Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Глава 1
Протезы для Икара

Чтобы время не мчалось вперед,

Чтобы день не гонялся за днем,

Он часы ненавистные жжет огнем.

Пикник. Азбука Морзе

1.1. Нарратив с бородой

Психоанализ пишется клиентами. Поэтому обречены на застой специалисты, которые с умным видом постоянно что-то записывают в блокнотик. Вы все равно не сможете извлечь информацию из потока свободной речи клиента. Свободная речь несет информацию только для самого говорящего. Слушатель получает не информацию, а аффект.

Далеко не все аналитики могут спокойно выносить аффекты, которыми одаривает их клиент. Поэтому они изобретают защитные средства вроде конспектирования, переспрашивания, обильных интерпретаций. Беседа с подобными специалистами может быть содержательна и интересна клиенту, но бессознательное в этом разговоре почти не участвует.

Отбросив методологический пафос, скажем проще: нам лень делать записи во время сеанса. Протоколы сессий и их перечитывание, диктофонные записи и их переслушивание – это попытка обнаружить в переваренном тортике следы сливочных розочек. Жак Рансьер^[1] использовал меткое выражение «немая речь». Звуковые файлы, исписанные тетрадные листы, клинические отчеты, доклады на конференциях – все это немая речь. И ведь есть клиенты, которые посещают конференции, где «блистают» их аналитики. И ведь есть аналитики, которые этим положением дел гордятся. Но это немой диалог. Там нет свободной речи, а значит нет преодоления сопротивления, нет прогресса.

На это модно отвечать, что сопротивление вовсе не обязательно преодолевать, что клиенту должно быть комфортно. Отдельные личности всерьез говорят о каком-то экзистенциальном поиске смысла^[2], об обретении счастья в кабинете, о втором рождении личности. Фройд доказал^[3], что если счастье в условиях нашей культуры вообще существует, то достигнуть этого счастья субъект должен сам. Вне кабинета. На этом вопрос о счастье считаем закрытым. Мы не в утешителей играем, мы решаем конкретные проблемы.

Человек – это бог на протезах^[4]. Психоанализ эти протезы чинит. Иногда учит ими правильно пользоваться. Вот что происходит в кабинете.

Но иногда психоаналитику удается чуть больше: придумать новую модель протезов и запустить ее в серийное производство, заменить деревяшку на бионическую ногу, инвалидную коляску – на искусственный позвоночник, крылья Икара – на реактивный ранец. Однако для этого в кабинет должен прийти сам Икар и громко заявить, что перья и воск ему надоели.

Клиент, о котором сейчас пойдет речь, гениально сыграл роль Икара, перевернув греческую трагедию с глиняных ног на голову. Его случай позволил психоанализу отрастить дополнительную пару крыльев и значительно ускорить решение целого ряда типичных проблем. Случай Икара^[5] – так и условимся называть эту отправную точку. Тем более, что наш Икар дал согласие на публичный пересказ только аналитической сути его истории. От любых намеков на возраст, происхождение, место проживания, профессию и семейное положение он просил воздержаться. Тем лучше, потому что эти сведения нам не понадобится (когда они вообще были полезны для разбора случаев из практики?).

Клиент обратился по поводу панических атак. Это комплекс психосоматических реакций, который принято связывать с так называемой социофобией. В местах большого скопления людей у клиента учащался пульс, происходило интенсивное потоотделение, сбивалось дыхание. Прямой зрительный контакт со случайным прохожим или обслуживающим персоналом запросто мог вогнать мужчину в состояние ступора. Разговоры по телефону или скайпу никаких проблем (предсказуемо) не вызывали.

Клиент сам выбрал кушетку (в кабинете всегда есть альтернатива в виде кресла) и стандартное расписание – четыре сеанса в неделю по 50 минут. Прямой зрительный контакт отсутствовал (аналитик находился за изголовьем кушетки). На второй сеанс клиент принес большую подушку для более комфортного сидения. Да, на кушетке именно сидят, а не лежат – в немецком языке это отражено буквально. Но клиент, удобно устроившийся с подушкой на психической дыбе, меньше всего беспокоился о лингвистических нюансах. И если вы думаете, что мы сейчас кинемся анализировать роль подушки в бессознательных процессах, то ошибаетесь. Неумение различить главное и второстепенное – один из критериев шизофрении или принадлежности к современным школам «психоанализа».

Что главное на сеансе? Свободное ассоциирование. Но не только. Давайте сразу сделаем обобщение. Главное – это феномен свободной речи, то есть способность субъекта произнести истину о самом себе. Формула, известная еще с античных времен, актуальна в наши дни. На свободную речь способны далеко не все. Субъект испытывает внутреннее сопротивление, колеблется, стыдится. Именно сопротивление подвергается психоанализу в первую очередь. Если клиент не сопротивляется, то вы вяло работаете.

Задача аналитика – вернуть клиенту свободу речи. Дальше психика сделает все сама. Логичный вопрос: как именно освободить речь? Зависит от архитектуры внутренней тюрьмы. Планы побега из лагеря классического невроза (навязчивость, истерия, фобия) давно нарисованы и изучены. Психотические лабиринты тоже усыпаны цветными нитками Ариадны и ее многочисленных потомков. В этой книге мы разберем новый тип психической неволи, когда субъект находится в плену у собственного времени. И подготовим типовой план побега.

Насколько свободной была речь Икара на первых сеансах? В плане содержания – вполне. Но в анализе стоит обращать внимание на структуру. Говорить можно что угодно, но не как угодно. Рассказы Икара больше напоминали ролики популярных видеоблогеров или посты в соцсетях. Обилие междометий, сокращений, неоконченных предложений. Изложение обладало ярко выраженной дискретностью, то есть хорошо разделялось на смысловые блоки. Внутри каждого блока не было никаких проблем с логикой, целостностью – завершенная мысль, твит.

Явилось ли это следствием долгого сидения в интернете? Мы не склонны к линейным и топорным выводам. Пусть о вреде интернета кричат на каждом углу печально известные дамы из политической периферии. Вреден не интернет как таковой. Это инструмент хранения, обмена, создания, массового распространения и обсуждения информации. Этот инструмент используется, среди прочего, для самообразования, развлечения и общения. Или имитации такового. Так получилось, что этим инструментом стало активно пользоваться большинство. Опасен и уродлив не интернет, а часть общества, наполняющая его информационным шумом.

Не хочешь, чтобы психическая проказа поразила тебя через открытый информационный канал, – соблюдай правила информационной гигиены. Соблюдал ли эти правила наш клиент? Судя по его привычкам, уровню интеллекта и содержанию рассказов – определенно. Почему же мы так прицепились к структуре, к форме?

Потому что психоаналитический субъект не просто рассказывает. Его речь, во-первых, обращена к кому-то, кто в кабинете не присутствует. Во-вторых, она зависла где-то между обычным рассказом и бессвязным потоком речи. Достигается этот эффект просто. Речь клиента можно разбить на смысловые блоки. Каждый блок обладает внутренней логикой, завершенностью, содержанием, основной мыслью. Содержание каждого блока можно кратко пересказать своими словами. Однако взаимное расположение блоков таково, что пересказ всего потока речи невозможен в принципе.

Это свободная речь? Нет. Пока еще нет. Это один из методов ее достижения. Так называемая нарративная практика. Или просто нарратив. Свободная речь является тем пределом, до которого нарратив достигает своего расцвета и за которым он исчезает. Отбрось лестницу, по которой только что забрался^[6]. Нарратив – это лестница к речевой свободе. Когда вершина достигнута, психоанализ переходит в новое качество. Он как бы уже не нужен, но некоторые клиенты продолжают посещения, потому что в присутствии аналитика им привычнее и легче переходить в режим свободной речи. Рассуждать вслух можно и без аналитика, и вообще без третьих лиц. Поэтому величайшая загадка: что тянет в кабинет клиентов, успешно решивших свои проблемы? Возможно, привычка. Или бессознательная эстетика. Или регрессия, то есть возвращение к более древним механизмам мышления и речи. В частности, к нарративу.

Нарратив позволяет клиенту не цепляться за глобальную логику рассказа. Не нравится тема – переходи к другой. Всплыла из бессознательного болота ассоциация – перепрыгивай на новую психическую кочку. Только перед прыжком все-таки заверши мысль, которую в данный момент говоришь. Это очень важный момент: гармония свободы и самодисциплины, локальной логики и глобального произвола. Управляемый хаос.

В жизни мы не любим договаривать ровно потому, что из-за одной фразы нас заставят говорить еще пару сотен. Оправдываться, доказывать, спорить… В психоанализе этого нет. Высказал мысль – молодец, дальше выбирай любую другую и работай с ней. И так далее. Об этом многие аналитики забывают, поощряя клиента к словесному бардаку. Но субъект мыслит с помощью речи. Дезорганизация речи быстро расшатает вашу нейронную сеть. Мозг привыкнет к тотальной незавершенке, распаду, фрагментарности. По-гречески – к схизису, или же шизису. Подобный подход характерен для последователей Мелани Кляйн, которые не имеют никакого отношения к психоанализу. Кляйнианцы создают устойчивое впечатление травмированных недалеких людей. Они не могут устоять перед соблазном и превращают клиента в подобное себе параноидно-шизоидное существо^[7].

Короче говоря, нарратив – это группа завершенных рассказов, объединив которые мы не получим один большой рассказ. Максимум: сильно бессвязную повесть с множеством сюжетных линий. В интернете нарратив выглядит, как группа завершенных постов, видеороликов или твитов, объединенных в уютный блог ни о чем. Эта книга является продуктом авторских экспериментов с нарративными техниками^[8].

У нарратива должен быть хотя бы один читатель или слушатель. В кабинете психоаналитика этот слушатель один-единственный – сам психоаналитик. Запись речи клиента в тетрадочку или на диктофон разрушает эту единственность, происходит онемение нарратива. Почему? Разве что-то оказалось утеряно? Наоборот – появилось лишнее свойство. Немую речь можно формализовать и пересказать всю целиком. Эта глобальная целостность противоречит логике нарратива.

Клиенты приходят на прием, спасаясь именно от целостности, от монолитности, от необходимости глобально разворачивать, мусолить одну и ту же мысль. Они устали от монотонных споров и толстых книг, содержание которых можно пересказать одной фразой. Спрашивается – зачем время тратили, если хватит нескольких слов или маленького штампа о разводе? Пары распадаются, когда партнеры начинают требовать друг от друга слишком много объяснений, когда перестают прощать резкую смену темы.

Эта фаза агонии имеет обыкновение затягиваться, и именно в этой фазе один из партнеров находит «психолога», который только усугубляет положение, советуя как можно чаще говорить по душам. Говорить не о чем, обсуждать нечего – все уже сказано. Вы либо находите новые совместные интересы (?-9)^[9] и обновляете взаимное влечение, либо не надо тратить нервы. И время. Ну вот, вернулись к корневой теме этой книги: время и причины его бездарной траты. А вы сидели и думали: «К черту эту лирику, что там с клиентом?». Возвращаемся к клиенту и особенностям его нарратива.

В стандартных рассказах повествование идет из прошлого в будущее. В произведениях посложнее допустимы флешбэки, перемещения во времени, параллельные сюжетные линии. Стоит ли говорить, что блоки нарратива хронологически перемешаны. Классический анализ подобен раскопкам, движению от настоящего в прошлое. Субъект мог скакать с одной сюжетной линии на другую, бегать по кругу, ползти по спирали, метаться из угла в угол, лететь по параболе Лобачевского^[10]. Но даже за самым нелинейным изложением предполагался какой-то вектор, направленный в сторону прошлого. Все воспоминания, влечения, сновидения, мысли существовали в большом общем психическом пространстве. И, что более важно, у них было общее время. Все объекты психики носили с собой абстрактные часики, синхронизированные между собой^[11].

В этой книге мы подвергаем сомнению темпоральную однородность. Пора признать: нет никаких предпосылок считать, что психика воспринимает физическое время как целостный феномен. Совсем наоборот! Психоаналитическая практика (не говоря уже о теории) заставляет нас полагать, что появление единого психического времени, является совершенно особым событием. И достижение это весьма зыбкое – целостность времени утрачивается при первой возможности.

Если вдуматься, идея не такая уж и новая. Фройд не раз указывал на то, что целостность Я – это заблуждение. Я изначально не имеет никакой монолитной структуры. Это совокупность изолированных друг от друга «островков», потерявшихся в бескрайнем океане Оно.

Лакан^[12] лишь повторил вслед за Фройдом, что «субъект психоанализа расщеплен», немного огламурив этот тезис и лишив содержательности. Что обеспечило ему мировую известность. Еще две идеи, с которыми Лакан ассоциируется у массового сознания, тоже принадлежат не ему. Понятийную пару «означаемое – означающее» придумал Фердинанд де Соссюр^[13]. Категорию «Другого» впервые ввел, сам того не заметив, Фройд^[14]. Вместо строгих формулировок модный французский философ очень любил красивые фразы и длинные пространные трактаты. Его больше увлекал процесс изобретения словесных франкенштейнов. Примерно тем же сейчас занимаются феминистки, приклеивая политкорректные суффиксы ко всем словам и штампуя квазиюридические категории на все случаи жизни.

Но оставим несчастного Лакана в покое. Нас ждет субъект, возможно и не «расщепленный», но явно испытывающий трудности в общении со стихией времени.

1.2. Икар против Хроноса

После первых сессий сложилось впечатление, что предстоит длительный анализ с сомнительными перспективами. Большой удачей казалось простое нахождение компенсаторного ресурса без перехода в гиперкомпенсацию (компенсация, которая сама нуждается в компенсации).

Откуда такой пессимизм? При социофобии вытеснение не играет главной роли в динамике анализа. Просто Я испытывает перегрузку либидо, поэтому стандартная процедура изучения незнакомой реальности (обстановка, люди, коммуникативные задачи) обретает яркую эмоциональную окраску (?-8).

Если что-то и вытеснено, то это сам опыт панических атак и сопряженное с ним чувство стыда. Как известно, серая масса реагирует на панику социофобов агрессивно: будь то прямая агрессия или агрессия в форме заботы. Что лишний раз подтверждает адаптивные истоки социофобии. Но и это вытеснение слабое и снимается в преддверии сна. Мозг начинает активно вспоминать, как хозяйка постеснялась заказать кофе. Или как у хозяина заплетались ноги, потому что позади шли две хихикающие девушки.

Ну а как вы хотели? Либидо возвращается от нагруженных посторонних объектов, потому что те потеряли актуальность. Зачем было нагружать все подряд объекты, если их мимолетность была очевидна? Затем, что избыток либидо легче раздать всем желающим и не желающим, чем пытаться усмирить. Усмирение, конечно, рано или поздно предстоит – для этого и существуют разные практики заботы о себе^[15]. Необязательно психоанализ. Можно и вязанием заняться. Но у автора нет опыта вязания – только психоаналитическая практика (не считая хорроров, политических авантюр и управления хаосом).

К чему мы так подробно и нудно рассказываем о социофобии? К тому, что ничего из перечисленного в анализе Икара не наблюдалось. Избыток свободного либидо в Я и слабое вытеснение, вопреки обыкновению, не подталкивали клиента к ассоциированию или эмоциональному отыгрыванию.

Для обозначения эмоций клиент использовал не более трех разных категорий: стыд, обида, скука. Однако рассказы о самих панических атаках явно заставляли клиента переживать (голос дрожал, появлялись неконтролируемые модуляции). На прямые вопросы о своих ощущениях и тем более о своих мыслях (ассоциациях) на эту тему Икар отмалчивался.

Казалось, клиент сочетает две противоположности: социофобию и алекситимию (трудность в словесном выражении эмоций). В (?-11) мы немного рассказали о противоборстве этих двух психических свойств, но тогда более подробные объяснения были неуместны. Сейчас нам понятно, что и алекситимия, и социофобия суть нити одного клубка, единого комплекса, намотанного на веретено психического времени. Это значит, что глупо метаться между двумя диагнозами, поднимая панику из-за перетекания одного в другой.

Но в тот момент мы не имели ни малейшего представления о комплексе Хроноса и о математической модели психопатий. Перед нами (вернее, за нами) был клиент, который исправно, но отрешенно перечислял различные эпизоды из детства. Не потому, что ему хотелось о них рассказывать, а потому что он «прочитал о важности детских травм».

Вы прекрасно знаете о стандартных психических защитах и сопротивлении. Психика субъекта мешает психоанализу, чтобы неприятное содержание оставалось под замком в бессознательном. Самое мощное сопротивление, вопреки расхожему мнению, проявляется не в молчании. Молчание лечит и помогает субъекту собрать волю в кулак для одного мощного удара по плотине психической цензуры. Хуже, когда клиент «из уважения к аналитику» что-то рассказывает, иногда изображая свободные ассоциации. Но ни одна нить его нарратива не тянется к клубку проблемного комплекса.

Говорить такой клиент мог долго и безрезультатно (как автор сейчас). Поэтому всегда стоит обращать внимание не на содержание нарратива, а на его структуру и лингвистические особенности.

Обнаружилось, что клиенту трудно определить, какие эпизоды из его рассказов случились раньше (или позже) других и сколько времени прошло между ними. Вытеснению подвергались не события, а их хронология.

Например, клиент мог сказать: «Когда я учился в третьем классе, произошло событие А» и далее «Когда я закончил седьмой класс, произошло событие Б». Казалось бы – события А и Б упорядочены, потому что связаны с номерами классов. Однако спросим клиента «Какое из событий: А или Б – произошло раньше?». Он ответит упорным молчанием.

«Раньше» – это сравнение двух событий, сравнение их положений в потоке времени. Если вернуться к абсолютному времени, то клиент с легкостью воспроизводит прежнюю привязку событий: «Событие А произошло, когда я учился в третьем классе, событие Б – после седьмого». Здесь события – это просто неподвижные верстовые столбы вдоль неподвижной дороги. Потока нет. Если не напоминать рассказчику, что условная дорога символизирует время, то все в порядке.

То есть психика по какой-то причине испытывает неудовольствие от осознания времени. Но полностью вытеснить хронологию означает потерять себя и свое прошлое. Приходится идти на компромисс, воспринимая темпоральные отношения как отношения иного рода. Например, пространственные или причинно-следственные. Или, как у Икара, привязывать их к карьере или учебе, то есть к неподвижным ступеням неподвижной иерархии.

Эффект сохранялся, когда клиент говорил и о ближайшем прошлом. Пример.

Кл. (Клиент): Утром я твердо решил, что пора менять обстановку. Позвонил знакомому архитектору. Двухэтажную пристройку снесут в мое отсутствие.

А. (Аналитик): Вы позвонили архитектору до сеанса или после?

Кл.: Утром.

Нет, аналитик не издевается, ему просто нужно оценить масштаб распада хронологии. Хотя после таких вопросов клиент имел полное право сам заподозрить аналитика в неумении слушать и логически мыслить. Зачем отвечать такому «специалисту» на элементарные вопросы? Однако проблемы с хронологией успели распространиться на умение выстраивать причинно-следственные связи.

Кл.: Сестра точно на меня обиделась.

А.: Откуда такая уверенность?

Кл.: Позавчера она проигнорировала мое сообщение в вотсапе. Прочитала, но не ответила. Она редко так делает.

А.: На что она могла обидеться?

Кл.: Я резко с ней разговаривал. На повышенных тонах.

А.: О чем?

Кл.: О ее отношении ко мне, к семейному делу. Что нельзя меня так игнорировать. Я же не просто так совета спрашиваю, а для дела.

А.: Как именно она вас игнорирует?

Кл.: Я же сказал, не отвечает на сообщения. Конечно, это происходит редко, но нельзя же…

А.: Стоп. Сколько раз она игнорировала ваши сообщения за последние три дня?

Кл.: Один раз.

А.: И сколько раз вы с ней об этом говорили?

Кл.: Один раз.

А.: Разговор шел на повышенных тонах?

Кл.: Да. Поэтому она и обиделась.

А.: И проигнорировала то самое сообщение?

Кл.: Да.

А.: И из-за этого вы ей позвонили, поговорили на повышенных тонах, она обиделась?

Кл.: Да.

А.: Так что произошло раньше?

Кл.: (молчит)

А.: Когда она проигнорировала сообщение?

Кл.: Позавчера.

А.: Когда вы с ней говорили на повышенных тонах?

Кл.: Вчера вечером. Я ехал от вас домой, позвонил ей и накричал.

А.: На вчерашнем сеансе вы не упомянули об этом разговоре. (То есть о разговоре, который произошел уже после сеанса).

Кл.: Не знаю. Наверное, не успел.

Последнюю фразу клиента можно уже толковать двояко. Не успел, потому что разговор де-факто еще не состоялся. Не успел, потому что были другие темы для обсуждения. Но уже понятно, что отношение к событиям носит странный оттенок темпоральной неразличимости. Клиент помнит, когда какое событие произошло. Но не может перейти от этого знания к пониманию очередности.

В отличие от большинства «коллег», мы категорически против психоанализа субъектов с психиатрическими диагнозами. Каждый должен мотыжить свой участок. Если есть подозрения на органические расстройства и прочие радости, требующие врачебного вмешательства, то именно врач и должен вмешиваться. Логично, не правда ли? Хотя находятся разные самонадеянные индивиды, всерьез верящие во всемогущество психоанализа. Мы, в силу своей грандиозной скромности, решили не рисковать и посоветоваться со знакомым психиатром.

Знакомый, возможно, не был светилом с мировым именем. Но, что гораздо важнее, на фоне своих коллег он в наименьшей степени подвергся профессиональной трансформации. Случай Икара его заинтересовал. Специалист отталкивался от того, что особые отношения со временем не мешают жизни клиента. Социализация, карьера, семья, творчество – в общем, полная адаптация и сохранность. Панические атаки? По меркам психиатрии это пустяк. Из-за ссадин на коленках не госпитализируют в травматологию, а учат увереннее стоять на роликах.

В конце концов, было предположено, что неприятие потока времени – это побочный продукт психоанализа. То есть это мы сами виноваты, а вне кабинета психика клиента в целом ориентируется во времени. Но что значит «в целом»? Значит, что «почти ориентируется». Но именно почти. Какая-то ее малая область все-таки бунтует против Хроноса. И именно к этому мятежному гарнизону клиент сам нашел тайную тропу, открыв новую главу развития психоанализа.

Было решено продолжить сеансы и просто наблюдать. Знакомый психиатр оказался прав. Никакой клиники – только сопротивление, только артефакты психоанализа.

На очередном сеансе у клиента закончились истории. Вытесненное, подойдя достаточно близко к поверхности сознания, дало о себе знать. Сопротивление Икара было и без того достаточно сильным, чтобы пресекать любые разговоры о времени. Теперь оно усилилось настолько, что погрузило клиента в молчание. Однако не бывает «сопротивления вообще», если только клиент не настроен против психоанализа как такового. Но и в этом случае сопротивляется что-то глубоко вытесненное, вроде бы неназываемое, но совершенно конкретное. Чему же сопротивлялся клиент? Вы уже знаете ответ: времени. Но почему?

Тогда мы не были готовы к подобной догадке. Это было слишком смело, необычно и странно. Всегда существует риск не обнаружить настоящую причину, а навязать клиенту нашу собственную интерпретацию проблемы. Внушаемый субъект может искренне согласиться с выдуманным решением, его симптом исчезнет, но наше понимание человеческой психики от этого не обогатится. Поэтому мы и не торопились с рабочей гипотезой: осознание хода времени доставляет клиенту неудовольствие. Вытесняются не конкретные мысли, а время как таковое. С другой стороны, почему бы и нет? Раздражают же бывших прокуроров фильмы про балерин!

Четверть сеанса прошло в молчании. Наконец, клиенту был задан вопрос о самых ранних воспоминаниях. Стандартный и, как правило, эффективный ход в подобных ситуациях. Клиент охотно рассказал о занятиях в музыкальной школе. Его отправляли туда только потому, что школа находилась через дорогу от дома. Клиент и раньше вспоминал о занятиях музыкой, которые не вызывали у него ни протеста, ни интереса.

Заметим, что в рассказах клиента фигурировали воспоминания и более раннего периода (примерно четырехлетний возраст). Но, во-первых, объективно «более раннее» не обязано совпадать с субъективным переживанием хронологии. Во-вторых, подобный отклик характерен для многих людей, в том числе вне кабинета. Мы используем чужой вопрос как повод, чтобы сказать о чем-то актуальном и важном для нас. Вместо «самого раннего» или «самого свежего» воспоминания мы делимся самым волнующим, актуальным и важным для нашего бессознательного.

Когда вам задают вопрос «с чего началось ваше программирование на С++», вы вряд ли вспомните Hello world или сортировку массива, хотя это был ваш первый код. Вместо этого на ум придет простенькая игра-стрелялка, написанная за пару месяцев мучений.

Любимый прием тех, кто проигрывает в дискуссии и пытается доказать несостоятельность собеседника: «Ты какую последнюю книгу прочитал?». Скорее всего в ответ прозвучит название не последней прочитанной, а посвященной тематике спора (и не факт, что прочитанной). Про то, что нельзя спрашивать о любимых фильмах, мы уже говорили (?-4).

В общем, существует целый ряд вопросов, которые мозг воспринимает как предлог для ответа на свои собственные мысли. И это прекрасно.

Бессознательное клиента было обращено к походам в музыкальную школу, но не к самим занятиям. Просьба вспомнить как можно больше деталей вызвала у клиента некоторое оживление. Его речь ускорилась, отдельные события не были уже столь хаотически разбросаны во времени. Под конец сеанса клиент привел подробное описание внешности нескольких ребят, певших вместе с ним в хоре.

Две следующие сессии клиент озвучивал исключительно воспоминания о походах в музыкальную школу. Судя по голосу, структуре нарратива и общему состоянию, эти рассказы доставляли клиенту явное удовольствие. Сохранялся повышенный темп речи. Один раз клиент даже использовал слово «затем», однако этого было недостаточно для каких-либо выводов (это мог быть не темпоральный союз, а вводное слово).

Наконец, сопротивление еще больше усилилось – мы были на верном пути!

Кл.: Можно я сменю тему? Мне вспомнился один случай из студенческой жизни. Про музыкалку скучно все время рассказывать.

А.: Можно. Только один вопрос – что вы чувствовали, когда про музыкалку рассказывали?

Кл.: Радостно было.

Ан.: Почему? Скучно же рассказывать.

Кл.: Рассказывать скучно. А ходить туда было радостно.

Ан.: Вы вроде говорили, что занятия…

Кл.: (перебивает) Да, однообразные, но и ненапряжные. На (занятиях по) фортепиано мы за один урок успевали разобрать несколько простых этюдов. По клавишам попадать я научился быстро, но были проблемы с ритмом. Тогда И.Л. (имя преподавателя) разрешила пользоваться метрономом и самому выбирать темп.

После этого клиент, как и собирался, рассказал об эпизоде из студенческой жизни. Речь вскоре вернулась к обычному темпу, нарратив потерял целостность. Последние пятнадцать минут сеанса клиент преимущественно молчал, изредка вспоминая фамилии вузовских профессоров, когда и что они преподавали, какими качествами обладали. Под конец в этом перечислении стали мелькать имена педагогов из музыкальной школы. Бессознательное Икара показывало свое намерение говорить именно об этом периоде жизни. И теперь нам было примерно известно, как выглядел заветный ларец из прошлого. Более того, ларец можно было легко достать.

1.3. Теребим метроном

На следующем сеансе клиента ждал сюрприз – метроном на столике около кушетки. Не прошло и пяти минут, как аналитик услышал за спиной характерные щелчки. Клиент стал пересказывать события прошедших выходных. Вскоре его речь замедлилась, он стал делать небольшие паузы. Обычно в подобных случаях он перескакивал на пересказ другого эпизода. Однако вместо этого Икар поменял темп метронома и… продолжил рассказ, как ни в чем ни бывало! Так повторялось до конца сессии: клиент сохранил удивительную стройность и целостность нарратива. И для этого ему нужно было всего лишь периодически (примерно раз в пять минут) менять темп метронома.

Чисто фройдистская интерпретация очевидна. Подвигать ползунок по стержню – чем не замещение навязчивой мастурбационной активности? В пользу легкой навязчивости говорит и выполнение одного из критериев Ясперса^[16]: попытка отказаться от выполнения навязчивого действия ведет к нарастанию тревоги. Повышенная тревожность заставляла клиента перескакивать с темы на темы (в кабинете) и заземлять аффект через панические атаки (вне кабинета). С другой стороны, сам факт нарративных «перескоков» говорит против навязчивости. Субъект, склонный к навязчивостям, повторял бы один-два сюжетных блока по несколько раз.

Как вы прекрасно знаете, навязчивый ритуал является замещением мастурбационной активности^[17]. Если это не вскрывается в анализе, то субъект рано или поздно разоблачает сам себя. Он будет бороться с навязчивыми действиям с помощью других навязчивых действий, постепенно изобретая все новые ритуалы. Каждое следующее звено этой ритуальной цепочки будет все больше походить на классическую мастурбацию – психика банально устанет вытеснять «запретный» процесс. Но клиент не пытался как-то противостоять своей склонности «теребить метроном». Напротив, он прямо поблагодарил аналитика за щелкающий агрегат.

Почему мы заострили внимание на этом нюансе? Потому что слишком часто слова «мастурбация» и «навязчивость» ставятся рядом. Это не по-фройдистски, так как у мастурбационной активности (и ее заместителей) есть важная психосексуальная функция. Факт, что мастурбация полезна для снятия стресса уже не вызывает удивления или отторжения (мракобесов и мнение большинства не учитываем, мы же центристы). Но это лишь следствие более фундаментального процесса – регрессии.

Зрелая сексуальная конфигурация, равно как и высокий социальный статус – штуки крайне энергетически затратные, они требуют от нас самоконтроля и умения отказывать себе в преждевременной или неэффективной разрядке. Будь то перевозбуждение на этапе предварительных ласк (в сексуальной сфере) или желание закатать в асфальт недобросовестного подрядчика (в социальной сфере). Или возвращение к отождествлению сексуальности и агрессии. Что для того же подрядчика было бы чревато анальной карой.

Проблема слишком быстрой или слишком долгой разрядки давно стала одной из самых обсуждаемых проблем. Эта тема превратилась в культурный феномен – вокруг преждевременного (реже – заторможенного) семяизвержения строятся шутки, конфликты, характеры персонажей.

Контроль над ситуацией, над собой, над своими влечениями, необходимость ждать и, особенно, оттягивать разрядку ради другого человека – все это требует психического напряжения. Поэтому мастурбация была и будет одним из спутников самых счастливых супружеских пар (особенно взаимная или совместная). Так партнеры лучше узнают друг друга и синхронизируются. В общем, если вы находитесь в состоянии стресса, сходите сбросьте напряжение и возвращайтесь к чтению…

Сходили? Молодцы.

Также благодаря регрессии субъект может побыть настоящим эгоистом, расслабиться, оптимизировать нейронные связи, подрыгать руками и ногами, исполнить все свои желания с помощью мысли… Вы правильно вспомнили про сновидения – они тоже проявление регрессии.

Предельным случаем регрессии является нарциссизм (правильнее – нарцизм) – чувство тотального всемогущества, когда человек творит реальность с помощью мысли. Когда нет задержки между желанием и его исполнением. Если же удовлетворение потребностей происходит мгновенно, то психика просто не узнает о существовании времени! Иными словами, регрессия и психическое время исключают друг друга. А вы думали, мы просто так вас теорией грузим (и мастурбировать заставляем)?

Теперь для вас совершенно очевидна психоаналитическая близость упомянутых явлений: регрессии, мастурбации, нарциссизма, отсутствия времени. Клиенту не хватало всего вышеперечисленного. Он погряз в самоконтроле. Притом это был не контроль Сверх-Я, которое требует невозможного и идеального. Это был обычный «тактический» контроль над реальностью и самостью, за который отвечает Я. Клиентское Я слишком усилилось, там образовался избыток свободного либидо, поэтому возникла социофобия.

Забавно, что Фройд видел главной целью психоанализа именно усиление Я клиента^[18]. Он был прав – в ту эпоху человеку с детства стимулировали рост Сверх-Я. В наше время воспитание делает упор на Я. Получается, цель психоанализа можно обобщить: развитие личного психического иммунитета к избыточному влиянию общества.

Почему же мы не сообщили клиенту об этой великой цели и о наших мелких соображениях касательно регрессии и всего остального? Потому что не надо лезть к людям со своими интерпретациями. Прямая интерпретация – это провокация, агрессия, усмирение пограничных личностей, встряска, перезагрузка всего аналитического процесса.

Если все идет по плану, то вы можете просто обнулить успех своей погоней за триумфом или за ролью главного разоблачителя. Зачем? Сидите, молчите. Желательно в тряпочку. Не получается – попробуйте молчать в тряпочку, пропитанную хлороформом.

Клиент все про себя знает, просто ему нужно время, чтобы все это осознать и высказать. Мы лишь можем предложить источник времени: например, метроном. Если он не может это высказать в вашем присутствии – тем хуже для вас как для специалиста.

Метроном позволил Икару частично регрессировать, поэтому его нарратив обрел беглость и свободу. Теперь нужно было соблюдать молчание и осторожность. Вытесненное обрушилось лавиной, камни аффектов и ассоциаций набирали скорость. Клиенту было не до аналитика – он выговаривался, открывая давно забытые стороны своей личности. Спустя десяток сеансов самоанализа (аналитик присутствовал в качестве декорации), клиент вернулся к теме панических атак. Выяснилось, что они уже две недели его совершенно не беспокоят.

Клиентам, которые не прерывают анализ сразу же после решения основных проблем, надо ставить памятники! Одно дело, когда человек докапывается до патогенного вытесненного, симптом исчезает (вместе с клиентом). Это всего лишь монетка в копилку практических результатов. А уж мы потом сидим и теории выдумываем. Другое дело, когда сам клиент, уже распутав патогенный клубок, бережно прослеживает траекторию каждой ниточки и делится результатами с аналитиком. Это как сравнивать переживших клиническую смерть с профессиональными танатонавтами^[19].

Кл.: Я понял, почему мне не нравятся люди. Когда людей много, они превращаются в поток. Поток течет … У потока есть напор, скорость, разные числа в общем. Мне не нравится, что у потока людей свои внутренние законы, которых я не понимаю. Я вынужден подчиняться законам, которых не знаю! Идти с чужой скоростью, смотреть в одну сторону, уворачиваться. Я не хочу плыть по течению, по их течению, потому что оно слишком монотонно.

А.: Время течет монотонно.

Кл.: Это меня и пугает.

А.: Монотонность? Не пугайтесь, в масштабах вселенной время течет с ускорением.

Кл.: Все равно неприятно.

А.: Значит, пугает не монотонность?

Кл.: Значит… Меня вымораживает то, что время течет, никого не спрашивая.

Сильное признание. Многим оно покажется очевидным, если бы не терапевтический эффект. Мысль о времени была не просто неприятной, она была травмирующей! Настолько, что психика ее активно вытесняла в бессознательное, расплачиваясь паническими атаками, искаженным восприятием и парой мелких неврозов. Когда же сознание захотело вместить течение времени, сошла на нет и симптоматика. Вот это действительно важно.

Получается, отношение со стихией времени – самостоятельный и полноценный источник психических конфликтов. Раньше считалось, что конфликтовать можно только с ценными объектами (родителями, наставниками, возлюбленными). Фройд назвал Эдиповым комплексом все амбивалентные (противоречивые) влечения к родительским фигурам. По Фройду, Эдип является ядром всех неврозов^[20]. Хотя «всех» – это громко сказано, на тот момент в психоанализе выделяли невроз навязчивости, фобию и истерию. Все. Психастению, хоть и относили к неврозам, анализировать не хотели. Теперь оказывается, что конфликтовать можно не с объектами, а с самим временем. Не с реальностью, а с темпоральностью.

Так что же? Не нарисовался ли на горизонте контур нового комплекса, который объединяет все наши конфликты не с объектами, а со временем как таковым? Нарисовался. Правда, пока неясно, какие конкретно проблемы вырастают на почве этого комплекса. И вообще подобные открытия нуждаются в долгом и нудном обосновании… Но мы же договорились – времени мало! И это не научный труд, а чтиво для пляжа или поезда (ну хорошо, и для сортира тоже, но геморрой будет на вашей совести).

Поэтому не мучаем читателя и даем новому комплексу кличку – комплекс Хроноса. И если Эдип был ядром всех неврозов, то Хронос будет ядром всех психозов. Возможно. У нас еще девять глав впереди, чтобы доказать или опровергнуть эту гипотезу. А пока что посмотрим, как Икар научился управлять временем, подчинив своего Хроноса.

Итак, клиента пугает течение времени. Точнее – устойчивое течение. Что требуется? Возможность нарушать устойчивость, изменять скорость течения по своему усмотрению. Сначала в кабинете, с помощью метронома. Потом в любой ситуации без настоящего метронома, используя воображение. Клиент научился детально визуализировать (представлять) метроном. Настолько точно и ясно, что мог как бы слышать щелчки. Так человек как бы слышит звук мобильного, когда ждет звонка; или мелодию шлягера после многократного прослушивания. Когда начиналась паническая атака, мужчина просто передвигал воображаемый грузик, изменяя темп щелчков. Этот нехитрый приеем он распространил на все сложные коммуникативные ситуации: деловые переговоры, семейные разборки, взаимодействие с чиновниками.

В своих рассказах клиент сместился от прошлого к актуальным отношениям и проблемам в семье. Речь постепенно обогатилась свободными ассоциациями. Практически к каждому рассказу присоединялась конструкция вида «это напоминает мне события стольки-то-летней давности». То есть в структуре нарратива появились темпоральные параллели, в которых клиент все увереннее ориентировался.

В конце концов клиент объявил, что достигнутые результаты его полностью устраивают и дальше он намерен работать над собой самостоятельно. Эта решимость резко контрастировала с его первоначальной уверенностью в собственной «тотальной беспомощности». Повторимся, что первые серьезные результаты были достигнуты гораздо раньше окончания анализа. Возможно, клиенту нужно было привыкнуть к новому осознанному материалу, используя кабинет аналитика как своеобразную барокамеру.

Можно было детально расспросить клиента об ощущениях, которые вызывали щелчки метронома. Но, во-первых, мы уже получили ответ: важны не щелчки, не какой-то один ритм, а возможность смены ритма. Во-вторых, высока была вероятность, что эффективность метронома обусловлена личной историей клиента. Отчасти, это было так. Скорее всего, мы так бы и оставили этот случай без теоретической обработки, если бы все зависело только от нас и от нашей глобальной лени. Но, к счастью, психоанализ пишем не мы, а клиенты. И второй изобретатель божественных протезов не замедлил появиться…

Антракт
Карьерная короста

Ипполит Матвеевич не любил своей тещи. Клавдия Ивановна была глупа, и ее преклонный возраст не позволял надеяться на то, что она когда-нибудь поумнеет.

Ильф и Петров. Двенадцать стульев

Олег Иваныч не любил свою квартиру. Там постоянно происходила какая-то муть. Особенно он не любил там спать. Ночью мог запросто закипеть электрический чайник. Эта новомодная скотина свистела громче своих советских предков, хотя никакого свистка у нахала не было. Чем бы ему свистеть? Но он кипел, свистел и надрывался.

Олег Иваныч не любил свой чайник. А кому понравится вставать посреди ночи и выключать свистуна из розетки? Никому, если учесть, что чайник часто находился не на кухне, а в коридоре, в туалете, в глубинах старого шкафа. И свистел там, демонстрируя полную независимость от электричества. Розетки? Какая формальность! Их придумали бюрократы, чтобы экономить электричество.

Олег Иваныч не любил бюрократов, хотя сам был тем еще бюрократом. И соседи его все поголовно были теми еще бюрократами. А без соседей ему пришлось бы совсем туго! Особенно когда среди ночи, разбуженный свистом чайника, Олег Иваныч осознавал, что никакого чайника у него нет. И приходилось будить соседей, занимать у них чайник, включать в розетку, ждать закипания и только потом отключать. Тогда был шанс дожить до утра без приключений.

Олег Иваныч не любил приключения. Но приключения, как назло, подстерегали старого бюрократа на каждом шагу. Каждый шаг отдавался эхом в пустом подъезде, смешивая цвета почтовых ящиков и меняя местами квартиры. Каждый шаг в пустом дворе заставлял соседей следить за прогулкой Олега Иваныча и светить ему в спину лазерной указкой. Каждый шаг за угол дома привлекал внимание странных людей в машинах, чьи номера обязательно складывались в дату смерти какого-нибудь дальнего родственника. Каждый шаг в сторону районной аптеки – и Олег Иваныч забывал свой адрес.

Олег Иваныч не любил районную аптеку. Местный фармацевт постоянно подшучивал над простоватыми покупателями. Например, мог запросто не принять у покупателя рецепт. И заявить, что никакой это не рецепт, а туз пик! И всю очередь подговорить, чтобы они тоже заявили, будто у покупателя не рецепт, а туз пик. Но Олег Иваныч не велся на эту шутку. Он твердо помнил, что не садился играть в карты уже два года. С тех пор, как проиграл своему чайнику последние ключи от чулана.

Олег Иваныч не любил свой чулан. Нет, сам чулан не виноват. Вполне приличная, тихая, темная каморка. Была. Пока два года там не завелся какой-то крикливый доктор. Вернее, самозванец. С чего бы уважаемому доктору занимать чужой чулан? Он громко ругался, обзывал Олега Иваныча психом, грозился вызвать бригаду. Потом стал выдумывать всякие хитрости, чтобы выбраться наружу. Олег Иваныч и рад был бы выпустить этого громкого гостя. И не просто выпустить, а выгнать из квартиры! И с лестницы спустить, если понадобится (хотя Олег Иваныч был очень тихим и интеллигентным бюрократом!). Но открыть чулан не представлялось возможным. Ключ был у чайника (на правах законного выигрыша в карты), и агрегат ни в какую не хотел расставаться с трофеем. Впрочем, и это не понадобилось. Гость со временем освоил правила приличия – хозяин квартиры подавал хороший пример! – и затих.

Олег Иваныч не любил гостей. Их манеры, их привычка принюхиваться и чихать, их странные вопросы, их косые взгляды, их шепот за спиной, их планы убить хозяина квартиры – все лишний раз напоминало Олегу Иванычу о том, что мир окончательно сошел с ума. К этому выводу неминуемо приходит каждый уважающий себя старый бюрократ. Поначалу-то кажется, что все наоборот. Что это ты слегка помешался, а мир нормален. По молодости все неопытные бумагомаратели так думают, но потом они остепеняются, покрываются благородной смесью пыли, чернил и песка. И все становится на свои места. Единственное, что мешает скромному счастью мудреца, так это квартира, чайник, другие бюрократы, приключения, аптека, чулан и гости.

Олег Иваныч решительно не любил все, что мешало его скромному счастью!

Единственное, что Олег Иваныч любил, так это свою работу. Когда он в очередной раз забывал адрес своей квартиры, ноги сами несли его в скромную контору на пересечении двух скучных улиц. Там в календарике у Олега Иваныча был записан и адрес, и расписание аптеки, и имена соседей, и номера особенно подозрительных машин. И нарисован маршрут вечерних прогулок нового участкового врача. На всякий случай.

Олег Иваныч любил ночевать в своем кабинете и работать с документами. Коллеги, не понимая ранимой натуры старого бюрократа, брезгливо называли его кабинет сторожкой, а Главный Документ – журналом посещений. Но это все слова. На деле все коллеги платили Олегу Иванычу дань уважения, записывая в Главный Документ свои фамилии и даты посещений. Какой же Главный Документ без фамилий и дат? И нужно ли что-то Главному Документу для счастья, кроме дат и фамилий?

Олег Иваныч любил даты. Одну дату он запомнил на всю жизнь. В ту ночь он остепенился, превратился из безымянного молодого бумагомарателя в маститого старого бюрократа. Тогда он вышел прогуляться по пустому зданию, для солидности подсвечивая себе дорогу фонариком.

Зайдя за поворот на втором этаже, Олег Иваныч увидел, как две шестирукие старухи, кряхтя и охая, вытаскивают из директорского кабинета несгораемый шкаф, компьютер, офисный стол и самого директора. Олег Иваныч, будучи тактичным и интеллигентным мужчиной, тут же удалился в свой кабинет и подпер дверь тяжелым столом.

Всю ночь к нему кто-то ломился, чтобы поздравить с профессиональным становлением. А как тут не поздравить? Наконец-то Олег Иваныч перестал сомневаться в том, кто именно сошел с ума. Конечно, это мир. Весь мир сошел с ума. И директор, не вышедший на работу в ответственный день. И коллеги, половина из которых уволилась, а половина пропала без вести в течение последних двух лет. И полицейские, в то утро измучившие всех своими вопросами. И соседи, и фармацевт, и главврач, и гость в чулане, и чайник, и квартира. Особенно квартира.

Конечно, мир сошел с ума. А кто же еще? Олег Иваныч, что ли?!

Глава 2
Беспричинно-следственные связи

Два и два равно четырем.

Два ? и два ? равно полному ?.

Никита Джигурда

2.1. Ганьба противоположностей

Следующий случай из практики – противоположность предыдущего. Противоположность не полная, не формальная и не смысловая, а совершенно иного рода. Диалектическая. Как известно, в диалектической логике^[21] противоположности – это не просто статичные полюса и не результат формального отрицания. Нет. Парные противоположности тесно переплетаются, взаимно превращаются, пребывают в единстве и борьбе, движутся навстречу друг другу. Если вовремя не вооружиться диалектической логикой, можно здорово вляпаться и пропустить целый ряд новых закономерностей.

Для устоявшихся научных парадигм достаточно формальной логики. Диалектику не загонишь в рамки математических теорем или алгоритмов обработки данных, хотя такие попытки уже активно предпринимаются^[22]. Кот Шредингера уже сто лет как ни жив, ни мертв. Поэтому современным проблемам мироздания в формальных рамках тесно. Что уж говорить о психоанализе! Психоанализ – это субъективная наука о субъективном, то есть не наука совсем, а интеллектуальное развлечение, игра в бисер с неотрицательной суммой^[23].

Поэтому мы снимаем с себя ограничения формальной логики и пользуемся логикой диалектической. В чем нас ограничивали? Во-первых, закон исключенного третьего: либо А, либо не А, третьего не дано. Во-вторых, закон двух отрицаний: не не А равно А.

Итак, благодаря диалектике мы не обязаны рассматривать противоположные тезисы как взаимоисключающие. Пример? Предыдущая глава. Клиент демонстрировал одновременно и панические атаки, и повышенный самоконтроль. Противоположные друг другу черты. Однако в психике противоположности спокойно сосуществуют, проникают друг в друга (прилюдно). В бессознательном закон «либо А, либо не А» меняется на закон «и А, и не А».

Само отрицание («не») меняется на процедуру диалектического снятия. Снятие содержит в себе не только отрицание, но и противоположность отрицания – удержание. Как же без единства противоположностей в диалектике? Никак. Поэтому так и говорят: снятие – это отрицание с удержанием. Поясним на простом примере^[24].

Вы когда новую рукопись пишете, вы же старую не рвете? Нет. Рукопись уже издана в форме книги. Вы эту книгу читаете и за голову хватаетесь: какой же автор (то есть вы) был дурак! Формальное отрицание – это отозвать книгу из продажи, сжечь весь тираж, всех читателей, всего автора. Диалектическое снятие – это написать новую книгу, более умную, хорошую, правильную. В ней можно сослаться на старую рукопись, в том числе опровергая. Фройд так делал, за что его незаслуженно критикуют те господа, которые сами патологически не умеют признавать ошибок.

Новая книга в чем-то обязательно будет отрицанием старой. Хотя бы в плане текста. Иначе это просто две одинаковые книги. Но даже второе издание с качественной обложкой будет отрицанием первого самиздата. Удерживается, как минимум, личность автора, его стиль мышления, генеральная сюжетная линия, теоретический фундамент…

Чувствуете, как сразу процесс вытеснения заиграл новыми красками? Психическая цензура отрицает существование запретных влечений, но удерживает их в инкубаторе бессознательного, открывая им доступ к материалу для образования комплексов.

Теперь окончательно стираем границу между А и не А! В диалектие любое качество, достигая некоторого (количественного) предела обращается в свою противоположность. Очень быстро крутящийся диск кажется нам неподвижным. Замерзающий человек субъективно ощущает тепло. После оглушительного взрыва контуженный слышит звенящую тишину. Слишком слащавые комплименты звучат как издевки и оскорбления.

Заезженный мем о переходе количества в качество (точнее: количественных изменений в изменения качественные) даже упоминать не нужно. Тем более, он вполне себе укладывается в привычную математику. Элементарный пример: при бифуркации малое количественное изменение управляющего параметра качественно меняет структуру положений равновесия управляемой системы (рис. 2.1). Ну хорошо, хорошо, это мы выпендриваемся.

Конечно, куда элементарней кипение воды в чайнике. Там все просто. Никаких бифуркаций. К воде подводят тепло, кинетическая энергия молекул увеличивается. Динамическое равновесие двух процессов: испарения и конденсации – смещается в сторону первого. Так как вода не дистиллированная, в ее толще плавают всякие микроскопические примеси. На них начинается зарождение пузырьков водяного пара, которые правда еще слабые, схлопываются, не достигая поверхности. Так бы и остыла вода, не закипев, даже если ее довели до температуры кипения. Но мы не останавливаемся, подводим энергию дальше. Температура остается постоянной. так как энергия идет на дальнейший разгон молекул и преодоление сил молекулярного притяжения. В результате все больше молекул имеют энергию, сильно превышающую ее среднее значение. Пузырьки водяного пара живут дольше, имеют больше шансов встретиться и слиться в один пузырь побольше. А чем больше пузырь, тем меньше потенциальная энергия сил натяжения, поэтому большой пузырь с большей вероятностью достигнет поверхности, не схлопнувшись…

Рис. 2.1. Наиболее наглядная иллюстрация нормального распределения.

Н-да. Очень простой пример. Отвлеченные аналогии, хоть и помогают нащупать нужное направление исследований, все же могут увести далеко в дебри. Поэтому в психоанализе мы крайне неохотно лезем в область нейропсихологии и биохимии. Да, хороший нейрофизиолог может в двух словах объяснить химическую суть депрессии или смоделировать патогенез шизофрении. У такого подхода есть свои плюсы и минусы.

Часто мы готовы безропотно уступить поляну настоящим ученым и врачам (?-1, ?-2). Но не в этот раз. К тому же, чтобы передать в public domain что-нибудь ненужное, нужно сначала изобрести что-нибудь ненужное^[25]. Не похоже, что такая тонкая материя, как время, интересует нейропсихологов. Случается, что временем занимаются физики-теоретики. Но понять во вменяемом состоянии их формулы…

Психическая темпоральность – это во многом неизведанная территория для психоаналитиков, туда тянутся следы проблем, которые волнуют преимущественно (или исключительно) нас. Поэтому приходится разгадывать тайну времени в терминах психоанализа, жонглируя либидо под куполом бессознательного.

Сейчас мы рассмотрим любопытный случай из практики, а вы подумайте – что полезного из него могли бы извлечь нейропсихологи, физики и другие уважаемые люди. Если их вообще заинтересует то шаманство, которое до сих пор происходит в психоаналитических кабинетах, невзирая на двадцать первый век. Хотя какой, zum Teufel, двадцать первый? Если только не считать начало нового тысячелетия ретроспективной эклектикой тысячелетия предыдущего.

Кто сказал «мракобесие»? Нет, мы не об оскорбленных верующих! Как можно?! Мы о том, что какой-то психоаналитик до сих пор разделяет, развивает, пропагандирует, применяет идеи Фройда и диалектику Гегеля.

2.2. W значит Вундт

Предыдущий клиент испытывал неудовольствие от неконтролируемого хода времени. Косвенно это порождало социофобию. Возможность управлять темпом метронома стала ресурсом для адаптации, переходным объектом^[26]. Сейчас вы увидите зеркальную стратегию бессознательного взаимодействия с ходом времени.

Клиента обозначим первой буквой его имени W (нет, не Воланд). История повторяется. Когда-то другой W, Вильгельм Вундт (Wundt), основатель экспериментальной психологии, использовал метроном для обкатки нового метода – интроспекции^[27]. Испытуемые должны были слушать щелчки метронома (одиночные или сгруппированные) и подробно сообщать о своих ощущениях. Таким простейшим манером Вундт постепенно выстроил удивительно точную модель сознательной части психического аппарата.

Наш W был далек от психологии. Средних лет, женат, двое детей, кандидат технических наук, работает не по специальности (поэтому обеспечен). После защиты кандидатской степени поступил в военное училище, по семейным обстоятельствам не смог продолжить обучение и отказался от карьеры военного.

В девяностых организовал бизнес в своем городе. Обустроил, отстоял в стычках с «братвой», раскрутил и внезапно продал. Стало скучно. То же повторилось еще несколько раз. Никаких объективных причин начинать с нуля не было – порывы носили иррациональный характер, сверхприбылей не приносили и удивляли самого бизнесмена.

Это вскрылось потом. Первичным же запросом была частая беспричинная смена настроений. Вспышки гнева, которые трудно контролировать. Избирательная непереносимость чужой речи. Последнее обстоятельство сильно мешало клиенту слушать доклады некоторых подрядчиков и вести деловые переговоры. У многих есть такие знакомые, чьи монологи невозможно долго выносить. Но когда круг раздражающих вас ораторов быстро расширяется, то это уже повод насторожиться.

Сеансы длились по 50 минут. Клиент выбрал кресло, а не кушетку, но смотрел преимущественно куда-то в сторону. Сессии нерегулярные, от раза в две недели до трех раз в неделю, в зависимости от деловой активности клиента.

В отличие от Икара, W активно пользовался сравнительными темпоральными категориями («раньше, позже…»). Привязка событий прошлого к годам жизни тоже не вызывала у W проблем. Правда, клиент рассказывал в основном о ближайших событиях и своем текущем состоянии.

Речь мужчины отличалась строгой структурой, логической связностью и целостностью изложения. Хорошо? Отнюдь. Нарратив страдает от излишнего порядка. Нетрудно было заметить, что W наводит порядок внутри нарратива именно тогда, когда рассказ касается особо деликатных вопросов или острых конфликтных ситуаций. Эта форма психической защиты – интеллектуализация – хорошо известна в современном психоанализе.

У W интеллектуализация выражалась в повышенной тяге к хронологическому стилю. Он даже причинно-следственные конструкции заменял на темпоральные. Например, вместо фразы «жена обиделась на меня, потому что я забыл о нашей годовщине», клиент говорил «жена обиделась на меня после того, как я забыл о нашей годовщине». Или вместо «я разозлился, потому что N не мог три раза назвать точную цифру» – «я разозлился, после N трижды не смог назвать точную цифру». Здесь нет опечатки, это такая специфическая конструкция, маленькая оговорка по Фройду. Разберем ее чуть подробнее.

Предлог после здесь используется в роли подчинительного союза, со всеми вытекающими грамматическими нестыковками. Клиент часто прибегал к этому способу соединять причину и следствие. Вы можете справедливо заметить, что это просто способ сэкономить время: вместо «после того, как» говорить просто – «после». Но ведь мы именно о времени говорим! И если желание его сэкономить столь сильно, что психика перекраивает лингвистическую ткань, то мы просто обязаны докопаться до бессознательных причин (или просто докопаться).

Как избыточная хронологичность влияет на целостность нарратива? С одной стороны, это большой вклад в иерархичность и связность. Все события упорядочены, маркированы определенным периодом в жизни; временны?е интервалы выверены и доступны сознанию. С другой стороны, степень речевой свободы снижается.

Строгий хронологический порядок позволяет психике провернуть еще один фокус, который называется изоляцией аффекта. Событие как бы оборачивается в плотную ткань времени и тем самым изолируется от сопровождающего аффекта.

Поясним. Злость на другого человека – это сперва аффект и лишь во вторую очередь событие. Аффект подобен молнии, вспышке, взрыву. Его трудно осознать и отрефлексировать сразу. Для этого требуется какое-то время, хорошая привычка смотреть на себя со стороны и опыт практики заботы о себе.

Событие (то есть фактическую причину) мы часто можем осознать сразу, непосредственно в момент, когда оно произошло. Из опыта рефлексии и переосмысления событий рождаются лучшие образчики эпистолярного жанра, мемуаров и просто маленьких рассказов. Подобная малая проза (чаще всего это именно проза) имеет силу не текста, а контекста. Множество художественных деталей в ней спрятаны или не упоминаются вовсе, они предполагаются чем-то очевидным и общеизвестным, доступным читателю в силу общего с автором места и времени жизни. Читатель и писатель реагируют на одни и те же явления одним и тем же образом, даже если эти явления вообще никак не упоминаются. Что это значит? То, что автор владеет искусством немой речи.

Теперь противоположный пример. Какой-нибудь низкопробный роман, где писатель решил окунуть нас по самые уши в обалденно богатый внутренний мир своих картонных персонажей. На первой же странице главная героиня и злится, и грустит, и возбуждается, и тоскует. Почему, зачем – не сказано ни на второй, ни на пятой, ни на последней. Возможно, писатель просто пытается с помощью графомании унять собственное биполярное аффективное расстройство^[28].

Получается, что события и эмоции входят в нарратив несимметричным образом. Субъект рассказывает о событии – и мы в принципе можем догадаться, какие эмоции это событие вызывает у рассказчика. Неважно как: по мимике, интонации, расширенным зрачкам собеседника. Или благодаря собственной эмпатии, социальному интеллекту, опыту общения с этим субъектом. Или на основании неких общечеловеческих соображений, на основании контекста.

Обратное неверно. Субъект может полчаса расписывать оттенки своего гнева, негодования, экзистенциального краха и постепенного смиренного принятия… А это он просто пальцем об угол тумбочки ударился. Событие ускользает, меркнет на фоне яркой вспышки аффекта. Нужно подождать, пока пыль осядет, пространство перестанет дрожать от эмоциональных вибраций.

А если мы хотим надежно скрыть то событие, которое вызвало у нас сильный аффект? Например, объявить аффект самостоятельным событием. Вас спрашивают: почему вы злитесь? Какое событие вызвало у вас гнев? А вы деланно удивляетесь. Какое событие? Не было никакого особого события. Гнев? Нет-нет, это не аффект. Это просто гнев. Эмоция без события, следствие без причины.

Но превратить эмоцию в обычное событие очень трудно. Эмоции – это биохимия, там временны?е масштабы на несколько порядков меньше, чем в макромире. Все происходит быстро, почти мгновенно. Только в результате психического развития мы учимся контролировать свои эмоции, и либидо принимает более плавные, более зрелые формы (главы 4–6).

Психика идет на хитрость, разносит событие и аффект во времени. Чтобы разница в их длительности была не так заметна. Для этого нужно вставить между причиной и следствием всякие указатели времени, а причинно-следственные убрать. Вместо «потому что» сказать «после».

В отличие от обычного вытеснения, сам аффект не отрицается. Субъект охотно констатирует факт эмоции. Но в том-то и дело, что происходит подмена переживания констатацией факта! Ну разозлился, ну успокоился, мало ли. И причина тоже вроде бы известна и даже названа. Но между причиной и следствием – темпоральная изоляция. Поэтому обилие в речи хронологических связок указывает на сопротивление. Чем чаще клиент не к месту употребляет временные союзы и частицы, тем сопротивление острее.

Простая и гениальная психическая защита, которая позволяет рассказывать о травмирующих событиях, изолируясь от сопутствующих переживаний. То есть ничего не надо вытеснять, отрицать, приукрашивать. Субъект рассказывает все, как есть, даже перечисляет когда-то испытанные эмоции, но последние надежно изолированы от событий. И причина, и следствие известны, но связь между ними не осознается, не переживается в полной мере.

Сама по себе изоляция аффекта является более-менее известной психической защитой. Но до сих пор не удавалось поймать за хвост столь необычную и яркую реализацию этой защиты в потоке речи. Субъект мыслит речью, сознание – это в первую очередь слова. Поэтому лингвистическое оформление психического процесса – ценный материал. Благодаря находке мы теперь яснее понимаем саму механику (или кинетику) защитного процесса. Хочешь ослабить причинно-следственную связь между двумя событиями – разведи их подальше на оси времени. Почему? Потому что оба события находятся в сознании. А наше сознание привыкло (в процессе обучения и воспитания), что вероятность причинно-следственной связи двух событий тем меньше, чем больше времени прошло между ними.

2.3. Щелчки под носом

Начало анализа W примерно совпало с последними сеансами Икара. Поэтому метроном так и стоял на столике. Другие клиенты особого интереса к агрегату не проявляли. Но W без лишних раздумий передвинул столик к своему креслу и несколько раз за сессию включал метроном. Он устанавливал произвольный ритм, запускал метроном и через несколько щелчков выключал. Могло показаться, что W использует метроном, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.

Однако вскоре мы заметили, что короткая последовательность щелчков вызывает у W перепад настроения и хорошо скрываемую вспышку агрессии. Речь приобретает характерную чеканку, имена определенных людей произносятся с нажимом. Взгляд, обычно направленный в сторону, сменяется кратким прямым зрительным контактом: клиент как бы проверяет наличие аналитика и готовность последнего выдержать взгляд.

Вы прекрасно знаете, что для каждого клиента мы словно выстраиваем психоаналитическую теорию и технику заново. Не с нуля, не с чистого листа, а именно заново, попутно прислушиваясь к себе. Что там с контрпереносом, нарциссизмом, бессознательным манипулированием, профессиональной паранойей? Поэтому немедленная попытка повторить успех Икара исключалась. Если клиент так реагировал на короткую последовательность щелчков, как повлияла бы на него еще и смена ритма?

Но одна возможность для эксперимента все же была. Передвинуть грузик перед началом сеанса. Тем самым мы смогли проверить, насколько для клиента важен конкретный ритм. Оказалось, что совершенно не важен. Перепад настроения, быстро подавляемая вспышка гнева, элементы немой речи – картина была одна и та же для разных частот. Сам клиент если и перемещал грузик, то не глядя, в некоторое случайное положение.

По поводу случайности. Этим словом нельзя бросаться. Поэтому поясним. Перед началом сеанса и по его завершении мы записывали положения грузика. На метрономах есть такая шкала с цифрами, специально для музыкантов, показывает число ударов в минуту. Очень удобно. Так вот, положения грузика после его перемещения клиентом хорошо укладывались в нормальное распределение. Среднее значение примерно совпадало с серединой метрономной шкалы (120 ударов в минуту).

Вы можете спросить: почему нормальное распределение более случайно, чем равномерное (рис 2.1)? С физической точки зрения именно гауссова кривая описывает большинство случайных процессов. Чем дальше от «колокола», тем больше подозрений, что эксперимент поставлен в слишком идеальных условиях.

Равномерное распределение на гауссиану слабо похоже. И неудивительно – оно достигается, когда кто-то заранее позаботился об уравнивании случайных исходов между собой. Например, изготовил симметричный кубик (выпадение каждой грани равновероятно) или подрубил генератор случайных чисел. В общем, равномерное распределение – это нечто математическое, нормальное – нечто физическое.

Так что, если бы W перемещал грузик равномерно по шкале метронома, это могло вызвать дополнительные вопросы. Возможно, клиент бессознательно «сканирует» свою психику, проверяя ее отклик на разные частоты.

Нормальное же распределение имеет простую физическую интерпретацию – нам удобнее поставить груз в середину. Мозг действительно стремится к симметрии, потому что симметричные конфигурации – это почти всегда минимум потенциальной энергии. Но мы помним (?-2), что наша нейронная сеть наполнена шумами. Так что поддерживать строгую симметрию мозгу тоже напряжно. Как следствие, возникают случайные отклонения от среднего. Вероятность малых отклонений выше, вероятность больших отклонений ниже, но не нулевая. Настроение боевое, захотелось не сесть, а резко плюхнуться в кресло, выкинув подушку-валик для шеи. И грузик от больших щедрот передвинуть сразу на край шкалы. Бывает такое? Бывает. Но редко. Но бывает.

Итак, перепад настроения и вспышка гнева от частоты щелчков не зависели. А как обстояли дела с количеством щелчков? В среднем за одну итерацию (то есть за один заход) клиент позволял метроному совершить в среднем шесть щелчков. Если точнее, то 6 ± 1. Не пугайтесь. Эта запись означает лишь, что две трети результатов попали между 5 и 7. За пределы отрезка от 4 до 8 не вышел почти никто.

На третьем-четвертом щелчке W демонстрировал подавленную реакцию гнева: соответствующая мимика, подергивание головы, гипертонус плечевых и шейных мышц, сжатые кулаки. В первый раз это удалось заметить, когда метроном щелкал достаточно медленно (50 ударов в минуту). Внимательные наблюдения позволили зафиксировать тот же эффект и при более быстрых щелчках.

На последнем щелчке W удавалось овладеть собой, после чего он поспешно выключал метроном. Меньше минуты он отдыхал, полностью откинув голову и постепенно расслабляя мышцы плечевого пояса.

Все это очень сильно напоминает опыты Вильгельма Вундта. Он включал метроном и прямо спрашивал у испытуемых, что те ощущают при прослушивании щелчков. Ученого интересовало, при каких условиях субъект воспринимает группу щелчков как единое целое и насколько трудно удерживать такие группы в памяти. Для этого испытуемого просили просто слушать, но не считать щелчки. Метроном отщелкивал несколько раз, делалась небольшая пауза, отщелкивание повторялось столько же раз, снова пауза… Затем испытуемый должен был вспомнить, сколько щелчков было в одной группе. Этот показатель Вундт назвал объемом памяти.

Здесь хотелось бы почтить светлую память Валерия Викторовича Петухова. В своих лекциях по общей психологии он часто напоминал слушателям, что средний объем внимания – семь элементов (плюс-минус два). И добавлял: это то количество элементов, по которому можно распознать целое. Если элементов больше, то их ряд не воспринимается как целое, сливается с другими элементами.

Для нашего клиента этим целым являлся подавленный акт гнева. Серия щелчков заставляла психику проходить один оборот цикла смены состояний. Но мы, как и Вундт, будем подходить к вопросам сознания диалектически. Там, где была проявлена целостность, должна была быть и дискретность. Не просто возможность разделения на части. Тут-то все очевидно – щелчки и так разделяются объективными паузами. А эффект, который появляется в результате разделения. Если запустить метроном (не делая искусственных пауз) и попросить субъекта мысленно сгруппировать щелчки, то это потребует определенного внимания. Чем больше группа, тем труднее.

Познавательно, не правдо ли? Но на этом мы прощаемся с Вильгельмом Вундтом. Его щелчки – это ряд однородных, равнозначных стимулов, за которыми нет дополнительного скрытого содержания. Они вызывают у всех примерно одинаковую реакцию, которая обусловлена универсальными свойствами сознания. Для нашего W щелчки были неравнозначны. Богатая эмоциональная реакция указывала, что в игру вступало бессознательное. А Вундт все-таки занимался сознанием.

Какая же личная история скрывалась за бессознательной реакцией на щелчки? Может, течение времени доставляло ему неудовольствие, как и Икару? Скорее наоборот. Мы помним, что клиент использовал время как средство психической защиты, чтобы оттащить аффект от эмоционально значимых событий. Агрессия – это аффект в чистом виде, который у W проявлялся очень отчетливо. Вытеснения или отрицания тоже не было. Какое уж тут вытеснение, если человек может спокойно рассуждать о своей злости, об оттенках гнева и о возможных последствиях несовладания с собой? Психика клиента быстро отслеживала возможный прорыв агрессии, – и клиент оперативно выключал метроном.

Получается, щелчки метронома позволяли клиенту подавлять агрессию. Подавлять, но не управлять. Здесь можно вспомнить, что люди со склонностью к неврозу навязчивости любят все контролировать и прерывать. В частности, это касается прерывания полового акта, задержки разрядки, продолжение ради продолжения, хотя процесс уже не доставляет никому удовольствия. Эти же субъекты отличаются агрессивностью, иногда садистическими наклонностями, постоянно находятся в напряжении.

От внутренней агрессии психика вынуждена постоянно защищаться. Включение метронома вместе с изоляцией составляют неплохую пару психических защит. Когда защита применяется клиентом во время сеанса, то это уже не защита, а сопротивление. Психика сопротивляется обострению внутреннего конфликта. На всякий случай.

Но погодите. Как щелчки помогают защищаться от агрессии, если они ее сами и вызывают? Вот вам и диалектика. Противоположности пребывают в единстве и борьбе. Мы даем противоположностям дополнительную площадку для единства (метроном). Это ведет к обострению борьбы между ними. Противоречия нарастают. А затем разум субъекта внезапно поднимается над собой и ловко разрешает все противоречия. Так и происходит психическое развитие. Акт разрешения разумом внутренних противоречией называется рефлексией^[29].

Как же нам подтолкнуть клиента к рефлексии, как разрешить метрономное противоречие? Да как обычно. Устроить маленькую провокацию.

2.4. Спрячь бабушкины часы

Современная мода на полное потакание клиенту несостоятельна и уродлива, ибо является прямым продолжением леволиберальной антикультуры. Это – попытка растлить психоаналитическую методологию, которая есть плоть от плоти великого Австро-Венгерского авторитарного модерна.

Первая попытка начать Эпоху Просвещения, предпринятая французскими аристократами, провалилась. Ибо аристократы, философы, юристы, маркизы де Сады и прочие представители элиты недооценили разрушительного эффекта неуправляемой свободы. Социальное днище, пропитавшись революционными идеями, решило взять реванш за… За что? За свое убожество, за свою бесталанность, за духовную и социальную нищету, за объективную ненужность.

Думаете, это про прошлое? В США контркультурное большинство, сидящее на пособиях, массово проголосовало даже не за кандидата от демократов. А за исламистов и китайцев, щедро спонсирующих избирательную кампанию обманутой жены. Это про будущее. Свобода не рождается внизу, как разрушительная стихия. Это изысканное усложнение всей общественной структуры, которое проектируется номинальной элитой, конструируется элитой фактической, а отстаивается средним классом (нарождающимся сословием). Низы не имеют никакого морального и исторического права на свободу, даже если все общество внезапно становится свободней. Свою свободу толпа всегда использует для уничтожения носителей прогресса.

Именно так поступили с наследием Фройда марксисты и феминистки. Они изуродовали, испоганили, извратили все его идеи. Под маркой «неофрейдизма» миру скормили леволиберализм и культурный марксизм, просто заменив экономические термины на психологические (как сделал Фромм) или антропологические (как сделал Хабермас).

Конечно, многие «специалисты» рассуждают более приземленно. К ним пришел человек, готовый платить за беседу и аренду метронома. Что еще нужно? Но прикрываться они будут, разумеется, некими абстрактными теориями, которые сами же и понаписали.

Просто возьмите любой труд Фройда по психологии бессознательного. Выпишите в столбик ключевые термины, которые использует Фройд: представление, вытеснение, топический подход, либидо, удовольствие… Потом возьмите любую книженцию современных «аналитиков». В электронном виде. И простым нажатием ctrl+F перейдите в режим поиска. Нашли что-нибудь от Фройда? Нет. А если и нашли, то в крайне изуродованном виде. Фантик похож, но вместо конфетки то, из чего конфетки делать не стоит. Даже терминологию не пощадили, что уж говорить об идеях и методических нюансах?

Так вот. Психоанализ пропитан духом не абы какой свободы, а свободы авторитарной, методологически выверенной. Австрийская империя, затем Австро-Венгрия, а с недавних пор^[30] Австрия и Венгрия по отдельности – эталон авторитарной свободы, при которой только и возможен триумф науки, искусства, экономики и духа. Аналитики, которые имеют за плечами клиническое или (как автор) техническое образование, это понимают. Но современный сбившийся с пути мир забит гуманитариями, которые готовы в любую щель прятаться от понимания собственной бесполезности.

Психоанализ – это не посиделки и не ожидание у моря погоды. Это, среди прочего, каузальная психотерапия, то есть направленная на поиск причин (causalis). Опять причины! Таковыми в психоанализе считаются неразрешенные психические конфликты между противоречивыми влечениями. Комплексы.

