Пострусские

Предисловие

Вчера советские, сегодня российские: идентичность мегапопуляции, обитающей промеж бывших национальных республик СССР, остается проблемой.

Нулевые дали свой ответ на запрос идентичности: это люди, которым нравится хорошо жить. Всё. Но время прошло, и суровый 2014-й ясно спросил любителей хорошо жить за идентичность.

Здесь неизбежность. Титульные жители Татарстана и татары, и россияне. Восточные славяне, песок Империи, бывают россиянами, но: либо «полными россиянами», людьми без иных маркеров, либо «русскими», русскими по племени.

Ряд ситуаций в России остро ставил вопрос «русских россиян». Им, бежавшим с Кавказа и средней Азии, не помогала диаспора и «своё» государство: их легко грабили, легко убивали, и единицы вставали на защиту «соплеменников». Памятная манифестация Манежки собрала агрессивную и организованную, но субкультуру, пусть по причине межплеменного конфликта.

Воинствующие девяностые показали природный актерский дар популяции: вчера бравые десантники, следователи, шоферы стали органичными бандитами, структурирующимися не по этническому, а по корпоративному принципу. Великие защитники русского имени прожили девяностые субкультурой, от «Памяти» до бритоголовых мобов: популяция же зализывала раны да тосковала по ушедшей идеократии.

Проблема идентичности, пережив и девяностые, и нулевые, требовала решения, и аннексия Крыма актуализировала взрыв понимания себя. Мы поняли.

Кем не являемся. «Русские» юго-востока Украины сделали Харьков и Днепропетровск оплотом украинского государства. Русские идеологи занялись рекрутированием адептов в пушечное мясо для Новороссии, и вновь проявилось: нет русских как племени. Те, кто видел Русь племенем, либо ушли в субкультуру, либо обратились в донбасский кокс.

Вспышка триумфа «Русского Мира» стала символом его падения. Суть рассыпчатой русской массы, атомизированных, живущих разными идеями, вещами и символами индивидов, как имеющих потенциал общности бородатыми демиургами не раскрыта.

Одно очевидно: отчасти мы племя. Племя с неразвитыми механизмами племенной взаимопомощи. Племя огненного потенциала. Ведь антропологическое качество популяция не потеряла, а культурно мы остаемся носителями великого наследия русских классиков. Стало быть, будущее в виде тихого умирания нам не светит.

Мы будем жить и соединяться, но иначе. Привычка жить автономно от государства, привычка тянуться к «своим» сообществам дает нам шанс выстроить жизнь по-новому в будущей России. Либо Построссии.

И если русские принадлежали стране, государству, то оставаться ли русским после страны и после государства? А время «после» показывает себя.

Не коррупцией как становым хребтом вертикали власти и не монополией на насилие, проявленной региональным лидером. Не превращением армии в ЧВК по призыву: когда заплаканной матери говорят, что сын вместе с десятком сослуживцев погиб на учениях.

Нет, время «после» являет себя усталостью от страны. Серого государства, серой коммерции, ежесекундной борьбы за собственное достоинство, горечи ненужности ума и таланта стране-симулякру. Время «после» оставляет ли нас русскими?

Ответ однозначен и нерационален. Мы не племя, и Дмитрий Алтуфьев раскрывает как суть кризиса идентичности, углубляющегося по распаду Союза, так и путь популяции, сегодня по привычке называемой «народом».

Концепт русских как народа, племени, нации эпохами обрабатывали русские националисты. Автор вошел в этот дискурс лезвием скальпеля и, вскрыв кожу дискурсивной формации, увидел, что за ней пустота и зловоние там, где русским именем прикрывают междоусобицу.

Повторюсь, этническое сознание скажет: русские есть. Но много ли осталось этнического сознания? Автор раскрывает специфику преимущественных социальных связей внутри популяции, показывает, что даже «племенные» связи среди русских националистов идейны.

Помимо остроты темы книга выдается оригинальным стилем мышления. Живой слог и острая, беспощадная мысль.

Ветер свободы.

Александр Давыдов, научный редактор альманаха «Острог».

1. Русь: конец и начало

Страна, государство, народ… что происходит с этими понятиями в России? За прошлый век в стране сменилось три государства, каждый раз прошлое объявлялось проклятым, а русский народ яростно уничтожал себя и окружающих в очередной святой борьбе. Начало ХХI века уже принесло войны в Грузии, Украине и Сирии, эти события так подхлестнули клячу постсоветской истории, что она, закусив удила, несется вскачь с невиданной прытью, увлекая повозку общества, а вокруг на глазах меняется ландшафт, сматывается ткань реальности, рвутся контексты идентичностей и создаются новые. Взобравшись на поручни подпрыгивающей колесницы и балансируя на краю, мы попытаемся здесь заглянуть за горизонт событий в нескольких направлениях.

Самые интересные моменты на нашем пути – повороты, где один отрезок смысла кончается и начинается иной. Первый раз все кончилось в XIII веке. «Слово о погибели Рускыя земли» (книга того времени) не оставляет места разночтениям. Современники оценили результат нашествия Батыя не просто как военное поражение и подчинение ряда русских княжеств захватчикам, а как конец цивилизационной общности, катастрофу. Древнерусский цикл завершился, и началась иная история. Западнорусские земли и народ ушли в Литву, сделав это небольшое языческое государство Великим Княжеством, а восточнорусские оказались в составе империи монголов. Даже северные Псков и Новгород стали данниками Орды. Но все империи дряхлеют – их подтачивает соперничество составляющих частей. Наибольших успехов в таком соперничестве достигла Москва, а не Казань, Тверь или Крым, – двухсотлетняя история поездок ее князей за ханскими ярлыками в Каракорум и Сарай сделала московских владык самыми евразийскими не только среди русских, но и татарских улусников. Применяя принцип «Бей своих, чтобы чужие боялись», Москва сначала подмяла все ближние пределы, а затем и последний осколок вольности – Господин Великий Новгород.

Затем Московия продолжила имперский цикл Орды, победив в борьбе за ее передел и унаследовав царский титул от своих былых владык. Золотой тюбетей царя Узбека был оторочен сибирским соболем и увенчан крестом – так появилась «шапка Мономаха», символ царской власти и ее преемственности «не токмо от князей древлекиевских, но и цесарей византийских». Дальше империя росла, пока не пришла к дряхлости, но кровавая красная перезагрузка влила в шестерни госмеханизма столько русской крови, что советский извод империи протянул еще век. Теперь же русские фрустрированы и обескровлены, более они не могут тащить на себе все это цветущее евразийское многообразие, эту новую старую Орду.

Апологеты Третьего Рима предпочитают не вспоминать признаки упадка первых двух: роскошь, безответственность, деградация управления, обилие неработающих законов, всеобщее потребительство, разврат и всесмешение, опора на варваров-федератов. Москва завершает очередной цикл саморазрушения русского мира. Надломленный народ утратил основы самосохранения: чувство общности, тягу к продолжению рода, волю к жизни, способность к сопротивлению. В данной работе мы постараемся рассмотреть и понять происходящее через призму русского национализма, используя его как инструмент познания.

Русский национализм, который многие эксперты называли самым перспективным в России политическим течением начала ХХI века, русский национализм, который казался сильнее двух других реальных течений – коммунизма и либерализма, последовательно дискредитировавших себя, русский национализм, имеющий потенциальную ресурсную базу в 82% населения – еще в «нулевые» словно уперся в стеклянную стену. Да, государство активно работает против него, но только этим ситуацию не объяснить. Уровень национального самосознания русских не выше бытовой ксенофобии, это дает чудовищный разрыв между 56% поддержкой населением лозунга «Россия для русских» и 2% поддержкой русских националистов. Упершись в эту стену, национальный дискурс изогнулся и начал заворачиваться в себя. Стала складываться «нация националистов», люди всерьез заговорили о националистической повестке, о националистических победах и поражениях, о националистических СМИ и так далее. Русское движение, не став национальным, свернулось в националистическое. Националисты стали большой субкультурой и смирились с этим. Если самосознание русских сейчас и выше, чем в 90-е, то это заслуга скорее массовой миграции и антиукраинской телепропаганды, а не националистов. Это реакция, вторичность, а вовсе не проявление глубинной потребности в национальном единстве.

2014—2015гг следует считать еще одним знаковым концом – концом русского политического национализма, расколовшегося и увядшего. Ключевым моментом стало отношение к «Русской весне» на Юго-Востоке Украины. Одни националисты восприняли ее как форму реального русского возрождения, другие – как пропагандистский трюк, маскирующий советский реваншизм. Первые в этой связи заявляют о поддержке действий власти и ее имперских амбиций, или о том, что на данном этапе они являются попутчиками режима, при этом закрыв глаза на неосоветское перерождение РФ. Вторые непримиримы к антирусскому государству – правопреемнику СССР и являются последовательными противниками «красного» проекта в любых формах. В результате барометр русской националистической активности – Русский марш в Москве 4 ноября 2015г показал катастрофическое падение – дробление на несколько враждебных сегментов с рекордно низким числом участников.

Русская «птица-тройка» распалась, повозка (население) привычно увязла в грязи, а кони (националисты), оборвав постромки, унеслись куда-то вперед, перегрызлись и разбежались. Как такое стало возможным?

Возьмем еще один инструмент – пассионарную теорию этногенеза (ПТЭ) Л. Н. Гумилева. Суть ее в том, что каждый этнос проходит цикл, зависящий от уровня его пассионарности.

В традиционном изложении цикл состоит из семи фаз:

Как видим, время существования этноса составляет в среднем около 1200 лет, после чего он исчезает, специализируется (например, евреи, цыгане) или становится реликтовым (например, малые народности Севера и Дальнего Востока). Гумилев признавал, что вместе с развитием внутри- и межэтнических коммуникаций смены фаз могут ускоряться.

По выкладкам ученого, великорусский этнос как часть русского суперэтноса (воспользуемся имперской терминологией на время работы с ПТЭ) возник в XIII – XIV вв. Если сам Лев Николаевич в 1970—80е годы осторожно оценивал текущую фазу россиян как инерционную, то сейчас есть основания говорить уже о следующей фазе – обскурации. Из нее два выхода: в мемориальную фазу или же развитие новой этнической доминанты, возрождение пассионарости и новый цикл этногенеза. Гумилев подчеркивал, что новая доминанта может возникнуть лишь на окраине ареала этноса/суперэтноса. Центр к тому времени будет сплошь субпассионарен, беспомощен и бесплоден. Мы полагаем деградацию ядра великорусской популяции причиной столь долгой безответной дискриминации «национального большинства» России и более чем скромных достижений националистов. Уровень национального самосознания и этнической солидарности русских на порядок уступает окружающим, обступающим и инфильтрирующим народам. Если большинством особей утрачен безусловный рефлекс объединения, то популяция распадается, учит этология. Кратковременные всплески происходят лишь реактивно, в ответ на тяжкие демонстративные преступления провокаторов ксенофобии.

В логике пассионарной теории этногенеза надежду русским оставляет лишь возникновение новой этнической доминанты на окраине ареала с последующим распространением импульса пассионарности на близкородственное истощившееся ядро, укрепление новой идентичности и дальнейшая экспансия. Истории известны целые цепочки подобных «перезагрузок», но из уважения к Л. Н. Гумилеву мы решили остановиться на его «коньке» – тюрках.

Небольшое алтайское племя тюркютов, добывавшее железо для воинственных соседей, в середине VI века сплачивает их и на волне пассионарного подъема за несколько десятилетий уничтожает мощь некогда грозных жужаней, усуней, уар и эфталитов и наследует их власть и земли. Тюрки становятся хозяевами всех степей от Хингана до Волги. В войнах сломлено сопротивление Персии, Византии и Северных царств Китая. Тюрками захвачены Крым, Северный Кавказ, Средняя Азия и Маньчжурия. Каганат простерся широкой лентой вдоль всего Шелкового Пути, став одним из крупнейших в истории древних государств Азии. Однако уже в 603г. Тюркский каганат разделился сначала надвое, а затем, после череды межплеменных войн и вторжений, в середине VIII века распался, а рассеянные от Хазарии до Монголии тюрки попали под власть других народов, что прямо коснулось и наших предков¹. Но это был еще не конец.

В X веке одно из племен тюрок-огузов, кочевавшее у берегов Аральского моря, далеко на запад от своего алтайского этнического ядра, возглавил Сельджук ибн Тугак. Он объединил под своей властью часть местных племен, которых и стали называть «сельджуками». Сельджуки приняли ислам, что способствовало их дальнейшей консолидации. В XI веке они вышли за пределы своих пастбищ и приступили к созданию государственного объединения – державы Сельджукидов. Решающее значение для утверждения этой державы имела ее победа над войсками Газневидской державы – сильнейшего государства того времени в регионе. Она открыла путь сельджукам на территорию Афганистана, Персии, Ирака и Закавказья. Стратегическим направлением экспансии турок-сельджуков стал Запад. Разгром Византии вызвал переселение кочевых огузо-туркменских племен из Средней Азии в Переднюю. В руках сельджуков оказалась вся Анатолия, где возник Конийский (Румский) султанат – первое государство турок на территории современной Турции (1077—1307). Затем были завоеваны Сирия и Палестина, заняты священные города мусульман Мекка и Медина, а политическое влияние сельджуков распространилось вплоть до Египта. В фазе перегрева они еще смогли противостоять экспансии крестоносцев, но в XII веке держава сельджуков распалась на независимые султанаты. Затем, уже в XIII веке, почти все они были уничтожены, а рассеянные от Анатолии до Восточного Туркестана тюркоязычные племена были покорены монголами. Что касается Конийского султаната, то в 1243 году он стал вассалом монгольских правителей Ирана, а затем окончательно распался на ряд мелких враждующих княжеств – бейликов. Но и это был еще не конец.

На исходе XIII веке один из бейликов Рума, основанный туркменским племенем кайы, прикочевавшим далеко на запад от аральской прародины предков, возглавил некто Осман. Историю Блистательной Порты мы приводить не будем.

Какой вывод следует из нашего экскурса? Пребывающие сейчас в инерционной фазе тюрки за полторы тысячи лет умудрились совершить три цикла, используя новые этнические доминанты, возникающие на окраинах прежнего ареала (Южный Алтай/тюркюты – Приаралье/сельджуки – Рум/османы). Вряд ли они делали это сознательно, понимание заменяло им знание, и родственные племена просто тянулись за лидером, за этнолокомотивом. Возможно, современные турки и алтайцы с трудом поймут речь друг друга, но в итоге им удалось сохранить свою жизнь, свой язык и свою кровь, продлить, распространить и приумножить свою цивилизацию, построить великие государства и прочно обосноваться в истории. Новый цикл развития этноса может быть вызван лишь очередным пассионарным толчком, при котором возникает новая популяция. Но она отнюдь не реконструирует старый этнос, а создает новый, давая начало очередному витку этногенеза. Каждый раз конец становится новым началом, и это наша главная идея. Лишь осознание конца позволяет приступить к новому началу.

Для того, чтобы распознать новую этническую доминанту в ареале распавшегося русского суперэтноса, нужно чтобы та оставила позади инкубационный период и заметно вошла в фазу подъема. В нашем контексте вариант только один – украинцы, громко заявившие о себе в 2014г. Некоторые утверждают, что украинцы не могут быть ядром нового нацбилдинга, потому что у них нет нужного количества заметных интеллектуалов, нет необходимого уровня культуры, нет еще сотен каких-то нужных вещей. Но ПТЭ говорит, что иначе на данном этапе и быть не может. Внешний расцвет культуры соответствует спаду пассионарности, а не подъёму.

Тщательное обсуждение связки «Украинская национальная революция 2014г, Россия и русские» архиважно, ибо только рядом со схожим иным, вглядываясь в него, как в зеркало, русские могут рассмотреть себя. Изучим теоретические обоснования пассионарного толчка на Украине. Гумилев писал, что для этого обязательно сочетание двух и более ландшафтов, двух и более этносов, двух и более «социальных организмов». Далее цитируем первоисточник – книгу «Этногенез и биосфера Земли» (гл. 28, Природа пассионарности) с комментариями.

Исходя из тезиса о природе этноса как системы, порождаемой взрывом пассионарности, ученый определял этнос как явление энергетическое. Так как начинающийся энергетический процесс всегда преодолевает инерцию процессов предшествовавших, то естественно, что чем меньше инерция, тем легче ее нарушить неожиданным толчком.

«Монотонные ландшафты с однородным этническим заполнением и объединяющей людей традицией, воплощенной в формы политических институтов, – это массивы, которые на относительно слабые толчки не реагируют. Зато при сочетании ландшафтов неизбежно и сочетание разных способов хозяйства. Одни люди ловят рыбу в реках, другие пасут скот в горах, третьи сеют хлеб на полях. Даже если все они имеют одних предков, необходимость адаптироваться к различным условиям среды через несколько поколений сделает их мало похожими друг на друга. И эта несхожесть будет увеличиваться до тех пор, пока системные связи между ними не ослабнут вследствие того, что одновременно идет поступательное движение общества на основе развития производительных сил и производственных отношений, что со своей стороны неизбежно влечет обновление устаревающей общественной системы».

Украина представляет собой переход от горного ландшафта Карпат и болот Полесья через леса и долины рек к донецким степям и Черному морю. Налицо сочетание ландшафтов с неоднородным этническим наполнением: от сохранившегося в горах реликтового населения через массив украинцев до поляков, венгров, русских, черкас, татар, евреев и прочих. «Если же вследствие превратностей исторической судьбы у данного этноса возникало два-три государства или племенных союза, то устойчивость системы будет еще меньше». Описание исторической судьбы украинского народа заняло бы слишком много места, достаточно заметить, что впервые собран он оказался лишь в 1939г, ранее будучи постоянно разделен на два-три государства.

«Представим себе этносферу как сочетание нескольких широких плит, соприкасающихся друг с другом. По этой конструкции наносится удар по вертикали. Естественно, разрушаются прежде всего не плиты, а контакты между ними, а затем идет цепная реакция, деформирующая сами плиты. Пример: Византия и Иран в VI—VII вв. были устойчивыми системами, а пограничная область между ними, заселенная арабами, испытывала их воздействие. Пассионарный толчок перетасовал арабов так, что выделилась группа сторонников Мухаммеда. За четыре поколения создался сначала этнос, а потом суперэтнос от Эбро до Памира». Гумилев писал о подобии процессов тектонических сдвигов платформ, сейсмической и вулканической активности в разломах земной коры процессам этногенеза. Разлом этносферы на Украине, бывшем пограничье меж устойчивыми системами Европы и России в XIХ-ХХ вв., оказался этногенетически активным благодаря системному разнообразию.

В нашем случае мы видим распространение новой этнической доминанты от периферии к центру ареала на восток. Маркером является идеология и символика украинских националистов, появившаяся там, где ее доселе не было – в Киеве, Днепропетровске и Харькове. Из-за российско-украинского конфликта все центральные регионы Украины ментально плывут на запад. Очевидно, что Киев, Полтава и Винница ныне связывают себя скорее со Львовом и Ровно, чем с Донецком и Луганском. Как Россия некогда прирастала Сибирью, ставшая оплотом нацбилдинга Западная Украина уже приросла центром. Экспансия смыслов на восток продолжается: русскоговорящий Днепропетровск стал городом украинцев, на очереди Харьков.

Конед украинской государственности, вопреки ожиданиям многих, не настал. Более того, следует ожидать усиление общности, вызванное победой новой этнической доминанты. Ничто так не сплачивает нацию, как образ и действия явного внешнего и внутреннего врага, коей в глазах украинцев стала РФ.

Драйв революции, ее очевидное стремление к очищению власти, к справедливости и достоинству оказались весьма востребованы и высоко оценены в среде русских интеллектуалов. Возникла идея интегративного наднационального проекта Русь-Украина. Его суть в том, что вышедшая из плоскости привычных схем мышления Украина отказывается от проявлений русофобии и берет на себя смелость открыто заявить себя Русью, новой этнической доминантой старого восточнославянского суперэтноса. Русь-Украина должна стать не примитивным отрицанием, не предсказуемой и просчитываемой Анти-Россией, а этнополитической, социокультурной и даже философской альтернативой РФ, что для Кремля катастрофично.

Киев – мать городов русских и это не просто слова. При наличии воли, определенной этнополитической дерзости и дальновидения у Киева есть отличные шансы стать новым собирателем земель русских. Средневековое западнорусское население задолго до и после появления этнонимов «белорусы, малороссы, украинцы» самоопределялось как «руские» и признавало родство с восточными русскими Московии. Исторически Западная Русь пала на разломе католической и православной платформ, канула в небытие, как Китеж-град.

Извечное стремление измученных Ордой русских к Земле обетованной, вековые поиски Беловодья и заветного Китежа вели некогда русских первопроходцев на Восток вплоть до Америки. После Майдана многие украинские и российские русские услышали китежские колокола из днепровских вод, решив, что нужны новые первопроходцы, открывающие русским путь на Запад. Даже самые ярые ныне укроненавистники в начале 2014г писали, что главный потенциал Украины заключен не в противопоставлении украинского национализма русскому, а в создании украинского русского национализма.

Наш краткий экскурс в ПТЭ хорош тем, что позволяет выйти за рамки современных государств и народов, отодвинуть привычные рамки и шаблоны. Понимание Руси-Украины как проекта, отвергающего русских и возвеличивающего украинцев, в корне неверно. Это не борьба за киевское наследство и право первородства, для этногенеза эти вопросы неважны. Многие русские сочли проект апологией украинства, очернением истории России или отказом от этнической идентичности. Многие украинцы не могут уйти от вторичности восприятия себя через Украину, а не Западную Русь. Отсюда попытки нацбилдинга, основанные на отрицании, на русофобии, доходящие до «древних укров» и прочего шаманства. Начинание, основанное на отрицании, криво, непрочно и по большому счету бесперспективно. Наметившееся соглашение между основными направлениями теории этноса – примордиальным и конструктивистским, могло бы быть упрочено гигантским экспериментом Руси-Украины. Геогенетическое родство, общность истории, близость языка, работа конструктивистов-нациестроителей, мощь и сила новой этнической доминанты станут залогом успеха. Положительный пример – история современного государства Израиль, созданного в 1948г. Его население изначально составляли пестрые группы мигрантов из разных стран со всего мира, принадлежащие к разным расовым группам и говорящие на разных языках. Казалось, что понадобится не одна сотня лет, чтобы объединить этот карнавал в единую нацию, но в условиях постоянных войн нацбилдинг стал блицкригом и сейчас Израиль самое мощное и сплоченное государство Ближнего Востока.

Почему у них получилось? Все мигранты считали себя евреями, признавали общность происхождения, были единоверцами и в массе своей разделяли идеологию сионизма как платформу идентичности. Любая идеология нацбилдинга должна опираться на широко известный исторический нарратив и богатое символическое наполнение. Иными словами, содержать в себе мощный мобилизующий миф (особенно Крови и Почвы) и древние архетипы. У новоиспеченных израильтян все это было, не было другого – общего языка. Вопрос был решен быстро и радикально. Сионисты отказались от всех диалектов рассеяния, приобретенных под влиянием чужих культур (идиш, ладино и пр.), и вернулись к древнееврейскому. Необходимо пояснить, что древнееврейский язык был мертв в течение двух тысяч лет, уже в евангельские времена Палестина говорила на арамейском. Все, что осталось – письмена с полным отсутствием гласных звуков. Насколько это катастрофично для языка ясно из примера имени бога: Иегова и Яхве – одно и то же имя, записывающееся одним и тем же сочетанием букв. Поэтому живой иврит современного Израиля стоит считать скорее созданным заново рабочим конструктом. В краткий срок на пустом месте возникло сильнейшее государство Ближнего Востока, а мультирасовые многоязычные группы мигрантов были объединены в нацию на основе новояза и работы конструктивистов. Смелый синтез древних традиций, мифов и архетипов с одной стороны и современных методов нацбилдинга и воли с другой дал впечатляющие результаты.

Но вернемся на север. Многие идеалисты, видя, что Москва завершает очередной цикл погибели Рускыя земли, были готовы признать Киев стольным градом Новой Руси. Проект Русь-Украина обещал им точку опоры, необходимый внешний центр силы. В нем все, что нужно для нового нацбилдинга-реконструкции: широко известный исторический нарратив и богатое символическое содержание, мобилизующий миф Крови и Почвы и древние архетипы. Грамотное использование доктрины пассионарного перезапуска, казалось, даст нашим народам шанс таки остаться братьями и быть вместе заодно. Русские на первом же этапе могли получить именно то, чего им сейчас не хватает: альтернативное успешное русское государство, и не какую-нибудь гипотетическую Залесскую Русь, полностью интегрированную в РФ и лишенную даже призрачного суверенитета, а самую большую в Европе страну. Это архиважно, потому что русские государствоцентричны до безобразия, сотни лет они отождествляют себя с государством, страной и только потом со своим народом. В массе русские не способны разделить эти понятия и представить, что это разные вещи и их интересы могут не совпадать, а иногда и противоречить. Украинцы же от проекта Русь-Украина получают возможность выхода на качественно уровень позиционирования себя в геоэкономике и геополитике. Но это в перспективе, для начала – уход от вторичности и вечного конфликта и огромный ресурс практически любого плана.

Разумеется, этот проект в подоплеке нес имперские стигмы, иначе он гарантированно был бы отвергнут русским имперским сознанием. Куда проще соблазнить массы Новой Европейской Русью от Карпат до Камчатки в центре с Киевом, чем передачей пассионарного импульса и фактическим спасением этноса новой этнической доминантой. Проект Русь-Украина содержал и то и это, и при достаточной проработке мог бы повлиять на расклады.

Но в РФ всей совокупной государственной мощью ему был противопоставлен иной проект, не содержащей никакой подоплеки кроме очевидного имперства – русский мир. Дезориентированные телевизионными неогапонами редкие русские пассионарии, подпираемые с юга, востока и даже севера (вспомним Кондопогу) агрессивными инорасовыми и инокультурными пришельцами пытаются сохранить сужающийся как шагреневая кожа ареал натиском на Запад, на русскоговорящие территории Восточной Европы. Ситуация сложна и говорит о долговременных тенденциях, преодолеть которые трудно даже при желании и наличии политической воли. Масштабная миграция инородцев в Россию, организованная ее правительством, приняла характер замещающий, а где-то и вытесняющий местное население. Диаспорально-клановые структуры мигрантов (и прежде всего «тожероссиян») на местах связываются коррупцией с властными и правоохранительными органами, получая надежный профит в бытовых конфликтах, приобретающих национальный окрас.

Любая попытка самоорганизации русского населения (если это не провластные, подментованные или подцерковные «казаки») традиционно советской национальной политикой встречаются в штыки. Тем самым противостояние снизу этнической экспансии «меньшинств» (об этом позже) блокируется в зародыше. Межнациональные конфликты с этнических пограничий перешли вглубь России, пронизав ее насквозь. Белые русскоговорящие Юго-Восточная Украина, Белоруссия, Восточная Эстония, Южная Латвия начинают представляться части русского населения РФ как новое Беловодье, русский заказник. И тогда как одни искренне переживают за сохранение и укрепление этих последних бастионов на фронтире Орды, другие, отчаявшись противостоять безнаказанным оккупантам на своей земле, решают заключить союз с Ордой и стать оккупантами на земле чужой. Подобно тому, как мигранты из Азии и Африки везут с собой архаику, от которой бежали, в Западную Европу и укореняют этот ад там, разрушая последнюю; так и приезжие патриоты Новороссии влекут за собой интернациональный сброд, террор и азиатчину, надеясь перемолоть Восточную Европу в Орду. Так некогда натиск гуннов вызвал крушение античной Европы, причем разрушили ее не столько гунны, сколько бегущие от них готы и вандалы.

Государство, максимально жестко реагируя на попытки русских (националистов) отстоять свое место в этнической иерархии РФ и искусственно понижая их статус внутри страны, одновременно всячески поощряет их агрессию вовне, активно сбрасывая энтропию. Эта регулируемая канализация используется Россией как инструмент давления на сопредельные страны с русским меньшинством. В этом, собственно, вся суть экспансивной доктрины русского мира. Максимально она проявлена на Украине.

Насколько Украина готова к схватке с РФ? На уровне боевого духа и качества комбатантов – вполне. Боевой костяк армии Украины – Нацгвардия, спецназ, ВДВ и часть добровольческих батальонов – реальная боевая сила. ВСУ стали единственной европейской армией, целиком получившей боевой опыт в схватке с сильным противником, обладающим всеми видами тяжелого вооружения и воюющего в наиболее современном стиле мятежевойны. На оперативном же уровне необходимо отметить вопиющую некомпетентность управления. Складывается впечатление, что отсутствие в войсках ДЛНР генералов и штабистов является преимуществом, позволяющим полевым командирам действовать на местах оперативно и слаженно.

Огромный потенциал национальной революции не только в пассионарном подъеме масс, но и в возможности гибкой перестройки институтов государства, приведения их в новое эффективное состояние. Классическим примером является Великая французская революция. Велика она не тем, что казнила короля и пролила реки крови, а тем, что явила пример грандиозной быстрой модернизации государства на базе способности народа и новой элиты к самоорганизации и взаимодействию. Франция тех времен находилась в ситуации куда худшей, чем Украина сейчас, и никаких международных организаций тогда не было. Союзников вообще не было и французам пришлось рассчитывать только на себя. В этих условиях они смогли перейти от закосневшей профессиональной армии к концепции «вооруженного народа», выявить среди офицеров будущих маршалов и уже эти маршалы из вооруженной нации создали новую профессиональную армию на уровень выше того, что им могла противопоставить вся Европа. То же произошло в сферах управления и права. Украинцы проявили впечатляющие способности к самоорганизации, но были ли они использованы старой элитой? Ее стремление обуздать революцию в попытке сохранить привычный способ существования белковых тел привело к консервации ряда отживших постсоветских схем и институтов, по сути – к стагнации и контрреволюции. Потенциал масс слит в добробаты и волонтерство, контрэлита кооптирована в средний эшелон, пар революции стравлен в свисток патетической риторики. Осуществить насущную потребность омоложения начальствующего состава силовиков – отправить генералов на пенсию и выдвинуть способных полковников и так далее по цепочке, тем самым осуществив мечты всего офицерского состава на подвижку вверх – новая власть не в состоянии. Поэтому цвет нации гибнет в котлах, а старым советским генералам ничто не угрожает, и они воюют по-советски, рассчитывая на бесконечный людской ресурс, которого у Украины нет. ДЛНР демонстрировали куда большие возможности роста способных командиров, пока не началась фаза их отстрела.

Прямое военное столкновение с Россией для Украины фатально, холодная же война вылилась в соревнование политической и экономической деградации, где Киев имеет преимущество в виде поддержки извне, зато РФ сильнее концептуально. Геополитическая привлекательность Империи в том, что в её «цивилизационном проекте» уготовано место и Украине, и Приднестровью, и Абхазии, и Осетии, и всем прочим, она всеядна. Безнациональная евразийская Орда с необычайной легкостью может использовать и православие, и традиции, и панславизм, и пантюркизм, и исламский фактор, и русский национализм, и советскую реваншизу, и толерантность, и новооткрытый рашизм, меняя инструменты и покупая ключевых элитариев по мере надобности. В отличие от Украины в России существует единое мифологическое поле, разработанное в мельчайших подробностях. Это советский миф. В первые годы нового тысячелетия мы писали, что в РФ у власти правительство временщиков, которое совсем не заботится о новой школе, о новом списке классиков, о создании новых нациеобразующих мифологем, как это сделали большевики. Признаем свою наивность: зачем новое, когда есть укоренившееся старое? Надо только переждать. И вот перед нами реставрация советского мифа с измененными акцентами: ведущую роль коммунизма заменила ведущая роль Великой Отечественной войны и победы советского народа над фашизмом как метафизическое торжество добра над злом. Историко-политической адекватности здесь нет и быть не может, налицо религиозно-мифологическое восприятие одного из театров военных действий второй мировой войны. В сакральные праздники религия Священной Войны принимает в РФ надрывно-истеричный характер и выливается в ряд театральных постановок федерального, регионального и местного значения, и большинство населения уже воспринимает это как должное. Орда грамотно эксплуатирует этот миф, он весьма удобен империи: многонациональность, фанатизм, готовность к сверхусилиям и сверхлишениям и пр. Во внешней политике он позволяет ей вмешиваться во все события на постсоветском пространстве и в Европе двумя способами: убеждением – «Как же, мы же вместе победили фашизм» и принуждением – «Надо добить недобитый фашизм». Логика простая, как мычание, и народу понятная.

Что же этому может противопоставить Украина? В начале 2015г мы видели два пути: атакующий и оборонительный. Атакующий – это цивилизационный проект Русь-Украина, позволяющий овладеть инициативой и стать не просто антагонистом, а альтернативой РФ. Это путь неимперский и нефедеративный, не захват земель и не добровольное присоединение территорий. Это новое понимание места Руси-Украины в прошлом, настоящем и будущем, новый восточноевропейский нацбилдинг на основе древнерусской традиции – построение национального государства с масштабом и возможностями империи. Никто такого еще не делал. Даже Китай остается империей, медленно приобретающей национальный окрас вследствие чудовищного демографического давления ханьцев.

Украинцы – часть древнерусского народа, которая де-факто за 600 лет стала другим народом, но лишь сто лет назад по политическим причинам приняла новое, территориальное самоназвание. Неслучайно мы выше взяли за точку отсчета пассионарного этногенеза украинцев именно 100—150 лет назад – время осознания украинцами того, что они – отдельный самостоятельный народ. Известно, что нация рождается в селе, а умирает в городе, именно в этом причина молодости украинского этноса – сотни лет он провел в селе, в своей колыбели, в то время как города заполнял сначала польский и еврейский, затем русский и советский элемент, а украинская элита ополячивалась и обрусевала.

Второй, оборонительный путь – путь украинского этнонационализма, антагонистическое отторжение Украиной России и всего русского. Это закономерный итог агрессии, но! Украинский этнонационализм при высоких качественных показателях страдает детской болезнью отрицания всего, чем он не является. В годы его становления и борьбы (те самые 150 лет инкубации по Гумилеву) это было необходимо, но теперь может стать помехой развитию народа и государства. Доходящее до пренебрежения невнимание современной Украины к целому пласту руских доукраинских смыслов от Киевской Руси через Ивана Федорова до Григория Сковороды – есть вредное самозашоривание, правка себя ножом по живому. Тенденция замены Давноруськой (укр.) истории на дискурс Стародавньої України из публицистики переходит в научную сферу и государственные документы. Заявления о том, что украинская культура началась с Шевченко (при всем уважении к этой титанической фигуре) носят резко ограничительный характер. В этой логике писавший в Петербурге великий Гоголь является предателем украинства наряду с писавшими во Львове Зубрицким и Головацким. Невнимание Киева к базовому пласту Руси отдает его Москве, как Крым. «Кто контролирует прошлое – контролирует будущее, кто контролирует настоящее – контролирует прошлое». И наоборот, принятие на вооружение идеи правопреемства Руси-Украины выдернуло бы из-под РФ ее «легенду», сорвало бы европейскую маску с ордынской физиономии.

На деле же официальный Киев, озабоченный лишь сохранением прежней власти у прежних элит, избрал третий, совершенно пассивный путь – ни нападения, ни обороны. Полагаем, финансово-экономическое мышление олигархов просто не воспринимает понятия войны и соперничества дискурсов и нарративов, отсюда полное игнорирование и провал такой работы. Попавший в капкан зверь отгрызает себе лапу. Оказавшаяся в ментальной ловушке Украина образца 2015 года отгрызает себе голову. Мощный драйв бунта и стремление к переменам, живая пассионарность и артистизм, настоящее гражданское общество и национальный подъем, страна понеслась вверх по дороге истории – но споткнулась о камень и упала в болото.

Камнем стала реальная демократия. Всеобщие выборы 2014г, где оказались равны голоса всех неравнодушных, ратующих за изменения к лучшему, с одной стороны; и племени «моя хата с краю», с другой. Огромный численный перевес вторых сыграл свою роль. Подавляющее серое большинство и есть болото, и это сравнение придумано не нами. Это пассивное большинство сидит дома перед ТВ, оно не выходит на акции протеста или одобрения, оно вообще не склонно к активности, его как бы и нет, и активисты, ведущие за собой ликующую толпу, часто поддаются обманчивому ощущению, что весь народ с ними, и надо лишь легализовать прекрасные порывы единственно верным демократическим путем. Вот тут-то к урнам выползает болото и наносит ответный удар. И к власти вместо ярких людей, весь политический капитал которых в будущих реформах, приходят порождения болота, заинтересованные лишь в его сохранении и распространении. Голоса надо не считать, а взвешивать, но это же недемократично, не так ли? Так равенство душит свободу.

Так пассивное болото, не предпринимая никаких активных действий и всего лишь оставаясь собой, используя демократию, затягивает в трясину и губит любые живые начинания. Закон трясины прост: чем сильнее бьешься – тем быстрее тонешь. Многие активные акторы революции замерли в этом болоте, стараясь не делать лишних движений и положившись на перемены к лучшему. Но время работает против них, ибо даже не шевелясь в трясине ты все равно медленно погружаешься.

Еще недавно бурлящая Украина вновь покрывается тухлой водой и кочками, затягивается тиной и ряской, зарастает камышом, над ней кричат выпи и загораются болотные огни, а в омутах сидят тихо или бьются пока живые звери революции, причем иные еще и дерутся меж собой. Надолго ли? Скоро вода сомкнется и только пузыри поднимутся вверх с характерным звуком. Болото вообще не терпит крупных животных, его формат – гады и жабы, в лучшем случае – птицы. И всякий, кто не знает об опасности болота – обречен.

2. Русский песок

Оставим Киев украинцам и поговорим о Москве не как городе, а о том, что она собой олицетворяет, о мифе Москвы, о смысловом и идейном его наполнении в современном русском сознании, о том, что говорит Москва.

Веками русские с первыми буквами азбуки впитывали в себя сверхценность Москвы. Москва говорила с народом сначала с Лобного места устами приказных дьяков, потом письменными указами государей, затем печатными, Москва говорила голосом Левитана по радио, теперь она говорит и показывает, говорящие головы и картинки сменяются поминутно, но одно неизменно. Москва тщится подменить собою не только государство РФ, не только страну Россию, но и такие понятия как Родина или Отчизна (непременно с большой буквы, иначе Ваня может счесть родиной свое Травино или Урюпинск), говоря от совокупного имени государства-страны-родины-отчизны. Меж тем даже живущие в Москве иностранцы знают, что Москва – не Россия. Но то иностранцы, а десятки миллионов русских до сих пор мыслят пословицей «Это моя страна, даже если она неправа», уравняв Москву с государством, государство со страной, а страну с родиной. Поддерживается необходимый уровень москвомании.

Абсолютная встроенность в каркас государства и паралич этнической самоорганизации приковали русский народ к госаппарату, сделав инвалидом-колясочником: вроде и руки есть, и ноги, и голова на месте, но все расслаблено, ничего не работает от долгого безделья, уже просто страшно встать, даже попытки приподняться вызывают испуг. Размер государства подается властями как величайшее достижение и безусловный повод для гордости. Пусть тяжелое и косое, но большое, а другого-то нет. И кругом враги. Сами-то мы с ними не говорили, за нас всю жизнь говорит Москва, на то она и Москва – говорит, значит, знает. Наличие большого государства мгновенно примиряет русского с любым беззаконием и несправедливостью, унижением и подавлением. Ориентируясь на родную Москву, он быстро находит в вопиющих фактах признаки государственной силы и начинает ею гордиться – вот какая у меня крутая и мощная коляска, а зафиксирован я в ней для безопасности, чтобы не дай бог не вывалился. Едет самобеглая коляска сама, да все быстрее и у тела ничего не спрашивает. Если вдруг явится святой Йорген и велит народу-колясочнику «Встань и иди!» – ничего не выйдет. Не сможет наш инвалид. Сначала нужно ту бешеную коляску остановить, а как это сделать на такой-то скорости? Летит птица-тройка, только флаги развеваются. А кругом канавы, овраги да столбы. Того и гляди – катастрофа, и придется нашего инвалида вырезать из мятого железа по кускам, да был бы жив.

Сознание русских притянуто к Москве задолго до появления России. Она не в клозетах, она в головах, эта московия головного мозга: «выразители русских интересов могут быть только в Москве». Русские в этой логике намертво привязаны к Москве, разотождествление смерти подобно. Кто не под Москвою, тот под США или другими внешними центрами силы, а стало быть враг и национал-предатель. Русскую провинцию московит воспринимает как задворки, подсобки, огороды и иные хозяйственные службы Москвы: Астрахань – сарайчик на бахче и рыболовная база, Кубань – поле подсолнухов и бассейн, ХМАО – буровая вышка, Ярославль – палатка шиномонтажа и т. д. Схема проста и знакома: русские – народ казенный, прикреплен к земле. Стало быть, в краях и областях РФ барыня ему – Москва. К республикам отношение другое – это особые дома со своими хозяевами – «титульными нациями». И тамошние русские прикреплены уже не к Москве, а к Уфе, Грозному и Ташкенту, и те вольны ими распорядиться. Они и распорядились, каждый по-своему. Многие изгнали русских, и Москва смолчала – это же их русские. Грозный и Ташкент сопроводили изгнание русских эксцессами, и тут Москва бы смолчала, как в случае с Ташкентом, оставшемся в ее орбите, но чеченцы захотели уйти из-под Москвы, а это уже нестерпимо. В логике московитов уход из-под Москвы означает примыкание к враждебному центру силы и значит – война. Кадыровы признали формальную власть Москвы, и война закончилась, им отдали Чечню в лен, а чеченцам, как компенсацию, Россию в охотничьи угодья. Кто смел, тот и съел, ничего, чай Москва не обеднеет. Главное – статус центра силы сохранить. В той же логике и «Русская весна»: уходящая из-под Москвы Украина поплатилась землями с прикрепленным населением, Крым-то наш, а вот Новороссию разменяют на вассалитет Украины в любой день. Для того и держат.

Ревизия роли Москвы в истории должна начаться с осознанием факта, что отношения Москвы и России вовсе не являются отношениями центра и провинций. Это отношения метрополии и колоний. Ярче всего это проявлялось во время войн, обнажающих суть вещей.

Потеря колоний для метрополии огорчительна, но не критична. За века истории «третий Рим» выработал даже своеобразную военную доктрину, которая первому Риму и присниться не могла. Пока противник двигался к Москве, ее задача состояла лишь в его задержке, т.е. активной постановке помех, и сборе колониального пушечного мяса. Величина людских и территориальных потерь никогда не принималась в расчет, пока дело не доходило до самой Москвы. А дело доходило.

В 1611—12гг занявшие Москву «поляки» (на самом же деле другие русские, русские европейцы – русины, литвины да казаки) вызвали панику ордынской элиты, понявшей, что альтернативные паны пришли ей на смену. Земля зашаталась под ногами московитов – отсюда и письма патриарха, и вояжи князей в колонии, где спешно сколачивалось ополчение против законной власти королевича Владислава, и призыв шведов, и попытки перекупить атаманов.

В 1812г снова сдали Москву, пусть с боем. Но абсолютная монархия могла себе такое позволить, ибо метрополией в ней был даже не город, а двор – в СПб.

Партия московской защиты была разыграна еще два раза. Ленин готов был отдать в 1918г немцам (и финнам) Петроград, лишь бы удержать метрополию – Москву.

Фатальность сдачи Москвы понимал и Сталин. Именно потому он пошел на огромный риск, сняв с Дальнего Востока практически все войска, стянув их к Москве и оголив границу с миллионной Квантунской армией. Сталин был готов к утрате любых колоний ради удержания метрополии. Классическая фраза, ставшая частью государственного мифа «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!» содержит много смыслов. Здесь и то, что размер России не имеет для Москвы особого значения, и подпирающие сзади заградотряды, и семьи бойцов и офицеров – традиционные заложники Москвы и многое другое.

Сам распад СССР в 1991 году был своеобразным бунтом Москвы против президента Горбачева за сброс лишней периферии. Неслучайно этот бунт возглавил Ельцин, в ключевые годы перестройки (1986—87) занимавший должность первого секретаря Московского городского комитета (МГК) КПСС и снятый с нее Горбачевым.

В каждом выросшем в СССР/РФ русском говорит Москва, нас так учили, так растили, так программировали. Помните?

«Москва! Как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось…»

Зададимся простым вопросом: Является ли современная Москва русским центром? Довольно с нас исторических изысков, поговорим о современном, животрепещущем, болезненном и крамольном. Если при Пушкине Москва в пику Петербургу еще сохраняла статус русского консервативного центра, то в СССР этот ее статус инерционен и сомнителен. В РФ с ее многонациональностью как главным политическим принципом Москва растратила остатки русского содержания в считанные годы, попытавшись возместить эти потери казенным православием и спекуляциями на былом. Насколько русское то, что сейчас Москва содержит и вынашивает в себе, а затем транслирует в Россию, внутрь? Наружу Москва выдает картинку защитницы и поборницы интересов русских, сплотившихся вокруг нее. Часть этой картинки россияне видят на ТВ-экране. А что же идет для внутреннего употребления?

Культура и политика, исходящая из Москвы, образ жизни, дискурсы – насколько они русские? Какие вообще русские смыслы хранит и генерирует Москва? Русский мир с вереницей гробов? Третий Рим, обернувшийся Новым Вавилоном? Интересно, что инволюция Москвы как русского центра сопровождалась ростом ненависти к ней в провинции. Многие ездили в столицу в начале 1990-х за мясопродуктами и ширпотребом, пытаясь обойти «карточку москвича». Колбасные поезда из голодных депрессивных городов любви Москве не прибавили. Последняя экономическая экспансия Москвы в Россию (2005—2015), сверхконцентрация ресурсов, власти и средств, показное сверхпотребление и феодальная региональная политика привели к тому, что даже в позднем СССР не так ненавидели Москву, как сейчас ее ненавидит Россия от Махачкалы до Владивостока.

Кризис державности РФ связан с кризисом Москвы как столицы и ее несостоятельностью как русского центра притяжения и ретрансляции. Подспудные центробежные тенденции в РФ сейчас сильнее, чем центростремительные. В этой связи москвацентричные рассуждения о консервативной эволюции, особом пути, культурных императивах, финансовых центрах и прорывных технопроектах, построенные на логике Калиты, видятся анахронизмом. Все эти изменения господа с бородами мыслят происходящими из метрополии – из Москвы. И рамки государства и судьбы русских тоже должны решаться в Москве: что-то отрезать, что-то пришить и т.д., все видится взором московита, кичащегося ханской пайцзой. Даже приближающуюся катастройку наиболее чуткие из них мнят очередным распадом империи и возвращением к началу цикла, к Московии времен Грозного, в худшем случае – того же Калиты. Суть останется прежней, и они начнут снова. Но нужно ли это другим?

Вы спросите: а где же альтернатива? Где другие русские центры, где вырабатываются и транслируются русские национальные смыслы? Их нет, и не могло возникнуть, ибо утратившая способность генерировать их Москва замыкала на себя любые поползновения русской мысли, бесплодно выхолащивая их, подобно старику, согревающемуся в постели теплом молодых наложниц. Московская идея сверхконцентрации ресурсов в себе имеет астрофизический аналог в виде маскона – концентрата массы, сосредоточенного под поверхностью лунных морей. Маскон за счет сверхплотности вещества вызывает гравитационные аномалии и способен отклонить движение космических аппаратов на сотни метров от расчетного маршрута, что при посадке может привести к катастрофе. Негативный эффект маскона Москвы уже не раз сказывался на нашем пути русских, нарушая расчетное развитие и опрокидывая планы и прогнозы.

Все новые ростки заглушены этим бесплодным, гнилым изнутри исполином, но если его выкорчевать, мы, возможно, еще увидим новые всходы. Новая этническая доминанта на западе пока дает нам надежду на Киев. Есть некоторая надежда на Новосибирск. Меж ними – тьма и пустота. И пока в наших головах говорит Москва, нам никогда не удастся ни осветить, ни заполнить великие пространства России. Пока жива идея московитства – все то, что мы зовем страной, родиной, отчизной, останется задворками хищного мегацентра-спрута.

А что же русские? А нет никаких русских! – заявила на всю страну известная теледива несколько лет назад, озвучив наконец выводы «нацменов» России. Тогда разразилась настоящая буря в стакане воды, ибо русским это как бы не понравилось, но поделать они ничего не смогли. Это был еще один тест в ряду, описанном С. Кара-Мурзой: «И реальные, и символические вызовы, перед которыми оказался русский народ с конца 80-х годов ХХ века, не привели к мобилизации его этнического самосознания. Оскорбления национальных символов русских доходили в некоторые моменты до крайности, что даже наводило на мысль об использовании этих оскорблений для экспериментального измерения „порога“ национальной чувствительности. На эти демонстративные действия не было ответа не только адекватного, но и мало-мальски заметного. Попытки русских националистов апеллировать к национальному самолюбию не находили отклика. Это явление, видимо, интенсивно изучается этнологами и социологами, однако в открытой печати результатов не публикуется. Очевидно, однако, что те культурные средства, которые пытаются применить для мобилизации этнического чувства националисты, неадекватны культуре современного русского общества». Но все встанет на свои места, как только мы пересмотрим привычные (слишком привычные) термины «русское общество» и «русский народ». Наше общество задано и построено сверху по государственным, а не этническим шаблонам, и характеризовать его следует как российское. Специфически русского общества не существует. Замеченное Кара-Мурзой бессилие культурных средств в русском нацбилдинге объяснил Олег Неменский в статье «Рустикализация русскости» (Вопросы национализма, №19). Теперь о народе.

Вопрос «Есть ли русские?» не так прост. Сами русские уверены, что они есть и их очень много. Но взглянем с системных позиций. Народ, национальность, этнос – это система, состоящая из элементов и связей между ними. Создадим условно экспертную комиссию из Тины Канделаки, Рамзана Кадырова и Шойгу Кужугета, и они скажут нам, что народ – это плотность и качество связей между элементами, а не их простая сумма. Поэтому не приходится сомневаться в существовании таких народов, как, например, евреи и цыгане. Даже экзотические ассирийцы или езиды в России вполне существуют именно как народы, сохраняя сплоченные жизнеспособные сообщества и поддерживая связи между ними. Несвязанные же элементы, будь их хоть сто миллионов, системы не образуют и претендовать на статус народ/национальность/этнос не могут. Эту нехитрую истину знает каждый шашлычник, но для русских это откровение. Они настолько свыклись с положением дел, что воспринимают свою атомарность как норму и продолжают считать себя великим народом, игнорируя вопиющее отсутствие русской этносистемы. Они никогда в ней не жили, ее распад давно завершен и сейчас идет следующая фаза – депопуляция.

Негодование националистов по поводу того, что в «Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года» русские названы скрепляющим элементом, а не государствообразующим или хотя бы стержневым, смехотворно. На деле государственная формулировка – это комплимент, реверанс в сторону русских. Скреплять многие этносы воедино может народ, предрасположенный к образованию связей, подобный цементу. И это уж никак не русские. Ранее и мы полагали их субстратом, питательной средой для других этносистем, растущих подобно колониям бактерий на агар-агаре в чашках Петри. Но жлобская позиция «мы всех кормим» стала анахронизмом уже в позднем СССР, не говоря уж о РФ. Страну, имитирующую сельское хозяйство, промышленность, науку и прочее кормят деньги с продажи сырья, а вовсе не русские. Развивая аналогию, мы обнаружим, что питательной средой для растущих колоний (не только этнических, а, например, гбшных, чиновных и др.) является не гипотетический русский народ, а богатейшая страна при забитом обществе. Покопавшись далее в чашке в поисках русских, мы увидим, что к росту здоровых этнических организмов на субстрате они отношения не имеют и найдем их на дне чашки в виде слоя инертного талька или песка.

Тальк не просто безвреден, он весьма полезен растущим организмам – это знают все, у кого есть дети. Тальк уменьшает трение – это его главная характеристика. Им пересыпают трущиеся поверхности тел, чтобы избежать потертостей. Известно, что представители враждующих меж собой народов Кавказа, оказавшись в России, прекращают вражду. Возможно, именно об этом думал экс-полпред Хлопонин, планируя переброску излишков населения Северного Кавказа вглубь России и встречный поток русских. Пересыпав ими агрессивные местные организмы, можно добиться реального снижения напряженности за счет расхода талька. Но нас сейчас интересует не биология, а нацбилдинг, строительство, и потому мы обновим ассоциативный ряд, сменив тальк на песок.

Русские не составляют ни политической, ни этнической общности. Это куча песка, многократно промытого, просушенного и просеянного. 120 миллионов песчинок, лишенных связей и самой потребности в них. Она вымыта из русских в ходе исторического регресса. Своих национальных и политических институтов они лишены минимум со времен образования империи, т.е. лет триста; русский язык стал общеимперским тогда же, а Советы его окончательно обобществили, сделав советским, русскую высокую культуру оторвали от народа, а вместо нее русским дали соску и погремушки: водку-матрешку-балалайку. Городскую культурную традицию подменили фольклором (часто высосанным из пальца или грубо подделанным) и пыльной этнографией, а сверху залакировали казенным православием. Но подмена очень поверхностна и глубоко депрессивное понимание того, что «Всё не так, ребята!» стало основой творчества русских писателей-деревенщиков и не только их.

Рустикализация дала интереснейшие сдвиги. Изначально ущербная русская идентичность, подвергнутая Советами вивисекции, подобна изжоге: не губит, но и покою не дает. Большая часть русских предпочитает вообще не заморачиваться, немногие думающие спешат избавиться от ментального дискомфорта и тут есть два пути.

1. Способные абстрагироваться и оценить ситуацию часто отписываются от негативной русскости, уходя куда угодно: в общечеловеки, в ингры и карелы, в неформалы и радикалы, кто-то воскрешает в себе бабушку-украинку и деда-латыша, кто-то принимает ислам, кто-то подается в нацию националистов или «малый народ», утверждая, что вот они-то и есть настоящие русские, а большинство – бяки, ментально или расово неполноценная биомасса.

2. Другие, в основном поборники величия, мнят песчаную гору Эверестом, теша свои комплексы неполноценности различной тяжести: от сравнительно безвредных Даарий-Тартарий до казаков-разбойников ДЛНР. Одним из маркеров тут служит упоминание 1/5, 1/6 или 1/7 части суши, что к действительности относится так же, как навигацкая картографическая проекция Меркатора к реальным площадям.

Неизбывная тоска, безнациональная безысходность и ощущение подмены живого национального организма кучей песка заставили многих русских пассионариев предпочесть смерть на Донбассе гниению заживо в РФ. Соорудить из русских пескоструйный аппарат для быстрой абразивной обработки Украины – об этом шла речь на известной встрече Рогозина с избранными представителями националистов в феврале 2014. Если хотя бы четверть состава тех организаций пошла в добровольцы – Путин бы выиграл. Но не вышло, песок не поехал эшелонами на Украину самовывозом, как планировалось, пришлось кидать его вручную лопатами, как уголь в топку. В итоге забросать огонь Майдана сырым русским песком не вышло, даже для спасения ДЛНР пришлось задействовать боевые группы «отпускников».

Просеянный песок не восприимчив к формовке и планы творцов идеологического симулякра «Русский мир», практиков спецоперации «Русская весна» и националистов неосуществимы. Нельзя мобилизовать этническое самосознание несуществующего этноса. Русские – отчужденная от своего прошлого деэтнизированная масса с порванными внутренними связями, с отсутствующими политическими и гражданскими институтами, с дискредитированной РПЦ религией, с глубоким кризисом института семьи и негативной идентичностью. Блуждая в темной комнате в поисках черной кошки, они пытаются нащупать загадочную русскость – то, что их объединяет, но вместо этого находят лишь то, что их отличает. Они ставят себе метки на лбу (русский значит трезвый / православный / антисоветчик / родновер / патриот / антифашист / националист и т.д., нужное подчеркнуть) и по этим меткам ищут друг друга и пытаются объединиться. Понимают ли они, что такое объединение вторично? Осетины или калмыки, например, не создают таких конструкций, ибо их общность этнична и не нуждается в скрепах и надстройках. Этничность же русских сломана, она не работает. Подчеркнем: дееспособные группы русских основаны не на этничности, а на идеологии. Теперь так: дееспособны лишь идеологические, дискурсивные группы русских.

Патологическое изобилие русских организаций, враждующих меж собой из-за идейных разногласий, и даже воевавших друг против друга на Украине, прямо-таки кричит о том, что в русском национализме первично, а что надумано. Мы отброшены на полторы тысячи лет назад, во внеисторическое безвременье, в донациональное, дохристианское и доэтническое состояние. Мы – дезинтегрированное белое множество, рассеянное на большом пространстве, сохраняющее общий язык и менталитет, но не способное к этнической самоорганизации. Разорваны все виды связей, даже родственные серьезно ослаблены. Если пролетариату было нечего терять, кроме своих цепей, то в нашем случае отсутствуют и цепи. Для того, чтобы использовать это в строительстве, надо осознать, что русские – сырье, куча рыхлого песка, в которой вязнут любые попытки на нее опереться. Меж тем песок – важнейший строительный материал, но не сам по себе, а как наполнитель. Располагая одним лишь песком – много не наваяешь: попытки строить из песка на песке обречены.

Поэтому страшно заблуждаются люди, видящие панацею в создании пресловутого русского национального государства. Приведем типовую цитату: «Вывести страну из кризиса может только Русская национально-ориентированная элита, а не безнациональная советская номенклатура ельцино-путинистов. Только Русское национальное государство, а не Многонационалия РФ, может дать нашему народу защиту и возможность для процветания». Громкое словосочетание «Русская национально-ориентированная элита» означает сегодняшних профессиональных русских, опирающихся на несуществующую этничность и пытающихся говорить от имени химерического 100-миллионного народа. Советская же номенклатура – реальная сила, опирающаяся на советскую идентичность, широко разлитую в безнациональной массе.

Допустим, мечта националистов сбылась, и страна приступила к построению РНГ. Представим даже, что произошло очищение власти – массовая люстрация и посадки. Для формирования новой власти на местах понадобятся новые люди, разумеется из русских национальных организаций. Но во всех субъектах РФ они представлены прежде всего кластером прикормленных администрацией «национально-патриотических обществ» от вездесущих казаков до «Боевого братства», это концентрат Русского мира, боевая сила имперского дискурса путинизма. Все остальные формы русского национализма зачищены, загнаны в подполье и разобщены. Даже если мы допустим равное соотношение сил во власти РНГ, разбуженная Путиным реваншиза охлоса склонит чашу весов к себе, и мы получим Киселева с коловратом, Охлобыстина с имперкой, «Хирурга» с автоматом и Русский мир 2.0 со всеми вытекающими. Этот идеологический симулякр суть попытка собрать из мертвых частей функционирующий организм, он подобен детищу Франкенштейна и уже сейчас неловко пытается выйти из-под контроля. Если же наведенный шовинизм масс будет сбит экономическими бедствиями и работой СМИ, то гипотетическое РНГ столкнется с другой проблемой. Переход от идеократии СССР к клептократии РФ дался достаточно тяжело. Переход же от клептократии РФ к этнократии РНГ мы считаем невозможным. Если советские идеи, воплощенные в социалистическом государстве, работали сколько могли; если клептократия, выраженная в круговой поруке и вертикали взятки, также будет работать, пока сможет; то русская этнократия невозможна по причине отсутствия этноса, связей и доверия внутри масс и появления новой, по сути самозваной, элиты. Возникнет очередной разлом меж властью и обществом, и из него привычно полезут колючие побеги кланово-корпоративной системы, врастающие во власть и общество и подменяющие их собою по мере того, как дюна РНГ будет осыпаться и развеиваться ветром. Государство, живущее идеологическим симулякром, состоит в перманентном кризисе идентичности и обречено упасть, высвободив место для сплоченных, ясно осознающих свою идентичность и свои политические интересы групп (А. Давыдов).

В этом плане показательна «Русская весна» на Украине. Организованное, распиаренное и поддержанное политически, экономически и военной силой «русское восстание» сдулось за пару месяцев, вынудив официальную пропаганду выключить «русский пафос». На местах же, вместо ожидаемой Новороссии, появились интернациональные атаманские республики а-ля «Свадьба в Малиновке», нафаршированные кавказскими боевиками и бурятскими отпускниками. Эти новообразования называют «гнойниками» даже покрывающие их высшие чиновники России. Попытки сыграть русскую карту дали любопытнейшие результаты: русские вновь и вновь пытаются заменить утраченную этничность атрибутикой и дискурсами: православие, белогвардейщина, казачество, культ Победы, антифашизм, радикальные субкультуры и прочее. Причем все вместе это работает плохо, увеличивая раздрай. То же будет и с РНГ. Кстати, возникнуть оно может только сверху, путем реструкта на федеральном уровне. Становление РНГ снизу исключено, так как в массах отсутствует само понимание предмета. Поэтому опыт ДЛНР столь ценен: это и есть воплощенный русский мир. Это работающие модели русского национального государства во всей красе и другим оно быть не может. Операбельна ли Россия для столь серьезной перемены?

Полная денационализация русских уже вызывает некоторые опасения режима, возможно, что современная его озабоченность производством скреп вызвана необходимостью остановить осыпание русского песка. Его шуршание по внутренним полостям несущих конструкций действует обитателям кабинетов на нервы. Утрата связей между элементами наполнителя в бетоне ведет к «эффекту Ленинакана»: при толчке выше средней амплитуды высотки складываются вовнутрь. Этот урок 1988г поколение власти, видимо, помнит.

Сегодня Кремль применяет два эффективных метода связывания русского песка. Первый – пропитывание его отработанным советским машинным маслом. Сцепляет оно хорошо, но есть и минусы. Старое масло слишком густое и плохо распространяется в песке, поэтому его нужно много. Но советская машина давно сломана и масло для нее уже не производится, т.е. этот ресурс почти исчерпан. Второй и главный метод – орошение песка водою. Сырым песком удобно закидывать занимающиеся там и тут пожары, он легко формуется в куличики патриотических организаций и сдавливается в похожие, как следы одного ботинка, «нужные» митинги; из него можно лепить скульптуры и даже замки строить. Ненадолго – пока не высохнет. Что это за вода в нашем контексте? Хотелось бы упростить и написать: вода – это ложь и пропаганда, производимая СМИ России в промышленных масштабах. Но это не так, ибо ложь и пропаганда воспроизводятся в РФ не только в СМИ, а и в сфере науки, культуры, церкви, экономики, экспертных сообществ и т. д. вперемешку с правдой и знаниями. Поэтому вода – это системный дискурс, в нашем случае состоящий на 86% из лжи и пропаганды. Запомним это и продолжим.

Основа советской интернациональной идентичности – героический миф Великой отечественной войны. Основа национальной идентичности – не столь мифология, сколько живая этничность, проявленная не в тюбетейках и вышиванках (это лишь атрибутика), а в связях. Русская идентичность – самообман. Русская идентичность – отсутствие идентичности. Это хорошо чувствуют другие, например, рэпер Тимати заявил, что его отец мусульманин, а мать еврейка, поэтому он, наверное, русский. А без идентичности нет субъекта гражданской активности, поэтому упрекать русских в пассивности смешно. Распространяющаяся сегодня русофобия будет спадать с пониманием того, что применять к стройматериалу песку и стройматериалу кирпичу одинаковые требования бессмысленно, ибо у них абсолютно разные показатели качества и предназначение.

Русские националисты полагают себя частью огромного непроснувшегося народа и выступают от его имени, считая его ресурсной базой и тратя все силы на его пробуждение. Многие думают, что вот еще немного пропаганды, еще немного мигрантов, еще немного репрессий – и критический рубеж будет перейден, и стомиллионный русский народ, ведомый националистами, обретет наконец самосознание и станет монолитом. Это заблуждение: не бывать дюне айсбергом. Только просеивание тонн песка в поиске немногих социально живых и биологически активных элементов, «подобных зернам горчичным», приводит к образованию в русской среде дееспособных сообществ на идейной основе. Их будущее во многом зависит от работы дискурсоводов, распространяющих адаптированные к России идейные конструкты – воду для нациестроительства.

Последнее время русские под давлением со всех сторон (читай – из-под палки) многое осознали и проявили склонность к объединению, они уже жаждут его, как пустыня дождя. Найти объединяющий импульс внутри они не могут (ибо песок бесплоден) и потому интеграция идет извне, на основе внешних дискурсов, как во времена империй. Предпосылкой организации групп становится общая идентичность, причем не бессознательно воспринятые в детстве мифы и не наведенный русский морок, а выработанное самостоятельно политическое мировоззрение. Сформировавшиеся в результате дискурсивные группы пытаются привить свою идентичность русскому массиву, но она уходит в него, как вода в песок. Связи крови и почвы у русских настолько редки и коротки, что этносистема не складывается. Замена этих связей на идеологические позволит создать систему, но она изначально не будет этнической.

Пора отказаться от самообмана. Нет никаких русских. Есть строительное сырье – замечательный мелкодисперсный песок. И есть группы неэтнических идентичностей – советские, нацболы, охранители, анархисты, клептократы, национал-социалисты и прочие. От типовых русских они отличаются не видом, а сущностью, как горчичные зерна от песчинок. Каждая из таких групп несет свою идею интеграции, устроения своего порядка.

Гибридный советский тяни-толкай, сочетающий наднациональную идентичность с имперской подоплёкой, лидирует по масштабу. Роль в нем русских как расходного материала в строительстве грандиозного концлагеря крайне мазохична и потому многим нравится. Оценивая применимость такой интегративной идеи, как евразийство, следует указать, что если классическую теорию Трубецкого и Гумилева можно в какой-то мере сравнить с великолепным эллинизмом, то современное конъюнктурное азиопство уже резко диссонирует с ним. То же касается и западных либеральных конструктов, вызывающим уже слишком много вопросов и на самом Западе. Ислам сделал рубеж цивилизаций непреодолимым для любых интегративных идей, кроме исламизации. Возникла мембрана с односторонней проницаемостью, и это касается не только ислама – религиозно-расовый барьер с Югом (мир ислама) и Востоком (Восточная Азия) русские могут преодолеть лишь ценой полного растворения в чуждых обществах, что станет грандиозной потерей для расы, ибо русские – ее последний резерв.

На наш взгляд, оптимален такой метод использования русских как наполнителя: русский песок должен быть смешан с цементом живого этнонационализма, щебнем радикальных групп и водою соответствующего дискурса нацбилдинга. Вариантов не так много, ибо якутский, чеченский или китайский этнонационализм тут решительно не подходят. Этот замес уже идет на Украине, и если там его смогут верно оценить и армируют политической структурой – у новой восточноевропейской нации будет большое будущее. Постепенная украинизация, пропитывание настоящей этничностью и пассионарный транзит мы полагаем для русских лучше нынешней безнациональной безысходности. И кровь в замесе лишь улучшает раствор при верном сочетании компонентов. Не так в ДЛНР. Отсутствие этноцемента там попытались возместить избытком воды и фекалий, при нормальном количестве русского песка и щебня радикальных групп. Но сколько крови не вливай в эту кашицу – раствор не встанет.

Пока же русские России остаются неиспользованным наполнителем. Конкуренция за этот ресурс будет усиливаться с осознанием статус-кво. Живые этносы уже двигаются в этом направлении за счет межрасовых и межнациональных браков, всячески стимулируемых государством как показатель «дружбы народов». Многие ученые, например, Леонид Рыбаковский – маститый социолог, специалист по миграции и демографии – открыто призывают русских женщин Дальнего Востока выходить замуж за китайцев. Так, по их мнению, решится проблема демографического опустошения региона.

Но есть и альтернативные проекты на основе почти утраченных субэтносов: финно-угров, поморов, казаков и старообрядцев. Их возродила негативная русская идентичность. Трудно сказать, насколько эти реконструкции живучи, но все же они предпочтительнее подпитки чуждых этнорасовых систем белым сырьем. В Сибири, где этнических вариантов для русских нет, пытается прорасти региональная сибирская субэтничность.

РФ с развитием внутри нее «титульных республик» и распределительной квазиэкономикой имитирует единое социокультурное пространство все менее и менее убедительно. Замковый камень в этой арке – Москва. Вынь его – и все рассыплется. Но так как этнических зародышей мало, открываются перспективы создания на построссийском пространстве наций – идеологических конструктов. Ни один народ мира в настоящее время на это не способен; лишенные же этничности и исторической преемственности пострусские обладают немыслимой дискурсивной свободой и могут принять что угодно.

Из исторических аналогий на ум приходят разве что граждане Рима времен всесмешения и упадка, которые, утратив связи крови и почвы, восприняли наиболее близкий им дискурс, став постантичными ранними христианами. Другой, более приближенный к нам пример – 1920—21 годы, время фееричной республики Фиуме, анархического Гуляйполя, Красного террора Москвы, Белого Острова Крым и Желтого похода Унгерна, когда зачатки новых идентов появлялись как грибы после дождя.

Рассмотрим подробнее возможные процессы интеграции и конкуренции за русское сырье в историческом и этнофутуристическом ключе, слегка утрировав наши выкладки для контраста.

Руские и русские

Будущее Восточной Европы и Северной Азии куется прямо сейчас в разворачивающейся схватке идентичностей, наиболее остро проявленной войной на Украине. «Вата» и «вышивата» трогательно едины в попытках представить конфликт этническим, но это не так, всё гораздо сложней и живописней. Здесь мы попытаемся грубыми мазками наметить один из смысловых пластов.

Давление новых постсоветских идентичностей, их интеграция и конкуренция определит идейный и политический расклад сил и одним из факторов будет вопрос правопреемства рус (с) кого имени.

Каноничная схема России известна: Древняя Русь (с политическим, а затем символическим центром в Киеве) – Батыево нашествие – Москва как собирательница земель русских. Существование Западной Руси эта концепция игнорирует, а ее народы представлены меньшими братьями, а скорее, блудными сыновьями.

На Украине интереснее. С одной стороны, распад СССР позволил ей вести свою линию исторического преемства, с другой стороны, тесное партнерство с РФ, довлеющее наследие УССР и постсоветское существование в рамках СНГ мешало бросить серьезный смысловой и символический вызов Москве, признав ее узурпатором руского имени.

Не секрет, что украинцы веками называли себя рускими. Наиболее долго это самоназвание сохранялось вдали от России – на Западной Украине и в Америке. В Российской же империи руские «вiд Сану до Дону» были поставлены перед выбором идентичности. Остаться рускими им не дозволялось – это угрожало мифу Москвы.

До сих пор значительная часть русских уверена, что украинцев как нации не существует, а значительная часть украинцев, в пику им, готова откреститься от всего русского, в том числе имени, памяти и наследия. Российская империя, озабоченная интеграцией, предписала им быть малороссами; антиимперия СССР, озабоченная конкуренцией, предписала им быть украинцами. Борьба интегративного проекта малороссийства и конкурентного проекта украинства в СССР предсказуемо закончилась победой украинства, так же как в РИ победило бы малороссийство. Украинство, помимо своей великолепной живучести и пассионарности, интересно тем, что из-за перехода конкуренции в конфронтацию в нем сплелись последовательно возникшие антимосковский, антироссийский и антирусский векторы. В результате многие украинцы (руские) стали русофобами, развилась дискурсивная амбивалентность, расщепление сознания.

С одной стороны, революционный национальный подъем и мятежевойна с Россией настолько увлекли всех украинством и русофобией, что само имя руское стало выморочным и не используется, его присвоение «клятыми москалями и монголо-кацапами» негласно принято украинским обществом, в отличие от аншлюса Крыма, например. Зачумленность руси уже привела к побасенкам о древних украх и перлу в указе Порошенко, вещающем об украинской государственности ранних Рюриковичей. Даже героев древнерусских былин Киев скоро запишет в украинцы, если уже не записал.

С другой стороны, нарастает отрицание эксклюзивного права Москвы на русь. Русских на Украине упорно называют россиянами (в лучшем случае). Ни в одном современном украинском тексте вы не встретите слово «русский» в привычном смысле, везде будет написано» російський». Налицо неявное табу, некий комплекс: «русских называть русскими нельзя, себя называть рускими тоже нельзя, замнем до ясности». Видимо, только новая генерация киевских политиков, менее советизированная и склонная к «договорнякам», сможет проявить волю и бросить Москве историософскую перчатку. Шансы Украины на победу в борьбе за имя руское бесспорны, и в случае ее грамотного ведения нарратив российской государственности рухнет, и Москва окончательно погрязнет в азиатчине.

Что же будет с русскими в средне- и долгосрочной перспективе? Развернутся процессы интеграции и конкуренции идентичностей, намного превосходящие сходные процессы в средневековой Западной Руси. Чтобы в самом общем виде их представить, нужно помнить, что русские внеэтничны и пассивны. Поэтому они станут объектом процесса. Конкуренция субъектов за раздел и освоение этого сырья уже началась. Как мы писали, наименее болезненна и наиболее предпочтительна для русских взаимовыгодная интеграция в Украину-Русь. Но пока этот субъект гипотетичен, он находится в обмороке, вызванном войной и контрреволюцией, а потому в конкурсе не участвует. Наиболее амбициозен чеченский «конкистадорский» проект, довольно опасен «расовый» китайский проект, есть несколько внутренних проектов.

Покорение

Пишущий на русском чеченский писатель Герман Садулаев устами своих героев обрисовал суть чеченского проекта: Входящие в семерку наибольших по численности народов России чеченцы являются наиболее быстрорастущим и самым сильным народом федерации. Им тесно в своих старых горах. Они видят себя конкистадорами, перед которыми простерлась огромная страна возможностей. Конкурентов внутри РФ практически нет. С конца прошлого века на наших глазах произошел диалектический переход количества в новое качество (причем старое не исчезло): криминально-силовая экспансия чеченцев в РФ обрела экономические, политические и отчасти даже идеологические формы.

В проекте «Ч» русским уготована роль туземного населения Латинской Америки. Уничтожать их никто не собирается, они нужны как податное и тягловое население. Возможно, отдельным племенам в глубинке даже будет предоставлено подобие автономии. Взаимная склонность чеченских воинов и русских женщин в сравнительно короткий срок обеспечит широкую «креолизацию» России и в этой массе первоначальный состав завоевателей растворится, как в той же Латинской Америке или Индии тысячелетия назад. Кадыров, озвучивая волю чеченского народа, абсолютно искренне выступает за целостность РФ. Россия нужна им как единое государство, способное своими ресурсами, размерами и инфраструктурой придать обделенным всем этим (и самим государственным инстинктом, в частности) чеченцам высочайший глобальный статус.

Для иллюстрации мы выбрали трех взаимосвязанных человек:

1. Рамзан Кадыров, научившийся так говорить о Чечне в составе России, что имеющий уши слышит о России в составе Чечни.

2. Владислав Сурков (Дудаев), интеллектуальный и политический плацдарм проекта «Ч» в Кремле.

3. Дени Байсаров, внук Аллы Пугачевой, сын Кристины Орбакайте и олигарха Байсарова, кадет корпуса в Центорое (родовое село Кадыровых).

Очищение

В отличие от проекта «Ч», китайский не претендует на всю Россию – его суть иная. РФ (в частности, ее политическое устройство, способ хозяйствования и ментальность) представляется китайцам недоразумением. Все это им совершенно не подходит и подлежит реструкту. Мы не относимся к числу «китайских алармистов», но интерес Китая к Северным территориям определенно есть. Многие из упомянутых кричат о том, что китайцам нужны лишь земли, воды и ресурсы, а население будет изгнано или уничтожено, ибо людской ресурс Китая позволит ему заполнить земли ханьцами. В пользу этого утверждения выступает вековая (или тысячелетняя) практика вытеснения, замещения и китаизации многочисленных народов Восточной Азии собственно китайцами – народностью хань, начальный ареал которой включал лишь нижнее междуречье Янцзы и Хуанхэ. Эта практика и сейчас применяется в Южном Китае, Внутренней Монголии, Тибете и СУАО. Но тамошние туземцы антропологически близки китайцам, а русские – нет.

Тут мы подошли к сути китайского проекта использования белого сырья. Дело в том, что китайцы, подобно многим восточным азиатам – расисты совершенно особого толка. Упростим и примем за расизм бессознательное антропологическое предпочтение своей расы другим. То есть белые полагают идеалом белых, черные – черных, а вот желтые очень часто – белых. Нет, конечно, они в любом случае предпочтут белому своего желтого, но вот чем белее будет этот желтый, тем больший успех его ждет. Это правило лучше работает не в расовом пограничье, а в хартленде корневой желтой расы – Китае, Индокитае, Корее и Японии.

Нам довелось в Москве беседовать с китайским врачом, большим интеллектуалом. И он поведал автору любопытные вещи, которые в КНР стали звучать тем чаще, чем дальше она отходит от коммунизма. Возможно, это выдумка, а возможно, нет.

Генотип и фенотип (внешний облик) ханьцев, возводящих свою цивилизацию к таинственным белым и бородатым динлинам, в последнюю тысячу лет сильно пострадал от нашествий завоевателей с севера. Причем эти нашествия совершали народы не основного восточно-центрально-азиатского типа, а тунгусского расотипа². Китайская элита считает его воздействие на облик и менталитет нации негативным и решительно настроена на вымывание этого элемента сначала из своих рядов, а затем и общее очищение хань от примесей гуннов, чжурчжэней и всех прочих.

Сделать это путем евгенического отбора невозможно – слишком велика популяция (даже элитная) и слишком глубоко поражение. Но клин клином вышибают – и метисация с противоположным тунгусскому белым расотипом уже доказала свою эффективность в возвращении к древним канонам китайской красоты. Загвоздка была в одном – не было нужного количества белого субстрата, ибо единичными случаями проблема не решалась. Таким образом, есть основания полагать, что в случае вступления Китая в конкурс за русское сырье часть его будет использована именно как расовый ресурс – отбеливатель —наполнитель, тем более что тягловые и податные способности русских китайцы оценивают весьма низко.

Дробление

От наших смелых евразийских схем вернемся к внутренним проектам и процитируем мнение одного из идеологов евразийства Льва Платоновича Карсавина (1882—1952) – философа, историк-медиевиста: «Нас ближайшим образом занимает субъект русской культуры, в частности русской государственности. Его я называю русским народом, не придавая этому термину никакого определенного этнологического смысла. Русский народ многоединство (или, если угодно, многоединый субъект) частью существующих, частью исчезнувших, частью на наших глазах определяющихся или ожидающих самоопределения в будущем народностей, соподчиненных – пока что – великороссийской. Мы сможем всецело его понять только во всех его проявлениях: тогда, когда он, завершив путь своего развития, всецело актуализуется в бытии, а значит, и в нашем познании³». В 1922г Карсавин писал это, разделяя господствующий тогда взгляд о триединстве ветвей русского народа (великороссов, малороссов и белорусов), сейчас мы смело можем применить его слова именно к русским россиянам.

Оценивая возможности переформатирования построссийского политического пространства, мы увидим, что один из самых ранних его проектов – 7 русских республик Алексея Широпаева – устарел. Сама идея децентрализации, похоже, безальтернативна, хоть и непопулярна в массах, привыкших оценивать величие размерами (отсюда Царь-пушка, Царь-колокол и прочие интересные в психоанализе национальные символы). В логике уважаемого Алексея Алексеевича русские республики похожи друг на друга, возникают после мирного роспуска федерации и уж точно не враждуют между собой, картинка в целом напоминает распад СССР. Сейчас это выглядит совершенной утопией. Повторение распада СССР невозможно во многом именно из-за мирного его характера. Не было смены элит. Не было мировоззренческих разломов и обособлений. Не было войны и не было выбора пути группами населения. Не случилось осознания политической ответственности каждого за свой выбор, за будущее своих близких и детей. Все это впереди.

Число русских республик не важно, важно другое. Мы уже знаем, что слово русский лишено реального этнического наполнения, поэтому в трактовке Алексея Широпаева русская значит, ничья, общая. Это уже было: РСФСР, РФ. Мы утверждаем, что дееспособны только дискурсивные группы русских и это значит, что будущие государства должны быть идеологически мотивированными и очень разными, иначе им не устоять. Они должны привлекать своих адептов отовсюду, а местное население пусть голосует ногами, как в Новороссии, решая: уйти или остаться.

В 2011г. президент Медведев на встрече с лидерами думских фракций заявил о необходимости «развивать самые лучшие черты русского характера» и «выработать синтетические национальные ценности». Годы прошли не даром и появился Русский мир, сочетающий, казалось, несочетаемое: вульгарные версии большевизма, православия и национализма, собранные на патриотической платформе любви к текущему государству. На зачищенном идеологическом поле РФ только он дает сырью иллюзии сверхценности, самодостаточности и самоорганизации.

Русский мир – наиболее сильный из субъектов внутренней конкуренции за сырье, ибо идеология именно такого пошиба максимально востребована массами. Если забытое с началом нового века понятие «красный пояс» РФ имело четкую локализацию, то окрас и широту распространения новых «народных республик» в случае БП предсказать невозможно, все будет решаться оперативно на местах, как в Донецке, Луганске, Харькове и Одессе.

Загонять людей силой к счастью, к иному образу жизни, к иному образу мысли, к красным или белым, к воевавшим дедам или языческим пращурам, в Евросоюз или в Евразию, куда бы то ни было – неправильно. Пусть чьи-то убеждения кажутся другим заблуждениями и наоборот – это нормально. Это вопрос знаний, убедительности и выбора.

Война стала основой правосубъектности «республик Донбасса» и этим себя исчерпала. Именно в ситуации войны вопрос выбора обретает значение жизни и смерти. Такова цена выбора, который делают жители ДЛНР, сначала головой, затем ногами. Все, кому немыслимо дышать воздухом Новороссии, оттуда уехали. И наоборот, тысячами приехали ее адепты. Де-факто прошел размен населением меж Украиной, РФ и Новороссией и он вызван факторами в том числе и мировоззренческими. ДЛНР явили прецедент постсоветского реваншистского государственного строительства. Мы увидим еще и Новороссию, и Динороссию, и Старосоветию, и республику Уралвагонзавод. Ничего страшного в этом нет, миллионы людей стремятся именно к этому, и лучший способ их переубедить – допустить существование таких резерваций в череде оформления, слияния, поглощения и развития новых квазигосударственных образований. Размежевание, а далее – сегрегация: раздельное развитие различных дискурсивных формаций, возможно в общем экономическом пространстве.

Современное (противо) зачаточное состояние внутренних проектов конкуренции за русское сырье объясняется тем, что лишь идеология и регионализм способны объединить вокруг себя сгустки биомассы. Постепенно усиливается вырусь – уход ищущих живые корни в проекты реконструкции мери, мещеры и проч. Резонно предположить развитие и славянских проектов субэтнической реконстукции – вятичей, древлян и т. п. Сплоченные общей идеей политические сообщества также будут стремиться к концентрации и образованию анклавов – котлов для варки новых идентичностей. Общий расклад будет подобен игре го, где помимо черных и белых появится множество цветных камней. Русские же, как рогатый муж, поймут все последними, когда иные проекты будут идти полным ходом. Рассказывать русским про этничность – все равно что описывать радугу слепым. Масса, мнящая себя нацией, уповает на национальное возрождение и прочие миражи, вынуждая дискурсоводов-националистов их создавать и поддерживать.

3. Карго-национализм и этнореальность

И тут самое время поговорить о русских националистах. 90-е стали годами национального возрождения на постсоветском пространстве. 14 из 15-ти союзных республик создали национальные государства, в которых националисты и их риторика из андеграунда мгновенно перешли в мейнстрим. Примерно то же произошло в национальных республиках внутри РФ, где местные националисты (зачастую совсем небольших титульных этносов) внезапно стали выразителями воли своих народов и субъектами региональной политической власти. Наблюдающие за этим русские правые сделали естественный вывод и началась бурная институционализация русского национализма. Были созданы десятки движений и организаций, сотни медиаресурсов и программ, тысячи теоретических и пропагандистских трудов, несколько «серьезных» политических партий и прочая, и прочая. Потрачены десятки лет и миллионы человекочасов.

В итоге русский национализм развился в карго-культ, где дикари строят макеты самолетов, взлетно-посадочные полосы и радиорубки, воссоздавая условия появления чудесного груза (cargo), который военные сбрасывали в джунгли для обеспечения своих операций. Туземцы, не понимая подлинной природы вещей, упускают из вида главное, и это делает их манипуляции бесполезными и трогательно жалкими. Слепленные из говна и веточек самолеты и кустарные взлетные полосы не привлекут массу в объятия русналистов, божественный карго не спустится с небес на землю, вожделенное РНГ не придет. Можно штудировать Адольфа Гитлера, Бенедикта Андерсона и иных экспертов, ставить припарки б/у величием, колоть в/в Русский мир, но труп не оживить и воображаемое сообщество не станет более реальным. Карго-национализм, основанный на подражании и воле активистов, не нужный и не востребованный населением, может существовать еще долго на радость досужим зевакам, упоенно ломающим макеты правоохранителям и либералам, сладко ужасающимся «русскому фашизму».

Кто есть современные русские националисты, как не ронины⁴? Русской нации не существует, смолотая в фарш масса не может быть сюзереном, а русский этнос мертв уже давно – но тем не менее, русские националисты упорно хранят верность умершему господину, отказываясь признать его смерть и полагая его наследником все русскоязычное население, навязывая ему свой меч, любовь и доблестное служение. Русские националисты, часто способные на самоотверженную гражданскую активность, на тяготы и лишения ради идеи, на самоорганизацию и самозащиту (что, собственно, и отличает их от русской массы), – годами стучатся в двери к этой самой массе с просьбой впустить их, – но без толку.

Масса любит разговоры о национальном величии, но в то же время страшится и не понимает этих опасных людей с их экстремизмом, странными кодексами чести, агрессией и непонятной идеей принадлежности и служения чему-то. Бандиты? – нет. Блаженные? – нет. Масса видит в них не то героев, не то преступников, но точно знает, что ни тем, ни этим любить ее не за что, и принимает любовь ронинов за ловушку и обман. Никакого ответного чувства они от массы не дождутся, и не помогут тут ни горячие признания, ни Марши Ронинов, ни великие жертвы, ни пафосные воззвания, ни военные заслуги в боях за Русский мир, ни все прочие доступные ронинам изъявления преданности вплоть до харакири.

Масса, конечно, поддерживает этих реликтовых самураев, когда их стремления ей понятны, например, в борьбе с вечными врагами русских – нерусскими. Но эта поддержка чаще виртуальна: ни денег, ни людей масса ронинам не даст и в дом не пустит. Идея этнической взаимовыручки массе чужда и, хотя она видит примеры успеха таковой среди нерусских, масса твердо убеждена, что внутри нее такому не бывать. И она права, она себя знает. А ронины в который раз пойдут скитаться под дождем от избы к избе, предлагая свой меч мертвому господину.

В русских националистах заложена здоровая потребность в самоорганизации и связях – это их главное отличие от типовых русских амебоидов. Русналисты заменили негодные этнические связи идейными, но сами эту подмену не заметили и пребывают в удивлении – почему их «этнические» связи не работают с русскими?

В этой связи показательны попытки многих националистов представить руководителей РФ нерусскими. Для этого коверкаются фамилии, изобретаются генеалогии, публикуются фейки и прочее. Мол, все так плохо в РФ потому, что у власти нерусские, и вокруг них та же тусовка. Смысл этих действий в том, чтобы оправдать абсолютное безразличие таких руководителей к русскому населению, ибо по мнению националистов русский так поступать со своими не должен и не может. А вот когда к власти придут русские – вот тут-то и заживем. Под русскими националисты понимают себя, конечно. Поэтому их электоральные перспективы никогда не подойдут даже к 3%, ибо масса понимает, что ронины чужды и даже опасны, ибо имеют какие-то далеко идущие планы по преобразованию РФ в национальное государство, а массы – в нацию. Массе это совершенно не нужно, она безошибочно чует, что в современной России демократия – это власть демократов, коммунизм – власть коммунистов, а нациократия – власть националистов. В отличие от ронинов, масса знает: если вдруг посадить в Кремль реального русского человека массы: соседа Петровича или таксиста Смирнова – ничего русского в РФ не прибавится, ибо у человека русской массы отсутствует этническая валентность, у него и родственные-то связи еле выражены. Поэтому он делает ставку на проверенных друзей и пацанскую этику, выстраивая клановые паханаты разного масштаба, как в РФ и ДЛНР. Поэтому первые лица государства вовсе не какие-то криптоеврееи, новиопы и пр. Они типовые представители русской массы, не чувствующие никакой привязанности к соплеменникам.

Русский национализм в тяжелейшем положении, и оно усугублено тем, что его интеллектуальные лидеры в критический период оказались несостоятельны. Одни в стремлении слиться с народом сами стали зомби русского мира, другие в попытках спасти остатки политического капитала понизили уровень дискуссии до полупещерного уровня, ограждая рядовых ронинов от неудобных тем и поддерживая режим самообмана. Мы даже не знаем, что хуже. Путь от поражения к поражению обещает все большие потрясения и разочарования. Сон русского разума породил сонм химер. Ему снится собственное бытие и могущество, тогда как физическое тело народа расползлось в кашу, а самосознание стало неизлечимо советским.

Это трагедия профессиональных русских. Их обращения к русскому народу тонут в советском населении, а основной вывод из эксперимента с Новороссией таков: любая русская весна обращается в советскую осень, где «русская повестка» обречена стать советской или погибнуть.

Россия – страна победившего конструктивизма, где деэтнизированное большинство в ХХв стало костяком искусственной исторической общности – советского народа. За десятилетия работы жерновов добровольно-принудительного нацбилдинга живая плоть под советской маской давно истлела, этничность выжжена, национальная культура выхолощена или коллективизирована. Взращенная на крови советская идентичность толстым слоем покрыла русскую, изъев и исчерпав ее до дна, как колония бактерий питательную среду. Поэтому все попытки русских националистов сорвать с народа советскую маску бесплодны – та давно приросла к кости, а советские мифы, памятники и классика стали нациеобразующими. В нас, пострусских первого порядка, заложен советский культурный код. Год эксплуатации забористого синтетика «русский мир» показал его высокое сродство народу, и националисты вынуждены либо взапуски догонять одуревшую толпу в попытке возглавить ее хотя бы частично, либо ей всерьез противиться, своими руками уничтожая свои партийные проекты, наступая на горло едва начавшейся легализации. Результат, как ни странно, одинаков: все русские национальные партийные и общественные проекты раздавлены, приблизиться к власти никому не удалось, раскручивается новый виток маргинализации, теперь в форме противостоящих установок: за Русский мир или против. Их аннигиляция (взаимное уничтожение) – наиболее удобный режиму исход.

Самую серьезную проверку – проверку войной – русский национализм, в отличие от украинского, не прошел. Он проиграл эту схватку, но не украинскому, а советскому национализму, чьи уши торчат в ДЛНР из-за каждого куста. В итоге «заукраинские» русские националисты ушли в глухую оборону, а их оппоненты пропитались Русским миром до полного осовечивания. Но победы химер эфемерны. Разброд и шатания среди ополченцев, глубокое уныние их спикеров, отстрел политически ненулевых «зарусских» атаманов, посадки несогласных и злорадство непримиримых – все это звенья одной цепи, ведущей нас в новую пострусскую реальность следующего извода.

Профессор В. Д. Соловей в 2015г констатировал политический крах русского национализма: «Все достижения за последние полтора года обнулились, превратились в пыль под кремлевскими стенами… Эта игра проиграна полностью и бесповоротно. Бывшие соратники превратились во врагов, квазиимперская и ирредентистская идеи скомпрометированы в глазах общества, репутации рухнули, надежды разрушены… Даже как протосубъект политики русский национализм исчез. Его поддержка не нужна Путину. Партии „Родина“ для Кремля более чем достаточно. Русские националисты не нужны никакой широкой оппозиционной коалиции. Они не нужны даже сами себе. Попытка поставить на возвращение бойцов из Донбасса выглядит отчаянной авантюрой. Это не просто ошибка или неудача. Это – политическая катастрофа».

Крушение – закономерный финал любого здания, выстроенного на песке как русский национализм. Он осыпается на глазах, и этот распад не внешний, политический, а внутренний, сущностный. Русские не являются этнофорами – носителями этничности. Русская идентичность ущербна. Русский национализм бессмыслен, как жареный лед. Смеетесь над украинцами, наряжающими статуи в вышиванки? За этим – живое национальное единство. Если то же самое сделают русские, это будет не смешно, а глупо и страшно, ибо русское национальное единство существует только как РНЕ. Внеэтничность «скрепляющего страну» русского населения до последнего времени не позволяла построить даже беззубый гражданский российский национализм, ибо отсутствует ядро, вместо него – песок.

В национализм уходят лишь граждански и политически активные единицы, взыскующие идентичности, «русская» составляющая для них лишь внешнее оформление внутренних политических убеждений, декларация, почти не соотносящаяся с реальной этничностью. Отсутствие живых этнических связей дезавуирует русский народ, оставляя от него лишь русскоязычное население, а русскую идентичность делает негативной, вызывая этнодезертирство. В 1990-е гг. это поняла и живо подсуетилась РПЦ, попытавшись подменить этничность собой. Сейчас она активно эксплуатирует мазохические архетипы мучеников и юродивых как наиболее подходящие моменту, продавая «духовность» как панацею и индульгенцию одновременно. К 2015г РПЦ стала крупнейшим производителем синтетика Русский мир и столпом советской идентичности вместо КПСС. Неосоветская симфония власти и церкви повторяется ныне в соотношении, обратном тому, что было вначале, в 1940-е гг: сильная РПЦ и шатающийся постсоветский кадавр. РПЦ протягивает государству руку помощи, активно проникая в образование, СМИ, культуру и искусство. Вместе им пока удается массово воспроизводить советскую идентичность благодаря системной инерции. Рассмотрим подробнее, как это происходит.

Дело в образовательной программе. Речь не только о школьной, но остановимся на ней как базовой. Подчеркнем, что функция школы в новое и новейшее время – не только образование, но социализация и формирование основ мировоззрения. С конца 19в роль школьного учителя в формировании нации, ее интеллектуального потенциала, морали, духа и пр. общепризнана в Европе. Огромного успеха в этой сфере добились большевики. Смолотый ими в основном из русских советский народ стал реальностью и остается ею через десятки лет после развала Союза.

В сфере образования и культуры ведущим фактором успеха советского нацбилдинга стало составление идейно выверенного взаимосвязанного и непротиворечивого списка классиков и их произведений, включенных в обязательную программу, наряду с раскулачиванием и коллективизацией высокой русской культуры.

Грандиозная работа большевиков по созданию классики как основы образовательной программы, выпускающей советского человека, началась задолго до 1917г. Метод задал В. И. Ленин в статье «Лев Толстой как зеркало русской революции», опубликованной в 1908г в газете «Пролетарий». К 1912г Ленин уже выстроил первую цепочку-матрицу: «Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями «Народной воли» (статья «Памяти Герцена»). Затем эта цепочка только прирастала, в одну сторону – от декабристов к Фонвизину, Чаадаеву и Радищеву, и в другую – от Чернышевского к Горькому и Симонову.

После того, как большевики удержали власть, они повели настоящую борьбу за классиков, сумев выиграть Маяковского, Есенина, Алексея Толстого, Горького и многих других. Оставшиеся же в эмиграции творцы русской культуры были вымараны Москвой из классики и до сих пор слабо известны широкой российской публике – продукту (жертве?) массового образования. «Прошитое» в самом внушаемом возрасте население несет в себе советские базовые посылы, заложенные хитрым избирательным монтажом «списка классиков и классических произведений». Падение Союза в 1991г, вопреки необходимости, не принесло с собой десоветизации образования и пересмотра устоявшихся схем, разве что Чернышевского стало меньше и школьникам открыли Бунина, Куприна и прочих, ранее неназываемых. Большевицкая цепочка классики сохранилась вместе с номенклатурой и советскими кадрами образовательной сферы, обеспечив передачу советской идентичности детям, родившимся в 90-е и «нулевые».

Схема составления этой цепочки незамысловата – она сохранилась нетронутой со времен первой заявочной статьи: посыл текста «Лев Толстой…» в том, что писатель искусно живописал и бичевал язвы прогнившей церкви и царизма, в то же время излишне уклоняясь в религию и непротивление злу силою. Этот шаблон далее применялся для всех деятелей культуры и кандидатов в классики – вся отечественная культурная рефлексия должна всенепременно вести к Великой Октябрьской революции и дальнейшему развитию советского строя и государства, а «отдельные несоответствия» объявлялись вредными уклонами во «в целом прогрессивном творчестве» имярек. Если же вредные уклоны преобладали, то творчество имярек объявлялось реакционным и в классики путь ему был закрыт. Аналогичный процесс шел и при отборе «классических произведений» уже одобренного классика – «реакционные» отправлялись в корзину, «прогрессивные» – в программу.

Так мы обрели советскую классику и советскую школу как мощные инструменты советизации населения, при этом потеряв десятки имен и сотни произведений. И если сейчас мы знаем имена, например, Загоскина, Булгарина или Аверченко, то главным образом потому, что они упомянуты в утвержденных ВКП (б) сочинениях. При составлении списка классики целый сад цветущего разнообразия русской культуры был сведен к одному грандиозному древу Познания добра и зла, и это древо – наша великая советская Родина. Архангел Наркомпрос огненным мечом выжег все «ненужные, идейно чуждые» культурные поросли. Прямо сейчас наши дети в самом нежном и податливом возрасте, будучи «чистыми листами» аки Адам и Ева, вкушают взращенные дедушкой Лениным плоды чудовищного древа.

Завершая описание проблемы, мы приведем мнение миллионов людей, которое слышал каждый читатель: «советская школа напрочь убила во мне любовь к русской классике». Это заблуждение: в советской школе нет и быть не может русской классики, а есть лишь адаптированная советская. Русской классики как цельного канона не существует. Этим вопросом лет сто никто не занимался.

В 1990-е гг вместо системной реформы и пересмотра программ ограничились паллиативом – внесли в список Булгакова и Солженицына. Но советскую систему не изменить простой добавкой антисоветских элементов. Все старые части взаимосвязаны и притерты, а внедренные «лишние детали» просто не работают, ибо лишены связей как меж собою, так и с другими деталями. Для того, чтобы получить на выходе иной продукт, нужна иная система. Иная классика.

И формировать ее нужно прямо сейчас, когда, казалось бы, нет ни малейшего шанса что-то изменить. Когда он появится, наработки должны быть готовы. Современная школа России нуждается в грандиозных переменах, которые не коснутся разве что зданий и помещений, все остальное должно быть изменено. Но об этом пишут довольно, сосредоточимся на классике.

Мы не будем утомлять читателя обсуждением кандидатур классиков по списку – для этого у нас нет ни нужной компетенции, ни времени, ни желания. Хотя широкое обсуждение этого вопроса обещает быть интересным. Этот текст лишь мнение, затравка. Мы озабочены поиском наиболее эффективных методов отбора и утверждения новой классики, поэтому предлагаем лишь примеры действий. Сначала необходимо устранить из школы такие явно избыточные элементы как Чернышевский. Попавший в классики волею Ильича неплохой для своего времени публицист представлен в программе чудовищным романом «Что делать?», прочесть который не смог ни один наш знакомый ни в школе, ни позже.

После удаления явного шлака надо полностью разрушить ленинскую цепочку, центральным элементом которой является Лев Толстой. Мы не собираемся свергать его с заслуженного пьедестала и, безусловно, в мировую классику он вписан навечно, но вот роль произведений Льва Николаевича в школьной программе и советской классике крайне спорна. Требование к детям не то чтобы понять, а хотя бы прочесть «Войну и мир», испещренную обширными иноязычными вставками, лишено смысла. «Крейцерова соната» и «Детство. Отрочество. Юность» это вообще отдельная тема. «Страшно далеки они от народа», – писал Ленин о декабристах в «Памяти Герцена», но мы применим эти слова к многим нашим классикам 19 века, писавшим, увы, совсем не для нас и наших детей. Даже Шекспир и Платон читаются легче и лучше. Страшно далеки, чужды и непонятны, – первую очередь это относится именно к русским писателям-барам: Толстому и Тургеневу (оба в школьной программе). Особняком стоит Достоевский, небаре Гоголь и Чехов ясны и близки читателю так же, как барин Салтыков-Щедрин, ставший снова актуальным.

Взамен большевицкой цепочки, где каждый автор «прицеплялся» к предыдущему по мере «развития прогрессивного мышления», мы предлагаем иной путь подбора классики, подходящий любой будущей идентичности Северной Евразии. Нужно свить дискурсивную нить из ведущих ценностей, мифов и принципов новой формации, и на этой нити сами собой завяжутся узелки – классики мировой величины. Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Булгаков, многие другие. Затем надо нанизать самые разные бусины из, так сказать, второго эшелона. Главное, чтобы бусины под нить подходили. Например, Пастернака нет смысла преподавать в ДЛНР, ну не нужен он там.

Назвать конкретные ряды, имена и произведения новых классиков сейчас невозможно, ибо будущие идентичности не очерчены. Можно предположить, что наиболее востребованы будут неосоветская идентичность (в этом случае изменения не нужны), проукраинская пассионарная перезагрузка может дать толчок неоруской идентичности (в этом случае могут быть востребованы Гоголь, Шевченко, возможно возвращение интереса к текстам Сковороды и неизвестного в России Юрия Липы, возможно, некоторых русинских классиков). Видимо, появятся и региональные идентичности вроде уральской, сибирской и поморской, для которых тоже будет нужна классика и программа, основанная на местных кодах – для Урала Бажов, для Сибири Распутин и т. д.

И ни в коем случае нельзя отметать творцов, послуживших некогда Советам, если они могут послужить и нам, пусть хотя бы примером. Вот, например, Аркадий Петрович Гайдар (Голиков). Талантливый детский писатель, кровавый маньяк и психопат-убийца. Сейчас он забыт, человек, который в 14 ушел на войну, в 15 стал коммунистом, а в 16—17 командовал подразделениями ЧОН (частей особого назначения) от роты до полка, подавляя восстания на тамбовщине, в Башкирии и Хакассии. Уволен из ЧОН за зверства и расправы (!). Гайдар – мастер разноплановых работ для детей и юношества. Трудно представить, что один автор написал и русский народный до слез Бумбараш и библейский стих Сказа о Мальчише-Кибальчише – вещь в литературном плане никем не превзойденную. Что нам делать с безумцем Гайдаром? Учиться, учиться и учить, уважая чужой талант и воспитывая свои, которых неизбежно вызовет к жизни ветер перемен.

Безумие в наше время – не так уж и плохо, лишь такое сильное средство может прорвать изнутри сплетенный из паутины рацио мягкий кокон, убаюкивающе-удушающий общество. Фанатичные упрямцы на грани безумия, могущие увлекать за собою немногих живых, не до конца опутанных конформизмом, способные совершать широкие движения душой – такие люди будут востребованы на построссийском пространстве более всех прочих. Ибо только очень живые могут вдохнуть и передать жизнь, положить начало чему-то новому, в том числе новой нации, новой классике, новой школе, новой религии, если нужно. Наверное, нужно, ибо Россия стремглав бежит по пути Склепа, по которому плетется Запад. Народ-кадавр, населяющий кадавр-государство, в неверном свете энергосберегающих ламп, заменивших солнце, видит таких людей фриками, испускающими жуткое сияние. Тогда как некоторые из них на деле являются светочами, пытающимися дать свое видение, осветить хоть что-то хоть кому-то. Только сильные магниты способны вытаскивать из кучи песка и сора, пыли и праха крупицы металла, расставляя их по силовым линиям. Нам нужны новые классики, и они придут. Нужно будет только узнать их.

Вернемся к текущему расколу карго-национализма. В то время как советские русналисты занимаются банальной перекраской советского в русское (занятие скучное, неблагодарное, и на наш взгляд противное), антисоветские заняты гораздо более интересным делом – реставрацией русских. Реставраторское движение вполне в духе времени, но исход сомнителен при всем благородстве побуждений.

Какой уклон хуже: трансмутация или некромантия? Ответ известен, но мы его обоснуем. Советский человек – манкурт с ордынским сознанием и оборванными связями, и даже надев на него георгиевский кокошник и икону-диптих с Николаем Вторым и Сталиным сути мы не изменим. Попытка же превратить советских обратно в русских подобна попытке провернуть фарш назад в кусок мяса. Утраченную этничность не вернуть, можно лишь построить новую.

Долой интеллектуальную трусость: больной скорее мертв, чем жив. Русская нация и русское национальное государство (РНГ) – химеры, сны бестелесного разума, одурманенного «русским миром». Что толку обсуждать сны? Нужна новая, пострусская дискуссия. Уже складываются новые общности, основанные на идеях, в том числе региональных.

Но что же делать сейчас? Осознать ситуацию. Это непросто, ибо страсти накалены, а инерция мысли чудовищна. И все же – поднимитесь над схваткой и посмотрите вниз, отрешившись от типовых схем мышления. Нет никаких русских националистов, ни правильных, ни неправильных. Нет ни русофобов, ни выруси, нет изменников и предателей нации, нет нации. Нет русских. Есть две расходящиеся группы пострусских. Большая – плоть от плоти, дух от духа Орды и советского народа, имперцы, ведущей чертой которых является зацикленность на Москве. Чтобы не использовать украинское определение, неспроста кажущееся кому-то оскорбительным, назовем их московитами. Этот старый дискурс с богатой традицией и мифологией переживает сейчас второе рождение. Пусть стерта этничность, но базовые ментальные прошивки этих людей неизменны со времен Калиты. Когда говорят они о третьем Риме – говорят свое, ибо первый их Рим – Каракорум, а второй – Сарай. Москвацентричность мышления наиболее наглядно проявляется в виде мы-маркера. Московиты не в силах разорвать эту ментальную пуповину и разотождествить себя с Москвой, поэтому все ее действия оценивают, как свои: мы ввели войска, наши интересы, мы вывели войска, мы присоединили, нас там нет и прочее. Особенно интересно это выглядит последнее время, когда многие московиты не одобряют действия Москвы, продолжая употреблять мы-маркеры. В итоге они пишут и говорят о глупых, ошибочных, преступных, подлых и предательских «наших решениях», совершенно не ощущая ни дискомфорта, ни чувства со-ответственности, обусловленной отождествлением. Амбивалентность, перерастающая в критику себя и восстание против себя есть прямые признаки психотизации. Раскрывать этот вопрос подробно мы здесь не будем, дабы не лишать читателя удовольствия самому поразмыслить над этим. Ограничимся лишь справкой, что самоотождествление себя с внешним субъектом одновременно с возбуждением ненависти к этому субъекту – один из путей развития шизофрении. В цикличной истории России именно этой психопатологией вызваны русские бунты, бессмысленные и беспощадные. С психиатрической точки зрения эти обострения вполне объяснимы и даже закономерны. Скажем больше – всю русскую историю, начиная с возвышения Москвы, можно рассматривать как историю болезни.

Противостоящая московитам общность малочисленна, но интересна, ибо совершенно нова. Это пострусские второго порядка, люди, мечтающие вырваться из ордынской клинической сансары. В отличие от московитов у них нет структурированного мифа и разработанной традиции, поэтому они вынуждены сами создавать их, опираясь на исторические альтернативы: Новгородская республика, Великое княжество Литовское и Русское, князь Курбский, Лжедмитрий, Белое дело, эмигранты, РОА, диссиденты и т. п. Поэтому мы назовем их альтернатами.

Неравная борьба московитов с альтернатами расколола немало организаций и групп, рассорила тысячи людей, бывших соратниками, друзьями, родственниками. Ситуация в России уже напоминает ситуацию в Риме времен распространения христианства – альтернативной идеологии в многонациональном имперском социуме, развращенном потреблением. Тогдашние альтернаты-христиане также были преследуемым меньшинством, отказавшимся признавать императора богом – только за этот политический момент их и казнили в веротерпимом Риме. Тем не менее раскол пошел дальше и довольно быстро по античным меркам христиане возобладали. Государство же устояло, ибо имело большой запас прочности.

В майданогенной борьбе русских националистов меж собой нет правых и неправых, ибо отсутствует предмет спора. Обе стороны используют русскую химеру как дубину, вопя об интересах несуществующего народа. Московиты защищают свой особый путь к последнему морю, альтернаты отстаивают право на иной вариант. Это может продолжаться долго, а результаты будут негативными для всех, как в случае с русским миром. Мыслящие люди с обеих сторон должны отложить боевую демагогию и осознать, что предателей среди них нет и они просто представляют разные пути развития. Это историческая развилка, бифуркация. Быть может, вчера они и были братьями, но сегодня чужие. Только через принятие этого лежит путь к диалогу, он уже назрел. Пока стороны размахивают русским флагом, обмениваясь обвинениями в продажности и ренегатстве, понимание невозможно. Пострусским лидерам, идеологам и спикерам пора формулировать новые позиции, признав диагноз и перестав перетягивать расползающийся русский саван над мумией.

Катастрофа позволяет выбрать иной путь, но для этого ее нужно осознать. Уйдет в будущее тот, кто отбросит бесполезную ношу, отряхнет прах со своих ног и пойдет налегке. Если среди альтернатов уже распространяется понимание этнической и ментальной безнадежности русских, то московиты продолжают упорствовать, подтверждая наш предварительный диагноз. Что ж, возможно, украинцы правы, уклоняясь от борьбы за русское имя. Стоит ли оно того? Слишком много накоплено отрицательных коннотаций, слишком плохая карма. Оставим урну русских останков некрофилам-московитам как выигранный ими кубок. Для них это святые мощи, для нас пыль. Они устраивают вокруг своего приза пляски, службы и парады, пируют, обмазываясь пеплом предков и смеясь над чумой, уже гнездящейся в них. Россия обратилась в страну слабоумных и прокаженных. Мы, альтернаты, уходим подальше от зачумленных. У нас нет ни Америки, ни Австралии: бежать некуда, поэтому строить свой дом придется на старой площадке, где уже стоит уродливое растрескавшееся здание советской идентичности. Только его снос позволит приступить к нацбилдингу. Наши красно-коричневые оппоненты предлагают сохранить советский фундамент и строить на нем. Это значит завершить московскую логическую цепочку храм-бассейн-храм, заложив бассейн в храме или храм в бассейне.

Отжившая советская идентичность стремится к ватному апокалипсису, ибо это ее единственный путь, ни на что иное она не годится, кроме как уйти, громко хлопнув дверью, уничтожив вместе с собой все, до чего сможет дотянуться. Постсоветский народ может лишь разрушаться и разрушать, ему не нужен образ будущего, ибо он страшен. Их будущее – погибель. Масса это чует и потому отворачивается, предпочитая глядеть куда угодно – в прошлое, в огород соседа, в телефон, стакан или телевизор. Ломать здание советской идентичности нужно вместе с фундаментом, иначе новая постройка будет подобна предыдущей. Внезапная реинкарнация совка в РФ это подтвердила. Полная расчистка площади даст полную свободу в планировке новых зданий. Даже многие имперцы сегодня отказались от гипнотического гигантизма мегадержавы от Карпат до Камчатки. Даже заявленная «Любэ» Расея от Дона до Енисея в контексте событий выглядит нечетко. Предсказать ареалы будущих идентичностей невозможно. Живого регионализма в РФ почти нет, есть этнонационализм республик. Русские расколоты идейно, а не регионально, поэтому границы протосубъектов пройдут по семьям, по коллективам, по клубам, по группам бывших единомышленников. Ситуация неслучайно напоминает размежевание времен гражданской войны. Из одного протосубъекта может вырасти (условно) Германия, из другого Албания, а из третьей КНДР, но их локализация непредсказуема. Со сносом советского остова на поле прорастут живые зерна тысяч активных групп. Первыми взойдут сорняки банд – они-то и объявят себя регионалистами. Так как идейная база у них отсутствует, это будет неосоветский регионализм а-ля русский мир, – об этом весь опыт ДЛНР. Затем из сорняков поднимутся различные кусты и деревья – поросль новых идентичностей. Возможно, в парке пострусского периода стоит использовать метод Странника: подождать, когда появятся тропинки, и уже по ним заасфальтировать дорожки и разметить территорию, помогая деревьям и уничтожая бурьян и борщевик. Но так в истории еще не бывало, тут все зависит от того, кто будет главным. Не факт, что кто-то вообще возьмется за роль прогрессора, хотя глобальная ядерная безопасность этого прямо требует, иначе финалом станет не парк, а Красный Смех⁵.

Итак, многолетнюю деятельность русских националистов юридически следует охарактеризовать как попытку с негодными средствами, ибо опора на работающие идеи и неработающий народ изначально сделала руснализм хромоногим и ущербным.

Бесплодный русский национализм умирает – туда ему и дорога, слишком многих он подвел под монастырь и разочаровал.

Дальнейшие пути русских, вероятно, разойдутся еще шире. Масса частично останется безгласна и пассивно примет свою участь, частично войдет в формирующуюся дискурсивную российскую нацию во главе с московитами (об этом далее). Наиболее способные правые альтернаты, использовав отказ от массовости, ставку на идейные, а не этнические связи, устранение избыточных нарративов, работу с идентичностью и серьезные изменения в подходе, постараются слить воедино правых либералов и экс-националистов. Немалая часть ронинов продолжит цепляться за химеру. Инерция сознания, авторитет лидеров, призывающих биться до конца, архаичность собственного мышления (убить этого дракона в голове непросто) – все это заставит многих идти на бессмысленные смотры, марши и жертвы. Одни попадут в жернова системы, другие в попытке единения с народом убьются о стену его равнодушия. Возможно, они выиграют нам время на сложнейший маневр стратегического отступления с проигранных позиций русского национализма на пострусские рубежи.

Рубежи эти едва намечены. Мы полагали, что будет больше времени. Но план ясен – отвод живой силы с целью ее сохранения и перегруппировка. Единого пострусского фронта нет – для этого нет ни людей, ни ресурсов, ни необходимости. Предстоит размежевание в идейном спектре, создание новой, узловой системы обороны, и ее привязка к региональным политическим ландшафтам. В каждом опорном пункте должен знать, кто на флангах, где стыки и ходы сообщения. Время на это будет. Маски исторических реконструкторов, дискуссионных чайных клубов, любителей пейнтбола, железа и прочего – все, что угодно, кроме стигматизированной русской темы, она проклята. Садиться Зарусь в осаду в режиме Брестской крепости – наихудший выход. Оставьте руины русского национализма Рогозину и Баркашову – и пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

Поговорим о межэтнических отношениях в РФ, точнее, о роли в них русских. Этносы России подобны химическим реактивам. Они имеют определенные характеристики, позволяющие их группировать по различным основаниям. И если реактивы можно разделить на соли, щелочи и кислоты, органические и неорганические реагенты, спирты, бензолы и т.д., то этносы группируются по языку, религии, менталитету и месту в иерархии народов РФ. Как и реактивы, этносы взаимодействуют друг с другом по-разному. Евреи, например, показывают чудеса растворимости, но со временем выпадают в осадок и становятся заметны. Армяне с азербайджанцами в чистых условиях часто демонстрируют реакцию нейтрализации с выделением тепла, а малые народы Севера исчезают при контакте со спиртосодержащей русской массой. Большинство этнических реакций негативны, ибо вызваны столкновением интересов, соперничеством за ресурсы и пространство. Русские же сами являются ценнейшим ресурсом режима, ибо своих национальных интересов не имеют и потому не являются реактивом. Их роль в лаборатории РФ – замедлитель реакции, ингибитор и буферный раствор. Процентная доля русских в регионе (буферная емкость) определяет уровень его стабильности. Стабильность в российской логике – это не экономическое и культурное развитие и качество жизни, это консервация. Это предельная терпимость, как в сфере межэтнического взаимодействия, где буфер принимает на себя удары сильных реагентов, так и в сфере внутренней политики и экономики, где он формирует пассивно покорное большинство, обволакивающее и нейтрализующее любую протестную реакцию. Общая буферная емкость России 80% позволяет режиму относиться к русским столь же расточительно, как к иным доставшимся даром ресурсам. Осложнения возникают лишь там, где буферная емкость падает до 50% и менее, как в Туве, где Москве приходится поддерживать феодальное государство 18 века, или Татарстане, которому пришлось отдать львиную долю его же нефтяных доходов, или Дагестане, где идет бесконечная АТО, или Чечне, с которой надо либо воевать, либо заливать деньгами.

К сожалению, в обществе до сих пор сохраняется ложное видение ситуации, основанное на ошибочном полагании русских национальным большинством. Каждому известны круговые диаграммы этнического состава России, где львиную долю занимают русские и лишь небольшой сектор приходится на так называемые национальные меньшинства.

Между тем вненациональная масса не может быть национальным большинством. Строить на этом абсурде федеральную и региональную национальную политику – безумие. Власть этого и не делает, адресуя такие графики профанам, легковерным и русским. Основываясь на неверном видении, русналисты пытаются заработать политические и рейтинговые очки, заявляя о фактически мононациональном государстве и провозглашая себя представителями 120-миллионного государствообразующего народа. Власть же, в очередной раз усмехаясь в усы, повторяет старую мантру о многонациональности России. Государство давно знает вещи, о которых русские только начали догадываться. Например, еще в 2002г в открытых справках ФСО (посвященных визитам президента в регионы) указывалось, что стабильность в сфере межэтнических отношений определяет процентная доля русских в регионе. Это основной показатель. Русские националисты сколько угодно могут мнить себя представителями скрепляющего и образующего (интересно, что массу это не волнует), но у буферного раствора чисто технические задачи, он не реактив и принимается в расчет лишь как буфер. Другими словами, русские не являются игроками на этническом поле России, они скорее поле. Есть разной степени активности и качеств игроки-народы и есть бригада арбитров – государство.

Рассмотрим поближе состав команды и прежде всего определимся с их долей и обозначением. Термин национальное меньшинство в России чаще всего некорректен, ибо меньшинство всегда образуется относительно большинства. Таким образом, чтобы разглядеть игроков, мы должны переосмыслить результаты переписи 2010г и очистить их от мнимых величин. Мнимые величины – это доля русских, украинцев и белорусов, ибо они в целом неотличимы от буферной массы. Вот какую картину мы получили в целом по РФ (диаграмма 1):

Как видим, избитое заклинание об удивительно многонациональной России внезапно оказалось правдой. Мы объединили в сектор Прочее только те народы РФ, чья доля менее 1%. Разумеется, к этой диаграмме надо дать некоторые пояснения, оставшиеся за скобками официальных результатов переписи. Прежде всего татары, ставшие в отсутствие на поле славян крупнейшей общностью, таковой являются условно. Татары – ряд этносов, самый многочисленный из которых (поволжско-уральские) составил около половины соответствующего сектора диаграммы, т.е. 10%. Остальные его доли займут астраханские, сибирские, ногайские, крымские татары, мишари и крящены. Доли же азербайджанцев, узбеков и таджиков стоит удвоить, учтя миллионы нелегальных мигрантов. Так мы получим этнореальность РФ в первом приближении.

Наша попытка как-то сгруппировать эту радугу показана на диаграмме 2:

ТУР – это тюркские мусульманские народы Поволжья, Урала, Сибири.

КАВ – горские народы Северного Кавказа.

ФИН – русифцированные финские и тюркские народы севера европейской России, Поволжья и Урала.

ПЕР – народы Закавказья и Передней Азии.

КСС – коренные народы Севера и Сибири.

АЗЦ – народы Центральной и Восточной Азии.

ЕВР – европейские народы.

Используя тот же метод, мы сделали небольшую региональную подборку, в какой-то мере позволяющую определить ведущих этноигроков на местах. В отличие от общероссийских расчетов, мы оставили в региональных графиках украинцев и белорусов, ибо их несостоятельность на федеральном уровне не обязательно значит несостоятельность региональную. Но нас интересуют не только игроки, но и судейство, т.е. этническая политика. Кратко разберем ее суть на примере Астраханской области (диаграмма 3).

Буферная емкость области (доля русских) – около 60%, и она уменьшается. Почти половина всего нерусского населения – казахи, первый заместитель губернатора – казах. В администрации области есть управление по внутренней политике, в котором есть этноконфессиональный отдел из двух человек. Их деятельность заключается в ведении парадного сайта этноконфессионального совета при губернаторе, составлении колонны «Астрахань многонациональная» на первомайской демонстрации и проведении декоративных акций дружбы народов с привлечением диаспор.

Разумеется, этот отдел нельзя считать субъектом региональной этнополитики. Им, скорее, является губернатор, но у него масса иных забот. И пока буферная емкость не упала ниже 50%, система работает автоматически. Любые этнические удары принимает на себя буфер, а конфликты списываются как бытовые и/или замалчиваются. Именно в этом скрепляющее значение русской буферной системы. Проблемы у местных властей возникают лишь при столкновении реактивов – этносов с отлаженными внутренними связями и выраженными интересами. Но тут руководству помогает старый советский метод.

В ВСО (военно-строительных отрядах) советской армии такая форма неуставных отношений как дедовщина практически не работала. Внутренним регулятором была система землячеств, объединявших всех бойцов, кроме, разумеется, русских, которые и там служили буферным раствором. Эта система позволяла офицерам не обращать внимания на внутренний порядок, ибо он наводился сам: удары принимал буфер, а реальные этноконфликты разруливали землячества, лидеры-решалы которых пользовались большим авторитетом среди командиров. Современным отражением этой системы и является упомянутый этноконфессиональный совет при губернаторе, где буфер представлен чисто декоративно: две русские национальные микроорганизации, фактически состоящие только из их глав, на фоне двух десятков реальных землячеств с ресурсами, людьми, помещениями и пр. Для справки приводим еще несколько региональных диаграмм, полученных по нашему методу:

4. Выход из штопора

Перейдем к вопросу о российской/русской гражданской нации. По Марксу, смена общественных формаций в Европе чаще всего связана с революцией. Именно революция становилась неким рубежом, водоразделом, апогеем постепенно вызревавших общественных процессов, будь то техническая революция, национальная (буржуазно-демократическая) или социалистическая. Феодальную структуру общества, государства и отношений внутри них и между ними в Европе надломила, а затем смела череда громких буржуазно-демократических революций и войн, положивших начало современным нациям. Это Нидерландская революция XVI века, Английская революция XVII века, Первая американская революция (она же – Война за независимость американских колоний), Великая французская революция, «Весна народов» 1848—1849 годов в Европе (революции в Германии, Австрии, Италии, Венгрии и т. д.).

Нас более всего интересует Россия и ее непреодолимый цикличный археомодерн. Февральская буржуазно-демократическая революция в России, которая должна была устранить пережитки феодализма и создать наконец русскую нацию и национальное государство, была молниеносно снесена революцией пролетарской, интернациональной. Итогом этих и последующих событий стал не русский нацбилдинг, а напротив – угасание русского этноса и перемалывание его в фарш русскоязычной массы. Государство же к началу 21 века в глазах многих выродилось в сырьевой распределительный паханат сословно-феодального устройства. Капитализм потерпел сокрушительное поражение, а строительство этнической нации стало невозможным.

Но оставался еще один шанс – построение гражданской российской нации. Годы поиска мобилизующей национальной идеи России увенчались успехом в 2014, когда в кровь общества был впрыснут чрезвычайно удачный синтетик Русский мир. Попав на благодатную почву глубинного имперского сознания масс, при поддержке ура-патриотов он катализировал вялотекущий процесс российского нацбилдинга до стадии кипения. Уже сейчас можно заключить, что в России появилась протонация, основанная на идеологии так называемой «ваты». Зарождающаяся российская нация – надэтничный конструкт, т.к. построена на русском внеэтничном субстрате вокруг имперской идеи. Но любая протонация, появившись, стремится стать политическим субъектом. Породивший В-нацию режим оказался к этому не готов.

Неверно думать, что Кремль представляет интересы новой российской нации. Их базовые ценности и установки в 2015 году наглядно разошлись. Государственной пирамиде присущи свободная от ответственности клептократия, ранговая вертикаль взятки и круговая порука. Протонация же пропитана идеями имперской реваншизы и социальной справедливости в ее красно-коричневом понимании. При этом «ватанация» готова терпеть самое вопиющее социальное неравенство и грубейшее попрание прав, затягивать пояса столько, сколько скажут, – если ей продемонстрируют имперские достижения государства: военные, территориальные, космические и прочие успехи и приобретения. Если 2014 стал годом единения режима и зарождающейся нации на почве экспансии на Украине и открытого вызова Западу, то 2015—16 стали годами разочарования масс в режиме. Очевидный провал имперских авантюр России заставил Кремль сосредоточиться на самосохранении и выполнении внутренних базовых программ.

Складывающаяся нация, уже ощущая себя некоей общностью с едиными интересами, атрибутикой и некоей «культурой», могла бы простить режиму отказ от имперских амбиций, если б он озаботился востребованной ею социальной справедливостью. Но учитывая приоритеты режима, в условиях углубляющегося системного кризиса вероятно скорее обратное. Уже сейчас абсолютистский режим не находит нужным даже упоминать такие ценности. Протонация восприняла крах Новороссии и поражение русского мира крайне болезненно, ширится понимание, что это изначально были лишь разменные фигуры на доске. Вообще прорыв в российском нацбилдинге очевидно привел режим в замешательство, расчет был лишь на мобилизацию и пропаганду масс для лучшей управляемости. Выстроенное в РФ феодально-сословное общество несовместимо с нацией, это взаимоисключающие идеи. Поэтому государство сейчас пытается подморозить российский гражданский нацбилдинг. Политически и экономически неэффективному режиму не нужны конкуренты, поэтому он годами асфальтировал политическое поле, но в случае с протонацией момент упущен и нацбилдинг идет уже по своим законам, а не по указке кураторов.

По логике Маркса, режим РФ сейчас представляет собой грандиозный феодально-сословный пережиток, стоящий на пути не только капитализма, а самого существования государства и нации. Со всеми вытекающими. Кремль, возможно, не вполне еще это осознал, поэтому трубит об опасности цветных революций и увлеченно продолжает топтать совершенно безопасных для него русских этнонационалистов и либералов. Тем временем в недрах гражданской недонации формируются комитеты по защите родины и свободы, готовятся эмиссары по перехвату социальных протестов. Ближайшие годы могут стать решающими. Проклятие России – сильная историческая преемственность, ментально обусловленная цикличность. Есть данные, что в самой горячей фазе гражданской войны в России в ней принимало то или иное участие не более 1,5% населения. Остальные были статистами. Зрителями. И это при высочайшем уровне низовой сплоченности былого сословно-общинного социума.

Поэтому многие считают, что в нынешних условиях атомизации общества ждать сколь бы то ни было сплоченной позиции «угнетенных масс» не стоит. К тому же современные социологи, опираясь на выкладки исследователей Франкфуртской школы, вывели формулу, что обездоленным не свойственно бунтовать. В их характере – затягивать пояса, все сильнее экономить, привыкать к новым неблагоприятным условиям. А вот более обеспеченные слои, особенно из числа самозанятых и мелких предпринимателей, быстрее начинают выражать недовольство снижением уровня развития, когда начинает буксовать прибавление достатка. Это класс, который в РФ старательно и целенаправленно подавляется в течение минимум полутора десятка лет. А в исторической перспективе – гораздо дольше.

Поэтому восстание рабов – скорее оксюморон. Даже в России все известные восстания поднимало вольное сословие казаков. Из крестьянской массы к ним присоединялись лишь самые резвые, которые и так потенциально рвались в казаки. Основная масса холопов молча ждала, кто станет новым хозяином. Атаманы Хлопко, Болотников, Степан Разин, Кондратий Булавин, Емельян Пугачев – все это были лидеры пусть и бедного, но все же вольного казачества.

Да, эти рассуждения во многом справедливы. Но одна некорректная посылка разрушает эти построения – русская душа. Некогда русофобы запустили идеологему о рабской русской душе. Но это не совсем так, это упрощение, профанация. Русские вовсе не прирожденные рабы и холопы – все гораздо хуже. Дело не в душе, а в сознании. В русской голове мышление не раба, а винтика, ордынско-советский мазохичный этатизм со множеством иных оттенков, центральная часть которого – инфантилизм, абсолютное делегирование ответственности на альфу. Таковой альфой чаще всего является текущее государство, но в редких случаях возможна смена альфы с новым сбросом ответственности. Такое происходит по законам этологии, как у животных – либо при явлении нового, более сильного или более близкого и опасного самца (указанные атаманы), либо при резкой замене альфы в стае-государстве. Последняя украинская революция показала, что жители Донбасса в ситуации бегства Януковича и падения старой власти предпочли в качестве альфы не «хунту», а Путина. Смена альфы всегда означала бунт. Да-да, тот самый. Следите за альфой.

До 1917г все бунты в России делались именем самодержца, действующего либо альтернативного, против боярского/чужеземного произвола. Ополчения и войска всех самозванцев Смутного времени и их противников выступали от имени какого-либо царя. Многие «воры и бунтовщики» были самозванцами или возили с собой для легитимации «царей и царевичей». Сакрализация и персонификация власти есть глубочайшее свойство русских, в котором они доходят до исступленного смешения ненависти с надеждой. Главный мотив тут – сброс ответственности с себя на другого – царя, бога, жидов, англичанку, Обаму, фашистов, иного актора (нужное подчеркнуть). Все бунты начинались с попыток не свергнуть или убить царя, а – изменить его, сделать таким, как надо. Если не получалось, царь объявлялся ненастоящим и ему подыскивалась альтернатива.

Победит ли протонация? Она может взбунтоваться. Но на этом, полагаем, ее историческая роль закончится. Сознание московитов архаично, ретроградно и мифологизировано до крайности. Такая общность неспособна к государственному и иному строительству, кроме строительства лагерей. Чтобы задать ей поступательный конструктивный импульс, нужно влияние извне. ДЛНР продержались так долго только благодаря куратору – РФ. Недонация в силах наломать дров, но построить что-то неспособна из-за идейной направленности в прошлое, примитивности, косности, ограниченности и воинствующего антиинтеллектуализма. Единственно возможный конечный результат ее выступления – ускоренное переформатирование российского политического ландшафта.

Каким бы оно ни было, нужно знать: даже полная замена элит (что вообще вряд ли возможно) не даст нужного результата, ибо впитанное поколениями понимание взаимоотношений в связке власть-общество-личность гарантирует сохранение косной традиции, как цельного отражения в каждом осколке разбитого зеркала, сколько бы их ни было. Сознание масс предельно мифологизировано и архаический миф в России может себя продлевать благодаря как отсутствию рационального сознания, так и мощной историко-культурной инерции. Даже полномасштабная качественная люстрация в России вызовет лишь рост новых проникающих мафиозных структур, ибо отсутствует противостоящее им гражданское общество, имеющее мораль и идеалы. Даже на Украине, где такое общество (и весьма зубастое) существует, постсоветская гнилая система себя полностью сохранила и обезопасила.

Где же выход? Чтобы подойти к нему, нужно понять, что десоветизация (при всей ее необходимости) не решит всех проблем. Записные антисоветчики ошибаются, считая глубокую ущербность русского сознания исключительной заслугой СССР. Возможно, сам Советский Союз – наиболее цельное и естественное порождение русского тотального сознания. Пожалуй, именно СССР стал наиболее ярким выражением русского археомодерна благодаря тому, что слой европейски мыслящих людей был вымыт начисто не только из элиты, а целиком из страны. Возвращение столицы в Москву стало символическим шагом назад к традиции, к началу нового цикла, в колею, пробитую арбами основателей российской государственности.

Только разрыв традиции и смена идентичности позволят выйти из этого цикла, периоды которого заметно сокращаются – если петербуржский период длился двести лет, советский около семидесяти, то нынешнему отмерен срок еще меньший. Умножая витки в воронке, мы входим в штопор перманентной катастрофы.

Есть известный каждому садоводу способ – компостирование: переваривание всей отжившей сорной гнилой органики до состояния первоэлементов. От осины не родятся апельсины, и ордынско-советский (читай русский) человек может породить лишь такого же. В северной Евразии надлежит создать компостные ямы, не закрывающие доступ воздуха, но препятствующие расползанию субстрата. Внутри запускается естественный процесс рационализации, замороженный в РФ в 1990-е гг. Цель – полное разложение в сознании масс архаичных мифологем, советских и досоветских культурных и образовательных матриц, идейное разрыхление, реструкт до состояния компоста. Главным действующим агентом будет новая реальность, столкновения с которой не выдержит никакой миф. Полученный перегной станет идеальным субстратом конструктивистского нацбилдинга, в который альтернаты внесут новые мифы и вырастят новые идентичности под заказ. Таким образом построссийское пространство обратится в гигантский полигон, в Силиконовую Долину практического конструктивизма.

Но это пока лишь прожект. Вернемся к текущему моменту и резюмируем.

Самое раннее применение термина пострусские (2006) мы обнаружили в консервативно-охранительной статье «Пострусские грядут?»⁶. Автор В. В. Аверья?нов еще 10 лет назад описал обособление от русской массы новых общностей, созданных на основе идеологической мобилизации.

Оппоненты пишут, что проводимый нами дискурс скорее постсоветский, но это не так. Главная наша мысль в том, что русского народа больше нет, термин же «постсоветский» избит и в нашем контексте неприемлем, т.к. советский народ (в отличие от русского), существует и проявляет себя весьма живо даже в охране своих памятников и символов. Более того, сменившие русских советские и стали пострусскими первого извода, общностью, скрепленной надэтническими связями – идеологией и приданными ей инструментами социализации (школой, армией, партией и пр.), а также культурой, заложенной в классический советский период (1930е-1950е). Этот же период похоронил последних собственно русских: они ассимилировались или пали в горниле событий.

Поэтому сейчас уже можно за полным отсутствием иных называть русскими советских русскоговорящих прямоходящих. Этот народ сейчас идет своим путем, пытаясь оформиться в российскую нацию, но об этом сказано. Нам интересны другие: пострусские второго извода – протоидентичности, появившиеся в 21 веке.

1. Прежде всего, это русские националисты современной генерации. Практически за несколько лет русский национализм, не став массовым, окуклился в «нацию националистов», корпорацию ронинов, обреченных вечно апеллировать к равнодушному населению.

В 2014г националисты, как и все общество России, разделились на враждующие ветви, условно названные нами московитами и альтернатами. Первые быстро слились с формирующейся протонацией, стремясь занять в ней лидирующее положение и соревнуясь в этом меж собою. Вторые же сохранили обособленность и оказались в затруднительном положении: их лидеры, сумевшие сохранить сообщества. несмотря на годы репрессий и полную безнадежность дела, лишились теоретиков, способных уловить дух времени. Близко подошедший к пониманию пострусской идеи профессор Петр Хомяков умер в 2014г, иные ушли в московиты, кто по призванию, кто по приказу, кто в надежде преодолеть пропасть меж русским национализмом и советским народом на волне Русского мира. Поэтому сейчас ронины продолжают грезить о русском национальном государстве, мысленно пребывая в невидимом граде Китеже.

Есть националисты, пытающиеся усидеть одновременно на двух лошадях – московитской и альтернатской, но такая попытка кончится либо выбором, либо разрывом, либо падением.

В целом перспективы русского национализма туманны. Он построен вокруг химеры, к тому же его губит непосильный замах. Проблемы русской массы столь велики, что националисты не в состоянии даже осознать их в полной мере, не то что подойти к решению. Попытки взять этот неподъемный вес обречены.

В настоящее время непримиримые с реальностью националисты, теснимые со всех сторон государством, российской протонацией и национальными «меньшинствами», ведут идеологическую партизанскую войну на выжженной Русской равнине, прикрывая уход пострусских и выигрывая время для развития дискурса.

2. Регионалисты.

Ущербная русская идентичность и колониальный гнет Москвы выдавливают многих альтернатов в ингры и карелы, множат региональные и субэтнические общности, стимулируют внутренний и внешний русский эскапизм во множестве вариантов. Сейчас параэтнические сообщества, скажем, мерян или вятичей на местах никак не связаны с политикой, но это лишь следствие табу на регионализм в субъектах РФ второго сорта (области и края). Культурно-реконструкторский уклон пострусских этнофутуристов во многом обусловлен как интересом к альтернативному прошлому, так и безопасностью. Но при смене конъюнктуры они быстро могут быть мобилизованы в региональную политическую надстройку как носители альтернативных идей. Многие представители региональных элит видят, что мейнстрим ведет на дно, при этом сгенерировать качественные идеи и привязать их к конкретике ни сами они, ни представители «прикормленных» сообществ (научных, политических, культурных) чаще всего не способны. Этнореконструкторы пока тоже к этому не готовы.

Политические же регионалисты краев и областей, отметившиеся в движении за федерализацию, постоянно находятся на грани обвинений в сепаратизме, коих можно избежать, взяв курс на создание национально-культурных автономий сибиряков, кубанцев, ингров и мерян, т.е. созданием и развитием новых/старых идентов запустить полицентричный этнореструкт России.

Таким образом, лучшая стратегия регионализма – спайка этнофутуристов и регионалов. Помните сказку Киплинга «Как появились броненосцы» (в сети есть чудесный отечественный мультфильм)? Еж и черепаха для защиты от хищников переняли друг у друга технологии защиты, став броненосцами, которым не страшен ни один ягуар.

3. Идейно мотивированные пострусские протоидентичности.

Сложность их формирования заключена прежде всего в разлитом сетевом характере идейных сообществ, пока не дающем достичь заметной концентрации единомышленников оффлайн. Возможно, эффективной стратегией для них станет частичная развиртуализация и выход на местные сообщества альтернатов с последующей работой уже на регионализм. В случае нового «парада суверенитетов» у власти в регионах окажутся местные безыдейные элиты, аморфные ура-патриоты с красно-коричневым налетом и бандиты. Если парад перейдет в катастройку, все они могут быть сметены и тогда «на смену безыдейному и деловому „новому русскому“ придет хорошо знакомый тип старого идейного русского фанатика. Жесткому напору криминальной стихии должно противостоять не менее жесткое, нематериально мотивированное следование принципам. Россия готовится к приходу нового героя из тех „презревших грошовый уют“, кто готов идти под пули за идею, а не за победу на тендере. Эти люди продолжают жить в культурном подполье и ждут своего часа» – пишет Владимир Пастухов⁷.

В целом мы полагаем регионализм наиболее перспективной ветвью развития пострусского дискурса на текущий момент. Намеченная теоретическая база нуждается в развитии и конкретизации на местах. Конструирование идентичности дело масштабное, долгое и ответственное, по сути это нацбилдинг в миниатюре. Нужна привязанная к региону обоснованная трактовка истории и этнографии, понятная и привлекательная терминология, мудрая политика в отношениях с иными акторами и многое другое. Но иного выхода у нас нет, если мы не хотим вновь идти по кругу, как цирковая лошадь. Гордиев узел русского вопроса должен быть разрублен. Спасение – выход в новое этническое пространство.

С момента запуска нами пострусской идеи мы заметили одну чрезвычайно важную вещь: понявшие и принявшие ее, последовательно пройдя через стадии протеста и отрицания, через недолгий катарсис и более длительную русофобию, обретают не только свободу мысли, но и подъем общего психического и душевного фона. Заинтересовавшись, мы провели анализ и пришли вот к каким выводам: русский национализм целиком мазохичен. Если националист нерусский постоянно, даже (и особенно!) в условиях борьбы с режимом или оккупантами, ощущает подпитку и поддержку нации, населения, в т. ч. и психологическую (а это важно!), то русский националист существует вопреки всему этому, не получая от массы ничего, даже простого понимания. Опираясь на годные в целом идеи, но негодный субстрат, русский национализм изжил себя, но продолжает питаться самообманом.

Каждый признающий себя русским националистом нагружает себя непомерной ответственностью за судьбы, преступления, кромешное этическое и этническое состояние массы и должен с этим что-то делать.

Каждый признающий себя русским националистом надевает на себя вериги «великого исторического наследия России», власяницу РПЦ или шкуру неоязычества, и должен идти в этой пробитой кем-то колее.

Каждый признающий себя русским националистом обязан ковыряться в истории с пинцетом в руках, отделяя красных от белых, русских от совков, Власова от Гитлера, Москву от Новгорода, Невского от Тверского и т.д., чтобы с пруфами в руках доказать свою версию правильной русскости.

Зачем?

Русским присущ мазохизм, но мы уже не русские. Для прорыва в будущее нужны свобода, душевный подъем и кураж. Нет, не было и не будет ничего этого в национализме, пытающемся переварить 120млн русских совков. Нет, не было и не будет ничего этого в ущербной и просроченной русской идентичности. Сбросьте камень с шеи, скиньте вериги, сорвите с себя власяницы и шкуры, сломайте пинцет. Нет более ничего, есть только радость свободы.

Примечания

1

См. Д. Алтуфьев, И. Алексеев-Лексинен, Каганат русов: трофейная государственность, Острог, №9.

(обратно)

2

Тунгусский тип – мезоцефальный монголоидный расовый тип, распространенный среди современных тунгусов и исторических гуннов. Расы Европы, Карлтон С. Кун, АСТ, 2011.

(обратно)