Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Благодарности

Я хочу выразить благодарность некоторым моим друзьям, которые в меру своих возможностей помогли мне написать эту книгу.

Благодарю Марко Маганьоли, также известного как Маго, за телепатическое вдохновение. Спасибо Максу Джераси, который помог мне ощутить красочный смысл тьмы. Благодарю Федерико Кампанья за его дружбу и бесчисленные идеи.

Четыре примечания под видом пролога

1

Я решил написать эту книгу в июле 2012 года, после того как прочитал о массовом расстреле в городе Аврора, штат Колорадо, США, который произошел в кинотеатре, где показывали последний фильм про Бэтмена. Смесь отторжения и порочной притягательности всегда соблазняла меня запоем читать о виновных в такого рода массовых убийствах — деянии, которое, пожалуй, процветает на данный момент в мире, в частности в Соединенных Штатах Америки. Но только когда я читал о Джеймсе Холмсе и резне в Авроре, я решил написать об этом предмете отдельную книгу. Я не побуждаю к насильственным действиям, что нелепо в стране, где любой человек, независимо от того, насколько он психически уравновешен, может купить оружие. Мы все вполне привыкли к этому. То, что больше всего меня поразило — содержание акта, который может быть истолкован как нарушение границы между зрелищем и реальной жизнью (или реальной смертью). Я сомневаюсь, что Джеймс Холмс когда-либо читал Ги Дебора. Часто люди действуют, не читая ученые книги. Но поступок Холмса нес явный привкус ситуационизма. Вся история авангарда ХХ века проявилась в нем и чудовищным образом разыгралась повторно. «Упразднить искусство, отменить повседневную жизнь, упразднить разделение между искусством и повседневной жизнью», — говорили дадаисты. Холмс, что поразило меня, хотел устранить разделение между зрителем и фильмом, он хотел оказаться внутри фильма.

Так что я начал читать запоем о массовом убийстве на показе фильма о Бэтмене. Мой интерес привел меня к новостям о других мужчинах (белых, черных, старых, молодых, богатых, бедных, но только мужчинах, женщин не было вообще — кто знает почему?), которые стреляли и убивали людей, и к дальнейшим исследованиям о случившихся до этого массовых убийствах. От этих исследований ко мне пришло осознание того, что текущее состояние мира может быть лучше понято, если наблюдается через такого рода ужасное безумие убийц, а не через вежливое безумие экономистов и политиков. Я увидел агонию капитализма и разложение социальной цивилизации с очень своеобразной точки зрения: преступности и самоубийства.

Голая реальность капитализма сегодня находится на всеобщем обозрении. И это ужасно.

2

Предмет этой книги — не просто преступления и самоубийства, но в более широком смысле — установление царства нигилизма и суицидального драйва, которые пронизывают современную культуру, вместе с феноменологией паники, агрессии и насилия. Это точка зрения, с которой я смотрю на массовые убийства, сфокусировавшись на частностях, на зрелищных последствий этих актов и на их суицидальном измерении. Я не интересуюсь обычными серийными убийцами под маркой скрытых садистских психопатов, которых привлекали страдания других людей и которые наслаждались видом того, как люди умирают.

Мне интересны люди, которые страдают сами и которые становятся преступниками, потому что это их способ выразить свою психопатическую потребность в публичности, а также найти самоубийственный выход из того ада, в котором они живут. Я пишу о таких молодых людях, как Чо Сын Хи, Эрик Харрис, Дилан Клеболд и Пекка-Эрик Аувинен, которые убили себя после попытки привлечь внимание мира, забирая жизнь невинных людей. Я также пишу о Джеймсе Холмсе, который совершил своего рода символическое самоубийство, фактически убив себя.

Я пишу о захватывающих кровавых самоубийствах, потому что эти убийцы — крайнее проявление одной из основных тенденций нашего времени. Я вижу их как героев эпохи нигилизма и захватывающей глупости в век финансового капитализма.

3

В книге «Убогие экрана» Хито Штайерл вспоминает о выпуске в 1977 году Дэвидом Боуи сингла «Герои».

Он поет о новом бренде героя как раз вовремя для неолиберальной революции и для цифрового преобразования мира. Герой мертв — да здравствует герой! Герой Боуи уже не субъект, но объект: вещь, изображение, великолепный фетиш — товар, пропитанный желанием, он воскрешен из убожества его собственной гибелью. Просто посмотрите на видео песни 1977 года, и вы поймете почему: клип показывает Боуи поющим, обращаясь к себе одновременно с трех сторон, и техника наслоения утраивает его образ; герой Боуи не только был клонирован, он прежде всего стал образом, который может быть перепечатан, умножен, скопирован, фетиш, который упаковывает гламур Боуи и его постгендерный внешний вид как бренд. Герой Боуи больше не человеческое существо, живущее после жизни, и он даже не икона, а блестящий продукт, наделенный постчеловеческой красотой: это образ и ничего, кроме образа. Бессмертие этого героя больше проистекает не от силы, позволяющей выжить после всевозможных мытарств, но от его способности быть скопированным, воссозданным и перевоплощенным. Уничтожение будет изменять свою форму и внешний вид, но его содержание будет нетронутым. Бессмертие вещи есть ее конечность, а не ее вечность. В 1977 году панк-группа The Sranglers дает кристально чистый анализ ситуации, заявив очевидное: героизм закончился. Троцкий, Ленин и Шекспир мертвы. В 1977 году обложка альбома The Sranglers показывает гигантский венок из красных гвоздик и заявляет: БОЛЬШЕ НЕТ ГЕРОЕВ. Больше нет^[1].

В классической традиции герой принадлежал к сфере эпической фантазии, отделенной от трагедии и лирики. Герой был тем, кто покорял природу и господствовал над событиями истории силой воли и мужества. Он основывал города и отражал демонические силы хаоса. Это видение все еще можно найти во времена Возрождения, и персонаж трактата «Принц» Макиавелли может считаться героем современного политического повествования: человек, который устанавливает государство-нацию, строит инфраструктуру промышленности и придает форму общей идентичности.

Эта эпическая форма героизма исчезла к концу современности, когда сложность и скорость событий человеческой жизни захлестнули силу воли. Когда хаос возобладал, эпический героизм был заменен гигантскими машинами симуляции. Пространство эпического дискурса было оккупировано семиокорпорациями^[2], аппаратами для эманации широко распространенных иллюзий. Эти игры в симуляцию часто принимали форму идентичности, как в популярных субкультурах, таких как рок, панк, киберкультура и т. д. Здесь лежит источник пост-модернистской формы трагедии: на пороге, где иллюзию ошибочно принимают за реальность и идентичности воспринимаются как подлинные формы принадлежности. Это часто сопровождается нехваткой иронии, так как люди реагируют на сегодняшнее состояние постоянной детерриториализации страстным желанием принадлежности, что воплощается через цепочку актов убийств, самоубийств, фанатизма, агрессии, войны. Я считаю, что только через иронию и осознанное понимание факта симуляции на основе героической игры симулированный герой субкультуры имеет шанс спасти себя.

4

В год 1977-й человеческая история пришла к поворотной точке. Герои погибли, или лучше сказать — они исчезли. Они не были убиты врагами героизма, а, скорее, перешли в другое измерение: растворились, они превратились в призраки. Так человеческая раса, введенная в заблуждение ложными героями, сделанными из обманчивого вещества кино и видеопленки, потеряла веру в реальность жизни, ее радости и начала верить только в бесконечное распространение образов. 1977-й был годом, когда герои исчезли и переселились из мира физической жизни и исторической страсти в мир визуального моделирования и нервной стимуляции. Тот год был водоразделом: от века человеческой эволюции мир сместился в век деволюции, или децивилизации.

То, что было произведено трудом и социальной солидарностью в ходе веков истории, начало попадать под хищный финансовый процесс дереализации. Чреватый конфликтами альянс между трудолюбивым буржуа и промышленными рабочими, который создал систему государственного образования, здравоохранения, транспорта и благотворительности как материальное наследие современной эпохи, был отвергнут Богами Рынка.

Во втором десятилетии XXI века постбуржуазный упадок принял форму финансовой черной дыры. Эта новая система начала пожирать и уничтожать произведение сотен лет трудолюбия и работы коллективного разума и превращать реальность социальной цивилизации в абстракции: фигуры, алгоритмы и накопление «ничего» в денежной форме. Соблазнительная сила симуляции трансформируется в физические формы, в исчезающие изображения, представляет визуальное искусство в виде распространения спама и подчиняет язык поддельному образу рекламы. В конце этого процесса реальная жизнь исчезнет в черной дыре финансового капитала.

Вопрос теперь состоит в том, чтобы увидеть, что осталось от человеческой субъектности и чувствительности в нашей способности представлять, создавать и изобретать. Могут ли люди выйти из этой черной дыры, вложить свою энергию в новую форму солидарности и взаимной помощи? Чувствительность поколения детей, которые выучили больше слов от машины, чем от своих родителей, кажется, не в состоянии создавать солидарность, сочувствие и автономию личности. История была заменена на бесконечную рекомбинацию фрагментарных изображений. Случайная рекомбинация безумной неустойчивой деятельности заняла место политической осведомленности и стратегии. Я действительно не знаю, если есть надежда за черной дырой, если там лежит будущее.

Однако там, где есть опасность, спасение также возможно, сказал Гельдерлин, поэт, наиболее любимый Хайдеггером, философом, который предвидел будущее разрушение Будущего. Теперь задача состоит в том, чтобы обозначить тот пустырь, где социальное воображение было заморожено и подчинено рекомбинантному корпоративному мнимому. Только основываясь на этом видении, мы можем двигаться вперед, чтобы открыть новую форму деятельности, которая, объединив искусство, политику с процессом повторного включения чувствительности, может помочь человечеству вернуть себя себе.

Глава 1. Шутник

Очень реально

20 июля 2012 года некий молодой человек покупает билет, входит в театр и садится в первом ряду. Примерно на 30-й минуте фильма он покидает здание через дверь аварийного выхода, взломанную им и оставленную открытой. Он идет к своему автомобилю, меняет одежду и извлекает свое оружие. В 12:30 он вновь входит в театр через открытую дверь. Теперь он одет в противогаз, военную каску, пуленепробиваемый жилет, защиту для горла и тактические перчатки.

Некоторые люди в здании увидели вооруженного человека в маске, но они приняли его за одного из многочисленных восторженных поклонников Бэтмена, специально одевшегося для просмотра фильма. Человек, который находился в кинотеатре с семьей, позже сказал, что сначала нападение выглядело как рекламная акция на премьере фильма. Затем, добавил он, шоу стало «очень реальным и очень опасным».

Примерно на 20-й минуте фильма в нем происходят очень зрелищные события, и в этот момент какие-то предметы — я думал, что это были зажигалки, — пролетели по залу и упали по сторонам от меня. Люди в зрительном зале от неожиданности начали вскакивать со своих мест и бегать по залу. А потом из правого нижнего угла зала я увидел вспышки выстрелов. В то время я все еще думал, что это были горящие зажигалки. А потом мне попали сюда (показывает на предплечье и грудь), и я понял, что это нечто гораздо серьезнее. В это время люди начали кричать. Начался хаос.

В 12:38 утра боевик бросает в зал дымовую шашку. Когда газ начинает распространяться по кинотеатру, он стреляет из ружья: первый раз в потолок, потом в зрителей. Он также стреляет из полуавтоматического ружья «Смит & Вессон М & P 15» со 100-зарядным магазином и пистолета «Глок-22». Некоторые из пуль проходят сквозь стену и попадают в людей на территории, прилегающей к зданию, где в это время демонстрировался фильм.

Он, должно быть, расстрелял 19 или 20 патронов. Люди метались слева и справа. Кто-то позади нас был ранен. Он кричал: «В меня попали». Этот парень выглядел как Терминатор. Он ничего не сказал. Он просто стрелял, стрелял и стрелял. Были люди, которые бежали вниз по лестнице, пытаясь уклониться от града пуль. Это была очень плохая картина. Очень плохая.

Сигнализация отключилась вскоре после начала атаки, но сотрудники кинотеатра помогали зрителям эвакуироваться. Некоторые люди сообщили о стрельбе с помощью твиттов или СМС, после чего приехала полиция. 12 человек погибли, а 70 получили ранения. В 12:45 утра стрелок был арестован рядом со своим автомобилем. Он не оказал никакого сопротивления.

У него были рыжие волосы, казалось, стрелок был ошеломлен и не понимал происходящего. Спустя несколько часов следователи выяснили его имя — Джеймс Холмс. По-видимому, он действовал в одиночку и не был частью преступной группы или террористической организации. Один из его одноклассников позже сообщил, что Холмс несколько раз говорил другим людям, что он хотел убивать.

Согласно рассказу тюремного работника, опрошенного журналистом Daily News, Холмс хотел узнать, как заканчивается фильм. Стрелок твердил тюремщикам в Колорадо, что не понимает, почему находится за решеткой. Некоторые тюремщики, контактировавшие с ним, считают, что он симулировал амнезию.

Искусство и жизнь

В течение нескольких дней резиновая маска, изображающая лицо Джеймса Холмса, безэмоциональное, с рыжими волосами — как он выглядел на первом полицейском фото, появилась в продаже на eBay за 500 долларов.

Хэллоуин еще только через месяц. ШОКИРУЙТЕ ВСЕХ ЗНАКОМЫХ! Его называют «Джокер», «стрелок — Темный рыцарь», «Лама», «Необычайно одаренный», но его настоящее имя Джеймс Холмс! Нет ничего страшнее, чем принять вид Джеймса Холмса и надеть маску с его лицом. «Проникающие в душу глаза» и рыжие волосы Джокера делают эту маску наиболее пугающим объектом из всех, когда-либо существовавших.

Представьте себя владельцем маски наиболее опасного массового убийцы в истории США. Это высококачественная маска из латекса, которая была специально разработана для продажи частным коллекционерам за рубежом. Я выиграл эту маску в покерном турнире с высокими ставками, когда находился в Европе. Я гарантирую, что это единственная маска в мире, и поэтому она практически бесценна, поскольку была использована в производстве скандального документального фильма, который выйдет в 2013 году.

Эта маска продается без возможности ее вернуть. Если у вас нет отзывов продавцов и вы заинтересованы в этом вопросе, то вы должны связаться со мной первым. Я отправляю маску сразу после того, как получаю оплату. Удачи!

Вскоре после размещения лота, предлагавшегося пользователем realface13, eBay снял маску с торгов. Представитель eBay заявил ABC News: «Лот был удален, потому что не соответствует нашей политике в вопросах политкорректности. Помимо уважения к жертвам насильственных преступлений, eBay не позволяют размещать объявления о продаже, которые пытаются извлечь прибыль из человеческой трагедии или страдания».

Разбитое сердце женщины-кошки

Я читал новости и не мог остановиться. Я провел большую часть ночи, переходя от одного веб-сайта к другому.

Холмс — тот, кто застрелил 12 человек, в том числе 8-летнюю Веронику Мозер-Салливан, — вошел в тюрьму под крики «детоубийца». Заключенный тюрьмы Арапахо, штат Колорадо, Уэйн Мидли, 24 лет, когда привезли Холмса, сказал: «Все заключенные считали, что его надо убить. Все искали такую возможность. Это единственное, о чем они могли говорить».

Джеймс Холмс сказал копам, что он — враг Бэтмена — Джокер. Его сообщение на автоответчике было также вдохновлено образом Джокера из комиксов. После того как Холмс оказался в тюрьме, он продолжал плеваться в охранников. Один тюремный осведомитель прессы сообщил, что «стрелок» находился под присмотром во избежание самоубийства в одиночном заключении: «Холмс не проявил никакого раскаяния. Он думает, что живет в фильме».

После стрельбы Энн Хэтэуэй — актриса, сыгравшая женщину-кошку в фильме «Темный рыцарь: Возрождение легенды», так прокомментировала это событие: «Мое сердце болит за жизни унесенных и искалеченные этим неизмеримо бессмысленным актом. У меня нет слов, чтоб выразить скорбь. Мои мысли и молитвы с жертвами преступления и их семьями».

Кристофер Нолан, режиссер фильма «Темный рыцарь», также выступил с заявлением:

Выступая от имени актеров и команды фильма «Темный рыцарь: Возрождение легенды», я хотел бы выразить нашу глубокую скорбь от бессмысленной трагедии, постигшей все общество. Я ничего не знаю о жертвах стрельбы, кроме того, что они пришли туда вчера вечером, чтобы посмотреть фильм. Я считаю, что кинематограф — это одно из величайших достижений американского искусства, а возможность разделять опыт знакомства с историей, которая разворачивается на киноэкране, — это важное и радостное времяпрепровождение. Кинотеатр — мой дом, и мысль, что кто-то будет посягать на это невинное и полное надежды место таким невыносимо диким образом, опустошает меня. Любой из нас не сможет сказать ничего, что могло бы адекватно выразить наши чувства относительно невинных жертв этого ужасного преступления, но наши мысли с ними и их семьями.

Впоследствии компания DC Comics отложила выпуск комикса «Бэтмен Корпорация», в котором изображалось, как женщина-левиафан, переодетая в учителя, размахивает пистолетом в классе, полном детей. Кинокомпания Warner bros pictures отозвала трейлер фильма «Охотники на гангстеров» из-за сцены, в которой герой стреляет из автомата в кинотеатре, наполненном зрителями.

Джокер и Бог

Кто такой Джеймс Холмс? Кто этот молодой человек, который в кинотеатре Авроры сломал стену, разделяющую искусство и жизнь?

24-летний «Джокер» был описан очевидцами очень по-разному: как «неадекватный», «неуверенный» или «выпавший из реальности». Кто-то сказал, что молодой убийца действовал как будто бы под сатанинским влиянием. Но Джеральд Борги, старший священник лютеранской церкви в Сан-Диего, запомнил его как застенчивого, умного мальчика, который всячески стремился преуспеть в учебе. Пастор сказал, что семья Холмса принадлежала к церкви Сан-Диего в течение последних десяти лет и что мать «стрелка» регулярно посещала службы и была волонтером в церковной общине.

Бенге Нсендулука писал в газете Cristian Post, что Джеймс был «хорошим христианским мальчиком», воспитанным в божественной истине от вдохновенной, непогрешимой Библии, как и миллионы молодых американских христиан. Джеймс был «нормальным христианским мальчиком», который активно участвовал в жизни местной пресвитерианской церкви.

В статье, озаглавленной «Во что верят пресвитериане», преподобный Г. Айкен Тейлор пишет:

Пресвитериане считают, что все, что происходит в мире, происходит по воле Бога и может быть полностью понято только по воле Божией. Ничто не может случиться ни с одним человеком, если Бог не позволяет это в своих целях и ради своей славы. Бог отменяет действия злых сил и полностью уничтожает их зло. Он использует все вещи как средство передачи своей воли и превращает любые явления — даже очевидное зло — в конечные блага в жизни тех, кто любит Бога и кто призван к его целям^[3].

Сразу после совершившегося преступления христианский проповедник Рик Уоррен обвинил «либеральный путь» обучения в государственных школах, где преподают теорию эволюции и прекратили читать молитвы перед занятиями. Он писал своим последователям и верующим в твиттере: «Когда школьников учат, что они не отличаются от животных, они действуют, подобно животным». Брайан Фишер, директор по аналитическим исследованиям для правительства и государственной политики в American Family Association, предположил, что расстрел зрителей непосредственно связан с либералами, которые «потратили 60 лет, говоря Богу, чтобы тот перестал им надоедать». Выступая в радиопрограмме «Фокус», транслировавшейся на Американском семейном радио, общенациональной сети из 125 станций, Фишер сказал:

Причина того, что Америка существует, в том, что Бог создал нашу нацию, чтобы показать: народ, который следует Писанию и Богу Святого Писания может… демонстрировать образец для остального мира. Образец того, как выглядит культура, когда она выдержана в духе Господа и когда она распространяет Евангелие по всему миру. В настоящее время вы не можете молиться в общественных школах. Мы выбросили Библию из государственных школ в 1963 году… Затем мы избавились от Десяти Заповедей в 1980 году. Вы помните заповедь — не убий? Что если бы он [Джеймс Холмс] слышал ее каждый день в системе образования? Что если Десять Заповедей снова обрели бы силу: Ты не убьешь?… Кто знает, вдруг что-то могло случиться по-другому? Но мы все это время шли другим путем. Мы пытались следовать путем либералов в течение шестидесяти лет. Что мы получили? Мы получили убийства в Авроре.

Майк Хакаби, 44-й губернатор штата Арканзас и один из кандидатов 2008 года в президенты Соединенных Штатов от республиканцев, обвинил в расправе в Колорадо грех и — что еще? — некие силы, желающие секуляризации США: «В конечном счете, мы имеем не проблему преступности, или проблему доступности оружия, или даже проблему насилия в целом. Мы имеем одну проблему — проблему греховности».

Остракизм

За несколько недель до того, как Джеймс Холмс предпринял свои страшные действия, он зарегистрировался на сайте знакомств. Похоже, что в это время он уже понимал, что его арестуют, так как профиль на сайте включал такую запись: «Будете ли вы навещать меня в тюрьме?» Он также написал во вступительном абзаце: «Ищу развратную или просто сексуальную девчонку.

Я хороший парень. Ну, то есть достаточно приятный для парня, который делает шутки такого рода».

Холмс пытался связаться с тремя разными женщинами после открытия его профиля 5 июля, но все они его отвергли. Одна из них заявила, что Холмс не был на самом деле заинтересован в сексе и что он просто «искал, с кем бы можно поболтать… ничего больше».

Нейропсихолог Доминик Кароне предположил, что Холмс не мог эмоционально взаимодействовать с другими людьми. Кроме того, он предположил, что Холмс мог отождествлять себя с персонажем Джокером, поскольку был социопатом.

Готовясь к нападению, в четверг вечером Холмс поехал за пять миль от своего дома, в многозальный кинотеатр Century 16, находящийся в большом молле в центре города.

Там он купил билет на полуночный показ фильма «Темный рыцарь: Возрождение» — новый фильм про Бэтмена, вошел в зрительный зал с другими ожидающими зрелища людьми, для того чтобы спустя немного времени выйти на автостоянку через аварийный выход. Он устроил бойню, когда вновь вошел в кинотеатр с арсеналом оружия.

Оружие

Дэн Оутс, начальник полиции в Авроре, сообщает:

Холмс купил четыре ствола в местных оружейных магазинах и через Интернет, также он приобрел более 6000 патронов: более 3000 патронов к оружию калибра 0,223 и 3000 патронов калибра 0,40 для двух «Глоков», бывших в его владении, и 300 патронов для дробовика 12-го калибра. Также через Интернет он купил несколько магазинов для полуавтоматического ружья 0,223 калибра, включая один 100-патронный барабанный магазин. Эксперты сообщили мне, что с таким барабанным магазином его ружье могло обеспечить от 50 до 60 выстрелов в течение одной минуты. Насколько мы знаем, в кинотеатре был довольно быстрый темп стрельбы.

В квартире Холмса также были найдены мины-ловушки.

Через несколько дней после массового убийства в Авроре, Грегори Д. Ли опубликовал статью: «Кто сумасшедший — Джеймс Холмс или защитники законов о контроле над оружием?» в блоге Theintellhub:

Будут ли борцы с оружием чувствовать себя лучше, если вместо того, чтобы использовать огнестрельное оружие, Холмс использует взрывчатку, чтобы взорвать 16 забитых людьми кинотеатров и сровнять здания с землей? Как насчет того, чтобы он махал двумя мачете перед своими беспомощными жертвами? Суть в том, что в действительности не имеет значения, какое оружие используется, когда преступник с дьявольским упорством убивает столько людей, сколько возможно. Так или иначе, плохие люди типа Холмса всегда будут находить способ убийства.

По словам Джона Лотта, автора книги «Больше оружия — меньше преступности», законы, которые позволяют гражданам носить огнестрельное оружие, стабильно снижают уровень насильственных преступлений, потому что преступников отпугивает риск нападения на вооруженную жертву. Большая часть американского населения, как можно предположить, считает, что ношение оружия в общественных местах позволяет им лучше защищать свою жизнь и — что еще более важно — свое имущество.

Тем не менее две страны с наибольшим числом случаев массовых убийств — США и Финляндия. Соединенные Штаты — номер один в мире по числу владеющих пистолетами: 88 единиц оружия на каждые 100 граждан, включая детей. Финляндия занимает восьмое место, с 32 единицами оружия на каждые 100 жителей. Между ними мы находим такие страны, как Сербия, Ирак и Йемен, где массовые убийства стали обычным делом по этническим, религиозным или политическим причинам. Сайт владельцев оружия Америки (главное бескомпромиссное оружейное лобби в Вашингтоне) провозглашает:

Оружие спасает больше жизней, чем забирает, предотвращает больше травм, чем наносит. Законопослушные граждане используют оружие, чтобы защитить себя от преступников, ни много ни мало — 2,5 миллиона случаев каждый год или около 6850 раз день. Это означает, что каждый год огнестрельное оружие используется в более чем 80 раз чаще, чтобы защитить жизнь честных граждан, чем чтобы забрать ее. Из 2,5 миллиона раз, когда граждане используют свое оружие, чтобы защитить себя, подавляющее большинство просто показывают, что вооружены, или делают предупредительный выстрел, чтобы отпугнуть нападающих. Менее 8 % раз американец убивает или ранит того, кто его атаковал. Не менее двухсот тысяч женщин используют оружие каждый год, чтобы защитить себя от сексуального насилия. Вооруженные граждане в США убивают больше преступников, чем полиция. Каждый год граждане стреляют и убивают по крайней мере в два раза больше преступников, чем полиция (1527 и 606)^[4].

Мы не должны забывать, что американская идентичность была выкована истреблением коренного населения Северной Америки перед приходом туда пуритан из Европы.

Что подразумевается под термином «пуританский»? «Чистый» (pure) означает соответствующий Слову Божию, и только «чистый» заслуживает того, чтобы жить. Колонизация Южной Америки «нечистыми» католиками Испании была свирепой, как и любая колонизация. Но «нечистые» католики пришли к соглашению с религией и образом жизни туземных индейцев, и в результате в испанских колониях кое-что выжило из доколумбовой цивилизации Центральной и Южной Америки. Сегодня активно идет возрождение индейской культуры, и появляются индейские лидеры, такие как Эво Моралес, потомок коренных американцев.

Но пуританские колонисты, не толерантные по отношению к чему-либо, воспринимаемому как «нечистота», стерли все следы аборигенной культуры и населения в ходе самого большого геноцида человеческой истории. Таково происхождение Соединенных Штатов Америки.

Это очень постыдный день

28 сентября 2012 года в 7:23 американец Джеффри Джулиано убил злоумышленника в маске, пытавшегося проникнуть в дом его сестры в Нью-Фэйрфилде, штат Коннектикут, а затем обнаружил, что подозреваемый грабитель — это его собственный 15-летний сын Тайлер Джулиано. Полицейские попросили сестру, которая находилась дома одна, позвать своего брата, отца Тайлера, который жил по соседству. Мужчина выбежал из своего дома с заряженным пистолетом и открыл огонь по человеку, одетому в маску, который держал в руках что-то, что, по данным полиции, показалось ему оружием.

Неясно, почему подросток скрывался за домом своей тети около часа ночи, одетый в черное и лыжную маску. По словам члена городского управления Джона Ходжа, Джулиано сообщил полиции, что человек в маске бросился на него. Только после того как лыжная маска была снята, старшему Джулиано, местному школьному учителю, стало понятно, что он выстрелил в собственного сына.

Оба, Джеффри Джулиано и его сын, десятиклассник средней школы Нью-Фэйрфилда, казались счастливыми и имели множество друзей. Соседка Лидия Гиббс сказала, что она услышала девять выстрелов, но подумала, что это фейерверк. «Все это как будто из голливудских сценариев», — сообщил Ходж.

14 декабря 2012 года 20-летний мужчина Адам Ланца совершил одно из самых ужасных преступлений в американской истории: после расстрела и убийства своей матери он поехал в начальную школу Сэнди Хук и убил там шесть сотрудников и 20 детей. Когда прибыла полиция, молодой убийца выстрелил себе в голову. Это был второй ужасающий массовый расстрел в американской истории, совершенный одним человеком, после резни 2007 года в Вирджинии, и второе массовое убийство в американской начальной школе после взрывов 1927 года в школе Бат в Мичигане.

Расстрел в школе вновь вызвал дебаты о контроле над оружием в Соединенных Штатах и предложения нового законодательства, запрещающего продажи и производство отдельных видов полуавтоматического огнестрельного оружия и магазинов с более чем десятью патронами. Но дискуссия и широкое общественное негодование ни к чему не привели, потому что поправка, которая должна была расширить основания для проверок людей, покупающих оружие, провалилась в Сенате по вине республиканцев. Несмотря на надежды, что национальное возмущение после расстрела в школе заставит Вашингтон действовать, компромиссная и сильно ограниченная поправка получила 54 голоса за, выиграв большинство, но для победы над сенаторами-республиканцами было необходимо шестьдесят голосов.

После голосования разгневанный президент Барак Обама выступил с упреком в адрес тех сенаторов (почти все из которых были республиканцы), кто заблокировал предложение, и Национальной оружейной ассоциации, которая связана с этими конгрессменами. «Это очень постыдный день для Вашингтона», — сказал он. Как и во многих других случаях за время двух сроков президентства, Обама продемонстрировал бессилие политиков, тем самым предав собственный предвыборный девиз «Да, мы можем!».

Бэтмен и Роув

В своей камере самозваный Джокер — Джеймс Холмс хотел узнать: имел ли фильм счастливый конец? Конечно. Счастливый конец гарантируется, когда дело касается империи грез, создаваемой в Голливуде.

Я пошел посмотреть фильм, как только смог. «Темный Рыцарь: Возрождение» — посредственное кино с нацистским оттенком. Бэйн, злодей фильма, настоящий титан с чувством юмора, который терроризирует Готэм для того, чтобы устроить своего рода фашистский переворот с помощью армии партизан, напоминающей одновременно джихадистов и демонстрантов-антиглобалистов. Посыл фильма изобилует расистскими намеками.

Я помню фильм про Бэтмена 1989 года режиссера Тима Бертона. Супергерой из книг DC Comics был изображен там как психопат, одержимый своим параноидальным эго, который борется с другим психопатом — Джокером, — в исполнении Джека Николсона, и который, в свою очередь, страдает от шизофренического эго.

Говоря о своем фильме 1989 года, Тим Бертон объяснил: «Весь фильм и мифология персонажей — это настоящий поединок уродов. Я показываю битву между двумя ненормальными людьми». Он добавил также:

Джокер такой важный персонаж, потому что у него есть полная свобода. Любой персонаж, который действует на темной стороне общества и считается уродом и изгоем, обладает свободой делать то, что хочет… Они — темная сторона свободы. Безумие есть в некотором роде страшный путь к наибольшей свободе, которую вы можете иметь, потому что вы не связаны законами общества^[5].

Остроумие Тима Бертона полностью отсутствует в глупом фильме Нолана. Действительно, как Эндрю Клаван написал со ссылкой на «Темного рыцаря», трилогия Нолана «является гимном стойкости и морального мужества, которое продемонстрировал Джордж Буш во время террористических ударов и войны»^[6]. Но сходство между последней трилогией Бэтмена и идеологией администрации Буша выходит за пределы экрана кинотеатра. Неспособность Джеймса Холмса различать реальность и сюжет фильма отражает мышление Карла Роува, мастера американской политической фантазии во время крестового похода Буша. Когда журналист Рон Зюскинд защищал прерогативы других людей его профессии проводить разумное исследование видимой реальности, волшебник стратегии республиканской предвыборной кампании Карл Роув ответил:

С некоторых пор мир работает по-другому. Теперь мы империя, и когда мы действуем, то создаем нашу собственную реальность. В то время как вы изучаете эту реальность, мы вновь творим, создавая другие, новые реальности, которые вы можете также изучить. Мы авторы истории… и вам, всем вам, останется только изучать то, что мы делаем^[7].

Это симптом психоза? Да, это так. Но это проблема не только Карла Роува.

Сублимация реальности в иллюзию является квинтэссенцией особенностей семиокапитализма^[8], современного способа производства, при котором капитализм базируется на основе постоянного производства информационных потоков.

В психосфере реальность заменяется симуляцией.

Абстракция сегодня — это не абстракция карты, копии, зеркала или концепта. Симуляция — это уже не симуляция территории, референциального сущего, субстанции. Она — порождение моделей реального без оригинала и реальности: гиперреального. Территория больше не предшествует карте и не переживает ее. Отныне карта предшествует территории — процессия иллюзий, — именно она порождает территорию, и если вернуться к нашему фантастическому рассказу, то теперь клочья территории медленно тлели бы на пространстве карты. То здесь, то там остатки реального, а не карты, продолжали бы существовать в пустынях, которые перестали принадлежать Империи, а стали нашей пустыней. Пустыней самой реальности^[9].

Мобилизация

Маски, призраки, моделирование. Референциальная ценность признака стирается.

Жан Бодрийяр задумал общую семиотику моделирования, основанную на предположении о конце референциальности и в экономике, и в языке. Процесс дематериализации ценности — это часть общего процесса отчуждения, который является общей тенденцией капитализма. Теория стоимости Маркса основывается на концепции абстрактного труда: рабочее время является источником и мерой стоимости. Это означает, что, с точки зрения валоризации^[10], конкретная полезность трудовой деятельности не имеет значения. Что важно, так это абстрактное рабочее время, а не конкретное содержание продуктивной деятельности.

В сфере рынка вещи не рассматриваются в соответствии с их полезностью, но только с точки зрения их обмениваемости. Аналогичным образом в области языка слова меняются и оцениваются в соответствии с их перформативностью, то есть их прагматической эффективностью. Эффективность — вот относительно чего мы измеряем ценность в сфере коммуникации. Прагматика, в отличие от герменевтики, является методологией социальной коммуникации, особенно в эпоху всепроникающей массовой информации: при том, что информационные потоки проникают в любое пространство общественного дискурса и сознания людей, моделирование занимает центральное место в происхождении коллективной галлюцинации, которую мы называем «мир».

Знаки обмениваются на знаки, а не на реальные вещи.

В «Смерти и символическом обмене» (Death and Symbolic Exchange) Бодрийяр говорит об «эмансипации знаков». Освобождение знаков от ссылочной функции можно рассматривать как общую тенденцию позднего модерна. Эта тенденция преобладает не только в литературе и искусстве, но и в политике и экономике.

С такой точки зрения можно увидеть, что деньги стали не столько показателем стоимости, сколько фактором мобилизации.

Слово «мобилизация» изначально относится к военным сборам и активизации социального тела народа, когда родина вступает в войну против врага. С XIX века благодаря введению призыва на военную службу и современных систем транспорта война стала подразумевать всеобщую мобилизацию населения. Поздний капитализм трансформировал военную логику мобилизации в сферу экономики: работа, производство и обмен — все превращается в поле битвы, единственное правило на котором — конкуренция.

Вся наша неустойчивая жизнь подчиняется этому императиву — конкуренция.

Все наши коллективные энергии служат одной цели — войне против всех остальных, чтобы выжить. Мобилизация уступает исступлению и в конечном итоге может привести к панике, после чего следует депрессия.

Похожие эффекты подчинения, обнищания и эксплуатации происходят от применения всепроникающей системы долга. Долг функционирует как оружие против автономии общества, превращая деньги в средство шантажа. Молодые люди обязаны брать кредиты в банке, чтобы оплатить учебу, так как государственная система образования была уничтожена неолиберальным фанатизмом, а частные школы являются непомерно дорогими. По окончании университета они обязаны соглашаться на любые условия работы для того, чтобы погасить свои долги, страдая в полной мере от шантажа в этом процессе. Роль денег, которые изначально предполагались как мера стоимости, настолько изменилась в настоящее время, что они превратились в инструмент для полного подчинения. Задолженность стала чем-то вроде проклятия. В этом метафизическом долге деньги, язык и чувство вины — все переплелось. Задолженность — это вина и, как вина она вступает в область бессознательного, где деньги трансформируют одни объекты в другие.

Half Sigma

Всего через несколько дней после массового убийства в Авроре я прочитал такие комментарии в блоге Half Sigma:

Есть тысячи людей, таких как Холмс. Когда я учился в колледже, я играл в WoW [World Of Warcraft], и я знал реальные истории жизни многих людей в моей гильдии. Многие из них были подобны Холмсу и использовали WoW как убежище от реальности.

Есть тысячи Холмсов в мире онлайн-игр, но большинство просто стали травоядными. Они получают какую-то дерьмовую работу, живут в хреновой квартире, едят дрянную еду. Но с Интернет-подключением весь мир принадлежит им. Видеоигры, порно и дешевые углеводы. Нет положения в реальной жизни? Получи его в игре. Посмешище в реальной жизни? Стань лидером гильдии и руководи людьми вокруг. Был сериал под названием «Гильдия», который описывал, на что похожа жизнь людей, которые прошли через это, и рассказанные истории вызывают лишь сострадание.

Как ни порочно это звучит, решение Холмса предпринять действие (пусть ошибочное, бессмысленное, трагическое), по крайней мере дает ему больше очков, чем большинству овощей, которых я знал и которые просто ждут смерти в WoW.

Пользователь «Конкистадор» пишет в комментарии: «Я знаю парня, который хочет покончить с собой, но единственная причина, по которой он не идет на это, он с нетерпением ждет следующего важного фильма, выхода комиксов или релиза видео игр. Я не шучу».

Глава 2. Человечество переоценено

Искусство и Смерть

Карлхайнц Штокхаузен, приглашенный высказать свое мнение по шокирующим событиям предыдущего дня, заявил на пресс-конференция 12 сентября 2001 года:

Ну, то, что произошло там, конечно, — сейчас все вы должны настроить свои мозги — самое большое произведение искусства, которое когда-либо было создано. То, что было достигнуто одним актом — это то, о чем мы в музыке никогда не могли бы мечтать, то, что люди безумно, фанатично пытаются сделать на концерте. А потом умирают… И это величайшее произведение искусства, которое существует для всего космоса. Только представьте, что там произошло. Есть люди, которые так сконцентрированы в одном месте, а затем несколько тысяч человек выдавлены в Воскресение.

В один момент. Я не могу так сделать… Это преступление — вы, конечно, знаете, потому что люди не согласны с убийствами. Они не пришли на «концерт». Это очевидно. И никто не сказал им: «Вы можете быть убиты в его процессе».

Любой, кто знаком с историей искусства XX века, не должен удивляться провокационному заявлению Штокхаузена.

В последующем сообщении Штокхаузен заявил, что пресса опубликовала «ложные, клеветнические сообщения» о его комментарии, и уточнил свою позицию следующим образом:

На пресс-конференции в Гамбурге меня спросили, что если бы Михаил, Ева и Люцифер оказались бы историческими фигурами из прошлого, и я ответил, что они есть в настоящее время: например, Люцифер живет в Нью-Йорке. В моей работе я определял Люцифера как космический дух восстания, анархии. Он использует свою высокую степень интеллекта, чтобы уничтожить мир. Он не знает любви. После дальнейших вопросов о событиях в Америке я сказал, что такой план, наверное, был величайшей работой Люцифера в искусстве. Конечно, я использовал наименование «произведение искусства», чтобы обозначить работу разрушения, персонифицированную Люцифером. В контексте моих остальных комментариев это было однозначным.

Трудно отрицать, что уголовно-суицидальное действие Мохамеда Атта^[11] и его сообщников имеет некоторые особенности, свойственные произведениям искусства: это впечатляющее действие с сильным символическим смыслом, четкими правилами композиции и исполнения. Сказать так, конечно, не подразумевает придать событиям 11 сентября какой-либо положительный смысл, но это может помочь нашему пониманию метаморфозы преступления в сознании людей в эпоху средств массовой информации.

Массовое убийство не является чем-то новым, но появление бренда массового убийства, которое одновременно включает впечатляющее действие и суицидальные намерения, мне кажется подходящим к нашему времени. Фактически этот вид самовыражения, включающий театрализованное действие, массовое убийство и самоубийственное намерение (хотя и не всегда выполненное, как и в случае Джеймса Холмса), стал более частым в течение последних 15 лет или около того.

Можно обнаружить в действиях многих современных массовых убийц желание продемонстрировать свое преступление как театральное представление, которое должно следовать обещанию Э. Уорхола: «В будущем каждый будет всемирно известным на 15 минут». Так и есть, надо только что-то сделать с необходимостью обеспечить достаточно зрителей.

Некоторые суицидальные массовые убийцы продемонстрировали больше, чем другие, — особое понимание театрализованного и коммуникативного аспекта его выступления. Таково дело Пекка-Эрика Аувинена.

Пекка-Эрик Аувинен

7 ноября 2007 года 18-летний Пекка-Эрик Аувинен убил девять учеников в школе Йокела, в финском городе Туусула, в 60 километрах к северу от Хельсинки.

Расстрел школьников произошел спустя всего несколько часов после того, как видео, анонсирующее расправу, было размещено на канале YouTube пользователем Sturmgeist89. На видео присутствуют фотографии средней школы Йокела и дано искаженное изображение человека, демонстрирующего на камеру оружие.

В 11:40 Пекка-Эрик Аувинен вошел в главный коридор школы и сразу открыл огонь по всем, кто попадался ему на пути. Директор школы Елена Кальми приказала всем ученикам и преподавателям забаррикадироваться внутри своих классов. Затем она вышла из кабинета директора школы и пыталась убедить Аувинена сдаться.

Аувинен выстрелил в Кальми семь раз в школьном дворе, убив ее. Несколько минут спустя, когда школьная медсестра пошла к некоторым из раненых учеников, Аувинен убил и ее тоже. После этого молодой убийца начал ходить вокруг школы, рассказывая о необходимости революции и настоятельно призывая учеников уничтожать школьное имущество.

Один из учителей Аувинена рассказал: «Он двигался по зданию, по школьным коридорам, стучался в двери и стрелял через двери. Он чувствовал себя выше всех. Ученик, которого я сам учил, бежал ко мне, крича, с пистолетом в руке».

Аувинен также облил бензином здание школы, попытавшись поджечь его, но был слишком взволнован, чтобы сделать это успешно, и поэтому пожар не удался.

Полицейский патруль прибыл в 11:55, затем к нему присоединились около ста полицейских. Когда полиция попыталась вести переговоры с Аувиненом, он ответил стрельбой, хотя ни один из выстрелов не попал в цель.

В 12:24 Аувинен, все еще находившийся в осажденном полицией здании, выстрелил себе в голову. Он был найден в 13:54 в туалете для мальчиков еще живой, но без сознания.

По данным финских СМИ, в школах с 1999 года было четыре случая ранений ножом, хотя ни одно из них не закончилось смертельным исходом. Крупное преступление произошло в 2002 году, когда молодой человек взорвал бомбу в торговом центре в Хельсинки, убив себя и еще шестерых людей.

В сентябре 2008 года в школе Каухайоки молодой человек по имени Матти Юхани Саари, подражая Пекка-Эрику Аувинену, из полуавтоматического пистолета расстрелял и смертельно ранил десять человек, прежде чем покончил с собой, выстрелив в голову.

При населении всего около пяти миллионов человек случаи массовых расстрелов случаются в Финляндии чаще, чем во многих других странах с заметно большим числом жителей. При этом Финляндия также имеет один из высочайших показателей в мире по числу единиц огнестрельного оружия, имеющегося в собственности на душу населения.

Манифест естественного отбора

Что особенно поражает в случае Пекка-Эрика Аувинена — это ясное и публичное объяснение философии его убийственных действий. «Я циничный экзистенциалист, антигуманный гуманист, антиобщественный социал-дарвинист, реалистичный идеалист и богоподобный атеист», — писал Аувинен на своем сайте как раз перед совершением преступления.

Он также оставил после себя «Манифест естественного отбора», который был широко распространен в Интернете.

Как естественный отбор привел к идиократической селекции?

Сегодня процесс естественного отбора совершенно извращен. Он почти отменен. Человеческая раса была многократно изменена до настоящих дней. Отсталые и глупые, слабоумные люди размножаются в б?льших объемах и быстрее, чем умные, сильные и мыслящие. Законы защищают отстающее большинство, которое выбирает лидеров общества. Современная человеческая раса предала не только своих предков, но и будущие поколения тоже… Естественность подверглась дискриминации из-за религии, идеологии, законов и других комплексов массового заблуждения.

Люди — просто вид среди других животных, и мир существует не только для человека. Смерть и убийство — не трагедия, это происходит в природе все время среди всех видов^[12].

Он делает совершенно неолиберальный акцент на некорректном понятии естественного отбора. Подразумевается, что отбор должен быть восстановлен вместо социалистической идеи защиты слабых и бедных.

Не все человеческие жизни важны или заслуживают спасения. Только превосходящие других (интеллектуальные, обладающие самосознанием, энергичные) люди должны выжить, в то время как неполноценные (глупые, отсталые, слабоумные) массы должны погибнуть. Существует и другое решение проблемы: глупые люди должны быть рабами, а интеллектуалы — свободными. Что я имею в виду: те, кто имеет развитый ум, способен к интеллектуальному, экзистенциальному и философскому мышлению и знает, что такое справедливость, должны быть свободны и править… а роботизированные массы должны быть рабами до тех пор, пока они не осознают того, что это происходит потому, что их интеллект пребывает на столь отсталом уровне.

Вопреки общепринятому мнению, нацизм не является удобной идеологией для массовых убийц; некоторые аспекты идеологии нацизма явно проявляются в подобных декларациях: насилие, обесчеловечивание жертвы, расизм. Но Аувинен идентифицировал нацизм как одну из авторитарных форм деиндивидуализации. Его единственным кредо был культ сильной личности, одинокого победителя, становящегося судьей и палачом.

Аувинен также написал в своем манифесте:

Коллективная деиндивидуализация — это феномен, при котором людей превращают в бессмысленное стадо, контролируемое государством, корпорацией, церковью или какой-либо другой организацией, группой, идеологией, религией или системой массовых заблуждений, чьи правила, мораль и кодексы поведения оно добровольно принимает. Это явление было знакомо всем деспотическим, авторитарным, тоталитарным, монархическим, коммунистическим, социалистическим, фашистским, нацистским и религиозным обществам на протяжении всего хода истории.

Затем, в конце текста Аувинен заявляет о своей готовности умереть:

Я готов умереть за идею, которая, я знаю, правая и истинная… даже если я проиграю или мой поступок будет вспоминаться только как зло… Я скорее буду сражаться и умру, чем проживу долгую и несчастную жизнь.

Это моя война, война одного человека против человечества, правительства и слабоумных масс всего мира! Нет милости для отбросов земли! ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ПЕРЕОЦЕНЕНО! Пора снова положить в основу развития ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР И ВЫЖИВАНИЕ НАИБОЛЕЕ ПРИСПОСОБЛЕННЫХ!

Манифест Пекка-Эрика Аувинена можно считать своего рода риторическим провозглашением философии массовых убийств. В нем убийство становится метафорическим посланием, наполненным чистым социальным дарвинизмом. Ключ к любой попытке интерпретировать его действия — это риторика его декларации.

Когда дело доходит до содержания, до политических намерений Аувинена, его философия предельно ясна:

Что мне не нравится?

Равенство, терпимость, права человека, политическая корректность, лицемерие, невежество, порабощение религией и идеологией, антидепрессанты, телевизионные мыльные оперы и шоу, рэп-музыка, СМИ, цензура, политические популисты, религиозные фанатики, блюстители морали, тоталитаризм, потребительство, демократия, пацифизм, государственная мафия, алкоголики, ТВ-реклама, человеческая раса.

Как и любой хороший тэтчерист последних 30 лет, первое, к чему он выражает свою ненависть, — равенство. Затем, будучи менее лицемерным, чем средний неолиберальный политик, он дает полную волю своей ненависти к толерантности, правам человека и политкорректности. Очевидно, автор также не любит цензуру и тоталитаризм, демократию и пацифизм. В сущности, манифест носит все признаки идеологии активиста американской Партии чаепития^[13]. Еще до совершения злодеяние в школе Йокела Пекка-Эрик Аувинен сделал селфи. На фотографии он запечатлел себя в футболке, на которой были подытожены его намерения и представлено то, что можно было бы назвать его «поэтикой». Два слова были написаны на его футболке: «Человечество переоценено». Я не знаю, где Пекка-Эрик нашел эти слова, откуда пришло его вдохновение, но эти два слова заслуживают того, чтобы с ними считаться всерьез. Они не банальны.

Гуманизм и Природа

В своей книге 1985 года «Белый шум» (White Noise) Дон ДеЛилло пишет:

Я полагаю, Джек, что на свете есть два сор та людей. Убийцы и смертники. Большинство из нас — смертники. Мы не обладаем ни особым темпераментом, ни страстностью натуры, ни прочими качествами, необходимыми для того, чтобы стать убийцей. Мы не противимся смерти. Безропотно ложимся и умираем. Но представьте себе, каково это — быть убийцей. Вообразите, как возбуждает — теоретически — убийство человека, с которым вы столкнулись лицом к лицу. Если он умрет, вы будете жить. Убить его — значит получить кредит на жизнь. Чем больше людей вы убиваете, тем больший кредит у вас накапливается. Этим и объясняется огромное количество зверских убийств, войн, смертных казней^[14].

Высказывание «Человечество переоценено» подразумевает объективную точку зрения со стороны природы, бесстрастной и лежащей вне времени. Это точка зрения Бога Ветхого Завета, Бога, который создал человека, не чувствуя его страданий. Обновление, порожденное в Новом Завете, по существу, стало изменением точки зрения: Бог становится человеком и приходит на Землю, чтобы страдать и чувствовать ту же страсть и боль, что привыкли ощущать человеческие существа. Бесстрастное «время Бога» прерывается, нарушается и переплетается со «временем человека». Вот почему гуманистическая революция происходила на основе христианства: и христианство, и гуманизм представляют историю не как часть времени вечной истины, с бесстрастной природой, но как находящуюся в сфере человеческого релятивизма. Точка зрения, учитывающая жизнь и интересы человека, становится более важной, чем объективная истина.

Основы современной цивилизации заключаются в индивидуализации человеческой истории и человеческого общества, несовместимых с вечными правилами Вселенной. Именно поэтому, благодаря научно-методической революции, мы знаем механические законы, которые управляют планетами, небом и движением тел в космосе, поэтому мы можем выделить особый закон для человеческого существования, основанный на любви и сострадании.

В человеческой сфере современности естественное пространство, которое регулируется неизменными законами физики, отделено от исторического пространства, которое определяется волей правителя или демократического волеизъявления. Современная цивилизация основана на идее, что социальный мир в первую очередь обязан считаться не с законами Вселенной, но с законами сострадания: взаимопонимания, солидарности. Установление политического закона возможно только при условии понимания интересов и страстей человека. В «Речи о достоинстве человека» Пико делла Мирандола вносит ясность по этому вопросу: Бог создал человека как нечто, отличающееся от остальной части Вселенной. В то время как Вселенная построена в соответствии с четкими правилами, человек не имеет особых, свойственных только ему правил.

Не даем мы тебе, о Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Образ прочих творений определен в пределах установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные^[15].

Современная история происходит в этом пространстве неопределенности и, следовательно, свободы, где человеческие законы считаются созданием человеческого разума, а не отражением природных правил, введенных Богом. Видение Пико делла Мирандола отражает гуманистический подход к проблеме свободы, и здесь мы находим нить, которая связывает Гуманизм и Просвещение. В гуманистическом пространстве неопределенности человеческий разум создает свои правила и универсальность моральных и политических законов основывается на человеческом разуме, а не на естественном праве.

Социальная цивилизация, социальный дарвинизм

Социализм можно считать логическим развитием гуманистической мысли и заключительным проявлением современной гуманистической цивилизации. Гуманизм Ренессанса подтверждает автономию человеческого пространства от бесстрастных законов природы. Впоследствии Просвещение выступило как рациональный регулятор этого автономного человеческого пространства. Социалистическое политическое наследие XIX века было утверждением возможности справедливости и равенства, которые основываются не на природе, но в равной степени на человеческом разуме и сострадании, способности разделять одни чувства, одни страдания и одни цели.

Как результат этого прогрессивного развития, современность достигла максимально возможного в создании той формы социальной цивилизации, в которой общие потребности преобладают над индивидуальными интересами. Социальная цивилизация создана с намерением предотвращения бесконечных войн всех против всех. Тем не менее на протяжении последних 30 лет социальная цивилизация рушится под ударами философии социального дарвинизма, который выступает в качестве идеологического предшественника утверждения неолиберальной политики в глобальном масштабе.

Эта форма философии имеет сильный материалистический фундамент, который трудно оспорить. Социальные дарвинисты говорят, что доброжелательные принципы не могут остановить силы эволюции как в природе, так и в социальной сфере.

Если биологическое развитие характеризуется как выживание самых приспособленных особей, то и историческая эволюция не является исключением. Следовательно, бесполезно противодействовать естественному превосходству самых приспособленных людей. Слабые могут быть сохранены только из сострадания со стороны сильнейших, которые имеют право развивать экономику и общество так, как это соответствует их возможностям и их интересам. Это, собственно, и означает то, что нет никакой разницы между социальной жизнью и природной средой.

Что характерно, философ и экономист Фридрих Хайек утверждал, что невидимая рука рынка, описанная Адамом Смитом, регулирует экономику почти как сила природы. В соответствии с идеей, что самые приспособленные выживают, а неприспособленные обречены на исчезновение, современная неолиберальная идеология стирает гуманистические различия между сферой естественного права и сферой нравственности. Человеческие отношения — в частности, экономические — следуют естественным законам саморегулирования, так что нет никакой необходимости в специальном нормативном вмешательстве со стороны как национального государства, так и любой другой политической организации. Для человечества не может быть назначено никаких особых привилегией, поскольку простая и ясная воля рынка есть единственный эффективный регулятор экономической жизни и, следовательно, социальной жизни в целом.

Девиз Пекка-Эрика Аувинена «человечество переоценено» является отголоском неолиберального утверждения о той самой эффективной невидимой руке рынка, которая регулирует экономическую сферу. Естественный закон выживания самого приспособленного рассматривается как результат действия этой невидимой руки, которая направляет экономику, наиболее важную и решающую сферу человеческой деятельности и культуры. Экономическая рациональность попирает любую другую форму человеческой рациональности, и ее исполнение означает триумф бесстрастного закона природы. Люди же должны подчиниться его воле.

Это урок, который Пекка-Эрик Аувинен хочет преподать нам, и, надо сказать, он не одинок в этом желании.

Убийца с YouTube

Пекка-Эрик Аувинен аккуратно подготовил продвижение в медиасреде своего смертоносного шоу. Он не только написал манифест, он также сфотографировал себя в футболке с девизом своей кампании: «Человечество переоценено». Он позаботился о том, чтобы транслировать свои видеозаписи через YouTube. Так как никто не заметил бы всей этой деятельности, если бы он не убил девять человек, — убийства и последующее самоубийство можно считать своеобразной формой саморекламы.

В статье «Расстрел ради славы», опубликованной в Интернете, Майкл Серацио пишет:

В мире Web 2.0, мы все авторы и все читатели… Век средств массовой информации сделал известность доминирующей валютой постмодернистского социального капитала. Все социальные медиа используют известность в качестве валюты, идя по пути, предсказанному Лео Брауди: «Как только появляется новый носитель славы, образ, который он символизирует, интенсифицируется и число лиц, подражающих ему, увеличивается». До телевидения это было смутный, удаленный соблазн славы кино; после появления телевизора все это вдруг показалось доступным для всех; и с расцветом эры Интернета (что Аувинен столь дьявольски жестоко эксплуатирует) стены телестудий оказались сметены потоком изображений и аватаров. Тем не менее технологии, расширяющие возможности «продвинутых пользователей» Web 2.0, — это те же самые средства, что обесценивают классическое определение известности и его экзистенциальный смысл: оригинальность, вездесущность, неизменность.

Преступность — усилитель и концентратор известности. Только если вы сделаете что-то действительно ужасное, ваше честолюбие найдет прочную основу в общественном мнении. Послание (идеи естественного отбора), средства массовой информации (видео на YouTube) и преступление, таким образом, оказались связаны неразрывно.

В своем интригующем тексте Майкл Серацио сравнивает медиастиль Аувинена со стилем других массовых убийц. Интересно, что стрелки в «Колумбайне»^[16] использовали в качестве эстетических ориентиров работы режиссеров популярных фильмов-боевиков.

Аувинен не первый в этом отношении. Домашние видеозаписи Клиболда и Харриса^[17] показали их фантазии о своем посмертном образе. «Режиссеры будут драться за такую историю», — сказал Клиболд — они обсуждали, какому режиссеру можно будет доверить сценарий: Стивену Спилбергу или Тарантино».

В действительности Стивен Спилберг и Квентин Тарантино оказались заменены Майклом Муром и Гасом Ван Сентом^[18], но мальчики были недалеки от истины. Серацио также сравнивает стиль пиара Аувинена со стилем Чо Сын Хи, который устроил массовое убийство на территории кампуса Virginia Tech.

Перед своей ужасной расправой в апреле 2007 года Чо Сын Хи отправил в NBC News манифест из 1800 слов, 43 фотографий и 25 минут видеозаписи… То, что Чо в 2007 году предварительно отправил в NBC комплект своих пиар-материалов, казалось технологическим анахронизмом. Сегодняшний молодой террорист может через социальные сети и сетевые СМИ быть «продюсером, режиссером, звездой», а теперь еще и дистрибьютором… Если самовлюбленность Чо требовала послать по почте упакованное повествование в NBC, то Аувинен знал, что мог попасть на бесчисленные экраны без привлечения посредника в виде национального телеканала. Его присутствие в Интернете было продуктивным; он писал на английском языке больше, чем на финском, чтобы увеличить свою аудиторию; его домашний компьютер содержал мешанину из множества собранных данных: тексты самого Аувинена, игровые кадры из Hitman, документальная драма про события в Колумбайне канала Discovery и захватывающая музыка из фильма «Прирожденные убийцы». Но бессмертие создается благодаря вдохновленным подражателям, и что особенно страшно, смерть из канала Аувинена на YouTube не в последний раз посетила Финляндию. Менее чем через год 22-летний студент заявил с помощью видеообращения на сайте социальной сети: «Ты умрешь следующим». Через несколько дней он убил десять человек.

И убийцы в «Колумбайне», и Пекка-Эрик Аувинен хотели отправить в эфир некое сообщение, чтобы стать известными, и использовали видео и Интернет, чтобы дать волю своей ярости и транслировать обществу свое видение мира.

«Джокер» Джеймс Холмс совсем другой: он развил дальнейшую тенденцию связи между преступностью и СМИ. В то время как Харрис и Клиболд надеялись на внимание Спилберга, Холмс уже сам имитировал персонаж из фильма Нолана. Холмс уже стал частью «мира Бэтмена», превращая комиксы Marvel в реальность, расширяя границы экрана и заставляя зрителя участвовать в истории, которую они выбрали лишь для развлечения.

Для массового убийцы, желающего устроить яркое шоу, целью является слом стены между зрелищем и зрителем. Для него граница между реальностью и воображением — размытая, нечеткая, искаженная. Он сам хочет принять участие в спектакле, и спектакль может стать его жизнью, а в конечном итоге — смертью.

Глава 3. Победа на мгновение

«Колумбайн»

20 апреля последнего года ХХ века. В течение часа Эрик Харрис и Дилан Клиболд, ученики старших классов высшей школы «Колумбайн», убили одного учителя и 12 школьников и ранили еще 27 человек. Затем пара террористов покончила жизнь самоубийством.

Убийство в школе «Колумбайн» ознаменовало поворотную точку в глазах многих американцев — это был первый пример сознательного создания мизансцены террора. Двое учеников вели тщательную подготовку и разработку как самой акции, так и ее интеллектуальных мотивов. Они записывали свои мысли в дневниках и обсуждали их. Это убийство также оказало огромное влияние на американское искусство, вдохновив двух кинорежиссеров снять фильмы, показывающие события в «Колумбайне».

Всего через два года после расстрела Майкл Мур выпустил свой фильм «Боулинг для Колумбины», целью которого был анализ если не причин преступного деяния, то социальной обстановки, в которой оно произошло. Фильм делает акцент на систематическом использовании насилия за рубежом американскими политиками и военными, легкой доступности оружия на традиционном рынке и в Интернете, одержимости американского общества страхом, военной агрессивностью и насилием, всем тем, чем в целом проникнута американская повседневная жизнь.

Хотя фильм Мура оказал большое воздействие на публику, он показал только часть истории. Сосредоточив основное внимание на социальном контексте бойни в «Колумбайне», он недостаточно раскрыл личности виновных — психику и патологию человеческих существ, на которые во время их становления воздействует общество и медийная среда. Нужен был рассказ об особой уязвимости первого поколения, растущего в виртуальном веке.

Через год после М. Мура, в 2003 году, Гас Ван Сент выпустил свой фильм «Слон». В нем режиссер решил глубоко вникнуть в психологические аспекты, работать с тонкими психологическими материями и попытаться понять личностные страдания двух молодых людей, которые замыслили и осуществили преступление. Ван Сент описывает не только их агрессивность и насилие, но и запутанный поиск сочувствия, их разочарование и одиночество, то, как все это не было замечено обществом вплоть до акта саморазрушения, завершившего эту историю.

Очевидно, что мы не можем разбить столь сложное событие до простой комбинации социальных, психологических или идеологических составляющих причин. В любой такой последовательности действий лежит что-то, выходящее далеко за рамки простого логического объяснения. Тем не менее эту форму психопатологии можно рассматривать не как изолированный феномен, а как симптом распространенной формы дискомфорта, испытываемого человеком в социальной среде. Это как раз то, что делает фильм Гаса Ван Сента столь интересным.

В своем дневнике Эрик Харрис писал о восхищении естественным отбором и о своем желании поместить весь мир в компьютерную игру Doom, чтобы он мог видеть, как слабый умирает, а выживает только сильный^[19].

Не удивительно, что зависимость обоих молодых людей от видеоигр привлекла внимание журналистов, критиков и психологов. Широко распространено мнение, что затяжное воздействие жестоких видео игр может производить эффект сенсибилизации^[20] в сознании молодых людей, таких как Эрик и Дилан, но это поверхностное наблюдение, сфокусированное на содержании видеоигр, которое не берет в расчет когнитивные и психологические изменения, которые происходят при длительном погружении в виртуальную среду. Не содержание игры, но стимуляция сама по себе создает эффект десенсибилизации в отношении подлинного опыта как страданий, так и удовольствий.

Понятно, что не все игроки становятся массовыми убийцами просто потому, что они играют в видеоигры или получают «цифровую стимуляцию». Но массовый убийца — исключительное проявление общей тенденции этого изменения человеческого сознания.

Технологически-лингвистическая нестабильность

В своей книге 1975 года «Машина для демонстрации и повествования» (The Show and Tell Machine) Роуз Голдсен описывает будущее поколение людей, измененных медийной средой — то, чем главным образом характеризуются ТВ и реклама, — и предвидит заметную мутацию в области психологии и языка: «Мы вывели поколение людей, чьи первичные впечатления родом из машины — это случилось впервые в истории»^[21].

Телевидение и случившаяся совсем недавно, уже в наше время цифровая революция возвестили грозные преобразования человеческой психологии и эмоциональной окружающей среды. Тот факт, что люди заимствуют больше слов у компьютера, чем у своих матерей, несомненно, приводит к развитию нового вида восприятия. Новые формы массовой психопатологии нашего времени не могут быть исследованы без учета эффектов этой новой среды, в частности нового процесса изучения языка.

Два основных события требуют внимания: первым является отделение изучаемого языка от телесного аффективного переживания; вторым — виртуализация опыта других людей.

Этот первый аспект трансформации особенно интересный. Согласно Луизе Мюраро, итальянской писательнице, чья книга в основном посвящена разработке феминистской философии, подход к языку фундаментально связан с аффективным отношением между человеком и его матерью. Глубокое, эмоциональное восприятие от двойной артикуляции языка, от соотношения между символом и понятием, обозначаемым в языковом знаке, — это то, что основывается на информации, получаемой от матери. При этом, когда процесс сводится к эффекту обмена информацией между машиной и человеческим мозгом, процесс изучения языка отделяется от эмоционального эффекта телесного контакта и связь между обозначением и обозначаемым становится обычной логической операцией. Слова не аффективно ухватывают смысл, смысл не коренится в глубине психологии взаимоотношений, а связи воспринимаются не как аффективное соотношение между людьми, но как работающий обмен инструкциями. Мы можем ожидать, что вследствие этого человечество вскоре начнет испытывать серьезные психологические проблемы.

Помимо этого, второе изменение произошло в психологической сфере: молодые люди проводят свою молодость, время становления в постоянном близком общении с информационной средой, компьютерами, имея все меньше и меньше физических контактов с другими людьми, лицом к лицу. Дети все чаще удаляются от явного присутствия других детей и используют виртуальную форму общения с отдаленными лицами, которые для них не принадлежат к ощущаемому пространству.

Сами чувства людей здесь поставлены на карту. Чувства являются способностью, которая позволяет людям понять те знаки, которые не вербализированы и не могут быть переданы словами. Способность чувствовать (невербальная возможность понимать и обмениваться значениями смыслов) является межличностным взаимодействием, которое делает возможным сопереживание восприятию другого человека. Эмпатия (способность чувствовать удовольствие и печаль другого как часть наших собственных ощущений) — не естественная эмоция, а психологическое состояние, которое культивируют и совершенствуют и которое в отсутствие практики может увядать и исчезать.

Существует много свидетельств того, что эта трансформация в опыте общения производит патологию в сфере эмпатии (отклонение — аутизм) и в сфере чувственности (десенсибилизация к присутствию других людей). И эта мутация психического и языкового взаимодействия также может находиться в основе современной нестабильности жизни. Неустойчивость является не только состоянием труда в эпоху глобализации, но это также фрагментация социального тела, разрыва самовосприятия и восприятия времени. Время больше не принадлежит индивидам, а капиталист больше не покупает личное время, часть жизни людей. Вместо этого люди будут удалены из пространства работы, а время превращается в водоворот обезличенной фрагментарной субстанции, которая может быть приобретена капиталистом и рекомбинирована компьютером, работающим в сети. Интеллектуальный труд, в частности работа с информацией и воображением, особенно восприимчив к нестабильности. Будучи не материальным и чисто информационным, этот вид работы не должен быть локализован в физическом пространстве. Все это может быть передано, фрагментировано, перемешано и, наконец, вновь может объединяться в абстрактное пространство в сети Интернет.

Победа на мгновение

В день убийства Эрик Харрис надел белую футболку, на которой черным были напечатаны слова: «Естественный отбор».

Ссылки на естественный отбор имеются и в дневниках Харриса, так же как они будут присутствовать спустя несколько лет в текстах, написанных Пекка-Эриком Аувиненом.

Как большинство поколения, которое выросло в неолиберальное десятилетие, молодой Эрик Харрис был полностью убежден, что сильный имеет право победить и идти впереди других. Это практичная философия, которую он усвоил в той социальной среде, где получил образование, и это также основная идея видеоигр, в которые он любил играть. Но молодой человек очень хорошо понимал, что не собирается быть победителем в социальной игре. Вместо этого он решает, что будет победителем на мгновение: я убью и выиграю, хотя затем я умру. Убийственные действия задуманы как месть за унижения, которые он испытывал в повседневной жизни, в игре, в соревновании. Издевательства, которые он пережил в школе, мучительно описаны в деталях в его журнале:

Все всегда высмеивали меня из-за того, как я выгляжу, и, как чертовски я слаб, и какое я дерьмо. Ну, я все верну вам обратно: вот моя последняя чертова месть. Вы, люди, могли бы проявить больше уважения, относиться ко мне лучше, попросить моего знания и руководства, отнестись ко мне как к более уважаемому человеку, и, возможно, я бы не так стремился оторвать ваши гребаные головы… Вот откуда проистекает так много моей ненависти. Дело в том, что я не имею практически никакого чувства собственного достоинства. Особенно это касается девушек, внешности и всего такого. Поэтому люди высмеивают меня… постоянно… поэтому я не получаю никакого уважения от других и поэтому я чертовски ЗОЛ.

И еще:

Что бы я ни делал, люди высмеивают меня, иногда даже непосредственно в моем присутствии. Я отомщу достаточно скоро. Ублюдки не будут злить меня слишком долго, да! ХА!^[22]

Его друг Дилан Клиболд также знал, что ему суждено быть проигравшим, и тоже хотел стать «победителем на час», на краткий миг до насильственной смерти. Он писал:

Вы кормили нас дерьмом много лет. Вы чертовски дорого заплатите за все дерьмо! Нам не насрать. Потому что мы умрем, чтобы сделать это.

Психология Харриса и Клиболда может быть комплексно описана как суицидальная форма неолиберальной воли к победе. В результате неолиберального провозглашения конца классовой борьбы единственные социальные категории, которые остались, — это победитель и проигравший. Нет больше капиталистов и рабочих, нет более эксплуататоров и эксплуатируемых. Либо вы сильны и умны, либо вы заслуживаете то место, где оказались. Установление капиталистического абсолютизма, таким образом, базировалось на массовой приверженности (в основном бессознательной) к философии естественного отбора.

Массовый убийца — это кто-то, кто верит в право наиболее приспособленного и сильного победить в социальной игре, но он также знает или чувствует, что он сам вовсе не приспособленный и не сильный. Таким образом, он выбирает единственно возможный акт возмездия и самоутверждения: право убивать и быть убитым.

Криптонит

С чего он взял, что его спасет само пребывание в этой столице, выстроенной из инопланетного криптонита, куда не отважится сунуться никакой Супермен. Здесь материальное благополучие принимают за истинное богатство, а радость обладания — за счастье. Здесь люди проживают такие отполированные, искусственные жизни, что великая шершаво-грубая правда о естественном существовании стерлась и изгладилась. Здесь души так долго блуждают врозь, что уже и не способны соприкоснуться, а пресловутое электричество пропущено через заслоны, которые отделяют мужчин от мужчин и мужчин от женщин^[23].

Эрик Харрис хотел присоединиться к Корпусу морской пехоты США, но его просьба была отклонена незадолго до расстрела, потому что он принимал препарат флувоксамин, антидепрессант группы СИОЗС (селективных ингибиторов обратного захвата серотонина) в качестве части терапии по управлению своим психическим состоянием по распоряжению суда. Отчеты о вскрытии тела показали, что в его теле в момент смерти был флувоксамин. Флувоксамин работает путем блокирования поглощения серотонина, нейромедиатора, в пространстве между нервными клетками, следующем после их освобождения. Медиаторы высвобождают нервы, путешествуют через промежутки между нервами, а затем прикрепляются к рецепторам на других нервах. Многие эксперты считают, что дисбаланс нейротрансмиттеров является причиной депрессии и других психических расстройств.

Однако нейрохимии недостаточно, чтобы объяснить депрессию и психические страдания людей в целом. Мы должны шире смотреть на картину, которая охватывает как культурный контекст, так и социальный фон.

Современная культура и политическое воображение подчеркивают такие добродетели молодежи, как энтузиазм и энергия, агрессивность и постоянное движение вперед. Капитализм основан на эксплуатации физической энергии, а семиокапитализм основывается на управлении психической энергии общества. Понятие истощения всегда было табу в дискурсе современности, начиная с эпохи романтического Штурма и натиска, фаустовского стремления к бессмертию, бесконечной жажды экономического роста и доходов, отрицания органических пределов роста. Рост, движение вперед, не просто экономическое явление, но и культурная концепция, связанная с видением будущего как бесконечной экспансии.

В книге 1972 года «Пределы роста» (The Limits to Growth) Римский клуб утверждал необходимость реструктурировать общественное производство в соответствии с конечностью и ограниченностью природных ресурсов Земли. Капитализм ответил на это предупреждение когнитивной трансформацией в производстве и созданием нового семиокапитализма, открывая тем самым новые возможности для, казалось бы, бесконечной экспансии.

Экономические явления уже давно описаны в психологических терминах (эйфория, депрессия, спад, взлеты и падения…), но когда процесс производства включает мозг в качестве основной единицы производства, психология перестает быть просто метафорой, а становится вместо этого важнейшим элементом экономических циклов. На протяжении 1990-х годов экономика в целом расширялась, буквально находясь в эйфории. «Прозак-культура»^[24] стала неотъемлемой частью социального ландшафта Интернет-экономики, которая, как ожидается, развернется в бесконечном росте. Сотни тысяч западных операторов, директоров и менеджеров приняли бесчисленные решения в состоянии химической эйфории и психофармакологического бреда.

Но, несмотря на то что производительность в сети потенциально бесконечна, пределы интенсивности мозговой активности остаются вписанными в аффективное тело интеллектуального работника: это пределы внимания, психической энергии, чувственности. В то время как сети произвели скачок в скорости и в самом формате сферы информации, не произошло соответствующего скачка в скорости и формате психического восприятия. Приемник — человеческий мозг реальных людей, этот хрупкий физический орган не может быть приведен в соответствии со стандартом цифровой информации. Доступная концентрация внимания информационных работников постоянно сокращается, поскольку они участвуют во все возрастающем числе интеллектуальных задач, которые занимают каждый фрагмент их внимания. Они принимают виагру, потому что не имеют времени для сексуальных прелюдий. Они принимают кокаин, чтобы быть постоянно настороже и быстро реагировать. Они принимают прозак, чтобы блокировать осознание бессмысленности их рабочей деятельности и всей жизни.

Первые симптомы этого дисбаланса видны уже сейчас, в самом начале нового века, когда массовым становится психопатический феномен перевозбуждения и паники. Неизбежная для пациента, страдающего от биполярного расстройства, финансовая эйфория 1990-х уступила место драматической депрессии.

После многих лет иррациональной эйфории (как описал ее Алан Гринспен) социальный организм был не в состоянии больше поддерживать химическую эйфорию, которая подпитывала его восторженный конкурентоспособный и экономический фанатизм. Гипернасыщенность коллективного внимания превратилась в социальный и экономический депрессивный коллапс.

Просто сделай это

В «Диагностическом и статистическом руководстве по психическим нарушениям» синдром running amok^[25] описывается как форма социопатического поведения, состоящая в неконтролируемой ярости и связанным с ней состоянием глубокой депрессии.

Running amok — выражение, которое происходит из малайского языка. В первоначальном контексте Малайзии человек, который ранее не проявлял никаких признаков насилия и гнева, приобретает оружие и во внезапном безумии убивает или ранит кого-нибудь поблизости. Running amok — способ восстановить свою репутацию, когда человека следует опасаться и уважать, но также способ бежать из мира, когда жизнь стала невыносимой, и, как правило, такой приступ завершается самоубийством. Это связанный с культурой синдром, проявления которого формируются в культурном контексте современности.

Мы можем описать этот синдром как форму разъединения между рациональным обоснованием и действием. Человек, страдающий от депрессии, чувствует себя виноватым, потому что он/она не могут конкурировать и выиграть в среде, насыщенной стимулами к действию, к мобилизации энергии. Насильственная ломка от депрессивного сознания может иногда, кажется, найти единственный выход — действие, отделенное от размышлений, действие, которое не предполагает никакого будущего, но при этом — видимое свидетельство существования, мобилизации, энергии. Насильственные действия — отключенные от процесса сознания: просто делайте это. Девиз компании Nike является хорошим введением в цикл депрессии, кататонии и психопатических действий, что может завершиться драматическим убийством и самоубийством.

Просто сделай это: насилие, взрыв, самоубийство. Убийство и возможность быть убитым связаны в этом виде действия, хотя убийца может выжить, в исключительных случаях. Когда включается running amok, границы между своим телом и окружающей Вселенной становятся размыты, и поэтому нет разницы между убийством других и убийством себя. Паническое состояние, по сути, является одновременным восприятием совокупности возможных раздражений, одновременный опыт всего, всего прошлого и всего будущего. В этом состоянии психического изменения, различия между собой и Вселенной схлопываются.

Во времена Фрейда среда была, по существу, репрессивная, и претворение в жизнь принимало форму повторяющихся и обязательных актов. Обязательный акт был частью невротических рамок отрицания и репрессий. Сегодня психотические рамки гиперстимуляции и постоянной мобилизации нервной энергии толкают людей, особенно внушаемую молодежь, социально маргинализированную и неустойчивую, к различного рода актам: взрывной демонстрации энергии, насильственной мобилизации тела, что завершается агрессивным, убийственным взрывом себя.

Арктический лед

Вопреки отрицательной обратной связи, которая поддерживает стабильность в динамической системе за счет сокращения нарушающих работу факторов, положительная обратная связь является процессом, в котором эффекты, нарушающие работу системы, приводят к увеличению интенсивности факторов, порождающих нарушения. Другими словами: А производит больше для В, в свою очередь, В производит больше для А. Тепловой взрыв, например, являет собой ситуацию, в которой повышение температуры вызывает дальнейшее повышение температуры, что часто приводит к разрушительному результату.

Примером положительной обратной связи является перегрев атмосферы, вызванный парниковым эффектом, — это процесс, который, как считают исследователи, уже достиг точки необратимости.

По мнению экспертов-метеорологов, лето 2012 года было жарким как никогда или, скорее, самым жарким за весь известный период времени. 28 августа 2012 года ученые сообщили, что морской лед в Арктике растаял до минимального зафиксированного уровня вследствие резкого потепления в регионе, и, вероятно, это является предвестником больших климатических изменений в будущем. Профессор Дженнифер Фрэнсис, сотрудница Университета Рутгерса, которая изучает влияние арктического льда на погоду, сообщила газете New York Times: «Для людей вроде меня трудно в это поверить. Видеть, что изменение климата на самом деле делает то, чего мы опасались больше всего — это вызывает у меня дрожь, говоря по правде»^[26].

Согласно научно-методическим прогнозам, основанным на компьютерном моделировании, долгое время считалось, что до середины XXI века не может случиться такого, чтобы Арктика стала летом свободна ото льда. Но удивительное таяние 2012 года укрепляет доверие к более пессимистическим анализам, которые показывают, что это может произойти на десять лет раньше.

«Лед тонкий», — сказала профессор Фрэнсис.

Глава 4. Психосфера Чо

16 апреля 2007 года. Кампус Политехнического института Вирджинии и Государственного университета Блэксбург, Вирджиния, США. В своем рюкзаке студент Чо Сын Хи несет цепочки, замки, молоток, нож, два легально приобретенных полуавтоматических пистолета и почти 400 патронов.

В 7:15 Чо Сын Хи убивает двух учеников в западном Амблер-Джонстон-Холле. Затем он идет в свою комнату в общежитии, удаляет свою электронную почту и снимает жесткий диск со своего компьютера. Он идет на почту и отправляет посылку с записями и видео в NBC News. В 9:45 он возвращается в Вирджинию, входит в Норрис-Холл, убивает 30 человек и, наконец, стреляет в себя.

32 человека погибли, 23 были ранены. Это самый опасный инцидент со стрелком-одиночкой в истории США, и один из самых смертоносных в мире.

Действие, предпринятое Чо, было чрезвычайно сложным и затяжным. По данным следствия, после того, как он вошел в Норрис-Холл, Чо сковал двери трех главных входов. Он положил на скованные двери записку, в которой сообщал, что любые попытки открыть дверь вызовут взрыв бомбы. Незадолго до начала стрельбы преподаватель нашел записку и отнес ее на третий этаж здания, чтобы уведомить администрацию школы. В то же время Чо начал расстреливать студентов на втором этаж.

Полиция получила первый вызов через несколько минут после первого выстрела.

После того как он открыл и закрыл несколько дверей, как будто искал какой-то определенный класс, Чо убил профессора, который читал лекцию в аудитории, потом продолжил стрельбу, убив 9 из 13 студентов, которые были в классе. Затем молодой человек пошел в другую аудиторию и убил шестерых студентов и профессора. Ему не дали войти в две другие аудитории баррикады, воздвигнутые студентами изнутри.

