Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Предисловие

Все началось накануне Рождества 1978 года. Судьбе было угодно, чтобы в ту ночь я был на дежурстве в службе скорой помощи при Амьенской больнице, где проходил интернатуру по общей хирургии. Никакой передышки по случаю Рождества. Тем более что ночь с 24 на 25 декабря – одна из самых тяжелых по причине огромного количества аварий. Надо сказать, что в то время ремни безопасности не были обязательны… И вот, в 6 часов утра доставляют в приемный покой скорой девушку 23 лет со множественными ушибами и нарушением дыхания. Живот мягкий, кровотечения нет, но у пострадавшей перелом челюсти и гортани. Она в полуобморочном состоянии. Рентген подтверждает переломы в области нижней челюсти и гортани. Разумеется, ее жизнь зависит прежде всего от того, сможет ли она нормально дышать. И вдруг, неожиданно для себя самого, я с ужасом подумал: нельзя допустить, чтобы эта женщина утратила способность говорить!

Уровень кислорода в крови падал на глазах. Чтобы его восстановить, пациентку следовало немедленно перевезти в операционный блок и интубировать. Зажглись операционные светильники. Показатель насыщенности крови кислородом у пациентки составлял 92 % вместо положенных 100 %. Интубировать было нельзя из-за переломов. Оставалась последняя возможность спасти жизнь – трахеотомия, то есть разрез горла под кадыком. Операционная сестра, которая мне ассистировала, сказала то, что я и так уже знал: «Господин Абитболь, нужно немедленно делать трахеотомию. Я вам помогу, ждать ваших коллег нет времени». Анастезиолог подтвердил ее слова. Итак, начали. Вообще-то я знал, как делается эта жизненно важная операция: я осваивал ее во время занятий на улице Святых Отцов, на медицинском факультете Сорбонны, и проходил практику на трупах в Судебно-медицинском институте в Париже на улице дю Фер-а-Мулен. Но на живом человеке я собирался проделать это впервые. Чтобы подстраховаться, я попросил позвонить главному врачу клиники, но он был занят: оперировал перелом бедренной кости. Я позвонил его помощнику: тот оперировал разрыв селезенки. В отчаянии я стал умолять, чтобы предупредили хотя бы внештатного врача, – но и он тоже оказался на операции. А у пациентки вот-вот могла случиться остановка сердца. Надо было действовать. За несколько минут я привел себя в боевую готовность: надел халат, хирургические перчатки, обмазал йодом операционное поле. Ощупал на шее щитовидный хрящ, на два пальца выше нашел перегородку перстневидного хряща и сам хрящ, который кольцевидной связкой соединяется с трахеей. Зажал указательным пальцем эту перегородку и, затаив дыхание, сделал разрез ровно над ней. Отлично, теперь трахея открыта и я могу приступить к интубации. Спустя несколько минут ко мне присоединился адъюнкт-профессор – отоларинголог, и мы вдвоем подготовили интубацию. Мы трудились над восстановлением челюсти и гортани. Тревога меня не отпускала, и я, не скрывая беспокойства, задал профессору вопрос: «Как вы считаете, девушка сможет говорить?» Он ответил мне: «Без сомнения, голос восстановится». Тогда я спросил его, в каком отделении больницы могу усовершенствовать свои навыки и научиться делать трахеотомию. «Дорогой мой, ну, конечно, здесь, в отоларингологии!» Вот так это дежурство в Рождественскую ночь 1978 года определило мое призвание: я решил посвятить себя науке и искусству восстановления голоса и слуха.

После операции я встретился с женихом моей пациентки и успокоил его, а он рассказал мне подробности случившегося. Возвращаясь после семейного рождественского ужина, из-за гололеда он не справился с управлением своим «Пежо-204» и машина врезалась в дерево на скорости 90 км/ч. Я встретился с этой парой 3 месяца спустя. У девушки восстановился голос – надо сказать, очень красивый.

Итак, пройдя 18-месячную интернатуру по общей хирургии в Амьене, я решил специализироваться в отоларингологии. Я оказался в больнице Фош, в Сюрен, пригороде Парижа, в конце 1978 года, одновременно с появлением лазерных технологий. Мне повезло. Больница Фош была первой клиникой в Европе, применившей этот поистине революционный метод. Будучи молодым специалистом, я получил возможность профессионально расти, проводя операции при помощи лазера, что позволило мне открыть для себя мир микрохирургии и тоньше изучить строение голосового аппарата и звукоизвлечение.

В июне 1980 года я впервые приехал в Нью-Йорк в Voice Foundation^[1], где мне посчастливилось познакомиться с доктором Уилбуром Джеймсом Гулдом. У него была гениальная идея – собрать вместе физиков, отоларингологов, хирургов, специалистов по слуховым аппаратам и вокалистов на семидневную конференцию на базе Джульярдской школы – всемирно известного музыкального учебного заведения, настоящего научного центра по изучению человеческого голоса. Он понимал плодотворность такого взаимодействия талантов и умел создать особую атмосферу для обмена идеями, устранив границы между научными дисциплинами, занимающимися человеческим голосом в разных его аспектах. Я извлек для себя много ценных знаний и использовал их в течение всей своей жизни и профессиональной карьеры. С того времени я ни разу не пропустил эти июньские встречи – удивительные мозговые штурмы, на которых сливались воедино искусство и наука.

В 1984 году я снял на 16-миллиметровую пленку 27-минутный фильм под названием «Отпечаток голоса». В этой документальной работе я показал методику обследования гортани, анализа голоса и биомеханику гортани на примере вокалистов – Юга Офре, Мади Меспле и певцов из группы Gipsy Kings в ранний период. Я упаковал пленку с фильмом в красную коробку, мне очень хотелось показать его профессору Гулду.

Честно говоря, я был в некотором замешательстве, но открытость Гулда меня обезоружила: он не только согласился посмотреть мой фильм, но предложил пригласить троих своих сопредседателей – команду старейшин Voice Foundation: Дж. Пола Мура, доктора Фридриха Бродница и доктора Ханса фон Ледена. Не понадобилось никаких формальностей, встреча произошла во вторник, в учебной аудитории во время перерыва между занятиями, с полудня до двух часов.

Должен признаться, что я не ожидал, что мэтры придут в такое воодушевление. Посмотрев мой фильм, Гулд настоял на том, чтобы показать его на пленарном заседании. Я воспринял это как признание, а оно дороже любых премий. Впрочем, «Отпечаток голоса» все же стал лауреатом Международного фестиваля фильмов по медицине в 1985 году в Париже, а я получил премию из рук Жоржины Дюфуа, тогдашнего министра здравоохранения.

Я был сначала хирургом, затем отоларингологом, специалистом в области шейно-лицевой хирургии и, наконец, стал еще и фониатром – врачом, который лечит голос. Эта квалификация была мне присвоена Коллегией врачей в начале 90-х годов. В то время я регулярно летал в Нью-Йорк, в Voice Foundation: эти встречи, несомненно, открыли мне путь к тому делу, которому я себя посвятил. Они привили мне вкус к междисциплинарным задачам и понимание того, что врач и ценитель голоса очень схожи, потому что хирургия голоса – это прежде всего хирургия инструмента, передающего эмоции.

Таким образом, выбрав этот путь между наукой, медициной и эмоциональным миром голоса, щедрый на научные приключения, встречи и удивительные истории, я хотел понять, как возник человеческий голос. Этому посвящена моя книга «Одиссея голоса». В ней я позвал читателя в удивительное путешествие во времени, чтобы проследить процесс эволюции на нашей планете и возникновения голоса у Homo sapiens. Я рассказал о том, как устроен речевой аппарат человека в сравнении с крупными обезьянами. Но хотя я всего себя посвящал изучению человеческого голоса, я так и не нашел ответа на вопрос: почему же он имеет такую власть?

Введение
Наш голос – это наша власть

Человек владеет неоценимым сокровищем – голосом. Голос соединяет всех людей на планете. Он – неотъемлемая часть нашего прошлого и нашего будущего. Все мы – дети человеческого голоса. Непременное условие долговечности нашего вида, голос на протяжении столетий завораживал ученых, философов, мыслителей.

Он дает возможность не только общаться, но и создавать, думать, волновать. С древнейших времен и до наших дней голос всегда будоражил умы.

Он может принести удачу или потери. Возникнув, словно в реторте алхимика, от слияния тела с мыслью, голос превратился в инструмент убеждения, обольщения, колдовства, он отражение индивидуальности и истинной сути каждого. «Слепцу не лгут. Ему можно много всего наговорить. Но он больше доверяет голосу, нежели тому, что говорят», – пишет Тахар Бенджеллун в своем романе «Священная ночь».

Между хаосом и гармонией, между реальным и виртуальным, между телом и духом человеческий голос – нечто особое и при этом универсальное. Он как отпечатки пальцев, которые у всех есть, но у каждого уникальны.

Голос затрагивает все аспекты нашего существования и нашего прошлого, он маркер нашей истории. Он – важнейшее и необходимое связующее звено между эмоциями, воображением и разумом. Он позволяет нам взаимодействовать с миром и одновременно эволюционировать в нем.

Если голос – это наша действительность, то он еще и наш таинственный сад. Действительно, он устанавливает и отношения с другими людьми, и диалог с самим собой, скрытый от других. В этом внутреннем молчании мы не перестаем разговаривать сами с собой, наш голос никогда не замолкает, он постоянно стимулирует нас, способен дать нам толчок, который увлекает нас вперед и укрепляет интуицию. Он – нечто нам присущее и одновременно от нас не зависящее.

Сегодня голос превращается в почерк: человек говорит с компьютером, а тот преобразует звуки в запись. Возможности голоса поражают, еще полвека назад такое невозможно было вообразить. Если есть голос, значит, есть жизнь. Вещи начинают существовать, когда о них сказали. Голос – это перо нашей мысли и невидимое связующее звено между сознанием и бессознательным. Голос – это флагманский корабль и в то же время проводник нашего воображения. Его могущество поражает, иногда он уводит нас туда, куда мы и не думали идти.

Голос может как обороняться, так и идти в наступление, быть средством обольщения и массового уничтожения. Он одновременно лучник, лук и стрела. Он – дьявол, если принадлежит человеку по имени Гитлер, и он – любовь, если лучник Купидон.

Голос – часть нашей повседневной жизни. Он настолько вездесущ, что мы воспринимаем его как нечто само собой разумеющееся, наплевательски относимся к нему до тех пор, пока он не пропадет, и лишь тогда чувствуем, как нам его не хватает. Он существует! Насилие над голосом, другие неблагоприятные обстоятельства могут вызвать его повреждение и привести к немоте, не говоря уж о болезнях, и это влечет за собой разрыв связи с внешним миром. Сорванный или охрипший, сиплый или надтреснутый, голос теряет все свое могущество, всю власть над нами самими и над другими людьми. После этой временной утраты, после того, как краски голоса возвращаются вновь, мы начинаем дорожить им, холим и лелеем, как человека, как дорогое нам существо, с восхищением и легким сердцем, положив конец этой мучительной вынужденной немоте. Кстати, разве не говорят о голосе как о человеке: «Я потерял голос», «Не знаю, что с ним стряслось»?..

Голос изначально был средством эмоциональной связи, которую люди создали меж собой тысячелетия назад. Он затрагивает каждую грань нашего существования. Он позволяет строить общество, связываться с внешним миром и встраиваться в него. Голос – это опора нашего «эго», нашей души, нашей жизни.

От античной агоры до экрана телевизора голос проявляет свою власть во всем многообразии человеческой деятельности: юридической, политической, коммерческой, художественной, а также в личных или любовных отношениях…

Если, читая книгу, мы можем остановиться, вернуться назад, подумать, сделать пометки в тексте, то все это невозможно, когда речь идет о голосе: нас уносит бушующий поток речи, лавина слов, а музыкальность фразы убаюкивает, приводит в волнение или возбуждает. В этом сила голоса, и это небезопасно, потому что он захватывает в плен слушателя и вовлекает его в эмоциональное поле оратора, парализуя разум и бросая во власть древних инстинктов, которые живут в нашем рептильном мозге.

Голос, выражающий нашу витальность и энергию наших возможностей, может быть солнцем, тенью, сумерками или зарей. Он управляет ритмом наших пауз. Он отражает наше состояние духа, наше ощущение пространства и времени, наш прошлый нелегкий опыт.

Как врач, хирург и человек, влюбленный в голос, я зову вас за собой, чтобы исследовать не только научные и медицинские характеристики голоса, но также и различные его стороны: политическую – от ментора до тирана, духовную и артистическую – от проповедника до вокалиста и, наконец, эстетическую – от легкого эротизма до подлинной магии. Обнаружить эту алхимию между эмоциями и разумом внутри нашей вибрирующей духовной сущности, проникнуть в самое сердце царства голоса, священный Грааль которого – гортань, раскрыть тайну ее возможностей – вот путешествие, в которое я вас приглашаю.

1
Голос как инструмент

Увидеть голос

Больше двух тысячелетий все мировые цивилизации – догоны^[2] и австралийские аборигены, египтяне и греки, арабская цивилизация и эпоха Просвещения – воспринимали голос как эфир жизни. Только в XIX веке голос стали рассматривать как явление, которое можно анализировать научными методами.

Трость Мануэля Гарсиа, или Грааль голоса

В ту прекрасную осень 1854 года солнце светило над садом Пале-Рояля, в котором прогуливался Мануэль Гарсиа. В свои уже почти 50 лет этот знаменитый преподаватель вокала лондонской Королевской академии музыки был олицетворением элегантности. Он не обращал ни малейшего внимания ни на резиденцию герцога Орлеанского, ни на кафе, за столиками которых расположилось все высшее общество того времени, и, кажется, увлеченно наблюдал за игрой солнечных бликов на серебряном набалдашнике своей трости.

Несмотря на то что Мануэль Гарсиа не был врачом, он обладал поразительными познаниями в анатомии. На медицинском факультете при вскрытиях ему случалось препарировать гортань. Но у трупов гортань, естественно, не вибрирует, а значит, невозможно понять, что же происходит, когда человек говорит или поет. Сверкание серебряного набалдашника навело его на гениальную мысль: используя отражение солнца на зеркальной поверхности, можно рассмотреть горло! Не мешкая ни минуты, он направился к Одеону, туда, где находилось предприятие Шарьера, на котором производили стоматологические зеркала. За 6 франков он купил зеркальце, вернулся домой, сконструировал устройство, с помощью которого можно рассмотреть голосовые связки, и тут же испытал его на себе. Он пел гаммы, беря самые низкие ноты и доходя до самых высоких; он смеялся, кашлял – и убедился, что его голосовые связки двигаются: раздвигаются, когда он дышит, и смыкаются, когда он говорит, кашляет или имитирует рыдание. Этот механизм основан на звуках, выходящих из глубины горла. Для Мануэля Гарсиа наблюдать за работающей гортанью было равносильно обретению священного Грааля – Грааля голоса. Так родилась новая наука – ларингология.

Мануэль Гарсиа умер в 1906-м, ему был 101 год. После него остался труд, ознаменовавший его эпоху, – «Полный трактат об искусстве пения». Он был издан в 1847 году, в нем впервые излагались правила голосообразования. Голос можно назвать фамильным достоянием семьи Гарсиа.

У Мануэля Гарсиа было две сестры: одна, Малибран, – выдающаяся оперная дива своего времени, другая, Полина Виардо, – знаменитая преподавательница вокала.

Со дня открытия Мануэля Гарсиа и следующие полтора века ларингоскоп по-прежнему оставался одним из главнейших инструментов отоларинголога^[3]. Благодаря ему врач видит гортань пациента, когда нажимает ему на язык и просит сказать «а-а-а»^[4].

Вокальный собор

Когда осматриваешь связки, в которых «живет» голос, кажется, что ты вошел в вокальный собор. В 1981 году видеостробоскопия произвела новую революцию в фониатрии, этой науке о голосе и пении. Этот инструмент объективного наблюдения, которое можно провести в любой момент, анализирует движение гортани по хронометру и дает возможность обнаружить патологию голосовых связок. В том же самом году я начал разрабатывать протокол динамического исследования голоса, которое объединяло в себе множество аспектов наблюдений за гортанью. Благодаря фиброларингоскопии теперь стало возможным наблюдать за голосом, когда человек говорит или поет. Это исследование проводится через носовые проходы, без необходимости введения инструмента в рот, и показывает гибкость нашего голосового аппарата. В 80-х годах техника видеозаписи позволяла снимать процесс на пленку со скоростью 25 кадров в секунду. А начиная с 2000-х годов при посредстве фиброларингоскопов можно фиксировать изображение на видео со скоростью 4000 кадров в секунду. Научный интерес к наблюдению за внутренними органами «в режиме реального времени» беспрецедентно высок.

Результат такого динамического исследования – «удостоверение личности» голоса, его отпечаток.

Тембр и тон голоса у каждого человека строго индивидуален, и ему трудно дать точное определение. При этом тембр – один из главнейших элементов «голосового портрета». Это как в музыке, когда одна и та же нота, сыгранная на скрипке и саксофоне, даже с одинаковой резонансной частотой, всегда будет различаться по тембру. У каждого инструмента, в том числе одного вида, свой особый голос: например, скрипка Страдивари, состоящая из 71 деревянной детали, и простая ученическая скрипка имеют разную акустику, потому что тон звука зависит от резонатора скрипки. В этом она схожа с человеческим голосом: совокупность резонансных полостей, которые находятся над голосовыми связками, обуславливает тембр голоса каждого человека.

Самое невероятное в этом резонаторе – возникновение обертонов. Они обогащают голос, улучшают его характеристики, служат и природными «усилителями» и «украшателями» человеческого голоса, настоящим «эквалайзером» нашего голосового инструмента, одновременно струнного и духового. Начиная с 1936 года его можно измерить методом спектрографии: во Франции его внедрил Жан Тарно.

Мы все разные: некоторые великие певцы, такие как Паваротти, могли извлекать семь обертонов, в то время как простые смертные – только три. Каким образом Мария Каллас, Марио дель Монако или Карузо добивались таких волнующих красок? Дело в том, что когда они берут основной тон, который рождается в голосовых складках, это немедленно влечет за собой образование других основных нот – так называемых вторичных, или гармонических. Некоторые обертоны мощнее других благодаря реверберации в резонансном теле. Эти мощные обертоны назвали формантами.

Происхождение голоса, происхождение языка и родной язык

Фридрих II и дети-дикари

Способность голоса отчетливо произносить слова не возникает спонтанно. Конечно, хотя у нас с рождения есть возможность производить звуки, гласные и согласные, этого все равно недостаточно для формирования речи, а тем более языка. Пойдем дальше: а существовал ли изначальный язык? В XIII веке император Фридрих II, правивший Священной Римской империей в 1220–1250 годах, захотел услышать, как звучит первобытная речь.

Густав Херлинг-Грудзинский^[5] писал по этому поводу: «Чудачеств императора Фридриха II насчитывалось семь. Второе из них состояло в том, что император хотел выяснить, на каком языке говорили бы дети, если бы с рождения и в течение некоторого времени не слышали человеческой речи».

Этот легендарный император и король Германии, Сицилии и Иерусалима, не отягощенный совестью и обуреваемый жаждой знаний, сам говорил на шести языках: латыни, греческом, сицилийском, арабском, нормандском, немецком, а также изучал иврит.

Чтобы проникнуть в тайну голоса, этот эрудит поставил эксперимент, который даже можно назвать варварским. Император приказал доставить к себе во дворец несколько новорожденных. Все они были изолированы друг от друга. Нянькам и кормилицам было велено кормить их молоком, ухаживать за ними, купать, но никогда не оставлять младенцев вместе (чтобы между ними не возникло контакта) и не разговаривать с ними. Интересно, на каком же языке заговорят дети, выращенные в отсутствие родного языка и какой-либо общественной среды: на иврите, арамейском (который император полагал самым древним языком), на греческом, латыни, арабском, немецком или просто-напросто на языке своих родителей?

После четырех лет полной изоляции детей наконец вернули в общество людей, к человеческим контактам. Их поведение можно было бы считать вполне нормальным, если бы не одно «но». Ни один не умел говорить. Они могли только бурчать что-то нечленораздельное. При этом признаки Homo sapiens были налицо: органы речи, мозг, развитый в достаточной степени, вертикальное положение тела, умение ходить. Но голос как таковой у них отсутствовал. Мир, в котором звучит голос, для них был закрыт. У этих маленьких дикарей обучение голосу не состоялось! Если Homo sapiens (человек разумный) не стал Homo vocalis (человеком звучащим), он всего лишь шимпанзе в костюме-тройке. Но есть и другой неприятный факт, и против него не поспоришь: «изначального» языка не существует. Эти дети стали безнадежно слабоумными, и им суждено было умереть, так и не став взрослыми. Получается, что голос – необходимое условие нашего выживания? Херлинг в заключение отмечал: «По всей видимости, дети не могут расти в полном молчании, когда они не видят ласки и улыбки той, которая их кормит. Жизнь человека – это жизнь речи, и живет он благодаря речи». Маленький человек – общественное животное, и человеческая речь – пища для его ума, стимулятор для его мозга, необходимые, чтобы выжить.

Миллионы лет выживание человека напрямую зависело от коммуникации и обмена информацией внутри рода, то есть от его голоса.

Алиса и Сигэру

Доказательство того, что «изначального» языка не существует, получено. Осталось выяснить, каковы же признаки родного языка? Помню, как ко мне на консультацию (речь шла о банальном ринофарингите) пришли родители с двумя подростками – Алисой, 9 лет, и Сигэру – 11 лет. Отец-японец говорил по-французски практически без акцента, мать была француженкой. Семья прожила в Японии почти пять лет. Вернувшись во Францию два года назад, дети сразу попали в двуязычную культурную среду. Почти сразу же вопрос о боли в горле перешел на второй план. На безупречном французском они атаковали меня вопросами о моих компьютерах, камерах, спектрографах и эндоскопах. Я старался удовлетворить любопытство этих смышленых, обаятельных детей, но и мне тоже хотелось больше узнать об их лингвистической ассимиляции. Я поинтересовался, на каком из двух языков они предпочитают говорить? «Все равно: и на французском, и на японском». – «Но когда вы разговариваете друг с другом, какой язык вы используете чаще?» Алиса отвечает: «Почти всегда – французский, но знаешь, когда мы в школе или с друзьями и не хотим, чтобы нас поняли, мы говорим по-японски». Сигэру с этим согласился, но добавил: «Когда мы ссоримся, я кричу по-японски». В японском языке, по его мнению, больше энергии. С помощью японского он самоутверждается и защищается.

Я дал им простое задание, чтобы понять, какой из языков у них родной, первый, а какой второй, или, может быть, оба языка у них родные. Это упражнение на устный счет. Известно, что на родном языке вычисления в уме делают гораздо быстрее, чем на втором языке. Однако они одинаково быстро выдали ответы как на французском, так и на японском. Следовательно, они двуязычны. При выполнении того же задания на английском (поскольку они владеют также и английским) возникла задержка с ответом в несколько секунд. Им нужно было мысленно перевести названия чисел на французский или японский, чтобы дать ответ.

Речь и родной язык записываются корой головного мозга ребенка с полутора до четырех лет, как татуировка, навсегда. При освоении двух языков одновременно в самом раннем детстве в мозге одновременно развиваются зоны, отвечающие за речь. У людей, двуязычных с рождения, центры Брока? и Вернике, отвечающие за речь, практически перекрывают один другой, как показали К. Х. С. Ким, Н. Р. Релкин, К.-М. Ли и Дж. Хирш из Корнеллского университета в своей статье, опубликованной в журнале Nature в 1997 году. В то время как язык, выученный позже, ту же самую зону мозга не занимает. Это было продемонстрировано с помощью методов эмиссионно-позитронной томографии и ядерно-магнитного резонанса во время речевого упражнения.

Можно предположить, что двуязычные дети схожи с детьми, одинаково владеющими обеими руками, однако это не так. Исследование, которое провел доктор Дэн Кроу среди 11 600 английских детей в возрасте 11 лет, показало, что у правшей сильнее развито левое полушарие мозга и освоение языков идет быстрее, чем у детей-амбидекстров. Другими словами, их правое и левое полушария почти симметричны, каждое отвечает за освоение языка. По-видимому, в коре левого полушария есть «истинный» центр Брока, а в правом – «псевдоцентр». А это уже близко к анархии: два дирижера в одном оркестре! Амбидекстрия является генетическим заболеванием, имеющим серьезные последствия. Возможно, есть риск шизофренического расстройства речи. Действительно, у амбидекстров диагноз «шизофрения» встречается в 20 раз чаще, чем у обычных людей. Как правило, одно из полушарий гипертрофировано. Один из генов, который обуславливает эту полезную асимметрию, находится в области хромосомы Х. При синдроме Тёрнера наблюдается генетическая аномалия, при которой одна из хромосом Х отсутствует, и на месте XX находится ХО. В таких случаях шизофрения наблюдается почти всегда в сочетании с практически полным отсутствием церебральной асимметрии. Восприятие речи нарушено. Пьер Бюстани из Каннского университетского центра пишет, что церебральная асимметрия – это, судя по всему, основное условие владения речью для Homo sapiens.

Марио

Чтобы не утратить мультилингвизма, детям необходимо постоянно использовать оба родных языка. Стимуляция головного мозга – это ключ к знаниям, памяти и развитию. Потому что, если перестать говорить на одном из языков, нейронные связи распадаются. Свидетельство тому – невероятная история Марио…

Марио, 75 лет, на консультации пожаловался, что он охрип. Он поет в оперном театре, у него бас-профундо. На его правой голосовой связке я обнаружил полип. Я провел операцию по его удалению бескровным методом лазерной микрохирургии под общей анастезией. Операция прошла успешно, без осложнений. Анализ показал, что полип доброкачественный. Марио перевезли в послеоперационную палату, он очнулся. Пока мы ждали санитара, чтобы он перевез Марио в обычную палату, я зашел к нему и спросил: «Как ваше самочувствие?» Марио ответил на непонятном мне языке. Я, признаюсь, подумал, что во время общей анестезии случился инсульт: это бывает – редко, но все же бывает. Я попросил медсестру позвать невролога. У меня создалось впечатление, что он бредит. Но – вот неожиданность! – сиделка поняла, что сказал Марио: «Господин Абитболь, у него не инсульт, просто он говорит по-гречески». – «Но, насколько я знаю, он не грек!» Вскоре Марио вновь перешел на французский и спросил меня об удаленном полипе: «У меня рак?» Я успокоил его: «Нет, у вас доброкачественная опухоль».

Спустя неделю на последнем осмотре я поинтересовался у Марио о его греческом происхождении. Подумав немного, он нерешительно ответил: «Действительно, родился я в Салониках, и мой отец был греком, но я его почти не знал. Когда мне было пять лет, он умер, и моя мать, француженка, вернулась в Париж. С тех пор прошло почти семьдесят лет! Но почему вы об этом спрашиваете?» Я рассказал ему, каким удивительным было его пробуждение. «Но я практически не знаю родного языка!» – возразил он.

По-видимому, во время общей анестезии едва заметно снизилось кислородное питание именно того участка коры головного мозга, который отвечает за речь. «Греческий» сектор, сформировавшийся раньше, при усвоении родного языка, и имеющий больше кровеносных сосудов, получил кислород раньше, чем «французский» сектор. Тот участок головного мозга хранил в течение почти семидесяти лет свою целостность, память и тезаурус. Я поинтересовался, сколько лет он не говорил по-гречески. «Доктор, я уехал из Греции больше семидесяти лет назад, – ответил он. – Прибыв во Францию, сразу попал в артистический круг и говорил там только по-французски, но, случалось, пел по-гречески».

Уже в годовалом возрасте младенец – будущий билингва – различает музыку каждого языка, и оба они интегрируются в его мозг навсегда. Это не значит, что он более одарен, чем другие дети, что его левое или правое полушария отличаются генетическими особенностями, но это доказывает, что с самого раннего детства мозг усваивает человеческие голоса, музыку, членораздельную речь. Единственное, что нужно для этого мозгу с первых дней жизни, – прослушивание, а позднее – прослушивание вместе с произнесением.

В мозге новорожденного есть вся гамма всевозможных фонем, какие себе только можно представить, полная цветовая палитра всех языков, но если они не активированы и не используются, начиная с семилетнего возраста, за редким исключением, ребенок их утрачивает. Если иностранный язык учит ребенок, которому уже исполнилось пять лет, он часто, сам того не замечая, навязывает ему ритм своего родного языка, то есть говорит на иностранном языке с акцентом.

Голос матери

Задолго до своего рождения ребенок находится под воздействием голоса своей матери. Эмбрион слышит биение сердца матери, трехтактный ритм той музыки, которая выражает безопасность и защиту.

Начиная с 6 месяцев младенец узнает гласные звуки родной речи и, особенно, музыкальность этих гласных, просодию родного языка. В 9 месяцев он соединяет две фонемы в подобие слов, а с 16 месяцев что-то лепечет. В полтора года он составляет слова, в два – формирует фразы, а к трем годам они приобретают верный грамматический строй.

Известно, что голос участвует в социальном взаимодействии у многочисленных позвоночных, но гораздо меньше мы знаем о гормональных механизмах, которые запускаются в процессе этого взаимодействия, например когда ребенок слышит голос матери. Как же гормоны действуют на формирование нашего социального поведения? Окситоцин – это удивительный гормон, который играет главную роль во многих видах общения, особенно во взаимной привязанности матери и ребенка, и способен ослаблять стресс при контакте с близкими. Из-за этого свойства окситоцин даже окрестили «гормоном любви». А при стрессе увеличивается количество гормона кортизола, который вырабатывает наш организм.

Лесли Зельцер, биолог-антрополог из Университета Висконсина, поставила своей целью оценить влияние материнского голоса на своего ребенка во время стрессовой ситуации.

Она предложила 12-летним девочкам, которых сопровождали их матери, выступить перед аудиторией и решить вслух ряд математических задач. Это задание вызвало у девочек ускорение сердечного ритма и выброс кортизола в кровь.

Девочки были разделены на 3 группы. После выступления девочкам из первой группы дали возможность увидеться со своими матерями, которые их обняли и произнесли ободряющие слова. Девочки из второй группы не общались с матерями, но посмотрели 75-минутные видео. Участницам из третьей группы раздали мобильные телефоны и дали поговорить с их мамами.

У детей из первой группы сильнее, чем у остальных, повысился уровень окситоцина, а уровень кортизола плавно снизился. Окситоцин, выработавшийся при контакте с матерью, понизил уровень стресса.

Дети из второй группы, не имевшие никакого контакта с матерью, по-прежнему испытывали стресс, так как окситоцин не синтезировался, а выброс кортизола усилился.

Что касается детей, поговоривших с мамами по телефону, то их показатели окситоцина и кортизола были полностью сравнимы с результатами первой группы. Следовательно, это воздействие материнского голоса! Результаты, полученные Лесли Зельцер, показывают, что в социальной среде голос обладает таким же мощным воздействием на гормональную регуляцию, как и физический контакт. Вероятно, отчасти этим объясняется с биологической точки зрения высокая популярность мобильных телефонов. Телефонный звонок – тот же самый гормон любви!

Существуют доказательства того, что дети хранят в памяти тембр и вибрацию голоса их матери, который они слышали еще в утробе. Изменение этого голоса может поколебать семейное согласие.

Я вспоминаю случай, когда одна пациентка, г-жа Х., 37 лет, пришла ко мне на консультацию. У нее был тусклый голос, она говорила на выдохе, без форсирования. Я предложил ей покашлять: кашель был глухой. Это безошибочный признак патологии, поскольку звонкий кашель означает, что две голосовые связки сближаются и «хлопают» друг о друга.

Моя пациентка рассказала, что в 13 лет, переболев гриппом, она потеряла голос. Потом он восстановился, но уже не был прежним. Она хоть и привыкла к его искаженному звучанию, но ей хотелось вернуть себе нормальный голос. «У меня двое детей, одному 7 лет, другому – 9. Их комната находится на втором этаже. Чтобы их позвать, мне надо позвонить в колокольчик или нажать на кнопку звонка в кухне. Звать по телефону мне уже трудно». Осмотр гортани показал, что правая связка двигается и доходит до середины подглоточного пространства. При этом левая голосовая связка парализована и удалена от центра гортани. На нашем жаргоне это называется параличом приводящей функции. В этом случае голосовые связки не могут соединиться, и голос еле слышен. Человек говорит только на выдохе. Я предложил пациентке операцию, после которой связки снова будут смыкаться во время разговора. Мы сдвинем левую связку на середину, объяснил я, чтобы правая могла с ней соприкасаться и вызывать вибрацию, а значит, появится голос. Для этого в правую связку вводят специальный препарат, она приобретает изгиб и становится в срединное положение. Эта операция проводится под общим наркозом, ларингоскоп вводят через рот и оперируют под микроскопом. Голос восстанавливается через 5–10 дней. Поразмыслив некоторое время, пациентка Х. согласилась на операцию. Я прооперировал ее, и через неделю к ней вернулся ее великолепный, женственный, с выразительными модуляциями голос. Она сделала мне необыкновенное признание: «У меня никогда не было настоящего женского голоса!» Однако две недели спустя она появилась снова – с мужем и двумя детьми. «Я не узнаю свою мать», – заявил старший сын. «Это не та женщина, на которой я женился, я тоже ее не узнаю», – добавил господин Х. Для родственников госпожи Х. бесцветный тембр ее голоса был нормальным, а я его кардинально изменил. Пришлось проявить все имеющиеся у меня педагогические способности, чтобы успокоить их и убедить, что они привыкнут к ее новому голосу. Тем не менее можно понять замешательство родственников, особенно детей, которые должны были «забыть» материнский голос и принять «новый», чужой голос – а на самом деле настоящий голос их матери. Таким образом, выражение «нормальный голос» ровным счетом ничего не значит.

Зеркальные нейроны

Одно очевидно: в изучении языка наши умственные ресурсы не ограничиваются действием как таковым, рациональным и объективным. Также, призвав на помощь нашу эмоциональную память, мы невольно и открыто соучаствуем в действиях других людей. К тому же необходимо обрести общность устремлений, приноровиться к их движениям – как физическим, так и интеллектуальным. Поэтому так важна роль зеркальных нейронов в человеческом голосе и его власти над нами.

Открытие зеркальных нейронов, сделанное нейрофизиологами Витторио Галлезе и Джакомо Риццолатти, позволило понять, какой механизм задействован в социальном познании, во всем, что относится к обучению путем подражания, а также к душевному переживанию – пониманию друг друга, эмоциям и эмпатии.

Активность этих зеркальных нейронов можно наблюдать, когда испытуемый выполняет какое-то двигательное действие, ведущее к определенному результату, а другой испытуемый наблюдает за первым или слышит голос, который описывает это самое действие. Мозг наблюдателя непосредственно «отражает» действие другого, одновременно с ним получая стимуляцию тех же областей головного мозга. Наблюдатель ведет себя как зеркало.

Человеческий мозг состоит из почти ста миллиардов нейронов. В этой мозговой галактике различают так называемые канонические нейроны и нейроны зеркальные. Канонические нейроны активизируются, когда выполняется действие, в то время как зеркальные активизируются тогда и только тогда, когда другой выполняет некое действие или описывает его словами.

Первые опыты были поставлены на обезьяне. Когда обезьяна выполняет движение лапой, направленное на получение конкретного результата, например, чтобы схватить теннисный мячик, она запускает двигательные нейроны, которые находятся в определенной части мозга, – и это в порядке вещей. Но если она наблюдает за другой особью, будь то человек или обезьяна, выполняющей то же самое движение (хватание мячика), то, хотя сама обезьяна ничего не делает, в ее мозге наблюдается та же самая стимуляция. В игру вступают двигательные нейроны, «включая» соответствующий участок мозга. То есть глядя на других, слушая других, мозг испытуемого копирует то же самое действие, и когда кто-то говорит, то повторяет те же слова, только не вслух, а про себя.

В 2002 году Эвелин Колер открыла особую группу зеркальных нейронов и назвала их «аудиовизуальными зеркальными нейронами»: они находятся в зоне мозга F5, связанной с центром Брока, отвечающим за речь. Они возбуждаются при наблюдении за двигательным действием, а также благодаря звукам, его сопровождающим. Исследование мозга показывает, что испытуемый, слушая речь, мысленно ее повторяет, и у него включается центр Брока: это еще один результат работы зеркальных нейронов. Доказательства того, что аудиовизуальные зеркальные нейроны действительно существуют, были получены с помощью электроэнцефалографии и функциональной МРТ. Эти методы позволяют визуализировать кровотоки в разных областях мозга во время двигательных действий.

На сегодняшний день установлено существование двух мозговых сетей: первая сеть стимулирует зеркальную лобно-теменную систему, расположенную в премоторной области (поле 44 – центр Брока), которая отвечает за речь, а вторая – это зеркальная лимбическая система, расположенная частично на паралимбическом островке, и лимбическая система мозга. Активация зеркально-двигательной системы стимулируется, когда испытуемый смотрит на говорящего и слушает его.

Мозг человека устроен сложнее, чем у обезьяны. Помимо того что зеркальные нейроны активизируются, когда испытуемый выполняет некое движение, наблюдая, как другой человек совершает подобное действие, или слушая рассказ об этом действии, он активирует свои зеркальные нейроны при мысли об этом движении. Это означает, что наблюдатель использует свои собственные нейронные цепочки, непосредственно участвуя в событиях и виртуально проживая действие наблюдаемого объекта.

Этот эпифеномен^[6] проявляется в большинстве случае автоматически и бессознательно. Между тем, кто говорит, и тем, кто слушает, идет двойная игра: они оба – актеры и зрители. Было бы интересно оценить реальные пределы активности зеркальных нейронов в эпоху распространения жестоких видеоигр, которыми так увлекаются дети. Они используют те же выражения и те же интонации, что и персонажи игры; граница между виртуальным и реальным становится очень зыбкой, со всеми вытекающими для общества непредсказуемыми последствиями.

Вовлеченность ребенка, слушающего свою мать, ученика, слушающего учителя, публики, внимающей своему кумиру, примерно одинакова. Общий знаменатель – отождествление себя с тем, кого мы слушаем, и оно непременно сопряжено с эмпатией. Эмоции действительно служат одним из важнейших доступных нам средств, с помощью которых мы можем оценить наши взаимоотношения с окружающими, нашу позицию по отношению к другим и к самим себе.

Бруно Викер при помощи магнитно-резонансной спектроскопии продемонстрировал, что выражение отвращения на лице пациента, за которым наблюдал свидетель, вызывает и у пациента, и у свидетеля одинаковую нейронную стимуляцию отвращения. Такова нейронная реакция, которой они делятся друг с другом. Это не копирование и не управляемая кем-то другим реакция, но почти условный рефлекс. Такая обоюдная активация одной и той же области мозга свидетельствует о том, что наша способность непосредственно чувствовать и понимать то, что мы не переживаем в реальности, проявляется у нас и на церебральном, и на гормональном уровне, так сказать, «по доверенности».

Как отмечает доктор Пьер Бюстани в своей книге «Ваш мозг не устает вас удивлять»^[7], зеркальные нейроны представляют собой систему, которая связывает восприятие с двигательным действием. Они укрепляют нервные пути – движущую силу нашего мозга. Чем больше мы используем эти пути (даже в воображении), тем больше они укрепляются и тем легче совершать соответствующие им двигательные действия. Этим, несомненно, объясняется, почему у теннисистов растет уровень мастерства. С детства они просмотрели сотни победных матчей своих кумиров. Так же и лидер политической партии часто задает тон своей речью, формулировки, интонации и мелодику которой подхватывают его соратники. Это следствие стимуляции зеркальных нейронов.

Действие зеркальных нейронов начинается еще во внутриутробном периоде, когда плод слышит звуки. При трехмесячном сроке беременности плод начинает воспринимать звуки, шумы, музыку и голоса, и особенно, конечно, голос своей матери. Эта череда звуков видоизменяется, проходя через околоплодные воды. Звуки с низкими частотами воспринимаются лучше, чем высокие звуки. Зеркальные нейроны активизируются. Зеркальная лимбическая система позволяет плоду распознавать эмоции своей матери.

Эти нейроны активизируются в действии. Лимбическая система активно участвует в процессах обучения и запоминания. Она позволяет объединять поведение и эмоции. Маленький человечек хочет доставить удовольствие своей матери и откликается на звук ее голоса и ее песенку реакцией разделенного удовольствия.

Зеркальные нейроны вовлечены в процесс обучения речи, приводящий в движение гортань, рот и мышцы языка. Зеркальные нейроны создают связи без вмешательства интеллекта.

Исследования Иоанны Мари, Дэниела Гоулмана, Джеральда Хютера и Инге Везер позволили лучше понять различные модели поведения плода. Ребенок учится, бессознательно копируя то, что он видит и слышит. Еще до своего рождения он составляет в своем мозге настоящий каталог, который впоследствии будет питать его память эмоциями, поведением, поступками и даже проявлениями чувств.

Нетрудно вообразить, насколько сильна связь во время беременности между этими двумя существами, живущими в симбиозе, – матерью и плодом. Два их мозга непрерывно общаются посредством зеркальных нейронов. Каждую секунду мать посылает плоду информацию. Если голос – это неоконченная симфония, потому что она пишется всю жизнь, то младенец еще до своего рождения купается в симфонии ощущений и особенно в звуках голоса и кишечных звуках своей матери. Этот голос служит увертюрой к его первой симфонической поэме с ее мелодиями, просодиями и ритмами.

Для плода зеркальные нейроны играют главную роль. Желания и стремления его матери отражаются на нервной системе младенца. Мозг малыша благодаря своей пластичности продолжает развиваться до 18-месячного возраста. В нем формируется эмоциональный отклик, в котором главную роль играет эмпатия. Вся полученная таким образом информация заложит основу его существования как Homo sapiens и будет созидать, программировать, лепить многочисленные грани его дальнейшей жизни. Зеркальные нейроны позволили нам оценить с научной точки зрения силу воздействия голоса и пения беременной женщины на ее плод, поэтому я советую матерям с третьего месяца беременности слушать спокойную, красивую музыку. Позднее при звуках песни, которую пела мать во время беременности, или музыки, услышанной еще до появления на свет, плачущий младенец будет утихать, он обретет душевное спокойствие и чувство уверенности в себе.

Эпигенетика

Сейчас, в начале XXI века, нам известно, что генетическое наследие Homo sapiens и шимпанзе отличаются лишь на 1 %, то есть наши ДНК на 99 % идентичны.

В самом деле, генетический анализ останков Homo sapiens, которым почти сто тысяч лет, показывает состав ДНК, идентичный ДНК современного человека. Таким образом, прогресс человека, его эволюция, навыки общения, голос, богатство речи подталкивают нас к гипотезе о том, что важнейший процесс передачи культуры, обучения, института семьи, окружающей среды происходит не только через ДНК, но и через нечто иное. Это подтверждает поразительный эксперимент.

Объектом этого эксперимента стали мыши двух видов – А и Б. Исследователи взяли эмбрионы самки вида А, который имеет определенные характеристики, отличные от вида Б. Они были пересажены в матку суррогатной матери, самки Б. Результат оказался неожиданным: обнаружилось, что у новорожденных мышат – свойства и поведение их суррогатной матери Б, а не генетической матери А. Таким образом, полученной врожденной информацией малыши были обязаны не только генам отца и матери, но также знаниям и опыту, приобретенными и записанными клетками во время внутриутробного развития.

Доктор Майкл Мини идет еще дальше, он задается вопросом: что происходит в первые 12 часов после того, как новорожденный покидает утробу матери? Исследования мышей в эти первые 12 часов их жизни впечатляют. Он пришел к выводу, что от развития в этот начальный период жизни зависит химический состав генов. Только те, кто чувствовал заботу своих генетических родителей – мышей породы А, – увеличили количество своих нейронов, свою способность сопротивляться стрессу, а самки стали со временем нежными и заботливыми матерями. Результаты, полученные Мини, позволяют сделать вывод о том, что дети, растущие в сложных условиях, в обстановке ругани и крика, в результате могут на всю жизнь лишиться способности противостоять стрессовым ситуациям.

Исследования доктора Джона Граббе это подтверждают: «Главное – не только наши гены, но и как эти гены себя проявляют. Пережитый нами опыт меняет поведение генов, не затрагивая структуру нашей ДНК. Окружающая среда программирует гены и то, как они будут проявляться».

Человек обладает уникальным свойством – способностью к обучению. Причина этого в том, что человек появляется на свет еще не полностью сформировавшимся. Поскольку его генетическая программа строго детерминирована ДНК, он в течение жизни строит себя и развивается на эпигенетическом уровне. Таким образом, Homo sapiens отличается высокой приспособляемостью к условиям и влияниям окружающей среды.

Любой новый опыт, который приобретает ребенок в пренатальный период благодаря чувственному, эмоциональному и умственному восприятию, способствует обогащению нейронов его мозга.

Человек звучащий

Homo vocalis vs. Homo erectus

Почти семь миллионов лет назад на Земле, неподалеку от своих ближайших родичей приматов, появился человек. Homo erectus выпрямился, стал двуногим. Его мозг стремительно развивался, в том числе зона под названием неокортекс – участок коры, отвечающий за речь. Развитие коры закрепило за мозгом роль «дирижера голоса». С тех пор все изменилось, и ни один представитель животного мира отныне не мог сравняться с человеком. Необходимые факторы человеческого голоса – это прямохождение, развитие резонансной коробки голосообразующего органа и опускание гортани в области шеи от первого к пятому шейному позвонку, что и свойственно современному человеку.

Прямохождение способствовало выпрямлению главного элемента – места соединения позвоночника с основанием черепа, или так называемой затылочной кости. Это также одна из характерных особенностей человека, которая приводит к интенсивному развитию определенных областей головного мозга, и в особенности – к развитию речи. Положение шейного отдела позвоночника по отношению к затылочной кости имеет большое значение: угол между первым шейным позвонком и черепом у обезьян составляет 120°, а у человека – 90°, только при таком условии мозг может развиваться.

Удивительный инструмент

Гортань – это одновременно и струнный, и духовой инструмент. Это орган, расположенный между глоткой и трахеей. Он предназначен для голосообразования, так как вмещает в себя две голосовые связки. Гортань окружена настоящими строительными лесами, состоящими из мускулов, мембран и хрящей. Она отличается необыкновенной гибкостью.

Этот вокальный орган получает питание из артерий и вены, обеспечивающих кровоснабжение, своей чувствительностью и подвижностью он обязан нервам, им управляющим, а пластичностью и стремительностью реакций – гармоничной мозговой деятельности, обеспечивающей его индивидуальность. Кроме того, гортань играет главную роль в дыхании и глотании.

У эмбриона с третьей недели внутриутробной жизни уже намечается фаринго-ларингеальный перекрест. На шестой неделе формируются щитовидный, перстневидный хрящи и черпаловидные мышцы. Но к этому моменту перстневидные хрящи и черпаловидные мышцы все еще объединены, как у некоторых млекопитающих. По истечении шести месяцев внутриутробной жизни гортань плода все еще остается такой же, как у шимпанзе. Надгортанный хрящ укорачивается, начинает формироваться голосовое пространство. В течение двух лет после рождения все встает на свои места.

Ухо, этот проводник голоса, – один из первых органов коммуникации, который должен быть сформирован и приведен в действие. К концу третьего месяца беременности, когда плод начинает воспринимать звуки, он входит в мир людей, я бы даже сказал, в новый мир Человека звучащего. Следовательно, именно голос создает первый контакт человека с внешним миром. Однако плод слышит далеко не все. В материнской матке, этом удивительном органе, где он живет, слышны только низкие звуки, так как высокие частоты поглощаются околоплодными водами и не проникают в слуховую вселенную плода.

У младенца гортань расположена гораздо выше, чем у взрослых, на уровне верхних шейных позвонков, как у шимпанзе. Эта особенность позволяет новорожденному одновременно дышать и глотать, то есть сосать. Гортань опускается до пятого шейного позвонка в течение первых двух лет, что позволяет формироваться резонансным полостям – вокальному собору, «пространству голоса». С этого времени маленький человек становится полноправным представителем вида Homo vocalis и может произносить свои первые гласные и первые слова.

Но от чего зависит голос: от хромосом – XX у женщин и ХУ у мужчин – или от гормонов? Это чудесный алхимический сплав двух элементов. В самом деле, как у женщины, так и у мужчины гортань гормонозависима. Она, можно сказать, представляет собой гормональную мишень. Голос мужчины или женщины зависит не только от хромосомы ХУ или XX, но также – и в основном – от половых гормонов. Здесь мы подходим к вопросу о кастратах, но я остановлюсь на нем позже.

У женщин нет адамова яблока, но в период полового созревания у них появляется менструация и голос меняется под воздействием женских гормонов – прогестерона и эстрогена; он становится на 3 ноты ниже, чем у ребенка.

Речевой аппарат

Наши голосовые связки растут, и их структура меняется до наступления полового созревания: в возрасте 3 дней их длина не больше 3 мм, в 2 недели – 4 мм, в 2 месяца – 5 мм, в 5 лет – 7 мм, а к началу периода полового созревания – от 11 до 12 мм. У взрослого человека гормоны стабилизируются, и в результате голосовые связки женщины достигают в длину 17–20 мм, а у мужчин – от 22–27 мм.

Голосовых складок, состоящих из связок и мышц, – две. Они перпендикулярны трахее и располагаются в гортани в виде буквы V, лежащей острием вперед точно на уровне адамова яблока. Здесь V означает не Victoria – «победа», а Vox – «голос», потому что именно голос отличает человека от остального животного мира.

Голосовые складки, важнейшие части гортани, однако, не являются единственными элементами речевого аппарата. Он включает в себя также легкие и рот. Легкие сообщают голосу силу. Выдыхаемый воздух, который легкие посылают в гортань, заставляет вибрировать слизистую оболочку голосовых связок, тогда как рот и губы обуславливают членораздельность речи. Голосовые складки во время вздоха расходятся в стороны, когда легкие наполняются воздухом. Во время выдоха, когда легкие пустеют, они сближаются, и можно издавать звуки – говорить или петь. Острие буквы V – неподвижная часть голосовых связок, а две ветви V смыкаются друг с другом благодаря черпаловидным хрящам, которые и позволяют совершать это движение размыкания-смыкания. Кроме того, голосовые складки смыкаются при глотании, закрывая отверстие трахеи, чтобы в нее не попала пища. При кашле они смыкаются и размыкаются от сильного давления выдыхаемого воздуха. То же происходит, когда мы плачем.

Длина голосовых связок определяет частоту звука. От их напряжения зависит высота голоса, а также его сила. Однако размер голосовых связок – не единственная причина разницы между голосами: здесь также важны генетические особенности и другие физиологические факторы, такие как размер трахеи и резонансных полостей, и в числе прочих – глотки и ротовой полости. И опять-таки, чем просторнее полости, тем ниже и богаче звук и больше в нем обертонов. В голосе, таким образом, отражаются все органы тела. Каждый голос уникален и неповторим, обладает своими особенностями. Он является результатом резонанса звуковых волн со всем телом, прежде всего с костями, но также и с кожей, слизистыми оболочками и различными внутренними органами. Тело – это собор, а гортань – орга?н.

Так же как скрипач нажимает смычком на струну своей скрипки, увеличивая натяжение и изменяя ее длину, чтобы извлечь желаемый звук, так же и связки растягиваются и утончаются, чтобы произвести высокие звуки, и укорачиваются, утолщаются для извлечения низких звуков. Тем не менее напряжение большее или меньшее, необходимое для конкретной частоты, зависит от диаметра самой связки. В этом процессе важна не только длина голосовой связки. Важна эластичность, от которой зависит скорость изменения частот, а значит яркость голоса, к тому же между толщиной связки и напряжением существует тесная связь.

Чтобы извлечь звук из скрипки, нужно провести смычком по струне. Пока не происходит трения, инструмент нем, только контакт вызывает вибрацию. Точно так же две голосовые связки должны обязательно соприкоснуться, чтобы произвести звук. Когда одна из связок парализована в отведенном состоянии, контакта не происходит, звук не возникает. Если же одна связка парализована в срединном положении, то подвижная связка может соприкоснуться с парализованной, и тогда возникнет вибрация. Одна из моих пациенток, лондонская певица, пережив рак груди, поет с парализованной левой связкой. Этот подвиг стал возможным благодаря реабилитационному лечению и ее исключительной вокальной технике.

Напомним, что голосовая связка вибрирует по всей своей длине. Это ее основная физическая характеристика. Поэтому узелки или полипы на связках нарушают их смыкание, но не препятствуют ему, как и передаче голоса, однако они могут создать второй вибрационный узел и изменить голос, добавив несвойственные ему частоты. Голос садится, становится сиплым. Здесь возможны два варианта: если ухудшение вибрации ведет к инвалидности, связку надо оперировать, если же это не беспокоит пациента и его даже устраивает его хриплый голос, который не слабеет и не затухает, связки ни в коем случае не следует трогать. Эту особенность голоса – как почерк, как отпечаток пальца – мы наблюдаем у Гару или Джо Кокера. Но здесь резонансные полости играют основополагающую роль. Чтобы продемонстрировать их важность, двое исследователей поставили довольно неожиданные эксперименты.

В 1840 году в Мюнхене профессор Пелиссон вынул струну из своего фортепиано и закрепил ее на двух гвоздях на стене своей спальни. Он дергал струну, но никакого мало-мальски приличного звука она не издавала. Тогда он проделал небольшое отверстие в стене на уровне струны. Затем в смежной комнате он приложил к стене напротив отверстия резонансную деку и снова стал дергать струну. На этот раз звук получился чистый, была отчетливо слышна фортепианная нота. Это доказывает, что дека – необходимый элемент для передачи звука.

Его коллега поставил такой же опыт, но со скрипичной струной. Он проводил смычком по струне, но звука почти не было, потом подносил скрипку Страдивари декой к смычку – и рождался великолепный звук.

Мы легко распознаём, на каком инструменте сыграна нота ля, – на скрипке или на фортепиано, и происходит это не благодаря самой ноте, а благодаря обертонам, созданным резонансной декой инструмента, которая «окутывает» первоначальную вибрацию и придает ей индивидуальность. Таким образом, от формы музыкального инструмента, текстуры его материала, его внутреннего строения, силовых линий, эластичности зависят индивидуальные свойства возникающего резонанса. И как бы невероятно это ни звучало, вокальные связки человека подобны скрипке Страдивари! Его скрипки уникальны, верхняя дека у них изготовлена из ели, а нижняя – из клена. Расстояние между двумя поверхностями рассчитано с невероятной точностью. По бокам их соединяют так называемые обечайки. Все это вместе создает гармонию и доводит звук до совершенства. Сила резонанса обусловлена тем, что еловая древесина состоит из волокон, которые способствуют распространению вибрации. Голосовые связки содержат аналогичное образование из волокон коллагена и эластина, соединенных между собой молекулами протеогликана, которые играют главную роль в качестве звука, исходящего из гортани. Связки устроены таким образом, что их слизистая оболочка, производящая вибрацию, содержит в своем подслизистом слое элементы, которые обогащают резонанс. Можно сказать, что это самая первая в истории дека – резонансная полость человека.

В человеческом организме резонансные полости имеют ту же самую усиливающую функцию, что и дека скрипки, но это усиление особенное и ни с чем не сравнимое, потому что резонансные полости человека не статичны, а могут менять форму. Они располагаются на четырех уровнях: глоточно-гортанная – над связками, глоточный перешеек – над гортанным конусом, за ним следует ротовая полость и, наконец, носовые полости.

Давайте остановимся и рассмотрим ротовую полость, в которой располагается язык – орган, имеющий важнейшее значение для формирования речи благодаря своим семнадцати мышцам. Язык, это уникальное соединение мускулов, обеспечивает механику формирования гласных звуков и, следовательно, формирование членораздельной речи. Потому что гласные – это основа человеческого голоса. Они образуются за счет изменения длины нашей резонансной полости. Согласные, которые представляют собой неровные шумы с малым количеством обертонов, образуются в резонаторах при выдохе, а не благодаря вибрации голосовых связок. У них может быть различная длительность при говорении, а при пении они всегда краткие.

Передняя часть языка очень подвижна. Его задняя часть зафиксирована (хотя и не совсем), потому что почти вся она крепится к подъязычной кости. В резонансной полости язык – самый подвижный элемент. Он может расширять и сужать тысячью разных способов поток выдыхаемого воздуха, который передает вибрации в пространство резонаторов. Две голосовые связки создают вибрации, которые преобразуются в членораздельную речь и движутся, чтобы «облачиться в голос», до самых врат вокального собора, которым являются губы.

Голос получает силу от дыхания. У взрослого за одну минуту происходит семнадцать вдохов и выдохов. Таким образом, частота дыхания задает ритм голоса. Когда мы говорим или поем, наши вдохи становятся более быстрыми и короткими, они составляет лишь 10 % дыхательного цикла, в то время как фаза выдоха составляет 90 %.

Голос звучит во время выдоха, когда на область под связками оказывается давление. Бо?льшую часть времени выдох пассивен, он становится активным, когда мы начинаем говорить. Тогда он контролируется, управляется, а если этого не происходит, значит, существует дисгармония между вибрацией голосовых связок и дыханием. Это усталость голоса, она часто встречается у преподавателей, особенно у воспитателей детского сада, и может спровоцировать развитие полипов, узелков или кератоза на голосовых связках. Следует непременно прибегать к ортофонии, чтобы вновь научить пациента синхронизировать легочное дыхание с вибрацией связок.

Гортань, расположенная в области шеи, окружена многочисленными мышцами, а сзади граничит с гортанной частью глотки, которая, в свою очередь, граничит с шестью шейными позвонками. Вертикальное положение тела – неотъемлемое условие красивого голоса. Скелет, включающий позвоночный столб, который подразделяется на шейные, грудные и поясничные позвонки, – залог этой вертикальности. Это стержень, к которому прикреплены мышцы, как крепятся к мачте паруса и снасти, и такая конструкция обеспечивает вибрационно-дыхательному процессу максимальную эффективность.

Артроз шейного отдела позвоночника, так же как и разрушение грудных и поясничных позвонков, может повредить голосу. В подобных случаях остеопатия, наименее агрессивный метод терапии, будет незаменима.

Я постоянно говорю своим пациентам, что, если они позаботятся о своих легких, то голос позаботится о себе сам. Этому совету должны следовать те, кто выходит на сцену, но еще не бросили курить; впрочем, это касается всех. Однако в наше время нельзя во всем обвинять только табак. Голос вынужденно сталкивается с последствиями загрязнения окружающей среды, насыщенной аллергенами.

Когда мы говорим или поем, фраза, просодия, мелодия часто требуют коротких вдохов и таких же коротких выдохов. Эти бесконечные движения взад-вперед, во-первых, заставляют нас вдыхать загрязненный воздух, а во-вторых, вызывают обезвоживание связок, что значительно хуже. Таким образом, использование ингаляторов, аэрозолей с их оздоравливающим эффектом должно превратиться в повседневную гигиеническую процедуру для тех, чей голос – это их профессия, а потому они должны заботиться о нем, как спортсмены – о своей физической форме.

Измерение голоса

Новые методы медицинской визуализации в настоящее время позволяют делать съемку всего процесса звукоизвлечения.

Мне повезло, что у меня в кабинете есть несколько таких приборов и часть из них у меня постоянно в работе. Новые технологии позволяют мне в режиме реального времени со скоростью 4000 кадров в секунду наблюдать вибрацию голосовых связок – которая свидетельство существования голоса. Мало какие динамические изображения, научные или клинические, так же хорошо показывают гармонию наших внутренних вибраций во всей их сложности, уязвимости и при этом силе. Это так же просто и красиво, как биение сердца. Когда сталкиваешься с подобным зрелищем, вопросы «почему?» и «как?» отходят на второй план. Но это не мешает нам использовать весь набор единиц измерения, чтобы оценить характеристики этого физического феномена – голоса. Вот главные из них:

1. Высота – высокий или низкий голос: это физический и акустический параметр, измеряемый в герцах; для мужского голоса он равен 150 гц, для женского – 210 гц.

2. Интенсивность – сильный или слабый голос: этот параметр измеряется в децибелах и для нормального голоса находится в пределах 40–50 дБ (двигатель грузовика, к примеру, развивает до 110 дБ, болевой порог начинается со 120 дБ и может привести к баротравматическому отиту и шуму в ушах).

3. Ритм – измеряется в секундах. Он варьируется в зависимости от различных типов пауз, как в музыкальной партитуре. У голоса есть свой двухтактный или трехтактный ритм. Ритм голоса нуждается в паузах даже больше, чем в молчании. В спонтанном сообщении пауза случайна, в подготовленном – просчитана, чтобы придать вес отдельным словам: это риторическая пауза. Пауза может также воздвигнуть невидимый иерархический барьер между говорящим и слушающим.

Властитель наших мыслей

Но самое поразительное – это способность по своему желанию воспроизводить любую частоту, будь то до второй октавы или ля третьей. Каждый раз голосовые связки будут восстанавливать напряжение, длину, требуемую толщину и эластичность и подстраиваться под давление выдыхаемого воздуха, который и будет определять диапазон голоса. И все это происходит естественно, само собой. Какое чудо – человеческий мозг!

Наш мозг уникален по многим причинам: с одной стороны, это перевернутый мир – правое полушарие контролирует левую сторону нашего тела и наоборот; с другой стороны, во всем нашем теле, с головы до ног, защищена самая твердая его составляющая – кости, которые окружены мышцами, зато голова сконструирована наоборот: твердая черепная коробка, словно почти герметичный шлем, защищает вместилище наших мыслей. Под этим шлемом живут в числе прочих двенадцать пар длинных клеток – нервов, ответственных за передачу информации от мозга к органу-рецептору. Они идеально синхронизированы. Например, два нерва под номером 7, отвечающие за мимику, абсолютно симметричны.

В эту механику, по точности не уступающую произведениям великих часовщиков, проскользнул мятежник под номером 10. Он все делает не так, как другие. Он единственный имеет две функции одновременно – моторную (он запускает движение) и сенсорную. Он информирует мозг, что органу-рецептору передалось возбуждение и он начал двигаться. Он единственный не симметричный: этот нерв с правой стороны под номером 10 не такой, как с левой, который является нервным ответвлением, контролирующим голосовую связку. Левая ветвь проходит под дугой аорты и поднимается по шее, в то время как главный нерв продолжает спускаться в глубину нашей брюшной полости, потому что нерв номер 10 – гораздо длиннее, чем другие, хотя и является одной-единственной клеткой. Мимоходом он пронизывает своими нервными волокнами пищевод, желудок, печень и внутренности, а также частично – сердце и легкие. По этой причине ему не так уж легко было придумать название, его местонахождение настолько неопределенно, что его назвали блуждающим, или пневмогастрическим, нервом.

Этот нерв номер 10 в нервной системе – мастер на все руки: это нерв стресса. Он отвечает за желудочно-кишечный тракт, за выработку слюны и желудочного сока.

Вибрация связок пассивна и механистична, а хозяин, управляющий гортанью, эмоциями и гастральным рефлюксом^[8], – это и есть блуждающий нерв. Установлено, что тот же самый нерв поставляет в наш организм информацию хоть и противоречивую (явление агонизма и антагонизма^[9]), но сенсорную и потому уникальную: если этот нерв вывести из строя или вырезать, связка будет парализована и голос исказится. Блуждающий нерв позволяет голосовым связкам сокращаться или расслабляться. Он контролирует их натяжение и длину, держит разомкнутыми во время дыхания и смыкает во время крика, кашля, смеха, плача, рвоты, глотания и речи.

Блуждающий нерв, нерв стресса, контролирует выделение желудочного сока и обостряет гастроэзофагеальный рефлюкс, что негативно влияет на голосовые связки. Простая терапия для лучшего увлажнения голосовых связок, основанная на гигиене питания, растительных ингаляциях на основе тимьяна и розмарина, а также лечение аллергии, которая приобретает все более агрессивные формы, позволили бы профессионалам избежать потери голоса.

Несколько ключевых слов

Для того чтобы голосовой аппарат был здоров, то есть чтобы избежать различных патологий, ухудшения, ослабления голоса или внезапной его потери, нам необходимы одновременно смыкание, вибрация и смазывание голосовых связок. Это три ключевых слова.

Представьте, что голосовые связки – это ваши ладони. Когда вы аплодируете, звук рождается от контакта ваших рук. Если вы поместите на ладонь шарик для пинг-понга и попытаетесь похлопать в ладоши, звука хлопка не будет, появится некий глухой звук. Полип или узелок – это такой же шарик для пинг-понга. Голосовые связки перестают смыкаться, голос ухудшается: ведь вибрация возникает лишь тогда, когда связки смыкаются. Это смыкание может иногда ухудшаться из-за мышечной усталости, которая препятствует соединению связок, – как если бы вы были не в силах хлопнуть в ладоши. От этого недостатка мышечного тонуса голос становится еле слышным. Кроме того, смыкание связок становится невозможным, когда одна из них парализована. Тогда человек говорит только шепотом. Смазка связок, то есть их гидратация, также имеет важнейшее значение. Если вы берете ноту ля первой октавы, также называемую А440, потому что у нее частота 440 Гц, ваши голосовые связки будут вибрировать со скоростью 440 раз в секунду. Представьте, что вы хлопаете в ладоши со скоростью 440 раз в секунду: они так накалились бы, что, наверное, сгорели. То же самое произошло бы со слизистой оболочкой голосовых связок, если бы они постоянно не увлажнялись. Недостаток увлажнения ослабляет голос: он хрипнет, на связках образуется роговая дистрофия, или кератоз, что иногда требует хирургического вмешательства.

Нагрев голосовых связок ведет к инвалидности. Это происходит при гастроэзофагеальном рефлюксе, когда обратный заброс кислоты высушивает глотку и гортань, в которых находятся голосовые связки.

Иногда нарушается только вибрация. Мы наблюдаем это при инфекционном или грибковом ларингите. Это классическая зимняя хрипота.

Независимо от вашего состояния, независимо от причины расстройства вашего голоса, вы неизбежно найдете причину потери голоса в одном из трех ключевых факторов: смыкании, вибрации и увлажнении голосовых связок.

Но причиной других неприятностей с голосом могут быть наши эмоции. Чем более сильную эмоциональную нагрузку испытывает голос, тем больше он подвержен всяческим неприятностям. Часто говорят: «Я потерял голос после этого концерта…», «У меня перехватило дыхание…», «Он мне поперек горла встал…». Известно, что страх может парализовать голос – это хорошо знают артисты.

Тон голоса зависит и от окружающей среды, в равной степени от температуры и влажности. Их изменения влияют на скорость самого звука и особенно на некоторые его обертоны. Оперные певцы, искусство которых зависит от этих факторов как никакое другое, это знают. В пустом зале голос звучит совершенно иначе, нежели в заполненном тремя тысячами зрителей и увлажненном их дыханием. Тот же самый эффект наблюдается, если произносить политическую речь на стадионе, в натопленном или холодном зале: резонанс будет все время разным. Сила отдельных обертонов изменилась. Строители древнегреческих амфитеатров были прекрасно осведомлены о важности «акустической линзы» – вогнутого пространства этих храмов человеческого голоса.

Скорость звука в воздухе при 0 °C составляет 330 м/с. (Для справки: в чистом кислороде эта скорость равна 317 м/с, а в гелии – 1300 м/с. Вот почему, вдохнув пары гелия, вы начинаете говорить пронзительным, гнусавым, с меняющимися обертонами голосом Дональда Дака.) Скорость звука увеличивается с ростом температуры. Это логично, так как повышение температуры – не что иное, как усиление беспорядочного движения молекул, а вибрационное движение само по себе зависит от подвижности молекул. В воздухе молекулы рассеяны. В воде все иначе. Вот почему в жидкой среде скорость звука достигает 1400 м/с. Чем больше влажности в воздухе, тем больше меняются обертоны.

Кроме того, различные параметры – температура, влажность, фоновый шум 15 дБ – значительно изменяют аудиовокальный цикл певца. Его отраженный голос меняется, потому что по-разному поглощается окружающей средой, как и звучание музыкальных инструментов в оркестре. Вот почему музыканты повторно настраивают свои инструменты, когда зал полон, а также в каждом антракте.

Как и в оркестре, певец, актер, адвокат или политик создают вибрационные волны, которые каждую секунду меняются под влиянием различных факторов. Вокальная мощь профессиональных певцов зависит также от отражения звуковой вибрации в зале. Некоторые залы гораздо лучше приспособлены для этого, чем другие. Есть никудышные театральные залы, где звук слишком быстро отражается от стен. Даже диалоги становятся неразборчивыми, если время реверберации составляет меньше секунды. В самом деле, наше ухо нуждается в этом крошечном отрезке времени, чтобы различить две фонемы. К счастью, у нас нет недостатка в храмах человеческого голоса – этих настоящих вибрационных увеличительных стеклах, эллиптические своды которых позволяют усилить обертоны человеческого голоса.

Петь, играть, выступать в суде, произносить речь – все это требует соответствующей вокальной техники. Мастерски владеть певческим или разговорным голосом – это прежде всего хорошо знать свой вокальный инструмент, чтобы поставить его на службу своему эмоциональному миру.

Человеческий голос как инструмент обладает изумительной точностью. Зная и понимая его возможности лучше, в большинстве случаев можно избежать нежелательных травм. Но порой голос подвергается опасностям, от которых человек не всегда может себя оградить. Именно тогда роль отоларинголога и фониатра становится исключительно важной.

Голоса-калеки

Избранное

Я вспоминаю г-на Р., 60 лет, мирового судью, он пришел ко мне с жалобами на усталость голоса. Уже спустя десять минут беседы его голос сел. Он также пожаловался на проблемы со слухом. Пациент красочно показал, в том числе жестами и позой, как он выносит решения в суде. Он наклонился всем телом вперед, задрал вверх подбородок и слегка повернул голову влево, объяснив, что должен принять такое положение, чтобы выслушать адвоката защиты. Я видел, что шея его выгнута, спина испытывает максимальное мышечное напряжение. А наклоняться вперед он вынужден потому, что плохо слышит левым ухом. И уже давно. Такое чрезмерное напряжение мышц шеи приводит к большой мышечной усталости, вплоть до инвалидности, и, следовательно, к деформации мышц вокальных связок. Вот почему ему было трудно говорить больше двух минут подряд. В этом случае дело не в голосе, а в слухе. Слуховой аппарат на левое ухо решил проблему. Ведь слух идет за голосом.

Госпожа Б., известная оперная певица, должна была петь «Травиату», но на репетициях не смогла взять высокие ноты. Она пришла ко мне на консультацию, но даже после тщательной ларингоскопии я не смог поставить ей диагноз. Однако на видео, снятом при помощи фиброскопа со скоростью 4000 кадров в секунду, обнаружилось значительное количество голосовых патологий – гораздо больше, чем при осмотре обычным ларингоскопом – «зеркалом Мануэля Гарсиа». Обычно, если я ничего не нахожу, то не говорю пациентам, что у них все в порядке: я говорю, что не вижу, в чем причина, а это совсем другое дело. Такая откровенность создает атмосферу доверия и оставляет дверь открытой для диалога. Поэтому после двадцатиминутного осмотра певица призналась мне, что, желая избавиться от морщин на шее, она сделала инъекцию ботокса. Но эта инъекция затронула крикотиреоидную мембрану, которая позволяет переключаться на фальцет, и ее высокие ноты частично вышли из строя. Единственное, что ей оставалось, – это смириться и терпеливо ждать. Певице пришлось на месяц отказаться от выступлений.

Греческая певица И. Р. консультировалась у меня по поводу легкой усталости голоса с ослаблением звучания в крайних регистрах, особенно в верхнем. Осмотр выявил узелки на голосовых связках. Ее голос ценится за слегка хрипловатый тембр. Голосовые связки вибрировали в нормальном режиме, смыкание выглядело удовлетворительным. Наблюдалась только некоторая сухость гортани. В ее случае это был всего лишь гастроэзофагеальный рефлюкс, который нужно лечить, а вот от операции лучше воздержаться. Трогать узелки на связках – значит взять на себя риск лишить певицу того, что составляет все очарование ее чувственного, пленительного голоса.

После нескольких месяцев выступлений в мюзикле М. С. сорвала голос. Она не могла больше петь. Обследование обнаружило полип на голосовых связках и сопутствующее кровотечение. Мне пришлось настоять, чтобы импресарио немедленно убрал имя артистки с афиш. Я совсем не был уверен, что сумею восстановить ей голос. Ведь из-за гематомы нарушилась вибрация голосовых связок, а полип мешал их смыканию. Более того, ее переживания спровоцировали гастроэзофагеальный рефлюкс, что вызвало потерю смазки и сухость связок. В этом случае, разумеется, операция была необходима. Восстановить голос для разговора – это одно, а для вокала… Ее ответ показал, какова степень ее доверия ко мне: «Я доверяю вам и знаю, что вы меня вылечите!»

Такое отношение заставляет мобилизовать все силы, и я решился на вмешательство, которое редко имел возможность использовать, – лазерную микрохирургию под микроскопом, когда весь процесс транслируется на экране. Такая операция требует предварительной подготовки. Во-первых, я попросил певицу дать двухнедельный отдых ее гортани – она была сильно воспалена. В это время я лечил ее рефлюкс. Наступил день операции. Она проводилась под общей анестезией замечательной командой, с которой я работаю уже почти 15 лет: это одни и те же анастезиолог, медсестра и ассистент. Мы обнаружили двойной полип: один скрывался в другом. Удаление лазерным методом позволило избежать кровотечения. На голосовой складке я удалил гематому. После операции ей было предписано две недели молчать. Спустя три месяца она вышла на сцену. Конечно, во время операции мне помогла техника, но главное, что доверие М. С. развязало мне руки: я почувствовал себя свободным в выборе средств. Не только опыт, но и нечто необъяснимое, существующее на грани науки и искусства, управляет моими руками, когда я оперирую.

У мэтра С. А., 59 лет, с которым я знаком давным-давно, совсем другая история, но она очень значима для осознания власти голоса и объясняет, что же привело его ко мне на консультацию. «У меня пропадает голос, я больше не могу вести защиту. Меня охватывает страх при одной мысли о том, что мне нужно попросить слова, а я не знаю, смогу ли заговорить. Это не дает мне покоя. Я не способен сосредоточиться на аргументах. Вот уже почти четыре месяца, доктор, мой голос садится все больше. Мне назначили спрей с кортизоном для лечения аллергического ринита, но ничего не помогло. У меня постоянный кашель, иногда он доводит меня до удушья. А с голосом все хуже и хуже, особенно к концу дня, а ночью кашель все сильнее. Я больше не могу выступать в суде. Из-за того что я все время думаю о голосе, я уже не обращаю внимания на то, что говорю. Я больше не способен ни в чем убедить аудиторию. У меня ощущение, будто это говорю не я. В результате вот уже почти месяц я вынужден переносить судебные прения. Мой голос больше не следует за моими мыслями». Я прервал его: «Почему вы говорите о своих мыслях?» – «Позвольте вам объяснить: это мои мысли меня убивают. Они возникают так быстро, что мой голос не поспевает за ними. Мои мысли меня изнуряют, и голос не в состоянии их выразить».

После этой пронзительной исповеди, иногда не слишком внятной, произнесенной сиплым, сорванным голосом и прерываемой приступами кашля, какой же диагноз я мог поставить? Обследование показало, что он не астматик. Тем не менее у него был астмоидный кашель и вдобавок хронический ринит, при котором мокрота скапливалась на задней стенке горла и вызывала першение, что травмировало голос. Словом, ничего особенного, если не считать того, что в промежутках между приемами пищи в области гортани он ощущал кислую отрыжку. Я осмотрел его, и то, что увидел, не показалось мне чем-то серьезным, из-за чего можно было бы так мучиться целых четыре месяца. Голосовые связки были подвижны, и на обеих имелись признаки инфекции. Это был самый обычный микоз! Но не только он. Как микоз смог туда проникнуть? Почему это ощущение постоянного покалывания в горле, характерное для микоза, появилось только два месяца тому назад? Причина была в уже знакомом гастроэзофагеальном рефлюксе, с которым кортизон и антибиотики не могли справиться. Кашель, вызывая сокращение стенок брюшины, усугублял рефлюкс. Мы начали лечить грибок и рефлюкс, но одновременно я выписал мэтру транквилизатор, потому что его по-прежнему преследовал страх. Две недели спустя голос восстановил свою функцию на службе у мыслей и, следовательно, свою способность убеждать, прибегая к средствам риторики.

Мадам Б. С., 32 года, воспитательница в детском саду, внезапно почувствовала резкую боль справа в области шеи со стороны гортани, когда пела с детьми верхние ноты. Она продолжила репетицию, но очень скоро ее голос разом сел и вообще пропал. Занятие пришлось прервать. Разволновавшись, она залилась слезами и подумала, что повредила связки.

Пальпация ее шеи не выявила никакой патологии, никакой особой чувствительности. Зато осмотр ее связок меня поразил. Правая связка, в которой она почувствовала боль, хоть и двигалась нормально, но на ней находилась гематома, или, как мы еще ее называем, субэпителиальное кровоизлияние, то есть под эпителием голосовой связки сформировалась полость, наполненная кровью. Тем не менее голосовая связка вибрировала. Она не была инертна и осталась гибкой. Но эта масса крови изменила ее контур и плотность и нарушила ее равновесие. Что же случилось? Пациентка уточнила, что накануне менструаций ее голос часто ослабевает. Вокальная сила уменьшается, голос не слушается. За четыре-пять дней до месячных она также чувствует тяжесть в ногах.

Мое заключение: пациентка страдает предменструальным вокальным синдромом. При осмотре гортани я обнаружил микроварикоз голосовых связок. В предменструальный период сосуды ослаблены. Покой для связок в сочетании с приемом противовоспалительных и укрепляющих вены препаратов, а также магнезии обеспечил полное выздоровление. Отныне мадам Б. С. должна была десять дней в месяц, за пять дней до начала менструации, систематически проходить соответствующее лечение методом венозного дренажа и препаратами с поливитаминами и минералами.

Л. М. консультировался у меня по поводу своего страха перед сценой. Я бы сказал, что страх, стресс, беспокойство совершенно необходимы для успешного выступления артиста. Но этого эмоционального расстройства страшно боятся музыканты, актеры и все, для кого голос служит рабочим инструментом, – конферансье, преподаватели, адвокаты, политики, дипломаты. Я объяснил Л. М., что выходя на сцену, он должен забыть о себе как о Л. М., чтобы стать артистом, который поет и передает зрителям свои эмоции. Страх исчезнет, побежденный талантом. В некоторых случаях, к счастью, очень редких, необходим прием бета-блокаторов.

Голос Селин Дион танцует. С его тембром и обертонами он такой же феномен на эстраде, как голос Марии Каллас – в опере. Искренность Селин находит отражение в столь же искреннем пении. Она одновременно хрупкая и сильная, полная эмоций и притягательная – и как артистка, и как личность.

Несколько лет назад, когда она начинала свой концертный тур в комплексе «Сизарс-Пэлас» в Лас-Вегасе, у нее возникли трудности с пением. Конечно, имел место легкий фарингит, но осмотр ее гортани не выявил ничего особенного. После обсуждения с Биллом Райли, ее педагогом по вокалу, который сопровождал ее в концертный зал «Колизей», причина трудностей стала ясна. Сцена была сконструирована с легким наклоном в восемь градусов в сторону зала, чтобы артист был виден с дальних рядов. Селин, чтобы приспособиться к этому наклону, вынуждена была наклонять корпус. Сильно подавшись вперед, она ухудшала свою вокальную технику, что впоследствии могло серьезно повредить ее голосу и даже довести его до срыва. Мы помним о чрезвычайной важности вертикального положения корпуса во время пения, не говоря уже о том, как это влияет на качество вокала. По указанию Билла, ее педагога, сцену вернули в горизонтальное положение, и проблема была решена. Селин вновь обрела свой мощный голос на сцене «Колизея», теперь приспособленной для нее. Надо знать, как подойти к голосу, учитывая контекст событий и окружающее пространство, и очень часто это спасает пациента от скальпеля.

К травмам как таковым следует добавить естественные причины, например объективное старение голоса. Иногда оно приходит преждевременно, если человек ведет замкнутый образ жизни и его общение с людьми сходит на нет. В этом случае наблюдается миотрофия голосовых связок. Хрящи гортани теряют гибкость, и тогда возможно развитие артроза. Разговор, общение стимулируют голос и позволяют сохранить его тембр. Кроме того, болезнь, депрессия могут привести к глухоте, а значит, к преждевременному старению голоса. Ведь двусторонний процесс, каким является аудиоголосовая практика, – важнейшее условие сохранения голоса. Зубы также выдают возраст голоса. Рот – это ворота, из которых выходит голос, и он ограничен зубным рядом и губами. Голос пожилого человека, страдающего нехваткой зубов, деформируется и уже не может воспроизводить некоторые фонемы. Губы прилипают к деснам, и язык не может сформировать некоторые согласные. Следует непременно обратиться к стоматологу и в случае необходимости установить импланты.

Чтобы голос был здоров

Вот уже много лет я не устаю напоминать моим пациентам о важности соблюдения гигиенических правил, которые кажутся простыми и банальными, но которыми тем не менее очень часто пренебрегают. Особенно важно их соблюдать перед концертом и вообще перед публичными выступлениями.

1) Разговоры по мобильному телефону очень утомляют голос. Почему? В телефоне нет отраженного звука, а при отсутствии возвратной связи приходится говорить очень громко. Наш голос становится громким, высоким и из-за этого быстрее устает, поэтому надо избегать долгих телефонных разговоров перед любым вокальным выступлением. Каждый сталкивался с подобным, и иногда это портит настроение: те двое разговаривали за соседним столиком и вы их почти не слышали, но стоило одному из них начать говорить по телефону, как вашему спокойствию пришел конец! Увы, барабанную перепонку не прикрыть веками!

2) Избегайте помещений, в которых кондиционер работает слишком сильно, а еще больше – любых резких изменений окружающей среды: слишком горячего воздуха, слишком сухого или слишком влажного. Не совершайте пробежек перед выступлением, поскольку это сушит голосовые связки.

3) Употребляйте здоровую и легкую пищу, чтобы не перегружать органы пищеварения, которым требуется много кислорода. От слишком тяжелой пищи появляется ощущение «камня в желудке», дыхание становится несвежим, возникает отрыжка и давление на пищевод до самой гортани, не говоря уж о функциональном гастроэзофагеальном рефлюксе, способном вывести голос из строя.

При гастроэзофагеальном рефлюксе желудочный сок выбрасывается в верхний отдел пищевода, вызывает его воспаление и обжигает голосовые связки. И если желудок готов принимать очень едкий желудочный сок, который способен переварить съеденную пищу, то пищевод, а тем более связки, к этому не готов. Рефлюкс вызывает воспаление, отеки и даже гранулемы голосовых связок. Гастроэзофагеальный рефлюкс – самая частая причина ларингита. Он вызывает голосовую усталость, першение в горле – как правило, после еды, сухой кашель после долгого телефонного разговора. Рефлюкс является причиной любого хронического кашля, который ошибочно квалифицируют как «невротический». Если вы расстроены, желудок сжимается, его сводит судорога, он выделяет больше соляной кислоты и обостряет рефлюкс так же, как при стрессе. Желудок производит больше желудочного сока, чем это необходимо для переваривания. Рефлюкс становится хроническим и вызывает раздражение, часто вредное для самого желудка и для окружающих органов.

4) Если после выступления, политического митинга, длинной речи или конференции вы сидите с друзьями в ресторане, вам приходится при разговоре повышать голос, чтобы вас услышали. Для этого необходимо, чтобы громкость голоса на 5 дБ превышала уровень шума. А потом мы наблюдаем неприятные последствия. Настоящие гематомы или микрорастяжения мышцы связок у профессионалов голоса очень редко случаются на сцене, но часто после того, как они отпразднуют свой успех. (Это все равно что пробежать марафон и остановиться передохнуть на 15 минут, чтобы потом пробежать стометровку.) Вы неизбежно получите растяжение связок, особенно если пили шампанское, белое или розовое вино. Эти вина сушат голосовые связки.

5) В самолете шум двигателей достигает 70 дБ, и, чтобы вас услышали, нужно говорить с громкостью 75 дБ. Кроме того, из-за низкой влажности воздуха в салоне – всего 3 % – затруднена смазка связок. Голос устает, возникает вероятность появления мелких гематом на слизистой связок. А если вдобавок вы сдобрите свой обед маленькой бутылочкой шампанского, которое еще больше сушит связки, то по прилете вы останетесь вовсе без голоса. Вот почему во время полета или поездки на дальние расстояния я настоятельно рекомендую чаще пить воду, меньше разговаривать и не пить алкоголь, за исключением красного вина.

6) Сон или просто долгое пребывание в сыром натопленном доме или в доме с пересушенным воздухом может сорвать ваше выступление на сцене.

7) Одежда также играет свою роль. Она не должна сдавливать грудную клетку, следует отказаться от рубашек с тесным воротом, исключить всякое давление на диафрагму, не затягивать слишком туго ремни и пояса, отдавая предпочтение подтяжкам!

8) За 2–3 часа до выступления можно поесть, но не слишком обильно. Еда должна состоять из простых продуктов, желательно исключить изделия из сложных углеводов, такие как макароны, некоторые фрукты (манго, папайя, киви) и сухофрукты. Следует также отказаться от наперченного стейка и кассуле^[10]. Чай или кофе в умеренных количествах не нанесут никакого вреда. Нужно часто пить, но – внимание! Речь идет не о том, чтобы заглатывать по поллитра воды за двадцать секунд: это вызовет резкое расширение желудка и как следствие – рефлюкс. Пить надо регулярно, в небольших количествах до и во время выступления. Не возбраняется добавлять к воде энергетические напитки. Например, к половине стакана воды можно добавить полстакана энергетического напитка.

9) Молочные продукты, блюда под соусом, сыры способствуют образованию и сгущению слизи, что вызывает першение в горле и ощущение, будто что-то прилипло к голосовым связкам, которое усиливается при рефлюксе. В результате голос садится через десять минут.

Казеин, этот основной белок молока (его доля в нем достигает 80 %), – главный аллерген, он действует как клей на глоточно-гортанное пространство. На употребление продуктов, содержащих казеин (молоко, сыр, сметану), слизистые оболочки пищевода реагируют выработкой гистамина (вещества, которое вызывает аллергическую реакцию), и слизь густеет. Именно поэтому причиной многочисленных случаев желудочного рефлюкса является предрасположенность к аллергии, поэтому я прописываю двойную дозу антигистаминных препаратов и одновременно антирефлюксных. Я бы хотел добавить, что эта патология встречается все чаще из-за загрязнения атмосферы и что наш порог толерантности в отношении аллергии опускается все ниже и ниже. Сегодня почти каждый второй пациент, приходящий ко мне на прием, страдает аллергией, в то время как двадцать лет назад таких было всего 10 %.

Поведаю вам одну историю. Селин Дион тщательно придерживается этих правил. После рождения двоих близнецов она несколько месяцев не пела и как-то призналась в одном интервью: «Я долго была лишена своих любимых молочных продуктов, поскольку из-за них в горле образуется много слизи, а она – враг моих связок, и какое счастье, что теперь я могу их есть!»

10) Перед выступлением следует избегать белых, розовых вин и шампанского из-за наличия в них (почти во всех) сульфитов. В красном вине их меньше, особенно в бордоских винах, и они не представляют опасности для голоса. Кстати, хотя в большинстве нынешних сортов пива сульфитов нет, оно все равно сушит связки, так как, обладая мочегонным эффектом, выводит много жидкости из организма и вызывает относительное обезвоживание.

Некоторые люди страдают аллергией на сульфиты, или, если говорить точнее, их непереносимостью, вызывающей воспалительную реакцию спустя полчаса после попадания некоторого количества этих веществ в организм. Это может проявляться в виде насморка, чихания, возможны даже головные боли. Примерно у 5 % астматиков и людей с непереносимостью аспирина сульфиты вызывают затрудненность дыхания. Вы должны всегда иметь это в виду, учитывая, что почти 15 % певцов – астматики!

11) Профессионалы сцены – в полном смысле этого слова атлеты. В течение почти двадцати пяти лет я настоятельно рекомендую певцам, актерам, ораторам всех видов заниматься каким-нибудь видом спорта. Он необходим для укрепления мышц живота, а они, в свою очередь, помогают организму выводить агрессивные токсины, образующиеся при стрессе – неизбежном спутнике современной жизни. Особенно полезны виды спорта, в которых задействована работа брюшных мышц и тренируется ритмическое дыхание, например плавание и боевые искусства, сочетающие в себе концентрацию и созерцание. Эти виды спорта способствуют наиболее полному раскрытию вокального потенциала.

12) Необходимо тренировать голос в течение всей жизни во избежание мышечной атрофии связок, а с возрастом – и артроза хряща, к которому крепятся голосовые связки, так называемого перстневидно-черпаловидного хряща.

Голос и его способность обольщать

Эмоции – это тайна

Чтобы проникнуть в тайну чар, которыми обладает человеческий голос, придется до некоторой степени эти чары разрушить. Мы приводим цифры, научные медицинские обоснования и акустические объяснения, но, к великому нашему счастью, существует еще непостижимая вибрация и невыразимое очарование голоса. Владение скрипкой Страдивари и знание секретов ее изготовления сами по себе не создадут волшебство, если вы не Иегуди Менухин и не Айзек Стерн. Важно понять механизм голоса, но раскрыть его тайну обольщения можно только в одной области – в области эмоций.

Красота и обольщение тесно связаны между собой. Фонохирургия – микрохирургия голоса – отличается от микрохирургии других видов. Она затрагивает не только механическое устройство голоса, но и самую глубинную его суть – гармоническую вибрацию. Это эмоциональная микрохирургия. Некоторые из моих пациентов, профессионалы голоса (преподаватели, адвокаты, журналисты, певцы или актеры), говорят о своем рабочем инструменте как о механизме, который надо «перенастроить», «наладить». Сама жизнь ковала их голоса: надтреснутые, сорванные, хриплые, они формируют индивидуальность, которая, непрерывно развиваясь, меняется со временем вместе с их эмоциональным миром.

Голос, оказывается, обладает пленительной силой. Для него не существует канонов красоты. Не существует титула мистер Аполлон голоса или мисс Венера голоса, и нет никакого смысла на него претендовать!

Не важно, принадлежит голос мужчине или женщине. Его тембр, музыкальность, его обертоны являются неотъемлемой частью его личности. Пленять голосом – значит создать излучение, которое идет изнутри и вызывает у другого волнение, утешает его, ободряет или возбуждает.

Сводить человеческий голос, его чары, его индивидуальность к генам, ответственным за речь, к нейромедиаторам, устройству голосового аппарата, центрам Брока или Вернике – то же самое, что описывать картину и ее краски, перечисляя длину волн красного, зеленого или синего цвета и не чувствуя гармонии произведения. Другими словами, когда Роден лепит своего «Мыслителя», а Микеланджело отсекает от глыбы мрамора все лишнее, чтобы «высвободить» Моисея, их можно назвать – на этом этапе – превосходными мастерами. Тогда как творчество, в прямом смысле этого слова, – это нечто принципиально новое, не существовавшее прежде, не поддающееся повторению, в отличие от науки.

Что касается голоса, то если для исполнения роли в «Мещанине во дворянстве» Мольера или в «Травиате» Верди от артиста требуются определенные физические данные и особая вокальная техника, это не значит, что здесь нет места творчеству, чему-то невыразимому, действующему на воображение и, может быть, божественному: недаром существует слово «дива»^[11].

Можно проанализировать сонату Бетховена как физический феномен, изучив его звуковые колебания. Можно также проанализировать его воздействие на человека с химической, физиологической, психологической точки зрения, наблюдая за импульсами его мозга благодаря существующим сегодня методам. И пусть наука способна препарировать сонату Бетховена, мы любим ее не за научные характеристики. Важно только волшебство ее музыкальных фраз. Это уже не относится к сфере компетенции науки. Точно так же мы можем объяснить процессы образования звезд и Солнца, но, когда созерцаем Млечный Путь, нами овладевает какое-то неведомое чувство, что-то проникает в нас, ведет нас – нечто такое, что ускользает от научного наблюдения, и это прекрасно: чистая эмоция, вибрация хранит свою тайну.

Обольщение – это всегда эмоция

Притягательный голос должен звучать как музыка; в его мелодии и словах слушатель должен найти подсказку, намек на то, что может его ободрить: так одно звено музыкальной секвенции дает нам ключ к следующему, и мы попадаем в мир, где всё нам знакомо. Однако при малейшей фальшивой ноте все рушится, и очарование исчезает. Если голос в речи повышается, это крещендо должно нарастать постепенно, без неожиданных и резких нот, которые могут нарушить атмосферу. Точно так же постепенно уменьшая силу звука, голос должен следовать обертонам, связанным между собой, без резкого разрыва между двумя частотами. Чтобы возникло сопереживание и доверие, необходимо, чтобы объект обольщения подсознательно предугадывал то, что соблазнитель собирается сказать. Это справедливо также и для голосов политиков и руководителей, транслируемых в средствах массовой информации.

В ситуации обольщения два голоса обмениваются звучанием, соблазняя друг друга, а иногда и наделяя друг друга эротическими интонациями. Это обольщение голосом неизбежно осуществляется через акустику, даже если на самом деле между ними нет никакого прямого контакта, как в случае с СМС-сообщением или голосом на автоответчике.

Некоторые влюбляются в голос. Ко мне обращались с просьбой сделать им такой же голос, как у Дельфин Сейриг или Маши Беранже, словно из рекламы по радио, – завораживающий и чувственный. Другие пациенты хотят сменить свой голос на более низкий или более высокий: по-видимому, тот, что есть, стал для них невыносим. За этими желаниями редко стоят серьезные причины, за исключением случаев битонального («раздвоенного») голоса или действительно раздражающего, похожего на звук трещотки. Как фонохирург я могу пытаться улучшить голос, гармонизировать его с телом, в которое он заключен. Большинство подобных пациентов чувствуют себя с таким голосом не в своей тарелке. Но я лишь скрипичный мастер, ремонтирующий вокальный инструмент, а истинные его творцы – они сами.

Обольщение голосом – это обольщение чувственностью, иногда эротизмом, но всегда эмоцией. На первом любовном свидании голос, как и мы сами, часто испытывает стресс: речь становится торопливой, иногда сжимается горло. Пульс учащается, руки увлажняются. Так реагирует наш рептильный мозг. Он освобождает крошечные молекулы гормонов – таких, как адреналин, допамин и окситоцин. Это ведет к увеличению частоты сердечных сокращений.

Берегись гориллы!^[12]

Сексуальный голос заимствует свои свойства из обоих полушариев мозга (правое отвечает за эмоциональную сферу, левое – за рациональную); у лимбической системы, отвечающей за эмоции вместе с гиппокампом, особенным образом участвующим в механизмах различения и восприятия голоса; у нашего древнего рептильного мозга, который контролирует импульсы; и, наконец, у гормонов.

В природе самец гориллы испускает крики и выпячивает грудь, показывая, что он доминантный самец; лев ревет, чтобы напугать соперников. А что делает человек? Надо ли искать связь между физической силой и голосом?

Некоторые признаки голоса позволяют в большинстве случаев оценить физическую силу индивида. Примерно так же можно сделать предположение о телосложении человека, слыша его голос по телефону.

Впечатляющее исследование, проведенное в Калифорнии Аароном Селлом из Университета Гриффита (Австралия), показывает: после прохождения испытания на мышечную силу, проведенного среди двухсот добровольцев из разных стран – американцев, боливийцев, аргентинцев, румын и т. д., им предложили произнести простую фразу на своем родном языке и записали их голоса. На родном языке голос звучит естественно, это действительно их настоящий голос, не измененный акцентом или искусственными интонациями.

Эти записи дали прослушать американским студенткам, которых попросили определить по шкале от 1 до 7 физическую силу каждого участника эксперимента. Результат был однозначным: независимо от того, поняли студентки сказанное или нет, все они ясно представили себе телосложение испытуемого только по звучанию его голоса, – так же ясно, как если бы им показали фотографии.

Аарон Селл объясняет этот результат как своего рода наследство наших дальних предков. Несомненно, было время, когда для людей было жизненно важным определить на расстоянии и в ночное время рост потенциального противника только по звуку его голоса. Мышечная масса этих людей, зависящая от секреции главных мужских гормонов, безусловно оказывает влияние на тембр голоса, который становится тем ниже, чем больше мышечная масса. В обряде ухаживания голос является почти безошибочным источником информации.

Послушаем брачные призывы оленей осенью: чем ниже звук, тем больше он привлекает самок. Это происходит из-за давления гормона тестостерона, который утолщает голосовые связки самца и порождает звук с низкими обертонами, что воспринимается самкой как знак его силы. Человек, млекопитающее с рептильным мозгом, не ревет как олень, но его голос дает информацию о его конституции. Например, певец-баритон – необязательно здоровенный детина, но, как правило, это относительно высокий мужчина, чаще всего крепкого телосложения, с довольно длинной шеей.

Мужчины и женщины, занимающиеся бодибилдингом и принимающие стероидные добавки и производные мужских гормонов, неизбежно замечают изменения в голосе. Голосовые связки относятся к тому же виду поперечнополосатых мышц, что и бицепсы; они напрямую зависят от мужских гормонов, которые увеличивают их размер и делают голос более низким. Вспоминаются женщины-атлетки из восточноевропейских стран в прежние времена: из-за того что они принимали стероидные гормоны, у них был мужеподобный вид и мускулатура, которая не столько восхищала, сколько ошеломляла. Их голоса становились совершенно мужскими. Меня приглашали к некоторым таким атлеткам оперировать голосовые связки методом лазерной микрохирургии, чтобы вернуть им женский голос. Это вмешательство состоит в том, чтобы просто уменьшить толщину голосовых связок, а иногда и длину (такая же операция проводится с транссексуалами).

Но если связь между тестостероном, мускулатурой и тембром голоса совершенно очевидна, в реальности все немного сложнее. Низкий хриплый голос не всегда сопутствует атлетическому телосложению. Исходя из своего опыта, Аарон Селл не нашел полной корреляции между низким голосом и мышечной силой.

Выразительность низких нот зависит от присутствия высоких. Красота бриллианта часто зависит от оправы, в которую он заключен; точно так же низкий голос без сопровождения звуков высокой частоты, придающих ему особую ценность, теряет силу обольщения.

Известно, что голос связан с тайной, потому что он сам и выдает наши эмоции, и несколько прозвучавших ноток раскрывают то, что мы прячем в глубине души.

Низкий голос настраивает в резонанс все тело. Тестостерон, этот необходимый для либидо гормон, делает голос более низким, и, без сомнения, из-за этого воздействие голоса при обольщении мужчин и женщин является решающим. Дон Жуана всегда исполняет баритон, его мужественный голос воплощает образ соблазнителя, сердцееда, но также несет в себе угрозу гибели. В женских ролях – например в роли роковой женщины – низкие ноты часто добавляют голосу эротические вибрации.

Исследование Роберта Э. Джонстона, опубликованное в 2001 году, показывает, что привлекательность низких голосов в глазах женщин зависит также от менструального цикла. В 2005 году доктор Путс записал на пленку мужчин с ярко выраженными низкими голосами и мужчин с высокими голосами, которые специально понижали звучание своего голоса. Результаты оказались неожиданными: женщины выбирали мужчин с природным низким голосом для серьезных отношений; мужчин с поддельными голосами они выбирали в середине менструального цикла (в период овуляции) – для кратковременных отношений. Значит, ухо слышит не только основой звук, низкий или высокий, но также определяет и обертоны, а тут уж обмануть невозможно!

В 2003 году Сара Коллинз и Кэролайн Миссинг изучали механизм обольщения мужчины женским голосом. Мужчинам от 18 до 30 лет дали прослушать голоса женщин того же возрастного диапазона и предложили выбрать понравившиеся. Чем моложе был голос женщины, тем чаще его выбирали.

Так что, по-видимому, обольщение голосом напрямую связано с фертильностью, независимо от пола. Можно было бы предположить, что мужчины-тенора привлекают женщин своим высоким голосом, а колоратурное сопрано – очень высокий голос – высоко ценится с точки зрения обольщения мужчин. Однако это не так! Мужчин и женщин привлекают низкие тона: значит, побеждает тестостерон!

Мы знаем, что обольстительная сила голоса зависит от тестостерона. Действительно, для поддержания сексуального желания необходимо, чтобы концентрация тестостерона в крови была не ниже 150 мг у женщин, и 250 мг – у мужчин. Предшественником этого гормона является феромон – «гормон желания».

Возьмем в качестве примера обряд ухаживания у птиц. Певчая особь – почти всегда самец. Исследователи поставили опыт с зебровой амадиной. После того как самке сделали инъекцию тестостерона, она начала петь. Но Роберт Эгейт пошел дальше. В ходе исследований, проведенных в Калифорнийском университете, он заметил, что у некоторых птиц правая половина тела – как у самцов, а левая – как у самок. С одной стороны у них есть тестикулы, с другой – яичники. То есть они самцы и самки одновременно, иначе говоря – псевдогермафродиты. Их способность петь более развита, чем у других птиц, их голос отличается более широким регистром, чем у «простых» самцов. Правое полушарие их мозга развито больше левого: оно соответствует мужской стороне тела. Это наблюдение подтверждает важную роль гормонов у певчих птиц. Такая зебровая амадина стала бы Фаринелли в птичьем мире…

Хорошие вибрации…

У людей процесс ухаживания необязательно ведет к совокуплению и размножению, но это всегда некая форма удовольствия, предвкушение экстаза. Соблазнять – значит иметь объект соблазнения, желать соблазнить, но это также означает, что объект желает быть соблазненным. В этом сигнале «передача – прием» транслятором является голос. Он сам по себе с его вибрациями – прекрасный соблазнитель. Эти вибрации включают и приводят в действие определенные стимулы – феромоны, выделяемые половыми гормонами.

Эмоции, обольщение и гормоны связаны между собой. Вегетативная реакция нашего рептильного и лимбического мозга запускает секрецию гормонов в гипоталамусе. Это поразительная алхимия: вибрации голоса достаточно, чтобы вызвать бушующую волну разнообразных чувств – восхищение его красотой и искушение, эротизм и восторг.

Голос человека, его собственная музыка – это отражение его жизни, точнее, жизней: его прошлого, страданий и радостей. Обольстительный голос отвечает нескольким критериям. Некоторыми отзвуками вибрации он напоминает о пережитых впечатлениях, связанных с источником удовольствия и благополучия. Таким образом, воспоминание о музыке материнского голоса всю жизнь будет главным критерием. Точно так же, как мелодия, которую рядом кто-то напевает, включает наши зеркальные нейроны.

По телефону можно услышать улыбку, которая формируется в ротовой резонансной полости. Когда мы говорим сочувственно или улыбаясь, наши скуловые мышцы напрягаются, голосовые связки сокращаются, губы растягиваются, а брови раздвигаются. Если мы говорим с сарказмом, голос становится почти полностью носовым, тональность понижается, губы утолщаются, брови поднимаются «домиком». Голос ребенка слаб, к нему надо просто прислушиваться. Грустный голос отличается приглушенным тембром, он медлительный, низкий, почти без модуляций, а то и вовсе надтреснутый и жалобный. Голос, выражающий удивление, отличается многочисленными обертонами. В скучающем голосе паузы между словами искусственные, тембр фальшивый. Существуют голоса с противоположным эффектом – не пленяющие, а отталкивающие. Они способны вызвать неприязнь и даже отвращение. Это заискивающие голоса с их нарочитой томностью и натужными вывертами. Гневный голос взлетает до высоких нот. Голос нищего рассчитан на вполне конкретный эффект: его смиренные, просительные интонации должны вызвать у других чувство вины или сострадания – поэтому его голос звучит вяло и слабо. И наконец, прерывистый голос, окрашенный огорчением или разочарованием, произносящий три слога в секунду вместо обычных восьми, звучит в повседневных разговорах. Паузы в них многочисленны и невыразительны. Что касается сексуального голоса, то узнать его можно среди тысячи других: он влажный, нежный, у него более низкое звучание и более замедленный ритм, чувственные паузы, заставляющие собеседника замирать в ожидании следующего слова.

Каждый из этих голосов обладает властью. Например, смех заражает других благодаря зеркальным нейронам. Чувственный голос усиливает либидо и выработку окситоцина, грустный голос понижает уровень феромонов и увеличивает секрецию пролактина. Парадоксально, но слишком низкий голос воспринимается как агрессивный, тогда как умеренно высокий – как дружелюбный и сочувственный. Разве не это мы видим в опере: тенор – всегда герой, а бас – злодей?

Чувственность голоса часто основывается на неравномерных вибрациях. Помните, как Лорелея, героиня легенд Германии, околдовывала людей своим голосом, доводя их до погибели? Как сирены увлекали за собой моряков чарующим пением? Как античные трибуны гипнотизировали толпу, передавая ей вибрацию своего голоса? Как Сирано под балконом Роксаны очаровывал ее своим гармоничным голосом, звучавшим как музыка? Однако завораживающий голос Сирано де Бержерака – совсем не голос Дон Жуана. Донжуановский вокал – это только приманка, потому что голос не может лгать долго. Это зеркало души, и оно неизбежно раскрывает личность. Словно яркий солнечный свет, голос, пройдя через призму личности, сияет всеми цветами радуги, но у каждого они имеют свои оттенки.

В каждом голосе живет его история

С возрастом голоса одних людей звучат более спокойно, доверительно и становятся гораздо привлекательнее. Другим, наоборот, со временем требуется помощь педагога по вокалу, логопеда или ларинголога, чтобы вернуть голосу первоначальную красоту и очарование.

Голос – это вибрационный щит, которым заслоняются от внешней агрессии. Он может получить травмы и шрамы, которые иногда придают голосу очарование.

Но иногда он ухудшается: становится хриплым, металлическим, монотонным, сиплым или потухшим – и перестает внушать доверие.

Поскольку совершенного голоса не существует, очень часто именно вокальное несовершенство голоса оборачивается обольщением, шармом, красотой и привлекательностью.

Я слушаю Луи Армстронга: в его голосе, хриплом, грубом, травмированном, я слышу его тоску, его прошлое, его стойкость, а также историю его семьи, страдания его народа, обращенного в рабство. С медицинской точки зрения его голос далек от нормы, но что считать нормой? Не думаю, что можно говорить о «нормальном голосе». Можно говорить о естественном, особенном, необычном голосе. О патологии можно говорить в том случае, если сам пациент не признает свой голос, воспринимает его как надтреснутый, травмированный, искаженный. Я уже сказал, что голос отражает нашу индивидуальность. Соблазнительность, очарование, красота голоса вызывают у слушателя целую гамму эмоций.

У меня было несколько случаев, когда я отговаривал пациента или пациентку от операции, если считал, что его голос звучит естественно и гармонирует с его внешним обликом. К операции можно прибегать лишь тогда, когда голос сильно дисгармонирует с человеком или когда человек сам чувствует этот разлад. Очень интересна в связи с этим история одной женщины – адвоката по уголовным делам, у которой был отек связок и очень низкий, но женственный голос. Ее жизнь по большей части протекала в тюремных помещениях. Она защищала бандитов с большой дороги. В ее голосе была невероятная притягательность, а его тембр – что-то среднее между Арлетти и Симоной Синьоре – придавал ей яркую индивидуальность. Она хотела изменить свой голос, чтобы нравиться своему «парню», как она его называла. Я отказался ее оперировать, а мой коллега согласился. Результат операции был более чем удовлетворительным: голос стал высоким и звучал превосходно. Но, как это ни парадоксально, он потерял свой шарм и чувственность. И теперь эта адвокатесса горько сожалела, что настояла на операции: ее друг бросил ее, потому что перестал узнавать, она ведь изменила «лицо голоса». Эта история показывает важность нашего уникального «голосового портрета». Адвокатесса сделала ужасное признание: «Я не узнаю своего голоса, когда я мечтаю, я мечтаю прежним, настоящим голосом, а когда я говорю, мне кажется, что говорит кто-то другой, и я проигрываю все процессы. Я стала шизофреничкой на почве голоса!»

Чары прошлого

Голос и музыка – явления универсальные, они существуют во всех культурах. Их сила, их власть, безусловно, связаны между собой: музыка и голос стимулируют наше существование. Ритм музыки и ритм голоса – это важнейшая составляющая власти, которую они имеют над нами.

Когда мы слышим четкий ритм, наши ноги, независимо от нашего сознания, начинают отбивать такт. Мы включаемся в этот ритм за несколько долей секунды. Если он меняется, мы мгновенно адаптируемся к новому ритму. Это особое восприятие ритма свойственно Homo sapiens, а также, после некоторого обучения, дельфинам и попугаям. Власть голоса во многом обусловлена ритмом: акустика действительно связана с движением, которое регулируется нейронными группировками моторной коры. В болезни Паркинсона этот эффект ритмичности хорошо известен: сеансы физиотерапии, во время которых пациенты шагают и поют под ритмичную музыку их детства, значительно ускоряют их реадаптацию.

Но почему же музыка, услышанная в детстве, имеет такое влияние на нейронную сеть больного? Истина заключается в том, что ностальгия заставляет нас чувствовать связь с другими людьми и сопереживать. Власть голоса, соединенного с музыкой, оказывает воздействие абсолютно на всех. Это воздействие связано с тем отрезком времени, которое оно вызывает в памяти: приятные места и счастливые моменты из прошлого, слегка потускневшие подростковые воспоминания.

Напоминание о конкретном периоде жизни человека позволяет ему легко перенестись в былое и подпасть под его очарование. Вы приглашаете в ресторан того, кто вам нравится, ваш голос звучит томно и чувственно, вы позаботились о том, чтобы там звучала негромкая музыка, которая напомнит вашему гостю период его жизни между 13 и 25 годами. Чары действуют, вы оба очарованы и испытываете удовольствие. Все преображается: еда, атмосфера, беседа. Гармонически соединяются дружеские чувства и влечение, собеседник слышит в вашем голосе симпатию, чуткость и интимность. Как объяснить эту модель поведения с научной точки зрения? Это стало предметом исследований Дэвида Харона, профессора Университета Огайо: когда испытуемых от 40 до 90 лет просили рассказать о прошлом, более 80 % их воспоминаний относились к возрасту 13–22 лет.

Научный ответ содержит много аспектов. Когда человек принимает ухаживания со стороны партнера, когда на него действует магия его голоса и обостряется чувственность, начинается выработка гормона окситоцина, который влияет на нашу память и социальное поведение. Достаточно побыть под властью музыки своей юности десять секунд (время, необходимое для действия окситоцина) и услышать нежные слова, как в организме повышается уровень окситоцина. Секреция его меняется на протяжении всей жизни. Мы не будем удивлены, узнав, что активнее всего он вырабатывается в возрасте между 12 и 22 годами. Это период сексуальных желаний и перехода от подросткового возраста к взрослой жизни. Окситоцин играет большую роль в общественной и личной жизни и в стремлении желать. Голос другого человека, ассоциирующийся с музыкой, которая вызвала ностальгию, вызывает выработку окситоцина и у мужчин, и у женщин.

Харизма

А как же харизма, неужели все дело только в окситоцине?

Когда мы говорим о харизме, власть голоса снова невозможно подвергать строгому научному анализу и она становится одной из невыразимых загадок обольщения. И разгадать ее под силу лишь поэтам или великим писателям. Как блестяще написал Барбе д’Оревильи^[13]: «Голос – это золотой резец, коим мы ваяем свои помыслы, запечатлевая их в душах тех, кто нас слушает, и оставляя в них неизгладимый след». Лучше не скажешь!

Харизматичный голос – это голос, который продолжает звучать еще долго после того, как были произнесены последние слова, подобно тому как педаль форте заставляет звучать аккорд и последнюю ноту.

«Важно не то, что? вы говорите, а как это понимают другие» – вот главное правило харизматичного голоса. Энергия, внутренняя сила, правильность поставленной задачи, верный взгляд на свою жизнь – вот источник харизмы. Как подчеркивает Жан-Люк Монсепе^[14], харизма помогает человеку светить собственным светом. То, чем он вдохновляет других, – своей речью, эмпатией, желанием давать, ничего не требуя взамен. Это и есть ключ к харизме.

Но я глубоко убежден, что харизма, этот божественный дар, магия личности, непостижимая власть, таится в каждом из нас. Вспомним замечательные слова из книги Марианны Уильямсон^[15]: «Если я могу быть блестящим, чудесным, талантливым и необыкновенным, то почему и вы не можете быть такими?»

2
Голос власти

Марс атакует

В воскресенье 30 октября 1938 года в 20 часов голос диктора объявил: «Cи-би-эс и ее радиостанции представляют: Орсон Уэллс и его “Война миров” по роману Герберта Уэллса, прямая трансляция из “Меркури-театра”».

К немалому удивлению, дирекцию компании, которая выделила для передачи прайм-тайм, Орсон Уэллс попросил совместить ее с танцевальным вечером по случаю Хеллоуина. Большинство слушателей переходили на волну вещания Си-би-эс только начиная с 20 часов 15 минут. До 20:12 они слушали популярную программу с чревовещателем Эдгаром Бергеном и его марионеткой Чарли Маккарти на канале Эн-би-си. Орсон Уэллс прекрасно понимал, что публика не услышит объявления о передаче и попадет в «Войну миров» неподготовленной. И вот, когда в разгар вечера шла прямая трансляция из Меридиан-холла и играл оркестр Рамона Ракелло, музыка внезапно прервалась срочным сообщением о том, что профессор Фарелл из чикагской обсерватории Маунт-Дженнингс обнаружил вспышки на планете Марс. Мы знаем, что было потом: мистификация сработала блестяще. Орсон Уэллс пошел дальше в своей адаптации романа: он осовременил его, введя в эфир прямой репортаж. Его текст написан как информационный бюллетень, а не как очередная литературная хроника.

Сценарий был тщательно продуман: рассказ прервал плавное течение музыки, а не наоборот. В эфире по воле Уэллса воцарилась напряженная тишина, он как бы призвал слушателей в свидетели происходящего, и они охотно попались на крючок. Он говорил мрачным, обреченным тоном, низким завораживающим голосом, с совершенно несвойственным ему спокойствием. Атмосфера таинственности еще более сгущалась благодаря его особому тембру, публику объял страх.

Этот вечер вошел в историю и стал легендой. На следующее утро на первых полосах газет подробно описывались сцены паники и массовых беспорядков по всей территории Соединенных Штатов. Поддавшись всеобщей истерии, некоторые очевидцы даже утверждали, будто чувствуют запах марсианского газа и жар от лучей, которые испускает их оружие.

С помощью каких приемов Орсон Уэллс сумел сделать свою мистификацию настолько правдоподобной?

Прежде всего он изменил голос: его тон, речь и уверенность разительно отличались от манеры прежних выступлений в радиоэфире, как правило, бесцветных и невыразительных. В тот вечер он попал точно в цель, превзойдя самого себя и свои самые смелые надежды. Напомню, что Уэллсу было всего 23 года, когда он сотворил эту радиомистификацию, этот, можно сказать, звуковой мираж. Орсон Уэллс родился 6 мая 1915 года в городе Кеноша, штат Висконсин. Его детство проходило в атмосфере кукольного театра, среди коробок с театральным гримом и инструментарием фокусника: три этих алхимических ингредиента образуют в будущем герб Орсона Уэллса. В 10 лет этот будущий иллюзионист голоса, загримированный под старика, играл короля Лира. В 17 лет он дебютировал на сцене в Дублине. В 20 лет он переехал в Нью-Йорк и организовал «Меркури-театр», который потерпел провал. Чтобы как-то заработать, Уэллс согласился поработать для Си-би-эс. Корпорация заказала ему серию часовых радиопьес для воскресных вечерних эфиров. Прошел месяц, ситуация казалась катастрофической, слушателей не было. И вот тогда он предложил провести вечером накануне Хеллоуина трансляцию его радиопостановки романа «Война миров». За одну ночь Уэллс стал мировой знаменитостью и перед ним открылись двери Голливуда: в 1941 году он снял «Гражданина Кейна».

Последствия того вечера не были бы такими впечатляющими, если бы время от времени повествование не прерывалось выступлениями «ученых экспертов», наперебой комментировавших события, описанные в «репортаже», и подтвердивших версию о «марсианском вторжении». Чтобы ложь выглядела убедительной, нужна некоторая доля правды, научное обоснование и искренний голос – убедительный и серьезный. 30 октября 1938 года Орсон Уэллс, обратившись к опыту фокусников своего детства, стал маэстро голосовой иллюзии.

Власть голоса, прозвучавшего по радио, оказалась так сильна, что породила феномен под названием «слухи», она сумела вызвать коллективный страх и заставить весь мир задаться вопросом: где же проходит граница между вымыслом и реальностью? И если вымысел превосходит реальность, люди охотнее поверят вымыслу.

Король заикается

Широкая общественность только в 2010 году узнала о заикании английского короля Георга V благодаря замечательному фильму «Король говорит». Это история о принце Альберте, который страдал заиканием и никогда не помышлял о троне. Бремя власти предназначалось его старшему брату, королю Эдуарду VIII. Но тот отрекся от престола в 1936 году, чтобы жениться на разведенной американке Уоллис Симпсон. Так в 1937 году Берти стал Георгом VI. Отныне заикание стало не его личным делом, а государственным. Он должен был научиться говорить так, чтобы в голосе не было и тени нерешительности. Голос властителя, коим он должен отдавать приказы, не может быть слабым, а тем более вызывать насмешки. Принц Альберт с восьмилетнего возраста страдал от этого недостатка, который с годами только усугублялся, а потому боялся появляться на публике. Его речь в 29-летнем возрасте на закрытии выставки Британской империи в Уэмбли 31 октября 1925 года стала тяжелым испытанием для него и мучением для публики. Этот болезненный опыт заставил его обратиться за помощью к Лайонелу Логу, австралийскому логопеду, который впоследствии был рядом с ним всю жизнь. Лог был убежден, и совершенно справедливо, что этот дефект речи можно исправить.

До сих пор радио почти не играло никакой роли в функционировании власти. В течение тысячелетий короли, императоры, фараоны не нуждались в голосе для укрепления своей символической роли в обществе. Они наслаждались властью, доставшейся по наследству, а не полученной от народа, властью, связующей их с Богом, чьей милостью они повелевали своими подданными. Их сила выражалась в образах: парадный портрет, подпись и печать под указом, профиль, выбитый на монете… Немая картина, оставлявшая место для тайны. Если в IX веке Людовик II мог быть королем и при этом заикой, то в XX веке такое уже не представлялось возможным. Особенно в случае с Георгом VI, которому противостоял слишком грозный противник – Адольф Гитлер с его оргазмическими воплями. Фюреру было достаточно просто лаять, чтобы превратить всех своих слушателей в свору бешеных собак. Отдельных людей больше не существовало. Гитлер манипулировал властью своего голоса так же блестяще, как в 20-е годы, когда забирался на стол в пивной, или позже, на стадионах с микрофоном в руке, гипнотизируя тысячи людей.

Мы видим, какая трудная задача стояла перед Георгом VI. Британский правитель не испытывал недостатка ни в отваге, ни в точных словах; ему не хватало только ясной речи с ее плавностью и ритмом – главными элементами, необходимыми при выступлении по радио. Благодаря совместным усилиям Лайонела Лога и его пациента произошло чудо. Георг VI произнес речь голосом, который мог показаться слишком медленным, иногда разбивающим слова на отдельные слоги, но который в конечном счете соответствовал драматическому характеру событий. Он, что называется, «поспешал медленно» и, как каждый заика, искусно использовал паузы. Англия вступила в войну, а он сумел быть убедительным в своих речах – ценой жестокой борьбы с самим собой. Только он один знал, какой она была изнурительной. Он в мучениях лепил свой голос, словно глиняный сосуд, и слова в его речи секунда за секундой обретали нужную форму. Случилось чудо. История человеческого голоса полна таких чудес.

Когда я слушаю Георга VI, его паузы, его суховатый голос и слишком короткое дыхание, я также слышу его страхи и надежды, его упорство и терпение, его победу над самим собой. Благодаря игре зеркальных нейронов этот голос будит во мне не только мои собственные страхи, но и мои надежды. Этот голос становится моим, а я становлюсь частью голоса монарха, я готов слепо идти за этим верховным главнокомандующим.

Эмоциональный усилитель

Со временем я как фониатр не мог не заинтересоваться голосами тех, кто нами руководит, и попытался выявить их особенности. Я отложил стетоскоп в сторону и погрузился в архивы Национального института аудио– и видеозаписей (INA), который любезно предоставил их в мое распоряжение. Закрыв глаза, я прослушал немало речей разных политиков – прошлых и ныне действующих. Кроме того, я внимательно просмотрел предвыборные теледебаты, «прощупывая» голоса и вслушиваясь в их оттенки, особенно у победившего кандидата – того, чей голос должен был в скором будущем нами править. Я объединил все полученные данные – и рациональный аспект, и духовный, и импульсы, и эмоциональную сферу. А то, что я называю «жестикуляцией голоса», просто заворожило меня, ведь тело тоже имеет свой язык!

Но прежде чем сделать выводы из этого методического прослушивания, я хотел бы добавить несколько совершенно необходимых замечаний.

На митингах политик обращается к толпе, а на экране – к каждому из нас. Телевидение – это мощнейший эмоциональный усилитель. На экран одинаково легко попадают и искренний человек, и обманщик. Но если телекамера обнаружит обманщика, она немедленно вынесет ему приговор. Взгляд, движение бровей, плеча или руки всегда выдадут то, что скрыто, и фейерверк красноречия тут не поможет. Одного обольщения недостаточно, необходимо иметь какую-то идею и держаться естественно, если хочешь выглядеть искренним.

Выдох – двигатель речи. Для нее необходимы ритм и техника, которой политик должен овладеть, чтобы больше не думать о голосе, а только о том, что хочет донести до слушателя, о своей силе убеждения и удачных экспромтах: именно это отличает выступления великих ораторов. К сожалению, в нашем обществе, где голоса перекрывают друг друга, очень часто содержание речи кажется второстепенным, и в памяти остаются лишь причуды политика и цвет его галстука. Парадокс заключается в том, что из этого мира слов мы, похоже, эволюционируем в мир пантомимы. К нам обращается столько голосов, что мы перестали их слушать. Нам хотелось бы найти островок тишины. Но в бушующем море слов, что звучат отовсюду, такого места больше нет. Ведущий вечерних новостей должен без передышки передавать новостную информацию и не успевает понять, что же он говорит. Политическая информация сведена к серии клипов. То же самое происходит на радио. Тем, кто сидит у микрофона, звукорежиссер постоянно показывает жестами, чтобы они говорили быстрее. От этого их речь искажается. Кончилось время, когда мы спокойно слушали, наступила эпоха лихорадочной передачи информации. Нужно обрести ритм внутренней вибрации, бесстрашно уверовать в нее, передать ее другим слушателям, чтобы голос прозвучал во всю силу, избавившись от медийной асфиксии, угрожающей миру звуков. Впрочем, это объясняет, почему телевизионные дебаты пользуются такой популярностью. Они дают возможность войти в резонанс с оппонентами – гладиаторами нашего времени.

Первые дебаты

В 1974 году Валери Жискар д’Эстен и Франсуа Миттеран между двумя турами президентских выборов выступали в теледебатах в прямом эфире. За ними следили 25 миллионов зрителей.

В Соединенных Штатах встречи двух конкурентов такого формата проводятся уже давно, а во Франции это случилось впервые. Все пришлось создавать с нуля. Правила, придуманные тогда, действуют и сегодня: очередность выступлений определяется жеребьевкой; ведется точный учет времени выступления каждого участника; претенденты и их команды имеют право утверждать режиссера, ассистентов и даже интерьер студии. Эти дебаты, положившие начало политической борьбе на телеэкране, транслировались по трем каналам; их вели журналисты Мишель Котта и Жан Буасонна.

Валери Жискар д’Эстен оценил ситуацию верно. Выглядел он непринужденно, казался искренним и был подчеркнуто дружелюбен к собеседнику. Жискара снимали крупным планом, он сложил пальцы рук и оперся на них подбородком, как будто молясь. Жискар прекрасно понял, что для выборов, а для президентских особенно, важна не программа кандидата, а он сам: поэтому, на мой взгляд, он и принял почти молитвенную позу. Наступил торжественный момент, он готовился произнести самые важные слова – и вопреки всем ожиданиям заговорил не о политике, а о чувстве: «Должен признаться, меня больше всего поражает и коробит то, что вы все время говорите о своем сердце. Вы не единственный, у кого есть сердце, господин Миттеран! У меня оно тоже есть, и оно бьется в своем ритме. У вас нет на него монополии. И не говорите с французами в таком тоне, вы обижаете людей». Голос звучал низко, ни одна фраза не оканчивалась на высоких нотах, тон был твердый, ободряющий, без тени высокомерия, а лишь с неизменным уважением к собеседнику. Он умел успокоить. В этой речи, произнесенной глубоким голосом, выделялось только одно слово, произнесенное на высоких нотах: «Миттеран». Мы слышим: «Миттеран оскорбляет не только своего соперника, но, в его лице, всех французов, которых Жискар старается объединить вокруг себя. Он словно говорит им: “Я всем сердцем с вами!”» Эмпатия достигла апогея. Миттеран, которого не показывали в этот момент на экране, отозвался словно эхом, бормоча «разумеется, разумеется», и это звучало как признание поражения. Не надо забывать, что в то время Франсуа Миттеран считал кинокамеру «черным глазом», она наводила на него ужас. Он говорил, что «для победы нужно быть самим собой, но очень трудно пройти сквозь сито этих камер, журналистов, всех, кто в этом участвует». В любом случае победа досталась тому, кто сумел использовать в диалоге два приема: колкие, но уважительные реплики и эмпатию. Похоже, лишь Франсуа Миттеран понял, что исход выборов зависит не столько от политических взглядов, сколько от эмоций избирателей. В этом смысле дебаты стали для него школой жизни, потому что эмпатия и импульсивные проявления играют здесь важнейшую роль.

Эмпатия

Термин «эмпатия» ввел в 1873 году немецкий философ Роберт Вишер. «Einf?hlung» переводится как «вчувствование». «Эмпатия» – это термин, означающий понимание чувств и эмоций другого человека. Термин «эмпатия» отличается от «симпатии», которая предполагает диалог, обмен. Симпатия может быть бескорыстной и щедрой и подразумевает согласие между действующими лицами. Это более или менее сильное выражение сострадания. Симпатия – это вибрация, направленная к другому человеку.

Эмпатия была объектом многочисленных исследований методом магнитно-резонансной томографии (МРТ). Если, например, мы оказываемся свидетелями несчастного случая и близко к сердцу принимаем страдания человека, то нейронная сеть нашей соматосенсорной области, которая вовлечена в переживание физической боли, активизируется. Нейронная сеть покрывает несколько долей нашего мозга: островок, кору и серое вещество. Эта сенсорно-соматическая резонансная связь между одним и другим человеком относительно примитивна с точки зрения эволюции и, вероятно, существует в человеке с самого рождения. Она играет решающую роль в развитии эмпатии и нравственного мировосприятия, позволяет разделять страдания других, не вынося о них суждения. Она также помогает нам подавлять агрессивное поведение.

Это свойство, несомненно, обращается к примитивной части нашего мозга – рептильному мозгу, вместилищу наших реакций, рефлексов, но отнюдь не рассуждений. Так, впечатляющий эксперимент показал, что крыса, научившись нажимать рычаг, чтобы получить еду, перестает есть и умирает от голода, когда видит, что при нажимании на рычаг другая крыса получает удар электрическим током. У человека этот механизм – разделять страдание другого – существует и действует без участия сознания. Его могут подавлять или усиливать различные факторы – социальные, этнические, политические или религиозные.

Мы не так далеки здесь от феномена зеркальных нейронов: когда, например, некто смотрит футбольный или теннисный матч, с точки зрения неврологии он воспроизводит ту же самую нейронную реакцию, что Златан Ибрагимович или Роджер Федерер, конечно, при условии, что он любит эти виды спорта, так как эмоции здесь имеют решающее значение. Зритель видит каждое движение игроков. Идет мощный выброс адреналина. Связь между действием и восприятием чрезвычайно глубока. Голос производит аналогичное действие на человека и на группу. Эту мощную силу используют те, кто нами управляет.

Толпа похожа на человеческий мозг, а отдельные индивидуумы – на нейроны этого мозга, которые под воздействие голоса лидера будут вести себя как зеркальные нейроны. Таково влияние голоса на коллектив: отдельные люди уже не существуют как таковые, а растворяются в группе. Они проявляют себя в речи как один человек, они «впитывают» слова или, точнее, ассоциируют себя с ними и присваивают их: думая, что они согласны с политиком, на самом деле они согласны с собой.

Приручить телевизор…

Со времен Второй республики и избрания Луи-Наполеона во Франции больше не выбирали президента всеобщим голосованием. Оно было восстановлено при Пятой республике, когда выборы проходили в два тура 5 и 19 декабря 1965 года и соперниками были генерал де Голль и Франсуа Миттеран. В 1958 году победу де Голлю обеспечила коллегия выборщиков.

Этот институциональный переворот совпал с технической революцией: в дома пришло телевидение, хотя в 60-х годах только семь миллионов французов имели телевизор. Благодаря телевидению избиратели впервые стали свидетелями политических баталий. Сначала политики неохотно показывались на экране, начиная с генерала де Голля, который появлялся на нем всего дважды, дав понять, что если его не выберут, то наступит хаос: «Если граждане искренне и массово поддержат меня и попросят остаться на второй срок, то за будущее новой республики мы можем быть спокойны. В противном случае можно не сомневаться, что она сразу рухнет».

В 1965 году Шарль де Голль начал важнейшее революционное преобразование, приняв условия транслируемой по телевизору электоральной кампании, открытой для всех партий и гарантирующей всем кандидатам равное время для выступлений.

В этих новых условиях генерал добивался симпатии только своих сверстников, ветеранов Второй мировой войны, пренебрегая теми, кто не испытал восторга Освобождения, и не обращаясь в своих выступлениях к яркой молодежи послевоенной поры, на которую все эти медали не производили впечатления. С этого момента он потерял для себя часть Франции. Вопреки всем ожиданиям генералу пришлось баллотироваться повторно, так как в первом туре он не смог одержать победу над Франсуа Миттераном – политиком, который, будучи долгожителем Четвертой республики, все же не мог претендовать на почетное звание участника Сопротивления^[16]. Впрочем, он никогда и не упоминал в своих выступлениях 1945 год. Ему удалось объединить вокруг себя избирателей левого толка, продемонстрировав тем самым, что он способен прислушиваться к мнениям, отличным от его собственных. Де Голль быстро понял, что необходима новая стратегия, и в промежутке между двумя турами согласился на телевизионное интервью журналисту Мишелю Друа, который еще дважды будет беседовать с ним, причем оба раза – в переломные, сложные для генерала периоды: в мае 1968 года и накануне референдума, на котором должен был решиться вопрос о его досрочной отставке.

В декабре 1965 года генерал понял, что новые бои разворачиваются на маленьком черно-белом экране, лишающем его вибрации многолюдных собраний, эмоционального отклика, дыхания толпы, помогающего импровизировать.

Первое интервью имело большое значение: он говорил о Европе и сельском хозяйстве – о двух предметах, не имеющих отношения к военной теме. Де Голль выбрал для себя имидж «бывший солдат». Ключевое слово – «бывший»: его военные годы, намекал он, безвозвратно ушли в прошлое. Маневр удался, и генерал стал кандидатом в президенты именно как «человек 60-х». Некоторые его фразы стали хрестоматийными и свидетельствовали о его метаморфозе: «Домохозяйка хочет прогресса, а не хаоса!» – «Франция – одна: она не левая и не правая!».

Де Голль не только стал солдатом новой республики, он олицетворял собой Францию. За него проголосовало 55,2 % избирателей. А за Миттераном с тех пор закрепилась репутация «левого».

Одного поля ягоды

Второй тур президентской кампании 1969 года не ослепляет блеском умов, но весьма интересен для анализа власти голоса в ее почти карикатурном варианте.

У французов был выбор между бывшим премьер-министром Жоржем Помпиду и временно исполняющим обязанности президента Аленом Поэром. Поединок Поэра с Помпиду не вызывал энтузиазма у избирателей, разве что забавлял созвучностью фамилий кандидатов и выглядел как выбор между разными марками одного и того же продукта. Голосование 1969 года было единственным, где явка в первом туре оказалась выше, чем во втором. Жак Дюкло, кандидат от Коммунистической партии, в то время одной из главных оппозиционных партий, называл их «одного поля ягоды» и убеждал не выбирать между ними, настолько идеи двух кандидатов были схожи.

Однако между их голосами, точнее, манерой говорить, лежала пропасть. Ален Поэр предпочитал обращаться к французам, а не к своему оппоненту. Повернувшись лицом к камере, он воплощал собой прошлое, выглядел как драматический актер, декламирующий текст, и какой текст! Его снимали крупным планом, и его самодовольство было очень заметно. Хотя Поэр родился в 1909 году – на 20 лет позже де Голля, – мне казалось, что он человек из XIX века. У него голос трагика с тембром, характерным для Гарри Бора^[17], и безапелляционный тон. Да, он явно из прошлого.

Поэр начал свое выступление словами «Я вам обещал, что не допущу хаоса»: он человек даже не вчерашнего дня, а позавчерашнего, персонаж давно ушедших времени. Продолжение – в том же духе. Наконец камера отъезжает, чтобы показать нам, как ВРИО президента достает из внутреннего кармана листовку с критикой его политической программы, которую он тут же начинает зачитывать, водрузив на нос очки: «Шесть причин, почему я не буду голосовать за Поэра…» Действуя таким образом, он рекламирует эту листовку, потому что сказать что-то вслух – значит дать этому право на жизнь. Он снимает очки, складывает листовку и окончательно топит себя. «Теперь моя очередь вспомнить прошлое», – говорит он. Политика завтрашнего дня, по мнению Поэра, – это новый поворот вспять. Хуже того, он совершает еще одну ошибку, обращаясь прямо к Помпиду, тем самым подчеркивая достоинства противника: «Я не имел чести быть премьер-министром генерала де Голля…» Если бы меня попросили выбрать отрицательный пример публичного выступления, то речь Алена Поэра послужила бы превосходным образцом. Он не отрывал глаз от бумажки со своей речью и читал, не отступая ни на шаг от написанного, и мы напрасно попытались бы уловить в его голосе хоть какую-нибудь эмоцию, эмпатию, надежду и еще меньше – мечту.

Помпиду же не только предпочел форму интервью, но и пожелал, чтобы в нем участвовали трое журналистов, две женщины (Анник Бошан и Роз Венсан) и один мужчина (Кристиан Бернадак). Его снимали в уютной атмосфере гостиной с кожаными креслами и журнальным столиком. С первых же слов Помпиду приглашает нас «обратиться к будущему <…>, как это делают сейчас все французы». Замшелый Поэр немедленно отправлен в прошлое. Помпиду говорит простыми словами, низким голосом с ровными интонациями, как человек, ведущий с аудиторией непринужденный разговор. Этот вокальный прием, которому вдобавок способствует общая атмосфера интервью, помогает ему повернуть ситуацию в свою пользу: хотя он находится у власти уже больше пяти лет, благодаря этой новой тональности производит впечатление человека будущего, именно потому, что его голос – это голос настоящего. Но этого недостаточно. Дабы быть уверенным, что это будущее принадлежит ему, он организует еще одно интервью. Когда Жаклин Бодрие спрашивает его, что он будет чувствовать, если его изберут президентом, Помпиду после недолгого раздумья вспоминает древний римский обычай: римский полководец, одержавший победу над врагом, имел право на триумф. Но во время триумфального шествия рядом с ним шел человек, который держал лавровый венок победителя, напоминая тем самым, что герой остается просто человеком и его победа принадлежит всем.

Этой историей Помпиду вводит понятие эмпатии: если человек завтрашнего дня проводит реформы, то он делает это для всех французов. Больше, чем проекты реформ, чем любой ответ на вопрос, чем все его рассказы о себе, этот исторический анекдот характеризует Помпиду – его педагогическое образование и эрудицию (де Голль выбрал его, сказав, что «он преподавал и владеет пером»), а также его идею, что культура должна быть доступна всем и принадлежать всем. Надо признать, что Помпиду первым понял, как побеждать на выборах, используя возможности телевидения.

Может быть, в этом сыграла роль его любовь к искусству. Художник – это прежде всего тот, кто улавливает дух времени, а если он еще и прозорлив – то дух будущего. Насколько я знаю, Жорж Помпиду – единственный президент, который пользовался своим правом посещать музеи в любое время дня и ночи. Искусство, или, по крайней мере, любовь к искусству, – мощное выражение эмпатии. Вот почему восприимчивость к культуре – добрый знак для кандидата в президенты. Для меня культура – вневременная категория, настоящее и будущее в ней неразделимы, и глава государства, который не усвоил, что культура – это мозг нации, ничего не понял, потому что в истории остаются не войны, а культура.

Лучшим примером остается Франсуа Миттеран. Вместе с Джеком Лангом, который был превосходным «серым кардиналом», он придумал событие, способствовавшее проявлению эмпатии, событие, в котором эмоции достигают апогея, – Праздник музыки. Раскритикованный в пух и прах, не раз подвергавшийся бойкоту, он все так же создает несомненное чувство общности. Каждая победа Миттерана свидетельствует о его тонком понимании эмпатии. Он пользовался ею весьма своеобразно, потому что человеку априори не свойственна щедрость. Он играет на иронии, то есть на способности обернуть шутку собеседника в свою пользу. В ходе дебатов 1988 года его соперником был Ширак, который сказал: «Мы с вами оба кандидаты в президенты. Вы не возражаете, если я буду обращаться к вам “господин Миттеран”?» На что Миттеран ответил: «Разумеется, нет, господин премьер-министр». Президент нанес противнику настоящую пощечину словом, тем более обидную, что на нее нечем было ответить.

Голоса-победители

Президенты не бывают эстетами, это не их амплуа. С помощью этих примеров я прежде всего хотел проанализировать формы выражения эмпатии в высказываниях некоторых из них. Но есть и другие способы действий: по соседству с эстетической эмпатией (Помпиду, Миттеран) находится героическая эмпатия (де Голль, Жискар д’Эстен) мужчин, которые отправляются на фронт, реальный или символический, и приносят себя в жертву Франции. Как бы то ни было, ни военное прошлое, ни знатный титул не помогут примкнуть к героической категории, к которой принадлежит, например, Николя Саркози, который охотно принимает вызов и бросается врукопашную. Прирожденный боец, он обещал французам, что станет победителем, победителем наших дней на фронтах экономики и общественной безопасности, солдатом и бухгалтером в одном лице.

В 2007 году в финальном поединке участвовали не только мужчины. По этой причине дебаты между двумя турами очень поучительны: обладательница мягкого голоса Сеголен Руаяль вела свою кампанию так агрессивно, что порой теряла хладнокровие. Темой дискуссии был прием в школу детей-инвалидов. «Я считаю, что мы достигли вершины политической безнравственности… и меня это возмущает!» – «Успокойтесь!» – пытается урезонить ее Николя Саркози. – «Нет, я не успокоюсь!» – отвечает она и тут же получает словесную пощечину: «Я не думаю, что вы поднимаете уровень политической дискуссии, выставляя меня обманщиком… Я не ставлю под сомнение вашу искренность, мадам, и прошу не ставить под сомнение мои моральные качества». С этого момента Саркози уже не смотрит на свою оппонентку. Он знает, что одержал верх. Его голос по-прежнему спокоен, с низкими обертонами, в то время как обертоны Сеголен Руаяль в конце фраз пронзительны, а это всегда вызывает раздражение у слушателей.

Что касается дебатов Саркози и Олланда в 2012 году, то мы видим здесь те же самые характерные черты: «Я хочу быть президентом, который прежде всего уважает французов, который учитывает их мнение. Президент, который не хочет быть президентом всех, руководителем всех, в конечном счете ни за что не отвечает». В тоне Франсуа Олланда звучит эмпатия, чувство единения с людьми. Тембр голоса серьезен и спокоен. Он видит уязвимое место противника и старается надавить на него сильнее. А затем произносит импровизированный монолог продолжительностью более трех минут, состоящий из анафоры, которую он повторяет пятнадцать раз: «Когда я стану президентом республики…»

Беря на себя роль художественной натуры или солдата, наши президенты используют голосовую эмпатию. Те, которые не сумели вовремя облачиться в один из двух костюмов, всегда проигрывали. За исключением Жака Ширака. Конечно, Ширак – эстет до мозга костей, но в его высказываниях ничто не выдает любви к искусству. Этот человек сдержан в проявлении своих чувств. Несмотря на неоднократное прослушивание его выступлений, я почти не услышал в них эмпатии, тогда как в тесном кругу она очень чувствовалась. Съемочная площадка иногда бывает жестока. Правда, этот государственный деятель искусен в другой области – в проявлении симпатии…

Руки тоже говорят

Благодаря архивным записям дебатов становится видна жестикуляция, дополняющая голос. Руки тоже говорят. Президент Миттеран, потирая руки, создавал таким способом атмосферу общения.

Положение рук, слишком высокое или слишком низкое, может встревожить собеседника. И тогда голос будет воспринят негативно. Руки должны находиться между грудью и пупком. Они должны быть на виду и двигаться выразительно, чтобы аккомпанировать речи, а не искажать ее.

Ладони, открытые вверх, как бы зовущие к себе, – это знак встречи, предложение присоединиться и высказаться. Между прочим, все дети от 2 до 5 лет разговаривают, развернув ладошки к нам и кверху. И наоборот, рука, вытянутая вперед, ладонью вниз и слегка к собеседнику, – это знак самозащиты. А если вдобавок этот жест сопровождает фразу «Каково ваше мнение?», то на самом деле вопрошающий заранее не отвергает мнение оппонента. Тем не менее этот жест оправдан в контексте «Подождите, дайте мне договорить!». Сложить ладони перед собой – значит отгородиться барьером от другого, сохранять дистанцию по отношению к своему собеседнику. Руки, таким образом, создают защиту в виде виртуального пюпитра. С другой стороны, если вы говорите, развернув ладони кверху и протягивая их вперед к собеседнику, – это свидетельствует о вашей открытости и вокальной щедрости; такие ораторские приемы помогают установлению взаимопонимания между вами и вашими слушателями.

Почему жестикуляция так важна? Каждый жест, которым оратор сопровождает свою речь, должен гармонировать с голосом, иначе возникает разрыв между тем, каким его видят, и тем, что слышат. В этом случае он становится фальсификатором собственного голоса. Точно так же очень важно смотреть на собеседника, когда вы с ним разговариваете: взгляд подтверждает ваши слова.

Цели выступления

Просмотрев и прослушав видео– и радиоархивы, я выделил пять главных целей, которые преследуют государственные деятели, используя власть голоса: самоутвердиться, создать атмосферу доверия, обменяться информацией, убедить и взволновать.

Первая цель: самоутвердиться. Сильному политику нет нужды притворяться, он достаточно уверен в себе, чтобы выглядеть таким, какой он есть. Тот, кто зависит от мнения других и стремится перед ними самоутвердиться, использует голос как спасательный круг. Он существует лишь тогда, когда его слушают другие, говорит без умолку, потому что перестать говорить – значит перестать существовать. Он становится пленником своего звукового зеркала, точь-в-точь как Нарцисс – своего отражения в воде.

Вторая цель: создать атмосферу доверия. На митинге оратор сумеет скрыть сбивчивость своей речи, привлекая аудиторию юмором и язвительностью в адрес политических противников, дабы переманить ее на свою сторону. Но и тихий голос, создающий атмосферу задушевности, также является средством укрепления доверия, однако такой прием актуален только на телевидении и на радио. В этих случаях голос помогает сближению с аудиторией. Это все равно что доверить другу свои тайны, не стараясь проникнуть в его внутренний мир.

Третья цель: обмен информацией. Любая речь содержит информацию, но как узнать, дошла ли она до слушателей? Здесь важна точность выражений. Цель состоит в том, чтобы слушатели, зрители, соратники по партии запомнили это выступление. «Противник» – в корне неверное определение. Необходимо быть понятным для всех. В каждом информационном сообщении смысл слов, конечно, важен, но их воздействие зависит от власти голоса, которым они произнесены. Голос должен быть серьезным, глубоким, насыщенным паузами, которые так же, как слова, обладают силой убеждения.

Четвертая цель: убеждение. Это значит, что нужно убедить другого принять ваше мнение или заставить его изменить свое, учитывая, что воздействие голоса состоит не только в проецировании своего «я» на другого, но и в том, что, слушая, он присваивает себе наше «я». Голос не принадлежит ему полностью или только тому, кто хочет убедить. Питаясь окружающим пространством, вибрациями космоса, власть голоса не может развиваться, не вовлекая того, кто слушает, вибрирует, трансформирует голос, пропуская его через свой эмоциональный фильтр. Теплый, почти интимный голос способен намешать разные интонации – переходя попеременно от нежных к резким или патетическим.

У меня осталось очень яркое воспоминание о разговоре с Робером Бадинтером несколько лет назад. Я был сторонником смертной казни за некоторые преступления, которые считал неискупимыми. После получасовой дискуссии он меня переубедил. Разумеется, Робер Бадинтер – исключительный человек и у него были замечательные аргументы. Но помимо аргументов на меня действовал тембр его голоса, его искренность, его неподдельное воодушевление. Эта алхимия убеждений и эмоций действовала сильнее любых слов.

Пятая цель: взволновать. Эмоция – необходимый компонент четырех перечисленных выше целей, без нее они недостижимы. Без эмоций наши самые блестящие рассуждения ни к чему не приведут. Поэтому голосу необходимо выражать эмоции, чтобы цели выступления могли быть реализованы. Без эмоции, без чувства разум выражает только голые понятия, которые существуют, пока их произносят. Поэтому необходимо создавать эмоции, усиливать их или ослаблять. Рассмотрим, например, страх. Высокий прерывистый голос, торопливо выкрикивающий отдельные слова почти без пауз, усиливает страх. В то время как голос степенный, громкость которого хорошо отрегулирована, звучит почти доверительно и поэтому ослабляет страх. Такой голос способен и успокоить при условии, что жесты находятся в гармонии с речью. Эмоция в речи возникает при резком изменении ритма выступления. Необходимо также использовать все оттенки вокальной палитры. В этом выражается актерское мастерство.

Голоса лидеров – особенные голоса

Героический голос Черчилля или де Голля, истерический голос Гитлера, успокаивающие голоса Ширака или Миттерана, надтреснутый голос Билла Клинтона, голоса Ганди или Мартина Лютера Кинга… Все они доказывают, что не существует какой-то единой волшебной формулы голоса, который управляет, и это прекрасно.

Можно, однако, попытаться понять, в чем заключается власть, мастерство и очарование этих голосов, и сформулировать механизм влияния голосов этих лидеров. Как их голоса увлекают толпу, действуют ли они по какой-нибудь особой программе или просто следуют шаблонам? Сделав это, разве не могли бы мы создать «библиотеку» голосов политических деятелей, основываясь на импульсах, которые они пробуждают у слушателей?

Оранжевая лампа Сальвадора Дали

Лучше всего, пожалуй, начать с рассказа моего близкого друга, который хорошо знал Сальвадора Дали.

Гениальный безумец, эксцентрик, художник и алхимик, живущий между хаосом и гармонией, разумом и безумием, вибрированием красок и импульсами света, Сальвадор Дали сотворил необычное зрелище у себя в мастерской, которое помогало ему работать. Слушая музыкальные записи, он не довольствовался одним звуком: повсюду прямо на полу были разбросаны разные лампы, которые зажигались и гасли в ритме звуковых колебаний. Акустические волны завладели пространством. Лампы разного цвета включались в зависимости от обертона, частоты или высоты звука. Таким образом, музыкальным вибрациям отвечали световые колебания, излучаемые нитями накаливания: одной частоте соответствовал один цвет. Это был звук и свет «а-ля Дали». В такой психоделической атмосфере танцевали акустические волны Брамса, Бетховена, Каллас, а также некоторые речи и стихи, которые он любил слушать. Как ни странно, стоявшая в глубине комнаты оранжевая лампа никогда не зажигалась. Вплоть до того дня, когда Дали решил послушать диск с речью Гитлера. Внезапно оранжевая лампа засветилась, отозвавшись на сверхвысокую частоту, которой не было ни в одной сонате, и только пронзительный тембр фюрера сумел ее разбудить. Это вибрации, которые были способны наэлектризовать толпу и загипнотизировать весь народ.

Голос Гитлера постепенно повышался с каждой новой фразой, независимо от того, вопросительной она была или нет. От этого казалось, что она всегда завершается пощечиной или выстрелом – на той самой визгливой ноте, благодаря которой зажигалась – я бы даже сказал, обнаруживала свое присутствие – оранжевая лампа. Сначала он говорил не очень громко, и его голос звучал гораздо тише, чем на любом рок-концерте, затем он повышал тон все больше и больше. Темп также менялся: он говорил все быстрее и быстрее.

Любая речь – прежде всего музыка и только потом последовательность слов. Она обращается к нашему слуху, к нашему эмоциональному миру и только потом – к разуму.

Здесь также различают три последовательных и неразделимых шага: сначала оратор обращается к нашим ушам (которым достаточно около доли секунды, чтобы воспринять сообщение), затем к нашему рептильному мозгу (он реагирует на импульсы, первичные рефлексы) и, наконец, к нашему разуму. Мы слышим, чувствуем, понимаем. Для меня эта последовательность получения информации имеет решающее значение для понимания власти голоса.

Алхимики пытались превратить свинец в золото, а ухо незаметно совершает подвиг, превращая звук в жидкость, а затем в некую химическую субстанцию. Информация проходит через внешнее, среднее и внутреннее ухо. В среднем ухе она может приглушаться небольшой мышцей, расположенной у входа во внутреннее ухо, это стременная мышца. При каждом сообщении она сжимается, задерживает звук, затем, после задержки в 40 миллисекунд, передает вибрацию. Внутреннее ухо преобразует механическую информацию в химическую.

Больше чем словами нами управляет музыка голоса, звуки, часто?ты, ритм, музыкальная фраза. Голос существует только в звуке, а точнее, в вокальной музыке. Каждому оратору это более или менее известно. «Музыка прежде всего!» – говорил Верлен. Это очень верно в отношении голоса, и, однако, столь очевидная истина усваивается в основном на бессознательном уровне. Те, кто нами управляют, завораживают нас и зовут за собой. Это делается не словами, а звуками. Слова только определяют направление, потому что сначала мы слышим голос, затем воспринимаем его эмоционально рептильным мозгом и только потом он проходит через кору головного мозга. Эмоция становится чувством, мостиком к области разума.

Голос руководит, слова указывают путь.

«И как Икар», или Добродетель послушания

Вспоминается фильм «И как Икар» Анри Вернея с Ивом Монтаном, вышедший в 1979 году, который представлял еще одну версию убийства Кеннеди, перенесенную в воображаемую страну. В этом фильме есть наряду с прочими одно несомненное достоинство: в нем показан опыт – тест на подчинение власти. Такой эксперимент действительно проводился в Соединенных Штатах в 1960–1963 годах под руководством американского психолога Стенли Милграма. Целью его было выяснить пределы послушания: как далеко могут зайти люди в подчинении вышестоящему – будь то ученые или военные, как в фильме.

Студента (его играл актер, нанятый для эксперимента) привязывают к стулу, и преподаватель (такой же актер) диктует ему слова, которые тот должен запомнить. Каждый раз, когда студент ошибается, его наказывают ударами тока. Аппарат, поражающий с каждым разом все более сильными электрическими разрядами, приводит в действие участник эксперимента, который не знает, что эти разряды ненастоящие. Через некоторое время студент начинает извиваться от боли и умолять, чтобы эксперимент остановили.

В фильме, как и в реальном эксперименте, делается пугающий вывод: только 27 % испытуемых отказывались выполнять указание, после того как сила тока достигала отметки 175 вольт.

Таким образом, мы понимаем, что «63 % испытуемых послушны, то есть полностью согласны с методами эксперимента и готовы увеличивать силу разрядов до 450 вольт… это означает, что в цивилизованной, демократической, свободной стране две трети населения готовы исполнять любые приказы начальства…» Голос, строго и методично, почти величественно излагающий суть научного эксперимента, становится голосом власти.

Тираны, стремясь оправдать свои злоупотребления и создать видимость, что они пришли к власти мирным путем, без физического насилия, ведут себя так, как будто словесного насилия не существует вовсе и что насилие голосом не может привести к настоящему физическому насилию. Тираны возбуждают в толпе первичные инстинкты, чтобы возглавить ее. Исследование реакции живых существ на различного рода стимуляцию позволяет лучше понять реакцию людей на некоторые речи, определенные слова и интонации.

Чтобы понять голос власти, необходимо вспомнить физиолога Павлова: я вижу пищу, я готовлюсь ее съесть; однако прежде, чем я взял ее и поднес ко рту, мой мозг расшифровал информацию и я выделил слюну. Точно так же, когда я слышу приказ начальника, мой первый рефлекс – выполнить его. Если говорить о слюноотделении, то это рефлекс, адаптация организма к конкретной ситуации, реакция, посредством которой центральная нервная система передает и координирует возбуждения и другие воздействия: она играет здесь главную роль. Это удаленная реакция: вид пищи вызывает внутреннюю биологическую реакцию. Итак, условный рефлекс стимулировал слюнные железы. Для выработки этого рефлекса потребовалось повторить опыт несколько раз. Следовательно, этот рефлекс существенно отличается от врожденных, или автоматических, реакций новорожденного – таких, как хватательный рефлекс.

Подчинение возникает, если речь, приказ, голос адресованы психически зависимому человеку – тому, кто несчастен или физиологически ослаблен. Сопротивление этому подчинению зависит от социокультурной среды, которая препятствует развитию условных рефлексов вместо первичных. Образование обязывает человека критически относиться к речам. Невежество, недостаток образования и индивидуальный опыт делают таких людей идеальными объектами влияния.

Голос власти характеризуется целой гаммой вокальных свойств. Вернемся к Павлову, эксперимент которого состоял в том, что он разделил выводок собак на две группы: первую оставили на свободе, вторую заперли в клетках на 2 года. Изучалось формирование условных рефлексов в обеих группах. Они легче формировались у собак второй группы – тех, что находились в клетках. Эта группа демонстрировала высокую чувствительность к звуковым раздражителям и к стимуляции голосом. Собаки пугались, дрожали при малейшем шуме, голос был для них очень важным стимулом.

У первой группы, жившей на свободе и привыкшей к многочисленным раздражителям, гораздо медленнее формировались условные рефлексы.

Для голоса власти все мы – собаки Павлова. Не нужны ни нежные слова, ни специальные команды. Важна только интонация. Если обратиться к собаке дружелюбно и ласково и произнести: «Тебя изобьют до полусмерти, отстегают хлыстом и неделю не будут кормить», то она подбежит, ничего не подозревая. И наоборот, обещайте ей тысячу лакомств и объятий агрессивно и с угрозой, и она сразу удерет. Значит, первостепенное значение имеет тон голоса: если он грустный, то звучит патетически, слишком радостный – становится легкомысленным и не внушает доверия, слишком высокий – раздражает. Но каким же должен быть идеальный голос правителя? И существует ли он?

Существует ли алгоритм голоса лидера?

Четыре инстинкта и четыре модели поведения

Политический лидер должен научиться внушать любовь. Он защищает толпу, точнее, человека из толпы. Этот человек ведет себя как ребенок, он безответствен, инфантилен, действует со всеми заодно, им легко манипулировать; в толпе, которая создает некий эмоциональный «цемент», человек перестает бояться, легко подчиняется и позволяет собою управлять. И действительно, агрессивный инстинкт, инстинкт выживания, инстинкт родительской защиты («вождь нас защитит») и сексуальный инстинкт – вот главные рычаги, которые используют в своих выступлениях те, кто нами управляет. Эти рычаги замечательно проанализировал Сергей Чахотин в своей книге «Изнасилование масс. Психология политической пропаганды», опубликованной в 1939 году. Автор показывает, как отключается разум, как взаимодействуют наш рептильный мозг и префронтальная кора. Опираясь на теорию рефлексов Павлова, Чахотин развивает идею, на основании которой управлять – значит использовать один из четырех инстинктов человека:

А1, инстинкт номер 1: инстинкт борьбы.

Он побуждает бороться за жизнь, противостоять опасности и тесно связан с инстинктом выживания. Страх, тревога, депрессия, но вместе с ними смелость и энтузиазм могут составить духовный капитал голоса власти.

A2, инстинкт номер 2: пищевой инстинкт.

Он опирается на механизмы сохранения вида, выявляет экономические преимущества и выгоду. Он воздействует, лавируя между нищетой и бедностью, мечтой и надеждой. Подыскав нужные слова, всегда можно убедить самых упрямых слушателей.

А3, инстинкт номер 3: сексуальный инстинкт.

Более ограниченный в своих проявлениях и более специфический, этот инстинкт использует репродуктивную функцию индивида, а значит, и его инстинкт самосохранения. Он состоит из двух элементов: примитивных, вызывающих эротическое возбуждение, и возвышенных, которые проявляются при прослушивании музыки, пения, при виде красивых женщин, эстрадных звезд, моделей.

А4, инстинкт номер 4: родительский, или инстинкт родительской защиты.

Голос лидера подчиняет толпу одному или нескольким из этих четырех основных инстинктов. Воздействие происходит на уровне бессознательного. Люди в своей массе реагируют, не отдавая себе в этом отчета.

Но, по-видимому, эти четыре инстинкта – далеко не все элементы в алгоритме голоса власти. Если мы добавим к ним четыре варианта речи, результат будет поразительным.

В самом деле, сила убеждения лидера зависит также от четырех других характеристик, которые, на мой взгляд, необходимы и дополняют четыре инстинкта:

Б1 – мистическая или религиозная направленность.

Б2 – стремление к сплочению (склонность к милитаризму и воинственности).

Б3 – компетентность (рассуждения и использование научного анализа).

Б4 – харизма; эта характеристика – самая главная.

Но давайте остановимся на минуту и попробуем проанализировать с помощью этих восьми критериев наших политических деятелей, наших лидеров: результат будет впечатляющим. У всех у них присутствует минимум шесть признаков из восьми. У того же, кто имеет меньше шести признаков, скорее всего, мало шансов стать лидером, политиком или руководителем предприятия. Например, если мы обозначим буквами, которые я привел, все инстинкты и критерии, мы получим следующее:

Франсуа Миттеран: А1 А2 А3 А4 Б1 Б2 Б3 Б4 – он демонстрирует все 8 характеристик.

Мартин Лютер Кинг: А1 А2 А4 Б1 Б3 Б4 – 6 характеристик.

Жак Ширак: А1 А2 А3 А4 Б1 Б2 Б3 – 7 характеристик.

Джон Фицджеральд Кеннеди: А1 А2 А3 А4 Б1 Б2 Б3 Б4 – 8 характеристик.

Билл Клинтон: А1 А2 А3 А4 Б1 Б2 Б3 Б4 – 8 характеристик.

Ганди: А1 А2 А4 Б1 Б2 (он говорил: «Ненасилие – оружие сильных») Б4 – 6 критериев.

Вы можете продолжить этот список…

Группа усыпляет индивидуальное сознание человека и раздувает его эмоциональное восприятие. Это делается, чтобы он слушал и беспрекословно повиновался («Это не я, это группа»). Гитлер мог возникнуть и стать грозной силой только за счет группы, которую он привел в действие.

Кроме голоса у политика, вождя, диктатора есть такие символы, как эмблема, гимн, боевой клич, особое приветствие, которые являются ключевыми для пропаганды. Это не только знаки, позволяющие распознать «своих», но и очень эффективная психологическая обработка, которая заранее снимает с человека вину, если он выйдет за границы дозволенного: «Это не я, это группа, это начальник мне приказал…» Символ метит свою территорию, он повелевает, ничего не объясняя. Он демонстрирует код группы, принадлежит именно этой группе, индивидуум превращается в инструмент. В самом деле, когда человек участвует в опросе общественного мнения, у него нет группового рефлекса, он не позволяет первичным инстинктам взять над собой верх, он не имеет на это права. Но в группе, в анонимной толпе уже говорит не его разум, а его чувство, особенно когда оно вызвано тревогой за свою безопасность, угрозой со стороны других групп, материальными и пищевыми инстинктами («они все у нас отнимут», «мы должны защищаться» и т. д.). Голос ненависти призывает нападать, голос страха – защищаться. Символ апеллирует к эмоциональному ребенку, который сидит в каждом из нас. Зовет ли голос к бою, пробуждает ли желание, выражает ли родительскую заботу или религиозные чувства – это всегда разные голоса, но все они нами управляют.

Улавливать импульсы толпы, использовать ее истерию, направляя ее в нужную сторону, командовать ею, чередовать ярость и агрессию в публичных выступлениях, в интонациях голоса – это то, чем в совершенстве владеет искуснейший демагог, коим является Жан-Мари Ле Пен. Он воздействует на эмоции, поддерживает в слушателях страх при помощи псевдонаучного анализа ситуации, настойчиво заявляет о принадлежности к группе с его собственным кодом (прибегая к ораторским приемам, свойственным трибунам).

Голос Обамы обращен к инстинкту меньшинства, в котором смешиваются пищевой и родительский инстинкты; этот механизм также апеллирует к гордости индивидуума, который, объединившись с другими, может реализовать любые планы: «Yes We Can»^[18].

Точно так же голос Мартина Лютера Кинга выражает родительский инстинкт в сочетании с духовным. «I have a dream… my children…»^[19]

Пусть и в другом регистре, но папа римский тоже хочет успокоить: «Не бойтесь». И здесь тоже мы видим родительский инстинкт в ярчайшем выражении.

Чтобы управлять группой, лидер должен создать условия для сплочения, формирования коллективного разума, с которым люди будут себя идентифицировать. Его голос должен быть звучным, вызывать в воображении знакомые, внушающие доверие образы, с мелодией и паузами, в которых слышна вопросительная интонация, и аудитория ждет ответа, способного ободрить и морально поддержать ее. Ораторам следует украшать свою речь остротами, ироническими фразами, чтобы они разрядили атмосферу в зале и вызвали смех – а это лучший способ сплотить толпу, вызвать у нее ощущение сопричастности. Голос становится тем цементом, из которого создается власть.

Особый случай: генерал де Голль

Ритм дыхания, которое слышится в голосе, так же важен, как и смысл произносимых слов. Генерал де Голль владел этим особым дыханием: к ритму его фраз прибавлялась магия слов, создавая удивительную алхимию на грани трагедии, страха и доверия, отеческой заботы и непререкаемого авторитета. Де Голль для меня – пример исключения из правил. В июне 1940 года он апеллирует к инстинкту борьбы: клеймит врага Франции, противостоит ему. Голос его звучит по-военному, речь чеканна, без прикрас. Он не терпит возражений и отдает приказы, не допуская компромиссов. Особая миссия возложена на де Голля его страной – свободной Францией. В Париже в июне 1944 года трибун говорит глубоким голосом трагического актера: «Париж! Париж обесчещен! Париж разрушен! Париж истерзан! Но Париж освобожден!» Эти слова так широко известны, что уже почти забыт тон, которым они были сказаны, твердый и уверенный – так говорят те, кому уже не нужно бороться за выживание, здесь мы слышим обращение в основном к пищевому инстинкту, а также к сексуальному – инстинкту доминантного самца, за которым должны держаться все остальные. Как изменяется с годами этот воинственный и веский голос? Голос генерала превращается в голос президента свободной нации. Голос эволюционирует, в нем преобладает отеческая, охранительная, сострадательная интонация (родительский инстинкт): «Я понимаю вас!» Де Голль берет под свой контроль коллективные эмоции. Затем он голосом трагика, почти как у Мальро^[20], заявляет, что в его возрасте поздно превращаться в диктатора. Он хочет внушить доверие этим новым французам, которые не знали войны, не доверяют своей собственной стране, точнее, правилам и законам Франции. Генерал вновь демонстрирует исключительный талант стратега, но не на поле брани: он разработал стратегию своего голоса в медиапространстве.

Во Франции мая 1968 года парижский Латинский квартал стал ареной столкновений и драк между местной администрацией и студентами. Беспорядки быстро охватили все секторы экономики страны. С 13 мая Франция полностью парализована. 24 мая де Голль выступает на французском телевидении с обращением. Он сидит за письменным столом с серьезным видом человека, отвечающего за свои действия. Его слушают, его речь обсуждают, совершенно не принимая во внимание прозвучавшие в ней предупреждения: «Вот уже почти тридцать лет серьезные потрясения ставят передо мной задачу добиться того, чтобы Франция сама решала свою судьбу, и не допустить, чтобы кто-то решал за нее. Я готов и на этот раз. Но в этот раз, особенно в этот раз, мне необходимо подтверждение от французского народа, что он действительно этого хочет. <…> Это самый прямой и самый демократичный из всех возможных способов – референдум». Итак, мы видим уже немолодого человека, который, выступая на телевидении, говорит о Франции в «революционном» контексте. К нему почти не прислушиваются, уличные протесты продолжаются. Но он государственный деятель, и в нем просыпается стратег. 29 мая генерал де Голль исчезает в неизвестном направлении. Всеобщая растерянность. Даже премьер-министр не знает, где находится президент. Выдвигаются разные предположения. Он в Баден-Бадене, его принимает генерал Массю. Не собирается ли он уйти в отставку? Не пытается ли заручиться поддержкой армии? А может, хочет осмотреться, притормозить с принятием решения? По возвращении в Париж на следующий день его речь звучит решительно. Президент-генерал производит сильное впечатление, точнее, его голос во время выступления 30 мая 1968 года. Я был тогда студентом медицинского факультета в Париже, и помню все, как будто это было вчера. На часах 4 пополудни, генерал произносит речь по телевизору, но экран мертв. Картинку заменяет его голос. Мы не видим генерала. Мы слушаем его, слышим твердые интонации без малейшей капли сомнения. Тембр, ритм, музыка навсегда запечатлелись в моей памяти: «Француженки и французы, являясь гарантом национальной и республиканской законности, я рассмотрел за последние сутки все без исключения факторы, позволяющие мне ее сохранить. Я принял следующие решения. В создавшихся условиях я не уйду… Сегодня я распускаю Национальное собрание… Что касается парламентских выборов, они пройдут в сроки, установленные Конституцией, если только мы не увидим, что французскому народу затыкают рот, не давая ему высказаться, так же как мешают ему жить, и теми же методами, какими мешают студентам учиться, учителям – учить, а рабочим – работать… Эти методы – запугивание, дезинформация и тирания, используемые некоторыми группами… Франции действительно угрожает диктатура. Но этому не бывать, республика выстоит! Народ не уступит свои права. Вместе со свободой он добьется мира, независимости и прогресса! Да здравствует республика! Да здравствует Франция!»

Эта замечательная стратегия не только вносит в коллективное бессознательное страх отсутствия, абстрактности самого персонажа, уступающего место «республике», но и, что особенно важно, делает из де Голля легенду. Он – голос свободы: «…Если только мы не увидим, что французскому народу затыкают рот…» Но это не все содержание его голоса. Де Голль представляется слушателям самым лучшим Отцом. Он сделал из телевидения средство массовой информации, которое выходит за рамки изображения, он сделал из него инструмент речи, для которого пустой экран – один из приемов.

Необходимые свойства голоса

Голос лидера отвечает техническим и физическим требованиям. Он должен иметь низкие частоты, которые успокаивают, и непременно высокие частоты, чтобы голос был объемнее и заполнял большее пространство. В опере такое разделение подчеркивает дихотомию низких и высоких тонов. Задача высокого голоса – донести послание, поэтому у героев и героинь высокие, как в хоре, тесситуры. Это голоса сопрано, которые рассказывают историю, в то время как голоса-альты задают ритм, обволакивают и поддерживают мелодию. У Дездемоны и Отелло высокие голоса. Это, конечно, всего лишь правила, и наиболее изобретательные композиторы то и дело отступают от них.

А вот другой пример разделения голосов на высокие и низкие, которое касается не только любителей оперы: на вокзалах пассажиров предупреждают о карманниках мужскими голосами (нужно успокоить), в то время как объявления о расписании, номерах путей или станциях назначения делают женским голосом (нужно проинформировать). Голос лидера должен уметь переходить с одного регистра на другой, в противоположность голосу оперного певца. Макиавелли писал, что государь должен быть одновременно львом и лисой. Другими словами, он должен уметь и рычать, и лаять. Он должен доказывать свой авторитет и в то же время успокаивать толпу. Помимо этих защитных вибраций, хищнику необходимо умение играть на страхе, чувстве опасности, незащищенности, чтобы упрочить свою власть. Политики взяли на вооружение эти приемы Макиавелли.

Еще одно важное, на мой взгляд, свойство: в голосе лидера должны слышаться невзгоды, которыми испытывала его жизнь – такая же, как у каждого из нас, непохожая на историю героя кинофильма, персонажа театрального или оперного спектакля. Только при этом условии мы отдаем ему предпочтение на выборах. Голос лидера должен быть песней, которая нам знакома. У нее есть свой собственный припев, но она должна увлекать нас за собой, как «Yes we can» Обамы, ставшее «Let it be»^[21] всего поколения.

Большие дети

Между голосом, который управляет, и голосом – инструментом манипулирования существует тонкая грань, о которой политик не должен забывать. Если лидер хочет увлечь за собой людей, то одними только личными качествами ему не обойтись, он обязан знать условия жизни толпы, говорить на ее языке.

Именно этого не понял в свое время Гувер. В 1932 году в Соединенных Штатах кампания по переизбранию Герберта Гувера показала, что он полностью оторван от реальности. В чем же причина? Имя Гувера в 20-х годах было синонимом процветания. В стране была полная занятость. Но в начале 30-х годов предприятия Гувера уволили и обрекли на безработицу массу рабочих, которые все это время молились на Гувера, а теперь чувствовали себя обманутыми. Так Гувера, которого еще недавно восхваляли, теперь стали поносить: его имя ассоциировалось с потерей работы. Интереснейший анализ Клайда Миллера показывает, почему в тот момент Рузвельту удалось провозгласить новый принцип перераспределения доходов и политику «New Deal»^[22], другими словами, новый договор.

Если первое условие – соответствовать ожиданиям толпы – выполнено, то у лидера может возникнуть соблазн прибегнуть к манипуляции. Толпу обмануть легко. Став послушной, она ведет себя как подросток: в ней говорят эмоции, а не разум, она полна иллюзий, но не видит реальности. Есть некая глубинная связь между голосом, который нами управляет, и народом – ребенком, жаждущим услышать какую-нибудь историю, чтобы в нее поверить. Если индивидуум обращается к другому индивидууму, то разум обоих превалирует над эмоциями, тогда как у лидера, обращающегося к толпе, все происходит наоборот.

Когда слова, произнесенные лидером, приводят в волнение толпу, когда голос обращается к массе, где индивидуумов больше не существует, тогда этот голос действительно становится голосом власти. Механизмы сохранения личности перестают существовать. Четыре инстинкта завладевают коллективом и поджигают порох, и запалом для него служит голос власти. Для того чтобы вызвать эту реакцию толпы, необходима очень мощная харизма, почти на уровне гипноза. В самом деле, голос захватывает, гальванизирует каждого человека внутри группы, придает ему силу. Эта сила умножается, растет. Толпа превращается в стаю, в чудовище, которое захлестывают эмоции: это Халк с удесятеренной мощью и отсутствием разума…

Голос лидера становится наркотиком, источником удовольствия. Он запускает секрецию адреналина и дофамина. Эта извращенная и тщательно скрываемая наркотическая зависимость стремительно растет, а толпе требуется увеличить дозу. Но всегда ли наш голос принадлежит нам? Это не совсем так, если верить Монтеню: «Слово наполовину принадлежит тому, кто говорит, и наполовину тому, кто слушает». Голос лидера управляет другими, но и сам отравляет лидера. Такое впечатление производил Фидель Кастро с его нескончаемыми речевыми потоками.

В нашей памяти еще сохранился истерический голос Гитлера, который исходил оргазмическими воплями (его голос – это его фаллос) и подстегивал инстинкты страха и борьбы – основу самосохранения личности. Часто думают, что у него был визгливый голос, но это не совсем так: у него был скорее тенор, с возрастом тяготеющий к баритону, как у большинства мужчин. Когда он обращался к толпе, то говорил в так называемом «головном регистре» – голосом, почти невыносимым для слуха, и тоном выше, чем обычно. Каждая фраза причиняла слушателю психологическую травму, пока не наступал момент, когда его воля была парализована и он, побежденный, смирившийся, подчинялся голосу тирана. Это пограничное, почти шоковое состояние и даже боль сознательно вызывались и поддерживались голосом, и голос Гитлера как средство манипуляции – самый яркий тому пример.

Коды голоса власти

Как существует цветовой код телевизионных каналов, так же существует голосовой код радиоканалов: с первых же слов мы понимаем, что находимся на той или иной волне. Эти радиоголоса выбираются в результате настоящего кастинга, сравнимого с кастингами домов моды Диора или Шанель.

Между голосами простых смертных и голосами лидеров есть общие точки, сходство, их объединяют общественные нормы в использовании слов и даже самого голоса. Код нашего голоса – наша визитная карточка. Как маркер социальной среды, коды позволяют людям одного круга признавать друг друга. Голос создает свои собственные коды, существует «окультуривающая» сила голоса. Внешний слой голоса меняется, подобно вспаханной земле. Культура и географическая среда играют в этом ведущую роль.

Когда человек лжет, психологическое напряжение вызывает неконтролируемое напряжение голосовых связок, и голос повышается. Пропадает гармония между голосом и жестами. Слова говорят одно, жесты – другое. Это зрелище мгновенно вызывает у слушателя бессознательное неприятие речи. Такое редко встречается в среде политиков. Однако их манеры говорить разнятся: в Национальном собрании можно поиграть голосом, тогда как на рынке в Сен-Мало необходима искренность, иначе расправа будет суровой и скорой.

Голос часто отражает социокультурную среду говорящего, но также и то, что хотят услышать другие. Я поясню: «профессиональный» голос – на самом деле не настоящий голос человека, а «взгляд на голос», который должен, с точки зрения профессионала, сложиться у тех, кто его слушает. Своим настоящим голосом человек говорит только сам с собой, и он единственный, кому ведома реальная власть его голоса.

Интересно отметить, что чем больше женщин занимают ответственные посты, тем ниже становится частота их голосов. Она упала на 3–4 тона, что эквивалентно примерно 50 гц за пятьдесят лет. Голос стал более теплым. Эволюция голоса произошла не потому, что у женщин была цель заставить себя слушать, как утверждают некоторые, зная, что низкие голоса переносятся лучше, чем высокие; это главным образом результат того, что сам мир изменился. Пронзительный и резкий голос Арлетт Лагийе, заявившей в 1974 году: «Я – женщина и не боюсь выставлять свою кандидатуру на пост президента этой мужской республики», не вызвал бы симпатии в 2017 году.

Первое правило – уметь контролировать свой голос. Вспомните Сеголен Руаяль: «Я вовсе не нервничаю, месье Саркози!» В эту минуту она потеряла все шансы.

Контролю над своим голосом можно научиться. Чем выше и напряженнее голос, тем он неприятнее, тем больше действует на нервы; чем голос ниже, тем он мягче, и чем тише, тем больше внушает доверие. Он не атакует барабанные перепонки; слушая его, ощущаешь гармонию и комфорт. Голос – это звуковые частоты, сила, гармония, ритм и паузы.

Даже у лидера код голоса может меняться: обращается ли он к журналистам или к своим сторонникам – его речь будет разной. Будь то юристы, врачи, политики или реперы, крайне важно знать код группы, чтобы коммуницировать с ней.

Леон Шварценберг, выдающийся онколог, которого я близко знал, когда был молодым ассистентом в Вильжюиф, всего две недели возглавлял министерство здравоохранения. Он не знал кодов политических речей, дипломатии, зато имел собственный код – «честная медицина». Он полагал, что лучше всего быть откровенным и всегда говорить только правду. Его слова были адресованы в основном больным, а не политикам или партиям. Надо признать, что этот код ученого, гуманиста, даже если у него есть свои правила, также имеет ограничения.

Министр по делам городов Бернар Тапи, личность совсем иного рода, всего несколько месяцев назад вошел в привилегированный круг министров. Он также придерживался правила говорить правду, в его случае – «говорить как Гаврош», то есть изъясняться на уличном жаргоне. Социальный код его голоса был слишком заметным, а потому нравился не всем.

В этих примерах с самыми разными личностями код разговорного голоса вменяет в обязанность знать собеседника – в самом широком смысле этого слова. Если я знаю код, я чувствую себя своим в группе и другие признают меня членом группы. Я чувствую себя под защитой, также защищен и образ лидера, который я создаю. Сегодня больше, чем когда-либо, встречают не по одежке, а по голосу. Голос становится атрибутом клана, он указывает на принадлежность к господствующей группе. Сильвио Берлускони свысока смотрел на Бернара Тапи, эти двое щедро обогатили СМИ современными методами манипулирования массами, к тому же «оба они являлись специалистами в области воздействия на коллективное бессознательное в период кризиса», как сказал о них один журналист газеты Le Point в 1994 году. Однако Берлускони, в отличие от своего оппонента, отлично знал политический код, поскольку принадлежал к избранному кругу.

Голос политика должен быть услышан всеми слоями населения. Он должен быть понятен всем, независимо от социального статуса, образования и интеллектуального уровня.

Но голос соответствует также универсальным кодам: послушайте речь Чарли Чаплина, который пародирует Гитлера в фильме «Диктатор». В ней нет ни слова по-немецки, вообще нет никакого языка, нет ни синтаксиса, ни какого-нибудь смысла. Есть только музыка, просодия. Мы слышим якобы слова, паузы, резкие перепады интонации, вопли, которые производят полное впечатление связной речи. Мы слышим здесь код голоса диктатора.

Власть голоса заставляет сверкать, иногда даже слишком ярко, слова, драгоценной оправой которым служит тембр голоса. Слова играют важнейшую роль как средство общения и инструмент выражения мыслей. Голос, одна из главнейших функций которого – быть носителем слов, увеличивает их силу и власть десятикратно. Действительно, в слове самом по себе заключены форма и смысл, обозначение и обозначаемое; одно и то же слово можно толковать по-разному. Оно порой двусмысленно и приводит к недоразумениям. Могущество голоса порождает множество комментариев и интерпретаций – неиссякаемый источник творчества для человека. Одни слова дают определение другим. Они используются только в рамках замкнутой системы. Слово замешивают, встряхивают, им манипулируют с помощью музыки голоса, оно влияет, убеждает или обманывает, оно приказывает или расставляет ловушки. Голос, состоящий из слов и их способности выражать мысль, навязывает свою власть индивиду, группе, а также самому говорящему.

Каждой эпохе – свои голоса

«Вооойдииии сюда, Жан Мулен, со своим мрррачным коррртежем…»^[23] – слова растягиваются, отзываясь дыханием ледяного ветра в храме-усыпальнице великих мужей Франции. «Р» рокочет как барабанная дробь, «о» и «а» звучат как вой. «Вот он, похоронный марш вступающего под эти своды праха. Пусть же покоится он здесь вместе со своим кортежем обезображенных теней… рядом с прахом Виктора Гюго и его отверженных, рядом с прахом Жореса, охраняемым богиней справедливости». Сегодня 19 декабря 1964 года. Андре Мальро произносит свою прославленную речь на церемонии захоронения праха Жана Мулена в Пантеоне; звучит его знаменитый театральный голос, дрожащий, словно пламя Вечного огня. Обращаясь к мертвому на «ты», в тот день он сам вошел в историю. Его голос стал голосом эпохи. В самом деле, между записями голоса Сары Бернар и дрожащим, слегка гнусавым голосом Мальро в конечном счете нет большой разницы.

Четверть века спустя 9 ноября 1988 года настал черед Жана Монне^[24] войти в Пантеон. В голубоватом ореоле звезд Европейского союза Франсуа Миттеран обратился к своим согражданам, европейцам. На этот раз слова его были просты, говорил он без пафоса: «Каждый символизирует какой-то исторический момент, позицию в жизни, способ оставаться самим собой: Жан Мулен и Сопротивление во имя любви к Родине, Рене Кассен^[25] – защита и развитие прав человека, Жан Монне – Европа и построение мира…» История становится скромной. Это последствия мая 1968 года. Мир меняется, голос – тоже.

Голос каждого человека меняется с течением лет, существует и общая история, состоящая из разрывов и преемственности. От наскальных рисунков пещеры Ласко до скульптуры Микеланджело, каллиграфии, книгопечатания и портретов Рембрандта человек не переставал вести свой памятный список, но голос запечатлен в нашем культурном наследии только начиная с XX века. Отныне великие голоса можно послушать и передать следующим поколениям, точно так же как другие следы человеческой деятельности.

Мы научились воспроизводить голос. Когда мы слушаем запись какой-то уже ушедшей в иной мир знаменитости, ее голос занимает место в настоящем. Прошлое становится реальной картиной, или, точнее, живые вибрации пробуждают нашу память. Эффект от прослушивания голоса гораздо сильнее, чем от просмотра фотографий: кажется, что человек ожил и он снова с нами.

Голос Мальро – это театральный, подчеркнуто аффектированный голос талантливого артиста, который не нуждается в микрофоне. Все политические деятели той эпохи, кажется, вышли прямо с курса Симона^[26], созданного в 1925 году. В некоторых из этих голосов звучит ухмылка а-ля Жан Габен, в стиле «А глазки у тебя ничего, красивые», другие грассируют как Ремю, у третьих звучат удвоенные звуки, как, например у Пьера Френе в «Великой иллюзии» или у Луи Жуве^[27] в фильме «Кнок»^[28] и его знаменитое «У вас там чешется или вам щекотно?». Все эти голоса принадлежат своей эпохе. Они гораздо лучше выражают ее, чем фотографии и кадры из фильмов. С первыми звуками голосов этих актеров пробуждаются воспоминания. Вся их мимика, жесты, дикция рассчитаны на то, чтобы их было видно издалека. Микрофон тогда был всего лишь аксессуаром, которым пользовались довольно редко, да и то для того, чтобы увеличить громкость голоса, а не изменить тембр.

Публичные люди той эпохи – я бы назвал их проповедниками – настоящие трибуны. Им приходилось выходить к воображаемой рампе, чтобы очаровать публику, и ввиду отсутствия декораций и прожекторов сделать это, очевиднее, было гораздо труднее, чем в театре. На самом деле, чем проще картинка, тем более нарочитой, почти карикатурной должна быть игра. Лучшие голоса способны играть несколько ролей, как, например, де Голль: то он лихой победоносный генерал, то добрый отец семейства в костюме-тройке, отечески ободряющий свой народ. Во время переноса праха Жана Мулена генерал важен и невозмутим, и мы видим его в военной форме практически в последний раз. На лице Андре Мальро – следы прошлых испытаний, плечи согнулись под тяжестью переживаемого момента. Его лицо серьезно, рот крепко сжат, слова говорят о готовности бороться за будущее в память о прошлом. И однако, он с горящими глазами, подобно актерам «Комеди Франсез», произносит слова цвета сепии, достойные академических речей.

Менее чем десять лет спустя это же место перед Пантеоном заполнено студентами, которые скандируют с булыжниками в руках: «Десять лет – хватит!» Их голоса – это голоса нового мира, молодого и стремительного, который за десятилетие достиг большего, чем за весь прошедший век. Звучит новый вокальный тембр, новый ритм. У нас больше нет страха войны, пищевого инстинкта: если даже он и не исчез, то заметно ослаб. Эта напористость означает, что страха лишений больше не существует, а ключевые слова теперь – «наслаждайся жизнью». На первое место Запад ставит внешний вид; здоровая и спортивная внешность становится решающим фактором и частью культуры. В 70-х годах этот приоритет устанавливается и во Франции, а в Соединенных Штатах он существовал уже давно: это устройство общества, где все смотрят друг на друга, работают над своим имиджем и управляют своим голосом.

В начале XX века Макс Вебер^[29], один из основоположников социологии, дал определение типам господства, которое справедливо и поныне. По его мнению, легитимность власти бывает трех видов: традиционная, рационально-правовая и харизматическая, то есть основанная на личной преданности вождю. Мировые СМИ только усилили влияние этого феномена. Одно и то же сообщение может передаваться много раз в течение одного дня. Его можно услышать в машине, по телевизору, в своем смартфоне. С одной стороны, толпа перестает существовать как таковая и превращается в виртуальную толпу; с другой стороны, она продолжает вести себя как толпа – настолько сильно влияют на нее аудиовизуальные средства. Человек знает, что он принадлежит к группе слушателей, и это чувство сопричастности дает ему власть. Технология интервью с 80-х годов не претерпела изменений. Политическое состязание телезрители воспринимают как гладиаторской бой, который непременно должен завершиться умерщвлением одного из противников.

Критика СМИ приобретает все большее влияние, она учитывает внешность и особенно голос с жестикуляцией. Начиная с 80-х годов голос власти уже не театрален, а скорее кинематографичен с точки зрения дистанции – как крупный план: политика можно видеть и слышать на близком расстоянии, как будто он беседует с каждым избирателем. Что касается двухтысячных годов, я бы сказал, мы наблюдаем за рукопашной схваткой: особенно это касается Николя Саркози. Будь то журналист или политический конкурент, борьба с ними всегда разворачивается у нас на глазах. Телезритель обожает словесные схватки.

По мере того как руководители начинают заниматься спортом, следить за фигурой и придерживаться здорового образа жизни, меняются и их голоса. Они переходят от театральных речей к простому разговору: воображаемые декорации теперь – не сцена, а радио– или телестудия с небольшой аудиторией. Отныне важно иметь хороший микрофон и хорошего звукорежиссера. Сейчас используют микрофон Shure SM57. Этот динамичный, однонаправленный микрофон, выпускаемый компанией Shure, предназначен для инструментальной музыки и голоса. С 1965 года это официальный микрофон президента Соединенных Штатов. Все речи американского президента звучали через этот микрофон. Он используется и в наши дни. Он восстанавливает частотные диапазоны голоса и позволяет выделить главный источник звука, уменьшая фоновый шум. Благодаря системе «антишок» он снижает уровень звуковых помех, возникающих при манипуляции с ним. Очень важно, чтобы обращение к аудитории проходило в условиях хорошей акустики. Развитие технологий не просто меняет нравы, оно их определяет. По свидетельствам современников Гитлер, поначалу выступая в пивных, говорил обычным голосом. Его голос трибуна зазвучал только тогда, когда он стал ораторствовать перед многотысячной аудиторией. Без технической помощи голос разносится на расстояние 30–50 метров, отсюда возникает необходимость в микрофоне.

Но первые микрофоны не сразу изменили ситуацию. Они усиливали звук, но искажали голос, и оттого он звучал неискренне. Поэтому лучше было обходиться без них и работать с собственным голосом, как в театре. Я вспоминаю наших старых профессоров на медицинском факультете, которые читали лекции, упрямо игнорируя микрофон, тогда как молодое поколение преподавателей не могло без них обойтись.

Все изменилось с развитием технологий, когда не только «Битлз», Рей Чарльз или «Роллинг стоунз», но также и дирижеры смогли использовать микрофоны, нисколько не теряя оригинальности (в лучшем смысле этого слова), и передавать свои эмоции публике. Лучшим примером для меня остается речь Кеннеди в июне 1963 года в Берлине, когда президент воскликнул, обращаясь к толпе: «Ich bin ein Berliner!» («Я – пончик с вареньем!») вместо «Ich bin Berliner» («Я берлинец!»). Но какое значение имела эта ошибка в языке Гёте? Все зааплодировали, обеспечив Кеннеди полный триумф. Он, американец, приехавший в Германию, старался говорить на языке этой страны. Его голос звучал совсем рядом, в регистре разговора. Микрофон, таким образом, его спас. Ведь без микрофона, вынужденный говорить громко и с театральными интонациями, он был бы освистан – я в этом убежден – как актер, перевравший текст, или сфальшивившая певица.

Микрофон ввел в политику непринужденность, интимность, звуковой формой которой стал мягкий, негромкий голос – так трубадур в старину убаюкивал слушателей еле слышным пением. Словно эстрадный певец, политик нашептывает нам на ухо свой проект реформ. Кеннеди – это Синатра от политики: когда он обращается к толпе, он обращается к каждому человеку. Он добавляет в общение с группой интимную ноту.

Но есть вторая, ужасная сторона медали в этой близости между политиком и слушателями (или телезрителями), составляющими эту виртуальную толпу. На мой взгляд, если частная жизнь лидеров занимает сегодня такое важное место, то причина еще и в том, что технический прогресс изменил сам голос политика, приблизив его к нам. Это уже не голос Франции, который обращается к французам; с нами говорит голос человека со всеми его слабостями, недостатками и достоинствами. Становясь все более доступными и привычными, голоса лидеров тем не менее всегда выделяются своей вокальной харизмой. С каждой следующей речью политик спускается со своего пьедестала: де Голль говорил «Франция», и он был этой Францией, о его частной жизни люди знали очень мало. Николя Саркози обращается к «французам», то есть к таким же, как он, разведенным мужчинам, которые довольны жизнью, потому что не курят и по воскресеньям у них есть время для пробежек. Что касается президента Олланда, то он говорит без всякого пафоса, очень простым языком, который понятен всем, и подчас он сам себе противоречит, как и все. «Нормальный президент», говорят о нем, и это несомненно, но «нормальный» – применительно к чему и по сравнению с кем?

Изменив образ публичного политика, май 1968 года только подготовил, на мой взгляд, истинную революцию – приход радиотехнологий в мир звука в 1981 году благодаря Франсуа Миттерану. До этого времени приходилось пользоваться средними волнами. На средних волнах импульсы не существуют, передаются только некоторые регистры частот. Если бы у голоса был цветовой спектр, то на средних волнах оратор казался бы дальтоником голоса. Благодаря частотной модуляции чистота голоса передается практически в неискаженном виде.

Когда Миттеран взял слово, чтобы отдать дань памяти Жану Монне, его голос не пытался увлечь слушателей, теперь в этом не было необходимости. Наказы потомкам, лирические отступления в стиле Мальро сменились фактами и символами. Опять же ключевые слова здесь – отсутствие дистанции. Когда я слушаю Франсуа Олланда в машине, как в одно туманное октябрьское утро 2014 года, то воспринимаю его речь как звуковой фон. Наши лидеры уже не ждут, чтобы мы внимали им, не отводя от них взгляда. Они сами уже привыкли непрерывно говорить, но не для того, чтобы что-то сказать, а только чтобы заполнить медиапространство. Это пространство насыщенно голосами политических персон – от президента до министра, от оппозиционера до профсоюзных деятелей, но только не художников и не деятелей культуры. Как же политикам быть услышанными, если на некоторых радиостанциях или телеканалах их голоса – всего лишь звуковой фон, перемежающийся рекламой? Вот нынешняя проблема наших политиков, мужчин и женщин. Против этого может быть только одно средство: повторять как можно чаще как можно более простую мысль, подобно тому как басовая линия вторит основной мелодии. Лидеры непрерывно комментируют проблемы и конкретные события, но что действительно имеет значение, так это припев, который они то и дело повторяют: «социальный перелом» – в 1995 году, «больше работать, чтобы больше заработать» – в 2007-м или «Yes we can» Обамы – в 2008 году. Добро пожаловать в эпоху повторений мирового масштаба! Обратите внимание, что все эти припевы от раза к разу становятся беднее, и не из-за отсутствия идей или ошибок в синтаксисе, а потому, что чем богаче поток информации, тем меньше мы можем запомнить. Тщетно сожалеть об этом, мы можем лишь констатировать, что, пока длятся выступления и речи, короткие фразы переходят из уст в уста, а лозунги «привязываются» к нам как назойливые рекламные песенки. Не надо видеть в этом манипулирование или воздействие на подсознание – подобными страшилками нас всегда пугают, когда речь идет о СМИ, – дело здесь просто в адаптации Homo politicus к окружающей среде, к своей истории. А история в каждой стране разная. Несмотря на свою популярность, я уверен, что эквивалент «Yes We Can» Обамы на французском языке никогда не имел бы успеха во Франции: Обама говорит как проповедник, часто монотонно, тоном духовного лидера и моралиста, и, обращаясь к народу, никогда не забывает напоследок упомянуть о будущем, которое ему грезится. Во Франции, на родине секуляризма, такой тип политиков пока не появлялся.

И тем более невозможно вернуться назад: сегодня, возможно, Миттеран не преодолел бы барьер праймериз, его речи содержат слишком много информации. В наши дни, если политик говорит много, значит, ему нечего сказать. Точно также не представляется возможным иметь дело с политиками, владеющими яркой сценической речью, каким был в свое время некий Филипп Сеген^[30], которого упрекали за то, что он говорит слишком громко. Масштабные митинги проводятся все реже. Они нужны в основном для того, чтобы продемонстрировать физическую крепость оратора и показать, что он способен говорить долго и не выдыхаться. Убедившись в этом, успокоенные сторонники обычно расходятся.

Без сомнения, существует мода на голоса политиков. Несмотря на то что само слово «мода» довольно легкомысленное, в данном случае ее значение несомненно. Политик, будь то мужчина или женщина, чтобы добиться успеха, должен идти в ногу со временем, ориентироваться в окружающем мире, в звуковом пространстве, в котором работает. Необязательно становиться репером, но надо понимать репера и говорить с ним на понятном ему языке. Артистов, Габенов и Жуве политической сцены, сменили сериальные актеры: мы видим их каждый день без всякого заметного повода. Они никогда не станут героями. Политик или лидер должен вызывать восхищение, уважение и любовь, чтобы завоевать победу. Его голос является носителем разума и особенно эмоций.

3
Главное – невидимо

Голос – это инструмент тела – неосязаемый, но вездесущий, его таинственная природа заключена в союзе тела и души. Голос неотделим от эмоций и характеризуется способностью преображать энергию дыхания в чувственную вибрацию. Нет одинаковых голосов, как нет одинаковых песчинок в океане. У каждого из семи миллиардов Homo vocalis свой собственный голос, свои собственные вибрации. Голос – это экстаз в молитве или заклинании, в надежде или жертвоприношении, как, например, в вуду. Вибрации Homo vocalis – это динамическое равновесие между молчанием и шумом, вдохом и выдохом, инь и ян. Таким образом, голос – это послание человека самому себе или другим людям.

Среди способов, которыми мы выражаем себя, голос – самое открытое и глубокое проявление нашей сущности. Он внутри нас, он раскрывает наше высшее духовное сознание. Голос позволяет вести диалог с нашим внутренним «я», а также выражать каждую эмоцию, все чувства. Загадка голоса – неотъемлемая часть загадки самой жизни, своего рода эмоциональная голограмма.

Боги и голоса

С древних времен голос вдохновлял людей на самые фантастические истории. Мифологии всех народов нас в этом убеждают. В нашей части мира такими основополагающими художественными произведениями стали «Илиада» и «Одиссея», «Энеида», «Метаморфозы»…

Вспомним, как Орфей очаровывал богов своим голосом в надежде снискать их милость. Его пение околдовывало диких зверей, деревья, камни и даже стражей подземного царства Аида, которые, услышав его пение, отпустили прекрасную Эвридику. Сирены своим пением пытаются увлечь в море Улисса, который не устоял перед соблазном их послушать, но приказал команде привязать себя к мачте, чтобы не поддаться их завораживающему протяжному пению. Эхо – лестная нимфа, одаренная музами способностью рассказывать нескончаемые истории, благодаря которым она отвлекала внимание Геры, пока Зевс наслаждался общением с красавицами из числа простых смертных. Когда богиня обнаружила обман, она страшно разгневалась и наказала Эхо, лишив ее голоса. Гера произнесла свой приговор: «Последнее слово всегда будет за тобой, но ты никогда не заговоришь первой». Так она приговорила Эхо неустанно повторять чужие голоса. Эхо – это голос, как Нарцисс – изображение, однако Нарцисс погиб, а эхо по-прежнему обитает в горах и отзывается каждому. Запомним символику этого послания: изображение умирает, а вибрация оставляет отпечаток в пространстве и времени.

В греческой мифологии Зевс – повелитель всех голосов: его речь, mutos, означает «голос, звучащий за всех».

Зевс попросил Гефеста смешать глину с водой и вылепить Пандору, первую женщину. Боги вдохнули в нее человеческий голос, она стала богиней земли и плодородия.

Сивилла, жрица Аполлона, общалась с богами посредством голоса. Они открывали ей некоторые тайны. Сообщения богов она передавала в состоянии транса – пением и танцем. Пожилая женщина, пророчица, или эхо оракулов, Сивилла – инструмент откровения, эманация божественной мудрости. Она говорит от первого лица, заявляет об уникальности своего дара и беспристрастности ответов, которые порой звучат как бред и требуют тщательной расшифровки. Загадочная речь жрицы допускает множество интерпретаций. В качестве примера цитируют ее предсказание солдату: «Ibis redibis non morieris in bello». Если мы сделаем паузу перед словом «non», как бы поставим запятую, смысл фразы станет таким: «Уйдешь, вернешься, не умрешь на войне»; но если паузу сделать после слова «non», фраза будет означать: «Ты уйдешь, не вернешься, умрешь на войне». Понимаете теперь, насколько важна интонация голоса?

Роль пифии иная. У нее был официальный статус в Дельфийском храме. Ей задавали вопросы, и она отвечала на них, служа лишь рупором богов.

Диодор Сицилийский рассказывал, что в окрестностях Дельф есть место, где из земли вырывается пар, который затуманивает рассудок и будоражит чувства. Один пастух, пасший стадо коз, заметил, что, когда козы приближаются к месту, откуда вырывается пар, они возбуждаются, начинают прыгать и издавать странные звуки. Наш пастух тоже вдохнул эти пары, начал скакать на одном месте и, казалось, впал в необыкновенную эйфорию. У него были видения, он выкрикивал странные слова и в конце концов уверился в том, что странная расщелина как-то связана с богами. Это известие очень быстро облетело всю Грецию. Люди заговорили о божественной магии. Некоторые неразумные устремились к расщелине, чтобы подышать дурманящими парами. Они падали в расщелину и погибали. Тогда решили назначить жрицей этого места женщину и назвать ее дельфийской пифией. Только ей было позволено делать предсказания. Через нее задавали вопросы Аполлону и от нее получали ответы. Ей изготовили сиденье-треногу и поставили над расщелиной. Сидя на этой треноге, в центре которой было проделано отверстие, она купалась в испарениях, которые обязательно должны пройти через ее «основу» – половые органы, чтобы их эффект проявился в полной мере. Женщина стала прорицательницей. Ее голос, его тембр менялся. Она входила в транс. Но самое поразительное, что она стала говорить, не разжимая губ. Голос как будто исходил не из нее, а откуда-то рядом. Значит, это говорили боги! А может, дельфийская пифия была чревовещательницей, которая знала, как надежно сохранить свой секрет? Понадобилось не одно столетие, чтобы проникнуть в тайну такого голоса. И мы еще к нему вернемся…

Если Сивилла играла роль заступницы людей перед богами, то разве не ту же самую роль играют другие люди под другими небесами в ритуалах вуду в Бенине, на Гаити и в Бразилии? Разве этими заклинаниями не пытаются заставить богов заговорить, оживить предков, чтобы посредством их голосов боги показали свое присутствие?

У догонов

Голос в мифологии догонов – это властелин, он обладает абсолютной властью. Догоны живут на засушливом плато Бандиагара в Мали. Они создали грандиозную космогонию, словно вышедшую из научно-фантастического романа. Вера догонов зиждется на голосе – явлении одновременно священном и созидательном. Эта вера дополняется двумя принципами: принципом необходимой двойственности и взаимодополняемости живых существ и неживой материи и принципом жизненной силы, которая одушевляет все элементы сотворенного мира, от минералов до человека.

Бог догонов обладает властью речи. Он формирует первоначальную плаценту. Речь – это символ плодородия. Пустые слова не позволяют другому ни создавать, ни производить потомство. Слово «полное и искреннее» оплодотворяет плаценту и дарит ее Дину, избраннику из числа мужчин. Это он, и только он, будет развивать человеческий голос. Без голоса человек не существует! Для Дина власть голоса зависит от воды, которая дает ему жизнь. Если человек потерял много воды, он теряет и голос. Вода даст голосу свою текучесть и свою всепроникаемость, наполнит его силой. Его ритм – как река, как бурный поток, как прилив и отлив. Если вода не чиста, то голос неискренен, он фальшивит, обманывает и тревожит. Огонь – это источник эмоций для голоса: речь может быть пылкой, согревающей, стремительной или сдержанной. Земля прибавляет голосу плотность, создает его костяк. Воздух – это последний источник голоса, он наделяет его притягательностью. Эти верования догонов, народа, живущего в слиянии с природой, в гармонии с небесными созвездиями и особенно с самой яркой звездой – Сириусом, поразительны, они показывают нам, до какой степени передача знаний и опыта тесно связана с этой ДНК вибрации, которая и есть голос.

Догоны воспроизводят не только человеческий голос, но и дуновение ветра, шорохи животных и развеивают тоску, а точнее изгоняют ее из того человека, вестниками которого намерены быть. Это не они превращают в звуки слова, песни, крики или ономатопеи: они их всего лишь транслируют в своих заклинаниях. Власть их голоса становится абсолютной («это говорю не я, а предок»), они – вместилище голоса.

Здесь понятия передатчика и приемника становятся фундаментальными. Передатчик – тот, кто создает голос. Это может быть актер, но он играет роль, гипнотизер, но его и воспринимают как такового. Колдун-догон – передатчик голоса и его приемник одновременно: он как почтальон, который открывает ваш почтовый ящик, чтобы прочитать вам пришедшее на ваше имя письмо. Так изгоняют тоску. Здесь человек находится на службе другого человека. В других же случаях человек получает силу от коллектива.

Горловое пение

Горловое пение монахов Тибета для меня как ларинголога долго представляло загадку. Это особое пение с каким-то необыкновенным отзвуком, словно пришедшее с другой планеты, стало для меня удивительным открытием. Однажды меня попросили осмотреть специалиста в этом вопросе Тран Куанг Хая. Февральским утром 1987 года Тран Куанг Хай позвонил мне и приехал в мой офис вместе со своей супругой Баш Йенс. Я осмотрел его. Налицо были все симптомы обычного фарингита. С его согласия мы провели динамическое исследование его гортани с помощью назального фиброскопа. Какая это была для меня прекрасная возможность увидеть вблизи загадку горлового голоса, понять, как рождается этот тон!

Я ввел фиброскоп в его правую ноздрю. Изображение на мониторе позволяло следить за продвижением фиброскопа. Достигнув полости, которая расположена над глоткой, фиброскоп продолжил продвижение вниз к язычку, а затем достиг гортани. Тогда я попросил Тран Куанг Хая напеть обычным голосом «Оду к радости». Мягкое нёбо, язык, глотка показали нормальную реакцию. Вокальные связки сблизились, закрыли гортань благодаря черпаловидным хрящам, представляющим собой крошечные шарниры, и начали вибрировать. При этом мышечные пучки, называемые ложными вокальными связками и расположенные сверху, не смыкались, и это нормально. Затем Тран Куанг Хай запел «Оду к радости» горловым голосом.

То, что я увидел, меня ошеломило. Голосовые связки резко сокращались, так же как и «ложные» связки. Черпаловидные хрящи не только сближались, как это всегда происходит во время звукоизвлечения, но и слегка выгибались вперед, почти закрывая голосовые связки. И поэтому я был вынужден опустить фиброскоп на расстояние 3–4 мм от черпаловидных хрящей. Таким образом, мне удалось обнаружить инструмент горлового пения. Он, что поразительно, вибрировал! В 2007 году, сняв этот процесс на скорости 4000 кадров в секунду, я обратил внимание на то, что и голосовые связки, и ложные голосовые связки, и слизистая оболочка черпаловидных хрящей вибрируют вопреки всем ожиданиям. Вся гортань становится инструментом и вибрирует целиком!

У спортсменов на уровне глотки наблюдается такое же устройство и такие же деформации языка или мягкого нёба, как у чревовещателей. Как Шерлок Холмс, я открыл тайну горлового голоса. Я наблюдал эту невероятную, сложную и увлекательную технику с точки зрения биомеханики гортани.

Это пение квалифицируется как горловое, иначе говоря – двухформатное, или дифоническое. Общим знаменателем является положение языка по отношению к гортани и к глотке, которое позволяет держать басы – звуки очень низкой частоты, – пока выстраивается мелодия. Бас – это первый, основной звук. Он является своего рода фундаментом для второго звука. Басовый звук, звучащий ровно на одной частоте и мощности на едином выдохе, позволяет выстроить мелодию. Эта техника пения уже долгое время находится на службе у буддийской философии и позиционируется как внутреннее свойство человека, в отличие от нашей европейской цивилизации, ориентированной на трансцендентность.

В индуистской религии голос также является основным понятием. На санскрите слог «ом», представляющий первобытную божественную вибрацию, становится источником энергии при произнесении его сорока различными способами.

Сила горлового пения удивляет, и не только посланием, которое оно несет, но и техникой исполнения, которого оно требует. Тибетские монахи – не единственные, кто владеет такими умениями, мы находим их и у других народов, например у монголов и тувинцев. Техника горлового пения приближается к технике чревовещателей. Трехмерные изображения, полученные при сканировании, очень напоминают те, что получены при обследовании магов голоса – чревовещателей. Резонансные полости у них почти одинаковы.

Бог и голоса

Сама природа голоса – невидимая, неосязаемая и нематериальная – открывает ему двери в сакральное. Наш изначальный опыт, связанный с голосом, сам несет отпечаток тайны: ведь эмбрион первым, задолго до всяких мистиков, слышит голоса, находясь в утробе матери.

Легкий и воздушный, голос неизбежно поднимается к небу, и, согласно трем монотеистическим религиям, он так же спускается с неба, чтобы донести до людей слово Божье. Ни один библейский персонаж, начиная с архангела Гавриила, не усомнился в существовании некоего «голоса» – будь то слово Божье, которое часто описывают как «могущественное» или «спокойное», голоса патриархов, голос царя Соломона или святого Иоанна… Когда иудеи высылают из Иерусалима ему навстречу священников и левитов, чтобы те спросили его «Кто ты?», Иоанн отвечает: «Я глас вопиющего в пустыне…» В Библии, чтобы объяснить тайну, постоянно ссылаются на слово Божье. Это от голоса, от слова Божьего «стал свет». «Десять заповедей» – не означает ли это «десять слов» на арамейском языке? Уже тысячелетия религиозным песнопениям придает ритм слово «аллилуйя». Сочетание гласных – опора для голоса. Голос облекается в слова, но, как и в других областях, музыкальность речи превалирует над смыслом слов: нет религий, в которых отсутствует голос, и наоборот. Синагога, церковь, собор, мечеть, храм… Сколько же было изобретено видов архитектуры для того, чтобы собрать верующих и заставить резонировать их голоса!

Церковь всегда с подозрением относилась к голосу – и к языку, и к пению. Почему? Потому что человеческий голос – носитель радости, страдания или тоски – считается нечистым, и, однако, без него невозможно обойтись, поскольку надо славить Бога. Выходом из этого противоречия стала иерархия голосов в соответствии с их большей или меньшей «невинностью».

В этом контексте иудеи, христиане и мусульмане единодушно, хотя и разными путями, стараются оградить верующих от искушения обольстительным женским голосом. Женщинам запрещено призывать на молитву или совершать богослужение, так как женский голос считается по своей природе эротическим, возбуждающим. Ведь в религии власть голоса проявляется прежде всего в молитве или декламации священных текстов (другие случаи использования голоса в религии посредством проповедей, поучений и наставлений должны соответствовать тем же правилам, что и любая речь, адресованная публике).

В иудаизме хазан (кантор) читает Тору, вернее, поет ее по особым нотам и в определенном ритме, которые он знает на память. Впрочем, большая часть иудейской литургии поется или проговаривается согласно ритму традиционных мелодий. В исламе муэдзин является служителем мечети, и на нем лежит обязанность с вершины минарета не меньше пяти раз в день призывать верующих к молитве. Его отбирают среди других по голосу и по совокупности индивидуальных черт.

В поисках чистоты голоса христианская культура – единственная из всех, которая оценила детский голос, увидев в нем идеальный инструмент для воплощения в христианском ритуале ангельского образа.

Что касается протестантской церкви, то власть голоса в ней признается открыто. Для Кальвина «человеческий голос превосходит любой музыкальный инструмент, который есть лишь вещь». Поэтому верующие поют а капелла, не передоверяя музыканту или певчему миссию славить Господа или молиться ему.

То же самое происходит в православной церкви, которая запрещает любые музыкальные инструменты ради достижения необыкновенной полифонии. Поэтому в православии музыка – это исключительно вокальное искусство, искусство пения священных текстов. В церковных и светских делах человеческий голос используется по-разному. При пении голос преображается и становится инструментом, посредством которого человек возносит хвалу своему Творцу. Священная песнь рождается из взаимодействия голосов, которое позволяет каждому войти в коллективный резонанс.

За прошедшие тысячелетия духовная вокальная музыка как искусство достигла необыкновенных высот. Она положила начало опере, которая, в свою очередь, еще более утвердила власть голоса, его способность вырвать человека из банальной действительности, вознести к высоким сферам искусства.

Власть гипноза

Все чаще и чаще в медицинской среде прибегают к гипнозу, который до сих пор нередко воспринимают как магические чары, хотя гипноз – явление естественного характера. Гипнотическое состояние – это просто состояние измененного сознания, отличное от сна. Мы переживаем его в той или иной степени несколько раз в день, когда нас «уносят мысли».

Немного истории. Слово «гипноз» ввел в обращение в 1843 году шотландский врач Джеймс Брейд, достойный наследник доктора Месмера, который возобновил практику гипноза – где-то между наукой и зрелищем.

Франция сыграла главную роль в развитии гипноза как средства лечения душевнобольных, используя этот метод в больнице Питье-Сальпетриер и в школе Нанси. В настоящее время его применяют в психиатрии и анестезиологии. Функциональные методы визуализации головного мозга позволили лучше понять его механизм. Некоторые участки мозга, отличные от участков релаксации или сна, точно так же активируются во время гипноза.

Различают два типа сознания в обычном бодрствующем состоянии. Первый – это критическое сознание: оно подмечает детали, анализирует, разбирает на составляющие, изучает и защищает нас. Это сознание более сдержанное и отстраненное, чем второе, которое мы можем обозначить как гипнотическое: оно видит картину в целом, похожую на сновидение, опирается на творчество и воображение; оно более эмоциональное и естественное. В течение дня мы, естественно, балансируем между этими двумя состояниями, более или менее успешно к ним приспособившись. Это и есть то самое «гипнотическое» сознание, состояние, которое можно вызывать, преследуя определенную цель.

Главные принципы «гипнотического» сознания – диссоциация и чувственная составляющая. Под диссоциацией мы подразумеваем состояние «мое тело здесь, а разум там».

Феномен гипноза предполагает изменения в сознании и памяти. Гипноз повышает чувствительность к внушению и способность к воспроизведению образов. Мы оказываемся в мире, в котором ответы на вопросы могут быть странными, причудливыми, неожиданными, а мысли – незнакомыми и даже шокирующими.

Во время работы в больнице мой анестезиолог Бернар рассказал мне, что гипнотическое состояние усиливает действие анестезии, облегчает и часто меняет восприятие боли.

В первый раз, когда я увидел, как Бернар перед анестезией ввел пациентку в гипнотический транс, я очень удивился, так как меня не предупредили. Бернар попросил всех замолчать. Я встревожился и решил, что возникла проблема с наркозом, но он объяснил мне, что собирается подвергнуть пациентку мини-гипнозу, способствующему расслаблению.

Он должен обращаться к ней очень тихо, добиваясь максимальной восприимчивости ее сознания. Метод состоит в том, чтобы говорить на выдохе, а точнее, пока она сама делает выдох. Это обусловлено тем, что глубокий выдох – необходимое условие для релаксации. Именно в этот момент пациентка расслабляется и слышит только голос, не воспринимая посторонние шумы.

К этому надо добавить одно очень важное замечание: необходимо идти за пациентом туда, где он находится. Взволнованного, возбужденного человека бесполезно увещевать: «Успокойтесь, расслабьтесь, все хорошо», – это даже может нанести вред. Есть состояние транса, при котором все положительные и приятные элементы выдвигаются на первый план, но существует и такое состояние транса, при котором все отрицательные элементы усиливаются. Поэтому надо искать пациента там, где он находится, и говорить с ним энергично и быстро. Как только пациент и терапевт оказываются на одной волне, терапевт может постепенно снижать ритм и интенсивность речи, чтобы увлечь пациента за собой и привести его в более спокойное состояние. Для этого используют, в частности, pacing, технику синхронизации дыхания, когда дыхание врача синхронизируется с дыханием пациента. Даже в тех случаях, когда терапевт молчит, уже одно только применение этой техники успокаивает больных, особенно тяжелых больных с высоким уровнем тревожности.

Чтобы лучше понять это состояние сознания, рассмотрим пример. Когда я один за рулем и мне скучно, я могу далеко унестись мыслями, хотя и не сплю. Если мне нужно совершить обгон, я легко «прихожу в себя»: включаю сигнал поворота, обгоняю и встраиваюсь в ряд. Как только спокойствие возвращается, я снова могу мысленно «улететь». Перед погружением пациента в гипнотический транс анестезиолог просит его убедительным голосом, но без приказной интонации, вспомнить какое-нибудь приятное и очень личное переживание, используя органы чувств: «Вам надо не думать о нем, а чувственно пережить заново».

В процессе гипноза власть голоса проявляется поразительным образом – ведь, казалось бы, все должно быть наоборот.

Там, где, как правило, в голос добавляют эмоций, чтобы подчеркнуть его власть, в гипнозе, чтобы он был эффективен, голос терапевта должен быть монотонным, однообразным и бесцветным, должен звучать абсолютно нейтрально, не выражая никаких эмоций, чтобы оставить место для эмоций пациента. Что особенно важно, он не должен ничего навязывать. Голос сопровождает выдох пациента и говорит до момента его расслабления, ожидая внутреннего, не эмоционального отклика. Можно предположить, что монотонный тембр голоса гипнотизера проходит через сознание гипнотизируемого, не изменяя его.

Кроме того, чтобы избежать всяческих противоречий, которые могли бы помешать в процессе гипноза, слова всегда должны употребляться только в позитивной форме. Бессознательное не воспринимает отрицание. Например, когда, желая успокоить пациента, ему говорят: «Не волнуйтесь, это не больно, это не долго», то полученное послание звучит для него так: «волнуйтесь», «больно», «долго». Нужно помнить, что пациент, возможно, находится в состоянии негативного транса, а в этом состоянии подобные «внушения» волнения и боли скажутся еще сильнее, чем в более «нейтральном» состоянии критического сознания. Однако важнее используемых слов голос, их произносящий: убаюкивающая интонация, сопровождающая вас в этом коротком и приятном путешествии, создает чувство, что этот голос защищает, направляет и успокаивает.

Для людей, прошедших некоторую подготовку, возможно применение самогипноза. В подобном случае он будет пациентом и терапевтом в одном лице.

Григорианские хоралы или тибетское горловое пение могут создать условия для некоторой формы гипноза благодаря своему однообразному звучанию. Слушая их, можно достичь экстатического состояния. Вообще, на мой взгляд, к этому эффекту стремятся все меломаны, потому что музыка погружает в особое состояние, вплоть до транса. Теперь мы понимаем, до какой степени гипнотическое состояние доступно любому мозгу…

4
Голос как зрелище

Сначала был голос. Это он первым криком объявил о зарождении новой жизни.

Если голос стал первым средством общения, то также благодаря ему люди стали частью этого мира. С давних пор они пытались подражать природе, миру звуков вокруг, и именно в этом направлении развивались вокальные традиции, накапливая огромный запас песен и формируя голосовые регистры. Все цивилизации, от самых примитивных до самых высокоразвитых, свидетельствуют об этом. Человек добавляет свой голос к песне мира как будто для того, чтобы его приручить.

Голос сопровождает все обряды в нашей жизни. Он также является одной из форм самовыражения, одинаково свойственной как мужчинам, так и женщинам. Как и мужчины, женщины не были чужды вокальному искусству. Это искусство, даже не выходившее за стены дома, стало определяющим моментом общественного равенства, которое существовало не всегда.

Голос – это не только пение для себя или малой замкнутой группы (колыбельные, песнопения ритуальные или по какому-либо поводу), голос – это также профессия. Она под силу немногим, требует постоянной тренировки, серьезного образования, подвержена спадам и неудачам – одним словом, всему, что характерно для искусства, в котором эмоции – одновременно и средство, и цель. Это публичная профессия, она подразумевает участие зрителей, которые принимают и оценивают профессионала. Спетое или сказанное слово становится искусством только после того, как оно пройдет через осмысление и исполнение. Это прежде всего техника, которую оттачивают с упорством, волей и страстью. Чревовещатель, имитатор, актер или певец – все они добиваются, чтобы их голос был слышен, полновесно звучал и показал весь диапазон своих возможностей. Таким образом, исполнитель-интерпретатор должен превзойти самого себя и в очередной раз расширить пределы человеческого голоса, и пение, без сомнения, – самое совершенное и самое захватывающее из его проявлений.

Чревовещатель

Франция ищет таланты^[31]… И нашла их в лице Марка Метраля. В 2014 году этот шестидесятилетний иллюзионист обратил на себя внимание, выступив на английском телевидении, где потряс зрителей и жюри шоу «Британия ищет таланты». Он – первый чревовещатель, который использовал в своем спектакле животное – щенка. Постоянный участник программ кабаре и цирков по всему мира, он был далеко не новичком в своей сфере, выступал перед леди Ди в 1988 году, а также в Олимпии и «Мулен Руж», произвел фурор в театре Шайо вместе с Жеромом Савари^[32]. Более восьми миллионов человек посмотрели по интернету фрагменты лондонского шоу.

Искусство чревовещания издавна очаровывает толпу, хотя тайна, которая его окружала многие века, уже давно раскрыта. Потому что этот маг голоса, этот современный шоумен еще вчера был колдуном, голосу которого приписывали сверхъестественную власть над людьми. Как и прорицательницы древности, о которых мы говорили выше, чревовещатели были представителями оккультных сил, они общались с мертвыми, заставляя их говорить и предсказывать будущее.

«Энгастримит», или чревовещатель, считался кем-то вроде божества. И ему, так же как и оракулам, было позволено свободно высказывать требования народа и порой выступать против политической власти, потому что он говорил не своим голосом. Однако его миссия была прежде всего духовной. Этимология слова очевидна: от греческого gaster – живот и mythos – голос. Гиппократу первому принадлежит попытка описания этого феномена: «У чревововещателя голос идет из живота, это голос души, излучаемый внутренней силой». Гиппократ просто повторил слова библейского пророка Исаии: «И будешь унижен, с земли будешь говорить, и глуха будет речь твоя из-под праха, и голос твой будет, как голос чревовещателя, и из-под праха шептать будет речь твоя» (Ис. 29: 4).

Кроме того, в Библии, в Книге царств, чревовещание присутствует в эпизоде, где Саул пришел посоветоваться с волшебницей из Аэндора, самой знаменитой некроманткой своего времени, которая, как считалось, владела даром читать в душах умерших. Царь Саул, которого оставил Бог, пытается поговорить с усопшим пророком Самуилом, чтобы получить от него сообщение. Самуил помазал Саула на царство, когда тому было 40 лет. «Голос, пришедший откуда-то, отвечает: “Твоя армия будет разбита филистимлянами. Ты лишишься своего скипетра”». Лицо некромантки словно вылеплено из воска, губы не шевелятся. Откуда же идет этот голос? В темноте Саулу кажется, что он видит призрак Самуила. Он становится настойчив. Колдунья, чувствуя угрозу, объясняет ему, что ее голос – это связующее звено между ним и Самуилом: «Мой царь, я говорю чревом, которое передает слова моему горлу, губы же мои не говорят». С незапамятных времен чревовещание и магия тесно связаны между собой.

От колдуна к шоумену

Все так и оставалось без изменений до XVII века, и в трудах итальянского анатома Фабрицио Аквапенденте мы еще можем встретить такой любопытный диагноз: «Чревовещатели – это особые люди, у которых голос выходит из желудка и из грудной клетки, при этом рот закрыт и губы не шевелятся. Это совершенно противоестественно и свидетельствует о магии и дьявольских уловках». Церковь делает выбор в пользу этого тезиса, хотя лучше было бы заняться серьезным изучением этого странного явления, которое, вероятно, затрагивает голос души.

Затем появилась «Энциклопедия». В конце XVIII века аббат Жан-Батист де Ла Шапель, французский математик, один из составителей «Энциклопедии», добивался, чтобы чревовещание признали искусством и особой техникой, а не таинственным занятием колдунов. Сей житель Сент-Жермен-ан-Лэ был одержим страстью постичь природу данного феномена. Он хотел любой ценой узнать, как формируются гласные при сжатых губах, как произносятся согласные с закрытым ртом и как, наконец, чревовещателям удается раздваиваться на отдельные личности? Эти вопросы стали преследовать его с того самого вечера, когда он стал свидетелем чревовещания и был буквально заворожен им.

17 февраля 1770 года господин де Сен-Жиль, зная интерес де Ла Шапеля к чревовещанию, позвал его пойти вместе с ним в одну торговую лавку близ Сен-Жерменского замка, где проводил в аббата в заднюю комнату. Ла Шапель, не отрывая глаз, наблюдал за господином де Сен-Жилем, а тот принялся рассказывать разные забавные истории. Вдруг он замолк, поднял взор к потолку, и тут, словно откуда-то издалека, прозвучал голос: «Господин аббат де Ла Шапель!» Аббат застыл, поднял голову к потолку и спросил: «Это вы?» Хотя ответ был очевиден, сомнение еще оставалось. Прошло несколько секунд, и снова послышался голос: «Да нет же, вы не туда смотрите!» Аббат опустил глаза к полу. Он был глубоко потрясен. На этот раз голос как будто выходил из-под пола. Однако губы господина де Сен-Жиля не шевелились. Только его непроницаемое лицо, казалось, наблюдало за звуковыми волнами. Эта сцена навеки запечатлелась в памяти де Ла Шапеля.

20 марта того же года другой чревовещатель, австрийский барон фон Менген, встретился с аббатом де Ла Шапелем и разыграл перед ним сцену, больше напоминающую скетч. Барон достал из кармана маленькую тряпичную куклу и обратился к ней с такими словами: «Вы мне сообщаете неутешительные новости». Кукла ответила: «Месье, клеветники чувствуют себя вольготно». – «Мадемуазель, к чему эти нравоучения?» – «Месье, если нападать не всегда дозволено, то защищаться никто не запрещает». – «Извольте замолчать», – ответил барон и положил куклу обратно в карман. Она заворочалась и пробормотала сдавленным, ворчливым голосом: «Вот каковы они, эти люди, воображают, что если они сильнее, то справедливость на их стороне».

Тряпичная кукла производила полное впечатление живого существа, так что проходивший мимо офицер бросился к барону и выхватил ее у него из кармана. Опять раздались вздохи и стоны, словно фигурку лишили воздуха и придавили. Офицер испуганно ослабил хватку, словно у него в руке оказался раненый зверек. И тут барон показал молодому человеку, что это просто тряпичная кукла, обыкновенная палочка, завернутая в кусок ткани вместо платья. Иллюзия удалась на славу: губы барона не шевелились, лицо выражало сочувствие к своей кукле. Живой диалог между тряпичной куклой и бароном только усилил магический эффект.

Барон говорил здесь двумя голосами: первый, когда кукла лежала в открытом кармане, это, так сказать, ближний голос (near voice), второй, когда фигурка была спрятана, – это голос отдаленный (distant voice).

Как же может существовать такой феномен? Мы начинаем представлять, как работают в этот момент губы, зубы, пищевод, живот, мы говорим о даре… Когда барона просили дать его собственное объяснение, он находил это делом совершенно естественным. Для него этот голос был средством обманывать окружающих. Его кукла позволяла ему говорить то, чего он не мог сказать от своего имени, давая возможность дерзить.

Куклу он держал в левой руке, а с помощью щек, языка и зубов извлекал голос, создавая впечатление, что его живот и диафрагма не производят никаких усилий и не участвуют в создании звуков. Он долго и упорно работал над дыханием и ритмом, добивался необходимой подвижности языка, чтобы «диалог» с куклой стал возможен.

В то время было почти невозможно проанализировать эту голосовую механику из-за отсутствия инструмента, способного наблюдать за голосовым аппаратом в то время, когда чревовещатель говорит.

Увлечение этим феноменом достигло своей высшей точки, когда в 1876 году начались выступления Фреда Нимена с его семью марионетками. Своим обычным голосом он подавал реплики и участвовал в диалоге с семью созданными им персонажами. Зрители затаив дыхание следили за тем, как ловко он переходил от одного голоса к другому. Он изумлял, забавлял, развлекал, заинтриговывал. Вместе с ним публика словно проникала в другое измерение.

Вокальное альтер эго

Париж, наши дни. В мой кабинет входит чревовещатель Кристиан Габриэль, которого я попросил прийти ко мне на осмотр, чтобы понять тайну его искусства. Его дар чревовещания обнаружился в детстве. Мне хотелось бы узнать, как появился его неразлучный спутник Фреди – озорная плюшевая обезьянка, его альтер эго. Кристиан очень смущается, узнав, что ему надо показать свой «двойной голос» в кабинете фониатра, но Фреди прерывает нас: «Ты сделаешь ему больно?» Мы подошли к самому главному. Кому я должен отвечать? «Нет, я не сделаю ему больно. Но вы не разогрели голос, Кристиан!» – «Ему это не нужно», – возражает мне Фреди, мотая головой. Итак, мы начинаем. Я ввел видеоэндоскоп в ноздрю, и, пройдя зев, завел его за язычок до перекрытия гортани. Только такой способ обеспечивает доступ к органам, участвующим в чревовещании. Поскольку я не вводил инструмент в рот, то не мешаю движению губ, языка, челюсти или горловых мышц, а значит, можно свободно говорить или петь, кашлять или смеяться.

Фреди, маленький плюшевый шимпанзе, чрезвычайно симпатичный, к своей роли относится очень серьезно, почти как пациент. Кристиан, мастер игры, говорит сам и оживляет Фреди. Когда он заставляет Фреди говорить, то одалживает ему свой собственный голос. Я вижу, как сокращаются мышцы его живота во время этого упражнения.

Голоса Фреди и Кристиана звучат на одном и том же выдохе. Быстрота, с которой они обмениваются репликами, поразительна. Возникает впечатление, будто они говорят одновременно. Когда два голоса говорят на одном выдохе, создается полная иллюзия, что между ними нет пауз. Лавина слов, жестов, неподвижные, слегка приоткрытые губы Кристиана, когда он говорит голосом Фреди, и естественно подвижные, когда говорит он сам, – все это требует особого дыхания и глоточно-гортанных усилий.

Когда говорит Фреди, голос Кристиана находится в максимальном напряжении. Кадык словно застывает, он неподвижен. Небольшая кость над ним, так называемая подъязычная, практически приклеена под нижней челюстью. Маленькая мембрана, расположенная между щитовидным хрящом и костистым кольцом под кадыком – перстневидным хрящом, – сжимается и облегчает подъем гортани. Все мускулы шеи напряжены. Когда говорит Кристиан, они расслабляются и приходят в свое естественное состояние.

Внутри горла задействованы все мышцы; ведущую роль играют глоточные мышцы, боковые мышцы мягкого нёба и язычок. Они сжимаются и принимают форму глоточно-гортанной трубы. Всем этим оркестром управляет язык. Язык состоит из трех частей: корня, спинки и кончика. Спинка языка только приближается к мягкому нёбу, но никогда его не касается. Когда Фреди произносит некоторые согласные, кончик языка приближается к верхним зубам, не касаясь их, и остается сзади на расстоянии 1–2 мм. Таким образом, звук выходит через нос или через рот, изменяя направление и усиливая возможности чревовещателя в создании иллюзий и дезориентации зрителей. Эта великолепная синхронизация происходит в рекордно короткие сроки: от до секунды. Когда говорит Кристиан, гортань возвращается в исходное положение и вновь принимает свою форму перевернутого конуса. Язык занимает свое место в центре, не «вытягивая» гортань вверх. Губы двигаются как обычно.

Техника наблюдения гортани методом фиброскопии, дополненная трехмерными радиологическими снимками, позволила нам лучше понять работу мышц, суставов и костей всего голосового аппарата. Мы увидели всё или почти всё. Мышечные контрактуры внутренней части языка, глотки и мягкого нёба до самых губ демонстрируют, какая большая мускульная сила необходима чревовещателю. Снимки показывают гибкость гортанного хряща и реакцию мускула, расположенного между щитовидным и перстневидным хрящами, которые позволяют переходить от голоса Фреди к голосу Кристиана. В этом переходе туда и обратно свою роль играет также подъязычная кость, расположенная под подбородком, от которой отходят лингвальные мышцы и мышцы, идущие к гортани. Доктора Альбер Кастро и Родольф Гомберг благодаря уникальным возможностям своих компьютерных томографов и МРТ сумели точно определить одну из фундаментальных характеристик чревовещателя: атлетическая сила его горловых мускулов делает его настоящим акробатом гортани.

Введя фиброскоп, я с трудом нахожу голосовые связки, спрятанные в мышечной массе глоточных резонаторов, и констатирую: связки вибрируют. Разница лишь в том, что голосовые связки удлиняются, когда говорит Кристиан. Это естественно, так как кукла говорит более высоким голосом. Когда Кристиан говорит за Фреди, он переходит от грудного регистра к головному, «раскачивая» гортань. Это изменение вокального регистра сопровождается полной трансформацией поведения артиста, чей вокальный телесный силуэт меняется при переходе от одного к другому. Спектрографический анализ позволяет проанализировать скорость перехода от головного регистра к грудному. Два спектральных тождества приобретают индивидуальные свойства: в какую-то пятнадцатую долю секунды два голоса сталкиваются, отвечают друг другу, при этом выходя из одного и того же голосового инструмента – гортани, и больше ниоткуда.

Когда Фреди говорит, диафрагма полностью контролируется, фаза выдоха долгая, она длится больше пятнадцати секунд, что позволяет модулировать голос, а главное – дать ему время, чтобы вернуть на место мускулы резонансных полостей, которые сформируют второй голос. Когда же наступает очередь Кристиана, его выдох длится от семи до десяти секунд, что типично для обычного голоса.

Чревовещатель не форсирует свой голос, он напрягает мышцы так же, как это делают спортсмены.

Мы знаем, что гортань является источником вибрации. Но одной вибрации недостаточно, чтобы произносить гласные и согласные. Вся резонансная полость преображается, и происходит чудо. Образование гласных и согласных зависит не только от формы рото-глоточной полости, но также от скорости неврологического контроля в этой области и дыхательного объема легких. Чревовещатель создает впечатление, как будто у него внутри губ есть еще одни губы. Такого эффекта нелегко добиться ввиду того, что некоторые гласные и согласные крайне сложно произнести с едва приоткрытыми губами. Обладатель гуттаперчевого голоса, он должен хитрить со звуками так, чтобы слушатель бессознательно восстанавливал из них целые слова. Чтобы привлечь механику к созданию слов, требуется помощь мозгового центра речи. Некоторые слова заменяются другими; такая эквилибристика со словами – впечатляющее достижение чревовещателя (и в первую очередь его коры головного мозга), который по-настоящему осваивает второй язык. Левое полушарие мозга понимает и расшифровывает слова, которые необязательно будут именно теми, которые произнес чревовещатель. Когда он произносит «эксика», это значит «Мексика», и вы это так и воспринимаете. Ведь для некоторых фонем необходимо закрыть рот и работать только губами, как, например, для звуков «м», «ф» или «п», а так как рот обязательно должен быть открыт, изобретательность здесь достигает своего апогея. Не так важно, что? мы услышим, важнее, как мы это поймем.

Кристиан держит губы прижатыми к зубам, когда слово берет Фреди. Если для всех нас зубы являются подмогой в членораздельной речи, то это тем более верно для чревовещателей, для которых прикус имеет решающее значение. Некоторые из них крепко зажимают в зубах курительную трубку, чтобы облегчить чревовещание.

Для неискушенного взгляда наблюдение и объяснение феномена чревовещания – не такая простая вещь. Глаза и уши наблюдают за куклой или чревовещателем, но никогда – за обоими сразу. Если мы захотим раскрыть секреты его искусства, то следить за чревовещателем нам нужно в тот момент, когда он переходит от собственного голоса к голосу куклы.

Пока мы внимательно слушаем то, что нам говорит чревовещатель, он ловко и незаметно расставляет нам ловушки. Хотя видеть и слышать – два совершенно самостоятельных процесса, в чревовещании они тесно переплетаются. За несколько десятых долей секунды кукла уступает место человеку.

Артист достигает вершины искусства, когда его жесты гармонируют с его голосами. Взгляд зрителя направляется, уводится и даже контролируется взглядом артиста. Точно так же обманывается и наше ухо, будучи не слишком точным устройством. Для того чтобы точно определить источник голоса, необходимо попеременно смотреть на куклу и ее хозяина, что только усиливает магию неадекватного слухового восприятия.

При обычном разговоре губы непрестанно двигаются. Когда вы говорите, я смотрю на вас и связываю движения ваших губ с тем, что вы говорите. Из этого я заключаю, что звуки производите вы. Но голос чревовещателя так быстро меняет локализацию, что ни наши глаза, ни уши не могут его «запеленговать». На самом деле именно взгляд дает представление о траектории вибрационных волн. Слушают ваши глаза, а не уши! Чревовещатель знает об этом и делает свою марионетку полноправным актером, на которого смотрят и, следовательно, думают, что его слышат. Дуэт быстро становится игрой втроем, в которой третий игрок – публика.

Зритель попадает в ловушку, так как марионетка обращается непосредственно к нему. Маг голоса выиграл. Трио «кукла – чревовещатель – зритель» работает.

Во время представления Кристиан расширяет свое поле зрения. Когда он выводит на сцену Фреди, его мобильность и способность видеть все сразу увеличиваются так, как будто у него появились глаза на затылке! Об этой особенности мне рассказали другие профессионалы, такие как Джеймс Ходжес, Ронн Лукас и Валентайн Вокс из Лас-Вегаса.

Благодаря своему голосу чревовещатель наделяет куклу эмоциями и индивидуальностью. Каждая игрушка имеет свой собственный голос! Изменение тональности, смех, плач оживляют игру, которая устанавливается между чревовещателем и его «напарником». Как только между Фреди и Кристианом начинается диалог, зрители немедленно подпадают под его чары. И я бы сказал, что Кристиан почти готов поддаться иллюзии, которую сам же создал.

Представление в зрительном зале

Апрель 2001 года, Лас-Вегас. К концу вечера я приезжаю в отель, расположенный в центре этого города зрелищ, где проходит Всемирный конгресс чревовещателей, и сразу же попадаю на грандиозное представление чревовещателя Джеффа Данхема: три персонажа и «голоса с того света». На следующее утро около 10 часов утра я выступаю с лекцией перед аудиторией численностью почти девятьсот чревовещателей. Я – на сцене, а они – в зале, на этот раз мы поменялись ролями. Слушают очень внимательно. Я рассматриваю феномен чревовещания с научной точки зрения, иллюстрируя свою речь снимками и видеоматериалами. К моей великой радости, медицинские и анатомические подробности их не вызывают у них отвращения, наоборот, они выглядят увлеченными и заинтригованными. Как будто они – во всяком случае некоторые из них – получили ответы на те вопросы, которые давно уже сами себе задавали.

Лекция закончена, и организатор конгресса Валентайн Вокс, который меня пригласил, передает слово моим слушателям. На меня нападает ступор! Почти все присутствующие достают куклы. В несколько секунд публика удваивается: теперь передо мной тысяча восемьсот персон! Каждому хочется, чтобы его кукла задала вопрос, потому что с ней все позволено, это ведь не сам чревовещатель говорит… Один мексиканец, прикрываясь своей куклой, первым задает мне вопрос: «Сеньор, это мой сын Чико, и мы всегда вместе. Когда он был еще малышом, у него обнаружились способности. Это наследственное?» Я отвечаю, что если способности проявились в детстве, значит, наследственность сыграла свою роль. И добавляю, что обучение чревовещанию должно начинаться очень рано – не только для активации мозга, но и для тренировки гортани. Для наглядности привожу аналогию с профессиональным переводчиком, который в совершенстве владеет двумя языками. В самом деле, переводчик на конференции или в телевизионном прямом эфире слушает речь и переводит ее практически одновременно, с задержкой в десятые доли секунды. Его мозг работает в двух направлениях сразу: на прием и передачу, с предельно коротким отставанием. Такая способность – результат постоянной тренировки. В дополнение к языковым талантам эти профессионалы обладают удивительной способностью концентрироваться. Не то же ли самое у чревовещателей? Я добавляю, что в зависимости от состояния резонансных полостей, необходимых для этого искусства голоса, нужно начинать тренироваться уже в период полового созревания – только так можно стать хорошим чревовещателем.

Но какой сюрприз! Рядом с Чико сидит его сын четырех с половиной лет, тоже чревовещатель. Чико-младший через свою куклу Дамбо уверенно обращается ко мне: «Я – Дамбо, а мой хозяин – чревовещатель Чико-младший, у которого и отец, и мать, и дедушка – все чревовещатели». Губы мальчика не шевелятся. Я прошу его говорить своим голосом. Тон его робкий, скорее нерешительный. Какое удивительное раздвоение, в таком раннем возрасте! Но вспомните, разве детьми мы не говорили за свои игрушки? Разве не освобождали они нас от неуверенности в себе?

Вопросы сыплются один за другим, и практически все – от марионеток. Зрелище сюрреалистическое. Все эти чревовещатели из Китая, Индии, Японии, США, Германии, Бельгии или Франции, с которыми я имел счастье встретиться, начали развивать свой дар в возрасте от 5 до 10 лет. Большинство из них – из семей цирковых и иллюзионистов. Быть чревовещателем – это как быть врачом, певцом или театральным актером: это не профессия, а страсть. Здесь не делают карьеру, здесь карьера становится жизнью! В мире чревовещателей власть голоса – цель и смысл существования.

После лекции чревовещатели позволили мне присутствовать на их репетиции перед большим выступлением. За кулисами я нахожу Кристиана, который уже десять минут разогревает голос, произнося звуки с закрытым ртом. Он поет вокализы и старательно зевает, чтобы разогреть и привести в боевую готовность мышцы шеи, одновременно расслабляя шейные позвонки, мышцы живота и резонансную полость. Он тренирует глубокие вдохи и выдохи, расслабляющие движения для запястий и пальцев, которым предстоит оживлять марионетку. Таковы обязательные «гаммы» чревовещателя перед выступлением. Разогреть и увлажнить свой голос, затем «голос» своего «партнера по сцене» (может, и не одного), чтобы не сфальшивить и не растянуть связки.

Вечером в Лас-Вегасе дают закрытое представление перед избранной публикой – примерно двести зрителей. На сцене этого храма чревовещания встречаются две техники: друг другу противостоят два чревовещателя и две марионетки. Один говорит ближним, или проксимальным, голосом (near voice), другой – дальним голосом (distant voice). Использование приема дезориентации (отвлечения внимания) доведено здесь до совершенства.

Все мои познания в анатомии чревовещания не способны уничтожить тайну: я бесконечно очарован.

Когда голос звучит вблизи, марионетка находится рядом с чревовещателем. Возникает впечатление, будто голос выходит из шеи чревовещателя, пробивая кожу: это горловой, или головной, голос. Для голоса «издалека» все иначе. Чревовещатель заворачивает язык внутри рта, благодаря чему звуки образуют эхо. Таким образом возникают басы, то есть постоянное движение обертонов в ротовой полости. Его гортань находится в высоком положении. Это хриплый, приглушенный голос; кажется, что он исходит откуда-то извне – из глубины пропасти, с потолка, из-за стены.

Владение этой сложной техникой необходимо обоим нашим чревовещателям. Но кроме того, они умеют создать особую игру между собой, марионетками и профессиональной публикой, которая видит, за какие ниточки дергает кукловод, но все же поддается иллюзии, умиляется, смеется и приходит в волнение при каждой новой эскападе персонажа.

И внезапно марионетки исчезают! Мы видим только взгляд одного из чревовещателей. Он поднимает глаза, прислушивается, его партнер делает то же самое, за ними повторяет публика. Он спрашивает: «Кто здесь?» Его лицо застывает, и мы слышим голос: «Это я, я наверху». Все задирают головы к потолку. Волшебник голоса на вершине своего искусства! Мне показалось, что я очутился в обществе аббата де Ла Шапеля одним февральским утром 1770 года…

Эти съезды чревовещателей настолько поражают воображение, что художница Жизель Вьенн^[33] поставила на их основе кукольный спектакль специально к осеннему фестивалю 2015 года, проходившему в театре Нантер-Амандье. Эта фантастическая реконструкция под названием «Съезд чревовещателей» была создана под влиянием собрания чревовещателей, которое ежегодно проводится в Кентукки. Оригинальность спектакля состоит в том, что в нем на сцену действительно выходят девять чревовещателей со своими марионетками, но не для того, чтобы развлекать публику, а чтобы обозначить проблемы, связанные с их профессией, и выйти в ней на новые горизонты. Ведь если чревовещание рождается внутренним голосом, он никогда не перестанет задавать нам вопросы и вдохновлять артистов.

Имитатор

Если чревовещатель обладает чрезвычайно подвижной и пластичной глоткой, то у имитатора она – настоящий акробат!

Это король артистов: в его голосе таится тысяча голосов!

Этот иллюзионист голоса, долгое время выступавший на закрытых вечеринках или в кабаре, в 70-х годах благодаря телевидению познал успех, который с тех пор неуклонно рос. Тьерри Ле Люрон – а я имею в виду именно его – не только говорил, но и пел, и именно он положил начало успеху искусства имитации, и число исполнителей с тех пор сильно увеличилось. Сегодня они собирают полные залы, ведут телешоу и новостные рубрики по радио или телевидению и все больше расширяют границы своего искусства.

Но как они это делают? Музыкальный инструмент имитатора – гортань. Имеет ли она какие-нибудь особенности как гортань чревовещателей? Почти у 90 % осмотренных мною имитаторов наблюдается асимметрия этого органа. У них сильные голосовые связки, надгортанник способен изменять тембр голоса; связки между надгортанником и сочленением голосовых связок образуют рупор гортани, приспособленный к любому типу имитации: все это я называю вокальным собором. Система сочленения голосовых связок дирижирует анатомическим оркестром имитатора. Эти мышцы позволяют жонглировать голосом, усиливая в случае необходимости асимметрию гортани, если она от природы отсутствует. Скорость их реакции, точность и маневренность делают из имитаторов настоящих атлетов голосового аппарата. Кроме того, для них характерна необыкновенная гибкость сочленения голосовых связок, одна из которых длиннее другой, поскольку черпаловидные хрящи вращаются во время некоторых имитаций. Эта врожденная предрасположенность, этот акустический дар требует углубленной работы с голосом, текстами, жестикуляцией того человека, которого имитируют. И тогда талант себя покажет. Впрочем, желание имитировать может завести очень далеко. Так, я видел, как на голосовых связках имитаторов, воспроизводивших хриплые голоса артистов, появлялись узелки! Вообще говоря, я был поражен, заметив, что среди имитаторов, с которыми мне посчастливилось общаться – и в той мере, в которой я мог это проверить, – нередко были случаи, когда гортань имитатора приобретала физические характеристики гортани того, кого они изображали.

Все вышесказанное справедливо по отношению к Вероник Дикер, Лорану Герра, Тьерри Гарсиа, Николя Кантелу или Микаэлю Грегорио. Путем растяжения одной из голосовых связок они создают по своему желанию различные обертоны и таким образом имитируют артиста или любого другого человека, изображая, к нашему вящему удовольствию, то Ива Монтана, то Гару, то Селин Дион, то наших политических деятелей.

Когда Микаэля Грегорио, несомненно, одного из самых выдающихся певцов-имитаторов, спрашивают, какой из его голосов «настоящий», он отвечает: «Мой “настоящий” голос – тот, который вы слышите во всех моих пародиях, просто он изменен резонаторами. В глубине души я всегда чувствовал себя не имитатором, а интерпретатором – в самом глубоком смысле этого слова – того, что я вижу в том или ином артисте. Сначала я слушаю себя своим внутренним ухом, потом представляю свой номер на суд чужих ушей – сначала близких, а затем публики, которая в конечном счете и оценивает, насколько удалась имитация».

На видео он репетирует песню Дэйва вместе с самим артистом. Звук за звуком он «подстраивает» свой голос под голос певца, чтобы воссоздать нюансы голландского акцента, и в конце концов становится похож на Дэйва больше, чем сам Дэйв.

Большую часть времени власть голоса этих виртуозов служит юмору и сатире. В душе они актеры, и их оригинальность проявляется в желании самим создавать свои сценарии в вокальном или разговорном жанре. Часто пародируются песни или популярные арии. Редко кто, как Микаэль Грегорио, выступает в разговорном или вокальном жанре с одной-единственной целью – добиться совершенства в воспроизведении самых разных голосов. Так, он переходит от высоких, воздушных обертонов Милен Фармер к низким и хриплым Луи Армстронга…

Тем не менее имитатор никогда не теряет собственную индивидуальность, он становится не клоном, а суперинтерпретатором – как Лоран Герра – или карикатуристом, который лишь слегка утрирует характерные черты – как Николя Кантелу или Тьерри Гарсиа. Он не становится другим человеком – это было бы опасно для его психического здоровья, потому что он, как Фауст, разрушил бы сам себя. Он сохраняет свою вокальную идентичность. Поклонники этого жанра всегда знают, какого имитатора они сейчас слушают. Лоран Герра, имитирующий Энрико Масиаса, это все равно Лоран Герра, так же как и Тьерри Гарсиа или Жеральд Даан, имитирующие того же Энрико Масиаса, остаются сами собой. Эти трое исполнителей пародируют артистов, создавая отлично узнаваемые образы, но при этом сохраняют свои особенные вокальные обертоны.

Этот дар имитации неотделим от умения слушать. Имитатор способен слышать и распознавать свой собственный голос, в то время как большинство людей на это не способны. Это объясняет наше нежелание слушать в записи собственный голос, потому что чаще всего мы не только не распознаем его, но он нам еще и не нравится. Когда мы произносим фразу, мы слышим ее одновременно через внутренний контур тела (голос посылает акустические сигналы во внутреннее ухо) и через внешний, который проходит через ушную раковину и наружный слуховой проход (это тот голос, который слышат другие). Вот почему мы его не узнаем: на записи голос теряет низкие обертоны, которые усилились при прохождении через тело, потому что кости резонируют только на низких тонах. Из-за этого голос кажется более высоким и менее теплым – и таким он нам не нравится! Имитатор, в отличие от нас, имеет доступ к внешнему голосу, практически стирая свой голос внутреннего контура, и это позволяет ему слышать свой голос, каким слышим его мы. Таким образом, он может модулировать свой голос по собственному желанию, воссоздавая тембр голоса того, кого он собирается имитировать. Этот опытный охотник за звуками сохраняет свою личностную и вокальную идентичность, добавляя к ним речь, ритмы, жесты, особенности поведения и даже паузы тех, кого он изображает.

Кастраты

Настоящие вокальные акробаты, коими являются чревовещатели и имитаторы, в сущности, способны сотворить из голоса настоящее зрелище, устраивая мешанину из разных голосов и даже практикуя гендерную инверсию. Имитаторы легко воспроизводят голос противоположного пола. Поиски этой двойственности существовали во многих вокальных традициях. На Западе она уже имела место в эпоху барокко, и ее воплощением стал голос кастрата: голос женщины или, скорее, ребенка, рожденный мужчиной.

Эти певцы, оставившие глубокий след в лирическом искусстве своего времени, упрочили свое влияние еще в XVI веке. Характерные для них голоса – альт и контратенор. Пение кастратов восхищало как князей, так и простой народ, а также Церковь. Их женские голоса, мощные и необычные, вызывали у толпы восторг. Первые кастраты появились в 1562 году в Сикстинской капелле, последний из них, Алессандро Морески, выступал в 1903 году, а вскоре после этого папа Лев XIII окончательно запретил им находиться на территории церкви. Кастраты, обогатившие своим искусством как духовную музыку, так и светскую, в частности оперную, обязаны своим долгим золотым веком и волшебным обаянием голосов, которым они посвятили свою жизнь, следующему событию.

В 1688 году герцог Мантуи приехал в Рим, где присутствовал на торжественной мессе, которую служил папа Иннокентий XI. В тот же вечер он посетил концерт, где выступала певица Джорджина в сопровождении кастратов, и был покорен ее чувственным голосом. И поэтому на вопрос папы, что больше всего ему понравилось в Риме, он ответил: «Джорджина». Разгневанный этим ответом, папа потребовал изгнания или заключения в монастырь всех певиц и, более того, запретил женщинам петь и выступать на театральной сцене. К счастью, Джорджине удалось ускользнуть от приспешников папы, которые пришли ее арестовать. Этот запрет сначала действовал в Риме, а позднее был распространен на весь христианский мир папой Климентом XI, который издал такой указ: «Ни одно лицо женского пола не должно учиться музыке с намерением использовать свои знания для того, чтобы стать певицей. Всем известно, что красотка, которая поет на сцене и хочет сохранить свою добродетель, похожа на человека, желающего прыгнуть в Тибр и не замочить ног».

Этот приказ по своей строгости превзошел даже послание апостола Павла: «Molieres taceat in ecclesia», что значит: «Женщинам петь в церкви запрещается». Ipso facto^[34] кастраты триумфально вошли в широко распахнувшиеся перед ними двери, поскольку литургия не могла обойтись без певчих.

Первые кастраты появились на Западе в XI веке. Придя с Востока, они стали знамениты благодаря пению в церковных капеллах, поскольку исполнение григорианских хоралов требует такого высокого регистра, что немногие певцы рискуют их исполнять. Более того, необходимо мастерское владение речью, потому что чем выше тональность, тем труднее произносить слова. Певцов с особенными, без признаков пола, голосами высокой тесситуры набирать было очень сложно. «Пискливые» голоса (falsetto) обходились очень дорого – так же дорого, как ввозить кастратов из Испании. Вот почему с 1592 года папа Климент VII стал поощрять кастрацию маленьких мальчиков, чтобы, став взрослыми, они сохранили свои ангельские голоса – одновременно высокие и способные долго держать ноту. Сначала их приглашали исключительно для исполнения духовной музыки, но вскоре они заняли видное место в оперном искусстве.

Слава Фаринелли пережила века. Его настоящее имя Карло Броски, он родился 24 января 1705 года недалеко от Бари, в то время неаполитанской провинции. Пройдя обучение у великого Порпоры^[35], он стал ведущим исполнителем на европейской оперной сцене, проведя в том числе 25 лет при дворе Филиппа V Испанского. Благодаря своему невероятному голосу с диапазоном в пять октав он познал оглушительный успех. Обстоятельства его кастрации до сих пор не установлены. То ее связывают с падением с лошади, то с решением отца Фаринелли, желавшего, чтобы у сына сохранилось его исключительное сопрано. Более того, мы не можем исключать и отцовскую жадность, поскольку кастраты считались «звездами» и зарабатывали очень много. Как бы то ни было, Карло Броски стал Фаринелли.

На голос влияют половые гормоны – андрогены у мужчин, эстрогены и прогестерон – у женщин. Андрогены воздействуют на органы-рецепторы и вызывают их маскулинизацию через такие половые признаки, как оволосение, гениталии и голос. В период полового созревания андрогены и особенно тестостерон запускают процесс маскулинизации подростка, формирование кадыка и мужского голоса. Происходит гормональная перестройка, и голос приобретает мужской тембр. Под влиянием тестостерона увеличивается масса поперечно-полосатых мышц, таких как бицепсы, и, соответственно, мышц голосовых связок. Голос ребенка останется «женским, ангельским и бесполым» только при условии, что кастрацию проведут до наступления половой зрелости. Если же кастрацию провести позднее, это не окажет никакого влияния на голос, который станет мужским, так как тестостерон, усиленно секретируемый в этот период жизни мальчика, повлияет на все мышцы и хрящи в его организме.

Как же объяснить, что, несмотря на отсутствие мужских гормонов, у кастрата продолжают развиваться по-настоящему мужская сила, интенсивность голоса, дыхание, не соответствующие его голосу мальчика? На самом деле, хотя влияния тестостерона уже нет, гормональная среда, относящаяся к половой хромосоме ХY, сохраняется и обусловлена некоторыми неполовыми гормонами: гормоном щитовидной железы, кортикостероидами и гормонами роста. Утончение мышц голосовых связок и глотки – результат отсутствия тестостерона. Так как гормоны роста и гормоны щитовидной железы активнее выделяются у мужчин, нежели у женщин, половые хромосомы XY и XX снова заявляют о себе. Эти гормоны связаны не с тестикулами, а с особыми железами, которые могут влиять на энергию, силу голоса и комплекцию кастрата.

Частичная кастрация отличалась от операции, которую делали евнухам. Эта технология была хорошо развита. Кастрацию делали до того, как мальчику исполнялось 12 лет и у него менялся голос, и, как правило, только с согласия самого ребенка и его учителя пения. Операция состояла в удалении яичек, вырабатывающих мужские гормоны. Ребенку давали одурманивающие средства и сажали в ванну с горячей водой, чтобы снизить чувствительность. Делался надрез чуть выше яичек, а потом перевязывались семенные канатики, которые не только являются каналом для выхода спермы, но и содержат тестикулярные артерии и вены. Очень скоро после этого наступал некроз яичек. Иногда он был неполным, тогда у некоторых кастратов случалась эрекция и либидо не пропадало полностью – чем они очень гордились, несмотря на то что, будучи детьми, по указу папы Климента VIII они посвящали свои голоса Богу и женитьба им была запрещена. Эта кастрация стала причиной появления особой гибридной конституции, с внешностью и энергией мужчины, но с длинными и тонкими конечностями, как у женщины.

У Фаринелли, обладавшего виртуозной вокальной техникой, был фальцет или альт. Кастрация сохранила его сопрано, и, так как его вокальный диапазон был необыкновенно широк, он мог нанизывать трели и рулады, переходя от низких нот к высоким с невероятной скоростью. Он также мог держать одну ноту в течение почти двух минут без видимых усилий, в то время как очень немногие из профессиональных певцов способны держать ноту более сорока пяти секунд. Его анатомические особенности – в области гортани, грудной клетки и слуха – подарили ему дыхание и голосовые связки, умение слушать и контролировать голос. Он располагал необыкновенно сильным голосом и огромным объемом дыхания. Резонансные полости также насыщались гормонами, рождая чарующие обертоны. Красота пения возникает лишь в том случае, когда на фоне низких обертонов рождаются высокие. Для удивительного тембра сопрано необходимы великолепные верхние ноты, но объемность голосу придают низкие обертоны: так красоту бриллианта подчеркивает драгоценная оправа. Точно так же и басу необходимы высокие звуки, чтобы проявилась вся магия его тесситуры.

Джовенале Сакки, музыковед и современник Фаринелли, так описывал триумфальный дебют кастрата: «Фаринелли будет соревноваться с трубачом-виртуозом. Очевидно, мы станем свидетелями дуэли между духовым инструментом – трубой и струнно-духовым – гортанью. Публика затаила дыхание. Перед нами противостояние двух артистов. Мелодия начинается с ферматы^[36]. Трубач берет эту ноту нежно и ведет ее от пианиссимо к фортиссимо так долго, что публика приходит в неописуемый восторг. Нет, Фаринелли не сможет так держать ноту, несмотря на весь свой талант! Наступает его очередь. Он берет эту ноту мягко, непринужденно, хрустально-звонким голосом. Он держит ее так долго, что вызывает взрыв аплодисментов и крики восхищения. Но Фаринелли на этом не останавливается. Он повторяет музыкальную фразу и добавляет к ней музыкальные трели, которые до него никто и никогда не исполнял. Вокальный виртуоз родился».

Кастрат – пленник своего голоса. Он не может наслаждаться свободой. Вся его жизнь посвящена искусству. Не означает ли это появление «третьего пола»? Сколько же детей было принесено в жертву ради того, чтобы появился такой Фаринелли? Будущие кастраты упражняли свой голос по десять часов в сутки, и их карьера начиналась после кастрации между 8 и 10 годами. Кастрат – настоящий «вокальный монстр». Фаринелли пожертвовал голосу собственное тело. Он быстро сбивал привычные ориентиры, благодаря которым различаются мужские и женские голоса. Он прекрасно владел легато, этим приемом «линейного» пения. Также он играл с округлостью голоса, используя неповторимую мощь своего вокала в вибрато, которое могло длиться несколько десятков секунд. Отметим, что все эти свойства мы часто находим и у современных певцов, от классического вокала до эстрады, и бельтинг^[37] Селин Дион – яркое тому подтверждение.

Увлечение феноменом Фаринелли мы видим в фильме Жерара Корбьо, вышедшем в 1994 году. Режиссер обратился в Институт исследования и координации акустики и музыки (IRCAM), в отделение постпродакшн, чтобы реконструировать голос кастрата. Техника сотворила настоящее чудо, создав голос, который мог напоминать навеки утраченный голос Фаринелли. У Корбьо он родился из наложения двух голосов – Дерека Ли Регена и польской певицы с колоратурным сопрано Эвы Маллас-Годлевской. Это слияние оказалось гениальным: вопреки всем ожиданиям партии высокого голоса пел контратенор, а партию низкого – сопрано! Благодаря этому сверхчеловеческому голосу чудо XVIII века повторилось, и публика восторженно приняла фильм, как будто волшебство этих невероятных, не поддающихся классификации голосов никогда не исчезало. Головокружительное обольщение, завораживающие вибрации, колдовские обертоны – такова была сила голосов кастратов.

Голос – это неоконченная симфония

Голос, свет мысли, – это инструмент души. Для вас или для меня голос – это одновременно динамика и мгновенная, имманентная материализация нашего сознания.

Каждый голос – результат оркестровки, и за каждой стоим мы сами: дирижеры и музыканты, актеры и зрители. Все вместе они выбирают тональность, лад – мажор или минор, окраску или экспрессию, темп – адажио, аллегро или престо. Медленный или быстрый – у каждого свой ритм. Часто в синхронизации с другими, иногда невпопад, он выступал также соло. Ритмика голоса – это личный автограф каждого человека, его ритмический параметр, который характеризуется двух– или трехтактным размером. Как и сердцебиение, ритм может становиться хаотичным и переходить в аритмию: это гнев, это крайнее напряжение голоса, это музыка с невыдержанным ритмом. Экстрасистолы голоса похожи на ребенка, который беспорядочно и хаотично колотит по клавиатуре фортепиано: это шум, сопровождающий голос, а не голос, сопровождающий шум.

Высота голоса различается по вокальной тесситуре, и у каждого она своя. Голос – это симфония, где вместо нот – слова. Симфонии голоса различаются и зависят от культуры.

В Италии, стране бельканто, музыка живет в самом языке. Когда итальянец говорит, его гласные звуки поют. Индийская музыка и язык уводят в царство иных обертонов. В Индии во всем царит импровизация. Частоты, которые мы слышим, могут раздражать наш слух. Их созвучия и диссонансы выводят из равновесия. Они отличаются на одну четвертую или одну восьмую тона, и это для нас чуждо. Однако у этого языка, этой музыки есть свои слова, свои вибрато, свои ритмы, свои мелизмы. Эти причудливые обертоны взволновали меня, и тогда я понял их важность. Они неотделимы от своеобразия самого языка. Из различий слагается богатство мировой культуры. Такая смесь обогатила музыку нашего певческого и разговорного голоса.

Но в эпоху Платона или Виктора Гюго находили время, чтобы услышать другого, иначе теряли «знание». Подкастов тогда не существовало.

В прошлом темп жизни зависел от окружения, от времени, которое требовалось на перемещение, от того, как долго приходилось ждать информации. Общение людей протекало в гармонии с тем временем, в котором они жили. В наши дни технический прогресс в области транспорта, в средствах массовой информации и телефонной связи втянул нашу речь в настоящую гонку. Голос лишился своих украшений, блесток учтивости и любезности. Интонации стали грубыми, иногда резкими, как стаккато. Голос ведет сразу к главному или к тому, что говорящий считает главным: «Добрый день, мадам, как вы поживаете? Как поживает ваша семья?» превратилось в «Привет, как сам?». Эстрадного певца Фрэнка Синатру заменил рэпер, который воссоздает с помощью экспрессии разговорного языка замечательную ритмику с укороченными паузами, играя со слогами, словно на музыкальном инструменте. Оркестровка, музыкальная и вокальная аранжировки получили новое измерение благодаря невероятной технике, но голос остается голосом. Невзирая на технологии. Это симфоническое письмо сугубо индивидуально и проявляет свою силу независимо от высоты ноты. Чем она выше, тем более властной кажется, чем ниже – тем более успокаивающей и даже величественной. Но этого недостаточно. Добавьте теперь ритмическую характеристику каждой ноте, это позволит упорядочить темп речи, как в нотах: головка ноты на нотном стане указывает на ее длительность. Речь в темпе черных нот (то есть восьмых) так же отличается от речи в темпе шестнадцатых, как фраза «Я хочу вам сказать» от «Я хочу – вам сказать».

«Музыка – это паузы между нотами», – говорил Клод Дебюсси. И Майлз Дэвис вторил ему: «Настоящая музыка – это тишина, а ноты – только ее обрамление». Таким образом, фигура умолчания – пауза, или четверть паузы в партитуре, не только соответствует вздоху в разговорном или певческом голосе, но и для каждого из нас становится инструментом харизмы, обольщения, нашим вокальным автографом. Мы к этому еще вернемся.

Голос – это произведение искусства

Голос – это произведение искусства. Он играет с оттенками слов, с гармоническими колебаниями и паузами. Паузами, которые кричат, зачаровывают, требуют внимания – в этом и есть сила голоса. Голос является частью настоящего, которое формирует будущее в тени прошлого.

Тридцать лет увлеченной работы в области ларингологии и искреннее восхищение виртуозами инструмента, именуемого гортанью, убедили меня в том, что голос – это произведение искусства. Арман Друан, знаменитый арт-дилер, считает, что оно должно обладать следующими пятью необходимыми свойствами: искренностью, звуком, цветом, стилем (оригинальностью замысла) и фактурой (оригинальностью исполнения). Такие же критерии оценки применимы к голосу. Здесь стиль и фактура могут рассматриваться как автограф голоса. Если одно из этих качеств пропадет, власть голоса ослабеет.

Голос нематериален, это не глина, из которой можно лепить, и не алмаз, который можно огранить. Он, как свет, – неосязаем, неуловим, бесплотен. Будучи невидимым, он характеризуется длиной волн и вокальным спектром. Так же как свет, он проходит через призму – призму наших эмоций. Вокальная скульптура создается тембром голоса, его ритмом и просодией. Как Микеланджело, который говорил, что не создает из камня скульптуры, а только отсекает все лишнее, голос отсекает все лишнее с нашей души. Он динамичен, подвижен, летуч, не успев прозвучать, он уже принадлежит прошлому, он сам – мгновение. Если фотография запечатлевает прошлое, то от голоса вибрирует настоящее. Но голос – это инструмент, которому нужна обратная связь. Говорят или поют для кого-то и посредством кого-то, для публики и посредством публики. Тот, кто слушает, стимулирует или угнетает «вокальный ген» артиста, возбуждает и активизирует вокальное творчество. Вокальный почерк – он и ваш, и чей-то еще; это такая тонкая алхимия, что вредные явления, хорошо известные артистам вокала, постоянно угрожают подорвать и сокрушить власть этого голоса.

Мандраж и стресс

Мандраж – иррациональный страх, возникающий перед выходом на сцену, – имеет множество психологических причин. Он может возникать из-за суеверий, страха плохо выступить, тревожных ожиданий всякого рода, отказавшего во время предыдущего выступления голоса и т. д. Мандраж – это специфический элемент стресса, который возникает у артиста только тогда, когда он оказывается лицом к лицу с публикой, даже если это один человек.

Нельзя недооценивать «магнетическую» атмосферу зала. Ведь даже два или три враждебно настроенных человека из числа слушателей способны испускать отрицательные волны, которые, выводя артиста из равновесия, влияют на качество вокального исполнения. По этой причине я часто советую вокалистам, которые приходят ко мне на консультацию, приглашать, начиная с премьеры, хотя бы одного друга, который сможет посылать из зала положительные, успокаивающие вибрации. Артисту достаточно время от времени смотреть в его сторону, чтобы получать порцию позитивных эмоций.

Стресс усиливает активность различных процессов в теле и мозге: самое поразительное – это скорость реакции таких гормонов, как адреналин и кортизол. Она измеряется в десятых долях секунды.

Случается, что серьезный стресс вызывает недомогание, холодный пот, избыточное слюнотечение, диарею, замедление сердечного ритма.

Различают две стадии стресса. Первая фаза – фаза готовности. Часто это «хороший стресс», который испытывает каждый из нас перед публичным выступлением, устным экзаменом или спортивным состязанием. Мозг воспринимает стимул («Внимание, пора!»). Гипоталамус, центр нашего мозга, получает сигнал. Вырабатывается адреналин – одновременно и гормон, и нейромедиатор. Под влиянием стресса увеличивается частота сердечных сокращений с повышением артериального давления. Это вызывает беспокойство, сухость во рту и горле. Наблюдается также расширение зрачков и обострение слуха. Мозг, получающий больше кислорода, реагирует повышенным вниманием, бдительностью, готовностью реагировать. Внутренняя сила доходит до максимума. Мгновенно делается выбор: принять бой или уклониться. Иногда адреналин «переходит границы»: мы испытываем мигрени от напряжения, гастрит от чрезмерного выделения в желудке соляной кислоты, замедление процесса пищеварения. Вторая фаза – это фаза выносливости. Она наступает, когда напряжение сохраняется и поддерживает действие. Эта фаза – также «хороший» стресс. Стимулируется выброс кортизола. Так же как адреналин, он вырабатывается надпочечниками. Роль кортизола проста: поддерживать постоянный уровень сахара в крови, чтобы сохранить сердечный, церебральный и мышечный тонус. Ведь работая, мозг сжигает 20 % сахара. Таким образом, выделение адреналина – это реакция на чрезвычайную ситуацию, это «скорая помощь» человеческого организма. Кортизол – это его сопротивляемость, выносливость.

«Пошли посмотрим на актеров»^[38]…

Голос актера, артиста или певца – это связующее звено между ним и его публикой. Он должен «обжить» текст, вложив в него эмоциональный заряд, будучи для зрителя воплощением этого текста. Это физиологическое переживание – парадокс голоса артиста.

Чтобы добиться искренности исполнения, первым делом надо выучить текст наизусть, чтобы лучше его «забыть» и открыть для себя заново. Но если репетировать необходимо, то играть этот текст как сценическую интерпретацию вредно. Игра, как привычка, разрушает спонтанность. Выразительность голоса стирается. Он становится эмоциональной пустыней и больше не имеет власти.

Робер Оссейн однажды объяснил мне, что актер, выбранный на роль, должен быть в гармонии не только с текстом, то также и с языком своего тела. Мало того, театр совершает над актером настоящее насилие: простое «Здравствуйте!» должно быть слышно на последних рядах так же четко, как на первом. В школе Шарля Дюллена, где требования очень высоки, учили ставить себе голос, не напрягая его, разрабатывали вокальную механику, работали над интерпретацией. Поэтому приходилось тренировать голос, одних способностей было недостаточно. Некоторые работали часами в поисках верной ноты, чтобы создать впечатление абсолютной естественности. Другие не боялись рисковать и импровизировали. Что ясно показывает: талант и опыт актера идут разными дорогами, воздействуя на его голос.

За время моей карьеры я имел счастье встретиться со многими артистами. Голос Робера Оссейна благодаря своим обертонам чарует, обольщает легкой хрипотцой, интригующей вибрацией. Его голос прошел через несколько киноэпох, не потеряв своих характерных черт и особой «изюминки». Из собственных несовершенств артист научился извлекать эмоции. И если его гортань обладает некоторыми особенностями, также присущими гортани Гару, незаменимого Квазимодо из мюзикла «Нотр-Дам де Пари», то оба они поставили вокальную силу своих голосов на службу творчеству. Голоса, способные обольщать, принадлежат известным актерам: таков голос Жерара Дармона – низкий и чувственный, Дельфины Сейриг – слегка хрипловатый, ласкающий слух, успокаивающий, очарование которого не поддается описанию. Его можно узнать среди тысячи других, как и голоса великих актеров экрана и сцены, таких как Жан Габен, Луи Жуве или Мишель Симон…

Играет ли актер в драме Шекспира или Брехта или в комедии Фейдо, его голос превращается в конденсатор вибраций внешнего мира, а также мира внутреннего. Когда актер на сцене, он питается коллективной энергией, он получает энергию непосредственно от публики, трансформирует ее благодаря своему эмоциональному дару, усиливает и воспроизводит в голосе. Впрочем, то же самое происходит на телевидении и радио, также являющихся эмоциональными усилителями, в которых голос, это орудие эмоций, берет власть над слушателями.

Сорано де Бержерак

Хотя Даниэль Сорано был многие годы ведущим актером театра Жана Вилара^[39] и воплотил десятки ролей, он останется в памяти легендарным интерпретатором роли Сирано де Бержерака в одноименной пьесе Эдмона Ростана. Однако история театра не испытывает недостатка в Сирано, его играли самые великие артисты. Здесь ключевым является слово «интерпретация». Благодаря знаменитому монологу о носе или великолепным стихам в сцене с Роксаной на балконе, где существует только власть голоса, эта пьеса дарит целый веер возможных интерпретаций одного и того же текста.

Целая пропасть лежит между Сирано Жерара Депардье и Сирано Даниэля Сорано. Оба предлагают замечательные версии, в которые вложены разные эмоции и ощущения, нюансы и точки зрения, свойственные каждому из них. В 1989 году Жерар Депардье, с его земной природой, его силой и энергией, изображает Сирано с могучим мечом, ритмической речью, с голосом ясным и звучным. Сцена постоянно колеблется между спокойствием и бурей. В 1960 году Даниэль Сорано, артист «воздушной» природы, однако обладающий глубокими интонациями, играл шпагой, словно танцевал. Своим голосом, который неуловимо переходил от «красного цвета» горячности к «синему» меланхолии, он раскрашивал мир звуков, где эмоция заключалась в нюансах обертонов. Не потому ли он получил прозвище «Сорано де Бержерак», что совершенно слился со своим персонажем?

Сирано Жан-Поля Бельмондо – где-то между этими двумя интерпретациями: он играет элегантную дерзость, жонглирует словами, жестами, он – само красноречие. Три этих голоса – это три ярких вокальных почерка, которые вызывают у публики такой разнообразный отклик и чувства, что кажется, будто один и тот же текст меняется от одного исполнения к другому. Это одни и те же слова, которые приходят к нам как бы в трех различных переводах.

Этот процесс перехода от книжной страницы к сцене не был учтен Эдмоном Ростаном. Его текст, словно высеченное из мрамора произведение искусства, актер должен «настроить» на естественную речь, которая дышит самой жизнью. Это свидетельствует о том, какой властью голоса обладает актер.

«Голден Гейт», как вам это удается?

В декабре 1988 года на одном музыкальном вечере я слушаю певца Клайда Райта, тенора из квартета «Голден Гейт». Исполнив своим великолепным голосом блюз, а затем госпел, он совершенно покорил меня. Как ему, тенору, удается сохранять низкие обертоны? Как он «скользит» голосом от звука необыкновенной ясности к приглушенному тембру, иногда даже хрипловатому, характерному для Луи Армстронга? По окончании вечера я подхожу к нему со словами восхищения и спрашиваю, не согласится ли он приоткрыть мне тайну своего голоса. Он смотрит на меня озадаченно, совершенно не понимая, что я имею в виду. Я объясняю ему, что я отоларинголог, меня интересуют загадки, связанные с голосом, и что благодаря видеоларингоскопии я смогу снять на кинопленку его голосовые связки. И, несмотря на поздний час, я не могу устоять перед желанием прочитать ему краткую лекцию о гортани! Между нами сразу устанавливается живейшая симпатия, и он обещает прийти ко мне в офис в ближайшее время.

Изучение его гортани дает впечатляющие результаты. Видеоларингоскопия показывает его мощные голосовые связки, вибрирующие симметрично. Впрочем, для профессионального певца это вполне естественно. И однако в этой гортани есть что-то необычное, но что же именно? Я несколько раз пересматриваю кадры. Очевидно, что эта гортань отличается исключительной гибкостью. Но что еще? На самом деле этой гибкостью она обязана черпаловидным хрящам. Вместо того чтобы сомкнуться, почти столкнуться в момент закрытия подсвязочного пространства, как это обычно происходит во время звукоизвлечения, хрящи-шарниры голосовых связок Клайда скользят, почти не задевая друг друга. И тут я наконец понимаю: в конце процесса фонации, когда он поет блюзы, один из них проходит над другим! К этому добавляется еще одна особенность: та часть голосовых складок, что прилегает к черпаловидным хрящам, вибрирует, когда он поет Армстронга, что очень необычно. Таков вокальный портрет Клайда Райта. Но я хочу понять больше: является ли характерным для певца блюзов и госпелов вокальный почерк Клайда Райта или это результат случайности? Схож ли его вокальный почерк с почерком других певцов квартета «Голден Гейт»? Мне хочется сделать съемку их голосовых связок, и я спрашиваю Клайда, не откажутся ли они ко мне прийти.

Оставшиеся трое певцов «Голден Гейт» соглашаются поучаствовать в этом деле. Я осматриваю их и делаю удивительное открытие. На мой взгляд, оно поразительно! Увеличительным стеклом Шерлока Холмса мне служит фиброларингоскопия и ее высокоскоростная видеозапись, с нею я проникаю в секреты этого удивительного квартета. Но прежде, чем я успел поделиться с музыкантами своими заключениями, Клайд Риддик рассказал мне захватывающую историю создания их квартета. В 1939 году группа выступала в Нью-Йорке. В эпоху расовой сегрегации афроамериканцы заставили белых вскочить со своих мест и танцевать. Победа! Затем в 1941 году Элеонора Рузвельт пригласила их в Белый дом, в Вашингтон, на инаугурацию президента Рузвельта… Короче говоря, уже в 1949 году в Мемфисе, штат Теннесси, Клайд Риддик познакомился с Элвисом Пресли, которому тогда было около 15 лет, и он сказал: «Клайд, я хочу петь как ты»… Музыка «Голден Гейт» пережила поколения. Когда я с ним познакомился, Клайду Риддику, первому тенору, было уже за восемьдесят, как и Орландусу Уилсону, баритону – создателю квартета. Энтони Гордон и, конечно, Клайд Райт стали участниками группы в 1954 году.

В это январское утро 1988 года все четверо сидели в моем кабинете. В нашем распоряжении были снимки четырех гортаней, и они оказались удивительными! Скольжение шарниров голосовых связок, которое я наблюдал у Клайда Райта, обнаружилось у всех четверых! Все отличались очень гибкой гортанью. Теперь стал понятен их широчайший вокальный диапазон. Эти легендарные голоса позволили мне понять, какой гимнастикой для голоса служат госпел и блюз. С тех пор меня несколько раз приглашали для консультаций исполнители госпелов и блюзов, и я убеждался в идентичности их вокального почерка. Эти особые голоса, теплые и чарующие, наделены властью с помощью госпела привести свою верующую аудиторию в состояние духовного подъема. Как говорил святой Августин, «поющий молится дважды»…

Конечно, в наше время поющий голос – не столько молитва, сколько инструмент обольщения: молодые певцы стали рыцарями современности. Они соревнуются в телевизионных передачах перед аудиторией целой страны. Их меч – это вокальная вибрация. Это новая форма боя. Эти рыцари голоса – настоящие спортсмены, которые борются в физическом смысле и обнажаются эмоционально, что может быть очень опасно! Они стоят на арене под слепящими прожекторами СМИ. Телезрители выносят приговор, и эти гладиаторы голоса рискуют получить почти смертельную эмоциональную травму. Тем не менее я должен оговориться: в таком шоу, как «Голос», начинающих певцов оценивают настоящие профессионалы голоса. И если их вердикт иногда суров, он почти всегда справедлив и ни в коем случае не унизителен.

Портрет профессионала

Хотя я всего лишь струнный мастер – мастер голосовых связок, но с течением времени пришел к убеждению, что профессия отоларинголога дала мне незаменимый опыт прослушивания артистов в их естественной среде и позволила проникнуть в тайну их голосов – и чистых, и травмированных, и даже сорванных. Вот почему, не ограничиваясь лечением и хирургическим вмешательством, я всегда искал общества профессионалов голоса, поскольку обсуждение с ними разных сторон вокального искусства является для меня незаменимой школой.

Руджеро Раймонди, выдающийся баритон, чей прозрачный голос способен играть как с низкими, так и с высокими частотами, как-то признался мне, что комфортно чувствует себя в регистре и тенора, и баса, но полную гармонию ощущает только в регистре баритона. У классических певцов замечена следующая закономерность: для тенора характерны относительно короткие голосовые связки и приземистая комплекция, в то время как для баритона, имеющего более широкий регистр, – длинные связки и удлиненный силуэт. Обладая гибкой гортанью и сильно развитыми голосовыми связками, Руджеро Раймонди очень редко имел проблемы с форсированием голоса. Нужно заметить, что его образ жизни соответствует тем высоким требованиям, которые и должен предъявлять к нему легендарный исполнитель «Дон Жуана» и «Бориса Годунова».

Профессионал голоса работает в том регистре, который обусловлен его гортанью. Если в высоком регистре всегда можно попробовать подняться еще выше, то нижний имеет свой порог. У природы свои законы: тенор, баритон, бас-профундо, лирическое сопрано или альт – для каждого диапазона требуется своя анатомическая конфигурация голосового аппарата, которая позволит создать гармонию. Вся жизнь уходит на то, чтобы ее усовершенствовать. Таким образом, темперамент артиста является решающим в его карьере. Его убежденность и страсть будут служить его вокальному искусству.

В большинстве случаев телосложение певца позволяет нам догадаться о его вокальном диапазоне. Анатомия гортани, ее структура, размеры часто связаны с телосложением. У теноров, для которых характерно плотное телосложение, обычно развита шея, особенно на уровне мышц, расположенных позади гортани, более округлая гортань и слабовыраженный кадык. Эластичный конус гортани относительно короткий, но с широким основанием. У баритонов и басов-профундо менее развит хрящ щитовидной железы, и их крикотиреоидная мембрана очень прочная и короткая.

Обладатель баса чаще всего отличается стройной или мощной фигурой. Эластичный рупор гортани глубокий, он погружен в длинные и мощные голосовые складки.

Певцы-баритоны часто высокие и худощавые. Для них характерна мускулистая шея, удлиненная гортань заостренной формы с ярко выраженными углами, с выступающим кадыком и широким пространством между перстневидным и щитовидным хрящами. Комплекция представляет собой нечто среднее между комплекцией тенора и баса.

Если к достоинствам этих схематических описаний можно отнести их ясность, то надо признать, что они очень упрощают картину. У певиц морфологические различия между сопрано и альтом с первого взгляда идентифицировать трудно.

Профессионалы голоса, которые не брали уроков вокала или драматического мастерства, не подозревают о той важной роли, которую играют живот и промежность, – в отличие от певцов и актеров, хорошо знающих свой вокальный аппарат. Как известно, дышать надо животом. Ременная мышца, которая в полной мере заслужила свое название, ибо опоясывает наш живот, состоит из многочисленных мышц живота. От работы этой большой мышцы зависит наше дыхание. При надлежащей тренировке этому можно научиться, поэтому профессионалы голоса – спортсмены в полном смысле этого слова.

История Венсана

В ноябре 2015 года меня пригласили на съемку телепередачи, чтобы я высказал экспертное мнение о тех случаях, когда певцы в какой-то момент своей карьеры вдруг «теряли» голос. На передаче, посвященной в основном Шимен Бади – молодой талантливой артистке, мне посчастливилось познакомиться с Венсаном, история которого сильно меня заинтересовала. Он рассказал о ней в своей книге и позволил мне упомянуть о ней здесь. Сейчас Венсану 48 лет. 20 лет назад он был в начале многообещающей карьеры оперного тенора, которая успешно развивалась до того самого дня, когда…

Он постоянно переезжал. Сегодня он пел в Пекине, завтра – в Карлсруэ, где без всякой подготовки срочно выходил на замену базельскому певцу, и так далее. Под давлением своих агентов он жил в каком-то вихре, в постоянной эмоциональной перегрузке. Все это закончилось профессиональным выгоранием. Он потерял голос. А как мы знаем, голос тенора обладает наиболее высокой тесситурой. Тенор берет высокие ноты грудным регистром, что опасно и сродни эквилибристике. Словно в цирке, публика наблюдает, как тенор берет до верхней октавы…

Венсан не думал о карьере певца. То, что он – обладатель тенора, он обнаружил, когда работал в Бурунди. Вернувшись во Францию, он стал брать уроки вокала, и наличие у него дарования подтвердилось. Он сохранил воспоминание о единственном концерте, на который пришел его отец. Это случилось в самом начале его карьеры и стало одним из наиболее важных моментов его жизни, потому что именно с этого времени он начал общаться с отцом, который знал, что дни его сочтены, и понял наконец, какую власть имеет голос его сына и какое благотворное воздействие он оказывает на окружающих. Его отец умер на следующий день после премьеры «Лоэнгрина» Вагнера, в которой Венсан впервые исполнил главную партию. Очевидно, в такой последовательности событий таилось что-то очень важное.

Он настолько почувствовал уверенность в себе, что позабыл об осторожности. Он признается, что чувствовал свою силу, но не слишком хорошо понимал, как ею управлять. Теперь он вспоминает, что ускоренное обучение (девять лет за три года) дало ему слишком непрочную базу и в техническом, и в эмоциональном отношении. В какой-то момент он решил, что достиг вершины, и потерял бдительность, а голос этого не прощает. Однажды он был вынужден сделать перерыв в своей карьере: это был первый тревожный звонок.

В 2003 году он вернулся на сцену в роли Пеллеаса^[40] – эта партия исполняется в промежуточном регистре между тенором и баритоном, с очень низкими до, которые выходили за пределы его диапазона. Он не был готов к этой роли, требующей сильного эмоционального напряжения, и, надсаживаясь, буквально «выдавливал» из себя низкие ноты (вспомним, что у певцов нет микрофонов, и их голос должен перекрывать оркестр, состоящий из ста музыкантов). И то, что должно было случиться, случилось: на этот раз он потерял голос окончательно. Повреждения оказались очень серьезными: горло начало кровоточить, появилось ощущение, что внутри все одеревенело, окаменело навсегда. Разумеется, ему пришлось отказаться от сцены.

Из этой части рассказа Венсана необходимо запомнить то, что его вынудили петь за пределами его природного диапазона. Форсирование при исполнении низких нот ведет к разрывам. Это все равно что заставить марафонца пробежать стометровку. Если голос принуждать, то неизбежен разрыв – то, что я называю внутренней травмой голоса. Кроме физиологического аспекта, есть также эмоциональная сторона, связанная с ролью, и, если исполнитель и роль не подходят друг другу, как в истории Венсана, это прямой путь к катастрофе.

Венсан полностью отказался от пения на месяц, и голос вернулся к нему довольно быстро. Причина была всего лишь в маленьком узелке на связке, но в душе у него что-то надломилось. В 2004 году в возрасте 38 лет он смирился с мыслью, что как профессионал он больше не существует. К этому времени чего он только не пробовал: консультировался у известного ларинголога, лечился в клинике голоса в Париже, вел переговоры с агентом в Нью-Йорке, надеясь вновь начать карьеру в Соединенных Штатах, – тщетно. В результате он растратил все, что осталось ему от родителей. Он оказался без денег в крохотной квартирке-студии в парижском пригороде. Впереди маячила перспектива спать под мостами. И когда он достиг дна, то вдруг услышал внутренний голос – высокий детский голос, голос маленького Венсана. Как он рассказывает, он начал слушать свою внутреннюю тишину. Этот тихий голос напомнил ему его мечты: Канаду, индейцев-аборигенов, лес с волками… Он снова начал свободно дышать. Все это вызывало в нем какой-то отклик, в душе зажегся огонек. И он вложил последнее, что у него оставалось, в эту спасительную поездку в Канаду.

Там он заново научился жить: просто наслаждаться природой, притрагиваться к деревьям, жить каждой минутой, радоваться тому, что просто живет, ничего другого не желая. Он почувствовал, что голос вернулся к нему, и он, быть может, делает ошибку, желая возврата к прежней жизни. Но вернуться к прошлому было уже невозможно, в мире вокала стареют довольно рано. К тому же он хотел создать нечто другое, в чем нашли бы отклик две его страсти – пение и природа. Так у него возникла идея лирических лесных прогулок, которая предлагает каждому обрести заново пять органов чувств методом погружения в пение и звуковые вибрации посреди леса.

В этот день на съемках шоу меня совсем не тянуло на долгие разговоры, вместо этого я предпочел дать высказаться Венсану, настолько его история показалась мне поучительной. Она великолепно проиллюстрировала обстоятельство, которое кажется мне очень важным, хотя ему обычно не придают значения, когда речь заходит о власти голоса: это существование внутреннего голоса; этот тихий голос, который слышим только мы сами, сопровождает нас на протяжении всей жизни. Он – матрица власти нашего обычного голоса. Он играет главную роль, побуждая нас строить планы, действовать и принимать решения. Тихий голос, голос для себя, тот, который оживает в нас, стоящих на краю вышки перед прыжком в воду, этот голос стимулирует выработку окситоцина – гормона, влияющего на спортивную активность в той же степени, что и эндорфины. Во время спортивных состязаний этот внутренний голос постоянно звучит у нас в голове, не выходя наружу, и обладает властью, которую каждый из нас чувствует; он побуждает к действию, вдохновляет, ободряет и руководит.

5
Когда молчание говорит

Андре Дюссолье мне однажды рассказывал, как в развязке одной пьесы он произносил шепотом свою реплику (тем театральным шепотом, который должен быть слышен с последнего ряда): «Да, я обманул вас, но…» – и тут замолчал. Публика замерла. Тишина. Прошло несколько секунд, он продолжал молчать. Зал затрепетал, не отводя глаз от губ актера, смутный ропот донесся с задних рядов партера. Напряжение нарастало; зрителей охватило сомнение: а что, если великий Андре забыл текст? «Понимаешь, Жан, это лучшее средство вернуть их внимание». Как он был прав! Ничто так не придает цену голосу, как пауза.

Обычно я говорю своим пациентам, что по их паузам понимаю, какими голосовыми расстройствами они страдают. Обратите внимание, я не сказал, что всякая пауза означает всегда одно и то же, особенно в политике. Паузы становятся мощным оружием, потому что оставляют слушателю время осознать только что прозвучавшее, впитать и повторить про себя.

Стратегия пауз

В политическом дискурсе паузу используют главным образом для завоевания или сохранения власти. Но отметим здесь важный момент, который замечательно сформулировал Даниэль Дюэз из Национального центра научных исследований: в зависимости от предстоящего сообщения и от положения говорящего на политическом Олимпе он делает совершенно разные паузы^[41]. У претендента – того, кто хочет забрать власть, как Жак Ширак у Франсуа Миттерана в 1988 году, речь быстрая, а паузы редки. Действующему президенту играть проще. Его паузы и даже молчание – как бандерильи, вонзающиеся в противника, а речь медленная, исполненная уверенности. Объяснение пунктов программы, даже если это необходимо, не так существенно. Прежде всего он должен сохранять хладнокровие, спокойно выжидать, но так, чтобы не подвергать себя опасности, играть в эмпатию и сохранять ясный, спокойный темп.

Темпоральная, а точнее, пространственно-темпоральная организация речи, – это маркер власти голоса. Разумеется, голос способен создавать вокруг себя пространство: социальное, физическое и эмоциональное. Вокальное пространство может быть уютным в кругу близких и совершенно холодным в речи политика, когда голос звучит почти безлико, слова проговариваются четко, а речь течет медленно, чтобы позволить публике понять сказанное и согласиться с ним. Музыка голоса становится содержательной в ходе дебатов, питаясь обратной связью, будь то журналист, политический противник или публика.

Что касается молчания, то оно играет важную символическую роль в жизни нашего голоса, особенно молчание, которое взывает к нашим чувствам, пробуждает и обостряет их. Когда актер, политик или просто ваш собеседник вдруг замолкает, мы задерживаем дыхание. Это молчание действует так сильно, что лишает нас дара речи.

Кроме того, молчание – это проявление уважения к священным местам, во время поминальных торжеств или в минуты воспоминаний.

Тем не менее паузы нужно тщательно дозировать. Слишком долгая пауза, длящаяся более четырех секунд, может сбить слушателя с толку: он отвлекается, его ум начинает блуждать. Этот эффект актеры называют «рождественской елкой»: зритель перестает концентрировать внимание на действии, а начинает думать о еде, которая ждет его после спектакля.

Некоторые знают, как использовать эту возможность мечтать, которую дарит пауза, прежде чем наступит скука. I have a dream («Я мечтаю») – знаменитая речь Мартина Лютера Кинга 28 августа 1963 года в Вашингтоне перед 250 тысячами человек – лучший тому пример.

Каждый раз, когда он повторял свою формулу «Я мечтаю», он делал паузу в несколько секунд, которые как раз дают возможность помечтать, производя эффект тем более поразительный, что эта формула служила завершением предыдущей фразы:

«Я мечтаю…

что однажды на красных холмах Джорджии сыновья рабов и сыновья рабовладельцев будут сидеть за одним дружеским столом. Я мечтаю…

что однажды даже штат Миссисипи, где процветают несправедливость и угнетение, превратится в оазис свободы и справедливости».

Никогда еще созвучие, почти в музыкальном смысле этого слова, между смыслом, формой и исполнением не было таким совершенным. Речь Мартина Лютера Кинга была не просто великолепна, она ни в малейшей степени не следовала правилам, созданным специально для «голосов власти»; это был проповедник, который обращался к своей пастве. И если содержание прекрасно, то вокальная техника только добавляет ему убедительности. Его паузы предвещают мечту, которая уже готова стать реальностью.

Слишком короткие или слишком частые паузы прерывают музыку речи и нарушают интервалы, необходимые для того, чтобы усвоить сказанное: ритм – это то, что наполняет паузу смыслом.

В Daily Show, ежедневной передаче Comedy Central, часто показывают пародию на Барака Обаму с «компьютерным» голосом – прерывистым и монотонным, который скорее бубнит, чем говорит. Это такой способ высмеять характерную черту президента Соединенных Штатов, который в своих выступлениях, как правило, забывает об обертонах голоса. Его речь изобилует остановками, они повторяются через равные промежутки времени и лишают речь эмоциональности. Это говорящий метроном. Его тон, как и рассуждения, удручающе однообразны. А хотелось бы услышать какие-то неожиданные перемены в ритме. Тем не менее он был избран и переизбран. Действительно, когда его слушаешь, вспоминается Авраам Линкольн и другие выдающиеся деятели США, а не банальный синтетический голос. Как у него это получается? Он выступает как основатель, а не революционер. Своей манерой говорить он обращается к родительскому инстинкту, его слова призывают к созиданию и никогда – к ниспровержению. Но его самый гениальный ход, на мой взгляд, состоит в том, что ему удалось преодолеть недостаток вокального ритма, взяв слоганом Yes we can – три односложных ударных слова, которые действуют на коллективное бессознательное, как новое I have a dream.

Его случай не единственный. Так, Николя Саркози прерывается каждые четыре слога. Вообще я с удивлением констатирую, до какой степени в эти последние годы увеличился темп речи. Не в том ли причина, что мы постоянно слышим обрывочную информацию и голоса, перескакивающие с одной темы на другую? Наши уши больше не выдерживают длинных фраз. И виной тому, без сомнения, наше нетерпение. Политики оттачивают шокирующие слова на круглосуточных новостных каналах, которые наперебой их подхватывают.

Длительность речи зависит от эфирного времени, ей отведенного. Сегодня надо успеть убедить в чем-то меньше чем за десять минут. Паузы стали очень короткими. Наши лидеры это знают. Кто-то мог бы усмотреть в этом форму словесной манипуляции, поскольку умножение коротких пауз заставляет слушателя усвоить урок или послание, ни о чем не спрашивая. Действительно, более долгая пауза заставила бы его спросить себя: «Что я сам об этом думаю?» Это невозможно при кратких, повторяющихся паузах между простыми словами, которые даже не нужно обсуждать.

На телевидении и радио паузы нацелены на две стороны: на журналиста и слушателя. Николя Саркози в этом не знает себе равных. Когда журналистка задает ему вопрос по поводу текущей новости, которая его нервирует, он отвечает не сразу. Своей стратегической паузой он дает понять, что вовсе не подбирает слова для ответа, а раздражен и старается взять себя в руки, чтобы не быть невежливым. Молчание становится формой саспенса^[42]. Две секунды молчания означают, что он справился со своими эмоциями и теперь возражает тоном, в котором звучит огорчение и гнев. Стратегия паузы? Я не знаю, продуманная она или спонтанная: голос Саркози звучит так, будто он еле сдерживает себя, это гиперчувствительность гиперпрезидента. И тем не менее его паузы свидетельствуют о мастерском владении собой. Таким образом, ему удается быть спонтанным и понятно близким, сохраняя свой авторитет. Пауза – это оружие, поражающее две цели. Первая из них – подчеркнуть торжественность момента, вторая – придать вес последующим мыслям и высказываниям. Пауза – драгоценная оправа речи.

Что делать с вопросительными фразами, которые призывают к молчанию? На мой взгляд, они маскируют ложные паузы. Существует две разновидности подобных фраз: слишком красноречивые, но обрывающиеся на середине, поскольку их окончание совершенно очевидно, и так называемые исключительные, указывающие на желание прервать дискуссию.

Композиторы сочиняют симфонии, включая в них моменты тишины, которые в партитуре обозначаются знаками паузы, четверти паузы, одной восьмой или одной шестнадцатой паузы. Политики тоже располагают богатой палитрой пауз. Наши правители – настоящие артисты голоса, со своими нотами, аккордами и ритмами. Эти паузы – не просто риторические приемы, они – оружие массового убеждения, а то и действия.

Ганди учился в Великобритании. Он вернулся в Индию, освоив в совершенстве не только язык, но и британскую культуру. Глядя на солдат Ее Величества королевы Великобритании, ружья которых были нацелены на толпу, он мог бы легко произнести перед ними речь и убедить их перейти на его сторону, однако он молчал. Но молчание его было деятельным, а не смиренным. Он стоял прямо, весь в белом, и смотрел в небо. Он находился в мире, наполненном эмпатией, воображением, созиданием, духовностью: все это непременные свойства голоса, управляющего людьми. Англичане стояли перед этой стеной молчания, более содержательного, чем любые речи, свидетельствовавшего о решимости, воле не только сопротивляться, но выжить. Эта огромная вибрация молчания была так сильна, что она потрясла всех: солдаты опустили ружья. Это молчание стало одним из самых мощных и эффективных видов оружия, которые изобрел XX век. И это молчание Ганди разве не есть высшее проявление власти голоса?

Внутреннее убеждение

Молчание – питательная среда мыслительного процесса, необходимого для формирования суждения, – внутреннего убеждения.

В статье 353 Уголовно-процессуального кодекса указано однозначно:

«В соответствии с требованием обоснования решений закон не требует отчета от каждого из судей и присяжных, входящих в суд присяжных заседателей, о том, как именно они пришли к своему убеждению, им не предписываются правила, каким образом они определяют полноту и достаточность доказательств. Закон требует от них спросить самих себя искренне и по совести и понять, какое впечатление оказали на их разум доказательства, собранные против обвиняемого, и средства его защиты. Закон задает им только этот вопрос, который очерчивает весь круг их обязанностей: “Есть ли у вас внутреннее убеждение?”»

Из смеси фактических, документально подтвержденных и интуитивно-эмоциональных элементов рождается внутреннее убеждение каждого. Но поскольку справедливость – понятие нематериальное и почти иррациональное, с течением веков пришлось выработать комплекс процедур и придерживаться его, чтобы позволить внутреннему убеждению сформулировать свою правду и чтобы эта правда была признана обществом.

Ритуал суда присяжных заимствовал элементы одновременно у церковной службы и у театра. Церемония уголовного процесса с присяжными, практически не изменившаяся до наших дней, в значительной степени опирается на одну из самых великих античных трагедий – «Эвмениды» Эсхила.

Чтобы судить Ореста, убившего свою мать Клитемнестру, дочь Зевса Афина выбирает судей из обычных смертных: судебные решения отныне выпало выносить людям, «лучшим гражданам», а не богам, которые, однако, присутствуют на слушании дела в суде под председательством Афины. Перед этим судом «гражданские истицы», представленные эриниями, выступают против аргументов Аполлона – адвоката-защитника. Каждая сторона в устной форме представляет свою точку зрения: власть голоса рождается в суде. После того как все аргументы выслушаны, следует обращение к присяжным проголосовать и вынести свое решение. Но голоса разделяются поровну, что не позволяет вынести вердикт. Афина заранее предупредила, что в случае, если голоса обвинения и защиты разделятся пополам, она сама примет решение. Богиня выносит оправдательный приговор. Не будет натяжкой, если мы объясним такое решение как результат внутреннего убеждения Афины в невиновности Ореста.

Суд присяжных имеет свои правила, символы и обряды. Суд должен неукоснительно им следовать. Человека можно судить только в торжественной обстановке.

Устный характер слушаний проявляется с первых секунд процесса, когда судебный пристав объявляет вход представителей судебной власти: «Суд идет», «Присяжные». Публика встает со своих мест в знак уважения к суду, а председатель суда в сопровождении заседателей и присяжных входит в зал заседаний.

Вид этого помещения неизменен: с одной стороны публика, с другой, на возвышении, отделенном балюстрадой, – представитель прокуратуры. Судья и заседатели входят в зал суда. Это картина в красно-черных тонах: в красном облачении – председатель суда, в черном – два заседателя по обе стороны от него. Прокурор и адвокат также одеты в черное; это память о старинной мантии с тридцатью тремя пуговицами (по возрасту Христа), которую носили несколько веков подряд. В отдельных случаях все это дополняет шапочка, отороченная горностаем. В середине зала заседаний барьер, к которому вызываются свидетели для дачи показаний и ответов на вопросы суда. Обвиняемый находится в своем отсеке, его адвокат – перед ним. Присяжные на своей скамье за перегородкой – воплощенное молчание. Они должны воздерживаться от любых комментариев и просто междометий, выражающих возмущение или печаль, в противном случае это будет поставлено им в вину. И только какой-нибудь случайный непроизвольный жест может позволить адвокату услышать беззвучный голос внутреннего убеждения, которое в этот момент формируется в их сознании.

Когда жюри присяжных сформировано, они должны дать клятву в соответствии со статьей 304 Уголовного кодекса:

«Вы клянетесь рассмотреть внимательно и добросовестно обвинения, которые будут предъявлены такому-то, обещаете не предавать интересы ни обвиняемого, ни жертвы, ни общества, которое его обвиняет; клянетесь не общаться ни с кем до объявления вашего решения; не руководствоваться ни ненавистью, ни злобой, ни страхом, ни любовью; клянетесь помнить о презумпции невиновности обвиняемого и о том, что все сомнения толкуются в его пользу; решать в соответствии с предъявленными обвинениями и доводами защиты по совести и согласно своему внутреннему убеждению с беспристрастностью и твердостью, подобающими человеку честному и свободному, и сохранить тайну обсуждения даже после прекращения ваших обязанностей».

Позади этого зала находится совещательная комната, которая, как театральные кулисы, скрыта от взора публики. Это обусловлено тем, что совещания присяжных подчиняются правилам секретности. Никто не должен выходить или входить в святая святых до тех пор, пока не будет сформулирован вердикт, который затем будет произнесен вслух председателем суда перед лицом всего собрания. В абсолютной и благоговейной тишине голос, выносящий приговор, резонирует в полную силу.

Судебный процесс имеет начало и конец, и он необратим. То, что было на нем сказано, перечеркнуть невозможно. Это ограничение усиливает драматическую напряженность процесса, который отвечает правилу единства: тот же зал, те же действующие лица на тех же местах.

Театрализованность правосудия проявляется прежде всего в том, что прения сторон должны происходить полностью в устной форме. Причина этого очень проста: ни один присяжный не имеет доступа к документам и может получить сведения о фактах только из выступлений участников судебного процесса. Власть голоса и паузы здесь становится абсолютной. Вот почему она должна находиться под контролем, чтобы исключить возможность неуместных высказываний. Если обвиняемый, адвокат, обвинитель, член жюри или обычный присяжный хочет высказаться, он должен сначала сообщить об этом председателю суда, который даст ему слово или не даст и в любой момент может прервать заседание суда, если сочтет, что атмосфера в зале слишком накалилась и это угрожает достойному ведению судопроизводства. Его слова не могут ставиться под сомнение, поэтому они должны быть максимально нейтральны, и он может использовать свою власть только для надлежащего ведения прений. Председатель суда – владыка своего голоса и голосов всех присутствующих.

Обвинение поддерживается прокурором. С точки зрения обвиняемого и его адвоката это главный «враг», который в конце процесса произносит обвинительную речь и требует наказания, как правило сурового. Если обвиняемый признал факты, то помощник генерального прокурора предъявит ему обвинение и не станет искать смягчающие обстоятельства. Голосом и словами он постарается произвести впечатление на присяжных, воздействуя прежде всего на их эмоции. Если обвиняемый настаивает на своей невиновности, обвинитель постарается убедить присяжных в его виновности, приводя наиболее рациональные аргументы.

Точно так же адвокат-защитник во время прений будет взывать к эмоциям присяжных, если его клиент признает факты, или постарается доказать, что обвиняемый не совершал того, что ему инкриминируют.

Обоснование невиновности может выглядеть таким же непротиворечивым и логичным, как и обоснование виновности. Присяжные, которых бросают из одной крайности в другую, могут быть сбиты с толку, убежденные то обвинительной речью прокурора, то аргументацией защитника.

Во время судебного процесса власть голоса и паузы достигает апогея и частично следует тем же правилам, которые мы сформулировали для политиков: уметь быть убедительным для всех слоев общества. Действительно, никогда нельзя упускать из виду, что жюри присяжных – это жюри народное, выбранное случайным образом, а это значит, в нем могут состоять люди, которые впервые в жизни вошли в зал суда и не знают, как функционирует правосудие.

Крайнее напряжение и трагичность момента, которые преобладают во время прений, могут вызвать настоящую эмоциональную бурю у членов суда и в публике, высвободив их инстинкты, страхи, фантазии благодаря эффекту зеркальных нейронов. Этот эффект катарсиса возникает в результате того, что каждый оратор воздействует на публику своим голосом, сила которого здесь проявляется во всей полноте.

Голоса прокурора и адвоката, которые, будучи опытными профессионалами, используют всю мощь слов и эмоциональных вибраций, способны погрузить присяжных в своего рода гипноз. Кроме того, в потоке голосов, который их захлестывает, присяжные должны отделить фактическую информацию от противоречивых эмоциональных ощущений; их обязанность – отыскать в глубине своей души, в глубине сознания истину, чтобы судить о деле, исходя из своего «внутреннего убеждения».

Голос с его вибрацией – главный участник судебного процесса. Словно несмываемая татуировка, он отпечатывается в умах, влияет на суждения и мысли. Он пробуждает страсти как в зрителях, так и в главных действующих лицах. Голос – оружие одновременно наступательное и оборонительное, его броня выкована из риторики и красноречия, его боеприпасы – слова, паузы, ритм и обертоны. Язык – это приспособление для формулирования мысли, но самое важное для нее – голос. Во время нападения ритм голоса становится бинарным, почти «военным». Адвокат, мастер эмоциональной вибрации речи, по преимуществу трибун. Ему свойственно искусство красноречия – это его отличительная черта. Никто не может ее скопировать или позаимствовать. Это способность естественно выражать эмоцию слов, тайну пауз, брать аккорд – минорный или мажорный: мы его вроде бы узнали, не успев еще различить, услышать, прочувствовать. Адвокат может говорить голосом низким или высоким, слабым или громовым, но всегда гармонирующим с аудиторией, которую он хочет убедить. Он умеет играть с паузами – не с теми, которые навевают скуку, а с теми, которые бросают вызов. Здесь более чем где-либо харизма голоса управляет миром эмоций.

Но молчание, которое обязана хранить публика, тоже очень важно: все действующие лица процесса к нему восприимчивы. Они его используют. Оно их питает. Они ждут одобрения публики, которое проявляется красноречивым молчанием, кивками, неуловимыми движениями и гулом: это сила молчащего голоса. Она несомненно влияет на присяжных и питает их внутреннюю убежденность в той истории, которая выстраивается перед ними минута за минутой, но, в отличие от трагедии, никогда не пишется. Вердикт по-прежнему неизвестен. Он приобретает реальные очертания, насыщается содержанием и развивается на протяжении всего судебного процесса. Разумеется, он зависит от объективных доказательств. Но на него также может повлиять тембр голоса выступающих, свидетелей, обвиняемого, любого, кому дали слово. Изложенные факты могут меньше влиять на решение, чем воображение присяжных. Чтобы укреплять свое внутреннее убеждение, они должны сначала убедиться, что выступающие честны. То, как присяжные воспримут голос обвиняемого, его язык тела, все флюиды, которые исходят от него, – от этого зависит, как на данном этапе они будут судить о его искренности.

Трудно дать определение «внутреннему убеждению», и причина этого, может быть, в том, что в нем содержатся сразу два понятия, которые относятся к почти противоположным реальностям, – это разум и эмоции. С одной стороны, считается, что убеждение должно опираться на рациональные и конкретные факторы. Недаром мы называем «вещественными доказательствами» различные предметы, представленные во время процесса, предназначенные для доказательства вины или невиновности обвиняемого. С другой стороны, «внутреннее» не опирается ни на какой объект, оно находится в сокровенной глубине нашего сознания. Здесь прилагательное «внутренний» означает только одно: эмоциональную тайну души.

Но как складывается это внутреннее убеждение? Оно возникает на пути от риторики к красноречию.

В ораторском искусстве риторика играет основную роль. Техника речи и умение манипулировать словами, направлять талант в пространство-время словесной дуэли в прениях, риторика – это одновременно наука и искусство воздействия речи на умы. Что касается красноречия, то оно само по себе искусство, гораздо большее, чем просто способность замечательно говорить.

Эта тема конфликта между разумом и эмоциями была мастерски разработана в драме Сидни Люмета «Двенадцать разгневанных мужчин».

Особенность фильма Люмета в том, что он полностью сфокусирован на запертом в совещательной комнате жюри присяжных из двенадцати человек, которое должно установить виновность или невиновность молодого человека, обвиненного в убийстве отца. Возникает ощущение, что помимо постановки сцен споров между присяжными, иногда бурных и даже с применением насилия, режиссер хотел показать как бы «изнутри» сознания тот извилистый путь, который ведет к формированию внутреннего убеждения. Если вначале одиннадцать из двенадцати присяжных убеждены в виновности молодого человека, то позднее одному из них (его играет Генри Фонда) удается посеять сомнение в каждом из присяжных, обрушиваясь не на людей, а на их аргументы, и таким образом полностью изменить ситуацию. Мы рассматриваем по очереди все аргументы, начиная с самых рациональных (например, как функционирует финский нож) и заканчивая самыми сокровенными признаниями (например, у одного из присяжных конфликт с собственным сыном).

В 1954 году в «Заметках по делу Доминиси» Жан Жионо писал: «Я не говорю, что Гастон Доминиси невиновен. Я лишь говорю, что мне не доказали его вину… Председатель суда, заседатели, судьи, адвокат, прокурор… у них есть внутреннее убеждение, что обвиняемый виновен. Я лишь говорю, что это убеждение меня не убедило».

Используя те же элементы расследования, те же самые доказательства, полученные в ходе процесса, Жан Жионо пришел к внутреннему убеждению, противоположному тому, что было у судей, в честности, искренности и неподкупности которых у него не было никаких сомнений.

По мнению Жионо, ход и результат судебного разбирательства базировался на некотором количестве лингвистических недоразумений между кланом Доминиси и судом. Писатель отмечал, что Гастон Доминиси использовал только тридцать пять слов: «И ни на одно больше, я сосчитал». И он добавлял к этому: «Любому обвиняемому, владеющему словарным запасом в две тысячи слов, это дело легко сошло бы с рук. А если бы вдобавок он умел хорошо говорить и владел искусством занимательного рассказа, он был бы оправдан. Несмотря на признание вины». Жионо указывает на систематическое взаимное недопонимание, смещение смысла, ошибки в результате поспешного переписывания – все, на чем постепенно вырастало внутреннее убеждение присяжных.

Закон требует, чтобы вердикт был вынесен присяжными единогласно, это значит, что из множества голосов разрешается оставить только один, вынуждая рассматривать доказательства только под одним углом, без всяких нюансов. Существует опасность, что внутреннее убеждение создается всего лишь из набора субъективных данных, которые все члены жюри присяжных воспринимают как объективные факты.

Вернее сказать, противостояние

Это молчание, которое укрепляет в сознании слушателя внутреннее убеждение, не может не напомнить немой крик одного написанного текста. Когда Эмиль Золя 13 января 1898 года выразил свое внутреннее убеждение в невиновности Дрейфуса в ежедневной газете L’Aurore, он пользовался формулой правосудия; его «Я обвиняю», хоть и на бумаге, прозвучало так громко, что пробудило в обществе самосознание. В своем открытом письме президенту Феликсу Фору Эмиль Золя заставил услышать свой голос со всеми его вибрациями. Он настолько активно использовал все средства ораторского искусства, что даже сегодня этот текст мы скорее слушаем, а не читаем.

В этом обращении он говорил от первого лица, без всяких оговорок, используя только глаголы действия. Его решимость измеряется тем, как много употреблял он твердых, энергичных и точных выражений, не прибегая к намекам. Он брал на себя риск: он об этом говорил и это знал. Его «Я обвиняю», словно неоднократно вбитое молотком, не отличается разнообразием, это защитительная речь, но одновременно и обвинительная.

Эмиль Золя бросал вызов читателю, брал его в свидетели. Его стиль патетичен, но не лишен иронии: таково оружие, выбранное Золя в этой письменной дуэли, в которой, однако, звучит его живой голос. Ритм этого текста – ритм разговорного языка. Мы почти слышим, как он переводит дыхание. Статья «Я обвиняю» – выдающийся пример ораторского красноречия, но не занесенного в протокол, а записанного на бумаге. И благодаря этому голос Золя пережил XX век.

Вердикт маятника

Два часа пополудни, палящее солнце затопляет Марсель в этот июньский день, когда начинается судебный процесс. Зал суда переполнен, атмосфера накалена до предела. Несмотря на то что под потолком работают вентиляторы, во Дворце правосудия очень жарко. С небритым угрюмым лицом, обхватив лохматую голову руками, в сером пиджаке, черных брюках и голубой рубашке, обвиняемый уже сидит в своем боксе, отгороженном от зала. В этом гуле, когда каждый норовит высказать свое мнение, начинается процесс. В зал входят председатель суда с двумя судьями, и судебный распорядитель объявляет зычным голосом: «Встать! Суд идет!» Все встают с мест. Воцаряется торжественное молчание. Протокольное облачение впечатляет: председатель в красной мантии, два члена суда – в черных. Они занимают места за столом на возвышении, который, словно крепостной бастион, нависает над залом. С него на голову подозреваемого скоро обрушится обвинительный приговор. В свою очередь, усаживаются прокурор в черном и адвокат-защитник. Девять присяжных – ремесленники, учителя, лавочники, отобранные по жребию, – уже сидят на отведенных им местах за барьером. На плечах этих простых граждан лежит ответственность судить человека, скорчившегося на скамье подсудимых.

Процесс начинается. Все по очереди что-то говорят. Во власти голоса обвинить невиновного или оправдать виноватого его вибрации служат оружием в бою. Власть этого голоса зависит от баланса между хаосом и гармонией, между согласованностью и непредсказуемостью, между конфликтом и компромиссом. Председатель просит обвиняемого встать, назвать себя, сообщить свою профессию, дату рождения, адрес проживания. Наступает напряженный момент. Присяжные познакомятся с обвиняемым, когда он заговорит; голос раскроет его эмоциональный мир суду и публике. Если его голос неприятен, все легко поверят в его виновность, если привлекателен – в невиновность. Вот обвиняемый оживляется и громко произносит свое имя. С этой минуты он начинает существовать.

Раздается еще один голос: это секретарь суда зачитывает обвинительное заключение, подготовленное прокурором на основании фактов, полученных от следователей марсельской полиции, от специалистов по судебно-медицинской экспертизе и некоторых свидетелей.

«Примерно в 6 часов вечера в своем доме, на кухне, г-н Поль Дюпон, 36 лет, вооружившись ножом, нанес им четыре удара своей жене: три – в живот, один – в грудь. Затем он взял пластиковый пакет и надел его на голову г-жи Дюпон, 32 лет. Пакет он затянул на шее ремнем, чтобы не слышать стонов умирающей жены, после чего дождался наступления ее смерти».

Свидетели у барьера сменяют друг друга. Их голоса, поведение, взгляды подтверждают доводы обвинения или защиты. Если возникнет необходимость, судебное разбирательство будет подкреплено демонстрацией нескольких фотографий.

Ни одна строка не должна оставаться непрочитанной. В этом контексте главное – модуляции голоса, интонация и паузы. В перерывах между показаниями свидетелей прокурор продолжает свой детальный агрессивный допрос. Его голос трибуна обрушивается на аудиторию, словно молот.

В 1912 году Андре Жид в книге «Воспоминания о суде присяжных» писал: «Присяжные вжались в сиденья под напором яростных прений». Наступает очередь обвинителя, он встает. У него внушительный и торжественный вид; его голос становится луком, а слова – стрелами, которые ранят, пронзают насквозь и стараются поразить насмерть. Председатель суда, защитник, обвиняемый, так же как и присяжные, слушают его в абсолютной тишине. Голос, носитель морали и эмоций, – вот его оружие. Он умеет им пользоваться. Властная речь всегда звучит как обвинение. Это стратегия: если выступать слишком долго, голос устает и теряет свое воздействие. Когда голос плохо поставлен, то речь не производит нужного впечатления, сила убеждения сходит на нет. Поэтому прокурор удерживает этот особенный вокальный тембр, переходя от гармонии к возбуждению, то нарушая ритм, то четко держа его. Обвинитель заканчивает свою речь с силой, энергией и убежденностью. В глубокой тишине, коей он полностью управляет, он требует наказания, которое считает соответствующим тяжести преступления.

Встает защитник. Начинается ораторский турнир. Каждое слово – это удар, попадающий в цель. Председатель, двое судей и обвинитель возвышаются над собранием, как на рыцарском турнире, где слово заменило шпагу. Шок от обвинительного заключения так силен, что всем не терпится услышать первые слова адвоката, или, вернее, первые обертоны его голоса. Будет ли он убедителен? Еще не наступил тот этап, когда положено приводить аргументацию. Адвокату нужно сначала подцепить аудиторию на крючок. Как это ни парадоксально, именно пауза, которая наступает после первых слов, показывает, правильно ли выбран тембр, чувствуется ли в голосе энергия: она должна быть не слишком сильной, но и не слишком слабой. Слишком сильная помешает пониманию и сделает болезненным восприятие. Слишком слабая не сможет удержать внимание слушателя, и он отвлечется на что-то другое. Судебное выступление – это только слова, ритм и паузы. Эмоции важны не меньше, чем аргументы. Нужно создать связь с присяжными, говорить на их языке, читать их взгляды.

Заканчивая свою речь, в которой преобладали риторика и красноречие, адвокат приходит к заключению, что жена обвиняемого ему изменяла, направляя тем самым мысли присяжных в русло убийства из ревности. Последнее слово предоставляется обвиняемому, который с необыкновенной уверенностью на всё находит ответ. Кажется, что это он ведет прения, и, однако…

В тот момент, когда суд удаляется в совещательную комнату, а публика в зале ждет вынесения приговора, каждый возвращается мыслями к чудовищному отчету судебно-медицинского эксперта. Этот медицинский отчет прозвучал в зале как похоронный звон: «По результатам вскрытия г-жи Колетт Дюпон, 32 лет, мы констатировали, что причиной смерти были не раны, полученные от ударов холодным оружием, а именно от четырех ножевых ранений, а удушение продолжительностью минуту и пять секунд». В этот момент помощник генерального прокурора дает знак, и в зал заседаний вносят стенные маятниковые часы в метр высотой. «Уважаемые дамы и господа присяжные, уважаемая публика, сейчас мы будем слушать эти часы в течение шестидесяти пяти секунд». Маятник начинает колебаться, отсчитывая секунды. В зале повисает тяжкое, почти пугающее молчание. Молчание говорит языком маятника, этим мерным «тик-так». Последние десять секунд оно становится невыносимым. Помощнику генерального прокурора остается только добавить: «Сейчас вы пережили агонию этой бедной женщины». Вердикт будет следующим: виновен без смягчающих обстоятельств.

Власть молчания – не это ли высшее проявление власти голоса?

Заключение
Будущее в поисках своего голоса

Наше исследование власти голоса завершилось темой молчания, которое заставляет вернуться к себе и своему внутреннему голосу, к тому, что именуют «таинственным садом». Однако нейрофизиология собирается разрушить этот «сад», вооружившись кортикографией, которая представляет собой метод регистрации активности головного мозга с помощью электродов, которые накладываются на открытый участок мозга после трепанации черепа. В настоящее время доказано, что говорящий человек автоматически испускает звуковые волны, в чем ему содействует группа клеток и особых нейронов, расположенных во внутреннем ухе. Эти волны, испускаемые во время разговора, уже расшифрованы благодаря внутримозговым сигналам, которые датчики воспроизводят на графике в виде кривой. Так как слышимый голос и голос «внутренний» мобилизуют одни и те же нейронные цепочки, разве не можем мы предположить, что похожие датчики можно использовать и для расшифровки внутреннего голоса? А значит, мы могли бы услышать испытуемого, который не может или не желает говорить вследствие перенесенного шока, как, например, при психогенной афонии или синдроме изоляции. Это очень перспективное исследование, которым занимаются профессор Брайан Пейсли из Калифорнийского университета в Беркли и команда Стефани Мартэн из Лозанны. Возможно, скоро мы услышим через наушники внутренний беззвучный голос. Эти технологические прорывы ставят, среди прочих, вопрос о том, какой будет власть голоса в ближайшем будущем.

Идея научиться распознавать человеческий голос существует столько же, сколько и сам мир вычислительной техники. Уже сорок лет люди пытаются управлять объектами с помощью речи. Много раз исследователи заявляли о революционном прорыве в этом вопросе, но он так и не произошел, несмотря на то что голос является самым естественным связующим звеном между человеком и техникой. Если сегодня мы умеем посылать короткие голосовые сообщения, то завтра наш голос смогут распознавать подключенные к интернету объекты (наручные часы, автомобиль, термостат, холодильник). Программы мгновенного обмена сообщениями, существующие уже сегодня, можно даже назвать «великим возвращением голоса», ведь одно простое голосовое сообщение за 10–15 секунд способно передать идею, тон, эмоцию эффективнее, быстрее и естественнее, чем клавиатура.

В сложной технологической среде, в которой мы находимся, голос скоро станет самым простым средством воздействия на повседневную жизнь. Система голосовых помощников начала революцию благодаря приложениям к смартфонам. Стало возможным идентифицировать песню, если ее просто промурлыкать или даже спеть фальшиво! Кажется, ни один нюанс не ускользнет от этого супер-уха. Ухо служит проводником голосу, и если мы можем закрыть глаза, чтобы не видеть, то у барабанной перепонки нет век, зато она фильтрует всё, что мы слушаем.

До сих пор голосовые помощники в первую очередь идентифицировали слова, а затем их смысл. Теперь целью стало объединение этих двух этапов.

Желание говорить с объектом, который не реагирует или реагирует неестественно, может показаться странным; в общем, разговор с машиной – это не что-то само собой разумеющееся. Но привычки меняются, искусственные голоса все больше похожи на настоящие, и взаимодействие с объектами, подключенными к интернету, этими «умными» объектами без экрана и клавиатуры, практически разработано.

Помимо того что власть голоса влияет на наш внутренний комфорт и повседневную жизнь, его роль в ближайшем будущем уже давно изучается Институтом исследования и координации акустики и музыки (Ircam): там умеют не только трансформировать пропетый звук, но и синтезировать голос.

Цель синтеза речи состоит в том, чтобы получить голос, максимально похожий на человеческий. Здесь работают с понятием «голосовой идентичности», другими словами, с вокальным автографом человека.

В связи с этим актер Андре Дюссолье любезно согласился ради эксперимента лишиться на время своего прекрасного голоса! Для того чтобы синтезировать голос, понадобились многие часы звукозаписи. Затем его фонограмму разрезали на слова, слоги, фонемы, а их характеристики были проанализированы и собраны таким образом, чтобы, оказавшись вместе, они могли создать любое слово и любое произношение, сохранив естественное звучание первоначального голоса. Вокальный автограф человека – это его просодия: комбинация ритма, паузы и интонации. Эта технология позволила смоделировать манеру речи Андре Дюссолье. Меняя тембр, мы добились большей выразительности и эмоций. Таким образом, мы услышали синтетический голос Дюссолье, читающий «Красную Шапочку». Пораженный результатом, актер признался, что даже его близкие не смогли бы различить, кто говорит – он сам или машина…

Гениальный Стивен Хокинг, которого болезнь уже давно лишила способности говорить, пользуется речевым синтезатором. Несмотря на то что сегодня он мог бы сменить его на синтезированный голос, похожий на человеческий, он предпочитает говорить голосом робота, который стал его «фирменным знаком». Что меня совершенно не удивляет, ведь этот исключительный пример отражает наше сложное, неоднозначное, глубоко личное и трепетное отношение к тому, что можно назвать речевой идентичностью.

Сегодня стало возможным преобразовать голос одного человека в голос другого, то есть примерить на него что-то вроде цифровой маски, которая соответствует принципам синтезированной речи и дает поразительную имитацию, только быстрее и эффективнее. Эта технология позволила, например, реконструировать голос маршала Петена для фильма Филиппа Саада «Суд над Петеном». В наличии имелись немые съемки и поминутная запись судебного процесса. Достаточно было наложить эту цифровую маску на анонимный голос, чтобы получить голос Петена. Точно так же для инсталляции художника Филиппа Паррено Ircam создал великолепную иллюзию Мэрилин Монро, читающей свои дневники, которые она, разумеется, никогда не записывала на пленку.

Процесс становится головокружительным. И если голос – один из ключей от нашей идентичности, то его нельзя отдавать случайным людям. Идентичность голоса нельзя рассматривать отдельно от этических вопросов.

Аналогичным образом трудно говорить о «вокальном автографе» как аналоге отпечатка пальца. В криминалистике иногда приходится прибегать к анализу голоса, и тогда приглашают экспертов, которые прослушивают записи, представленные в качестве улик. Однако техника распознавания голоса не позволяет идентифицировать его однозначно. И в особенно тяжелых судебных процессах это порождает серьезные проблемы. Есть пределы, которые переходить нельзя.

С помощью голосовых манипуляций возможно реализовать любые фантазии, и такие попытки мы встречаем в научной фантастике. Фильм Стэнли Кубрика «2001 год: Космическая одиссея» возник как размышление об отклонениях, которые мог бы породить искусственный интеллект. В фильме Спайка Джонза «Она» показаны любовные отношения человека с компьютерной программой. Это своего рода вариации на тему «Человеческого голоса», но в отличие от книги Кокто, перенесенной на экран Роберто Росселини, где объект желания для зрителя не только невидим, но и неслышим, здесь мы слышим голос той, в которую влюблен мужской персонаж (этот синтезированный голос тем более пленителен, что принадлежит Скарлет Йоханссон). В недалеком будущем, которое описывает этот фильм, герой Хоакина Феникса работает на одном интернет-сайте, где пишет для клиентов любовные письма, поскольку чувства и переписка в этом мире находятся под угрозой исчезновения. Он сам, находясь в депрессии после расставания с женщиной, покупает себе операционную систему. Между ним и женским голосом, с которым он разговаривает по телефону, возникает любовь, в которую зрителю очень хочется верить. Развязка этой истории в фильме не показана, но она очевидна. Однажды он узнает, что у единственного объекта его фантазий есть кроме него еще тысяча таких же абонентов. Конец прекрасной истории любви. Будем ли мы страдать, если однажды наш робот потеряет голос? Не придется ли нам завтра признать, что искусственные голоса существуют на самом деле? Возможно, действительность превзойдет научную фантастику.

После эксперимента, оставившего моего друга Андре Дюссолье без голоса, он наконец задумывается о творчестве: «Все-таки частичка человека пока остается», – констатирует он улыбаясь.

В самом деле, даже если появление искусственного голоса заставляет задуматься о возможностях человека и их пределах, то он все равно никогда не сравнится (мне хочется в это верить!) с голосом человека, который бьется изо всех сил, чтобы достичь чистого звука и совершенной интонации.

С первых страниц этой книги я говорил об эмоциональной составляющей голоса. Эмоции – это универсальный язык, не требующий перевода, эти вибрации, передающиеся человеческим голосом, то, что остается, что впитывают другие люди. Наше ухо всегда будет слышать эмоциональную, уникальную и неповторимую музыку Мартина Лютера Кинга и его завета любви и мира. Наверное, тот, кто его убил, страдал глухотой.

Может, вам доводилось видеть телепередачу, в которой журналисты показали аборигенам фильм, где было собрано все лучшее и худшее, что изобрела западная цивилизация, и предложили им описать свои впечатления? Аборигены увидели первых людей на Луне, французские регулярные сады, кадры военных действий, снегопад и т. д. В основном они не проявляли интереса к нашей жизни – но только до того момента, пока на экране не появилась Мария Каллас, исполняющая на одном из концертов «Casta Diva», божественную арию из «Нормы», оперы Беллини. Полуголые, с разрисованными телами, привыкшие жить в хижинах, они откликнулись на голос Каллас, это воплощение вокального совершенства нашей цивилизации. Опровергая идею о том, что голос неотделим от культурного контекста, участники исследования заявили: «Эта музыка – не наша культура, мы не понимаем, что она значит, мы можем только смотреть и слушать, но она волнует нас». А один из них добавил: «Это потрясающе, я не понимаю, но чувствую, что в этом есть какая-то тайна». Тайна голоса – это то, что превращает человеческое существо в Человека и позволяет ему превзойти самого себя. Если власть голоса существует, то искать ее надо там, в области еще непознанного и магического.

Благодарности

Писать эту книгу было для меня огромным удовольствием – не только из-за моей страсти к человеческому голосу, которую она позволила мне выразить, но также благодаря встречам, порой очень эмоциональным, и бесчисленным спорам о власти голоса.

Я выражаю благодарность всем моим собеседникам – философам и адвокатам, певцам и актерам, ученым и акробатам.

Моя особая благодарность Иву Гоге, который своей верной дружбой поддерживал меня все то время, пока создавалась эта книга. Он всегда был рядом, постоянно помогая мне советом и словами ободрения.

Г-ну Роберу Бадинтеру, бывшему президенту Конституционного совета, экс-министру юстиции, который дал мне возможность лучше воспринять, понять и проанализировать сложные и иногда противоречивые отношения, существующие между чувствами человека и группы.

Мэтру Пьеру Сисману, благодаря которому я сумел глубже вникнуть в сложное понятие внутреннего убеждения.

Мэтру Тьери Торджману, моему племяннику, – за ценные сведения, которые объясняют тесную связь, существующую между наукой и властью голоса.

Жан-Люку Кандиоти, талантливому пианисту и композитору, который помог мне лучше разобраться в вопросе соответствия голоса (который есть не что иное, как наш собственный музыкальный инструмент) нотам, обертонам и паузам в произведениях Бетховена и Баха.

Моя особая и огромная благодарность артистам, профессионалам голоса, без которых эта книга не была бы написана. Они дали мне возможность войти в их мир, в котором личная эмоция их голосов, пленяя, очаровывая и обольщая, сливается в единое целое с коллективной эмоцией.

Я благодарю тех, чьи необыкновенные голоса не устают поражать нас и заставляют мечтать.

Питера Брука – настоящего режиссера-постановщика голоса, а также Робера Оссейна и Жерара Дармона, чьи голоса – сами по себе актеры.

Андре Дюссолье – актера и исследователя голоса будущего, о чем он пока не подозревает.

Шарля Азнавура, бросившего вызов времени; Гару, бросившего вызов законам науки, форсируя свой голос без всякого вреда для него.

Тран Куанг Хая и Анжелику Киджо с их универсальными и такими необыкновенными голосами.

Руджеро Раймонди, Флорана Паньи, Мике, Элен Сегара, чьи голоса звучат в унисон с внутренними вибрациями их слушателей.

Селин Дион, чей голос на эстраде – такое же явление, как голос Каллас в опере.

Имитаторов, иллюзионистов голоса – этих королей среди артистов, акробатов голоса: Микаэля Грегорио, Вероник Дикер и Лиан Фоли.

И особенная благодарность Лорану Жерра, «ученому поневоле» от сравнения при помощи спектрографа его пародий с голосами некоторых «оригинальных» политиков захватывает дух: его достижения буквально лишают нас дара речи.

Моя благодарность чревовещателям, магам голоса, акробатам гортани, каковыми являются замечательные Джефф Данэм, Джефф Панаклок, Марк Метрал.

И особенно Кристиану Габриэлю, который помог мне в моих более чем пятнадцатилетних исследованиях механических характеристик вокального тракта и «разговора вдвоем» чревовещателей.

А также другим артистам, которых, к своему сожалению, я не могу здесь перечислить.

Особая признательность моим друзьям-ученым из Voice Foundation: Роберту Саталофф, Майку Беннингеру, Билли Райли, Линде Кэролл, Томасу Мёрри, а также моей команде: доктору Элиан Петипа, моему анастезиологу, и тому, кто работает бок о бок со мной вот уже около тридцати лет, – доктору Жан-Жаку Мемарану.

Благодарю Малси Озанна за редкостную предупредительность – за словами он всегда умеет видеть смысл – и Николя Латтэ за его огромное терпение, а также им обоим вместе, оказавшим мне поддержку в этой работе.

Огромное спасибо моим детям, Дельфине и Патрику, чьи советы всегда отличались осмотрительностью, доброжелательностью и любовью.

Примечания

1

Некоммерческая организация, которая занимается исследованием голоса с научными, медицинскими и образовательными целями. (Здесь и далее, кроме особо отмеченных случаев, – прим. перев.)

(обратно)

2

Догоны – народ на юго-востоке Мали.

(обратно)

3

Имеются свидетельства, что первое гортанное зеркало изобрел в 1829 году англичанин Б. Бабингтон. (Прим. науч. ред.)

(обратно)

4

Врач-фониатр, чтобы лучше рассмотреть голосовые складки, обычно просить пациента произнести «и-и-и» или «э-э-э». (Прим. науч. ред.)

(обратно)

5

Херлинг-Грудзинский Густав – польский писатель (1919–2000).

(обратно)

6

Эпифеномен – побочное явление, сопутствующее другим явлениям, но не оказывающее на них никакого влияния.

(обратно)

7

Boris Cyrulnik, Pierre Bustany, Jean-Michel Oughourlian, Christophe Andr?, Thierry Janssen, Patrice Van Eersel. Votre cerveau n’a pas fini de vous ?tonner. Albin Michel, 2012. (Прим. автора.)

(обратно)

8

Гастроэзофагеальный рефлюкс – заброс содержимого желудка в пищевод и далее в гортань.

(обратно)

9

Агонисты – вещества, которые при взаимодействии со специфическими рецепторами вызывают в них изменения, приводящие к биологическому эффекту. Антагонисты – вещества, связывающиеся с рецепторами, но не вызывающие их стимуляции.

(обратно)

10

Кассуле – блюдо южнофранцузской кухни из белой фасоли с кусочками гусятины, свинины или баранины.

(обратно)

11

Diva по-французски; это слово имеет общий корень со словом divin – божественный.

(обратно)

12

Название песни Жоржа Брассенса.

(обратно)

13

Барбе д’Оревильи Жюль Амеде (1808–1889) – французский писатель и публицист.

(обратно)

14

Монсепе Жан-Люк – врач и специалист в области нейролингвистики. (Прим. автора.)

(обратно)

15

Уильямсон Марианна – американский писатель. Цитата из книги «Возвращение к любви». (Прим. автора.)

(обратно)

16

Автор ошибается: на самом деле Миттеран воевал и был участником Сопротивления.

(обратно)

17

Бор Гарри (1880–1943) – французский актер театра и кино, популярный в предвоенные годы.

(обратно)

18

«Да, мы сможем» (англ.).

(обратно)

19

«У меня есть мечта… дети мои…»

(обратно)

20

Мальро Андре (1901–1976) – французский писатель, культуролог, министр культуры в правительстве де Голля (1958–1969).

(обратно)

21

«Пусть будет так» (англ.). Название песни и последнего студийного альбома группы «Битлз».

(обратно)

22

«Новый правительственный курс» (англ.).

(обратно)

23

Мулен Жан (1899–1943) – герой французского Сопротивления. Цитата из речи Андре Мальро, посвященной переносу праха Мулена в парижский Пантеон (1964). Перевод В. Никитина.

(обратно)

24

Монне Жан (1988–1979) – предприниматель и политик; считается одним из отцов-основателей Европейского союза.

(обратно)

25

Кассен Рене (1887–1976) – французский юрист и один из авторов Декларации прав человека.

(обратно)

26

Симон Рене (1998–1971) – создатель курса драматического искусства для профессиональных актеров.

(обратно)

27

Ремю Жюль (1883–1946), Френе Пьер (1897–1975), Жуве Луи (1887–1951) – французские актеры.

(обратно)

28

«Кнок» (1951) – фильм Ги Лефранка по пьесе Жюля Ромена.

(обратно)

29

Вебер Макс (1864–1929) – немецкий философ, историк, социолог, политический экономист.

(обратно)

30

Сеген Филипп (1943–2010) – французский политический деятель.

(обратно)

31

Таково название популярного телешоу, версии которого выходят во многих странах.

(обратно)

32

Савари Жером (1942–2013) – французский актер, режиссер, руководитель драматического и музыкального театров.

(обратно)

33

Вьенн Жизель (р. 1976) – актриса, хореограф, кукольница, режиссер франко-австрийского происхождения.

(обратно)

34

В силу самого факта (лат.).

(обратно)

35

Порпора Никола (1686–1768) – итальянский композитор и педагог, представитель неаполитанской оперной школы.

(обратно)

36

Фермата – знак музыкальной нотации, предписывающий исполнителю увеличить по своему усмотрению длительность ноты, обычно в 1,5–2 раза, но возможно и более.

(обратно)

37

Бельтинг – техника пения, при которой певец издает громкий звук в верхнем диапазоне. Певцы могут использовать бельтинг для передачи повышенных эмоций.

(обратно)

38

Название канадского шоу, в котором берут интервью у известных актеров.

(обратно)

39

TNP (Theatre National Populaire) – Национальный народный театр, создан в 1951 году, один из крупнейших и наиболее прогрессивных современных театров Франции.

(обратно)

40

«Пеллеас и Мелизанда» – опера Клода Дебюсси по одноименной драме Мориса Метерлинка.

(обратно)

41

Daniel Duez. La fonction symbolique des pauses dans la parole de l’homme politique, Faits de langue, № 13, 1999. (Прим. автора.)

(обратно)

42

Саспенс – от англ. «suspense» – напряженное ожидание.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Введение Наш голос – это наша власть

1 Голос как инструмент

  Увидеть голос

  Происхождение голоса, происхождение языка и родной язык

  Зеркальные нейроны

  Эпигенетика

  Человек звучащий

  Речевой аппарат

  Голоса-калеки

  Голос и его способность обольщать

2 Голос власти

  Марс атакует

  Король заикается

  Эмоциональный усилитель

  Голоса лидеров – особенные голоса

  Коды голоса власти

  Каждой эпохе – свои голоса

3 Главное – невидимо

  Боги и голоса

  У догонов

  Горловое пение

  Бог и голоса

  Власть гипноза

4 Голос как зрелище

  Чревовещатель

  Имитатор

  Кастраты

  Голос – это неоконченная симфония

  Голос – это произведение искусства

5 Когда молчание говорит

  Стратегия пауз

  Внутреннее убеждение

  Вердикт маятника

Заключение Будущее в поисках своего голоса

Благодарности

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно