|
|
Благодарности
Что заставило меня написать книгу об одном из самых противоречивых аспектов нашей природы? Мало какие события в жизни человека оказываются настолько же драматичны, поэтому я не переставала размышлять над ними при создании своей первой книги «Размножение в неволе»[1]. Это было давно, в безмятежные дни моей писательской невинности, до того как Интернет радикализировал коммуникации. Прошло примерно десять лет, и сегодня все для меня как на ладони. Работая над этой книгой, я постоянно вела диалог со своими читателями. Спасибо всем вам за дельные замечания.
Однако некоторые из вас держали меня за руку в реальном мире. Проще говоря, без вас у меня ничего бы не получилось. Это потому, что я думаю, когда пишу. И говорю, когда думаю. К счастью, мне повезло иметь добрых друзей и прекрасных коллег и встречать приятных незнакомцев. Моя благодарность не ограничивается этими скромными словами.
Блестящий редактор и соавтор Эллен Дейли, если я когда-нибудь и видела гения за работой, то это вы. Вы всегда понимали, к чему я веду, и помогали мне выразить мысли наилучшим образом. Ваш голос всегда будет моим личным навигатором, подсказывающим мне путь. Мой соредактор, моя муза Лора Блум, вы ходячий тезаурус. Нет в мире человека, с которым мне было бы интереснее играть словами и оттачивать идеи. Мой бесстрашный редактор в HarperCollins Гейл Уинстон, спасибо вам, что снова в меня поверили. Сара Менджес, мы с вами начали этот путь с дерзкого синопсиса. Ваши редакторские правки были неоценимы. Мой литературный агент Трейси Браун, я доверяю вам всем сердцем, а такое доверие на вес золота, как вы увидите на этих страницах. Юлий Масиновский, вы всегда напоминаете мне о том, как важно рассказать историю – хоть в книге, хоть на экране.
Лучшие идеи редко возникают в одном изолированном сознании, обычно они рождаются при взаимодействии любопытных и творческих мыслителей. На этих страницах я цитирую многих людей, свежие мысли которых – высказанные как устно, так и письменно – помогли мне оформить идеи этой книги. Я особенно благодарна Мишель Шайнкман, Ульриху Клементу, Джанис Абрамс Спринг, Джанет Райбштайн, Тэмми Нельсон, Эллин Бейдер, Мег-Джон Бейкер, Хелен Фишер, Марте Мине, Эрику Клайненбергу, Эрику Берковицу и Пеппер Шварц.
С вопросами и ответами мне также помогло перекрестное опыление, которое неизбежно происходит при общении в междисциплинарных исследовательских группах. Диана Фоша, Даг Браун-Харви, Джордж Фоллер, Наташа Пренн и Меган Флеминг, спасибо вам, что постоянно привлекали меня к ответственности на ранних этапах этого проекта. Джошуа Вольф-Шенк, благодаря вам я не так сильно боялась зайти в тупик.
Я бы не позволила этой книге выйти в свет без консультации со своей верной командой читателей. Ваши комментарии указали мне на изъяны и помогли найти способ их устранить. Кэтрин Франк, каждому психотерапевту, решившему взяться за перо, просто необходимо найти себе в пару специалиста по культурной антропологии вашего ума и таланта. Питер Френкель и Харриет Лернер, вы для меня любимые коллеги и поразительно внимательные и прямые критики. Стив Андреас, Гай Уинч, Авайва Гитлин, Дэн Маккиннон, Йен Кернер, Марджи Николс, Кэрол Гиллиган и Вирджиния Голднер, мне было не обойтись без профессиональных комментариев ведущих врачей, учителей и философов. Джесси Корнблат, Ханна Розин, Дэвид Борнштейн и Патрисия Коэн, вы волшебники пера – ваши замечания помогли мне заговорить на языке, который понятен каждому. Дэн Сэвейдж и Терри Рил, вы мои родственные души. Дэвид Льюис, Дэниел Мандил, Ирина Баранова, Блэр Миллер и Дэниел Окулич, ничто не укроется от вашего зоркого взгляда. Диана Адамс и Эд Вессель, я особенно благодарна вам за помощь при создании раздела о немоногамии. Оливия Нэтт и Джесси Бейкер, ваши замечания помогли мне понять позицию молодежи. Алиша Кварт, с вами очень весело подбирать заголовки для каждой из глав.
Теперь моя команда. Мой научный ассистент Малика Боумик, я снимаю шляпу – отличная работа. Ты сумела упорядочить мой хаос. Что касается порядка, Линдси Ратовски и Аманда Дикер, вы дали мне возможность посвятить все свое время и внимание этой книге. На ранних этапах работы мне также помогла четверка талантливых студентов: Бриттани Мерканте, Аннабель Мур, Николь Арно и Александра Кастилло. Не сомневаюсь, вы преуспеете на своем поприще. Спасибо всем коллегам, которые посещали мои ежемесячные семинары и учебные группы, – легче всего объяснить свою мысль, когда кого-то учишь. Джонас Бэмерт, ваше исследование сослужило для меня отличную службу. Брюс Милнер, вы пригласили меня в свой чудесный дом в Вудстоке и предложили писать в спокойствии и красоте.
И наконец, моя семья. Спасибо моим родителям, которые научили меня отстаивать свою точку зрения. Их душераздирающая история предательства показала мне, что всегда есть надежда на лучшее. Мой любимый муж Джек Сол, мы идем по жизни вместе. Ты мой лучший собеседник. Чтобы написать книгу, нужна свобода, и ты щедро мне ее предоставил. Адам и Ноам, надеюсь, на этих страницах вы найдете мудрые советы, которые помогут вам в личной жизни. Наши разговоры о проблемах и неурядицах любви в новом тысячелетии помогли мне оставаться в курсе событий и принесли немало радости.
Невозможно переоценить роль моих пациентов и всех тех, кто пустил меня в свою личную жизнь. Ваше доверие многое для меня значит. Именно такие истории, как у вас, позволяют нам налаживать контакты и обретать смысл. Путешествия, работа и личные разговоры дали мне особенно яркие впечатления. Я очень благодарна за них, хоть и не могу перечислить всех своих собеседников по именам. Мне было очень приятно не чувствовать себя одинокой в ходе этой тяжелой работы, а теперь она окончена, и мне не терпится пообщаться с вами ближе.
Введение
Есть один проступок, который может разрушить отношения, лишить пару счастья, украсть саму ее суть, и этот проступок – измена. И все же измены происходят очень часто, а понимаем мы их плохо.
Как психотерапевт, писатель, преподаватель и ректор я почти три десятка лет изучаю тонкости любви и отношений современных пар. В своей первой книге «Размножение в неволе» я исследовала природу эротического влечения в длительных отношениях и посвятила одну главу неверности. К моему удивлению, всякий раз когда я делала презентацию или давала интервью о своей книге в любой точке мира, тема неверности неизменно выходила на первый план. Она занимала меня все больше. В то время как «Размножение в неволе» посвящено дилеммам желания в длительных отношениях, главной темой этой книги стало желание, возникающее при взгляде на сторону.
И все же это не просто книга о неверности. Измены преподносят нам немало уроков об отношениях – они помогают понять, чего мы ожидаем, чего, как нам кажется, хотим и чего считаем себя достойными. Они открывают нам глаза на наши личные и культурные представления о любви, вожделении и обязательствах. Всесторонне изучая недозволенные любовные связи, я надеюсь вовлечь вас, читатель, в честное, просветленное и провокационное исследование современных отношений в их многочисленных вариациях. Я хочу дать вам стимул обсудить со своими близкими вопросы верности и преданности, желания и вожделения, ревности и собственничества, честности и прощения. Я призываю вас задуматься, поговорить о том, о чем обычно не говорят, не боясь нарушить сексуальную и эмоциональную благопристойность.
Как психотерапевт я обязана создавать безопасную зону для чуткого обсуждения различного опыта. Как писатель я надеюсь сделать то же самое. В этом отношении это не книга советов по преодолению кризиса измены, хотя я и надеюсь, что она поможет тем из вас, кто переживает кризис в данный момент, какую бы роль вы ни играли. Однако я хочу начать продуктивный разговор на обозначенную тему, чтобы в итоге вам удалось укрепить свои отношения, сделав их более честными.
Сегодня разговоры об изменах обычно приводят к ожесточенным спорам, категоричным оценкам и недальновидным выводам. Наша культура никогда прежде не была столь открыта в отношении секса, однако неверность по-прежнему остается окутанной облаком стыда и секретности. Надеюсь, эта книга поможет снять покров молчания с вопросов неверности и даст возможность по-новому взглянуть на один из самых древних аспектов бытия. О предотвращении измен и восстановлении после них было написано много, о смысле и мотивах неверности – почти ничего. Еще меньше сказано о том, чему могут научить измены и каким образом помочь развить и углубить наши отношения.
Найдутся люди, которые скажут, что все это не важно. Для них значение имеют только факты. Самолет упал: хватай всех выживших и беги. Но ко мне приходит все больше людей, которые хотят понять, что случилось, почему самолет потерпел крушение и можно ли было это предотвратить. Они хотят понять случившееся, извлечь урок и снова подняться в небо. Ради всех этих людей я хочу начать разговор с того, на чем он обычно заканчивается, и поднять ряд самых неудобных вопросов, связанных с неверностью.
На страницах этой книги я изучу многие грани измен – от боли и опустошения из-за предательства до воодушевления и самопознания, сопровождающих проступок. Я хочу проанализировать огромные возможности измены и свойственные ей риски. Что мы можем извлечь из противостояния освобождающей и вдохновляющей запретной любви и заключенной в ней опасности?
Я также хочу рассмотреть измены с более широкой перспективы семьи, общества и культуры. Эту дискуссию о наших самых личных отношениях я надеюсь поместить в широкий исторический и социальный контекст.
Начиная нетипичный разговор на крайне противоречивую тему, я прекрасно понимаю, что иду на риск. Представления о неверности глубоко укоренились в нашей культуре, поэтому любую попытку их развенчать, без сомнения, многие воспримут как ужасающую дерзость или вызов моральным устоям общества. Предпочитая категоричному осуждению измен их осознанное изучение, я тем не менее не одобряю обман и не оправдываю предательство. В своем кабинете я каждый день сталкиваюсь с опустошением. Понимать неверность не значит оправдывать ее. И все же в большинстве случаев, за крайне редким исключением, простое осуждение не помогает.
Позвольте рассказать, как я собирала материал для этой книги. Это не аналитическая научная работа и не социологическое исследование, основанное на данных с различных сайтов, где люди ищут партнеров. Мой подход скорее близок антропологам или путешественникам-исследователям. Я говорю с людьми и слушаю. Сырой материал для этой книги дали мои сеансы психотерапии, семинары и лекции по всему миру, неформальные разговоры и сотни присланных писем. Люди оставляли комментарии на моем сайте, в блоге, под видео с моими выступлениями на TED и на моей странице в Фейсбуке.
Последние шесть лет я в основном работала с парами, которые столкнулись с неверностью. Эти люди позволили мне добраться до самых глубин проблемы. Поскольку я встречалась с партнерами и вместе, и поодиночке, мне довелось познакомиться не только с болью преданного партнера, но и с чувствами неверного. Мне посчастливилось работать с людьми со всего мира, что помогло проанализировать различные культурные позиции, однако я понимаю, что моих пациентов – которые выбрали меня сами – нельзя считать репрезентативной выборкой из различных экономических и социальных групп.
Измены и тайны идут рука об руку, и в этой книге немало тайн. Зачастую невозможно раскрыть тайну одного человека, не раскрывая при этом тайну другого. Из соображений конфиденциальности мне пришлось скрыть некоторые детали историй – а порой именно эти детали придавали им особую остроту. Все люди в этой книге надежно замаскированы, чтобы остаться анонимными, однако я постаралась сохранить их точные слова и эмоционально выверить каждый сценарий.
И наконец, пара слов благодарности. При подготовке и написании этой книги я училась у многих философов, писателей и экспертов. Но одна книга помогла мне особенно – именно ей я обязана и названием своей работы. «Мир измен. Исследования неверности и обязательств» представляет собой сборник социологических представлений о неверности, который признает предмет достойным серьезного академического изучения. Читая одно обстоятельное эссе за другим, я чувствовала, как набираюсь сил, чтобы погрузиться в тему неверности и проанализировать ее психологические аспекты с применением всеобъемлющего и многослойного подхода.
Нравится нам это или нет, адюльтер неискореним. Километры текста с советами, как «застраховать» свои отношения от измен, не смогли сократить количество неверных мужчин и женщин. Измены случаются и в счастливых, и в несчастных браках. Они происходят даже там, где адюльтер карается смертью. Измены типичны и для открытых отношений, в которых партнеры заранее обсуждают возможность внебрачного секса. Свобода разорвать отношения или получить развод не привела к искоренению измен. Погрузившись в тему неверности, я поняла, что здесь не существует одной правды. Нет исчерпывающей типологии, которая описывала бы тяжелое испытание страстью и предательством. Я уверена лишь в одном: в этой книге нет ни доли вымысла.
Эстер Перель,Нью-Йорк, январь 2017 годаЧасть I
Неверность
Глава 1
Новый разговор о браке и неверности
Сложно объяснить тесный союз противоречий человеческой природы, из-за которого сама любовь порой принимает обличье предательства. Быть может, объяснения и вовсе не существует.
Джозеф Конрад. «Воспоминания»В эту секунду во всех уголках мира кто-то изменяет, либо становится жертвой измены, либо думает о возможности изменить, либо дает совет человеку, столкнувшемуся с изменой, либо завершает любовный треугольник, играя роль тайного любовника. Ни один аспект жизни пары не вызывает столько страха и не пробуждает такого любопытства, как измена. Неверность появилась одновременно с браком – тогда же на нее было наложено табу. В разные периоды истории неверность запрещалась в законодательном порядке и становилась предметом ожесточенных дискуссий. Неверность политизировали и демонизировали. И все же, несмотря на повсеместное осуждение, неверность неискоренима – ее живучести может позавидовать любой брак. Это единственный грех, которому в Библии посвящены две заповеди: одна запрещает предаваться ему, а другая – даже думать о нем.
В любом обществе, на любом континенте, в любую эпоху, какими бы ни были наказания и сдерживающие факторы, мужчины и женщины нарушают заветы брака. Почти везде, где существует институт брака, официальной нормой считается моногамия, в то время как неверность остается за границей дозволенного. Что же таит в себе это многовековое табу – практически повсеместное и повсеместно нарушаемое?
Последние шесть лет я обсуждала это не только за закрытыми дверями во время своих сеансов психотерапии, но и в самолетах, на вечеринках, на конференциях, в маникюрных салонах, с коллегами и кабельщиками и, само собой, во всевозможных социальных сетях. От Питтсбурга до Буэнос-Айреса, от Дели до Парижа – я повсюду вела свое собственное, не ограниченное во времени исследование об изменах.
При упоминании «неверности» в разных уголках мира я получала множество ответов: чувства людей разнились от горького осуждения и покорного смирения до осторожного сочувствия и откровенного энтузиазма. Женщины в Болгарии считали неверность мужей досадным, но неизбежным аспектом брака. В Париже эта тема оживляла разговор за любым ужином, и я замечала, что огромное количество людей успели побывать по обе стороны баррикад. В Мексике женщины с гордостью говорили об увеличении числа женских измен как форме социальной борьбы с шовинистической культурой, где для мужчин всегда считалось нормальным жить «на два дома», la casa grande y la casa chica – один для семьи, а другой для любовницы. Неверность повсеместна, но наше понимание измен – то, как мы определяем неверность, как страдаем от нее и как о ней говорим, – неразрывно связано с конкретным местом и временем, в которое разворачивается драма.
Позвольте задать вопрос: когда вы думаете о неверности, какие слова, ассоциации и образы первыми приходят вам в голову? Изменятся ли они, если я использую выражение «любовный роман» или «поход налево»? Что насчет «свидания», «интрижки», «случайной связи» или «романа на стороне»? В какую сторону смещается ваша реакция – ближе к пониманию или осуждению? Кому вы сочувствуете – преданному, неверному, любовнику или детям? Может, ваша реакция меняется из-за событий, которые случились в вашей жизни?
Убеждения относительно внебрачных связей глубоко укоренились в нашей культурной психологии. В Соединенных Штатах, где я живу и работаю, при упоминании неверности собеседники зачастую вступают в спор.
– Измена? Это непростительно, – говорит один. – Кто изменил однажды, будет изменять всегда.
– Да ладно, – возражает второй, – моногамия вообще противоестественна.
– Полный бред! – восклицает третий. – Мы ведь не мартовские коты, мы люди. Пора бы нам уже повзрослеть.
На американском рынке неверность подается с примесью осуждения и приятного возбуждения. Обложки журналов смакуют похабщину, в то же время проповедуя святость. Как культура мы достигли практически безграничной открытости в сексуальном отношении, но в вопросах неверности непримиримыми остаются даже отъявленные либералы. Любопытно, что наше упрямое неодобрение сдерживает порывы к неверности, не показывая, насколько часто они возникают. Мы не можем остановить измены, но при этом соглашаемся, что их быть не должно. Описывая все в мельчайших деталях, объекты измен требуют публичных извинений. От высших эшелонов политической и военной элиты до Энджи из соседнего квартала – все уверены, что неверность сопряжена с нарциссизмом, двуличностью, аморальностью и коварством. В этом отношении измена никогда не может быть обычным проступком, мимолетной интрижкой или истинной любовью.
Современный дискурс на тему неверности можно описать следующим образом: измена говорит о том, что отношения зашли в тупик. Если вас все устраивает дома, нет причин искать чего-то на стороне. Мужчины изменяют от скуки и боязни близости; женщины – от одиночества и желания близости. Для верного партнера характерны зрелость, преданность и реалистичный взгляд на жизнь; неверный обычно эгоистичен, незрел и не способен держать ситуацию под контролем. Измены всегда пагубны; они не могут ни помочь браку, ни быть полностью забыты. Единственный способ восстановить доверие и близость – сказать правду, покаяться и получить прощение. Наконец, стоит заметить, что развод дает больше самоуважения, чем прощение.
Сегодняшние разговоры об изменах, как правило, сводятся к морализаторству: произошедшее связывают с проблемными парами или индивидами, в то время как более важные вопросы о масштабе феномена обходят стороной. Неверность многое говорит о браке – не только о вашем браке, но и об институте брака вообще. Она также открывает нам глаза на современную культуру, в которой мы принимаем свои привилегии как должное. Неужели мы и правда считаем, что рост числа измен объясняется лишь поведением паршивых овец нашего общества? Не может быть, чтобы миллионы измен списывались на одну лишь патологию.
За или против?
Много ли у нас нейтральных терминов для описания неверности? Моральное осуждение так долго сдерживало наши низменные импульсы, что мы не в состоянии говорить о таких людях без поругания. В самом ядре нашего языка заключены табу и стигма неверности. Хотя поэзия нарекает их любовниками и искателями приключений, в словаре большинства людей они изменники, лжецы, предатели, эротоманы, распутники, нимфоманки, бабники и шлюхи. Весь лексикон выстроен на основе представлений о неподобающем поведении, что не только отражает наше негодование, но и подстегивает его. Сам термин «адюльтер» происходит от латинского слова, означающего распутство. Хотя я и пытаюсь как можно нейтральнее представить эту тему, я понимаю, что зачастую мне придется использовать некорректный язык.
Психотерапевты тоже редко говорят о неверности нейтрально, без предвзятости. Измены описываются с позиции того ущерба, который они причиняют, причем акцент делается на том, как их предотвратить или как после них восстановиться. Заимствуя лексикон криминалистов, врачи часто называют верного партнера «потерпевшей стороной», а неверного – «нарушителем». Обычно преданный партнер получает гораздо больше сочувствия, а неверному даются подробные советы по восстановлению отношений, которые помогут его партнеру справиться с травмой.
Разоблачать измену тоже сложно; неудивительно, что большинство людей склонны вставать на сторону одного из партнеров. Когда я говорю кому-нибудь, что пишу книгу о неверности, меня тотчас спрашивают: «Вы за или против?» Такое впечатление, что третьего здесь не дано. Я отвечаю: «Да». За этим загадочным ответом кроется мое искреннее желание начать более детальный и менее порочащий разговор о неверности и сопутствующих ей дилеммах. Тонкости любви и вожделения не поддаются простой категоризации: здесь нет хорошего и плохого, нет преступников и жертв. Я хочу подчеркнуть, что отсутствие осуждения не означает оправдания, ведь между пониманием и поощрением лежит глубокая пропасть. Однако, сводя разговор о неверности к одному осуждению, мы фактически сводим этот разговор на нет.
Мы также не оставляем возможности высказаться таким людям, как Бенджамин, вежливый джентльмен немного за семьдесят, который подошел ко мне после выступления в Лос-Анджелесе и спросил: «Можно ли считать измену изменой, если твоя жена уже не помнит, как тебя зовут?» Он пояснил: «У моей жены болезнь Альцгеймера. Она уже три года живет в доме престарелых. Я навещаю ее два раза в неделю. Чуть больше года я встречаюсь с другой женщиной. Ее муж живет на том же этаже. Мы нашли успокоение друг в друге». Пожалуй, Бенджамин – один из самых тактичных «изменников», которые мне встречались, но он точно не одинок. Многие, обманывая своих партнеров, искренне переживают за их благополучие, а многие продолжают любить тех, кто их обманул, и хотят найти способ остаться вместе.
Ради всех этих людей я должна найти более изящный и эффективный подход к неверности. Измена часто кажется людям точкой невозврата – и правда, некоторые измены наносят отношениям смертельный удар. Но другие вдохновляют на отчаянно необходимые изменения. Предательство ранит в самое сердце, но залечить эту рану возможно. Измены могут даже подтолкнуть отношения к продуктивному развитию.
Поскольку я считаю, что из вызванного неверностью кризиса можно извлечь определенную пользу, меня нередко спрашивают: «Так вы бы порекомендовали измену проблемной паре?» Как я отвечаю? Смертельные болезни дали многим людям возможность изменить свою жизнь к лучшему. И все же рекомендовать измену – все равно что рекомендовать заболеть раком.
Вы сталкивались с неверностью?
Заинтересовавшись темой неверности, я поначалу спрашивала у своих слушателей, кому из них случалось изменять или переживать измену партнера. Неудивительно, что никто не поднимал руку. Мало кто готов публично признать, что обманывал сам или становился жертвой обмана.
Держа это в уме, я переформулировала вопрос: «Кому из вас случалось сталкиваться с неверностью?» В ответ в аудитории взлетел лес рук – и так происходило в любом зале, где я его задавала. Одна женщина видела, как муж ее подруги поцеловал прекрасную незнакомку в поезде, и теперь терзалась вопросом, должна ли рассказать об этом. Девочка-подросток неожиданно обнаружила, что отец с самого ее рождения ведет двойную жизнь. Мать никак не могла понять, почему сын остался с «этой потаскухой» – для невестки у нее теперь нет другого слова, – которую она больше не приглашает на воскресный ужин. Эхо обмана и тайн звучит среди поколений, оставляя за собой неразделенную любовь и множество разбитых сердец. Неверность касается не только двух-трех человек; она раскинула огромные сети.
Сами изменники не слишком охотно поднимают руки на публике, но рассказывают свои истории с глазу на глаз. Люди отводят меня в сторонку на вечеринках или приходят в мой кабинет, чтобы поделиться своими тайнами и подозрениями, грешными желаниями и историями о запретной любви.
Большинство этих историй гораздо банальнее тех, что муссируются в прессе: в них нет ни детей, ни ЗППП[2], ни шантажа со стороны бывших любовников. (Полагаю, такие пары обращаются к юристам, а не к психотерапевтам.) Само собой, я сталкивалась и с нарциссами, и с неразборчивыми в связях людьми, и с обыкновенными эгоистами и злопамятными мстителями. Я видела доходящие до крайности акты обмана, когда партнеры с удивлением узнавали о вторых семьях, тайных банковских счетах, безудержном промискуитете и сложных схемах ведения двойной жизни. Я сидела напротив мужчин и женщин, которые беззастенчиво лгали мне на протяжении всей терапии. Но гораздо чаще я видела преданных друг другу людей, которые многое пережили вместе и разделяли общие ценности – и среди этих ценностей зачастую оказывалась и моногамия. Их истории были проще и человечнее. Одиночество, годы сексуальной засухи, сожаления, обиды, пренебрежение со стороны супруга, ушедшая молодость, жажда внимания, отмененные рейсы, слишком много выпивки – вот основные компоненты будничной неверности. Многие из этих людей глубоко переживали из-за своего поведения и приходили ко мне за помощью.
Мотивы измен разнообразны. Различаются и реакции и возможные последствия. Одни измены становятся актами сопротивления. Другие случаются, когда мы не оказываем сопротивления вообще. Один человек может пересечь черту ради простой интрижки, в то время как другой стремится полностью изменить свою жизнь. Одни измены можно считать бунтом – их подстегивает внутренняя опустошенность, желание попробовать новое или стремление проверить, есть ли еще порох в пороховницах. Другие же обнажают незнакомое ранее чувство – всепоглощающей любви, которая не может быть отвергнута. Как ни парадоксально, многие люди ходят на сторону, потому что хотят сохранить свой брак. Когда отношения ожесточаются, измена может подтолкнуть к необходимым переменам. Поход налево может стать сигналом о срочной необходимости уделить внимание партнеру, но может выступить и в качестве предвестника гибели отношений. Измена – это то же предательство, но вместе с тем она проявление томления и тоски.
В связи с этим я рассматриваю неверность с разных сторон. Я пытаюсь понять и прочувствовать позицию каждого из партнеров – разобраться, как измена повлияла на одного и что это значило для другого. Я также не забываю о прочих участниках отношений – любовнике, детях, друзьях. Бывает, я работаю и с ними. Измена – это одна история, которую двое (или больше) людей проживают совершенно по-разному. В связи с этим она превращается во множество историй, и у нас возникает необходимость найти рамки, которые заключат в себе все противоречивые пересказы. Дискурсы, где необходимо сделать выбор «или – или», не предполагают понимания и примирения. Рассматривая измены лишь с позиции того ущерба, который они наносят, мы не только упрощаем ситуацию, но и не приносим никакой пользы. С другой стороны, отрицая причиненный вред и восхваляя человеческую тягу к открытию новых горизонтов, мы в не меньшей степени упрощаем ситуацию и тоже не приносим никакой пользы. В большинстве случаев гораздо лучше применять подход, который дает возможность увидеть обе стороны медали. Нам необходимо использовать нарратив, чтобы навести мосты и тем самым помочь обычным людям справиться с многогранностью неверности – осознать ее мотивы, значение и последствия. Всегда найдутся те, кто скажет, что сами попытки понять измену наделяют ее бо?льшим достоинством, чем она заслуживает. Но такова работа психотерапевта.
В типичный день первым на прием ко мне приходит Руперт, 36-летний мужчина, перебравшийся к жене в Нью-Йорк из Великобритании. Он знает, что она ему изменяет, но не собирается ей об этом сообщать. «Мне нужно восстановить свой брак и сохранить семью, – говорит он. – Мне важно именно это. Я понимаю, что сейчас она влюблена в другого, но задаюсь лишь одним вопросом – сможет ли она снова влюбиться в меня?»
Следующими приходят Делия и Рассел. Они встречались в колледже, а затем снова нашли друг друга через Linkedin, когда уже успели построить собственные семьи. Делия говорит: «Невозможно всю жизнь гадать, что могло бы быть». Теперь они нашли ответ, но при этом столкнулись с моральной дилеммой. «Мы оба достаточно долго общались с психотерапевтами, чтобы понять, что в интрижках редко рождаются крепкие чувства, – говорит Рассел. – Но мне кажется, у нас с Делией все иначе. Это не мимолетное увлечение. Это история любви длиною в жизнь, прерванная на миг. Неужели я должен отказаться от любви всей своей жизни, отринуть все чувства, только чтобы сохранить брак, который никогда не был особенно хорош?»
Фарра и Джуд – лесбиянки. Обеим уже сильно за тридцать. Они вместе шесть лет, и теперь Джуд пытается понять, почему Фарра завела тайный роман, после того как их отношения стали открытыми. «Мы договорились, что можем спать с другими женщинами, сказав об этом друг другу, – говорит Джуд. – Я думала, что эта открытость нас защитит, но она все равно солгала. Что еще мне сделать?» Даже открытые отношения не защищают от обмана.
В обеденный перерыв я читаю электронную почту. Одно из писем прислала Барбара, недавно овдовевшая 68-летняя женщина из Миннесоты. «Оплакивая мужа, я обнаружила свидетельства его длительного романа на стороне. Теперь меня мучают вопросы, которых я и представить себе не могла: например, говорить ли об этом дочери? Хуже того, мой муж был уважаемым человеком в городе, и меня до сих пор приглашают на мероприятия, устроенные в его честь, которые посещают все мои друзья. Я разрываюсь на части: с одной стороны, мне хочется сохранить его память незапятнанной, а с другой – я ужасно хочу рассказать правду». В нашей переписке мы обсуждаем, как одно открытие может изменить все представления о жизни. Как восстановить из руин и свою жизнь, и свою личность после двойной потери – предательства и вдовства?
Письмо Сьюзи полно праведного гнева – ее возмущает ситуация матери. «Она была святой и до самой смерти оставалась с отцом, несмотря на его длительный роман». Интересно, она хоть раз пыталась посмотреть на эту историю с другой точки зрения? Что, если ее отец искренне любил другую женщину, но решил остаться с женой и пожертвовать собой ради семьи?
Молодой психотерапевт Адам прислал мне сообщение на Фейсбуке, после того как посетил один из моих семинаров. «Изменники всегда казались мне отбросами, – пишет он. – Настоящий позор – не уважать своих супругов настолько, чтобы проворачивать дела у них за спиной. И все же, пока я сидел на семинаре, на меня вдруг снизошло озарение. В аудитории было удобно и спокойно, но я так и ерзал на стуле, словно сиденье прожигали горячие угли, заставляя меня открыть глаза. Я никогда не задумывался, что оба моих родителя были женаты, когда познакомились; отец был психотерапевтом моей матери, которая пыталась уйти от жестокого мужа. Именно в результате их романа я и появился на свет. Тридцать четыре года назад измена позволила каждому из них найти человека, с которым бы захотелось провести весь остаток жизни». Адам больше не смотрел на проблему в черно-белом свете – как на личном, так и на профессиональном уровне.
Последняя – Лили, 37-летний торговый представитель, которая почти десять лет ставит своему любовнику ультиматумы, ожидая, когда он разведется с женой. После начала их романа у него родилось еще двое детей, а Лили чувствует, что ее фертильность с каждым днем убывает. «Месяц назад я заморозила свои яйцеклетки, – признается она, – но я не хочу ему об этом говорить, ведь мне нужны все возможные преимущества». Лили сеанс за сеансом рассказывает мне о своих метаниях: на одной неделе убежденно заявляет, что он просто играет с ней, а через неделю хватается за соломинку, утверждая, что она – любовь всей его жизни.
За ужином я получаю «экстренное» сообщение. У Джексона проблемы, ему нужно поговорить незамедлительно. Его жена только что обнаружила, что в пузырьке с «Виагрой» не хватает таблеток, и выставила его за порог. «Если честно, – говорит он, – мне претит ей лгать, но мне не под силу видеть, с каким отвращением она смотрит на меня всякий раз, когда я пытаюсь объяснить ей свои сексуальные потребности». У Джексона много цветистых фантазий, но его жену они совершенно не возбуждают, о чем он слышит снова и снова. После многих лет отказов он перенес свои фантазии в другое место. «Мне стоило признаться честно, – говорит он, – но слишком многое поставлено на карту. Мне важно удовлетворять свои сексуальные потребности, но видеть детей за завтраком все же важнее».
Слушая истории всех этих людей, я удивляюсь, осуждаю их, беспокоюсь, пытаюсь их защитить, любопытствую, завожусь и теряю интерес – и порой на все это мне хватает часа. Я плачу с ними, чувствую надежду и безнадегу. Я ставлю себя на место каждого из героев историй. Изо дня в день наблюдая, к каким катастрофическим последствиям могут привести измены, я понимаю, насколько неадекватна львиная доля разговоров, ведущихся сегодня на эту тему.
Окно в сердце человека
Изменам есть что рассказать нам об отношениях. Они открывают путь к глубокому изучению наших ценностей, человеческой природы и силы эротического влечения. Они заставляют задуматься над самыми неприятными вопросами: что вынуждает нас переступать черту, которую мы так упорно проводили? Почему сексуальное предательство так сильно ранит? Всегда ли измена – проявление эгоизма и слабости или же в некоторых случаях ее можно понять, принять и даже посчитать проявлением силы и смелости? Знакома нам эта драма или нет, как мы можем использовать воодушевление, даруемое неверностью, для оживления наших отношений?
Обязательно ли разоблачать тайную любовь? Есть ли у страсти конечный срок годности? Существуют ли такие желания, исполнить которые не в состоянии ни один, даже самый удачный брак? Как найти неуловимый баланс между эмоциональными нуждами и эротическими стремлениями? Не изжила ли себя моногамия? Что такое верность? Можем ли мы одновременно любить больше одного человека?
Для меня эти вопросы – в основе основ отношений. К несчастью, большинство пар впервые задаются ими, только когда их настигает кризис неверности. Катастрофа подталкивает нас докопаться до самой сути вещей. Я призываю вас не ждать урагана, а разобраться с этими вопросами при хорошей погоде. Доверительный разговор о том, что тянет нас переступить черту и какие страхи этому сопутствуют, может сблизить партнеров, состоящих в отношениях. Любые желания, пускай и неподобающие, – неотъемлемая черта нашей человеческой природы.
Как бы нам ни хотелось свести измены к сексу и лжи, я предпочитаю использовать неверность в качестве портала для изучения сложного ландшафта отношений и границ, установленных нами для их скрепления. Неверность сталкивает нас лицом к лицу с переменчивыми и противоборствующими силами страсти: соблазном, вожделением, томлением, любовью и ее невозможностью, облегчением, хождением по замкнутому кругу, виной, печалью, греховностью, контролем, безумием подозрений, чудовищным стремлением расквитаться, трагической развязкой. Будьте готовы: анализ этих вопросов требует путешествия по лабиринту иррациональных сил. С любовью все так запутанно; с неверностью запутанно еще сильнее. Но она открывает окно в потаенные уголки человеческого сердца.
Новый стыд
Развод. Это слово всплывает снова и снова во всех ожесточенных спорах о неверности, ведущихся в Сети и в реальной жизни. Если подумываете об измене, получите развод. Если вы несчастливы настолько, что готовы изменить, вы несчастливы настолько, чтобы уйти навсегда. А если изменяет ваш партнер, немедленно звоните адвокату.
Джессике немного за тридцать. Она живет в Бруклине и воспитывает двухлетнего сына. Джессика связалась со мной через неделю после того, как обнаружила, что ее муж Джулиан, с которым они женаты четыре года, изменяет ей с коллегой по работе. «Я нашла на Фейсбуке его тайный аккаунт, а там были сообщения этой женщине». Дитя цифровой эпохи, она пошла искать спасения в Сети. «Чем больше я читала, тем паршивее мне становилось, – объясняет Джессика. – Все напоминало плохие советы из женских журналов. Идите дальше и не оглядывайтесь! Он изменил вам один раз, изменит и снова! Гоните его из дома!»
«Ни на одном из сайтов я не нашла ответа, что делать с моими чувствами к этому мужчине, – говорит она. – Мы спланировали всю совместную жизнь. Он отец моего сына. Я в прекрасных отношениях с его родными, и они оказали мне огромную поддержку в эту неделю. Все статьи и все авторы, не говоря уже о моих собственных родителях, в один голос твердили мне, что он свинья, а мои чувства к нему ничем не обоснованы. Отец даже предположил, что у меня развился стокгольмский синдром! Я чувствовала, что меня осуждают как одну из «тех женщин», которые просто позволяют своим мужьям изменять».
В отличие от многих женщин, не имеющих никаких ресурсов в сравнении с патриархальными привилегиями мужа, Джессика финансово независима. У нее есть выбор. Именно потому что она живет по другому биллю о правах, наша культура требует, чтобы эти права были реализованы. Слушая ее, я вспомнила семинар, который недавно провела с группой женщин из деревни в Марокко. Когда я объяснила им, что сегодня в Америке женщин вроде Джессики поддерживают в решении хлопнуть дверью и уйти, одна из молодых слушательниц рассмеялась. «Прошу прощения, мадам, если бы мы каждый раз бросали мужей, гоняющихся за юбками, в Марокко бы все оказались в разводе!»
Некогда развод считался стигмой. Теперь стыдно остаться, когда можешь уйти. Самый известный пример – Хиллари Клинтон. Многие женщины, которые в остальном восхищаются ею, так и не смогли оправиться от ее решения остаться с мужем, когда у нее были все возможности покинуть его. «Неужели она себя не уважает?»
Само собой, бывают случаи, в которых развод неизбежен, логичен или просто желателен для всех заинтересованных сторон. Но разве это единственный верный выбор? Страдая от боли и унижения, мы рискуем смешать свою реакцию на измену с чувствами к отношениям вообще. История переписывается, мосты сжигаются вместе со свадебными фотографиями, а дети делят свою жизнь на два дома.
Джессика не готова выставить мужа за порог. «Люди совершают ошибки. Я и сама не святая. Пускай я и не сплю с кем попало, мне плохо удается справляться с трудностями. Когда все идет не по плану или слишком много проблем, я просто замыкаюсь в себе и пью. Если мы не позволим партнерам оступаться, мы все останемся одинокими и несчастными». Она готова дать Джулиану второй шанс.
Стремительные разводы не дают возможности преодолеть трудности, восстановить и укрепить отношения. Они губительны для пар, которые хотят учиться на своих ошибках и расти вместе. Джессика и Джулиан говорят мне: «Мы оба хотим, чтобы все получилось. После того как все это началось, мы наконец-то смогли поговорить по душам. Это были невероятные, душевные и конструктивные разговоры, каких у нас не было уже много лет». Но затем они спрашивают: «Неужели нам действительно нужно было пройти через измену, чтобы стать по-настоящему искренними друг с другом?» Я часто слышу это и понимаю их сожаления. Но вот негласная правда об отношениях: для многих пар менее экстремальных переживаний недостаточно, чтобы привлечь внимание партнера и пошатнуть изжившую себя систему.
Фактически проблема нетерпимых, эмоциональных и категоричных разговоров о неверности заключается в том, что они пресекают любые шансы на более глубокое понимание, а следовательно, на надежду и излечение – как вместе, так и порознь. Осуждение измен делает браки более хрупкими. Конечно, когда Джулиан изменяет Джессике, пока она дома меняет подгузники малышу, ей лучше взять под контроль свой гнев, чтобы дать адекватный ответ на этот удар по их отношениям. Но чем больше я говорю с людьми, которые столкнулись с изменой – самим изменником, его преданным партнером, любовниками, детьми, – тем сильнее чувствую необходимость отойти от представления о жизни и любви как сферах, где всегда есть правый и виноватый. Горечь, желание мести и бесконечные споры ничего не дадут. Здесь показательный пример – женщина, чье негодование было настолько велико, что она рассказала пятилетнему сыну о многолетней супружеской неверности своего мужа, «потому что сын должен знать, почему плачет мамочка».
Хотя неверность стала одним из ключевых мотивов для развода, большое число пар остаются вместе, несмотря на измену. Но надолго ли? И на каких условиях? Появляется ли у них шанс стать в итоге сильнее? Или же они хоронят измену под горой стыда и недоверия? Их будущее и будущее их отношений зависит от того, насколько хорошо они сумеют переварить случившееся.
Сегодня в Западном мире большинство людей два-три раза за жизнь проходят через долгосрочные отношения или брак. Бывает, что все эти отношения выстраиваются с одним и тем же человеком. Когда после измены пара приходит ко мне, я часто говорю следующее: «Ваш первый брак окончен. Хотите ли вы вместе вступить во второй?»
Глава 2
Определение неверности. Считать ли болтовню изменой?
Я не вступал в сексуальные отношения с той женщиной.
Президент Билл КлинтонВсе хотят знать: «Какой процент людей изменяет?» На это ответить нелегко, ведь сначала необходимо разобраться с другим вопросом: «Что такое измена?» Определение неверности крайне расплывчато, а в цифровую эпоху количество потенциально преступных связей растет не по дням, а по часам. Считать ли болтовню изменой? Что насчет сексуальных текстовых сообщений, просмотра порнофильмов, вступления в сообщество фетишистов, тайной активности в приложениях для знакомства, платы за секс, танцев на коленях, массажей со счастливым концом, интрижек девочка-девочка, поддержания связи с бывшими?
Поскольку общепринятого определения неверности не существует, оценки количества измен среди американских пар существенно разнятся, находясь в диапазоне от 26 до 70 процентов для женщин и от 33 до 75 процентов для мужчин. Какими бы ни были точные цифры, все соглашаются, что они растут. И многие указывают, что за этот рост ответственны женщины, которые быстро закрывают «разрыв неверности» (по данным исследований, количество женских измен подскочило на 40 процентов с 1990 года, в то время как количество мужских осталось неизменным). На самом деле, если называть неверностью не только «половой акт», но и романтические связи, поцелуи и другие сексуальные контакты, девушки-студентки существенно опережают по этим показателям парней-студентов.
Сбор данных осложняется простым фактом: когда речь заходит о сексе, люди лгут, особенно если этот секс запретный. Гендерные стереотипы живы даже под прикрытием анонимности. Мужчинам свойственно хвастаться своими сексуальными победами и завышать их число, в то время как женщины обычно занижают число сексуальных контактов или вовсе отрицают их (что неудивительно, учитывая, что в девяти странах мира женская измена по-прежнему карается смертной казнью). Сексуальная честность неотделима от сексуальной политики.
Более того, мы все ходячие противоречия. Хотя большинство людей утверждают, что было бы ужасно, если бы их партнер солгал об измене, в то же время они именно так и поступили бы, если бы изменили сами. Количество положительных ответов на интересный вопрос «Изменили бы вы, если бы точно знали, что вас никогда не поймают?» и вовсе зашкаливает. Но никакая статистика, насколько бы точной она ни была, не может дать нам истинное представление о неверности сегодня. В связи с этим я делаю акцент на историях, а не на цифрах. В конце концов, именно истории ведут нас к тревогам, связанным с вожделением и разочарованием, преданностью и эротической свободой. Они все связаны общей темой – в них один партнер чувствует себя преданным другим. Но интригу делают детали. Мы привыкли развешивать ярлыки, а потому за единственным термином «неверность» обычно скрывается огромное количество разных ситуаций.
Если бы все было так просто…
«За последние двенадцать месяцев вы вступали в связь с человеком, который не является вашим постоянным партнером?» Если бы определение неверности было таким же простым, как ответ «да» или «нет» на этот вопрос, моя работа была бы гораздо легче. Происходящие у меня на глазах болезненные споры каждый день напоминают мне, что в целом мир измен окутан столь же густым туманом, как и мир сексуальности.
Элиас предложил своей жене Линде обратиться за консультацией к эксперту. Они никак не могли сойтись во мнении по поводу определения измен. Завсегдатай стрип-клубов, Элиас говорит в свою защиту: «Я смотрю, говорю, плачу, но никого не трогаю. Где измена?» В своих глазах он безгранично верен жене. Линда считает иначе и отправляет его спать на диван.
Эшли только что узнала, что ее девушка Лиса время от времени занимается сексом со своим бывшим парнем Томом. «Она говорит, что это не считается за измену, потому что он парень! Но, по-моему, это лишь усугубляет ситуацию. Она не только скрывает от меня свой роман, но и получает от него то, что я не могу ей дать. Может, со мной она просто экспериментирует?»
Шэннон почувствовала себя преданной, когда ее парень Корбен купил упаковку презервативов, хотя они ими не пользуются, потому что пытаются завести ребенка. Корбен возражает: «Я ничего не сделал! Я просто допустил такую мысль! Ты хочешь залезть не только ко мне в телефон, но и в голову?» – «Ты купил презервативы! Это не просто мысль!» – восклицает Шэннон. Да, это не просто мысль, но измена ли?
А что насчет порно? Хотя большинство людей согласятся, что старый номер «Плейбоя» под матрасом предательством не назовешь, границы размываются, когда от печатного порно мы переходим к экранному. Многие мужчины считают, что просмотр порнофильмов попадает в ту же категорию, что и мастурбация; некоторые даже гордо заявляют, что порно предохраняет их от измен. Женщины редко с ними соглашаются. Однако Вайолет всегда считала, что довольно прогрессивно относится к порно. Войдя в кабинет к Джареду и увидев у него на экране стонущую блондинку, она просто закатила глаза и пошутила, что ему пора найти себе новое хобби. Но когда женщина с экрана сказала: «Ну что, Джаред? Ты кончил?» – Вайолет поняла, что это был не порнофильм, а видеозвонок по Скайпу. «Хуже всего, что он пытался убедить меня, что это не измена, – говорит она. – Он называет это кастомизированной порнографией».
В нашу цифровую эпоху возможностей для флирта бесконечное множество. Сегодня 68 процентов американцев имеют смартфон, а это означает, как выразился комик Азиз Ансари, что «вы носите в кармане круглосуточный бар для одиноких». И не только для одиноких. Свои сайты есть и у женатых – например, печально знаменитый AshleyMadison.com. Интернет – великий демократизатор. Он дает равный доступ ко всем нашим запретным желаниям.
Вам больше не нужно выходить из дома, чтобы изменять супругу. Можно крутить роман, лежа в кровати рядом с партнером. Мой пациент Иоахим обнимал своего мужа Дина, когда заметил, что тот пишет другому парню на сайте Manhunt. Однажды вечером Кит сидел на диване рядом со своей девушкой Джоди и смотрел телевизор, как вдруг заметил, что она делает знакомые смахивающие движения, держа в руках айфон. «Джоди говорит, что ей просто любопытно, это для нее как игра и она никогда не развивает отношения, – рассказывает он мне. – Но мы оба согласились удалить Tinder, когда официально стали парой!»
Интернет сделал секс «доступным, дешевым и анонимным», как заметил покойный исследователь Эл Купер. Все это применимо и к неверности. Я бы даже добавила еще одно слово: неопределенным. Когда на место поцелуев пришел обмен эротическими фотографиями; когда час в номере мотеля превратился в ночной разговор в Snapchat; когда тайный обед оказался заменен поддельным аккаунтом на Фейсбуке, как нам понять, что считать изменой? В результате количество тайных действий зашкаливает, в связи с чем нам необходимо переосмыслить свое понимание неверности в цифровую эпоху.
Кто проводит черту?
Определение измены кажется одновременно простым и сложным. Сегодня в Западном мире этика отношений больше не диктуется религиозными организациями. Определение неверности теперь дает не папа римский, а народ. Это предполагает больше свободы, а также больше неопределенности. Парам приходится устанавливать собственные границы.
Когда кто-то признается: «У меня был роман», – не возникает никаких споров о толковании. Когда вы застаете своего партнера в постели с другим или другой, находите компрометирующие письма или узнаете о многолетней параллельной жизни, все тоже довольно очевидно. Но когда один партнер решает, что поведение второго можно считать предательством, а тот отвечает: «Ты все не так понял», «Это ничего не значило» или «Это не измена», – мы оказываемся на туманной территории. Обычно границы устанавливает и описывает тот, кто чувствует себя преданным. Дает ли эта боль право определять, что есть неверность?
Очевидно, что все характеристики современной неверности подразумевают нарушение соглашения между двумя индивидами. Это уже не грех перед лицом Бога, не подрыв семейных уз, не загрязнение родословной и не рассеивание ресурсов и наследства. Сегодня в сердце предательства лежит нарушение доверия: мы ожидаем, что наш партнер будет вести себя в соответствии с нашим общим набором представлений, и сами отталкиваемся именно от этого. Предательством можно счесть не только конкретное сексуальное или эмоциональное поведение; скорее, это сам факт, что поведение нарушает договоренности пары. Звучит логично. Однако проблема в том, что большинство из нас не оговаривают эти соглашения заранее. Пожалуй, их вообще с натяжкой можно назвать «соглашениями».
Некоторые пары сразу определяют свои обязательства, но большинство предпочитают идти по пути проб и ошибок. Отношения представляют собой лоскутное одеяло негласных правил и ролей, которые мы начинаем примерять на первом свидании. Мы намечаем черновые границы, решаем, что позволено, а что нет. Где я, где ты, где мы. Можем ли мы развлекаться поодиночке или должны все делать вместе? Объединяем ли мы финансы? Ожидается ли, что мы будем посещать все семейные мероприятия?
Мы оцениваем наши дружеские связи и решаем, насколько они важны теперь, когда мы нашли друг друга. Мы сортируем бывших любовников – говорим ли мы о них? храним ли их фотографии в своих телефонах? оставляем ли в друзьях на Фейсбуке? Когда речь заходит об этих внешних приложениях, мы понимаем, сколько сходит нам с рук, посмотрев на ситуацию глазами партнера. «Ты не говорил мне, что до сих пор общаешься с той девушкой из колледжа!» – «Мы переспали уже десять раз, а ты до сих пор не удалил свой аккаунт в Hinge». – «Я понимаю, что он твой лучший друг и вы знакомы с детского сада, но неужели ему и правда нужно все о нас рассказывать?»
Так мы определяем границы и заключаем подразумеваемое соглашение. Чаще всего версии каждого из партнеров будут существенным образом различаться.
Гей-пары порой становятся исключением из правил. Они долгое время жили за пределами социальных норм и доблестно боролись за сексуальное самоопределение, а потому прекрасно понимают, какова цена сексуальных ограничений, и не стремятся загонять себя в рамки. Они гораздо чаще открыто обсуждают переход к моногамии, а не совершают его молча. Подобным образом немногие гетеросексуальные пары экспериментируют с различными формами согласованной немоногамии, где границы гораздо более проницаемы, но при этом четче определены. Это не означает, что такие пары не подвержены боли предательства, но они с гораздо большей вероятностью сходятся во мнении относительно его определения.
Однако современные любовные идеалисты считают, что откровенное обсуждение моногамии подрывает идею об исключительности, лежащую в самом сердце романтической мечты. Как только мы нашли «единственного», нам кажется, что исчезают и потребность, и желание, и стремление искать кого-либо еще. Из-за этого наши соглашения об аренде квартир гораздо более подробны, чем соглашения об отношениях. Для многих пар все сводится к простой фразе: «Поймаю – убью».
Новое определение
В моем представлении неверность включает в себя один или более из трех компонентов: секретность, сексуальная алхимия и эмоциональная вовлеченность. Прежде чем пойти дальше, хочу пояснить, что это не три жестких критерия, а треугольная призма, сквозь которую необходимо смотреть на ваш опыт и представления о жизни. Однако чтобы расширить это определение, не обязательно погружаться в моральный релятивизм. Не все измены одинаковы. В конце концов, это очень личные проблемы, которые во многом связаны с ценностями конкретных людей. Моя цель заключается в том, чтобы определить рамки, в которых вы сможете оценить свои обстоятельства и установить гораздо более глубокий контакт с близкими людьми.
Секретность – главный организующий принцип неверности. Измена всегда остается в тени основных отношений; неверный партнер всегда надеется, что его измена так и не будет разоблачена. Именно секретность усиливает эротическое влечение. «Секс и уловки – изысканный коктейль», – пишет журналистка Джулия Келлер. Нам с детства знакома радость хранить секреты. Секреты позволяют нам почувствовать себя сильнее, они делают нас менее уязвимыми и более свободными. Но во взрослой жизни это запретное удовольствие уже не встречает одобрения. «Я всегда жила по принципу «что видишь, то и получаешь», – говорит Анджела, педантичная ирландка американского происхождения, которая, работая помощником юриста, закрутила роман с клиентом и поняла, что ей нравится скрываться. – Обнаружив, что могу действовать вразрез с собственными ценностями, я немало удивилась и в то же время обрадовалась. Однажды я говорила с сестрой, которая без умолку осуждала изменников, а я лишь внутренне улыбалась своему секрету. Она ведь и не представляла, что смотрит в лицо «злодею».
Описывая эту горючую смесь вины и наслаждения, Макс признает: «В один момент я ощущал себя негодяем, а в следующий уже понимал, что касаюсь самой сути того, что отчаянно хотел почувствовать снова». Максу сорок семь, у него трое детей, один из которых с церебральным параличом, и он непреклонен в своем решении молчать: «Я никогда не скажу жене, что нашел спасение в другой женщине, но и сожалеть об этом не буду. О таком не надо говорить. Это единственный выход! Интрижка окончена, а моя тайна живет».
Один из важных атрибутов секретности – ее способность создавать иллюзию автономии и контроля. Об этом часто упоминают женщины, но также говорят и мужчины, которые чувствуют себя так или иначе лишенными власти. «Когда ты чернокожий мужчина в белом мире науки, тебе приходится играть по правилам. Таким, как я, там не разгуляться», – объясняет Тайрел. Меня не удивляет, что все его романы разворачивались там, где он сам мог устанавливать правила. «Всюду меня контролировать не получится» – именно такая мантра сопровождала все его интрижки.
Изменам сопутствует риск, опасность и непокорная энергия недозволенного. Не уверенные в следующем свидании, мы замираем в предвкушении. Запретная любовь обитает в замкнутой вселенной, отгороженной от остального мира. Романы расцветают на окраине нашей жизни, и их очарование не исчезает, пока они не выходят из тени на свет.
Однако хранить секреты тоже бывает нелегко. Обосновавшись в сердце измены, они подпитывают обман, отрицание и уловки и стимулируют разработку сложнейших стратегий жульничества. Двойная жизнь порой приводит к изоляции; с течением времени она провоцирует жгучий стыд и подпитывает ненависть к себе. Когда я спросила у Мелани, почему она решила положить конец своему шестилетнему роману, она ответила: «Ощущая вину, я все еще считала себя хорошим человеком, поступающим плохо. Но избавившись от чувства вины, я потеряла уважение к себе. Я просто плохой человек».
Для обманутого партнера раскрытие тайны может стать губительным. Многие люди, особенно в США, утверждают, что сильнее всего их ранят бесконечные обманы. Я слышу это снова и снова: «Дело не в том, что он изменил, а в том, что солгал». И все же осуждаемая на одном конце света скрытность на другом считается «осмотрительностью». Там мне рассказывают истории, в которых ложь и обман – неотъемлемые атрибуты измены. Ранит и унижает тот факт, что изменник не сумел достаточно хорошо скрыть свои похождения.
Любой разговор о неверности требует обсуждения секретов. Но также стоит задать себе вопрос: а что насчет личного пространства? Где кончается личное пространство и начинается секретность? Можно ли считать слежку адекватной предупредительной тактикой? Требует ли близость абсолютной прозрачности?
Я предпочитаю говорить о сексуальной алхимии, а не о сексе, потому что для меня определение сексуальности не ограничивается рамками представлений Билла Клинтона: оно включает в себя не только узкий репертуар половых актов, но и более широкое понимание эротического сознания, тела и энергии. Говоря о сексуальной алхимии, я хочу подчеркнуть, что измены порой включают в себя секс, а порой нет, но при этом они всегда подразумевают эротику. В представлении Марселя Пруста за любовь ответственно наше воображение, а не другой человек. Природа эротики такова, что воображаемый поцелуй может быть не менее ярким и возбуждающим, чем несколько часов настоящих занятий любовью. Тут я вспоминаю о Шармейн, невероятно улыбчивой 51-летней женщине с Ямайки, которая подолгу обедала с молодым коллегой Роем. Она настаивает, что их связь не нарушала ее брачные клятвы. «Технически у нас не было секса. Мы даже никогда не прикасались друг к другу, мы только разговаривали. Разве это можно назвать изменой?» Но мы все понимаем, что отказ бывает не менее эротичен, чем согласие. Корни желания лежат в нехватке внимания и в стремлении к близости. Когда я спрашиваю об этом, Шармейн признает: «Я в жизни не чувствовала такого возбуждения. Казалось, он ласкал меня, и пальцем не касаясь». Что это, если не сексуальная алхимия? Невинный обед действительно может быть эротичным, даже если Шармейн всего лишь, по выражению Шерил Стрэйд, «ходит на свидания всухую».
«Ничего не было!» – обычно восклицают все те, кто воспринимает секс буквально. Сильно перебрав на вечеринке по случаю дня рождения своей коллеги Эбби, Дастин принял ее приглашение остаться на ночь. Когда на следующий день парня приперла к стенке его девушка Лиа, он снова и снова повторял эту фразу. «Ладно, если хочешь знать, мы спали в одной постели. Но я не вру, ничего не было». Интересно, в какой же момент «что-то происходит»? Лиа, между тем, терзается другими вопросами. Они были голые? Он ее обнимал? Он касался кончиком носа ее щеки, пока она спала? Он возбудился? Между ними правда ничего не было?
Эти истории обращают внимание на важную вещь: суть многих измен не в сексе, а в желании – желании чувствовать себя особенным, быть в центре внимания, притягивать взгляды. Все это сопровождается эротическим томлением, благодаря которому мы чувствуем себя живыми, обновленными, полными сил. Энергия важнее самого действия, а магнетизм – полового акта.
Даже если дело доходит до секса, защита изменников остается необычайно гибкой, позволяя найти достаточное количество лазеек. Люди идут на многое, лишь бы только убрать секс из секса. Моя коллега Франческа Джентиль составила список самых хитроумных концовок предложения «Это был не секс, потому что…
…я даже не знаю, как ее зовут»;
…никто из нас не кончил»;
…я был пьян / под кайфом»;
…я не получил удовольствия»;
…я даже подробностей не помню»;
…я с этим полом обычно сексом не занимаюсь»;
…никто больше этого не видел»;
…мы даже не разделись»;
…мы даже не до конца разделись»;
…одна нога стояла на полу».
Все это – отговорки из физического мира. Киберпространство добавляет немало нюансов. Реален ли виртуальный секс? Разглядывая голую задницу на экране, вы просто погружаетесь в храм своего воображения или же ступаете на опасную территорию предательства? Для многих людей Рубикон пересекается, когда происходит взаимодействие – когда порнозвезда становится живой женщиной перед веб-камерой, а эротические послания не загружаются на анонимный аккаунт в Tumblr, а приходят на ее телефон от реального парня. Но что насчет виртуальной реальности? Считать ее реальной или воображаемой? Это важные вопросы, на которые мы как культура никак не можем дать определенных ответов. Философ Аарон Бен-Зеэв небезосновательно утверждает: «Переход от пассивной воображаемой реальности к интерактивной виртуальной реальности в киберпространстве гораздо более радикален, чем переход от фотографий к кино». Можно спорить относительно того, что именно реально и воображаемо, но отрицать алхимию эротики нельзя.
Даже если мы согласимся расширить взгляд, чтобы включить все многообразие сексуальных проявлений, мы можем все равно разойтись во мнении относительно того, что они значат и куда относятся. Все эти споры неизбежно поднимают вопрос о природе эротической свободы. Ожидаем ли мы, что эротическое сознание наших партнеров будет принадлежать только нам? Я говорю о мыслях, фантазиях, мечтах и воспоминаниях, а также о возбуждении, влечении и самоудовлетворении. Эти аспекты сексуальности могут быть личными и входить в нашу суверенную самость, то есть существовать в нашем саду сокровенных тайн. Однако ряд людей считают, что партнеры должны разделять все аспекты сексуальности друг друга. Узнав, что их партнер мастурбирует или все еще лелеет чувства к кому-то из бывших, они могут посчитать себя преданными. В этом случае любое независимое проявление сексуальности – реальное или воображаемое – становится нарушением договоренностей. Однако если посмотреть на это с другой стороны, предоставление свободы для проявления эротической индивидуальности может свидетельствовать об уважении к личному пространству партнера и его автономности, а потому служить проявлением близости. За несколько десятков лет работы с парами я заметила, что с поддержанием эротического пламени лучше всего справляются те, кто готов оставить кое-что в тайне. Даже если эти партнеры моногамны в своих действиях, они понимают, что не владеют сексуальностью друг друга. Именно неуловимость партнера заставляет их снова и снова возвращаться к нему, чтобы узнать о нем больше.
Каждой паре следует обговорить сексуальную независимость друг друга. В своих попытках защититься от интимного предательства мы требуем доступа, контроля, прозрачности. И рискуем невольно уничтожить пространство, которое поддерживает в нашем желании жизнь. А огонь без воздуха не горит.
Третий возможный компонент неверности – эмоциональная вовлеченность. Эмоции играют ту или иную роль в подавляющем большинстве измен. В глубине спектра находится любовный роман, который неизбежно сопровождается целым букетом страстных чувств. «Я думал, что познал любовь, но такого никогда в жизни не чувствовал», – слышим мы снова и снова. Люди в таком состоянии рассказывают мне о любви, запредельности, пробуждении, судьбе, божественном вмешательстве – чувстве столь чистом, что они просто не могли упустить его, ведь «отринуть эти чувства значило предать себя». Для тех, кто переживает такую беспрецедентную историю любви, термин «интрижка» неприменим, ведь он и близко не отражает эмоциональной глубины их опыта. «Называя это изменой, мы только все опошливаем, – говорит Людо. – Поскольку Мэнди сама прошла через подобное, она стала первой, кому я смог рассказать о том, как меня избивал отец. Да, у нас был секс, но сексом дело не ограничивалось».
Когда мы двигаемся дальше, возникает целый спектр контактов, которые характеризуются разной степенью эмоциональной вовлеченности. На противоположном конце этого спектра находятся мимолетные увлечения – развлекательные, анонимные, виртуальные или оплачиваемые. Во многих подобных случаях люди настаивают, что их измены не предполагали эмоциональной вовлеченности. Некоторые даже утверждают, что поэтому их нельзя считать предательством. «Я плачу девчонке, чтобы она сделала свое дело и ушла! – говорит Гай. – Проститутку вызываешь, когда не хочешь влюбиться, чтобы ничто не угрожало браку». Часто звучит фраза: «Это ничего не значило!» Но правда ли секс всегда только секс? Может, случайный перепихон и не сопровождается никакими чувствами, но все же он многое значит.
Забавно, что одни люди, как Гай, минимизируют степень эмоциональной вовлеченности, чтобы смягчить свой проступок («Это ничего не значило!»), а другие, как Шармейн, с той же самой целью подчеркивают эмоциональный характер близости («Ничего не было!»).
Немало чернил ушло на то, чтобы определить, что хуже – украденная любовь или запретный секс. Люди уязвимы в разной степени: одних не волнуют эмоциональные привязанности партнеров, пока те не распускают руки, в то время как другие не придают особого значения сексу, давая партнеру свободу играть, пока в дело не вмешиваются чувства. Они называют это «эмоциональной моногамией». Большинству из нас сложно отделить секс от чувств. Бывает, что и секса, и чувств предостаточно, а бывает, что одного гораздо больше, чем другого, но обычно и секс, и эмоции вместе играют в песочнице измен.
Что насчет эмоциональных измен?
В последние годы появилась новая категория – «эмоциональная измена». Современный лексикон неверности не обходится без этого термина. Обычно его используют, чтобы подчеркнуть, что предательство подразумевало не секс, а неподобающую эмоциональную близость, которая должна предназначаться лишь партнеру, и обедняет основные отношения.
Эту концепцию надо рассмотреть со всем вниманием. Многие «эмоциональные романы» так и пульсируют от сексуального напряжения, даже если гениталии партнеров ни разу не соприкасались. Называть их новым термином – все равно что поддерживать эротический редукционизм. Очевидно, что измены могут быть сексуальными, даже если пенис не входит в вагину, а потому в таких случаях лучше называть вещи своими именами.
Однако порой термин «эмоциональная измена» применяется к истинно платоническим отношениям, которые считаются «слишком близкими». Представления о близости тесно переплетены с нашим восприятием современных отношений. Поскольку для многих сегодня брак предполагает эмоциональную близость и полную честность, когда мы открываем свой внутренний мир кому-либо еще, это может показаться предательством. В нашей модели романтической любви мы ожидаем, что партнер будет нашим главным эмоциональным компаньоном – единственным, с кем мы делимся сокровенными мечтами, самыми сильными сожалениями и глубочайшими страхами.
Здесь мы ступаем на неизведанную территорию. Предыдущие поколения не выделяли «эмоциональные измены» в отдельную категорию, поскольку брак ранее не строился на эмоциональной исключительности. Во многих уголках мира и сегодня не знакомы с концепцией эмоциональных измен. Помогает ли она современным парам? Браки всегда становились крепче, когда партнеры могли излить душу другим или открыть несколько каналов эмоциональной близости. Связывая свою потребность в близости лишь с одним человеком, мы в итоге делаем отношения более уязвимыми.
Когда мы пытаемся определить нюансы эмоционального предательства, все очень быстро окутывается туманом. С одной стороны, сердечную привязанность часто используют для прикрытия эротических свиданий. Когда женщина жалуется, что ее партнер с головой ушел в общение с новой «подругой» – часами переписывается с ней в Snapchat и других приложениях, составляет ей подборки музыки, – я сочувствую ее досаде, но при этом подчеркиваю, что ее беспокоит не только эмоциональная составляющая их общения, но и сексуальная. С другой стороны, глубокие эмоциональные отношения с иными людьми дают законную возможность выразить чувства и удовлетворить желания, остающиеся без внимания в браке. Сеанс за сеансом я хожу по этой тонкой черте. Учитывая, какие опасности таит эта неизведанная территория, неудивительно, что многие люди цепляются за самое узкое определение неверности – запретный секс.
В связи с этим я призываю задуматься, что значит неверность для вас, а также прямо спросить своего партнера, что такое неверность в его представлении.
Другие роли, другие истории
Порой мы определяем неверность, а порой неверность определяет нас. Мы склонны думать, что роли участников треугольника измены четко распределены: там есть преданный супруг, изменник и любовник. Однако в реальности мы можем оказаться на разных позициях, и наше представление о значении происходящего будет меняться в зависимости от ситуации.
Хизер была одинока. Построив успешную карьеру в Нью-Йорке, она находилась на исходе пика фертильности и все еще надеялась найти свое счастье. Несколько лет назад она порвала со своим женихом Фредом. Она нашла в его компьютере папку, полную сообщений, адресованных проституткам. В этих сообщениях содержалось множество эксцентричных запросов и договоренностей о встречах. Хизер почувствовала себя преданной из-за сексуальных утех Фреда на стороне, но еще больше ее расстроило, что он в результате забывал о ней. Она была ревностной сторонницей моногамии, но он расходовал свой тестостерон на стороне, а дома становился флегматичным и начисто лишенным всякой страсти. Их психотерапевт сказал, что Фреду нужно вырасти – и через четыре-пять лет он станет прекрасным партнером. «Я поняла, что ожидание того не стоит, – объяснила мне Хизер. – Я задумалась, чем хочу заниматься с тридцати семи до сорока лет, и поняла, что мне уж точно не хочется воспитывать Фреда».
Прошлым летом в поезде из Бостона в Нью-Йорк она познакомилась с новым парнем, Райаном. Их взгляды пересеклись, и она поняла, что это значит. Он честно описал свою ситуацию: «Я тринадцать лет женат, у меня двое детей, и я собираюсь развестись». Райан и его жена Блэр поняли, что между ними все кончено, но решили не торопиться с разрывов. Они как раз пытались понять, когда лучше сообщить обо всем детям – во время родительского дня в летнем лагере или осенью, когда они вернутся в школу.
Интересно, что совсем недавно Хизер столкнулась с изменой партнера. Понимала ли она, что теперь сама завела роман с женатым мужчиной?
– Этого мне совсем не хотелось, – сказала она. – Но на самом деле это ведь не измена. Может, брак Райана и не был расторгнут официально, но во всем остальном ему настал конец.
– Но его жена ведь ни о чем не знает? – заметила я. – Вы же не сказали ему: иди закончи свои дела, а затем возвращайся ко мне.
– Когда же считать, что брак окончен? – тут же парировала она. – Когда вы спите в разных спальнях? Когда сообщаете новости семье и друзьям? Может, когда подаете на развод? Это такой длительный процесс, что даже не понять, какой момент выбрать.
Хизер так и светилась от счастья, и я понимала, что теперь ее представления о неверности стали более гибкими, ведь она оказалась по другую сторону баррикад.
Через несколько недель ее радость улетучилась. Она сказала, что после двух месяцев тайных встреч они с Райаном наконец провели вместе выходные и она была на седьмом небе от счастья. Однако она вернулась с небес на землю, когда через несколько дней Райан позвонил и сказал, что Блэр знает все, включая имя Хизер, потому что он забыл на тумбочке свой айпад.
Блэр тотчас забыла о решении не спешить с разводом. Она забрала детей на неделю, из-за чего Райану пришлось в одиночку объяснять ситуацию своим родителям и их друзьям. Таким образом, расцветающий роман между двумя людьми в одночасье приобрел другие масштабы. Все оказались вовлечены в ситуацию, все судьбы совершили новый поворот.
Блэр не стала разбираться, когда это случилось. Для нее ситуация «Мы отдалились друг от друга» превратилась в ситуацию «Он мне изменил». Для Райана на смену мысли «Я хочу поступить правильно и никого не задеть» пришла мысль «Как мне объяснить все это своим детям и родителям?» А Хизер стала орудием, которым был нанесен смертельный удар по этому браку. Преданная Фредом, она и не представляла, что однажды станет чьей-то любовницей. Она всегда резко осуждала измены и еще более резко осуждала любовников. Она не привыкла уводить чужих мужей. Она гордилась, что состоит в сообществе женщин, которые при необходимости прикроют друг другу спину. Теперь она оказалась в позиции тех, кого всегда осуждала. Представляя, как Блэр сообщение за сообщением читает их идиллическую переписку, она чувствовала, что кровь стынет у нее в жилах.
Я не впервые столкнулась с историей о смене ролей, в которой осуждение сменилось оправданием. Когда дело касается неверности, как и многих других аспектов жизни, люди склонны проявлять то, что социальные психологи называют эффектом исполнителя и наблюдателя. Если изменяют мне, все объясняется эгоизмом, слабостью и ненадежностью партнера. Если же изменяю я, дело в сложившейся ситуации. Думая о себе, мы заостряем внимание на смягчающих обстоятельствах; думая о других, во всем виним их самих.
Наши представления о неверности неразрывно связаны с историями, которые мы рассказываем самим себе, причем со временем они меняются. Зарождающаяся любовь жадно прислушивается к этим историям, скругляя углы и обходя препятствия. Когда Райан сказал Хизер, что больше не спит в одной постели с женой, она с легкостью представила его скорее разведенным, чем женатым, а саму себя – невинной. Попранная любовь слушает истории, ничего не прощая, и усматривает злой умысел в каждом шаге. Теперь Блэр уверилась, что Райан никогда не брал в расчет ее чувства, а возможно, и вовсе изменял ей уже очень давно.
Головокружительную любовь Хизер подрубили под корень. В какой-то момент она уже представляла, как забеременеет от Райана и вместе с его детьми отправится в гости к его родителям. Теперь же ей предстояло познакомиться с ними в унизительной роли любовницы. Для детей Райана она навсегда останется женщиной, с которой их отец изменил матери. Несмотря на искренние намерения Хизер, ее репутация оказалась подпорчена.
«Путь предстоит неблизкий, но я готова к испытаниям», – сказала она мне. И со временем ее упорство оказалось вознаграждено. Сегодня они с Райаном женаты, и она в прекрасных отношениях с его родителями и детьми. Следующим летом у них должен родиться первенец. Интересно, как она определит неверность теперь?
Глава 3
Измены уже не такие, как раньше
Любовь идеальна, а брак реален; путая реальное с идеальным, наказания не избежать.
Иоганн Вольфганг ГётеНайдя любовную записку в кармане парадной формы своего мужа Кеннета, Мария выбросила ее и никогда об этом не упоминала. Был 1964 год. «Что мне было делать? Куда идти? Кому нужна была женщина с четырьмя детьми?» Когда она рассказала обо всем своей матери, та с ней согласилась. «У тебя маленькие дети. Брак длится долго. Не позволяй своей гордости все у тебя отнять». К тому же они пришли к выводу, что мужчины всегда так поступают.
И вот мы в 1984-м. Теперь с супружеской неверностью столкнулась уже старшая дочь Марии, Сильвия. Когда пришла выписка по кредитной карте ее мужа Кларка, она заметила, что тот несколько раз совершал покупки в цветочном магазине – вот только ей ни разу не доставляли цветов. Когда она рассказала обо всем матери, Мария посочувствовала ей, но в то же время обрадовалась, что ее дочь не обречена на ту же судьбу, которая была уготована ей: «Мужчины не меняются. У тебя нет детей, ты работаешь. Собирай вещи и уходи».
Через два года Сильвия снова влюбилась, вышла замуж, а затем – когда настало время – родила близнецов, Мишель и Зака. Доступные ей свободы – построить карьеру, решить, когда заводить детей и заводить ли их вообще, развестись без всеобщего осуждения и снова выйти замуж – были немыслимы для поколения ее матери. Они и до сих пор немыслимы для многих женщин мира. Но в большей части Западного полушария за последние полвека брак претерпел поразительные изменения. Институт брака меняется и сейчас, прямо у нас на глазах. По достижении совершеннолетия сын Сильвии, Зак, смог официально выйти замуж за своего парня. А затем тоже узнал неприятную правду о своем возлюбленном – на этот раз она проявилась в форме тайного аккаунта в приложении Grindr.
Люди часто спрашивают: почему неверности сегодня уделяется такое внимание? Почему она так ранит? Почему она стала одной из главных причин разводов? Чтобы вести содержательный разговор о неверности в современном мире, первым делом необходимо оглянуться назад и рассмотреть изменения, произошедшие в сфере любви, секса и брака за последние несколько столетий. История и культура всегда становились фоном для наших домашних драм. В частности, расцвет индивидуализма, становление культуры потребления и появление мандата на счастье трансформировали институт брака и сопутствующую ему тень измен. Теперь измены уже не такие, как раньше, потому что и браки уже не такие, как раньше.
Как все было
Тысячелетиями брак представлял собой не столько союз двух индивидов, сколько стратегическое партнерство между двумя семьями, которое обеспечивало им экономическое выживание и способствовало сплоченности общества. Это были прагматичные узы, где к детям относились без всякой сентиментальности, а мужья и жены мечтали о репродуктивной совместимости. Партнеры исполняли свои супружеские обязанности в обмен на остро необходимое чувство защищенности и сопричастности. В браке могла возникнуть любовь, но она точно не была обязательна. В любом случае она была слишком изменчивым чувством, чтобы поддерживать столь тяжелый институт. Страсть всегда пылала в человеческом сердце, но она возникала вне зависимости от брачных уз. На самом деле историк Стефани Кунц замечает, что в те времена, когда брак был преимущественно экономическим союзом, только измена порой и давала шанс на любовь. «В большинстве обществ существовала идея романтической любви, этой комбинации сексуальной страсти, влюбленности и романтизации партнера, – пишет она. – Однако очень часто все это считалось неприемлемым в браке. Поскольку он был политическим, экономическим и стратегическим союзом, многие полагали, что истинная, незапятнанная любовь может существовать только вне брака».
Обязанности в традиционном браке распределялись на основании четко устоявшихся гендерных ролей и разделения труда. Пока каждый из супругов выполнял свои обязанности, союз считался удачным. «Он усердно работает. Он не пьет. Он нас обеспечивает». – «Она хорошо готовит. Она родила много детей. Она поддерживает порядок в доме». В такой системе гендерное неравенство было закреплено законом и зашифровано в культурном генетическом коде. Выходя замуж, женщины отказывались от своих прав и собственности и фактически сами становились собственностью мужа.
Стоит подчеркнуть, что до недавнего времени супружеская верность и моногамия не имели ничего общего с любовью. Они были залогом патриархии: женщины должны были хранить верность, чтобы блюсти чистоту рода и поддерживать порядок наследования – какие из детей мои и кто получает коров (или коз, или верблюдов) после моей смерти. Беременность подтверждала материнство, но без тестов на отцовство мужчина мог всю жизнь мучиться, когда его единственный сын и наследник оказывался блондином, в то время как в его роду не было ни единого светлого волоска. Девственность невесты и моногамия жены были крайне важны для защиты его чести и родословной.
Для женщины похождения за пределами брачного ложа были крайне рискованными. Она могла забеременеть, подвергнуться публичному унижению или вовсе лишиться жизни. В то же время не стоит и говорить, что в большинстве культур мужчина обладал негласной свободой ходить на сторону, что не влекло за собой практически никаких последствий. Более того, существовал целый букет теорий о маскулинности, которые оправдывали его склонность пробовать новое. Двойные стандарты столь же стары, как и сама неверность.
«Я люблю тебя. Давай поженимся». На протяжении истории эти две фразы почти никогда не шли бок о бок. Все изменил романтизм. В конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века, когда общество менялось под воздействием промышленной революции, изменилось и представление о браке. Постепенно он превратился из экономического союза в союз двух сердец – партнеров стали выбирать свободно, не из чувства долга, а на основании любви и привязанности. Переместившись из деревень в города, люди стали более свободными, но вместе с тем и более одинокими. Западную цивилизацию стал беспардонно завоевывать индивидуализм. Выбор партнера теперь был сопряжен с романтическими стремлениями, призванными противостоять растущей изоляции современной жизни.
И все же, несмотря на эти перемены, некоторые социальные нормы оставались незыблемыми до середины двадцатого века. Брак по-прежнему считался союзом на всю жизнь; женщины экономически и юридически зависели от мужей; религия определяла мораль и диктовала правила поведения; разводы были редки и подвергались осуждению и поруганию. Кроме того, верность супругу оставалась обязательным условием брака, по крайней мере для женской части общества.
Живя в пятидесятых, Мария прекрасно понимала, что ей не из чего выбирать. Она выросла в мире, где было всего четыре типа мюсли, три телеканала и двое лично знакомых ей мужчин, годившихся в мужья. В новинку было то, что она вообще имела право голоса при выборе партнера, ведь даже сегодня более 50 процентов браков в мире заключаются по договоренности.
Хотя она любила своего мужа Кеннета, сексом они занимались в основном ради продолжения рода. «Честно говоря, родив четверых детей за шесть лет, я ужасно устала», – говорит она. Когда время от времени Мария исполняла свои супружеские обязанности, о наслаждении не шло и речи. Кеннет, которого она называет «порядочным и щедрым человеком», не знал всех тонкостей женской природы, да и не догадывался, что их вообще стоит знать. Однако ни их унылые сексуальные отношения, ни его последующие компенсирующие завоевания не считались основаниями для развода.
Хотя мужчинам поколения Кеннета негласно разрешалось смягчать свою брачную неудовлетворенность связями на стороне, женщины вроде Марии должны были искать удовлетворения в семье. Для Марии и Кеннета, а также всех их современников брак был союзом длиною в жизнь, выйти из которого было не так-то просто. Они заключали брак, чтобы быть вместе в горе и радости, пока смерть не разлучит их. К счастью для тех, кто мучился в браке, смерть в те годы наступала гораздо раньше, чем сейчас.
Один партнер зараз
Сильвия не стала ждать, пока смерть разлучит ее с мужем. Сегодня браки заканчиваются, когда умирает любовь. Выросшая в Сан-Франциско Сильвия была представительницей поколения беби-бума, и ее юность пришлась на годы, когда произошел культурный переворот, практически до неузнаваемости изменивший динамику отношений между мужчинами и женщинами. Феминизм, контрацепция и право на аборт дали женщинам возможность получить контроль над своей любовью и жизнью. В 1969 году в Калифорнии были приняты законы, позволившие оформлять развод, не доказывая проступки супруга, а затем такую практику внедрили и многие другие штаты, благодаря чему у женщин появилась возможность расторгнуть несчастливый брак. А раз теперь женщины были вправе уйти, потребовалась новая причина, чтобы они остались. В связи с этим качество браков существенно повысилось.
После развода Сильвия занялась своей карьерой, упорно продвигаясь по корпоративной лестнице в преимущественно мужском мире банков. Она встречалась с несколькими мужчинами – «скучными банкирами и делопроизводителями, такими же как первый муж», – но почувствовала себя готовой дать любви второй шанс, только когда познакомилась с Джейсоном, скрипичных дел мастером и учителем музыки.
В одной из наших бесед я спросила Сильвию, моногамна ли она. Она удивленно посмотрела на меня. «Да, конечно. Я придерживалась моногамии во всех своих отношениях и в обоих браках». Понимала ли она, какой культурный сдвиг должен был произойти, чтобы эти слова были сказаны так свободно?
Когда-то моногамия предполагала наличие одного партнера за всю жизнь. Теперь моногамия требует наличия одного партнера зараз.
Во втором браке Сильвия потребовала равноправия на кухне и в спальне. Джейсон снова и снова удивлял ее своим умением подметать пол и предугадывать ее желания. Вместо уникальных, гендерно определенных ролей их союз покоился на гибком разделении труда, самореализации, взаимном сексуальном притяжении и близости.
Сначала мы принесли любовь в брак. Затем мы принесли секс в любовь. А затем связали супружеское счастье с сексуальным удовлетворением. Секс для продолжения рода уступил место сексу для удовольствия. В то время как добрачный секс стал нормой, секс в браке тоже претерпел небольшую революцию: из супружеского долга женщины он превратился в совместный способ достижения удовольствия и единения.
Современная любовь
Сегодня мы все участвуем в великом эксперименте. Впервые в истории мы хотим секса со своими супругами не потому, что нам нужны шесть детей для работы на ферме (для чего придется завести восьмерых, потому что как минимум двое могут не выжить), и не потому, что такова наша обязанность. Нет, мы хотим секса просто потому, что мы его хотим. Наш секс основан на желании и представляет собой проявление нашей свободы выбора – и нашей истинной сущности. Сегодня мы занимаемся сексом, потому что появилось настроение, потому что нам этого захотелось – причем предпочтительно друг с другом, желательно одновременно и в идеале с десятилетиями не ослабевающей страстью.
В работе «Трансформация интимности» Энтони Гидденс объясняет, что, отделившись от функции продолжения рода, секс из биологической характеристики превратился в маркер личности. Половая социализация теперь происходит вдали от мира природы; сексуальность стала «чертой личности», которую мы снова и снова пересматриваем на протяжении жизни. Это проявление того, кто мы есть, а не только выражение того, что мы делаем. В нашем уголке земного шара секс включает в себя право на индивидуальность, личную свободу и самоактуализацию. Мы полагаем, что нам положено сексуальное наслаждение – оно стало столпом нашей новой концепции близости.
Близость, несомненно, играет важнейшую роль в современном браке. Эмоциональная близость из побочного продукта долгосрочных отношений превратилась в обязательное условие. В традиционном мире близостью назывались товарищеские чувства, которые рождались в ходе совместного преодоления жизненных неурядиц – работы в поле; воспитания детей; потерь, болезней и трудностей. Как мужчины, так и женщины искали дружбы и опоры в отношениях с представителями своего пола. Мужчины налаживали связи за работой и кружкой пива; женщины – за хлопотами по хозяйству и воспитанием детей.
Современный мир пребывает в постоянном движении, вращаясь быстрее и быстрее. Семьи часто разбрасывает по свету, братья и сестры оказываются на разных континентах, а сменить работу теперь легче, чем пересадить цветок. У нас сотни виртуальных «друзей», но нам некого попросить покормить кота в наше отсутствие. Мы гораздо свободнее своих бабушек и дедушек, но при этом и более разобщены. Мы отчаянно ищем тихую гавань, но к какому берегу нам пристать? Брачная близость стала главным противоядием против усиливающегося дробления общества.
Близость теперь теснее, чем когда-либо. Я буду говорить с тобой, любимый мой, и делиться самым ценным, хотя это уже не приданое и не плоды моего чрева, а мои надежды, стремления, страхи, мечты, чувства – иными словами, мой внутренний мир. И ты, любимый мой, будешь смотреть мне в глаза. И не будешь отвлекаться, пока я обнажаю свою душу. Мне нужно чувствовать твою поддержку и одобрение. От этого зависит моя значимость.
Одно кольцо, чтоб править всеми
Никогда прежде наши ожидания от брака не были столь огромными. Мы по-прежнему желаем всего, что дает традиционная семья – чувства защищенности, детей, благосостояния и уважения, – но при этом хотим, чтобы партнер любил нас, желал, был в нас заинтересован. Мы должны быть лучшими друзьями, задушевными собеседниками и страстными любовниками. Человеческое воображение воздвигло новый Олимп: что в долгосрочной перспективе любовь к одному партнеру может остаться безусловной, близость с ним – безграничной, а секс – невероятным. А долгосрочная перспектива становится все более и более долгой.
Малюсенькое обручальное кольцо служит символом во многом противоречивых идеалов. Мы жаждем стабильности, безопасности, предсказуемости и надежности и в то же время восхищения, тайн, приключений и риска. Мы требуем от своего избранника: дай мне комфорт, но дай и остроту. Дай спокойствие, но дай и новизну. Дай стабильность, но дай и неожиданность. Мы стремимся объединить под одной крышей желания, которые испокон веков находили разные пристанища.
Как пишет аналитик юнгианской школы Роберт Джонсон, в нашем секуляризованном обществе романтическая любовь превратилась в «единственную величайшую энергетическую систему западной психики. В нашей культуре она заменила религию в качестве арены, где мужчины и женщины ищут смысл, трансцендентность, целостность и экстаз». В поисках «родственной души» мы объединяем потребность в духовной близости и в отношениях, словно это одно и то же. Мы ищем в земной любви совершенство, которое прежде искали лишь в божественной стихии. Наделяя своего партнера божественными чертами, мы ожидаем, что он поможет нам возвыситься над мирской суетой, а потому создаем, по выражению Джонсона, «порочную кашу двух священных любовей», которая несет в себе одно разочарование.
Мы не только предъявляем бесконечные требования, но при этом хотим быть счастливыми. Прежде счастье откладывалось до загробной жизни. Мы спустили небо на землю, на расстояние вытянутой руки от всех и каждого, и теперь счастье стало не просто стремлением, но обязательным требованием. Мы ожидаем, что один человек даст нам все то, что раньше давала целая деревня, а живем вдвое дольше. Для союза двух человек это задача не из легких.
На многих свадьбах наивные мечтатели перечисляют список клятв, обещая быть друг для друга и родственными душами, и любовниками, и наставниками, и психотерапевтами. «Клянусь быть твоим главным поклонником и самым грозным противником, твоим соучастником, твоим утешением в разочаровании», – дрожащим голосом говорит жених.
Сквозь слезы невеста отвечает: «Клянусь тебе в верности и самоуважении. Клянусь работать над собой. Обещаю не только прославлять твои триумфы, но и любить тебя лишь больше за твои неудачи». Улыбаясь, она добавляет: «А еще я обещаю никогда не носить туфли на каблуках, чтобы ты не чувствовал себя слишком маленьким». Их клятвы становятся прочувствованными мантрами преданной любви. Но здесь таится ловушка. Чем больше дается обещаний, тем сильнее сомнения, сумеют ли они не нарушить свои клятвы до конца медового месяца. (Само собой, в менее романтичные моменты молодожены прекрасно понимают, насколько брак хрупок, в связи с чем и составляют прозаичные брачные контракты, прежде чем зачитывать поэтичные клятвы.)
Мы привнесли в свою концепцию брака все то, что некогда искали на стороне: восторженность романтической любви, взаимный отказ от необузданного секса, идеальный баланс свободы и обязательств. Зачем вообще изменять в таком прекрасном партнерстве? Теперь неверности быть не должно, поскольку для нее нет никакого повода.
И все же неверность существует. Мы безнадежные романтики и не хотим этого признавать, но браки, основанные на взаимном притяжении и любви, зачастую оказываются более хрупкими, чем союзы, основанные на материальных мотивах. (При этом я не хочу сказать, что старые стабильные браки были счастливее.) Браки по любви делают нас более уязвимыми перед лицом переменчивых симпатий сердца и предательств.
Мужчины и женщины, с которыми я работаю, вкладывают в любовь и счастье гораздо больше, чем когда-либо ранее, однако по жестокой иронии судьбы в результате у них появляется ощущение, что они вправе требовать отдачи, что и приводит к экспоненциальному росту измен и разводов. Когда-то мы изменяли, потому что от брака никто не ожидал любви и страсти. Сегодня мы изменяем, потому что брак не дает нам любви, страсти и безраздельного внимания, которые в нем обещаны.
Каждый день в своем кабинете я встречаюсь с потребителями современной идеологии брака. Они покупают продукт, приносят его домой и обнаруживают, что в упаковке недостает нескольких деталей. В связи с этим они обращаются в мастерскую, чтобы починить продукт и привести его в соответствие с фотографией на коробке. Они как должное воспринимают свои требования к отношениям – чего они хотят и чего заслуживают иметь – и расстраиваются, когда романтический идеал не совпадает с неромантической реальностью. Неудивительно, что эти утопические представления приводят к появлению растущей армии разочарованных людей.
Романтический консьюмеризм
«Мои нужды остаются неудовлетворенными». «Этот брак перестал меня устраивать». «Я на это не подписывался». На своих сеансах я часто слышу все эти жалобы. Как замечает психолог и писатель Билл Доэрти, в этих жалобах ценности консьюмеризма – «личная выгода, низкая стоимость, обладание правами и распределение рисков» – применяются к нашим романтическим связям. «Мы по-прежнему верим в обязательства, – пишет Доэрти, – однако как внутренний голос, так и окружающие твердят нам, что мы просто дураки, если в браке соглашаемся на меньшее, чем нам нужно и чем мы заслуживаем».
В нашем потребительском обществе ключом ко всему стала новизна. В продукты изначально закладывается механизм устаревания, чтобы у нас возникало желание их заменять. Отношения подвержены тем же тенденциям. Мы живем в культуре, которая постоянно сулит нам нечто лучшее, более молодое, более интересное. Поэтому теперь мы разводимся не потому, что чувствуем себя несчастными, а потому, что можем быть счастливее.
Мы стали считать немедленное удовольствие и бесконечное многообразие своей прерогативой. Предыдущие поколения учили, что жизнь предполагает жертвы. «Невозможно получить все, что хочешь». Еще полвека назад эта фраза имела смысл, но кто моложе тридцати пяти и сегодня живет по этому завету? Мы упрямо отвергаем неудовлетворенность. Неудивительно, что ограничения моногамии порой приводят к панике. В мире безграничного многообразия вариантов мы сталкиваемся с тем, что мои друзья-миллениалы называют страхом упущенных возможностей. Этот страх толкает так называемую «гедонистическую мельницу» – бесконечный поиск чего-то лучшего. Как только мы получаем желаемое, наши ожидания выходят на новый уровень, из-за чего мы не чувствуем себя более счастливыми. Культура свайпинга[3] привлекает нас бесконечными возможностями, но в то же время она сопряжена с некоторой тиранией. Знание о готовых альтернативах приводит к невыигрышным сравнениям, ослабляет преданность и не дает нам наслаждаться моментом.
Переход от экономики производства к экономике впечатлений, произошедший в западном обществе, привел к переменам в структуре отношений. Как пишет философ Ален Де Боттон, брак превратился «из института в процесс освящения чувства, из внешне санкционированного обряда инициации во внутренне мотивированный ответ на эмоциональное состояние». Для многих слово «любить» из глагола перешло в существительное, которое описывает неизменное состояние энтузиазма, страстной влюбленности и желания. Качество отношений теперь определяется качеством опыта. Что хорошего в налаженном домашнем хозяйстве, стабильном доходе и воспитанных детях, если нам при этом скучно? Мы хотим, чтобы отношения вдохновляли и трансформировали нас. Их ценность, а следовательно, и длительность напрямую зависят от того, насколько они удовлетворяют нашу жажду впечатлений.
Все эти новые прерогативы развивают историю современной неверности. Сегодня отличаются не наши желания, а наш настрой, ощущение, что мы вправе – и даже обязаны – их иметь. Теперь мы главным образом служим себе – даже за счет всех тех, кого любим. Памела Друкерман замечает: «Высокие ожидания в отношении личного счастья могут даже усиливать нашу склонность к изменам. В конце концов, разве мы не вправе завести роман, если это позволяет нам почувствовать удовлетворение?» Когда во главу угла ставятся личность и чувства, стремление к изменам получает новые оправдания.
Следующее поколение
Все это приводит нас к детям Сильвии, близнецам Заку и Мишель. Сейчас им около тридцати, и они само воплощение миллениалов. Культурный ландшафт, в котором они обитают, определяют ценности, заложенные их родителями, – индивидуализм, самореализация, эгалитаризм – с новым акцентом на аутентичность и прозрачность. Важную роль в их жизни, в том числе сексуальной, играют технологии. Их либидо находит выход в приложениях вроде Tinder, Grindr, Hinge, Snapchat и Instagram.
Ни Зак, ни Мишель пока еще не вступили в брак – как и их друзья, они посвятили свою юность образованию, путешествиям, работе и играм. Они выросли в открытой сексуальной среде, которая не была знакома ни одному из предыдущих поколений. У них было больше возможностей, но и больше неопределенности; меньше границ, но меньше и принципов. Молодому гомосексуалисту Заку не пришлось узнать, каково это – тайком посещать подпольный гей-клуб, где все мужчины женаты на женщинах. Ему даже не пришлось совершать каминг-аут, потому что он никогда не скрывал своей сексуальности. Из кино он знает об опасностях СПИДа, но в кармане у него лежит профилактическая таблетка, которая обезопасит его. Когда однополые семьи стали последней ступенью эволюции института брака, он опустился на одно колено и сделал предложение своему парню Тео на глазах у всех сотрудников юридической фирмы, в которой они работают. Теперь они надеются однажды создать собственную семью.
Мишель занимается предпринимательством и руководит небольшой компанией в сфере виртуальной реальности. Она не сидит дома и не ждет, пока зазвонит телефон. Когда ей хочется найти компанию, она просто открывает нужное приложение. Она мечтает выйти замуж, но не торопится под венец. Она даже заморозила свои яйцеклетки, чтобы не переживать о биологических часах, а денег на ее счету достаточно, чтобы никогда не зависеть от мужа. «Даже если я завтра встречу прекрасного парня, с детьми я предпочту повременить еще лет пять, – объясняет она. – Я хочу пожить с человеком и насладиться отношениями, прежде чем мы станем родителями». Она называет этот период совместной жизни «бета-тестом» отношений. «К тому же, – добавляет Мишель, – если я так никого и не встречу, чтобы стать матерью, парень не нужен». Секс, брак и дети раньше шли в одном пакете. Но не теперь. Поколение беби-бума отделило секс от брака и продолжения рода; их дети отделяют продолжение рода от секса.
Взгляды Мишель типичны для ее поколения. «В культурном отношении молодежь стала считать брак «облицовочным», а не «краеугольным» камнем, – замечают исследователи проекта Knot Yet. – Иначе говоря, теперь брак воспринимается как нечто, к чему приходят, после того как все остальное в жизни уже расставлено по местам, а не как первый шаг к взрослой жизни и рождению детей».
Мишель собирается выйти замуж, только когда почувствует себя созревшей в эмоциональном отношении, профессионально состоявшейся, финансово независимой и готовой оставить в прошлом все прелести свободной жизни. В этот момент она начнет искать партнера, который будет дополнять ее и уважать ее сформировавшуюся личность. Для ее бабушки Марии брак, напротив, был только первым шагом к самореализации, краеугольным камнем, с которого они с мужем вместе начинали формирование своей идентичности, постепенно вступая во взрослую жизнь.
Спасет ли Мишель заранее рассчитанная отсрочка или же ей, как и Марии, тоже придется столкнуться с изменой? Или же эта отсрочка сделает ее уязвимее? В своей статье в журнале The Atlantic Хьюго Швайцер замечает, что в парадигме «краеугольного камня» брак сопряжен со сложностями, в то время как парадигма «облицовочного камня» не предполагает никаких трудностей. Ожидается, что пары, рано вступающие в брак, непременно сталкиваются с проблемами, решая которые, становятся сильнее. В связи с этим модель краеугольного камня «прощает неверность, признавая ее почти абсолютную неизбежность». Однако, как он указывает, «модель облицовочного камня гораздо реже прощает сексуальные измены, поскольку предполагается, что люди, которые наконец решили заключить брак, достаточно зрелые, чтобы контролировать свои желания и быть предельно честными… Тем не менее свидетельства показывают, что приверженцы второй парадигмы демонстрируют немалую наивность, полагая, что богатая коллекция добрачных впечатлений послужит им защитой от неверности».
Крах великой цели любви
Сегодня Марии под восемьдесят, она вдова. Через месяц она посетит свадьбу внука и, возможно, вспомнит свою. Брак, в который вступают Зак и Тео, коренным образом отличается от союза, который более полувека назад в торжественной обстановке заключили они с Кеннетом.
Не отставая от современной жизни, брак вывернулся наизнанку и теперь предлагает непревзойденные равенство, свободу и гибкость. И все же кое-что остается почти неизменным – и это неверность.
Чем более сексуально активным становится общество, тем непримиримее его отношение к изменам. Именно потому, что мы теперь вправе сколько угодно заниматься сексом до свадьбы, исключительность отношений в браке трактуется по-новому. Сегодня большинство из нас приходят к алтарю после долгих лет сексуального бродяжничества. К тому моменту, когда мы решаем вступить в брак, у нас уже имеется немалый опыт интрижек, свиданий, сожительства и расставаний. Когда-то люди женились и только потом впервые занимались сексом. Теперь женятся и перестают заниматься сексом с другими.
Осознанный выбор, который мы совершаем, чтобы ограничить свою сексуальную свободу, демонстрирует серьезность наших намерений. (Само собой, эволюция этого самого гибкого общественного института не стоит на месте, поэтому уже есть люди, которые включают в свой брак нескольких партнеров.) Верность теперь избирательна, она стала свидетельством главенства отношений и преданности партнеру. Отворачиваясь от другой любви, мы подчеркиваем важность нашего «спутника жизни». «Я нашел свою единственную. Можно прекращать поиски». Предполагается, что наше желание по отношению к другим чудесным образом испарится, побежденное силой этой единственной симпатии. В мире, где так просто почувствовать себя незначительным – отвергнутым, ненужным, одним кликом удаленным из друзей, – стало как никогда важно ощущать себя избранным. Моногамия – священная корова романтического идеала, поскольку она подчеркивает нашу уникальность. Неверность говорит: «Вообще-то в тебе нет ничего особенного». Она вдребезги разбивает великую цель любви.
В превосходной книге «После измены» Джанис Абрамс Спринг красноречиво описывает эти экзистенциальные муки: «Заблуждение… считать, что вы с партнером созданы друг для друга, что никто не в состоянии сделать вас счастливее, что ваш основополагающий, теснейший союз никому не под силу разрушить. Измена приводит к крушению двух невинных иллюзий – что ваш брак исключителен и что вы уникальны и высоко ценимы».
Когда брак был практическим союзом, неверность угрожала нашему экономическому благополучию; сегодня же брак – романтический союз, а неверность угрожает нашему эмоциональному благополучию.
Наше общество индивидуалистов рождает необъяснимый парадокс: чем сильнее становится потребность в верности, тем сильнее и тяга к неверности. Никогда прежде мы так сильно не зависели от партнеров в эмоциональном отношении, а потому измены никогда не были столь сокрушительны. Но в культуре, позволяющей индивидуальную самореализацию и вечно дразнящей нас обещанием стать счастливее, нам не терпится изменять. Пожалуй, нам никогда еще не приходилось изменять так часто. Возможно, потому мы и порицаем неверность, как никогда.
Часть II
Последствия
Глава 4
Почему предательство так ранит. Гибель от тысячи ран
Раньше я думала, что знаю себя и знаю его, но вдруг перестала узнавать нас – и его, и себя саму… Вся жизнь, что я вела до этого момента, разрушилась, как при землетрясении, когда земля пожирает саму себя и уходит из-под ног, пока пытаешься убежать. И назад пути нет.
Симона де Бовуар. «Сломленная»«Казалось, мою жизнь перечеркнули. Взяли и перечеркнули. Я была так подавлена, что сказалась больной и взяла отгулы до конца недели. Я едва стояла на ногах. Я забыла даже о еде, что для меня весьма серьезно». Джиллиан признается, что за пятьдесят с лишним лет жизни ни разу не испытывала такой боли. «Как может быть так больно, когда никто не умер?»
Разоблачить измену чудовищно. Если хочется погубить отношения, вынуть из них всю душу и вырвать сердце, неверность не подведет. Это предательство на многих уровнях: изменник обманывает, покидает, отвергает, унижает своего партнера, а ведь любовь обещала защитить нас от подобных вещей. Когда выясняется, что человек, на которого вы полагались, лгал вам в лицо и лишал вас элементарного уважения, ваш мир переворачивается с ног на голову. История вашей жизни разбивается на части, которые вы никак не можете сложить воедино. «Повтори-ка, – требуете вы, – сколько это все продолжается?»
Восемь лет. Джиллиан потрясла эта цифра. «Это треть нашего брака!» – изумленно воскликнула она. Они с Костой прожили вместе двадцать пять лет и воспитали двоих сыновей. Штатный юрисконсульт крупного музыкального лейбла, Джиллиан находится на пике своей карьеры. Коста родился и вырос на греческом острове Парос. Он владеет компанией, предоставляющей услуги в сфере интернет-безопасности, которую пришлось спасать на фоне экономического кризиса. Джиллиан только что получила подтверждение длительного романа Косты с Амандой, работающей менеджером по маркетингу в его компании.
«У меня были подозрения, – признает Джиллиан, – и я не раз задавала ему вопросы, но он упорно все категорически отрицал. И я ему верила».
Затем она нашла электронные письма и сообщения, учетную запись Skype, селфи и счета по кредитной карте, даты на которых уходили далеко в прошлое.
«Я почувствовала себя опозоренной и очень, очень глупой. Я была такой наивной, такой легковерной, что в какой-то момент он просто решил, что я, вероятно, все знаю, потому что как можно быть такой тупой? Я шокирована. Я негодую и ревную. Когда гнев утихает, остается лишь боль. Неверие сменилось сокрушительной верой. Я просто не знаю, как мне быть».
Измены ранили всегда. Но адептов современной любви они ранят еще сильнее. На самом деле ураган чувств, захлестывающий людей после измены, так умопомрачителен, что многие современные психологи даже позаимствовали названия его симптомов из сферы психологических травм: навязчивые припоминания, сверхбдительность, оцепенение и отстраненность, беспричинные приступы гнева и неконтролируемые приступы паники. Психиатры и психотерапевты – включая меня – стали специализироваться на работе с пациентами, пережившими измену, отчасти потому, что этот опыт настолько катастрофичен, что пары не могут сами справиться с последствиями случившегося и нуждаются в помощи, если надеются пережить этот этап.
Сразу после измены люди испытывают противоречивые чувства. Многие мои пациенты говорят, что их бросает от одной эмоции к другой. «Я люблю тебя! Я тебя ненавижу! Обними меня! Не трогай меня! Забирай свое барахло и проваливай! Не покидай меня! Ты подонок! Ты меня еще любишь? Иди ты к черту! Черт, ну трахни меня!» Стоит ожидать именно такой суматохи реакций, причем вполне вероятно, что она не прекратится довольно долго.
Пары часто связываются со мной в разгар своего противостояния. «Мы столкнулись с серьезным кризисом брака, – написала Джиллиан в своем первом письме. – Моему мужу тоже ужасно больно. Его терзает чувство вины, хотя он и пытается меня успокоить. Мы хотим попробовать остаться вместе, если сможем». Ее подробное описание событий оканчивалось мольбой: «Я отчаянно надеюсь, что вы поможете нам использовать этот чудовищный опыт, чтобы выйти на новый уровень». Я намерена сделать все возможное, чтобы помочь им двинуться дальше. Но сначала мне нужно помочь им понять, где они находятся сейчас.
Порядок действий в чрезвычайной ситуации
Разоблачение – поворотный момент в истории романа и брака. Шок заряжает рептильный мозг, запуская естественную реакцию: бей, беги или замри. Одни просто стоят, прикованные к месту; другие бегут сверкая пятками в надежде спастись от потрясения и вернуть себе чувство контроля над собственной жизнью. Когда активируется лимбическая система, стремление к сиюминутному выживанию не позволяет принимать обдуманные решения. Как бы это ни было сложно в такие моменты, я зачастую предупреждаю пары, что им не следует позволять своим чувствам по поводу измены влиять на решения о будущем их отношений. Слишком часто импульсивные реакции, нацеленные на самозащиту, в мгновение ока разрушают годы позитивного супружеского капитала. Как психотерапевт я тоже должна следить за своими реакциями. Драма неверности вызывает бесконечное множество чувств – сочувствие, зависть, любопытство и сострадание, но также и осуждение, гнев и отвращение. Эмоциональные реакции естественны, однако ими делу не помочь.
Я делю восстановление после измены на три этапа: кризис, осмысление и визуализация. Джиллиан и Коста находятся на этапе кризиса, когда крайне важно не только, что они делают, но и чего они не делают. Это сложное время, требующее наличия надежного, не склонного к осуждению сосуда для сильнейших чувств, бушующих внутри каждого из них и между ними. На этом этапе им необходимы спокойствие и ясность, а также поддержка и надежда. Позже, на этапе осмысления, они смогут разобраться, почему произошла измена и какую роль каждый из них сыграл в этой истории. Наконец, на этапе визуализации мы спросим, что готовит им будущее – вместе или по отдельности. Но пока мы лишь проводим оценку ущерба. Что требует немедленного внимания? Кто находится в зоне риска? Необходимо учитывать репутацию, психическое здоровье, благополучие, детей, работу и прочие факторы.
Подобно службе быстрого реагирования, я поддерживаю пару – порой ежедневно. Из-за изоляции современных пар и стигмы неверности психотерапевт зачастую является единственным человеком, который узнает о происходящем на столь раннем этапе и становится стабильной опорой, не позволяющей их отношениям рухнуть.
Лес рубят – щепки летят. Два человека пытаются осознать, что они жили в разных реальностях, но только один из них был в курсе происходящего. Столь же разрушительной силой в жизни пары обладают разве что смерть и болезнь одного из партнеров. Работающий с парами психотерапевт Мишель Шайнкман подчеркивает, как важно предоставлять слово обеим сторонам конфликта, ведь на этом этапе партнеры не могут сами понять двойственность случившегося.
Я делаю это в ходе сеансов. Я также побуждаю своих пациентов писать – делать записи в дневнике, писать мне самой или друг другу, – чтобы таким образом спускать пар. В дневнике можно писать что угодно без всяких ограничений. Письма составляются гораздо более внимательно и не раз редактируются. Чтобы найти верные слова, зачастую приходится работать с партнерами порознь. Порой письма зачитываются вслух на сеансах. Порой партнеры отправляют их друг другу и отсылают копию мне. Есть что-то глубоко личное в том, чтобы быть свидетелем эпистолярных отношений раненых душ. Эти письма приоткрывают дверь в отношения пациентов, куда невозможно заглянуть во время сеанса терапии.
Как я и ожидала, Джиллиан и Коста признаются, что после разоблачения измены у них состоялись самые глубокие, самые откровенные разговоры, которые нередко затягивались за полночь. Их история как на ладони – неоправдавшиеся ожидания, гнев, любовь и все остальное. Они слушают друг друга. В этот критический момент они плачут, спорят и занимаются любовью – очень часто. (Поразительно, но страх потери снова разжигает желание.) Они опять, как говорит мой коллега Терри Рил, находятся лицом к лицу – как и в те дни, когда влюбились друг в друга, прежде чем перейти к будничному существованию бок о бок в сложившейся паре.
За каждой изменой стоит история любви
Разоблачение измены может стать всепоглощающим. Мы даже забываем, что это всего лишь одна глава в истории пары. Когда острая боль проходит, наступает период восстановления – совместного или раздельного, и он не ограничен по времени. От шока все внутри нас сжимается, мы словно получаем удар под дых. Моя задача заключается в том, чтобы помочь парам отдышаться и снова найти себя в общей картине отношений, за пределами текущих неурядиц. Для начала, порой даже на первом сеансе, я прошу их рассказать, как они познакомились – с чего все началось.
Джиллиан и Коста полюбили друг друга, когда учились на последнем курсе юридического факультета. Коста подъехал на мотоцикле к библиотеке и пригласил Джиллиан прокатиться. Ее очаровали его решительность, галантность и теплота, и вскружил голову необычный акцент. Сама себе удивляясь, она вскочила на мотоцикл.
Джиллиан ласково называет его «неудержимым» – он не боится конфликтов и столкновений и безгранично любит жизнь. Себя она описывает как миротворца со склонностью к прагматизму. «Коста мне прекрасно подходил, – говорит она. – Он заставлял меня забыть о приличиях, привитых мне в Новой Англии, и вдохновлял на необдуманные поступки».
До встречи с Костой Джиллиан была помолвлена с Крейгом, который учился в Уортонской школе бизнеса и готовился со временем встать во главе семейной компании. Однако она давно сомневалась в своих чувствах: «Крейг не столько любил меня, сколько любил быть любимым». В итоге Джиллиан разорвала помолвку, потому что «хотела почувствовать себя обожаемой».
Греческий поклонник обожал ее и умел это показать. Он был сражен этой сильной, элегантной и независимой женщиной. «Я только что переехал в Штаты, а она была истинной американкой», – объяснил Коста. Джиллиан совсем не походила на женщин его детства, сила которых часто измерялась стойкостью, с которой они переносили вечные притеснения со стороны своих неверных мужей.
Джиллиан замечает, что всегда подозревала, что ее бывший жених Крейг, одержимый безусловной любовью к себе, однажды изменит ей. Обычно он не ставил чужие нужды выше собственных. Она выбрала Косту, потому что не сомневалась, что он не будет таким эгоистом. Она просто знала это. Она поставила на его преданность. Как она могла так сильно в нем ошибиться?
Они поженились у него на родине, на Паросе, среди белых стен, синих навесов и красных черепичных крыш, увитых побегами цветущей бугенвиллии. Наблюдая, как безупречно причесанная мама радостно танцует сиртаки, наша невеста окончательно убедилась в правильности своего решения уйти от жениха с надлежащим образованием и родословной и выбрать мужчину, который всю жизнь будет ее обожать. Отражая эмансипационные ценности своего времени и не обращая внимания на опасения родителей, Джиллиан променяла их модель брака на свой новый идеал.
Когда секрет Косты оказался разоблачен, разочарование Джиллиан не знало предела. Случившееся не просто потрясло ее, но подорвало всю ее систему взглядов – сотрясло сами устои современных отношений. Брак сегодня превратился в волшебный замок, созданный для удовлетворения всех наших желаний. Измены разрушают этот замок, из-за чего земля уходит у нас из-под ног. Возможно, так немного лучше понятно, почему современная неверность более чем болезненна. Она травмирует нас.
Разоблачение в цифровую эпоху
Не важно, пребывали ли мы в полном неведении или замечали компрометирующие свидетельства с самого начала, к финальному разоблачению подготовиться невозможно. Несколько лет секрет не выходил на поверхность, пока однажды Коста не забыл дома свой компьютер. «Я не могла не заглянуть в него, – говорит Джиллиан. – А потом не могла оторвать глаз от увиденного».
В «день Х» она не один час изучала цифровые свидетельства измены. Фотографии ее потрясли. Сотни снимков, электронных писем, желаний – восьмилетний роман Косты разворачивался перед ней в мельчайших деталях. Всего пару десятков лет назад она могла бы найти в кармане его костюма номер телефона любовницы, заметить следы помады у него на воротнике или обнаружить запылившуюся коробку с письмами. Ей могла обо всем разболтать не в меру любопытная соседка. Пойманный с поличным, Коста рассказал бы историю, которая показалась бы ему подходящей, опуская некоторые подробности, чтобы защитить ее или себя. Сегодня же благодаря технологической памяти у Джиллиан гораздо больше возможностей погрузиться в двойную жизнь своего мужа. Ей под силу изучать историю своего унижения, запоминая целые страницы горьких электронных улик.
В цифровую эпоху предательство стало гибелью от тысячи ран. Джиллиан видела все своими глазами. Вот они едят устриц и смеются в Таосе; вот Аманда принимает соблазнительную позу. Вот они вместе сидят на его «Ямахе», причем на Аманде – шлем Джиллиан. Вот письмо с романтическим маршрутом по Греции. И повсюду – бесчисленные сообщения с мельчайшими подробностями жизни Аманды.
Мало того что Джиллиан видела, гораздо больше она представляла. Вот он целует ее. Вот его рука ложится ей на грудь, а на пальце поблескивает обручальное кольцо. Она вспоминала, как Аманда смотрела на него на прошлогодней рождественской вечеринке – и как сама она тогда списала этот взгляд со счетов, «как полная идиотка». Она вспоминала, как Аманда хвалила ее шоколадный мусс, когда Коста пригласил ее на ужин к ним домой, и как она радушно принимала ее, «вот дура». Теперь она гадала: «Может, его рука лежала у нее на колене под нашим обеденным столом? Может, на следующий день они посмеялись над этим на работе?» Эти образы снова и снова возвращались к Джиллиан: стоило ей выкинуть из головы одну картину, как ее место тотчас занимала другая.
Думаю, можно смело сказать, что сегодня большинство измен разоблачается посредством технологий. Разоблачения в современном мире весьма наглядны; порой они даже происходят в реальном времени. Хотя Джиллиан сама решила проверить компьютер Косты, в других случаях технологии выдают новости без предупреждения. Оставленный дома айпад позволяет мужу увидеть сообщения, которые его жена посылает любовнику по дороге на свидание. Или женщина немного раньше возвращается домой после проведенных в поездке выходных и переступает порог с ребенком на руках, как вдруг из радионяни доносится какой-то стон. Устанавливая дома камеру, чтобы быть уверенным, что с любимыми питомцами все в порядке, мужчина может случайно стать свидетелем пьяного свидания своей девушки с каким-то незнакомцем.
Первые часы нового года Купер проводил в берлинском ночном клубе, как вдруг экран его телефона загорелся. На нем появилась фотография его девушки, которая танцевала в нью-йоркском клубе в объятиях какого-то парня. Снимок сопровождало сообщение от приятеля: «Йоу, братан, я тут заметил, как Эйми зависает с каким-то непонятным чуваком».
Сегодня каждый сам себе хакер. Энг годами смотрел порно, а Сидни думала: «Это его дело». Когда он потерял всякий интерес к сексу с ней, она решила, что теперь это и ее дело. Подруга рассказала ей о шпионской программе, с помощью которой можно следить за его действиями в Интернете. «Я сидела у себя за столом, уставившись на эти видеоролики, и понимала, что он смотрит их одновременно со мной и дрочит часами. Я как с ума сошла. Сначала я стала одеваться и вести себя, как девчонки из порно, надеясь, что так смогу его вернуть. В конце концов я почувствовала себя преданной, причем не только им, но и самой собой».
Больше нет нужды нанимать частного детектива, ведь детектив уже у вас в кармане. Случайная ошибка: «Зачем папа прислал мне обнаженку?!» Вызов из кармана: «Что это за стоны на фоне?» Сообщение о «нетипичном поведении» из службы безопасности компании Visa: «Я в жизни не был в Монреале!»
Технологических разоблачителей сейчас не перечесть – и это не считая чудес GPS. Сесар давно подозревал, что Энди задерживается в спортзале не для того, чтобы подольше потягать штангу. «Он говорил, что занимается без передышки, но мускулов я не видел! Я понимал, что он сидит в сауне, но сколько ты там просидишь, пока не расплавишься?» Поскольку нельзя было проследить за Энди, оставшись незамеченным, он решил проследить за его телефоном. Синяя точка на карте всего полчаса мигала в спортзале, а затем стала двигаться по направлению к центру города.
Теперь я взглянул на любовь с обеих сторон
Гаджеты не только позволяют нам разоблачать измены, но и сохраняют цифровые записи о случившемся. «Это превратилось в одержимость, в настоящую патологию, – говорит мне Джиллиан. – Я читала и читала эти письма, пытаясь все расставить по местам. За день они обменивались сотнями сообщений, отправляя их с семи утра до полуночи. Этот роман всегда был рядом, прямо в нашей жизни. Чем я занималась, когда он это писал? В 9 часов 12 минут вечера 5 августа 2009 года мы отмечали мой пятьдесят первый день рождения. Он закрылся в туалете, чтобы написать ей, прямо перед тем как поздравил меня или уже после?»
Измена представляет собой прямую атаку на самую важную из наших психических структур – на память о прошлом. Она не только рушит планы и надежды пары, но и ставит под вопрос всю ее историю. Что же нам остается, если мы не можем с уверенностью смотреть в прошлое и не знаем, что готовит нам будущее? Психолог Питер Френкель подчеркивает, что преданный партнер «застревает в настоящем, пораженный бесконечным количеством шокирующих фактов об измене».
Мы готовы смириться с непредсказуемостью будущего, но прошлое хотим видеть определенным. Преданные возлюбленным, мы теряем нить повествования – «внутреннюю структуру, которая помогает нам предсказывать будущие действия и чувства и управлять ими, [создавая] стабильное самоощущение», как замечает психиатр Анна Фелс. В статье, описывающей губительные эффекты любого предательства в отношениях, она пишет: «Возможно, величайшее предательство из всех совершает тот, кто крадет [у партнера] его историю».
За безумным желанием изучить все аспекты измены лежит экзистенциальная потребность перевить саму канву своей жизни. Мы во всем ищем смысл и полагаемся на связность повествования. Расспросы, флешбэки, бесконечные повторения и сверхбдительность свидетельствуют, что мы пытаемся собрать разорванное повествование воедино.
«Я чувствую себя сломленной, – говорит Джиллиан. – Мысли скачут с одного на другое, я снова и снова вспоминаю хронологию, корректирую свои воспоминания и расставляю по местам все новые сведения».
Анна Фелс представляет это в виде сдвоенного экрана: на одном люди снова и снова просматривают ту жизнь, которую помнят, а на другом в это время разворачивается новая версия событий. Они чувствуют отчуждение – не только по отношению к предавшему их партнеру, но и по отношению к самим себе.
Этот кризис правды прекрасно показан в фильме «Реальная любовь». Карен, которую играет Эмма Томпсон, уходит в спальню, чтобы переварить мысль, что золотое колье, купленное ее мужем, предназначалось в подарок не ей. Ее подарком стал диск с песнями Джони Митчелл; под одну из них кадр сменяется, и мы видим, как секретарша в сексуальном белье надевает колье, а затем снова возвращаемся к плачущей Карен, которая пересматривает свою жизнь, разглядывая фотографии на комоде. Джони поет: «Я вспоминаю лишь любовные иллюзии, / Любви я не знаю совсем».
Сдвоенные экраны Джиллиан часто показывали кино для взрослых. «Наш секс и их секс. Мое тело, ее тело. Любимые мной руки, ласкающие другую. Его губы на ее губах. Он внутри нее и шепчет голосом, перед которым невозможно устоять, говорит ей, как она сексуальна. Были ли у них любимые позы? Был ли секс лучше нашего? Чередовал ли он нас по дням?»
Ее брак и воспоминания подверглись вторжению. Некогда они дарили комфорт и чувство защищенности, а теперь стали источником неуверенности. Даже счастливые моменты теперь не вспоминались с теплотой – они оказались омрачены. Коста утверждает, что при общении с Джиллиан и сыновьями никогда не допускал и мысли о своем романе, что был рядом и физически, и эмоционально. Он настаивает, что их совместная жизнь не была обманом. Но Джиллиан эта жизнь теперь кажется «отражением в кривом зеркале».
Коста терпеливо отвечает на ее вопросы, и их беседы помогают ей восстановить полную хронологию. Он пытался ее успокаивать. Он не раз говорил, как сожалеет о случившемся. Неужели ему теперь всегда придется жить в этом чистилище? Неужели он будет виноват до самой смерти? С его точки зрения, все понятно. «Я хочу все построить заново вместе с тобой, а не повторять все снова и снова». Я объяснила ему, что повторение помогает восстановить связность, а потому необходимо для излечения. Тем не менее дни сменялись неделями, и Коста расстраивался все сильнее. Как и Джиллиан.
«Он умоляет меня забыть о прошлом и пойти дальше, – говорит Джиллиан, – но мне из-за этого кажется, что он умаляет мою боль. Я до сих пор как на водяном колесе. Только поднимаюсь над поверхностью, чтобы вдохнуть немного воздуха и взглянуть в будущее, как меня снова погружают в воду, и мне начинает казаться, что я погибну, если не вынырну снова».
К несчастью для раскаивающихся изменников, разбитое сердце быстро не склеишь. «Ты думаешь, что, если взял на себя ответственность, извинился и прочел десять молитв, этого достаточно! – говорит Джиллиан. – Я понимаю, тебе этого и правда достаточно, но не мне. Я хочу услышать это снова». В такой ситуации оказываются многие пары, и я объяснила Косте, что этого и стоит ожидать на этапе кризиса. Джиллиан говорит все это, не просто чтобы его позлить. «Вам эта история знакома восемь лет, а она только узнала о ней. Ей многое нужно наверстать». Если же Джиллиан продолжит расспрашивать Косту и через три года после разоблачения, это действительно будет проблемой.
Измена как кража личности
Для Джиллиан, как и для многих-многих других, измена стала не просто потерей любви, но и потерей себя. «Теперь я вошла в клуб обманутых жен, – говорит она Косте. – Это необратимо. Я останусь в нем до конца жизни, как бы все ни разрешилось. Ты сделал это со мной. Я больше не знаю, кто я такая».
Когда любовь делят между несколькими партнерами, ощущение исключительности оказывается утерянным. Некоторым бракам справиться с этим не под силу. Коста и Джиллиан хотят найти способ остаться вместе, но каждый из них при этом боится, что, если их любви и суждено выжить, она будет навеки осквернена.
«Я люблю тебя, ты для меня всегда была важнее, – заверяет Коста Джиллиан. – Аманда просто случайно подвернулась. Я бы прекратил все через год, но тут заболела ее дочь, и я почувствовал себя виноватым. Я понимаю, ты можешь мне не верить, но ты любовь всей моей жизни. Это не изменилось». И правда, с чего Джиллиан ему верить, если восемь лет каждую ночь он спал с ней, а проснувшись, писал Аманде: «Доброе утро, любовь моя»? И все же ей хочется верить мужу.
Описываемое Джиллиан ощущение уничтожения всплывает в историях всех современных западных пар, но всякий раз оно проявляется по-разному. Мы привыкли думать, что боль есть боль, что она универсальна. На самом деле вся наша культурная среда оказывает влияние на то, какое значение мы придаем разбитому сердцу. Когда я беседовала с сенегальскими женщинами, нескольким из которых изменяли мужья, ни одна из них не сказала мне о потере собственной личности. Они описывали бессонные ночи, ревность, бесконечные слезы, вспышки гнева. Однако в их представлении мужья изменяют, потому что «таковы мужчины», а не потому что жены в чем-то их не устраивают. Примечательно, что такое представление о мужчинах подчеркивает их продолжающееся притеснение, но защищает чувство собственного достоинства. Может, Джиллиан и более эмансипирована в социальном отношении, но ее личность и чувство собственного достоинства отданы в залог романтической любви. А когда любовь требует вернуть все долги, она становится неумолима.
Мои сенегальские подруги во многом определяют свою личность через принадлежность к обществу. Исторически большинство людей связывало чувство собственного достоинства с исполнением норм и правил, предусмотренных религией или семейной иерархией. Но в отсутствие старых институтов теперь каждый из нас оказывается в ответе за создание и поддержание собственной личности – ноша самости еще никогда не была так тяжела. В связи с этим мы постоянно оцениваем чувство собственного достоинства. Социолог Ева Иллуз точно подмечает, что «единственная надежда остановить эту оценку – в любви. В любви мы становимся победителем соревнования, единственным и неповторимым». Неудивительно, что измена швыряет нас в колодец самокритики и экзистенциального сумбура.
Это случается как с мужчинами, так и с женщинами. Само собой, они подчеркивают разные нюансы: беседы об изменах неизменно подвержены гендерной предвзятости. Возможно, потому что мужчинам всегда давалось больше свободы потакать своим желаниям и хвастаться победами, их боль обычно замалчивалась. Мужчины, жены которых ходили на сторону, чаще выражали гнев и возмущение, чем печаль. Им позволялось оплакивать потерю лица, но не потерю себя. Мы знаем гораздо больше об обманутых женщинах и изменяющих мужчинах, чем об обманутых мужчинах и изменяющих женщинах. Однако сегодня женщины уравнивают позиции на поле неверности, а мужчины получают возможность выражать свои чувства, не боясь общественного осуждения. В связи с этим мне все чаще и чаще приходится слышать, как мужчины, ошеломленные предательством, рассказывают о потере собственной личности.
«Мой мир рухнул», – написал мне Виджай. Ему сорок семь лет, он англичанин индийского происхождения, управляет гастрономом и воспитывает двоих детей. Он только что нашел электронное письмо, в котором его жена Патти отправила своей лучшей подруге выдержки из переписки с любовником. «Казалось, я провалился в темное, лишенное силы притяжения пространство. Я отчаянно пытался хоть за что-нибудь ухватиться. Но она почти сразу изменилась. И я тоже. Она казалась холодной, отстраненной. Она плакала, но складывалось впечатление, что она плачет не о нас».
Дрожащим голосом Милан признается: «Я влюбился по уши. Я правда поверил в будущее со Стефано и все поставил на карту. А потом он полностью закрылся от меня в сексуальном плане. Он подсел на наркотики и вскоре влюбился в какого-то парня. Я приходил домой, а он трахал его на нашей кровати. И даже не обращал на меня внимания – притворялся, что я его сосед. Так продолжалось месяцами. Я чувствовал себя ужасно униженным, но не мог уйти. Будучи геем, я не должен был ревновать, ведь это был просто секс. Я нуждался в нем. Я безмерно презирал себя за то, что позволял ему так со мной обращаться. Я сам себя не узнавал».
«Я не такой!»
Кризис неверности переживает не только партнер, оказавшийся преданным. Когда тайное становится явным, шок обрушивается и на того, кто разоблачает измену, и на того, кто в нее вовлечен. Глядя на свое поведение глазами только что узнавшего правду партнера, изменник видит себя в совершенно новом свете.
Коста тоже мучился от боли. Наблюдая невыносимые страдания Джиллиан, он наконец осознал, что наделал и как с ней поступил. Когда секрет раскрылся, разрушилась стена, разделявшая две его жизни.
В наших частных беседах он никак не может собрать себя по кусочкам. Он никогда не прибегал к услугам психотерапевтов, с недоверием относится к так называемым экспертам и не ожидает сочувствия к себе. В связи с этим мне пришлось подчеркнуть, что я не из полиции нравов. «Хотя у вас и был роман, причем довольно долгий, я не буду притворяться, будто знаю вас. Я здесь, чтобы помочь вам, а не осуждать».
Косте нужно смириться с несоответствием его представлений о себе и его поступков. Еще в детстве он дал себе слово, что никогда не станет таким, как его неверный и властный отец, который презрительно относился к его матери. Коста всегда считал себя человеком высоких принципов и глубоко переживал из-за боли, причиняемой женщине, любовь которой оказалась поруганной.
«Я не такой». Именно эта фраза была столпом его личности (благодаря чему он и завоевал сердце Джиллиан). Эта же фраза использовалась, чтобы годами развеивать подозрения Джиллиан. Решительно настроенный доказать, что он лучше отца, Коста стал жестким человеком, склонным быстро осуждать других. Он неосознанно полагал, что такой абсолютизм поможет ему сдержать отцовские замашки, однако по иронии судьбы тот привел его к совершению проступка, которого он всячески надеялся избежать. «Казалось, моя жизнь кончилась. Я стал автоматом. Я чувствовал себя связанным по рукам и ногам, стал неловким и неуклюжим, словно мне в задницу засунули длинную палку». Коста описывает, как стал чувствовать себя никчемным, как столкнулся с трудностями в своем бизнесе и как стала расти разница в их зарплатах. Джиллиан вечно была занята. «А потом она начала говорить о пенсии и долгосрочном уходе, и мне показалось, что меня хоронят заживо!» Тут и появилась Аманда, которая дала ему возможность «расслабиться и снова почувствовать страсть».
Коста заверяет меня, что никогда не переставал любить жену и не собирался ее бросать. Он много раз хотел покончить с Амандой, но чувствовал себя в ответе и за нее, особенно когда в ее жизни настала череда кризисов. Впечатлительный мальчик, видевший унижение матери, стал мужчиной, который не мог покинуть даму в беде, и его любовница быстро обнаружила эту слабость и искусно на ней сыграла. Более того, Коста уверен, что разительные перемены в нем – он избавился от подавленности и прекратил тоскливо слоняться по дому – изменили их брак к лучшему. (Я знаю, что Джиллиан соглашается с этим, но не принимает оправдания Косты.) Казалось, он думал, что его принципы остались нетронутыми, поскольку в отличие от отца он не разгуливал со своей любовницей у всех на глазах. В его представлениях о собственной личности появилось слепое пятно. Только сейчас, в резком свете обширных свидетельств измены, он увидел натяжку в своих рассуждениях. Я спросила его, неужели боль и стыд Джиллиан отличались от боли и стыда его матери?
Понимая, что Косте необходимо пересмотреть свою личность, добавив некоторые неприятные характеристики, я стала помогать ему осознать, что для него значила измена в контексте всей его жизни. В процессе наш раскаявшийся Ромео захотел поделиться своими наблюдениями с женой. Я предупредила его, что этот разговор преждевременен. Тревога не позволит ей проанализировать услышанное. Мы все еще пребывали на этапе кризиса, а на этом этапе сочувствие обращено именно к Джиллиан. Только когда преданный партнер почувствует, что его эмоциональные нужды удовлетворены, он сможет выслушать все объяснения, не считая их оправданиями. Пока что Джиллиан не сумеет даже понять позицию Косты, не то что задуматься, какую роль она сыграла в случившемся.
Пока что Косте нужно слушать. Это требует сил, поскольку ему так хочется сохранить лицо и не позволить никому считать себя «подонком» (как он сам выражается), что он стремится всеми силами оправдать себя и свои действия. Он видит, как плохо Джиллиан, но от этого чувствует стыд, из-за которого не может сопереживать жене и ощущать себя виноватым.
Переход от стыда к чувству вины крайне важен. Стыд – это состояние самопоглощения, в то время как чувство вины представляет собой эмпатический, реляционный ответ на боль, которую причинил другому. Из психологии травмы мы знаем, что излечение начинается, когда виновник признает свою вину. Зачастую, когда один из партнеров настаивает, что не чувствует признания вины, хотя другой и утверждает, что места себе не находит, это происходит потому, что ответ все еще содержит в себе больше стыда, чем чувства вины, а потому эгоцентричен. После измены искреннее чувство вины, приводящее к раскаянию, становится ключом к восстановлению отношений. Искреннее извинение говорит о заботе и приверженности отношениям, о готовности разделить горе и восстановить баланс сил.
Я понимаю, что Косте придется нелегко. Когда изменил, тяжело смотреть на причиненные тобой страдания и при этом давать партнеру время и пространство, чтобы оплакать случившееся, зная, что именно ты стал этому причиной. Но именно это и нужно Джиллиан. «Если вы хотите помочь Джиллиан почувствовать себя лучше, – говорю я Косте, – сначала нужно позволить ей почувствовать себя максимально дерьмово». Важно оставить ей место для боли, но не менее важно и физически ее обнять. Коста делает многое. Само собой, ему гораздо проще проникнуться сочувствием к жене, когда она грустит, чем когда на него нападает. И все же нападения неизбежны, по крайней мере некоторое время. Настанет день, когда ей можно будет посоветовать расслабиться. Но пока только его неизменное сочувствие поможет ее гневу постепенно утихнуть.
Коста всячески старается разделить страдания Джиллиан. Он снова и снова говорит ей о любви. Джиллиан успокаивается – на час, порой на два и больше, иногда на целый день. Она верит ему, конечно, верит, он ведь ее муж. А потом – БУМ! – она обо всем вспоминает. «Я верила ему раньше – и посмотрите, куда это меня привело».
Ее подозрения снова нарастают. На этот раз она не собирается закрывать глаза и притворяться, что ничего не происходит. Она начинает разыскивать информацию. Он лишился своего права на приватность. Что за женщине он ставит лайки в Инстаграме? Что он целых три часа делал у стоматолога? Он вообще был у врача? Она звонит и все выясняет. Страх и гнев сливаются воедино, и Джиллиан взрывается. Она беспощадно критикует его семью, его культуру, его гены и, само собой, Аманду. Сезон охоты только начался.
«Изменник! Лжец!» И вот уже Коста доходит до ручки. Он готов принять ответственность, но не собирается позволять, чтобы таким стал финальный вердикт относительно его личности. «Я изменил один раз и много раз солгал об одной вещи, – настаивает он. – Но я не изменник и не лжец». Он не может вынести своего отражения в ее боли, поэтому злится. Ей не становится легче, и это только подтверждает, что он плохой человек. Напряжение снова нарастает.
– Я не такой! Я не позволю ни ей, ни этой измене, ни чему-либо еще определять меня.
Я решаю его осадить:
– Я понимаю ваш конфликт и вижу, как вас мучает совесть. Но если подумать о вашей многолетней двойной жизни, оказывается, что вы гораздо больше «такой», чем готовы признать.
На пути к восстановлению
Ранние этапы терапии после измены в высшей степени беспокойны – и это еще мягко сказано. Недели аккуратного восстановления отношений могут пойти насмарку после одной неудачной фразы. Оба партнера на взводе, они сидят лицом к лицу, опасаясь следующего удара по чувствам. Мария Попова пишет: «Танец гнева и прощения под неконтролируемый ритм доверия, возможно, самый сложный в человеческой жизни и вместе с тем один из самых старых».
На этапе кризиса ответственность за восстановление отношений в основном лежит на изменнике. Помимо выражения раскаяния и восприимчивости к боли партнера, он должен сделать еще несколько важных шагов.
Джанис Абрамс Спринг определяет один из этих шагов как «перенос бдительности». По сути, это означает, что партнер, который завел роман на стороне, берет на себя ответственность за память об этом романе и предоставление информации о нем. Как правило, преданный партнер стремится задавать вопросы и изучать ситуацию, чтобы эта ужасная вещь не оказалась сброшенной со счетов. Изменник обычно хочет как можно скорее оставить неприятный момент в прошлом.
Меняя героев местами, мы меняем динамику отношений. Наблюдение редко рождает доверие. Если Коста помнит о своей измене, он освобождает Джиллиан от необходимости проверять, что его проступок не забыт. Если он сам будет вспоминать об измене и заводить о ней разговор, он подчеркнет, что не пытается ничего скрыть или приуменьшить. Самостоятельно предоставляя информацию, он освобождает Джиллиан от необходимости постоянных расспросов. Однажды Аманда позвонила ему. Он сразу же сообщил об этом Джиллиан, тем самым нейтрализовав потенциальный источник недоверия. В другой раз, когда они были в ресторане, он почувствовал, что Джиллиан гадает, бывал ли он там с Амандой. Он не стал ждать, пока она спросит, и сам все честно рассказал, а затем удостоверился, что она не возражает остаться. В совокупности все эти мелочи помогают восстановить доверие, благодаря чему Джиллиан начинает чувствовать, что они с Костой на одной стороне.
В свою очередь, Джиллиан стоит начать сдерживать вспышки гнева – не потому что они необоснованны, а потому что больше не дадут ей того, чего она на самом деле хочет. Гнев позволяет ей на время почувствовать себя сильнее. Однако психолог Стивен Стосны замечает: «Если бы проблема измены заключалась в потере силы, гнев стал бы подходящим решением. Но невероятная боль после измены имеет мало общего с потерей силы. Боль вызывает кажущаяся потеря ценности, ведь вы чувствуете себя менее привлекательными».
После измены необходимо найти способ восстановить чувство собственного достоинства, чтобы отделить свои чувства по отношению к себе от того, как вас заставляет чувствовать себя другой человек. Когда кажется, что вас сломали, а ваше самоопределение находится в руках человека, который сделал это с вами, очень важно вспомнить, что ваша личность этим не ограничивается.
Вы не отверженный, хотя часть вашей личности и отвергли. Вы не жертва, хотя часть вашей личности и пострадала. Вас любят, ценят, уважают и обожают другие люди и даже ваш неверный партнер, хотя в этот момент вы этого и не чувствуете. Осознав, что растеряла всех друзей, связавшись с парнем, который в итоге ее бросил, одна женщина составила список из пяти человек, которых решила вернуть в свою жизнь. Она две недели путешествовала, восстанавливала дружеские связи и собирала по частям все то, что каждый из этих людей ценил в ней. Поступив так, она сумела отделить свою боль от собственной сущности.
Переживший Холокост Виктор Франкл озвучивает истину: «У человека можно забрать все, кроме одной вещи, последней из человеческих свобод – свободы выбирать свое отношение в любых обстоятельствах, свободы выбирать свой путь».
Нарядитесь, даже если вам этого не хочется. Позвольте друзьям приготовить вам прекрасный ужин. Запишитесь на курсы рисования, к которым давным-давно присматривались. Делайте все, что помогает вам заботиться о себе, чувствовать себя лучше и противостоять унижению и стремлению спрятаться. Многим людям стыдно делать все это, когда их только что отвергли, но я настойчиво этого требую.
Джиллиан необходимо найти способ восстановить свое достоинство. Раскаяния Косты недостаточно, чтобы облегчить ее боль. Крайне важно признать свою вину и выразить сочувствие преданному партнеру, однако этого мало для восстановления чувства собственного достоинства. Коста может помочь Джиллиан отбросить сомнения в себе, подчеркивая ее значимость и важность в его жизни. Отбрасывая переживания на свой счет, он начинает путь к повторному завоеванию той девушки, которую много лет назад посадил к себе на мотоцикл и увез в страну любви. Прямо говоря ей: «Я хочу быть с тобой. Я всегда хотел быть именно с тобой», – он запускает процесс восстановления ее ценности, ее значимости. Впервые она допускает мысль, что он говорит это не только из принципа. Он выбирает ее.
Две минуты спустя вибрирует его телефон. Я вижу проблеск подозрения в глазах Джиллиан, которая тотчас отстраняется от Косты. Очередной звонок, очередной вопрос. И вот мы снова в окопах романтического восстановления. Мы останемся там на некоторое время.
Глава 5
Магазинчик ужасов. Правда ли, что одни измены ранят сильнее других?
В самом деле, какая удивительная вещь: эти слова, «два или три раза», простые слова, брошенные на ветер на приличном расстоянии, могут ранить сердце так, словно действительно пронзили его, могут одурманить, словно выпитый яд.
Марсель Пруст. «По направлению к Свану»Правда ли, что одни измены «хуже» других? Правда ли, что некоторые формы неверности не столь болезненны, а восстановиться после них не так уж и тяжело? Подобно тому как мы попытались выявить закономерности взаимовлияния действий и реакций, теперь попробуем найти взаимосвязь между серьезностью проступков и интенсивностью ответа на них.
Измены так и тянет организовать в соответствии с иерархией нарушений: мастурбация под порно будет считаться мелким правонарушением, серьезнее будет массаж со счастливым концом, еще серьезнее – секс с проституткой, а еще серьезнее – поимка девушки с поличным в постели лучшего друга или обнаружение у мужа четырехлетнего сына, живущего в паре кварталов от вас. Само собой, не все измены одинаковы. Однако, как бы нам ни хотелось создать иерархию предательств, не слишком резонно оценивать адекватность реакции исходя из серьезности нарушения.
Изучая ландшафт романтических страданий, мы вынуждены учитывать бесчисленное множество нюансов, которые направляют историю человека или пары в конкретную сторону. Существуют разные степени шока. Проработав над этим несколько десятков лет, я по-прежнему не могу предсказать, как люди поступят, обнаружив, что партнер им изменяет. На самом деле многие признавались мне, что их реакция была не такой, какую представляли они сами.
Степень воздействия измены не всегда пропорциональна продолжительности или серьезности романа на стороне. Одни отношения рушатся после разоблачения мимолетной интрижки. В момент неожиданной близости женщина вдруг погрузилась в воспоминания и рассказала мужу о кратком романе, который случился у нее пару десятков лет назад. Она была потрясена, когда муж тотчас положил конец их тридцатилетнему браку. Другие отношения оказываются на удивление прочными и не распадаются даже после многолетних измен. Поразительно, что кто-то почти не реагирует на судьбоносные открытия, а кто-то воспринимает в штыки даже случайный взгляд в чужую сторону. Я встречала людей, приходивших в отчаяние от того, что их партнер лелеял фантазии о ком-то или мастурбировал при просмотре порно, в то время как другие философски принимали анонимные встречи, сопровождающие командировки в дальние города.
В запутанной истории неверности важна каждая деталь. Как психотерапевт я обращаю внимание на эмоциональную специфику. Исследователь Брене Браун объясняет, что после шокирующего или травмирующего события «наши чувства становятся первым шагом к осмыслению боли». Кое-что подпитывает наше горе («Что он сделал?»), кое-что наоборот приносит нам облегчение («Хоть этого она не сделала»). Заимствуя термины из лексикона Александры Дрейн, руководителя медицинской компании, можно сказать, что одни чувства становятся катализаторами – конкретными элементами, которые усиливают страдания, а другие – буферами, которые заслоняют нас от боли.
Как именно на вас скажется измена и какой будет ваша реакция – это в равной степени зависит от ваших ожиданий, чувствительности и от грубости поведения вашего партнера. Пол, культура, класс, раса и сексуальная ориентация оказывают влияние на восприятие измены и определяют, какой будет боль.
Катализатором может стать конкретное обстоятельство. Беременность, экономическая зависимость, отсутствие работы, проблемы со здоровьем, иммиграционный статус и бесчисленное количество других жизненных обстоятельств могут усугубить тяжесть измены. Мощным катализатором становится наша семейная история – измены и другие предательства, с которыми мы столкнулись в родительском доме или в предыдущих отношениях, могут сделать нас более чувствительными. Измена всегда опутана паутиной связей – история начинается задолго до непосредственного удара по самолюбию. Для одних она становится подтверждением глубоко сидящего страха: «Дело не в том, что он меня не любит, а в том, что я не чувствую себя достойной любви». Для других – разрушает привычный образ партнера: «Я выбрала тебя, потому что была уверена, что ты не такой».
К буферам можно отнести друзей и родственников, проявляющих терпение и помогающих осознать всю сложность ситуации. Влияние измены может смягчить здоровая самооценка, а также духовная или религиозная вера. Важную роль играет и качество отношений до кризиса. Если человек чувствует, что у него есть варианты – недвижимость, сбережения, перспективы в карьере и на личном фронте, – это не только минимизирует его уязвимость, но и дает пространство для маневра, как внешнего, так и внутреннего. Изучение болевых точек измены помогает понять, как укрепить эти полезные буферы.
На первых встречах с жертвами измены я изучаю их раны, пока не выявлю эмоциональную стойкость, не найду катализаторы боли и не разработаю стратегию создания буферов. Что ранит сильнее всего? Что разрывает сердце? Пренебрежение, неверность, уход партнера, подрыв доверия, ложь, унижение? Потеря это или отвержение? Разочарование или стыд? Может, облегчение, смирение или негодование? Какое именно чувство или совокупность чувств оказываются в центре вашего существа?
«Почему именно он?»
Некоторые люди способны незамедлительно выражать свои чувства. Эмоциональная грамотность позволяет им распознавать, называть и признавать все нюансы страданий. Однако мне встречается множество людей, которые закрываются, даже не определив свои болевые точки. Они живут, преследуемые неназванными чувствами, анонимность которых не делает их слабее. «Вы второй человек, которому я рассказал свою историю, – написал мне на Фейсбуке молодой парень по имени Кевин. – Прошло уже десять лет. Возможно, я наконец пишу все это, потому что такова моя форма терапии».
Кевину двадцать шесть лет. Он программист и живет в Сиэтле. Кевину было гораздо больнее узнать не о том, что первая любовь ему изменила, а о том, с кем именно она это сделала. Годами он стыдился, что его «облапошили», из-за чего у него возникли серьезные проблемы с доверием к людям. Кевин познакомился с Тейлор, когда ему было шестнадцать. Красавица-выпускница, лишившая его девственности, завладела вниманием Кевина на все годы учебы в старшей школе. Он познакомил Тейлор со своим старшим братом Хантером, и троица стала неразлучна.
Когда Тейлор порвала с Кевином, он не на шутку удивился. Он был «задет, но не убит горем». Как ни странно, Тейлор с Хантером время от времени продолжали видеться. «Даже мама спросила, не беспокоит ли меня это. Но я безгранично доверял ему и даже не сомневался, что они вместе готовятся к урокам, как он мне говорил. Я и представить себе не мог, что именно брат может меня предать».
Оглядываясь назад, Кевин задается вопросом: «Как мог я этого не видеть?» Но человеку свойственно цепляться за сложившиеся представления о реальности и всячески противиться их возможному краху даже перед лицом неопровержимых свидетельств. Я заверила Кевина, что ему не стоит стыдиться, что его «облапошили». Подобный отказ воспринимать реальность – не признак глупости, а проявление инстинкта самосохранения. На самом деле это сложный механизм самозащиты, называемый отрицанием травмы. Иначе говоря, форма самообмана, к которой мы прибегаем, когда на карту поставлено слишком многое и мы рискуем это потерять. Наш разум требует связности повествования, поэтому списывает со счетов все несоответствия, угрожающие привычному течению жизни. Это особенно ярко проявляется, когда нас предают люди, которых мы считаем самыми близкими и от которых зависим в наибольшей степени. Фактически это становится наглядным подтверждением того, как далеко мы готовы зайти, чтобы сохранить свои привязанности, какой бы боли они нам ни стоили.
В конце концов приятель в школе прямо спросил у Кевина: «Ты понимаешь, что твой брат спит с Тейлор?» – «Я и не думал об этом», – вспоминает Кевин. Через несколько минут он все же отошел в сторонку, позвонил брату и спросил, правда ли это. «Брат понял, что облажался по полной, и рассыпался в извинениях. Помню, я несколько часов рыдал, уткнувшись лицом в голубую подушку. Наши отношения с братом изменились навсегда».
Читая письмо Кевина, я слышу голос того шестнадцатилетнего паренька. Его история застыла во времени. Он помнит все в мельчайших подробностях: в какое время это случилось, как звали приятеля, сообщившего ему унизительную правду, сколько минут пришлось ждать, пока брат снимет трубку, какого цвета была подушка, в которую он рыдал. Психологи называют такие воспоминания маскирующими – мы концентрируем внимание на конкретных деталях, чтобы скрыть более тягостные аспекты переживания, благодаря чему травма становится терпимее.
В следующем письме Кевина я заметила облегчение – он начал осознавать, почему видит подушку четче, чем лицо Тейлор. Серьезность предательства идет рука об руку с серьезностью привязанности. Для многих предательство друга более болезненно, чем предательство партнера. Измена Тейлор потрясла Кевина, но предательство Хантера оказалось гораздо страшнее. Когда нас предает человек из нашего социального круга, из нашей семьи (в любом ее поколении) или человек, которому мы доверяли (няня, учитель, священник, сосед, врач), боль нарастает по экспоненте. Куда это может завести? Я не раз слышала истории, в которых задушевный друг оказывался любовником партнера. Чем больше связей разрушено, тем сильнее страдания и тем больше времени требуется на восстановление.
Кевин много лет стыдился своего унижения и «тупости». В результате он перестал доверять собственным впечатлениям. «Встречаясь с девушкой, я постоянно думал: «У нее точно есть кто-то еще». Жизнь Кевина перевернулась, когда он осознал, что проблема заключалась не в том, что он не разглядел все признаки измены, а в том, что его брат ужасным образом предал его доверие. Теперь он работает над своими отношениями с Хантером. И он нашел в себе сочувствие к самому себе в юности, благодаря чему больше не закрывается, как только его отношения с понравившейся девушкой начинают принимать серьезный оборот.
От подозрения к уверенности
Уверенность обжигает огнем, но терзающие душу подозрения не менее ужасны. Начиная подозревать, что наш возлюбленный что-то скрывает, мы принимаемся искать улики, неутомимо изучая беспечно брошенную одежду и другие вещи партнера. Подобно экспертам по надзору, мы отслеживаем мельчайшие перемены в выражении его лица, замечаем безразличие в голосе, незнакомые запахи на рубашке, лишенные страсти поцелуи. Мы ведем учет всех незначительных несоответствий в поведении любимых. «Я все гадал, почему у нее бывает так много ранних совещаний, когда рабочий день начинается в десять». – «Фотографии у нее в Инстаграме не соответствовали тем местам, где она, по ее словам, бывала. Даты не лгут!» – «Странно, что он принимал душ и пользовался дезодорантом, прежде чем отправиться на пробежку». – «Вдруг она так загорелась идеей пригласить Брэда и Джуди на ужин, хотя долгое время терпеть их не могла». – «Ему и правда не обойтись без телефона в ванной?»
Сначала мы держим вопросы при себе, боясь понапрасну обвинить партнера, если ошибаемся, и еще сильнее опасаясь взглянуть в лицо фактам, если правы. Но в конце концов желание знать правду затмевает страх, и мы начинаем прощупывать почву и выпытывать истину. Мы проверяем свои подозрения и задаем вопросы, неопровержимые ответы на которые уже предоставили устройства GPS. Мы расставляем ловушки. «Хитря и лукавя, я раскрою любую тайну», – поет интриган Фигаро в классической опере Моцарта. Мы делаем вид, что все знаем, хотя на самом деле лишь боимся худшего. Антон сообщил Джози, что у него есть доказательства ее измены и дальше лгать бесполезно. «Можешь обо всем мне рассказать, – заявил он. – Я уже все знаю». Но это блеф. Чувствуя, что попалась, Джози рассказала ему даже больше, чем он рассчитывал услышать. Теперь Антон не может выкинуть эти образы из головы. Как это часто случается, Джози затем призналась мне, что изначально подозрения Антона не имели никаких оснований. Однако он следил за ней все пристальнее, из-за чего ей приходилось то и дело уклоняться от его взгляда. В конце концов она взбунтовалась против жизни под наблюдением: «Он был так уверен в моей измене, что я решила на самом деле ему изменить».
Сомнения в верности партнера и так омрачают отношения, но порой к ним добавляется и жестокая практика психологической манипуляции. Руби месяцами спрашивала Джея-Пи, нет ли у него романа на стороне, но он лишь твердил ей, что она сходит с ума от ревности и паранойи. Она почти поверила ему, но однажды он забыл дома телефон. Если подумать, его упорное отрицание уже должно было стать доказательством измены. Руби почувствовала себя дважды преданной. Джей-Пи заставил ее сомневаться не только в нем, но и в собственной адекватности.
Когда подозрения сменяются уверенностью, на миг может наступить облегчение, но затем прямо в сердце ударяет новая стрела. Разоблачение измены оставляет неизгладимый шрам. Как вы узнали об измене? Нашли электронный адрес мужа среди обнародованных адресов пользователей сайта Ashley Madison? Кто-то вам обо всем рассказал? Или же вы увидели все своими глазами? Саймон вошел в свою спальню, когда его жена кувыркалась в постели с подрядчиком. С тех пор он ни разу не лег в свою кровать.
Джамьер была готова посмотреть правде в глаза, однако все случилось не так, как она предполагала. Она распознала знакомые признаки – Терренс и прежде ей изменял: он вдруг начал внимательнее следить за собой, покупать рубашки, чистить ногти, часто задерживаться на экстренных совещаниях на работе. «Казалось бы, во второй раз он должен был лучше скрывать свой роман, но он повторил все ошибки». И все же он упорно все отрицал. Наконец она получила доказательство: письмо мужа любовнице. «Мне переслали фрагмент их переписки, где он довольно неприятно высказывался на мой счет. Как ему было противно, когда я располнела, беременная двойней. Какие у меня кривые зубы. Какой акцент из гетто. В его сообщениях было столько презрения и издевки, что меня даже стошнило».
Тон Терренса не на шутку огорчил Джамьер, но она также расстроилась, что сообщения были отправлены ей в полном варианте, без купюр. Решив, что не позволит никому третировать ее, Джамьер вызвала Терренса на разговор. Затем она написала письмо человеку, который по собственной инициативе вывалил ей все оскорбительные сообщения, притворяясь, что это для ее же блага, хотя на самом деле все так и кричало о стремлении отомстить. Теперь наша работа направлена на восстановление самооценки Джамьер.
Тайны, слухи и плохие советы
Люди не только раскрывают тайны своих партнеров, но порой невольно становятся участниками обмана. Боясь рассказать правду друзьям, родителям, детям, коллегам, соседям, а иногда и журналистам, преданные партнеры вместе с изменниками встают на стражу секрета. Теперь им тоже приходится лгать, чтобы защитить человека, который обманывал их самих.
«Я стояла и держала две одинаковые пары сережек, – вспоминает Линн. – Я хотела спросить, почему он купил мне два одинаковых подарка, но ответ возник сам собой. Шесть лет с секретаршей. Одинаковых сережек было много».
Ради детей Линн и Митч решили остаться вместе. И ради детей она скрыла тайну. «Я не хочу, чтобы кто-то об этом узнал, – сказала она мне. – Теперь уже я обманываю родителей и собственных дочерей. Утром я готовлю вафли и целую его на прощание, словно ничего не случилось. Какой фарс! Я хочу защитить их, но в итоге начинает казаться, что защищаю его. Разве не безумие?» Тайна, которую скрывали от нее, теперь стала тайной, которую ей приходится скрывать от других. Кажется, разоблачение освободило Митча, но лишило свободы Линн. Порой ей приходится напоминать себе, что виновата во всем не она.
Чтобы рана не загноилась, Линн и Митчу лучше осторожно выбрать одного-двух доверенных лиц. Возможно, им не стоит сообщать новости всем и каждому, но очень важно нарушить пристыженное молчание. Пригласив одного-двух людей разделить их горе, они пустят воздух в ситуацию, оказавшуюся герметично упакованной.
Когда тайное становится явным, мучения часто усиливаются проявлениями общественного неодобрения и жалости. Дитта терпеть не может, когда другие мамаши в школе смотрят на нее с ложным сочувствием, хотя на самом деле втайне радуются, что это случилось не с ними. «Как она могла не знать? – шепчутся они. – А чего она ожидала? Летает в командировки по всему миру, оставляет его с детьми…» Общественное мнение колеблется от умеренной критики до открытого обвинения преданного партнера – за то, что «позволил» измене произойти, что не сумел ее предотвратить, что не заметил, когда она случилась, что позволил роману так долго продолжаться и, само собой, что не ушел после случившегося. Слухи доносятся со всех сторон.
Измена может не только разрушить брак, но и разорвать всю канву социальной жизни. Ее эмоциональная траектория, как правило, пересекается со многими другими отношениями – с друзьями, с семьей, с коллегами. Целых девять лет Мо ежегодно сплавлялся с лучшими друзьями на байдарках, но теперь у него пропало желание отправляться в очередное путешествие. Он только что узнал, что один из друзей спал с его женой, другой снимал им номера, а третий молча следил за развитием ситуации. Преданный на всех фронтах, он спрашивает: «С кем мне теперь вообще говорить?»
Эти люди сталкиваются со стыдом и изоляцией. Разоблачение измены зачастую оставляет преданного партнера в сложной ситуации: ему, как никогда, необходимо найти утешение в общении с друзьями и близкими, но при этом он не стремится к установлению контактов. Не имея возможности положиться на поддержку друзей, преданные партнеры чувствуют себя вдвойне одинокими.
Социальную изоляцию и молчание вынести нелегко, но ничуть не легче и разобраться с чужими советами. Друзья зачастую выдают поспешные суждения, предлагают банальные решения и прямо заявляют: «Я всегда его/ее недолюбливал». В исключительных случаях друзья и родственники так негодуют и переживают сами, что в результате узурпируют роль жертвы, вынуждая преданного партнера защищать человека, сделавшего ему больно. «Мама только и сказала: «Я же тебе говорила». А потом принялась перечислять все недостатки Сары, которые, само собой, замечала с самого начала, – горько усмехается Артур. – В результате я велел ей сбавить обороты и напомнил, какая Сара прекрасная мать и как она усердно работает. Затем я сказал: «Погоди-ка. Это ведь меня ранили!».
Такое впечатление, что все точно знают, что делать. Друзья предлагают остановиться у них, помочь упаковать вещи, сменить замки, забрать детей на выходные. Они присылают телефоны психотерапевтов, специалистов по урегулированию конфликтов, частных детективов, адвокатов. Порой именно это и нужно. Но порой даже благие намерения мешают обдумать все последствия решения дилеммы.
«Почему сейчас?»
Измена и так сильно ранит, но порой сам момент, когда это случается, и вовсе загоняет последний гвоздь в крышку гроба. То и дело я слышу: «Нашему ребенку было всего два месяца!» или: «У меня только что случился выкидыш». Лиззи узнала о романе Дэна на третьем триместре беременности, но решила ничего не говорить, потому что это могло навредить ребенку и нарушить связь с зарождающейся внутри нее жизнью. Она лишь хотела, чтобы ребенок не столкнулся с негативной энергией.
«У меня умирала мать, а жена в это время трахалась с полным неудачником», – сообщает мне Том. Дрейк понимает, что время измены – наименьшая из проблем, но от этого ему не легче: «Я узнал обо всем в десятилетнюю годовщину наших отношений, что не так уж важно, но все же эта жуткая деталь лишь усиливает мои страдания».
Когда время измены имеет особенное значение для человека, акцент таков: «Как он мог тогда так со мной поступить?» Это тогда становится едва ли не важнее, чем так.
«А обо мне ты не подумал?»
В некоторых случаях ранит намеренный характер измены, ведь на планирование целой серии проступков уходит немало времени и сил. Намеренность предполагает, что неверный партнер оценил все «за» и «против» и все равно решил следовать своим желаниям. Более того, значительное вложение времени, денег, смекалки и сил указывает на сознательное стремление потакать эгоистичным мотивам за счет партнера или семьи.
«Просвети меня, – попросила Шарлотта Стива, узнав о его невероятных приключениях в мире дорогих проституток. – Как ты снял проститутку? У тебя вдруг нашлись лишние пять тысяч долларов? Или ты десять раз подходил к банкомату, чтобы снять нужную сумму? Ты заранее знал цену? Ты постоянный клиент?» Каждый шаг к встрече с проституткой предполагал активное пренебрежение женой. У Шарлотты множество причин злиться на Стива с его похождениями в секс-индустрии, но до глубины души ее ранит то, что он вовсе сбросил ее со счетов.
Он что, не думал о ней в банке? За едой? Когда менял постельное белье? Когда выкидывал мусор? «Разоблачение и так было болезненно, – говорит она мне, – но больнее всего мне стало, когда я поняла, сколько энергии он потратил на все приготовления. Неудивительно, что на нас у него вечно не оставалось ни времени, ни сил».
Шарлотте известно, каким бывает желание. У нее были возможности изменить, но она никогда ими не пользовалась. «Я знаю, что ты сделал, потому что я этого не сделала, – говорит она Стиву. – Когда дошло до этого, я не смогла, потому что все время думала о тебе. Я знала, как сильно это тебя ранит. Как ты мог этого не знать? Или тебе просто не было до меня дела?»
Тщательно спланированные измены сильно ранят, но ничуть не меньший ущерб наносят и случайные интрижки. В таких случаях особенно оскорбляет беспечность предательства. «Она сказала, что все случилось под влиянием момента, что это ничего не значило, – горько усмехается Рик. – И я ответил: «Думаешь, мне от этого легче? Легче понимать, как сильно ты готова меня ранить ради того, что ничего не значит?»
«Неужели я была лишь заменителем его истинной любви?»
Сегодня большинство из нас смирились с мыслью, что не стали первыми для своего партнера, однако все мы надеемся стать последними. Мы готовы принять все прошлые отношения возлюбленного и даже его рухнувшие браки, но предпочитаем считать их несерьезными и давно оконченными. Все они были ненастоящими. Мы знаем, что не единственные, но верим, что мы те самые. Из-за этого при измене нас особенно ранит новая вспышка старой страсти.
Хелен и Майлз провели вместе восемнадцать лет, из которых четырнадцать были женаты. Как выяснилось, последние два года Майлз крутил роман со своей бывшей женой Морой, которая в свое время разбила ему сердце, когда ушла к другому мужчине. «Почему именно с ней? – все спрашивала Хелен. – Почему с бывшей? Она его так сильно ранила. Казалось, он не хотел иметь с ней ничего общего». Когда я спросила об этом Майлза, он признался, что никогда не думал, что Мора его разлюбила, и отчасти до сих пор считает, что их отношениями правит рука судьбы. «После стольких лет я встретился с ней в походе на Тихоокеанской тропе. Каковы здесь шансы?»
Хелен всегда знала, что Мора была первой любовью Майлза: он женился на ней еще в колледже, и они провели вместе двенадцать лет. Теперь она гадает: «Любил ли он меня по-настоящему? У нас есть дети, мы столько вместе прошли, но была ли я для него той самой? Или ею всегда оставалась она? Может, я была лишь заменителем его истинной любви». Тяжело, когда нам находят замену, но когда возвращается бывшая любовь, заставляя потускнеть нашу, начинает казаться, что мы бросаем вызов судьбе.
Дети и анализы крови
Существует грань, где измена сталкивается с вопросами жизни и смерти, рождения и болезни. Мы давно знаем, что момент страсти может оставить наследие на целые поколения. На протяжении истории неизбежным следствием неверности становились незаконнорожденные дети. Несмотря на успехи в области контрацепции, и сегодня достаточно случаев, являющихся живым доказательством недозволенной связи, добавляющим стыда и долгое время служащим напоминанием о позоре. Мужчины сплошь и рядом воспитывают чужих детей. «Обычно я об этом не думаю. Я просто их отец. Однако время от времени мне становится больно при мысли, что в этой маленькой девчушке, которую я люблю больше всего на свете, скрыто ДНК мужчины, которого я презираю». Женщины живут с осознанием, что у их партнеров есть дети на стороне. «Сначала он не хотел детей. Когда мы попытались, было уже слишком поздно даже для ЭКО. Мне было сложно смириться с бездетностью, но я решила, что вместе мы справимся. А потом я узнала, что он не только нашел утешение в компании женщины моложе меня, но и получил от нее то единственное, что я ему дать не могла. Когда он сказал ей, что не бросит меня, она со злости принялась присылать мне свои снимки с ультразвука. Я еще могла смириться с изменой, но не с ребенком».
Измены могут привести к появлению новой жизни, но могут и поставить жизнь под угрозу. Сегодня неверных партнеров, как правило, отправляют сдавать анализы на ЗППП. Тем не менее порой анализы запаздывают. Тим вышел из себя, узнав о многочисленных изменах Майка. Он ясно сказал партнеру, что хочет моногамных отношений. Хуже того, теперь Тим с ужасом ожидает результатов анализа крови. «Мы никогда не предохранялись. Сложнее всего мне осознать его наплевательское отношение к моему здоровью, ведь он подверг нас обоих огромному риску. У меня внутри все холодеет при одной мысли об этом. И я по-прежнему не знаю, о чем именно он сожалеет – что изменял мне или что попался на лжи».
Ценник на измены
Нашу реакцию на измену в существенной мере определяет и экономическое положение. Зависимый в финансовом отношении партнер может оказаться в ситуации, когда ему в буквальном смысле «не по карману уйти». Партнеру, который зарабатывает деньги, сложно смириться с другой мыслью: «Я все эти годы работал, чтобы кормить тебя и семью, а теперь мне придется платить алименты, когда ты уйдешь к этому неудачнику». Для обоих партнеров на кону стоит не только семья и жизнь, которую они построили вместе, но и тот уровень благосостояния, к которому они привыкли. Когда Девон изменил Энни во второй раз, она сказала, что дает ему двадцать четыре часа, чтобы он «убрался к черту из [ее] квартиры». Позже она объяснила мне: «Я плачу по счетам, включая кредит на его машину, чтобы он занимался своей музыкой. Я была до неприличия щедра, но с меня хватит». Экономическая свобода стала для нее буфером, дающим большой спектр вариантов, недоступных многим другим людям.
Дарлен не может даже посещать группу поддержки, потому что ей не по карману нанять няню для детей. Она не говорит: «С меня хватит». Она говорит: «Я в ловушке». Она не готова уйти, хотя на этом настаивают многие психотерапевты и прихожане ее церкви. Поэтому мы работаем над тем, чтобы найти новую церковь, настоятель которой сможет ее поддержать, а также онлайн-сообщество, где ей позволят высказаться и с уважением отнесутся к ее выбору. Пока Дарлен не найдет возможность разобраться в себе, она вряд ли сможет оценить имеющиеся у нее варианты.
Эдит узнала о многолетнем пристрастии своего мужа к услугам проституток, когда ей было далеко за пятьдесят. Одна мысль об этом внушает ей отвращение, однако настоящим ударом для нее стала оценка его затрат. «Не хочу показаться меркантильной, – говорит она мне, – но двадцать лет платить за секс – это все равно что дом купить!» Когда она, склонившись над счетами, сидит в их тесной арендованной квартире с одной спальней, мысль о десятках тысяч спущенных на секс долларов ранит ее больше, чем сам факт этого секса.
Деньги. Дети. ЗППП. Планирование. Беспечность. Стыд. Сомнения в себе. Слухи и суждения. Конкретный человек, пол, время, место, социальный контекст. Если этот краткий сборник жутких историй любви что-то нам и показывает, так это то, что все измены похожи друг на друга, но восприятие каждой уникально. Нет смысла сводить измены к сексу и лжи, ведь в таком случае за кадром остается множество других деталей, определяющих нюансы пытки и намечающих пути к излечению.
Глава 6
Ревность – искра эроса
Зеленоглазое чудище причиняет много горя, но отсутствие этой гадкой твари говорит о наличии трупа, имя которому Эрос.
Минна АнтримВ: В чем секрет долгосрочных отношений?
О: В неверности. Не в измене как таковой, а в угрозе ее совершения. По мнению Пруста, лишь инъекция ревности способна спасти отношения, разрушенные силой привычки.
Ален де Боттон. «Как Пруст может изменить вашу жизнь»Еврипид, Овидий, Шекспир, Толстой, Пруст, Флобер, Стендаль, Д. Г. Лоренс, Остин, сестры Бронте, Этвуд – о неверности писало бесчисленное количество гигантов литературы. Истории об изменах появляются и сегодня, выходя из-под пера новых и новых писателей. В центре множества таких работ лежит одно из самых сложных чувств – ревность, «эта отвратительная комбинация собственничества, подозрения, ярости и унижения, [которой] под силу завладеть вашим разумом и сотрясти сами основы вашего существа, пока вы будете оценивать соперника», как выразилась специалист по эволюционной антропологии Хелен Фишер. И правда, канон литературы, а также театра, оперы, музыки и кинематографа сократился бы чуть ли не в десять раз, если бы мы выкинули оттуда все упоминания о неверности и ее неизменном спутнике – ревности. Страницы великих произведений и сцены великих спектаклей полны героев, столкнувшихся с этим нестерпимым, сопряженным с огромным риском чувством.
И все же, когда неверность приводит людей в кабинет психотерапевта, особенно в США, ревность вдруг куда-то пропадает. Мои коллеги, бразильские семейные терапевты Мишель Шайнкман и Дениз Вернек, подчеркивают этот примечательный разрыв: «Литература о неверности рассматривает вопросы травмы, разоблачения, признания, решений о третьей стороне, прощения и восстановления – все, что связано с конкретной изменой, произошедшей здесь и сейчас. Однако в ней не уделяется внимания ревности. Этого слова нет ни в оглавлении, ни в тексте самых популярных книг об изменах».
Шайнкман и Вернек особенно интересуют культурные различия в интерпретации ревности. Они пишут: «Весь мир признает ревность мотивом преступлений на почве страсти, однако в одних культурах ревность считается деструктивной силой, которую необходимо сдерживать, а в других, наоборот, признается спутницей любви и хранительницей моногамии, крайне важной для защиты отношений пары».
Мой собственный опыт работы в США и других странах мира подтверждает наблюдения Шайнкман и Вернек. В Латинской Америке термин «ревность» всплывает на поверхность практически сразу.
– В нашей культуре ревность задевает душу, – говорит мне женщина в Буэнос-Айресе. – Мы хотим знать, любит ли он еще меня? Что в ней такого, чего нет у меня?
– Что насчет обмана? – спросила я.
Она рассмеялась мне в ответ:
– Мы обманываем с тех пор, как сюда приплыли испанцы!
Такие культуры, как правило, делают акцент на потере любви и страсти, а не на обмане. В связи с этим ревность, как выразилась итальянский историк и философ Юлия Сисса, становится «эротической яростью». В Риме 29-летний Чиро с мрачным удовольствием излагает мне план, как укоротить свидание своей девушки с горячим любовником, проколов ей шины. «Так мне хотя бы не придется представлять ее в его объятиях; я просто буду видеть, как они ждут эвакуатор под дождем».
Однако в США и других англосаксонских культурах (которые, как правило, тяготеют к протестантизму) люди предпочитают замалчивать эту извечную болезнь любви. Вместо этого они говорят о предательстве, подорванном доверии и лжи. Ревность отрицают, чтобы защитить моральное превосходство жертвы. Мы гордимся, что стоим выше этого мелочного чувства, от которого так и разит зависимостью и слабостью. «Я? Ревную? Вот еще! Я просто злюсь!» Стюарт, с которым мы познакомились на рейсе из Чикаго, признает, что чувствовал раздражение, когда его девушка заигрывала с каким-то парнем прямо у него на глазах. «Но я ни за что не сказал бы ей, что ревную, – утверждает он. – Я не хочу, чтобы она думала, будто имеет надо мной такую власть». Однако Стюарт не понимает, что, как бы мы ни пытались скрыть свою ревность, человек, которого мы ревнуем, всегда ее чувствует и порой даже наслаждается этим, раздувая крошечные искры в дикое пламя.
Ревность отрицалась не всегда. Социолог Гордон Клэнтон изучил статьи на тему ревности, публиковавшиеся в популярных американских журналах в течение сорока пяти лет. До 1970-х ревность, как правило, считалась естественным чувством, идущим бок о бок с любовью. Неудивительно, что советы по поводу ревности были обращены исключительно к женщинам, которых призывали сдерживать чувство (в себе) и стараться не провоцировать его (в мужьях). После 1970 года ревность впала в немилость и стала все чаще считаться неуместным рудиментом старой модели брака, в которой собственничество было основополагающим (для мужчин), а зависимость – неизбежной (для женщин). В новую эру свободного выбора и равноправия ревность потеряла легитимность и превратилась в повод для стыда. «Если я свободно выбрал тебя, отказавшись от всех остальных, а ты свободно выбрала меня, у меня нет нужды в собственничестве».
Как Сисса отмечает в своей недавней книге на эту тему, в ревности заложен парадокс: чтобы ревновать, нам нужно любить, но если мы любим, ревновать мы не должны. И все же мы ревнуем. Все осуждают ревность, в связи с чем она считается «неприемлемой страстью». Нам не позволяется не только признавать, что мы ревнуем, но чувствовать ревность. Сисса предупреждает нас, что сегодня ревность политически некорректна.
Хотя изменение общественного мнения относительно ревности происходило в рамках отхода от патриархальных устоев, возможно, оно зашло слишком далеко. Наши культурные идеалы порой слишком нетерпимы к нашим человеческим слабостям. Они не учитывают свойственную любви уязвимость и стремление защитить свое сердце. Возлагая все надежды на одного человека, мы попадаем в зависимость от него. Любая пара живет в тени третьего человека, даже если партнеры этого не признают. В некотором смысле именно это неявное присутствие потенциальных партнеров и укрепляет союз. В своей книге «Моногамия» Адам Филлипс пишет: «Третий в паре не лишний». Понимая это, я с гораздо большей симпатией отношусь к бескомпромиссным чувствам, которые современные любовники, как правило, стремятся подавлять.
Ревнивцев осаждают противоречия. Ролан Барт метко заметил: как ревнивец «я страдаю четырежды – потому что ревную, потому что виню себя за это, потому что боюсь, что моя ревность ранит другого, и потому что позволяю себе скатиться в банальность – я страдаю от отверженности, агрессивности, безумия и заурядности».
Более того, хотя мы и отказываемся признаваться в ревности, порой мы переживаем, что партнер нас не ревнует. «Кто не ревнует, не влюблен», – гласит старинное латинское изречение, и мы склонны соглашаться с ним, когда речь идет о других людях, хотя и не применяем ту же логику к самим себе. Я вспоминаю сцену из фильма «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид», где однажды утром Буч в исполнении Пола Ньюмана решает прокатить на велосипеде подружку своего приятеля Сандэнса Этту Плэйс (Кэтрин Росс). Он подвозит ее к дому, и они обнимаются. Сандэнс (Роберт Редфорд) выходит на крыльцо и спрашивает:
– Что ты делаешь?
– Краду твою женщину, – отвечает Буч.
– Забирай, – с фирменной небрежностью бросает Редфорд.
Помню, когда я была маленькой, всем нравилась эта демонстрация братского доверия, а я все гадала: может, она почувствовала бы себя более любимой, если бы он оказал большее сопротивление?
Дилемма собственничества
Полли связалась со мной, находясь по другую сторону Атлантики. Почти три десятка лет она была уверена в безупречной порядочности своего мужа Найджела, пока с удивлением не обнаружила, что даже он не властен над кризисом среднего возраста, который заявил о себе романом с молодой женщиной по имени Кларисса. «Да я готова была жизнью поклясться в его верности!» – говорила мне Полли. Но гордый отец четверых детей не считал свой роман интрижкой на стороне – он был влюблен и всерьез рассматривал возможность бросить Полли ради новой жизни. К его огромному сожалению, темноглазая любовница решила, что у него слишком уж много багажа, с которым ей не справиться. Найджел был подавлен, но в то же время почувствовал некоторое облегчение. Он решил вернуться домой и положить конец тому, что теперь называет «временным помешательством».
На первой встрече с этой британской парой, обоим партнерам которой было уже под пятьдесят, я гораздо больше узнала о любовнице, чем о них самих. Полли говорила о ней без остановки.
«Хотела бы я выбросить эту женщину из головы, – рассказывала она. – Но я все время представляю те сцены, что он описывал в своих письмах к ней. Пусть он скажет ей, что это было просто дурацким физическим влечением. Я представляю, как она кичится тем, что было между ними, уверенная, что это гораздо важнее его связи со мной. Думаю, ему нужно прямо сказать ей, что он любит меня и не любит ее. Может, это избавит меня от страданий». Я слышу ее боль, но в ее требованиях проскальзывают и нотки ревности.
Когда я указала на это, Полли почувствовала себя изобличенной. Она не стала ничего отрицать, но ей явно было стыдно. Ревнивец понимает, что он не вызывает сочувствия и что его муки скорее подвергнутся критике, чем найдут понимание. Именно поэтому сегодня почти не говорят о ревности, которую Пруст однажды назвал «демоном, что нельзя изгнать». Современный словарь измен полон «травм», «навязчивых мыслей», «флешбэков», «одержимости», «бдительности» и «сопутствующих ран». Рассматривая измены, мы легитимизируем романтические страдания, но при этом лишаем их романтической сущности.
Я заверила Полли, что ее ревность естественна и ее не стоит стыдиться. Признать свою ревность – значит признать любовь, соперничество и тягу к сопоставлению, а все это обнажает нашу уязвимость. И хуже нам становится, когда мы показываем эту уязвимость человеку, который нас ранил.
Зеленоглазое чудище ревности насмехается над нами, когда мы оказываемся беззащитны, и вступает в сговор с нашей неуверенностью, страхом потери и недостатком чувства собственного достоинства. Это не слепая и не патологическая ревность (черноглазое чудище, как ее иногда называют), при которой безосновательные подозрения подпитываются в большей степени детской травмой, чем текущими обстоятельствами. Это ревность, которая неотделима от любви, а следовательно, и от неверности. В этом простом слове заключен целый ураган сильнейших чувств и реакций – от печали, сомнений в себе и унижения до собственничества, соперничества, возбуждения, воодушевления, мстительности, желания взять реванш и жестокости.
Я попросила Полли рассказать мне больше о своих чувствах. «Порой мне кажется, что я утешительный приз», – призналась она. Женщина своего времени, она хочет большего. «Я хочу, чтобы она знала, что он вернулся, потому что любит меня, а не потому что чувствует себя виноватым или обязанным и не потому что она его бросила».
И вот перед нами встает дилемма собственничества. Желание обладать и контролировать одновременно представляет собой и неотъемлемый элемент страсти, и извращенную форму любви. С одной стороны, мы хотим обязать партнеров возвращаться к нам. Однако мы не хотим, чтобы они возвращались из чувства долга; мы хотим чувствовать себя избранными. И мы понимаем, что любовь, лишенная свободы и возможности добровольной капитуляции, перестает быть любовью. И все же нам страшно давать ей эту свободу.
Если бы я встретилась с Полли и Найджелом на несколько лет раньше, возможно, я бы тоже сконцентрировала внимание на травме и предательстве, опустив все аспекты ревности. Я рада, что работа Шайнкман пролила новый свет на это загнанное чувство и напомнила мне, что измена, в конце концов, разрывает не любовные контракты, а живые сердца.
Травма или драма?
Учитывая культурные поветрия, важно понимать, что любовь занимает центральное место в современном нарративе неверности, а ревность открывает дверь для этого разговора. Само собой, порой ревность заходит слишком далеко, поглощая и компрометируя нас, а в исключительных случаях и вовсе приводит к агрессии и даже ударам. Но в других случаях она становится последним угольком эроса в выгоревших отношениях, а потому дает возможность разжечь огонь заново.
«Ревность – тень любви», – пишет Айяла Малах Пайнс в книге «Романтическая ревность: причины, симптомы, лечение», поскольку ревность подтверждает, что мы ценим партнера и отношения. Говоря об этом на сеансе, я напоминаю парам вроде Полли и Найджела, что измена – это не только нарушение их соглашения, но и проявление попранной любви.
Сисса называет ревность «честным чувством», потому что она не умеет маскироваться. «Она отважно принимает страдания и со скромным благородством признает свою уязвимость», – пишет Сисса. Интересно, что само английское слово «ревность» (jealousy) восходит к греческому zelos, то есть «пыл». Мне нравится такое представление о ревности, потому что так я даю людям стимул бороться, вместо того чтобы чувствовать себя жертвой.
Многим парам приходится по душе такой пересмотр – они предпочитают считать себя протагонистами печальной истории любви, а не участниками развалившегося социального института. В эпоху личного счастья модель нарушенного соглашения – «ты мой муж и обязан быть мне верен» – больше не работает. Модель «я люблю тебя и хочу вернуть» сопряжена с риском, однако в ней заключена эмоциональная и эротическая энергия, благодаря чему она облагораживает боль.
«Я совсем тронулась, если меня заводит эта измена?»
«Порой мы занимаемся любовью, и я представляю, будто я – это она, сладострастная 35-летняя испанская барменша с большими сиськами и акцентом». Справившись с начальными сомнениями, Полли спокойно рассказала о своих ревнивых фантазиях. «Мы голые за стойкой после закрытия бара, в кустах в парке, в залитом лунным светом океане поздно ночью. Это возбуждает. Я всегда хотела, чтобы он чувствовал то же самое по отношению ко мне, чтобы он желал меня так же сильно и мы рисковали оказаться пойманными. Теперь мне кажется, что они украли мои фантазии. Я совсем тронулась, если меня заводит эта измена? Потом я чувствую себя униженной. Но не могу выкинуть ее из головы».
Полли призналась, что хочет, чтобы Найджел занимался с ней любовью так, как делал это с Клариссой:
– Я хочу знать, что она чувствовала.
Но неужели дело действительно в этом?
Я сказала ей:
– Мне кажется, вы хотите узнать, сможет ли он почувствовать с вами то же самое, что чувствовал с ней.
Я спросила, как обстоят дела в их сексуальной жизни после разоблачения измены. Немного смутившись, Полли ответила:
– Такого эротичного секса у нас никогда не было – он неистовый, пылкий, страстный.
Многие пары, приходя ко мне на прием, стыдятся признать, что иногда разоблачение измены приводит к мощному приливу эротической страсти. «Как я могу хотеть человека, который предал мое доверие?» И все же стремление к физическому контакту с тем, кто только что нас бросил, на удивление типично. «Я так зла на тебя, но хочу, чтобы ты меня обнял».
Эрос не подстраивается под наши рациональные доводы. В книге «Эротический разум» сексолог Джек Морин называет «четыре краеугольных камня эротики». Первый из них – томление, то есть желание того, чего нет рядом[4]. Это объясняет, почему страх потери, спровоцированный изменой, может снова раздуть пламя страсти, угасшее, как это бывает, многие годы назад. Более того, для некоторых, как для Полли, бесконечные фантазии о переплетенных телах любовников и сами неожиданно могут стать мощным афродизиаком. Известно, что ревность творит чудеса. Когда Найджел во всем сознался, его история стала катализатором сексуальной страсти. Когда он сообщил, что это была не просто интрижка, Полли завелась еще сильнее. Ревность и правда можно считать эротической яростью: готовность Полли продемонстрировать, что выживает сильнейший, – это не просто симптом ее травмы, это проявление любви. Я предполагаю, что в случае Полли ревность станет важнейшим элементом при восстановлении брака.
«На вкус, как ты, но слаще»
Само собой, измена не всегда заводит – зачастую она, наоборот, охлаждает пыл. Ревнивое сердце преисполнено вопросов. Чем больше сексуальных подробностей мы узнаем, тем больше получаем невыгодных сравнений. В вышедшем в 2004 году фильме Майка Николса «Близость» Ларри (Клайв Оуэн) забрасывает вопросами свою жену Анну (Джулия Робертс), после того как узнает о ее романе с Дэном (Джуд Лоу).
– Вы этим здесь занимались? – спрашивает он. – Где? Ты кончала? Сколько раз? Как? Кто был сверху?
Он ходит за ней по квартире, пока она надевает пальто, и задает все более неудобные вопросы, поскольку ее ответы только распаляют его ярость. Наконец на пороге она поворачивается к нему лицом:
– Мы занимались всем, чем занимаются люди во время секса!
Ему этого мало.
– Тебе нравится ему отсасывать? Тебе нравится его член? Нравится, когда он кончает тебе на лицо? Какой он на вкус?
Раздраженная, она кричит:
– На вкус он, как ты, только слаще!
Его гнев сменяется горьким сарказмом.
– Вот и здорово. Теперь вали к черту.
Франсуа де Ларошфуко пишет: «Ревность питается сомнениями. Как только сомнения сменяются уверенностью, ревность превращается в безумие или исчезает вовсе».
Физические подробности хотят знать не только мужчины. Я слышала, как мучимые ревностью женщины сравнивали себя с соперницами, используя не менее наглядные критерии, чем мужчины. У нее большая грудь, у меня – обычная. Она кончает по несколько раз, я лишь время от времени. Она так и течет, а мне нужна смазка. Она щедра на минеты, а мне противен запах. Мы все слышали, как Аланис Мориссетт выкрикивает незабываемые строчки: «Она такая же извращенка, как я? / Она бы ублажила тебя в театре?»
На стыке зависти и ревности
Люди часто спрашивают: в чем разница между завистью и ревностью? Я склонна считать, что зависть связана с тем, что вы хотите, но не имеете, в то время как ревность проявляется по отношению к тому, что вы имеете, но боитесь потерять. Следовательно, зависть представляет собой танец двух людей, в то время как в пляске ревности участвуют трое. Зависть и ревность состоят в тесном родстве друг с другом и зачастую переплетаются.
Моей подруге Морган, умной, состоявшейся журналистке немного за пятьдесят, оказалось очень сложно отделить ревность к любовнице своего мужа Итана, Клео, от зависти к тому, что между ними было. Сначала Итан просто признался в измене. Затем Морган обнаружила его электронный архив блаженства. «Как я с этим справилась? Я отступила в альтернативную реальность одержимости», – вспоминает она. Раз Морган не могла заполучить Итана, она хотя бы могла шпионить за его романом с другой стороны цифровой улицы. В ходе «мазохистской оргии» она предельно внимательно изучала Инстаграм любовницы мужа и ее веб-сайт.
«Клео была воплощением богини на земле. Сияющие обожанием глаза; подтянутое тело; лукавая улыбка – такая естественная, такая молодая, такая обольстительная. Она была само совершенство и снимала независимое кино. Занималась йогой. Придерживалась прогрессивных взглядов. Искала приключения. Носила кольца на пальцах ног. Была игривой и веселой и освещала своим внутренним светом всех, кто оказывался рядом с ней». Каждый элемент идеализации сопровождала тень самокритики. «Если мораль заключалась в том, что я была не идеальной женщиной, у меня хотя бы появилась возможность глотнуть жизни через эту суперженщину. Сколько раз я слышала их разговоры. Я тысячу раз умирала и возносилась на небо, представляя себя на ее месте».
Когда я спросила, почему она уделяет больше внимания Клео, чем предательству Итана, Морган ответила: «Он не столько поступился мною, сколько возвысился надо мной. Меня обошла его новая, более совершенная любовница. Каждая подписанная фотография в моем воспаленном воображении становилась свидетельством, что он нашел великую любовь своей жизни, а я оказалась в заднице. Поэтому слова «предательство» и «измена» мне не подходили: они были пропитаны осуждением, которое оправдывало меня как жертву, но при этом не отражали моих чувств, хотя я была на грани, и не поддерживали мою увлеченность». Мучительность той боли, которую Морган сама на себя навлекла, объясняется ядовитым сочетанием зависти и ревности. За ними скрываются стыд и сомнения в себе. В ходе дальнейшего самобичевания она стала представлять, что Итан и Клео говорят о ней как о «темном суккубе, из лап которого ему, к счастью, удалось вырваться».
Представляя такие разговоры у нас за спиной, мы чувствуем себя голыми, ведь партнер выставляет напоказ наш внутренний мир, наши тайны и слабости. Мы гадаем: «Что он рассказал обо мне? Неужели она выставила себя жертвой несчастного брака? Неужели он оклеветал меня, чтобы показать себя в хорошем свете?» Мы не можем контролировать партнера, который решил нас бросить, и уж точно не можем контролировать, что он о нас рассказывает.
Морган целый год провела в трауре, как вдова, и теперь говорит мне: «Образы и ощущения настигали меня снова и снова, как повторяющийся сон. Сначала они ежесекундно владели моими мыслями. Со временем они стали появляться раз в тридцать секунд. В конце концов я могла продержаться без них целую минуту, затем несколько часов, затем несколько дней. Ты представляешь, каково это – быть лишенной свободы мысли?»
Красноречивое описание Морган потери собственной независимости перекликается со словами французской писательницы Анни Эрно. В своем романе «Оккупация» она описывает состояние полной поглощенности другой женщиной. Она сравнивает ревность с оккупацией, при которой все твое существо оказывается во власти другого человека, которого ты, возможно, даже никогда не встречал. «Я была оккупирована, одержима… с одной стороны, были страдания, с другой – мои мысли, которые не могли сфокусироваться ни на чем, кроме анализа этих страданий».
Морган нашла утешение в поддержке друзей, в книгах и фильмах. Чувствуя, что «попала в зависимость», она захотела узнать, как другие вырывались из хватки этого чудища. Ей нужно было знать, что она не сошла с ума. Ведь безумной она не была. Антрополог Хелен Фишер, которая изучала «влюбленный» мозг, говорит нам, что романтическая любовь в буквальном смысле зависимость, активирующая те же зоны головного мозга, что и кокаин и никотин. Когда влюбленного отвергают, привязанность остается – те же самые зоны головного мозга продолжают активироваться, когда человек смотрит на фотографии своего партнера. Следовательно, избавиться от навязчивых мыслей о потерянной любви – все равно что избавиться от наркотической зависимости. Влюбленные всегда это знали, ведь соответствующая метафора родилась в нашем воображении задолго до появления сканеров МРТ[5].
Помимо биологических зон, у Морган потеря любви активировала и психологические проблемы, связанные с потерями раннего детства. Морган пережила множество потерь, часть из которых произошла еще до того, как она смогла их запомнить, но ее тело все равно «вело счет», как выражается психиатр Бессель ван дер Колк. Поруганная любовь наслаивается на другие любовные обиды. Подобно рикошету сквозь время, единственный разрыв в настоящем может вызвать резонанс во всех разрывах прошлого.
Морган вспоминает, что со временем «нейроны стали охлаждаться» и она «переросла это безумие». Два года спустя Итан написал ей письмо, в котором попросил о втором шансе. И ее инстинкт самосохранения сказал нет. «Я потратила слишком много сил, чтобы восстать из руин. Но мне нужно ответить еще на один вопрос: что понадобится, чтобы вернуть доверие?»
Возрождение любви
Соперничество с любовницей привело Морган на грань самоуничтожения. Чтобы снова почувствовать уверенность в себе, ей нужно было вырваться из хватки другой женщины. Для Полли соперничество, напротив, стало источником возбуждения. Заметив, что Найджел вожделеет другую женщину, она вырвалась из брачного оцепенения и снова увидела в муже объект сексуального желания, а в себе – его поклонницу. Ничто так не меняет наши устоявшиеся представления друг о друге, как эротичный взгляд со стороны.
Через год после разоблачения измены я смогла связаться с Полли и Найджелом. Они сказали, что у них все хорошо. Найджел выразил свои искренние сожаления о случившемся и сообщил, что полностью посвятил себя восстановлению их отношений. Был только один минус. Полли до сих пор не могла выбросить из головы «ту женщину».
Она рассказала мне, что посещает местного психотерапевта, который диагностировал у нее ПТСР[6]. Чтобы восстановить привязанность и доверие, она работает над избавлением от навязчивых мыслей, используя безоценочное наблюдение, дыхательные упражнения и долгие зрительные контакты с Найджелом.
– Надеюсь, как только почувствую себя в безопасности, эти мысли уйдут навсегда.
– Само собой, вам стало бы легче, если бы все это просто забылось, – ответила я. Но затем, вспомнив более ранние беседы с Полли, предложила взглянуть на это с другой стороны. – Но зачем избавляться от мыслей? Они кажутся совершенно естественными. Кроме того, они ведь сильно вам помогли!
Полли больше походила не на жертву травмы, а на женщину, взбодренную любовью и ревностью.
– Позвольте мне предположить, что «та женщина» стала для вас источником вдохновения. Вы так и светитесь – кажетесь более живой, вовлеченной, физически активной и расположенной к сексуальным экспериментам – и все это благотворно влияет на ваши отношения.
Найджел с тревогой посмотрел на меня, не зная, как Полли это воспримет. Но она улыбнулась. Я нередко замечаю, что пары в подобной ситуации с облегчением отбрасывают бесполезный дискурс травмы и возвращаются к старой доброй драме – извечной истории надломленной любви. Такой взгляд на вещи придает партнерам уверенности и в целом в большей степени ориентирован на человека, чем на патологию.
Ободренная улыбкой Полли, я улыбнулась ей в ответ. Мне пришла идея – мягко говоря, неожиданная, но, возможно, способная принести Полли желаемое облегчение.
– Давайте сделаем шаг вперед, – сказала я им обоим. – Возможно, вместо того чтобы навсегда забывать Клариссу, вам стоит ее запомнить. Представьте, как устраиваете алтарь в честь этой женщины, чтобы выразить ей благодарность за все хорошее, что она для вас сделала. Каждое утро, прежде чем выходить из дома, кланяйтесь этому алтарю и благодарите своего самого невероятного благодетеля.
Я не знаю, способен ли этот провокационный шаг положить конец затруднениям Полли, но точно понимаю свою цель – я хочу вернуть ей власть. В клинической практике такое гомеопатическое вмешательство называется назначением симптома. Поскольку симптомы проявляются непреднамеренно, мы не можем от них избавиться, но можем взять их под контроль, если сами назначим их себе. Кроме того, организация ритуала придает новый смысл старым страданиям. В результате наш главный противник становится нашим освободителем. Через несколько месяцев я снова связалась с Полли и выяснила, что эта игра пошла ей на пользу. Само собой, такой подход уместен не во всех случаях. Однако я замечаю, что он работает даже чаще, чем я ожидала.
Можем ли мы – и должны ли – оставить ревность в прошлом?
Ни один разговор о ревности не обходит стороной текущий спор о том, что заложено в нас природой, а что приобретается в процессе воспитания. Запрограммированы ли мы на ревность? Покоится ли она в глубинах истории нашей эволюции? Или же она представляет собой условный рефлекс, социальный конструкт, выросший на фундаменте устаревших представлений о моногамии? Этот спор выходит на первый план современного дискурса на тему ревности.
Специалисты по эволюционной психологии признают универсальность ревности во всех обществах. Они утверждают, что это врожденное чувство, генетически запрограммированное в человеке, «искусно подогнанный адаптивный механизм, который прекрасно служил интересам наших предков и с большой вероятностью продолжает служить нашим интересам сегодня», как выразился исследователь Дэвид Басс.
Специалисты по психологии развития говорят, что ревность впервые проявляется еще в младенчестве, когда ребенку примерно восемнадцать месяцев, но при этом ее значительно опережают радость, печаль, гнев и страх. Почему так поздно? Подобно стыду и чувству вины, ревность требует того уровня когнитивного развития, на котором человек учится отделять свое «я» от других.
Еще одним камнем преткновения в дебатах о ревности является гендерный вопрос. Традиционно мужская ревность связывается с риском оказаться неуверенным в отцовстве, а женская – с опасением потерять обязательства и ресурсы, необходимые для воспитания детей. В результате в общественном сознании женская ревность считается в первую очередь эмоциональной, а мужская – сексуальной. Интересно, что исследования показывают обратное в гомосексуальной среде: лесбиянки более склонны к сексуальной ревности, чем геи, а геи чаще подвержены эмоциональной ревности, чем лесбиянки. Можно предположить, что эта перемена мест подчеркивает, что мы чувствуем себя наиболее уязвимыми в той сфере, где наименее защищены.
В последние несколько лет я встречала много людей, решительно настроенных развенчать привычные представления о ревности, особенно среди тех, кто практикует консенсуальную немоногамию. Одни выводят опыт Полли на новый уровень, намеренно используя ревность в качестве эротического катализатора. Другие усердно работают, чтобы вовсе оставить ревность в прошлом. Многие из тех, кто придерживается полиамории, утверждают, что приучили себя давать эмоциональный ответ в форме комперсии – чувства радости при виде партнера, который наслаждается сексуальным контактом с другим человеком. В своей приверженности множественной любви они активно работают над преодолением ревности, считая ее неотъемлемой составляющей парадигмы собственнических отношений, которую они хотят превзойти.
«Порой я чувствую ревность, когда вижу ее с другими девушками, – призналась мне Анна. – Но я напоминаю себе, что это мои чувства и мне с ними разбираться. Я не виню ее за то, что она их вызывает, и не позволяю себе поддаваться им, тем самым ограничивая ее свободу. Я знаю, что она старается не вызывать во мне таких чувств намеренно, и поступаю так же по отношению к ней, но мы не в ответе за чувства друг друга». Такого обычно не услышишь от традиционных пар, которые, как правило, ожидают, что каждый из партнеров будет работать над тем, чтобы не вызывать и намека на нежелательные чувства. Вместе с тем я встречала и множество немоногамных пар, партнеры в которых мучились от сильнейших приступов ревности.
Нам только предстоит узнать, можем ли мы – и должны ли – оставить в прошлом эту слишком человеческую черту. Определенно, ревность, корни которой уходят к патриархальным представлениям о собственничестве, сегодня подлежит пересмотру. Отношения, в которых пары пытаются завладеть всеми мыслями друг друга, зачастую можно укрепить, если немного ослабить контроль. Однако прежде чем отправить ревность в анналы истории, давайте прислушаемся к шепоту Эроса. В мире, где так много долгосрочных отношений страдает в большей степени от монотонности и привычки, чем от тревожных чувств вроде ревности, эта эротическая ярость может сослужить хорошую службу, если мы готовы смириться с уязвимостью, которая неизменно сопутствует ей.
Глава 7
Самобичевание или месть – обоюдоострый кинжал
Хочу сказать, что накипело в сердце, а то таить – так сердце разорвется.
Шекспир. «Укрощение строптивой»[7]Кинжал романтического предательства остер с обеих сторон. Им мы можем ранить себя, указывая на свои недостатки, подчеркивая ненависть к себе. И мы можем обратить его против врага, чтобы он испытал ту же нестерпимую боль, которой подверг нас. Одни обращают кинжал внутрь; другие направляют его острие на противника, будь то в реальной жизни или в воображении. Мы колеблемся между депрессией и негодованием, между апатией и ослепительной яростью, между поражением и контратакой.
«В один день мне кажется, что мы сможем преодолеть все трудности, а на следующий чуть не лопаюсь от ненависти к ней и сомневаюсь, смогу ли еще хоть раз на нее посмотреть, – говорит мне Гайя. – Я злюсь на себя за мягкость, за понимание, а затем так накручиваю себя, думая, что я полная неудачница, что у меня появляется желание забрать у нее ключи и рассказать нашей дочери, что она сделала. Я терпеть не могу все эмоциональные перепады. Я презираю ее за то, что она разрушила мой мир, просто потому что ей нужно было «почувствовать себя лучше». Меня убивает ее эгоизм».
Для Бадди самокритика и презрение к неверной жене дошли до пика в минуту отчаяния: «Я лежал в постели, рыдая, с засунутым в рот дулом дробовика и держал палец на спусковом крючке. Я был на дне, – сказал он мне, но уже в следующей фразе сверкнула другая грань кинжала: – Когда жена написала мне и спросила, все ли в порядке, я ответил: «Все в порядке, если не считать засунутого в рот дробовика». Находясь на пороге самоубийства, Бадди смешал саморазрушение с упреками. «Видишь, до чего ты меня довела?»
Зачастую наши реакции непредсказуемы даже для нас самих. Минь очень сдержанна, она прекрасно справляется со своими обязанностями сиделки и никогда не повышает голос. Она в совершенстве овладела искусством самобичевания. Она не помнит даже, был ли в ее жизни момент, когда она не винила себя, если вдруг что-то шло не так. «Мое детство можно описать тремя словами, – вспоминает она. – Это я виновата». Но рев, который вырвался из ее горла, когда она узнала об онлайн-похождениях мужа, удивил ее едва ли не больше, чем его. Она не взрывалась так долгие годы. «Всякий раз, когда он пытался защититься, я просто велела ему заткнуться к чертовой матери. Такое впечатление, что на мою защиту встало мое альтер эго. Я долгое время позволяла ему вести себя по-скотски и винить меня во всех грехах. В ответ я лишь упорнее старалась ему угодить. Он попытался даже обвинить меня в своей измене. Он сказал, что все его друзья сочувствуют ему, потому что он занимается сексом лишь дважды в неделю. Я разорвала его на куски».
Жестокая логика самобичевания
«В ванной шумела вода, поэтому я вошел, чтобы сказать ей, что уже дома, и увидел ее обнаженной в компании моего лучшего друга. – Дилан содрогается при этом воспоминании. – Меня до сих пор поражает, как я поверил ей, что ничего не было, что они просто вернулись с пробежки и решили принять душ. Как можно быть таким глупым?»
Дилан и Наоми забыли об этом инциденте – казалось бы, жизнь вернулась в нормальную колею. А потом, выгуливая собаку, он «вдруг понял, что у них роман». Дилан нашел ее дневники, и все стало очевидно. «Она мне лгала, а я смотрел ей в рот. Мы прошли неудачный курс терапии, получили плохие советы от друзей. Хуже того, я всегда подозревал, что люблю ее сильнее, чем она меня, но она настаивала, что я беспокоюсь почем зря. Теперь я понимаю, что беспокоился не зря, ведь я оказался прав. Мое беспокойство было оправданно».
После измены мы часто чувствуем себя никчемными; несостоятельность, которой мы так боялись, наконец получает подтверждение. В голове снова звучит знакомый голос, напоминающий, что виноваты во всем, возможно, мы сами. Порой нам даже кажется, что мы получили по заслугам.
Изменяет один человек, но в большинстве случаев оба партнера ответственны за контекст, в котором происходит измена. В ходе терапии наступает момент, когда партнерам необходимо провести двустороннее исследование своих отношений. Однако в процессе этого не стоит забывать, что одно дело – брать на себя ответственность за создание условий, спровоцировавших измену, и совсем другое – винить себя за эту измену. В состоянии шока провести грань непросто. Непропорциональная самокритика может быстро привести к тому, что вы станете считать все свои отрицательные качества причинами, по которым ваш партнер завел роман на стороне.
Дилан склонен преувеличивать свои недостатки. Его жалость к себе быстро сменяется самокритикой. «Думаю, я сам толкнул ее к нему в объятия. Она жаловалась, что я высасываю из нее всю жизнь. Она сказала, что хочет парня с инстинктом победителя, а не чувствительного нытика новой эры».
Мало того, что Дилан начал сомневаться в себе, он еще и понял, что большая часть его окружения знала о происходящем почти целый год. Выяснить, что ты «узнал обо всем последним», всегда тяжело – в такой ситуации человек чувствует себя униженным и презренным, словно «никто не уважает [его] в достаточной степени, чтобы обо всем рассказать». Дилана не только предали его девушка и лучший друг – он еще и потерял социальный статус в глазах всех приятелей. Теперь он представляет, как они шепчутся у него за спиной, в лучшем случае жалея его, а в худшем – высмеивая.
«Ты заставила меня страдать, теперь ты за это заплатишь!»
Дилан во всем винил себя. Я все ждала, когда проявится его гнев по отношению к Наоми. Он понимал, что должен пылать от негодования, но ему понадобился целый год, чтобы наконец дойти до этой стадии. Однако у многих моих пациентов все происходит наоборот: сначала их охватывает ярость, а затем уже наступает этап печали и самоанализа. А ярость громогласно требует возмездия – исконного права уязвленных.
Мстительное сердце до безобразия изобретательно. «Я раскопал его судебные протоколы и отправил их ее родителям. Я решил, что они должны знать, с кем трахается их дочь». – «Однажды я прокипятила его любимую одежду с постельным бельем. Ой». – «Я рассказал о ее поступке одной из ее подруг-матерей. Кому захочется, чтобы их дети приходили в дом такой матери?» – «В выходные я устроила гаражную распродажу и продала все его вещи, пока он кувыркался с этой шлюхой». – «Я залил наше секс-видео на PornHub». Обманутая любовь требует воздаяния. «Ты не выйдешь сухим из воды. Я заставлю тебя за это заплатить».
Реванш предполагает попытку «поквитаться», которая зачастую оттеняется стремлением отомстить и получить удовлетворение. Местью движимы герои многих древнегреческих мифов, Ветхого Завета и бесчисленных великих любовных историй. Хотя современная культура и позиционирует себя менее жестокой, мы тоже радуемся возмездию, особенно после измены. Нас радует, когда подлец получает по заслугам. Мы прибавляем громкость и подпеваем Кэрри Андервуд, когда она описывает, как разбивает бейсбольной битой фары на машине своего парня, пока тот танцует с «крашеной блондинкой» в баре. Даже к убийствам, совершенным на почве страсти, зачастую относятся более снисходительно, особенно в латинских культурах.
Сводя счеты
Разоблачение измены тотчас подсвечивает табло, на котором ведется счет внутри брака: кто сколько взял и сколько дал, кто какие требования выставил и на какие уступки пошел, как распределяются деньги, секс, время, общение с родственниками, воспитание детей, домашние дела. Все мелочи, которые мы не хотели делать, но делали во имя любви, внезапно лишаются контекста, дававшего им смысл. «Само собой, я перееду с тобой в Сингапур, чтобы ты устроился на работу своей мечты. Уверена, я найду там новых друзей». – «Пускай сыну сделают обрезание, раз так принято в твоей религии». – «Я готова сделать паузу в карьере, чтобы посвятить себя семье». – «Я не возражаю, чтобы твоя мама жила с нами, пускай мне и придется стать для нее сиделкой». – «Если для тебя это так важно, давай заведем еще одного ребенка». Когда измена лишает нас будущего, на которое мы работали, все наши прошлые жертвы обесцениваются.
Когда в отношениях все хорошо, атмосфера изобилия и любви рождает щедрость. Фраза «я делаю это ради нас» имеет смысл, только пока в основной единице под названием «мы» царит доверие. Интимное предательство превращает все это великодушие в фарс. Компромиссы, которые прекрасно работали накануне, теперь становятся жертвами, которые мы больше не хотим приносить. Здоровые границы превращаются в непреодолимые стены. Вчерашнее гармоничное разделение власти становится сегодняшней открытой борьбой. Теперь, оглядываясь назад, мы подсчитываем, сколько раз жертвовали собой ради общего блага. На нас обрушиваются сожаления, сдерживаемое негодование наконец находит выход, и нам приходится переосмыслить свое существование.
Когда Шон узнал, что Дженни спит с аспирантом со своей кафедры, ему показалось, что за годы безоговорочной поддержки ему отплатили ударом в лицо. «Я едва сумел сдержаться, чтобы не набить тому парню морду». Вместо этого он позвонил родителям Дженни (что не так опасно, но более разрушительно), решив, что они должны знать, какая у них на самом деле дочь. «Я работал не покладая рук, чтобы дать ей все, чего она хотела, – чтобы она могла уволиться со стабильной работы и пойти в дорогущую аспирантуру писать бесполезную диссертацию по истории Средних веков. И чем она мне отплатила? Этот подонок понимает ее? Вдохновляет? Неужели образование за 100 000 долларов оказалось недостаточно вдохновляющим?» Шону казалось, будто его обокрали. Ему хотелось разгромить жизнь Дженни точно так же, как она разгромила его жизнь. Они расстались, но ненависть приковала Шона к ней крепче, чем когда они были вместе.
Месть часто кажется мелочной, но я научилась уважать глубину той боли, которая за ней стоит. Не в силах вернуть чувства, которые так щедро дарили партнеру, мы вместо этого забираем обручальное кольцо. Если этого мало, мы всегда можем изменить свое завещание. Все эти отчаянные попытки вернуть себе власть, получить компенсацию, уничтожить человека, который уничтожил нас, на самом деле представляют собой проявления нашего инстинкта самосохранения. Каждый доллар, каждый подарок, каждая ценная книга, которую мы вытаскиваем из огня борьбы, служит заменой всему, что оказывается сломанным внутри нас. Но это игра с нулевой суммой. Стремление свести счеты тем сильнее, чем сильнее гложущий нас стыд. И сильнее всего мы стыдимся собственной глупости, по которой вообще доверились партнеру.
Взывать к разуму Шона бесполезно. Умом он понимает тщетность ответных ударов, но в нем бурлят чувства. На этом этапе я обращаю внимание на два аспекта. Во-первых, я предпринимаю сдерживающие шаги. Я прошу его прислать мне на хранение список «худших вещей, которые хочется ей сделать». Во-вторых, я борюсь с проявлениями ревизионизма. Отредактированная история, которую рассказывает мне Шон, оставляет за кадром существенную часть контекста их отношений. К примеру, в ней не упоминается, что Дженни поддерживала Шона, когда тот учился в университете, а также не говорится о множестве других разделенных обязанностей. Разрушая однобокое представление о проблеме, мы обнажаем боль, которая скрывается за гневом.
Измена изменнику
Мстительное сердце не всегда готово слушать голос разума. Порой адекватной расплатой оказывается лишь такая же боль. В древней традиции зеркальных наказаний ответная измена находится среди самых типичных карательных стратегий. Две женщины многое рассказали мне об этом темном искусстве.
Джесс влюбилась в Барта, который был на двадцать лет ее старше, и пришла в восторг, когда он ради нее ушел от жены. Его взрослые дети были вовсе не в восторге. Негодуя, что эта «авантюристка» заняла место их матери, они хитрым образом слили Джесс информацию о еще более молодой женщине, которая сопровождает Барта в так называемых командировках. «Как он мог так со мной поступить?!» – восклицает Джесс. В прошлых отношениях Джесс тоже была не святой – любовные треугольники были для нее обычным делом, позволяя скрывать ее уязвимость. Но с Бартом, объясняет она, все было иначе. С Бартом она «пошла ва-банк».
Теперь она погрузилась в тоску отверженности. «Он не просто обманывал меня – он лгал мне в медовый месяц! Я могу понять, когда люди устают после нескольких лет, но в самом начале, когда мы были как кролики?»
Джесс стремилась вернуть себе контроль над ситуацией. Ей хотелось, чтобы Барт почувствовал то же самое – так сказать, око за око. Ее бывший парень Роб был вне себя от радости, когда она появилась у него на пороге.
– Как это поможет? – спросила я.
– Мне нужен друг, – защищаясь, ответила она.
Однако мне было ясно, что Джесс искала не сочувствия, а возможности свести счеты.
– Вы говорите, что цените честность, – сказала я. – Можем ли мы считать Роба вашей страховкой?
К чести Джесс, она быстро признала мою правоту.
– Я не считаю, что поступаю правильно. Я понимаю, что это мне не на пользу. Но это единственный способ до него добраться. Он заслужил это, поступив так со мной.
Поскольку Барт изменил первым, Джесс считает себя вправе отплатить ему тем же.
Мы часто слышим, что месть сладка, но исследования и жизнь доказывают обратное. Специалисты по вопросам поведения заметили, что месть не гасит враждебность, не отправляет правосудие и не подводит черту под прошлым – вместо этого она сохраняет память обо всех неприятных аспектах случившегося. Мимолетное торжество при осознании собственной непогрешимости загоняет нас в ловушку одержимости прошлым. Когда у нас нет возможности наказать предателя, мы быстрее двигаемся дальше.
Мы с Джесс обсудили, как эта расчетливая месть скажется на ее бывшем парне. Я предположила, что она достаточно ценит прежние отношения, чтобы не делать его инструментом в своем коварном плане. Она надеется воссоединиться с Бартом, в то время как Роб до сих пор лелеет надежду вернуть саму Джесс. Чтобы залечить ее сердечные раны, не обязательно разбивать сердце Робу.
Лайлани на десять лет младше Джесс, но взяла свою стратегию из того же проверенного временем сборника игровых схем. Она выросла в опасном районе Окленда, Калифорния, и называет себя хулиганкой. Лайлани привыкла использовать собственное тело, чтобы получать желаемое: еще в тринадцать лет она завоевала «парня с машиной, который делал [за нее] домашку».
Она быстро научилась обставлять мужчин в их же игре. «Когда мне казалось, что меня вот-вот бросят, я работала на опережение и бросала их сама». Но в двадцать девять она решила, что ей пора искать других отношений. Познакомившись с Кэмероном через приложение OKCupid, она тотчас почувствовала, что он не такой, как другие. «Он был порядочным, ответственным и при этом симпатичным».
Два года все было идеально. Как и Джесс, Лайлани забыла о старых замашках и позволила себе довериться партнеру. «Впервые я не искала отходных путей. Я пребывала в блаженном неведении, пока мне на Фейсбуке не написала какая-то женщина: «Мы не знакомы, но вам стоит знать, что мы с вашим парнем встречались. Он никогда о вас не говорил, но я нашла ваши фотографии в Интернете. Хочу сказать вам, что с этой минуты не собираюсь иметь с ним ничего общего. Мне очень жаль».
Лайлани решила проверить ее слова, но Кэмерон удалил все свои аккаунты в Интернете. Она спросила его прямо, и он принялся все отрицать. Но она не сдавалась. «Рыбак рыбака видит издалека, – говорит Лайлани. – Я тоже умела врать и решила подождать, пока не найду доказательств. Я дала ему возможность выложить все начистоту, но он продолжал лгать мне в лицо. Это до сих пор не укладывается у меня в голове». Она ответила той женщине на Фейсбуке и попросила ее прислать доказательства. Оскорбленная любовница Кэмерона чувствовала себя в равной степени обманутой, а потому с радостью согласилась помочь. Лайлани не удивилась этому. «Правило номер один: если заводишь любовницу, она должна знать, что она любовница! Она была вне себя». Имея на руках цифровые улики – сообщения, фрагменты секс-переписки и целые цепочки писем, – Лайлани загнала Кэмерона в угол.
«[Когда Кэмерону пришлось признать правду], мое удивление сменилось болью, – говорит она. – Всю жизнь я была той еще стервой, использовала парней для достижения собственных целей, а потом бросала их. Я впервые решила завести серьезные отношения и дала им шанс. Я думала, что встретила достойного парня, но он лишь доказал мне, что мужчины неисправимы. Теперь обдурили меня. Дерьмовая карма».
Размышляя о случившемся, Лайлани задалась вопросом: «Может, это мое наказание за то, как я поступала с другими парнями?» Но затем она поговорила с подругами и некоторыми друзьями, и они все пришли в негодование. «Они все твердили мне одно: преподай ему урок, иначе он продолжит выкидывать такие коленца».
Лайлани согласилась с друзьями и продумала план: «Он тоже заслуживает дерьмовой кармы. Мне всегда хотелось попробовать секс втроем – теперь, кажется, я получила на него лицензию. Если он узнает, я буду только рада. Мне будет приятно сделать ему больно. Он это заслужил».
Слушая истории Лайлани и Джесс, можно предположить, что из-за своих грехов они проявят сострадание к изменникам, однако человеческие представления о справедливости обычно необъективны: люди зачастую полагают, что нанесенное им оскорбление хуже оскорбления, которое нанесли они сами. Это весьма примечательный случай применения двойных стандартов.
Я сочувствую Лайлани и Джесс. Их реакция понятна, но разработанные ими планы мести совершенно неэффективны. Они попали в ловушку конкуренции. Подобно многим женщинам, которые борются за равенство в по-прежнему преимущественно мужском мире, они не могут нащупать грань между «мягкостью» и «силой». Они обе разрываются между «я хочу, чтобы ты вернулся ко мне» и «я не позволю тебе вернуться, это слишком опасно».
Каждая из них ухватилась за свой шанс и поверила в искупительную силу отношений, которые казались отличными от других. Они обе ощутили, как эти отношения нанесли им мощнейший удар. Теперь они обе рискуют позволить единственной измене отправить их обратно за стену самозащиты. Нельзя позволять одному-единственному мужчине разрушить наши романтические идеалы. Существует огромная разница между «этот человек подвел меня, и мне больно» и «я никогда не полюблю снова». Но Лайлани и Джесс не готовы осознать эту разницу. Им кажется, что мир предлагает лишь два варианта: причинять боль или испытывать ее. Лайлани говорит: «Лучше бы я оставалась стервой. Стерве никто не сделает больно».
Борьба с возмездием
Желание отомстить может внезапно настигнуть даже самых просвещенных людей. Мой друг Александр, с которым мы не раз беседовали по душам на эти темы, считал себя состоявшимся немоногамным мужчиной. Они с его девушкой Эрин, будучи профессиональными танцорами, гастролируют и выступают по всему миру – как совместно, так и по отдельности. Они вместе уже пять лет – и все эти годы преодолевают многочисленные трудности отношений на расстоянии. Понимая, что при их стиле жизни устоять перед искушением будет сложно, они с самого начала договорились об открытых отношениях. Они преданы друг другу, но при этом их тела свободны. Их главный принцип – «не спрашивай и не рассказывай сам». Александр так описывает их ситуацию: «Я знаю, что она спит с другими мужчинами, но не хочу об этом слышать».
Более того, никто из них не желает думать о том, что невольно делит сцену, гримерку или гостиничный номер с любовником партнера. «Я сказал ей: «Я не хочу навещать тебя на гастролях и ходить на вечеринки, где все будут знать, что ты трахаешься с кем-то другим, может, даже с кем-то с этой вечеринки. Я не хочу казаться дураком. В свою очередь, тебе не придется навещать меня на гастролях и переживать, что я трахаю кого-то из девушек своей труппы и все об этом знают и жалеют тебя, полагая, что я тебя обманываю». Они установили четкие границы: никаких любовников в маленьком и кровосмесительном мире танца и никакой глубокой любви. «Если почувствуем, что влюбляемся, поговорим об этом».
«Был один парень, Мика, которого я всегда приводил в пример, когда говорил о людях, не знающих границ», – рассказывает мне Александр. Мика давно соперничал с ним в танцах и нередко получал роли, на которые безуспешно претендовал Александр. Хотя моему другу удавалось мириться с поражениями на сцене, он никак не мог позволить Мике стать любовником Эрин в реальной жизни.
До этого момента их «этическая немоногамия» работала как часы. Как и многие пары и группы, выбирающие открытые отношения, они не принимали свойственного специалистам по эволюционной биологии представления о неизбежном и врожденном характере ревности. Они полагали, что ревность – приобретенный рефлекс, с которым можно расстаться. Однако их было не упрекнуть в наивности: они понимали, что отказ от ревности дастся им нелегко. Айяла Пайнс, изучавшая открытые браки, а также полиаморные группы и свинг-сообщества, пришла к выводу, что «расстаться с рефлексом ревности весьма сложно, особенно в обществе, которое поощряет ее и собственничество». Алекс и Эрин понимали, что справиться с этим предельно человеческим чувством можно, только установив границы и заключив необходимые соглашения.
Эрин нарушила их соглашение. На последних гастролях она делила с Микой не только сцену, но и постель. «Как я узнал, что они занимались сексом? Я уже говорил, что мир танца тесен. Слухи расходятся быстро», – криво улыбаясь, объясняет Алекс. Он негодует, и его воображение рисует жуткие картины. «Я не просто знаю этого парня – я часами смотрел, как он одевается, раздевается и танцует. Я знаю, как он двигается. Я могу в точности представить, как они смотрятся вместе. Образы роятся у меня в голове, как коршуны над жертвой».
Поверженный, Александр захотел спустить пар и принялся издеваться над жалким выбором Эрин. «Это правда лучшее, на что ты способна? Или ты специально решила ударить побольнее?» Затем он начал планировать месть. Он представлял, как подходит к Мике и без предупреждения отвешивает ему удар, выкрикивая заготовленные оскорбления. «Я всегда пытаюсь найти идеальный баланс между презрением и местью, чтобы показать ему, что на самом деле он меня не так уж сильно ранил, но при этом разбить ему нос и посмотреть, как он распустит нюни. Я хожу вокруг стола, не в силах выкинуть из головы эту жестокую фантазию. Сердце громко колотится у меня в груди, дыхание сбивается, руки сами собой сжимаются в кулаки».
Гнев подобен анальгетику, который на время облегчает боль, и амфетамину, который дает прилив уверенности и сил. Запуская скорее биологические, чем психологические процессы, гнев временно притупляет чувство утраты, бессилия и неуверенности в себе. Хотя порой он становится положительным стимулом, гораздо чаще, как предупреждает психолог Стивен Стосны, «вспышки гнева и негодования приводят к тому, что человек проваливается еще глубже, чем в момент, когда они случились».
Александр говорит мне: «Я буквально ослеплен яростью. Это чисто физическая, животная реакция. Я пытаюсь реагировать цивилизованным образом, но у меня плохо получается».
Чувства и мысли, которые он описывает, не безумны. Однако, решая в припадке гнева реализовать свои планы, зачастую в итоге мы не чувствуем себя ни сильнее, ни защищеннее. Слишком часто акты романтического возмездия оборачиваются против нас самих. Отвечая той же монетой на действия партнера, мы не приближаем его возвращения.
Александру необходимо найти безопасный выход своей всепоглощающей ярости и острой боли, которая скрывается за ней. Первым делом ему нужно научиться мириться со своими чувствами, когда нет другого выбора, и уходить от них, когда выбор есть.
В моменты, когда нас захлестывают эмоции, важно уметь контролировать себя. Помочь в этом могут дыхательные упражнения, расслабляющий горячий душ, купание в прохладном озере, прогулки на природе, пение и танцы под музыку и активные виды спорта. Облегчение может приносить как спокойствие, так и движение.
Но желание мести сидит глубоко. Подобно ревности, изгнать его очень сложно, поэтому стоит научиться перерабатывать его здоровым образом. Как замечает психоаналитик Стивен Митчелл, любви без ненависти не бывает, поэтому мы должны подружиться со своей яростью, а не пытаться избавиться от нее. Один из способов сделать это – позволить себе желать мести, но не осуществлять ее. Фантазии о возмездии могут быть невероятно очистительными. Хранимые в святилище нашего разума или высказанные в личном дневнике, эти фантазии могут вытеснить порочные мысли и убийственную ярость, заполняющую все наше существо. Позвольте своему воображению разыграться. Купите записную книжку и напишите на обложке: «Моя месть». Не стесняйтесь, вылейте туда самые страшные мысли. Но установите лимит времени. Не больше семи минут в день. Откладывая записную книжку, забывайте и о связанных с ней мыслях.
Хитроумные фантазии о мести порой приносят удивительное удовлетворение. Спросите себя: что вам нужно, чтобы почувствовать себя лучше? Пять лет ежедневных коротких сеансов китайской пытки водой? Или единственное и неповторимое идеальное наказание?
Если фантазий недостаточно, порой акты мести допустимы. Я помогла многим парам обсудить, какое воздаяние кажется приемлемым обоим партнерам, а затем осуществить получившийся план. Этим стратегиям позавидовал бы сам Макиавелли! Не стоит забывать и о юморе. Однажды мужу, который занимался политикой, пришлось перевести солидную сумму с личного счета своему самому презираемому сопернику на местных выборах. «Лучше пусть пойдет ему, чем в карман шлюхе», – радостно заявила его жена. Она была удовлетворена. Умение отомстить – великое искусство.
Александр нашел временное утешение в фантазиях, но оказался на перепутье, не в силах понять, куда двигаться дальше, пока Эрин не разберется, чего она хочет. «Это ожидание кажется мне ужасной слабостью, – говорит он. – Вся власть у нее. Пока она оценивает свои варианты, я сижу в заложниках».
В его дилемме слышно эхо традиционной патриархии. Какой мужчина позволит женщине править бал? Не случайно обманутые любовники в великих пьесах и операх скорее убивают своих возлюбленных, чем отказываются от свободы решать все самим. Смерть – ее, его, их обоих – единственный достойный выход. «Раненое сердце жаждет крови, чтобы ею смыть позор», – жалуется Канио в опере «Паяцы» Леонкавалло.
Я попросила Александра допустить, что ожидание, пока Эрин сделает выбор, ни в коем случае не лишает его ни чести, ни власти, ведь это лишь проявление любви. Александр медленно движется от желания причинить боль к осознанию собственной боли. Перестав пытаться отомстить Эрин, он объяснил ей, как сильно она его ранила. Они восстановили отношения и теперь работают над тем, чтобы заключить новое соглашение. Александр признается, что недавно видел Мику на сцене вместе с Эрин, «и [его] снова поманило это темное чувство. Но [он] сознательно решил его отпустить».
Искусство восстановительного правосудия
Может, месть и не всегда сладка, но время от времени она приносит удовлетворение, наделяя силой оскорбленную сторону и позволяя паре оставить измену в прошлом. Мы все жаждем справедливости. Однако важно различать карательное и восстановительное правосудие. Первое лишь наказывает виновника, в то время как второе помогает все исправить.
Я заметила интересную связь между реакцией моих пациентов на измену и типом правосудия, к которому они обращаются. Одни оплакивают потерю глубинной связи. «Мне больно, потому что я тебя потерял». Другие оплакивают потерю лица. «Поверить не могу, что ты выставил меня такой дурой». Первое свидетельствует об ударе по отношениям, второе – об ударе по самолюбию. В первом случае разбиваются сердца, во втором – уязвляется гордость. Неудивительно, что человек, которому важнее отношения, с большей вероятностью найдет в себе сострадание и любопытство к измене партнера. Это позволит ему прибегнуть к восстановительному правосудию, даже если они с партнером решат расстаться. Человек, которому важнее гордость, гораздо менее сговорчив. Ему сложно проявить искренний интерес к тому, что подтолкнуло партнера к измене, поскольку он одержим жаждой мести.
Восстановительное правосудие дает простор для воображения. Думая об удовольствии возмездия, я вспоминаю хитрость молодой француженки Камиллы, посещавшей мои лекции. Она написала мне, чтобы поделиться историей «об измене мужа, о [своей] реакции на нее и той пользе, которую все это принесло».
Камилле тридцать шесть. Она происходит из старинного семейства из Бордо. Десять лет она замужем. Ее муж, 45-летний Амаду, вырос в Мали и переехал во Францию, когда ему было за двадцать. У них трое детей. Проблемы начались три года назад. Камилла прекрасно помнит этот момент. «Я завтракала с сыновьями, когда мне позвонила подруга, чтобы сказать, что мой муж завел роман с ее коллегой. Сначала я ей не поверила, поэтому она передала трубку той женщине».
Несмотря на обиду и гнев, Камилла не хотела терять мужа. Она боролась за право выйти за него замуж, когда ее родители были против. Сперва она спокойно, но решительно расспросила его обо всем, а затем обратилась к подругам за поддержкой. «Я провалилась в глубокую пропасть, испытывая все типичные чувства. Я на неделю взяла больничный. Я рыдала на плече подруг, топала ногами и пила кофе с ликером чашку за чашкой. Подруги успокаивали меня, слушали и разделяли мои страдания».
Затем Камилла почувствовала себя готовой объяснить мужу, что в ее культуре его поведение считается неприемлемым. «Он вырос в среде, где полигамия в порядке вещей, – говорит она. – Он выслушал меня и посочувствовал моему горю, но я заметила, что он не испытывает вины за содеянное». Камилла знала и еще кое-что о прошлом мужа: он был воспитан в глубоко суеверной, анимистической культуре. Приняв это в расчет, она поняла, как ей следует поступить. «Я решила войти в его мир и поговорить с ним на его языке. Я быстро ушла с позиции жертвы и взяла ситуацию в свои руки, благодаря чему мое восприятие коренным образом изменилось. Теперь я видела, что способна действовать, и это облегчило мою ношу».
Месть Камиллы оказалась невероятно изобретательной. «Первым делом я связалась с одним из друзей мужа, пожилым человеком, который пользуется огромным уважением в африканском сообществе. Он пришел к нам и пожурил Амаду за его выбор – не за то, что муж завел роман с двумя женщинами, а за то, что нашел любовницу в нашем круге». Камилла понимала, что не сможет перекроить представления мужа о многоженстве, однако при этом знала, что в его культуре полигамия разрешается, только если мужчина может материально обеспечивать обеих женщин и удовлетворять их сексуально. Держа это в уме, она пожаловалась на неполноценность мужа в сексуальной сфере, что, мягко говоря, немало смутило Амаду.
На следующий день Камилла отправилась на халяльную бойню. «Я купила две бараньи ноги: одну отправила пожилому другу мужа, а другую принесла домой, чтобы приготовить на ужин. Я понимала, что друг тут же расскажет ему о моем подарке. Так и случилось: Амаду спросил о нем, как только переступил порог дома. Я сказала, что ходила к имаму, чтобы тот забил барашка в качестве жертвы во имя спасения нашего брака. Я вегетарианка, но он мне поверил! Лучше того, он был впечатлен».
Далее Камилла захотела заручиться страховкой. «Я взяла масло ши [природный продукт, который находит много применений в Африке, но также используется в качестве смазки], смешала его с очень острым перцем пили-пили и спрятала в шкафу в своей спальне. Я решила так: еще хоть раз узнаю, что он снова с ней спутался, и с радостью натру его этой смесью – прямо там, где он любит погорячее».
Ее деятельность на этом не закончилась. Камилла также поговорила с любовницей мужа. «Я сказала ей, что, если она еще хоть раз к нему подойдет, я приду к ней на работу и закачу скандал. Прошу прощения за такое сравнение, но я пометила свою территорию, как собака».
Однако и это еще не все. «Наконец, я спрятала в саду бутыль с кровью, которую тоже раздобыла на бойне, выбрав место, где он должен был рано или поздно ее обнаружить. В Африке верят, что это либо проклятье, либо счастливая примета». Бутыль не обнаружена до сих пор.
Эти ритуалы правосудия пришли из другой культуры, которая Камилле не близка, но при этом они принесли ей успокоение – и не только. Вместо того чтобы просто наказать Амаду, они позволили Камилле обрести силу и существенно улучшить отношения с мужем. «Мне нужно было научиться жить, не имея уверенности, что он никогда не сделает этого снова, но в итоге я обрела другую уверенность – уверенность в себе».
Жажда крови еще не выветрилась до конца – она просто отошла на второй план. В прошлом году, забирая детей с урока музыки, Камилла столкнулась с любовницей мужа, сын которой учился в той же школе. Ее охватила ярость. «Во мне было столько агрессии – я хотела отработать на ней пару приемов карате. Но потом, поразмыслив, поняла, что на самом деле хочу показать ей, как я счастлива: как довольна собой, Амаду и детьми». Камилла интуитивно нащупала ответ на один из главных вопросов о мести: если в процессе сведения счетов вы сильнее раните себя, чем наказываете другого, вы ничего не получаете. Искусство восстановительного правосудия заключается в том, чтобы выйти на новый уровень, а не унизить всех тех, кто ранил вас.
На следующей неделе, прежде чем идти в музыкальную школу, Камилла надела яркое африканское платье, накрасила губы, надушилась и все такое. Она прошла мимо машины любовницы с высоко поднятой головой. «Быть счастливой – вот месть получше любых приемов карате».
Глава 8
Сказать или не сказать? Политика тайн и откровений
Правду подлую скажи – Выйдет гаже подлой лжи.
Уильям Блейк. «Изречения невинности»[8]В моем кабинете раскрываются всевозможные тайны. Зачастую пары приходят сразу после разоблачения измены, когда раны совсем свежи. Однако другие садятся ко мне на диван, не раскрывая существующей между ними тайны. Я вижу ее, но никто не упоминает о ней. Никто не хочет ни признаваться, ни выводить другого на чистую воду. В моей практике было и огромное количество сеансов, на которых один партнер спрашивал: «Ты мне изменяешь?» – а другой всячески отрицал свою измену, несмотря на предоставленные первым неопровержимые доказательства. Порой неверный партнер делает намек за намеком, но его спутник никак не может сопоставить факты. Порой обманутый партнер подозревает измену и идет по следу, собирая целое досье улик, но ждет удобного момента, чтобы вызвать другого на очную ставку.
Я видела весь спектр нечестности, от простых недомолвок и полуправды до лжи во спасение, умышленного искажения фактов и психологического давления. Я видела жестокие и благородные обманы. Одни лгут, чтобы защитить себя; другие – чтобы защитить партнера. Не стоит забывать и о горьком обмене ролями, когда преданному партнеру приходится лгать, чтобы защитить того, кто его обманул.
Хитросплетения лжи невероятно сложны. Многие неверные супруги говорят мне, что их роман дал им возможность впервые в жизни перестать обманывать себя. Как ни парадоксально, вступая в отношения, основанные на лжи, они зачастую чувствуют, что впервые касаются истины и устанавливают связь с тем, что важнее, ценнее и самобытнее их так называемой реальной жизни.
В ходе своего двухлетнего романа с владельцем местной веломастерской Меган устала прятаться от окружающих. Однако, покончив с двойной жизнью, она почувствовала себя хуже. «Теперь я лгу себе. Я обманываю себя, притворяясь, что мне и без него неплохо».
С ложью сталкиваются не только пары. Тайны омрачают социальный ландшафт неверности. Женщина берет телефон своей замужней подруги и обнаруживает там игривые сообщения от незнакомого мужчины. Мать знает, что сын не навещал ее в прошлую субботу, как он сказал жене, но сомневается, хочет ли выяснить, где он был на самом деле. Само собой, есть еще «другая женщина» и «другой мужчина». Они не просто хранят тайны, они и есть тайна.
Тайны и ложь лежат в основе любой измены, усиливая как возбуждение любовников, так и боль преданных партнеров. Они бросают нас в паутину сложнейших дилемм. Открывать ли их? Если да, то как? Признание запускает длительный процесс от «не спрашивай, не говори» до подробной посмертной аутопсии. Честность требует точной калибровки. Можно ли быть чересчур честным? Не лучше ли оставить измену в тайне? Как насчет старой присказки, что незнание не ранит?
Для некоторых ответ прост: тайны предполагают ложь, а лгать нехорошо. Единственный приемлемый образ действий – признание, полная прозрачность, раскаяние и наказание. Преобладает мнение, что признание – обязательное условие восстановления близости и доверия после измены. Сегодня ложь считается нарушением прав человека. Мы все заслуживаем правды. Обман не находит оправдания ни при каких обстоятельствах.
Хотела бы я, чтобы все было так просто: чтобы мы могли руководствоваться такими категоричными принципами для четкой организации беспорядочной человеческой жизни. Однако психотерапевты не работают с принципами – они работают с реальными людьми и реальными жизненными ситуациями.
Дилеммы разоблачения
«Студентка, с которой я спал, забеременела и хочет оставить ребенка, – говорит Джереми, профессор университета, который полагал, что предельно ясно обозначил любовнице отсутствие каких бы то ни было серьезных намерений со своей стороны. – Я не собираюсь разрушать свой брак, но и не хочу, чтобы мой ребенок рос в тайне».
«Мужчина, с которым я переспала, только что сообщил мне, что у него герпес, – смущенно признается Лу. – Мой парень рискует заразиться. Должна ли я обо всем ему рассказать?»
«Девчонка, с которой у меня была интрижка, отметила меня на фотографии в Инстаграме, после того как я сказала ей, что больше не могу с ней видеться, – говорит Энни. – Мы только целовались, но моей девушке и этого достаточно. Она одержима моими социальными сетями – она точно увидит этот снимок».
Многим из вас может показаться, что во всех этих ситуациях лучше признаться во всем сразу. Однако бывают и другие обстоятельства, где все не так очевидно.
«У меня случилось временное помутнение рассудка – я напилась и ужасно об этом сожалею, – рассказывает Лина, которая всего через несколько месяцев после помолвки пришла на встречу выпускников и наутро проснулась в постели бывшего. – Если я во всем сознаюсь жениху, это его уничтожит. Первая жена ушла от него к его лучшему другу. Он всегда говорил, что все будет кончено, если я хоть раз ему изменю». Да, ей стоило подумать об этом раньше. Но неужели из-за случайной ошибки она должна пустить под откос всю свою жизнь?
«Зачем мне рассказывать жене? – спрашивает Юри. – После того как я познакомился с Анат, мы больше не ругаемся из-за секса. Я не умоляю ее и не наседаю на нее, в моей семье все прекрасно».
Бунтуя против собственнических замашек мужа, Холли по уши влюбилась в хозяина йоркширского терьера, с которым познакомилась, выгуливая свою собаку. Ей отчаянно хотелось рассказать обо всем своему «мерзкому, все контролирующему» мужу. «Это пошло бы ему на пользу». Однако цена ее честности была слишком высока. «Он заставил меня подписать брачный договор, по которому я потеряю детей в таком случае».
Нэнси регулярно флиртует с одним из отцов, приходя на футбольные матчи своего сына, и этот флирт пробудил ее давно заснувшую чувственность. «Я благодарна, что он открыл аспект моей личности, не имеющий ничего общего с ролью матери, жены или прислужницы. Еще больше я благодарна за то, что не стала реализовывать свои желания», – говорит она. Муж Нэнси наслаждается ее вновь обретенной эротической энергией. Но она гадает, стоит ли рассказать ему о «воображаемой измене»? Нэнси твердо уверена, что честность предполагает полную прозрачность.
Разве в подобных обстоятельствах неверному партнеру не лучше сохранить все в тайне и в одиночку справиться с ситуацией? Порой правда лечит, а признание бывает единственной адекватной реакцией на случившееся. Обсуждая со своими пациентами плюсы честности, моя коллега Лиза Шпигель использует простую и эффективную формулу, предлагая каждому задать себе три вопроса: честно ли это? Пойдет ли это на пользу? Гуманно ли обо всем рассказать?
Правда может быть необратимо разрушительной и даже агрессивной, когда ее сообщают с садистским удовольствием. Не раз я наблюдала, как честность приносит больше вреда, чем пользы, и затем задавалась вопросом, может ли ложь в некоторых случаях защищать нас. Для многих это просто немыслимо. Однако я также слышала, как узнавшие обо всем супруги восклицали: «Лучше бы ты мне не говорил!»
На тренинге для психотерапевтов участница, работающая в хосписе, обратилась ко мне за советом.
– Что мне сказать смертельно больному пациенту, который хочет перед смертью признаться жене, что всю жизнь ей изменял? – спросила она.
Я ответила:
– Хотя я понимаю, что ему этот «разговор начистоту» кажется искренним выражением глубокой любви и уважения, он должен осознать, что сам, возможно, получит облегчение перед смертью, но его жене придется жить с этой тяжкой ношей. Когда он упокоится с миром, она будет месяцами ворочаться в постели и не спать по ночам, проигрывая в голове все новые и новые истории, страсти в которых будут кипеть сильнее, чем в реальных изменах. Такое ли наследство он хочет ей оставить?
Порой в молчании проявляется забота. Прежде чем сознаться в своих грехах пребывающему в неведении партнеру, задумайтесь, о чьем благополучии вы заботитесь на самом деле. Правда ли ваше признание столь бескорыстно, как кажется? Что вашему партнеру делать с новой информацией?
Я видела обратную сторону этой ситуации у себя в кабинете, когда пыталась помочь вдове смириться с двойным горем: она потеряла мужа, болевшего раком, и одновременно лишилась своего представления об их счастливом браке, после того как он признался ей в своей неверности на смертном одре. Уважение не всегда заключается в том, чтобы рассказывать все, ведь порой проявить уважение – значит подумать, каково партнеру будет принять это знание. Взвешивая все за и против, не думайте в терминах «или – или» и не прибегайте к абстракциям – лучше представьте, как именно пройдет разговор. Где вы будете говорить? Что скажете? Что увидите на лице партнера? Какую реакцию получите?
Вопрос «сказать или не сказать?» становится еще тяжелее, когда социальные нормы делают людей особенно уязвимыми. Пока в мире существуют страны, где женщины, которые лишь подозреваются во взгляде на сторону, могут быть забиты камнями и похоронены заживо или где гомосексуалистов лишают права видеться с собственными детьми, необходимую степень честности и прозрачности нужно определять в контексте каждой конкретной ситуации.
Должны ли психотерапевты хранить тайны?
Психотерапевтам, работающим с неверностью, приходится иметь дело с щекотливым вопросом тайн. Согласно традиционному подходу, психотерапевты, работающие с парами, не имеют права хранить молчание, а потому продуктивная терапия в этой ситуации возможна, только если неверный партнер положит конец своему роману или сознается в содеянном. В противном случае такому партнеру показана лишь индивидуальная терапия. Я часто слышу от своих американских коллег, что, не раскрыв тайны, делу не поможешь. Интересно, что коллеги из других стран противоречат им, утверждая, что помочь можно, только если тайна остается тайной. Как только завеса тайны приподнята, пути назад нет. Они не советуют раскрывать секреты без должного основания, поскольку в этом случае отношения оказываются под ударом, а одному из партнеров приходится столкнуться с болью, которой можно было бы избежать.
В последние годы небольшая группа психотерапевтов, включая Джанис Абрамс Спринг и Мишель Шайнкман, бросает вызов ортодоксальному американскому подходу к тайнам, находя, что он не помогает, ограничивает варианты и даже наносит парам вред. Я выбрала подход, который Спринг называет политикой «общеизвестных секретов». При знакомстве с парой я объясняю, что буду встречаться с партнерами как вместе, так и по отдельности, причем наши индивидуальные сеансы конфиденциальны. Каждому из партнеров гарантируется личное пространство, в котором он сможет прорабатывать свои проблемы. Оба партнера должны на это согласиться. Как и Спринг, я считаю решение раскрывать или не раскрывать секрет одним из аспектов терапии, а не условием для ее начала.
Такой подход не лишен сложностей, с которыми я то и дело сталкиваюсь. Время от времени мне приходится отвечать на вопрос: «Вы все время об этом знали?» – когда партнер узнает, что его обманывали. Хотя эта ситуация болезненна для всех участников конфликта, по условиям нашего соглашения она не сопряжена с нарушением профессиональной этики. Пока я нахожу этот подход более продуктивным. Шайнкман пишет: «Политика отсутствия тайн делает психотерапевта заложником ситуации, не давая ему возможности помочь партнерам в один из самых кризисных моментов их отношений».
Этот подход применим не только к изменам. На самом деле для меня поворотной точкой стал сеанс, на котором женщина призналась, что последние двадцать лет ждет не дождется, пока ей больше не придется заниматься сексом с мужем. Ей не нравился его запах, из-за чего она постоянно изображала фальшивые оргазмы. Понимая, что этого не изменить, но не считая эту мелочь поводом для развода, она не видела смысла ни о чем ему говорить. Я решила продолжить терапию, несмотря на ее обман. После этого я задалась вопросом: чем эта тайна фундаментально отличается от остальных?
Неужели она была менее важной, чем тайная любовная связь? Неужели муж этой женщины почувствовал бы меньшую боль, узнай он, что она всю жизнь ему лгала, чем если бы она спала с другим мужчиной? Неужели я должна была настаивать, чтобы она призналась в своей неприязни, если хочет продолжить терапию? Сексуальные секреты крайне многообразны. И все же психотерапевтам чаще приходится иметь дело с ложью о внебрачном сексе, чем с десятилетиями обмана о сексе в браке. Мы храним много тайн, не сталкиваясь с этическим конфликтом. Неверность не всегда стоит во главе иерархии важных признаний.
Правда на многих языках
«Мы живем в культуре, где представления о секретности поистине сбивают с толку, – пишет Эван Имбер-Блэк в своей книге «Тайная жизнь семей». – Если раньше культурные нормы превращали в постыдные секреты слишком многие события человеческой жизни, теперь мы столкнулись с обратной ситуацией: нам кажется, что раскрывать тайны – не важно, как, когда и кому, – с моральной точки зрения лучше, чем хранить их, ведь это автоматически ведет к исцелению».
Чтобы понять американские представления о секретности и правде, необходимо изучить современное определение близости. Сегодняшняя близость основана на откровенности, на доверчивом раскрытии самого личного – наших чувств. С самого детства мы раскрываем секреты лучшему другу. Поскольку сегодня предполагается, что наш партнер и есть наш лучший друг, мы считаем: «Я должен делиться с тобой всем, и я вправе знать обо всех твоих мыслях и чувствах». Это право знать и представление о знании как о близости и становится характеристикой современной любви.
Наша культура почитает абсолютную честность. Говорить правду в нашем представлении – значит приближаться к моральному совершенству. Другие культуры полагают, что, когда все как на ладони, а с неопределенностью покончено, близость не усиливается, а наоборот, попадает под удар.
Впитав в себя элементы разных культур, я работаю на многих языках. При коммуникации мои американские пациенты предпочитают точность, искренность и «прямой текст» аллюзиям и оговоркам. Мои пациенты из Западной Африки, с Филиппин и из Бельгии скорее склонны полагаться на неопределенность, чем говорить без обиняков. Они идут в обход, вместо того чтобы выбрать прямую дорогу.
Обращая внимание на эти контрасты, мы также должны учесть различие между приватностью и секретностью. Как поясняет психиатр Стивен Левайн, приватность представляет собой функциональную границу, установленную общественным договором. Мы знаем о существовании некоторых тем, но предпочитаем не обсуждать их, как в случае с менструациями, мастурбацией или сексуальными фантазиями. Секреты – это темы, относительно которых мы намеренно вводим окружающих в заблуждение. Одни и те же эротические мечты и желания могут быть приватными для одной пары и секретными для другой. В некоторых культурах неверность считается приватным вопросом (по крайней мере, неверность мужчин), но в нашем обществе ее обычно причисляют к секретным темам.
Практически невозможно обсуждать культурные различия, не упомянув о французах. В Америке их зачастую приводят в качестве примера, когда говорят о сексуальных различиях. Дебра Оливье пишет, что французы «предпочитают подразумеваемое прямому, подтекст контексту, благоразумие неосмотрительности и скрытое очевидному – и во всем этом они представляют собой прямую противоположность американцам». Журналистка Памела Друкерман, беседовавшая с людьми из разных стран при подготовке своей книги «Страсть в переводе», показывает, как эти предпочтения влияют на отношение французов к неверности. «Во Франции благоразумие представляется краеугольным камнем любого адюльтера, – пишет она, замечая, что многие из ее собеседников предпочитали не говорить партнеру лишнего и не знать о его похождениях. – Французские измены похожи на конфликты времен холодной войны, в которых ни одна сторона не берется за оружие».
Но в Америке без оружия не обойтись. Хотя американцы не проявляют толерантности к внебрачному сексу, обман зачастую порицается ими сильнее, чем измена. Скрытность, лицемерие и отговорки становятся главными аспектами оскорбления и считаются проявлением крайнего неуважения к партнеру. Предполагается, что мы врем только тем, кто стоит ниже нас: детям, избирателям и подчиненным. В связи с этим из спален и залов суда доносится одна и та же фраза: «Дело не в том, что ты изменил, а в том, что ты лгал мне!» Но неужели нам бы и правда стало лучше, если бы партнеры заблаговременно предупреждали нас о будущих изменах?
Переводя секреты
Амире тридцать три года. Американка пакистанского происхождения, она учится на социального работника и до сих пор в деталях помнит тот день, когда начала раскрывать секрет отца.
– Папа учил меня водить машину. У него на зеркале заднего вида висела какая-то странная японская безделушка. Однажды я попыталась ее снять, но он остановил меня и сказал, что это подарок от его секретарши Юми. Это имя тотчас всплыло у меня в памяти, когда семь лет спустя папа попросил найти какой-то адрес у него в телефоне, а вместо этого я наткнулась на переписку с некой Ю. Тогда я все поняла.
– Ему известно, что вы обо всем узнали? – спросила я.
Амира покачала головой.
– Вы расскажете ему?
– Я хочу сказать ему лишь одно: «Удаляй свои сообщения!» Может, однажды я даже научу его, как это делается. Мне жаль, что он не замел след. Мне не нравится думать, что теперь я соучастница его обмана.
– Вы рассматривали возможность обо всем рассказать матери? – спросила я.
Она тотчас ответила нет.
Амира – дочь эмигрантов, приехавших в Америку еще до ее рождения. Тем не менее ей знакомы обе культуры. Она понимает, что ее молчание здесь нетипично.
– Мои американские друзья незамедлительно пошли бы к матери. Они бы сочли, что раскрыть секрет – значит поступить правильно и проявить свою заботу.
Хотя Амира училась в школе в небольшом городке в Канзасе, когда дело заходит о семейных делах, она предпочитает жить по правилам Карачи.
– Да, мы ценим доверие и честность, – говорит она, – но сохранение семьи ценим еще выше.
Решение Амиры воспринимается как данность. Вот ее логика: «Если я скажу ей, то что дальше? Разрушу семью? Сломаю все, что мы построили своим трудом? Уподоблюсь импульсивным и эгоистичным американцам и в результате буду жить на два дома, попеременно то с отцом, то с матерью?»
Амира оскорбилась и разозлилась на отца за обиду матери.
– Но мои родители любят друг друга, – добавляет она. – При этом стоит отметить, что они вступили в брак по сговору. Я знаю, что маме ужасно неудобно говорить о сексе, но отцу такие темы даются не легче. Я нутром почуяла, что он выбрал тот путь, который позволил сохранить семью. Возможно, маму лучше не беспокоить. Это показалось мне справедливым, так что я смогла смириться со своим решением. Не считая этого греха, мой папа – прекрасный отец, муж и гражданин. Зачем мне очернять все его прекрасные качества?
– Что насчет неуважения к вашей матери? – спрашиваю я.
– Насколько я понимаю, отец решил, что проявлением уважения в этой ситуации будет отказ от признания и потрясения, с которым наша семья не справится. Что же касается меня, я решила, что проявлю уважение, не рассказывая о том, что узнала. Я не осмелилась бы опозорить родителей, выставляя правду на всеобщее обозрение. Зачем? Чтобы мы все были честны друг с другом?
Очевидно, не весь мир считает, что сказать правду – значит проявить уважение. Во многих культурах уважение чаще проявляется осторожными неправдами, которые помогают сохранить лицо и душевное спокойствие. Такая защитная скрытность считается предпочтительнее признания, которое может привести к общественному унижению.
Логика Амиры отражает древнее культурное наследие, которое характерно не только для Пакистана, но и для всех обществ, где семья считается высшей ценностью. У нее коллективистская картина мира: верность семье диктует необходимость компромиссов в отношении неверности – а вместе с ними и тайн. Само собой, мы можем взглянуть на ее ситуацию сквозь линзу гендерной политики и посчитать ее обоснования печальным, но изощренным извинением за патриархию. Более того, мы не можем позволить себе приуменьшать ущерб, который тайны наносят детям. Моя коллега Харриет Лернер подчеркивает, что секретность «подрывает основы отношений с обоими родителями и становится подземной рекой смятения и боли, которая ничто не обходит стороной. Нередко она приводит к симптоматическому и вызывающему поведению детей и подростков, которых отправляют на терапию, где так и не обнаруживается реальный источник тревожности и стресса».
Но разве выбор Амиры хуже, чем решение другой студентки из Нью-Йорка, 24-летней Марни? Марни до сих пор с ужасом вспоминает тот день, когда она взяла «секретный телефон» своей матери и бросила его прямо в руки отцу. «Он имел право знать, что она ему изменяла!»
Марни несколько лет знала о романе матери с ее мануальным терапевтом. «Она прятала секретный телефон в корзине для грязного белья и часами «занималась глажкой». Ага, конечно. Она в жизни не проявляла такого интереса к домашним делам. [В тот судьбоносный день] мама зашлась в рыданиях и причитаниях: «О боже, что ты наделала? Что ты наделала?» Мой мир разрушился за считаные часы. Теперь наша семья разбита. Мы больше не ужинаем вчетвером во «Фрайдисе» и не устраиваем семейные праздники. Я с пятнадцати лет не видела родителей вместе, в одной комнате».
Марни до сих пор терзают болезненные и необратимые последствия передачи телефона отцу, но ей и в голову не приходит сомневаться в моральных основаниях своего поступка. Ее система ценностей кардинально отличается от системы ценностей Амиры, однако она тоже действует на основании инстинктов. В ее индивидуалистской картине мира личное «право знать» стоит выше семейной гармонии. Для Марни ложь категорически недопустима, для Амиры ложь допустима в определенной ситуации.
Я часто наблюдала столкновение этих двух систем ценностей. Одна обвиняет другую в лицемерии и недостатке прозрачности. Другой претит деструктивное раскрытие всех тайн во имя честности. Одна ужасается дистанции, установленной между мужчинами и женщинами. Другая считает неумолимую прямоту вредной для любви и несовместимой с желанием. Как коллективистские, так и индивидуалистские культуры имеют дело и с открытым, и с тайным, причем везде есть собственные за и против. Поскольку мы обычно придерживаемся собственной парадигмы, нам полезно понимать, что сосед из другой страны может смотреть на ту же ситуацию, применяя к ней иную этическую и социальную логику. Нельзя забывать и о том, что в нашем глобализированном мире многие имеют связи с разными культурами, по этой причине их столкновение нередко происходит в наших сердцах и головах.
Что говорить, а что не говорить?
Дилеммы секретности не разрешаются одним махом, когда измена оказывается разоблачена. На каждом шагу появляются новые вопросы: в чем сознаваться? до какой степени? как именно? Более того, мы говорим другим лишь то, в чем готовы признаться себе. Крайне мало людей хладнокровно обманывают своих партнеров. Гораздо чаще в уме выстраиваются сложные структуры для оправдания своих действий – иначе эти структуры называют «логическим обоснованием поступков».
«Тенденция к неверности во многом зависит от способности обосновать измену для самих себя», – пишет эксперт по поведенческой экономике Дэн Ариэли. Мы все хотим смотреть в зеркало и не испытывать отвращения к человеку, которого там видим, поясняет он, но при этом мы хотим и действовать не совсем честно. Поэтому мы логически обосновываем различные уловки, чтобы поддерживать положительное представление о себе, прибегая к этическим фокусам, которые Ариэли называет «поправочными множителями».
Работая с последствиями измены, важно изучить эти логические доводы, ведь иначе мы рискуем просто вывалить их на партнера во имя истины. Кэтлин годами подозревала мужа Дона в неверности, но решила внимательнее изучить его айпад, только когда устала мириться с его безразличием в эмоциональном и сексуальном плане. Ее подозрения подтвердились, и она захотела услышать правду, только правду и ничего, кроме правды. Дон пришел ко мне посоветоваться, как ответить на ее вопросы.
Моложавому Дону уже за шестьдесят. Он родился и вырос в Чикаго, в бедной семье. Его отец терял одну работу за другой, а обожаемая мать тянула все на себе. Дон усердно трудился, чтобы обеспечить себе комфортную и счастливую жизнь, и посвятил себя исполнению гражданского долга, став лидером своего сообщества. Кэтлин – его вторая жена, они прожили вместе двадцать шесть лет. Как только Дон вошел ко мне в кабинет, я поняла, что этого человека одолевают глубокие противоречия. Он любит жену и всегда был предан ей, но при этом никогда не был ей верен.
Для начала я попросила его ввести меня в курс дела. Кэтлин узнала о двух его любовницах, Лидии и Шерил. Она также узнала, что эти любовницы вошли в его жизнь не один десяток лет назад. Они проживали на разных побережьях США на порядочном расстоянии от дома Дона, что было очень удобно. Пока Дон объяснял логистику этой тройной жизни, я почувствовала, что он несколько раздражен провалом своей маскировки. В конце концов, он вложил немало сил в управление своим триптихом. Он признает, что романы приносили ему удовольствие, потому что ему нравилось чувствовать свою власть, напуская тумана в глаза окружающих.
Теперь Кэтлин знала все основные факты и спросила его: почему это случилось?
– И что вы ей сказали? – спросила я.
– Правда в том, что я завел отношения с этими женщинами, потому что не получал необходимой близости дома.
Из сотен признаний, которые Дон мог сделать жене, он решил начать именно с этого? Нам явно предстояла серьезная работа. Я попросила Дона представить, что при этом почувствовала Кэтлин. И – что более важно – задуматься, действительно ли это так? Или же это просто одно из его оправданий?
– Вы правда думаете, что не завели бы любовниц, если бы секс с женой приносил вам больше удовольствия? – спросила я, почти не ожидая ответа.
– Правда, – заверил меня Дон.
Он рассказал мне длинную, подробную историю о менопаузе, гормонах, усилившейся стыдливости жены и своих трудностях с эрекцией. С любовницами никаких проблем не возникало. Это меня нисколько не удивило. Однако прежде чем говорить жене, что он изменял ей, потому что не получал желаемого, стоило оценить, насколько ему действительно не хватало страсти. Подозреваю, если бы мы спросили об этом Кэтлин, она бы согласилась, что, учитывая длительное безразличие мужа, неудивительно, что их сексуальная жизнь стала скучной и лишенной фантазии. Казалось, Дону стало не по себе, поэтому я решила пойти дальше.
– Фантазия – вот ключевое слово. С вашими любовницами возбуждение настигает вас еще в самолете. Вам не нужна волшебная таблетка, потому что вас заводит сам план, сама фабула, сам выбор одежды. Предвкушение подпитывает желание. Когда вы возвращаетесь домой и первым делом снимаете нарядную одежду и натягиваете старые тренировочные штаны, это никого не возбуждает.
Моя прямота, похоже, застала Дона врасплох, но он внимательно меня выслушал. Само собой, он не первый пришел ко мне в кабинет с жалобами на сексуальное уныние дома. Я не отрицаю, что семейная жизнь несколько приглушает эротику, но секс с женой не получает шанса на исправление, когда вся энергия Дона уходит на его романы с любовницами. Вместо того чтобы винить посредственный секс дома в своих изменах, Дону стоит задуматься, не привели ли его романы к сексуальному затишью в отношениях с женой. Более того, он изменял очень давно: и в первом браке, и во всех последующих отношениях. Проблема заключалась не в гормонах, не в возрасте и не в отсутствии возбуждения. Проблема заключалась в нем самом.
– Теперь вы понимаете, то, что вы хотели сказать жене, совершенно неверно? Все это ваши оправдания – истории, которые вы рассказываете самому себе, чтобы со спокойной совестью и дальше поступать как хочется. Давайте попробуем найти более искренний ответ на ее вопрос.
В ходе наших бесед я узнала Дона лучше, и он мне понравился. Он не был донжуаном, наслаждающимся своими победами. Как ни странно, он искренне любил и уважал женщин. Женщины – мама, сестры, тетушки, учительницы – воспитали его и повлияли на его становление. В детстве и юности ему не хватало уверенности в себе, он остро переживал из-за своего скромного происхождения и скудного образования. Он понял, что один из способов почувствовать себя более мужественным – это окружить себя сильными, состоявшимися женщинами. Обе его давние любовницы имели хорошее образование (как и его жена), были «соответствующего возраста», воспитывали своих детей и не хотели рожать больше – они идеально подходили ему, поскольку он предельно ясно дал им понять, что не уйдет от жены ни при каких условиях. Он был заботлив, вежлив и предан. Его могли бы назвать истинным джентльменом.
Знали ли любовницы друг о друге? Дон признался, что первая любовница знала о второй, но вторая знала только о жене. Он обещал первой любовнице, что перестанет спать со второй, но не сдержал своего обещания. В то же время он сообщил им обеим ту же полуправду, которую сначала рассказал мне: он сказал, что дома не получает сексуального удовлетворения. Мы принялись постепенно распутывать паутину его измен, и в процессе Дон осознал, что лгал всем трем женщинам.
Тройная жизнь давалась ему нелегко. Сначала Дон просто хранил небольшую тайну, но со временем эта тайна стала основой всего его существования. Секреты имеют тенденцию расти как на дрожжах. Вы не можете сказать партнеру, где были между шестью и восемью часами, потому что в таком случае вам придется объяснить и где вы были с четырех до пяти. Вам кажется, что вы все держите под контролем, но на самом деле все рассыпается на части. Снова собирая себя по кусочкам, Дон забыл о безразличии и стал честнее с самим собой и со своей женой.
– О чем еще спрашивает Кэтлин? – поинтересовалась я.
– Я обещал ей, что никогда больше так не поступлю, но она спросила: «Что тебя остановит, если подвернется шанс?» Я сказал, что не поступлю так снова, потому что мы не сможем восстановить отношения, если обо всем станет известно.
Дон подчеркивает страх быть пойманным за руку. Он говорит искренне, но это не вся правда. Что случилось бы, если бы он прямо сказал Кэтлин, что по природе своей не однолюб?
Его удивил такой вопрос.
– Нет, я бы такого не сказал. Я всегда боялся ее реакции. Думаю, она бы сказала, что на такое не подписывалась.
– Справедливо. Я не предлагаю вам навязывать ей целый гарем. Но дело в том, что она не подписывалась и на обманы. Вы не дали ей выбора. Действуя у кого-то за спиной, вы по определению действуете в одностороннем порядке.
Удивление Дона сменилось облегчением.
– Я люблю свою жену, но люблю и других женщин. Таким уж я родился. Мне даже на пользу признать это. Я никогда не говорил об этом ни Кэтлин, ни самому себе.
Теперь мы вышли на новый уровень правды. Зачастую после измены я слышу, как провинившиеся партнеры обещают больше никогда не смотреть на других мужчин и женщин. Но это лишь провоцирует новые тайны. Гораздо реалистичнее было бы сказать: «Да, меня будут привлекать другие люди, но я люблю и уважаю тебя и не хочу снова ранить, поэтому я не буду потакать своим желаниям». Это более честное – и более достойное доверия – заявление.
Поняв, что именно Дон хочет сказать жене, мы сосредоточились на том, как провести разговор. Я предложила, чтобы он начал с письма. Написанного от руки, потому что так оно становится более личным, и переданного лично в руки.
Перед Доном стоит три задачи. Во-первых, взять ответственность за свое неподобающее поведение, в частности за ограничение их близости, обусловленное тем, что он предоставлял жене лишь фрагмент своей разделенной личности. Во-вторых, признаться жене в своих слабостях и объяснить, как он годами оправдывал себя за ее счет. В-третьих, выразить свою любовь к ней и готовность бороться за их отношения.
Многолетняя практика привела меня к выводу, что любовные письма гораздо более полезны для исцеления, чем более типичная терапевтическая практика, в ходе которой неверный партнер составляет исчерпывающий список своих прегрешений – отелей, свиданий, поездок, подарков. По моему мнению, Дону необходимо было признать, что он мастер обмана. При этом я сочла, что его жене не пойдет на пользу узнать подробности каждой его лжи.
Вернувшись ко мне через неделю, Дон сказал, что Кэтлин тронула искренность его письма, но в то же время она проявила осторожность. Ей хотелось верить мужу, но она боялась ему доверять. Я надеялась, что для этой пары все кончится хорошо. Хотя Дон и предоставлял себе тайные и эгоистичные привилегии, он всегда любил жену. С самой первой встречи я услышала это в том, как он говорил о ней – с уважением, восхищением и обожанием. Кэтлин была глубоко задета, но тайная жизнь Дона ничуть не уменьшила ее любви и уважения к нему – как и к самой себе. Она была решительно настроена не дать этому кризису переписать всю их историю.
Следующие несколько месяцев я давала Дону советы, пока он заканчивал свои длительные отношения с Шерил и Лидией, стараясь сделать это как можно мягче. При этом он продолжал восстанавливать близость с женой. Когда Кэтлин спрашивала о его любовницах, он не раз срывался и лгал ей в ответ, потому что ложь стала для него условным рефлексом. Отказаться от этой вредной привычки будет непросто, но Дон работает над собой. Всякий раз, давая честный ответ, он поражается его простоте. Трудности для Дона и Кэтлин еще не закончились, но у меня такое чувство, что они преодолеют этот кризис и станут еще сильнее и ближе друг другу.
Как много вы хотите знать?
Я работаю по обе стороны обмана – даю советы отъявленным лжецам вроде Дона, но также и консультирую тех, кто стал жертвой нечестности. Мы склонны полагать, что люди хотят знать как можно больше, и осуждать самообман всех тех, кто предпочитает оставаться в неведении.
Кэрол всегда знала, что ее муж – алкоголик. Однако до недавнего времени она и не подозревала, что он любит смешивать выпивку с посещением публичного дома. Перечисляя свои варианты, она признается, что не уверена, хочет ли знать больше. «Решать вам, – говорю я ей. – Ничего страшного, если вы не захотите выяснять подробности. Пусть он сам несет весь груз этого знания и решает, каким хочет быть мужчиной и человеком».
Другие хотят знать все в деталях. В попытке защитить их от информационной перегрузки я напоминаю, что нам всегда приходится мириться с последствиями любого знания. Я часто спрашиваю: вы действительно хотите услышать ответ на свой вопрос или же вы хотите, чтобы ваш партнер узнал о существовании этого вопроса?
Различают два типа вопросов: детективные, которые нацелены на выяснение гнусных подробностей случившегося, и следственные, которые нацелены на определение смыслов и мотивов.
К детективным относятся следующие вопросы: сколько раз ты с ним спала? вы занимались этим в нашей постели? она кричит, когда кончает? так сколько ей лет? ты сосала его член? она бреет волосы? она позволила заняться с ней анальным сексом? Детективные вопросы усиливают боль и причиняют новые травмы, поскольку провоцируют сравнения, которые всегда оказываются не в вашу пользу. Да, вам стоит знать, безопасный был секс или вам пора сдавать анализы. Да, вам стоит знать, не пора ли волноваться за состояние своего банковского счета. Однако, возможно, вам не стоит знать, блондинка она или брюнетка, настоящая ли у нее грудь и больше ли у него пенис. Допросы, запреты и даже вещественные доказательства не успокаивают ваши главные страхи. Более того, они затрудняют примирение, а если вы решаете расстаться, становятся предметом судебных разбирательств. Иная организация следствия может создать более благоприятные условия для восстановления доверия.
Обращаясь к следственным вопросам, человек понимает, что правда часто не ограничивается фактами. К ним относятся: помоги мне понять, что для тебя значил этот роман? ты планировал его или все случилось само собой? почему именно сейчас? каково тебе было возвращаться домой? что ты чувствовал такого, чего не чувствовал со мной? ты считал, что имеешь право на измену? ты хотел, чтобы я обо всем узнала? ты бы закончил интрижку, если бы я не узнала о ней? ты рад, что теперь все раскрылось, или ты бы предпочел и дальше прятаться по углам? ты пытался меня бросить? ты считаешь, что достоин прощения? ты потеряешь ко мне уважение, если я тебя прощу? ты надеялся, что я тебя брошу, чтобы не чувствовать себя ответственным за разрушение семьи? Обращаясь к следственному подходу, люди задают более информативные вопросы, помогающие понять смысл измены и уделяют больше внимания анализу, а не фактам.
Порой мы задаем один вопрос, хотя за ним скрывается совершенно другой. Спрашивая: «Какой у вас был секс?», – мы зачастую подразумеваем: «Тебе не нравится наш секс?» Ваше желание получить ответ вполне оправданно, но формулировка вопроса помогает вам сохранить душевное спокойствие. Мой коллега Стивен Андреас утверждает, что детективный вопрос можно превратить в следственный, спросив себя: что я почувствую, получив ответы на все свои вопросы? Так вы сможете организовать следствие более продуктивным образом, сохраняя смысл изначального вопроса, но оберегая себя от потока ненужной информации.
Моему пациенту Маркусу кажется, что он не сможет снова довериться партнеру, не узнав всех подробностей его измены. Он одержимо расспрашивает Павла, заставляя его предоставить точное описание своей активности в Grindr. «Я задаю вопрос и хочу получить ответ». Хотя я понимаю стремление Маркуса сориентироваться в изменившемся мире, я предполагаю, что эта охота за деталями не даст ему успокоения, а лишь спровоцирует новый прилив ярости, усилит стремление к контролю и нанесет удар по близости.
Непосредственно после измены парам разумно обговорить границы, чтобы сохранить душевное спокойствие. Например, они могут решить прекратить все встречи и общение с любовником или договориться идти с работы прямо домой, не заглядывая в бар. Но зачастую нам кажется, что изменник утратил свое право на частную жизнь. В цифровую эпоху во имя восстановления доверия обманутый партнер нередко требует предоставить ему доступ к мобильному телефону, электронной почте, социальным сетям и прочим средствам коммуникации. Психолог и писатель Марти Кляйн замечает, что это не повышает уровня доверия, а, наоборот, понижает его. «Невозможно “помешать” человеку снова вас предать. Он либо решает быть верным, либо нет. Если он выбирает неверность, никакая слежка в мире не сможет его остановить».
Доверие и правда идут рука об руку, но мы также должны понимать, что правда бывает разная. Какая правда полезна для нас самих и для наших отношений в свете тех решений, которые мы склоняемся принять? Одно знание приносит ясность, другое – рождает образы, которыми мы себя мучаем. Если задавать вопросы, которые помогают понять смысл измены – осознать все стремления, страхи, желания и надежды, – жертва неверности не превратится в злого полицейского. Искреннее любопытство перекидывает мостик между партнерами, а этот мостик становится первым шагом к восстановлению близости. Мы становимся союзниками в попытке осознать случившееся и все исправить. Измены совершаются в одиночку, но понять их можно только вместе.
Часть III
Причины
Глава 9
Изменяют даже счастливые люди. В поиске смысла измен
Иногда я чувствую, как мои кости прогибаются под тяжестью всех жизней, которые я не проживаю.
Джонатан Сафран Фоер. «Жутко громко и запредельно близко»Секс играет на удовольствии от многократного осознания, что мы себя совсем не знаем… На приключения нас толкает не только новизна Иного, хотя она и становится важным фактором, но и Инаковость нас самих.
Вирджиния Голднер. «Ироничный гендер, самобытный пол»
Что, если измена не имеет к вам отношения?
Зачастую тому партнеру, которого любимый человек отверг ради тайного любовника, обманул, обвел вокруг пальца, такой вопрос кажется абсурдным. Интимное предательство всегда кажется личным – оно воспринимается как прямой удар по самому уязвимому месту. Однако, глядя на него лишь сквозь линзу ущерба, причиненного обманутому партнеру, мы видим только одну сторону истории. Да, один партнер изменил другому. Но что он сделал себе? И почему?
Главное в моей работе – смотреть на измену с обеих сторон, понимать как ее причины, так и последствия. На первом этапе в основном анализируется, что произошло: кризис, последствия, боль и двуличие одного из партнеров. На втором этапе выясняется, почему это случилось: выявляются смыслы, мотивы, демоны и извлеченные уроки. Для успешного восстановления обеим сторонам конфликта крайне важно выслушать все эти откровения без предвзятости.
«Почему люди изменяют?» – последние несколько лет я снова и снова задаюсь этим вопросом. Хотя в литературе нам рассказывают о сложных метаниях изменников, в моей практике их мотивы обычно сводятся к одной из двух проблем: либо в браке, либо в человеке. Следовательно, как заметила Мишель Шайнкман: «То, что мадам Бовари когда-то называла поисками романтической любви, сегодня… заключено в рамки «предательства», которое считается не столько проявлением любви и желания, сколько требующим лечения симптомов болезни».
Теория «симптома» такова: измена просто привлекает наше внимание к проблемам, которые уже существуют в отношениях или у человека. Во многих случаях это действительно так. Кульминацией многих отношений становится измена, которая совершается, чтобы компенсировать недостаток чего-либо, заполнить пустоту или найти повод уйти. Неуверенность в партнере, стремление избежать конфликтов, длительный недостаток секса, одиночество или просто многолетнее повторение одних и тех же ссор – мотивация многих изменников сводится к проблемам в браке. О том, что проблемы порождают проблемы, написаны целые тома. Однако психотерапевты ежедневно сталкиваются с ситуациями, причины которых далеко не столь очевидны. Как же трактовать их?
Сложно признать, что измена может случиться и в отсутствие серьезных проблем в браке. Наша культура не верит в измены без вины, а потому, когда нам не в чем винить отношения, мы склонны винить самого изменника. Клиническая литература полнится типологиями изменников, словно характер всегда превалирует над обстоятельствами. На смену религиозному языку пришел психологический жаргон, поэтому теперь говорят не о грехе, а о патологии. Мы больше не грешники, мы больные. По иронии судьбы очиститься от грехов когда-то было гораздо легче, чем сейчас избавиться от диагноза.
Как ни странно, клинические состояния стали востребованной валютой на рынке восстановления после измен. Некоторые пары приходят в мой кабинет, имея диагноз на руках. Брент цепляется за возможность списать на патологию двадцать лет своих измен. Его жена Джоан не столь полна энтузиазма. Она объясняет мне свой взгляд на проблему: «Психотерапевт сказал ему, что у него расстройство привязанностей, потому что отец бросил его одного заботиться о матери и сестре. Но я говорю ему: «То есть теперь ты не просто свинья? Теперь тебе нужен диагноз?»
Шерил только что обнаружила уйму свидетельств, что ее муж Джефф сидел на БДСМ-сайтах[9] и встречался с незнакомками ради секса. После множества встреч со своим психотерапевтом Джефф уверился, что он «эротоман», занимающийся самолечением, чтобы держать свою депрессию под контролем. Его жена согласна с ним. Возможно, это действительно так. Однако медицинский диагноз не повод для отказа от беспристрастного анализа его любопытных наклонностей. Навешивать ярлыки куда легче, чем углубляться в детали.
Если психологические диагнозы недостаточно убедительны, всегда можно обратиться к потрясающему миру популярной нейробиологии. Жена Николаса, Зоуи, изменяла ему более года. На нашу прошлую встречу он пришел в приподнятом настроении, потрясая номером The New York Times. «Смотрите! – Он показал на заголовок. – «Неверность у нас в генах». Я так и знал! Ее родители живут в открытом браке, поэтому у нее другие представления о приличиях. Это наследственное!»
Невозможно отрицать, что многие неверные супруги демонстрируют признаки депрессии, компульсии, нарциссизма, расстройства привязанностей или явной социопатии. В связи с этим порой верный диагноз наконец проливает свет на мотивы необъяснимого, причиняющего муки поведения – как для человека, ведущего себя неподобающим образом, так и для его партнера, страдающего от последствий. В таких ситуациях узнать диагноз полезно, поскольку он становится необходимым инструментом для восстановления после измены. Однако зачастую мы переходим к диагнозу слишком быстро, тем самым прерывая процесс осмысления ситуации.
Мой опыт подсказывает, что не стоит ограничиваться широко распространенным представлением об измене как симптоме проблем отношений или личности. Самая очевидная причина далеко не всегда правильная. Я усвоила этот урок во время работы над предыдущей книгой. Мне всегда твердили, что проблемы в сексе – это следствие проблем в отношениях; если исправить отношения, исправится и секс. Хотя для многих пар это действительно верно, я встречала и много других, которые говорили мне: «Мы очень любим друг друга. У нас прекрасные отношения. Вот только без секса». Очевидно, отсутствие секса для них не было симптомом проблем на личном фронте. Чтобы найти причину их эротического упадка, мы копали в других местах – и для этого прямо говорили о сексе, хотя психотерапевты зачастую стараются этого избегать.
Подобным образом считается, что хороший секс гарантирует верность. Наша модель романтической любви предполагает, что в здоровом союзе никто из партнеров и не думает смотреть на сторону. Если дома вам спокойно, если вы чувствуете, что вас любят, уважают и желают, зачем тогда изменять? С этой точки зрения измена представляет собой продукт дефицита. Успешная терапия, таким образом, ставит целью обнаружить и устранить проблемы, которые спровоцировали измену, чтобы пара вышла из кабинета с сертификатом о прививке на руках. Но может ли такой подход к решению проблем нейтрализовать все ограничения и тонкости любви?
Не думаю. Во-первых, потому что он предполагает существование идеального брака, который на корню убивает в нас тягу к приключениям. Во-вторых, потому что я снова и снова встречаю людей, которые заверяют меня: «Я люблю мужа/жену. Мы лучшие друзья. Мы счастливы вместе. Но я изменяю».
Многие из этих людей хранили верность годами, иногда даже десятилетиями. Они кажутся гармоничными, состоявшимися, чуткими личностями, которые дорожат своими отношениями. Но однажды они переходят черту, которую вовсе не собирались пересекать, и рискуют всем, что построили. Ради чего?
Чем больше я слушаю эти истории о невероятных изменах – от мимолетных интрижек до страстных любовных романов, – тем сильнее мне хочется искать не столь очевидные объяснения. Почему изменяют счастливые люди?
Чтобы понять это, я прошу неверных партнеров делиться своими историями. Я хочу знать, что значили для них измены. Зачем вы изменяли? Почему с ним? Почему с ней? Почему сейчас? Впервые ли это случилось? Вы сами стали инициатором? Пытались ли вы сопротивляться? Что вы чувствовали? Чего вы искали? Что нашли? Все эти вопросы помогают мне осознать смысл и мотивы измен.
Люди изменяют по многим причинам. Всякий раз, когда мне начинает казаться, что я слышала все возможные варианты, неизбежно появляется новый мотив. Но одна тема всплывает чаще других: люди решаются на измены ради самопознания, ради обретения (или возвращения) собственной идентичности. Для таких искателей измена редко становится симптомом проблемы – гораздо чаще ее описывают как экспансивный опыт, который включает в себя аспекты роста, познания и трансформации.
Я так и слышу, как некоторые восклицают мне в ответ: «Экспансивный?! Самопознание, мать твою! Конечно, это звучит лучше, чем случайный секс в обшарпанном мотеле. Измена есть измена, какие бы модные ярлыки на нее ни навешивали! Изменять жестоко, эгоистично, нечестно и подло». Да, преданный партнер и правда чувствует все это. Но что измена значит для другого?
Когда начальный кризис пойдет на убыль, очень важно изучить субъективные ощущения от измены и той боли, которую она вызывает. Возможно, в глазах партнера А измена представляет собой ужасное предательство, в то время как партнер Б считает ее стимулом к преобразованию. Понять, почему случилась измена и о чем она свидетельствовала, важно как для тех пар, которые решают расстаться, так и для тех, которые хотят остаться вместе и вдохнуть в свои отношения новую жизнь.
В поисках новой сущности
Порой, желая чужого внимания, мы отворачиваемся не от партнера, а от самих себя. Мы ищем не столько нового любовника, сколько новую сторону собственной личности. Мексиканский эссеист Октавио Пас описывает эротику как жажду инаковости. Очень часто, заводя роман на стороне, люди находят иное не в новом партнере, а внутри себя.
Первое письмо Прии было пропитано смущением и тревогой. «Большинство описаний проблемных браков не соответствуют моей ситуации, – начала она. – У нас с Колином чудесные отношения. Трое прекрасных детей, финансовая стабильность, любимая работа, добрые друзья. На работе ему нет равных, он чертовски красив, нежен в постели, подтянут и добр ко всем, включая моих родителей. Моя жизнь хороша».
И все же Прия изменила ему с арбористом, убиравшим дерево, упавшее на соседский гараж во время урагана Сэнди. «Я бы в жизни не пошла с ним на свидание – черта с два. Он ездит на пикапе, он весь в наколках. Все так банально, что мне даже стыдно говорить об этом – это все равно как если бы начальник закрутил роман с молоденькой секретаршей. И это опасно. Это может одним махом разрушить все, что я построила, хотя мне вовсе этого не хочется. О романе знает только мой психоаналитик. Она посоветовала мне заблокировать его номер и больше никогда с ним не говорить. Я понимаю, что она права, и пыталась оборвать контакты, но всякий раз снова выходила на связь».
Прия с придыханием рассказывала мне о происходящем, но при этом была не на шутку перепугана. «Нам некуда пойти, поэтому мы прячемся в его пикапе, в моей машине, в кинотеатрах или на скамейках в парке. Он залезает ко мне в штаны. Я чувствую себя как девчонка, у которой появился первый парень». Она всячески подчеркивала этот школьный характер их отношений. За весь период романа они переспали от силы раз пять – дело здесь было не столько в сексе, сколько в возможности почувствовать себя сексуальной. Прия попалась в типичную ловушку измены: «Так дальше продолжаться не может. Но я не могу положить этому конец».
Прия не могла понять, почему оказалась в такой ситуации. Она тоже верила, что такое случается, только когда возникают проблемы в браке. Однако, пока она перечисляла все плюсы своей супружеской жизни, я начала подозревать, что ее измена никак не связана ни с мужем, ни с отношениями.
В подобных случаях упрямый поиск причин измены в браке становится примером проявления так называемого «эффекта уличного фонаря», когда пьяница ищет ключи не там, где их потерял, а там, где светло. Люди склонны искать там, где сделать это проще всего, а не копать в тех местах, где с наибольшей вероятностью таится правда. Возможно, это объясняет, почему многие психотерапевты, специализирующиеся на работе с парами, отчаянно цепляются за теорию симптома. Таким образом они могут оставаться на знакомой территории отношений, вместо того чтобы погружаться в болото проступка. Гораздо проще свалить вину на несчастный брак, чем столкнуться с экзистенциальной сложностью наших амбиций, желаний и стремлений. Проблема в том, что в отличие от пьяницы, который так и не находит ключи, психотерапевт всегда может найти недостатки в браке. Но они не всегда дают нужный ключ, чтобы открыть истинный смысл измены.
Тщательная экспертиза брака Прии определенно дала бы какой-то результат – выяснилось бы, что она находится в зависимом положении, потому что зарабатывает меньше мужа; что она склонна подавлять свой гнев и избегать конфликтов; что порой она ощущает приступы клаустрофобии; что две личности постепенно сплавляются в единое «мы», что точнее всего отражает фраза: «Нам понравился этот ресторан?» Выбрав этот путь, мы с ней поговорили бы о многом, но только не о том, о чем нужно было говорить. Даже если у пары действительно есть «проблемы», это не значит, что именно они привели к измене.
– Думаю, дело в вас, а не в вашем браке, – сказала я Прие. – Расскажите мне о себе.
– Я всегда была хорошей. Хорошей дочерью, хорошей женой, хорошей матерью. Прилежной ученицей. Отличницей.
Прия родилась в семье индийских иммигрантов скромного достатка. Для нее вопрос «чего я хочу?» всегда был неразрывно связан с вопросом «чего они хотят от меня?». Она никогда не ходила на вечеринки, не напивалась и не гуляла допоздна. Свой первый косяк она выкурила в двадцать два. Окончив медицинский институт, она вышла замуж за правильного парня и даже пригласила родителей пожить вместе с ними, а затем купила им недорогую квартиру. В сорок семь лет перед ней стоит серьезный вопрос: «Будут ли они любить меня, если я не буду идеальной?» В голове у нее порой звучит голосок, спрашивая, как живут те, кто не так «хорош». Одиноки ли они? Больше ли у них свободы? Чаще ли они развлекаются?
Измена Прии не симптом и не патология. Это кризис личности, внутренняя перестройка ее представлений о себе. На встречах с ней мы говорили о долге и желании, о зрелости и юности. Ее дочери-подростки наслаждались такой свободой, какой она никогда не знала. Прия поддерживала их, но в то же время и завидовала им. Накануне пятидесятилетия она ударилась в собственный отложенный подростковый бунт.
Ее мотивация может показаться глупой – в мире уж точно есть проблемы и поважнее. Прия и сама согласна с этим. Мы сошлись во мнении, что ее жизни можно позавидовать. И все же она решила всем этим рискнуть. Этого мне было достаточно, чтобы не приуменьшать ее проблем. Моя роль заключалась в том, чтобы помочь ей понять собственные поступки. Очевидно, что ее роман не мог перерасти в любовь всей жизни (хотя порой случается и такое). Это был роман, которому рано или поздно суждено было закончиться – желательно, не разрушив в процессе ее брак.
Романы на стороне зачастую разворачиваются в параллельной вселенной, свободной от тягот повседневной жизни и потому дающей надежду на избавление. Для некоторых эта вселенная становится миром возможностей – альтернативной реальностью, где можно переосмыслить собственную жизнь и начать все заново. И все же эта реальность кажется безграничной только потому, что она заключена в рамки окутывающей ее тайны. Это чудесная интерлюдия, поэтический эпизод прозы жизни.
Поэтому запретная любовь по природе своей утопична, особенно в сравнении с приземленными ограничениями брака и семьи. Главная черта этой эфемерной вселенной – и ключ к пониманию ее невероятной притягательности – заключается в ее недосягаемости. Романы на стороне по определению нестабильны, сомнительны и противоречивы. Неуверенность, неопределенность, незнание, когда мы снова встретимся с любовником, – иначе говоря, те чувства, которых мы не потерпели бы в основных отношениях, – в тайном романе разжигают пламя. Поскольку мы не можем заполучить любовника, мы продолжаем хотеть его, ведь нам всегда хочется того, что получить нельзя. Именно эта недосягаемость придает романам на стороне эротическое обаяние, которое поддерживает огонь желания.
Роман на стороне еще сильнее контрастирует с реальностью, когда многие, подобно Прие, выбирают любовников, которые не могут стать их постоянными партнерами. Влюбляясь в человека из другого класса, культуры или поколения, мы играем с возможностями, которые в обычной жизни не стали бы и рассматривать.
В своем эссе о романе с замужней женщиной журналистка Анна Пулли пишет, что неверность обещает нам «жизнь, которая не может стать [нашей]». «Я была дорогой, по которой она никогда бы не прошла… – пишет Пулли. – Наша любовь держалась на возможности – мы предлагали друг другу безграничный потенциал. Перед таким обещанием у реальности и вовсе не было шансов… Она воплощала в себе совершенство – иначе и быть не могло, потому что в ней не было никаких ловушек реальных отношений… Она была совершенна отчасти потому, что давала отдушину, что всегда готова была предложить больше».
Интересно, что очень малая доля таких романов переживает разоблачение. Казалось бы, отношения, ради которых человек готов так сильно рисковать, уж точно могут выдержать выход из тени. Предаваясь страсти, любовники мечтают о том, чем займутся, когда наконец окажутся вместе. Но запрет снимается, происходит развод, возвышенное смешивается с приземленным, роман вступает в реальный мир – и что дальше? Есть пары, которые счастливо живут дальше на законных основаниях, но гораздо больше любовников расстаются навсегда. Судя по моему опыту, большинство романов на стороне заканчивается, даже если распадается брак. Какой бы искренней ни казалась любовь, интрижки почти никогда не бывают серьезны.
Измена живет в тени брака, но брак при этом живет в центре измены. Могут ли отношения с любовником оставаться притягательными в отсутствие приятной неправомерности? Будь у Прии и ее татуированного ухажера собственная спальня, было бы им так же здорово, как на заднем сиденье его пикапа?
Я встречала множество женщин (и мужчин), подобных Прие. Я признаю силу их переживаний. Я не склонна недооценивать их важность и называть пустячными, эгоистичными или незрелыми. Но в то же время я ставлю под сомнение высокомерие любовников, которые полагают, что их великий роман сделал пресными все остальные аспекты жизни. Как пишет Франческо Альберони, влюбленность «заставляет нас пересмотреть свои приоритеты, выкидывает все лишнее и проливает яркий свет на поверхностное, незамедлительно отвергая его». Я предупредила Прию, что ее поэтический самолет рано или поздно потерпит крушение, после чего она, скорее всего, поймет, что проза ее жизни ей очень важна.
Притягательная сила измены
Ни один разговор об отношениях не может обойти стороной щекотливую тему правил и нашего более чем человеческого желания их нарушать. Нарушая правила, мы подчеркиваем главенство свободы над традицией, возможностей над ограничениями и личности над обществом. Прия может быть испугана и озабочена тем, что сдвигает на обочину свой брак. Но именно в этом и кроется притягательная сила нарушения правил – нам нравится рисковать самым дорогим. Прекрасно зная о существовании гравитации, мы мечтаем летать. Это может вести либо к трансформации, либо к разрушению, причем порой они неотделимы друг от друга.
Прие часто кажется, что она стала ходячим противоречием: она то ужасается собственному безрассудству, то восторгается своей дерзостью, одновременно боясь разоблачения и не чувствуя в себе силы (или просто не желая) положить роману конец. Несомненно, нейробиологи сказали бы, что в обычной жизни она следует рациональным командам лобной доли, в то время как за роман целиком и полностью отвечает ее лимбическая система.
С психологической точки зрения наше отношение к запретному проливает свет на более темные и туманные аспекты нашей человечности. Стремление нарушать правила у человека в крови. Более того, как многие из нас помнят с детства, таиться, прятаться, плохо вести себя и бояться разоблачения весьма интересно, особенно если потом все сходит тебе с рук. Во взрослой жизни все это порой становится мощным афродизиаком. Нас возбуждает риск попасться с поличным, занимаясь грязным делом, нарушая табу и преступая границы. Сексолог Джек Морин замечает, что многие из нас сохраняют в себе детское стремление доказать, что закон нам не писан. «Возможно, – предполагает он, – именно поэтому контакты и фантазии, предполагающие нарушение правил, очень часто позволяют нарушителям самоутвердиться и даже почувствовать гордость за себя».
Известное «эротическое уравнение» Морина гласит: «Притяжение плюс препятствия равняется возбуждению». Он объясняет, что сильнейшее возбуждение охватывает человека, когда тот чувствует напряжение между непреходящими проблемами и триумфальными решениями. Мы особенно возбуждаемся, когда немного теряем равновесие, чувствуем неуверенность, «оказываемся на тонкой грани между экстазом и катастрофой».
Это описание человеческих склонностей помогает нам понять, почему людей в счастливых, стабильных отношениях тоже привлекает возможность нарушить правила. Прию терзает вопрос: что, если я всего один разок поступлю так, словно правила меня не касаются?
В то время как одни всячески противятся желанию нарушить правила, другие нарушают их направо и налево. Они просто считают, что им закон не писан. Их любовь к себе дает им право нарушать любые соглашения. Для них неверность сродни оппортунизму – они изменяют безнаказанно, просто потому что могут. Главное в их жизни – их же величие.
Совершая измену, каждый человек дает себе на это право, однако мне особенно интересно, чем руководствуются те, кто до этого вел предельно добропорядочную жизнь. Чем становится этот бунт для таких законопослушных граждан? Чему нас может научить противоречивый характер их измен, в ходе которых они нарушают правила, ими же и созданные?
Наши беседы помогли Прие пролить свет на сложную картину ее ситуации. Она обрадовалась, что нам не пришлось разбирать по косточкам ее отношения с Колином. Но приняв на себя всю ответственность за измену, она преисполнилась чувства вины.
– Меньше всего на свете мне хочется ему навредить. Если он узнает обо всем, это его сломает. Он ни за что не поверит, что это не имеет к нему отношения.
Прия оказалась на распутье. Она могла признаться мужу в измене, а затем разобраться с последствиями, как многие бы ей посоветовали. Она также могла положить конец роману и оставить все в тайне, надеясь, что муж никогда ни о чем не узнает. Или же она могла и дальше вести двойную жизнь. Первый вариант мне не импонировал. Хотя я не приемлю вранья, разоблачение измены неизбежно привело бы к изменению парадигмы. История о самопознании превратилась бы в историю о предательстве. На мой взгляд, это вряд ли могло им помочь.
Что насчет второго варианта – тихо положить конец роману? Прия пыталась поступить так несколько раз: она удаляла его телефон, возвращалась другой дорогой домой, оставив детей в школе, говорила себе, что все это неправильно. Но самостоятельно наложенные ограничения неизменно становились новыми правилами, которые ее так и тянуло нарушить. Три дня спустя его номер снова появлялся у нее в телефоне, записанный под фальшивым именем.
Что же касается третьего варианта, страдания Прии росли пропорционально рискам. Тайна терзала ее. С каждым днем Прия становилась все менее осмотрительной. Ей было страшно в каждом кинотеатре и на каждой скрытой от глаз парковке.
Учитывая все это, я надеялась подтолкнуть ее к четвертому варианту. Фактически она говорила мне: «Я должна положить этому конец, но не хочу». Я же видела, хотя она этого еще не понимала, что Прия боится потерять не его, а ту часть себя, которую он пробудил.
– Вам кажется, что вы завели отношения с хозяином пикапа, – сказала я ей. – Но на самом деле через него вы смогли установить близкий контакт с собой.
Чтобы помочь людям выпутаться из собственных романов, очень важно показать им, где проходит грань между человеком и полученным опытом. Роман на стороне закончится, но воспоминания о нем останутся навсегда.
– Я не ожидаю, что вы мне сразу поверите, но вы можете закончить отношения и сохранить все то, что они вам дали, – сказала я. – Вы снова почувствовали прилив энергии, вернулись в молодость. Понимаю, вам кажется, что, бросив его, вы отрежете себя от всего этого, но я хочу, чтобы вы знали, что со временем вы обнаружите, что кое-что из этого живет внутри вас.
Мы обсудили, как попрощаться с любовником. Полный разрыв им не подходил, потому что подчеркивал лишь отрицательные аспекты, не признавая глубины переживаний. Прия с любовником пытались разойтись мирно и часами обсуждали, как положить отношениям конец. Я прекрасно представляю подобные разговоры: партнеры всю ночь напролет планируют свое расставание, только чтобы почувствовать еще большую близость накануне разрыва.
Я предложила провести другой разговор: попрощаться с любовником, не отрицая всех плюсов их отношений. Сказать нужно было следующее: «Я не хочу это заканчивать, но я так решила». Прия должна была поблагодарить любовника за все, что ей дали их отношения, и сказать ему, что она всегда будет с теплотой вспоминать о том времени, которое они провели вместе.
– И сделать это надо сегодня? – спросила она.
– Это придется сделать не раз, – ответила я. – Вам придется научиться жить без него. Будет нелегко. Порой вам будет мучительно больно. Он так прочно вошел в вашу жизнь, что без него вам поначалу будет пусто и одиноко. Этого стоит ожидать. Вам потребуется время.
В одних ситуациях бывает достаточно единственного откровенного разговора, в других приходится неделями и месяцами ждать, пока мысль обоснуется в голове и роман умрет естественной смертью, выполнив свое предназначение. Я подозреваю, что Прию ждет второй вариант.
– Вам придется заставлять себя не писать ему, не звонить, не выслеживать его и не ездить мимо его дома. Порой у вас будут случаться срывы, но настанет день, когда вы привыкнете к этому. Вы почувствуете боль потери, оплачете ее и постепенно смиритесь. Вам станет легче, когда ваша жизнь снова станет цельной. Время от времени, вспоминая о нем, вы снова будете чувствовать себя молодой.
Возможно, это правда, и Прия будет с теплотой вспоминать о своем татуированном любовнике. Но я понимаю, что с такой же вероятностью через год она оглянется назад и спросит себя: «Чем я вообще думала? Может, у меня было помешательство?» Быть может, он останется прекрасным цветком в ее секретном саду, а может, она решит, что он лишь надоедливый сорняк. Пока достаточно будет сказать, что возможность сохранить воспоминания о нем поможет ей его отпустить.
Меня часто спрашивают: «Могут ли партнеры быть поистине близки, когда один из них хранит такую тайну? Разве это не перечеркивает все отношения?» У меня нет однозначного ответа на такие вопросы. Во многих случаях я работала с парами, помогая партнерам во всем признаться, в надежде, что это откроет для них новые каналы коммуникации. Однако я видела и как небрежно раскрытые секреты оставляли незаживающие раны. Работая с Прией, я помогаю ей осознать собственные переживания и разобраться с ними как можно деликатнее. Сегодня вместо сообщений от любовника она получает сообщения от меня. Я выступаю в качестве ее поручителя, пока она преодолевает зависимость от его ежедневной поддержки и постепенно приближается к своей цели – снова сделать цельной свою жизнь.
Зов непрожитых жизней
В разговорах о неверности часто всплывает тема поиска собственной личности. Параллельная вселенная Прии позволила ей на время стать подростком, которым она никогда не была. Других привлекают воспоминания о том человеке, которым они когда-то были. Третьи же предаются мечтам об упущенных возможностях и о том, кем они могли стать. Выдающийся социолог Зигмунт Бауман пишет, что в современной жизни «всегда остается подозрение… что человек живет не так, как должен был; что незамеченным, неизученным, неиспробованным, упущенным, забытым оказалось нечто крайне важное; что неисполненным осталось главное обязательство перед истинной сущностью человека или вовремя не были реализованы все шансы на неизвестное счастье, совершенно отличное от всего счастья, которое человек познал раньше, и что если не ухватиться за эти шансы сейчас, то они окажутся упущенными навсегда». Он прямо говорит о нашей ностальгии по непрожитой жизни, непознанной личности и непройденной дороге.
В детстве у нас есть возможность попробовать все роли, но во взрослой жизни мы часто оказываемся в рамках тех ролей, которые нам назначили или которые мы выбрали сами. Выбирая партнера, мы останавливаемся на одном варианте истории. И все же нас не перестает терзать любопытство: какими могли бы быть другие варианты? Измена позволяет нам открыть окно в эту другую реальность и посмотреть, кто там живет. Неверность зачастую становится нашей местью за упущенные возможности.
Дуэйн всегда с теплотой вспоминал свою университетскую подружку Кейшу. С ней у него был лучший секс, поэтому она частенько появлялась в его фантазиях. Они оба понимали, что слишком молоды, чтобы брать на себя обязательства, и расстались с большой неохотой. Годами он задавал себе вопрос, что случилось бы, если бы они встретились в другой период жизни.
И тут появился Фейсбук. Цифровая вселенная дает беспрецедентные возможности восстановить связь с теми, кто давно пропал из нашей жизни. Никогда прежде у нас не было такого доступа к бывшим и такого количества поводов для любопытства. «Что случилось с той девчонкой? Вышла ли она замуж?» – «Я слышала, у него проблемы в отношениях». – «Интересно, она все такая же милая?» Чтобы получить ответы, нам достаточно лишь щелкнуть мышкой. Однажды Дуэйн нашел страницу Кейши. Каково же было его удивление, когда оказалось, что оба они живут в Остине. Она была в разводе и по-прежнему хороша. Он же был счастливо женат, но любопытство вскоре взяло свое – и вместо друга на Фейсбуке у него появилась тайная подруга.
У меня складывается впечатление, что благодаря социальным сетям за последние десять лет романов с бывшими стало гораздо больше. Эти ретроспективные встречи происходят на границе известного и неизвестного – они возвращают знакомые ощущения от общения с человеком, которого вы знали ранее, но при этом таят в себе новизну, которая появилась по прошествии времени. Интрижки с бывшими дают нам уникальную комбинацию изначально существующего доверия, риска и уязвимости. Кроме того, они вызывают в нас неизбывную ностальгию. Бывшие помнят нас такими, какими мы были раньше, но уже не являемся.
Мы все вмещаем в себя множество личностей, но в близких отношениях со временем мы склонны идти по пути упрощения и выбирать лишь одну версию себя. Чтобы восстановиться, крайне важно найти все кусочки своей личности, с которыми мы решили расстаться в течение жизни.
Возвращение изгнанных чувств
Хотя многие удивляются, узнав о собственной многогранности, Айо прекрасно понимал, что в нем соседствует множество личностей. Он всегда определял себя и развивался через отношения – с друзьями, наставниками, интимными партнерами.
– В разных частях света у меня свой круг друзей, соответствующий тому или иному периоду моей жизни, – говорит он. – Каждый из них возвращает мне ту личность, которой я был при становлении этих отношений. Мне нравится вспоминать, каким я был раньше, проводя время с тем или иным кругом друзей.
Однако в последние два года самым важным человеком в проекте личностного роста Айо была Синтия, которая работала с ним в отделе международного развития. Он описывает их двухлетний роман как «важнейший акселератор развития», который помог ему узнать себя с другой стороны.
Измена Айо рассказывает не столь известную, но весьма типичную для мужчин историю. Есть определенный тип мужчин, которые всю жизнь пребывают на суровой стороне эмоционального спектра. Они ничего не боятся и всегда все контролируют. Выросший в Кении Айо несколько раз переезжал за свое тревожное детство, так что эта стратегия имела смысл.
– Похоже, я хотел от любви только хорошего – тепла, защиты, заботы, дружбы, романтики. Мне хотелось избежать неприятных аспектов – уязвимости, слабости, страха и грусти, – вспоминает он.
Его жена Джули дала ему именно такую любовь. Они встретились в Лондоне двадцать семь лет назад, когда оба только начинали строить карьеру в одной области.
– Она была красива, спортивна, исключительно умна. Она была не склонна к самокопанию и не чересчур хрупка, что мне прекрасно подходило.
В их браке родилось пятеро детей. Джули решила оставить работу и посвятить себя воспитанию потомства, в то время как Айо продолжил путешествовать по миру.
У них был счастливый брак. Как утверждает Айо, он был «основан на уважении к внебрачной свободе», чем он за годы пользовался не раз, заводя интрижки в каждом часовом поясе. Джули не обращала внимания на его «походы на сторону», как она сама их называла («они помогали мне немного развеяться»), и даже сама завела недолгий роман, о котором рассказала мужу.
Айо познакомился с Синтией по переписке – ее письма показались ему «блестящими», они были «прелестны, забавны, искренни и мудры». Когда они встретились лично, оказалось, что Синтия воплощает в себе все эти качества, а еще она элегантна и грациозна.
– Мы окунулись в любовь, – говорит Айо. – Мы встречались по работе и писали друг другу бесконечные письма – за последние два года у нас накопились целые тысячи страниц.
Их отношения оказались весьма многогранными – в них было место и глубокому профессиональному уважению, и творческому партнерству, и интеллектуальному товариществу, и эротической страсти, и юмору.
Сначала Айо и Синтия собирались рассказать обо всем своим супругам, надеясь, что гибкость обоих браков позволит им продолжить эту связь. Однако они понимали, что эти отношения гораздо серьезнее всех прошлых интрижек, а потому могут стать «настоящим испытанием терпения [их] супругов».
Прежде чем они смогли осуществить свой план, жизнь смешала им карты: у Синтии обнаружили рак. О решении рассказать все супругам тотчас было забыто, а вместе с этим пали и последние границы между Синтией и Айо.
– Я ворвался в ее жизнь и проводил с ней как можно больше времени, – вспоминает Айо. – Я влюблялся в нее все сильнее. Впервые в жизни я позволил себе бояться и грустить.
Айо рассказывает, что впервые дал выход тем чувствам, которые всегда подавлял. Он с любопытством обнаружил в себе сострадание и терпимость к неуверенности. Склонный анализировать свои переживания, он так описывает произошедшее с ним:
– Я был недостаточно грамотен в эмоциональном отношении, но наконец вышел на новый уровень.
Эта мягкость проявилась и в постели – он стал «более игривым, более уравновешенным», его стал «меньше заботить результат».
Когда Джули узнала о Синтии, Айо понадеялся, что она «сбросит ее со счетов», как делала раньше, и примет новое полиаморное соглашение. К его удивлению и огорчению, случилось как раз наоборот. «Она утонула в боли». Он написал мне в попытке найти выход из этой безнадежной ситуации.
«Дело в том, что я люблю Джули, – написал он. – Я люблю ее безграничную физическую энергию, ее беспрекословную преданность нашему браку и семье, ее неуязвимость, глубокомыслие, обоснованную уверенность в себе и богатый набор ценностей. У нас много общего, а потому мы будем интересны друг другу до самой старости. Но при этом я люблю и Синтию – ее грацию, исключительную эмоциональную отзывчивость, блестящий ум, уязвимость, онтологическую неуверенность и сложность. Мне нравится, что с ней я становлюсь самой полной личностью. Сейчас я разрываюсь на части. Имея их обеих в своей жизни, я чувствую себя самым счастливым человеком на земле».
Ко времени нашей первой встречи Айо неохотно положил конец сексуальным отношениям с Синтией, но хотел во что бы то ни стало продолжить творческое сотрудничество, хотя Джули это было крайне неприятно. Он честно сказал мне, что рассматривает несколько вариантов. Отчасти он надеялся, что я смогу убедить Джули позволить ему сохранить и брак, и роман на стороне. Отчасти – хотел, чтобы я «вправила ему мозги и заставила забыть об иллюзиях», после чего он посвятил бы себя только браку. Отчасти – гадал, не значит ли все это, что ему пора начать новую жизнь, а потому надеялся, что я помогу увидеть последствия. Он не знал, к какому из вариантов нам следует стремиться.
Джули при этом хотела понять, чем Синтия притягивает Айо, и разобраться, почему ее это так задевает.
– Почему этот роман задел вас сильнее других интрижек? – спросила я.
Всем нам знакома история, когда мужчина среднего возраста заводит роман с молоденькой красоткой, а жена чувствует, что не выдерживает сравнения. Но для Джули молоденькие красотки никогда проблемы не представляли.
– Я не чувствовала в них угрозы, а потому просто не обращала на них внимания, – сказала она.
Но Синтия стала ударом под дых. Работающая, состоявшаяся женщина, она была ровесницей Джули и превзошла ее в той сфере, которую Джули оставила много лет назад, чтобы посвятить себя материнству.
Пока я слушала ее, все постепенно вставало на свои места. Разоблачение этого романа погрузило ее в отчаяние, потому что муж не просто влюбился в другую женщину, а влюбился в такую женщину, которой Джули могла бы стать. Синтия символизировала собой не только новый аспект личности Айо, который он пытался познать, но и все, чем пожертвовала его жена. Джули могла бы быть на ее месте – работать с ним, разделять его интересы, вместе праздновать победы. Она сделала другой выбор, и пути назад уже не было. У него же был второй шанс.
Впервые за весь сеанс, жалея о своей потерянной личности, Джули надломилась и заплакала. По завершении нашей встречи и Джули, и Айо, сами того не желая, оказались на пороге нового развития, как выразился бы сам Айо. Наконец обретя способность к состраданию, сумеет ли он проявить его по отношению к жене, вместо того чтобы просто удивляться ее боли? Сумеет ли она забыть о стойкости и показать свою слабость? Как ей найти новый смысл жизни?
Айо перечислил не все возможные варианты развития этой ситуации. К примеру, он не включил в свой список создание нового эмоционального словаря в отношениях с Джули. Если страх, печаль и уязвимость найдут место в их браке, они могут познать новые аспекты своих личностей, о которых прежде и не догадывались. В конце нашей единственной встречи, которая заняла целый день, я предложила им обдумать эту возможность.
Подобные реальные драмы в моих глазах подчеркивают ограниченность теории симптома. Измену не стоит считать лишь патологией или проблемой. Необходимо внимательно прислушиваться к эмоциональному резонансу измен, а также анализировать их последствия; иначе мы закрепляем разобщение, которое изначально приводит к измене, и оставляем партнеров в ситуации, где они рискуют вернуться к статус-кво. Анализ смысла измены закладывает фундамент для всех последующих решений. Слишком многое стоит на карте, чтобы тратить драгоценное время на поиск ключей там, где их быть не должно.
Глава 10
Противоядие для апатии. Запретный плод сладок
Сегодня я женщина, которая до жути боится, что все может измениться, и столь же сильно боится, что все останется точно так же до конца моих дней.
Пауло Коэльо. «Адюльтер»В лучшем случае моногамия представляет собой желание найти человека, с которым можно будет умереть; в худшем – лекарство от ужасов жизни. Перепутать их несложно.
Адам Филлипс. «Моногамия»«Пойдем по лестнице, – сказал он, пока мы ждали лифта возле офиса. Потом он коснулся моей руки. Прикосновение было легчайшим, но меня словно током ударило. Я почувствовала себя живой. – Глаза Даницы загораются при этом воспоминании. – Знаете, это поразило меня, ведь я и не знала, что хочу такое почувствовать. До этого момента я и не подозревала, что мне давным-давно этого не хватало».
Рассказ Даницы меня не удивляет – как не удивляет и факт, что эта сознательная жена и мать не только пошла с молодым коллегой-бразильцем Луисом по лестнице, но и закрутила с ним полноценный роман. Чаще всего вкусившие запретный плод признаются мне, что это помогло им почувствовать себя живыми.
Бесчисленные изменники рассказывают о своих приключениях одними и теми же словами: они говорят о перерождении, возвращении в молодость, обострении чувств, оживлении, обновлении, освобождении. Многие, подобно Данице, признаются, что они даже не замечали недостатка этих чувств, пока не угодили в ловушку. Измены редко происходят из-за стремления человека почувствовать себя живым – в большинстве случаев изменники даже не могут понять, почему завели роман, – но часто это чувство придает изменам смысл. Я десять лет занимаюсь изучением бунтарской любви и много раз слышала такие откровения по всему свету. Эротика измен отсылает нас к древнему представлению об эросе как о жизненной энергии.
«С Синди все было пылким, – говорит мне Карим, вспоминая свой трехлетний роман. – Мы пылко планировали наши встречи. Пылко занимались сексом. У нас были пылкие ссоры – и пылкие примирения. Думаю, в ней сочеталось все то, чего я желал и боялся. Мой брак, между тем, был обычным. Не плохим, просто пресным».
«Я и не думал, что влюблюсь в другого человека, – признается Кит. – Мы с Джо были вместе с художественного училища. Но потом я встретил Ноа в поселке художников и словно очнулся от долгой зимней спячки. Я и не знал, что спал крепким сном. Он толкал меня вперед и вдохновлял. Меня переполняла энергия. С ним я создал свои лучшие работы».
«Мой муж десяток лет не мог разжечь мои чувства, – восклицает Элисон. – Мне было тридцать пять, и я считала, что у меня какая-то медицинская проблема. В остальном мы были очень близки. Он мой лучший друг, мой второй пилот – со стороны мы кажемся идеальной парой. Но потом появился Дино. Всего нескольких слов ему оказалось достаточно, чтобы добиться того, с чем не справлялись ни смазки, ни игрушки. Чувство было потрясающим – казалось, он меня оживил».
Когда я спрашиваю у людей, что для них значит «быть живыми», они рисуют мне сложную картину. Чаще всего они говорят о силе, самоутверждении, уверенности и свободе. Добавьте к этому любовный эликсир – и пьянящий коктейль готов. Само собой происходит сексуальное пробуждение, но на этом дело не останавливается. Пробужденные утверждают, что их жизнь сдвигается с мертвой точки; что им открываются новые возможности, хотя раньше казалось, будто все идет по накатанной; что они ощущают прилив эмоций, хотя прежде чувствовали лишь скуку. Подобные романы я называю экзистенциальными, потому что они глубоко проникают в саму сущность жизни.
Как бы мы ни осуждали их последствия, эти связи нельзя назвать фривольными. Их сила зачастую столь же загадочна для человека, хранящего тайну, как и для партнера, узнающего о ней. Но я много раз слышала одну и ту же историю, а потому заметила, что даже в этом безумии есть логика – загадочное свойство человеческой природы, которое толкает людей на неожиданные поступки. Порой я чувствую себя отчасти психотерапевтом, а отчасти философом, ведь мне приходится объяснять многим парам экзистенциальные парадоксы, помогающие найти логику в непостижимом.
Противоядие от смерти
На удивление большое число подобных случаев позволяет провести прямую линию от романа на стороне к самому примитивному человеческому страху – страху столкновения со смертью. Я часто слышу об изменах, которые случаются после потери или трагедии. Когда мрачный жнец стучится в дверь и забирает родителей, друзей или детей, доза любви и секса позволяет нам поверить, что мы сами еще живы.
Случаются и более символические потери. Плохие новости на приеме у врача могут враз лишить нас молодости и жизненной силы. Я видела немало людей, которые, узнавая о раке, скрывались от страха смерти в объятиях нового возлюбленного. Бесплодие пугает нас невозможностью творить жизнь. Беспросветная безработица лишает нас уверенности в себе, из-за чего мы чувствуем себя никчемными. Депрессия лишает нас надежды и радости. Опасные обстоятельства вроде войн и других катастроф подталкивают нас к нетипичным эмоциональным рискам. В такие моменты мы чувствуем себя беспомощными и уязвимыми, поэтому измена становится своего рода бунтом. Фрейд называет эрос инстинктом жизни, который ведет борьбу с танатосом – инстинктом смерти.
Возможно, эти люди и раньше чувствовали искушение, однако мне думается, что именно внезапное столкновение с краткостью и хрупкостью жизни склоняет их ловить момент и действовать. Они вдруг отказываются довольствоваться жизнью, прожитой лишь наполовину. «Неужели это все?» Они жаждут большего. Компромиссы, которые еще вчера казались вполне обоснованными, сегодня становятся неприемлемыми. «Жизнь коротка, измени хоть раз». Печально знаменитый слоган AshleyMadison.com может показаться грубым, но он нацелен на верную аудиторию. Подобные истории случаются так часто, что я теперь всегда задаю пациентам вопрос: «Вы сталкивались с потерями, смертями или трагедиями в последние несколько лет?»
Может, это смерть с большой буквы «С», а может, просто смертная скука – как бы то ни было, теперь я считаю эти романы мощным противоядием. «Любовь и Эрос пробуждают даже самого усталого человека», – пишет итальянский социолог Франческо Альберони. Подобные романы наполняют нас невероятной жаждой жизни. Часто их не планируют и не ищут. Неожиданный всплеск эротического желания заряжает нас энергией и разрушает ритм и рутину бытия. Время замедляет свой бег. Неизбежное приближение старости словно откладывается. Знакомые места расцветают новой красотой. Новые места подогревают наше пробужденное любопытство. Люди говорят, что все чувства становятся интенсивнее – еда кажется вкуснее, музыка прекраснее, краски ярче.
«Не все было так плохо»
Когда муж Даницы, Стефан, прочитал ее письма и узнал, что она уже полтора года встречается с мужчиной, который позволяет ей почувствовать себя живой, его словно ударили под дых. «Я все еще чувствую, как ты ласкаешь меня, – писала Даница. – Может, снова встретимся за обедом? Я оделась специально для тебя». В этих сообщениях Стефан узнал ту веселую и игривую женщину, в которую когда-то влюбился – и которой не видел уже много лет.
Оправившись от первого шока, Стефан почувствовал «странный позитив» – он подумал, что худа без добра не бывает. Даница глубоко раскаялась в случившемся и заверила мужа, что роман окончен. Стефан пришел ко мне и признался: он надеется, что этот кризис поможет вдохнуть новую жизнь в их некогда страстный, но теперь довольно скучный брак. Может, и ему посчастливится снова встретиться с той женщиной, которая писала такие чувственные сообщения коллеге.
Даница несколько раз отменяла наши встречи, но в конце концов пришла ко мне на прием. Элегантная, сдержанная женщина немного за сорок, она работала консультантом во Всемирной организации здравоохранения. От Стефана я знала, что она скептически настроена к терапии, тем более что он уже все уши ей прожужжал, настаивая, чтобы она посмотрела мои выступления на YouTube. Всем своим видом она дала мне понять, что у нее есть дела поважнее, чем встречаться со мной. Мягко говоря, мне были не рады. Она не была расположена даже к разговору о своей «ошибке». «Какая разница? Все кончено. Я хочу двигаться дальше».
Похоже, она ожидала, что я буду осуждать ее, как она осуждала себя. Но ей и так было стыдно – мне нечего было добавить. Ее смущение и дискомфорт были совершенно очевидны. Свой поступок она считала «неправильным».
В такие моменты я привыкла помогать раскаивающимся изменникам выражать более искренние сожаления. Однако с этой женщиной я оказалась в противоположной ситуации. Она во всем винила себя, блокируя все пути для понимания и перемен – как внутри себя, так и в браке. Нам нужно было отделить «неправильное» от «пагубного», чтобы она признала позитивные аспекты своего опыта, в то же время взяв ответственность за ту боль, которую причинила мужу. Иначе она вряд ли могла принести вновь обретенную энергию домой. Стефан узнал эту женщину и захотел ее вернуть, но Даница так испугалась собственного поведения, что стала утверждать, будто в объятиях Луиса ожила другая женщина – «не она».
– В романе обычно бывают приятные моменты, – сказала я Данице. – Вы ведь влюбились в этого парня, так что не все было так плохо. Да, вы ощущаете себя виноватой, но тем не менее признаете, что он позволил вам почувствовать себя живой. Расскажите мне об этом.
Она неохотно приступила к рассказу:
– Я не искала возможности завести интрижку. Ко мне не раз подбивали клинья, но меня это не интересовало. С Луисом все было иначе. Он не просто подкатывал ко мне. Он говорил: «В тебе течет прекрасная энергия, но она заблокирована. Внутри тебя живет настоящая женщина, которая просится наружу». Он делал мне комплименты, которые казались гораздо глубже обычных. И он не отступал.
Лично мне кажется, что его слова были типичным подкатом. Но я понимаю, какой эффект может оказать простейший комплимент, если он коснется глубокого, неосознанного томления. В такой ситуации даже лесть порой сводит с ума.
Даница продолжила:
– Дома столько всего происходит. Если внимания требуют не дети, то родители. Зачастую я чувствую себя перегруженной. У меня нет времени даже снять пальто, когда я переступаю порог. Я делаю одно дело за другим и в конце концов выбиваюсь из сил. Той осенью все изменилось. Я приходила на работу и оказывалась в своей стихии. Я чувствовала себя достойной, даже окрыленной.
Знакомство с Луисом вдохнуло в ее жизнь новую радость и трепет – мощнейшие ингредиенты эротики, которые давно исчезли из ее дома.
И это особенно печально, потому что когда-то это был дом ее мечты – прелестное шале на берегу Цюрихского озера, с красной черепичной крышей и огромными эркерными окнами. Они со Стефаном, успешным адвокатом, жили там последние пятнадцать лет. Даница с любовью обставила дом и сама руководила ремонтом. Беженка из Боснии, она еще ребенком покинула зону Балканского конфликта и всю жизнь мечтала о такой тихой гавани. Она сразу заверила меня, что не хочет уходить от мужа – она пошла на измену не для того, чтобы разорвать отношения. Но она не могла понять, как оказалась в таком положении. Как это идиллическое место стало таким скучным, что она принялась искать отдушину? И ведь Стефан был «первым парнем, с которым [она] почувствовала себя в безопасности» – этот факт еще сильнее ее озадачивал.
Парадокс стабильности и приключений
В изменах, где люди бунтуют против ценностей, которыми больше всего дорожат, содержится печальная ирония. И все же это довольно типичное отражение существующего внутри нас экзистенциального конфликта. Мы ищем стабильности и привязанности, что толкает нас к серьезным отношениям, но при этом мы также жаждем разнообразия и новизны. Как справедливо заметил психоаналитик Стивен Митчелл, мы требуем защищенности и в то же время приключений, но эти фундаментальные нужды основываются на разных мотивах и тянут нас в различных направлениях, играя на напряженности между одиночеством и единством, между индивидуальностью и близостью, между свободой и приверженностью общему делу.
Эти противоречия терзают нас с раннего детства, когда мы предпочитаем то остаться в безопасности у мамы на коленях, то рискнуть и отправиться на игровую площадку. Во взрослом возрасте мы сохраняем эту двойственность мотивации. Одной рукой мы цепляемся за знакомое и привычное, в то время как другой тянемся к таинственному и непознанному.
Мы ищем единения, предсказуемости и зависимости, чтобы обосноваться на одном месте. Но при этом нуждаемся и в переменах, неожиданностях, выходе за рамки. Понимая это, древние греки почитали как Аполлона (олицетворение рациональности и внутренней дисциплины), так и Диониса (олицетворение спонтанности, чувственности, эмоциональности).
Сегодняшняя романтика дает нам новое губительное обещание, утверждая, что мы сможем удовлетворить обе потребности в одних отношениях. Наш избранник должен быть и стабильной, надежной скалой, и человеком, который сможет возвысить нас над обыденностью мира.
На ранних этапах отношений такое слияние противоположностей кажется вполне логичным. Сначала мы и не думаем, что нам придется выбирать между стабильностью и приключениями. Начальный период отношений уникален – он дает нам облегчение взаимной любви, при этом позволяя с воодушевлением смотреть в будущее, которое только предстоит создать. Однако зачастую мы не понимаем, что в начале отношений возбуждение подпитывается некоторой неуверенностью. Мы стараемся сделать любовь надежнее, но в процессе неизбежно ослабляем ее пылкость. Вступая в серьезные отношения, мы с радостью меняем долю страсти на долю уверенности, а долю возбуждения на долю стабильности. При этом мы не осознаем, что нам, возможно, придется заплатить за это эротической энергией наших отношений.
Стабильность и постоянство, которых мы ищем в близких связях, тушат сексуальное пламя и приводят к тому, что Митчелл называет «проявлениями неудержимой непокорности», а иначе говоря, к изменам. Изменники стремятся вырваться за рамки стабильности и традиций, хотя в начале отношений выбивались из сил, чтобы обеспечить себе эту стабильность.
Даница и представить себе не могла, что окажется в подобной ситуации. Она всегда мечтала о таком муже, как Стефан, о детях, о хорошей работе и уверенности, которая появляется, когда строишь планы на следующий год. Но с рождением детей появился и новый страх, который в ее случае оказался особенно острым. Ее младшему сыну еще до первого дня рождения пришлось перенести операцию на сердце, поэтому он нуждался в особом уходе. В двенадцать лет ее старший сын решил, что пора и ему получить родительское внимание, поэтому с огромной изобретательностью стал подкидывать родителям все новые поводы для паники.
Несмотря на все проблемы, Даница и Стефан наслаждались жизнью. Стефан скучал по огоньку в глазах жены, но полагал, что не может просить большего, ведь она и так выбивалась из сил. Каждый день он спешил с работы домой, чтобы провести время с ней и сыновьями, а она слишком погрузилась в домашние дела, чтобы заметить, что внутри нее все постепенно отмирает.
– У нас не плохой брак, – настаивает она. – Раз в неделю он водит меня на свидания. Но о какой романтике может идти речь, когда я переживаю, что один ребенок болеет, другой получает оценки все хуже, а в шесть утра мне вставать на работу? Честно говоря, я лучше бы почитала перед сном электронную почту, чтобы хоть это не делать утром.
Историк и эссеист Памела Хааг написала целую книгу о браках, подобных союзу Даницы и Стефана. Она называет их «меланхоличными браками». Анализируя ситуацию этих «полусчастливых пар», она объясняет:
Брак дает вам кое-что, но кое-что и забирает. Постоянство убивает радость; радость убивает защищенность; защищенность убивает желание; желание убивает стабильность; стабильность убивает страсть. Чем-то приходится жертвовать. Какой-то вашей части приходится отступать. Вы либо можете прожить без нее, либо нет. До вступления в брак нелегко понять, какой частью своей личности вы можете пожертвовать… а какая формирует ваш дух.
Как и многие другие, Даница поняла, что пожертвовала той частью себя, которую нельзя было отвергать, только когда в ее жизни появился человек, напомнивший ей о том, какая она на самом деле. Изящно сформированные заигрывания Луиса попали прямо в центр невысказанной меланхолии Даницы и пробудили ту личность, которая точно кажется ей более самобытной, чем самокритичная, разочарованная, обремененная заботами мамаша, которой она стала.
Измены как возможность получить все и сразу
Если бы нужно было найти пример того, как сложно консолидировать наши противоречивые стремления, измены продемонстрировали бы это нагляднее всего. Возможно, измены, как предполагает Лора Кипнис, представляют собой не просто побочный продукт донельзя человеческого желания иметь все и сразу, но и некоторое решение. «Желание изменить покоится на этом фундаментальном психическом расколе, – пишет она, – [а измены предлагают] элегантное решение, позволяя вывести конфликт на внешний уровень, представив его в форме уникального любовного треугольника».
Да, многие люди действительно идут на сторону, чтобы найти там то, чего дома найти не могут. Но что насчет тех, кто ищет на стороне того, чего дома не хочет? Некоторые считают свой дом неподходящим местом для всевозможных беспорядочных эмоций, которые ассоциируются с романтической страстью и разнузданным сексом. Как предполагает Митчелл, давать волю этим чувствам в отношениях с человеком, от которого мы так сильно зависим, слишком рискованно. В таких случаях внебрачные связи возникают не из-за пренебрежения семейной жизнью – как раз наоборот, люди ценят эту жизнь так сильно, что не хотят ее испортить. Они боятся нарушить стабильность домашней жизни неудержимой энергией эроса. Может, им и хочется на время сбежать из своего уютного гнезда, но они точно не хотят его лишиться. Измена становится для них прекрасным решением: риск и возбуждение они получают в доме любовника, в то время как комфорт и близость ждут их у семейного очага.
По крайней мере в теории измена решает парадокс стабильности и приключений, предлагая все и сразу. Удовлетворяя на стороне свою потребность в страсти и риске, неверный партнер справляется со скукой домашней жизни, не отказываясь от нее целиком. В конце концов, нам далеко не всегда хочется поселиться в постели любовника – нам просто хочется иметь возможность навещать его время от времени. Пока удается держать все в секрете, нам кажется, что мы можем иметь все. Как пишут социологи Лиз Вандерворт и Стив Дак, «это противоречие повышает притягательность измены – все меняется, хотя ничего не требуется менять. Измена дает нам соблазнительное обещание, что мы можем получить все и сразу – что типичное для моногамии «или-или» можно преодолеть».
Желание женщины – потерянное и вновь обретенное
Даница не первая женщина, которая закрывается дома и расцветает за его пределами. Ее история типична для всех, кто подавляет свое эротическое начало. Я постоянно вижу женщин вроде нее – обычно их приводят на терапию расстроенные мужья, которые устали получать отказ за отказом. Типичная жалоба такова: она полностью погрузилась в воспитание детей и не проявляет никакого интереса к сексу. «Сколько бы тарелок я ни вымыл, награды мне не видать». Но те же самые женщины, как выясняется, «оживают» в совершенно неожиданных романах.
Многие мужчины ломают голову, как женщина, которую не растормошить на супружеском ложе, вдруг заводит страстный роман и не может насытиться своим любовником. Годами они думали, что их женам просто не интересен секс – и точка. Но теперь, имея на руках свидетельства обратного, они вынуждены пересматривать свои убеждения: «Видимо, ей не интересен секс со мной». В некоторых случаях женщин действительно подталкивает к измене прозаичный секс с мужем, однако так происходит далеко не всегда. Стефан – романтик. Он с удовольствием создает атмосферу, чтобы доставить жене наслаждение, но обычно она лишь отвечает: «Давай не будем это усложнять?» Однако с Луисом она предавалась долгим, расслабляющим занятиям любовью – и всячески продлевала их послевкусие в многочисленных сообщениях.
Жена не может дождаться, когда секс кончится. Любовница не хочет, чтобы он заканчивался вообще. Легко прийти к выводу, что дело в мужчине. Но здесь гораздо важнее контекст. Под контекстом я подразумеваю ту историю, которую женщина создает для себя и того героя, с которым встречается. Испокон веков многие женщины мечтают о доме, браке и детях, но получив все это, перестают чувствовать себя женщинами.
Работы выдающегося исследователя Марты Мины особенно хорошо описывают загадочную природу женского желания. Она ставит под сомнение повсеместное представление о том, что женская сексуальность в первую очередь зависит от эмоциональной близости – любви, привязанности, защищенности. В конце концов, если бы это представление было верным, в таких браках, как у Даницы, проблем с сексом не возникало бы. Мина предполагает, что женщины не только «чувствительно-ранимы», но и «нахально-сексуальны» – на самом деле «их в той же мере, что и мужчин, может возбуждать новизна, запретность, грубость, анонимность, но уровень возбуждения для них может быть не столь высок, чтобы рискнуть всем тем, что они ценят больше (то есть эмоциональной близостью)».
Как я уже говорила, наши эмоциональные и эротические нужды не всегда совпадают. Одним стабильность отношений дает необходимый уровень доверия, чтобы играть, рисковать и без опаски вожделеть партнера. Но для многих других теплота и стабильность любви постепенно приводят к угасанию желания. Как женщины поступают, оказавшись перед выбором? Мина утверждает, что «предпочтение отдается хорошим отношениям, а не сексуальному наслаждению».
Иными словами, с незапамятных времен женщина ставит свои эмоциональные нужды выше эротических. Она знает, что ее заводит, одновременно понимая, что важнее этого возбуждения. Она знает, что ей нравится и что ей нужно. Выбор уже сделан за нее.
Неудивительно, что Стефан не разгадал эту загадку женских чувств. Как и многие другие мужчины, когда жена отстранилась от него, он решил, что ей просто не нравится секс. Это приводит нас к другому типичному заблуждению, которое подчеркивается в работе Мины: мы считаем отсутствие сексуального интереса доказательством, что женское желание по определению не столь сильно, как мужское. Возможно, лучше было бы сказать, что это желание нужно подогревать сильнее и изобретательнее – и в первую очередь ей самой, а не только ее партнеру.
После вступления в брак для многих женщин секс из желания превращается в обязанность. Чувствуя себя обязанной заниматься сексом, женщина теряет желание им заниматься. Однако заводя роман на стороне, она наслаждается его добровольным характером. В романе проявляется ее воля – женщина сама стремится получить удовлетворение.
Стыдясь, что не почувствовал всю глубину страданий Даницы, Стефан даже пошел к ее любовнику, надеясь выяснить, почему так случилось.
Он спросил:
– Как ты понял, что она мертва внутри? Что ты увидел?
Луис ответил ему:
– Она напомнила мне дерево зимой. Хотя на нем нет листьев, можно представить, как оно прекрасно летом.
Услышав поэтическое описание состояния собственной жены, Стефан расстроился и почувствовал укол ревности. Как Луису удалось заставить ее расцвести, хотя у самого Стефана ничего не получалось?
Я сказала ему:
– С Луисом ей не приходится думать о детях, счетах, ужине – обо всем, что притупляет ее эротическое желание. Поставьте любовника на свое место – и скоро его постигнет та же судьба.
Психотерапевт и писатель Далма Хейн называет это состояние «эротическим молчанием» и описывает его как «неожиданное, необъяснимое омертвение наслаждения и витальности», которое происходит с некоторыми женщинами после заключения брака. «Сексуальность женщины зависит от ее самоактуализации и самоудовлетворения», – пишет она. При этом брак и материнство требуют такого уровня самоотдачи, который вступает в конфликт с естественным эгоизмом желания. Когда женщины оказываются в ответе за других, им сложнее сосредоточиваться на собственных потребностях, проявлять спонтанность и чувствовать себя сексуально раскрепощенными и свободными. Многим дома тяжело добиться той степени поглощенности собой, которая необходима для получения эротического наслаждения. Тяготы заботы о других оказываются сильнейшим антиафродизиаком.
Когда женщине сложно поддерживать связь с самой собой, роман на стороне зачастую превращается в площадку для возвращения собственной личности. Подобно героям древних мифов, женщина уходит из дома, чтобы найти себя. Ее тайная связь становится единственной в жизни вещью, которую ей не приходится ни с кем делить. Этот роман провозглашает ее автономию. Заводя роман на стороне, вы точно понимаете, что делаете это не ради кого-то еще. Субъекты Хейн подтверждают существование аспекта самореализации, характерного для такого типа романов. «В то время как до своих романов этим женщинам казалось, что их тела расколоты на части, голоса приглушены, а жизненно важные аспекты личности навсегда утрачены, во время романа и после него они меняются. Они отпускают эти приглушенные чувства и входят в ясную реальность, наполненную энергией и красками, где чувствуют себя живыми, пробудившимися, сильными и целеустремленными».
Судя по моему опыту, вопрос автономии более характерен для женских измен, но ни в коем случае нельзя считать, что он возникает исключительно у женщин или только в гетеросексуальных парах. Женщины склонны говорить: «Я потеряла себя». Мужчины жалуются: «Я потерял свою женщину». Они тоже решаются на измену не потому, что хотят чаще заниматься сексом или получать больше удовлетворения, а потому, что ищут близости, глубины переживаний, жизни. Колесо измен вращается, и по иронии судьбы они часто встречают женщину, которая дома чувствует себя точно так же, как их собственная жена, и ищет на стороне возможности пробудиться.
Исследование, которое Мина провела с коллегой-психологом Карен Симс, подтверждает эротическую судьбу в остальном счастливых в браке женщин. В ходе своих изысканий они выявили три основных аспекта, которые «притупляют сексуальное желание». Первым стала институционализация отношений – переход от свободы и независимости к обязательствам и ответственности. Вторым – привычность, которая появляется, когда на смену индивидуальности и тайне приходят интимность и близость. Наконец, третьим аспектом стала десексуализирующая природа определенных ролей – будучи матерью, женой и домоправительницей, женщина теряет эротическую составляющую собственной личности.
Результаты их исследований подтверждают мое клиническое наблюдение, что для поддержания желания необходимо найти баланс между заключенными внутри нас фундаментальными противоречиями. Кроме того, эти результаты опровергают типичное представление о природе женского желания – в частности, представление о том, что сексуальная открытость женщин зависит исключительно от чувства защищенности. «Вместо того чтобы стремиться к «безопасности» постоянства, – заключают исследователи, – женское сексуальное желание требует баланса между противоположными импульсами… комфорта и свободы, защищенности и риска, интимности и индивидуальности».
Вполне очевидно, почему роман на стороне так привлекателен для тех, кто не справляется с поддержанием этого деликатного баланса противоположностей. Структура романа ни в коей мере не институционализирована, а потому открывает путь к свободе и независимости. Симс и Мина называют роман «пороговым состоянием» – зоной, свободной от правил и обязанностей, стимулирующей активную погоню за наслаждением и выход за границы реальности. Любовники не рискуют чересчур привыкнуть друг к другу, ведь им не приходится десятилетиями делить ванную. Роману присуща загадка, тайна и новизна. Роль любовницы классически сексуальна, в то время как мать, жена и домоправительница остаются дома.
«Какая ты, когда не со мной?»
Когда Стефан с Даницей вместе пришли ко мне на прием, он снова повторил, что больше всего ему хочется, чтобы жена вернула себе свою эротическую сущность в постели с ним.
– Мне не нравится, что она постоянно жертвует собой ради детей, не оставляя ничего ни для себя, ни для нас обоих. Я хочу поддержать ее, чтобы это изменилось.
У Стефана было много мыслей по поводу того, как ей выкроить больше времени для себя. Он предложил ей заняться всем тем, что когда-то ей нравилось. Волейболом. Йогой. Общением с подругами.
– Но пока этого не случилось, – добавил он.
Я отметила, что Даница ничего не сказала.
– Это прекрасно, – заверила я его, – но постарайтесь не переусердствовать.
Если бы Стефан и дальше пытался решить ее проблему, Данице показалось бы, что он пытается на нее давить, а это парадоксальным образом усилило бы ее сопротивление. Ей нужно было самой решить, чего она хочет, а не заниматься тем, чего от нее хотел он.
Я часто говорю пациентам, что их домашняя жизнь стала бы совсем иной, если бы они привнесли в свои отношения хотя бы десятую часть той дерзости, игривости и живости, которую привносят в романы. Такое впечатление, что в романах на стороне мы становимся гораздо изобретательнее, чем в серьезных отношениях. В то же время, говоря это, я вспоминаю яркую сцену из фильма «Прогулка по Луне». Перл (Дайан Лэйн) завела роман с беззаботным продавцом женских блузок. Дочь-подросток Элисон спрашивает ее:
– Ты любишь этого торговца больше всех нас?
– Нет, – отвечает мать. – Но порой бывает проще стать другой с другим человеком.
Чтобы этому браку выстоять и возродиться не только в эмоциональном, но и в эротическом отношении, Данице необходимо найти способ стать другой с тем же самым человеком – человеком, с которым она прожила так много лет. Несомненно, это сложно, но все же возможно. Я встречала довольно много женщин, которые, воодушевившись эротическим возрождением и новообретенной уверенностью в себе, возвращались обновленными к своим партнерам, и те радовались переменам, хотя порой и не догадывались, что их спровоцировало. Близкие контакты с человеком со стороны могут пробудить (или вернуть к жизни) спящую сексуальность. Поэтому, хотя зачастую измена обесценивает сексуальные акции пары, порой она становится экономикой прироста.
Данице необходимо признать существование внутренних противоречий и примириться с той женщиной, которая охотно гналась за исполнением своих желаний, хотя это и вынуждало ее предать собственного мужа.
– Если вы отречетесь от нее и заклеймите этот роман как постыдный и мерзкий, вы отрежете себя от жизни, – объяснила я.
Но Даница не уступила и после этого. Стефан явно пришел в отчаяние.
Для него больнее было не то, что она сходила на сторону, а то, что она показала, что все возможно, но не смогла или не захотела поделиться этим с ним. Думая, что ее желание пропало навсегда, он не пытался сопротивляться. Теперь же ему захотелось оживить былую страсть, поэтому мысль о возвращении к рутине его ужасала.
Как ни печально, принести страсть домой оказалось сложнее, чем он думал. Полтора года спустя Стефан написал мне и признался, что до сих пор надеется увидеть цветущее дерево, но его надежды постепенно угасают.
Учитывая наши диалектические желания, можно ли сказать, что внутренний конфликт, ведущий к измене, неизбежен? Неужели в нас природой заложено стремление наслаждаться спокойствием привычки дома и искать приключений за его пределами? Можно ли остаться живым со спутником жизни? Можем ли мы почувствовать желаемую инаковость в знакомой обстановке? Что нам для этого нужно? История Даницы и Стефана не слишком нас ободряет – вполне понятно, если сейчас вам хочется опустить руки. Но эта история иллюстрирует человеческие реалии, которых никак не избежать. Любовь и желание не должны быть взаимоисключающими. Многие пары находят способ установить баланс между противоречиями, не обращаясь к дроблению жизни на разные сферы. Но для начала всем нужно понять, что полностью избавиться от этой дилеммы не получится. Примирение домашней жизни с эротикой – это не проблема, которую необходимо решить, это парадокс, с которым приходится считаться.
Глава 11
Бывает ли секс просто сексом? Эмоциональная экономика адюльтера
В одном Лондоне 80 000 проституток. Кто они, если не… человеческие жертвы, принесенные на алтарь моногамии?
Артур Шопенгауэр. «О пессимизме»Парень заходит в бар, снимает обручальное кольцо, вытаскивает пачку денег и подзывает красотку, чтобы она ему станцевала…
Могу представить, что вы подумали. Возможно, вы возбудились. Возможно, вам стало противно. Быть может, вы тотчас осудили его действия или нашли им оправдание. «Все мужики – козлы!» – «Мужчинам нужен секс. Может, жена его не удовлетворяет». – «Подонок». – «Кобель». – «Эротоман». – «Гад». Скорее всего, вам в голову не пришло слово «любовь». Считается, что женщины изменяют ради любви, но мужчины? Мужчины изменяют ради секса. Это представление лишь подтверждается, когда секс анонимен, лишен какого-либо чувства и коммерчески выгоден одной из сторон. Такие связи призваны быть свободными от эмоций. Разве тот факт, что он предпочитает не запоминать ее имя, не доказывает, что предметом торговли является только секс?
Однако в запутанной истории неверности вещи не всегда такие, какими кажутся. Многие женские измены совершаются из-за физического желания. Многие мужские измены, напротив, подпитываются сложными эмоциональными нуждами, даже если мужчины предпочитают ограничиваться ничего не значащими интрижками или сексом за деньги.
Гарту пятьдесят пять. Уже много лет он страдает от эректильной дисфункции в отношениях со своей женой Валери. «Я не хотела расстраивать его, поэтому мы перестали даже пытаться, – говорит она мне. – А потом я узнала, что он ходил в стрип-клубы, на секс-вечеринки и к проституткам на протяжении всего нашего брака!» Валери, которой тоже за пятьдесят, не может сдержать негодования. «Я верю, что он меня любит. Но как в нем могут уживаться два человека – любящий, пусть и несостоятельный в постели, муж дома и неутомимый искатель анонимного секса на стороне? И ради этого я пожертвовала своей сексуальностью?»
Скотт на двадцать лет младше Гарта. Он не так давно завел отношения с Кристен, которой тридцать один. Он говорит, что поначалу они занимались сексом каждый день, но месяцев через шесть ему это надоело. Не то чтобы он перестал возбуждаться – просто чаще стал удаляться в свою берлогу и удовлетворять себя при помощи порно. Кристен насторожилась из-за резкого уменьшения секса, но она знала, что у Скотта тяжелый период – дела его фирмы шли не слишком хорошо, и к тому же недавно умерла его мама. Однако ее сочувствие сменилось ужасом, когда подруга сообщила ей, что видела Скотта, входящего в лифт с двумя девушками. «Он признал, что нашел их в Tinder, надеясь на секс втроем. Одна из них наградила его ЗППП». Начав копать, Кристен поразилась масштабу пристрастия Скотта к порно, количеству его контактов в Tinder и периодическим тратам по тысяче долларов за ночь на свидания с проститутками. «Если бы я стыдила, изводила или отвергала его, это еще можно было бы понять, но так просто в голове не укладывается».
Джона, которому тоже за тридцать, женат на Даниэль, с которой они начали встречаться еще в студенчестве. После рождения двоих детей их сексуальная жизнь постепенно сошла на нет, но Даниэль вдруг обнаружила, что еженедельные сеансы массажа Джоны обычно заканчивались «хеппи-эндом», а за компьютером он часами сидел, вовсе не играя в World of Warcraft.
Джона, Скотт и Гарт – трое из множества мужчин, которые появлялись у меня в кабинете в сопровождении сбитых с толку, пораженных, шокированных жен. К этому типу изменников относятся почти исключительно гетеросексуальные мужчины. Они обычно женаты или состоят в серьезных отношениях, которые не хотят разрывать. Они ответственные, любящие отцы, сыновья, мужья и партнеры – к таким всегда обращаются за помощью, деньгами и советом. При желании они могли бы завести роман и не открывая кошелек. Вопреки распространенному мнению дома их часто ждет привлекательная женщина, которая жаждет секса с ними. И все же они переводят свою секс-жизнь на сторону, обращаясь к проституткам, случайным знакомым, стриптизершам, работницам секс-чатов, эротическим играм и порно.
Почему эти мужчины экспортируют свою страсть и почему готовы платить за секс? Как их женам сопоставить нежного партнера, которого они видят дома, с каким-то парнем, который украдкой выползает из мужского клуба?
В прошлом обращение к проститутке считалось не столь вопиющим проступком, как соблазнение соседской жены. Женщинам все равно было больно, но такие связи не угрожали браку, потому что муж явно не собирался оставить ради проститутки семью. На самом деле многие и вовсе не считали секс с проститутками за измену – кое-кто даже говорил, что шлюхи нужны для того, чтобы мужчинам не приходилось ходить налево.
Однако сегодня многим женщинам секс с проституткой кажется хуже обычного романа на стороне. Он сразу поднимает гораздо более серьезные вопросы о мужчине, за которого они вышли замуж. О чем свидетельствует его готовность платить за секс, который им кажется унизительным?
Таких мужчин легко винить как в пренебрежении женами, так и в причастии к индустрии, которая в своих худших формах продает, порабощает и эксплуатирует женщин. Их так и хочется назвать самовлюбленными женоненавистниками, которым вечно мало секса. Некоторые из них действительно таковы. Но работа с мужчинами вроде Гарта, Скотта и Джоны заставила меня глубже погрузиться в неуверенность, фантазии и эмоциональные переживания, которые приводят хороших парней в полулегальный мир секса за деньги. Что они ищут в этих мимолетных связях? За что платят на самом деле? Очевидно, им хочется секса без обязательств. Интересного, другого, возбуждающего. Им хочется секса, который не прервет плач ребенка. Но только ли? Эти мужчины кажутся мне интересным примером неверных партнеров, которые могут рассказать нам кое-что о том, где пересекаются мужественность, неверность, экономика и культура.
Желание мужчины: когда пути любви и страсти расходятся
– Вы решите, что я полный козел.
Гарт впервые пришел ко мне один и принялся рассказывать «мерзкую» историю многочисленных измен, которые затронули не только его отношения с Валери, но и оба предыдущих брака.
– Всякий раз происходит одно и то же, – объяснил он. – В начале пылают страсти, но примерно через год я теряю интерес. У меня просто не встает. Это может показаться странным, но мне кажется неправильным дотрагиваться до нее.
Его последнее замечание вовсе не показалось мне странным – это ключ к разгадке его проблемы. Одно дело – потерять интерес; для многих людей ненасытность сменяется нежностью. Но он описывает более глубокое чувство – сексуальное отвращение к партнеру. Такое впечатление, что физический контакт заставляет его пересечь запретную черту. Присутствие такого табу подсказывает мне, что здесь речь может идти о том, что психотерапевт Джек Морин называет «расколом любви и вожделения».
«Одно из главных испытаний эротической жизни заключается в том, чтобы наладить взаимодействие между нашими страстными порывами и желанием установить близкую связь с любовником», – пишет Морин. Я заподозрила, что пристрастие Гарта к сексу на стороне есть не что иное, как проявление его неспособности совместить близость с сексуальной страстью. Мужчины в его ситуации не просто ищут новизны, заскучав и желая двигаться дальше.
– Поверьте, мне это не нравится, – сказал мне Гарт. – Я не хочу изменять. К тому же мне очень стыдно, что я не могу удовлетворить Валери, поэтому я стараюсь искупить свою вину, заботясь о ней иначе. Она считает эректильную дисфункцию симптомом моего диабета, но со мной такое случалось и раньше.
Более того, ему не проблема возбудиться, когда он получает удовольствие на стороне.
Гарт не гордится своими похождениями, но он смирился с мыслью, что для него любовь и вожделение просто не могут существовать под одной крышей. Он всегда был осторожен. Заняться самокопанием его сподвигло только открытие Валери. К моменту нашей встречи он уже понял, что дело не в привлекательности жены и не в силе его любви к ней.
Я подтвердила его выводы:
– Хочу заметить, что не считаю вас полным козлом. Но в вашем поведении явно есть модель, которая причинила немало боли и вашим женам, и вам самому. Судя по рассказам Валери, вы умеете любить. Но почему-то ваш способ любить не позволяет вам заниматься любовью с любимой женщиной.
Даже если помочь Гарту положить конец внебрачным связям, от этого будет мало толку. Ему нужно понять, что вызывает раскол внутри него.
Я попросила его рассказать мне о детстве. Подобные повторяющиеся сексуальные перебои, как правило, свидетельствуют о наличии глубинной травмы. Наши эротические катализаторы и ингибиторы определяются в раннем возрасте и развиваются на протяжении всей жизни. Порой, чтобы найти сексуальные блоки, приходится глубоко закопаться в психологию, но в эротической психике случайностей почти не бывает.
Гарт рассказал мне длинную и печальную историю, в которой главную роль играл его отец. Жестокий, склонный к вспышкам гнева алкоголик, он навсегда оставил шрамы как на теле, так и на психике своего первенца. Чаще всего Гарт предпочитал принимать удары на себя, чтобы защитить несчастную мать и младшего брата.
Терри Рил в своих исследованиях о мужчинах в отношениях описывает «порочный треугольник» между «сильным, безответственным и/или склонным к агрессии отцом, зависимой, униженной женой и находящимся меж двух огней юным сыном». У таких сыновей, объясняет он, устанавливается нездоровая связь с матерью, поэтому во взрослом возрасте они «пугаются собственного диапазона эмоций». Эти добрые сыновья считают себя обязанными сдерживать собственные чувства и брать на себя ответственность за счастье матери и будущих женщин. Рил называет это «травмой внедрения», которая сказывается не только на психике, но и на теле, в связи с чем гасит все проявления физической близости. Гарт прекрасно подходит под это описание, которое помогает объяснить, почему он так предан любимым женщинам, но не в состоянии почувствовать возбуждение в постели с ними.
Эмоциональный резонанс между отношениями с родителями и отношениями с женой оказывается так силен, что происходит наложение реакций. В связи с этим секс начинает казаться «неправильным», почти кровосмесительным. Когда партнер становится слишком знакомым, секс неизбежно погибает. Как бы иронично это ни звучало, в этот момент нарушение табу на измену кажется менее страшным прегрешением, чем секс дома.
Любовь всегда влечет за собой чувство ответственности и беспокойство за благополучие возлюбленного. Но для некоторых эти естественные проявления заботы оказываются чересчур тяжелы, особенно когда ребенку приходится воспитывать родителей. Тонко чувствуя хрупкость и уязвимость возлюбленной, такой человек взваливает себе на плечи тяжкую ношу, которая не позволяет ему ни на секунду расслабиться, что крайне важно для эротической близости и наслаждения. Вспомните, как в детстве мы проверяли доверие друг к другу, падая на руки приятелю, который успевал нас подхватить. Точно так же и в сексе: расслабиться можно лишь тогда, когда вы уверены, что партнер достаточно крепок, чтобы выдержать силу вашего желания.
Поведение людей вроде Гарта отражает их внутренний раскол. Существует множество вариантов раскола между любовью и вожделением, от которого страдают как мужчины, так и женщины, однако для Гарта он представляет собой последствие детских травм. Многие мальчики, которых избивали отцы, дают себе обещание, что никогда не станут такими же, а потому всеми силами стараются подавить в себе любую форму агрессии. Однако, пытаясь контролировать все нежелательные чувства, они в итоге притупляют свою способность к сексу с возлюбленными.
Я объяснила Гарту, что желание требует определенной степени агрессии – не жестокости, но уверенной, дерзкой энергии. Именно эта энергия позволяет проявлять интерес к партнеру, желать его, завоевывать и даже сексуализировать. Видный исследователь сексуальности Роберт Столлер называет подобную объективизацию неотъемлемым ингредиентом сексуальности – хотя не стоит воспринимать партнера как объект, в нем стоит видеть независимую сексуальную сущность. Это создает здоровую дистанцию, которая позволяет эротизировать партнера, что крайне важно, если вы хотите сохранить сексуальные отношения с человеком, который становится вашей семьей.
Для мужчин, которые боятся собственной агрессии и стараются ее изолировать, желание отчуждается от любви. Для них чем сильнее эмоциональная близость, тем выше сексуальное отторжение. Мужчины, страдающие от особенно сильных проявлений подобного раскола, зачастую выстраивают очень нежные отношения, лишенные секса, но при этом жадно потребляют жесткое порно или принимают участие в различных формах коммерческой сексуальной активности. В лишенном эмоций контексте они свободно проявляют свое желание, не боясь навредить любимым.
Некоторым может показаться, что раскол любви и вожделения сродни описанному Фрейдом комплексу Мадонны и Блудницы. Они действительно похожи, но я полагаю, что раскол связан не только с восприятием образа женщины, но и с раздвоением личности мужчины. Тот сегмент, который проявляет любовь, глубокую привязанность и ответственность, – это хороший парень. Тот сегмент, который вожделеет, становится плохим парнем – жестоким, безжалостным, безответственным. Этот раскол можно описать таким образом: такие мужчины могут потребовать секса, только когда в эмоциональном отношении послали партнера куда подальше. Как бы грубо это ни звучало, каждый мужчина, живущий в такой парадигме отношений, мгновенно узнает ее.
Беседуя с партнерами таких мужчин, я часто вынуждена объяснять, в чем привлекательность девушки на сцене, на панели и на экране. Напрашивается очевидное объяснение, что мужчине нравятся ее физические данные. Но правда ли это главная причина? В наших разговорах они подчеркивают, что дело не во внешности, а в поведении. Всем своим видом она показывает, что лишена хрупкости. Она сексуально настойчива, даже напориста. Она ничем не напоминает ему о несчастной матери и загруженной заботами жене. Ее уверенность и доступность возбуждают его, освобождая от ответственности за ее благополучие. Как пишет психоаналитик Майкл Бейдер, ее похотливость притупляет страх, что он обрушивает на нее свои примитивные, даже звериные нужды. Поэтому его внутренний конфликт в отношении собственной агрессии на время устраняется. Он расслабляется, чего не может сделать в отношениях с женой, которую любит и уважает.
Раскол любви и вожделения проявляется во многих формах. У некоторых раскол происходит, когда партнер – хоть по доброй воле, хоть нет – берет на себя роль родителя. Здесь может быть задействовано как классическое: «Я вступил в брак с человеком, который напоминает мне маму/папу», – так и противоположное ему: «Я вступил в брак с человеком, который мог бы стать мамой/папой, которых у меня не было». Иногда жене достаточно взять на себя роль матери. Одна женщина рассказала мне, что при первой беременности партнер не дотрагивался до нее с того момента, как появились первые признаки, до тех пор, пока она не сбросила вес. При второй беременности произошло то же самое. Она жаждала его прикосновений, не говоря уже о сексе, но его как будто что-то отталкивало. Забеременев в третий раз, она нашла себе любовника, который умел по достоинству оценить эротику фертильности.
Что бы ни служило катализатором, слишком близкое знакомство с интимным партнером грозит катастрофой сексу. Человек лишается своей эротической идентичности. Отношения могут быть очень нежными, глубокими и полными любви, но желание в них пропадает напрочь.
Раскол любви и вожделения представляет собой один из самых сложных сценариев неверности, с которыми я сталкиваюсь. Легко сказать, что в отсутствие внебрачных приключений эти мужчины просто приносили бы свое либидо домой. Однако я встречала многих мужчин, которые гасили свои параллельные страсти, только чтобы обнаружить, что они не в состоянии вновь разжечь огонь дома. Для некоторых раскол так глубок, что им сложно помочь найти выход.
Гораздо чаще такие мужчины попадают в ловушку. Одна из интрижек принимает серьезный оборот. Мужчина влюбляется и считает, что нашел свой Священный Грааль: впервые за долгое время он любит и желает одну и ту же женщину. Уверенный, что просто выбрал не того человека, он уходит из семьи и разрушает брак ради новой возлюбленной, но вскоре оказывается в той же ситуации. Гарт пробовал трижды.
Его жена Валери понимала, что шансов у нее мало. Она наблюдала это и раньше, когда еще была его любовницей. Теперь, будучи женой, она вовсе не собиралась сидеть и ждать, пока он с ней разведется. Сначала она выбрала прагматичный подход.
– Если заведешь любовницу, я тоже заведу любовника! Я не собираюсь последние тридцать лет своей жизни сидеть дома одна, поедая шоколадные конфеты. Я хочу зажечь перед смертью.
Но Гарт и слышать этого не желал.
– Это не брак! – воскликнул он.
Зачастую мужчина, не прикасающийся к собственной жене, не может смириться с мыслью, что ее будет касаться кто-то еще. Внутри него сидит маленький мальчик, который боится потерять свою мамочку.
– Я не собираюсь жить с ним, пока он мне лапшу на уши вешает, – взвилась Валери. – Это унизительно! Он выглядит слабым! Он просто гнусный, лживый болван. Как мне наладить близость с человеком, которого я не уважаю?
Она подала на развод в надежде, что в следующий раз найдет мужчину, в котором любовь и вожделение смогут найти общий язык.
Развенчание загадки мужественности
Скотт пришел ко мне один. Кристен прямо сказала ему, что его оправдания ни в какие ворота не лезут, поэтому ему лучше «поскорее разобраться с этим дерьмом». Мне нужно было помочь этому молодому человеку понять, почему он потерял интерес к своей красивой, состоявшейся девушке и вместо этого взял в привычку каждый день часами копаться в Tinder и смотреть порно.
Скотт вырос в Хьюстоне, в Техасе. В старших классах и колледже он играл в футбол, был весьма популярен и не испытывал недостатка в женском внимании. Свои официальные отношения он всегда дополнял множеством интрижек на стороне. Уже почти два года он встречался с Кристен, которая в прошлом была моделью, а теперь работала специалистом по лечебной физкультуре.
– Расскажите мне, как начались ваши отношения. Сначала у вас не возникало проблем при занятиях с ней любовью?
– Нет. Мы занимались сексом каждый день – порой даже по несколько раз.
– Правда?
– Да. Но ведь этого от меня и ждут, разве нет? Если не заниматься с ней каждый день сексом, она решит, что не интересна мне.
– Но вы хотели секса каждый день? – поинтересовалась я.
– Честно говоря, не всегда, но все равно им занимался. Не хочу сказать, что я не получал наслаждения, но порой переживал, что долго не продержусь. Не знаю, кончала ли она и получала ли такое же наслаждение, как с другими парнями. У меня был рецепт на «Виагру», о котором Кристен не знала. Иногда я принимал таблетки, даже когда возбуждался сам, просто чтобы произвести на нее впечатление.
Я поинтересовалась, спрашивал ли он у Кристен, чего она хочет, или сам решил, что ей нужен крепкий жеребец. Скотт признал, что никогда не задавал ей такого вопроса.
– Что же случилось, когда жеребец устал? – спросила я. – Как все прекратилось?
Скотт рассказал, что постепенно все сходило на нет, пока он не обнаружил, что проводит больше времени не в постели, а с телефоном в руках. Сначала это его не насторожило – в конце концов, он с двенадцати лет смотрел порнофильмы.
Сексуальное образование Скотта началось в раздевалке. «Один из товарищей по команде показал парочку хороших сайтов». Девчонок было полно, но он не был уверен в своих силах, поэтому начал пить, «чтобы расслабиться». В колледже он вступил в братство, где было полно парней, которые хвастались, что им перепадает каждую ночь.
– Мне всегда казалось, что я до них недотягиваю, – признался Скотт.
В глазах Скотта мужественность измерялась сексуальной результативностью. У него был целый набор ожиданий относительно любви, мужчин и женщин, и жить в соответствии с ним он просто не мог. В то же время у его девушки были собственные ожидания: она хотела, чтобы он проявлял нежность, чаще говорил с ней и подробнее рассказывал о своих чувствах. Но он не желал становиться тряпкой. В итоге ему приходилось иметь дело с противоречивыми представлениями о том, что значит быть мужчиной.
Сегодня представление о мужественности меняется. Современным мужчинам приходится приобретать новый набор эмоциональных навыков, которые не входили в традиционный репертуар. При этом старое представление о мужественности упрямо не сдает позиций. Очень многие мужчины сегодня оказываются в ловушке устаревших и несостоятельных идей о мужской сексуальной удали, которые сеют унижение и стыд. Ведущая колонки советов Ирма Куртц так описывает это положение: «Мужчинам становится все сложнее втиснуть себя и собственную эрекцию в сужающееся пространство для маневра, которое остается между перспективой выглядеть нытиком и опасностью оказаться насильником».
Парень вроде Скотта вырос в культуре мачо, где все парни в братстве только и твердили, что мужикам нужен секс. Он также прочитал кучу статей, в которых говорилось то же самое. Я сообщила Скотту, что большинство подобных исследований проводится на молодых студентах, поэтому мы мало что знаем о сексуальности взрослых мужчин. Неудивительно, что так много мужчин не понимает ни себя, ни друг друга. Большинство мужчин не знает о сексуальных проблемах приятелей – более того, в мужской среде поощряется хвастовство. Как только парни в раздевалке начнут обсуждать, как притвориться, что болит голова, когда наседает партнерша, мир изменится навсегда.
Пока что не стоит удивляться, что мужчины вроде Скотта одержимы сексуальной производительностью – как и все исследователи. Исследования сексуального желания в основном направлены на женщин. Зачем изучать мужское желание, когда мы полагаем, что его всегда в избытке? Поэтому, если эрекция пропадает, все списывают на физиологические проблемы. Женское возбуждение мы представляем в виде спектра, но у мужчин полутонов не бывает – у него либо стоит, либо не стоит. Все эти стереотипы не идут на пользу ни мужской самооценке, ни отношениям.
Скотту не терпелось докопаться до сути.
– Так что насчет измен? – спросил он.
– Всему свое время, – ответила я.
Внимательнее изучив представления Скотта о мужественности, мы сможем более точно расшифровать его сексуальное поведение. На первый взгляд, оно полностью вписывается в стереотип «мужчины на охоте». Но принимая это за чистую монету, мы рискуем подтвердить тот самый образ мужественности, который изначально способствовал возникновению эротического блока.
Скотт купился на растиражированное представление о мужской сексуальности, в соответствии с которым она считается биологически обусловленной, незамысловатой, всегда рвущейся в бой и стремящейся к новизне. Покойная психоаналитик Этель Персон прекрасно описала это представление: «Это образ мачо – огромный, мощный, неутомимый фаллос, прикрепленный к невероятно крутому мужику, эксперту по самоконтролю, который достаточно опытен, уверен и знающ, чтобы женщины сходили от желания с ума».
В последние годы появилось множество хороших исследований, в которых подчеркивается многогранность женской сексуальности – ее субъективность, отношенческий характер, контекстуальная природа и зависимость от шаткого равновесия целого ряда условий. Однако эти исследования дали и неожиданный побочный эффект – на контрасте с женской сексуальностью мужская подверглась неоправданному упрощению, что лишь усилило редукционистские представления о мужчинах. Как только мы достигнем более тонкого понимания как мужской, так и женской сексуальности, мы сможем лучше понять природу неверности.
Когда дело касается желания, мужчины и женщины скорее похожи, чем различны. Изучая сексуальность Скотта, я и мысли не допускала, что она хоть чуточку менее сложна или эмоциональна, чем женская. Кроме того, она не в меньшей степени связана с отношениями. Когда Скотт рассказывал, какому давлению подвергает себя, чтобы доставить наслаждение своей девушке, как оценивает себя по количеству ее оргазмов и как боится, что с предыдущими парнями секс ей нравился больше, я слышала в его словах стыд, боязнь неудачи и страх оказаться отвергнутым.
– Разве эти чувства не связаны с отношениями? – спросила я.
Я помогла Скотту установить связь между проблемами в спальне и неосознанными чувствами. Без сомнения, определенную роль в его неудачах сыграли печаль и подавленность после смерти матери. Мы также обсудили его тревожность и, в частности, ощущение фальши, возникающее, когда он изображал уверенность, но вовсе ее не чувствовал. Он признал, что не сказал ни Кристен, ни друзьям-предпринимателям, что его бизнес трещит по швам.
– Я не хочу, чтобы они считали меня неудачником.
Мужская сексуальность зависит от внутренней жизни мужчин. Это не просто биологическое стремление. Для мужчин пол, гендер и идентичность тесно взаимосвязаны. Если мужчина страдает от низкой самооценки или чувствует себя подавленным, встревоженным, неуверенным, пристыженным, виноватым или одиноким, это непосредственно влияет на его сексуальную состоятельность. Если его оскорбляют на работе, если он считает себя слишком слабым, маленьким, толстым или бедным, все это непосредственно сказывается на его способности к возбуждению.
Я позволила Скотту обдумать все это. Теперь ему стало понятно, почему он потерял интерес к Кристен, особенно после смерти матери и в тяжелые месяцы для его фирмы.
– Но почему мне все же хотелось секса с кем угодно, только не с собственной девушкой?
В этом мужчины и женщины различаются. Мужчины более склонны успокаивать внутреннюю тревогу, обращаясь к менее эмоционально сложным формам секса, включая самоудовлетворение и секс за деньги. Я полагаю, что степень отстраненности, характерная для подобных сексуальных контактов, становится прямым ответом на все некомфортные эмоциональные переживания. На мой взгляд, именно потому, что мужская сексуальность так сильно связана с отношениями, многие мужчины ищут секса там, где нет ни намека на отношения, а значит, им не придется сталкиваться со страхами, тревогами и слабостями, которым под силу свалить и самого крепкого жеребца. Степень контроля и свободы, которой они ищут в анонимных связях, зачастую пропорциональна глубине их отношенческих перипетий.
Пожалуй, не стоит удивляться, что в мире, где мужчины получают такие противоречивые сообщения о том, кто они и кем должны быть, многие из них предпочитают близости отношений просмотр порно, секс за деньги и анонимные интрижки. Думаю, не случайно рост эмоционально отстраненных измен параллелен росту числа эмоционально вовлеченных в отношения мужчин. Сидя в стрип-клубе, снимая проститутку, знакомясь в приложении или просматривая порно, мужчины получают возможность отдохнуть от тягот современной мужественности.
Секс за деньги отчасти привлекателен потому, что обещает избавление от всех этих сложностей хотя бы на шестьдесят оплаченных минут свидания с проституткой. Устоять перед девушкой на экране невозможно, потому что мужчине не нужно ее соблазнять, а она не может его отвергнуть. К тому же она не даст ему почувствовать себя некомпетентным, а ее стоны заверят его, что ей, как никогда, хорошо. Порно привлекает мужчин обещанием защитить их от простейшей сексуальной уязвимости.
Можно многое сказать о разнице между проститутками, стрип-клубами, массажем и порно, но в этом отношении они все дают одинаковые эмоциональные дивиденды. Они ставят мужчину в центр внимания женщины, лишают его необходимости доставлять удовольствие и позволяют ему это удовольствие получать.
Выслушав немало мужских историй, я пришла к выводу, что в свете множества эмоциональных транзакций, совершаемых в супружеском сексе, простая возможность заплатить немного денег за анонимный секс начинает казаться более привлекательной. Когда мужчина предпочитает платить за секс или выбирает просмотр порно в одиночку, он покупает простоту и кажущееся отсутствие сложностей. Он покупает право быть эгоистом – краткий час психологической свободы, по окончании которого он садится в электричку и едет домой. Многие мужчины говорили мне, что проститутке платят не за то, чтобы она пришла – ей платят, чтобы она ушла.
И все же неужели мы действительно можем назвать «просто сексом» сложнейшую операцию, которая организуется, чтобы избежать определенных эмоциональных трудностей и удовлетворить целый ряд невысказанных эмоциональных нужд? Когда мужчина чувствует себя одиноким или нелюбимым; когда он подавлен, перегружен или болен; когда он заперт в клетке близости или не может установить глубокую связь, платит ли он за секс или все же за доброту, тепло, дружбу, отдушину, контроль и самоутверждение, которые получает при сексуальном контакте?
Сексуальность представляет собой одобренный обществом язык, который позволяет мужчинам добраться до целого спектра запретных эмоций. Традиционно мужчин не поощряли к проявлению нежности, мягкости, уязвимости и заботы. Все эти нужды они удовлетворяли через тело, пряча их под маской сексуализированного языка. Возможно, нам не стоит буквально понимать распространенную мысль, что мужчины хотят только секса. Секс для них – входная дверь в прихожую чувств.
Интересно, что для женщин зачастую все наоборот. Их сексуальные потребности долгое время не получали одобрения общества, однако их эмоциональные нужды признавались всегда. Возможно, за стремлением женщины к любви лежит целый пласт физических желаний, которые можно оправдать только при наличии чувств. Тут сразу вспоминается старая присказка: «Мужчины любовью добиваются секса, а женщины сексом добиваются любви».
И мужчины, и женщины обращаются за советом к психотерапевту, когда подавленные желания приводят их в чужую постель. Но если поверхностно оценивать их поведение и присваивать им старые ярлыки – клеймить мужчин изменниками, эротоманами и того хуже, а женщин называть одинокими и жаждущими любви, – их истинные мотивы и стремления в итоге окажутся запрятанными еще глубже.
Секс и чувственный парень
– Она просто мне дрочила, – сказал Джона, – так что технически это не измена.
Так он оправдывал свое пристрастие к чувственному массажу всего тела, или массажу со счастливым концом. Как и Скотти, Джоне немного за тридцать. Он живет с любимой женщиной и обеспечивает себе оргазмы одним щелчком мышки или свайпом кредитной карты. Но на этом их сходство заканчивается. В то время как гендерная модель Скотта основана на образе мачо, Джона – типичный «новый мужчина». Воспитанный матерью-одиночкой, он прекрасно обучен искусству сопереживания, эмоциональной грамоте, принципам добровольности и равенства, отчего нам лишь интереснее узнать, как два столь разных молодых человека оказались в похожих ситуациях.
Через несколько месяцев после начала сеансов массажа Джоне стало мало просто лежать на столе. Он инициировал оральный секс со своей любимой массажисткой Рене, и она с радостью отплатила ему той же монетой.
Джона продолжил свои рассуждения:
– Я платил, так что это нельзя назвать романом. Риска влюбиться не было. Такой разрядки я не получал больше нигде, так что это помогало мне сохранить брак.
Сам брак был примером нового типа союза, в котором жены работают, а мужья сидят дома. Даниэль и Джона, которым было немного за тридцать, начали встречаться еще в колледже. Вместе с двумя маленькими детьми они жили в Исследовательском треугольнике Северной Каролины. Недавно Даниэль наткнулась на свидетельства альтернативного эротического портфолио собственного мужа.
Сексуальные похождения Джоны стимулировались целым перечнем знакомых сомнений.
– Я был гиком, не считал себя особенно сексуальным, и надолго меня не хватало. У меня было мало девушек до встречи с Даниэль.
Он был счастлив, что эта общительная, умная, красивая девушка выбрала именно его, но при этом чувствовал, что не выдерживает сравнения с сексуальными парнями, с которыми она встречалась раньше.
– Я знал, что она спала со спортсменами, но сам был их полной противоположностью, – признался он.
Даниэль сказала, что влюбилась в его чувственность. Она не стала скрывать, что время от времени мечтала о более напористом любовнике. Однако во всех остальных отношениях он был идеальным парнем – любящим, верным, эмоционально доступным и при этом, если уж честно, слишком неуверенным в себе, чтобы проявлять интерес к другим женщинам, чего не гнушался неверный отец Даниэль. По крайней мере, так она думала.
Я изучила эмоциональную изнанку их отношений. Хотя Даниэль поддерживала образ уверенной женщины, всегда добивающейся своего, порой ей хотелось дать себе послабление. С Джоной она могла расслабиться, обсудить свои взлеты и падения и даже позволить себе расклеиться, не сомневаясь, что он снова поможет ей встать. Его эмоциональная надежность давала ей роскошь проявлять уязвимость. Ради этого на сексуальную несовместимость можно было закрыть глаза.
В свою очередь, в обществе этой сильной сексуальной женщины Джона чувствовал себя настоящим мужчиной и надеялся избавиться от приставшего к нему образа затюканного гика. Как же он удивился, когда постепенно осознал, что она хочет, чтобы он оставался таким, каким был всегда. Его взяли на роль, в которой он блистал: от него требовалось лишь заботиться о нуждах женщины, то есть делать ровно то, чем он занимался, поддерживая мать, когда та проходила через развод. Но втайне он возмущался гегемонией ее нужд. При этом ни Даниэль, ни его мать никогда не просили его об этой жертве, однако так поступают все любящие парни.
Годами Даниэль и Джона мечтали раздуть эротическое пламя, однако при этом ни тот ни другой не пытались подлить масла в огонь. Даниэль хотела, чтобы Джона и дальше продолжал заботиться о ней, и полагала, что он не в состоянии пойти на сторону. Десексуализируя его, она повышала его надежность. У Джоны не возникало проблем с сексуализацией жены, зато себя он сексуализировать затруднялся.
Когда я попросила его описать эротический спад, Джона сказал:
– У меня просто пропало желание.
Даниэль часто ездила в командировки, поэтому он зачастил с визитами в растущий мир интернет-порно. Ему не приходилось даже выходить из дома, но каждое такое путешествие казалось реальным.
– Двадцать минут поисков ради тридцати секунд просмотра, – объясняет он.
То же самое стремление к приключениям в конце концов привело его в массажный салон.
Зачем парню вроде Джоны дрочить на порно или платить за массаж с продолжением, когда рядом есть любимая жена, которую еще недавно он не выпускал из объятий? Как и при работе с Гартом и Скоттом, я решила проанализировать эмоциональную экономику его эротических приключений и посредством этого лучше понять природу неверности.
В своей параллельной похотливой жизни Джона сбегал от образа славного, чувственного, одомашненного парня.
– Мне казалось, будто в сексуальном отношении я так и не развился до конца. Впервые в жизни я получил возможность откровенно выражать себя. Я чувствовал себя желанным, сильным, более чем компетентным, мужественным. Я был не просто славным парнем – я мог быть бабником, изменником и лжецом, и это меня не на шутку возбуждало. Я был плохим – но в хорошем смысле.
С чем же это оставляло его жену? Даниэль тоже не получала сексуального удовлетворения в браке. По иронии судьбы, пока ее муж искал сексуального пробуждения в порицаемой обществом среде массажного салона, она лежала дома на диване, читая одобряемые обществом «Пятьдесят оттенков серого». Я не хочу сказать, что их действия были морально эквивалентны друг другу, но в мире фантазий у них явно было кое-что общее, о чем я и сообщила паре. Даниэль читала о мужчине, которым он пытался быть на стороне – и которого она не хотела видеть в нем дома.
Сегодня для пар настали обескураживающие времена. Эротизм не всегда политкорректен. Великие дары современной западной культуры – демократия, стремление к консенсусу, эгалитаризм, справедливость и взаимная терпимость – при слишком буквальной трактовке в пределах спальни могут привести к очень скучному сексу. Пересмотр гендерных ролей являет собой одно из самых важных достижений современного общества. Он позволил нам в огромной степени расширить свои сексуальные права, однако, как пишет Дафна Меркин в The New York Times Magazine, «ни один билль о сексуальных правах не выстоит под натиском необузданной и неукротимой эротической фантазии». Сексуальное желание не всегда играет по правилам. Это не означает, что мы должны вернуться в темные дни обособленных гендерных ролей, патриархального строя и порабощения женщин. Но очень важно анализировать наши сексуальные предпочтения – как законные, так и преступные – в рамках культуры дня.
Другой счастливый конец
Что же делать женщине, которая узнала, что у ее, казалось бы, ванильного мужа припрятан целый шкафчик острых специй? В одних ситуациях смириться с существованием у партнера целой сексуальной сущности, о которой вы и не догадывались, оказывается невозможно. В других разоблачение становится первым шагом к появлению общего сексуального пространства. Некоторые партнеры не могут преодолеть отвращение к той форме, которую приняла неверность, и показывают своему возлюбленному на дверь. Но я встречала и тех, у кого знакомство с непознанной эротической сущностью партнера возбуждало любопытство. Джоне и Даниэль повезло попасть во вторую категорию. Неверность Джоны сделала Даниэль больно, но при этом показала, что в нем есть и кое-что еще – он мог быть мужественным. Она перестала считать мужа «парнем с относительно низким либидо». Их сексуальная жизнь расцвела. Вместе с увеличением количества секса произошло и еще кое-что – усилилась их сексуальная искренность.
Сексуальная искренность предполагает не только подробное описание измен, но и открытое, зрелое общение с партнером – изобличение ключевых аспектов личности через свою сексуальность. Порой это требует от обоих партнеров раскрытия тайн, которые они хранили в течение жизни. Хотя эмоциональную открытость в один голос называют основой современной близости, я поражаюсь скудному объему реальной сексуальной коммуникации между партнерами. Работая с пережившими измену парами, я в том числе объясняю им, как, зачем, где и когда говорить о сексе.
Джона прислушался к моим советам. Как только Даниэль была готова слушать, он рассказал ей все, что узнал о себе как мужчине во время своих сексуальных исканий. Они пригласили друг друга в собственные кварталы красных фонарей.
– Я думал, что некоторые вещи погубят наши отношения – например, если я расскажу ей о своих фантазиях о сексе с кем-то из наших знакомых, – но вместо этого они открыли новые измерения, – признался Джона. – Почувствовав, что она меня принимает, я еще сильнее потянулся к ней.
Ей же понимание эротических глубин Джоны помогло по-новому взглянуть на его неверность. Хотя боль никуда не ушла, то, что раньше казалось сексуальной девиацией, теперь стало мостом к разоблачению давних тайных желаний.
Оживив свою сексуальную жизнь, они приступили к экспериментам. Посмотрели «этичное порно». Сходили вместе в стрип-клуб, где одна из девушек станцевала Даниэль приватный танец. Даниэль призналась, что всегда мечтала переспать с женщиной.
– В какой-то момент мы решили вместе сходить на массаж, – сказал Джона. – Я хотел, чтобы она испытала все то, что так нравилось мне, чтобы она почувствовала радость находиться в самом центре чьего-то сексуального внимания, но при этом просто лежать и наслаждаться моментом.
Даниэль выбрала массажистку, а Джона все устроил. Он сказал:
– [Так] я получил возможность организовать сеанс массажа и порадоваться в предвкушении момента, не рискуя при этом стабильностью семьи и брака.
Этот опыт им обоим показался возбуждающим. Некогда запретный плод, приносивший немало боли, теперь стал «общим, совместным приключением».
Чувствуя себя более вовлеченным, Джона теперь с меньшей вероятностью решит удовлетворять свои сексуальные нужды на стороне. Для этой пары провокационные слова Джанис Абрамс Спринг оказались правдой: «Возможно, в конце концов вы поймете, что нуждались в ядерном взрыве вроде измены, чтобы сломать старый каркас и построить на его месте более здоровые, более сознательные и более зрелые отношения».
Я хочу подчеркнуть, что не прописываю измену в качестве выхода из брачного тупика. Я также не считаю секс втроем целительной мазью для каждого разбитого сердца. Мне бы и в голову не пришло, что Джона и Даниэль выберут столь оригинальный путь для продолжения своих отношений. Хотя их выбор точно подойдет не каждому, он показывает изобретательность и запас прочности пар.
Когда Даниэль спросила, изменит ли Джона снова, он признался, что скучает по исключительности, которую чувствовал, когда был в центре внимания Рене. Порой он снова хочет стать плохим парнем, которого только начал узнавать.
– Я скучаю по той части меня, которую подпитывали секреты, опасность, волнение. Но я решил, что слишком ценю наши изменившиеся отношения, чтобы снова подвергать их риску.
Его честность не испугала ее, а успокоила. Даниэль теперь лучше понимала его, а их доверие поддерживалось свободой без стыда делиться сокровенными мыслями и желаниями. С каждым днем они все острее чувствовали, что принимают друг друга, а это было лучшей защитой от возможной измены.
Эротомания: медикализация неверности
В каждой из этих историй о неверности задействовано хитросплетение личных, культурных и физических факторов. Но когда я обсуждала эти случаи с коллегами, они зачастую предлагали другое объяснение: эротомания. Гарт, Скотт и Джона удовлетворяют большинству типичных критериев этой болезни дня, которые так или иначе вертятся вокруг «переизбытка» или недостатка контроля.
Эротомания – горячая тема в кругу психотерапевтов. Я не собираюсь ввязываться в жаркий спор, но не могу закончить главу, посвященную мужчинам, маниакально ищущим секса, не сказав хотя бы несколько слов на эту тему.
Хотя официального диагноза «эротомания» не существует, многие исследователи и врачи поспешили описать это расстройство, позаимствовав критерии из клинического определения химической зависимости. В ответ на это возникла целая индустрия с дорогими реабилитационными и лечебными центрами. Одни врачи обрадовались появлению нового ярлыка, который засвидетельствовал, что старое представление «мужчины есть мужчины» более не считается нормальным и приемлемым. Другие указали на недостаток научных свидетельств и сочли диагноз «эротомания» медикализованной маской, за которой психотерапевты скрывают свои суждения о здоровом и нездоровом сексе.
Как бы мы ее ни называли, многим людям действительно знакома сексуальная мания, из-за которой и они сами, и их возлюбленные страдают от ужасной боли. Из-за нее разрушаются жизни, репутации, целые семьи. Для некоторых мужчин возможность назвать свое поведение болезнью – уже положительный сдвиг, поскольку это притупляет их стыд и позволяет обратиться за отчаянно необходимой помощью. Но даже если мы признаем ее болезнью, сексуальная мания еще не лишена своей стигмы. Я не раз встречала женщин, которым было сложно сказать своим детям: «Я ухожу от вашего отца, потому что он эротоман». В то же время, будь муж алкоголиком, таких проблем бы не возникло. Однажды женщина призналась мне, что предпочитает пользоваться медицинским термином, чем просто называть своего мужа не поддающимся контролю, поскольку это означает, что он действительно страдает заболеванием. При этом ее муж предпочитал другой термин: сволочь. Так он хотя бы чувствовал, что сам отвечает за свое поведение, а не полностью лишен контроля.
Несомненно, диагноз «эротомания» стал новым поворотом старой культурной войны. Вопрос о том, когда секса слишком мало или слишком много – что считать нормальным или ненормальным, естественным или неестественным, – занимал человечество с незапамятных времен, порождая ожесточенные споры. Каждая религиозная и культурная система регулировала разнузданность и воздержание, дозволения и запреты. Сексуальных норм и патологий не существовало вне рамок морали конкретного времени; на протяжении истории они были неразрывно связаны с экономикой, гендерными идеалами и структурами власти. Например, когда поощрялось женское целомудрие, женщинам ставили диагноз «нимфомания». Сегодня же, поощряя женскую сексуальную инициативу, мы вкладываем миллионы в борьбу с новым проклятием – «гипосексуальным расстройством влечения». Подобным образом увеличение случаев с диагнозом «эротомания» проливает свет на текущую социальную структуру расстройства, в которой звучит эхо векового страха, что слишком много секса, особенно для мужчин, – это кривая дорожка к девиантной жизни. (Интересно, что женщинам редко ставят диагноз «эротомания»; мы предпочитаем думать, что пристрастие женщин не секс, а любовь – не менее кривая дорожка, скажу я вам, но при этом не столь постыдная.)
Медикализация поведения мужчин вроде Гарта, Скотта и Джоны может привести нас в ловушку «преждевременной оценки», как выражается мой коллега Дуглас Браун-Харви. Чтобы помочь этим мужчинам лучше понять и принять свою сексуальность, а их партнерам (и психотерапевтам) более конструктивно ответить на неверность, необходимо принимать во внимание более широкий диапазон их мотивов – личных, семейных и социальных.
Глава 12
Мать всех предательств? Измены в контексте других супружеских прегрешений
Брачные узы так тяжелы, что нести их приходится вдвоем, а порой и втроем.
Александр Дюма-отец«Я хотя бы никого на стороне не трахал», – восклицает Декстер. Это правда. Но годами он изо дня в день унижал свою жену Мону, смотрел на нее свысока и высмеивал ее страх полетов. Он даже взял в привычку отправляться с детьми в путешествия, которые требовали нескольких перелетов, оставляя жену на земле. Хотя Декстер был хорошим отцом и всегда обеспечивал семью, он постоянно следил, чтобы Мона оставалась в неведении относительно их финансового положения. Декстер утверждает, что у нее на счету всегда было достаточно денег, но по его тону понятно, что он считает ее ущербной. Неудивительно, что Мона чувствовала себя одинокой и униженной, пока спустя двадцать два года жизни с этим великодушным диктатором не встретила Роберта, который был на десять лет ее младше. За последние шесть месяцев она узнала, что такое доброта, и поняла, что на самом деле ей есть что сказать.
Мона начала становиться увереннее. Привыкший к уязвимости жены, Декстер заметил ее необычную стойкость в ответ на оскорбления, что заставило его погрузиться в непривычное состояние растерянности и подозрительности. Он установил в ее машину GPS, а дальше все очевидно. Чуть не лопаясь от негодования, он счел ее измену новым поводом для оскорблений и удвоил их количество, включив в свой список восклицания «шлюха!» и «потаскуха!».
Сегодня в Америке господствует бескомпромиссное мнение: измена – это худшее, что может случиться в браке. Вызванный ею подрыв доверия превосходит по тяжести домашнее насилие, проигрыш всех семейных сбережений в казино и даже инцест. По результатам проведенного в 2013 году Институтом Гэллапа опроса 91 процент взрослых американцев назвал измену «этически неправильной». При этом гораздо меньше осуждаются другие перечисленные в опросе сомнительные вещи, включая полигамию (83 процента), клонирование человека (83 процента), самоубийства (77 процентов) и, что самое интересное, разводы (24 процента). Анализируя результаты опроса, Элеанор Баркхорн из журнала The Atlantic заметила: «Сложно найти другую относительно распространенную и технически законную практику, которую осуждает большее количество людей». Однако ситуации вроде той, в которой оказалась Мона, заставляют меня усомниться в предположении, что неверность – мать всех предательств.
Работа в окопах супружеской терапии остерегла меня от признания морального превосходства мужчин вроде Декстера на том лишь основании, что они не изменяют женам. Его форма верности стоит на грани мстительности и созависимости, а годы унижения жены так и кричат о предательстве с большой буквы «П». Многие партнеры, поведение которых оставляет желать лучшего, действительно хватаются за возможность обвинить того, кто изменяет, и выставить себя жертвой, нисколько не сомневаясь, что культура на их стороне. Неверность ранит. Однако, присваивая ей особый статус в иерархии супружеских прегрешений, мы рискуем позволить неверности заслонить собой вопиющее поведение, которое предшествовало ей, а возможно, к ней и привело.
Предательство многолико. Сексуальная измена – лишь одна из его форм. Я регулярно встречаю людей, которым блюсти сексуальную верность проще всего, даже если они изо дня в день нарушают свои супружеские клятвы множеством других способов. Жертва измены не всегда жертва брака.
Почему Мона не ушла от него? Она думала об этом, даже много раз озвучивала свои мысли. Но Декстер тотчас использовал их как новую пищу для раздражения. «Куда ты пойдешь? Кому нужна такая никчемная, потрепанная жизнью женщина за пятьдесят?» Связь с Робертом позволила Моне найти силы, чтобы хотя бы понять, что она не обязана всю жизнь сидеть в клетке. Теперь, когда она подала на развод, унижения Декстера больше не диктуют каждый ее шаг. Подруга помогла ей найти прекрасного адвоката, который заставит внешне щедрого Декстера раскрыть информацию о своем истинном финансовом положении.
Когда для разрушения нездоровых отношений приходится привлекать человека со стороны, это может быть проявлением как трусости, так и смелости. Порой нам нужно хоть некоторое время побыть с другим человеком, чтобы ощутить вкус жизни и найти в себе силы погнаться за ним. Для людей, которые живут в пучине эмоциональных издевательств, характерных для типичного супружеского садизма, – пренебрежения, равнодушия, запугивания, отвержения и презрения, – измена может стать актом самосохранения и свободного самоопределения. В деструктивных отношениях верность скорее слабость, чем добродетель. Не стоит путать верность с пребыванием в ловушке брака. Для тех, кто терпит физическое насилие, сменить руки, которые бьют, на руки, которые ласкают, значит проявить неповиновение. Как на личном, так и на политическом уровне иногда необходимо сломать систему, чтобы прийти к новому общественному порядку.
В такой ситуации мне важно не перенести вину с одного партнера на другого, а подчеркнуть динамику власти и безвластия, которая определяет отношения. Не стоит бояться задавать вполне обоснованный вопрос: «Кто кого предал первым?»
Родриго не мог найти слов, чтобы извиниться. Он понимал, что сделал Алессандре больно, когда продлил командировку, чтобы заняться личными делами. Однако всякий раз, начиная просить прощения, он вспоминал, как жена годами демонстративно подчеркивала отсутствие всякого интереса к нему, и приходил к выводу, что просто с ней расквитался. «Кто на самом деле должен извиняться?» – спрашивал он.
Джули написала мне, что муж «двадцать лет эмоционально [ей] изменяет». Но дело не в другой женщине. «Он меняет меня на концерты, ужины, поездки – его работа всегда превыше всего. Сестра говорит, что он хотя бы мне не изменяет, но его работа требует больше времени и сил, чем любовница. Теперь я встретила мужчину, у которого полно времени на меня, и это я неверная?»
«Главные отношения в жизни Расса – это отношения с метамфетамином, – говорит Коннор. – Я годами умолял его завязать и обратиться за помощью, но кайф явно приятнее моей компании. Теперь он расстраивается, что я нашел парня, который меня действительно любит».
Почему одна форма переноса внимания считается неоспоримым нарушением доверия, в то время как другую описывают гораздо более лестно? Хотя кажется, что каждый из этих людей искал секса, на самом деле они искали также глубины, приятия, долгих взглядов – всех остальных форм проникновенности, которые не подразумевают совокупления. Можно называть это хоть близостью, хоть глубинной связью, но именно это заставляет почувствовать, что нас ценят.
Первым делом в таких ситуациях спрашивают: «Почему они не ушли?» Далее следует не менее предсказуемый вопрос: «Пытались ли они поговорить об этом?» В эпоху демократической коммуникации мы верим в излечение беседой. Несомненно, чтобы нас услышали, нет ничего лучше хорошего разговора по душам. Но когда партнеры глухи к нашим жалобам, мы чувствуем одиночество даже острее, чем наедине с собой. Обедать в одиночестве не так больно, как в компании человека, который нас отверг.
Многие отчаявшиеся партнеры пробуют все возможные варианты разговоров. Заводя беседу осторожно и тактично, они в итоге раздражаются и чувствуют себя поверженными. Когда они перестают умолять и находят новый способ удовлетворить желания разбитого сердца, равнодушные партнеры наконец обращают на них внимание. Могли бы они поступить иначе? Само собой. Но система оповещения об измене, как ничто другое, встряхивает застоявшуюся пару.
Бунт отверженных
Становясь жертвой измены, люди чувствуют себя незначительными, но чувствуя эту незначительность годами, они порой и сами решают изменить. Когда маленькие дети нуждаются в постоянной опеке, а их отец в очередной раз сидит с приятелями в спортивном баре, внебрачная симпатия может показаться тонизирующей. Когда ваш брак превратился в компанию по ведению домашнего хозяйства и все разговоры сводятся к логистике, поэзия романа становится духовным вознесением над отупляющей прозой жизни. Когда ваш партнер каждый вечер пропадает в своем логове, прихватывая с собой упаковку пива, у вас появляется достаточно времени, чтобы выйти в Интернет и найти себе парня получше. Когда вы устали ругаться по пустякам, коллега, которому нравится ваше чувство юмора, может напомнить вам, что вы не всегда были стервой. Список обид, микроагрессий и отмашек, которые подогревают наше стремление найти утешение в другом месте, можно продолжать еще долго. Брачная тоска заставляет нас искать спасения. И особенно это верно в тех браках, которые лишены физической близости.
Может показаться очевидным, что тайный перенос желаний за пределы супружеского ложа нарушает наши обязательства. Но как нам быть в тех ситуациях, когда в изголовье супружеского ложа висит табличка «Не входить»? Я не говорю о снижении частоты контактов до раза в неделю или даже в месяц. Некоторое притупление желания естественно для длительных отношений, как естественны и перемены в либидо партнеров, с которыми вполне можно справиться. Но я говорю о тех партнерах, которые годами и десятилетиями упорно не отвечают на сексуальные подачи партнеров, даже если сохраняют при этом привязанность и близость. Никто не хочет возвращаться к домашним изнасилованиям и сексу по обязательству, но нам также необходимо признать, что, когда один партнер решает, что секса больше не будет (или будет очень мало), моногамия превращается в вынужденный целибат.
Как нам справиться с потерей эротики? Фокус на сексуальные отклонения может показаться чересчур узким, однако я привыкла считаться с силой сексуальной депривации. Наша культура склонна минимизировать важность секса для благополучия пары. Секс считается необязательным. Товарищество в парах имеет немало плюсов – многим партнерам удается поддерживать любовные отношения, не страдая от сексуальной агонии. Однако если секса не хватает, причем не по взаимному соглашению, в прекрасных в остальном отношениях может появиться невыносимый пробел. Когда до нас не дотрагиваются годами, мы становимся более уязвимы к доброте случайных людей.
Марлен говорит, что ей было бы легче смириться с изменой, чем с полным отказом от секса, который выбрал ее муж. «Мне не осталось даже слабого утешения знать, что он вожделеет кого-то еще. Не было никакого третьего человека, на которого можно было бы возложить всю вину».
Я получаю огромное количество писем от изголодавшихся любовников со всего света. Они горюют, негодуют, приходят в отчаяние, опускают руки, сомневаются в себе, страдают от одиночества, чувствуют себя недолюбленными и необласканными. Вопреки сложившимся стереотипам не все они мужчины. Не только женщины притворяются, что у них болит голова.
Изабель может по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз они с Полом занимались сексом за десять лет брака, причем пальцы еще остаются. «Он потерял ко мне интерес через несколько недель после свадьбы, – говорит она. – Я перебрала все причины, которые только могла вообразить: может, он изменяет? может, он гей? может, он из тех мальчишек, которых растлили священники?» Она пыталась говорить об этом, ходила к брачным консультантам и как можно изобретательнее инициировала секс, но ничего не помогало. Молчание Пола сбивало с толку. Он проверил свой уровень тестостерона (в норме) и попробовал «Виагру» (физически он добился успеха, но ему стало противно). Изабель утверждает, что не бросила его, потому что он хороший человек, а она серьезно относится к браку. Но недавно она встретила в церкви мужчину. «Пока ничего еще не было, – признается она, – но я стою на краю пропасти».
Брэд бессилен перед Пэм, которая то и дело твердит ему: «Я не в настроении для секса». «Каждый вечер между нами встает ее айпад, прямо как секс-щит. Я купил ей кружевное белье и попросил надеть его для меня, но прошло уже четыре недели, а оно так и лежит на стуле, нераспакованное. Она хочет только обниматься, что означает: «Приласкай меня, и будем спать». Меня не устраивают такие сексуально несостоятельные отношения, но она говорит, что ничего не может с этим поделать! Ей кажется, что мне ее недостаточно, хотя я каждый день твержу, что мне нужна она одна».
«Когда порвался презерватив и Луиза забеременела в четвертый раз, я предложил ей прервать беременность, но она отказалась, – вспоминает Кристоф. – Я ответственный человек. Я понимаю, что должен заботиться о детях и о ней самой. Но в своем стремлении стать матерью, которой у нее никогда не было, она совершенно забыла, что должна быть еще и женой. В сумме она нянчилась с младенцами целых семь лет. Обо мне она и не вспоминала. Не было ни влечения, ни поцелуев, ни секса. Впервые я изменил, когда моей второй дочери было полтора года. Как с изменами, так и без них в интимной жизни у нас годами была засуха. Меня ужасно злит, что в ее представлении наш брак убила моя неверность».
Саманта хотела лишь одного – состариться вместе с любимым. «Я в жизни не представляла, что буду сидеть рядом с мужем в кресле-качалке и корить себя за измены». Она десять лет была верной женой, пока ее брак не разрушился. «Я изменилась. Он начал спать в другой кровати – потому что храпел, не мог заснуть, мучился от боли в спине. Я умоляла его вернуться, но он ответил, что многие супруги спят в разных постелях. Наш секс ограничился пятиминутными контактами, которые меня совсем не удовлетворяли. Я все тащила на себе – зарабатывала деньги, вела хозяйство, воспитывала детей. Да, он каждый вечер был дома, но рядом его не было».
На Craigslist Саманта нашла Кена, который тоже был несчастлив в браке. Затем на Ashley Madison нашла Ричарда, с ним то же самое. «И вот она я. Замужняя женщина, которая время от времени спит с женатым другом и поддерживает отношения на расстоянии с женатым мужчиной». Порой она поражается себе, порой ее терзает чувство вины. Но ничего менять она не собирается. «Я не могу вернуться к этой апатии».
Специалисты по лишенным секса бракам определили, что меньше десяти сексуальных контактов за год – это, считай, ничего. Кто знает, как они пришли к этой цифре? Судя по всему, в эту категорию попадает от пятнадцати до двадцати процентов браков, так что, если у вас секс случается одиннадцать раз в году, смело считайте, что вам повезло. Если хотите увидеть, какой судьбы вам едва удалось избежать, зайдите на популярный на Reddit форум deadbedrooms (количество его участников измеряется десятками тысяч). В The New York Times аналитик Сет Стивенс-Давидович отмечает, что количество зафиксированных Google поисковых запросов со словами «брак без секса» опережает количество запросов относительно любой другой брачной проблемы.
Очевидно, гибель эроса оплакивают множество людей. Еще больше тех, кто занимается сексом достаточно часто, однако не получает никакого удовлетворения. Их жалобы ежедневно падают ко мне в почтовый ящик.
«Партнер почти не проявляет интереса к моему телу за рамками совокупления. Прелюдия напоминает попытку завести старый драндулет. Оказавшись в постели, он почти сразу ставит колено между моих ног и проверяет, потекла ли я. Я кучу раз пыталась с ним поговорить – и говорила мягко, хвалила его, объясняла, что мне нравится и что меня заводит. В итоге он лишь отвечал, что до меня никто не жаловался. После многих лет таких отношений я переживаю, что позволяю страху остаться одной пересиливать чувство собственного достоинства».
Уилла продолжала заниматься сексом с Брайаном, но почти не чувствовала ни наслаждения, ни близости. «Это была лишь обязанность, причем менее приятная, чем большинство домашних дел. А потом вдруг я подумала – может, мне противен не секс, а секс с мужем? Я завела роман на стороне, чтобы проверить эту теорию. Как вы догадываетесь, я не ошиблась».
Джин говорит: «Мне нравится играть, все делать медленно, но она просто хватает мой член и сует его внутрь себя. Она заставляет меня кончать, чтобы побыстрее отвязаться». Что делать всем этим несчастным партнерам?
Я часами работаю с парами, чтобы заново разжечь огонь в их отношениях. Мы начинаем с наиболее типичных причин, ведущих к сексуальным перебоям: родительской жестокости, сексуального насилия в раннем возрасте, расизма, бедности, болезней, потерь, безработицы и т. д. Эти многочисленные бедствия рождают в людях чувство, что они живут в мире, где доверять друг другу и получать удовольствие слишком опасно. Мы изучаем их эротические схемы и анализируем, как их эмоциональная история находит выражение в физическом мире секса. Мой принцип прост: «Скажи мне, как тебя любили, и я скажу, как ты будешь любить». Изучение всех этих проблем помогает освободиться от сексуальных блоков.
Вмешиваясь в запутанные отношения пар, я помогаю им разобраться с накопленными обидами. Я учу их превращать нападки в просьбы, а раздражение – в пожелания. Я объясняю им, как быть открытыми и уязвимыми друг для друга. Когда развязываются узлы противоречий, пары учатся использовать свое воображение, чтобы творить наслаждение. Я призываю партнеров перестать относиться к сексу с такой ужасной серьезностью и вместо этого обратиться к своей игривости, чтобы как в их спальне, так и за ее пределами поселились загадки и предвкушения. Кроме того, у меня есть целый арсенал методов, помогающих восстановить сенсорное восприятие, чувственность и святость близости. Одних разговоров здесь мало. Я сотрудничаю с сексологами, психотерапевтами, специализирующимися на работе с травмами, приверженцами тантры, учителями танцев, консультантами в сфере моды, иглотерапевтами, диетологами – со всеми, кто может помочь. Сексуальность пересекается со всеми сферами их работы.
Одним удается радикально изменить ситуацию. Другие, несмотря на все усилия, так и не могут вернуть эротическое влечение. Неужели этим парам нужно просто признать, что получить все сразу невозможно – что порой секс становится ценой сохранения семьи? Или же секс – настолько важный аспект жизни, что его отсутствие дает основание разрушить в остальном удачный брак?
Насколько хороши могут быть отношения после исчезновения сексуальной близости? Я говорю не только о самом сексе – прелюдии, проникновении, оргазме, сне. Я говорю о чувственной, эротической энергии, отличающей романтические отношения взрослых людей от отношений между братьями и сестрами или лучшими друзьями. Неизбежна ли неверность в браке без секса?
Пока ситуация устраивает обоих партнеров, в таком браке могут царить любовь и стабильность. Как только у одного из партнеров накапливаются неудовлетворенные желания, переходя с одного этапа жизни на другой, положение становится взрывоопасным. Учитывая двойственность мандата на сексуальную верность и сексуальное воздержание, не стоит удивляться, что рано или поздно похоть вырывается на свободу.
Мэтту кажется, что прошла уже целая вечность, хотя он не может точно сказать, когда именно прекратился секс. Они с Мерседес познакомились, когда им обоим было немного за тридцать, и вскоре поженились. Теперь они в браке уже десять лет. Сначала они занимались сексом, потому что это было приятно. Потом они занимались сексом, чтобы завести детей: Саше уже семь, а Финну четыре. Затем они не занимались сексом из-за детей. После этого они занимались протокольным сексом, потому что лучше уж меньше, чем совсем ничего. А потом вообще перестали заниматься сексом. Когда я встретилась с ними, Финн спал с мамой на огромной кровати, а Мэтт довольствовался диваном в гостиной. Мерседес не слишком скучала по сексу. Честно говоря, секс ей никогда особо не нравился. А теперь у нее были другие приоритеты.
Было ясно, что в основе их отношений лежало его желание и ее отказы. Сначала он проходу ей не давал, и она на это отвечала. Ей нравилось его внимание. Постепенно ее интерес уступил место сопротивлению, а его желание сменилось потребностью. Это напрочь лишило ее влечения, из-за чего она стала сопротивляться еще больше. Чем больше он просил, тем сильнее она отдалялась. Чем сильнее она закрывалась, тем навязчивее он становился. Это классическая динамика ближе-дальше, при которой оба партнера провоцируют друг друга именно на то поведение, которое им претит.
В понедельник Мэтт четко давал понять о своих желаниях. В среду уже только намекал на них, чтобы не обременять ее и не стимулировать чувство сексуальной несостоятельности. К пятнице его прикосновения становились такими легкими, что, если она не отвечала, он имел возможность притвориться, будто ни о чем и не просил.
Время от времени Мерседес пускалась в рассуждения. «Что со мной не так? Ты просто щелкаешь выключателем, а я не могу найти даже искры». Порой Мэтт ободрял ее. «Смотри! – говорил он. – В прошлый раз получилось здорово! Ты втянешься». К несчастью, его благие намерения выходили ему боком. «Не опекай меня – это не сексуально!» Дальше он пытался проявить сочувствие. «Мне очень жаль, что ты так чувствуешь. Хотел бы я, чтобы тебе было проще». Она благодарила его за понимание, нежно целовала, а затем перекатывалась на свою сторону постели и выключала свет. Опустошенный, он уходил в другую комнату, чтобы расслабиться перед компьютером.
Его раздражение неизбежно нарастало. Почему она одна диктовала условия? Разве она не понимала, что изводит его? Он сердился, терзался и пытался сдержать свой гнев, но после очередного Нового года взрывался негодованием. «Я устал от твоего дерьма! Это несправедливо и эгоистично!» Он понимал, что после такого заявления секса ему не видать, но ведь ему бы все равно не перепало, так что какая разница? Так он хотя бы давал выход эмоциям. Если Мерседес когда-либо и чувствовала себя виноватой за навязывание воздержания, то после такого ей начинало казаться, что она имеет на это полное право. «Да как ты смеешь! – восклицала она. – И это должно меня заводить?»
Эта замысловатая хореография сексуального отторжения прерывалась дважды в год – на его день рождения и их годовщину. «Но она просто лежала, делая мне одолжение», – говорит Мэтт. Он вовсе не хотел такого «секса из жалости».
Мерседес тоже заботили их трудности. Она понимала, что женщины ее мексиканской семьи сказали бы: «Ты его жена и обязана удовлетворять его потребности». Но вместо этого она обратилась к американским подругам, и их советы ей понравились больше. «Не занимайся сексом, если не хочешь». – «Он проявляет эгоизм, и ты чувствуешь себя виноватой в том, чего изменить не можешь». – «И пусть только вздумает налево посмотреть!»
Боясь, что он поступит именно так, Мерседес несколько раз пыталась начать терапию. Честно говоря, эта пара долго не опускала руки. Они выяснили, что проблема не в прошлых травмах, не в хронических болях и не в отсутствии доверия. Они исключили все остальные возможные варианты. Но Мерседес ценила секс только с целью продолжения рода, а другого смысла в нем просто не видела. Она была чувственной женщиной, которая любила многое – в частности танцы, однако так и не развила в себе вкус к сексу и не понимала, зачем он нужен. «Мэтт вегетарианец, и я готова принять, что он не любит есть мясо. Какая в этом разница?»
Годами Мэтт «просто жил с этим». Он пытался занизить свои ожидания, удовлетворял себя сам, занимался триатлоном и погружался в работу. Всех этих мер было недостаточно, чтобы заполнить пропасть одиночества или противостоять зарождающемуся чувству потери собственной мужественности, которое подпитывалось годами сексуальных отказов. А потом он встретил Мэгги, зрелую, живую триатлонистку, которая почти десять лет была замужем за мужчиной, привыкшим ласкать один лишь пульт от телевизора. Ее сопоставимое по силе желание вернуло Мэтту надежду и радость жизни.
Мэтт не хотел предавать жену, но не мог больше выносить эротической апатии. Теперь он наслаждается страстью, часами прелюдий и ощущением безвременности. Он уверяет меня, что его отношения с Мэгги не умаляют его преданности Мерседес. Он больше не хранит верность, но при этом предан, как никогда. Проведя четырнадцать месяцев в сексуальном раю, оба любовника счастливы, что им удалось найти способ вырваться из сексуального заточения, не разрушив собственные семьи. И это не редкость.
Когда измена сохраняет брак
Какой бы странной она ни казалась, ситуация Мэтта и Мэгги не лишена логики. Многие люди изменяют, не чтобы сбежать из брака, а чтобы остаться в нем. «До отъезда детей еще три года, – говорит моя пациентка Джина. – Это обязывает меня оставаться дома с улыбкой на лице. Развестись по-хорошему не получится – он слишком горд и склонен к собственничеству. Чтобы предпринять этот шаг, я дождусь отъезда детей». На недавней конференции в Калифорнии одна женщина призналась мне, что они с мужем вынуждены жить вместе – у них ребенок-инвалид, который нуждается в обоих родителях и обеих зарплатах. Они добрые друзья, но не более, поэтому дважды в неделю она ходит «на танцы». «Он никогда ни о чем не спрашивает, – добавила она, – и это позволяет мне не сойти с ума».
В очередной раз поймав Мартина за мастурбацией под порно, Дафна вывалила на него длинный список постыдных эпитетов. Это не остановило его – он просто стал лучше скрываться. Поскольку они уже два года не делили спальню, это было несложно. Но чтобы встретиться с девочками из Кориатауна, ему приходилось ждать, пока она уедет из города. Мартин называл их «визуальным подспорьем». Он понимал, что жена этого не одобрит, но так объяснял свое поведение: «Что она выберет? Чтобы я сидел дома и представлял, как двадцатилетняя секретарша склоняется у меня над столом? Для танцовщиц это работа. С секретаршей может завязаться настоящий роман. Для Дафны все едино. Но мне кажется, что мои действия защищают наш брак. Чего она ожидает? Что я обойдусь и без этого?»
В то время как Мартин предельно прагматичен в объяснении своих внебрачных похождений, Рейчел Грэй обращается к поэзии. После двадцати трех лет брака с мужчиной, с которым у нее нет химии, но есть общие ценности, друзья и интересы, она прислала мне стихотворение собственного сочинения, в котором объясняются причины ее многочисленных романов.
Во времена сомнений, Когда его страсть угасла, Я была ярче солнца – И тебе стало все ясно. Ты со мной потанцуй, я бояться не стану, Меня не ценили, мне было все мало. Обними меня крепко, заглуши всю ту боль, Что мне причиняет без поцелуев любовь. Понимаю, у тебя причины свои. Только не пропадай. Ты мне позвони. Может, я испугаюсь, но ты услышишь ответ, Мое сердце согласно, но разум – нет. Обними, покажи новый танец утех. Снова в танце кружиться – это ли грех?
Мэтт тоже не считает это таким уж сильным грехом. Он с ужасом представляет, что почувствует Мерседес, если тайное станет явным, но при этом не готов положить конец ни роману, ни браку. Обретя все то, чего ему не хватало, он больше не чувствует себя обязанным выбирать. Его роман стабилизирует брак, снимает давление с основных отношений, при этом не разрушая их. Третья сторона выступает дополнительной точкой опоры, помогая паре поддерживать равновесие. Роман позволяет Мэтту избежать фаустовского выбора между потерей семьи и потерей себя. Психоаналитик Ирвин Хирш замечает: «Порой измена обеспечивает эмоциональную дистанцию, которая позволяет несовершенной любви, сексу и семейным отношениям выживать с течением времени».
Психологи Джанет Райбштайн и Мартин Ричардс называют это «понятным ответом на реальный опыт брака». По их мнению, современные раздутые представления об отношениях неизбежно приводят к тому, что «значительной доле женатых людей кажется, будто брак так или иначе не оправдывается». Когда одни аспекты брака удачны, а другие нет, человек отвечает на это, вычеркивая те аспекты, которые считает неудачными. И часто к ним относится секс. Это облегчает положение партнера, которому в одиночку приходится удовлетворять свои нужды.
Особенно часто это происходит, когда один из партнеров имеет сексуальные предпочтения или фетиши, которые другой не разделяет или даже считает отталкивающими, или когда разница в возрасте выражается двузначным числом. Это также весьма типично для пар, в которых возможности одного из партнеров ограничены или он страдает хронической болезнью. Не желая бросать его, но при этом не желая и обходиться без секса, неудовлетворенный партнер потихоньку находит способ утолить свои потребности за рамками отношений.
Сонни прекрасно знакома такая стратегия. «Откровенно говоря, я люблю свою жену, она очень красива, но я ни разу не чувствовал этой животной потребности трахнуть ее, – говорит он. – У нас неплохой классический секс, но она не разделяет ни единой моей странности – она даже смеется при упоминании доминирования. Я старался не обращать внимания, но со временем пришел к выводу, что мне нравится БДСМ – это часть моей личности». Поэтому Сонни обратил свои животные стремления в другую сторону – на сайте «богатых папиков» он нашел себе «содержанку», с которой ему не приходится сдерживать свои разнузданные, первобытные фантазии. Теперь он преданный отец дома и ненасытный дикарь со своей крошкой. Он не планировал такого разделения собственной личности, однако смирился с мыслью, что это лучший выход из ситуации.
Обычно о подобных вещах не говорят, особенно в гетеросексуальных парах. Люди более склонны держать секреты в себе, чем инициировать откровенный разговор с супругами. Им многому стоит поучиться у гей-пар и полиаморов, у которых сексуальный застой не обязательно приводит к застою в коммуникации. Многие гей-пары, с которыми я работаю, предпочли бы обсудить свою моногамию или ее отсутствие, особенно если бы фактически она приравнивалась к воздержанию. Консенсуальная немоногамия предполагает, что оба партнера имеют равное право голоса при принятии решения об исполнении неудовлетворенных желаний за пределами отношений. Решение об измене, напротив, принимается в одностороннем порядке: один человек тайно поправляет свое положение. Ему может казаться, что это всем на пользу – что он оберегает брак и разрубает узел сексуальных противоречий, – но он все равно превышает свои полномочия в отношении ничего не подозревающего супруга. Само собой, как возразил один мужчина: «Разве она спрашивает мое мнение, когда каждую ночь говорит мне «нет»? И кто теперь принимает решения в одностороннем порядке?»
Его можно понять. Поэтому, когда отказники жалуются мне, как их расстраивает внебрачный секс партнера, я мягко перенаправляю их фокус с того, что делает партнер, на то, что сами они не делают. Легко увидеть предательство в действиях человека, который удовлетворяет свои желания на стороне. Гораздо сложнее посмотреть, как незаинтересованный партнер становится его невольным сообщником. Честный разговор о таких изменах должен учитывать все аспекты истории.
Развод или его альтернативы?
Отношения Мэтта с Мэгги выполняли свою задачу, пока оставались в тайне. Как только Мерседес узнала о них, ситуация изменилась. Мы начали терапию с анализа последствий разоблачения. Никто из них не хотел разводиться, поэтому мы начали диалог о доверии и обязательствах и вывели определение верности и преданности за узкие рамки сексуальной исключительности.
Эта пара иллюстрирует типичную уловку-22. У них за спиной целые годы истории, как счастливые, так и печальные. Они с теплотой вспоминают, как переехали в первую квартиру с единственной спальней и переделали кладовку в детскую. Они гордятся, что впоследствии заработали достаточно денег, чтобы арендовать небольшой таунхаус с солнечной лужайкой. Они поддерживали друг друга в карьерном росте, по очереди спали, работали по дому и ухаживали за детьми, чтобы в итоге обоих повысили на работе. Их брак пережил смерть трех родителей, рождение двоих детей, один выкидыш и одно подозрение на рак. Их надежды и мечты давно переплелись – они мечтали о домике в лесу, о поездке в Африку, о щенке, с которым могли бы играть их дети. Они по-прежнему каждый день вместе потягивают на заднем дворе горячий кофе. Они любят друг друга. Просто больше не занимаются любовью.
Неужели подобные пары обязаны выбирать между разрушением всего, что построили в браке, и полным отсутствием секса до конца своих дней? В нашей культуре предполагается, что мы все должны получать в браке, поэтому законных вариантов здесь всего два – подавать на развод или мириться с ситуацией. Неудивительно, что в таких условиях многие обращаются к негласному, но все более популярному третьему варианту, то есть к неверности. Памела Хааг замечает: «Прежде чем пересмотреть брачные правила, которые уже не работают, мы их нарушаем».
Брак нуждается в новых вариантах. Мы часто виним измены в разрушении отношений, но во многих случаях гораздо более разрушительное действие оказывает упрямое требование сексуальной исключительности любой ценой. Возможно, некоторые из этих пар не распались бы, если бы партнеры готовы были обсудить свои различные сексуальные потребности и их влияние на структуру брака. Но этот разговор требует свержения романтического идеала – моногамии.
Не поймите меня неправильно: отказ от моногамии вряд ли можно назвать лекарством от всех болезней или буфером против измены. Однако, наблюдая, как люди страдают и вынужденно принимают во всех отношениях болезненные решения, я хочу хотя бы иметь возможность предложить им другой выход. Моя мама была швеей, и мне кажется, что моя работа напоминает портновские примерки. Я не пытаюсь надеть один и тот же костюм на каждую пару.
Большинство людей настораживается при упоминании сексуально открытых отношений. Мало какие аспекты серьезной любви вызывают такое же неприятие. Что, если она не вернется? Разве он не может ценить то хорошее, что есть между нами? Нельзя получить все и сразу! Что, если она влюбится в другого? В браке нужно идти на компромисс! Мысль о том, чтобы любить одного человека и заниматься сексом с другим, заставляет некоторых из нас содрогнуться. Мы боимся, что нарушение одной границы приведет к нарушению всех остальных. Может быть, и так. Но многие люди на собственном опыте узнают, что закрытый брак тоже вряд ли можно назвать защитой от катастрофы.
Более того, я отказываюсь работать над пустыми обещаниями. Очень много людей притворяются, будто пытаются снова разжечь в себе страсть. Им нравится эта идея, но на самом деле они этого не хотят. Они хотят семьи, товарищества или жизни, которую построили вместе; им вовсе не хочется наброситься друг на друга и снова заняться любовью. Когда ситуация такова, не лучше ли отказаться от моногамии, чем подать на развод? Неготовность даже обдумать такую возможность разрушает слишком много нежных отношений и счастливых, стабильных семей.
Пары вроде Мэтта и Мерседес могут решить расстаться – может, прямо сейчас, может, позже, а может, и никогда. Но я надеюсь, что свой путь они выберут, внимательно поразмыслив о собственных нуждах и оценив, смогут ли очертить достаточно большой круг, способный вместить их обоих. Уверена, для всех заинтересованных лиц это будет лучше хронической неверности. Когда происходит вторая измена, люди часто говорят: «Изменил один раз, изменит и снова». Такое впечатление, что вторая измена лишь подтверждает недостаток личности. Но порой точнее будет сказать, что измена повторяется, потому что изначальная проблема просто не получает проработки.
Повсеместное осуждение измен слишком часто отвлекает нас от проблем, стоящих за ними. Оно также создает фиксированную иерархию прегрешений в отношениях. По сей день эмоциональное и сексуальное отторжение не вызывает такого неодобрения, как внебрачные связи. Считая неверность матерью всех предательств, мы – как пары и как культура – отрицаем необходимость считаться со сложностью брака.
Глава 13
Дилемма любовника. Разговоры с другими
Поправив прическу у зеркала, Вера выглядывает в окно. Стол накрыт, шампанское охлаждается на льду, салат из помидоров, только что сорванных с куста, выглядит весьма аппетитно. Он обещал прийти еще час назад, но она не позволяет себе звонить. Она шагает из стороны в сторону по небольшой, но элегантно обставленной квартире, а затем снова возвращается к окну, чтобы посмотреть, не покажется ли его машина. Прошло уже тридцать лет, а она по-прежнему трепещет, когда замечает его на улице. Она вся так и светится, немножко нервничает и напоминает любую другую влюбленную женщину.
Но она не любая другая женщина. Она просто другая. Также известная как разлучница. Разрушительница семей. Любовница. Секретарша. Шлюха. Эти культурные ярлыки навешивали на подобных ей женщин со времен Лилит. Вера терпеть их не может, поэтому они с Айваном, любовью всей ее жизни, всячески скрывают свои тридцатилетние отношения. В конце концов она унесет их секрет с собой в могилу. Узнает обо всем лишь ее дочь, Бет. В пятьдесят пять лет, похоронив обоих героев истории и уничтожив все улики, Бет придет ко мне, чтобы рассказать историю матери.
– Многолетний любовник моей матери, Айван, был богатым и влиятельным женатым мужчиной. У них была квартира в рабочей части города, где они встречались трижды в неделю. Рядом был разбит небольшой сад, где они оба любили работать. Когда она скоропостижно скончалась в семьдесят семь лет, мне пришлось закрыть их любовное гнездышко и помочь Айвану, которому было восемьдесят пять, справиться с горем. Больше некому было вытирать ему слезы, потому что никто ни о чем не знал. Через несколько лет я пришла к нему на похороны, хотя его родственники и не подозревали, кто я такая.
Бет говорит, что ее мать была настоящей красавицей – энергичной и легкой на подъем. Первый муж бросил ее, когда она была беременна, после чего она снова вышла замуж, но ушла от мужа, который начал ее избивать.
– Она была сильной и независимой, она покупала дома, когда женщинам даже не давали кредитов. Она спасла нас из этого жуткого брака.
Отношения матери с Айваном Бет называет «большой, прекрасной любовью».
– Я была счастлива, что она нашла его, ведь ей вечно не везло с мужчинами. Когда они познакомились, Айван был женат не первый десяток лет и не собирался уходить из семьи. Он только что потерял свою старшую дочь и не мог допустить и мысли о том, чтобы его жена столкнулась с новой потерей.
Вера полагала, что жена Айвана знала об их отношениях, но подтверждений этому не было. Ответственный и щедрый Айван обеспечивал ее финансовое благополучие.
– Маму устраивали их отношения, потому что она любила свободу, – заключает Бет. – Она могла прийти в любовное гнездышко, вся такая сексуальная, очаровать его, приготовить вкусный обед, выпить бутылку вина, а потом в одиночку пойти домой.
Но теперь ее единственная дочь и задушевная подруга порой жалеет, что мать так многим с ней делилась.
– Я впитывала все подробности развития романа такого типа: какую ложь сообщают жене; какие отговорки придумывают, чтобы находить время друг для друга; каким неудовлетворительным называют секс в браке и как прекрасны сексуальные похождения с любовником. Я знала, что мама не пользуется духами, чтобы на нем не оставался запах. Что они платили за аренду наличными, а договор оформили на фальшивое имя.
Я знала слишком много. Например, я знала, как однажды Айван с женой отправился на ежегодный профосмотр, где врач спросил их о сексе. Когда Айван сказал, что секса у них нет, врач предложил прописать ему «Виагру», но жена повернулась к Айвану и спросила: «Дорогой, ты ведь не хочешь начинать все заново?» После визита Айван отвел врача в сторонку и сказал ему, что на самом деле секса у него предостаточно, поэтому он не откажется от рецепта. Мне не нужны были все эти подробности, но теперь мне никуда от них не деться.
Бет говорит, что с возрастом Вере стало гораздо сложнее «оставаться за пределами его жизни, только заглядывая в нее». Ее раздирали противоречия не только насчет отношений с Айваном, но и насчет соучастия в обмане его жены. Порой ей казалось, что она ради него пожертвовала лучшими годами своей жизни. Ей приходилось одной приезжать на семейные праздники, одной ездить в отпуск и поддерживать образ одинокой женщины.
Я задала ей несколько вопросов:
– Что это для вас значило? Поверили ли вы в силу любви? Осознали ли силу лицемерия? Почувствовали ли коварство лжи?
Она невесело улыбнулась:
– Да. Да. Да. С одной стороны, я чувствовала боль матери, но с другой – понимала, что ей казалось, будто на ее стороне трава зеленее. Жене Айвана доставались все плюсы успеха, но она жила с мужем, который не давал ей эмоциональной поддержки и не желал к ней прикасаться. Все лучшее он отдавал моей матери, которая отвечала ему тем же. Так что да, это заставило меня поверить в силу любви. Но до недавнего времени я не понимала, какую тень эта история отбросила на мой собственный 26-летний брак.
Тут я снова вспомнила, что неверность затрагивает не только треугольник любовников.
– В тяжелые периоды, – продолжила Бет, – я становлюсь подозрительной и недоверчивой, хотя это не всегда справедливо или обоснованно. Я слышу ложь, которой Айван кормил жену, шепот своей матери о неожиданной перемене планов, истории, которые они рассказывали, чтобы только быть вместе. Я унаследовала мамину чувственность и хочу такой же любви, что была у нее, но боюсь оказаться на месте жены Айвана.
– Что вы чувствуете по отношению к Айвану? – спросила я.
– Мне было очень сложно сидеть у него на похоронах среди пяти сотен людей и слушать, как его хвалили как прекрасного семьянина. Хуже всего был момент, когда кто-то вышел и рассказал, как порой он показывал на свою жену и спрашивал: «Разве она не прекрасна? Разве она не чудесна?» То же самое он говорил о моей матери. Она тридцать лет дарила ему любовь и заплатила за это немалую цену. Ему платить не приходилось, не считая тех денег, которые он ей давал. Я хочу, чтобы ее историю услышали. Она этого заслуживает!
Выход из тени
Мать Бет не смогла рассказать мне об этом лично, но со мной нередко делились подобными историями. Когда стало известно о моей работе над книгой о неверности, я стала получать письма, которые начинались с одной из следующих фраз: «Я любовница женатого мужчины…», «Я та самая другая…», «Я третий угол треугольника…» Со мной делились историями, надеждами, страхами и болью. Меня посвящали в дилеммы.
«Сколько мне ждать?»
«Должна ли я заставить его сделать выбор?»
«Как мне быть с ревностью? С одиночеством? С досадой?»
«Неужели его брак всегда будет диктовать расписание нашей любви?»
«Смогу ли я родить от него ребенка?»
«Я боюсь, что ему нужен только секс. Выберет ли он меня?»
«Такое впечатление, что я поступаю не по-товарищески, предавая другую женщину».
«Он обманывает ее. Как мне быть уверенной, что он не обманывает меня?»
«Я хороший человек с четкими принципами, но теперь одно за другим нарушаю все свои правила. Вы можете мне помочь?»
«Как мне и дальше притворяться одинокой перед родственниками?»
«Как мне сохранить достоинство?»
«Как мне положить этому конец? Разве так может продолжаться?»
Все эти вопросы сопровождаются одной просьбой: не оставляйте нас за скобками истории. В письмах любовницы заявляли о своей важности в этой теме, ведь без них неверности и вовсе не существовало бы.
В большей части клинической литературы о неверности говорится о двух сторонах измены, хотя на самом деле в ней задействовано три стороны. Любовница упоминается лишь вскользь и не учитывается в ходе терапии. Большинство психотерапевтов стремятся как можно быстрее замкнуть контур вокруг пары, поэтому любовницу обычно считают патогеном, а не человеком. Ее чувства не играют роли в восстановлении. Поскольку работающие с парами психотерапевты редко беседуют с неверным партнером наедине, им не удается обсудить, как осторожно окончить роман или как сильно неверный скучает по любовнице. «Отрежьте ее, – говорят нам снова и снова. – Немедленно оборвите все контакты».
При этом общество склонно осуждать «другую» гораздо сильнее, чем неверного мужа. Когда Бейонсе выпустила альбом Lemonade, основной темой которого стала измена, в Интернете тотчас набросились на таинственную «Бекки с густыми волосами», всячески пытаясь идентифицировать ее, в то время как неверного мужа певицы, рэпера Jay-Z, осуждали гораздо меньше.
Я использую местоимение «она», поскольку из тех, кто оказался в таком положении, со мной связались почти исключительно женщины. Речь здесь не о кратких интрижках, не о свиданиях на одну ночь и не о внебрачном сексе по дружбе. Эти женщины состоят в долгосрочных отношениях – они годами, порой даже десятилетиями остаются официально одинокими, поддерживая связь с женатыми мужчинами. На ум здесь сразу приходят стереотипные роковые женщины и молодые соблазнительницы не старше его дочери, но позвольте мне представить «других» других – зачастую разведенных или овдовевших, за пятьдесят, шестьдесят или семьдесят, умных, состоявшихся и трезво смотрящих на жизнь. Это не просто наивные, одинокие и отчаявшиеся женщины, которые хватаются за подвернувшуюся любовь. На самом деле они прагматично оценивают свои причины не только хранить тайну, но и быть тайной. Это типично женская стезя страданий, поэтому применяемые к этим женщинам эпитеты не случайно не имеют мужских эквивалентов. Мы не говорим о «разлучниках» и «разрушителях семей». Кроме того, до недавних пор крайне малое количество женщин имело достаточно денег, чтобы оплачивать не только счета, но и аренду любовного гнездышка!
Я встречала много мужчин, которые были любовниками замужних женщин (или замужних мужчин, если уж на то пошло). Но я еще ни разу не видела мужчины, который оставался официально одиноким и тридцать лет дарил свою любовь жене другого, надеясь, что однажды она оставит мужа и заведет семью вместе с ним. Если одинокий мужчина ввязывается в любовный треугольник, гораздо вероятнее, что он не хочет более серьезных обязательств. Здесь я вспоминаю о Греге, который два года радостно встречался с замужней любовницей дважды в неделю, но ужаснулся, когда она появилась у него на пороге с чемоданом. «Я не хотел, чтобы она разводилась. Конечно, мы говорили об этом, но я думал, что это просто болтовня». Ему было более чем удобно поддерживать такие отношения на полставки.
Мне очень любопытна позиция долгосрочных любовниц – почему они делают свой выбор, что в итоге получают, какую цену платят и как объясняют логику своих поступков. Что бы мы ни думали об этической стороне вопроса, любовницы играют важную роль в драме, а потому тоже заслуживают сострадания.
История о романе на стороне требует внимания, поскольку не всегда понятно, какие из двух отношений продолжатся в будущем – если какие-то продолжатся вообще. Был ли роман просто романом? Или же за ним скрывалась любовная история, ожидающая возможности выйти из тени? Какие есть сложности? Есть ли дети? Какие давались обещания, сколько было потрачено времени, какие возлагались надежды? На терапии одни вопросы задаются в присутствии обоих партнеров: «Как вы его или ее называете? По имени? По прозвищу? Или просто говорите «та женщина» или «тот парень»?» Другие вопросы обсуждаются с неверным партнером наедине.
Меня часто спрашивают: «Вы встречаетесь с любовницами?» Если пара настроена на восстановление отношений, то нет. Однако многие любовницы приходят ко мне сами, чтобы поделиться собственными историями. Одних кормили ложными обещаниями – заставляли поверить, что брак лишен секса или чувств либо вовсе идет к разводу. Другие становились любовницами неосознанно, потому что мужчины не сообщали им о женах. Третьи обнаруживали, что у их партнера есть и другие любовницы. Иногда ко мне приходят пары, состоящие во внебрачной связи. Они спрашивают: «Что, если мы созданы друг для друга? Что, если оба наших брака были ошибкой? Можем ли мы отказаться от шанса быть с любовью всей жизни? Сможем ли мы смириться с тем, что наши отношения ранят стольких людей, если решимся открыться?» Простого ответа на эти вопросы я дать не могу. Однако я могу дать им возможность поделиться своей болью и признать, что неравнодушной терапии заслуживают не только их браки.
«Стоит ли наша связь таких компромиссов?» Раздумья любовницы
«Меня никогда не любили так глубоко, с такой привязанностью, с такой эмоциональной и сексуальной искренностью. Ко мне никогда так хорошо не относились».
Именно так архитектор Андреа из Ванкувера описала свой семилетний роман с работником компании-застройщика Майклом. Андреа пятьдесят девять лет, и она разведена. Майкл уже тридцать лет женат. «Я ищу совета, – написала Андреа, – но в литературе все слишком банально и просто. Книги говорят, что меня используют, что мужчинам нельзя доверять, что я должна его бросить. Так говорят и некоторые подруги – такое впечатление, что я наивная женщина, которая не может за себя постоять. Это оскорбление моему рассудку и самосознанию».
Так началась наша долгая и весьма интересная переписка. Существенная часть отношений Андреа осуществлялась онлайн – за вечер они с Майклом обменивались в среднем пятьюдесятью сообщениями. Андреа обрадовалась возможности провести анализ своей жизни в письмах.
Она проявляет прагматизм по отношению к браку любовника, возможно, потому что сама двадцать пять лет состояла в несчастном браке с мужчиной, который отдалился от нее как в сексуальном, так и в эмоциональном отношении. «Хотела бы я, чтобы он не был женат? Само собой. Как и он. Но он любит и уважает свою жену, он не хочет причинять ей боль, даже если их отношения зашли в тупик. Через тридцать лет привычными становятся даже безучастные отношения. Здесь я его понимаю. В старых ботинках всегда удобно, а жизненные перемены пугают. У меня были такие же доводы».
«Но вам ведь тяжело с этим жить? – спросила я. – Как же ваши чувства?»
Андреа знает свои страхи. Она чувствует себя незначительной, словно второстепенной по отношению к жене. Другие ее осуждают. Вынужденная хранить тайну, она страдает от изоляции. Однако она утверждает, что ее утешает возможность говорить обо всем этом с Майклом, а также слышать его ежедневные признания в любви. «Разве я могу бросаться такой любовью, просто потому что он также любит и уважает мать своих детей?»
Многие женщины в подобной ситуации страшатся одного упоминания о браке, которое может нарушить шаткое равновесие любовного треугольника. Потом они устают обходить эту тему стороной. В конце концов они ставят ультиматумы, обозначают крайние сроки, озвучивают угрозы: «Если ты не сделаешь выбор, я сделаю его за тебя».
Андреа понимает, что ни принуждением, ни манипуляцией, ни гневом ничего не добьешься. «Дело в том, что я не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным. Я не хочу на него давить. Я хочу, чтобы он был рядом по собственной воле, а потому не прошу его ее бросить. Я полагаю, что он этого не сделает, потому что именно так он сказал мне в самом начале. И я не спрашиваю, занимается ли он с ней сексом, – полагаю, да, по крайней мере время от времени. Я могу уйти или остаться, но должна принимать все таким, какое есть. Чтобы сделать осознанный выбор, нужна сила». Рассуждая подобным образом, она чувствует себя не столь беспомощной.
Интересно, всегда ли она так философски относится к ситуации? Не прячется ли глубоко внутри нее подозрение, что он бы преодолел все препятствия, чтобы быть вместе, если бы любил ее на самом деле? Спросив об этом, через час я прочла очередное письмо.
«Само собой, иногда я мечтаю, чтобы он развелся и остался со мной, – написала Андреа. – Может, я недооцениваю собственные нужды? Я часто думаю об этом, и мой ответ «да». Почти каждый день я веду с собой диалог, перечисляя, что получаю, а чего не получаю». Ее ответы разнятся в зависимости от того, насколько неуверенной она себя чувствует, но в итоге она приходит к выводу, что оно того стоит.
Андреа также задается вопросом, хотела ли бы она быть с ним постоянно. Замуж она не хочет. Более того, она признается: «Я не знаю, смогу ли поддерживать его интерес, не заскучаю ли с ним, будет ли он мне верен. Думаю, мы оба боимся, что нас ждет печальная судьба многих браков. С этой точки зрения, пожалуй, я не недооцениваю собственные нужды».
Я спросила ее, что помогает ей справляться с ситуацией. Она много работает и встречается с друзьями. Больше всего ей нравится проводить время с друзьями-мужчинами, особенно если они проявляют к ней романтический интерес. Майкл познакомил ее с несколькими близкими приятелями, что также помогло ей почувствовать себя чуть более уверенно.
Любовный треугольник Андреа представляет собой лишь одну из многих конфигураций – она одинока, ее любовник женат. Все иначе, когда в «официальных» отношениях состоят оба партнера. Я спросила, рассматривала ли Андреа возможность вступить в отношения с другим мужчиной. Она признала, что ей зачастую кажется, что все было бы проще, если бы она была замужем или встречалась с мужчиной: «Так мы были бы в равном положении. Но я тешу свое самолюбие, оставаясь открытой для других возможностей. Я сижу на сайте знакомств». Но сердце ее принадлежит Майклу. «И все же мне не кажется, что стоит рисковать нашими чудесными отношениями ради перераспределения баланса сил».
«Изменилось ли бы что-то, если бы вы были не тайной, а признанной любовницей?» – спросила я дальше. Она ответила, что никогда об этом не задумывалась, потому что не считала это возможным. «В самом начале отношений, после первых признаний в любви, он сознался, что подумывает обо всем рассказать, но я ответила: «Не надо! Она заставит тебя выбирать». Я понимаю, что он очень предан ей, хотя и не получает удовлетворения многих важных потребностей. Он почти не сомневается, что она не захочет им делиться. Хоть это и нелегко, я решила, что могу делить с ней его время и внимание, пока он отдает мне все свои романтические и сексуальные чувства».
Любая женщина в такой ситуации мысленно распределяет ресурсы, решая, что получает его жена и семья, а что достается ей. Многие любовницы даже требуют сексуальной исключительности от своих женатых партнеров: «Он живет с ней, завтракает с ней, делит с ней банковский счет и появляется с ней на публике. Поскольку секс – фактически главный аспект его отношений со мной, хотя бы это может быть только нашим». Другие отводят своим отношениям определенное время и место: «Каждое лето его жена на месяц уезжает к родственникам в Канаду. Это наше время».
Баланс Андреа таков: «Она получает семью, финансовую поддержку, ежедневное внимание, праздники, общих друзей. Я получаю все, чего была лишена в собственном браке: глубокую эмоциональную, сексуальную и интеллектуальную связь, романтику, взаимное уважение, доверие и радость. Я ценю это больше всего того, что он дает жене, а потому считаю, что получаю от него все лучшее. Возможно, она тоже считает, что получает от него лучшее». Само собой, у жены Майкла не было возможности провести подобную оценку ситуации. «Но я никак не контролирую распределение ресурсов», – тут же добавила Андреа.
Каждая любовница ведет свой список оправданий – у него несчастный брак, они не занимаются сексом, они все равно собираются разводиться, его дети уедут через год.
Само собой, у жены свои представления. Она заключила договор, в котором не было ни слова о любовнице. Возможно, ее сексуальное влечение угасло в ответ на эмоциональную холодность мужа. Возможно, она согласилась смириться с недостатком близости в обмен на его верность. Для нее становится серьезным ударом узнать, что даже верность ей приходилось делить с другой женщиной. Узнать о существовании романтических связей болезненно, а разоблачить длительные параллельные отношения со своими обязательствами, ритуалами и порядками болезненно вдвойне.
Порой Андреа думает о жене Майкла. «Я никогда не чувствовала к ней враждебности. Я ей сочувствую. Однажды я чуть не столкнулась с ней в магазине, и мне стало ужасно совестно. Но обычно я не чувствую себя виноватой». Но знает ли она? «Она ни разу ничего ему не говорила. Но разве она могла так ничего и не заподозрить после стольких лет? Полагаю, она намеренно закрывает глаза. Если бы я подумала, что она знает обо всем и страдает, мне бы стало ужасно неловко. Наверное, я бы даже положила отношениям конец». Так Андреа озвучила одно из самых типичных – и удобных – оправданий.
Сравнивая себя с подругами, она уверяется во мнении, что получает лучшее. Многие из них живут под «маской супружеской удовлетворенности» – на публике они прекрасно ладят с мужьями, но спят в разных постелях. «Вряд ли они в лучшем положении, чем я, – написала Андреа. – Мы все просто пытаемся найти свое счастье. Мы все идем на компромиссы и находим оправдания, чтобы оставаться в отношениях».
Уступки тайной женщины
Очевидно, Андреа предпочитает быть желанной любовницей, а не надоевшей женой. Да, порой ей приходится идти на уступки, но есть в ее положении и выгоды. В этом она напоминает мне мою пациентку Роуз, мать которой страдала в лишенном секса браке и взяла с дочери слово, что та никогда не будет с мужчиной, не проявляющим к ней сексуального интереса. Женатый любовник подходил ей как нельзя лучше – Роуз и Тэд три года встречались один-два раза в неделю, и его желание не угасало. Роуз было удобно в роли любовницы – как выразилась писательница Сьюзен Чивер: «Я была независима, оставаясь чьей-то фантазией». Она готова была платить за это отсутствием стабильности и невозможностью публичного признания отношений. Но недавно все изменилось.
Роуз несколько раз пыталась расстаться с Тэдом, но он всегда притягивал ее обратно. Роуз попросила меня помочь разрубить эту связь, но для начала она должна была понять, какую выгоду извлекала из своего положения. Чтобы не быть отвергнутой женой, она стала желанной любовницей.
– Есть способы получше избежать печальной судьбы вашей матери, – сказала я ей.
Несмотря на все плюсы, я снова и снова наблюдаю, как плохо эти тайные связи сказываются на тех, кто остается тайной. Да, любовница получает страсть в отсутствие быта, но при этом живет в бесправном положении, а это неизбежно приводит к снижению ее самооценки и уверенности в себе. Она чувствует себя особенной, потому что ему приходится прикладывать усилия ради свиданий с ней, но в то же время недополучает признания, поскольку вынуждена скрываться от всех остальных. Ее то обожают, то игнорируют. Зачастую разорвать эту связь ей мешают психологические проблемы – низкая самооценка, заброшенность в детстве или нездоровая привязанность. Считая себя «недостойной», она готова довольствоваться жалкими крохами.
В Швеции я познакомилась с Ингрид, которая прекрасно описала эту двойственность. Она много лет не могла положить конец длительному и весьма нерегулярному роману. Год назад она решила, что ушла навсегда, но потом он снова завоевал ее сердце. Последние шесть месяцев они виделись каждый день, до и после его работы. Она называет их любовь «едва ли не религиозным единением», но также ценит и мирскую связь, которая проявляется, когда они вместе готовят ужин. В последнее время он то и дело ласкает ей слух всякой милой чепухой, представляя, как они поженятся и поселятся вместе, и это питает не только ее надежды, но и страхи.
– Когда было ясно, что мы любовники и не более, у меня была своя жизнь. Я не полнилась ложной надежной и была свободна встречаться с другими мужчинами. Но теперь я пристрастилась к его мечте – теперь я ее разделила.
Ингрид стыдится, что позволила себе так глубоко завязнуть. Она злится на себя, но при этом боится, что больше никогда не испытает такой любви и эротического блаженства, если порвет с ним.
– Я просто не понимаю, почему он не уйдет от жены! – восклицает она, перечисляя бесконечные жалобы своего любовника на брак. – В нашей стране мы все эксперты по «дружеским разводам». Деньги и дети тоже не помеха. Почему бы не уйти? Но он не уходит. Уверена, он не уйдет от нее и в семьдесят пять, но и тогда будет твердить, что не любит ее, а меня любит.
– Что вам нужно? – спросила я.
– Я хочу отомстить за свою боль и за ту боль, которую моя боль причинила зависимым от меня людям, – честно ответила она. – Это нелогично, но мне хочется кричать всему миру, что он десять лет обманывает семью. И я хочу восстановить свое достоинство в глазах всех тех, кто сомневался в его любви ко мне, в его намерениях, в его искренности. Я хочу почувствовать, что он выбрал меня, и рассказать об этом всему миру.
Ингрид не может смириться с незаконностью их отношений.
– Я представляю, как приду к нему на похороны, не имея права ни горевать, ни принимать соболезнования из-за потери. Что случится, когда он умрет, а никто так и не узнает о нашей огромной любви? После его смерти наша история просто растворится в небытии, а я останусь одна.
Это яркий и очень точный образ. Здесь я вспомнила о Бет, которая без приглашения пришла на похороны тайного любовника матери, с которым ту связывали тридцатилетние отношения. Я вспомнила об Андреа, которая радуется, что хотя бы несколько приятелей Майкла знают, как ее зовут. Я вспомнила о Роксане, которая переоделась медсестрой, чтобы навестить своего любовника в больнице после инфаркта. Я вспомнила и о Кэти, которая написала мне, что узнала о смерти своего давнего женатого партнера, только когда прочитала об этом в газете. Каждая из этих женщин страдает от своего бесправия. Как бы мы ни относились к их выбору, мы никак не можем игнорировать их боль.
Я надеюсь, что мне удастся помочь Ингрид выпутаться. Я чувствую прямой резонанс между ее недозволенными отношениями и недостатком признания в детстве. Она рассказала мне, что девочкой была близка с отцом, но с возрастом они отдалились друг от друга как физически, так и эмоционально, из-за чего ей было стыдно.
– Во взрослом возрасте я обняла его лишь однажды – когда он лежал в коме на смертном одре, – призналась она. – Я жаждала почувствовать его любовь, но он выражал ее лишь деньгами.
В итоге Ингрид решила, что любви она не достойна.
– В дальнейшем ничего не изменилось? – спросила я.
– Прямо перед смертью отец написал автобиографию, в которой рассказал всему миру, насколько я была ему важна.
Ингрид замолчала, ее глаза заблестели от слез. Теперь и она увидела связь: она хотела от любовника того же самого – она ждала, что он расскажет миру, как любит ее, но только не умирая.
– Во многих отношениях мой любовник залечивает раны прошлого, даря мне ту любовь, о которой я всегда мечтала, – заметила она. – Но он также усиливает мое желание признания. Полагаю, эти отношения и искупают прошлое, и повторяют его.
Ингрид потрясло это осознание. Она осталась благодарна мне. Возможно, теперь она наконец сможет сломать этот деструктивный шаблон.
Конец романа
Ингрид нашла в себе силы разорвать нездоровые отношения. Однако многие другие десятилетиями не могут вырваться из ловушки, наблюдая, как умирают их надежды (а зачастую и снижается фертильность). Для описания таких романов хорошо подходит предложенный Терри Рилом термин «стабильная неопределенность». Это отношения неопределенного статуса, но со стабильными паттернами поведения; из них сложно выйти, но зависеть от них не легче. Пребывая в состоянии неопределенности, люди избегают как одиночества, так и обязательств. Это странное сочетание приятного постоянства с неуверенностью становится все типичнее для отношений эпохи Tinder, однако оно давно характерно для внебрачных связей.
Лиа, дважды разведенная мать-одиночка с двумя маленькими детьми, недавно переехала в Нью-Йорк из Теннесси и закрутила роман с молодым женатым мужчиной, занимавшимся реабилитационной терапией с ее младшим сыном. Она не корит себя за их связь – «мне было одиноко, у меня не было друзей, а он изводил меня своим вниманием», – но расстраивается, что не может положить ей конец. Уже целый год она ходит по кругу: «Он так мил со мной, да и дети его обожают. Я боюсь остаться одна. Но я заслуживаю лучшего – настоящих отношений, а не обрывков. Но как же мне узнать, встречу ли я кого-нибудь еще? Может, я уже никого не встречу. Может, он тот самый. И все же я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, пока он уйдет от жены». Эти мысли неотступно преследуют ее, пока она вполглаза смотрит профили мужчин на Match.com.
Простого решения проблемы Лиа не существует. Хотя ее текущая ситуация преисполнена неопределенности, в одном сомнений быть не может: ее любовник никогда не даст ей того, о чем она мечтает. Завершив отношения, она окажется в ситуации настоящей неопределенности, но в то же время получит выбор и перспективу. Ей нужно отбросить чувство беспомощности и вернуть себе силу и способность к действию. Будет больно, но в конце концов она проникнется уважением к себе и откроет для себя возможность устроить лучшее будущее.
Иногда я работаю с женатым партнером, но все время думаю о попавшей в ловушку женщине и надеюсь, что через него смогу освободить и ее. Джиму пятьдесят три, он женат, воспитывает троих детей и семь лет встречается с 28-летней Лорен. Когда у них завязался роман, Лорен была стажером в его компании; теперь она начинающая художница, которая пытается заработать репутацию. Она надеется на будущее с Джимом и мечтает о семье. Однако, встретившись с ним, я ясно поняла, что он не планирует больших перемен. Джим имеет все: крепкий брак и комфортную жизнь, где есть место любовнице и горячему сексу на стороне. Более того, он уже трижды стал отцом и больше не хочет детей. Он устроил свою жизнь ровно так, как ему удобно, и научился поддерживать в ней равновесие.
Когда Лорен озвучивает свои претензии, Джим задабривает ее экстравагантными романтическими жестами. Идет время. Ей начинает казаться, что ее используют, и она настаивает, чтобы он бросил жену. Он дает обещания, но она понимает, что это пустые слова, а потому отдаляется от него и начинает встречаться с другими мужчинами. Боясь ее потерять, он снова закидывает удочку. Джим точно знает, чем ее привлечь: он арендует ей новую студию, оплачивает ее следующую выставку. Он эгоистично покупает себе время – то самое время, которое часики ее фертильности никогда не вернут назад.
– Вы должны ее отпустить, – сказала я ему.
Джим ответил, что не держит ее и не обещает ей уйти из семьи. Я уверена, что технически это так: он действительно сказал ей, что семью не бросит. Но разве при этом он не говорил ей, что ее любит?
– Само собой, – подтвердил он. – Я ее люблю!
И я поверила ему. Но именно поэтому он и должен завершить отношения. Все милые слова, которые он шепчет ей в посткоитальной неге, в ее мозге преобразуются в надежду. Мечты и желания любовницы почти никогда не возникают в вакууме – они подпитываются признаниями в любви и жалобами на несчастье в браке. Именно Джим должен ослабить их связь, чтобы она могла уйти. Я помогу ему сделать это как можно осторожнее и оплакать ее потерю. Легко называть мужчин вроде Джима эгоистичными и самовлюбленными, однако зачастую они просто слишком сильно влюблены и нуждаются в человеке, с которым можно будет поделиться горем.
Положить конец роману можно лично, а можно и письменно, но главное – сделать это по-взрослому: осторожно, заботливо и недвусмысленно. Я подробно объяснила Джиму, что нужно сказать, и провела с ним несколько репетиций. Он должен признать взаимность их чувств, подчеркнуть глубину того, что было между ними, извиниться за ложные обещания, установить четкие границы и поставить точку в отношениях. Это неотъемлемые элементы прощания. Дело не в том, что он ее не любит, а в том, что он уходит от нее, потому что любит. Попрощаться нужно решительно – он не вправе оставить ей ни капли надежды. Боли избежать не удастся, однако Лорен будет гораздо легче понимать, что не только она остается с разбитым сердцем.
Этот подход отличается от подхода многих других психотерапевтов, которые советуют более резко завершать отношения. Обычно они призывают прекратить все общение, удалить ее контакты, исключить ее из списка друзей на Фейсбуке и не упоминать ее имени. Наблюдая последствия таких действий, я начала искать более человечные решения. Мне пришлось утешать многих женщин, которых «заигнорили», как сейчас выражаются, те мужчины, чьи терапевты (или жены) настояли, чтобы они завершили свои длительные романы, даже не сказав «прощай».
«Он все время твердил, что обожает меня, потому что я восхитительна, а потом вдруг тишина, – вспоминает Джилл. – Я даже искала в Интернете новости – вдруг он с семьей попал в аварию или еще что? Это было гораздо страшнее, чем если бы он просто пришел и сказал, что все кончено».
Роман Кейси с Райдом умирал медленнее – такие разрывы называют «затуханием». «Он начал чувствовать себя виноватым и отдаляться от меня. Он стал реже писать. Опаздывать на наши встречи. Более лестно отзываться о жене». В итоге Кейси сама порвала с ним, когда узнала, что его жена беременна. «Я понимала, что в конце концов он просто пропадет».
Кэт вне себя от ярости. Очевидно, Джоэл решил, что может просто уйти и продолжить жить обычной жизнью. «Что за трус! Ему даже не хватило приличия сказать мне лично». Прекрасно зная график любовника, она специально пришла в его любимый ресторан, когда он ужинал там с женой, затем заглянула на бейсбольный матч его сына, а потом и в кофейню перед работой. «Неужели он думал, что я просто тихо исчезну?» – негодует она.
Дарби хотя бы получила сообщение от своего женатого любовника, с которым встречалась десять лет, однако это не слишком ее успокоило. «Мне нужно на время залечь на дно», – сказал он и поступил именно так. Прошло два года, но он на дне до сих пор. «Я была подавлена, даже подумывала о самоубийстве, – рассказывает она. – Друзья твердят, что надо двигаться дальше, но это сложно, ведь он не поставил точку. Мама говорит: «Чего ты ожидала от мужчины, который изменял жене?» Может, она и права, но я ожидала, что со мной хотя бы поступят по-человечески».
Разоблачение параллельной любви, пусть оно и ведет к более честному будущему, для любых отношений – болезненно, и к другой нужно относиться по-человечески. Ей нужно иметь возможность выговориться и отдать должное своим отношениям. Если роман необходимо закончить, чтобы выжил брак, это должно быть сделано с заботой и уважением. Если любовнице необходимо разорвать связь, чтобы поправить самооценку и восстановить собственную целостность, ее нужно поддержать, а не осуждать. Если браку суждено распасться, а тайной любви – стать явной, ей нужно помочь при щекотливом переходе в законную сферу. Не прислушиваясь к историям любовниц, мы можем рассчитывать лишь на частичное понимание извилистых путей, которыми любовь идет по нашей жизни.
Часть IV
Переосмысление
Глава 14
Моногамия и ее недостатки. Переосмысляя брак
Говорят, ты плохой,
не в ладах с головой,
но хотя бы не смей выделяться.
Ты, должно быть, сдурел,
раз подумать посмел,
будто можешь во многих влюбляться.
Дэвид Ровикс. «Полиаморная песнь»
«Разве масштабы неверности не подтверждают, что моногамия просто не свойственна человеку?»
Этот вопрос всплывает снова и снова. Сегодня его задала молодая женщина, которая подошла к микрофону во время семинара.
– Разве мы не избежали бы лишней боли, страданий и обмана неверности, если бы просто свергли неестественную тиранию моногамии? – спросила она. – Почему мы не можем построить брак на фундаменте консенсуальной немоногамии и тем самым решить проблему измен?
Несколько присутствующих согласно закивали.
Мужчина за сорок поднялся, чтобы ответить:
– Знаете, я думаю, нет ничего страшного, если люди хотят спать с кем попало. Но давайте не делать вид, что это брак! Почему бы нам просто не оставаться свободными и одинокими? Настоящий брак предполагает обязательства.
– Почему мы должны нести обязательства только перед одним человеком? – возразил другой мужчина. – Мы же преданы многим друзьям и детям. Почему же не многим любовницам?
– Это не одно и то же, – заявил сторонник моногамии. – В Библии говорится, что любовь и секс священны. Нельзя ими разбрасываться.
– Но ведь все именно этим и занимаются! – воскликнула женщина, начавшая дискуссию. – Просто врут при этом. Разница лишь в том, что некоторые признали противоестественность моногамии и честны с собой и своими партнерами.
Я понимаю логику ее позиции: если моногамия неестественна, то ее требование не оставляет людям другого выбора, кроме как изменять. Если не хотите, чтобы люди обманывали, освободите их – и никто больше не будет страдать.
Когда речь заходит о противопоставлении врожденного и приобретенного, я разделяю точку зрения академика-активиста Мег-Джон Баркер, которая подчеркивает, что схемы наших отношений «не определяются ни природой, ни воспитанием, основанным на социальных конструктах. Скорее, наш способ формирования отношений испытывает влияние сложной паутины биологических, психологических и социальных аспектов, распутать которую невозможно». Естественна моногамия или нет, главное, что сегодня многим мужчинам и женщинам весьма сложно ее придерживаться, ведь она предполагает обязательную сексуальную и эмоциональную исключительность партнера. Следовательно, настало время хотя бы по-новому взглянуть на эту тему.
Однако в нашем разговоре не стоит смешивать немоногамию с неверностью. Это не одно и то же. Давайте выделим несколько важных различий. Неверность представляет собой лишь одну форму немоногамии – неконсенсуальную. Существует и другая – консенсуальная немоногамия, где партнеры четко обговаривают сексуальные и эмоциональные границы своих отношений. Однако отсюда не следует, что консенсуальную немоногамию можно считать защитой от предательства, ревности или душевных страданий. Может показаться, что в открытых отношениях измен не бывает, но на самом деле это не так.
Правила существуют, чтобы их нарушать
Как и с любой незаконной торговлей, когда неверность становится легальной, на черном рынке происходит спад. Но меня не перестает удивлять, что нас манит запретный плод, даже когда мы свободны смотреть на других сексуальных партнеров. Даже если моногамия несвойственна человеку, ему точно свойственно стремление нарушать правила.
В любых отношениях, от самых строгих до самых гибких, есть свои границы, а границы хочется преступать. Нарушать правила интересно и эротично, причем правила могут быть любыми – хоть «один партнер на всю жизнь», хоть «секс возможен, влюбляться запрещено», хоть «всегда используй презерватив», хоть «ему нельзя в тебя кончать», хоть «можешь трахать кого угодно, но только у меня на глазах». В связи с этим в открытых отношениях достаточно неверности вместе со всеми сопутствующими волнениями. Если за изменой стоит желание перейти границы, открыв ворота, вы не помешаете искателям приключений перелезать через забор.
«Мы всегда допускали интрижки, – говорит Софи, – но я сказала ему: только не с моими ученицами или подругами. И что он сделал? Он не только выбрал одну из моих девочек, но еще и влюбился в нее всерьез».
«Мы различаем секс ради любви и секс ради игры, – объясняет Доминик. – Ник был волен развлекаться. Я даже не понимал, что такое измена, пока не узнал, что он вступил в эмоциональные отношения с парнем из Новой Зеландии. Предполагалось, что чувства остаются только для нас».
Этичная немоногамия основана на принципах доверия и прозрачности. Однако человеческое озорство и здесь находит лазейку. Возьмем, к примеру, Марселя, 41-летнего учителя физкультуры. Его жена Грейс, преподающая естествознание в той же школе, за десять лет их брака не раз предлагала сделать структуру отношений более гибкой, однако он всячески противился этому, пока не заинтересовался одной из женщин во время горного похода. Идея открытого брака тотчас превратилась из отталкивающей в заманчивую, поэтому он попросил у Грейс одобрения, которое она ему предоставила. «Я почувствовал, что невероятно обязан ей, – говорит Марсель. – Наконец-то я понял, что она так долго пыталась мне объяснить».
С того самого дня Марсель и Грейс согласились на открытый брак, основанный на честности и коммуникации. Когда Грейс попросила у Марселя разрешения переспать с другим мужчиной, ему оказалось нелегко ее отпустить, но в итоге он испытал «неожиданное возбуждение», наблюдая, как она готовится к свиданию. «Я почувствовал огромную гордость за то, как глубоко мы осознали степень своих обязательств друг перед другом и как далеко зашли», – вспоминает он.
Однако гордость Марселя дрогнула, когда друг обмолвился, что Грейс завела тайный роман уже после их соглашения об эмансипации. Когда он спросил ее прямо, его удивление сменилось шоком, ведь она призналась во множестве измен – и до, и после пересмотра отношений. «А я-то думал, какие мы «зрелые»! Наивный глупец! Я ведь согласился на открытые отношения – зачем ей скрываться у меня за спиной?»
Ответ здесь очевиден. Кэтрин Франк и Джон Де-Ламатер замечают: «Требование «всегда используй презерватив» подогревает желание от него отказаться; просьба не заниматься сексом в супружеской постели отбрасывается в сторону, как одеяло, что становится частью приключения… стремление к «ответственной немоногамии» в итоге может давать стимул к бунту и эротизации». В мире эротики оговоренная свобода далеко не столь заманчива, как запретное удовольствие.
Вы можете подумать: «Что и следовало доказать – открытые браки не работают». Но Марсель и Грейс по-прежнему вместе, а их брак по-прежнему открыт. Идеализм Марселя получил закалку, поэтому теперь он не считает гибкость отношений надежной защитой от предательства.
Как открыть отношения, не разрушив их
Если забыть об изменах и лжи, я считаю разговор об этичной немоногамии отважной попыткой справиться с главными экзистенциальными парадоксами, с которыми сталкивается каждая пара: противостоянием защищенности и тяги к приключениям, единения и автономии, стабильности и новизны. Зачастую споры о моногамии сводятся к спорам о сексе. Для меня вопрос гораздо фундаментальнее: может ли новая конфигурация обязательств помочь нам достичь того, что французский философ Паскаль Брюкнер называет «невероятным союзом общности и независимости»?
Айрис за тридцать. Дитя долгого и несчастного брака, она не намерена застревать в отношениях. Она хочет «преднамеренных отношений». «Когда мы приходим домой, я хочу понимать, что мы делаем это по собственному выбору, а не по обязанности». Она считает, что их соглашение с Эллой усиливает доверие. «Мы преданы друг другу, но друг другу не принадлежим. Мы уважаем независимость и индивидуальность друг друга».
Барни дважды был женат и дважды разводился. Ему уже за пятьдесят, и он не может перечесть всех сеансов терапии, которые прошел в своей жизни. «Мне говорят, что у меня проблемы с близостью и преданностью, но это не так. Я столь же верен, как они, но пора мне признать: я не моногамен. Я не хочу и дальше пытаться всем понравиться. Я лучше буду верен себе и создам работающие отношения, которые с самого начала будут искренними».
«Мне всегда хотелось устанавливать глубокие связи со многими людьми, и я бисексуальна, – объясняет Диана, жизнерадостный юрист за тридцать. – Я не хочу себя ограничивать и сводить все к редкому сексу втроем на день рождения парня – я хочу серьезных отношений, в которых найдется место для всей моей любви. При моногамии я словно отдаю кому-то контроль над своей сексуальностью, а это идет вразрез с моими феминистическими ценностями».
Ее основной партнер, Эд, занимается наукой. Он тоже бисексуален и разделяет взгляды Дианы. Они вместе уже тринадцать лет. «Никому из нас не кажется, что наши отношения страдают от того, что мы любим разнообразие и новизну. Нам обоим нравится сексуальная сущность друг друга, поэтому ни один из нас не смеет подавлять влечение другого». Однако эти ответственные партнеры играют по разным правилам. У Дианы есть несколько постоянных любовников, которые им «как семья». Эд, напротив, предпочитает искать новые связи. Новые партнеры предполагают определенный уровень риска, поэтому, когда Эд встречается с любовницей, здоровье стоит превыше всего. Чтобы не волноваться, Диана часто проводит разведку и сама ищет пару Эду. Придерживаясь этих правил, партнеры поддерживают свой оригинальный союз.
Таких романтических реформистов традиции ограничивают и лишают искренности. Они хотят честности, свободы выбора и актуализации собственной личности. Они хотят установить с партнерами такую связь, которая не отрезает их от других людей и от самих себя. Они хотят ткать ткань жизни вместе, не теряя при этом собственных нитей.
Сегодняшние сторонники немоногамии – по крайней мере, те, которые оказываются у меня на диване, – сильно отличаются от пионеров свободной любви шестидесятых и семидесятых годов. Некоторые из них – дети разведенных и разочарованных в жизни людей. Они не бунтуют против обязательств как таковых; они просто ищут более реальные способы быть верными клятве и приходят к выводу, что для этого необходимо иметь любовников. Отказ от моногамии принимает разные формы – от женатых пар, позволяющих друг другу время от времени сходить налево, до свингеров, стабильных союзов троих-четверых любовников и сложных полиаморных сетей, где происходит переосмысление любви и семейной жизни.
Доверие, верность и привязанность бывают разными. Теоретик феминизма Шаланда Филлипс замечает: «Подобные практики ставят под вопрос стабильность конструкта моногамии, не отвергая его целиком, а разбирая на части с изнанки». Вместо того чтобы просто отвергнуть моногамию, эти нонконформисты стремятся к принятию более комплексного, более гибкого определения термина, который больше не будет основываться на превосходстве сексуальной исключительности. Поэтому некоторые наблюдатели, включая психолога Тэмми Нельсон, вместо того чтобы называть это движение немоногамией, называют его «новой моногамией», имея в виду происходящий сдвиг в постулатах архитектуры обязательств.
Само собой, принципы брака подвергаются пересмотру не впервые. За последние пару веков различные сообщества экспериментировали с новыми моделями брака. В частности, в авангарде этого движения стоит гей-сообщество. Поскольку до недавних пор им была недоступна гетеронормативная модель брака, они творчески подходили к делу и успешно практиковали неисключительные формы отношений. Сегодня, в эпоху единения и эгалитаризма, к тому же стремится все больше гетеросексуальных пар. Недавно в Journal of Sex & Marital Therapy было опубликовано исследование, которое показало, что один из пяти в настоящее время не состоящих в отношениях человек в прошлом экспериментировал с разными формами открытых отношений.
Я встречаю многих людей, которые участвуют в этом проекте перерисовки силуэта любви. Пары часто просят меня помочь разобраться в новом мире множественных связей. Пока что количество социальных сценариев ограничено. Мы все импровизируем. Когда я училась на психотерапевта, отношения по определению предполагали участие двух партнеров. Я ни разу не встречала терминов «триада», «тетрада» и «полиаморная группа», поскольку альтернативные системы отношений оставались вне закона. Теперь же они все стали частью моей практики.
Одни пары с самого начала заинтересованы во множестве интимных партнеров, в то время как другие после десятков лет исключительности задумываются, как можно переосмыслить их устоявшиеся отношения. Есть и такие, которые после измены гадают, не станет ли открытие отношений более зрелым ответом на кризис, чем стремление перечеркнуть десятилетия совместной жизни.
Все они пытаются найти ответ на сложнейшие вопросы: бывает ли любовь множественной? является ли собственничество неотъемлемой характеристикой любви или же это наследие патриархата? можно ли преодолеть ревность? могут ли обязательства сосуществовать со свободой?
«Ничего не получится! – возможно, думаете вы. – Брак и так достаточно сложен. Это разрушит семью! Это плохо для детей!» Однако в 1980-х то же самое звучало в отношении тех пар, которые первыми заключали межрелигиозные, межрасовые и межкультурные браки или сливали семьи после развода и вступления в новый брак. Эти опасения всплывали на каждом этапе продолжающейся сексуальной революции, определяющей последние полвека. Возможно, нам стоит дать новаторам брака время, чтобы они все выяснили на собственном опыте. В конце концов, разве старая моногамия действительно так хороша?
Если оригинальность в отношениях кажется вам слишком беспорядочной, могу вас заверить, что на фоне тысяч историй о неверности и беспорядке измен многие подобные расклады кажутся весьма и весьма цивилизованными. Спровоцированные изменами брачные страдания и семейные кризисы причиняют такую боль, что нам стоит поискать новые стратегии, которые соответствуют миру, где мы живем. Я не утверждаю, что отказ от моногамии – универсальный ответ для каждого. Однако вполне очевидно, что текущая модель тоже не универсальна. Поэтому я уважаю диссидентов моногамии и их вклад в создание новых форм отношений.
Переосмысление верности
Чтобы конструктивно критиковать моногамию, мы должны выйти за рамки прозаического вопроса о том, сколько сексуальных партнеров разрешено иметь человеку, и приступить к более глубокому анализу верности. Как утверждает ведущий секс-колонки Дэн Сэвейдж, превращая сексуальную исключительность в единственный маркер преданности, мы существенно упрощаем ситуацию. В качестве примера он обычно вспоминает случай, как однажды пять раз выходившая замуж женщина обвинила его с партнером в недостатке верности, потому что, двадцать лет состоя в браке, мы были не единственными друг у друга. «Кто из нас более верен?»
Сидя в моем кабинете после измены вместе со своей женой Амелией, Доусон эхом вторит его растерянности. «Я двадцать пять лет хранил тебе верность. Первые двадцать четыре года мы были счастливы и моногамны. Последний год мы тоже были счастливы, просто появилась еще одна женщина. Моя верность тебе ни разу не дрогнула. Я всегда был рядом. Когда твой брат целый год жил с нами, пока боролся с алкоголизмом, когда у тебя нашли рак груди, когда умер твой отец, я всегда был рядом. Мне очень жаль. Я не хотел тебя ранить. Но когда ты оцениваешь мою преданность только на основании того, куда я сую свой член, складывается впечатление, что остальное и вовсе не считается».
Для многих людей сексуальная исключительность неразрывно связана с доверием, стабильностью, верностью и преданностью. Кажется немыслимым, что мы можем получить все это и в более свободных отношениях. Однако, как замечает психиатр Стивен Левайн, переоценка ценностей – неотъемлемая часть нашего жизненного опыта. Мы переоцениваем политические и религиозные ценности наравне с профессиональными. Почему бы нам не переоценивать и сексуальные ценности? Левайн призывает нас осознать, что наши ценности эволюционируют по мере нашего взросления, когда мы «переходим от понимания этических и моральных проблем в черно-белых тонах к осознанию серой неопределенности большинства вопросов».
Что, если нам стоит считать верность константой отношений, которая предполагает уважение, преданность и эмоциональную близость? Она может включать, а может и не включать в себя сексуальную исключительность – в зависимости от того, на чем сошлись партнеры. Пока мы думаем над возможностью такого пересмотра концепции, давайте признаем достижения тех, кто ее уже пересмотрел.
Сегодняшние романтические плюралисты больше размышляют о значении верности, преданности, любви и сексуальности, чем многие моногамные пары, и зачастую в результате становятся ближе. Меня поражает, что их многочисленные формы отношений никак не назвать фривольными. Вопреки стереотипам о скучающих, незрелых, страшащихся обязательств людях, предающихся распутству, в жизни эти экспериментаторы основываются на содержательной коммуникации и тщательной проработке всех вопросов. Если они и научили меня чему-то, так это тому, что открытые разговоры о моногамии и природе верности приносят огромную пользу, даже если по их итогам и не создается открытый брак.
Ориентируясь в континууме моногамии
Казалось бы, в культуре, которая всячески подчеркивает важность моногамии и страшно карает ее нарушителей, этот вопрос должен стать главной темой для обсуждения. Но многие боятся его поднимать. Желая поговорить об этом, мы признаем, что любовь не до конца подавила нашу тягу к приключениям. «Я всего несколько месяцев встречаюсь с парнем, и вчера он спросил меня, насколько мне важна моногамия. Посыл вполне очевиден: я не слишком ему нравлюсь».
Кроме того, если вы считаете неверность острой темой, тема моногамии остра вдвойне. Она из тех противостояний, которые разбивают людей на два лагеря – за и против. Люди мгновенно хватаются за концепцию открытого или закрытого брака и попадают в бинарную ловушку. Вы либо спите только со своим супругом, либо спите со всеми подряд. Нет никаких градаций – нельзя быть в основном моногамным или на 95 процентов верным. Дэн Сэвейдж попытался размыть границы, предложив термин «моногамноватый», который обозначает поддержание эмоциональной верности друг другу с одновременным освобождением места для третьего, будь то в форме фантазий, флирта, интрижек, секса втроем, секс-вечеринок или Grindr-знакомств. Моему пациенту Тайрону нравится этот термин. «Он описывает фундаментальную преданность нашему пятнадцатилетнему партнерству, но в то же время содержит частицу фривольности и гибкости, что очень здорово».
Моногамия совершенно не монохромна, особенно в наш цифровой век. Сегодня каждый из нас выбирает собственную форму моногамии. Мы решаем, позволяет ли она представлять другого человека, занимаясь любовью с партнером, получать оргазмы на стороне, наслаждаться воспоминаниями о бурной молодости, смотреть порно, перекидываться секс-сообщениями, листать страницы в приложениях знакомств и совершать другие сомнительные действия. Иными словами, моногамия существует в континууме. Спрашивая у людей, моногамны ли они, лучше сначала поинтересоваться, что для них моногамия.
Тэмми Нельсон отмечает, что большинство пар живут по двум разным соглашениям о моногамии. Явное соглашение провозглашено официально, например в форме супружеских клятв; оно определяет внешние параметры отношений. Подразумеваемое соглашение, напротив, негласно и «может даже не рассматриваться ни до заявления о намерениях, ни после». В нем отражаются культурные, религиозные и личные ценности партнеров. Нельсон подчеркивает, что, несмотря на единую общественную позицию, негласные представления партнеров о моногамии зачастую сильно расходятся, а потому «довольно часто неожиданное столкновение негласных соглашений каждого из партнеров приводит к брачному кризису». В нашем деле такое столкновение обычно называется изменой, а потому мы предпочитаем озвучивать то, что разрешает общество и хочет услышать партнер, держа в уме свою правду. И дело не в том, что мы лжецы от природы, а в том, что наша культура ограничивает возможности для такой прямоты.
До недавних пор моногамия по умолчанию считалась обязательной и основывалась на предпосылке (сколь бы далекой от реальности она ни была), что, если человек любит искренне, другие больше не должны его привлекать. Именно поэтому разговор зачастую начинается только после интрижки или предательства. Как только миф оказывается развенчанным, вы начинаете вместе создавать более правдивую историю. Но было бы здорово, если бы для этого не нужен был кризис. Опираясь на опыт мужчин-геев, Сэвейдж утверждает, что моногамия должна быть добровольной. Если бы люди могли выбирать, говорит он, возможно, некоторые из них не выбрали бы моногамию, а потому избежали бы проблем из-за измен. Вместо того чтобы наказывать тех, кто заваливает стандартный экзамен моногамии, лучше признать, что этот экзамен непропорционально тяжел. Сэвейдж весьма прагматичен, но при этом он мыслит гораздо глубже, чем позволяет предположить его легкомысленный стиль. Он подчеркивает очевидную и вместе с тем очень важную вещь. Испытывать чувства и влечение к другим людям вполне естественно – при этом у нас есть выбор, реализовывать свои желания или нет.
Экономика прироста
Являются ли любовь и секс исчерпаемыми ресурсами, количество которых ограничено? Или же секс с другими людьми – это рискованное вложение с высокими прибылями, которое приносит неожиданные эротические дивиденды? В прошлом за моногамией стоял страх, что отцу придется кормить детей, которые рождены не от него. Чего же мы боимся сегодня, когда эту проблему устраняют контрацепция и тесты на отцовство? Для многих ситуация такова: сегодняшняя интимная преданность обусловлена любовью. На смену суровости долга пришла переменчивость чувств. Позволяя себе сближаться с другими, мы можем ненароком влюбиться и уйти. Мы ужасно боимся, что, даже немного ослабив хватку моногамии, мы разрушим самую крепкую связь.
Но пионеры немоногамии пытаются доказать мне (а возможно, и самим себе), что на самом деле все наоборот. Они уверены, что им будет гораздо больше хотеться сбежать, если они подвергнут себя ограничениям моногамии. Считается, что чем больше у них свободы, тем более стабильными станут их отношения.
Для Кайла и Люси это действительно так. Их история началась с фантазии. Кайлу под пятьдесят. Он инженер из Миннеаполиса. Ему всегда хотелось позвать в свои отношения третьего, а именно мужчину, который займется сексом с его женой у него на глазах. Однажды Кайл набрался смелости и шепнул об этом на ухо жене, пока они занимались любовью. Заметив, как она возбудилась от его слов, он почувствовал, что «расширяет границы брака». Их сексуальная игра продолжалась восемь лет. Потом Кайлу захотелось чего-то не столь эфемерного. Помимо того что он возбуждался при мысли о том, чтобы пригласить в их брак реального третьего человека, ему казалось, что это также защитит их от неверности. «Я понимаю, что очень сложно оставаться верным и всю жизнь интересоваться лишь одним человеком. Но должен быть способ получше типичного «предательства».
Однажды, на девятый год их игры, жизнерадостная Люси, которая работала дизайнером интерьеров и воспитывала двоих детей, встретила в поезде прекрасного незнакомца и заговорила с ним. Он пригласил ее в оперу. Она написала Кайлу: «Мне пойти?» Он ответил: «Да, но купи еще один билет для меня». Он вспоминает, как в тот вечер «сидел позади них инкогнито, с нетерпением ожидая, когда он к ней прикоснется».
Через несколько месяцев мужчина моложе Люси предложил ей заняться сексом без обязательств. «Я побудил ее согласиться, – говорит Кайл. – После этого наша сексуальная жизнь, которая несколько поутихла с рождением детей, расцвела пышным цветом». Люси нужно было удостовериться, что Кайл действительно не возражает, поэтому они занялись сексом перед ее уходом. Когда она вернулась, Кайл захотел узнать все подробности, но она согласилась рассказать ему обо всем, только если они снова займутся любовью. Месяц назад они зашли еще дальше, когда Люси отправилась с любовником в отель, а Кайл забронировал соседний номер, чтобы все слышать. «Когда он ушел, она пришла ко мне».
Кайл и Люси наслаждаются возможностью нарушать правила – они идут не против друг друга, а вместе против культурных норм. Девяносто пять процентов времени они состоят в отношениях, исключающих других партнеров, но от случая к случаю открывают им дверь. Их схема поддерживает идеал диады и верности, хоть и нетрадиционным путем. Они позволяют себе небольшие отклонения от норм, которые не угрожают браку и защищают их от измен. Игры с другими подогревают их страсть друг к другу.
Изучая желание, я задавала по всему миру один и тот же вопрос: «Когда вы чувствуете наибольшее влечение к партнеру?» Один из самых типичных ответов таков: «Когда к нему влечет других». Взгляд со стороны весьма эротичен, поэтому истории, как у Кайла и Люси, вовсе не столь необычны, как может показаться. Открытие отношений не всегда ведет к снижению интимности, порой, наоборот, ее возрождает. Фантазии о третьем предстают в разных формах – можно представлять, как все происходит, воссоздавать ситуацию, наблюдать, присоединяться к действу, ждать дома, слушать за дверью или смаковать подробный отчет.
«Моногамия и немоногамия питаются друг другом и неразрывно связаны», – пишет психотерапевт Ди Макдональд. Она занимается отношениями свингеров, но я считаю, что ее наблюдение верно и для многих открытых пар: в сексе с другими важна не только близость с другими. «Пожалуй, точнее будет назвать его довольно замысловатым, возможно, даже опасным, способом раздразнить и возбудить основного партнера». Макдональд поднимает важный вопрос: когда партнеры физически взаимодействуют с другими, в то же время психологически и эмоционально взаимодействуя друг с другом, «кто с кем занимается сексом?»
Пар, которые используют других для подпитки либидо, не так уж мало, но они остаются вместе не всегда. После десяти лет брака, в котором было много секса в разных конфигурациях, Ксавье и Фил начинают понимать, что вся их секс-жизнь теперь передана в субаренду, а между ними одна пустота.
В остальном у них все хорошо. Их принимают обе семьи, они построили уютный дом и обросли огромным кругом друзей. Они интересуются работой друг друга: типичный бородатый хипстер Ксавье владеет компанией по производству веганского шоколада, а Фил основал коворкинг для молодых предпринимателей.
Состоя в тесной группе молодых мужчин-геев, они много занимаются сексом, часто на глазах друг у друга, но редко друг с другом.
– Даже на нашу годовщину, когда мы пригласили еще одного парня, чтобы заняться сексом втроем, друг друга мы почти не касались, – признался мне Ксавьер.
– Что вы чувствуете? – спросила я.
Повернувшись к Филу, он ответил:
– Ты словно пытаешься не дать мне почувствовать себя исключенным, но это не то же самое, что быть включенным.
Некоторое время сексуальная энергия их коллективных соитий маскировала недостаток энергии между ними, но в конце концов все стало очевидно. Фил возразил, что все не так плохо: он считает, что это просто этап отношений, естественный ход вещей.
– Я не ищу тебе замены, – сказал он.
Но Ксавье продолжил:
– Дело не в том, что мы выбираем других в дополнение друг к другу, дело в том, что мы выбираем других вместо друг друга.
Как ни печально, для этой пары вынос секса за границы отношений привел к спаду интимности дома.
Ксавье и Фил не хотят и думать о закрытии отношений, однако я предложила им на время ограничить контакты на стороне, пока они не вернут свою страсть. Консенсуальная немоногамия требует как сексуального разнообразия, так и интимности; как выхода за пределы отношений, так и установления границ. Они предпочли разнообразие близости, что и поставило их отношения под удар.
Проявлять сексуальное внимание только по отношению друг к другу не единственный способ усилить связь. Однако, решая, что секс не будет границей, отделяющей нас от других, мы должны найти альтернативные маркеры особенности наших отношений. Философ Аарон Бен-Зеэв выделяет две модели отношений: одну определяет исключительность, а другую – уникальность. Первая фокусируется на том, что запрещено с другими, в то время как вторая делает акцент на особенностях возлюбленного. Первая подчеркивает негативные последствия, вторая – позитивные возможности.
Я спросила у Ксавье и Фила:
– Если секс вы делите с другими, что принадлежит исключительно вам?
Вместе обдумав ответ на этот вопрос, они смогут вернуть свою общность, не отказываясь от свободы.
Стратегия немоногамии
Чтобы переосмыслить верность и отказаться от ее определения через сексуальную исключительность, необходимо поговорить о границах. Сторонники немоногамии не просто стремятся к сексуальной доступности. Напротив, многие из них разрабатывают подробные соглашения об отношениях, уделяя им не меньше внимания, чем реальному юридическому документу. Как правило, в них определяется, где и как часто могут происходить контакты с другими любовниками; кто может входить в круг любовников и какие сексуальные действия можно или нельзя с ними выполнять; какова допустимая степень эмоциональной вовлеченности и, само собой, каковы правила в отношении предохранения. Элли, Тара и Ричи представляют собой триаду: они живут и спят друг с другом, но при этом каждый из них также свободен играть с другими людьми. «У нас одно правило, – объясняет Элли. – Мы используем презервативы с партнерами со стороны. Мы трое делимся жидкостями, поэтому, если рискует один, рискуем мы все».
Границы подобных плотских соглашений обычно размыты, что резко отличает их от жестких ограничений традиционной моногамии, и эта гибкость позволяет адаптировать их по своему усмотрению. Особенно хорошо это различие описал ученый и активист Джейми Хеккерт, который подчеркнул разницу между границами и барьерами:
В то время как барьеры считаются неоспоримо верными… границы верны в конкретное время для конкретных людей в конкретной ситуации… В то время как барьеры подкрепляются безоговорочной и жесткой силой закона, границам свойственна гибкость – они подвержены изменениям и напоминают скорее русло реки, чем каменный канал. Барьеры отделяют желаемое от нежелательного, а границы признают разнообразие желаний.
Границы разных отношений сильно различаются; они также могут различаться и для партнеров. Партнер А может позволять партнеру Б совокупляться с другими людьми, но только без поцелуев, в то время как партнер Б готов позволить партнеру А делать все, что ему вздумается. Партнеру В вообще не хочется знать подробностей – достаточно короткого сообщения, чтобы его предупредить. Партнер Г предпочитает услышать детальный рассказ, обнимая партнера В. Эти различия в предпочтениях указывают на то, что популярная современная писательница Тристан Таормино называет «мифом о равенстве» – типичным для сегодняшних отношений представлением, что нужды и желания партнеров во всем одинаковы. Таормино объясняет, что равенство стало синонимом симметрии, из-за чего пары не принимают во внимание существующие различия между их сексуальными и эмоциональными нуждами. В новых соглашениях симметрия не требуется – требуется только согласие.
Некоторые пары заходят еще дальше: в то время как один партнер получает право на свидания с другими, другой остается моногамным. Селин рассказывает мне: «Я всегда знала, что могу делить свою страсть, а мой муж Джером не может. В эмоциональном плане я моногамна. Я могу ходить на сторону, не рискуя нашими отношениями, но Джером – настоящий романтик. Он верит в великую любовь. Я точно знаю, я ведь стала его последним романом. Это было тридцать лет назад, но с тех пор он не изменился. Если бы он влюбился в другую женщину, он захотел бы начать все с начала – жениться, завести детей и так далее. Это слишком рискованно». Джером тоже себя знает, поэтому он согласился на асимметрию в отношениях. «Сначала ему было тяжело это принять, – признается Селин. – Он хотел, чтобы я уделяла внимание ему одному. Но, по-моему, ему понравилось, когда я стала приходить домой, получив заряд энергии со стороны. Мне не приходилось даже пускаться в подробности».
Музыкальному продюсеру Джексу тридцать четыре, но свой каминг-аут он совершил только под тридцать. Когда Джекс съехался со своим первым настоящим парнем Эмметом, он не был готов к новым ограничениям. «Эммет старше меня, он развлекался много лет, а потому уже готов остепениться. Я люблю его, но сам к этому не готов. К тому же я люблю подчинение, но доминировать он не хочет, поэтому мы договорились, что я могу удовлетворять эти нужды на стороне». Как и Селин с Джеромом, Джекс и Эммет практикуют то, что Майкл ЛаСкала называет «моногамией сердца».
Хотя некоторым неравные соглашения подходят идеально, они лучше работают, когда основаны на различии предпочтений, а не на дисбалансе сил. Сексуальная вольность – такой же символ власти в отношениях, как деньги, возраст, опыт, уверенность и общественное положение. Успешный баскетболист Тайлер, которому под тридцать, пришел ко мне вместе со своей девушкой Джоани. Они встречаются шесть месяцев, и недавно Джоани отказалась от своей жизни в Нью-Йорке, чтобы переехать на другой конец страны, к нему. Ей всего двадцать один, она недавно окончила школу искусств и «пыталась понять, кем [хочет] стать». В их отношениях Тайлер был главным. Это был его город, его деньги, его карьера. Поэтому Джоани совсем не рада была узнать, что он до сих пор периодически встречается с бывшей.
Тайлер попытался объясниться. «Я не предпочел ее тебе, – заявил он. – Я хотел бы, чтобы мы повеселились втроем». Хотя Джоани не возражает против секса втроем, ей обидно, что Тайлер провернул все у нее за спиной, а потом еще и сделал вид, будто это нормально.
Я сразу заметила в этой паре множественный дисбаланс сил, из-за которого предложение Тайлера оказалось гораздо менее справедливым, чем он готов признать. Им тяжело определить границы отношений, потому что Джоани слишком уязвима. Немоногамия требует равного положения и доверия. Вступая в открытые отношения, партнеры должны делить ответственность за свои действия. Они оба должны чувствовать, что обладают одинаковым правом выбора.
Успешная немоногамия предполагает обязательства и свободу для каждого из партнеров. Мне было очевидно, что Джоани и Тайлер в итоге встанут по разные стороны баррикад: она будет защищать их союз, в то время как он примется бороться за свободу. Он больше боится потерять себя, а она – его. Их новое соглашение не будет работать, если только не поможет справиться с этой человеческой дилеммой, вместо того чтобы ее подчеркивать.
Мои подозрения подтвердились, когда я задала еще несколько вопросов и Тайлер признал, что надеялся получить монополию на открытость, потому что Джоани не создана для секса без обязательств. «Она гораздо сильнее привязывается к человеку, – объяснил он, – поэтому мне кажется, что ей это не подойдет». Множество мужчин, сидевших в моем кабинете, рассказывали мне разные варианты этой истории. Чаще всего они подкрепляли свои рассуждения сомнительными представлениями о том, что тяга к сексуальному разнообразию более «естественна» для мужчин, чем для женщин. Как удобно! Обычно они не на шутку удивлялись, когда я сообщала им, что «прогрессивный» порядок, который они стремятся установить, на самом деле регрессивен – и называется полигамией. Нет ничего прогрессивного в действиях мужчины, который навязывает свою любовницу жене.
Обращаясь к Джоани, я подчеркнула, что она не почувствует свободы выбора, пока не получит больше контроля над отношениями. Пока мы говорили, я заметила, как она начала расслабляться и доверять собственным инстинктам. Тайлер прислушался к моим словам, особенно когда я сказала, что мы не знаем, для чего «созданы» женщины, поскольку у них никогда прежде не было возможности это выяснить. Тайлеру и Джоани предстоит многое обдумать и обговорить. Прежде чем заводить разговор об открытии отношений, нужно принять во внимание неравенство, гендер, баланс сил и твердость почвы под ногами каждого из партнеров.
Бета-тестирование новых семей
Культурный сдвиг в сторону более открытых отношений связан не только с расширением сексуальных границ; он входит в более масштабное общественное движение по пересмотру представлений о семье. Некогда линии родства определялись кровными связями, но теперь они расходятся во всех направлениях, когда люди разводятся, снова женятся, снова разводятся, живут вместе, усыновляют детей, прибегают к услугам доноров и суррогатных матерей и объединяют разные семьи. Элис вели к алтарю отец и отчим. Инга и Джанин предложили донору спермы стать крестным их сына. Сэнди выбрала открытое усыновление и поддерживает связь со своими близнецами, которых растят Джо и Линкольн. Мадлен впервые стала матерью в пятьдесят два года, благодаря донору яйцеклетки, хотя раньше так поздно родителями могли становиться лишь мужчины. У Дрю пять братьев и сестер из четырех браков, трех романов на стороне, трех религий и трех рас. Ни один из этих примеров больше никого не удивляет – так что же удивительного в том, что Дрю скептически относится к старомодной моногамии?
Возможно, вскоре нас не будет удивлять и ситуация Нилы, девушка которой Ханна помогает ее мужу с тремя детьми, пока Нила в командировке. Или ситуация Оливье, парень которого Андреc приезжает к нему на выходные, в то время как его жена уходит спать в соседнюю спальню. Узнав об этом, их сын-студент первым делом воскликнул: «О, так у папы есть парень? Мам, может, и ты себе девушку заведешь?» Или ситуация Келли и Бентли, которые съезжаются с другой парой, чтобы стать тетрадой и растить детей вместе. Все эти формы отношений наглядно демонстрируют происходящий сдвиг от унаследованных социальных структур к оригинальным импровизациям.
Новые структуры рождают новые дилеммы. На семинаре в Лондоне я встретила давно женатых Дебору и Уильяма, которым уже за сорок, и их любовницу Эбигейл, которая уже два года состоит в отношениях с ними обоими. Эбигейл под сорок, и ее биологические часы с каждым днем тикают все громче. Их необычный союз был прекрасной историей любви, но теперь они зашли в тупик. Эбигейл хочет ребенка; Дебора воспитывает троих детей и с радостью готова принять у себя дома четвертого, однако она не хочет, чтобы биологическим отцом становился Уильям. Это они оставили для себя. Проблема в том, что Уильям не хочет, чтобы Эбигейл спала с другими мужчинами. Как ей быть? Она заморозила яйцеклетки и ищет донора спермы, но при этом ее мучает глубокий экзистенциальный вопрос: «Я просто дополняю их жизнь или мы строим жизнь вместе? Каково мое место в их отношениях?» Эбигейл жаждет, чтобы ее существование узаконили, однако даже не представляет как.
Многие люди ищут возможности спокойно проанализировать чувства вроде ревности и не услышать при этом, что само наличие подобных чувств доказывает, что их групповые отношения не работают. Другие ищут совета, как справиться с предельной честностью, которая царит в их отношениях.
Если и есть человек, который в этом спец, так это Диана Адамс. Юрист за тридцать, Диана – активная сторонница альтернативных отношений и семей. Она стремится предоставить им как можно большую юридическую стабильность, помогая составлять четкие соглашения и решать возникающие споры. Как она сама, так и ее партнер Эд (с которым мы уже встречались в этой главе) активно участвуют в жизни полиаморного сообщества.
В отличие от тех, кто ищет секса без обязательств или коротких интрижек, полиаморы (с 2006 года этот термин зафиксирован в Оксфордском словаре английского языка) подчеркивают важность создания глубоких связей. Они делят со многими партнерами не только секс, но и любовь, не говоря уже о быте. Полиаморы склонны серьезно относиться к своему стилю жизни, утверждая, что он требует вдумчивости, зрелости и огромного объема коммуникации – отсюда и распространенная в полиаморных кругах шутка: «Свингерам – секс. Полиаморам – разговоры».
Если серьезно, полиамория набирает обороты как в США, так и по всему миру. Многие из тех, кто предпочитает такой стиль жизни, подходят к нему творчески, что дает им большую свободу выбора, простор для актуализации и гибкость. Неудивительно, что концентрация полиаморов особенно велика в центрах стартап-культуры вроде Силиконовой долины.
Меня поражает, что полиаморный стиль жизни предполагает не только секс и свободу. Фактически он представляет собой новый тип организации общества. Ее гибкая сеть привязанностей, в которой есть несколько родительских фигур, создается в попытке компенсировать изоляцию, ощущаемую многими современными парами, оказавшимися в ловушке нуклеарной модели. Эти разносторонние любовники ищут новый смысл коллективизма, общности и идентичности – тех аспектов жизни, которые ранее определялись традиционными общественными и религиозными институтами.
Современный идеал индивидуализма весьма притягателен, однако он оставляет многих из нас в ловушке неопределенности. Полиамория уважает все эти ценности, не ставя их в коллективный контекст.
Само собой, в ней есть свои проблемы. Паскаль Брюкнер пишет: «Свобода не лишает нас обязательств, а наоборот, их увеличивает. Она не облегчает нашу ношу, а делает ее лишь тяжелее. Она решает меньше проблем, чем рождает парадоксов. Если этот мир порой кажется грубым, это происходит потому, что в условиях «эмансипации» автономия каждого человека сталкивается с автономией окружающих и в результате повреждается: никогда еще людям не приходилось нести на себе груз столь многих ограничений». Столкновение автономий ставит под удар любой современный роман, однако в полиаморных отношениях простое столкновение превращается в крупную аварию.
Когда правила нарушаются, это оказывает влияние на всю систему отношений. Следует ли изгонять нарушителя из группы? К примеру, если один из ваших любовников «изменил» вам, вступив в тайные отношения, хотя вы договорились о прозрачности, означает ли это, что остальные ваши любовники теперь тоже должны с ним порвать? И как следить за таким количеством отношений? Одна моя полиаморная подруга рассказала, как однажды радостно вела секс-переписку с новым парнем, уверенная, что они оба свободны встречаться с людьми на стороне. Потом от общей знакомой она узнала, что у парня есть девушка, с которой он договорился о моногамии. «Меня как дубиной по голове огрели. Переписываясь со мной, он изменял ей. Меня без моего согласия втянули в измену, я была просто опустошена».
Полиаморы склонны очень серьезно относиться к своей приверженности прозрачности и индивидуальной свободе – многие из них и вовсе убеждены, что ведут себя благороднее сторонников моногамии, которые не чураются неверности и лжи. Их критикуют за некоторое высокомерие и склонность полагать, будто они вправе получить все и сразу. Более того, зачастую люди недооценивают глубину самопознания, которая необходима для столь изощренного нарушения границ. Свобода налагает на нас обязательство знать, чего мы хотим. Пускай это и так, полиаморный эксперимент представляет собой естественное порождение общественного стремления к расширению личной свободы и свободы самовыражения.
Наступит ли тот день, когда признание получат групповые формы брака, а партнеры по триадам и тетрадам смогут официально оформлять отношения? Возможно. Но пока Диана Адамс более заинтересована в расширении социальной защиты для альтернативных семей. Она говорит, что признание однополых браков стало важной победой в движении за права гомосексуалов и спровоцировало разговор о смысле брака и любви, однако в то же время его можно считать проявлением «квир-критики нуклеарной семьи и традиционной моногамной сексуальности». То же самое верно и в отношении противников моногамии. «[Вместо того чтобы] запихивать людей в институт брака, – говорит Диана, – мы хотим заставить государство отказаться от принятия решений о предоставлении налоговых льгот, страховки здоровья и иммиграционного статуса на основании того, кто с кем спит».
Ее слова напомнили мне о покойном психологе и гей-активисте Майкле Шерноффе, который критически отзывался о переходе от ситуации, в которой «мужчины-геи радикально трансформировали американское общество», к ситуации, в которой мужчины-геи «ассимилируются в консервативной и гетеронормативной среде». Он называл консенсуальную немоногамию «живым, нормативным и здоровым аспектом» жизни гей-сообщества и беспокоился, что признание гей-браков может приравнять эту «почтенную многолетнюю традицию» к категории измен. «Пары, которые успешно договариваются о сексуальной неисключительности, – писал он, – сознательно или бессознательно ведут подрывную деятельность самым что ни на есть конструктивным образом… бросая вызов патриархальному представлению о существовании единственного «верного» и «правильного» (гетеронормативного) способа организации любовных отношений».
В прошлом моногамия даже не обсуждалась в кабинете психотерапевта, но сегодня я в обязательном порядке спрашиваю у партнеров, каково их соглашение о моногамии. Некогда брак без девственности казался немыслимым. Немыслимым был и секс вне брака. Мы достигли новой границы, где нужно признать, что секс на стороне может существовать и внутри брака. Готова ли наша культура принять еретическое представление о том, что гибкие границы могут укрепить отношения, вместо того чтобы их разрушать? Пришел ли конец моногамии? Или же мы просто сделали еще один шаг в долгой истории ее пересмотров?
Глава 15
После бури. Наследие измены
Как мне начать хоть что-то новое, когда внутри меня вчера?
Леонард Коэн. «Прекрасные неудачники»Страдания готовят человека к пониманию.
Мартин БуберБуря кончилась, и кризис миновал. Что теперь? Чему мы можем научиться, оглядываясь на измену? Мы понимаем, что нарушение соглашения становится поворотным моментом в истории пары, после которого есть лишь два варианта: остаться вместе или разойтись. Но это не говорит нам о том, как в итоге сложатся отношения между партнерами. Поможет ли урок, извлеченный из испытаний, справиться с будущими проблемами и неурядицами семейной жизни? Наступит ли ненадолго второй медовый месяц, прежде чем отношения вернутся к тому состоянию, в котором пребывали до измены? Изменит ли он снова? Остановится ли она? Подадут ли они на развод, как только выйдут из-под опеки своего терапевта?
Изучение наследия измен – ключ к всестороннему пониманию неверности. Мы смотрим не только на факты, но и на истории, которые рассказываем самим себе и окружающим. Меняются ли истории со временем? Пересматриваем ли мы свой опыт? Я задавала людям эти вопросы через год, три, пять и десять лет после судьбоносных событий. На статистическое исследование это не тянет, но их ответы весьма полезны в моей клинической практике.
Истории я слышу разные. Одни браки распадаются, так и не оправившись от измены. Для кого-то конец становится катастрофическим, а кому-то он приносит облегчение. Другие браки влачат жалкое существование: супруги то ругаются, то замыкаются в молчании. Третьи браки становятся крепче, поскольку кризис неверности служит трамплином к большей близости, преданности и сексуальности. Порой и вовсе заключаются новые браки, в которых супругами становятся бывшие любовники. Фактически измена способна разрушить отношения, сохранить их, заставить их измениться или создать новые. Любая измена приводит к переосмыслению отношений, а отношения определяют, каким будет наследие измен.
Измена как непростительный проступок
Значительное число измен приводит к распаду брака. Порой измена становится смертельным ударом для отношений, а порой лишь дает повод, чтобы наконец уйти, но в обоих случаях история неверности зачастую оканчивается бракоразводным процессом.
Кейт и Рис очень старались восстановить отношения, однако даже пять лет спустя ей было так больно, словно все случилось только вчера. Кейт сказала мне, что ушла от него, потому что он изменял ей не раз и она «больше не могла ему доверять». Но неверность Риса сопровождала Кейт, куда бы она ни направилась, оказывая влияние на все ее последующие отношения. Оттолкнув нескольких парней своей непрестанной ревностью, она вышла замуж за мужчину, который испытал такую же боль, когда его бывшая жена ушла к их общему другу. «Мы познакомились на сайте SurvivingInfidelity.com. Мы прекрасно понимали боль друг друга и знали, как позволить другому почувствовать себя в безопасности», – сказала Кейт.
В случае Джейми и Фло изменила Джейми, но и она теперь живет с горечью обиды. «Я всеми силами пыталась снова завоевать Фло и показать, как сильно ее люблю. Но она постоянно отталкивала меня, решив, что я должна заплатить. Ей было интереснее отталкивать меня, чем восстанавливать отношения. В итоге я сдалась. Теперь она винит меня в трусости, потому что я не попыталась все исправить. Теперь она дважды жертва – жертва моей измены и «моего дерьма», как она сама выражается. И это при том, что она проигнорировала все мои попытки загладить вину. Я понимаю, что предала ее доверие, но она разрушила все остальное».
Когда я работаю с неверностью, моя роль заключается не в том, чтобы защищать брак или оправдывать развод. Но порой неизбежный результат настолько очевиден, что я считаю более гуманным перейти сразу к делу. Хотя прошло уже десять лет, мне не забыть первую встречу с Люком и Анаис, потому что я быстро сказала им: «Ваш брак окончен». Люк был поражен: он был решительно настроен все исправить, несмотря на то что Анаис систематически отвергала его в постели, а потом и вовсе завела двухлетний роман.
Я, как сейчас, вижу его лицо. Он напоминал убийцу с заряженным пистолетом. Сказав ему об этом, я предложила отложить пистолет в сторону на время наших сеансов. Недавно я связалась с ним, чтобы узнать, что он теперь думает о моих резких словах. Люк все прекрасно помнил. В те дни ему казалось, что, так быстро подняв тему развода, я сразу опустила руки и встала на сторону его жены.
– У меня сложилось впечатление, что Анаис обманом привела меня к терапевту, который не собирается и пытаться сохранить наш брак. Когда я рассказал об этом кузине, она насторожилась и посоветовала мне отказаться от ваших услуг. В тот момент мне захотелось перевернуть журнальный столик и вышвырнуть Анаис в окно. Но вы сразу поняли то, на осознание чего у меня ушли целые месяцы. Между нами все было кончено, и я заслуживал лучшего.
Меня обрадовали его слова. В конце концов Люк понял, что если я и вставала на чью-то сторону, то только на его. Побеседовав с Анаис наедине, я знала, что их сексуальные проблемы, скорее всего, уже не разрешатся. Я понимала, что он чувствует себя одиноким, униженным, а порой и рассерженным из-за ее холодности, но не видела выхода. Неверность омрачила его детство, поэтому теперь, воспитывая дочь, он всеми силами старался сохранить семью. Люк испытал на себе тройное предательство – Анаис отдалилась от него, изменила ему и, что хуже всего, даже не раскаивалась. Кто-то должен был открыть ему дверь, которую сам он открыть не решился бы.
Оглядываясь назад, Люк говорит:
– Это было грубо, но вы оказались правы. Думаю, вы поняли, что в моем случае лучше всего сорвать пластырь с раны. Я не мог смириться с тем, что она не чувствует себя виноватой, как мне этого хотелось.
В некоторых ситуациях партнеры так и не получают раскаяния, которое хотят увидеть.
– Вы сказали, что мне пора прекратить биться головой о стену, – вспоминает Люк. – Это было важно. Хоть поначалу это и разозлило меня, мне нужно было понять, что она может так и не раскаяться.
В подобных случаях очень важно, чтобы способность одного партнера двигаться дальше не зависела от «надлежащего» раскаяния другого. Теперь Люк это понимает.
– Спустя годы я понимаю, что она не смогла бы найти верных слов, потому что так это не работает. Мне бы все равно было мало.
Люк также вспомнил, как я заверила его, что у него есть будущее.
– Вы сказали, что я перетрахаю еще кучу цыпочек и снова почувствую заряд энергии, когда буду спать с теми, кто хочет меня так же, как я их. Вы были правы. В какой-то момент я даже молча, но от души сказал спасибо Анаис и ее парню. И знаете что еще? Меня мучила ужасная боль в спине. Она прекратилась в тот день, когда Анаис съехала.
Я спросила Люка, изменилось ли его представление о мире в результате этого опыта.
– Когда мы с Анаис расстались, сначала все считали это провалом. Но они ошибались. Я пришел к выводу, что не стоит стремиться остаться вместе любой ценой. Главное – быть счастливым. Мы исчерпали себя, а теперь я живу снова.
Может, Анаис и не была хорошим романтическим партнером для Люка, но он подчеркивает, что она была «прекрасным партнером, чтобы вместе воспитывать ребенка». Сейчас они дружат. Они вместе ходят на футбольные матчи своей дочери, а после он нередко ведет ее на обед.
– Что насчет доверия? – спросила я.
– Глубоко внутри мне еще больно, – признался он, – но я пошел дальше и нашел новую любовь. Все думали, что на мне можно поставить крест и больше я не смогу никому доверять. Отчасти они правы, но точнее будет сказать, что теперь я доверяю иначе. Прежде я доверял слишком сильно, и это было наивно. Теперь я понимаю, что даже лучшие из лучших иногда оступаются и притворяются. Мы все люди. Любой способен на то, что сделала Анаис, даже я.
– Вы простили ее? – спросила я.
– Да, – ответил он, – хотя сначала это казалось невозможным.
Люк вспомнил, как я сказала ему, что однажды он поймет, что простить – не значит освободить другого от ответственности. Простить – значит сделать подарок самому себе. Со временем он действительно это понял. Льюис Смидс пишет: «Простить – значит выпустить узника на свободу и обнаружить, что узником был ты сам».
Как закончить брак достойно
Как точно заметил Люк, в нашей культуре развод считается провалом, особенно если ему предшествовала измена. Длительность брака выступает в качестве главного индикатора супружеского счастья, однако многие пары, которые оставались вместе «пока смерть не разлучит нас», были совершенно не счастливы. Успешный брак заканчивается не только в похоронном бюро – особенно в наш век растущей продолжительности жизни. Бывают случаи, когда отношения исчерпывают себя, и в таких ситуациях я стараюсь помочь партнерам завершить их достойно. Я не вижу проблемы спросить у пары об успешности расставания. Именно этот вопрос я задала Клайву и Джейд.
Впервые я встретилась с ними двадцать два года назад, когда они только поженились и пришли на мой семинар для межрасовых пар. Беспечные, они с интересом смотрели в будущее. Через двадцать лет, воспитав троих детей и пережив одну измену, они почувствовали, что их брак находится на последнем издыхании, и обратились ко мне за помощью. Клайв недавно сознался в своих тайных отношениях с Кирой. Он чувствовал себя ужасно виноватым, но хотел двигаться дальше и строить жизнь с новой возлюбленной. Джейд была в отчаянии и пыталась его удержать. Помню, как она цеплялась за каждое слово, каждый жест, каждую улыбку Клайва, но все это было впустую.
Я посчитала, что обязана расшифровать сообщение, которое было прямо перед нами: «Джейд, он не вернется. Вам плохо, и он чувствует себя виноватым. Это чувство вины мгновенно перерастает в гнев на то, что вы заставляете его корить себя за то, что он сделал вам больно. Может, он пока и не ушел, но он уже и не рядом».
Ему я сказала: «Вы всё ждете момента, когда сможете уйти, не чувствуя себя виноватым, но этот момент никогда не настанет. Пора ее отпустить». Клайв то не мог пошевелиться, то хотел бежать со всех ног, боясь, что снова завязнет, если не вырвется из этих отношений. И все же мне казалось, что им нужно время, чтобы попрощаться должным образом, а потому я предложила им провести церемонию разрыва.
Подобно брачной церемонии, которая символизирует начало совместной жизни, нам нужен ритуал, который будет символизировать ее окончание. Брак представляет собой центральную ось жизни, на которую нанизываются воспоминания, привычки, переживания, дети, друзья, родственники, праздники, потери, дома, путешествия, каникулы, сокровища, шутки, фотографии. Зачем выбрасывать все это, превращая отношения в «заброшенное кладбище, где покоятся, невоспетые, все мертвые, которых перестали почитать», как поэтически описала это Маргерит Юрсенар.
Ритуалы облегчают перемены. Они также отдают должное прошлому. Однажды Клайв и Джейд принесли друг другу свои клятвы, а теперь они их разрывали. Но его любовь к другой женщине не означала, что вся их совместная жизнь была обманом. Такое упрощение жестоко и недальновидно. Наследие двух десятилетий совместной жизни не сводится к наследию измены.
Когда пара достигает финишной черты, измотанная двумя годами нерешительности – его смятения, ее пустых надежд, его вины за уход от жены, ее попыток удержать мужа, – легко недооценить все то, что было между ними. Предложенная мною церемония должна была не позволить роману Клайва затмить все положительные аспекты их прекрасного в остальных отношениях брака.
Бывает, уходя, супруги не хотят вспоминать все хорошее, что было в отношениях, опасаясь, что это лишит их смелости уйти. Складывается впечатление, что они пытаются вспомнить все плохое, чтобы оправдать свой уход. Но они не понимают, что тем самым обесценивают собственное прошлое и всех людей, с которыми они его делили, оставляя позади негодующих детей, родителей, друзей и бывших партнеров.
Чтобы помочь бывшим супругам наладить эмоциональную связь, не разрывая историю жизни, нам пора перестать считать расторжение брака провалом. Расторжение брака не ограничивается подписанием бумаг о разводе, а развод не приводит к уничтожению семьи – он приводит лишь к ее реорганизации. В последние годы общество задумалось о создании нового ритуала, который писательница Кэтрин Вудворд Томас назвала «сознательным разрывом».
Я призываю партнеров написать друг другу прощальные письма. Написать о том, чего им будет не хватать, о чем они будут вспоминать с благодарностью, за что они берут ответственность на себя и чего они желают друг другу. Это позволит им отдать должное всем плюсам их отношений, оплакать потерю и описать наследие. Даже если чувства остыли, такие письма могут подарить утешение.
На следующую встречу Клайв и Джейд пришли с письмами в телефонах. Открыв тексты, они начали читать.
Письмо Джейд под заголовком «Чего мне будет не хватать» представляло собой десятистраничный список, поделенный на категории. В нем она с сожалением вспоминала их многослойную историю. Их типичные фразочки – «привет, красотка…», «подари поцелуй…», «малы-ыыш». Начало их отношений – любовные записки, аудиокассеты, сальсу и еще раз сальсу, площадки для собак, парковки, оперу. Их любимые блюда. Их друзей. Важные для них места – от Мартас-Винъярд до Парижа, кафе «Корнелия-стрит» и квартиры 5С. Их «секс-местечки». Их «первые разы»…
Никто никогда не поймет, какое значение имеют для них эти простые вещи. Она перечислила те чувства, которых ей будет не хватать: «чувствовать себя защищенной, красивой, любимой». Последней стала категория «Тебя». «Твоего запаха. Твоей улыбки. Твоего энтузиазма. Твоих идей. Твоих объятий. Твоих больших и сильных рук. Твоей лысеющей головы. Твоих надежд. Тебя рядом со мной».
Когда она закончила читать, мы все были в слезах. Не хотелось топтать эту нежность словоблудием. Но ей нужно было услышать собственные слова из других уст, так что я попросила Клайва прочитать ее письмо. После этого он зачитал свое послание.
Джейд написала любовное письмо, в то время как Клайв составил дипломатичное послание, в котором от души поблагодарил ее за совместную жизнь, извинился за то, что не оправдал ее ожиданий, и заверил, что всегда будет ценить их отношения. В письме слышались его доброта и забота, но тон был исключительно формальным. Об этом ясно говорило первое и последнее предложение: «Спасибо, что последние двадцать два года ты была прекрасным человеком и оказывала поистине чудесное влияние на мою жизнь… Я хочу, чтобы ты знала, что, несмотря на такой исход, я вижу в нашем браке много хорошего, ценю его и всегда буду хранить воспоминания о нем в своем сердце».
Через год, когда я снова связалась с Джейд, она сказала, что ритуал разрыва помог ей осознать очевидное. «Сначала мне показалось, что это немного эзотерично, но я с гордостью написала письмо и даже рассказала о нем некоторым друзьям. Мы поступили правильно, хотя до этого и наломали дров. Я часто гадала, как он уйдет. Неужели однажды он просто проснется, скажет мне «пока» и выйдет за порог? Церемония разрыва положила конец моим размышлениям. Я отчаянно нуждалась в помощи, чтобы смириться с тем, что он любит другую, а наши отношения окончены».
Одни романы оказываются временными, другие же приводят к началу новой жизни. Роман Клайва относился ко второй категории, так что Джейд могла ждать сколько угодно, но этого было не изменить. Тон его письма тоже многое для нее прояснил. «Это было не письмо о том, чего ему будет не хватать, – говорит она. – Это было письмо о том, что все кончено. Он сказал кое-что приятное, но любви в его словах уже не было. Тогда я и поняла, что страдаю, по-прежнему влюбленная в него, но его уже нет рядом. Вы и представить себе не можете, как было больно, но это открыло мне глаза».
Когда я связалась с Клайвом, он назвал церемонию «эмоциональной и эффективной». Его чувство вины сменилось благодарностью, на место отрицания пришли воспоминания. Постепенно он нашел в себе силы справиться одновременно и с привязанностью к Джейд и детям, и со стремлением к новой жизни с Кирой. «До того момента все казалось нереальным. Символизм позволил мне поставить точку».
Для этой пары такой очистительный ритуал оказался действенным. Однако, как ни печально, многие партнеры выливают друг на друга нескончаемый поток проклятий, вместо того чтобы поделиться приятными воспоминаниями. При любой возможности я стараюсь помочь людям переосмыслить свои отношения таким образом, чтобы придать друг другу сил, а не стать их жертвой. Не всегда вместе с этим приходит прощение, порой находится место и гневу, однако остается надеяться, что этот гнев мобилизует их, а не запрет в ловушку горечи. Нам нужно двигаться дальше – снова надеяться, снова любить, снова доверять.
Брак, который начался с измены
Само собой, измена не забывается, как только сняты обручальные кольца. Она может стать началом новой жизни для любовников, которые до этого скрывали свои отношения. Их роман узаконивается и становится основным. Хотя когда-то их союз казался невозможным, теперь он реален, пускай для этого и пришлось не один год ждать, пока дети уедут учиться, супруг найдет новую работу, умрет свекровь, будет внесен последний взнос по ипотеке, наконец завершится развод. Хорошо это или плохо, в начавшихся с измены отношениях всегда будут слышны ее отголоски. Встречаясь с парами, которые узаконили свои романы, я всегда выясняю, в какой мере прошлое влияет на их будущее.
Несомненно, когда любовная история наконец получает возможность выйти из тени, наступает огромное облегчение. Но с ним приходят и новые проблемы. Порой роман оказывается лучше в тайной форме, потому что в браке теряется его оригинальность. Я помню, как Николь и Рон не могли насытиться друг другом и хотели быть вместе, несмотря ни на что. «Но когда он сказал: «Согласен», – на самом деле это было не так», – призналась мне Николь три года спустя. Она была рада заполучить Рона после пяти долгих лет ожидания на задворках его прошлого брака, но теперь он к ней и пальцем не притрагивается. Хуже того, она подозревает, что он завел новый роман. Для него это третий брак. Судя по всему, он умеет превратить любую жену в свою мать, неизбежно убивая секс в процессе. Он любит своих мамочек, но не может с ними возбудиться. Страсть постоянно достается любовнице. Николь была на ее месте, но теперь сама оказалась в статусе лишенной секса жены.
Партнерам по тем романам, которые выживают и после заключения брака, приходится постоянно доказывать, «что оно того стоило», как выражается Эрик. Чтобы быть вместе, им с Викки пришлось разрушить семейные бастионы. На двоих они покинули четверых детей, троих внуков, два города, два пляжных домика, рояль, вековые дубы, собаку, двух кошек и несколько десятков друзей. Когда приходится столько всего разрушить, чтобы только дать отношениям шанс, не стоит и удивляться, что ожидания могут оказаться завышенными. Недавно я связалась с Эриком, и он подтвердил, что страдает от такого стресса, какого и представить не мог. Прошло три года после его развода с Габриэль. Их старший ребенок неохотно смирился с новым положением вещей, но младший принял сторону матери. Жалеет ли Эрик о чем-нибудь?
– Нет, – сказал он. – Я люблю Викки. Но скучаю по той жизни, которую мне пришлось оставить. Я страдаю от чувства вины, мне бывает больно и одиноко. Особенно я скучаю по возможности каждый день видеть детей. Мне бы хотелось больше говорить с Викки о прошлом. Но это сложно. Она тотчас начинает думать, что я хочу вернуться к Габриэль.
– Вы когда-нибудь подумывали вернуться?
– Бывало, – признал Эрик.
По иронии судьбы, подобно тому как роман когда-то был секретом в браке, тоска по браку становится секретом в узаконенном романе. Зачастую новым партнерам сложно понять, что скучать по прошлым отношениям – это не то же самое, что желать все вернуть. Печаль не должна быть угрозой. Чтобы не приходилось лгать, необходимо дать партнеру возможность говорить о прошлом – в том числе сожалея о потерях и выражая чувство вины. В каждых отношениях много историй.
В то время как роман существовал в своем мире, изолированный от бытовых мелочей, новый брак оказывается в плену логистики и сложностей. Как познакомить нового супруга с детьми? Как выстроить отношения с бывшим? Нужно некоторое время, чтобы «обжить» новые отношения.
В Бразилии я встретилась с Паоло и Рафаэлем. Они познакомились в колледже и влюбились друг в друга, но в их католическом сообществе любовь между мужчинами была недопустима. Они расстались, и оба сделали все то, чего от них ожидали: женились, завели детей, устроили жизнь. Двадцать лет спустя они случайно встретились в аэропорту Амстердама. Забрав свой багаж, они снова забрали друг у друга сердца и начали роман, который продолжался два года, прежде чем о нем узнали. Их семьи и друзья оказались шокированы этим разоблачением. Винить было некого – им просто пришлось пройти через боль, чтобы сломать две жизни и построить новую. Они потеряли друзей; некоторые родственники отказались с ними разговаривать; один развод прошел немного легче, чем другой. Хотя их заклеймили эгоистами, они рискнули всем, что имели, ради правды, которая отрицалась слишком давно. Время оправдало их выбор.
Оставаясь вместе
Хотя ряд пар, обращающихся ко мне, в итоге решает расстаться, гораздо больше таких, которые начинают терапию, чтобы остаться вместе. Так они и поступают. Их отношения тоже складываются по-разному. Один из моих пациентов сказал: «Несколько лет назад, когда я попал в аварию и сломал ногу, друзья и родственники всячески поддерживали меня. Когда сломана нога, боль становится видимой, а потому все проявляют сочувствие. Но когда пара решает остаться вместе после измены, людям кажется, что все в порядке, и ты остаешься один на один с невидимой болью».
Другие пациенты рассказали мне свою историю. «Мы чуть не утонули, но все же удержались на плаву. Сегодня наши отношения крепче. Жаль, что ради этого нам пришлось через такое пройти, но мы бы не стали ничего менять».
Работая с парами, я выделила три основных сценария развития отношений для партнеров, решивших остаться вместе (спасибо Хелен Фишер за типологию): те, кто застревает в прошлом (страдальцы); те, кто вытягивает себя из омута и отпускает прошлое (строители); и те, кто восстает из пепла, чтобы создать более крепкий союз (искатели).
Страдальцы
В некоторых браках измена становится не временным кризисом, а черной дырой, которая затягивает обоих партнеров в бесконечный цикл горечи, желания отомстить и жалости к себе. Даже через пять-десять лет измена остается центром их отношений. Такие партнеры без конца переливают из пустого в порожнее, снова и снова вспоминая обиды, озвучивая взаимные упреки и виня друг друга за боль. Вполне вероятно, что в отсутствие измены они завязли бы в тех же самых конфликтах. Почему они остаются вместе, зачастую столь же непонятно, как и почему они не могут преодолеть взаимный антагонизм. Эти партнеры – соседи по камере в брачной тюрьме.
Измена вытягивает на поверхность все остальные их разногласия. Такие партнеры ведут счет прегрешениям друг друга, причем никакого раскаяния им недостаточно. Дебби осталась с Марком, разоблачив несколько его внебрачных связей, якобы желая сохранить семью. Она постоянно напоминает мужу, как ему повезло, что она его не выгнала, словно только он один рискует лишиться всего, что они построили вместе. Квота Марка на прегрешения была израсходована много лет назад, поэтому теперь ему нельзя оступаться. Его мольбы оставить прошлое в прошлом лишь распаляют ее сарказм. На вопрос, скучает ли она по их близости, Дебби дает ответ, которым хочет защитить себя, но на самом деле выдает свою уязвимость. «Я хочу заниматься любовью, – говорит Дебби, – но это все равно что сказать, что теперь у нас все хорошо». У них не было секса три года, с самой измены. Как ни печально, интрижки Марка теперь занимают больше места в их постели, чем когда они происходили.
Марк спрашивает Дебби, почему она вспоминает о его изменах всякий раз, когда чем-то недовольна. Он говорит, что зачастую она портит прекрасные моменты – когда их дочь играет на пианино или когда они ужинают с друзьями. «Нет никаких прекрасных моментов, – огрызается она. – Ты все их отнял». В таких взрывных парах не остается места для нейтралитета, потому что партнеры воспринимают призыв к самоанализу как критику в свой адрес.
Подобные пары живут в постоянном напряжении. Для неверного преданный становится воплощением злопамятной ярости. Для преданного неверный становится воплощением своих прегрешений, которые никак не искупить. Подобные браки иногда выживают, но супругов настигает эмоциональная смерть. Как бы то ни было, когда случившаяся в прошлом измена становится центральным звеном в жизни пары, сломанное восстановлению не подлежит. Отношения навсегда остаются испорченными.
Строители
Второй сценарий характерен для партнеров, которые остаются вместе, потому что ценят обязательства друг перед другом и построенную вместе жизнь. Они небезразличны друг другу и хотят сохранить семью и свой круг. Эти пары могут оставить измену в прошлом, но не обязательно преодолевают ее. Их браки становятся более или менее мирной версией довоенного статус-кво – все возвращается на круги своя, а их отношения не претерпевают существенных изменений.
Измена разоблачается в отношениях, но при этом и сама разоблачает многое об отношениях. Она проливает свет на их структуру – трещины, неравномерное распределение нагрузки, осадку, плесень, а также крепкий фундамент, прочные стены и уютные уголки. Строители сосредотачивают свое внимание на этих плюсах. Они не пытаются произвести перестройку, а просто хотят вернуться в знакомый дом и отдохнуть на любимом диване. В процессе они вносят необходимые изменения, обновляют свои клятвы и заделывают все протечки. Хотя проблеск страсти порой опьяняет, они ужасаются перспективе все в одночасье потерять. В итоге ложь становится для них бременем и больше не дает приятного возбуждения, а потому они радуются, когда роману приходит конец. В конце концов весь этот эпизод забывается как странная аномалия.
«Отчасти я была разочарована, что не нашла в себе сил уйти от мужа. Я гадала, не упускаю ли любовь всей своей жизни, – вспоминала Джоанна по окончании страстного романа с Джароном. – Но отчасти я радовалась, что решила остаться и не разрушать семью».
Они с мужем едва не развелись. Джоанна не верила, что муж сможет ее простить, а ей нужно было, чтобы он ее простил, потому что только так она могла простить себя. Когда прощение пришло, оно появилось «не с фанфарами прозрения, а с болью, которая собрала свои вещи, упаковала чемодан и незаметно ускользнула прочь среди ночи», как сказал Халед Хоссейни.
Лайл сильнее сожалеет о случившемся. Вспоминая о краткой влюбленности в коллегу, он говорит: «Я никогда не думал о романе на стороне. Я ценил свой брак – я люблю и уважаю жену – и не хотел бросать детей. Я и сейчас чувствую себя виноватым. Полтора года спустя мне пришлось бы обращаться к терапевту уже с другой женщиной. И все же мне очень жаль, потому что секс с моей женой всегда был скучен – она никогда не проявляла особого интереса к нему и понятия не имеет, как это важно для меня. В этом отношении у меня нет надежды. Но я все равно предпочту посмотреть порно и не ввязываться в неприятности, чтобы не рисковать потерей семьи».
Для строителей сексуальное разочарование и то, что они называют эгоцентричными желаниями более романтической «самореализации», не являются достаточно сильными стимулами, чтобы отказаться от более значимых долгосрочных воздаяний и серьезных обязательств перед семьей и обществом. Такие партнеры предпочитают домашний уют головокружительным рискам романтической любви и сексуальной страсти. Самореализация без этической швартовки кажется им пустой. Они предпочитают глубокую, крепкую любовь и верность. Поступая правильно, они восстанавливают собственную целостность, что для них гораздо важнее любых внебрачных увлечений. Обязательства для строителей превыше всего.
Искатели
Мне особенно интересна третья категория пар – те, для кого измена становится катализатором трансформации. Такие искатели приходят к выводу, что измена сопряжена с невероятной болью, но при этом несет в себе зерно позитива.
Когда знакомый им мир рушится, такие партнеры начинают интересоваться друг другом так активно, как не интересовались уже много лет. Довольно часто с новой силой вспыхивает огонь их желания, в котором сливаются тревога и страсть. Пожар разгорается от одной искры, которой становится страх друг друга потерять. Они становятся ближе – страдают от боли, но при этом чувствуют себя живыми, как никогда.
Искатели показали мне, что лежит в основе крепких отношений. Мэдисон и Деннис всегда казались мне именно такой парой. Разоблачение его измены погрузило их отношения в хаос, но на наших встречах я заметила, что они умеют выражать и признавать огромный диапазон чувств, не требуя преждевременно «поставить точку». Их толерантность к неопределенности и неуверенности позволила им проанализировать собственные отношения, что сблизило их еще сильнее.
В отличие от страдальцев, которые склонны держаться за моральные абсолюты, искатели проявляют гораздо большую гибкость. Они с готовностью отделяют неправильное от болезненного, прокладывая более прямую дорогу к прощению.
Через несколько лет, когда я снова связалась с Деннисом и Мэдисон, они подтвердили, что смогли выдержать испытания, так и не обратившись к адвокату по разводам. Их скорбь показала им новые грани их самих и друг друга. Их первому браку настал конец, его было уже не вернуть, но они решили вступить во второй. В процессе они смогли расширить свой эмоциональный диапазон, выучив урок неверности.
Когда Деннис и Мэдисон говорят об измене, очевидно, что они считают ее всего лишь одним – и не самым важным – событием в истории их отношений. Об успешном преодолении кризиса свидетельствует даже выбор слов: вместо «ты» и «я» они теперь говорят «мы». Мэдисон не говорит: «Ты сделал мне больно». Вместо этого они оба говорят: «Мы столкнулись с кризисом». Это их общий опыт. Теперь они вместе пишут сценарии, подписывая их обоими именами. Начавшееся за пределами отношений теперь нашло место внутри. Для Мэдисон и Денниса измена стала вехой, которую они включили в географию своей совместной жизни. Что самое важное – они понимают: однозначных ответов не существует, а потому готовы обсуждать предательство, принимая неизбежность собственных слабостей.
Отношения Мэдисон и Денниса теперь кажутся гораздо более богатыми и интересными, но вместе с тем и менее защищенными. Они добавили новизну к прочности, загадку к близости и риск к предсказуемости. «Не знаю, куда это нас приведет, но скучать нам точно не приходится», – говорит Деннис. Если прежде они стояли в тупике, то теперь не знают, куда их выведет дорога. Но это в большей степени волнует, чем пугает, а потому они по-прежнему вместе. Чтобы восстановить отношения, нужно узнать друг друга заново.
Чему брак может научиться у неверности?
Одни отношения умирают, другие выживают. Какие уроки дает неверность всем тем, кто влюблен? Надеюсь, эта книга помогла вам понять, что измены бывают разными, но в лучшем случае они способствуют трансформации пары. В первой главе я сравнила измены со смертельными болезнями и сказала, что, хотя многим людям болезнь дала возможность изменить жизнь к лучшему, рекомендовать измену – все равно что рекомендовать заболеть раком. Но многие хотят знать, чему можно научиться у измен, не изменяя при этом партнеру. Вопросов всего два: как лучше защитить отношения от измены? и как привнести эротическую энергию запретной любви в законные союзы?
Ответ не очевиден. Стремление защитить свой брак естественно, однако, следуя типичным рекомендациям по защите от измен, вы рискуете вернуться на путь жестких ограничений. Запрет на дружбу с противоположным полом, урезание задушевных контактов с другими, отказ от неформальных разговоров, ограничение онлайн-активности, запрет порно, ненавязчивая слежка за партнером, исключительно совместные дела, вычеркивание из жизни бывших – все эти оборонные меры могут обернуться боком. Кэтрин Франк весьма убедительно доказывает, что «оборона брака» приводит к его гибели. Когда пара пытается защитить отношения посредством слежки и ограничений, партнеры рискуют добиться обратного – «усиления эротизации нарушений». Чем больше мы пытаемся подавить свои первобытные инстинкты, тем сильнее бунтуем.
Ирландский поэт и философ Джон О’Донахью напоминает нам: «Любовь всегда наносит неожиданный удар. Защититься от любви нельзя, от нее не спасают ни соглашения, ни обязательства. Даже полностью изолированная жизнь, где личность всецело контролируется, все дни расписаны по часам и все делается по графику, не застрахована от появления неожиданной искры, которая начинает разгораться, пока не превращается в неугасимое пламя. Сила Эроса всегда приносит волнение; в сокрытом от чужого глаза человеческом сердце Эрос спит очень чутко».
Наши романтические идеалы переплетены с представлением, что идеальный брак должен ограждать нас от влияний эроса. Мы отвергаем наши бурные желания как незрелость, которую надо перерасти, и удваиваем усилия при обеспечении комфорта и безопасности, которые, как замечает Стивен Митчелл, столь же иллюзорны, как наши самые страстные фантазии. Мы можем жаждать постоянства и трудиться во имя долговечности отношений, но они нам не гарантированы.
Вместо того чтобы изолировать себя, ошибочно полагая, что «со мной такого точно не случится», мы должны научиться жить с неуверенностью, соблазнами, искушениями и фантазиями – как собственными, так и своих партнеров. Пары, которые свободно обсуждают свои желания, даже если они не направлены друг на друга, парадоксальным образом становятся ближе.
Искатели идут по этому пути. Их браки могут быть как открытыми, так и закрытыми по структуре, однако все они открыты в своей коммуникации. Они заводят разговоры, которых не заводили до измены: искренние, опасные, эмоционально рискованные разговоры, подстегивающие любопытство к человеку, который кажется одновременно знакомым и совершенно незнакомым. Давая друг другу свободу в отношениях, мы уже не столь сильно хотим искать ее на стороне.
Более того, признавая существование третьего, мы подтверждаем эротическую автономию своего партнера. Мы признаем, что его сексуальность не вращается исключительно вокруг нас, как бы нам того ни хотелось. Партнер может решить, что будет делиться ею только с нами, однако ее корни глубоки. Мы получатели, а не единственный источник многочисленных страстей. Признание независимости партнера становится одним из потрясений неверности, однако ему под силу снова разжечь эротическое пламя дома. Пугая нас, оно в то же время способствует близости.
Что насчет доверия? Доверие стоит в центре брака, а измены доверие подрывают. Многие из нас полагают, что, чтобы доверять партнеру, мы должны все знать. Мы путаем доверие с безопасностью, ограждая себя от риска почувствовать боль. Мы хотим гарантий, что партнер всегда поддержит нас и никогда не будет столь эгоистичен, чтобы поставить свои нужды выше наших чувств. Мы требуем уверенности – или хотя бы ее иллюзии, – прежде чем позволяем себе стать уязвимыми перед партнером.
Но можно и по-другому смотреть на доверие, считая его силой, которая помогает справляться с неуверенностью и уязвимостью. Рэйчел Ботсман утверждает: «Доверие – это уверенные отношения с неизвестным». Смирившись с мыслью, что нам не получить той уверенности, которой мы так жаждем, мы сможем переосмыслить доверие. Да, доверие строится и укрепляется поступками, но в то же время остается прыжком в неизвестность – «риском, который притворяется обещанием», как пишет Адам Филлипс. Измена бросает пару в новую реальность. Партнеры, готовые и дальше пойти вместе, обнаруживают, что для них доверие больше не зависит от предсказуемости, а становится активным взаимодействием с непредсказуемым.
Измены также учат нас, что для большинства запретный плод сладок. Стабильным парам нужно найти способ нарушать правила вместе, а не ставить под удар друг друга или свой союз. Их запретные действия не обязательно должны быть драматичны, безрассудны или рискованны, но обязательно – самобытны. Я могу предложить кое-какие примеры, однако универсальных решений не существует. Только вы знаете, когда нарушаете собственные правила и выходите за пределы своей зоны комфорта. Только вы можете почувствовать, что активирует эротическую энергию – энергию жизни – в ваших отношениях.
Виола и Росс с этой целью создали тайные электронные адреса, посредством которых обмениваются личными сообщениями эротического содержания во время встреч, прогулок с детьми и родительских собраний. Аллану и Джой достаточно просто иногда оставлять детей с бабушкой и уходить на всю ночь танцевать. Безудержные танцы – прямая противоположность регламенту семейной жизни. У Бьянки и Магса нет возможности выбраться из дома, но им тоже хочется подчеркнуть, что они не только родители. Раз в неделю они укладывают детей спать, зажигают свечи, красиво одеваются и устраивают свидание дома. Они называют это «встречей в баре».
Алия снова начала петь. Ее муж Махмуд, с которым они вместе десять лет, приходит посмотреть на нее. Он просто сидит в дальнем углу клуба как обычный зритель и смотрит на жену глазами незнакомца. Рита и Бен посещают специально подобранные секс-вечеринки, где говорят только по-французски. Нейт и Бобби любят время от времени вернуться домой, после того как отвезли близнецов в детский сад, и спокойно позавтракать вместе. Эмбер и Лиам вместе ищут в Интернете красоток, которых потом приглашают к себе поразвлечься.
Рикки и Уэс дали друг другу право флиртовать, не переступая черты. Рикки говорит, что заигрывания парней «ласкают ее самолюбие». Уэс тоже не теряет времени зря. Видя, как за ним увиваются девушки, Рикки чувствует себя лучшей, когда он уходит домой с ней. Отвергая других, они подтверждают, что довольны выбором друг друга. Они играют со своими желаниями, но направляют энергию обратно в свой брак. Обязательства и свобода подпитывают друг друга. Обязательства рождают чувство защищенности и открытости, а способность чувствовать себя свободными и живыми друг с другом укрепляет обязательства.
Все эти пары вместе давно. Они решили не игнорировать тягу к запретному, а перенаправить ее силу внутрь отношений. Очевидно, такая тактика углубляет их связь, а чем глубже связь, тем меньше вероятность измены. «Было бы здорово, но оно того не стоит» – такой становится их внутренняя граница. Это не значит, что их отношения защищены от измен. Они прекрасно понимают это, а потому и продолжают добавлять все новые страницы в свои любовные истории.
Наши партнеры нам не принадлежат, мы только арендуем их, а договор аренды не бессрочный. Понимание, что мы можем их потерять, не должно притуплять нашу преданность – напротив, оно должно стимулировать активную вовлеченность в отношения, которую давние партнеры зачастую теряют. Осознание, что наши возлюбленные в любой момент могут от нас ускользнуть, должно лишить нас самонадеянности, ради нашего же блага.
Пробудив поток жизни, мы уже не можем ему противостоять. Противостоять стоит притуплению любопытства, пассивности в отношениях, угрюмой уступчивости и изматывающей рутине. Домашнее уныние зачастую бывает вызвано кризисом воображения.
На пике романа возлюбленные не испытывают недостатка воображения. Они не испытывают и недостатка желания, внимания, романтики и игривости. Общие мечты, влечение, страсть и неукротимое любопытство – всё это естественные ингредиенты неверности. Это также ингредиенты процветающих отношений. Не случайно многие из самых эротичных пар заимствуют свои супружеские стратегии прямиком из сценариев измен.
Об авторе
Психотерапевт Эстер Перель считается одним из самых осведомленных и оригинальных глашатаев современной любви. Она говорит на девяти языках, ведет практику в Нью-Йорке и выступает в качестве консультанта в компаниях из списка Fortune 500 по всему миру. Ее выдающиеся лекции TED посмотрело восемнадцать миллионов человек, а книга «Размножение в неволе» была переведена на двадцать четыре языка и стала международным бестселлером. Перель также является продюсером и ведущей оригинального аудиосериала Where Should We Begin? компании Audible.
Сноски
1
Книга вышла в издательстве «Манн, Иванов и Фербер» в 2015 году.
(обратно)2
Заболевания, передающиеся половым путем.
(обратно)3
Свайп (от англ. swipe – проводить не отрывая, скользить) – имеется в виду популярное приложение для романтических знакомств Tinder, где пользователь свайпает влево или вправо по фото, которые выдает программа.
(обратно)4
Jack Morin, The Erotic Mind: Unlocking the Inner Sources of Passion and Fulfillment
(обратно)5
Магнитно-резонансная томография (МРТ) — способ получения томографических медицинских изображений для исследования внутренних органов и тканей с использованием явления ядерного магнитного резонанса. Способ основан на измерении электромагнитного отклика атомных ядер, чаще всего ядер атомов водорода, а именно на возбуждении их определённым сочетанием электромагнитных волн в постоянном магнитном поле высокой напряжённости.
(обратно)6
Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР, «вьетнамский синдром», «афганский синдром» и т. п.) — тяжёлое психическое состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций, как, например, участие в военных действиях, тяжёлая физическая травма, сексуальное насилие, либо угроза смерти. При ПТСР группа характерных симптомов, таких как психопатологические переживания, избегание либо выпадение памяти о травмирующих событиях и высокий уровень тревожности сохраняется на протяжении более месяца после психологической травмы.
У большинства людей после психотравмирующих событий ПТСР не развивается.
(обратно)7
Перевод М. Кузмин
(обратно)8
Перевод В. Л. Топоров
(обратно)9
БДСМ — психосексуальная субкультура, основанная на эротическом обмене властью и иных формах сексуальных отношений, затрагивающих ролевые игры в господство и подчинение.
Физиологически в основе БДСМ лежит повышение уровня сексуального возбуждения человека и получения им психофизиологического удовольствия в результате сознательного нарушения тех или иных социально-детерминированных условий или табу, а также (хотя и не всегда) определённых физических воздействий. При этом БДСМ может быть как самодостаточной практикой, не связанной с непосредственным половым контактом, так и являться частью сексуальных действий.
Отличия БДСМ от социально агрессивных и/или преступных действий определяются, прежде всего, жёстким соблюдением участниками БДСМ-отношений рамок SSC (аббревиатура от английских слов safe, sane, consensual) — принципов безопасности, разумности и добровольности. Поскольку в большинстве своём БДСМ-активность предполагает моральные и физические воздействия, для отличия естественных психомоторных реакций человека на дискомфорт и боль от сознательного желания прекратить БДСМ-действия используются специальные механизмы. В частности, в любой момент участник сессии может произнести заранее оговоренный стоп-сигнал (стоп-слово, жест или движение), что будет означать требование безусловного моментального прекращения всех воздействий. Некоторыми парами используется более сложная система сигнализации, которая также позволяет подчинённому партнёру сообщать о допустимости конкретного вида воздействия или силы воздействия.
(обратно)Оглавление
Благодарности Введение Часть I Неверность Глава 1 Новый разговор о браке и неверности Глава 2 Определение неверности. Считать ли болтовню изменой? Глава 3 Измены уже не такие, как раньше Часть II Последствия Глава 4 Почему предательство так ранит. Гибель от тысячи ран Глава 5 Магазинчик ужасов. Правда ли, что одни измены ранят сильнее других? Глава 6 Ревность – искра эроса Глава 7 Самобичевание или месть – обоюдоострый кинжал Глава 8 Сказать или не сказать? Политика тайн и откровений Часть III Причины Глава 9 Изменяют даже счастливые люди. В поиске смысла измен Глава 10 Противоядие для апатии. Запретный плод сладок Глава 11 Бывает ли секс просто сексом? Эмоциональная экономика адюльтера Глава 12 Мать всех предательств? Измены в контексте других супружеских прегрешений Глава 13 Дилемма любовника. Разговоры с другими Часть IV Переосмысление Глава 14 Моногамия и ее недостатки. Переосмысляя брак Глава 15 После бури. Наследие измены Об авторе
