Недостающее звено

Мейтленд Иди
Недостающее звено
(Возникновение человека — 2)

Вторая книга из серии "Возникновение человека" рассказывает о поисках фактов, относящихся к недостающему звену преемственной эволюции человека. Она посвящена австралопитековым — по убеждению подавляющего большинства антропологов, непосредственным предшественникам человека. Автор пытается реконструировать не только внешний облик австралопитековых, но и ландшафты, в которых они обитали, экологические условия их существования образ жизни, орудийную деятельность и взаимоотношения в группах. Книга, бесспорно, заинтересует широкий круг читателей любителей научно-популярной литературы.

О книге

The Emergence of Man

The Missing Link

by Maitland A. Edey and the Editors of TIME-LIFE Books

TIME-LIFE INTERNATIONAL

(Nederland) B.V.

Возникновение человека

Недостающее звено

Мейтленд Иди

Перевод с английского И. Гуровой

Редакция и предисловие д-ра биол. наук проф. Ю. Г. Рычкова

Издательство "Мир" Москва 1977

Консультанты: Шервуд Уошберн — профессор антропологии Калифорнийского университета в Беркли, и Бернард Кэмпбелл — профессор антропологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

Рисунок на переплете: Шесть миллионов лет назад австралопитек, ближайший предок человека, рискует осторожно выйти из леса на заросшие травой просторы африканской саванны — решающий шаг на пути превращения в человека, совершенный этим промежуточным звеном между древесными животными и современными людьми.

Автор

Мейтленд Иди был прежде редактором Time-Life Books. Им написана книга "Северо-восточное побережье" в серии "Американская дикая природа", а как редактор серии Nature Library он создал книгу "Ранний человек". Он много путешествовал по Кении, Танзании и Уганде.

Предисловие

Те, кто верует слепо, — пути не найдут.

Тех, кто мыслит, — сомнения вечно гнетут.

Опасаюсь, что голос раздастся однажды;

"О невежды! Дорога не там и не тут!"

Омар Хайям

Мейтленд Иди — журналист, редактор научно-популярных книг, путешественник. Фотографии, привезенные им из путешествий по Восточной Африке — авансцене современных поисков "недостающего звена", — украшают отдельные страницы этой книги.

Среди его научных консультантов ведущие американские антропологи Ш. Л. Уошберн и Б. Кэмпбелл. Кроме того, еще десять ученых с мировыми именами, в том числе Дж. Гудолл, Ф. К. Хоуэлл, М. Лики, Р. Лики и другие, приняли участие в предварительном обсуждении различных частей книги "Недостающее звено".

Таким образом, идеи, которыми руководствовался автор, и материал, поступивший из первоисточников, безусловно, заслуживают внимания, ибо ученые, которые содействовали созданию книги, — прямые участники и герои событий, связанных с поиском "недостающего звена", со штурмом этой ключевой проблемы в истории возникновения человека.

Прибегая к журналистскому приему, автор построил свое изложение как детектив. Но сама книга отнюдь не такова, и мировой авторитет стоящих за ней ученых — лучшая тому гарантия. И если все же для такой аналогии есть какие-то основания, то они глубже и серьезнее, нежели просто "тайна тела", с которой автор начинает свой рассказ. В работе над историческим материалом, как и в любом расследовании событий, необходима руководящая нить — исходная версия, рабочая гипотеза. В ее выборе проявляется творческая индивидуальность автора, равно как и его мировоззренческая позиция и характер взрастившей его культурной и общественной среды. Поэтому история в воспроизведении любого автора, даже ученого, — всегда лишь версия подлинного исторического процесса.

Подобно автору детектива, наш автор почти до конца не раскрывает свою рабочую гипотезу. Выбранная им модель процесса становления человека скрыта от глаз читателя. Каждый наш шаг в глубины человеческого прошлого обставлен прежде всего фактами, система подбора которых известна только автору. Этим достигается эффект естественного хода событий, своего рода эффект присутствия в нашем прошлом. В лабиринте фактов, дат, терминов, мнений автор — наш поводырь.

Только когда путь пройден и мы увидели "недостающее звено" глазами автора, он дает нам возможность оглянуться на пройденное, указав, что в лабиринте есть и другие ходы освещения проблемы, но тупиков мы благополучно избежали. Там, в этом лабиринте путей из прошлого в настоящее, остались лишь ученые. Увы! — им не хватило широты и ясности видения нашего поводыря, и, застряв в лабиринте фактов и мнений, они все еще продолжают свой спор о "недостающем звене". "Удел ученых!" — скажет читатель, теряя интерес к этому спору, ибо сам он уже обладает знанием. Знанием того, что линия происхождения людей начинается от позднетретичных человекообразных обезьян, спустившихся с деревьев, вышедших из поредевших лесов в африканскую саванну и там превратившихся в австралопитеков, которые положили начало выделению человека из мира животных под влиянием трудовой деятельности.

Казалось бы, столь знакомая концепция становления человека и его общества под возрастающим и направляющим воздействием труда. Быть может, именно в выборе философской позиции, близкой к диалектическому и историческому материализму, и заключается успех автора в освещении проблемы эволюционного звена, связующего человека с природой? Возможно, хотя сам автор нигде прямо об этом не говорит. К тому же, философское освещение проблемы не исключает, а, напротив, стимулирует дальнейший поиск фактов и дискуссию вокруг них. Только ли зарубежные, американские и западноевропейские исследователи, возможно не имеющие в руках путеводной нити материалистической философии, вовлечены в вихрь споров вокруг проблемы "недостающего звена", споров, которые отражены на последних страницах книги? Отнюдь нет. Среди советских антропологов, разрабатывающих проблему антропогенеза с единых философских позиций диалектического и исторического материализма, все, относящееся к "недостающему звену"; дискутируется столь же остро и освещается не менее разнообразно.

По каждому из ключевых моментов предложенной в книге реконструкции начального этапа становления человека мы и у советских авторов найдем разительное разнообразие мнений.

Может ли быть общий предок человека и современных человекообразных обезьян человекообразной обезьяной, или, согласно дарвиновскому принципу эволюции, он не должен быть ни тем и ни другим?.. Был ли он существом, ведущим древесный или же наземный образ жизни, — то есть спустился ли он на землю, дав начало линии человека, или, напротив, перешел к жизни на деревьях, положив начало человекообразным обезьянам?.. Годятся ли формы поведения современных человекообразных обезьян в качестве моделей поведения австралопитековых предков людей?.. Начинается ли семейство людей с австралопитеков — героев этой книги, или оно эволюционно моложе минимум на миллион лет?.. Надежны ли морфологические критерии человеческого и нечеловеческого в применении к ископаемым остаткам?.. Можно ли галечную культуру австралопитеков считать культурой орудий и, следовательно, ее творцов — людьми, или же эти оббитые камни — результат случайного употребления их в дело?..

На каждый из этих и других узловых вопросов, встающих при знакомстве с книгой "Недостающее звено", можно найти разносторонне аргументированные, но весьма разные ответы в трудах как советских, так и зарубежных ученых. Конечно, среди них нет ни одного, кто бы на все вопросы дал только положительные или только отрицательные ответы, но разнообразие и вопросов и мнений означает принципиальную возможность построения иных, нежели авторская, версий начальных этапов истории человека.

Пожалуй, лишь одна из тем — молекулярно-генетический подход к проблеме "недостающего звена" — серьезно не дискутировалась в антропологии. Учитывая новизну этой научной темы, считаю нужным отметить, что в отношении молекулярно-генетического аспекта эволюционной истории человека авторская версия не исключает иных, конкурирующих версий. Изучение генетических различий ныне сущих на Земле биологических видов — необходимый путь познания прошлого, из которого до нас дошли именно гены, и только они. Не всякий путь снизу (из прошлого) выведет к вершине — достаточно вспомнить "Жизнь до человека", предыдущую книгу этой же серии. Но путь вниз — молекулярно-генетический путь — единственно надежная трасса спуска с вершины современности в пропасть прошлого, ибо это единственная трасса, проложенная нашими предками. Естественно, что от этого путь не становится легче, он всего лишь вернее.

Об одной из трудностей рассказывает сам автор. Молекулярно-генетические часы указывают на неправдоподобно малое время, прошедшее от разделения линий человека и человекообразных обезьян. "Часы врут!" — сказали бы мы вслед за Ш. Уошберном. Но ведь часы основаны на измерении молекулярных различий между видами, и мы не рискнем сказать, что молекулярная биология неверно определяет молекулярные различия. Следовательно, явные морфологические (а также физиологические и поведенческие) различия, на которых основана систематика, не соответствуют малым генетическим различиям современных высших приматов. Между тем включение любой ископаемой формы в эволюционное древо человека возможно только при условии соответствия внешнего вида генетическому содержанию.

Не столь просты и теоретические предпосылки использования молекулярных часов для отсчета времени эволюции. Казалось бы, не стоит об этом и поминать, коль скоро такой метод позволил построить красивое и стройное эволюционное древо, которое "не удивило бы Дарвина и Гексли…". На самом же деле мы вместе с автором довольны именно тем результатом, который вызывает озабоченность у ученых, разрабатывающих математическую теорию молекулярно-генетической эволюции. В тупик ставит именно реальность и эффективность молекулярных часов: каким образом в одних и тех же единицах астрономического времени они хронометрируют эволюцию биологически и экологически различающихся организмов? В поисках ответа возникли такие математические модели, которые подвергают сомнению сам приспособительный характер эволюции, то есть тот принцип, на котором наш автор строит свою версию истории "недостающего звена".

Таким образом, и в молекулярно-генетическом подходе к проблеме "недостающего звена", как в антропологическом, поведенческом, археологическом и всех других, есть свои противоречия и альтернативы. И мы вновь приходим к тому, что талантливо написанная книга содержит лишь версию остающейся неизвестной цепи событий, которая привела к выделению человека из царства животных.

И если при знакомстве с этой яркой версией мы сумеем избежать как слепого согласия с нею, так и полного в ней сомнения, то путь человеческий из глубин природы предстанет во всем величии, дающем уверенность в величии будущего.

Ю. Г. Рычков

Вступление

Вот уже две с половиной тысячи лет, с тех пор, как на архитраве храма Аполлона в Дельфах появилась надпись "Познай себя", мудрецы знают, что путь человека к совершенству лежит через самопознание. Религия, философия, а в последнее время и психология — все это попытки человека объяснить собственную природу и развитие своей личности. Такие умозрительные построения научили нас многому, но одна область оставалась незатронутой — врожденные свойства человека, его генетическое наследие, все то, что человек получил от самого давнего своего прошлого. Наследие это слагается из биологических корней, как в строении человека, так и в его поведении, на основе которых среда формирует его сущность. Только разобравшись в своем доисторическом прошлом, мы сумеем понять, чем мы были и как стали такими, какие мы есть.

Исследования доисторического прошлого человека как вида начались, как это часто бывало в самых разных областях науки, просто для удовлетворения ненасытной человеческой любознательности. Те, кто с таким терпением и настойчивостью вел поиски и занимался раскопками в далеких краях, не думали о практической пользе, их влекла жажда знаний. Но ведь любое новое знание — вклад в сокровищницу человечества. И добытые ими сведения позволяют нам по-иному взглянуть на себя. За последние пятнадцать лет новые палеоантропологические и археологические данные глубже осветили весь процесс эволюции человека. В наши дни ископаемая летопись рассказывает нам не только о физических особенностях древнего человека и его материальной культуре — орудиях из камня и кости, — но и о многом другом: об окружавшей его среде, о его пище и даже о его социальной жизни и поведении. И пожалуй, важнее всего именно сведения о поведении доисторического человека. Хотя человеческое поведение далеко не все "запрограммировано" генетически, именно эти врожденные свойства нервной системы создают ту основу, которая обеспечивает многообразнейшие возможности поведения. Способностью к обучению и гибкостью поведения человек обязан своему прошлому. И накопление сведений о том, как мы выжили в этом прошлом, несомненно, будет способствовать созиданию нашего будущего.

В этой книге рассматриваются свидетельства древнейшего этапа эволюции человека — решающего периода, когда он стал иным, чем тот его предок, от которого произошли и африканские человекообразные обезьяны. Решающим же этот период оказался потому, что именно тогда сложились наиболее важные особенности строения человека и его поведения. Не исключено, что судьба наших почти беззащитных предков некоторое время висела на волоске и, уступив каким-то другим, более жизнестойким видам, они попросту могли вымереть. Но, как мы знаем, этого не случилось. Наши предки выжили благодаря поразительной приспособляемости к среде, обитания — они покинули лес, служивший надежным приютом их предшественникам, и ушли на открытые равнины, где преобразились в двуногих вегетарианцев, в собирателей и в охотников. Они были не просто общественными животными, у них появились начатки материальной культуры — то, чего мир до них не знал.

Эти особые свойства древнейших из прямых предков человека, так называемого "недостающего звена", воссоздаются здесь по данным раскопок, а также по наблюдениям за поведением ныне живущих приматов, наших родственников. Мы видим, как складывается свойственная только человеку форма приспособления к окружающей среде обитания, как происходит становление человека. Становление это может рассматриваться как процесс, в ходе которого некое исключительное животное стало осознавать себя и свое место в природе. И эта книга — еще один шаг на эволюционном пути к самопознанию.

Бернард Кэмпбелл

Глава первая
Предок

Почти человек, но все еще обезьяноподобный австралопитек выглядывает из чащи африканского леса точно так же, как два миллион лет назад

Мне не стыдно числить среди своих предков обезьяну, но я стыжусь родства с человеком, который использует свои великие дарования для того, чтобы затемнять истину.

Томас Г. Гексли (1825–1895) — в защиту теории Дарвина от нападок англиканского епископа С. Уилберфорса

Пусть это — научная книга, полная зубодробительных специальных терминов, тем не менее она обладает большим сходством с детективным романом. В ее основу положена тайна, которую надо раскрыть, и каждая глава все ближе подводит читателя к разгадке. Подобно лучшим образцам жанра, и наш детектив начинается с тела, с человеческого тела — вашего, моего или чьего-нибудь еще. Самое поразительное в человеческом теле то, что других таких не существует. Нигде в природе. Ведь в нем заключено все, благодаря чему можно мыслить, говорить, постоянно ходить на двух ногах, изготовлять руками различные предметы, использовать преимущества объемного цветового зрения. И лишь одно оно обязано своим существованием не столько физической приспособленности к среде обитания, сколько достижениям материальной культуры. Как человек стал таким? Вот в чем тайна. Откуда взялось это необычайное тело?

"Кто я?" Нет мыслящего, человека, который хоть раз не задал бы себе этот вопрос. Самый глубокий и самый интересный из всех возможных. Ну, а ответ зависит от того, к кому этот вопрос будет обращен. У меня, например, есть фамилия, которая дает незнакомым людям определенное представление обо мне — если они пожелают ее узнать. Однако почтальону нужнее знать мой адрес, чем фамилию. В банке я известен по номеру моего счета, а у себя на работе — по номеру страховой карты.

Каждый из этих номеров что-то сообщает обо мне, но очень мало. Из них следует, что у меня есть счет в банке и что я где-то работаю; нужны же они для того, чтобы меня можно было локализовать, отыскать среди миллионов других перенумерованных людей и вручить мне или взыскать с меня какие-то деньги или доставить предназначенную мне почту. Но где же тут я, я сам? Кое-что можно извлечь из моего паспорта, который сообщает, что я мужчина, что рост мой равен ста восьмидесяти двум сантиметрам и что глаза у меня карие.

Сто восемьдесят два сантиметра. Рост высокий, но не исключительный. Я примерно на 10 сантиметров выше среднего американца мужского пола, чей рост в свою очередь несколько больше среднего человеческого роста. Почему я вымахал таким, хотя мои родители были невысокими, а обе бабушки и дед по матери — просто низкими? Может быть, я пошел в моего второго деда, отца моего отца? Не знаю. Он бросил свою жену, не прожив с ней и нескольких лет, долго скитался по свету и покончил с собой, когда моему отцу еще не исполнилось двадцати. В нашей семье избегали упоминать о нем.

У родителей моей матери и у матери отца глаза были голубые. Так, быть может, мои карие достались мне в наследство от самоубийцы, про которого я почти ничего не знаю? А что еще я от него унаследовал? Эта мысль не раз приходила мне в голову. Не то ли ощущение беспомощности и безнадежности, которое вдруг охватывает меня, когда дела идут особенно плохо?

Не знаю. И могу с уверенностью сказать только, что я — порождение этих людей, новая комбинация различных черт, унаследованных от них всех, оформленная средой, в которой я живу, причем среда эта в чем-то создана мной самим, в чем-то ими, и их родителями, и родителями их родителей. Когда я спрашиваю себя, кто я, мне приходится оглядываться назад, на отца и мать, которых я знал близко, на восьмерых прадедов и прабабок, известных мне разве что по имени, на шестнадцать прапрадедов и прапрабабок, вовсе мне не известных.

Мои мысли уносятся все дальше и дальше в прошлое. Тысячу лет назад мои жившие тогда неисчислимые предки составляли заметный процент населения Земли. Если бы даже самые отдаленные родственники не вступали в брак между собой, этих предков у меня набралось бы около миллиарда. Миллиард предков, живших в одни и те же годы!

Но ведь тысячу лет назад все население Земли исчислялось примерно 280 миллионами. Дело в том, что люди, состоявшие во второй, третьей или четвертой степени родства, постоянно вступали в браки, нередко даже не подозревая о своих родственных отношениях. А потому, вводя соответствующую поправку, я позволю себе разделить число моих гипотетических предков не на два, не на десять, а сразу на тысячу. И все-таки останется миллион современников Вильгельма Завоевателя, самых разных, но объединяемых тем фактом, что все они были моими предками.

В моем роду были преимущественно англичане, шотландцы и голландцы. Но что это, в сущности, значит? Абсолютно ничего, хотя бы потому, что тысячу лет назад многих из них еще называли саксами и пиктами. Поскольку в то время 90 % населения Западной Европы составляли крестьяне, логично предположить, что почти все мои предки также были крестьянами, не умевшими ни читать, ни писать, глубоко невежественными и суеверными, привычно и бессознательно жестокими, замученными непосильным трудом и болезнями — к двадцати пяти годам многие из них уже лишались зубов, а в тридцать пять умирали. Я не ощущаю никакой близости с ними, но ведь я — это они. Я несу в своем теле их гены: моя внешность, мое телосложение, мои желания, мое предрасположение к некоторым болезням, моя манера мыслить — во всем этом есть что-то от каждого из них.

Углубимся в прошлое еще на тысячу лет. Среди моих пращуров я почти наверное нашел бы немало древних римлян и греков, а также ближневосточных семитов и восточных тюрков, египтян и черных африканцев. Однако подавляющее большинство предков тех средневековых крестьян, к которым восходит мой род, составляли члены племен, обитавших в дремучих лесах и по берегам рек тогдашней Европы и занимавшихся примитивным земледелием. Цивилизация той эпохи их почти не затронула. По современным меркам они были дикарями. Возможно, некоторые из них ни разу в жизни не прикасались к металлу. И все-таки это — мои предки.

Дальше, дальше в прошлое — на сто тысяч лет, на пятьсот тысяч лет, на миллион. Я по-прежнему встречаю своих предков, но они уже утратили человеческий облик. Их мозг по сравнению с моим невелик, сознание смутно, мыслительные процессы крайне ограниченны. Если они и обладают речью, то лишь самой примитивной. Если они и одеты, то лишь в необработанные шкуры. Возможно, некоторые даже не умеют пользоваться огнем и всю жизнь питаются ягодами, кореньями и мелкими животными вроде лягушек и ящериц, которых съедают чуть ли не живьем. Мои предки.

Кто я? Я — все они, ибо правильный ответ будет генетическим, эволюционным. И он поможет мне установить мое родство со всем человечеством, более того, со всеми живыми существами. Если это мне удастся, то, возможно, я сумею наконец по-настоящему выяснить, кто я такой и почему я наделен большим мозгом, благодаря которому могу писать книги — и строить города, изобретать машины, управлять ими, летать на Луну. А главное, быть может, я узнаю, почему я способен ходить на двух ногах, говорить и размышлять о себе, вот как сейчас.

Было время, когда мои предки ничего этого не умели. Ведь они еще не стали людьми и жили на деревьях, больше напоминая человекообразных обезьян. Каким-то образом они затем превратились в людей. Где-то в моей родословной, на самом рубеже возникновения человека, существует звено, соединяющее несомненных людей со столь же несомненными не людьми. И задача книги состоит в том, чтобы определить это звено, рассмотреть его в свете новых данных, стремительно накапливавшихся в последние годы, и установить, даст ли это существо, его предшественники и его родственники ключ к удовлетворительному объяснению процесса, благодаря которому древняя, обитавшая на деревьях обезьяна стала человеком — короче говоря, узнать, как я стал тем, что я есть.

Это промежуточное существо и есть "Недостающее звено" заглавия. Называют его так по двум причинам. Речь действительно идет о звене, соединяющем людей с нелюдьми, — а точнее говоря, о нескольких звеньях единой цепи. До недавнего времени оно действительно было "недостающим", поскольку его существование тогда почти ничем не подтверждалось. Да и теперь еще недостает многих важных данных, и это приводит к жарким спорам о том, в каком порядке несколько состоящих в очень близком родстве существ располагаются в цепи, настолько рассыпавшейся, что, казалось, собрать ее звенья вообще невозможно. Однако благодаря последним открытиям и новейшим методам анализа уже можно разложить кое-какие звенья в определенной последовательности перед тем, как скрепить их. Каждая новая находка будет либо надежнее склепывать уже имеющиеся звенья именно в этой последовательности, либо их придется разъединить и изменить последовательность или даже добавить одно-два новых звена.

Наука, собирающая и склепывающая эти звенья, называется палеоантропологией. Для тех, кто ею занимается, настало крайне интересное время. Виднейшие ученые пока расходятся в ряде принципиальных вопросов. За последние двадцать лет в этой области разорвалось несколько бомб, и есть все основания ожидать новых взрывов. Тем, кто недостаточно компетентен, чтобы разбираться в тонкостях, о которых ведут спор специалисты, остается только ждать, пока пыль не уляжется, и, затаив дыхание, наблюдать, как наводится порядок в хаосе, оставленном взрывом.

Эта книга рассказывает о том, как обстоят дела сегодня, и дает предположительное описание недостающего звена.

Все началось в 1859 году, когда Чарлз Дарвин опубликовал "Происхождение видов путем естественного отбора". Сейчас невозможно воссоздать ту атмосферу интеллектуального и нравственного потрясения, которое пережила Англия, когда широкой публике стало ясно, какие выводы подсказывает эта эпохальная книга. Смириться с эволюцией растений или животных было в общем не так уж трудно: ведь сам человек с помощью селекции содействовал изменению многих домашних животных, а также разнообразных зерновых и овощных культур. Да и странные кости динозавров, которые все чаще выкапывали из земли, требовали объяснения, не говоря уж о накапливавшихся доказательствах того, что Земля существует вовсе не 6000 лет, как учила церковь, а сотни тысяч, если не сотни миллионов лет. Нет-нет, все это было вполне приемлемо. Беда заключалась в предположении, что человек произошел от омерзительных, вечно чешущихся волосатых обезьян.

Ах, эти гадкие обезьяны! Как сказала одна викторианская дама: "Будем надеяться, дорогая, что это неправда, но, если все-таки… тогда надо молить бога, чтобы это обстоятельство не стало достоянием гласности". Однако ее молитвы услышаны не были. Обезьяны, как низшие, так и человекообразные, нахально вылезли на авансцену благодаря исчерпывающему исследованию, которое провел Т. Гексли, друг Дарвина и рьяный пропагандист его теории. Гексли пришел к выводу, что из всех животных ближе всего к человеку стоят большие африканские человекообразные обезьяны — шимпанзе и горилла. Отсюда следовало, что окаменевшие остатки предшественников человека, если их удастся найти, позволят воссоздать еще более древние типы, которые окажутся общими предками человека и человекообразных обезьян, и что такие окаменелости, скорее всего, будут найдены в Африке.

Для сторонников эволюционной теории это было трудное время. Несмотря на всю логичность рассуждений Гексли, им сильно вредило отсутствие окаменел остей, которые подкрепляли бы их, как в Африке, так и в других местах. Когда появилась книга Дарвина, во всем мире имелась только одна такая окаменелость, да и то не внушавшая особого доверия. Это был обломок черепа, явно сходного с человеческим. Нашли его в известняковой пещере в долине Неандерталь, неподалеку от немецкого города Дюссельдорфа. Хотя череп, несомненно, принадлежал человеку или очень близкому его родственнику, выглядел он весьма странно, и куда легче было рассматривать его как останки современного человека, страдавшего каким-то уродством, чем смириться с мыслью, что так выглядели наши предки. И многие видные ученые того времени поспешили отмахнуться от "неандертальского человека".

Однако возникала другая проблема, от которой уже нельзя было отделаться простым пожатием плеч. Если неандертальцев не существовало, то кто же изготовлял каменные топоры и другие примитивные каменные орудия, которые теперь находили в руслах рек и пещерах по всей Европе так часто, что они уже перестали быть редкостью?

К тому же успехи геологии позволили вычислить примерный возраст некоторых подобных находок, и ученый мир волей-неволей должен был считаться с тем фактом, что возраст их нередко равнялся 20 тысячам лет, а у иных перевалил и за 100 тысяч. Однако, чтобы "доказать" происхождение этих орудий и установить, кто их изготовлял, необходимо было обнаружить их вместе с человеческими остатками в одних и тех же отложениях в пещере или в одном и том же галечном слое.

Со временем были найдены и другие остатки неандертальцев, а также и человека более позднего типа, которого назвали "кроманьонцем" — по местности во Франции, где впервые были найдены его окаменелости. Теперь уже стало ясно, что люди обитают в Европе по меньшей мере 100 тысяч лет. Палеоантропология обрела статус полноправной науки, опирающейся на вполне весомые данные. Не хватало только ответа на вопрос, откуда эти данные взялись. Кто были предки неандертальского человека? Как выглядели они?

Ответ суждено было найти голландцу Эжену Дюбуа, военному врачу, служившему на Яве. В 1891–1892 годах, занимаясь раскопками в ложе яванской реки, изобиловавшем окаменелостями древних животных, он обнаружил часть черепа, напоминавшего человеческий, и несколько зубов, которые были гораздо примитивнее всех предшествующих находок.

Pithecanthropus erectus — обезьяночеловек прямоходящий (от греческих слов "питекос" — обезьяна и "антропос" — человек), как назвал Дюбуа древнего обитателя Явы, — жил около семисот пятидесяти тысяч лет назад.

Признанный срок существования рода человеческого мгновенно увеличился в семь раз — и только потому, что где-то на краю света была найдена одна-единственная окаменелость! Как и следовало ожидать, в это мало кто поверил. Но затем открытие Дюбуа получило подтверждение благодаря находкам в других странах: окаменевшие остатки схожего типа обнаружили в Германии (так называемый "гейдельбергский человек"). В 20-е и 30-е годы обильные плоды принесли раскопки в пещерах неподалеку от Пекина. Хотя эти многочисленные фрагменты человеческого скелета были менее древними и примитивным, чем остатки человека, найденного Дюбуа, они обладали значительным сходством с ним. На Яве же, неподалеку от тех мест, где прежде работал Дюбуа, Густав фон Кёнигсвальд отыскал кости, не менее древние и примитивные.

С тех пор подобные поиски не раз увенчивались успехом в самых разных странах: в Испании, Франции, Венгрии, в Северной и Восточной Африке. Постепенно стало ясно, что полмиллиона лет назад люди — не человекообразные обезьяны и даже не обезьянолюди, а настоящие люди — обитали в тропических и умеренных зонах Старого Света практически повсюду. Принадлежали они, как считается теперь, к одному биологическому виду, хотя и заметно различались в зависимости от места обитания.

В признание их бесспорно человеческих черт все они получили одно научное название Homo erectus — "человек прямоходящий", что относит их к тому же биологическому роду, к которому принадлежит и Homo sapiens — "человек разумный", как называют современного человека.

Первое человекоподобное существо, названное австралопитеком, эволюционировало в тропических лесах Старого Света (зеленый цвет), а затем перебралось в соседние саванны (коричневый цвет). Местонахождения окаменелостей (обозначены географическими названиями) располагаются в основном по Восточно-Африканскому рифту, но находки в других областях указывают на то, что гоминиды, возможно, развивались и там. Широкому расселению препятствовали горы (темно-коричневый цвет), и пустыни (желтый цвет)

Это удлинение линии человека в прошлое произошло вовсе не так гладко и не так быстро, как тут рассказано. А главное, центральная проблема осталась нерешенной — она просто несколько сдвинулась назад во времени. Теперь необходимо было ответить на вопрос, откуда взялся человек прямоходящий.

И вновь ответ пришел из самого неожиданного и далекого места — на этот раз из Южной Африки. Студенты иоганнесбургского профессора анатомии Реймонда Дарта, интересовавшегося прошлым Земли, по его просьбе присылали ему куски породы, которые могли содержать окаменелости. В 1924 году, услышав от одного из них, что в каменоломне в местечке Таунг как будто найден череп павиана, он договорился, чтобы ему прислали оттуда несколько ящиков камней. Вскрыв второй ящик, он почти сразу обнаружил… нет, не череп, но нечто почти столь же ценное — округлый кусок породы, на котором отпечаталась внутренняя поверхность черепной коробки. А почти на самом дне ящика Дарт обнаружил еще один кусок, в который первый входил, словно отливка в форму. Сам череп.

Достаточно было одного взгляда на этот древний обломок кости, чтобы в уме Дарта мелькнула невероятная догадка. Его мысль лихорадочно заработала. Нет, это не череп древнего павиана. Слишком велик объем черепной полости. Кроме того, отсутствуют наиболее характерные признаки как современных, так и ископаемых павианов — выдающаяся вперед нижняя челюсть и огромные клыки. Эта челюсть гораздо меньше, и лицевая плоскость более вертикальна — совсем как у человекообразных обезьян. Но человекообразные обезьяны обитают в тропических лесах, а в Южной Африке таких лесов нет — и не было уже более ста миллионов лет. Когда же Дарт внимательнее изучил свою находку, он обнаружил, что зубы, скорее, походят на зубы человека, чем на зубы человекообразной обезьяны. К тому же положение большого затылочного отверстия в основании черепа, через которое спинной мозг соединяется с головным, указывало, что существо это имело прямую осанку. Неужели человек? Нет, не может быть. Слишком мал его мозг, слишком оно примитивно. Так значит, предшественник человека, звено между ним и его обезьяньим прошлым? Собравшись с духом, Дарт объявил миру, что он нашел гоминида — предка человека, который еще не был настоящим человеком. Он дал ему название Australopithecus africanus — "южная африканская человекообразная обезьяна".

И вновь первый отклик ученого мира был очень скептическим. Эта постоянная подозрительность может показаться странной. Ведь антропологи посвящают жизнь поискам окаменелостей, все более древних, все более близких к человекообразной обезьяне. Так почему же они с таким недоверием относятся к новым находкам? Причин для этого много. Например, частые ложные тревоги. Если бы здесь перечислить все случаи, когда и любители и специалисты ошибочно определяли окаменелость как кость гоминида, эта книга стала бы намного больше. Известны и случаи сознательной подделки.

Наиболее знаменита история с "пилтдаунским человеком", когда в Англии кто-то — по-видимому, молодой, склонный к мистификациям антрополог — подбросил на место раскопок череп современного человека, которому с помощью красящего состава был придан темный древний вид, и челюсть человекообразной обезьяны с зубами, подпиленными так, что они напоминали человеческие. Эти "окаменелости" обнаружил палеонтолог-любитель Чарлз Доусон, и трудно поверить, насколько они в течение десятков лет препятствовали развитию антропологической мысли. Из пилтдаунской "находки" следовало, что древние люди обладали большим мозгом, хотя лица их еще сохраняли сходство с обезьяньими, — идея эта льстила человеческому тщеславию, так как подчеркивала исключительные качества человеческого интеллекта. Окаменелость же Дарта этому тщеславию не льстила вовсе, так как указывала на нечто совершенно обратное: лицо и зубы были почти совсем человеческими, когда мозг еще оставался очень маленьким.

Австралопитек совсем было завяз в этой трясине научных сомнений. Роберт Брум, друг Дарта, решил вытащить его оттуда: в почтенном английском научном журнале Nature он объявил, что Дарт совершенно прав, и отправился на поиски новых окаменелостей этого типа. Усилия Брума увенчались успехом. И не только его одного — в Южной Африке только в пяти местах были обнаружены буквально сотни костей австралопитеков. Этих фрагментов набралось столько, что даже можно было выдвинуть гипотезу о существовании австралопитеков двух типов: "массивного" — с тяжелой челюстью и очень крупными коренными зубами и более мелкого "изящного" — с коренными зубами поменьше.

Тем не менее ученые других стран еще долго игнорировали эти находки отчасти потому, что Дарта не знали в палеоантропологических сферах, ярчайшие звезды которых сияли в Англии, Франции и Германии, а отчасти потому, что мозг этих ископаемых существ был недостаточно велик. Быть может, австралопитек — всего лишь шимпанзе-урод?

Эти находки ставили еще одну проблему. Они не покоились в определенном пласте, который подсказал бы их возраст, их обнаруживали среди обломков, вырванных взрывчаткой из толщи камней и песка, отвердевшей в настоящий бетон. Точно определить их возраст было невозможно. Даже найденные вместе с ними другие окаменевшие остатки не могли помочь, так как все они принадлежали вымершим животным и Бруму не с чем было их сравнивать. Осмелившись на дерзкую догадку, он объявил, что австралопитек жил, по-видимому, около двух миллионов лет назад.

Новый взрыв насмешек. Чтобы прямоходящий предок человека с мозгом чуть больше, чем у шимпанзе, резвился в Южной Африке два миллиона лет назад?! В это просто было невозможно поверить. Началась и кончилась вторая мировая война, а австралопитек все еще пребывал в безвестности.

Положение изменилось только в 1959 году. Произошло это благодаря усилиям супругов Лики, Луиса и Мэри, антропологов, которые много лет посвятили исследованиям в Восточной Африке — исследованиям, пожалуй, самым упорным и долгое время самым неблагодарным в истории антропологии.

Луис работал в музее в Найроби (Кения), но почти все отпуска проводил в ущелье Олдувай — узкой долине пересохшей реки на севере Танзании. Место это было давно известно как богатый источник окаменевших остатков различных животных. Однако супругов Лики привлекали туда главным образом чрезвычайно примитивные каменные орудия, которые были вкраплены в изъеденные эрозией обрывы, а то и лежали прямо на поверхности земли.

С некоторыми перерывами Лики вели работу в Олдувае на протяжении 28 лет. У них не было денег. Ущелье днем напоминало раскаленную печь. Вначале поездка из Найроби и обратно по невероятно тяжелой дороге отнимала у них несколько дней. Мало-помалу с помощью других специалистов они во всех подробностях узнали геологическую историю Олдувая, запечатленную в слоях осадочных и вулканических пород, которые обнажила давно исчезнувшая река, разрезав их по вертикали, точно слоеный пирог. За долгие годы Лики собрали в Олдувае огромное количество окаменелостей, определив и классифицировав несколько сотен видов, в том числе ряд вымерших, среди которых оказались неизвестные науке. Но, не считая двух мелких фрагментов черепа и двух зубов, по их мнению принадлежавших гоминиду, никаких следов человека Лики не обнаружили. Только эти дразнящие каменные орудия. Кто их сделал?

Как-то под вечер Луис с высокой температурой лежал в палатке. Его жена, дорожа каждой минутой, которую им оставалось провести в Олдувае, отправилась напоследок еще раз оглядеть ущелье. Солнце клонилось к закату, и его лучи высветили небольшой выступ в самом нижнем слое ущелья. Эта была часть лицевых костей гоминида с большими коричневыми зубами.

Семейство «люди» — от человекообразной обезьяны до человека за 14 миллионов лет

RAMAPITHECUS

Известное нам только по нескольким зубам и фрагментам челюсти, возраст которых определяется в 9-14 миллионов лет, это обезьяноподобное существо считается прямым предком человека. Было ли оно прямоходящим, установить пока невозможно.

AUSTRALOPITHECUS AFRICANUS/ HABILIS

Остатки этого австралопитека обнаружены как в Восточной, так и в Южной Африке, он считается непосредственным предком человека. Он был прямоходящим, пользовался орудиями, и его мозг с течением времени развивался и увеличивался. Австралопитек этого типа, живший менее двух миллионов лет назад, получил название habilis — «умелый», и некоторые специалисты считают, что он уже был настоящим человеком.

AUSTRALOPITHECUS BOISEI

Крупнейший из австралопитековых, австралопитек бойсеи, питался растительной пищей. Остатки его найдены в Восточной Африке. В какой мере его можно считать прямоходящим, неизвестно. Предком человека он не был и вымер около миллиона лет назад.

AUSTRALOPITHECUS ROВUSTUS

Этот австралопитек, остатки которого обнаружены только в Южной Африке, — близкий родственник австралопитека африканского. Он лишь немногим массивнее его, особенно в сравнении с австралопитеком бойсеи. Эта форма тоже была тупиковой и вымерла около миллиона лет назад.

HOMO ERECTUS

Линия австралопитек африканский/умелый приводит к настоящим людям, которые появляются 1–1,5 млн. лет назад. Отлично приспособленный человек прямоходящий, распространившись по Азии, Европе и Африке, около 200 тыс. лет назад развился в современный вид человека разумного.

HOMO SAPIENS NEANDERTHALENSIS

Неандертальский человек, принадлежавший к тому же виду, что и современный, появился около 100 тыс. лет назад. Он был охотником за крупной дичью, и расцвет его приходится на эпоху последнего оледенения. Он намного раздвинул географические границы расселения человека и умел изготовлять разнообразные орудия и оружие. Около 40 тыс. лет назад его сменил современный человек

HOMO SAPIENS SAPIENS

Современный человек начинается с кроманьонца, развившись среди неандертальцев, расселенных почти по всему Старому Свету. Самые древние из найденных его остатков показывают, что он уже существовал 40 тыс. лет назад, а 20 тыс. лет назад он создавал наскальные рисунки и другие культурные памятники на юге Франции и в Испании.

И почти сразу же кое-что прояснилось. "Человек" Лики оказался в некоторых отношениях сходным с более массивным из двух типов австралопитека, которые были обнаружены в Южной Африке. И даже настолько превосходил его массивностью, что Лики сочли свою находку особым видом. Многие антропологи согласились с этим, и вид получил собственное название Zinjanthropus boisei — в честь фонда Бойса, который оказывал Лики финансовую поддержку. Благодаря счастливому стечению обстоятельств австралопитека бойсеи удалось датировать. Череп лежал над слоем вулканического пепла, возраст которого можно было определить. Как оказалось, ему было около 1,75 миллиона лет.

Естественно, южноафриканские ученые обрадовались: ведь это подтверждало возраст и их окаменелостей, а главное, палеоантропологический мир наконец-то заинтересовался Африкой, чего они ждали более тридцати лет. И действительно, с тех пор Африка остается в центре внимания цалеоантропологов.

Годится ли австралопитек на роль недостающего звена? В том смысле, что он, по-видимому, пребывает во мгле, разделяющей человека и обезьяну, — да, годится. Но австралопитек подразделяется на несколько типов, и названия, которые ученые им давали, уже изменялись в прошлом и могут измениться вновь, отражая неясные пути перехода одной формы в другую на протяжении какого-то отрезка времени.

Теперь, когда координаты австралопитека примерно определены и в пространстве (Африка), и во времени (около двух миллионов лет назад), давайте познакомимся с ним поближе, ни на секунду, конечно, не забывая, что описание его будет лишь гипотетическим. Некоторые выводы о его повадках и внешности выглядят убедительнее, чем другие, но ни один из них нельзя назвать бесспорным.

Он не был человекообразной обезьяной. Обитал он либо на границе леса, либо на открытой равнине, но всегда не далее дня пути от воды. Жил он так очень долго — во всяком случае, не меньше двух миллионов лет, а возможно, даже пять или шесть миллионов. Жизнь его проходила среди ему подобных небольшой группе, состоявшей из нескольких взрослых самцов и самок, подростков и малышей, которых матери таскали на себе. Ходил он на двух ногах, как человек, но, возможно, походка его была более неуклюжей, чем у легкошагающего современного человека. Бегать он умел неплохо и ловил ящериц, зайцев, крыс и другую мелкую добычу. Его мир, как и нынешняя Восточная Африка, изобиловал животными — огромными стадами антилоп, зебр и других травоядных, и среди них он высматривал ослабевших и искалеченных, с которыми мог бы справиться, не упуская также возможности утащить новорожденного теленка. При встрече с дейнотерием (вид вымершего слона), носорогом или могучим черным буйволом он благоразумно уступал им дорогу, а они не обращали на него внимания.

Его мир включал также львов, леопардов, гиен и крупную ныне вымершую саблезубую кошку. Вот эти им не брезговали. Но он и его сородичи все время держались вместе, использовали в качестве орудий палки, большие кости, грубо оббитые камни и перед лицом опасности проявляли большую сплоченность. Вот почему он мог спокойно разыскивать съедобные корни, ягоды, насекомых и ту дичь, которая была ему по силам, и не особенно опасался больших кошек, тем более, что они, как и теперь, предпочитали антилоп любой другой добыче. Быть может, он даже был способен отогнать одинокого леопарда или льва от недоеденной туши. И уж конечно, он отгонял гиен — если их было не очень много.

Он был ловким, зорким и энергичным. Сметкой он превосходил павианов, с которыми соседствовал в саванне, и не боялся их, хотя в схватке один на один с самцом павиана он, вероятно, потерпел бы поражение. Австралопитек был легче, не так силен и не обладал ни могучими челюстями, ни огромными клыками павиана.

Самец австралопитека изящного типа имел рост от 1,3 до 1,5 метра и весил 35–45 килограммов; самки были мельче. Цвет его кожи неизвестен, но, вероятно, ее покрывали волосы. Его лицо — смиримся с этой мыслью! — очень напоминало морду человекообразной обезьяны. Челюсти выдавались вперед много больше, чем у современного человека, зато подбородок практически отсутствовал. Широкий плоский нос почти сливался со щеками. Лоб был низким и покатым, костный валик далеко выдавался над глазами. Макушка по современным меркам была очень низкой, а затылок маленьким, особенно в сравнении с большим, выдвинутым вперед лицом.

Судя по малой величине и предполагаемой форме его мозга, речью он не обладал, но, несомненно, был способен издавать разнообразные выразительные звуки, понятные его сородичам. Кроме того, для общения ему служили разнообразные жесты, телодвижения, а также мимика.

Самки, как это свойственно многим приматам, имели месячный менструальный цикл, но в отличие от самок прочих приматов они все более становились способны к зачатию на протяжении почти всего месяца, а не нескольких дней. У нас нет средства узнать, надолго ли образовывались брачные пары — на несколько недель, на год или до конца жизни. А может быть, самый сильный самец в группе обзаводился гаремом. Или же внутри группы разделения на пары вообще не существовало. Однако, скорее всего, у них уже намечалась медленно развивающаяся тенденция к образованию постоянных пар, так как это — основа человеческой семьи, важнейший аспект человеческого общества, и такое положение, несомненно, складывалось на протяжении чрезвычайно долгого времени. Быть может, у них уже появлялись первые неясные начатки разделения труда, которое также характерно для более позднего этапа развития человеческого общества. Самцы больше охотились и защищали группу, самки больше искали корни и ягоды и пестовали малышей. Пища, добытая охотой или собиранием, вероятно, делилась между всеми членами группы.

Где австралопитеки устраивались на ночлег, неизвестно. В саванне у кромки леса они могли спать на деревьях, укрываясь там от хищников, так как хищники наиболее активны по ночам, а спящий" австралопитек был практически беззащитен. Ну, а как они выживали на открытых сухих равнинах, где нет высоких деревьев, мы можем только догадываться. Возможно, они сооружали маленькие укрытия из колючих веток или спали в расселинах и пещерах, баррикадируя вход, а то и просто устраивались на ночлег посреди равнины, поскольку в сухой местности, где мало дичи, относительно немного и хищников, которые при обычных обстоятельствах, вероятно, вообще предпочитали держаться подальше от этой шумной и драчливой оравы.

Но так или иначе, а они выжили — ведь вот же я рассказываю о них. Мои предки.

Это краткое описание австралопитека достаточно выразительно и логично. Но верно ли оно? На подобный кардинальный вопрос нельзя ответить просто описанием, каким бы стройным оно ни было. Нужны подкрепляющие его доказательства, тем более, что многое в нем предлагается уже с оговорками. И возникают всевозможные сомнения. Например:

1. Тут много говорилось о возрасте этих древних людей. Откуда мы знаем, что эти оценки верны, а не содержат ошибки в сотни тысяч или миллионы лет?

2. Признаки, "характерные только для низших обезьян, только для человекообразных обезьян и только для людей". Что это такое? Как мы можем различать низших обезьян, человекообразных обезьян и людей, особенно если в нашем распоряжении имеется лишь горстка зубов?

3. Ученые утверждают, что мы произошли от человекообразных обезьян. Где доказательства этого? Почему не от низших обезьян? Да, кстати, как, собственно, выглядит генеалогическое древо "низшая обезьяна — человекообразная обезьяна — человек"?

4. И наконец, самое главное: как, когда и почему начали возникать различия между человекообразными обезьянами и людьми? Если наши предки были некогда четвероногими существами, обитавшими на деревьях, что превратило их в двуногих, обитающих на земле?

Любая книга о происхождении человека должна так или иначе давать ответы на подобные вопросы. Мы в своей попытке найти эти ответы привлечем материал двоякого рода. Во-первых, окаменелости. Во-вторых, поведение — поведение как современных людей, так и их ближайших родственников среди современных приматов. И то и другое может подсказать нам, каким образом мы стали тем, чем стали.

Повседневная жизнь австралопитека в охотничьем раю

Древовидный молочай на берегу озера Эдуард в Уганде — совсем такой же, как те, которые видел австралопитек два миллиона лет назад

Хотя с эпохи австралопитека африканского — человекообезьяны, которая пользовалась орудиями и, возможно, была предком современного человека, — прошло более двух миллионов лет, мы все же с большой долей вероятности можем представить себе, как он проводил свои дни. Он собирал съедобные растения, а иногда охотился на мелких животных, и местонахождения его окаменевших остатков показывают, что жил он на берегах озер и рек или у кромки леса, окаймлявшего саванну. В Восточной Африке и сейчас существуют схожие местности, а потому монтаж фотографии с рисунком на этой и следующих страницах позволяет не только воссоздать внешность австралопитека африканского и показать, как выглядели пейзажи, среди которых он жил, но и изобразить его за теми занятиями, которые, вероятнее всего, были для него обычными.

Пейзаж вверху — обычный берег озера в Уганде. Вокруг простирается саванна, которая и в наши дни изобилует всевозможными животными — от мелких грызунов до антилоп и слонов, бродящих по ней большими стадами. Подобное сочетание озерного и степного ландшафтов было идеальным для гоминида, жившего охотой и собирательством, и, возможно, оно почти точно воспроизводит условия, некогда существовавшие в таких теперь сухих областях, как ущелье Олдувай, Омо и окрестности озера Рудольф, где, как нам известно, обитали австралопитеки.

Жизнь, тесно связанная с водой и дичью

Два австралопитека заняты изготовлением каменных орудий, третий нагнулся, чтобы напиться. Пасущиеся поблизости зебры и газели не обращают на них внимания

Австралопитек засовывает прут в термитник и слизывает термитов Шимпанзе и теперь применяют тот же способ

Древние гоминиды жили бок о бок с животными, на которых охотились. Те же животные в наши дни спокойно пасутся неподалеку от львов и других хищников и не проявляют ни малейшего беспокойства до тех пор, пока видят их и могут не опасаться внезапного нападения. У них есть все основания для такого спокойствия — благодаря быстроте и выносливости они обычно успевают убежать от любого врага, если только он не захватывает их врасплох. Вероятно, они точно так же игнорировали не столь быстрых гоминидов, которые, охотясь, скорее всего, отбивали от стада молодых или слабых животных или устраивали засады.

Маленькие речки вроде этой, несомненно, притягивали австралопитеков. Здесь они подстерегали приходящих на водопой животных, а от обточенных водой камней было удобно откалывать острые пластины, служившие примитивными орудиями. И потому австралопитеков должны были особенно привлекать места, изобиловавшие вулканическими породами, кварцем и роговиком.

Дубинки как оружие, ветки для танца дождя

Размахивая палками, два гоминида стараются напугать миролюбивого гепарда в надежде завладеть его добычей

Хотя сохранилось достаточно свидетельств того, что австралопитеки изготовляли разнообразные каменные орудия, от огромного количества деревянных приспособлений, которыми они, несомненно, пользовались, не осталось никаких следов. В наше время шимпанзе размахивают палками и ветками. Известны случаи, когда они швыряли ими в павианов, которые подбирались к их пище или новорожденному детенышу. А потому будет логично предположить, что гораздо более развитые австралопитеки, способные превратить камень в примитивное орудие, изготовляли дубинки, копья и всякие заостренные приспособления.

Без оружия они, конечно, обходиться не могли. Австралопитеки обитали на земле и постоянно сталкивались с разными опасными хищниками. Но не исключено, что сучьями они пользовались и для совершенно иной цели — чтобы размахивать ими перед началом дождя, как делают современные шимпанзе.

Надвигающаяся гроза, быть может, действовала на австралопитеков возбуждающе: размахивая сучьями, они бегали взад и вперед в танце дождя

Группа австралопитеков неторопливо бредет по плодородной африканской равнине, собирая семена и коренья, но не упуская случая полакомиться личинкой, зайцем, черепахой, птенцом или страусиными яйцами. Вероятно, собирательство было основным способом добывания пищи.

Праздные дни первобытного хищника

Разомлев от зноя экваториального полудня, самец австралопитеков дремлет в тени деревьев, а две самки возятся с детенышем

Обучаясь в процессе игры, четверо бойких подростков бегают друг за другом вокруг акации в африканской саванне

Хотя это и может показаться странным, но, человек, ведущий первобытный образ жизни, располагает значительным досугом. Так, наверное, обстояло дело и с австралопитеками. Возможности их были ограниченны, потребности невелики, да к тому же в теплых благодатных краях, где они обитали, удовлетворять эти потребности не составляло особого труда. Когда круглый год нет недостатка в пище, остается только лениво посиживать сложа руки. Досуг, естественно, способствовал общению, а тем самым и развитию внутренних отношений между членами одной группы. По мере роста интеллекта система этих взаимоотношений становилась все более сложной и хитросплетенной. Одновременно периоды младенчества, детства и взросления все больше удлинялись, поскольку для того, чтобы существовать в усложняющемся обществе, индивид нуждался в более длительном сроке обучения. Эти тенденции, унаследованные от наших обезьяноподобных предков, сыграли значительную роль в переходе от австралопитека к человеку.

Ночью — безопаснее на деревьях

Одна из загадок жизни австралопитеков — как и где они спали. Начиная приспосабливаться к наземному существованию, они, вероятно, держались неподалеку от лесных опушек или рощ по берегам рек и озер и ночевали на деревьях.

Деревья были надежным убежищем от КРУПНЫХ кошек и гиен, которые, возможно, по ночам нападали на австралопитеков, как нападают и теперь на диких обитателей саванны. Предположительно, австралопитеков устраивало любое дерево, лишь бы его ветви были достаточно крепки. Широкий сук, от которого отходят более тонкие ветки, был уже недурным ложем, но не исключено, что австралопитек делал себе временное гнездо, выстилая его травой и листьями. Так поступают его ближайшие родичи шимпанзе и гориллы, да и нет никаких указаний на то, что у него были седалищные мозоли, которые характерны для многих обезьян, спящих в узких древесных развилках.

Позже — накопив за два-три миллиона лет опыт жизни на земле, когда мозг их развился и у них появились первые начатки материальной культуры — австралопитеки, вероятно, стали сооружать для ночлега укрытия из колючих веток. Такое убежище обеспечивало безопасность от ночных хищников, а спать на земле было удобнее, чем на дереве.

Вечерняя заря угасает, и группа австралопитеков, покинув равнину, тонущую в опасной мгле, забирается на деревья, где им не угрожают ни львы, ни леопарды

Глава вторая
Свидетельства камней и костей

Как я не раз говорил вам, надо исключить невозможное, и то, что останется, пусть самое невероятное, и будет истиной.

Шерлок Холмс

У великолепно сохранившегося черепа самки австралопитека африканского, который Роберт Брум нашел в Южной Африке, не хватает только зубов и нижней челюсти

Само собой разумеется, что изучение доисторического человека в первую очередь означает изучение его окаменевших остатков. Чтобы понять, кто были наши предки и как они выглядели, мы должны научиться истолковывать отдельные сохранившиеся кусочки костей, которые в последнее время обнаруживаются во все больших количествах. Для этого нужно знать их возраст. Своеобразие формы, необычная величина порождают всевозможные интригующие предположения о том, кто от кого произошел. Но эти предположения, строящиеся на соотношении одного обломка кости с другим, могут обрести весомость только при надежном датировании находок.

Когда речь идет о датировании, необходимо, чтобы сходилось все. Постепенное установление хода эволюции человека можно уподобить очистке старого гобелена, заросшего пылью и грязью. Современный человек находится в верхней части гобелена, а наиболее древние его предки вытканы у самого низа. Ткань ветха, особенно в нижней половине. Гобелен следует чистить с величайшей осторожностью, иначе он совсем расползется. И чистка длится очень долго. Приступая к какой-то части, невозможно установить заранее, изображено ли на ней что-нибудь или под грязью скрывается пустой фон, а может быть, и прореха. Да и изображение может оказаться лишь фрагментом фигуры, настолько маленьким и загадочным, что никакого представления о целом он не даст. А то вдруг откроется вся фигура, но совершенно неожиданная, присутствие которой станет понятным, только когда будет очищено еще несколько. И огромную роль играет положение на гобелене каждой детали — ее точное место во времени по отношению ко всем прочим его частям. Верно истолковать те или иные окаменелости и вывести подлинную генеалогию человека возможно, только осмыслив все прочие данные.

Проблема возраста — проблема датирования — решается тремя путями. Во-первых, геологическим, через изучение истории Земли. Тут важны местоположение, толщина и природа разнообразных слоев глины, осадочных пластов, песка, лавы, известняков и прочих пород, из которых слагается поверхность нашей планеты, а также их соотношение. Поскольку некоторые процессы — например, эрозия или накопление отложений на морском дне и их превращение под действием тепла и давления в твердые породы — происходят сейчас с определенной поддающейся измерению скоростью, можно предположить, что и в прошлом они протекали приблизительно с такой же скоростью. Стратиграфия (наука, занимающаяся изучением этих слоев) воссоздает примерную картину прошлого Земли. Это дает возможность расположить окаменелости, найденные в разных породах, в хронологической последовательности.

Второй путь определения возраста заключается в изучении самих окаменелостей. В различных слоях они не одинаковы, а меняются со временем и благодаря этому могут служить хронологическими вехами, особенно если для них установлена точная последовательность. Например, эволюция лошади известна очень хорошо. За 60 миллионов лет лошадь развилась из четырехпалого животного величиной с кошку в то крупное однопалое животное, которое мы знаем сегодня. Многочисленные промежуточные стадии развития лошади, запечатленные в окаменел остях, сохранившихся в различных геологических слоях, позволяют воссоздать эту историю достаточно подробно. Если в одном слое с каким то предком лошади мы обнаружим окаменевшие остатки других животных или растений, можно считать, что они имеют тот же возраст. То есть уже датированная окаменелость помогает датировать другие и т. д.

Постоянно сравнивая и сопоставляя гигантские количества данных, относящихся как к горным породам, так и к окаменелостям, наука сумела воссоздать довольно подробную хронологию далекого прошлого. Однако конкретные даты в ней отсутствуют.

Третий способ восполняет этот пробел. Он опирается на свойство радиоактивных элементов выделять энергию с постоянной скоростью, постепенно превращаясь в другое вещество. Этот процесс называется радиоактивным распадом. Радий, например, медленно переходит в свинец. Стоит определить скорость этого процесса, и можно будет установить возраст данного кусочка радия, измерив, какая его часть уже перешла в свинец, а какая еще остается радием. К числу долгоживущих радиоактивных элементов принадлежит калий-40. Для целей палеонтологии он особенно полезен потому, что встречается в вулканических пеплах и лавах. Возраст окаменелостей, обнаруженных в такой вулканической породе или оказавшихся между двумя ее слоями, может быть установлен с большой точностью.

Получив надежные часы для отсчета времени, мы можем теперь вернуться к окаменелостям приматов и поставить решающий вопрос: как различать низших обезьян, человекообразных обезьян и людей? Когда речь идет о современных видах, никакой трудности не возникает — все они в ходе своего развития настолько обособились, что сходство между ними в значительной степени исчезло. Однако все они происходят от одного предка, и, чем дальше мы углубляемся в прошлое, тем больше их окаменелости начинают походить друг на друга. В какой-то момент они становятся неразличимыми. Вот почему, чтобы установить линию развития гоминидов, необходимо воссоздать по этим окаменелостям генеалогическое древо приматов.

Взявшись за это, мы обнаружим, что внимание надо будет сосредоточить на особенностях челюстей и зубов, поскольку они сохраняются лучше всего и нередко никаких других костей в нашем распоряжении вообще нет. Зубы по твердости и прочности далеко превосходят все прочие части тела. Их всегда можно распознать, хотя бы они пролежали в земле буквально миллионы лет, потемнели и истерлись. Кости более хрупки. Иногда кость сохраняется хорошо и выдерживает процесс очистки от спаявшихся с ней кусков породы. Таким прочным, например, оказался первый таунгский череп: Реймонд Дарт несколько месяцев кропотливо очищал лицевые кости, а на то, чтобы разнять челюсти и осмотреть поверхность зубов, у него ушло четыре года.

Другие окаменевшие кости не столь прочны и рассыпаются в прах, едва их освобождают от каменных наслоений. Нередко прежде, чем извлечь такую кость из земли, ее приходится пропитывать специальными скрепляющими составами.

Но в каком бы состоянии ни была окаменелость, она всегда выглядит не так, как окружающая порода. Специалисты узнают окаменелости с первого взгляда, к тому же они обладают феноменальной способностью различать их. Так, любой профессионал безошибочно определит, принадлежит ли найденный коренной зуб низшей обезьяне, человекообразной обезьяне или человеку. На жевательной поверхности коренного зуба низшей обезьяны обычно имеются четыре бугорка, расположенные попарно. У человекообразной обезьяны и у древнего человека таких бугорков на коренном зубе чаще всего пять. И что еще важнее, располагаются они не парами, а по характерной Y-образной схеме. Эта схема Y-5 очень древняя: она была обнаружена еще у общего предка низших и человекообразных обезьян. Следовательно, пролежавшая в земле 15 миллионов лет челюсть, от которой остался только обломок с парой коренных зубов, имеющих по четыре бугорка, — это челюсть низшей обезьяны, а не человекообразной и не гоминида, поскольку те сохранили более древнюю схему Y-5.

Таким образом, мы получили некоторые данные для первого наброска генеалогического древа приматов, но данные эти носят негативный характер и ничего не сообщают о том, где произошло разделение низших и человекообразных обезьян. Мы пока знаем только, что это случилось раньше чем 15 миллионов лет назад. Но насколько раньше? Увы, одна окаменелость больше ничего сказать не может. Чтобы уточнить это место, нам необходимо отыскать более древние обезьяньи зубы с четырьмя бугорками, а потом — еще более древние.

И возможно, прежде чем задача будет наконец решена, нам придется стереть не одну предварительную пометку. Кроме того, существует проблема, заложенная в самом понятии эволюции. Нижеследующий воображаемый диалог даст о ней необходимое представление.

— Различие в бугорках, о котором вы говорите, очень удобно, если возраст окаменелости не превышает пятнадцати миллионов лет. Но что, если она старше? Ведь рано или поздно вы доберетесь до того периода, когда зубы низших обезьян начнут все больше и больше походить на зубы их предков со схемой Y-пять?

— Несомненно.

— …Когда невозможно будет решить, есть на этом зубе пятый бугорок или нет?

— Да.

— Ну, и какой же обезьяне будет принадлежать подобный зуб — низшей или человекообразной?

— Если вы заглянете в такую древность, вам на помощь придут многие другие различия в величине, форме или числе зубов. Ведь особенности зубов, возникшие в ходе развития приматов, не исчерпываются расположением и числом бугорков. А если вам посчастливится найти и другие кости, задача опознания облегчится еще больше. Плечо низшей обезьяны, например, совершенно не похоже на плечо человекообразной, которая способна размахивать руками гораздо свободнее.

— Ну, хорошо. Но, углубляясь в прошлое, вы ведь неизбежно должны добраться до животного, у которого ни одна из этих особенностей не будет выражена четко.

— Совершенно справедливо.

— Ну, и?..

— Вы, собственно, просите, чтобы я точно указал день, когда у низшей обезьяны родился человекообразный детеныш. Но этого дня не было. В течение очень долгого времени наши предки соединяли в себе черты, характерные теперь только для низших обезьян или только для человекообразных. На протяжении этого периода под воздействием некоторых небольших различий в среде обитания щи в пищевом предпочтении у отдельных популяций складывались свои локальные особенности. Даже если бы мы располагали полным набором окаменел остей, представляющих миллионы лет эволюции, — а таких окаменелостей было бы несколько миллионов! — нам все равно не удалось бы обнаружить ту первую низшую обезьяну и ту первую человекообразную обезьяну, от которых пошли все остальные. Такой вообще не было.

Схема

Мейтленд Иди Недостающее звено (Возникновение человека — 2)

О книге

The Emergence of Man

The Missing Link

by Maitland A. Edey and the Editors of TIME-LIFE Books

TIME-LIFE INTERNATIONAL

(Nederland) B.V.

Возникновение человека

Недостающее звено

Мейтленд Иди

Перевод с английского И. Гуровой

Редакция и предисловие д-ра биол. наук проф. Ю. Г. Рычкова

Издательство "Мир" Москва 1977

Автор

Предисловие

Вступление

Глава первая Предок

Повседневная жизнь австралопитека в охотничьем раю

Жизнь, тесно связанная с водой и дичью

Дубинки как оружие, ветки для танца дождя

Праздные дни первобытного хищника

Ночью — безопаснее на деревьях

Глава вторая Свидетельства камней и костей

Мейтленд Иди
Недостающее звено
(Возникновение человека — 2)

Глава первая
Предок

Глава вторая
Свидетельства камней и костей