Сопротивление клиента – это очень полезное препятствие, потому что указывает на кратчайший путь к обострению и разрешению противоречий. Полезное, но все же – препятствие. Психоаналитик должен тщательно изучать феномен, структуру и динамику сопротивления, не ослабляя хватку, не позволяя клиенту «соскочить», извлекая максимум информации. Выдержит ли субъект? Если психически здоров, то выдержит обязательно, еще и спасибо скажет. С клиническими психотиками никаких гарантий нет (поэтому мы их отсеиваем на подступах).

Сопротивление – это еще и некая дань уважения, которую субъект платит своей цензуре, прежде чем преодолеть ее запрет. Психика капризничает для галочки или чтобы распалить саму себя перед решающей капитуляцией. Чем эмоциональнее субъект отрицает вытесненное содержание, тем ближе это содержание к осознанию. Говоря «нет», бессознательное соглашается. Ох, как этот пассаж не понравится феминисткам, они обязательно увидят здесь скрытый удар по их кастрационному «этикету».

Только сопротивляясь, психика клиента открывает последние козыри. Сопротивление – основной источник знания о субъекте, мощный аналитический ресурс. Но сопротивление должно быть не только проанализировано, но и преодолено. Проанализировать значит осознать, понять причину, выразить в свободной речи, преодолеть и подчинить себе. Себе – это кому? Не аналитику, конечно же, а клиенту. То есть анализировать, осознавать и все остальное должен клиент. А кто же еще? Олег Иваныч, что ли?

Итак, надо было аккуратно подтолкнуть клиента к рефлексии, к обсуждению эмоций, вызванных щелчками метронома. Столкнуть W и время лбами.

Решение простое (из скромности не добавляем, что гениальное). Поставив метроном на столик, мы добились нового эффекта. Значит, теперь надо этот метроном убрать. Что и было сделано перед очередным сеансом – агрегат отправился в шкафчик. Минут пять W молчал, пытаясь собраться с мыслями. Начал говорить, сбился с мысли, замолчал. Смутное беспокойство нарастало. Наконец, он перестал смотреть в сторону (как обычно делал) и принялся взглядом обыскивать кабинет.

Кл.: Тут стояли часы для гипноза.

А.: Метроном?

Кл.: Да. Можно его вернуть на место?

А.: Зачем?

Кл.: Помогает собраться.

А.: Почему часы для гипноза?

Кл.: Загадка. Стоит в кабинете, тикает, но время не показывает. Разгадка. Часы для гипноза. Вы же их специально сюда поставили, чтобы я спокойнее был. Это гипноз. Я не прав?

А.: Почти. Вы сами себя гипнотизировали. Это немного по-другому работает. Сейчас. Прислушайтесь к ощущениям. Готовы?

(метроном извлечен из шкафчика, выставлен медленный темп – 50 ударов в минуту)

1. Выполняется ровно один щелчок метронома.

А.: Что чувствуете?

Кл.: Бодрость. Собранность.

(Далее W рассуждает о своих ощущениях и, следуя по цепочке ассоциаций, добирается до воспоминания-первоисточника; для компактности промежуточные звенья нарратива пропущены.)

Кл.: Когда я учился, младшим курсам не давали общежития. Жил я у дальних родственников… А с утра были лабораторные работы. Их нельзя было пропускать. У нас вообще ничего нельзя было пропускать, но всякую электротехнику – особенно. Приходилось вставать рано, добираться до вуза по темноте и холоду. Я придумал себе испытание – просыпаться за секунду до звона будильника. Получилось. Будильник был старый и перед самым звоном он негромко щелкал. Мне удавалось слышать щелчок сквозь сон. Я просыпался бодрый, довольный собой и на этой волне быстро собирался и ехал в институт. Потом я стал просыпаться на полчаса раньше и путь до института проделывал пешком. Ух, хорошо было! Свежий ветер в лицо, улицы еще полупустые, в голове полный порядок.

А.: Согласен, приятное состояние. Когда вы в последний раз его испытывали?

Кл.: (долго вспоминает) В 1994 году был переезд, и я выбросил будильник. Все.

А.: Что же мешает испытывать состояние бодрости без будильника? Без щелчка?

2. Еще один щелчок метронома. Ровно один.

Кл.: Я тоже часто об этом думал. Почему больше ничего в голове не щелкает? Ни идей, ни вдохновения. Будильник не виноват. Мне просто грустно. Уехал из любимого города, выбрал не ту семью. Грустно, что не нашел в себе силы сразу послать благоверную куда подальше.

А.: Итак, вы чувствуете грусть?

Кл.: (крайне неуверенно) Да…

А.: Это точно грусть?

3. Еще один щелчок метронома.

Кл.: Нет! Это точно не грусть! Мне обидно. Глобально обидно. Я ей столько всего позволял. Терпел ее родственников. И сколько раз планировал порвать. Уйти и не назваться.

4. Щелчок метронома.

А.: Что мешало?

Кл.: (гневно, почти срываясь на крик) Бизнес! Я делал бизнес! Один бизнес, второй, третий! Не до личной жизни было. Да и какая личная жизнь с этой образиной?! Отожралась так, что в дверь не пролезает.

5. Щелчок.

А.: Поэтому вы каждый раз разрушали старый бизнес?

Кл.: (гораздо спокойнее) Ну, я бы так не ставил вопрос. Под таким углом. Не знаю. Просто надоедало. Задалбывало. Просто.

А.: С нуля строить проще, чем перестраивать?

Кл.: Не скажите. Хотя новая семья мне бы давно не помешала.

А.: Что нужно, чтобы строить с нуля?

Кл.: Бизнес или семью?

А.: Бизнес.

Кл.: Решимость.

А.: А семью?

Кл.: Еще решимость. И чтобы за**ало все.

А.: И куда делась решимость?

6. Последний щелчок.

Кл.: (сдувает с ладони воображаемый порошок). Пффффф, ветром сдуло. Усталость, пустота. Щелчка не хватает.

А.: Еще раз – зачем Вам щелчок?

Кл.: Чтобы собраться.

А.: Каким образом?

Кл.: Собраться. Собрать себя. Военные сборы. Собрать все силы. Подтянуть резервы. Мобилизоваться.

(Клиент знает о пользе свободного ассоциирования и при случае пользуется им.)

А.: Для чего?

Кл.: Для разрыва, конечно же. Там нужно все одним ударом кончать. Иначе запудрят мозги. Когда я собираюсь поставить точку, жена начинает свой доклад про то, как много она для меня сделала. А я теряюсь. У меня только одно большое ощущение гадливости. Ну достала она меня. Ну накопилось. Что конкретно, не могу вспомнить. Потом вспоминаю, конечно, но не дома.

А.: На работе, во время чьего-нибудь доклада?

Кл.: Да…

А.: И монолог супруги вы назвали докладом.

Кл.: Сам назвал? Так и сказал «доклад»?

(Классическая реакция на прорыв вытесненного, запоздалая попытка отрицания авторства, такие речевые мелочи очень ценны.)

А.: Сами. Еще вы говорили, что агрессию у вас вызывают не все докладчики, а только некоторые. Сходство с манерами супруги есть?

Кл.: (судя по мимике, проговаривает про себя фразы других людей) Какое-то есть. Не могу понять, какое. Ну говорят они вроде гладко, не подкопаешься. Но бесят. Жду, что вот прям сейчас найду подводный камень или разводилово. Или увижу путь к успеху.

А.: Чтобы внутри что-то щелкнуло?

Кл.: Во!

А.: А оно не щелкает?

Кл. Не-а.

А.: У нас остается не так много времени. Предлагаю следующее. Я сейчас запущу часы для гипноза. Закройте глаза. Вдыхайте на каждый третий щелчок. Дыхание ровное. Вы проделали долгий путь к своему бессознательному. Теперь бессознательное открыто вам. Вы свободно и уверенно погружаетесь в воспоминания. Вы вспомните все основные претензии к супруге и ее родственникам. Воспоминания сами выстроятся в нужные слова и фразы. Выскажете Вы их не здесь, а дома. И ваша воля будет крепче любых попыток запутать или сбить Вас с темы.

2.5. Полет разборов

Знакомые с техниками гипноза прекрасно представляют, каким тоном с какой ритмикой были даны указания. Фройд, как известно, был не самым хорошим гипнотизером, поэтому немного вредничал на сей счет и запрещал использовать трансовые техники в психоанализе. Шандор Ференци наоборот не имел ничего против гипноза.

Кому верить? Здесь работает правило «послушай современных аналитиков и сделай наоборот». А они, протаскивая леволиберальные идеи под ширмой науки и психологии, активно возражают против любого «авторитарного» подхода. В некоторых штатах США вообще законом запрещено применять гипнотерапию для работы с эгодистонными сексуальными предпочтениями. Эгодистония – это жутко неприятное состояние субъекта, когда он страдает от собственных привычек, особенностей, ориентации… И нет ничего зазорного, если человек хочет по-быстрому разобраться в себе и кое-что починить. Например, активный гомосексуализм, который (по Ференци) часто оказывается обыкновенным неврозом навязчивости^[31].

А что? Многие успешные, немного авторитарные мужчины средних лет с помощью навязчивых движений снимают стресс. Кто-то четки перебирает, кто-то метрономом щелкает, а кто-то вот креативных менеджеров за филейную часть хватает. Ну нервный тик у человека такой, что ж поделаешь? Правда, ради этого открывать в учреждении отдельный «креативный отдел»… Нет, нам чужих денег не жалко. Просто невроз пройдет, а отдел останется. И что потом с мальчиками-менеджерами делать? Только раздарить ровесникам, у которых невроз навязчивости на фоне кризиса среднего возраста еще не прошел. Вот эта ситуация психоаналитически очень быстро исправляется. В США же за саму попытку решения можно сесть, ибо толерантность.

Так, слушатели (и читатели) оживились. Хорошо. Возвращаемся к сути. Гипноз иногда очень полезен. Например, вы сильно ограничены по срокам. Или надо красиво оформить инсайт (озарение) клиента – для этого нужна мягкая форма гипнотической интервенции, ни в коем случае не транс. Нашу интервенцию осуществляет не аналитик, а бездушно щелкающий метроном. Наши руки чисты.

Оставшиеся несколько минут метроном был постоянно включен. Частота – 50 щелчков в минуту. У клиента не было возможности выключить метроном, но он и не выказывал такого желания. W не сразу закрыл глаза, смотрел (как обычно) в сторону, но более напряженно. Чтобы спокойно вслушиваться в щелчки, прикладывал видимые психические усилия.

Первые 20 щелчков клиент явно испытывал дискомфорт. Напряженные мимика и взгляд, сжатые кулаки, поднятые плечи. Постепенно успокоился и расслабился. После 60–70 щелчков закрыл глаза, стал глубоко и ровно дышать. Примерно через 10 минут (500 щелчков) клиент уснул в кресле.

На выключение метронома не среагировал. Чтобы разбудить клиента и сохранить нужный настрой, был сделан одиночный щелчок метронома. Такой же короткий одиночный щелчок издавал когда-то будильник W, что ассоциировалось у него с повышенным эмоциональным фоном при пробуждении. Клиент проснулся, открыл глаза. Взгляд ясный, открытый, быстро сфокусировался.

Кл.: (встает) Теперь точно знаю, что и как буду говорить.

А.: Бодрость и собранность? (Так сам клиент описывал свое состояние после первого щелчка – классическое возвращение речи.)

Кл.: Так точно.

Клиент надевает головной убор и тут же поправляет, как перед военным смотром. Непроизвольно подносит правую ладонь к виску, как будто отдавая честь. Чеканным шагом движется к выходу. В этой моторной регрессии было отыграно вытесненное желание W сделать карьеру военного. Еще один отзвук прошлых амбиций – ассоциативная реплика клиента «Собраться. Собрать себя. Военные сборы. Собрать все силы».

Откуда именно такая интерпретация? Во-первых, сам клиент об этом вскользь упоминал на некоторых сеансах. Во-вторых, на следующей же встрече он более подробно рассказал о своих упущенных возможностях. Знакомства, ум, квалификация инженера, хорошее образование и физические данные позволили бы W сделать успешную карьеру военного. Но родственники жены (во главе с последней) активно запротестовали. Одни не желали отпускать «свой» источник дохода в дальние края. Другие не желали вместе с этим источником по дальним краям ездить. Третьи запугивали рисками для жизни и свободы. Окончательно добила мужчину позиция его собственной родни, которая мастерски умела хранить молчание в самые критические моменты.

Именно эти «семейные обстоятельства» и заставили W прервать получение военного образования. Они же не позволили перспективному инженеру свалить за границу и заниматься вторым любимым делом. А там, глядишь, и первым (американская оборонка никогда не брезговала брать приезжих высококлассных спецов). Пришлось придумывать третье дело – сидеть в родном городе, строить бизнесы один за другим и вести настоящие боевые действия с братками (хоть какая-то отдушина).

Еще два сеанса прошли в классическом ключе свободных ассоциаций и разматывания длинных цепочек воспоминаний и обид. Вопреки некоторым ожиданиям, клиент не торопился смещать фокус нарратива в семейную область. Он занимался методичной вербализацией тех эмоций, которые у него вызывали партнеры по бизнесу, субподрядчики, бюрократы разных уровней и (до кучи) бывшие однокурсники.

W больше не обрывал цепочки свободных ассоциаций с помощью темпоральных конструкций и метронома. Он доводил каждый эпизод до конца, завершая парой крепких словцов в адрес действующих лиц.

А.: Осталось пять минут до конца сеанса. Есть что-нибудь, что вы хотели рассказать, но не успели?

Кл.: Нет. Я рассказываю, что хочу, но никуда не спешу. Завтра про одного е***тяя расскажу, вместе с ним (название объекта) строили. Таких е***тяев я еще не видел.

А.: Вы заранее знаете, про кого будете рассказывать?

Кл.: Да.

А.: Специально продумываете?

Кл.: Нет, все само в голову лезет. Лезло и раньше. Сейчас лезет в порядке очереди, без суеты.

А.: Метроном?

Кл.: Да.

А.: Но говорили вы тогда не о бизнесе.

Кл.: Я помню! Вы не думайте, я не бегаю от семейных проблем. Просто не готов пока некоторые вещи озвучивать.

А.: Это естественно. Вы уже победили, поэтому можете позволить себе расставлять точки над Ё в любом порядке.

Кл.: Победил. Но до Дня Победы еще дожить надо. И своих не перебить.

На следующем сеансе смысл последней фразы W прояснился. В его рассказах все больше людей из делового окружения получали нелицеприятные ярлыки. Параллельно клиент обрывал многочисленные деловые и неформальные контакты, давно его тяготившие.

Кл.: Я хочу понять… Я их всех ненавидел раньше? Так?

А. (молчит)

Кл.: Наверное, так. Но не всех. Сейчас тоже не всех. Но очень многих. За**али просто до пятьдесят третьего позвонка. Чем? (Смотрит на метроном.)

А. (молчит)

Кл.: Да понятно чем. Болтовня, обещания, треск сплошной. Жизни нет, сплошной радиошум. С кем на связь ни выйду, приходится помехи слушать. Вот я начал глушить вражеские глушилки. Агрессивно глушу. Многим достается на орехи. Зато работать стали лучше. Вообще это нормально – в одном человеке столько злобы?

А.: Агрессию нельзя все время подавлять, иначе наступает взрыв.

Кл.: Взрыв. Взрывная волна. Ну это все меняет! Нечего бегать по линии фронта, когда вокруг снаряды взрываются. Сами виноваты.

А.: Почему снаряды вдруг стали взрываться?

Кл.: Не знаю… Взрыв на складе боеприпасов.

А.: Что склад делает на линии фронта?

Кл.: Тогда это артиллерия пристреливается! Ну точно. Это ведь я сам начал разбор полетов. Не какой-то там склад случайно взорвался, а я сам подвез к артиллерии боеприпасы. Иначе склад действительно взорвался бы.

А.: Действительно, нет выбора: воевать или нет. Есть выбор, где будут взрываться снаряды. На линии фронта или у вас в голове, то есть на складе.

Кл.: А Вы знаете, как пристреливаются? Устанавливают репер на местности и ***ат по линии, пока вилку не получат. Вилка знаете что такое? Ну, неважно. Короче, я выбрал себе репер. Бодрость, собранность. И чтобы никто на мозги не капал. И теперь стреляю по местности, чтобы линию разрывов получить. Два дела делаю. И разгон даю тем, кто давно напрашивался. И к точечным ударам по стратегически важным целям готовлюсь.

А.: Вы сами ответили на свой вопрос. Будем продолжать пристрелку?

Кл.: Конечно! Сегодня стреляем по (фамилии партнеров по первому бизнес-проекту и эмоциональный монолог о человеческой расхлябанности)…

Пристрелка длилась еще несколько сеансов. Затем клиент задумался: может, он обидел кого-то зря. Но оказалось, что почти все попавшие под раздачу регулярно создавали проблемы для бизнеса и спокойствия W. То есть выбор целей для агрессии (?-9) был детерминирован и логичен.

Но неужели у нас так мало людей могут и хотят нормально работать? Во-первых, да, очень мало. Во-вторых, все успешные люди проходят этот этап развития, когда их окружение массово и почти синхронно косячит. Еще один кризис, который необходимо преодолеть каждому, чтобы продолжить развитие. Так что вопрос не праздный. Нас всех это касается.

W так и не преодолел этот кризисный рубеж. Он все время начинал бизнес с нуля, но сохранял старые связи. К ним добавлялись новые связи, которые были ничуть не лучше. Соответственно росло и число накосячивших.

Кл.: На самом деле, не удивляюсь я их косякам. Я сам откладываю серьезный разбор полетов до последнего. Причину Вы уже знаете.

А.: Главное, что теперь вы тоже знаете причину. Озвучьте ее.

Кл.: Вместо списка конкретных претензий в голове – шум, усталость, внутренняя борьба. Не хватало щелчка.

А.: Сейчас вы уже не используете метроном?

Кл.: Мне достаточно мысленно щелкнуть. И – бодрость, собранность.

А.: Хорошо. Что планируете делать дальше?

Кл.: Конкретные меры. Я уволю еще многих людей. В том числе из своей семьи и жизни.

А.: Вот и хорошо. Тогда рекомендую начать массовое увольнение с меня. Если будет потребность, приходите. Но сейчас вам не нужны ни аналитик, ни метроном. Исходная проблема с перепадами настроения и вспышками гнева решена, не так ли?

Кл.: А, это… Я и забыл. Гнева нет, есть злость.

А.: В чем разница?

Кл.: Гнев мешал. Злость помогает решать вопросы и расчищать плацдарм. Гнев был вспышками. Зол я в последние дни постоянно. Это приятная злость. Даже не злость… Бодрость. Собранность.

А.: Мысленный щелчок?

Кл.: Так точно.

А.: Что и требовалось доказать. Вы управляете своей психикой лучше многих. А значит, Вы уже победили. Поздравляю вас с тотальной победой.

Кл.: (уже стоя на пороге в верхней одежде и головном уборе) А вы уверены, что победа будет именно тотальной?

А.: Конечно. Тотальная война обещает тотальную победу. Главное, пленных не брать.

Кл.: (отдавая честь) Есть пленных не брать!

Антракт
Станционный подсматриватель

Томная соседка по купе.

Но нет. Никак нельзя.

Тысяча резонов не велят.

Согнись, уткнись в окно.

Важное в потемках

что-нибудь увидишь там.

Хотя скорее проглядишь.

Да вот уже и проглядел.

Щербаков. Ночной дозор

Спецпоезд Мурманск – Москва, пломбированный вагон

Январь, 2020

– Путешествия заставляют особенно остро чувствовать время. Двухдневный визит на Родину кажется бесконечно долгим. Но вот щелчок, и ты снова в дороге: посреди бушующего океана, над свинцовыми тучами или в поезде. И твой дом номер четыре по Зоопарковой улице теряется где-то в туманной низине безвременья. Пока ты пытаешься отдохнуть от войн, охоты и революций, отдых кажется бесконечным, распластанным во времени. Но как только поезд начинает свой бег по железной дороге, время сжимается для тебя в здесь и сейчас. И эта сингулярность настоящего, невыносимо жуткая в своей тотальности, не отпускающая ни на миг, и является только подлинной жизнью, когда ты никуда не денешься от самого себя, не сбежишь из пломбированного вагона. У тебя нет ни прошлого, ни будущего, ибо их сожрало это настоящее, затянуло в себя подобно черной дыре. С этим состоянием сравнится лишь встреча рассвета после плодотворной ночи. Да нет, и она не сравнится. Или радость возвращения? Но нет, и она не сравнится. Та радость быстро улетучивается, сменяясь понимаем, что история стирает не только сюжеты и лица, но даже декорации, на фоне которых разворачивались события прошлого. Время не щадит актеров – это понятно. Но оно не щадит и сцену. Некоторые актеры еще живы и рады бы освежить старый спектакль, и собираются они вместе, и приходят в свой окутанный туманом театр. А вместо сцены обнаруживают пустоту, загримированную под новые декорации. Но это не их декорации. Это для других, новых актеров, с которыми судьба нас уже не сведет. А зрители? Они тоже приходят, поддержать своих любимых актеров. Но время не щадит и зрителей.

Спецпоезд Мурманск – Москва уже два часа заставлял рельсы подпевать бурану, а Лера все не решалась заговорить с попутчиками. Лицо одного было спрятано за патлами темно-каштановых волос, поэтому непонятно было: спит он или бодрствует. Второй покуривал сигару, нарушая сакральное табу российских поездов, и разговаривал со своим отражением в оконном стекле. Зеркальный собеседник задумчиво кивал и понимающе смотрел на рассказчика.

Чем гуще была тьма снаружи, тем чаще любитель путешествий и монологов замолкал, дымил, прислушивался к подвыванию умирающей вьюги, высматривал кого-то посреди снежных полей, бескрайних и пустых. Вскоре появились первые лесопосадки, их сменили природные перелески. Когда же к железной дороге угрожающе подступили скелеты вековых лиственных и призраки столетних хвойных, занервничал даже молодой шатен. Он то и дело прилипал к стеклу, поглядывая в сторону условного противника сквозь маскировочную сеть густых прядей.

Поезд едва заметно замедлил ход.

Лохматый о чем-то испуганно спросил своего старшего спутника. Лера разобрала только grau – серый.

– Морисик, где твои манеры? – деланно возмутился курильщик. – Говори по-русски, чтобы фройляйн нас понимала.

– Накосячил, майн герр! Мы скоро залогинимся на серой станции. Можем порофлить с локальных мемов, – вихрастый говорил с акцентом, но довольно бегло. Язык он учил, сидя в чат-рулетках и молодежных пабликах.

«Я и по-русски вас двоих не понимаю», – хотела съязвить фройляйн.

– Смотрите в окно внимательней, если не хотите пропустить неуловимое движение за деревьями, – предупредил герр. – Наш поезд сопровождают.

Кому бы это могло понадобиться? Сопровождать поезд. Лера представила деревенского старика в бурке и ушанке, мчащегося с шашкой наголо на худой кобыле. Но безобидный образ растворился, уступая место кому-то несуразному, лохматому, с копытами и вывернутыми коленями, с желтыми глазищами на выкате. Вместо легкой ухмылки губы непроизвольно вытянулись в тревожную трубочку.

– Когда-то мы с вашим фатером вместе работали над проблемой таких вот бегунов-сопровождающих.

– Что значит работали?!

– Ну как бы вам объяснить. Пытались намазать свои знания на хлеб насущный.

– Кто же вы по профессии? – удивление победило природную скромность.

– Мы политические беж… – охотно откликнулся Морис.

– Артисты, – перебил курильщик.

– Политические артисты? – девушка не понимала, кто кого здесь держит за круглых идиотов: то ли она своих странных попутчиков, то ли они свою провожающую, не покинувшую вагон вовремя.

– Что вас смущает? Хотите, Морисик достанет гавайскую гитару и споет пропагандистский романс?

– Откажусь, пожалуй.

– Жаль. Вот ваш фатер никогда не упускает возможности пару-тройку маршен цу зинген. В девяностых мы с ним хорошо спелись. Стали настоящими коллегами.

– Вы фатером ошиблись.

– Ни в коей мере.

– Но мой папа священник, а никакой не артист! Точно не политический.

– О! Не счесть арабов в каменных пещерах, не счесть артистов в море клерикальном. Семинария даст фору любому театральному училищу. После векового затишья у церковной труппы вновь, – сигара начертила крестик, – дер гросте бенефис.

Поезд заскрипел тормозами. В ответ заскрипел электромеханический голос из репродуктора. Пепельный свет хилого фонаря заглянул в окошко.

– Бегун слился, – Морис поспешил обнадежить попутчицу.

– Не слился, – поправил демонолог. – Побежал в обход. Не любят они людных мест, даже если от людей остались одни воспоминания.

Лера молчала, пытаясь слиться со скромным интерьером купе и не вникать в абсурдные речи компаньонов. Ей всего-то было поручено сопроводить странную парочку до Москвы. До ворот Ховринской заброшенной больницы. Взамен артисты пристроят девушку на работу в престижный психологический центр. Так, по крайней мере, говорил ее папа, авторитетный православный священник отец Никодим, в миру Захар Моисеевич Скрипка, в криминальных кругах известный как Карабас. Какая связь существовала между эксцентричным курильщиком и психологией, оставалось только гадать. На ум приходила версия о пожизненном лечении от самолюбования и паранойи. Без малейшей надежды на успех.

Увы, девичье молчание было истолковано превратно. Попутчик с сигарой решил, что Лере очень-очень интересно, просто она стесняется задавать прямые вопросы.

– Идемте. Я покажу вам серую станцию. Чудо инженерной мысли. К ее проектированию сам отец Никодим руку приложил!

– Не получится. Вагон запечатан и опломбирован снаружи, – встрял Морис. – Нас разбанят только в Москве.

– Получится-получится. Доставайте ваш гавайский гитараппарат.

«Неужели будут петь?!» – с ужасом подумала Лера. Какова же была ее радость, когда из футляра вместо гитары появился ломик. И каково же было ее разочарование, когда пришлось одеваться и выходить на тридцатиградусный мороз.

Допотопная рама пала, не оказав сопротивления. Морисик галантно помог девушке вылезти на перрон. И, пользуясь случаем, объяснил (перескочив с интернет-сленга на высокий штиль), что герр демонолог сегодня сильно не в духе: путь от Аргентинского порта до Мурманска пришлось преодолевать на океанском лайнере «Адмирал Гнездец-Кукушкин». Водная стихия (вместе с ее обитателями) проявила к аргонавтам крайне нездоровое любопытство. Также молодой человек сообщил имя и титул австрийского демонолога: Бизраэль Энгельрот фон Морфинх. Именно «фон», потому что в роду у ученого-оккультиста завелись бароны. Когда предки Бизраэля хватились и попытались выкурить дворянскую заразу (случилось это в веке XVII), было уже поздно, и приставка «фон» навсегда приклеилась к благородной оккультной фамилии, восходящей к римским прокураторам.

Пока Лера в третий раз безуспешно пыталась вслух повторить демонологические ФИО, их обладатель выпрыгнул из оконного проема.

– Не мучайте ротовую полость, она у вас не для этого. В Аргентине меня звали кратко: Бэзил.

– Это был ваш ник в секретных чатах, майн герр.

– Молчи.

– Можно я тоже буду вас так называть, майн герр? – Лера нашла выход из ситуации.

Демонолог и его аспирант переглянулись.

– Хорошая девочка, – одобрительно промурчал австриец и зашагал по платформе.

Механический голос вновь сотряс мембрану старого репродуктора.

– Что она пытается сказать? Слов не разобрать! – возмутилась Лера.

– Нет там никаких слов, сплошная симуляция и абракадабра, – охотно пояснил демонолог. – Главное, чтобы звучало погромче и отгоняло незваных гостей.

– Но неужели некому исправить? – дочь священника закусила удила перфекционизма.

– Некому. На серых станциях людей нет.

– Как нет? Вот же фонари горят. Голос что-то объявляет.

– Пока мы здесь стоим, будут гореть. Местная электросеть питается от прибывающих поездов. В мире только одна строительная компания способна созидать подобные шедевры посреди холодной глуши. Спасибо сестрам Ерофеевым и их досточтимой матушке.

– Но зачем вообще это нужно? Это памятник такой? Или для туристов? Никогда не слышала о мертвых станциях.

– Ваше счастье. Эта станция не мертвая, а всего лишь серая. Необитаемая автоматическая декорация. Нужна, чтобы за поездами не бегали разные лесные обитатели. Но не все серые станции строились на пустом месте. Часто бывает так, что обычная станция сереет. Конкретно здесь, например, когда-то теплилась жизнь. Жили железнодорожники с семьями. Может, пару бригад лесорубов квартировалось. Или военная часть из пяти человек. Меня всегда восхищали и пугали обитаемые островки посреди русских снежных пустошей. Едешь вот так и думаешь: а ведь в этих хибарах кто-то живет. Какая сила удерживает их здесь, вдали от жизни и прогресса?

Лера, которая свое детство провела в подобной хибаре, знала точно: лично ее не удержала бы там никакая сила. Она намеревалась работать по специальности, и не где-нибудь, а в одной из столичных частных психиатрических клиник. Или, на худой конец, в центре психологической помощи.

– Станционная жизнь подобна неказистой лужице, в которой нет-нет, да отразится клок величественно-свинцового российского неба. Иногда лужи пересыхают, и на их месте остаются серые станции. Начинается все примерно одинаково.

Демонолог указал на край платформы, неизвестно кем расчищенный от снега. Там были нарисованы обыкновенные классики. Лера вспомнила детство. Она жила недалеко от маленькой станции, где перрон был испещрен детским меловым творчеством. В том числе классиками. Но играть в них было не с кем: в радиусе пяти километров никаких других детей не обитало, а прыгать на одной ножке в одиночестве рассудительной девочке казалось глупым.

– Эти идеально ровные клетки с цифрами появляются сами собой, аккурат перед большими вечерними прогулками. Когда детишки ищут, чем бы занять себя. Когда взрослые еще не отошли от трудового дня и не могут уследить за чадами. Когда в сумерках, увлекшись игрой, можешь не заметить приближающийся поезд. Когда последний квадрат ускользает из-под ног.

Лера пригляделась. Клеток было десять. Девять. С половиной. Квадрат с десяткой обрывался на краю платформы и летел куда-то вниз, вместе со всеми безвременно победившими.

– Призовой фонд этой странной игры неукоснительно растет, пока юные игроки не заканчиваются. Но и после этого к таким станциям, как магнитом, тянет детей из окрестных сел. А вот и зал славы.

Тлеющая сигара указала на главный экспонат. Вдоль путей, к самому горизонту, тянулась вереница памяти: кресты, небольшие стелы, искусственные венки. Зрелище затягивало наблюдателя в воронку безысходности. Черное небо смешивалось с белым снегом в один серый градиент, мир стремительно терял краски…

Лера очнулась. Морис снегом растирал ей щеки. На купейном столике горел примус, спасая от холода. Травмированная оконная рама была законопачена каким-то тряпьем. Поезд дернулся, трогаясь с места, стряхивая с себя станционное оцепенение.

– С возвращением. Испытание метафизической тоской Вы выдержали, – фон Морфинх листал увесистый фолиант, иногда закладывая между страницами картонные фигурки животных, людей и ангелов. – Терпимость к тотальной безысходности и бессмысленности. Иных качеств от соискателя нынче не требуется. Выбирайте любое заведение, курируемое русскими чекистами. Будем хлопотать о спасении Вашей карьерной души.

Поезд прополз мимо массивного двухэтажного здания, обращенного к железной дороге углом, выбиваясь из общей перспективы продольных и поперечных линий. В окне второго этажа зажегся свет.

– Туда электричество тоже от поезда идет? – на всякий случай забеспокоилась Лера.

– Тоже-тоже. Лежите, – отозвался Бэзил. – Это автоматика. На серых станциях нет ни источников энергии, ни людей.

Девушка обессиленно откинулась на подушку. Морис тактично забрался на верхнюю полку. Бисраэль брезгливо листал свою недавно изданную монографию по демонологии, с каждой страницей убеждаясь, что его творение никуда не годится. Наконец, горе-автору это надоело, и он выключил свет. Пламя примуса погасло – закончилось топливо. Отражения больше не мешали наблюдать за необитаемой архитектурой и бескрайними пейзажами.

Поезд набирал ход аккуратно, заходя на большой поворот. Серая двухэтажная цитадель охотно подставила свои стены для нового ракурса. Сквозь подступающую дрему Лера видела, как кто-то зашел в комнату на втором этаже. В светлую комнату абсолютно темного здания. Посреди давным-давно покинутой и обесточенной станции.

Кто-то большой и серый стоял там, в окне, и грустно смотрел вслед уходящему поезду.

Глава 3
Дедлайн нам только снится

Недавно один знакомый сказал, что перестал читать художественную литературу. Всю жизнь читал много, и вдруг ему стало неинтересно. Меня это признание потрясло. Это симптом того, что литература перестала искать новые нарративные, новые повествовательные техники, поэтому люди читают про жизнь.

Быков. Один – 04.09.2015

Результаты кабинетных исследований необходимо проверять вне кабинета.

Свободные ассоциации – это всего лишь частный случай нарратива.

Почему бы в качестве не-эксперимента не добавить к свободным ассоциациям пару хитрых тактических приемов? Часто из-за высокого психического сопротивления (или просто плохого настроения) ассоциирование дает сбой. Нейромедиаторы еще не успели открыть, поэтому Фройд был склонен переоценивать «вину» клиентов за упорное молчание. Но вы-то давно знаете, как важно бывает простимулировать нейронную сеть всеми доступными способами (?-2).

Посмотрим, удастся ли нам повторить подвиг Фройда и применить психоанализ для понимания обыденной жизни.

Краеугольный камень психоанализа – вытеснение. Мы отгоняем неприятные мысли в бессознательное и потом дорого за это расплачиваемся. Вредная информация не уходит одна: она утягивает за собой полезные данные.

Вытеснение и его последствия сопровождают нас на каждом шагу, не только в кабинете психоаналитика. Сегодня мы бы хотели рассказать о вытеснении намерений, или о прокрастинации. Лень-матушка, вперед нас родившаяся и до гроба нам верная.

Трудный разговор с близким человеком. Горящие сроки проекта. Скучнейшая лекция. Многочасовые сборы на важную встречу.

Где же сексуальность? Ну вот. И кто-то после этого обвиняет Фройда в излишнем внимании к интимным проблемам. Психоанализ отлично показывает себя в абсолютно невинных вопросах. В том числе в моделировании когнитивных (познавательных, интеллектуальных) процессов. Может быть, поэтому нас так и подмывает ввести новый термин: когнитивное вытеснение. Основной симптом этой психической оспы двадцать первого века: сознание упорно не хочет долго удерживать ценную информацию. То есть объективных причин для вытеснения вроде бы нет. И проблем с осознанием и рефлексией – тоже. Просто сознание слишком лениво. Тут не психоаналитик нужен, а хороший дрын. Или нехитрое упражнение, которое вы можете выполнить сами, без помощи странного персонажа, окопавшегося за изголовьем кушетки.

Начать работу над проектом

Это самая простая проблема. Действительно, что может быть проще? Лень начинать с начала, с нуля, с чистого листа? Начните с конца. Или с середины. Можете хаотично метаться по документу, добавляя в каждый раздел по абзацу.

Периодически возвращайтесь к концу текста (презентации, доклада) и двигайтесь в обратном направлении. Не переусердствуйте – произнесенные задом наперед слова не помогут вам донести мысль или написать роман.

Разбейте проект на блоки. Внутри блока пусть сохраняются простейшие «линейные» законы. Все предсказуемо. Ни развилок, ни скачков, ни перемешивания. Между блоками – полнейший произвол. Не бойтесь менять их местами. Весь проект – это океан бессознательного, по которому плавают осознанные льдины. Накопив опыт взаимодействия с собственным бессознательным, вы сможете строить из смысловых блоков такие конструкции, что собеседник захочет слушать вас вечно. Правда, он мало что поймет из сказанного. А это и неважно, ведь основная функция языка – передача не информации, а аффекта (?-7).

Результат не заставит себя ждать.

Во-первых, значительно повышается целостность проекта (документа, диссертации, книги «Вся фигня от мозга»). Вам не приходится перечитывать предыдущие главы, чтобы вспомнить их содержание. Вы легко насыщаете текст перекрестными ссылками.

Во-вторых, слова и идеи подбирать гораздо легче. При линейном изложении подсказки сосредоточены только позади творческого фронта (мигающей вертикальной черты). Теперь намеки и ориентиры повсюду: в тылу, на флангах, в четвертом измерении. Пространство нарратива из колбаски превращается в мелкую пыль, увеличивая «площадь соприкосновения» с вашим сознанием. Тертый сыр вкуснее крупных сырных кусков, потому что суммарная площадь поверхности возросла.

В-третьих, вы избавляетесь от синдрома чистого листа. Многих пугает кипа пустых страниц. Дело не в пустой голове. Наоборот. В приемной сознания ожидает толпа красочных идей. Сознанию просто лень вести прием озабоченных граждан. Абстрактный «секретарь» сознания запоминает физиономию первого в очереди – и не пускает его. Иначе придется принимать всех остальных. Поэтому очередь идет на хитрость. Кто-то из ее середины (кого секретарь еще не запомнил) уверенным шагом проходит через всю приемную и широким жестом открывает дверь в сознание. Словно это и не проситель вовсе, а старый друг или внеплановый ревизор. Плотина прорвана.

Метод успешно испытан автором, который дописывал эту книгу в условиях жесткого дедлайна.

Быстро собраться и не опаздывать

Выражение «войти в рабочий ритм» знакомо многим. Нельзя все время жить в рабочем ритме, в него нужно входить (и выходить). Важен не сам ритм, а непосредственно акт входа, акт перемены темпоральности.

Как в музыке: если мелодия сыграна строго в одной тональности, ее можно легко транспонировать в другую тональность. Людям без музыкального слуха (например, автору) все равно: что фа мажор, что до мажор. Главное, что под немецкие марши в бодром мажорике хорошо гулять быстрым шагом и генерировать политические идеи. Однако появление внутри одной мелодии двух тональностей заметит даже автор. И этот внезапный переход из ми-бемоль мажора в параллельный ему до минор обладает самостоятельной эстетической силой.

То же самое с темпом. Вы можете не знать итальянские словечки вроде andante или presto, но резкое замедление значимого процесса окажет на вас определенное воздействие. Особенно остро психика реагирует на сбитый ритм, на внезапное нарушение гармонии колебаний.

Как этим воспользоваться на практике?

Взять обычный метроном. Выставить средний темп, наиболее комфортный для вас. Как вариант: удар в секунду, чтобы щелчки сильнее напоминали тиканье часов. Выставили? Теперь привыкайте к громким щелчкам. Кому-то будет трудно поначалу, кто-то не обратит внимание. Важно, чтобы метроном исправно работал на протяжении хотя бы десяти дней. Если лень его регулярно заводить, используйте электронный метроном на батарейках (сейчас такие легко купить).

Психика привыкнет к определенному ритму щелчков на фоне, научится вычитать их из воспринимаемой информации. И вот наступает час хэ, когда надо быстро одеться, собрать сумочку, поругаться с соседями, сделать с детьми творческое задание к завтрашнему уроку. Ловким движением пальцев вы ускоряете метроном. Перемещаете грузик или нажимаете на кнопочку. Психика мобилизует свои ресурсы, чтобы адаптироваться к резкой смене фонового сигнала. Вот вам и вход в рабочий ритм.

Не факт, что частоту щелчков нужно именно увеличивать. К моменту завершения работы над этой книгой уже два человека сообщили автору, что им помогло замедление метронома. По словам одного из них, это «позволяло растянуть ткань времени, мелкие дырочки в ткани становились больше и заметнее, в них стало легче просачиваться». Более рациональной и конкретной интроспекции от добровольца добиться не удалось – сказывалась его принадлежность к творческой интеллигенции.

Во сколько раз нужно изменить частоту – тоже пока неясно, статистики мало. По предварительным данным, лучшие результаты достигались при ускорении в полтора раза (от 60 к 90 ударам в минуту) и при замедлении в два раза (от 70 к 35 ударам в минуту).

Автор будет благодарен читателям, если они сообщат о результатах этого эксперимента. В группе “Психоанализ для избранных” (социальная сеть “вконтакте”) создана отдельная тема для ваших метрономных исследований. Активные экспериментаторы получат в подарок любую (на их выбор) психоаналитическую книгу автора.

Привлечь внимание к своему контенту

В современной психологии появилась, быстро окрепла и продолжает развиваться теория зонда. Нет, зонд не надо никуда вставлять. Зонд – это наши органы чувств, наша речь, а также более сложные социальные и психические инструменты. Короче говоря, все наши отношения с реальностью строятся по принципу зондирования, активного периодического прощупывания внешнего мира. И внутреннего тоже. Нет же, не надо ничего никуда вставлять!

В прошлом веке восприятие считалось пассивным процессом, когда организм просто расслаблялся и получал удовольствие от раздражителей, попадающих на нервные окончания. Эта созерцательная концепция в современном мире не работает. Пространство переполнено информационными стимулами, которые ведут непрестанную конкуренцию между собой. Источник информации, если хочет найти себе достойного преемника – пардон, приемника – должен постараться, нащупать особый подход к целевой аудитории. Радио, телевидение, агитация политических тяжеловесов – уже несколько лет все это фон, а не фигуры.

Если вам кажется, что дело тут в особых политтехнологиях или информационных бомбах, то нет. Эталонный пример нулевой технологии с максимальной отдачей – видеоблогер Дмитрий Куплинов. Он проходит хоррор-игры, записывает процесс прохождения и себя. В первую очередь себя. Люди смотрят Куплинова не ради игр, а ради его комментариев, забавной реакции на «скримаки» (скример – внезапно появляющийся на экране жуткий образ, от scream – кричать) и монологов. В процессе игры Дмитрий не умолкает ни на секунду. Когда страшная атмосфера достигает апогея, блогер разрушает весь саспенс (напряженное ожидание) своим юмором и «блистательным» знанием английского.

Вместо напряженного молчания – болтовня о чем угодно, с шутками-прибаутками, матерными рифмами и пародийными житейскими премудростями. Эффект ошеломляющий. Зрители одновременно и боялись сюжетных монстров, и от души смеялись над гротескно-испуганными воплями Димы. На данный момент у блогера два канала, на основном более 4 млн подписчиков. Вложения в пиар, продвижение канала, накрутка просмотров? Нет. Искусство свободной речи. Никто не учил Куплинова быть на одной волне с массовой аудиторией, потому что он сам есть плоть от плоти этой аудитории. Просто его поведение не позволяет людям пассивно наблюдать за прохождением игры.

Большинство «летсплейщиков» ограничиваются сухим комментированием происходящего на экране или вообще молчат. В результате уже после нескольких минут просмотра клиповое мышление интернет-аудитории дает сбой. Ну не может современная психика всерьез и надолго очаровываться монотонным сигналом. Ей нужны возмущения, перепады, помехи, всплески!

Чем стимул менее регулярный и предсказуемый, тем острее на него реагирует психика.

Это неудивительно, ведь так работает наша нейронная сеть. Нейроны передают друг другу не гладкие синусоиды и не упорядоченную морзянку, а бурные взрывы, всплески, вспышки… Нерегулярные нейронные сигналы (рис. 3.1) так понравились ученым, что их форма была увековечена на уровне терминологии. Всплеск нейронной активности официально называется всплеском, шипы на графиках – шипами. Так и говорят: берсты (burst – всплеск) и спайки (spike – шип).

Рис. 3.1. Бёрсты и спайки искусственного нейрона в модели Хиндмарша – Роуз (Источник: Hindmarsh J. L., and Rose R. M. (1984) A model of neuronal bursting using three coupled fi rst order diff erential equations. Proc. R. Soc. London, Ser. B 221:87–102.)

Нас хорошо поймут студенты российских вузов, где профессура бородой и филейной частью приросла к кафедре, где лекторы никогда не слышали про конкурсный отбор. Бу-бу-бу-бу-бу-бу… Да, там в каждом «бу» спрессованы тонны разумного, доброго, вечного. «Но боже мой, какая скука!». Даже самому замотивированному и старательному студенту приходится тратить адовое количество энергии, чтобы банально не уснуть. Мозг не дурак, мозг защищается. Не от информации как таковой, а от ее нерационального накопления и хранения.

Лектору, даже самому скучному, не так трудно исправить ситуацию. Никто не заставляет беседовать со студентами о жизни. Достаточно изредка, на особо важных моментах громко стучать по доске. Или специально допускать очень заметные ошибки в формулах. Нет, лучше не в формулах – рискованно, слушатели могут из ложной скромности и не заметить. А в нумерации формул. Например, чтобы пятая формула следовала прямо за тридцатой. Или кое-где вместо скобок рисовать брови Брежнева. Вариантов множество.

Выплюнуть жвачку бессонницы

Бессонница – это особая форма садомазохизма, где над субъектом доминирует Хронос. Психика прокручивает депрессивные сюжеты, неприятные воспоминания, неутешительные прогнозы. Если наблюдать достаточно долго за бессонными мыслями, можно убедиться, что они закольцованы. Этот небольшой вихрь психического времени затягивает человека. Вместо того, чтобы додумать мысль до конца и уснуть, сознание бегает по кругу.

В главах 58 мы покажем, что вихри Хроноса играют главную роль в рождении, развитии и разрушении психического времени. Они таят в себе опасность, на фоне которой бессонница смотрится бледно и невинно. Это не освобождает нас от обязательств перед читателем. Один хитрый прием по размыканию порочного круга мы все-таки предложим.

Диктофон под рукой есть? Подойдет стандартное приложение на смартфонах. Ложимся, пытаемся уснуть – не получается, начинаем жевать ментальную жвачку, включаем диктофон, говорим все невеселые мысли вслух. Можно преднамеренно рассказывать об одном и том же по нескольку раз.

Сбрасываем аудио-файл на компьютер, запускаем стандартный аудио-редактор и играем с нашим монологом в веселую игру под названием «веселый доктор Лектер». Вырезаем куски фраз, переставляем местами слова и предложения, повышаем скорость воспроизведения отдельных участков – разрушаем структуру нарратива и меняем темпоральность. Как обычно.

Слушаем перед сном. Стараемся громко не ржать, когда диктофонная Масяня будет жаловаться на жизнь.

Прием можно использовать для работы с любыми проявления навязчивого повторения.

Из благородных побуждений можете написать приложение под андроид, которое будет автоматически издеваться над диктофонными дорожками. Энтузиаст, первым разместивший подобную программу на Плей Маркете, будет пожизненно получать в подарок все книжные новинки автора.

Если мысли ушли, а бессоница осталась, задумайтесь: может, вы сова? Тогда вопрос переходит в социальную плоскость. Или скопился избыток творческой энергии? Тогда вставайте и творите. Не нужно спорить с психикой, особенно в вопросах творчества. Возможно, плоды ваших ночных трудов обеспечат вам такой успех и благополучие, что вставать рано утром больше никогда не придется.

А вообще, есть хороший способ определить свой биоритм. Правда, пользоваться им могут только особи мужского пола с достаточно здоровым организмом. Когда наступает биологическое и психическое утро? Когда вы просыпаетесь от собственной утренней эрекции – вот тогда и утро. Неважно, сколько времени на часах. Вставайте и, окрыленные, спешите навстречу подвигам, открытиям и приключениям.

Быстро отдохнуть от информации

Как психика относится к шуму? Приноравливается и игнорирует, вычитая из полезного информационного сигнала. Как ей удается предсказать случайный шумовой процесс? Вы удивитесь, но шум описывается простым уравнением. Вернее, одним из хорошо известных уравнений: для белого шума, для коричневого, для дробового, для теплового – для всех найдется простенькая формула, открытая в начале прошлого века. Наша нейронная сеть умеет быстро определять, какой именно шум она «слышит». Вообще процесс обучения любой нейронной сети (в том числе искусственной) подразумевает «взлом» (подбор коэффициентов) некоторой системы уравнений. К тому же, наша нервная система сама переполнена внутренними шумами – ей не привыкать. Поэтому в насмешку над внешними раздражителями мозг развлекается, дополняя входящий шум своими фантазиями. Так возникает феномен электронных голосов. Или силуэты людей в телевизионной ряби.

Другой полезный пример «шумного фантазирования» – парейдолические иллюзии. Глаз видит повторяющийся регулярный узор на обоях. Посылает сигнал мозгу. «Скука смертная» – думает мозг и тренировки ради заставляет нейроны распознавать несуществующие образы. Из цветочков складываются страшные морды. Человек пугается, приглядывается, надеясь, что иллюзия рассеется. Но мозгу только этого и надо! Вот он – заветный адреналин! (И другие медиаторы.) Нейронная сеть получает команду зафиксировать случайный образ – уж больно он страшный и красивый. Чем дольше вы вглядываетесь в узор, тем крепче становится иллюзия.

Психика получает некоторое удовольствие, создавая себе маленькие иллюзии. Сам алгоритм парейдолии достаточно прост. Умельцы уже давно создали нейронные сети с обратным обучением. Это компьютерные программы, которые берут обычное изображение, находят на нем простые гладкие кривые и обращаются с ними, как с узорами на обоях. Иллюзии, которыми страдают искусственные нейронные сети, выглядят довольно забавно (рис. 3.2 // вклейка?)

Механизм этот довольно древний. Кошки тоже склонны испуганно вглядываться в простыни с невинными узорами, – а потом яростно нападать на ткань или же спасаться бегством. Собаки более чувствительны к вращающимся объектам вроде спиннера. Вращение с постоянной скоростью – разновидность регулярного периодического движения. Возможно, псы таким образом отдыхают, ведь в тесной квартире животные мучаются от невозможности выплеснуть высокую эмоциональную активность. Созерцание чего-то очень подвижного, но информационно нейтрального, позволяет им помедитировать, позалипать и потупить.

Медируйте и вы! Но не ограничивайтесь созерцанием спиннеров и гимнастикой указательного пальца в виде интернет-скроллинга. Добавьте немного психоанализа. Возьмите блокнот, желательно в клетку. Начертите регулярный геометрический узор. Методично и аккуратно заполните узором всю страницу. Затем поверх этого узора нарисуйте что-нибудь сумбурное, с завитками, с изломами, с кляксами. Можно другим цветом.

Готово?

Теперь взгляните на ваше творчество. Заметили там новый образ? Уловили парейдолическую иллюзию? Обведите ее черным маркером. И покажите вашим друзьям, пусть восхищаются или попробуют спроецировать на ваш рисунок свои иллюзии. Заодно спросите себя: какой из трех творческих слоев вам нравится больше (регулярный, спонтанный или парейдолический). Чего вам не хватает в данный момент? Упорядоченности и концентрации? Творческого раздолбайства? Смутных предчувствий и оккультного опыта?

Свое парейдолическое творчество вы можете выкладывать в группе “Психоанализ для избранных”. Художники, вызвавшие сильный эстетический отклик у других участников группы, будут награждены (сами догадываетесь чем).

А сейчас, включайте метрономы, доставайте блокноты и спиннеры, готовьте диктофоны и подписывайтесь на ютуб-канал Димы Куплинова. Вам все это скоро понадобится, потому что впереди нас ждет самая сложная и нудная глава.

Антракт
Страх лечат дважды

– Сама пугало огородное!

Остер. Нарушение правил приличия

Психологический центр «Озеро»

Февраль, 2020

– Мы на полтретьего.

Лера вышла из оцепенения. Февраль издевался над метеозависимыми москвичами со сладострастным зверством инквизитора, только что вернувшегося из отпуска. Была ли в инквизиции система отпусков? А профсоюзы? А бонусы для наиболее оскорбленных верующих? Куда только не уносит поток скучающего сознания, если торчишь целый день за стойкой администратора.

– Здравствуйте. Доктор вас уже ждет. Прошу, следуйте за мной.

Никаких имен. Никакой информации в электронном расписании. Никакого расписания. Но Лера узнала пациентку. Это было нетрудно. Елену Ерофееву узнал бы любой, кто смотрел телесюжеты о замороженных офшорах российской элиты. Что такого было в ней, кроме статной фигуры и пронзительного взгляда? Волосы. Грива расплавленной меди, дичайшим образом легированная серебром. При каждом шаге седые пятна хаотично перемещались по темно-рыжему полотну, образуя такие узоры, что Герман Роршах удавился бы от зависти.

За женщиной послушно следовал мальчик лет семи, названный Дмитрием в честь деда по материнской линии. Линия отцовская была убрана из воспитательного процесса, семейной хроники и из списка вещей, достойных упоминания. Кроме этих двух линий было еще множество таких, которые не поддаются стиранию: оставленные в уголках глаз следы вселенской усталости, одиночества и отчаяния. Елене стоило бросить бизнес и пойти в дизайнеры, чтобы потрясти свет новым брендом. Масками из тонкого фарфора, испещренного сетью легких морщин.

Безмолвное шествие окончилось.

Серая мышка вернулась за стойку, размышлять об инквизиторских профсоюзах. У нее был всего час, чтобы определиться с бонусами для эффективных инквизиторов. Впрочем, поток мыслей мог в любой момент сменить направление. Шаг влево – и Лера озаботится наследованием короны у императорских пингвинов. Шаг вправо – и пингвины примут христианство. И им тоже придется создавать инквизицию. И там тоже будут профсоюзы. В отпуск хочется.

– Мама, а ты расскажешь доктору про чучелку? – поинтересовался мальчик.

Ерофеева вздохнула и толкнула тяжелую дверь.

За столом сидела дама постбальзаковского возраста в белом накрахмаленном халате и с прической, как у Мирей Матье. Почти как у Мирей Матье. Если бы французская певица неделю не мыла голову.

Это произвело на Ерофееву терапевтический эффект. Приятно встретить человека, еще сильнее затюканного хорошей жизнью, чем ты. Твои собственные невзгоды кажутся уже не стаей свирепых грифов, а слегка назойливой шумной толпой пингвинов. Пингвины шумною толпой…

– Добрый день. Располагайтесь!

Не верилось, что настолько уставшая от самой себя женщина может генерировать такие приятные голосовые волны. Вероятно, ее голосовой генератор работает на каком-то древнем дизельном топливе из расплавленного бархата.

Ерофеева наугад выбрала один из стульев, расставленных в разных точках кабинета.

Дима, обычно погруженный в свой мир и плохо переносивший присутствие других людей, вдруг подошел к столу Озерской.

– А вы маму лечить будете или меня? – с некоторой мольбой в голосе спросил он, доверчиво глядя Светлане прямо в глаза.

– Ну… а если никого лечить не нужно? – она ласково улыбнулась.

– Так не бывает! – возразил мальчик. – Вы же доктор. Значит, должны кого-то лечить. Другие доктора меня лечили.

– Может, это были неправильные доктора? Они много говорили и мало слушали?

Мальчик закивал.

– Тогда твоя очередь говорить. Расскажи о себе. Все, что считаешь интересным.

Мальчик успокоился и повеселел, когда понял, что сегодня все обойдется. Никто не будет стучать молоточком под коленкой, светить в глаз фонариком. И не заставит искать лишнюю картинку! Диме не нравились такие задания. Каждая из четырех картинок как-то отличалась, и мальчик торопился рассказать врачам обо всех отличиях. Но те только печально качали головой и что-то записывали в блокнот.

Тетя Света никуда ничего не записывала, картинки не показывала и глупых вопросов не задавала. Она просто слушала, как Дима, усевшись на кушетку и болтая ногами, рассказывает о своем мире, построенном на фундаменте из множества взахлеб прочитанных книг… И даже мама стала улыбаться, видя, что ее дорогой мальчик снова такой же жизнерадостный и беззаботный, как раньше.

– Это прекрасно, что ты любишь читать! – Светлана Александровна искренне и с интересом слушала рассказ Димы. – Кто же твой любимый герой?

– Капитан Немо! – не задумываясь выпалил Дима. – Я тоже хочу, чтобы у меня была подводная лодка.

– У маман дома хорошая библиотека. Два этажа книг, – проснулась Елена. – Мне последние пару месяцев приходится скрываться от озверевших СМИ. У властей последние зубы выпали. Нет бы посадить парочку горлопанов, остальные резбегутся… Да Вы, наверное, все сами знаете. Вот Диму и пришлось к бабушке отправить на зиму. У маман библиотека занимает два этажа. Теперь за уши не оттянешь от чтения!

Каждый раз казалось, что еще более довольной Светлану сделать трудно. Чем дальше мальчик рассказывал, тем сильнее были исходящие от доктора волны тепла и одобрения. Искренняя радость за чужого ребенка искрилась в умных грустных глазах, отскакивала от мягко постукивающих по столу подушечек пальцев, приподнимала давно отяжелевшие уголки губ.

Непринужденная беседа длилась минут двадцать, и все это время никто не вспомнал о причинах визита. Мальчик рассказывал о большом бабушкином особняке, полном интересных книг. О реке, которая протекает неподалеку, но в которой нельзя купаться. О том, как он любит собак из маминого питомника ризеншнауцеров.

Светлана Александровна слушала, растворяясь в рассказе юного пациента. Его реальность становилась ее реальностью. Его время – ее временем. Было трудно, ведь дети еще не успели по-настоящему познакомиться с Хроносом. Вчерашний день бесконечно далек от них, завтрашний непременно обещает быть полным сюрпризов.

Дима на удивление хорошо ориентировался во времени. Настолько, что как будто захотел спрятаться от его течения, нырнуть на дно. На это указывали герои его любимых книг. Капитан Немо, живущий в подводной лодке. Таинственная Владычица озера, лишь однажды поднявшаяся из глубин, чтобы подарить Артуру меч Экскалибур. Циклоп, притаившийся в пещере. Рыцарский замок, обнесенный широким рвом. Омут. Жажда безвременья.

– Тебе бы хотелось отправиться вместе с капитаном Немо в глубины океана? – вернулась к началу разговора Светлана.

– Конечно! – воскликнул мальчик. – В подводной лодке никто меня не найдет!

– А кто тебя хочет найти?

Мальчик погрустнел, опустил взгляд и что-то виновато пробормотал. Светлана вопросительно посмотрела на маму Димы.

– Светлана Александровна, это очень больная тема. Из-за рассказов Димочки нам обоим предлагали срочную госпитализацию.

– Кто предлагал, интересно уточнить? – Озерская почувствовала укол профессионального негодования.

– Смирнов.

– Смирнов?! Старый черт, до детей добрался!

– Мне Ерванд Оганезович показался очень грамотным врачом. Столько тестов провел: и для Димы, и… и для меня тоже. Зачем-то.

– Тесты! – горько усмехнулась Озерская. – Больше ничего он не умеет. Я никогда не стала бы обсуждать своих коллег, но он мне даже не коллега. Смирнов никакой не психиатр.

– А кто?! – недоверчиво уточнила Ерофеева.

– Будете смеяться. Театральный режиссер. Хобби у него такое: психиатрия. Он набрал труппу из душевнобольных и ставит спектакли для политической элиты.

– Теперь понятно, как он получил должность главврача Ховринки.

– Ховринской больницы?! – Светлана ахнула. – Когда ее успели достроить?

– Она существует на бумаге, – фыркнула Елена. – Государственная психиатрическая клиника самого современного уровня. Под ее знаменем уже объединили несколько десятков переполненных лечебниц. Врачей сократили, пациентов повысылали за Урал. Оптимизация! Моя сестра выигрывала тендер на реконструкцию здания. Трижды. Но каждый раз строители в страхе бежали, куда глаза глядят. Кто еще мог бежать.

– Ну вот видите! Какие глупые бывают врачи! Даже собственную клинику построить не могут, – услышав это, Дима встрепенулся и с воскресшей надеждой уставился на психотерапевта. – У меня в кабинете никто ни о каких больницах не говорит. И я прекрасно понимаю капитана Немо. Так хочется на недельку взять отпуск, залезть в подводную лодку и погрузиться поглубже в Тимирязевское озеро ото всех проблем. Там меня не найдут ни генералы ФСБ, ни надоедливые коллеги, ни…

– Ни чучелка! – радостно подхватил мальчик.

– Чучелка?

– Да! Черная чучелка. Я от нее на подводной лодке уплыву, она меня не достанет!

– Она не умеет плавать? – спрашивать, что это за существо такое, Светлана не спешила, да и не хотела. Бессознательно она догадывалась: открывшаяся правда сделает из психотерапевта фигуру жалкую и беспомощную.

– Нет! Она даже из дома не выходит и людей боится. Живет в своем темном углу!

– А тебя она тоже боится?

– Нет…

– Почему?

– Потому что это я ее боюсь. Из-за чучелки меня хотели положить в больницу. Я залезаю под кровать, когда она приходит.

– А когда она приходит?

– Ночью. И я залезаю под кровать. А там холодно! Она может до самого утра по комнате прыгать…

– Шумно прыгает?

– Очень шумно! И страшно.

– А кто-то еще слышал, как чучелка прыгает по комнате?

– Да! Бабушка.

– Да? И что она сделала? – немного помедлив, спросила Светлана.

– Она пришла и сказала, что это я сам прыгаю, – обиженно насупился маленький Дмитрий. – А чучелка успела спрятаться.

– После этого я и побежала к Смирнову! – вмешалась Елена. – Мы с маман были сильно обеспокоены. Раньше Димочка ничего подобного не придумывал.

– А еще мне грустно, потому что мне нравится в большом доме, а чучелка там поселилась и мне мешает спать! – мальчик подвел печальный итог своим злоключениям.

– И когда в первый раз пришла чучелка?

– После Нового года! – уверенно сказал Дима.

– Да, это было в начале января! – тут же подтвердила Елена, пошуршав страницами ежедневника. – Маман вернулась в Россию чуть раньше, под католическое рождество, когда было совсем тяжко. За нее серьезно взялись в Европе. Озверевшие. Поэтому особняк на Барвихе вновь ожил. Я и решила ребенка наконец-то познакомить с бабушкой.

– Значит, Роза Соломоновна вернулась из Аргентины. Хороший рождественский подарок. Как она себя чувствует? – поинтересовалась Светлана.

– Вы знакомы? – Ерофеева всегда подозревала психотерапевтов в телепатии, поэтому старалась лишний раз не думать в их присутствии.

Розалию Соломоновну Альтберг (урожденную Ерофееву) Озерская знала очень хорошо. Политическая карьера пожилой фрау переживала очередной ренессанс. О выходе на заслуженный отдых речи не шло.

Как назло, под занавес прошлого года в ЕС разразился парламентский кризис. Вездесущая комиссия по этике шерстила всех, по привычке бросившись искать невидимую «руку Кремля». За неимением улик, за руку схватили не Кремль, а мимо проходившую Розу. Когда-то она была почетной диссиденткой, и ее на все лады превозносила немецкая пресса. Но что может быть загадочней западной толерантности? Розе пришлось срочно бежать в Аргентину. Там она почему-то не задержалась, почти сразу прилетев в Россию, замкнув круг политической эмиграции длиною в жизнь.

Впрочем, фрау Альтберг появлялась в России. И делала это гораздо чаще, чем думали ее родственники. В загородной резиденции на Барвихе регулярно проходили тайные встречи пожилой дамы с ведущими политиками и финансистами.

Если визит на Родину совпадал с субботним вечером, то интриги отправлялись ждать за дверью. Роза устраивала небольшое чаепитие для друзей. Ее другом в единственном экземпляре была Света. То ли потому, что они уже очень давно общались, то ли потому, что Озерская ведала уникальным рецептом чая с виски.

Елене знать обо всем этом было необязательно.

– Фрау Альтберг очень многое сделала и для российской психиатрии, и для «Озера», и для меня лично. Я думала, что она и посоветовала Вам прийти сюда.

– Что? – нервно рассмеялась Лена, ее зрачки едва заметно сузились. – Вот глупость-то. Вас мне порекомендовал Янковский, когда в очередной раз посещал мой питомник. Его тоже либералы сильно поклевали, и теперь он залечивает душевные царапины в собачьем обществе. Что до маман… о, она категорически против любого лечения Димы!

– Это была ваша инициатива, – утвердительным тоном спросила Света.

– Я просто проявила бдительность. Димочка у меня очень впечатлительный. И очень хороший рассказчик. Вот мы тут сидим, а маман в особняке пытается выследить чучелку. Включилась в детскую игру и заигралась.

«Прямо смена караула,» – подумала Светлана.

Вроде все было ясно, мозаика должна была вот-вот сложиться. Ребенок лишен внимания матери, малознакомая бабушка не может компенсировать этот пробел. Зимнее одиночество в коттеджном поселке, бурная фантазия… Но что послужило спусковым крючком? Когда зародился этот образ? Что это за чучелка такая? Времени оставалось минут пятнадцать, а вопросов было еще так много.

– А ты не боишься, что чучелка придет сюда? – осторожно спросила Светлана.

– Нет! – храбро ответил мальчик и пояснил. – Что ей здесь делать? Она живет в своем темном углу, выходит оттуда ночью, прыгает по комнате. Вот если бы чучелок стало две, то было бы страшно. Две чучелки означает смерть.

Какое многозначительное заявление! Понять бы его смысл. Одна чучелка, стало быть, еще не предел? Откуда бы взяться второй?

– А тебя чучелка пытается найти?

– Нет. Наверное, нет. Зачем ей это?

– Я думала, что ты знаешь! – искренне удивилась врач. – Раз она к тебе приходит, значит ей что-то нужно. Может, ты боишься, что чучелка тебя съест.

Конечно, так давить на детские страхи было категорически нельзя. Но тут был особый случай. Страх мальчика перед чучелкой не имел конкретных причин. Это и не страх в привычном смысле. Скорее, смесь раздражения и брезгливости. «Вот придет баба-яга, украдет и съест» – такие сказки не для Димы, он в них попросту не поверит. Даже если сам выдумает подобный сюжет, то не найдет повода бояться.

– Я же говорю, – с терпением, достойным взрослого, пояснил Дмитрий. – Чучелка вылазит из своего темного угла, бродит по комнате, прыгает. Больше ничего не делает. Она просто страшная… Да. Вот так. Я ее боюсь, потому что она страшная!

– Поэтому ты прячешься под кровать?

– Поэтому я просто лежу под кроватью! – возразил мальчик. – Это не прятки. Я не прячусь. Она не ищет.

– То есть, Дмитрий, тебе все равно: заметит она тебя или не заметит? Просто на нее неприятно смотреть?

– Да! – энергично закивал Дима. – Просто она страшная, и я ее боюсь. А зачем она приходит, я не знаю. Она непонятная и поэтому страшная. Еще я очень-очень боюсь, что их вдруг станет две.

Вот дела! Уже ни в какие рамки такой ответ не лезет. Дети в таком возрасте обычно очень детально описывают свои страхи. Буквально регламентируют. У детских фантазий есть внутренняя логика и свои законы. Пусть на первый взгляд это незаметно, и страх перед «злым дядей» совершенно иррационален.

Стоит только выслушать ребенка, и он выдаст целый свод правил, которым подчиняется его страх. Иначе и быть не может. Психика обязана контролировать чудищ, которых сама же сотворила. Поэтому мы знаем о своих страхах все, пусть и на бессознательном уровне. Родители могли бы гораздо лучше понимать своих детей, если бы за каждым глупым страхом видели мощный психический труд.

А здесь?! Чучелка в рассказах мальчика ведет себя как самостоятельное существо, наделенное какими-то скрытыми мотивами. Скрытыми не только от врача, но и от юного пациента.

Возможно, у Димы просто очень сильная фантазия. Но тогда темноты он боялся бы гораздо больше и давно бы населил свою реальность множеством страхов.

Есть сценарий серьезнее. Психическое расстройство, распад разума. Какая-то область фантазирования отправилась в долгое путешествие, оторвалась от основной личности. Чтобы отсечь самое худшее, Озерская обратилась к святому источнику психиатрических знаний: к детскому творчеству.

– Дмитрий, ты любишь рисовать? – мальчик кивнул. – Вот тебе альбом, карандаши. Садись за тот столик и нарисуй свою комнату в бабушкином доме, – дождавшись, когда ребенок начнет увлеченно перебирать карандаши и наносить первые штрихи, Светлана повернулась к Елене. – У Димы хорошее воображение и нестандартное мышление. Это безусловно радует. Вам следует больше времени проводить с ребенком, как бы банально это ни звучало.

– Да знаю я! Но последние события меня уничтожили. Эти бесконечные забастовки и протесты, информационные атаки на всех фронтах. Все рушится. Средний класс помешался на своем центризме. Мне страшно. Никаких мужей в запасе у меня нет. Кинулась к знакомым из администрации. И знаете что? В Кремле говорят, что к ним приехал какой-то там демонолог и скоро он все разрулит. Нет, они издеваются надо мной! С самым серьезным видом пересказывать бульварные сплетни! Демонолог! Разрулит!

– Понимаю… Скажите, пожалуйста, а Дмитрий часто болеет?

– Почти никогда. Два года назад серьезно простудился.

– Астма, аллергия?

– Нет.

– Кожные заболевания?

– Ни разу. А что такое?

– Нет-нет, все хорошо.

– И все же?

– Леночка, я знакома с вашим семейством уже давно и знаю Ваш потомственный интерес к медицине. Почти вся ваша родня имеет медицинское образование…

– И ни один из нашего клана не работает по специальности. У нас более достойное призвание! – женщина гордо вскинула голову.

Сестры Ерофеевы (под эгидой матери) создали крупнейший строительный картель и успешно решили проблему застройки самых неприветливых территорий. Дальний восток, Крайний Север, взрывоопасный юг, изнеженный запад – всюду природа уступала их напору. Старшая сестра подняла планку и переключилась на самый экстремальный вид строительства: элитные жилые комплексы в Московской области. Пыталась даже замахнуться на Ховринскую Твердыню, но что-то пошло не так.

– А психосоматикой Вы никогда не интересовались?

– Ее я постаралась забыть, как можно скорее. Постоянно начинаю искать у себя болезни. И нахожу. Приходится лечить. Так к чему Вы ведете?

– К тому, что у каждой детской болезни есть своя функция. Это не просто слабость молодого организма. Ребенок, обделенный вниманием, болеет, чтобы исправить ситуацию. Его окружают заботой, о нем говорят, с ним общаются. Это мощная мотивация. И подумала, что…

– Что страх Дима придумал, чтобы я с ним общалась! – закончила мысль Елена.

– Да, но с большой оговоркой. Ему помогли придумать страх.

– Ну еще бы! – саркастически усмехнулась Ерофеева; ее подбородок судорогой повело к левому плечу, шея поворачивалась рывками, как на шестеренках.

– Я нарисовал! – Дима торжественно протянул Озерской свое творчество.

Светлана оторвала периферический взгляд от Лениной кататонии, положила рисунок перед собой, обхватила голову руками и как следует взъерошила свою и без того не вполне опрятную прическу. Бессознательное мальчика говорило с ней. Внешний мир заволокло туманом. Ее взгляд парил над изображением, словно ястреб, отрешенно созерцающий долину. Хищные птицы не ищут добычу. Они просто летят куда-то: величественно и бесцельно. Но стоит только чему-то внизу начать движение, птица без лишних раздумий входит в пике. Все ниже-ниже, туманный образ обретает очертания, он уже рядом…

– Есть! – громкий шепот, от которого замерли мать и сын. – Покажи, откуда выползает чучелка.

Мальчик молча указал куда-то в угол рисунка, ничем не примечательный и никак не выделенный. Вместо мышки-полевки ястреб сегодня поймал прошлогоднюю газету, влекомую ветром.

– Тогда что здесь такое темное? – Светлана указала на грозное пятно около кровати.

– Шкаф.

– Он тебе не нравится?

– Он скучный. Там лежат старые вещи. Я туда не заглядываю. Там лежит чучело чучелки.

Озерская не сразу осмыслила услышанное. Чучело? Чучелки?

– Прости, я немного не понимаю тебя. Там вторая чучелка, которая означает смерть?

– Нет. Ничего она не означает. Это просто чучело.

– Из шкафа чучелка не вылезает?

– Нет. Только из своего темного угла.

– Ну как же я сразу не поняла! – Ерофеева закашлялась, одним привычным движением выудила из сумочки бутылку минералки и судорожно отпила. – Мы же сами вместе с Димой сшили это пугало! Конечно, он теперь его боится.