Переживший холокост израильтянин профессор Ливиу Либреску силой пресек убийце вход в аудиторию номер 204. Либреску был в состоянии держать дверь закрытой до тех пор, пока большинство его учеников не убежали через окна, но он погиб после того, как убийца выстрелил несколько раз через дверь. Еще два человека были убиты в аудитории 211, пока пытались забаррикадировать дверь.

Страдания Чо

Чо прибыл в Соединенные Штаты в возрасте восьми лет с родителями и сестрой Сан. Отчет психиатра о психическом здоровье Чо Сын Хи опубликован на сайте правительства Вирджинии как часть доклада «Массовые расстрелы в Вирджинии». Доклад комиссии показывает трудности, с которыми столкнулся Чо при опыте интеграции в новой для себя стране:

Переезд был трудным: ни один из членов семьи не говорил по-английски. И дети чувствовали себя изолированными от общества. Для родителей начался длительный период тяжелого труда на предприятии химчистки. Английский для этой работы не требовался, так что и дома, и на работе они говорили на корейском. Сан заявила, что ее брат, казалось, в Соединенных Штатах стал более замкнутым и изолированным, чем был в Корее. Она вспомнила, что порой их «высмеивали», но она воспринимала это спокойно, потому что думала: «ничего страшного, так всегда бывает».

Примерно через два года дети начали понимать, читать и писать по-английски в школе. На корейском говорили дома, но Чо не писал и не читал по-корейски.

Самой большой проблемой для Чо и его семьи была его плохая связь с близкими людьми, неприятная и тревожная для него. На протяжении многих лет Чо очень мало говорил с родителями и избегал зрительного контакта.

Согласно одной записи, которую рассмотрела комиссия, г-жа Чо бывала так расстроена, что временами боялась своего сына. Он иногда хотел немного поговорить с сестрой, но избегал обсуждения своих чувств и реакций на окружающее или обмена повседневными мыслями о жизни, о школе или событиях. Если его просили что-то сказать, когда в дом приходил посетитель, у него потели ладони, он становился бледным, заторможенным, а иногда плакал. Часто он только мог кивнуть — да или нет^[27].

Сублимация, культурная и языковая дезориентация, одиночество и чувство неполноценности в новой культурной среде. Психиатрическое клеймо и дальнейшая маргинализация в социуме, запугивание, унижение, молчаливая ярость, желание мести. История Чо — это история миллионов мигрантов во всем мире.

В то же самое утро, когда Чо совершил массовое убийство, он послал пакет с информацией для канала NBC News: видеозаписи, фотографии, дневники, тексты.

Чужак, отчужденный, маргинализированный, неустойчивый человек оказался удивительно нормален, когда дело дошло до общения с телевидением. Постмодернистский конфидент — это всегда СМИ, и он выбрал NBC News.

Президент NBC News решил показать только две из 25 минут видео, семь из 43 фотографий и 37 предложений из 23 страниц письменного материала, которые были последний раз дополнены сразу после первого расстрела. Он заявил, что все, не представленное к показу, содержит «зашкаливающее количество ненормативной лексики» и «невероятно жестокие образы», и выразил надежду, что неизданный материал никогда не будет обнародован.

Это голос Чо Сын Хи из одного текста, который был обнародован:

Варварски разбить мое сердце оказалось недостаточно для вас. Изнасиловать мою душу оказалось недостаточно для вас. Совершать эмоциональную содомию со мной оказалось недостаточно для вас. Каждый второй выливал беспричинный гедонизм и угрожающий садизм, который можно было бы использовать, чтобы предотвратить сегодняшние события. Спросите сами себя, что я делал все это время? Все эти месяцы, часы, секунды. Если бы только вы могли стать жертвой своих преступлений. Если бы только вы могли стать потерпевшим.

Для вас, садистских снобов, я не мог быть ничем иным, кроме куска собачьего дерьма. Вы разбивали мое сердце, насиловали мою душу и сжигали мое сознание снова и снова. Вы думали, что загасите лишь одну жалкую, пустую жизнь. Благодаря вам я умру, как Иисус Христос, вдохновив поколения слабых и беззащитных людей — моих братьев, сестер, детей, — что вы [нецензурное ругательство].

Подобно Моисею, я рассеиваю море и провожу своих людей — слабых, беззащитных и невинных детей всех возрастов, — которых вы трахали и всегда будете пытаться трахнуть, к вечной свободе. Благодаря вам, грешникам, вам, убийцам, я оставил пример на века для моих детей, чтобы они ему следовали.

Вы можете стоять твердо на поле битвы вашего смысла жизни в вечном терроризме американской «Аль-Каиды», но дети, которых вы трахали, будут расти. Посредством силы, большей, чем Божья, мы выследим вас, вы, Любовники Терроризма, и мы убьем вас^[28].

Офицеры полиции, которые смотрели видео, фотографии и манифест, пришли к выводу, что ключевое значение содержания посылки состояло в том, чтобы помочь им понять, почему Чо совершил убийства. Доктор Майкл Велнер, который также изучал материалы, заявил, что «эти видео не помогут нам понять Чо. Они искажают его. Он был кроток. Он был тих. Наши СМИ пытаются превратить его в персонажа фильмов Квентина Тарантино».

Эти оценки со стороны полиции и д-ра Велнера упускают тот момент, что «персонаж Квентина Тарантино» и тихий, кроткий, депрессивный и апатичный Чо были на самом деле двумя сторонами одной медали.

Слова Чо звучат мелодраматически, но также в них есть что-то подлинное. Понятно, что это не узаконение его преступления, это объяснение разочарования, которое нередко чувствуют такие люди, как он. Действительно, президент NBC News, возможно, решил провести цензуру сообщений Чо, потому что они звучали слишком похоже на пугающий манифест слабых людей из нестабильного поколения, вызов взрывного самоубийства, манифест для одиноких молодых «ботанов» всего мира. Сколько их там? Во время изучения блогосферы я прочитал тексты молодых студентов, которые объявляют себя поклонниками Чо, потому что они чувствуют ту же ненависть за издевательства, которые они пережили. Безумие Чо говорит о психопатологии нестабильного поколения. Эффекты физической, языковой и культурной детерриториализации видны в его психическом и социальном опыте.

Г-жа Сан Чо (сестра) предприняла большие усилия, чтобы помочь Чо лучше адаптироваться, она говорила с ним, убеждая его открыться, «иметь больше мужества». Родители убеждали его принимать участие в общественных мероприятиях и спорте. Они были обеспокоены тем, что он изолировал себя и был одинок. Другие члены семьи спрашивали его, почему он часто молчит. Сообщается, что он возмущался этим давлением. Г-н Чо, имевший спокойный характер, был немного более терпим к избегающей чужих личности сына, но он был строг в вопросах уважения в семье. Чо и его отец об этом спорили. Согласно одной из рассмотренных записей, отец Чо не хвалил сына. Там, где поздние записи Чо включали вопросы отношения отца и сына, характер отца всегда был отрицательным. Чо никогда не говорил о школе и никогда не делился многим. Его мать и сестра спрашивали, как обстоят дела в школе, пытаясь понять, не издеваются ли там над Чо. Сестра знала, что, когда он шел по коридорам школы, некоторые ученики порой выкрикивали в его адрес насмешки. Но он не говорил о чувствах или школе вообще. Он отвечал «хорошо» на все вопросы о своих делах^[29].

Говорящий, пишущий и хранящий молчание

В попытке решить его проблемы родители Чо отвели его в церковь. По словам пастора Кентревилля из Корейский пресвитерианской церкви, Чо был умным учеником, который хорошо понимал Библию, но у него были большие трудности в общении с другими людьми. Пастор добавил, что, пока он не увидел видео, которое Чо послал NBC News, он никогда не слышал, как тот говорил полными предложениями.

Замечание священника является напоминанием того факта, что неспособность Чо говорить с другим свидетельствует о форме аутизма или неспособности выработать идеи и эмоции, наоборот, сочинения и видео Чо, посланные на NBC, демонстрируют его красноречие.

Его крайнюю застенчивость следует интерпретировать как симптом чего-то иного. Мы не должны забывать, что Чо переехал из Кореи в Соединенные Штаты, когда ему было только восемь лет. Языком его детства был корейский, и внезапно он был вынужден существовать в новой языковой среде.

В школе от Чо ожидалось, что он будет писать на языке, на котором он не мог говорить, а дома он слушал и говорил на языке, на котором не мог писать. Язык «оперативного взаимодействия» для него отличался от языка любви и близости. Этот опыт лингвистической разобщенности, возможно, сыграл значительную роль в развитии психических расстройств Чо, что привело его сначала в больницу, где ему был поставлен первый диагноз — тяжелое тревожное расстройство, известное как селективный мутизм, а затем и второй — тяжелое депрессивное расстройство.

Тем не менее отчужденность Чо не является уникальным или даже редким делом среди молодого поколения, которое часто растет в ситуации культурной и языковой детерриториализации. Опыт Чо, возможно, — лишь крайняя форма диссоциации языка и привязанностей, которые, как правило, широко распространены среди тех, кто узнает больше слов от компьютера, чем от своих матерей. Паралич эмпатической связи и повышение хрупкости обычной основы межличностного понимания становятся общими чертами психоландшафта нашего времени.

В случае Чо, например, разъединение шло рука об руку с крайним отчуждением, которое он испытывал по отношению к своей новой, американской среде. Эти чувства нашли яркое выражение в нескольких фрагментах фантастики, которые он писал в качестве домашних заданий, и особенно в одноактной пьесе «Ричард Мак-Биф», написанной за год до совершенного им массового убийства. Пьеса сосредотачивается на отношениях между 13-летним Джоном, отец которого погиб в результате несчастного случая на лодке, и его отчимом Ричардом «Диком» Мак-Бифом, бывшим футболистом, который может быть оценен как аллегория новой родины Чо — Америки.

Когда Ричард касается колена Джона во время попытки поговорить «как отец с сыном», мальчик внезапно заявляет, что его отчим приставал к нему. Затем Джон обвиняет своего отчима в убийстве его биологического отца и неоднократно угрожает, что убьет Ричарда.

Между Джоном, Ричардом и Сью (мать Джона) неожиданно завязывается крупный скандал. Ричард отступает к своему автомобилю, чтобы избежать конфликта, но Джон, постоянно повторяя, что Ричард обижает его, садится к отчиму в машину и продолжает изводить его.

Пьеса заканчивается так: Джон пытается засунуть банановый шоколадный батончик в горло отчима; Ричард, доселе пассивный персонаж, реагирует «из чистых боли и гнева» так, что «наносит смертельный удар» мальчику.

В другой пьесе — «Мистер Браунстоун» Чо также описывает негативное окружение, насилие и ненависть. Те же темы повторяются в коротком фантастическом рассказе, написанном в 2006 году, в котором Чо описал массовое убийство в школе. Действительно, уже в 1999 году, в канун резни в «Колумбайне», Чо написал тревожную статью, которая повлекла немедленную реакцию со стороны учителя. Статья Чо выражала обобщенные мысли о самоубийстве и убийстве, и учитель посчитал, что парень хотел повторить резню в «Колумбайне».

Интересно, как руководству школы не удалось понять, что молодой человек переживает тяжелые проблемы, которые могли сделать его опасным для себя и других, даже если бы он не страдал аутизмом, который был диагностирован у Чо. Прежде всего, интересно, как молодой человек, такой как Чо, который был госпитализирован с симптомами депрессии и ясно продемонстрировал признаки психической слабости, может легко и легально купить полуавтоматический пистолет «Вальтер Р22» калибра 22 мм и полуавтоматический пистолет «Глок 19» калибра 9 мм, прежде чем начать бойню.

В феврале 2007 года Чо начал закупать оружие, которое он позже использовал для массового убийства. Сначала он купил полуавтоматический пистолет «Вальтер P22» через Интернет у торговца оружием, имеющего федеральную лицензию, затем полуавтоматический пистолет «Глок 19» у торговца оружием в Роаноке, который получил лицензию в городе Роанок, штат Вирджиния. Кроме того, Чо купил экспансивные пули (известные также как пули Дум-Дум), которые приводят к большему повреждению тканей, чем обычные металлические. Наряду с фотографиями и видео в пакете, который позже Чо отправил NBC News, была фотография пули с надписью: «Все дерьмо, что вы дали мне, отправляю вам назад, вместе с этими пулями».

Мы просто спали в одной комнате

Несмотря на его отказ общаться с другими, Чо время от времени вынужден был читать некоторые из своих текстов классу. Один из этих фрагментов, который Чо читал вслух из-за парты, был туманный, насильственный поэтический ответ, названный «Животная резня в мясном магазине». «Так называемый расширенный креатив — поэзия» выразил его гнев на своего учителя и сокурсников, которые проводят время, говоря о поедании животных вместо разговоров о поэзии.

Я не знаю, с какой неотесанной, низкой планеты вы пришли, но вы мне отвратительны. В самом деле, вы все меня отвратительны…вы, пошлые варвары, сделали меня больным, отчего я хочу блевать на свою новую обувь. Если вы, подлые человеческие существа, продолжите все безобразия человеческой расы, то прежде чем вы поймете это, вы превратитесь в людоедов — станете есть маленьких детей, своих друзей. Я надеюсь, что вы все сгорите в аду за массовое убийство и поедание всех этих маленьких животных.

Чо испытывал отвращение к своим коллегам и учителям, питающимся мясом, которые, по его словам, выглядели как пришельцы с чужой, дикой планеты. Он говорит, как пришелец среди чужих, как цивилизованный человек среди варваров, или (что, оказывается, то же самое), как варвар среди цивилизованных людей. Его разглагольствования имеют моральный оттенок, который кажется эхом стихотворения Аллена Гинзберга про свиней Западной цивилизации, где общество описывается как неразрывная оргия еды, питья, таблеток, рвоты, глобальных страданий и неустанной эксплуатации.

Точно так же Чо, по-видимому, душевно очень хрупкий человек, который чувствует себя обиженным тривиальной и агрессивной энергией учителей и студентов.

Окружающий мир, повседневная жизнь тех, с кем он связан, как кажется ему, составляют шумную, насильственную, бесчувственную среду, подобную телесериалу. И его редким попыткам взаимодействовать с этим миром суждено всегда быть неуместными.

Студенты посещали пары вместе в начале семестра, и это произошло в комнате девушки-студентки: Чо взял нож и разрезал ковровое покрытие. Хотя студентка больше не видела Чо, в течение семестра она получала СМС и посты на своей странице в Facebook, которые, как она считала, были от него. Сообщения не были угрожающими, скорее, самоуничижительными. Она написала ему в положительных тонах и поинтересовалась, Чо ли это. Ответом было: «Я не знаю, кто я». В начале декабря она нашла цитату из «Ромео и Джульетты», написанную на белой доске в коридоре общежития:

Не смею

Назвать себя по имени, оно

Благодаря тебе мне ненавистно.

Когда б оно попалось мне в письме,

Я б разорвал бумагу с ним на клочья^[30].

Молодая девушка поделилась с отцом своими опасениями об общении, с, как она считала, Чо. Отец поговорил со своим другом, начальником полиции Кристиансбурга, который сообщил, что полиция кампуса должна быть проинформирована о таких странностях^[31].

Чо — иностранец и монстр, совершенно непонятен, и представляет загадку для своих коллег, для этой кучки красивых улыбающихся молодых мужчин и женщин, носящих ту же самую обувь Nike и те же ужасные толстовки, принимающих прозак, риталин и ксанакс, чтобы скрыть свой внутренний конформистский ад.

Чо был один.

Кто хотел бы говорить со столь антиамериканским парнем? Американцы — счастливые люди, они не мрачны, не неприветливы, не удручены. А Чо совсем не дружелюбен. Он не хочет ни с кем разговаривать. Только иногда он оставляет странные записки с жуткими словами. Сосед Чо, учившийся годом старше, объяснил комиссии, что он пытался говорить с Чо в начале семестра, но Чо редко отвечал. Сосед заметил: «Я не знал парня; мы просто спали в одной комнате»^[32].

Железный

Молодой человек идет к банкомату. Аппарат не работает. Он не может получить свои деньги. Ему нужны деньги, потому что он хочет купить бензин на АЗС. Банкомат по-прежнему отказывается работать. Он нервничает. Молодой человек идет в банк, подбегает к банковскому кассиру, в спешке толкает человека за сорок — крутого парня, который реагирует с жестокостью, ударом кулака отшвырнув молодого человека.

Молодой человек встает, оглядывается, униженно покидает банк. Он садится в свою машину и пребывает там некоторое время в ошеломлении. Унижение. Ярость. Кто-то позади него сигналит в автомобиле. Он мешает заправлять другие машины.

Экран становится черным на секунду.

Именно так австрийский режиссер Михаэль Ханеке построил свой фильм «71 фрагмент хронологии случайностей» — как монтаж коротких сцен, фрагментов массового убийства.

Следующий фрагмент: молодой человек вновь попадает в банк. В этот раз у него в правой руке оружие. Он быстро стреляет — два, три, четыре раза, — направляя ствол на сотрудников и клиентов, которые столпились в пространстве.

Затем он выходит из банка на оживленную дорогу, направляя оружие на водителей встречных автомобилей. Пробка. Молодой человек садится в свой автомобиль снова и стреляет в себя, совершая самоубийство.

Убийственная ярость может накапливаться в течение многих лет, а затем прорваться в один момент, просто благодаря случаю.

При их последнем телефонном разговоре в ночь на 15 апреля 2007 года сестра Чо не подозревала, что что-то шло не так. Чо в воскресение вечером был в своем обычном состоянии. Он казался спокойным. «Нет, не нужно никаких денег». Он сказал своим родителям в тот день: «Я люблю вас»^[33].

Одинокая ярость Чо растет, как ярость О Де-Су в фильме Пак Чхан Ук «Олдбой». Фильм рассказывает историю О Де-Су, который был похищен в ночь на день рождения его маленькой дочери и помещен в одиночный номер в отеле, похожем на тюрьму. Никакого объяснения его заключения не дается, и из новостей он узнает о смерти своей жены и о том, что он обвиняется в ее убийстве. Он заключен в тюрьму на 15 лет, затем освобожден без слова объяснений.

В течение всех этих лет, после неудачной попытки самоубийства, О Дэ-Су проводит время, колотя в стены, чтобы его кулаки затвердели. Он готовит месть. Когда он освободился, он стал бомбой неуправляемого насилия.

Если рассматривать случай Чо, «Олдбой» вместе с другим корейским фильмом — «Железный» может оказаться поучительным. Это фильм не о насилии, а о слабости: хрупкая жизнь поколения одиночек, которые выросли в век нестабильности и телекоммуникационной изоляции.

Герой ездит на мотоцикле и взламывает чужие квартиры. Он живет в квартирах, в то время как владельцы отсутствуют, даже стирает одежду и ремонтирует сломанную технику для них. Нестабильное убежище для молчаливого, хрупкого, небрежного молодого человека, который является символом тех, кто не существует — виртуального, безработного, бесперспективного поколения, тех, кто выучил больше слов от компьютера, нежели от матери. Однажды его глаза встречаются с глазами Сан Хва, домохозяйки, подвергающейся насилию, и у них начинаются молчаливые отношения, они живут вместе и переходят от одной квартиры к другой.

Взятые вместе хрупкость и насилие являются двумя из наиболее заметных повторяющихся тем в этих ключевых работах современного кино Южной Кореи. В этом нет, пожалуй, ничего удивительного, ведь молодое южнокорейское поколение может рассматриваться как воплощение современного состояния коллективного одиночества, совместной изоляции.

Глава 5. Что такое преступность?

Слова «преступление» и «кризис» имеют одну и ту же этимологию. Оба имеют отношение к греческому слову ??????, что значит «выбор, решение, поворотный пункт». Мы определяем кризис как ситуацию, в которой традиционные нормы ослабляют свою хватку, в то время как новые нормы еще не укоренились. Кризис поэтому является временем, когда естественное право приходит в упадок, а преступность, напротив, распространяется.

«Судная ночь»^[34] — научно-фантастический триллер 2013 года, написанный и поставленный режиссером Джеймсом Де Монако. Преступность показана в нем как способ преодолеть кризис и установить новый порядок, одновременно преступный и естественный. Фильм изображает 2022 год и представляет Соединенные Штаты в эпоху национального возрождения.

Отцы-основатели вернулись и учредили новое правило, чтобы спасти страну от безработицы, рецессии и широко распространенного беспокойства. По их предложению правительство ввело ежегодный двенадцатичасовой период, называемый «чистка» (или «судная ночь»), во время которого допускаются все уголовные преступления: убийства, изнасилования, массовое насилие, ограбления. Благодаря этой очистительной ночи, благодаря этому моменту, когда возможен расход накопленной за год энергии, страна вступила в новую эру процветания. Уровень безработицы резко понизился, экономика процветает, а люди стали мирными и заботливыми в течение всего года. Кризис общества, основанного на эксплуатации и насилии, может быть ослаблен и разрешен узаконением преступности. В фильме Де Монако показывается болезненность капиталистической «нормальности», которая представляется в виде криминальной обыденности жизни. Очевидно, что насилие на самом деле — это окончательный закон, диктующий ежедневный обмен между работой и зарплатой, временем и деньгами. Преступление — это нормально для тех, кто получает от этого силу и влияние.

Семиокапитализм и этика в стиле барокко

Преступление всегда было скрытым действием. В век репрессий и трудолюбия, когда царствует мораль буржуазии, преступность особенно захотела быть тайной. Закон направлен на предупреждение преступности, и поэтому поощряется обнародование преступлений для того, чтобы наказать людей, совершивших их.

Этот порядок вещей безвозвратно изменился в последнее время, особенно с появлением семиокапиталистического режима.

Семиокапитализм занимает сферу случайности ценностей, а также сферу случайности права и моральных суждений.

Вся стратегия системы заключается в этой гиперреальности зыбких, «плавающих» ценностей. С бессознательным происходит то же, что с валютами и теориями. Ценность осуществляет свое господство через неуловимо тонкий порядок порождающих моделей, через бесконечный ряд симуляций.

Бинарная операциональность, генетический код, алеаторность мутаций, принцип неопределенности и т. д. — все это приходит на смену детерминистской, объективистской науке, диалектическим взглядам на историю и процесс познания^[35].

Бодрийяр говорит о ценности в экономическом смысле. В эпоху после инноваций Г. Форда отношение между рабочим временем и ценностью (стоимостью) труда поставлено под угрозу, так как нематериальное производство и интеллектуальная работа трудны для точной оценки. Но случайный эффект не ограничивается сферой экономики, поскольку распространяется и на сферу социальных отношений и этики.

Текущее, обобщенное восприятие широко распространенной коррупции не является ни поверхностным впечатлением, ни эффектом ухудшения моральных характеристик. Это системный эффект рандомизации ценности (стоимости). Когда ценность не может больше определяться точной зависимостью от рабочего времени, ее определяющим фактором становятся обман, мошенничество, насилие. Организованная преступность перестает быть беззаконным, маргинальным явлением, вместо этого она превращается в преобладающую силу развивающихся капиталистических экономик, таких как Россия или Мексика. В то же время обман легализован и организован на мировом финансовом рынке как системный элемент.

Поскольку все это становится более институционализировано, преступность теряет скрытность и тайну, требуя доступа к зрелищности. Заметность преступления становится частью эффективности и убедительности власти, а все вокруг — подчинением, обманом, грабежом. Обвинение жертв есть часть игры: вы виновны в вашей неспособности к подчинению, к обману и ограблению, поэтому вы будете подвергнуты шантажу долга и тирании аскетизма.

Нацизм быстро воспринял зрелищное преступление в качестве средства обеспечения абсолютной власти, но преступные деяния, проводившиеся во имя «окончательного решения еврейского вопроса», были организованы тайно и осуществлялись вдали от глаз общественности. Зло было публично провозглашено, но одновременно отрицалось во имя семьи, родины и Бога. Напротив, «приручение зла» стало обычным явлением на сегодняшних финансовых рынках, так же как старую этику буржуазного протестантизма постепенно отменила необарочная, постбуржуазная этика лишенного родной земли финансового класса.

Буржуазия была прочно привязанным к территории классом, чья власть была основана на владении физическими активами, на факте принадлежности к стабильному сообществу. Протестантская этика была основана на долгосрочных отношениях между религиозным сообществом, рабочими и потребителями, которые разделяли одно и то же место обитания и одну и ту же судьбу.

В настоящее время та, прежняя буржуазия исчезла. Финансовая детерриториализация создает постбуржуазный класс, который не имеет никакого отношения к территории и к общине.

Это класс, который не связан с будущим никакой отдельной территориальной общины, потому что завтра он будет развивать свой бизнес в другой части мира. Мы могли бы назвать его «вездесущий (глобальный) класс», так как он постоянно перемещает места применения своих инвестиций. Но мы также можем назвать его «виртуальный класс» по двум причинам: потому что это класс, который получает доход от виртуальной деятельности, наподобие сетевой торговли и высокотехнологичного нематериального производства; и потому что это класс, который на самом деле не существует. Идентификация тех, кто инвестирует на финансовом рынке, сложна, практически невозможна, и при этом очень многое в мире зависит от них.

В некотором смысле все в современном мире является частью класса, который инвестирует на финансовом рынке. Включая меня самого. Как преподаватель я связан ожиданием пенсии, и я знаю, что моя пенсия будет выплачиваться, если инвестиционные фонды, где лежат мои сбережения, будут иметь прибыль, поэтому я вынужден ставить свое будущее в зависимость от выручки и прибыльности финансового рынка. «Вездесущий класс» восстановил экономическое обоснование рантье, так как прибыль больше связана не с увеличением существующего материального имущества, а с простым владением невидимым активом: деньгами, или что более точно — кредитом. По словам Томаса Стюарта:

Деньги дематериализованы. Когда-то чиновники Федерального резервного банка Нью-Йорка грузили золотые слитки на тележки и катили их из подвала одной страны в другую. Сегодня около 1,3 триллиона валюты торгуется каждый день и при этом никогда не приобретает материальную форму.

Деньги стали эфирными, эфемерными и электронными. Ничем большим, чем наборы единиц и нулей, которые пропускаются через мили проводов, перекачиваются через оптоволоконные каналы, передаются спутниками связи и транслируются от одной радиорелейной станции к другой. Эти новые деньги подобны тени. Они не имеют веса, их нельзя потрогать. Деньги воображаемы^[36].

Постбуржуазный класс виртуальных финансистов не имеет родины, не принадлежит к общине, не принадлежит никому и даже является владельцем не денег, а в большей степени веры. Веры в знаки, в символы, в то, что им что-то принадлежит. Постбуржуазный класс знаменует возвращение барокко.

Хотя оно и потерпело поражение и пережило маргинализацию в век буржуазного прогресса и рациональной реорганизации социальной жизни, барокко все-таки не исчезло.

Его дух основан на первенстве зрелища, на умножении возможных интерпретаций, на случайности стоимости и смысла или возможности произвольной и жестокой воли. Не удивительно, что Курцио Малапарте, писатель, который принял участие в становлении итальянского фашизма, прежде чем его позиция претерпела изменения во время Второй мировой войны, в книге «Живая Европа» (Europa Vivente), опубликованной в 1925 году, говорит об итальянском фашизме как о возвращении эпохи барокко. Северные европейцы неправильно думали, что современность — только протестантский бизнес, говорит Малапарте. Фашизм — утверждение современной души южных европейцев, а политическое зрелище, создаваемое Муссолини, есть возрождение в стилистике барокко культа несущественности, украшения, избыточности и произвола.

Но произвол — не только специфическая особенность фашизма, это также существенная черта семиокапиталистической формы накопления. Сила возрождающегося барокко полностью раскрывается преобразованием экономики в семиопродукцию. Когда язык, воображение, информация и нематериальные потоки стали производительной силой и вообще пространством обмена, когда имущество лишено родной земли и становится нематериальным, дух барокко приобретает всеохватывающую форму и в экономике, и в этическом дискурсе.

Бог и преступность

В ходе судебного разбирательства, происходившего в Пекине по делу «Банды четырех», группы ультрамаоистских лидеров культурной революции, которые были обвинены в убийствах и массовом насилии против политических противников, Чжан Чуньцяо, интеллектуал из Шанхая, который был первым идеологом в насильственной кампании против конфуцианства, заявил присяжным: «Я отказываюсь. Я отказываюсь. Я отказываюсь». Цзян Цин, жена председателя Мао и одна из главных фигур в Коммунистической партии Китая, дерзко спрашивала суд: «Что есть преступление?»

Преступление — всегда действие, которое подлежит суду закона. Как показывает этимология английского слова, оно происходит от греческого krino и латинского cernere (видеть, различать), преступление — это акт, который должен быть дискриминирован и осужден. Тем не менее эта связь между преступностью и судом показывает проблемную важность определения точной точки зрения, с которой такой суд может происходить. Здесь лежит стратегическое значение вопроса, который задала жена Мао. Задавая вопрос «Что есть преступление?» Цзянь Цин имела в виду следующее: вы, судьи, кооптированы в новый китайский порядок капиталистической реставрации, вы — антимаоистские реакционные конфуцианцы, вы думаете, что порядок есть высшая ценность, но я так не думаю, потому что я считаю, что есть принцип, который превосходит порядок, установленный законом.

В видении Цзян Цин этот принцип является установлением пролетарской диктатуры через классовую войну, даже ценой принесения бесчисленного числа человеческих жертв. Разделяя недоверие Цзян Цин к установлениям закона, современная гуманистическая перспектива предлагает другой основополагающий принцип и таким образом создает иную концепцию преступления. Согласно представлениям современного гуманиста, преступление — это акт, направленный на уничтожение жизни или возможности счастливой жизни, а не просто действие против закона. Поскольку требования закона часто противоречат самой возможности жизни, гуманисты, как правило, считают, что действие, противоречащее закону, может быть прощено, если оно направлено на защиту жизни.

Наблюдая с этой точки зрения современный экономический порядок, мы видим, что он теряет всю свою предполагаемую законность и моральный нейтралитет и ясно предстает в качестве криминальной системы. Хотя было бы преувеличением сказать, что корпоративные руководители и их политические агенты действуют как психопатические массовые убийцы, можно с уверенность констатировать, что они погрязли в одном и том же нигилистическом видении мира, в той же ауре самоубийства.

14 марта 2012 года высокопоставленный сотрудник компании Goldman Sachs Грег Смит направил письмо под названием «Почему я оставил Goldman Sachs» в газету New York Times. В своем письме Смит дал инсайдерский отчет о мире современных, хищнических финансов.

Сегодня мой последний день в Goldman Sachs. После почти 12 лет в фирме — сначала как стажер на лето в Стэнфорде, потом в Нью-Йорке в течение 10 лет и в настоящее время в Лондоне — я считаю, что работал здесь достаточно долго, чтобы понять траекторию движения культуры, сотрудников и особенностей компании. И я могу честно сказать, что окружающая среда в наши дни гораздо агрессивнее и опаснее, чем я когда-либо видел. Говоря о проблеме самыми простыми словами, можно сказать, что интересы клиента — по-прежнему лишь фрагмент общей стратегии, согласно которой фирма работает и думает о зарабатывании денег. Goldman Sachs является одним из крупнейших в мире и наиболее важных инвестиционных банков. Компания интегрирована в глобальную финансовую систему таким образом, чтобы эффективно работать в ней. Goldman Sachs ушла так далеко от того места, где я присоединился к ней, покинув колледж, что я больше не могу с чистой совестью сказать, что понимаю, где именно она находится. Я понял, что пришло время уйти, когда обнаружил, что больше не могу, глядя в глаза новичкам, говорить им, в какое великое место они пришли работать^[37].

Письмо Смита полно банальностей. Этика и финансы никогда не имели много общего, и задача финансового агента всегда была в извлечении прибыли из социальных мероприятий, в то время как клиенты Goldman Sachs, как правило, жестокосердные люди. Кроме того, можно задаться вопросом, почему у Смита ушло 12 лет на то, чтобы осознать цинизм и разрушительность корпорации, где он работал. Тем не менее было бы ошибкой счесть такое письмо выражением личного разочарования одного человека, как это сделал журнал Forbes в статье под названием «Грег Смит — не доносчик, он просто сотрудник Goldman Sachs с кризисом среднего возраста». На самом деле письмо Смита рассказывает историю, которая выходит далеко за пределы его личного опыта: Смит рассказывает о новой форме преступности, которая вышла за пределы старых форм криминала.

В ноябре 2009 года генеральный директор Goldman Sachs Ллойд Крейг Блэнкфейн заявил в интервью газете Sunday Times: «Я делаю работу Бога». Через несколько дней он извинился за такую фразу и объяснил, что сказал это в шутку. Конечно, Блэнкфейну не следовало извиняться. Он просто имел в виду, что все, что происходит на Земле (загрязнение окружающей среды, войны, иррациональное распределение ресурсов, корпоративное присвоение продукта, ежедневная деятельность сотен миллионов рабочих), контролируется такими людьми, как он сам (Блэнкфейн) и его сотрудники. Он действительно делает Божье дело, и Бог делает Свою работу так, как Ему нравится.

За последние несколько лет бывшая компания Грега Смита заработала огромные деньги, сначала из надувавшегося американского ипотечного пузыря и европейского пузыря суверенного долга, а затем — почти одновременно — от того, как эти пузыри лопнули по обе стороны Атлантики. Впоследствии Goldman Sachs обратился к безопасному влиянию на некоторые из ключевых политических позиций в итальянских, греческих и испанских правительствах в целях получения прибылей, что в дальнейшем привело эти страны на грань экономической катастрофы.

Роль Goldman Sachs, как одного из главных архитекторов кризиса в Греции, особенно примечательна. Как выяснилось, в 2010 году они не только помогли греческому правительству скрыть истинное состояние финансов страны, но и играли против суверенного долга Греции, рассчитывая на ее дефолт. Вследствие чего в считаные недели миллионы греков увидели, как их средства к существованию исчезли словно дым, а страна погрузилась в состояние гуманитарной чрезвычайной ситуации, когда промышленность закрывается, больницы не финансируются, а уровень самоубийств растет.

Но кто из людей может судить работу Бога?

Работа

В земле Уц жил человек, чье имя было Иов. Этот человек был непорочный, справедливый, он боялся Бога и избегал зла. У него было семь сыновей и три дочери, и ему принадлежало семь тысяч овец, три тысячи верблюдов, пять сотен волов, пять сотен ослов и большое количество рабов. Он был величайшим человеком среди всех народов Востока.

Его сыновья устраивали пиры в своих домах на свои дни рождения, и они приглашали своих трех сестер, чтобы есть и пить с ними. Когда срок пиршества истекал, конечно, Иов принимал меры, чтобы они очистились. Рано утром он сжигал священную жертву для каждого из них, думая: «Возможно, мои дети согрешили и прокляли Бога в своих сердцах». Это был регулярный порядок Иова.

Однажды ангелы пришли, чтобы предстать перед Господом, и Сатана пришел с ними. Господь сказал Сатане:

— Откуда ты пришел?

И отвечал Сатана Господу:

— Я ходил по земле и обошел ее.

Тогда Господь сказал Сатане:

— Обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла.

— Разве даром богобоязнен Иов? — отвечал Сатана Господу. — Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя?

И сказал Господь Сатане:

— Вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей.

И отошел Сатана от лица Господня.

И был день, когда сыновья его и дочери его ели и вино пили в доме первородного брата своего. И вот приходит вестник к Иову и говорит: «Волы орали, и ослицы паслись подле них, как напали Савеяне и взяли их, а отроков поразили острием меча; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе».

Еще он говорил, как приходит другой и сказывает: «Огонь Божий упал с неба и опалил овец и отроков и пожрал их; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе».

Еще он говорил, как приходит другой и сказывает: «Халдеи расположились тремя отрядами и бросились на верблюдов и взяли их, а отроков поразили острием меча; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе».

Еще этот говорил, приходит другой и сказывает: «Сыновья твои и дочери твои ели и вино пили в доме первородного брата своего; и вот большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе».

Тогда Иов встал и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою и пал на землю и поклонился и сказал: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!»

Во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге^[38].

Нигилизм

Финансовый капитализм, кажется, обусловлен формой нигилизма. Стоит исследовать философский смысл этого слова, корнем которого является латинское «ничего» — nihil. У Ницше концепция нигилизма ссылается на отсутствие онтологического основания для суждения. В его видении моральное суждение базируется не на метафизической основе, но на воле людей.

В «Утренней заре» философ пишет:

Иллюзия морального порядка Вселенной. Нет «вечной справедливости», которая требует, чтобы каждая вина была искуплена и оплачена, — убеждение, что такая справедливость существовала, было страшной иллюзией и полезно только в ограниченной степени; другое заблуждение — все, что ощущается как вина, является таковой. Сами эти понятия существуют, но их восприятие ложно и является огромным источником неприятностей для человечества^[39].

Согласно толкованию Хайдеггером мыслей Ницше, отсутствие метафизической истины и, как следствие, отсутствие объективно существующих нравственных ценностей наделяет ответственностью знания и нравственный выбор актов интерпретации и воли. Мы можем назвать эту концепцию формой «герменевтического нигилизма».

Эта форма нигилизма предполагает концептуальную деятельность на основе онтологического «ничто». В данной концепции эта форма нигилизма имеет позитивный и конструктивный смысл, как условие нравственной свободы и концептуального творения. Nihil является отправной точкой концептуального и практического процесса, и с этой стартовой точки концептуальная и историческая активность людей отвечает за создание смысла мира, как мы его знаем.

Форма нигилизма, которая, кажется, преобладает в культуре и практике современного правящего класса, очень отличается от этого конструктивного, герменевтического нигилизма. Мы можем назвать его формой «аннигилирующего нигилизма» поскольку он активно производит nihil, в качестве результата своего существования.

Герменевтический нигилизм возник от осознания, что мир — не место, в котором воплощается онтологическая суть или раскрывается моральная истина, но место, где смысл постоянно создается сознательной деятельностью людей. Наоборот, аннигилирующий нигилизм активно разрушает общие ценности (как моральные, так и экономические), произведенные в прошлом человеческим обществом и демократическим политическим регулированием для того, чтобы утверждать господство абстрактной силы денег.

Аннигилирующий нигилизм является своеобразным явлением — продуктом финансового капитализма. В сфере финансовых механизмов капитализма уничтожение конкретного богатства — простой способ накопления.

Cвоп на дефолт по кредиту (CDS)^[40] является лучшим примером этого преобразования жизни, ресурсов и смыслов в nihil. CDS является договором, в котором покупатель делает серию платежей продавцу, а в обмен получает выплату, если инструмент — обычно облигации или кредит — не обеспечивается. Реже происходит другое кредитное событие, которое вызывает выплату: реструктуризация или банкротство компании или даже просто понижение кредитного рейтинга.

Если финансовая игра основана на предпосылке, что ценность вложенных денег увеличится, если вещи уничтожаются (если заводы будут демонтированы, работа уничтожена, люди умрут, города разрушатся и так далее), то этот тип получения финансовой прибыли, по существу, построен на ставке на деградацию мира.

С точки зрения гуманистов, финансовый капитал разоблачает себя как идеальную форму преступления, активно устанавливая самоубийство в качестве основы социальной игры.

Абсолютный капитализм

Как мы должны определить современную экономическую систему?

Я отвергаю термин «когнитивный капитализм», так как только труд может быть определен в качестве когнитивного явления. Капитал — не предмет познавательной деятельности: это только его эксплуататор. Носитель знаний, творчества и навыков — это всегда когнитивный работник.

Я также избегаю определения «монетаризм» и «неолиберальный капитализм», которые, как мне кажется, являются неточными, несмотря на их широкое использование. Вариации денежной подпитки являются только техническим аспектом, и неолиберализм — лишь идеологическое узаконение эпохального преобразования, которое состоялось в последние десятилетия XX века.

В контексте долгосрочной антропологической эволюции современный капитализм может быть понят как поворотный момент от века Гуманизма. Современная буржуазия воплотила ценности гуманистической свободы от влияния церкви и теологии, а буржуазный капитализм был продуктом гуманистической революции. Но в объединенный эффект преобладания накопления капитала и детерриториализации производственного процесса привели к концу буржуазной экономической системы. Производство и обмен абстрактных знаков заняли преобладающее место в общем процессе накопления: семиокапитализм занял место промышленного капитализма. Финансовая абстракция — только крайнее проявление преобладания семиозиса по сравнению с физическим производством.

Семиокапитализм, по-моему, можно определить, как существующую на глобальном уровне экономическую систему. Однако если мы намерены понять политическое измерение трансформации, к которой привело неолиберальное дерегулирование, я думаю, что было бы более правильно говорить о «капиталистическом абсолютизме».

Английское слово «абсолютный» происходит от латинского ab-solutus, термина, переводимого как «освобожденный от любого ограничения». В этом контексте «абсолютный» означает не ограниченный рамками, безусловный, не скованный конституционными или другими нормами.

Буржуазия вела бой против раннего абсолютизма Нового времени, затем воспользовавшись эффектом национальной унификации и социальным регулированием, которые абсолютистские монархи насаждали в традиционных обществах. Буржуазная борьба против монархического абсолютизма была частью битвы за освобождение частных предприятий из-под контроля государства, но и еще ради ограничения действий монарха властью закона.

Однажды сумев навязать верховенство права над силой феодальной аристократии и монарха, буржуазия приняла правовое ограничение на собственную экономическую экспансию. Буржуазия не может быть равнодушной к судьбе территории или сообщества работников, которые, очевидно, были связаны с судьбой ее собственных инвестиций. Рабочие и буржуазия разделяли одно и то же городское пространство, одно и то же будущее. Если экономика обваливалась, это было бедой и для владельца, хотя для рабочих и их семей это было гораздо худшей бедой.

Вот почему буржуазия приняла демократические правила и вела переговоры с рабочим классом.

Рост финансового капитализма, детерриториализация производства и обмена и, наконец, появление виртуального класса без территориальной, государственной и национальной идентичности сопровождалось общим процессом дерегулирования. Глобализация корпоративной торговли затруднила и сделала невозможным любой всеобъемлющий правовой контроль их деятельности. Суверенитет народа в государстве уступает глобальным корпорациям, действующим с абсолютной свободой, не обращая внимания на местные органы власти и переводя свои нематериальные активы из одного места в другое. Это особенно очевидно в отношении экологического кризиса как юридического ограничения в эксплуатации физических ресурсов и систематического (и, в конечном счете, самоубийственного) загрязнения окружающей среды, что корпорации игнорируют.

В то же время глобализация рынка труда уничтожила объединенную профсоюзную силу рабочих и открыла путь к общему снижению заработной платы, усилению эксплуатации и эрозии правил, охватывающих условия труда и время работы.

Вот почему я считаю, что современная глобальная система должна определяется как абсолютный капитализм, единственные эффективные принципы которого — это накопление ценностей, рост дохода и экономическая конкуренция. Это его всеобъемлющие приоритеты и всеобъемлющая движущая сила его существования. Все остальные проблемы, в том числе выживание планеты или будущее следующего поколения, подчинены этим великим целям и вторичны.

По сравнению с прошлой ситуацией существования буржуазного промышленного капитализма, отношения между социальным обеспечением и финансовым доходом теперь перевернуты. В индустриальной экономике доход увеличивается, когда граждане имеют достаточно денег, чтобы покупать товары, которые были произведены на заводах. В сфере финансового капитализма финансовые показатели идут вверх, только если общественное благосостояние рушится и зарплаты падают.

Неудивительно, что эти несколько сотен миллиардеров, перечисленных в журнале Forbes, уже существенно увеличили свой капитал в 2010, 2011 и 2012 годах, которые были драматически отмечены ростом безработицы, бедности и сокращением социального обеспечения.

Вовсе не освобождая общество от любых правил, неолиберальное дерегулирование экономики освободило капитал от политического закона и социальных нужд, в то же время обрекая общество на слепое следование закону финансового накопления. Это ознаменовало начало эпохи капиталистического абсолютизма, в котором накопление капитала, и в частности накопление финансов, полностью независимо (ab-solutus — освобожденный, развязанный) от общественного интереса.

Таким образом, гуманистическая традиция, которая была основана на той идее, что человеческая судьба не подчинена какому-либо богословскому закону или необходимости, оказалась окончательно уничтожена.

Глава 6. Автомат

22 июля 2011 года. В 15:25 мощная бомба взрывается в центре Осло. Все стекла в округе разбиты, здания вокруг эпицентра повреждены. Восемь человек погибли на месте, десятки ранены.

Около 16:30 человек в полицейской форме высаживается на острове Утойя. 650 членов молодежного крыла норвежской рабочей партии собрались на остров для участия в ежегодном летнем лагере. Человек в форме приближается к молодым отдыхающим, рассказывая им, что он здесь из соображений безопасности после взрыва в Осло, который произошел несколько часов назад. Затем он неожиданно извлекает оружие и начинает без разбора стрелять во всех направлениях. Он убивает десятки, преследуя своих жертв через лес, загоняя их в холодные воды моря. Полиция прибудет лишь через час после первого вызова. Увидев приближающихся офицеров, стрелок оперативно сдается и приветствует их как «братьев». Его зовут Андерс Беринг Брейвик, и он не хочет умирать, предпочитая вместо этого насладиться свежеприобретенной мировой известностью. В один день двумя отдельными террористическими атаками он убил 71 человека, из которых 33 были несовершеннолетние, и ранил более 300.

В августе 2012 года Брейвик был приговорен к 21 году тюрьмы за массовое убийство. Психиатры, назначенные судом, дают различные оценки случая: одна команда диагностирует у Брейвика параноидную шизофрению, но вторая команда психиатров приходит к выводу, что он не имел психотических расстройств до того, как совершил свой террористический акт.

Интересно отметить, что в оценке психиатров, однако, присутствует диагноз алекситимии — неспособности распознавать и описывать свои собственные чувства. Это крайняя форма неспособности к эмпатии, которая не только не позволяет воспринимать страдания других людей, но также размывает и ослабляет эмоциональное самовосприятие. Человеческое существо превращается в своего рода автомат. Во время судебных слушаний и психиатрических экспертиз Брейвик, похоже, отключался от самого себя. Наблюдавшие за ним читали его заявления, и возникало впечатление, что он говорит не о себе, а о машине или компьютере. Как следует из рассказа о резне, мозг Брейвика подвергся бомбардировке впечатлениями и «потерял доступ к своим базам данных», он «удалил» изображения кровавых подробностей и продолжал бойню «на автопилоте». Брейвик рассматривал возможность самоубийства, но вместо этого он решил сдаться полиции и рассказать о своем преступлении.

Брейвик неоднозначен. Когда он пришел к совершению массового убийства, он действовал холодно, во имя идеологической, религиозной и политической доктрины. До совершения массового убийства Брейвик написал своего рода «манифест» под названием «2083: Европейская декларация независимости». Этот манифест в значительной степени составлен из текстов, заимствованных из Интернета, дополненных коллекцией собственных соображений автора и автобиографических отступлений. «Европейская декларация независимости» — это работа человека, который имеет средний уровень интеллекта и может быть идеологически определен как умеренный консерватор, или неоконсерватор. Хотя его действия и его моральной облик явно находились под влиянием нацистов, Брейвик демонстративно дистанцируется от нацизма.

Его основная идея может быть кратко изложена так: марксизм — главный враг европейской идентичности, его природа изменилась в последние десятилетия XX века, был осуществлен переход от «экономического марксизма» к «культурному марксизму» в результате сексуальной свободы и установления политической корректности, которые ориентируют европейцев на релятивизм и толерантность к врагам христианской Европы. Благодаря разрушению традиционной семьи, феминизации западного общества враги Запада, использующие культурный марксизм, ставят под угрозу самые основы западной цивилизации.

По словам Брейвика:

Мультикультурализм (культурный марксизм/политкорректность), как вы, возможно, знаете, — это первопричина продолжающейся исламизации Европы, которая осуществляется средствами демографической войны (при содействии наших лидеров). Я хочу представить решения и объяснить именно то, что требуется от каждого из нас в ближайшие десятилетия. Каждый может и должен способствовать тому или иному пути [выхода из кризиса]; это просто вопрос воли.

Время имеет существенное значение. У нас есть только лишь десятилетие, чтобы достигнуть достаточного уровня сопротивления, прежде чем наши крупные города будут демографически полностью поглощены мусульманами. Обеспечение успешного распространения приводимого здесь знания среди максимально возможного числа европейцев станет достоверным вкладом в наш успех. Это может быть единственный способ избежать нашего настоящего и будущего дхимми (порабощения) исламским большинством, рвущимся к власти в наших странах^[41].

Всего через несколько дней после убийств на Утойе Марио Боргезио, представитель итальянской Лиги Севера и член Европейского парламента, похвалил манифест Андерса Брейвика. Выступая в прямом эфире на итальянском государственном радио, Боргезио утверждал, что он разделяет с Брейвиком «оппозицию исламу», в том числе его призыв к «крестовому походу» христиан против европейского «дрейфа в сторону ислама». Затем он добавил, что позицию, сходную с Брейвиком, занимают «20 % избирателей в Европе» и что «100 миллионов человек думают таким же образом». В отдельном интервью радиостанции Il Sole-24 г-н Боргезио заявил, что идеи, которые выражает Брейвик, в общем «хороши — за исключением насилия, — а некоторые из них по-настоящему великие».

Я не думаю, что Боргезио далек от истины, когда он утверждает, что 100 миллионов европейцев согласятся с мыслью Брейвика в том виде, как она изложена в его «Декларации». Текст убийцы выражает чувства и мнения значительной части европейских народов, не говоря уже об американцах. Эти мнения — не продукт безумия или сумасшедший бред, но рациональные неконсервативные разработки представителя правой идеологии, который считает, что европейская идентичность основана на христианской вере и что ислам является злейшим врагом Европы, которому должно противостоять в любой степени и любыми средствами. То, что Брейвик пишет, скорее всего, будет поддержано целиком и полностью и почти без коррекции неконсервативными интеллектуалами Чайной партии^[42] Соединенных Штатов.

Трудно понять, почему убийца из Утойи решил начать свой антиисламский крестовый поход, убивая молодых женщин и мужчин, которые собрались на мирное мероприятие, но нам не следует забывать, что эти люди были молодым поколением норвежской лейбористской партии, и поэтому в глазах консерваторов являлись замаскированными коммунистами, марксистами, культурными союзниками исламских захватчиков.

В «Декларации независимости» Брейвик пишет:

Большинство европейцев оглядываются на 1950-е годы как на хорошее время. Наши дома были настолько безопасны, что многие люди не беспокоились о том, чтобы запереть двери. Общественные школы, как правило, были отличными, и их проблемы заключались лишь в таких вещах, как болтовня в классе и беготня в холлах. Большинство мужчин относились к женщинам как к леди, а большинство дам посвящали свое время и усилия, чтобы ухаживать за домом, воспитывать детей и оказывать помощь общине через волонтерскую работу. Дети росли в полных семьях, и мать всегда ждала дома, чтобы встретить ребенка, когда он пришел домой из школы. Развлечения были тем, чем могла насладиться вся семья.

Что случилось? Если человек 1950-х годов внезапно увидит Западную Европу в 2000-е годы, он вряд ли признает ее своей родиной. Он окажется в непосредственной опасности быть ограбленным, столкнуться с угоном машины или чем-нибудь еще хуже, потому что он не знает, что значит жить в постоянном страхе. Он не будет знать, что нельзя идти в некоторые части города, что его автомобиль должен не только быть заблокирован, но оснащен сигнализацией, что он не смеет спать по ночам с незапертыми окнами и дверями в доме и обязательной установкой системы электронной безопасности.

Если он окажется здесь с семьей, то он и его жена, вероятно, отправят своих детей в ближайшую общественную школу. Когда дети придут домой днем, они расскажут родителям, что они должны были пройти через металлоискатель, чтобы попасть в здание, где цветной ребенок дал им смешной белый порошок, а от учителей в школе они узнали, что гомосексуализм является нормой^[43].

Навязчивый страх осквернения, женоненавистничество и исламофобия являются существенными чертами многих современных западных субкультур, и текст Брейвика ясно выражает эти чувства. Они очень созвучны мыслям Иосифа Ратцингера, который ушел в отставку с поста папы римского в 2013 году. Андерс Брейвик идентифицирует культурный релятивизм как условие растворения фундаментальных основ христианской цивилизации. Убийца цитирует Деррида:

Деконструкция Деррида стала инструментом для культурной критики. Проще говоря, деконструкция постулирует, что слова не имеют никакого смысла. Вместо этого они имеют «следы» смысла. Значение слова постоянно исчезает, оставляя нам только память или след, который имел какой-то смысл когда-то^[44].

Кроме того, этот релятивизм в глазах Брейвика является ответственным за феминизацию европейского общества, что, в свою очередь, ведет к разрушению традиционной структуры Европы. В самом деле, утверждает Брейвик, феминизм проложил путь для проникновения враждебного ислама в западный мир. На эту тему он цитирует известного норвежского правого блоггера, пишущего под псевдонимом Fjordman.

Сегодня феминизация европейской культуры, быстро развиваясь с 1960-го года, продолжает усиливаться. Действительно, современное радикальное феминистическое движение через поддержку массовой иммиграции мусульман имеет политическую параллель с антиколониальными движениями. Это все — часть продолжающихся вековых усилий по уничтожению традиционных европейских структур, самой основы европейской культуры^[45].

Эти виды банальностей разделяются значительным сегментом общественности на Западе. Идеология и настроения, которые Брейвик высказал в своем отвратительном манифесте, в основном такие же, как и те, которые имеют сторонники Джорджа Буша в Соединенных Штатах, Сильвио Берлускони в Италии или Дэвида Кэмерона в Соединенном Королевстве, например. Действительно, фундаментальная политическая программа г-на Брейвика не так далека от повестки дня консервативных политических движений во всем мире.

Одержимость идентичностью

Большая часть «Европейской декларации независимости» посвящена анализу исторических преступлений, совершенных мусульманами. Брейвик собрал куски исторической информации из материалов, размещенных онлайн и скомбинировал их в своем тексте с той же степенью приближения и анализа источников, который типичен для большинства онлайн-комментариев.

Сутью мультикультурализма является то, что все культуры и религии «равны». В этом контексте наши западные правительства запустили большую «кампанию лжи» против их собственных народов с целью создания фальшивых версий исламской и европейской цивилизации, для того чтобы сделать их равными. Это необходимо для того, чтобы успешно реализовать мультикультурализм. Исламисты, арабские националисты и марксистские теоретики были на переднем крае фальсификации нашей истории со времен Второй мировой войны. Особенно отличилась книга Эдварда Саида «Ориентализм» (Orientalism), опубликованная в 1978 году, став движущей силой в этом процессе^[46].

Релятивизм, культурный марксизм и отрицание истинного характера ислама являются частью того же антизападного идеологического сюжета. По словам Брейвика, ислам всегда был заклятым врагом Запада, и использование марксизмом культурного релятивизма с целью свержения капиталистической системы на деле служит интересам мусульман, что в конечном счете приведет к падению западной цивилизации.

Вот основные черты того, что, как правило, называется фундаментализмом, но, возможно, лучше будет определить это как «одержимость идентичностью»: самоидентификация в качестве «избранного народа», что подразумевает в качестве дополнительного фактора противоположную идентификацию других как врагов истины и блага — то есть происходит персонификация зла.

Фашизм и нацизм

Термины «фашизм» и «нацизм» часто используются в качестве неоднозначных маркеров. Их смысл неопределенно относят к экстремальному угнетению, насилию и авторитаризму, но трудно определить именно то, что имеется в виду под этими провокационными обозначениями. Любой исторический обзор первой части XX век предоставляет свой собственный вердикт этим политическим идеологиям, но попытки извлечь общий смысл из мышления Бенито Муссолини, Адольфа Гитлера и их последователей часто заводят в лабиринт идентификации.

Что, в самом деле, такое фашизм? В статье «Вечный фашизм» Умберто Эко пишет:

Никак нельзя сказать, чтобы итальянский фашизм содержал в себе все элементы последующих тоталитаризмов, некую квинтэссенцию. Наоборот, он являл собой размытый тоталитаризм, некий коллаж из разносортных политических и философских идей, муравейник противоречий. Ну можно ли себе представить тоталитарный режим, в котором сосуществуют монархия и революция, Королевская гвардия и персональная милиция Муссолини, в котором Церковь занимает главенствующее положение, но школа секуляризована и построена на пропаганде насилия, где уживаются абсолютный контроль государства со свободным рынком?

В Италии фашистская партия родилась, превознося свой новый революционный порядок, но финансировалась самыми консервативными землевладельцами, которые надеялись на контрреволюцию. Итальянский фашизм в своем зародыше был республиканским, но затем 20 лет подряд прокламировал верность королевской фамилии, давая возможность дуче шагать по жизни под ручку с королем, которому предлагался даже титул императора. Когда же в 1943 году король уволил Муссолини с должности, партия через два месяца возродилась с помощью немцев под знаменем «социальной» республики, под уже знакомую музыку революции и с почти что якобинской аранжировкой^[47].

Я бы сказал, что фашизм является трудным в определении по той простой причине, что его ядро — навязчивая идея идентификации. Помимо определения специфических национальных, религиозных или этнических идентичностей, есть сам процесс национальной идентичности, религиозной идентичности, который приводит к опасным историческим играм, часто выливающимся в войны и террор.

В самом деле, для того чтобы отрицать всякую возможность стать фашистом, должно в первую очередь сопротивляться любому давлению, чтобы определить себя. К сожалению, не всегда легко избежать идентификации, особенно когда социальное выживание находится под угрозой, когда все другие люди становятся, по существу, конкурентами на рынке труда или в занятии территории. Избежать идентификации непросто, когда социальная общность подвергается агрессии и люди не в состоянии организоваться вокруг своих интересов и политических прав, в частности когда социальная солидарность слаба или полностью уничтожена. В этих случаях люди, естественно, испытывают необходимость обретения точки идентификации в фантомах идеологической принадлежности — и основы идентичности не могут найти какое-либо иное основание, кроме агрессивности по отношению к другим группам.

Эта динамика идентификации и агрессии может быть лучше изучена, если мы признаем различия между историческими режимами итальянского фашизма и немецкого национал-социализма и свяжем их с тем, что происходило в текущем столетии. Эти различия становятся яснее при рассмотрении барочного католического культа фашизма (il fascio — связка, объединение тех, кто является частью одного и того же рopulus — одной нации) и готического расистского культа исключительного народа в нацизме, по существу, устроенного на основе отрицания природы других людей, в то время как фашизм основывается на агрессивном включении других людей, а также наказании и уничтожении тех, кто отказывается быть включенным.

Что касается свидетельств экстремизма в первое десятилетие XXI века, я утверждаю, что нацизм воплощал социально-дарвиновский культ конкуренции и подчинения человеческой природы тех, кто оказался внизу в результате «естественного отбора» рынка. Итальянский фашизм, с другой стороны, возрождается в современную эпоху как обиженный и мстительный дух проигравших, тех, кто находится на обочине экономического соперничества, и тех, кто отступает под знамена культурной идентификации. Нынешняя война между западным абсолютным капитализмом и исламским фундаментализмом может рассматриваться как война между нацизмом и фашизмом. Эта война будет неизбежным элементом будущих десятилетий, если некоторые — в настоящее время невообразимые — политические изменения не освободят нас от этого.

Финансовый капитализм основан на процессе безжалостной детерриториализации, и это вызывает страх среди тех, кто не в состоянии справиться с неустойчивостью повседневной жизни и насилием на рынке труда.

Этот страх, в свою очередь, провоцирует встречное воздействие агрессивного стремления создания идентичности на основе территориальности тех, кто пытается принять некоторую форму идентичности, какие-то смыслы принадлежности, потому что только чувство принадлежности к общности дает подобие защиты. Но принадлежность является обманчивой проекцией ума, ложным ощущением, ловушкой. С тех пор как принадлежность может быть окончательно доказана лишь актом агрессии против других, совокупный эффект детерриториализации в сфере финансового капитализма и ретерриториализации в области идентичности ведет к состоянию перманентной войны.

Цивилизация безотцовщины

Брейвик четко одержим проблемой «этнической загрязненности», но еще большее беспокойство для него — явно иррациональное восприятие феминизма и положения женщины в современном мире.

В книге, посвященной расправе в Утойе и личности палача, Оре Борхгревинк описывает раннее детство Брейвика, его шизогеническую связь с матерью, болезненную эмоциональность, развившуюся у молодого человека, и тяжелую форму женоненавистничества (мизогинии), которую автор считает ключевым элементом для понимания идеологии Брейвика.

Борхгревинк пишет:

[Брейвик] стремился управлять женской сексуальностью и женским телом настолько, что хотел заменить матерей на искусственные утробы, возможно, потому что сам Брейвик достиг малых успехов в отношениях с женщинами и имел преимущественно травматический опыт детства, когда он против своей воли оказался приобщен к сексуальной жизни единственного человека, который о нем заботился. Возможно, проблема не в отсутствии у него доступа к женскому телу в подростковом возрасте или позже, но его опыт пребывания подавленным в детстве^[48].

Главной заботой автора «Декларации независимости» является феминизация западной культуры, но также, в более широком смысле, феминизация многих сторон жизни. В некоторых пунктах своего текста, например, он утверждает, что был лично частично феминизирован матриархальным воспитанием своей «суперлиберальной семьи».

По словам Брейвика, «женственность проникает повсюду, и феминизация европейской культуры почти завершена. Европа — это женщина, которая предпочла бы быть изнасилованной, чем рисковать получить серьезные травмы при сопротивлении»^[49].

По мнению Брейвика, женщины опасны для западной цивилизации, потому что они слабы и готовы предать Запад, сдавшись сексуально-агрессивной маскулинности мусульман. Эта ненависть к женщинам связана с идеей, что патриархальный порядок однажды дал Европе силу, которая теперь иссякает. В компендиуме Брейвика мы можем найти текст под названием «Цивилизация безотцовщины», который был первоначально написан Fjordman’ом, блоггером, которого Брейвик неоднократно с уважением цитирует.

Одна дата навязчиво повторяется в тексте Андерса Брейвика, а также в мозгу консервативных, неолиберальных реформаторов по всему миру — удивительный 1968 год.

Что является основным смыслом 68-го? После двух мировых войн, после Хиросимы и Нагасаки, в 1968 году, молодые люди, студенты, рабочие, интеллигенция и женщины утверждали, среди прочего, что люди должны быть освобождены от психического рабства и что психическое рабство, по существу, основывается на подчинении авторитету отца. Авторитет отца рассматривался как ключевой инструмент не только патриархального угнетения, но также колониального насилия и капиталистической эксплуатации. Глядя сквозь призму 1968 года, который отказывался подчиняться и отменял полномочия отца, менял его угнетающие законы и протестовал против его традиций, мы видим, что этот год стал первым шагом в социальном и сексуальном освобождении от рабства прошлого. В следующие два десятилетия общество пыталось и часто преуспевало в создании братских связей солидарности, освобождая себя от патриархального подчинения. Но в последние 20 лет идет неолиберальное контрнаступление, которое очень быстро уничтожает социальную солидарность и братскую связь во имя законов конкуренции. С тех пор восстановление «закона отца» было главной заботой папы римского, аятоллы и американских неоконсерваторов.

В то же время капитализм в эпоху дерегулирования глобализировал рынок и смешал языки, детерриториализовал производство и культуру и, следовательно, поставил под угрозу патриархальную семью и полномочия отца.

Вот почему современная власть капитала глубоко шизогенична: она одновременно утверждает власть и уничтожает ее основы.

Андерс Брейвик является знаменосцем всех антикоммунистов мира, всех фанатиков капиталистической Реставрации, которая является прежде всего реставрацией патриархальных законов. Он сильно обеспокоен положением отцов.

Одинокое родительство перестало быть источником стыда и оказалось в неотъемлемом праве женщины. Государство предоставляет все больше и больше стимулов, чтобы женщины — через пособия на ребенка, муниципальные квартиры и другие формы социальной помощи — имели детей без отца и мужа. Это породило поколение женщин — эмоционально нуждающихся, зачастую становящихся безнадежно неадекватными матерями, злоупотребляющими и пренебрегающими своими собственными детьми, которые, в свою очередь, повторяют разрушительный шаблон. Это в смысле культуры значит не меньше, чем самоубийство. Я иногда задаюсь вопросом, не следует ли современный Запад, и Западную Европу в частности, называть «цивилизацией безотцовщины»? Отцы были превращены в карикатуру, произошла поразительная демонизация традиционной ценности мужчины. Любой мужчина, пытающийся применять правила и полномочия, что всегда было его традиционным правом, рассматривается как фашист и высмеивается, начиная с христианского Бога^[50].

Когда Андерсу был всего один год, его родители развелись, а мать снова вышла замуж за офицера норвежской армии Йенса Дэвида Брейвика. Ранний развод родителей и детерриториализация ранних лет его жизни вполне может быть причиной значительного эмоционального расстройства.

Брейвик пишет, что его отец разорвал контакт со всеми своими детьми:

Он имеет четверых детей, но оборвал контакт со всеми, так что довольно ясно, кто виноват. У меня нет никакой обиды, но мои сводные братья и сестры считают по-иному. Дело в том, что он просто не очень хорош с другими людьми. Я пытался связаться с ним пять лет назад, но он сказал, что морально не готов к воссоединению из-за различных факторов, его плохое здоровье является одним из них.

Отношения Брейвика со вторым мужем его матери также были проблемными. Вот как он сам описывает это:

Я до сих пор поддерживаю с ним контакт, хотя в настоящее время он проводит большую часть своего пенсионного времени с проститутками в Таиланде. Он очень примитивный сексуальный скот, но в то же время очень симпатичный и хороший парень. Я не могу сказать, что одобряю его образ жизни, хотя я не могу винить его, когда вижу сегодняшние марксистские социальные структуры.

Оба родителя Брейвика были склонны к поддержке Норвежской рабочей партии, и он критикует то, как мать растила его: «Я не одобряю суперлиберальное матриархальное воспитание, так как в нем совершенно не хватало дисциплины, что до определенной степени способствовало феминизации меня».

В раннем возрасте Андерс также имел негативный опыт общения с мусульманскими бандами:

Даже в то время мусульманские банды были доминирующими в Восточном Осло и во Внутреннем городе Осло. Они даже иногда совершали «рейды» в Западное Осло, подчиняя местных юношей (кафиров) и собирая с них джизайю (в виде сотовых телефонов, наличных, солнцезащитных очков и т. д.). Я помню, что они систематически преследовали, грабили и били норвежских малолеток неправильного происхождения. Мусульманские юноши называли этнических норвежцев poteter (картофель). Эти люди иногда насилуют норвежек, которых они называют картофельные шлюхи.

Брейвик был проблемным ребенком, и в одном из психологических отчетов о его поведении есть отметка, что «Андерс стал неконтактным, слегка тревожным, пассивным ребенком, но с маниакальной формой защитной реакции, беспокойно активным и с искусственной улыбкой^[51].

Из сочинений молодого человека непонятно, в какой момент он решил объявить войну либеральным родителям и феминизированной матери, агрессивным мусульманам и толерантному Западу, но мы видим, что в том, что касается секса и любви, Брейвик находится в глубокой обороне.

Он пишет:

Что касается подруг, я иногда получаю письма [от девушек] или иногда девушка сама делает первый шаг, что обычное дело в наши дни, поскольку я нахожусь в дьявольски хорошей, даже великолепной физической форме. Но я пытаюсь избежать отношений, так как любая связь больше чем на одну ночь только усложнит мои планы. Я теперь не тот человек.

Христианская Европа

Андерс Брейвик — не совсем обычный христианский фундаменталист. Его родители-атеисты не крестили своего ребенка, но в возрасте 15 лет он сам решил креститься в норвежской Лютеранской церкви, хотя, по его свидетельству, он не набожный человек, и религия не является движущей силой его действий.

Брейвик — европейский националист, и он убежден, не отличаясь в этом от большей части европейских граждан, что европейская цивилизация базируется на христианской идентичности.

Следовательно, Брейвик считает, что исторически главным врагом европейской цивилизации был и остается ислам.

В своей книге «Магомет и Карл Великий» (Mohammed and Charlemagne) (1937 год) бельгийский историк Анри Пиренн утверждает, что конец древней римской цивилизации и начало истории Европы может быть приурочено к VIII веку, когда расширение ислама начало угрожать христианской общине и достигло границ того, что Карл Великий назвал Священной Римской империей. Хотя определение Европы, данное Пиренном, может считаться исторически правильным, создание Европейского союза во второй части XX века стало экспериментом, по существу, предназначенным превзойти эту историческую идентичность народов и религий в целях представить новое политическое бытие как открытый процесс, имеющий больше общего с постмодернистской концепцией сети, чем с современной концепцией нации.

В 1933 году Жюльен Бенда написал в своей книге «Речь о европейской нации» (Discours ? la nation europ?enne):

Вы будете создавать Европу благодаря тому, что вы скажете, а не тому, что вы есть. Европа будет продуктом вашего духа, вашей воли, а не вашей национальной сущности, потому что быть европейцем — это не вещественное, но духовное явление.

По мнению Бенда — европейскость основывается не на бытии или принадлежности к народу, а на духе. Я принимаю интерпретацию Бенда, но я бы заменил понятие «духа» на термин «воображение».

Европейский союз прежде всего был политическим проектом мироустройства на континентальном уровне. Войны между европейскими странами оставили след в истории современности Европы с начала XIX века до Второй мировой войны. Это не только войны между национальными государствами, но и культурные войны: Просвещение (Франция) против Романтизма (Германия), универсалистский разум против культурной самобытности. Преодоление этой оппозиции, которая находится в самом ядре современности, было политическим назначением и исторической миссией ЕС. В этом заключается величие европейской концепции, которая до сих пор является только политическим проектом.

Но этот проект был отброшен в сторону и предан, когда правящий класс европейских стран предпочел быстрый курс финансовой и денежно-кредитной унификации и превратил политический и культурный проект, который описывает Бенда, в нечто совершенно иное — постдемократическую систему управления на основе финансовой отчетности. Маастрихтский договор был санкцией понижения европейского проекта до уровня монетаристского проекта. Не обращая внимания на предупреждения Жюльена Бенда, европейский правящий класс, который собрался в Маастрихте, решил основать европейский процесс на идентичности, а не на политической воле и воображении. В то время как европейская идентичность предыдущие десятилетия была основана на экономическом процветании и финансовой стабильности, правящий класс создал унифицирующий процесс по неолиберальной догме бесконечного роста, финансового баланса, потребительства и абсолютной власти Европейского центрального банка. Но процветанию не суждено было длиться вечно, и в конечном итоге финансовый абсолютизм показал свою оборотную сторону. Вначале европейский проект по сути являлся проектом «воли, духа и воображения», но был сорван в 1980-е и 1990-е годы утверждением новой экономической идентичности международного финансового капитализма Европы.

Что происходит сейчас? Что такое Европа сегодня?

Европа подвергается детерриториализованному финансовому разобщению, которое теперь разрушает благополучие и процветание и прокладывает путь к страху и возрождению национализма, этнической обособленности и войне. Свирепый материализм лежит в основе насильственной реакции, как мы видим в текущей тенденции роста национализма и ксенофобии. Антинемецкая ненависть растет в странах Средиземноморья, националистические партии набирают сторонников во Франции, Венгрии, Финляндии, Италии и Греции, как никогда большое число людей обращаются к расистским настроениям, волна депрессии и отчаяния захлестывает континент.

Если верить выступлениям Ангелы Меркель и других европейских политиков, Европейский союз подчиняет страны банковской задолженности, обнищанию, безработице, страху. Неудивительно, что ужасающие речи Брейвика о европейской идентичности все больше находят свое отражение в риторике мейнстрима.

Исламофобия является основным средством европейской агрессивной идентичности, и, так как исламофобия распространяется, она симметрично усиливает исламский фундаментализм. В «Европейской декларации независимости» Брейвик заявляет, в полном согласии со всем спектром сил национальной идентичности, которые растут в Европе — от партии Пима Фортейна в Нидерландах до итальянской Лиги Севера, от венгерского Йоббик («Движение за лучшую Венгрию») до Финской партии (ранее известной как «Истинные финны») — что иммиграция угрожает погрузить Европу в хаос исламского нашествия, и что ислам является идеологией зла. Большая часть декларации Брейвика посвящена определению общего фронта против опасности ислама. В этот общий фронт он хочет призвать как христиан, так и евреев, которые, по его словам, являются самыми смелыми защитниками Западной идентичности.

Брейвик пишет про немецкий нацизм:

Всякий раз, когда кто-то спрашивает, являюсь ли я национал-социалистом, меня глубоко оскорбляет это. Если есть историческая фигура и бывший германский лидер, которого я ненавижу, то это Адольф Гитлер. Если бы я мог отправиться на машине времени в Берлин 1933 года, я бы первым вызвался убить его^[52].

Хотя он подписывается под некоторыми идеями современных неонацистов, Брейвик не терпит Гитлера и немецких нацистов, потому что они не принимают этнического, культурного и политического союза между евреями и европейцами, которые имеют одного и того же врага — ислам и неизбежно коммунизм, который является абсолютным злом.

Виртуальный аватар

После попытки сделать карьеру на продаже абонентских договоров телефонной связи и других подобных затей в возрасте 26 лет Брейвик решил отдохнуть. Он оставил свою квартиру и вернулся к матери. В течение нескольких лет Брейвик втягивался в виртуальный мир, он полностью был поглощен World Of Warcraft, ролевой онлайн-игрой.

Мир Warcraft является в значительной степени конструированием своего аватара. Аватаров Брейвика звали Andersnordic, Conservatism и Conservative. Andersnordic принадлежал к классу магов, был мужчиной по полу и человеком по расе, одной из 52 возможных комбинаций выбора аватара, в то время как Conservatism и Conservative были женские аватары, которых он создал позже. Conservative была красивой блондинкой-магом. Над сборником Андерс работает параллельно с онлайн-играми, он отметил, что привлекательные женщины могут помочь увеличить воздействие его посланий^[53].

Поняв, что образ привлекательной блондинки-женщины может помочь на поле битвы идеологической пропаганды, Брейвик разделил modus operandi рекламы для мужчин во всем мире. Но еще более важно оценить смысл самой ролевой игры. Такие игры — не просто времяпрепровождение в часы досуга: смысл игры вынуждает игроков тратить огромное количество времени перед экраном. Если они не играют достаточно долго, то становятся бременем для своей гильдии, рискуя исключением из сообщества, как слабое звено в цепи.

Согласно данным Борхгревинка:

Андерс играл в Warcraft в ходе наиболее интенсивного периода своей жизни — в 2006 и 2007 годах, когда он тратил на игру до 16 часов в день. В то же время он активно действовал на ряде веб-сайтов и блогов… По данным полиции, он управлял примерно 20 разными адресами электронной почты и 30 различными псевдонимами на примерно 40 любимых веб-сайтах и дискуссионных форумах, от веб-сайта бульварной газеты VG до таких неонацистских сайтов, как Stormfront и Nordisk.no^[54].

Я не думаю, что длительное воздействие на мозг имитационной стимуляции, такой как видеоигры, автоматически индуцирует трансформацию умственной деятельности. Тем не менее не трудно представить себе, что если сознательный опыт человека развивается прежде всего в виртуальном мире, то нечто существенное может произойти у него в психологической и когнитивной сфере. В этом случае следует еще раз подчеркнуть, что у Брейвика была диагностирована форма алекситимии, когда он был очень молод. Алекситимия — это неспособность признать собственные чувства и эмоции, разновидность отсутствия эмпатии, которая включает в себя не только эмоциональное восприятие других, но и эмоциональное самоощущение. Виртуализация жизненного опыта может иметь подобный эффект: во-первых, успокаивать боль в результате отчуждения, изоляции и издевательств; а во-вторых, преувеличивать невозможность социализации и затруднять различение фантазии и реальности в социальной сфере.

На мой взгляд, длительное воздействие виртуальной среды является одной из самых важных причин возникновения нынешней психокогнитивной мутации. Тем не менее было бы неверно утверждать, что такое воздействие обязательно само по себе становится причиной патологии и отчуждения, потому что мне кажется, что состояние психического страдания (а именно — одиночества, тоски, депрессии) предшествует любым таким косвенным факторам. Тем не менее комбинированный эффект уже существующих условий проявления психических страданий и огромных затрат времени и умственной энергии в виртуальную деятельность, вероятно, приведет, особенно для молодых людей, к интенсификации отчуждения, вместе с десоциализацией и повышением неправильного восприятия общего пространства социального взаимодействия.

В те годы, что предшествовали широкому распространению киберкультуры Интернета, были общеприняты ожидания весьма разного будущего. Принимая во внимание, что в 1980-е годы многие комментаторы представляли себе расцвет виртуального пространства многостороннего обмена, открытости и культурного экспериментирования, терпимости и творчества, появившаяся реальность оказалась совсем другой. Распространение источников информации и электронных потоков стимулирования настолько подавляюще, что люди, как правило, уходят в конфиденциальную и идейно-однородную область блогосферы, чтобы получить информацию и мнения, которые подтверждают наши ожидания и вновь поддерживают наши убеждения.

Парадоксом информационной революции является то, что заблуждения выживают, даже если люди имеют доступ к дополнительной информации. В Европе и США люди ищут информацию не в последнюю очередь благодаря Интернету, чего не было раньше. Поэтому можно было бы предположить, что недостоверная информация должна исчезать в результате естественного отбора, но убеждение, что Барак Обама в действительности мусульманин и иностранец, по-прежнему живо и популярно среди многих американцев, которые располагают множеством информации. В Норвегии организация Stop Islamiseringen av Norge (SIAN) утверждает, что мусульманское большинство сформируется в Осло в 2026 году, несмотря на статистические данные, получаемые Statistisk sentralbyrа, и возражения сайта службы по правам человека Rights. no, который SIAN указывает как свой источник. Объяснение можно найти в явлении, которое называется «фрагментацией аудитории». Люди хотят пользоваться источниками новостей, которые соответствуют их собственным убеждениям (неважно, являются ли эти источники телевидением, газетами или веб-сайтами). В результате возникают параллельные новостные ниши, параллельные медиареальности^[55].

Вместо воображаемой киберкультурной утопии Интернет стал ответственным за возрождение в мире фанатизма и нетерпимости. Политические и религиозные группы теперь можно рассматривать как «цифровые племена», которые входят в онлайн-пространство с намерением получить подтверждение своей идентичности и закрепить свои параноидальные страхи и фобии. В этих онлайн-эхо-камерах реальные люди заменяются фобическими призраками непохожести, в результате чего уничтожается возможность терпимых, демократичных дебатов.

Глава 7. Память

Многие люди собирались в те толпы во имя смерти. Они приходили почтить память умерших. Процессии, пение, речи, диалоги с покойниками, перечисление имен погибших. Они приходили, чтобы увидеть костры и фейерверки, тысячи приспущенных флагов, тысячи скорбящих в военной форме. Влиться в толпу — значит спастись от гибели. Отстать от толпы — значит рисковать жизнью как отдельная личность, в одиночестве смотреть смерти в лицо. Главным образом по этой причине толпы и собирались. Люди приходили, чтобы влиться в толпу.

Дон Делилло «Белый шум»

Рано утром на праздник Пурим 25 февраля 1994 года доктор Барух Гольдштейн вошел в мечеть Ибрахими в Хевроне, на Западном берегу. Более восьмисот палестинских мусульман собрались там, чтобы участвовать в молитве. Гольдштейн был одет в униформу Армии обороны Израиля и имел при себе автомат IMI Galil и 140 патронов.

Охранники позволили ему пройти, так как подумали, что он офицер и идет в соседнюю комнату, зарезервированную для евреев. Оказавшись внутри, Гольдштейн открыл огонь по молящимся арабам. Он убил 29 человек, в том числе детей, и ранил еще 125. Оставшиеся в живых пытались остановить его, и в конечном счете Гольдштейн был схвачен и избит до смерти.

Вскоре после этого убийства в Палестине вспыхнули беспорядки, уже на следующей неделе погибли пять евреев, среди арабов 21 человек были убиты силами израильской обороны.

Ицхак Рабин, тогдашний премьер-министр Израиля, позвонил лидеру Организации освобождения Палестины (ООП) Ясиру Арафату, осуждая нападение Гольдштейна как «отвратительный, преступный акт убийства».

В итоге сам Рабин был убит праворадикальным ортодоксальным евреем по имени Игаль Амир, который считал его политику по отношению к палестинцам и подписание соглашений в Осло^[56] актом измены.

Многие израильские комментаторы определили Гольдштейна как сумасшедшего, но в течение нескольких недель после расстрела сотни израильтян отправились на могилу Гольдштейна, чтобы почтить убийцу. Некоторые хасиды пели и танцевали вокруг его могилы, и многие целовали надгробие, заявив, что Гольдштейн — «герой Израиля». Эпитафия на могиле гласит, что Гольдштейн «отдал свою жизнь ради народа Израиля, священной Торы и израильской земли». Тем не менее после принятия закона, запрещающего устанавливать памятники террористам, израильская армия демонтировала этот памятник. Несмотря на это, культ Гольдштейна сохранился среди радикальных еврейских поселенцев.

В одной песне, которую поют поселенцы, есть лиричное: «Доктор Гольдштейн, нет никого, такого как ты, во всем мире. Доктор Гольдштейн, мы все тебя любим… Ты прицелился в главарей террористов, нажал на спусковой крючок, выпустил пули и стрелял, стрелял, стрелял».

Во время демонстрации, в которую превратились похороны Гольдштейна, раввин Исраэль Ариэль заявил:

Святой мученик, Барух Гольдштейн, отныне наш заступник на небе. Гольдштейн выступал не как одиночка, он услышал плач земли Израиля, которую день за днем мусульмане похищают у нас. Он действовал, чтобы дать ответ на этот плач земли!

Ближе к концу своей хвалебной речи раввин Ариэль добавил: «Евреи наследуют землю не на основе какого-то мирного соглашения, но только через пролитие крови»^[57].

Идентичность и идентификация

В 1980 году Гольдштейн был активистом партии «Ках», откровенно расистской, антиарабской правой организации, основанной в Израиле раввином Меиром Кахане. Позже в качестве доктора Гольдштейн получил известность в Израиле, потому что отказывался лечить арабов, которые нуждались в медицинской помощи. После получения должности военного врача он сказал своим командирам, что его вера не позволяет ему лечить раненых или больных арабов, в том числе тех, кто служит в Армии обороны Израиля. Его начальство решило не наказывать его за такой отказ, а просто переназначить Гольдштейна в Южный Ливан.

Было бы несправедливо считать преступления Гольдштейна выражением израильской ортодоксальной идеологии. Но в его контексте мы можем увидеть знак безумия и счесть преступление Гольдштейна симптомом той болезни, которая известна под названием идентичность.

Идентичность не приобретается естественным образом, это продукт культурного влияния, это эффект фиксации и натурализации культурного различия, психологической, социальной и языковой особенности. Идентичность — постоянность и закрепление этой постоянности отдельного человека в социальной среде. Для того чтобы быть понятым, каждый должен играть свою роль в игре, и эта роль незаметно идентифицируется как знак принадлежности к той или иной среде.

Но идентичность постоянно ищет свои корни, зачастую это выглядит несколько примитивно и поэтому для большинства — бесспорно верно. Сообщество, которое является местом коммуникации людей (место обмена информацией обычно полно различных смыслов), ошибочно воспринимается в качестве естественного места принадлежности человека и превращается в примитивный источник смысла существования. Временная, переходная договоренность, которая дает смысл знакам, укрепляется и превращается в естественную систему идентификации или мотивированную связь между знаком и смыслом.

Идентичность может рассматриваться как укрепление внутренней структуры общества. Идентичность — противоположность стиля, который гибок и адаптивен, а также изменяется в ретроспективе. Стиль не имеет нормативной функции и не подразумевает какого-либо запрета и наказания. Идентичность — это ограничение, воспринимаемое бессознательно, без возможности понимания и взаимодействия. Это, конечно же, полезное ограничение, но опасно перепутать его с изначальными, природными особенностями индивидуума. Тогда идентичность становится условием агрессивности между различными группами, расизма, насилия и фашизма. Идентичность всегда основана на преувеличении смысла человеческих корней, и это приводит к определению принадлежности к той или иной идентичности в качестве главного критерия истины.

Идентичность — это аппарат восприятия и понятийный аппарат, который дает нам возможность получения информации, но иногда мы путаем это знание с аксиомами. Таким образом, мы приходим к вере в то, что мы уже знаем — у нас уже есть ориентир, очевидный благодаря нашей принадлежности. Это может быть порой полезно, но опасно перепутать культурные коды с внутренней сферой принадлежности к общности. Без культуры человек становится потерянным в окружающем мире, но заблудиться — это только начало процесса. Познание — предпосылка для создания любого кода.

Так, например, в своей книге «Перемены: принципы проблемы формирования и разрешения» (Change: Principles of Problem Formation and Resolution) психоаналитики Вацлавик, Уикленд и Фиш пишут, что повторное применение того же решения в резко различающихся ситуациях — это невротический признак, который приводит к патологическим ситуациям. Наблюдаемый в контексте нынешней глобальной динамики детерриториализации и ретерриториализации, нейротизм^[58] выступает как безусловный компонент современного мироустройства. С одной стороны, глобализация и ускорение культурных и экономических обменов увеличили потребность в гибкой адаптации концептуальных и лингвистических кодов. С другой, как это ни парадоксально, детерриториализация, которую глобализация неизбежно влечет за собой, чрезвычайно интенсифицирует необходимость формирования убежища в виде идентичности, необходимость в подтверждении принадлежности. Здесь лежит ловушка идентичности, которая ведет мир к разрастанию точек агрессивности, основанной на идентичности: возвращение таких понятий, как родина, религия и семья в виде агрессивных форм самоидентификации и самоподтверждения идентичности.

Мы также можем прочитать эту динамику в плане мутации техногенной и этнической среды. С одной стороны, информационные технологии спровоцировали ускорение и интенсификацию семиотических обменов, но с другой стороны, перемещение людей и массовых волн экономической и политической миграции спровоцировали беспрецедентные изменения в этническом ландшафте территорий, со всеми сопутствующими последствиями культурного загрязнения и расового и национального смешения. В условиях конкуренции эти процессы склонны возбудить потребность в той или иной идентичности и дать дорогу агрессивности, основанной на ней.

Согласно мнению Ж. Делезу и Ф. Гваттари, изложенному в работе «Капитализм и шизофрения» (Anti-Oedipus: Capitalism and Schizophrenia), всеобщую историю можно рассматривать как процесс детерриториализации. Детерриториализация проходит из пространства, код которого переходит в новое пространство, где теряет смысл, так что вещи становятся неузнаваемым для тех, кто пытается использовать код, действовавший на прежней территории. История капитализма постоянно производит эффекты детерриториализации. Вначале капитализм уничтожил старые отношения между людьми, а также сельскохозяйственные общины и семью. Впоследствии он поставил под угрозу национальные границы и создал глобальное пространство обмена и общения. В настоящее время он поставил под угрозу само отношение между деньгами и производством и открыл путь к новой форме нематериальной семиотизации. Поскольку капитализм уничтожает все формы идентификации, он освобождает людей от ограничения идентичности, но одновременно провоцирует чувство отсутствия места, вид неясности, что объясняется потерей предыдущих значений и эмоциональных корней. Таким образом, капитализм в конечном счете вызывает необходимость ретерриториализации и постоянного возвращения к прошлому в форме национальных идентичностей, этнической самобытности, сексуальной идентичности и т. д.

Современная история является процессом забвения, что провоцирует эффект уныния и заставляет людей отчаянно держаться какой-то устоявшейся картины бытия, памяти о прошлом. Но память исчезает вместе с распадом прошлого, так что люди должны изобрести новый набор воспоминаний. Как персонаж Рэйчел в нео-нуар-научно-фантастическом фильме 1982 года «Бегущий по лезвию», люди создают свои собственные воспоминания, соединяя воедино кусочки старых текстов, выцветших изображений и слов, смысл которых теряется.

«Память — это право», — сказал Хаим Вейцман, будучи в Париже на мирной конференции победителей в Первой мировой войне, имея в виду право евреев вернуть землю их предков^[59]. Утверждение Вейцмана, которое является основополагающим для создания государства Израиль, сегодня звучит как высокомерная провокация. Память не есть право, но это часть идентичности, при этом идентичность не основывается на памяти; скорее, идентичность сама создает память.

Милан Кундера пишет о будущем и прошедшем:

Люди кричат, что хотят создать лучшее будущее, но это неправда. Будущее — это лишь равнодушная и никого не занимающая пустота, тогда как прошлое исполнено жизни, и его облик дразнит нас, возмущает, оскорбляет, и потому мы стремимся его уничтожить или перерисовать. Люди хотят быть властителями будущего лишь для того, чтобы изменить прошлое. Они борются за доступ в лабораторию, где ретушируются фотоснимки и переписываются биографии и сама история^[60].

Вопреки распространенному мнению, прошлое отнюдь не неизменно. Прошлое существует только в наших умах, и поэтому оно принимает новые формы по мере того, как мы отдаляемся от него и меняем точку зрения, с которой обращаемся к воспоминаниям.

«Право памяти» — не только провокация, это фактически объявление войны, так как различные воспоминания неизбежно конфликтуют. Создание Израиля основывается на утверждении Вейцмана, что память евреев — это право. Никогда не заканчивающаяся война между Израилем и палестинцами основывается на произвольной идентификации памяти и права с обеих сторон.

Ловушки идентичности

Болезненный опыт антисемитизма и жизни в диаспоре делает возможным для еврейской культуры играть решающую роль в создании просвещенного универсализма. Само понятие универсального разума неотделимо от опыта современных евреев, которые в результате их существования вне национального государства начали мыслить в универсальных терминах, в терминах, которые не зависят от идентичности, места обитания и национальной памяти. Еврейская культура также имеет важное значение для формирования буржуазной культуры универсального гуманизма и пролетарской культуры интернационализма. Но в то же самое время периодические погромы и массовые гонения, которым евреи были подвергнуты — от Испании до России, от Северной Африки до Польши, вплоть до нацистского проекта окончательного истребления, — также заставили евреев искать средства защиты и повторно попытаться вернуться на исторические земли Израиля.

В 1492 году современность была отмечена знаком ужасного насилия, систематического уничтожения, подчинения и унижения не только в Новом Свете, колонизированном испанскими конкистадорами, но и в самой Испании, где войны за Реконкисту закончились массовым изгнанием евреев из вновь христианизированных владений испанской короны.

Большое количество евреев и мусульман были вынуждены обратиться в христианство, но даже когда они стали конверсос и марранами, их не оставили в покое. Напротив, обращения привели в движение адскую машину испанской инквизиции, чьей основной заботой вскоре стало установление подлинности обращения евреев и мусульман, многие из которых были обвинены в тайном исполнении ритуалов своей прежней религии. Для многих из них лицемерие стало правилом жизни, а иносказание — необходимостью выживания. Лицемерие стало решением проблемы идентичности, обязательство скрыть свою истинную природу подтвердило необходимость ностальгической, ущербной и в конечном итоге агрессивной самоидентификации. Эта болезненная история притворства является в любом случае исключительной для опыта евреев современности, но при этом обычной для большого числа других людей современности. В самом деле, та петля, что затягивается на шее современности — детерриториализация, порождаемая прогрессом, заставляет многих людей принять необходимость сокрытия своего происхождения для того, чтобы освободить место для новых, агрессивных форм повторной идентичности.

Принужденные скрывать свои ритуалы и верования, испанские евреи постепенно утратили память о своей культуре, затем, когда они смогли перебраться в более терпимые страны и города (такие как Амстердам), они возобновили поиск своей религиозной идентичности. Но многое из народной памяти было утрачено в течение десятилетий гонений и лицемерия, и часто запреты преследователей казались единственным доказательством их предыдущего существования. Парадоксально, но то, что преследователи сильнее всего запрещали, стало восприниматься как «истинная» идентичность, которая была утрачена, а следовательно, принятие именно того, что было запрещено, казалось, стало самым безопасным способом проследить и вернуть себе истинную идентичность, чтобы восстановить коллективную память народа. Это суть ловушки идентичности: только взгляд других действует как зеркало, в качестве источника самоидентификации. Одержимость примитивной идентичностью — тупик, потому что правдой о чьем-то бытии обладают в большей степени его враги, и только нарушение запрета угнетателя приводит к формированию своей национальной принадлежности. Народная память в значительной степени коренится в этой ловушке, в этих двойных путах. Афроамериканцы, армяне, тибетцы и тамилы — все эти группы населения были лишены возможности жить в соответствии с их традициями, единственно обретя их стараниями собственных угнетателей.

Рабочий класс имел шанс избежать этой ловушки, которая связывает современность и традиции в сложный узел. Не случайно евреи были вовлечены в формирование сознания рабочего класса в XIX и XX веках, как не случайно и то, что возрождение еврейской идентичности следует за поражением революции рабочих. Рабочий класс не имеет корней и не имеет идентичности, такова позиция марксистов. Переход от состояния крестьянина в состояние индустриального работника означал забвение своих исторических и культурных корней. Это состояние универсального принципа эмансипации, который называется интернационализмом.

Интернационализм — не абстрактная нравственная солидарность, но просто политическая воля. Как следствие радикального отчуждения, промышленные работники были абсолютно равны. Промышленные рабочие знают, что они равны в их потере гуманности, жизни, времени, различий. Именно через это отчуждение различия могут выступать в сознании не как следствие рефлексии, а как политический процесс солидарности, не являясь при этом знаком принадлежности к происхождению и культуре.

Так как рабочий класс разложился под воздействием экономической нестабильности и глобализации рынка труда, народ (имеется в виду народ в смысле немецкого слова «Volk») превратился в глупую и кровавую массу, каким народ и являлся столетия до этого, неся в себе проклятие происхождения и одержимость принадлежностью. В своей книге «Поражение мысли» (La D?faite de la pens?e) Ален Финкелькро справедливо сетует на угасание универсального разума в качестве основы права и социальной структуры и повторное появление культуры идентичности и принадлежности. Когда релятивизм становится культурализмом, когда принадлежность ошибочно воспринимается как основа права (вспомним: «память — это право»), когда рабочий интернационализм терпит поражение, современный универсализм умирает, и гуманизм умирает с ним, в это время единственное, что остается — это преступность и самоубийства.

Окончательное самоубийство

В своей брошюре «Апокалиптическая политика: о рациональности иранской политики» иранский ученый Мехди Халай говорит о пугающей возможности: внешняя политика иранского режима, и в частности его отношения с Израилем, могут руководствоваться апокалиптическим видением реальности, основанным на вере в возвращение скрытого имама, аль-Махди.

Шииты — такие как Махмуд Ахмадинежад, бывший президент Исламской Республики Иран — считают, что имам X века аль-Махди не умер, но был скрыт Богом (это называется Сокрытие, произошедшее в 941 году) и появится с целью завершения своей миссии — установления мира и справедливости на земле. В соответствии с воззрениями шиитов имам аль-Махди появится, когда мир впадет в хаос, а гражданские войны распространятся повсюду. При этом половина истинных верующих отправится в Мекку через Йемен под белыми флагами, в то время как другая половина пойдет через город Кербела в Ираке под черными флагами. Затем, в соответствии с волей Аллаха, имам аль-Махди и его последователи принесут справедливость и мир людям, дав ислам всем народам.

Возвращение скрытого имама — не просто доктрина шиитской секты, эта вера глубоко коренится в эсхатологии ислама. Генри Корбин рассматривает эту проблему в своей «Истории исламской философии» (History of Islamic Philosophy), в которой он связывает апокалиптические ожидания и внутренний символизм религиозной философии ислама.

Слово «тавиль» составляет вместе со словом «танзиль» пару контрастных, но взаимодополняющих терминов. Собственно, танзиль обозначает позитивную религию, писание, продиктованное Пророку. Оно приносит Откровение из высшего мира. Тавиль, наоборот, означает возвращение к истоку, возвращение к истинному и изначальному смыслу писания… Для исмаилитского гнозиса исполнение тавиля неотделимо от нового духовного рождения (виладат руханийа).

Идея скрытого имама побудила учителей шиитской школы углубить смысл и модусы этого скрытого присутствия. Необходимую функцию здесь приобретает мир образов (алам аль-митхаль). Видеть имама на небесной Земле Хуркалья (ср. со Сияющей Землей, Terra lucida манихейства) — значит по-настоящему видеть его: в мире одновременно конкретном и сверхчувственном с помощью органа, приспособленного для восприятия этого мира. Фигура имама не обязана историчности ни своим появлением, ни своим исчезновением. Явится ли имам человеку, зависит от него самого. Его явление означает как обновление человека, так и удостоверяет глубокий смысл шиитской идеи сокрытия и пришествия. Именно люди скрывают от себя имама, утрачивают способность видеть его, теряя или парализуя органы «теофанического чувства», «сердечного знания», как определяет его гносеология имамов. Бессмысленно говорить о пришествии скрытого имама до тех пор, пока люди неспособны его увидеть. Пришествие — не единичное событие, которое свершится в один прекрасный день. Это нечто, происходящее изо дня в день в сознании верного шиита… Это будет триумфом тавиля, который позволит человечеству обрести свое единство, так же как на протяжении всего времени гайбат, эзотеризм, будет хранить тайну подлинного экуменизма. Вот почему великий суфийский шейх, иранский шиит Саадуддин Хамуйех сказал: «Скрытый имам не появится до тех пор, пока мы не будем способны понять вплоть до застежек на его сандалиях тайны тавхида», т. е. эзотерический смысл божественного Единства^[61].

Возвращение скрытого имама поэтому будет вызвано возвышением человеческой души, и это станет возможным только благодаря очищению и самопожертвованию.

Каковы исторические условия этого очищения и пожертвования? Этот вопрос, связанный не только с религиозными убеждениями, четко и понятно тревожит израильские спецслужбы. Радикальная интерпретация шиитского учения может означать самопожертвование шиитов как условие для спасения человечества. Учение о скрытом имаме может поэтому быть истолковано в качестве теоретического условия для самоубийства целой нации. Какое очищение может быть лучше, чем игра, взаимно гарантирующая уничтожение двух непризнанных ядерных держав, таких как Израиль и Иран?

Давным-давно, в годы холодной войны, российские и американские военные аналитики разработали доктрину гарантированного взаимного уничтожения как форму парадоксального успокоения своих народов: никакая ядерная держава не будет использовать бомбу, потому что каждая сторона знает, что ее агрессия немедленно приведет к гарантированному уничтожению.

При взгляде назад те времена кажутся обнадеживающими по сравнению с сегодняшним днем. Помимо всего, те коммунисты были разумные люди, а не мистики-самоубийцы или идейные фанатики. Збигнев Бжезинский, который в первую очередь несет ответственность за то, что Америка вооружала талибов против Советского Союза, был не прав, когда он ретроспективно оправдывал свое решение, риторически спрашивая: «Что важнее для мировой истории? Талибан или распад Советской империи? Некоторое количество мусульман-смутьянов или освобождение Центральной Европы и конец холодной войны?»^[62]

Как мы теперь знаем, окончание холодной войны не ввело мир в эпоху гармонии и терпимости, лишь изредка нарушаемую действиями маргинальных фанатиков. Вместо этого оно привело к хаотическому времени непрерывной идеологической агрессивности и суицидального безумия. Самоубийство не является частью советской идеологии. Но оно в значительной степени присутствует в идеологии исламского фундаментализма.

Бесконечная война, которую президент Джордж Буш начал в ответ на террористический самоубийственный акт 11 сентября, превратилась в катастрофическое поражение, потому что его противник не был монолитной силой, настроенной на то, чтобы выжить и победить, но оказался армией шахидов, которые вовсе не собираются выживать. Мученичество и самоубийство являются наиболее опасным и непредсказуемым оружием этих «смутьянов-мусульман», которых Бжезинский так глупо недооценил в 1998 году.

И никак не считай тех, которые убиты на пути Аллаха, мертвыми. Нет, они живые! Они у своего Господа получают удел, радуясь тому, что даровал им Аллах из Своей милости, и ликуют они о тех, которые еще не присоединились к ним, следуя за ними, что над ними нет страха и не будут они опечалены!^[63]

Джордж Буш оказался не в состоянии понять, что смесь унижения, страдания и религиозного фанатизма может развязать волну убийственного насилия. Эта волна поднимается и после десяти лет войны и кажется очень устойчивой.

Самир Кассир, ливанский писатель, который был убит террористами в 2005 году, писал о несчастье как о фундаментальной мотивации арабской культуры и политического действия в своей книге «Размышления об арабском несчастье» (Considerations sur le malheur arabe). Начиная с арабского Золотого века и через исследование о влиянии современной культуры в первой половине XX века, Кассир идентифицировал арабскую политическую агрессивность как следствие колониальной виктимизации и формирование «культуры жертвы».

Тунисский психоаналитик Фетхи Бенсалма также проливает свет на отношения между отчаянием и регрессивным политическим желанием: «Отчаяние — не категория политической науки, но исламистские движения, особенно в их экстремистской версии, не могут быть поняты, если мы не осознаем их, как самое мощное послание массового отчаяния»^[64].

Поскольку отчаяние не признается традиционной политологией, она неспособна анализировать современную политическую культуру ислама (не говоря уже о других явлениях), и западная политическая мысль, подкрепленная несостоятельной политической наукой, не в состоянии найти решение исламистской агрессии. Существующее различие между «хорошим, умеренным исламом» и «плохим, радикальным исламом» является типичным примером этого непонимания западным политическим прагматизмом.

В контексте монотеизма культ происхождения в соответствии с нынешней нищетой базируется на предпосылке, что земная история есть история грехопадения, упадка. Это регрессивное видение исторического времени объясняет кое-что в современной исламской политической культуре:

Какой смысл политического желания возвращения к истокам и террора, который идет с ним? Что это за поворот назад, к первобытным временам и смертельная борьба, ведущаяся от их имени? Как мы можем интерпретировать желание изгнания из настоящего, сведение будущего к прошлому, которое позволяет только повторение ранее существовавшего, так что настоящее — лишь только тень того, что уже произошло?^[65]

Суицидальная стратегия радикального исламизма есть результат культа унижения, на который арабские народы обрекает американская стратегия бесконечной войны.

Глава 8. Вы, люди, никогда не будете в безопасности

Семиокапитализм основан на эксплуатации интеллектуальной энергии человека. Интеллект становится частью как сферы производства, так и сферы потребления. Интеллектом гораздо сложнее управлять, и он гораздо менее предсказуем, чем физические усилия, необходимые работникам на сборочной линии традиционного завода.

За годы существования «экономики прозака» творческие работники были мотивированы вкладывать свои когнитивные способности в процесс производства в ожидании успеха и дохода, который станет их наградой — они были убеждены, что труд и капитал могут объединиться в один процесс взаимного обогащения. Работникам внушали мысль, что они свободные агенты, а такие явления, как пузыри доткомов^[66], основаны на реальном увеличении доходов и генерируют высокие карьерные ожидания. Но союз семиокапитала и когнитивного труда не вечен.

Нейроэксплуатация и коллапс

В 1999 году, во время эпохи доткомов, был анонсирован техноапокалипсис в облике глобальной проблемы тысячелетия, появились темные, угрожающие тучи в ясном небе самозваной «новой экономики». Воображение общественности было настолько взбудоражено апокалиптическим мифом о глобальной технологической аварии, что оно породило настоящую волну ожидания катастрофы по всему миру. Предсказанный апокалипсис получил известность под именем «ошибка 2000 года», то есть ситуация, когда компьютерные часы покажут 12 в ночь на новое тысячелетие.

Однако отсутствие каких-либо катастрофических событий осталось в глобальном сознании как ощущение грани пропасти для социума. Через несколько месяцев, весной 2000 года, катастрофа доткомов принесла замедленный крах новой экономики — крах, который в той или иной форме, никогда не будет действительно преодолен, — несмотря на бесконечные войны Буша, несмотря на провозглашенное восстановление электронного бизнеса.

Рекомбинантный союз интеллектуальной работы и финансового капитала был закончен. Молодая армия свободных работников, самозанятых в виртуальном бизнесе, была преобразована в орду современных когнитивных работников: когнитариев, то есть интеллектуальных пролетариев и Интернет-рабов, которые инвестируют свою умственную энергию в обмен на нестабильный доход.

Нестабильность является общим состоянием семиотрудящихся. Существенной особенностью нестабильности в социальной сфере является не потеря регулярности в рабочих отношениях, так как труд всегда более или менее нестабилен, несмотря на юридические правила. Существенная трансформация, приведшая к «оцифровке» процесса труда, есть фрагментация личной непрерывности работы, фрактализация времени, распад его на фрагменты. Рабочий исчезает как человек, продающий свой труд, и заменяется абстрактными фрагментами времени. Киберпространство мирового производства можно рассматривать как огромное пространство обезличенного человеческого времени.

В сфере промышленного производства абстрактное время труда было воплощено в живого человека — работника, обладающего идентичностью. Когда капиталисту был необходим человеческий капитал для валоризации, он был обязан нанять человека и вынужден был иметь дело с физической слабостью, недугами и правами этого человека, был вынужден столкнуться с профсоюзными организациями и их требованиями, а также политическими идеями, носителем которых был этот человек.

Когда мы вступаем в век информационного труда, нет больше необходимости вкладывать средства в обеспечение человека для восьмичасового рабочего дня на протяжении его жизни. Капитал больше не принимает на работу людей, но покупает пакеты времени, отдельно от их взаимозаменяемых и случайных носителей. В Интернет-экономике гибкость превратилась в форму фрактализации работы.

Фрактализация является модульной и рекомбинантной фрагментацией времени деятельности. Работник больше не существует как человек. Он или она — только взаимозаменяемый производитель микрофрагментов рекомбинантного семиозиса, которые находятся в непрерывном потоке Интернета.

Капитал больше не платит за возможность эксплуатировать работника в течение длительного периода времени; он больше не платит зарплату, которая охватывает весь спектр экономических потребностей человека, работающего на капиталиста.

Работнику (фактически теперь машине в человеческом теле, наделенной мозгами, которые могут быть использованы для производства в отдельные фрагменты времени) выплачивается за отдельные, временные услуги. Время работы фрагментировано и разделено на ячейки. Ячейки времени выставлены на продажу в Интернете, и бизнес может приобрести их столько, сколько пожелает, в любом случае без обязательства обеспечить какую-либо социальную защиту работника. Обезличенное время становится настоящим агентом процесса валоризации и не имеет никаких прав, никакой профсоюзной организации, никакого политического сознания. Оно может быть только либо доступным, либо недоступным — хотя последняя альтернатива остается чисто теоретической, поскольку физическое тело до сих пор вынуждено покупать еду и платить арендную плату, несмотря на работу в виртуальной сети.

Время, необходимое для производства информационного товара, сжимается цифровой машиной. Время тщательно поделено на ячейки, которые могут быть мобилизованы в любой момент. Рекомбинации этих фрагментов осуществляются автоматически в сети. Мобильный телефон — инструмент, который позволяет поддерживать связь между потребностями семиокапитала и мобилизацией живого труда киберпространства. Звонок телефонов вызывает мобильных работников, чтобы воссоединить их абстрактное время с рабочим потоком.

В этом новом измерении труда люди не имеют права защищать себя или торговаться в отношении времени, собственниками которого они являются, напротив, это время у них эффективно экспроприируют. Их время на самом деле не принадлежит им, потому что оно отделено от социального бытия людей, которые делают его доступным для рекомбинантной киберпродуктивной схемы.

Время работы фрактализовано, снижается до минимальных фрагментов, которые могут быть собраны, и сама фрактализация делает возможным для капитала постоянно создавать условия для минимальной зарплаты работнику. Фрактализованные работники могут быть недовольными, но это не выливается в движение либо согласованное стремление к сопротивлению.

Только пространственная близость самих работников и непрерывность опыта совместной работы приводит к возможности формирования рабочей солидарности. Без такой близости и преемственности не могут возникнуть условия для объединения в сообщество людей, размещенных по сетевым ячейкам. Индивидуумы могут собраться вместе, чтобы сформировать общее понимание, общие требования, только когда у них есть непрерывная близость во времени и пространстве, близость, которую труд в Интернете отныне делает невозможной.

Когнитивная деятельность всегда была вовлечена в каждый вид человеческого производства, даже те, где больше механического. Нет процесса человеческого труда, который протекал бы вне связи с применением интеллекта. В век индустриального труда ум заставляли работать как будто он не продукт интеллектуальной деятельности, а результат простых механических операций. В то время как работа заводских рабочих, по сути, есть повторение однообразных физических действий, умственная работа постоянно изменяется и рассматривает совершенно различные вопросы. Таким образом, категоризация ума в процессе капиталистической валоризации приводит к настоящей мутации. Сознательный организм подвергается большому конкурентному давлению, ускорению стимулов, постоянному напряжению внимания. Как следствие, психическая окружающая среда, инфосфера, в которой разум формируется и вступает в отношения с другими индивидуумами, становится для человека психопатогенной средой.

Чтобы понять семиокапиталистическую бесконечную игру зеркал, мы должны в первую очередь наметить новое междисциплинарное поле, ограниченное тремя аспектами: критика политической экономии объединенного интеллекта, симптоматика языковых экономических потоков и психохимия в информационной сфере, сосредоточенная на изучении психопатологических последствий психической эксплуатации, вызванной бурным ростом информационной сферы.

В глобализованном мире, обратная петля общей теории систем объединяется с динамической логикой в генетике, чтобы сформировать постчеловеческое видение цифровой продукции. Человеческий ум и плоть интегрированы с цифровыми схемами благодаря специальным интерфейсам. Однажды став действующей, цифровая нервная система может быть быстро установлена в любую форму организации.

Цифровая сеть спровоцировала интенсификацию информационных раздражителей, и они передаются от общества отдельным людям. Такое ускорение — типичный патогенный фактор, который будет иметь большие последствия в обществе. Воздействие ускорения действует как патологический агент: организм человека идет к коллапсу.

Порабощение будущего

Долги — это бремя, подобное ядру на цепи у будущих порабощенных поколений XXI века. Аня Каменец — молодой журналист, которая исследовала ситуацию, когда студенты берут у банков в долг средства для того, чтобы оплатить учебу в университете. Ее книга «Поколение долга» (Generation Debt), опубликованная в 2006 году, стала приговором начинающейся кабале, которая бросает тень на будущее большинства студентов в Соединенных Штатах, Великобритании и других странах мира, где приватизация университетской системы идет полным ходом.

Мы не знаем покоя в той же мере, в какой мы связаны. Общая нить, соединяющая всех членов нашего поколения, — это постоянное чувство непостоянства. Трудно создать семью, группу, работу или свой жизненный путь, когда вы не знаете, будете ли вы в состоянии заработать себе на жизнь, чтобы позволить себе брак или жить без долгов. Трудно инвестировать в самого себя, когда наша страна не заинтересована в инвестировании в нас. Трудно надеяться на будущее во время глобальных экологических катастроф и войн^[67].

Каменец также пишет:

Система студенческого кредита в настоящее время делает большую работу, обеспечивая миллиарды прибыли кредиторам, при этом защищая их от риска посредством щедрых федеральных субсидий и гарантий. Для заемщиков картина не столь радужна. Студенты без кредитной истории и опыта принятия финансовых решений склонны оставлять вопросы по займам своим родителям, в свою очередь, передоверяющим их офису финансовой помощи колледжа, которые не раскрывают свои связи с банками, реально становящимися кредиторами. К тому времени, когда подходит выпуск из колледжа, студентка, которую учили не думать о своем кредите в течение последних четырех, или пяти, или шести лет, как правило, даже не знает, сколько денег она должна и кому их надо вернуть. Опросы показывают, что студенты колледжа с энтузиазмом переоценивают свои будущие доходы и недооценивают возможные платежи по кредиту. Чем выше суммы кредитов, тем, как правило, дальше от них оценки самих студентов^[68].

В статье, посвященной той же теме, социолог Андрю Росс пишет:

В отличие от почти всех других видов задолженности, студенческие кредиты являются неснимаемыми (долг, от которого должник не может быть освобожден в ходе дела о банкротстве; к таким долгам относятся алименты, задолженность по уплате налогов и т. д.) через банкротство, и коллекторским агентствам предоставляются чрезвычайные полномочия для возвращения таких платежей, в том числе право на арест заработной платы и социального обеспечения. Рынок безопасного кредита, известный как SLABS (Студенческие кредиты активами ценных бумаг), составляет более четверти совокупного одного триллиона долларов долга студентов. Как ипотечный кредит, SLABS часто в комплекте с другими видами кредитов торгуется на вторичных рынках. Вся сила находится на стороне кредиторов и инвесторов, не удивительно, что кредитование студентов является одним из наиболее выгодных секторов финансовой промышленности. Что касается федерального кредита, они предлагаются по неоправданно высоким процентным ставкам — намного выше тех, по которым само правительство заимствует деньги у банков^[69].

Как объясняет Маурицио Лаззарато в своей книге «Фабрика должников» (La Fabrique De l’Homme endett?), долг — новая форма социального шантажа, цепь, обязывающая людей принять любую работу, даже ту, которая их не устраивает, плохо вознаграждающуюся, вредную или унизительную.

Связывание молодых людей цепью долга — путь к тому, чтобы обязать их добровольно принять эксплуатацию и уничтожить возможности организоваться и выступить против насилия капитала. В 2011 году «Occupy-движение»^[70] начало кампанию по осуждению системы студенческих кредитов, но движение было не в состоянии поддерживать длительные действия по организованному противостоянию системе и саботажу долгового рабства. Это действительно тревожный знак, так как, если социальные движения не в состоянии развеять чувство вины, которое порождает долг, если временные работники не в состоянии найти средства культурной и политической автономии, суицидальная волна, растущая в ходе первого десятилетия XXI века, будет продолжать расти, образуя настоящий ураган.

Самоубийство уже стало первой причиной смерти среди молодых людей, и это явление не может быть объяснено с точки зрения морали, семейных ценностей или аналогичной лицемерной риторики. Чтобы понять современную форму этого этического крушения, мы должны поразмыслить над случившимся преобразованием экономики и труда; мы должны понимать психическую мутацию и последствия финансового нигилизма для молодых людей.

Бжезинский был не прав

Самоубийство — это не новое явление в современном обществе, но в первые два десятилетия XXI века оно заняло исключительное место в современном социальном поведении. Каким-то образом самоубийство стало восприниматься как единственное эффективное действие угнетенных людей, единственное действие, которое может в реальности развеять беспокойство, депрессию и бессилие.

Современное самоубийство имеет мало общего с явлением, изученным Эмилем Дюркгеймом накануне XX века, и очень мало общего с романтическим самоубийством XIX века.

Дюркгейм говорил об аномическом^[71] самоубийстве, ссылаясь на моральное смятение, вызванное тем, что человек не был способен вписаться в социальные рамки существующего общества. В современном неустойчивом обществе аномия является совершенно обычным состоянием. В эпоху глобализации, самоубийство приобрело новое массовое измерение, особенно среди молодых людей: по данным Всемирной организации здравоохранения, самоубийство сегодня на втором месте среди причин смерти молодых людей после ДТП, которые зачастую тоже являются замаскированной формой самоубийства. Кроме того, суицид приобрел агрессивное значение, часто связанное с террористическими действиями и массовыми убийствами.

XXI век был открыт монументальным актом убийства и самоубийства. Массовое убийство, совершенное 19 молодыми арабами утром 11 сентября 2001 года, было, очевидно, террористическим актом, но воз можно, в первую очередь, это был акт самоуничтожения. Независимо от того, насколько арабы-террористы были внушаемы и дисциплинированы, в ночное время, перед самым невероятным терактом всех времен, эти 19 молодых людей думали о своей собственной жизни и смерти, а не только о своей славной миссии.

Комментируя действия, Бодрийяр в газете Le Monde, писал:

Моральное осуждение и священный союз против терроризма привели к массовому ликованию, вызванному мнением, что эта глобальная сверхсила уничтожена, даже более или менее самоуничтожена, в некоем подобии суицида. [Эта сверхсила] посредством своей невообразимой мощи породила все насилие, что назревает повсюду в мире, и поэтому террористическое мышление бессознательно обитает в каждом из нас^[72].

Массовое самоубийство 11 сентября выступило как сила, которая в первую очередь вынудила Соединенные Штаты, самую мощную страну в истории, к зеркальным действиям, симметрично отвечающим на самоубийство другой формой самоубийства. Реакция Буша — Чейни — Рамсфелда в дни и годы, которые последовали за массовым убийством в сгоревшем Всемирном торговом центре, представляется нам сейчас, более десяти лет спустя, как безумная самоубийственная акция, подобная действиям Мохаммеда Атта и его сообщников.

Теперь становится понятным то, что казалось немыслимо: Соединенные Штаты и Запад проиграли войну в Ираке и Афганистане. Смерть Усамы бен Ладена не имеет значения со стратегической точки зрения. В исламистском бесновании, после выхода печально известного фильма «Невинность мусульман»^[73], тысячи молодых арабов кричали: «Мы все — Усама».

Проект бен Ладена по восстановлению исламского халифата, возможно, самый реакционный проект из когда-либо задуманных, сегодня превращается в развитие чудовищной концепции: создание исламского государства Ирака и Леванта под руководством Абу Бакра аль-Багдади. Теперь это уже последствия бредового обещания бен Ладена, превратившиеся в политическую и военную действительность. Бесконечная война, которую Буш начал после 11 сентября, мутировала в тяжелые неснимаемые оковы на ногах американских военных в частности и всей политики Запада в целом.

От Индонезии до Марокко — хотя и в разных формах — проект введения законов шариата набирает силу, а так называемая «Арабская весна» парадоксально приводит к власти не демократов, а исламистов.

Замечания Збигнева Бжезинского 1998 года, касающиеся вооружения «пробуждающихся» талибов в 1970-х годах, как указано в предыдущей главе этой книги, оказались удивительно точными в краткосрочной перспективе. Спонсорство небольшой террористической группы в горной и недоступной части мира — небольшая плата за огромную пользу для Запада и американской идеи демократии, за разрушение советской империи, его основного врага.

В краткосрочной перспективе, с точки зрения симметричного порядка в мире XX века, победа над Советским Союзом была значительно более важной, чем последствия укрепления небольшой группы антимодернистских, антидемократических и фундаменталистских фанатиков-мусульман.

Но история — жестокий судья, и XXI век разворачивается в полностью чуждом политическом пейзаже по отношению к тому, что был в воображении архитекторов холодной войны. Оценивая прошедшие события, мы можем теперь сделать вывод, что на самом деле Бжезинский был не прав. Советский Союз был государством, которое медленно распадалось само. Афганская вой на, конечно, сыграла решающую роль в провоцировании развала Советской империи, но она была обречена на деградацию в любом случае.

В письме, направленном Юрием Андроповым Леониду Брежневу в 1977 году, старый директор КГБ фиксирует отсутствие прогресса в развитии компьютерной науки как смертельную угрозу для выживания СССР перед лицом конкуренции с Западом. Он был прав. Забудьте про Афганистан. Советский Союз просто не смог бы выжить в век Интернета.

Если мы рассмотрим последствия недавнего распространения религиозного фанатизма и антизападной ненависти среди растущего мусульманского населения (единственная община в мире, которая постоянно растет, в то время как другие снижают рождаемость) и увеличение безработицы подрастающего поколения мусульманских стран, то замечания Бжезинского кажутся крайне недальновидными.

Случайные убийцы

Говоря о смертельных последствиях атаки беспилотных самолетов в мае 2013 года, Барак Обама признал, что четверо американских граждан были убиты атакой дронов, но защитил легитимность таких ударов в довольно смелых терминах:

Америка не предпринимает удары, чтобы наказать простых людей, мы действуем против террористов, которые представляют продолжающуюся и неизбежную угрозу для американского народа в то время, когда в мире нет других правительств, способных эффективно бороться с ними. И прежде чем произойдет любое столкновение, должна присутствовать почти полная уверенность, что гражданские лица не будут убиты или ранены — вот высокий стандарт, который мы можем установить.

Говоря о почти полной уверенности, Обама неявно признавал невозможность избежать случайных гражданских потерь при проведении удаленных беспилотных ударов в труднодоступных регионах в других странах.

Удары самолетами-дронами начались в 2004 году при Джордже Буше-младшем и существенно увеличились в числе в президентский срок Барака Обамы. Некоторые СМИ упоминают о сотнях американских беспилотников, применяемых в таких странах, как Пакистан и Йемен. По оценкам экспертов, число убитых дронами между 2004 и началом 2013 года находится в диапазоне от около 2000 до примерно 3000 человек. При этом число убитых женщин и детей, конечно, весьма значительно.

По данным Бюро журналистских расследований, количество жертв среди гражданского населения — от 400 до 800 человек, более 100 из которых дети. Бюро также сообщило, что, с тех пор как Обама стал президентом, не менее 50 гражданских лиц были убиты при последующих ударах, когда они отправлялись помочь жертвам первой атаки, а более 20 мирных жителей попали под преднамеренные авиационные удары по похоронным процессиям.

Вулидж — район на юго-востоке Лондона, где в среду 22 мая 2013 года молодой человек напал на британского солдата с ножом и тесаком. После убийства солдата агрессор попытался обезглавить жертву. Собравшаяся толпа кричала в возмущении, но ничего не сделала. Убийца не пробовал бежать и даже попросил женщину-свидетеля сфотографировать его и жертву. В кадрах, полученных ITV News, он был заснят с окровавленным мясным тесаком, делающим политические заявления.

«Вы думаете, что политики будут умирать? — сказал он. — Нет, это будет делать обычный парень, такой как вы, и ваши дети. Так что надо избавиться от них. Скажите им, чтобы вернули наши войска назад, тогда вы сможете жить в мире со всеми». Затем преступник добавил: «Я прошу прощения, что женщины были свидетелями этого убийства сегодня, но на нашей земле наши женщины постоянно видят то же самое. Вы, люди, никогда не будете в безопасности. Смените ваше правительство, оно не заботится о вас».

Имя убийцы — Майкл Адеболайо, обычный британский студент нигерийского происхождения. Родился в Ламбете в декабре 1984 года, вырос в Ромфорде, ездил в школу на автобусе, играл в футбол и, казалось, имел много друзей. Его семья — верующие христиане, которые посещают местную церковь. Это все — отдаленные последствия бесконечной глобальной войны. Молодежь растет в ненависти к врагу. Но кто враг? Это другой молодой человек, который ходит по улице и носит футболку с патриотическими словами. Случайные убийцы ходят по улицам в случайном уголке города в случайный день. Случайные люди ждут автобуса. Поэтому все люди никогда не будут в безопасности.

Самоубийство с помощью полицейского

Морской двор (Navy Yard) почти так же стар, как Соединенные Штаты. Он был построен в 1799 году и в течение столетия являлся крупнейшей судостроительной верфью страны. В конце концов, Морской двор потерял свое значение в качестве верфи, а точка приложения сил была смещена на проектирование и техническое обслуживание флота и вооружения США.

В понедельник 16 сентября 2013 года Морской двор стал ареной убийства и хаоса.

«Мы еще не знаем все факты. Но мы знаем, что несколько человек были расстреляны, а некоторые убиты, — заявил президент Обама в понедельник днем. — Мы столкнулись с еще одним массовым убийством. И сегодня это случилось на военном объекте в столице нашей страны». Обама назвал стрельбу «трусливым актом», который избрал целью военных и гражданских лиц, служащих своей стране.

«Они знают об опасностях службы за границей, — сказал он, — но сегодня они столкнулись с невообразимым насилием, которое мы не могли ожидать у себя дома».

Через несколько часов неразберихи (некоторые полицейские, бывшие на месте, сказали, что на территории военно-морской верфи стреляли два или три человека) буйство закончилось, когда Аарон Алексис, 34-летний ветеран войны, был застрелен и идентифицирован как убийца.

Алексис получил две обычные медали за службу в ВМС: Медаль за службу национальной обороне США и Медаль за службу в войне против терроризма, которые вручаются любому члену вооруженных сил, служащему в национальных спецслужбах.

Отец Алексиса рассказал полиции, что его сын имел проблемы с неконтролируемой агрессией, связанной с посттравматическим стрессовым расстройством, и что он был активным участником спасательных действий во время нападения на Всемирный торговый центр 11 сентября. Детали профиля Алексиса в социальной сети LinkedIn связаны с его учебой в авиационном университете Эмбри-Риддл и его работой в качестве сетевого специалиста в SinglePoint Technologies. По словам друзей, он был спокойным парнем, который исповедовал буддизм, но жаловался на отсутствие хорошей работы и денег, а также любил носить пистолет за поясом.

Алексис, как оказалось, страдал от психического заболевания. За несколько недель до того, как он пошел на военно-морскую верфь в Вашингтоне, округ Колумбия, и открыл огонь по работавшим там сотрудникам, он пришел в полицию, чтобы пожаловаться на преследования неизвестных лиц. Он сообщил, что слышал голоса, которые его пугали, они «посылали волны через его тело», чтобы вредить ему. Офицер, принявший жалобу Алексиса, написал в своем докладе, что он заявил: некие индивиды используют «какую-то машину вроде СВЧ-печки», чтобы посылать вибрации через стены, проникая в его тело так, что он не может уснуть^[74].

В 2004 году Алексис был вовлечен в инцидент, прострелив задние шины автомобиля, принадлежавшего строителю, выполнявшему работу в его районе. Тогда Алексис сказал полиции, что был в состоянии аффекта от ярости, но добавил, что он ощущал, будто над ним «издевались» и проявляли «неуважение» рабочие. Тем не менее молодому человеку было разрешено сохранить смертельное оружие.

В соответствии со статьей Мэтта Кеннарда «Как война и террор приходят в наш дом», опубликованной в Guardian, историю этого молодого человека следует рассматривать не как отдельный случай, но как один из многих результатов идущей войны с терроризмом, начатой администрацией Буша в первое десятилетие XXI века. Мэтт Кеннард пишет:

Эта эпидемия посттравматического стресса является лишь одной из многих проблем, с которыми сталкиваются военные США, поскольку она связана с последствиями десяти лет войны и оккупации. Еще один аспект проблемы в том, что во время «войны с террором» военная система США ослабила свои критерии отбора, чтобы справиться с возникшим в середине десятилетия кризисом набора желающих служить в армии. Как прямое следствие, более 100 тысяч американцев с судимостями — в том числе за серьезные уголовные преступления, изнасилования и убийства, отправились на службу — облагодетельствованные по программе «морального освобождения», что позволило военным закрыть глаза на вербовку солдат с темным прошлым^[75].

Также:

Посттравматический стресс, по оценкам, поразил свыше 30 % ветеранов, и в то время как финансирование военных нужд все увеличивается, для лечения психиатрической болезни катастрофически не хватает средств. Травмированные ветераны на сегодняшний день представляют наибольшую угрозу не для других, но для самих себя: подсчитано, что в США каждый день совершают самоубийства 22 ветерана^[76].

Некоторые из них совершают самоубийство с помощью полицейских.

Что это такое — самоубийство с помощью полицейских? Дело в том, что это не так легко — убить себя самому. Одному, в своей комнате, нажать на курок — это требует большой решимости. Более привлекательным для определенного рода лиц является убить случайных людей, так что рано или поздно полиция будет вынуждена убить их самих.

Читая о стрельбе на военно-морской верфи, об истории Алексиса — его душевных страданиях, его параноидальных проблемах, его насильственных действиях и последовавшем предсказуемом конце, — приходишь к пугающему осознанию, что часто (хотя, очевидно, не всегда) массовое убийство совершается с целью своего рода самоубийства по доверенности.

Глава 9. Суицидальная волна

Катафалки свозят самоубийц, чьи руки унизаны кольцами.

Федерико Гарсия Лорка

Япония. 1977 год

1977 год стал годом массовых самоубийств среди молодежи Японии: по официальным данным, его совершили 784 молодых человека.

В конце летних каникул этого года 13 детей младшего школьного возраста убили себя один за другим в течение короткого времени. Беспричинность и непонятность жеста особенно сильно привели в замешательство и вызвали общее возмущение в стране: во всех этих случаях не было никакой понятной мотивации или причин для такого поступка.

Бросалось в глаза отсутствие объяснений, неспособность взрослых, которые заботились о детях, предсказать, понять или объяснить, что произошло.

В 1983 году группа школьников-старшеклассников в Иокогаме убивала несколько бездомных стариков в парке. Когда их допросили, дети не предложил никакого другого объяснения, кроме того, что бездомные, которых они убили, были obutsu, грязной и нечистой вещью. Как в комиксах манга, которые пришли к массовому читателю именно во второй половине 1970-х годов, враг всегда был грязен. Чистота, избавление мира от «отбросов», тех, кто смущает, волосат и грязен, готовит мир для идеально гладкого, цифрового облика. Эротическое соблазнение постепенно отключается от сексуального контакта, пока оно не станет виртуальной эстетической стимуляцией. Именно в Японии могут быть замечены первые симптомы этой тенденции.

По многим причинам 1977 год можно рассматривать как время перехода в современность. Но если в это время в Европе переход заметен по философии таких авторов, как Бодрийяр, Вирилио, Гваттари, Делез, и политическому сознанию массовых общественных движений, таких как творческая итальянская автономия или панк-движение в Лондоне, а в Северной Америке он принимает форму культурного взрыва, движения городских преобразований, которое выражается в художественной и музыкальной «новой волне» (new wave)^[77], то в Японии переход появляется без какого-либо посредничества созидательной силы, в качестве необъяснимой чудовищности, которая быстро становится ежедневной нормой, преобладающей формой коллективного существования.

В том году реальный мир стал восприниматься как элемент научной фантастики автора Филипа К. Дика — «хлам»:

Хлам — бесполезные вещи вроде разорванных конвертов, пустых спичечных коробков, оберток от жевательных резинок или использованных гигиенических салфеток. Когда никого нет поблизости, хлам самовоспроизводится. Например, если вы не уберете хлам в своей квартире, прежде чем лечь спать, наутро, проснувшись, вы обнаружите, что его стало в два раза больше. И его повсюду становится все больше и больше… «Никто не справится с хламом, — произнес он. — Можно ненадолго победить его только в одном месте»^[78].

1977-й — год с двойным обличием. Это год последних коммунистических, пролетарских восстаний XX века против капиталистического владычества, против буржуазного государства, но это также год, когда Стив Возняк и Стив Джобс создали торговую марку компании Apple и инструменты для распространения информационных технологий. В 1977 году Ален Минц и Симон Нора написали «Информатизацию общества» (L’informatisation de la societ?), текст, который выдвигает теорию грядущего роспуска национальных государств в результате политических последствий начинающейся телекоммуникационной революции. В тот же самый год Жан Франсуа Лиотар написал книгу «Состояние постмодерна» (La condition postmoderne), а также умер Чарли Чаплин, и с ним, казалось, исчезли последние следы человеческой доброты.

В культурной продукции, появившейся в этом году, я вижу предчувствие нового ландшафта: воображения, отмеченного сознанием будущего без эволюции, истощения физических ресурсов и энергии прогресса.

В 1977 году Ингмар Бергман продюссировал фильм «Змеиное яйцо», который, несмотря на то что он не стал его лучшей картиной, является выдающимся отражением процесса строительства тоталитарности. «Змеиное яйцо» — фильм о молодости нацизма, десятилетии с 1923 по 1933 год. В те годы яйцо змеи медленно раскалывается, и происходит рождение монстра. Во время восстания студентов в марте 1977 года в Болонье и Риме я тоже чувствовал, что яйцо змеи находится в инкубаторе. Похожие ощущения распространились во время панк-движения в последующие годы — мы почувствовали зарождение нового тоталитаризма.

Это не политическое поражение общественного движения, но антропологическая мутация, которая рассматривается как определяющая отметка fin de si?cle^[79], который начался в 1977 году. Захват общественного сознания вездесущим экраном телевизора, колонизация сознания и извращение желаний, начало неолиберальной агрессии — это были признаки неизбежного раскола змеиного яйца.

В наше время понятие эволюции подразумевает физическое развитие и экономический рост, но с 1970-х это уравнение начало рассматриваться как ложное.

Рост населения земного пространства и истощение физических ресурсов планеты предположили, что эволюция человека не может осуществляться на текущем уровне экспансивного потребления энергии и ресурсов.

С 1977 года получили распространение первые свидетельства кризиса западной веры в будущее, но на пороге тысячелетия чувство распада становится постоянным. Исключительное событие, которым стало падение в огне «башен-близнецов», ощущение от самоубийства 19 молодых мусульман, безусловно, стало наиболее впечатляющим, зрелищным событием-картинкой для открытия новой эры. Тем не менее расстрел в школе «Колумбайн» может лучше передать более странное сообщение, потому что он говорит о повседневной жизни, состоянии американской нормальности, нормальности общества, которое спотыкается, бредя в поисках какой-то уверенности.

Самоубийство не является больше маргинальным явлением изолированной психопатологии, но становится основным фактором политической истории нашего времени, а также маркером антропологического сдвига, который глобальная культура не в состоянии осмыслить. Идея самоубийства, на мой взгляд, важна в перспективе истории современности.

Хикикомори

Самоубийство является одной из форм поведения, которые часто были связаны с теми периодами антропологической катастрофы, которые, как считало пострадавшее население, знаменовали конец мира. После испанской колонизации тысячи индейцев выбрали самоубийство — как индивидуальное, так и в организованных формах, — потому что они чувствовали, что не в состоянии примириться с новой средой, состоянием рабства, христианским миссионерством и другими элементами угнетения. В XIX веке самоубийство получило широкое распространение (и было в порядке вещей) в промышленных городах на Западе из-за невыносимых условий жизни в трущобах и тяжелой работы на заводах. Самоубийство — реакция людей, столкнувшихся с уничтожением своих культурных основ и унижением достоинства. Это одна из причин, которая так неизгладимо отмечает пейзаж нашего времени.

С начала 2000-х годов иной вариант самоубийства — хотя менее драматичный (и не смертельный) — начал распространяться по всей Японии. По данным, обнародованным японским правительством, с 2010 года 700 тысяч лиц, средний возраст которых составил 31 год, приняли решение разорвать все отношения с внешним миром, чтобы жить своей жизнью за запертой дверью своего дома. Эти люди официально определены как хикикомори, согласно таким критериям, как:

1) проводят большую часть времени в доме;

2) выражено и упорно избегают социальных ситуаций;

3) имеют симптомы очевидного разрыва с человеческой нормальной жизнью, профессиональными (или академическими) занятиями или общественными мероприятиями или межчеловеческими отношениями;

4) воспринимают уход как эгосинтонный^[80];

5) уходят надолго, по крайней мере на шесть месяцев;

6) не имеют другого психического расстройства, которое объясняет социальную изоляцию и уход от мира.

По оценкам Министерства здравоохранения Японии, еще примерно 1,55 миллиона человек находятся на грани того, чтобы стать хикикомори.

Некоторые психиатры пытались объяснить явление в терминах аутизма или расстройства Аспергера.

Тем не менее такое чисто психиатрическое определение может быть не совсем верно для неуловимого способа избежать социальных проблем, что подразумевается в действиях настолько большого числа молодежи Японии. В Японии распространение этого явления не выглядит удивительным. Напротив, поведение хикикомори может показаться многим молодым людям эффективным способом избежать последствий страдания, принуждения, насилия над собой и унижения, которые приносит капиталистическая конкуренция.

Согласно книге Майкла Зилензигера «Заслонить солнце: Как Япония создала собственное потерянное поколение» (Shutting Out the Sun: How Japan Created Its Own Lost Gene ration), большинство хикикомори, у которых он взял интервью, продемонстрировали независимость мышления и самостоятельность, которые не могут приспособиться к нынешней японской окружающей среде. Встречая хикикомори во время моей собственной поездки в Японию, я обнаружил, что они остро сознают, что только высвобождая себя из рутины повседневной жизни, они смогут сохранить свою личную независимость. Это убеждение часто разделяют те, кто рассматривает самоубийство в качестве окончательного решения всех проблем жизни.

Puputan

Puputan — балийское слово, которое описывает массовое ритуальное самоубийство как средство избежать унижения поражения. Два самых значительных случая Puputan произошли в 1906 и 1908 годах, когда балийцы были завоеваны голландцами. Их ежегодно вспоминают в виде особой церемонии на Бали.

20 сентября 1906 года голландские вооруженные силы вторглись на Бали. Высадившись в Санур-Бич, голландские войска подошли к дворцу Денпасар, встретив небольшое сопротивление балийцев. Когда голландцы окружили дворец, балийские силы были явно в меньшинстве. Контрастировавший с общей тишиной, казалось, опустевшего города дикий барабанный бой изнутри стен дворца достиг ушей голландцев. Вскоре после этого молчаливое шествие нарядно одетых чиновников, охраны, священников, жен, детей и слуг раджи начало прохождение через главные ворота дворца. Во главе процессии несли паланкин, в котором находился сам раджа, одетый в традиционные белые одежды для кремации и впечатляющие ювелирные украшения и вооруженный парадным крисом.

Процессия остановилась невдалеке от голландских войск. Раджа сошел с паланкина, и священник вонзил кинжал в его грудь. Вслед за этим остальная часть шествия начала массовый акт коллективного самоубийства, каждый человек из дворца, который присоединился к процессии, ритуально убивал другого в качестве заключительного акта солидарности. Местные историки говорят, что более чем тысяча молодых балийцев умерли в ходе Puputan. После того как массовое самоубийство закончилось, голландцы сняли с трупов ценности и сожгли большой дворец Денпасар дотла.

В Puputan самоубийство принимает форму ритуала идентичности. Это финальное и смертельное действие принадлежности к сообществу, которое отказывается подчиниться подавляющим силам врага, принять поражение, которое ведет к исчезновению чувства собственного достоинства. В этом случае военное поражение и колониальная оккупация не воспринимаются как примеры политического унижения, но как полное уничтожение идентичности, как отмена принадлежности к ней.

Когда в восприятии тех, кто живет внутри некоей среды обитания, эта среда разрушается — а вместе с ней исчезает возможность объяснения смысла жизни, — об этом можно говорить в терминах «конца света». Выжить в таких условиях буквально означает пережить конец старого мира, находясь в состоянии бессмысленности и одиночества.

Здесь мы видим самоубийственный эффект колонизации — истребление коренного населения, отмечающее колонизацию американского континента, было прежде всего культурным геноцидом, выходя тем самым за пределы самих фактов геноцида как уничтожения людей.

Именно при стирании смыслов, необходимых для того, чтобы осознавать мир окружающих природных и культурных знаков, самоубийство кажется единственным возможным ответом на непереносимость жизни, навсегда лишенной признания, в частности лишенной устойчивого признания самости.

Захват

По словам Джонатана Крари, автора «24/7: Поздний капитализм и конец сна» (24/7: Late Capitalism and the Ends of Sleep), капиталистическая потребность в росте рынка неизбежно приводит к попытке расширить периоды экспансии через постоянную стимуляцию социального внимания: «Неустанный захват и контроль времени и опыта являются формой современного прогресса»^[81]. Крари особенно интересуется воздействием натиска на свободное время, отведенное для сна.

Не является сюрпризом, что нарушения сна сейчас повсеместны. В течение всего XX века предпринимались постоянные нападки на время сна — в среднем в Северной Америке взрослый спит примерно шесть с половиной часов в сутки, в сравнении с восемью часами поколение назад и (трудно в это даже поверить) десятью часами в начале ХХ века^[82].

Сон в самом деле можно считать «бескомпромиссной кражей времени у капитализма»^[83].

Общество людей с бессонницей — вовсе не самое комфортное место, и увеличение производительности оплачивается потерей ценности жизни. Крари продолжает утверждать, что сон — единственный оставшийся барьер, единственное естественное условие, которое капитализм не может уничтожить^[84]. Хотя сам по себе это точный прогноз, такому наблюдению не хватает важнейшего элемента. Другим единственным естественным состоянием, которое капитализм не может устранить, прочным природным барьером для финансового господства является смерть.

Эпидемии самоубийств

Самоубийство распространяется как эпидемия, как эффект социального давления, эмоционального оскудения и постоянного стресса. По данным Всемирной организация здравоохранения, за последние 45 лет уровень самоубийств увеличился на 60 % по всему миру. Эти цифры не включают попытки суицида, которые происходят в 20 раз чаще, чем завершенные самоубийства. Возможно, не случайно, это были годы комплексной реализации капиталистической модели во всем мире, годы тщательного подчинения времени человека требованиям экономической машины.

ВОЗ указывает, что эти цифры следует рассматривать как недооцененные:

Это можно частично объяснить религиозными и социокультурными табу относительно самоубийства, а также слабостью статистики и системы здравоохранения в некоторых странах. Результатом является отсутствие точной информации об уровне проблемы, методах, используемых для попыток и совершения суицида, и групп, особенно подверженных риску покушения на самоубийство и завершенным попыткам суицида^[85].

Кроме того, присутствует значительное увеличение случаев самоубийств среди молодежи:

Хотя традиционно уровень самоубийств был наивысшим среди мужчин пожилого возраста, теперь показатель среди молодых людей увеличивается до такой степени, что они составляют новую группу высокого риска в трети стран, как развитых, так и развивающихся.

Хотя я уверен, что самоубийство является грандиозной проблемой нашего времени, мое внимание сосредоточено не на удивительном росте числа людей, которые совершают или пытаются совершить самоубийство, но на конкретном значении, которое эти акты готовы приобрести на социальном и культурном уровне.

Эпидемия несчастья распространяется по всей планете, в то время как капиталистический абсолютизм утверждает свое право на неограниченный контроль нашей жизни. Просачиваясь в нервные клетки сознательных разумных организмов семиокапитализм прививает им танато-политическое обоснование, болезненное чувство, которое постепенно захватывает коллективное бессознательное, культуру и чувства. Биополитический эффект семиокапитализма (лучше сказать: танатологический эффект семиокапитализма) есть, по существу, капитуляция познавательной деятельности и подчинение человека бессоннице и агрессивной динамике рынка труда.

Язык оказался захвачен сетевой машиной и превратился, по существу, в инструмент производственной деятельности. В этом и заключается ловушка: людей заставляют рассматривать их языковую компетентность как фактор экономической конкуренции и управлять и инвестировать в них как таковых. Творчество, выразительность, любовь, эмоции — человеческая душа, другими словами — считаются факторами производства, и, следовательно, они оцениваются в соответствии со стандартами продуктивности. Эксплуатация, конкуренция, ненадежность, избыточность не воспринимаются как последствия конфликтных социальных отношений, но усваиваются как определения самого себя, как личные недостатки. Непрестанная реструктуризация организации работы воспринимается как унижение и жестокость.

Только невовлеченность и способность оставаться в стороне, отказаться от любой идентификации со своей работой и со своим состоянием, только радикальный отказ от этики капиталистической ответственности могли бы предложить работникам возможность выхода из этого пространства непрерывного шантажа.

К сожалению, этика ответственности, поддельный дискурс об участии и сотрудничестве преобладают в сегодняшней политической и культурной жизни. Мы инвестируем нашу энергию и наши ожидания в работу, потому что наша интеллектуальная и эмоциональная жизнь бедна, потому что мы в депрессии, тревоге и неуверенности. Таким образом, мы оказались в ловушке. Индустриальные рабочие, которые были вынуждены повторять одно и то же действие тысячу раз каждый день, не имели никаких оснований, чтобы идентифицировать себя со своей работой — они вкладывали энергию в солидарность с коллегами, а ум был свободен для того, чтобы ненавидеть конвейерное производство, и позволял сформироваться мыслям, которые не имели ничего общего с повседневным рабством. С другой стороны, когнитивных рабочих заманили в ловушку творчества: их ожидания подчинены шантажу производительности, потому что они обязаны идентифицировать свою душу (языковой и эмоциональный стержень их деятельности) со своей работой. Социальные конфликты и неудовлетворенность воспринимаются как психологический сбой, задача которого — уничтожение самоуважения.

Французский психоаналитик Кристоф Дежур много написал об этой ловушке в «Страдании на работе» (La Souffrance au travail), где он касается явления, которым почти полностью пренебрегают социологи и психологи, — самоубийство на рабочем месте. Он отмечает, что в прошлом работа и самоубийство имели мало общего. Промышленные рабочие не страдали, делая различие между своей производственной деятельностью и интеллектуальной и социальной жизнью, но страдание заставило их выйти за рамки работы и вложить психическую энергию в солидарность. У когнитивных работников, особенно в условиях нестабильности, солидарность редка. Каждый чувствует себя одиночкой, вынужденным конкурировать, отданным на милость нестабильности.

Индивидуальная оценка

26 сентября 2009 года первая полоса французского ежедневника Le Monde открылась статьей о продуктивности, жесткой конкуренции и самоубийствах сотрудников France Telecom.

France Telecom, одна из наиболее важных телекоммуникационных корпораций в мире, была приватизирована в 1998 году. В ходе бума телекоммуникаций конца 1990-х годов France Telecom купил Orange, и долг компании увеличился до 70 миллиардов евро. В последующие годы, в основном путем реструктуризации, эта цифра была снижена, преимущественно за счет сотрудников компании. С 2004 года был реализован план оздоровления под названием «NeXT scheme»: он был, по существу, направлен на сокращение расходов, особенно расходов на зарплату, продолжая политику конвергенции для продуктов и услуг, группируя все бренды под единым брендом Orange.

Этот план оздоровления продемонстрировал стиль агрессивного управления, для которого приоритетом было уменьшение числа рабочей силы. 40 тысяч сотрудников были уволены за восемь лет в период между 2002 и 2010 годами.

Так как две трети работников France Telecom имели статус государственного служащего, они не могли быть уволены просто так. Тогда новые директора компании организовали изменения в содержании и условиях работы, представлявшие серьезные неудобства для высококвалифицированных сотрудников (большинству из которых было 40–50 лет), что фактически заставило людей увольняться по собственному желанию. Многие оставшиеся оказались в колл-центрах, где ожидалось, что люди будут конкурировать друг с другом за месячные бонусы на основе достигнутых результатов.

«В двух словах, от культуры государственной службы все пришло к банкомату», — сказал Иван дю Руа, автор «Orange в стрессе» (Stressed Orange), книги, которая отображает трансформацию компании.

История France Telecom, преобразовавшейся в Orange, — один из наиболее впечатляющих примеров корпоративной реструктуризации на основе политики индивидуализма, конкуренции и так называемой «меритократии», эвфемизм для описания джунглей, в которых наемные работники ежедневно ведут войну друг с другом, вынужденные сражаться за зарплату, зависящую от производительности и результатов работы. Меритократический шантаж — топливо индивидуализма, а индивидуализм, в свою очередь, уничтожает сотрудничество, таким образом делая работу менее, а не более продуктивной.

Иерархия, послушание, подчинение, унижение и психологическое насилие — оружие, которое используется неолиберальной философией против политической солидарности рабочего класса. Это оружие консолидирует политическую власть элиты, но при этом оно не в состоянии способствовать росту производительности и КПД. Как следствие, работники чувствуют себя политически бесправными, одинокими жертвами системы, вынужденными прилагать все больше психофизических усилий для того, чтобы удовлетворить требования менеджмента.

То, что произошло в France Telecom — Orange, не есть нечто исключительное. За последнее десятилетие многие промышленные компании в мире и особенно в Европе сделали то же самое: увеличение производительности; расстановка работников друг против друга; перемещение работников с их привычного рабочего места, чтобы разорвать трудовое сообщество и, в конечном итоге, способность к сопротивлению и, наконец, сделать их жизнь совершенно неустойчивой. Такая агрессия против психологического благополучия сотрудников была важным аспектом стратегии капиталистического абсолютизма. Неудивительно, что ее результатом стала лавина самоубийств.

Профсоюзы France Telecom утверждают, что 35 сотрудников компании покончили жизнь самоубийством в течение двух лет. Менеджмент утверждал, что уровень самоубийств в France Telecom ниже, чем в среднем по Франции, но многие из сотрудников оставили записки до совершения самоубийства или попытки совершить самоубийство, причинами которого они называют стресс на работе, психологическое насилие и унижение.

Это проблема: прямая связь между приватизацией предприятия, реструктуризацией рабочего пространства, прекаризацией^[86] жизни работника — и самоубийством. Самоубийства работников France Telecom не могут быть отнесены на счет психологической уязвимости, но лишь к бедственной и унизительной организации работы. Босс загружает человека невыполнимой задачей, которая, как ожидается, будет выполнена в любом случае: это то, что называется «автономия работы», или меритократия и индивидуальная оценка. Работник, как ожидается, справится, вне зависимости от того, что взвалено на него. Аргументы никогда не воспринимаются: это отвратительный рефрен современного менеджмента.

Почему сотрудники соглашаются на эти невозможные задачи? Почему они гнутся по каждому требованию их боссов? Почему они не выступают против них вместо этого? Ответ предельно ясен: потому что рабочая солидарность ныне уничтожена, и каждый работник остался один, лицом к шантажу заслугами, унижением провалами, угрозой быть уволенным. То, что следует, — это чувство вины, тревоги и ответная обида на ощущаемую взаимную неспособность помочь друг другу, невозможность выстроить солидарность.

Однажды, в понедельник утром, в октябре 2009 года, Жан-Поль Руане, 51-летний отец двоих детей, припарковал свой автомобиль на обочине горного шоссе возле альпийского города Анси. Поскольку он перелез через парапет в час пик, автомобилисты, ехавшие ниже, кричали ему, чтобы он не прыгал. После секундного колебания он шагнул в пустоту. Руане был двадцать четвертым сотрудником France Telecom, лишившим себя жизни за 19 месяцев. За два месяца до совершения самоубийства он был переведен из операционного отдела Orange в колл-центр, где, как ожидалось, должен был одновременно реагировать на жалобы клиентов и предлагать им покупку новых услуг. Он оставил своей жене предсмертную записку, в которой признался, что работа довела его до отчаяния. По словам жены, «Жан-Поль не был депрессивным человеком».

Другой работник оставил сообщение, осуждающее «управление с помощью террора» на работе. Однажды сотрудник, находясь в депрессии, прибыл к месту работы с охотничьим ружьем и боеприпасами. Коллеги успешно убедили его положить ружье, и руководство решило, что он не будет наказан.

Стратегия компании заключается в том, чтобы люди находятся под таким давлением, что они теряют свою автономию, любое чувство солидарности и таким образом становятся полностью зависимыми эксплуатируемыми автоматами. «Индивидуальная оценка» является основным концептуальным инструментом этой стратегии. Эта стратегия убийственно эффективна, ее риторика индивидуальных заслуг и универсальной конкуренции создает атмосферу соперничества, зависти, предательства, недоверия. Хотя скандал — не самоубийство, но то, что происходит после него, — самоубийство. Что происходит? А ничего. Люди идут к своим рабочим местам испуганными, униженными и одинокими.

Ни одной забастовки не было организовано во France Telecom — вот заслуга этой самоубийственной политики.

Одиночество и отсутствие заботы о коллегах по работе являются одновременно причиной и следствием отсутствия коллективных действий. И самоубийство — единственное рациональное решение в идеальном равновесии депрессии, отчаяния и увеличения корпоративных выгод.

После восьми лет сокращений и многочисленных случаев самоубийств работников, в 2010 году компания France Telecom объявила об увеличении доходов до 45,5 миллиарда евро.

Итальянская сталь

«Здесь жили жертвы рака легких. 8 марта 2012 года», — так написано на мемориальной доске на стене дома в южном итальянском городе Таранто. Джузеппе Коризи умер от рака легких в возрасте 63 лет после работы в течение 30 лет на металлургическом заводе ILVA, где производится 8 % европейской стали. Заболеваемость раком в Таранто на 30 % выше, чем в среднем по стране, очень высоки статистические данные по раку легких, почек и печени. Медицинские исследования показали, что детское здоровье также в значительной степени подорвано загрязнением окружающей среды в окрестностях завода.

Доктор Патрицио Маца, директор департамента гематологии больницы Таранто, считает, что в будущем стоит ждать ухудшения положения, если не будут приняты меры по снижению уровня загрязнения: «токсичные вещества накапливаются, они имеют кумулятивный эффект в течение долгого времени».

Экологические проблемы оказались в состоянии эскалации в Таранто в последние годы преимущественно из-за деятельности сталелитейного завода. Постановление городского совета запрещает детям играть на немощеных участках улиц, а в 2008 году местный фермер был вынужден отправить на убой 2000 овец после того, как было обнаружено, что они заражены диоксином.

В 2012 году судебные исследования привели к решению остановить производство в некоторых цехах завода, но этот шаг спровоцировал бурную реакцию. Работники и их семьи пребывали в страхе за свое здоровье, но еще больше они боялись перспективы потерять свое жалованье. Профсоюзы мобилизовались против судебного решения остановить производство, в то время как граждане требовали как работы и зарплаты, так и чистого воздуха.

После нескольких месяцев конфликтов, забастовок и демонстраций национальное правительство наконец решило, что производство не должно быть приостановлено, несмотря на судебный запрет.

«Если ILVA встанет, это будет великим подарком немецким и французским производителям стали в наше кризисное время. Международные конкуренты имеют корыстные интересы закрыть наш завод», — сказал один правительственный экономист в Милане, в 600 милях от дымящего завода и людей, которые, как предполагается, должны совершить самоубийство ради роста национальной экономики.

«Лучше умереть от рака, чем от голода», — сказала журналистам женщина из Таранто^[87].

Урожай Монсанто

Индийские фермеры последние 20 лет убивают себя в рекордных количествах. Согласно данным Бюро регистрации национальной преступности (NCRB), к 2009 году более чем 216 тысяч покончили с собой в Индии с 1997 года. Если включить данные за 1995, 1996 и 2010 годы, число погибших превышает 250 тысяч.

Выступая по теме «Смерть фермеров: Аграрный кризис и неравенство» в Институте развития исследований в Калькутте, П. Саинта, редактор журнала Hindu Rural Affair, изложил масштабы проблемы: «Мы переживаем самую большую катастрофу в нашей независимой истории — самоубийства почти четверти миллиона фермеров с 1995 года. Мы говорим о самом большом зарегистрированном уровне самоубийств в человеческой истории».

Мое мнение — что самоубийство не может быть сведено к одной причине, учитывая психологическую сложность решения отказаться от собственной жизни. Но когда цифры столь невероятно высоки, когда самоубийство становится массовым явлением, некоторые основные общие мотивы, вероятно, могут быть найдены.

Индийские газеты, говоря о волне самоубийств, приписывают их причину задолженности фермеров банкам. Беря кредиты для того, чтобы купить семена агрофирмы Monsanto, которые очень дороги, фермеры остаются без денег, чтобы погасить кредит, и сталкиваются с ситуацией, в которой суицид оказывается для них единственным вариантом.

Часто фермеры убивают себя, выпив тот самый инсектицид, который Monsanto продала им, — ужасное свидетельство виновности компании в лишении жизни некогда гордых независимых фермеров.

«Мы купили семена хлопка. Наши семена дважды не взошли. Мой муж оказался в депрессии. Он вышел на поле, лег в хлопок и проглотил инсектицид», — сообщила 38-летняя вдова^[88]. Выжившие члены семей, которые подавлены потерей своих близких, остаются на экономических руинах и часто ведут борьбу за существование, чтобы просто избежать голода.

В 2009 году Вандана Шива написала статью под названием «От семян самоубийства к семенам надежды: Почему индийские фермеры совершают самоубийство и как мы можем остановить эту трагедию?», в которой она открыто заявляет, что корни трагедии можно найти в политике либерализации торговли и корпоративной глобализации. Ее статья касается темы, которую она называет «экономика самоубийства»:

Экономика самоубийства промышленного, глобализированного сельского хозяйства опасна тремя вещами: это самоубийственно для фермеров, это самоубийственно для бедных, которые лишены пищи, и самоубийственно на уровне человеческого вида, так как мы уничтожаем природный капитал семян, биологическое разнообразие, уничтожаем почвы и воды, от которых зависит наше биологическое выживание^[89].

В 2008 году Daily Mail назвала самоубийственную активность «генетически модифицированным геноцидом». Оставляя в стороне вопрос о том, являются ли генно-модифицированные организмы реальной угрозой для здоровья человека и биологического разнообразия, экономический аспект проблемы кажется совершенно очевидным. С 1990-х годов политика структурного регулирования, поддерживаемая Всемирным банком и Международным валютным фондом, принудила Индию принять новую сельскохозяйственную политику и открыть рынок для корпораций, таких как Montanto и Cargill. По словам Ванданы Шивы:

Глобальные корпорации изменили экономику в одно мгновение. Сохраняемые самими фермерами семена были заменены специально выращенными семенами, которым нужны удобрения и пестициды и которые необходимо покупать раз за разом.

Корпорации предотвращают сохранение семян с помощью патентов и выведения у семян невозобновляемых признаков. Как результат, бедные крестьяне вынуждены покупать новые семена каждый посадочный сезон, и то, что было традиционно бесплатным ресурсом, доступным, если откладывать небольшую часть урожая на семена, становится дорогостоящим товаром. Этот новый расход увеличивает бедность и приводит к росту задолженности… Кризис самоубийств показывает, насколько выживание фермеров несовместимо с семенной монополией глобальных корпораций.

Область в Индии с высоким уровнем самоубийств фермеров — провинция Видхарбха в штате Махараштра, там происходит 4000 самоубийств в год, десять в день. Это также регион с самой высокой площадью посевных площадей, засеиваемых промышленными ГМ-семенами. Семена Monsanto создали экономику самоубийств путем преобразования семян из возобновляемых ресурсов в невозобновляемые вложения, которые нужно закупать каждый год по высокой цене^[90].

Ярость Foxconn

Foxconn — крупнейший завод в мире, где около 400 тысяч человек проводят дни и ночи за сборкой электронных устройств, — принадлежит тайваньской Hon Hai Precision Industry. В конце 2011 года на открытии ежегодного общего собрания акционеров в Гонконге генеральный директор Терри Гоу заявил акционерам, что на заводах корпорации сверхурочные работы будут ограничены тремя часами в день. За стенами зала протестующие пикетировали заседание, обвинив и Foxconn, и Apple в жестокой корпоративной этике после самоубийства 11 работников завода в течение нескольких дней, большинство из которых прыгнули со здания завода.

Демонстранты несли плакаты с лозунгом «Рабочие — не машины» и вырезанные из картона изображения главы Apple Стива Джобса с рогами, как у дьявола; другой плакат с логотипом компании Apple имел надпись «Кровавое яблоко».

Foxconn заработал неприятную репутацию своей милитаристской трудовой дисциплиной, насаждаемой на его гигантских заводах. В 2010 году череда самоубийств рабочих сфокусировала международное внимание на кампусе завода Longhua в Шэньчжэне, где работали и проживали около 400 тысяч молодых мигрантов из внутренних районов Китая. 18 самоубийств вместе с десятками других предотвращенных стали широко известны как экзистенциальный ответ на жестокость, господствующую в заводских условиях, усиленную репрессивным производственным графиком, вызванным ненасытной потребностью рынка в продукции Apple: ipad и iphone.

В ответ Терри Гоу принял ряд мер по предотвращению дальнейших трагедий: три миллиона квадратных метров сетки были установлены вокруг здания общежития, чтобы ловить прыгунов-самоубийц; был создан консультационный центр; заработная плата работников увеличилась на 30 %; новым сотрудникам было предложено подписать обязательство не стремиться к суициду.

В книге «Экзорцист и машины» (The Exorcist and the Machines) Эндрю Росс пишет о волне самоубийств на заводах группы Foxconn. После двенадцатого прыжка из окна общежития в блоге одного работника появился пост: «Возможно, для сотрудников Foxconn, как и для нас… использование смерти — просто свидетельство того, что мы вообще не были живы и что в то время, когда мы будто бы жили, у нас было только отчаяние».

Для того чтобы объяснить причины эпидемии самоубийств в Foxconn, Росс пишет:

Группа по защите прав трудящихся, базирующаяся в Гонконге, Students & Scholars Against Corporate Misbehaviour, сообщила, что через год после первоначальных мер Foxconn против самоубийств большинство обещаний компании относительно повышения заработной платы, уменьшения сверхурочных работ, улучшения менеджмента рабочих коммуникаций — остаются невыполненными.

Большую часть двух десятилетий активисты пытались заставить потребителей «глобального Севера» противостоять своим расходам, которые лежат в основе их покупательской модели. Возможно ли будет применить моральный крестовый поход к ИТ-продуктам, пока остается непонятным. В свою очередь, работники Longhua Foxconn используют наиболее экстремальное средство, имеющееся в их распоряжении, для привлечения внимания общественности. Своими самоубийствами они обстоятельно разъяснили буквальное значение выражения «мертвый труд», используемого Марксом для объяснения процесса капиталистического производства. Вероятно, они не станут последними, заявившими о своей отчужденности таким способом^[91].

Однажды несколько молодых работников Foxconn решили изменить условия планируемого самоубийства. Вместо прыжка из окна, или повешения, или самосожжения группа приобрела взрывчатку и превратилась в живые бомбы. Они подожгли некоторые из зданий Foxconn и уничтожили продукты собственных трудов.

Зомби

Самоубийство рассматривалось как единственный выход для рабов на плантациях в Гаити, которые убивали себя тысячами, несмотря на то что после этого им, согласно их верованиям, угрожала перспектива провести вечность, воплотившись в живой труп — зомби.

В статье, опубликованной в New York Times, Эми Виленц объясняет историю, лежащую в основе мифологии зомби:

Для раба под властью Франции в Гаити — тогда Сен-Доминго — в XVII и XVIII веках жизнь была крайне тяжелой: голод, серьезное переутомление и жестокая дисциплина были общим правилом… Единственным выходом с сахарных плантаций была смерть, которая рассматривалась как возвращение в Африку или lan guin?e (буквально: Гвинея, или Западная Африка). Эта фраза на гаитянском креольском даже теперь означает небеса. Плантации означали жизнь в подневольном состоянии; lan guin?e означала свободу. Смерти боялись, но ее также желали. Не удивительно, что самоубийство было частым явлением среди рабов, у которых под рукой были яды и порошки. Хозяева плантаций рассматривали самоубийство в качестве худшего сорта воровства, так как оно лишало хозяина не только услуг раба, но и его личности, которая была его собственностью. Самоубийство было единственным способом для раба вернуть власть над собой.

Для раба только смерть открывала путь к свободе и делала возможным возвращение на родину, оставшуюся за океаном. Черный океан смерти — ворота сверкающего потерянного рая. Но не все будут в состоянии вернуться домой, многие теряются на полпути и становятся зомби. Этот кошмар предохранял рабов от тотального убийства самих себя^[92].

Согласно антропологу и ботанику Уэйду Дэвису, живой человек может быть превращен в зомби с помощью введения в его кровь двух токсинов, оба из которых доступны в Гаити: тетродотоксин — мощный нейротоксин, который может быть найден во плоти рыбы фугу, и дурман — диссоциативной наркотик. Дэвис написал две книги по этой теме: «Змей и Радуга» (The Serpent and the Rainbow) (1985) и «Прохождение Тьмы: этнобиология гаитянских зомби» (Passage of Darkness: The Ethnobiology of the Haitian Zombie) (1988). Не удивительно, что миф о зомби вернулся и играет заметную роль в современном воображении, в частности в западной массовой культуре и кино.

В Китае в попытке отвратить молодых заводских рабочих от самоубийства Foxconn не станет больше выплачивать компенсацию семьям сотрудников, которые убивают себя. По заявлениям спикеров на комплексе Шэньчжэнь, компания имела «конкретные доказательства», что некоторые из его сотрудников убили себя для того, чтобы дать денежную компенсацию своим семьям. Некоторые семьи жертв получили более 100 тысяч юаней (14 640 долларов), по данным пресс-агентства Синьхуа.

«Подобный акт является неправильным. Жизнь драгоценна. Для предотвращения подобных трагедий Foxconn прекратит выдавать компенсацию иначе, чем это предусмотрено законом», — говорится в коммюнике руководства. Не забывайте: жизнь драгоценна.

Как и хозяева плантаций на Гаити, менеджмент Foxconn считает самоубийства худшим видом воровства.

Их ответ состоит в создании новых зомби через череду смертей без выплат компенсаций.

Почему банкиры совершают самоубийство?

Не только индийские фермеры, китайские рабочие и французские служащие совершают самоубийства в весьма больших количествах. Банкиры тоже, похоже, стремятся к самосожжению на алтаре финансового капитализма.

Банковский трейдинг воспринимается как непотопляемый броненосец, незыблемый столп в фундаменте глобальной системы финансов. Но когда мы говорим о самих банкирах — людях, которые обладают властью и деньгами, специалистах, которые раздают бонусы обманутым вкладчикам и коррумпированным политикам, — было бы ошибочно приписывать им ту стабильность, которую мы ожидаем от учреждений, в которых они работают. Недели, кажется, не проходят без того, чтобы банкир или финансовый трейдер не совершил самоубийство. Только в первый месяц 2014 года 11 руководителей банков покончили с жизнью.

Бесчисленные финансовые сайты и журналы пытались объяснить гибель этих богатых и влиятельных лиц, но мотивы остаются неизвестными. Одни, как предполагают, были озабочены расследованиями их деятельности, другие в основном находились в состоянии стресса, были истощены духовно. Может быть, некоторые из них также почувствовали вину… Кто знает?

Ключ к интерпретации этого явления можно найти в книге Олдена Касса «Бычье мышление: Гид по выживанию и достижению успеха на Уолл-стрит», опубликованной в 2008 году, еще до того, как лопнул ипотечный пузырь. Книга Касса, как может показаться, изобилует общими фразами, но ее предмет, бесспорно, интересен: те, кто получает прибыль от абсурдной системы, порождающей несчастья и неравенство, также страдает от истощения, переутомления, а в некоторых случаях — от тяжелых депрессий.

Очевидно, осознание этого не вызовет ни у кого сочувствия к кучке миллионеров, которые спрыгнут со зданий в центре Манхэттена или Лондона. Но стоит учесть, о чем свидетельствует эта волна самоубийств.

В 9 часов вечера, в конце напряженного 12-часового рабочего дня, Джон, успешный продюсер, 38-летний долларовый миллионер, в главном здании в центре Манхэттена закрыл дверь своего офиса и поехал на лифте на 36 этаж офисного здания. Подавленный потерями своих клиентов на рынке за последний год, Джон был в плохом расположении духа. Он имел долгую историю перепадов настроения, что, казалось, только ухудшилось, когда он столкнулся со сложностями на работе. Этот бизнес сокрушил его… Когда двери лифта за ним закрылись, Джон поднялся по лестнице на крышу, где вдохнул прохладный ночной воздух. С пустым взглядом он медленно, целеустремленным шагом прошел по крыше. Джон подошел к краю, посмотрел сквозь нависшие над городом темные небоскребы, пробормотал молитву за жену и детей, закрыл глаза и прыгнул. На следующий день на Уолл-Стрит дела шли, как обычно^[93].

Олден Касс дает простое объяснение этого явления: «Вы живете в постоянной неопределенности. Вы проходите через дикие, неистовые и непредсказуемые флуктуации рынка каждый день, и давление всего этого создает взлеты и падения, выходящие за пределы понимания человека»^[94].

Неопределенность — постоянный спутник нестабильности, непредсказуемость и непонятность процесса, которым, как ожидается, человек будет эффективно управлять, выступает в качестве мощного источника психологической дестабилизации. Согласно Кассу, находящиеся под сильным давлением профессионалы становятся особенно уязвимы в момент, когда работа, которую они рассматривают как часть их личности, не совпадает с ожиданиями, которые они устанавливают для себя. Постоянное сравнение со сверстниками неизбежно в условиях, диктуемых идеологией и культурой конкуренции. Желание преуспеть больше, чем сверстники-конкуренты, становится единственным оправданием для систематического насилия и унижения, которому они сознательно подвергают большинство человеческих существ и самих себя.

Эти люди должны быть жестоко циничными, чтобы делать свою работу, так как она основана на обмане, унижении и обнищании бесчисленных людей. Цинизм — нелегкое бремя, и требования к тем, кто несет его, — непоколебимая уверенность, образ победителя, непобедимый ?bermensch^[95]. Циничный неудачник находится в крайней опасности. Это наводит на возможное объяснение, почему банкиры убивают себя — самоубийства могут являться симптомом бессилия власти. Импотенции, которая в этом случае состоит в неспособности понять и изменить ситуацию, осознании, что бытие есть часть смертельной машины, которая может приносить прибыль, но которую никогда нельзя полностью контролировать.

В результате финансового краха 2008 года движение за увеличение налогов на сверхбогачей усилилось. Стоит отметить мысли на тему налогов одного из самых богатых людей в мире. «Моя секретарша Дебби Босанек, — сказал Уоррен Баффет, — платит ставку 35,8 % с дохода, в то время как я сам плачу 17,4 %». Босанек, которая работала в офисе с 1993 года, добавила: «Все в нашем офисе платят более высокую ставку налога, чем Уоррен».

На ум приходит вопрос: как может быть, что ничего не изменилось в налоговой системе с тех пор? Почему миллиардер Баффет по-прежнему платит более низкую ставку налога, чем его секретарь? Через шесть лет после проведения кампании под лозунгом «Да, мы можем», президент Обама в 2014 году был вынужден признать, что экономика — очень сложная материя. Лучше поздно, чем никогда. Армия юристов и консультантов занята укреплением интересов финансовых капиталистов против таких законов, как Закон Додда-Франка (предназначен для предотвращения финансовых кризисов и большей защиты банковской системы), которые последовательно его ограничивают. Бесконечное усложнение системы, создающей эффективный контроль финансовой деятельности, невозможно. И крупные банки, которые оказываются слишком большими, чтобы обанкротиться, вместе с тем слишком велики, чтобы измениться.

Глава 10. Путешествие в Сеул

Аэропорт Инчхон

Я колебался в течение нескольких недель. Уже приняв приглашение южнокорейского издателя некоторых из моих книг, я передумал и попытался отменить прежнее решение. Меня смущали расстояние и влажная жаркая погода, которая стояла летом в Сеуле.

Издателю было отправлено письмо: «Я слишком болен для этого путешествия. Я страдаю от астмы, длительных перелетов и жаркого влажного климата — все это очень плохо для моего здоровья».

Но мой издатель, очень деликатный человек, любезно ответил: «Вы действительно считаете, что северные корейцы запустят ядерную бомбу в то время, как вы будете у нас в гостях?»

Сарказм его послания помог мне преодолеть страхи, и, в конце концов, я решился вылететь в Сеул, где провел счастливые дни, потому что, наконец, испытал озарение, находясь в современной пустыне в ее наиболее чистом и совершенном виде.

Изучая город Сеул, я мог наблюдать особенности городской среды, повседневной жизни, и я попытался понять наследие исторического прошлого и то, как оно существует в настоящем. К концу XX века, после десятилетий войны, унижения, голода, бомбежек, уничтожения своих городов, физический и антропологический пейзаж Кореи оказался в состоянии опустошенной абстракции. А в наши дни, в течение очень короткого срока, человеческая жизнь и город были полностью и глубоко трансформированы современным нигилизмом в его самой передовой форме.

Южная Корея — лаборатория глобального нечеловеческого мира. Это эпицентр нового мира, основа для будущего нашей планеты.

В аэропорту Инчхон двое организаторов моих лекций пришли, чтобы приветствовать меня: художник и архитектор Эун-Сеон Парк, редактор и директор журнала Listen to the city молодой ученый Янг-Сунг Ким, который изучает современное искусство в Нью-Йорке, проводит время в качестве резидента и художника в Чианг-Май, а иногда принимает участие в культурной жизни родного Сеула.

Аэропорт Инчхон построен на острове, мост, соединяющий его с берегом, проходит вдоль моря. Из окон комфортабельного автомобиля, который вел Ким, я смотрел на открывающийся пейзаж. Дымовые трубы по всей береговой линии, растворенной в мистическом тумане, серое на сером. Море отступило, и земля стала серой, такого же цвета, что и небо. Спокойная, интенсивная, безнадежная, окончательная абстракция захватила меня.

История. Уничтожение и моделирование

Хотя Корея столетия находилась под китайским культурным влиянием, этой стране удавалось оставаться изолированной от мира вплоть до начала XX века.

Когда в 1919 году весь мир собрался в Версале, на конгрессе была представлена каждая страна; даже молодой вьетнамец Хо Ши Мин, который не смог присутствовать лично, направил ходатайство о независимости Вьетнама во Францию. Но в те годы Корея была оккупирована японской армией, и ее представитель не мог принять участие в заседании. Корейский выпускник Принстонского университета, чье имя Ли Сын Ман, попытался отправиться в Париж, но ему было отказано в визе. После Второй мировой войны он стал президентом новой независимой Южной Кореи.

Полуостров был захвачен японской армией в 1910 году. Аннексия положила конец династии Чосон, которая управляла страной с 1392 года. Последующая японская оккупация оказалась крайне жестокой и была направлена на то, чтобы стереть национальную идентичность, национальный язык и любую форму национальной гордости. С 1933 года мелкие партизанские отряды на маньчжурско-корейской границе, возглавляемые Ким Ир Сеном, при поддержке Советской армии начали сопротивление японцам.

Во время Второй мировой войны японцы организовали в Корее систему проституции, похожую на ту, что была создана и в других частях Большого Восточной Азии, так называемой «сферы взаимного процветания». Красивые женщины (ianfu) были уведены из своих домов, японцы заманили их обещаниями работы на заводах и в ресторанах, но обрекли на сексуальное рабство.

После окончательного поражения Японии страна была разделена на Северную, занятую коммунистами под руководством Ким Ир Сена, и Южную, занятую Соединенными Штатами под председательством Ли Сын Мана.

Новая война была неизбежна и вскоре вспыхнула — в июне 1950 года. Следующие три года стали временем зверств против гражданского населения, разрушительных бомбардировок, массового голода и бесчисленных жертв. После перемирия 1953 года страна вышла из войны в состоянии исключительной бедности и была разделена на два государства. К 1960 году оба государства управлялись свирепыми военными диктаторами. Ким Ир Сен правил Севером, в то время как Пак Чон Хи, генерал, который сотрудничал с японцами, правил Югом.

И Северная, и Южная Корея начали восстановление с нуля, две различные модели были приняты взамен уничтоженного прошлого: советская — Ким Ир Сена — идеология чучхе, подобие мистического коммунизма с гипернационалистическими настроениями, и капиталистический процесс индустриализации Пака, который привел Южную Корею к долговечному индустриальному росту и сегодня сделал ее одиннадцатой из наиболее промышленно развитых стран в мире.

Я говорю о двух системах моделирования, потому что оба лидера, Ким Ир Сен и Пак Чон Хи, выбрали свои пути, основываясь на модели исчезнувшей идентичности корейского народа.

Моделирование порождает копию, которая не имеет прототипа, это имитация чего-то, что не существует и никогда не существовало, кроме как в сознании имитатора. Северная модель — выставка счастья и народный праздник славных достижений полубогов, династия которых руководят страной: бессмертный отец-основатель Ким Ир Сен, его сын и внук. Это не просто пропаганда, это что-то более удивительное и всеохватывающее. Это ежедневно реализуемый сценарий спектакля, в котором каждый должен играть свою роль и жить одновременно.

Южная модель — симуляция с помощью компьютера, вариант второй жизни, жизни в цифровом мире, которая поглотила первую и охватывает все пространство воображения и коммуникаций. Samsung одновременно изменяет физические характеристики страны и обеспечивает каждого человека в стране смартфоном для ориентации в новом цифровом мире.

В то время как традиционными краеугольными камнями старого конфуцианства были семья и уважение к родителям, в Северной Корее появилась новая концепция семьи: трудовой коллектив, партия, национальное государство, представленный неоспоримо авторитет нового «отца», великого вождя. По идеологии чучхе, разработанной Ким Ир Сеном, руководитель является безупречным мозгом для народного тела, народные массы обязаны проявлять лояльность к нему, а партия является нервом этого живого организма.

Эти понятия внедрены в сознание населения, каждый человек должен принять их как неизменную норму. День начинается в 8:00 с одного часа учебных занятий под руководством партийных чиновников. Затем начинается работа и продолжается до 20:00, после чего следует занятие с коллективным обсуждением и самокритикой до 22:00^[96].

На юге демонстрация счастья менее обязательна, чем в северном «коммунистическом раю». Тем не менее с тех пор, как была создана южная симуляция, изображение счастья настоятельно рекомендуется всем, имеющим целью добиться успеха в единственной игре, имеющей смысл в Южной Корее, — игре богатства.

В то время как Северная Корея неподвижно застыла в повторении ритуалов, которые давно потеряли свое значение, но до сих пор должны выполнятся неизменно, в южнокорейской политике все изменилось в течение десятилетий. После двух десятилетий военной диктатуры, восстания в Кванджу 1980 года и выборов, которые восстановили политические элиты, Южная Корея начала демократические преобразования, поддержанные экономическим подъемом революции в электронике, промышленности и повседневной жизни. Тем не менее для общества, которое потеряло большую часть своего прошлого физического и культурного ландшафта, экономическое кредо остается главным основанием для идентификации.

Цифровой город

Хангыль, корейский алфавит, изобретенный в XV веке при короле Седжоне Великом, считается одним из источников недавнего экономического успеха страны. Это единственная письменная система в мире, для которой имя его создателя и дата его изобретения являются точно известными. Король Седжон, четвертый монарх династии Чосон, был просвещенным деспотом, который решил создать инструмент для распространения знаний населения о законах, велел создать алфавит, сегодня называемый хангыль, предназначенный для перевода самого простого способа разговорной речи в письменную.

Аристократические элиты королевства и чиновники находились под сильным культурным влиянием китайцев и не одобряли создание национального алфавита, опасаясь, что грамотные простые люди могут угрожать их власти. Несмотря на оппозицию привилегированного класса, хангыль стал распространяться среди населения, особенно среди женщин, и в XX веке полностью заменил китайскую логографическую систему письма.

По мнению многих лингвистов и антропологов, способность корейцев передавать цифровой контент быстрее, чем представители любой другой страны мира, — это следствие влияния системы письма хангыль, которая идеально подходит для эры цифровых технологий.

В отличие от других систем буквенного письма, хангыль имеет одинаковое число согласных и гласных. Таким образом, можно организовать проектирование клавиатуры симметрично назначив согласными 14 клавиш слева и 12 — гласными справа. Клавиатура мобильного телефона имеет гораздо меньше клавиш, чем компьютерные клавиатуры, но так как в хангыль есть только восемь основных систем при наборе номера или текстового сообщения, это получается сделать быстрее и проще, чем в любом другом алфавите. Ведущий производитель сотовых телефонов Кореи применил основные принципы хангыль для создания методов ввода текста^[97].

Изучив художественные галереи, музеи и внешний облик молодых людей — их образы и жесты, иронические надписи на футболках («Я прост, но слишком занят для вас»)^[98], — я был впечатлен важностью роли дизайна в современном Сеуле. Следы традиционной жизни скрыты, их обогнали новые конструкции жизни. Социальная коммуникация была тщательно переработана с учетом современных достижений связи. Представление данных было тщательно сконструировано для экранов всех размеров.

Большинство корейцев непрестанно глядят на экраны своих мобильных устройств. В стране Samsung и LG нахождение в сети является постоянным условием, неважно, что делает человек: гуляет, или сидит в кафе, или стоит на улице, или ожидает поезда метро. Руки постоянно заняты смартфоном или планшетом, движения пальцев разграничивают бесконечные потоки информации, которые скользят по экранам.

Сидя на скамейке в парке, я смотрел на группу из трех молодых девушек, стоявших под деревом, каждая из них глядела в свой телефон, фотографировала окрестности и саму себя, прежде чем поделиться результатом, улыбаясь в камеру, стоя в неизменном молчании.

Экраны везде: большие экраны на стенах небоскребов, средние экраны в зале ожидания железнодорожной станции. Но маленькие личные экраны смартфонов требуют непрерывной преданности толп людей.

После колонизации и войн, после диктатуры и голода умы Южной Кореи, с ростом уровня жизни освобожденные от бремени повседневности, плавно вошли в цифровую среду, и это, по-видимому, сделано с меньшей степенью культурного сопротивления, чем у любого другого народа мира. Это явление, я считаю, является основным источником невероятных экономических показателей, которые Южная Корея продемонстрировала в годы электронной революции.

В культурном пространстве, которое в наши дни раздирают военная и культурная агрессии, корейский опыт отмечен крайней степенью индивидуализации и одновременно запредельным закабалением коллективного разума. Индивид улыбается, это монада, которая прогуливается в городском пространстве в постоянном взаимодействии с фотографиями, твиттами, играми, приходящими с телефонного экрана. Социальные отношения трансформируются в сетевые взаимосвязи, чье управление и процедуры скрыты в кодированных командах в вебе. В порядке одобрения самоизоляции индивидуум должен адаптироваться к цифровому формату, и его представление должно быть адаптировано к установленному стандарту.

«Опустынивание»

Метро Сеула хорошо защищено от суицидальных инцидентов. Стены из прозрачного материала закрывают все вдоль рельс. Поезд останавливается, и открываются двери в туннель из хрусталя.

Тем не менее количество самоубийств в Южной Корее в течение последних трех десятилетий выросло более чем в четыре раза. С 6,8 случая на 100 тысяч человек в 1982 году до 28,4 в 2011 году. Сегодня Южная Корея имеет один из самых высоких уровней самоубийств среди развитых стран, за ней следуют Венгрия (19,8), Япония (19,7) и Финляндия (17,3), и занимает третье место в мире.

Возможно, объяснение подобной эпидемии самоубийств народа Южной Корее можно найти в их новейшей истории. Всего лишь два поколения назад голод был широко и повсеместно распространен по всей стране. Затем за время жизни всего двух поколений Южная Корея достигла того же уровня благосостояния и потребления, что и самые передовые страны Запада. Но цена этого резкого улучшения состояла в «опустынивании» повседневной жизни, гиперускорение ритма жизни, крайней индивидуализации человека и жесточайшей конкуренции на рынке труда. Нестабильность стала постоянным ощущением, особенно среди молодых людей. Цена обучения растет из-за неолиберальных реформ университетского образования. Все большему и большему числу молодых людей приходится занимать деньги у банков, чтобы появилась возможность жениться и купить квартиру. Еще больше попадают в долговую кабалу, чтобы заплатить за учебу. Карьерный рост некогда сильного работника становится все более слабым, и социальная устойчивость рассеивается, становится индивидуальной. Редкие случаи сопротивления трудящихся являются по большей части реакцией на произвол и символической формой действия. Выселение из неоплаченных квартир и домов стало обычным явлением в Сеуле. Люди вынуждены уходить из своих домов и небольших магазинов, чтобы отдать пространство корпоративным строительным инвестициям и новым модным заведениям.

Корейцы вышли из положения столь большой бедности, что их новая реальность воспринимается почти немыслимой. По сравнению с условиями жизни их бабушек и дедушек, присутствующее отчуждение может показаться справедливой ценой за такой уровень жизни. Хай-тек-капитализм, естественно, требует постоянного повышения производительности и непрерывной интенсификации ритма работы.

Но для некоторых людей присутствующее отчуждение не менее неприятно, чем адские страдания прошлого. «Опустынивание» ландшафта и виртуализация эмоциональной жизни сводятся к провоцированию одиночества и отчаяния населения, которому трудно сознательно противостоять. Однажды прекрасно скомбинированный и рекомбинированный организм оказался эффективен в сфере технологий и производства, но при этом оказался чрезвычайно хрупким. Изоляция, конкуренция, чувство бессмысленности, принуждение и отказ от прошлого для 21 человека из каждых 100 тысяч приводит к попытке бежать от такой жизни.

Sujonomo N

Целью моего визита в Сеул были семинар, организованный группой арт-активистов Sujonomo N, и встреча в местном университете с группой студентов и ученых, организованная моим издателем.

Одной из причин для моих колебаний ехать или не ехать в Сеул был вопрос морали. Какое право я имею экспортировать мой нынешний пессимизм в страну, которую я не знаю, и особенно передавать его людям, которые так добры, чтобы слушать меня? Какое право я имею встречать активистов, философов и художников, чью современную деятельность я игнорирую, и говорить им, что я считаю самоубийство наиболее интересным современным политическим актом?

Однако, встретив меня в Сеуле, хозяева недоумевали и путали меня, дезориентировав мои ожидания.

Участники семинара Sujonomo N были чрезвычайно разнородной группой. Среди них были профессора и исследователи из разных университетов города, некоторые были художниками и архитекторами, некоторые — очень молодыми студентами. Присутствовали известный философ, который был заключен в тюрьму в годы военной диктатуры, эксперт в русской литературе, очаровательный старый учитель литературы, который ушел в отставку и живет в сельской местности, чтобы выращивать деревья и овощи, католический священник, анархист, буддист и владелец автозаправочной станции в пригороде.

Отвечая на вопрос о своей деятельности, некоторые из них описали себя независимыми исследователями, которые считают Sujonomo N местом, где их исследования могут быть обнародованы и обсуждены. Как и во многих других странах в мире, процесс неолиберальной приватизации университетской системы делает сложным подготовку в Корее достаточного количество специалистов для науки и исследований.

Все чаще молодые люди бросают университет, который становится все более и более дорогим, но все менее и менее полезным с точки зрения перспектив найти работу, — и создают пространство самообразования и самостоятельных исследований. Члены группы Sujonomo N регулярно встречаются в двух местах в популярном районе Сеула. Одно из них используется для встреч за обедом, другое — для культурной деятельности и дискуссий. Они обедают вместе, занимаются йогой и слушают музыку и каждый день принимают участие в семинарах по различным предметам. В одну неделю с моим выступлением другие группы изучали книгу Мишеля Фуко, посвященную сексуальности и философию Уолтера Беньямина, а другой семинар был посвящен математическим проблемам в области вычислительной техники.

Они не являются активистами, которые стремятся быть уверенными, что общество выигрывает, а империя будет побеждена. Одни из них приняли участие в борьбе трудящихся в последние десятилетия, другие протестуют против опустошения того, что осталось от природного ландшафта Кореи, некоторые участвуют в борьбе с ежедневными выселениями людей — но в то же время они, похоже, полностью осознают тщетность любых попыток действовать против системы.

Хотя от поездки в Сеул у меня осталось ощущение достижения последней точки современного ада, встречи членов Sujonomo N дали мне понять, что даже в аду есть замечательные люди и хорошие места, где можно расслабиться и получать удовольствие. В действительности мы не связаны цепями окружающего нас насилия и не обязаны соответствовать окружающей среде. Хотя им постоянной угрожает ядерное нападение тирана, который живет всего в нескольких милях к северу в городе Пхеньяне, хотя им угрожает окончательное «опустынивание» по вине тиранов финансового капитализма Южной Кореи, все же мои друзья из Sujonomo N, кажется, осознают, что только наше чувство дружбы и стремление к совместным исследованиям может дать нам независимость от современного мира. Это может позволить нам создать условия для возрождения на пути к апокалипсису, по которому мы в настоящее время идем.

Глава 11. Что мы должны делать, когда ничто не может быть сделано?

Почему я пишу столь ужасную книгу? — вдруг спросил я сам себя, когда приблизился к последней главе этого текста. Почему я скрупулезно анализирую все эти уродливые явления современности, все эти удручающие события?

Преступления, массовые убийства, самоубийства — это не лучшие объекты внимания для добродушного человека.

Я психически здоровый человек, я не люблю все подобные девиации. Тем не менее в конце лета 2012 года, начав писать этот текст, я пребывал почти в состоянии восторга, неосознанно испытывая волнение и любопытство, обусловленные прежде всего пониманием того, что здесь, в этой темной стороне жизни, есть что-то особенное, свойственное духу нашего времени.

Так что же, я пишу эту книгу с намерением денонсировать нигилистические эффекты, которые вездесущая конкуренция и агрессивность обеспечили современной психосфере? Пожалуй, и да, и нет. Оценивать преступления неолиберальной теологии и абсолютистского капитализма на самом деле не моя цель.

В действительности этот вид осуждения едва ли полезен.

Зло, которое финансовый капитализм сеет в жизни трудящихся, в значительной степени понятно сегодня каждому, и описание предупреждений о грядущих катастрофах обычно мало помогает. Людям уже ясно, что их благополучие окажется под угрозой и их образ жизни будет ухудшаться до тех пор, пока двигатель финансовых механизмов капитализма продолжает активно работать против интересов общества в целом. То, что они не знают, — это как именно остановить двигатель этого адского поезда разрушений, когда все традиционные формы протеста и демократического выражения мнений были нейтрализованы политической системой.

Такое осуждение лишь провоцирует разочарование и ведет в никуда.

То, что нужно вместо осуждения, — показать другой путь.

Нестандартная этика

Когда я пришел к убеждению, что политика не в состоянии эффективно противостоять финансовой агрессии, я начал рассматривать, что должно быть сделано, когда ничто не может быть сделано.

Точнее: какую этическую позицию должны мы принять теперь, когда основы этического поведения фактически отменены и вместо них предсказуемо используются основы экономической ценности. Когда само понятие ценностей стало произвольным и трактуется так, как это выгодно в настоящий момент.

Этика обычно базируется на единстве людей. Этическое поведение обязательно подразумевает чувство солидарности, ощущение принадлежности к сообществу, территории, общей судьбе и стремление к совместному поиску общего будущего.

Но что происходит, когда конкуренция оказывается основной формой социальных отношений и восприятие других людей становится бесплотным, функциональным и чисто утилитарным?

Что происходит, когда любые отношения людей становятся принципиально нестабильными?

Так как нестабильность предполагает случайности, непостоянство, неустойчивость, может показаться, что жизнь человека на этой планете всегда была весьма неустойчивой и что в ходе человеческой эволюции чистая сила была единственным способом решения социальных проблем и единственным основанием социального заказа. Таким образом, может показаться, что только религиозные убеждения могут установить ограничения для жестоких законов сильнейшего, согласно этике, которая основана на моральном законе, исходящем от Бога.

Тем не менее идеи современной этики стремятся к тому, чтобы найти альтернативу и чистой силе, и теологии. Ее основы были заложены протестантской буржуазией, когда экономика заменила богословие как источник права. Частная собственность, равные права, оплата труда — все основные принципы буржуазной цивилизации — каким-то образом базировались на основе общего интереса: расширение сообщества, рост производства и увеличение потребления. Этические ценности и общий интерес территориальной общины были связаны между собой. Тяжелая работа заслуживает вознаграждения не только из-за предположительной стоимости совершенного, но также потому, что награждение за работу есть единственный способ воспитать чувство ответственности в обществе. Ответственность означает уважение к общему интересу.

Затем, когда финансовый капитализм детерриториализировал производство и рандомизировал источник власти, общие условия этического поведения исчезли. Флуктуации финансового рынка имеют мало общего с ответственным поведением заинтересованных сторон; напротив, финансовая прибыль больше зависит от нарушения общего интереса, как при недавнем американском кризисе субстандартных кредитов^[99] и бесчисленных случаях финансовых банкротств вследствие банковских махинаций.

Современный прогресс, по существу, направлен на снижение зависимости жизни человека от непредсказуемости природы, а его социальные институты направлены на защиту граждан от капризов рынка. С конца XIX века установление гарантий для рабочих и всех граждан вообще было одним из главных интересов прогрессивных государств.

Всем известно, что природа не доброжелательна и что джунгли — не безопасное место, особенно для тех существ, которые по своей природе не агрессивны. Все знают, что жизнь беспощадна и что время отмечено энтропийным законом дисперсии, упадком, болезнью и смертью. Вот почему люди создали структуру, существующую под названием общества, вместе со всеми учреждениями, которые должны защищать нас от жестокости жизни. Вот почему люди разработали научные знания и технологии. Только тогда, когда люди могут ожидать достаточную степень защиты от страданий и насилия, они могут наслаждаться жизнью.

Но потом пришла Маргарет Тэтчер, которая заявила, что нет такого понятия, как общество, есть только индивидуумы, сражающиеся за свое выживание. Вдруг функционирование природы в описании Дарвина превратилось в политическую повестку дня. В мире, описанном Дарвином, сильные индивиды выживали, а слабые подавлялись. Это жестокий закон естественной эволюции. Это также то, от чего современный проект цивилизации пытался защитить людей.

Жестокость природы начала возвращаться в последние десятилетия XX века и, наконец, восторжествовала в начале XXI века. Природа, которая была освоена и покорена всепоглощающим промышленным ростом, теперь наносит человечеству ответный удар.

Неустойчивость стала признаком нового мира, вернувшегося в «джунгли».

В сфере труда неустойчивость есть отмена правил, регулирующих отношения между трудом и капиталом, в частности договорные гарантии непрерывности и регулярности работы. Прекаризация стала возможной благодаря распространению информационных технологий. Когда производство товаров оборачивается в информацию и сеть становится сферой рекомбинации производительных действий, которые происходят в отдаленных пространствах и моментах времени, потребность капиталиста купить всю работу человека отпадает — ему необходим только фрагмент времени. Работающий в сети компьютер непрерывно улавливает и рекомбинирует фрагменты инфовремени из океана социальной жизни и интеллекта. Таким образом, нестабильность вторгается в пространство социальной жизни и пронизывает ожидания и эмоции людей, чье время фрагментировано, фрактализовано, разбито на ячейки.

Это состояние, в котором мы живем в начале нового века.

Этическая основа современной социальной среды была построена на основе ответственности буржуазного класса и солидарности между работниками. Протестантская буржуазия была ответственна перед Богом и территориальной общиной, что позволило ей процветать. Работник был объединен со своими коллегами через осознание единства интересов.

Обе эти основы современной этики ныне разрушены. Капиталистический класс постбуржуазии не чувствует себя ответственным за общины и территории, потому что финансовый капитализм полностью детерриториализован и не имеет никакого интереса в благополучии какой-либо конкретной территории и ее населения. С другой стороны, постфордовской работник больше не разделяет те же интересы, что его коллеги, но, напротив, вынужден конкурировать каждый день с другими сотрудниками за работу и заработную плату в дерегулированной сфере предложений труда. В рамках этой новой нестабильной организации труда укрепление рабочей солидарности становится трудной задачей.

В течение последних трех десятилетий общественные движения пытались восстановить условия современной этики и вновь подтвердить ценности, которые были основой буржуазной цивилизации: демократия, труд и уважение к закону. Но — неудачно.

В то время как неолиберальная волна, воспользовавшись новым, основанным на технологическом прогрессе образом жизни, трансформировала культурные и политические ожидания, левые защищали этические нормы и политические учреждения прошлого. Выдавленные тем самым в фактически консервативную позицию, левые потеряли свои главные признаки и свою идентичность.

Теперь это, наконец, предельно ясно: сопротивление закончилось. Капиталистический абсолютизм не будет побежден, и демократия никогда не будет восстановлена. Эта игра окончена.

Какой же будет следующая игра?

Следующая игра

Я думаю, что следующая игра будет связана с нейропластичностью. Отображение активности мозга будет главной задачей науки в ближайшие десятилетия, в то время как создание искусственного разума будет основной задачей технологии. Новая альтернатива появится на этом уровне, между конечной автоматизацией коллективного разума и самоорганизацией искусственного интеллекта.

Когнитивные работники — особенно ученые, художники и инженеры — будут ведущими актерами в этой новой игре. Тем временем мы должны очертить линии новой этики для того, чтобы быть в состоянии сохранить свою человечность в ходе трансгуманистического перехода.

Это горизонт следующей альтернативы: или новая форма финального нейрототалитаризма, или новая форма трансгуманизма. Будет ли всеобщий интеллект покорен машинами, соединяя отдельные разумы, лишенные свободы и сингулярности? Или будет сознательная связь чувственных особенностей, которые смогут самостоятельно организоваться и найти пути совместного использования своих ресурсов и сотрудничества?

Будет ли всеобщий интеллект постоянно кодироваться Матрицей и превратится в сетевой рой или общий интеллект сможет повторно соединиться с социальным телом и создать условия для самостоятельности и независимости от Матрицы?

Основным полем раздора будет интеллектуальная деятельность. Органическое устройство, мозг, и познавательная программа умственной деятельности планируют стать важным перевалочным пунктом интеллектуальных исследований и политических конфликтов.

В апреле 2013 года президент Обама анонсировал научный проект картирования активности мозга как главную научно-исследовательскую инвестицию в США в течение следующего десятилетия.

В настоящее время ученые могут контролировать деятельность одного нейрона с помощью электродов. Функциональные магнитно-резонансные методы визуализации и подобные технологии позволяют им видеть весь мозг в действии. Но «середина» ускользает от любопытства исследователя: как работают нейроны вместе, будучи объединенными в «сеть»? Что происходит, когда схема мозга ломается?

После сканирования и картирования генома человека, грандиозного научного предприятия 1990-х годов, сканирование и картирование мозга может быть задумано в качестве точки входа в анализ смоделированной нейропластической адаптации (CDNpA). CDNpA будет полем конфликта, воображения и экспериментирования в ближайшие 20 лет.

Кто будет главным действующим лицом в этом процессе? Автономный интеллектуальный работник или Матрица финансового капитализма?

Альтернативы, которые могут быть предусмотрены для будущего, следующие: или подчинение разума правилам глобальной нейромашины в соответствии с конкурентным принципом капиталистической экономики, или развязывание автономной потенции общего интеллекта.

Процесс трансформации — переход из поля политических решений в концептуальную и практическую сферу нейропластичности.

Изменение человеческого мозга, которое происходит, может быть описано как спонтанные попытки справиться с окружающей хаотичной инфосферой и по-новому сформулировать отношение между инфосферой и мозгом. Социальный разум обязан справиться с травматическими явлениями. Нарушается не только психическое измерение бессознательного, но сама ткань нейронной системы подвергается травмам, перегрузкам, отключению. Адаптация мозга к новой окружающей среде включает в себя огромные страдания, насилие и безумие.

Играет ли сознание роль в этом процессе изменения? Воображение сознательно действует в нейропластическом процессе? Может сознательный организм сделать что-то, когда он находится в ситуации стресса?

Воображение — способность, которая позволяет выйти за пределы языка, умение перекомбинировать воображаемые фрагменты (а также концептуальные и лингвистические фрагменты), которые мы собираем из опыта прошлого. Воображение берет фрагменты со склада нашей памяти. Воображение перерисовывает границы и переделывает формы, и этот процесс перепроектирования позволяет нам увидеть новые горизонты и спроектировать мир, пока еще не существующий.

Так, в итоге, почему я пишу такую ужасную книгу? Я делаю это потому, что ищу этический метод выхода из современного варварства, и в то же время хочу найти способ интерпретации новых этических ценностей, которые принесло варварство.

Как мы сегодня можем оставаться людьми, как мы можем говорить о солидарности?

Темный «Дух времени»

В современном эстетическом производстве легко обнаружить признаки своего рода Темного «Духа времени». «Дух времени» — Zeitgeist — означает восприятие неизбежности.

Если мы посмотрим на произведения современного искусства, то повсюду найдем одинаковое понимание отсутствия выхода из сложившейся ситуации. Искусство — поэзия, литература, музыка, кино и общий эстетический семиозис нашего времени прослеживают наступление неизбежной тьмы: социальная деэволюция, физический распад и нейрототалитаризм.

Фильм «Голодные игры» Гэри Росса имел огромный кассовый успех, он, как и «Аватар», возглавлял топ североамериканских кассовых сборов четыре недели подряд. Миллионы молодых людей во всем мире видели этот фильм; миллионы читали книги, написанные Сьюзан Коллинз.

Я пошел в кино, чтобы посмотреть фильм, первую и вторую части. Затем я прочитал третью книгу серии — «Сойка-пересмешница».

Понравились ли мне «Голодные игры»? Ну, я не знаю. Конечно, это достаточно повлияло на меня. Мне, наверное, не стоит напоминать читателю сюжет, так как он широко известен. Скажу лишь несколько слов: новая цивилизация основана на массовом рабстве, военном диктате и привилегиях меньшинства людей, которые живут в столице. Каждый год военные выбирают двух молодых людей из каждого района страны, которые доставляются в столицу и вынуждены сражаться в широко освещаемых по телевидению «Голодных играх». Только одному из двадцати четырех позволено выжить — победителю.

Популярность фильма можно отнести к эффективности этой метафоры для мира, в котором мы будем обитать в обозримом будущем — том, в котором конкуренция, жестокость и одиночество — единственные правила существования.

Роман описывает борьбу за самосохранение, с чем люди будущего сталкиваются в своих общинах-дистриктах. Ежегодные игры — кульминация и всеобъемлющая метафора этой постцивилизационной страны.

Что же за сообщение хочет донести автор? Что за сообщение получает аудитория? Дональд Сазерленд, который играет роль президента ультратоталитарной системы, сказал в интервью, что фильм должен рассматриваться как описание современного социального неравенства. Но, на мой взгляд, фильм не имеет никаких политических намерений, и он не предлагает никакого морального подхода. Автор Сьюзан Коллинз и режиссер Гэри Росс знают, что их аудитория не дойдет до того, чтобы рассматривать фильм с социально ориентированной стороны. Классовая ненависть сейчас не проблема. Беспомощность является проблемой. Безнадежность является проблемой.

Я бродил в блогосфере, пишущей о «Голодных играх», говорил со студентами о фильме и сделал вывод, что фильм захватывает настроение большинства современного неустойчивого поколения, которое воспринимает реальность через цинизм, не видя никакой альтернативы мрачному будущему. Единственным воображаемым будущим является антиутопия — мир, в котором мы скоро будем жить. Единственный вывод из этого: попробовать стать победителем Голодных игр; быть готовым подчиниться.

«Прикосновение греха», фильм 2013 года режиссера Цзя Чжанкэ, можно рассматривать как ретроспективу нестабильной жизни китайского рабочего. Спродюсированный Такеши Китано, фильм состоит из четырех историй: четыре человека, живущие или в деревне, или в небольших городах, для которых последствия капиталистической модернизации Китая разрушили привычный образ жизни и будущее, при этом капиталистическое «сегодня» не в состоянии обеспечить процветание обыкновенных китайцев. Эти четыре человека были вырваны из традиционного, репрессивного коллективизма, чтобы быть брошенными в состоянии унижения, стресса, насилия и прежде всего одиночества. Для них связь с родной землей разрушена, связь с сообществом ограничена. Каждый ищет свой одинокий путь к работе, получению средств к существованию, только иногда встречая на пути других людей. Все это рисует картину жизни хрупкой, поспешной, искаженной.

Вне досягаемости человека лежат солидарность, эмпатия, не говоря уже о дружбе.

Каждая часть фильма неизбежно заканчивается актом насилия. Это совершенно бессмысленное насилие.

Несчастье, кажется, стало новой нормой в человеческой жизни: постисторическое и постполитическое несчастье похоже на то, что изображено в «Натюрморте», предыдущем фильме Цзя Чжанкэ.

«Натюрморт» рассказывал историю рабочего, который возвращается домой после нескольких лет отсутствия и видит, что его дома, его жены и дочери больше нет, так как их деревня затоплена водами реки Янцзы ради строительства плотины «Три ущелья». Новая природа заняла место старой, буквально затопив жизнь, деревни, личные вещи, воспоминания, ради того, чтобы открыть путь торжеству современной экономики.

«Сфера», роман Дэйва Эггерса (2013 год), — также показательное отражение соотношения между технологиями, коммуникациями, эмоциональностью и силой. «Сфера» — название корпорации, наиболее могущественной корпорации в мире: своего рода конгломерата Google, плюс Facebook, плюс PayPal, плюс YouTube и многое другое. Трое мужчин управляют компанией: Стоктон — финансовая акула, Бэйли — просвещенный утопист, который хочет создать совершенство на Земле, обязав всех быть совершенно открытыми для всех остальных, третий — Тай Господинов — создатель предприятия и скрытый вдохновитель проекта.

Главная героиня книги — Мэй, молодая женщина, которая нанята компанией на время завершения финальной фазы реализации TrueYou, программы, предназначенной для записи каждого момента жизни для всепроникающего, непрерывного обмена информацией, для установления режима абсолютной открытости и прозрачности.

Благодаря абсолютной преданности миссии полной прозрачности Мэй становится пресс-секретарем корпорации, лицом, которое появляется каждый день на бесконечных каналах всепроникающего телевидения «Сферы» — проповедников будущего.

«Сфера» рассказывает о полном захвате человеческого внимания: непрерывная связь, обязательное «удобство», создание новой системы потребностей вокруг необходимости постоянно создавать информацию и делиться ею.

Можно возразить, что Эггерс просто повторно рассказал Оруэлла, спустя более шестидесяти лет после публикации романа «1984». Хотя это возражение в целом справедливо, на заключительных страницах романа Эггерс идет дальше, чем Оруэлл, поскольку слова Тая Господинова показывают трансчеловеческий смысл тоталитарного кошмара процесса информатизации общества. В последней сцене романа изобретателю и основателю «Сферы» удается тайно встретиться с Mэй, задача которой соблазнять глобальную аудиторию проекта. Но глава компании потерял контроль над собой и лишен какой-либо власти остановить самостоятельное развертывание проекта, который он задумал.

Я ничего такого не имел в виду. Все происходит слишком быстро. Но я и в страшных снах не видел мира, где аккаунт в «Сфере» обязателен, а вся власть и вся жизнь проходят по каналам одной-единственной сети… Раньше у человека была возможность отказаться. А теперь все кончено. Гармония «Сферы» — конец всему. Мы заполняем «Сферу» до краев, запираем всех внутри — и наступает тоталитарный кошмар^[100].

Автоматизация не может быть остановлена, создатель автомата сам будет подавлен своим существом: сфера постоянного внимания.

Сфера совершенной прозрачности всех для всех.

Сфера полной мощи и всеобщего бессилия.

Укрытия нет

Кошмары пугают Кертиса. Он видит дождь и бурю, разрушающие все, уничтожающие его семью, жену и дочь, и дом, где они живут, один из тех унылых, хотя и удобных для жизни домов, разбросанных по плоскому пейзажу американского Среднего Запада. Кошмарная жизнь или жизнь кошмара? У Кертиса счастливая жизнь, он любит свою жену Саманту и дочь Анну, которая страдает глухотой. Компания, на которую он работает, предоставляет Кертису хорошую страховку, которая дает возможность сделать операцию для его дочери, чтобы вылечить ее. Саманта — домохозяйка, которая пытается пополнить семейный доход. Деньги поступают плохо, но благодаря работе Кертису удается оплачивать кредиты.

Тем не менее во сне Кертиса беспокоят кошмарные предчувствия катастрофы. Он решает построить убежище в своем дворе. Для этого ему нужны деньги: зарплаты недостаточно для выполнения задачи, и он идет в банк, желая получить кредит. «Остерегайтесь, мой мальчик, — говорит хороший директор банка, — это трудные времена. У тебя есть семья — влезать в долги опасно». Но Кертис утверждает, что ему нужны деньги для того, чтобы защитить свою семью от мнимой бури.

Примечательно, что Джефф Николс задумал сюжет фильма «Укрытие», описанный здесь, в конце 2008 года, после банкротства Lehman Brothers, в то время, когда в коллективном сознании финансовые структуры стали тесно связаны с катастрофическими событиями.

Саманта, жена Кертиса, волнуется. Поведение мужа кажется ей странным. Она встревожена новым кредитом и понимает, что Кертис, вероятно, не совсем здоров психически. Саманта знает, что мать Кертиса страдает от параноидальной шизофрении.

Ситуация поворачивается к худшему. Чтобы раскопать двор и сделать яму для убежища, Кертис берет экскаватор со своей работы. Каким-то образом босс узнает об этом, и Кертиса увольняют. Он теперь безработный, страдающий, находящийся на грани нервного срыва. Убежище готово, и однажды ночью предупреждение о торнадо заставляет его и его семью спуститься в укрытие. Они спят в убежище, но буря не слишком сильна, и на следующее утро соседи убирают лишь небольшое число обломков.

Саманта убеждает Кертиса посетить терапевта.

Врач предлагает им отправиться на отдых, прежде чем Кертис начнет серьезное лечение, чтобы вернуться успокоенным и готовым начать новую жизнь. Семья едет на пляж, чтобы в течение нескольких дней отдыхать и расслабляться.

Кертис отдыхает на пляже со своей дочерью, строит замок из песка, когда маленькая глухонемая девочка смотрит на горизонт и делает знак бури. Кертис поворачивает голову и смотрит на небо: впечатляющие облака говорят о приближении страшного шторма. Саманта выбегает из дома, и густой коричневатый дождь из кошмаров Кертиса начинается. Она смотрит на океан, где прилив отходит назад и вдали поднимается волна цунами.

«Укрытие» напоминает фильм «Птицы» Альфреда Хичкока не только в схожей идее, связанной с птицами, атакующими людей, но и в необъяснимом предчувствии неопределяемой угрозы. Предостережение фактически то же самое, что и в настоящее время, — на образ жизни человечества напали финансовые хищники, вместе с этим ожидается катастрофа окружающей среды.

Должны ли мы создавать убежище? Если мы идем в банк, получаем кредит и вкладываем средства в наше будущее для его защиты, должны ли мы воспринять предчувствия серьезно? Мы признаем, что паранойя является разумным ответом на опасности, от которых мы не можем избавиться, или мы должны развеять тревожные ощущения как параноидальный бред?

Николс отвечает на наши вопросы так: вкладывая энергию в строительство убежища, мы попадаем в ловушку, принимаем дилемму депрессии и катастрофы. Когда буря приходит, мы оказываемся вне дома и, следовательно, слишком далеко от убежища.

Европейская надежда на будущее превращается в кошмар, так как северные протестанты неохотно оплачивают счета за долги, которые сделали южные католики и православные. Goldman Sachs посеял ветер, и сейчас урожай созрел в виде бури.

Надежда на Арабскую весну также превращается в кошмар: гражданская война в Сирии распространяется за пределы сирийских границ. Провозглашается Исламское государство. Еще недавно фантастическая идея халифата становится реальной и захватывает огромные территории. Египетская революция была разгромлена демократически избранным правительством исламистов, впоследствии свергнутым Сиси, новым воплощением Мубарака.

Израиль угрожает Ирану, а Иран угрожает Израилю, в то время как «Хезболла» объявляет о создании особой силы, которой суждено захватить север Израиля.

Деньги — наше убежище, единственный путь, который у нас есть, чтобы получить доступ к жизни. Но в то же время, если вы хотите денег, вы должны отказаться от жизни.

Не стройте убежище, оно, конечно, окажется бесполезным. Кроме того, строительство убежищ — работа тех, кто готовится к шторму. Сохраняйте спокойствие. Не будьте «приложением к жизни» и прежде всего — не питайте надежду, это абсолютно бессмысленно.

Спазм

Это ужасная книга о субъективации, о сознании, о разумном аспекте эволюции в наш век, который только начался. Эволюция человека состоит не только из суровых вещей, таких как технологии, производство и физическая среда, но также из мягкого материала психики, эмпатии и языка. Бессознательное, желания, общие ожидания и страхи являются субъективной стороной человеческой эволюции. Так как это является продуктом нескончаемой трансформации психо-культурного состава коллективного сознания, это своеобразное «программное обеспечение» постоянно изменяется.

Загрязнение окружающей среды, болезни и физические страдания, очевидно, влияют на коллективное сознание. В прошлом веке сложный социальный материал резко изменился: физический пейзаж в мире был изменен промышленностью и войной, городские пространства были возведены, разрушены и перестроены. Субъективность, однако, продолжала свою фундаментальную ориентацию на прогрессивное видение будущего. Несмотря на широкое распространение насилия и эксплуатации, ожидания относительно будущего были отмечены устойчивой верой в эволюцию и рост. Даже в самые темные моменты истории прошлого века, даже в годы Второй мировой войны, когда люди умирали, сражаясь под флагами фашизма, коммунизма и демократии, воображение о будущем оставалось воображением о лучшем мире.

В последние два десятилетия прошлого века вся концептуальная основа эволюции изменилась. Идея эволюции постепенно перестала совпадать с экономической экспансией, и сейчас мы столкнулись с задачей переосмысления эволюции как развития. Но это переосмысление кажется нам невозможным. Политическая воля парализована, она не в состоянии решиться и представить себе радикальное преобразование ожиданий и формы новой жизни.

В то время как информационные технологии спровоцировали ускорение ритма обмена информацией, пространство для физического перемещения уменьшается, а ресурсы для экономического роста исчерпываются.

Я называю этот двойной процесс ускорения и истощения спазмом.

Спазм — это внезапное, аномальное, непроизвольное мышечное сокращение или серия чередующихся мышечных сокращений и последующей релаксации. Спазм также внезапный, краткий всплеск энергии и болезненная интенсификация деятельности организма.

В своей книге «Спазм» (Spasm) (1993 год) Артур Крокер говорит об эстетике киберпанка и секционированных рекомбинантных телах, описывая эффекты информационных технологий в создании тела-машины. По Крокеру, внедрение электронных устройств в плоть органического тела (протезы, импланты), в том числе в качестве интерфейса (цифровое повышение интенсивности взаимодействия, реклама, виртуальный секс), являются причиной ускорения нервной деятельности до точки спазма.

В современной антропологической трансформации, вызванной цифровыми информационными технологиями и рыночной глобализацией, социальный организм подвергают воздействию, которое принимает форму спазма.

В своей последней книге «Хаосмос» (Chaosmosis) (1992 год) Гваттари пишет: «Среди туманов и миазмов, которые скрывают наш конец тысячелетия, вопрос о субъективности сейчас превращается в лейтмотив». И добавляет: «Всем людям придется объединить свою креативность, чтобы отогнать угрозы варварства, психического срыва и хаотические спазмы, которые виднеются на горизонте». Он также пишет: «Мы вынуждены вызвать в воображении варварство, психический взрыв, хаотический спазм»^[101].

Это последнее выражение обозначает не только потерю сознания, но и ту патологию, что приносит с собой капитализм. В своей книге Гваттари предсказал, что переход тысячелетий будет веком тумана и миазмов, мрака и страдания. Теперь мы знаем, что он был совершенно прав. Через 20 лет после выхода «Хаосмоса», мы знаем, что туман гуще, чем когда-либо, и миазмы не исчезают, но становятся все более опасными, более ядовитыми, чем они когда-либо были.

«Хаосмос» был опубликован всего за несколько месяцев до смерти автора, в 1992 году, в то время, когда лидеры мировых держав встретились в Рио-де-Жанейро, чтобы обсудить и, возможно, принять решение о борьбе с загрязнением окружающей среды и глобальным потеплением, которое в те годы становилось все более очевидной угрозой человеческой жизни на планете. Американский президент Джордж Буш-старший заявил, что американский образ жизни не обсуждается, имея в виду, что США не намерены сократить выбросы углерода, потребление энергии и экономический рост ради экологического будущего планеты. Затем, как во многих других случаях впоследствии, правительство США отказалось вести переговоры и подписывать любые международные соглашения по этому вопросу.

Сегодня, 20 лет спустя, опустошение окружающей среды, естественной и общественной жизни достигло того состояния, которое, кажется, имеет необратимый характер. Необратимость как концепцию трудно передать, поскольку она полностью несовместима с современной политикой. Когда мы используем это слово, мы объявляем ipso facto^[102] смерть самой политики.

Процесс субъективации развивается внутри этих рамок, которые перекраивает сочетание бессознательных потоков в социальной культуре. «Субъектность — не большая естественная данность, чем воздух или вода. Как мы можем производить ее, отвергать, обогащать и постоянно изобретать для того, чтобы сделать ее совместимой с миром изменяющихся значений?»^[103]

Как создать автономную субъектность (автономную от окружающей коррупции, насилия, беспокойства)? Является ли это вообще возможным в «век спазма»?

Спазм — болезненная вибрация, которая заставляет организм до крайности мобилизовать нервную энергию. Это ускорение является эффектом ускорения ритма социального взаимодействия и эксплуатации социальной энергии. Поскольку процесс валоризации семиокапитала требует все более и более интеллектуальной производительности, нервная система организма подвергается увеличению эксплуатации. И как раз здесь происходит спазм — это эффект от насильственного проникновения капиталистической эксплуатации в поле информационных технологий, включая сферу познания, чувственности и бессознательного.

Что мы должны делать, когда находимся в ситуации спазма?

Гваттари не использует слово «спазм» в изоляции. Он пишет: «хаотический (chaosmic) спазм».

Хаосмос — это создание нового более сложного порядка, выходящего из хаоса. Хаосмос является осмотическим переходом от состояния хаоса к новому порядку, где слово «порядок» не имеет нормативного или онтологического смысла. Порядок предполагается как гармония между умом и семиоокружающей средой. Хаос — избыток скорости в информационной сфере по отношению к работоспособности головного мозга.

В своей последней книге «Что такое философия?», которая посвящена не только философии, но в том числе и проблеме старения, Делез и Гваттари говорят об отношении между хаосом и мозгом. «От Хаоса к Мозгу» — название последней главы книги:

Мы требуем только немного порядка, чтобы защитить нас от хаоса. Ничто не является более беспокоящим, чем мысль, которая ускользает, чем идеи, которые улетучиваются, исчезают, будучи с трудом сформированы, уже подорваны забывчивостью или низвержены другими, которым мы больше не хозяева. Эта конечная вариабельность появляется и исчезает из их совмещения. Они — бесконечная скорость, которая сочетается в неподвижности бесцветного и тихого ничто, которое они пересекают, без природы или мысли. Это мгновенное, о котором мы не знаем, существует ли оно слишком много или слишком мало времени. Мы получаем резкие толчки, которые бьются, как артерии. Мы постоянно теряем идеи^[104].

Поскольку сознание слишком медленно для обработки информации, которая приходит из мира ускорения (информационные технологии умножаются семиокапиталистической эксплуатацией), мы не можем перевести наше существование в космос, в область мысли.

Преобразование необходимо: переход к новому рефрену, новому ритму; chaosmosis является переходом от рефрена, созданного сознательно, к новому рефрену, который способен обрабатывать то, что предыдущий не смог обработать. Сдвиг в скорости сознания, создание иного порядка психической обработки — это хаосмос.

Для того, чтобы перейти от рефрена к другому рефрену, Гваттари говорит, что мы должны chaoide (т. е. использовать «декодер хаоса»). Chaoide в книге Гваттари — это своего рода демультипликатор, языковой агент, который в состоянии абстрагироваться от спазматического рефрена. Chaoide полна хаоса, получает и декодирует колебания планетарного спазма, но не впитывает негативные психологические последствия хаоса из окружающей агрессивности и страха.

Ритм, навязанный финансовым капитализмом социальной жизни — спазмогенный ритм, спазм, который не только использует труд людей, не только подчиняет познавательный труд абстрактному ускорению информационной машины, но также разрушает особенность языка, препятствуя его творчеству и восприятию. Финансовая диктатура, по существу, — это доминирование абстракции над языком, власть математической жестокости над жизнями сознательных организмов.

Вот почему мы должны производить и распространять chaoides, то есть инструменты для концептуальной разработки и окружающего, и внутреннего хаоса.

Chaoide — это форма высказывания (художественного, поэтического, политического, научного), которое способно открыть лингвистические потоки различных ритмов, в различных рамках интерпретации.

Хаосмос означает реактивацию структур социальной солидарности, реактивацию воображения, новое измерение для эволюции человека за пределами ограниченного горизонта экономического роста.

Когда я писал эту книгу, я намеревался произвести типичную chaoide.

Работая с преступностью и самоубийствами, я имел дело с современным спазмом и попытался расшифровать социальный и культурный генезис современной патологии. Я пытался спокойно анализировать, в то время как глядел в глаза зверя.

Ирония

Это не просто — гармонизировать свое дыхание с космическим, когда люди вокруг вас страдают, и вы чувствуете себя в том или ином смысле виноватым в их боли, потому что вы знаете — ваша работа заключается в нахождении решения, терапии, выхода, и вы не в состоянии сказать, что нужно делать.

Джеки Орр пишет в «Панических дневниках» (Panic Diaries):

Паранойя является одной из форм, которую может принять сознание в социальном и историческом структурировании психического опыта.

Паранойя «хорошо знает» резонансные свидетельства того, что все на самом деле связано, психика и сила общества, маленькая белая таблетка и дикая история о прошлом^[105].

Паранойя, конечно, «хорошо знает», но мы должны освободиться от последствий этого знания.

В последние несколько десятилетий художественное восприятие было парализовано параноидальным чувством: психическая слабость, страх нестабильности и предчувствие катастрофы, от которой невозможно убежать. Вот почему искусство стало настолько озабочено самоубийствами и преступлениями. Это потому очень часто преступность и суицид (и, собственно, большинство самоубийственных преступлений) были реализованы как объект искусства.

Теперь вся эта паранойя должна быть утилизирована. Все, что я пишу в этой ужасной книге, уже вышло из моды. Давайте забудем об этом, давайте идти вперед.

Антиутопия должна раствориться в иронии.

Если паранойя «хорошо знает», нам нужен метод игнорирования. Мы должны отдалиться от того, что кажется вписанным в качестве имманентной тенденции в существующей картине событий. Спектр возможного гораздо шире, чем диапазон вероятности. Мы должны исправить антиутопию с иронией, потому что ирония — это та часть языка, которая открывает дверь в бесконечность возможного.

Мне весьма не нравятся фаталисты, эти мрачные пророки, которые хотят распространить весть, что человечество близко к вымиранию и что мы все должны покаяться за свою вину. У меня совсем нет времени для чтения этих истерических врагов политической коррупции, которые видят заговоры и скрытые проекты зла везде и хотят революционизировать мир.

Честно говоря, я не думаю, что политические меры будут лучшим лекарством для нашей нынешней болезни. Большинство людей хорошо знают, что финансовая диктатура разрушает их жизнь; проблема в том, чтобы понять, что с этим сделать. Возможно, что ничего не может быть сделано, что власть так глубоко укоренилась в стереотипах, регулирующих повседневную жизнь, что биологический и финансовый контроль не может быть ликвидирован или избегнут.

Так что можно сделать, когда ничего не может быть сделано?

Я думаю, что ответ — ироническая автономия. Я имею в виду противоположность участия в существующей системе, я имею в виду нечто обратное ответственности, я имею в виду нечто противоположенное вере. Политики призывают нас принять участие в их политических проблемах, экономисты призывают нас быть ответственными, чтобы работать больше, чтобы ходить по магазинам, чтобы стимулировать рынок. Священники призывают нас верить. Если вы будете следовать этим соблазнам участия, ответственности, то вы немедленно окажетесь в ловушке. Не принимать участие в игре, не ожидать какого-либо решения от политики, не привязываться к вещам, не надеяться.

Антиутопическая ирония является языком человеческой автономии.

Будьте скептичными: не верьте в свои собственные предположения и прогнозы (а также и мои).

И не отменяйте революцию. Восстание против власти необходимо, даже если мы не знаем, как победить.

Не принадлежите никакой общности. Отделяйте свою судьбу от судьбы тех, кто хочет принадлежать, участвовать и выплачивать свои долги. Если они хотят войны, то дезертируйте. Если они порабощены, но хотят, чтобы вы страдали, как и они, — не поддавайтесь их шантажу.

Если у вас есть выбор между смертью и рабством, не будьте рабом. У вас есть шанс выжить. Если вы принимаете рабство, вы умрете рано или поздно в любом случае. Но умрете рабом.

Вы умрете в любом случае, не особенно важно — когда. Важно то, как вы проживете свою жизнь.

Помните, что отчаяние и радость не являются несовместимыми. Отчаяние является следствием понимания. Радость — состояние эмоциональное. Так что не пугайтесь отчаяния. Это не ограничивает ваш потенциал для радости. Радость — это состояние доказательства, что интеллектуальное отчаяние ложно.

Наконец, не воспринимайте меня слишком серьезно. Не относитесь слишком серьезно к моим катастрофическим предчувствиям. И в случае, если сложно следовать этим предписаниям, не принимайте слишком серьезно мои рецепты.

И наконец, в последний раз: не верьте мне.

Примечания

1

Steyerl H. The Wretched of the Screen, p. XX.

(обратно)

2

О семиотерминологии автора см. далее в книге.

(обратно)

3

Taylor Aiken G. What Presbyterians Believe, pp. 5–7.

(обратно)

4

Fact Sheet: Guns Save More Lives, 29 September 2008, gunowners.org/sk0802htm.htm.

(обратно)

5

Burton T. Burton on Burton, p. 80.

(обратно)

6

Klavan A. What Bush and Batman Have in Common, Wall Street Journal, July 25, 2008.

(обратно)

7

В статье, в которой первоначально появилась эта цитата, Роув был не был обозначен как источник. См.: Suskind R. Faith, Certainty and the Presidency of George W. Bush, New York Times Magazine, 17 October 2004. Личность ранее неназванного помощника Буша была раскрыта в печати: Danner M. Words in a Time of War: On Rhetoric, Truth and Power // What Orwell Didn’t Know: Propaganda and the New Face of American Politics, Andr?s Sz?ntу (New York, 2007), p. 17.

(обратно)

8

Термин Берарди, описывающий современный капитализм как общество, в котором производятся информация и смыслы. — Примеч. пер.

(обратно)

9

См.: Baudrillard J. Selected Writings, p. 166.

(обратно)

10

Процесс по увеличению основного капитала. — Примеч. пер.

(обратно)

11

Лидер группы террористов, осуществивших террористические акты 11 сентября 2001 года. — Примеч. пер.

(обратно)

12

Выдержки из «Манифеста естественного отбора» цитируются по School Shooting in Finland, 7 November 2007, http://scienceblogs.com/pharyngula/2007/11/07/school-shooting-in-finland/.

(обратно)

13

Консервативное крыло республиканской партии США. — Примеч. пер.

(обратно)

14

DeLillo D. White Noise, p. 290.

(обратно)

15

Перевод Л. Брагиной.

(обратно)

16

Массовое убийство школьников, произошедшее 20 апреля 1999 года в американской школе «Колумбайн». — Примеч. пер.

(обратно)

17

Стрелки в «Колумбайне». — Примеч. пер.

(обратно)

18

Авторы фильмов «Боулинг для Колумбайна» и «Слон», посвященных школьному расстрелу 20 апреля 1999 года. — Примеч. пер.

(обратно)

19

Копия записей Харриса доступна на www.schoolshooters.info/eric-harris-journal.pdf.

(обратно)

20

Концепция в психологии, объясняющая тот феномен, что люди после повторного приема вызывающего болезненное пристрастие вещества, независимо от доставляемого им удовольствия и часто вопреки осознанию вреда, испытывают еще большее пристрастие и тягу к повторному потреблению. — Примеч. пер.

(обратно)

21

См.: Goldsen R. K. The Show and Tell Machine, p. 5.

(обратно)

22

Цитаты из журнала Эрика Харриса были взяты из скрипта, доступного www.atschoolshooters.info/eric-harris-journal.pdf.

(обратно)

23

Rushdie S. Fury, p. 86.

(обратно)

24

Препарат-антидепрессант на основе флуоксетина. — Примеч. пер.

(обратно)

25

Безумие, неконтролируемая ярость, связанная с внезапным стремлением к массовым убийствам. — Примеч. пер.

(обратно)

26

Gillis J. Satellites Show Sea Ice in Arctic Is at a Record Low, New York Times, 27 August 2012.

(обратно)

27

Virginia Tech Review Panel, Mental Health History of Seung Hui Cho, Mass Shootings at Virginia Tech: Report of the Review Panel, August 2007, См.: washingtonpost.com.

(обратно)

28

Выдержки из манифеста Чо Сын Хи были взяты из скрипта, доступного на schoolshooters. info.

(обратно)

29

Virginia Tech Review Panel, Mental Health History of Seung Hui Cho, Mass Shootings at Virginia Tech.

(обратно)

30

Перевод Б. Пастернака.

(обратно)

31

Virginia Tech Review Panel, Mental Health History of Seung Hui Cho, Mass Shootings at Virginia Tech, p. 49.

(обратно)

32

Ibid, p. 51.

(обратно)

33

Virginia Tech Review Panel, Mental Health History of Seung Hui Cho, Mass Shootings at Virginia Tech, p. 51.

(обратно)

34

Под таким названием фильм шел в российском прокате, точный перевод — «Чистка». — Примеч. пер.

(обратно)

35

Baudrillard J. Symbolic exchange and death // Selected Writings, p. 122.

(обратно)

36

Stewart T. Intellectual Capital.

(обратно)

37

Smith G. Why I Am Leaving Goldman Sachs, New York Times, 14 March 2012.

(обратно)

38

Книга Иова 1:1-22.

(обратно)

39

Part V, § 563, p. 39.

(обратно)

40

Соглашение, по которому кредитор обязуется периодически уплачивать определенную сумму другому лицу, а данное лицо обязуется выкупить у кредитора кредитное обязательство третьего лица, в случае если третье лицо (заемщик) не погасит данное кредитное обязательство в срок; по сути является страхованием кредитора от кредитного риска. — Примеч. пер.

(обратно)

41

Anders Breivik, 2083: A European Declaration of Independence, доступно на washingtonpost.com.

(обратно)

42

Правое крыло Республиканской партии США. — Примеч. пер.

(обратно)

43

Anders Breivik, 2083.

(обратно)

44

Ibid.

(обратно)

45

А. Брейвик цитирует Fjordman, Ibid.

(обратно)

46

Anders Breivik, 2083.

(обратно)

47

Eco U. Ur-Fascism, New York Review of Books, 22 June 1995.

(обратно)

48

A Norwegian Tragedy, p. 261.

(обратно)

49

A Norwegian Tragedy, p. 176.

(обратно)

50

Anders Breivik, 2083.

(обратно)

51

Цит. по: Borchgrevink, A Norwegian Tragedy, p. 26.

(обратно)

52

Breivik, 2083, в разделе The Great Satan, His Cult and the Jews.

(обратно)

53

Borchgrevink. A Norwegian Tragedy, p. 115.

(обратно)

54

Ibid, p. 118.

(обратно)

55

Borchgrevink. A Norwegian Tragedy, p. 124.

(обратно)

56

Двухсторонние переговоры в Осло в 1993–1995 годах между Израилем и Организацией освобождения Палестины (ООП) с целью урегулирования израильско-палестинского конфликта. — Примеч. пер.

(обратно)

57

Mezvinsky N. and Shahak I. Jewish Fundamentalism in Israel, p. 10.

(обратно)

58

Черта личности, характеризующаяся эмоциональной неустойчивостью, тревогой, низким самоуважением, иногда вегетативными расстройствами. — Примеч. пер.

(обратно)

59

MacMillan M. Paris 1919, p. 412.

(обратно)

60

The Book of Laughter and Forgetting, p. 22.

(обратно)

61

Corbin H. History of Islamic Philosophy, pp. 12, 70–71.

(обратно)

62

Brezezinski Z., interview, Le Nouvel Observateur, 15 Jan. 1998.

(обратно)

63

Коран, Сура 3.

(обратно)

64

La psychanalyse ? l'?preuve de l'Islam, p. 97.

(обратно)

65

Ibid, p. 30.

(обратно)

66

Экономический пузырь, существовавший в период приблизительно с 1995 по 2001 год. Пузырь образовался в результате взлета акций Интернет-компаний (преимущественно американских), а также появления большого количества новых Интернет-компаний и переориентировки старых компаний на Интернет-бизнес в конце XX века. Акции компаний, предлагавших использовать Интернет для получения дохода, баснословно взлетели в цене. Такие высокие цены оправдывали многочисленные комментаторы и экономисты, утверждавшие, что наступила «новая экономика», на самом же деле эти новые бизнес-модели оказались неэффективными, а средства, потраченные в основном на рекламу и большие кредиты, привели к волне банкротств. — Примеч. пер.

(обратно)

67

Kamenetz A. Generation Debt, p. 13.

(обратно)

68

Kamenetz A. Generation Debt, p. 31.

(обратно)

69

Ross A. NYU Professor: Are Student Loans Immoral? Daily Beast, 27 September 2012.

(обратно)

70

«Захвати Уолл-стрит» (англ. Occupy Wall Street) — акция гражданского протеста в Нью-Йорке, начавшаяся 17 сентября 2011 года. Цель участников акции — длительный захват улицы Уолл-стрит в финансовом центре Нью-Йорка с целью привлечения общественного внимания к преступлениям финансовой элиты и призыв к структурным изменениям в экономике. — Примеч. пер.

(обратно)

71

Аномия (от франц. Anomie — беззаконие, безнормность) — понятие, введенное в научный оборот Эмилем Дюркгеймом для объяснения отклоняющегося поведения (суицидальные настроения, апатия, разочарование, противоправное поведение). Согласно Дюркгейму, аномия — это состояние общества, в котором разложение, дезинтеграция и распад определенной системы устоявшихся ценностей и норм, поддерживающих традиционный общественный порядок, отныне вызывает их несоответствие идеалам, сформулированным и принятым государством. — Примеч. пер.

(обратно)

72

Baudrillard J. The Spirit of Terrorism, Le Monde, 2 November 2001.

(обратно)

73

Антиисламский фильм, снятый в США в 2012 году, вызвавший резкое недовольство мусульман во всем мире. — Примеч. пер.

(обратно)

74

Rampage at the Navy Yard: What Happened inside Building 197? Washington Post, 20 September 2013.

(обратно)

75

Kennard M. How the «War on Terror» Came Home, Guardian, 17 September 2013.

(обратно)

76

Ibid.

(обратно)

77

Музыкальное направление; этим термином обозначают различные жанры рок-музыки, возникшие в конце 1970-х — начале 1980-х годов и порвавшие стилистически и идейно с предыдущими жанрами рока. Музыка Новой волны является неоднозначной категорией поп— и рок-музыки в период с конца 1970-х до середины 1980-х, имеющей связи с панк-роком. — Примеч. пер.

(обратно)

78

Dick K. P. Do Androids Dream of Electric Sheep? p. 65.

(обратно)

79

Конца столетия (фр.). — Примеч. пер.

(обратно)

80

Поведение, совместимое с собственными стандартами, как, например, в случае черты характера, которая может быть неприятна другим, но не доставляет неудобства самому человеку. — Примеч. пер.

(обратно)

81

Crary J. 24/7: Late Capitalism and the Ends of Sleep, London: Verso, 2013, p. 40.

(обратно)

82

Crary J. 24/7: Late Capitalism and the Ends of Sleep, London: Verso, 2013, p. 11.

(обратно)

83

Ibid, p. 10.

(обратно)

84

Ibid, p. 74.

(обратно)

85

World Health Organization, World Suicide Prevention Day 2012, 10 September 2012.

(обратно)

86

Трудовые отношения, которые могут быть расторгнуты работодателем в любое время, также дерегуляция трудовых отношений и неполноценная, ущемленная правовая и социальная гарантия занятости. — Примеч. пер.

(обратно)

87

Feltri V. Il Giornale, 16 August 2012.

(обратно)

88

Malone A. The GM Genocide: Thousands of Indian Farmers Are Committing Suicide After Using Genetically Modified Crops, Daily Mail, 3 November 2008.

(обратно)

89

Shiva V. From Seeds of Suicide to Seeds of Hope: Why Are Indian Farmers Committing Suicide and How Can We Stop This Tragedy? Huffington Post, 29 May 2009.

(обратно)

90

Shiva V. From Seeds of Suicide to Seeds of Hope: Why Are Indian Farmers Committing Suicide and How Can We Stop This Tragedy? Huffington Post, 29 May 2009.

(обратно)

91

Ross A. The Exorcist and the Machines, p. 12.

(обратно)

92

Wilentz A. A Zombie Is a Slave Forever, New York Times, 30 October 2012.

(обратно)

93

Cass A., Shaw B. F., LeBlanc S. Bullish Thinking, p. 5.

(обратно)

94

Ibid, p. 1.

(обратно)

95

Сверхчеловек (нем.). — Примеч. пер.

(обратно)

96

Lintner B. Great Leader, Dear Leader, p. 47.

(обратно)

97

Korea’s Unique Alphabet, p. 62.

(обратно)

98

Игра слов: I’m easy but too busy for you. — Примеч. пер.

(обратно)

99

Кредит для заемщиков с небезупречной кредитной историей; по ставке, на несколько пунктов превышающей основную. — Примеч. пер.

(обратно)

100

Eggers D. The Circle, p. 233.

(обратно)

101

Guattari F. Chaosmosis, p. 135.

(обратно)

102

В силу самого факта (лат.). — Примеч. пер.

(обратно)

103

Guattari F. Chaosmosis, p. 135.

(обратно)

104

Deleuze G. and Guattari F. What Is Philosophy? p. 201.

(обратно)

105

Orr J. Panic Diaries, p. 17.

(обратно)

Оглавление

Благодарности

Четыре примечания под видом пролога

  1

  2

  3

  4

Глава 1. Шутник

  Очень реально

  Искусство и жизнь

  Разбитое сердце женщины-кошки

  Джокер и Бог

  Остракизм

  Оружие

  Это очень постыдный день

  Бэтмен и Роув

  Мобилизация

  Half Sigma

Глава 2. Человечество переоценено

  Искусство и Смерть

  Пекка-Эрик Аувинен

  Манифест естественного отбора

  Гуманизм и Природа

  Социальная цивилизация, социальный дарвинизм

  Убийца с YouTube

Глава 3. Победа на мгновение

  «Колумбайн»

  Технологически-лингвистическая нестабильность

  Победа на мгновение

  Криптонит

  Просто сделай это

  Арктический лед

Глава 4. Психосфера Чо

  Страдания Чо

  Говорящий, пишущий и хранящий молчание

  Мы просто спали в одной комнате

  Железный

Глава 5. Что такое преступность?

  Семиокапитализм и этика в стиле барокко

  Бог и преступность

  Работа

  Нигилизм

  Абсолютный капитализм

Глава 6. Автомат

  Одержимость идентичностью

  Фашизм и нацизм

  Цивилизация безотцовщины

  Христианская Европа

  Виртуальный аватар

Глава 7. Память

  Дон Делилло «Белый шум»

  Идентичность и идентификация

  Ловушки идентичности

  Окончательное самоубийство

Глава 8. Вы, люди, никогда не будете в безопасности

  Нейроэксплуатация и коллапс

  Порабощение будущего

  Бжезинский был не прав

  Случайные убийцы

  Самоубийство с помощью полицейского

Глава 9. Суицидальная волна

  Япония. 1977 год

  Хикикомори

  Puputan

  Захват

  Эпидемии самоубийств

  Индивидуальная оценка

  Итальянская сталь

  Урожай Монсанто

  Ярость Foxconn

  Зомби

  Почему банкиры совершают самоубийство?

Глава 10. Путешествие в Сеул

  Аэропорт Инчхон

  История. Уничтожение и моделирование

  Цифровой город

  «Опустынивание»

  Sujonomo N

Глава 11. Что мы должны делать, когда ничто не может быть сделано?

  Нестандартная этика

  Следующая игра

  Темный «Дух времени»

  Укрытия нет

  Спазм

  Ирония

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно