотворительных спектаклей и т.д. От казны отпускалось ежегодно порядка 50 тыс. рублей на губернию. В 1900 году на нужды всех попечительств было выделено 2 млн. 700 тыс. рублей, причем деньги эти были взяты из дохода казны от питейных сборов.

Комитеты попечительств о народной трезвости развернули активную деятельность во всех губерниях страны. В их состав вошли чиновники, представители земств, городские обыватели, крестьяне. Заметную роль в деятельности комитетов играли священнослужители.

Св. прав. Иоанн Кронштадтский, благословляя общества трезвости, говорил такие напутственные слова: «Сие доброе дело Бог непременно благословит, так как пьянство подобно четырехголовому кровожадному змею-людоеду, пожирающему души христиан. Если хоть одну голову отсечете — это будет заслуга перед Богом, Царем и Отечеством».

о. Александр Васильевич Рождественский, основатель Александро-Невского общества трезвости в Санкт-Петербурге

В Санкт-Петербурге и окрестностях широкой известностью пользовался создатель Александро-Невского общества трезвости священник Александр Васильевич Рождественский (1872-1905). В народе его называли «апостолом трезвости».

В 1897 году он, выпускник Санкт-Петербургской духовной академии, назначается священником в небольшой деревянный храм Воскресения Христова у Варшавского вокзала. Окрестные жители называли ту местность у Обводного канала Варшавкой. Именно здесь, в огромном фабрично-заводском районе Северной столицы, стремился служить Божьему делу молодой батюшка.

30 августа 1898 года в приходе Воскресенского храма у Варшавки закипает новая жизнь: отец Александр создает Александро-Невское общество трезвости. Создает не в одиночку, а со ста пятьюдесятью единомышленниками-прихожанами.

«Необходимость устройства кружка трезвенников при Воскресенской церкви чувствовалось уже давно,

— пишет батюшка Александр в изданном им сборнике статей под названием «Памятная книжка трезвенника». — Вот кается на исповеди человек, нередко запивающий и чувствующий себя бессильным в борьбе с пороком; просит он совета и поддержки. Как это удобнее всего сделать пастырю? Вот приходит женщина, нередко в слезах, жалуясь на мужа, пропивающего семью, — как помочь ей пастырю церкви? Вот жалуется человек на дурную компанию, от которой ему не отстать, с которой погибнет он в пьянстве и разврате, — кого ему дать в товарищи для поддержки? Вот, наконец, отстал иной от пьянства, поддерживая немощных, поднимая падших, — как им полезнее всего приложить к делу свои силы ? Конечно, всего этого легче и лучше достичь через общество или кружок трезвенников: получая исцеление сами, недугующие пьянством часто незаменимы для возвращения на добрый путь уклонившихся от него».

В Александро-Невском обществе трезвости воздержание от употребления спиртного изначально рассматривалось не только как добродетель. Гораздо большее значение придавалось целостному развитию личности. Для этого члены общества учились здоровому образу жизни и бесконфликтному общению, приобщались к русской культуре и, конечно же, воцерковлялись.

Отец Александр ставил для своего общества задачу гораздо выше, чем только борьба за трезвость своих сторонников. Он устремлял их к духовному трезвению, к преображению всей жизни бодрствованием во Христе. Он учил этому с помощью внебогослужебных бесед, издаваемых им книг, журналов, газет; с помощью чтений, литературных вечеров, приобщения к церковному пению, умело организованных паломничеств, торжественных крестных ходов в Александро-Невскую лавру и Свято-Троицкую Сергиеву пустынь.

В год смерти о. Александра в созданном им обществе трезвости насчитывалось 70 тыс. членов из самых разных слоев общества — от мастеровых до аристократов^[194].

Александр Дмитриевич Городцов, руководитель народных хоров Пермского попечительства о народной трезвости, организатор курсов певческой грамоты и хорового пения

Главное внимание попечительства о народной трезвости уделяли вопросу проведения досуга населения — организовывались чайные, чайные-читальни, библиотеки, столовые, народные хоры, любительские труппы и т.д. Таким образом, помимо сокращения потребления алкоголя реформа сыграла важную роль в культурном развитии страны.

Особое внимание уделялось чайным как альтернативе упраздненным кабакам, так как, по мнению публицистов-современников, «русского простолюдина в кабак тянет не одно вино как таковое; его влечет в питейное заведение преимущественно потребность в общении. С другой же стороны, известно, что люди склонны общение между собой соединять с потреблением чего-либо съестного или тех или иных напитков; этим и определяется привлекательная сила мест продажи питий»^[195].

Уже к 1898 году в России было открыто более 1700 чайных, своеобразных клубов, где посетителям помимо дешевого чая и закуски предлагались к чтению периодические издания и книги. Для развлечения служили настольные игры, наибольшей популярностью из которых пользовались шашки.

Народная читальня-чайная Казанского общества трезвости

Чайные были заведениями дотационными, что было четко прописано в циркуляре Министерства финансов:

«Категорическое требование о том, чтобы расходы по содержанию чайных покрывались доходами от продажи чая, легко может привести к продаже чая по слишком высокой цене или к низведению до минимума расходов по содержанию чайных, а в том и в другом случае чайные не достигали своей основной цели — давать простому и рабочему люду возможность, не вовлекаясь в непосильные затраты, собираться в просторном, светлом, чистом и сухом помещении и проводить здесь свой досуг в беседе и в тех или иных нравственных и разумных развлечениях»^[196].

Эстонское общество трезвости в деревне Зимитицы. Фото 1911 года

В процессе развития чайных и народных читален родилась идея Народных домов — своеобразных культурно-просветительских и досуговых центров для простонародья. Первый такой дом был открыт в Санкт-Петербурге, второй — в Нижнем Новгороде, третий — в Харькове. Расскажем в качестве примера историю последнего.

Народный дом в г. Харькове

Идея создания Харьковского народного дома впервые была высказана в 1897 году в дни празднования десятилетнего юбилея комиссии по народному чтению ее председателем С.А. Раевским. Инициативу комиссии, которая решила воплотить эту идею в жизнь, поддержал харьковский губернатор Г. Тобизен. Была создана специальная комиссия по созданию Народного дома. Однако найти подходящее помещение для этих целей не удалось, и было решено начать строительство. По просьбе комиссии городская Дума 29 сентября 1897 года бесплатно выделила участок для Народного дома возле Конной площади. Осенью 1898 года развернулась кампания по сбору пожертвований на строительство. 10 марта 1900 года в торжественной обстановке Народный дом был заложен. Уже в ходе строительства стало ясно, что средств не хватит, и было решено обратиться за помощью к городской Думе, которая поддержала просьбу и постановила выделять ежегодно на содержание Народного дома две тысячи рублей. Пришли средства также и от Харьковского губернского собрания, Комитета попечительства о народной трезвости, значительный денежный вклад внес П. Харитоненко. После завершения строительства общее собрание членов Общества распространения в народе грамотности избрало 3 ноября 1902 года особый комитет, которому поручили управление всеми делами Народного дома.

Историк Д.И. Багалей полагал, что Народному дому должно быть присвоено имя Г.С. Сковороды. Он писал: «Харьков может и должен гордиться Г.С. Сковородой как одним из самых лучших выдающихся своих деятелей, как единственным украинским философом, как первым русским мыслителем. И первый памятник, в сущности, должен был бы быть поставлен ему. Но если он не дождался принадлежащего ему по праву первого памятника, то пусть, по крайней мере, будет поставлен ему памятник вообще, и лучше всего, чтобы этим монументом «философу из народа» было какое-либо народно-просветительное учреждение, например Народный дом или Народный университет. Было бы актом справедливости перед его памятью, чтобы Харьковский Народный дом назван был в честь его Сково- родиновским». Память Г.С. Сковороды увековечена в названиях улиц и населенных пунктов, воздвигнут ему памятник и в нашем городе. А Народной Украинской академии, которая открылась в бывшем здании политпросвещения областного комитета Компартии Украины, присвоено имя самого академика Д.И. Багалея.

Открытие Народного дома состоялось 2 февраля 1903 года (по старому стилю). Он имел два зала и библиотеку- читальню. В нем читались лекции, проходили концерты. Несколько раз (5 марта 1903 года и 30 апреля 1905 года) в Народном доме выступал Ф.И. Шаляпин, бывал К.С. Станиславский. Здесь же работали вечерние школы и драматический кружок, которым руководил видный украинский писатель, драматург, этнограф И.М. Хоткевич. Народный дом был одним из лучших в России (по счету он был третий в стране: первый открыт в Нижнем Новгороде, второй — в Петербурге). На международной выставке в Брюсселе Харьковский Народный дом был отмечен почетным дипломом^[197].

Народный дом в г. Архангельске. 1916 год

Постепенно Народные дома стали открываться во многих городах России. После событий 1917 года они были частично переоборудованы в клубы и даже театры, но по большей части заняты советскими учреждениями.

Всем известно, что алкоголизм легко передается по наследству — в семьях, где родители пьют, дети более подвержены риску алкоголизма. Проблема воспитания детей родителей-пьяниц осознавалась и в начале XX века. И предпринимались попытки успешного ее решения.

В сентябре 1905 года по инициативе и при деятельном участии иеромонаха Свято-Троицкой Сергиевской пустыни под Санкт-Петербургом о. Павла (Горшкова) была открыта Школа трезвости для детей, чьи родители страдали от пьянства. Отец Павел, любивший детей, решил направить свои силы на воспитание в духе трезвости подрастающего поколения русских людей. Была устроена бесплатная школа, хотя вначале не было ни копейки — дети в ней сидели и писали на поленьях. Нашлась добрая учительница, пожелавшая учить детей несчастных пьяниц бесплатно, и благодаря такой деятельности школа снискала уважение как среди крестьян, так и среди высоких особ, нередко посещавших монастырь. Появились значительные денежные средства, стало возможным открыть столовую для детей, мастерские, библиотеку.

Обучалось и воспитывалось в школе трезвости до 300 детей в возрасте от 8 до 16 лет. По окончании курса учения дети пристраивались к ремеслу или отдавались в специальные учебные заведения. Были случаи, когда их определяли даже в гимназии.

Интересна была программа обучения в школе. В нее входил Закон Божий, русский язык, арифметика, другие предметы, но главное внимание все же уделялось преподаванию трезвости, которое велось в форме простых, доступных для детей бесед. Кроме того, элементы преподавания трезвости входили во все изучаемые предметы. Как отрадные факты из жизни школы воспринимались не такие уж редкие случаи, когда кто-нибудь из школьников приводил за руку алкоголика-отца, и тот просил принять его в «трезвую семью».

В устройстве собственного дома для школы и обеспечения ее помогло Министерство финансов, отпустив единовременно 2500 рублей и ежегодное пособие. Училищный совет при Священном Синоде отпустил на школу и оборудование мастерских 3500 рублей, а равно и необходимые учебные пособия и книги. Главное Управление землеустройства и земледелия дало для школы безвозмездно лес. И.П. Баранов согласился быть попечителем школы и пожертвовал на нее 4000 рублей. Архитектор-художник Н.П. Козлов составил план постройки. Местные крестьяне подарили обществу землю под школу. Деятельное участие советами принимал в постройке школы тайный советник И.Ф. Оношко- вич-Яцына 1911). В девять недель вырос Дворец трезвости там, где раньше был косогор, где рос бурьян, а теперь явился маяк св. Трезвости. 5 октября 1906 года школа была освящена в торжественной обстановке. В построенном доме имелась комната-библиотека, она же канцелярия, и здесь записывались в члены трезвости, несколько мастерских, помещение для учительского персонала и приют на 7 детей... Вся постройка оценена в 12 000 рублей, а благодаря строительной комиссии она обошлась в 6500 рублей.

Группа учеников и учениц школы трезвости в Троице-Сергиевой пустыни. Фото 1909 года

Со дня открытия общества в сентябре 1908 г. оно стало именоваться «Первой Российской Сергиевской школой трезвости», которая помещалась в двух им построенных зданиях с мастерскими и сельским хозяйством. Управлялась школа советом, который состоял из 12 членов, но главным работником и вдохновителем ее был неутомимый, «не знающий предела любви» отец Павел^[198].

В целом реформа питейных заведений сыграла важную роль в истории нашей страны. Никогда более в нашей истории мы не увидим столь продуманной и комплексной программы борьбы с алкоголизмом, программы без глупостей вроде вырубания виноградников, и главное — пользующейся поддержкой населения.

В 1900 году газета «Биржевые ведомости», подробно освещавшая ход реформы, провела своеобразное социологическое исследование, опросив более 3000 жителей губерний, в которых была введена питейная монополия. Как показали результаты исследования, население в целом одобрительно отзывалось о реформе, выделяя следующие позитивные моменты:

Улучшилось качество водки,Сократились часы винной продажи,Практически исчезла продажа во внеурочное время,

Прекратилась продажа во время, говоря современным языком, массовых мероприятий — крестных ходов, престольных праздников, сельских сходов и т.д.

Промышленники отмечали сокращение числа прогулов и несчастных случаев на производстве, связанных с выходом на работу в нетрезвом состоянии. В целом в результате реформы за 9 лет (с 1898 по 1906 год) потребление спиртных напитков на душу населения в стране сократилось на 18%.

При этом блестяще оправдались прогнозы С.Ю. Витте о росте других доходов казны — собираемость налогов увеличилась на 25%, а вклады населения в сберегательных кассах выросли на 30%.

С началом Первой мировой войны в России был введен сухой закон до полного «одоления супостата». Поначалу эта мера вызвала одобрение населения — депутаты Государственной думы от крестьян обратились к царю со специальной просьбой. Они писали:«Сказка о трезвости — этом преддверии земного рая стала на Руси правдой. Понизилась преступность, затихло хулиганство, сократилось нищенство, опустели тюрьмы, освободились больницы, настал мир в семьях, повысилась производительность труда, явился достаток. Несмотря на пережитые потрясения (мобилизация и война), деревня сохранила и хозяйственную устойчивость, и бодрое настроение. Да будет стыдно всем тем, которые говорили, что трезвость в народе немыслима, что она не достигается запретом. Не полумеры нужны для этого, а одна решительная бесповоротная мера. Изъять алкоголь из свободного обращения в человеческом обществе на вечные времена».

Но война продлилась не полгода, как предполагалось всеми, а значительно дольше. Постепенно начали активно развиваться самогоноварение и тайная торговля спиртным. Тем не менее сухой закон в России не привел к столь тяжким криминальным последствиям, как в США, — ситуация оставалась под контролем правительства. Можно предположить, что если бы не социальные катаклизмы 1917 года, после победы России в Первой мировой войне был бы принят новый вариант законодательства о спиртных напитках, который, не запрещая их продажу полностью, сильно ограничил бы ее, подобно тому, как это сделано сейчас в скандинавских странах, в частности в Финляндии. И тогда бы русское пьянство окончательно отошло в область исторических преданий. Но история не знает сослагательного наклонения.

В задачу книги не входит описание развития ситуации с алкоголем в советский период, отметим лишь два основных момента — во-первых, уже упомянутое нами ранее постоянное увеличение производства алкоголя в СССР. (Важно отметить, что поскольку вся экономика в Советском Союзе контролировалась исключительно государством, то на него же ложится и вся ответственность за это решение.) А во- вторых, уничтожение культуры правильного потребления водки. И что в итоге мы имеем на выходе?

Мы имеем острейшую проблему алкоголизма в стране.

Как показывают результаты социологического опроса, проведенного в марте 2006 года компанией «Башкирова и партнеры» по всероссийской репрезентативной выборке взрослого населения (n = 1500), 39,6% опрошенных в той или иной степени обеспокоены проблемой алкоголизма среди своих родных и друзей. Это очень большая цифра — больше чем каждый третий.

Результаты другого опроса показывают, что 7% наших сограждан пьют водку несколько раз в неделю. Реально этот процент еще выше, так как вряд ли интервьюеры опрашивали сильно пьющих людей. В целом число «питухов» (было в русском языке такое слово, обозначающее сильно пьющих, «непросыхающих» людей) можно оценить в 10% от взрослого населения страны. То есть каждый десятый россиянин!

Мне могут возразить — почему сразу «питух»? Мол, 50 г водочки под горячее, хотя бы и несколько раз в неделю, какой же это алкоголизм? Это традиционно. Так всегда на Руси-матушке было.

То-то и оно, что было! Давайте посмотрим правде в глаза. Не пьют у нас водку сейчас «культурненько» в виде рюмочки за ужином или за обедом. Сто лет назад такая культура употребления водки была распространена среди обеспеченных слоев русского общества, именно ее распространению в массах содействовало попечительство о народной трезвости, но все его усилия были практически полностью уничтожены в годы советской власти. Поменялся рацион питания, поменялась (и не в лучшую сторону!) культура питания. Деградировали наша кухня и наше меню. Признанный знаток этого вопроса Вильям Похлебкин писал об этом:

«В XX веке национальные кухни народов России подверглись разрушению, в их продуктовый состав и в кулинарную обработку были внесены изменения, дополнения, искажения.

Причиной этого была, прежде всего, утрата навыков, так как многие национальные кухни не были письменно зафиксированы, их мастера просто вымерли, не успев воспитать учеников.

Сформировавшаяся с запозданием, лишь в середине 30-х годов, советская кухня общепита, с одной стороны, слишком поздно (лишь с конца 30-х годов) стала включать в свой репертуар национальные блюда народов СССР, да и то в чрезвычайно упрощенном, «адаптированном» кулинарном виде, а в своем основном сложившемся «городском» меню (каши, котлеты, яичница, блины, пельмени, борщи, щи, рассольники, уха, крупяно-овощные супы), во-первых, повторяла лишь обеденный состав «сокращенной» национальной русской кухни, а во-вторых, также весьма ограниченно, частично стала включать в себя некоторые общеевропейские блюда (бульоны, пюре, компоты), не восприняв принципов составления меню из французской кухни и превратившись в конце концов к 70-м годам нашего столетия в эклектическую непоследовательную, кулинарно малограмотную, лишенную твердых принципов кухню»^[199].

Это свидетельство особенно ценно еще и потому, что, являясь признанным специалистом в вопросе, Вильям Похлебкин до конца своих дней придерживался левых взглядов и никоим образом не был склонен к «обличению советской власти».

Если раньше наиболее плотным приемом пищи на Руси всегда был обед, под который и могли пропустить рюмку-другую, то сейчас... Сейчас водку пьют не как гастрономический продукт, пьют, чтобы опьянеть, забыться, уйти из этого мира. Пьют не за столом с яствами и закуской, а отдельно. Худшие формы употребления спиртного, которые советский нарком в 30-е годы приписывал старой России, воплотились в реальность России современной. Сказка стала былью... Зайдите в любую заводскую или офисную столовую. И посмотрите — есть ли там человек, пьющий водку за обедом? Что, нет? А вечером у магазина, торгующего спиртным, видите пьющих из горла? Довольно часто можно увидеть.

Вот и получается, пьют у нас не так, как положено, а так, как наиболее вредно — большими дозами с малой закуской или вообще без закуски.

Теперь поговорим о качестве водки. Зайдем в водочный отдел любого магазина и посмотрим на прилавок. Выбор на первый взгляд огромен. И такая водка, и сякая, и лимонная, и мягкая, и очищенная, и т.д. Возьмем бутылочку и почитаем то, что написано мелкими буквами в разделе состав, — спирт пищевой, вода, глицерин, ароматизатор, идентичный натуральному. Что скрывается за этими надписями? Спирт пищевой — ну понятно, что не технический, другое дело, что для водки он должен быть либо ржаной, либо, что менее правильно, — пшеничный. А под словом «пищевой» может скрываться и картофельный, и свекольный, и даже древесный.

Теперь глицерин — он тут для чего? Никакого глицерина в настоящей водке быть не должно. Глицерин как раз для мягкости добавлен. Только в реальности мягкость должна достигаться водой. Не всякая вода годится для водки, но...

Наличие ароматизатора наводит на мысль, что спирт действительно не хлебный, вот и пришлось для создания традиционного водочного запаха добавлять ароматизатор.

А ведь это я взял этикетку бутылки не самого плохого российского завода, более того — считающегося одним из лучших (не буду указывать название, чтобы не быть обвиненным в антирекламе). Другие — еще хуже.

Конечно, как и всякий пищевой продукт, водка проходит государственный контроль. Не будем сейчас говорить о «левых», самопальных партиях. Мы говорим о честной продукции. На что ее проверяют? На содержание вредных примесей и соответствие ТУ. То есть отравиться ей не отравитесь, но вот о ее воздействии на организм... Строго говоря, кроме контроля над «неядовитостью», государство не может никак влиять на состав и качество водки.

Мы несколько отвлеклись от истории, читатель. За окном — XXI век. На наших улицах — миллионы алкоголиков, в больницах — один из самых распространенных диагнозов «алкогольный панкреатит на фоне интоксикации»... Миф о русском пьянстве имеет все шансы стать реальностью. А вот чего мы не увидим сейчас на наших улицах, так это чайных, читален (в современном формате — наверное, видео- или компьютерных салонов), Народных домов — короче говоря, заведений, подчиненных идее пропаганды трезвости и развития культуры населения. Существующие сейчас в России общества и попечительства трезвости объединяют лишь небольшое число энтузиастов...

Поневоле вспоминаются слова поэта:

И сказку выбрал он с печальною развязкой,

И призрачное зло в реальность обратил.

Теперь бы эту быль обратно б сделать сказкой,

Да слишком много дел и слишком мало сил...

Итак, миф о беспробудном русском пьянстве оказался действительно мифом. Не в том аспекте, что на Руси никогда не пили. Пили, конечно, и немало. Но и русское общество, и, что важнее, русское правительство осознавали эту проблему и искали эффективные и долговременные пути ее решения. Реформа 1894—1902 годов не только сокращала потребление водки, но и способствовала повышению качества алкогольной продукции, развитию новых отраслей промышленности (стекольной), повышению культуры населения как в сфере потребления спиртных напитков, так и в целом развитию здравоохранения. При этом русское правительство было готово пойти на сокращение своих доходов от питейного сбора, справедливо рассчитывая на увеличение других доходов и дальнейшее «возрастание благосостояния населения». В результате пьянство было серьезно ограничено, уровень потребления алкоголя в стране стабилизировался, что подтверждается статистическими показателями. А происходившее при этом изменение культуры потребления водки и других напитков способствовало улучшению здоровья населения, сокращению числа «пьяных» преступлений, росту рождаемости. И хорошо бы нам сейчас воспользоваться хоть крупицами того опыта...

Заключение

Многие знают о том, что при создании самого большого в мире рукотворного моря, Рыбинского водохранилища, был затоплен один из древних русских городов — Молога. Исчез с лица земли город, его храмы, монастыри, здания, древний, так и не исследованный археологами детинец на месте княжеского двора. В последние годы трагедия Моло- ги стала широко известна, и даже на картах Рыбинского водохранилища помечено место — «затопленный город Молога».

Но многие ли знают, что у Мологи есть город-побратим по трагической судьбе? Уездный город Корчев, что некогда находился на севере Московской губернии, на берегу Волги. При строительстве Иваньковского водохранилища его территория должна была попасть под затопление. Храмы и каменные дома города были взорваны, деревянные — разобраны и перевезены в соседнее Конаково, и города не стало. Но гидростроители ошиблись в расчетах, и город остался незатопленным. По сию пору на берегах Волги видны груды кирпича на месте уничтоженных храмов, и стоит один-единственный дом, в котором теперь ночуют рыбаки, — последний осколок некогда шумного и живописного города.

Сколько таких осколков былой России осталось в нашей стране! Те же опоры моста через Волхов, который все собирались достроить при советской власти, да так и не собрались, и заброшенный на границе Ленинградской и Новгородской областей монастырь, и церкви, что смотрят выбитыми окнами на места, где некогда стояли многолюдные села...

В одном большевики преуспели — разрушили связь времен. Большинство современных россиян не знают своих предков и не хотят знать, хотя... Один из моих виртуальных знакомых за несколько лет усердной работы в архивах проследил историю своих предков, простых вологодских крестьян, на 12 поколений — вплоть до начала XVIII века. Значит, ниточки, связывающие нас с прошлым, разорваны не до конца и можно попытаться их восстановить?

Поставлена точка в последней главе этой книги. Но ведь как мало удалось в нее вместить! Сколько тем не удалось затронуть. И о том, была ли наша страна «тюрьмой народов», и чьим интересам подчинялась внешняя политика России, и как развивалась русская наука, и о благотворительности, и о положении рабочих, и о том, как разные сословия умудрялись уживаться в одном государстве и взаимодействовать друг с другом.

Да и по темам, затронутым в книге, удалось сказать далеко не все. По каждой из них можно написать книгу, а то и не одну. Но все же надеюсь, читатель, что мне удалось заинтересовать тебя историей своей страны. Показать, что Российская империя была не темным убогим царством произвола, влачившим жалкое существование, а нормальным, динамично развивающимся государством со своими достоинствами и недостатками.

Автору могут поставить в упрек, что он в своей книге сосредоточился на позитивных сторонах жизни старой России, умалчивая о многих ее проблемах. Отчасти это было сделано намеренно. Во-первых, потому, что о недостатках и проблемах Российской империи в советское время написаны тома «идейно-выдержанной» литературы и читатель достаточно осведомлен о них. Поэтому информация о позитивных сторонах жизни наших предков позволит ему создать более-менее объективное представление о прошлом. Во-вторых, одной из целей книги было показать те стороны нашего прошлого, которые могли быть востребованы в качестве примера для подражания в наши дни. И, конечно, позитивные примеры важнее негативных.

Речь не идет об идеализации Российской империи. Наша страна в прошлом не была «утерянным раем», если у нас складывается такое представление о ней, значит, в нашем настоящем что-то не в порядке. Ибо идеализация прошлого всегда имеет корни в неудовлетворенности настоящим. Но тогда примеры из прошлого должны стимулировать нас к изменению настоящего.

«История, в некотором смысле, есть священная книга народов: главная, необходимая; зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил; завет предков к потомству; дополнение, их изъяснение настоящего и пример будущего. Правители, законодатели действуют по указаниям Истории, и смотрят на ее листы, как мореплаватели на чертежи морей. Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна»^[200] — с этих слов начинается «История государства Российского» Николая Михайловича Карамзина. Даже на основе того, что удалось написать в этой книге, можно понять, как мало мы еще знаем о старой России, как много еще предстоит узнать. Нам предстоит вернуть себе нашу историю, ибо только на этом основании мы сможем уверенно чувствовать себя в настоящем и идти в грядущее.

Примечания

1

Особые журналы Совета министров Российской империи. 1914 год. М.: Росспэн, 2006. С. 161.

(обратно)

2

Брачев B.C. Травля русских историков. М.: Алгоритм, 2006. С.

(обратно)

3

Михайлов К. Уничтоженный Кремль. М.: Яуза ЭКСМО, 2007. С. 31.

(обратно)

4

Брачев B.C. Травля русских историков. М.: Алгоритм, 2006. С.11.

(обратно)

5

Цамутали А.Н. Академическое дело // Репрессированные геологи. М., СПб.: 1999. С. 391-395.

(обратно)

6

Жуков Ю. Иной Сталин. М.: Вагриус, 2003. С. 68.

(обратно)

7

Там же. С. 203.

(обратно)

8

Романюк С. Москва. Утраты. М., 1992. С. 227.

(обратно)

9

Там же.

(обратно)

10

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1959. С. 137.

(обратно)

11

Россия, 1913 год. Статистико-документальный справочник. СПб.: Наука, 1995.

(обратно)

12

Боханов А.Н. Государство и власть // Россия в начале XX века. М.: Новый Хронограф, 2002. С. 292.

(обратно)

13

Там же.

(обратно)

14

Гимпельсон В.Е. Численность и состав российской бюрократии: между советской номенклатурой и госслужбой гражданского общества. М., 2002. С. 30-31.

(обратно)

15

Там же. С. 34.

(обратно)

16

Земское самоуправление в России 1864—1918. Кн. 1. М.: Наука. 2005. С. 41.

(обратно)

17

Вайнтрауб Л.Р., Карпова М.Г., Скопин В.В. Храмы СевероЗападного округа и Зеленограда. М., 2000. С.267.

(обратно)

18

Шепелев Л.Е. Титулы, мундиры, ордена. Ленинград: Наука, 1991. С. 15.

(обратно)

19

Волков С.В. Почему РФ — еще не Россия. М., Вече, 2010. С. 92-93.

(обратно)

20

Там же. С. 93—94.

(обратно)

21

Томсинов В.А. Светило российской бюрократии. М., 1997. С. 36.

(обратно)

22

Там же. С. 38.

(обратно)

23

Томсинов В.А. Светило российской бюрократии. М., 1997.

(обратно)

24

Федоров Б.Г. Петр Столыпин: «Я верю в Россию». СПб., 2002. Т. 1. С. 257.

(обратно)

25

Некрасов В.Ф. Тринадцать «железных наркомов». М.: Версты, 1995. С. 349.

(обратно)

26

Там же. С. 299.

(обратно)

27

Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Зодчество Смоленска XII-XIII вв. Л.: Наука, 1979.

(обратно)

28

Митрофанов А. Владимир. Городские прогулки. М., 2007. С.

(обратно)

29

Ильин А.М. История города Ростова-на-Дону. Ростов-на- Дону: Мини-тайп, 2008.

(обратно)

30

Бауэр А.А. Летописцы малоярославецкого края // Малоярославец (очерки по истории города). Малоярославец, 1992. С. 126.

(обратно)

31

Ячник Н.Е. Памятники Отечественной войны 1812 года в Малоярославце // Малоярославец (очерки по истории города). Малоярославец, 1992. С. 166.

(обратно)

32

Егоров Д. Июнь 41-го. Разгром Западного фронта. М.: Яуза. 2008. С .400.

(обратно)

33

Абатуров В., Морозов М. Неизвестные трагедии Великой Отечественной // Сражения без побед. М.: Яуза. С. 53—54.

(обратно)

34

Болдин И.В. Страницы жизни. М.: Воениздат, 1961. С. 91.

(обратно)

35

Мартынов А.П. Моя служба в отдельном корпусе жандармов // «Охранка»: воспоминания руководителей политического сыска. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 181.

(обратно)

36

Кан Д. Что-то с памятью моей стало... // Московский журнал. № 2. 2006. С. 8.

(обратно)

37

Последний витязь. Памяти П.А. Столыпина. 5 сентября 1911 г. Саратов: Соотечественник, 1997. С. 52.

(обратно)

38

Павленко Н.И. Александр Данилович Меншиков. М.: Наука, 1984. С. 97-98.

(обратно)

39

Там же. С. 100-104.

(обратно)

40

Державин Г.Р. Записки 1743—1812. Полный текст. М: Мысль, 2000. С. 166.

(обратно)

41

Звягинцев А.Г., Орлов Ю.Г. Око государево. Российские прокуроры. XVIII век. М.: Росспэн, 1994. С.79.

(обратно)

42

Шепелев. Аппарат власти в России. Эпоха Александра I и Николая I. СПб.: Искусство-СПб, 2007. С. 109.

(обратно)

43

Звягинцев А.Г., Орлов Ю.Г. Око государево. Тайные советники империи. Под сенью российского орла. М., 1994.

(обратно)

44

Волков С.В. Почему РФ еще не Россия. М.: Вече, 2010. С. 100.

(обратно)

45

Федоров Б.Г. Петр Столыпин: «Я верю в Россию». СПб., 2002. Т. 1. С. 334.

(обратно)

46

Там же. С. 327.

(обратно)

47

Новиков-Прибой А.С. Цусима. Т. 1.

(обратно)

48

Свечин А.А. Планировние войны и операции на суше и на море в 1904-1905 гг. // Свечин А.А. Предрассудки и боевая действительность. М., 2003. С. 176.

(обратно)

49

Там же. С. 179-180.

(обратно)

50

Романов А.М. Книга воспоминаний.

(обратно)

51

Айрапетов О.Р. Генералы, либеры и предприниматели: работа на фронт и революцию (1907-1917). М.: Модест Колеров и «Три квадрата», 2003. С. 31.

(обратно)

52

Там же. С. 117.

(обратно)

53

Дневники и документы из личного архива Николая II. Минск: Харвест, 2003. С. 248.

(обратно)

54

Айрапетов. Указ. соч. С. 178.

(обратно)

55

Ульянова Г.Н. Образование и просвещение. Печать // Россия в начале XX века. Исследования. М., 2002. С. 579.

(обратно)

56

Трут В. Дорогой славы и утрат. Казачьи войска в период войн и революций. М.: Эксмо, 2007.

(обратно)

57

Зарипова З.Н. Реформа народного образования в 80-х годах XVIII века. (Историко-правовой аспект) // Вестник НГУ им. Лобачевского. Серия «Право». № 1. 1995. С. 34—37.

(обратно)

58

Иванов С.П. Штаб армейский, штаб фронтовой. М.: Воениздат, 1990 . С. 7.

(обратно)

59

Никс Н.Н. Московская профессура во второй половине XIX — начале XX века. М.: Новый хронограф, 2008. С. 165.

(обратно)

60

Романюк С.К. По землям московских сел и слобод. М.: Сварог и К°, 2001. С. 158.

(обратно)

62

Цитата из речи ПА. Столыпина, произнесенной 5 декабря 1908 года в Государственной думе. Цит. по: Последний витязь — памяти П.А. Столыпина. Саратов, 1997. С. 77.

(обратно)

63

Слова из интервью П.А.Столыпина саратовской газете «Волга» были также опубликованы в газете «Новое время» 3 октября 1909 года. Цит. по: Кобылин В. Анатомия измены. СПб.: Царское дело, 2005. С. 59.

(обратно)

64

Ульянова Г.Н. Образование и просвещение. Печать // Россия в начале XX века. Исследования. М., 2002. С. 580.

(обратно)

65

Там же. С. 607.

(обратно)

66

Куприн А.И. Юнкера.

(обратно)

67

Результаты этого опроса были опубликованы М.А. Членовым в книге «Половая перепись московского студенчества», изданной в Москве в 1909 году. Эти очень интересные данные помогают нарисовать объективный портрет московского студенчества накануне русской революции 1905 года (само исследование было проведено в 1904 году). В наше время материалы этого исследования были опубликованы сотрудником Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова А.Т. Гаспа- ришвили, который в 2004 году повторил дореволюционное исследование по сходной методологии и инструментарию.

(обратно)

68

Изгоев А.С. Об интеллигентной молодежи (в сб. «Вехи»).

(обратно)

69

Там же.

(обратно)

70

Гаспаришвили А. Г. Доклад на 14-х Горбачевских чтениях. Стенограмма.

(обратно)

71

Дерябин А. Гражданская война в России 1918—1920. Юг — «цветные части» // Цейхгауз. № 1. 1991. С. 35.

(обратно)

72

Ульянова Г.Н. Образование и просвещение. Печать // Россия в начале XX века. Исследования. М., 2002. С. 615.

(обратно)

73

Там же. С. 616.

(обратно)

74

Там же. С. 609.

(обратно)

75

Жуков Г.К. Воспоминания и размышления.

(обратно)

76

Официальный сайт Уральского государственного горного университета

(обратно)

77

Подробный рассказ об истории больницы и ее нынешнем состоянии читатель может найти в блоге петербургского краеведа: http: //community. livejoumal. com/arc_heritage /199266. html

(обратно)

78

Иванова Н.А. Города России // Россия в начале XX века. Исследования. М., 2002. С. 117.

(обратно)

79

Вареник В. Ростовъ и Ростовцы. Путешествие в 1913 год. Ростов-на-Дону: Акра, 2005. С. 104-105.

(обратно)

80

Михайлов К. Уничтоженный Кремль. М.: Яуза ЭКСМО, 2007. С. 31.

(обратно)

81

Юхнева Е. Петербургские доходные дома. М., СПб.: Центрполиграф, 2008. С. 241-243.

(обратно)

82

Там же. С. 245-246.

(обратно)

83

Вареник В. Указ. соч. С. 31.

(обратно)

84

Иванов М.Д. Московский трамвай, страницы истории.

(обратно)

85

Там же.

(обратно)

86

Вареник В. Указ. соч. С. 22.

(обратно)

87

Романюк С.К. По землям московских сел и слобод. М.: Сва- рог и К°, 2001. С. 41-42.

(обратно)

88

Ульянова Г.Н. Здравоохранение и медицина // Россия в начале XX века. Исследования. М., 2002. С. 635.

(обратно)

89

Под ред. Г.Ф. Кривошеева, В.М. Андроникова, П.Д. Бурикова, В.В. Гуркина, А.И. Круглова, Е.И. Родионова, М.В. Филимошина. Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил / М.: Олма-Пресс, 2001.

(обратно)

90

Ульянова Г.Н. Указ. соч. С. 637.

(обратно)

91

Там же. С. 636.

(обратно)

92

Гоголев Л.Д. Бронемашины. М.: Издательство ДОСААФ СССР, 1985. С. 10.

(обратно)

93

Коломиец М. Броня русской армии. М.: Яуза, 2008. С. 9-11.

(обратно)

94

Абалихин Б. О вреде чтения школьных и институтских учебников // Родина, № 6-7. 1992. С. 180.

(обратно)

95

Петров Ю.А. Российская экономика в начале XX века // Россия в начале XX века. Исследования. М., 2002. С. 172.

(обратно)

96

Там же. С. 175.

(обратно)

97

Там же. С. 191.

(обратно)

98

Там же. С. 188.

(обратно)

99

 Петров Ю.А. Финансовое положение России в годы Первой мировой войны // Забытая война и преданные герои. М.: Вече, 2011. С. 55.

(обратно)

100

Головин Н.Н. Военные усилия России в Первой мировой войне. М.: Кучково поле, 2001. С. 272.

(обратно)

101

 Новейшая отечественная история. XX-XXI века / Под ред. Э.М. Щагина. М.: Владос, 2008.

(обратно)

102

Шугуров Л. Погоня за «Руссо-Балтом». М.: Издательство ЦЦТС, 2004. С. 33.

(обратно)

103

 Катышев Г.И., Михеев В.Р. Авиаконструктор И.И. Сикорский. М.: Наука, 1989. С. 34.

(обратно)

104

Шугуров Л. Указ. соч. с. 40.

(обратно)

105

Митюрин Д. // Конкуренция и рынок. Сентябрь 2005 г. №

(обратно)

106

Тепцов Н. В дни великого перелома. История коллективизации, раскулачивания и крестьянской ссылки в России (СССР) по письмам и воспоминаниям. М.: Звонница, 2002. С. 12—13.

(обратно)

107

Емельянов Ю.В. Сталин. На вершине власти. М.: Вече, 2003. С. 15.

(обратно)

108

Там же. С. 16.

(обратно)

109

Жуков Ю. Иной Сталин. М.: Вагриус, 2003. С. 118.

(обратно)

110

Шепелев. Аппарат власти в России. Эпоха Александра I и Николая I. СПб.: Искусство-СПб, 2007. С. 237.

(обратно)

111

Баринова Е.П. Российское дворянство в начале XX века. Экономический статус и социокультурный облик. М.: РОС- СПЭН, 2008. С. 207.

(обратно)

112

Горомыко М.М. Мир русской деревни. М.: Молодая гвардия, 1991. С. 242 и далее.

(обратно)

113

Баринова. Указ. соч. С. 207.

(обратно)

114

Петров Ю.А. 1905 год: пролог гражданской войны // Россия в начале XX века. Исследования. М., 2002. С. 365.

(обратно)

115

Баринова. Указ. соч. С. 208.

(обратно)

116

Там же. С. 329.

(обратно)

117

Карелин А.П. Россия сельская на рубеже XIX-XX вв. // Россия в начале XX века. Исследования. М., 2002. С. 238-239.

(обратно)

118

Карелин А.П. К стабильности через реформы? // Россия в начале XX века. Исследования. М., 2002. С. 491-495.

(обратно)

119

Россия 1913 год. Статистико-документальный справочник. СПб.: Наука, 1995.

(обратно)

120

Пыхалов И. Кормила ли Россия пол-Европы? http: //www. situation. ru/app/j_art_ 164. htm

(обратно)

121

Гайдар Е.Т. Уроки СССР. Очерки экономической истории. // Вестник Европы. 2006. № 17.

(обратно)

122

Круглов В.Н. Царь-голод. Факты против мифов // Сборник Российского исторического общества. № 11 (159). М.: Русская панорама, 2011. С. 102-104.

(обратно)

123

Емельянов Ю.В. Сталин. На вершине власти. М.: Вече, 2003. С. 29.

(обратно)

124

Арсеньев В.К. По Уссурийскому краю. М.: Правда, 1983

(обратно)

125

Кочергин П. Нужды русского солдата // Быт русской армии XVIII — начала XX века. М.: Воениздат, 1999. С. 346.

(обратно)

126

Горомыко М.М. Указ. соч. С. 155.

(обратно)

127

Томсинов В.А. Светило российской бюрократии. М., 1997. С. 41.

(обратно)

128

Волков С.В. Русский офицерский корпус.

(обратно)

129

Волков С.В. Почему РФ — еще не Россия. М.: Вече, 2010.

(обратно)

130

Алексеев Ю.Г. Государь Всея Руси. Новосибирск: Наука, 1993 .

(обратно)

131

Маньков А. Г. Уложение 1649 года — кодекс феодального права России. М.: ГПИБ, 2003. С. 296.

(обратно)

132

Там же. С. 294.

(обратно)

133

Прот. Иоанн Восторгов. Монархический катехизис.

(обратно)

134

Цит. по: Козлов В.А. Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг. М.: 2006. С. 10.

(обратно)

135

Боханов А.Н. Судьба Императрицы. М.: Русское слово, 2005. С. 103-104.

(обратно)

136

Гамерман Е.В. Полиция Дальнего Востока во второй половине XIX — начале XX века// Вестник ДВО РАН. 2005. № 5. С. 165-166.

(обратно)

137

Вареник В. Ростовъ и Ростовцы. Путешествие в 1913 год. Ростов-на-Дону: Акра, 2005.

(обратно)

138

Туоми-Никула Йорма & Пяйви. Императоры на отдыхе в Финляндии. СПб.: Коло, 2003. С. 135.

(обратно)

139

Леонов О., Ульянов И. Регулярная пехота 1855—1918. М.: ACT, 1998. С. 122-123.

(обратно)

140

Кураев А. Школьное богословие. М.: Благовест, 1999. С. 7.

(обратно)

141

Гончаров Ю.М. Городская семья второй половины XIX — начала XX века. Барнаул, 2002. С. 45.

(обратно)

142

Там же. С. 63—64.

(обратно)

143

Там же. С. 60.

(обратно)

144

Там же.

(обратно)

145

Ефремов И. Туманность Андромеды.

(обратно)

146

Гончаров. Указ. соч. С. 55.

(обратно)

147

Там же. С.58.

(обратно)

148

Там же. С. 57.

(обратно)

149

Хроники длинноволосых королей. СПб.: Азбука, 2004. С. 104-105.

(обратно)

150

Поучение Владимира Мономаха // Пламенное слово. Проза и поэзия Древней Руси. М.: Московский рабочий, 1978. С. 175.

(обратно)

151

«Он всех простил...» Император Николай II. Церковь о Царской семье. М.: OJIMA-ПРЕСС, 2003. С. 8.

(обратно)

152

Прот. Иоанн Восторгов. Монархический катехизис.

(обратно)

153

Там же.

(обратно)

154

Боханов А.Н. Святая царица. М.: Вече, 2006. С. 233.

(обратно)

155

Выскочков Л. Николай I. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 235.

(обратно)

156

Алексеев Ю.Г. Под знаменами Москвы. М.: Мысль, 1992. С. 44-45.

(обратно)

157

Выскочков Л. Николай I. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 22, 23.

(обратно)

158

Там же. С. 28.

(обратно)

159

Боханов А.Н. Император Александр III. М.: Русское слово, 2004. С. 16.

(обратно)

160

Там же. С. 21.

(обратно)

161

«Он всех простил...». Император Николай II. Церковь о Царской семье. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. С. 5.

(обратно)

162

«Он всех простил...». Император Николай II. Церковь о Царской семье. М.: OJIMA-ПРЕСС, 2003. С. 6.

(обратно)

163

Боханов. Указ. соч. С. 13.

(обратно)

164

Иван Грозный. Указ. соч. С. 34.

(обратно)

165

Свод Законов Российской империи (1892). Т I. Ч. I. Ст. 15.

(обратно)

166

Боханов А.Н. Распутин: быль и небыль. М.: Вече, 2006. С. 295.

(обратно)

167

Боханов А.Н. Последний царь. М.: Вече, 2006. С. 347.

(обратно)

168

Кобылин В. Анатомия измены. СПб.: Царское дело, 2005. С. 354.

(обратно)

169

 Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. М.: Советский писатель, 1990 (репринтное воспроизведение издания 1927 года). С. 27-28.

(обратно)

170

 Симонов К.М. Живые и мертвые. М.: Русская книга, 1994. Т. 3. С. 153.

(обратно)

171

Волков С.В. Русский офицерский корпус. М.: Центрполи- граф, 2003. С. 305.

(обратно)

172

Манвелов Н. Обычаи и традиции Российского императорского флота. М.: Яуза, 2008. С. 254.

(обратно)

173

Волков. Указ. соч. С. 68.

(обратно)

174

Скрягин Л.Н. Морские узлы. М.: Транспорт, 1994. С. 5.

(обратно)

175

Манвелов. Указ. соч. С. 161.

(обратно)

176

Волков. Указ. соч. С. 62—63.

(обратно)

177

Комал Ф.Б. Военные кадры накануне войны. — ВИЖ. № 2. 1990.

(обратно)

178

Ткачев В.М. Крылья России. СПб.: Новое культурное пространство, 2007. С. 151-152.

(обратно)

179

Такман Б. Августовские пушки. М.: ACT, 1999. С. 81.

(обратно)

180

Коломиец М. Броня русской армии. М.: Яуза, 2008. С. 41.

(обратно)

181

Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М.: Воениздат, 1997. С. 87-88.

(обратно)

182

Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М.: Воениздат, 1986. С.

(обратно)

183

Волков. Указ. соч. С. 326.

(обратно)

184

Под ред. Г.Ф. Кривошеевой, В.М. Андроникова, П.Д. Бурикова, В.В. Гуркина, А.И. Круглова, Е.И. Родионова, М.В. Филимошина. Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил. М.: Олма-Пресс, 2001.

(обратно)

185

Головин Н.Н. Военные усилия России в Первой мировой войне. М.: Кучково поле, 2001. С. 138.

(обратно)

186

Книга о вкусной и здоровой пище. М.: Пищепромиздат, 1952. С. 79.

(обратно)

187

Медицина и императорская власть в России. Здоровье императорской семьи и медицинское обеспечение первых лиц России. М.: Медиа-Пресс, 2008.

(обратно)

188

Боханов А.Н. Император Александр III. М.: Русское слово, 2004. С. 322-323.

(обратно)

189

Похлебкин В.В. Книга о водке.

(обратно)

190

Чепелов А.М. «Веселие Руси», народная трезвость и финансы // Московский журнал. № 3. 2006. С. 46.

(обратно)

191

Похлебкин В.В. Указ. соч.

(обратно)

192

Там же.

(обратно)

193

Чепелов. Указ. соч. С. 46

(обратно)

194

Там же. С. 49.

(обратно)

196

Кроль Ю.Я., Зайцев Б.П., Куделко С.М., Посохов С.И. Московский район. Г. Харьков. История и современность. Харьков: «Прапор», 1994.

(обратно)

197

 Кроль Ю.Я., Зайцев Б.П., Куделко С.М., Посохов С.И. Московский район. Г. Харьков. История и современность. Харьков: «Прапор», 1994.

(обратно)

198

 Официальный сайт Санкт-Петербургской епархии РПЦ: http: //www. mitropolia-spb.ru/vedomosty/n26/19.shtml

(обратно)

199

Похлебкин В.В. Моя кухня, мое меню.

(обратно)

200

Карамзин Н.М. История Государства Российского. Т. 1. М., 1993. С. 18.

(обратно)

Оглавление

Введение

Миф первый. РОССИЙСКАЯ БЮРОКРАТИЯ

Миф второй. «ВОРУЮТ!» (О российском казнокрадстве, мздоимстве, а заодно и о прочем воровстве)

Миф третий. «ТЕМНОЕ ЦАРСТВО» (о том, насколько хорошо русские люди знали грамоту)

Миф четвертый. НЕМЫТАЯ РОССИЯ (о благоустройстве, городах и здравоохранении)

Миф пятый. «ВКОНЕЦ ОТСТАЛАЯ РОССИЯ...»

Миф шестой. О СТРАДАЮЩЕМ РУССКОМ МУЖИКЕ, КОРМИВШЕМ ЕВРОПУ.

Миф седьмой. КОГДА НЕ БЫЛО СВОБОДЫ

Миф восьмой. О «НЕСПОСОБНОМ К ПРАВЛЕНИЮ ЦАРЕ-НЕУДАЧНИКЕ»

Миф девятый. О БЕЗДАРНЫХ И КОСНЫХ ЦАРСКИХ ГЕНЕРАЛАХ

Миф десятый. О РУССКОМ ПЬЯНСТВЕ

Заключение

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно