Электронная библиотека
Форум - Здоровый образ жизни
Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла,
Консультации специалистов:
Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика


Китайцы любят русских

Как часто, сидя в парке недалеко от дома и наслаждаясь цветочным чаем зимой или прохладительными напитками летом, я слышу вокруг себя русскую речь! Почти так же часто, как и китайскую. Я живу в центральной части Пекина поблизости от района, который местные называют «маленькой Москвой». Вывески на ресторанах там двуязычные – на русском и на китайском, в книжных магазинах продаются книги только на русском языке, а в киосках российских газет едва ли не больше, чем местных. Не удивительно поэтому, что я задался вопросом: почему же китайцы и русские так тесно связаны друг с другом?

Общая история и граница длиною в тысячи километров привели к объединению этих двух народов, нередко против остального мира, на целые десятилетия, если не дольше. Справедливости ради надо сказать, что временами существование этого альянса было непростым, но все же он пережил трудные периоды благодаря духовной близости и взаимному уважению этих стран. Деловые связи могли быть более или менее интенсивными, но практически никогда не прекращалась. На крайнем севере Китая большинство населения билингвы: многие свободно говорят и по-китайски, и по-русски.

Путь между Пекином и Москвой не назовешь коротким. Но если отвлечься от политики, я думаю, что найдется много общего между китайцами и русскими. Я вижу в обоих народах стоицизм, решительность и самодостаточность. Добавьте к этому серьезное отношение к семье, истории, культуре, и я твердо верю, что у этих двух наций уже давно есть все, что нужно для успешного и гармоничного сосуществования.

«Китайцы любят русских». Мой таксист непринужденно перешел от обсуждения сходства между англичанами и китайцами и их отличия от остальных народов к российско-китайским отношениям. «Мы всегда любили русских, – уверенно заявил он. – Ну, может быть, не всегда, но уж точно в течение нескольких поколений. Долгое время мы были вместе и одинаково думали о мире. Их история, как и наша, полна страданий. У них были трудные времена, но, как и мы, русские пережили их без помощи извне».

Это естественное позитивное отношение к России и русскому народу я встречал везде, в каком бы месте Китая я ни находился. В определенной мере это связано с воспоминаниями о том периоде истории, когда весь мир отвернулся от Китая и только Россия была опорой для тогдашних лидеров страны. Эта поддержка и солидарность в трудные времена (ценимая главным образом старшим поколением китайцев), по-видимому, и создали неразрывную связь между людьми, которая сохраняется и в наше время. Несколько отличается только реакция молодого поколения, поскольку у него нет еще столь длительного опыта. Молодые китайцы, в основном среднего класса, имеют более широкое, более глобальное видение, чем их родители, бабушки или дедушки. Некоторые из них вскользь отмечают, что Россия меняется не так быстро, как Китай. Молодые россияне, которых я встречал в Китае, считают, что инвестиции в инфраструктуру городов на их родине не являются такими же адресными или столь же значительными, как в Китае. Им также хотелось бы большей музыкальной и культурной либерализации дома – такой, какую они видят в Пекине, но это скорее пожелание, нежели серьезная критика.

Эта книга не о России и не о русских. Речь идет о Китае и китайцах, но в ней есть рассказ об одной русской девушке, студентке, которая осталась жить в Пекине, и ее глазами мы видим современный мир Китая. Мы встретились с ней в типичном западном кафе, но дискуссия была о России, а также о надеждах и мечтах молодой женщины, живущей далеко от дома.

У каждой нации есть свои стереотипы, и многие из них основаны на той картине, которую в течение многих лет рисуют средства массовой информации. Эта картина всегда политически окрашена и полна предрассудков. Как у жителя Запада, у меня есть свое собственное восприятие России и русских. Моя учеба пришлась на период вскоре после окончания «холодной войны», когда паранойя и страх распространились на политическую риторику и проникли в западные СМИ. Сейчас ситуация кардинально изменилась, но подозрительность, связанная с плохой информированностью, еще осталась. Мнение китайцев о России существенно отличается от мнения людей на Западе – фактически это две противоположные точки зрения. Жители Поднебесной испытывают к русским любовь, уважение и восхищение, которое трудно оценить европейцам и американцам. Я думаю, что русские люди испытывают по отношению к своим китайским соседям похожие эмоции. Я надеюсь, что благодаря этой книге россияне смогут лучше представить себе жизнь китайцев, их верования и взгляды на мир – и, конечно, на Россию.


Джонатан Гелдарт

Предисловие

Проведя больше пяти лет в Пекине, сначала наездами, а потом как постоянный житель, я разработал стратегию выживания для лаовай (или вайго-жэнь, или иностранца – как угодно) в этом стремительном и грязном столичном городе.

Эта стратегия называется кофе.

Я начал со «Старбакса», прошел через «Макдоналдс» (одного раза хватило), «Косту» и даже «Сабвэй» (тоже хватило на один раз). После этого я определился с единственным местом, где удовлетворяю две свои потребности – поработать в интернете, когда в офисе пропадает доступ к сети (а это бывает часто), и выпить кофе.

Конечно, в Китае предпочитают чай, да и сам я раньше не был любителем кофе, но со временем превратился в заядлого кофемана. Место, в котором я обосновался, которое стало моим любимым и где у меня проходит большинство встреч и бесед, представляет собой эклектичную смесь китайского чайного домика и западной кофейни. Здесь предлагают на завтрак вполне приличную еду (ешь, сколько хочешь, за 50 юаней) и кофе по 20 юаней за кружку (можно постоянно подливать)[1]. Я обычно сажусь у окна – под кондиционером (который необходим пекинским летом) и рядом с трубой центрального отопления (она столь же необходима жесткой пекинской зимой). Здесь за прошлый год я познакомился с самыми разными людьми всех возрастов, и не только из Китая, но со всего мира. В этом квартале снимает квартиры младший дипломатический персонал из многих стран – от Кореи и Японии до Украины, Казахстана и центральноафриканских государств, чьи названия и местоположение я так и не смог выпытать.

Именно здесь я делал свои записи – сначала для личного пользования, а потом как основу для последней книги «Китайский бизнес: мысли вслух», которая вышла в 2013 году. Но многие истории – как простых китайцев, так и крупных бизнесменов и лидеров общественного мнения, которых я уговорил пообщаться со мной, – остались нерассказанными. Для меня остается загадкой то, почему эти люди согласились поведать их, и более того – были счастливы, что я их записал. Одни просили сохранить анонимность, но другие с удовольствием разрешили цитировать их и даже сфотографировались.

Эти истории – не плод воспаленной фантазии, хотя некоторые из них поразительны. Все они – чистая правда. Люди, сюжеты и места существуют в реальности. Я убежден, что взгляд на Китай, сложившийся в результате наших бесед, несколько отличается от общепринятого. Эти заметки – отражение моего собственного проникновения в жизнь, бизнес и культуру Китая через глаза и уста самих китайцев, которые живут и работают здесь. Это также и их взгляд на западный мир. В историях этих людей нет ничего особенно нового – кроме того, что они рассказаны впервые. Сопровождающие их комментарии принадлежат мне и основаны на том, что я услышал и пережил в Китае – и особенно в Пекине. Я внимательно слушал и много размышлял и над рассказами, и над окном в обычную китайскую жизнь, которое они мне приоткрыли. Если я что-то неправильно понял или упустил какие-то важные вещи, приношу искренние извинения.

Здесь вы найдете не только мысли об услышанном, но и мои личные соображения о современном Китае, каким я вижу его каждый день.

Введение

Я обнаружил, что, несмотря на все прочитанные книги и предварительную подготовку перед поездкой в Китай в отпуск или по делам, люди все равно оказываются не готовыми к многочисленным тонкостям и сложностям здешней повседневной жизни. Пока я здесь жил, работал, ел, пил и – о да! – пел вместе с китайскими коллегами и друзьями, я узнал больше, чем из любой книги или путеводителя. И чем больше я слушаю, тем больше узнаю, а чем больше узнаю, тем лучше вижу, как мало я понимаю эту порой странную и противоречивую страну.

Эта книга – попытка показать через прямую речь обычных людей то, что я считаю настоящим Китаем – скрытым за риторикой СМИ, стереотипами и предрассудками. Правда, почти все мои герои живут и работают в Пекине, но они в основном не относятся к «пекинцам», «Пекин жэнь», «людям Пекина». Этот город – политическое сердце Китая, магнит для тех, кто со всей страны приезжает, чтобы найти на его улицах удачу и сделать здесь деньги. Каждый город в Китае имеет свои особенности – например, главным международным центром считается Шанхай. Однако столица занимает особое положение – это плавильный котел для китайцев из всех провинций и этносов, по-настоящему китайский город. Иностранцы здесь – наименьшее из меньшинств, и поэтому, если сравнивать со многими другими мировыми столицами, Пекин – более точный культурный барометр Китая, чем, к примеру, Вашингтон, Лондон, Париж или Сидней для своих стран.

Здесь собраны соображения обо всех аспектах китайской жизни – было бы желание остановиться и поразмышлять над ними. Заметки о браке, гендерном неравенстве, бизнес-стратегиях и правах сексуальных меньшинств. И смешение это – умышленное.

Читателю полезно будет знать некоторые особенности жизни Пекина, которые помогут точнее понять и осознать ту или иную историю. Это мои личные наблюдения, которые вряд ли можно будет найти в путеводителях. На протяжении всей книги вы раз за разом будете встречать ссылки на несколько ключевых аспектов китайской и, в частности, пекинской жизни. Чтобы вам было легче в них разобраться, я дам несколько дополнительных разъяснений.

В книге часто упоминается слово хукоу (??). Хукоу – свидетельство о прописке, которое есть у каждого китайского гражданина. В нем указано, горожанин он или из сельской местности, в каком городе, поселке или деревне проживает. Возможно, для китайца это самый важный документ. Когда-то без хукоу нельзя было получить талоны на еду, и во времена культурной революции это обрекало человека на голод. Сегодня к людям, у которых «сельские» хукоу, относятся иначе, нежели к тем, кто прописан в городах – особенно таких крупных, как Пекин или Шанхай, где людям доступны дополнительные преимущества – более широкие возможности получить работу и образование, пенсию и медицинское обслуживание. Информация для вашего удостоверения личности основывается на данных, содержащихся в вашем хукоу.

Многие сетуют на плохую экологию в Пекине. В других городах тоже есть эта проблема, но Пекин – столица, и на него приходится основной удар критики. Я могу подтвердить, что ситуация в городе ужасная и жалуются на нее буквально все. Большую часть года воздух не соответствует нормам годности для дыхания, установленным Всемирной организацией здравоохранения. Около 95 % населения не считают нужным носить защитные маски, а те, что есть в продаже, скорее декоративны, чем эффективны. Маски, которые действительно задерживают микрочастицы сажи, способные забить ваши легкие, стоят дорого и обычно отсутствуют на прилавках – если они даже когда-то там и были. Все мы сокрушаемся, но продолжаем страдать. Те, кто могут, покупают воздухоочистители для дома. Те, кто не могут, – смиряются. Хорошими вы называете дни, когда можете разглядеть горы, окружающие Пекин с севера и запада. Плохими – когда не в состоянии различить здания на другой стороне улицы.

В Пекине замечательное метро – быстрое, эффективное, строго следующее расписанию, с кондиционированными вагонами. Но в часы пик, которые длятся примерно с 07:30 до 09:00 и с 18:00 до 19:30, давка становится невыносимой. В остальное время здесь просто тесно, а потом метро закрывается на ночь. Власти продолжают строить новые линии, и сейчас их уже 18. К концу 2014 года действовало почти 300 станций и планировалось открыть еще. Каждый день метрополитеном пользуются более 10 миллионов человек, и это чувствуется. Билеты крайне дешевы: обычный тариф – 3 юаня, а за самую дальнюю поездку надо заплатить 10 [2]. Как только вы научитесь разбираться в лабиринте пересекающихся линий и ориентироваться в переходах, вы сможете доехать практически куда угодно и когда угодно. Там можно пересесть на еще более дешевые автобусы, идущие в менее доступные места, и таким образом перемещаться по городу с удивительной легкостью. Другие автобусы доставят вас в пригороды – часовая (или даже еще более дальняя) поездка встанет вам в 20 юаней [3], если вы готовы мириться с такой длинной дорогой. Многие готовы.

Такси – еще один существенно субсидируемый вид транспорта в Пекине. Меньше чем за 30 юаней можно пересечь город из конца в конец, а за 100 – добраться из центра до аэропорта, с учетом платной магистрали, которая обойдется в 10 юаней [4]. Такси здесь повсюду, но водители не обязаны останавливаться и подбирать вас, если им не хочется. Многие старательно избегают иностранцев – ни один из попадавшихся мне таксистов не говорил по-английски, им просто лень с этим связываться. Вскоре привыкаешь размахивать клочком бумаги с якобы написанным на нем адресом, а таксисты демонстрируют явное облегчение и исполняются благодарности, если вы хотя бы немного говорите по-китайски.

Дорожное движение в Пекине – это кошмар. Основные направления забиты и окутаны выхлопными газами с раннего утра до поздней ночи. Что ж, так обстоит дело во многих городах мира. Вы, конечно, можете подумать, что в Пекине, с его многочисленными скоростными магистралями (по три полосы в каждую сторону) и выделенными полосами для общественного транспорта, у вас не будет проблем с перемещением по городу. И ошибетесь. Автомобили, рыча, ползут и по широким, и по узким улицам в одном и том же угнетающем черепашьем темпе. Три полосы часто превращаются в четыре из-за нетерпеливых водителей. Поворотники выглядят декоративными элементами, качество вождения ужасает, а опыт есть не что иное, как превосходство шестого чувства и слепой веры над правилами и стандартами. Аварии редки, но страховка – еще более редкая вещь. И в случае аварии – даже если она произошла на скоростной полосе – все движение останавливается до тех пор, пока вопрос не будет решен – с участием полиции или без него.

В Пекине обычно назначают не больше двух деловых встреч в день – одну утром и одну ближе к вечеру. Главная причина такого расписания – пробки. Приехать вовремя трудно, и опоздания часто бывают прощены, если сопровождаются закатыванием глаз и фразой: «Ужасный трафик!» Если встреча назначена на одиннадцать или позднее, вы, возможно, вместе пойдете обедать, а если ближе к вечеру – ужинать. Если ужин деловой – пейте йогурт! Он обволакивает желудок и отчасти смягчает действие байцзю [5] или другого крепкого алкоголя, который вам с большой вероятностью предложат.

Обед в Китае начинается в полдень, и вся страна делает перерыв. Видеть, как миллионам людей одновременно подают еду, – это впечатляет. Повсюду уличные лотки и рестораны всех размеров, типов и на любой вкус. Помните, что совместная трапеза служит обычно для укрепления отношений, а не для обсуждения деловых вопросов. Ужин начинается вечером, часов в шесть-семь, а в половине десятого все обычно готовы уходить. Если еда сопровождалась красным вином и байцзю, то вы к этому моменту действительно будете «готовы». После ужина часто следует приглашение в караоке, и вам предстоит во весь голос распевать «Хей, Джуд» в компании вдохновленных – часто алкоголем – коллег до самого утра. На такой случай я научился жаловаться на изжогу и уходить пораньше.

Личные отношения (гуаньси, ??) играют в Китае огромную роль. Их выстраивание требует значительного времени и усилий. Не ждите, что вам удастся чего-либо достичь – в частности, в бизнесе, – если вы предварительно и в первую очередь не озаботились именно личными отношениями. Может показаться, что вы тратите время впустую, – но это не так. Долгосрочные отношения откроют двери, о существовании которых вы и не подозревали. Большинство сделок, сорвавшихся на моих глазах, расстроились именно потому, что западные бизнесмены пытались проскочить этот этап по-быстрому. Кроме того, отношения здесь переходят от одного человека к другому. Поэтому, когда один человек знакомит вас с другим, они оба демонстрируют вам «лицо» (см. ниже), и это означает, что вам следует относиться к новому «другу» с тем же уважением, что и к первому. Так выстраивается сеть контактов, которая послужит во всем, что бы ни происходило с вами в Китае – от поиска места, где можно вкусно поесть, до совершения сделки. Не стоит недооценивать силу и важность отношений.

Понятие «лица» (мяньцзы, ??) в Китае весьма распространено, и упомянуть о нем здесь я считаю важным. Его суть крайне проста: проявлять подобающее уважение к окружающим. Никто не хочет чувствовать себя неловко, особенно перед друзьями и коллегами, и Китай в этом смысле не отличается от остального мира. И все же здесь чуть легче ошибиться – из-за сложности культуры и множества смысловых пластов, присущих самым разным вещам. Вдобавок ко всему китайцы могут обидеться на то, от чего представитель западной цивилизации просто отмахнулся бы, сочтя неважным или незначительным. Наступив на такую культурную или социальную «мину», вы даже не поймете, что она взорвалась, пока вам не откажут в очередной встрече или не начнут вежливо отвечать, что нужный вам человек постоянно «недоступен». Простое правило – быть вежливым со всеми. Это ничего не стоит, зато приносит дивиденды. Кроме того, обращайте внимание на то, что не говорится, а не только на то, что произносится вслух. В Китае читать между строк – особая форма искусства, и здесь тоже легко наделать ошибок с обеих сторон. Выражайте свои мысли как можно точнее, чтобы избежать двусмысленности. Большинство китайцев, которые, возможно, не сталкивались прежде с западной культурой, полагают, что в ваших словах, когда вы говорите, есть некий дополнительный смысл. Если вы чувствуете, что собеседники что-то недоговаривают, скорее всего так оно и есть. Откровенно попросив разъяснений, вы потеряете «лицо», поэтому позаботьтесь о том, чтобы рядом был человек, который будет не только переводить, но и интерпретировать сказанное. Китайцы порой бывают настолько прямыми, что во многих западных культурах это выглядело бы грубостью. Мне часто смотрят в глаза и без тени иронии спрашивают, почему у меня седые волосы и я не крашу их в черный, как все остальные руководители высшего звена в Китае. В ответ я только улыбаюсь и извиняюсь за то, что я англичанин. Люди здесь будут комментировать вашу прическу, одежду, вкусовые предпочтения, использование косметики (только для женщин!) или акцент, даже глазом не моргнув. Иногда это делается с целью сказать вам комплимент, но не всегда. Мой совет: уклоняйтесь от столкновений по подобным поводам. Это делается не со зла, и негативная реакция совершенно лишит вас «лица» – оно разобьется вдребезги. Наконец, и с деловой, и с социальной точек зрения в Китае очень важны подарки. Это имеет общие корни с понятием «лица» и уважением, но также и просто с тем, что все мы ценим проявление внимания. В последние годы традиция подверглась осуждению – практику подношения экстравагантных подарков начали связывать с коррупцией и взяточничеством, против которых ведут борьбу нынешние лидеры страны. Однако дарить и получать небольшие и недорогие, но исполненные смысла подарки по-прежнему принято – и даже приветствуется. Не делая этого, можно себе только навредить – за исключением тех случаев, когда вы хорошо знаете друг друга и договорились, что подарки при каждом визите не обязательны. Но не забывайте делать их на главные праздники, иначе все закончится очень плохо! У меня, например, вошло в привычку привозить конфеты из моего родного города на севере Англии. Большинство китайцев сластены, а присутствие личностного элемента хорошо понятно им и всегда вызывает улыбки. В ответ вы можете в итоге получить гору чая, но это отлично для «передаривания» – все же понимают, что столько чая вам не выпить!

Больше двух тысяч лет, со времен династии Цинь [6], китайцы пытаются организовать свою гигантскую страну в виде некой иерархии. Сегодня в Китайской Народной Республике существует пять видов административных образований, приблизительно соответствующих географическому делению и численности населения: провинции, префектуры, округа, поселки и деревни. Отдельно (и частично перекрывая эту систему) существует неофициальная, распределяющая города по уровням. Отчасти она основана на их размерах, но прежде всего – на степени экономического развития. Несмотря на некоторые недостатки, она представляет собой полезный способ классификации. Муниципалитеты Пекин, Шанхай, Тяньцзинь и Гуанчжоу обычно упоминаются в качестве городов первого уровня. Второй уровень – 32 города, являющихся по большей части столицами провинций; третий – 238 главных городов префектур и четвертый – центры округов. Остальные 1643 города относятся к пятому уровню. (Я благодарю за эти данные исследовательскую компанию Millward Brown из группы WPP.)

Конечно, я мог бы продолжать и продолжать. Но достаточно будет сказать, что китайской культуре посвящено множество книг и веб-сайтов. Я рекомендую вам посмотреть их. Даже самое общее представление о долгой и сложной истории страны сослужит вам хорошую службу. В конце концов, как бы там ни было, никто не ждет, что вы сделаетесь настоящим китайцем.


Зима в Пекине

Ветер проникает сквозь яркие длинные пальто, парки и стеганые куртки, пестрящие на улицах Пекина. За два дня температура упала на десять градусов – и вот она, зима. Деревья сбрасывают листву, которая кружит повсюду, укрывая все до последнего закоулка, пробираясь в общественные здания, офисы и жилые дома. Тротуары местами покрываются льдом – в том числе из-за довольно противной привычки некоторых людей справлять нужду где попало, и искоренить это, похоже, не под силу даже правительству. Не забывайте также глядеть в оба, чтобы не угодить в помои, выплеснутые из ресторанчиков, мимо которых вы пробираетесь по узким тротуарам.

Одним благословен колючий холод: он сдувает прочь плотные волны копоти и смога, которые иначе душили бы город, как душит ненужное пуховое одеяло в жаркую летнюю ночь.

Глава 1
Страсть к брендовым вещам


После долгого дня, полного встреч и телефонных разговоров, я надеюсь найти убежище в кофейне и перевести дух. Но не тут-то было: три женщины двадцати с чем-то лет хотят попрактиковаться в английском. Все они уже замужем, у одной дома дочка, за которой присматривает бабушка. Все работают, и все, словно младенцев, прижимают к себе свои дизайнерские сумки.

Беседа начинается с обычной для Китая серии вопросов. Кто вы? Чем занимаетесь? Откуда родом? Почему живете в Китае? Сколько лет вашим детям? После обмена любезностями светский разговор заканчивается и все переходят к теме куда более интересной. К деньгам.

Чего у китайцев никогда не было много, так это денег – по крайней мере, до самого недавнего времени. Хотя их изобрели именно в Китае пару-тройку тысяч лет назад, подавляющее большинство населения никогда по-настоящему не знало, каково это – иметь денег больше, чем необходимо для выживания. В последнее время все изменилось. Более 300 миллионов китайцев сегодня можно отнести к среднему классу, и это число растет по мере того, как набирает силы китайская разновидность капитализма. Мои собеседницы как раз и представляют нарождающийся средний класс. Жаждущие брендов и располагающие некоторым количеством денег, они делают покупки при любой возможности – тщательно продумывая траты, но иногда позволяя себе расточительство.

У Ли классическая сумка «Prada», у Сьюзен – последняя модель «Moschino», а у Лилли – «Gucci» прошлого сезона.

– Мой муж думает, что я сумасшедшая, – говорит Сьюзен, когда я замечаю, что сумки, должно быть, очень дорогие. Мировые бренды не снижают цены в Китае; во многих случаях налоги и «цена, основанная на ценности» приводят к тому, что эти «обязательные» вещи обходятся гораздо дороже, чем в других странах.

– Я бы никогда не смогла этого себе позволить, если бы не отказалась от других вещей, – говорит Ли.

– От каких, например?

– Например, от еды!

Ситуация проясняется по мере того, как девушки рассказывают, на какие сознательные лишения они идут, чтобы купить эти престижные вещи. Понятие «лица» хорошо известно в Китае – оно основано на уважении и признании, которые люди проявляют по отношению друг к другу. В обществе, где потребление и материальные блага становятся основными движущими силами, можно в значительной степени обеспечить себе «лицо» с помощью качественных и дорогих вещей. Обладание ими демонстрирует (или, что важнее, подразумевает) высокое положение и богатство. Все эти атрибуты рассматриваются как необходимые для того, чтобы поднять ваши статус и престиж в глазах окружающих на новый уровень. Однако никогда прежде я не видел, чтобы тенденция проявлялась так ярко, как в случае этих девушек. Выяснилось, впрочем, что они вовсе не одиноки и что очень многие буквально обходятся без еды, чтобы накопить суммы, достаточные для покупки определенных вещей – таких, которые в полной мере позволят им продемонстрировать «лицо» семье, друзьям и коллегам.

– Сумка или туфли из последней коллекции – это очень важно, – перечисляет Лилли. – Они показывают, какая я успешная и какой богатый у меня муж…

(Муж Лилли небогат, а сама она работает секретаршей в машинописном бюро.)

– Когда мало ешь, появляется еще один плюс, – размышляет Ли. – Я влезаю в красивые платья!

Будучи западным мужчиной – а может, просто мужчиной, – я не могу понять, как можно голодать ради моды, но косметика и аксессуары престижных брендов (особенно иностранных) имеют огромное значение для амбициозного среднего класса в Китае.

Лилли признает, что за год с рождения дочери не смогла позволить себе ни одной новой вещи. Зато у нее есть ребенок – еще один «обязательный модный аксессуар» для молодой китаянки. Пока она на работе, за ребенком присматривает ее мама, и это типичная для Китая ситуация. Каждый день Лилли тратит на дорогу несколько часов – она живет к востоку от Пекина, где дом? дешевле. Однако раз в месяц она разрешает себе походить по магазинам в компании подруг – обычно девушки ночуют у кого-нибудь из них, чтобы устроить полноценный «день шопинга» в одном или двух из крупнейших пекинских торговых центров.

Эти молодые женщины – профессиональные покупательницы. Прежде чем отправиться в экспедицию с целью примерить желанные вещи и написать отзыв, они часами сидят в интернете, обмениваются историями и делятся опытом в социальных сетях Weibo и WeChat с друзьями и другими любителями этого процесса. «Белую» бытовую технику (холодильники, кондиционеры и все более популярные воздушные фильтры для очистки загрязненного пекинского воздуха) обычно покупают в дни национальных праздников («Золотых Недель») в октябре и на Китайский Новый год. Личные вещи приобретаются, когда девушкам удается накопить достаточно денег, обходясь без «менее важного». Но в любом случае они всегда ищут возможность сэкономить – узнают о скидках и о подарках за покупки. Добавьте сюда выгоду от дисконтных карт и специальных предложений, и вот уже кажется, что все эти усилия прилагаются не зря. По крайней мере, так видится сквозь мои ярко-розовые очки.

Торговля и распродажа брендовых вещей в Китае основаны на совершенно иной, нежели западная, психологии. Бизнес, не учитывающий этих различий, безусловно потерпит неудачу. Но, судя по непоколебимой сфокусированности моих собеседниц, международная модная индустрия будет завоевывать в Китае все новые позиции. Пусть, следуя антикоррупционным тенденциям, уходит в прошлое традиция дорогих подарков и предметы роскоши продаются хуже – развивающийся средний класс по-прежнему требует высококлассных модных вещей, западных брендов и готов пойти на все, чтобы ими обладать.

Глава 2. Недорогие отели и гибкость стратегии

Мне позвонил Дэвид Сунь. Это типично для него – игнорировать иерархию, поэтому мое короткое электронное письмо стало причиной прямого звонка весьма занятого гендиректора китайской сети бюджетных отелей. Дэвид рулит бизнесом, продающим ежедневно 250 000 спальных мест в 2500 гостиниц, расположенных в 300 с лишним городов по всей стране. Много ли западных руководителей такого уровня, получив письмо в шесть строк, станут звонить на мобильный телефон человеку, с которым виделись три раза за два года?

С Дэвидом, который помогал открывать в Китае магазины B&Q [7], пустые прелюдии не работают, поэтому я сразу перехожу к делу.

– Дэвид, я слышал, вы несколько дней будете в городе. Сможете выпить со мной кофе в ближайшие 72 часа?

– Конечно. Где вы?

Являя типичный пример того, что в Китае многие вещи подчас проделываются молниеносно и с удивительным проворством, Дэвид уже несколько часов спустя сидит передо мной.

Я сообщил ему только улицу и название кофейни на английском. Его водитель сумел как-то «договориться» со зверскими пекинскими пробками и высадил Дэвида перед зданием всего десятью минутами позже назначенного срока. С учетом «китайского времени» иначе как поразительным это не назовешь!

В Китае существуют негласные правила, касающиеся прибытия на встречу. Опаздывать почти так же невежливо, как в Британии или многих западных странах, но прийти на десять минут раньше вполне допустимо. Мое главное правило – приходить не раньше чем за пять минут, но и не опаздывать больше чем на десять. Пробки и другие накладки допустимы как причины для дополнительного опоздания, в Пекине и Шанхае дорожная ситуация часто задерживает людей на двадцать минут или даже дольше. Поэтому здесь необходима гибкость: планировать больше одной-двух важных встреч в день не рекомендуется.

Мы входим в кофейню, заказываем напитки и сразу же с головой уходим в беседу. За полчаса Дэвид едва успевает перевести дух, но в процессе разговора ему удается выпить стакан воды и две кружки чая. Мой кофе остывает.



Он – полный кипучей энергии, напористый, прирожденный лидер; его энтузиазм заразителен – будущее своего бизнеса Дэвид видит в продолжении экспансии и уверен, что будет открывать до 500 новых отелей в год.

Трансформация Китая продолжает влиять на все отрасли экономики, и начавшаяся недавно антикоррупционная кампания сказывается на гостиничном бизнесе и индустрии развлечений не меньше, чем на всех остальных. Мероприятия отменяются, люди меньше путешествуют и реже дарят подарки – все это чувствует на себе даже рынок недорогих отелей, на котором работает его Home Inns. Дэвид тем не менее остается оптимистом в том, что касается возможностей роста в его сегменте.

– Это ново, но это нормально, – говорит он. – Люди и организации должны держаться в рамках бюджета, каким бы он ни был.

Он чувствует, как меняются привычки клиентов в отношении трат, видит, что, бронируя номер, они уделяют больше внимания соотношению цены предложения и его качества, чем просто уровню роскоши.

Конкуренция на рынке очень высока: в Китае больше 10 000 недорогих гостиниц, объединенных под сетевыми брендами, и их число постоянно растет – причем в тех же городах, где присутствует сеть Дэвида. Рынок сильно фрагментирован, найти новые возможности и конкурентоспособные места расположения – проблема. Масштабы страны – вот секретное оружие Дэвида.

– Сейчас мы сконцентрированы на открытии отелей в большинстве городов третьего и четвертого уровней. Наша франчайзинговая модель [8] позволяет нам быть очень гибкими в отношении того, как и в каком направлении развиваться.

Преимущество, которое дают бесценные знания местных предпринимателей – наших франчайзеров, – в снижении рисков, связанных с открытием новых отелей и выходом на рынки провинциальных городов. Дэвид предсказывает, что в будущем более 85 % отелей будут открываться на основе франчайзинговой модели. Проблемой для бизнеса остается то, что если в сезон отпусков большинство китайцев уезжают из дома и отели в это время легко заполняются, то в другие периоды, особенно в будние дни и в межсезонье, гостиницам, разбросанным по большой и многообразной стране, очень трудно добиться нужных показателей.

– Нам необходимо повышать загрузку в другие периоды года, – говорит Дэвид. Кроме того, прибыльность отелей значительно отличается в зависимости от провинции. Китай больше Европы, у каждого региона есть свои особенности, поэтому неудивительно, что средний доход, траты и отношение к путешествиям и отелям от провинции к провинции сильно меняются. Так же дело обстоит с ценообразованием и зарплатами.

Все это ужасно похоже на ситуацию с Premier Inn в Великобритании или с любой дешевой гостиничной сетью в Европе или США. И совпадения на этом не заканчиваются. Подобрать подходящих, хорошо обученных сотрудников и руководителей – постоянная забота Дэвида. «Самая большая проблема – это персонал. Нам нужно искать, нанимать, обучать и удерживать подходящих людей. Мы вкладываем в них массу сил, времени и денег», – рассказывает он.

Однако есть и существенное отличие, которое проявляется в беседах с Дэвидом и его западными коллегами. Лично заинтересованные, всегда «готовые к бою», интернет-клиенты в Китае влияют на бизнес-модели гораздо сильнее и гораздо быстрее, чем на западных рынках.

– Китайский средний класс растет, и это люди, которым сейчас тридцать с небольшим, – говорит Дэвид. – Они были подростками, когда Китай, в начале двухтысячных, вошел в эпоху интернета. Люди в возрасте около тридцати и за тридцать как раз и составляют основу того сегмента потребителей, который обладает реальной покупательной способностью. Они более независимы и активны; они ориентированы на себя, стремятся к определенному стилю жизни; они получают удовольствие от своей свободы и открыты переменам больше, чем их родители, бабушки и дедушки.

Из-за этой продвинутой, интернет-ориентированной группы потребителей все, о чем говорит Дэвид, в той или иной степени связано с сетью. Все – от поиска отеля до бронирования номера, оплаты и выставления счетов – делается онлайн, и преимущественно с помощью мобильных приложений. Дэвид и его команда активно развивают предложения для этой группы клиентов, чтобы завоевать и укрепить их лояльность.

Ограничены ли амбиции Home Inns только Китаем? Дэвид отвечает уклончиво:

– В Китае по-прежнему полно места, чтобы расширяться. Здесь мы можем вырасти еще на 20–30 %. Возможности роста где-либо еще – скажем, процента три-четыре. Тем не менее мы открыты для остальной Юго-Восточной Азии, готовы работать с людьми в Европе и вообще где угодно. Китайские потребители все больше путешествуют, и они будут искать известные им бренды, на которые точно смогут положиться. Мы можем извлечь выгоду из такого развития событий, по мере того как рынок будет открываться.

Пока же Дэвид остается полностью сосредоточенным на Китае, и, слушая его, понимаешь почему!

Дэвид оставил меня столь же стремительно, как появился. Его шофер, невзирая на гнев местных парковщиков и офисных охранников, ждал Дэвида, припарковавшись вторым рядом у въезда на стоянку – на этой священной «ничьей земле» между необходимостью платить за место и риском угодить на эвакуатор взбешенных владельцев паркинга. Совершенно ясно, что он уже не раз играл в эту игру.

Глава 3. Русский роман

Для начала стоит сказать, что мы сидим на улице. И хотя до дахуа (сильного холода, который каждый год предсказывается по лунному календарю и неизменно опровергает расчеты) еще осталось несколько дней, в вымощенном бетоном внутреннем дворе ужасно холодно, и легкий ветер усиливает это ощущение. Но сейчас, в послеобеденное время, кофейня полна студентов и людей, отправившихся по магазинам, поэтому нам приходится ютиться на деревянных стульях у задней двери.



Юлия Л. (она предпочитает некоторую анонимность), кажется, не замечает холода, что, в общем, не удивительно – она русская. Эта симпатичная миниатюрная девушка с ясными глазами родилась в 1989 году в Волгограде. И она влюблена.

– Я выросла и получила образование в Волгограде. Хотела заниматься точными науками, но родители решили, что мне надо учить китайский. Когда я была маленькая, мы много путешествовали. В первый раз меня взяли в отпускную поездку за границу, когда мне было всего шесть лет. Мы ездили в разные места, но не в Китай. Когда пришло время поступать в вуз, родители не захотели отпускать меня в Москву, потому что сочли это опасным для молодой девушки, и я стала учить китайский в Волгограде. У нас не было преподавателей из Китая, потому что предмет только что ввели. Я два года учила язык там, а потом – в Тяньцзиньском университете иностранных языков. В первый год здесь было очень тяжело. Я не знала, куда пойти, как познакомиться с людьми, но постепенно освоилась. Потом я поступила в годичную магистратуру для преподавателей китайского иностранцам – там же, в Тяньцзине. А занятия в последний момент перенесли в Ханчжоу. Я поехала туда, но через полгода сдалась – поняла, что учеба не для меня. Кроме того, я влюбилась в молодого человека, с которым познакомилась в Тяньцзине, и решила вернуться в Пекин, чтобы быть с ним.

Молодой человек был американцем. Сейчас они уже не вместе.

– Он оставался в Тяньцзине, поэтому мы и выбрали Пекин, который вроде как посередине между этим городом и Ханчжоу. Я нашла работу в «Зоне искусств 798» (переоборудованной промышленной зоне, где расположились художественные галереи) и год проработала там, но это была совсем не моя сфера. Я даже искала работу в США, но безуспешно. Полгода у меня не было постоянного места, и я преподавала английский и сальсу, чтобы как-то продержаться. Я даже купила билет в Россию и думала, что вообще не найду в Пекине ничего подходящего. Потом мой молодой человек переехал в Хуэйчжоу рядом с Шэньчжэнем. А мне все же очень хотелось жить в Пекине. Я с ним не поехала.

В ее голосе нет ни сожаления, ни печали. Просто не сложилось.

– И вот где-то полгода назад я узнала, что в моем нынешнем месте появилась вакансия. Я подала резюме и, к счастью, прошла. И до сих пор не разочаровалась. Я занимаюсь организацией мероприятий в пекинском книжном магазине, где продают книги на английском языке. У нас хорошая репутация, и к нам часто приходят самые разные писатели и музыканты. Это работа мечты. Я влюблена в Пекин!

У меня совсем онемели руки, и мои записи, которые трудно расшифровать и в лучшие времена, превратились в какие-то петли и иероглифы. Мы переходим внутрь и садимся рядом со стильно одетым монгольским юношей с длинными волосами и его серьезной подругой. Мы загромождаем их столик чашками и бумагами, но они добродушно нас игнорируют.

– Китайцы искренне любят русских и Россию, – говорит моя собеседница.

Мне интересно, как здесь живется и работается русской девушке, и мы переходим к обсуждению культурных различий.

– Они смотрят на Россию не так, как на другие страны. У нас очень богатая история взаимоотношений, огромное количество общих тенденций и связей. Конечно, есть и различия. Но если поговорить с обычными китайцами – водителями такси и владельцами магазинов, то выяснится, что они очень уважают Россию и все, что за ней стоит.

– А много ли у вас появилось русских друзей?

– Нет. Наверное, потому, что я очень хотела понять китайцев и представителей других национальностей, которых в Пекине не счесть. Это настолько живой, безопасный и открытый город, что здесь можно познакомиться с очень многими людьми. Поэтому я никогда не старалась держаться вместе с русскими. Я знаю, что такое быть русской, а мне была интересна китайская культура, да и другие тоже.

В Пекине существует район, которые местные называют «маленькой Москвой» или «маленькой Россией». В нем есть русские рестораны, магазины и здания в русском стиле. Там работает знаменитый Русский культурный центр, который проводит мероприятия, посвященные русской музыке, искусству и литературе. На улицах звучит русский язык, и на вывесках сначала идут надписи на русском, а потом на китайском. Ближайший ко мне парк находится прямо к югу от этого района, и по выходным или ранним утром я с одинаковой вероятностью встречаю русских и китайских бегунов.

– Приглашая писателей, мы стараемся соблюдать принцип разнообразия и вовлечения. Мы предлагаем русским авторам выступить или посетить наши фестивали и книжные ярмарки. Но чаще всего у них нет потребности что-то сделать на английском языке. Все мероприятия культурного центра рекламируются и проводятся на русском и китайском. Русские в Пекине представляют собой очень замкнутое и изолированное сообщество – кажется, международные мероприятия их не волнуют и не интересуют.

– А ваши китайские друзья? Что они думают о России?

– Китайцы старшего поколения уважают Россию и считают ее великой. Они знают о русских писателях; некоторые читали, например, Толстого и Достоевского. Еще они восхищаются поэтами – Ахматовой, Цветаевой…

– А молодые китайцы?

На этот вопрос Юлия отвечает более уклончиво и дипломатично.

– Ну как сказать. Они молодые, у них есть собственное мнение, и они гораздо лучше знают о том, что происходит в мире. Россия в их представлении – хорошее место для путешествий, потому что там дешево и много исторических памятников. Мои китайские друзья не имеют положительного или отрицательного мнения о России. Они считают ее мировой державой, хорошим соседом и другом для Китая.

Каким видит свое будущее эта молодая, энергичная и обаятельная русская женщина? Останется ли она в Пекине и вообще в Китае?

– Пока да. Здесь очень приятно жить. В Пекине очень удобно – конечно, если не брать в расчет загрязненный воздух. Если я вернусь в Волгоград, то увижу, что в городе все осталось по-прежнему. Там не бывает таких быстрых перемен, как здесь. Мне кажется, Москва сильно меняется, но туда я тоже не хочу. Сейчас у меня здесь много друзей. Мы живем в районе Саньлитунь, который, наверное, немного замкнут на себе, но я знаю людей со всех концов света – из США, Британии, Европы и других мест.

Саньлитунь прежде всего известен как район, где живет и работает много иностранцев. Здесь можно попробовать кухни всего мира, а еще – увидеть самый крупный светодиодный экран на планете – он служит потолком в огромном торгово-развлекательном центре под названием «Место» («The Place»).

Все китайские друзья Юлии говорят по-английски.

– Все они считают, что у них интернациональный взгляд на вещи. И они очень амбициозны – мне кажется, в гораздо большей степени, чем молодежь в России. Здесь есть ощущение больших возможностей. Кажется, что если постараться, то у тебя будет шанс добиться успеха. Конечно, некоторые законы раздражают и сильно мешают. Но люди, похоже, находят способы добиться своего и гораздо спокойнее относятся к препятствиям и вызовам, чем русские. Очень здорово жить здесь в такое прекрасное для Китая время. По работе я встречаюсь с журналистами, начинающими бизнесменами, писателями, поэтами, художниками и деловыми людьми. Я обожаю это ощущение энергии и больших возможностей, чувствую, что нахожусь в зоне комфорта. Везде есть 4G и Wi-Fi, поэтому все доступно – существуют приложения для любых услуг, от заказа такси до доставки еды на дом. Все необходимое можно скачать одним нажатием на экран. Это потрясающее место с потрясающими людьми! И, конечно, мне очень повезло с работой, которая обеспечивает мне отличный социальный статус – меня везде встречают с радостью!

Слушая Юлию, которая буквально источает энергию, энтузиазм и позитивное отношение к жизни, я думаю о том, что ее бывшему бойфренду было, конечно же, трудно конкурировать за ее любовь с космополитизмом этого города и этой страны. Он любил традиционный Китай. Она любит новые, яркие и волнующие стороны жизни в столице, которая постепенно становится международным центром.

– Это две большие разницы, – говорит Юлия с улыбкой.

Да, так оно и есть.

Вместо четвертой главы

Моя коллега сморщила нос.

– На вашем месте я бы не стала этого делать.

– Чего именно? – в тот момент я объяснял банковскому клерку, что хочу перевести 250 фунтов с международного счета на местный, но остановился на полуслове.

– Переводить 250 фунтов.

Я не знал, что она слушала мой разговор о личном денежном переводе, но решил не акцентировать на этом внимание, поскольку мне стало любопытно.

– Почему?

– Это плохое число.

Пришлось быстро и тихо – с учетом того, что следующий клиент в очереди уже проявлял недовольство, – расспросить коллегу, о чем, собственно, речь.

Китайцы суеверны в отношении чисел. Они вообще суеверны в отношении многих вещей. Знамения, приметы и благоприятные моменты на протяжении тысячелетий были частью китайской истории и культуры. Об этом написаны целые книги, и каждый, кто хочет лучше понимать китайцев и их культуру, должен относиться к теме суеверий очень серьезно.

Числам китайцы придают особое значение, и тем, кто заинтересуется этим предметом, стоит изучить его самым тщательным образом. Назначив, к примеру, важную встречу или мероприятие на «неправильную» дату, можно столкнуться с тем, что никто не явится. Я уже привык спрашивать, какой день подойдет человеку лучше всего и можно ли найти более подходящее время. Тщательный выбор даты на основе лунного, а не западного календаря высоко оценят и воспримут с улыбкой и удовлетворением. Сделка может состояться или сорваться в зависимости от того, когда вы планируете подписать документы – в «хороший» день или в «плохой». Назначение встречи или визита на даты, соседствующие с большими праздниками, обернется катастрофой. Дни непосредственно до и после Китайского Нового года, Праздника фонарей, Праздника середины осени и Дня труда совершенно для этого не подходят. Все они, кроме Дня труда, который всегда приходится на 1 мая, отмечаются по лунному календарю, так что даты по западному календарю меняются каждый год.

Лунный календарь определяет большую часть китайского годового цикла и, более того, все течение жизни в Китае. Обращайте внимание и на дни рождения. Не стоит рассчитывать, что у друзей и коллег они каждый год будут приходиться на одни и те же числа. Не будут. Большинство китайцев, работающих с иностранцами, используют стандартную дату, чтобы все упростить. Однако они все равно будут отмечать «правильный» день рождения по лунному календарю с друзьями и семьей.

Числа равно важны, когда речь идет о подарках. Многие мероприятия, на которых деньги являются основным подношением, – особенно свадьбы – отягощены числовыми сложностями. Например, 8 – хорошее число, а 888 – отличное. Квартиры в высотных домах на восьмом, восемнадцатом и двадцать восьмом этажах будут стоить гораздо дороже.

Важно и то, как произносится слово, обозначающее число. Коллега в банке объяснила мне, что название суммы, которую я хотел перевести (250), по-китайски звучит очень похоже на слово «имбецил» [9]. В этот момент сотрудники за стойкой уже не могли удержаться от смеха. Тогда я робко поменял сумму на менее «глупую», и все заулыбались – представители разных культур поняли друг друга.

Так я на собственном опыте убедился, что числа в Китае играют важную роль. Такую важную, что, поскольку слово «четыре» по-китайски звучит похоже на слово «смерть», в лифтах нет четвертой кнопки, в жилых районах нет четвертых кварталов, в кинотеатрах нет четвертого ряда, а в этой книге нет четвертой главы.

Глава 5. Журналист

Ян Ян (имя изменено) – журналист китайской финансовой газеты, молодой человек 25 лет. Он держится уверенно, однако не хочет, чтобы его цитировали официально. Тем не менее Ян вполне готов поговорить под покровом частичной анонимности и рад, что по фотографии его не раскроют.

Он изучает журналистику в одном из пекинских университетов, только что сдал экзамены и сомневается в их результатах.

– Я работаю журналистом на полной ставке, чтобы заработать денег, поэтому учиться приходится только в свободное время. Мне повезло: гибкий график позволяет включить учебу в расписание, но порой это бывает очень трудно.

По круглому лицу и цвету кожи в нем можно узнать представителя одного из многочисленных национальных меньшинств. Ян родом из городка Сяньчэн в провинции Хунань, где фермерствуют его родители.

– Они простые люди, и жизнь у них простая и спокойная. Отец плотник, поэтому даже в голодные времена, когда случается засуха, он может достаточно заработать, чтобы выжить.



Засуха в тех краях бывает каждый год с июня по сентябрь, когда сухие ветра с северных степей и широких монгольских равнин обезвоживают землю. По словам Яна, его родители малообразованны, но помогли с образованием ему. Он смог поступить в Нанкинский университет, в Южном Китае, начал изучать там международный аудит, но через год бросил.

– Я понял, что это не для меня. Уехал домой к родителям и на два года вернулся в старшие классы, чтобы снова сдать вступительные экзамены. Мне повезло: я много работал и сумел поступить в университет в Пекине. Родители не могли помочь и не понимали, зачем я все это делал, так что пришлось справляться самому. Они позволили мне решать, как я хочу жить, – поняли, что я очень амбициозен, и просто старались всячески меня поддерживать. У нас очень хорошие отношения, но я не могу проводить с ними много времени. Домой езжу на пару недель во время Китайского Нового года. У меня осталось мало общего с людьми в родном городе. Старые друзья женились, завели детей и занимаются простой работой на фабриках или на государственной службе. Они не понимают, почему я еще не женат и не завел потомства. Я хочу многого добиться и воспользоваться для этого возможностями, которые есть в новом Китае. Здесь, в Пекине, у меня появились новые друзья.

Время от времени Ян отпивает остывающий кофе. Я купил его не подумав. Он пьет только чай.

Ян меня тоже интервьюирует. Но не о бизнесе – о жизни, о местах, где мне довелось побывать, о людях, которых я встречал, и об историях, которыми со мной делились. Об опыте моей жизни в Китае, о семье, друзьях и еде. Это легкий разговор.

– Я никогда не общаюсь так с родителями.

Его темные глаза кажутся большими за крупными линзами очков.

– Это совершенно другое. Обычно, когда я расспрашиваю деловых людей, они не рассказывают, как жили, что преодолели – ничего такого. Один сплошной треп об успехе и бизнесе. Приходится писать то, что они хотят, иначе на меня могут пожаловаться редактору. Они никогда не рассказывают, как все было на самом деле. С этим сложно иметь дело.

– Я с ранних лет мечтал многого добиться, – продолжает Ян. – Это было мое заветное желание, и оно сохранилось до сих пор, не знаю почему. Я всегда хотел стать лучше, и не просто чтобы выжить, но чтобы добиться успеха. Пока приходится выживать, другого выбора нет. Но я добьюсь своего.

Мы обсуждаем, что такое «успех». В Китае и на Западе определение успеха имеет множество тонких различий.

– Для китайцев свой дом – это все. Он воплощает стабильность и безопасность. Когда люди из деревни перебираются в большие города, им часто приходится устраиваться на низкооплачиваемую работу. Тем не менее они начинают копить деньги, откладывая все, что возможно. Они мало едят, выбирают самую простую пищу, спят там, где дешевле. Обычно работодатель обеспечивает их общежитием и кормит прямо на стройке. Все сбережения отсылаются домой, жене и детям. Но еще сильнее они стараются накопить денег на кусок земли и построить на нем дом. Для них это успех – если дети будут жить в своем доме.

В Китае существует целый подкласс трудовых мигрантов, чьими силами строится инфраструктура, от которой во многом зависит экономический рост. Эти люди порой оставляют семью на целый год и возвращаются только на каникулы по случаю Китайского Нового года, причем дорога часто отнимает у них несколько дней. Будучи не слишком востребованными за пределами своей страны, они и в Китае могут получать свои деньги – а могут и не получать. Большинство не получает – до тех пор, пока заказчик не рассчитается с компанией, на которую они работают. Бывает, что рабочим год за годом не платят до самых новогодних праздников! Семьи, оставленные дома, пытаются дотянуть до ежегодной зарплаты, которая порой появляется вместе с самим рабочим. Газеты и интернет-ресурсы рассказывают о людях, остававшихся без денег больше года, и о недобросовестных подрядчиках, не заплативших вообще. В последнее время было несколько сообщений о случаях, когда отчаявшиеся жены и дети шли на самоубийство, чтобы привлечь внимание к бедственному положению их мужей и отцов-мигрантов, которым не платили целый год, а потом предложили добиваться зарплаты в суде.

Я спрашиваю Яна о его собственном определении успеха.

– Конечно, я посылаю деньги домой, но мама просто их откладывает. Она говорит, что им и так хватает на простую жизнь и, когда я женюсь, она отдаст мне их, чтобы я смог купить дом. Они готовы на все ради осуществления этой всеобщей мечты китайских родителей – чтобы у детей был собственный дом. А для меня успех – это возможность работать с финансами. Я получу диплом журналиста, но моя страсть – экономика и финансы. Надеюсь, лет через пять я буду работать менеджером в финансовой компании. Моя настоящая мечта – иметь собственный бизнес. Эта амбициозность – следствие моего прошлого. Я знал трудные времена, я боролся, чтобы сдать экзамены, а потом принял непростое решение – уехать из Нанкина и начать все заново. Мне действительно пришлось преодолеть в жизни немало трудностей.

Ян все больше оживляется, его голос чуть дрожит, когда он делится со мной своими мечтами о том, как получит степень магистра, будет путешествовать и станет работать на себя.

– Год назад я говорил, что, возможно, отправлюсь заканчивать магистратуру в Канаду, США или Великобританию, но потом передумал. Отчасти потому, что это было бы слишком дорого, но главное – Китай изменился, и теперь я вижу здесь больше возможностей. Поэтому я надеюсь, что буду учиться, возможно, в Сингапуре, Гонконге или Шанхае. Шанхай для меня на первом месте, потом идет Сингапур, а за ним – Гонконг.

Мы на минуту останавливаемся, и он размышляет над собственными словами.

– Я больше не считаю Гонконг финансовыми воротами Китая. Раньше так оно и было, но я вижу, что ситуация меняется. Шанхай важен для страны, и правительство поддерживает развитие страхового и фондового рынков. Работая в финансовой журналистике, я вижу, что правила меняются практически ежегодно, и те новые, которые появляются, тоже влекут за собой большие перемены. Это происходит на наших глазах. Китай растет и развивается быстро. Его положение в мире тоже меняется – проявления этого я каждый день наблюдаю у себя на работе. Страна растет во всех направлениях.

Ежедневно смотря теленовости, я бы тоже никуда не делся и поверил в это благодаря мастерски сработанным сюжетам. Но Ян видит процесс изнутри – и, возможно, его точка зрения вернее?

– Западу наши реформы и перемены могут показаться медленными, однако один-два года – слишком малый срок для Китая. А вот если соединить все точки, расставленные за десять лет, вы ясно увидите, как меняется направление, и все станет понятно.

Я вспоминаю, что китайцы строят планы на долгосрочную перспективу (и уж точно ориентируются не на завтрашний день и не на следующую неделю). Они планируют на 50 и даже на 100 лет. В таком контексте неискушенному наблюдателю экономические изменения могут представляться слишком неспешными, но те, кто живет внутри процесса, ощущают, что ветер начинает дуть с Востока.

– На мою повседневную жизнь не влияет тот факт, что положение Китая в мире меняется. Однако он влияет на мое будущее.

Это простое утверждение двадцатипятилетнего молодого человека не лишено глубины. Несомненно, передо мной – представитель городского среднего класса, который сейчас активно развивается в Китае. «Мне едва хватает денег, чтобы быть в порядке», – говорит Ян, но в то же время он принадлежит к молодому, амбициозному и хорошо образованному поколению, от которого зависит будущий успех Китая в мире. В кофейнях или недорогих кафе, особенно в Пекине и других крупных городах первого и второго уровня, буквально физически ощущаешь это стремление к успеху. Об этом – все мечты, а все разговоры – о том, как спланировать бизнес и заключить сделку. Во время обеденного перерыва и ранним вечером смартфоны жужжат непрерывно. Люди склоняются над планшетами и выстукивают будущее на клавиатурах ноутбуков. Там бизнес, которым они управляют, и риски, на которые они готовы идти, чтобы стать частью Китайской Мечты.

Что Ян думает о западном образе жизни?

– Там легче жить. Западная культура гораздо более сложившаяся, чем китайская. Здесь людям все еще нужно бороться и непрерывно работать изо всех сил. Я – всего лишь один из этих людей. Но ситуация меняется к лучшему. У нас много проблем и сложных задач, и все же, хотя жизнь здесь тяжелая, она постепенно становится легче. А на Западе все просто и легко.

Я заинтригован его представлениями, и после некоторых уговоров Ян объясняет свою точку зрения подробнее.

– Я уверен, что на Западе жить проще. Это всего лишь мое ощущение. Соотношение между ценами на жилье (помните, насколько это важно?) и зарплатами на Западе гораздо более щадящее, чем здесь. В Китае разрыв так велик, что его почти невозможно преодолеть без помощи родственников. На Западе страхование дает чувство защищенности, а у нас такой роскоши нет. Нам ощущение безопасности создает дом. Стоимость жизни у нас тоже выше, если сравнить соотношение зарплат и цен. Здесь цены растут постоянно, а заработки – нет. К тому же Китай – это общество наличных. Мы не живем в кредит! Если нам нужны деньги, то мы в первую очередь обращаемся к семье. На Западе отношение к жизни и безопасности совсем другое.

Ян откидывается назад, словно утомленный этой огромной темой.

– Люди на Западе хотят легкой жизни, но в Китае так не бывает. Поэтому нам пока приходится тяжело работать, чтобы жить, и бороться за то, чтобы чувствовать себя защищенными.

Повисает длинная пауза. Больше сказать нечего. Пропасть между мечтами и культурами слишком глубока. Я пытаюсь вернуть беседу в прежнее русло и спрашиваю Яна о том, кто еще у него есть из родственников.

– У меня два старших брата – один в родном городе, другой в Шанхае. Мы редко общаемся – кроме, конечно, Китайского Нового года.

И больше ни слова. Снова на нас, словно колпак, спускается тишина. Семейные отношения остаются за закрытой дверью. Это прошлое Яна, а не его будущее. Мой собеседник полон энтузиазма молодости, но вовсе не наивен. Его жизнь была слишком тяжелой, чтобы оставаться наивным.

У него есть подруга, которой тоже 25, – недавно она получила диплом по специальности «английский язык». Хочет ли Ян жениться и завести детей?

– Возможно, когда-нибудь, но не сейчас. Я амбициозен – хочу воспользоваться возможностями, которые вижу, и осуществить то, о чем мечтаю. А у нее нет амбиций. Она хочет более простой жизни.

Бедная девушка.

– Может быть, лет через пять мы встретимся в Лондоне, куда я приеду по делам, – и я смогу рассказать вам о том, какого успеха добился.

В его словах нет ни намека на иронию или взгляда страстного мечтателя сквозь розовые очки. Он просто констатирует факт. Он будет успешным, внесет свой вклад в процветание Китая в мире и сделает так, чтобы родители гордились им.

Глава 6. Китайский нефтяник из Уэльса

Лин Лай – родившийся в Гонконге и выросший в Уэльсе бизнес-управляющий, который работает на принадлежащую Китаю нефтяную компанию со штаб-квартирой в Австралии, – живет сейчас в Пекине. Он ревностный приверженец христианства.

– Должен сказать, что, когда я впервые приехал в страну в 1995 году, у меня были проблемы с самоидентификацией. Мне казалось, что я приземлился на другой планете. Это был настоящий путь к себе. Я работал тогда в Великобритании менеджером проектов BP, и меня послали в Китай, в провинцию Сычуань – примерно в полутора тысячах километров вверх по Янцзы, – строить в окрестностях Чунцина химический завод. Это было одно из первых совместных предприятий Китая и Запада в нефтяной отрасли.

Почти три года Лин каждый день добирался на работу по горам, через обрывистые перевалы, по дорогам, от которых волосы вставали дыбом. Жил он по-спартански, в неуютном гостевом доме. Ко всему прочему, перед ним стояла задача нанять на работу почти 10 000 местных жителей.

– В хороший день на дорогу уходило до двух часов, а зимой порой приходилось всю ночь осторожно пробираться по сплошному льду. Теперь путь занимает около 30 минут – несколько лет назад в горах продолжили скоростную трассу.

Таковы в Китае темпы перемен и инвестиции в инфраструктуру. Так прежние пути исчезают под бетоном и асфальтом прогресса.

Лин продолжал поиски собственной идентичности, разрываясь между западным воспитанием и китайскими корнями – его семья происходит из провинции Гуандун.

– Стоять посередине дороги опасно, потому что вас могут переехать, – он мягко улыбается. – Чтобы почувствовать себя здесь как дома, у меня ушло 18 лет. Я люблю эту страну. Я китаец по происхождению, но никогда не стану настоящим китайцем. Люди часто называют меня «бананом», потому что я желтый снаружи и белый внутри.



Это распространенное прозвище для эмигрантов во втором или третьем поколении, которые возвращаются в Китай. Их происхождение нельзя назвать полностью китайским, а опыт – полностью западным.

– Я перестал об этом беспокоиться, – Лин снова улыбается мягкой и какой-то обезоруживающей улыбкой. – Я тот, кто я есть, и ничего не могу с этим поделать. У меня действительно западный и даже интернациональный взгляд на вещи. По приезде мои представления о Китае, основанные на западном образовании и воспитании, были не вполне верными и даже романтическими. В результате приземление вышло жестким! В то время у бухгалтерии и финансового отдела еще были в ходу счеты и платежки на рисовой бумаге. Но спустя два года у нас уже была эффективная, двуязычная и полностью интегрированная система управления ресурсами предприятия, круглые сутки доступная для головного офиса в Лондоне. Я был очень впечатлен скоростью, с которой здесь осваивают и воспринимают новое. Китайцы обладали и обладают невероятной способностью впитывать, оценивать, изучать и воплощать новые идеи и подходы. Они делают их своими собственными, китайскими. Я никогда не видел на Западе такой жажды самосовершенствования и такого стремления сделать жизнь лучше.

Лин познакомился с будущей женой в Сычуани. После свадьбы в 2003 году они постоянно живут в Пекине и при любой возможности навещают родственников в Великобритании. Жена Лина – директор по персоналу в крупной китайской корпорации со штаб-квартирой в Пекине.

– К христианству меня привела жена. Она уже была членом церковной общины, и, когда мы переехали в Пекин в 2005 году, захотела и здесь присоединиться к Международной церкви Христа[10]. Поскольку я очень ее люблю, то согласился последовать за ней. Было очень странно показывать паспорт при входе в храм, но так оно здесь устроено.

Лин говорит о своей вере непринужденно и спокойно.

– Человек строит планы, но последнее слово остается за Богом. Мне повезло: в 2005 году BP отправила меня в Гарвардскую школу бизнеса, и это обострило мою жажду познания мира и самого себя. Кроме того, мне еще сильнее захотелось узнать о церкви и Христе, и в ноябре 2006 года, вернувшись из США, я принял христианство.

В Китае существуют давние религиозные традиции – буддизм здесь практикуют более двух тысяч лет. Другая вера – даосизм – в том или ином виде упоминается в классической китайской литературе – например, в старейшем романе «Троецарствие», который в XIV веке создал китайский поэт Лю Гуаньчжун. Это эпическое повествование о кровопролитии, братстве, предательстве и верности сформировало основу классической китайской культуры, и один из центральных его персонажей – почтенный монах, ставший политическим стратегом.

Опыт работы Лина в нефтяной индустрии прямо связан с изменениями в китайской энергетике.

– Сначала все строилось на использовании местной рабочей силы, на организации поставок западных технологий и передаче западного опыта. Потом, между 2006 и 2010 годами, я заметил явно выраженный сдвиг. Игра приобрела гораздо более крупные масштабы и стала более выгодной. Китайские энергетические компании перестали стесняться и принялись искать энергетические ресурсы и запасы энергоносителей по всему миру. Не всем понравилось их появление в Африке и на Ближнем Востоке, но с 2010 года они стали настоящими конкурентами на глобальном уровне. Они используют свои трудовые ресурсы, цепь поставок, политические и коммерческие наработки и знают, как повысить свой уровень.

В 2010 году Лин оказался посреди иракской пустыни вместе с китайскими буровиками и монтажниками. Он возглавил совместный проект BP, Sinopec [11] и иракского правительства.

– В 2001 году я ни за что бы не поверил, что когда-нибудь буду участвовать в разведке нефтяных месторождений за рубежом. Несколько лет назад этого просто нельзя было себе представить, потому что Китай фокусировался исключительно на внутренних делах, а не на внешней деятельности. Поэтому видно, как далеко продвинулась страна за столь короткое время – от сосредоточенности на внутреннем развитии до выхода на мировую арену.

Иракский проект стал одним из первых успехов в зарубежной экспансии китайского энергетического бизнеса и примером для создания множества других предприятий по всему миру – энергетический сектор Китая набирает обороты в поиске и освоении природных ресурсов, необходимых новой сверхдержаве для поддержания экономического роста и развития.

Работая на австралийскую фирму, которой владеет китайская управляющая компания, имеющая также доли в немецких и португальских предприятиях, Лин находится в самом центре новой для Китая модели собственности, построенной на акционерно-холдинговой основе.

– Это признак времени и того, что Китай стал одним из мировых локомотивов.

Снова все та же улыбка.

– Такая ситуация мне очень по душе. В общей картине происходящего она выглядит естественным развитием событий. Китай вышел на глобальный уровень, и его уже не остановить. Вы чувствуете и испытываете на собственном опыте, как все вокруг вас меняется. И это одна из причин того, почему здесь так здорово работать!

Я спрашиваю Лина, повлияли ли, на его взгляд, все эти перемены на ценности китайцев? Изменились ли и они в свою очередь?

– Нет. Я думаю, это по-прежнему самосовершенствование, «лицо» и семья. Это суть китайского мышления, и, хотя перемены набирают темп, я пока не вижу, чтобы что-то в этом плане поменялось. Сосредоточенность на семье, стремление порадовать отца и мать, добившись успеха, порождает стрессы и напряженность. В том числе в отношениях между молодежью, которая хочет пользоваться новыми возможностями, и старшим поколением, превозносящим прошлое и те усилия, благодаря которым Китай стал тем, что он есть. Но все меняется.

Наконец я прямо интересуюсь: ищет ли все еще мой собеседник свою идентичность?

– Больше нет.

Улыбка.

– Китай в значительной степени изменил меня и таких, как я, – и в плохую сторону, и в хорошую, лично и профессионально. Он очень долго был частью меня, и я ему за это только благодарен. Моя вера укрепилась – и это тоже сформировало меня и помогло моему развитию. Но прежде всего моему росту способствовал Китай.

Глава 7. Человек, знакомый с королевой

Джефри родился в 1982 году в западном Пекине. Он коренной пекинец. Недавно женившийся и живущий в собственной квартире по соседству с родителями, Джефри – типичный представитель поколения хорошо образованных китайцев, относящихся к среднему классу. Он ходил в местный детский сад и начальную школу, а потом родители смогли устроить его в Канадскую школу в Пекине – одно из активно развивающихся в городе международных учебных заведений. Там, как и мечтали родители, он получил западное образование. Потом Джефри отправили в Великобританию, где он окончил колледж Брокстоу в Ноттингемшире, а с 2001 по 2004 год изучал экономику и менеджмент в Килском университете.

– Я считаю себя немного британцем, – рассказывает Джефри. – Я провел там столько времени, что эта страна стала для меня почти что вторым домом. Мне очень нравилось там жить. И мне повезло: после университета я поехал в Лондон, чтобы получить диплом Ассоциации дипломированных сертифицированных бухгалтеров. Я был так счастлив! Восемнадцать месяцев я жил в центре Лондона, на Уоррен-стрит. Мои родители были военными, но давно в отставке, они вернулись в Пекин в 1980-х. Отец участвовал в создании Пекинской фондовой биржи, мать работала в Пекинском бюро финансов. Сейчас оба на пенсии.

Я спросил у Джефри, почему он решил возвратиться в Китай.

– Я хотел вернуться, ведь здесь столько возможностей. Мы с другом открыли маркетинговое и рекламное агентство в Чанша. У друга было много связей в местной администрации, и какое-то время все получалось. Однако нам приходилось трудно, и через два года мы решили закрыться. Тогда я вернулся в Пекин, получил место в новой фирме, которая занимается бухгалтерским учетом и финансами, и работаю там до сих пор. Сейчас мы гораздо больше ориентированы на международный бизнес, и мне очень интересно наблюдать, как компания меняется с годами. Порой это выглядит странно, потому что мы местная фирма и стиль управления у нас традиционный китайский.



Джефри видит одно принципиальное отличие такого бизнеса от западного:

– Это действительно имеет значение. В традиционных китайских компаниях чрезвычайно важна иерархия. Босс здесь – действительно босс, а работники – работники, тщательно исполняющие то, что им говорят. Я работаю в маркетинге, у нас другая ситуация, поскольку наш руководитель больше ориентируется на международный стиль, – и все равно порой приходится трудно. Но сейчас в любом случае гораздо легче, чем было раньше. Когда мы были по-настоящему местной компанией, мы работали все время, даже по выходным. Было очень тяжело, наша небольшая команда не поднимала головы от работы. Теперь методы работы сильно изменились в лучшую сторону за счет гораздо большей гибкости. Обычно я ухожу в шесть часов, и у меня остается время добраться домой, провести время с молодой женой и пообщаться с родителями. Сейчас я могу видеться с ними как минимум полчаса каждый день.

Мне повезло быть гостем на свадьбе Джефри в прошлом году, и поэтому я не постеснялся спросить у недавнего молодожена, каковы его взгляды на брак.

– Моя жена родом из города Шеньян в провинции Ляонин. Нас познакомил мой друг. Она работает в Пекине. Мы встретились в феврале 2012 года и поженились в октябре 2014-го. Мы хорошая пара. Я очень серьезно отношусь к браку. Не все настроены так серьезно, вы знаете.

Размышляя над его ответом, я вспоминаю, что часто слышу от друзей и знакомых о парах, которые женятся скорее из соображений выгоды и безопасности, нежели по любви.

– Думаю, это огромная ответственность. Надо быть готовым провести остаток жизни с другим человеком. Признаюсь, мне было немного страшно жениться. Но я преодолел этот страх, потому что мы очень подходим друг другу с точки зрения личных качеств. Мы хорошо дополняем друг друга. Жена тоже не слишком ориентирована на материальное, то есть у нас обоих достойная система ценностей. Я с самого начала наших отношений понял, что она такая одна. А в будущем году, мы надеемся, у нас уже, возможно, будет ребенок. Мы довольно необычная для Китая молодая пара, поскольку живем отдельно от родителей – смогли купить собственное жилье в том же квартале. То есть мы живем близко, но отдельно. Это идеальный вариант.

Наша беседа переходит к теме шэн нюй – «невостребованных женщин». Так называют социальную группу незамужних женщин в возрасте около 30 лет. Предполагается, что к 2020 году таких (в возрасте от 25 до 40 лет) в Китае будет на 30 миллионов больше, чем мужчин, – особенно в сельской местности. Но на деле одиноких женщин больше в городах, и причина этого кроется глубоко в китайской культуре. Сельские жители много лет стремились, чтобы единственным ребенком в семье был мальчик, и это так или иначе привело к преобладанию мужчин. Исторически такое стремление объяснялось потребностью иметь работника и кормильца, который обеспечит семью в будущем. По всему Китаю до сих пор ходят слухи об убийствах новорожденных девочек, и этого «белого шума» слишком много, чтобы его игнорировать. В прошлом важным фактором также были нежелательные беременности девушек до 18 лет. Ребенок, росший без отца, обходился дорого и считался позором, что тоже не способствовало улучшению ситуации. Поэтому сложилось так, что женщинам гораздо легче жить в городах. Свобода – это определенно важный фактор, и, уехав из сельской местности, где среда вынуждает быть как все, девушки либо откладывают вступление в брак, либо не могут найти подходящего партнера с такими же «новыми» взглядами. Замуж они не торопятся. Биологические часы тикают, но собственные принципы и свобода жизни в городе, где больше работы и денег, удерживают их от брака.

– В городах второго уровня девушки обычно выходят замуж в возрасте до 25 лет, а в сельских общинах – в 20 с небольшим, – рассказывает Джефри. – Родители стремятся к тому, чтобы дочери раньше вступали в брак и быстрее рожали внуков, дабы те успели подрасти и смогли позаботиться о них в старости. В больших городах люди смотрят на вещи шире и вопрос брака решается не только родителями. Кроме того, когда шэн нюй ищут мужа, они обращают внимание на пожилых и даже на разведенных мужчин. Такие и сами ищут женщин помоложе, так что противоречия тут нет, но у шэн нюй нет и особого выбора. В больших городах вроде Пекина или Шанхая большинство родителей хотят, чтобы дочь нашла себе жениха с собственным жильем. Если она встречается с человеком, у которого есть дом, родители поддерживают ее намерения гораздо охотнее.

Я уже давно хотел задать китайским знакомым один вопрос, однако никак не мог решиться. Но наша беседа, мне кажется, его допускает. Важна ли любовь в браке?

Джефри делает долгую паузу.

– Ну, даже если люди влюблены друг в друга, они все равно испытывают огромное давление. Некоторые не женятся или вступают в брак с нелюбимыми, потому что родители не дают им решать самим. Родители, друзья, работа и даже общество – давление идет со всех сторон.

Не так давно я слышал, что один домовладелец отказался сдавать жилье одинокой девушке, пока не поговорил с ее родителями и не убедился, что они разрешают ей не выходить замуж и ручаются за ее репутацию. Доводилось мне слышать и то, что в некоторых китайских компаниях женщин обходят в продвижении по службе и считают незрелыми и не готовыми к ответственности, если они не замужем и не имеют детей.

– В Пекине традиционно считается само собой разумеющимся, что дом для семьи обеспечивает жених, – продолжает Джефри, – а от невесты ждут машину. Я понимаю: возможно, это слишком материалистический подход, но зато он дает финансовые гарантии для хорошего брака и успешного будущего. Он очень распространен. В самых крупных городах среди мужчин 20–30 лет – а это самый подходящий возраст для вступления в брак – больше таких, у которых нет своего жилья, чем тех, у кого оно есть. В городах вроде Пекина или Шанхая покупка жилья – обязательное условие для женитьбы. Обе семьи вложат все, что могут, все свои сбережения в дом для молодых. Это – философия. Свое жилье – самое важное для китайца. Если его нет – значит, нет дома! А если нет дома, то нет и семьи – потому что дом – это стабильность. Очень плохо, если вы живете в чужом доме – например, на съемной квартире. Жилье должно быть свое, собственное. Мои родители всю жизнь копили деньги для меня и жены, а мы всю жизнь будем копить для наших детей. Таков китайский путь.

Китайцы копят деньги. Упоминания об этом вы найдете в моих записках повсюду. Китаец отложит половину своей годовой зарплаты там, где обитатели Запада сочтут удачей отложить 12 %.

– В этот раз за десять дней Китайского Нового года наши туристы потратили в Японии 6 миллиардов юаней. У нас есть деньги, и мы готовы их тратить. Пока китайцы не начали ездить за границу так, как сейчас, никто не знал об этой стороне нашей культуры. Теперь знают. Я слышал, что в 2014 году 12 % зданий, купленных в Австралии, проданы китайцам!

Я и сам знаю, что это именно так. Один мой друг, живущий в Австралии, сейчас продает дом и размещает объявления на китайских веб-сайтах. Ему порекомендовали искать покупателей в Китае, поскольку его красивый уединенный коттедж вряд ли окажется по карману австралийцам, зато вполне подойдет богатым китайцам, размышляющим об эмиграции. Он даже подумывает о посещении мероприятий для желающих купить или продать недвижимость, которые организуют в Пекине предприимчивые агенты.

Тем или иным образом наша беседа вращается вокруг денег – до тех пор, пока мы не останавливаемся на любимой теме. Банки. И сервис. Или его отсутствие.

– Их это не заботит. Клиентский сервис – вовсе не то, что они ставят на верхние строчки списка приоритетов. Крупными банками владеет государство. Они слишком большие – одни из самых больших в мире, не говоря уже о Китае. ICBC [12] – вообще крупнейший в мире, Банк Китая тоже огромный, и у них слишком много денег от корпоративных клиентов, чтобы беспокоиться о частных. Добавьте к этому ограничения на работу иностранных банков в Китае, и получится, что мотивации улучшать сервис нет вообще. Просто недостаточно конкурентов.

О том, сколько приходится ждать обслуживания в китайских банках, ходят легенды. За кажущимся удобством электронных очередей скрывается хроническая неэффективность. В отделениях постоянно не хватает персонала, а те сотрудники, которые есть, работают неуверенно, незаинтересованно и неторопливо. Все процедуры и процессы медленны и нудны, много бюрократии и путаницы. Добавьте сюда «внезапные» проверки службы безопасности и постоянный надзор вышестоящего руководства – и вы получите рецепт крайне плохого обслуживания. Даже тот, кто пришел в такой банк впервые, насторожится, увидев расположенные в большинстве отделений «зоны ожидания для клиентов» – обычно весьма внушительного размера и с неудобными стульями.

Порой приходится ждать целый час, чтобы совершить простую операцию – допустим, распечатать выписку со счета. На прошлой неделе это заняло у меня 45 минут в пустом отделении. А если китайцу понадобится чуть более сложная процедура – конвертировать валюту при переводе ее между двумя своими счетами, – придется ждать два-три часа. На это «специальное обслуживание» обычно выделяют одного сотрудника, и, если все происходит в центре Пекина, его всегда дожидаются несколько клиентов.

– В банках поменьше обслуживание более качественное, потому что у них есть конкуренты. Поэтому, например, в China Merchant Bank или Minsheng Bank ситуация гораздо лучше, – свидетельствует Джефри.

Неудивительно, что онлайн-банкинг совершил в такой ситуации настоящий «квантовый скачок». В китайском цифровом пространстве появляется все больше банковских приложений для таких операций, которые доступны на Западе, а также инноваций, которых не встретишь и во многих «развитых» странах. Если у вас есть деньги, и особенно если вы собираетесь много откладывать, – практически все можно делать онлайн. У большинства банкоматов есть функция приема наличных, и на улице часто можно увидеть людей с кипами денег, упакованных во что угодно, от бутербродных пакетов из коричневой бумаги (я не шучу) до специальных защищенных конвертов, скармливающих красные банкноты по 100 юаней голодным автоматам.

Проблема в другом – снять крупную сумму. Или даже просто перевести с одного своего счета на другой. Это всегда испытание.

– Мне очень повезло: у меня есть свободная наличность и собственный дом, поэтому мне не нужна ипотека. У нас с женой сейчас достаточно свободного времени, и мы встречаемся с друзьями, ходим в кино и рестораны, делаем покупки и, конечно, проводим время с моими родителями.

Эти слова отражают самую суть китайского среднего класса. Иметь деньги, которые можно потратить, и время, чтобы их потратить. Считать семью приоритетом и быть поблизости, чтобы реализовать этот приоритет.

– Я каждый день провожу время с родителями. Мы ожидаем, что наши дети будут заботиться о нас, когда мы состаримся, так же как мы сейчас заботимся о родителях. Так принято в Китае. Жена тоже регулярно навещает своих, она ездила к ним на Китайский Новый год. Семья очень важна для нас обоих. Ее родители уже пожилые. У отца свой бизнес – он продает тяжелую технику строительным компаниям. Сейчас становится все сложнее найти покупателей, поскольку рынок недвижимости обрушился по всему Китаю. Думаю, скоро он продаст бизнес или просто закроет его. Слишком сложно держаться на плаву.

Что мой собеседник думает о перспективах Китая и своих собственных с учетом очередных экономических изменений и того факта, что рост замедлился, хотя и не остановился?

– Думаю, если сравнивать меня со знакомыми, то все нормально. Я не должен платить за аренду, а значит, могу тратить деньги на что хочу. Средняя зарплата в Пекине – от 6000 до 7000 юаней в месяц, поэтому не имеющим жилья приходится тяжело. Большинство вынуждено тратить больше половины зарплаты на аренду, остальное вполне может уйти на еду, и, чтобы отложить на дом, денег не остается. А жилье здесь дорогое. Квадратный метр обычного маленького дома будет стоить около 30 000 юаней. Мне это обошлось в 60 000 юаней, поскольку мы живем у Второй кольцевой автодороги недалеко от центра города.

Цены на жилье в Пекине и Шанхае остаются высокими. Более того, они даже повысились, хотя в остальном Китае рынок недвижимости и строительная отрасль обрушились, оставив огромные дыры в земле и в экономике. Я постоянно вижу целые кварталы достроенных и недостроенных жилых домов, которые пустуют. Но цемент и сталь по-прежнему производятся, в каменоломнях добывают мрамор, а у трудовых мигрантов есть работа – как будто экономика невосприимчива к хроническому перенасыщению и возможным социальным и инфраструктурным проблемам, к которым может привести такой перегрев.

Джефри размышляет о своем будущем и о будущем детей.

– Мы надеемся в следующем году завести ребенка и подали заявление на получение канадского гражданства, пока он еще не родился.

Для меня это новость.

– Жена мечтает жить за границей – в числе прочего ради детей. Мы хотим, чтобы они родились там, и мои родители с этим согласны. В Пекине слишком плохая экология. Это настоящая проблема. Качество пищевых продуктов тоже вызывает вопросы. Известно, что рис и другие основные продукты, от растительного масла до молочных смесей, бывают небезопасны, поэтому мы должны думать о здоровье детей. Если вам нужны самые высокие стандарты качества и вы хотите пользоваться западными товарами и продуктами, в Пекине это обойдется очень дорого. Но за границей, где качество считается обязательным, ситуация гораздо надежнее. Ну, и образование детей. Сегодня китайцы среднего класса вполне могут позволить себе учить детей за границей.

Я спрашиваю, надолго ли они уедут и планируют ли вернуться в Китай.

– Конечно! Уедем на несколько лет, пока дети будут расти и учиться, а потом обязательно вернемся. Мы, в общем, еще не продумывали это как следует. Остаться за границей насовсем – не вариант. Жена хочет, чтобы наш ребенок родился в Канаде. Это одна из стран, где китайцу легче всего получить гражданство. (Канада только что последовала за США и согласилась выдавать гражданам Китая визы на десять лет.) Для меня эта затея – нелегкое бремя, но у китайцев так принято: если вы сделаете все возможное для своих детей, то они тоже сделают все возможное для вас, когда вы состаритесь. Родители заплатили за мое образование, чтобы я сделал то же самое для моих детей и позаботился о них самих. Таков в Китае жизненный круг, и поколения следуют по нему одно за другим. Так здесь будет всегда. Мы все верим в Китайскую Мечту о том, что Китай снова поднимется – мирным путем.

Думаю, взгляды Джефри, типичные для представителей китайского среднего класса, успокоят паранойю, которую многие жители Запада испытывают по отношению к Китаю.

– Китайцы счастливы быть китайцами. Мы не империя, и у нас в крови нет имперских амбиций, присущих, возможно, некоторым нациям (Джефри подмигивает).

Человеку с Запада этот комментарий может показаться странным. Все дело в том, что китайцам с малых лет рассказывают об агрессии и империалистических устремлениях других стран, включая Японию, США и Британию. Западное образование не дает представления о том многом в истории государства, чему в Китае уделяется больше внимания. Все мои знакомые китайцы хорошо представляют себе даты и события Ихэтуаньского восстания 1899–1901 годов, японского вторжения в Северный Китай в 1931 году и Нанкинской резни, учиненной японцами в 1937-м. Тем, кто стремится лучше понять отношение китайцев к происходящему, следует больше читать об истории Китая. Это не заменит глубокого понимания истории, но даже некоторая осведомленность и знания вызовут уважение.

Я избегаю соблазна вернуться к разговору о качестве еды и воздуха, но моя ирония не ускользает от Джефри.

– Я знаю, что западному уму это может показаться непоследовательным, но китайцы могут удерживать в голове две противоречащие идеи и не испытывать дискомфорта. Наши проблемы – цена прогресса, которую необходимо заплатить, но так не будет продолжаться вечно. Со временем мы справимся со всеми трудностями.

Джефри вынимает смартфон из кармана куртки и после недолгих поисков демонстрирует мне старую оцифрованную фотографию. На ней мальчик с ангельским личиком в группе других детсадовских детей.

– Хотел вам показать. Подумал, это будет интересно.

Это действительно интересно.

– Я встречался с вашей королевой.

– В самом деле?!

– Да. Она прилетела в Пекин в октябре 1986 года с первым официальным визитом. Мне исполнилось всего четыре года, и я плохо помню, как это происходило, но наш детский сад был выбран правительством для посещения, потому что являлся тогда лучшим в Пекине. На самом деле он и сейчас лучший. Именно поэтому я решил поехать в Британию учиться – это был своего рода ответный визит! Я люблю Лондон, там столько истории, она ощущается в каждом уголке. Я действительно считаю его своим вторым домом. У меня необычайно тесная и глубокая связь с Великобританией. Вообще, у Китая давние и особые отношения с вашей страной.

– Но гражданство вы все же хотите получить канадское?

– Да. Китайцу из среднего класса практически невозможно получить британское.

Весна


Весна еще не наступила. Но с магазинов и общественных зданий убрали свидетельства зимы – толстые шторы и фетровые клапаны, закрывавшие от пронизывающего холода те двери, которые не были заперты или заколочены. В квартирах тоже очень холодно, и люди даже в помещениях не снимают верхнюю одежду – отопление выключили, а недовольное лицо солнца едва проглядывает сквозь смог. Но отдельные признаки жизни все же заметны. С деревьев и живых изгородей в парках и общественных местах снимают зимнюю одежду – зеленую ткань, закрепленную деревянными шестами и обмотанную веревками. В начале декабря рабочие тщательно заворачивают весь город в защитную оболочку, и это довольно трогательное зрелище. Укрывать живые изгороди, кусты и низкорослые деревья по всему Пекину – практично и не так уж дорого. Интересно, ценят ли растения эту нежную заботу, поглощая углерод, который извергают заводы и транспорт. Без них Пекин большую часть года задыхался бы от удушливой пыли.

Глава 8. Вредные выбросы и мойщики окон

У вас першит в горле. Вы просыпаетесь с пересохшим ртом и с ощущением, что вам размазали сажу по губам. Добро пожаловать в Пекин во время смога. Господин Лян скрючился и хрипло кашляет, как будто всю жизнь выкуривал по 60 сигарет в день. Но он старается прочистить глотку не из-за дешевых сигарет, сводящих на нет всякую попытку безвредно поесть в любом китайском ресторане, а просто из-за жизни в Пекине.

Господин Лян – успешный владелец фруктового магазинчика, расположенного за углом от моего дома в пекинском районе Чаоян.

– Похоже, у вас сегодня был тяжелый день, мистер Лян, – я улыбаюсь ему через весь зал, он подходит, шаркая, к моему столу и неуклюже опускается на стул напротив.

– А вы сегодня не работаете? – отзывается он хрипло и угрюмо, вопреки собственной улыбке. Он не любит кофе, но знает, что я заплачу за него, поэтому будет пить один из своих бесконечных чаев.

– Я иностранец. У нас бывают выходные.

– Вас бы на мою работу. Никаких выходных.

– Плохо кашляете, мистер Лян.

Я задел чувствительную струну, и он разражается тирадой по поводу неспособности властей (предусмотрительно делая акцент на местных, а не на государственных) решить проблему абсолютно ужасного смога в этом огромном городе. В народе считается, что плохой воздух отнимает десять лет жизни. Даже маленькие дети попадают в больницы с заболеваниями дыхательных путей.

Вчера за ужином друг рассказал мне, что его жена забрала младшего ребенка из детского сада, потому что там не работал воздушный фильтр. Некоторые школы вообще закрываются, когда официальный индекс загрязнения воздуха превышает 300. По данным ВОЗ, индекс выше 50 уже представляет собой серьезную угрозу для здоровья. Это губительный коктейль из угарного и сернистого газов и мельчайших взвешенных частиц (менее 2,5 микрон), который оседает у вас в легких и не выводится никаким образом. Эту песчаную взвесь вы буквально ощущаете на вкус, уже когда приземляетесь в аэропорту и снаружи начинает нагнетаться воздух – совсем не тот, который вы черпали из атмосферы на высоте 10 000 метров.

Если даже местные надевают маски – значит, ситуация на самом деле плохая. Должен сказать, я был слегка удивлен, когда увидел пекинца в маске и с сигаретой в руке. Помню, мелькнула мысль: как это работает? Какое из двух зол – меньшее?

– Сигареты отбивают вкус воздуха! – цинично заметил коллега.

Мистер Лян направляет хорошо отрепетированную и четко сформулированную атаку исключительно на местные власти, не способные навести хоть какой-то порядок: вредные выбросы с плохо управляемых заводов на востоке и северо-востоке города, низкокачественное дизельное топливо для растущего количества автобусов, избыток транспорта на улицах, пыль от строительства бесчисленных офисных комплексов и торговых центров, а также никудышная система регистрации автомобилей, позволяющая состоятельным людям иметь два номерных знака на одну машину, чтобы избежать объявленных «дней четных и нечетных номеров».

Это довольно своеобразное, но встречающееся в больших городах мира правило означает, что в одни дни недели здесь запрещено ездить на автомобилях с нечетными номерами, а в другие – с четными. Как будто это имеет значение! Кажущееся весьма причудливым и невыполнимым на практике, это требование поддерживается местным населением, которое, в общем, старается ему следовать. Те же, кто не слишком богат, либо просто не заботятся о чистоте номеров, предпочитая торговаться с полицейскими о «плате» за такую привилегию, либо любыми доступными средствами добывают себе второй номер, чтобы каждый раз, когда это необходимо, сунуть его под стекло.

Мистер Лян все больше распаляется – к нам уже присоединяются владелец кофейни и человек, который, могу поклясться, только что мыл окна. Все приходят к выводу, что «нужно что-то делать», что «власть» и «власть имущие» обязаны «прекратить это прямо сейчас». Такое ощущение, что я оказался в пабе, где-нибудь в моем родном Йоркшире, и обсуждаю, как снизить интенсивность движения по главной дороге нашего поселка.

Безликие бюрократы – предмет неприязни общества в любом уголке мира, и Пекин, подобно многим другим загрязненным городам современного Китая, – не исключение.

Наконец возмущение утихает, и появляется мой счет. Кажется, за все напитки плачу я. Некоторые вещи не меняются, где бы в мире вы ни оказались!

Глава 9. Юрист

Оливер Чжан – дитя нового Китая. Он родился в Ханчжоу и выучился на юриста в Китае, потом провел два года в Великобритании, получая последипломное образование в Ноттингемском и Эксетерском университетах, а после этого вернулся в Китай. Теперь, на четвертом десятке, Оливер – успешный пекинский юрист с десятилетней практикой. Но у него большие амбиции – он хочет идти еще дальше.

В Великобритании он влюбился.

– Я полюбил девушку с другими политическими взглядами, – задумчиво говорит он. – Моя подруга родилась на Тайване, в политической вотчине Чан Кайши. Это означало, что в нашей жизни всегда будет много трудностей. Я с материка, а у нее тайваньский паспорт. Помню, когда ей надо было возвращаться на родину, я провожал ее в аэропорту и не мог сказать ни слова. Мы очень любили друг друга, но не знали, увидимся ли еще из-за политических разногласий между Тайванем и материковым Китаем.



Вскоре после этого Оливер вернулся в родной город Ханчжоу. Молодые люди не теряли связи.

– В те дни (в 1990-е годы) я не мог звонить из дома за границу, поэтому она сама звонила мне почти каждый день.

В итоге трудности удалось преодолеть.

– Ее отец был против. Во время гражданской войны он сражался с коммунистами. Ему казалось, что дочь выходит замуж за врага. Помню, как он позвонил мне. После этого разговора ей было очень стыдно.

Однако они все равно поженились.

Сейчас у Оливера две маленькие дочери, которые живут с матерью на Тайване. Он привык месяцами находиться вдали от семьи, и, вероятно, это продлится еще как минимум год. Чтобы сделать карьеру, он вынужден был провести около пяти лет в Шанхае, а потом еще столько же в Пекине, работая в международной юридической фирме. Он говорит на безупречном британском английском, а не на неопределенном «среднеатлантическом», который часто можно услышать от англоговорящих китайцев, учившихся в США или у американских преподавателей в Китае.

Оливера волнует вопрос образования и воспитания дочерей.

– Мы с женой все время обсуждаем эту тему, и каждый день я хотя бы понемногу думаю о том, что необходимо сделать. Я размышляю, как добиться, чтобы они смотрели на Китай с международной точки зрения. Как сделать, чтобы они гордились своим происхождением одновременно и с острова, и с материка. Это трудная задача, но я рассчитываю, что они смогут извлечь преимущества из изменений, происходящих в Китае. Они принадлежат к новому поколению, у которого есть надежда на то будущее, когда все мы будем просто китайцами, а не тайваньцами или материковыми жителями.

Оливер с женой выходят за привычные рамки еще кое в чем. Сегодня молодые родители в Китае обычно работают по многу часов – либо вовсе далеко от дома, как Оливер, либо тратя долгие часы, чтобы добраться в город и обратно. В Пекине тратить на дорогу ежедневно по два часа утром и вечером – обычное дело. В этой ситуации детей часто воспитывают бабушки с дедушками. Оливер с женой считают, что это не лучшее решение для детей, но его мать с этим не согласна.

– Я должен помочь ей принять наше решение, – размышляет он. – Я знаю, это трудно, и знаю, что ей не хватает цели в жизни и ощущения собственной полезности, но мы уверены, что девочек должны воспитывать мать и отец. Значит, жене и детям нужно как можно скорее переехать на материк, а моей матери нужно смириться с нашими желаниями.

Оливер принял такое решение о воспитании детей вместе с женой, и это еще одно отличие от старых традиций и представлений о главенствующей роли мужчины.

– Мы разговариваем каждый день и обдумываем все вместе, сообща. Я очень скучаю по ним. Но знаю, что это не навсегда и что мы хорошо заживем вместе.

Оливер надолго умолкает.

– По большому счету, я южанин, и это тоже надо учитывать.

В этой короткой фразе отражается еще одна особенность китайской жизни. Эта страна по размерам превосходит Европу, и большинство китайцев не понимают, как можно воспринимать все ее географическое разнообразие как нечто однородное и относиться к Китаю как к единому целому.

– Это все равно что сравнивать французов с англичанами и итальянцев с датчанами. Да, у нас похожий базовый язык, хотя и с большим количеством диалектов, но на этом сходство заканчивается. Различия между провинциями, и особенно между южанами и северянами, огромны. У нас разная культура, мы по-разному ведем бизнес, относимся к жизни, действуем – всего не перечислить.

Оливер полагает, что вернется в Шанхай для продолжения карьеры, а в идеале хотел бы жить в родном городе Ханчжоу.

– Это у меня в крови. Я рад, что родился в Ханчжоу, я хочу, чтобы город был процветающим, и, думаю, могу внести в это свой вклад. В любом случае до Шанхая, который остается международным и коммерческим центром страны, всего час на экспрессе.

Поскольку Оливер юрист, мы обсуждаем, как в Китае меняется эта профессия. Местное право очень отличается от иностранного, а старые и новые законы сплетаются в сложную паутину.

– Грядут перемены, – рассуждает Оливер. – Я вижу, что все больше и больше китайских юридических фирм стремятся к сотрудничеству с международными компаниями. Профессионалы консолидируются, мы постоянно слышим объявления о слияниях. По мере того как китайский бизнес все активнее смотрит за пределы страны, а зарубежный – расширяется в Китае, возможности для развития будут только нарастать. К примеру, моя фирма уже работает с Казахстаном, другими соседями и странами из Ассоциации государств Юго-Восточной Азии.

Ряд наук – в частности, юриспруденция и финансы – начали развиваться в стране относительно недавно, с 1970-х годов, когда перемены в правительстве и переход экономики на рыночные рельсы привели к резкому сокращению существовавших прежде по всей стране департаментов и возникновению множества фирм. Старая манера – нанимать на работу друзей, опираясь на проверенный временем принцип гуанси (личных отношений), – тоже меняется. Она ни в коем случае не исчезла, однако новое поколение юристов, бухгалтеров и налоговиков налаживает новые связи, ориентируясь на качество работы и репутацию на рынке, а не только на отношения и личное знакомство.

– Клиенты тоже меняются, – говорит Оливер. – Они обращают внимание на достижения компании и ваши личные успехи, а не только на знакомство вашего босса с их боссом.

В том, как этот высококвалифицированный профессионал обсуждает со мной семью, бизнес и Пекин, я чувствую явный дух перемен – в его манере говорить, в выборе слов. В них ощущается энтузиазм, оптимизм, готовность принять трудности и особенности бурного прошлого страны и двигаться дальше.

– Я действительно с оптимизмом смотрю в будущее Китая и хочу, чтобы мои дочери были его частью. Я сам хочу быть его частью. Здесь все меняется так быстро, открывается столько возможностей. Я знаю, что должен быть своего рода новатором, потому что первые всегда получают долгосрочное преимущество. Западу надо понять, что мы не собираемся ждать, пока все получится сделать на сто процентов правильно с первого раза. Мы будем пытаться и, возможно, терпеть неудачи, но сами эти неудачи подстегнут и меня, и мою страну к великим достижениям.

Глава 10. Обеспеченная женщина


Юань Жуймин – сдержанная элегантная дама. Она родилась в 1952 году и выглядит прекрасно для своих лет, но в ее глазах видна боль женщины, которая многое пережила и стала тем, кто она есть, именно благодаря этому опыту. Жуймин не говорит по-английски, и ее сын Оливер Чжан, с которым вы уже знакомы по предыдущей главе, выступает в роли уважительного и терпеливого переводчика.

– Мой дед был родом из городка Цзяшань в провинции Чжэцзян. Он работал бухгалтером. Бабушка родилась в городке Шаосин неподалеку. Она была домохозяйкой, воспитывала отца… – госпожа Жуймин прерывает рассказ. – Это именно то, о чем вы хотите услышать?

– Конечно, – отвечаю я.

Она ищет подтверждение в моих глазах. Может быть, боится меня утомить или не хочет рассказывать чересчур много?

– Где вы росли? – спрашиваю я.

– В Ханчжоу. В те дни это был небольшой исторический город, тихий, не как сейчас. Сегодня это центр международного туризма. Мы жили недалеко от железной дороги. Тогда наша станция была обшарпанной, а теперь Восточный вокзал Ханчжоу – крупнейший в Азии. Наш дом снесли, чтобы построить Вест-Лейк-авеню. Столько всего переменилось. Я даже мечтать никогда не могла о таком масштабе перемен. Все случилось очень быстро.

Как и большинство представителей ее поколения, Жуймин пережила и увидела больше, чем кто бы то ни было до них. Ее история – это история роста экономической мощи Китая.

– В Китае произошли огромные перемены всего за 30 лет, и этим надо гордиться. На Западе такого не было никогда, – в ее тихом голосе не слышно гордости. Она просто излагает факты.

Жуймин училась в Ханчжоу в начальной школе, которая существует до сих пор. После шести классов она перешла в старшую школу. Через полгода началась Культурная революция.

– Это был 1966 год. Школа закрылась. Мне было всего 14 лет, я должна была получить аттестат в 1968 году, но это оказалось невозможным. Мы все должны были отправиться в сельские районы и помогать крестьянам. Выбора не было.

Ее слова звучат ровно, они точны и бесстрастны. Жуймин послали в небольшую деревню Цзяньшань. Она очень хорошо помнит, как это было.

– Всего несколько моих соседей-ровесников поехали туда же, куда и я, но в той деревне я и вовсе оказалась одна. Когда занятия прекратились, всех школьников собрали в местном комитете. Нас зарегистрировали и распределили по разным местам. Все произошло довольно быстро. Помню, я подумала: ничего себе! Что же творится? Я чувствовала, что потеряла четыре года. Много плакала. Золотые девчоночьи годы прошли впустую.

Она говорит со мной, не отводя глаз. Прерывает рассказ, когда я записываю, и возобновляет по моему кивку. Ее взгляд задумчив и добр. Ей хочется рассказать свою историю. Пусть это время пережили миллионы – для нее оно остается уникальным личным опытом. Это ее жизнь. И она хочет, чтобы я услышал об этой жизни из первых уст и понял ее. Несмотря на то, что воспоминания о тех годах явно причиняют ей боль, рассказ Жуймин исполнен целеустремленности и достоинства.

– Даже крестьяне спрашивали, почему мы там оказались и зачем правительство так поступило. Я одевалась как крестьянка, ела, спала и работала как крестьянка. Я стала крестьянкой. Когда наступил государственный праздник – Китайский Новый год, – помню, меня послали в горы валить лес. В этот особенный день, когда семьи собираются вместе, я была на какой-то безымянной горе в сотнях километров от людей, которых любила. Я очень тосковала по дому.

Она улыбается. В ее голосе и словах чувствуется тепло и нет никакой злости или негодования. Она смирилась со своим давним прошлым, но сохранила яркие воспоминания.

– Телефонов тогда не было. Мы могли только писать письма. Сначала мне удавалось писать по письму раз в 20 дней. Потом я привыкла и писала уже где-то раз в месяц. Спустя четыре года линия правительства изменилась. Единственному ребенку в семье теперь разрешалось вернуться и работать на фабрике в Ханчжоу, чтобы позаботиться о родителях, – то есть мне позволили уехать назад. За четыре года, пока меня не было, в Ханчжоу кое-что изменилось, но незначительно. Меня отправили работать швеей на местную фабрику одежды. Она находилась всего в 25 минутах пешком от дома. Хотя я должна была работать по восемь часов в день, по сравнению с деревней это был рай. И я научилась шить одежду.

Жуймин оживляется, в ее голосе больше радости – очевидно, этот период был гораздо лучше предыдущего. На фабрике она встретилась с будущим мужем.

– Мне было 24 года. Он был братом соседа моего дедушки, седьмым из десяти детей в семье, если я правильно помню. Всего родилось 12, но двое умерли в младенчестве. В те времена один ребенок в семье был редкостью. У моих родителей было пятеро, но двое умерли еще в утробе, а два моих брата прожили всего чуть больше месяца. Я единственная, кто осталась.

Факты льются дождем. При такой скорости их трудно воспринимать. Трудно осознать реальность ситуации, о которой говорится так прямо и просто. Это история миллионов людей того поколения. О ней можно прочитать в сухих исторических текстах, ее можно увидеть на фотографиях в музеях или в выцветших кадрах пропагандистских фильмов того времени. Но сейчас эта история прямо передо мной – неопровержимая, личная, горькая и правдивая.

– Вы в порядке? Я могу продолжать?

Внезапно я понимаю, что перестал слушать. Голову заполнили образы, родившиеся из ее слов. Я извиняюсь и объясняю, что рассказ заставил меня задуматься. Она снова улыбается и, кажется, довольна.

– Я проработала на фабрике 15 лет в разных подразделениях. Сначала стояла на конвейере, потом попала в бухгалтерию. Так что сначала я была крестьянкой, потом рабочей, потом администратором. Теперь я могла работать головой. Мне нравилась моя работа и связанная с ней ответственность, – она снова улыбается. – Мы поженились в 1978 году, и в том же году родился наш единственный сын. Мой муж был шофером. В те дни это считалось хорошей работой. Хорошо было быть врачом, солдатом, шофером. Муж был родом из Шаосина. Он работал в Бюро электроэнергии, правительственном органе, который после 2001 года стал Государственной электросетевой корпорацией Китая.

Мне интересно: это было время значительных перемен в Китае. Осознавала ли она происходящее?

– Да, и очень хорошо. Все вокруг меня смотрели новости по телевизору. Мы понимали, что происходят колоссальные перемены. В целом они представлялись нам положительными. В частности, зарплаты стали расти – то есть мы прямо ощущали эти улучшения на себе. Раньше продукты и предметы первой необходимости продавались по талонам. Теперь талоны исчезли, и это было явное положительное изменение.

Встречаясь и разговаривая с людьми по всему Китаю, я постоянно слышу подобные истории, когда речь заходит о 1980-х годах. Жуймин не стала исключением. Да, людей насильно переселяли, и они очень страдали. Да, на государственных фабриках приходилось тяжело работать. Да, было много непривычного, много трудностей и проблем. Но у рабочих на фабриках и у таких людей, как Жуймин с ее молодым мужем и новорожденным сыном, жизненная ситуация улучшалась на глазах. Да, повсюду была пропаганда, но в реальности качество жизни действительно повысилось, стало больше еды, выросли зарплаты, были отменены талоны. Все это напоминает мне о необходимости смотреть на историю шире. Когда слушаешь такие истории, как у Жуймин, удается по-другому взглянуть на жизнь обычных людей.

– Молодым людям открылось гораздо больше возможностей в обществе. Существовавшие прежде правительственные ограничения были сняты. Ассортимент в универмагах был очень ограничен, но постепенно мы начали замечать, что на прилавках появляется все больше и больше товаров. Выбор стал значительно шире – я особенно отмечала перемены в книжной торговле. Сначала все книги и брошюры были только на политические темы, но потом появились публикации по культуре и истории, художественная литература.

В течение следующих десяти лет Жуймин и ее муж работали все там же. А в начале 1990-х годов произошел очередной «скачок».

– По сравнению с предыдущим десятилетием материальных изменений стало еще больше: мы реально могли ощущать скорость экономического роста. Важно и то, что наше самоощущение тоже быстро менялось. Мы испытывали все более сильное влияние глобализации, чувствовали, что Китай – часть большого мира. Мы стали стремиться к общению с другими странами. Это была настоящая жажда. Люди хотели обмениваться взглядами и мнениями. До этого китайцы были очень закрытыми. В начале 1990-х все изменилось – мы стали гораздо восприимчивее.

Когда Жуймин говорит об этих годах, ее голос оживляется и наполняется энтузиазмом. У нее, замужней женщины с подрастающим сыном, у ее родственников и знакомых жизнь стала лучше, чем когда-либо. Крестьянский труд остался далеко в прошлом.

– Мы с мужем чувствовали необходимость зарабатывать больше, чтобы растить сына. Кроме того, мы осознавали важность образования. Наш шанс на образование уничтожила история, но мы изо всех сил учились в свободное время. Отчасти – чтобы успевать за сыном, а отчасти – чтобы самосовершенствоваться и получить лучшую работу. Я осваивала бухучет, а муж изучал экономику и менеджмент.

Энергия ее слов производит на меня огромное впечатление. Очевидно, что эта молодая пара, продукт революции, хваталась за малейшую возможность, встречавшуюся на пути, и создавала нечто буквально из ничего, исключительно благодаря тяжелому труду и упорству. Восьмичасовой рабочий день на фабрике требовал раннего выхода из дома, а возвращаться приходилось поздно – возможно, это оставляло мало времени на занятия с сыном, особенно с учетом того, что надо было зубрить незнакомые предметы.

– Рабочие места для шоферов сокращались, но, поскольку мой муж был хорошим водителем, он получил повышение и стал начальником отдела. Он отвечал за расписание и загрузку всех водителей. Потом его снова повысили и перевели в отдел общественной безопасности, где он отвечал за безопасность всей компании. Он стал руководителем подразделения. Это была очень хорошая работа. А хорошая работа требует серьезных знаний, чтобы делать ее как следует.

Теперь она улыбается с гордостью. Несомненно, они прошли путь от очень трудных времен до вполне хорошей жизни. Ее муж явно добился успеха, и благодаря тяжелому труду и старательности, с деньгами стало легче.

– В то время три поколения нашей семьи жили вместе в одном доме. Но после повышения мужа мы смогли переехать в более просторный дом там же, в Ханчжоу.

Ее гордость совершенно очевидна. Однако в ее рассказе нет хвастовства: только правда о том, чего смогли достичь люди, которым жизнь поначалу не обещала ничего хорошего. Следующие 20 лет, с девяностых и до сегодняшнего дня, тоже история перемен. Жуймин и ее муж ушли на пенсию соответственно в 2002 и 2003 годах. Сын женился, и у него родились две девочки. Теперь Жуймин бабушка, она по-прежнему живет в Ханчжоу, но навещает сына в Пекине. Его семья на Тайване, и у нее есть возможность провести с ним драгоценное время.

– Теперь мне не о чем беспокоиться до конца жизни. Я на пенсии, у меня есть внучки, а сын – успешный юрист. Я очень горжусь сыном и его достижениями. Я наблюдала, как он рос в трудные времена, как был студентом, как стал отцом. Я хочу, чтобы у него было благополучное будущее и чтобы он добился гораздо большего, чем мы.

А что она думает о сегодняшнем Китае?

– Я настроена очень оптимистично по поводу Китая, по сравнению с предыдущим тридцатилетием. Особенно после того, как президент Си пришел к власти и в Китае началась очередная серия перемен. Уверена, что будут и новые. Эта последняя волна изменений укрепила мой оптимизм в отношении нашей страны. Она становится все более процветающей, а значит, и люди смогут наслаждаться плодами ее процветания.

Эти слова – не из недавней пропагандистской брошюры или теленовостей. Это сказано женщиной, которая добилась всего сама и четко выражает собственные мысли. Она пережила самые бурные годы недавней истории Китая – от Культурной революции, через «большой скачок», до превращения в мировую супердержаву и одного из крупнейших игроков глобальной экономики. Она рассказала мне, как все это ощутил на себе простой человек. Это ее собственная, личная и неадаптированная точка зрения, которую она изложила за чашкой кофе в центре Пекина. Других слушателей, кроме ее собственного сына, который весь лучится гордостью за мать, здесь нет.

О чем же она мечтает для своих внучек?

– Я хотела бы, чтобы у внучек была возможность путешествовать. Чтобы они узнали мир и лучше его поняли. Простые китайцы до сих пор мало взаимодействуют с остальным миром. Чем больше это будут делать новые поколения, тем лучше для Китая и всех нас. Я настроена очень оптимистично по поводу будущего Китая и наших потомков. Все это стало возможно главным образом потому, что людям моего возраста приходилось бороться и выживать. Сейчас все совсем по-другому – жизнь гораздо стабильнее. И начинать гораздо легче. Мы счастливы. Деньги уже не так важны для меня, как раньше. Мое здоровье и здоровье моей семьи – вот что главное теперь.

Это последнее замечание напоминает мне о реалиях нынешнего Китая. Экономическое процветание повысило уровень жизни всей страны. Однако за него пришлось заплатить.

Глава 11. Профессор


Доктор Пол Гиллис, один из крупнейших специалистов по бухгалтерскому делу в Китае, преподает в Школе менеджмента Гуанхуа в Пекинском университете. Хотя Пол много лет проработал в разных странах, а в последнее время – в Китае, он не утратил ни характерного американского акцента, ни скептического отношения к самолюбованию и помпезности. Десятилетиями Пол практиковал, а потом исследовал бухгалтерское дело. За это время он наблюдал в нем грандиозные изменения – и в мире, и в Китае, где самой этой профессии от силы лет пятнадцать. Пола отличает прекрасное чувство юмора и тонкий скептицизм человека, который слышал от студентов и бизнесменов все возможные оправдания – и парочку невозможных.

– Мне всегда хотелось сделать международную карьеру, – он откидывается назад, раскачивая стул.

У Пола мощная фигура спортсмена – в колледже он играл в американский футбол.

– Я 28 лет проработал в международной консалтинговой фирме в Сингапуре, США, Китае и во многих других странах. В общем, у меня определенно получилось!

Смеясь, он сотрясается всем телом. У него теплая располагающая улыбка, и вообще, Пол – человек, который нравится с первых минут знакомства. Ни шаркающей походки дряхлого ученого мужа, ни сухого высокомерия интеллектуала – стереотипам он не соответствует. Его мягкая доброжелательность и остроумие словно заполняют собой всю комнату.

– Я рано оставил практику, чтобы защитить докторскую диссертацию, а потом остался профессорствовать здесь, в Гуанхуа.

Позже я узнал, что Пол ушел из компании, когда интриги и борьба стали отнимать больше времени, чем любимая работа. Он принципиальный человек.

– Мне повезло: я много лет работал в тесном контакте с регулирующими органами, особенно американскими, а также с китайскими лидерами. Благодаря этому я выработал интересную точку зрения, которую хотят услышать другие.

Он регулярно комментирует профессиональные вопросы, связанные с мировыми стандартами бухгалтерского учета, а также с их реальным или возможным применением в Китае. Пол – автор основополагающей книги на запутанную, по мнению многих, тему «Большая четверка и развитие бухгалтерского дела в Китае»[13]. Он ведет популярный блог и часто появляется в западной прессе.

– Коллегам и руководителям некоторых фирм не всегда нравятся мои слова, но я верю, что высказываться надо. Необходимо показать все нелогичные и непродуманные моменты, которые некоторые считают приемлемыми в стране, где стандарты и нормативы нуждаются в большей прозрачности и организация управления должна быть очень серьезно усовершенствована.

Критикуют ли его в школе бизнеса или, того хуже, в государственных органах за эти комментарии?

– Я страстно увлечен и бухгалтерским делом, которое изучаю и считаю главным для себя, и бизнес-образованием в Китае, которым занимаюсь и зарабатываю на жизнь! Люди знают, что я говорю откровенно, основываясь на глубоком знании предмета и большом опыте. Да, я получаю жалобы, обычно от руководителей крупных бухгалтерских фирм, но ректор школы поддерживает меня и считает, что я должен прямо говорить о важных вещах. Сам я полагаю, что, когда жалоб нет, это значит, я плохо справляюсь с работой!

Так что же можно сказать о развитии делового образования в Китае? Кажется, еще есть куда расти?

– Бизнес-образование в Китае стартовало 30 лет назад. Школа Гуанхуа отмечает свое тридцатилетие в этом (2015) году. У нее долгая и достойная история – она оказалась на переднем крае китайского бизнес-образования. Поначалу сюда в основном импортировали обладателей докторской степени с Запада. Из США приехало много этнических китайцев, которые, в сущности, вернулись на родину. Здесь существовала огромная потребность в адаптации западных программ МВА и западных методов обучения. У приехавших был опыт в бизнесе, экономике и методологии, который не имел никакого отношения к китайской практике. У них даже не было китайского образования. Поэтому в те суровые времена, 15–20 лет назад, китайское бизнес-образование было не очень-то китайским! Конечно, уроки General Electric, Ford и глобальных конгломератов, а также успехи западных бизнесменов были интересны тогдашним студентам с теоретической точки зрения, но здесь этот опыт нельзя было применить. Китай уже начал меняться, но процесс был далеко не завершен, поэтому нам приходилось адаптироваться к происходящему.

В последние десять лет, по словам Пола, преподаватели его школы стали уделять гораздо больше внимания китайским реалиям и «китайскому пути», проводя исследования и накапливая знания.

– Сейчас мы в большей степени учим вести дела в Китае по-китайски. Перед местными предпринимателями стоят уникальные задачи и проблемы, на которых мы и сосредоточились. Все хотят изучать опыт Джека Ма и успех Alibaba [14], но есть и другие процветающие китайские компании.

Мы переходим к нашей общей любимой теме – как руководить бизнесом в Китае. Обсуждаем структуру менеджмента и особенности лидерства, корпоративного управления и принятия решений. Пол напоминает, что все школы бизнеса остаются здесь под контролем государства, как это в принципе происходит с образованием во всем мире. Хотя на качестве и скрупулезности исследований это вроде бы не отражается, но отчасти снижает свободу маневра. Однако и в этой сфере сегодня тоже происходят изменения. Пол считает, что бизнес-школам придется сосредоточиться на том, чтобы стать ближе к деловой практике.

– На Западе ректор, члены ученого совета или руководители школы постоянно взаимодействуют с деловым сообществом, стараясь получить финансовое обеспечение. В Китае они работают в партийной структуре, поэтому деловое образование и бизнес не так взаимно интегрированы, как на Западе. Но это меняется и неизбежно будет меняться дальше, потому что потребность студентов в образовании, приближенном к реальному миру, увеличивается.

Какие же новые идеи можно почерпнуть из растущего объема исследований, посвященных успеху китайских предпринимателей и компаний?

– Мы еще не так много знаем о китайском подходе к бизнесу. Многие компании пока молоды и являются продуктом невероятного роста китайской экономики в целом. Однако можно выделить тенденции и специфические проблемы. Одно из направлений наших исследований посвящено способности китайских руководителей вести крупномасштабные операции. Множество государственных и большое количество негосударственных компаний имеют миллионы сотрудников. Такие масштабы на Западе просто невозможно вообразить. Управление подобными предприятиями требует большого умения, не говоря уже о том, чтобы получать прибыль и развивать их.

Чего можно ожидать сейчас, когда рост китайской экономики замедляется? Пригодятся ли навыки, необходимые для управления бизнесом во время подъема, когда он закончится? И еще интересно, как местные компании всех размеров обходятся без долгосрочного планирования. Тот факт, что китайские бизнесмены, да и китайцы в целом, не хотят заниматься планированием, давно вызывает у меня любопытство и является причиной регулярных неудач, которые терпят в Китае иностранные компании. Разница между подходами к разработке и выполнению планов на Западе и в Китае, кажется, представляет собой непреодолимую пропасть в глазах многих знакомых мне западных бизнесменов.

– Безусловно, это различие существует – китайские лидеры искренне не хотят заниматься планированием. У этой особенности есть положительная сторона: в бизнесе наблюдается невероятная гибкость и способность все быстро изменить. Однако она также означает, что руководители и организации не готовы ставить даже среднесрочные цели из страха быть лишенными свободы маневра и утратить преимущество, которое дают новые возможности. В целом, я думаю, вопрос здесь неоднозначный. Это очень характерная китайская особенность, которая вызывает крайнее раздражение у многих западных бизнесменов, работающих здесь. С китайцами нельзя договориться о встрече больше чем за неделю, потому что они боятся оскорбить вас, если им придется отменить ее ради чего-то другого. Нельзя же сказать вам, что другая встреча будет важнее! На Западе все мы понимаем, что график и приоритеты могут поменяться. И расписание руководителей высшего звена планируется на год вперед – по крайней мере, в принципе. Но здесь понятие «лица» просто не позволяет действовать таким образом.

Я вспомнил, что подобные вещи происходят в Китае постоянно и в самых широких масштабах. Календарь праздников на 2015 год утвердили только в конце дня 24 декабря 2014 года, и вся страна узнала, что 2 января будет выходным днем, а 4 января надо будет его «отрабатывать».

Этот подход к праздничным выходным – еще одна широко известная особенность, которую нам трудно понять. Китайцы считают их не обязательными. Они не оплачиваются, бывают только государственными, и правительство каждый раз составляет новое расписание. Конечно, отдельные компании могут устраивать собственные выходные, но гарантированы только общенациональные. Вдобавок ко всему выходной принято отрабатывать во время следующего уик-энда.

Теоретически можно взять персональный отпуск с разрешения руководства, но, если вы не сотрудник иностранной компании или вам не повезло работать на просвещенного китайского предпринимателя новой волны, отпуск будет неоплачиваемым. Я слышал о китайском руководителе, которого спросили, почему он хочет, чтобы его сотрудники работали семь дней в неделю. На это он ответил: «А на что им свободное время?!» Возможно, это апокриф, но звучит весьма правдоподобно.

– Заседания совета директоров не планируются, – Пол продолжает тему управления. – Можно возразить, что у них просто нет времени подготовить документы к совещаниям, поскольку все меняется так быстро, что повестка дня устаревает немедленно по опубликовании, а готовится за две недели. Конечно, бывают исключения, но редкие и не часто.

Влияет ли этот недостаток перспективного планирования на конкурентоспособность Китая? В принципе, правительство уже много лет выпускает пятилетние планы, которые должны задавать «направление».

– Трудно сказать, ведь у нас в бизнесе нет заранее намеченных долгосрочных горизонтов, и поэтому мы не можем по-настоящему об этом судить. Однако, хотя недостаток стратегических расчетов может понизить конкурентоспособность, я полагаю, что в краткосрочной перспективе быстрота и гибкость способны стать серьезным преимуществом. Западный бизнес порой оказывается парализованным из-за слишком подробного анализа и планирования, в то время как китайский может стремительно поменять направление и воспользоваться преимуществами, которые создают перемены в экономике или на рынке. Думаю, идеал находится где-то посередине. У китайских бизнесменов можно многому научиться: они прекрасно адаптируются к новым обстоятельствам. Некоторым удалось сделать состояние именно благодаря быстроте принятия решений.

Как в этих условиях чувствуют себя представители бухгалтерской профессии?

– Профессия бухгалтера в Китае переживает изменения – мы обучаем студентов ее техническим и социальным аспектам так же, как это делают повсюду в мире. Но между потребностями профессии и потребностями бизнеса есть расхождения. Независимая бухгалтерская деятельность в Китае утратила былой престиж, который имела в 1990-е годы. Тогда многие международные фирмы получили здесь лицензии, и выпускников не хватало для заполнения вакансий. Крупные компании нанимали людей, которые говорили по-английски, и сами обучали их. Сейчас все изменилось, и широко распространено мнение, что работать по нашей специальности очень трудно. Даже у местных фирм есть проблемы с привлечением толковых выпускников вузов. Государственные предприятия и органы власти считаются более привлекательными работодателями, так же как и частные акционерные компании и инвестиционные банки. Соответственно, студенты стремятся попасть работать именно туда, а не в специализированную бухгалтерскую компанию. Так происходит по всему миру, не только в Китае. Карьера в фирмах, предоставляющих профессиональные услуги, считается долгой и сложной.

Наше обсуждение переходит на самих студентов. Общеизвестно, что в Китае крайне трудно поступить в университет, особенно в один из лучших. Мы с Полом сходимся на том, что из таких упорных молодых людей получатся хорошие лидеры и это положительно отразится на будущем китайского бизнеса. Умные, блестяще образованные, знающие мир и нередко опытные выпускники сегодня приходят в корпорации и правительственные организации страны.

– Это хорошо для будущего китайского бизнеса и для самого Китая, – говорит Пол. – Хотя между западным и местным подходами к корпоративному управлению существует разница. Иностранный базируется на разделении ролей в верхних эшелонах организации – что позволяет избегать проявлений разного рода мошенничества и некорректного поведения. Теоретически в Китае легче вступить в сговор с целью злонамеренных действий – из-за жесткой иерархии, важности личных отношений (гуаньси) и стремления сохранить «лицо». По этой причине на принципы, которые используют на Западе, в Китае полагаться нельзя. Но в последние два года политические лидеры Китая сосредоточились на борьбе с коррупцией, и эти усилия дают плоды. Кажется, руководители стали лучше понимать, что недобросовестное поведение, взятки и «откаты» могут повлечь за собой самые серьезные последствия. Будем надеяться, что такая встряска заставит людей перестать совершать поступки, которые – если вы почитаете китайскую историю – были характерны для этой страны не одну сотню лет.

Я очень надеюсь на это. В Китае коррупция была повсеместной не то что сотни – все пять тысяч лет его истории. Потребуются значительные последовательные усилия в течение долгого времени, чтобы изменить привычки, складывавшиеся поколениями. Высокоинтеллектуальные, хорошо образованные, знающие мир выпускники освежат генетический фонд китайского менеджмента, и это положительно повлияет на бизнес в целом.

Если говорить об антикоррупционных мерах, то Пол считает, что желание как можно шире осветить нарушения и в известных транснациональных корпорациях с иностранными собственниками, и в совместных предприятиях вполне понятно и даже разумно.

– Руководители этих компаний часто не понимают, как все устроено в Китае, и по незнанию переступают черту. Но при этом есть и те, кто делает здесь вещи, на которые они никогда не пошли бы в своей стране. Возможно, проще сосредоточиться на иностранных предприятиях, чем на местных, где политические связи добавляют сложностей. Но смысл происходящего понятен всем. Следующими скрупулезному анализу и санкциям будут подвергнуты китайские фирмы.

Возможно, для этого случая подойдет китайская пословица: «Чтобы напугать обезьяну, надо убить курицу».

Какие уроки западным бизнесменам может дать Пол, который столько лет наблюдает за специалистами по финансовой отчетности и работает в самом сердце развивающейся отрасли бизнес-образования?

Пол некоторое время думает над моим вопросом. Он – американец до мозга костей. Каждый год он проводит западные рождественские и китайские новогодние праздники в Северной Калифорнии, спасаясь от холодных ветров и вредных выбросов, которые осложняют жизнь в январском Пекине. Но, с другой стороны, он научился быть китайцем. Его жена – китаянка, и работает он в самом центре китайской образовательной системы.

– Во-первых, я точно узнал, что между китайцами и жителями Запада гораздо больше сходства, чем различий. Китайские бизнесмены очень напоминают нас с вами. Часто иностранцы приходят к выводу, что здесь все устроено абсолютно по-другому, и утрачивают свои базовые идеалы и ценности. Урок в том, чтобы сохранять аутентичность, оставаться самим собой. Если быть искренним и верным себе, то сможешь продвинуться и заслужить уважение.

Пол делает нехарактерную для него долгую паузу.

– Во-вторых, я считаю, что лучшие годы Китая еще впереди. Я настроен оптимистично. Уровень жизни здесь приближается к западному, в то время как в мире нет природных и прочих ресурсов, чтобы кормить и поддерживать еще 1,3 миллиарда «американцев». Думаю, чтобы решить эту проблему, не надо «сдерживать» Китай – равно как и ограничивать проникновение сюда американского стиля жизни. Надо рассматривать это как единый процесс.

Глава 12. Быть лесбиянкой в Китае

Гарри (Чжу Ванъюй) ждет меня у кофейни, которая еще даже не открылась. Мы пришли очень рано, как и договаривались. У Гарри короткие волосы, одежда в стиле унисекс и мальчишеские черты лица – все говорит о независимости и подчеркивает индивидуальность.

Гарри родилась в 1988 году. Она принадлежит к растущему числу китайцев, которые открыто признают свою нетрадиционную ориентацию.

– Я уехала из дома в Канаду в 16 лет, перед старшими классами школы. Вернулась в 24 года. Окончила школу в Ванкувере, потом изучала экономику в Йоркском университете в Торонто. Восемь лет – это долгий срок для Китая, и, когда я вернулась, у меня не было друзей, которые помогли бы сделать карьеру. Пришлось начинать с нуля.



Гарри открыта, непосредственна и обаятельна. Она совершенно не пытается скрыть, кто она и что она чувствует, – и этим сильно отличается от большей частью закрытого гомосексуального сообщества, существующего в Китае. Хотя в Шанхае и Пекине люди нетрадиционной ориентации уже начали проявлять себя активнее, об их жизни в менее интернациональных и космополитичных городах мало что можно сказать.

– Отец всегда побуждал меня быть активной, но никогда не говорил напрямую «делай это» или «делай то». Он просто просил подумать, чего мне на самом деле хочется. Я очень благодарна ему за это. У него свой бизнес, он делает сенсоры для электронной промышленности. Он десять лет проработал в немецкой фирме по производству электроники, потом основал собственную и добился большого успеха. Я приехала в Пекин из Тяньцзиня в 2012 году, потому что там мне было трудно – слишком маленький город и слишком медленный темп жизни.

Возможно, останься она в родном городе, это означало бы также, что в ней рано или поздно увидят «другую», – чем дольше, тем труднее было бы родителям рядом с незамужней, явно независимой, отличающейся от окружающих дочерью. По моим ощущениям, подобная утрата «лица» родителями в местном сообществе могла породить чувство отчуждения, «отшельничества», которое и подтолкнуло Гарри к переезду в Пекин.

У нее проницательный взгляд и спокойная уверенность человека, который знает, кто он такой, во что верит и чего хочет от жизни. Говорит она размеренно и внятно, отчего ее история становится еще увлекательнее и трогательнее. Иногда отпивает кофе, делая паузы. Да, она довольно тихая и стеснительная, но полна решимости честно рассказать о себе и своих убеждениях.

– До десятого класса я училась в международной школе в Даляне, у которой были тесные связи со школой Сентинель в западном Ванкувере. Я сумела попасть туда на два года. Жила в тайваньской семье. Считается, что это самое приятное место в Канаде, и мне там правда нравилось. Каждый год я приезжала домой на два месяца, но еще два месяца каникул проводила на летних курсах. Потом я четыре года жила одна, пока училась на магистерской программе в Йоркском университете в Торонто – снимала квартиру недалеко от кампуса, с оплатой помогал отец. Я была довольно стеснительной, поэтому не имела много друзей, чаще всего проводила время одна и выходила из дома реже, чем хотелось бы. В свободное время занималась карате. А еще в Канаде я была толстой! Слишком уж там много вкусной еды. Когда я вернулась, мама встретила меня в аэропорту и не узнала – так я изменилась! Толстая, да еще и с желтыми волосами. Во второй раз она не узнала меня, когда я сбросила вес и снова перекрасилась.

Уже в средних классах девочке и ее родителям стало понятно, что она отличается от других. Отец поддерживал дочь с самого начала, но матери понадобилось время, чтобы принять ее индивидуальность. Мне показалось, что мать Гарри не примирилась с этим до сих пор.

– Я вернулась в Китай ради семьи. Они никогда не думали об эмиграции, а мне в Канаде было очень одиноко. Я чувствовала, что диплом по экономике не поможет мне сделать карьеру, потому что я не представляла себя в банке – знала, что не впишусь. Я очень хотела и хочу жить не как все.

В каком смысле?

– Абсолютно во всех. Я выгляжу необычно из-за очень коротких волос. Я никогда не ношу юбку. У меня есть собственные идеи, и я не хочу, чтобы другие говорили мне, что делать. Мне не нравится давление общества, и я не хочу подчиняться нормам. Женщина моего возраста якобы должна быть замужем. Я этого не принимаю.

Она говорит спокойно, но в ее словах ощущаются сила и упорство. Несомненно, яркая индивидуальность и твердый характер помогут ей пережить самые трудные ситуации и не поддаться самым жестким социальным установлениям.

– Родители приняли мою необычность. Отец просто хочет, чтобы я была счастлива каждый день. Большинство китайских родителей говорят, что желают детям счастья, но на самом деле «быть счастливым» для них значит «соответствовать ожиданиям общества». Давление здесь очень серьезное. Но я бы сказала, что, хотя китайскому обществу не безразлична моя сексуальная ориентация и она выходит за пределы общепринятого, 80 % людей не придают ей значения. Их заботит только собственная жизнь. При этом для 90 % родителей сексуальная ориентация их детей очень важна. Но когда я рассказала отцу, он не удивился и сказал, что главное – быть счастливой. Я осознала свою гомосексуальность в подростковом возрасте. Просто поняла и приняла.

Итак, что же она делает в Пекине? Работает?

– Да, я работаю в киноиндустрии. Компания совершенно новая, и владеет ею друг отца. Первые три месяца здесь я работала в магазине «Пекинский книжный червь» (знаменитое место, представляющее собой библиотеку, книжный магазин, кофейню и бар одновременно). Однажды мне позвонил отец и спросил: «Хочешь работать в кино?» Я сказала, что хочу, и встретилась с его знакомым. Он ожидал найти во мне большую любительницу кино и очень удивился, когда этого не произошло. Однако он все же решил дать мне шанс и направил в одну медиакомпанию в Пекине. Там создавали базу данных о кинофильмах, и я в течение года помогала с ее организацией.

Это типичная ситуация для многих людей ее поколения. Работу получают благодаря связям, а связи уходят корнями в дружбу между семьями. Помощь дочери или сыну друга укрепляет отношения, которые так важны для китайцев. Гуаньси (отношения) тысячелетиями играют в Китае огромную роль, и здесь не стоит ожидать изменений. Ваши знакомства или знакомства вашей семьи значат не меньше, чем квалификация, ум и трудолюбие. История Гарри характерна для образованных представителей развивающегося среднего класса. Она типична и для Китая в целом, но этот слой общества особенно полагается на гуаньси в начале карьеры.

– Через год я ушла с той работы, потому что решила снова пойти учиться. Однако друг отца хотел, чтобы я не возвращалась к учебе, а набиралась опыта. Я согласилась работать на него и учиться в свободное время. Самообразование – это трудно. Я все должна делать сама, и это дается мне нелегко. Я читаю много книг о киноиндустрии и кинематографии, а еще изучаю историю Китая. Уехав в Канаду, я перестала чувствовать связь с прошлым своей страны и теперь хочу это исправить. Если вы способны понять историю, то сможете лучше понять и культуру. О культуре я тоже много читаю. История состоит из людей, а люди делают историю. Сейчас это для меня очень важно.

В Китае утратить связь с прошлым – все равно что утратить идентичность. Мне рассказывали: ты не можешь быть настоящим китайцем, если не понимаешь тонкостей культуры, а культура определяется не только языком, который сложен сам по себе, но и в подробностях усвоенной историей, пропитывающей все сферы жизни. Ее изучают во всех школах и в любом возрасте. Материала так много, что, если человек решит подступиться к нему во взрослом возрасте и самостоятельно, он рискует утонуть. Кажется, у Гарри этот элемент самоидентификации вызывает проблемы, но без него она всегда будет еще более чужой обществу, чем решила по доброй воле. Я знаю по личному опыту, что, несмотря на недостаточное знание языка, даже частичное понимание сложной китайской истории уже помогло мне, а это понимание никогда не возникло бы, если бы я надеялся усвоить что-то, просто работая и находясь здесь. Я только коснулся поверхности, но продолжаю учиться и копить информацию. Однако я не китаец. Сами они испытывают почти непреодолимую тягу к своему прошлому и жажду его понять.

– Китайская киноиндустрия очень отличается от зарубежной, – рассказывает Гарри. – В ней почти ничего не планируется. Если вы режиссер, то вам приходится делать и все остальное: писать сценарий, выставлять свет – в общем, все. Правила, по которым снимают кино на Западе, в Китае не действуют. Мы многому научились у Голливуда и Запада в целом, но здесь принято идти своим, китайским путем. Кроме того, власти имеют свои представления о кино, и существуют довольно строгие правила. Мы не можем снимать фильмы о привидениях, отрицательный герой не может победить, и о гомосексуалистах надо умалчивать. Мы очень ограничены, но вынуждены с этим мириться. Вместе с тем какие-то перемены все же происходят.

В этой книге вы найдете и другие отзывы о китайском кино и киноиндустрии – в частности, в интервью с профессором Хуаном, деканом факультета Пекинской киноакадемии. Гарри же откровенно рассказывает, как китайская цензура влияет на кинопроизводство. Хорошо известно, что китайские цензоры могут потребовать изменить сценарий и стиль кинофильма в любой момент вплоть до самого выхода картины. Как говорит мой друг, «что есть, то есть», и эту особенность приходится принимать как болезнь роста быстро развивающейся экономики. Есть свежие примеры фильмов, которые уже вышли на экран, а потом их пришлось исправлять или перемонтировать. Существуют строгие правила, определяющие, что можно показывать, включая процент обнаженного тела в каждом кадре. Платья со слишком большими декольте считаются неуместными. Из-за этого в интернете активно обсуждаются исправления, вносимые в популярные фильмы, на которые уже вышли рецензии, спустя три-четыре дня после выхода на экран. При всем этом отрасль адаптируется к обстоятельствам, сохраняет высокую конкуренцию и растет с головокружительной скоростью.

Какое же будущее ждет Гарри?

– Пока я наслаждаюсь интересной работой. Мне правда нравится то, что я делаю, и то, что каждый день оказывается не похожим на другие. Это мне подходит.

Что она собирается делать через пять лет?

– Надеюсь, мое имя появится в титрах кинокартины. Может быть, напишу сценарий, по которому снимут фильм. Я хочу сочинить историю о настоящей жизни, жизни геев, но не знаю, смогу ли опубликовать ее или выпустить фильм даже через пять лет. Я хочу снять кино о своем поколении. Многие из нас не задумываются о своей жизни – просто следуют норме, ожиданиям общества, родителей, друзей и соседей.

Гарри обладает твердым и решительным характером. Ее слова не случайны, продуманы и прочувствованы. Порой она немного стеснительна, но в ее идеях и мнениях всегда ощущается уверенность. Она принимает свою сексуальную ориентацию как совершенно обычное дело. Ее позиция однозначна, чего не скажешь о многих других китайцах нетрадиционной ориентации, которые чувствуют необходимость соответствовать нормам и даже вступать в брак, чтобы сохранить «лицо» семьи. В Гарри нет ни намека на подобные вещи.

– Я хочу рассказать о жизни современной китайской женщины, у которой есть внутренняя сила, позволяющая отличаться о других. Это будет новый язык для китайцев и для моего поколения. Когда учишь язык, нужно осваивать не только слова и грамматику, но и историю и культуру его носителей. Думаю, историю таких людей, как я, тоже нужно рассказать. Мы – часть новой культуры Китая и поэтому хотим, чтобы нас слушали и воспринимали как равных. Мы хотим внести вклад в успех нашей страны, которая с гордостью сохраняет свою уникальность.

Я думаю, такие рассказы будут появляться все чаще, и чувствую, что Гарри примет в этом активное участие.

Глава 13. Молодежная культура

Мэтью (Шао) Ма рассказывает, что был богатым молодым человеком, но потом лишился всего, и теперь ему нечего терять. По одежде и манерам видно, что он серьезно намерен добиться успеха в киноиндустрии – для этого у него определенно есть внешние данные, чем он явно гордится. Его сопровождает маленькая невзрачная девушка, с которой он меня даже не знакомит. Кажется, она представляет собой нечто среднее между восторженной фанаткой, подругой и ассистенткой. Эдакая Пятница при Робинзоне. За все три часа нашего разговора девушка почти не раскрывает рта.



Мэтью родился в провинции Шаньдун в 1993 году и был четвертым из пятерых детей в семье. Он с хитрой улыбкой сообщает, что у родителей сначала появились три девочки и только потом – долгожданный мальчик. То есть он. Чтобы закрепить успех, они даже родили еще одного! Семья была богатой – они сделали состояние на строительстве недвижимости. А потом, когда Мэтью было 16, отец разорился.

– У нас было все, а потом мы все потеряли. Не знаю, что случилось, – просто вдруг не стало денег. Что было делать? Я решил бросить школу и зарабатывать для семьи. Сначала я пошел в строители. Просто работал и заработал около миллиона юаней к 17 годам!

Мэтью улыбается до ушей лукавой улыбкой, на которую невозможно не ответить. Звонит телефон, и он передает трубку своей «Пятнице». Та удаляется, чтобы поговорить.

– Я хотел большего. Мне показалось, что в моем городе не осталось особенного рынка для строительных работ, все уже сделали. Возможно, это была ошибка, но в любом случае я хотел перейти в сферу услуг, где меньше ручного труда и больше работы для мозгов. Я решил открыть собственный ресторан, и для этого у меня была совершенно новая идея: сделать китайский фастфуд вроде «Макдоналдса», только с местной едой. Я начал в Шэньчжэне вместе с тремя другими акционерами, которые были старше меня. Пришлось учиться делать бизнес. Сейчас я знаю, что главное в розничной торговле – место расположения. Цвет и дизайн тоже играют большую роль. К сожалению, мы сделали все неправильно и за полгода так и не начали зарабатывать. Мне было 18 лет.

– Сейчас придет Хао, – докладывает «Пятница».

Кажется, звонок был от него.

Родители велели Мэтью вернуться в университет, и он согласился, однако не стал изучать что-либо традиционное, вроде истории, экономики или бизнеса. Мэтью решил стать актером.

– Я всегда ставил под сомнение авторитеты и преподавателей – это создавало мне проблемы в школе и вузе. Но я решил учиться на актера и год проработал моделью.

Мэтью роется в карманах, достает потрепанный бумажник и вытаскивает оттуда выцветшую фотографию мускулистого, загорелого бодибилдера. Это он в 18 лет.

– Такого тела у меня уже нет, – заключает он задумчиво.

Мэтью с грустью смотрит на фотографию, потом аккуратно убирает ее назад в бумажник и прячет в одном из карманов огромного пальто.

– Еще я обнаружил, что тот ресторанный бизнес пошел в гору, разросся до 40 точек и зарабатывает много денег. У меня была доля в 30 %, когда я уходил. Сейчас я имел бы состояние, но остался ни с чем!

Звонит телефон, и невзрачная девушка снова забирает его.

– Я пошел в Китайскую центральную академию искусств.

Это, наверное, самая знаменитая актерская школа в Китае, и то, что Мэтью поступил туда, выглядит несколько анекдотичным.

– Меня считали сумасшедшим. Я решил подняться на самый верх в киноиндустрии. Я хотел быть режиссером, и поэтому полгода изучал все, что мог узнать об этой профессии. Тогда я и встретил Хао.

По словам «Пятницы», Хао сейчас придет.

– С Хао я сделал первый фильм. Мы вместе учились в школе. Фильм получился нормальный – не великий, конечно, но для старта сгодится.

Мэтью достает ноутбук, включает его в розетку и ищет фильм. Все это время он не прекращает говорить. Очевидно, что слова и вообще самовыражение даются этому способному молодому человеку без труда. Фильм на самом деле довольно хорош – короткий, снятый с разных ракурсов, с умелой операторской работой. Я мало знаю о кино, но молодой актер в главной роли кажется мне довольно талантливым. На мой вкус, здесь слишком много метафор, но когда речь идет о культовых фильмах в новом стиле, я проявляю себя как обыватель.

– Я решил основать кинокомпанию. Для этого нужно было уладить кучу всего с государством.

Очевидно, он имеет в виду получение лицензии и прочую бумажную работу. Снова звонит телефон. Кажется, Хао не может найти дорогу.

– Было трудно убедить всех, что я смогу, но все получилось, и я стал самым молодым человеком, который основал кинокомпанию в Китае. Я понял, что нужно быть собственником, а не сотрудником. Сейчас, через полгода, я знаю, как снимать фильмы. На меня работало 40 человек, за три месяца я потратил деньги, и сейчас остались только мы с Хао. Но мы не сдались. Мы только что подписали договор на 2 миллиона юаней (примерно 300 000 долларов). Это немного, но, думаю, для начала неплохо.

Словесный поток ненадолго стихает – Мэтью делает паузу.

– Знаете, у бедных в Китае есть только один способ разбогатеть. Надо уехать в большой город. Других вариантов нет, поэтому мы поступили так. Мы хотим делать больше фильмов.

Опять звонит телефон. Это снова Хао.

– Но, знаете, мы добьемся успеха. Большинство моих знакомых не умеют управлять компанией. У них нет представления о будущем. Мне 21 год, и я собираюсь сделать первое публичное размещение акций через пять лет.

Перспектива увидеть Мэтью у руля корпорации, котирующейся на бирже, по меньшей мере интригует. Но я воздерживаюсь от комментариев.

– В следующем году я собираюсь основать три компании: агентство, издательство и киностудию, чтобы лично контролировать весь процесс с начала и до конца. Как я это сделаю, вы спросите?

Должен признаться, у меня в голове давно уже вертится этот вопрос, но я не задавал его, пока на меня низвергался водопад идей и амбиций.

– А я вам скажу. Рынок сейчас более открытый, чем когда бы то ни было. Возможность снимать новые фильмы огромна. Мы не можем делать их в западном стиле – у нас другая культура. Запросы людей на новый стиль не сформированы – нужен новый путь. Китайские кинематографисты приблизятся к корням, станут более китайскими. У множества продюсеров есть великолепная возможность – снимать бесконечное количество таких фильмов.

Он начинает сыпать именами. Какие-то я узнаю, но в основном они воспринимаются как незнакомые звуки китайской речи.

– Я хочу сделать телевизионное шоу. Сейчас работаю над ним. У нас есть отличный шанс.

– Где возьмете деньги? – спрашиваю я.

– Что?!

– Деньги – откуда они возьмутся? Кто ваши инвесторы? Телешоу ведь обходятся дорого – или нет?

– Ах да, деньги. Чтобы их достать… Пожалуй, расскажу вам один секрет. Людям, которые на меня работают, я говорю, что у меня есть деньги. Инвесторам я говорю, что у меня есть люди. Все просто.

Неужели? Эта идея неизбежно вызывает у меня некоторый скепсис, но в Китае с упорными молодыми предпринимателями, у которых есть хорошие идеи, порой происходят странные вещи.

– Я необычный человек…

Посередине фразы появляется Хао – следуют объятия и приветственные хлопки ладонью о ладонь.

Хао – задумчивый, сдержанный и несколько погруженный в себя молодой человек двадцати двух лет, имеющий честь быть сыном известнейших китайских певцов. Пододвигается еще один стул, на столе прибавляется чашка чая. Хао, одетый в белую рубашку без воротника и дорогой дизайнерский пиджак, сутулясь, слушает наш разговор.

– Я необычный человек, – мы продолжаем с того места, где остановились. – Я не боюсь пробовать новое. Многие опасаются неудач. Я не из таких. Нам нечего терять, поэтому все очень легко. Если у меня появляется страх, я смотрю ему в глаза.

Он бьет кулаком по столу и хватает рукой воздух. Эти театральные жесты хорошо бы смотрелись в шекспировской постановке. Мэтью отлично изучил свое ремесло.

– Если смотреть на год вперед, то главное для меня – жизнь. Я должен заботиться о своем здоровье. Через десять лет я буду более успешным. Я хочу, чтобы и тогда у меня были проблемы, которые нужно будет решать. Хочу иметь свои компании, быстро учиться, стать известным в кругу самых важных людей, использовать дружеские связи и хороших знакомых, которые меня окружают. Главное – правильное отношение к жизни и мысли о будущем. Именно они отличают положительных и успешных людей. Сейчас я весь день слушаю музыку, пишу и думаю. Я думаю постоянно. У меня два проекта – телешоу и еще один. И деньги приходят.

Я снова спрашиваю, откуда же они появляются.

– Смотрите. Чтобы получить деньги, нужны всего три вещи. Во-первых, надо выглядеть должным образом, то есть богато. Хорошая одежда – привлекательный вид. Во-вторых, надо выглядеть дружелюбным. Если вы не выглядите дружелюбным – кто поверит, что вы способны что-либо сделать? А в-третьих, надо показать, что вы полны надежд и думаете о будущем.

– Но все же как вы собираетесь найти деньги, которые нужно инвестировать в ваши компании, чтобы выполнить работу и получить необходимые контракты?

Мне неудобно проявлять скепсис по поводу его энтузиазма. Возможно, я уже слишком стар для таких вещей.

– Как я и говорил. Всего три компонента. Думайте о будущем, выглядите дружелюбно и будьте сильным.

А как насчет одежды и богатого вида?

– Да, и это тоже, как я уже сказал. Три компонента!

Допустим.

– Я хочу делать традиционные вещи, но по-новому. Это тоже важно. Когда компания успешна, она должна что-то отдавать, инвестировать в продолжение успеха. А не просто качать деньги. Я думаю обо всем и всегда. Все, что я вижу, я ставлю под вопрос. Я думаю, почему это так и как сделать это лучше. Я думаю об этом постоянно.

Допустим.

Я буквально задыхаюсь под напором кажущихся несвязными и, вероятно, никак не финансируемых, но несомненно интересных идей Мэтью – молодого человека, который спешит. Куда-то. Я, в общем, склонен думать, что однажды он добьется успеха – как-нибудь и когда-нибудь. Возможно – по крайней мере, хотелось бы надеяться, – что до той поры он не спустит слишком много чужих денег.

Мэтью великодушно передает слово Хао, и мы обсуждаем, как в Китае выглядит жизнь сына богатых и знаменитых родителей. Разговор идет тяжело, а разница в возрасте ничуть не помогает его оживить. Беседа иссякает, оставляя чувство неудовлетворенности.

Хао – красивый, хорошо одетый и располагающий к себе молодой человек, у которого, кроме богатства и связей, есть талант. Возможно, это означает, что Мэтью уже нашел какие-то составляющие успеха, но мне трудно сказать какие.

Я никак не могу сформулировать сложные вопросы, которые вертятся в голове, и Хао теряется в беспорядочном разговоре на смеси китайского и английского. В результате мы договариваемся вскоре встретиться в компании хорошего переводчика, предпочтительно – наполовину моложе меня. Перевод Мэтью, кажется, скорее отражает его собственные мнения, чем слова Хао, поэтому мы расстаемся закадычными друзьями и строим планы вместе пообедать. Мое предложение заплатить выглядит более уместным, чем весь остальной финал нашего общения, – наверное, я устал. Я приглашаю «Пятницу» присоединиться к нашей встрече, но мне непонятно, согласна она или нет. Мэтью соглашается за нее.

Лето

Мне бывает жарко даже в лучшие пекинские дни, но «полыхающий июнь» – самое настоящее адское пекло. Сорок градусов – это неприятно по любым стандартам. «Город перемен» страдает от вредных выбросов апокалиптического масштаба большую часть года, и лето не является исключением. Маски по большей части бесполезны и не спасают от мельчайших частичек сажи. В больницах и аптеках все больше людей с жалобами на забитые легкие. Смог буквально скрипит на зубах и ощущается на вкус. Здесь нужна хорошая генеральная уборка. Моим легким – тоже. Поэтому я бегу домой, в Великобританию. Беднягам, которые вынуждены страдать здесь сто процентов времени, можно только посочувствовать. Говорят, продолжительность их жизни сокращается по крайней мере на пять лет. Другие побочные эффекты и ущерб для молодых и не очень организмов обсуждать не принято. Но несомненно, что за прогресс приходится платить высокую цену.

Глава 14. Интернет-предпринимательница

У Цзюань Сяо (по-английски она зовется Бетти, но мне больше нравится ее китайское имя, означающее «маленькая» или «малышка») широкая и невероятно притягательная улыбка, которая словно освещает всю комнату. Улыбаются не только ее губы, но и глаза, и все тело. Сяо родилась в 1982 году, а значит, принадлежит к поколению интернета, прекрасно освоившему цифровые технологии. Она всю жизнь прожила в этом городе и считает себя пекинкой до мозга костей.

– Пекин – мой родной город, и я его люблю. Здесь вся моя семья, все родственники и друзья. Я знаю, это не лучшее место для жизни из-за плохой экологической ситуации, но мне здесь нравится. Да, постепенно город лишается былого очарования, и порой мне, коренной пекинке, кажется, что мы утрачиваем чувство собственного достоинства. Рабочие ведут себя очень грубо, все постоянно торопятся и не обращают внимания друг на друга. Это очень досадно. Однако во время Китайского Нового года большинство приезжих возвращаются в родные города и Пекин остается в распоряжении пекинцев. Тогда здесь здорово, и я по-настоящему чувствую, что это мой дом. Настоящий Пекин дышит историей. Здесь жил последний император, здесь находится большинство китайских достопримечательностей и вообще много хорошего. Но город обслуживается мигрантами со всего Китая и живет благодаря им. Порой это отвлекает от настоящего Пекина, однако мы вынуждены смириться.



Она снова улыбается – на сей раз грустно и задумчиво. Это немного странно для молодой и успешной женщины, которая должна бы наслаждаться динамикой и многообразием оживленного города. Но нет. Она уже испытывает ностальгию по школьным временам. В Китае, и особенно в Пекине, все меняется с такой скоростью, что даже молодежь порой тоскует по недавнему прошлому. Сяо качает головой, словно стряхивая детские воспоминания. Как и многие молодые женщины, она живет с родителями, которые надеются на ее скорое замужество. Однако я чувствую, что девушка твердо решила не поддаваться и продолжать заниматься бизнесом.

– Я училась в средней школе Житан. Потом изучала журналистику в Пекинском университете технологий и бизнеса. Теперь у меня свой бизнес на Taobao.

С момента основания в 2003 году компания Taobao добилась в Китае огромного успеха. Ею владеет Alibaba, которая, в свою очередь, в сентябре 2014 года взорвала Уолл-стрит, сделав крупнейшее в истории первичное размещение акций на 25 миллиардов долларов. На Taobao можно найти почти миллиард товаров, и это один из 20 самых популярных веб-сайтов в мире. Он отчасти похож на eBay [15], со всеми принадлежностями, которые только можно себе представить. Я не буду объяснять здесь все тонкости использования Taobao, но достаточно сказать, что каждый день на нем делаются состояния и что обычные люди покупают и продают здесь практически все. Сяо – классический пользователь сайта, и ее история демонстрирует, как он затронул и изменил жизни многих молодых китайцев.

– Мне очень повезло. После университета меня взяли в Wall Street English, известную в Китае школу английского языка. Я работала там пять лет, с 2006 по 2011 год, а потом уехала в Новую Зеландию в «рабочий отпуск». Там я увидела много интересных и необычных продуктов. Мне показалось, что друзьям понравятся такие вещи, как местный мед манука, товары для здоровья, особая косметика и сухое молоко.

Сяо разместила отзывы об этих продуктах на WeChat, вездесущем китайском гибриде Facebook и Twitter, где есть голосовая и видеосвязь, а вскоре появятся и электронные платежи. Этой сетью пользуются не только все молодые китайцы, но и более зрелые представители среднего класса. После этого знакомые попросили Сяо купить для них эти товары и прислать их в Китай. Так она и поступила.

– Я не стремлюсь много зарабатывать. Мне просто хочется жить не так, как многие друзья, которые постоянно заняты и испытывают стресс из-за работы. Знакомые стали просить меня посылать им разные товары, а потом начали размещать такие хорошие отзывы на WeChat, что за ними потянулись и незнакомые – они прочитали эти отзывы и захотели сделать покупки.

Сяо начала с малого, но теперь у нее более 400 регулярных клиентов, которые оценили весьма специфические продукты, характерные именно для Новой Зеландии.

– Качество очень высокое, я получаю отличные отзывы, и, кажется, все больше людей хотят стать моими покупателями.

Она улыбается – скромно, но с явной гордостью. Это очень располагает и говорит о человечном и честном подходе к бизнесу, который словно распространяется на то, что она продает, и то, как она это делает.

– Я решила, что не буду работать в Пекине. Экологическая ситуация очень плохая, в метро полно народу. В часы пик здесь настоящее безумие. Люди несутся на работу, тратят на дорогу много времени, и все ради чего? Чтобы заработать чуть больше денег. Я так не хотела. Торговать легко, и я могу распоряжаться своим временем в течение дня – ходить в разные места, разговаривать, давать интервью!

И снова эта сияющая улыбка. Она создает ложное ощущение беззаботности, но я знаю, что передо мной целеустремленная и решительная молодая женщина. У Сяо нет больших амбиций в бизнесе – похоже, что это для нее лишь средство, чтобы совершить нечто экстраординарное.

– Я хочу поехать в бедный регион и учить детей. Возможно, в город Сичан в провинции Сычуань. У меня есть подруга, которая ездила туда на три месяца. Она нашла это очень полезным, и теперь я тоже хочу сделать что-нибудь подобное. Возможно, буду учить детей английскому.

Для Китая, где люди в основном жаждут денег, статуса и сохранения «лица», это необычный план. Спокойная решимость девушки интригует меня, но Сяо не вдается в подробности и не рассказывает, когда рассчитывает реализовать свою мечту.

– Я встаю рано утром и звоню в Новую Зеландию, чтобы зарезервировать и заказать продукцию у поставщиков. Я точно знаю, сколько времени она будет идти до Пекина, продумываю объемы поставок и возможный график продаж, чтобы не заказать слишком много или чересчур мало. После обеда я упаковываю и рассылаю заказы. Многие клиенты – мои друзья, но появляется все больше друзей моих друзей, и я просто не могу отказать им, подвести их. Это важно: они могут положиться на меня, верить тому, что я говорю, они доверяют продуктам, которые подтверждают то, что я говорю, и снова приходят за моими товарами, и рассказывают об этом другим. Вот поэтому мой бизнес растет.

Простота ее стремления к качеству продукции, своевременной доставке и разумным ценам может послужить хорошим примером для многих крупных компаний. Не удивительно, что клиенты платят вовремя и регулярно делают повторные заказы.

Простые бизнес-модели работают.

– Taobao дал мне хороший шанс наладить свой бизнес. Чтобы все организовать и начать, мне потребовалось 20 000 юаней (около 3000 долларов). Если работать тщательно и эффективно, я могу получать 50 000 юаней (7600 долларов) в месяц, и этого как раз хватает.

Разговор переходит к женщинам и их роли в обществе. Я думаю, что это – из-за стандартного вопроса, который молодые незамужние женщины в Китае слышат каждый день: «Когда вы выйдете замуж?» Многие с готовностью отвечают, что встречаются с кем-то и надеются на предложение или что помолвлены и планируют свадьбу. У Сяо таких ответов нет, и она вообще не хочет об этом говорить.

– Женщины в этом городе гораздо более независимы. Работа меняет все. Если у вас есть работа и деньги – значит, есть независимость и возможность самостоятельно определять свою судьбу. Муж для этого не нужен – социальные нормы таковы, что он может вас ограничить. Одна моя подруга попросила у мужа денег на поездку, и он отказал! Тогда она пошла работать и начала путешествовать. И правильно сделала. У него не было никакого права ее удерживать. Женщины становятся увереннее, независимее, они ориентируются на себя и за счет этого расширяют свои возможности и обретают голос. Это очень важно.

Для Сяо принципиален вопрос равноправия женщин в обществе и дома. И у нее появляется все больше единомышленниц – не только в Пекине, но и во многих крупных китайских городах. Тем не менее эта тема пока мало обсуждается и не очень приветствуется в небольших городах и сельских сообществах, где ткань истории и семейных отношений насквозь пропитана традициями. Однако Китай быстро меняется: устаревшие формальности и сельская жизнь уходят в прошлое под давлением урбанизации, миллионы китайцев избавляются от бремени бедности и постепенно пополняют средний класс с его деньгами и амбициями. Думаю, в этих условиях сдвиг будет все более очевидным.

Глава 15. Отход от традиций

Селин – она предпочитает, чтобы ее называли именно так, – уверенная в себе молодая женщина. Она родилась в Пекине в 1983 году. Недавно Селин вернулась из Великобритании. Там она провела два года и получила степень магистра международного менеджмента в колледже Роял-Холлоуэй в самом сердце Лондона. До этого Селин изучала международный бизнес в престижном Пекинском университете и несколько лет работала в разных компаниях. Она четко выражает свои мысли на прекрасном английском с едва заметным намеком на китайский акцент.



Селин вернулась из Лондона, чтобы выйти замуж. Сейчас она менеджер по работе с клиентами в рекламном отделе медиакомпании. Ее муж работает на иностранную фирму, предоставляющую образовательные услуги. Они воплощают собой типичных жителей мегаполиса – представителей развивающегося среднего класса, которые видели мир, владеют языками и имеют деньги.

– Мне очень повезло: сразу после университета я начала работать в медиаиндустрии. Сначала два года отвечала за рекламу и развитие бизнеса в Tencent [16] (весьма успешном конкуренте Alibaba) в Пекине. Потом почти шесть лет занималась очень похожими вещами в новом рекламном агентстве. После этого три года работала в китайском Vogue. А потом уехала в Лондон.

Почему же она вернулась в Китай?

– Пока я была в Лондоне, я несколько раз приезжала домой на семейные праздники и, конечно, на Китайский Новый год. На одном из таких мероприятий я познакомилась с будущим мужем. Мы оба пришли на ужин с друзьями. Потом наши родители согласились познакомиться, и мы начали отношения на расстоянии. Он жил в Пекине, а я в Лондоне. Через год я решила вернуться, и недавно мы поженились.

Селин гордится тем, что она – коренная жительница Пекина. Родилась и выросла в городе, где сейчас живет.

– Пекин не тот, что в моем детстве. Темп жизни заметно ускорился. Но теперь это важный город мирового уровня. Возможно, Шанхай кажется более космополитичным, но именно в Пекине занимаются политикой и принимают важные решения. А для некоторых он настоящий дом, здесь их место. Мы гордимся своим городом, потому что здесь лучшие учебные заведения и больницы в стране, соответствующие мировым стандартам.

Каковы же ее планы на следующие несколько лет?

– Думаю, в следующие три года я могу завести ребенка. Возможно, буду работать на себя – и тогда смогу сама заботиться о нем и проводить с ним больше времени. Я хочу создать китайско-британский бизнес.

Какой же? Мне это очень любопытно.

Она охотно и с энтузиазмом отвечает на мой вопрос.

– Образование – это будущее Китая, китайцев и наших детей. Я хочу устроить летние школы для китайцев в Британии. Хочу, чтобы моя компания занималась образованием и культурным обменом. Мы с мужем обсудили эту идею. Благодаря нынешней работе он имеет опыт в подобных делах и может меня консультировать.

Идея оказывается обезоруживающе простой и в то же время дальновидной.

– В Великобритании у меня был похожий проект, поэтому я смогла поработать с несколькими британскими школами. Я думаю, рынок созрел с обеих сторон. Здесь, в Китае, многие обеспеченные родители хотят, чтобы дети получили международный опыт, а в Великобритании есть школы со всеми необходимыми условиями, в то же время испытывающие потребность в финансировании. Они могли бы предоставлять нам услуги во время длинных летних каникул. Мой муж способен организовать этот бизнес с китайской стороны. Думаю, это смелая идея. Мы постараемся ее опробовать и посмотрим, что получится.

И снова, как это часто бывает в Китае, я наблюдаю неудержимый и неприкрытый энтузиазм. Установки здесь такие: «Почему нет?», «Давай попробуем» и «У нас получится». Идея кажется мне логичной, интересной и привлекательной. Британские школы вполне могут заинтересоваться ею.

– Мой муж – весьма традиционный китайский мужчина. Он любит историю, китайскую оперу, поэзию и каллиграфию. Мы не строили отношений, все случилось само. И меня очень радует то, что у нас получается. Особенно я довольна равенством в наших отношениях. У нас демократичный брак. Мы можем обсуждать что угодно и каждый раз много говорим о будущем – где будем жить, что будем делать.

Это действительно несколько необычно, если учитывать традиционный уклад китайской семьи. Комментарии Селин не лишены подтекста: они подразумевают, что в других китайских семьях сказанное ею будет выглядеть как нечто ненормальное и удивительное. Она рисует новый стиль брака, в котором женщина чувствует себя равной и наделена правами, а не привязана к детям, традициям и кухонной плите.

– Роль женщин в Китае меняется. Все больше и больше мужей принимают участие в домашних делах, в то время как все больше женщин получают ответственные должности на работе. Раньше считалось, что женщина должна родить ребенка, следить за домом и готовить еду, одновременно будучи хорошей дочерью и, что еще важнее, хорошей невесткой. Теперь мы больше похожи на западное общество. В крупных городах вроде Пекина или Шанхая женщины сами выбирают, хотят ли они оставаться дома. Социальные нормы на них не давят – это выбор, а не ожидаемая роль.

История расширения прав и возможностей женщин рассматривается и в других частях этой книги. Эта тема звучит везде, прежнего табу на нее больше нет – то и дело можно услышать рассказы о том, что женщинам долго не давали играть активную роль в китайском обществе. Но, конечно, в стране еще есть места, где их положение, как и прежде, в лучшем случае неоднозначно, а в худшем – ограничено ведением домашнего хозяйства и воспитанием детей.

– Я знаю, например, что на юге Китая, в провинции Гуандун, мужчины занимают высшее положение, а женщины – низшее. Я слышала, что есть деревни, где женщинам даже не разрешается сидеть с мужчинами за одним столом и есть вместе с ними.

Не знаю, до какой степени это правда, но кто я такой, чтобы спорить? Китай – огромная и крайне многообразная страна. Вполне возможно, такие вещи существуют. Но люди, с которыми я общаюсь в Пекине, производят на меня совершенно другое впечатление. Появляется все больше женских организаций, которые пользуются популярностью и поддержкой. Ими управляют китайские женщины, и посещают их такие же китаянки. Это самые разные объединения, от групп поддержки для жертв домашнего насилия (еще одна табуированная во многих культурах тема, о которой сейчас свободно говорят в Китае) до групп самопомощи для деловых женщин, где им помогают занять лидирующие позиции на работе и учат, как это сделать.

– Работа изменила стиль жизни и положение женщин в Китае. Финансовая независимость стала катализатором для расширения их возможностей и освобождения от прошлого.

Так оно и есть, и так должно быть – по мнению многих, включая меня.

Глава 16. Публицист

Лицзя Чжан – публицист. Она родилась и росла в очень бедной семье в Нанкине, и годы ее становления прошли в борьбе с тяжелейшими условиями, характерными для жизни китайской молодежи 1980-х годов. Лицзя 16 лет проработала на машиностроительном заводе «Чэньгуан» – одном из крупнейших оборонных предприятий страны, насчитывавшем более 10 000 рабочих.

– Я ненавидела эту жизнь. Мне было так скучно. Я самостоятельно изучала английский в свободное время. У тех, кто работал рядом, мое трудолюбие и «реакционные» взгляды вызывали подозрения. Это был самый разгар реформ, и нам приходилось трудно. Работа на заводе досталась мне от матери – в 43 года она сложила свои инструменты и передала мне «железную плошку риса» (так в Китае называют работу на государство с пожизненным трудоустройством). Мне была гарантирована занятость на всю жизнь, но это совершенно не радовало. Я увлеклась писательством в 14 лет и с того самого времени вела личный дневник. Еще я с детства хотела учить английский и свободно выражать свои мысли. Мало кто поддерживал меня в этом, но те, кто поддерживал, изменили мою жизнь.



В книге Лицзя «Социализм – это здорово» («Socialism is Great») ее захватывающая история рассказана во всех подробностях, поэтому мы начинаем разговор о ее жизни с того незабываемого момента, когда она организовала крупнейшую демонстрацию нанкинских рабочих в поддержку протестов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Протестующих было более пятисот. Последствия оказались непростыми – Лицзя отстранили от работы, власти устроили расследование. Однако сейчас она ни о чем не жалеет, да и бюрократы, кажется, смирились с ее прошлым. Теперь она – постоянный автор не только китайских, но и международных изданий.

– Я очень хотела изучать английский, и это изменило мою жизнь. Как я уже говорила, на фабрике я была совершенно несчастлива. Поэтому, когда появилась возможность, я уехала из Китая. Чтобы получить документы и «штамп» (официальное разрешение с завода), пришлось потрудиться. Мой руководитель был против, поскольку считал меня по тем временам «реакционным элементом» и «буржуазной декаденткой». Ему казалось, что у меня химическая завивка, хотя это просто кудрявые от природы волосы! Так или иначе, но он упорно отказывался дать мне разрешение. Однако у сестры были связи на заводе, и она смогла устроить мне документы, необходимые для выезда.

В 1988 году девушка познакомилась с молодым шотландцем по имени Калум Маклауд, который приехал в командировку в Пекин. У них завязались близкие отношения, и в 1990 году Лицзя смогла выехать из страны как невеста Калума. Они поженились, потом развелись, но к тому времени она уже освободилась от прежней жизни и писала статьи для иностранных изданий.

Лицзя говорит, что прежде жила, словно лягушка, оказавшаяся на дне колодца. Окружающий мир был почти не виден, но она знала, что он существует – яркий и интересный, в то время как ей приходится вести серую и холодную жизнь. Ее ожидало простое и скучное существование – работа на оборонном заводе, жизнь в маленькой квартире, посещение заводской бани, библиотеки, кинотеатра и плохих учебных заведений. Даже «университет», где она впитывала немногие доступные знания с 1992 по 1995 год, оплачивался заводом и существовал при нем.

Она пишет, что инженерное проектирование не слишком интересовало ее как предмет, но это была единственная возможность получать хоть какие-то знания. Ей приходилась трудно, но сама атмосфера и учебная нагрузка ей очень нравились.

– Почему я вернулась в Китай? Мне показалось, что жизнь здесь полна целей и смысла. Я верила в свои способности и хотела что-то изменить, рассказать правду о происходящем в Китае. В Великобритании я изучала журналистику и поняла, что могу помогать иностранным журналистам, приезжающим сюда, решать различные вопросы. Сначала я была внештатным сотрудником, но вскоре у меня обнаружилась способность находить отличные темы для историй. Потом мне удалось устроиться на полную ставку в американскую телерадиокомпанию – я работала там и на радио, и на телевидении. К сожалению, я была своевольной, – наверное, и сейчас такой остаюсь. Однажды мне предложили сделать проект для конкурирующей компании, что было против правил, поскольку гражданам Китая запрещалось – и по-прежнему запрещается – работать журналистами в иностранных средствах массовой информации. Можно быть ассистентом или исследователем, но писать для них нельзя.

Лицзя написала статью для конкурента, и ее опубликовали за границей. Работодатели узнали об этом и уволили ее.

– Тогда я стала искать информацию по заказу Newsweek, а в сентябре 1996 года начала работать внештатным журналистом здесь, в Китае, но для иностранных изданий. Это было самое правильное решение в моей жизни. Я могла писать независимые колонки (подготовленные по заказу издания, но не выражающие мнения редакции) для таких газет, как The Guardian и The Observer в Великобритании, а также для других изданий со всего мира, и в частности Южной Азии. Это дает больше свободы, и пишу я только по-английски. То время на фабрике, когда мне приходилось прятать книги на английском и тайком читать их во время политинформации, очень помогло расширить словарный запас. Коллеги смеялись надо мной, а начальник публично оскорбил, когда узнал, чем я занимаюсь, но это сыграло огромную роль!

Каковы же ее любимые темы?

– Китайское общество меняется, и эта тема меня очень увлекает. Меня интересует социальная мобильность и огромная разница в доходах между богатыми и бедными. Богатые становятся богаче, а бедные остаются позади с непреодолимым отрывом, несмотря на реформы и неоспоримые улучшения. Я вообще не считаю, что в ближайшие десять лет возможны принципиальные изменения. В лучшие университеты попадает самая умная молодежь, но эта умная молодежь получила то образование, которое могут себе позволить только богатые люди. В обществе, где в семье по одному ребенку, такие дети становятся маленькими «императорами», которых балует вся семья. Все их желания удовлетворяются, и, хотя они испытывают большое давление, возможности у них тоже огромные.

А кто же остается обделенным? Этнические меньшинства? Трудовые мигранты?

– В обществе много маргиналов. Известный всем институт хукоу (прописки по месту жительства) ввели в пятидесятые годы, чтобы беднота не затопила растущие города. Хукоу удерживает бедных людей в деревнях. При такой системе китайцы, родившиеся вне городов, не могут приобрести здесь собственность, а горожане по сию пору наслаждаются огромными, непропорциональными привилегиями. Правительство пытается это изменить, но дело движется медленно. Например, недавно были ослаблены законодательные запреты, и теперь дети трудовых мигрантов, проживших в Пекине пять лет, могут посещать городские школы.

Тема трудовых мигрантов буквально завораживала меня с первого визита в Китай.

– Китайские мигранты – безымянные герои экономического чуда. По большому счету, в Пекине есть два класса: мигранты и коренные пекинцы. Правительство пытается справиться с неравенством, но местные ревностно охраняют свои привилегии и высокий статус.

Я лично наблюдал некоторые проявления этих привилегий – например, в городских парках и общественных местах, где пекинцы, у которых есть прописка, разгуливают бесплатно, в то время как иностранцы, трудовые мигранты и просто приезжие из других городов должны платить.

– Я считаю себя одной из тех, кто может способствовать переброске культурного моста между Китаем и Западом.

Мы обсуждаем нашу работу и ответственность, которая на нас лежит.

– В 2008 году я очень активно выступала за то, чтобы Китай проводил Олимпийские игры.

Почему?

– Потому что Китаю было необходимо – и по-прежнему необходимо – взаимодействовать с Западом. Он слишком долго оставался в тени – или это подразумевалось. Сейчас здесь столько свободы! Клетка так велика, что большинство людей почти ее не замечают. Они вообще не чувствуют ограничений. На барьеры натыкаются только те, кто активно стремится их преодолеть.

Конечно, барьеры по-прежнему существуют, но, даже когда люди – порой случайно – на них натыкаются, они становятся темой для шуток, высмеиваются в WeChat и в интернете. У правительства почти не осталось способов помешать людям жаловаться. Системы сетевой защиты можно обойти, и объемы интернет-трафика таковы, что его почти невозможно обуздать – даже если правительство захочет иметь тотальный контроль, а я очень сомневаюсь в таком намерении. У людей достаточно гордости и чувства собственного достоинства, чтобы актуальные проблемы стали поводом для активного инакомыслия. Загрязнение окружающей среды, плохое исполнение законов, неэффективные или неграмотно составленные нормативы, политическая беспомощность воспринимаются как позор. Поток комментариев, образующих фоновый шум в WeChat и других социальных сетях, скорее содействует, чем мешает официальному курсу на избавление от коррупции и некомпетентности.

Последнее слово остается за Лицзя.

– Страна, в которой, с одной стороны, подвергают цензуре декольте актрисы, играющей последнюю императрицу Цыси, а с другой – разрешают жителям интернета высмеивать глупую цензуру уже готового фильма, может рассчитывать на мою поддержку. Здесь все меняется, и, хотя перемены могут показаться неспешными, а порой и крайне медленными, их масштабы трудно себе представить. Никто больше не сможет удержать китайский народ.

Глава 17. Взгляд на китайский кинематограф

Профессор Хуан Инся – президент Пекинской киноакадемии, единственной в Китае и крупнейшей в Азии. Он уже ждет меня. Это поджарый энергичный человек с густыми черными волосами. Вся его жизнь связана с китайской киноиндустрией, в которой он сыграл важную роль.

Сейчас Китай – огромный и самый быстрорастущий кинорынок. В день здесь выпускают в среднем два фильма. Кассовые сборы в 2014 году составили 29,6 миллиарда юаней (свыше 4 миллиардов долларов), что делает его вторым в мире после американского. Кинематограф пришел сюда в 1896 году, а первый полнометражный фильм – «Битва при горе Динцзюньшань» – был снят в 1905-м.

– Я родился в 1959 году. Во время Культурной революции я ходил в начальную школу в западном Пекине. Помню, что в школе в окнах не было стекол, да и вообще ничего не было – даже парт и стульев. Мы должны были приносить табуретки из дома. Доской служил покрашенный участок стены, на котором учитель палочками царапал урок. Это было очень примитивно. Я отчетливо помню первое, что мы научились говорить в школе: «Долгих лет жизни председателю Мао». Вот такое яркое воспоминание наивного семилетнего мальчика о первом школьном дне. Я помню, как трудно приходилось тогда. А еще помню, как группы людей дрались друг с другом в окрестных полях.



Профессор Хуан переносится в те времена. По его глазам видно, как захватывают его эти воспоминания, как они держат его память, словно в тисках.

– Помню, чтобы защититься от холода, нам приходилось закрывать окна газетами, а потом – войлоком и хлопчатобумажной тканью. Еще у нас не было электричества зимой, поэтому уроки начинались с рассветом и заканчивались на закате. И я считал это нормальной жизнью! В помещении сидело 40 или 50 детей. Потом, где-то в пятом классе, в окна вставили стекла, но электричество так и не провели.

Хотя все это звучит весьма сурово, ровесники профессора, с которыми я беседовал, описывали абсолютно такие же, если не худшие, условия. У кого-то в классах не было дверей, а у кого-то школы находились практически на улице, в полуоткрытых сооружениях, часто пристроенных к неказистым зданиям вроде местного сарая для хранения техники, амбара или магазина.

– Зимой мы топили печку. Все дети должны были по очереди приходить пораньше и разжигать ее, чтобы помещение хотя бы немного прогрелось к началу занятий. В третьем классе нам выдали по парте и стулу. Они были старые и очень обшарпанные. Когда я закончил начальную школу и перешел в среднюю, мне показалось, что это сон. Там были электрическое освещение, стекла в окнах и настоящая доска. Это действительно походило на школу.

Отец профессора Хуана был шахтером, а мать работала на той же шахте в отделе кадров.

– Отец отвечал за шахтную клеть. Это была важная должность.

Затем наступил день, который все поколение профессора помнит и о котором говорит с большим оживлением.

– Это был второй год старшей школы. В тот день, 9 сентября 1976 года, нас внезапно собрали на спортивной площадке по приказу директора. Из громкоговорителей, установленных вокруг, мы услышали торжественное объявление о смерти председателя Мао. Все заплакали – это был выплеск искренних эмоций. Я прекрасно его помню и до сих пор изумлен всеобщим проявлением таких чувств.

В книгах по истории изложена официальная информация, но и в действительности обычные люди пережили столь же глубокие эмоции и были так же потрясены, как американцы после убийства Кеннеди и британцы в день смерти принцессы Дианы.

– В 1977 году объявили о государственном экзамене для поступающих в вузы. Мы пришли в восторг и начали активно готовиться. Для тех, кто был в старшей школе, проходной балл составлял 265, в средней – 310. У меня вышло 307 – я провалился! Пришлось ждать еще год – в 1978 году я прошел и поступил в Пекинскую киноакадемию. В мир кинематографа я попал абсолютно случайно – просто узнал, что в академию в первый раз будут набирать студентов. В то время я играл на скрипке, и преподаватели предложили мне попробовать что-нибудь творческое. Я прислушался к ним и стал студентом одного из первых потоков, набранных после Культурной революции.

Хуан попал на отделение звукозаписи, где остается до сих пор – теперь уже возглавляя свое отделение в качестве декана. За исключением периода «распределения по стране», академия всегда была делом его жизни. Во время «распределения» студентов со всего Китая направили в провинции и сельские местности. По словам Хуана, это было крайне тяжелое время, но везение и вовремя случившиеся перемены после Культурной революции сыграли решающую роль в его судьбе.

– В каждой провинции была киностудия, где снимали пропагандистские фильмы. Меня послали в провинцию Хунань, и я провел там полгода, в основном занимаясь кинопроизводством. Я был звукорежиссером классического фильма того времени – «Великий парад». Работал с известными режиссерами, такими как У Цзыню. Тогда фильмы снимали без звука, а звуковую дорожку добавляли потом, получив разрешение цензора.

Мы обсуждаем роль цензуры в те времена и строгие ограничения, которые нельзя было обойти. Несомненно, это был трудный период для зарождавшейся отрасли, но одновременно и очень интересный – страна восстанавливалась после темных дней Культурной революции.

Хуан оказался в уезде Чаншань, а значит, его хукоу (прописку) выдали там, а не дома в Пекине. В те дни, как и теперь, единожды получив прописку где-либо, вы должны были оставаться там навсегда. Это определяло не только ваше будущее, но и будущее ваших потомков – где они смогут учиться, создавать семьи и жить.

– Существовал только один способ вернуться в Пекин и в академию. Мне надо было продолжить там учебу, и тогда хукоу могли «перераспределить». Пришлось серьезно за это побороться, но я справился и вернулся. Нужно было следовать всем формальностям и строго соблюдать правила. Я закончил академию в 1982 году – мой выпуск был вторым. Выпуски 1981 и 1982 годов попали под безоговорочное распределение. Однако после 1985 года правила постепенно упрощались, и когда я в 1991 году окончил магистратуру, то смог остаться преподавателем на отделении звукорежиссуры.

История Хуана необычна. То ли он выбрал подходящий момент, то ли ему просто повезло. В 1986 году студентам начали выдавать свободные дипломы, а не просто отправлять домой или на заранее определенное место. В 1988 году такие дипломы стали вручать на отделении звукорежиссуры, и Хуан оказался в первом поколении настоящих сертифицированных выпускников.

– Я не знал, когда администрации академии разрешат выдавать настоящие дипломы. Но надеялся, что это случится скоро, поэтому положился на удачу и стал готовиться изо всех сил. Я начал учить английский и ходить на съемки разных фильмов в надежде, что меня заметят. В первое время мы снимали, не записывая звуковую дорожку. До Культурной революции синхронная съемка существовала, но эту практику прекратили, потому что сначала цензоры проверяли снятые фильмы, а потом нам разрешали их озвучивать. Синхроны возобновили в 1985 году. В то время велись большие споры о том, как следует снимать кино и записывать звук. Конечно, кинематографисты считали, что синхронная съемка предпочтительна, но цензоры годами с этим не соглашались. Даже после Культурной революции сценарии продолжали проверять, и мы должны были получать разрешение перед озвучиванием.

Синхроны преобразили китайский кинематограф. Во время Культурной революции в страну не импортировали зарубежные фильмы, поэтому новые приемы Голливуда и Запада не затронули местную киноиндустрию.

– Честно говоря, мы не имели представления о том, как делать синхронную съемку. У нас просто не было такого опыта. Но постепенно мы снова стали использовать реальный звук в звуковой дорожке. Первый такой фильм под названием «Дикая гора» снял в 1988 году Ие Шань, и картина получила премию «Золотой петух». Это был важнейший момент в истории китайского кинематографа.

Впоследствии Хуан стал деканом магистратуры Пекинской киноакадемии. Он продолжал изучать английский, и в 1996 году у него появился шанс поехать в Америку.

– В марте и апреле того года я смотрел разные сайты в интернете. У меня был старый компьютер и модем. Все еще только начиналось, и мне удалось связаться с Западом. Я нашел сайт университета Южной Калифорнии и увидел там электронный адрес. И просто решил рискнуть – написал совершенно наобум и задал вопрос об учебном плане для будущих кинематографистов.

К изумлению профессора, ему ответили. Последовал обмен несколькими сообщениями. Хуан воспользовался моментом и спросил, не хотят ли американцы прислать кого-нибудь в Пекин прочесть курс лекций об американской киноиндустрии и пригласить китайского коллегу, то есть Хуана, в США. Отклик был немедленным: Хуана пригласили! Оставалось уговорить руководство найти деньги, чтобы финансировать визит. В июне того же года профессор вылетел в США и познакомился с человеком, которому отослал письмо наудачу.

– Выяснилось, что он возглавляет отделение звукорежиссуры в Южно-Калифорнийском университете. Я был очень рад встретиться с ним и узнать, что происходит в американском кино. Но еще прекраснее было пригласить его в Пекин. Он пять дней читал лекции, а еще два дня мы осматривали достопримечательности. Визит прошел очень успешно, и с того времени наши вузы поддерживают отношения.

Американский гость отчитался перед своим деканом, и в 1997 году она тоже посетила Пекинскую киноакадемию.

– Она сказала, что у меня достаточно хороший язык, чтобы читать у них лекции, и я смог поехать в Калифорнию на год. Курс, на котором я преподавал, впоследствии прославился и остался в истории университета. Жена ездила вместе со мной и занималась там исследованием истории китайского кино. До середины 1990-х годов лицо китайского кино определяли режиссеры старшего поколения, которые выросли на старых традициях. А у нас уже были новые идеи, хотя мы не могли просто отказаться от прошлого.

Хуан рассказывает, как сменяли друг друга поколения китайских кинематографистов. Он принадлежит к прославленному шестому поколению, которое последовало за пятым – пионерами, возродившими и повысившими интерес к китайским фильмам за рубежом. Они сняли такие картины, как «Красный гаолян» (1987), «Цю Цзюй обращается в суд» (1992) и «Прощай, моя наложница» (1993).

– Все фильмы до 1989 года были посвящены традиционным темам: семье и конфликту поколений. В середине 1990-х новое, шестое поколение китайских кинематографистов стало снимать фильмы с более выраженным западным оттенком. В кино начали ощущаться международная культура и вкусы. Наследие старших поколений стало отходить на задний план. Мы, представители современной культуры, хотим, чтобы люди позитивно относились к жизни и развивались. Мы считаем, что фильм может стать инструментом, влияющим на эмоции. Государство при этом тоже хочет, чтобы кино пропагандировало позитивный подход к жизни, но это совпадает с желаниями кинозрителей, поэтому здесь все гармонично.

Сегодня китайские фильмы получают международные награды. На Берлинском кинофестивале 2014 года картина «Черный уголь, тонкий лед» завоевала золотого и серебряного «медведей». И это только начало.

Хуан объясняет, почему он считает, что награды теперь польются рекой.

– Режиссеры начали фокусироваться на конкретных людях и их индивидуальности, а не на общих сюжетах или группе персонажей. Этот подход теперь считается более уместным, и крупные режиссеры предпочитают именно его.

Но если каждый год выходит так много фильмов, можно ли заработать на каждом из них?

– Откровенно говоря, нет. Если кассовые сборы невелики, много не заработаешь, как бы ни хотели режиссеры снимать новые фильмы, сосредоточенные на человеческой индивидуальности. В Китае определенно популярны комедии. Например, «Тур в Таиланд» или «За нашу молодость» – это комедийные фильмы скорее в стиле ретро, которые апеллируют к ностальгии по молодежной культуре и лучшим годам жизни.

Хуан – один из крупнейших специалистов по китайскому кинематографу. Его энциклопедические знания – результат личной истории и опыта; киноиндустрия развивалась на его глазах, и сам профессор серьезно на нее повлиял. По его словам, сегодня необходимо «считывать общество», делать ставку на следующий подъем общественного самосознания, и это обеспечит хорошие кассовые сборы. Экономика и культура быстро меняются. Людей волнуют новые темы, и это нужно точно и тонко предугадывать.

– Рынок развивается очень динамично. Сегодня актуально одно, завтра уже другое. Значит, так же динамична и киноиндустрия, и студенты могут добиться успеха, если поймают гребень культурной волны. В то же время мы видим, как фильмы с треском проваливаются. Недавно одной картине предсказывали кассовые сборы в миллиард юаней (около 150 миллионов долларов), а она в результате собрала только половину от ожидаемого. Когда такое происходит – денег не сделаешь! Киноиндустрия должна угадывать вкусы аудитории еще до того, как узнает о них! Это вечный ночной кошмар и кинобизнесменов, и инвесторов.

Похоже, что сегодня мелкие инвесторы остаются за бортом. Их вытесняют более крупные, часто международные – из США, Гонконга, Тайваня и даже из Франции. Они готовы вкладываться в серии проектов и понимают, что какие-то фильмы не принесут прибыли, однако надеются на большой успех с другими. Частные инвесторы и организации сегодня активно поддерживают китайский кинематограф. Как объясняет Хуан, более искушенные предлагают консолидированное финансирование студентам и небольшим студиям в надежде, что они получат международную награду, которая принесет немедленный успех. Тогда следующий фильм того же режиссера даст огромную прибыль, но много платить ему не придется, потому что его «сделали известным». Таким образом, студенты и молодые режиссеры, в сущности, продают за успех душу. Но это их выбор. Здесь каждый хочет прославиться. Стеснительных и желающих выйти на пенсию в отрасли нет!

Какое будущее Хуан предсказывает китайскому кинематографу и кинозрителям?

– Глядя вперед, я вижу, что существуют возможности зарабатывать еще больше. Технология 3D и современные звуковые системы несут зрителям новые впечатления, и это тоже может приносить деньги. Невероятно продвинутые с точки зрения звука фильмы, такие как «Гравитация» и «Интерстеллар», имеют огромный успех и в Китае, и во всем мире. У нас не снимают фантастику, и зарубежное кино заполнило здесь эту нишу. Мне кажется, комедии тоже сохранят популярность. Тема прошлого будет успешной – людям нравится кино о том, как жилось в детстве, когда небо было голубым, а трава – зеленой. Миллионы захотят посмотреть такие истории, и миллионы будут на этом заработаны. В 1980-х годах сюжеты были очень простыми и однозначными. Теперь они гораздо кинематографичнее, многослойнее. Съемки стали сложнее, решения – более творческими и технически трудными, аудитория – искушеннее и восприимчивее. Изменения в киноиндустрии метафорически отражают изменения, происходящие в Китае. В прошлом кино использовали для пропаганды и образования. Теперь это, скорее, чистое развлечение. Конечно, истории, которое оно рассказывает, должны иметь какое-то значение, давать какие-то этические уроки, но в первую очередь они развлекают.

Как и во многих странах, в Китае государство использовало кино как инструмент пропаганды решений правительства. Играло оно свою роль и в образовании населения. Правила для киноиндустрии были строгими: патриотичный сюжет, счастливый конец и прочная моральная основа считались обязательными.

В жизни Хуана отражается и история китайской киноиндустрии, и недавняя история страны. Так же как и жизнь профессора, создание фильмов в Китае претерпело огромные изменения. У меня такое чувство, будто я прослушал одну из лучших лекций о китайском кинематографе. Уверен, на эту тему написаны миллионы слов. Однако лично услышать одного из мэтров отрасли было не только познавательно, но и почетно.

Глава 18. Брак и права женщин

Ланна Ву – необычная женщина. Она родилась в 1981 году во Внутренней Монголии [17] в административном центре Хух-Хото – сильно загрязненном городе, где развита сталелитейная промышленность. Ланна говорит на безупречном английском с такой уверенностью и изяществом, что он кажется ее родным языком, а не вторым или даже третьим, как на самом деле (в детстве она учила монгольский). Ланна не замужем и решительно отказывается от кандидатов в мужья, одобренных родителями.

– Я найду человека, за которого захочу выйти замуж по любви, а не под давлением общества.

Ланна переехала в Пекин в 2000 году, чтобы изучать английский и международную торговлю. В 2004 году она отправилась в Великобританию и поработала там в нескольких компаниях, а потом стала менеджером проектов в администрации Большого Лондона.

– Я хотела получить степень магистра и для этого поступила в Лондонскую школу экономики на специальность «социальная политика и развитие». На это ушел год, а потом я еще год работала в консалтинговой компании – занималась стратегиями по развитию бизнеса в Азии для различных клиентов. По учебной визе я могла оставаться в Великобритании только два года, но я все равно рада, что в моей жизни был этот период.

– Почему вы вернулись назад в Пекин, а не поехали домой?

– Родители предложили мне поработать в государственных органах в родном городе. Через месяц я поняла, что это не мое. Кроме того, дома на меня очень давили.

– Чего от вас хотели?

– Чтобы я вышла замуж, соответствовала нормам, вписалась в общество. Здесь, в Пекине, этого прессинга гораздо меньше. А дома – нажим родителей, на которых, в свою очередь, влияют друзья и знакомые. Сейчас я работаю менеджером в Европейской торговой палате – помогаю иностранным компаниям взаимодействовать с китайскими госорганами и ориентироваться на местном рынке.

– Как вы думаете, что ждет иностранные компании, которые придут на китайский рынок?

– Им будет все труднее. Крупные игроки уже адаптировались к местным реалиям. Они знают, как играть по правилам. Восстановление после мирового финансового кризиса 2008-го показало, что у китайского рынка большой потенциал, но издержки стремительно растут, и компании меняют приоритеты. Они выходят на другие азиатские рынки. Думаю, в Китае есть возможности для китайских корпораций.

Ланна считает, что государственные предприятия Китая имеют больше шансов преуспеть за счет растущего среднего класса и ощущения финансовой стабильности, которое в последнее время резко повысилось у миллионов китайцев.

– У иностранных компаний есть два варианта. Можно выждать, посмотреть, что будет, и вырасти вместе с рынком. Или же работать с существующими компаниями в рамках совместных предприятий. Рынок здесь будет контролируемым, и с этим придется смириться. Зарубежные компании начнут терять терпение и уходить – они не смогут ждать бесконечно. Если говорить о потребительских товарах, то Китай – рынок, а не производственный центр. Товары можно производить дешевле в других местах, а потом импортировать.

Ланна обладает огромными знаниями и прекрасно рассказывает о своей работе, но я чувствую, что в ее жизни есть и другие важные вещи.

– Чем вы занимаетесь в свободное от работы время?

Ее лицо светлеет. Я не ошибся с вопросом.

– Я руковожу пекинским отделением Института Марко Поло [18], который основала группа французских граждан. Сейчас у нас около 200 членов. Мы предоставляем молодым предпринимателем платформу, позволяющую больше узнать о Китае – проводим презентации, обмениваемся опытом, публикуем годовой отчет и в принципе являемся «мозговым центром». Я знакома с основателем пекинского отделения. Когда он уезжал за границу, то попросил меня взять на себя роль руководителя.

Ланна явно полна энтузиазма по поводу работы в институте: она фонтанирует энергией и охотно рассказывает подробности.

– На основной работе мне приходится трудно. Я много думаю о том, как сделать Китай лучше. Мне нравится, что в институте мы все на равных, вместе обдумываем проблемы и находим практические решения. Наши дискуссии проходят в прекрасной атмосфере. Я мечтаю применить свои знания на благо общества. Обычно никто не хочет обсуждать социальную политику, но в Институте Марко Поло мы активно этим занимаемся, чтобы лучше понять стоящие перед нами важные проблемы. Я хотела бы стать консультантом по общественной политике, и наши дискуссии помогают мне разобраться в происходящем.

– Можете ли вы привести мне примеры проблем, которые хотели бы решить?

– На работе на меня не давят по поводу замужества. Им все равно, в браке я или нет. Но моей подруге, которая работает на государственном предприятии, сказали, что ее не смогут повысить, потому что она не замужем – а значит, незрелая личность! У меня много и замужних и незамужних подруг. Большинство одиноких девушек работают в зарубежных компаниях. Там не только позволяют быть собой и не требуют изменить семейный статус и соответствовать прочим социальным стереотипам, но и дают хороший отпуск.

О китайском отношении к отпуску ходят легенды. Обычно сотруднику дают шесть дней в году. Государственные праздники, как правило, надо отрабатывать на следующих выходных. Я уже писал об этом, но не лишним будет повторить, что даты праздников определяет правительство, а о дополнительном отпуске надо договариваться с начальством, и обычно он не оплачивается.

– Многие из моих друзей, которые работают в государственных органах или компаниях, не видят перспектив в своей работе. Они просто ходят туда ради галочки. Начальники относятся к ним покровительственно. Стимулов для роста и развития практически нет.

– А что родители думают о ваших взглядах на жизнь? О том, что вы не замужем и работаете в иностранной компании?

– Я финансово независима. Я не позволяю родителям контролировать мою жизнь, и сейчас они воспринимают это нормально. Папа давно уже не против такого положения вещей, но мама всегда переживает из-за этого.

– Из-за чего?

– Она все время старается найти мне пару. Она хочет, чтобы я была счастлива, но на самом деле ей важна стабильность в моей жизни – а в ее понимании это замужество и дети. Она постоянно подыскивает мне подходящих мужчин, у которых хорошая работа и прописка. Ей не важно, есть ли у них хобби и каковы их человеческие качества. Она говорит, что это все не имеет значения – важна исключительно стабильность. А я отвечаю, что я не товар на полке магазина! Мама часто плачет, когда мы видимся или разговариваем по телефону. Она считает, что я совершила ошибку, поехав в Великобританию. По ее словам, это самое худшее, что я могла сделать, а для меня это самое лучшее.

Тема брака – яблоко раздора, из-за которого в Китае происходят семейные разногласия, и она же – краеугольный камень местных традиций. Я знаю молодых мужчин и женщин, которые считают, что должны «поставить галочку» и двигаться дальше. В обществе, где так долго приходилось довольствоваться очень малым, браки часто заключаются не по любви, а из-за жажды стабильности, которую испытывают родители взрослых детей. Говорят, что рост числа разводов – результат недавних изменений в китайском обществе и борьбы поколений. У молодых представителей среднего класса появилась культура финансовой независимости, у них гораздо больше возможностей, и это входит в противоречие с традициями.

Ланна принадлежит к меньшинству – небольшому, но растущему числу женщин, которые хотят пользоваться более широкими правами.

– Я сама себя контролирую. Многие считают, что главное в браке – стабильность и дети, которые позаботятся о вас в старости. Но я хочу найти партнера, разделяющего мои чувства и убеждения. Судя по моему опыту, мужчины часто хотят просто «поставить галочку». Давление со стороны общества очень велико. Конкуренция высока, и пункт «жениться» стоит в списке дел, которые необходимо выполнить.

Она делает паузу, погружаясь в свои мысли, а потом решительно переходит к самой сути.

– Никто как будто и не задумывается о реалиях семейной жизни. У меня много разведенных подруг. Они вступили в брак, поскольку чувствовали такую необходимость, а потом стали абсолютно несчастными. Многим успешным женщинам, которых я знаю, приходится очень тяжело. Им кажется, что у них не получается быть хорошими женами, матерями, дочерями, работниками, лидерами. Но есть и те, кто смог выйти за навязанные рамки. Мужья воспринимают их как равных, выполняют часть домашней работы и так далее. Это другая порода женщин: у них гораздо больше прав и совершенно отличный от общепринятого взгляд на семейную жизнь. Но даже если выйти замуж за иностранца, это не избавит от прессинга со стороны родителей. Они будут ждать, что вы родите в течение года, а они примут самое активное участие в воспитании ребенка и в это время будут жить вместе с вами!

Ланна смотрит на меня, проверяя, нет ли в моих глазах изумления или осуждения. Ни того ни другого. Я слишком долго здесь жил и слишком часто слышал эту историю. Ее необходимо рассказать.

– Я сталкиваюсь с теми же проблемами, что и женщины по всему Китаю. Просто у разных людей разные адаптационные механизмы. Ко всему прочему, я китайская монголка. Я не принадлежу к народности хань (этническому большинству в Китае). Я пыталась выучить монгольский язык, но у меня, честно говоря, не получилось. То есть я чужая во Внутренней Монголии, потому что говорю на мандаринском наречии китайского [19], и чужая в остальном Китае, потому что у меня монгольское лицо. Я где-то посередине.

– И каково это?

– Иногда все хорошо, и я горжусь собой, а иногда – плохо, и я страдаю. Пекинцы довольно ограниченны: те, кто рождаются и вырастают здесь, не интересуются другими местами. Пекин для них центр мира. У них есть местная прописка, им легче жить. Приезжим приходится работать гораздо тяжелее, чтобы стать теми, кем они хотят, и оказаться там, где они хотят. Но для меня это не проблема. Люди выбирают работу, которая позволяет получить прописку, но я считаю, что это неправильный подход. У меня есть относительная возможность выбора. Я думаю, если быть компетентной, то с проблемами получится разобраться.

Хочет ли Ланна выйти замуж и завести ребенка?

– Да, но надеюсь, что это произойдет по любви, а не из социальной необходимости. Если у меня будет ребенок, то его точно придется послать учиться во Внутреннюю Монголию, потому что я там прописана. Но меня это не тревожит.

А где она видит себя через пять лет?

– Я хочу оставаться такой же счастливой, как сейчас. Я себе нравлюсь и хочу выбирать исходя из собственных убеждений. Плана как такового у меня нет. Я редко вижу родителей и хочу сейчас устроить так, чтобы, если придется вернуться и ухаживать за ними, у меня за плечами к тому времени была хорошая жизнь. У меня есть младший брат, ему 30 лет, и он может постоянно видеться с родителями. Для них это прекрасно. Я же просто не могу приезжать часто из-за работы и стиля жизни. Каждая одинокая женщина в Китае страдает от чувства вины – она знает, что ей придется ухаживать за родителями, когда они состарятся. Конечно, я должна приезжать на Китайский Новый год, но это каждый раз нелегко. Многие мои кузины уже замужем, и я всегда попадаю в неприятную ситуацию. Мне приходится сидеть и выслушивать бесконечные вопросы о том, почему я не замужем, когда выйду замуж и встречаюсь ли с кем-то. Я знаю, что это способ проявить внимание, но тем не менее. Лично мне все равно, но, конечно, я переживаю за родителей, которые теряют «лицо» из-за незамужней дочери старше 30 лет. Каждый новый год начинается с одних и тех же вопросов – в основном потому, что это единственная общая тема, на которую со мной можно поговорить, – ведь во всем остальном я – посторонняя. Старшее поколение при этом искренне беспокоится за меня, поскольку быть не замужем – это провал, социальное клеймо.

Но разве ситуация не меняется по мере того, как благодаря урбанизации у нового поколения расширяются возможности для выбора?

– Я этого как-то не замечаю. Одно поколение следует за другим. Когда я дома, то должна играть роль. Даже родители меня не понимают. Это роль страдающей дочери, которая хочет, но не может выйти замуж. Она нужна, чтобы сократить дистанцию между ними и мной. Я же хочу видеть себя скорее не монголкой, а Ланной Ву.

Она смотрит мне прямо в глаза. Решительно и вызывающе.

– Я – это я!

Киваю в ответ. Как тут еще отреагируешь?

– Жить тяжело, но тяжело всем. Я часто наблюдаю женщин, которым по-прежнему очень трудно. Традиционная роль становится для них бременем. Я была бы счастлива, если бы женщины больше боролись за свои права, но мало кто из замужних подруг хочет этим заниматься.

Знает ли она о пекинских организациях, которые помогают женщинам бороться? Ланна отрицательно качает головой, и я даю ей контактную информацию группы, куда входят незамужние женщины с очень похожими убеждениями – как местные, так и иностранки. Я очень сочувствую Ланне. Она весьма эмоциональна, но обладает невероятно сильной волей. На лице ее написана решимость – губы сжаты, брови нахмурены. Ланна готова перейти к заключительным словам и уверенно начинает, но постепенно в ее голосе появляется дрожь.

Она обращается прямо ко мне:

– Чем дольше ты живешь в Китае, будучи образованной женщиной, – Ланна смотрит мне в глаза, и я не в силах отвести взгляд, – тем лучше понимаешь, что у тебя нет никаких прав. Ты бессильна. Людям, подобным мне, кажется, что они ничего не могут сделать для улучшения ситуации. Такие проблемы всегда считаются государственной, а не частной задачей. Люди говорят: «Государство должно сделать это, государство обязано сделать то». Но я не согласна. Инициировать перемены и добиваться их – личная обязанность граждан. У нас бесправное население, но это вина не государства, а самих людей. Они не добиваются общественных перемен, которых сами жаждут. Китай на сто процентов управляется мужчинами. Но никто ничего не хочет делать, потому что, как это ни парадоксально, все боятся, что в результате окажутся еще более бесправными.

Теперь она сидит ссутулившись. Накал эмоций утомил ее, голос ослабел. Она устала, да и я тоже. Пора останавливаться. Что я могу сказать? «Спасибо» кажется пустым и легкомысленным. Мы затронули такие глубокие эмоции, что я уже не могу спокойно об этом думать.

Ланна заставила меня по-новому взглянуть на Китай и на мое собственное общество, которое порой выглядит не намного лучше в плане отношения к правам женщин.

Ланна вздыхает и встает, вновь обретая элегантность и уверенность в себе.

– Спасибо. Приятно было познакомиться.

– Мне тоже, – бормочу я в ответ.

Глава 19. Региональный менеджер

Лу Чжуншань пришел раньше времени.

– Я ушел с работы, поэтому стал посвободнее, – говорит он.

Такого вступления я не ожидал. Когда мы договаривались об интервью – а с китайцами это всегда сложно, – у меня создалось впечатление, что Чжуншань, тридцатиоднолетний старший региональный менеджер в автомобильной компании BYD, – очень занятой человек.

– Так оно и было до самого недавнего времени, но я уволился с работы и еду учиться в Калифорнийский лютеранский университет на годовую программу МВА. Уезжаю из Пекина в четверг.

Я искренне изумлен. Он не останется на Новый год? Невозможно представить, чтобы китаец не поехал отмечать Китайский Новый год с семьей (в этом году он приходится на 19 февраля, и осталось всего десять дней).

– Вообще, сначала я еду к матери в родной город, а уже потом в Калифорнию.



Должен сказать, этот ответ вызывает у меня некоторое облегчение. Чжуншань, аккуратный и серьезный мужчина в очках, видит мое замешательство и объясняет ситуацию подробнее.

– Я проработал в BYD семь лет. Компания все активнее выходит на международный уровень. В прошлом году меня должны были повысить, но в отделе кадров сказали, что им нужны люди с зарубежным образованием и они дадут повышение сотруднику, который моложе меня. У него есть диплом, полученный за рубежом. Я очень расстроился. Это было просто невыносимо, и я решил, что пришло время поехать учиться за границу.

Меня всегда впечатляет и весьма удивляет, как китайцы воспринимают плохие новости. Мне кажется, у них есть защитный механизм, встроенный в менталитет, и появился он за выпавшие на их долю столетия коллективных трудностей и личных испытаний. Это врожденный внутренний стоицизм, который помогает им в самые напряженные и болезненные периоды. Чжуншань мог пожаловаться на свою ситуацию и обвинить бизнес, систему, своего соперника, внутренние правила – есть миллионы способов сказать «я не виноват» и найти козлов отпущения. На Западе люди очень часто поступают в подобной ситуации именно так. Но он сделал по-другому. Он начал действовать, подал документы и получил место в университете на другом конце света. И будет сам платить за учебу, чтобы получить квалификацию, которая, возможно, – но не обязательно! – станет ступенькой для продвижения вверх по карьерной лестнице.

– Я всегда мечтал учиться за границей. Может быть, это был знак. Судьба вовремя вмешалась в мою жизнь. Две вещи – мечта и желание прогрессировать – совпали. Я поговорил с руководителем и с отделом кадров. Оба сказали, что если я получу эту степень, то смогу вернуться в BYD. Но, может быть, я не захочу этого сделать. Может быть, у меня появится шанс поработать в другой компании, в растущем секторе электромобилей.

Но как он нашел средства, чтобы на год уйти с работы и заплатить за перелет, проживание, обучение и прочее?

– Все-таки я семь лет работал на BYD и до недавнего момента был старшим региональным менеджером.

Кажется, мой вопрос его несколько удивил. Ведь он делал сбережения. На Западе ипотека и текущие расходы обычно вытягивают либо весь доход, либо даже больше – и люди живут в долг. А китайцы копят деньги. По последним данным, работающие китайцы откладывают половину месячного дохода, а чаще и больше того. В результате у них есть защитный буфер, который может (хотя и не всегда) предупредить катастрофу. Большинство семейных и множество одиноких взрослых китайцев владеют собственным жильем, обходясь без ипотеки. Если задаться целью, текущие расходы можно свести к минимуму. Чжуншань здесь не исключение. Он смог накопить достаточно денег, чтобы позволить себе годовой «творческий отпуск». Кроме того, он сумел сделать первоначальный взнос за довольно хорошую квартиру в Пекине, но об этом позже.

– Я родился в провинции Шаньдун в маленьком городе Шоугуан 10 октября 1983 года, и прописан я там. У отца был свой бизнес. Шаньдун славится в Китае овощами, и отец занимался оптовой торговлей, помогая местным фермерам доставлять продукцию на рынки по всей стране.

Он делает паузу. Я чувствую, что он переживает горечь утраты и выражаю свои соболезнования.

– Спасибо.

Он собирается и продолжает:

– Мама работала в China Unicom, крупной телекоммуникационной компании. Она рано вышла на пенсию и сейчас помогает сестре с ее первенцем. Я еду к ним на Новый год.

В одном этом предложении отражена вся китайская жизнь. Отец тяжело трудился – он «сделал себя сам», пережив Культурную революцию. Работающая мать, ныне вдова, посвятила себя сначала семье, а потом внуку. Все живут под одной крышей, – возможно, весьма небольшой. Главная цель – образование и будущее единственного сына. Праздники, и Китайский Новый год в частности, важнее всего в семейной жизни, а семья важнее всего вообще. Китайские семьи – залог безопасности, который, кажется, утрачен в западном мире. При отсутствии, как сказали бы в Китае, «потворствующей лентяям» западной системы социального обеспечения китайцы стремятся позаботиться о себе, каких бы усилий и напряжения это ни стоило. И, как я неоднократно повторяю в этой книге, – хотя цена может быть очень высока, они изо всех сил борются за финансовую и эмоциональную стабильность и не сдаются, пока не сделают все возможное.

– Я весьма традиционный китаец. В моем городе родился Конфуций [20]. Вообще, в нашей провинции живут люди с крайне традиционным укладом жизни. Я хочу уделять много времени семье, горячо верю в судьбу и в учение Конфуция и всегда прислушиваюсь к мнению и советам родителей. В 18 лет я поступил в университет в Чунцине, потом учился в Шеньчжэне в провинции Гуандун. Поскольку я изучал электронную технику, то пошел в компанию BYD в Шеньчжэне. Я получил место инженера, а через полгода перешел на должность менеджера в отделе продаж. Мне повезло: вскоре меня повысили и перевели в Пекин на позицию регионального менеджера по продажам. Это было в 2009 году. Я отвечал за Пекин и провинцию Хубей. У компании 13 представительств в городе и 30 – в провинции. Я организовывал работу, составлял правила и руководил продажами, маркетингом и рекламой. Когда мы начинали, в пекинском офисе было около 30 сотрудников, но к 2011 году стало понятно, что компания пошла неверным путем. У нее был стратегический план, но события развивались слишком быстро и нестабильно. Теперь осталось только пятеро – даже четверо после моего ухода. BYD решила реструктурироваться и продвигаться к долгосрочным целям немного медленнее.

Чжуншань явно гордится своей компанией и восторгается «лучшим производителем электромобилей в Китае».

– Tesla [21] добилась большого успеха и серьезно вложилась в новые технологии и сегмент экологически чистой энергии, но BYD здесь лидер. Ее ждет большое будущее.

В его энтузиазме и знании отрасли не приходится сомневаться. Это умный и амбициозный человек. Но почему он едет в Калифорнию и конкретно в Лютеранский университет?

– Я подавал документы в Пекинский и Тяньцзиньский университеты, и меня пригласили на собеседование, но я не прошел. Туда очень трудно поступить, и плата за обучение превышает 300 000 юаней (45 600 долларов) в год. Тогда я решил поехать в Калифорнию. Это хорошее место, и друзья считают, что мне оно понравится. И погода там замечательная! Мне дали место и учебную визу на год, так что я уезжаю! У меня есть накопления, и мама тоже помогла деньгами. Лютеранский университет я выбрал, потому что мне рассказали о нем друзья, а потом я навел справки в интернете. Мне нужно было место, где степень МВА можно получить за год – дольше учиться я не могу как из финансовых, так и из карьерных соображений. Он удовлетворяет всем моим критериям. Это хорошая годовая программа за относительно небольшие деньги!

Комментарий Чжуншаня позволяет хорошо понять, что такое «китайский путь». Перед амбициозным молодым человеком открыт весь мир, и как же он выбирает, куда отправиться, чтобы пополнить свои знания и повысить шансы на карьерный рост? Сначала он обращается к семье, а потом – к друзьям. Да, Чжуншань сам выделил время и деньги на поездку, он также взял деньги взаймы у матери, однако друзья сыграли огромную роль в его решении поехать в Калифорнию. Он знаком с несколькими американцами китайского происхождения и китайцами американского происхождения (что совершенно не одно и то же), а еще у него есть китайские друзья, которые уже в Калифорнии. Его ждет готовый круг общения. И этой своего рода зарубежной «семьи» оказывается достаточно, чтобы он стал рассматривать варианты в Калифорнии. Потом он изучает информацию в интернете и с завидным упорством оформляет документы. Так и складывается «пазл» временной эмиграции.

– В прошлом году я начал процесс покупки жилья в Пекине. Поскольку мне 31 год и я не женат, я решил внести взнос за квартиру в строящемся доме. Его закончат в следующем году, что мне вполне подходит. Мне показалось, если я не сделаю это сейчас, то не сделаю никогда.

И снова его слова проливают свет на китайский уклад жизни – в частности, на отношение к браку. Неженатый мужчина 31 года и без собственного жилья не может считаться хорошим женихом для большинства городских и многих сельских девушек. От потенциального мужа ожидается, что он (или его семья) выполнит долг и обеспечит паре жилище. Ипотека и кредиты не допускаются. Как обычно, стабильность является самым важным фактором для брака – она даже важнее любви.

Однако, зная кое-что о покупке жилья в Пекине, я не могу не задать нескромный по местным меркам вопрос: как можно купить дом в Пекине, будучи прописанным в Шоугуане? Ведь для этого надо иметь пекинскую прописку. Как же удалось обойти эту проблему?

Я уже писал, что институт хукоу привязывает каждого китайского гражданина к его месту жительства. Он определяет, где человек сможет учиться и покупать жилье. До недавнего времени жениться и работать тоже можно было только по месту прописки. В последние годы в этих архаичных и строгих ограничениях появились послабления, но вводятся они медленно.

Чжуншань улыбается. Он рад поделиться с иностранцем инсайдерскими знаниями.

– Конечно, все хотят жить в Пекине, но не все могут. Цены на жилье очень высокие, и, естественно, многим вдобавок мешают ограничения, связанные с пропиской. Однако в Пекине можно приобрести два типа собственности. Чтобы купить жилье первого типа, Чжу Чжай, действительно надо иметь пекинскую прописку или прожить здесь как минимум пять лет. Хотя повсюду цены на недвижимость падают, в Пекине и Шанхае они только растут. Как вы знаете, жилье приобретают в аренду на 70 лет.

Я этого не знаю.

– Второй тип, который называется Шан Чжу Лян Юн, появился не так давно. Это недвижимость в многофункциональных комплексах – в них могут располагаться супермаркеты, офисы и квартиры одновременно. Оно предлагается в аренду на 50 лет. Я внес первый платеж за жилье такого типа.

Теоретически недвижимость второго типа в Пекине может приобрести кто угодно. Согласно местным правилам, некоторые здания разрешается использовать в разных целях. В прямом переводе это «квартиры, которые могут использоваться для проживания или бизнеса». С учетом недавних изменений в правилах владения недвижимостью, непекинцы получили возможность приобрести такую собственность в городе.

Мы возвращаемся к амбициозной цели на следующий год.

– Я буду жить в университетском комплексе. Я смогу о себе позаботиться. После стольких лет в Пекине, вдали от дома, у меня не будет проблем с организацией жизни. И английский у меня улучшился за последнюю пару лет. Я очень старался усовершенствовать разговорный язык. Мое поколение начинало изучать английский только с шестого класса (сейчас это происходит гораздо раньше), и мне не хватало уверенности, чтобы разговаривать. Кроме того, я мало общался с иностранцами. Но в последнее время я стал прилагать больше усилий.

Я спрашиваю, изменится ли, по его мнению, Пекин за тот год, что его не будет.

– Думаю, строить будут не так много, сделано уже достаточно. Однако общие настроения снова немного поменяются. Даже за последние несколько лет в общественном сознании произошли изменения, и, думаю, это продолжится. Люди в Пекине чувствуют гораздо более тесную связь с остальным миром. Я очень надеюсь, что они будут все больше интересоваться скорее миром, чем собой. И что их меньше будут волновать деньги и способы заработать.

Я спрашиваю, собирается ли он вернуться в Китай, ведь очень многие уезжают, но не возвращаются.

– США – развитая страна. Хотя в Пекине плохая погода и загрязненный воздух, важно, что Китай – страна развивающаяся. Я читал исследования о своей отрасли и знаю, что в будущем в Китае откроются огромные возможности. Правительство все активнее поддерживает сектор экологически чистых автомобилей. Эта политика проводится с 2004 года, и ожидается, что появятся новые нормативы, способствующие развитию отрасли.

Это интересное утверждение. Во всем мире сейчас уделяют больше внимания новым и альтернативным источникам энергии, и в стране такого размера, как Китай, где, несомненно, есть огромные проблемы с экологической ситуацией, этот вопрос очень актуален для всех. Правительство страны переносит загрязняющие природу промышленные предприятия из главных городов, чтобы повысить качество воздуха, а сами люди покупают маски для лица в местных магазинах и каждый день узнают, безопасно ли их ребенку идти в школу, потому что смог – ежедневный риск и угроза для здоровья, о которой постоянно говорят.

– BYD начала работать в секторе новых источников энергии примерно тогда же, когда Tesla (американский производитель электромобилей) вышла на мировой рынок. Экономическая политика США в автомобильной отрасли более зрелая, чем в Китае. Здесь автомобилестроение и сектор новых источников энергии – огромный пирог, от которого многие хотят отхватить кусок. BYD – негосударственная компания. Частным фирмам труднее развиваться на китайском рынке. Критический момент здесь – доступ к пунктам подзарядки автомобилей. В США их уже много, а в Китае пока нет. Инфраструктура слишком молодая и недостаточно развитая. Сейчас появляется все больше пунктов подзарядки на парковках торговых центров, и Tesla много в них инвестирует, но нужно сделать еще больше. Все производители должны вложиться в них, чтобы у покупателей действительно была возможность пользоваться электромобилями так же, как обычными автомашинами. Я верю, что это произойдет. Это одна из главных причин, по которой я хочу вернуться и работать в своей отрасли. Я вижу здесь возможности для роста.

Какое-то время мы обсуждаем насущные проблемы. Ясно, что экологически чистые автомобили в Китае ждет прекрасное будущее, независимо от того, как распределятся доли рынка. Главным стимулом для развития послужат инвестиции в инфраструктуру. Для этого понадобится толстый кошелек. Мы с Чжуншанем оба согласны, что главным двигателем этого развития будет правительственная поддержка государственных предприятий в энергетической и автомобильной промышленности.

Китайский рынок в этом отношении так же сложен, как любой другой, но мы соглашаемся, что со всех сторон здесь наблюдается добрая воля. Бренды, никому не известные за пределами Китая (где мало знают даже Tesla), активно развиваются. В 2014 году модель «Qin», которую BYD разработала специально для конкуренции с Tesla, выиграла первый Гран-при «Формулы электрик» в Пекине. Репортеры, съехавшиеся на мероприятие, сокрушались по поводу того, что революция на их глазах проходит в слишком уж спокойной обстановке – автомобили проносились с огромной скоростью, но беззвучно.

– «Qin» может разгоняться до 100 км/ч за 6,9 секунды и при этом пугающе тихо, – восторгается Чжуншань.

Технологические проблемы, такие как срок работы батареи и время подзарядки, постепенно преодолеваются, и параметры становятся приемлемыми.

– В 2005 году компания выпустила гибридную модель «Tang», а в конце 2014 года в Пекине с успехом представили модель «Teng Shi», разработанную совместно с Daimler Benz.

Чжуншань действительно знает свою отрасль, и его энтузиазм по-настоящему заразителен. Меня не удивляет, что он с успехом руководил продажами в регионе. Он явный приверженец своей компании и, описывая ее достижения, проповедует почти как апостол.

– Это умный выбор. Вы знаете, что в прошлом году в Шанхае продали больше 10 000 автомобилей «Qin»?

Я не знал.

– К сожалению, «Qin» не входит в список автомобилей на альтернативных источниках энергии, одобренных для Пекина. Иначе, я уверен, он бы прекрасно продавался здесь.

Я не знал о существовании такого списка. Меня всегда поражают хитросплетения местных нормативов, ограничений, правил, субсидий и поощрений.

– Правительство страны выдает субсидии тем, кто хочет купить экологически чистые автомобили.

Неужели?

– Да. Если купить такую машину в Шанхае, то получишь субсидию и от центральных и от местных властей, потому что «Qin» входит в список, одобренный местными властями. В Пекине можно получить только общегосударственную субсидию.

Я не стану делиться своими мыслями о том, как составляется и утверждается список одобренных моделей, но очевидно, что производителям крайне важно в него попасть. Может быть, я неверно расслышал, но, кажется, он сказал, что субсидия достигает 50 %. Да, это вполне способно помочь очистить воздух задыхающихся городов Китая.

Глава 20. Миллионер с WeChat

Если вам повезло быть пользователем WeChat и вы умеете читать по-китайски, то найдите там «pdachina». Особенно рекомендую это молодым родителям, обремененным радостью воспитывать инопланетянина, с которым их никто не учил обращаться. Обычно я не рекламирую бизнес своих героев, но в этом случае мне очень хочется, чтобы мир узнал о небольшом, но прекрасно организованном деле Сэма Янга.

Мы должны были встретиться в девять, но я приехал на восемь минут раньше. Чтобы добраться до западного конца города во время утренних заторов, я потратил час. Мы собирались встретиться в моей любимой кофейне, но изменения в наших расписаниях привели к тому, что пришлось отказаться от утреннего кофе и приехать к Сэму.



Он уже сидит за своим столом, хотя позже признает, что в восемь утра был еще в постели. Меня приветствует аромат чая и теплое, непривычно твердое для этих мест, рукопожатие Сэма. Дело в том, что большинство китайцев не склонны ни к американским рукопожатиям, от которых трещат кости, ни даже к вежливым, но крепким британским. Но Сэма Янга не назовешь обычным китайцем.

Сначала мы боремся со сложностями английского языка, потому что на этот раз со мной нет моего проверенного переводчика. Мы договорились об интервью в последний момент, а до Китайского Нового года всего десять дней, и многие уже уехали из Пекина в родные города. Однако Сэм находит решение в виде автоматического переводчика Baidu [22], китайского эквивалента (если не сказать – улучшенной версии) Google Translate [23].

– Я родился в Анькане в провинции Шаньси в 1970 году. Вырос в деревне рядом с рекой Ханьшуй в тени гор Циньлин (знаменитые священные горы в Китае). Мое единственное детское воспоминание – голод.

Неплохое вступление для разговора. Меня привлекает таинственная картина: горы, окутанные туманом, и мощная ревущая река, рядом с которой притулилась деревенька, населенная крестьянами, которые добывают себе скудное пропитание на неплодородной почве. Однако, как и в случае со всеми романтическими мечтами, правда оказывается гораздо более суровой.

– Несмотря на очень тяжелую жизнь, мы были счастливы. Я восьмой ребенок в семье, у меня трое братьев и четверо сестер. У самой старшей есть дочь моего возраста! В те годы было нормально иметь большую семью, особенно в деревне. Нам приходилось трудно. Три года назад я вернулся на родину и обнаружил, что все переехали в город. Не осталось почти никого, кроме стариков и детей. В мои времена в школе было много учеников, а сейчас всего десять. Люди хотят, чтобы дети учились в крупных городах. Я был очень опечален этими огромными переменами. Мне казалось, по возвращении я почувствую любовь и тепло, как это было в молодости. Но ничего не получилось. Знакомых почти не осталось. Мне кажется, через несколько лет вся деревня исчезнет.

Он делает долгую задумчивую паузу, наливая еще чая.

– В 1990 году я поступил в Шаньсийский университет в Сиане на биологический факультет. Я углубленно изучал биологию в средней школе, поэтому специальность не выбирал. Там я проучился четыре года, а потом еще год проработал в Сиане IT-специалистом.

Я смотрю на Сэма с удивлением: сначала биология, потом компьютеры?

– Мне нравилась эта работа.

Ну ладно.

– Потом я вернулся к учебе. Я проработал год и накопил достаточно денег, чтобы заплатить за три года. Поступил в Юго-Западный университет в Чунцине и занялся тем, чем всегда хотел, – психологией. Мне не нравилась биология! И в университете в Сиане мне было некомфортно. Мне казалось, что я хуже других. Я считал себя самым бедным студентом в университете, поскольку приехал из нищей деревни и вообще не имел денег. Но три года заниматься психологией мне понравилось, хотя порой было одиноко. А потом я приехал в Пекин.

Я сильно впечатлен его открытостью и откровенностью. Он рассказывает свою трудную историю даже быстрее, чем я могу записывать, хотя паузы, когда нужно использовать Baidu, помогают ухватить важнейшее в этом потоке сознания.

– Почему же Пекин? Ведь это крайне дорогое место для переезда, особенно если еще нет работы?

– Я так хотел. Для деревенских жителей это город мечты. Я поселился в общежитии Университета Цинхуа – самом дешевом месте, где можно было жить и питаться. Я платил всего 25 юаней (3,8 доллара) за ночлег, а есть мог в университетской столовой на 5 юаней (76 центов) в день! Когда я приехал в Пекин, у меня было всего-то 300 юаней (около 45 долларов) в кармане.

– Как же вы выжили? Так и оставались с тех пор в Пекине?

– Да. Конечно, мне надо было довольно быстро найти работу, но я представления не имел, как это сделать. У меня не было резюме и вообще ничего подобного. И тогда я начал ходить и спрашивать у людей, где можно найти работу.

– И сумели найти ее до того, как кончились деньги?

Меня поражает тотальная целеустремленность этого человека. У него не было возможности вернуться назад. На билет домой ушли бы все деньги, и пришлось бы вернуться ни с чем в никуда. Возможно, это и мотивировало его на то, чтобы остаться и добиться своего.

– Да. Я получил работу (на помощь приходит переводчик Baidu) в… (еще одна попытка)… на складе. Компания занималась компьютерами, мне платили 300 юаней в месяц. Ничего особенного, но я был очень счастлив, что живу в городе мечты и у меня есть работа. У фирмы имелось общежитие для сотрудников, поэтому я обзавелся спальным местом и множеством новых друзей. Мы вместе работали и развлекались. В комнате было десять человек. Мне очень нравилось.

– И долго вы там работали?

– Совсем нет. Через год я основал собственную компанию.

Еще один сюрприз. Сэм говорит об этом таким же обычным тоном, каким в Британии обсуждают погоду. То есть у него в кармане не было ни юаня, он начал работать на складе компьютерной техники, а через год основал компанию?

– Да. Мы занимались программным обеспечением и… (он снова обращается к Baidu) системной интеграцией. Среди наших клиентов были GE и Ericsson.

Как я уже говорил в начале главы, Сэм Янг – необычный человек. Потом в разговоре выясняется, что за год ему открылось много дверей. Он сумел получить работу в компании, которая занималась ремонтом компьютеров и уже имела контракты с представительствами GE и Ericsson в Пекине.

– Они отправляли к нам все свои компьютеры, доверяли нам. Мы лично познакомились с их сотрудниками, хорошо их узнали, а потом вместе с друзьями решили основать свой бизнес и забрать клиентов. Так и поступили.

Не знаю, что почувствовали их прежние боссы, когда узнали, что лишились таких заказов вместе с двадцатью сотрудниками, но могу себе представить.

– Мы развивали бизнес медленно и осторожно, но спустя восемь лет наш оборот достиг миллиарда юаней (около 15 миллионов долларов). И тут я ушел!

Что?! Этого мне уж никак не понять. Почему этот очевидно успешный бизнесмен вдруг все бросил и начал заново? Возможно, серийные предприниматели с Запада могли бы ответить на этот вопрос, но я не могу не признать, что Сэм вызывает у меня благоговение.

– Ну, я был директором пекинского отделения, а мой друг – шанхайского. Мы добились несомненного успеха, но мне захотелось чего-то другого. В 2002 году я ушел.

– И чем вы занялись?

– Я отдыхал два года.

– Отдыхали два года?

– У меня было достаточно денег, и хотелось какое-то время подумать о том, что сделать с остатком своей жизни.

Также выяснилось, что Сэм в 2002 году женился. Пара познакомилась через общего друга. У жены собственный бизнес, и очевидно, что она и сама успешный предприниматель.

– Я остался в Пекине. Да, я заработал денег, но компания все еще была относительно маленькой. Мне нравилось работать на GE и Ericsson, но я так и не понял их бизнес-модель – как они управляют денежным потоком, как зарабатывают. Я был директором, но меня никогда не учили управлять, и я сам никогда не учился. И тогда я решил, что хочу перейти в большую компанию, но для этого требовался английский, которого я не знал. Мне повезло получить работу в Wall Street English «консультантом по ценам», или, проще говоря, менеджером по продажам. Я провел там четыре года и прошел все учебные курсы, которые предлагались. То есть я смог учить английский, одновременно делая карьеру. В итоге стал заместителем директора в центре, расположенном в районе Гомао в Пекине. Под конец под моим началом работало 40 человек.

Он делает паузу.

– Но вы уволились?

Кажется, я начал понимать смысл его пауз.

– Да, в 2007 году я перешел в New Oriental (это крупнейшая китайская компания, которая предоставляет частные образовательные услуги). Там я проработал два года и стал директором центра.

– А потом уволились? – спрашиваю я, пока в очередной раз заваривается чай.

– Да. Откуда вы знаете?

– Догадался.

– Я перешел в Disney English и стал там…

– Директором центра?

– Да.

– И сколько вы там проработали?

– Два года.

– И…

– И основал свою компанию.

– Эту?

– Да. Я десять лет изучал, как работает такой бизнес, и решил, что узнал достаточно, чтобы создать собственный. Я узнал, как управлять денежными потоками, строить бизнес-модель, руководить людьми. Это был 2011 год. Настал подходящий момент.

– Сейчас 2015 год. Как идут дела? Сколько у вас сейчас сотрудников?

– Лучше, чем я мог себе представить. Я работаю один. Пришел к выводу, что для этого бизнеса мне больше никто не нужен. Работаю три дня в неделю, а остальное время провожу с маленьким сыном. Полагаю, мне наконец-то удалось реализовать мечту и добиться правильного соотношения работы и жизни. Что еще важнее, мой бизнес действительно помогает людям. Я учу отцов и матерей быть по-настоящему квалифицированными родителями.

– Интересно. Каким же образом?

– Я научился этому в Disney English. У них была программа, предназначенная для родителей с детьми в возрасте от двух до двенадцати лет. Пока я там работал, мне удалось побеседовать примерно с 6000 семей. Я понял, что родители не готовы к воспитанию детей. У них возникает масса проблем. Младенец всегда появляется неожиданно. В Китае он будет единственным в семье, а значит, у родителей только один шанс воспитать ребенка. Однако они абсолютно к этому не готовы – не понимают малыша, не понимают друг друга и не знают, как младенец повлияет на них обоих и на их отношения.

Сэм описывает свой бизнес и модель, которая за ним стоит, – и я поражен ее силой и простотой. Потребители встречают любую хорошую идею с энтузиазмом. В Китае неблагоприятные социальные обстоятельства и их эмоциональная составляющая сложились таким образом, что его бизнес обречен на успех. Хотя правило «одного ребенка»[24], долгое время существовавшее в Китае, в последнее время смягчилось, родители до сих пор не представляют, сколько денег нужно на воспитание второго. Да и общество по-прежнему сильно давит на женщин, вынуждая выходить замуж в довольно раннем возрасте, быстро рожать и пользоваться «помощью» бабушек и дедушек в воспитании «идеального ребенка», предпочтительно сына. Ожидания высокие, а опыта мало. Нет ни дородовых, ни послеродовых курсов, в обществе косо смотрят на тех, кто «не справляется», а женщины, страдающие, например, послеродовой депрессией, не получают никакой поддержки. На этом фоне на рынок выходит Сэм.

– У женщин есть очень большая потребность во всем этом. Но многие у нас просто не осознают, что нуждаются в подготовке к роли родителей. Однако эти люди – моя целевая аудитория. ВВП в Пекине растет. Расширяется группа людей, которые начинают понимать, что они должны быть лучше подготовлены к воспитанию ребенка. У них много проблем. И в этом я вижу свой шанс заработать деньги и по-настоящему удовлетворить потребность, существующую в обществе. Конечно, моими клиентами будут не все родители, а только те, которые знают, что у них есть проблемы, и понимают, что нуждаются в помощи.

Эта убедительная логика показывает, что рынок есть и потребность очевидна, но как же Сэм привлекает покупателей? В пределах часа езды от его маленького офиса в районе Хайдян живут десятки миллионов семей, но как до них достучаться?

– Через WeChat.

Сэм разработал крайне эффективный подход с помощью всеобъемлющего онлайн-инструмента, которым можно бесплатно пользоваться во всем Китае. WeChat – это комбинация Facebook, Twitter, YouTube и eBay с дополнительными функциями в виде прямой платежной системы и коротких голосовых и видеосообщений. И все бесплатно!

– Я использую WeChat, чтобы оповестить людей о моих курсах. Всех, кто уже прошел их, я прошу рассказывать об этом на WeChat и оставаться на связи с компанией, то есть со мной, чтобы получать необходимую поддержку.

– Как вы изначально привлекаете клиентов?

– Сначала я думал, что мне придется пользоваться теми же приемами, что практиковали в Wall Street English и других компаниях, где я работал. У них были колл-центры, и они использовали списки, чтобы найти потенциальных клиентов. Затем я приглашал людей на бесплатные курсы, а после этого продавал им платные. Но оказалось, что нет необходимости так поступать. WeChat обеспечивает меня клиентами совершенно бесплатно. WeChat изменил мою жизнь!

Не знаю, есть ли люди, которые могут сказать, что Twitter или Facebook по-настоящему изменили их жизнь, однако знаю тех, кто утверждает такое про eBay. Тем не менее это громкое утверждение – его были бы рады услышать в WeChat!

– И как это происходит?

– Все просто. С WeChat приходит 80 % моих клиентов. В компании работаю только я, и, когда у меня появился офис, осталось найти несколько человек, которые прошли бы мой первый учебный курс. Я был уверен, что мои знания, опыт и квалификация могут принести настоящую пользу родителям, – то есть знал, что продукт у меня хороший. Мне просто надо было, чтобы люди его попробовали. Я был убежден, что тогда дело пойдет. Так оно и вышло!

Сэм объясняет свою бизнес-модель. Мне кажется, ее можно здесь описать, поскольку я не знаю никого, кто способен ее воссоздать. Более того, Сэм готов поделиться ею со всеми, кто захочет выучиться у него, стать тренером для родителей и открыть собственный бизнес под его руководством. Итак, за 3300 юаней (около 500 долларов) можно посетить трехдневные курсы для родителей и на этом закончить. Но желающие потом могут пойти на четырехдневные курсы для тренеров за 12 800 юаней (около 1950 долларов). Вот так все просто. Подготовленные тренеры могут бесплатно повторить курсы через год и при желании раз в год поработать на курсах Сэма ассистентом на добровольных началах. Следующий потенциальный шаг – устроить так, чтобы тренеры платили Сэму комиссию за каждого человека, который придет к ним на обучение. Пока этот этап кажется слишком далеким от реальности, но в любом случае бизнес-модель явно работает: он с гордостью показал свой счет на WeChat, на котором за три месяца образовалась весьма приличная сумма!

– Я зарабатываю деньги, даже когда сплю, – говорит Сэм, ослепительно улыбаясь. – Я полностью применяю свою психологическую подготовку и все, что узнал о бизнес-моделях других компаний, в которых работал. Я знаю, как развивать это дело. Я даже использовал бизнес-план Disney English для расчетов и теперь ожидаю, что смогу зарабатывать около 91 200 долларов в месяц. Но на разработку именно этой, подходящей для меня модели ушло десять лет. Еще я осознал, что мне не надо управлять людьми. Это лишняя трата времени. Все, что мне нужно, от бухучета до маркетинга, я могу отдать внешним подрядчикам. Я хочу посвятить все свое время исследованиям и практическому применению психологии, чтобы помочь другим стать более совершенными родителями.

Показатели у него абсолютно потрясающие. Простая модель и простое предложение удовлетворили явно незанятую нишу на расширяющемся рынке, который формируют женщины с растущими правами и богатеющий средний класс Пекина.

– У меня есть шесть добровольцев, которые работают бесплатно. Эти женщины считают, что курс им очень помог. Они увидели ощутимые улучшения в отношениях с ребенком и мужем. Поэтому они хотят помочь мне распространить эти знания, чтобы курс прошло как можно больше родителей.

Мы обсуждаем и более глубокую проблему.

– Многие женщины страдают от плохих отношений с мужьями. В Китае это большая проблема. Они испытывают огромную боль. А после курсов они говорят мне, что ощутили тепло в своем сердце. Больше 50 % учеников приходят по совету тех, кто уже прошел курсы, 90 % из них – матери, но попадаются и отцы. Женщины в Китае испытывают очень большое давление. Я хочу дать людям надежду, чтобы они почувствовали себя позитивно.

Здесь явно существует неудовлетворенная потребность. Не думает ли Сэм, что может помочь китаянкам справиться с этим давлением?

– Нет. У меня действительно нет такой квалификации. Я вижу ограниченность моих возможностей и не собираюсь в своих курсах заходить на территорию психологического консультирования. Это не моя область, и я не вижу здесь возможностей для бизнеса. Я некомпетентен.

– А вы применяли ваш курс к собственной жизни?

– Думаю, я хороший отец. Жена говорит, с тех пор, как я начал заниматься этой работой, со мной произошли настоящие положительные изменения.

– А она прошла ваши курсы?

– Нет. Она управляет собственным бизнесом, целыми днями занимается им и часто ездит в командировки. Она не хочет идти на курсы, чтобы получать знания от меня! А я стараюсь быть хорошим отцом для нашего маленького сына. Каждый вечер я читаю ему две сказки на ночь, мы много играем и все делаем вместе. Для его развития очень полезно, что отец находится рядом. Я работаю и преподаю три дня в неделю, а остальные четыре провожу с ним. Сейчас деньги не играют для меня особой роли. У меня их достаточно.

– И что вы чувствуете по поводу работы спустя все эти годы?

– Я искренне верю, что если делать вещи, которые важны людям, то деньги появятся. Я правда в это верю и пока оказывался прав. Мне очень нравится моя работа. Думаю, я смогу помочь многим женщинам, многим детям и некоторым мужчинам!

Он улыбается мне. Это улыбка человека, который занимается любимым делом, обрел покой и нашел место, которого жаждал в студенческие годы, когда чувствовал себя «хуже всех». Мы выпиваем по последней чашке чая.

– Я живу в своей мечте. Многим людям в Китае это не удается.

Он прав. Это удача, которую он заслужил сам.

Глава 21. Американка китайского происхождения

В кафе быстро входит женщина, на вид – типичная китайская бизнес-леди. Джойс Чао заказывает латте на безупречном мандаринском наречии, а подчеркнуто азиатская внешность не оставляет сомнений в ее происхождении ни у персонала, ни у всех остальных – кроме меня, но дело в том, что мы знакомы. Усевшись, она, как обычно, приветствует меня на безупречном английском.

– Вы уже ели?

Обеденное время прошло, но в Китае принято начинать разговор именно так. Еде здесь придают большое значение – ее недостаток много веков был проклятием для китайцев. Именно поэтому они почти никогда не оставляют в плошке недоеденный рис. Еще подобное приветствие подразумевает вежливость и заботу о других. Здесь это всегда ощущается в отношениях между людьми – и личных, и профессиональных.



Джойс отпивает латте. Она выглядит стопроцентной деловой женщиной, каковой и является – но с одним важным отличием от тех, что сейчас окружают нас, склонившись над документами. Джойс – американка китайского происхождения.

– Неважно, где я выросла и какой у меня паспорт. Ведь у меня китайская внешность, китайская кровь и китайские предки. Это моя суть. Я обычно шучу, что уже стала наполовину пекинкой, ведь я живу здесь 12 лет. Но китаянка во мне поставляется в американской сборке. Иногда я говорю и действую слишком прямо, но именно в этом, думаю, и есть мое преимущество. В основном я работаю с американскими клиентами, и они хотят ясности и определенности. В культуре, где в общении много тонкостей и преобладает пассивность, я обеспечиваю баланс. Надеюсь, именно в этом моя ценность и за это я получаю деньги.

Джойс – американка во втором поколении. Она выросла в США, там же получила образование и приобрела богатый опыт работы в корпорациях. В 2003 году острый интерес к родной культуре и языку побудил ее ответить на объявление о поиске менеджера в сфере образования с переездом в Пекин. Ее взяли на работу, и с тех пор она живет здесь.

В Пекине Джойс пришлось приспосабливаться и меняться, но она сохранила американскую открытость и откровенность. Она очень добрый, активный и обаятельный человек. С момента ее переезда в Пекин прошло больше десяти лет, и за это время она несколько изменила стиль общения: теперь ее энтузиазм и манера быстро говорить сочетаются с глубоким вниманием к культурным различиям и особенностям «китайского пути». В результате она стала профессиональным консультантом по двум языкам и культурам.

Джойс работала с разными британскими и американскими компаниями в Китае и очень четко представляет, что подходит для местных реалий, а что нет. Она много раз наблюдала, как фирмы всех типов и размеров пробовали выйти на китайский рынок и позиционировать себя здесь, с успехом или без.

– Экономика развивается очень быстро, все меняется, возникают новые сложности, и я не могу сказать, что существует единственно верный способ действий. Но совершенно точно есть неверные способы! Я постоянно вижу, как советы и добрые намерения ни к чему не приводят. Негативный эффект не всегда проявляется сразу, но время расставляет все по местам. Моя роль как консультанта – предложить идеи и решения, и я всегда информирую клиентов о возможных рисках. Однако в конечном итоге вариант, как действовать в Китае, выбирает клиент. Я всегда предлагаю стратегии и рекомендации, ориентированные на создание базы отношений, и рекомендую не делать вещей, которые могут ее разрушить.

– Вас не расстраивает, когда то, о чем вы предупреждали, все-таки происходит?

– Конечно, расстраивает. Но я стала старше и мудрее. Я начала понимать простой факт: Китай велик, и его долгая история насчитывает больше 5000 лет. Да, есть и другие цивилизации с многолетней историей, но в последние 60 лет в Китае происходили такие яркие и разнообразные события, что аналогов не найти. И уж точно ничто не сравнится с последним десятилетием чудесного преображения. Меня расстраивают не только ситуации, когда хочется сказать: «Я же вам говорила…» Еще и то, что современный Китай – это большая, но в то же время постоянно смещающаяся цель. То, что испытала я во время своего приезда в Пекин в 1987 году, очень отличается от первых впечатлений моей лучшей подруги в 2007-м. Все меняется с поразительной скоростью. Я бы сказала, это скорее вызывает изумление, чем расстройство.

– Можете привести пример?

– Однажды я уехала в командировку на неделю, а когда вернулась, оказалось, что цветочный рынок Лайтай полностью отремонтировали! Это было поразительно! Из-за подобных вещей я довольно осторожно рекламирую свою деятельность. Я делаю ошибки и учусь на них. Это позволяет сократить число неизвестных, ужиться с постоянными изменениями и компенсировать промахи в этикете, которые допускаем все мы, некитайцы.

Джойс полна кипучей энергии. Во время разговора она занимается несколькими вещами одновременно – отвечает на звонки, пишет электронные письма и, конечно, общается с кем-то в WeChat. Кажется, Джойс знает всех, и все знают ее. Ее принцип – «сделай сейчас», и она постоянно налаживает связи и назначает встречи. Джойс работает быстро, потому что знает: в Китае надо ловить момент, иначе возможность будет упущена.

– Вы знаете, мне очень повезло. Поколение моих родителей пережило суровую и страшную революцию, но мне в последние 12 лет довелось узнать совершенно другую революцию в Китае – технологическую и экономическую. Это и способствует скромности, и служит мотивацией. Поколения моих родителей и их родителей вымостили мне дорогу к тому, что я сегодня могу сделать в Китае.

– И что же конкретно вы делаете?

– Я приехала сюда в середине своего карьерного пути, уже обладая подробными знаниями о том, как ведутся дела по обе стороны океана. Думаю, лучше всего меня можно описать как культурного гида, который время от времени улаживает разные проблемы. Моя задача – использовать это положение своеобразного хамелеона, чтобы помочь наводить мосты между Китаем и остальным миром. У меня много друзей-китайцев во всех уголках планеты, которым я помогала и которые при необходимости могут помочь мне. Человеческие отношения играют большую роль повсюду, но здесь они жизненно важны. И поддерживать их – не какая-то обуза. Все эти люди – мои друзья, а также давние хорошие знакомые. Мне нравится проводить с ними время, и все мы помогаем друг другу, когда только можем. Вот так обстоит дело. И вот что представляют собой отношения (гуаньси).

– Вы американка китайского происхождения. Влияет ли это на впечатление, которое вы производите на других людей?

– Пока я не открою рот, никто не видит разницы, – говорит Джойс и подмигивает мне. – У меня есть мнения и предложения, которые порой приходится оставлять при себе. Китайцы не привыкли, что такие идеи могут исходить от женщины, тем более китайской на вид. Впрочем, люди очень любезны и уступчивы. Они слушают меня, потому что я иностранка. Но бывают и ситуации, когда я словно застреваю посередине. Люди считают, что я должна понимать китайский подход к принятию решений, поэтому мои зарубежные клиенты хотят результатов. А местные порой заранее уверены, что я не понимаю их, потому что выросла не здесь.

Джойс пожимает плечами с деланным выражением недоумения. Ее телефон непрерывно вибрирует, и, когда мы делаем паузу, она отправляет несколько сообщений на WeChat.

– Я всегда была связана с образованием и профессионально работала с текстами, поэтому меня часто просят написать и проверить речи или материалы на английском для китайских знакомых. Об оплате или вознаграждении за такие «услуги» речи не идет. Это способствует укреплению отношений, и обычно все понимают, что так формируется «банк услуг» для друзей и их друзей. Китайцы имеют поразительную способность учитывать и уравновешивать количество взаимных услуг, которые они оказывают друг другу. Когда я объясняю это клиентам, им не всегда нравится идея делать что-то бесплатно. Многие просто отказываются. Помните, что я говорила об отношениях?

Как тут забудешь. Джойс доносит свои мысли так, что они сразу врезаются в память.

– Дома, на Западе, мы часто помогаем друзьям переезжать, подвозим их и так далее. Мы не ждем, что за это заплатят. Так в чем разница? Может быть, некоторые компании считают Китай исключительно клиентом, а не другом?

Опуская глубокую философскую и социально-политическую подоплеку этого явления, Джойс тем не менее делает паузу, достаточно долгую для того, чтобы я полностью понял ее мысль.

– Я стараюсь помогать при любой возможности. Правило здесь такое: не обещайте вещей, которых не можете выполнить. Иногда просто необходимо помочь. Это будет правильно, потому что, хотя в китайских городах много сверкающих небоскребов, страна пока остается развивающейся. Помимо прочего, Китай все еще пытается оправиться от ущерба из-за потери целого поколения во время Культурной революции. Иногда может показаться, что ваши услуги не ценят, но это очень западная точка зрения. Китайская сторона смотрит на вещи по-другому, и если они узнают, что вы так думаете, то очень оскорбятся.

Кажется, Джойс прекрасно овладела запутанным искусством «чтения между строк», которое необходимо, чтобы понять мысли, действия и слова китайцев.

Это напоминает мне о примечательном сходстве между британцами и китайцами. Есть старая шутка о так называемых «мандаринах с Уайтхолла» – членах британского правительства, которые никогда не высказываются ясно. Если вы видели старые британские сериалы «Да, господин министр» или «Да, господин премьер-министр», то хорошо понимаете, о чем я говорю. Как известно, британцы долго соображают и используют много эвфемизмов. Китайцы довели искусство выражаться намеками до совершенства. Чтение между строк для понимания сказанного требует очень хорошего консультанта-регионоведа и переводчика. Джойс представляет собой и то и другое.

– Китайский язык и культура, в отличие от западных, в значительной степени опираются на контекст, символы и многослойные смыслы. Представителям Запада порой трудно это понять. Мы любим счастливые числа «7» и «8», а «9» означает долголетие. Кроме того, даже не думайте использовать цифру «4» в лифтах, на вывесках и для нумерации мест – в общем, где угодно. Она слишком похожа на китайский иероглиф «смерть». Странная игра слов и отсылки к историческим персонажам, старым поговоркам и пословицам, даже к известным лицам или политическим фигурам, тоже помогают китайцам понять смысл того или иного высказывания. Это их вторая натура. Даже мне – а уж тем более моим клиентам – все это кажется непостижимым. И, естественно, отсюда возникает масса недопонимания.

– Как же выжить при таких сложностях?

– Просто принимайте их как данность. И обратитесь к хорошему китайскому стратегу, который правильно воспринимает реальность и знает современную историю. Это справедливо для любой культуры – пришельцы извне никогда ее полностью не поймут. Всегда полезно иметь рядом того, кто направит вас и позволит обойти подводные камни.

Она улыбается мне, как человек, который все об этом знает.

– Должна сказать, что я все чаще наблюдаю подобные ситуации. Международные компании и организации нанимают людей для работы в Китае, не задавая дополнительных вопросов о кандидатах. Возможно, они не осознают, что китайцы воспринимают людей с другой культурой весьма особенным образом – не имея опыта жизни в мультикультурных и космополитичных западных городах, они не знают, как работает сложный международный бизнес, который постоянно пересекает границы. Западные бизнесмены делают ошибку, нанимая людей, которые всего лишь выглядят или говорят, как китайцы. Возможно, это звучит глупо, но я до сих пор вижу, как глобальные корпорации берут на работу носителей кантонского диалекта из Гонконга или Юго-Восточной Азии. Но материковые китайцы, к сожалению, в отличие от нас не воспринимают Гонконг как влиятельный международный центр. Они относятся к его жителям с огромным подозрением. Не говоря уже о том, что, хотя кантонский нетренированному уху кажется похожим на путунхуа, язык материкового Китая, – на самом деле это совсем другой диалект.

Джойс не касается других предрассудков относительно японцев, сингапурцев и, к сожалению, даже меньшинств внутри самого Китая. Однако и поверхностного взгляда на китайскую историю достаточно, чтобы понять, откуда берутся подозрение и недоверие, которые отягощают мировосприятие современных китайцев. «Нанкинскую резню» и долгую Японо-китайскую войну, а также опиумные войны и другие конфликты со всеми подряд, начиная с британцев и голландцев, просто так со счетов не сбросить.

– Еще моих клиентов всегда удивляет полное отсутствие четкого графика.

Возможно, пора сменить тему. Я уже упоминал об этом, но Джойс углубляется в подробности.

– Это КПТ.

– Что?

– КПТ, «китайская пожарная тревога». Все происходит в последнюю минуту, быстро и яростно, организованно, но в жуткой спешке. Вот почему надо ловить момент и делать нужные вещи сразу. Вся страна, большинство организаций и частная жизнь почти всех людей зависят от ответов на вопросы вроде «Вы в Пекине?» или «Вы свободны сегодня (завтра, послезавтра)?». Составлять расписание для посетителей из-за границы, которые ожидают, что все будет известно заранее и внесено в график, – настоящий кошмар. Представителям Запада предстоит еще очень и очень многое узнать. Не имеет значения, сколько раз я рассказывала им об этом, – они все равно не верят. Даже самые важные персоны здесь порой не имеют четкого графика. Они как-то распределяют время, но в Китае просто невозможно планировать что-либо заранее.

– Наверное, в таких условиях трудно заранее бронировать авиабилеты и гостиницы?

– С гостиницами все просто: их так много, что всегда можно найти свободный номер. Самолеты тоже часто заполняются в последний момент, за исключением некоторых международных рейсов, о которых лучше думать заблаговременно. Однако в остальном остается полная свобода. Но, конечно, в рамках очень строгих китайских правил! Если вы занимаете высокую должность, то сможете встретиться почти с кем угодно. Если нет, вообще не стоит рассчитывать ни на какие встречи, тем более с людьми более высокого положения. Этот принцип действует вплоть до самой вершины иерархии. И на корпоративном, и на правительственном уровне именно так определяется, кто с кем встречается, как долго идет эта встреча и где она происходит.

Лично я уже привык возвращаться в Китай после отпуска или командировки, не имея вообще никакого плана ни на ближайшую неделю, ни на следующие. Я знаю, что после нескольких сообщений на WeChat или электронных писем мой ежедневник заполнится встречами с теми, кого я хочу увидеть и кто хочет увидеть меня. Сначала это кажется очень странным, но постепенно привыкаешь. Другое дело – помогать коллегам, оказавшимся в такой ситуации. Здесь очень важно, чтобы они полностью вам доверяли. В первый раз (или даже в первые несколько раз) многие люди, приезжающие в Китай, не могут смириться со сложными китайскими порядками, и особенно с полным отсутствием планирования. Культурный шок бывает так велик, что порой мне приходится тратить целый час на предварительный инструктаж. И неизменно наблюдать, что коллеги просто не могут мне поверить. К счастью, мы знаем друг друга достаточно хорошо, чтобы они внимательно слушали и старались сделать свой визит максимально результативным.

– Мне известны случаи, когда люди, занимающие очень высокие посты, прибывали в аэропорт, понятия не имея, где они остановятся, кто их встретит, поедут ли они сразу ужинать и каков план на следующий день. То есть у них было общее представление и несколько целей, но никакого конкретного плана. Именно таким людям лучше всего удается вести дела в Китае. Они стреляные воробьи, которые очень терпеливо относятся к неопределенности. Они знают: когда самолет приземлится, их встретят, поприветствуют, доставят по месту назначения, напоят и накормят – как надо и в присутствии необходимых людей. Иногда случаются сбои, но обычно китайцы делают все возможное, чтобы и высокопоставленный визитер, и местный лидер ни в коем случае не потеряли «лицо». Порой это очень раздражает – вы не можете быть в полной мере уверены в соответствующем уровне персон, собравшихся за обеденным столом. Зато люди мобилизуются мгновенно: я наблюдала, как меняют билеты на самолет, полностью переделывают график и даже заказывают сразу два номера в гостинице и два ужина в один вечер, чтобы можно было должным образом продемонстрировать «лицо» и дать возможность встретиться и поговорить именно тем, кому следует. Логистика встреч доходит здесь до настоящего искусства. Это весьма впечатляет!

В этих делах Джойс – в своей тарелке. Такова ее жизнь: она зарабатывает тем, что помогает справиться со сложным, неоднозначным китайским этикетом – для того, чтобы все было сделано наилучшим образом и строительство международных мостов продолжалось.

В последнее время очень многие китайцы уезжают учиться за границу и все лучше осваивают английский язык. Сохранится ли потребность в услугах Джойс как посредника в межкультурных связях и переводчика?

– Конечно, да, и она даже увеличится. Люди, подобные мне – которым повезло жить в нынешнюю эпоху, – имеют опыт, ценные идеи и собственную точку зрения. Многие видят только часть культуры, с которой сталкиваются. У китайских студентов появляется учебный навык и некоторый опыт работы. Они узнают американскую и британскую культуру как потребители, но понимают ли они, как мыслят американцы или британцы? С другой стороны, есть иностранцы, которые приезжают в Китай, учат язык и любят местную кухню, но есть ли у них китайские друзья из разных слоев населения, и хорошо ли они знают, как мыслят китайцы? И еще более важный вопрос: нужно ли им хотя бы попытаться узнать? Впрочем, я понимаю, что окно для таких консультантов, как я, когда-нибудь закроется. Это вопрос времени. Китайцы уже прошли стадию, когда они жадно впитывали международный подход к бизнесу. На любом мероприятии я вижу руководителей самого высокого уровня, которые повидали мир, говорят на почти безупречном английском и прочли больше книг по менеджменту, чем кто бы то ни было. У многих есть дипломы, полученные за границей, и поработать за рубежом теперь гораздо легче, чем раньше. Скоро им уже не понадобятся консультации. Теперь они потребители услуг – и в то же время владельцы бизнеса на развивающемся международном рынке. Товары и услуги могут производиться в других частях мира и продаваться, обычно через совместные предприятия, миллионам китайцев, у которых появились деньги. Произошел сдвиг от «сделано в Китае» к «продается в Китае».

Эта тема повторяется почти в каждом моем разговоре здесь. В Китае можно вести успешный бизнес, но только отказавшись от старых моделей. Такие люди, как Джойс, окажут необходимую поддержку, чтобы избежать трудностей с местной культурой, но сегодня в Китай нужно приходить с совершенно не такими установками, как несколько лет назад.

– Здесь по-прежнему очень много возможностей в самых разных областях. От образования и здравоохранения – особенно в сфере ухода за пожилыми людьми – до конфет ручной работы и одежды массовых брендов. Рынок предметов роскоши, от вин до сумок и часов, пострадал от антикоррупционных мер, которые проводит правительство при общей поддержке. Однако остается много вещей, которые можно сделать на нишевых рынках, да и на многих других!

Джойс знает, о чем говорит. Она работает в этой сфере и добилась в ней большого успеха.

Глава 22. «Мистер Малина»

Телефонная связь с Северо-Восточной Австралией очень плохая. Мы с трудом слышим друг друга.

Вообще, все должно было происходить не так. Я уже давно запланировал интервью с Лу Пиньшэнем, но мы не смогли встретиться до Китайского Нового года, а на каникулах он вместе с родителями отправился в круиз вокруг Австралии и Новой Зеландии. Эта задержка не укладывалась в мой довольно напряженный график работы над книгой.

– Возможно, у них больше не будет такого шанса, поэтому я очень хочу поехать, – сказал он мне.

И вот мы беседуем. Я удобно устроился у стены в кофейне, а Лу Пиньшэнь (или Синг, как он предпочитает зваться) находится в гостиничном номере недалеко от города Кэрнс в Австралии. У нас обоих бесплатный интернет, и мы решили созвониться через WeChat. Это замечательная и очень простая в использовании технология. Теоретически можно было бы сделать и видеозвонок, но у нас обоих слабый сигнал с перебоями.

– Какая у вас погода? – спрашивает Синг.

Я предлагаю ему умерить самодовольство – он прекрасно знает, что в это время в Пекине очень холодно. Очевидно, в Кэрнсе дело обстоит по-другому.



Синг вообще-то живет в Гонконге, хотя родился в Сиане в 1968 году; его мать родом из Сычуани, а отец – из Шанхая. До выхода на пенсию они были среди первых трейдеров-инвесторов в Гонконге и, очевидно, преуспели. Несмотря на это, Синг старается как можно больше времени проводить в Пекине, где у него свой дом.

– Мне повезло – я смог получить образование в США. Учился в Университете Вандербильта в Теннесси, потом вернулся и какое-то время работал на родителей. Но в 2000 году я основал технологическую компанию в США, и она оказалась довольно успешной. Я руководил ею до 2006 года, а потом продал. Много не заработал, зато получил хороший опыт и все же какие-то деньги. Я начал искать возможности в Китае и совершенно случайно обратил внимание на малину.

– На что?!

– На малину. Знаю, это звучит немного странно.

– Да.

Я было подумал, что не расслышал его из-за помех, но Синг абсолютно серьезен.

– Большинство моих друзей занимаются высокими технологиями или финансами. По собственному опыту я знаю, что в высоких технологиях тебя ждет все или ничего. Ты либо добиваешься большого успеха и зарабатываешь деньги, либо все теряешь. Но если вложиться в сельское хозяйство, ты не потеряешь все, даже если не повезет с погодой. В Китае живет 1,3 миллиарда человек, и сельское хозяйство играет здесь главнейшую роль. Просто его необходимо модернизировать.

Синг прав. Хотя сельскохозяйственная экономика отступает под натиском урбанизации, Китаю по-прежнему надо себя кормить. Во многих провинциях сельское хозяйство ведется архаичными методами, несмотря на значительные реформы, которые проведены за последние 30 лет. У многих семей по-прежнему остаются земельные наделы, с которых собирают урожай для личных нужд или для продажи на местных рынках. Коммерческое сельское хозяйство тоже, конечно, существует, но остается огромное пространство для улучшений.

– Потребность есть, но в сельское хозяйство вкладывают мало. Я понял, что работать в этой отрасли не так легко, как мне казалось, однако все же возможно. Здесь есть большой потенциал. Конечно, приходится иметь дело с очень широким срезом общества, включая его беднейшие слои. И поверьте мне – общаться с сельской администрацией нелегко! Иметь дело с интернетом гораздо проще, чем с землей, растениями и крестьянами, но я все же решил попробовать и выбрал малину в качестве отправной точки. Здесь это совершенно новые ягоды. За последние годы я приобрел такой опыт, в том числе благодаря неудачам, что стал экспертом по малине.

Фрукты продаются по всему Китаю, как и в любой стране, но, например, обычная клубника, по словам Синга, появилась здесь только в конце 1980-х годов, черники не было до 2000 года.

– А малины нет вообще. В основном это объясняется тем, что ее сложно выращивать, если ваша задача – получить большой урожай при высоком качестве. В Великобритании малина распространена, а в Китае нет. Думаю, через пять – десять лет малина будет таким же обычным делом, как клубника и черника. И я хочу, чтобы это была моя заслуга!

Синг прекрасно осознает, кто его главная целевая группа – как с демографической, так и с географической точки зрения. Это представители китайского среднего класса, которые хотят вести здоровый образ жизни. Особенно его интересует растущий мегаполис Шанхай.

– О малине в Китае знает процентов пять населения – может, даже меньше. Однако иностранцам она привычна, а значит, рынок есть. Китайцы, которые бывали за границей, тоже знают малину и тоже будут ее покупать. Но, конечно, самый большой рынок формируют обычные потребители. Я работал с розничными и оптовыми торговцами. Они хотят расширять ассортимент. Многие пробовали торговать малиной, но не преуспели, потому что им попадались низкокачественные и неурожайные сорта.

Мы с Сингом обсуждаем маркетинговую проблему, которая меня просто завораживает. Поскольку малину традиционно собирают всего три месяца в году, она привлекает внимание на небольшой срок, а потом снова исчезает. И получается, что оптовики и розничные торговцы каждый раз должны представлять публике эти странные новые ягоды. Нечего и говорить, что многие оставили эти попытки. Но у Синга есть интересное решение.

– Надо сделать это один раз.

Теперь я убежден, что не расслышал из-за плохой связи. Что надо сделать?

– Надо сделать это один раз. Запуститься, а потом продолжать поставки 24 часа в сутки, семь дней в неделю и круглый год.

После нескольких экспериментальных и, мне кажется, довольно дорогих фальстартов за последние восемь лет Синг наконец-то понял, как сделать скромные красные суперъягоды узнаваемыми и решить проблему с поставками.

С помощью теплиц.

– Самая большая проблема здесь – поддерживать постоянное качество. У нас есть большой рынок сбыта – много любителей здорового образа жизни, которые принадлежат к зарождающемуся среднему классу. Эти люди переживают за своих, часто единственных, детей и хотят для них самого лучшего. Они придают большое значение фруктам – свежим, качественным и в идеале выращенным без химикатов. Малине нужны солнце и вода в точно определенных количествах. Я подошел к этому с научной точки зрения. Применил к малине инструменты и приемы, которым научился в технологической отрасли. Главное здесь – контролировать окружающую среду. В этом помогают теплицы.

– Мой британский друг, который выращивает ягоды, сказал одну забавную вещь, – говорю я. – По его словам, малина похожа на женщин – те тоже требуют особого отношения и больших усилий. Если все это обеспечить, то будешь вознагражден. Но если не стараться как следует, попадешь в передрягу.

На другом конце линии Синг издает сдавленный смешок. Я старательно сохраняю уважительное молчание.

Он рассказывает, что с 2006 года пытался выращивать малину в нескольких местах. Начал в провинции Хунань в центральной части Китая, к югу от реки Сянцзян, но не добился успеха.

– К сожалению, это место слишком далеко от всего, что нам нужно. Поставщиков там не оказалось, и, несмотря на дешевую рабочую силу, почти все, включая пенопластовые ящики и прочую упаковку, надо было завозить по высоким ценам.

Транспортные издержки были только одной проблемой из множества других, которые в конце концов заставили Синга отказаться от этой идеи и вернуться в Пекин.

– Я усвоил свои уроки благодаря предыдущим экспериментам. Мы нашли идеальное место в западной части Китая – там сухой климат и прекрасная транспортная инфраструктура. От моего участка очень легко добраться до аэропорта. Солнце там яркое, а воздух свежий. Климат очень хороший. Благодаря теплицам у нас не будет проблемы с ветрами и слишком высокой температурой, и мы сможем выращивать малину круглый год. Мы возьмем под контроль неблагоприятные свойства климата, по максимуму используем преимущества чистого воздуха и отличной почвы, а также избавимся от непредсказуемых факторов вроде ветра и дождя.

В этой части Китая умеют выращивать маленькие красные ягоды. Там производят больше всего ягод годжи, которые еще называют дерезой, – в Китае они известны своими лечебными свойствами. В общем, традиции в регионе подходящие. Еще, по словам Синга, это центр виноделия – французские, австралийские и немецкие виноделы сажают там виноградники.

Синг говорит, что после длинного отпуска с родителями он собирается приступить к строительству теплиц.

– Какого размера будет ваше производство?

– Мы будем строить поэтапно. На первой стадии планируем собирать около 500 килограммов ежедневно. Когда добьемся нужного качества, доведем объем до 5000 килограммов.

Синг называет эти цифры так спокойно и обыденно, что сначала я даже не осознаю, о каких объемах идет речь.

– Мы тщательно все распланировали и знаем, что в одном Шанхае можно реализовать около 500 килограммов в день – через рынки и оптовых торговцев. Мы собираемся инвестировать около 20 миллионов юаней, чтобы все наладить и запуститься. Я знаю, что многие поставщики начали работать с клубникой и добились успеха. Они пробовали и малину, им понравилось, однако возникли проблемы с качеством и непрерывными поставками. Они готовы дать нам шанс. Есть и те, кто до сих пор торгует низкокачественной малиной и зарабатывает на ней, а значит, как только мы покажем свое качество, они тоже заинтересуются.

На первое время Синг собирается нанять 100 человек, включая руководителей и рабочих, для ухода за растениями и сбора ягод.

– С самого начала все будут на полной ставке. Это уже необычно для рынка ягод, который традиционно был сезонным, пока на него не вышел я. Проблема в том, что сборщиками работают сезонные мигранты, а за них надо конкурировать с другими производителями ягод, вина и тому подобного. Нам придется драться за трудовые ресурсы. Однако у меня есть выраженное преимущество перед всеми остальными.

Синг объясняет, что большинство сборщиков работают по три месяца. За это время они учатся собирать ягоды так, чтобы те не мялись и соответствовали высоким стандартам качества. Когда урожай снят, они уезжают, а на следующий год приходится обучать новых людей, поэтому от года к году стандарты не повышаются. Стратегия Синга – полная круглогодичная занятость – означает, что он сможет обучить своих работников и сохранять качество, необходимое для завоевания рынка. Будем надеяться, эта простая стратегия окажется конкурентоспособной и позволит держаться круглый год. Долгосрочная занятость тоже будет преимуществом и, хотя мигрантов он может потерять, возможно, привлечет местных жителей.

– Мы даже сможем обучать сборщиков в течение шести месяцев, если они захотят остаться на этот срок. Расходы на оплату такого труда в Китае растут, но пока они в десять раз ниже, чем в Австралии, и примерно в семь раз ниже, чем в США, хотя там используют труд мексиканских мигрантов.

А как обстоят дела с поставщиками?

– Все, что я узнал в провинции Хунань, применимо и здесь. Когда я начинал, у меня было гораздо меньше знаний. Там, где мы собираемся работать сейчас, можно найти все нужное прямо на месте. От пенопластовых ящиков для упаковки до удобрений, стекла и материалов для ремонта – словом, все. Я подошел к этому вопросу очень тщательно. Расположение было для меня самым главным, но тип и состав почвы тоже сыграли очень важную роль. Я немало заплатил за соответствующие исследования и консультации агрономов и знаю, что научный подход оправдает себя. Я пытаюсь применить все, чему научился в мире высоких технологий, к сфере «низких». Однако на самом деле технологии там не такие простые. В общем, чтобы получить нужный результат, я очень много вложил.

Кроме того, Синг провел огромную работу, чтобы нанять подходящих сотрудников. Производством руководит немец, живущий в Китае.

– У него очень скрупулезный подход. Мне нужен именно такой, почти научный метод и именно такая точность, чтобы добиться успеха. Я уверен, что мы сможем преодолеть большинство проблем, которые мешают выращивать малину в Китае.

– Вас не беспокоит, что могут появиться конкуренты, которые украдут ваши идеи и долю рынка?

– Это будет очень трудно. На первый взгляд кажется, что все просто, но это большая ошибка. Мы используем научный и высокотехнологичный подход, который крайне тяжело скопировать. Кроме того, организовать все правильно будет очень дорого. Я думаю, мы уже совершили рывок и конкурентам будет трудно нас догнать.

Синг собирается начать производство в следующем сезоне.

– Наша цель – выращивать высококачественную продукцию круглый год. Благодаря этому наша малина будет на полках всегда, а не пропадет через три месяца. Мы собираемся наладить доставку, завоевать долю рынка и надолго сделать бренд узнаваемым исключительно благодаря постоянному присутствию!

– Какой бренд вы используете – китайский или международный?

– Вообще-то пока у нас нет бренда, но я надеюсь, что у нас будет и китайское название, и международное, чтобы извлечь преимущество из обоих! Позиционирование в этом деле очень важно. Мы хотим охватить средний класс, который заботится о здоровье – своем и своей семьи.

– Вы хотите стать «малиновым королем», или ваши амбиции не ограничиваются малиной?

– Думаю, посмотрим в процессе. Мне кажется, с малины хорошо начать. Если она будет продаваться, я смогу перейти на клубнику и чернику высшего качества. Кроме того, хорошую возможность открывают родственные продукты – йогурты, ароматизированное молоко, мороженое и так далее.

Синг явно полон энтузиазма по поводу своего бизнеса и научного подхода.

– Дело не только в деньгах. Я хочу сделать все правильно и оставить после себя наследие. Для этого очень важно выбрать подходящий сорт малины. Я потратил на это много времени и получил много консультаций. Мне очень хочется все сделать правильно.

Может быть, когда выйдет книга, Синг уже начнет поставки. Если вы читаете эти строки, находясь в Китае, поищите хорошую малину. Вполне вероятно, ее вырастила компания Синга.

Глава 23. Лицом к Западу

Завернувшись в длинный, почти до щиколоток, пуховик, миссис Тара Ли съежилась в кресле. Нам пришлось сесть у двери, которая постоянно распахивается из-за ветра, дующего в неудачном направлении. Но никого в кофейне это, кажется, не трогает, поэтому после безуспешных попыток пожаловаться мы вынуждены жаться в углу в надежде на то, что беседа нас согреет.



Тара родилась в 1969 году в Пекине и всегда жила здесь. Она – продукт протестного движения: в 1989-м, во время событий на площади Тяньаньмэнь, Тара училась в Пекинском университете.

– Я была на втором курсе. Изучала психологию и ни в чем не участвовала.

Все мои знакомые, которые находились в Пекине в то время, говорят примерно одно и то же.

– Эти обстоятельства серьезно повлияли на мои карьерные перспективы. В те годы учреждения не брали на работу выпускников Пекинского университета. К тому же психология была новой и необычной специальностью и вызывала у людей недоверие. Они не знали, что со мной делать. Я надеялась получить работу в больнице, но должность досталась человеку с инвалидностью. Мне сказали, что им нужен баланс в трудовом коллективе.

Она смотрит мне прямо в глаза, и я чувствую, что надо применить «китайский метод» – додумать недосказанное. Читателям придется последовать моему примеру, потому что я хочу, чтобы мне продлили визу.

– Работы не было. В те дни государство само распределяло выпускников, и все отправлялись туда, куда их посылали. Если тебя определяли в секретари, ты шел в секретари, каким бы ни был твой диплом. Чиновники учитывали все факторы: университет, специальность, оценки, семью. Потом они решали, куда тебя определить. Кроме того, 65 % зарплаты, так называемые «издержки», возвращались работодателю, а жить приходилось на оставшееся. В университете угрожали направить меня в среднюю школу комсомольским лидером. Можете себе представить? Меня! На такую работу! Я отказалась. Им это не понравилось.

Она продолжает бесстрастно смотреть на меня, по-прежнему предоставляя возможность делать выводы самостоятельно.

– Я понимаю.

– У меня были родственники в США – сестра матери. Она увидела объявление французской компании, производителя материалов для интерьера, штор и тому подобного. Им как раз требовались люди в Пекине. И я отправила резюме!

То есть, чтобы найти работу в двух шагах от дома, Таре понадобилось объявление французской компании о вакансии в Китае, опубликованное в США?

– Да. Мне дали возможность пройти собеседование. Моими конкурентами были доктора наук и дипломированные менеджеры по продажам. Француз спросил меня, что я умею. Я сказала, что только что окончила самый престижный университет в Китае. Я не была лучшей, но училась хорошо. Раз уж я смогла сдать сложные вступительные экзамены и затем успешно получить диплом, то смогу быстро обучиться и хорошо выполнять любую работу, которую они мне предложат.

Она смеется над собственной самонадеянностью. Что ж, таково высокомерие молодости.

– Мне дали шанс. Зарплата была очень низкой, но я понравилась менеджеру демонстрационного зала, которая собиралась вскоре уволиться. Она обучила меня всему, что нужно было знать для продажи наших товаров. Мне пришлось многое запоминать, но я была хорошей ученицей и справилась. Многие наши менеджеры были иностранцами, так что мне действительно повезло получить эту работу.

– Вы говорили по-французски?

– Конечно, нет! Но я владела английским и, естественно, будучи китаянкой, разбиралась в психологии китайцев.

Снова этот взгляд. Опять надо читать между строк? Порой мне кажется, что я чего-то недопонимаю.

– После трехмесячного испытательного срока я получила место менеджера по продажам. Работа была не очень сложная, но зато у меня появилось много друзей. Через пару лет, в 1993 году, я уволилась.

Читатели моей книги уже знают, каковы могут быть объяснения этого поступка.

– Почему?

– В основном из-за семьи. Мать считала, что я отдаляюсь от них. В те дни учитель в школе получал 200 юаней в месяц. Моя зарплата была в пять раз больше! Кроме того, мне полагались проценты с продаж. У меня не было времени тратить деньги, и я правда не знала, сколько зарабатывала. Но работала я очень много – рано вставала, ужинала с клиентами по вечерам, часто возвращалась в одиннадцать ночи. В семье меня вообще не видели.

Наверняка это было тяжело.

– Мать сказала, что я стала больше похожа на западную женщину, чем на китайскую. Каждый день я надевала деловой костюм и строгие туфли. Родственникам это не нравилось, и на меня очень давили. Еще я чувствовала в глубине души, что потеряла связь с друзьями и с самой собой, – потому и решила уволиться. Мне показалось, что, зарабатывая деньги с утра до вечера, я не смогу обрести гармонию между внешним и внутренним «я».

Она делает долгую паузу, явно возвращаясь к этим переживаниям.

– Я не знала, что делать.

– И?

– Уволилась и сидела дома три месяца, читала книги. Потом мать сказала: «Найди нормальную работу». Друзья организовали мне собеседование в государственной компании, и я получила место секретаря. Мать была счастлива, потому что это была работа, «подходящая для женщины».

– А вы были счастливы?

– Машинистка из меня вышла плохая. В обед я выходила и тратила деньги. Коллеги считали меня странной: я зарабатывала всего 400 юаней в месяц, а тратила в десять раз больше! Я пыталась что-то изменить, но было так скучно!

– Так что же вы сделали? Снова уволились?

– Попыталась. Я пошла к руководителю отдела, но он сказал, что, возможно, я смогла бы заняться другой работой. Компания занималась импортом и экспортом научного оборудования. Тогда они как раз формировали новый экспортный отдел. Они поняли, что у меня есть способности, и согласились подождать, пока я обучусь новым навыкам. А я заявила, что согласна работать у них, если мне дадут возможность самой набрать людей и подбирать товары!

Она снова смотрит мне в глаза, но теперь, вспоминая о целеустремленности и уверенности молодых лет, довольно улыбается. Кажется, с годами эти качества никуда не делись.

– Конкурентов было немного, и я попросила старших советников помочь нам найти товары высокого качества. Мы продавали измерительные приборы, научные аппараты и тому подобное. Нашими клиентами были как энергетические компании, так и производители сигарет – все, кому требовались точные измерения. Мы продавали товары в интернете и были очень успешны. Но постепенно стресс снова стал усиливаться. У нас не было никакой общей линии. Мы просто делали то, что говорил самый большой начальник.

В целом это очень характерно для Китая. Иерархия определяет все в китайских компаниях. Мои друзья шутят, что на некоторых предприятиях генеральный директор решает, какого цвета будет туалетная бумага. В реальности я встречал только белую, но мне понятно, что они имеют в виду. Безусловно, корпоративные структуры в Китае ничем не напоминают классическую западную модель, где полномочия рассредоточены по разным уровням. В китайских компаниях работают два типа людей – сотрудники и боссы. Лидеры решают все, а сотрудники исполняют то, что им поручено сверху. На некоторых уровнях иерархии существует пространство для независимых действий, но за их жесткими границами управление происходит сверху вниз. Ситуация меняется, но медленно.

– К тому же мы зарабатывали слишком много денег!

– И кто пришел к такому выводу?

– Финансовый отдел. Сначала компания забирала себе 70 % доходов и делила 30 % между нами. Но через год они сказали, что нам достанется всего 10 %. Мы было подумали, что это ужасно, но потом сделали расчеты, поняли, что все равно получим много, и согласились. Контрактов было море, но нас опять обвинили в том, что мы очень много зарабатываем! Тогда финансовый отдел решил оплачивать все издержки за наш счет и рассчитывать вознаграждение исходя не из дохода, а из чистой прибыли. В конце года мы сильно с ними поругались. Они переложили на нас массу дополнительных расходов, многие из которых не пожелали объяснить! К тому же в 1996 году на рынке возникло множество конкурентов, как международных, так и китайских. Появилось больше дилеров, и давление выросло.

Тара переходит к теме китайского производственного бума конца девяностых. Она рисует картину того времени, когда Китай вышел на международный рынок и фраза «Сделано в Китае» разошлась по всему миру. Это сильно отразилось на ее бизнесе.

– Нам было все сложнее находить поставщиков и соревноваться с другими компаниями. А еще наши конкуренты были не столь «добросовестны», как мы.

Красноречивый взгляд. Я понимаю, о чем идет речь.

– Будучи государственным предприятием, мы не могли конкурировать в плане «финансовой поддержки» сделок. Мне стало очень тяжело продавать наши товары и решать все вопросы самостоятельно. В тот момент мы приняли участие в выставке-продаже. Обстановка была спокойная, и я воспользовалась возможностью посмотреть, что там предлагалось. Так я наткнулась на стенд программы МВА Сиэтлского университета. На следующий день я подала заявку, а пока шла выставка, сдала вступительный экзамен. Мой балл оказался невысок, так как я плохо владела письменным английским. Однако декан дал мне шанс, и я стала одной из первых студенток их программы MBA в Пекине. Занятия были очень интересными: каждые два месяца они привозили к нам американских профессоров, которые читали лекции. Параллельно я продолжала работать. Совмещать учебу и работу было непросто, и часто я проводила в офисе всю ночь, потому что там был хороший интернет. Я почти не спала: днем работала, а ночью училась.

Это потрясающее стремление к самосовершенствованию уходит глубоко в историю китайского народа и является частью его этики. Мне кажется, на Западе многие могли бы с пользой для себя последовать этому примеру.

– Система обучения сильно отличалась от китайской. Было можно – и даже нужно – ставить под сомнения слова профессоров, что неприемлемо в Китае. Я все больше перенимала западный образ мыслей и методы работы. Со мной вместе учились главы компаний и бизнесмены высокого полета. Это был очень вдохновляющий опыт, который мне как раз и хотелось получить.

– И как же он повлиял на вашу работу и карьеру?

– Именно тогда я решила пересмотреть, чем хочу заниматься и как использовать свои знания, навыки и личные качества. Я кое-что знала о кадровой работе и решила, что эта деятельность хорошо увязывается с моим психологическим образованием. Я сообщила начальнику, что хочу поменять род деятельности. И он был не против.

– Как вы поняли, с чего начать, что делать дальше, как изменить ситуацию?

– Начать было непросто, потому что кадровые службы находились под контролем правительства, и я должна была работать по его правилам. Я не могла использовать теоретические знания, которые только что получила. Государство этого не допускало! И я уволилась.

Это лейтмотив нашего разговора.

– Куда же вы устроились?

– Я пошла в компанию Legend Computers, которая впоследствии превратилась в Lenovo. Мне позвонили из кадрового агентства и сказали, что там требуется специалист с дипломом психолога и опытом работы с трудовыми ресурсами. Эта вакансия словно была создана для меня. К сожалению, при уходе с государственного предприятия я теряла бесплатную квартиру. В общем, это было серьезное решение. К тому же тогда это была довольно странная компания – по крайней мере, с моей точки зрения. Мне пришлось с нуля создавать систему оценки и проводить аттестацию всех менеджеров. Я умудрилась сделать это за полгода, но, закончив, поняла, что с меня хватит. Компания была слишком громоздкой и странной. В ней насчитывалось 42 лидера! После каждого совещания все должны были встать, спеть гимн компании и произнести имена ее основателей, словно в какой-то секте. Мне это не нравилось. Напоминало старые дни, когда каждый обязан был клясться в преданности председателю Мао. Мне сказали, что хотят меня повысить, но так как у меня «проблемы» и я открыто отказываюсь петь, то необходимо сдать «экзамен по корпоративной культуре». Я не стала этого делать и ушла.

– Куда?

– В совместное предприятие Legend и фирмы, производившей программное обеспечение. Для этого пришлось переехать, потому что Legend находилась на северо-западе Пекина, а новое место работы – в центре. В общем, я переехала и купила квартиру для родителей. Но, видимо, работать в этой области мне было не суждено. Два года спустя правительство изменило правила, бизнес свернулся, а я потеряла работу!

Тара перешла в гонконгскую компанию, которая торговала модной одеждой и в тот момент способствовала эмансипации в материковом Китае. Под ее руководством в одном только Пекине было открыто 42 магазина – причем она отвечала не только за кадровые вопросы, но и за весь процесс. Как это обычно бывает, ей, жительнице материка, было трудно объяснить китайский стиль работы «иностранцам». (Под «иностранцами» подразумеваются все китайцы, живущие за пределами страны, включая Гонконг. В «большом» Китае их воспринимают довольно негативно – как аутсайдеров, которые не ценят историю, культуру и язык материкового Китая.) Гонконг часто ошибочно считают «китайским», но на самом деле это далеко не так. Его язык, культура и история радикально отличаются, и нередко возникают конфликты, связанные с разным менталитетом.

Потом началась эпидемия атипичной пневмонии. Эта воздушно-капельная инфекция с возможным смертельным исходом нанесла удар по многим странам и серьезно навредила бизнесу. Для Тары эпидемия стала катастрофой: штаб-квартира в Гонконге прекратила сообщение со своими представительствами в Китае и просто избавилась от них. Тара и ее команда были готовы работать бесплатно, пока эпидемия не закончится, но гонконгские собственники были неумолимы и закрыли все магазины.

Красноречивый отзыв Тары о гонконгском подходе к работе может пригодиться всем предпринимателям, которые хотели бы наладить связи между островом и материком:

– Я и сама решила уйти. Мы с другими сотрудниками не могли понять такое отношение со стороны Гонконга. Они цинично нас бросили. Это был уж слишком западный подход.

Во время эпидемии она оставалась дома. Это хорошо демонстрирует стойкость не только самой Тары, но и очень многих китайцев, которые пережили не один кризис и достойно вынесли испытания, которые на Западе сочли бы переломными и катастрофическими. Эпидемия, поразившая южный Китай, официально длилась с ноября 2002 по июль 2003 года, но ее эффект ощущался еще много месяцев: особый пограничный контроль и датчики температуры во всех аэропортах Азии сохранялись до официального объявления о победе над вирусом в январе 2004 года. На Западе лишиться работы больше чем на год немыслимо, но, как видно из разговоров с моими героями, в Китае это не настолько серьезная проблема. Семья и устоявшаяся традиция делать сбережения на черный день поддерживают людей в самых худших жизненных ситуациях.

Затем Тара получила работу в DuPont [25].

– Они замечательные. Когда я училась по программе MBA, мы разбирали много случаев из истории DuPont. Было так здорово попасть туда и увидеть все своими глазами. Это была компания мечты и работа мечты! Они собирались продать бизнес, и я должна была решать все кадровые вопросы в Пекине в ходе этого процесса. Компания действительно заботилась о сотрудниках, и период с 2003 по 2008 год стал для меня очень счастливым. DuPont продали Koch [26], и я целиком отвечала за перевод персонала. И только когда переходный период закончился, я поняла, что американские компании бывают очень разными. У DuPont, как мне кажется, очень европейский подход и стиль работы. В Koch все делалось по-другому. За пять лет они ни разу не подняли зарплату. Подразумевалось, что те, кому не нравится, могут идти в другое место. Следовало обязательно получать одобрение всех решений на международном уровне. У нас не было никакого права на дискуссии или самостоятельные действия. Все строилось на маркетинге и брендинге. Работать было очень тяжело, и сотрудники постоянно уходили.

Мы переходим к сравнению европейских и американских корпораций. В целом Тара, как и многие мои здешние знакомые, не слишком высокого мнения об американской корпоративной культуре. Среди китайцев распространено мнение, что американские компании зачастую слишком агрессивны, зациклены на продажах и не придают особого значения сотрудникам. Хотя это стереотипный взгляд на вещи, он, кажется, глубоко укоренился в умах многих китайцев. К тому же существует убеждение (которое, возможно, не всегда соответствует действительности), что американские бизнесмены не принимают в расчет китайскую культуру и считают «американский путь» оптимальным. Нет нужды говорить, что те китайцы, которые ожидают уважения и понимания их культуры от иностранных работодателей, воспринимают это крайне негативно.

Конечно, есть много примеров, когда западные компании инвестировали в китайских сотрудников и получали прекрасные результаты – от показателей удовлетворенности клиентов до лояльности персонала и прибыльности бизнеса. Статистика подтверждает, что Тара весьма прозорлива. Уважение к культуре дает преимущество всегда.

Тара без сожаления оставила американских работодателей и перешла в итальянскую компанию, где оставалась, пока бизнес не решили перевести в Шанхай. Она не хотела бросать престарелых родителей и к тому же на тот момент уже была замужем и имела двоих маленьких детей. Потенциальный ущерб от ее переезда для семьи был настолько велик, что она предпочла остаться в Пекине и оставить бизнес. Что до последнего места работы, то и здесь у Тары бывали сложные ситуации – несколько раз ей приходилось противостоять мужскому эго итальянцев. Однако она пришла к выводу, что ей нравится постоянное и теперь уже длительное погружение в корпоративную жизнь, устроенную не по-китайски.

– Оглядываясь назад, я ясно вижу, что на самом деле всегда склонялась к западному подходу. Было интересно узнать, что люди с Запада не ожидали встретить такую твердость в миниатюрной китайской коллеге, но в итоге нам всегда удавалось договориться. Национальная принадлежность никогда не мешала моей карьере в западной компании. Семейное положение и наличие детей тоже никого не волновали. В DuPont я даже несколько раз брала дочь на работу, когда наша няня болела.

Тара объясняет, что трудовое законодательство в Китае сильно отличается от западного.

– В США или Великобритании уволить сотрудника гораздо проще. Особенно если это сотрудница, которая не справляется с обязанностями и ждет ребенка. Для расторжения контракта в Китае нужны серьезные документальные подтверждения.

Сконцентрированность на одном ребенке, важность семьи и этого ребенка – неотъемлемая часть китайского менталитета. Разрыв трудовых отношений с сотрудником, если это беременная женщина, может занять до двух лет, и причины увольнения должны быть доказаны, согласованы и подписаны сторонами. Законодательные нормы и правила также могут различаться – и по сути, и по интерпретации – в зависимости от провинции, города, а иногда даже – от суда и судьи. Урок здесь один – нужно проконсультироваться со специалистом по кадрам и учесть местную специфику.

Еще Тара отметила, что западным компаниям в Китае гораздо труднее закрыться.

– Они не могут просто «закрыть лавочку» и исчезнуть. Местным компаниям гораздо легче это сделать, оставив сотрудников на произвол судьбы. А иностранцам надо поддерживать репутацию бренда, поэтому сворачивать неэффективный бизнес и сокращать людей – большой стресс. Если китайская компания хочет закрыть представительство, ей хватит двух недель. У иностранной может уйти до двух лет!

Так какие же уроки можно извлечь из продолжительного и разнообразного опыта работы в HR, который Тара приобрела, работая в западных компаниях в Китае?

– Будьте осторожны в своих желаниях. Тщательнее формулируйте свои предпочтения и постарайтесь собрать максимум информации на всех фронтах, чтобы предусмотреть возможные риски!

К этому моменту мы оба понимаем, что, несмотря на горячий кофе, ноги уже не выносят холода и пора закругляться. После расставания я размышляю над нашим разговором. Тара представилась на западный манер как «миссис Тара Ли» и проявила себя как профессионал с западными ценностями и опытом. Поэтому я почти не удивился, узнав, что она замужем за англичанином, более того – за йоркширцем. Так как уроженцы тех краев известны прямолинейностью и даже грубоватой манерой выражать мысли, я подозреваю, что брак Тары будет долгим и счастливым.

Глава 24. Вопреки всему

Ван Лижань родилась в Пекине в пятидесятых годах. У нее за плечами долгая и крайне успешная карьера в государственных ведомствах Китая, которая принесла ей известность. Сейчас она на пенсии и не может надышаться на маленького внука. Однако Лижань остается одним из самых уважаемых в Китае авторитетов постреволюционной эры в сфере бухучета и финансов.

Встретиться в моей кофейне не получилось.

Дорожные заторы в Пекине сегодня еще сильнее, чем обычно. На этой неделе заседают Всекитайское собрание народных представителей и Всекитайский комитет народного политического консультативного совета КНР – это самый важный ежегодный съезд китайского правительства. Везде расставлена охрана, и пробки просто ужасные. По проспекту Чанъань, главной магистрали, идущей мимо площади Тяньаньмэнь и Дома народных собраний, где проходит съезд, проще идти пешком. К счастью, день стоит солнечный и даже нет характерного пекинского смога.



Лижань пришла на встречу в сопровождении тихой и учтивой двадцативосьмилетней невестки, которая квалифицированно исполняет роль переводчика. Лижань и сама очень хорошо говорит по-английски, но хочет, чтобы ее история была донесена предельно точно. Ее невестка безупречно владеет английским и, как выясняется, еще и французским. Лижань, как всегда, хорошо готова к интервью, внимательна к деталям и ведет беседу со скромным изяществом.

– Так о чем бы вы хотели узнать?

Разумеется, я отправил примерный список тем заранее, так что эта реплика – вежливое приглашение к началу интервью. И мы приступаем.

– Расскажите о вашей жизни.

Лижань смеется. Она явно чувствует себя раскованно и свободно. Сидя за чашкой изысканного кофе в одном из лучших отелей Пекина, а может быть, и всего Китая, она приступает к увлекательному повествованию.

– Я родилась в Пекине. Сразу после окончания средней школы меня «распределили» в маленькую деревушку недалеко от Баотоу.

Сегодня Баотоу – один из крупнейших промышленных центров в провинции Внутренняя Монголия, но в те дни его развитие только начиналось. По распоряжению коммунистического правительства Лижань, как и многих ее ровесников, отправили в сельскую глушь, чтобы они применили свои знания на благо сельских жителей.

– Мне повезло – в силу юного возраста это не показалось мне таким уж тяжким испытанием.

У Лижань и правда все сложилось неплохо. Почему – станет понятно ниже. Много молодежи попало в гораздо более суровые и отдаленные места, чаще всего – в нищие области Южного и Западного Китая, такие как провинции Шанси и Юньнань.

– Вместе с 14 товарищами по школе я покинула Пекин и отправилась в маленькую деревушку во Внутренней Монголии. Это был 1968 год. В те дни власти учитывали ваше происхождение, биографию родственников и материальное положение. Я знала, что у меня не очень хорошая ситуация – дед владел землей, а у родителей был небольшой бизнес. И тогда я решила, что чем раньше я соглашусь уехать, тем больше у меня будет шансов получить хорошее распределение. Это было правильное решение, и оно мне помогло. Отправление назначили на декабрь, но я уехала на четыре месяца раньше. Многим пришлось очень тяжело, и вдали от дома они пробыли гораздо дольше. А я провела в деревне всего три года.

Те, кто хорошо разбирается в новейшей истории Китая, понимают, о каком «распределении» идет речь, а для остальных стоит дать небольшой комментарий. Это были времена пресловутых хунвейбинов, которые натворили немало бед во всем Китае, но особенно в крупных городах, и прежде всего в Пекине, где пролилась большая часть крови. Различные фракции «хунвейбинов-красногвардейцев» и комсомольцев соперничали и порой даже воевали друг с другом, стараясь очистить общество от буржуазии и «нежелательных элементов», к которым относилась и «интеллигенция». У крупных и мелких землевладельцев именем революции отнимали собственность и деньги, часто заработанные тяжелым трудом. Семья Лижань как раз попала в категорию обеспеченных людей, совершенно не нужную новому режиму. Многие родители пытались сопротивляться «великой отправке» – они прятали хукоу (документ о прописке) детей, чтобы предотвратить их отъезд. Но уклониться удалось единицам, зато многие, наоборот, пострадали от действий испуганных родителей и оказались в намного более суровых условиях, чем Лижань. Ее поколение лишилось возможности получить нормальное образование, поскольку школы были закрыты до 1971 года. Эта ситуация сильно отразилась на развитии Китая, что до сих пор заметно во многих сферах.

– Когда объявили о распределении, родители спрятали хукоу моего брата. Из 45 учеников в моем классе только одному или двум удалось остаться в Пекине по семейным или еще каким-то особым обстоятельствам. Все остальные должны были ехать. Как я уже говорила, я уехала рано, чтобы облегчить участь своей семьи.

– Как это было?

– Мне повезло: в то время во Внутренней Монголии от женщины и не ожидали никакого особого труда. Мы научились быстро справляться с работой, а в свободное время стали вязать свитера. Их мы дарили местным жителям, выражая таким образом свои уважение и благодарность. Мы не получали денег, но взамен нам часто давали пищу. Это был добровольный обмен. Неполный день работы в деревне был гораздо легче, чем участь, выпавшая моим одноклассникам и многим другим ровесникам, разбросанным по всему Китаю. Потом, в 20 лет, я стала ходить в обычную школу в Баотоу. Четыре месяца до конца Культурной революции я училась там на педагога. Потом три года работала в средней школе в Баотоу – одной из лучших в регионе, а после этого поехала в Тяньцзинь – учиться в Финансово-экономическом университете. Я хотела поступить в вуз, потому что в сравнении со старшими коллегами из школы, где работала, я чувствовала себя малообразованной. Меня вообще не направили бы преподавать, если бы не нехватка учителей после революции. Так что это была моя цель – поступить в вуз.

Кажется, я чего-то не понимаю. Как ей удалось поступить в один из лучших университетов Китая, поучившись в какой-то глуши во Внутренней Монголии?

– Я вам объясню. Дело в том, что школа в Баотоу рекомендовала меня в университет. У них была возможность давать такие рекомендации. Сначала были отобраны 28 преподавателей средних школ, а в итоге из них оставили пятерых – и я оказалось в их числе. В отделе образования в Баотоу провели совещание, оценили работу лучших преподавателей и решили, кого послать в университет. Я прошла отбор! Это была такая радость! Средняя школа активно рекомендовала меня, товарищи по учебе ходатайствовали в отделе образования, а ученики устраивали собрания в мою поддержку.

Я искренне поражен. Из древней и новой истории Китая мне хорошо известно, что на собраниях местных жителей здесь решаются очень многие вопросы. Но я никогда не слышал, чтобы их устраивали для поддержки одного, пусть и весьма одаренного абитуриента, чтобы тот получил возможность поступить в университет. Однако в случае Лижань все так и было. Необходимость в такой мощной поддержке объясняется особенностями того времени, и, чтобы понять их, придется потратить немало времени. Если кратко, то суть в том, что объединения граждан могли влиять на местные власти методами, которые некоторые люди на Западе сочли бы пугающе демократичными.

– Сначала мне казалось, что я недостаточно хороша для работы в школе, и я очень старалась. Работала каждый день до полуночи, а иногда и дольше. Я была учителем рисования и сделала все транспаранты и идеологические плакаты в нашей школе. У моего предшественника просто не было столько сил, чтобы все это сделать. Разницу увидели сразу. Мне повезло – у меня были необходимые навыки и масса прилежания. Я высоко ценила возможность работать учителем – после достаточно тяжелого периода в деревне мне очень хотелось преуспеть.

И это ей удалось. Ее трудолюбие, преданность делу, предмету и школе признали и оценили все вокруг.

– Директор лично пошел в отдел образования рекомендовать меня в университет. И меня выбрали.

Окружающие так симпатизировали Лижань и так искренне восхищались ее трудолюбием и мастерством, что, думаю, вряд ли можно было ожидать другого результата. То есть он был возможен, но маловероятен.

– Я окончила университет в Тяньцзине по специальности «финансы». Педагогический коллектив рекомендовал меня на работу в министерстве финансов.

Я уже упоминал в этой книге, что в то время университеты распределяли студентов на работу, действуя от имени государства. Лижань не стала исключением, и в 1978 году ее заветный хукоу перевели обратно в Пекин (он следовал за ней из деревни в Баотоу в Тяньцзин и затем в столицу).

Она вернулась домой.

– Мой хукоу десять лет был вдали от Пекина.

Над низким кофейным столиком повисла пауза. Я полностью захвачен ее историей. Снаружи ярко светит солнце, блестящие лимузины и такси извергают и поглощают состоятельных клиентов – поток высоких каблуков и кожаных портфелей не кончается. Мы находимся в постреволюционном Китае и размышляем о жизни, истории и переменах.

– У вас интересное имя, – мне кажется, что пришло время сменить тему. – Ван Лижань – это очень необычно. Я знаю, что имена отражают мечты и надежды родителей. Что оно означает?

Тема имени в Китае очень тонкая и многозначительная.

– Его дал мне отец. Оно переводится как «красивая природа», но имеет и более глубокий смысл – красота как состояние, красота жестов, проявление красоты. Отец возлагал на меня большие надежды. Он был учителем еще до образования Китайской Народной Республики. Когда я стала преподавать в средней школе Баотоу, моя сестра написала отцу об этом. Он так гордился мной, что вышел на улицу и стал рассказывать всем встречным, что его дочь стала учителем!

Гордость отца вполне понятна в контексте Китая послереволюционного периода. Иметь дочь, которая пошла по стопам отца-учителя и добилась столь многого, да еще и вдали от дома, – это было, наверное, воплощением самой несбыточной мечты. Лижань добилась успеха вопреки всему, и отец имел право на гордость.

– Десятерых моих однокурсников направили в министерство финансов вместе со мной. Всех распределили по разным департаментам, а меня, поскольку я была учителем и умела рисовать транспаранты, отправили в главное управление. Благодаря этим навыкам и заработанной репутации руководители назначили меня редактором. Для каждой конференции и крупного собрания нужны были лозунги и плакаты, и мне поручили их готовить. Я нарисовала множество транспарантов.

Я стараюсь не задавать слишком много вопросов, но и без этого понимаю, что Лижань не просто хорошо рисовала транспаранты, но, возможно, была лучшей в своем деле.

– Я нарисовала транспарант для самого первого собрания Китайского института дипломированных общественных бухгалтеров (Chinese Institute of Certified Public Accountants – CICPA). Или, лучше сказать, я его переделала, потому что сначала работу сделали плохо и руководители решили, что я справлюсь лучше. У меня до сих пор сохранилась фотография наших лидеров на фоне того транспаранта. После этого я стала известна в министерстве еще и как фотограф. Кроме того, я помогла запустить первый финансовый журнал в Китае и стала его редактором. Это было в октябре 1978 года.

Журнал под редакцией Лижань имел ошеломляющий успех. Он стал обязательным чтением для каждого китайского финансиста. В течение десяти лет Лижань пользовалась известностью как его редактор.

– Мы сделали первый пробный номер в 1979 году и напечатали его тиражом 400 000 экземпляров. Когда я уходила с поста редактора, тираж достиг 700 000, но с тех пор он уменьшился. В 1993 году меня перевели в CICPA, где я возглавила отдел обучения и аттестации. В мае 1995 года меня назначили на должность заместителя генерального секретаря в министерстве. В 1999 году мы запустили журнал CICPA, и я пробыла его главным редактором до выхода на пенсию в феврале 2011 года.

Она делает паузу и улыбается. Это потрясающая карьера, и Лижань об этом знает. Пока она возглавляла эти два журнала, в Китае родилось и выросло бухгалтерское дело. Находясь в сердце одного из важнейших и влиятельных ведомств, она наблюдала самые значительные перемены в стране и была первопроходцем в новой профессии зарождавшейся экономической сверхдержавы. Было бы странно этим не гордиться.

– Я вышла на пенсию в 60 лет, как полагается всем чиновникам. Но у меня еще оставалось много сил, я хотела быть полезной и видела, что нужно налаживать отношения между китайскими и западными профессионалами в нашей сфере. В то самое время Институт присяжных бухгалтеров Англии и Уэльса (Institute of Chartered Accountants in England and Wales – ICAEW) как раз хотел расширить свое присутствие в Китае. Я уже была с ними знакома: работая в CICPA, я помогла ICAEW прийти в Китай. В итоге я начала работать в ICAEW – организовывала программы обмена между двумя организациями. Китайские специалисты отнеслись к этому с большим энтузиазмом.

– А в чем разница между китайскими и английскими методами работы? – я стараюсь формулировать вопрос как можно аккуратнее.

– О, на самом деле отличий не так уж и много! Китайцы и британцы имеют много общего – например, долгую выдающуюся историю, а также культуру вежливости и великодушия. Сходство с Великобританией очевидно. Но вот с США все обстоит совсем иначе.

Я снова заинтригован: какие же различия между США и Великобританией – не говоря уже о других странах – видят китайцы?

– В CICPA английский нам преподавала англичанка (курсы английского, как и многие другие учебные программы, до сих пор предлагаются сотрудникам министерства финансов и многих других государственных ведомств). И она много рассказывала о различиях между США и Англией – не только языковых, но и культурных. Мне повезло – я много ездила по работе. Я часто читала о том, что китайцы некрасиво ведут себя за рубежом. Но, думаю, СМИ раздувают эти истории, провоцируя негативное восприятие Китая. Я была в США в 1994 году и в Малайзии в 1998-м. Местная молодежь, с которой мы там знакомились, думала, что мы корейцы или японцы. Они не видели разницы! А вот сегодня она заметна – у китайцев есть деньги. Все знают, что это обеспеченные люди, готовые тратить деньги, и устаревшие клише меняются.

Лижань приводит конкретный пример.

– В 2002 году мой сын – единственный из-за политики «одного ребенка» – поехал учиться во Францию. Однажды он позвонил мне в сильном раздражении. Однокурсники спросили у него, спит ли он дома на глиняной скамье и разводит ли под ней огонь, чтобы было теплее. Он попросил: «Мама, пришли мне фото нашей квартиры, чтобы я мог показать им, как мы на самом деле живем!» Я так и сделала, и их поразило то, что у нас современные жилища с кроватями, креслами, диванами, стиральными машинами и так далее. Прямо как у них! Сейчас это смешно, а тогда дело было серьезное. Люди действительно ничего не знали о Китае – у них были только предрассудки, оставшиеся с незапамятных времен. Однокурсникам моего сына пришла пора узнать правду! Есть две крайности в восприятии Китая на Западе: либо нас считают бедными и смотрят свысока, либо видят в нас самую большую угрозу для всего мира. Поскольку Китай стремительно вырос за последние 10–15 лет, естественно, это вызывает страх и тревогу.

Лижань говорит о распространенном, как ей кажется, на Западе мнении, что военная и экономическая мощь Китая – это повод для беспокойства. И рассказывает еще одну, гораздо более серьезную историю.

– У моего сына была однокурсница, очень прилежная студентка. Ее взяли на стажировку во французскую компанию, производящую автомобили. Как-то раз она решила закончить работу дома и взяла ноутбук к себе в квартиру. И французская полиция арестовала ее и посадила в тюрьму! Они решили, что эта девушка – китайская шпионка! Об этом сообщили во всех французских и китайских СМИ! Дело в том, что ее родители жили в Шияне, центре китайской автомобильной промышленности. И полиция решила, что она ворует интеллектуальную собственность у французской компании. Это была полная ерунда. Мой сын знал эту девушку как добросовестную и трудолюбивую студентку. Тем не менее именно так все и было. Она провела полгода во французской тюрьме и получила разрушительный жизненный опыт.

Хочется надеяться, что дни непонимания и предрассудков ушли в прошлое, хотя, боюсь, это не совсем так. Но бывает полезно узнать точку зрения среднего – и даже не вполне среднего – человека, живущего на этой земле. В Китае существуют такие же глубоко въевшиеся стереотипы относительно других стран, как в других странах – о Китае. Тем не менее здесь хотят, чтобы эти предрассудки были изжиты: все мои знакомые китайцы гораздо больше знают об остальном мире, чем остальной мир – об их стране.

– Я, со своей стороны, всегда старалась помогать людям, не надеясь на ответную помощь. Я думала, что таким образом смогу гораздо больше получить от жизни. Будучи редактором и руководителем учебного отдела в CICPA, я познакомилась с самыми разными людьми и считаю, что в этом плане мне очень повезло. У меня установились замечательные отношения и связи по всему миру и в самом Китае. И я стараюсь использовать эти контакты, чтобы помочь знакомым. В ICAEW я с радостью содействовала развитию китайских профессионалов. Это замечательное и очень престижное учреждение. Я гордилась тем, что работала у них и помогала им расти в нашей стране.

Даже сейчас, окончательно оставив работу, за которую платят деньги, Лижань дает бесплатные консультации многим – и в том числе мне – по вопросам, связанным с бухгалтерским делом в Китае.

Она с готовностью идет на это, потому что хочет помочь. Лижань уникальна. Большинство китайских пенсионеров, особенно бывших чиновников, крайне редко возвращаются к работе в любых ее проявлениях, не говоря уже о сотрудничестве с международными организациями. Но Лижань не похожа на других. Последнюю историю она рассказывает в ответ на вопрос, каким достижением она гордится больше всего.

– Мой сын вырос хорошим человеком. Люди спрашивают, как мне удалось воспитать такого замечательного сына. А я отвечаю, что он – отражение меня и моих ценностей. Главное – не быть эгоистом и думать о других. Я позволила единственному сыну, моему мальчику, расти, как ему хочется, и не устанавливала слишком жестких рамок. Как вы знаете, сын уехал во Францию в 2002 году и не возвращался домой до 2004 года. Он не приехал даже на Китайский Новый год, а это очень важный семейный праздник для всех китайцев. Я позвонила и спросила, почему он не хочет приехать. Он ответил, что не сможет, но обязательно навестит меня чуть позже. И рассказал мне о причине. Тогда он подрабатывал в ресторане, чтобы иметь деньги на учебу и жизнь во Франции. В 2004 году Китайский Новый год пришелся на 14 февраля. Когда он сообщил начальнику, что хочет поехать домой на Китайский Новый год, тот попросил его остаться – в День святого Валентина ожидался большой наплыв посетителей, и сын был нужен в ресторане. Он согласился помочь, и, узнав об этом, я полностью поддержала его решение, ведь он рассуждал так же, как я. И я им очень гордилась. И сейчас продолжаю гордиться. При политике «одного ребенка» многие дети вырастают эгоистами. Люди видят причину в этом правиле, а я – нет. Я считаю, что причина скорее в родителях и в их умении воспитать детей.

Она поворачивается к невестке и тепло улыбается [27].

Осень


В кофейне жарко. После путешествия в Арктику я вообще не люблю температуру выше нуля, особенно если неблагоразумно расположился в закутке помещения. Сегодня 16 ноября, и вчера в Пекине по распоряжению местных властей включили отопление! Я не обратил внимания на дату и решил надеть шерстяной джемпер с воротником поло, который, мне казалось, здорово выглядит. Но вышло совсем не здорово. Делаю в уме пометку: завтра оденусь по-другому. Наверное, в марте я опять буду много жаловаться, когда отопление отключат – как всегда, слишком рано!

Постскриптум. Письмо к читателю

Дорогой читатель!

Если вы открыли книгу в конце или только что перевернули последнюю страницу, хочу поблагодарить вас за потраченное время.

Я не в моей любимой пекинской кофейне.

И не в Пекине.

Я сижу в другой кофейне в 8350 километрах от Пекина.

Здесь тоже работает интернет, звякают чашки и шумит кофеварка, но я у себя дома в Харрогейте, что в графстве Йоркшир на севере Англии. В Китае только-только закончился Праздник фонарей [28], и люди яростно набросились на работу после долгого перерыва. Праздник фонарей отмечается через 15 дней после Китайского Нового года и знаменует конец каникул. В этом (2015) году он пришелся на 5 марта, потому что Новый год по лунному календарю наступил максимально поздно – 19 февраля.

С тех пор как я в последний раз сидел здесь, начиная работу над этими заметками, прошел год. Я погрузился в свои мысли. Размышляю о людях, которых выслушал, и об историях, которые записал в Пекине. Многие из этих интервью попали в книгу, другие медлят на страницах с загнутыми уголками в моих блокнотах. Некоторые мои герои попросили сохранить их анонимность уже после интервью.

Количество историй растет – я все еще получаю приглашения на интервью и, возможно, воспользуюсь ими. История современного Китая и Пекина продолжает разворачиваться передо мной в искренних, не тронутых цензурой словах моих собеседников – рядовых китайцев. Я сидел и слушал, а они сидели и говорили. Кофе и место действия послужили метафорой и для различий, и для сходства между нами. Иностранец с Запада – и настоящие китайцы. Такие разные, но во многом такие похожие, мы – люди, и у нас одни и те же эмоции, одни и те же потребности, несмотря на различия в истории, языках и культуре. Кажущаяся пропасть между нами существует, как мне представляется, скорее в головах, чем в реальности. И готовность разговаривать, делиться, искать что-то общее стала прочным мостом – с его помощью мы научились преодолевать непонимание и предрассудки, которые приносили с собой в пекинскую кофейню.

Мне невероятно повезло, что я познакомился с этими людьми, но еще б?льшая удача – их согласие поделиться со мной своими историями и идеями.

Я очень старался быть объективным и справедливым зеркалом для этих признаний, чаяний и мнений. Несомненно, я допустил какие-то ошибки. Верю, что меня простят. Это мои личные записки, в которые я включил собственные размышления о жизни в Китае. Это не официальный отзыв, не оценка и, конечно, не полный аудит Китая, но искреннее выражение моей точки зрения на все, что я услышал и пережил.

Надеюсь, вы найдете его ценным и интересным.

Расскажите мне, что вы об этом думаете.


С наилучшими пожеланиями,

Джонатан

Благодарности

Как правило, в книгу включают страницу, посвященную тем, кто послужил источником вдохновения при ее создании, поддерживал и консультировал, ободрял и наставлял, редактировал и в целом способствовал тому, чтобы автор в конце концов завершил свое творение.

В моем случае книга сложилась с удивительной легкостью. Это не значит, что ее написание не потребовало усилий, но тем, что вышло из-под моего пера, я обязан героям книги – людям, которые доверили мне свои истории. Их открытость и откровенность, честность и искренность превратили стопку салфеток, исписанных в пекинской кофейне, в эту книгу. Так что им в первую очередь моя самая глубокая благодарность. Отдельное спасибо мне хотелось бы сказать Джойс Чао, которая помогла мне преодолеть первые препятствия, встающие на пути начинающего автора.

Я хотел бы угостить кофе и Пола Гордона, моего давнего наставника как в бизнесе, так и в жизни. Хорошо бы нам посидеть в пекинской кофейне. Ведь он, никогда не бывавший в столице Китая, прекрасно представляет его по моим многочисленным описаниям, телефонным разговорам и наброскам к книге, которые я делал в выходные и во время длинных перелетов между Пекином и Лондоном.

И конечно, я должен поблагодарить компанию Grant Thornton International Ltd за предоставленную мне возможность работать в Китае и за финансирование этой книги. На ее страницах не совсем уместно подробно рассказывать о деятельности этой компании; достаточно упомянуть, что ее задача – развивать потенциал роста и стимулировать организационную динамику, раскрывать потенциал сотрудников и клиентов компаний, входящих в сеть Grant Thornton по всему миру. Для тех же, кто захочет посетить Китай, заниматься здесь бизнесом или просто лучше узнать эту удивительную страну и ее народ, – моя книга, я надеюсь, станет ненавязчивым путеводителем.

Китай от первого лица

Я познакомился с Джонатаном через общего делового партнера, который решил, что двум людям, столь увлеченным Китаем, будет интересно вместе пообедать. В результате мы не только пообедали, но и написали книгу «Китайский бизнес: мысли вслух» («The Thoughts of Chairmen Now»), опубликовали ее в 2013 году и переиздали в 2015-м. Книга представляет собой уникальный взгляд на бизнес в Китае.

Нас с Джонатаном объединяет настоящая страсть к этой стране. Ее быстрорастущая и энергичная экономика породила величайшие, дорогостоящие бренды, о которых ранее почти не слышали в остальном мире. Кроме того, мы оба увлечены и очарованы древней китайской историей и удивительной культурой. Но самым увлекательным аспектом жизни и работы в Китае остается ежедневное общение с обычными людьми. Эта книга «заметок» – результат многочасовых встреч и такого количества выпитого кофе, что страшно об этом думать, – рассказывает именно о таких людях. Их прямая речь и комментарии Джонатана составляют полный спектр впечатлений и эмоций, уроков и идей.

Я особенно впечатлен тем, что собеседники Джонатана не только согласились с ним говорить, но были настолько открыты, что поделились своими историями. Китайцев нередко представляют закрытыми людьми, которых трудно понять. Заметки Джонатана свидетельствуют об обратном.

Записанные интервью – иногда взвешенные, иногда спонтанные – позволяют услышать голос обычных китайцев. Многие приведенные здесь истории кажутся мне знакомыми, потому что за долгие годы жизни в Китае я не раз слышал о подобных вещах, но так и не записал их. Я рад, что это сделал Джонатан. Эти сюжеты заслуживают рассказа, а идеи, стоящие за ними, – изучения.


Дэвид Рот,

генеральный директор

The Store Worldwide WPP Group

Об авторе


Джонатан Гелдарт родился в 1958 году в графстве Пембрукшир, в Уэльсе, и вырос в Йоркшире на севере Англии. Его отец преподавал в вузе химические технологии. Джонатан получил степень магистра географии и археологии в Сент-Эндрюсском университете, где специализировался на подводной археологии. Потом он недолгое время учился на пивовара, но в итоге решил заниматься маркетингом.

Джонатан почти 20 лет участвует в авторалли и достиг в этом международного уровня. Однако его настоящая страсть – спортивный туризм и экспедиции. В 2006 году он вошел в команду, которая за 26 дней при минусовых температурах совершила самостоятельный переход из Канады к северному магнитному полюсу. Он предпринимал восхождения в Гималаях, участвовал в экспедициях в Норвегии и на Канадском Арктическом архипелаге. В «свободное от увлечений время» Джонатан ведет тренинги по воспитанию лидерских качеств и формированию команд, во время которых участникам приходится покорять горы и спать на открытом воздухе при минусовой температуре. Он является членом Королевского географического общества и входит в совет Британского исследовательского общества.

Джонатан начал карьеру в одной из ведущих компаний, производящих потребительские товары. Затем он перешел в сферу профессиональных услуг и занимался стратегией, маркетингом и развитием бизнеса в двух крупнейших фирмах сектора. Он завершил успешную шестнадцатилетнюю карьеру в PwC на должности директора по маркетингу в Великобритании, в подразделении средних рынков. В 2006 году он перешел в Grant Thornton International Ltd, где стал международным директором по маркетингу.

После нескольких долгосрочных командировок в Китай, в 2013 году Джонатан занял должность исполнительного директора в компании Grant Thornton International Ltd, где отвечает за освоение новых, прежде всего развивающихся рынков, и в частности китайского. В Китае он проработал пять лет с перерывами. С 2013 года находится там постоянно.

Джонатан горячо интересуется экономикой Китая, его долгой историей и удивительной культурой, но особенно – его народом. У каждого жителя страны есть своя захватывающая история, и здесь приведены некоторые из них. Взятые вместе, они рисуют портрет Китая глазами его жителей, представляющих разные возрастные, социальные и профессиональные группы.

В каждом из интервью, проведенных в основном в любимом пекинском кафе Джонатана, он задает несколько вопросов и дает собеседникам возможность высказаться. Подобным образом он узнал множество ценных и увлекательных вещей и рассказал о них в этой книге так, чтобы читатель мог сделать собственные выводы из прямой речи героев, прокомментированной автором.

Этот сборник интервью продолжает книгу «Мысли сегодняшних руководителей» («The Thoughts of Chairmen Now»), которую Джонатан написал в соавторстве с Дэвидом Ротом из WPP, крупнейшей коммуникационной группы, в которую входят несколько компаний, работающих в Китае. «Мысли сегодняшних руководителей» – книга другого рода, в ней собраны истории и высказывания глав китайских компаний, дающие представление о китайском экономическом чуде – превращении отсталой страны во вторую экономику мира.

В новой книге тоже затрагиваются темы бизнеса, но этим она далеко не исчерпывается. Не является она и путеводителем по Пекину, хотя из нее можно получить представление о том, как живется в этом необычном городе. Книга предназначена для всех, кто интересуется Китаем и хочет увидеть, что скрывается за очевидными вещами и порой удивительными фактами и цифрами. Ее главы рассчитаны «на один укус», чтобы можно было читать порциями. При этом она достаточно короткая, чтобы одолеть ее за один присест или один перелет.

Примечания

1

По курсу на конец 2015 года – около 544 и 218 рублей соответственно. – Здесь и далее прим. ред.

(обратно)

2

Около 33 и 110 рублей соответственно.

(обратно)

3

Около 220 рублей.

(обратно)

4

Около 327, 1088 и 110 рублей.

(обратно)

5

Байцзю (кит. трад. ??, пиньинь: B?ijiй, палл.: байцзю) – традиционный китайский алкогольный напиток, наиболее близкий русской водке. Представляет собой прозрачную жидкость со специфическим запахом. Содержание этилового спирта в байцзю варьируется от 40 до 60 %.

(обратно)

6

Династия Цинь (кит. упр. ??, пиньинь: Q?nCh?o, палл.: Циньчао) – китайская династия, правившая всем Китаем между династиями Чжоу и Хань в период Империи Цинь (221 до н. э. – 206 до н. э.).

(обратно)

7

B&Q – крупная международная розничная сеть, продающая товары для дома и ремонта. Основана в Великобритании в 1969 году.

(обратно)

8

Франчайзинг (англ. franchise – «лицензия», «привилегия»), франшиза (фр. franchise – «льгота», «привилегия»), коммерческая концессия – вид отношений между рыночными субъектами, когда одна сторона (франчайзер) передает другой стороне (франчайзи) за плату (роялти) право на определенный вид бизнеса и использование разработанной бизнес-модели его ведения.

(обратно)

9

Имбецил (от лат. imbecillus – «слабый, немощный, умственно отсталый») – человек, страдающий средней степенью слабоумия, интеллектуального недоразвития.

(обратно)

10

Международная Церковь Христа (International Church of Christ) – религиозная организация, входящая в Движение Восстановления. Основывается на религиозном консерватизме, но принимает расовую интеграцию под эгидой христианского учения. Насчитывает более 100 тысяч последователей в разных странах.

(обратно)

11

Sinopec Corp. (China Petroleum & Chemical Corporation) – китайская интегрированная энергетическая и химическая компания. Крупнейшая компания КНР, акции которой обращаются на бирже. Вторая по объемам добычи нефтегазовая компания страны (после PetroChina).

(обратно)

12

Industrial and Commercial Bank of China (сокр. ICBC, рус. Промышленный и коммерческий банк Китая) – крупнейший китайский коммерческий банк. Входит в «Большую четверку» крупнейших государственных банков Китая (наряду с Bank of China, Agricultural Bank of China и China Construction Bank).

(обратно)

13

Gillis P. L. The Big Four and the Development of the Accounting Profession in China. – Bingley, UK: Emerald Group Publishing Limited, 2014.

(обратно)

14

Джек Ма, или Ма Юнь – китайский предприниматель, основатель и председатель совета директоров компании Alibaba Group. Первый бизнесмен из материкового Китая, чье фото было опубликовано на обложке журнала Forbes. Alibaba Group – китайская публичная компания, работающая в сфере интернет-коммерции, владелец B2B веб-портала Alibaba.com. Штаб-квартира расположена в Ханчжоу.

(обратно)

15

eBay Inc. – американская компания, предоставляющая услуги в областях интернет-аукционов и интернет-магазинов. Управляет веб-сайтом eBay.com и его местными версиями в нескольких странах, владеет компанией eBay Enterprise.

(обратно)

16

Tencent – китайская телекоммуникационная компания (крупнейший интернет-провайдер), основанная в ноябре 1998 года в городе Шэньчжэнь. Компания известна тем, что занимается поддержкой наиболее распространенной в Китае сети обмена быстрыми сообщениями под названием QQ, а также системы для передачи текстовых и голосовых сообщений WeChat.

(обратно)

17

Внутренняя Монголия – автономный район на севере Китайской Народной Республики. Основан 1 мая 1947 года.

(обратно)

18

Институт Марко Поло (Marco Polo Think Tank) – международная ассоциация, ориентированная на привлечение молодых руководителей к объективной диагностике инновационной государственной политики и успешной практики управления в странах Азии (особенно в Китае) в интересах государственных администраций, торговых палат и корпораций.

(обратно)

19

«Мандаринское наречие» («мандарин») – одно из названий официального языка в Китайской Народной Республике, на Тайване и в Сингапуре.

(обратно)

20

Конфуций (551–479 гг. до н. э.) – древний мыслитель и философ Китая. Родился в Цюйфу. Его учение оказало глубокое влияние на жизнь Китая и Восточной Азии, став основой философской системы, известной как конфуцианство.

(обратно)

21

Tesla Motors – американская автомобильная компания из Кремниевой долины, ориентированная на производство электромобилей. Названа в честь всемирно известного электротехника и физика Николы Теслы.

(обратно)

22

Baidu больше известна как китайский поисковик, но помимо основного компания развивает и дополнительные сервисы, одним из которых является переводчик Baidu Translate, поддерживающий большое количество языков: английский, русский, китайский, немецкий, французский и др.

(обратно)

23

Google Translate – веб-сервис компании Google, предназначенный для автоматического перевода части текста или веб-страницы на другой язык. Для некоторых языков пользователям предлагаются варианты переводов, например для технических терминов, которые должны быть в будущем включены в обновления системы.

(обратно)

24

Политика одного ребенка на одну семью (или «одна семья – один ребенок») – демографическая политика Китая. Китай был вынужден законодательно ограничить размер семьи в 1970-х годах, когда стало понятно, что огромное количество людей перегружает земельные, водные и энергетические ресурсы страны. Сегодня среднее количество детей, рожденных одной женщиной в течение жизни, в Китае снизилось с 5,8 до 1,8. В конце октября 2015 года в Китае было официально объявлено, что политика «одна семья – один ребенок» будет отменена в будущем и количество допустимых для любых семей детей увеличится до двух. Соответствующие поправки в Закон о населении и планировании семьи приняты 27 декабря 2015 года и вступили в силу с 1 января 2016 года. В результате этого решения ожидается появление до 3 миллионов детей дополнительно каждый год. В 2014 году в Китае родилось около 17 миллионов детей.

(обратно)

25

DuPont (E. I. DuPont de Nemours and Company) – американская химическая компания, одна из крупнейших в мире. Входит в список Fortune 1000 по итогам 2008 года (81-е место). Штаб-квартиры – в Уилмингтоне (штат Делавэр) и в Женеве (Швейцария). Основана в 1802 году как предприятие по производству пороха.

(обратно)

26

Koch Industries – транснациональная корпорация США со штаб-квартирой в Уичито (штат Канзас). Подразделения корпорации и дочерние компании занимаются производством, торговлей, инвестициями, переработкой нефти, химическим производством, искусственными волокнами и пластмассами. В 2013 году Forbes назвал Koch второй по величине частной компанией США с годовым оборотом в 115 миллиардов долларов.

(обратно)

27

Читателю стоит знать, что я использовал настоящее имя Ван Лижань, и надеюсь, она этому рада. Возможно, мне стоило проявить больше почтения – обычно ее уважительно называют Ван-лаоши (учитель) или Ван-шудзи (секретарь партии), чтобы подчеркнуть ту роль, которую она много лет играла в CICPA. Однако для меня она всегда была мадам Ван или, во время дружеского общения, Линдой. Но я знаю, что она предпочитает китайское имя, поэтому использую его здесь в знак особого уважения к этой необыкновенной женщине. – Прим. автора.

(обратно)

28

В 15-й день первого месяца по лунному календарю в Китае отмечают Праздник фонарей, знаменующий собой окончание Праздника весны или традиционного Нового года. Обычай зажигать в этот день красные уличные фонари очень древний. По некоторым данным, праздник начали отмечать еще за 180 лет до н. э.

(обратно)

Оглавление

  • Китайцы любят русских
  • Предисловие
  • Введение
  • Зима в Пекине
  •   Глава 1 Страсть к брендовым вещам
  •   Глава 2. Недорогие отели и гибкость стратегии
  •   Глава 3. Русский роман
  •   Вместо четвертой главы
  •   Глава 5. Журналист
  •   Глава 6. Китайский нефтяник из Уэльса
  •   Глава 7. Человек, знакомый с королевой
  • Весна
  •   Глава 8. Вредные выбросы и мойщики окон
  •   Глава 9. Юрист
  •   Глава 10. Обеспеченная женщина
  •   Глава 11. Профессор
  •   Глава 12. Быть лесбиянкой в Китае
  •   Глава 13. Молодежная культура
  • Лето
  •   Глава 14. Интернет-предпринимательница
  •   Глава 15. Отход от традиций
  •   Глава 16. Публицист
  •   Глава 17. Взгляд на китайский кинематограф
  •   Глава 18. Брак и права женщин
  •   Глава 19. Региональный менеджер
  •   Глава 20. Миллионер с WeChat
  •   Глава 21. Американка китайского происхождения
  •   Глава 22. «Мистер Малина»
  •   Глава 23. Лицом к Западу
  •   Глава 24. Вопреки всему
  • Осень
  •   Постскриптум. Письмо к читателю
  • Благодарности
  • Китай от первого лица
  • Об авторе

  • Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

    Copyright © читать книги бесплатно