– Сшили пугало? Зачем? – насторожилась Светлана.

– Надо было чем-то руки занять. Вот и сшили! – почти огрызнулась Ерофеева, но быстро овладела собой.

– И отнесли в дом?

Вопрос вызвал у Лены новый приступ сухого кашля и плохо скрываемой ярости. Глоток воды, и она с трудом овладела собой.

– Простите, кукурузных плантаций не держим.

– Понятно, почему не на улицу. Но почему именно в шкаф?

– Какая Вам разница! – спокойствие давалось Лене со все большим трудом. – Просто так Дима может всегда сам убедиться, что чучелка неживая. Что мы ее сами сделали. Вот и все. Начинает бояться. Подходит к шкафу. Открывает. Видит свою чучелку. Успокаивается.

С каждым словом нижняя челюсть Ерофеевой дергалась, словно женщина хотела подбородком клюнуть правую ключицу.

– Ничего не понимаю, – Светлана опять взъерошила себе волосы. – Вы сделали пугало, и Дмитрий его теперь боится?

– Ну конечно! – раздраженно подтвердила Лена и зашлась в приступе нервного сухого кашля.

Спасительная минералка закончилась. Елена все сильнее выходила из себя. Но тем спокойнее становилась Светлана. Она решительно игнорировала агрессивные импульсы пациентки, стараясь спровоцировать прорыв эмоциональной блокады. Вот только зачем? Света сама не знала.

– Ладно. Допустим, Дмитрий в своем воображении смог оживить пугало.

– Его лечить надо! – резким полумеханическим голосом прокаркала любящая мать. Подбородок горделиво задрался, увлекая за собой все лицо, заставляя шею напряженно выворачиваться.

– И Вы пытались его вылечить. Для этого вместе с ним смастерили пугало. И поставили к Диме в шкаф, чтобы он не боялся чучелку. Правильно?

– Конечно! Я же мать. Я должна заботиться о сыне.

– Конечно-конечно. А почему ваш сын стал бояться чучелку?

– Потому что в шкафу появилось пугало.

– Так что же появилось раньше? – голос Светланы звучал как никогда проникновенно. – Пугало или чучелка?

Ерофеева закатила и наполовину закрыла глаза. Застрявшие на неудобной позиции веки часто дрожали.

Озерская решилась на отвлекающий маневр.

– Елена, Вы любите пазлы?

В ответ – злобное нечленораздельное бормотание.

– Дмитрий, можешь разрезать свою картинку? – Светлана достала из выдвижного ящика ножницы и протянула мальчику.

Дима принялся радостно и старательно кромсать рисунок на косые полоски. Материнский припадок ничуть не смутил его. Привык?

Лишний раз Озерская убедилась: настоящие пациенты редко приходят сами. Их приводят пациенты мнимые. Только по-настоящему близкий человек готов взять на себя роль приманки, расцвести букетом неврозов, признать себя больным – лишь бы вместе с собой завлечь к врачу истинный источник психоза.

Когда приходит женщина, приводит мужа, отца или ребенка и говорит: «Ему нужна помощь», то их действительно надо спасать. От этой женщины. Другой вопрос – почему мужчины терпят близость с этим психопатическим генератором. Психоз затягивает, увы. Кому-то нездоровая атмосфера попросту нравится. Кто-то разумно решает сделать ноги (как бывший супруг Елены, например). Лишь у ребенка нет выбора. Что же тогда делать психотерапевту? Как не выдать своего знания? Делать вид, что ничего особенного не произошло.

Светлана перемешала кусочки бумажной головоломки и жестом пригласила к столу Елену. Затравленно глядя на психотерапевта, та взялась за реставрацию. Ее движения были заторможенными, механическими, неуверенными. Как будто из проржавевшей швейной машинки пытались выжать сложный узор. Неужели чучелка была ее собственным страхом? А восприимчивый Дима стал лишь рупором для душевных криков своей матери?

Озерская сильно пожалела, что в центре сейчас не было Игнатия. Он бы без труда стабилизировал пациентку, погрузив в транс. Хотя самодельная бумажная головоломка загипнотизировала пациентку не хуже, чем это сделал бы Аннушкин после долгих уговоров проявить свое мастерство. Приманка сработала. Несколько минут Ерофеева будет погружена в беспорядочное перекладывание частей рисунка.

– Дима, помнишь, ты сказал, что две чучелки означают смерть? – шепотом спросила Светлана.

– Помню. И поэтому я очень боюсь, что их две станет. Две чучелки значит смерть, – слова мальчика обрели вес оккультной формулы. – Первая чучелка это угроза. Это значит, что скоро обязательно будет вторая. Но тебя уже не будет.

– А когда появится вторая чучелка? – наконец-то правильный вопрос. Где раньше была твоя хваленая интуиция, Светлана ты Александровна?

– Когда закончатся таблетки от головы, – грустно сообщил Дима. – И лысый доктор их больше нам не даст, потому что мама больше не пойдет к этому доктору.

– Дмитрий, ты уже взрослый мальчик. Пообещай мне, что не будешь пить эти таблетки. Я поговорю с твоей бабушкой. Слушайся ее, она хороший человек.

– А я и не пью эти таблетки. Их пьет мама. И когда они закончатся, появится вторая чучелка.

– Ты хочешь сказать, твоя мама превратится в чучелку?

– Нет. Мама сделает из меня вторую чучелку, – серьезно и спокойно ответил юный психиатр.

Правда – это не лучик света в темном лабиринте, а светошумовой граната. Связка светошумовых гранат. Взрыв на военном складе.

– Вы что мне подсунули?! Это шутка такая?! – Ерофеева отскочила от пазла как ошпаренная. – ВЫ! Хотите из меня сделать дурочку?! Я не психопатка какая-нибудь! Зачем Вы подменили рисунок?!

Ерофеева орала так, что окно, недавно отмытое от беличьей крови, жалобно брякало в ответ, умоляя больше не беспокоить его таким ужасным образом. Вместо уставшей бизнес-леди в кабинете бушевала фанатичная анархистка, сболтнувшая лишнее на допросе у доброго следователя.

– Всего доброго, Светлана Александровна! Не думала, что в таком приличном месте засела такая форменная шарлатанка! Я сегодня же поеду к Ерванду Оганезовичу. Пусть выпишет нам самое сильное лекарство.

«И действительно, пусть выпишет, да посильнее,» – хотела съязвить Озерская. У нее отобрали спасательный круг самообмана. Оставалось только потонуть в океане гротескных образов и сумрачных предчувствий. Время сеанса закончилось, и лишь под занавес было сказано главное: правда. Но что делать с этой правдой теперь? Надеяться, что это странное семейство придет снова. Надейся, Света.

– Но маааам…

– Никаких мам! – Елена подхватила сумочку, открыла дверь и ошарашенно отступила на шаг назад. – Ой…

– Ну как это никаких мам? Мам много не бывает!

В дверях стояла пожилая дама, старомодно, но изысканно одетая. Лицо ее покрывали морщины, под глазами уже давненько обосновались темные мешки. Таинственно поблескивали рубины на многочисленных перстнях. Вместо ожидаемого аромата французских духов за фрау увивался запашок крепкого черного табака.

– Бабушка! – радостно закричал Дима и подбежал к фрау.

– Привет, родной.

– Розалия? – Светлана лихорадочно пыталась вспомнить сегодняшнее расписание. – Очень непривычно видеть тебя здесь. Ты по записи? Или просто решила поддержать родственников?

– Светочка, разве сейчас что-то может быть просто? Записалась. Кругом сплошное безумие! Отпусти скорее моих несчастных потомков! С Димой все в порядке. Лене просто нужен отдых. За ней присмотрит мой секретарь.

– Мама, я…

– Хелена! Ты сама сказала: никаких мам. Ваше время вышло. Подожди меня в холле.

Дверь за мальчиком и Еленой закрылась.

Роза Соломоновна обессилено опустилась в кресло.

– Чаю? – догадалась Светлана.

– Только по твоему рецепту, – прикрыла глаза дама и провалилась в полудрему, пока Озерская бегала за чашками, чайником, заваркой и главным компонентом (конечно же, виски).

– Знаешь, Розалия, я не имею права обсуждать пациентов с кем-либо. Особенно с родственниками… – миниатюрный столик передвинулся из угла к креслам и приготовился к ритуалу дружеского чаепития.

– Неужели ты думаешь, что я буду тратить столько времени на дорогу ради той информации, которую уже знаю? И которую знаешь ты. Это же все при мне происходило. И происходит. Надеюсь, у вас тут нет пожарной сигнализации, – не открывая глаз, Роза принялась набивать черным табаком потрепанного вида трубку, единственного невредимого свидетеля всех ее закулисных разговоров. Альтберг затянулась. – Приятное воспоминание из Аргентины. Табак без всяких примесей, ароматизаторов и прочей акробатики.

Светлана поняла: ее старая знакомая пришла в качестве пациентки. Значит, скоро пойдет черный снег. На горе засвистит стая раков. Или пингвинов, на крайний случай.

Неужели это тот самый шанс дважды попытать удачу во взломе хитроумной шкатулки семейного психоза? Но как не хотелось этим шансом пользоваться! Страх, не открывай личико. Страх, ты уже был назван по имени. Не заставляй лечить тебя дважды.

– Ее творчество? – Розалия бросила брезгливый взгляд на бумажную мозаику, так и не убранную с большого стола. – Не удивлена. Лена последний месяц только и делает, что рисует. Безвкусно, криво, грубыми мазками, без всяких правил композиции. Но что-то в ее мазне заставляет ходить и оглядываться. Тут она постаралась на славу. Ну и физиономия…

Светлана бросила взгляд на пазл, на эту последнюю каплю в аффектной чаше Елены. Из хаоса жирных черных линий смотрело чье-то лицо, если можно было так назвать этот гротескный образ. Нечто мерзкое, злобное, перекошенное, сшитое из лоскутов плоти и политое смолой. Образ, сотворенный не перепуганным мальчиком, но его заботливой матерью.

– Видишь? Неизвестно, что она может сделать с Димой. Со мной.

Альтберг снова затянулась.

– Согласна. Состояние Елены вызывает серьезные опасения.

– Да какая там Елена?! Разве в ней дело? – Альтберг устало посмотрела на дно своей чашки. – Нам всем не дает покоя эта мерзкая чучелка. Каждую ночь прыгает по коридорам особняка, роется в шкафах и противно хихикает.

Глава 4
Опасная теоретическая организация

Научный труд является не просто рабским, но и увечным. Нужды, которым он отвечает, чужды познанию.

Батай. Метод медитации

4.1. Карлик Поппер и философский цемент

Два довольных клиента и несколько житейских приемчиков – это очень хорошо и замечательно, но любой серьезный ученый или просто гражданин заподозрит неладное. Почему мы пытаемся выдать единичный успех за системное явление? Критерий научного эксперимента – это воспроизводимость. В том числе вне кабинета.

Удачный прием, кунштюк – это одно. Систематическое наблюдение нового феномена – другое. Какое право мы имеем претендовать на научность? Почему до сих пор не смирились с «антинаучностью» психоанализа? Потому, что в антинаучности нас обвиняет только один распиаренный философ – Карл Поппер. Несчастный чудак положил жизнь, чтобы выдумать аргумент против научности психоанализа Он же придумал открытое толерантное общество – великое бедствие, следы которого придется ликвидировать не одному поколению центристов^[32].

Поппер считал, что научная теория, если хочет сохранить свою научность, обязана сама искать для себя экспериментальные опровержения. Как вам это нравится? Ученый придумал прекрасную модель, которая работает. Пусть себе сидит, развивает, использует, другим предлагает. Но нет. Нужно тратить время на искусственное изобретение эксперимента, который опровергнет теорию. А справку о том, что не верблюд? А ключи от квартиры? Если для теории нельзя придумать механизма опровержения, то по Попперу такую теорию нельзя считать научной.

К счастью, ученые успешно наплевали на идеи Поппера (если вообще слышали об этом проходимце). Современная наука, особенно квантовая механика, давно отбросила устаревшее требование опровержимости. Зачем, когда способность к прогнозированию и практическое применение говорят лучше любых филососфсих измышлений? Наконец, сама теория фальсификации является неопровержимой (нефальсифицируемой), не соответствуя собственному требованию. Жернова истории постепенно превращают дурное наследие Поппера в костную муку.

И только мы, скромные служители прогресса, позволяем скоморохам-критикам брать теорию Поппера и ейной мордой нам в харю тыкать. Неудивительно, ведь это оружие создано специально против нас. На полном серьезе. Поппер выродил свою концепцию фальсификационизма в конвульсиях беспомощной злобы к психоанализу. Он ненавидел Фройда и его новаторские идеи, не скрывая своих чувств при написании мутных трактатов. Вполне предсказуемо: глубоко патологичные люди всегда будут либо ярыми противниками, либо фанатичными сторонниками психоанализа. Неизвестно, какая крайность хуже.

Как и все поборники толерантности, Поппер тяготел к параноидной структуре. Неслучайно он выбрал слово «фальсификация» и придал ему сакральный философский смысл. В бытовом понимании и на бессознательном уровне «фальсификация» – это всегда подстава, обман, чей-то злой умысел. Когда мы слышим «фальсифицирующий эксперимент», какая возникает первая ассоциация? Правильно. Что кто-то взял и сфальсифицировал результаты эксперимента. И только потом выясняется, что это просто опыт, с помощью которого можно опровергнуть теорию.

А что у нас характерно для страдающих острым бредовым расстройством? Правильно. Ощущение тотальной сделанности. Врач, родственники, весь мир – все это спектакль, масштабная фальсификация. И если философ требует от других, чтобы они бегали и искали возможные источники фальсификации, то это наводит на размышления.

Но и это еще не все. Свой главный политический труд Поппер назвал «Открытое общество и его враги», прочно заложив в основу леволиберального дискурса постоянный поиск всевозможных врагов, вредителей, угнетателей, милитаристов, авторитарных нарциссов^[33], фашистов, рук Кремля и ножек Буша. Нет в мире идеологии, более нетолерантной к критикам, чем толерантный леволиберализм. А между тем, именно параноидные личности любят приписывать другим деструктивные помыслы и дурные качества.

Есть и другая крайность – научная анархия, когда всякая методология отрицается, науке навязывают идеи равенства и гуманизма. Это веяние наиболее полно выразилось в работах анархиста Пола Фейерабенда, который активно призывал своих последователей «попрощаться с разумом». Рассуждения о развитии науки были для Фейерабенда лишь ширмой для пропаганды леволиберальных взглядов. Его философия не опиралась на факты или рациональные аргументы, а апеллировала к образу химерического «свободного общества». Философствующий анархист, не особо стесняясь, «доказывал», будто все культуры и традиции равны и имеют право на существование, сколь бы отсталыми и деструктивными они ни были.

К сожалению, вся вторая половина прошлого века прошла под знаменами всевозможных леваков. Поэтому титанически трудно найти разумного философа, который не будет давать советы ученым, а молча понаблюдает за их работой и сделает точные выводы. Но такой человек нашелся. Им оказался достойный Лакатош Имре, американский философ венгерского и еврейского происхождения. Правда, тоже немного марксист, но адекватный. Ученик Лукача Дьордя, который был истинным гегельянцем и знал толк в эстетике, – за что его ненавидели обычные коммунисты, которые заменили диалектику на топорный истмат.

Лакатош ухватил главную суть науки. Это шаткий баланс между двумя противоположными стремлениями любой научной группы. С одной стороны, все хотят встроиться в мировой научный дискурс, оставить там след и получить признание. С другой, каждый норовит создать свою закрытую научную секту, претендующую на теорию всего и управление вселенной (пока санитары не смотрят). Наиболее живучие и перспективные научные теории рождаются на стыке двух крайностей, в тесном тамбуре между зловещими сектантскими катакомбами с языческими идолами-фаллосами и скучным залом научной славы с безликими бронзовыми бюстиками.

Науку двигают малые группы обычных ученых, занимаясь обыденными проблемами математического аппарата, экспериментального планирования, моделирования… И эти группы, работая над общей проблемой, опираясь на общий научный фундамент, оперируя общими понятиям, находятся в жесткой конкуренции друг с другом. Чем ближе тематика двух групп, тем выше вероятность развития взаимной ненависти на этой почве. Поводом для вражды может стать одно слово в формулировке теоремы. Концепция Фройда о нарциссизме малых групп работает.

Как же наука существует? Почему до сих пор не грянула священная война ученых? Потому что наука – это не абстрактное однородное Знание о природе. Наука – это дискурс, то есть сообщество людей, которые общаются друг с другом по определенным правилам. В дискурсе важен сам факт, сам процесс общения участников. Открытия, статьи и премии – побочный продукт. Многие великолепные идеи спонтанно (свободная речь!) рождаются в ходе яростных перепалок.

Научное сообщество разделено на клубы по интересам. Каждый занимается своим делом. Дело может быть мелкое – вывести породу домашних лисиц. Или глобальное – поймать бозон Хиггса. Из мелких результатов часто вырастает великий прорыв. Из глобальных открытий редко делают своевременные выводы.

В науке все говорят на одном языке, но с разным акцентом и на разные темы. Научный язык постоянно обогащается новыми словами и грамматическими правилами. Иногда чье-то открытие позволяет заменить громоздкие предложения одним емким словом. Это не просто открытие, а создание концепции. Если концепция позволяет существенно сократить объем рассуждений, понизить их сложность (сохраняя содержательность), то это будет прорыв. В научном языке появится новый диалект, на котором приятнее и легче обсуждать определенные темы.

Например, была теория эпициклов, с помощью которой средневековые ученые предсказывали движение небесных тел. Прогнозы их были неплохими, но требовали сложных и громоздких вычислений. Пришел Кеплер и открыл универсальный закон движения планет (даже три закона). Вычисления усохли: фолианты превратились в несколько страниц.

Ньютон и Лейбниц ввели понятие материальной точки, которым до сих пор все пользуются. Уже давно устарела Ньютоновская механика, на смену ей пришла Лагранжева, потом Гамильтонова, потом на Гамильтонову нацепили аппарат теории групп (вообще шикарно получилось), потом Теория Относительности подъехала… А материальные точки были и будут. Точно так же бесконечно малые величины, дифференциальное счисление – тоже Ньютон с Лейбницом постарались – используются в науках на каждом шагу. Потому что удобно. Все ученые стоят на плечах какого-нибудь титана^[34] и пользуются его научным лексиконом.

Наиболее удобные и перспективные аксиомы, определения и концепции объединяются между собой, создавая ядра новых научных отраслей и школ. Лакатош использовал термин «научно-исследовательская программа». Наших современников может смутить слово «программа», поэтому будем говорить о науках или научных традициях.

Первая задача сторонников научной традиции – защищать ядро от внешней критики. Защита не предполагает споров или дебатов. Это самое настоящее табу на малейшее сомнение в верности аксиом, на рассуждения от противного. Нельзя просто взять и сказать: «Давайте предположим, что фотонов не существует или что можно превысить скорость света в вакууме». Нет. Не давайте. Идите и предполагайте в другом месте. У ученых тоже есть свои символы веры. И можно запросто оскорбить чьи-нибудь чувства, наезжая на теорию эволюции или генную инженерию. Никогда не обижайте ученых, не возводите хулу на прогресс.

Если просто молиться на красивые аксиомы, ничего толкового не изобретешь. Поэтому вторая задача – на основе базовых идей строить наглядные модели, создавать полезные приборы, ставить красивые эксперименты. И, конечно же, делать точные прогнозы.

На основе моделей и экспериментальных данных создаются новые модели и экспериментальные методики. Логика и научный интерес увлекает все дальше от ядра, все дальше от исходных предположений. Постепенно ваша наука теряет эффективность. Поэтому лишний раз лезть на чужую территорию не стоит. Если все-таки приспичило, будьте готовы: теория в ее первоначальном виде может не сработать. Придется вводить дополнительные допущения, предположения, приближения – использовать так называемые «положительные эвристики». Почему положительные? Потому что с их помощью можно положить на противоречия между теорией и фактами (в угоду теории).

В конце концов под слоями модификаций исходная идея становится не видна. Что делать? Либо разворачиваться назад и мотыжить свой участок, либо создавать новую науку в новой предметной области. Вариант залезть в ядро и там что-то поменять не работает. Табу. Слишком много придется пересматривать. Легче творить с чистого листа.

В современном мире мы наблюдаем ускоряющееся деление научных ядер. Новые теории и концепции плодятся со страшной скоростью, особенно в гуманитарных науках. Почему нет? Капиталистическое общество устроено так, что образ жизни ученых (и общества в целом) обеспечивает бесконечный дискурс. Чем бодрее возникают области научных интересов, обеспеченные прогнозами и прикладными успехами, тем больше выигрывает наука в целом. Наблюдается то же, что и с новыми рынками, фирмами, экономическими стратегиями, производными активами. И кризисы бывают, без них никак.

Нет никаких внешних принципиальных ограничений на возникновение новых исследовательских программ, концепций, квазинаучных школ. Разве что реакционные элементы норовят пролоббировать очередной закон против генной инженерии. Мы полагаем, что в двадцать первом веке подобные антинаучные выступления должны караться по всей строгости закона вплоть до…

Очень часто научные идеи терпят крах. Не прошли экспериментальной проверки из-за старого оборудования, не получили признания из-за старого массового мышления. Как промышленник, рискнувший в условиях кризиса на внедрение новой линейки продуктов. Но коммерческая компания может объявить себя банкротом или спрятаться в офшор. Наука тоже может, но ей это не нужно. Полное банкротство всего лишь выталкивает научную концепцию на периферию. Там идеи будут ждать своего часа.

Научная мысль бессмертна. Ее время жизни сравнимо с временем жизни цивилизации. Пока есть способы записи, хранения и воспроизведения информации: от папируса до квантового бита – мысль будет жить.

Пока есть хотя бы один энтузиаст, который верует в теорию эфира и продает самиздат у проходных, теория жива. И даже если энтузиаста упекут в дурку. Все равно есть вероятность, что кто-то из академической науки, пролистав антинаучную книжку, найдет там пару полезных математических приемов. Пересматривать основы современной физики никто не просит: ее позиции прочны как никогда. Мы вступили в злачную эпоху экспериментальных подтверждений самых сложных и фундаментальных гипотез. Бозон Хиггса, наблюдение гравитационных волн, манипуляции с кварками, эффекты Джозефсона – что еще желать для счастья? Однако математический аппарат и теоретические модели, которые сейчас брошены на передовую, долгое время пылились в тылу. И более известный заезженный пример. Сколько плевались на геометрию Лобачевского? Потом оказалось, что она идеально подходит для нужд Теории Относительности.

Научные парадигмы и парадигмочки чем-то похожи на наши обычные мысли. Лишившись общественного одобрения, они быстренько оттесняются в бессознательное, где не умирают и не ждут, а готовятся к реваншу. Впрочем, часто эта артподготовка не заходит дальше неврозов, абсурдных сновидений, оговорок и прочих мелких пакостей. Или вовсе оказывается провокацией судьбы.

4.2. Предметом по лбу

Философия философией, но не забываем об основной теме. Впереди нас ждет лакомая приманка – теория психического времени. Время – предмет фундаментальный, ускользающий, трудный для понимания, допускающий разные взаимоисключающие интерпретации. Но нам повезло: еще до начала теоретического исследования нам удалось накопать достаточно практического материала. Это не сырые статистические данные, а маленькие самостоятельные исследования.

Психоанализ оказался удачным инструментом для осмысления феномена времени. Да, вот так все цинично. Свежие идеи и рабочие модели здесь лежат на поверхности. И можно строить теоретические конструкции, не убегая в гуманитарные дебри. Но справедливо и обратное. Вызов, который нам бросает время, служит поводом для укрепления теоретического фундамента психоанализа.

Посмотрите на современные психоаналитические тексты. С чего там начинается исследование любой проблемы? С побега от фройдистской терминологии, с изобретения собственных определений, категорий и аксиом. То есть с конструирования нового ядра, новой научной области.

Чем наших современников не устраивает классический психоанализ? Хотя бы тем, что никто до сих пор не сформулировал строгих определений и не выделил основные аксиомы… Никто, кроме Фройда. После Первой мировой он опубликовал цикл фундаментальных теоретических статей по психологии бессознательного. Там все подробно изложено. Почему же сами аналитики до сих пор настаивают на бессистемности психоаналитической теории? Вот потому. Если в столбик не выписано и жирным шрифтом не выделено, то не считается. Гуманитарии двадцать первого века, демонстрирующие тотальное когнитивное вырождение, воспринимают основополагающие тексты Фройда как нечто очень сложное и запредельное. Отдельные сэнсэи советуют своим последователям вообще не лезть в классическую теорию.

Диковато, не правда ли? Пытаться влиться в дискурс, не владея базовой грамматикой дискурсивного языка. Кидаться ставить эксперименты, не зная элементарных законов и моделей. Эксперименты над людьми! Нет, мы в принципе не против (ибо не страдаем избыточным гуманизмом). Но если вам хочется поэкспериментировать, идите в политику, лоббируйте соответсвующие законы. Сколько заключенных пожизненно висят на вас налоговым бременем! Не пора ли им оказать ответную любезность?

С клиентами все наоборот. Они нам платят. Рекомендуют нас своим знакомым. Отбрасывая груз ложных запретов и расширяя рамки своей сверхчеловечности, наши клиенты в конечном итоге вершат судьбу Нации. Перед клиентами мы несем повышенную ответственность. Устами клиента говорит история. Ушами клиента история внимает собственным грандиозным идеям. Клиенты пишут историю: свою, страны и психоанализа.

Следовательно, кто над кем должен ставить эксперимент? От участи лабораторных мышей нас спасает только тот факт, что клиент общается не с нами, а с собственным бессознательным. И эксперименты клиент ставит сам над собой. Но по своей инициативе. Максимум, что мы можем – это распознать и осмысленным эхом озвучить бессознательную инициативу клиента. Не так уж мало. Но чтобы не выдавать свои собственные фантазии за желания клиента (как это делают кляйнианцы), нужно уметь молчать. И крепко стоять на теоретическом фундаменте.

Поэтому нам приходится быть (мирными) фундаменталистами и тратить целый параграф на философию науки, целую главу – на формулировку базовых определений и аксиом психоанализа. А вам приходится это все читать. Простите нас, это действительно чудовищно! Впрочем, изначально мы планировали посвятить теории не главу, а как минимум треть книги. И пользоваться хардкорным математическим аппаратом. Так что вы еще легко отделались.

Ради чего все эти мучения? Что мы вообще изучаем? Каков предмет наших исследований? Хочется сразу ляпнуть «психика!», но тогда придется долго и витиевато объяснять, что такое психика, где ее границы и чем она отличается от нервной системы. Тем более, что психика как таковая – это предмет общей психологии. И если мы говорим о какой-то «особенной» психике, ее частном случае, то придется еще ссылаться на чью-то классификацию психических феноменов. То есть добровольно становиться в подчинение классической психологии. Не за тем мы сражаемся на психоаналитическом фронте!

Так уж получилось, что в психоанализе принято свободно рассуждать о психике, не утруждаясь строгими определениями. Но мы попробуем. Договоримся называть психикой все феномены и скрытые механизмы субъективной активности, которые нельзя свести ни к нейрофизиологии обособленного субъекта, ни к влиянию социальной среды.

Понятно, что это определение не строгое и не единственное. Вернее, это совсем не определение. Это попытка передать свои дискурсивные ощущения, когда кто-то говорит о психических феноменах. Но собеседник, услышав такую формулировку, поразмыслит и покивает головой. Мол, примерно так. Не исчерпывающе, конечно, но особых возражений нет. Этого мы и добивались. Существуют вещи, которые в принципе нельзя исчерпывающе определить. Но можно предложить множество приблизительных трактовок, с которыми согласятся большинство участников дискурса. И этого будет достаточно.

Поставим вопрос в еще более практическую плоскость. С чем наиболее часто сталкивается тот, кто называет себя психоаналитиком? Или так: с какими проблемами лично вы пойдете к тому, кого вы называете психоаналитиком? Здесь уже проще. Ответы попрут косяками. Более того: все ответы можно разбить на большие группы, то есть выделить основные предметы научного интереса.

То есть мы, не вдаваясь в теорию и прочую метафизику, просто отвечаем на вопрос: почему нам интересно заниматься психоанализом? Или чем нам можем быть полезен психоанализ? Какие предметы стоит изучать с позиции психоанализа, чтобы получить неожиданные и точные результаты?

Такой подход называется научным прагматизмом. Прагма – польза.

Какая от нашего кота прагма?

Автор предлагает следующий список (вы можете составить свой):

1. Психосексуальное становление субъекта. Проблемы сексуальности, которые нельзя свести к чистой физиологии.

2. Норма и патология, их взаимное превращение. Пограничные феномены (глава 7). Изучение нормы через патологию. Нормальные психические процессы, проявляющиеся как патология (еще не диагноз, но уже проблема).

3. Свободная речь. Рефлексия. Нарративные практики, свободные ассоциации, оговорки, юмор. Другие языковые феномены и особенности.

4. Противоречивые отношения с другими людьми.

5. Управление собой и другими. Самоконтроль, манипуляция, психосоматика, психиатрическая власть (?-12).

6. Психология масс. То есть коллективная активность, которую нельзя объяснить мотивами экономической и политической выгоды.

7. Культура и мифы.

Это список общепринятых предметов психоаналитического интереса. Времени там пока еще нет, но у нас есть все шансы его туда добавить.

Порой встречаются также попытки провести параллели между психоанализом и духовными практиками, навязать психоаналитику дополнительный список задач экзистенциалистского толка. Нам кажется, что эти рассуждения можно на неопределенный срок вынести за скобки и оставить на откуп гуманистическим психологам, богословам, каббалистам, философам, японским аниматорам.

Все эти прекраснодушные сопли – та самая трясина, из которой Фройд однажды вытащил своих современников: австрийских интеллектуалов, политиков, художников. Величайшей победой психоанализа над мракобесием и репрессивной моралью стало признание очевидного: человек – это гиперагрессивный и гиперсекусальный зверь. Интеллект, культура, язык, социум? Всего лишь побочные эффекты от обуздания наших кипящих и бесконечных влечений!

Психический мост над бездной телесных желаний – вот предметная область психоанализа.

Окей. С предметной областью более-менее определились. Но предметы нашего интереса столь сложны и загадочны. Как к ним подступиться? С чего начать?

С ввода в эксплуатацию объектов. Устойчивых, надежных и простых. Желательно универсальных, чтобы из них можно было построить много разных структур и категорий.

В психоанализе такие объекты есть, и зовутся они представления (Vorstellung). Внимание. Очень важное определение.

Представление – это универсальный, дискретный, элементарный объект психического содержания.

Или проще: представление – это элемент психики.

О! Возмущенные крики. «Как же так? Вы сами сказали, что психику мы не определяем, а подразумеваем. Откуда тогда внутри психики какие-то объекты, если даже о границах психического мы ничего не знаем?!». Музыка для наших ушей. Значит, вы слушали внимательно и все правильно поняли. Мы еще «ничего не знаем» про психику. И знать не хотим! Но говорим об объектах.

Фокус в том, что мы не представления определяем через психику, а наоборот – планируем определить психику через представления. Вы когда кирпичный дом строите, у вас что сначала дано? Кирпичи. Потом вы рисуете чертеж, заливаете фундамент, возводите каркас и уже потом кладете кирпичи, по возможности оставляя пространство для окон. Но когда кирпичи только привезли на стройку, вы можете спокойно взять любой кирпич в руку и угрожающе сказать: «Это элемент нового дома». Может быть, дом не будет построен и заселен, но тогда и кирпичи останутся бесполезными блоками обожженной глины.

Можно было вообще говорить о представлении как об идеальном неопределяемом объекте. Но это потребует еще глубже забуриться в философию науки – поверьте, оно того не стоит. Хотя в позапрошлом веке это бы прокатило. В ту эпоху массовое сознание было тотально оккупировано немецкой классической философией. Шопенгауэр (классик, как бы он сам не отрицал свою принадлежность к классикам и как бы не ругался на Гегеля) сформулировал с беспощадной гениальностью: «Все есть представление», «Мир есть мое представление»^[35].

Поэтому Фройд часто употрябляет слово «представление», но ни разу не дает определения – не было нужды, все и так понимали, о чем идет речь. Напротив, психику и психическое Фройд регулярно определял и переопределял, формулировал принципы «психического события», очерчивал и перечерчивал границы психики. Сегодня ситуация зеркальная: слово «психика» стало общеупотребительным, слово «представление» в его психоаналитическом смысле в современных психоаналитических работах вообще не фигурирует. Это крах.

Следующий вопрос. Если представление – элемент психического содержания, то откуда у психики это содержание вообще взялось? Ответ: содержание взялось не у психики, а у изучаемой предметной области. Мы же не хотим изучать бессодержательные вещи? Не хотим. О предметах нашего исследования мы уже заявили, что они психические (в известном смысле).

Ошибочно было бы рассматривать психическое содержание только как содержание памяти. Память есть не только у человека. Существуют животные с феноменальным объемом памяти. Зебра помнит полосатые узоры всех своих друзей по стаду. Отличие не в способности запоминать, а в желании забывать. Мы отличаемся от животных тем, что целенаправленно пытаемся забыть некоторые вещи. И вот этот феномен не сводится к физиологии, к экономической и политической выгоде. То есть является психическим.

Сюда же относится удовольствие от запоминания совершенно ненужной информации. К примеру, бесконечный сериал со множеством персонажей быстро обрастает фанатами, которые гордятся, что помнят каждую сюжетную мелочь. Создается впечатление, что некоторые из них следят за вымышленной вселенной только из-за ее количественной сложности.

Наконец, в памяти есть целый пласт, который формируется только у человека и только благодаря попаданию с самого рождения в языковую среду (?-2). Это колоссальное повышение емкости и эффективности памяти за счет абстрактного мышления, языка и социализации. Психика? В чистом виде!

Значительная доля процессов и проблем памяти относится к нашей предметной области. Однако памятью содержание не исчерпывается: аффекты и эмоции, внимание, мотивация и воля, зависть, агрессия, сексуальность, сновидения, фантазирование – все это психическое содержание. Дикое разнообразие! А класс объектов всего один. Конечно, один. Сказано же – универсальный объект. То есть мы заранее решили описывать разные психические феномены единообразно и максимально просто.

Это логично, ведь деление психики (на эмоции, волю, внимание и прочие высшие психические функции) весьма условно. Для нас с вами очевидно, что психические процессы переплетаются, проявляют себя в сложном единстве, взаимно обусловливаются. Как нельзя заранее определить границы психики, так нельзя заранее разграничить высшие психические функции.

Описывая разнообразные психические феномены с помощью объектов одного класса, не сварим ли мы кашу вместо супа? Нет. Возвращаясь к строительной аналогии: дом стоит прочно, потому что каждый кирпич прочен. При правильной планировке и сохранности несущих конструкций даже внутренняя перепланировка не повредит дому. Наоборот, возможность ремонта и обновления коммуникаций – дополнительный источник адаптивности. А можно ли сделать дом из одного лишь песка? Нет, потому что песчинки норовят образовать кучу, они неразличимы, не обладают нужной степенью дискретности. Кирпичи же дискретны, вы можете их сложить штабелем и потом легко забрать оттуда по одному. Только снизу не берите.

Поэтому мы потребовали от представлений дискретности. То есть в рамках психоанализа любое представление можно рассматривать абстрактно, как бы забыв об остальных представлениях. Можно также сравнить два представления между собой: качественно (по содержанию и по своим субъективным ощущениям) и количественно (об этом далее). Можно говорить о влиянии одного представления на другое. И так далее. Видите? Всего одно слово в определении – и столько возможностей!

Используем еще один козырь: сочетание дискретности и универсальности. Возьмем любые два (или более) представления. Универсальность позволяет брать не конкретные, а любые, произвольные объекты. И результаты, полученные для каких-то произвольных представлений, распространить на вообще все представления. Дискретность позволяет различать взятые представления между собой: посчитать, упорядочить, переставить местами и т. д.

Итак, возьмем счетное количество произвольных представлений и составим из них композицию.

Что такое композиция? Всего лишь формальная процедура, которая берет у вас несколько объектов одного класса, что-то с ними делает и возвращает вам новый объект того же класса. Смешивание нескольких цветов в палитре дает новый цвет. Объединение двух нарративов дает новый нарратив. Консолидация пакетов акций дает пакет акций (если повезет – контрольный). Перемножение двух (и более) чисел дает число.

Композиция кирпичей, скрепленных раствором. Ой. Плакали наши строительные аналогии. Кирпичный дом кирпичом не назовешь. Тогда другой пример. Во сне вам снится, что вам снится сон. Является ли сон во сне сном? Подумайте над этим.

Почему же, взяв несколько произвольных представлений, мы решили непременно составить из них композицию? В результате все равно получится представление. Пусть необычное, сложное, но представление. Ничего нового.

Вообще-то, мы этого и добивались! Мы твердо решили при строительстве психики обойтись одним классом элементарных кирпичиков. Таким образом, мы можем как угодно комбинировать эти кирпичики и не бояться, что накомбинируем кристалл тиберия или бозон Хиггса. Наша модель застрахована от внезапного возникновения нового вида кирпичей. Никакая (даже самая сложная) композиция представлений не может породить новый элементарный объект.

Сразу уточним. Из представлений психика может составлять весьма причудливые и сложные конструкции. Последние можно (для удобства) классифицировать, то есть определять новые классы. Нарушение? Нет. Каждая такая конструкция тоже будет представлением. Классификация относится к способу структуризации, то есть связям и потокам либидо между элементами. И саму конструкцию можно в любой момент рассматривать как один кирпичик. Это важное и полезное свойство называется масштабированием модели.

Получается, все психические феномены нужно исследовать одинаковым образом? Наоборот, для сложных структур понадобятся более тонкие модели. Но зная, что все объекты являются представлениями, вы будете смелее и увереннее ими оперировать.

Всем известный Эдипов комплекс – это композиция представлений, то есть тоже представление. И любой комплекс – всего лишь представление. На сеансах психоанализа клиент неторопливо осуществляет декомпозицию (собственно, анализ) нагромождений, которые его психика по каким-то причинам наплодила. Также клиент осознает и рефлексирует причины, подтолкнувшие психику к подобному заборостроению.

В последующих главах мы будем использовать самые очевидные композиции представлений: влечение, комплекс, ассоциативная цепочка и пр. Чем ограничены возможности по изобретению различных вариантов композиций? Ничем. Лишь бы выполнялось правило: нескольким представлениям по некоторому алгоритму в соответствие ставится одно представление. Нам очень хочется, чтобы вы сейчас осознали свое исследовательское могущество. Вы, именно вы, имеете полное право вот прямо сейчас взять и придумать любой механизм создания композиции из представлений. Интересно, куда вас приведут теоретические рассуждения, основанные на том или ином композиционном алгоритме. Полезно упражняться в абстракциях, как советовал Гегель.

Давайте еще немного поупражняемся в абстракциях и раскроем содержание трех аспектов: структурного, энергетического и динамического. Этот триумвират позволил Фройду создать уникальный новаторский подход к анализу психических феноменов.

4.3. Что? Где? Куда?

А. Топический аспект. Структура

Возьмем все представления, обладающие определенным свойством. Например, представления, которые субъект сейчас может превратить в речь. Или представления, отражающие опыт совместной деятельности. Или представления, отвечающие за систему идеалов. Или представления, связанные с темой котиков.

Любое свойство можно формально описать: словами, рисунками, формулой. Можно это описание зафиксировать на листе бумаги. Листочек перевернуть и на обороте нарисовать большую букву Т (или любую другую). Теперь можно говорить кратко: «Данное представление обладает свойством Т». Или не обладает. Или: «В неврозе виноваты все представления, для которых выполняется Т». Никакой мистики, просто краткость. Когда мы забудем, в чем заключается свойство Т, мы снова перевернем листочек и прочитаем подробное описание.

Сейчас нам не важно, о каком именно свойстве идет речь. Главное, что одни представления им обладают, другие – нет. Может быть, вообще не найдется представлений со свойством Т.

Если несколько представлений обладают свойством Т, обязана ли любая их композиция обладать свойством Т? Ответ не так прост, как кажется. Предлагайте свои версии и примеры в группе «Психоанализ для избранных». Самые смелые мыслители будут награждены книгами автора.

Умножение двух чисел дает число. Но, перемножив два простых числа, мы не получим простого числа. Так как результат будет делиться на два числа, отличных от единицы.

Смешав два дорогих одеколона, вы получите какой-то одеколон (или нечто, на него формально похожее), но вся ароматическая эстетика куда-то пропадает. То же при составлении нарядной композиции из брендовых вещей, которые не сочетаются по цвету или стилистике. Впрочем, и здесь вы не застрахованы от интересных открытий.

И что же нам делать? Вспомнить, на каком уровне мы находимся. На самом фундаментальном. То есть мы (пока еще) обладаем значительными возможностями в плане придумывания базовых определений и аксиом. Посчитайте, сколько всего основных мыслей было сформулировано? Очень мало. Значит, можно совершить еще пару чудес. Итак…

По щучьему велению, по фаллическому влечению, существует хотя бы одно «волшебное» свойство. В чем волшебство? Берем сколько угодно представлений, обладающих этим свойством. Составляем из представлений всевозможные композиции. Результат любой композиции тоже обладает «волшебным» свойством. Волшебно, не правда ли?

Тогда говорят, что данное свойство задает структуру в представлениях.

Замечание. В работах Фройда слова «структура» и «система» используются как синонимы. Современный системный анализ, синергетика и другие науки требуют (во избежание путаницы) отличать структуру от системы^[36].

Структурой является жемчужина психоанализа – бессознательное. Фройд математически точен и строг. Что такое бессознательность? Это свойство. Буквально: «Бессознательные представления – это представления, не доступные сознанию». Нет, мы не издеваемся. Это классическое определение. Дальше Фройд просто ввел обозначение Ubw и торжественно объявил: «Процессы, происходящие в Ubw, обладают такими свойствами, каких нет в сознании… В Ubw нет отрицания, нет сомнения, нет различных степеней достоверности»^[37]. Словом из трех букв ознаменовалась новая эпоха: эпоха структур. Не только психических.

Не последнюю роль в пиаре структурного подхода сыграл лингвист Фердинанд де Соссюр, а также философы-структуралисты (внезапно): Мишель Фуко и Жак Лакан. Но если Фуко сделал серьезный вклад в мировую мысль, то Лакан занимался в основном модной болтовней. Домодничался он до тезиса: «бессознательное структурировано, как язык». Его часто употребляют современные аналитики-лаканианцы по поводу и без повода. Но все как раз наоборот. Бессознательное – и так структура, его не надо структурировать. Тем более «структурировать, как язык».

Всевозможные композиции бессознательных представлений тоже бессознательны. Это не отдельная аксиома, а свойство бессознательного «по определению». Назвали бессознательное структурой? Вот будьте добры: обеспечьте сохранность относительно любой композиции. Это открывает дорогу к нескольким чрезвычайно полезным и эффектным приемам (глава 6).

Аналогично можно определить сознание (Bw). Это структура представлений, которые а) отражают опыт совместной деятельности субъектов, б) могут быть выражены в речи. Это наш вариант. Фройд поступал проще и никак не определял сознание, полагая эту категорию самоочевидной и понятной всем. Вместо прямого определения Фройд сформулировал очень простой критерий, которым пользуются до сих пор. Если субъект о чем-то говорит или может сказать, хотя бы внутренним голосом, то это и есть элемент сознания. Сознание состоит из представлений, соединенных со словесными остатками^[38]. Опять же, сейчас не так важно, из чего именно состоит сознание. Главное, что сознание и бессознательное – структуры (по определению).

Теперь обратите внимание на очевидный логический ход. По определению, представление принадлежит бессознательному, если (и только если) это представление не осознанно. Получается, для любого представления мы можем задать вопрос об осознанности. Если ответ положительный, представление принадлежит сознанию, иначе – бессознательному.

Замечание. Мы использовали слово «иначе» специально, потому что вопрос совсем не обязательно предполагает только два возможных ответа (да или нет). С «да» все более-менее понятно: для утвердительного ответа достаточно оформить представление в речи или соотнести его с опытом совместной деятельности. Но как проверить «нет»? А вдруг появятся другие ответы: «не совсем», «еще нет», «почти наверное нет», «невозможно определить» – все эти варианты можно объединить как «не да» (иначе, чем «да») и отправить в бессознательное.

Получается, все (вообще все) представления можно разбить на две непересекающиеся структуры: сознательное и бессознательное. Или скажем иначе: вместе две структуры покрывают бесконечное множество всевозможных представлений. Вот здесь пора определить психику как объединение структур, вместе содержащих всевозможные представления.

Так впервые возникает психоаналитическое понимание психики как объединения двух структур: сознания и бессознательного.

Кстати. Структуры составлены из представлений. Значит, структура – это тоже представление. Получается, что психика, будучи объединением (композицией) представлений, сама является одним большим представлением. Почему бы нет?

Возможен и обратный переход. Никто не мешает опять разбить психику на структуры, но сделать это по-новому. Например, выделить Оно, Я и Сверх-Я. Все зависит, опять же, от вас, от изучаемой проблемы, от стилистических предпочтений. Выбирайте, определяйте и используйте те структуры, которые считаете наиболее подходящими для ваших исследовательских задач или бытовых проблем. Ваш знаковый выбор в психоанализе называют топикой.

Топика – это способ разбиения психики на основные структуры.

Бессознательное и сознание (иногда к ним добавляют предсознательное) – это Первая Топика, исторически и хронологически первая. Вторая Топика – всем известные Оно, Я и Сверх-Я. Также популярна топика Лакана: реальное, воображаемое, символическое.

Как видите, внутренние и внешние границы психики, ее топология и структурные особенности не задаются заранее. Они проявляются постепенно, когда мы движемся от отдельных представлений к композициям и структурам. Конкретные свойства, и только они, представления определяют его «топос» (с греческого – место) в психических структурах. Таков топический, или структурный, подход к психике.

Топический аспект – это вопрос «Где? В какой структуре?». Принадлежность к структуре – это обладание некоторым набором психических свойств, но ни в коем случае не физическое расположение. Если и говорить о каком-то «месте», то только в терминах психического пространства представлений.

Неизвестно, увлекался ли Фройд математикой. Однако в психоанализе, как и в современной топологии, под «топосом» понимают не обычное «место» в физическом мире, а отношение между абстрактными объектами. Поэтому Фройд категорически отклонил вариант «подсознание» как неправильный и вводящий в заблуждение^[39]. И Сверх-Я не находится сверху Я (?-5). Однако тот факт, что мы не обязаны оперировать пространственными понятиями не означает, что мы не можем придумать удобные координаты (глава 7, ?-11).

Б. Энергетический аспект. Либидо

Продолжаем упражняться в абстракциях. Вспомним, что представление – это элемент психического содержания. Можно ли абстрагироваться, то есть отвлечься от этого содержания? Давайте попробуем.

Повседневный опыт подсказывает: эмоциональная значимость представлений далеко не всегда обусловлена их содержанием. Часто людей бесят совершенно невинные мелочи. Или возбуждают детали, казалось бы, никак не связанные с сексуальностью.

Идея, брошенная в массы, – это девка, брошенная в полк^[40]. Идея не обязана быть рациональной, продуманной, правильной. Девка не обязана блистать знаниями или иметь государственные награды. Главное: бросить ее с нужной энергий, сообщив достаточный импульс.

Так мы приходим к необходимости ввести количественную характеристику представлений, к энергетическому аспекту.

Почувствуйте влияние языковой среды. Фройд чаще говорил не об энергии, а об экономике либидо, об экономическом аспекте. Сто лет назад это были почти синонимы. Для наших ушей это немного непривычно. Труд Фройда «Экономические вопросы мазохизма» вызывает ассоциацию с расценками услуг в БДСМ-салоне, но не с кинетикой или принципом минимума потенциальной энергии. О, времена! У отцов психоанализа ассоциации возникали правильные. Хотя кто их знает…

В чем суть энергетического аспекта? В том, что любое представление в данный момент времени обладает некоторым «запасом» энергии. Как называется эта энергия, вы все прекрасно знаете. Либидо. Едва ли не самый модный термин начала прошлого века. Но что скрывается за этим мелодичным словом? Дадим строгое определение, пригодное для дальнейших подвигов.

Прежде всего,

либидо – это психосексуальная энергия.

Если забыть про сексуальную природу либидо, можно промахнуться и вместо психоанализа приехать в аналитическую психологию Юнга.

Фундаментальное отличие психоанализа от юнгианской психологии: ограничение полномочий либидо областью чувственных удовольствий. Либидо – не просто энергия как таковая, а именно энергетический эквивалент психосексуальности. Что мешает определить либидо как «просто энергию»? Ничего. Но смысл вводить новую категорию? Чтобы показать, как ловко мы подбираем синонимы для одного и того же определения? Чтобы избегать повторов? В художественных текстах это оправданно. Но если вы строите научную теорию, то нельзя просто взять переназвать старую категорию (энергию) и получить якобы новое понятие.

За непонимание этой тонкости Фройд долго и с удовольствием троллил Юнга, пока у последнего не подгорело, и дружба двух великих новаторов закончилась. «Теория либидо Юнга монистична; нас должно было спутать то обстоятельство, что он назвал именем либидо единую силу влечения; однако это не должно нас смущать больше»^[41]. Поэтому не смущайтесь. Не надо переоценивать духовность и культуру человека. Его интересует главным образом чувственное удовольствие. И лишь потом – мистическая движуха каких-то туманных архетипов. Конечно, в ходе развития субъект учится получать удовольствие от деятельности, не связанной с сексуальностью и раздражением эрогенных зон. Сублимирует. Но и эту высокодуховную активность, далекую от сексуальных утех, можно описать в категориях инфантильной сексуальности и влечений.

Впрочем, не нужно впадать в крайности (мы все-таки центристы). Ошибочно считать, будто бы Фройд все сводил к сексу. Сексуальность в то время означала чувственность в широком смысле, а не атрибут, повышающий вероятность акта совокупления. Даже сейчас интернет-аудитория четко различает сексуальность и, кхм, сношабельность. Проблематизировать сексуальность, превращая ее в предмет научного анализа (вопреки воплям моралистов) – это одно. И совсем другое – объявлять сексуальность единственным значимым предметом исследования. Хотя нашлись ученые, которые пошли по второму пути: Вильгельм Райх^[42] считал, что Фройд слишком мало внимания уделял половым вопросам.

Теперь вспомним основную идею наших теоретических изысканий: рассматривать психоаналитические феномены на уровне отдельных представлений. Чтобы нам было удобнее работать на этой ниве, потребуем для либидо несколько простых свойств.

1. Либидо – это количественная характеристика представления. То есть можно совершенно забыть про качественное содержание психического объекта и охарактеризовать его некоторым числом. Чем больше это число, тем больше внимания психика будет уделять этому объекту (представлению). И тем выше вероятность, что именно это представление в ближайшем будущем выкинет какой-нибудь фокус. Если у представления вовсе нет либидозной энергии, такое представление как бы не существует для психики, не может влиять на психические процессы.

2. Благодаря либидо мы можем сравнивать любые представления между собой, совершенно не заботясь об их содержании. А если у некоторого представления не удастся определить запас либидо? Теоретически такое возможно? Зависит от нас с вами. Во избежание неприятных ситуаций предположим, что нам известна энергия каждого представления в данный момент времени. Или, более точно, либидо определено у всех рассматриваемых представлений. Мы не планируем рассматривать сразу слишком много, поэтому требование вполне выполнимо. Иными словами, либидо универсально. К сожалению, наша замечательная осведомленность жестко ограничивается настоящим временем, мгновением. Разговор о будущем только предстоит.

3. Психоанализ уже показал себя в качестве эффективной и простой теории. Но все равно находятся впечатлительные личности, которые при первой же трудности кидаются придумывать новые аксиомы. В частности, однажды Фройд обнаружил у людей склонность навязчиво воспроизводить травмирующие воспоминания и повторять роковые ошибки. Этот феномен сильно выбивался из стройной концепции, согласно которой психика всегда стремится к удовольствию. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» Фройд осмыслил свое открытие и слегка подправил теорию влечений. Но либидо не пострадало! И, вопреки распространенному заблуждению, никакого «мортидо» в классическом психоанализе так и не появилось. То есть особые «смертоносные» влечения были признаны и выделены в отдельный класс. Но либидо как было единственной количественной характеристикой представлений, так и сохранило свою единственность. Чтобы ни у кого не возникало соблазна наплодить сущностей, мы включаем это свойство в определение либидо.

4. Сейчас грустная новость. Либидо не существует в реальности, его нельзя непосредственно измерить, увидеть, пощупать. Это абстракция. Или, как говорят, эпифеномен. Тем не менее, за этой абстракцией скрываются вполне объективные биохимические процессы: возбуждение и торможение нейронов, стимуляция слизистых оболочек и зрительной зоны мозга, вегетативные реакции вроде скачков артериального давления.

5. Либидо появляется в психике только как отражение телесного чувственного удовольствия. Это единственное ограничение. Дальше у либидо появляется свобода принимать разные формы внутри психических структур. Долго лежать на полочке-представлении энергия не собирается. Либидо может даже покинуть психику, превратившись обратно в физическую энергию и вызвав попутно бурную телесную активность. В разных ситуациях разные «порции» либидо проявляют себя по-разному. Иначе говоря, наша психосексуальная энергия полиморфна.

Чтобы понять последний пункт, нужен динамический аспект. В остальном все достаточно просто и прозрачно. Энергетический аспект – это вопросы «Сколько?», «Какова энергия представления?», «Какое из двух представлений обладает большей энергией?».

В. Динамический аспект. Состояние и эволюция

Представления рассованы по структурам, либидо распределено по представлениям. Логично спросить: «Дальше что?». Допустим, одно представление присвоило все либидо себе. Или, наоборот, энергия равномерно размазалась по психике. Что из этого следует? С этого начинается динамический аспект. Мы наивно полагаем, что знание текущего распределения либидо позволит предсказать дальнейшие события. Или, говоря научным языком, начальное состояние психики определяет ее эволюцию хотя бы на бесконечно малом интервале времени.

Современный человек абсолютно свободно использует в своей речи слова «состояние», «эволюция», «динамика». Не задумываясь, с какими ожесточенными боями эти категории прорывались в научный обиход. И вы догадываетесь, что их предметной областью была вовсе не психология и не психоанализ, а теория систем и квантовая механика. Последняя имеет дело с объектами, свойства которых нельзя просто взять и измерить. Вернее, можно, но измерение ведет к необратимым изменениям объекта.

Приходится идти на многочисленные хитрости^[43]. В частности, обращаться с объектом как с черным ящиком, догадываясь о его свойствах по косвенным наблюдаемым признакам. Квантовая механика и психоанализ гораздо ближе друг к другу, чем принято думать.

Динамический аспект позволяет выделить несколько связанных между собой представлений и обозвать их системой. И наблюдать, как у системы меняется то или иное свойство, как либидо перераспределяется между представлениями. Если отвлечься от структурного и энергетического аспектов, то можно говорить о динамике, у которой свой специфический предмет изучения. Инструментарий динамической теории столь развит и многогранен, что его одного хватило бы для решения многих психоаналитических проблем.

Что же такого полезного или особенного дает нам динамический подход?

1. Мы можем произвольно выбирать границы изучаемой системы. Невозможно объять необъятное, невозможно засунуть в одну модель сотню явлений, параметров и свойств. Как правило, каждый раз нас будут интересовать небольшая группа представлений и одно-два свойства. Новые детали добавить всегда успеется. Бесспорно, психика не перестает быть системой из-за нашего выбора. И нервная система называется системой не просто так. Но мы имеем право назначить системой именно эту небольшую делянку (которую научно мотыжим). А на системность всего остального – забить.

2. Если мы выбрали для изучения небольшую группу представлений, то что делать со всем остальным? Чем является оставшиеся за скобками мозг, общество и большая часть психики? Не системой, нет. Система у нас одна, ее мы определили своей волей и теперь изучаем. Тогда чем же? Ответ: внешней средой. Внешней относительно чего? Относительно изучаемого предмета, то есть маленькой системы. Мы словно обвели пунктиром группу представлений. И все, что за этой границей, теперь мыслится как нечто монолитное и простое. Конечно, мы помним, что там тоже есть какие-то представления, какая-то своя структурная сложность. Но при моделировании с внешней средой обращаются максимально грубо и цинично.

3. Если упрощенного понимания внешней среды вам мало, то пойдем еще дальше. Мы всегда можем мысленно изолировать систему от внешней среды, изъять группу представлений из психики. И посмотреть, как эти ребята поведут себя, будучи свободными от воздействия окружения. Анализ автономной динамики — очень полезный прием. Без него мы бы не смогли сформулировать принцип удовольствия (глава 5).

4. Каждый элемент системы находится в каком-то состоянии. Можно ли, зная состояния всех представлений, сделать вывод о состоянии всей системы? Элементарно. Состояние композиции (системы) определяется как композиция состояний ее элементов. Кто бы мог подумать, что все так просто?

5. Можно взять систему и оказывать на нее всякие разные воздействия. Зачем? Чтобы наблюдать ее отклик! И, конечно же, можно сравнивать реальное поведение системы с ее гипотетической автономной динамикой. Все это позволяет нам лучше понять, как внешняя среда влияет на систему. И заранее предсказывать отклик системы на воздействие, которое еще не успело состояться.

6. Наконец, в динамической теории можно отделить прошлое от настоящего. Что имеется в виду? В прошлом система могла подвергнуться внешнему воздействию и изменить свое состояние. И пойти по другому пути развития. Но если в тот момент воздействие прошло мимо и не отпечаталось явным образом в биографии системы, то второго шанса не будет. Поэтому когда вы смотрите на систему, на ее текущее состояние, то можете не волноваться о темном прошлом.

Будущее (Futurum) определяется только настоящим (Prasens). Последнее, бесспорно, хранит на себе отпечаток прошедших времен. Но только таких, которым удалось дотянуть до текущего момента. Бывают события настолько прошедшие (Plusquamperfectum), что заслонены от будущего даже не настоящим, а более ранним прошлым. Их мы отбрасываем. Иными словами, важна история, но не предыстория.

Нет ли здесь противоречия с духом психоанализа? Как раз нет, потому что достаточно сильная психика сама постепенно изживает следы травм и других неприятностей.

Ситуация, когда предыстория слишком сильна, но не просматривается в настоящем, касается очень узкого класса систем и называется гистерезисом. Или кармой. Кому как привычнее. Так вот. Ни кармы, ни гистерезиса в психоанализе нет. Можете вздохнуть с облегчением.

Вздохнули? Вздохните еще раз. Самая жуткая глава закончилась.

* * *

Вот, в сущности, и весь теоретический фундамент психоанализа. Здесь нет истерии, вытеснения, влечений, комплексов – они возникают потом, как конструктор из представлений и трех аспектов. Не зная этих основ, начинающий аналитик вынужден хаотично штудировать современную литературу, запоминая множество разрозненных фактов. Вам повезло. Вы поняли и вникли в жесткое ядро психоаналитической науки. И теперь можете двигаться в любом интересующем вас направлении.

Сейчас таковым направлением является время и его роль в психической жизни. Вы могли заметить, что в динамическом аспекте время уже проявило себя. Мы заговорили о прошлом, настоящем и будущем. Но это время физическое, объективное, не зависящее от психической активности субъекта. Его существование мы не ставим под сомнение. Что делать с психическим, с субъективным временем? Пока совершенно непонятно. Откуда оно берется в психике? И как же так получилось: времени еще нет, а психические системы эволюционируют, то есть меняются во времени.

Здесь сама напрашивается гипотеза:

состояние психики меняется не под действием психического времени, но наоборот – психическое время возникает как результат динамики представлений.

В некоторых структурах психическое время может вовсе не возникнуть… Давайте не будем тратить время и с помощью новеньких теоретических инструментов выдолбим из куска гипотезы концептуальную скульптуру.

Антракт
Обстоятельства жизни

Я, пожалуй, подорву мою репутацию, если буду всем все объяснять.

Дойл. Приключения Шерлока Холмса

– Если и брать в рот, то что-нибудь толстое и фундаментальное! – заявил демонолог, раскуривая сигару. – Все равно от наследия нашего Великого Дедушки не убежишь. Все мы латентные пидарасы. Кроме тех, кто уже опидарасился. Они уже не латентные.

– Еще солнце не встало, а тебе уже настроение убили? – майор Белкин по привычке достал пачку сигарет. Но, подумав над словами хозяина Ховринки, решил не закуривать.

– Вы-с, вы-с и убили-с. Приперли-с до восхода солнца. Сорвали мне встречу рассвета. Где вас позавчера носило, когда толпа вооруженных фанатиков забралась на территорию больницы и устроила погром, переходящий в оргию?

– Вот! Значит, не толпа, а два мирных активиста антифашистской организации. Не вооруженных, а с плакатами в руках. Не погром, а молчаливые одиночные пикеты.

– А вы видели, что у них на плакатах было написано?! Я не потерплю оскорбления моих чувств.

– Сам-то сколько раз критиковал наш закон о защите чувств верующих? – Белкин хитро прищурился и таки решился раскурить сигарету.

– Верующих! Я не верующий, я знающий.

– Вот… Значит, слишком много знающий?

– Знающий, что в следующий раз я спущу на эту антифашистскую шоблу не только моих…

– Бандитов.

– Они не бандиты, они послушники.

– Наголо бритые и в берцах?

– Неважно. В общем, предупреждаю. В следующий раз к митингующим выйдет обитатель второго этажа.

– Вот. Значит, не пугай бабу туфлями. Что он может, твой обитатель? Неделю назад при задержании потребовалась помощь, и его как ветром сдуло, обитателя твоего.

– Его действительно сдуло ветром. Ветрено было.

– Это Москва. Тут всегда ветрено.

– Я заметил. Видимо, ветер и разносит все государственные тайны. Меня зачем сюда в опломбированном вагоне везли? Чтобы левая молодежь знала, где я обитаю и постоянно пыталась выкурить меня из Больницы?! Ладно. Я выпустил дым, – и демонолог действительно выпустил облако табачного дыма.

– У нас говорят «выпустил пар».

– Пар пусть выпускают эти, с парогенераторами, которые уже не латентные. Zum Teufel. Что у вас за проблема, майор?

– Вот, – Белкин положил на стол куклу, связанную из толстых шерстяных веревок, перехваченных парой грязных красных тесемок. И, почувствовав недосказанность, многозначительно добавил. – Значит.

– Что «значит»? Что «вот»? Славянский оберег. Изготовлен почти идеально. Только не нужно оберегу лицо рисовать, тем более фиолетовым фломастером.

– Сослуживец говорит, что такие куклы ему регулярно дарит дочь. Вот. Значит, дочь, погибшая полгода назад.

Демонолог с самым обреченным видом отправил к потолку поток дыма.

– Майор! Кто из нас похож на идиота? Я или вы?

– Я говорю, как есть. У Сереги дочурка погибла. Поехала отдохнуть к бабке в деревню и утонула. Хоронили в закрытом гробу. Ну и вот. Значит…

– Ну и вот, значит отправьте вашего боевого товарища на боевое лечение! – вспылил австриец. – Пусть этим занимается лысый режиссер-психиатр. А то странно как-то получается. Мэрия Ховринку отдает ему, а пациентов направляет ко мне!

– Не хами. Даром ему твоя заброшенка не нужна. Ее просто снести хотят и торговый центр построить.

– И будут торговать там вязаными куклами и белыми билетами. Ставлю двух камчатских крабов, что сам ваш товарищ эти куклы и делает.

– Исключено. Я его навещал на днях. Посидели, выпили, договорились сюда прийти, распрощались. Выхожу на лестничную клетку. У дверей лифта лежит кукла.

– Посидели, выпили?

– Вот! Значит, попрошу без этого! Я в молодые годы после трех литров самогона был как стеклышко. А мы пили бальзамчик буржуйский, почти компот. Куклу принесло неустановленное лицо, пока мы в квартире сидели…

– Сидели и выпивали! Из панцерлида слов не выкинешь. Ладно. Посмотрим. Где пациент?

– Ждет на улице. Говорит, внутри больница нагоняет на него страх.

– Можно подумать, снаружи она нагоняет веселье.

Снизу раздался крик и выстрелы.

Демонолог высунулся в окно.

– Отойдите от подвала! Вход правее.

Спустя пару минут в кабинете стоял бледный, как мел, офицер Росгвардии.

– У вас там в подвале кто-то шныряет! Их много! Шипят!

– Коты. Могли бы не орать на них, а угостить чем-нибудь. Я скоро разорюсь на сухом корме для моей мохнатой армии.

– Откуда они тут?

– Подкормил одного, за ним подтянулись халявщики со всей округи. Не выгонять же, – австриец помолчал, потом смерил несчастного посетителя суровым взглядом. – Договоримся сразу, mein Freund. Я демонолог. Ученый! Naturwissenschaftler. Ни в каких призраков, ни в какие заблудшие души я не верю. Люди за всю историю цивилизации убедительно доказали отсутствие у них зачатков монадоподобной субстанции под названием «душа».

Росгвардеец вопросительно уставился на Белкина.

– Не самое хорошее настроение, вот значит и ругается. Видите ли, мы позавчера не отогнали от Ховринки антифашистов с плакатами. Короче, не верит он ни во что. Ни в бога, ни в черта, ни в загробный мир.

– И этого человека нам прислали, чтобы подавить революцию? – разочарованно и слегка оскорбленно протянул офицер.

– И к этому человеку вы оба пришли с утра пораньше, чтобы заканифолить мозги какими-то куклами, мертвыми медхенами и охотой за привидениями! – сердито отозвался демонолог. – И этот самый человечный человек все еще в этой комнате.

– Ты, Бэшраил Бэшраилович, не серчай, – в глубине души майор был готов попросить прощения. – Мы не так часто к тебе обращаемся…

– Девятый раз за этот месяц. И сегодня только пятое число. Ладно, давайте дадим слово скорбящему эльтерну. По порядку, как в рапорте. Никаких предварительных версий и, Крангел упаси, призраков. Нур фактен.

Посетитель приосанился и бесцветным голосом изложил суть проблемы.

– Я, Сергей Воронец, капитан Росгвардии с момента ее формирования. Разведен. Бывшая супруга лишена родительских прав по причине тяжелой наркотической зависимости. Воспитанием единственной дочери всегда занимался исключительно я. Прошлым летом дочь была отправлена в поселок Шишиморово Новгородской области.

– Нельзя детей в места с такими названиями отправлять! В логово Шишиморово, – пробормотал австриец, стряхивая пепел в совиный череп.

– Вот! Значит, веришь в нечистую силу! – майор Белкин торжествующе поднял указательный палец.

– Я-то не верю. Население тех мест верит. Или верило. Иначе откуда название? А молва на пустом месте не рождается. Не суть. Дальше!

– Дальше мне позвонила моя мать и сообщила, что Маши больше нет. Утонула. В первый же день. До этого плавала только в бассейне, под присмотром. А тут то ли испугалась чего-то, то ли…

– Причины отправки ребенка к бабушке? – бестактно перебил демонолог.

– Сначала я расскажу об обстоятельствах смерти.

– Нет. Нас интересуют обстоятельства жизни. Только они протянут шерстяную нить к кукле. Когда вы нашли первую куклу?

– Когда приехал с похорон дочери.

– А хоронили ее где? – Морфинх выкинул останки сигары в форточку.

– В Новгородской области. Недалеко от Шишиморова есть кладбище, там много моей родни лежит.

Демонолога перекосило.

– Морфинх! Да что с тобой такое?! Шило мешается? – не выдержал Белкин.

– Не произносите это звукосочетание в стенах Больницы. Накликаете! Нам только новых жильцов не хватало. Ни слова больше о той деревне! Вы возвращаетесь в Москву, у лифта лежит кукла…

– Не у лифта. У входной двери. В двух шагах от порога. На видном месте.

– У двери… Майор, а вы свою куклу нашли около лифта?

Белкин кивнул.

– Так-так-так. И почему вы сразу заподозрили покойную дочь?

– Она делала этих кукол раньше.

– Насколько раньше?

– Прошлой зимой первую поделку с собой принесла.

– Ну вот вам и обстоятельства жизни, а вы все о смерти да о смерти, – демонолог с довольным видом достал новую сигару из стакана с карандашами, черными маркерами и перьевыми ручкам. – Кто ее научил плести кукол из шерстяных веревок?

Офицер ответил молчанием. Это не смутило единственного в Европе демонолога-политконсультанта. Он переключился на привычный режим монолога.

– Сама научилась? Сомневаюсь, – австриец раскурил сигару от пламени примуса. – Слишком сложный процесс. Оберег изготовлен с точным соблюдением всех деталей. Необходим был наставник. Девочку вы воспитывали один. Полагаю, многому ее научили, но уж точно не плетению и прочим народным ремеслам.

– Читает с четырех лет. Читала. И рисовала. Рисовать начала даже раньше, чем читать. Стихов много знала. По деревьем лазать любила. Сдачи могла дать любому обидчику, но в драку первая не лезла.

– Угу, – демонолог затянулся, жмурясь на восходящее солнце. – Интернет? Какой-нибудь видеоблог по рукоделию.

– Не сидела Маша в интернете. Не любила это дело.

– Ну и самое простое. Вы заботливый и любящий отец, часто дарили девочке подарки. Не простые, а развивающие.

– В основном, книжки-раскраски и всякую всячину для рисования.

– Никаких наборов для вязания, плетения? Или просто шерстяную пряжу?

– Если честно, я и не знаю, где такое приобрести.

– Итак, мы приходим к очевидному выводу. Ваша дочь вряд ли умела сама мастерить этих кукол. А если и умела, то в ее распоряжении просто не было нужных материалов. Разве что она посещала кружок по рукоделию?..

– Художественная школа.

– Ну, где рисование, там и сопутствующий Kunst. Надо позвонить туда и провентиллировать вопрос.

– Я сейчас наберу Машину учительницу.

Офицер достал смартфон, пару раз дотронулся до экрана и, приложив аппарат к уху, принялся нервно расхаживать по кабинету. Ноги сами привели его к двери больничной кухни. Тихо с кем-то переговариваясь, он повернул ручку, переступил порог и тут же, издав возглас удивления, отпрянул от дверного проема.

– Нет, Марин, все хорошо, не волнуйся. Я тебе позже перезвоню, – и, повернувшись к Бэзилу, – У вас там осьминог какого-то паренька в аквариуме топит. Мне точно лечиться пора.

– Не обращайте внимания. Морисик уламывает Пауля пожертвовать щупальце на сашими к завтраку. Меня другое удивило. Номер педагога стоит у вас на быстром наборе, хотя полгода назад этот контакт потерял свою актуальность. Обращаетесь вы к ней по имени. Сами того не замечая, вы попытались выйти из комнаты, чтобы поговорить с ней наедине. И она за вас волнуется. Собственно, это объясняет отправку ребенка в деревню к бабушке, чтобы не мешала. Я все понимаю и ничего не имею против: такие ситуации довольно типичны. Однако теперь у нас появился подозреваемый.

– Это как понимать?! – напрягся офицер. – Чтобы Марина пошла на такое? У нее чистая душа, она всегда была рядом в трудные минуты, особенно после того, как Маша…

– Не сомневаюсь в чистоте ее помыслов. Она может искренне желать вам добра и поэтому устраивать такие вот акции памяти. Еще вместе не живете? Нет? Тогда я не исключаю попытку психологического давления. Чем больше вы нуждаетесь в поддержке, тем крепче ее позиции в вашей жизни.

– Я несколько раз пытался порвать…

– Ну вот видите. Русские Fraulein готовы на многое, чтобы стать Ehefrau. Хотя до азиаток в этом маниакальном стремлении вашим барышня еще очень далеко. Да и правильно разводиться русские, к счастью, еще не научились. Иначе бы все европейские граждане, польстившиеся на постсоветскую экзотику, уже без штанов бы ходили.

«Вот обратно бы тебя в вагон зампломбировать и депортировать, значит, к чертовой матери» – подумал Белкин.

– У Марины алиби. Я часто провожаю ее с работы, иногда ко мне заезжаем. Утром находим у двери куклу. И Марина уверяет, что ничего подобного в художке они не делают. Маша сама приносила куклу на занятия и просила научить ее сплести такую же. Я могу допросить родителей других учеников и проверить.

– Не надо. Успеем. У меня сейчас вырисовывается версия. Смутная, – демонолог осмотрел веровочную куклу, на этот раз более внимательно. – Еще подозреваемые есть? Из живых.

– Да живет у нас один дед в подъезде, коптить его душу! Сторожем работал на заводе. В девяностых стал случайным свидетелем, как директора прямо с рабочего места похитили. Да и самого старика чуть не грохнули. Он в каморке своей забаррикадировался. На допросах гнал, что директора унесли две старухи.

Демонолог оживился.

– Шестирукие? Не отвечайте. По глазам вижу, что шестирукие. Странно. Давненько их никто не видел. Последний случай задокументирован… Но не будем о грустном. Вот эту куклу вы нашли около лифта. Правильно, майор?

– Так точно.

– А где первая, которая у двери лежала?

– Не первая, – поправил офицер. – Первые. Их было несколько штук. Каждая держалась около месяца.

– В каком смысле «держалась»?

– Сохраняла приличный вид. Ну, сырость, грязь в подъезде. Мы уже год воюем с новой уборщицей. Молчаливая старая карга ни черта не убирает, только жижу по полу размазывает. Разговаривать с ней бесполезно.

– Вот. Значит, понятно теперь, почему куклы могли неделями лежать, и их никто не трогал! – подал голос Белкин.

– Прям никто? – уточнил демонолог. – Даже вы?

– Не прикасался, – признался офицер. – Не смог заставить себя.

– Я ту, предыдущую, в пакет завернул. Тоже принес. Вот, значит, – майор достал сверток. – Там каша из сырых веревок. Доставать?

– Не надо. Кажется, я все заферштандил.

Оба посетителя обратились в слух.

– Что вы на меня так смотрите?! Тут что, музей-лекторий дедуктивного метода имени сержанта Баскервиля Петровича и его служебной собаки? У меня трапеза, – открылась кухонная дверь, и появился Морис с тарелкой сашими и следами присосок на шее и лице. – Идите по своим делам. Заодно арестуйте антифашистов, которые мне тут жизнь отравляют. Это в качестве гонорара. А вечером, как будете домой возвращаться…

– Завтра утром. Сегодня ночное дежурство.

– Тем лучше! Сегодня нам ловить нечего. У самого подъезда позвоните мне. У Вас телефон видеозвонки поддерживает? Камера хорошая?

– Да, Марина подарила. Она любит видео присылать…

– Не буду уточнять, какого содержания. Bis bald.

* * *

– Морфинх слушает. Зашли в подъезд? Отлично. Включайте видео. Не загораживайте камеру пальцем. Gut. Это ваш этаж? Покажите лифт. Нет куклы. Дверь. Нет. Дайте обзор площадки. Вот же кукла. Это выход на лестницу?

– Да, только лестницей почти никто не пользуется.

– Тем более. Подойдите ближе. Кукла свежая. Забирайте. Не бойтесь. Берите, я говорю! Вот так-то лучше. Ну и грязище. У меня в подвале чище, несмотря на стадо котов.

– Уборщица, старая шалашовка…

– Я уже слышал. Не убирается, грязь размазывает. Это и есть разгадка. Спускайтесь по лестнице.

– Нет!

– Что значит нет?

– Я с места не сдвинусь, пока вы не поделитесь своей теорией.

– Которой из них? У меня есть интересная теория затонувших городов. Теория оккультных факторов в геополитике. Сейчас я работаю над теорией времени… Матом-то зачем орать на весь подъезд?

– Теорией о кукле и уборщице!

– Уговорили. Год назад в подъезде меняется уборщица. Вы говорили, что прошлой зимой дочь принесла первую куклу. Тоже год назад. При этом девочка не заявляла, что сделала куклу сама?

– Не заявляла.

– Поэтому давайте предположим, что кукла – это подарок.

– Ну вы что?! Эта старая карга ни с кем не разговаривала. Шныряла тут, как тень, посреди ночи. Днем не появлалась.

– Не обязательно отдавать лично в руки. Можно под дверью оставить. Возможно, ваша дочь находила этих кукол там же, где и вы. Помните, я спросил про место похорон? Загадочный даритель не знал о смерти ребенка и продолжал подкладывать свои сомнительные сувениры. И регулярно обновлял презент, когда тот терял товарный вид. Уборщица, хоть грязь и размазывала, но кукол не трогала.

– Но как она могла не догадаться, что…

– Что девочка мертва и забрать подарок некому? Думаю, мы имеем дело с существом, мыслящим немного не так, как мы.

– Это как?!

– Это так. Дарительница решила, что дело не в девочке, а в самом подарке. И пыталась улучшить свой презент, рисуя куклам лица. А мысли о смерти ребенка допустить не могла по очень простой причине. Кому приятно думать, что его опередили? И не кто-то конкретно, а глупые силы природы.

– То есть Вы хотите сказать…

– Да, офицер. Я хочу сказать, что уборщица собиралась причинить вред вашей дочери и заманивала ее с помощью кукол. Когда кукла портилась, ее новая версия лежала на том же самом месте. Но если куклу забирали, то место дарения смещалось. Стоило Белкину забрать старую куклу, промокшую и грязную, ее младшая сестра переместилась от двери квартиры к лифту. Когда же и эта кукла перекочевала к нему в карман, то что мы видим? Прошла ночь, перед нами очередная новинка. И не у лифта, а у выхода на лестницу.

– Но почему, вернувшись в Москву, ну, тогда… после…

– Почему вы нашли куклу у исходного пункта? Не знаю. Возможно, дарительница испугалась, что девочка сбилась с маршрута и на всякий случай повторила все сначала. Теперь понимаете, почему надо спускаться?

– Понимаю…

– Включите подсветку. Danke. Мусоропровод, настенная живопись, лужа. А это что за васистдас такой?

– Да швабра это, швабра. Опять эта старуха свои причиндалы забыла.

– Причиндалы? Вы видите здесь ведро, тряпки, чистящие средства? Я лично не вижу. Только швабра. Приблизьте. Не загораживайте камеру пальцем! Это не простая швабра, а веревочная. И половина гривы у нее наглым образом выщипана.

– Конечно! Такой только грязь и размазывать.

– Из такой только обереги и плести! Вы сейчас смотрите на источник сырья для изготовления кукол. Не трогайте! Сегодня ваша убирашка снова придет и будет плести новую приманку. Прямо тут. Поэтому не нарушайте целостность места преступления. Кстати, Вы правильно вспомнили про остальные причиндалы. Как вы думаете, где они?

– Думаю, на своем обычном месте. Если они вообще существуют в природе.

– Bestimmt! В точку! Вполне возможно, уборщица ими вообще никогда не пользовалась. Только для виду возила оборванной шваброй по полу. А где уборщицы обычно хранят инвентарь?

– В каморке у мусороприемника…

– То есть мы сейчас стоим у конечной точки путешествия. Посветите-ка себе под ноги. Видите? Чуть левее. Палец уберите!

– Мусор какой-то.

– Не какой-то. Это старая-старая кукла, размокшая в полный швах. Теперь понятно, почему маршрут вернулся в исходную точку. Если бы ваша дочь тогда не поехала в деревню, то нашла бы эту куклу. И, простите за такой фатализм, ее жизнь все равно бы трагически прервалась. Только вам бы пришлось еще долго терзаться напрасными надеждами.

– Мрак. Старуха думала, что Маша сама полезет в мусоропровод за новым «подарком»?! Или караулила рядом? Но тут спрятаться негде.

– Это вы и должны будете выяснить сегодня ночью. Установите где-нибудь камеру беспроводную и передавайте изображение себе на компьютер.

– Я могу устроить засаду. Или в каморку прямо сейчас нагрянуть.

– Не нужно. Спугнете. Завтра буду ждать результатов. Договорились?

– Договорились. Конец связи.

* * *

Белкин нервно постукивал пальцами по столу, пока Морис упаковывал двух крупных камчатских крабов в контейнер со льдом. Бэзил, проспоривший таким образом свой скромный ужин, довольствовался балыком из нельмы – ужином не менее скромным.

– Вот, ну ты подумай! Спугнул, значит!

– Может, приснились ему эти две старухи? – демонолог наслаждался балыком, потеряв изрядную долю интереса к решенной, но не доведенной до ума загадке.

– Может. Но в каморке я действительно нашел два матраса, две подушки, два одеяла. И никаких ведер, тряпок, порошков и вот, значит, прочего инвентаря. Жили они там на пару. Не тужили.

– Кто жил?

– Вот, значит, твои шестирукие старухи и жили!

– Почему мои?

– Ты про них сам упомянул тем утром, вот почему!

– Именно поэтому я по-прежнему думаю, что ему это все приснилось. Задремал человек у монитора. Во сне мозг воспользовался эхом дневных разговоров. Запись-то с камеры сохранилась?

– Нет, не сохранилась.

– Кто бы сомневался…

– Крабов не отдам! Жена не простит.

– Да забирайте. Только вкратце расскажите, что там наш бравый офицер увидел?

– Вот, значит, то и увидел. Как поднимается по лестнице уборщица: старуха тощая, в тряпье замотанная. Открывает мусоропровод. Снимает свое тряпье, а под ним еще две пары рук. И вот, значит, упирается она в мусоропровод двумя руками, а остальными прямо туда лезет. И помогает выбраться наружу еще одной старухе, тоже шестирукой. Но еще более дряхлой и мерзкой, что хоть в три слоя тряпья замотай – не возьмут никуда уборщицей, в подъезд не пустят или вообще полицию вызовут. Вырывает старуха – та, что подревнее, – клок веревок из швабры, быстро мастерит куклу и с помощью своей товарки прячется обратно в мусорник. Младшенькая, богу ей душу, вот, значит, мать, куклу кладет чуть поодаль от входа на лестничную клетку, чуть поближе к мусоропроводу. Одевается обратно в свое тряпье и уходит.

– И что дальше?

– Дальше наш Серега хватает табельное и бежит проводить задержание. Да толку? Старухи и след простыл. Он стал стрелять в мусоропровод. А ты сам понимаешь, какое там эхо. Вот весь дом, значит, в панике. Его свои же, ребята-гвардейцы, от мусорника оттащили, скрутили и санитарам передали.

– Надеюсь, отвезли в «Озеро», а не к сэру режис-сэру?

– Спрашиваешь! Оганезычу я своих друзей не доверю. Хочешь лично с Серегой побеседовать?

– Нет, пусть им теперь озерная ведьма занимается, это по ее части, – отмахнулся демонолог. – Я же сразу советовал к ней обратиться.

– Не веришь… – укоризненно протянул Белкин.

– Я верю фактам. Видео с камеры нет? Nicht. На нихьт и суда гибт нихьт. Есть только показания сломленного человека, который потерял дочь и стрелял в мусоропровод.

– Матрасы в каморке!

– Ну, жили там мигранты, которые при первом же шухере разбежались по более спокойным логовам. Вы ж толерантные, пускаете в страну всякое, а потом киндеры пропадают.

– Сами-то!..

– Ничего не знаю. У нас в Австрии сейчас Себастьян Великолепный, который освободил нацию из ЕС. А то сколько можно по еврозонам чалиться?

– Жалко Серегу.

– Не испытывайте жалость, майор! Жалость убивает логику. Одержимый благими намерениями способен на самое жестокое нарушение воли своего подопечного. Жалость рождает тиранию. Если хотите помочь, разошлите указания участковым. Пусть проведут профилактические беседы с молодыми родителями. Чтобы за детишками приглядывали, не разрешали им с пола всякие обереги поднимать, да и сумрачных старух от подъездов отгоняли. На всякий случай. Я не верю в нечистую силу, я же ученый. Но профилактика требует не веры, а здравого смысла.

Белкин кивнул, задумчиво поправил темно-рыжий, с проседью, ус. Вздохнул. Взял под мышку контейнер с крабами и направился к выходу. На пороге вспомнил про оплату.

– Арестовали мы твоих малолетних хулиганов. Что с ними делать? Штрафануть? Привлечь за экстремизм? Припугнуть? На учет поставить?

– Отпустите их с миром. Пусть бегают с плакатами, пар выпускают. Неужели вы думаете, герр майор, что мне охота кого-то там наказывать? Я всех прощаю. Я же самый человечный человек, – улыбнулся демонолог, демонстрируя ряд острых треугольных зубов.

Глава 5
Хоровод строгого режима

– Моня таки сменил ориентацию!

– Шо, денег занял и не отдает?

– Нет, таки в хорошем смысле.

Одесский фольклор

5.1. Хулиганы удовольствия лишают!

Говорят, Максвелл открыл и обосновал только половину уравнений, остальные дописал из соображений красоты и симметрии. Легенда не выдерживает никакой критики. Достаточно посмотреть на уравнения и убедиться, что они несимметричны. Эта глава именно о красоте и нарушении симметрии. О симметричной красоте. О красивом нарушении симметрии. О вихрях и петлях времени. О формах либидо. О влечениях.

Перед нами – абсолютно симметричная, безликая, белоснежная ткань психического бытия. С чего начать создание узора? С петли. Для этого аккуратно потянем за ниточку.

Нити. Прекрасный образ. Думаете, это всего лишь одномерный объект? Как бы не так. Вот муха, летящая к клубку ниток. Издали клубок кажется ей точкой, то есть объектом без измерений (нульмерным). Подлетев ближе, но все еще находясь на приличном расстоянии, муха увидит не шарик, а двумерный кружок. Приземлившись, насекомое поймет, что измерений все-таки три. Наконец, приглядевшись внимательней, исследовательница заметит одномерную структуру, вложенную в двумерное локальное многообразие. Такие нынче умные мухи.

Современная физика полагает, что тонкая структура вселенной состоит из струн – натянутых до предела нитей. Из нитей сотканы великолепные петлевые диаграммы Ричарда Фейнмана и Рогдая Зайцева^[44], где уравнения квантовой механики и кинетики изображены в виде красивых узоров. В мире не так много специалистов, знающих диаграмматику (язык диаграмм). Представители старой школы больше доверяют формулам и вычислительным мощностям. Но вы-то не испорчены математическим формализмом. Если можно заменить трехэтажный интеграл на изящный рисунок, то почему бы нет?

У нас есть представления, этот эфемерный психический бисер. Что может связывать их воедино? Вы уже знаете тайну трех аспектов, поэтому без проблем сформулируете ответ. Три ответа.

Во-первых, представления связаны на структурном уровне. Они либо все принадлежат одной структуре, либо растянуты вдоль структурной границы, либо сами образуют структуру… Всегда можно сказать что-то содержательное о структурных связях между представлениями.

Во-вторых, представления обмениваются либидо. Это самая надежная связь. Психика очень дорожит каналами отвода избыточной энергии. Прямые маршруты, обводные каналы, отнорки, внешние контуры – вся эта разветвленная сеть нужна для укрощения и управления либидозными потоками. Психика постоянно работает над оптимизацией своего детища, так как каждое вовлеченное представление и каждая передача энергии требуют контроля, ресурсных затрат. В этой главе мы познакомимся с наиболее экономичными (а значит, устойчивыми и часто встречающимися) конструкциями из представлений.

В-третьих, любую группу представлений можно назвать системой, оградив незримой мембраной от всей остальной психики. И пойти дальше, сделав вид, будто нет ничего за пределами изучаемой системы, будто она сама по себе эволюционирует.

Может ли структура состоять из одного представления? Может ли либидо сфокусироваться в одной точке? Может ли система состоять из одного элемента? Это предел, minimum minimorum. Это очень странный частный случай. Странный и перспективный. Давайте посмотрим, как ведет себя психический бисер, когда его никто не нанизывает на нити.

Одиночное представление – это капелька, в которой отражается океан психики. Капля – система, океан – среда. Но и сам океан есть лишь голограмма. Зеркало, сотканное из отражений. Посмотрев с вершины одинокого отражения, мы увидим не психику, не структуры и не далекие потоки либидо. Нам откроется океан отраженной реальности.

Реальность – это внешняя среда вокруг одиночного представления.

Телесность, физические объекты, биохимические процессы, абстрактный психизм – все наслаивается и смешивается, растворяется в тумане, поглотившем одинокого путника.

Хотите увидеть реальность? Посмотрите глазами одинокого представления, возведенного в ранг системы, поднятого над некогда привычной родной психикой. Нет привычного, вся психика отвернулась от элемента и превратилась во внешнюю среду, которую мы теперь называем реальностью. Одинокое представление, изъятое из психики, не сможет обрушить порядок реальности – не хватит качественной сложности, негде развернуть сложный маневр либидо. Поэтому мы можем по одной вытаскивать бисеринки представлений из психического узора и любоваться игрой абстрактных лучей на их поверхности. Не рискуя стесать грани бисера. Не боясь повредить целостность узора.

Что будет делать одинокое представление, изъятое из психики, поднятое над океаном реальности? Получать удовольствие. И все? И все. Для каждого представления получение удовольствия – дело принципа. Едва влияние реальности ослабевает, представление рвется к удовольствию. Это универсальное правило. Любое представление, получив свободу, следует принципу удовольствия (Lustprinzip). Нам есть чему поучиться у психического бисера.

Может ли представление освободиться от всего, включая сам принцип удовольствия? Нет. Ибо этот принцип по определению есть результат тотального освобождения. Он не ограничивает динамику представления, он проявляет себя после снятия всех ограничений. Фройд постулировал этот принцип для психики в целом. Мы всего лишь уточнили формулировку и отмасштабировали действие принципа до уровня отдельных представлений.

Почему именно принцип удовольствия? Как получилось, что он заложен в основу психической воли? Неизвестно. И неважно на этом этапе. Если вы бросили камень, он упадет вниз, потому что действует сила притяжения. Природа всемирного тяготения составляет задачу тысячелетия. Гравитационные волны, искривление пространства-времени, черные дыры, калибровочная симметрия… Все это красиво, чарующе – и абсолютно не нужно, когда требуется всего лишь предсказать траекторию артиллерийского снаряда.

Итак, все представления, получив свободу, живут по принципу удовольствия. Чем больше свобода (чем меньше влияние внешней среды), тем ярче проявляется этот принцип. Фактически, свобода и удовольствие – синонимы, если говорить об одиночных представлениях.

Вроде все понятно. Но как именно представление может получить удовольствие? С субъектом все понятно – у него специально для этих целей придуманы эрогенные зоны. Как получает удовольствие маленькая частица бисера?

Воспользуемся энергетическим аспектом. У каждого представления есть запас либидо. Как одиночное представление может потратить свой ценный ресурс? Совершенно варварским и примитивным способом. Совершить разрядку. Представление выбрасывает во внешнюю среду весь свой запас либидо в форме мощного импульса. Этот феномен называется аффектом.

Для аффекта характерно разложение сложной психической энергии на ее примитивные физиологические компоненты. Последними мы уже управлять не можем – это они управляют нами на телесном уровне. Напряжение мускулов, перепад давления, потение, эрекция или лубрикация, расширение зрачков, сжатие сфинктера. Все это вегетативные (неконтролируемые физиологические) проявления аффекта. Не исключены их комбинации и более сложные феномены. Вплоть до когнитивных искажений, потери памяти и сниженного самоконтроля. Но зачем нам этот самоконтроль, когда речь идет об удовольствии?

Разрядка либидо субъективно переживается как удовольствие.

Это гипотеза Фройда, которая подтверждается практическими наблюдениями и вписывается во все теоретические конструкции.

Бесполезно спрашивать, что было раньше: удовольствие или разрядка либидо. Удовольствие испытывает субъект, взаимодействуя с некоторым (реальным) объектом Х. Информация об объекте хранится в нейронной сети субъекта – но этот уровень моделирования мы специально пропускаем. Группам нейронных связей мы ставим в соответствие абстрактные представления (?-2), из которых строится психика. Объект Х представлен в психике. Приключения объекта Х в реальности развиваются параллельно с психическими процессами в пространстве представлений.

Можно обойтись без понятия «удовольствие», но тогда между психоанализом и обыденной жизнью ляжет непреодолимая пропасть. Мы тут ради чего собрались? Ради удовольствия, хотя бы на словесном уровне. А нас и его лишают! Не надо так. К тому же, понимание динамики либидо позволит вам полнее переживать удовольствие или создавать принципиально новые его источники.

Субъективное удовольствие, получаемое от объекта Х, соответствует либидозной разрядке представления Х. Такова великая тайна представлений. Они были созданы психикой с единственной целью – сохранить знания об источниках удовольствия, запомнить опыт успешного удовлетворения. Чтобы можно было не искать запретный плод каждый раз заново, а двинуться прямиком к яблоньке.

Психику часто называют отражением реальности. Точнее было бы назвать ее отражением удовольствия. Психика инвестирует либидо в те представления, которые сумеют лучше распорядиться – или разрядиться – энергией. Чем больше либидозный запас представления, тем больше оно актуально, тем прочнее наше внимание приковано именно к этому объекту. Актуальность и внимание здесь следует понимать не в общем смысле, а в контексте получения удовольствия.

Чем быстрее происходит разрядка, тем острее удовольствие.

Поэтому психика успешных людей тяготеет к экстремальным развлечениям: от прыжков со скалы до развязывания мировых войн. Вопрос не в объеме выработанного адреналина, а в мгновенном выбросе либидо. И, разумеется, в возможности почувствовать себя бессмертным и всемогущем, то есть испытать регрессию к первичному нарциссизму. Мозг перезагружается, и человек вновь готов творить, развиваться, приумножать капитал, бороться за власть.

Что еще характерно для быстрой разрядки? Необратимые потери либидо. Энергия несется столь быстро, что рассеивается, уходит из психики, чтобы вернуться в свою физическую форму. Либидо «заземляется» с помощью нашего тела. Этот процесс проявляется объективно, в виде бурной телесной активности. Психосексуальная энергия расходуется на разного рода физиологические процессы. После подобных разрядок субъект переживает не только удовольствие, но и чисто психическое опустошение. Неудивительно, ведь либидо покинуло психику, превратившись в энергию биохимических реакций и мускульных сокращений.

Сверхбыстрая разрядка и диссипация (потери) либидо – почему мы поставили их рядом? Обратимся к простой аналогии. Медленно потрите ладони. Ничего особенного не произошло. А теперь потрите их очень быстро. Чувствуете тепло? Что еще? Сопротивление, которое пришлось преодолевать. Это механическая энергия поступательного движения перешла в кинетическую энергию молекул вашей кожи. Пример, хоть и простой, плох тем, что здесь есть «бесконечный» источник механической энергии – вы. Давайте рассмотрим другой случай.

Резиновый шарик ударяется о стенку и упруго отскакивает. Его энергия движения почти не уменьшилась. Теперь мысленно сообщим шарику бесконечно большую скорость. Что произойдет при ударе о стену? Либо дыра в стене, либо шарик превратится в лепешку и прилипнет к стене. Механическая энергия поступательного движения рассеялась (произвольно разделилась) между всеми молекулами шарика. Их «индивидуальная» энергия возросла, что позволило преодолеть межмолекулярное притяжение и растечься. Порядок перешел в хаос. Не надо мячиками об стену стучать!

Примерно сходным образом происходит нагрев проводов, по которым течет сильный ток. Энергия направленного движения электронов рассеивается в виде тепла. И никак вы ее уже обратно не соберете. Сидите и отдыхайте у раскаленной спирали электрического обогревателя.

Кажется, будто с аффектом все наоборот – психический хаос сменяется порядком направленной телесной активности. Но с точки зрения психики все наоборот. Вот одинокое представление, огонек в тумане. А вокруг – бушующий океан реальности. Аффектный взрыв не прибавит внешнему миру покоя или порядка. Человек с первых дней учится контролировать свои аффекты. Аффектная разрядка у младенца отличается максимальной беспорядочностью. Крики, плач, дрыганье конечностями. Чего добились? Да ничего. Надавили на материнский инстинкт и заземлили психическую энергию. Иначе малейший застой либидо грозит обернуться психической травмой для неокрепшего мозга.

Так мы познакомились с первой формой либидо, с аффектом. Представление, свободное от всяких обязательств перед реальностью, выстреливает мощными либидозными импульсами во все стороны. Или только в одном, случайно выбранном, направлении (рис. 5.1). Аффектный выстрел происходит сверхбыстро, по меркам сознания – почти мгновенно. При этом субъект испытывает максимально возможное удовольствие. Представление полностью освобождается от запасов либидо, которое рассеивается, необратимо исчезает из психики.

Рис. 5.1. Будем обозначать аффект волнистой линией. Представление, испускающее (поглощающее) аффектный импульс, обозначим кружочком, в котором начинается (заканчивается) волнистая линия.

Здесь закладывается первый кирпичик психического времени. Субъект получает опыт мгновенной разрядки, когда реальность замирает, время растягивается. Мгновение, здесь и сейчас, сейчас или никогда – таким темпоральным категориям учит нас аффект.

Благодаря аффекту субъект впервые сталкивается с необратимостью времени, с неповторимостью мгновений. Из курса физики вы знаете, что большинство процессов во вселенной необратимы. Если энергия перешла из упорядоченной формы в хаотическую, то это навсегда. По крайней мере, для обратного превращения требуется совершить дополнительную работу и изрядно помотать себе нервы. При аффекте либидо покидает психику, отправляясь на подвиги во имя принципа удовольствия. Как восполнить запасы психосексуальной энергии? Только припав к источнику чувственного раздражения, только испив нектар сложных биохимических реакций.

Собрать рассеянное либидо обратно в представление так же трудно, как засунуть зубную пасту обратно в тюбик. Впрочем, может мы (как обычно) все усложняем? Возьмем, поменяем направление у всех стрелочек (рис. 5.2). Разве невозможна ситуация, когда представление подставляется под удары мимо пролетающих аффектов? Ситуация-то возможна, но она принципиально иная. Это не «перезарядка» и не восстановление запасов. А самая настоящая агрессия, паника, психическая травма – так эти явления выглядят на уровне отдельного представления.

Откуда вдруг взялись багровые тона? Нормально же общались, об удовольствии рассуждали. И на тебе! Какая-то агрессия. Ничего удивительного. Если удовольствие связано с разрядкой либидо, то невозможность разрядки связана с неудовольствием. Теперь подумаем, как часто мы имеем доступ к тотальной разрядке? Редко. Все остальное время психика соглашается на неудовольствие или в лучшем случае на компромисс, на нейтральные ощущения. Ради чего соглашаться на неудовольствие? Зачем накапливать либидо, если можно сразу разрядиться?

Логика элементарная. Если сбрасывать либидо малыми порциями, удовольствия можно вообще не почувствовать. Для хорошего аффекта нужен солидный запас энергии. Но этот запас необходимо сперва накопить. То есть представление соглашается терпеть либидозную нагурзку, соглашается принимать и удерживать либидо, соглашается на этот долгий период неудовольствия. Чтобы потом в один миг превратить всю энергию в аффектный импульс.

Получается, удовольствие от быстрой разрядки полностью перекрывается неудовольствием от накопления и удержания либидо? Отнюдь. Мы забыли про скорость. Чем быстрее разрядка-зарядка, тем сильнее их влияние на психику. Можно накапливать либидо очень-очень медленно, сводя неудовольствие к минимуму.

Рис. 5.2. Попытка обратить время – направление всех импульсов меняется на противоположное.

Закономерный вопрос: в каком виде хранится энергия, ожидая своего часа? Ответ столь же закономерен. Это очередная форма либидо, которую Фройд называет по-разному: нагрузка, потенциал, напряжение, запас (Besetzung). Из всех этих синонимов нам ближе, конечно же, потенциал. Либидо в потенциальной форме как бы скрыто внутри представления и проявляет себя только при взаимодействии представлений или при превращении в другие формы (например, в аффект). Это наиболее предпочтительная для зрелой и адаптивной психики форма либидо.

Либидо в форме потенциала сильно привязано непосредственно к представлению. Если рассматривать представления как точки в психическом пространстве, то можно говорить о потенциале в каждой точке пространства. Там, где нет актуальных представлений, – потенциал равен нулю.

Посмотрим, как меняет потенциал одиночного свободного представления (4.3). Он очень медленно нарастает, достигает максимального значения, резко падает до нуля (происходит разрядка) – и весь цикл повторяется (рис. 5.3). Можно ли обратить время? Сделать разрядку медленной, а накопление быстрым и жестким? Попробуйте. Как вы потом будете психике в глаза смотреть? От удовольствия не осталось и следа.

Представление еще может как-то смириться с необходимостью медленно накапливать запас либидо. Но когда засаживают весь объем одним махом и без предупреждения – явный перебор. Более того, в инвертированной схеме спад происходит медленно, то есть послевкусие выветрится далеко не сразу. Какое-то время после аффектной атаки представление будет откровенно страдать. Вот элементарный пример психической травмы.

Рис. 5.3. а) График зависимости потенциала (Е готическое) одиночного представления от времени t. б) Динамика представления с обращенным временем.

Вот мы и уловили очередное нарушение симметрии. Свободное представление знает, что такое будущее. Будущее – это то, ради чего накапливается либидо. Медленный рост потенциала – это подготовка к светлому будущему. Это ненастоящее настоящее, ибо здесь нет удовольствия. Быстрая разрядка – это звезда пленительного счастья, миг настоящего настоящего. Наоборот у свободной психики не бывает. Медленный спад и быстрое накопление – это что-то из разряда психической катастрофы. Получается, темпоральность в своей элементарной форме возникает на уровне одиночного представления.

Одинокое свободное представление, живущее по принципу удовольствия. Это так просто. Так биологично. Ведь именно так примитивные организмы реагируют на внешнее раздражение: терпят-терпят, накапливают энергию, потом резко принимают активные меры по снятию напряжения. Только у всяких одноклеточных связка «стимул – реакция» находится в физической реальности, а наш спектакль поставлен на абстрактном уровне. Но неважно. Представления – это психические одноклеточные, пытающиеся выжить под огненным дождем либидо, низвергающимся с хтонического Оно.

Рис. 5.4. Представление как петля времени. На входе медленный поток либидо, на выходе аффект.

Кто бы мог подумать, что самого примитивного механизма (накопление – разрядка) будет достаточно, чтобы изобразить темпоральный узор. Представление – это петля на идеально гладкой ткани, где поток либидо претерпевает излом, резко меняет скорость течения (рис. 5.4). И безнаказанно повернуть поток вспять нельзя.

Рис. 5.5. Камень падает в реку. Река течет, поэтому вместо кругов наблюдатель увидит эллипсы.

Это еще не течение времени, это камушек, брошенный в абсолютно гладкое зеркало воды. От камушка пошли волны… И внезапно оказалось, что фронт-то кривой. Нарушение симметрии указало нам, что вода не покоится, а течет (рис. 5.5). И это всего лишь один камушек. Что же будет, когда мы включим в рассмотрение все множество представлений? Может, даже до ударных волн доберемся. Только вдумайтесь: ударные волны времени…

5.2. Научно-психический регресс

Итак, каждое представление стремится не просто к разрядке, а к максимально быстрой разрядке. Но психике наплевать на мечты отдельных представлений. Она использует либидо в качестве глобального регулятора, инвестируя его в наиболее важные секторы психического рынка. Может ли почта забить на свои обязанности и круглый год заниматься исключительно рассылкой ругательных писем вашим недругам? Зная нашу почту, ответ мы дать затрудняемся. Человеческий разум уже давно не имеет никакого отношения к этой разложившейся организации, так что отбросим эту аналогию.

Представления возникли в психике не вдруг и не просто так. Петельки, распущенные на ткани времени, хранят в себе опыт успешных разрядок, опыт получения удовольствия. Из них соткан образ реальности, которым психика пользуется. Периодически из недр Оно вырывается поток необузданного и необъезженного либидо. Представления Я принимают удар на себя и пытаются повторить свой старый фокус: аккуратно накопить и быстро разрядиться. В этот момент субъект что-то делает с физическими объектами, с собственным телом и другими людьми. Если действия субъекта адекватны и ведут к удовольствию, то и стоящие за ними (за действиями) представления сбрасывают либидо. Тогда психика удовлетворенно кивает и продлевает этим представлениям лицензию на адекватность, на достоверное отражение реальности. Фройд называл этот процесс тестированием реальности, которое сводится к повторному обнаружению (wiederfinden) источников удовольствия^[45].

Получается интересное противоречие. С одной стороны, чтобы убедиться в актуальности представлений, психика должна периодически нагружать их энергией и разрешать быструю разрядку. С другой стороны, представлений очень много, некоторые связаны с антисоциальной деятельностью: нарушением табу и поруганием тотемов. Поэтому никакая психика, в здравом уме и трезвой памяти, никаким представления никогда никакой автономии не предоставит.

Но, повторимся, никто не мешает мысленно изымать представления из психики: по одному или малыми группами. Это не электрон, который нужно сначала поймать в квантовую ловушку или как-либо изолировать, чтобы творить с ним всяческие непотребства^[46]. Электрон существует в реальности, это физически наблюдаемая частица, на которую постоянно воздействует какое-нибудь внешнее поле. Тогда почему изучение квантовой механики начинают с модели свободного электрона, летящего в глубоком вакууме? Потому что современная наука позволяет экспериментально получать почти свободные электроны. Микроскопы (наноскопы) уже давно преодолели атомарный масштаб. Быть может, и для для представлений найдется реальная ситуация, когда их состояние близко к автономии?

И действительно, есть такая ситуация! Регрессия. В стрессе или, напротив, в период крайнего расслабления, психика откатывается (регрессирует) назад, к инфантильному всемогуществу. К младенчеству, когда субъект по первому крику получает тепло, чистоту, укачивание и грудное вскармливание. Или без крика, просто по расписанию. В этот период в психике еще нет никаких представлений. Они не нужны, потому что либидо вообще нигде не задерживается, блуждая по психике в форме разнонаправленных аффектов.

Аффектная форма либидо исторически более ранняя, она присуща всем живым организмам. Еще до возникновения психического аппарата живые существа приспособились к переменами внешней среды. Если можно назвать приспосабливанием простое бегство из одной части водоема в другую. Однако эта простая стратегия оказалась выигрышной! Если бежать от любого раздражителя, даже в самой маленькой его концентрации, то есть шанс выжить. Правда, либидо всегда расходуется подчистую, и никаких психических структур возникнуть не может. Это лучше, чем ждать, пока концентрация раздражителя превысит допустимую, но для эволюции маловато.

Фройд любил ссылаться на биогенетический закон Геккеля-Мюллера, согласно которому человек в своем индивидуальном развитии повторяет эволюционный путь всего вида homo sapiens. Младенец, столкнувшись с малейшей фрустрацией^[47], использует стратегию примитивных организмов и бьет аффектную тревогу.

Психика новорожденного состоит только из Оно, из безликого всемогущего резервуара либидо, из психического Черного Солнца. Ну хорошо, с «черным солнцем» перегнули. Просто некая инстанция, «внутри» которой спрятано все эволюционное наследие, все те психофизиологические механизмы, на которые мы повлиять не можем.

Замечание. Никакого объективно наблюдаемого Оно не существует. Просто так нагляднее отделить предмет психоанализа от чистой биохимии, анатомии, нейроморфологии. Просто мысленно рисуем большой шар, внутрь шара помещаем все то, на что нельзя повлиять ни воспитанием, ни психоанализом, ни идеологией. Можно только голодом себя заморить или уйти в монахи, но это будет пиррова победа над своей природой. Но не отчаивайтесь! Все, что излучается этой биохимической звездой, – ваше либидо – в полном распоряжении психики.

Любое телесное неудобство (раздражение, голод, духоту) Оно конвертирует в психосексуальную энергию и излучает во все стороны. Пока в психике нет стабильных представлений, кванты либидо движутся с максимально возможной скоростью. Долго такие кванты не живут. Они почти сразу рассеиваются, превращаясь обратно в физические формы энергии. Например, в потенциал на входе двигательных и вегетативных нейронов. Наиболее типичные виды моторной активности: плач (само собой!) и хаотичное дрыганье руками-ногами. Поэтому тугое пеленание является патогенным фактором, ибо ведет к застою либидо и психической травме.

Высокоскоростной режим либидо не может длиться вечно. Психика устает отправлять либидо непонятно куда, теряя при пересылке большую часть бесценного груза. Снова аналогия с нашей любимой почтой?

Нужно искать более экономичный способ саморегуляции. Эволюция и социальная среда сами подсказывают решение. На поверхности Оно формируются первые устойчивые представления. Из какого теста они слеплены? Из квантов либидо, не успевшего полностью рассеяться. Вопрос для самопроверки. Что означает невозможность полностью рассеять, убрать либидо? Правильно. Неудовольствие. Представления рождаются из опыта фрустрации. Они несут информацию о задержке в удовлетворении потребностей. Вот так, на руинах иллюзии всемогущества, рождается первое ощущение времени: удовольствие мгновенно, неудовольствие длится вечно.

Да, мы помним, что ранее называли представления хранилищем опыта успешного получения удовольствия. От диалектики никуда не деться. Где удовольствие, где мгновенная разрядка, там и задержка, там и неудовольствие.

Представления рождаются как способ и одновременно результат усмирения аффектов. Чтобы младенец не растратил все либидо на крики и оставил немного энергии для познания мира.

Получается, в зрелой и «здоровой» психике почти нет аффектных вспышек? Вопрос поставлен некорректно. Мешают ли аффекты нашей адаптивности, коммуникации, развитию? Такая формулировка гораздо лучше. Все зависит от ваших привычек, темперамента, положения в обществе. Никто не заставляет вас отказываться от аффектов, от бурных эмоций, от множественных оргазмов, от рискованных авантюр, от творческого катарсиса, от оккультного экстаза. Что? Кто-то заставляет? Обрушьте на него гнев прогресса. Пусть заставляет кого-нибудь другого.

Любители налагать запреты под предлогом морализаторства – худшие, никчемные и духовно немощные людишки. Тот, кто достиг власти над собой и другими, не будет унижаться до инспекции чужих аффектов. Запрещающий не властвует, властвующий не запрещает.

Конечно, воспитание содержит в себе необходимый элемент запрета. Но когда ребенка начинают воспитывать, в его психике уже созрели несколько тысяч представлений. Представления же возникли самым естественным путем: как результат внутренней экономии и внешней языковой среды. Оказывается, можно кричать гораздо тише – и сэкономить силы. Можно не мельтешить хаотично конечностями, а указать на интересующую вещь – и сэкономить силы. Наконец, можно просто попросить – и сэкономить силы. Лень является мощным двигателем развития.

Слова и язык, конечно, сыграли не меньшую роль. Овладение знаковой системой и ее развитие до уровня речи отделяет человекообразных обезьян от человека разумного. Сознание (то есть совместное знание) не может сформироваться вне языкового поля. Вытащите ребенка из социума – и не спасут его ни гиппокамп, ни высокая относительная масса мозга, ни шестислойная кора больших полушарий.

Обязательно разговаривайте с ребенком с самых первых дней его жизни. Чем глубже его мозг окунется в поток родной речи, тем быстрее сформируется психика. Да, вот такой простой рецепт развития. От человека требуется здоровый физиологический субстрат, от социума – общение во всех его проявлениях. Там, в нарождающейся психике, первые представления будут постепенно обрастать клубком «словесных остатков». Сперва неудачно, фрагментарно (память еще слабая), потом ассоциативно, на уровне рефлексов, затем все более и более осознанно.

Так на поверхности Оно формируется тонкая пленка отраженной реальности. Это черновик будущего Я. Группы представлений, отвечающих за отдельные телесные ощущения, типичные раздражители, базовые потребности. Это базовая психофизиологическая палитра, из которой потом будут создаваться сложные тона и оттенки.

Человек сохраняет эту палитру всю жизнь. Заботясь о себе: изучая собственное тело, медитируя, прислушиваясь к своим ощущениям, – субъект повышает контрастность основных цветов. Поэтому соматический базис не исчезает, а органично вписывается в более зрелое Я.

Более того, в период регрессии управление субъектом перехватывает именно эта инстанция. Не Оно, с его необузданными природными инстинктами, а наиболее ранняя часть Я. Которую мы можем назвать Я-регрессивное. Ретро-Я, такое Я из 70-х, с афро-прической из завитых аффектов.

Почему мы споткнулись о ретро-Я? Потому что это еще один камень для храма Хроноса. Ретро-Я состоит из обособленных малых групп представлений. Внутри каждой малой группы уже существует общее течение времени. Его генезис легко понять. Сходные физиологические процессы обладают близкими значениями временны?х характеристик. Голод достигает максимума (в среднем) через 3,5–4,5 часа после насыщения. Спустя три дня после трех семяизвержений (произведенных друг за другом в течение нескольких часов) запас сперматозоидов полностью восполняется. Это телесный уровень.

В психике разные периоды этих телесных процессов будут отражены соответствующим образом. У группы «гастрономических» представлений либидо будет накапливаться в 24 раза быстрее (три часа против трех суток), чем у представлений генитальной зоны. И так далее.

Для наглядности допустим, что представление, набрав привычный запас либидо, громко щелкает. Как микроволновка, закончившая свою работу. Представление тем самым сообщает, что не худо бы разрядиться. И так как ретро-Я отражает базовые потребности, мы бы не рекомендовали игнорировать эти щелчки.

Если все хорошо, то за каждым щелчком оперативно следует сброс либидо. И накопление тут же возобновляется. Значит, каждое представление щелкает примерно с постоянной частотой. Тикают часы физиологических потребностей. Не часы даже, а метрономы, потому что нет стрелы времени.

Внутри каждой группы – своя частота. Из соображений экономии энергии, психика подводит либидо не к каждому представлению группы, а ко всей группе сразу. В итоге внутри каждой группы наблюдается синхронизация – все представления (из одного семейства) начинают дышать и щелкать как единое целое.

Таким образом, ретро-Я – это не только палитра различных ощущений и потребностей, но и коллекция эталонов времени. Увы, до Хроноса еще далеко. Слишком многое здесь зависит от физиологических ритмов. Да, за синхронизацию спасибо. Спасибо за возможность переключать темпоральную скорость. Но все эти возможности ограничены «здесь и сейчас», актуальной потребностью.

Где прошлое, где будущее, где условное наклонение? Где ось времени, протянутая из бесконечности в бесконечность?

Очевидно там, где мы еще не искали. До сих пор предполагалось, что каждое представление может получать удовольствие (без задержки), не мешая другим. На этапе образования ретро-Я это так. Но психика не стоит на месте.

Здесь мы опустим подробное и противоречивое описание того, как развивается Я. Это совершенно отдельная проблема, над которой ломают голову вообще все. Мы уже сказали достаточно: воспитание, языковая среда, экономия энергии, опыт… В общем, от ретроЯ (живущего по принципу удовольствия) мы плавно переносимся к зрелому Я (живущему в согласии с реальностью).

Неужели об удовольствии теперь придется забыть? Вовсе нет. Совершенная психика не отказывается от принципа удовольствия ради реальности. Она учитывает реальность и использует все реальные возможности для умножения удовольствия.

Зрелое Я содержит и объединяет стремление к удовольствию, отказ от удовольствия, долгосрочное планирование, приспосабливание к реальности. Это карта-голограмма источников удовольствия-неудовольствия и орудий труда. Как же без них? Или вы думаете, психика по доброте психейной хранит информацию о нейтральных объектах? Да конечно. Пролистайте телефонную книжку и попытайтесь удалить контакты, которым давно не звонили. Не можете? Какая первая мысль? «А вдруг пригодится?».

Не стесняйтесь манипулировать людьми, иначе психика обидится. Она не для того запоминала их лица, вкусы, привычки, слабые места. Манипуляции эволюционно унаследованы, естественны и прекрасны. А тонкие манипуляции прекрасны вдвойне и доставляют всем (почти всем) участникам интриги настоящее удовольствие. Только не возмущайтесь потом, что вами тоже манипулируют.

5.3. Алиса в стране влечений

Манипулирование и прочие внутренние терки возможны в системе, состоящей всего из двух представлений. Не верите? Давайте посмотрим на разборки одной занятной парочки. По старой привычке^[48] дадим представлениям имена: Алиса (А) и Бэзил (Б).

У Алисы большой потенциал либидо. Бэзил в данный момент свободен и никакой либидозной нагрузки не имеет. Алиса пытается твердо следовать принципу удовольствия, поэтому ищет, в кого бы послать либидо. Именно послать, а не разрядить. Алиса очень культурная, поэтому старается обходиться без лишних аффектов. Значит, либидо нельзя послать в никуда: нужен конкретный адресат. Он есть – это Бэзил. Все альтернативные независимые кандидаты снисходительно именуются «однородной внешней средой» и не допускаются до системы, поэтому на их фамилии в бюллетени Алиса даже не смотрит.

Итак, Алиса отдает свой либидозный голос за Бэзила – посылает ему свой запас психосексуальной энергии. Испытывая чувство глубокого удовлетворения. Но Бэзил с таким раскладом категорически не согласно. Виданное ли дело – среди бела дня из ниоткуда избыток либидо прилетает! Теперь Бэзил находится в состоянии неудовольствия. Но ничего не поделаешь. Приходится терпеть.

Алиса просекает фишку: в Бэзила можно безнаказанно разряжаться, валить на него ответственность за собственную дурость. Эта сладкая парочка составляет костяк всех динамических режимов в психике. Наблюдение за одиночным представлением не могло дать нам понимания о взаимодействии представлений. В самом деле, с кем будет взаимодействовать одиночное представление? С самим собой? Два представления – это уже другое дело, это уже кое-что.

Не кое-что, а целое влечение (Trieb).

Влечение – это устойчивая пара представлений, у которых разные запасы либидо.

Что придает паре устойчивость? Очевидно, обмен либидо. Энергия перетекает так, чтобы выровнять разницу потенциалов (рис. 5.6). Источник влечения — представление, которое отдает либидо. Соответственно, цель влечения — представление, которому приходится принимать удар.

Замечание. Фройд разделял объект и источник влечения^[49]. Под источником понимался орган или иная физиологическая единица. Мы «засунули» все органические источники внутрь Оно, поэтому нам нет нужды еще раз делать акцент на биогенезе либидо. Кроме того, само слово «объект» мы употребляем очень часто: может возникнуть банальная путаница^[50]. Учтем свои ошибки: объединим объект и источник влечения в единой категории. При этом ничто не мешает говорить о реальном объекте влечения в обыденном смысле.

Удовлетворить влечение можно двумя способами. Первый способ (агрессивный): Алиса плюет на приличия и быстро, пока никто не видит, вбрасывает бюллетени. Пардон, сбрасывает на Бэзила весь запас либидо в форме аффекта. Бедный дядюшка Бэзил. Второй способ (прагматичный): Алиса медленно и печально отдает Бэзилу ровно половину своих либидозных полномочий, и на этом их роман заканчивается (или нет).

Истина чаще оказывается где-то посередине. Алиса рискует перевести в аффект не все либидо, а лишь какую-то долю. Остальное приходится передавать по капельке, без потерь. Психика относится к потокам либидо бережно, не допускает обилия аффектов. Не дай бог, целевое представление почувствует себя объектом агрессии (из-за слишком интенсивного притока либидо).

Рис. 5.6. Простейшая схема влечения. Запас либидозного потенциала символически изображен жидкостью, наполняющей сосуды-представления. Либидо течет от Алисы (представление А) к Бэзилу (представление Б), как в сообщающихся сосудах.

Чем выше максимальная доля либидо, которое можно отправить от Алисы к Бэзилу в форме аффекта, тем сильнее натиск влечения (Drang). Обратите внимание: это не просто разность потенциалов между источником и целью. Разность может быть сколь угодно большой. Важна именно доля психосексуальной энергии, которую в принципе можно бросить на турбины влечения и получить на выходе полезную работу.

Что вас удивляет в столь прагматичном подходе? Вспомните школьное определение энергии. Если тело может совершить работу, то оно обладает энергией. Какую работу совершает тело, у которого энергия хранится в форме влечений? Да ту же самую, что и в физике: термодинамическую и механическую. Тело бегает, греется, потеет, твердеет, трется, движется возвратно-поступательно.

Вы имеете полное право спросить: почему «вялотекущее» либидо не совершает работы? Потому что мы специально огрубили, упростили модель (наша модель, что хотим, то и делаем). Упрощение такое:

либидо исчезает из психики только после перехода в аффектную форму.

Бесспорно, другие формы либидо тоже имеют телесные проявления: переключение внимания, повторяющиеся сны, творчество (глава 6). На эти феномены тоже тратится психическая энергия, но потери бесконечно малы по сравнению с потерями при аффектах. Аффект – это импульс, который уносит энергию из психики.

Нет аффекта? Все. Либидо переходит от представления к представлению в полном объеме, без потерь. Суммарная психосексуальная энергия сохраняется. То есть выполняется закон сохранения. Включаем научную интуицию: когда заходит речь о законах сохранения, нужно искать симметрию. Где симметрия, там и ее нарушения. Они-то нам и нужны.

Влечения помогают нам еще лучше понять суть времени, уловить связь между темпоральностью и нарушением симметрии. Что такое цель? Это образ того, что случится в будущем. Нет, не так. Образ уже есть. Вспоминаем правило: представить значит совершить. Значит, цель – это нечто, уже свершившееся в будущем (Futurum exactum). Что мы хотим сделать, чем сделать, как сделать – все наши хотелки (в рамках данного влечения) психически отражаются как представление-цель.

Кто жертва наших хотелок? Источник влечения. Предмет, который представлен здесь, в несовершенном настоящем времени (Prasens Indicativi). В настоящем ли? Психика согласна считать источник «настоящим» лишь постольку, поскольку он обладает значительным запасом либидо. Отдавая либидо, источник стремится в прошлое. Цель, напротив, приближается к настоящему.

Если влечение удовлетворено спокойно, без аффектов, то между источником и целью уже нет разницы. Они встретились в совершенном настоящем (Prasens Perfectum). Оба частично сохранили свою актуальность, свое состояние.

Принципиально другая картина наблюдается, если при удовлетворении имел место аффект. Источник отдал слишком много либидо и перешел черту прошлого. Его больше нет в настоящем. Он уже не тот, он изменился: обратимо (Imperfectum) или необратимо (Perfectum) – зависит от силы аффекта. Место источника в настоящем (Prasens Indicativi) заняла достигнутая цель. Поэтому психика так боится аффектов. В порыве влечения можно ненароком превратить вожделенный объект в доску.

Получается, что источник и цель могут встретиться в настоящем, только если выравнивание либидо выполнено филигранно, без потерь. Но это почти невозможно. Не означает ли это, что цель и источник представляют один и тот же реальный объект: эрогенную зону или печеньку, особь противоположного пола или миллион кэшем. В общем, нечто настолько перспективное (в плане удовольствия), что в психике тут же появилась свежая порция либидо. И не просто появилась, а неравномерно распределилась между двумя представлениями.

Цель – это источник, преодолевший путь длительностью в одно «если бы». Забавная темпоральная арифметика: если из совершенного будущего (Futurum exactum) вычесть несовершенное настоящее, то получится желаемое будущее (Futurum Conjunctivus). Как психика разбирается во всех этих временах? Никак. Она для удобства разбила реальный объект на две части: «до» и «после». И оперирует ими как двумя разными представлениями. Так легче сравнивать актуальное положение дел с желаемым результатом, рассчитывать возможные затраты. Этого оказалось достаточно, чтобы построить стрелу времени.

Все хорошо, но есть нюанс. Чем ближе влечение к удовлетворению, тем тупее стрела. Исчезает влечение – и всевозможные оттенки будущего смешиваются в настоящем. К прошлому тоже нет прямого доступа: туда попадают источники, исчерпавшие свое либидо, – психика почти не замечает их. Это мало похоже на привычное нам устойчивое и стабильное ощущение времени. Разве что во сне мы выпадаем из темпоральности, потому что все наши заветные влечения получают галлюцинаторное удовлетворение. Но в период бодрствования, – будьте добры, обеспечьте нам непрерывный полет стрелы Хроноса.

Элементарная логика подсказывает: можно добавить влечение, противоположное исходному. Тогда достижение старого влечения будет автоматически обострять новое. Либидо будет циркулировать между источником и целью без остановки и потерь (закон сохранения). Что скажете? Примерим на себя роль восточных философов? Неисчерпаем поток мудрости, и воды его не замедляют свой бег. Направь тот поток в обход древней горы и соедини с его же истоком – и познаешь вечное блаженство. Примерили? Хватит. Так недолго до попугая со слоном дофилософствоваться. Возвращаемся к нашим представлениям.

5.4. Хроноса вихри веют над нами

Интриги и борьба за удовольствие продолжаются, по-прежнему не выходя за пределы сладкой парочки. Когда Алиса сбрасывает свое либидо, получает удовольствие только она. Все остальные страдают. В частности, Бэзил. Предположим, он купил себе высокую должность в Сверх-Я. Это такая структура, в которой живут управляющие интроекты и цензурируют наше сознание – о них мы когда-нибудь серьезно поговорим. Нарастив либидозный потенциал, Бэзил решает симметрично ответить Алисе (забыв, что потенциал он наращивал за ее счет).

Бэзил возвращает Алисе ее либидо. Наша красавица быстро делает вывод: об аффектной разрядке лучше забыть сразу. Если и отправлять либидо, то малыми порциями, чтобы ответочка тоже была незначительной. Алиса может рискнуть и отправить Бэзилу сразу все свое либидо, но это приведет к встречной агрессии. Типичная психическая дилемма. Удовлетворение влечения принесет удовольствие, но расплата обернется гораздо бо?льшим неудовольствием^[51].

Устанавливается паритет, перемирие, динамическое равновесие. Либидо циркулирует по замкнутому контуру от источника к цели и обратно (рис. 5.7). Каждый участник процесса непрерывно избавляется от небольших порций либидо. И тут же получает такую же порцию взамен.

Зачем такие сложности? Психика пытается приручить либидо, сохранить его в доступной форме. Двум представлениям приходится объединиться, чтобы выполнить эту непростую задачу. Алиса доставляет Бэзилу удовольствие и неудовольствие. Бэзил платит тем же. В сумме получается устойчивая динамика. Либидо спокойно крутится по кругу, как плазма в магнитном поле. Что это? Счастливый союз или холодная война? Это амбивалентность. Царица всех комплексов, стихия отношений со всеми ценными объектами.

Рис. 5.7. Амбивалентная петля. Представления обмениваются квантами либидо. Схема справедлива для любой разности потенциалов между представлениями.

Симметрия восстановилась. Неужели теперь время исчезнет навсегда? Нет-нет. Взгляните на Алису – через нее теперь течет постоянный ток либидо (рис. 5.8). Это же наша стрела времени! Конечно, локальная, не глобальная. Но так даже лучше. Нас интересует уровень отдельных представлений. Рассуждать о времени как таковом, в масштабах всей психики, можно долго, просто и безрезультатно. Мы с вами только что решили более сложную и фундаментальную задачу: поняли, откуда берется темпоральность в каждой точке психического пространства. Хотите изучить течение времени для более крупной системы? Нет ничего проще. Система состоит из каких-то элементов, так? Так. Значит, берете темпоральные потоки для каждого элемента и складываете. Даже майор Белкин справится.

Рис. 5.8. Представление Алиса как петля времени. Либидо втекает и вытекает с одинаковой скорости, но из-за участия Алисы в амбивалентной петле направление потока поменять нельзя.

Амбивалентная структура – это зеркало из двух осколков. Возьмите одно из представлений и поменяйте направление потока либидо. Ничего не изменится. В одну трубу втекает, из другой вытекает. Поменяйте Алису и Бэзила местами. Ничего не изменится. Та же петля. Поменяйте направление всех потоков. Ничего не изменится. Вроде бы. Сравните две амбивалентных структуры с разным направлением циркуляции (рис. 5.9). По часовой и против часовой. Ох, не случайно прозвучали очередные псевдонимы Хроноса.

Как видите, амбивалентность обладает неполной симметрией. Для полной гармонии пара представлений должна найти себе анти-пару. Желательно, самих себя, только с другим направлением потока. Что тогда получится? Смотрим внимательно (рис. 5.9). Дурная бесконечность, отсутствие времени. Полный инфинитив. Или инфинитум.

Рис. 5.9. Композиция двух амбивалентных петлей с противоположной ориентацией порождает «дурную бесконечность», в центре которой замирает время.

И самое смешное, что для каждого представления время по-прежнему (локально) течет. Вы, конечно же, заметили небольшую неувязку. В прошлом параграфе нарушение Т-симметрии было очевидно. На входе представление получало медленную нагрузку, на выходе выдавая быструю разрядку. Теперь перепада скорости нет. Зато есть напарник, который не позволит просто так сменить направление потока. Вступая в амбивалентную связь, Алиса и Бэзил не только стабилизируют каждый свои часы, но и синхронизируют их. Постепенно вокруг собираются другие желающие сверить часы. И в психике формируются островки Я. Каждая амбивалентная петля закладывает основу нового островка. Разрастаясь, островки перекрываются, сливаются воедино. Чем больше амбивалентных отношений способна выдержать психика, тем целостней и богаче Я. Чем больше противоречий способен разрешить разум, тем он ближе к гегельянскому абсолютному духу.

Что делает амбивалентные петли такими привлекательными? Почему к ним так охотно присоединяются новые представления? Снова воспользуемся принципом удовольствия. Ни одно представлений никогда не откажется от соблазна разрядки. Только дайте волю. Амбивалентный партнер этой воли не дает. Каждое маленькое неудовольствие (от получения либидо) компенсируется маленьким удовольствием (от разрядки). Ничего больше. Но этого недостаточно! Есть еще начальный запас либидо (у источника). И вовсе не факт, что в процессе обмена главная разность потенциалов выровняется (рис. 5.10).

То есть, источник по-прежнему испытывает сильное неудовольствие из-за либидозной нагрузки. А что, если сделать маршрут следования либидо очень длинным? Мы ведь нигде не говорили, что энергия постоянно подводится к источнику. Наоборот, мы рассматриваем события в пределах одного «впрыска» либидо. В психике наказание происходит быстрее, чем соматика успевает совершить рецидив (иногда быстрее самого преступления). Поэтому у источника есть большой, но конечный запас либидо.

Значит, можно уменьшить плотность потока либидо, искусственно «растягивая» поток. Например, добавляя в него новые и новые представления (рис. 5.10). Переход даже маленькой порции либидо от одного элемента к другому занимает некоторое время (здесь нет аффектов, поэтому энергия перемещается медленно).

Рис. 5.10a. Алхимическая аналогия. Представления изображены как реторты, соединенные двумя трубками. Вторая реторта нагревается, пар поступает по трубке в первую и конденсируется. Из первой реторты жидкость по каппиляру поступает во вторую. Разность уровней жидкостей в ретортах поддерживается постоянным.

Рис. 5.10б. Случай, когда в системе суммарно всего 11 квантов либидо. Для наглядности положим, что в каждом потоке единовременно может находиться максимально 3 кванта либидо, поэтому в представлениях все время есть запас либидо.

Рис. 5.10 в. Присоединим несколько нейтральных представлений к амбивалентному конфликту. Либидо «растечется» по потокам. Все 11 квантов теперь постоянно в пути, все представления свободны от нагрузки. В каждой «трубке» по-прежнему не более 3 квантов либидо.

Опять наша любимая психиатрическая аналогия. Некое почтовое отделение забито посылками. Посылок очень много. Никакое другое отделение не примет сразу все посылки. Тогда перегруженное отделение отправляет своим коллегам (в соседнем районе) одну посылку. На хранение. Одна посылка много места не займет, но за нее надо отчитываться, присматривать за ней. Поэтому коробочка отправляется в третье отделение. Но пока она туда дойдет, из первого отделения во второе придет еще один подарок. Богата наша страна полудохлыми почтовыми отделениями! Поэтому рано или поздно образуется замкнутый маршрут, по которому посылки будут вечно циркулировать. Зато отделения будут стоять свободными. Пока очередное праздничное обострение не наполнит их открытками и посылками, но до этого еще дожить надо…

Тем и привлекательны амбивалентные петли, что к ним может примкнуть много представлений и совместными усилиями ассимилировать, усмирить либидо. Все участники такого дружного коллектива будут свободны от основной нагрузки. А в качестве бонуса им дадут возможность брать немного либидо и тут же использовать для маленькой разрядки.

Самое время воспользоваться правилом композиции. Весь порочный круг представлений, объединенный хороводом либидо, – это что такое? Это одно большое представление с одним большим запасом энергии. С той лишь большой разницей, что энергия имеет форму не статического потенциала, а динамической циркуляции (Kreislauf). Замыкание, замкнутый ток, цикл, вечный кайф – все синонимы уместны. Одним словом, Kreislauf. Дословно: laufen – бежать, Kreis – круг. Это наше маленькое нововведение, в классических текстах Фройда термин не встречается. Похоже, мы увлеклись, укрепляя теоретический фундамент психоанализа. И пусть нас ganzer Kreis verh?hnt^[52].

Теперь магия. Закон сохранения энергии действует? Действует (аффектов пока нет). Либидо полиморфно? Да (по определению). Так ли важна предыстория либидозных вихрей? Нет (об этом мы договорились в 4.3). Вывод? Любые представления могут обмениваться между собой вихревой формой либидо так же просто, как обмениваются обычным потенциалом.

Получается, водить хоровод не только энергетически выгодно, но и просто. Для этого необязательно влезать в чей-то амбивалентный конфликт. Достаточно взять на себя немного «вращательной энергии». Неудивительно, что все больше представлений вовлекается в танец Хроноса. Поднимается колючий восточный ветер^[53] разрушения симметрии. Психика обретает долгожданное глобальное время!

Ясное дело, психикой движет вовсе не любовь к дорогим часам, а элементарная экономия и привычка адаптироваться. Начав свое становление с бушующего огненного моря аффектов, психика пришла к вечному танцу прирученного либидо. Хронос расползается по всему пространству. Кажется, что ни одно представление не способно устоять перед соблазном великого хоровода. Не будем разрушать этой иллюзии единодушия. Это действительно так, пока все представления равноправны между собой, то есть до образования Сверх-Я.

Остался последний нюанс. Водить хоровод можно по часовой стрелке. Можно против. Никто не запрещает. В каком направлении танцует либидо в масштабах всей психике? Не торопитесь. Нет никакой «всей психики».

В который раз посмотрим на одиночный вихрь (который еще недавно был композицией нескольких представлений). Можно ли заранее, ничего не зная о других факторах, предсказать закрутку вихря? Нельзя. С равной вероятностью вихрь вращается либо по часовой, либо против часовой. Поэтому изначально вихрей с левой и правой ориентацией (не в том смысле!) поровну. Или примерно поровну.

Пусть теперь какой-то вихрь налетает на спокойное представление. Если оно присоединится к танцу, то логично, что будет кружить в общем направлении. Если встречаются два однонаправленных вихря, они сливаются в один большой вихрь. Если два разнонаправленных – побеждает тот, кто хотя бы немного сильнее, кто успел по пути набрать больше сторонников.

В результате чаша весов случайно склоняется в пользу одной из ориентаций вращения. Симметрия нарушается. И, что критически важно, нарушение нарастает, как снежный ком. Допустим, вихрей с «правой резьбой» больше. Следовательно, именно с ними будут сталкиваться случайные нейтральные представления. Количество правых вихрей будет расти быстрее, чем количество левых. И сталкиваться правые будут чаще между собой (и сливаться, усиливаться), чем с левыми. Значит, правые успеют лучше подготовиться к схватке с врагом. И в конечном итоге будут доминировать в психике.

Все это происходит быстро (в первые годы жизни), параллельно с формированием Я. Вообще одна из функций Я – контроль и ассимиляция либидо. Масштабная завивка для этих целей вполне годится. И лучше, если направление вихрей унифицировано, большинство представлений закручено в одну сторону. А то еще столкнутся два сильных вихря с разной закруткой. Такой комплекс Хроноса получится, что вам лучше не знать. Минутку. А книга о чем? Точно. Хорошо, тогда обязательно узнаем. Но сперва подведем черту под «обычным» сценарием.

Рассуждения о темпоральных бигудях кажутся вам отвлеченными? Тогда вспомните, что на раннем этапе развития нашей Вселенной точно так же случайно нарушилась симметрия между материей и антиматерией. Материя, как нетрудно заметить, победила. Но, может быть, нас обманывают? Может, историю Вселенной сфальсифицировали иранские физики? Может, на самом деле победила антиматерия? И мы называем антиматерию материей, а материю антиматерией?

Вопросы не странные и не праздные. Они просто вывернуты наизнанку. До решающей битвы не было ни материи, ни антиматерии. Было два «сорта» веществ, которые при столкновении сливались и превращались в вечный свет. Потом случайно нарушилась симметрия. Одна из сторон победила и стала гордо именоваться материей. А над проигравшими устроили судилище и заклеймили их антиматерией. Если бы тогда победила антиматерия, мы бы ничего не заметили. (Как можно?! Наши деды-глюоны не за то воевали, чтобы вы теперь материю и антиматерию сравнивали! Может, вы сами из антиматерии состоите?!)

Почему симметрия вдруг «случайно нарушилась»? О! А вот это величайшая загадка современной космологии, теории квантовой гравитации и калибровочной теории.

Если и эти научные аналогии кажутся вам пустой тратой времени, то (перед тем, как вы закроете книгу) еще один сюрприз. В физике с античастицами обращаются так, словно время для них течет из будущего в прошлое. При столкновении электрона и позитрона на диаграммах рисуют два встречных потока времени, которые гасят друг друга и рождают пару фотонов (аффектов).

Возвращаясь от научных аналогий к нашим антинаучным рассуждениям. Нарушение симметрии – равенства между левыми и правыми вихрями – привело к долгожданному единому течению времени в масштабах всего Я. Ура!

Только не спрашивайте, как психика определяет направление вращения. Во-первых, все это лишь абстракция, «словесная спекуляция» (как Фройд любил называть собственные теории). Во-вторых, победить могут как левые, так и правые. В-третьих, разговоры о направлении вращения вихря имеют смысл, только если вокруг есть другие хороводы. Мы просто для удобства ввели сомнительную геометрическую терминологию.

Два вихря могут вращаться в одинаковом направлении, могут в разных. Вот это главное. И направлений всего два. То есть все вихри в психике разбиваются на два непересекающихся семейства. Теоретически, семейств не обязательно два. Вихрь может «наклониться» и т. д. Но психоаналитическая логика сама привела нас именно к такому раскладу: есть преобладающее течение времени, по которому живет Я. И либо вихрь течет вместе с главным временем, либо мешает ему. Трудно быть вихрем.

Впрочем, мы поторопились, говоря о Я как о целостной структуре. Я фрагментарно, состоит из разрозненных островков. Один большой островок Я получит вихревую энергию с правой резьбой, другой с левой, третий вообще останется вне времени и пространства. По какому же времени живет субъект? По преобладающему? Нет. По местному времени того островка, на котором сейчас гостит сознание.

Неужели наши надежды на обретение надежного целостного психического времени рухнули окончательно? О, нет. Не отчаивайтесь раньше времени. Наши надежды только начали рушиться.

Антракт
Пир во время психоза

Warten Sie, Mademoiselle,

Sie tragen da mein Herz

in Ihrer Tasche fort

Adamo

Единственный противовес психозу – это невроз. И хватит верить в сказки про нормальность. Нет никакого психического здоровья. Есть тонкая, хрупкая, извращенная и непостижимая гармония между неврозом и психозом. Все. Чтобы не пугать народ, этого диалектического уробороса называют нормой.

Когда говорят, что у здорового человека все дома, то имеют в виду наличие под крышей каждой твари по паре. Каждому неврозу по психозу и наоборот. Психоз создает для невроза рабочие места и занимается топ-менеджментом. Невроз, тихо ворча, извлекает психотические фантазии из нарциссического вакуума и придает сферическим коням более реалистичные формы. И стоит только нарушить баланс…

Светлана Озерская заслуженно считалась лучшим психотерапевтом России, поэтому много знала о супружеской (почти вселенской) гармонии между неврозом и психозом. И ничуть не удивилась, когда на пороге ее кабинета нарисовалась девица с ажитативной депрессией и компульсивной страстью к покупкам.

Света просто обожала всякие навязчивые состояния, особенно переедание и шопинг. Она сама первую половину своей жизни справлялась с внутренними демонами с помощью еды. Соответственно, вторую половину – затянувшуюся и безрадостную – решила пройти под знаменем бездумных покупок.

Как и подобает любому талантливому мозгоправу, Светлана Александровна носила под полушарной коркой таких чудищ, что хватило бы на пару сотен архитектурных шедевров и политических триумфов. Ну, или на пожизненное заключение в тюрьме для особо опасных преступников где-нибудь в Балтиморе.

К счастью, на каждый психотический вопрос у Озерской имелся свой невротический ответ. Вечный ремонт в апартаментах во Вспольном переулке, скупка брендовой одежды, смешивание чая с виски в разных пропорциях или опасные детективные авантюры. От последних страдала не столько Света, сколько ее друг и коллега Игнатий Аннушкин.

* * *

– Уж вы-то должны меня понять, Светлана Александровна!

Светлана Александровна понимала.

– Я уже видеть не могу эти шмотки! Просто я боюсь, что кто-то другой их купит. Дело не в деньгах и не в вещах. Время! Чувствуете, как уходит время? Светлана Александровна!

Светлана Александровна чувствовала.

– Я уже привыкла. Это как смена времен года. Неделю не могу встать с кровати, слезы лью. Неделю развожу бурную деятельность, занимаюсь документами, совершаю удачные сделки. Хотя слезы все время текут. Потом вроде отпускает, несколько дней я радуюсь жизни. А последнюю неделю трачу на беготню по магазинам. Вы меня слушаете? Светлана Александровна!

Светлана Александровна слушала.

– Раньше я просто сметала все с полок. Меня хватало на два-три забега, потом силы заканчивались. И я ныряла в сон, которым невозможно насытиться. И тонула в слезах. На звонки отвечать нормально не могла. Знаете, как это невыносимо? Тебе кричат «Алло!», а ты молчишь, как дура. Светлана Александровна!

Светлана Александровна молчала. Как дура.

– Но сейчас я уже просто не могу остановиться. Меня корежит от ужаса при мысли, что кто-то может меня опередить. Звучит идиотски. Но я вижу какую-нибудь тряпку и понимаю, что должна купить ее первой. Как гончая, делаю стойку и беру след. Светлана Александровна!

Светлана Александровна стойку не сделала, но след взяла.

– В последний раз было по-настоящему страшно. Показалось, что все вокруг готовы устроить на кассе аукцион, лишь бы помешать мне купить очередную безвкусную кофточку. Светлана Александровна!

– А что с едой? – спросила наконец Светлана Александровна, поймав требовательный взгляд пациентки.

– С какой едой?! Меня накрывает в бутиках, а не супермаркетах или кафешках.

– Обычно такая картина дополняется компульсивным перееданием.

Клиентка скорчила брезгливую мину, что Света расценила как отрицание.

– Ну нет так нет, одной проблемой меньше. Мне хотелось бы узнать другое, – продолжала врач. – Когда вас впервые посетила эта мысль?

– Какая из?

– Что вы обязаны успеть купить какую-то вещь?

– Может, месяц назад. Это важно?

– Думаю, да. У нас недавно была конференция, где коллеги обсуждали новую напасть. Как же называлась эта игра… – Светлана вынула из кармана халата блокнот. – Так. Смотрим. Пакет-монгол. Там надо ловить и собирать в пакет неких существ, кидая в них баскетбольные мячи. Довольно много людей решили, что просто обязаны поймать всех этих… монголов.

– Пакет-монгол?! – жизнеутверждающе заржала клиентка. – Что вы там всем коллективом дружно употребляете? Покемон-гоу эта туфта называется.

Светлана тактично пропустила мимо ушей вопрос про дружное употребление. Она любила устраивать чаепитие для коллег. И еще больше любила добавлять в чай большое количество виски. Поэтому коллеги тоже любили чаепития, которые устраивала Светлана.

– И ловить надо их с помощью покеболов, а не баскетболов. Это такие красно-белые металлические шары, – отсмеявшись, продолжала женщина. – Игрок бегает, как дурак, по городу. Смотрит на экран телефона, в надежде найти желтого зайчика.

– Вы сами не пробовали играть?

– Я? Да зачем?! Собирать виртуальных существ? Нет уж, мне хочется чего-нибудь более ощутимого. Покемонов на вкус не попробуешь.

– А одежду?

– Ну… нет. Но ее хотя бы можно примерить. Или ножницами изрезать на мелкие лоскуты.

– Можно конечно. Но я вынуждена вернуться к теме вкуса. Как у вас с питанием?

– Нормально у меня все с питанием! Ем немного, предпочитаю диетическое мясо, вырезку. Сердечки и прочие потроха тоже хорошо идут, – дама сыто зажмурилась, вспоминая свои последние рецепты. – Да, я люблю иногда приготовить что-нибудь интересное. Но я не люблю доедать свою порцию. Пару кусочков, не больше, ради вкуса, потом блюдо надоедает.

– Коллекционируете блюда вместо покемонов?

– Да нет же! Что вы пристали? Все с питанием у меня нормально!

– Просто предположила. Возможно, дело и не в игре вовсе. Но когда вокруг все начинают заниматься бессмысленной погоней за виртуальными попугаями, тут любой занервничает. К тому же, вы хорошо осведомлены об игре, если я правильно поняла.

– Правильно. Потому что люблю читать криминальную хронику! В Москве уже двадцать четыре школьника пропало. Все перед исчезновением говорили, что идут ловить редкого покемона.

– Веская причина, чтобы вытеснить желание самой поохотиться за этими виртуальными монголами. А где вытеснение, там и замещение.

– Покемонами, Светлана Александровна. Хотя татаро-покемонское иго тоже хорошо звучит.

– Так что же?

– Нет! – уверенно и звонко отчеканила пациентка. – Виртуальность меня не интересует. Она слишком пресная. Или наоборот приторно сладкая.

– А какая на вкус жизнь?

– Как плохо приправленный стейк с кровью.

– И…

– …и все у меня нормально с питанием!

* * *

Озерская часто спрашивала себя: зачем некоторым пациентам вообще нужен психотерапевт? Они приходят, что-то рассказывают, игнорируют или высмеивают все реплики врача, на вопросы не отвечают, проблему решать не хотят. Но всего за час бессмысленной беседы с клиентом происходит метаморфоза. Былая депрессия растворяется, внутренние колебания затухают, уступая место маниакальным искоркам твердой решимости осуществить задуманное.

Таким самоисцеляющимся пациентам нужна не помощь, а немая индульгенция, особого рода зеркало, которое сгладит острые углы непокорного отражения. Это не исцеление, чаще всего – наоборот. Иногда лучше сделать последний маленький шажок за черту, чем долго и мучительно пятиться назад к привычному и дозволенному.

Переступая черту, пациент избавляется от страданий. Но то священнодействие, которым он встречает долгожданное безумие, может быть опасно для окружающих. Грызня между неврозом и психозом закончена. Трон достался последнему. Психика готова пировать и предаваться нарциссическим грезам. Остается одна проблема, чисто техническая. На этот психотический пир надо пригласить как можно больше гостей. И подавать им их собственное мясо.

Но это уже проблемы не психотерапевта, а соответствующих служб. Специальных служб, если угодно.

– Майор Белкин слушает, – раздался в трубке грубый голос представителя силовиков.

– Я составила психологический профиль, – встречное отсутствие приветствие.

– Так. Значит, хоть в профиль, хоть в анфас. Портрет готов?

– Да. Вы сказали, что наш тренер покемонов перемещается пешком. Давайте предположим, что сейчас он бродит по окрестностям Тимирязевского леса…

* * *

Бродить можно бесцельно или наугад. Пациентка не брела, а шла к заведомо достижимой цели. Служба безопасности «Озера» не задавала лишних вопросов. Когда женщина изъявила желание пройтись пешком, ее без проблем выпустили с территории психологического центра.

За несколько дней частых прогулок она успела хорошо изучить сложную топографию лесопарка. К тому же, женщину интересовала не вся территория, а одно большое дерево. Высоко, среди густой кроны и толстых ветвей, было спрятано устройство: хитрое, компактное, незаметное, эффективное. Единственная функция гаджета заключалось в приманивании редких покемонов. Виртуальная кормушка. А там, где редкие покемоны…

– Привет. Заблудился?

Школьник оторвался от айфона и настороженно посмотрел на приветливо улыбающуюся женщину.

– Дай угадаю, – не дала она ответить. – Ищешь двуглавую птицу, забравшуюся слишком высоко?

Ребенок кивнул.

– Я тоже, – женщина продемонстрировала экран мобильного. – Похоже, это глюк такой. Здесь все покемоны неправильно отображаются. Идем, я покажу, где эта хитрожопая курица живет.

* * *

– Так, гражданка Озерская! Значит, пишу. Кого нам искать?

– Диктую. Мужчина, лет сорока, достаток ниже среднего. Одет не по погоде. Носит поношенные зимние брюки. Ботинки испачканы глиной. Двухдневная щетина. Работает учителем географии.

– Так… Значит, не понял. Почему именно географии?

– Потому что садист. Что тут непонятного? В конце концов, кто из нас тут психолог?

– Так. Значит, вы.

– Вот-вот. Про щетину я сказала?

– Так. Значит, сказали.

– Отлично. Действуйте. И поторопитесь. Вполне возможно, что он прямо сейчас обрабатывает очередную жертву.

– Так! Значит, советы отставить. За портрет спасибо. Будем работать. Отбой.

Озерская поморщилась и выключила телефон. В чугунном чайнике заваривался крепкий зеленый чай. Оттаивала от ледяной корки бутыль с дорогим виски. Аморальный выбор дается ничуть не легче, чем моральный. Главное – вовремя заглушить наивную совесть, которая так и не поняла великий секрет жизни: нам можно все.

Этим утром в психологический центр «Озеро» позвонили из Следственного Комитета. Недавно получивший повышение Белкин почему-то решил, что к его услугам все психотерапевты и психиатры. Вне зависимости от их положения в неписанной иерархии. Когда же Света попыталась мягко отказаться от священного долга бесплатной работы на следствие, произошло немыслимое. Ей почти официально пригрозили проверками и допросами.

Поэтому Света, особо не колеблясь, направила следствие по ложному следу. Каждому да воздастся. Назвался руководителем московского следственного управления – изволь работать в поте лица. Хамить не надо по телефону, угрожать не надо по телефону. Озерская не для того стала лучшим психотерапевтом России, чтобы быть на побегушках у силовиков.

И не для того пациенты платили ей немалые деньги, чтобы потом ходить на малоприятные допросы.

Озерская пригубила чай. Виски определенно придавали напитку изысканности.

Эту чашку она поднимала за чужое душевное нездравие. За исцеление через психоз, через избавление от всяческих запретов.

* * *

Пациентка тоже была готова к пиру. Столовая в ее доме была вся сделана из белого мрамора. Только на стульях были наброшены шкуры белых медведей, чтобы сидеть было не так жестко. Белое великолепие вдохновляло и угнетало. Куда ты попал? В морг или в храм? На партийный съезд или на последнюю исповедь?

Единственным красным пятном были покеболы. Не виртуальные, а вполне реальные. Обыкновенные металлические сферы цвета флага Польши.

Женщина достала из сумочки новый шар и поместила его рядом с другими. Поежилась. В помещении было ужасно холодно. А как еще прикажете следить за качеством мяса? Нежные ткани быстро теряют свои деликатесные свойства.

Какой же выбрать? Это всегда трудно. Пациентка наугад схватила красно-белый сфероид и надавила акриловым ногтем на кнопку. Тихо щелкнув, откинулась крышка.

Стараясь не заляпать мраморную белизну, женщина вытащила из покебола человеческое сердце. Главная мышца в организме идеально подходила по размерам своему металлическому обиталищу. А был бы этот человек взрослым, черта с два поместилось бы.

Аккуратный укус. Несколько капель чужой крови, лениво ползущих к подбородку. Терпкий горьковатый вкус сырого мяса, вкус жизни. Она жива. Боже, какое счастье. И не надо бегать по бутикам в поисках новой коллекционной кофточки.

Тотальный внутренний покой. Счастье. Хм, а эта врачиха с немытой головой знает свое дело. Надо бы к ней еще наведаться.

Еще один небольшой кусочек. Нежнейшее мясо. Покебол захлопнулся, образуя герметичную среду, в которой мясо еще сутки сохранит свои качества. Хватит, пожалуй. Не так она воспитана, чтобы бездумно объедаться. В еде важно знать меру. И пациентка меру знала.

С питанием у нее, в самом деле, все было нормально.

Глава 6
Чей комплекс больше?

Мы хотим быть и остаться гражданами нашего времени, однако по своему духу философ и поэт обладают привилегией – и в этом их долг – не принадлежать ни одному народу и ни одному времени, но оставаться в подлинном смысле слова современником всех времен.

Шиллер

6.1. Царская сводка

Про Эдипов комплекс знают все. Жаль, знание это зачастую носит фрагментарный характер. О царе Эдипе современный читатель слышит чаще всего в пересказе, а то и вовсе в чьей-то вульгарной интерпретации.

Маленькие греческие трагедии нас мало интересуют, после Ницше и Рансьера ловить в этой области нечего – все уже сказано. Поэтому для краткости говорим «Эдип», подразумеваем «комплекс».

Чтобы расставить все по полочкам и компенсировать огромный урон, нанесенный психоанализу любителями жареных кривотолков, потребуется отдельная книга. Здесь мы ограничимся буквально парой фактов, которые всем нам необходимо твердо помнить.

Во-первых, не всякий психический конфликт превращается в комплекс. Любой конфликт, как мы уже выяснили, сводится к амбивалентности. Наша психика от природы склонна к формированию амбивалентного отношения к любым объектам. Чем выше интерес человека к объекту (будь то собственное тело, еда или другой человек), тем больше представлений этого объекта формируется в психике. Тем гуще сеть либидозных потоков, связывающих «ценные» представления с остальной психикой.

Перекинем маленький мостик к гештальт-психологии. Группу представлений, в совокупности отражающих некий целостный объект, можно назвать фигурой. Все остальные представления автоматически считаются фоном. Фактически, это прямая аналогия с системой и внешней средой. С той разницей, что выбор фигуры осуществляется сознательно, усилием воли. Для нас выбор границ системы – это инструмент моделирования, о котором изучаемый субъект не догадывается. В гештальт-психологии фигуру выбирает субъект, и этот выбор имеет (заранее неизвестные) психические последствия. Можно сказать, что центральная область изучения гештальт-психологии – это универсальные (не зависящие от субъекта) законы того, как психика формирует, выбирает и оперирует фигурами; и то, как способ выбора фигур влияет на другие психические процессы.

Мостик мы перекинули по той простой причине, что у Фройда можно часто встретить выражения «родительские фигуры», «ценный объект», «ухаживающий объект». То есть нечто, для адекватного восприятия которого недостаточно одного-двух представлений. Или нечто, которое еще не полностью представлено в психике, но уже активно влияет на жизнь и поведение субъекта. Поэтому нужно иметь в виду, что Эдипов комплекс изначально привязан не к реальным родителям, а к той отрывочной и скудной информации о них, которой ребенок располагает. Или к информации, которая вообще к родителям не имеет никакого отношения, но каким-то образом оказалась втянутой в комплекс.

Во-вторых, Эдип соткан из противоречивых влечений совершенно разного содержания. Влечение есть психическое отражение реальной физиологической потребности. Нет потребности – не будет соответствующего влечения. Потребность в генитальной разрядке может возникнуть только после полового созревания. Очевидно? Вроде бы да. Тем удивительнее слышать заявления о непременно инцестуозных сценариях, зашитых в Эдипе.

Этот комплекс формируется в догенитальный период, и Фройд это неоднократно подчеркивал. Там в принципе не может идти речи о зрелой сексуальности, поэтому мы и говорим об инфантильной сексуальности как о чувственном опыте удовольствия в его самом широком понимании. Нужно обладать весьма специфическим мышлением, чтобы этого не понимать и настаивать на узкой, по-народному физиологичной, трактовке многогранного психического феномена.

У ребенка в период формирования Эдипа есть куда более интересные и важные задачи. Обретение самостоятельности, социализация, подражание, самоопределение, познание мира, баланс между послушанием и свободой. Пожалуй, наиболее близким к древнегреческому сюжету является мотив соперничества. Некоторая часть Я отождествляется с одним из родителей. Дальше работает бессознательное: из фразы «Я хочу быть, как папа» выбрасывается сравнительная степень. Получается «Аз есмь батя». Бессознательно копируется мимика, манеры, слова – и претензия на свободу. Ребенок видит, что родители не соблюдают собственные правила и запреты. Начинается бунт, сначала психический, затем реальный.

В-третьих, у большинства людей Эдипов комплекс вообще не доживает до полового созревания. В этой главе мы рассмотрим, как гибнут комплексы. Это интересный процесс, который легко изобразить с помощью отдельных представлений и наших любимых диаграмм.

Комплекс сравнительно редко избегает разрушения. Для этого должны быть веские причины. Современная генетика, биохимия и нейропсихология склоняются к тому, что без врожденной предрасположенности субъект не попадет в группу риска. Иначе нужны какие-то совсем уж особенные жизненные события. Настолько сильные, что психика спрячет в бессознательное большой пласт представлений, в том числе компоненты комплекса (или весь комплекс целиком). Таковые события обобщенно называют травматическими, их рассмотрение выходит за рамки этой книги.

Если человек из группы риска уже во взрослой жизни попадает в стрессовую ситуацию (или продолжают неправильно работать биохимические механизмы), то вытесненное прорывается в сознание. Тогда на старые эдипальные дрожжи могут упасть фрагменты новых, актуальных влечений. Означает ли это, что вот прям непременно должны возникнуть инцестуозные фантазии? Необязательно. Наиболее часто наблюдается другая проблема: субъект не может совместить в одном объекте половое влечение и нежную привязанность (то есть десексуализированный интерес, обусловенный объективными социальными факторами: общностью интересов, гармонией характеров, совместным хозяйством). Проще говоря, такие люди любят одних, а спят с другими. И в дополнение имеют ряд проблем в сексуальной сфере и парочку невротических черт. Таковыми были эталонные клиенты психоаналитика в прошлом веке. Они встречаются и сейчас, но гораздо реже. Эдип уступил пальму первенства Нарциссу и Хроносу.

Вот, собственно, тот необходимый минимум информации об Эдипе. Берем все амбивалентности, где хотя бы одно представление имеет отношение к ценному объекту (родитель, наставник, правитель…). Если значительная часть этого добра прячется в бессознательном, то получается комплекс. Но, как правило, сознание успешно справляется с амбивалентностями, поэтому комплексы долго не живут.

Нам справедливо возразят. Немало мужчин бессознательно выбирают жену, похожую на мать – и никаких психических проблем у них нет. Немало генералов по-отечески относятся к солдатам – и это качество справедливо считается ценным и полезным: в войсках царит психически здоровая среда. Немало подчиненных на бессмысленных совещаниях испытывают детский страх перед грозным начальником – и продолжают, держа дулю в кармане, добросовестно халтурить, не испытывая психических мук.

То есть в обыденной жизни нередки отношения, в которых вроде бы просматривается Эдипов комплекс. И хорошо, что просматривается. Значит, вы владеете искусством наблюдать и делать выводы. Добавьте сюда знания (а это дело наживное), и будете раскрывать преступления не хуже Шерлока^[54]. Знание состоит в том, что в психике периодически возникают (и рушатся) комплексы, по структуре подобные Эдиповому. По сути, всегда, когда мы имеем дело с ценным объектом или авторитетной фигурой, на горизонте маячит призрак Эдипа. И это элементарно объясняется на уровне отдельных представлений. Давайте попробуем.

Наш политический детектив с Бэзилом и Алисой окончился бессрочным перемирием – амбивалентностью. Пора разнообразить декорации и место действия, то есть учесть топический аспект. Отправим-ка мы Бэзила в Аргентину, то бишь в бессознательное. Неважно, каким способом: по путевке или спецрейсом океанического лайнера «Адмирал Гнездец-Кукушкин».

Напомним, что по Фройду бессознательные представления (по определению) недоступны для сознания. Недоступность – свойство условное, относительное и непостоянное. Сегодня вы до безобразия недоступны, после безобразия уже доступны. Большинство бессознательных представлений можно безо всяких проблем вернуть в сознание. Достаточно просто увеличить их либидозную энергию – и готово! Но это требует времени и некоторых усилий. Более значительных, чем при блуждании либидо внутри сознания. Согласитесь, человек не умеет мгновенно извлекать из глубин психики подзабытые (пусть и совершенно безобидные) мысли.

Т-симметрия продолжает рушиться. Либидо движется из сознания в бессознательное медленнее, чем из бессознательного в сознание. Это первая подлость. Бессознательные представления всегда, при любых условиях могут посылать либидо в сознание. Передача либидо из сознания в бессознательное не всегда возможна. Это вторая подлость. Собственно, загадочная «недоступность» представления сводится к невозможности послать в него либидо, когда вздумается.

Вспомним Гегеля и его переход количества в качество. Среди недоступных бессознательных представлений встречаются совсем уж недоступные. Их недоступность настолько высока, что играет главную роль в психической жизни. Главнее, чем сознание. Эта каста избранных недоступн попала в бессознательное не по своей воли, а была вытеснена. То есть Бэзил не поехал в Аргентину простым туристом, а вынужденно скрывается там, как опасный военный преступник.

Простая аналогия. Есть пациенты, пришедшие лечиться добровольно и готовые платить за лечение. Они омолаживаются, зализывают раны, прячутся в трясине бессознательного от гончих времени, которые рыщут по долинам сознания. Таких пациентов без проблем отпускают погулять за стенами больницы, если нет противопоказаний. А есть товарищи, госпитализированные принудительно и представляющие опасность для других. Двери их палаты не имеют ручек, а койки снабжены ремнями безопасностями. Но они тоже пациенты и тоже получают лечение. Таким образом, все вытесненное бессознательно, но не все бессознательное вытеснено. Бессознательное – это структура, вытеснение – способ надолго угодить в бессознательное.

Вытесненный материал нельзя осознать усилием воли. Вообще. И хорошо, потому что его спонтанное осознание опасно для неподготовленной психики. Только через свободную речь, ассоциации, сновидения – окольными путями.

Прямой переход либидо от сознательного представления к вытесненному невозможен.

Запрет обратной силы не имеет. Коварное вытесненное спокойно кукловодит сознанием, в нужный момент снабжая сознательные представления энергией. Граница сознания и (вытесненного) бессознательного работает, как потенциальный барьер, пропуская кванты либидо только в одну сторону.

Бэзил безнаказанно продолжает сбрасывать либидо на Алису. Та по привычке посылает ответку, но ее посылки сталкиваются с непреодолимой преградой – маревом вытеснения. Получается незаконченный, неустойчивый узор (рис. 6.1). Именно так и выглядит начальная стадия комплекса. Из элементарных логических, интуитивных и эстетических соображений ясно, что эта конструкция не продержится долго, она требует завершения.

В жизни комплексы состоят не из двух, а из двух сотен или двух тысяч представлений. Но никто не отменял правило композиции (две тысячи превращаются в две сотни). В психоаналитической практике за одной сложной проблемой стоит не более трех-пяти сильных амбивалентных конфликтов. Проблемы помельче опираются на легко выявляемый одиночный конфликт.

Рис. 6.1. Бэзил ушел в бессознательное (U готическое) и безнаказанно посылает либидо Алисе в сознание (B готическое). Алиса ответить тем же не может. Ее либидо зависает на границе. Классический пример неустойчивой диаграммы.

Наши теоретические модели отталкиваются непосредственно от практического опыта: не нужно гнаться за глобальными решениями, копайте вглубь. В процессе психоанализа вся сеть противоречивых и конкурирующих представлений постепенно расслаивается, обнажая элементарные комплексы и близкие к ним структуры. Как бы ни были «примитивны» конструкции из нескольких представлений, на деле этого достаточно для понимания сути проблемы. Как аналитиком, так и клиентом.

Точечные удары по комплексам были бы невозможны без открытий Фройда, без тайны трех аспектов: топического, энергетического и динамического. Мы всего лишь спросили: «Ти гиде вот щас?» – обратились к топическому аспекту. Ответ «На мемориале я вот щас!»^[55], то есть в бессознательном, позволил предсказать динамику (перемещение) либидо.

6.2. Особенности национального примирения

Какой самый безотказный и мирный способ решения конфликта?

Правильно. Уничтожить одну из сторон.

Что значит «не очень мирный»?

Конфликт исчерпан?

Исчерпан.

Все. Значит мирный.

Простым и наиболее вероятным сценарием гибели комплекса является замещение. Само слово подсказывает нам, что Алиса не будет долго горевать по ушедшему в туман Бэзилу и найдет новую цель для либидо. Более близкую, доступную, безотказную. Подойдет любое сознательное представление.

Каноничный пример. Вместо усиленных орально-генитальных упражнений субъект регулярно курит. Шутка. Никотиновая зависимость на 90 % базируется на биохимических процессах. Остальные 10 % – это доля правды в шутке. Для любителей вейпа и электронных сигар доля правды существенно выше.

На горизонте появляется представление-заместитель Бэзила. Назовем его Морис. Алиса возобновляет спокойную отгрузку либидо по новому адресу (рис. 6.2). Здесь мы обязаны вспомнить, что запас энергии в системе Алиса-Бэзил был ограничен. Либидо появилось однократно и было сосредоточено в чутких руках Алисы (глава 5). Из-за этого весь сыр-бор и начался. Биохимическая предистория пришествия энергии нас сейчас мало волнует. Возможно, Алиса непосредственно представляет (она всего лишь представление!) какую-то эрогенную зону. Или случайно стала чьим-то заместителем, как Морис сейчас. На дальнейшее развитие событий эти нюансы не влияют.

Бэзил сидит в бессознательном и радуется. Он успешно избавился от нагрузки, передав всю энергию Алисе. Теперь это не его проблемы. Пусть Морис мучается и создает с Алисой новую амбивалентную петлю (рис. 6.2).

Симметрия восстановлена, комплекс разрушен.

Ура?

Рис. 6.2а. Алиса перенаправляет либидо к Морису.

В анальной эрогенной зоне дыра!

Рано радуетесь. Где гарантия, что Морис не окажется подлецом и не спихнет ответственность на кого-нибудь еще? Нет гарантии. У него своя жизнь, свои связи, свои амбиции и свои принципы. Вернее, один-единственный принцип: принцип удовольствия. Движимый им, Морис отдает все либидо первому встречному представлению. Первый встречный (тоже не задумываясь) сбрасывает энергию на еще одного проходимца. И так далее. Формируется ассоциативная цепочка (рис. 6.5), любимое оружие психоаналитического пролетариата.

Теперь вы понимаете, почему метод свободных ассоциаций так хорошо работает? Субъект всего лишь искусственно воспроизводит (провоцирует) естественный процесс, посредством которого психика расправляется с избытком амбивалентностей. Сама, автономно, походя, не отрываясь от приготовления пищи и просмотра видео с котиками.

Рис. 6.2б. Алиса и Морис формируют новую амбивалентность. Бэзил изолирован в бессознательном. Так происходит замещение.

Не спешите нетерпеливо отмахиваться. Вы уже мастерски владеете правилом композиции. Длинными цепочками вас не испугаешь. Десяток, сотню, тысячу представлений, объединенных сквозным потоком либидо, можно заменить одним представлением. Но в прошлой главе мы не поднимали вопрос о сознании и бессознательном. Сейчас эти структуры выходят на первый план, поэтому важно знать, будет ли ассоциативная цепочка принадлежать сознанию или нет?

У вас этот вопрос, конечно же, не вызывает никаких затруднений. Вы крепко стоите на теоретическом фундаменте и знаете определение структуры. Да-да, то самое, в котором упоминается замкнутость относительно всевозможных композиций. Сознание – структура. Ассоциативная цепочка – композиция. Значит, цепочка (как целое) – тоже представление. Каждое представление в цепочке принадлежит сознанию. По определению структуры, любая композиция этих представлений тоже принадлежит сознанию.

Вывод: цепочку осознанных представлений можно заменить на одно осознанное представление. И если эта цепочка когда-то замкнется, либидо вернется к Алисе (рис. 6.3), то мы снова воспользуемся правилом композиции. Всю толпу посредников и заместителей заменим одним представлением, которое так и назовем – Толпа. Все. Задача свелась к уже известному вам замещению (рис. 6.2).

Мы молчаливо полагали, что цепочка состоит из конечного числа представлений. Что изменилось бы, будь в цепочки бесконечное счетное множество представлений? Бесконечное несчетное (континуум)? Какой психоаналитический смысл могут иметь эти математические абстракции? Пишите свои версии в группе «Психоанализ для избранных», чтобы выиграть одну из книг автора.

Рис. 6.3. В замещающем образовании может быть сколько угодно представлений. Благодаря правилу композиции, их все можно заменить одним представлением (под условным названием «Толпа»).

Банально, очевидно и скучно? Хорошо. Сейчас в игру вступит бессознательное. Прямой доступ к вытесненному закрыт, но (напоминаем) кроме вытесненных представлений в бессознательном плещется тьма безопасного психического содержания. Большинство представлений не имеет криминального прошлого. Они выкинуты из сознания просто ради экономии энергии, чтобы не болтались под ногами. Образы, обрывки воспоминаний, забытые телефонные номера, список вчерашних покупок – все это хранится в бессознательном на правах информационных отходов, ожидающих вторичной переработки. Их никто не вытеснял, просто им не хватило либидо, они потеряли свою актуальность для сознания.

Рис. 6.4. Ассоциативная цепочка, включающая в себя представления из разных структур: сознания и бессознательного.

Часто – особенно когда субъект спит или фантазирует – цепочка ассоциаций приближается к границе бессознательного и начинает угрожающе скользить по ней. (рис. 6.4). В результате некоторые звенья цепочки забредают в бессознательное, но либидо поспешно выныривает обратно. Иногда бессознательные представления, желая напомнить о себе, сами присоединяются к цепочке и возвращаются в сознание. Чаще они так и остаются в тумане, но свою порцию либидо получают и успешно передают дальше.

Замечание. Фройд ввел понятие предсознательного, буферной зоны. Представления, которые еще не осознаны, но могут быть осознаны прямо сейчас без каких-либо последствий, называются предсознательными. Можете не запоминать термин, это уже слишком глубокое погружение в детали. Потому что сразу возникает масса вопросов о происхождении, свойствах и аспектах предсознательного. Без особых потерь предсознательное можно рассматривать просто как часть бессознательного, плотно примыкающую к сознанию. Или как пересечение бессознательного и сознания. Предсознательное – это не «полноправная» структура, потому что не замкнуто относительно некоторых композиций. Вот видите, уже пошли ненужные нюансы…

Посмотрите на эту несуразную конструкцию (рис. 6.5.а). Разве можно ее заменить одним представлением? Можно (правило композиции незыблемо). Но какой структуре принадлежит цепочка как целое? Вразумительный ответ дать невозможно.

Еще несколько вопросов для конкурса. Можно ли придумать психическую структуру, состоящую только из “пограничных” цепочек? Как бы вы назвали эту структуру? Какими особенными свойствами она может обладать? Необязательно отвечать на все вопросы. Выберете пару понравившихся и пишите свои варианты в группе ВК «Психоанализ для избранных». Авторы интересных ответов будут награждены книгами автора.

Может, спасет предельный переход? Мысленно включим в цепочку вообще все представления. Получится композиция всего сознания и всего бессознательного. То есть психика. Не очень утешает. Придется смириться. Цепочка принадлежит и сознанию, и бессознательному.

Придется прибегнуть к маленькой хитрости (мы любим маленькие хитрости) и совершить структурное упрощение. Разобьем цепочку на части так, чтобы каждая часть содержала либо только осознанные, либо только бессознательные звенья (рис. 6.5.б). Чем-то напоминает разбиение нарратива на смысловые блоки. Каждый блок – это либо одиночное представление, либо маленькая цепочка представлений из одной структуры. Одинокие звенья оставим как есть – они и без того одиноки. Каждую маленькую цепочку, в которой все звенья бессознательные, смело заменяем на одно бессознательное представление. То же с маленькими цепочками из осознанных звеньев.

Таким хитрым образом любую цепочку можно превратить в чередование сознательных и бессознательных звеньев (рис. 6.5.в). Чудеса!

Рис. 6.5. Строчные латинские буквы обозначают представления из бессознательного (u) и сознания (b). Любую цепочку, содержащую представления из разных структур, можно свести к простой цепочке вида u-b-u. То есть ровно одно представление из бессознательного, ровно одно из сознания и т. д.

Структурное упрощение имеет дополнительный психоаналитический смысл. Нам не важно, как долго либидо путешествует по сознанию: финал предсказуем. Новые эффекты возникают только на границе бессознательного. Чем чаще эта граница пересекается (пусть ненадолго), тем выше вероятность необычных сценариев. С каждым переходом через границу в цепочке появляется новое звено.

Что такого страшного или интересного может произойти из-за частых визитов в бессознательное?

Ответ кроется в бюрократических проволочках на границе. Путешествовать только в сознании или только в бессознательном легче, чем пересекать границу. Либидо может выйти из-под контроля. И вместо возвращения из бессознательного в сознание энергия устремится вглубь тумана, поближе к опасному вытесненному материалу. Как левацкая благотворительная организация, под предлогом посещения обычных пациентов, норовит побороться за права маньяков и вырожденцев. Первая попытка, как правило, быстро пресекается психической цензурой. Но либидо не унывает и продолжает свой долгий путь. Чем длиннее ассоциативная цепочка, тем выше вероятность успешного прорыва. Рано или поздно либидо совершит рывок в омут, наплевав на здравый смысл (рис. 6.6). В квантовой физике похожий эффект называется туннелированием.

Там, в вытесненном, либидо нападает на след Бэзил. И Алиса наконец-то вспоминает о своем исходном влечении, настигает беглеца и с криками «ах ты, мерзавец» бросается в объятия. Можно поискать в бессознательном и более достойных кандидатов. Но обмелевшая река, внезапно вернув былую силу, охотнее всего стремится в старое русло. Комплекс восстал из пепла? Необязательно. Во-первых, под маской Бэзила могут скрываться другие вытесненные представления. Во-вторых, приглядимся повнимательнее (рис. 6.7). Что-то неуловимо изменилось.

Бэзил как посылал Алисе либидо, так и посылает. Алиса отвечает тем же, но ее гонцам приходится преодолевать настоящую полосу препятствий. Амбивалентность восстановилась, но симметрии больше нет. Либидо от Алисы к Бэзилу течет медленнее, чем от Бэзила к Алисе. И развернуть поток вспять невозможно. Вообще. Прямой доступ сознательной Алисы к вытесненному Бэзилу закрыт. Только огородами-пароходами.

Рис. 6.6. Ассоциативная цепочка с третьей попытки штурмует запретные глубины бессознательного.

Выглядит ли построенная конструкция прочной? Да. Аффектных вспышек и утечек либидо нет? Вроде нет. Алиса и Бэзил получают удовольствие от процесса? Получают. Направление потока поменять нельзя? Никак нельзя. Возможно ли присоединение новых участников к несимметричному хороводу? Сколько угодно.

Все требования к психическому времени соблюдены.

Ура, товарищи! Темпоральная революция, о которой так долго говорили центристы, наконец свершилась!

Но подождите набрасываться на свежеиспеченный торт. Дайте водрузить на него вишенку. Нам хочется сопоставить эту красивую модель с чем-то хорошо знакомым. Время, разрушение симметрии, странные цепочки – это наши авторские странности. Можно ли найти в классическом психоанализе термин, чтобы обозвать одним словом наш хоровод с препятствиями? Оказывается, можно.

Вспомним, какой механизм усмирения либидо Фройд считал самым зрелым, совершенным и сложным? Как называется направление психосексуальной энергии в несексуальное русло? Вы правильно вспомнили о сублимации. Именно сублимация изображена на нашем наскальном рисунке 6.7.

Рис. 6.7. Классический случай сублимации. По верхней дуге либидо проходит без препятствий (из бессознательного в сознание). Нижняя дуга отягощена цепочке вида u-b-u, поэтому здесь либидо движется значительно медленнее.

Доказательство элементарное. Достаточно найти в последней главе «Массовой психологии» Фройда отрывок, где сублимированные влечения называются также заторможенными.

Эти заторможенные в смысле цели влечения все еще сохраняют некоторые из первоначальных сексуальных целей. Даже тот, кто нежно привязан, даже друг, поклонник ищет телесной близости и хочет видеть человека, к которому он питает любовь в духе апостола Павла. Если угодно, то мы можем видеть в этом уклонении от цели начало сублимирования сексуальных влечений или же еще больше расширить границы последних. Заторможенные в смысле цели сексуальные влечения имеют большое функциональное преимущество перед незаторможенными; так как они неспособны к полному удовлетворению, то они особенно пригодны для создания длительных привязанностей, в то время как прямые сексуальные стремления теряют при каждом удовлетворении свою энергию и должны ожидать своего обновления путем накопления сексуального либидо, причем в этот промежуток времени один объект может быть заменен новым^[56].

Чьей целью у нас был Бэзил? Целью влечения со стороны Алисы. Заторможенность имеется? Настоящий тормозной путь. Удовлетворение неполное, но стабильное. Аффектов нет. Попутно вовлекается большое количество дополнительных представлений, что обогащает содержательную часть влечения.

Это еще не все. Умение сублимировать считается критерием зрелой, развитой, сильной психики. Способность отрефлексировать течение времени во всем его многообразии тоже говорит о высоком уровне развития.

Сотворить шедевр искусства, завораживающий современников и потомков, может лишь тот, кто оседлал волну своего времени и с нее, как с трамплина, прыгнул в вечность. Соединил темпоральность и атемпоральность, стремительность и неподвижность. Субъект, поглощенный творчеством, не замечает хода времени, но безумно тонко чувствует свою эпоху и свое место в ней.

Вся наша культура пропитана духом сублимации. Исторические вехи расставлены в точках культурного перелома, где сублимация выливается через край и лавиной сметает устоявшиеся традиции. Чтобы потом играючи восстановить старые принципы в новых формах. Нет ничего более темпорального, чем культура. И нигде нельзя спрятаться от темпоральности, кроме как в культуре, в творческом процессе.

Сублимация – это низвержение Хроноса. Сублимация – это служение Хроносу.

6.3. В застое, да не в обиде

Несправедливо получается. О сублимации вроде поговорили, а тонкости творческого процесса как были загадкой, так и остались. Нехорошо. Сейчас исправимся.

Сложившаяся неясная ситуация не устраивает не только вас, но и Алису. То ли девушка, то ли представление жаждет реванша. Почему это Бэзил посылает ей либидо без всяких проблем, а она сталкивается с полосой препятствий? Алиса повышает давление в потоке, надеясь восстановить Т-симметрию.

На житейском уровне ситуация проста. Чем сильнее вы увлечены творческим процессом, тем сильнее либидо стремится к старой бессознательной цели. Достаточно интенсивная сублимация позволяет выровнять скорость в обеих частях потока. Симметрия восстановлена, психическое время пропало. И действительно: достаточно глубокое погружение в творчество напрочь лишает вас ощущения времени и реальности.

Остается теперь понять три вещи. Во-первых, откуда берется творческий выхлоп в виде всяких квадратных Малевичей? Во-вторых, почему состояние вдохновения длится очень недолго и человек редко может творить шедевр за шедевром? В-третьих, какое загадочное влечение находит удовлетворение в акте творчества?

Первая загадка возвращает нас к злосчастной полосе препятствий – к зеброобразной цепочке ассоциаций (рис. 6.5). Трудно, порой невозможно, попасть из сознания в тайное общество бессознательного. Это требует времени. Вернуться в светское общество сознания – проще и быстрее. Получается, что любое сознательное звено в цепочке – это бассейн с двумя трубами. В одну трубу либидо втекает, из другой вытекает. Пропускная способность выхода сильно ограничена, входящий поток может возрастать бесконечно. Чем дальше заходит творчество, тем интенсивнее либидозная движуха, тем заметнее разница между входящим и исходящим потоками.

В островке сознания, зажатом между двумя морями бессознательного, скапливается избыточное либидо. Что испытывает островок? Неудовольствие. Быстро нарастающее. Что делать? Срочно нужно отвести куда-то избыток либидо. Куда? Куда угодно! Сбагрить на сторону, другом сознательному представлению. Нет времени на поиск добровольцев и хитрые маневры. Пригодится все, что плохо лежит в сознании.

Небольшая проблема. Сознание не привыкло жонглировать одновременно большим количеством представлений. Выбор крайне скудный. Кроме того, нельзя вступать в беспорядочные либидозные связи. Передача либидо от одного осознанного представления другому предполагает соблюдение ряда правил. Связывая представления потоками энергии, сознание обязательно вкладывает определенный логический смысл в созданную конструкцию. Это вопрос экономии. Если элементы памяти объединены каким-то универсальным признаком, ими легче оперировать как целым. Наоборот, «нелогичное» объединение само требует дополнительной энергии: психике приходится каждый раз удивляться и вспоминать – по какому-такому праву в одной связке мчатся мотоцикл, морж в цепях, хаски, две крылатые колбаски и пингвин Вениамин, жующий метамфетамин.

В обычных условиях сознание согласится на устойчивое объединение представлений, только если в результате получится подобие рассказа, целостного образа, логичной системы и т. д. Такие вещи получаются естественным образом в процессе анализа информации или решения поставленной задачи. Или в результате уже знакомого вам замещения.

Когда либидо напирает, хлещет через край, времени на соблюдение логических формальностей не остается. Психика изобретает новую логику. Творческое сверхусилие сводится к тому, чтобы объединить необъединимое. Отыскать смысл там, где его нет. Собрать из осколков тридцати шести драматических сюжетов тридцать седьмой и вложить его в уста тридцать восьмого попугая.

Проблема экономии энергии тоже отпадает сама собой. Поэтому из бессознательного срочно мобилизуются какие попало представления и тоже включаются в композицию на правах художественных деталей или заплаток для сюжетных дыр. Сознание экстатически стонет от гнета представлений – их концентрация может в тысячи раз превышать привычный объем внимания.

Наконец, психика порождает кадавра, не имеющего никакого отношения к реальности, к привычной логике. Представление, которое ничего не представляет, но обладает запасом энергии. Здесь нет места критическому мышлению, анализу ошибок, прогнозам, прагматизму – ничего, связанного с целеполаганием в привычном смысле. Единственная мотивация: затянуть побольше представлений в творческий омут, оплести их сетью сомнительных связей и спрятать избыток либидо в этих закромах Родины.

Творческий процесс по определению превалирует над результатом. Последний нельзя протестировать на реальность. Осушить либидозный омут абсурда по первому требованию не получится. Порвать сеть труднее, чем сплести. Представления, затянутые в творческую черную дыру, более недоступны по отдельности. На них нашло коллективное творческое затмение, накрыв большим черным квадратом (рис. 6.8). Из избытков либидо создан шедевр, сверхценный артефакт, который можно по несколько раз продавать доверчивой публике, вгоняя особо впечатлительных в катарсический резонанс.

Пытливый ум наблюдателя может нырнуть поглубже в омут и выловить из мутной воды все до единого затонувшие представления. Психоанализ предметов искусства – довольно популярное занятие. Только не стоит перебарщивать. Раздраконивая предмет искусства на отдельные составляющие, анализ дискредитирует себя и становится бессмысленным. Детали, стилистические приемы, отсылки и одиночные образы несут смысл только в контексте целого омута и его беспредельных берегов: эпохи, личности автора, социальных страстей. Не искусство, не зритель, не творец – но структура их взаимодействия имеет высшую ценность для психоанализа.

По отрывку произведения или фрагменту картины нередко можно угадать творца. Находя в творчестве разных людей сходные приемы и наблюдая схожую реакцию разных зрителей, мы лишний раз убеждаемся в существовании универсальных механизмов сублимации. Изучая каплю культуры, Фройд сделал гениальный вывод о существовании бессознательных водопадов^[57]. Современная нейропсихология идет еще дальше и вытягивает из капель информацию о химическом составе мировых океанов культуры^[58].

Рис. 6.8. Образование застоя либидо. Либидо движется из бессознательного в сознание значительно быстрее, чем обратно, поэтому потоки из u в b изображены тройными стрелками.

За приятными разговорами о водопадах, океанах и омутах, мы нашли ответы к двум загадкам из трех. Творческий выхлоп – это очередной способ ассимиляции, удерживания и контроля над либидо. Кровопускание, чтобы снизить давление в сосудах замкнутого контура.

Есть некоторое сходство с аффектом, когда либидо необратимо рассеивается. При творчестве психосексуальная энергия сохраняется, но переходит в особую форму: самую зловещую, самую чарующую, самую сложную для понимания – в форму застоя (Stau). Вытащить запас из загадочного темного хранилища просто так не получится (о причинах мы поговорим гораздо позже). При аффекте исчезает энергия, но сохраняются ее бывшие обладатели – представления. Творческий омут затягивает в себя и либидо, и куски психического содержания.

Застой либидо играет главную роль и в творчестве, и в патогенезе психозов (глава 8). Представления, нагруженные «обычной» формой либидо (потенциалом), отражают наиболее важные для субъекта объекты реальности. Представления, втянутые в омут застоя, отражают иную, новую реальность, которую субъекту только предстоит создать. Неважно, где свершится акт созидания: на всемирном кинофестивале или в уютной комнате с мягкими стенами.

Тот факт, что творческий выхлоп является особой формой либидо, позволяет ответить и на вторую загадку. Почему нельзя все время творить? Потому что причиной застоя явилась разная скорость потоков либидо. Застой образовался, скорость выровнялась – копать новые омуты не имеет смысла.

Третья загадка о влечении к творчеству пока не поддается. Но почему мы заговорили о влечениях? Здесь нет ничего, напоминающего парную конструкцию из предыдущей главы. Тем не менее, творец испытывает экстатическую разрядку, завершая свой труд. Вплоть до дикого желания повеситься напротив еще не высохшего полотна. Или более жестко: опубликовать свой код на git-hub и выбросить ноутбук в озеро Хевиз^[59]. Доверимся жизненным наблюдениям: локомотивом творческого процесса является некоторое влечение.

Что это за влечение? И в чем именно заключается его удовлетворение: в создании застоя, в сбросе энергии из потока? А может, дело совершенно не в этом, и творческий шедевр является лишь побочным продуктом? Зная цинизм и бескомпромиссную дерзость психоанализа, это предположение не вызывает ни малейшего удивления.

6.4. Практикуй, не практикуй…

Вернемся на два шага назад, к вихрям либидо. Либидо, посланное Алисой, не находит своей цели, сбивается с курса и после долгих мытарств по сознанию возвращается к источнику (рис. 6.9). Для определенности предположим, что либидо не покидает сознания и даже не приближается к бессознательному.

Чем этот случай отличается от разрастания амбивалентности (5.4), когда к пинг-понгу Алисы и Бэзила присоединялись все новые и новые представления? Правильно. Здесь нет Бэзила. Еще чем? Правильно. Нет дополнительных эффектов на границе сознания и бессознательного – все происходит в пределах одной структуры.

Получается, мы вернулись не на два, а на три шага. Когда никакой амбивалентности нет и не может быть. Есть только влечение: с источником (Алисой) и вытесненной целью (Бэзилом). Встречного потока либидо нет. Есть то, что называется удачным вытеснением, хотя удача эта весьма сомнительная. Где замещение? Где новая цель? Новой целью стала сама Алиса. Алиса замещает сама себя. Она доставляет себе удовольствие, используя себя как мишень для разрядки. Аналогично, сама причиняет себе неудовольствие, потому что получает либидозную нагрузку от себя.

По форме это знакомый вам вихрь либидо, не ищите здесь подвоха. Новизна в его происхождении. В прошлой главе было два встречных влечения, образующих устойчивую конструкцию. Сейчас влечение только одно, притом его источник и цель совпадают. Какое-то странное влечение.

Рис. 6.9. Когда к замкнутому потоку подключается слишком много представлений, они все равны с точки зрения либидо.

Может, дело в Алисе, и она неудачно выбирает деловых партнеров? Возьмем любое представление в замкнутом контуре – знакомого нам Мориса (рис. 6.9). Мы с удивлением обнаружим у него те же самые проблемы. Морис отправляет либидо саму себе. Вообще любое представление внутри вихря можно рассматривать в качестве источника-цели какого-то странного влечения. Поэтому не будем церемониться, воспользуемся правилом композиции и объединим весь хоровод в одно представление с многообещающим названием: Грабли (рис. 6.10).

Рис. 6.10. а) Пользуясь правилом композиции, все представления из замкнутого контура можно заменить одним представлением. Диаграммы б), в), г) абсолютно эквивалентны. Они все изображают представление с запасом либидо в его вихревой форме. Диаграмма г) заимствована из атомной физики, где таким образом обозначают спин (собственное вращение частицы). Обратите внимание, что на диаграммах а) – в) вращение происходит по часовой стрелке, поэтому на диаграмме г) «спин» смотрит вниз.

Может ли сейчас где-нибудь возникнуть застой либидо? Какое предположение в начале параграфа вы использовали? Пишите свои ответы в группу «Психоанализ для избранных». Самые внимательные получат в подарок книгу автора.

Алиса могла посылать либидо сама себе безо всяких посредников. Диаграмма была бы та же (нам хотелось в очередной раз показать упрощающий композиционной фокус). Но сама картинка – стала бы более завораживающей: как кружащаяся на месте посреди поля, раскинув руки, девица, которая доводит концепцию хоровода до завершения. За визуальным подтверждением отсылаем читателя к клипу на песню Нейромонаха Феофана «Притоптать». Сделайте перерыв, зарядитесь энергией славянских архетипов и затем продолжайте чтение.

Отдохнули? Продолжаем.

Не будем повторно доказывать, почему подключение к хороводу выгодно всем его участникам (удлиняется путь, уменьшается плотность либидо, каждое представление получает передышку от либидозной нагрузки). И Алиса, и Морис, и другие решили проблему излишек либидо, но сами оказались пленниками вечного возвращения. Они поблекли, потерялись в круговороте энергии. Получается, разрядка уже произошла! Иными словами, перед нами не просто влечение, а удовлетворенное влечение.

Переход к привычной (парной) структуре влечения осуществляется почти мгновенно. Мысленно разделим контур, по которому бегает либидо, на две части. В одной части избыток энергии, в другой энергии нет. Это исходное состояние несчастной Алисы, лишившейся цели (рис. 6.11). Пока либидо еще не сделало ни одного полного оборота, всегда можно разделить «трубу» на два участка (полный и пустой). Эти участки состоят из связанных представлений, то есть сами являются представлениями. Получили устойчивую пару представлений, между которыми искрится разность потенциалов (рис. 6.11), то есть самое обычное влечение.

Рис. 6.11. Начальное состояние вихря. Либидо еще сосредоточено в одной части контура. Эту часть по правилу композиции можно заменить представлением, у которого есть запас либидо. Другую (пустую) часть контура – представлением без энергии. Эти два представления образуют устойчивую пару – влечение.

Постепенно либидо занимает все больше места, то есть перемещается из переполненной части в незаполненную. Плотность выравнивается. Каждому представлению достается слишком мало энергии, чтобы как-то проявить свою волю. Вот она, обратная сторона бесплатного сыра! Нарушить симметрию некому. Влечение удовлетворено!

Замечание. Если хочется больше строгости, то можно рассуждать в терминах симметрии и теории возмущений. Пустой участок – это возмущение. Психические системы нелинейны (были бы линейные, их бы давно изучили). В нелинейных системах возмущение всегда нестационарно: либо быстро нарастает, либо быстро затухает. Нарастание возмущения означает увеличение пустого участка. Как будто либидо испытывает сопротивление при движении в область с меньшей нагрузкой. Но, согласно принципу удовольствия, такое сопротивление требует внешнего воздействия. Внешнего воздействия нет, поэтому возмущение может только убывать. Еще строже без формул нельзя, да и не нужно для научно-популярной литературы.

Интересно получается. Влечения больше нет, а движение есть. Циркуляция продолжается по инерции. По идее, когда-то хоровод должен угаснуть, истощить свои силы. Но в главе 5 мы договорились, что необратимые потери либидо возможны только при аффектах. Значит, цикл вечен. Никуда вы не денетесь ни от повторяющихся кошмаров, ни от бессонных раздумий над ошибками прошлого, ни от травмирующих воспоминаний – от навязчивого повторения. Прыжки на Граблях не являются попыткой найти удовлетворение – это и есть форма удовлетворения!

Вот это поворот.

Впрочем, дедушка Фройд предвидел и это. Удивительно, насколько он опережал свое время, пользуясь тончайшими намеками психики. Безо всяких диаграмм, не опускаясь до возни с одиночными представлениями. Конечно же, речь о влечениях смерти. Не «к смерти», а просто – «смерти», в родительном падеже. Влечения чьи? Смерти. Или смертельные влечения. Todestriebe.

Мы можем называть их также «мертвыми влечениями». Они ведь удовлетворены, то есть мертвы для психики.

Бытует мнение, что первенство в открытии влечений смерти принадлежит Сабине Шпильрайн. Однако из ее текстов^[60] очевидно, что она работала совершенно в другой области. Ее рассуждения красивы и многогранны, но либидо Шпильрайн – это либидо не Фройда, а Юнга. Но есть не психосексуальная энергия, а психическая энергия вообще (иногда даже парапсихическая, восходящая к архетипам и мистическим переживаниям). Шпильрайн первая открыла влечения смерти в аналитической психологии, а Фройд первым открыл их в психоанализе. Разные методологии, разные исследовательские программы, разные подходы, разная аксиоматика и семантика. Все разное. Только тяга к поэтизации терминов общая.

Классический психоанализ споткнулся о проблему навязчивого повторения еще при жизни Фройда. Почему психика охотно воспроизводит, притом по многу раз, травмирующую ситуацию? Почему далеко не все сновидения исполняют наши желания? Почему прыжки на граблях – любимая забава многих, всемирный вид спорта?

Фройд, как любой настоящий ученый, не боялся признавать своих ошибок и пересматривать теорию под давление новых фактов. Он предположил, что есть особый принцип навязчивого повторения (Wiederholungszwangprinzip). И особые влечения смерти, работающие по этому принципу, которые пытаются повернуть развитие вспять, отбросить психику к предыдущему состоянию^[61].

На наш взгляд, Фройд недооценил теорию влечений в ее первой редакции и немного поторопился с умножением сущностей без нужды.

Мы попробуем одной маленькой поправкой полностью свести принцип навязчивого повторения к принципу удовольствия. Для этого вновь зададимся вопросом: вследствие чего либидо стало мотаться по кругу? И повторим ответ: вследствие того, что все представления в круге следовали принципу удовольствия, стремились уменьшить перепад либидо. Представления получают удовольствие от участия в хороводе. Плясунов не волнует тот факт, что субъект в этот момент в сотый раз наступает на одни и те же грабли. Субъекту можно только посоветовать не искать скрытых смыслов, не пенять на карму, не дергаться и не напрягаться. А получать удовольствие. Или утешиться мыслью, что малая часть его психики получает удовольствие.

Анализировать содержательную часть навязчиво повторяющегося сюжета бессмысленно. Влечения смерти не подлежат анализу, потому что они уже удовлетворены. Прыжки на граблях – индикатор успешного удовлетворения. Здесь Фройд снова опередил время и нарисовал жирную границу возможностей психоаналитической теории. Тем смешнее наблюдать, как кляйнианцы и прочие современные «аналитики» держат хорошую мину при плохой игре и ищут скрытый смысл в воспроизведении клиентом одного и того сюжета. Не нужно слушать их сказки. Лучше внимательно перечесть третий том Учебного Издания^[62]. И остальные тома тоже.

В вопросах посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) врачи-психотерапевты оказываются гораздо более аналитичными, чем «аналитики». Одно из общеизвестных правил при работе с ПТСР – не лезть в прошлое клиента, сосредоточиться на его актуальных переживаниях.

Психотерапевты объясняют свой подход просто и интуитивно понятно. Мол, зачем холодить былую рану? Вы же теперь можете объяснить весь механизм на уровне отдельных представлений и оперативно выявлять случаи, когда покой не по карману.

Классический психоаналитик, обнаружив причину несчастий клиента в удовлетворенном влечении смерти, должен отправить его к другому специалисту. Неоклассик (ференцианский психоаналитик) может использовать усовершенствованную нарративную технику или добавить метроном.

Вот мы и добрались до причин эффективности приема из главы 3. Описанный там нарративный фокус с диктофоном успешен потому, что вносит значительные возмущения в замкнутый поток. Мы даем понять психике, что малина закончилась, что влечение вновь актуально и не может удовлетвориться простым хороводом. Извольте искать другие варианты. И психика, будучи адаптивной структурой, оперативно (буквально за пару сеансов) перестроит либидозные связи. Как именно она это сделает, предсказать невозможно. Но вихрь навязчивого повторения развалится.

Слишком просто? Ну хорошо. Аналогия из атомной физики. Если электрон движется по замкнутой орбите с постоянной скоростью, то ничего не происходит. Но как только скорость меняется, электрон излучает электромагнитные волны, которые уносят с собой энергию.

Еще один способ – растянуть нарратив, удлинить маршрут либидо. Чем больше представлений в вихре, тем меньше энергии у каждого. Тем выше вероятность, что поблизости окажется более нагруженное представление и захочет использовать «халтурщиков» для разрядки. Поэтому чем проще сверхценная идея, тем сильнее человек зациклен на ней. Не нужно оспаривать идею, нужно помочь человеку развить ее, доведя таким образом до абсурда. Или до политического манифеста.

6.5. …все равно получишь Хронос

Эдипов комплекс возникает, когда одно из противоположных влечений вытесняется. Возможно, имеет смысл рассмотреть пару мертвых влечений? Вдруг удастся – к концу-то книги – нарисовать портрет Хроноса. Что скажете?

Будем танцевать от полностью удовлетворенного влечения (не смертельного, а самого обычного). Напомним, что с самого начала (5.3) у Алисы и Бэзила была возможность спокойно, без скандалов и натисков, уравнять свои потенциалы. Теперь оба представления попали в настоящее, имея одинаковый запас либидо.

Тут бы им и разбежаться, но по какой-то причине Бэзил вытесняется в бессознательное. И оба представления, находясь по разные стороны зеркала, синхронно запускают по одному вихрю (рис. 6.12). Происходит ровно то же самое, что и в прошлом параграфе, но в двойном экземпляре.

Каждый из двух либидозных вихрей – это удовлетворенное влечение. Один вихрь бушует только в сознании, другой – только в бессознательном.

Рис. 6.12. Зеркальная пара вихрей по разные стороны границы сознания и бессознательного. Алиса и Бэзил в них участвуют, но уже на вторых ролях.

Что будет, если бессознательный вихрь приблизится к границе сознания? Он попытается украсть оттуда несколько представлений, чтобы хоровод было веселее водить. Жертв не нужно долго упрашивать. Как вы прекрасно помните, присоединение к замкнутому потоку энергетически выгодно и для старых, и для новых участников.

Бессознательный вихрь подобен НЛО, которое подлетает к земле и, позируя для желтушной прессы, ворует коров. Целые ассоциативные цепочки, как макаронины, утягиваются из одной структуры в другую. Вихрь-конкурент не дремлет и точно так же затаскивает на свою сознательную территорию целые цепочки представлений из бессознательного.

Похоже, мы только что случайно описали механизм осознания и забывания на кинетическом уровне, то есть на уровне отдельных представлений. Как вы думаете, какие еще локальные процессы могут перебросить психический объект из одной структуры в другую? Вы уже знаете, куда присылать свои варианты ответов и какое наказание за это грозит.

Что случится если вихри встретятся у самой границы? Случится тотальный и полный Хронос. Нет, не для вихрей – что им сделается? Для представлений, случайно попавших в жернова циркулирующего либидо. Взгляните на диаграмму (рис. 6.13). Каждый вихрь тянет пограничное представление в свою сторону. Один хочет, чтобы жертва вертелась в сознании, другой хочет ровно противоположного.

Мы хотим, чтобы вы сейчас прочувствовали эту тончайшую психическую иронию. Все, что происходит сейчас, – это прихоть удовлетворенных, то есть по сути мертвых и неактуальных, влечений! Даже удовлетворенное влечение может иметь свою противоположность, вместе с которой они творят разные непотребства. Что же делает с человеком зуд неудовлетворенных влечений?..

Зададим главный вопрос: в чем именно эти влечения противоположны? С перетягиванием представлений понятно, но это все теория. Как субъект ощущает эту движуху?

Ответ приходит мгновенно, стоит только вспомнить о темпоральном различии сознания и бессознательного. Конечно же, время! В сознании (в отраженной реальности) плавает несколько больших островов, на каждом из которых господствует своя выделенная ось времени.

В бессознательном нет ни времени, ни причинно-следственных связей – никакой иерархии представлений. Соответственно, вихри бессознательного ориентированы хаотически. В среднем, для каждого бессознательного вихря найдется почти такой же, вращающийся в противоположном направлении. Суммарное вращение равно нулю.

Таким образом, затягивая представление в сознание, вихрь обрекает несчастного на темпоральность. Все элементы сознания, в той или иной степени, подвластны времени. Они эволюционируют, сливаются, исчезают, проходят проверку на реальность, – они темпоральны, то есть меняются с течением психического времени. Представление, удерживаемое в бессознательном, погружено в криосон, защищено от спонтанных изменений, бессмертно и застраховано от попадания в свободную речь – одним словом, атемпорально. Время течет где-то за чертой тумана, но атемпоральным представлениям на это…

Рис. 6.13. Случайное представление попадает между двумя вихрями. Неустойчивая диаграмма.

Собственно, что нам еще надо? Два противоположных (и по смыслу, и по динамике) влечения, одно из которых вытеснено, сражаются за все, что видят. Комплекс? Комплекс. В отличие от Эдипа, объект сражения здесь абсолютно случаен. На первый план выходит время. Разрешить ему течь свободно, преобразуя психику по своему усмотрению? Заморозить в ледяном тумане бессознательного, погрузив вихревой порядок в хаос? Времена или нравы? Изменяться или изменять?

Хронос, великий и ужасный, приоткрывает свой выцветший лик.

Сам по себе комплекс Хроноса безопасен. Вихрь в сознании – это всего лишь один из многих, ориентированных на господствующую ось психического времени. Вихрь в бессознательном вообще не лезет ни в какие интриги. Разумеется, любая циркуляция либидо – это навязчивое повторение очередного малоприятного житейского сюжета. Но большинство замкнутых потоков не входят в состав комплекса, а действуют нагло и самостоятельно. Так что опасность Хроноса заключается отнюдь не в навязчивом повторении.

Вообще любой комплекс дает о себе знать, только когда на его жернова попадают зерна наших надежд, новых отношений, творческих успехов. Зерно могло бы упасть на благодатную почву и там прорасти. Но жернова перемалывают его в муку, не оставляя шансов на всходы. Трагедия? Нет. Мука? и му?ка тоже нужны. Иначе психика не изобрела бы столь хитроумный и эффективный агрегат на основе противоположных влечений.

У невротиков Эдип дремлет в бессознательном, пока на горизонте не замаячит объект нежной привязанности. Тут-то и выяснится, что невротик попросту не может испытывать к другому человеку и сексуальные, и несексуальные влечения – либо то, либо другое. Или на службе такой товарищ будет страдать от обсессивного педантизма: соединять скрепки в длинные гирлянды, чтобы унять компульсивное гомосексуальное влечение к начальнику. Множество забавных вариантов и комбинаций, которые мы рассмотрим в другой книге.

Почему мы опять вспомнили об Эдиповом комплексе? Чтобы повторить важный тезис. Обычные (нейтральные) представления крайне редко ложатся в основу комплекса. Они могут попасть под раздачу, но не более того. Для возникновения или воскрешения Эдипа нужен ценный объект, обладающий авторитетом, накладывающий запреты, вызывающий сильные эмоции. Мы называем такие объекты порождающими.

Что нужно Хроносу? Одинокого представления точно будет недостаточно. Потому что о любом одиночном представлении можно сказать, какой структуре оно принадлежит: сознанию или бессознательному. Раз так, то борьба за него будет недолгой. Действительно: зачем затягивать кого-то в сознание, если кто-то уже там находится. Перетащить одно-единственное представление из одной структуры в другую тоже не составляет особого труда. Мы помним, что представления сами охотно прыгают в хоровод, даже если для этого придется менять место жительства.

Поиски среди одиночных представлений успеха не принесут. Нужна какая-нибудь устойчивая сложная композиция. Желательно, чтобы осознанные и бессознательные представления были хитро перемешаны. К счастью, такая конструкция у нас уже есть! В творческом акте от шахматной цепочки отпочковался жутковатый омут либидо (рис. 6.8). Полный набор!

Чем там закончилась история? Правильно. Скорость потока была выровнена кровопусканием. Алиса успешно ликвидировала задержку на пути к Бэзилу (слив немного либидо в омут). Она молодец. Но Т-симметрия не восстановилась. Поток либидо по-прежнему нельзя повернуть вспять: Бэзил находится в вытесненном состоянии.

На лицо – факт диалектического противоречия в вопросе времени. Акт творчества частично возродил симметрию: оба пути проходятся за одинаковое время. Акт творчества же усугубил антисимметрию: застой либидо красноречиво на это намекает.

Если напор либидозных потоков не падает даже после творческой разрядки, происходит расщепление цепочки (рис. 6.14.а). Осознанные представления решают обойтись без посредников и передают либидо друг другу на прямую. То же самое делают их бессознательные коллеги (рис. 6.14.б). Получаются две однородные цепочки, которые тут же разбегаются по разные стороны баррикад и образуют зеркальную пару вихрей (рис. 6.14.в). Угадайте, кто оказался меж двух огней? Ну конечно же, творческий омут – сверхустойчивая композиция представлений. Эта конструкция обладает своеобразной инерцией. Ей трудно придать ускорение, но так же трудно потом остановить.

Изначально представления, совместно устроившие либидозный застой, находились в сознании (6.3). Но после творческого акта держать их там невыгодно. Психика с удовольствием отправила бы всю эту богему в глубины бессознательного. Теперь это не так-то просто сделать – мешают вихревые разборки. В итоге творческий сгусток представлений колеблется между сознанием и бессознательным. Как будто два тюленя перебрасываются большим мячиком.

Если сгусток представлений попадет в достаточно мощные жернова, то распад неминуем. Вихри договорятся о разграничении сфер влияния. Часть творения уйдет в сознание и пройдет проверку временем, часть навсегда потонет в бессознательном, где заложит основу новой эстетики^[63]. Но о целостности можно забыть.

а)

б)

в)

г)

Рис. 6.14. Цепочка u-b-u распадается на две, каждая целиком лежит в своей структуре. Цепочки замыкаются, образуя зеркальную пару вихрей. Если в прошлом от цепочки успел отпочковаться застой, то он попадает между двух вихрей. В этом случае вихри называют жерновами комплекса Хроноса.

Таким образом, комплекс Хроноса продолжает дело старого титана, в честь которого был назван. Жрет детей. Хорошо-хорошо. Сохраняем наукообразие.

Существует универсальный комплекс Хроноса, который проявляется в непреодолимом желании уничтожить плоды своей сублимации: творчества, научной деятельности, карьерной борьбы, политической работы… На уровне представлений Хронос – это два зеркальных вихря либидо, принадлежащих разным структурам (сознанию и бессознательному), способных необратимо ликвидировать застои либидо.

Не составляет труда перейти от отдельных представлений к деятельности субъекта как целого. Творчество насквозь пронизано темпоральными противоречиями, даже в глобальных масштабах. Субъект выпадает из потока времени, теряет чувство реальности. Одновременно он обостренно чувствует эпоху, обстановку, контекст, самого себя. Безмолвие – голос творца. Он бежит от современников и окружения, тщась сохранить чистоту творческого таинства. Он тайно мечтает, чтобы о его творении знали все.

Наиболее остро и ярко Хронос проявляется в неудержимом желании немедленно уничтожить свое творение. Именно немедленно, сразу же после творческого акта, пока никто не успел прочитать.

Горящие рукописи – это триумфальное тождество крайней темпоральности и крайней атемпоральности. Огонь пожирает бумагу, и творение меняется слишком быстро, чтобы найти хотя бы одного читателя. Но лишь сожженные и никем не прочитанные рукописи поистине бессмертны. Потому что человек склонен домысливать и строить теории. Все тут же бросятся спорить и предполагать: что же там такого написал Мастер? Человечество превратится в коллективного автора. Каждый будет фантазировать, теряться в догадках, тонуть в намеках и предчувствиях – и никто не сможет опровергнуть даже самую смелую и абсурдную гипотезу!

Антракт
Ветер по имени Сара

Гертруде снился туман стокрылый.

Во сне шептала она: «Sehr gut…

Тебя не убьют, мой милый!».

Щербаков. Караван

Психологический центр «Озеро»

Март, 2020

Сарочка смутно помнила тот день, когда переступила порог кабинета своего первого и последнего врача. Она никогда не разбиралась в пестрой мозаике психологической помощи. Кто нуждается в специалисте по имени психо-че-то-там? Только псих.

Психиатры, психотерапевты, психоаналитики, психологи-консультанты – все в глазах Сары были заочно награждены медалью «За мозгоправство» второй степени. Медаль первой степени нашла своего счастливого победителя в лице Сариной матушки.

Соколова была единственной наследницей сразу двух зажиточных семейств, живущих на разных континентах и давно объявивших друг другу бойкот. Сарочка негласно подрабатывала кем-то вроде бессменного семейного радиста. Впрочем, пользы от нее на этом поприще было немного: ни памятью, ни сообразительностью, ни тактом, ни надежностью она не отличалась.

В один прекрасный день Сарина матушка решила, что дорогую фефочку пора приводить в чувство. Саре резко урезали финансирование и мягко выпроводили за порог. Но Сарочка не привыкла смаковать жизненные неудачи. Тем более не привыкла она делать выводы. Вечный праздник продолжался, с удвоенной силой и существенным нововведением. В амурном меню на редкость смазливой, фертильной, сексапильной и безбашенной Сары появилось новое блюдо – спонсоры.

Но не надо думать, что это были какие-то старые импотенты! Как можно?! Соколова с детства, сама того не осознавая, усвоила главный урок Каббалы – творец создал мир, чтобы насладить свое творение. То есть ее.

Поэтому на почетное место невымирающего мамонта могли претендовать только достойные самцы. А что? Тычешь тут всем под нос свои мускулы, из кожи лезешь, чтобы доказать свою крутость? Сарочка поможет избавиться от комплекса неполноценности. Заодно прикинет, сколько денег ты, дорогой невымирающий вид, тратишь на спортзалы, бассейны, солярии и прочее баловство. Значит, в теории, сможешь столько же потратить на ее скромное девичье счастье.

Так бы это все и продолжалось, но в очередной прекрасный день второе семейство тоже озаботилось Сариной судьбой. Отец Сары, один из самых уважаемых каббалистов-сефардов, свою заботу проявил в необычной форме – умер.

И вот тут девицу ждал сюрприз.

В завещании старого эзотерика было три пункта. Первый. Все имущество переходило сефардской общине каббалистов. Второй. Сара становилась единоличной главой общины. Третий. Для вступления в свои права наследования Соколова должна была освоить науку Каббалу. Очень смешно!

В Аргентине девица получила на руки ключи от библиотеки и…

– И все! Прикиньте! Они мне даже список литературы не дали. Молча вручили ключики, провели по каким-то подвалам. Там такая сырость, вы не представляете! И книги в страшном состоянии. Некоторые ваще тупо на одном листе распечатаны и в трубочку свернуты.

– Хорошо. А от меня вы что хотите? – Игнатий мог только догадываться, какой ценностью обладают рукописные свитки из тайного хранилища. – Чтобы я помог вам в изучении Каббалы? Боюсь, я специалист из другой области.

– Да забейте, мне уже помогли. Так помогли, шо капец!

Наивность нередко помогала Сарочке справляться с самыми серьезными проблемами. Все слишком сложное или негативное превращалось в шутку. Овладение тайными знаниями стало для девушки своего рода квестом, последовательностью интересных загадок. Прибавьте глобальную безответственность и врожденное чувство прекрасного. Да-да, начинающая оккультистка находила древние книги по-своему красивыми. Под красотой она понимала хороший дизайн, стильную обложку и навороченные шрифты. Хотя ни единого слова на иврите не знала.

Казалось бы, какие у нее шансы? Но диалектика властвует над нашей природой с завидным метафизическим постоянством. Абсолютное незнание постепенно наполнилось своей противоположностью. Или интернет помог. Сара по крупицам нагребла под собой маленькую песочницу знаний.

– Короче, я допрактиковалась до того, что со мной стал разговаривать красный ангел. И уже две недели покоя не дает. Крылатый мозготрах. Прикиньте, лекции мне читает! Я уснуть пытаюсь, а он оккультные формулы фигачит.

Соколова замолчала и стала прислушиваться. Она боялась, что ангел не одобрит ее визитов к психиатру. Хотя с чего бы Стокрылому бояться каких-то там докторишек?

– То есть вы слышите голоса? Как бы банально это ни звучало.

Сарочка вздрогнула. Сейчас она слышала только один голос, и он шел откуда-то издалека. Вспомнив, где и зачем она находится, девушка перестала паниковать.

– Ну, наверное.

– Вы не уверены?

– Просто я последнее время немного перебираю с алкоголем. Мало ли. Может, это белочка.

– Я видел многих пациентов в состоянии алкогольного делирия, когда проходил врачебную практику. Поверьте, у вас совсем другая картина. К тому же, делирий приходит к хроническому алкоголику через несколько дней внезапной трезвости.

– А… ну тогда все. Кукушка уехала.

– И снова вынужден вас обрадовать. Никаких признаков психоза я не вижу.

– Но ангел теперь требует от меня рисунков!

– Прошу прощения?

– За что? – Сара слыла не самым лучшим участником интеллектуальных бесед.

– Я имею в виду: каких рисунков он требует? Вы сказали только, что он пытается читать вам лекции по магии.

– Не по магии, а по Каббале! – глубокомысленно заметила пациентка, вряд ли понимая разницу между двумя направлениями сверхчеловеческой мысли.

– По Каббале, – эхом согласился Игнатий. – Лекции.

– Лекции!!! – прорвало Сару. – Эта огненная зараза мне мозги вправляет конкретно! По три часа в день. Ближе к рассвету. И до момента, когда солнце полностью не оторвется от горизонта и не побелеет.

– Вы смотрели на солнце? – Аннушкин вспомнил о Шребере.

– Нет! Я шо, больная?

– Вы сами пришли за диагнозом. Теперь обижаетесь на намек, которого не было. Это прогресс. Значит, терять душевное равновесие вы не хотите.

– Ясен перец.

– Тогда уточню. Зачем вы пришли?

– Убедиться, что красных ангелов не бывает.

– Я ни одного не встречал. Кстати, безумие бывает полезно. Есть люди, которые получают от своих болезней вторичную выгоду. Их лечение невозможно: они сами заинтересованы в симптоме.

– Да они просто лошары, – махнула ручкой Сарочка. – А ангел читал мне свои пахать как интересные лекции. В итоге я за неделю прошла такой, блин, курс переподготовки, что хоть сейчас в магические войска.

– В каббалистические? – Игнатий счел нужным отзеркалить прошлое замечание пациентки.

– Ага, именно в такие! – Сара была поглощена собственным рассказом. – Я даже не знала, что в Каббале столько всего понапихано. Прикиньте, все их дизайнерские шрифты – это просто еврейская азбука! И множество миров – так, чисто кастрация.

– Абстракция?

– Ну да.

– Да… – фильтровать мощные потоки эмоциональной Сарочкиной речи Игнатию было нелегко. Пора было вмешиваться в исповедь пациентки. – Но в конечном итоге ангел вас многому научил.

– Есть такое, – нехотя согласилась Сара.

– Может, это результат вашего длительного старательного обучения? – почувствовав спиной невысказанный протест, Игнатий пояснил. – Вы прочитали и услышали много разной информации. Большую часть забыли или не поняли. Ваш мозг не захотел мириться с пробелами в знаниях. На бессознательном уровне началась активная работа. Бессознательное крайне активно в часы сна. Вот вы во сне и изучали Каббалу заново, строили свою таблицу Менделеева.

– Про Менделеева ангел мне ничего не рассказывал. И это был не сон. Я стала конкретно тусить по ночам. Да только буй там плавал. Голос все равно звучал. И никакой клубный музон его не мог заглушить.

– Остается только поблагодарить собственный мозг за экстренную помощь.

– Прошу прощения?! – Сара вернула Игнатию его собственный вопрос, который сама минуту назад забраковала как непонятный. В игру вступало Сверх-Я пациентки.

– Если бы вы не перестроили собственные знания в простую и понятную конструкцию, могли бы точно сойти с ума. Вы же теперь свою Каббалу хорошо понимаете?

– Лучше некуда, – мрачно усмехнулась Сара. – Вот только голос на этом не успокоился и стал требовать платы.

– Самоубийство, убийство, оргии?

– Доктор, вы шо, больной?

– Обычно настоящие пациенты жалуются именно на такие требования своих внутренних демонов.

– У меня ангел! – сердито поправила Сара. – И он просто хотел, чтобы я научилась рисовать.

– Не так уж и плохо.

– Да. А еще я хочу его увидеть. И почувствовать. И вообще, хочу.

– Вы имеете в виду…

Сарочка грязно выругалась.

– Да что тут непонятного?! Хочу. Я хочу этого огненнокрылого засранца!

Хотеть не вредно, но не в этой ситуации. Это не психоз? Но как было похоже! Словно само Сверх-я воплотилось в этих слуховых галлюцинациях. Выходит, не Сверх-я, а Оно. Всего лишь Оно. С его влечениями, страстями, желаниями. Классический невроз. Но какой невроз! Какая мощная сублимация, какие вспышки либидо, какая истероидная экспрессия! Браво.

– Доктор, шо вы молчите?!

– Вы ждете от меня осуждения? Напрасно. Мне пока неясен ваш запрос. Вы испытываете влечение к образу, который сами же создали. Значит, это именно вы наделили ангела какими-то особыми качествами. Как вы думаете, как он выглядит?

– Не могу описать. Это как тьма между двух огненных стен. Бездна. Птица из стали и пепла. Стокрылый. Многорукий. Приходит с рассветом. Солнце восходит на его крыльях.

Бессвязный поток образов? А что, если Юнг со своими архетипами в кои-то веки поможет?

– Давайте фантазировать вместе. У вашего разума определенно были причины создать столь запутанный клубок ощущений, ассоциаций и страстей. Мы можем аккуратно потянуть за эту ниточку и…

– Да-да, и прийти к моему прошлому. Мне это уже говорили.

Соколова посерьезнела. Привычной веселости, равно как и агрессивного запала, больше не было. Перед Игнатием сидел испуганный ребенок, умный не по годам и вынужденный скрывать свой ум от наглых сверстников. Да что там ум: тайное знание!

– А кто говорил, если не секрет?

– После мучений в аргентинской библиотеке я решила поискать поблизости живого каббалиста. И нашла. Совершенно случайно. Он сам подсел в кафешке. Да так внезапно, что я его с перепугу текилой облила. И вот этот тип мне дал пару бесплатных уроков. Объяснил, что надо выпустить собственное духовное прошлое из ящика какой-то тетки. Доры, кажется. Про психоанализ что-то втирал.

– Так прямо и втирал?

Игнатий давно заметил, что самые тяжелые пациенты штампуются именно на стыке бульварного оккультизма и психологических тренингов. Крыша не любит, когда к ней лезут с проповедями про НЛО, второе пришествие, третий Рейх, четвертый Рим и пятую колонну. Вот и съезжает к праматери.

– Не-не, психоанализ я уже потом сама осилила. Как же там было… Нам. Нам. Амен… Матер-фатер… Нивеа фор мен…

– Namens des Vaters? – наугад бросил Игнатий.

– Точняк! Да вы шарите! – Сара впервые посмотрела на Аннушкина с уважением. – А шо это такое?

– Имена отца. И это не совсем психоанализ. Это Жак Лакан, французский… в общем, не важно. Важнее, какой смысл ваш аргентинский наставник в это вкладывал.

– Да какой он наставник?! Так, пару раз позанимались каббалистикой. Даже не переспали. Хотя вы бы видели, какие у него глазища черные! Эх… А что он там вкладывал, я не помню. Похоже, он просто любил ругаться по-немецки.

Не просто. Игнатий знал цену всем этим околодуховным гуру. Они чувствовали психотиков и «пограничников» за версту. А если еще и теоретически подкованные… Похоже, в Аргентине девушка напоролась как раз на такого вот продвинутого «учителя». Как раз с «именами отца» у параноиков большие проблемы. Их символическая сфера разваливается, законы развития прекращают работать, и каждый внешний объект грозит всеми небесными карами. А тут еще смерть реального отца.

Неудивительно, что рассерженное распутной жизнью Сверх-Я начало мстить, нацепив образ красного ангела. Но вместо победы над Оно, вдруг запело в резонанс с самыми древними влечениями.

– А какие у вашего красного ангела глаза?

– Да какие-какие? Черные, как у этого из Аргентины. Ой… Зараза. Я-то думала, чего он от денег отказывался. Говорил, что потом сочтемся. Что у него в команде не хватает пряморукого художника-дизайнера. Ну я ему покажу рисуночки! Вот что, доктор! Давайте либо уничтожьте его своей терапией, либо сделайте так, чтобы я могла к нему прикоснуться!

– Прикоснуться? Зачем?

– Морду расцарапать. Ну и там как пойдет.

Игнатий задумался. Психическому здоровью Сары грозила серьезная опасность. Конечно, сеанс гипноза был бы верхом самонадеянности. Надо бы провести тщательную дифференциальную диагностику, назначить сопутствующую фармакотерапию… Опять же, этика. А, к черту этику! На горизонте замаячил огненнокрылый призрак революционной методики, нового слова в гипнотерапии.

– Разумеется, я не могу наделить вашего гостя плотью. Изгнать тоже не могу. Я все-таки просто гипнотерапевт, а не кудесник. Ангел – творение вашего разума. Ваша задача сейчас – всего лишь осознать свою власть над этим образом.

Игнатий ждал ответа. Он постепенно начал осознавать всю мощь оккультной галлюцинации. Ангел не был обычным продуктом голодной совести или извращенного воображения. Завеса алого пламени скрывала игру архетипов, древнее знание, бездну ужасных открытий. Аннушкин отшатнулся от собственных догадок. Нет. Это всего лишь легкое безумие. Сейчас он все исправит. Сейчас-сейчас.

– Ну так шо? – Сарочка уже перебралась на кушетку. Игнатий сам едва не погрузился в транс от ее голоса у себя за спиной.

Гений гипнотерапии сейчас тратил всю свою гениальность на элементарное самоуспокоение. Единственная разумная мысль сотрясала набаты разума: спрятать правду. От себя, от Сары. Ото всех. Восстановить целостность завесы неведения. Хотя это так же нелепо, как рефлорация.

Если ангел вылез из глубин бессознательного, то затолкать его обратно можно только на время. И надеяться, что либидо Сары окажется достаточно горячим, чтобы расплавить сотканный огненнокрылый образ.

Да. Скоро он доберется до источника безумия и обезвредит его. Но сначала – не даст бреду сформироваться окончательно и заслонить объективную реальность.

Самый стойкий гипноз вырастает из самогипноза. Сплавляться по огненной реке пограничного состояния лучше вдвоем. Игнатий запустил стоящий на столике метроном. Пусть это будет анданте. Нет, чуть медленнее. Еще чуть-чуть. Размеренно, немного уныло, но не умирая, не затягивая. Как песни Щербакова. «Школяр в объятьях младой Гертруды дремал на левом своем боку…»

– Во сне ему рисовались груды песка. Не к марш ли броску? – обратился к метроному гипнотерапевт.

Соколова в который раз подумала, что врач ей достался не совсем здоровый. Но куда деваться? Ей самой сейчас грезилась бескрайняя пустыня под ночным небом. И шли по песку верблюды. Девушка притихла, бессознательно подстраивая дыхание под щелчки метронома.

– Вслушайтесь. Зачерпните полную горсть песка. Ощутите, как он утекает сквозь пальцы. Утекает. Утихает. Утихает. Стихает…

Аннушкин не сомневался, что Сарочка увидит эту пустыню. Это же Щербаков, это ритм далекого каравана.

– Один верблюд пришел. Второй верблюд пришел. Третий верблюд пришел. Весь караван пришел.

Сара дышала. И находила в ритме своего дыхания необъяснимое наслаждение.

– Вы закрываете глаза, чтобы лучше слышать, но тишина все плотнее. Вам нужно уснуть, Вы очень устали. Один верблюд устал. Второй верблюд устал. Третий верблюд устал. Весь караван устал. Вы спите.

Соколова медленно падала сквозь небесную тьму, погружаясь в свой любимый мир. В ее мире была лишь тьма, песок, ветер. И далекий караван, идущий из одной бесконечности в другую бесконечность. В иную.

Игнатий набросил на пациентку саван гипнотического транса одной фразой, сменив вкрадчивый шепот на властный императив.

– Мир меркнет!

* * *

Тьма. Безмолвие. Никакого движения. Только песок струится сквозь пальцы. Темно-красный песок, мелкий и горячий. Обжигающий ветер касается плеч. Вся жизнь превратилась в пустыню. И нет в этой вселенной никого, кто бы разделил с Саррой ее бездонную печаль. Тоску по дальним мирам. Жажду тайных знаний и откровений.

Стоит ей только пожелать, и мрак обретет очертания. Щелчок пальцами – и мир расколется на множество символических осколков. Достаточно одной мысли, пущенной в небеса подобно стреле – и тени растают во мраке. Но только где это бесполезное небо?

Это ее мир. Пустой, бескрайний и горячий. Только песок, ветер, жар и тишина. Здесь ничто ей не угрожает.

Сесть на вершине бархана и слушать.

Мрак надежно скрыл от праздных глаз богатство маленькой вселенной. Если кто-то ворвется сейчас в ее грезы, то ни за что не разглядит верблюжий караван, утопающий в алых песках Сарратога. Ночь, спасительная беззвездная ночь, не выдавай моих тайн! Пусть люди думают, что здесь нет ничего интересного. Пусть даже я забуду о тех тайных знаниях, что везут с собой погонщики!

Сарра слушает. Верблюжьи копыта почти не погружаются в песок, но тихой далекой поступи хватает, чтобы привести в движение огромные массы песка. Ее вселенная волнуется. Хочет запутать, стереть следы каравана. Чтобы никто не мог выследить хранителей тайного знания. Верблюды обвешаны книгами, манускриптами, чертежами в кожаных футлярах.

Это ее чертежи, ее рисунки. Она не отдаст их красному ангелу.

Ветер со свистом бьет Сарру в спину, сбивая с бархана. Вовремя. Чье-то огненное крыло касается вершины и тут же разочарованно тает во мраке. Сарра кубарем летит вниз, увлекая за собой плоть пустыни. Растянувшись на спине, у подножья песчаного холма, она понимает, что не одна. Это больше не ее мир.

Сарра возвращается на вершину. Там, где чье-то крыло коснулось земли, алый песок оплавился, став зеркалом. Теперь Сарра видит свое отражение. И отражение может видеть Сарру. И чей-то презрительный взгляд из зеркала устремлен в ее душу.

А еще в зеркале отражается небо. Но в ее мире нет неба! Есть только мрак. Зачем кому-то нужно небо? Чтобы видеть солнце. Но в ее мире нет солнца! Есть только ветер. Зачем ей солнце, если его лучи разрушат родной спасительный мрак? Ей не нужно солнце! Завеса мрака да укроет караван.

Солнце не взойдет. Это ее мир. Никто не разрушит завесу.

Где-то на востоке хор римских всадников затянул молитву. Погонщики откликнулись было, послав с той стороны мрака встречную песнь. Но быстро замолкли, потрясенные нездешностью песнопений. И ускорили шаг, спеша слиться с тьмой.

влюбленный в бездну, я молюсь рассвету,

В ее мире нет солнца, нет рассвета!

Но что же тогда заставляет небо светлеть?

касаясь крыльями стального небосвода

В ее мире нет неба!

Но что же тогда рисует свою границу у самого горизонта?

я Крангел, я туман стокрылый

В ее мире нет тумана!

я памятник распавшихся империй

В ее мире нет ничего, кроме песка, ветра и тишины.

Но кто тогда творит эту молитву?

я вестник войн, бессмысленных и диких

Крылатая заря пронеслась над караваном. Верблюд, застывший на вершине бархана, с любопытством вытянул свою длинную мохнатую шею. Чей силуэт скользит в небе?

я призрак умирающей надежды

Верблюд увидел восходящее солнце. Краешек кровавого светила отразился в водянистых мудрых глазах корабля пустыни. Свет иссушил верблюжьи слезы, верблюжью кровь, верблюжью душу. Животное поперхнулось раскаленным воздухом, но продолжало по инерции выворачивать шею, пока шкура не лопнула по швам. Верблюд рассыпался на куски. К подножью склона скатилась верблюжья лапа.

ветер, ты приносишь пепел

Один верблюд издох. Второй верблюд издох. Третий верблюд издох. Весь караван издох.

с пустошей, обласканных пожаром

В ее мире больше нет каравана, уходящего во мрак? Так быстро. Кто сотворил такое? Сара задумчиво подобрала верблюжью ногу. Отличное оружие ближнего боя. О чем она только думает?

он нежнее бархата и шелка

Сарра зачерпнула полную горсть песка, чтобы насладиться жаром каждой песчинки. Она больше не одна в этой безмолвной вселенной. Страшно? Немного. Но ей так наскучило одиночество. Не уходи, огненнокрылый. Может, ты высушишь мои слезы? Только не увлекайся, а то получится, как с караваном. Впрочем, и это дело поправимое. Сарра сжала ладони. Песок согревал, резал кожу, смешивался с кровью.

Один верблюд воскрес. Второй верблюд воскрес. Третий верблюд воскрес. Весь караван воскрес.

Где-то на другом краю пустыни в путь отправился новый караван. Его погонщики бдительны и молчаливы. Едва услышав далекую молитву, они укроются пеленой мрака. И никто не настигнет ее каравана. А если и настигнет, она создаст другой. Она дура с мелированными кудряшками. Дуры хорошо учатся на своих ошибках.

Сарра встала на колени, подставляя обнаженную спину горячему ветру. Зачерпнула новую горсть песка. Барханы пришли в движение, увлекая свою повелительницу дальше на восток. У горизонта показались очертания разрушенного храма. Там, в самом сердце руин, красный ангел молился рассвету.

я разрываю договор Исхода

Но ни хор чуждых голосов, ни лучи чуждого солнца, ни касания чуждых огненных крыльев – ничто не сорвет покров тайны.

стираю с душ клеймо Завета

Со стороны руин тянутся струйки дыма. Ветер не может прогнать их. Жгут не ладан и не сандал. Кустарник, цветущий синими розами, подарил свои ветви алтарю.

к служению адептов призываю

Солнце преломляется в клубах дыма, словно в зеркальной призме. Рассеянный свет не боится мрака. Ангел видит очертания нового каравана. Он летит туда, спеша вновь продемонстрировать свою иссушающую власть.

я миг, который длится вечность

Он забыл. Это ее вселенная. Значит, достаточно просто тряхнуть кудряшками. Расправив плечи и упиваясь ударами плетей огненного ветра, Сарра разжала ладони и бросила остатки песка вверх. Ветер подхватил песчинки и потащил их на юго-восток, наперерез жадному дыму, навстречу грозному взору красного ангела. Как снежный ком, как горный обвал, как фотонная лавина, стайка песчинок ведет за собой всю пустыню. Спешащего к каравану ангела накрывает песчаной бурей.

Пустыня поглотила его, не пощадив ни небосвода, ни солнца. Ловушка захлопнулась. Это опять ее вселенная. Здесь больше нет ни песка, ни мрака. Остался только ветер. Обжигающий ветер по имени Сарра.

* * *

– Сара, Вы можете просыпаться. Один верблюд ушел. Второй верблюд ушел. Третий верблюд ушел. Весь караван ушел. Сара!

– Вам лишь бы верблюдов считать, – сладко потянулась девушка.

– Что Вы видели?

– Если я скажу, что видела, как пыльная буря навсегда избавляет меня от стокрылого безумия, этого хватит?

– Думаю, да. Но…

– Отлично, – прошептала девушка, погруженная в свои ощущения. – Когда следующая встреча?

– Когда будет потребность. Я конечно могу посоветовать профилактический визит в пятницу, но вы ведь вряд ли придете без явной необходимости?

– Да, я такая! – игриво подмигнула пациентка и, тряхнув мелированными кудряшками, выбежала из кабинета.

Глава 7
Заставь психопата коммуницировать

В целом уже ясна кривизна дуги,

Несколько непонятней сама дуга.

Контур какой-то сбивчивый – то сверкнет, то ни зги.

Ну да, чай, не заблудимся – не тайга!

Щербаков. Аллегро

7.1. Ищи норму в поле

Теория прекрасна сама по себе, но без практики она превращается в прекрасный труп. Попробуем с помощью Эдипа и Хроноса навести порядок в наиболее прикладной области психологического знания. Что может быть более практичным и востребованным в современном мире, чем классификация, распознавание и изучение психопатов? Случайно напоровшись на психопата и общаясь с ним как со здоровым человеком, можно потерять время, нервы, здоровье и деньги. Это нормально? Кстати, о нормальности…

В современной философии психологии понятие нормы подвергается радикальному пересмотру^[64]. Процесс носит турбулентный характер, поэтому на поверхность часто всплывает всякое непотребство вроде антипсихиатрии^[65], которая требует вовсе отказаться от принудительного лечения и диагнозов. Анархисты органически не способны понять, что значит «чужое»? Недоразвитость лобных долей? Нет, что вы! Политические убеждения. Феминистки требуют кастрировать всех мужчин, чтобы навсегда устранить самую возможность домогательств? Это не бред преследования и не садизм. Они просто угнетенные. Угнетенные на всю голову.

Есть и другая крайность, когда наиболее эффективное и независимое поведение попадает под диагностический пресс. Современное общество активно пользуется двумя фейковыми диагнозами: социопатия и пограничная структура личности. Здесь диагностика на две трети строится на неклинических, субъективно-ценностных критериях.

Недавно стало модно называть слишком свободных, творческих, резких или успешных людей социопатами. Реже – психопатами. Показательно, что эта забава популярна в равной степени и у дилетантов, и у клинических специалистов, и у простых психологов, и у современных аналитиков, и у «экспертов» на телешоу. Кроме того, образ социопата и «пограничника» активно эксплуатируется в кино, художественной литературе и статейках по популярной психологии.

Казалось бы, что такого? Кто из нас в сердцах не обзывал неумного собеседника кретином или дебилом? Кто не предполагал наличие шизофрении у человека, чью мотивацию не мог понять? Готовьте камни и тренируйтесь в прицельных бросках. Нет ничего нового в том, что клинические диагнозы звучат вне клинической среды из уст людей, далеких от психиатрии.

Классические диагнозы легко проверить. Они опираются на конкретные явления, которые мешают субъекту адаптироваться в обществе, получать и запоминать информацию, ориентироваться в пространстве, связно разговаривать и мыслить. И это только начало распада! Настоящий психоз вы ни с чем не спутаете. В воспитательных целях можно любого, кто раздает психиатрические ярлыки, сводить на экскурсию в дурку. Или найти для него в интернете видео бесед с клиническими больными. Желание бросаться диагнозами отпадет моментально. В бездну нужно периодически заглядывать.

С социопатией так не получится. В ее официальном описании есть путь к отступлению. Смотрим в Международную классификацию болезней (МКБ-10). Там, под номером F60.2 творится какое-то непотребство. «Пренебрежительное отношение к морали и мнению большинства, равнодушие и бессердечность, отсутствие чувства вины» (Personality disorder characterized by disregard for social obligations, and callous unconcern for the feelings of others. There is gross disparity between behaviour and the prevailing social norms).

Это что такое? Это откуда? Как вы бессердечность измерять будете? Не анальным ли зондированием?

Как сказала одна талантливая медик, «диссоциальное расстройство личности – это умение время от времени красиво пое**вать нормы морали». Вполне естественная реакция на современный социум. Не находите?

Возможны мы, как всегда, сгущаем краски. У диагноза есть продолжение. Например, социопат не способен корректировать поведение даже под страхом наказания (Behaviour is not readily modifiable by adverse experience, including punishment). Прибавьте сюда практически неконтролируемую агрессию по любому поводу (There is a low tolerance to frustration and a low threshold for discharge of aggression, including violence). Это уже дезадаптация, это уже проблема. К объективной стороне диагноза вопросов нет. Неконтролируемая агрессия и неумение делать выводы из наказания – реальная помеха на жизненном пути и опасность для окружающих.

Но какого черта в диагностическом описании делает первая часть, посвященная пренебрежительному отношению к социальным нормам? Как советская статья об аморальном поведении перекочевала в Международный классификатор болезней? Эта часть отражает не объективное состояние пациента, а общее субъективное ощущение, которое пациент вызывает у врача. Даже не у врача, а у общества, которое в данном случае делегирует врачу полномочия по борьбе с потенциальным сверхчеловеком.

Вы заядлый игрок, умеете ходить по головам, не желаете терпеть дурных родственников, не позволяете вгонять духовные скрепы себе под ногти, любите быструю езду и беспорядочные половые связи с людьми всевозможных полов и гендеров? Все, вы в группе риска. Вы рискуете. Рискуете вызвать зависть у слабого духом человека и получить от него заветный диагноз.

Если социопат умеет сохранять лицо и не переступает грань закона, то он (она) становится двигателем прогресса. Ему легче, на нем не висит балласт народного мнения, внутренняя цензура не мешает рассматривать все возможные пути решения проблемы. Как говорил осовремененный Шерлок, «я не психопат, я высокоактивный социопат»…

Смешно слышать подобные «правозащитные» лекции от человека, предлагающего принудительно лечить радикальных феминисток, анархистов и запрещать слишком религиозным семьям иметь детей. Но одно дело – применение репрессивной морали к свободным успешным личностям, то есть бесконтрольное расширение домена психиатрии. Другое дело – признание за психиатрией права на карательные функции и одновременное существенное ограничение психиатрического домена, переход диагностики от феноменологии к измерению объективных показателей.

В первом случае во власть психиатра может попасть любой. Сейчас эта власть чисто формальная – вы даже бабку, которая загадила весь подъезд и по ночам бьет стекла машинам, уложить в психушку не сможете. И та же бабка, счастливо избежав госпитализации, насмотрится телевизора. Там самозванцы-эксперты ей расскажут, что все молодые девушки занимаются проституцией, а гениальный актер с гривой и громким голосом страдает психопатией. Бабка и сама смутно об этом догадывалась, но не могла выразить словами. И ей дали эти слова, эти наукообразные ругательства, которыми теперь можно бросаться. И бабка себя почувствовала человеком, поверила в то, что право имеет. И пошла еще активнее и решительнее отравлять жизнь соседям. Язык наш – клинок наш. Порой знание нужного слова и умение произнести его в нужный момент гораздо ценнее, чем понимание содержания, которое за этим словом скрывается. Поэтому не надо давать ущербным право голоса. В том числе политическое. Пусть молчат и внимают носителям прогресса.

Во втором случае нужно очень-очень постараться для попадания под юрисдикцию психиатрической власти. Как минимум, иметь определенные объективно диагностируемые патологии. Например, несформированный мозг, отсутствие критического или абстрактного мышления, неконтролируемая агрессия… Но уж если юдоль скорби достигнута, то никаких разговоров о личности, о субъектности, о правах человека быть не может. Сейчас психические отклонения служат смягчающим обстоятельством. Мы (центристы) примем закон, по которому «смягчение» для вырожденцев будет состоять только в милосердном праве на эвтаназию. На добровольных началах, разумеется! Мы же добрые.

Мы не просто добрые. Мы высшие гуманисты. Человеческая жизнь, особенно жизнь клиента (и его интересы) для нас – это безусловный приоритет, базовая ценность. Другой вопрос, что у нас свое представление о степенях человечности. Не всех, ох, не всех мы готовы рассматривать как людей, как субъектов. Но вы не переживайте. Если вы осмысленно читаете книгу (особенно эту), то вы не просто человек, а почти сверхчеловек. Для нас большая честь взаимодействовать с такими достойными читателями.

Итак, поверхностное понимание пограничных феноменов недопустимо. Просто уничтожить диагноз? Этим вы проблему не решите. Диагноза нет, а феномен есть. И не один, а целый класс феноменов, которые имеют нормальное содержание, но по форме вызывают устойчивое ощущение патологии. Или так: это норма, играющая роль патологии. И снова – медленные кивки среди аудитории. Да, это не строгое определение, но оно вызывает отклик.

Зачем субъекту могут понадобиться пограничные черты характера? В этом вопросе уже кроется отличие нормы от патологии. Патология возникает как объективно неотвратимый факт. Она просто есть. Повреждение тканей, гормональный дисбаланс, генетика, экология, психическая травма. Нечто внешнее, которое вторглось в чью-то жизнь, врезалось в физиологический фундамент психики. И как это повлияет на воздвигнутое здание – большой вопрос. Зачастую остается только наблюдать скорбно-величественное разрушение архитектурного шедевра.

Все остальные феномены (все!), которые обобщенно называют нормой, вызваны самой психикой. Они не имеют чисто органического происхождения. Это наш ответ, наша воля (к власти, к жизни, к знанию). Часто воля исходит из бессознательного, поэтому талантливые люди с мощным бессознательным часто сами считают себя ненормальными. Просто не могут поверить, что это они (а не кто-то через них) только что произнесли с трибуны эпохальную речь, запатентовали гениальное изобретение, нарисовали черный квадрат, по-новому спели Высоцкого…

Здоровая психика не созидает просто так. Она очень экономна. Поэтому даже самые странные ее выходки – это обоснованный и взвешенный ответ на возникшую проблему. Адаптация. Если все спокойно, то и адаптироваться особо не нужно. А если вы попали в самую гущу современного общества и решили взобраться на вершину? Разве будете вы отвергать оружие, которое психика вкладывает в ваши руки? И пусть этот обоюдоострый меч поначалу наносит больше ранений вам, чем врагам – разве лучше остаться вовсе безоружным? К сожалению, многие считают, что да, лучше. И превращаются в серую массу.

Здоровы и вы, и они.

Но вы – личность, а они – масса.

Конечно, большинством ваши психические достижения воспринимаются настороженно. Это закономерно. Они поставили себе скромную задачу – адаптироваться к тому, что есть, существовать в любом болоте. Вы решили, что адаптироваться мало, что следующий шаг – это изменить реальность и осушить болото. Конечно, успех вашей адаптации поставит крест на их адаптационных потугах. Казалось бы, все справедливо: они приложили мало усилий, вы совершили подвиг. Почему бы им не поднять свои курдюки еще разочек? Нет уж, они лучше будут квакать в ваш адрес. Вот вам и граница между нормой и «не совсем нормой».

Поэтому вам приходится маскироваться и постоянно сглаживать острые углы своего жизненного стиля. Пока не доберетесь до вершины. Там можно расправить крылья и до предела заострить противоречия личности и общества. И выпустить на волю очищающий огонь прогресса. Но сейчас вы только идете к вершине, скрывая свое восхождение от любопытных глаз. Маскировка – это новая адаптация. Необходимость в ней возникла из-за успеха старой адаптации.

Получается интересное явление: адаптация решает старую проблему, но сама становится новой проблемой и требует новой адаптации. Вот что такое пограничные феномены! Всего лишь адаптация к адаптации. И не надо изобретать сложных определений.

Забота о себе – тоже адаптация. Поход к аналитику – адаптация. Может так совпасть, что после вашего похода адаптироваться придется всем: и вам, и аналитику? Может. Более того. Один из настоящих психоаналитиков (без кавычек) Дмитрий Сергеевич Рождественский обоснованно считает, что пограничное расстройство вообще не существует вне кабинета. Что его может вызвать у клиента сам аналитик, если накосячит на первой беседе^[66].

7.2. Хоть на крайность света

Там, где заканчивается адаптация, начинаются проблемы. И речь вовсе не о серьезных психозах. Не нужно страдать шизофренией, чтобы потерять способность к адаптации. Достаточно на все ситуации реагировать одинаково, упорно воспроизводя один и тот же паттерн (образ действия и манеру общения).

Здесь уже не говорят, как в прошлом параграфе, что у человека дурной характер. Выражаются проще: «Вот дурной…». Не характер, а человек. В нашем языке эти нюансы хорошо чувствуются. Особенности характера превратились в патологию личности. И страдает уже сама личность, а не окружение (хотя и ему тоже достается). Речь идет о психопатиях.

Что это такое? В классической психологии можно услышать, что психопатия – это вид личностного расстройства. В другом месте читаем, что это нарушение характерологической конституции, то есть расстройство характера. Как отличить характер от личности? Да никак, пусть над этим психологи бьются. В психоанализе слово «личность» не имеет теоретической нагрузки. Есть субъект, есть характер как набор устойчивых реакций, есть адаптивность или дезадаптивность, есть стоящие за этим комплексы и влечения. Личности нет. Чтобы всерьез относиться к этому слишком абстрактному понятию, нужен огромный запас оптимизма.

Дадим определение психопатии в психоаналитическом ключе, максимально кратко, опираясь на современный динамический подход.

Психопатия – это устойчивая, тотальная, социальная дезадаптация.

В определении психопатии мало слов, но все они важные. Пройдемся по каждому пункту и сравним психопатию с известными психоаналитическими и психиатрическими явлениями.

Психопатов не лечит время и не учит жизнь. Ничему. Отсюда устойчивость. У обычного невроза есть начало и конец, потому что за неврозом скрывается неудачное вытеснение (главы 6, 8). Стоит докопаться до первоисточника, и невроз исчезнет. К психозу тоже можно найти аналитический ключик. Психопатию бесполезно анализировать. Это праздник, который всегда с пациентом. Ее можно только корректировать: для этого существуют специальные коррекционные психологи.

Тотальность означает, что психопатию нельзя спрятать. У психопата все сферы деятельности, все взаимоотношения находятся под властью патологии характера. Любая ситуация и любой собеседник еще до общения проходят через психопатический фильтр. А вы думали, можно просто так взять и придумать ситуацию, на которую психопат не сможет среагировать привычным ему образом? Придумать-то можно, вот только для психопата этой ситуации как бы и не существует.

Ваши качества, которые не вписываются в психопатическое мировоззрение, тоже отсекают заранее. Психопат попросту не знает о существовании «лишних» черт характера, не может даже гипотетически их представить. Психопат не просто видит мир сквозь черный трафарет. Он убежден, что другие тоже пользуются таким трафаретом. Представить, что кто-то воспринимает мир по-другому? Невозможно.

Впрочем, это мы еще очень сильно переоцениваем способность психопатов к рефлексии. Как будто бы они пытаются понять, «шо там у других», пытаются мыслить такими категориями, как «восприятие», «реальность», «адаптация». Увы, но нет. Зачастую интеллект психопатов не позволяет им решать куда более приземленные задачи, а вы тут о рефлексии мечтаете.

Психопатия тотальна, и в своей тотальности она поглощает всего человека. Включая склонность к философии, размышлениям и рефлексии. Самой возможности посмотреть на себя со стороны нет – она изначально исключена из патологического характера. Сразу оговоримся: есть психопаты, которые любят копаться в себе, выглядят задумчивыми и ранимыми. Но это не рефлексия, это самоедство, мнительность, заторможенность, резонерство, ментальная жвачка, нытье – что угодно, только не рефлексия.

Психопату комфортно со своей патологией. Для него патологический характер – не единственно правильный, а единственный. Психопату попросту не нужна рефлексия. А зачем психике тратить скудные ресурсы на изобретение невостребованного механизма? В противном случае из рефлексии выросла бы потребность в самоанализе и самоисцелении. То есть возникла бы адаптивность. Тем самым была бы нарушена устойчивость. И значит, мы изначально имели дело с чем-то другим.

Логично, что тотальность (то есть всеобщность) автоматически включает все сферы деятельности, например, социальную. Зачем о ней упомянуто отдельно? Затем, что наблюдение и диагностика психопатов проводится в социуме. Можно и в условиях социальной изоляции. Например, с помощью скрытых камер и тайного вмешательства в жизнь. Это был бы интересный эксперимент. В прошлом веке Штази щекотало нервы политическим диссидентам, незаметно внося в быт «подопечного» разные «изюминки». Но такие методики, если и существуют, надежно засекречены. Зато публикаций по взаимодействию психопатов с другими людьми – хоть отбавляй. Этой темой за последние два века только ленивый не интересовался.

Дезадаптация, как легко догадаться, это невозможность изменить свою реакцию в ответ на изменение стимула. Попытка решить все проблемы с помощью одного инструмента. Например, завязать шнурки молотком.

Нас интересует дезадаптивное взаимодействие субъекта с социумом. Что является единицей такого взаимодействия? Правильно. Коммуникация. Вообще любое отношение между двумя субъектами – это коммуникация. В том числе отказ от коммуникации. Значит, социальная дезадаптация подразумевает, что субъект одинаково реагирует на разные коммуникативные ситуации. В том числе на беседу с психоаналитиком. По большому счету, там нет полноценной коммуникации – всего лишь повод лишний раз поупражняться в повторении дезадаптивной реакции. Поэтому нет никакого смысла брать психопата в анализ. Его нужно слегка перепрограммировать, а не коммуницировать.

Соответствующими навыками дрессуры обладают коррекционные психологи и психотерапевты, но не психоаналитики. Да, вот такие мы беспомощные. Но вне кабинета элементарные знания о психопатах нужны всем. И простейшие манипуляции, основанные на этих знаниях, – тоже.

В жизни вы сталкиваетесь с психопатиями гораздо чаще, чем кажется. Человеку не обязательно быть психопатом, чтобы вести себя как психопат по отношению к вам. Быстро выявить психопата, подобрать к нему манипулятивную технику – полезный навык. Заодно за собой будете внимательней приглядывать: не закралась ли в ваш характер какая-нибудь дезадаптация.

Простая дезадаптация – еще не предел. Значит, у нас есть шанс лучше понять цепочку «дефект – психопатия – пограничность – адаптация», дважды посмотреть на норму сквозь призму патологии.

Абсолютным пределом психической патологии является дефект. Сбой высших психических функций: речи, памяти, восприятия и прочих. Либо всех сразу, либо по отдельности. Почти всегда современная медицина без труда находит биохимическую основу психического распада. Дефект невозможно обратить вспять, он только нарастает. Постепенно личность пациента распадается настолько, что ни отражение реальности, ни коммуникация невозможны.

Например. Солнечный денек. Кругом тишь и благодать. На крылечке стоит пожилой джентльмен и интеллигентно стучится в дверь подъезда. Головой. На любую попытку начать общение следует очередной глухой удар. Можно ли рассматривать удар головой как отклик на коммуникацию? Рассматривать-то можно. Но толку? Попробуйте сами.

– Здравствуйте, Олег Иваныч!

Бум.

– Хорошая погода сегодня.

Бум.

– Синоптики обещали солнце весь день.

Бум-бум.

– А я, как назло, зонтик дома забыл.

Бум-бум-бум.

– Кстати, сквер наш вырубают, хотят там церковь построить.

Бум-бум-бум. Шмяк.

– Да… а завтра вот выборы.

Бум-бум. Шмяк. Бум. Шмяк.

– Вы приходите обязательно. Не дадим пятой колонне протащить своих агентов!

Шмяк-шмяк-шмяк.

И так с утра до вечера. Спрашивается: кто из вас двоих психопат?

Получился предельный случай: примитивная реакция, которая не зависит ни от времени, ни от стимула. Но нет предела совершенству! Настоящий предел, абсолютный ноль – это отсутствие всякой реакции, принципиальный отказ от коммуникации, тотальный уход в себя (когда никакого «себя» уже нет). Из этого абсолютного нуля, как из путеводной звезды Давида мы можем выпустить лучи во все стороны. И каждый луч станет координатной осью, вдоль которой меняется какое-то одно психическое свойство. В центре звезды – коллапс, там невозможно говорить о субъекте, о характере, о коммуникации, о психоанализе. Черная дыра. И на каком-то расстоянии от центра – тоже (рис. 7.1).

Выберем любой луч и будем двигаться прочь от центра, пока субъект не начнет подавать признаки жизни. Пусть это будет луч времени. Мы же о времени с вами беседуем. В нуле (и его окрестности) субъект никак не реагирует, то есть его реакция постоянно равна нулю. Но вдали от нуля поведение субъекта будет зависеть от времени.

Рис. 7.1. Оси Эдипа (Э готическое) и Хроноса (Х готическое). В этой области между двумя крайностями нам и предстоит работать…

Для конкретного понимания это слишком абстрактно. В мире все зависит от времени! Понятное дело, что психическая активность – не исключение. Даже в нуле с ней что-то происходит, просто мы этого не можем наблюдать. Как же определить, какая степень темпоральности нас интересует? Любая? Нет, не слишком малая. То есть любая, лишь бы значительная и заметная? Снова нет. В этом нам опять поможет предельный случай.

Доведем зависимость от времени до абсурда. Пусть у субъекта каждый день разное настроение. Это патология? Еще нет. Хорошо. пусть теперь настроение меняется все быстрее и быстрее, перепады все резче и резче. Такой субъект уже не может управлять собой и своей активностью. Вновь происходит распад коммуникации, но уже не в нуле, а на бесконечности, которая утягивает субъекта все дальше и дальше, в еще более глубокую бесконечность.

Как это выглядит со стороны? На один и тот же стимул субъект каждый раз реагирует по-разному. Человек игнорирует свой предыдущий опыт и не может даже приблизительно прогнозировать свое состояние. Содержание и сила реакции выбираются случайно, не соизмеряются с содержанием и силой стимула. В нуле реакция не зависела ни от стимула, ни от времени. Сейчас (на бесконечности луча) реакция всецело зависит от физического времени – и только от него. Стимул по-прежнему не учитывается. Это самая любимая «болезнь» творческих людей: биполярно-аффективные расстройства (БАР). Только в гораздо более тяжелой форме.

Существует несколько больших классов БАР, по которым пациенты послушно распределяются. О единичных коммуникациях и о наших любимых представлениях здесь говорить нельзя. И не нужно. При биполярочке у пациента «скачет» вся психика. Поэтому БАР классифицируют по частоте и амплитуде колебаний общего состояния пациента (рис. 7.2). Углубляться в этот вопрос мы не будем – это не учебник по психиатрии или патопсихологии. Интересующихся отсылаем к блогу некоего FYI^[67], где собраны хорошие обзорные статьи по биохимии, психиатрии, диетологии.

Воздадим дань уважения и Эдипу. Как мы относимся к ценным объектам? Хорошо относимся. А к очень ценным как? Амбивалентно. Мы их и любим, и ненавидим. Тянемся к ним, но всегда норовим убежать. Берем с них пример и так увлекаемся, что начинаем соперничать. Нам нравится зависеть от ценных объектов, но при первой возможности мы начинаем борьбу за независимость. Все эти противоречивые влечения сплетаются в единый комплекс вокруг значимых для нас людей. Все «объектные» комплексы строятся по образцу Эдипова комплекса, который каждый из нас когда-то успешно преодолел и разрушил. Каждый ли?

Рис. 7.2. Как меняется настроение при разных биполярных аффективных расстройствах. Источник: ЖЖ пользователя C0NTEMPLATOR. Ссылка: http://c0ntemplator.livejournal.com/16393.html

И это главный вопрос, который позволит прочертить второй луч. Эдип испытывает инфантильную психику на прочность, потому что амбивалентность не заложена в нас эволюцией! Ребенку нужно время и усилия, чтобы понять: один объект может быть и хорошим, и плохим. Это колоссальное испытание для психики, рубеж развития. Не все его преодолевают…

Если провал Эдипова испытания прошел по каким-то органическим, врожденным причинам, это явно не психоаналитический случай, это самая настоящая патология. Академическая психиатрия в этом вопросе не брезгует открыто обращаться к психоаналитическим теориям^[68]. Некоторые психические патологии рассматриваются как невозможность смириться с амбивалентностью, как капитуляция перед противоречиями. Снова диалектика.

Что делает нездоровый субъект с объектом, который приносит то удовольствие, то неудовольствие? Первый вариант: расщепляет объект на очень хороший и очень плохой. Потом очень хороший объект становится идеальным, а очень плохой превращается в жуткого всемогущего преследователя. Распад на этом не заканчивается, и каждый осколок дробится на еще более мелкие и еще более нереальные. В конце концов распаду подвергаются основные психические функции, у субъекта исчезает способность к целостному восприятию себя и реальности. Такой вот раскол разума или (буквально с греческого) шизис (?????) френоса (????), шизофрения.

Полезно помнить, что в психиатрии много разных видов шизофрении, каждый со своими заморочками и особенностями. Объединяет их одно – неотвратимое нарастание полного распада: коллапс субъекта, обнуление всякой коммуникации. Ноль остался на месте, а что с бесконечностью?

Второй вариант: объект остается целостным, но к нему постоянно меняется отношение. Субъект не может сразу испытывать пару противоречивых чувств, поэтому чередует их. Метания между чувствами столь хаотичны и интенсивны, что за ними сам объект теряется. Причина амбивалентного отношения ускользает от субъекта. От субъекта, но не от вас. Вы помните, в чем причина амбивалентности? В том, что объект был очень ценным для психики. Если амбивалентность возникает по любому поводу, получается, что все объекты вокруг внезапно стали ценными. Случайный прохожий, собственный палец, обеденный стол – любой элемент реальности вызывает бурную реакцию, вихрь стремительно чередующихся противоположных чувств. Так возникают различные виды чувственного бреда (где в основе бреда лежит не конкретный сюжет, а «необычное» восприятие реальности). Например, синдром Котара, когда человек буквально физически ощущает, как гниют его органы.

Вот такие страсти происходят, когда своих крайностей достигают отношения с Эдипом или Хроносом. С одной стороны – абсолютный нуль, черная дыра, в которой теряется последний отблеск реальности. С другой стороны – дурная бесконечность, хаос неуправляемых аффектов (рис. 7.1). Эти пределы бесконечно далеки от психоанализа. Мы не собираемся устраивать туда экспедиции. Но между двумя патологическими крайностями раскинулась интересующая нас область, где ютятся неврозы и психозы, где гордо ходит адаптивность, где в загончиках сидят психопатии.

Задав абсолютный ноль и нарисовав оси, мы сконструировали пространство. Будем сразу рисовать реакцию субъекта на всевозможные стимулы? Неподъемная задача. Начнем рисунок с аккуратных мазков – вновь воспользуемся нашим любимым приемом.

Возьмем представление, страдающее психопатией. Да-да. Будем говорить о психопатичности отдельных представлений, но не всего субъекта.

Что за фокусы такие? Променять целого человека на маленькую точку в психическом пространстве!

И ради чего? Чтобы поставить этой беззащитной точечке диагноз? Беззащитной, значит? Ну-ну. Сейчас вы увидите, во что эта беззащитная точка может превратить вашу жизнь.

В чем заключается психопатичность представления? В его дезадаптивности, то есть невозможности поменять свою психическую роль, свои динамические и структурные свойства. И здесь вы уже сами обо всем догадались. Из всевозможных свойств и ролей нас интересует участие представления в комплексах. Мы даже оси нарисовали так, чтобы сделать срез многомерного психического пространства по плоскости двух комплексов: Эдипа и Хроноса.

Вот такой элементарный переход от психологии к психоанализу, от субъекта к представлению. Представление психопатично, если не может сбежать из сферы влияния комплекса (или нескольких комплексов). Напомним, что по образцу изначальных, «аутентичных» Эдипова и Хронотического комплексов в психике постоянно возникают и рушатся множество мелких конструкций.

Безусловно, принадлежность к комплексу сказывается на динамике либидо. Энергия представления, запертого в комплексе, меняется строго определенным образом. Это изменение и называется откликом представления. Откликом на что? На любое внешнее воздействие, включая коммуникацию.

Для самого представления внешним является весь комплекс, поэтому мы вспоминаем прошлую главу. Попадание в конфликтную ситуацию пробуждает в бессознательном комплексный механизм, у которого уже готово решение конфликта. Таким образом, на уровне отдельного представления, можно вообще забить на коммуникацию – взаимодействие с внешним миром происходит через призму комплекса. Ничего сложного, мы просто пользуемся динамическим аспектом (4.3) и выбираем границы системы наиболее удобным образом.

Итак, у представления есть энергия, она изменяется под влиянием комплексов. С формами психосексуальной энергии вы уже знакомы. С комплексами – тоже. Осталось их сопоставить.

7.3. Флирт для Эдипа с оркестром

Начнем с Эдипова комплекса, потому что старших нужно уважать. Его противоречия вертятся вокруг механизма идентификации (?-9) с ценным объектом. Идентификация – это соперничество плюс подражание. Подражая поведению авторитетной фигуры, субъект бессознательно надеется стать сильнее и свергнуть кумира. Раб не может свергнуть вождя, пока не увидит в нем обычного (пусть и более успешного) конкурента.

Идентификация осуществляется в два шага.

Во-первых, объекту приписываются уникальные свойства, вплоть до всемогущества. Неудивительно, ведь этот объект приходит в нашу реальность как источник запретов и одновременно гарант удовлетворения наших базовых потребностей. Поэтому психика делегирует ценному представлению (как более надежному и опытному) обязанность по разрядке либидо.

Во-вторых, ценный объект не обманывает ожиданий и избавляет от голода, холода и других источников раздражения. Либидо успешно отводится от представления. Если нет, то имеет место анаклитическая депрессия – жуткая психосоматическая травма, которая может привести к отставанию в развитии и даже смерти. Но вот незадача. Потеряв либидо, представленная часть объекта теряет актуальность для психики. Ничего страшного: скоро помощь родительской фигуры вновь потребуется, и повторится первый шаг.

Одна из задач Эдипа – обучить субъекта этим двум стратегиям, довести их до автоматизма. Чтобы потом, в пубертате, субъект нашел себе кого-то из своего окружения и возрастной группы и попробовал соединить нежную (несексуальную) привязанность с возникшим сексуальным интересом. Как только субъект успешно соединяет нежность и сексуальность на одном объекте, Эдип разрушается (выполнив свою задачу), а пубертат сменяется зрелой сексуальностью. Или не разрушается…

Наша плоскость идеально подходит, чтобы наглядно изобразить эдипальный отклик. В среднем энергия представления не меняется, поэтому рисуем жирную веху где-нибудь на оси Эдипа и подписываем снизу единицу (рис. 7.3). Это идеальный случай, когда запас либидо у представления не меняется и (что важно) имеет форму потенциала (не вихря, не застоя, не аффекта). Дальше двигаемся от единицы в разные стороны: вправо – увеличиваем потенциал, влево – уменьшаем. Малые смещения по вертикали нужны, потому что к Эдипу периодически подлетают шальные вихри Хроноса и утягивают с собой часть либидо.

Кстати говоря, о масштабе. До сих пор не существует методики измерения психосексуальной энергии. Поэтому любая точка в наших координатах отвечает на вопрос во сколько раз изменилась энергия. Это позволяет использовать универсальную единицу измерения: восколькораз. Было шесть конфет, осталось две. Во сколько раз изменился запас конфет? Уменьшился в три раза, то есть изменение равно одной трети. Это не «одна треть конфеты», а просто одна треть, число, безразмерная величина.

Увеличился запас либидо в два раза – смещаемся на две единицы от центра вправо. Представление одумалось и сбросило половину энергии – ставим точку с координатой 1/2. И так далее.

Нас совершенно не беспокоит, сколько именно либидо было у представления до, сколько после. Важно их отношение. Было 100 калорий, стало 200 калорий. Было 10 Джоулей, стало 20 Джоулей. Было 3 зеленых слоника, стало 6 зеленых слоников. Было пол-литра, стал литр. Все эти изменения изображаются единственной точкой, отстоящей от центра на 2 клетки вправо.

Всего лишь половина прямой – и уже целая стратегия взаимодействия с ценным объектом! Идентификация продолжается, пока в среднем у представления не меняется потенциал. Точка скачет в окрестности единицы, то получая, то теряя энергию, попутно отгоняя назойливых вихревых мух (рис. 7.3).

Рис. 7.3. Две области вдоль оси Эдипа. Справа живут истероиды, слева – гипертимы. Жирными точками обозначаются представления. По краям областей становятся заметны переходы либидо в вихревую форму. Если выйти за пределы области, пренебречь вихрем уже нельзя. Слишком близко и слишком далеко от нуля либидо переходит в аффектную форму. В гипертимной области происходит дефокусировка либидо.

Вроде все спокойно. Но если слишком близко подойти к нулю, представление начнет искрить. Очень малые числа означают, что потенциал очень быстро уменьшается. Вы уже знаете, что сверхбыстрое перемещение либидо называется аффектом и сопряжено с бурной телесной активностью. В данном случае это реакция бегства, страх наказания. Кто испытывает этот страх? Любое представление, которое подвернется под импульс аффекта. Если аффект слишком мощный, то достанется всем. Поэтому психика старается убежать от ценного объекта, который слишком быстро теряет свой потенциал.

То же происходит, если потенциал очень быстро повышается, только аффект направлен к представлению. Это либо агрессия, либо сексуальная переоценка, либо навязчивый флирт, либо судороги и припадок – нечто, прорвавшееся в телесный мир и истерично о себе заявившее. Упс. Весь секрет Полишинеля запороли. Все знают, что неудачно вытесненный недоласканный Эдип вызывают истерию. Но мы снова всех удивили и нашли этот механизм на «микроуровне» представлений.

Истероид

Про истеричек можно говорить много и рассматривать их с самых разных ракурсов. Ракурсы там действительно интересные, потому что истерические припадки заставляют пациенток принимать позы, выражающие одновременно глубокие душевные терзания и готовность к беспорядочным половым связям. Шарко^[69] собрал уникальную коллекцию снимков-дагерротипов, на которых запечатлены пациентки во время истерических припадков. Фройд был сильно удивлен, что никто из ученых старой закалки до последнего не замечал глубокой эротичности истерических поз. Сейчас общеизвестно, что истерический припадок – символическое изображение коитуса.

Казалось бы, что плохого в соблазнительных позах? К идентификации с ценным объектом вообще нет претензий. Это фундамент нашего развития, без этого никак (без поз – тоже). Мы все прошли крещение Эдиповым комплексом. Мы все иногда бываем истеричны. Ничто истерическое нам не чуждо.

Все правильно. С ценным объектом идентифицироваться приятно и полезно. А если с любым? Если субъект видит множество малознакомых людей и начинает разыгрывать спектакль бурной либидозной нагрузки? И стоит кому-то из незнакомцев поддаться на провокацию и полезть знакомиться, как субъект тут же бросается в паническое бегство? Это что такое? Это знакомая всем истероидная психопатия. В этом смысле истероидную психопатию можно рассматривать как дезадаптивную идентификацию. Всего два слова – и всем все понятно. Какой бы стимул, ситуация, объект не попался на пути, истероид будет применять одну и ту же стратегию: чередовать переоценку и бегство.

В жизни не все так линейно. Колебания либидо могут выражаться сложной последовательностью действий. Истероидный флирт очень интересно созерцать со стороны – это всегда спектакль, каждый раз с новым сценарием и новым образом для главной героини. Сложность и вариативность не составляют проблемы для истеричек.

Но чем ярче спектакль, тем больше грязи за кулисами. Наблюдать за истеричками приятно и полезно. Однако опыт жертвы их флирта оставляет гадливое послевкусие. После общения с истероидами нужно постоять под контрастным душем минут двадцать. Будучи жадными до общения, они никогда не общаются с собеседником. Их бессознательное занято одним-единственным объектом, властным и недоступным, объектом запретного инцестуозного влечения. Опять же, опасайтесь вульгарных трактовок. Объект не равен биологическому родителю, объект вообще может не существовать в реальности. Чаще это просто концентрат бесконечных истероидных фантазий о всемогущей фигуре – мозаике из всевозможных авторитетов, соблазнителей, наставников и т. д.

Поэтому истеричек очень просто анализировать. Достаточно их фрустрировать по полной программе, сохраняя нарциссическое равнодушие с элементами самолюбования (действительно, зачем любоваться истеричкой, когда в кабинете сидит гораздо более интересный субъект с манией величия). Другой вопрос, что у многих аналитиков проблемы с управляемым нарциссизмом. Они слишком человечны, поэтому ведутся на истероидные спектакли. Автор же, будучи профессиональным параноиком, прекрасно чувствует и разоблачает любой спектакль страстей человеческих. Даже тогда, когда никакого спектакля нет.

Большинство людей, не искушенных в общении с психопатами, рискуют попасть в неприятную ситуацию. Они не понимают, что третий звонок на истерическую пьесу звонит не по ним. Кое-кто находит истеричек гиперсексуальными и даже умудряется получать удовольствие от тесного с ними общения. Например, эпилептоиды (дойдем и до них), которые предпочитают «стабилизировать» истеричек методами не самыми приятными: вплоть до тотального контроля и насилия. На то они и эпилептоиды. Истерички не возражают и проникаются к своим тиранам подобием уважения. На то они и истерички. Браки заключаются между тараканами.

Гипертим

Рискнем заглянуть в отрицательную область? Можно ли увеличить либидозную нагрузку не в два, а в «минус два» раза? Элементарно. Смотрите: у идеального истероида объект запретного влечения вытеснен, поэтому в сознании его нет. Истероид пытается восполнить утрату, разыгрывая спектакль идентификации со всеми подряд. Но по факту истероид пытается идентифицироваться только с ценным объектом и ни с кем иным.

Выворачиваем ситуацию наизнанку. Объект влечения поместим в сознание. Это раз. Других людей начнем воспринимать не как публику-массовку, а как полноценных собеседников или потенциальных партнеров. Это два. Всеобщее внимание превращаем из самоцели в инструмент. Новой целью теперь будет бурная деятельность, пусть и нерезультативная. Это три.

Мы только что описали гипертимного психопата, или просто гипертима, потому что называть «психопатами» этих активных людей язык не поворачивается! До того момента, пока их активность не теряет последние тормоза, а ваши надежды о личном пространстве и покое гипертимом решительно игнорируются.

С греческого: гипер (????) – повышенное, тимус (?????) – настроение. Гипертим получает удовольствие от деятельности, от активности как таковой. И от чистого сердца вовлекает в свою работу других людей. Ему приятно коммуницировать, ощущать себя лидером. Гипертим не удовлетворится формальным одобрением и пассивным вниманием. Ему важно, чтобы вы тоже действовали и тоже получали от этого удовольствие. Массовка на сцене и зрители в зале поменялись местами, но главный герой тот же – наша точка-представление.

При истерии психика обменивалась либидо только с запретным представлением. Все остальные зрители и соучастники были жертвами имитации. При гипертимии идентификация с «неценными» объектами настоящая. Психика готова честно обмениваться энергией с любыми представлениями, лишь бы не с нашей бедной точкой. Чтобы не впадать в искушение.

Такая вот психическая защита от лишних страстей. Как называется? Да никак особо не называется. Всего лишь частный случай сублимации. Потому что либидо потом (когда-нибудь) придет к ценному объекту, только окольным путем и с задержкой. Гипертимы – гении сублимации. Их бурная деятельность напрочь лишена и намека на сексуальность. Это полная отдача, прекрасное вовлечение других людей, лидерские качества. Соучастники получают реальное удовольствие и конкретные результаты от сотрудничества с гипертимом. Пока бешеный ритм их не вымотает. Со стороны выглядит пресно и скучно. Присутствие энтузиаста обдает крещенским холодом. Опять антисимметрия с истерией, на этот раз эстетическая.

За счет чего гипертим достигает направления сексуальности в несексуальное русло? Либидо, разделяясь на множество потоков, теряет природную силу. Как могучие волны рассекаются волнорезами, так и либидо гипертима дефокусируется на нейтральных представлениях. Получается аналог рассеивающей линзы. Для наглядности изобразим представления в виде окружностей, радиус которых пропорционален запасу энергии (рис. 7.4). Наш ценный, но обедневший, объект окажется заперт внутри кривой с отрицательной кривизной. Как будто кто-то сломал циркуль и нарисовал вокруг представления не обычную, а «вогнутую» окружность.

Как хорошо, что существуют отрицательные числа! Никакие нейтральные представления, к которым ушло либидо, на рисунке не отмечаются. Мы автоматически подразумеваем их наличие, перемещаясь в левую полуплоскость.

У одного субъекта часть представлений может вести себя истерично, часть – гипертимно. Таковой субъект уже не считается психопатом, потому что в его арсенале есть как минимум два типа реакций. Нулевая пациентка психоанализа Берта Паппенхайм^[70] продемонстрировала всему миру переход от чистой истерии к чистой гипертимии. Напомним (?-4), что Берта никогда не была пациенткой Фройда. Ее лечил доктор Брейер. Не лечил. Она сама придумала метод лечения, а Брейер записал.

Рис. 7.4. Дефокусировка либидо. Энергетически обедненное представление (в центре). Представления изображены окружностями с разным радиусом. Чем больше их либидозная нагрузка, тем больше радиус. В результате центральное представление можно изобразить не как маленькую окружность, а как линию с отрицательной кривизной, как вогнутую окружность (заштрихованная область).

Изначально дама демонстрировала сильные истерические симптомы (вплоть до паралича конечностей). Первоисточником симптомов были сильные переживания по поводу смерти отца (как сознательные, так и бессознательные). После долгих приключений с истерией было покончено, и Берта возглавила мощное движение суфражисток. В отличие от современных радикальных феминисток (которых надо либо сажать, либо принудительно лечить), тогдашние борцы за равные права сделали очень много реально полезных и добрых дел. Не зря Шандор Ференци восхищался суфражистками и первым официально манифестировал право женщин на оргазм^[71].

Нашей цивилизации не хватает именно таких, умеренных, целеустремленных и раскрепощенных гражданок. Равно как не хватает уважения к ним – страна задыхается, защемленная духовными скрепами нового домостроя. Нужна умеренная эмансипация, в первую очередь гражданская и экономическая. Вместо этого по миру расползается злокачественная опухоль гендерного хаоса, леволиберализма, антифашизма, толерантности. Все больше политических активистов подают пример неудачного перехода из истерии в гипертимию. А так хочется увидеть на отечественной трибуне старых добрых параноидов с устойчивым нарциссическим ядром, маскирующихся под истероидов.

7.4. Крутись, мгновенье!

Что объединяет рассмотренных истероида и гипертима? Они сильнее остальных психопатов ориентированы на реальность. Их активность яркая, зацепленная на внешние объекты и живых людей. Внутренние мотивы берут начало из отношений с ценными объектами, с порождающими. Истероид уподобляется фаллосу, чтобы собой пронзить реальность^[72]. Гипертим пытается уподобить саму реальность фаллосу и придать последнему устойчивое положение. Чистый Эдип, вопросы темпоральности здесь не актуальны.

Вспомним мысль главы 5: психическое время, будучи отражением физического времени, пытается повлиять на отражаемое. Субъект изучает реальность, избирательно отражает ее, чтобы затем превратить отраженные объекты в орудия труда: инструменты получения удовольствия и изменения реальности. То же самое с темпоральностью. Мы отражаем, чтобы отражение помогло нам исправить недостатки отражаемого.

Современные технологии достигли небывалых высот, глубин, энергий и точностей. Мир, отраженный в квантовой физике, позволил нам влиять на отдельные атомы, строя из них метаматериалы и ячейки для хранения информации. С другой стороны, техники заботы о себе: от духовных практик до психоанализа – вывели нашу способность к рефлексии на небывалый уровень. Мы отражаем не только реальность, но и свое сознание, а некоторые еще и бессознательное (свои и чужое). Мы успешно развиваем свою психику.

Единственная стихия, на которую мы не можем влиять – это физическое время. Для нас это стресс, источник психотических феноменов. Субъект не может смириться со своей беспомощностью перед временем и комплексует, бессознательно подражая Хроносу. Пытаясь адекватно отразить бег мгновений, психика замыкает бурные потоки либидо, превращает их в вихри. Вихри соединяются в настоящий шторм, охватывающий обширные участки Я. Там, в оке урагана, формируется ось времени, указывающая путь к своему мрачному титану.

Что может сделать наше случайное представление, оказавшись во власти вихря? Вращаться. Добровольно отдать либидо на коллективные нужды хоровода. Не представлять ничего, кроме времени. Представление, чье либидо всегда имеет вихревую форму, называется абсолютно темпоральным. Чем выше точка на плоскости, тем больше степень темпоральности представления, тем охотнее либидо примет форму замкнутого потока.

Вряд ли мы когда-то сможем представить физическое время в чистом виде. Темпоральные представления отражают ход психического времени. Они только и делают что меняются или имитируют смерть. Ценный объект исчезает в потоке, оставляя вместо себя одно лишь чувство изменчивости, символ умирания и воскрешения. Теперь представление выполняет служебную функцию – синхронизирует и регулирует психическую активность (локально, в своей малой окрестности), навязывает нейтральным представлениям определенный ритм.

Если бы физическое время управляло нашей психикой напрямую, мы получили бы не психопатию, а психоз. Биполярное аффективное расстройство, о котором мы говорили в начале главы. Психическое время здесь жестко ограничено чистой биохимией, торг с Хроносом неуместен. Все в БАР.

Циклотим

Психическое время – это спасительный посредник между представлениями и суровой реальностью. Мастерами темпоральной торговли являются циклотимики, обладатели круглой (??????) души (?????). В вечернее время циклотимик активен и весел, по утрам демонстрирует меланхолию. Или наоборот. Или по четным дням творит великие дела, а по нечетным шлет всех с их великими делами в великий эротический поход.

Субъекту, полностью поглощенному циклотимией, остается только приспосабливаться под свои эмоциональные биоритмы. Чаще подстраиваться под психопатические перепады настроения приходится кому угодно, только не самому психопату.

Но в каждом из нас значительная доля представлений занята исключительно служением Хроносу. Современные творческие люди активно демонстрируют циклотимические черты характера (помимо других разнообразных черт, то есть оставаясь в целом адаптивными). Это и понятно: у Хроноса сложные отношения с творчеством (6.5).

Психоанализ циклотимических черт характера выявил любопытный тренд. Люди стали активнее и острее осознавать свою эмоциональную зависимость от течения времени. Задача, которую активные граждане ставят перед собой, перед практиками заботы о себе, перед психоаналитиками – разработать психическую защиту от Хроноса. Такой вот гособоронзаказ.

Как всегда, нам нет нужды изобретать велосипед. Коллективное сознание само все придумало – остается только озвучить. В ход пошел средневековый иерархический принцип. Вассал моего вассала – не мой вассал. Психика официально объявляет ряд представлений вассалами Хроноса. И когда физическое время пытается порулить, ему вежливо указывают на правило вассальной иерархии. Мол, вот ваши представители, с них и спрашивайте. А они спросят со всех остальных.

В ход идет все, что можно представить: лунные календари, гороскопы, магнитные бури, выдуманное хроническое заболевание. Эти темпоральные представления амортизируют, стабилизируют и передают течение времени дальше в психику.

У этой иерархии есть секретная обратная связь. Кто сотворил все эти представления? Психика. Кто ими управляет? Психика.

Вспоминаем первую главу. Икар, который не мог смириться с потоком времени, создал себе темпоральный эрзац – метроном. Затем вызывал в сознании образ щелкающего артефакта, чтобы на уровне воображения управлять стихией Хроноса и испытывать психический комфорт. Это потребовало некоторой агрессии к архаичному «магическому» мышлению, к мифу о путешествиях во времени. В этом Икар не одинок. Современная культура (особенно фэнтези и фантастика) насквозь пропитана фантазиями об управлении временем.

Еще один пример. Наша знакомая совушка ловко обманывала свой организм. Зимним утром, когда еще темно, она в течение десяти минут внушала себе, что сейчас вечер. Могла даже часы в квартире перевести на вечернее время. И это работало.

Есть некоторое сходство с истероидными маневрами. Сперва закружить представление в мощном вихре, затем регулировать скорость вращения, изменять частоту щелчков психического метронома.

В дальнейшем психика отбрасывает изобретенный протез и свободно парит, без оглядки на лунные фазы и время суток, управляя собой и другими.

Параноид

Мы вступаем на зыбкую почву, собираясь говорить о темпоральности и смертности. Тема очень деликатная. Значит, самое время отбросить деликатность и удариться в крайности.

Что значит темпоральность для ценного объекта? Смертность. Любое представление смертно? Порой внезапно смертно. Однако разные представления смертны в разной степени. У каждого субъекта свои критерии необратимости. Для кого-то ремонт дачного домика – разрушение детской святыни. А с кем-то погибшие боевые товарищи, как ни в чем ни бывало, духовно маршируют в ряд. Любой милый сердцу образ может претендовать на частичное бессмертие. И претендует. Порой самым опасным образом.

Действуем по аналогии с гипертимом. Представление активно делится с неподвижными соседями своей вихревой активностью, обеспечивая «метрономизацию всей страны». Вокруг теперь вьется рой нейтральных представлений, у каждого – небольшой запас циркулирующего либидо (рис. 7.5). Теперь все они потенциально претендуют на управление психикой от имени Хроноса. Берите выше – на бессмертие и всемогущество!

Чему отвечает этот предельный случай, когда первый встречный несет смертельную угрозу? Когда машины на улицы как-то очень подозрительно шуршат шинами? Когда тени от деревьев могут украсть молодость? Когда соседи по ночам травят газом? Паранойя: все вокруг всемогущи, бессмертны и несут угрозу. Все, кроме самого субъекта.

В скобках заметим, что особый случай, когда субъект тоже всемогущ (то есть пребывает в мании величия), называется парафренией. Парафрения относится к области Нарцисса и живет в нулевом центре – это очень интересная тема, но к Хроносу она, увы, не относится.

а)

б)

Рис. 7.5. а) Маленькие вихри с «правильной» ориентацией заставляют либидо в большом контуре циркулировать в «неправильную» сторону. б) Аналогия с шестеренками. Центральная шестеренка и шестеренки вокруг нее вращаются в противоположных направлениях.

Что же наша точка? Почему она потеряла власть над временем? Почему шарахается от каждой тени? У нее что, исчерпалось либидо? Нет, иначе бы она просто ушла в ноль. Хуже. Вихрь ценного представления увлекся, раздавая вращательные импульсы, и поменял направление вращения. Зная закон сохранения момента импульса, вы без труда напишете соответствующую формулу (только сами, нам здесь нельзя формулами пользоваться). Маленькая точка бросила вызов Хроносу и, минуя безвременье, перешла в антивремя.

Маленькие вихри вокруг (сонаправленные с осью времени) как бы экранируют, маскируют антитемпоральный вихрь. Словно потемкинские деревни, расставленные вдоль царского кортежа, заслоняют собой водоворот разрухи и коррупции.

Психика поначалу радуется, что удалось уберечь любимый объект от смерти. Но радость была бы неполной без патологичных последствий. Рушится однородность сознания. Из спокойной толщи океана поднимаются черные хребты Р’льеха^[73]. Вокруг антитемпорального представления кристаллизуется новое время, новая реальность, новые законы. Любая попытка сознания заикнуться о ревизии встречается в штыки.

Страх и болезненная реакция на критику объяснима. С параноидной точки зрения все остальные представления живут по неправильному времени. Это они – бунтовщики, заговорщики, идолопоклонники. У них неправильное время и Хронос какой-то неправильный.

Между параноидным островом и сознанием начинается война. Представление-смутьян испытывает дикий страх наказания, живет в напряженном ожидании гибели, повсюду видит преследователей и шпионов.

«Шпики» не возражают. Они получили от антитемпорального представления большой подарок: энергию в вихревой форме. Они радостно принимают на себя управленческие функции. Но вот незадача: в реальности этим нейтральным представлениям соответствуют какие-то объекты. Делать нечего. Психика начинает замечать зловещие свойства за окружающими людьми, предметами обихода, животными, художественными образами… Возникает эффект Кубрика, когда зрителя пугает приоткрытая дверь или лежащая на столе скрепка (не духовная, а самая обычная).

Еще одним проявлением параноидной психопатии является патологическая ревность (в пределе – бред ревности). Ценный объект защищен антитемпоральным вихрем, идеализирован, возведен в ранг святых. Или, напротив, наделен ведьмацкими способностями. Неважно. Дело не в объекте, а в окружении. Окружении, которое только и мечтает вступить с вашим объектом в порочную связь. Любую: от обыкновенного секса до мошеннического сговора.

Сам объект ревности скромно отходит на второй план, исчезает за стеной урагана. Как признался однажды клиент:

Кл.: Помню, что ревную. Захлебываюсь от ревности. А кого ревную – не помню.

Такова параноидальная ревность. Не стоит путать ее с эпилептоидной ревностью, до которой мы тоже доберемся.

Если психопатия охватила только несколько представлений (именно такие случаи мы и рассматриваем), то с помощью адаптивных частей Я можно легко залатать пробоину. Главное: добраться до темпоральной развилки и позволить клиенту отрефлексировать акт рождения антивремени. Дальше клиентское сознание все сделает само.

Психоаналитическая логика здесь проста (чем-то напоминает прием из главы 3). Какая-то часть Я клиента уверена, что все против нее. Как именно «враги» могут воплотить свои зловещие планы? Слежкой, клеветой, тайными встречами. Вот! Но начинается все с чего? Им нужно где-то собраться и договориться, то есть назначить секретное собрание. Эта бессознательная фантазия о «черной» тайной вечере – ключевой элемент любых параноидных сюжетов. Это зарубка на стреле времени, из которой рождается альтернативная темпоральность.

Все дальнейшие «злодейские» мероприятия тоже можно свести к одному: к вторжению в вашу ткань времени. Мало изучить маршрут жертвы, чтобы установить слежку – нужно еще расписание знать. Тайные встречи тоже назначаются на определенное время, пока невинная жертва беспомощна или в отлучке. И так далее.

Главное – ни в коем случае не вступайте в дискуссию с параноидом. Будь то человек с параноидной психопатией или адаптивный субъект, которого слегка переклинило на какую-то тему. Особенно противопоказано спорить с параноиком внутри себя – этот кадр мало того, что отнимет у вас все психические ресурсы, так еще и прав окажется. Почаще заботьтесь о себе, практикуйте свободную речь, экспериментируйте с чувством времени – и ни циклотимные, ни параноидные представления в вашей психике не превысят приемлемой концентрации.

7.5. Неразумный компромисс

Эдипа интересует только реальность, Хроноса заботит только темпоральность.

Представления, прилипшие к вертикальной оси, игнорируют реальность. Их усилия направлены либо на защиту от времени, либо на полную темпоральную капитуляцию.

Победы на темпоральном фронте имеют колоссальное значение для душевных переживаний субъекта. Вплоть до оккультного экстаза и написания фундаментальных текстов. Но чем величественнее в своих проявлениях Хронос, тем призрачнее тень, которую он отбрасывает на реальность.

Возможен ли промежуточный случай, когда представление работает в две смены: и на Хроноса, и на Эдипа? В принципе, это не противоречит ни одному из предыдущих рассуждений. Представление может половину своей энергии хранить в форме вихря, половиной торговать в форме потенциала (рис. 7.6). В физике так делает электрон. У него есть и собственный вращательный момент (спин), и потенциальная энергия взаимодействия с ядром атома.

Рис. 7.6. Представление, несущее либидо сразу в двух формах. Часть энергии в форме потенциала, часть – в форме вихря. Обе диаграммы эквивалентны.

Двойному агенту трудно разгуляться: он не может как следует пронзить собой реальность или повернуть время вспять. Однако сочетание двух стратегий порождает забавных химер. Нет-нет, об адаптивности здесь речи не идет. Это не та ситуация, где представление выбирает, какому божеству из пантеона помолиться. И царь, и титан требуют принести им по жертве.

Простая арифметика. В прошлом параграфе к темпоральному представлению обращался Хронос и приказывал принести на алтарь двух кабанов. От объектного представления того же самого требовал Эдип. Сейчас герою необходимо пожертвовать одного кабана фиванскому царю, другого кабана – хтоническому титану. Суммарные издержки все равно составляют две парнокопытные души (такси между алтарями возит бесплатно).

Эпилептоид

Начнем с правого нижнего сектора, то есть с сочетания антитемпоральности и интенсивной идентификации. Представление относится к ценному объекту, но ценность эта уже не является безусловной. Объект ценен не вообще, а только в своем текущем состоянии. Любая попытка повлиять на объект, изменить его, подставить под поток времени – это угроза, на которую представление реагирует весьма агрессивно.

Активная защита своего жизненного пространства – естественная и необходимая функция психики. Но бывает, что субъект теряет берега и лезет со своим уставом во все близлежащие монастыри. Тогда правый нижний сектор заполняется представлениями (вместо точки мы увидим там целый точечный табун), и можно говорить об эпилептоидной психопатии.

У эпилептоида на психической стене висит красивая композиция из множества представлений. Это – картина идеального порядка, под который все остальные обязаны подстроиться.

Подобно истероиду, эпилептоид активно взаимодействует с публикой и умеет по-своему очаровать. Но его интересуют не люди, а их способность подчиниться идеальному порядку. Кроме того, неискренность эпилептоидов видна почти сразу. Они не очень хорошие актеры (вдвое слабее, чем истероиды – сказывается недовезенный до Эдипа кабан).

Подобно параноиду, эпилептоид остро реагирует на реальных и потенциальных нарушителей порядка. Отличие в игнорировании совсем уж бредовых сценариев преследования: эпилептоид умеет иногда тестировать реальность.

Еще одна общая (с параноидом) черта – неприятие времени. Эпилептоиды медленно соображают, они эмоционально вязкие, склонны к пережевыванию информации, перепроверяют все по многу раз. Не дай бог назначить эпилептоида на рядовую бюрократическую должность. Будет докапываться до каждой запятой, особенно когда документы пытаются пронести мимо его психопатического носа. Хуже этих ребят на средних должностях могут быть только они же, но на должностях руководящих. Бедные сотрудники…

Антитемпоральность не заходит так далеко, как у параноидов. Расщепления времени не наблюдается, сюжетов о всеобщем сговоре – тоже. Но имеются конфабуляции — искусственно созданные воспоминания. При нехватке информации эпилептоидная психика зачерпывает недостающие знания из прошлого. Не обнаружив искомых данных, психика их домысливает. Эпилептоидность хороша для анализа большого массива информации (улик, исторических документов, бухгалтерии) с целью реконструировать прошлые события.

Эпилептоиды легко контролируют истероидов, затягивая либидо последних в свои антитемпоральные вихри. Слабый эпилептоид после длительных отношений с сильной истеричкой, запросто может стать параноидом (вихри разрастутся и выйдут из-под контроля). Сильный эпилептоид и слабая истеричка формируют устойчивую (симбиотическую) пару, где истеричка попадает под строгую, почти родительскую, опеку в сочетании с постоянным материальным поощрением. В интимной сфере преобладает анальный эротизм (что не может не радовать истеричек, чье тело покрыто сплошным ковром эрогенных зон), возможны элементы легкого БДСМ. Принадлежность к традиционным культурам (с табуированной эротикой) является патогенным фактором для пары эпилептоид-истеричка. Подавленная сексуальность быстро заменяется садистической агрессией вплоть до семейного насилия.

Надеемся, что грамматика не мешает вам абстрагироваться от половой принадлежности наших героев. Среди женщин немало эпилептоидов, среди мужчин с каждым годом все больше инфантильных истеричек. И вообще, мы о представлениях разговариваем, это маленькие абстрактные точки, у которых нет ни пола, ни геометрических размеров.

Аддиктоид

Представление попадает в левый верхний сектор, если дефокусировка либидо отклоняется от гипертимного сценария. Энергия переходит к нейтральному окружению не в потенциальной, а в вихревой форме. Окружение не возражает и берет на себя часть управленческих функций. И представление попадает в зависимость от свежеиспеченных часиков. Мы в верхней полуплоскости, поэтому (в отличие от нижней) никакой борьбы не происходит. Полная капитуляция. Возникает аддикция.

Опять-таки, никому не помешает содержать несколько представлений в аддиктноидном секторе. Это хобби, то есть деятельность, не нацеленная на выгоду и развитие когнитивных навыков. Увлечения помогают нам примириться с т времени. Коллекция приносит удовольствие в момент своего пополнения, то есть изменения во времени. Согласовать время с друзьями и поиграть в настольную игру – тоже хорошо.

Психопатия начинается, когда хобби превращается в часть биоритма или переплетается с биохимическими процессами. Последние есть воплощение темпоральности, ибо многие биологические реакции протекают циклически, издавая периодические реагентные «щелчки».

Вместо подробных описаний достаточно упомянуть алкогольную аддикцию, когда «человек» живет по похмельно-запойному календарю. Упомянули – и хватит. Не будем говорить на эту мерзкую тему.

Часто зависимое поведение связывают со слабой отцовской фигурой, которая только и может запретить субъекту вести себя подобным образом. Но у фигуры нет либидо – (как при гипертимии) обмен энергией осуществляется с какими угодно представлениями, но только не с «отцовским».

С недостающим «отцом» аддиктоиду могли бы помочь истероид или эпилептоид. У них этого добра в избытке. Эпилептоидные дамы умело берут мужичков-алкоголиков в ежовые рукавицы. У истеричек свои, не менее эффективные, методы.

Тут главное не напороться на других психопатов, заливающих свои проблемы спиртом. Надо понимать, что алкоголизация – социальный феномен, поэтому не все алкоголики являются аддиктоидами. Например, параноид нередко сочетает бред ревности и пьянство, чтобы дать выход тревоге и агрессии. Тогда не поздоровится ни истероидной жене, ни эпилептоидной теще, ни аддиктивному собутыльнику.

Астеноид

Как соединить зависимость от времени и сильную привязанность к ценному объекту?

Разбавить, ослабить свою темпоральность, добавив в нее телесные сценарии. Например, внушить себе хроническую психосоматическую болезнь. Обязательно хроническую! Тогда настроение, эмоциональный фон, общая активность – и прочий психический тыл – не будут сильно зависеть от времени. Но здоровье и состояние тела превратятся в своеобразный календарь, в сетку жизненного расписания.

В истероидную историю нелюбви с ценным объектом добавляем мотив заботы. Объект вовлекается в искусственную темпоральность болезни. Он стоит у изголовья и считает секунды. Или отмеряет нужное количество капель лекарства. Неслучайно в мировой культуре (особенно в кинематографе) заботливая сиделка часто суетливо хватает пузырек и, неразборчиво считая вслух, капает снадобье в ложечку. Нередко эту сцену берут крупным планом.

Необязательно добиваться от ценного объекта заботы с помощью психосоматических симптомов. Достаточно ярко продемонстрировать свою слабость и подождать, когда объект проявит рыцарские качества или родительский инстинкт. Сила астеноида в его слабости (?’??????? – бессилие).

Опекающий объект очень много значит для астеноида. Сиделку с улицы он не потерпит. Телесный спектакль бессознательно разыгрывался для конкретного зрителя. В отличие от истероида, массовка уже не нужна. Почти не нужна. Все-таки представление обладает частичной темпоральностью (верхняя полуплоскость же). Поэтому образ ценной фигуры подвластен времени, он меняется. И если вы будете регулярно пробегать мимо и походя оказывать астеноиду знаки внимания, то рискуете сами превратиться в ценный объект.

Рис. 7.7. Панорама плоскости. Либидо фокусируется в форму потенциала по мере приближения к правой полуоси Эдипа. Проходя через окрестность центра, либидо переходит в аффектную форму, но не сбивается с пути. Слева зона дефокусировки (свободная от линий). Линии фокусировки искажаются в районе оси Хроноса, совершая «мертвую петлю». Чем выше (ниже), тем сильнее искажение: в конце концов, от линий отрываются замкнутые вихри. При сильном отдалении от центра по вертикали, вихри теряют устойчивость и излучаются в форме аффектов. Аналогично, за известным пределом, все линии фокусировки разряжаются аффектами.

Астеноидные представления играют главную роль в формировании долгосрочных отношений с преобладающим мотивом защиты партнера от внешнего мира. Без перехода защиты в гиперопеку, ревность или эпилептоидный контроль.

Избыток представлений в астеноидном секторе ведет к симбиотической привязанности: разлука с заботящейся фигуры психически непереносима для субъекта. Психосоматика продуцируется постоянно, забирая все ресурсы. В пределе получается соматоформное расстройство (ипохондрия).

Подумайте, как можно связать конформизм – некритическое принятие любых ценностей социальной среды – с атемпоральностью и дефокусировкой либидо? Какие параноидные черты просматриваются в конформоидной психопатии? Кого бы вы поместили в левый нижний сектор?

Антракт
Последний допрос Аннушки

Над холмами, словно пламя,

Наши алые плащи.

Перед римскими орлами,

Иудея, трепещи!

Градский. Рок-опера

«Мастер и Маргарита»

Кабинет. За столом человек в белом френче что-то пишет. У входа стоит офицер.

Человек во френче (бурчит под нос). Голова раскалывается. И опять этот запах жженой резины! (громко) Терещенко! Почему в помещении воняет резиной?

Офицер (испуганно, с подобострастием). Не могу знать, товарищ нарком!

Человек во френче. А можешь знать, что вчера за чертовщина кругом творилась?

Офицер. Никак нет, товарищ нарком!

Человек во френче. (в сторону) На нет и расстрела нет. (громко) Зовите последнюю подследственную. И закончим уже на этом.

Офицер выходит.

Человек во френче (один). Нехорошие квартиры, говорящие коты, безумные поэты, иностранные маги! Двадцатый век на дворе! Коммунизм! Боженьку к стенке поставили, значит и дьявола поставим! Нет такой черной магии, которая бы не устояла перед диалектическим материализмом. В моем рапорте всему дано научное объяснение. Каждой мелочи, каждому преступлению последних трех дней. А рапорты, как известно, не горят. Еще бы понять, откуда тянет жженой резиной.

Входит Аннушка, затравленно озираясь.

Человек во френче. Вам известно, кто я?

Аннушка. Да, добрый человек.

Человек во френче (грозно). Почему в глаза не смотрите, товарищ Пыляева?! Или участвовали в хищении социалистической собственности?

Аннушка становится к зрителям в пол-оборота, так что видны ее безумные глаза. Взгляд хаотично скользит по комнате, ни на чем не фокусируясь.

Человек во френче. Давайте быстрее закончим это варьете. Слушайте внимательно. Вследствие вашей халатности погиб известный советский писатель.

Аннушка (шепотом). Я его убила.

Человек во френче (не слышит ее). Вы разлили на Патриарших прудах жидкий продукт коллективного сельхозтруда, продемонстрировав тем самым пренебрежительное отношение к быту советских тружеников.

Аннушка (чуть громче). Я его убила.

Человек во френче. По законам процветающего советского государства, уверенно идущего в светлое будущее всеобщего благоденствия и человеколюбия, вас следовало бы расстрелять. Но если вы сознаетесь, что были введены в заблуждение агентами британской разведки и белогвардейского движения…

Аннушка (громче). Я его убила!

Человек во френче. Не отвлекайтесь, товарищ Пыляева! От вас требуется только подписать одну бумагу… О том, что поддались на провокации контрреволюционеров, что пытались нанести вред советской сельхоз промышленности, что раскаялись. И все! (в сторону) Ну, может, посидите в лагере пару годков, пока история на Патриарших не забудется.

Аннушка (кричит). Я его убила!

Человек во френче (в сторону). Она безумна.

Аннушка (падает на колени). Я хочу признаться! Это я убила Берлиоза! Но я не хотела!

Человек во френче (в сторону). А такая рациональная картина складывалась. (Аннушке, обреченно). Рассказывайте.

Аннушка (встает с колен). Понимаете, товарищ нарком, я всю жизнь хотела стать поэтессой. Даже написала поэму.

Человек во френче. Поэму? О Ленине?

Аннушка. Нет. О Понтии Пилате!

Человек во френче (в сторону). Сговорились! Секта, не иначе. Поторопился я с рапортом.

Аннушка. И еще две тетради стихов.

Человек во френче. О революции?

Аннушка. Нет. О грозе в Ершалаиме!

Далекий раскат грома, человек во френче кривится от боли и трет виски.

Аннушка. Я принесла свое творчество товарищу Берлиозу. Он сказал, что может устроить меня в Массолит. Но потребовал плату.

Человек во френче. И сколько же он потребовал?

Аннушка. Немного. Всего одну ночь.

Далекий раскат грома.

Человек во френче. И вы согласились, товарищ Пыляева?

Аннушка. Конечно! Я ведь любила Берлиоза! Только Миша обманул меня. Ни Массолита, ни Берлиоза.

Человек во френче. Вообще-то дача взятки ответственному лицу, особенно в такой цинично-развратной форме, – серьезная уголовщина. Вы позорите образ великой советской женщины, свободной от предрассудков! Вы подрываете устои…

Раскат грома, человек во френче сжимает зубы от боли.

Аннушка (подняв руки к небу). Вот стою я перед вами, товарищ нарком, простая великая русская поэтесса! Никому не известная, Берлиозом обманутая! Что мне до Вашей революции?!

Человек во френче (озираясь). Молчи, безумная!

Аннушка. Что мне до вашей советской власти?!

Человек во френче. Молчи! Ты нас всех погубишь! У стен есть уши.

Аннушка. Что мне до ваших стен с большими ушами?! Я рождена, чтобы творить! Но страна не была готова к моей поэме. И я смирилась. Я сожгла рукописи!

Человек во френче. Вот и отлично! Нет улик, нет проблем.

Аннушка. Но Миша Берлиоз их тайно переписал! И каждую ночь подбрасывал мне! Каждое утро я просыпалась и находила под подушкой свои тетради! Каждый день я работала из последних сил, надеясь на обещанное вашей советской властью светлое будущее! Каждый вечер я сжигала рукописи! Каждую ночь мне снился Ершалаим, пропавший во мраке бури. И каждое утро я просыпалась от удара грома, чтобы найти под подушкой сожженные тетради!

Человек во френче (в сторону). Точно секта. Контрреволюционная, клерикальная, террористическая! Или просто банда психов.

Аннушка вскрикивает и отскакивает в сторону.

Аннушка. Кот!

Человек во френче (устало). Что еще такое?

Аннушка. Кот! У вас по кабинету бегает большой черный котище. К Вам под стол спрятался и оттуда подмигивает.

Человек во френче (заглядывает под стол). Нет там никакого кота! (поспешно встает из-за стола и пятится в дальний угол кабинета). Вам все кажется.

Аннушка. Профессор Стравинский мне тоже так говорил. Но этот кот мне помогал каждый вечер растапливать печку. И мурлыкал о том, что все уладится, что Миша Берлиоз меня на самом деле очень любит. И что надо просто дать ему правильный сигнал.

Человек во френче (выхватывает маузер, подбегает к столу, заглядывает под стол). Ни слова больше о котах!

Аннушка. Но это правда, товарищ нарком! Кот подарил мне примус, полный приворотного зелья. Он сказал, чтобы я разлила приворотное зелье не Патриарших. Тогда все пойдет как по маслу. И Миша Берлиоз тоже пойдет по маслу. И вся страна по маслу пойдет. Я тогда еще очень удивилась. Почему приворотное зелье воняет, как жженая резина!

Молния озаряет сцену, на стене появляется тень огромного кота.

Аннушка (кричит, указывая на стену). Вот он! Кот! Смотрит на меня и ухмыляется!

Человек во френче стреляет в стену, в кабинет вбегает офицер.

Человек во френче. Уведите подследственную! Сдайте ее на руки профессору Стравинскому. Она душевнобольная! (в сторону) И я, кажется, тоже.

Аннушка (сопротивляясь). Это кот! Огромный! Сидит и заглядывает в окно!

Все освещение в кабинете гаснет, в окно светит полная луна, превращаясь в огромный кошачий глаз, гремит гром, частые вспышки молний озаряют кабинет, кошачья тень прыгает по кабинету, офицер и человек во френче пытаются подстрелить тень, тень сбивает офицера с ног, маузер падает близко к Аннушке.

Аннушка (хватает с пола маузер). Миша, я иду к тебе! Я дочитаю тебе свою поэму! (стреляется, выстрел сливается с раскатом грома, гаснет свет).

Несколько секунд – полная тьма, тишина, слышен только далекий хор римских всадников, затем включается свет, на сцене – только офицер и человек во френче; тень, глаз за окном и Аннушка исчезли.

Человек во френче. Где тело?!

Офицер. Товарищ нарком, ее кот унес.

Снова слышен хор римских всадников, на этот раз громче и ближе.

Человек во френче. Молчать! Лучше уж твое «немогузнание», чем дурацкие шуточки, товарищ Терещенко!

Офицер. Но кот…

Человек во френче. (поправляя френч, немного успокоившись) Сам знаю, что кот. Но в рапорте чтобы никаких котов! Задержанная британская шпионка оказала сопротивление при задержании и была застрелена на месте. Ясно?!

Офицер. Так точно, товарищ нарком!

Человек во френче. Что еще?

Офицер. Пришел отчет о разлитом масле на Патриарших. Это не масло, товарищ нарком. Это топливо для примуса производства первого государственного меднообрабатывающего завода. Разрешите приобщить к рапорту?

Человек во френче. Я тебя самого сейчас приобщу. Сначала к британским шпионам приобщу, а потом к оказавшим сопротивление при задержании приобщу. Свободен!

Офицер козыряет и выходит из кабинета. Человек во френче долго сидит, молча сдавив виски руками и тяжело дыша.

Человек во френче (резко вскакивает с места). Я понял! Это все заговор! Они все заодно! Берлиоз специально прыгнул под трамвай. Это сигнал для всей остальной секты. Заговор! Всюду заговор!

Раскат грома, хор римских всадников переходит в устойчивое крещендо, человек во френче хватается за голову.

Человек во френче (все более бессвязно и неразборчиво). Стравинский! Это его проделки! Это врачи, врачи все подстроили, вступили в сговор с британской разведкой! Нет, с немецкой! С немецкой! Артист же немец! Хотят свести советский народ с ума! Чтобы пролетариат бросался под трамваи, обливался маслом и котов гонял! Это врачи! Их всех надо к стенке! Всю интеллигенцию к стенке! Всех офицеров к стенке! Всех к стенке! К стенке! К стенке! К стенке!

Человек во френче ходит из угла в угол шаркающей кавалерийской походкой, с каждым шагом белый френч превращается в белоснежный плащ с кровавым подбоем; свет тускнеет и в итоге гаснет; гром гремит не переставая; хор римских всадников поет «Интернационал»; все звуки сливаются воедино.

Мир меркнет…

Глава ?
Мгновения спрессованы в психоз

Время стошнило прокисшей золой.

Шевчук. Суббота

8.1. Сверх-Я умрет, а Я останется

Что делает Хронос со своими детьми? Ест. Потому что Хронос – это время, поглощающее свои порождения. Что скрывают за собой красивые слова: темпоральность, изменчивость, подчиненность времени? Лик смерти.

Вновь появилось искушение ввести новую силу, новую «мортидную» энергию, специально для «мортидных» представлений. Проблема в том, что таких представлений нет. Опыт смерти непредставим. По Лакану, смертен всегда другой. И даже потерю других людей человек не способен до конца вместить. Осколки их образов живут в нашей психике, согревая в холодную одинокую зиму. Спустя годы мы иногда ждем звонка или сообщения от абонента, который никогда не появится в сети.

Как же субъекту удалось сделать смерть предметом речи, искусства, научного исследования? Для столь сложных когниций представления необходимы.

Оказывается, опыт смерти можно косвенно представить, спроецировав на другого.

Здесь надо сказать пару слов о проекции. В современных псевдоаналитических текстах от проекции требуют, чтобы «непереносимое содержание» было непременно выброшено «вовне». Одни пишут, что «внутреннее воспринимается как внешнее», другие: «внешнее как внутреннее». И возникает путаница.

На самом деле все просто. Психика должна где-то хранить важную информацию, даже неприятную. Кроме представлений у психики ничего нет.

В Я можно выделить большую группу представлений, которая называется самость, самооценка или самоощущение (Selbstgef?hl). Все три названия равноправны. Элементы самости отражают то, как субъект воспринимает себя, свое тело и свою социальную роль (?-9). Вся информация о себе любимом хранится в представлениях самости.

В мире слишком много вещей, способных подпортить нашу самооценку. Что с ними делать? Не представлять? Тогда мы рискуем упустить нечто важное для нашего развития, удовольствия, выживания. Представлять нужно. Дальнейшая судьба «нехороших» представлений зависит от психической устойчивости субъекта.

Сильная самость спокойно переваривает любые новые представления.

Слабая самость активно делает вид, что неприятная информация ее не касается. Опальное представление оказывается в свободном плавании. А запретный плод сладок, то есть наполнен либидо – ценным ресурсом. Поэтому чем нелицеприятнее некое знание о себе, тем больше на него спрос у других «представленческих группировок».

Напомним, что Я отражает реальность, а не только самого субъекта. Поэтому кроме самости в Я содержатся представления, отражающие наших друзей, врагов, коллег и просто знакомых. Поэтому новоиспеченное представление, наполненное либидо, перехватывается у слабой самости и включается в состав любой другой группы (рис. 8.1.а). И обращаться психика с новым знанием будет соответственно: как будто оно относится не к самому субъекту, а к другому. Никаких выходов вовне. Все внутри психического пространства представлений.

рис. 8.1а. Проекция в пределах фрагментарного Я. Перемещаемое представление обозначено пунктиром. Проекция оказывает существенное влияние на расклад сил внутри Я.

Простая житейская аналогия. У вас есть личный дневник, куда вы записываете великие философские мысли (ваши и чужие). И вот, в процессе философствования, вы пришли к выводу, что родственники (ваши и чужие) ничем не отличаются от обитателей скотного двора. Но записывать в дневник такое неудобно. Вдруг прочтут. Тогда вы заводите отдельную тетрадь, где отрываетесь по полной. Тетрадь прячете в потайной ящик стола, где лежит антикварная переписка вашей прабабки-авиаторши. И тетрадь, и дневник хранятся в вашем столе. Но в разных ящиках. Вы спроецировали свои негативные мысли на прабабку. Теперь как будто бы она в своих письмах костерит ваших родственников.

По Ференци^[74] проекция подобна первому крику новорожденной психики. Это необходимый и естественный механизм психической защиты. Если злоупотреблять проекцией, можно заработать психоз, ненароком создав ложную реальность. Например, вы вытащите из ящика всю прабабушкину переписку и продадите на аукционе. Но «забудете» извлечь из связки писем вашу тетрадочку. Вот коллекционер-покупатель удивится, что потомственная дворянка изъяснялась трехэтажным матом!

Чем фрагментарнее наше Я, тем легче осуществлять проекцию. И наоборот, проекция усугубляет расщепление Я. Поэтому проекцию считают базовым механизмом всех психозов.

Может ли сильная психика, с целостным Я, осуществлять проекцию? Может, но есть проблема. Тетрадка теперь только одна (Я целостно). Тогда можно ввести шифр. Сделать так, чтобы первые буквы строк обычных дневниковых записей сливались в поток ругательств. Или раскидать яростную исповедь по страницам в случайном порядке. Перекроить ткань нарратива, ткань времени. Что получится? Современная проза.

Как видите (рис. 8.1.б), проекция в пределах целостного Я не способна внести в психику серьезных изменений. Это чисто техническая процедура.

рис. 8.1б. Проекция в пределах целостного Я не меняет картины в целом.

Вспомним о Сверх-Я, о нитевидной (?-5) структуре, которая хранит представления наших ценных объектов в форме своеобразной кинохроники (или археологических слоев).

Нити Сверх-Я формировались постепенно. Это археология взаимоотношений с ценным объектом. Потеря объекта – это всегда трагедия. Поэтому психика регулярно проверяет и пополняет свою сокровищницу родных образов, воздвигая палаты памяти^[75], где каждому ценному объекту выделяется отдельная анфилада комнат. А то и весь этаж.

Опыт взаимодействия с ценным объектом хранится слоями, перемешивается с фантазиями, ожиданиями, разочарованиями, прогнозами. В итоге мы имеем дело не с одиночной фотографией (представлением), а кинолентой, где по кадру воспроизводится эволюция представлений во времени.

Одной исторической хроникой дело не ограничивается. Психика ставит спектакли с участием ценных фигур, стравливая их версии (или копии) друг с другом. Снимает триллеры и романтические комедии. Сочиняет философские романы и комиксы. Практикуется в альтернативной истории и конспирологии.

Объект в настоящем разбивается на множество представлений. Из этих кадров составляется множество переплетающихся и ветвящихся кинолент. Каждая кинолента просматривается психикой в контексте прошлого (реального или воображаемого) и будущего (разной степени фантастичности).

Фактическим прошлым и рациональными прогнозами контекст не ограничивается. Он расширяется, углубляется и ветвится. Множество сослагательных наклонений, конфабуляций (ложных воспоминаний), мифологем, прогнозов, страхов. И все посвящено одному-единственному ценному объекту. Поэтому мы и говорим, что Сверх-Я имеет нитевидную фрактальную структуру – это наиболее близкая и точная топологическая модель всего этого безобразия. Паутина.

Кадр, сотканный из представлений, – это композиция представлений, то есть тоже представление. Кинолента – это композиция кадров, то есть тоже представление. Композиция киноленты и контекста – аналогично.

Сложную структуру Сверх-Я нетрудно разделить на несколько крупных «киновселенных», которые редко (но все же) соприкасаются. Эти фрактальные нитевидные представления называются интроектами. Интроекция (психическое вмещение) – это только что описанный процесс взаимодействия с ценным объектом. Это механизм более зрелый, чем идентификация. Последняя сосредоточена на текущем состоянии объекта, не обеспечивает прогностической функции и задействует только небольшую группу представлений. Интроекция подразумевает работу с целыми участками Сверх-Я, рефлексию, критический анализ авторитетов и многое другое.

Совесть, страх наказания или осуждения, желание понравиться – все основано на бессознательном прогнозе реакций со стороны интроектов. Последние тоже берутся не в исходном виде, а как представления, сильно приукрашенные психикой. Как часто мы думаем: «а вот что скажет мама», «что люди подумают», «что напишут СМИ», «не подкопается ли прокуратура». И сами же на свои вопросы отвечаем. И переживаем. А на самом деле всем на вас плевать, все заняты своими делами. Матерям не до вас, они в шлемах и латах бьются в кровь о железную старость^[76]. Люди ищут, где бы взять кредит на погашение кредита. СМИ освещают очередной перфоманс Джигурды. Прокуроры следят только за тем, чтобы в процессе следственных мероприятий не выйти на самих себя.

Если интроекция – такой важный и крутой психический механизм, почему мы о ней так мало говорим? Потому что с точки зрения Хроноса это нонсенс, безделица и бессмыслица. Зачем запоминать чью-то эволюцию во времени, если ты сам воплощаешь время? Если кто и занимается интроекцией, то Эдип. Успешное разрешение Эдипова комплекса – это замена идентификации на интроекцию.

Почему Хроносу плевать на интроекцию? Потому что ему плевать на реальность. А интроекция является совершенным инструментом тестирования реальности. Поясним. Как психика оценивает актуальность представления? Правильно. Представление актуально, если позволяет быстро снова отыскать старый источник удовольствия (глава 5).

Удовольствие – это разрядка. Значит, нужно подвести к представлению немного либидо и посмотреть, сможет ли представление осуществить быструю разрядку. Желательно – аффектную. Если да, то в реальности по-прежнему существует представляемый предмет, с помощью которого субъект выполняет некие действия и получает удовольствие.

Теперь вспоминаем, какие представления попадают в жернова Хроноса. Не единичные элементы, которые легко протестировать. А огромные черные квадраты, внутри которых заперты нечастные осколки некогда реальных объектов (глава 6). Творческие омуты никогда не существовали в реальности. Их сначала надо воплотить в холсте, отлить в граните или издать в черной глянцевой обложке – и уж потом тестировать. И, как правило, тестированием будет заниматься не творец, а публика. Тестирование со стороны творца часто оборачивается в бесконечное переписывание шестой главы или в испытание рукописей огнем.

Если психика все же попытается протестировать свое творчество в реальности, то сразу же проиграет сражение. На первом шаге к черному представлению подводится либидо… И все. Отвести вы его уже не сможете. Застой (Stau) зовется так неспроста. Он не отдаст вам энергию обратно, использует ее для создания новых неочевидных связей меж затонувших представлений.

рис. 8.2. Проекция в Сверх-Я. Показаны два «дерева» – два образа ценных объектов. Деревья меняются участками ветвей или целыми ветвями, что оказывают на психическую динамику ощутимое влияние.

Итак, для интроекции нет места в этой книге. Хронос реальностью не интересуется. Но он интересуется временем! Поэтому с помощью проекции играет нитями Сверх-Я (рис. 8.2), переставляя их местами, перекраивает ткань истории, закольцовывает прошлое и будущее. Заодно проверяет, не выпало ли какое-нибудь представление из потока времени, не возомнило ли себя вечным.

Проекция – это тестирование темпоральности. Так же, как интроекция – тестирование реальности. Интроекция не интересуется темпоральностью, проекция – реальностью. Замешивая свою тетрадку в колоду старых писем, человек тестирует прабабушку на темпоральность, создавая артефакт, противоречащий реальности.

8.2. Великое выселение чертей

По Фройду, норма – это гармония между неврозом и психозом. Цитируем^[77]:

… невроз не отрицает реальности, он не хочет только ничего знать о ней; психоз же отрицает ее и пытается заменить ее. Нормальным… мы называем такое отношение, которое объединяет определенные черты обеих реакций, которое так же мало отрицает реальность, как и невроз, но которое так же стремится изменить ее, как и психоз. Это целесообразное, нормальное отношение ведет, конечно, к внешне проявляющейся работе над внешним миром и не удовлетворяется, как при психозе, созданием внутренних изменений…

Запомните эту цитату, выделите маркером, выпишите, вырежите из книжки, сделайте статусом в соцсетях!

Мы не можем выбирать между неврозом и психозом. Нас интересует композиция невроза и психоза. Пространство психических реакций строится на двумерном базисе. Пограничное состояние не является чем-то независимым, качественно отличным от невроза и психоза (это еще предстоит доказать, когда доберемся до Нарцисса).

Невроз, как известно, является результатом неудачного вытеснения. Вы же не думали, что запертые в бессознательном преступные представления смогут смириться со своим заточением? Доктор Лектер только и ждет, чтобы воспользоваться слабостью психики в лице наивной Кларичче или сентиментального Грэма – и прорваться в сознание.

Тут уместно спросить: а кто, собственно, занимался вытеснением? Вы-с и занимались. Вашей вины в этом нет, ибо совсем без вытеснения вы никогда бы не смогли социализироваться и приобщиться к сверхъевропейской (иудео-христианской) культуре, то есть не стали бы полноценным субъектом.

Поборникам толерантности это больно читать, но в некоторых отсталых «культурах» способность к вытеснению не развита в должной мере, вытеснение не интегрировано в процесс воспитания. Результаты вы видите на улицах Кельна, Лиона, Ротерема и других западноевропейских городов.

На карте Великобритании все больше горячих точек, где выходцы из отсталых «стран» насилуют белокожих девочек прямо на улицах. Власть, захваченная леваками, активно замалчивает ситуацию, готовясь к тотальной капитуляции перед исламистскими захватчиками. Несчастным британцам остается только молить бога о второй Тетчер. Или Родсе. Или Дизраэли. Или Кромвеле.

Как видите, важна сама способность к вытеснению. Его масштаб (от одиночных представлений до людской массы) и содержание (от вожделения к белой плоти до желания отправить табор в небо) – лишь топливо и сырье для невроза. Необязательно невроза: все может ограничиться оговоркой по Фройду или бегом по утрам (что, на вкус автора, пострашнее любого невроза). Силой, соединяющей невротический материал в нечто объективное и доступное для наблюдения, является Эдипов комплекс. Только комплекс, но не отдельное влечение. Более мягкие невротические симптомы вырастают из «молодых» комплексов, сконструированных по образцу Эдипа (глава 6).

По аналогии можно предположить, что прорыв в сознание сразу двух противоположных вихрей – универсальная причина всех психозов. Конкретное содержание психоз черпает из представлений, попавших в жернова комплекса. Чем сложнее зерно психоза, тем богаче его проявления и психотические фантазии. Таким образом наиболее интересна борьба двух прорвавшихся в сознание вихрей за творческий омут с застоявшимся либидо.

Попробуем зайти в таинственную область темпоральных психозов через хорошо изученную территорию объектных неврозов. Прежде всего, зафиксируем наш отказ от любых притязаний на научность. Мы не говорим о психозах в клиническом смысле. Только в контексте психоанализа. Здоровая психика часто использует психотические механизмы в целях адаптации или творчества. Только когда психозом балуются слишком много представлений, возникает определенный перекос.

Возьмем эталонный пример неудачного вытеснения – истерию (истерический невроз). Переведем на диаграммный язык давно известную картину симптомов.

рис. 8.3. Истерическая аффектная арфа а) и б).

Либидо движется к цели по знакомому вам амбивалентному контуру. Вдруг, не пройдя и половины пути, либидо внезапно обращается в бегство, перескакивая на противоположную дугу (рис. 8.3.а). Скачок происходит мгновенно, то есть в форме аффектного импульса. Но и обратно добежать кванту энергии не суждено. Передумав, либидо снова меняет направление движения.

Полюса комплекса забыты. Либидо концентрируется между ними, устраивая радостные покатушки с одного потока в другой (рис. 8.3.б). Цель и источник запретного влечения, устав от своей незавидной участи, могут без лишних уговоров произвольно уйти в бессознательное. Но вытеснение все равно будет считаться неудачным из-за обилия неуправляемых аффектов, которые мешают субъекту управлять своим телом.

Каждый скачок либидо сопровождается бурной телесной активностью: от невротического флирта до судорог. Зато решена главная задача: удержание, ассимиляция и сброс излишков энергии. Либидо заперто внутри комплекса, как свет в зеркальном лабиринте. Истерический припадок заземляет такой объем энергии, с которым навязчивый невротик за всю жизнь не разберется.

Аффектная арфа. Гудящее от энергии пространство, очерченное магическим кругом соблазнения и бегства. Поэтично, не правда ли? Эстетическое наслаждение от подобных узоров с лихвой компенсирует когнитивные усилия, затраченные на внедрение диаграмматики в психоанализ.

Мысленно добавим в систему немного либидо, тем самым увеличив напряжение струн аффектной арфы. Импульсы энергии летят во все стороны и врезаются в случайные представления. Им придется что-то делать со свалившимся счастьем. Самый простой способ, хорошо вам знакомый, – закольцевать избыток либидо. Так внутри старого контура формируются новые вихри (рис. 8.4). Хаотические истерические симптомы упорядочиваются и обретают жесткую привязку к реальным объектам. Как правило, таким объектом является собственное тело субъекта. Отсюда – сетка симптомов, стабильно продуцируемых астеноидом. Да, это уже не истерия в чистом виде, потому что внутри Эдипа засел Хронос. Реже объект лежит во внешнем мире. Тогда астеноид будет стабильно беспокоиться о погоде, о высоких ценах, о приоткрытой форточке, о плохо списанном курсаче.

рис. 8.4. При высокой плотности аффектов внутри амбивалентного контура возникают новые представления, которые объединяются в вихри.

Левый поворот осуществлен. Из истероидной области мы переместились в астеноидную (рис. 8.5). Не будем останавливаться на достигнутом и еще сильнее натянем аффектные струны. Физики знают, что при сверхвысоких энергиях кванты поля начинают взаимодействовать между собой. У диаграммы появляются новые петли. Импульсы все чаще мешают друг другу, сталкиваются лбами. Сумасшедший дом! Но вы-то уже знаете, к чему ведет сумасшедшая плотность либидо, не находящая себе выхода. Из концентрированной энергии рождаются новые представления – либидозные омуты (рис. 8.6).

рис. 8.5. Сценарии переходов между психопатиями и сценарии выхода за клинические пределы.

Либидо циркулирует, пытаясь пробиться сквозь застой. Происходит ужасное. Темпоральные представления больше нельзя (вообще нельзя) проверить на реальность. Источники времени перемещаются в фантазийную область. Субъект не просто выдумывает себе болезни или напряженно прислушивается к ощущениям. Он реально чувствует, как под кожей ползают черви, как гниют органы, как чешется третья рука.

Психика идет вразнос, тратя все либидо на тщетные экспедиции на дно ипохондрического омута. Там нет дна. Одна бездна. Тогда в ход идет аффектная атака. Застой бомбардируется импульсами либидо. В этом состоянии субъект вполне может схватиться за нож и, испытывая реальное удовольствие, срезать кожу и вытряхнуть на пол извивающихся личинок. Кому-то хватает одной подобной разрядки (и одной госпитализации, и одного курса целебных таблеток – это уже не к нам, это к Игнатию). Кто-то обречен потерять последние психические силы и продемонстрировать врачам устойчивое нарастание негативной симптоматики.

рис. 8.6. При критической плотности аффектов внутри амбивалентного контура возникают застои либидо.

Тут-то и совершается крутой финальный сюжетный поворот. Комплекс Хроноса, который до сих пор проявлял себя как ядро всех психозов, может спасти своего носителя. Для этого всего-то нужно, чтобы вихрь времени развеял психотические новообразования, прорвал плотину застоя. Удастся ли спасительная авантюра?

Вопрос теперь в том, возможна ли циркуляция энергия в контуре, где много застойных мест? Ох, какой непростой вопрос. Мы стоим на перепутье (рис. 8.5). Затянет ли нас в омут, в загадочную область инверсии, в царство Нарцисса, о котором нужен отдельный разговор? Удастся ли Хроносу сжечь проклятые рукописи, освободить представления из омута, чтобы тут же закрутить их в темпоральном вихре? Или будет достигнут новый компромисс?

Ответ зависит от множества факторов. Это и внешняя среда, и наследственная предрасположенность… и много всего такого, чего в нашей модели нет. У нас есть только представления, ими мы и оперируем. Поэтому все зависит только от начального распределения либидо между представлениями, от количественного соотношения между различными формами энергии, от случайно пролетающих мимо вихрей. С таким подходом любознательный читатель может сам взять и без труда написать небольшую компьютерную программу, моделирующую различные сценарии борьбы между Хроносом и Нарциссом.

Мы не будем лишать вас исследовательского удовольствия и, тем более, не будем грузить формулами и математическими моделями. Просто перечислим основные сценарии. Их не так много (рис. 8.7).

Исходный узор. Одно представление с собственным «запасом» энергии (потенциалом), погруженное в темпоральный вихрь. На пути вихря появляется застой. Гремучая смесь.

Побеждает застой. Застой либидо имеет свойство разрастаться, поглощая новые представления и новую энергию. Поэтому интуитивно кажется, что тонкую беззащитную линию попросту затянет в омут, словно звезду внутрь черной дыры. Вся система коллапсирует и уходит в ноль. Мы ее потеряли.

Неустойчивое равновесие. Принцип удовольствия никто не отменял! Используя свой потенциал, свободное представление будет активно проталкивать энергию по трубе. Застой сохраняется, но не разрастается (остается «доброкачественным»). Шаткое равновесие между Хроносом, Эдипом и приблудным Нарциссом. Сделаем громкое заявление: именно такая конструкция лежит в основе так называемого виктимного поведения (но об этом – в следующем сезоне нашего сериала).

Распад узора. Свободное представление уклоняется от конфликта. Зачем ему тратить время на реакционных поклонников застоя? Можно по-тихому свалить за бугор, прихватив с собой вихрь. А если хватит потенциала, то и из вихря выйти. Три отдельных компонента разбредаются по координатной плоскости, где для них в прошлой главе были построены уютные загончики.

рис. 8.7. Дерево сценариев борьбы между застоем, потенциалом и циркуляцией либидо.

Побеждает вихрь. Замкнутый поток удавкой затягивается вокруг омута. В едином вихре возникают турбулентности, которые дробят черное зерно жерновами Хроноса. Здесь возникает новая неопределенность. Мы не знаем заранее, сколько энергии было запасено в форме застоя. Мы также не можем предсказать, чью сторону примет вчерашний раб. Чернь, боявшаяся сильного тирана, часто начинает бунтовать уже по окончании революции, поднимая восстание против своих освободителей. Новый вихрь может закрутиться в направлении, противоположном исходному.

рис. 8.8. Некоторые листья дерева сценариев помещены на плоскость психопатий для сравнения.

Возврат к амбивалентности. Победа вихря может оказаться Пирровой. Истощенный борьбой с Нарциссом Хронос получает удар в спину от Эдипа. Представление из исходного узора, используя свой потенциал, пытается подчинить себе останки обмелевшего омута. Повторяется история Алисы и Бэзила. Циркуляция либидо прекращается (тогда мы попадаем в истероидную область) или соглашается на нейтралитет (астеноидная область).

В этом многообразии узоров – диалектическая гармония невроза и психоза, их единство и борьба.

Но и это еще не все. Теперь стало очевидным, как психопатия одиночных представлений связана с неврозами и психозами.

Невроз – это неудачное вытеснение Эдипова комплекса. Психоз – неудачное вытеснение комплекса Хроноса. Главное здесь что? Вытеснение? Нет, ибо оно уже окончилось неудачей. Главное – комплекс. Исчезни он – и нечего будет вытеснять. Теперь вспоминаем определение психопатии для одиночных представлений из прошлой главы. Психопатичное представление не может выйти из комплекса! Если все представления в комплексе психопатичны, то комплекс будет стоять вечно. Напротив, чем больше представлений по первому зову психики меняют свою структурную принадлежность и свою динамику, тем более адаптивен субъект.

Для большей наглядности возьмем дерево событий (рис. 8.7) и разложим основные варианты на плоскости психопатий (рис. 8.8). Имейте в виду, что плоскость изначально предназначалась для размещения одиночных точек. Теперь точки размещаются парами. Если обе точки попадают в одну область – например, истероидную, – то проблем нет, это просто пара представлений из Эдипова комплекса.

рис. 8.9. Двойная черта – граница между областью сильного вихря и областью сильного застоя. Если взять любые две точки: выше и ниже границы, то их динамика изображена на пограничной диаграмме. В данном случае, это диаграмма «вихрь вокруг застоя», изображенная поверх границы.

Если представления лежат в разных областях с общей границей, на границу кладется «монетка» с нужным узором. Любая пара точек (по одной из каждой области) будет взаимодействовать между собой по сценарию, изображенному на соответствующей пограничной диаграмме (рис. 8.9). Вот такая математическая модель: простая, но достаточно гибкая. Главное, не бояться спуска на уровень отдельных представлений. И, следуя заветам Фройда, связывать воедино топический, энергетический и динамический аспекты.

8.3. Короткое размыкание

Последний вопрос на сегодня. Мы посмотрели, как Хронос помогает бороться с психозом, устраняя застои либидо. Это, конечно, очень красиво и познавательно. Но уж больно попахивает нарциссизмом. Не в том смысле, что автор – нарцисс и занимается литературным самолюбованием (хотя и в этом тоже). Мы про то, что застой либидо принято связывать с комплексом Нарцисса. С ним же обычно ассоциируют такие явления, как парафрения (гибрид мании величия и бреда преследования), миф о злом двойнике, меланхолия, фетишизм.

Мы забрели не в ту область? Немного. Но взгляните снова на большое семейство узоров (рис. 8.8). Там нет ограничений на переходы между системами. Билет можно брать в оба конца. Хронос однажды наслал смерчь, чтобы вытянуть воду из омута. Что мешает ему обратить время вспять (он же бог времени!) и воссоздать естественную среду обитания чертей в другом месте? С чего вообще мы решили, что застой либидо – это единственный психотический источник?

рис. 8.10. Либидо движется в обход застоя.

Психоз (не клинический, а психоаналитический) – это не болезнь, это результат психического самоисцеления, издержки самоорганизации. Психика не может уследить сразу за всеми представлениями, поэтому решение локальной проблемы может обернуться глобальными неприятностями.

Возьмем самый простой случай. Была амбивалентность, никого не трогало. Вдруг прямо на пути потоков либидо встал омут. Что делать? Не отдавать же энергию этому зазнавшемуся произведению искусства. Приходится идти в обход (рис. 8.10). И что же мы видим? Вокруг застоя образуется ложный вихрь. Он не замкнут, но кто об этом знает заранее? Никто. Рядом стоящие представления видят веселый хоровод и пытаются туда вклиниться. И вот уже готов источник темпоральности, не подчиняющийся Хроносу. И анти-Хроносу тоже. Вообще никак не ориентированный. Но подключившиеся представления, не подозревая об обмане, начинают весело танцевать, подгоняя либидо и пытаясь поддержать его циркуляцию.

Долетев до щели между амбивалентными дугами, либидо не может остановиться и пытается перепрыгнуть пропасть. А как это сделать? Надо действовать быстро: рядом омут, он не дремлет. Либидо переходит в аффектную форму и, частично рассеиваясь, продолжает бег по ложному кругу (рис. 8.11).

С чем бы это сравнить? Очень похоже на эффект Джозефсона. Из сверхпроводящего кольца вырезали маленький участок и заполнили изолятором. Внезапно на краях этого участка появляется электрическое напряжение, которое можно измерить классическим (неквантовым) прибором. Откуда оно взялось? Из квантового мира. Разность фаз пси-функции квазичастиц (очень абстрактная фигня) прорвалась в реальность в форме наблюдаемой физической величины.

рис. 8.11. Ложный вихрь Хроноса, замкнутый с помощью аффектных искр.

Недостаточно поэтично? Хорошо. Очень похоже на фракцию некронов из фантастической вселенной Warhammer 40k. Жила-была раса, комплексующая по поводу своей смертности. Чтобы преодолеть комплекс, эти ребята перенесли свою психику в машины из «живого металла», способные к саморегенерации и практически бессмертные. По законам жанра, цена была высока: некроны лишились души и свободной воли. Зато у них появились пушки Гаусса! С помощью которых некроны постоянно ведут войну на истребление со всеми другими расами. Просто потому, что ненавидят все живое.

Чистым воплощением их комплекса Хроноса стали монолиты. «Исторически» монолиты были городами некронов. И так как их обитатели были одержимы страхом и ожиданием смерти, монолиты были похоже на огромные гробницы. Когда некроны стали бессмертными роботами, монолиты также подверглись модификации, превратившись в несокрушимые крепости, оснащенные мощным оружием.

Периодически некронам удавалось провести процедуру пробуждения монолита. Крепость левитировала, обретая способность к межпланетным перелетам, гиперпространственным перемещениям, уничтожению вражеского космического флота.

Так вот. Ложный вихрь Хроноса – это панический страх смертности, заставивший в погоне за бессмертием вообще отказаться от жизни. Ложный вихрь Хроноса поднимает некронские монолиты в космос. Ложный вихрь Хроноса рождает аффектные импульсы ненависти ко всему живому.

Ложный вихрь может быть ориентирован относительно Хроноса: А) положительно, Б) отрицательно, В) ортогонально, Г) частично положительно, Д) частично отрицательно.

В случае А мы имеем уже упоминавшиеся (глава 7) биполярные аффективные расстройства. Но не только их. Чем сильнее застой, тем на более опасную высоту снижается вихрь, зачерпывая из омута черную воду онейроида. Онейроидный психоз – это помутнение сознания, при котором субъект переживает сюжеты эпического или космогонического содержания. В онейроидном пределе человек чувствует себя богом и полностью отключается от реальности. Включившись обратно, пациент некоторое время не может в полной мере ориентироваться в пространстве и времени, но уже реагирует на других людей. В этом промежуточном состоянии он помнит и может довольно внятно пересказать содержание своих галлюцинаций. По мере окончательного «приземления» память стирается. В периоды между приступами субъект может быть адекватен, деятелен и когнитивно сохранен.

Онейроидный психоз лучше описывать в терминах нарциссизма, но его хронотическая составляющая очевидна. По сравнению с БАР, это гораздо более зловещий и могущественный темпоральный регуляратор. При биполярке скачет только настроение, эмоциональный фон – общая активность страдает опосредованно. Онейроид полностью переключает сознание субъекта на другой канал, где показывают сюжеты про атлантов, инопланетян и ГМО.

Случай Б – это особая паранойя, где против Хроноса восстали не только все окружающие люди и предметы, но и сам субъект. К тезису «Меня все преследуют, обсуждают, хотят обмануть и убить» прибавляется вопрос «А чего это они?». Действительно. И психика находит «очевидный» ответ: «Ну конечно же, потому что я такой маниакальный и великий»^[78]. К бреду преследования добавляется бред величия, притом величие является причиной преследования.

Опять же, вникать в механизмы парафрении (а это именно она) нельзя без понимания комплекса Нарцисса. Но без Хроноса здесь ничего бы не было. Субъект бросил вызов титану, ибо сам возомнил себя божеством. Вовлеченные в психоз представления атемпоральны, и гарантом их атемпоральности является застой либидо в центре ложного вихря! Застой свободен от реальности. В творческом акте этот омут можно заселить какими угодно чертями: брутальными, богатыми, богоподобными, беззаботными, блистательными, бариалибасноватыми. Похоже, план «б» себя исчерпал. Заглянув в омут, человек может спроецировать на его гладь любой грандиозный образ, чтобы принять за свое отражение. Я с низкой самооценкой (слабой самостью) легко соглашается на подобного рода проекции. Чем ниже самооценка, тем выше вероятность увидеть в омуте отражение божества – зеркального Хроноса, анти-Хроноса.

Случаи В и Г мы рассмотрели в предыдущем параграфе.

Случай Д приводит нас к классической навязчивости. В самом деле, если вихрь ортогонален Хроносу, то он параллелен Эдипу (направлений всего два, выбор не велик). Коль скоро вихрь ложный, то при первой возможности переключится на реальные объекты, променяет темпоральность на реальность.

Обычно мотивом для вытеснения является опыт наказания после удовлетворения желания. Однако в случае репрессивного (патогенного) воспитания один лишь факт осознания «греховного» желания вызывает у психики шок. Это сугубо патологический процесс, потому что имеет место непреодолимая регрессия к первобытному (или детскому) стилю мышления. Последний характеризуется функциональным тождеством помысла и действия. Помыслить – значит совершить.

Субъекта запугивают, рассказывая о страшных греховных влечениях и соблазнах. Фанатичные «воспитатели» не понимают, что без их рассказов и допросов ребенок не скоро бы узнал о таком обилии соблазнов. Так как сами фанатики – люди глубоко невротичные, их рассказы имеют четкие бессознательный мотив: получение удовольствия от нарративной сублимации собственных влечений. Помыслить значит совершить. Рассказать кому-то (невинному) – тем более.

Вот и получается, что репрессивные пуритане удовлетворяют свои собственные вытесненные извращенные фантазии, попутно травмируя детскую психику. По-хорошему, таких «родителей» нужно судить за растление малолетних, лишать родительских прав и вообще права на размножение, воспитание и контакты с любыми детьми. Увы, наша юридическая система пока не созрела для тесного сотрудничества с психоаналитиками. Психоаналитики, впрочем, тоже еще не доросли до осознания себя как источника новой власти^[79]. Да и популисты постарались выставить ювенальную юстицию этаким пугалом, черной чучелкой.

Это к вопросу о том, откуда в психике обсессивных (навязчивых) невротиков берется такое обилие разнообразных влечений мастурбационного или агрессивного свойства. Люди с навязчивостями, как правило, очень порядочны и нравственны (но их нравственность имеет мало общего с духовностью). Их богатые фантазии нельзя объяснить опытом успешной разрядки. Вот скажите спасибо репрессивному воспитанию, у которого (в отличие от обычного) запрет идет гораздо раньше самого действия. Или вместо действия. Само же действие описывается в столь густых эмоциональных красках, что быстро запечатлевается в молодой психике в виде представления.

Часто эти индуцированные представления имеют мало общего с реальностью. Сексуальные фантазии навязчивых невротиков вообще очень инфантильны и поражают неподготовленного человека сочетанием наивности и извращенности.

Вам сейчас зачем вся эта информация? Чтобы догадаться, насколько обсессивная психика предрасположена к рождению аффектов, к конверсии и к вытеснению. Особенно к вытеснению. Даже самое успешное и безобидное замещающее образование (6.2) имеет все шансы быть уличенным в порочности и тоже подвергнуться вытеснению.

Психика рано или поздно (обычно рано, к подростковому возрасту) устает вытеснять такой большой объем представлений. Поэтому возникает прорыв. Либидо вновь устремляется от источника к цели. Это вызывает у субъекта панику, желание срочно унять бушующую плоть, совершив некий ритуал. Под ритуалом (или обсессией) понимается навязчивая моторная активность, обращенная на нейтральный объект. Субъект усилием воли переводит либидо в аффектную форму, лишь бы прервать ток от источника к цели (рис. 8.12.а).

Помогает? Немного. Все-таки аффект позволяет сбросить избыток либидо через физическую активность. Но природу не обманешь. Нейтральное представление отдает импульс обратно. Либидо ложится на старый курс и таки достигает цели. При этом совершается то самое навязчивое действие (компульсия), против которого был направлен ритуал (обсессия).

Замечание. В патопсихологии можно встретить другую трактовку. Компульсия – это навязчивое действие, обсессия – навязчивая мысль. Это справедливо. Однако в психоанализе всегда нужно проверять, насколько изучаемый субъект регрессивен, то есть насколько справедлив принцип «помыслить значит содеять». Обсессивная мысль это мысль-действие, мысль-ритуал, постоянно проговариваемая субъектом про себя и перерастающая сначала в бормотание, затем и в реальную активность. В общем, обсессивные мысли сильно отличаются от своих классических когнитивных коллег. Поэтому мы позволили себе немного переставить акценты в определениях обсессии и компульсии.

Полученная конструкция нестабильна. Невротик очень стесняется своей навязчивости и активно пытается ее вытеснить. Немного упорной борьбы с собой – и третья вершина покидает сознание (рис. 8.12.б). Но что это такое? Оказывается, у объекта навязчивости были ассоциативные друзья-представвления, которые быстро вклинились в схему. Борьба продолжается, истощая психические силы субъекта и растягивая цепочку заместителей.

Каков итог борьбы на истощение? Дайте подумать… Истощение? Правильно.

Цепочка становится настолько длинной, а психика настолько ослабленной, что диаграмма разрывается на две независимые петли (рис. 8.12.в). Напоминает схему работы лазера, не правда ли? Медленно поднять систему на энергетическую горку. И обрушить вниз лавиной фотонов, генерируя когерентное излучение. Но эта физическая лирика длится недолго. Замещающие представления отброшены, влечение не хочет вытесняться.

Терять уже нечего. Реализуется предельно простая схема замыкания аффекта на себя (рис. 8.12.г). Вы уж простите, что мы в таком неприкрытом виде изобразили мастурбационную активность. Это именно она. Представление отправляет либидо самому себе, да еще в форме аффекта.

а)

б)

в)

г)

рис. 8.12. Этапы развития невроза навязчивости вплоть до аффектной ауторазрядки.

Мы шли к этой диаграмме так долго не потому, что нам хочется нарисовать мастурбирующего субъекта, а рисовать мы не умеем (вот автор и спалился). Нас интересуют здесь три феномена. Во-первых, постепенный переход всего либидо в аффектную форму. Во-вторых, замыкание аффекта относительно одиночного представления. В-третьих, на рисунках 8.12 изображена зеркальная амбивалентная петля (сравните ее с другими диаграммами, там везде обход контура совершается против часовой стрелки).

Замкнутая струна аффекта позволяет представлению сбросить все либидо. Более того, либидо необратимо рассеивается, необратимо исчезает из психики (по определению аффектной формы). Как и в случае чистой истерической конверсии, вытесненное влечение можно считать удовлетворенным, путь вытеснение и не увенчалось успехом.

Представление теряется актуальность и исчезает из виду, пока не получит следующую порцию либидо. Адаптивная психика постарается исправить ситуацию. Чем адаптивность ниже, тем упорнее представление будет повторять навязчивый сценарий, растрачивая весь ценный энергетический ресурс.

Казалось бы – ну и пусть растрачивает. Главное, что происходит разрядка и испытывается, в известном смысле, удовольствие. И это правда: невротик действительно испытывает приятное облегчение после проведения своего ритуала. Заодно тестируется реальность: вдруг ценному объекту нанесен вред? Да нет же, все нормально, вот объект, вот удовольствие. А вдруг что-то изменилось? Надо проверить. Да нет же, вот все в порядке. Хорошо… А вдруг?.. И так далее.

Обсессивно-компульсивный механизм может стать хорошим темпоральным регулятором. Вернее, антитемпоральным. Эпилептоиды активно используют невроз навязчивости для пассивно-агрессивной защиты своего идеального (как им кажется) порядка. Неслучайно на рисунках 8.12 амбивалентность отзеркалена. Навязчивые невротики крайне упрямы в своих инфантильных (догенитальных) сексуальных привычках, включая психогенные проблемы с питанием и испражнением^[80].

рис. 8.13. Ложный вихрь и невроз навязчивости на психопатической плоскости.

В очередной раз наша волшебная плоскость позволяет красиво совместить динамику нескольких представлений и психопатии (рис. 8.13). Прием работает в обратную сторону. Мы можем заполнить пустые ячейки на рисунке 8.13, как будто нам предложили невербальный тест на IQ (больше похоже на ICQ). Что бы вы поставили на место вопросительных знаков?

Во-первых, ближе к нулю разместится уже знакомый псевдо-вихрь с омутом посередине (рис. 8.11). Второй пропуск (левее и выше навязчивого ритуала) заполнить еще проще. Приближаясь к началу координат, мы повышаем вероятность застоя… Снова застой?! Недавно с ним было покончено благодаря вихрю времени! Увы, застой такая штука, что стоит только зазеваться, польстившись на благодать оттепели…

Откуда взялся застой? Механизм абсолютно аналогичен истерической арфе. Плотность аффектов превысила критическую, их нити перепутались, на пересечениях образовались омуты (аналогично рис. 8.6). Не будем перегружать рисунок (и читателя) промежуточными шагами и сразу нарисуем результат (рис. 8.14). Эти две диаграммы по сути эквивалентны. Что их точно роднит, так это необыкновенная теоретическая и методологическая ценность. Перед нами – модель психотического ритуала!

Наконец-то мы готовы сделать последний рывок к тайне психозов, к главной идее этой книги.

Застой невозможно проверить на реальность. Застой – это великий творческий замысел, который только предстоит воплотить в физическом мире. Психика, страдающая навязчивостью, не готова к такому повороту. При неврозе она исправно тестировала реальность, чтобы убедиться в наличии там ценного объекта, убедиться в сохранности (бессмертии) источника удовольствия. И заодно это самое удовольствие получить в акте навязчивого ритуала.

Но наступил психоз. Ценный объект существует только в фантазиях, в новой (психотической) реальности. А психика по привычке ищет его в старой (невротической) реальности. Конечно же, не находит. Но продолжает искать! Так защитный ритуал превращается в ритуал призыва. Психика словно шаманит, поет психотическую мантру, надеясь призвать свое порождение в реальный мир. Но чем величественнее Хронос, тем бледнее его тень, отбрасываемая на реальность.

рис. 8.14. Психотическая навязчивость. Обе диаграммы можно считать эквивалентными. Между ними есть различия, но их анализ выходит за рамки данной книги.

Как же удовольствие? При неврозе источником удовольствия служил ритуал. Психика повторяла некое действие, чтобы достигнуть разрядки. Поэтому невроз навязчивости легко анализировать – в нем зашифровано неудовлетворенное влечение. При психозе вокруг омута носится темпоральный вихрь, то есть уже удовлетворенное (мертвое) влечение. Психика уже получила удовольствие сполна, когда занималась психотическим творчеством. Свой аванс она обязана отрабатывать вечно…

Невротик получает удовольствие каждый раз, повторяя навязчивое действие. Психотик уже получил удовольствие. Невротик повторяет свой ритуал, чтобы убедиться в неизменности мира. Психотик верит, что однажды из его ритуала родится новый мир.

Стучитесь головой в дверь подъезда – и вам откроют.

Вот мы и подвели черту. Хронос расставил все на свои места.

И если некий доброжелатель будет капать вам на мозги, навязчиво читая мораль и требуя жить по чужим правилам, расскажите ему о Хроносе. Пусть знает, что он не одинок в своем поклонении древнему титану. И когда новообращенный адепт, окрыленный и раздавленный, спросит, что же ему делать со своим комплексом Хроноса, – подарите ему эту книгу.

Антракт
Картонный человек

Записывай адрес! Улица Пушкина. Дом Колотушкина.

Вольнов. Пранкота

Москва. Вспольный переулок

Март, 2020

Ты неправильно смотришь. Ты можешь его увидеть. Это опасно. Надо смотреть правильно. Чтобы только чуть-чуть заметить. Но нельзя видеть. Нельзя смотреть. Если не хочешь лишиться глаз. Вот он идет. А ты не готов. Ты его проглядел. Ты неправильно смотришь. Ты неправильно смотришь.

– Боишься уснуть за рулем?

Игнатий тряхнул головой, отгоняя воспоминания.

– Уснешь тут! Когда из глубин памяти подмигивает одна странная история. Случай из практики. Еще времен кибицовской ординатуры.

– Поделишься?

– Да ну, там сумбур какой-то. Я тогда был молодым и глупым…

– Как сейчас?

– Светлана!

– Игнатий?

– Ничего не имею против своего имени. История долгая, а мы уже приехали.

Машина затормозила у перекрытой воротами арки.

– У тебя сон в каком глазу? – спросила Озерская, высунувшись в окно и помахав в закрепленную на стене камеру. Створки начали медленно разъезжаться.

– Ни в одном.

– Вот и я о том же. Заезжай.

– Сама же говорила, что я плохой рассказчик. Не сильно-то ты спешишь домой.

– А ты думаешь, мне там дадут отдохнуть? Это же семейство дятлов со стальными клювами. Мужа надо собрать в командировку, и это целый ритуал. При этом он постоянно хвастается, что его выпускают за границу, несмотря на погоны. А меня, обычную мозгоправку, пристрелят при первой же попытке покинуть страну. Дочурка вот тоже – рассорилась с очередным хахалем, приехала на побывку. Выносит мозги каждый вечер. И с каждым разом такие вот каникулы в родительском доме у нее все дольше и дольше. Черта с два выгонишь. Звезда умная. Поздний ребенок, мать ее, то есть меня грешную. А ты что уши развесил?! Рассказывай давай про свой случай!

РГМУ

Пятнадцать лет назад

Аннушкин неловким движением поставил диктофон на паузу и с опаской посмотрел на Кибица. Профессор не спешил бросать тонущему практиканту спасательный круг наводящих вопросов.

– Лазарь Базираэлевич, тут… – заминка, которая обычно влечет за собой пересдачу. Не в этот раз. Кибиц сам не знал правильного ответа. Потому что не было тут правильных ответов. Вообще ответов не было. Одни вопросы.

– Не торопитесь, Аннушкин. Случай особый. Подбирайте каждое слово. От этого зависит ваша дальнейшая судьба.

Бред пациента заинтересовал профессора гораздо больше, чем возможность в очередной раз устроить своему подопечному муштру.

– Я думаю, здесь мы видим…

– Слышим.

– Слышим классический случай отказа от общения через навязчивое повторение. То есть персеверацию.

– Классический?

– По форме, – мгновенно нашелся Игнатий. – Но не по структуре. Обычно отказ от общения обусловлен расстройством мотивации. Когда субъекту не интересно взаимодействовать с нами и с окружающим миром. Однако этот пациент демонстрирует заинтересованность и общительность. Персеверация возникает исключительно как реакция на расспросы о страхах пациента.

– О страхах или о фобиях?

– О страхах. Фобии относятся к конкретным объектам. Фобический объект выбирается произвольно, иррационально, но за ним скрывается вытесненный конфликт. И сам объект предельно конкретен.

– Это я и без вас знаю, Аннушкин. Но если здесь нет конкретного объекта, почему вы говорите о страхе, а не о беспредметной тревоге?

– Потому что аффект страха здесь движется по чрезвычайно узкому каналу фантазмов. Пациент боится, что его страх окончательно обретет форму, боится узнать что-то лишнее.

– Это вы, Аннушкин, боитесь узнать что-то лишнее! А пациенты очень детально и тщательно изучают структуру собственного безумия. Именно пациенты пишут нашу науку, редко приглашая врачей в соавторы. Кто вам сказал, что фобического объекта нет в реальности? Ваш повседневный опыт? Вот ему бы я не доверял ни в коем случае. Не только потому, что этот опыт ваш. Такой опыт лежит по эту сторону нормальности. Психотические личности бегут именно от нормальности, от повседневности. Их психическая реальность с беспощадной точностью высвечивает многие скрытые объекты, связи. Ведь что есть ваша или моя система знаний о мире? Картотека фактов и суждений. А наши пациенты умудрились сложить из карточек мозаику. Господь знает, что такого они там разглядели. Надо только правильно смотреть. Пациент это и пытается вам втолковать! Ну-ка, включите запись снова.

Никогда еще профессор Кибиц не вступал в дискуссию с практикантами. Этот клинический случай был испытанием. Сможешь ли ты погрузиться в мир безумца? И что ты сделаешь, встретив там опровержение рациональной картины мира? Останешься врачом? Или примешь сторону безумия?

Игнатий отмотал кассету и включил запись.

– Здравствуйте.

– Привет, доктор.

– Как вас зовут?

– Ты же знаешь.

– Это для записи. Если не возражаете, конечно.

– Значит так. Меня зовут Евгений Палыч. И я сношал твою мать.

– Хорошо. Итак, Евгений. Почему вы здесь?

– За звонки незнакомым людям.

– Да. И вы осознаете, что это приносило им некоторые неудобства?

– Конечно. Но иначе никак нельзя.

– Почему?

– Ты опух, что ли? Я должен был предупредить их об опасности.

– Люди жаловались, что вы обзывались и грозили приехать и вступить в половые сношения с их родственниками, живыми и мертвыми. Мало похоже на предупреждение об опасности.

– Ну… они не верили мне!

– Прошу вас, не плачьте. Мы сами можем их предупредить. Нам надо только знать – о чем?

– О картонном человеке.

– О фигурке человека, сделанной из картона?

– Нет, доктор. Никто его не сделал. Он сам по себе был и есть.

– Чем же он страшен?

– Он хочет, чтобы его увидели. И не хочет, чтобы его увидели. Он бегает где-то с краю, как белая точка, как бумажный журавлик. Ему нравится, когда его замечают. И не нравится, когда его замечают.

– Остановите, – профессор Кибиц рисовал в блокноте девятую по счету кляксу. – Вас ничего не настораживает?

– Настораживает, – подумав, признался Аннушкин. – Меня вообще многое здесь настораживает. Видно, что пациенту трудно общаться с людьми, но он преодолевает себя. Вся эта телефонная ругань – не более, чем жест бессилия, признание собственной беспомощности перед людским скепсисом. Он любит людей. И ненавидит их. Эту двойственность он вкладывает в образ картонного человека.

– Хм. Признаться, я уж думал, что после стольких лет обучения вы все-таки стали настоящим специалистом.

– А я не стал?

– Специалистом? Конечно, нет. Ведь кто такой специалист? Это деревянный любитель исхоженных троп. Знаток правильных ответов. А вы больше любите вопросы, чем ответы. И это радует. Любой дипломированный психиатр на вашем месте поленился бы изучать эмоциональную сторону мотивов пациента. Чтобы признать за душевнобольным право любить и жертвовать собой… Для этого надо обладать особой смелостью.

– То есть я не провалил практику? Даже несмотря на то, что случилось во время дежурства?

– Пора бы вам уже отбросить эти школярские замашки. У вас, Аннушкин, боевое крещение состоялось, а вы и не заметили. Насладитесь сполна красотой чужого безумия. О формальной стороне вопроса позаботятся нужные люди. Поделитесь своими мыслями, не стесняйтесь. А то надоели все эти шаблонные цитаты из медицинских справочников.

Никогда еще профессор Кибиц не был так откровенен со своими учениками. Более того, он сам и требовал от них именно «шаблонные цитаты из справочников».

– Хорошо. Делюсь мыслями, – перевел дух практикант. – Для шизофрении характерно несоответствие содержание бреда и эмоционального фона. Кроме того, система бредовых идей может разрастаться, укрепляться. Но резкая смена «генеральной линии» практически невозможна.

– На самом деле возможна, – перебил профессор. – На поздних этапах психика больного не справляется с нагрузкой, и целые куски сюжета начинают выпадать из выдуманной реальности. Как я понимаю, это не про наш случай?

– Не про наш. Пациент находится в маниакальном состоянии. У него хватило сил отрезать себе часть ноги, не впадая в болевой шок. Все свои звонки он совершал, не обращая внимания на кровоточащую культю.

– И сколько звонков он успел сделать за один вечер?

– Около сотни. Вечером он провел себе ампутацию, всю ночь сидел у телефона и названивал по незнакомым номерам. И если бы случайно не дозвонился в местное отделение милиции, его бы так и не нашли.

– Поражает, не правда ли? Такое усердие.

– Довольно типично. Я хочу все же вернуться к смене сюжета и эмоциональному фону. Пациент одержим идеей картонного человека. Но одержимость эта не маниакальная, а обсессивно-компульсивная. Пациент боится своего творения. Его агрессия, звонки, ругань по телефону – напоминают защитный ритуал, как при обычном неврозе. Полная конгруэнтность бреда и аффекта! Наши стандартные пациенты рассказывают о своих воображаемых преследователях с легкой улыбкой, располагая к себе и изо всех сил вовлекая собеседника внутрь бредовой реальности. Особенно в маниакальной фазе. «Меня хотят убить родственники, хихихи, ой, какая радость». Вольнов не такой.

– Верно подмечено. Конгруэнтность бреда и эмоционального фона. А если взять его телефонную ругань как отдельный феномен. На копролалию не тянет?

– Не тянет. Его брань занимает вполне конкретное место в процесс общения. Пациент адекватно, с его точки зрения, реагирует на равнодушие собеседников. И удовольствия никакого от произнесения нецензурных слов не получает.

– Вот! Я не ошибался в вас, Аннушкин. Вы сумели найти в странных действиях больного стержень адекватности. Дальнейший анализ случая имеет смысл. Вот только я так и не увидел смены сюжета.

– Ее трудно заметить. Я это понял скорее на интуитивном уровне. Сначала этот картонный человек был сам по себе, и эту внешнюю угрозу пациент хотел отвести от других людей. Но потом что-то произошло. И тот же самый образ стал внутренним.

– Пациент смог овладеть объектом бреда?

– Не думаю. Он скорее смирился с его существованием.

– Тогда где же тут смена сюжета?

– Пациент из наблюдателя стал созерцателем.

Профессор Кибиц посмотрел на Игнатия поверх очков.

– Аннушкин! Давайте попроще. Мы не после фуршета.

– Давайте я лучше запись включу дальше. Предоставлю слово пациенту.

– Евгений, вы видели картонного человека?

– Думаю, что сегодня я попробую его видеть.

– Откуда же вы знаете, что он есть?

– Я его заметил!

– Где?

– О, доктор! Ты не поймешь. Когда ты видишь темноту, где-то на краю скачут образы. А чуть дальше, за краем, опять темнота. Я всегда любуюсь темнотой перед сном. Когда еще не спишь, но уже не можешь открыть глаза, словно их засыпало песком. Но однажды я заметил, что темнота за краем отличается. Она настоящая.

– А как вы достигаете края?

– Просто смотрю и жду, когда появятся образы. Потом перевожу взгляд чуть в сторону.

– То есть вы просто закрываете глаза и смотрите?

– Да. А потом начинаю замечать.

– И что же вы заметили?

– Много интересного. Там целый мир. Он пустой. Но интересный.

– Хорошо. Мир пустой. А как туда попал картонный человек?

– Доктор, ты дебилушко. Я же сказал, что он там всегда был. И есть.

– И сейчас есть? То есть я могу увидеть?

– Не можешь. Потому что сегодня его буду видеть только я.

– Хм… а заметить?

– Можешь! И я его сначала заметил. Смотрел-смотрел в темноту, а он взял и пробежал мимо. Далеко и быстро.

– Хорошо. Давайте я тоже попробую его заметить. Я закрываю глаза и?

– Ты неправильно смотришь.

– Но мои глаза закрыты.

– Ты неправильно смотришь.

– А куда надо смотреть? Сюда?

– Ты неправильно смотришь.

– И здесь нам пришлось прервать собеседование. Так повторялось еще два раза.

– И где же тут персеверации? Где отказ от общения? – профессор испытующе смотрел на Аннушкина. – Он пытался научить вас, как правильно смотреть.

– Не думаю. Он не хотел, чтобы я научился замечать. Или боялся, что я не пойму разницы между «заметить» и «увидеть».

– А вы эту разницу поняли?

– Да. Это как раз два разных бредовых сюжета. Первый сюжет: пациент наблюдает за темнотой и любуется сменой образов. В этом мельтешении он замечает особенную галлюцинацию, которая становится основой бреда. Ее может заметить каждый.

– И поэтому надо всех обзвонить и предупредить? Несостыковка, Аннушкин.

– А это уже второй сюжет бреда. Когда картонного человека можно не только заметить, но и увидеть. Сейчас…

Диктофон зашипел снова.

– Зачем вы отпилили себе ногу?

– Это сделал картонный человек. Потому что ему не понравилось, что я его увидел.

– Но вы говорили, что картонный человек хочет, чтобы его видели.

– Говорил. Я ошибался. Он хочет, чтобы его заметили. Но не хочет, чтобы его видели.

– А в чем разница?

– Заметить можно случайно. Но когда ты смотришь и ждешь, а потом не отводишь взгляда, то ты видишь.

– Поэтому если я закрываю глаза и жду, то ничего не происходит?

– Ты неправильно смотришь.

– Ну и так далее, – Игнатий поставил диктофон на паузу. – После этой беседы я понял, что значит «неправильно». Заметить можно только случайно, спонтанно. Этим пациент занимался всю первую часть своего бреда. Во второй части он стал созерцателем. И поплатился ногой.

– Чем он произвел ампутацию?

– Не знаю. Обыск проводила милиция, они не отчитываются. Но разрез был очень аккуратным, ровным. И таким… решительным.

– Профессиональным?

– Да.

– Образование?

– Девять классов средней школы.

– Привыкайте-привыкайте. Наши подопечные и не такое вытворяют. Когда дело касается воплощения в жизнь бредовых идей, нет никого смелее и способнее. Так чего добивался пациент повторением своей фразы?

– Старался спасти меня. Боялся, что я смогу не просто заметить, но и увидеть.

– Замечать, чтобы жить. Видеть, чтобы погибнуть?

– Как-то так. Остаток беседы пациент был на удивление конкретен и последователен.

– Что ж. Поздравляю с первым успехом. Вы помогли пациенту убрать раздвоенность. В первой беседе он не мог разделить два действия и метался между «хочет, не хочет».

– Евгений! Мне кажется, я понял, почему я неправильно смотрю.

– Да неужели?

– Да. Заметить можно только случайно. И это безопасно.

– Правильно, доктор. Но не расслабляй жопный мускул. Я тоже поначалу думал, что в безопасности.

– Что же случилось?

– Сначала я просто любовался образами в темноте. И засыпал, когда образы тонули и распадались. Но со временем сон стал задерживаться. И я мог еще несколько секунд следить за неподвижной и чистой темнотой. Это абсолютно черный фон, а в ушах стоит звенящая тишина.

– Да, это состояние знакомо многим людям. Мне, например.

– Поэтому я и звонил всем, чтобы предупредить. Нельзя любоваться тьмой! Однажды я заметил там белого картонного человека. Он бежал куда-то по своим картонным делам. Я не придал этому значения. Через неделю я заметил снова. После этого я специально старался подольше не засыпать.

– Но ведь мы с вами уже поняли, что заметить можно только случайно.

– А я тогда этого не понял. Совсем не понял. И стал следить за картонным человеком. И он стал приближаться. Он становился больше, его контуры проступали резче. И картонные грани угрожающе сверкали, словно стальные лезвия.

– То есть, вы не просто замечали. Вы видели и созерцали.

– Да! И картонный человек меня тоже увидел.

– Как вы это поняли?

– Картонный человек обернулся. И отрезал мне ногу.

– Было больно?

– Очень. Но я должен был предупредить всех. Звонил. Не смотри во тьму, не пытайся заметить. Иначе увидишь.

– Кажется, я вас понял. Хорошо. Я не буду смотреть во тьму. И остальным передам.

– Спасибо тебе, доктор. Теперь я спокоен.

– И что вы теперь собираетесь делать?

– А что мне еще остается? Хочу последний раз посмотреть на картонного человека. Столько грации в его движениях. Его контуры точны. Он распарывает темноту и наполняет пустоту моего мира.

– Вы не боитесь?

– Боюсь. Я знаю, что картонный человек не простит меня. Ночью все решится.

– Вы хотите покончить с собой?

– Это сделает картонный человек. Мне все равно.

– Вы же понимаете, что нам придется немного ограничить ваши движения?

– Смирительную вышиванку надеть? Да не вопрос. Хоть две, доктор. Так мне будет спокойнее.

Профессору пришлось самому выключить диктофон. Игнатий впал в состояние легкого ступора и мелкими движениями ровных белоснежных зубов обкусывал онемевшие губы.

– Вы с нами? Аннушкин! – Кибиц достал из аптечки нашатырь и поднес полуоткрытый пузырек к ноздрям практиканта. – Ага, теперь с нами. В отчете написано, что после пары часов вашего общения у пациента была купирована маниакальная фаза. Тревожность ушла. Он добровольно и сознательно следовал всем указаниям санитаров. Поздравляю. Вы нашли дорогу к ядру чужого безумия. Талант.

– Но это ведь не все. Финал…

– Никто не обещал счастливой концовки! Это психиатрия, Аннушкин. Здесь нет места счастью. Кроме того, ваше последнее ночное дежурство выходит за пределы практики. Вы добровольно вызвались поработать ночью. Волновались за жизнь своего пациента? Завязывайте с этим. В остальном замечаний никаких нет. Я сегодня же позвоню Озерской и порекомендую вашу кандидатуру для работы в новом психологическом центре.

– А как же интернатура и прочее?

– И прочее? Вы что, всерьез хотите быть психиатром в России?

– Я для этого поступал сюда, рвался именно к вам.

– Не для «этого», а для себя. Для себя. И для себя сделаете шаг в сторону. Уйдете в более мягкую область. В гипнотерапию, скажем. Вы слишком зачарованы той реальностью, которую творит больной разум наших пациентов. И не готовы ко многим неожиданностям. У вас ведь есть еще вопросы по пациенту?

– Есть. Куда делся глаз? Пациент ведь был зафиксирован. И у соседей по палате возможностей двигаться не больше. Кто и чем перерезал фиксирующие ремни? Почему Вольнов вообще проснулся после лошадиной дозы седативных препаратов? Как?!

Профессор перечитал приложение к отчету: «Внеочередной ночной обход. Произведен по инициативе дежурного врача (практиканта) Аннушкина И. В. Во время обхода пресечена попытка пациента Вольнова Е. П. совершить суицид. Пациент успел полностью удалить правый глаз, включая зрительный нерв. Удаление глаза произведено с хирургической точностью. Предположительно, с применением хирургических инструментов. Ни глаз, ни инструменты не найдены. Признаков присутствия посторонних в отделении не обнаружено. Признаков насилия не обнаружено. Фиксирующие ремни аккуратно перерезаны неизвестным острым предметом».

– Что делать с этим, Лазарь Базираэлевич? Это же не в какие рамки не лезет.

– Не лезет. А что делать? Могу дать совет. Бросайте медицину и мечты о клинической практике. Вы слишком жадно вкушаете плоды чужого безумия.

Москва. Вспольный переулок

Март, 2020

Светлана дремала, прислонившись виском к холодному стеклу. Игнатий, унесенный потоком воспоминаний, был, действительно, ужасным рассказчиком.

– Я уже забыл про то, что реальность может вылезать за навязанные ей рамки. А тут ты со своими ожившими медведями, чучелками и домовыми. Зачем я, спрашивается, бросал психиатрию, если чужое безумие все равно липнет ко мне? А, Светлана Александровна?!

– А?! Что?! Опять я в чем-то виновата? Ты что-то говорил сейчас?

– Говорил.

– И что именно?

– Что приехали.

– И правда. Спасибо тебе большое. Кстати, как тебе визит к нашей бедной Лизе?

– Изумительно! – на сарказм сил не оставалось. – У меня такие теплые воспоминания проснулись. Из психиатрической практики.

– Расскажешь?

– Обязательно. И потом еще раз на бис. Но не сегодня. Меня ждет пациентка с дикими оккультными фантазиями. Тебя – домашние.

– Да знаешь, там…

– Знаю. Дятлы со стальными клювами. До того, как вырубиться, ты успела пожаловаться на свое дорогое семейство.

– А что я еще говорила?

– Что у тебя сна ни в одном глазу.

Озерская задумалась. Аннушкин откашлялся. Ему не терпелось сбагрить коллегу и самому отправиться домой. Он еще успевал поспать пару часов перед поездкой в центр. Сегодня в листе ожидания записана Сара: значит, быть гипнозу. Что это за гипнотерапевт, который сам засыпает и впадает в транс на каждом шагу?

– Удачных сеансов, – Светлана выкатилась из машины. – До вечера.

– У тебя сегодня пациенты?

– Нет. Не совсем. Я предлагаю, как стемнеет, поехать в особняк Розы и все там хорошенько изучить.

– Что?! Тебе сегодняшних домовых мало?

– Во-первых, уже вчерашних. Во-вторых, Розу я знаю слишком хорошо, чтобы поверить в ее безумие. Но дело твое.

– Конечно мое! И еще моих клиентов, которые записались на сегодня. Удачного общения с безумным семейством.

Светлана ушла собирать мужа в командировку и выслушивать нытье дочери. Как унизительно для лучшего психотерапевта страны – тащить на себе клубок собственных нерешенных и нерешаемых семейных проблем.

Игнатий постукивал изящными тонкими пальцами по рулю. Почему он в ту ночь решил устроить внеплановый обход? Прогуляться захотелось? Казалось бы – все пациенты либо надежно зафиксированы, либо находятся под действием сильного успокоительного. Палаты заперты. Сиди себе и спи. Нет, спать, конечно, нельзя. Но хотя бы дремать можно. Вот Игнатий и задремал, всего лишь на какое-то мгновение. И ему приснился шорох в коридоре. Или мысль о шорохе. Или сон, где ему приснилась мысль о шорохе.

Встревоженное полусонное сознание уцепилось за окошечко ординаторской, через которое прекрасно просматривалась длинная труба коридора. Что тогда случилось? Ртутные лампы моргнули невпопад? Свет неправильно упал на стекло? Привиделось?

По трубе коридора пробежал картонный человек, сложенный из остроугольных треугольников и плоский, невзирая на множество сгибов. Пробежал и скрылся в палате, где ждал верный созерцатель.

Где он теперь, этот Вольнов? Выжил ли после той ночи? Сумел ли совладать со своим безумием? Не пытался ли снова увидеть картонного человека? По-прежнему звонит незнакомым людям? Или люди сами звонят ему, чтобы излить свои страхи?

Игнатий не знал.

Не знал Игнатий и того, что в заброшенной Ховринской больнице кто-то установил новенькие сетки из двух слоев медной проволоки. Они блокировали проход в дальний коридор на втором этаже северо-западного крыла.

Кого могла остановить эта преграда? Разве что раздразнить. Будь то случайный хулиган или посланный мэрией строитель – каждый считал своим долгом пнуть изящную конструкцию, прорвав охранительную плеву длинного коридора.

Из-за постоянного вандализма медный узор приходилось регулярно восстанавливать. Сами вандалы восстановлению уже не подлежали.

Однако иногда находились совестливые граждане. Чувствуя подвох – откуда в заброшенном здании начищенная до блеска проволочная сетка? – они разворачивались и шли своей дорогой. Проволока пела им вслед, трепетно колыхаясь, словно по ней ударили листом картона.

Всего этого Игнатий не знал.

Он изо всех сил гнал от себя сон. Ему снилось, что в белом пиджаке…

Глава Х
Башня из моржовой кости

Цель – это путь во времени.

Карл Теодор Ясперс

Случаи из практики рассмотрели, советы на каждый день дали, теорию в порядок привели, влечения и комплексы нарисовали, психопатов на плоскости распяли, психоз и темпоральность воедино связали. После столь плодотворных трудов можно расслабиться и сойтись в дружеской беседе на отвлеченные темы.

Tempus tantum nostrum est

Что такое настоящая роскошь? Настоящее счастье? Настоящая власть?

Не личный нефтепровод, не ложечки за десятки тысяч по госзакупкам, не офшорные империи, не дворцы, не виноградники, не толпы сторонников, не карманные СМИ, не коллекция драгоценных митр, не дотации, не отсутствие альтернативного мнения в радиусе трех властных коридоров.

Нет. Все это не роскошь, не счастье, не власть. Все это суета и томление духа.

Настоящие власть, счастье, роскошь – это время.

Время, отпущенное нам свыше, пока мы еще физически можем подписывать указы и различать лица наших ближайших советников. Физиологическое, телесное время. Неумолимое и грозное, если вы до последнего цепляетесь за власть. Бархатное и уютное, если вы умеете ограничивать срок своих высших полномочий и скромно уходите на пенсию, чтобы любоваться закатом.

Время, сокрытое внутри нас. Время, которое мы тратим на развитие, на размышление, на чтение, на заботу о себе. Разлитое в вечности, от первой секунды до последнего вздоха. Мы познаем мир и себя. Они тратят его на всякую чушь. Они соглашаются на фиксированный рабочий день, на ежемесячную аренду их пятых точек. Вместо того, чтобы добиться почасовой оплаты и вложить освобожденные часы в свое развитие.

Время, текущее к нам извне. Время, дарованное нам обществом. Время, которое другие люди тратят, чтобы слушать нас, читать наши тексты, голосовать за нас, покупать наши товары, молиться нашим богам. Как трепещут наши нейроны, когда кто-то тратит секунду на лайк, репост и комментарий! Какой триумф – увидеть на чужих полках свои книги, услышать в потоке чужой речи свою цитату. Политики, писатели, блогеры, актеры, обыватели – все готовы выложить посильные суммы за чужое время, как будто оно прибавит им лет или заменит саморазвитие! В мире, где реальная коммуникация вытесняется системой симулякров, обмен временем является универсальным средством поощрения, контроля, консолидации…

Общее время стало синонимом общей реальности, общего социума.

Человек – зверек социальный. И комфортнее человеку шагать по жизни в ритме социума, пусть и не разделяя большую часть социальных ценностей. Многие мечтают уехать в глушь не потому, что любят зловещую тишину ночного леса (под которую можно написать лучший хоррор или сойти с ума). Резко сменить ритм жизни – значит поменять свое место в социуме. Был горожанин, стал селянин. Или отшельник. Или осенний патриарх. Или великий мыслитель. Или психиатр. Или пациент.

Распорядок, ритм, расписание, запас свободного времени, привилегия опаздывать, привычка приходить раньше – единственная система сдержек и противовесов. Нет никакой игры олигархов, нет подковерной борьбы, нет кремлевских башен. Лишь наручные швейцарцы, метрономы, дубовые гробы с маятниками, олимпийские секундомеры, таймеры на бомбах – у всех свой ритм и свой запас времени.

Идет борьба за время: во всех его формах и проявлениях. Кто-то хочет подольше пожить и порулить, кто-то готов отдать миллиарды за возможность дочитать любимую эзотерическую книжку, кто-то мечтает выспаться, кто-то жаждет быть услышанным. Есть и те, кто лезет своими отверточками в чужие часовые механизмы и устраивают там диверсии.

Мир пикирует в цейтнот. Кремлевские дедушкины часы пошли в обратном направлении. Гражданский маятник толкают со всех сторон, превращая регулярные колебания в хаотические. Худшие обладают неоправданно большим запасом биологического времени, отжимая его у лучших. Целые пласты праздной публики замыкаются на самих себе, заменяя саморазвитие самовосхищением. Под оглушительно громкий гимн глобализации рвется и гниет связующая ткань мирового общества. Мировое время распалось на осколки. Цивилизация отвернулась от прогресса – и прогресс отвернулся от цивилизации. Толпа поволокла своих вождей, своих сограждан, своих пророков в прошлое.

Но все отчетливее, все беспощаднее щелкает наш метроном. И внутренние часовые механизмы настоящих граждан отвечают коллективным резонансом. Всех нас объединяет одно: у нас мало времени. Но у остальных и этого не осталось – их время вышло. Пришел наш черед. Теперь мы будем задавать ритм. Мы будем отмерять, кому сколько осталось тикать. Мы дадим по рукам тому ломастеру, который перевел главные часы на полтора века назад. Мы принесем радость сегодняшнего дня тем, кто застрял во вчерашнем.

Далеко не все доживут до светлого завтра. Но сегодняшнюю полночь мы встретим вместе, сплотившись у основания черной пирамиды, над которой сияет око Отца Битвы. Взгляните на пирамиду под нужным углом. И ее основание обратится в источник всех времен. И ее корпус раскроется подобно цветку, обнажив механизм всемирного метронома.

Мы объявляем о генеральной калибровке темпоральных координат.

Мы возвращаем себе свое время.

Decus hoc aevi

Мы живем в исключительно прекрасное и грозное время, на стыке двух встречных вихрей. В мире противоположностей, сливающихся в экстазе.

Кровожадные религиозные фанатики заключили союз с травоядными и бесполыми поборниками толерантности. Захлебывающиеся от перепроизводства сытые страны находят известное удовольствие в том, что продлевают агонию своих бывших колоний, посылая туда гуманитарную помощь. Вместо того, чтобы послать новых колонизаторов. Стремительно тупеющее большинство подсело на технологические подарки сверхинтеллектуалов.

Арабские революции, палестинские провокации, сирийские экспедиции, украинские контрибуции. Европейские новые левые, американские пожилые правые, русские хорошо забытые центристы. Стагнация, репрессии, власть криминала, соловьиный кисель в масштабах одной страны. Нанотехнологии, модернизация, неолиберализм, Джигурда в масштабах этой же страны. Кровавая борьба за старые информационные площадки и бескровное создание новых.

Политики все чаще играют роль пророков, пророки все чаще играют главную роль в политике. Борцы с системой, борцы за систему, борцы с пророками, борцы с борцами.

Ансамбль кунсткамерной музыки пиликает у нас под ухом. Экспонаты, заспиртованные в колбах с боярышником, ядрами пролетают над нашими головами. Бастионы старых устоев, не дожидаясь штурма, оживают и, переставляя башни-ноги, сами идут в атаку. Кавалерия срочно меняет коней на страусов, чтобы вместе с пернатыми скакунами прятать голову в ближневосточные пески. Танкисты, посовещавшись, ушли с войны в киберспорт, прихватив ценные запчасти. Пилоты истребителей-перехватчиков перехватывают друг друга и вежливо провожают до границы. Единственный пехотинец, заполняя собой политический и силовой вакуум, незаметно превратил руины старых городов в господствующую снайперскую высоту.

Смешались в кучу люди, кентавры, кони, конские кучи.

Принципиальная принадлежность к мирному безоружному населению пора объявить тяжким военным преступлением. Чем больше сил, больших и малых, вмешиваются в конфликт, тем больше выигрывают самые слабые и самые бесполезные. Тыловые крысы, пожирая друг друга и выбирая себе крысиных королей, добиваются тотальной защиты крысиных прав и говорят о мультикрысиной толерантной парадигме. И их слушают! Нет на них Кота-Бегемота.

Мы читаем сводки с поля боя, посыпаем голову хвоей и, тихо прихвоевая, синтезируем из потока информации целостную картину. Перед нами рисуется хаотическая карта, на которой проступают цели. Очаги разложения и архаизации. Скопления крыс. Склады боеприпасов, где хранятся бочки религиозного фанатизма, канистры социализма, пробирки с вирусом толерантности, вагиновакуумные бомбы феминизма, бюрократические снаряды в форме вялых фаллосов. Укрепрайоны, где за брустверами уютных кресел окопались ленивые чиновники. Аэродромы наивных дипломатов, где дозаправляются и ремонтируются бомбардировщики варварских стран. Конвои-караваны мигрантов, на спинах верблюдов везущие к нам свои отравленные идеи, своих не в меру плодовитых женщин, опоясанных взрывчаткой.

Все это наши цели. Всех их очистит огонь починенного примуса.

Поклонники равенства под ноль перекопали ландшафт возможностей. Что ж, мы поднимемся ввысь на гребне развития, на волне новых идей, на острие прогресса. Само течение времени вознесет нас на стратегические вершины. И там, обратясь лицом к солнцу, мы пошлем стрелы во множестве. И каждая стрела скорректирует огонь нашей тяжелой артиллерии.

Наше оружие уничтожит вражеские брустверы, слишком крепкие даже для ядерных снарядов Тюльпана. Наши снаряды из чистого времени. Время – наше оружие. Мы, воплощая собой завтрашний день, неумолимо приходим на смену всем персонажам дня вчерашнего.

Tempus magister optimus est

Вечен и неразрешим философский спор идеалистов и материалистов. Что первично: абсолютная идея или материя? Что лучше брать в качестве исходного пункта философской системы? Или выйти за рамки классической философии, удариться в постмодернизм, подменить логику игрой слов, выдать иронию за остроумие?

Внесем свой скромный вклад в философию. Допустим, что первична материя. Тогда, бесконечно развиваясь, материальная вселенная придет к своему логическому завершению. Будет это тепловая смерть с бесконечной энтропией или триумф порядка? Сказать трудно. Однако мы видим, как случайное сочетание мировых констант подарило нашей Вселенной физическую стабильность. Возможно, есть и другие Вселенные, где действуют другие законы. Но вся совокупность мультивселенных – это материя. И материя изменяется, движется, превращается в энергию. В нашей Вселенной материя (помимо прочего) развивается, образуя все более сложные структуры.

Триумфом сложности явился человек, чье строение позволяет отражать реальность, данную в ощущениях. Человеческое общество в своей коллективной деятельности получило от эволюции ценный приз: психику. Отдельные племена, народности и популяции были успешнее, они развивались, изобретали, захватывали территории. Так появились зачатки Сверхъевропейской Цивилизации – единственной цивилизации на планете. Структурная сложность цивилизованных обществ стала настоящим испытанием для человека. Лишь те государства преодолели рубеж, где в воспитании новых поколений был включен механизм вытеснения. Остальные выпали из цивилизованного общества.

К сожалению, история всемилостива, поэтому разлагающиеся останки варварских народностей до сих пор отравляют мировой воздух, мутируя во все более уродливые людские общности. Этот произвол, эта терпимость прогресса к деградации, не противоречит гипотезе о примате материи над идеей. Абсолютный дух давно бы вдохновил нас на новый крестовый поход против врагов цивилизации. Но этого не происходит. Деградирующие люди деградируют все быстрее. Люди, тяготеющие к прогрессу, берут новые и новые рубежи.

Конфликт рано или поздно достигнет насыщения. И те, кто развиваются, будут вынуждены с оружием в руках защищать свое право на развитие. Мы не сомневаемся в победе сил прогресса. Но борьба здесь более ценна и содержательна, чем победа. В борьбе человек обнаруживает в себе сверхчеловеческий потенциал. Внезапно (но ожидаемо) отдельные личности понимают: их человеческая природа должна быть преодолена. В процессе этого преодоления Оно, Я и Сверх-Я сливаются в триумвират. Психика обретает новую структуру, для которой еще нет ни имени, ни теоретических моделей.

В далеком будущем сверхчеловеческая борьба с человеком внутри себя откроет путь к невиданным психическим способностям. Параллельно в цивилизованном обществе будет нарастать технократический прогресс. Итоговый синтез прогресса и психики, духа и разума, оккультизма и науки приведет к ультимации. Сверхчеловечество возьмет последний барьер, получив возможность созидать миры и управлять временем.

Материя, пройдя бесконечное развитие, превратится в абсолютный дух.

Ровно то же самое будет, если начать рассуждение с чистого сознания, с неназываемого каббалистического Творца. В своем вечном самопознания и в желании усладить свои творения, Творец созидает принцип движения, принцип бесконечного развития, принцип устремленности – Зоар. Дальше вы знаете. Древо жизни, учение сфирот, Иерархия, Адам Кадмон… Чтобы в одном из множества миров наконец-то вспыхнул большой взрыв. А дальше путь повторяется. И материальные творения, движимые естественными силами, постепенно обретают сознание. Их природный эгоизм, принцип удовольствия, заставляет искать все большее наслаждение. Насытившись сексом, едой, славой, деньгами, властью, – человек начинает искать духовных знаний. Когда жажда истины охватит все человечество, мы придем к уже упомянутой ультимации и вернемся к Творцу, чтобы стать полноправными соучастниками творения, чистыми квантами Зоара.

Мы, живущие здесь и сейчас, никогда не почувствуем разницы между двумя сценариями. Была ли материя первична? Или ее сотворил абсолютный дух? Или этот дух сам есть результат ультимативного развития материи, которая овладела временем и вернулась в прошлое, чтобы сотворить себя?..

Не разорвать этот круг! Не найти в нем начальной сингулярной точки!

Поэтому мы предлагаем объявить первичным само круговое движение. Между абсолютной материей и абсолютным сознанием – бездна времени. Развитие происходит во времени. Круг, пронзенный стрелой времени, обращается в бесконечную спираль.

Итак, что же является философской субстанцией? Что первично? Материя или сознание?

Ни то, ни другое.

Время – это субстанция.

Время первично.

Momenta cuncta novantur

Группа интересов, если хочет выжить, не тратит время на абстрактные вопросы. Ее единственный вопрос – как? Предельная конкретика. Как развиваться? Как защищаться и нападать? Как выстраивать отношения с другими группами интересов? Как не быть съеденным? Как мочить конкурентов?

Химеры совести, жалости к слабым и страха перед общественным мнением – деструктивные мифы, негативные факторы вашего развития. Большинство групп интересов боятся бороться с химерами и остаются в истории как бессильные красивомученики, столь популярные у неудачников и пацифистов. Полноценное и стремительное развитие гарантировано лишь тем, кто сбросил всякого рода этический и психологический балласт. Это относится в равной мере к ученым, финансистам, политикам, силовикам…

Успешная группа интересов строит свою внутреннюю идеологию на фундаменте метода, отвечая на вопрос «как?». Такой подход наиболее пригоден не просто для выживания группы, но и для становления ее в качестве центра активности, для наращивания влияния. В пределе группа стремится к тому, чтобы стать центром сложной социальной сети, контролировать потоки ресурсов, информации и кадров. Управлять коллективным психическим временем. Это не жажда власти, а логический итог развития.

Над самой парадигмой свободного развития сгущаются тучи. Скоро нас могут лишить права бороться за власть. Конкурентную борьбу уже поливают дегтем народного осуждения. Теория Эволюции, глубоко противная клерикалам и гуманистам, вытесняется из школ.

Власть пытаются захватить (а кое-где уже захватили) враги, которым противен прогресс как таковой. Они пытаются повернуть время вспять, лишить нас единой темпоральной сети. Они органически не способны к конкурентной борьбе, ибо живут в позавчерашнем веке и безнадежно отстали от новейших методов и технологий. Вместо того чтобы учиться и наверстывать упущенное, они разрушают святыни прогресса, запрещают новую науку, выдавливают из экономики самых смелых и успешных.

Глобально проиграв, враги пытаются локально нагадить на заднем дворе чертогов Эволюции. Враги молятся на светлый, незамутненный мыслями лик олигофренов. Враги защищают террористов и насильников. Враги отнимают деньги у успешных и умных, чтобы накормить – нет, даже не бедных, – ущербных и неполноценных. Враги, которых наша цивилизация должна победить – или погибнуть!

Мы расчистим заторы, сложенные врагами на пути потока времени. Время течет, ускоряясь. Горе тем, кто плетется в хвосте. Горе тем, кто кусает историю за хвост. Горе тем, кто пытается балластом повиснуть на хвосте развития.

Мы ставим жирную точку в сказке про толерантность и равные права. Довольно! Решающий голос принадлежит успешным, умным, сознательным гражданам. Вам, оседлавшим гребень теморальной волны. Правозащитный сброд, стоящий на пути прогрессивных групп, будет сметен!

Наши враги опираются на худших из худших, на ленивую тупую массу. Сперва они развращают толпу мечтами об уравниловке, о расправе над успешными, о тотальном разграблении. Фантазии быдла возводятся в ранг политической программы. Голос народного разума (и без того похожий на невнятное бормотание) стихает. Народ превращается в толпу и идет свергать… Кого? Царя? Вождя? Элиту? Нет. Нацию! Народ, управляемый врагами развития, не восстает против власти. Он стремится разрушить Нацию. Ту самую конкурентную среду, насыщенную законами, структурированную культурой, связанную языком и дискурсом. Народ мечтает напиться вашей крови!

Нация есть сложная сеть групп интересов, объединенных общим чувством ускоряющегося времени. Как целое, Нация сама является группой интересов, актором на геополитическом поле. Именно вы и только вы – успешные, мыслящие, волевые, созидающие – образуете Нацию. Если вас доведут до ручки и выдавят из страны, сама страна исчезнет. Будет территория, населенная стадами проспиртованных зомби.

Наши враги мечтают сделать из нашей страны именно такую территорию. По всему миру они стирают границы, подавляют национальное самосознание, воздвигают глобальный евросовок, гулаг и халифат. И помогает им в этом так называемый народ! Отупевший, ленивый, жадный до халявы, ненавидящий умных и успешных. Народ – враг Нации. Народ, почувствовав себя электоратом, взял власть в заложники, руками реакционеров разогнал национальную элиту. Смерть и судороги несчастной Европы! Но народ не знает, что его тоже принесут в жертву, заменив на еще более тупых, ленивых и агрессивных мигрантов.

Не мы придумали наш основной лозунг: за Нацию, против народа! Сама история произносит его нашими устами! Мы так охотно пожинали и пожинаем плоды прогресса. Разве можем мы не откликнуться на его зов? На крик Нации о помощи? Разве сдадим без боя наше жизненное пространство, наши методы, нашу среду развития? За нами стоят наши семьи, наши друзья и коллеги, наши сограждане, наша история, наша культура! За нами – цивилизация.

И мы, воины прогресса и защитники цивилизации, сомкнем ритуальный круг и высвободим энергию Хроноса, пришпорим четырех скакунов времени, опутаем врага сетью тайных организаций и повторим подвиг Геракла. Мы победим гидру мракобесия, деградации, исламизма и левачества. Отрубим ей все головы, прижжем раны, завалим конвульсирующее тело камнями и проследим, чтобы очередные правозащитники и популисты не разобрали завал.

Stare putes, adeo procedunt tempora tarde

Острее всего темпоральные противоречия проявляются в науке.

Доказывая свою актуальность, научное ядро запускает свои щупальца во все сферы жизни, лезет в глубь тайн вселенной, тянется к вершинам. Научные щупальца усеяны присосками – научными моделями и концептами.

Если вы исследуете сложный предмет (например, психику), то даже самая простая модель недолго останется простой. Она быстро породит эвристическую иерархию, разрастется, начнет ветвиться, обзаведется частными и предельными случаями. Чем дальше, тем больше модель привлекает ресурсов. Особенно если модель оказалась перспективной.

Так произошло, например, с калибровочной теорией и физикой бозонов: всем хочется проверить суперсимметричную модель. Поэтому вслед за одним коллайдером строят другой, третий, замкнутый, линейный, фотонный, электрон-позитронный…

И какой бы совершенной ни была модель, как бы точно она ни описывала изучаемый объект, – всегда найдется кто-нибудь, кто скажет: «А что будет, если вот тут буковку добавить и минус поставить?». И подхватят, и кинутся проверять, и перессорятся, и насоздадут научных сект, и грантов насосутся – и это прекрасно, это признак бурного развития науки! Великий физик, Нобелевский лауреат Ричард Фейнман высказался по поводу добавления буковок: «Искусство науки состоит не в том, чтобы решать уравнения, а в том, чтобы получать ответ, вообще не решая уравнений».

Современные естественно-технические науки постепенно приближаются к этому золотому стандарту. Модели достраиваются и разрастаются сами по себе, легко, глобально и неторопливо. Ученым достаточно иногда собираться, сплетничать, спорить на политические темы, играть в шахматишки или настольный теннис, пить чай с котлетками. А там глядишь – решены несколько сложных уравнений, составлена схема новаторского эксперимента, написана фундаментальная научная монография.

Но их главный ресурс – время – жестко лимитирован!

Многие ученые готовы трудиться бесплатно, но они физически смертны. Это порождает проблему подготовки преемника, что опять же ведет к темпоральным затратам. Плохие ученики долго тупят. Хорошие – слишком быстро схватывают суть проблемы и пытаются убить наставника (в методологическом смысле).

Еще замечено, что периодически появляется волна научных публикаций, в которых заново «открываются» уже известные вещи. Это не плагиат, не злой умысел, не лень, а издержки высокой плотности дискурса. Даже в самой узкой специализации невозможно прочитать весь бэграунд, поэтому проще потратить время и «открыть» что-то заново, чем «лопатить» чужие публикации.

Беспощадное время заземляет ученых, заставляет их фиксировать промежуточные достижения в форме монографий, выступлений и экспериментальных прототипов. Помеха на пути к вершинам чистого познания? Отнюдь. Необходимое неудобство.

Нависшая над нами тень Хроноса – гарант развития, стимул, соавтор. Настоящий ученый не конкурирует с другими учеными. Он соревнуется с самим временем. Как и любой настоящий политик, промышленник, военный, психоаналитик, философ, художник.

Осознание собственной смертности – лучшее лекарство от лени. Бессмертный гений никогда не совершит больше одного крупного открытия. Первый (и последний) премиальный гонорар он потратит на строительство башни из слоновой кости. И запрется там с группой избранных, чтобы вечно играть в бисер, упиваясь потоком озарений и не утруждая себя их фиксацией, расшифровкой, аргументацией.

Когда же великое открытие будет совершено, когда будет построена безупречная Теория Всего, когда откроются двери башни, бессмертный ученый выйдет к смертным людям и обнаружит, что человечество давно погибло.

Quodcumque retro est

Представьте белый лист, на котором изображена черная координатная сетка. Белый лист – это здоровое общество. Координаты – это реальные экономические и управленческие параметры. Когда общество здорово, граждане обращают внимание на реальные проблемы и принимают решения по действительно важным вопросам.

Но когда общество заболевает, лист чернеет. Черные оси труднее разглядеть. Одновременно проступают белые оси. Откуда они взялись? Их нарисовали отдельные группы не вполне адекватных людей. Кроме этих групп, никто не различал белые оси на белом фоне. Белая ось – это любая надуманная проблема, абстрактная ценность, политический фетиш, лапша для народных ушей.

Чем здоровее (белее) общество, тем меньше информационного шума исходит от белых осей. Но в больном (черном) обществе белые оси бросаются в глаза. И тогда политики говорят не о реальных проблемах, а об иллюзиях и симулякрах. Сознательные граждане чувствуют подвох и пытаются ставить на повестку дня настоящие экономические и управленческие задачи. Но народ, будучи по натуре впечатлительным, да еще и стадным существом, любит белые оси и при первой возможности поляризуется (разбивается на два лагеря) вдоль какой-нибудь оси.

Традиции можно считать серой осью, которая присутствует даже в здоровом обществе. Но общество развивается, и серая ось со временем белеет. Это означает победу прогресса, критического мышления и центризма над пережитками прошлого. Актуальный пример – это идеи гуманизма и леволиберальная философия франкфуртской школы. Сейчас многие политики всерьез верят в ценность любой человеческой жизни и в идею равенства. Но история быстро расставит все на свои места. Все больше граждан на собственном опыте убедились в несостоятельности гуманизма, толерантности и уравниловки.

Наша Нация переживает кризис, поэтому белые оси видны особенно отчетливо. В России политиков принято делить на «ватников» и «либерастов». Другая версия того же деления: «патриоты» и «пятая колонна». Еще один вариант: «славянофилы» и «западники». Все наименования взяты в кавычки, потому что деление весьма условно и часто среди «либералов» попадаются поклонники радикальных методов (вроде анархизма или нацизма), а «патриоты» любят держать свой капитал в западных странах.

Белые оси часто «склеиваются», превращаются друг в друга. Это происходит легко и спонтанно, потому что в основе белых осей лежат совершенно абстрактные и надуманные тезисы. Белых осей много, у них разные названия, но все они черпают свою белизну в психических отклонениях или банальной глупости. Настоящие граждане (не народ) мыслит в категории черных осей, лишь изредка используя серые оси как метод управления массами.

Сейчас оппозиция пытается «приклеить» к оси «ватники» – «либерасты» еще пару ярлыков, а именно: «Путин» – «Навальный». Это весьма спорная инициатива, потому что Навального поддерживает далеко не вся оппозиция. Кроме того, нельзя сопоставлять уязвимого и ведомого гражданина (пусть и пассионарного) с личностью, равномерно растворенной в авторитарной системе.

Навальный и его сторонники не могут обеспечить себе ни экономической, ни управленческой, ни элементарной физической безопасности. Собранные ими «пожертвования» могут быть в любой момент арестованы, сами активисты – подвергнуты физическому насилию вплоть до ликвидации. Пока они принципиально играются в пацифистов и легалистов (людей, для которых психически важно действовать в рамках закона), пока они пребывают в плену абстрактных ценностей – их нельзя считать конструктивной самостоятельной силой. Таким образом, даже большая тактическая победа оппозиции не даст им желанной «легитимности».

Путин же легитимен по определению, потому что сам является источником легитимности (ему досталась система, заточенная под такой подход). Кремль до недавнего времени мог мастерски использовать риторику любой белой оси в своих прагматических целях. Власть одинаково хорошо могла (раньше, но не сейчас!) заигрывать и с либеральной интеллигенцией, и с народом, и с олигархами, и с успешным средним классом. Собственно, понимание вторичности белых осей было гарантией тактических и стратегических триумфов Путина. Политический капитал, добытый таким способом, Президент вкладывал в черные оси, создавая новые управленческие механизмы (ОНФ, «вертикаль власти», «суверенная демократия», «открытое правительство») и влияя на экономические тренды (модернизация, зачатки технократии, система научных грантов, госзаказы, реанимация ВПК, монетизация льгот). Пусть не все из этих начинаний оказались удачными, речь не о результатах, а о самой возможности влиять на системные процессы.

Однако в последнее время Кремль все чаще тянется не к черным, а к серым осям. Например, использование церкви (шире – традиционных ценностей народностей РФ) для укрепления вертикали и монополии на «идейную» повестку дня.

Мы наблюдаем активизацию разнообразных фанатиков, которые видят только белые оси и не желают даже слышать о серых (и тем более черных) осях. Это предельно поляризованные группы. Пока что мы встречаем только ярых верующих, но не видим их воинствующих противников. Это – заслуга бдительных силовиков. Также локальное насилие все чаще оправдывают лозунгами о «дружбе народов», по сути, ведя вооруженную борьбу с умеренными русскими националистами. И кажется, будто все радикальные нацики либо перебиты, либо рассажены по камерам. Это опасное заблуждение. Стоит власти чуть-чуть ослабнуть, как вытесненные из легального поля радикалы начнут активно бороться со своими полулегальными антисимметричными коллегами.

Россия рискует ощутить все прелести общества, поляризованного сразу в нескольких направлениях. Вступят в горячую фазу внутриисламские разборки: салафиты и ваххабиты (сепаратисты и террористы) против наиболее пассионарных суфистов-кадыровцев (сторонники федеральной власти). Или крайние левые пойдут «грабить награбленную» церковную утварь, заодно сея разрушение и смерть всем «охранителям капитализма». Не исключен даже раскол внутри православной церкви. Вариантов здесь множество, но у всех одна суть – сначала руки развязываются у одной кучки фанатиков и экстремистов, а потом и у всех остальных кучек. И что самое опасное – на словах жесткие и радикальные, но на деле умеренные группировки (те же кадыровцы) обнаружат, что им выгоднее окончательно порвать с умеренностью.

Теперь вы можете лучше понять наши мотивы. Мы выступаем за планомерное обесценивание абстрактных идеалов и ложных ценностей. За принятие решений исходя из системной логики, практической пользы и примата метода на целью.

Все остальные политические силы (и просто праздные наблюдатели) почти всегда идут на поводу у белых осей. Они не могут удержаться от искушений, поэтому в любом конфликте абстрактных идеалов выбирают ту или иную сторону. В любых острых вопросах (от Крыма до роли церкви) мы уверенно занимаем не просто нейтральную, а максимально прагматичную и конструктивную позицию. Мы игнорируем проблемы, мы ищем их решения в объективных (черных), а не абстрактных (белых) координатах.

Пример с Крымом. Либералы возвели идею отказа от Крыма в ранг фетиша. Теперь несогласие с их капитулянтской точкой зрения приравнивается к предательству либеральных идей. Навальному до сих пор припоминают сравнение полуострова с бутербродом. Ура-патриоты, с другой стороны, рвутся любой ценой «освобождать» вообще весь восток Украины. Понятно, что «в вакууме» спорить о плюсах и минусах ирредентизма (притязание на территорию, исходя из этнического состава местного населения) можно бесконечно. На практике обе стороны проигрывают, так как сужают окно возможностей и дают громкие обещания. Если эти обещания не будут выполнены – даже по объективным и разумным причинам – для сторонников это будет колоссальная психическая травма.

Принадлежность Крыма – это лишь один из множества параметров. Вы можете зафиксировать его в нужном вам положении, но проиграть в других параметрах. Означает ли это априорный отказ? Нет. Это очень важный момент. Центрист не будет превращать в фетиш ни «сдачу» Крыма, ни его удержание. Вместо этого вопрос Крыма будет помещен в единый контекст триггеров (психических спусковых крючков), экономических связей, мировых настроений, дипломатии, текущего состояния Украины. Закрывая эту больную тему, скромно скажем: мы уже проработали как минимум три оптимальных (для России) решения крымского вопроса. Два из трех решений позволяют спокойно оставить Крым в составе РФ, стряхнуть с себя санкции и усилить дипломатические связи с Польшей и Венгрией.

Возвращаясь к белым осям. Они позволяют распознать потенциальных союзников и отсеять принципиальных противников. Это важно для формирования (в скором будущем) большого консенсуса. Защитники прогресса, цивилизации и нации, даже в условиях больного общества (черного листа), относятся к белым осям как к инструменту, а не как к универсальному мерилу.

Позитивным примером является Кадыров, который умело перехватывает риторическую инициативу у настоящих радикалов. Подавляющее большинство мусульман (в России и в мире) прислушиваются к его словам. И, хотя аргументация чеченского губернатора построена в пространстве белых осей, конкретные действия (указы, преследование радикалов, масштабное строительство) очень органично вписываются в общий прагматизм центральной власти. И не могут не вписываться, потому что для Кадырова основным стимулом является сохранение текущей структуры экономических и управленческих отношений с Кремлем.

Либералы любят говорить, будто мы «платим Чечне дань», забывая, что такая ситуация характерна скорее для их любимых западных стран. Там этнические меньшинства получают пособия просто за свой генотип, параллельно творя полный беспредел. В Чечне же наблюдается редкое явление успешной конвертации дотаций в активную лояльность. То есть, опять же, наши отношения с Чечней хорошо описываются в терминах черных осей (экономика, управление). Западное заискивание перед бесполезными меньшинствами можно объяснить скорее психическими проблемами евролевых политиков, чем рациональными доводами.

Vulnerant omnes, ultima necat

Национальный консенсус похож на жесткое ядро научной программы из модели Лакатоша. Основной закон и негласная парадигма государственности защищены отрицательными эвристиками. Недовольство молодых групп интересов, передел сфер влияния, новые рынки, глобальные вызовы – все это вызовы времени, на которые нужно отвечать адекватными положительными эвристиками.

Однако, в отличие от пространства идей, геополитическое пространство не бесконечно. Поэтому государства и государствообразующие концепты часто претерпевают распад, преображение, слияние.

Время течет с ускорением. Поэтому рано или поздно возникает особая ситуация, когда охранительный слой (отрицательная эвристика) самовольно пытается проникнуть в государственное ядро. И переписать основные принципы государственного устройства. Возникает чрезвычайная ситуация. Охранитель, решившийся на редактирование ядра, претендует на чрезвычайные полномочия. Если он потерпит поражение – система объявит бунтарем и преступником своего вчерашнего верного слугу и стража. Если преуспеет – проснувшимся поутру гражданам объявят о национальном чуде.

Высшая власть состоит не в управлении системой при ее нормальном функционировании и в рамках системных законов. И не в решительных действиях во время чрезвычайных событий, когда объявлен всеобщий шухер. А в том, чтобы по своему усмотрению объявить о наступлении или прекращении чрезвычайного положения.

Нарушения законов, хотим мы этого или нет, происходят постоянно, при любом режиме. Вопрос в том, когда количество нарушений переходит в качественную катастрофу. Что делать? Карать всех нарушителей, рискуя остаться без населения? Или взять и отменить отжившие законы, снять глупые запреты, разогнать роснахнадзоры? Кто первым даст исчерпывающий ответ – молодой артиллерист-корсиканец или обедневший прусский дворянин, – тот и получит высшую власть.

Высшая власть – это власть ударить в набат и объявить о конце времен.

О конце книги.

Post factum

…В белом пиджаке с кровавым подбоем, неровным маршевым шагом, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца адара в полуразрушенный коридор на втором этаже северо-западного крыла Ховринской заброшенной больницы вышел австрийский демонолог, Энгельрот фон Морфинх…

Примечания

1

Рансьер Жак (1940), французский философ. Обогатил политическую психолингвистику концепцией несогласия, проявляющегося в различных речевых ситуациях. Занимался апологией психоанализа с эстетических и культурологических позиций.

(обратно)

2

Франкл В. Человек в поисках смысла.

(обратно)

3

Фройд З. Неудобство в культуре // Собрание сочинений в 10 томах, т. 9, М.: СТД, 2008, с. 191–271. Часто название неточно переводят как «неудовлетворенность культурой» или «болезнь культуры».

(обратно)

4

«Der Mensch ist sozusagen eine Art Prothesengott geworden, recht grossartig, wenn er alle seine Hilfsorgane anlegt, aber sie sind nicht mit ihm verwachsen und machen ihm gelegentlich noch viel zu schaffen». Freud S. Das Unbehagen in der Kultur.

(обратно)

5

Икар – персонаж древнегреческого мифа. Смертный, которому отец-изобретатель подарил искусственные крылья из перьев и воска. Увлекшись полетом, Икар поднялся слишком высоко, солнце растопило воск, крылья рассыпались, и Икар разбился.

(обратно)

6

 В «Логико-философском трактате» философ Людвиг Витгенштейн проводит аналогию между познанием и лестницей. Старое мышление пользуется некоторым приемом, чтобы достичь нового уровня. После достижения нового уровня старый прием («лестница») уже не годится и должен быть «отброшен».

(обратно)

7

 Автору довелось услышать, как кляйнианский «специалист» рассказывает об искусственной психотизации пограничного клиента. Тот факт, что впавшему в психоз клиенту понадобилась госпитализация, кляйнианца не смущал. Он рассматривал это как победу и «возможность построить психический мир клиента с нуля». Читатель с легкостью может получить десятки подобных примеров, просто пообщавшись с кляйнианцами. Последние не скрывают своих взглядов на мир и на психотерапию.

(обратно)

8

Быков Д. Л. Новые нарративные техники на материале современного американского романа // https://www.youtube.com/watch?v=vKvvLRXD8XQ

(обратно)

9

Ссылка на книгу Василия Чибисова «Вся фигня от мозга. Простая психосоматика для сложных граждан», АСТ, 2017. Все ссылки на этот труд имеют вид (?-n), где n – номер главы. Сигма – первая буква слова «соматика».

(обратно)

10

Отсылка к «Песенке о молодости» Михаила Щербакова.

(обратно)

11

В классической (нерелятивистской) механике можно синхронизировать все часы вселенной между собой, потому что не существует ограничения на скорость распространения информации и взаимодействия. Поэтому во всех системах отсчета время течет одинаково, а пространство не искривляется. «Вся вселенная заполнена базисами из абсолютно жестких бесконечных стержней, на которые нанесены идеально идентичные шкалы. И в каждой точке абсолютно синхронно тикают часы». Девятериков И. П. Вводная лекция по теоретической механике.

(обратно)

12

Лакан Жак Мари Эмиль (1901–1981), французский философ-структуралист, психиатр по образованию. В рамках европейского постмодернизма считается психоаналитиком. Это мнение разделяется многими современными «психоаналитиками».

(обратно)

13

Соссюр де Фердинанд (1857–1913), швейцарский лингвист, создатель семиотики, предопределил облик современной лингвистики. Его идеи послужили источником вдохновения для философов-структуралистов.

(обратно)

14

В первом абзаце «Психологии масс» читаем: «Im Seelenleben des Einzelnen kommt ganz regelm?ssig der andere als Vorbild, als Objekt, als Helfer und als Gegner in Betracht, und die Individualpsychologie ist daher von Anfang an auch gleichzeitig Sozialpsychologie in diesem erweiterten, aber durchaus berechtigten Sinne». Слово другой (der andere) играет грамматическую роль подлежащего и употребляется с артиклем, но пишется со строчной буквы (в немецком существительные всегда пишутся с заглавной). По сути, в этом контексте «другой» означает не какого-то реального человека, отличного от субъекта, и даже не «любого другого человека», а психическую структуру, отражающую представление субъекта о его социальном окружении.

(обратно)

15

 Забота о себе – одна из центральных тем европейской философии, развитие которой крайне трудно проследить. Философ Мишель Фуко проделал титаническую работу по построению ретроспективы концепции заботы о себе. Фуко показал, насколько глубокий след эта тема оставила в облике современного общества.

(обратно)

16

Ясперс Карл Теодор (1883–1969) – немецкий психиатр и философ-экзистенциалист. Сформулировал удобные в использовании критерии для ряда патопсихологических феноменов.

(обратно)

17

«Die Zwangshandlungen n?hern sich n?mlich immer mehr, und je l?nger das Leiden andauert, um so deutlicher, den infantilen Sexualhandlungen nach Art der Onanie. So ist es bei dieser Form der Neurose doch zu Liebesakten gekommen, aber nur mit Zuhilfenahme einer neuen Regression, nicht mehr zu Akten, die einer Person gelten, dem Objekte von Liebe und Hass, sondern zu autoerotischen Handlungen wie in der Kindheit». Freud S. Bemerkungen ?ber einen Fall von Zwangsneurose (Rattenmann) // Zur Theorie // C. Das Triebleben und die Ableitung von Zwang und Zweifel.

(обратно)

18

Фройд З. Анализ, конечный и бесконечный // Сочинения по технике лечения, М.: СТД, 2008, с. 350–393.

(обратно)

19

Вербер Б. Танатонавты.

(обратно)

20

«Wir meinen ja, der ?dipuskomplex sei der eigentliche Kern der Neurose, die infantile Sexualit?t, die in ihm gipfelt, die wirkliche Bedingung der Neurose, und was von ihm im Unbewussten er?brigt, stelle die Disposition zur sp?teren neurotischen Erkrankung des Erwachsenen dar». Freud S. Ein Kind wird geschlagen.

(обратно)

21

Гегель Г.Ф.В. Наука логики // пер. Столпнер Б. Г., Институт философии АН СССР, 1937.

(обратно)

22

Например, бурно развивается т. н. нечеткая логика. В классической теории множеств элемент либо принадлежит множеству, либо нет. В нечеткой логике элемент принадлежит множеству с некоторой вероятностью или же в некоторой степени. Чтобы описать, насколько элемент «вписывается» в правила множества, используют функцию принадлежности, которая может принимать любое значение на отрезке от нуля до единицы. Например, психические элементы предсознательного можно рассматривать, как элементы, принадлежащие частично сознанию, частично бессознательному. Подробнее читайте: Новак В., Перфильева И., Мочкорж И. Математические принципы нечеткой логики // М.: Физматлит, 2006, 352 с. А впрочем, не забивайте голову.

(обратно)

23

 Отсылка одновременно к философскому роману Германа Гессе «Игра в бисер» и к математической теории игр. В игре с нулевой суммой игрок проигрывает ровно столько, сколько выигрывает его оппонент. В игре с отрицательной суммой капитал всех игроков постепенно уменьшается, поэтому требуется не просто выигрывать, а выигрывать с большим перевесом. Пример игры с отрицательной суммой – биржа, где за каждую сделку взимается комиссия. Применительно к игре в бисер отрицательная сумма означает, что чем дольше герои романа играют в свои абстракции, тем иллюзорнее их выигрыш.

(обратно)

24

Пример из лекции профессора Попова М. В. по диалектике.

(обратно)

25

 Общественное достояние или Public domain – добровольное отчуждение интеллектуальной собственности, при котором автор размещает продукт своего интеллектуального труда в публичное информационное пространство (чаще – интернет) и разрешает любым лицам использовать этот продукт любыми способами. Наиболее известным русскоязычным продуктом, официально размещенным в public domain, является сериал «Масяня» израильского аниматора Олега Куваева.

(обратно)

26

 Вид психической защиты, применяется в основном, чтобы адаптироваться к потере ценного объекта. Типичный пример: долгое время не выбрасывать личные вещи покойного. Также к созданию переходных объектов склонны дети, остро переживающие кратковременную разлуку с родителями или друзьями. Тогда переходным объектом может выступать игрушка, которую ребенок долгое время неразлучно носит с собой. Не стоит болезненно реагировать на подобное поведение ребенка – как только его психика адаптируется, он сразу избавится от переходного объекта.

(обратно)

27

Вундт Вильгельм (1832–1920), врач-физиолог, психолог, основатель экспериментальной психологии, первым применил и описал метод интроспекции. В наши дни метод не вписывается в общую концепцию потенциального недоверия к субъекту психологических исследований.

(обратно)

28

 Впрочем, писатель и литературовед Дмитрий Быков утверждает, что в графомании нет ничего плохого, потому что графоманию интересно читать.

(обратно)

29

Чибисов В. В. Рефлексия в диалектической методологии психоанализа // Science of Europe, 2016, № 4–1, с. 75–78.

(обратно)

30

 В Венгрии с 2010 года у власти находится коалиция правых и ультраправых. В Австрии на выборах в 2017 году решительную победу одержала Австрийская Народная Партия, правопреемница Отечественного Фронта (партии великого канцлера Энгельберта Дольфуса). Более того, вопреки протестам левацкой прессы, АНП вступила в коалицию с ультраправой Партией Свободы. Новый канцлер, Себастьян Курц, занимает резкую антимигрантскую позицию и намерен защищать Европу от новых варваров.

(обратно)

31

Ференци Ш. К нозологии мужской гомосексуальности // Теория и практика психоанализа.

(обратно)

32

Чибисов В. В. В нейтральных водах центризма.

(обратно)

33

 Некоторое время после победы Трампа леволиберальные СМИ пытались приклеить новому Президенту ярлык авторитарного нарцисса. Шквал квазипсихологических публикаций, не имеющих под собой никакого методологического основания, иссяк так же внезапно, как и возник. Очередная иллюстрация того, как леволибералы пытаются использовать аппарат психоанализа и психологических наук в качестве оружия против общества, эту науку породившего.

(обратно)

34

«…мы подобны карликам, усевшимся на плечах великанов; мы видим больше и дальше, чем они, не потому, что обладаем лучшим зрением, и не потому, что выше их, но потому, что они нас подняли и увеличили наш рост собственным величием». Бернар Шартрский (XI–XII).

(обратно)

35

Шопенгауэр А. Мир как воля и представление.

(обратно)

36

Капра Ф. Паутина жизни.

(обратно)

37

«Eine neue Bedeutung erh?lt die Unterscheidung der beiden psychischen Systeme, wenn wir darauf aufmerksam werden, dass die Vorg?nge des einen Systems, des Ubw, Eigenschaften zeigen, die sich in dem n?chst h?heren nicht wiederfinden… Es gibt in diesem System keine Negation, keinen Zweifel, keine Grade von Sicherheit. All dies wird erst durch die Arbeit der Zensur zwischen Ubw und Vbw eingetragen. Die Negation ist ein Ersatz der Verdr?ngung von h?herer Stufe. Im Ubw gibt es nur mehr oder weniger stark besetzte Inhalte». Freud S. Das Unbewusste // V.

(обратно)

38

«Diese Wortvorstellungen sind Erinnerungsreste, sie waren einmal Wahrnehmungen und k?nnen wie alle Erinnerungsreste wieder bewusst werden». Freud S. Das Ich und das Es // II.

(обратно)

39

«Wir werden auch die Bezeichnung eines» Unterbewusstseins «als inkorrekt und irref?hrend ablehnen d?rfen». Freud S. Das Unbewusste // I.

(обратно)

40

Губерман И. М. Иерусалимские гарики.

(обратно)

41

Jungs Libidotheorie ist dagegen eine monistische; dass er seine einzige Triebkraft Libido geheissen hat, musste Verwirrung stiften, soll uns aber weiter nicht beeinflussen. Freud S. Jenseits des Lustprinzips // VI.

(обратно)

42

Райх Вильгельм (18971957), ученик Фройда, разработал телесно-ориентированную терапию, выступал за сексуальное просвещение.

(обратно)

43

Гринштейн Дж., Зайонц А. Квантовый вызов.

(обратно)

44

Зайцев Рогдай Олегович (1938), доктор физико-математических наук, профессор. Разработал свою систему диаграммных методов в теоретической физике. Диаграммы Зайцева отличаются от классических некоторыми обозначениями и наличием дополнительных узоров. Новый инструментарий обладает не только эстетической, но и теоретической и прикладной ценностью. С помощью своих диаграмм Зайцев (и его ученики) расширил и систематизировал современные знания о сверхпроводимости, ферромагнетизме, квазичастицах, кинетических процессах. Использование диаграмм в учебных целях сделало современную физику доступной для массового понимания.

(обратно)

45

«Der… Zweck der Realit?tspr?fung ist also nicht, ein… Objekt in der realen Wahrnehmung zu finden, sondern es wiederzufinden, sich zu ?berzeugen, dass es noch vorhanden ist». Freud. Verneinung.

(обратно)

46

Cady J. V., Zajak D. M. et al. Strong coupling of a single electron in silicon to a microwave photon // Science. Reports. December, 2016. Статья о том, как одиночные электроны в кремнии научили «общаться» с фотонами. Популярный пересказ статьи на русском доступен на сайте: https://nplus1.ru/news/2016/12/23/electron-photon-coupling

(обратно)

47

Слово «фрустрация» не встречается в классических психоаналитических текстах и является продуктом неудачного перевода с немецкого на английский. Фройд использует более простое и понятное слово «отказ» (Versagen). Применительно к психоаналитической технике говорят о «правиле абстиненции» (Abstinenzregel). «Абстиненция» имеет более выраженную клиническую окраску, чем нейтральная «фрустрация», и указывает на сильную психофизиологическую реакцию клиента.

(обратно)

48

Автор имеет в виду старую привычку физиков-теоретиков называть квантовые объекты человеческими именами. Например фотон Алиса или детектор частиц Боб.

(обратно)

49

«Далее мы можем обсудить некоторые термины, употребляемые по отношению к понятию влечения, как-то: импульсивное напряжение, цель, объект, источник влечения… Объектом влечения является тот объект, на котором или посредством которого влечение может достичь своей цели. Это самый изменчивый элемент влечения, с ним первоначально не связанный, а присоединенный к нему только благодаря его свойству сделать возможным удовлетворение. Объектом не должен быть непременно посторонний предмет, а может быть также и часть собственного тела. В течение жизненной эволюции влечения объект может меняться сколько угодно раз; эта способность влечения перемещаться с одного объекта на другой может сыграть самую большую роль. Может случиться и так, что один и тот же объект служит одновременно для удовлетворения нескольких влечений: по A. Adler’y, это случай сплетения влечений (Triebverschrankung)… Под источником влечения понимают тот соматический процесс в каком-либо органе или части тела, раздражение которого в душевной жизни воплощается во влечении. Неизвестно, всегда ли это процесс химический, или он может соответствовать также и развитию других… сил. Изучение источников влечения … не относится к области психологии; хотя происхождение из соматического источника и составляет самый решающий признак влечения, в душевной жизни мы его узнаем только по его целям. Для психологического исследования не требуется обязательно точного знания источников влечения. Иной раз можно, зная цели влечения, с полной уверенностью сделать заключение о природе и характере его источников». Фройд З. Влечения и их судьбы // Собрание сочинений в 10 томах, т. 3, М.: СТД, 2006, с. 79–111.

(обратно)

50

В книге «Вся фигня от мозга. Психосоматика» подобная путаница возникла в главе 9. Тогда автор решил не отклоняться от привычной терминологии, за что и поплатился. Ситуация будет исправлена во втором издании.

(обратно)

51

«Halten wir uns lieber an die klinische Erfahrung, wie sie uns in der psychoanalytischen Praxis entgegentritt. Dann werden wir belehrt, dass die Befriedigung des der Verdr?ngung unterliegenden Triebes wohl m?glich und dass sie auch jedesmal an sich lustvoll w?re, aber sie w?re mit anderen Anspr?chen und Vors?tzen unvereinbar; sie w?rde also Lust an der einen, Unlust an anderer Stelle erzeugen. Zur Bedingung der Verdr?ngung ist dann geworden, dass das Unlustmotiv eine st?rkere Macht gewinnt als die Befriedigungslust». Freud S. Verdr?ngung.

(обратно)

52

«Und wenn mich auch der ganze Kreis verh?hnt || И пусть весь круг меня поднимет на смех». Гете. Фауст // Пролог // Монолог Мефистофеля. Здесь Kreis, высший круг, означает общество приближенных к Господу ангелов. Этой репликой Мефистофель предваряет свое рассуждение о ничтожности человека, которое точно не понравится «высшему кругу».

(обратно)

53

«…Да, скоро поднимется такой восточный ветер, который никогда еще не дул на Англию. Холодный, колючий ветер, Уотсон, и, может, многие из нас погибнут от его ледяного дыхания…». Сэр Артур Игнейшус Конан Дойль. Его прощальный поклон.

(обратно)

54

«– Он сам достаточно талантлив. У него есть два из трех необходимых идеальному сыщику качеств. Он умеет наблюдать и делать выводы. Единственное, чего ему не хватает, – знания, а это дело наживное». Сэр Артур Игнейшус Конан Дойль. Знак четырех.

(обратно)

55

Отсылка к пранку Евгения Вольнова «Ты где вот щас?», ставшему классикой входящих звонков от неизвестных агрессивных личностей.

(обратно)

56

«Wir sind berechtigt zu sagen, sie sind von diesen sexuellen Zielen abgelenkt worden, wenngleich es seine Schwierigkeiten hat, in der Darstellung einer solchen Zielablenkung den Anforderungen der Metapsychologie zu entsprechen. ?brigens halten diese zielgehemmten Triebe immer noch einige der urspr?nglichen Sexualziele fest; auch der z?rtlich Anh?ngliche, auch der Freund, der Verehrer sucht die k?rperliche N?he und den Anblick der nur mehr im» paulinischen «Sinne geliebten Person. Wenn wir es wollen, k?nnen wir in dieser Zielablenkung einen Beginn von Sublimierung der Sexualtriebe anerkennen oder aber die Grenze f?r letztere noch ferner stecken. Die zielgehemmten Sexualtriebe haben vor den ungehemmten einen grossen funktionellen Vorteil. Da sie einer eigentlich vollen Befriedigung nicht f?hig sind, eignen sie sich besonders dazu, dauernde Bindungen zu schaffen, w?hrend die direkt sexuellen jedesmal durch die Befriedigung ihrer Energie verlustig werden und auf Erneuerung durch Wiederanh?ufung der sexuellen Libido warten m?ssen, wobei inzwischen das Objekt gewechselt werden kann». Freud S. Massenpsychologie und Ich-Analyse // XII. Nachtr?ge

(обратно)

57

«По одной капле воды человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того, ни другого и никогда о них не слыхал». Сэр Артур Игнейшус Конан Дойль. Этюд в багровых тонах.

(обратно)

58

Кандель Э. Век самопознания // Части II–IV, М.: АСТ, 2016, с. 205–489.

(обратно)

59

GitHub — крупнейший сервис для совместного творчества программистов. Многие разработчики добровольно и безвозмездно выкладывают туда плоды своих трудов для общего пользования. H?v?zi-t? – соленое озеро в Венгрии. Не стоит бросать туда ноутбуки и иной мусор, потому что водоем исключительно чист и красив. Пожалуйста, берегите природу, мать вашу!

(обратно)

60

Шпильрайн С. Деструкция как причина становления // Психоаналитические труды, Ижевск: ЭРГО, 2008, с. 109–155. Рекомендуем изучить весь сборник, он быстро читается.

(обратно)

61

«Wenn es wirklich ein so allgemeiner Charakter der Triebe ist, dass sie einen fr?heren Zustand wiederherstellen wollen, so d?rfen wir uns nicht dar?ber verwundern, dass im Seelenleben so viele Vorg?nge sich unabh?ngig vom Lustprinzip vollziehen. Dieser Charakter w?rde sich jedem Partialtrieb mitteilen und sich in seinem Falle auf die Wiedererreichung einer bestimmten Station des Entwicklungsweges beziehen. Aber all dies, wor?ber das Lustprinzip noch keine Macht bekommen hat, brauchte darum noch nicht im Gegensatz zu ihm zu stehen, und die Aufgabe ist noch ungel?st, das Verh?ltnis der triebhaften Wiederholungsvorg?nge zur Herrschaft des Lustprinzips zu bestimmen». Freud S. Jenseits des Lustprinzips // VII.

(обратно)

62

Десятитомное собрание сочинений Фройда изд-ва СТД от 2006–2008 гг. часто называют Учебным Изданием. Издатель предлагает наиболее удобный и для восприятия порядок текстов Фройда. В десятитомник включены важные работы, которые не печатаются большими тиражами.

(обратно)

63

Раньсер Ж. Эстетическое бессознательное // СПб.; Москва: Machina, 2004. – 128 с.

(обратно)

64

1. Фуко М. Ненормальные // СПб.: Наука, 2004, 432 с.

2. Laing R. D. The Politics of Experience and the Bird of Paradise // Harmondsworth: Penguin, 1967.

3. Братусь Б. С. Аномалии личности // М.: Мысль, 1988, 301 с.

(обратно)

65

Cooper D. Psychiatry and Anty-psychiatry // L.: Paladin, 1974.

(обратно)

66

Рождественский Д. С. В пространстве переноса.

(обратно)

67

FYI. Об аффективных расстройствах // Статья в ЖЖ от практикующего специалиста http://c0ntemplator.livejournal.com/16393.html

(обратно)

68

Журавлев И. В. Основы психиатрии // Лекции 6–7. Расстройства мышления. Бредовые расстройства. Психоаналитическая трактовка бреда // https://www.youtube.com/watch?v=schSXrQNLIk // https://www.youtube.com/watch?v=fiDyyrXr590

(обратно)

69

Шарко Жан Мартен (1825–1893), французский психиатр, совершил прорыв в исследовании психогенеза истерии.

(обратно)

70

  В работах Фройда известна как Анна О. Первичный диагноз: истерия с множеством сопутствующих симптомов. Пациентка доктора Брейера.

(обратно)

71

Ференци Ш. О значении ejaculatio praecox // Собрание научных трудов, т. 2, Ижевск: ERGO, 2013, с. 71–76.

(обратно)

72

Журавлев И. В. Патологические личности // Лекция, МГУ, 2009 // https://www.youtube.com/watch?v=TBV6QvHVBdk

(обратно)

73

Р’льех — затонувший город, где (согласно мифологии Лавкрафта) спит Ктулху. Учитывая общую параноидальность Лавкрафтовских сюжетов, комплекс Хроноса можно было переименовать в комплекс Ктулху. Шутка.

(обратно)

74

Ференци Ш. Интроекция и перенос // Собрание научных трудов, т. 2, Ижевск: ERGO, 2013, с. 77–114.

(обратно)

75

Чертоги памяти. Мнемотехника, ставшая популярной благодаря романам Харрисона о Ганнибале, сериалу Гэтисса и Моффата «Шерлок». Человек создает в воображении несколько комнат, заполненных различными предметами. Каждый предмет ассоциативно связан с некоторой важной информацией. Предполагается, что мысленно гуляя по чертогам памяти и рассматривая воображаемые интерьеры, человек может быстро вспомнить интересующие его факты. Однако нигде не уточняется, каким образом заставить долговременную память хранить визуальный образ чертогов в неизменном виде, не убирая оттуда важные воображаемые ориентиры.

(обратно)

76

Високосный год. Метро.

(обратно)

77

«Die Neurose verleugnet die Realit?t nicht, sie will nur nichts von ihr wissen; die Psychose verleugnet sie und sucht sie zu ersetzen. Normal oder» gesund «heissen wir ein Verhalten, welches bestimmte Z?ge beider Reaktionen vereinigt, die Realit?t sowenig verleugnet wie die Neurose, sich aber dann wie die Psychose um ihre Ab?nderung bem?ht. Dies zweckm?ssige, normale Verhalten f?hrt nat?rlich zu einer ?usseren Arbeitsleistung an der Aussenwelt und begn?gt sich nicht wie bei der Psychose mit der Herstellung innerer Ver?nderungen; es ist nicht mehr autoplastisch, sondern alloplastisch». Freud S. Der Realit?tsverlust bei Neurose und Psychose.

(обратно)

78

Ундервуд. Квартира, машина, мировая слава.

(обратно)

79

Фуко М. Психиатрическая власть // СПб.: Наука, 2007, 450 c.

(обратно)

80

Ференци Ш. К психоанализу сексуальных привычек // Ижевск: ERGO, 2015, 64 c.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Протезы для Икара

  1.1. Нарратив с бородой

  1.2. Икар против Хроноса

  1.3. Теребим метроном

Антракт Карьерная короста

Глава 2 Беспричинно-следственные связи

  2.1. Ганьба противоположностей

  2.2. W значит Вундт

  2.3. Щелчки под носом

  2.4. Спрячь бабушкины часы

  2.5. Полет разборов

Антракт Станционный подсматриватель

Глава 3 Дедлайн нам только снится

Антракт Страх лечат дважды

Глава 4 Опасная теоретическая организация

  4.1. Карлик Поппер и философский цемент

  4.2. Предметом по лбу

  4.3. Что? Где? Куда?

    А. Топический аспект. Структура

    Б. Энергетический аспект. Либидо

    В. Динамический аспект. Состояние и эволюция

Антракт Обстоятельства жизни

Глава 5 Хоровод строгого режима

  5.1. Хулиганы удовольствия лишают!

  5.2. Научно-психический регресс

  5.3. Алиса в стране влечений

  5.4. Хроноса вихри веют над нами

Антракт Пир во время психоза

Глава 6 Чей комплекс больше?

  6.1. Царская сводка

  6.2. Особенности национального примирения

  6.3. В застое, да не в обиде

  6.4. Практикуй, не практикуй…

  6.5. …все равно получишь Хронос

Антракт Ветер по имени Сара

Глава 7 Заставь психопата коммуницировать

  7.1. Ищи норму в поле

  7.2. Хоть на крайность света

  7.3. Флирт для Эдипа с оркестром

  7.4. Крутись, мгновенье!

  7.5. Неразумный компромисс

Антракт Последний допрос Аннушки

Глава ? Мгновения спрессованы в психоз

  8.1. Сверх-Я умрет, а Я останется

  8.2. Великое выселение чертей

  8.3. Короткое размыкание

Антракт Картонный человек

Глава Х Башня из моржовой кости

  Tempus tantum nostrum est

  Decus hoc aevi

  Tempus magister optimus est

  Momenta cuncta novantur

  Stare putes, adeo procedunt tempora tarde

  Quodcumque retro est

  Vulnerant omnes, ultima necat

Post factum

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно