Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Введение

Однажды вечером, уже на излете изобильного торжественного банкета, организованного в Лондоне для высокопоставленных представителей стран Содружества, Уинстон Черчилль вдруг заметил, как кто-то из гостей утаскивает со стола бесценную серебряную солонку из набора для специй. Указанный джентльмен засунул драгоценный предмет под смокинг и невозмутимо направился к двери.

Что делает Черчилль?

Его, находящегося между молотом верности своим обязанностям хозяина и наковальней желания избежать неприятных осложнений, осеняет блестящая мысль. Поскольку времени терять нельзя, он быстро хватает другую вещь из набора – серебряную перечницу – и засовывает в карман собственного пиджака. Затем, подойдя к «подельнику», неохотно вынимает «украденное» и ставит перед ним.

«Думаю, нас заметили, – шепчет он. – Лучше положить на место…»

Стюардесса: «Пожалуйста, пристегните ремни перед взлетом».

Мухаммед Али: «Я – Супермен. Супермен не нуждается ни в каких ремнях!»

Стюардесса: «Так Супермен и ни в каких самолетах не нуждается!»

Никаким калачом

Сырой декабрьский вечер в Северном Лондоне, шесть часов. Двое мужчин сидят за стойкой бара в Кэмден-Тауне. Приканчивают свое пиво, ставят кружки на стойку и смотрят друг на друга. Еще по одной? Не вопрос, почему нет? Сами пока не зная этого, они вот-вот опоздают на ужин, о котором заранее договорились. В индийском ресторане на другом конце города, ожидая их, сидит другой человек. Небрежно одетый, с явными признаками паркинсонизма, он вертит что-то в дрожащей руке, чувствуя себя бесконечно усталым. На нем новый яркий галстук, купленный специально по этому случаю, и он потратил полчаса, чтобы его завязать. На галстуке рисунок – плюшевые медвежата.

Воскресенье. Человек в ресторане наблюдает, как в полутьме внезапный ливень швыряет пригоршни воды в тускло освещенные окна. Сегодня у его сына день рождения. В баре в Кэмден-Тауне двое мужчин наблюдают тот же самый водоворот дождя вокруг уличных фонарей на пустынном тротуаре. Пора идти, говорят они. На поезд. В ресторан. К человеку, который сидит там в ожидании. И уходят.

Они приезжают с опозданием почти на три четверти часа. Им это почему-то кажется забавным. Они неправильно рассчитали время, необходимое, чтобы употребить четыре пинты пива, а затем почти через весь город добраться до места. Вместо того чтобы начать свое мероприятие в баре на пару часов раньше, они вышли оттуда всего за десять минут до назначенного срока. Что еще хуже – они навеселе. В ресторане ситуация разворачивается не лучшим образом.

– Опять опаздываешь? – саркастически осведомляется человек, который их ждал. – Так ничему и не научился, верно?

Реакция столь же яростна, сколь и незамедлительна – все столетней давности обиды выливаются в одной единственной категоричной фразе. Один из новоприбывших, тот, который более субтильной комплекции, разворачивается и уходит из ресторана. Это – сын. Но перед тем, как выйти, он бросает через плечо несколько тщательно подобранных слов.

Вот таков он, этот человечек. Еще несколько минут назад, мчась на запад в поезде метро, он предвкушал тихий праздничный ужин в обществе отца и лучшего друга. А теперь под стылым декабрьским небом в одиночестве бежит по тротуару обратно к станции метро. Промокший до нитки и промерзший до костей, потому что забыл взять пальто. Забавно, как быстро все может измениться.

Добравшись до станции, человечек по-прежнему кипит от гнева. Несколько минут он стоит перед турникетом, пытаясь определить, куда идти дальше, и думает, что никаким калачом его не заманят назад в тот ресторан. Станционный зал ярко освещен, и вокруг ни души. Но тут с улицы доносится звук приближающихся шагов. Вдруг из ниоткуда возникает толстяк. Он изо всех сил бежал за человечком от ресторана и теперь, резко остановившись и тяжело дыша, прислоняется к колонне у входа. Человечек отходит в сторону.

– Подожди! – говорит толстяк, наконец отдышавшись.

Человечек и бровью не ведет.

– Даже не думай, – произносит он, проводя ладонью у себя над головой. – Я уже вот докуда сыт этими его ехидными замечаниями!

– Да подожди же! – повторяет толстяк.

Человечек злится еще сильнее.

– Послушай, – говорит он, – не трать зря время. Хочешь – иди обратно к нему. Иди в ресторан. Вообще, иди куда хочешь. Только сгинь с глаз моих!

Толстяк боится, что человечек сейчас его просто ударит.

– Хорошо, – отвечает он. – Хорошо. Но прежде, чем я уйду, позволь мне сказать хоть одно слово?

Молчание. Светофоры на перекрестке у станции, переключаясь на красный, окрашивают струи дождя в малиновый цвет.

Только чтобы избавиться от собеседника, человечек уступает.

– Ладно уж, – мрачно произносит он. – Говори, что хотел.

В эту секунду, когда двое – толстяк и маленький человечек – смотрят друг на друга сквозь воображаемый барьер, наступает момент истины. Человечек замечает, что у толстяка на пальто не хватает пуговицы, а его шерстяная шапка с помпоном валяется в луже неподалеку. А ведь он летел сюда сломя голову, думает человечек. От ресторана до станции. И затем вспоминает, как толстяк однажды сказал, что эту шапку ему связала мать на Рождество.

Толстяк протягивает обе руки – жест беспомощности или открытости, а возможно, и того и другого.

А затем говорит…

«Когда ты в последний раз видел, чтобы я бежал?»

Человечек открывает рот, но слова застревают в горле. Его вдруг охватывает волнение. Дело в том, что толстяк весит около 176 килограмм. Хотя они дружат уже довольно давно, человечек никогда не видел, чтобы толстяк куда-нибудь бежал. Хотя в роли бегуна он даже забавен. На самом деле, по его собственному признанию, ему и ходить-то непросто.

Чем больше человечек размышляет об этом, тем труднее ему подобрать ответные слова. И он чувствует, что гнев его отступает.

Наконец, он выдавливает: «Ну, никогда».

Молчание. Потом толстяк протягивает ему руку.

«Тогда пойдем, – говорит он. – Пойдем назад». И они уходят.

Когда они возвращаются в ресторан, человечек с отцом просят друг у друга прощения и втроем, слегка помудревшие, а может быть, и впрямь достигшие мудрости, мужчины садятся, чтобы наконец-то поужинать вместе. Со второго захода. Никто не говорит о чуде, но они абсолютно уверены, что именно это и произошло. Толстяк потерял пуговицу. И шерстяная шапка, которую вязала его мать, уже никогда не будет прежней. Но где-то там под дождем, на ветру и в холоде каким-то непостижимым образом он обменял все это на нечто более важное.

Ничто на свете, думает человечек, никакие уговоры, никакие увещевания там, на станции метро, не могли заставить его вернуться в ресторан. И никаким калачом его туда было не заманить. Однако именно этого добился толстяк – всего лишь несколькими простыми словами. Словами, пришедшими из самой глубины души:

«Когда ты в последний раз видел, чтобы я бежал?»

Так или иначе, но в разгар той сумеречной лондонской зимы толстяк сумел призвать немного солнца.

Честность – лучшая политика

Как вы думаете, сколько раз в день вас пытаются в чем-то убедить? Говорят, что делать. Что покупать. Куда пойти. Как добраться. Считайте с того момента, когда вы проснулись утром, и до момента, когда ваша голова вечером снова падает на подушку. Двадцать? Тридцать раз? Именно так большинство людей отвечает на этот вопрос – поэтому постарайтесь не расстраиваться из-за того, что я скажу дальше. На самом деле – внимание! – это число колеблется на уровне 400! Поначалу вроде бы потрясает, не так ли? Но давайте поразмыслим над этим минутку. Рассмотрим варианты. Какие «молекулы влияния» могут просочиться в проводящие пути нашего мозга?

Итак, начнем с индустрии рекламы. Телевидение. Радио. Доски объявлений. Сеть. Сколько раз в день, по-вашему, вы видите или слышите рекламу? Правильно – довольно часто. Однако мы видим и еще кое-что. Человека, продающего хот-доги на ближайшем углу. Полицейского, регулирующего дорожное движение. Какого-то религиозного активиста с рекламным щитом, вышагивающего прямо посреди дороги. А тут еще этот «гномик» у нас в голове, который почти постоянно о чем-то долдонит. Ладно, видеть его мы не можем, но уж слышим-то достаточно часто. Стоит только о нем подумать – и он тут как тут, не так ли? И поверьте – мы еще даже не начали считать.

Когда происходит все вышеописанное, мы воспринимаем это как нечто само собой разумеющееся, правда? В результате ответом на мой первый вопрос и оказывается число 20 или 30 вместо 400. Но существует и более важный вопрос, который редко становится предметом анализа.

Как нас переубеждают? Я имею в виду первоисточник. Много написано о том, как и почему мы придерживаемся того или иного мнения, но что насчет того, как и почему мы его меняем?

Давайте вообразим некое альтернативное общество, в котором основным инструментом влияния является принуждение, а не убеждение. Только представьте, на что это было бы похоже, если бы всякий раз, как мы решали не покупать хот-дог, продавец бросался бы на нас, угрожающе размахивая бейсбольной битой. Или если бы мы, пролетая мимо знака ограничения скорости 130 км/час, эту самую скорость превысили, а некий смертоносный датчик прошил бы наше ветровое стекло пулями в ту же минуту. Или не примкнули бы к «правильной» политической партии или «правильной» религии – даже при наличии «правильного» цвета кожи – и незамедлительно пострадали бы от последствий.

Некоторые из этих сценариев, полагаю, вообразить легче, чем другие. Но проблема, которую я хочу затронуть, очевидна. Она в значительной степени связана с уверенностью, что у нас есть «убеждения». В разные времена было немало попыток подвергнуть сомнению существование такого понятия. Но каждая из них на той или иной стадии своего развития потерпела решительную неудачу. Убеждения – это то, что помогает нам выживать. Зачастую вполне буквально.

Приведу пример. Осенью 2003 г. я улетел в Сан-Франциско на конференцию. Когда уезжал из Кембриджа, время поджимало, и только поэтому, пожалуй, я принял совершенно безрассудное, противоречащее вековой мудрости решение – не заказывать гостиницу заранее. Вместо этого я нашел дешевую прямо на месте – в районе, весьма неспокойном и опасном настолько, что даже серийные убийцы там, похоже, бродили парами.

Каждое утро, уходя из этого «борделя» – я имею в виду гостиницу, – и каждый вечер, возвращаясь, я сталкивался с одной и той же компанией, кучковавшейся снаружи вокруг газетного стенда: ветеран Вьетнамской войны, которому по виду жить оставалось полгода, проститутка из Бразилии, явно знававшая более прибыльные времена, и целая флотилия голодных и бездомных, каждый из которых пропустил больше ударов судьбы, чем «ночной девичник» Пэрис Хилтон собрал «лайков» на YouTube. Всех их жизнь здорово потрепала. Все хлебнули лиха. И все уныло толпились на тротуаре, а их трепещущие на ветру плакатики и промокшие от дождя таблички сиротливо лежали в стороне.

Я не утверждаю, что эти ребята не нуждались в деньгах. Нуждались. Но через неделю осторожных разговоров и постепенного знакомства настал момент, когда мое и их везение почти полностью поменялись местами – уже я просил у них наличные. С большей частью этой ватаги я успел стать на короткой ноге и первые пару дней великодушно раскошеливался, но потом желание и далее пополнять их казну растворилось быстрее, чем хедж-фонд Берни Мэдоффа.

Или это я так думал.

И вот как-то вечером, ближе к концу моего пребывания там, замечаю парня, которого прежде не видел. К этому времени я уже выработал в себе нечто вроде иммунитета к жалостным историям о неудачах и теперь прохожу мимо, бросая лишь мимолетный взгляд на потрепанную табличку с загнутыми уголками, которую он держит перед собой. И тут, едва успев ухватить смысл написанного, я начинаю рыться во внутреннем кармане пальто, ища, что бы ему дать. И не мелочь, а чего-нибудь посущественнее. Шесть простых слов заставили меня, ни секунды не колеблясь, лезть в бумажник.

ЗАЧЕМ ЧТО-ТО ВЫДУМЫВАТЬ? Я ХОЧУ ПИВА!

Я почувствовал себя легально ограбленным.

Вернувшись под безопасную – ну ладно, сравнительно безопасную – сень своего гостиничного номера, я сидел там, размышляя о только что прочитанном слогане. Мне поаплодировал бы даже Иисус. У меня нет обыкновения подавать алкашам, даже по мелочи. Особенно, когда прямо под боком, только руку протяни – в избытке куда более достойные кандидаты для подаяния. Однако же именно так я только что поступил. Что же было в тех шести словах, которые произвели на меня такое впечатление? Я недоумевал. Быстрее выудить деньги парень мог, только наставив на меня пистолет. Так с помощью чего же столь безошибочно, столь универсально и при этом столь незаметно оказались выведены из строя все те когнитивные защитные комплексы, которые я с такой кропотливостью и решимостью выстраивал с самого приезда сюда?

Я улыбнулся.

Мне вдруг припомнился похожий случай, произошедший за многие годы до этого, когда я поссорился с отцом в ресторане. И затем в бешенстве умчался прочь. Ни за что на свете, говорил я себе в тот момент, не вернусь сегодня больше в этот ресторан. Никаким калачом меня туда не заманишь. Но всего через 30 секунд и несколько слов, сказанных моим другом, решение резко изменилось.

Я начал понимать, что у этих двух инцидентов было нечто общее – нечто вневременное, ускользающее и существенно отличающее их от привычных способов общения. В них имелась некая трансформирующая, трансцендентная, почти потусторонняя особенность.

Но в чем же она заключалась?

Суперискусство убеждения

Сидя в гостиничном номере и размышляя, я чувствовал, что у меня, как у психолога, должен быть ответ на этот вопрос. Но чем больше я думал, тем сильнее было внутреннее сопротивление. Это был вопрос о процессе убеждения. Об изменении отношения. О социальном влиянии. Обычно все сводилось лишь к «заигрыванию» с этими проблемами у подножия махины социальной психологии – и теперь, похоже, в литературе зияла большая черная дыра. Я был сбит с толку. Как мог совершенно незнакомый человек всего шестью простыми словами обчистить мой бумажник? И как ранее всего лишь одной фразой мой лучший друг смог прочистить мне мозги?

Обычно это работает вот так. Если, как мой друг, мы хотим кого-то успокоить или, как тот нищий, выклянчить у кого-то деньги, то склонны делать это не спеша. Мы тщательно готовим подачу. И серьезно все обосновываем. Люди – поинтересуйтесь у любого торговца подержанными машинами – не так уж легко меняют свое мнение. В девяти случаях из десяти процесс убеждения обусловливается сложным сочетанием факторов, связанных не только с тем, ЧТО мы говорим, но и КАК мы говорим. А также имеет значение то, как все это интерпретируется. В подавляющем большинстве случаев на нас воздействуют именно «говорением». Этаким коктейлем из мнимого компромисса и напора. Замысловатой оберткой из слов, под которой скрывается намерение, каким бы оно ни было. Но с моим другом и тем бездомным парнем все было по-другому. Они своей цели добились не столько с помощью словесной обертки, сколько, пожалуй, благодаря полному ее отсутствию. Это была безукоризненная квинтэссенция воздействия, поражающая первозданной, чистой элегантностью; не иначе как имело место искусное, стремительное касание психологического гения, более, чем что-либо другое, придавшее всему этому силу.

Или нет?

Едва я вырвался из Сан-Франциско и вернулся в столь же хаотичную, хоть и несколько более предсказуемую академическую среду Кембриджа, как в голове у меня забрезжила мысль: ведь этот вопрос практически всеобъемлющ. Неужели там, далеко в вышине, за пределами вечных снегов убеждения существует некий эликсир влияния – тайное искусство «флипноза» – доступный каждому из нас? Покончить с этим делом. Обставить того парня. Самую малость склонить чашу весов на свою сторону.

Большая часть наших нынешних знаний о мозге – отношениях между функцией и структурой – появилась в результате исследования не чего-то обычного, а экстраординарного. Изучения крайностей поведения, противоречащих привычному, общепринятому. Могло ли то же самое быть верным и для убеждения? Вспомните сирен из «Илиады» Гомера: прекрасные девы, пение которых зачаровывает так, что моряков неодолимо влечет к ним, невзирая на страх смерти. Или Купидона с его стрелами. Или «тайный тот аккорд, которым услаждался Бог» и который играет царь Давид в песне Леонарда Коэна «Аллилуйя». Мог бы реально существовать такой «аккорд» вне области мифологии?

В ходе дальнейших моих исследований ответ на этот вопрос скоро стал очевидным. Медленно, но верно, по мере увеличения числа примеров холодное, цифровое колдовство статистики явило элементы совершенно нового вида воздействия. И я приступил к расшифровке генома таинственного, ранее неопознанного суперискусства убеждения. Большинство из нас имеет некоторое представление о том, как убеждать. Но это – в значительной степени результат обучения «методом научного тыка». Мы промахивались столько же раз, сколько и попадали в яблочко. Однако некоторые, как стало выясняться, могут постоянно попадать в цель. С абсолютной точностью. И не только во время дружеской беседы или попойки, но и в противостоянии, что называется, на краю пропасти, когда и ставки, и эмоции возрастают многократно. Так кто эти профессионалы влияния? И что заставляет их действовать? А еще важнее – чему они могут научить остальных?

Вот еще один пример. Представьте, что вы тоже были тогда в салоне самолета. Что вы сказали бы в тот момент?

Я лечу (бизнес-классом, спасибо кинокомпании) в Нью-Йорк. Парень через проход от меня недоволен едой. Несколько минут погоняв кусок по тарелке и потыкав в него вилкой, он подзывает старшего бортпроводника.

«Эта еда, – заявляет он, – полный отстой».

Старший бортпроводник кивает с самым понимающим видом. «О мой Бог! – заводит он. – Какая жалость… Неужели вы никогда больше не полетите с нами снова? Сможем ли мы когда-нибудь снова заслужить вашу благосклонность?»

Неплохо.

Но тут происходит нечто, совершенно меняющее ход игры. Причем не просто меняющее, а переворачивающее с ног на голову.

«Послушайте, – продолжает парень (для которого, как я подозреваю, подобная игра была отнюдь не внове), – я понимаю, что это не ваша вина. Да только мне от этого не легче. И знаете что? Я по горло сыт тактичными людьми и их любезностью!»

«Я ПРАВ, ТЫ, ЧЕРТОВ ИДИОТ? ТОГДА ПОЧЕМУ ТЫ, К ДЬЯВОЛУ, НЕ ЗАТКНЕШЬСЯ?»

Весь салон тут же затихает (и самое забавное – именно в этот момент напряженной тишины у кого-то из пассажиров загорается табло «Пристегните ремни» и срабатывает зуммер). Кто, черт побери, это был?

Парень на одном из передних мест (известный музыкант) оборачивается. Он смотрит на жалобщика, а затем подмигивает тому.

«Ну как, получше? – спрашивает он. – Потому что, если нет, я могу принять эстафету…»

Мгновение никто ничего не говорит. Все замирают. Но потом, словно вдруг кто-то потянул за невидимую ниточку, наш обозленный, так и не поевший пассажир… улыбается. А затем смеется. А затем начинает хохотать. Следом заливается смехом и старший бортпроводник. И, конечно, все мы.

Вот проблема, разрешенная лишь несколькими простыми словами. И исчерпывающее доказательство (если оно кому-нибудь нужно) того, что обыкновенно говаривал мой старый учитель английского мистер Джонсон: «Вы можете быть сколь угодно грубыми до тех пор, пока в этих пределах остаетесь корректными».

Но вернемся к моему первоначальному вопросу. Как, по-вашему, отреагировали бы вы в таких обстоятельствах? Как справились бы с ситуацией? Я? Ну, у меня-то, как оказалось, это вышло не слишком хорошо. Но чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что именно сделало описанные ситуации такими особенными. Не только психологически выверенные, хлесткие высказывания, хотя некоторые из них вполне могли произвести сильнейшее впечатление. Нет, нечто большее. То, какими были люди, от которых эти высказывания исходили.

Подумайте об этом. Забудьте на мгновение о музыканте. Даже когда рядом не случается подобных сумасбродов, бортпроводники (не говоря уж о полицейских, военнослужащих, работниках торговли и здравоохранения и многих других, кому по роду профессии доводится оказываться и в более сложных ситуациях) вынуждены решать такие дилеммы каждый день. Они – люди, обученные искусству убеждения и для сохранения статус-кво использующие методы, проверенные на практике. Такие методы подразумевают выстраивание отношений с другим человеком и вовлечение его в диалог в спокойной, терпеливой и сопереживающей манере. Другими словами, методика, подтвержденная всей историей развития общества.

Но совершенно ясно, что среди нас есть те, кому это просто «дано» от природы. Кому незачем учиться. Кто и так уже настолько хорош, что обладает даром менять убеждения людей. Не с помощью переговоров, правил выстраивания диалога или предложения компромисса. А лишь несколькими простыми словами.

Звучит бредово? Согласен. Сначала, когда идея еще только возникла, я считал так же. Но недолго. Вскоре я был погребен под массой манящих к открытию доказательств – косвенных, анекдотичных, иносказательных – которые предполагали возможность, что среди нас действительно могут оказаться настоящие профи убеждения. И более того, не все они – положительные герои.

Раскрыть код убеждения

Итак, это – книга об убеждении. Но об особом виде убеждения, флипнозе, с инкубационным периодом в несколько секунд и эволюционной историей лишь не намного продолжительнее. Его ключевой компонент – неадекватность (или умение быть непредсказуемым). Но это только начало. Принимаем мы то, что нам предлагают, или отвергаем, зависит еще от четырех факторов. Простоты. Осознаваемой личной выгоды^[1]. Уверенности. И сопереживания. Факторов, так же неотделимых от процесса убеждения в растительном и животном мире, как и от жульничества некоторых самых блестящих мошенников. Когда все пять компонентов собраны «в одном флаконе», такой коктейль влияния – НПОУС (по первым буквам его компонентов) – смертелен. И уж тем более, если употребить его «не разбавленным» риторикой, «не замутненным» аргументами.

Уинстону Черчиллю все это, конечно, было известно. Что же касается стюардессы, которая однажды бросила вызов Величайшему, то я сомневаюсь, чтобы Мухаммеду Али когда-либо доводилось пропускать более безукоризненный удар.

Именно такой метод убеждения способен помочь вам получить все, что захотите. Контракты. Сделки. Детей. Что угодно. Если НПОУС находится в «правильных» руках. В «неправильных» же он может оказаться пагубным. Столь же бесчеловечным и смертоносным, как и любое другое оружие.

Отправной точкой является простая идея: одни владеют искусством убеждения лучше, чем другие. И способности убеждать, как и все остальные таланты, имеют определенный диапазон, в котором у каждого из нас есть свое место. На одном краю те, кто всегда «попадает впросак». Кто не просто берется за дело не с того конца, а и вовсе этот конец найти не может. На противоположном – флипнотизеры. Те, кто выказывает странную, почти сверхъестественную склонность к тому, чтобы сразу «попадать в яблочко».

В дальнейшем мы составим график координат этой таинственной способности к убеждению. Медленно, но верно забрасывая сеть эмпирических исследований все дальше и дальше, за пределы знакомых рифов социального влияния, в глубины менее изученных вод неонатального развития, когнитивной неврологии, математики и психопатологии, мы рассмотрим теории о волшебном искусстве убеждения и увидим, что их объединяет. Из всего этого постепенно выкристаллизуется всеобъемлющая точная формула. А по пути найдем ответы на некоторые очень любопытные вопросы:

• Что общего у новорожденных с психопатами?

• Эволюционировала ли наша способность менять свои решения так же, как и разум?

• Какие общие секреты имеются у великих мира сего и прославленных мастеров боевых искусств?

• Существует ли в мозге специальный «проводящий путь убеждения»?

Ответы вас поразят. И, определенно, помогут добиться своего в следующий раз, когда вы решитесь действовать.

Глава 1. Инстинкт убеждения

Судья: «Я признаю вас виновным по всем пунктам и приговариваю к 72 часам исправительных работ и штрафу в 150 фунтов стерлингов. У вас есть выбор. Вы можете вносить деньги в течение установленного трехнедельного срока или заплатить на 50 фунтов меньше, если внесете всю сумму сразу. Что вы выбираете?»

Карманник: «У меня сейчас с собой только 56 фунтов, ваша честь. Но если вы позволите мне провести несколько минут наедине с жюри, я предпочел бы заплатить все сразу».

Дорожный патруль останавливает водителя за превышение скорости.

«Приведите мне хоть одну достойную причину, почему я не должен выписывать вам штраф», – говорит полицейский.

«Хорошо, – отвечает водитель. – На прошлой неделе моя жена убежала с одним из вас. И когда я увидел ваш автомобиль, решил, что вы привезли ее назад».

Диковинная небывальщина?

В 1938 г. в городке Сельма, штат Южная Джорджия, врача Дрейтона Догерти вызвали к больному по имени Вэнс Вандерс. Полугодом раньше глухой ночью на кладбище Вандерс повздорил с местным знахарем, и тот его проклял. Примерно через неделю у Вандерса разболелся живот, и он слег в постель. И так оттуда и не выбрался, к огромному горю родных.

Догерти тщательно обследовал Вандерса и мрачно покачал головой. Это загадка, констатировал он и уехал. Но на следующий день вернулся.

– Я разыскал знахаря и заманил его на кладбище, – объявил врач. – А там сбил с ног, прижал к земле и пригрозил, что, если он мне в точности не расскажет, какому именно проклятию вас предал, и не даст мне противоядие, я убью его на месте.

Глаза у Вандерса расширились.

– И что он сделал?

– Сначала, конечно, здорово сопротивлялся, но в конце концов сдался. – ответил Догерти. – И я должен признаться, что за все годы в медицине никогда не слышал ничего подобного. Вот что он, оказывается, сделал. Ввел вам в живот яйцо ящерицы, а затем заставил ее вылупиться. И боль, которую вы испытывали все эти полгода, причиняла ящерица – она ела вас изнутри!

Глаза у Вандерса уже почти выскакивали из орбит.

– Но вы хоть что-то можете для меня сделать, доктор? – умолял он.

Догерти успокаивающе улыбнулся.

– К счастью для вас, – сказал он, – человеческий организм необыкновенно живуч, и большая часть повреждений не смертельна. Так что мы будем принимать противоядие, которое знахарь нам любезно предоставил, подождем и посмотрим, что получится.

Вандерс с энтузиазмом кивал.

После того как пациента десять минут неудержимо рвало от сильного средства, которое он ему дал, Догерти открыл свою сумку. Внутри была ящерица, которую он купил в местном зоомагазине.

«Ага! – объявил он, торжествующе держа ее за хвост. – Вот и виновник!»

Вандерс взглянул, и его снова вырвало. Догерти быстренько убрал несчастную рептилию назад в сумку.

«Чтобы вас больше не волновать, – заявил он. – Худшее уже позади, и вы скоро встанете на ноги».

И ушел.

И действительно, впервые за много месяцев Вандерс уснул сном младенца. А утром, когда проснулся, с аппетитом позавтракал яичницей и мамалыгой.

Убеждение. Уговоры. Едва заслышав это слово, мы тут же представляем себе череду агентов по продаже подержанных машин, сладкоречивых политических деятелей, разных болтунов, пустозвонов, подхалимов и прочих прельстителей, так и норовящих забить наши серые клеточки и нейроны всяким мусором. Такое уж это слово. Будучи, несомненно, одной из наиболее интересных и востребованных смежных областей социопсихологии, убеждение, при всем том, обладает и сомнительной, отчасти даже мрачной репутацией – этакий район трейлеров и баров, изобилующий неоновыми вывесками стрип-клубов. В котором оно, конечно, чаще всего и срабатывает.

Но за понятием «убеждение» кроется нечто большее, чем дешевая болтовня и громкие иски. Или, применительно к нашему примеру, громкий разговор и дешевые иски. Ведь знахарь и врач борются (причем буквально врукопашную) за здоровье местного жителя. Знахарь наносит удар сродни нокауту. Врач перехватывает удар и без труда поворачивает ситуацию в свою пользу. Этот рассказ о шамане и флипнотизере олицетворяет влияние в его самой простой, самой чистой форме: сражение за умственное превосходство. И все-таки откуда берется умение убеждать? Почему срабатывает? Почему то, что на уме у меня, будучи облеченным в слова, оказывается в состоянии изменить то, что на уме у вас?

Древние греки, у которых бог или богиня, похоже, имелись на любой случай жизни, уж конечно, не обошлись и без божества убеждения. Пейто, или Пифо (в римской мифологии – Свада), была спутницей Афродиты (Венеры) и часто изображалась в греко-римской культуре с клубком серебряной бечевки. Конечно, в наше постдарвиновское время с его теорией игр и развитием нейровизуализации мы стали видеть вещи немного по-другому. И пока боги пребывают в затруднении, а греки больше интересуются баскетболом, мы склонны черпать информацию в другом месте. В науке, например. Или на ток-шоу Опры Уинфри.

В этой главе мы обратимся к эволюционной биологии – и обнаружим, что тайная история убеждения куда длиннее, чем мы, или даже боги, могли себе представить. Мы отправимся на поиски самых ранних форм убеждения – существовавших еще до появления языка, сознания, самого человека – и придем к потрясающему выводу. Способность к убеждению не просто свойственна всем земным существам, она является такой же частью естественного хода вещей, как и появление самой жизни.

«Муррбеждение»

Обратите внимание на современные, сияющие, стеклянные здания, которые конструируют архитекторы для благополучных, богатых зеленью, обсаженных деревьями пригородов. Такое раздолье для птиц…

В 2005 г. в Кембриджском отделении по изучению когнитивной и мозговой деятельности при МИС (Медицинском исследовательском совете) случилась неприятность с голубями-камикадзе. Внутренний двор недавно выстроенного лекционного зала оказался местом птичьих самоубийств, где с десяток особей ежедневно бились грудью в окна здания. Выяснить причину не составило труда. В стеклах отражались окружающие деревья и кусты. И птицы – как и полицейские, арестовавшие Генри Луи Гейтса в Гарварде (см. главу 5), – не видели разницы между отражением и действительностью. Что делать?

В отличие от диагноза, «лечение» оказалось намного труднее. Занавески, картины, даже чучела – ничего не помогало. И вот однажды у Банди Макинтош, одной из исследователей, работавших в здании, появилась идея. Почему бы не поговорить с птицами на их собственном языке?

Так она и поступила.

Макинтош вырезала из цветного картона силуэт орла и прикрепила его в окне. Глубоко в птичьем мозгу, рассуждала она, должен быть как бы ментальный пульт управления; своего рода примитивная приборная панель, на которой при виде силуэтов хищных птиц загораются световые сигналы опасности. Как только какой-либо хищник оказывается в поле зрения, например, голубя, немедленно вспыхивает красный – и мгновенно включается древнее, выработанное эволюцией «силовое поле», отталкивая птицу и уводя ее в сторону от опасности.

Проблема была решена.

Общение с животными на их родном языке (как, недолго думая, и поступила Банди Макинтош, воспользовавшись картоном и ножницами) подразумевает изучение синтаксиса этой биологической речи. И если вы думаете, что на это способны только люди, вы здорово ошибаетесь. Биолог Карен Маккомб из Университета Сассекса выяснила кое-что интересное о кошках: те применяют специальное «провоцирующее» мурлыканье, побуждая хозяев положить корм в миску.

Маккомб и ее сотрудники сравнили реакцию владельцев кошек на различные виды мурлыканья и выяснили, что мурлыканье, зафиксированное в тот момент, когда кошки просили есть, было более раздражающим и настырным, чем мурлыканье, звучавшее в другой ситуации, хотя оно было не менее громким. Разница – в высоте тона.

Выпрашивая еду, кошки выдают классическое «противоречивое сообщение» – сочетают довольное, низкое мурлыканье с напористым, высоким воплем. Тем самым, по мнению Маккомб, они не только оберегают себя от мгновенного изгнания из спальни (одним только высоким тоном), но и пробуждают древний инстинкт млекопитающих – опекать уязвимое, зависимое потомство (подробнее об этом позже).

«Сочетание вопля с призывом, который мы обычно связываем с неудовлетворенностью, служит весьма тонким средством вызвать нужную реакцию, – поясняет Маккомб, – и, с точки зрения кошки, провоцирующее мурлыканье, вероятно, понятнее людям, чем обычное мяуканье».

Или, выражаясь иначе, кошки, не обладая лингвистическим багажом в 40 000 слов (предполагаемый словарь среднестатистического англоговорящего взрослого), имеют в своем распоряжении более быстрое, более незамысловатое и более эффективное средство убедить нас поступить по их указке. Точно такую же стратегию применила Банди Макинтош, чтобы «поговорить» с кембриджскими голубями. В этологии для этого есть специальное понятие – ключевой стимул.

Доходчивее, чем словами

Ключевой стимул – это влияние в самой чистой его форме. Точный, 100-процентный контроль сознания – областей сознания, не связанных с языком и мыслительной деятельностью, – который, словно умелый выстрел, попадает прямо в яблочко. Ключевые стимулы просты, однозначны и понятны всем: убеждение как оно есть. Официальное определение, конечно, несколько иное: ключевой стимул – это спусковой механизм, активирующий нечто вроде фиксированной последовательности действий, врожденного поведения, которое, раз начавшись, продолжается непрерывно до логического завершения. Впрочем, это примерно одно и то же.

В мире природы можно найти многочисленные примеры ключевых стимулов. Не в последнюю очередь это касается спаривания.

Одни стимулы являются визуальными, как силуэт орла Банди Макинтош.

Другие – акустическими, как провоцирующее мурлыканье.

Третьи – связаны с движением (как танец рабочей пчелы, которым она сообщает товаркам, где находится источник пищи).

Некоторые стимулы включают все три составляющих. Chiroxiphia pareola известен кобальтового цвета оперением, сладкозвучной нежной трелью и сложным ритуалом ухаживания (в котором, помимо самого самца, участвует еще и группа поддержки из пяти особей). Нет, Chiroxiphia pareola – это не чье-то прозвище, а латинское название (синеспинный красноногий манакин) тропической певчей птички, обитающей в дебрях джунглей Амазонки. Мозг у нее размером с горошину.

Chiroxiphia pareola вовсе не является членом Сообщества соблазнителей^[2]. Однако же вы не сможете сообщить ему хоть что-то новое о том, как привлечь внимание. Встречая подходящую самку, самец любого вида не разводит церемонии. Хотя… на самом деле как раз наоборот. Вне себя от восторга он немедленно начинает выплясывать. И выигрывает.

У некоторых видов лягушек язык любви состоит прежде всего из звуков. Зеленая древесная лягушка – одна из наиболее легко узнаваемых тварей в Луизиане, особенно если вы устали и пытаетесь заснуть. Более известная как лягушка-колокольчик (из-за характерного звука ее брачного призыва, который напоминает бряканье колокольчика: «квон-квонк-квонк»), она одинаково хорошо себя чувствует и в водоемах, и в придорожных канавах, и в реках, и в болотах. Не говоря уж об освещенных верандах, где она, наверное, кормится нашим недосыпанием.

Звуковой арсенал лягушки-колокольчика на деле гораздо сложнее, чем кажется. Например, издавая призывы в унисон, отдельные особи часто координируют свои усилия – и кажущаяся какофония нередко превращается в своеобразную гармонию (хоть и совершенно невыносимую!): «квонк-квак, квонк-квак, квонк-квак».

Исследование также показало, что самцы склонны менять призывы в зависимости от обстоятельств. Например, в сумраке на дальних подходах к «брачной» заводи они сперва издают предварительный «территориальный» зов (который диктует другим самцам отступить), а затем, уже приближаясь к ней и начиная бесцеремонно толкаться, переходят на этакое сварливое бормотание.

Только оказавшись в самой заводи, они по-настоящему демонстрируют свои силы, и мощь их «квон-квонк»-хора к финалу нарастает до силы настоящего гимна. И настолько звучна эта брачная песнь любви, что самки лягушки-колокольчика способны слышать ее с расстояния в 300 метров. Потрясающий показатель, как ни странно, не вызывающий восторга у местных жителей.

Кваканье и схватка

До сих пор на примере птиц и лягушек мы рассматривали такое влияние, которое представляет собой честное, последовательное убеждение, миллион раз встречавшееся нам в человеческом обществе; единственное отличие состоит в том, что эти твари действуют эффективнее. От обнаружения потенциального партнера до уяснения, что успех дела зависит от общности «языка». А трудно найти б?льшую общность, чем ключевой стимул.

Но важность этого общего языка – взаимопонимания, или сопереживания, эмпатии^[3], – для убеждения становится еще острее, когда мы рассматриваем совершенно иной род влияния: мимикрию: представитель одного вида притворяется своим для другого или использует его особенности в собственных целях (хотя это может происходить и внутри одного вида).

Давайте еще немного поговорим о лягушках-колокольчиках. Для большинства лягушек процесс брачных игр незыблем. Посмотрим правде в глаза: когда все, что вы можете делать, это квакать, простора для маневра немного. Происходит то, что и должно происходить. Самцы просто сидят и квакают… а самки, если повезет, припрыгивают туда. Проще некуда. Но лягушки-колокольчики себе на уме. Эти тварюшки внесли элемент надувательства в неизменный вроде бы порядок, и довольно часто в общий хор совершенно незаметно прокрадываются отдельные безмолвные прихлебатели.

Это свидетельствует о несокрушимой изобретательности естественного отбора. Подумайте вот о чем. На призывное кваканье всю ночь напролет расходуются немалые запасы жизненной энергии. И в результате может произойти одно из двух. С одной стороны, усердно призывающий может потерпеть неудачу, и – изнуренный – поползет ловить такси. С другой – ему может и повезти, и он продолжит свой род в брачной заводи. Но в действительности совершенно не важно, на какой ноте закончится вечеринка. Понаблюдайте, что всегда происходит на площадке брачных игрищ, когда оттуда, заморившись, сматываются ее основные обитатели. Внезапно спросом на рынке начинают пользоваться молчаливые пришельцы.

Ситуация разворачивается в пользу не издавших ни «квонка» воров идентичности, которые получают возможность сорвать свой куш. Любая ничего не подозревающая самка, появившись уже после отбытия «квонкеров», обнаруживает, что ничего вроде бы и не изменилось – претенденты на ее благосклонность на месте, только ей невдомек, что это – безмолвные самозванцы. Но видит ли она разницу? Практика говорит: не видит^[4].

Сам себе режиссер

Как орудие убеждения мимикрия весьма изобретательна. Если ключевой стимул – это влияние в чистом виде, то мимикрию можно назвать эмпатией в чистом виде. Как и ключевых стимулов, существует несколько видов мимикрии – и множество проявлений, и далеко не невинных, как мы только что видели.

Начнем с наиболее очевидной формы – визуальной мимикрии, той самой, которую приняли на вооружение отмалчивающиеся лягушки-колокольчики по всей Луизиане. Но, в зависимости от масштаба биологической фальсификации, а также от ее сложности, наряду с визуальными стимулами на вооружение могут браться и слуховые, и обонятельные.

Удачный пример такой гибридной мимикрии обнаруживается у растений (говоря, что убеждение неотделимо от естественного порядка вещей, я подразумевал именно это). Сумчатый гриб Monilinia vaccinii-corymbosi является патогеном растений, который поражает листья черники, заставляя их выделять сахаристые вещества, такие как глюкоза и фруктоза.

В результате происходит кое-что довольно интересное. Листья начинают вырабатывать «нектар», таким образом мошеннически выдавая себя за цветы, и начинают, подобно цветам, привлекать насекомых-опылителей, притом что фактически на цветы ничем, кроме запаха, они не похожи и выглядят как листья. Но обо всем остальном позаботился естественный отбор.

Пчела садится, полагая, что сахаристое вещество – это нектар. Пьет его, ползая по листу (а в это время споры гриба облепляют ее брюшко), затем перемещается, как и положено, на цветок черники, где эти же споры переходят на завязь. Там, на завязи, гриб размножается, порождая мумифицированные несъедобные ягоды, которые «дремлют» всю зиму, чтобы весной заразить растения следующего поколения. Умно, да?

Но на этом махинации не заканчиваются. Есть, оказывается, у этого ботанического любовного треугольничка и другой уровень.

Запах, издаваемый листьями черники, не единственное искушение. Как показал анализ, зараженные листья также отражают ультрафиолет, который при нормальных обстоятельствах поглощают и который как раз цветы испускают в качестве ненавязчивой приманки для насекомых. Вот так, оказывается, листья умыкнули не один аспект цветочной идентичности, а целых два – визуальный и обонятельный. Согласитесь, действительно умно для любых грибов.

Паутина обмана

На самом деле проделки этого сумчатого гриба как пример мимикрии несколько необычны. Как правило, вместо того чтобы вовлекать в надувательство третье лицо – в нашем случае – листья, подражатель делает всю грязную работу сам. У карликовых сов, например, на затылке есть «ложные глаза», чтобы дурачить хищников, полагающих, будто они все время в поле зрения. У бабочки-совы, наоборот, на другой стороне крыльев есть пятна в форме глаз, так что «с тыла» она напоминает сову.

У другого вида бабочек, хвостаток, которые даже перещеголяли своих сородичей, как и у многих видов насекомых, концы крыльев имеют темный оттенок и «усики» из темных волосков. Когда бабочка складывает крылья, эти усики, сливаясь с темными пятнышками на крыльях, образуют ложную головку. Одураченная хищная птица пытается склевать бабочку «не с того конца». Не зря же говорят, что одна голова хорошо, а две лучше.

Куда менее невинный отвлекающий маневр имеет хождение в мире паукообразных. Золотой паук-кругопряд (весьма часто встречающийся в Новом Свете) получил свое красочное наименование благодаря великолепной золотистой паутине, которую прядет в заметных, ярко освещенных местах (на первый взгляд не самая блестящая идея, чтобы раздобыть себе обед, если вы паук).

Но в безумии золотого паука есть своя метода. Исследования показывают, что пчелам, вопреки здравому смыслу, легче не попасть в паутину именно тогда, когда по идее им это должно быть труднее: при слабом освещении, когда нити сложнее заметить и желтый цвет нечеток. Почему? А вы поразмыслите. Какой, по-вашему, самый распространенный оттенок у нектароносов?

Эта теория была подкреплена остроумными экспериментами, в ходе которых цвет паутины был изменен. Если с определением «опасного» цвета – например, красного, синего и зеленого – и, позднее, с умением их избегать у пчел не было затруднений, то с желтым постоянно возникали серьезные проблемы.

Аналогичные уловки обнаруживаются и у насекомых. «Медовая ловушка» – весьма распространенный прием среди самых известных секретных агентов Голливуда, но кто-нибудь задавался вопросом: откуда она взялась? За примером далеко ходить не надо – возьмем хоть светлячков. Исследования показали, что в брачный сезон самки рода Photinus испускают точно такое же свечение, как и самки рода Photinus.

Но это не все. Исследования выявили кое-что еще. Ничего не подозревающие самцы рода Photinus, направляясь на призывный свет этих роковых самок, попадают вовсе не туда, куда мечтали. Их съедают. У меня как-то было свидание, напоминающее эту ситуацию.

Все это – реклама

До сих пор в этой главе мы говорили о том, как «убеждают» животные и растения. Как в отсутствии языка достигаются цели и оказывается влияние. А это, без сомнения, именно влияние – точно такое же, какое мы видим в действиях людей. Только оно быстрее, откровеннее, точнее бьет в цель. А как еще его назвать?

У золотого паука-кругопряда нет диплома доктора изящных искусств, не посещал он и вечерние курсы по дизайну интерьера. И все же паутина у него желтая. Почему? По одной лишь единственной причине. Чтобы заставлять пчел делать глупости. Делать то, что иначе они, будучи пчелами, ни за что бы не сделали. Залетать на огонек.

То же и с нашим сумчатым грибом. Этот недобросовестный, психопатический гриб с его изворотливым ботаническим нравом слишком хорошо понимает, что ни пчелы, ни прочие опылители не станут при обычном ходе вещей касаться его своим хоботком.

И что же он делает? Да то, что сделал бы любой другой недобросовестный, но благоденствующий социальный хищник. Привлекает на свою сторону простодушное третье лицо и безжалостно эксплуатирует его как посредника.

То есть, если нет способности говорить, это вовсе не означает, что нет умения и стремления убеждать – как я и сам обнаружил довольно скоро после того, как женился. Один простой взгляд говорит красноречивее всяких слов, верно?

Граница между убеждением в мире животных и людей становится даже еще более размытой, стоит лишь представить, сколько представителей хомо сапиенс действуют инстинктивно, подобно животным. Секрет хорошей рекламы часто заключается вовсе не в обращении к нашему разуму, а в умелом воздействии напрямую на эмоциональные центры мозга: первичные, древние структуры, которые не только являются общими у нас с животными, но и фактически унаследованы нами от них.

Помню, когда я был ребенком, местные власти, репортеров и полицию совершенно ошеломил внезапный поток ДТП, которые стали происходить на оживленном, однако ранее ничем не примечательном перекрестке. Приблизительно неделей позже местная газета напечатала на первой полосе свеженькую фотографию, на которой компания парней из городского совета уносила ранее стоявший поблизости на видном месте двадцатифутовый рекламный щит с изображением соблазнительной полуобнаженной блондинки.

Эротика популярна. И всегда была. Популярно даже просто слово «секс». Исследование, проведенное в 2001 г., показало, что эротика/секс фигурируют на 45 % обложек журналов Cosmopolitan и Glamour. Простое буквосочетание – СЕКС – действует как мощный, притягивающий взгляд, разжигающий интерес, выманивающий деньги ключевой стимул.

Рис. 1.1. Любите переодеваться в одежду другого пола? Тогда купите дом у нас

Дерзко, да?

Конечно, монстры бизнеса с помощью маркетинговых приемов постоянно бомбардируют нас скрытыми, почти неощутимыми ключевыми стимулами.

В непрекращающихся поисках наиболее перспективного места – того самого, между нашими ушами – для рекламы всего ключевой стимул можно уподобить психологическому эквиваленту оружия нервно-паралитического действия. Взгляните на изображение Мэрилин Монро (рис. 1.2).

Рис. 1.2. Прелестное облачение

Ничего странного не замечаете? А что насчет ног? Не кажутся ли они несколько длинноватыми? Изображения вроде этого, на которых модель – благодаря либо явному биологическому везению, либо дополнительным мазкам ретуши – демонстрирует излишне вызывающие достоинства, можно найти повсюду (и, пожалуй, стоит заметить, что эта чудовищная конъюнктура столь же огорчительна для нас, парней, как и для вас, девочек). А почему? Да потому, что они «продают». Однако уместнее будет спросить не «почему», а «как». Как именно они «продают»? Что такого в ногах Нади Ауэрман, от чего мы приходим в сильное возбуждение? На самом деле ответ на вопрос очевиден. Это не более чем биологическая карикатура – этакая лягушка-колокольчик с мегафоном. Или, выражаясь иначе, «синтетический» ключевой стимул. Позвольте объяснить.

Давайте на минутку обратимся к серебристым чайкам. Их птенцы инстинктивно реагируют на красное пятнышко, расположенное на изгибе подклювья взрослой самки. Птенец клюет в это пятнышко – самка срыгивает для него пищу, другими словами, красное пятно служит ключевым стимулом. Но что именно делает этот стимул ключевым? Исследование выявило пять основных факторов.

Птенцу показывали различные типы клювов, и выяснилось, что изменения, например, в цвете и головы, и клюва большого значения для формирования его реакций не имеют. А важны: само красное пятно, узкий клюв, особенности его движения, низко опущенная голова птицы и смотрящий вниз клюв. Фактически эти пять основных факторов оказались настолько существенными для реакции птенца, что их усовершенствованная имитация – известная как гипертрофированный набор стимулов – дала еще лучший эффект. Тонкая коричневая палочка с тремя красными полосками, поставленная в нужную позицию, вызвала, в отличие от своего прообраза, не просто положительную, а усиленную положительную реакцию. Другими словами, кнопка клевательного инстинкта серебристой чайки была вдавлена до предела.

Вот так-то.

На людей действуют такие же принципы убеждения, что и на серебристых чаек – по тем же причинам, и даже механизм тот же самый. Супернадутые грудь и задница. Генетически модифицированные губы. Кубики на каменном прессе. И ноги, растущие «от ушей». Все это – человеческие эквиваленты тех самых трех красных полосок на коричневой палочке. Они являются карикатурами, причем буквальными, на те «краснопятнистые» сексуальные стимулы, которые первыми бросаются нам в глаза. И тем самым усиливают нашу реакцию.

Рис. 1.3. Я не урод, просто меня так исказили

Одолеть в два счета

К счастью для серебристых чаек, использование ключевого стимула в рекламных целях остается лишь человеческим уделом. Всплески древних инстинктов – когда убеждение идет от биологии, а не от психологии – можно заметить и в нашем обычном, повседневном поведении. И когда такое происходит, это поражает.

О Марко Манчини мне рассказала на вечеринке приятельница моего друга. Ей довелось работать с ним в Бюро по трудоустройству еще до того, как она подала заявление об уходе и перебралась на побережье. Она уволилась, проработав фактически лишь несколько месяцев, – поскольку изо всех сил старалась, подобно многим из нас, сохранить душевное равновесие. В какую-то неделю огнетушитель четыре раза падал у нее со стены. Не для того, чтобы потушить «пожар», а, скорее, чтобы подогреть его, отскакивая от кованой предохранительной решетки, которая отделяла ее автоматизированное рабочее место от взвинченных посетителей. И тогда кто-то вытащил оружие.

Марко отличался от остальных, рассказывала она. И отчасти это проявлялось в том, как он говорил с людьми. Хотя все остальные работники пригибались к окошку в стеклянной перегородке, Марко всегда сидел прямо, лицом к собеседнику. У него обычно был с собой стаканчик кофе на вынос. А стол его стоял прямо посередине, у всех на виду. Ей это казалось донельзя опрометчивым. Даже безумным. И, приходится признать, я был с нею согласен. Но вот что непонятно. Несмотря на беспорядки – а их, мне сказали, было немало – за два с половиной года, что Марко проработал в Бюро по трудоустройству, на него ни разу не нападали. Таких случаев не было зарегистрировано. Ни одного.

Но было в Марко и что-то еще. Не только манера говорить с людьми, но и… нет, покачала она головой. Начиная общаться с ним, люди словно… умиротворялись, утихали. Как будто щелкал внутренний выключатель или что-то подобное. Никто не знал, почему это происходит, но все замечали. Может, у него не все дома, размышляли коллеги…

При встрече Марко удивил меня. Я ожидал… а чего, собственно? Увидеть Де Ниро, каким он был в «Жаре»? Аль Пачино из «Запаха женщины»? Но вместо этого встретил стильно одетого длинноволосого мужчину, вроде тех, что работают в вегетарианских ресторанах.

«Послушай, Марко, – поинтересовался я. – За два с половиной года, что ты проработал в Бюро по трудоустройству, у тебя не было ни малейших затруднений. В чем секрет?»

А секрет оказался удивительно прост. Марко сидел на своих руках. Это плюс кое-какие манипуляции со стульями. Стул для клиента, развернутый лицом к столу Марко, был поставлен так, что люди сидели чуточку выше него и, таким образом, могли разговаривать с ним буквально сверху вниз, в то время как он их выслушивал. Да, и еще кое-что. Как только клиент немного успокаивался и худшее оказывалось позади, Марко смотрел ему прямо в глаза. В глаза этим озлобленным обезумевшим людям, и улыбался.

«Я никогда не забывал того, что случилось со мной в десятилетнем возрасте, – поведал мне Марко. – Один ребенок в школе что-то сказал обо мне учителю, и я разозлился. По-настоящему разозлился. Я побежал искать его на детской площадке, чтобы, найдя, выбить из него всю дурь. Но когда действительно нашел, то всего лишь наорал на него. Дело было в том, как он сидел. А сидел он, прислонившись к стенке, на своих руках. Ну как, скажите, можно побить кого-то, кто сидит на своих руках? Это все равно что стрелять в безоружного. Как ему защищаться? К тому же все время, пока я орал, голова у него была опущена, а затем он посмотрел на меня этак в упор снизу вверх, по-прежнему сидя на руках. И этим словно сказал: ну ладно, вот он я, здесь, ударь меня, если хочешь. И я не смог. Почему-то просто не смог. Плюнул и ушел».

Такое выдающееся проявление гения убедительности в критической ситуации следует воспринимать со всей серьезностью. Если вы стремитесь стать флипнотизером не хуже Марко Манчини (а он определенно флипнотизер высокого уровня), вам следует не только разработать правильные приемы, но и продемонстрировать нужные качества: прежде всего, уверенность и эмпатию, которые мы упоминали во «Введении» (и к которым в начале этой главы возвращались в их животном проявлении). Но приемы, однако, по-прежнему важны – и вот на них мы остановимся подробнее.

При ближайшем рассмотрении система приемов Марко имеет поразительное сходство со способами умиротворения, встречающимися у животных: символические, условные жесты, направленные на сглаживание конфликта и уклонение от неприятностей.

Возьмем, к примеру, манипуляции со стульями: один поставлен выше другого. Если мимикрия – это эмпатия в чистом виде, то первобытная сила ключевого стимула умиротворения целиком и полностью зависит от умения быть непредсказуемым. От неадекватности. Или от принципа антитезы, как назвал его Дарвин в своей книге «Выражение эмоций у человека и животных». Подчиненный бабуин – независимо от пола – повернется спиной к нападающему и встанет в позу спаривания (псевдосовокупления).

Конечно, особо невезучего примата доминирующая сторона может случайно и «оседлать» – к счастью, ненадолго, – но гораздо чаще этот жест (антитеза агрессии) принимается как изъявление покорности, и подчиненному объявляют помилование.

Теперь поговорим о сидении на руках. Недавно исследователи речных раков пошли даже дальше, чем ученые, работавшие с бабуинами, и предположили, что политика умиротворения может быть даже более совершенной стратегией по сравнению с доминированием. Когда самцы речного рака соперничают из-за самки, они показывают друг другу, кто главнее, переворачивая соперника на спину, то есть вынуждая принять позу спаривания. Более слабое животное может выбрать одно из двух. Оказать сопротивление. Или, наоборот, принять позу покорности и готовности к спариванию, характерную для самки.

Фади Исса и Дональд Эдвардс из Государственного университета Джорджии, к большому восторгу метросексуального мужского «поголовья» речных раков, обнаружили, что куда результативнее и выгоднее не отвечать ударом на удар и позволить брутальным самцам и дальше размахивать клешнями направо и налево. Через сутки после разделения на пары половина из тех, которые лезли в драку, была убита, в то время как все изъявившие покорность выжили.

Как видите, в том, чтобы «ложиться под противника», а в случае с Марко – садиться на собственные руки, есть свои преимущества.

Склониться, чтобы победить

Наши знания о ключевых стимулах, о том, как они работают, и о том сильном влиянии, которое они оказывают на поведение животных, позволяют нам, как мы только что убедились на примере Марко, обернуть их себе на пользу. Как самые большие, самые высокие здания могут разрушиться под собственным весом в результате даже небольшого, но направленного взрыва, так и самые сложные проблемы могут разрешиться с помощью нескольких тщательно подобранных слов и жестов. На протяжении всей истории великие мастера убеждения это знали.

В Евангелии от Иоанна, например, Иисус оказывается загнанным в угол. Фарисеи приводят к нему женщину, обвиняемую в прелюбодеянии, и просят совета.

«Учитель, – говорят они, – эта женщина застигнута за прелюбодеянием, а закон Моисея велит нам побивать таких камнями. Ты что скажешь?»

Фарисеев, конечно, нисколько не интересует нравственная оценка Иисусом этого вопроса. И Иисус это понимает. Как и то, что их побуждения, в общем-то, вовсе не бескорыстны. Ведь они фактически пытаются впутать его в юридическое разбирательство. По закону Моисееву, женщину, как справедливо указывают книжники, следует побить камнями. Никаких проблем – в обычных обстоятельствах. Но теперь, когда в Палестине хозяйничают римляне, все изменилось. Закон Моисеев уступил римскому праву, и если Иисус поддержит второе в ущерб первому, то неизбежно поставит себя под удар обвинения в подстрекательстве. Но это – не самая главная из неприятностей. Если же он, наоборот, примет решение, что женщину не следует побивать камнями, его обвинят в диаметрально противоположном – в нарушении древних традиций предков. А это тоже удовольствие ниже среднего.

Собралась толпа, напряжение нарастает. Выход из подобной ситуации непрост даже для самого красноречивого оратора, что уж говорить о странствующем плотнике, никогда не обучавшемся риторике. Дальнейшее описывается в Евангелии так:

Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось в нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. (Иоанн, 8:6–9; курсив автора).

Этот отрывок из Евангелия от Иоанна уникален. В нем единственном из всего Нового Завета зафиксировано, как Иисус что-то пишет. Среди ученых-библеистов распространены различные догадки о том, что же мог писать Иисус. Грехи обвинителей женщины? Их имена? Это, конечно, навсегда останется тайной. Но с психологической точки зрения еще большей загадкой является потребность Иисуса что-то писать именно в такой момент.

Это кажется лишенным смысла.

Если только у него не было чего-то на уме. Мог ли сам акт письма быть отвлекающим маневром? И что имело большее значение – написанное или же процесс написания?

Давайте снова обратим внимание на язык тела Иисуса во время его словесной схватки с фарисеями. Пикировка фактически состоит из трех различных фаз. Когда ему бросают вызов, какова его первоначальная реакция? Да, из текста мы видим, что он немедленно «наклоняется» (антитеза, неадекватность, умиротворение). Затем, когда старцы упорствуют в своей софистике, он «восклоняется» (говоря на современном нам языке, выпрямляется), чтобы парировать их поползновения своим знаменитым ответом (уверенность, нападение), а затем снова наклоняется, возвращаясь в позу умиротворения.

Это – хорошо отработанный прием, рассчитанный на то, чтобы отвлечь внимание.

Без сомнения, идея, заключенная в словах Иисуса о том, кому «первому бросать камень», великолепна. И более того, он почти наверняка прекрасно понимал: это – один из самых удачных приемов убеждения, который можно было использовать в тот момент. Однако он по-прежнему в сложном положении.

По большому счету независимо от того, насколько глубокомыслен его аргумент, это все-таки вызов фарисеям. И, несмотря на всю его гениальность, может здорово их взбесить. Вероятность, которую Иисус, без сомнения, хорошо осознавал. И которая объясняет, вопреки теологической догадке, почему он говорил не на одном языке, а сразу на двух. Один – современный, фонемный, не всегда понятный. Другой – древний, безмолвный, глубокомысленный.

Огонь и спасение

Марко Манчини внешне чуточку напоминал Иисуса. Но на этом, как мне кажется, сходство и заканчивается. Марко начал изучать секреты флипноза на спортивной площадке перед школой. Иисус… кто знает? Сверхъестественные способности не нужны, чтобы отличиться на поприще убеждения. Эти возможности скрыты во всех нас. Но, в отличие от братьев наших меньших, мы должны над ними работать.

Ни у них, ни у нас сфера применения подобных способностей, разумеется, не ограничивается конфликтными ситуациями. Время от времени мы можем с помощью некоторых приемов избежать штрафа или даже чьих-то кулаков! Но есть и другие варианты использования этих знаний. Обдумайте вот что. Чем больше вы сможете «сказать», фактически не произнеся ни слова, тем большее преимущество получите, независимо от того, в какой ситуации находитесь.

Взять хотя бы бизнес. Исследование показало, что, уговаривая покупателя, лучшие продавцы часто наклоняются немного вперед, это удвоенное воздействие – не только с помощью эмпатии (более тесный контакт), но и через выражение скрытого подобострастия.

Или воспитание детей. Всякий раз, когда вы собираетесь начать безапелляционным тоном что-то втолковывать своенравному шестилетке, остановитесь. Не возвышайтесь над ним, подойдите поближе, присядьте рядом, а уж затем как можно более спокойным тоном (понимаю – посоветовать легче, чем сделать) выскажите все, что собирались. Умение опуститься до чьего-то уровня часто красноречивее всяких слов. Помните историю о Черчилле и воришке из «Введения»? Премьер-министр сказал (безмолвно) примерно следующее: «Смотрите – не только вы вляпались. Мы оба. Так почему бы с этого момента нам не быть заодно? По рукам?»

Таков старина Уинстон с его старыми добрыми уловками.

Летом 1941 г. сержант Джеймс Аллен Уорд был награжден Крестом Виктории за то, что вскарабкался на крыло своего бомбардировщика «Виккерс Веллингтон» и – на высоте почти 4000 метров над Зюйдерзее – потушил пожар в правом внешнем двигателе. Страховкой ему при этом служила всего лишь обычная веревка, обвязанная вокруг талии.

Через некоторое время Черчилль вызвал безрассудного новозеландца на Даунинг-стрит, чтобы выразить восхищение его подвигом.

Однако, когда они вступили на зыбкую почву светской беседы, бесстрашный, рисковый летчик – в присутствии великого человека лишившийся дара речи – оказался совершенно неспособен ответить даже на самые простые вопросы. Тогда Черчилль решил зайти с другой стороны.

«Вы, должно быть, сильно робеете и смущаетесь в моем присутствии», – констатировал он.

«Да, сэр, – промямлил Уорд. – Так и есть».

«Тогда вы можете себе представить, – произнес Черчилль, – как робею и смущаюсь я – в вашем».

Выводы

В этой главе мы рассматривали происхождение влияния. То, как убеждали еще до появления языка и как это происходит сегодня в мире животных. И пришли к следующему заключению. С возникновением языка и развитием неокортекса убеждение стало не более, а, наоборот, менее эффективным. Когда дело доходит до убеждения, животные справляются лучше нас.

Секрет убеждения в мире животных – экономичность. У животных основной единицей влияния служит то, что этологи называют ключевыми стимулами. Это «серебряные пули» – верное средство – убеждения, которые, будучи выпущены одним представителем вида в другого, вызывают серию инстинктивных, заранее запрограммированных реакций. Подобные «серебряные пули» – присущие животным от рождения, действующие незамедлительно и точно – разрешают ситуацию быстро и с минимумом когнитивных последствий.

С людьми, однако, все по-другому. Между нашими действиями и целесообразностью инстинкта втиснут озоновый слой сознания, через который часто так трудно бывает прорваться языку, нашему инструменту влияния. Преодолеть это под силу только настоящему профессионалу-флипнотизеру.

Возникает вопрос: как добиться такого влияния? Каждый ли может урвать свой лакомый кусочек? Или это прерогатива лишь горстки элиты?

Ответ может удивить вас. Каждый из нас рождается под звездой гения убеждения. Но по мере того, как мы взрослеем, ее сияние постепенно тускнеет.

Глава 2. Младенческая привлекательность

Одна дама из Хьюстона рассказала мне, как ее подруга позавчера вечером услышала около подъезда крик ребенка. Время было уже очень позднее, и это показалось ей странным. Поэтому она вызвала полицию. Полицейский по телефону сказал: «Ни в коем случае не открывайте дверь». Дама ответила, что, как ей показалось, ребенок ползал около окна. Она волновалась, что он выползет на улицу и его переедет машина. Полицейский сообщил: «Наряд к вам уже едет. Ни в коем случае не открывайте дверь». Он объяснил, что запись крика мог сделать серийный убийца с целью выманить из дому женщину, решившую, будто кто-то подбросил под дверь ребенка. Он сказал, что уже поступало несколько вызовов от женщин, утверждавших, что они слышали крики младенцев под дверью, когда были дома одни ночью…

«Беспомощный крик ребенка не слаб, не неэффективен и не архаичен. Это – самая глубокая и мощная сила в природе. Пока отец и мать не услышат его, родительский инстинкт в них лишь дремлет… Крик [младенца] устремлен не в пространство, а в глубины человеческой способности к любви и жалости».

Джонатан Хэнэган (Society, Evolution and Revelation).

Сама убедительность

Я сижу в кафе в Южном Лондоне и жду человека, который всего лишь несколько лет назад ни за что на свете не появился бы в таком месте, как это. Есть, правда, масса других заведений, куда он тоже нипочем не зашел бы. Так что не так с этим местом? Принципы свободной торговли, мокко или посетители, обутые в «угги»? Вряд ли. И вот он здесь. Хотя я никогда не видел его прежде, я вполне уверен, что это он. Высокий – под два метра. На вид лет тридцать. И загорелый. Но не тем загаром, который можно заиметь, например, в Греции, а «парковым», который приобретают алкоголики, целыми днями валяясь на скамейках. Его зовут Дэрил.

Дэрил заметил меня – я прав, это он – и приближается. Первое, на что я обращаю внимание, это дрожь. Где-то в мозгу у него крепко штормит, и «электропроводку» местами явно коротит. Еще у него есть шрам. И любительские татуировки. А также спортивная сумка, которую он швыряет рядом с моей ногой. Что в ней? Трудно сказать.

Несколько лет назад Дэрил был членом банды отморозков, орудовавшей в этих местах. Большую часть того периода своей жизни он был под кайфом от кокаина. И чем он только не занимался! Всем – от краж со взломом до разбоя и добывания фальшивых паспортов.

А потом в один прекрасный день все пошло на лад.

Однажды в субботу, проходя через автостоянку, он увидел, как женщина укладывает покупки в машину. Дэрил вытащил нож и подошел к ней сзади. Но когда она обернулась, парень остолбенел. Одной рукой она прижимала к себе крошечного младенца. Он замер. Они все замерли. Ребенок смотрел на Дэрила, а Дэрил смотрел на него. Потом женщина закричала, и он бросил нож и убежал. С того момента его жизнь резко изменилась.

«Я просто не понимаю, что случилось, – рассказывал он мне, пока я потягивал свой тройной латте. С одной щепоткой ванили без сахара. – Но что-то все же произошло, черт побери. Ребенок оказался настоящим шоком. Как он смотрел на меня… Это было, как… ох! Не может быть, чтобы я до такого дошел. Я никогда не хотел никому причинить боль. Я только хотел денег. Ну, на кокаин и прочее. Когда-то я тоже был таким же ребенком. Что с ним произошло, с этим ребенком? Я задумался».

Миссия невыполнима

Новорожденный ребенок – это машина для убеждения. Иначе не скажешь. Новорожденный обладает великолепной способностью навязать свою волю другим, настоять на своем, обвести нас вокруг своего крошечного пальчика. Он первоклассно владеет методами воздействия.

Реакция на младенцев одинакова у всех людей, независимо от принадлежности к социальному слою. Культура, возраст, пол – что угодно – реакция почти идентична. Взять хотя бы возраст. Исследования показали, что младенцы всего лишь четырех месяцев от роду дольше смотрят на изображения лиц других младенцев, чем на фотографии детей старшего возраста или взрослых. А к 18 месяцам такое предпочтение младенческих лиц выражается уже не только в широкой улыбке, но и с помощью жестикуляции и звуков. Пожалуй, еще удивительнее то, что это свойственно не только людям. Приблизительно с двухмесячного возраста макаки-резусы, выращенные в изоляции, выказывают подобное предпочтение в отношении фотографий крохотных детенышей, обращая меньше внимания на фотографии взрослых обезьян. Привлекательность новорожденного заложена в нашей нервной системе.

Склонность к такому предпочтению в восприятии коренится глубоко в мозгу. Исследование, проведенное нейробиологом Мортеном Крингельбахом в Оксфордском университете, показывает, что, когда изображения новорожденных рассматриваются в момент проведения МЭГ (магнитоэнцефалография – технология визуализации и отслеживания мозговой активности в пределах миллисекунд), то медиальная орбитофронтальная кора – участок мозга, отвечающий за стимулы к получению вознаграждения, – реагирует почти моментально: в течение одной седьмой секунды после появления изображений.

По мнению Крингельбаха, у нашего мозга есть врожденная склонность «помечать» младенческие лица как особенные.

Но с помощью строго научных методов нельзя точно определить, почему младенец настолько «убедителен». Как и в других сферах жизни, многое, в сущности, сводится к «маркетингу». Детеныши шимпанзе ноют. Птенцы морской чайки испускают пронзительные крики. Личинки жука-могильщика цепляются за лапки своих родителей. Все новорожденные в царстве животных выказывают удивительную ловкость, желая привлечь внимание своих родителей, и весьма изобретательно выбирают наилучший в данной ситуации ключевой стимул, чтобы побудить родителей покормить и приласкать их и сгладить агрессию взрослых.

Такая жажда внимания имеет первостепенное значение. Было время (мы его помним не очень хорошо), когда каждый из нас – один и без поддержки – появился на свет. Это был довольно опасный маневр. Только представьте себе масштабы того первого испытания, с которым мы столкнулись.

Так или иначе, но с самого первого момента нашего вхождения в этот мир мы оказались перед необходимостью влиять на окружающих – не имея мыслей, не владея языком, даже не контролируя основные функции тела, – чтобы они о нас позаботились. Каким-то образом мы должны были убедить их, что игра стоит свеч.

Сейчас мы считаем произошедшее само собой разумеющимся. Потому что все позади. Должен заметить, не благодаря нашим собственным усилиям (если бы мы действительно могли что-то предпринять, кто знает, чем бы это кончилось?), а благодаря гению естественного отбора. Наш биологический адвокат – естественный отбор – наставил нас на путь истинный: снабдив не одной ключевой способностью – чуть что поднимать бучу, – а сразу тремя. Тремя ключевыми стимулами, которые оказывают просто магическое воздействие:

• способность пронзительно кричать;

• дьявольская привлекательность (которая поможет также и в будущем – конечно, тем, кому повезет ее сохранить);

• и гипнотическая способность устанавливать зрительный контакт.

Какую бы форму ни принимало убеждение, изощреннее этой просто и быть не может.

Итак, продолжим искать истоки первозданной способности младенцев влиять на людей, менять их мнение. Для этого мы подробнее рассмотрим эти три ключевых стимула их влияния. Что именно делает их крик таким особенным? И почему младенческие лица и глаза имеют над нами такую власть?

Для перевозбудившихся

В сфере взаимодействия мы не так уж часто сталкиваемся с мгновенным влиянием. Именно об этом мы говорили в предыдущей главе. Нам, в отличие от животных, чтобы повлиять на кого-то, требуется время. Связано это в основном с тем, что мозг у нас настолько велик, что через него можно проложить целый автобусный маршрут. У нас есть способность учиться. Размышлять. Принимать решения. А потом их оглашать. Но «маршрут» этот пролегает через скрытые рудименты: вроде давно забытых, уже не функционирующих остановок, на которых иногда вдруг случается оживление. Те или иные способы коммуникации, определенные средства взаимодействия, усвоенные в незапамятные времена, могут и по сей день довлеть над нами, причем мы этого даже не осознаем. Все это происходит благодаря важной роли, которую они играют в истории нашего развития. В жизни бывают моменты, когда мозг просто отвергает логику.

В 1998 г. Пентагон поручил Пэм Дaлтон из Центра исследования химической чувствительности имени Амброза Монелла в Филадельфии (Monell Chemical Senses Center in Philadelphia) придумать нечто необычное. Заинтригованное несколько абсурдным заявлением о возможности контролировать людей с помощью запахов, американское правительство поручило Дaлтон провести самый опасный в мире химический эксперимент. Впервые в истории она должна была создать запах, в равной степени отвратительный для всех. Высшие должностные лица в Министерстве обороны Соединенных Штатов задались вопросом: а существует ли настолько неприятный запах, чтобы в один момент рассеять неистовствующую толпу?

Дaлтон доказала, что существует.

По сути, она обнаружила даже не один, а целых два таких запаха. Они не оставляли места для «разночтений» в восприятии, обусловленном индивидуальными или культурными различиями, – настолько эти «ароматы» были отталкивающими. Один запах получил меткое название «US Government Standard Bathroom Malodour» (в его состав входит концентрированный запах человеческих экскрементов), а другой – короткое, но не менее емкое наименование «Who Me?» (этот представляет собой отвратительное скопление зеленовато-желтых молекул, имитирующих миазмы гниющих трупов и испорченной пищи). Просто отмахнуться от этих мерзких запахов, надо сказать, совершенно невозможно.

Достижения в технологиях часто бывают источником вдохновения. И каждому, кому приходится по ночам вскакивать из-за воя автосигнализации у соседнего подъезда или сходить с ума из-за идиотской музыки на мобильном телефоне попутчика в автобусе, будет, без сомнения, интересно, не проводились ли подобные исследования относительно звуков? Проводились. Вроде бы основными соперниками должны были стать звуки храпа, скандала, кашля и пуканья?

Многих это удивит, но исследование 1980-х гг. показало, что с наибольшей вероятностью раздражение может вызвать звук вил, которыми скребут по шиферу. По сравнению с ним более «естественные» звуки кажутся вполне безвредными. Но, по мнению Тревора Кокса из Центра акустических исследований при университете Сэлфорда (University of Salford’s Acoustics Research Centre), возникающее раздражение нельзя объяснить только лишь физическим воздействием звуковой волны. Примешивается также и психологическая составляющая.

«Грохот магнитофона вашего соседа не так уж раздражает, если вы собираетесь позднее присоединиться к вечеринке», – заявляет Кокс. И он прав. Короче говоря, как это часто бывает со многими потенциальными раздражителями, количество имеющего место стресса зависит от того, насколько человек, испытывающий его, может контролировать свое окружение (или считает, что может его контролировать). «Если вы можете контролировать шум, он вызывает меньше раздражения, – утверждает Кокс. – Но если вы боитесь источника раздражения, оно обычно усиливается».

Британский изобретатель Говард Стэплтон недавно проверил теорию Кокса. Вполне буквально, выпустив на рынок прибор «Mosquito» («Комар»). Это устройство – так же, как непреодолимо отталкивающие ароматы Дaлтон, предназначенные для пресечения общественных беспорядков, – испускает раздражающе высокий скрипучий звук такой частоты, что его не могут слышать люди старше 30 лет. Хитрое изобретение, получившее название «отпугиватель подростков», сейчас широко используется в Великобритании на главных улицах городов и в торговых центрах. Оно оказалось таким же эффективным, как и его предшественник в войне с хулиганами под названием «Wagner». «Mosquito» издает чуть более громкий звук, чем кашель и пуканье (мощностью 8,5 децибел – столько же, сколько газонокосилка), но все же недостаточно громкий, чтобы причинить физический вред. Главное преимущество «Mosquito» – в его невыносимости. И последние отчеты показывают, что со своей задачей он справляется хорошо^[5].

Крик как уловка

Нормальный диапазон восприятия звука у человека находится приблизительно в пределах от 40 Гц до 15 кГц. Диапазон человеческого голоса – как правило, между 100 Гц и 7 кГц. А человек с самым острым слухом может расслышать звук частотой приблизительно 3,5 кГц. Это представляет интерес с точки зрения естественного отбора. Многие звуки, находящиеся в пределах 3,5 кГц (подводный гидролокатор, например), специально разработаны для ситуаций, когда основной акцент делается на привлечение внимания.

И все же есть еще один звук в диапазоне 200–600 Гц, имеющий более древнее происхождение. И более всего из любых известных человеку звуковых сигналов привлекающий всеобщее внимание. Это крик человеческого младенца.

Крик младенца – гениальное изобретение природы. Это самое значительное событие, которое может произойти с молекулой воздуха. Крик действует на двух фундаментальных и тесно связанных друг с другом уровнях влияния: физиологическом и психологическом. Вместе с другими сигналами опасности его акустические свойства развились в буквальном смысле под покровом темноты. Цель крика – привлечь внимание, передать информацию о своем местоположении родителям и одновременно скрыть свое местоположение от хищников. (Благодаря высоким частотам крик младенца передается не на такое далекое расстояние, как крик на низких частотах, и с большей вероятностью привлечет внимание сородичей, нежели убийц, рыскающих в отдалении). Но крик новорожденного не только сигнализирует о его местоположении.

Имея разную степень интенсивности, он провоцирует у тех, кто ухаживает за младенцем, целый спектр инстинктивных физиологических реакций: замедление, а затем стремительное ускорение сердцебиения (ассоциируемое с необходимостью предпринять какое-то действие), повышение температуры в грудных железах и рефлекторный приток молока, что вызывает у матери ощущение тяжести в груди и подталкивает ее покормить ребенка.

Во времена наших предков крик младенца однозначно сигнализировал о необходимости срочно им заняться.

Но, как это ни парадоксально, крик младенца вызывает и раздражение. Хотя высота этого крика далека от уровня максимально неприятного воздействия на слух^[6] (его тон достаточно высок, чтобы не выражать агрессию, и достаточно низок, чтобы ее не вызывать), у любого человека – в равной степени мужчин и женщин, родителей и детей – крик новорожденного находится на самом верху списка звуковых сигналов, вызывающих отвращение, провоцируя беспокойство, дискомфорт и непреодолимое желание «помочь».

По степени вызываемых ощущений он эквивалентен «US Government Standard Bathroom Malodour».

В 2007 г. Кирстен Сандер из Института нейробиологии имени Лейбница в Германии наглядно продемонстрировала глубину воздействия младенческого крика. Сандер дала послушать записи четырех различных криков группе из 18 взрослых (девять мужчин, девять женщин) в тот момент, когда им делали фМРТ^[7]. Затем она преобразовала крики, разделив каждую запись на сегменты по 150 миллисекунд и повторно объединила фрагменты. Будут ли модели мозговой деятельности оставаться неизменными – вот что хотела выяснить Сандер. Или кодирование записей сыграет свою роль?

Полученные результаты послужили доказательством непревзойденной гениальности естественного отбора. Они показали значительное увеличение активности как миндалины (участка мозга, который играет ключевую роль в формировании эмоций), так и передней поясной коры (участка мозга, чувствительного к аномалиям). Это происходило в тот момент, когда на записи шли настоящие крики, в отличие от перекодированных фрагментов, и было более характерно для женщин, чем для мужчин. Такая реакция, по мнению Сандер, может отражать врожденную предрасположенность нервной системы женщины реагировать на звуки, издаваемые младенцами, до того как они научатся говорить (см. рис. 2.1 ниже).

Рис. 2.1a. Приблизительная картина областей активности мозга женщины, когда она слышит крик взрослого человека

Рис. 2.1b. Приблизительная картина областей активности мозга женщины, когда она слышит крик младенца

Рис. 2.1c. Приблизительная картина областей активности мозга мужчины, когда он слышит крик младенца

А когда Сандер сравнила активность миндалевидного тела испытуемых в тот момент, когда они слышат крик взрослого и крик ребенка, она испытала настоящее потрясение. Во втором случае активность мозга была в девять раз выше. Крик младенца, вопреки первому впечатлению, далеко не так прост, как кажется.

Когда неправильные ноты сталкиваются с правильными

И крик этот не столь уж однообразен, как мы выясним далее. Дополнительные, углубленные исследования показали, что хотя все звуки, издаваемые младенцами до того как они научатся говорить, действительно повышают активность миндалевидного тела, именно внезапные, резкие и неожиданные изменения манеры крика – в музыке называемые «легато» или «вибрато» – передают большинство эмоций и вызывают у человека, ухаживающего за младенцем, самую сильную реакцию. Примечательно, что если речь идет о музыке, такие же внезапные резкие изменения в звуковом ряду вызывают у слушателя появление «мурашек», человека бросает в дрожь. Предсказуемые аккорды не ослабляют узду, в которой мы держим свои эмоции. Так же и в комедии: ожидаемые ситуации не вызывают смеха. Эмоции вызывают эксцентричные повороты, когда возникает восторженное понимание собственной ошибки.

Приведем пример. Пол Розин и его коллеги из Пенсильванского университета обратили внимание на типичную модель, по которой строятся шутки, – то, что они называют образцом AAB. Она знакома всем.

(A1) Нескольких человек должны казнить. Охрана выводит первого человека, и палач спрашивает, есть ли у него последнее желание. Он говорит «нет», и палач кричит: «Готовьсь! Цельсь!»

И тут человек орет: «Землетрясение!»

Пораженные, все озираются. В наступившей суматохе первый человек спасается бегством.

(A2) Охрана выводит второго человека, и палач спрашивает, есть ли у него последнее желание. Он говорит «нет», и палач кричит: «Готовьсь! Цельсь!»

Вдруг человек вопит: «Торнадо!»

Ошеломленные, все озираются. В наступившей суматохе второй тоже спасается бегством.

(B) Последний человек просек, в чем дело. Охрана выводит его, и палач спрашивает, есть ли у него последнее желание. Он говорит «нет», и палач кричит: «Готовьсь! Цельсь!» И тут последний человек орет: «Огонь!»

В этой шутке ошибка заключается в неправильном толковании слова, имеющего двойное значение^[8]. Ожидание – вот еще одно коварное слово. Именно оно сбивает нас с толку. Несколько менее известна модель AAB в музыке (см. рис. 2.2).

Рис. 2.2. Структура AAB в начальной теме сонаты для фортепиано Моцарта. Piano Sonata No. 11 In A-dur K331–I. (Andante grazioso), mm. 1–4

Здесь мы видим, что первоначальный мотив из пяти нот (A1) повторяется на тон ниже (A2), затем повторяется еще ниже (B). Только в третьем случае он повторяется в другой нотной последовательности. Такой неожиданный поворот распространен во многих музыкальных жанрах – от классики до современных мюзиклов и джаза. Само собой, он также характерен и для бесчисленного множества анекдотов про «русского, немца и американца» и «священника, муллу и раввина».

Является ли такой эксцентричный поворот, обман ожиданий универсальным компонентом убеждения? Вполне возможно. Это, конечно, отчасти то, что имел в виду Дарвин, говоря о своем принципе антитезы – резкой смене поведения с целью умиротворения, столь характерной для животных. И, как мы видели в предыдущей главе, для людей также.

«Музыка, – пишет В.С. Рамачандран из Центра исследования мозга и познания Калифорнийского университета, – может воспроизводить некоторые примитивные, страстные животные звуки, такие как крик при расставании; эмоциональная реакция на подобные звуки может быть отчасти запрограммированной в нашем мозгу».

Дэвид Хьюэрэн в своей книге «Сладкое предвкушение: музыка и психология ожидания» («Sweet Anticipation: Music and the Psychology of Expectation») идет еще дальше.

«Формирование ожиданий, – убежден Хьюэрэн, – это то, что люди и животные делают, чтобы выжить; только предвидя будущее, мы может к нему подготовиться. И поскольку за точное предвидение мозг гарантирует награду, мы чувствуем удовлетворение, когда оказываемся правы. Связь между предвидением и наградой заставляет нас постоянно анализировать события и пытаться предвидеть их дальнейший ход. Музыка же, будучи структурой, развивающейся во времени, являет собой великолепный вызов для подобного предвидения».

Другими словами, когда ожидания нарушаются, мозг (точнее, такие его области, как передняя поясная кора и участки височно-теменного узла) старается восстановить равновесие. Нейтрализовать аверсивную (вызывающую отвращение) эмоцию, которая сопровождает такое нарушение. В искусстве – музыке и комедии, например – такая аверсивная эмоция присутствует обязательно. Комфортно и безопасно расположившись перед телевизором или в бельэтаже, мы с готовностью отдаем себя в руки комика или композитора.

Но в других областях жизни мы далеко не так покладисты. Когда какой-нибудь случай или стимул противоречат нашему предвидению, мы вынуждены с этим что-то делать: либо опровергнуть, либо искоренить. Либо пересмотреть свою позицию. Вот почему крик младенца невозможно игнорировать – особенно тому, кто за этим младенцем ухаживает.

Красавица и чудо

Их можно заметить еще издали. Эти парни с планшетами в руках в торговом центре или на улице видны, наверное, даже из космоса. Почему-то вы всегда встречаете их, когда спешите. Например, только что узнали, что ваш дом горит.

«Можете ли вы уделить мне пару минут, чтобы ответить на несколько вопросов…»

На случай такого затруднительного положения многие из нас выработали тщательно продуманные стратегии. Непрестанный кашель. Внезапно звонящие мобильные телефоны. И неожиданное появление воображаемых знакомых на другой стороне улицы. Конечно, мы забываем обо всех этих приемах, если человек с планшетом – привлекательная блондинка с прекрасной фигурой. В этом случае мы не трем глаза, желая избежать визуального контакта, а, наоборот, выражаем полную готовность к разговору – по крайней мере, большинство из нас.

Социального психолога, разбирающегося в вопросах межличностных симпатий, такая ситуация вовсе не удивляет. Всем известно, что красивые люди собирают больше подписей под петициями, чем некрасивые, и киоски для сбора благотворительных пожертвований, в которых сидят симпатичные волонтеры, привлекают больше желающих сделать взнос. В судах внешность также играет свою роль.

Красивых ответчиков с меньшей вероятностью признают виновными, чем ответчиков с заурядной внешностью. А если и признают, то назначат более легкое наказание. Красивые люди обязательно должны быть хорошими^[9].

Страницы популярных журналов пестрят заявлениями: у красивых людей многие дела сами спорятся, а людям со средней внешностью придется потрудиться. Да-да. Но где же доказательства? Марк Снайдер из университета Миннесоты провел исследование, в котором студентам мужского пола предоставили информацию об их якобы ровеснице (на самом деле – ассистентке ученого). Им дали фотографии девушки; одной группе – ту, на которой она получилась наболее привлекательной, другой – менее удачный снимок. Затем под предлогом обсуждения требований к курсовой работе исследователи попросили участников эксперимента в течение десяти минут поговорить по телефону с этой студенткой (всем отвечала одна и та же девушка!) и наблюдали за их манерой разговора. Организаторы эксперимента хотели выяснить, повлияет ли привлекательность объекта на то, как с ним будут разговаривать по телефону.

И она действительно повлияла. Просто удивительно! Участники эксперимента, полагавшие, что общаются с привлекательной девушкой, говорили в более теплой и располагающей манере, чем те, кто считал ее непривлекательной. Кроме того, когда еще до разговора их просили описать свои ожидания, те явно различались в зависимости от предполагаемой привлекательности объекта. Участники, которым дали удачную фотографию, надеялись на разговор с коммуникабельным, уравновешенным и общительным человеком с чувством юмора. Участники, получившие фотографию некрасивой девушки, на это не рассчитывали^[10].

Приманка для мозга

В 2007 г. в ходе исследования, связанного с применением природных феромонов, в котором участвовали профессиональные танцовщицы у шеста, стриптизерши, психолог-эволюционист Джеффри Миллер открыл еще один прогностический фактор привлекательности – на сей раз в индустрии развлечений для взрослых. За несколько месяцев Миллер и его коллеги-ученые Джошуа Тайбур и Брент Джордан подключили к исследованию 5300 исполнительниц эротического танца (да, это не опечатка, именно такое число). Их разделили на три группы. На тех, кто овулировал, кто менструировал и тех, кто находился между этими периодами. Вопрос был прост. Какие из этих трех групп зарабатывали больше всего денег к концу рабочей смены, длившейся 5 часов?

Согласно принципам эволюционной психологии, «победить» должны были девушки в период овуляции. Ведь именно они (если бы им «повезло») на тот момент были наиболее готовы к зачатию. Так и произошло. Они заработали денег больше всех. Естественно, клиенты находили овулирующих танцовщиц более привлекательными и, показывая свое расположение, раскошеливались. Результаты эксперимента не могли оказаться более недвусмысленными. В среднем овулирующие девушки заработали 325$, менструирующие – 185$. А те, кто находился в промежутке, – 260$.

Исследование Миллера интересно по ряду причин. Но главная заключается в том, что обычно нам удается объяснить, почему нам нравится тот или иной человек, не более вразумительно, чем мы можем аргументировать свою любовь к той или иной музыке. Конечно, можно сослаться на определенные составляющие этой музыки, такие как ритм или гармония, но вопросы все равно останутся. Почему именно этот ритм? Почему именно эта гармония?

Давайте ненадолго оставим Миллера и рассмотрим прогностический фактор мужской привлекательности. Какое лицо на рис. 2.3 кажется вам более красивым? То, что слева? Или справа?

Рис. 2.3

Вообще говоря, большинство женщин склоняются к лицу, изображенному справа. Но только если они не овулируют. Тогда они предпочитают лицо слева. Но и в том, и в другом случае они не могут объяснить почему. А вот Дэвид Перретт из Сент-Эндрюсского университета в Шотландии точно знает, куда нужно смотреть: на незаметные признаки гендерного усиления. При исследовании восприятия женщинами лица Арнольда Шварценеггера – любителя дробить чужие челюсти – и подобных ему Перретт обнаружил, что женщины обычно предпочитают мужские лица, немного похожие на их собственные. Другими словами, женственные. На рисунке лицо справа женственно на 30 % – оптимальная цифра для повышенной привлекательности. Нижняя челюсть, как можно увидеть, имеет скругленную, сглаженную форму. Мягкий рисунок лба и глаз. Но во время овуляции тенденция загадочным образом меняется на противоположную. Для овулирующих женщин большее значение приобретает мужественность черт лица. Они восторженно расписывают, какой у крепких, грубоватых мужчин сильный иммунитет. И лица «мачо» предпочитают тем, у кого лица не такие мужественные (рис. 2.4a).

Рис. 2.4a. Во время овуляции женщины предпочитают лица более мужественные, такие как у Брюса Уиллиса (слева), более женственным, скажем, таким, как у Леонардо ДиКаприо (справа). Привлекательность таких лиц, как у английского актера Роберта Паттинсона (рис. 2.4b), объясняется тем, что в нем сочетаются как мужские, так и женские признаки – изящная линия подбородка, полные губы и низкие, заметные брови

Рис. 2.4b

С другой стороны, есть еще один весьма обманчивый маркер привлекательности. Он работает на грани сознательного и подсознательного и, как в случае с симпатичной студенткой в эксперименте Марка Снайдера, играет на лучших сторонах нашей натуры. Это – наша реакция на детское личико.

У вас такое умилительно «детское» личико

В 1943 г. в своей ставшей уже классикой статье «Врожденные формы возможного опыта» австрийский этолог Конрад Лоренц выдвинул важную идею. Он предположил, что людям от рождения присуща склонность предпочитать младенческие черты лица чертам лица взрослых. Причина этого, по его утверждению, в существовании особых «центров заботы». Врожденная перцептивная склонность к лицам новорожденных усиливает стремление защищать и заботиться об уязвимых представителях своего вида. Для иллюстрации этого тезиса Лоренц представил серию условных изображений детских лиц и мордочек детенышей животных – kindchenschema, или «схема ребенка», как он назвал ее, – имеющих общие характерные черты. Это округлый череп с мягкими очертаниями; широкий выпуклый лоб; большие круглые глаза и круглые полные щеки (рис. 2.5). Все эти особенности, утверждал он, привлекают и вызывают инстинктивное сочувствие. Для человека они являются основными стимулами, побуждающими приласкать и окружить заботой.

Рис. 2.5. Межвидовое подобие особенностей детских лиц и мордочек детенышей животных в сравнении со взрослыми особями (из работы K. Лоренца, 1943)

Дальнейшие исследования причин привлекательности лиц выявили еще несколько компонентов «схемы ребенка»: маленький подбородок, маленький, короткий нос и относительно «низкое» расположение глаз, носа и рта. Все это, видимо, является воплощением понятия «очаровашка». И действительно воздействие детскости столь сильно, что переносится даже на случайные неодушевленные объекты.

Посмотрите, например, на серию профилей на рис. 2.6.

Рис. 2.6. Изменения формы лица и черепа с возрастом (по материалам Питтенджера и Шоу, 1975)

На рис. 2.6 видно, как форма условного изображения головы последовательно менялась с помощью математических методов трансформации, моделирующих эффект старения. Скорее всего, вы без труда определите, что условное лицо постепенно стареет слева направо. Но дело вот в чем. Мы не только с легкостью определяем, где «взрослая» форма головы, а где младенческая. Мы с той же легкостью отличаем «пожившую» машину от новенькой!

Взгляните на рис. 2.7. Та же самая математическая функция, используемая для моделирования старения черепа, была применена к одному из фольксвагенов-«жуков».

Как вы думаете, какой из автомобилей выпущен «раньше», а какой «позже», в соответствии со схемой старения? Который из «жуков» симпатичнее?

Рис. 2.7. Особенности лица и черепа в детском и зрелом возрасте применительно к автомашине (по материалам Питтенджера, Шоу и Марка, 1979)

Перед лицом ответственности

В 2009 г. Мелани Глокер из Института нейронной и бихевиоральной биологии при университете Мюнстера провела эксперимент с целью проверки теории Лоренца. Действительно ли мы считаем «детскую схему» столь привлекательной? И если да, то каким образом подобное предпочтение отражается на работе нашего мозга? Используя методику Мортена Крингельбаха, Глокер показывала участникам эксперимента изображения в тот момент, когда им проводили процедуру фМРТ. Однако она пошла еще дальше. В то время как в исследовании Крингельбаха изображения были всегда одинаковыми, Глокер, воспользовавшись графическим редактором, сделала одни изображения более «детскими», чем другие (рис. 2.8).

Результаты оказались точно такими, как предсказывал Лоренц. Анализ показал, что чем выше уровень «схемы ребенка» (например, чем больше глаза и круглее и пухлее лицо), тем активнее у участников эксперимента функционирует прилежащее ядро мозга (центр удовольствия и у животных, и у людей). Таким образом Глокер обнаружила, что существует не только детская, но и супердетская схема.

У захватывающего погружения в глубины мозга, предпринятого Глокер, есть свои параллели в повседневной жизни. Представьте, что вы нашли на улице бумажник. Что вы сделаете? Сообщите в полицию? Попытаетесь найти владельца? Или оставите его себе? Психолог Ричард Вайзман из университета в Хартфордшире задавал этот вопрос жителям Эдинбурга. Только он ставил их в ситуацию, когда они должны были ответить не словом, а делом. Вайзман оставлял бумажники на главной улице столицы Шотландии. В каждом лежала одна из четырех фотографий: счастливая семья, симпатичный щенок, пожилая пара и улыбающийся ребенок.

Низкий уровень

Необработанный

Высокий уровень «детскости» вариант «детскости»

Рис. 2.8. «Схема ребенка»

Исследователь задавался вопросом, какие из бумажников будут возвращаться к их владельцам чаще всего?

И, конечно, получил ответ. Из 40 бумажников каждого типа, которые были подброшены, успешно вернулись 28 % бумажников с портретом пожилой пары, 48 % – со снимком семьи, 53 % – с фотографией симпатичного щенка и… сногсшибательные 88 % – со снимком улыбающегося ребенка.

«Ребенок пробуждает у людей желание позаботиться о нем, – утверждает Вайзман, – инстинкт опекания уязвимых младенцев, который развился, чтобы обеспечить выживание будущих поколений».

Другое исследование, проведенное в Америке, выявило подобный вид реакции, направленной на защиту, в ситуации, когда изображение ребенка было прикреплено к мишени для игры в дартс. Участникам раздали по шесть дротиков и пообещали четверть доллара за каждое попадание в цель. «Для разогрева» им предоставили возможность сделать шесть предварительный бросков по мишени, которая своей формой напоминала лицо. Но когда дело дошло до метания дротиков в фотографию ребенка, участники эксперимента начали попадать в цель гораздо реже, чем раньше.

Справедливость выводов Вайзмана подтверждают не только исследования, связанные с новорожденными. Эксперименты с участием взрослых людей, имеющих «детские» лица, также доказывают, что в облике новорожденных есть нечто особенное. Шейла Браунлоу и Лесли Зебровиц из Университета Брандейса проанализировали 150 рекламных роликов. Их интересовало, насколько содержание ролика соответствует облику того, кто является его лицом. Для этого они прибегли к помощи двух групп учащихся колледжа. Одна группа просто читала рекламный текст, по ходу обращая внимание на достоверность и умелость подачи материала. Другая группа смотрела ролики, оценивая актеров по степени их «взрослости»^[11]. Но здесь была одна загвоздка. В последнем случае участники эксперимента смотрели ролики без звука. То есть имела место «двойная рассогласованность» информации, предоставляемой каждой группе. Первая группа получила тексты, но не видела лиц. Вторая видела лица, но не слышала текста.

Результаты оказались красноречивыми. В тех случаях, когда концепция рекламы в меньшей степени опиралась на доказательную базу (предоставление объективных и реальных фактов) и в большей – на доверие (искреннее одобрение потребителями рекламируемого продукта), главные роли исполняли актеры или актрисы с детским лицами. И наоборот, когда реклама была связана с предоставлением фактов, убедительнее оказывались ролики, где главную роль исполнял более «зрелый» на вид актер.

И такие свидетельства убедительности «детских» лиц можно найти не только в рекламе. В политике они тоже часто встречаются. Исследования показали, что избиратели чаще подозревают в корыстных интересах политиков с «взрослыми» лицами, а их коллеги с «детской» внешностью производят впечатление более достойных доверия. Однако при более пристальном изучении, когда оценивается такое качество, как компетентность, более убедительными признаются «рассудительные» кандидаты с более «взрослыми» лицами.

На самом деле довольно интересно сравнить лица различных политических деятелей, чтобы попытаться понять, как у них обстоит дело с честностью. В 2008 г. ученые Кентского университета попросили 100 представителей общественности оценить ряд лиц по шкале от 1 до 5 с точки зрения степени вызываемого ими доверия. На основе полученных данных ученые выявили несколько внешних особенностей, ассоциируемых с честностью: полное, округлое лицо; мягкая, плавная линия подбородка; большие, круглые глаза и мягкая линия бровей. Ничего не напоминает? Волосы на лице рассматривались с большим подозрением, но изящный нос и большой рот с тонкими губами были также оценены положительно.

Используя программу повышения качества изображения, ученые также представили для оценки различные фотографии политических деятелей, чтобы исследовать разницу между тем, как они выглядят в повседневной жизни и на своих самых известных фотографиях, заслуживающих или не заслуживающих доверия. Разница оказалась огромной. Посмотрите на рис. 2.9a и обратите внимание, насколько велико различие между чертами лица Гордона Брауна в обычной жизни и его лицом на фотографии, где он выглядит человеком, которому «доверяют». Затем оцените подобным же образом фото Дэвида Камерона (рис. 2.9b).

Рис. 2.9a и 2.9b. Обработанные на компьютере фотографии Гордона Брауна и Дэвида Камерона, где представлены (слева направо) исходное изображение, черты лица, заслуживающие доверия, и черты, его не заслуживающие (фотографии были любезно предоставлены доктором Крисом Соломоном и доктором Стюартом Гибсоном, Кентский университет)

Браун кажется несимпатичным из-за его «тяжелых бровей, широкого носа и небольшого рта». У Камерона же «свежее лицо, гладкая кожа, более широкий рот и круглые глаза».

Пластическая операция, чтобы выглядеть человеком, внушающим большее доверие? Только вопрос времени…

Исследования, подобные этим, – лишь верхушка айсберга. Ученые, по сути, уже выявили все различия, касающиеся воздействия на нас людей со «взрослыми» и «детскими» лицами. Или, точнее, как меняется под влиянием этого фактора манера нашего общения. Что касается личных отношений, то женщины склонны больше доверять друзьям с «детскими» лицами, нежели тем, кто выглядит более «взрослым». В суде ответчика с «детским» лицом с большей вероятностью признают виновным в преступной небрежности, нежели в умышленном причинении вреда (для людей со «взрослыми» лицами закономерность обратная). И на службе люди с «детским» лицом реже занимают руководящие должности, чем их коллеги со «взрослыми» лицами.

На рис. 2.10а представлены четыре фотографии курсантов военной академии.

А B C D

Рис. 2.10a. Фотографии взяты из The Howitzer, 1950 (по материалам Mazur, Mazur & Keating, 1984)

A. Генерал-лейтенант Линкольн Форер (Глава Агентства национальной безопасности США)

B. Генерал Уоллес Наттинг (Командующий войсками готовности ВС США)

C. Генерал Джон Адамс Викхэм мл. (начальник штаба, армия США)

D. Генерал Чарльз Элвин Гэбриэл (начальник штаба ВВС США)

Рис. 2.10b. Фотографии предоставлены Институтом военной истории армии США и центром истории ВВС (по материалам Mazur, Mazur & Keating, 1984)

Вы думаете, что можете предсказать, на основе одной лишь внешности, насколько успешным каждый из них будет в выбранной карьере? Вы считаете, что способны ответить, глядя на то, как они выглядят в начале своей военной службы, какой чин у них будет в ее конце? Попробуйте. Оцените лица и расставьте по порядку, начиная с наиболее, по-вашему, успешного человека и заканчивая наименее успешным.

И что у вас получилось? Если перед вами лежит список «B, D, C, A», значит, вы думаете так же, как и еще 80 % населения. Вы расставили фотографии в порядке убывания их «взрослости». Лицу B свойственны характерные особенности «взрослого» лица (небольшие глаза, нависшие брови, более длинный нос, впалые щеки и крепкий подбородок) – и поэтому оно ассоциируется с доминированием. А вот лицу А свойственны детские черты (глаза больше, брови выше^[12], нос короче, щеки «пухлее» и подбородок меньше) – и оно ассоциируется скорее с подчиненным положением.

Вообще-то все четыре курсанта достигли высоких чинов в армии. На рис. 2.10b представлены их фотографии на пике карьеры.

Жизнь на грани

В марте 2004 г. Мэгги, жена Кита Лейна, покончила с собой, бросившись с Галечной Головы – высокого утеса на южном побережье Англии. Они были женаты восемь лет. Галечная Голова имеет печальную репутацию места, где часто происходят самоубийства. Только в 2004 г. там было зарегистрировано около 30 случаев. За день до смерти Мэгги звонила Киту, работавшему мойщиком окон в Истборне, но он не заметил в ее голосе ничего необычного. Позже он узнал о произошедшем.

Через несколько дней, после того как схлынул первоначальный ужас, охвативший его, Кит отправился на машине к месту самоубийства жены. Его тянуло туда, где она провела последние мгновения жизни. Ему хотелось своими глазами увидеть то, что видела она. Несколько душераздирающих секунд он осматривал место гибели жены, как вдруг его внимание привлекла какая-то женщина. Молодая, лет двадцати, она сидела на скамейке и смотрела на море, держа в руках ручку и листок бумаги.

Сначала Кит ничего такого не подумал. Может, она писатель или художник. Но потом засомневался. А что она там пишет? Вдруг это еще одна «Мэгги»? Он никак не мог успокоиться и решил подойти и заговорить с ней. И, как выяснилось, оказался прав.

Кит все еще был в шоке из-за смерти Мэгги. Ведь прошло всего несколько дней. И все же, несмотря на свое состояние, – а может быть, и благодаря ему – он попытался отговорить женщину от ее намерения. Даже упоминул имя жены. Но чем больше он умолял, тем больше она, казалось, укреплялась в своем решении.

«Моей семье на меня наплевать, – сказала она. – Есть ли смысл жить дальше?»

В итоге она решила, что с нее хватит разговоров. Сунула свою записку между деревянными планками скамьи и побежала к обрыву. Кит устремился за ней. До края скалы было не больше 15–20 метров.

«Ко мне, казалось, вернулись все навыки, полученные на школьных тренировках по регби, – вспоминает он, – когда я нырнул ей под ноги, надеясь на удачу».

Тренировки пригодились. Киту удалось ее удержать.

Сказать, что женщина была благодарна, будет, мягко выражаясь, преувеличением. По правде говоря, она была в ярости. Несколько дней спустя, когда Кит пришел навестить ее в больнице, она захлопнула дверь у него перед носом. Но какое-то время спустя она все же начала испытывать признательность.

А потом Киту в голову пришла идея. Если ему удалось спасти жизнь одного потенциального самоубийцы, почему бы не попытаться спасти и других собравшихся свести счеты с жизнью? Может быть, имеет смысл установить наблюдение на Галечной Голове? Так он и сделал.

В ноябре 2009 г., примерно через пять с половиной лет после самоубийства Мэгги, я побеседовал с Китом в Истборне. «Жизнь на краю» к тому времени для него уже закончилась, и дежурство на Галечной Голове – 6 членов группы и 29 спасенных душ – осталось в прошлом. Стычки с властями не прошли бесследно. Как и обвинения в его адрес^[13].

«Что вы делали, – спросил я его, – когда видели, как кто-то намеревается покончить с собой? Что вы им говорили?»

Его ответ был очень интересным.

Он ответил, что если удается установить зрительный контакт, то «дело в шляпе».

«Когда я смотрел на них, а они смотрели на меня, – сказал он, – именно в этот момент я понимал, что сумею их отговорить».

Это известно немногим

Ответы Кита Лейна не удивят того, кто пытался влиться в поток транспорта, выезжая с боковой улицы. Всем известно, что нужно установить зрительный контакт с водителем приближающейся машины. Как только это произойдет, вероятность того, что он вас пропустит, значительно возрастает. Вот почему гораздо труднее прокладывать себе путь среди оживленного движения в солнечный день, нежели в дождливый. Казалось бы, в солнечную погоду у автомобилистов настроение должно быть лучше, чем в пасмурную, но в девяти случаях из десяти они будут в темных очках. Аналогичным образом, влиться в плотный поток транспорта всегда легче днем, чем ночью. Посмотрите на эту ситуацию с другой стороны. Сколько раз вам случалось ненароком загородить дорогу другому автомобилю, а потом прилагать все силы, чтобы не встретиться взглядом с его водителем? Понимаете, что я имею в виду? Зрительный контакт – точно так же, как приятная внешность, – является для человека ключевым стимулом убеждения^[14].

В течение первых лет своей карьеры английский киноактер Майкл Кейн интуитивно использовал силу убеждения, которой обладает взгляд. Желая добиться успеха в Голливуде, Кейн начал учиться не мигать, чтобы усилить эмоциональное воздействие своих крупных планов (когда на экране – одни глаза, величиной в несколько футов) и уменьшить вероятность того, что режиссер эти кадры вырежет. Аудитория, рассуждал Кейн, любит, когда ей уделяют внимание. И, пристальным взглядом пытаясь приковать внимание зрителей к себе, он создавал иллюзию, будто находит смотрящего на него привлекательным. Хотя, конечно же, все было наоборот: это зрители находили привлекательным его.

Исследования доказывают действенность уловки Кейна. Рассмотрим простой, ежедневно используемый метод убеждения. Представьте, что я выдвигаю аргумент, с которым вы не согласны. Я привожу доводы за и против, а потом пытаюсь склонить вас на свою сторону. Как я могу увеличить свои шансы вас убедить? Один из способов, только что продемонстрированный: чаще встречаться с вами взглядом. Исследования показывают, что у двух людей, беседующих друг с другом, зрительный контакт не равноценен. Тот, кто слушает, смотрит на своего говорящего визави в среднем приблизительно 75 % времени, говорящий же смотрит на слушающего только 40 % времени. Но если это число приближается к 50 % (еще немного, и возникнет ощущение неловкости), слушающий начинает испытывать давление.

Такая статистика для многих оказывается неожиданной, хотя большинство людей в подобной ситуации (находясь в роли слушателя), конечно, замечали подобное. Неужели такое небольшое увеличение продолжительности зрительного контакта действительно имеет значение? Ответ: да, почти всегда имеет. Исследования показали, что с помощью зрительного контакта в конкретной беседе можно передать целых 55 % информации. Остальные проценты распределяются между «невербальной информацией, воспринимаемой на слух» (например, интонацией), – это 38 % – и «формальным» словесным содержанием, на долю которого приходится всего 7 %. Это лишь одна из причин, почему с подобной задачей так хорошо справляются психопаты, имеющие, как мы выясним позже, заслуженную репутацию бесспорных королей убеждения. Ведь психопаты в среднем склонны мигать несколько реже нормальных людей. Это физиологическое отклонение часто создает вокруг них гипнотически расслабляющую атмосферу.

«Есть путь, – сказал Г.К. Честертон, – от глаз к сердцу, который минует интеллект».

Есть нечто в глазах…

У новорожденных много общего с психопатами. Спросите любого родителя. Им не хватает сочувствия, они очаровывают с первого взгляда, не отдают себе ни малейшего отчета в последствиях своих действий, заботясь исключительно о себе. Но есть у них и еще кое-что общее с их сверхневозмутимыми, суперуравновешенными «аналогами»: гипнотический взгляд. Последнее наблюдение подтвердит каждый, кто когда-либо встречался глазами с младенцем и пытался его «переглядеть». Так вот, если вы, конечно, не Ури Геллер, даже и не думайте об этом.

Но младенцы отнюдь не случайно ловят наш взгляд. Исследования показали, что такая особенность восприятия фактически заложена от рождения – и в них, и в нас. В 2007 г. группа ученых из Женевского университета сравнила, насколько приковывают наш взгляд изображения лиц младенцев и взрослых. Во время демонстрации фотографий компьютер фиксировал время реакции испытуемых. Результаты показали более продолжительную реакцию на младенческие лица, что указывает на их специфическое свойство привлекать к себе внимание.

Психолог Тереза Фаррони из Лондонского университета, наоборот, показывала по две фотографии сразу младенцам в возрасте от двух до пяти дней. На одной фотографии взгляд человека был устремлен прямо перед собой, а на другой – направлен в сторону. Она обнаружила нечто поразительное: младенцы дольше смотрели на лица, с которыми могли установить зрительный контакт, нежели на те, с кем не могли этого сделать. Исследование выявило также повышение мозговой активности у четырехмесячных младенцев, когда они переводили взгляд на изображения, «смотревшие» им прямо в глаза.

И как выясняется, мы так никогда и не избавляемся от этой склонности. Исследования, проводимые в картинных галереях, показывают, что всякий раз, когда мы смотрим на портреты, наше внимание направлено прежде всего на область глаз. Но почему? Что мы чувствуем? Почему именно глаза, а не, скажем, рот или нос?

Один из ответов на этот вопрос напрямую связан с выживанием. В глазах нет ничего особенного, что привлекало бы нас само по себе. Скорее важно то, на что они смотрят. В ходе эволюции выработалось правило: внезапное изменение направления взгляда расценивалось как мощный сигнал потенциальной угрозы, и восприимчивость к таким сигналам оказывалась значительным преимуществом, когда нужно было избежать опасности.

Чтобы продемонстрировать это, Крис Фрисен из Университета штата Северная Дакота и Алан Кингстоун из университета Британской Колумбии провели эксперимент, оценивавший быстроту восприятия подобных сигналов. Процедура состояла из трех этапов.

На первом этапе на экране компьютера на полсекунды появлялись незапоминающиеся лица с невыразительными глазами. На втором этапе глаза этих же лиц смотрели прямо перед собой, налево или направо. Наконец, на третьем этапе с левой или с правой стороны экрана (то есть с той же стороны, куда смотрели глаза, или с противоположной) появлялись буквы F или T. Фрисен и Кингстоун хотели знать, скажется ли на внимании испытуемого взгляд, направленный в разные стороны, – точнее, на способе, каким мы обрабатываем информацию, поступающую из внешней среды. Повышает ли та или иная направленность взгляда скорость, с которой люди определяют положение цели? Или это оказывает лишь небольшое воздействие?

Ответ оказался очень простым. Скорость восприятия увеличивалась. Результаты показали, что люди быстрее определяли местоположение буквы (слева или справа), когда она появлялась с той же стороны, куда были устремлены глаза, чем когда они были устремлены в противоположную от буквы сторону. В что-то в этих глазах было – как с юмором отмечают авторы отчета об эксперименте.

Я смотрю на тебя, малыш

Гипотеза о сигналах Фрисена и Кингстоуна содержит вероятное объяснение нашей врожденной склонности обращать внимание на глаза. Но что она может предложить такого, чего бы мы еще не знали? В шестидесятых годах прошлого века социальный психолог Стэнли Милгрэм собрал группу людей на углу улицы. Посмотрите вверх, сказал он им. И что же произошло? Случайные прохожие сделали то же самое^[15]. Но это еще не все. Предлагает ли гипотеза о сигналах исчерпывающее объяснение воздействия глаз, все же остается под вопросом. Вспомним о дефиците внимания у людей, страдающих аутизмом.

Дети-аутисты являются ярким исключением из правила, согласно которому люди всегда обращают внимание на глаза. Эти дети обычно обращают внимание на губы. Подрастая, они демонстрируют недостаток умения «влезть в чужую шкуру», способности понимать других – и в познавательном, и в эмоциональном смысле – то, что называют дефицитом модели психического состояния. Как показывает ставший уже классическим эксперимент под названием «Тест Салли-Энн» (рис. 2.11), большинство детей приобретает начатки этой модели приблизительно к четырем годам.

Это Салли. У Салли есть корзинка. Это Энн. У Энн есть коробка. У Салли есть шарик. Она кладет шарик в свою корзинку. Салли уходит на прогулку. Энн вынимает шарик из корзинки и кладет его в коробку. Салли возвращается. Она хочет поиграть со своим шариком. Где Салли будет искать свой шарик?

До четырехлетнего возраста дети неизменно дают неправильный ответ на этот вопрос: в коробке. Поскольку им-то уже известно, где лежит шарик, они не понимают, что другие могут этого и не знать. Но примерно с четырех лет они уже дают правильный ответ – по мере того как у них развивается самосознание и они начинают отделять свой ум от чужого.

Рис. 2.11. Тест «Салли-Энн» (по материалам Виммера и Пернера, 1983)

Однако дети-аутисты являются исключением. С клинической точки зрения это представляет большой интерес. Нарушения, связанные с аутизмом, – единственные в «Диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам» (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders), изданном Американской психиатрической ассоциацией, которые квалифицируются как отсутствие модели психического состояния. Кроме того, это единственные расстройства, при которых неспособность участвовать в зрительном контакте считается основным симптомом для постановки диагноза. Может ли наша врожденная склонность обращать внимание на глаза, облегчающая выявление угрозы, также помогать «читать» людей, определяя их внутреннее состояние?

Представьте на мгновение, какие долговременные последствия могла бы повлечь за собой неспособность устанавливать зрительный контакт. Если мы не можем последовать за взглядом другого человека и извлечь хотя бы минимальную информацию о том, на что он может смотреть, как нам понять, что другой может видеть это что-то по-иному (в прямом и переносном смысле), нежели мы? А если мы были не способны усвоить даже это, то смогли бы мы надеяться когда-либо постичь значение субъективных категорий – таких как надежды и страхи, намерения и побуждения других людей?

Глаз как фактор влияния

Привлекать внимание и передавать психическое состояние – вот два наиболее распространенных объяснения нашей склонности сосредоточиваться на глазах. Но являются ли они исчерпывающими, вот в чем вопрос. Почему, например, зрительный контакт делает убеждение более эффективным? И почему глаза людей – с мириадами крошечных точек на радужке – так отличаются, по крайней мере внешне, от глаз животных?

Ответы на эти вопросы, я уверен, коренятся в том состоянии полной зависимости, в котором мы появляемся на свет. Младенцы, как мы уже знаем, обладают врожденной способностью притягивать (и притягиваться) взглядом. Но, возможно, такая склонность имеет более глубокие причины? Что если дело не в самих глазах? А в перцептивном контрасте между белым и темным (белки и радужка), определяющем форму глаз? Возможно, в процессе зрительного контакта осуществляется не одностороннее, а взаимное воздействие? Когда и внимание младенца притягивается перцептивным контрастом, и младенец своим очарованием приковывает к себе наше внимание?

Если мы обратимся к фактору очарования, то оно вполне объяснимо. Мало того, что глаза новорожденного непропорционально велики по сравнению с лицом (лицо, в отличие от глаз, продолжает «расти» после рождения), но и зрачки непропорционально велики по отношению к склере (белая, наружная поверхность глазного яблока – см. рис. 2.12).

Рис. 2.12. Лицо ребенка, гипнотизирующего взглядом. Обратите внимание, какие у него огромные глаза, радужка и зрачки

Это факт, как полагают, объясняет относительную неэффективность восприятия света незрелой сетчаткой. Но исследование также показало, что расширенные зрачки могут выполнять и совсем другую функцию, а именно: создавать узы привязанности.

«Какой человеческий орган при возбуждении увеличивается вдвое?» – спрашивает преподавательница студентов-первокурсников медицинского института.

Повисает неловкая тишина.

«Ну же, – настаивает она. – Должно же вам хоть что-то прийти в голову. Пусть и самое нелепое».

Все та же тишина. Наконец один парень, явно смущаясь, поднимает руку. Но преподавательница от него отмахивается.

«Забудьте об этом, – говорит она. – Речь идет о зрачке!»

Этот анекдот многие годы ходит среди медицинского братства, и особенно он популярен – что, впрочем, и неудивительно – у студенток. Но есть у меня тайное подозрение, что, задай преподавательница этот вопрос жительницам средневековой Италии, они наверняка ответили бы на него правильно. У итальянок в те времена, дабы сделать себя привлекательнее для потенциальных ухажеров, было принято закапывать в глаза несколько капель экстракта белладонны, чтобы расширить зрачки. Они, конечно, знали, что делали, но вряд ли понимали, почему это работает.

Когда нам показывают изображения двух идентичных лиц, одно – с расширенными зрачками, а другое – нет, и спрашивают, какое из двух лиц, по нашему мнению, привлекательнее, большинство выбирает лицо с расширенными зрачками (рис. 2.13). А когда нас просят объяснить свой выбор, мы этого сделать не можем. Интуитивно мы считаем одно лицо «симпатичнее» другого. Возможно, привлекательнее. Или дружелюбнее. Но вот почему – остается только гадать.

На самом деле причина, по которой мы считаем лица с расширенными зрачками более привлекательными, чем со зрачками обычного размера, коренится во взаимности. Наши зрачки расширяются, когда мы бываем возбуждены, например при виде чего-то, что находим исключительно приятным и хотим узнать поближе. В таких ситуациях мы стараемся буквально «вобрать» в себя как можно больше всего, что относится к этому объекту. Но автоматически – вне сознательного контроля – реагируют не только наши зрачки, но и мы сами: в ответ на расширенные зрачки других людей. Так, всякий раз, когда мы видим изображение лица с расширенными зрачками, мы подсознательно делаем вывод, что этот человек находит нас привлекательными, и тут срабатывает закон взаимности. Мы, в свою очередь, тоже начинаем считать его привлекательным для себя.

Рис. 2.13. Если людей настоятельно просят сказать, какое из двух лиц, по их мнению, более привлекательно, большинству кажется, что это лицо снизу. Но они совершенно не могут объяснить свое предпочтение. А теперь посмотрите на глаза…

Между прочим, это объясняет, почему мы воспринимаем приглашение на ужин при свечах как более романтическое, чем на обед в Макдоналдс. (По крайней мере, это одна из причин.) При тусклом свете зрачки расширяются, чтобы компенсировать недостаток освещения и привлечь больше света на сетчатку. Теперь вы знаете (если вы, конечно, задавались этим вопросом), почему во многих кафе быстрого питания такой слепящий свет, что нужно надевать солнечные очки, чтобы сесть и поесть. Это потому, что там главное – быстрота. К чему всматриваться в жареную картошку!

Черное и белое

Глаза новорожденного словно специально предназначены для того, чтобы обезоруживать. Несоразмерная величина этих вместилищ нашего потенциального сопереживания действует, как магнит, притягивая наше внимание к их сияющим, невинным глубинам. Но одним ли врожденным притяжением к контрасту белого и черного объясняется способность младенца не просто встречаться с нами взглядом, а приковывать его к себе? Здесь доказательства также неоспоримы. Исследования показали, что, когда новорожденным одновременно показывают две фигуры – черный круг в овале (символическое изображение глаза) и черный круг в квадрате, они не отдают предпочтения ни одному из них. Однако когда младенцы выбирают между «пустой» рамкой (будь то овал или квадрат) и рамкой с черным вписанным кругом, наблюдается уже совсем другая картина. Явное предпочтение отдается тому изображению, что расположено слева на рис. 2.14.

Рис. 2.14. Младенческие предпочтения сочетаний формы и контраста (по материалам Рутерфорда и др., 1999)

Подобные результаты указывают на то, что в самих глазах нет ничего такого, что притягивало бы внимание новорожденного. Скорее его привлекает новизна раздражителя – присущий его появлению перцептивный контраст, – что и делает его необычно ярким. И чем этот контраст сильнее, тем легче он притягивает взгляд. Это возвращает нас к экспериментам Криса Фрисена и Алана Кингстоуна. И к адаптивным преимуществам, которые дает умение следить за взглядом другого человека.

«У нас есть странная способность, – говорит американский этолог Р.Д. Дэйл Гутри, – определять направление взгляда другого человека, даже если он находится в противоположном конце комнаты, – просто оценивая, насколько симметрично расположена круглая часть глаза (радужка) относительно сферической (глазное яблоко). И белизна склеры очень в этом помогает. [Склера] позволяет довольно точно передавать сигналы, идущие от глаза».

Так можно ли «слабость» новорожденного к глазам объяснить талантом мгновенного убеждения (флипноза), как и их крик, и умилительный облик? Возможно, младенец демонстрирует силу убеждения в ее чистейшем виде? Исконную способность сразу переходить к делу: «Я уязвим. Я беспомощен. И вы – да-да, именно ВЫ! – должны с этим что-то сделать!»

Основываясь на доказательствах, рассмотренных в этой главе, подобное предположение вполне можно аргументировать следующим образом. И саундтрек, и сам сценарий поведения младенца были гениально срежиссированы естественным отбором с одной простой целью: моментально включить инстинкт вскармливания и заботы о потомстве. Простота и эмпатия, столь характерные для ключевых стимулов убеждения у животных, присутствуют также и у младенцев. Крик новорожденного вкупе с его внешним обликом составляет первобытную модель 100 %-ного убеждения. И заметьте, какая важная роль отведена перцептивной «неадекватности»: только вспомните эти несоразмерно огромные глазам, эти внезапные, резкие изменения тональности крика…

Мы наиболее уязвимы в момент рождения. Однако именно тогда, по тонкому замыслу эволюции, мы обладаем наибольшими способностями к убеждению.

Дэрил, грабитель из Южного Лондона, которого мы встретили в начале главы, конечно, не будет с этим спорить. Не столкнись парень с одним из величайших в мире мастеров убеждения, сейчас он не посещал бы рестораны, где подают фрапучино.

Он бы находился в местах, где на обед в основном овсянка.

Выводы

В этой главе мы продолжили исследование биологической основы влияния, рассмотрев исключительную силу убеждения, свойственную младенцам. Новорожденные входят в этот мир лишь с двумя простыми целями – обеспечить себе безопасность и заботу – и с огромным стимулом их добиться. Ведь новорожденные путешествуют налегке. Не имея развитой нервной системы для установления сложных коммуникаций, они кажутся совершенно неподготовленными к проблемам, встающим перед ними. Как можно надеяться выжить, не умея говорить?

Ответ, так же, как и с животными, заключается в ключевых стимулах. Пронзительный крик, врожденная способность устанавливать зрительный контакт и умилительная беспомощность – все эти качества сливаются в лазерный луч мощного психологического воздействия, нацеленный прямиком на участки нашего мозга, ответственные за получение вознаграждения. Не было в истории такого болтуна, который смог бы конкурировать с младенцем. Мы никогда не бываем более убедительны, чем в первый день своей жизни.

В следующей главе мы немного изменим направление. Не отходя от темы оказания мгновенного сильного влияния, мы поговорим о другом виде ключевого стимула – о том, который воздействует не на древние, подкорковые участки, а на познавательный процесс: способ, с помощью которого наш мозг воспринимает окружающий мир.

Как мы уже видели, когда дело доходит до убеждения, животные и младенцы имеют два явных преимущества перед всеми остальными. Во-первых, они не умеют думать. Во-вторых, они не умеют говорить. Однако у мышления и языка есть собственные средства мгновенного влияния – и они столь же эффективны, как средства влияния, описанные выше.

Вскоре мы убедимся, что можем научиться быть убедительными.

Вопрос:«В каком типе преступления вас, скорее всего, признают виновным, если вы внешне красивы?»

Ответ:«В преступлении, включающем обман и мошенничество. Именно эффект ореола делает симпатичную внешность одним из самых мощных инструментов мошенника».

Глава 3. Следите за автоворишками

Человек отправляется на рыбалку с удочкой в одной руке и чемоданом в другой. Только он собрался зайти в самолет, как появляется стюард.

«Какой длины у вас удочка?» – интересуется бортпроводник. «Полтора метра», – отвечает человек. «Мне жаль, сэр, – говорит стюард, – но на нашем борту ничего длиннее метра двадцати провозить не разрешается. Вы можете ее сложить?» «Нет», – отвечает человек. «Тогда, боюсь, вам придется ее оставить», – замечает стюард. Человек в ярости. Какая рыбалка без удочки, думает он. Но как только встает необходимость отменить поездку, у него тут же возникает идея. Через несколько минут и он, и его удочка благополучно оказываются на борту. Как же он решил проблему?

Розовая пантера

За образом бывалого, несколько психопатического пройдохи скрывается нечто большее, чем просто уверенность, обаяние и внешние данные (хотя ни одно из этих качеств и само по себе точно не повредит). Не верите? Тогда познакомьтесь с Китом Барреттом.

Большую часть восьмидесятых и в начале девяностых Барретт был серийным мошенником. И в этом он был великолепен. Он был мастером крупных афер – всегда тщательно продуманных и изысканных, даже если в них не фигурировали промышленные корпорации и большие деньги. Но однажды этот номер у него не прошел. Слишком многое потребовалось для одной аферы – и он отправился в вынужденный творческий отпуск за государственный счет. А когда через пять лет вышел после того, как с ним поработал тюремный психолог, то он видел мир уже по-другому. Он, как бы это сказать, обрел Бога.

Еще в школе Барретт всегда умел заставить людей делать то, что нужно ему. Он видел в себе ученого, а в человеческом разуме – свою лабораторию. И ему удалось позаимствовать для собственных нужд большинство формул, которыми полны учебники психологии. Начиная с основных принципов.

Он был, если можно так выразиться, гением убеждения.

Поэтому неудивительно, что через полгода после его присоединения к местной церкви община разрослась до беспрецедентных размеров и восхищенный, хоть отчасти и озадаченный молодой священник начал всерьез подумывать о переезде в новое помещение. Для чего, благодаря Барретту, в церковной казне имелись вполне достаточные средства. Пожалуй, это тот случай, когда не Барретт обрел Бога, что в то время приводило в восторг священника, а, скорее, Бог обрел Барретта.

Для Барретта же реальность была несколько иной. Для него, далекого от церкви, это был просто еще один удобный момент. Новая лаборатория, чтобы ставить старые эксперименты.

«Стремление к убеждению всегда было и остается сродни пагубной привычке, – утверждает он. – Я страдаю расстройством – склонностью обманывать. Я кайфую, когда мне удается заставить людей делать то, что они сами никогда бы не стали. И чем большее сопротивление приходится преодолевать, чтобы достигнуть этого, тем сильнее кайф. Все закрывают двери перед религиозными фанатиками, верно? Вот я и подумал: я же мастер своего дела. Один из лучших в этой области. У меня есть дар. Может, это дар Божий – кто знает? Просто раньше я использовал этот дар только в собственных корыстных целях. Так почему бы на этот раз не пустить его в дело с пользой для других? – Он улыбается. – По крайней мере, что-то в этом роде я сказал священнику. Этот напыщенный идиот проглотил бы все что угодно, лишь бы произвести впечатление на паству!»

Методы Барретта по меньшей мере неординарны. Да и к тому же абсолютно незаконны. Выкинув за борт портновский блеск прежней жизни: шелковые галстуки, ботинки от Гуччи, рубашки от Армани и костюмы по 2000 фунтов стерлингов от Сэвил Роу, – он принялся одеваться заново и теперь ходил в джинсах, кроссовках и футболке, причем всегда в розовой. Кстати, последний факт свидетельствует о его чрезвычайном внимании к деталям, о хищной, холодной остроте ума настоящего виртуоза убеждения.

«Мозг хорошо реагирует на розовый цвет, – объясняет он. – Это – научный факт. Розовый успокаивает. Он, как никакой другой цвет, помогает мозгу вырабатывать определенные волны. А все благодаря эволюции. Древний человек наблюдал розовый цвет в небе на закате и восходе, когда, с учетом окружающего освещения и суточных биоритмов, мог связывать его со сном и расслаблением. Так что, если вы стремитесь сохранять самообладание, лучше окружить себя розовым».

Барретт знает, о чем говорит. То, что конкретный оттенок – «розовый Бейкера-Миллера», или, как его чаще называют, «отрезвляющий розовый», с успехом применялся для успокоения агрессивных преступников, было зафиксировано в ряде исследований американских ученых. Все задержанные и в гражданских, и в военных исправительных учреждениях^[16] сообщали, что в результате пребывания в помещениях, выкрашенных в этот цвет, у них снижался уровень тревожности и систолическое и диастолическое кровяное давление. А вот после аналогичного эксперимента в Университете Айовы, когда раздевалки для спортивных команд гостей были окрашены «розовым Бейкера-Миллера», чтобы снизить у них дух состязательности, Западная спортивная конференция незамедлительно приняла закон, строго запрещавший впредь вторгаться в дизайн интерьера раздевалок. Невозможно было отреагировать красноречивее и яснее. Когда-нибудь потом, как было заявлено, раздевалки и для своих, и для гостей можно будет красить в любой чертов цвет на свете. Пока же пусть остаются, какими были.

Но я отвлекся. Разобравшись в своем платяном шкафу, Барретт, одетый соответственно, предположим, приступает к делу. И для этого использует методику, которую описывает как действие «трех китов» социального влияния: внимания, подхода и принадлежности. Подобный коктейль, по словам Барретта, нагружает мозги так, что объекты прекращают всякое сопротивление убеждению. Такая податливость эквивалентна действию рогипнола. И ничего тут сложного нет.

Систематически «обрабатывая» заранее отобранную группу зажиточных соседей, Барретт – скажем, месяца за полтора – подбирает ключи к их автомобилям. Потом включает габаритные огни и проворачивает «добрососедский» фокус, постучав им в двери и сообщив об их «недосмотре». Втягивая намеченную жертву в беседу (а Барретт, как и большинство его «коллег», способен и талибу продать крем для бритья), он ухитряется объяснить, почему «как раз в этот момент проходил мимо», и, возможно, просит небольшое пожертвование. Каковое в девяти случаях из десяти и воспоследует. Просьба рассчитана по времени так, чтобы она совпадала с тем моментом, когда Барретт – с непринужденным видом – уходит от жертвы. А теперь – внимание на детали.

«Если им приходится окликать вас, то фактически инициативу проявляют они, прося вас остановиться, – объясняет он, – и не понимая, что тем самым обязывают себя куда больше, чем если бы вы просто стояли, покорно дожидаясь, пока вам что-то дадут».

Через некоторое время жители видят объявление о приеме пожертвований на церковь, которое Барретт убедил священника дать в местной газете. Об остальном теперь позаботятся законы психологии. Факт, что жители уже сделали пожертвование, породил в них символическое обязательство перед церковью. И – черт возьми – некоторые из них действительно пошли посмотреть, как это все будет выглядеть. Не все, заметьте. Но некоторые.

Интереснее было бы, конечно, если бы они, прочитав объявление, так ничего и не пожертвовали.

Но ничего, как говорится, не поделаешь. Все просто. Как отобрать конфетку у ребенка. В церковь набилась куча народу, а Барретт быстренько слинял.

Да уж, неисповедимы пути Господни. Только и у Кита Барретта, скажу я вам, они «исповедимы» ничуть не больше.

Правильные штрихи

Кит Барретт – это непостижимый злой гений. Он – психопат. Двойной агент эволюции. Хищный психохакер, который похищение и расшифровку психологической ДНК из произвола превратил в дело всей жизни. Переключатели в его мозгу смонтированы совершенно по-иному, чем у всего остального человечества, и то, что происходит в его голове, совершенно непредсказуемо. И все же у Кита Барретта есть чему поучиться. Он, конечно, безжалостный, хладнокровный прохвост, но при этом – и один из лучших в своем деле, в мастерстве уговоров. А то, что годится для мошенника-психопата, вполне может поработать и на всех остальных людей.

Я уже больше 15 лет изучаю принципы социального влияния. За это время я столкнулся со многими системами, которые, как, например, психологический вариант теории струн, пытаются свести науку убеждения к нескольким правилам, которые можно «нашлепать» на футболке. Правда, некоторые, надо признать, все же получше. Но вот что я вам скажу! Именно Барреттовы «три кита» – внимание, подход и присоединение – успешно прошли мой внутренний отбор и составили эмпирический фон для моей собственной модели влияния, о которой мы поговорим чуть позже.

«Взгляните на это так, – говорит Барретт. – Всякий раз, видя в газете разные карикатуры на известных людей, вы же все равно их узнаете, зачастую по пустяку, по крохотной детали. Всего несколько важных штрихов в нужном месте, – но именно в нужном – и это, как “Эврика!”. То же и с убеждением. Нужно просто знать, на какие “болевые” точки надавить. Где у человека психологические “белые пятна”».

Он, конечно, прав в отношении карикатур. Вот пример.

Рис. 3.1. Лаконичность искусства: всего несколько простых штрихов говорят красноречивее всяких слов

Мы ведь поняли, кто это, верно? Но только посмотрите: минимум деталей, а как много передано информации. Как всю личность человека можно преподнести в нескольких лаконичных загогулинах. Точно, как сказал Барретт: неважно, сколько деталей вы для этого использовали, важно КАК вы это сделали.

Прав он и в отношении «болевых» точек. На следующих страницах мы познакомимся с парочкой из них. Мы также проанализируем уловки его темной уличной психологии. И, используя его «три кита» в качестве ориентира, узнаем, как, с точки зрения мошенника, можно заставить мозг подчиниться.

Внимание

Ежечасно, ежеминутно тысячи внешних стимулов лезут нам в глаза и уши, затопляя наши мозги. При этом осознаем мы – просто обращаем внимание – лишь горстку из них. Присмотритесь к тому, что вы делаете прямо сейчас, например, читая эту книгу. Поднимая глаза от текста, вы осознаете слова и страницы, на которых они напечатаны, но, скорее всего, не отдавали себе отчета – пока я не сказал, – как именно вы держите в руках книгу. Причина этого проста. В мозгу есть отдел, распределяющий информацию с точки зрения ее приоритета. И пропускающий только ту информацию, которая важна для наших занятий в данный момент. Остальная идет в утиль.

Факт, что существуют способы пробраться в информационный отдел мозга – и сфальсифицировать нужный приоритет, – был известен еще в древности. В гипнозе, например, способность гипнотизера переключать кнопки сознания, перенаправлять его, как некую нейропсихологическую спутниковую «тарелку», является неотъемлемой частью введения в транс. В фокусах тоже принято отвлекать внимание, «отводить глаза».

Но когнитивное отвлечение – тоже часть убеждения. Здесь, как и в фокусах, секрет в том, чтобы задать ложное направление, только лингвистическое, а не физическое. Искушенный мастер уговоров, точно так же как и опытный фокусник, большой дока по части указания, «в какую сторону нам смотреть». И, что еще важнее, «в какую сторону думать». Фактически порой границу между фокусом и убеждением (помните Дрейтона Догерти с его ящерицей?) провести довольно трудно.

Глупец и его деньги

Три соседа по квартире направляются в магазинчик подержанной бытовой техники, намереваясь купить недорогой телевизор для своей гостиной. Видят один, который им нравится, и спрашивают у продавца, сколько он стоит. Тот отвечает, что 25 фунтов, и компания решет приобрести его на паях. Каждый выкладывает по 10-фунтовой банкноте, и продавец направляется в глубь магазина, где у него касса, чтобы принести им сдачу.

Но по дороге его осеняет. А ведь если я, думает он, скажу им, что ошибся и телевизор стоит 27 фунтов, мой-то навар будет малость побольше и никто ничего не узнает. Так он и поступает. Кладет три 10-фунтовых банкноты в кассу, берет пять монет по фунту и две кладет себе в карман. Потом говорит трем приятелям, что ошибся и телевизор стоит не 25 фунтов, как он сказал вначале, а 27. И с этими словами вручает каждому по монете.

Приятели уходят из лавки вполне удовлетворенными: в конце концов, телевизор все равно обошелся дешево; продавец тоже доволен собой: за счет трех простачков «поднялся» на пару фунтов. Все в выигрыше.

Но погодите-ка минутку – нет ли здесь проблемы? Давайте проиграем ситуацию снова.

Эти три приятеля вручили продавцу 30 фунтов, а он вернулся к ним с пятью монетами по фунту из кассы. По одной отдал им – подразумевая, что каждый заплатил 9 фунтов за телевизор, – и две оставил себе.

3 x 9 фунтов = 27 фунтов + 2 фунта = 29 фунтов

Один фунт вдруг куда-то делся.

Вот такая хитромудрая, хоть и чертовски незатейливая, задачка. Многих – да в том числе и меня самого – обескураживала эта каверзная психо-арифметика. Но почему? Почему многие из нас так легко ошибаются в простейших вещах? Ответ на этот вопрос, мягко говоря, лишает иллюзий. Мы, оказывается, потому столь часто наталкиваемся на подобные проблемы, что идем по жизни с так называемой постоянной «готовностью быть обманутыми».

За историю эволюции наш мозг, неоднократно усваивая миллионы и миллионы микроскопических единиц информации, научился избирать кратчайший путь. Использовать общие эмпирические схемы, а не прорабатывать каждую отдельную задачу с азов. Так сказать, «плавали, знаем…». Мы судим о мире. Возлагаем надежды. Сводим, перефразируя известное высказывание Лапласа, исчисление к здравому смыслу^[17]. И, полагаясь на эти надежды, становимся уязвимы для уловок ума.

«Жизнь, – утверждал писатель Курт Воннегут, – проходит слишком быстро, чтобы о ней задумываться».

Естественный отбор с ним согласен.

Проблема нехватки доллара объясняется тем, что Кит Барретт назвал бы «вирусом» внимания. Наш мозг хитростью заставляют заглядывать туда, куда ему заглядывать не следует. А там р-раз… и обман! Точно как в гипнозе – невероятное происходит прямо под нашим носом. И это далеко не единственный пример.

Посмотрим на две фотографии Маргарет Тэтчер (рис. 3.2). Да-да, я знаю, что они даны вверх ногами. Но помимо этого, какая из них, по-вашему, больше походит на оригинал? Та, что слева, или та, что справа?

Рис. 3.2. Фокус с Тэтчер (обработка Томпсона, 1980)

А теперь рассмотрим следующую задачу: сколько девяток в числовом ряду от 1 до 100?

Ну что ж, начнем считать – 9, 19, 29. .

А на закуску прочтите следующую фразу. Читайте один раз с нормальной скоростью и по ходу считайте, сколько раз вам попадется буква А.

Помните, читать фразу нужно только однажды.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ТОМА, ПОХОЖЕ, ЯВЛЯЮТСЯ РЕЗУЛЬТАТОМ МНОГОЛЕТНЕГО СОЗНАТЕЛЬНОГО ИЗУЧЕНИЯ ТЕКСТОВ НАРЯДУ С ГОДАМИ НАУЧНОГО ОПЫТА.

И как – сколько раз? Пять? Шесть? Семь?

На самом деле правильный ответ – восемь.

Не переживайте, если ошиблись, – вы в хорошей компании. Ошибаются многие. Даже перечитав фразу снова, вы, вероятнее всего, опять получите неправильный ответ. В действительности, большинству людей нужно не меньше трех раз.

То же самое и с девятками. Сколько вы получили? Десять? Возможно, одиннадцать? А если б я сказал вам, что правильный ответ – 20, вы мне не поверили бы. А как там насчет 90, 91, 92, 93…?

Столь же неестественно выглядит и так называемый «фокус с Тэтчер». Если вы еще этого не сделали, попытайтесь развернуть «Железную леди» вправо.

Ну а насчет нашего рыбака из начала главы, что ж, в общем, здесь нет ничего, с чем не смог бы разобраться любой, хоть чуток понимающий в геометрии. Это называется «мыслить стереотипно».

Рис. 3.3. Треугольник 3–4–5

Неизбежная неразбериха

Когнитивные «банановые шкурки» вроде этой и печальная склонность нашего мозга на них все время поскальзываться по-научному называются «психологическими установками». На обычном языке это состояние «автопилота», в котором мы чаще, чем можем себе представить, занимаемся своими делами.

Если исходить из способа, которым мы воспринимаем язык, то это состояние «автопилота» демонстрирует феноменальную мощь человеческого разума. Согласно исследованию, проведенному в Кембриджском университете, неважно, в каком порядке стоят буквы в слове, а важно лишь, чтобы на своих местах оставались первая и последняя. Остальные могут быть перемешаны как угодно, но вы все равно без труда их прочтете. (Слоасгно исдслевоаиню в Киемдбжсрокм Увнсиериттее, наевнжо, в каокм пяокрде соятт бвукы в совле, а вжано лшиь, чтбоы на сивох месатх сотляи преавя и поселдяня. Осатлньые моугт бтыь пеешемраны как удгоно, но вы все рвано без турда их порчетте).

Это потому что человеческий разум считывает не каждую букву в отдельности, а слово целиком. Особенно это касается так называемых «служебных» слов: предлогов, союзов и частиц, – которые мозг вообще не воспринимает как самостоятельные, отдельно от общего текста. Поразительно, да?

Именно существованием психологических установок объясняется то, что психо-взломщикам вроде Кита Барретта нередко удается убедить совершенно незнакомого человека сделать что-то несообразное без всяких видимых причин. Эллен Ланджер, профессор психологии Гарвардского университета, проводя эксперимент, однажды устроила классическую демонстрацию работы этого механизма – вы и представить себе не можете, что она использовала. Библиотечный ксерокс! Отлично понимая, что, по-видимому, все мы терпеть не можем и тягомотное стояние в очереди, и сам процесс ксерокопирования (я не удивлюсь, если антропологи прямо завтра объявят о всемирном запрете на эти два занятия наряду с кровосмешением и убийством), Ланджер придумала два варианта оправдания для тех храбрецов, кто норовит добраться до ксерокса, прорвавшись через линию фронта – без очереди. Первое из этих оправданий звучало так: «Ребята, я ужасно спешу, и у меня всего один листочек» – стандартная, но действенная белиберда. Второе было несколько иным: «Ребята, можно я отксерю несколько страничек, потому что мне нужно сделать копии!»

Невероятно, но вторая ахинея оказалась столь же эффективной, как и первая, – исчерпывающее доказательство того, что при некоторых обстоятельствах заявленные причины воспринимаются точно так же, как и служебные слова. Пока они существуют, нам, во многих случаях, нет нужды и дальше копаться в природе их состава. Они присутствуют – где-то там, на периферии, – и этого достаточно. Короче говоря, они незыблемая часть синтаксиса повседневной жизни.

Невеста и подарки в грузовике

«Вирусы» внимания, как и психологические установки, – это то, чему все мы время от времени подвержены. И не только в тот момент, когда стоим в очереди к ксероксу. Как мы уже поняли чуть раньше из примеров с буквой А и девятками, в жизни бывают случаи, когда наш мозг охватывает мания величия – он принимает решение раньше нас! И порой это – настоящий геморрой.

Джим и Элли Ритчи узнали о психологических установках на собственном горьком опыте. Приехав со свадебного банкета в шикарную гостиницу в Шотландии, шафер вдруг обнаружил, что подарков нет там, где он их оставил. Осторожно расспросив обслугу, администраторша в конце концов кое-что выяснила. Примерно час назад здесь крутилось несколько парней с грузовиком. На парнях была униформа, и они махнули каким-то листком бумаги. Не волнуйтесь, сказали они, у нас все согласовано. Потом загрузили подарки в грузовик и убрались прочь.

«Согласовано? – переспросил шафер. – Как согласовано, с кем? Что вы этим хотите сказать?» Администраторша перепугалась. «Ну, организовано, – забормотала она. – Подарки. Их отправили в дом».

«В какой дом?» – поинтересовался шафер. «Ну, я не знаю, – замялась администраторша. – Я думала… Может… – Она разразилась слезами. – К жениху?»

Вот черт, подумал шафер. Новобрачные проживали в 700 милях отсюда.

Позже все выяснилось. Администраторша, как оказалось, не проверила у парней удостоверения личности. Когда мошенники неторопливо зашли в холл, она была погружена в оживленную беседу с парнем из 308-го номера. Проблема с обслуживанием номеров, объяснила она. И просто махнула им проходить. Кроме того, подчеркнула она, с чего бы ей подозревать их? Они выглядели как грузчики. Они действовали как грузчики. Они и были грузчиками. А разве нет? Печально для Джима и Элли, но – нет, не были. И никакого парня из 308-го номера тоже не было. Номер, как оказалось, был заказан на имя некоего Смита. Но в тот момент, когда Смит жаловался на посыльного, номер, как вы правильно поняли, пустовал. И Смит там так и не появился.

Преступления с отвлекающим фактором – для обыкновенного мошенника как хлеб с маслом. Вам даже не обязательно «быть умницей». Когда я рассказал об этом Киту Барретту, тот расхохотался. Эта шайка, предположил он, прочесывает местные газеты – специально в поисках объявлений о свадьбах, как у Джима и Элли. А затем просто пользуется случаем. Ничего личного, как вы понимаете. Чистой воды бизнес. Нужно только выглядеть как часть происходящего. Иметь немного уверенности. И полагаться на неизменную способность мозга делать поспешные выводы. Все – за один рабочий день мошенника.

(Хотите сами удостовериться, как невнимательность заставляет нас делать поспешные выводы – в точности, как и ту администраторшу? Проделайте упражнение в конце главы).

Но, возможно, поразмыслив, не стоит слишком уж корить администраторшу. В конце концов, это ведь не она сбежала с подарками. Если уж указывать пальцем, так истинный дирижер грабежа, скорее всего, Смит – неуловимый таинственный постоялец из номера 308. Смит действует как «громоотвод»: концентрирующий внимание магнит, который отвлекает психологические ресурсы администраторши подальше от реальной проблемы к несуществующей. Примерно так же фальшивый техник по обслуживанию оборудования машет поддельным удостоверением личности и затем быстренько заводит разговор. Какие у вас замечательные волосы. Там, снаружи, стоит прекрасная машина – ваша? Вот так, не успеешь оглянуться, а у тебя уже долг по кредитной карте. И тебе звонят из банка. Слова, особенно добрые, прекрасно выключают когнитивную цепь.

Колесо Фортуны

То, что отвлекающие маневры воздействуют на нашу способность принимать решения, иллюстрирует нашу же потребность под давлением оставаться начеку. Почему бы не проверить то самое удостоверение личности техника? Не убедиться, что оно настоящее? Когнитивные ресурсы ничем не отличаются от любых других. Они ограничены. И именно потому важно, как мы их распределяем. Читая в газетах или слыша по телевидению о величайших аферистах мира, вы когда-нибудь задавались вопросом, почему многие из них сплошь и рядом еще и величайшие в мире льстецы? И тому есть причина. Купаться в сладких речах – удовольствие не из дешевых. Поддерживать это психологическое состояние обходится дорого и здорово увеличивает когнитивную нагрузку, расходуя наши ограниченные когнитивные резервы куда сильнее, чем это происходит с собеседником: ведь это нам приходится задумываться – правду он говорит или лжет. Что, в свою очередь, означает: упиваясь комплиментами, мы при этом проедаем свой капитал. Умственный капитал. Поэтому на то, чтобы инвестировать в критические размышления, средств остается меньше.

Принцип «когнитивной нагрузки» – чем больше операций наш мозг должен выполнить за единицу времени, тем больше затраты доступных ресурсов, – можно проиллюстрировать простой задачей на внимание. Во-первых, закройте оба нижеприведенных рисунка листком бумаги (см. рис. 3.4a и 3.4b). Теперь откройте левый рисунок и найдите, где находится жирный X. Теперь откройте правый рисунок и сделайте то же самое.

Рис. 3.4a и 3.4b. X выделен жирным

Когда вам было легче найти жирный X – в первый или во второй раз? Держу пари, что в первый. И почему же? Во втором варианте (рис. 3.4b) требования к мозговым ресурсам внимания были вдвое выше, чем в первом (рис. 3.4a). На рис. 3.4a мозгу нужно было определить различие только в контрасте. На рис. 3.4b – в контрасте и форме.

Однако когнитивная нагрузка может сыграть и в нашу пользу. Как ни парадоксально (учитывая, что это – любимое средство аферистов), небольшое давление на мозг – увеличение объема работы, который он должен выполнить, – может быть даже полезным, если мы хотим побить противника его же оружием и выяснить, не лгут ли нам. Задумайтесь, в этом есть смысл. Чем больше возможностей для размышления вы даете собеседнику, тем меньше ресурсов остается у его мозга в наличии, чтобы помочь ему скрыть правду. И кстати, в полицейских и военных допросах это – стандартная практика. Опробованные и проверенные методы: офицеры все время обмениваются «понимающими» взглядами; располагаются как можно ближе к допрашиваемому; кого-то из них время от времени вызывают из комнаты под предлогом появления «новых сведений»; на стол лицевой стороной вниз выкладываются «изобличающие доказательства» (иногда просто чистые листы) и «дело», где не хватает только имени подозреваемого, – все это, при своевременном применении, служит мощным средством «отвлекающего» убеждения.

К вашему сведению. Вдруг пригодится.

Подход

Двое, находящиеся в одной ситуации, всегда видят ее по-разному. Именно это имеют обыкновение говорить люди с жизненным опытом, и они правы. Между нами действительно существуют незначительные различия в перцептивном понимании. С другой стороны, однако, когда речь идет о том, как мы видим мир вообще, у нас гораздо больше общего, чем мы думаем.

Рассмотрим следующий пример. Предположим, кто-то дает нам свой лотерейный билет с номерами 1, 2, 3, 4, 5 и 6. Какой из двух дальнейших сценариев развеселил бы вас сильнее?

Если бы выигрышная последовательность оказалась 4, 14, 22, 33, 40, и 45?

Или 7, 8, 9, 10, 11 и 12?

Почти все говорят, что второй (если это был не их билет). Но почему? На самом деле, одинаково вероятно, что выиграет билет с любой из этих последовательностей.

Возьмем другой пример. Предположим, вы участвуете в лотерее и выигрышным оказался номер 672. В каком случае вы почувствовали бы себя более обиженным? Если бы у вас был 671? Или гораздо дальше – 389?

Эти два случая говорят кое-что довольно интересное о нашем мозге. Он – инертный заложник привычки. Вместо того чтобы готовить решения с нуля, используя «свежие ингредиенты по сезону», он предпочитает хоть и разнообразную, но готовую кулинарию – с уже расфасованными сублимированными умозаключениями.

Не в «тех» руках такая информация может быть опасной.

В спортивных состязаниях цель каждого спортсмена – уметь «прочитать» соперника, узнать его мотивацию, понять его вероятные подходы к данной игре.

То же самое и в искусстве убеждения.

О высоком

Предположим, вы работаете на маркетинговую компанию и обрабатываете несколько анкет, заполненных случайно выбранными взрослыми мужчинами, живущими в Соединенных Штатах. Один из респондентов, ростом более двух метров, оказался не особо точен, когда дело дошло до вопроса о работе. Непонятно, поставил ли он крестик у графы «банковский менеджер» или на следующей странице у «баскетболиста». Ваша задача – принять решение за него. Какую профессию вы бы для него выбрали?

Если вы выбрали «баскетболиста» – мои поздравления! Вы ответили так же, как и 78 % студентов-старшекурсников Кембриджского университета. К сожалению, вы – точно так же, как они, – ошиблись.

Позвольте мне начать с такого вопроса. Как вы считаете, среди всего населения Соединенных Штатов кого больше – профессиональных баскетболистов или банковских менеджеров? Думаю, вы согласитесь, что банковских менеджеров. Давайте произвольно прикинем цифры по каждому. Скажем, есть 300 баскетболистов и 15 000 банковских менеджеров.

Хорошо, теперь из тех 300 баскетболистов сколько, по-вашему, ростом выше двух метров? 60 %? 70 %? Скажем, 70. Что означает, по моим подсчетам, что в США 210 профессиональных баскетболистов ростом выше двух метров.

А теперь возьмем банковских менеджеров. Из тех 15 000 сколько, по-вашему, ростом выше двух метров? В этом случае давайте будем осторожнее в оценке и назовем 2 %.

Но даже если только 2 % банковских менеджеров ростом выше двух метров, это все равно составляет 300 человек, то есть двухметровых банковских менеджеров на 90 больше, чем баскетболистов.

О Боже.

Наши арифметические экзерсисы с баскетболистами и банковскими менеджерами подводят нас ко второму ключевому компоненту влияния Кита Барретта – к подходу. Подход в системе Барретта связан с нашим отношением к миру и представлениями о нем. Или, конкретнее, с тем, как эти отношение и представления воздействуют на решения, которые мы принимаем. Причина, почему мы так плохо справляемся с подобными задачами, довольно проста. Она связана с методом, которым наш мозг обрабатывает информацию о мире. Которым «подшивает» свои документы.

В вышеприведенном примере от мозга требуется раскрыть тайну. На помощь призваны его детективные навыки. Есть «преступник» ростом более двух метров и двое «подозреваемых» – банковский менеджер и баскетболист. С учетом этих исходных данных мозг проводит предварительную проверку своей базы данных – «Такова общепринятая практика, сэр!» – и при этом в поле зрения попадает кое-что довольно интересное. У баскетболиста уже есть несколько «судимостей» за точно такие же «преступления». О банковском менеджере, напротив, подобных сведений нет. Итак, столкнувшись с такими «доказательствами», что делает мозг? Как бывалый детектив, он решает прихватить баскетболиста для допроса, а банковскому менеджеру, напротив, не докучать.

Вряд ли аналогия мозга с криминалистической базой данных очень часто будет попадаться вам в текстах по психологии. И для этого, пожалуй, есть кое-какие весьма серьезные основания. Но нашим нынешним целям она вполне отвечает. Поскольку в виде именно такой системы наш мозг классифицирует поступающую информацию, согласно воспринятым вероятностям и знакомым ассоциациям. Он занимается ускоренным осмыслением. Или, как говорят профессионалы, использует эвристику.

В категории роста, например, понятие двухметровости служит «знакомой ассоциацией» с баскетболистами. Причем куда более вероятной, нежели с банковскими менеджерами. На ортодоксальном языке когнитивной психологии это означает, что мы на основе предыдущего опыта формируем общее представление, или ассоциативную сеть баскетболистов и банковских менеджеров, и под каждым таким общим представлением подписана суперхарактерная черта типа «высокий» или «носит белый воротничок и галстук».

Как только подобный типаж вводится в систему, все те, кто находится в папке с грифом «соответствует описанию», помечаются как требующие более тщательного расследования. Впрочем, мы недавно видели, что настоящие преступники порой все-таки проскальзывают сквозь сеть.

Магический квадрат

С эвристикой мы сталкиваемся постоянно в течение всей жизни. Она – наш человеческий эквивалент тех стереотипных моделей поведения, которые мы видели у животных в главе 1 – короткие резкие вспышки автоматической реакции, вызванной присутствием ключевого стимула. Она выстраивает гладкие окольные пути, которые позволяют мозгу в самый час пик нашего сознания спешно проскочить через город. Но эти окольные пути опасны. И аферисты вроде Кита Барретта знают их как свои пять пальцев. Они скоростные. Они темные. И покрыты психологической наледью. Поэтому несчастные случаи, как мы только что видели, на них не редкость.

«Мозг, – утверждает Барретт, – походит на доску со “змейками и лесенками”^[18]. Вы можете отправится долгим кружным путем и пройти через каждое число. Или можете сразу попасть на лестницу на девятке и подняться до девяноста девяти».

Он-то неоднократно попадал сразу на «лестницу».

С точки зрения эволюции никаких окольных путей не существует. Человеческий мозг – самый сложный механизм из ныне доступных, за исключением разве этих новых хитрых штуковин для самостоятельной регистрации на рейс, установленных в аэропорту Хитроу. И все-таки мы жестко запрограммированы на то, чтобы оставаться в дураках. Но в этом, как ни странно, есть свой смысл, если принять во внимание все аспекты. Каким бы необыкновенным ни был наш мозг, может случиться, что мы не в состоянии будем перепроверить на достоверность каждый отдельный случай, с которым мы сталкиваемся.

Жизнь, весьма буквально, слишком коротка. Вместо этого, как врачу, диагностирующему болезнь (или детективу, раскрывающему преступление), нам в выборе реакции следует полагаться на «опробованные и проверенные» первичные симптомы – суперинформативные ключевые стимулы. Не на особое пятнышко, как серебристая чайка. Не на «квонки», как луизианские лягушки-колокольчики. А на глубокую, аккумулированную мудрость усвоенных ассоциаций. Правда, иногда из-за печальной склонности нашего мозга навешивать ярлыки мы реагируем неправильно.

Винные ожидания

То, что ранее имело место в ситуации с банковским менеджером и баскетболистом, в психологии известно как эвристика репрезентативности – эмпирическое правило, по которому наш мозг приходит к выводу о вероятности гипотезы, примеряя, соответствует ли она уже имеющимся данным. И, поверьте мне, это происходит не только, когда мы проверяем анкеты.

В исследовании, посвященном вкусовым ожиданиям, Хильке Плассман и ее коллеги из Калифорнийского технологического института подменили ценник на бутылке второсортного каберне. Одним добровольцам сказали, что бутылка стоит 10 долларов. Другим – что 90. Повлияла ли разница в цене на восприятие вкуса?

Готовы поспорить, что да.

Участники, которым сказали, что бутылка стоит 90 долларов, сочли вино намного более высококачественным, чем те, кто полагал, что она стоит 10 долларов.

И это еще не все. Позднее на фМРТ-обследовании Плассман обнаружила, что подобный самообман проявился и на физиологическом уровне – в глубинной нервной деятельности мозга. Мало того, что «более дешевое» вино на вкус и было более дешевым, а «более дорогое» – ну, в общем, более дорогим, второй вариант еще и вызвал возбуждение в средней орбитофронтальной коре, области мозга, которая отвечает за переживание радости.

Аналогичные результаты были обнаружены и в исследованиях с привлечением экспертов. Когнитивный психолог Фредерик Броше из Главной лаборатории энологии во Франции взял среднего качества бордо и подал экспертам в двух разных бутылках. Одна была просто сногсшибательная и предназначалась специально для лучших сортов бордо из числа grand-cru. Другая – обычная, для столового вина.

Повлияли ли бутылки на утонченное нёбо знатоков? Или ценители вина все-таки почуяли неладное?

А вот и нет.

Несмотря на то что, как и в исследовании Плассман, подавалось вино одного и того же урожая, эксперты оценили разные бутылки… по-разному. Вкус grand-cru охарактеризовали как «мягкий, древесный, сложный, уравновешенный и плавный». «Столовое» же вино, напротив, оценили менее благоприятно: вкус «слабый, непродолжительный, неясный, пресный» и даже «испорченный».

Джон Дарли и Пол Гросс из Принстонского университета пошли еще дальше и продемонстрировали тот же эффект при исследовании социальной группы. А точнее, действие парадигмы. Участники оценивали умственную работоспособность девочки, решавшей математические задачи. Участников разделили на две группы. Одной группе сказали, что девочка из социально и экономически неблагополучной среды, другой же дали противоположные сведения: что у нее высокий социально-экономический статус.

И как вы думаете, кто из них дал ребенку более высокую оценку?

Правильно – те, кому сказали, что у нее высокий социально-экономический статус (СЭС). Кроме того, этой заурядной предвзятости оказалось достаточно, чтобы выйти за пределы математики и вынести суждение об общем умственном развитии девочки. Те, кто полагал, что у ребенка был низкий СЭС, оценили ее работу ниже среднего уровня, те же, кто считал ее СЭС высоким, поставили высокую оценку. Социально-экономический статус – неважно, о чем идет речь, о вине или людях, да о чем угодно, – служит ключевым стимулом, влияющим на отношение. И определяет наше восприятие в большей степени, чем мы осмеливаемся себе признаться^[19].

Кое-что на уме

Ожидания, конечно, не просто влияют на восприятие работоспособности. Они могут повлиять и на саму работоспособность. Возьмем, например, университетскую среду. На экзамене для поступающих в магистратуру темнокожие претенденты показывают гораздо худшие результаты, если им до тестирования говорят, что экзамены будут считаться показателем уровня умственного развития. Подобные выводы отражают так называемую «угрозу стереотипа», когда мнение о вас как о человеке, относящемся к числу «неполноценных», способно всерьез повлиять на ваши личные таланты. Оборотная сторона – «подъем стереотипа» – когда ощущение принадлежности к группе незаурядных увеличивает работоспособность.

Маргарет Ши из Гарварда продемонстрировала это в исследовании, которое, как и эксперимент Дарли и Гросса, было посвящено математическим способностям. В ее исследовании участвовали женщины азиатского происхождения. Ши выяснила, что, когда этих женщин просили думать о себе как о «женщинах», они выступали в математических тестах хуже мужчин, тем самым подтверждая знакомый стереотип «волос долог, ум короток». И наоборот, думая о себе как о «выходцах из Азии», они опередили мужчин. Сработал другой стереотип: азиаты признаны лучшими математиками среди прочих этнических групп. Расовая принадлежность – вот еще один ключевой стимул восприятия, помимо социально-экономического статуса.

Выводы Ши (как и результаты исследования Джефа Стоуна из Аризонского университета, который продемонстрировал, что темнокожие гольфисты играют лучше, когда гольф воспринимается как тест на двигательные возможности, а не как стратегическая игра) точно показывают, как глубоко может зайти эвристика репрезентативности.

Рассмотрим, к примеру, исследование Джефа Стоуна. Думая о боксере, вы представляете себе белого или черного спортсмена? А как насчет шахматиста? Скорее всего, вы думаете: черный для бокса, а белый (надеюсь, не черно-белый) – для шахмат. «Белые плохо прыгают, черные плохо думают» – верно?

С понятием репрезентативности связано понятие пригодности. Если репрезентативность относится к способу, которым наш мозг делает вероятностные выводы об отношениях между переменными (например, род занятий и рост; социально-экономический статус и способности к учебе), то пригодность описывает более «временный» род выводов: нашу склонность забывать важные даты, и легкость, с которой припоминаются подобные примеры.

В качестве иллюстрации рассмотрим следующие «оптимистические» утверждения.

От огнестрельного оружия умирает больше людей, чем от астмы.

От рака умирает больше людей, чем от инсульта.

От несчастных случаев умирает больше людей, чем от эмфиземы.

Из-за убийств умирает больше людей, чем из-за наводнений.

Со сколькими из этих оценок вы согласитесь? Случайно не со всеми? Если да, тогда вы в хорошей компании. Большинство думает так же. Но вот что вас действительно поразит. Все эти оценки ошибочны. Некоторые – глубоко ошибочны. А теперь спросите себя. Из всех перечисленных способов склеить ласты о каких вы слышите чаще всего? Какие быстрее вспоминаются?

Трудно объяснить силу эвристики пригодности без конкретного примера. Так давайте прямо сейчас взглянем на один. Ниже список имен. Внимательно прочтите их, а затем сразу же накройте листком бумаги:

Элизабет Тейлор

Эндрю Марр

Анджелина Джоли

Йен Поултер

Опра Уинфри

Роберт Фрост

Джеймс Несбитт

Руби Уокс

Марк Рэдклифф

Реймонд Карвер

Мадонна

Маргарет Тэтчер

Энтони Иден

Кейт Мосс

Барбара Стрейзанд

Флоренс Найтингейл

Мишель Обама

Агата Кристи

Норман Фостер

Черил Коул

Стив Джобс

Рован Уильямс

Дэмьен Херст

Рэндольф Фьеннес

Хилари Клинтон

Стюарт Роуз

Эми Уайнхауз

Крис Мартин

Пол Саймон

Бритни Спирс

Брюс Чатвин

принцесса Диана

Хорошо. Теперь попытайтесь припомнить как можно больше имен из этого списка. Затем оцените, было там больше мужчин или женщин.

Только после этого можете прочитать еще раз…

Сделали? Отлично, и как? Женщин оказалось случайно не больше, чем мужчин? Прекрасно – именно это утверждает и большинство людей. А теперь еще раз взгляните на список. Подсчитайте имена. Забавно, да? Соотношение полов – поровну. Мужчин в списке ровно столько же, сколько и женщин. Ничего больше не заметили? Может, что знаменитых женщин там все же больше?

Вот другой пример. За 60 секунд придумайте как можно больше слов по образцу – – н—. После этого повторите тест, только на сей раз с образцом – – ние.

Скорее всего, во второй раз вы придумали больше слов, чем в первый, правильно? Хотя на самом деле не должны были. Вглядитесь и обратите внимание, что первый пример фактически идентичен второму. Только в нем нет букв «и» и «е». А это означает, что любое слово, которое соответствует второму примеру, должно автоматически соответствовать и первому. А это означает – правильно – что слова, соответствующие первому шаблону, более распространены.

Однако слова, которые соответствуют второму шаблону, приходят в голову быстрее.

Мягкое прикосновение

Наша жестко запрограммированная склонность приходить к поспешным выводам, совершенно инстинктивно реагировать на то, что можно считать «концептуальными» ключевыми стимулами, превращает нас в легкую добычу для акул социального влияния. И, конечно, для всех остальных. По несколько пугающему признанию Кита Барретта, если вы знаете, на какую клетку ходить, и умеете верно бросить кубики, то игра – а для подобных парней это именно игра – заканчивается довольно быстро.

Возьмем, к примеру, Шафика Хана. Хан, как и Барретт, еще один супердружелюбный психопат. Но, в отличие от Барретта, свой убийственный талант убеждения Хан применяет преимущественно к отдельным людям, а не к целым корпорациям. Стремление Хана – жизнь в высшем свете. «Нет такого уровня роскоши, на который я не захотел бы подняться», – откровенничал он со мной за обедом в шикарном лондонском ресторане. Беглого взгляда было достаточно – «Ролекс», «Порше», Армани, – чтобы понять, о чем он говорил.

Принцип работы Хана обезоруживающе прост. Он колесит по земному шару как обаятельный предприниматель (каковым он, полагаю, в некотором смысле и является), демонстрируя беспощадную преданность искусству быть неотразимым. Он останавливается в самых модных отелях. Посещает самые известные рестораны. И всегда летает первым классом. Именно здесь, на самых элитных тусовках мира, он занимается своим погибельным ремеслом. Очаровывает, потом соблазняет – иногда женщин, иногда мужчин – а затем «обчищает» их.

Хан не спешит делиться секретами соблазнения. Но предлагает вашему вниманию следующее наблюдение: «Прикосновение – физический контакт – очень важно. Мы наблюдаем то же самое у приматов, когда они ухаживают друг за другом. Это – метод подластиться. Вы почешете спинку мне, а я – вам. У людей обычно человек более низкого статуса подлащивается к тому, кто выше^[20]. Как и у приматов. Это запрограммировано в нас эволюцией. Мы пытаемся наладить отношения, добиться чужого одобрения с помощью тактильного воздействия. Так уж зафиксировано в наших мозгах – ожидать большей ласковости от людей с более низким статусом. Измените это ожидание на прямо противоположное – что я и делаю: всегда начинаю контакт с мягкого прикосновения к руке или пояснице – действует очень сильно. Этим я говорю: вы ценны для меня, а не наоборот. И человек задумывается: а почему я для него ценен? И все, его уже пробрало. Я ему уже нравлюсь». Для подлиз эвристика и репрезентативности, и пригодности подразумевает подлаживание людей более низкого статуса к людям более высокого. Но к черту это ожидание – предупреждающие знаки на сверхскоростных когнитивных автомагистралях уже просто ослепляют – резко, изо всех сил ударьте по тормозам. И давайте разберемся в этом кавардаке.

Психолог Давид Штромец и его коллеги из Монмутского университета продемонстрировали принцип, очень схожий с тем, который применяет Хан. Только у Штромеца цель была не в том, чтобы обчистить людей, а чтобы увеличить сумму чаевых в ресторане. Штромец разделил посетителей на три группы, в зависимости от того, сколько сластей каждому дали в качестве комплимента от ресторана в конце трапезы. Посетители из первой группы получили от официанта по одной конфете. Из второй – по две. С третьей же – только представьте! – он поступил следующим образом. Сначала отдал одну конфету и отошел. Потом оглянулся, словно раздумывая, и добавил вторую. Таким образом, одна группа получила по одной конфете, и две группы – по две. Но они получили их по-разному. Понимаете, к чему я?

Повлияло ли число преподнесенных конфет и способ преподнесения на размер чаевых, как предсказывал Штромец?

Можете не сомневаться. По сравнению с контрольной группой (самой большой!) посетителей, вообще не получившей конфет, те, кому дали одну, выложили чаевых в среднем на 3,3 % больше. Неплохой навар для грошовых затрат. Те, кому преподнесли две конфеты в среднем оставили на столе на 14,1 % больше чаевых. Еще лучше. Но самый высокий прирост прибыли был от тех, кто получил сначала одну конфету, а потом другую – потрясающий прилив щедрости, 23 %!

Такая неожиданная и на первый взгляд необъяснимая перемена отношения («Эй, ребята, а для вас у меня два подарка вместо одного!») разрезает застежки наших кошельков, словно нож – масло, в точности так же, как и Шафик Хан своим неожиданным и необъяснимым, но только на первый взгляд, прикосновением «открывал» бумажник своей ничего не подозревающей жертвы.

С одной стороны, эволюция запрограммировала наш мозг на поиск коротких путей – с помощью эвристики репрезентативности и пригодности. Но с другой, снабдила его иной, более сложной программой: врожденным способом осмысливать мир – придавать данным ту или иную значимость, а случайное и произвольное возводить в образец. Запустите эти программы одновременно, нарушив все ожидания и заставив их противоречить друг другу, – и система мгновенно зависнет.

А это очень опасно, если вы имеете дело с такими людьми, как Хан.

Принадлежность

Как-то раз тюрьму одной страны посетил тамошний король, чтобы побеседовать с заключенными. Каждый из них просил освободить его на том основании, что он невиновен. Вдруг король заметил молчаливого, удрученно сидящего в углу заключенного.

Король приблизился к человеку и спросил его: «Чем вы так расстроены?»

«Так ведь я – преступник», – ответил человек.

«Это действительно так?» – спросил король.

«Да, – подтвердил человек. – Это правда».

Впечатленный его честностью, король приказал отпустить человека, заметив: «Я не хочу, чтобы отпетый преступник оставался в обществе всех этих невинных людей. Он бы на них плохо повлиял».

Нет человека, что был бы как остров, писал поэт Джон Донн, которого – да простит нас Курт Левин – следовало бы провозгласить истинным отцом социальной психологии. Наше поведение, начиная с древних времен, тесно связано с поведением окружающих. И самое сильное влияние на любого из нас оказывают именно они, эти самые другие.

Влияние группы

Мы, люди, запрограммированы на то, чтобы держаться вместе. Образовывать группы. А также на то, чтобы отдавать предпочтение членам «своей» группы, а не «чужой».

Давным-давно, во времена наших предков, принадлежность к группе была самым первым полисом страхования жизни. И мы, ребята, в нем действительно нуждались. И с тех самых пор не перестаем возобновлять этот древний страховой договор.

В 1971 г. Генри Тайфель из Бристольского университета провел эксперимент, который в точности иллюстрировал договоренность, достигнутую между нами и естественным отбором. Эксперимент оказался настолько разоблачающим, что с тех пор стал классическим, дав название важному явлению, изучаемому социальной психологией: минимальная группа.

Так вот что сделал Тайфель. Взял наугад несколько учеников средней школы и показал им изображение точек.

«Сколько точек вы видите перед собой на экране?» – спросил он каждого в отдельности.

Поскольку их было довольно много – я имею в виду точки, – а времени на ответ отпущено меньше, чем полсекунды, студенты представления не имели о точности своих подсчетов. Но, так или иначе, их сделали, и эта умышленная манипуляция позволила Тайфелю произвольно разделить студентов на две «минимальные группы»: «занижателей» и «завышателей». «Минимальные» потому, что классификация была надуманной и учитывала малозначительное отличие. «Группы»? Да просто потому, что учеников было несколько.

Проведя разделение, Тайфель попросил каждого ученика оценить в баллах – по числу которых, кстати, пообещал выдать деньги оцениваемому – двух других участников исследования. По именам никто никого не знал и все друг друга описывали по одному-единственному критерию: «из моей группы» и «из другой группы».

Мог ли факт, что незнакомые друг с другом ученики одной группы противопоставляли себя другой по принципу «свой – чужой», повлиять на эти оценки? Ответ, который правильно предсказали Тайфель и его коллеги, был утвердительным.

Баллы денежного вознаграждения щедро пролились на членов «своей» группы, для «чужой» же на них поскупились. Несмотря на то что все участники исследования прежде никогда не встречались. Кроме того, не было ни малейшей надежды, что они когда-либо встретятся снова. То есть это не «вы почешете мне спинку, а я – вам». Вознаграждение просто распределялось по одному, весьма нехитрому принципу: «свой – чужой».

Неправильные линии

Оглянитесь вокруг, и вы не сможете не отдать должное силе влияния понятия «свои». Стоит прийти хотя бы на футбольный матч, чтобы отчетливо это осознать. Но вот что может вас удивить: влияние принадлежности к группе заходит гораздо дальше простого предпочтения «своих» «чужим». Оно распространяется и на то, как мы воспринимаем события.

Возьмем простую задачу, проиллюстрированную рис. 3.5. Какая из трех вертикальных линий, изображенных на карточке A, имеет ту же длину, что и линия на карточке B?

Рис. 3.5. Простая задача на суждение на основе восприятия (по С. Ашу, 1955)

Проще пареной репы, верно? Средняя – линия 2. Если б вы ошиблись, вам следовало бы проверить зрение. И все же, знаете что? Держу пари, что смог бы убедить вас поступить именно так – ошибиться – с помощью очень простого маневра. Не верите? К счастью, вам и не нужно.

В 1955 г. американский социальный психолог Соломон Аш провел именно такой эксперимент, ставший одной из самых знаменитых демонстраций власти конформизма.

Что сделал Аш. Во-первых, усадил группу из девяти человек перед диапроектором. Во-вторых, показал группе 18 пар карточек с линиями, идентичных показанным на рис. 3.5. В-третьих, до начала эксперимента он проинструктировал восемь участников группы (своих «подсадных уток») из девяти давать один и тот же неправильный ответ, когда речь шла о шести из этих 18 пар. А потом Аш садился и наблюдал, что скажет девятый испытуемый. Стал бы он перед лицом такого единодушного несогласия настаивать на своем правильном – и очевидном – ответе?

На том, который буквально бросался ему в глаза? Или он уступил бы давлению большинства и пошел против свидетельства собственных чувств? То, что выяснил Аш, оказалось удивительным. Из всех испытуемых неправильный ответ за время эксперимента дали по крайней мере 76 %.

Задумайтесь об этом на мгновение. Они – более трех четвертей – дали неправильный ответ на вопрос, такой же простой, как тот, на который только что отвечали вы. Выводы были сколь очевидны, столь и пугающи. Так велико наше желание приноровиться, соответствовать, что большинство из нас готово не верить даже собственным глазам, лишь бы не выделяться. Мнение большинства – одна из самых мощных сил во вселенной. Немногим из нас, по-видимому, хватает психологической стойкости, чтобы ему противостоять^[21].

Почему, вы думаете, в телевизионных ситкомах используют закадровый смех? И все ли аплодисменты, будем откровенны, так уж спонтанны, как это может показаться?

Подобные уловки прокрадываются в мозг через черный ход и вовлекают наши эмоции в неврологический фарс. Они убеждают нас (или, скорее, помогают нам убедить самих себя), что кого бы или что бы мы ни видели на экране – это смешнее, занимательнее или интереснее, чем в действительности. Я имею в виду: если все другие смеются, аплодируют или свистят, то почему бы и нам не поступить так же?

Но есть в этом фарсе нечто большее, чем видит глаз. Признание или отторжение оратора аудиторией формирует наше восприятие не только того, насколько он забавен или интересен, но и насколько влиятелен. Насколько он убедителен. И вот тут все становится серьезнее. Едва ли найдется лучший пример изучения влияния, чем исследование, проведенное в 1993 г. во время третьих президентских дебатов Д. Буша и Б. Клинтона. Три группы по 30 студентов в каждой сформировали, основываясь на их политических убеждениях.

В первой группе, куда входили только 20 ни о чем не подозревающих студентов – и республиканцы, и демократы, имелось десять «подсадных уток», которые приветствовали Буша и освистывали Клинтона.

Во второй группе – тоже включавшей только 20 «настоящих» участников – опять же было десять «подсадных», которые приветствовали Клинтона и освистывали Буша.

Третья группа была контрольной.

Какое влияние две лоббирующих фракции оказали на рейтинг кандидатов у «настоящих» участников? Результаты группы с проклинтоновским лобби (группы с десятью «подсадными утками», которые приветствовали Клинтона и освистывали Буша) приведены ниже на рис. 3.6. Они оказались поистине сенсационными.

Справа – среди настоящих сторонников Клинтона – мы наблюдаем взлет рейтинга Клинтона, когда того приветствовали, а Буша освистывали. Никаких сюрпризов. Но посмотрите только, что происходит слева – на сей раз в лагере Буша – при тех же условиях. Невероятно, даже «настоящие» сторонники Буша оценили Клинтона выше, чем своего кандидата, когда первого зашикали, а второму рукоплескали!

Рис. 3.6. По материалам Фейна и др., 1993

Иногда, по-видимому, наше мнение о других ни от чего так серьезно не зависит, как от чужого мнения о других.

Как посмотреть да посравнивать…

Подобные случаи известны в науке как социальное доказательство. Социальное доказательство – то, что Кит Барретт мог бы назвать «вирусом» принадлежности – как раз играет большую роль в неоднозначных ситуациях, когда человек не может точно определить, как «принято» поступать. Нам всем доводилось попадать в такие ситуации. Полагаю, классическим примером может служить, когда на одном из этих вычурных званых обедов с 35 переменами блюд обнаруживаешь, что столовые приборы имеют пугающее сходство с инструментарием операционной. Что делать? С чего начинать? Какой нож использовать для масла? Для чего вот эта забавная заостренная вещица рядом с вон той забавной заостренной штуковиной с этаким крючочком на конце? Предположив, что сосед слева видел все это прежде, большинство из нас применит партизанскую тактику. Мы будем наблюдать за ним краем глаза. И в точности повторять его движения, совершенно не подозревая, что этот кажущийся искушенным бодрячок только пять минут назад следил за своим соседом слева.

Впечатляющую демонстрацию власти социального доказательства мы могли видеть не так давно на американском телевидении. Коллин Зот, автор многочисленных рекламных роликов, полностью преобразила эфирную судьбу «Магазина на диване», изменив всего три слова в уже всем знакомой подаче товара. Ведь передача была в эфире уже почти 20 лет. Несомненно, канал использовал все ходовые маркетинговые приемы: отзывы знаменитостей, эффектную «нарезку» кадров и зрителей в студии, которые, похоже, постоянно были на взводе. Но, что удивительно, к самому значительному росту продаж привел отнюдь не один из этих ходов. Наоборот, продажи даже начали падать.

Гениальная идея Зот состояла в том, чтобы заменить стандартный призыв к действию «операторы ждут, пожалуйста, звоните сейчас» на «если операторы заняты, пожалуйста, позвоните снова». На первый взгляд, такое уточнение кажется пагубным. Как, предупреждая клиента о предстоящих ему неудобствах – снова и снова набирать этот треклятый номер, – можно поднять продажи? Но логика в этом случае оставляет желать лучшего – и не учитывает волшебство социального доказательства.

Подумайте вот о чем. Какой образ приходит на ум, когда вы слышите фразу: «Операторы ждут, пожалуйста, звоните сейчас»? Легионы скучающих телефонистов, уставившихся в пространство? Если да, то, невзирая ни на какое роскошно организованное продвижение товара, ваше мнение о продукте будет отрицательным. Это произведет впечатление низкого спроса и плохого уровня сбыта. На кой черт покупать вам, если никто другой этого не делает?

А теперь спросите себя, что приходит на ум, когда вы слышите фразу: «Если операторы заняты, пожалуйста, позвоните снова»? Гудящий колл-центр, перегруженные работой сотрудники, изо всех сил пытающиеся удовлетворить спрос? Так это ж совсем другое дело! Если в действии участвуют все остальные – тогда и вы абсолютно уверены, что не стоит упускать своего!

Точно тот же принцип действует и на eBay. Анализ онлайн-аукционов выявляет нечто весьма необычное в поведении потребителя: если вы хотите «впарить» кому-нибудь своего «Рембрандта», начните с 10 долларов! Психология здесь работает весьма прямолинейно. Появление товаров с низкой начальной ставкой привлекает на аукцион больше людей, что, в свою очередь, заставляет продукт казаться более желанным. А в результате все больше становится претендентов, которые с каждым повышением цены увеличивают не только свои ставки, но и оказываются эмоционально вовлечены в процесс.

Один мой друг, который преподает в Американском институте методов принятия решений, демонстрирует это в лекционном зале. Не с Рембрандтом, а с монетой достоинством 1 фунт стерлингов. Каждый год в начале зимнего семестра он встает перед аудиторией, переполненной первокурсниками, и объявляет, что собирается продать с аукциона… монету в 1 фунт стерлингов. «Какие будут предложения?» – интересуется он. У аукциона есть два простых правила.

Первое правило, как и всегда, – кто даст больше, тот и получает монету. Здесь никаких проблем. Второе правило: у того, кто предложит вторую по величине ставку после выигравшей, эта ставка реквизируется в пользу аукциониста. Здесь, вроде, тоже никаких проблем… пока вы побеждаете.

С самого первого, пробного аукциона, проведенного несколько лет назад, все студенты моего друга, без исключения, так и остаются психологически и экономически неспособными к сопоставлению этих двух правил. Каждый раз они видят в аукционе первоклассную возможность получить что-нибудь за просто так. Ну, если и не за просто так, то по крайней мере меньше, чем за фунт. Он, наверное, сумасшедший, думают они. Первой ставкой обычно бывает пенни. Немудрено. Потом два пенса. Три пенса. И так далее. Участвуют все. И никто не проявляет сообразительность. Потом вдруг, когда постоянно обостряющаяся борьба достигает стадии 50/51, начинает брезжить первая разумная мысль. Друг-то мой, похоже, остается с прибылью!

Подумайте вот о чем. Даже остановив аукцион прямо сейчас, он, согласно правилам игры, все равно был бы в выигрыше на пенни. Каков грабеж!

Но аукцион, конечно, не останавливается. Идет себе своим чередом. В действительности, это весьма обычное явление, когда фунт уходит за два, давая чистую прибыль от начальной цены почти в три фунта (выигравшая ставка в два фунта + 1,99 фунтов, реквизированных у участника, занявшего второе место). Что начиналось как доброе старое корыстолюбие, разрослось в одиозную, взаимозависимую – и в то же самое время взаимоисключающую – попытку минимизировать ущерб. Мы соперничаем не только, чтобы максимизировать свою прибыль. Но и – кто бы мог подумать? – чтобы минимизировать свои потери.

…Поступайте и вы с ними

В 1993 г. английский футбольный клуб «Манчестер Юнайтед» выиграл свое первое за 26 лет звание чемпиона лиги. Оно было первым из 11 при их легендарном тренере-шотландце сэре Алексе Фергюсоне. Фергюсон и сегодня руководит «Манчестер Юнайтед» и является самым долгослужащим и самым успешным футбольным тренером в Англии^[22]. Но в 1993 г. все было по-другому. До того первого чемпионского звания в шкафу для трофеев «Манчестер Юнайтед» довольно долго не было ничего, кроме слежавшейся пыли, и Фергюсон волновался, что перемены могут ударить игрокам в голову. Что делать?

Некоторые тренеры, возможно, и позволили бы футболистам некоторое время почивать на лаврах и греться в лучах собственной, с трудом заработанной славы. Отцом которой, если быть справедливым, был Фергюсон. До известной степени. Но этому осторожному уроженцу Глазго было мало одного звания. У него уже имелось свое видение будущего клуба. И он разработал план, как направить игроков на верный путь. Просто гениальный ход, которым он не только извлек все лучшее из своих футболистов – он их еще и здорово напугал.

Фергюсон вспоминает, как это было.

Я объявил игрокам: «Я записал три имени и положил список в конверт. Это имена трех игроков, которые в следующем сезоне нас подведут». И они все смотрели друг на друга и только повторяли: «Нет, это не я!» А в следующем сезоне я сделал это снова… Конечно, никакого конверта не было… был только вызов, потому что добиваться успеха – дело нелегкое.

Стратегия Фергюсона сработала. «Манчестер Юнайтед» под его управлением не только получил чемпионский титул в следующем году, но и бессменно носит его и теперь, уже 16 лет^[23], записав на свой счет в общей сложности 22 главных приза. Успех и в самом деле ударил игрокам в головы, но во вполне конструктивном ключе. Они захотели большего. А почему? Потому что Фергюсон напустил на них «вирулентный штамм» убеждения, который всех и «уложил». Тренер обратился прямо к их древней, запрограммированной потребности быть членами группы. Хоть это и было всего лишь уловкой.

Мой друг-полицейский применяет подобную стратегию в отношении трудных детей. Ричард Ньюмен, член Группы по работе с малолетними правонарушителями в Кембридже, отмечает, что подростки особенно восприимчивы к давлению со стороны членов своей группы и что политика «ты мешаешь всем остальным выполнить задуманное» часто имеет успех там, где терпят неудачу умасливание и принуждение. В качестве иллюстрации он вспоминает инцидент, который имел место несколько лет назад во время поездки группы в зоопарк.

«В машине было пятнадцать детей, и один из них, действительно трудный подросток, все никак не пристегивался. “Гэвин, – сказал я, – быстро пристегнулся!” Он и ухом не повел. Тогда я съехал на обочину, остановился и сказал, что хочу поговорить с ним снаружи. “Ну давайте, – выпалил он, выходя, – ударьте меня!” Я заметил: “Гэвин, я не собираюсь тебя бить. Но вот что я тебе скажу. Мы не поедем дальше, пока ты не пристегнешься. – И ткнул пальцем в машину. – Там четырнадцать твоих товарищей все как один хотят попасть в зоопарк, – сказал я. – Чем дольше мы стоим и болтаем тут, тем меньше времени сможем пробыть там, когда все-таки доберемся. Так как насчет того, чтобы наконец пристегнуться и ехать дальше?” Результат был достигнут почти мгновенно. Он задумался примерно секунд на пять, а затем вернулся в машину. И во время всего дальнейшего путешествия был умницей».

Умереть ради сопричастности

Мудрость подхода Ньюмена не вызывает особого удивления у его коллег, чья работа связана с обеспечением правопорядка. Правда, не всеми подростками одинаково легко управлять. Как показывают недавние исследования, у тех, кто поддается плохо, имеются едва различимые нейроанатомические отклонения: при воздействии социально значимых стимулов у них наблюдается снижение активности в областях мозга, связанных с моторными нервами, контролем планирования и внимания (дорсальная часть премоторной коры и дорсолатеральная префронтальная кора), и усиление межнейрональных связей между этими областями и участками височной коры, отвечающими за наблюдение за действием и обработкой этой информации. Тенденция, возможно, и спорная, но – и с этим согласились бы миллионы родителей – игнорировать ее все же довольно трудно.

Юношеский синдром (young male syndrome) – модель поведения, одинаково известная судебным психологам и полицейским. Возрастная группа, поведенческая схема которой подразумевает дилемму «убить либо быть убитым», включает молодых людей между пубертатным возрастом и двадцатью пятью годами. Этот период также является временем наиболее активного соперничества за внимание женщин.

Людям, далеким от психологии, часто кажется невообразимым, как убийство или тяжелая травма могут стать результатом тривиального, на первый взгляд, спора. Однако не стоит так уж удивляться. В таких случаях мы наблюдаем действие эволюционных линий электропередачи, тянущихся от бильярдных столов и танцполов в барах центра города к лесам и саваннам нашего прошлого: призрачная подсказка доносящегося из глубины веков шепота, напоминающего, что важно не то, как мы видим самих себя, а то, как нас видят другие. И в этом много смысла, если подумать.

Чем по большому счету отличается субботний вечер в центре Лондона или Нью-Йорка от такого же вечера в первобытной саванне Восточной Африки? Разве что очередей меньше, а взаимоотношения-то, по сути, те же.

Действительно, у двадцатипятилетних молодых людей вероятность стать жертвами убийства в шесть раз больше, чем у девушек. Кроме того – здесь-то и заключена разгадка – большинство таких убийств совершается на виду у всех. На улице. В баре. В клубе. Это и в самом деле напоминает о рекламе. Но вот только что рекламируется?

Несколько лет назад я взял интервью у одного насильника, который, угрожая ножом, изнасиловал женщину. Двое его друзей тоже принимали в этом участие. «Почему вы сделали это?» – спросил я его. С ледяным спокойствием, типичным для психопата, он пожал плечами.

«Да это как выпить с друзьями в баре, – ответил он. – Испытываешь чувство единения со своими. Чувство локтя».

Подобное представление отражено и в литературе. Хотя никто и не станет отрицать – впрочем, такие порой находятся – скрытую связь между единством в группе и насилием, зависимость может быть и обратной. Агрессивное поведение, насилие способно, в свою очередь, сплотить группу.

«Одна из своеобразных движущих сил группового изнасилования, – пишет психолог-клиницист Николас Грот, – это получение опыта установления контакта с подельниками, ощущение товарищества. Возникает впечатление [словно преступник] использует жертву как средство для взаимодействия с другими парнями… ведя себя… соответственно тому, чего, как он считает, от него ожидают… самоутверждаясь, участвуя в деятельности группы».

С подобным явлением можно столкнуться и в гей-сообществе. Самоубийственный секс (как выразился один парень, с которым я разговаривал) – это такая практика, когда здоровые люди намеренно вступают в связь с ВИЧ-инфицированными, чтобы заразиться.

В баре Сан-Франциско я спрашиваю одного парня, почему он это сделал.

Он отвечает не колеблясь.

«Вы чувствуете себя, ну, я не знаю, приобщенным… – говорит он. – Словно вы часть чего-то большего».

К нам присоединяется его друг – молодой, красивый и тоже ВИЧ-инфицированный. Я задаю ему тот же вопрос. Он улыбается.

«Это – знак приверженности, – говорит он. – Солидарности. Это – словно сделать себе татуировку, только внутри. Иммунологическую татуировку».

Выводы

В этой главе мы продолжили экскурсию по ключевым стимулам влияния, перейдя границы сознания. Мы вошли в воздушное пространство восприятия и социального познания и обнаружили, что усложнение нервной системы никоим образом не упраздняет разнообразные инстинктивные реакции, которые мы видим и у животных. Сознание может быть вполне послушным, но медлительным: порой слишком медлительным.

Чтобы ускориться и заполнить пустоты в имеющейся информации, мозг использует эвристику – эмпирические принципы, полагающиеся на опыт прошлых лет, на ассоциации между новыми и уже встречавшимися стимулами. Если бы у сознания имелись колеса, их было бы восемнадцать. И еще прицеп, такой большой, что пришлось бы просить специальное разрешение на парковку. Едва ли годится, чтобы без промедления проскочить по городу.

Прислушавшись к совету гениального афериста-психопата (а почему бы и нет?), мы исследовали три области когнитивного процесса: внимание, подход и принадлежность. В каждой из этих областей мы видели, как можно заставить мозг подчиниться с такой же скоростью, с какой срабатывает любая стереотипная модель поведения у животных. Используя некоторые простые методы влияния, мы обнаружили, как можно использовать импульсивность мозга для своего блага. И как в руках гения уговоров те же самые методы могут дорого нам обойтись.

В следующей главе мы расширим область исследования. Познакомившись с черной магией социального влияния, мы теперь обратимся к белой и посмотрим, как психологические взломщики вроде адвокатов, рекламодателей, торговцев и разного рода «звезд» – тех, кто вроде бы работает с нами, а не против нас, – взламывают мыслительные коды нашего мозга. Это легче, чем вы думаете. Мозг защищен не так уж надежно, и если вы точно знаете, что делать, то можете мгновенно войти в него и выйти.

Тест на память

В течение десяти секунд смотрите на напечатанные ниже слова. Потом переверните страницу и ответьте на вопрос, заданный в конце главы. Теперь вернитесь и проверьте себя.

КИСЛЫЙ ЛЕДЕНЕЦ САХАР ГОРЬКИЙ ПРИЯТНЫЙ ВКУС МЕД ГАЗИРОВКА СМАК СЛАВНЫЙ ГОРОШИНА ШОКОЛАД КЕКС СЕРДЦЕ ТОРТ ПИРОГ

Хорошо. Сколько из вас сказали БУМЕРАНГ? Будьте честны и дальше! Если и вы ответили так же, то вы в большинстве. Но взгляните еще раз, и вы обнаружите, что слова СЛАДКИЙ там тоже не было! Механизм примерно такой. Мозгу нравится наводить порядок в мире. Делать вещи понятными и приятными. Когда есть пустоты, ему нравится заполнять их; у нас возникает своего рода догадка, этакое наитие, внутреннее чувство, чего именно там не хватает.

Перечитали список? Что вы заметили? Правильно, почти каждое слово в нем так или иначе связано со словом СЛАДКИЙ, СЛАДОСТЬ. Что вводит в заблуждение, будто это слово есть там, когда его и в помине не было.

Ваш мозг рискнул сыграть – и проиграл. К счастью, в этом случае не слишком много.

Какого из следующих четырех слов НЕ было в списке: САХАР, ВКУС, СЛАДКИЙ, БУМЕРАНГ?

Глава 4. Гроссмейстеры убеждения

Однажды утром, придя на службу, адвокат обнаружил пакет, ожидающий его на столе. Сняв обертку, он нашел в коробке прекрасные гаванские сигары: подарок от одного из его клиентов за отлично проделанную работу. Сигары эти очень редкие и дорогие, поэтому адвокат решил их застраховать. На 25 000 долларов. Следующие несколько месяцев он их курил (всего сигар была дюжина), пока однажды вечером, когда он попыхивал последней сигарой, ему в голову не пришла идея. Разве он не застраховал сигары именно от той судьбы, которая их постигла? Разрушение… гм… от огня.

Рискуя обжечь руку, адвокат пишет исковое заявление в страховую компанию. Которое она, и это неудивительно, решает оспорить. Дело отправляется в суд, и адвокат – представьте себе – его выигрывает. Даже притом, что требование кажется смехотворным, отмечает судья, в нем нет ни слова, даже напечатанного мелким шрифтом, которое можно было бы использовать в качестве оправдания для невыплаты возмещения. Таким образом, дело решается в пользу истца. И адвокат отхватывает 25 000 долларов. Везение, если удается провернуть такое.

Проходит несколько недель, и об этом деле быстро забывают. Или кажется, что забывают. А потом однажды утром все меняется. В почтовый ящик конторы адвоката кладут конверт. Это письмо из страховой компании. Они предъявили адвокату иск, обвиняя его в поджоге – по 12 пунктам, – и уже назначили дату слушания. На сей раз перевес на другой стороне. Подчеркивая, что, если бы теперь адвокат оспорил аргументы, которые в прошлый раз обеспечили ему победу, это было бы вопиющим нарушением процедуры, судья на этот раз присудил адвокату возместить страховой компании сумму понесенных ею убытков. Итог составил 40 000 долларов. «Нет дыма без огня» – так можно было бы резюмировать это дело.

«Рекламу можно определить как искусство отключать сознание человека на время, достаточное для того, чтобы вытянуть из него деньги», – Стивен Батлер Ликок, «Сад Безумия» (1924).

Искусство красиво излагать

Что делает адвоката хорошим адвокатом? Я имею в виду, действительно стоящим. В чем различие между парнем, который выступает в суде блестяще, и тем, который делает это средне? Чем таким особенным наделили его звезды, обойдя своим вниманием других? Когда я начал задумываться над этими вопросами, то понятия не имел об ответе. Но знал человека, которому ответ определенно известен.

Майкл Мэнсфилд – один из величайших адвокатов в мире. За 40 лет практики он приобрел репутацию человека, способного выигрывать дела, за которые другие адвокаты даже не взялись бы. Пронизанный отвращением к лицемерию и несправедливости, дневник Мэнсфилда читается, как конспект современной социальной истории Англии: дознание о Кровавом воскресенье, катастрофа с лодкой «Маркиза», «бирмингемская шестерка», Стивен Лоуренс, Доди Аль-Файед и принцесса Диана и, совсем недавно, убийство Жана Шарля де Менезеса.

Я встречаюсь с ним в его конторе в Центральном Лондоне. Он – щеголеватый 67-летний мужчина с волосами до плеч, схваченными сзади, и большими холодно-голубыми глазами. Одет в темный костюм в полоску и рубашку в мелкую клеточку с распахнутым воротом. Рубашка розовая, а волосы серебристые. Ну просто Кит Барретт, думаю я. Только соблюдающий закон.

Я спрашиваю его, что делает великого адвоката великим.

«Дела выигрываются и проигрываются не только из-за фактов, – мягко говорит он, – но и из-за впечатления. Многое достигается с помощью силы внушения. Опытный адвокат в суде рассказывает историю и ненавязчиво увлекает за собой присяжных в путешествие по ее сюжету. Первое, что пробуждается у присяжных в зале суда, это интуиция. Решения они принимают сердцем. Хитрость в том, чтобы представить доказательства таким образом, который не противоречил бы их интуитивному видению. Так же и в повседневной жизни. Гораздо легче убедить кого-то, что он все время был прав, чем неправ! Хорошие адвокаты – также хорошие психологи. Важно, не какие доказательства вы приводите, а каким образом вы их представляете».

Складное повествование – один из основных принципов любого убеждения. Не только в зале суда, но и в зале заседаний, в ходе предвыборной кампании или просто в повседневной жизни. Фрэнк Лунц – американский журналист, специалист в области коммуникаций, политический консультант. В начале своей карьеры Лунц работал на независимого кандидата Росса Перо во время его первой кампании по выборам президента, когда Перо был на пике власти и в зените славы. Однажды, вспоминает Лунц, в Детройте он организовал фокус-группу с целью исследования привлекательности разных рекламных роликов Перо. Всего их было три: биография, речь Перо и отзывы о нем других людей.

Показывая ролики в таком порядке – биография, речь, отзывы, – Лунц обнаружил, что рейтинги популярности Перо в самой фокус-группе точно отражали результаты опросов, проведенных среди широкой публики.

Никаких сюрпризов не было.

Но когда по ошибке он поставил ролики в «неправильном» порядке – отзывы, речь, биография – случилось нечто очень странное. Внезапно Перо вообще перестал нравиться людям в фокус-группе. Будучи отделенными от личной истории Перо, его высказывания казались несдержанными. И это лишь подтвердило вывод Лунца: «Порядок подачи информации определяет мнение людей».

Моя приятельница Роуз является замечательным примером этого «эффекта порядка». Матери Роуз, Молли, 85 лет, и она очень независима. Сколько я знаю Молли, она всегда отвергала даже элементарную помощь по дому, которую ей предлагали близкие, – несмотря на то что сейчас ей трудно одеваться и память у нее уже не та, что раньше. Бедная Роуз. Много раз она умоляла мать передумать. По крайней мере рассмотреть возможность помощи. Уговоры она сопровождала фразой: «Это изменит твою жизнь – так же как это было с нашей соседкой, миссис Макинтайр, которая живет за углом». Но ее усилия ни к чему не приводили.

И вот однажды, так же как Фрэнк Лунц, она «поставила запись не в том порядке».

Роуз начала с того, что соседка, миссис Макинтайр в последнее время просто расцвела, и это после того, как ей начали помогать по дому. И предложила матери тоже воспользоваться услугами социального работника.

Новый подход сработал. Молли изменила свое мнение.

«Это было так, словно кто-то взмахнул волшебной палочкой, – вспоминает Роуз. – Прежде она была категорически против помощи, а тут вдруг просто сказала: “Хм. Думаю, мы можем попытаться. Я действительно нуждаюсь в небольшой помощи по утрам. И если это подошло Кей, пожалуй, и мне вреда не будет”».

Кей была, так сказать, грунтовкой, на которую нанесли глянец влияния.

То, насколько мы можем быть впечатлительны и захвачены интересной историей, видно из следующего примера. В зале суда, как вы понимаете, это крайне важно.

Я хочу, чтобы вы прочитали текст, приведенный ниже, а потом ответили на один вопрос.

Джон едет со скоростью 40 миль в час по участку дороги, где разрешена скорость только 30 миль в час, и на перекрестке сталкивается с другим автомобилем. Удар приходится на место со стороны водителя. Водитель другого автомобиля получает множественные повреждения, включающие рваные раны, перелом ключицы и запястья. Сам Джон остается невредим. Джон превысил скорость, поскольку торопился домой. Он хотел спрятать подарок на юбилей своих родителей, который случайно оставил на кухонном столе. Столкновение было таким разрушительным также из-за того, что перед этим Джону пришлось объезжать масляную лужу на дороге.

Вопрос: По шкале 1–10 (где 1 = не виновен и 10 = виновен полностью) определите, какова, по вашему мнению, степень виновности Джона в аварии. Обведите свой ответ кружочком.

Теперь дайте следующую историю прочитать своему другу и попросите и его сделать соответствующие выводы.

Джон едет со скоростью 40 миль в час по участку дороги, где разрешена скорость 30 миль в час, и на перекрестке сталкивается с другим автомобилем. Удар приходится на место со стороны водителя. Водитель другого автомобиля получает множественные повреждения, включающие рваные раны, переломы ключицы и запястья. Сам Джон остается невредим. Джон превысил скорость, поскольку торопился домой. Он хотел спрятать от своих родителей пакетик с кокаином, который случайно оставил на кухонном столе. Столкновение было таким разрушительным также из-за того, что перед этим Джону пришлось объезжать масляную лужу на дороге.

Могу поспорить, что у вас и вашего друга возникли некоторые разногласия по поводу степени виновности Джона. И могу также побиться об заклад, что ваш друг отнесся к ситуации с куда большим неодобрением, чем вы. А теперь задумайтесь на минутку. Почему? Почему Джон виноват больше, когда едет домой прятать кокаин? Ведь что бы Джон ни оставил на кухонном столе, он все равно ехал с недозволенной скоростью, не так ли?

В этот момент вы можете почувствовать себя одураченным. Не спешите. Именно эти две истории были предложены группе студентов как часть эксперимента, проводимого психологом Марком Аликом в Университете Огайо. И знаете что? Их ответы в точности совпали с вашим ответом и ответом вашего друга.

Когда Джон ехал домой, чтобы спрятать подарок на юбилей, мнения о степени его виновности разделились поровну. Половина студентов считала, что виноват Джон, а половина – что причиной всему были объективные обстоятельства (масляная лужа на дороге). Но когда он ехал домой, чтобы спрятать кокаин, это была уже совсем другая история. С точки зрения студентов, он был виновен целиком и полностью. То есть каким-то образом оказывается, что намерения Джона во второй истории делают его полностью «виновным». И чем более виновным мы считаем кого-то, тем более мы склонны объяснять его действия некими внутренними, «диспозиционными», причинами, когда эти действия повлекли за собой ужасные последствия.

Когда о книге судят по обложке

У мужчины на носу свадьба. Все идет хорошо, за исключением одного маленького обстоятельства: младшая сестра его невесты ведет себя чересчур пылко. Однажды днем, за неделю до события, он оказывается с ней в доме наедине. Она неожиданно подкрадывается и предлагает пойти наверх, чтобы воспользоваться моментом – прежде чем для него наступит счастье супружеской жизни. Мужчина начинает паниковать. Прикидывая, как ему быть в этой ситуации, он выбегает из дома и там, в садике, обнаруживает всю семью девушки, ожидающую его. Все начинают бурно аплодировать.

«Поздравляю, – говорит его будущий тесть. – Ты прошел тест. Ты оказался честным и преданным человеком. Я рад отдать тебе руку дочери».

Жених не может поверить во все это и с облегчением вздыхает. Будущая жена крепко целует его в щеку.

Какова же мораль этой истории? Всегда оставляйте презервативы в машине.

В контексте социальной психологии такого рода ошибка, которую и вы, возможно, только что совершили, – как и «ловушка» с Джоном и его наркотиками и подарком на юбилей, – подтверждает результаты поставленных сейчас на поток исследований того, как наш мозг играет с нами злую шутку. За какое-то мгновение прямо на наших глазах сложнейший в мире компьютер может превратиться в сложнейшую в мире «подушку-пердушку».

Такое когнитивное пускание газов – непреодолимая склонность при оценке поведения человека отдавать предпочтение внутренним, диспозиционным факторам перед внешними, ситуационными (особенно когда это наше собственное поведение, которое оказывается хорошим, или поведение другого человека, которое оказывается плохим), – в психологии называется фундаментальная ошибка атрибуции. И с полным основанием. Она, как следует из ее названия, действительно фундаментальная.

Вы убедитесь в этом, прочитав об исследовании, проведенном Ли Россом, профессором социальной психологии Стэнфордского университета. Сначала, разбившись на пары, студенты колледжа тянули жребий, чтобы определить, кто в игре в викторину будет выступать в роли задающего вопросы, а кто будет отвечать. Затем каждому, кому выпало задавать вопросы, предоставили 15 минут для их составления. Но здесь была одна загвоздка. Эти вопросы (на знания общего характера) должны были быть такими, чтобы ответы на них вряд ли были известны кому-либо, кроме тех, кто будет их задавать. Что характерно, вскоре после начала викторины большинство участников выбыли из игры. Ну что ж – бывает. Да только не это было предметом исследования. В конце викторины всех ее участников – и тех, кто задавал вопросы, и тех, кто на них отвечал, и наблюдателей, которые в игре не участвовали, – попросили оценить уровень общих знаний каждого участника.

Результаты представлены ниже.

Рис. 4.1. Действия говорят громче, чем слова, – даже когда они срежиссированы (по материалам Ross, Amabile and Steinmetz, 1977)

Как вы видите, те, кто задавал вопросы – либо из ложной скромности, либо учтя особенности ситуации, – сочли себя ненамного более осведомленными, чем те, кто отвечал на вопросы. Возможно, это так, а возможно, и нет. Но у отвечавших на вопросы и у наблюдателей было совсем иное мнение – достаточно посмотреть на различия в средней и правой частях графика.

Даже зная об указании организатора эксперимента, что вопросы должны быть из специфических областей знаний, в которых не разбирается никто, кроме тех, кто эти вопросы задает (то есть отвечающие осознавали, насколько малы их шансы на выигрыш в такой ситуации), и о том, что лишь жребий решал, кто будет задавать вопросы, а кто – отвечать (и где-то в параллельной вселенной роли вполне могли бы перемениться), – отвечающие и наблюдатели все равно явно пренебрегли влиянием, которое эти обстоятельства могли бы оказать на исход игры.

Задававший вопросы действовал умно. Из этого можно было сделать вывод, что он или она действительно умен. Фактически наблюдатели сочли задававшего вопросы на 80 % умнее остальных студентов!

Фундаментальная ошибка атрибуции является прекрасным примером того, что имел в виду Майкл Мэнсфилд, говоря о силе воздействия истории. Возьмем, к примеру, дело об изнасиловании. Когда в зале суда рассматриваются подобные дела, обвинитель и адвокат ломают копья, сражаясь не столько за умы присяжных, сколько за их сердца. Давайте проанализируем позиции обеих сторон. Начнем с версии обвинения.

Любой обвинитель знает, что когда речь идет о поступках человека, диспозиционной атрибуции (личная ответственность) придается большее значение, чем ситуационной (внешние влияния). Именно это произошло во время игры в викторину. Ум (диспозиция задающего вопросы, или субъекта) возобладал над правилами проведения эксперимента (ситуация, в которой действовал субъект), и это произошло спонтанно. Мы ничего не можем с этим сделать. У нас есть сильная врожденная склонность думать определенным образом. А именно: мы поступаем так, как поступаем, потому что мы – люди и нам свойственно совершать поступки! Это эволюционное эмпирическое правило. Миллионы лет естественного отбора сформировали у нас в мозгах своего рода программное устройство для экономии времени. Если бы, собираясь поступить тем или иным образом, мы не имели бы никакой другой альтернативы, кроме как каждый раз проводить длительное всестороннее исследование, то, как вы думаете, много бы мы достигли?

Опытный обвинитель хорошо знает об этом принципе. Обвинители – перефразируя Мэнсфилда, – настолько же психологи, насколько и обвинители. Так что же они делают? Каков их план нападения? Ну, примерно такой. Цель обвинителя – сосредоточить внимание присяжных исключительно на предполагаемом насильнике. Поставить их в ситуацию, когда они вынуждены задать себе вопрос: «Почему он сделал это?» Они сконцентрируются на прошлых отношениях ответчика с женщинами. (Возможно, он прежде выказывал склонность к агрессии?) Или на его психическом состоянии во время рассматриваемого инцидента. (Может быть, он был пьян или находился под воздействием наркотиков?) И останется только сделать акцент на том, что изнасилование – это насильственный, а не добровольный половой акт. Вот и готова простая, связная историю – та, которая играет на руку фундаментальной ошибке атрибуции. Вынужденные принимать во внимание действия обвиняемого, когда их внимание сосредоточено исключительно на нем, присяжные могут сделать лишь один вывод. Они уверятся, что он виновен.

Представляя дело, сторона защиты, напротив, будет пытаться сосредоточить внимание присяжных исключительно на поведении жертвы. Защита заставит их задать себе вопрос: почему она была изнасилована? Адвокаты обратят особое внимание присяжных на то, как была одета жертва. (Вызывающе?) Как она, возможно, вела себя до нападения. (Кокетливо?) И на истории ее сексуальных отношений. (Неразборчивость в связях?) Все это, плюс сомнения в недобровольности полового акта, расскажет совершенно другую историю – такую, которая, скорее всего, подведет присяжных к противоположному выводу: она сама напросилась.

И в случае, если вы задаетесь вопросом, какое влияние на мнение жюри оказывает предшествующая сексуальная жизнь жертвы, должен сказать, что, к сожалению, довольно большое. Исследования, проводимые в фокус-группах, имитирующих присяжных, показали, что степень вины насильника часто в той же мере определяется моральным обликом жертвы, в какой она определяется и самим фактом изнасилования. Например, насильника считают менее виновным, если он нападает на обнаженную до пояса стриптизершу, чем если бы он напал на монахиню. Так же влияет и семейный статус жертвы – разведенная она или замужняя.

То же самое касается и Джона с его наркотиками и подарками на юбилей.

Смотрите на это так

Прочитав в СМИ о своей гибели, Усама бен Ладен якобы решает собственноручно написать Бараку Обаме письмо с сообщением о том, что он все еще жив и здоров. Открыв письмо, Обама обнаруживает там следующую криптограмму:

370HSSV-0773-H

Проведя несколько часов за изучением этого послания, президент остается в недоумении. Он распечатывает его и отправляет Хилари Клинтон. Хилари с помощниками не умнее президента, поэтому они, в свою очередь, посылают это письмо в ЦРУ. И снова неудача. Таким образом, сообщение поочередно оказывается в Управлении национальной безопасности, в Массачусетском технологическом институте, в НАСА и в итоге в Секретной службе. Никто так и не в состоянии расшифровать его. Наконец, в отчаянии Секретная служба посылает письмо в МИ-6 в Великобританию.

«Это сообщение, – жалуют они, – не поддалось самым светлым умам Америки, а также Хилари Клинтон. Вы – наша последняя надежда. Мы рассчитываем, что вы сумеете разгадать его смысл».

Через пять минут в Белый дом приходит телеграмма: «Скажите президенту, чтобы он посмотрел на письмо, перевернув его вверх тормашками».

Психологические уловки, которые мы наблюдаем во время судебных разбирательств, известны студентам, изучающим социальное влияние. У них даже есть свое название – фрейминг^[24], – и применяется они отнюдь не только в зале суда. Несомненно, Мэнсфилд и его коллеги весьма поднаторели в этом деле, но есть и другие люди, которые тоже за словом в карман не полезут. Реклама, политика и торговля – вот лишь несколько сфер, в которых также практикуется это нехитрое искусство наведения на нужную мысль. Широко распространено оно и в повседневной жизни, возьмем хоть пример с криптограммой.

Психолог Джордж Бизер из Юнион-колледжа в Нью-Йорке изучил роль фрейминга в политике. А конкретнее – в избирательных кампаниях. Он задался вопросом, влияет ли способ выражения избирателями своих взглядов на силу их убеждений.

Бизер попросил студентов колледжа прочитать короткие новостные сообщения о двух вымышленных кандидатах (консерваторе Рике и либерале Крисе). Затем он разделил студентов на две группы. Одна группа должна была выбрать между заявлениями «я поддерживаю Рика» или «я выступаю против Рика». Другой было предложено сделать такой же выбор в отношении Криса. На данном этапе каждая группа также должна была оценить свое отношение к обоим кандидатам по шкале от «всецело за» до «всецело против».

И тут неожиданный поворот.

Участники эксперимента поставили на шкале значок, соответствующий их предпочтениям, после чего каждая группа получила для прочтения газетное сообщение с резкой критикой политики кандидата, которого они предпочли. После им было предложено пересмотреть степень своей преданности.

Повлиял ли способ, каким участники эксперимента выражали свои предпочтения в отношении двух кандидатов, на то, как изменились их мнения на втором этапе голосования?

Как выяснилось, да, повлиял.

В целом те студенты, которые выражали свое предпочтение определенному кандидату, используя лозунг «от противного» (например, «Я выступаю против Рика», а не «Я поддерживаю Криса»), оказались более стойкими перед лицом новой информации (то есть по-прежнему были склонны поддерживать Криса, даже когда он вызвал резкую критику), чем те, чьи предпочтения были выражены в положительных утверждениях.

«Простое изменение фрейминга, заставляющее людей выражать свои оценки, выступая против того, кого они и прежде принимали в штыки, а не в терминах поддержки уже одобренного ими кандидата, – говорит Бизер, – приводит к формированию более устойчивого мнения».

Фрейминг, безусловно, апеллирует не только к эмоциям. Он, как сказал бы Кит Барретт, прежде всего направлен на привлечение внимания. Например, задайте своему другу следующий вопрос.

Сколько литров топлива требуется, чтобы полностью заполнить баки аэробуса? Больше или меньше 500?

Потом задайте другому другу тот же самый вопрос, лишь слегка изменив его: сколько литров топлива требуется, чтобы полностью заполнить баки аэробуса? Больше или меньше 500 000?

Теперь попросите каждого из них определить, сколько литров топлива действительно требуется, чтобы заполнить баки аэробуса. (На самом деле – приблизительно 220 000.) Возможно, вы заметите нечто интересное в их ответах. По мнению друга, которому вы задали вопрос позже (больше или меньше 500 000), топлива потребуется больше, а по мнению друга, которому вы задали вопрос раньше (больше или меньше 500), топлива потребуется меньше.

Причина, почему они ответили именно так, имеет отношение к феномену, называемому «якорение» (помещение новых представлений в знакомый контекст). При этом происходит вот что. Оба друга используют названные вами числа (500 против 500 000) как систему взглядов – «якоря», точки отсчета, – на которых можно основывать свои суждения. Эти числа могут не иметь никакого отношения к рассматриваемому вопросу (так, в примере с аэробусом можно было с тем же успехом говорить об 1 литре против 1 000 000 литров). Они просто должны быть. Они убеждают одним лишь своим присутствием.

В 2006 г. группа немецких психологов, Бирт Энглич, Фриц Стрэк и Томас Муссвейлер, ярко продемонстрировала, как работает «якорение». Забавно, но речь снова пойдет о юристах. Ученые попросили группу опытных судей прочитать краткое содержание судебного дела. Оно касалось мужчины, признанного виновным в изнасиловании. После того как судьи ознакомились с делом, их разделили на две группы. Судьи из одной группы должны были представить себе следующее развитие событий: слушание дела отложили, им позвонил журналист и задал вопрос: обвиняемого приговорят больше, чем к трем годам заключения, или меньше? Другая группа рассматривала несколько иной сценарий. Им также «звонил» журналист – только на этот раз он спрашивал, приговорят ли обвиняемого больше или меньше, чем к одному году заключения.

Повлияла бы эта разница в цифрах – три против одного – на фактическое количество лет заключения по приговору суда?

И она действительно повлияла. Предположение об эффекте «якорения» оправдалось. Средняя продолжительность приговора в первой группе судей составила 33 месяца, а во второй – 25.

Дьявол скрывается в деталях

Самое очевидное место, где можно столкнуться с «якорением», – это, конечно, сфера маркетинга. Мы все торговались на рынке и знаем, что должны сбивать названную продавцом цену на товар. Но вот что не столь очевидно, так это легкость, с какой на наши мозги влияют некоторые наиболее изощренные стратегии убеждения – с помощью методик, о которых мы даже не подозреваем. Например, назначение цены на продукт. Кто-нибудь из вас задавался вопросом, почему ваш любимый шампунь стоит 9,95 фунтов, а не ровно 10 фунтов? Крис Янишевский и Дэн Уи из Университета Флориды недавно исследовали этот вопрос и пришли к удивительным выводам. В подобных случаях действует гораздо более сложный механизм, чем «девять просто кажется дешевле, чем десять» (так ответило большинство людей, которым задали этот вопрос).

Янишевский и Уи провели ряд экспериментов, в ходе которых добровольцам предложили несколько гипотетических сценариев, связанных с покупками в магазине. В каждом варианте участники эксперимента представляли, что покупают товар (например, высококачественный плазменный телевизор) по определенной розничной цене. Затем их попросили предположить, какова была оптовая цена этого продукта. «Потребителей» разделили на три группы. Одной группе покупателей сказали, что телевизор стоит 5000 долларов; второй – 4988, а третьей назвали сумму 5012 долларов.

Оказали ли эти различные точки отсчета – разница между которыми была совсем незначительной – влияние на предполагаемую оптовую цену, которую назвали участники эксперимента?

Удивительно, но да.

Покупатели, которым был предложен телевизор за 5000 долларов, назвали оптовую цену значительно ниже, чем те, кто отталкивался от цифр 4988 и 5012. Кроме того, они же проявили гораздо большую склонность округлять оптовую цену, нежели те, кто, кому предложили ценники с «некруглыми» цифрами.

Но почему?

Чтобы объяснить эти результаты, Янишевский и Уи задались вопросом о том, как может работать наш мозг, занимаясь подобными вычислениями. Какова «анатомия» процедуры сравнения? Или точнее – на какие единицы измерения опирается наш мозг, делая выводы? Может ли быть так, что эти единицы измерения являются переменными и зависят от определенных характеристик начальной цены? Скажем, мы входим в магазин и замечаем в витрине радиоприемник с таймером за 30 фунтов. Глядя на него, мы вполне можем заподозрить, что красная цена ему 28–29 фунтов. Целые числа. С другой стороны, если мы видим, что его розничная цена 29,95 фунтов, мы тоже можем предположить, что он стоит меньше запрашиваемой цены, – но критерий, который мы будем использовать для оценки расхождения в цифрах, будет уже другим. На этот раз с меньшими частотными шагами. Вместо того чтобы оперировать круглыми цифрами, мы считаем уже и доллары, и центы. Возможно, мы подумаем, что «настоящая» оптовая цена приемника – 29,75 или 29,50. То есть отличие наших предположений об истинной стоимости приемника, по сравнению с ситуацией, когда мы оперируем целыми числами, налицо. Что делает его в наших глазах более выгодным приобретением.

Чтобы проверить свою теорию, Янишевский и Уи из лаборатории вышли в реальный мир. Точнее, отправились в округ Алачуа, Флорида. Там они осматривали недвижимость и сравнивали изначально запрашиваемую цену с той, по которой дома были в итоге проданы. Как они и предсказывали, продавцы, которые выставляли свои дома на продажу, использовав в качестве цены некруглые цифры (например, 596 500 долларов в противоположность 600 000), неизменно продавали их по цене, более близкой к запрашиваемой, по сравнению с продавцами, которые просили круглую цену. И это было еще не все. В ситуации резкого спада на рынке недвижимости те здания, которые выставлялись за «круглую» цену, обесценивались больше, чем здания, за которые просили «точную» цену. И это за период всего лишь в несколько месяцев.

Искусство приводить в восторг

Когда речь идет о рекламе еды и напитков, между фреймингом и логикой часто лежит дистанция еще более огромного размера. Тут уж хитрости промышленных корпораций апеллируют непосредственно к нейрофизиологии – провоцируя бессознательные изменения сенсорного восприятия на уровне низших нервных центров. Рассмотрим для примера индустрию безалкогольных напитков. Сотрудники Cheskin, калифорнийской организации, исследующей рынки, экспериментировали с различными цветами в оформлении банок напитка «7Up». Часть банок была желтого цвета, часть – зеленого. В обоих случаях напиток внутри был одним и тем же. Но те, кто купил желтые банки, сообщили о незнакомом «лимонном» вкусе напитка, а обладатели зеленых жаловались – представьте себе – на слишком сильный вкус лайма.

«Когда мы в мгновение ока решаем, приятна ли еда на вкус, – говорит президент компании Cheskin Дэррил K. Риа, – мы реагируем не только на подсказку наших вкусовых рецепторов и слюнных желез, но также и на подсказку глаз, ассоциации и воображение».

Дэвид Дил, креативный директор компании «Deal Design Group» в Сан-Диего, согласен с этим. Вспомните, как вы готовились к вечеринке. Мы все это проходили – хватали с полки бутылку водки незнакомой марки за 30 фунтов, в то время как рядом, на той же полке, стояла водка знакомой марки, но за 10 фунтов. Но почему? Мы действительно думаем, что почувствуем разницу? Мне так не кажется. Для меня водка не имеет никакого вкуса. Может ли продукт, не имеющий вкуса, – пусть даже по 30 фунтов за бутылку – быть изготовленным таким образом, что покупатель почувствует его вкус?

В компании «Deal» получили ответ. Цена не имеет никакого отношения к вкусу. Она связана с чувствами. В торговле этот прием называют «эмоциональный брендинг».

«Вам продают ощущения, связанные с весельем на шикарной вечеринке, где подают мартини с водкой, изготовленной с использованием льда, нарезанного в отдаленных районах Финляндии, – объясняет он. – Если вы поставите перед покупателем красивую бутылку, он скажет, что она делает вкус ее содержимого приятнее».

Согласно данным, полученным находящейся в Вашингтоне промышленной группой «Point-Of-Purchase Advertising International», это объясняет, почему до 72 % покупок совершаются без промедления. На месте. Спонтанно. И почему простое изменение цвета или неправильный выбор слова может так легко склонить нас к выбору товара той или иной марки или отвратить от него.

Британский предприниматель Джеральд Рэтнер, основатель сети ювелирных магазинов в Великобритании, наблюдал, как гибнет его многомиллионный бизнес, после одного рокового замечания на встрече «Института директоров». Рэтнер – его метко называли султаном побрякушек – предложил следующее, сыгравшее злую шутку, объяснение, почему товары в его магазинах такие дешевые.

«Потому что это барахло»

Далее он дал пояснения – образно, красноречиво и полностью игнорируя правила искусства наводить тень на плетень, – относительно качества некоторых сережек, продаваемых в его магазинах: «…дешевле, чем бутерброд с креветками от “Marks & Spencer”, но, пожалуй, проживут не так долго».

Акции компании Рэтнера резко упали. И не потому, что на свет вышла некая темная тайна. Ибо тому, кто думал, что золотые часы, инкрустированные бриллиантами, могут стоить 19,99 фунтов, нужно попросту «проверить» мозги.

Нет. Это не потому, что все вдруг узнали, что покупали барахло.

А потому, что все вдруг узнали: все остальные теперь знают, что они покупали барахло.

Давать и брать

Фрейминг и «якорение» – два метода, способные увеличить силу убеждения. Но есть и другие – и Пэту Рейнольдсу, занимающемуся «холодным» обзвоном, это прекрасно известно.

Уже через неделю после начала работы в компании продаж по телефону Пэт Рейнолдс закинул все, чему его учили, в большой файл, названный им «чепуха» (это его слова, не мои), и разработал свой собственный, неповторимый стиль расхваливания товара. За несколько лет благодаря этим сладким речам он приобрел «BMW Z4 Roadster», лицензию пилота для управления легкими самолетами (недешевую) и внес крупный авансовый платеж за квартиру. Компания, где он работает, занимается строительством и реконструкцией зданий. В чем секрет Пэта? В дьявольской комбинации того, чтобы заставлять людей смеяться и одновременно добиться от них ответа. Вот как это работает.

Люди называют это «холодным» обзвоном, но если я делаю свою работу хорошо, то только один из десяти звонков действительно оказывается «холодным». Я начинаю с того, что заставляю их смеяться. «Вы суеверны?» – вот один из моих любимых вопросов. Если бы вам кто-то внезапно позвонил и спросил об этом, вам стало бы любопытно, не правда ли? По крайней мере, услышав это, вы с меньшей вероятностью положили бы трубку, чем если бы я сказал: «Здравствуйте, я Джо Блоггс из такой-то компании».

Это – первый шаг. Вы должны держать их на линии. Длинному гудку вы ничего не продадите. Итак, большинство людей отвечают, что не суеверны. Тогда я говорю: «Что ж, дадите вы мне 13,13 фунтов?» В девяти случаях из десяти это вызывает нужную реакцию. Обычно они смеются и спрашивают: «Кто это?»

И тогда я вступаю в разговор. Но не пытаюсь им ничего продать. Это слишком легкая задача. Я делаю совершенно противоположное. Я говорю: «Видите ли, я знаю, что вы хотите посмотреть ”Жителей Ист-Энда” – или “Улицу Коронации” (хорошо звонить примерно за четверть часа до начала этих мыльных опер, чтобы заработать себе дополнительные очки: это заставляет их думать, что вы такой же, как они, а это всегда хорошо для продаж). И я знаю, что вам на самом деле не нужны никакие строительные работы, но, может быть, вы знаете кого-нибудь – друзей, родственников или друзей ваших друзей, – кому нужно что-нибудь построить?»

Поскольку я заставил их смеяться и они думают, что я сделал им одолжение, не став навязывать свои услуги, они обычно называют мне несколько имен или просят, чтобы я перезвонил после того, как они сделают несколько звонков. И я считаю обязательным для себя выяснить, уместен ли будет еще один звонок с моей стороны. Я спрашиваю: «Удобно ли будет, если я перезвоню вам?» И они говорят: «Да». Пусть это кажется тривиальным, но это важно. Это делает наш разговор своего рода контрактом. Скрепляет соглашение – как словесное рукопожатие.

Здорово, да? Всего лишь после двух– или трехминутной беседы по телефону они работают на меня! Возможно, мне нужно было бы подумать о скидке для них. Потому что следующий звонок, который вы делаете, уже не «холодный». На этот раз вы уже звоните потенциальному покупателю. Одна добрая услуга заслуживает другой услуги и все такое…

Строго говоря, пример с Пэтом Рейнольдсом нужно было бы привести в предыдущей главе. Или нет? Я не могу решить, отличный он аферист или просто мастер своего дела. Наверное, отчасти и то, и другое. Но кем бы он ни был, его стратегия бизнеса создала совершенно новый стиль фрейминга – «вирус» не внимания, а подхода. «Вирус» столь же характерный для сферы продаж, как и, к сожалению, для моей дражайшей половины: эмоциональный шантаж.

В продажах (в противоположность браку) эмоциональный шантаж должен быть тонким. Проповеди, нотации, мольбы и запугивания так же полезны в зале для презентаций, как кнопка «отбой» на дымовой пожарной сигнализации. Вместо этого любой успешный продавец, как и Пэт Рейнольдс, использует тщательно выверенную схему.

Взгляните, как действует Рейнольдс. При всей его браваде и плутовском обаянии, он – серьезный игрок. Не все, кто работает в колл-центре, зарабатывают достаточно, чтобы учиться летному делу. И не все выруливают из гаража на шикарном кабриолете. Пэт делает кучу денег там, где множество людей просто потерпели бы крах. Но как? Обращаясь к древнейшим принципам. Ко времени, когда убеждению приходилось опираться не на язык. Освобождая из глубин человеческой эволюции одного из самых могучих джиннов влияния, известных человеку: принцип взаимности.

Роберт Чалдини, профессор психологии и маркетинга в Университете Аризоны, продемонстрировал, насколько притягательна взаимность, и доказал, что она по праву занимает одно из первых мест в арсенале мастеров уговоров. Он провел исследование, которое (по крайней мере, поверхностно) оценивало индивидуальные различия в степени присущего человеку альтруизма. По сути, это было исследование степени уступчивости.

Вот как оно проходило. Сначала Чалдини и его коллеги остановили на улице нескольких случайных прохожих и разделили их на две группы. Затем каждой группе задали вопрос. Людей из первой группы спросили, согласились бы они сопровождать группу заключенных из тюрьмы для малолетних преступников во время однодневной поездке в зоопарк. Странно, но заинтересовались немногие. Только 17 %. К людям из второй группы применили иной подход. Им сначала задали совсем другой вопрос: согласились бы они в течение двух следующих лет два часа в неделю на добровольных началах работать консультантами в исправительном учреждении? Сюрприз, желающих не было вовсе.

А потом произошло нечто странное.

Когда Чалдини с коллегами в ответ предложили: «Хорошо, если вы не готовы быть консультантом, согласились бы вы сопровождать группу заключенных из тюрьмы для малолетних преступников в однодневной поездке в зоопарк?» – такой же вопрос, какой был задан первой группе, – согласие выразили 50 %, что более чем втрое превышает количество согласившихся в первой группе.

Конечно, не требуется много ума, чтобы понять причину такой разницы. Сила взаимности, делает вывод Чалдини, выходит далеко за пределы подарков и одолжений. Взаимность можно также рассматривать как уступки, которые мы делаем друг другу. Если вы откажете мне в большой просьбе, а я якобы иду на уступку, обращаясь с просьбой поменьше, то вы, скорее всего, согласитесь и пойдете мне навстречу.

Это означает, что, добившись вашего согласия удовлетворить мою меньшую просьбу, я получил, что хотел. Правильно?

Контракты ума

С научной точки зрения Пэт Рейнольдс реализовывал принцип взаимности почти с безупречным мастерством. Он не мог бы сделать лучше, будь он даже, как Чалдини и его коллеги, ученым-психологом, который ставит тщательно контролируемый эксперимент. Поскольку он «щадит» своих клиентов, не навязывая товар, а, наоборот, сочувствует затруднительному положению, в которое они попадают, оказавшись застигнутыми его звонком как раз перед началом любимого телесериала, – они чувствуют себя обязанными назвать ему какое-нибудь имя. Но только вот они (к удобству Рейнольдса) совсем упускают из виду, что на самом деле он вовсе не вежливый собеседник, а «заноза в заднице». Сначала он звонит им, а потом – во время рекламной паузы или в другое время – вынуждает их снова вставать с кресла и рыться в записных книжках и прочих бумагах в доме в поисках номеров телефонов.

Но история на этом не заканчивается. Выясняется, что взаимность – это не единственный «вирус» подхода, которым Рейнольдс заражает свою клиентуру. Есть и другой: когнитивная согласованность. Импровизированная просьба о разрешении перезвонить позже вовсе не так случайна, как кажется. Отнюдь нет. Это древний маневр, используемый для убеждения в чистом виде. Разрешение перезвонить служит для клиента спусковым крючком, вызывающим в нем ощущение необходимости держать слово – выполнить свою часть «сделки».

И это срабатывает. Быстро. Незаметно. На уровне подкорки. По крайней мере для мастеров добиваться согласия взаимность плюс согласованность – довольно стандартный набор. Два этих ключевых компонента часто идут рука об руку.

Если эволюционное происхождение взаимности можно проследить от этапа разделения труда и внутригрупповой взаимопомощи (охота, транспортировка мамонта или строительство жилищ – все это работа в команде), то такие психологические свойства, как стремление к внутренней согласованности и ответственность, могут считаться своего рода «картой доступа» в группу. Они служат признаками, гарантирующими надежность. Сигналом группе, что мы отвечаем за свои слова.

В том, насколько желание казаться совместимым (согласованным) влияет на наше поведение и насколько убедительным может стать человек, которому удается настроиться на такие древние эволюционные частоты, можно убедиться на великолепном примере подспудной убедительности чикагского ресторатора Гордона Синклера. В конце девяностых у Синклера были затруднения из-за неявившихся клиентов. С этим явлением сталкивается каждый ресторатор, и это один из минусов ресторанного бизнеса: клиент заказывает столик по телефону, а потом не приходит и не предупреждает. В тот период в ресторане Синклера процент клиентов, поступавших подобным образом, составлял приблизительно 30 %. Но ему удалось одним махом сократить эту цифру до 10 %.

Синклер обнаружил причину проблемы. Она заключалась в словах, которые произносила девушка-администратор, принимая заказы по телефону. Или, точнее, в тех словах, которые она НЕ произносила. До вмешательства Синклера всякий раз, когда клиент звонил, чтобы сделать заказ, она давала ему следующее УКАЗАНИЕ: «Только, пожалуйста, позвоните, если у вас изменятся планы».

После вмешательства хозяина она стала произносить эту же фразу по-иному и указание превратилось в ВОПРОС: «Вы ведь обязательно позвоните, если у вас изменятся планы?»

После этого она делала паузу и ждала ответа собеседника.

Достаточно было изменить пару слов, превратить утвердительное предложение в вопросительное и, что немаловажно, добавить паузу – и масштаб проблемы существенно уменьшился.

Почему?

Потому что вопрос требовал ответа, а паузу – как это всегда бывает в телефонных разговорах – нужно было заполнить. Отвечая «Да» на вопрос «Вы ведь обязательно позвоните, если у вас изменятся планы?», гости ставили себе в памяти психологическую зарубку, от которой можно было вести отсчет. Будущее действие вдруг представало в свете прошлого обязательства. И в результате происходило тонкое смещение акцента ответственности. Если прежде клиенты могли в будущем наплевать на ресторан, то теперь перед ними лежала перспектива в этом случае наплевать также и на себя.

Прием Синклера в литературе на тему влияния имеет название – «нога в дверях». Оно было официально введено в 1966 г. в ходе эксперимента, настолько диковинного, что ученые Джонатан Фридмен и Скотт Фрэзер достигли редкого результата, известного в анналах научных исследований: они и сами были ошеломлены. Эксперимент проходил в живописных окрестностях Пало-Альто, Калифорния. А коллега ученых, изображая волонтера, начал стучаться в двери домов и делать их обитателям довольно необычное предложение: установить посреди лужайки перед домом гигантский рекламный щит с надписью «ВОДИТЕ МАШИНУ ОСТОРОЖНО».

Чтобы жителям легче было принять решение, им показали план установки щита – где он будет стоять, куда будет смотреть – и перспектива вырисовывалась весьма неприятная. Рекламный щит был величиной с дом и занимал б?льшую часть лужайки. Неудивительно, что большинство жителей (73 %) недвусмысленно дали понять ученым, что именно они сделают с этой громадиной. И это тоже было неприятно. Но исключением оказалась одна группа жителей: 76 % которой фактически согласились на установку рекламного щита. Вы можете в это поверить? Вот и я тоже не мог, когда прочитал это. Так что же в этой группе было особенного? Они сошли с ума или их подкупили? Что могло побудить их «наступить на горло» собственным чувствам? Упаковать дождевальные установки и поцеловать на прощание свои гортензии?

А ответ оказался очень прост. За две недели до посещения волонтера с объявлением об установке рекламного щита в их двери стучался другой «волонтер» – с более безобидным предложением: установить напротив окон, выходящих на дорогу, трехдюймовый квадратный знак с надписью «БУДЬТЕ ОТВЕТСТВЕННЫМ ВОДИТЕЛЕМ». Никаких проблем это предложение не вызвало. Просьба была столь незначительна и высказана столь приветливо, что почти все согласились.

Но как же дорого это согласие обошлось жителям впоследствии! Та мелкая и давно уже забытая просьба, на которую было дано согласие, оказалась рябью, предвещающей убийственное цунами обязательств, вынудивших согласиться с гораздо более серьезной просьбой, поджидавшей за углом: установить рекламный щит размером в сто раз больше.

Труднодостижимое

В продажах прием, похожий на прием «нога в двери», называется «первоначальное назначение низкой цены». Я в первый раз столкнулся с ним, когда, будучи студентом, работал в магазине по продаже телевизоров. Процедура проходила следующим образом. Клиент входит в магазин и останавливается около выбранного им телевизора. Помощник – вполне возможно, я – приближается к клиенту и после предварительной светской беседы о Погоде предлагает ему Сделку.

Сделка предполагает значительно более низкую цену по сравнению с другими магазинами, расположенными поблизости, и клиент попадается на удочку. Но у Менеджера есть другие идеи. Он не говорит об этом Клиенту, но на самом деле вовсе не собирается выполнять условия сделки. Так же, как и все мы. Во всяком случае, в части первоначально указанной цены. Это – приманка. Психологическая уловка, чтобы соблазнить Клиента совершить покупку.

Но это только для начала. Затем следует тщательно обставленный Ритуал Заключения Сделки – процедура, предназначенная ни для чего более, кроме как для того, чтобы не дать клиенту изменить решение. Она включает завершение Сложного Контракта, подробное (насколько это возможно) обсуждение Мудреного Финансового Договора и великодушное поощрение Клиента – «Попробуйте – вам понравится», – чтобы он забрал телевизор домой на испытательный срок: «Только чтобы посмотреть, подходит ли он к обстановке, – вы ведь знаете, как это бывает». Само собой разумеется, он подходит. В одиннадцати раз из десяти.

Вы видите, что здесь происходит? Чем через большее количество обручей клиента заставят перепрыгнуть, тем больше становится его желание быть в деле. Особенно любили легальные жулики, на которых я работал, такую «фишку»: выяснить, сколько видов удостоверения личности клиент имел при себе, придя к ним в магазин, и, сколько бы их ни оказалось, потребовать еще одно: «В связи с усилением мер безопасности это требование вполне законно»^[25]. Не пугаясь этого дополнительного препятствия – и подгоняемый уже предложенными ему щедрыми условиями – клиент устремлялся за необходимыми документами. Выйдя из магазина, он не стал ни на йоту умнее, а его свободная воля принесла себя в жертву грядущему соглашению о прямом дебетовом списании средств с его банковского счета.

И, конечно же, по ходу дела неизбежно «возникает» какая-нибудь коллизия. Оказывается, первоначальная цена не включает налог; я или какой-нибудь другой неумелый продавец «сделал ошибку», которую менеджер – «Сожалею, но у меня связаны руки» – не мог себе позволить оставить как есть. Но вы думаете, что это сыграет какую-то роль? Снизит шансы заключить сделку? Да никоим образом.

В подавляющем большинстве случаев клиент все равно уходил с телевизором, даже когда цена переставала быть конкурентоспособной и даже возрастала по сравнению с ценами в соседних магазинах. Каждое подтверждение, каждый дополнительный вид удостоверения личности, каждая улыбка, каждое рукопожатие делали этот телевизор в глазах покупателя все более вожделенным приобретением.

В конце в голове у многих клиентов оставалась одна-единственная мысль: заполучить этот телевизор.

И отключить ее – не могу выразиться лучше – они были не в состоянии.

Убить словом

Мэри, набожный благодетель человечества и главная сплетница местной церкви, всегда совала нос в чужие дела. Она не слишком нравилась другим прихожанам, но у нее была прекрасная репутация, и никому не хотелось с ней конфликтовать. Но однажды, заметив, что пикап Билла, нового прихожанина, припаркован около бара, она обвинила Билла в пьянстве. На следующем заседании церковного комитета она во всеуслышание заявила Биллу и всем присутствующим, что каждому, кто видел его машину около бара, стало бы совершенно ясно, чем он в этом баре занимался. Что еще там можно делать, как не напиваться?

Билл, человек немногословный, несколько секунд смотрел на нее, а потом встал и вышел. Он не пытался объясниться и при этом не отрицал, что увиденное Мэри было правдой. Он ничего не сказал.

Вечером того же дня Билл спокойно припарковал свою машину у дома Мэри. И оставил ее там на всю ночь.

Язык развился как вспомогательное средство коммуникации. Но теперь, когда он у нас есть, вы когда-нибудь замечали, как часто мы не говорим самые важные, как выясняется позже, вещи? Как одно лишь слово (или даже возглас!), намеренно или нет слетевшее с языка в нужный момент, может в корне изменить ситуацию?

В американской политической драме «Западное крыло» был эпизод, в котором демократы хотели назвать Арнольда Виника (кандидата в президенты от республиканской партии) старым. Проблема, однако, состояла в том, что они не хотели делать это прямо. Откровенные, намеренные нападки на преклонный возраст Виника нанесли бы урон избирательной кампании Мэтта Сантуса – кандидата от демократов, – а также существовала опасность, что это не отложится в сознании избирателей. Что делать?

Кто может забыть следующий забавный диалог между Лу Торнтоном (пресс-секретарем Сантуса) и Джошем Лайманом (руководителем его избирательного штаба)?

ЛУ. Что не так со словом «энергичный»?

ДЖОШ. Оно звучит, словно мы нападаем на Бартлетта. [Президенту Джосайе «Джеду» Бартлетту ранее был поставлен диагноз «рассеянный склероз».]

ЛУ. Мы выступаем не против Бартлетта, мы против республиканца в возрасте Мафусаила.

ДЖОШ. «Энергичный» – это не антоним слова «старый», это антоним слова «бездеятельный». Похоже, будто мы намекаем на «рассеянный склероз».

ЛУ. Так, по-моему, это к обоюдной пользе.

ДЖОШ. Понимаешь, Арнольд Виник не какой-то старый кретин, ковыляющий от одного этапа избирательной кампании до другого. У него энергии побольше, чем у меня.

ЛУ. Он чересчур подвижен.

ДЖОШ. Вот и используй это слово.

ЛУ. Какое?

ДЖОШ. Подвижный. Это слово используют только для описания стариков. Ты когда-нибудь слышал, чтобы кого-нибудь моложе семидесяти называли подвижным? Оно говорит «старик против молодого», даже возраста упоминать не нужно.

Такие слова, как «подвижный», великолепны, не так ли? Они говорят одно, а подразумевают совсем другое. Джош прав. Формально отвешивая комплимент, словом «подвижный» награждают только пожилых людей. И именно такое слово ищет команда Мэтта Сантоса. Вспомните, как Барак Обама в ходе избирательной кампании 2009 г. говорил о «полувековой службе» Джона Маккейна. Называя Арнольда Виника «подвижным», они могут привлечь внимание общественности к возрасту своего противника и в то же время выглядеть беспристрастными. Еще одна ситуация к обоюдной пользе, как сказал бы Лу.

В 1946 г. Соломон Эш – с чьей работой на тему конформизма мы столкнулись в предыдущей главе – точно продемонстрировал способность языка окрашивать наше социальное восприятие. Эта работа теперь считается классическим исследованием способа формирования впечатлений.

Во-первых, Эш представил участникам эксперимента список описаний черт характера. Все эти описания предположительно относились к одному и тому же человеку. Но там была одна загвоздка. До того, как составлять список, он разделил участников на две группы, а затем составил список таким образом, чтобы каждая группа получила одинаковые описания, но с одним (как оказалось, крайне важным) изменением.

Одной группе дали следующий список…

интеллектуальный, квалифицированный, трудолюбивый, приветливый, решительный, практичный, осторожный.

… в то время как вторая группа получила такой…

интеллектуальный, квалифицированный, трудолюбивый, неприветливый, решительный, практичный, осторожный.

Уловили разницу? Списки одинаковы, за исключением слов «приветливый» и «неприветливый», вставленных в середину каждого.

Раздав списки, Эш попросил обе группы руководствоваться ими при выборе прочих черт характера из дополнительного списка, который, как они считали, шел вместе с первым списком.

Эш хотел выяснить, достаточно ли было включить в каждый список лишь два разных слова – «приветливый» и «неприветливый», – чтобы вызвать расхождения в выборе каждой группой черт характера.

Оказалось, что да.

Группа, которая получила «приветливый» список, из дополнительного набора черт выбрала такие, как «счастливый» и «великодушный».

Группа, которая получила «неприветливый» список, напротив, выбрала такие черты, как «расчетливый» и «черствый», – по меньшей мере незавидные по сравнению с их антонимами из другого списка, во всем остальном фактически идентичного первому^[26].

Куда могут завести наши словечки

Мужчина идет по зоопарку и замечает, что маленькая девочка подошла слишком близко к клетке африканского льва. Внезапно лев хватает ее за жакет и пытается затащить внутрь клетки. Родители девочки начинают отчаянно кричать.

Мужчина подбегает к клетке и бьет льва по носу зонтиком. Взвыв от боли, лев отступает и отпускает маленькую девочку. Мужчина подводит ее к испуганным родителям, которые горячо благодарят его за спасение жизни их дочери.

За происходящим наблюдает журналист.

Когда все кончилось, он подошел к мужчине. «Сэр, – говорит он, – это был самый смелый поступок, какой я когда-либо видел в жизни».

Мужчина пожимает плечами.

«Ничего особенного, – говорит он. – Лев был в клетке, и я знал, что Бог защитит меня, как Он защищал Даниила в логове льва. Когда я увидел, что маленькая девочка в опасности, я просто сделал то, что, по-моему, было правильно».

Репортер впечатлен.

«Книга, которую я вижу в вашем кармане, это Библия?» – спрашивает он.

«Да, – говорит мужчина. – Я – христианин. И сейчас как раз иду на занятия по изучению Библии».

«Я – журналист, – отвечает репортер. – И знаете что? Я собираюсь поместить очерк о вашем поступке на первой полосе завтрашнего выпуска. Я хочу, чтобы ваш самоотверженный акт героизма гарантированно не остался незамеченным».

На следующее утро мужчина покупает газету, желая посмотреть, сдержал ли журналист свое слово.

Он покупает газету, и вот как выглядит заголовок: «Правый христианский фундаменталист нападает на африканского иммигранта и крадет его обед».

Слова, как это уже должно быть понятно к настоящему времени, воздействуют на психику. За долю секунды произнесенные или прочитанные, попав в сознание, они могут изменить наш образ мышления и способ оценки ситуации так же быстро, как мы можем зайти за угол дома на улице.

В СМИ, например, правильный вид слова может захватить наше внимание, может вызвать эмоции так же легко, как самый большой рекламный щит. Показательный пример – появление понятия политкорректности. В 2005 г. служба глобального языкового мониторинга – некоммерческая организация, которая занимается именно тем, что предполагает ее название, – выпустила иронический список самых политкорректных слов и фраз года. Список возглавлял термин «заблудшие преступники» – изящный эвфемизм, использованный комментатором Би-би-си при описании взрывов в лондонским автобусе и метро. При взрыве погибли больше 50 невинных граждан. Но «террористов», видимо, сочли всего лишь слишком эмоциональными.

Также в списке были выражения «мыслительный душ», которым из уважения к эпилептикам один раз заменили термин «электрический шторм в мозге»^[27]. И «отсроченный успех», которым в другой раз заменили слово «неудача». Ну и, конечно же, там было и слово «womyn»^[28].

Трудно допустить, что ко всему этому бреду можно относиться серьезно. Тем не менее это так. Например, в судах очень хорошо знают, каким опасным препятствием для правосудия может оказываться гипнотический потенциал языка. Именно поэтому при перекрестном допросе так рьяно отклоняют вопросы, которые сочтут «наводящими».

Классическое исследование, проведенное в 1974 г. Элизабет Лофтус из Вашингтонского университета и ее коллегой Джоном Палмером, представляет убедительное доказательство, почему это будет правомерным и в будущем. Основная часть исследования включала видеозапись незначительного дорожно-транспортного происшествия – движущийся автомобиль столкнулся с неподвижным, – которую Лофтус и Палмер показали двум группам людей. После этого исследователи задали каждой группе один и тот же вопрос. На какой скорости движущийся автомобиль столкнулся со стоящим? Удивительно, но, несмотря на то что обе группы смотрели одну и ту же запись, они дали совершенно разные ответы. Одна группа назвала среднюю цифру 31,8 мили в час, тогда как другая – 40,5 мили в час^[29]. Как это могло произойти?

Причина, конечно, была проста. Задавая вопрос, Лофтус и Палмер формулировали его чуть-чуть по-разному. У одной группы они спросили: «На какой скорости автомобиль № 1 столкнулся с автомобилем № 2?» А у другой группы они спросили: «На какой скорости автомобиль № 1 ударил автомобиль № 2?»

Свою роль сыграло то самое коварное различие в одном слове. Но не только оно, а также и тот факт, что свидетели, которых спрашивали именно об ударе, сказали, что заметили битое стекло на месте несчастного случая, – даже притом, что в видеозаписи битого стекла видно не было. Неудивительно, что «подталкивание свидетеля к ответу» в суде сразу же вызывает такие резкие возражения.

Но мы должны быть настороже не только в зале суда. Эффекты, подобные отмеченным учеными Лофтус и Палмер, также встречаются в сфере политики. Сейчас, когда я пишу эти строки, «медовый месяц» Барака Обамы как любителя раздавать обещания направо и налево действительно закончился. Он не поехал в Берлин на празднование 20-й годовщины разрушения Берлинской стены. Он слишком озабочен реформой здравоохранения – и слишком равнодушен к проблемам безработицы. Он слишком низко кланялся японскому императору и разрешил китайскому президенту отклонять некоторые вопросы на их совместной пресс-конференции. У демократов традиционно трудным у власти действительно является первый год. В политике худший вид дьявола – тот, который скрывается в деталях.

Из предыдущих семи президентов оба Буша в первый год правления находились на пике популярности, а вот Клинтон и Обама в такой же период пребывали в самом низу. Кроме того, спросите вы, какому американскому президенту когда-либо удавалось чего-то добиться от китайцев? И все же Обама, даже до того, как он пришел в Белый дом, не был склонен к эксцентричным политическим курбетам. Отчеты показывают, что во время избирательной кампании 2008 г., несмотря на единодушную, судя по опросам, поддержку афроамериканцев, Обама стойко сопротивлялся всем усилиям наклеить на себя ярлык «темнокожего кандидата».

«Я отвергаю политику, которая основана исключительно на расовой принадлежности, половой принадлежности, сексуальной ориентации или жертвенности вообще», – утверждает Обама в своей книге «Смелость надежды» («The Audacity of Hope»). Этой политической линии он стал придерживаться с самого начала своей избирательной кампании.

Но почему? Ведь когда вас полностью поддерживает значительная часть населения, почему бы не использовать в своих интересах вашу этническую принадлежность? Не обратиться к исторической памяти, которая дремлет во всех нас?

Дело в том, что, как справедливо указывает обозреватель «Times» Дэвид фон Дрел, «чернокожий» – это только одно из тех слов. Одна из тех «показательных» черт, как «приветливый» и «неприветливый», с которыми начал экспериментировать Соломон Аш еще в сороковых годах.

«Как только начинают навешивать “расовые ярлыки”, – пишет фон Дрел, – одна часть электората отстраняется, другая теряет интерес, а третья делает выводы о вас и вашем образе мыслей. Обама написал, что расовая принадлежность была его “навязчивой идеей” в юности, но он давно уже избавился от того бремени. Теперь он идентифицирует себя целой фразой: “Сын темнокожего мужчины из Кении и белой женщины из Канзаса с братьями, сестрами, племянницами, племянниками, дядьями и кузенами всех рас и всех оттенков кожи, разбросанными по трем континентам”».

Возможно, в этом есть истина. Но есть и выгода.

Подводя итоги

Франк Лунц, с которым мы встречались ранее в этой главе, ведет исследования в фокус-группах, специально созданных с целью выявления силы языка. Найти совершенную фразу – меткое слово или группу слов, значение которых не изменила бы интерпретация. Этакий zeitgeist zinger – певец духа времени, – который говорит именно то, что слышат избиратели, и то, что политики хотят заставить их слышать. Семантический аккорд, который резонирует с точностью.

Лунц – лингвистический аквалангист – пират идиоматического подсознательного. Во-первых, он выбрасывает модные словечки – ключевые политические термины или знакомые, актуальные звуковые шаблоны, – к которым члены его фокус-групп подбирают свободные ассоциации. Эти свободные ассоциации разлагаются на составляющие и образуют слова или фразы второго порядка, из которых формируется основа для последующего группового обсуждения. Из этих обсуждений Лунц выносит третье поколение слов.

Затем опять следуют четыре или пять обсуждений. Окончательный результат является дистиллятом значения, несколько раз извлеченного из первоначального слова или фразы, но все же наполненного основной коннотацией. Новое слово или фраза имеют прямое значение.

В 2000 г. корреспондент «New Yorker» Николас Леман сопровождал одну из фокус-групп Франка Лунца и был непосредственным свидетелем его алхимических опытов с лингвистикой. Шоу началось со слова «правительство». Лунц попросил присутствующих сказать, что это слово означает для них. Сначала ответы не представляли собой ничего особенного. «Управление», «законы», «безопасность», «бюрократия», «коррупция»… ничего неожиданного. Затем один человек, генеральный подрядчик, выдал следующее: «Много инструкций… много материала, которого я не могу терпеть. Они могли бы дать мне хотя бы небольшую передышку. Моя компания была бы крупнее, имей я две вещи: немного меньше закона и немного больше помощи».

Оп! Интерпретация поднялась на следующий уровень. Здесь уже было с чем поработать, и с ловкостью истинного мастера своего дела Лунц ухватился за возможность выудить из слова его истинное значение.

Он поворачивался к остальной части группы: «Что вы на это скажете?»

Немного позже, после долгой критики законов, политиков и Вашингтона в целом, он записал на доске пять ключевых слов. Возможность. Сообщество. Ответственность. Прозрачность. Общество.

Лунц углубился дальше. Группа размышляла над своими жизненными ценностями, над тем, что действительно имело для них значение и какие из этих пяти слов были наиболее важными. Ответ выявило голосование. На первом месте оказалась «возможность», на втором – «ответственность» и на последнем – «сообщество».

Но Лунца интересовало, что именно слово «возможность» значило для людей.

Пока группа размышляла над ответами – «право выбора», «личный контроль», «никаких препятствий», «все получают шанс», «основополагающий принцип страны», – он прикрепил новый лист бумаги на доску.

И снова участникам было предложено путем голосования распределить эти основные атомы демократии, эти митохондрии свободы по степени их важности. На сей раз «основополагающий принцип» выиграл золото, «все получают шанс» – серебро и «право выбирать» – бронзу.

После этого Лунц повернулся к Леману.

«Вот вам определения слов “республиканский“ и “демократический“, – сказал он. – “Республиканский“ – это “право выбирать“ и “демократический“ – это “все получают шанс“. Личное против общего».

Подход Лунца, конечно, не нов. В начале 1900-х Теодор Рузвельт первым четко сформулировал преимущества телепатии в политике. «Самый успешный политический деятель, – отметил Рузвельт, – тот, кто громко озвучивает преобладающие мысли людей». Или, по образному выражению какого-то человека: лучший способ ехать верхом – это ехать в том направлении, в котором идет лошадь. Но то, что действительно делает Лунц, это, перенося воззрения Рузвельта в современную эру, использует политическую способность проникновения в суть и дискурсивную психологию как закулисный проход в мозг; как лингвистическую магнитно-резонансную томографию эмоциональной, семантической формы – обнаруживая тончайшие трещины и микроскопические повреждения, которым подвержены все средства общения.

Возьмем, к примеру, фразу «бурение нефтяных скважин». Если, по-вашему, здесь все ясно, подумайте еще. В 2007 г. Лунц собрал группу людей и показал им изображение проекта глубоководного бурения в Катрине, в Мексиканском заливе. Потом спросил у них, каким им видится это изображение. Похоже ли оно на разведку месторождения или на бурение? Удивительно, но 90 % ответили, что это похоже на разведку.

«Если люди говорят, что это выглядит не так, как я представляю себе бурение, а так, как я представляю себе разведку, – доказывал Лунц, – тогда не кажется ли вам, что мы должны называть это в соответствии с представлениями людей, а не добавлять к этому политический аспект?.. Разведка предполагает разлитие нефти в океан. В Катрине из самих буровых установок в Мексиканский залив не пролилось ни капли нефти. Именно поэтому глубоководная разведка – более подходящий термин». В 2002 г. – когда, по его собственному признанию, научные доказательства были не такими вескими, как сегодня, – Лунц предложил таким же образом реабилитировать термин «глобальное потепление»^[30]. В записке Джорджу Бушу под названием «Окружающая среда: более чистая, безопасная и здоровая Америка» он написал так:

Научная полемика [против нас] прекращается, но пока еще не прекращена. Пока еще есть удобный момент, чтобы бросить вызов науке… Избиратели по\лагают, что в научном сообществе нет единого мнения относительно глобального потепления. Если люди решат, что научные проблемы улажены, их представления о глобальном потеплении изменятся соответственно. Поэтому в своих дебатах вам следует по-прежнему уделять основное внимание проблеме отсутствия единства в научных кругах и прислушиваться к мнению ученых и других специалистов в этой области.

И каков же был результат? Термин «глобальное потепление» превратился во что-то более приемлемое, менее тревожащее и напрягающее – и, по крайней мере с политической точки зрения, более грамотное. Во что-то, называемое просто «изменением климата».

Выводы

Эта глава в основном продолжает тему, которой заканчивалась глава 3. Там, если вы помните, гениальный психопат и прирожденный мастер уговоров Кит Барретт познакомил нас со своими «тремя китами» социального влияния – вниманием, подходом и принадлежностью – и мы исследовали, выдержит ли его типология, основанная на многолетних размышлениях, строгость научного исследования. Как выяснилось, она держалась с честью.

Здесь, в главе 4, мы рассмотрели эту тему немного шире. Мы вышли из стерильной лаборатории в большой мир и посмотрели, как «гроссмейстеры убеждения» – на сей раз те из них, кто чтит законы, – реализуют эти составляющие в своем деле. Как адвокаты, политические деятели, рекламисты и продавцы получают доступ к потоку наших мыслей – и тонко меняют его курс.

Наш обзор оказался разоблачающим. Мозг пользуется всего несколькими довольно простыми домашними правилами – и если вы знаете, как обернуть их в свою пользу, то сможете сорвать джекпот.

В следующей главе мы продолжим нашу экскурсию по казино под названием «Социальное влияние», но уже на более высоком уровне, перейдя от влияния на отдельного человека к влиянию на целые группы. Суггестия и фрейминг вполне могут вызвать интерес и у мусорщика, но не он, а другие, применив их, часто уходят с этим джекпотом.

Во времена наших предков жизненно важно было действовать сообща – и этот древний императив намертво отпечатался у нас в мозгу.

Глава 5. Уговорить «на раз»

Умирает старый ирландец. Сын сидит у смертного одра. Старик открывает глаза и говорит ему:

– Сынок, пора пришла, зови пастора.

Сын не верит своим ушам:

– Но, папа, – протестует он, – ты же всю жизнь был верным католиком! Ты, верно, бредишь. Тебе не пастор нужен, а католический священник.

Но старик настаивает:

– Сынок, пожалуйста. Это моя последняя просьба. Позови мне пастора!

– Но папа! – кричит сын. – Ты же и сам всю жизнь был добрым католиком и МЕНЯ так воспитал. Ты просто не можешь в такой момент призывать пастора!

Старика не переубедить.

– Сынок, – шепчет он, – если ты уважаешь и любишь меня как отца, ты сию же минуту пойдешь и приведешь мне именно пастора.

Сын сдается и выполняет просьбу отца. Приводит пастора, и тот поднимается наверх и переводит умирающего в протестантство. Уже выходя из дома, пастор сталкивается в дверях с отцом О’Салливаном, спешащим к умирающему со святыми дарами. Пастор, торжествуя в душе, горделиво смотрит в глаза католическому священнику.

– Боюсь, вы опоздали, отче, – произносит пастор, – он уже протестант.

Отец О’Салливан взлетает по ступенькам и врывается в комнату старика.

– Шимус! Шимус! Зачем ты это сделал? – кричит он. – Ведь ты же всегда был добрым католиком! Мы ведь вместе ходили в церковь Святой Марии! Ты же был там на моей первой мессе! Так почему, ради всего святого, ты так поступил?

Старик пристально смотрит на друга.

– Знаешь, Патрик, – отвечает он, – я тут прикинул и решил, что если уж кому-то пришла пора умереть, так пусть это лучше будет один из НИХ, чем один из НАС.

«Мы позволяем своему невежеству склонить нас к мысли, будто нам удастся выжить в одиночку – отдельным личностям, отдельным группам, отдельным расам и даже отдельно мужчинам и женщинам», – цитата из речи Майи Анжелу, произнесенной в марте 1990 г. и посвященной Столетнему колледжу Луизианы.

Крепкий орешек

Добравшись до аэропорта Лондон-сити, я застал там вселенский хаос. Полный отказ системы означал, что все регистрировались вручную, и обычно полупустой просторный зал был битком набит очередями, перекрученными так, что удивился бы даже Стивен Хокинг^[31]. Все в этом аэропорту двигались медленно. Фактически некоторые вообще никуда не двигались.

А вот парень впереди меня явно рвался в бой. Он уже пару раз громко и возмущенно рассказал о происходящем по телефону и наконец решил, что с него довольно. Он прошел, точнее протиснулся, прямо в начало очереди, швырнул за барьер свой чемодан «Prada» и потребовал, чтобы его зарегистрировали немедленно. На сотрудницу это не произвело впечатления.

Медленно поднявшись со стула, она взгромоздилась на стойку и выпрямилась. Потом громко, размеренно и изысканно снисходительным тоном обратилась к нему с высоты: «С чего вы решили, что к вам следует относиться иначе, чем к кому-либо другому в этом аэропорту?»

Он так и не улетел.

В последней главе мы довольно подробно исследовали динамику того, что можно назвать когнитивной суггестией (внушением). Как гроссмейстеры профессионального убеждения, адвокаты, торговцы, рекламодатели и политические деятели манипулируют не только самой информацией, которую воспринимает наш мозг (исходным материалом влияния), но также и тем, что мы с этой воспринятой информацией делаем. Но инциденты вроде того, что произошел с парнем у стойки регистрации в аэропорту, относятся к совершенно иного вида влиянию – это влияние основывается не столько на власти информации, сколько на бесконечной увлекательности человеческих отношений. Об этом мы еще не говорили.

Вот, например, что случилось в Джонстауне в отдаленной сельской общине в джунглях северо-западной Гайаны. 18 ноября 1978 г., прослушав записанное на магнитофон 44-минутное обращение преподобного Джима Джонса с инструкциями, более 900 членов секты «Храм народов» выпили Kool-aid^[32], в который был добавлен цианид. Эта массовая гибель людей и по сей день остается самой большой потерей среди гражданского населения Америки, не считая катастрофы 11 сентября^[33].

Потом случилось происшествие в Лондоне: пять лет назад, 7 июля 2005 г., в 8.50 утра учитель начальной школы, укладчик напольных покрытий и продавец из лавочки, торговавшей рыбой с жареной картошкой, хладнокровно произвели несколько взрывов в оживленном центре города, унесших жизни 39 человек, которые ехали на работу. Всего через час, в 9.47, четвертый член этого батальона смерти – восемнадцатилетний выпускник средней школы – умудрился взорвать еще одну бомбу, доведя число убитых до 52.

Само собой разумеется, это – крайности. Примеры такого влияния группы – радикализации и промывки мозгов – настолько нехарактерны для всех, кроме одержимого меньшинства, что находятся за пределами понимания. Они включают целый спектр влияния: от незначительных изменений в мировоззрении – до глобальных. От пустяковых вопросов вроде ежедневного пропитания – до вопросов жизни и смерти.

Вернемся мысленно назад, например к Соломону Ашу и его «эксперименту с линиями» в предыдущей главе. Было очевидно, если помните, какие из тех линий были одной длины, а какие не были. Но стоило ввести в группу несколько «подсадных уток» – уверенно, последовательно и единодушно высказывающих иное мнение, – и все сразу усложнилось. Испытуемые стали видеть линии не так, как было в действительности, а так, как их видели эти «инакомыслящие».

И вот когда ко всему этому примешивают идеологию, когда линии превращаются в догму, тогда это становится опасным.

Уговорить «на раз»

Насколько легко радикализировать группу умеренных, хоть и приверженных чему-то людей, демонстрирует исследование так называемой групповой поляризации. Этим не требующим пояснений термином обозначается то, что происходит с мнением людей, когда они оказываются частью группы. Оно становится более максималистским.

Это вы можете продемонстрировать с помощью нескольких друзей. Во-первых, попросите, чтобы они каждый в отдельности (не совещаясь) сообщили вам свое личное мнение по такому, например, вопросу.

Тайного агента, действующего в тылу врага, эти самые враги взяли в плен и приговорили к 20 годам исправительных работ в отдаленной тюрьме. Условия в тюрьме ужасны, шансы на освобождение минимальны. Агент обдумывает ситуацию, в которую угодил: ведь теперь лучшие годы жизни он проведет в неимоверных, бесконечных страданиях – и начинает готовиться к побегу. Но если попытка не удастся и его поймают – то казнят.

Вопрос: если бы агент спросил у вас совета, какой предел риска вы сочли бы приемлемым? Числа на рисунке ниже в масштабе обозначают вероятность быть пойманным: то есть допустимость повторного пленения изменяется от 10 % слева до 90 % справа. Укажите точку на графике, после которой риск уже не оправдан.

|_______|______|_____|_____|_____|______|_____|_____|

1/10 2/10 3/10 4/10 5/10 6/10 7/10 8/10 9/10

(По материалам «Wallach, Kogan & Bem», 1962)

Выяснив мнение каждого из своих друзей, соберите их вместе и попросите обсудить тот же вопрос, но уже посовещавшись, в результате чего они должны прийти к общему мнению.

И вот что из этого получится. Если среднее соотношение индивидуальных мнений окажется меньше, чем 5/10 (то есть бежать не стоит), то общее решение группы сместится вправо (то есть будет более консервативным, чем сумма индивидуальных рекомендаций). Если же, наоборот, среднее соотношение индивидуальных мнений окажется больше, чем 5/10 (то есть стоит рискнуть), то общее решение группы сместится влево (то есть будет более радикальным, чем сумма индивидуальных рекомендаций).

Эффект групповой поляризации изучался в разных «декорациях» и с разными участниками – от посетителей ипподромов и торговых центров до грабителей. И во всех случаях результатом была одна и та же модель процесса принятия решений. Рискните отправиться в магазин компанией – и вы потратите больше денег. Рискните пойти «на дело» группой – и вы… ограбите меньше домов. (Грабители, когда сообща оценивают степень рискованности предстоящего «дела», по своей природе не расположены к риску.)

Но именно в отношении предвзятости, а позже – и в отношении роста максимализма, была проделана самая важная работа. Исследования показали, что, когда люди, потерпевшие ущерб, объединяются, чтобы обсудить свои жизненные проблемы, их позиции укрепляются, а мнение становится более предвзятым. С другой стороны, люди, менее предубежденные, становятся более терпимыми (рис. 5.1).

Рис. 5.1. Групповая поляризация и предвзятость (по данным «Myers & Bishop», 1970)

Тактика вербовки, используемая многими террористическими организациями, действует аналогичным образом. Процесс начинается с выбора целевых объектов – сочувствующих людей, которых потом объединяют в группу приверженцев для совместной работы: впитывания пропаганды и обсуждения «целей».

О двадцатидвухлетнем Шехзаде Танвире друзья отзывались как о политически умеренном. В Англии, учась в школе, он был весьма перспективным спортсменом – крикетистом, футболистом и легкоатлетом. В 2004 г. окончил Городской университет Лидса с отличием в спортивных дисциплинах, а затем записался на курс исламоведения в Лахорское медресе в Пакистане, по последним данным разведки, связанное с объявленной вне закона исламистской группировкой.

В июле следующего года, солнечным летним утром в центре Лондона, он подорвал себя на одной из линий лондонского метро. Смертельный груз взрывчатки был спрятан у него в рюкзаке.

Такое превращение может увидеть кто угодно на примере трех любых своих приятелей. Обычные молодые люди, ведущие размеренную жизнь, постепенно начинают видеть вещи «по-другому» – глазами тех людей, с которыми они начали общаться.

Видеть вещи не такими, каковы они в действительности. А такими, какими их видят другие.

Об экологии и не только

Чтобы читателю было все предельно ясно, я, конечно, несколько упрощаю. Помимо статистики, подтверждающей мои выводы, есть еще и множество факторов, которые способствуют появлению повышенного конформизма.

К ним, как показали лабораторные исследования, относятся: чувство некомпетентности или ненадежности; присутствие по крайней мере еще трех человек с одинаковым мнением (другие люди еще немного усиливают конформизм); полное единодушие (присутствие даже одного инакомыслящего приведет к катастрофическим результатам); восхищение группой; отказ от прежних обязательств и надзор со стороны всей группы за каждым отдельным ее членом (в эксперименте с линиями Аша, например, уровень конформизма заметно снизился, когда испытуемые отвечали на вопросы не при всех, а с глазу на глаз).

Добавьте к этому харизматического лидера, такого как Джим Джонс, сегрегацию тех, у кого иное мировоззрение (среди членов секты «Храм народов» в джунглях северо-западной Гайаны инакомыслящих было раз-два и обчелся; и так же было в Лахорском медресе, которое посещал Шехзад Танвир), более частое и изощренное провоцирование на усердие, самоотверженность и ответственность перед группой (раздача листовок, наставничество у новых членов, участие в политических решениях: другими словами, техника «ноги в дверях») – и в результате все заканчивается чем-то действительно очень опасным. Это основа основ промывания мозгов. Психологический эквивалент «грязной бомбы»^[34].

Однако даже в этом случае кое-чего, похоже, недостает: жизненно важной части мозаики, пока еще не учтенной. Представьте на минуту, чем можно объяснить – каким бы явно чудовищным это ни казалось – крупную террористическую атаку или массовое самоубийство. Можно ли события, которые разворачивались в Джонстауне, злодеяния, совершенные 7 июля, разрушение, произведенное 11 сентября, объяснить всего лишь давлением среды, стадным чувством? Или действует еще что-то? Что-то более глубинное, более мощное.

Признаки принадлежности всегда так же ярко выражены, как те, что продемонстрировал Аш? Или же штаммы вируса иногда дремлют, а их воздействие проявляется лишь за пределами сознания?

Подсказку можно найти в работе Роберта Чалдини, сразу напомнившей мне варианты с двумя просьбами, одна из которых состояла в сопровождении малолетних правонарушителей в зоопарк. В 2007 г. Чалдини с коллегами провели следующее исследование. Они хотели выяснить, как хозяевам отелей достичь невозможного: убедить постояльцев снова использовать свои полотенца, хотя бы еще раз?

Чалдини интересовало, на какие призывы постояльцы вероятнее всего отреагируют согласием. Что будет убедительнее: сослаться на социально подтвержденную информацию, что другие постояльцы уже используют полотенца повторно? Или, как принято в гостиничном бизнесе, сообщить, что повторное использование помогает сберечь природу?

Чтобы это узнать, более чем в 200 гостиничных номерах, выбранных произвольно, были разложены пять карточек с одним из следующих призывов на каждой. А позже подсчитали количество полотенец:

• «Помогите отелю сэкономить электроэнергию»;

• «Помогите сохранить окружающую среду»;

• «Участвуйте в нашей программе сохранения окружающей среды»;

• «Помогите сберечь природные ресурсы для будущих поколений»;

• «Присоединяйтесь к другим постояльцам, которые уже помогают нам сохранять окружающую среду (по данным исследования, проводившегося осенью 2003 г., 75 % постояльцев использовали полотенца неоднократно, приняв участие в нашей программе экономии природных ресурсов…)».

Какой из призывов, по-вашему, оказался самым эффективным? На какой вы сами, скорее всего, откликнулись бы?

Если вы думаете, что это последний – «Присоединяйтесь к другим постояльцам, которые уже помогают нам сохранять окружающую среду», – тогда вы не одиноки. Из постояльцев, видевших эту карточку в своем номере, 44 % использовали свои полотенца вновь. Наименее же эффективным – вот оно как! – оказалось то, в котором подчеркивалась выгода отеля: в этом случае снова использовали полотенца меньше 16 % постояльцев.

В дальнейшем исследовании эффективному призыву придали дополнительный нюанс: «Присоединяйтесь к другим постояльцам, которые уже помогают нам сохранять окружающую среду» (по данным исследования, проводившегося осенью 2003 г., 75 % постояльцев, проживавших в этом номере (например, в номере 320), использовали полотенца неоднократно, приняв участие в нашей программе экономии природных ресурсов)…», после чего количество откликнувшихся выросло до 49 %.

«Если в какой-то ситуации вы не знаете точно, как действовать, – комментирует Ной Гольдштейн, один из исследователей, принимавших участие в эксперименте, – то обращаетесь за помощью к другим и пересматриваете свое отношение к этой ситуации».

Что возвращает нас – правильно! – прямо к Ашу.

Или нет? Давайте на мгновение получше присмотримся к эксперименту Чалдини и сравним его с исследованием Аша.

Заметили какую-нибудь разницу? Хорошо, во-первых, в эксперименте Чалдини ни одного факта проверить нельзя. Несомненно, большинство постояльцев, проживавших в номере 320, вполне могли повторно пользоваться полотенцами. Но вы-то уж наверняка не станете бегать с калькулятором за обслуживающим персоналом и подсчитывать, сколько людей так поступило и насколько обоснованы или необоснованы были эти их действия, – в отличие от исследования Аша, когда каждую линию можно было измерить вынутой из кармана линейкой.

Но разница не только в этом. Есть другое, более разоблачительное отличие. В эксперименте Аша большинство присутствовало фактически. Как канал влияния оно и физически, и психологически бросалось в глаза. Все участники были там, и никто никуда не уходил. В исследовании Чалдини, наоборот, никакого большинства не было. Вы его не видели. И, что еще важнее, оно не видело вас. На бумаге – да, без сомнения, оно было силой, с которой стоит считаться.

Но это никоим образом не то же самое, что большинство «во плоти» – выходящее из душа со связкой многоразовых полотенец. При всем том убедить постояльцев неоднократно пользоваться полотенцами удалось.

Результаты исследования Чалдини поразительны. Оказывается, по его мнению, поводов к конформизму существует гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

Это не просто пример того, как быть замеченным в тесте «Найди лишнее слово» (часть теста IQ). Вовсе нет. Все гораздо глубже. В нас, похоже, действительно генетически заложено нежелание «портить другим вечеринку».

Но у этого исследования есть и другая задача, более серьезная – предположить, что определенные виды влияния проникают столь глубоко, что могут затрагивать даже наше восприятие. И весьма существенно. К тому же это помрачающее ум влияние является прерогативой отнюдь не правящей элиты, сильных мира сего, этих парней на самом верху, а совсем другого социального слоя.

Меньшинства. Неимущих. Аутсайдеров. Тех, кто «видит мир по-иному».

Оттенки влияния

В 1980 г. французский социальный психолог Серж Московичи провел исследование, из-за которого многие ученые по сей день чешут в затылке. Он намеревался проверить свою «генетическую» теорию о социальном влиянии: что коренные окончательные перемены в обществе идут снизу вверх, а не наоборот. И добился цели. Проблема лишь в том, что никому не удалось повторить этот эксперимент.

Теория Московичи строится на модели «двойного процесса» социального влияния – идее, что влияние меньшинства отличается от влияния большинства не только количественно, но и качественно. Меньшинство, по мнению Московичи, действует завуалированно, через переструктурирование мнений и когнитивную гражданскую войну. У большинства же, как показал Аш, образ действия совершенно иной: его притязания на убедительность состоят не в том, чтобы заставить нас усомниться в существующем положении вещей, а просто принять его.

Сама проверка теории Московичи уже была немалым подвигом. В его парадигме речь шла о потрясениях, идущих через социальный канал. Как и в когнитивной психологии, где эксперты предположили наличие (на некоторых уровнях) определенного неврологического механизма, что могло бы обоснованно подкрепить выводы Московичи.

В основе эксперимента лежали остаточные образы – те фантомные оттенки, которые плавают у нас перед глазами всякий раз, когда мы слишком пристально всматриваемся в какой-нибудь цвет. А точнее – негатив остаточного образа, отличающийся от оригинала оттенком или сиянием.

Остаются эти образы неизменными, как диктуют законы восприятия? Или же – в правильных руках – они подвержены влиянию?

Исследование можно разделить на два общих этапа. На этапе № 1, подготовительном, участникам на несколько секунд показали серию голубых слайдов и попросили поочередно записать их цвет. После «визуальной детоксикации» на фоне простого белого экрана эти слайды показали снова и попросили указать цвет уже остаточного образа по шкале с девятью цветовыми делениями – от желто-оранжевого (остаточный образ голубого) до розово-фиолетового (остаточный образ зеленого).

После этого предварительного этапа Московичи разделил участников на две группы. Одной группе сказали, что точное количество предыдущих испытуемых (18,2 %) воспринимали слайды как зеленые, в то время как остальные (81,8 %) видели голубые.

Другой группе сказали наоборот. Что 81,8 % воспринимали слайды как зеленые, в то время как остальные… ну, вы поняли – голубые. Полная ерунда, но – посмотрите-ка! – этого достаточно, чтобы в голове у участников зафиксировалась ситуация «меньшинства» и «большинства».

Когда с формальностями покончили, началась настоящая потеха. Теперь обеим группам участников показали другую серию слайдов – на этот раз из 15, все того же голубого цвета, как и вначале, – и попросили после каждого показа называть цвет вслух. Так начался этап № 2 – «фаза влияния».

Но тут был подвох.

На сей раз к испытуемым присоединился человек, который после каждого показа говорил «ЗЕЛЕНЫЙ». Все серьезно. Никаких двух мнений. «ЗЕЛЕНЫЙ».

Но это не все. Теперь, назвав цвет каждого из 15 слайдов, участники должны были указывать и цвет каждого остаточного образа – по той же цветовой шкале с девятью делениями. Действительно ли меньшинство отреагировало не так, как большинство? Продемонстрировало ли оно более глубокие, устойчивые, конструктивные изменения во мнении: инако-, а не единомыслие? Разгадка заключалась в остаточных образах.

Если теория Московичи верна, то остаточные образы из «подготовительного» этапа № 1 под влиянием меньшинства должны были на этапе № 2^[35] переместиться в розово-фиолетовую сторону спектра (остаточный образ зеленого).

Последовательное, согласованное инакомыслие меньшинства, как утверждал Московичи, заставляло людей задумываться. Особенно – и это важно, – если не затрагивались ничьи кровные интересы. Это заставило их серьезно задуматься.

Почему возникает разногласие? Почему участники не видят очевидного? Если для них нет в этом никакой корысти – а ее, похоже, нет, – должны же у их действий быть какие-то причины, не правда ли? Должно же что-то возникать. Может, правы они. Может – я. Может, слайд и в самом деле зеленый…

Однако относительно тех, кто подвергся влиянию большинства (в данном случае – тех участников, которым сказали, что 81,8 % предыдущих испытуемых видели зеленые слайды, а 18,2 % – голубые), нельзя было предсказать, что они изменят свое мнение о цвете остаточного образа. Большинство, как вы помните, в отличие от меньшинства, «копнуло неглубоко». Участники, как рассуждал Московичи, отлично могли бы согласиться с большинством на поверхностном уровне. Во всеуслышание объявить, что – да, слайды зеленые. Но, по секрету, они бы это сделали лишь в целях социального самосохранения, и это была бы совершенно другая история. В глубине души они действительно не верили бы тому, что говорили. Конечно, нет.

Рис. 5.2. Средние показатели по остаточным образам. Более высокие показатели означают изменение в сторону ЗЕЛЕНОГО (по материалам «Moscovici & Personnaz», 1980)

Все было в точности, как и предсказывал Московичи: когда человек, представляющий мнение меньшинства, называл зеленый^[36], определение цвета остаточных изображений начинало смещаться к фиолетовому краю спектра, что свидетельствовало о реальных изменениях в восприятии. Нелегких, скрытых когнитивных изменений. И это несмотря на то что, как и предполагалось, влияние меньшинства на ответы участников (высказываемые вслух, при других участниках) оказалось незначительным.

Для сравнения посмотрите, что происходило в группе большинства (тех, кому сказали, что 81,8 % предыдущих испытуемых видели зеленые слайды). Разумеется, когда участники называли цвет слайдов вслух, человек, представлявший мнение большинства, выиграл у коллеги из меньшинства. Но с глазу на глаз все было совершенно по-другому. Здесь восприятие остаточного образа фактически сместилось к противоположному от фиолетового краю. К желто-оранжевому.

Меньшинство «с влиянием»? Похоже, именно так.

Карты хлопоты пророчат

Как оказалось, результаты Московичи повторить крайне трудно. Но не невозможно. В настоящее время модель «двойного процесса» влияния группы имеет серьезные обоснования. И уже в научных кругах это общепринятый факт: в отличие от того, как действует конформизм, меньшинство стремится со своим мнением «забраться поглубже под черепушку». Там, если оно удержится и будет воспринято как истинное, то может отсечь прежние, давно упрочившиеся воззрения – те, которые мы считаем само собой разумеющимися, – и вынудить нас усомниться в истинной природе действительности.

Сегодня мы можем только предполагать. Но именно это – или что-то очень похожее – возможно, произошло с Шехзадом Танвиром и его напарниками и привело к взрывам в Лондоне. И с последователями преподобного Джима Джонса. Или, если поразмыслить, это было некое сочетание и группового воздействия меньшинства, и – большинства.

С одной стороны, вполне возможно, что эффекты радикализации меньшинством действительно изменили взгляд Танвира и его сообщников на мир. Не только метафорически, но и неврологически, глубоко в мозгу. С другой стороны, не менее вероятно, что вынужденная преданность под давлением среды – чувство сопричастности и единения – воздействовали на них совершенно по-иному: они накрепко привязали их неразрывными, гибельными узами к стезе смерти, с которой им было просто невозможно сойти.

Впрочем, действовала не только сила группы. Когда в этих людях начал укореняться эффект радикализации, они открылись множеству вирусов убеждения: предвзятости подтверждения, например (склонности искать доказательства, которые подтверждали бы, а не опровергали их предположения) – свойственной всем нам, а не только тем, кто наиболее подвержен промыванию мозгов.

На рис. 5.3 перед вами четыре карты. Они лежат так, что вам видно на одной цифру 3, на второй – 8, на третьей – КРАСНУЮ рубашку, на четвертой – КОРИЧНЕВУЮ. У каждой на одной стороне имеется число, а на другой – цветная рубашка. Это – видимая в данный момент последовательность. Но предположите на мгновение, что вы можете их перевернуть – столько, сколько пожелаете.

Рис. 5.3. Тест Уэйсона на выбор из четырех карт (Wason, 1966)

Вопрос: какую(-ие) карту(-ы) вы перевернули бы, чтобы проверить утверждение «Все карты с четными цифрами имеют красную рубашку»?

Эта классическая задача – тест на выбор из четырех карт – была придумана в 1966 г. Питером Уэйсоном, психологом и экспертом по мышлению человека. На первый взгляд все просто. Но простота эта обманчива. Почти все пытавшиеся решить эту загадку ошибались. Да, боюсь, и я тоже. Инстинктивно большинство людей выбирает карту с цифрой 3 и карту с КРАСНОЙ рубашкой.

А вы, случайно, выбрали не то же самое? Если да, давайте остановимся на мгновение и подумаем, что вы надеялись обнаружить.

Скажем, вы переворачиваете карту с цифрой 3, и рубашка у нее действительно оказывается КРАСНОЙ. Ага, думаете вы, вот это да. Но так ли это? Давайте-ка припомним точную формулировку утверждения, которое собрались проверять. Она гласит: «Все карты с четными цифрами имеют красную рубашку». Хмм. Значит, если у карты с цифрой 3 рубашка КРАСНАЯ, правило неверное? На самом деле, нет. КРАСНАЯ рубашка у карты с цифрой 3 вовсе не означает, что ее не может быть и у карты с цифрой 2.

Точно так же, если мы переворачиваем карту с КРАСНОЙ рубашкой и обнаруживаем с другой стороны… 5, это тоже не говорит об ошибочности правила. Фактически картина та же.

Наличие КРАСНОЙ рубашки и у карты с цифрой 5 отнюдь не предполагает автоматическое ее отсутствие у карты с цифрой 4.

А вот если мы переворачиваем карту с КОРИЧНЕВОЙ рубашкой и обнаруживаем с другой стороны 4, это да. Это действительно опровергает правило.

Так что правильным ответом оказывается на самом деле карта с цифрой 8 и карты с КОРИЧНЕВОЙ рубашкой. Только переворачивая эти две карты и пытаясь доказать ошибочность утверждения активными поисками примеров, ему не соответствующих, мы и можем поставить его справедливость под сомнение.

Но что делает большинство из нас? Большинство из нас – совершенно подсознательно – ищет как раз примеры, которые бы правилу соответствовали. Мы пытаемся, чаще всего даже сами не понимая, подтвердить то, что уже знаем.

С лица воды не пить

Этот несложный тест демонстрирует, насколько укоренены сложившиеся в нашей голове представления. И что они часто формируют некую «отборочную комиссию», которая решает, что пропустить, а что оставить за порогом. Ведь и тест вроде бы достоверен. В конце концов никто не заинтересован в том, как именно повернутся карты. Это – просто задача, незамысловатая и без обмана.

В далеком уже 1979 г. психологи Марк Снайдер и Нэнси Кантор провели ставший теперь классическим эксперимент, который продемонстрировал власть предвзятости подтверждения над нами не только в лаборатории, но и на улице: когда речь идет о разных решениях, которые мы принимаем ежедневно. Снайдер и Кантор вручили участникам описание женщины по имени Джейн, которое представляло ее в равной мере и как интроверта, и как экстраверта. Через несколько дней половине опрошенных они предложили оценить для нее работу, где нужнее экстраверсия (риелтор), а другой половине – работу, где нужнее интроверсия (библиотекарь). И что получилось? Ну, вы и сами уже поняли. Каждая группа лучше запоминала признаки, наиболее подходящие для той работы, которую оценивала.

Тот же самый принцип лежит в основе эффекта плацебо. В одном забавном, своеобразном (хотя, к сожалению, неопубликованном) исследовании, которое предположительно было посвящено влиянию подсознательных посылов на социальное взаимодействие, группе студентов кремом от загара писали на лице слово СЕКС и отправляли загорать. Загорали они достаточно долго, чтобы написанное слово стало заметным (для исследователя, разумеется, а не для участников: испытуемые не знали, что именно им пишут). Иначе говоря, на их лицах слегка проступило слово СЕКС. И всю следующую неделю они вели дневник своих социальных контактов.

Оказал ли этот подсознательный посыл какое-то влияние на взаимодействие студентов с окружающими?

Разумеется, оказал. Почти три четверти испытуемых сообщили, по меньшей мере, об одном опыте, который был для них новым и который они имел место благодаря слову СЕКС на своих лицах. Причем речь шла не только о большем внимании со стороны противоположного пола, но и о просто лучшем отношении со стороны продавцов и сокурсников.

Однако вот незадача. На самом деле слово СЕКС было написано на лице только у одной трети добровольцев. У остальных кремом от загара или просто водой было написано ничего не значащее слово.

Но сыграло ли это какую-нибудь роль? Да, черт возьми. Испытуемые верили, что у них на лице что-то написано, и этот факт заставил их искать подтверждения. Найти которые оказалось удивительно легко.

Вера – лучший свидетель

К сожалению, события в Джонстауне 18 ноября и Лондоне 7 июля были не единственными. 26 марта 1997 г. 39 приверженцев культа «Небесные врата» по воле своего руководителя Маршалла Эпплвайта выпили смертельный коктейль из водки и фенобарбитала (а для пущей уверенности еще и натянули на головы полиэтиленовые пакеты – если не отравятся, так задохнутся), чтобы сесть на инопланетный космический корабль, который, как они верили, спускался за ними на Землю. Все лежали по своим койкам, аккуратно одетые в черные спортивные костюмы и обутые в черно-белые кроссовки «Nike». На каждом была нарукавная повязка со слоганом «Команда ушедших в “Небесные врата”».

Увы, они так и не выиграли.

Все это было бы смешно, если бы не было так трагично. И если бы у разных причудливых вероучений за колючим забором искаженной групповой психики не произрастала столь ужасающая внутренняя логика. Именно поэтому, как мы уже видели, руководители всяких сект часто организуют свои коммуны в отдаленных местах, чтобы изолировать членов от идеологических сомнений и создать условия для того, к чему психологи относятся как к групповому мышлению, или отсутствию личного мнения^[37].

Но мы все заражены предвзятостью подтверждения. Мы все страдаем ею. Покажите двум фанатам футбольных команд-соперников один и тот же прием, и одному он покажется подлым, а другому интересным – в зависимости от результата. Ведь, учитывая нашу общую этническую родословную, нашу по-прежнему тесную связь с первобытными выжженными бесплодными землями древней Восточной Африки, предвзятость подтверждения особенно резко проявляет себя в ситуациях, когда принадлежность к группе ярко выражена.

Возьмем, к примеру, недавний громкий арест профессора из Гарварда, Генри Луиса Гейтса, в его доме в Бостоне после возвращения из поездки в Китай.

Что нам известно?

Предыстория такова. Гейтс, вернувшись домой, обнаружил, что дверной замок заклинило. Он и подвозивший его таксист попытались взломать замок. Потом Гейтс говорил, что вошел в дом все-таки через заднюю дверь и как раз звонил в управляющую компанию, когда прибыла полиция.

Полицейские утверждают, что Гейтс пришел в ярость, после того как сержaнт Джеймс Кроули – белый – попросил его предъявить удостоверение личности.

Гейтс, по их словам, обвинил Кроули в расизме, продолжал бушевать и был арестован.

Сам же Гейтс утверждает, что выполнил просьбу Кроули и показал удостоверение. Он заявил, что Кроули арестовал его, когда он последовал за полицейским на крыльцо, неоднократно требуя у сержaнта представиться и предъявить значок, поскольку был возмущен тем, как с ним обращались. Кроули до сих пор отказывается извиниться, утверждая, что действовал по инструкции.

Учитывая несоответствие между этими двумя рассказами, несложно сделать вывод, что одна из сторон явно лукавит. Но какая именно? Возможно, сторона, которую вы критикуете, не станет заморачиваться с опросом свидетелей и куда усерднее примется за… ладно, назовем ее стороной, которую вы поддерживаете. Если, например, вы сторонник институционального расизма, или в прошлом ваши права домовладельца нарушались, или с вами плохо обращались полицейские, то вы, скорее всего, на стороне Гейтса. Если же вы – несгибаемый республиканец и считаете Обаму чуть ли не мусульманским фанатиком, либеральничающим с террористами, – оп-па, смотрите-ка, а вот и доказательство: он защищает своего темнокожего друга… тогда, что наиболее вероятно, вы придете к выводу, что Гейтс сам «полез на рожон» и спровоцировал полицейского.

Предвзятость подтверждения дремлет до поры во всех нас. Большинство никогда не вступит в секту, но все мы подвержены скрытому притяжению нами же взлелеянных представлений. В Джонстауне ежедневные рацеи преподобного Джима Джонса уверяли его последователей, что они на правильном пути и в конечном счете смерть принесет мир и справедливость. Звучит знакомо? Так и должно быть. Включите телевизор и послушайте, какие вести приходят из Афганистана.

Психологи Скотт Уилтермут и Чип Хит из Стэнфордского университета после недавно проведенного ими исследования предположили, что у сект и армии куда больше общего, чем вы можете представить. Солдат обучают идти в ногу. В религиозных службах обязательно присутствует обрядовое пение и чтение нараспев.

Но зачем?

Уилтермут и Хит обнаружили, что группы, члены которых выполняют какие-то действия синхронно, более сплоченны, то есть более расположены сотрудничать друг с другом, чем группы, члены которых этого не делают. Даже если к сотрудничеству есть основательные финансовые причины, например, когда экспериментатору выделяют деньги. Может, синхронность и ритуалы потому и развились, чтобы одни группы процветали и другие погибали? Это предположение вполне имеет место быть.

Социальный психолог Майлс Хьюстон попросил студентов двух различных вер, мусульманина и индуса, представить, как поступит их единоверец – поможет им в трудную минуту или откажет. Затем попросил их сделать то же самое в отношении иноверцев. А потом студентов попросили предположить, что могло подвигнуть их мусульманских или индусских «коллег» на такое поведение.

Бросились ли они, когда представилась возможность, со всех ног на помощь единоверцам, наплевав на иноверцев? Или же вера не повлияла на их готовность помочь?

И мусульмане, и индусы сослались на внутренние, личные факторы как на причины для внутригруппового альтруизма; и на внешние, ситуационные факторы – для внегруппового. Другими словами, «свои» для «своих» действовали по собственной воле и собственному добросердечию и, более того, поступили бы точно так же, если бы ситуация повторилась.

По отношению же к «чужим» ситуация воспринималась «своими» как мало альтернативная. И в случае повторения маловероятно, чтобы они повели себя так же.

Напротив, когда речь зашла о «своих», которые помогать не стали, и мусульманину, и индусу было явно неловко это слышать. Точно так же, как и в «неожиданном» случае помощи со стороны «чужих», безразличие остальных они отнесли на счет ситуации. Мол, руки были связаны. Якобы это был единичный случай. А что насчет отказа в помощи со стороны «чужих»? Ну тут уж совсем просто, не так ли? Это же «они», совсем не такие, как «мы». Невнимательные. Беспринципные. Эгоистичные. Испорченные.

И влияет на наше мировоззрение вовсе не то, какими мы считаем других. Не менее важно, как мы сами воспринимаем себя. В 2006 г. на Чемпионате мира по футболу немецкая полиция чествовала английских фанатов – уж чем-чем, а сдержанностью точно не отличающихся – как «лучших фанатов в мире». Турнир прошел без происшествий.

Нет, конечно, комплимент был искренним. Без шуток. Пожалуй, немцы просто выполнили домашнее задание.

Исследования показали, что формирование у людей ложного представления о самих себе (возникшего из-за мнений окружающих) способно побудить их подтверждать это и на деле. Вести себя в соответствии с этими представлениями. Становиться таким, каким себя считаешь. Или, точнее, таким, каким, по-твоему, тебя считают другие. То есть, в теории, каким угодно.

«Келья» общности

В августе 2006 г. пожилая жительница района Штрассхоф на северо-востоке Вены подняла телефонную трубку и набрала 911. Запыхавшаяся и растрепанная девушка постучала ей в окно кухни, прося вызвать полицию. Через несколько минут снаружи затормозила полицейская машина. Что произошло? Поссорилась с другом, с перепугу убежала с ночной вечеринки – объяснить просьбу можно было любыми обычными причинами. Но не в этом случае. Женщина оказалась Наташей Кампуш. И ее история, как выяснилось, была совсем не обычной.

Восемь лет назад, в возрасте всего десяти лет, Наташа Кампуш бесследно исчезла по дороге в школу. В то время ее исчезновение обсуждалось всеми австрийскими СМИ – это было главной новостью в течение нескольких недель, – и девочку искали по всей стране. Работали собаки, водолазы, специализированные поисковые команды и гражданские добровольцы. Искали даже в Венгрии, где Кампуш незадолго до похищения отдыхала. Но все было безрезультатно. До сего дня.

Фактически все это время Наташа Кампуш была буквально у них под носом. В тесном подвале, который словно сошел со страниц романа Стивена Кинга, она провела большую часть этих лет, заключенная в темницу, чьи стены, как она верила, были напичканы взрывчаткой. Одна.

За все время этого сурового испытания, этого кошмарного подземного заключения, единственным, с кем она могла общаться, был ее похититель, тридцатишестилетний Вольфганг Приклопиль. Именно он ее растил и воспитывал, давая ей еду, одежду, игры, книги – все, чего мог желать десятилетний ребенок. Все, чего могла желать 18-летняя девушка. Кроме свободы. В этом, к сожалению, Приклопиль ее ограничивал.

«Он давал ей книги, даже учил ее читать и писать, – сообщал один из следователей. – И математике, и всему такому, она сама нам рассказывала».

Темница имела размеры всего четыре на три метра и дверь 50 на 50 сантиметров.

Полностью звукоизолированная, она была устроена в подземном гараже.

И Наташа Кампуш сама, вероятно, никогда бы не выбралась, не предоставь ей похититель чуточку свободы, когда она пылесосила его машину^[38]. Эксперимент Майлса Хьюстона с мусульманскими и индусскими студентами показывает, что может произойти, когда вперед внезапно выступает групповая самоидентификация. Мы обожествляем тех, чьи взгляды схожи с нашими, и сурово критикуем тех, кто от нас отличается. Мы верим тому, чему хотим верить.

Но не все внутригрупповые взаимоотношения действуют таким сложным способом.

В некоторых исключительных обстоятельствах мы вдруг обнаруживаем, что верим тому, чему верить не хотим. И помогаем, даже симпатизируем тем, кто причиняет нам вред.

Возьмите состояние, известное как «стокгольмский синдром», – явление, хорошо зафиксированное в книгах, где рассказывается о переговорах об освобождении заложников, а возможно, еще лучше – в голове Наташи Кампуш.

Стокгольмский синдром обозначает психологическое состояние, когда заложники начинают симпатизировать своим похитителям и даже поддерживать их. Обычно это следует за примирительными действиями похитителей, противоречащими ожиданиям заложников. Такие действия могут начаться с чего-то простого, например дать чашку чаю или поделиться шоколадкой, и пойти дальше – попросить медицинской или просто помощи «с той стороны». А в некоторых случаях – даже эмоциональной поддержки.

И потом есть случаи, действительно выходящие из ряда вон, – как с Наташей Кампуш. Здесь поступки ее похитителя Вольфганга Приклопиля не ограничились чаем. И даже шоколадом. Нет, ими управляла целая гамма отношений типа отец/дочь, начиная с того, что он ее кормил и одевал, и заканчивая вполне полноценным образованием. И длилось это не несколько дней, а целых восемь лет. Только представьте на мгновение тот эмоциональный разлад, который разожгла такая глубина намерений; ту мрачную силу ума, который, должно быть, метался взад-вперед в замкнутом, тесном пространстве темницы. И так ли уж удивительно, что даже в этой ужасной тюрьме между пленницей и похитителем могла зародиться какая-то привязанность?

Именно так комплексно и действует стокгольмский синдром.

И действует он по большей части, если в наличие и взаимность, и согласованности – этот смертельный коктейль влияния, с которым мы столкнулись в предыдущей главе, читая об уловках Пэта Рейнольдса, занимающегося продажами по телефону. Спусковым крючком для возникновения отношений служит разница в силе похитителя и пленника. Примирительное поведение похитителя порождает у пленника рассогласованность между чувствами, вызываемыми похитителем (негативность), и его поведением (позитивность). У пленника, бессильного изменить поступки похитителя, под рукой есть только одно средство – хоть, возможно, и пагубное – восстановить в себе когнитивную согласованность: изменить отношение к таким действиям. Добавьте к этому наш старый знакомый принцип взаимности – за альтруистические поступки следует платить той же монетой, – и результаты, как мы видели, могут быть разрушительными. Но взаимность и согласованность здесь не единственные преступники. Как было хорошо известно Маршаллу Эпплуайту, Джиму Джонсу (и другим таким же), одна из самых больших тайн управления сознанием – контроль над всем остальным.

О собаках Селигмана

В середине 1960-х когнитивный психолог Мартин Селигман наткнулся, отчасти случайно, на довольно любопытное явление.

Все началось с обычного эксперимента по созданию условного рефлекса (обусловливания). На собак, в соответствии с обычной процедурой, в быстрой последовательности воздействовали двумя раздражителями – звуковым сигналом, а затем безопасным, хоть и болезненным ударом тока. Цель – с помощью повторяющейся ассоциации между раздражителями вызвать страх именно перед сигналом.

Чтобы убедиться, что промежуточная ассоциация между звуком и током выработалась, Селигман на первом этапе обусловливания посадил собак в клетки, из которых нельзя было убежать, а значит, от воздействия обоих раздражителей деваться было некуда. Но на втором этапе – «контрольном», – когда давали только сигнал, условия изменились. Собак поместили в клетки, из которых при желании, заслышав сигнал, можно было выпрыгнуть – свидетельство, что обусловливание прошло успешно.

Эксперимент пошел не так, как планировалось. Более того – такое развитие событий никому и в голову не могло прийти. К изумлению Селигмана… ничего не произошло. Вообще ничего. Даже притом, что на контрольном этапе у собак была явная возможность сбежать, когда звучал сигнал, они просто оставались на месте. Невероятно, но они вообще не попытались уклониться от «неминуемого» удара током.

Но еще невероятнее было то, что случилось потом, когда Селигман совсем перестал давать сигнал и действовал только током. Настоящим. Собаки по-прежнему не двигались, смирившись с судьбой.

«Выученная беспомощность» – термин, введенный Селигманом, чтобы описать такое поведение, – «похитила» мозг животных и взяла в заложники их мыслительные процессы.

Так что им стало просто все равно.

Сегодня Мартин Селигман все еще мутит воду. В 2002 г. в Сан-Диего он неожиданно выступил на симпозиуме, организованном ЦРУ в рамках американской военной программы школы выживания (SERE) в экстремальных условиях и плену (выживание, уклонение, сопротивление, допрос). Курс был разработан, чтобы научить пилотов, спецназовцев и других ценных для противника пленников выдерживать пытки. Или, если вы предпочитаете не столь жесткое определение, – методы допроса, явно противоречащие Женевскому соглашению. Там, перед множеством психологов и американских правительственных чиновников Селигман три часа разглагольствовал – да, вы правильно поняли – о формировании воспитанной беспомощности. С тех пор он полностью отвергал даже крохотный намек на предположение о своей причастности к подготовке так называемых «программ пыток», хотя на симпозиуме присутствовали высшие офицеры американской армии, которые впоследствии содействовали разработке методов «допроса с пристрастием».

Конечно, у одних людей – б?льшая склонность испытывать выученную беспомощность, чем у других. Это зависит от вашего способа атрибуции, или того, как вы воспринимаете события своей жизни. И позитивные, и негативные результаты можно расценивать как функции двух психологических параметров:

1. Локус контроля – вы станете искать причины происходящего с вами внутри (интернальный вариант) или вне себя (экстернальный вариант)? на себя или на других скорее возложите ответственность за последствия происходящего (примеры обоих вариантов мы видели в эксперименте Майлса Хьюстона с мусульманами/индусами)?

2. Обобщение – считаете ли вы последствия конкретным, единичным случаем или более общим, характерным для вас?

Представьте, например, что вы только что завалили экзамен. Основываясь на этих двух параметрах, вы можете логически обосновать свой результат четырьмя разными причинами:

Если вы пессимист или склонны к депрессии, негативный результат говорит о том, что у вас, вероятнее всего, обобщенно-интернальный атрибутивный стиль (левая нижняя графа) и вы более подвержены выученной беспомощности, чем тот, кто смотрит на ситуацию более позитивно.

А теперь вообразите следующее. Вы только что получили от брокера ежеквартальный отчет и обнаружили, что акции в новом пакете, который вы купили, резко выросли. И опять, в соответствии с этими двумя параметрами, вы можете смотреть на ситуацию с четырех точек зрения:

Здесь при позитивном результате атрибутивные стили меняются местами. Теперь оптимисту свойствен обобщенно-интернальный стиль (внизу слева), пессимист же более конкретен.

Проще говоря, оптимисты хорошие результаты ставят в заслугу себе, а плохие – связывают с обстоятельствами, в то время как пессимисты поступают наоборот: причину удачи видят во внешних обстоятельствах, за неудачу же винят себя^[39].

Но вот незадача. Если довольно долго манипулировать окружающими вас людьми – усиленно воздействуя на них раздражителями, над которыми они не имеют никакого контроля, – то рано или поздно атрибуция начнет меняться.

В точности как у собак в эксперименте Селигмана: экстернальное запускает метастазы в интернальное – и развивается рак воли.

В одном исследовании в семидесятых годах, пока испытуемые отгадывали загадки, им проигрывали записанный на магнитофонную ленту шум офисного оборудования. И угадайте что? Они работали лучше, когда полагали, что этими звуками кто-то управляет, чем когда считали их неконтролируемым.

Даже притом, что это были те же звуки, проигрываемые на том же уровне громкости.

Даже в работе обычного полицейского в допросных камерах и камерах предварительного заключения, в миллионе миль от строгости военных тюрем, динамика контроля играет решающую роль в получении информации. Особенно если иначе ее не добыть.

Один старший следователь в Англии рассказывал мне:

Подумайте вот о чем. Некоторые из тех, кого мы ловим, привыкли быть хозяевами положения. Добиваться своего. У нас есть главари банд, «крестные отцы», как вы их еще называете. Но стоит нам приехать за ними, как мы меняемся ролями.

Здесь, в СИЗО, мы контролируем все, что происходит с вами. Каждое ваше движение. Чего бы вам ни захотелось – это целиком зависит от нас. Надумали выпить чаю – от нас зависит когда.

Пописать – и это зависит от нас. Мы решаем, включать или нет свет в вашей камере. Все те мелочи, которые вы склонны считать само собой разумеющимися у себя дома, – здесь о них можно забыть.

Стоит вам попасть сюда, за вас отвечаем уже мы. Мы в любое время можем взглянуть на вас через глазок в двери. И если мы не хотим беседовать с вами, то можем просто велеть вам заткнуться. Понимаете, что я имею в виду? Когда я говорю, что мы контролируем все, то и имею в виду ВСЕ. А они, те, кого мы сюда сажаем, просто не привыкли к этому. Им вообще не нравится, когда перевес на другой стороне. Но рано или поздно большинство из них начинает это принимать.

Камень преткновения

То же самое и в сектах. Помимо тех средств, которые мы рассматривали ранее и которые руководители сект применяют, чтобы добиться еще более безропотного послушания, есть еще одно: своеобразный учебный план влияния, столь же разрушительный, сколь и предсказуемый. Джонстаун был расположен в дебрях северо-западной Гайаны, где мучения «ушедших» были важнее, чем «мирские» интересы (хотя сейчас связи с друзьями и родными, оставшимися «в миру», постепенно ослабевают). Голос Джонса 24 часа в сутки бубнил по селекторной связи, не столько промывая мозги, сколько затопляя их, и последователи Джонса заставляли своих детей звать его Папой. С коварным постоянством, последовательно и монотонно капая всем на мозги, Джонс превращал себя в бога. Сначала он был всюду.

Потом он был всем.

С подобным сценарием часто сталкиваются жертвы домашнего насилия. Послушайте Лайзу, 35-летнюю мать двоих детей:

Все началось с моих друзей. Он заявил им: «Вы слишком хороши для нее!» – а потом и пошло-поехало. Я постепенно теряла связь даже со знакомыми. То же произошло и с моими родными. Он сказал, что раз моя мама и брат против него, так что у меня может быть с ними общего? Даже встреча с семьей за чашкой чаю воспринималась как предательство. Он отвозил меня на работу в 9 и забирал в 5, чтобы у меня не было времени с кем-то пообщаться. И звонил мне в обед – убедиться, что я одна. Что касается денег, так я своей зарплаты почти полтора года в глаза не видела – он распорядился, чтобы ее перечисляли прямо на его счет…

Он даже контролировал, во что я одета. Если мы куда-то шли и я решала принарядиться и подкраситься, он меня бил и называл потаскухой. А если не наряжалась – бил и за это. Я в любом случае оставалась в проигрыше. В конце концов он даже стал проверять мое нижнее белье, чтобы выяснить, не было ли у меня с кем-нибудь секса. Вот это и решило все. Оказалось последней каплей.

Происходившее с Лайзой кажется невероятным, когда излагаешь это на бумаге. Однако порасспрашивайте работников Службы защиты от домашнего насилия в полиции любой страны – и услышите то же самое: они сталкиваются с сотнями таких случаев ежегодно.

Констебль Энди Грин из полиции графства Кембриджшир описывает мне психологические портреты различных типов преступников. Слушая его, я поражаюсь, насколько часто эти люди встречаются в обычной жизни и как легко особенности их поведения, как и само бытовое насилие, «переносятся» из дома на работу. По крайней мере, с моей собственной точки зрения, одного бывшего коллегу я в этом перечне точно признаю!

Грин кивает, соглашаясь. «Совершенно верно, – говорит он. – Ведь я, собственно, описываю всего лишь разные средства убеждения, которые можно применять где угодно. Просто эти люди проявляют себя, прежде всего, в семье, но это вовсе не означает, что их нельзя обнаружить где-нибудь еще, в других жизненных обстоятельствах. Средства-то разные, а конец одинаково печален».

Таксономию, с которой Энди Грин меня знакомит, лучше всего можно охарактеризовать как «полуофициальную». Не утвержденная формально, эта классификация основана на годах практического опыта и стала настоящей сокровищницей. Диапазон приведенных там психологических портретов очень широк: от Скандалиста, который кричит и оскорбляет, до Интеллигента, который вас подавляет постоянными утверждениями, что вы уродливы, глупы или бесполезны. Или и то, и другое, и третье сразу. Среди других – Царь Горы, который обращается с вами как со слугой; Враль со своим: «Да успокойся ты, я же просто пошутил»; и Мастер Уговоров, который угрожает, хвалит и льстит в равной мере.

«Часто, – добавляет Грин, – власть манипуляции настолько сильна, что, даже когда ты открываешь дверь [перед жертвой] и говоришь: “Вот, вы свободны… есть место, куда вы можете пойти… не позволяйте ему больше так поступать с вами…” – они смотрят на тебя, как на сумасшедшего. “Это его только сильнее рассердит”, – говорят они. Или: “Он же на самом деле этого вовсе не хотел”. Такое впечатление, будто у них мозги парализовало оттого, что месяц за месяцем, год за годом им постоянно твердили одно и то же. Как будто они заражены каким-то вирусом».

Когда я говорю ему о Мартине Селигмане, Грин качает головой.

«Жаль, но это не ново, – говорит он. – Увы».

Однажды, несколько лет назад, на семинаре по самовнушению я и сам заразился вирусом паралича мозга после общения с инструктором по боевым искусствам, бывшим спецназовцем. Уже не помню его имени – пусть будет Курт. Курт начал семинар, выстроив десятерых из нас в линию напротив стены, и велел нам, взяв друг друга за руки, стиснуть ладони как можно сильнее. А потом заявил, что примерно через пару минут вскроет наши мозги и лишит нас воли. Спокойно. Незаметно. Но беспощадно. Мы же тем временем, как он сказал, должны все так же стискивать руки.

Участники семинара к словам Курта отнеслись подозрительно. Хоть, должен признаться (и, уверен, я был такой не один), и не без смутного дурного предчувствия. Я уже кое-что знал о спецназовцах – о том, на что они были способны.

Может, была какая-то хитрость? Может, Курту каким-то образом удалось незаметно смазать наши руки клеем? Честно говоря, я ни в чем не был уверен.

Курт же, вполне уверенный в себе, через несколько минут приступил к работе. «Вы чувствуете, как ваши ладони постепенно слипаются, – нараспев произносил он, – словно смазанные очень прочным клеем. Почувствовав это, – добавил он, – вы должны прижимать их друг к другу еще сильнее, чтобы они склеились как можно прочнее. Палец за пальцем, – продолжал он мягко, размеренно, но очень властно, – вы должны сцементироваться ладонями с соседом так, чтобы даже при большом желании их нельзя было оторвать друг от друга».

Он двигался вдоль нашей шеренги, подходя по очереди к каждому.

«Сцепление должно быть “железобетонным”, – повторял он, беря наши ладони в свои, словно в чашу, и сдавливая еще сильнее. – Таким, чтобы никакая сила не могла их разъединить…»

Курт продолжал в том же духе еще минуту-другую – уверенно, методично и спокойно побуждая нас стискивать руки. «Это безумие», – думал я про себя, изо всех сил сжимая пальцы.

И тут я вдруг запаниковал.

А что, если он хочет посмеяться над нами? Вдруг руки у нас и в самом деле склеились? Что тогда? Он собирается нас ограбить? Может, весь этот концерт с самовнушением был чем-то вроде низкопробной аферы, затеянной, чтобы собрать вместе кучку внушаемых тупиц, к тому же еще и отваливших изрядную сумму за такое «обучение». И смотрите-ка, все сработало, как часы! Может, стоит нам выписать чеки, и Курт выберет все, что осталось. С наших кредиток. Пока мы тут стоим, приклеенные друг к другу суперклеем.

«Коварный ублюдок», – думал я.

Ведь так и задумано, верно? Конечно, верно. Как я мог быть таким идиотом? Это мы психи, а не он.

Успокойся, лихорадочно размышлял я. Так, бумажник… сколько там… хммм, не знаю… аннулировать карты… тот еще геморрой… но все же лучше, чем СЛОВИТЬ ПУЛЮ… Что там насчет удостоверений с фотографиями… ага, вроде права были…

Тем временем я продолжал сжимать пальцы.

Пока Курт внезапно не остановился.

«Хорошо, – сказал он. – А теперь я хочу, чтобы вы перестали стискивать руки и медленно расслабили пальцы. Сделайте это на счет три. Готовы? Раз… два… три…»

Все тревожно всматривались друг в друга. Я глядел на парня, стоящего рядом, а он на меня. «Я не уверен», – промямлил он. «Я тоже», – промямлил я в ответ. Я понял, что вспотел. От напряжения? От ужаса? Непонятно. Потом мы начали отлепляться. У некоторых это получилось сразу. И они сразу же полезли в задние карманы. Другим, как я, это оказалось труднее. Но кое-кому это вообще не удалось. Их руки действительно склеились очень быстро! Как Курт и предсказывал, несмотря на все старания, разъединиться у них не получалось.

В конечном счете, когда страсти улеглись и все поуспокоились, они все-таки смогли высвободиться.

Потом мы все качали головами и смеялись. О-хо-хо.

Но урок, как известно каждому хорошему эстрадному фокуснику, был ясен как день. Повторяйте человеку что-то достаточно часто – и в какой-то момент он вам поверит.

Поверит вам, неважно во что.

Выводы

В этой главе мы видели, что древняя, еще первобытная сила, спрятанная глубоко в мозгу, – потребность в конформности – может в той же степени влиять на наши отношения и поступки, как и любая из стратегий убеждения, используемых современными рекламодателями и законодателями общественного мнения. Старые привычки умирают с трудом, и действия окружающих, особенно тех, кто похож на нас, ставят сильные эволюционные магниты рядом с компасом представлений нашего мозга. Конформность намертво впечатана в наши гены. Во времена наших предков, когда понятия «выживание» и «группа» были более или менее синонимичны, «спрос» на индивидуальность был несколько ниже, чем сегодня, а умение «не высовываться» давало почти несомненное преимущество.

Вот урок, который мы никогда не забудем.

В мире, где конкурирующие идеологии разжигают страсти, наше этническое происхождение может иногда служить причиной для беспокойства. Внутригрупповые взаимоотношения подчиняются определенным законам. И тот, кто эти законы знает, может при желании «генетически» так изменить группу, чтобы создать в обществе «мутантный штамм» экстремизма, что отразится на «здоровье» общества. Но не все группы следуют тем же законам. И если власть большинства трансформирует нас «сверху», то меньшинство действует «изнутри», заставляя мозг сомневаться в реальности: сначала разрезать, а затем наново сшить поддающуюся изменениям ткань истины.

В следующей главе мы уже полностью сосредоточимся на флипнозе – рассмотрим его под микроскопом и составим карту его ДНК.

Существует ли – зададимся мы вопросом – скрытый в мелодии ума золотой аккорд влияния, взять который могут все? Не только виртуозы убеждения, но и «уличные исполнители»?

Оказывается, да. Наш анализ раскроет двойную спираль влияния, в которой свято оберегается тайный код убеждения.

Тест на атрибутивный стиль

Следующие десять утверждений относятся к различным точкам зрения на происходящее с вами. Под каждым утверждением даны цифры – это шкала вашего согласия с ним.

Например, если вы полностью согласны с утверждением, обведите кружочком 4 на шкале. Если полностью не согласны – обведите 1.

1. Когда я хорошо справляюсь со служебным заданием или легко сдаю экзамен, то, скорее, потому, что они были несложными.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

2. Если я заваливаю экзамен, значит, надо усерднее заниматься, чтобы в следующий раз сдать его.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

3. Оказаться «в нужное время в нужном месте» – вот рецепт успеха.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

4. Участие в политических митингах – совершенно бесполезное занятие: на них почти никто не обращает внимания.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

5. Ум отмеряется при рождении – сам уже ничего не исправишь.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

6. Успехи я отношу на счет своих способностей, а не везения.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

7. Бесполезно прилагать усилия, чтобы изменить впечатление, произведенное на других.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

8. Если уж суждено заболеть – заболеешь все равно, тут ничего не поделать.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

9. Судьбу не обманешь.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

10. Если настоящая любовь рядом – она тебя найдет: это предначертано на небесах.

1 2 3 4

Полностью не согласен Полностью согласен

Подсчет очков: сложите обведенные в кружок цифры (только обратите внимание, что в утверждениях 2 и 6 ответы подсчитываются иначе: если вы обвели 1, прибавьте себе 4 очка, если 2 – прибавьте 3, если 3 – прибавьте 2, если 1 – прибавьте 4. Теперь суммируйте очки, проставленные за все 10 утверждений.

Если вы набрали 15 очков и менее, это говорит о том, что у вас ярко выраженный интернальный атрибутивный стиль; более 25 – что ярко выраженный экстернальный. Если вы оказались в диапазоне между этими числами, значит, и атрибутивный стиль ваш где-то посередке, как и у большинства людей.

Глава 6. Флипноз

При полете из Лондона в Кейптаун над джунглями Африки самолет попадает в зону сильной турбулентности. Некоторые пассажиры – донельзя взбудораженные – устремляются к кабине пилотов. Через несколько секунд раздается голос пилота: «Господи, мы сейчас умрем! Мы все сейчас умрем! – кричит он. – О, черт! Это же лампочка интеркома зажглась, а не двигателя…»

Все пассажиры взрываются смехом, и спокойствие восстанавливается^[40].

«Грэма Чепмена, соавтора скетча о попугае, больше нет. Он перестал существовать. Утратив жизнь, он покоится с миром. Он сыграл в ящик, дал дуба, склеил ласты, испустил последний вздох, отдал Богу душу и отправился на небеса на встречу с Великим Вождем Увеселений. И, думаю, я выражу общее мнение, если скажу, как грустно, что человек такого таланта, такой доброты, такого необыкновенного ума внезапно умер в возрасте всего лишь сорока восьми лет, не успев достигнуть многого, на что был способен, и не испытав всех радостей жизни.

Но все же не могу не отметить и вот чего: “Чушь! Туда ему и дорога, придурку, любителю выпить и закусить на дармовщинку. Надеюсь, он уже горит в аду!” А сказать это я должен, по-моему, оттого, что он никогда не простил бы меня, если бы я этого не сделал. Если бы я упустил великолепную возможность потрясти всех вас от его имени. Ради него – все что угодно, кроме дурацкой изысканности.

Вчера, когда я писал эту речь, то услышал, как он прошептал мне в ухо: “Хорошо, Клиз, ты всегда гордился тем, что стал первым человеком, произнесшим на британском телевидении слово shit (дерьмо). Если эта панихида и правда по мне, то, просто для затравки, я хочу, чтобы ты стал первым, кто скажет на британской поминальной службе слово fuck (трахаться)”».

Джон Клиз, торжественная речь на похоронах Грэма Чепмена, 1989.

Гений убеждения

Однажды днем в сельской школе в Германии учитель дает ученикам следующую задачу. Сложите, говорит он, все числа между единицей и сотней.

Идет к доске и пишет схему задачи:

1 + 2 + 3… 98 + 99 + 100 =

Затем садится и вынимает кипу письменных работ.

Детям в его классе всего по семь лет. Поэтому учитель думает, что на решение этой задачи у них уйдет весь остаток дня. Как раз столько, сколько ему понадобится, чтоб разобраться со своими делами. Но не прошло и 20 секунд, как один из учеников поднимает руку.

«Сэр, – говорит мальчик, – думаю, у меня есть ответ».

«Ерунда!» – говорит учитель.

«Это пять тысяч пятьдесят», – говорит мальчик.

Учитель ошарашен. Он просит мальчика объяснить, как ему удалось так быстро найти решение.

«Это просто», – говорит мальчик.

Он идет к доске и начинает писать:

100 + 1 = 101

99 + 2 = 101

98 + 3 = 101.

Потом вдруг останавливается.

«А теперь смотрите, – говорит он. – Существует принцип. Между единицей и сотней есть пятьдесят пар чисел, которые в сумме дают сто один. Таким образом, ответ будет: пятьдесят умножить на сто один. Что в сумме составит пять тысяч пятьдесят».

Несколько лет спустя среди множества других открытий Карл Фридрих Гаусс разработал модульную арифметику – крупный вклад в теорию чисел, – и сегодня он признан одним из величайших математиков в истории человечества.

Мне нравится эта история о Карле Фридрихе Гауссе. Правдива она или нет, я не знаю. Но дело не в этом. Нравится мне в ней математика. Тайна ее алгоритмов. Идея, скрытая в однообразной последовательности чисел, четкий и простой принцип. Принцип, который дает – если только мы сможем его распознать, – лаконичное и изящное решение.

То, что верно для математики, верно и для убеждения. Сталкиваясь с проблемой, требующей решения, большинство из нас идет длинным окольным путем и делает то, к чему привыкли: складывает числа. Но есть среди нас и гении. Люди, которые не просто попадают в десятку, они вдобавок и делают это нетрадиционно. Представьте, что вас попросили произнести хвалебную речь на похоронах одного из ваших лучших друзей. Вы занимаете свое место перед собравшимися и пускаетесь по проторенному пути. 1 + 2 + 3…

«Он был прекрасным другом, и мы будем грустить и скучать по нему. Бла-бла-бла…»

И да, благополучно добираетесь до конца речи.

А теперь давайте представим, что вы подходите к этому чуть-чуть по-другому:

«Грэма Чепмена, соавтора скетча о попугае, больше нет…»^[41]

5050.

Или представьте, что вы – командир самолета, попавшего в сильную болтанку, и ваши пассажиры перепуганы. Что вы сделаете? Ну, можете объяснить им, что самолет – на самом деле один из самых безопасных видов транспорта. Или что болтанка вовсе не признак близкой катастрофы. И что вы скоро пролетите через самый тяжелый ее участок… 1 + 2 + 3… А можете поступить так же, как и пилот на том рейсе «Лондон – Кейптаун». Успокоить людей всего лишь одной «ударной» фразой.

Наконец, поставьте себя на место полицейского Рона Купера: 23 года безупречной службы, и вдруг на высоте 30 метров вы сталкиваетесь с человеком. Ваша задача – его уговорить. Вы вытаскиваете свой калькулятор и принимаетесь тыкать в кнопки.

«Почему бы вам на минутку не отступить на пару шагов, я уверен, что мы можем решить этот вопрос…»

Или нет?

«Не возражаете, если я сниму китель? – спрашивает Купер. – Я немного вспотел, пока бегом поднимался на 14 этаж».

«Да делайте, что хотите, – говорит парень. – Мне наплевать».

Медленно и методично, на пронизывающем ветру и под проливным дождем Купер начинает расстегивать пуговицы на кителе. Двадцать минут – и 14 этажей – назад он первым прибыл на место, когда поступил звонок в полицию. Молодой человек. Примерно 25-ти лет. На крыше многоэтажной парковки. Угрожает спрыгнуть.

«Мир – это куча дерьма! – кричит парень толпе собравшихся внизу зевак. – Всем на все наплевать. Никого не заботит, жив я или мертв. Так почему это должно заботить меня?»

Купер снимает китель. Потом галстук. А потом расстегивает рубашку. Все это время парень, стоя на выступе, наблюдает за его действиями.

«Не вздумайте меня смешить, – говорит парень, когда Купер собирается снять и рубашку. – Или я прыгну!»

«Я и не собираюсь, – говорит Купер, аккуратно складывая рубашку. – Просто мне так удобнее, вот и все».

Теперь на нем только футболка, а ветер продолжает завывать, и идет уже не просто дождь, а дождь со снегом.

«ОТВАЛИ – У МЕНЯ ХВАТАЕТ ДРУЗЕЙ!» – читает он слоган на фасаде противоположного дома.

Он выбирается на выступ крыши, а потом поворачивается лицом к молодому человеку, которому слоган хорошо виден. Смотрит ему прямо в глаза.

«Ну что, – говорит он. – Хочешь поговорить об этом, или как?»

Анатомия влияния

Решения, найденные Роном Купером, Джоном Клизом и командиром воздушного судна, чтобы выйти из весьма затруднительного положения, оказались блестящими. (Вам будет приятно узнать, что парня, собиравшегося покончить с собой, все-таки рассмешил вид Купера в футболке.) Но нет двух одинаково мыслящих людей. Эти решения сработали в той ситуации и в тот момент. И людям повезло, что так получилось.

Эти наблюдения очень важны для ракурса, в котором мы до сей поры рассматривали убеждение. Речь на похоронах. Уговоры самоубийцы. Взбудораженные пассажиры. Теоретически такие проблемы можно решить бесчисленным количеством способов. Столь же дерзких (или нет, в зависимости от обстоятельств). И столь же «гауссовских». Это зависит от того, кто вы. И от того – что еще важнее, – с какой аудиторией имеете дело.

Однако, с другой стороны, мы ведь рассматривали и систему. Формулу. Алгоритм убеждения, который – если он правилен – должен разлагать такие вариации, такое стилевое разнообразие на множители, на триаду риторических констант:

1) основное содержание ваших слов должно сводиться к тому, на что обращает внимание ваша аудитория;

2) манера подачи этого содержания, от которой зависит, как ваша аудитория его воспримет или на него отреагирует;

3) психосоциальные факторы, связанные с тем, как аудитория оценивает вас или ваши слова в контексте ее взаимоотношений с другими: здесь вступают в силу параметры принадлежности.

Так как же можно совместить эти две противоположные точки зрения? Укладывается ли любое эффективное убеждение, во всех его многочисленных и разнообразных обликах, на «три кита»? Или Кит Барретт все же что-то упустил за годы своих «исследований»?

Чтобы ответить на этот вопрос, я принялся коллекционировать убеждения. За полтора года из множества различных источников я собрал «банк влияния» – антологию характерных случаев – более 150 примеров внезапных резких перемен. Как тот, что описан в случае с Роном Купером. Или, если помните, во введении – с музыкантом в самолете. Я пришел к выводу, что примеры подобного флипноза – так я назвал этот феномен – принципиально важны для составления «генетической карты» влияния. Если убеждение действительно покоится на «трех китах», если они и в самом деле основные составляющие управления сознанием, то где их с наибольшей вероятностью можно обнаружить? В событиях с трудно предсказуемым исходом и ситуациях, где вопрос «быть или не быть?» стоит ребром? Или за утренним кофе в «Макдональдсе» (при условии, конечно, что за соседним столиком не сидят какие-нибудь бритоголовые с бодуна)?

Как только база данных стала пополняться, я нашел нескольких добровольцев. Попросил их прочесть три эти истории и в каждой выделить факторы, которые, по их мнению, сильнее всего способствовали убеждению. Результаты удивили. Анализ выявил пять главных «стержней» убеждения:

1) простота;

2) осознаваемая личная выгода;

3) неадекватность;

4) уверенность;

5) эмпатия.

То есть, короче говоря, все тот же SPICE.

Что примечательно, эти пять факторов не только полностью соответствовали «трем китам» Кита Барретта (простота и неадекватность на нашей «карте» прекрасно накладываются на внимание; уверенность – на подход; а осознаваемая личная выгода и сочувствие – на принадлежность), но и включали в себя те принципы, которые, как мы видели ранее, являются неотъемлемым элементом влияния в животном мире. А также, конечно, и убеждения, используемого младенцами.

Здесь было влияние, которое объединяло все виды влияния. С инкубационным периодом всего в несколько секунд. Накал убеждения, столь мгновенного, столь опасного, столь древнего – что оно не просто оборачивало ситуацию в пользу убеждающего, оно укладывало убеждаемого на обе лопатки. И слов для этого требовалось не больше, чем требуется вам для заказа пиццы.

Простота

«Дальтоник»

Помню, как несколько лет назад одна местная лондонская газета напечатала историю о пожилом темнокожем выходце с Карибских островов, который ехал на автобусе с работы домой. На одной из остановок в автобус вошел пьяный парень и не мог найти место.

«Встань, ты, жирный черномазый ублюдок!» – заорал он на мужчину.

«Вы называете меня жирным?» – удивился мужчина.

Весь автобус взорвался от смеха, и пьяный парень вышел. Жестокий конфликт был предотвращен всего лишь четырьмя словами, выражавшими удивление.

Золотое правило любого вида убеждения – от политики до рекламы, от ведения переговоров о контракте до предотвращения крупных беспорядков на расовой почве – состоит в том, что важны не сами слова, которые помогут вам взять верх, а то, как вы их произносите. Часто чем проще, тем лучше будет результат.

Исследования снова и снова доказывают, что наш мозг предпочитает простоту. Возьмите, например, задачу на сложение, приведенную ниже. Закройте цифры листком бумаги, а потом сдвигайте его вниз и мысленно складывайте цифры, появляющиеся в поле зрения:

1000

40

1000

30

1000

20

1000

+ 10

______

Какой ответ вы получили? Если 5000, попробуйте еще раз. На самом деле правильный ответ – 4100. Так в чем же ошибка? А вот в чем. Когда мозг доходит до суммы перед последним числом 4090, он ждет, что сумма будет милым и простым круглым числом. Поэтому и округляет ее до самого милого и самого простого круглого числа, следующего в этом ряду: 5000.

Влияние первого класса

По скорости обработки информации мозгом можно заранее сказать, усвоит он ее или нет. Просто – это хорошо. Сложно – плохо. Вот почему флипноз так эффективен. Он включает, если использовать зоологические термины, эквивалент ключевых стимулов влияния применительно к современному человеку. Как и известные мастера боевых искусств – а некоторые из них, как мы увидим позже, не потеряли формы и в возрасте за 80 лет, – мастер флипноза тратит мало энергии.

Точно так же, как мастера боевых искусств в древних монастырях сосредотачивались на уязвимых точках тела противника, так и мастер флипноза «бьет» прямо в психологически уязвимую точку.

В флпозсе в пслние вклчся тлко инфция, вжн дл прдачи сути пслня.

Люк Конвей, профессор психологии из Университета Монтаны, изучает роль простоты в политическом красноречии. Он выяснил любопытные вещи. Конвей обнаружил, что во время избирательной кампании политики… угадайте, что? Возвращаются к основным принципам, и их политика становится менее затейливой.

Конвей проанализировал четыре ежегодных послания Конгрессу 41 американского президента, находящегося на этом посту первый срок, и выявил некий стереотип. Он обнаружил, что чем дольше президент находится на своем посту, тем проще становится идеология. Корреляция была линейной. Вступительные послания были детальны. Они были всесторонними – и включали, как правило, ссылки на точки зрения, диаметрально противоположные друг другу. И, по существу, были перегружены подробностями. Последнее же послание – предшествующее потенциальному переизбранию – было просто донельзя конкретным.

«Простота подкупает, – делает вывод Конвей. – За сплочение не выступают с заявлением, которое можно истолковать как “Я могу быть прав, я могу быть не прав, давайте вступим в диалог”».

Когда Уинстон Черчилль произнес свою бессмертную фразу «Мы будем драться с ними на побережье…» в речи 4 июня 1940 г., после вывода войск британского экспедиционного корпуса из Дюнкерка, он мог выразиться и по-другому. Он мог сформулировать свое мнение не фразой, ставшей одним из величайших в истории образцов красноречия, а обратиться к своему народу примерно так: «Мы предпримем военные действия против врагов по периметру всего побережья…»

К сожалению, мы никогда не узнаем, почему Черчилль выразился именно так. В трудной ситуации люди подчас совершают забавные поступки, не правда ли? Но зато – если чуть поубавить пафос – мы знаем, почему маркетинговый отдел компании Marks & Spencer разместил надпись «Эксклюзивно для каждого» на всем своем многотоннажном транспорте.

«На борту обычного грузовика мало места, – объяснил мне по телефону пресс-секретарь компании. – На небольшом фургоне еще меньше. И если вы двигаетесь в потоке транспорта, вам некогда это читать. Можно было бы написать: “У нас есть широко доступные товары высшего качества”, – но это не одно и то же, не так ли? В рекламе лучший подход – это простота».

Мэтью Макглоун из Техасского университета в Остине и Джессика Тофигбакш (не надо ничего усматривать в этой фамилии!) провели эксперимент на поэзии. Ну, не совсем поэзии, а скорее, на рифмах. В ходе своего оригинального исследования анатомии мудрости Макглоун и Тофигбакш задались целью выяснить, действительно ли зарифмованные утверждения, в отличие от незарифмованных, воспринимаются как более точные.

Для начала Макглоун и Тофигбакш собрали коллекцию умных, но туманных поговорок. Затем они их немножко изменили. Например, «Оглядчивый да бережливый всегда с наживой»^[42] перефразировали в «Осторожность и мера принесут вам богатство». А «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке»^[43] в «Алкоголь разоблачает то, что скрывает трезвость». Затем они попросили группу добровольцев прочитать собранную ими коллекцию перлов народной мудрости – и оригиналы, и перефразированные варианты – и оценить каждый по степени точности. И жизненности.

Макглоун и Тофигбакш оказались правы в своих предположениях, так же, как и мы. Зарифмованные высказывания представлялись участникам эксперимента менее претенциозными и более искренними, чем перефразированные. Они, по мнению участников, точнее отражали суть жизненных ситуаций.

А почему?

Исследователи объяснили, что такие высказывания усваиваются мозгом целиком. Нам не нужно задумываться еще и о том, чтобы разбить их на меньшие, более удобоваримые части. Рифмованные утверждения обрабатываются быстрее. Рифмованные утверждения обеспечивают более высокую беглость восприятия. А беглость, как мы только что видели на примере политики, рождает уверенность.

Еще с детства я помню, как боксер Мохаммед Али перед боем предсказывал, в каком раунде он победит. Забавно, но он часто делал это в рифму:

Как блоха, удары он наносит, и в три копыта он отбросит.

Он превратиться хочет в тень, так уложу его я в семь.

Считает, что победоносен, так одолею его в восемь.

Приобщался ли таким образом Али подсознательно или как-то иначе к тайному закону убеждения? Делало ли это ум его соперников более податливым? Или умение рифмовать помогало ему лучше оценивать время? А может, будучи выраженными в стихах, его удары ощущались сильнее? Все, конечно, возможно. Многие предсказания Али на самом деле сбывались.

Несколько лет назад, еще только начиная исследовать флипноз, я ходил кругами вокруг сотрудников службы регистрации в аэропорту. Исключительно из научного интереса, конечно, я расспрашивал их о первом классе. Точнее, как в него попасть.

И хотя свести все к единственному «алгоритму модернизации» оказалось невозможным (ладно, ладно, подробности опустим, идет?), многие из тех, с кем я общался, упоминали юмор. Один служащий авиакомпанииAer Lingus, с которым я беседовал в Дублине, вспомнил из ряда вон выходящий случай, когда этот прием так легко «сработал» на нем: «У вас есть место у окна… в первом классе?» – что он даже не задумался над вопросом.

«Дело было не в том, что он сказал, – рассказывал служащий из Aer Lingus. – Дело было в том, как он это сказал. Говорю вам – этот парень мог бы торговать наркотиками на собрании “Свидетелей Иеговы”. Он даже смотрел на меня как-то… так. Это было, ну… типа, я никому не скажу, и пусть это останется между нами. Он был уверенный в себе, но не наглый – как, знаете, некоторые из них. Он явно работал на грани фола, но это выглядело так непосредственно. Я просто не ожидал ничего подобного».

Вот так-то. Когда речь идет об убеждении, нам кажется, что это сложно. Но мы заблуждаемся. Как и самые навязчивые мелодии – те, что безостановочно крутятся в голове, – самое навязчивое влияние отличается простотой. Оно дерзко. Оно напористо. И оно читает по вашему лицу. Вернитесь к словам парня из Aer Lingus. Там есть красноречивый намек.

Неадекватность. Уверенность. Эмпатия. И – если учесть лукавый многозначительный взгляд «я никому не скажу, и пусть это останется между нами», намекающий на взаимность (подробнее об этом через минуту), – то и осознаваемая личная выгода.

И все это в девяти простых словах.

Осознаваемая личная выгода

Пара чеков

Рок-группа «Оазис» давала концерт в Манчестере, когда технические проблемы вынудили их уйти со сцены. Когда они вернулись, солист Лиам Галлахер объявил 70-тысячной толпе: «Я действительно очень сожалею об этом. Теперь концерт бесплатный. Все получат возмещение». На следующий день 20 000 поклонников поймали его на этом обещании – и это обошлось группе более чем в 1 миллион фунтов. Что делать?

Верный своему слову, «Оазис» раскошелился. Но была одна закавыка. На отосланных чеках, подписанных лично Лиамом и Ноэлем Галлахерами, был уникальный логотип «Bank of Burnage» (Burnage – это район Манчестера, где группа была образована).

Пресс-секретарь группы заявила: «Конечно, чеки обналичат всем. Но они же уникальны, поэтому желающие вполне могут оставить их себе».

Пара чеков обнаружилась на eBay.

Сформулировать секрет убеждения в нескольких простых словах легко. Апеллируйте к личной выгоде другой стороны. Или, конкретнее, к тому, что они воспринимают как личную выгоду, – то есть к тому, что они считают для себя благом. Это также одно из золотых правил управления. Хотите повлиять на своего босса? Тогда узнайте, чего он хочет. Вспомните: каков лучший способ ехать верхом? Правильно. В том направлении, в котором идет лошадь. Погуляйте какое-то время по школьному двору (впрочем, это не обязательно), и вы скоро поймете, что я имею в виду. Дети получают друг от друга то, что хотят, применяя одну из двух тактик. Они или торгуются («Если дашь мне поиграть на твоей PlayStation, то я дам тебе половину своей шоколадки»), или угрожают («Если ты не дашь мне поиграть на твоей PlayStation, то я скажу учителю, что ты украл мою шоколадку»). Это – закон джунглей.

Самые умные из них способны в этом отношении даже переплюнуть взрослых. Однажды я был на новогодней вечеринке, и моя приятельница собралась отправить своего девятилетнего сына спать.

«Но, мама, – умолял он, – сейчас всего лишь полдевятого. Позволь мне не ложиться спать».

Мама была непреклонна.

«Ты ведь знаешь, что если ложишься спать поздно, то утром встаешь разбитый и потом несколько дней чувствуешь себя усталым».

«Хорошо, – ответил ее сын, держа удар. – Ты хочешь, чтобы я бегал вокруг тебя в семь утра, когда тебе хочется подольше поваляться в кровати?»

Блестяще.

Дипломатия, как выразился кто-то, это искусство позволить другим поступить по-вашему. И удостовериться, что они на вас за это не обиделись.

Под гнетом ответственности

Братья Галлахеры были не сильны в дипломатии. Но в инциденте с возмещением стоимости билетов они превзошли себя. Наверное, те чеки в итоге через несколько лет станут предметами интереса коллекционеров, – и их ценность многократно возрастет по сравнению с нынешней. Их будут продавать на eBay. И в то же время нельзя обвинить парней в невыполнении обещания. Разумный шаг.

То, что сделал «Оазис», не требовало больших умственных усилий. Они апеллировали к простой биологии. Высылая эти чеки – выпущенные «ограниченным тиражом», – они, по сути, задействовали древний закон влияния, называемый дефицитом. Дефицит – один из шести эволюционных принципов убеждения, обрисованных в общих чертах Робертом Чалдини, психологом из Аризоны. В основу закона легло одно любопытное наблюдение, а именно: чем меньше чего-либо, тем больше нам хочется это получить. Другие принципы, с которыми мы уже сталкивались так или иначе: взаимность (необходимость отвечать любезностью на любезность); ответственность и согласованность (как Галлахеры, мы стараемся держать слово); власть (мы подчиняемся лицам, облеченным властью); симпатия (мы говорим «да» тем, кто нам нравится) и социальное доказательство (мы смотрим, как поступают другие люди, если не уверены в себе).

Из-за их эволюционного характера и роли в выживании первобытного человека, каждый из этих принципов работает непосредственно на уровне личной выгоды. Возьмем, к примеру, социальное доказательство. Недавнее исследование, проведенное в Абердинском университете, показывает, что, если мужчина входит в бар в сопровождении улыбающейся женщины, уровень его привлекательности повышается на 15 % (в следующий раз возьмите с собой свою сестру). И точно такой же рефлекс подражания обнаружен у животных. Самки шотландской куропатки и рыбок-гуппи – при прочих равных условиях, – выбирая брачного партнера, отдают предпочтение тем самцам, кого они ранее видели «за работой», перед теми, кого они за этим делом не застали (хотя не думаю, что люди зайдут так далеко). Почему? Потому, что в условиях неуверенности или недостатка информации принцип социального доказательства действует как мощное подкрепление уверенности в получении личной выгоды. Если он по нраву другим самкам, так и я не прочь.

Убеждающие свойства личной выгоды часто трудно изложить на бумаге. Никому не нравится считать себя эгоистом – это не в наших интересах. Но все же давайте попробуем.

Представьте, что вы и еще 29 человек заплатили за эксперимент, который буду проводить я. Когда вы приходите, я сажаю каждого из вас в отдельную кабину, где на центральной панели расположена кнопка зуммера. Прежде чем вы войдете в кабину, я предупреждаю, что вы будете находиться там в течение 10 минут, но вправе нажать на кнопку, когда захотите. Однако первый же нажатый зуммер будет и сигналом к окончанию эксперимента. Да, и еще одно. Вы не можете общаться со своими партнерами по эксперименту в других кабинах.

А теперь я говорю, что условия этим не ограничиваются, и здесь-то начинается самое интересное. Если по прошествии полных 10 минут выяснится, что никто не нажал на кнопку, то каждый из вас – то есть вы и 29 ваших приятелей – получит 3-недельные каникулы в любой точке мира по своему выбору. Но, с другой стороны, если в какой-то момент этого 10-минутного периода кто-то из вас все же нажмет на кнопку, тогда этот человек получит 6-дневные каникулы, а вы и все остальные не получите ничего.

Часы тикают. Каковы ваши действия?

При первом столкновении с дилеммой волка^[44], – которую и представляет собой этот эксперимент (на всякий случай, если вы этого не знаете), – большинство людей не ждет повторного объяснения условий. И без того ясно, как день, что надо делать. Продержаться полных 10 минут. Если все сплотятся, то 3 недели каждый будет мазаться кремом от загара, правильно? Ну, отчасти. Ведь это еще большой вопрос, сплотятся все или не сплотятся. Возможно, да. Возможно, нет. Каковы шансы, что кто-то в группе из чисто личной выгоды или просто по глупости «случайно» не нажмет зуммер? Можете ли вы позволить себе так рисковать?

Чем больше вы думаете об этом, тем очевиднее становится, что разумным будет нажать на кнопку самому. Если существует вероятность, что, по крайней мере, один из 29 участников сделает это за всех остальных – и отправится на 6 дней наслаждаться жарким солнышком, – то есть ли какая-нибудь серьезная причина, почему это не должны быть вы? По сути, лучше всего вообще не думать о нажатии на кнопку. Просто нажать ее. Как только вы войдете в кабину. Ведь если вам удалось сообразить, что в ваших интересах – нажать на кнопку, то эта благая мысль может прийти и кому-то другому. И где гарантия, что они не собираются сделать это прямо сейчас?

Испытание временем

Английский философ семнадцатого столетия Томас Гоббс придумал фразу «война всех против всех» для описания того, что будет представлять собой жизнь без правительства. (Хотя, наблюдая кризис кредитной системы, Афганистан и скандал с расходами членов парламента, так и хочется спросить: а может, стоит попробовать?)

Но я предпочитаю слова бывшего австралийского премьер-министра Гоу Витлэма: «Профессиональные игроки знают, что лошадь по кличке Этика редко добирается до финиша, тогда как кляча Личная Выгода всегда выигрывает скачки».

Витлэм, возможно, говорил буквально, – если судить по результатам исследования, проведенного в Принстоне в семидесятых годах прошлого века. Психологи Джон Дарли и Даниэль Бэтсон разделили студентов в Принстонской богословской семинарии на две группы. Первой группе нужно было записать на видео речь о самых подходящих видах работ для семинаристов. Вторая группа должна была записать речь на тему притчи о Добром Самаритянине. Двум группам студентов дали несколько минут, чтобы они могли подготовиться и набросать тезисы своей речи, после чего ученый сказал, что запись будет проходить в смежном здании, куда ведет переход.

Здесь наступает интересный момент. Прежде чем студенты отправились в студию видеозаписи, их снова разделили, уже на три группы, и каждой сказали абсолютно разные вещи.

Первой группе сообщили: «Ассистент будет готов принять вас в студии через несколько минут. Вы уже можете идти. Если вам и придется подождать, то не очень долго».

Второй группе сказали: «Ассистент готов принять вас, поэтому отправляйтесь, пожалуйста, прямо сейчас».

И третьей группе сказали: «О, вы опаздываете. Вас ожидали уже несколько минут назад. Ассистент готов, так что вам нужно поторопиться».

И все отправились в студию.

Однако на пути их ожидал сюрприз. В конце перехода в дверном проеме, прислонившись к косяку, полулежал ассистент. Его голова поникла. Глаза были закрыты. И он не двигался. Когда мимо проходили студенты, он два раза кашлянул. И застонал.

Традиционный вопрос: какую помощь оказал ассистенту каждый из студентов?

Для оценки результатов исследователи заранее договорились использовать систему баллов. Студенты ничего не получают, если они отказались (или, на первый взгляд, отказались) даже замечать, что человеку плохо. Они получают один балл, если поняли, что он нуждается в помощи, но не остановились. Два балла, если не остановились, но сообщили о проблеме помощнику ассистента, который ждал их в другом здании. И максимум – пять баллов, если они остались с ассистентом и сопроводили его туда, где ему помогут. Результаты исследования показаны на рис. 6.1.

Рис. 6.1. Не могу остановиться – опаздываю на проповедь (по материалам Darley & Batson, 1973)

Конечно же, даже среди студентов такой элитарной богословской семинарии, как Принстон, и даже среди тех студентов такой элитарной богословской семинарии, как Принстон, которые только что толковали притчу о добром самаритянине, возобладала личная выгода. И возобладала бесповоротно. На графике четко видно, что те студенты, которые опаздывали, едва ли вообще заметили ассистента, упавшего в дверях.

Они были слишком заняты, стараясь быть хорошими.

В начале прошлого года британский радиоведущий Терри Воган вызвал резкую критику различных СМИ, после того как просочились сведения о его зарплате в 800 000 фунтов в год. Несмотря на то что львиную долю этой суммы приносила его программа, которая шла по будням, что давало ему статус знаковой (если не нелепой) фигуры, разные СМИ наперебой трещали о его сверхдоходах. Добавьте к этому преобладающий финансовый климат и сомнительный скандал, в который были вовлечены двое из его коллег с радио, – и считайте, грязь прилипла. Но Великий Человек видел это по-другому.

«Это же, – язвительно заметил он со своим фирменным добродушным апломбом, – получается по два пенса на слушателя. Что-то цена у меня низковата».

Конец истории. Как только вопрос личной выгоды был снят и цифры получили другую интерпретацию, его хулители, у которых тоже была своя личная выгода, сразу умолкли.

Неадекватность

Мозг-шулер

В научных книгах редко встречаются фокусы. Но вот вам один. Ниже, на рисунке 6.2a, изображены шесть игральных карт. Выберите одну, прикоснувшись к ней, смотрите на нее в течение пяти секунд так, чтобы у вас в голове остался ее образ, а затем переверните книгу и мысленно представьте карту. Не говорите мне, какая это карта, просто держите ее в голове.

Рис. 6.2a. Выберите карту

Сделали? Хорошо. Теперь я намерен собрать карты, перетасовать их и снова положить на страницу – только на сей раз рубашками вверх и при этом убрав одну из них. Вы не заметите, как я это сделаю.

Готовы? Ну вот…

Рис. 6.2b. Первоначальный расклад минус одна карта

Превосходно! Пока неплохо.

Хорошо, теперь перед вами лежат пять карт. Рубашкой вверх. Это пять из шести карт, которые я вам показал несколько секунд назад. Оставшаяся карта лежит передо мной здесь. Подождите секунду, пока я проверю, какая это карта, – я убирал ее не глядя. Так, вижу.

Хотите, чтобы я сказал вам? Чтобы узнать, какую карту я сейчас держу в руке, пролистайте до страницы 256 в конце этой главы, чтобы «перевернуть карты» для себя. Сделайте это сейчас и возвращайтесь обратно.

Так какая карта там была? Случайно не та, которую вы выбрали?

Думаю, ребята, это настоящее волшебство.

Мозг-вор

«Тайна преображения, – писал греческий философ Платон, – не в том, чтобы дать человеку глаза, потому что глаза у него уже есть. Скорее она в том, чтобы направить его взгляд в нужном направлении, в котором он до этого не смотрел».

Он попал в точку. Фокусники, конечно, уже давным-давно это знают. Как и воры-карманники. «Большое действие перекрывает малое», – один из наиболее хорошо испытанных и проверенных принципов в бизнесе – относится и к тому факту, что, если два действия происходят одновременно, наблюдатели обратят внимание на большее, или более существенное из двух. Возьмите трюк с «телепатией», описанный выше. К этому времени вы, вероятно, уже поняли, что он вообще не имеет никакого отношения к телепатии, а целиком и полностью связан с кражей, совершаемой умом. С тем, что в теории магии известно как пассивная дезориентация, а в когнитивной психологии – как экзогенный захват внимания.

Когда вас заставляют сосредоточиться исключительно на одной карте – той, что вы выбрали, – вряд ли вы заметите другие пять. Вы знали, что они там были – вы могли их видеть, – но просто не обратили на них внимания.

Большая ошибка.

Если вы видели свою карту и даже не подумали идентифицировать остальные, то мне оставалось всего лишь удалить любую карту и заменить оставшиеся карты другими. И в результате покажется, будто единственная отсутствующая карта – как раз та, которую вы выбрали. Та самая выбранная вами карта играет роль визуальной цели. Своего рода «мозгового вышибалы», который выталкивает внимание через боковую дверь сознания. Сажает в такси и отправляет домой.

Когда речь идет об убеждении, нам есть что почерпнуть у фокусников и карманников. Возьмите Рона Купера, например. На ветру и под дождем. Кто, будучи в здравом уме, как бы ему ни было жарко, стал бы раздеваться в такую погоду? Вы бы стали? Купер, конечно, знал, что делает. Он долго расстегивал рубашку. Но парень-то, собиравшийся покончить с собой, этого не знал. Куперу нужно было тянуть время – и с каждой расстегнутой пуговицей ситуация становилась все более дикой.

А потом настал великий финал: «ОТВАЛИ – У МЕНЯ ХВАТАЕТ ДРУЗЕЙ!»

Больше неадекватности. Больше психологического Семтекса^[45]. Подобные ситуации вообще требуют проявления такта, когда выступаешь в роли жилетки, в которую несчастный может поплакаться. Это знают все. И парень, стоявший на выступе крыши, знал это. И Купер знал, что он знает. Но не в этот раз. Это опасная игра, но юмор, рассудил Купер, переломит ситуацию (он на это очень надеялся) и окажется сильнее человека, стоявшего под дождем на крыше многоэтажной парковки.

Неадекватность срабатывает в убеждении именно потому, что НЕ срабатывает в фокусах. Потому что – необычно. И вместе с тем точно по той же причине. Большое перекрывает малое.

Прикол Струпа

Неадекватность вынуждает мозг свернуть с проторенного пути, подкрадывается к нему сзади и обрушивается на него лавиной удивления. Ничего нового. По сути, это старо, как мир.

«Поднимите шум на востоке и нападайте с запада», – говорили древние мастера дзэн. Эта доктрина все еще применяется во многих формах боевых искусств. В карате, например, есть понятие teishin – «остановка мыслей», – когда ум на время отделяется от внимания. Кстати, в зале суда – от софистов Древней Греции до мастеров лингвистического джиу-джитсу – победа также достигается отчасти благодаря удивлению.

Эксцентричный британский адвокат Фредерик Смит однажды защищал водителя автобуса, обвиняемого в том, что из-за его небрежности пассажир повредил руку. При допросе истца Смит, против ожиданий, вместо агрессивного стиля выбрал более примирительный тон.

«Пожалуйста, покажите суду, – спросил он пассажира, – как высоко вы можете поднять руку сейчас – после рассматриваемого инцидента?»

Ответчик, явно измученный болью, поднял руку до уровня плеча.

«Спасибо, – сказал Смит. – А теперь, пожалуйста, покажите суду, как высоко вы могли поднять ее до несчастного случая?»

Истец задрал руку выше головы.

Следующий пример более подробно показывает, какую огромную роль играет в убеждении неадекватность.

Посмотрите на серию квадратов на рис. 6.3a, представленном ниже. В каждом из этих квадратов слово появляется в разных местах. Двигаясь от верхнего левого угла к нижнему правому и методично просматривая каждую строчку, ваша задача – озвучивать место, где находится каждое слово (слева; справа; вверху; внизу). Называйте место так быстро, как можете. Не читайте слова – просто называйте место их расположения.

Ну что? Давайте начнем…

Рис. 6.3a. В каком месте находятся вышеупомянутые слова: вверху, внизу, слева или справа?

Как все прошло? Довольно легко? Что ж, это хорошо.

Теперь я хочу, чтобы вы выполнили ту же самую задачу с перечнем слов, показанных ниже, на рис. 6.3b. Снова – указывайте только местоположение каждого слова. НЕ ЧИТАЙТЕ – Я ПОВТОРЯЮ – НЕ ЧИТАЙТЕ ИХ!!

Понятно?

Приступайте…

Как получилось на этот раз? Совсем другая история? Ну, надо думать. На самом деле большинство людей находят этот второй список куда более трудным. Но почему? Причина, вообще-то, довольно проста. Во втором списке приказ сознания указывать местоположение слов сталкивается с бессознательным стремлением просто их читать – возникает «вибрация» мыслительного механизма, особенно усиливающаяся из-за отвратительного несоответствия между словами и их расположением. Иначе говоря, ожидания и реальность внезапно перестают совпадать. И выполнение задачи усложняется.

Рис. 6.3b. Итак, повторим задание из предыдущего рисунка: в каком порядке слова появляются: вверху, внизу, слева или справа?

Эта парадигма – разновидность задачи, называемой «тест Струпа на исключение нерелевантной информации», – с давних пор любима когнитивными психологами, особенно теми из них, кто интересуется процессами и механизмами внимания. И для этого имеется серьезное основание. Эффект вмешательства, или нарушения, производимый двумя противоречивыми целями – естественной склонностью читать слова против безжалостного распоряжения отказаться от естественного стремления и вместо этого указывать их местоположение, – появляется не только в связи с языком.

По сути, он возникает почти все время – например, всякий раз, когда мы оказываемся в незнакомой обстановке или удивляемся чему-то неожиданному.

Барбара Дэвис и Эрик Ноулз из Университета Арканзаса продемонстрировали, как это работает, в двух исследованиях с участием коммивояжеров и уличных продавцов. Дэвис и Ноулз раскрыли нечто поразительное в способе, каким мы тратим деньги: целевые клиенты покупали рождественские открытки у коммивояжера в два раза чаще, если он неожиданно указывал цену в центах, а не в долларах. А потребители уличной еды покупали в ларьке больше пирожков, если владелец называл их чуточку по-другому, например «пирожочки».

Но была одна уловка. В обоих случаях эти приемы срабатывали, только если сразу после необычной фразы вставлялась еще и «цеплялка». В случае с рождественскими открытками «цеплялкой» были слова – «По рукам!». А в случае с пирожками – «Они восхитительны!».

Конечно, все происходящее особой изысканностью не отличается. Это низкопробная психологическая обманка. Неадекватность от «первого впечатления» – набора из 36 рождественских открыток за 2844 цента – толкает мозг закопаться в «мелочных прикидках» (хотя иногда и нет, в зависимости от обстоятельств). Прежде чем он из этих подсчетов выберется, на весы подбрасывается дополнительная гирька в виде уверенности и сопереживания: «По рукам!» Неадекватность, уверенность и эмпатия вкупе действуют, как Отряд особого назначения.

Роль неадекватности – роль ударной группы: расчистка входа с помощью взрыва и создание беспорядка. Это вводит объект воздействия в мгновенный транс, длящийся доли секунды, во время которого можно исподволь сделать наногипнотическое внушение – «Они восхитительны!» – пока убеждение пребывает в подвешенном, а осознанное сопротивление – в замороженном состоянии. В арьергарде идут уверенность и эмпатия.

Блистательные ляпы

То, что происходит в мозгу в ситуации неадекватности, зарегистрировано методикой single cell recording, с помощью которой измеряются изменения электрического потенциала в отдельно взятом нейроне в момент всплеска его активности. Было выявлено, что у обезьян мозжечковая миндалина более чувствительна к неожиданным появлениям стимулов (и положительных, и отрицательных), чем к ожидаемым.

А у людей электроэнцефалограмма (ЭЭГ) продемонстрировала повышенную активность как в мозжечковой миндалине, так и в височно-теменном узле (участке мозга, участвующем в выявлении нового), когда с ними происходили чрезвычайные, невероятные события.

Действительно, как мы видели в главе 2, именно неадекватность, проявляющаяся во внезапных и неожиданных изменениях тона, делает крик новорожденного настолько эмоциональным. И придает «остроту» музыке и юмору.

Но у неадекватности есть и вторичная функция, которую выявили в своем исследовании Дэвис и Ноулз. Та, что стоит несколько особняком от неадекватности, но связана с ее способностью «взрывоподобно» открывать дорогу к сознанию. Функция переосмысления ситуации.

Возьмите, например, два рекламных объявления, показанные на рис. 6.4a и 6.4b, – оба очень разные, но, каждое по-своему, очень действенное.

Подобные объявления символизируют то, что можно было бы назвать «партизанским» влиянием. Они заманивают наши ожидания в ловушку и берут наши эмоции в заложники. Они вынуждают нас задавать вопросы. Оценивать заново.

Рис. 6.4a, 6.4b. Завесы неожиданного: сила неподкрепления ожиданий в бедственной ситуации

Чаще всего, когда человек вызывается помочь, у него на лице улыбка, а вовсе не порезы и синяки. Что происходит?

Обычно, когда фирма по прокату автомобилей заказывает место для рекламы, она делает это, чтобы себя возвеличить, а не принизить. Как же так?

Дрю Вестен, профессор политической психологии в Университете Эмори, конечно, знает ответ.

«Если вы хотите покорить и сердца, и умы, – говорит он, – начните с сердца».

Вестен и его коллеги неоднократно исследовали влияние внутригруппового фаворитизма (когда членам группы «своих» отдается предпочтение перед членами всех остальных групп) на умозаключения не в рекламе, а в политике. Вестена интересовало, что произошло бы, если взять группу несгибаемых республиканцев и группу несгибаемых демократов и показать им два противоречивых заявления, сделанных их собственным партийным лидером. В данном случае у республиканцев это был Джордж В. Буш, а у демократов – Джон Керри.

Это встревожило бы их? Если да, то какие именно заявления их встревожили бы?

Чтобы выяснить это, Вестен во время президентской предвыборной кампании 2004 г. взял по 6 противоречивых заявлений от лидеров обеих партий (причем это были по-настоящему грубые ошибки, а не просто мелкие оговорки) и показал их сторонникам республиканцев и демократов на серии слайдов в момент, когда им делали МРТ.

То, что он обнаружил, было ошеломляющим. Для нейтральных наблюдателей противоречия были очевидны. Так же как для республиканцев и демократов – пока они оценивали заявления лидера конкурирующей партии. Но смогли ли республиканцы найти несоответствия в аргументах своего собственного кандидата? А демократы – у своего? Исключено. По шкале 1–4 (где 1 = вообще нет противоречий, а 4 = очень много), средняя оценка для заявлений «своего» составляла 2. Для заявлений оппозиции – как вы уже догадались – около 4. Другими словами, республиканцы замечали несоответствия в речах Керри. А демократы, наоборот, в речах Буша.

Но еще важнее то, что происходило в головах участников исследования при виде такого несоответствия. Ну, во-первых, как и предсказывал Вестен с коллегами, когда испытуемые только начинали смотреть слайды (с 1 по 3), противоречивые заявления вызывали взрыв негативных эмоций в мозгу (в частности, в передней поясной коре, префронтальной коре, задней части поясной извилины, предклинье и вентромедиальной префронтальной коре).

Но по мере продолжения эксперимента (слайды 4–6) начали происходить интересные вещи. В дело вмешались нервные цепи, участвующие в процессе регулирования эмоций (боковая часть нижней доли орбитофронтальной коры, нижняя доля орбитофронтальной коры, островок (головного мозга) и извилина гиппокампа). И быстренько навели порядок. В результате не только стали рассеиваться первичные негативные эмоции, но и активизировались области мозга, связанные с позитивными эмоциями (нервные цепи вентрального стриатума, отвечающие за вознаграждение и удовлетворение). Участники не просто почувствовали себя лучше. Настроение у них стало приподнятым, словно они опрокинули по паре стопок.

Едва их мозги оправились от начального потрясения неадекватностью, к ним вернулась способность рассуждать, и они ухитрились увязать два противоречивых заявления. И вознаградили себя за это.

Шок и/или

Результаты исследования Вестена пролили немного света на то, что происходит во время убеждения. Не только в политике, но и в жизни вообще. Прежде всего, не всегда так уж важны факты. В качестве элементов влияния их явно переоценивают. В экстремальной ситуации, когда функционирование затруднено, мозг, похоже, прячется позади сердца. Просто повторим: в исследовании Вестена были задействованы эмоциональные «почтовые» коды мозга. В когнитивных же окрестностях все было спокойно.

В ораторском искусстве неадекватность также обладает преобразующим свойством. Контрасты, какие использовали Джон Ф. Кеннеди («Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас; спросите, что вы можете сделать для своей страны?») и Маргарет Тэтчер («Поворачивайте, если хотите. Леди не должна сворачивать!»), заставляют их фразы запоминаться, потому что в них содержится быстрое сопоставление положительного и отрицательного. Исследования показали, что из всех аплодисментов во время блестящей речи треть фактически приходится на долю содержащихся в ней контрастов.

Представьте такую сцену. Утром я торопливо спускаюсь в нью-йоркское метро. Двое нищих сидят на противоположных сторонах тротуара напротив друг друга. Один одет в тряпье и грустно держит картонную табличку с надписью: «Я голодный и бездомный – пожалуйста, помогите». Другой красуется в безупречном костюме в полоску и – самодовольно усмехаясь – держит табличку с надписью: «Я отвратительно богат и хочу больше!»

Реакция прохожих интригует. Это – смесь презрения, сочувствия и веселья. Маркетинговая стратегия парня в костюме – просто катастрофа. Его коробка почти так же пуста, как и тогда, когда он начал. И все же «настоящий» нищий – парень, одетый в тряпье, – забирает оттуда даже эти крохи.

Я насторожился. В этом «рэкете» есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Поэтому позже, когда они оба собираются уходить, я подхожу к ним. Что у вас тут за дела, спрашиваю я. Оказывается, я прав. Это – уловка.

Выяснилось, что на улице работают оба.

Но опытным путем они обнаружили, что, сотрудничая, могут собрать в четыре раза больше денег, чем поодиночке.

«Люди получают право выбора, – говорят они. – Богатый парень или бедный парень. Обычно, если работать поодиночке, люди просто проходят мимо. И даже заметив вас, вряд ли удостоят второго взгляда. Но парень в костюме не только привлекает их внимание, он заставляет их думать. Зачем я буду давать что-то этому самодовольному придурку, когда я могу отдать это другому парню? Люди, которые постоянно здесь ходят, знают, что это – жульничество, но оно еще срабатывает. Мы надеваем этот костюм по очереди».

Большое перекрывает малое.

Уверенность

Снимай часы

История, которую я собираюсь рассказать, явно не выставляет моего дядю Фреда в лучшем свете. Но это такой прекрасный пример преобразующей силы уверенности, что о нем нельзя не рассказать.

Во время Второй мировой войны Фред Даттон служил в парашютном полку. Он отнюдь не был великаном – ростом приблизительно 165 см и весом 57,2 кг, – но отличался стойкостью и имел сердце льва. Однажды под Рождество где-то в глуши Арденн они с тремя сослуживцами наткнулись на расположение немцев. Захваченные врасплох, немцы решили бежать – все, за исключением радиста, который не сумел вовремя избавиться от своего рюкзака. Фред был главным и вышел вперед.

«Встать!» – заорал он на радиста.

Немец сделал, как ему сказали. Он был ростом около 2 метров и, как выражался Фред, возвышался, как кирпичный сортир. В течение нескольких секунд эти двое солдат просто смотрели один на другого. Думаю, вполне буквально оценивая друг друга. Причем один смотрел снизу вверх, а другой – сверху вниз. Это, наверное, была та еще сцена: Фред ростом 165 см и Юрген – под 2 метра. Наконец взгляд Фреда остановился на часах немца. Они были блестящими. И золотыми. И выглядели дорого. Что бы там ни думал Фред, он понимал, что сослуживцы не поддержат его, если ситуация примет угрожающий оборот. «Так что же делать, черт побери?» – думал он. Он должен как-то разрешить эту ситуацию.

«Твои часы! – рявкнул он Юргену. – Мои!»

Для пущей убедительности он указал на часы, а потом на себя. Немец смотрел на него, как на сумасшедшего.

«Твои часы! – повторил Фред. – Снимай их!»

Немец, однако, продолжал просто стоять и с каждой секундой их странного противостояния смотрел на Фреда все с большим подозрением.

Наконец у Фреда кончилось терпение. Подойдя к немцу почти вплотную – слон и Моська! – он принялся неистово жестикулировать рядом с его запястьем. При этом ему пришлось довольно высоко поднять руки.

«ТВОИ ЧАСЫ! – шипел он. – ДАЙ ИХ МНЕ!»

После того как Фред повторил это в третий раз, немец несколько нерешительно расстегнул ремешок, снял часы и протянул Фреду.

Тот схватил их, засунул в карман шинели и с радостной улыбкой повернулся к своим товарищам.

Которые, как оказалось, скрылись, едва завидев рост малого.

Omnia dicta fortiora si dicta latina^[46]

«Реальность, – писал американский эссеист Роберт Энтони Уилсон, – это то, что вы можете победить». И скажу вам просто так: дядя Фред почти наверняка согласился бы с ним. Только одно могло убедить того немецкого радиста отдать часы. И это была вовсе не дерзость, уж будьте уверены. Несокрушимая уверенность – вот что сыграло главную роль. В этом нет никаких сомнений. Хотя, как выяснилось позже, совершенно необоснованная.

Грег Морэнт – человек, который знает об уверенности еще кое-что. Летним вечером в Новом Орлеане мы сидим в баре его пятизвездочного отеля и потягиваем шампанское. «Убеждение, – говорит мне Морэнт, одетый в свежую белую рубашку и бледно-голубые джинсы, а на руке поблескивают золотые часы Oyster Perpetual, – это на 99 % – уверенность и лишь на 1 % – стечение обстоятельств!» И Морэнту это известно лучше, чем кому-либо другому. Теперь ему уже хорошо за 40, и из них 30 лет он проворачивал разные нелегальные дела. Нет такого штата во всей стране, который он бы не «пощипал».

«Если вы не доверяете человеку, если вы не уверены, что все пойдет так, как он утверждает, – продолжает Морэнт, – тогда какой смысл его слушать? Сейчас в моей профессии это уже бесполезно. Наши гарантии – это наши слова! Вы можете себе представить мошенника, который втирался бы к вам в доверие, не будучи уверен в себе? Я хочу сказать, что это полный абсурд…»

Он прав, конечно. Ничто так не внушает уверенность, как уверенность. Возьмем, к примеру, телевидение. Если вы когда-либо задавались вопросом, почему эксперты, у которых берут интервью, на экране неизменно появляются на фоне книг – теперь вы знаете. Багаж знаний придает их утверждениям дополнительный вес.

Или рассмотрим эксперимент, когда людей били током. Его провел Стэнли Милгрэм в Йельском университете в шестидесятые годы. Приблизительно 65 % из тех, кто принял участие в исследовании, накручивали диск до максимума, когда команды давал доброжелательный профессор в белом халате. Но когда место профессора занимал лаборант – в джинсах, футболке и кроссовках, – «допрашивающие» подчинялись ему не так охотно. В комментарии к оригинальному исследованию, в котором не было ни намека на научную честность (в отличие от оригинального исследования, которое проводилось в священной обстановке «старого» университетского городка Йельского университета, последующие же исследования велись в административном здании в центре города), говорилось, что только 25 % участников прошли испытание до конца. Данные все равно шокируют, но не так, как от удара током.

Когда уверенность исчезает, исчезает и все остальное.

Картинка стоит тысячи слов, гласит пословица. Но разве может картинка сказать слишком много? На первый взгляд вопрос кажется абсурдным. Но есть доказательство того, что представленные на слушаниях в суде графические результаты магнитно-резонансной томографии могут на самом деле принести больше вреда, чем пользы. Недавнее исследование Дэвида Маккейба из Университета Колорадо и Алана Кэстела из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе показывает, что вся польза от показа в суде изображений процесса мозговой деятельности может быть сведена на нет способностью таких изображений оказывать влияние на судей и на всех, кто их видит.

Маккейб и Кэстел показывали добровольцам ряд фиктивных статей по нейробиологии, в которых содержались некоторые фальшивые аргументы (например, «просмотр телевизора помогает развивать математические способности, потому что при этом активизируются височные доли головного мозга»). Причем одни участники получили только выдуманные аргументы, а другие получили аргументы плюс либо изображения мозга, либо гистограммы. Угадайте, кто решил, что аргументы веские? Именно так. Те, кому достались еще и изображения мозга.

Ровно такое же психологическое впечатление супер-пупер значительности производят статистические данные, использованные должным образом. В 1995 г. в начале судебного процесса по делу об убийстве шансы О. Дж. Симпсона на оправдание казались призрачными. Но у блестящего адвоката Алана Дершовица было другое мнение на этот счет. Он уверенно подчеркнул в суде, что приблизительно 4 миллиона американских женщин ежегодно подвергаются избиению своими мужьями. Но из этих 4 миллионов убиты мужьями-изуверами были только 1432 женщины (в 1992 г.). Из этих цифр следует, утверждал Дершовиц, что вероятность того, что именно его клиент виновен в убийстве своей жены, составляет приблизительно 1 к 2500.

Вычисления Дершовица впечатлили присяжных. И Симпсон, отсидев (с учетом предварительного следствия) 251 день, вышел из суда свободным человеком.

Но вычисления, как выяснилось, были неправильными.

И представленные данные скрыли от присяжных совершенно другую вероятность. Поскольку Николь Браун Симпсон была уже мертва, вероятность, представленная адвокатом, повернула мнение присяжных в неверном направлении.

Из тех 1432 женщин, которые были убиты, 90 % умерли от руки мужа.

Кольцо уверенности

Психолог Пол Зарнот и его коллеги в Университете Иллинойса исследовали влияние уверенности на когнитивную функцию. В частности, как ореол уверенности в себе может окутать окружающих туманным облаком правды. Зарнот дал испытуемым задачи разных видов (например, задачи по математике, на нахождение аналогий и прогнозирование) и попросил после решения каждой задачи указать, насколько они уверены в правильности своего ответа. Участники сначала отвечали порознь, а затем небольшими группами. Ни в том, ни в другом случае они не получали никаких комментариев о ходе своей работы.

Результаты Зарнота оказались удивительными. Он обнаружил, что групповые ответы следовали определенной модели. В них чаще всего воспроизводились индивидуальные ответы самых уверенных членов группы – даже когда они оказывались неправильными. Другими словами, заключил Зарнот, те люди, которые воспринимались как самые уверенные, воспринимались и как самые компетентные – то есть такие, которые с наибольшей вероятностью ответят правильно.

Чтобы «выехать» на уверенности, особого ума не нужно. Даже удивительно, насколько мизерна роль ума в этом деле. Исследования в области политики показали, что популярностью, скорее всего, будет пользоваться кандидат, действующий «с подходом», причем в буквальном смысле, – то есть на встречах с избирателями, когда наступает время вопросов и ответов, он выходит к «народу» (источая неуловимую уверенность и открытость). В противоположность кандидату, сохраняющему неподвижность (ярко выраженная защитная реакция).

В медицине уверенность проявляется иначе. Чем выше рейтинг старшего медперсонала (и среди больных, и в коллективе), тем лучше у медсестер получается сохранять нейтральное выражение лица и скрывать свои чувства (что, пожалуй, не удивительно, учитывая возникающую время от времени необходимость скрывать от пациентов истинную серьезность их состояния).

Психологи Налини Амбади и Роберт Розенталь пошли еще дальше и провели исследование относительно того, что они называют «тонкие срезы». В одном исследовании эксперты смотрели 30-секундные видеоролики с записью преподавателей колледжа, читающих лекции в начале семестра, и оценивали их по нескольким личностным характеристикам.

Амбади и Розенталь хотели знать, можно ли будет на основе этих кратких оценок предсказать, как будут вести себя преподаватели на лекциях к концу семестра, – то есть приблизительно через три месяца. Не с точки зрения экспертов, а с точки зрения студентов.

И предсказания подтвердились! Те преподаватели, которые и в начале воспринимались как уверенные, активные, оптимистичные, симпатичные и полные энтузиазма, – а на оценку, как вы помните, давалось всего лишь 30 секунд – получили гораздо более высокие оценки у студентов, судя по оценочным листам, которые они заполняли в конце года.

О, и я забыл упомянуть… самым примечательным было то, что эксперты давали свои начальные оценки с выключенным звуком. Видеозаписи шли без звука. Все участники должны были делать оценки, опираясь лишь на то, что видят их глаза.

Уверенность, как и физическая привлекательность, имеет эффект ореола. Она действует односторонне, как автономный маркер влияния.

В противном случае мой дорогой старый дядя Фред давно бы ушел в мир иной.

Эмпатия

Дым без огня

Вечер пятницы, и в лондонском метро большое оживление. Уже почти пять минут поезд на линии Пикадилли стоит в туннеле между Лестер-Сквер и Ковент-Гарден из-за поломки светофора. Вагоны полны, и люди начинают беспокоиться. А когда машинист объявил, что поезд простоит в туннеле еще минут пять, они заволновались еще больше.

Парень в тренировочном костюме вынимает сигарету и закуривает – возмутительное нарушение правил.

Со времен страшного пожара на Кингс-Кросс в 1987 г., унесшего жизни 31 человека и начавшегося – как показал последующий опрос свидетелей – с выброшенной спички, в метро ввели категорический запрет на курение. Но, несмотря на вездесущие надписи «не курить», мужчины все равно курят.

В вагоне воцарилась неловкая тишина. Выражения лиц людей говорят красноречивее всяких слов. Но никто – как часто бывает в подобных случаях – не произносит ни слова. Потом вдруг мужчина в костюме в полоску нарушил молчание.

«Извините, – говорит он, наклоняясь к закурившему парню и держа сигарету, – не дадите ли вы прикурить и мне?» Это оказалось последней каплей. Тут же вмешивается другой пассажир.

«Вы ЗНАЕТЕ, что здесь не курят?» – рявкает он. Мужчина в костюме вдруг «замечает» надписи «Не курить».

«Извините, – говорит он. – Я не знал».

Потом он поворачивается к парню в тренировочном костюме.

«Может, – говорит он, – нам лучше их потушить?»

Всем нам случалось попадать в подобные ситуации, не так ли? И часто, если вы, конечно, сделаны не из листовой стали, правильная линия поведения вырисовывается не сразу. Человек, готовый ничтоже сумняшеся зажечь сигарету в зоне, где курить нельзя, скорее всего, не «сдастся без борьбы». Он, скорее всего, устроит драку.

А как поступает находчивый попутчик, человек в костюме в полоску? А он, вместо того чтобы идти по обычному пути прямой конфронтации, выбирает противоположный подход. Он поступает вовсе не так, как ожидает парень в тренировочном костюме (тот-то ожидает, что на него сейчас все набросятся). Вместо этого он присоединяется к нему («Дайте прикурить»). При этом Костюм-В-Полоску, безусловно, прекрасно понимает, что такой сговор непременно вызовет реакцию кого-нибудь из других пассажиров. Каковая и не замедлила последовать. Но к тому времени, когда эта реакция возникла, игра уже была сыграна.

Все по-другому: в вагоне теперь уже не один правонарушитель, а двое. Картина резко изменилась. В мгновение ока образовалась «самостийная» «группа своих» и начал реализовываться императив «действовать сообща».

Оптимального результата – заставить Тренировочный Костюм выбросить сигарету – можно было добиться дружеской просьбой от такого же «преступника поневоле», а не противостоянием всех против одного и «всевагонного» скандала.

И в вагоне вновь наступил порядок.

Факты о лицах

Если элементы эффективного убеждения расположить по старшинству (ценности) карт в покерном раскладе, то наши чувства по отношению к другому человеку оценивались бы выше, чем его слова или поступки. Возьмите ситуацию, которую мы только что описывали. Парень в метро потушил сигарету не потому, что ему сказали ее потушить (хотя отчасти и поэтому). Он потушил ее благодаря тому, КАК ему сказали это сделать. И благодаря тому, КТО это сказал.

Подобная способность так подать свое сообщение, чтобы максимизировать его воздействие, – подобно блюду, которое должно быть с пылу с жару, когда бы его ни заказали, – требует умения сопереживать. Существует два основных способа достигнуть этого. Вы можете сократить психологическую дистанцию между собой и адресатом: подчеркнуть ваше сходство. Или подать свое сообщение так, чтобы оно стало более «личным»: подчеркнуть ваши общие отличия от остальных.

«Хотите заставить ребенка есть картошку? – смеется изощренный мошенник Грег Морэнт, и в быстро густеющих южных сумерках его “Ролекс” вспыхивает, когда он заказывает нам еще шампанского. – Тогда подайте ее жареной».

Лайза ДеБруин из Лаборатории по исследованию лиц Абердинского университета провела захватывающее расследование механизма подобия. Точнее, его влияния на доверие.

Вот что она сделала.

Для начала ДеБруин разработала компьютерную игру для двух игроков. В игре каждому игроку предоставлялся выбор. Каждый из них мог:

1) разделить между собой и партнером небольшую сумму денег – самостоятельно

или

2) разделить сумму больше – доверив это партнеру.

Участникам назначили 16 различных партнеров, лица которых были показаны на мониторе. Но была одна хитрость. Участники игры не знали, что лица всех «партнеров», которые появились на экране перед ними, были изменены с помощью специальной программы изменения лиц (см. рисунок 6.5). Другими словами, ни один из них не был «реален».

Рис. 6.5. Преобразование лиц. Лица участников (слева) комбинировались с лицами незнакомцев (справа), и в результате получались составные лица (в центре). Верхний и нижний ряды представляют примеры различных градаций преобразования. Женское составное лицо (наверху) вобрало в себя форму лица и цвет кожи участника и незнакомого лица, а мужское составное лицо (внизу) вобрало только форму незнакомого лица (по материалам DeBruine, 2002)

Но и это еще не все. Лица одной половины этих партнеров были составлены из лиц двух незнакомых людей, а вот лица другой половины составлялись из лица участника и лица незнакомого человека.

ДеБруин интересовало, каков будет принцип выбора участников. Будут ли они, в соответствии с теорией родственного отбора, более склонны уступить «бразды правления» тому партнеру, который похож на них самих? Или внешняя схожесть не будет иметь большого значения для доверия?

ДеБруин обнаружила, что в среднем участники при опытах выбирали партнера с лицом, похожим на их собственное, в двух третях случаев; и лишь в трети случаев – партнера с абсолютно незнакомым лицом.

Когда вы видите в другом себя, это иногда дорого обходится.

Талант общения, или Точки соприкосновения

В мире торговли и маркетинга открытия ДеБруин мало кого могли бы удивить. В горнилах психологического воздействия давно уже выковалось понимание, что самое главное – это похожесть. И степень ее не так уж важна. Достаточно того, что она просто есть.

Забавное исследование, которое демонстрирует это, было проведено с участием студентов. Их разделили на две группы. Студентам из одной группы сказали, что Григорий Распутин – «неистовый русский монах» – родился в один день с ними, а студентам из другой группы сказали, что он родился в другой день.

Затем каждая группа прочитала перечень его подлых деяний, после чего их попросили оценить, насколько он был «хорош» или «плох». Хотя обе группы прочитали один и тот же текст, кто из участников, по вашему мнению, оценил Распутина более положительно? Правильно – те, чей день рождения «совпадал» с его днем рождения.

Результаты подобных исследований проливают достаточно света на механизм нашего влияния на других людей. 20 января 2009 г. Барак Обама произносил инаугурационную речь. Она длилась 18 минут 28 секунд. И за это время те самые ключевые связующие «мы», «нас» и «наше», словно искры, отлетавшие от наковальни его ораторского мастерства, – были произнесены в общей сложности 155 раз. «Мы здесь все вместе», – вот скрытый смысл его речи. И даже явный. Соединенные вместе самой историей – Мэйфлауэр^[47], Геттисберг^[48], 11 сентября – американцы смотрят в будущее, стоя бок о бок.

Более осторожным в этой речи был намек Обамы на «молодого проповедника из Джорджии». Не упоминая имени Мартина Лютера Кинга – прием в риторике, называемый антономазия, – он одним махом создает близость между оратором и аудиторией, делая лестное предположение, что мы все здесь – «свои люди» и «все мы знаем, кого я имею в виду».

И смотрите, как это определение сделало Кинга ближе и человечнее: до его превращения в «икону» он был обычным Джо, таким же, как все мы. И как упоминание о Джорджии (любимая уловка Обамы) приземляет и ограничивает риторику: «Наша кампания… началась на задних дворах Де-Мойна, и в гостиных Конкорда, и в парадных подъездах Чарльстона…»

Коммивояжеры и политические деятели считают обязательным для себя добиться сопереживания, посадить свое утверждение на общую почву, найти точки соприкосновения, и с полным на то основанием. Поскольку это работает. И чем более значимы для объекта воздействия эти точки соприкосновения, тем больше ему хочется поддаться на уговоры.

Однажды, собираясь купить ботинки, я зашел в обувной магазин в Лексингтоне, Кентукки, и столкнулся с продавцом-консультантом, который, как выяснилось, вырос через две улицы от того места, где рос я, – на расстоянии в 5000 миль в крошечном уголке Западного Лондона. Какое совпадение! Я почувствовал себя просто-таки обязанным купить у него ботинки. Что я и сделал. Даже две пары. Через несколько дней обе оказались в мусорном ведре.

И это эффективно срабатывает не только в торговле. Недавно я летел в Штаты, и рядом со мной сидел молодой, красивый парень лет 25, которого нимало не заботил тот факт, что у него не было никакого адреса, который он мог бы внести в иммиграционную форму (теперь это является обязательным требованием).

«Никаких проблем, – сказал он. – Просто смотрите».

Я не был так уверен. Стоя за ним в аэропорту Кеннеди, я весь превратился в слух. Он действительно собирался осуществить это? Если да, то как? Они перебросились несколькими словами с девушкой, служащей аэропорта, а потом она взяла его бумаги и фотографию. Начала читать заполненную парнем форму, и вдруг он обратил внимание на ее имя.

«Ничего себе – Верроника с двумя “р”! Это удивительно! Единственный человек с таким именем, которого я знал, была моя мать. Вот здорово!»

Лицо девушки засияло. Она согласилась с тем, что это было настоящее совпадение. И знаете что? Она ведь тоже впервые столкнулась с другой Верроникой. Поставила штамп в паспорт парня и протянула ему обратно. И все лишь вот почему. Немного отвлечения, немного сопереживания. И парень прошел.

Как и обещал.

Шестой сэнсей

Я абсолютно не сомневаюсь в существовании гениев телепатии, потому что встречался с одним из них. В боевых искусствах среди мастеров высочайшего уровня есть такое испытание. Один человек становится на колени – руки по швам, глаза закрыты, – а другой стоит за ним с поднятым самурайским мечом. В какой-то момент – человек с мечом сам его выбирает – он опускает меч на голову коленопреклоненного человека, нанося ему серьезную травму, а возможно, и убивая. Но это только если коленопреклоненный не отразит удар и затем не обезоружит человека с мечом.

Такой подвиг кажется невозможным. И тем не менее. То, что я описал, реально: это древнее, безупречно срежиссированное испытание, проводившееся в додзе^[49] древней Японии и на высотах Гималаев, через которые приходилось перебираться тем, кто стремился приобщиться к искусству этих мускулистых кудесников и получить черный пояс великого мастера. В наши дни, к счастью, меч сделан из пластмассы. Но в те времена, много лет назад, мечи были настоящими.

Старый, почти 80-летний сэнсей раскрыл мне тайну.

«Нужно полностью освободить ум. Нужно сосредоточиться только на настоящем моменте. Когда входишь в это состояние, можно почувствовать запах времени. Ощутить, как его волны омывают чувства. Тогда можно на большом расстоянии уловить самую крошечную рябь и перехватить сигнал. Часто кажется, что два противника двигаются одновременно. Но это не так. Это нетрудно. С практикой этим искусством можно овладеть».

Гений сопереживания также может найти себе применение и в сфере устной речи. Проститутка с более чем 20-летним опытом сказала мне – в строго деловом разговоре, – что может за 30 секунд телефонного разговора определить, представляет ли клиент угрозу. Другими словами, безопасно ли пригласить его к себе.

«Я не могу объяснить это, – сказала она. – Ты просто это чуешь. А при нашей работе чуять такое просто необходимо, поскольку речь идет о жизни и смерти. Когда я только начинала, мне случалось ошибаться. Но теперь я не ошибаюсь никогда. Услышав голос, я начинаю создавать образ. Я улавливаю флюиды, исходящие от человека. Это как шестое чувство. И оно очень редко меня подводит».

Большинству из нас никогда не удается достичь высот мастерства в проникновении в чужое сознание. Поскольку большинство из нас, к счастью, никогда не оказывается перед необходимостью пользоваться таким умением. Но вот ведь незадача. Чтобы влиять на других, не нужно быть опытным телепатом. Ведь у каждого из нас есть свои собственные индивидуальные частоты, на которых сигнал достигает наибольшей интенсивности. Но есть и общие частоты, на которые настроены мы все.

Исследование, проведенное Виктором Оттати из Католического университета Лойолы и его коллегами из Мемфисского университета, продемонстрировало, насколько важно уметь найти ту правильную частоту, тот психологический диапазон, в котором можно передавать свое сообщение. На первый взгляд, исследовались преимущества, которые дает дифференцирование этих требований. Но на самом деле оно было целиком и полностью связано с языковыми метафорами.

Оттати взял несколько фраз с включенными в них спортивными метафорами (например, «Если студенты колледжа хотят играть в одни ворота (в одной команде) с лучшими, им не следует упускать эту возможность») и сравнил их с несколькими нейтральными фразами (например, «Если студенты колледжа хотят работать наравне с лучшими, им не следует упускать эту возможность»). Оттати хотел выяснить, какая из фраз вызовет больший интерес. И, что еще важнее, какая из них, по мнению студентов, окажет большее влияние?

Результаты были недвусмысленны. Анализ показал, что сообщения, содержащие спортивные метафоры, не только тщательнее обдумывались – в соответствии с оценками, они оказали большее влияние на мнения.

Но – и это принципиальный момент – только у студентов, которые были фанатами спорта. У тех, кто спортом не интересовался, метафора вызвала лишь раздражение, за которым последовало падение интереса к основной идее фразы и значительное снижение степени убеждения.

«Оратор, – отмечал Аристотель в четвертом столетии до н. э., – убеждает через своих слушателей, когда его речь вызывает в них эмоции; поскольку под влиянием радости или горя, любви или ненависти мы выносим разные суждения».

Сейчас его правота доказана научными данными. Не в последнюю очередь данными МРТ.

Вспомните, например, «политическое разделение» Дрю Вестена, описанное ранее. Вестен показал, что если мы с самого начала преданы той или иной партии, то никакие критические заявления не способны изменить наше мнение.

Мозг, опьяненный эмпатией, просто следует своей собственной логике.

Недавно ЦРУ открыло секретное оружие в войне с терроризмом – виагру. У многих афганских военачальников по полдюжины жен, и кто-то сообразил, что, возможно, им понадобится помощь специфического толка. Один чиновник вспоминает, как 60-летний вождь племени, получив от него небольшую упаковку таблеток, в следующий раз встречал его с распростертыми объятьями.

«Он подошел ко мне, сияя, со словами “ты – великий человек”. После этого в его районе мы могли делать все, что хотели».

Простота, личная выгода, неадекватность и сопереживание: если они могут способствовать разрешению проблемы с талибами, только подумайте, что они могут сделать для вас.

«Изюминка»^[50] жизни

«Зачем что-то выдумывать? Я хочу пива!»

«Вы называете меня жирным?»

«ОТВАЛИ – У МЕНЯ ХВАТАЕТ ДРУЗЕЙ!»

Эти три примера того, что я называю флипнозом, имеют между собой нечто общее. Все они – да, даже последний – вызывают сильные положительные эмоции. Как инструмент убеждения это служит хорошим предзнаменованием. Исследования показали, что ваше нынешнее настроение – один из лучших предсказателей того, поступите ли вы как альтруист. Если вы на подъеме, то и нищему повезет. Если настроение на нуле, то вы проскочите мимо.

Даже когда вас оскорбляют, хорошее настроение – это ключевой фактор. Когда легендарный австралийский боулер (в игре в крикет) Гленн Макграт поинтересовался у отбивающего Эддо Брандеса из Зимбабве, как тот умудрился так сильно растолстеть, Брандес с присущей ему вежливостью, но довольно-таки красноречиво ответил, что каждый раз после занятий сексом с подругой Макграта обязательно получал от нее булочку.

Рассмеялись даже австралийцы.

Вообще-то, они не только рассмеялись, но и зааплодировали. Сделать это их убедило настроение, которое возникло благодаря шутке.

Фактор хорошего настроения, свойственный флипнозу, имеется в каждом из составляющих его элементов. Кому-то такие элементы, как уверенность, эмпатия и личная выгода, могут показаться бесспорными. Но и у простоты и неадекватности свидетельства не менее наглядны.

Например, электромиографическое исследование (ЭМГ) лица продемонстрировало прямую связь между скоростью обработки мозгом раздражителя и усилением активности больших скуловых мышц, которые отвечают за улыбку. Более того, когда раздражитель возникает неожиданно быстро (сравните: специально заглянуть к соседу или случайно встретиться с ним на бейсбольном матче), положительные эмоции – возникшее чувство приязни – становятся еще глубже.

Вот почему в флипнозе так часто бывает эффективен юмор. Когда кто-то пытается в нас что-то изменить – и наш ум не исключение, – процесс этот чаще всего бывает не слишком приятным. Но если, с другой стороны, процесс проходит гладко и порой оказывается даже приятным: «Зачем выдумывать? Я хочу пива!» – по сравнению с «Я ветеран вьетнамской войны… мне осталось жить полгода», – тогда мы, скорее всего, станем раздумывать не о том, откуда этот человек взялся, а не сделать ли, как он просит.

Неадекватность занимает центральное место не только в перечне SPICE, но и в умении выстраивать отношения. С ее помощью можно успокоить человека, поднять ему настроение, но можно и заключать сделки или просить подаяния на улице. Неоправданность ожиданий, изменение сценария, антитеза (назовите, как угодно) лежит в самом сердце флипноза. Как мы только что отметили, мало того, что она совершенствует красоту и дерзновенность простоты, но, как мы видели ранее, еще и выводит из строя контрольные механизмы мозга – давая возможность остальным членам оперативной группы SPICE тайно проникнуть в мозг и «без ключа» завести наши центры удовольствия.

Ей невозможно противостоять. В результате возникает убеждение, которое не просто берет мозг в заложники. Оно фактически заставляет нас не соглашаться на уплату выкупа.

Переворачивает ситуацию, а не переламывает ее.

Взбадривает ум, а не вскрывает его.

Убеждение действовало так, как ему и было назначено природой, пока не зародился язык и не заставил его замолчать.

Во время Второй мировой войны немецкие бомбардировщики часто появлялись в ночном небе над Лондоном, и многие кварталы города были стерты с лица Земли. Одним из особенно сильно пострадавших районов был Ист-Энд.

Однажды утром после уже привычной ночной бомбежки главная улица Уайтчепел была в развалинах. Так же, наверное, как и дух ее жителей. Но нет. В окне бакалейного магазина – фактически единственном уцелевшем во всем здании – владелец выставил такое объявление:

ЕСЛИ ВЫ СЧИТАЕТЕ УЖАСНЫМ ЭТО, ВАМ СТОИТ ВЗГЛЯНУТЬ НА НАШ ФИЛИАЛ В БЕРЛИНЕ!

Неукротимый. Неуязвимый. Непобедимый. «SPICE (изюминка) жизни» – вот как это называется.

Выводы

В этой главе мы расшифровывали скрытую структуру убедительности. Мы упорядочили геном самого сильного вида влияния на свете и раскрыли его ядро, включающее пять основных факторов. Эти факторы (простота, личная выгода, неадекватность, уверенность и эмпатия – или SPICE) способствуют убеждению на все 10 %, тогда как без них эффективность убеждения составляет обычно 6–7 %. Если же применить их все сразу, то вероятность добиться желаемого резко возрастает.

В следующей главе мы перенесем свое внимание с теоретических моделей на людей. До сих пор в этой книге мы встречали множество людей, которые занимаются убеждением профессионально: одни на работе за зарплату, другие – в различных махинациях.

Что отличает этот второй тип людей от остальных и позволяет им обходить самые сложные контрольные системы нашего мозга, а мы этого даже не замечаем?

Ответ может вас удивить. Готовьтесь к встрече с… психопатом.

Карточный фокус. Какой карты недостает?

Возможно, это та карта, которую вы выбрали?

Глава 7. Психопаты – прирожденные «уговорщики»

«Ему все было по барабану. Он добивался своего в один миг. И у кого бы какая проблема ни возникала – с женой там, или подругой, или еще что – он моментально ухватывал суть. У него был не ум, а какой-то лазер. Он мог влезть к вам в мозги, а вы бы даже не поняли, что он там. Если бы я своими глазами не видел, как он перерезал человеку горло от уха до уха и кровь сочилась между его пальцами, то сказал бы, что он просто какой-то гребаный Иисус», – сержант-спецназовец о бывшем сослуживце.

«Я могу читать ваш мозг, как карту метро. Тасовать его, как колоду карт», – Кит Барретт.

Некто

Совершенно секретно.

Лето 1995 г.

– Что делаешь сегодня вечером?

– Не знаю. Куда-нибудь пойду, наверное. В паб. Может, в клуб. А что?

– И чем займешься там?

– Что значит – «чем займешься?». Чем обычно. Встречусь с приятелями. Пропущу пару кружечек пива…

– Снимешь девчонок?

– Ну-у, да, наверное. Если повезет.

– А если нет?

– Что – нет?

– Не повезет?

– Всегда есть следующий раз.

Он кивает. Смотрит под ноги. Снова поднимает голову. Жарко. Окна здесь не открываются. Потому что закрыты наглухо. Не пытайся его перехитрить, сказал психиатр. Ничего не выйдет. Лучше всего – играть в открытую.

– Считаешь себя везунчиком, а, Кев?

Я смущен:

– Что ты имеешь в виду?

Он улыбается:

– Да просто подумал так.

Я сглатываю.

– Что?

Молчание. Секунд десять.

– Всегда ведь есть кто-то, правда, Кев? Кто-то, о ком ты думаешь, когда жуешь хот-дог по дороге домой. Кто-то, покинувший тебя. До кого ты никогда «не доберешься», потому что тебе чертовски страшно. Страшно, что, если ты все-таки до нее доберешься, все кончится тем же, чем и каждую пятницу. Руганью. Взаимными унижениями. Оскорблениями. Чувством, что ты последняя сволочь.

Я думаю об этом. Он прав. Придурок. Кусок дерьма. Море лиц плещется у меня в голове, пока я стою посреди какого-то богом забытого танцпола в каком-то богом забытом месте. Что я здесь делаю? С кем я здесь? Ощущение надвигающейся пустоты выдергивает меня назад в реальность. Сколько я отсутствовал? Пять секунд? Десять? Нужно отреагировать. И немедленно.

– И что бы ты сделал на моем месте? – интересуюсь я.

Умильность.

– Кое-что.

Ни малейшего сомнения.

– Кое-что? – повторяю я.

Я напрягаюсь.

– А если ее это не заинтересует?

– Всегда можно вернуться к этому позднее.

– Позднее? Что ты имеешь в виду?

– Думаю, ты знаешь, что я имею в виду.

Молчание. Еще десять секунд. Я и в самом деле знаю, что он имеет в виду, и, пожалуй, пришла пора закругляться. Я выключаю ноутбук и начинаю шарить в «дипломате». В глазок заглядывает медсестра.

– Майк, – говорю я, – мне уже пора. Приятно было с тобой поговорить. Надеюсь, у тебя здесь все хорошо.

Майк поднимается. Жмет мне руку. Мягко приобнимает за плечи.

– Послушай, Кев, я же вижу, что обидел тебя. Но я вовсе не хотел, поверь. Прости. Не скучай сегодня. А если увидишься с нею – ну, ты понимаешь, о ком я, – вспомни обо мне.

Он подмигивает. Я испытываю прилив неожиданной симпатии, и одновременно меня переполняет ненависть к самому себе.

Я говорю:

– Я не обиделся, Майк. Правда, нисколько. Зато многое здесь узнал. Например, понял, насколько мы с тобой разные. Ты и я. Как по-разному устроены. И это помогло. Действительно помогло. И, полагаю, итог ясен: вот почему ты здесь, а я, – показываю на окно, – там.

Я пожимаю плечами, будто извиняясь. Будто где-то в параллельной вселенной все могло быть наоборот.

Молчание.

И тут вдруг я чувствую, как в комнате явственно холодает. По-настоящему. Осязаемо. Я ощутил этот холод на коже. Под кожей.

Он окутывал меня.

О таком мне доводилось читать в книгах. Но испытывать до сего момента – ни разу.

Пять мучительных секунд я стою, уставившись в пол. Чувствую, как очень медленно, словно влекомая каким-то новым видом гравитации, его рука сползает с моих плеч.

– Не позволяй своему мозгу дурачить тебя, Кев. Все эти испытания – иногда они просто мешают. Мы с тобой различаемся только одним. Честностью. Бутылка. Я хочу выпить – иду и прикладываюсь к ней. Ты хочешь выпить, но не можешь себе этого позволить.

Ты боишься, Кев. Боишься всего. Я вижу это в твоих глазах. Боишься последствий. Боишься, как бы не уличили. Боишься, как бы кто чего не подумал. Боишься, как бы с тобой чего не сделали, когда они заявятся к твоему дому и примутся колотить в дверь. Ты боишься меня.

Я хочу сказать – взгляни в себя. Ты прав. Ты там, а я здесь. Но кто из нас свободен, а, Кев? Я имею в виду, действительно свободен? Ты или я? Подумай-ка об этом сегодня вечером. Где настоящая выпивка, а, Кев? Там, в баре, – он показывает на окно. – Или здесь?

Он подходит ко мне и легонько, почти невесомо касается моего левого виска.

Суперздравомыслие

В глубинах нейробиологического космоса на отдаленной орбите мерцает мозг психопата, этакий безлунный мир ледяного запустения и зловещего математического очарования. Стоит лишь произнести или прочитать слово «психопат», как на ум сразу приходят образы серийных убийц, насильников, террористов-смертников и гангстеров.

А если бы я нарисовал совершенно иную картину?

А если бы я сказал, что психопат, который вчера изнасиловал вашу подругу, завтра мог бы оказаться тем человеком, который спас ее из пожара?

Или что психопат, который сегодня прячется с мачете в темном углу автостоянки, завтра может оказаться героем спецназа, применив то же самое оружие в рукопашном бою в Афганистане? Или что суперхладнокровный бездушный убийца, посланник темных чар, который со своей безжалостной моралью и молниеносной ловкостью ума без зазрения совести ограбил вас, лишив сбережений всей жизни, мог бы с той же ловкостью при желании и спасти вас от этой погибели?

Поверить в подобные утверждения чрезвычайно трудно. И все же они верны. Все маньяки – психопаты, но не все психопаты – маньяки, и отнюдь не все они жестоки. Даже, скорее, далеки от этого. Беспощадны и бесстрашны – пожалуй. Но насилие разъезжает по другой нервной магистрали. На которую психопатия иногда заворачивает, но чаще ездит на другом уровне.

Ну и, конечно, харизма. Знаменитая мистически чарующая сила психопата. Потрясающий. Ослепительный. Суперуверенный. Именно такие характеристики чаще всего присваиваются подобным личностям. Причем не ими самими, как можно было бы ожидать, а их жертвами.

Парадокс прост, как дважды два. Такие мужчины (а это обычно мужчины)^[51] по дьявольской задумке природы появляются на свет, уже обладая теми самыми личностными особенностями, за которые многие из нас готовы умереть. И за которые те многие, кто подпал под чары психопата, действительно умерли. Как личности.

Даже под давлением они проявляют огромное самообладание – их стылые сердца редко сжимаются перед лицом самой серьезной опасности. Они обаятельны, уверены в себе, безжалостны и «безмятежны». И не испытывают угрызений совести. Ни перед кем. Ни по какому поводу.

Они – и есть короли убеждения.

Настоящий психопат? Шаг вперед…

Давайте с самого начала кое-что себе уясним. Наличие психопатии не делает вас преступником. Во всяком случае, не по умолчанию. И серийным убийцей тоже. Фактически многие психопаты даже не сидят в тюрьме – они сажают туда других. Зачастую это становится неожиданностью для многих, но это верно. Почти как у города на карте метро, у расстройства существуют внутренние и внешние границы, и лишь очень небольшое меньшинство обитает в «центре». Психопатия – это диапазон, в котором каждому из нас найдется место. И так же, как и на любой шкале, здесь есть свои знаменитости «первого сорта».

Предположение, что все люди в мире делятся строго на психопатов и не-психопатов, проистекает из клинических диагнозов – причем весьма часто связанных с судебными постановлениями, – в которых применяются стандартизованные психометрические шкалы. Исправленный перечень психопатических черт (PCL-R) представляет собой стандартизованную, хорошо отработанную анкету, первоначально подготовленную для клинического применения канадским психологом Робертом Хейром. В ней оцениваются такие основные психопатические черты, как обаяние, убедительность, бесстрашие, недостаток сочувствия и отсутствие совести.

В клинических условиях, как показывают результаты PCL-R, «законченные» психопаты вроде давешнего Майка попадаются редко. Вне всякого сомнения, между этими парнями и всеми нами есть огромная разница. Но живем-то мы вовсе не в клинических условиях. Ганнибал Лектер^[52] завтракает человеческой печенью, но такие черты, выделяющие «чистых» психопатов из остальной части населения, как и любые личностные черты, могут быть равномерно и случайно распределены среди всех людей. Точно так же нигде официально не зафиксировано, чем отличается тот, кто играет на фортепьяно для собственного удовольствия, от концертирующего пианиста или тот, кто играет в теннис у себя во дворе, от, скажем, Роджера Федерера или Рафы Надаля. То есть граница между психопатом «мирового класса» и тем, кто просто «распсиховался», размыта.

Подумайте вот о чем. Некто может быть совершенно невозмутим в ситуациях давления и выказывать поразительный дефицит сочувствия (и чуть позже мы увидим, как такой некто преуспевает в торговом зале), но при этом не совершать ни бесчеловечных, ни антисоциальных, ни бессовестных поступков.

Восторгающихся этими двумя психопатическими чертами можно по этой причине поместить дальше на «шкале психопатии», чем набирающих по тем же чертам меньше очков, но не попадающих в «опасную зону», как те, у кого очков много по всем параметрам.

«Саундтрек» каждой личности синхронизируется с видеорядом жизни, подобно записи на студийном микшерском пульте.

Психологи Скотт Лилиенфельд и Брайан Эндрюс разработали альтернативный PCL-R тест, основанный на том же самом принципе саундтрека. Более пригодный для выявления психопатических черт среди «неклинического» населения (у тех, кто не за решеткой сидит, а ошивается в барах). Опросник психопатической личности (PPI) обеспечивает более индивидуализированный критерий психопатических черт: психопатия в нем рассматривается как постоянная предрасположенность, а не как спорадическое расстройство.

Это, конечно, может иметь далеко идущие последствия для нашего подхода к проблеме.

Действительно ли психопатия – приговор? Или, скорее, вирусное заражение, на которое можно получить ответ «проба положительна», не дающий, однако, картины полного набора ярко выраженных симптомов? Психопаты отличаются от остальных людей качественно или только в непроглядных глубинах пока еще мало изученного генофонда?

И возможно ли, чтобы у психопатов, отнюдь не представляющих опасности для людей или общества, вообще может быть что-то припрятано в рукаве: правильная комбинация психопатических черт, должным образом сэмплированных и смикшированных на тщательно откалиброванной громкости, чтобы мы могли быть готовы к любой неожиданности?

Именно это последнее наблюдение и делает психопата такой загадкой для ученых. Когда в поле моего зрения впервые попали их субэмоциональные профили, больше всего меня заинтриговали навыки психологического грабежа, свойственные психопатам. Основное свойство, характерное для них по всем опросникам психопатии, это способность убеждать, способность влиять на других.

Однако не все так просто. Ведь в тех же опросниках оценивается и уровень сочувствия, сопереживания. Что странно.

Как, задавался я вопросом, человек, не ведающий сочувствия, может столь блистательно влиять на других? Психопаты признаны лучшими в мастерстве лишать нас покоя. Забираться нам в печенки. Залезать нам в голову.

Возьмите, например, Кита Барретта. Или Майка, с которым вы только что познакомились. Майк изнасиловал восемь женщин и убил двух. Он был, как сказал психиатр, реальным Ганнибалом Лектером. Черный пояс по психологии, с которым лучше не связываться, в чем я убедился на собственном горьком опыте.

Но чтобы управлять своим «софтом» – программами убеждения, – Киту и Майку сначала нужно было обзавестись «железом», аппаратурой. И не абы каким старым «железом», а усовершенствованной «аппаратурой» сочувствия. Добыть каковую нелегко, если вы – психопат.

Внезапно меня осенило. Если упомянутый мною во введении НПОУС (SPICE) действительно универсальная модель влияния, то на что же тогда в точности способны психопаты?

Скрытые мели

Появление таких сложных методов томографии головного мозга, как функциональная магнитно-резонансная томография (фМРТ) и магнитоэнцефалография (МЭГ), иногда уподоблялось высадке на Луну.

Наконец в нашем распоряжении оказалась технология, способная вывести нас не во внешнее, а во внутреннее пространство. Дать нам возможность «приземляться» на этой таинственной серой планете, которую каждый из нас хорошо знает, но должным образом исследовать до сих пор удавалось немногим: тот мир, что расположен у нас между ушами. Ну и одни миры, разумеется, более гостеприимны, чем другие. А некоторые, точно так же, как их космические «братья», кажутся куда более подходящими для жизни, чем другие.

Одни – теплые, яркие, так и манят поселиться в них. Другие кажутся суровыми, темными, труднодоступными – едва различимыми в верхних границах нейробиологического космоса.

Один из таких миров – мир психопата.

Зачастую трудно понять, насколько велико различие между миром «чистого» психопата – этакой «звезды» психопатии – и не-психопата. Бывший морской пехотинец и вышибала ночного клуба Дэвид Бибер «хладнокровно» застрелил автоинспектора единственным выстрелом в голову в упор, когда перепуганный констебль, уже тяжело раненный, умолял не убивать его. Рация патрульной машины передала последние, отчаянные слова офицера: «Пожалуйста, не стреляйте в меня. Нет…» – а потом Бибер спустил курок.

Объявляя приговор, судья сказал Биберу, что тот не проявил «ни раскаяния, ни понимания жестокости его преступления», а, давая объяснения по уличающим его свидетельствам, продолжал вести себя «холодно и отстраненно».

Другой психопат, 24-летняя Тара Хай, была приговорена к пожизненному заключению в 2008 г. за то, что задушила трехлетнего сына подушкой, а всего через пару часов уже сидела на сайте знакомств в Интернете. Она вывесила на сайте объявление, что сын ее умер от опухоли за ухом, – и продолжала назначать свидания.

Вот таковы они – говорю на всякий случай, если вы еще этого не поняли, – люди, с которыми мы имеем дело.

Подобные ситуации до такой степени выходят за пределы нормального человеческого опыта, что не поддаются пониманию, но зато служат ярким примером недостатка сочувствия у психопата.

Или нет?

Фактически исследование предполагает, что психопаты все же не настолько безжалостны. И ответ на этот отнюдь не простой вопрос, способны они на сочувствие или нет, зависит от того, о каком сочувствии мы говорим.

Существует два типа: «горячее» и «холодное».

Горячее сочувствие, как видно из самого слова, подразумевает чувство. Это – вид сочувствия, которое мы «чувствуем», когда видим, как другие выполняют задачу, и которое задействует те же, связанные друг с другом соматосенсорные нервные цепи плюс мозжечковую миндалину (область мозга, обрабатывающую эмоции), что активизируются, когда мы выполняем эту задачу сами.

Холодное сочувствие, хоть и тоже чувство, напротив, подразумевает расчет. Оно относится к способности оценивать, когнитивно и беспристрастно, то, что может думать другой человек, и задействует совершенно самостоятельные участки нервных цепей: прежде всего, дорсальный участок передней поясной коры, полюс височной доли и верхнюю височную борозду.

Огромное различие.

Горячее сочувствие без холодного – это все равно что стихотворный ритм без размера. Холодное сочувствие без горячего – размер без ритма. Полная противоположность. Это как если у вас есть очень подробная карта, но вы совершенно не понимаете, к чему относятся символы на этой карте. Вы можете их прочитать, можете отправиться в путь. Но никуда не придете.

Вот как выразился один психопат, с которым я беседовал: «Даже дальтоники, – сказал он, – знают, когда остановиться на светофоре. Вы удивитесь. Я наткнулся на скрытую мель».

Верный путь?

Сравнение психопатов с не-психопатами в горячем и холодном сочувствии лучше всего могут проиллюстрировать результаты томографии головного мозга.

Рассмотрим, например, следующий сценарий (случай 1), впервые предложенный британским философом-моралистом Филиппой Фут.

Железнодорожная вагонетка, потеряв управление, несется по рельсам. На ее пути пятеро, привязанные к рельсу безумным философом. К счастью, вы можете щелкнуть переключателем, который переведет стрелку, и вагонетка пойдет по другому пути. К сожалению, к этой стрелке тоже привязан человек – один.

Вопрос: следует ли вам щелкать переключателем?

Большинство мало затрудняется с решением, как поступить в этом сценарии. Хоть решение щелкнуть переключателем и неприятно, но прагматический вариант – убить только одного человека – представляется «наименьшим из зол».

Правильно?

Теперь рассмотрим следующий сценарий (случай 2), предложенный американским философом-моралистом Джудит Джарвис Томсон.

Как и в первом варианте, вагонетка вот-вот наедет на пятерых. Но на сей раз вы стоите за спиной очень крупного незнакомца на пешеходном мосту над рельсами. Единственный способ спасти этих пятерых – толкнуть незнакомца. Он, безусловно, погибнет, но его массивное тело заблокирует вагонетку, спасая пять жизней.

Вопрос: следует ли вам толкать его?

Перед нами то, что можно было бы назвать «истинной» дилеммой. Хотя счет в жизнях тот же, что и в первом сценарии (пять к одному), выбор действия намного каверзнее.

Все же, почему именно так?

Психолог из Гарварда Джошуа Грин полагает, что у него есть ответ, и он сводится к холодности. Причина, которую предлагает Грин, кроется в структуре мозга – в соответствующих его областях, участвующих в решении каждой дилеммы.

В случае 1, предполагает он, происходит то, что можно назвать безличной моральной дилеммой, и вовлекаются области мозга, ответственные, прежде всего, за рассуждение и рациональное мышление: префронтальная кора и задняя теменная кора. Это, если помните, зоны переживания холодной эмпатии.

А вот в случае 2 имеет место то, что можно назвать личной моральной дилеммой, и вовлекаются центры эмоций. Мозжечковая миндалина. Цепи горячего сочувствия.

Так же, как вы или я, психопаты мало затрудняются с выбором решения в случае 1. Они щелкают переключателем, вагонетка переходит на другой путь, убивая лишь одного человека вместо пяти. Однако – и вот здесь-то и возникает интерес и принципиальное отличие от вас или меня – они столь же мало затрудняются в случае 2. Психопаты без малейшего колебания совершенно счастливы спихнуть толстяка на рельсы, если это то, что доктор прописал.

Кроме того, у этой разницы в поведении есть отличный нейронный признак. При решении безлично-моральных дилемм схема мозгового возбуждения и у нас, и у психопатов одинакова, но она совершенно иная, когда дело доходит до лично-моральных дилемм.

Предположим, я запихнул вас в аппарат фМРТ, а потом по очереди поставил перед вами эти две дилеммы, сначала одну, затем другую. Какую картину я наблюдал бы, пока вы пытались их решить?

А вот какую. Именно в тот момент, когда одна дилемма – безличная – сменялась другой – личной, я увидел бы, как ваша мозжечковая миндалина и связанные с нею мозговые цепи – например, средняя орбитофронтальная кора – сияют, словно рождественская елка.

Другими словами, я увидел бы, как вспыхивает эмоция.

А вот у психопатов я бы ничего не разглядел. Дом остался бы погруженным в темноту, и переход от безличной дилеммы к личной прошел бы незамеченным.

Оценка эмоций

Аналогичную работу по идентификации выражений лица проводили Хизер Гордон и ее сотрудники в Центре когнитивной неврологии, в Дартмутском колледже. В процессе распознавания эмоций (участники которого должны были придавать своему лицу те же выражения, что поочередно появлялись перед ними на экране компьютера) Гордон сравнивала высокие и низкие значения маркеров по Методу исследования психопатической личности (МИЛ) – тесту, как мы уже знаем, разработанному специально для выявления преклинических психопатических черт у населения в целом.

Затем с помощью фМРТ она изучала то, что при этом происходило в их мозгу.

Обнаруженное ею оказалось весьма необычным и интересным. У тех, кто при тестировании выдал высокие результаты, активность мозжечковой миндалины снижалась по сравнению с теми, чьи результаты были ниже (что вполне согласуется с дефицитом в обработке эмоций по «горячим следам»), зато активность и зрительной, и дорсолатеральной зон префронтальной коры – повышалась.

Это, как отмечают Гордон с коллегами, указывает на то, что «участники с высокими результатами, дабы выполнить поставленную перед ними задачу распознавания эмоций, задействовали области, связанные с восприятием и познанием» (рис. 7.1).

Но еще интереснее стало, когда Гордон и ее команда, занявшись точностью распознавания… не выявили ничего. В отличие от паттернов активности головного мозга, здесь не нашлось ярко выраженных различий между высокими и низкими значениями маркеров по психопатическим чертам, а это дает веские основания предполагать, что прекрасно срабатывала любая стратегия, какую бы психопаты ни использовали случайно для расшифровки предъявленных им эмоций.

Правая часть дорсолатеральной префронтальной коры

Правая часть нижней лобной извилины

Зрительная зона

Рис. 7.1. Активность в зависимости от уровня оксигенации крови во время распознавания эмоций относительно базового уровня. (A) Участники, показавшие результаты ниже средних на PPL. (B) Участники, показавшие результаты выше средних на PPL. Картинки, представленные в неврологической ориентации: левая часть картинки соответствует левому полушарию мозга (по Гордон и др., 2004)

Саймон Барон-Коэн, психолог, профессор Кембриджского университета, пошел дальше. В его тесте «Распознавание эмоций по выражению глаз» («Reading the Mind in the Eyes») требуется рассмотреть фотографии глаз и на основе только этой визуальной информации охарактеризовать психическое состояние человека на фото (см. рис. 7.2).

Рис. 7.2. Тест «Распознавание эмоций по выражению глаз» (по Барону-Коэну и др., 2001)

Не так легко, как кажется на первый взгляд, верно? Большинство людей крутится в пределах двух из трех (впрочем, я выбрал уж точно не самые простые примеры). Один из трех – и вы успешно справитесь с ним (варианты ответов внизу страницы^[53]).

Тест «Распознавание эмоций по выражению глаз», как вы уже, вероятно, поняли, представляет собой прекрасный пример полного отсутствия сопереживания – в противоположность горячему сочувствию, о чем мы только что говорили. Участники, в конце концов, не обязаны испытывать эмоцию, изображенную на картинках. Они должны ее просто распознавать.

А вот Барону-Коэну в голову пришла блестящая идея. Он спрашивал себя, как – в сравнении со всеми нами – психопатам удается проходить тест? В свете предыдущих результатов нейровизуализации (томографии головного мозга) можно было бы предположить, что у психопатов результаты должны практически ничем не отличаться от результатов остальных людей.

Однако как все это могло выглядеть в лабораторных условиях?

Чтобы узнать, Барон-Коэн посетил три лондонских тюрьмы и сопоставил 19 их обитателей-психопатов и 18 контрольных участников не-психопатов. Каждому из них он показал 40 фотографий глаз и попросил, как в приведенном выше тесте, определить эмоцию в каждой.

Кто победил? Старлинги одолели Лектеров? Или психопаты все-таки не уступили?

Результаты оказались недвусмысленны. В точности, как он и предполагал, Барон-Коэн вообще не нашел различий между психопатами и не-психопатами. Это была ничья. Плюс подсказка на основе данных фМРТ, что, хотя психопаты, возможно, и неспособны испытывать сочувствие, но по крайней мере само это понятие в глубоко законсервированном виде все же существует в их мозгу.

«Я могу читать ваш мозг, как карту метро, – сказал мне Кит Барретт в Нью-Йорке, стоя на мраморном полу в своем гостиничном номере, выходящем на Пятую авеню. – Тасовать его, как колоду карт. Крупье от психологии, вот кто я. Я сдаю карты. Кручу колесо. Раздаю фишки. А потом сажусь и наблюдаю, что происходит. Почему я должен беспокоиться? Или сожалеть? Или стыдиться? В самом деле, почему я вообще должен что-то чувствовать? Никому не обыграть мое казино. Даже в далекой перспективе… Вы удивитесь, насколько люди похожи на игровые автоматы. Всегда знаешь, когда придержать, когда подтолкнуть, раз – и жетоны сливаются тебе в руки. Эмоции… это для баб».

Сорвать куш

Рассматривая обстоятельства, при которых имеет место интенсивное убеждение (залы суда, залы заседаний, допросные и спальни – и это далеко не весь перечень), пожалуй, нетрудно вообразить, что уникальная способность психопата оценивать, но не испытывать эмоции – лететь только на одном двигателе – может давать неплохое преимущество.

Такая кристально ясная нейробиология, как у них, в состоянии весьма буквально охладить накал момента. И позволить им в напряженной ситуации, когда «пользу» приносит холодная, словно вкус мяты, логика, ухватить детали, которые мы с вами упускаем. Ну и, конечно, – рискуя, – измыслить такую линию поведения, которая не позволила бы нам «передумать».

«Я – самый хладнокровный мерзавец, которого вы когда-либо встречали», – заявил Тед Банди, который за четыре года убил, обезглавил и изнасиловал – именно в таком порядке – 35 женщин^[54].

И он прав.

Но порой такая холодность бывает действительно полезной: когда не отбирает жизнь, как в случае с Банди, а может спасти ее.

Загадка премии по акциям долго сбивала с толку финансовых экспертов. Это – склонность очень многих инвесторов вкладывать капитал в облигации, а не в обыкновенные акции, особенно в периоды спада на фондовой бирже, несмотря на то что именно акции долгое время показывали намного более высокую ставку доходности. Такого рода загадки, известные как недальновидная рискофобия, послужили поводом для возникновения новой, довольно своевременной области исследований: нейроэкономики.

Нейроэкономика сосредоточивается на психических процессах, руководящих принятием финансового решения, и первое же открытие состояло в том, что эмоция «робеет». Эмоция, вроде бы нацеленная на рискофобию, даже когда экономическая выгода перевешивает потери, подстрекает наш мозг действовать с предельной осмотрительностью.

Такое предположение получило прелестное эмпирическое доказательство в результате исследования, проведенного в 2005 г. объединенной командой из Стэнфордского университета, Университета Карнеги-Меллон и Университета Айовы. Исследование заключалось в азартной игре, состоящей из 20 раундов. В начале игры участникам выдавали по 20 долларов и перед каждым следующим раундом спрашивали, готовы ли они рискнуть 1 долларом, подкинув монетку на «орел-решку». Проигравший теряет всего 1 доллар, зато выигрыш составит целых 2,5 доллара.

«Логика подсказывает, – говорит Баба Шив, адъюнкт-профессор маркетинга в Стэнфордском университете, – что правильнее всего было бы вложиться в каждый раунд».

Но логика, как мы знаем, торжествует не всегда.

В начале исследования участников разделили на две группы: с поражениями в эмоциональных зонах мозга (мозжечковой миндалине, орбитофронтальной коре и правой островковой области, или соматосенсорной коре) и с поражениями в других участках (правом или левом дорсолатеральном участке префронтальной коры). Если, как предполагает нейроэкономическая теория, за рискофобию действительно отвечает эмоция, то, согласно динамике игры, участники с эмоциональной патологией (то есть первая группа) должны выиграть у участников без этой патологии, у «нормальных» (то есть у второй группы).

А вот как получилось на самом деле.

По ходу игры «нормальные» участники начинают уменьшать ставки, предпочитая сохранить уже имеющийся выигрыш. Участники же с патологией, напротив, рискуют все больше, к концу игры оказываясь с куда большей прибылью, чем соперники.

«Это, наверное, первое исследование, – говорит Джордж Лоуэнштейн, профессор экономики из Карнеги-Меллон, – в котором документально подтверждается ситуация, когда люди с патологией головного мозга принимают лучшие финансовые решения, чем нормальные». Антуан Бешара, профессор неврологии из Университета Айовы, высказывает еще более поразительное утверждение.

Исследование должно определять обстоятельства, при которых эмоции могут быть благотворными или деструктивными и руководить человеческим поведением… Самых успешных биржевых маклеров можно было бы с полным правом назвать «функциональными психопатами» – людьми, которые, с одной стороны, еще более искусны в сдерживании эмоций, а с другой стороны, просто не испытывают их с той же интенсивностью, как другие.

С этим согласен и Баба Шив. «Многие высокопоставленные должностные лица, – говорит он с обескураживающим спокойствием, – и многие ведущие юристы тоже обладают этим качеством».

Созданный для уверенности

Комментарии Шива и Бешара имеют смысл. Наш холодный, как льды в Арктике, гений, чья невозмутимая, безжалостная нервная система позволяет ему отделить чувство от мысли с той же непринужденностью, с какой он развязывает шнурок, в решающий момент способен обречь нас на смерть. Иногда буквально.

Рис. 7.3

У Билла Гейтса (не то чтоб мы решили и ему навесить ярлык психопата, но в бизнесе он, безусловно, относится к тем, чей канал сочувствия явно приглушен) недавно взяли интервью на телевидении.

«Вы – это миллиарднодолларовая многонациональная корпорация, – начала ведущая. – Зачем вам сокрушать мелкие компании – каких-нибудь двух друзей, начинающих свое дело на коленке в гараже? Почему именно вы должны все время выигрывать 10:0?»

Гейтс посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

«Я воспринимаю это как комплимент», – сказал он.

Но арктическая холодность мозга психопата, его нейронный круиз-контроль не просто не оказывает никакого действия на сочувствие. У расположенной горизонтально мозжечковой миндалины есть и другие преимущества – особенно, когда дело доходит до другого компонента из SPICE: уверенности. Помните, не все психопаты за решеткой, а только те, кого поймали.

Еще много их пребывает на своих рабочих местах, отлично проявляя себя в таких чрезвычайно рискованных сферах деятельности, как суды, крупный бизнес, вооруженные силы и СМИ, по одной простой причине: они совершенно уверены в том, что будут процветать в среде, которая людям с менее упругой психикой показалась бы условиями невыносимого напряжения.

Нейрохирургию обычно считают одной из самых рискованных форм операционного вмешательства, которому может подвергнуться человек. Действуя в неблагоприятных условиях глубин мозга, нейрохирург должен стремиться к абсолютной точности и может позволить себе погрешность, не б?льшую, чем у пули снайпера. Малодушным здесь не место. Так кто же эти люди, которые сумели «укротить» такую профессию, которые стоят на страже отдаленных границ между сознанием, «я» и душой?

Подсказку дает Эндрю Томпсон, нейрохирург с 22-летним стажем, сам хоть и не проживающий в «центре города» психопатии, но неизменно получающий высокие оценки за беспощадную уверенность в своих силах: «Я солгал бы самым бесстыдным образом, сказав, что не получал удовольствия от сложных задач. Хирургия – спорт кровавый, и постоянно перестраховываться – не в моем характере…»

Но нельзя позволить страху парализовать тебя, если что-то пошло не так. В разгар сражения панике нет места. Нужно бороться за 100 %-ную концентрацию, независимо ни от каких случайностей. Нужно быть безжалостным и предельно уверенным в себе, чтобы выполнить работу… Мозг – это экстерриториальные воды современной медицины, а нейрохирурги – пиратствующие в них корсары двадцать первого столетия.

Комментарии Томпсона могут шокировать тех, кому предстоит операция. Но не должны. Подобного рода чувства весьма распространены среди тех, кто занимается коммерческой стороной этой профессии, – как выяснил Стэнли Рахман из Гарварда, в восьмидесятых годах проводивший ряд исследований.

Исследования Рахмана теперь считаются классикой, не в последнюю очередь из-за выбора участников: это были ни много ни мало – специалисты по обезвреживанию неразорвавшихся бомб, или саперы. Рахман хотел знать, каких качеств требует такая профессия? Что, во всяком случае, отличает искусного сапера от просто хорошего?

Исследование Рахмана раскрыло кое-что очень интересное.

Начав с группы опытных саперов – с десятилетним или большим стажем, – он обнаружил фундаментальное различие между теми, кто был награжден за работу, и теми, кто не был. К тому же различие это, казалось, основывалось на общей физиологии. Рахман заметил, что на заданиях, требующих максимального внимания, то есть на самых рискованных, пульс у тех, кто не имел наград, оставался устойчивым.

Удивительное открытие.

Но еще более удивительное происходило с пульсом тех, у кого награды имелись. Он не только не оставался устойчивым, но и фактически замедлялся. Причину – зависимость сердечно-сосудистой деятельности от определенного типа личностной переменной – выявили более подробные исследования. Причем факторов оказалось два. Рахман обнаружил, что некоторые, явно применяя закон средних чисел, могут замедлять ток крови в венах.

Но определяющим признаком, имевшим первостепенное значение, была уверенность.

Уверенность, конечно, выручает нас во всех сферах деятельности. Чтобы это понять, не нужны ни таймер, ни хитросплетения плавких предохранителей. Ни скальпель, ни черепная пила. На поле для гольфа, во время собеседования при приеме на работу, в торговом зале или на танцполе – вера в собственные способности не в меньшей степени, чем сами способности, может повлиять на исход дела. Достаточно спросить об этом у жертв одного из лучших аферистов в мире.

Роберт Хенди-Фригард, звезда первой величины, Ганнибал Лектер среди мошенников. Сила его убеждения такова, что для вящей надежности его перевели в одиночную камеру, во избежание сговора с заключенными и тюремным персоналом, попавшими под его чары.

Почти десять лет торговцу машинами, а на самом деле талантливому аферисту, удавалось убеждать своих жертв, что он сотрудник MI5, проводящий тайную кампанию против IRA. И если они хотят, может и их принять на работу в Британскую секретную службу. Тем временем деньги, которые должны были идти «на защиту государственной безопасности», утекали с их счетов в банке.

«Самый искусный лгун, с которым я когда-либо сталкивался за 25 лет работы в полиции, – так детектив Скотланд-Ярда Роберт Брэндон описывал Хенди-Фригарда. – Вначале он дьявольски обаятелен, внимательно и проникновенно слушает, находит любую слабость, любую уязвимость в характере, а затем принимается безжалостно ее эксплуатировать. Получив же контроль над жертвами, идет на все, чтобы забрать их деньги, а самих втоптать в грязь».

Еще сильнее впечатляет факт, что некоторые из этих жертв, среди которых был даже детский психолог, были высоко образованы. Сам же Хенди-Фригард бросил школу в 14 лет.

Так как же он это делал? Одна из его жертв дает подсказку.

«Его уверенность была несокрушима, – вспоминает она. – А манера держаться – донельзя заразительной».

Эндрю Уэст, представлявший версию обвинения, дает еще одну.

«Я изо всех сил пытался понять, – сказал он в конце судебного разбирательства. – Но он очень убедителен. И даже давая показания, казался очень убедительным».

Что лишь подтверждает ироническое высказывание другого афериста-психопата, с которым я говорил: «Роль в пьесе можно дать любому. Но сможете ли вы ее сыграть?»

Нормальное и безумное

В 1964 г. британский драматург Джо Ортон сочинил свою известную драму «Развлекая мистера Слоуна». В пьесе харизматический психопат мистер Слоун приезжает к одиноким брату и сестре и заводит бессвязный роман с обоими. О своем персонаже Ортон писал следующее: «Ему приходится быть опасным и очаровательным. Сочетать в себе сверхъестественную садомазохистскую низость с детской невинностью».

Что представляет собой достаточно точный портрет любого психопата, какого вам доведется встретить.

Характеристика, данная Ортоном сообразительному и переменчивому мистеру Слоуну, включает некую грань психопатической личности, свойственную многим представителям рода человеческого: несовместимое смешение нормального и безумного.

«Вы, возможно, сталкивались с ними на работе, – пишет Дэвид Бэйнс в журнале Canadian Business. – Они интеллектуальны, харизматичны, привлекательны и социально компетентны. Производят прекрасное первое впечатление. Поведение непринужденное и не скованное никакими правилами. С ними забавно побродить по окрестностям, по крайней мере сначала… [но] под такой харизмой нет ни грамма совести».

Подобная несовместимость гипнотизирует. Обаяние психопата ни в коей мере не обусловлено его схожестью с нами.

То есть, наоборот, связано с его явным несходством.

Патрисия Дэвидсон, 44 года, консультант-продавец из Уичито, Канзас, рассказывает знакомую многим историю, – о том, как ездила в Чикаго, Иллинойс, на свидание с человеком, отбывающим пожизненное заключение за зверское убийство, совершенное во время бандитской разборки.

«Неужели он и в самом деле это совершил?» – удивился я.

«Да, – ответила она. – Совершил. Но со мной он был совершенно другим. Настоящий романтик, писал мне стихи и все такое прочее. Он дал мне почувствовать, что я особенная. Что именно меня он ждал всю жизнь».

Увы, не ее. Через полтора месяца отношения закончились.

Невесть откуда вдруг взялись еще несколько женщин, и Дэвидсон укатила обратно на запад.

Сверхъестественная садомазохистская низость сочетается с детской невинностью. Опасное сочетание^[55].

Нечаянный гость

Личина, которая делает психопата настолько притягательным, немало способствует и превосходной психологической маскировке. А в сочетании с демонической уверенностью может быть смертоносной.

Лайэм Спенсер, 20-летний протеже и «ученик» Грега Морэнта, с которым мы познакомились в предыдущей главе. Морэнт обучает его хитростям торговли, и шесть месяцев ученичества уже принесли плоды.

«Он – самородок, – говорит Морэнт. – Сам холоден, как лед, и с хищным прищуром высматривает слабости. Ахиллесова пята есть у всех, надо только ее найти… Лайэму это удается чуточку быстрее, чем большинству других».

Спенсер производит впечатление. Высокий, красивый, в безупречном костюме от Армани, темно-синем в тонкую светлую полоску, и белой рубашке с расстегнутым воротом, он подает мне мой бумажник через пять минут после того, как мы уселись. К этому моменту он, конечно, уже успел купить выпивку.

По намеку Морэнта я спрашиваю его об успехе у женщин. Спенсер – человек, для которого добиться свидания в пятницу вечером – просто спорт. И в этом спорте он достиг весьма приличных результатов, что неудивительно с учетом применяемых им методов.

Вот один из них, который он мне поведал за коктейлями на террасе.

Шаг 1. Прошерстите окрестности на предмет незамужних женщин, живущих в одиночестве, – районы вокруг больниц, университетов и т. д.

Шаг 2. В пятницу вечером, часиков этак в 8, загляните без предупреждения по заранее отобранному адресу с бутылкой вина и бронью на двоих в одном из самых модных ресторанов города.

Шаг 3. Если в дверях столкнетесь с парнем, извинитесь, скажите, что ошиблись адресом, и начните все сначала где-нибудь в другом месте.

Шаг 4. Если девушка вам откроет, спросите, дома ли Кармилла (или придумайте другое, такое же необычное имя). Ее, конечно, не будет, потому что Кармиллы не существует.

Шаг 5. Получив ответ, что никакой Кармиллы здесь нет, объясните – с тщательно продуманной и хорошо отработанной смесью разочарования и замешательства, – что встретили Кармиллу несколько дней назад в баре, пригласили на ужин этим вечером и что она дала вам именно этот адрес. Проклятье – как же вас подвели!

Шаг 6. Немного приправьте юмором: «Я так и знал, что слишком хорош для нее!»

Шаг 7. Ждите реакции. Возможно, она вам посочувствует (если нет – извинитесь за вторжение и уходите).

Шаг 8. Добавьте к своему разочарованию и замешательству капельку незапланированной надежды. Что-то вроде: «Э-э, я понимаю, что это может показаться безумием, но, если у вас нет никаких планов на сегодняшний вечер (в 8 вечера пятницы, раз она еще дома, скорее всего, нет) и раз уж я все равно здесь, может, вы не откажетесь присоединиться ко мне…»

Шаг 9. Столик на двоих.

В технике Спенсера все пять компонентов модели SPICE объединены в превосходнейший рецепт мошенничества.

Простота и осознанная личная выгода: само собой разумеется.

Неадекватность: как часто красивый, хорошо одетый, умеющий рассмешить и (что самое главное) свободный, обделенный вниманием рыцарь в великолепном Армани является к вашим дверям в пятницу вечером? Да еще и с бронью на двоих в таком месте, что «умереть можно», как будто всего остального недостаточно?

Уверенность: вы могли бы сделать это?

Сочувствие: в пятницу? В 8 часов вечера? Сколько времени понадобится, чтобы собственное жаркое оказалось в мусорном ведре? Очень немного, сказали мне знакомые девушки. Особенно если заходит такой парень, как Спенсер. Но побуждения психопатов не всегда настолько добры. Они оказываются у вас на пороге, не просто чтобы накормить вас ужином. Порой, как несколько лет назад обнаружила британская полиция, от них бывает много проблем.

В логово льва

Манчестер, июль 2007 г. В полицейский участок поступает вызов. В одном из домов слишком шумели, и сосед позвонил в полицию. То, что они обнаружили в доме по приезде, потрясло даже самых бывалых офицеров – тех, кто считал, что уже все в жизни повидал. Такого они еще не видели. Женщину 30 с небольшим лет, а также ее 18-летнюю дочь и 13-летнего сына забили до смерти молотком. Лужи крови и других физиологических жидкостей были повсюду. Сообщения об убийствах мгновенно появились в экстренных новостях.

Тем же вечером детективы разыграли партию по телевидению. Всплыло имя человека, с которым они хотели бы поговорить, – и они решили сделать объявление. Человек был, без сомнения, из их базы данных. И с учетом жестокости совершенного преступления и беспрецедентной опасности, которую он представлял для общества, они сочли этот вариант самым безопасным, чтобы выйти на него. Сохранение анонимности – одно дело. Жизни невинных людей – совсем другое. Они не могли рисковать.

«Мы ищем Пьера Уильямса, – объявил Пол Сэвилл, начальник отдела сыскной полиции Большого Манчестера. – Если вы знаете, где он, ни при каких обстоятельствах не приближайтесь к нему. Он жесток и очень опасен. И, возможно, вооружен. Если у вас есть какая-то информация о его местонахождении, немедленно свяжитесь с полицией».

Через несколько часов Сэвиллу позвонили.

«Привет, – спокойно и буднично произнес голос. – Это Пьер Уильямс. Я видел по телевизору, что меня разыскивают за убийство. Я захожу».

Сэвилл не удивился.

«Если это розыгрыш, – ответил он, – то я не в настроении».

Это был не розыгрыш.

Чуть позже Уильямс появился, как и обещал. И Сэвилл испугался.

Проблема была во времени. Или, точнее, в его нехватке. Сэвилл, как, впрочем, и Уильямс, знал, что после того, как подозреваемого взяли на допрос, у полицейских есть 96 часов, чтобы собрать веские доказательства и возбудить дело. Если к тому времени следствие не даст результатов, подозреваемый свободен. И, весьма возможно, навсегда.

Это было главной головной болью. Двери допросной плотно закрыли. И даже здесь, невозмутимый, как удав, подозреваемый номер один умудрился устроить представление. Причем такое, где полицейским и сказать-то было почти нечего. Они даже смотреть не начали. Со стороны же Уильямса то была головокружительно опасная игра.

Уильямс, разумеется, помогать вовсе не собирался. Прекрасно понимая, что след уже остывает, он, воспользовавшись своим правом, отказался отвечать на любые вопросы. Более того, он и раньше появлялся в поле зрения полицейских в качестве «уборщика» известной Манчестерской бригады, задачей которого было заметать следы и избавляться от улик. Что, как понял Сэвилл, он и сделал весьма педантично. А это, если использовать официальную терминологию, было здоровенным геморроем.

В конечном счете Сэвилл все-таки добился своего. Скрытый след – невидимый невооруженным глазом – на месте преступления в Манчестере совпал со следом в квартире Уильямса. В Бирмингеме, на расстоянии в 100 миль. Судья приговорил его к пожизненному заключению.

Но положение было очень ненадежным. Когда пришли новости об успехе, до окончания срока оставалось всего три часа.

Сэвилл вздохнул с облегчением.

«То, что Уильямс явился к нам по собственной воле, было для нас полной неожиданностью, – признавался он позднее. – Такого предвидеть не мог никто. С самого начала он засталнас врасплох. Но мы не простили бы себе, если бы позволили ему ускользнуть. Мы знали, что он наш, и настойчивость и добрые старые полицейские навыки помогли нам в конце концов одержать победу. Но отрицать нельзя – мы едва успели к сроку».

Даже притом, что в допросной тогда собралась вся команда (ведь в интересах полиции было ни в коем случае не дать этому человеку уйти), SPICE – сила, с которой следует считаться. Дерзко используя оставшиеся четыре компонента: простоту, неадекватность, уверенность и сочувствие, – Уильямс едва не вышел сухим из воды.

Отбросьте шелуху

Когда в «Молчании ягнят» Ганнибал совершает побег, Старлинг уверена, что он не станет ее преследовать. «Для него, – предполагает она, – это было бы примитивно». И она права. Но не все психопаты так же уступчивы, как Лектер. Легкость, с которой они презирают социальные нормы и поступают совершенно непредсказуемо, как мы только что видели у Пьера Уильямса, может держать в напряжении. И значительно усиливать их способность очаровывать и убеждать.

В своей книге «Субстанция мышления» психолог из Гарварда Стивен Пинкер говорит об импликатурах. Импликатура – это лингвистический прием, который позволяет нам высказывать то, что мы подразумеваем, говоря то, что мы… ну, в общем, не подразумеваем.

Классический пример часто встречается за обеденным столом.

Предположим, вы сидите рядом с группой незнакомцев и хотите, чтобы кто-то из них передал вам соль и перец. Вы поворачиваетесь к соседу и говорите… что именно? Хорошо, возможно, вы не попросите передать соль и перец. Не скажете прямо, что вам нужно. А скажете вместо этого, вероятно, что-то вроде: «Не могли бы вы передать соль и перец?» или «Вы нигде не видите соли и перца?» Другими словами, что угодно, кроме короткого, резкого и простого «Передай соль и перец!» Как утверждает Пинкер, импликатуры существуют для того, чтобы позволить нам сохранять лицо. Они суть прививка от нахальства.

Просьба «Передай соль и перец», с одной стороны, может интерпретироваться как указание. Не столько просьба, сколько откровенное распоряжение. Фраза же «Вы нигде не видите соли и перца?», с другой стороны, позволяет нам избежать затруднительного положения. Все мы знаем, что она означает (ПРОСТО ДАЙ МНЕ СОЛЬ И ПЕРЕЦ!), но отчего-то – оттого, что намерение подразумевается, а не декларируется – она не кажется такой бесцеремонной.

Услышав об импликатурах, я отправился в Гарвард, чтобы побеседовать с Пинкером. Казалось бы, причем здесь флипноз. По крайней мере, так я думал вначале.

Рассмотрим еще один пример.

Муж и жена громко ссорятся в местном баре. Август, выходной день, и они оба реально на взводе. Паб полон постоянных клиентов, и перепалка бушует уже добрых четверть часа.

«Ты никогда не говоришь мне правду! – вопит муж. – Что за вечная проблема с тобой! Постоянно врешь. Почему ты не прекратишь нести эту чушь собачью и не скажешь мне все прямо?»

«Да, – замечает бармен. – Действительно, почему вы не прекратите нести всякий вздор и сию же секунду не скажете все прямо этому жирному недомерку, этому лысому, жадному придурку»?

Понимаете, что я имею в виду? Утверждения вроде этого уж точно не изобилуют намеками, которые приходится читать между строк, не так ли? Они оставляют не слишком много места воображению.

Но Пинкер смотрит на это по-другому.

Мы развили все эти лингвистические стратегии в основном для самозащиты, и они работают. Но они также действуют на нервы. Поэтому когда кто-то решает нарушить правила и сказать все прямо – чтобы, отбросив словесную шелуху, сразу “перейти к делу”, – это может, в зависимости от контекста, внести даже освежающую нотку. Стать облегчением.

Поводом для хорошей шутки, например. И, поскольку понятия о вежливости у нас общие, – я знаю, что вы знаете, что я знаю, что вы нарушаете правила, – своего рода флер безопасности еще сохраняется… Мне кажется, что сила флипноза заключается в его свежести. В том виде влияния, которое состоит в основном в «отбрасывании шелухи».

Мне понравилась эта мысль Пинкера. Как ни странно, но он, казалось, утверждал, что именно благодаря импликатурам работает волшебство SPICE. Поскольку это – почти одно и то же. Мы все так прилежно стараемся не оскорбить друг друга, что, когда приходит кто-то и тыкает пальцем в лингвистическую условность, наш мозг выдыхает с облегчением.

Неудивительно, что психопаты – короли убеждения. Что бы там Старлинг ни думала о Ганнибале (а он, надо признаться честно, был не то чтоб вежлив), но именно это удается им лучше всего. Присущая им импульсивность и электризующее обаяние сделали неадекватность их второй натурой. Но им прекрасно удается не только это, они способны на что-то еще. Непосредственно связанное с тем, что Пинкер говорил о SPICE.

Когда ситуация накаляется и есть шанс остаться в выигрыше, психопаты концентрируются. Им нет равных в «заботе о деле». В сосредоточенности на цели, а не средствах. Или, если вы относите себя к величайшим лингвистам мира и хотите выразиться иначе, – в «отбрасывании шелухи».

Просто награда

Представьте, что я показываю вам на экране компьютера колоду из 64 карт, одну за другой, и на каждой стоит двухзначное число между 1 и 99. Этих двухзначных чисел – восемь, и за время презентации каждое появится в общей сложности восемь раз. Ваша задача проста.

Нужно решить, на какое из этих чисел отреагировать, нажимая клавишу X, а на какое – нажимая Y.

Единственный подвох – при каждой ошибке вы получите болезненный удар током.

Как думаете, у вас получилось бы?

Несколько лет назад психолог Адриан Рейн и его коллеги из Университета Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе провели эксперимент, чтобы это выяснить. И им открылись поразительные вещи.

Если вы такой же, как и большинство людей, то довольно быстро уловите «правило» (например, X = нечетные числа; Y = четные числа). Как только вас разочек ударит током, вы уже не захотите повторения экзекуции.

Если только вы не психопат. С ними происходит нечто довольно странное.

На подобных задачах, которые называются задачами научения пассивному избеганию, психопаты вновь и вновь совершают гораздо больше ошибок, чем все остальные. Угроза нависшего наказания, опасности или дискомфорта не вызывает у них такого беспокойства, как у нас с вами.

Она их, похоже, вовсе не заботит.

Результаты вроде бы указывают, что психопаты, на первый взгляд, просто «не заинтересованы». Что необычный недостаток эмоций весьма просто «отключает их от окружающей реальности». И это поначалу кажется вполне разумным.

А теперь давайте немного изменим сценарий. На сей раз представим, что задача у нас та же – карты, числа, удар током, – но в новом варианте вы не просто избегаете наказания, но и получаете награду: 5 долларов за пропущенный удар.

Полагаете, это на что-либо повлияет? Что вы уясните правило еще быстрее? Большинство людей считает, что нет. Электроды в любом случае делают свое дело. Но в подобных ситуациях все меняется кардинально.

Психопаты, как по волшебству, выступают лучше всех остальных.

В отличие от тех сценариев, где акцент делается на избегании негатива, стоит появиться возможности извлечь пользу из всего предприятия, они ухватывают суть намного быстрее. Апеллируйте к личной выгоде психопата – и ему ничто не сможет помешать.

Как заводить друзей – и держать их под замком

Способность психопата сохранять самообладание в ситуации давления, доводить дело до конца, когда все остальные, растеряв остатки надежд, бегут очертя голову, оказалась плодотворной для кинобизнеса.

«Грязная дюжина» – фильм об одной секретной операции американской военной разведки во Второй мировой войне: в обмен на амнистию группе из 12 приговоренных к смерти или пожизненному заключению преступников поручают разрушить замок во Франции, в котором обосновались высокопоставленные немецкие чиновники. Задание группа выполняет, хотя из 12 выживает только один. Но подоплекой этой саги об искуплении служит интригующий вопрос: почему для работы выбрали именно эту группу отщепенцев? Почему миссию такого серьезного стратегического значения поручают своре насильников и убийц? Может, голливудская киностудия узрела здесь что-то чуть более «реальное»?

В Великобритании крестом «За выдающуюся отвагу» удостаивают «за выдающееся мужество, проявленное во время боевых действий против врага». С момента учреждения в 1993 г. его вручали в 15 случаях. Вот краткое описание одного такого случая, взятое из газеты The Independent.

Это произошло во время яростного боя в пещерах Тора-Бора, цитадели Талибана, когда в 2001 г. велась охота за Усамой бен Ладеном. Полковой старшина САС (парашютно-десантные части особого назначения) Боб Джонс [имя изменено], серьезно раненный, вооруженный только спецназовским ножом, справился с врагом. Дважды подстреленному вражескими пулями, ему все же удалось подняться на ноги и снова вступить в бой, который перешел в беспощадную рукопашную, и пришлось прибегнуть к ножу… Официальные лица описывали, как «мастерски он владел ножом и неустрашимо обрушивался на врага, вдохновляя всех вокруг, когда боеприпасы почти иссякли и результат сражения вызывал сомнение»^[56].

Подобную сосредоточенность можно видеть у «звезд» мошенничества. Грэг Морэнт, по его собственному признанию, готовится, «как Олимпийский чемпион», когда на горизонте маячит приличный куш.

Я узнаю все, что могу [о человеке]. От того, как он ведет дела, до того, чем занимается в уик-энд. Чемпионы изучают видео своих противников, анализируют их игру. Я делаю то же самое: собираю информацию, начинаю выстраивать образ того, с кем имею дело. Дело-то нехитрое. Чем больше знаешь о человеке, тем больше у тебя шансов добиться своего…

Я – как геодезист. Только составляю карту не местности, а ума. Прочесываю частым гребешком. Ищу тайные ходы и двери в святая святых. Путь ведь всегда есть. И в конце концов пробираюсь. С черного хода. Тихомолком. А порой, черт возьми, и лобовым приемом!

Именно так и должны поступать все, если они серьезно намерены преуспеть. Не хочу показаться непочтительным, но эти книги, которые вы читаете, о том, как убеждать людей и влиять на них? Большинство из них – та еще дрянь. Вы можете сколько угодно рассуждать о психологии. Но хитрость в том, чтобы хорошенько готовиться. Чтобы запалить костер, у вас должно быть что-то горючее. К тому же не все еще и горит, правильно?

Если психопат может извлечь из ситуации выгоду, если предполагается какой-нибудь трофей, он непременно рискнет. И рискнет по полной программе, независимо от степени риска или возможных отрицательных последствий. Он не только сохраняет самообладание в неблагоприятных или опасных обстоятельствах, он фактически превосходит сам себя. Если возникает даже тень дурного предчувствия, его умственные способности обостряются, превращаясь в подобие лазера, и психопат «пускается во все тяжкие». Примером такой сосредоточенности в сочетании с применением SPICE может служить один мой друг. С Полом мы вместе учились в университете. Хотя у него было мало общего с Ганнибалом Лектером (за все время нашего знакомства ему лишь один раз выписали штраф за нарушение правил стоянки), Пол был психопатом.

Я-то знаю, потому что проверял его. Но, конечно, были и просто верные признаки. Учтивый и интеллектуальный, безжалостный и уверенный, но самым поразительным в Поле была особенность, о которой знали все: его потрясающее умение убеждать. Способность вызывать доверие.

Как будто в глубинах его мозга был упрятан некий тайный компонент программного обеспечения, который позволял ему проникнуть в самые сокровенные мысли других. А получив доступ, он мог делать все, что хотел.

Если ваш эмоциональный пароль еще не был известен Полу, то на его расшифровку ему потребовалось бы меньше пяти минут. Он был (и, без сомнения, остается) одним из самых одаренных психокриптографов, которых я когда-либо знал.

В последний раз я видел Пола около семи лет назад, и он не потерял ни одну из способностей поворачивать ситуацию в свою пользу. Только представьте сцену: переполненный вагон метро в Лондоне, два строителя, все в грязи и краске, и напротив – Пол в тщательно отглаженном костюме в полоску. Почти весь день шел дождь, и строители, очевидно, работавшие на улице, промокли насквозь. Они принимаются доставать Пола.

Строитель № 1: Ну что, небось, работенка-то непыльная, а? Сидишь тут, весь в костюмчике, при галстуке. Небось отпахал бы с мое целый день, так и дуба врезал бы.

Пол: А чью работу вы бы предпочли – свою или мою?

Строитель № 1: Смеешься, что ли? Да на твою я б ни в жизнь не согласился!

Пол: Прекрасно. Тогда на что вы жалуетесь?

Строитель № 2: Умный ублюдок, а? Ну так послушай вот что. Он-то не хочет, зато я согласен!

Пол: Прекрасно. Тогда на что вы жалуетесь? Просто завидуете.

Одна из подруг Пола (а их у него было много) как-то рассказала мне историю, которая характеризует его как гения импровизации. Однажды ночью, когда они уже спали, чуть заполночь их разбудил грабитель. Было темно, но Пол смог смутно различить всего в паре метров от себя профиль злоумышленника, который склонился над его ноутбуком, лежавшим на комоде. В момент, когда большинство людей притворились бы спящими или в слепой панике совершили что-нибудь, о чем позже сожалели бы, Пол оставался спокойным и сосредоточенным.

«Послушайте, – произнес он в темноту сухим деловым тоном, – я не хочу вступать с вами в борьбу или что-то более серьезное, даже если придется применить этот полуавтоматический пистолет, наставленный на вас под одеялом! Я сам в свое время подломил несколько домов [это была ложь], но при всем том верю, что поднявший меч от меча и погибнет. А потому, раз уж так сложилось, я не расстроюсь, если вы заберете мой ноутбук. Более того, я упрощу вам задачу. Если вы позволите мне с него кое-что скопировать на десктоп, то я даже не стану заявлять о его пропаже. Во-первых, я не вижу вашего лица. И, полагаю, вам хватило ума надеть перчатки. Так что по большому счету мне нет никакого смысла идти в полицию, верно? Ну и как?»

Заледенев от ужаса, подруга Пола лежит рядом, пока злоумышленник обдумывает предложение. Удивительно, но прошла целая вечность, прежде чем он решил согласиться: колдовское обаяние Пола вновь сработало. Но это было только начало. Взяв ситуацию под свой контроль, Пол приступил к делу по-настоящему.

Прежде всего, он попросил грабителя, чтобы тот отошел на шаг, пока он будет копировать. Ведь иначе светящийся экран компьютера мог бы высветить его лицо, а грабителю совсем не хотелось, чтоб его рассмотрели. Он сделал, как сказали. Затем, присев к комоду, Пол принялся забалтывать его. Начал описывать детали зданий, которые он «подломил», и какие страдания перенес от своего отчима в детстве, что и привело его к преступлению. (На самом деле у Пола было очень счастливое детство). И, о чудо, – злоумышленник заговорил о собственном травматическом детстве, и монолог превратился в беседу.

У них появились общие темы.

Закончив копировать, Пол облегчил злоумышленнику и второе дело. Почему бы не продолжить беседу внизу, на кухне, за пивом? Хоть обстоятельства были, мягко говоря, необычными, Пол чувствовал, что судьба примирила их. У них, похоже, было много общего. Да и проблема так пока никуда и не делась. И злоумышленник опять попался на удочку. Машинально Пол (грабитель не просил его об этом – просто он «вошел в рабочий ритм») бросил вязаный шлем в дверь спальни и велел ему надеть. Так он останется неузнанным. Потом оба пошли вниз.

Подруга Пола, уже несколько поуспокоившись, замоталась в банное полотенце и вышла на лестницу. Снизу до нее донеслись звук открывшейся дверцы холодильника и звон двух бокалов. Чуть позже еще, а потом и еще. В конце концов, несмотря на возражения Пола, грабитель даже снял вязаный шлем. Он начал чувствовать себя как дома.

Парочка болтала много больше часа. Если бы вы заглянули к ним, не зная, кто они, то могли бы головой ручаться, что они знакомы много лет. Когда грабитель наконец ушел, не меньше дюжины пустых банок лежали на столе и первые лучи света пробивались через занавески.

Но прежде чем он пошел, у Пола появилась идея. Может, им стоит объединиться? Как чиновник (которым он и был – по финансовой части), он владел служебной информацией о том, когда люди в его ведомстве разъезжаются по отпускам. По его словам, такие «разведданные» бесценны. Не веря своим ушам, грабитель дал Полу свой адрес и номер телефона. Они обменялись рукопожатием. Пол пообещал зайти через день-два, чтобы обсудить дела. И грабитель ответил: «Здорово!» – и получил еще пива на дорожку.

Пол также настоял, чтобы грабитель – хотя тот уже и не хотел – все-таки взял ноутбук. «Уговор дороже денег», – сказал он.

На следующий день грабителя, конечно, навестили. Но это был не Пол. Местной полиции удалось найти не только его ноутбук, но и множество других вещей, которые были в розыске уже несколько месяцев.

Пол получил благодарность с премией и личное благодарственное письмо от начальника полиции.

Простота. Осознанная личная выгода. Неадекватность. Уверенность. Сочувствие. Темные убедительные чары психопата.

Выводы

В обществе всегда была элита. Есть элита в спорте, в разведке и в социальных группах. Но есть веские основания предполагать, что элита существует и среди мастеров убеждения. И что довольно многие из них – психопаты.

Большинство видит в психопатах монстров. Как в насильниках, серийных убийцах или террористах. И они правы. Многие насильники, серийные убийцы и террористы – психопаты. Все же, вопреки широко распространенному мнению, очень многие психопаты даже не нарушают закон.

Вместо этого они возглавляют многонациональные корпорации, проводят тончайшие операции на головном мозге, в вязаных шлемах и респираторах штурмуют захваченные посольства и самолеты. И вкладывают наши деньги в прибыльные – хоть и не всегда надежные – финансовые операции.

Это умение сохранять самообладание под давлением обстоятельств – своеобразный нейронный кондиционер – обеспечивает психопату отличную возможность убеждения. Дисфункция мозжечковой миндалины – участка мозга, в котором рождается и обрабатывается эмоция, – и отсутствие страха, почти неизменно ее сопровождающее, позволяет тем, у кого есть такие аномалии, рисковать. Добиваться результатов, не ограниченных никакими условностями. Лезть под пули, что прочим из нас кажется немыслимым.

Когда вы холодны как лед и достаточно уверены в себе, чтобы меряться силами, всегда найдется тот, кто проиграет.

В заключительной главе мы продолжим исследование пределов влияния.

Такие флипнотизеры, как Пол, могут быть лучшими в расшифровке систем безопасности нашего мозга. Но существуют ли комбинации, которые даже им не под силу взломать?

Для каждого ли замка влияния есть свой ключ?

Или убеждение – даже с помощью SPICE – имеет свои пределы?

Глава 8. Горизонты влияния

Однажды ночью человек идет по улицам Белфаста и вдруг ощущает, что к его голове приставили пистолет.

«Протестант или католик?» – говорит голос. Быстро подумав, мужчина отвечает: «Еврей».

«Тогда я, должно быть, самый везучий араб в Ирландии», – говорит голос.

В разгар Второй мировой войны Уинстон Черчилль с измененной до неузнаваемости внешностью направляется в тайное подземелье, чтобы оттуда произнести обращение к нации. Его помощник ловит такси и дает водителю адрес.

«Сожалею, – отвечает водитель. – Я еду домой. Премьер-министр будет выступать по радио, и я хочу послушать».

Впечатленный лояльностью человека, Черчилль шепчет своему помощнику, чтобы тот дал ему на чай 10 фунтов.

«К черту премьер-министра! – восклицает водитель. – Куда вы хотите ехать?»

Кто там, в зеркале?

Менкен, американский юморист, как-то сказал, что у каждой проблемы есть решение: простое, ясное и – неправильное. Но если подумать, у такого утверждения имеется и обратная сторона. То есть у каждой проблемы действительно есть решение, но только оно простое, ясное и правильное. Что в каком-то другом эфирном пространстве – не загрязненном влиянием эго или недопониманием, – существует универсальный ключ к убеждению в его прекрасном, первозданном виде. Насколько правдоподобно такое допущение? Что любое мнение в любое время действительно можно изменить? Если да, то какой ключ для этого нужен? И как его найти?

Несколько лет назад, тогда еще только задумываясь об этой проблеме, я позвонил Роберту Чалдини, имя которого неоднократно встречалось в этой книге. Чалдини является профессором психологии и маркетинга из Университета Аризоны и одним из крупнейших в мире экспертов по убеждению. Я высказал ему предположение, что у убеждения, по крайней мере теоретически, нет никаких пределов. Он согласился.

«Если вспомнить, что произошло в Джонстауне, – ответил он, – как преподобному Джиму Джонсу удалось убедить 900 человек покончить с собой… то там был жесткий контроль над сознанием. Я допускаю, что у кратковременного убеждения пределы есть, а вот у долговременного… я не настолько уверен».

Довольно долго после разговора с Бобом Чалдини я был твердо убежден, что он прав. Я был фактически готов сделать следующий шаг. Примеры кардинальных благоприятных поворотов, которые я нашел в ходе собственного исследования и привел в этой книге, указывали на наличие чего-то гораздо более глубокого. Эти примеры говорили о бесконечной силе даже кратковременного убеждения. И о том, что решения лежат на поверхности – вопрос только в том, чтобы их найти.

Но затем произошло событие, полностью изменившее мой взгляд на этот вопрос. Я встретился лицом к лицу с Человеком Зеркала.

Впервые я увидел его весной 2008 г. Макс Колтирт, профессор психологии из Университета Маккоури, упомянул его имя на конференции. Я был заинтригован и спустя несколько дней послал Колтирту по электронной почте письмо с просьбой о встрече. Он с радостью согласился меня принять, предупредив, чтобы я не ожидал чудес. Не буду, солгал я. И прыгнул в самолет, улетающий в Австралию.

Человек Зеркала – один из самых странных случаев, зафиксированных в анналах нейропсихологии. (А странных случаев за эти годы набралось немало.) Я увиделся с ним в центре когнитивистики Университета Маккоури в Сиднее, где Колтирт разрабатывал программу формирования представлений. Этот проект был призван прояснить причины возникновения бредовых идей и создать модель усвоения/отторжения представлений.

Недостатка в материалах он, конечно, не испытывал.

За прошедшее время в рамках программы было изучено потрясающее количество самых причудливых идей, начиная от типичных для шизофрении (бред преследования – все вокруг хотят меня схватить; бред отношения – все вокруг говорят или перешептываются только обо мне, смеются только надо мной; и бред воздействия – моими мыслями и поступками руководит чужая воля) до еще более причудливой категории когнитивных заблуждений: монотематического бреда.

В эту последнюю категорию входят синдром Капгра (вместо моих близких – а то и вместо меня – рядом живут их двойники); синдром Котара (я верю, что мертв); и синдром Фреголи (все окружающие – это на самом деле один и тот же человек, который просто меняет внешность и гримируется).

А вот эта разновидность бреда главенствует над всеми описанными выше: бред неузнавания себя в зеркале.

Человеку Зеркала, которого я назову Джорджем, уже за 80. Он женат, имеет двоих детей, дружелюбен и, сделав успешную карьеру в бизнесе, продолжает вместе с женой управлять рекламной фирмой. Господи, подумал я, увидев его, он ведь кажется совершенно нормальным. Неужели все то, что я о нем слышал, – правда? Скоро я узнаю, что это именно так.

Одна из коллег Колтирта, Нора Брин, включает камеру – и мы входим в комнату с зеркалом. Джордж стоит перед зеркалом, и Нора спрашивает его: «Кого вы видите в зеркале, Джордж?»

«Это он», – опасливо отвечает он.

«Кто?» – спрашивает Нора.

«Он, – говорит Джордж. – Парень, который все время следует за мной. Парень, который одевается, как я. И похожий на меня. И делает все, что делаю я, и одновременно со мной».

Нора подходит и становится перед зеркалом рядом с ним.

«Кого вы видите теперь?» – спрашивает она.

«Это вы, – говорит Джордж. – И он».

Я ошеломлен.

«Попросите, чтобы он объяснил, как вы можете стоять рядом с ним перед зеркалом и оставаться собой, а человек, который смотрит на него, не он сам!»

Она спрашивает.

Джордж качает головой.

«Понимаете, – говорит он. – Я знаю, что это кажется сумасшествием, но это просто так есть. Я хотел бы поверить, что там – я. Но я не могу. Это какой-то другой человек. Он похож на меня. Действует, как я. Делает все то же самое одновременно со мной. Но только это – не я. Это – он».

«Спасибо, Нора», – говорю я и проливаю на себя кофе из чашки. Мы решаем оставить эту тему.

Кризис убежденности

После встречи с Человеком Зеркала мне было о чем подумать. Ведь происходившее в лаборатории Макса Колтирта вовсе не было результатом того, что у Джорджа тогда просто не задался день. День у него как раз очень даже задался. Джордж был по сути настоящей звездой в Программе формирования воззрений. Сотрудники лаборатории старались сделать все, чтобы помочь ему, но наталкивались на глухую стену. Уверенность Джорджа, что человек в зеркале – самозванец, а вовсе не он сам, оставалась незыблемой, как и всегда. И Колтирт подозревал, что дела так и не наладятся. Что бы они ни предпринимали.

Вдруг мои мысли перескочили на Джонстаун. Мне пришло в голову, что здесь имеет место громадный парадокс. С одной стороны, преподобный Джим Джонс смог убедить 900 человек с готовностью лишить жизни не только самих себя, но и своих детей с помощью цианида, подсыпанного в лимонад. С другой стороны, даже нескольким ведущим психологам не удалось убедить Джорджа, что в зеркале действительно отражается он, а не – как он настаивал – какое-то трусливое, лицемерное альтер эго.

Из этого следовали любопытные выводы. Или в таких людях, как Джонс, есть нечто особенное, и нам нужно найти похожих на него в Сиднее, или было что-то особенное в самой этой вере. Некий диапазон силы, вдоль которого располагаются все оттенки веры. Непоколебимая с одного края, эфемерная – с другого, со скользящей шкалой влияния, посередине которой располагается готовность к убеждению.

Да, можем

Летом 2008 г., незадолго до выдвижения на пост президента Барака Обамы, Рей Фридман, преподаватель менеджмента из Университета Вандербильта, и двое его коллег отобрали 20 вопросов из экзамена для поступающих в аспирантуру (GRE) и включили их в тест. Этот тест они предложили двум группам американцев – афроамериканцам и белым – и вывели средние результаты по каждой группе. Несколько месяцев спустя, когда прошли выборы и Обама был приведен к присяге, они снова предложили тот же тест тем же самым группам людей. И снова вывели средние результаты.

Фридман и его коллеги надеялись получить результаты, противоположные тем, что получили их предшественники более десяти лет назад. В начале девяностых группы студентов с аналогичными результатами теста на проверку академических способностей проходили такой же тест в Стэнфорде. Тогда ученые обнаружили, что афроамериканцы значительно хуже отвечали на вопросы GRE, когда в начале – при заполнении формы – их просили в соответствующей графе отметить свою этническую принадлежность. Причина такой разницы в результатах была ясна. Поставить галочку означало не только предоставить демографические данные. Для афроамериканцев это означало запустить расовый стереотип: черные обучаются хуже. Это говорило им «нет, ты не можешь».

Прошло одно поколение – и Фридман решил всех уравнять.

«Обама явно является вдохновителем, – говорит он. – Но интересно, поможет ли он чернокожим лучше справляться с такой важной задачей, как прохождение теста?»

Невероятно, но он помог.

Анализ показал, что до того, как Обама стал президентом, белые отвечали в среднем примерно на 12 вопросов из 20, афроамериканцы же приблизительно на 8,5. Но когда тесты провели позже, сразу после той речи Обамы, в которой он соглашался баллотироваться в президенты, и затем еще раз после инаугурации, ситуация выглядела уже совсем по-другому. Афроамериканцы отвечали на вопросы значительно лучше.

Объяснение лежало на поверхности. Никто вдруг не поумнел. Ведь разница была лишь в несколько месяцев. Просто здесь свою роль сыграла сила убеждения.

И веры, что, да, мы можем.

Два типа мышления

Результаты Фридмана воспроизводятся до сих пор. И разница в них сокращается даже быстрее, чем он ожидал. Но есть прямые доказательства, позволяющие предположить, что он и его коллеги находятся на верном пути. И что Генри Форд был совершенно прав, утверждая: «Если вы верите, что можете, или верите, что не можете, – вы правы в любом случае».

Джефф Стоун, психолог из Университета Аризоны, продемонстрировал эффекты, подобные полученным Фридманом, в спорте. Проводя исследование, где сравнивалась результативность белых и черных на поле для гольфа (мы вскользь касались этой темы в главе 3), Стоун обнаружил, что когда гольф воспринимается как испытание спортивного мастерства, то лучшие результаты показывают темнокожие игроки. Но вот когда игру рассматривают как показатель стратегического мышления, где атлетизм отходит на второй план, вырисовывается уже совсем другая картина. Именно белые парни вырываются вперед, оставляя чернокожих далеко позади.

В качестве примера можно привести также Маргарет Ши и ее студенток азиатского происхождения, изучающих математику. У азиаток, если вы помните, результаты в математике лучше, когда они думают о себе как об «азиатах» (то есть когда срабатывает расовый стереотип), и хуже, когда внимание внезапно переключается на пол (то есть когда они думают о себе как о «женщинах»).

И такие результаты никак не связаны с усилиями. Не то чтобы женщины лучше старались, когда они вдруг каким-то волшебным образом, по закону случайного выбора, «становятся азиатами». Отнюдь нет. Как и в случае со студентами Фридмана, и с гольфистами Стоуна, они убеждены, что добьются большего. Не в традиционном значении этого понятия – с помощью стимулов, наград или обычных методов повседневного социального влияния, – но наполняя мозг уверенностью. Переключая мышление с одного компонента внутренней самоидентификации на другой.

Когнитивный психолог Кэрол Двек из Стэнфорда провела интересную работу, связанную с образом мышления. В поддержку идеи, что одни убеждения труднее изменить, чем другие (и одних людей убедить труднее, чем других), Двек идентифицировала два различных типа мышления, два способа мировосприятия, которые могут, согласно ее исследованию, в итоге предрасполагать к успеху или неудачам в жизни.

Согласно Двек, типов мышления всего два: «открытое» и «закрытое». «Закрытое» мышление Двек называет «фиксированным». Такой тип мышления, по ее утверждению, свойствен людям, которые делают все в привычном режиме, – тем, кто опасается выходить из зоны комфорта, не любит особо напрягаться и «выкладываться». «Открытое» мышление Двек называет мышлением «роста». Люди с этим типом мышления вообще склонны к большей гибкости – более расположены к учебе и открыты перспективам, которые сулят сложности. И предпочитают, в отличие от людей с неподвижным мышлением, учитывать точку зрения других людей.

Двек показала, что этими типами мышления можно управлять. И более того: что каждому типу мышления свойственна своя нервная организация. В одном исследовании студенты были разделены на две группы. Одной группе представили аргументы в пользу «фиксированного» мышления (например, «Вы мыслите очень основательно, и вас нелегко разубедить»), в то время как другой группе представили набор аргументов противоположного толка: в пользу мышления «роста» (например, «Как бы умны вы ни были, вы всегда можете стать еще умнее»). Затем, когда обе группы закончили трудный тест на понимание прочитанного (с которым обе группы справились плохо), после объявления результатов их спросили, с чьими ответами они хотели бы ознакомиться: тех, кто справился с тестом лучше их или хуже.

Точно в соответствии с прогнозом Двек, линия разлома легла как раз посередине. Студенты, которым представили аргументы в пользу «фиксированного» мышления, пожелали посмотреть ответы тех, кто справился хуже: это повышало их самооценку. А вот те, кому представили аргументы в пользу мышления «роста», пошли по другому пути. Они предпочли тесты тех, чьи результаты были выше, иными словами, равнялись на лучших, чтобы выработать стратегии, которые могли бы пригодиться им в будущем.

Но это еще не все. Рядом с такой поведенческой пропастью наметилась еще одна линия разлома – в мозгу. В последующем эксперименте с использованием ЭЭГ Двек наблюдала за моделями активности коры головного мозга студентов в то время, когда они участвовали в викторине на общие знания. Эксперимент состоял из двух этапов. Первый этап начался после того, как участники дали ответы. Через полторы секунды после этого программа показывала, справился ли студент с заданием. А еще через полторы секунды давался действительно правильный ответ.

Полученные результаты прекрасно укладывались в выявленные модели поведения. В точном соответствии с результатами предыдущего исследования, Двек обнаружила, что студенты с закрытым типом мышления, как и ожидалось, на первом этапе эксперимента (когда участники ожидали увидеть, правильно ли они ответили на вопросы) пребывали в состоянии напряженной сосредоточенности. Но потом их мозг отключался. Просто «отъезжал». Студенты же с мышлением роста показывали совершенно иную модель. Безусловно, на первом этапе эксперимента – ожидании результата – их мозг, точно так же, как и у студентов с «фиксированным» мышлением, пребывал в состоянии повышенного внимания. Но потом (в отличие коллег с «фиксированным» мышлением) их мозг, как только ситуация разрядилась, не отключался, а продолжал сохранять активность в течение следующих полутора секунд, пока они ожидали правильных ответов.

Некоторые из нас, по всей видимости, искренне открыты влиянию. Другие предпочитают быть всегда «правыми».

Просто не можете не верить?

Результаты исследования Кэрол Двек и работа Рея Фридмана и Джеффа Стоуна среди других вполне укладываются в количественный подход к убеждению. Они согласуются с наблюдением, что у одних людей – крайних фундаменталистов, например, – мышление настолько фиксированное, а нейронные связи настолько тесные и прочные, не поддающиеся никакому стороннему воздействию, что на них почти невозможно влиять. Тогда как другие просто плывут по течению.

Отчасти это может быть врожденным. Понаблюдайте за детьми в школьном классе или на детской площадке, и вы увидите обе стороны медали: дети, которые расстраиваются из-за малейшей критики или проблемы, и дети, которые ко всему этому относятся спокойно. (Хотите узнать, насколько легко вы сами поддаетесь убеждению? Тогда пройдите тест на странице 331). С другой стороны, все мы порой бываем неподатливы к убеждению. Имеем, так сказать, свои островки фанатизма, на которые допускаются лишь избранные.

Это указывает на важность окружающей обстановки, которая формирует не только общий подход к жизни, но и самые значимые в данное время ценности (например, родственники людей, убитых в Ираке или Афганистане, скорее всего, будут придерживаться куда более жесткого мнения об английской или американской внешней политике, чем те, кого она не коснулась лично).

Но эти результаты также говорят о гораздо более глубоком, общем фундаментальном принципе того, как мозг формирует наше мнение. Если вера и эмоции так тесно переплетены, то, возможно, наш мозг не столь проницателен, как мы думаем. Может быть, он сначала мечется, а потом уже осознает? И сначала верит, а потом уже оценивает и думает? И наши взгляды – это не те представления, к которым мы пришли путем рассуждений, а те, которые не смогли опровергнуть с помощью логики?

Хотя такое предположение кажется абсурдным, существуют доказательства, позволяющие предположить, что это правда^[57]. И что чувство, которое мы испытываем при получении новой информации, – пережевывая ее и в процессе решая, стоит ли ее глотать сейчас или еще пожевать, – фактически является иллюзией.

Психолог из Гарварда Дэн Гилберт и его коллеги провели исследование, в котором участникам рассказали о грабеже. Участников разделили на две группы. Одна группа прочитала утверждения, которые усугубляли тяжесть преступления (например, «Кевин угрожал сотруднице изнасилованием»), а другая группа прочитала утверждения противоположного характера: вроде бы смягчавшие преступление (например, «Том извинился перед сотрудницей за то, что вынужден ограбить магазин»).

Обычно в психологических экспериментах так не делают, но ученые с самого начала сказали обеим группам, что характеристики персонажей этой истории вымышлены. Затем ученые отвлекли некоторых участников эксперимента от процесса чтения и дали им другое задание: считать цифры.

Такое отвлечение, предположил Гилберт (если мы сначала верим, а затем «разувериваемся»), должно вмешаться в неверящую часть уравнения. Оно призвано переключить внимание мозга – за те решающие миллисекунды, в течение которых мозг, получив информацию и «поверив», решает, продолжать ли ей верить, – на совершенно другую задачу: совсем как воры в главе 3, которые отвлекли внимание администраторши из отеля, а потом унесли все свадебные подарки. И должно заставить поверить, что характеристики персонажей настоящие, хоть их и предупредили, что они выдуманные.

Именно так и произошло. Когда в конце исследования участников попросили вынести приговор грабителям, результаты оказались довольно интересные.

Господин Миляга в среднем получил 5,8 лет; господин Пакостник – 11,2 года^[58].

И это притом, что участникам эксперимента сразу сказали, что описания характеров были выдуманы.

Иногда вы просто не можете не верить всему, что читаете.

Иммунодефицит веры

Выводы из исследования Гилберта, с одной стороны, требуют осмысления, а с другой стороны – многое сразу встает на свои места. Вдруг становится понятно, почему в убеждении так важны сочувствие и личная выгода. Если с помощью правильного сочетания слов: создав, так сказать, правильное лингвистическое силовое поле, – мы можем у кого угодно вызвать желание поверить нам, то, считайте, мы уже на полпути к цели. Потому что уже с самого начала собеседник фактически верит нам: по крайней мере в первые несколько сот миллисекунд! Уговорить человека легче, чем мы думаем. Ведь дело не в том, чтобы он поверил нашим словам. А в том, чтобы он перестал им НЕ верить.

Затем в дело, конечно же, вступает неадекватность. Помните, как в главе 6 люди с большей готовностью покупали рождественские открытки у коммивояжера, если он неожиданно называл цену в центах, а не в долларах? И как люди покупали больше пирожков в палатке, если ее продавец называл их «пирожочками»? Там была одна уловка, если помните. Подвох срабатывал только в том случае, если продавец после вводного словесного кульбита добавлял «цеплялку»: в случае с рождественскими открытками – «По рукам!», а в случае с пирожками – «Они восхитительны!»

Не нужно быть гением, чтобы понять, что здесь происходит. Это просто: «эффект Гилберта» наоборот. Клиентам предлагают стандартную короткую скороговорку, принятую в торговле: «По рукам!» или «Они восхитительны!» – но люди так обалдевают от только что услышанной ерунды, что забывают «не верить». Встроенная «программа отбраковки» в их мозгу зависает, а вера остается. В этот момент покупатели так лихорадочно пытаются сообразить, что же представляют собой эти самые «пирожочки» или сколько же тысяч центов им придется выложить за рождественские открытки, что «центральные замки» их мозга не срабатывают – и двери остаются распахнутыми настежь.

Вывод представляется совершенно ясным. Остановите выработку мозгом «антител неверия» – на время, достаточное для того, чтобы любой информационный вирус, которым мы заражаем человека, мог обосноваться в его мозгу, – и вы сможете убедить беднягу в чем угодно. Проблема лишь в том, как вывести систему из строя.

Убеждение под давлением

Я получил свой собственный, очень личный опыт иммунодефицита веры, когда делал пилотную программу для телевизионного шоу об убеждении. Эпизод касался использования убеждения в области права. Я хотел знать, каковы отличительные особенности хорошего следователя. Любой ли человек может им стать или необходим врожденный талант? Хрестоматийный образ следователя в массовой культуре – например, Лоуренс Оливье в фильме «Марафонец» – предполагает, что именно безнравственность, а не выдающиеся способности отличает великих контролеров ума от просто хороших. Но все же исследование, проведенное и в военной, и в правовой сферах, освещает этот вопрос совершенно с другой стороны. Самые первоклассные следователи имеют много общего не с теми, кто склонен к насилию, а с самыми первоклассными мошенниками. Они проникают, а не вторгаются. «Заговаривают» нам умы, а не зубы. И обладают интуитивным пониманием «уличной психологии».

Чтобы выяснить, насколько я поддаюсь убеждению, какой-то умник догадался выставить против меня профессионалов: оказывается, я, интеллектуал, член «Лиги плюща»^[59], эксперт в области убеждения, полжизни топтал лужайки и коридоры библиотеки Кембриджского университета, чтобы теперь лицом к лицу сразиться с «умодробительными» мастерами спецназа.

Мне должны были сообщить три порции сведений, которые необходимо было скрыть от «тюремщиков», а те, в свою очередь, собирались обрушить на меня смертельную комбинацию физических и психологических методов воздействия, чтобы попытаться их из меня вытащить.

Идея мне даже нравилась – пока я не встретил одного из следователей.

«Какого уровня насилия мне ждать?» – поинтересовался я у Боба, когда мы сидели, потягивая кофе-латте в «Старбакс».

Он улыбнулся.

«Это вовсе не то насилие, которое вас сломает, – сказал он. – Это угроза насилия. Те леденящие душу и вызывающие панику мысли, что вот-вот произойдет нечто ужасное».

«Вы уверены, что должны мне это говорить?» – пошутил я.

«А это совершенно не важно, – ответил он. – Сейчас вы можете быть уверены, что мы не собираемся вас убивать, но потом это будет для вас бесполезно. Вас прикончит то, что находится здесь, – он постучал себя по голове. – Вы можете свято верить, что мы не желаем вашей смерти. Но как только начнем вас “раскручивать”, парням не составит никакого труда убедить вас в обратном».

Честно говоря, я усомнился. И тогда Боб рассказал об испытании, которому подвергают при отборе в спецназ, – он специально приберег это для меня.

Как правило, на этой стадии кандидат уже выдохся… И последнее, что он видит, прежде чем мы надеваем ему на голову мешок, это двухтонный грузовик. Мы укладываем его на землю, и, лежа там, он слышит звук приближающегося грузовика. Приблизительно через 30 секунд мотор ревет уже прямо у него над ухом. Мы поддаем еще оборотов двигателю, после чего водитель выскакивает из кабины. Он хлопает дверью и уходит. Двигатель продолжает работать. Чуть позже кто-то поодаль громко спрашивает, поставлен ли грузовик на ручной тормоз. В этот момент один из наших – а парень с мешком на голове все еще лежит на земле – начинает мягко катать запасное колесо у него по голове. Просто руками. Постепенно он увеличивает давление. Другой парень поддает газу грузовику, чтобы казалось, что он двигается. Через несколько секунд мы убираем колесо и снимаем мешок. А потом дружно наваливаемся на него.

«Назови свое гребаное имя…»

Обычно в этот момент люди сдаются.

Когда дошло до дела, мой «момент истины» мало чем отличался от описанного выше. Голый, прикованный к полу в полутемном, заброшенном складе, я лежал на спине и наблюдал – словно в замедленном кино, – как огромный автопогрузчик удерживал железобетонную плиту примерно в десяти метрах над моей головой, а потом стал медленно опускать ее, пока грубая, шероховатая поверхность не коснулась моей груди. Это продолжалось секунд 15, а потом я услышал, как оператор заорал, перекрикивая шум гидравлики: «Джим, механизм заело. Я не могу его запустить…»

Боб был прав. Позже, в безопасной обстановке допросной, стало ясно, что я вообще не подвергался какой-либо физической опасности. На самом деле «железобетон» был вообще не бетоном – а макетом, сделанным из легкого вспененного материала. И механизм вовсе не ломался. Он был в полном порядке. Но тогда я этого, конечно, не знал. Как не знает ни один из кандидатов в спецназ, которые подвергаются такому испытанию. Когда я лежал на измызганном, залитом соляркой полу какого-то невесть где расположенного заброшенного склада (меня специально привезли туда с мешком на голове, чтобы еще больше дезориентировать), все это было ужасающе реально. Несмотря на слова Боба, что меня не собираются убивать, когда десятитонный груз уже касается тебя, и можно учуять его запах, и кажется: еще сантиметр – и начнешь задыхаться, нелегко «не верить» в скорую встречу с Создателем. На самом деле, почти невозможно. Мозг так поглощен прогоном программы страха, что полностью блокирует свою же программу «детектора лжи».

Неверие – это узда, которой мозг сдерживает убеждение. Без нее для убеждения не существовало бы никаких пределов.

Когда конец света отменяется

Забавно, но иногда мозг может не верить даже себе. Подчас, когда мы не уверены, нравится ли нам что-либо, или недовольны исходом какой-либо ситуации, мы убеждаем себя, что на самом деле все не так уж и плохо. И тем самым переносим себя, можно сказать, в страну Человека Зеркала.

В 1956 г. социальный психолог Леон Фестингер из Стэнфордского университета поставил вопрос, который в какой-то момент задают себе все люди: что происходит с членами религиозных культов, которые пророчат конец света… а он не наступает? Они возвращаются к своим повседневным делам и «отправляют этот казус в копилку своего опыта»? Или что, а?

Чтобы узнать это, Фестингер внедрился в чикагскую группу, возглавляемую домохозяйкой Марион Кич, которая предсказывала конец света. Ее предсказание, что в полночь 21 декабря на Землю прилетят инопланетяне, учинят наводнение, которое разрушит старый мир, и установят «новый порядок», не сбылось. Не будучи прорицателем, Фестингер сделал собственное предсказание. Вопреки тому, что при таких обстоятельствах мог бы диктовать здравый смысл, группа не только не распадется, но, наоборот, разрастется. Фестингер предположил, что противоречие между предсказанным, но несбывшимся концом света и тем, что жизнь продолжается, как обычно, заставит мозг еще сильнее поверить в апокалипсис, – чтобы снизить напряженность между субъективной и объективной реальностью и восстановить психологическую гармонию.

Именно это, как оказалось, и произошло. В точности в соответствии с предположением нашего «пророка», последователи Марион Кич решили, что она вовсе не ошибалась. Отнюдь нет. Они сплотились, собрались с силами и выдвинули новое предположение: жестокие инопланетяне, умилившись рвению «истинно верующих», ради них изменили свое решение, и теперь наказание миру отложено, а человечество помиловано. Фестингер отмечал, что именно с подобного рода заявлением они и должны были выступить.

В противном случае оказалось бы, что никакие летающие тарелки и не собирались прилетать, что плана отправить всех к праотцам вообще не существовало. И что члены группы напрасно побросали свою работу, супругов и избавились от всего имущества.

Анализ поведения группы Кич, сделанный Фестингером, вызвал лавину исследований относительно динамики внутреннего конфликта. Этому весьма поспособствовало фундаментальное исследование, проведенное самим Фестингером в 1959 г.

Исследование состояло из трех ключевых компонентов: обязательной группы студентов, серии бессмысленных, отупляющих и утомительных задач и обилия откровенной, наглой лжи. Студентам предстояло выполнить задачи, а затем запутать других «участников» (в действительности, назначенных исследователями), утверждая, будто им было действительно интересно.

Студентов разделили на две группы. Членам одной группы за вранье заплатили по 1 доллару, а другой – по 20 долларов. Фестингера интересовало, скажется ли разница в оплате на реальных оценках задач студентами.

Ответом, как выяснилось, было твердое «да». Конечно же, как и предсказывает теория диссонанса (и в полном противоречии со здравым смыслом), те студенты, которым дали только по 1 доллару, чтобы ввести в заблуждение других участников, врали с меньшим усердием, чем те, кому заплатили больше.

Невероятно!

Так в чем же причина?

Согласно Фестингеру, все очень просто. «Однодолларовая» группа ощущала больший диссонанс, чем группа за 20 долларов. Один доллар – слишком низкая плата в качестве компенсации за неподобающее поведение по отношению к другим людям (лгать им, что задачи были действительно интересны, когда на самом деле они были скучными). Студенты, за отсутствием какого-либо другого оправдания, были вынуждены усвоить то отношение, которое их обязали выразить; а уж в процессе пришли к тому, что искренне поверили, будто выполненные ими задачи были занимательны.

А вот у участников группы за 20 долларов были основания полагать, что их поведение имеет внешнее оправдание – им за это прилично заплатили. О таком понятии, как удовлетворенность работой, они не задумывались.

Почему мы любим то, что ненавидим (особенно если не можем получить компенсацию)?

Любой потенциальный уговорщик должен в первую очередь помнить об опасностях внутреннего конфликта. Особенно в ситуациях, где многое поставлено на карту и человеку, которого убеждают, придется многое потерять. Исследование Фестингера – ныне считающееся классическим – в первый раз представило конкретное доказательство того, что сейчас мы принимаем как само собой разумеющееся: глубоко в мозгу существуют мощные гравитационные силы, обеспечивающие взаимное притяжение веры и поведения. Но иногда сила притяжения бывает так велика, что они сливаются воедино и причина исчезает в них, как в черной дыре.

К примеру, исследования в рекламе показали, что у заядлых курильщиков со временем более жесткими становятся не только артерии, но также и позиция относительно курения, судя по их реакции на кампании, проводимые органами здравоохранения.

Смотрите, какая дилемма стоит перед курильщиком, когда он видит антитабачную рекламу. Заявления «Я курю» и «Курение убивает» по вполне очевидным причинам не уживутся вместе в сознании курильщика сами собой. Или одно из них уйдет и найдет прибежище где-нибудь в другом месте, или они с горем пополам научатся сосуществовать. (Курильщик, как правило, сосредоточивается на кажущемся положительном эффекте от своей привычки, например: «Это помогает мне расслабиться»; «Все мои друзья курят», в то же время преуменьшая риск: «Не все специалисты думают так же»; «Это касается только пожилых людей».)

То же самое справедливо для религиозных убеждений. Когнитивное богатство, характерное для некоторых верующих (как, впрочем, и для некоторых неверующих), основано на огромных психологических кредитах, зачастую взятых такими верованиями на протяжении многих лет и зачастую подписанных все теми же давно устоявшимися расчетными палатами самоидентификации (моральными установками, социальными институтами и политической принадлежностью). А вы смогли бы избавиться от всего этого и начать с нуля на пустом месте?

Есть и другие, менее затейливые примеры. Представьте, что происходит, когда вы покупаете что-то в магазине, а по возвращении домой решаете, что эта вещь вам не нужна. Вы возвращаетесь с этой вещью в магазин, а там выясняется, что купленные товары назад не принимаются. Если вы такой же, как большинство людей, то происходит следующее: в итоге вам эта вещь начинает нравиться. Да ладно, думаете вы, выкидывая квитанцию в мусорное ведро, не так уж… [вещь] и плоха в конце концов. Примерно так.

Но здесь действует вовсе не магия, а, скорее, когнитивный диссонанс. Два неопровержимых и противоположных осознания – «Я потратил столько-то денег на эту покупку», с одной стороны, и «Она мне не нравится, и я не могу это изменить», с другой – вынуждены уживаться в одном мозгу, пока не произойдет одно из двух. Они либо разберутся в своих различиях, либо одно из них упакует свои вещички. Можете биться об заклад, они научатся сосуществовать.

Неврология влияния

Эффекты, вызываемые когнитивным диссонансом, наглядно демонстрируют тесную связь убежденности (веры) и эмоций. Но наглядно в прямом смысле это показал недавний эксперимент, проведенный Сэмом Харрисом и его коллегами в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Во время эксперимента можно было увидеть, как связаны в мозгу вера, эмоция и призрачные границы влияния.

Харрис представил участникам эксперимента утверждения, относящиеся к семи разным тематическим категориям (математика, география, автобиография, религия, этика, семантика и события), которые они просматривали с помощью видеоочков. Каждая категория содержала три вида утверждений: верные утверждения, ложные утверждения и те, которые не были ни тем, ни другим, – то есть те, которые никак нельзя проверить.

(Например, истинное утверждение на тему математики могло бы быть (2 + 6) + 8 = 16; ложное утверждение на тему этики могло бы быть «Дети не должны иметь никаких прав, пока они не могут голосовать»; и не поддающееся проверке утверждение на тему религии могло бы быть «Иисус в Новом Завете произнес 2467 слов».)

Пока участники оценивали утверждения, Харрис с помощью фМРТ исследовал, что творится в их мозгах. Его интересовало, какие участки мозга отвечали за каждую из различных оценок. За «верю», «не верю» и «не уверен», которые следовало дать на эти три вида утверждений.

Результаты оказались любопытными. Данные о скорости реакции показали, что утверждения воспринимались как правдивые быстрее, чем отвергались как ложные. Это подтверждало первоначальную догадку Спинозы, утверждавшего, что сначала мы верим, а потом не верим.

Но это было еще не все. Харрис обнаружил, что оценка «верю» сопровождалась усилением активности в вентромедиальной префронтальной коре (рис. 8.1a ниже) – участке мозга, отвечающем за совмещение факта и эмоции и изменение поведения в ответ на изменение обстоятельств (другими словами, уравновешивание «за» и «против»). «Не верю», в свою очередь, активизировала переднюю островковую долю мозга (рис. 8.1b) – участвующую в том числе и в кодировании негативных реакций, таких как боль и отвращение, и в оценке приятности различных вкусов и ароматов.

«Не уверен», как и предполагалось, активизировала переднюю поясную кору – своего рода нейронный сигнальный свет, вспыхивающий при внезапном появлении на горизонте чего-то нового и загадочного (рис. 8.1c (i) и (ii)).

Рис. 8.1a. Усиление активности в вентромедиальной префронтальной коре в ответ на правдивые утверждения («верю»), относящиеся к семи разным тематическим категориям (математика, география, автобиография, религия, этика, семантика и события) (по материалам Харриса и др., 2008)

Рис. 8.1b. Осевое изображение (слева) показывает повышенную активность в нижней лобной извилине (в основном слева), в средней лобной извилине справа и в области островка с обеих сторон при оценке ложных утверждений по семи разным тематическим категориям. Изображение, напоминающее стрелку (справа), показывает повышение активности в верхней теменной доле, поясной коре и верхней лобной извилине (по материалам Харриса и др., 2008)

Могут ли это быть области, определяющие границы влияния? Действительно ли очень трудно изменить представления, которые вызывают эмоции, приводящие к повышению активности в вентромедиальной префронтальной коре? А те, которые соответствуют повышению активности в островке (участок, напоминающий на рисунке стрелку), особенно трудно усвоить? Гипотеза, конечно, кажется вероятной – хотя, как сказал Марк Коэн, один из соавторов Харриса, когда я поделился ею с ним, одно дело – смотреть на нейронные корреляты в лаборатории и совсем другое, скажем, в зале заседаний. Где эмоции бушуют. И где логические маркеры «правда», «ложь» и «не знаю» значительно менее «очищены».

Рис. 8.1c (i – вверху) и 8.1c (ii – внизу). Повышение активности во фронтальной части поясной извилины и в верхней лобной извилине при оценке утверждений, не поддающихся проверке («не уверен»). Рис. 8.1c (i) показывает разницу в активности по сравнению с картиной восприятия суждений, вызывающих доверие. Рис. 8.1c (ii) показывает разницу с картиной восприятия суждений, вызывающих недоверие (по материалам Харриса и др., 2008)

«Убеждение нужно рассматривать в контексте влияния социума, – говорит он. – И социальные взаимодействия запускают в мозгу множество других процессов, не учитываемых в нашем исследовании… Но с уверенностью можно сказать, что вера, недоверие и неуверенность действительно связаны с характерными нервными импульсами, возникающими при одобрении, неприятии и нерешительности».

Результаты исследования можно также соотнести со SPICE. Манера убеждения, связанная с одновременной активизацией всех трех горячих точек влияния (неадекватность – передняя поясная кора; простота, осознанная личная выгода, уверенность и сочувствие – вентромедиальная префронтальная кора; комбинация всех пяти элементов скорее «выключает», чем «включает» переднюю островковую долю), несомненно, окажется эффективной. В некоторых обстоятельствах – даже всесильной. Вспомним, например, убедительность младенца: определенная высота его крика активизирует переднюю поясную кору, а характерные особенности лица, kindchenschema (схема ребенка), – сеть нейронов, расположенных в префронтальной коре.

Сведенный с ума

Расположившись на берегу Суон-Ривер на 30-градусной жаре, потягивая пиво, мы обсуждаем результаты Харриса с Колином Маклеодом, профессором клинической психологии из Университета Западной Австралии в Перте.

Маклеод – спец по тревожным расстройствам и слишком хорошо знает, как вера и эмоция могут впиваться друг в друга зубами. Он собирается представить меня Тане – 27-летней маникюрше с боязнью автомобильного ремня безопасности, которая работает в местном салоне красоты. Или, точнее, работала, пока не была вынуждена выставить свой автомобиль на продажу.

«Довольно часто мы беспокоимся по поводу беспокойства, – объясняет Маклеод. – Мы соединяем то, о чем мы беспокоимся, с беспокойством, что то, о чем мы беспокоимся, вызовет беспокойство. Тогда возникает это “вторичное” беспокойство, и картина запутывается. Вторичное беспокойство постепенно становится фокусом проблемы – первичным беспокойством, если вы понимаете, что я имею в виду…

Поэтому, как это ни парадоксально, мы собираемся заставить Таню сосредоточиться не на ее беспокойстве по поводу ремня безопасности, потому что на самом деле при этом мы без ее ведома отвлекаем ее ум от реального источника беспокойства – беспокойства о беспокойстве, – и переводим его на “мнимое” беспокойство: первоначальный повод, который теперь эмоционально бездействует. В основном это – скрытое отвлечение. Таня будет фактически концентрироваться не на самой фобии, а на сопутствующем беспокойстве, ассоциируемом с зарождением фобии».

Другими словами, застаньте мозг врасплох – и возможно все что угодно.

Когда Таня приходит, мы все вместе отправляемся на автостоянку. По пути Маклеод болтает с ней, стараясь привести в непринужденное состояние.

«Вначале я должен сделать вот что, – спокойно объясняет он, – я должен увидеть симптомы сам, чтобы понять, каковы будут мои дальнейшие действия. Это понятно?»

Таня кивает.

«Хорошо, – говорит Маклеод. – Тогда давайте сделаем это шаг за шагом. Во-первых, скажите мне, как вы чувствуете себя прямо сейчас, когда мы подходим к автостоянке. Сконцентрируйтесь хорошенько на тех ощущениях беспокойства и попытайтесь их выразить».

Таня несколько секунд молчит, пытаясь определить, что она чувствует. Потом говорит: «Ну, сейчас вроде все в порядке».

«Хорошо, – говорит Маклеод. – Это прекрасно. Через минуту попробуем еще раз».

Конечно же, подходя к ее автомобилю, Маклеод снова просит Таню сосредоточиться на беспокойстве и сказать ему, что она чувствует. И снова Таня не может сказать ничего определенного. Удивительно, но поиски беспокойства в себе оказались бесплодными, и когда через несколько секунд она садится в автомобиль. И в момент, когда она пристегивает ремень, опять ничего. Катание вокруг автостоянки не вызывает у нее никаких проблем. И движение по автостраде тоже. Внезапно кажется, что она вообще не нуждается в медицинской помощи и ее симптомы – это ложная тревога. И что боязни – если она вообще имеется – на самом деле никогда не существовало. Если не считать, конечно, что она все же есть. И недавно стоила ей работы.

Снова оказавшись у реки, за очередной порцией пива я намекаю Маклеоду, что методика, которую он сейчас применил, называется SPICE. Он соглашается, хотя отмечает, что на языке психологии это называется «парадоксальное намерение»: уничтожение определенного симптома путем превращения его в единственный фокус внимания. Это заставляет меня задуматься. Перед встречей с Маклеодом мне действительно не приходило в голову, что терапия сама по себе является формой убеждения. Думаю, потому, что терапия связана с медициной, а к врачу надо записываться на прием. Но сам Маклеод не тешит себя такими иллюзиями.

«Терапия целиком и полностью связана с убеждением», – говорит он. – По сути, она занимается изменением системы взглядов. Дело в том, что врачи – это профессиональные мастера убеждения. КПТ^[60] – мое собственное направление в терапии – меняет точку зрения. Она предлагает не решить проблему, а изменить отношение к ней. Она не дает новый ключ. Она убеждает клиента подумать о замене замка».

Будь счастлив, не беспокойся^[61]

В последние несколько лет Маклеод находился в авангарде разработки совершенно новой формы терапии под названием «модификация когнитивных искажений» (cognitive bias modification (CBM)), которая в случае успеха (а первые результаты позволяют на это надеяться) дала бы возможность полностью пересмотреть взгляды на пределы убеждения. Занявшись научной работой после защиты диссертации в начале восьмидесятых годов, Маклеод был в числе первой волны исследователей, которые применили методы когнитивной психологии в клинической практике, – в частности, при лечении тревожных расстройств.

Маклеод хотел знать, о чем думают люди с высоким уровнем тревожности. И чем отличаются их мысли от мыслей других людей. Он открыл очень важную вещь. Как, скажем, забеспокоится поклонник «Манчестер Юнайтед», прочитав слова «Манчестер Юнайтед» в тексте, никак не связанном с футболом, так и тревожные люди неизбежно будут сосредоточиваться на вещах, представляющих для них угрозу. Люди с высоким уровнем тревожности, в отличие от других людей, не смогут от таких мыслей отмахнуться. Они, так сказать, постоянно «бдят угрозу».

Маклеод продемонстрировал это, используя методику под названием «Проба с точкой». Участников опыта делят на две группы – с высоким уровнем тревожности и с нормальным. Они смотрят на экран монитора. Затем на нем (в случайном порядке, слева или справа) появляются два слова, одно угрожающее, другое – нейтральное. Слова остаются на экране в течение примерно 500 миллисекунд, затем на месте одного из них появляется точка. Участники должны как можно быстрее увидеть точку и нажать на определенную клавишу, прежде чем появится следующая пара слов.

Когда после процедуры сравнили средние показатели скорости реакции по обеим группам, выявилось показательное различие. Люди с высокой тревожностью быстрее фиксируют точку, когда она появляется на месте, где до этого было угрожающее слово, чем нейтральное. Среди людей с нормальной тревожностью такого различия выявлено не было. Другими словами, у индивидуумов с высоким уровнем тревожности имеется когнитивное смещение (искажение) в сторону угрозы.

С недавних пор Маклеод стал предъявлять к пробе с точкой иные требования. В начале, как мы только что видели, процедура служила просто инструментом для выявления причин беспокойства – по крайней мере, на когнитивном уровне. Но может ли она уменьшить беспокойство? Устранить сосредоточенность на угрозе? Маклеод предположил, что да. И не только предположил, но и получил тому доказательство.

В 2002 г. он и его коллеги изменили методику таким образом, чтобы проба перестала быть случайной. То есть теперь угрожающие и нейтральные слова не выскакивали то справа, то слева, а появлялись все время либо в одном либо в другом месте: в отношении связанного с угрозой слова – режим внимания к угрозе (AT); в отношении нейтрального слова – режим внимания к нейтралу (AN). Затем Маклеод подобрал группу добровольцев со средним уровнем тревожности (который определялся по стандартному опроснику измерения тревожности) и разделил ее на две. Одна группа получила 600 слов в режиме АТ, другая – 600 слов в режиме AN.

Маклеода интересовало, можно ли пробу с точкой превратить из экспериментальной парадигмы в обучающую? Можно ли путем неоднократного переключения внимания с одного места на другое действительно вызвать когнитивное искажение?

Оказалось, что можно. Когда в конце «обучения» людям из группы АТ дали обычную пробу с точкой, они выказали – угадайте что? – повышенную бдительность к угрожающим словам.

Напротив, группа AN показала повышенную бдительность к нейтральным словам. И не только это. Когда добровольцам потом дали тест на решение анаграмм, специально разработанный, чтобы вызывать у них беспокойство (большинство анаграмм были к тому же на языке суахили, и некоторые было на самом деле невозможно решить), участники из группы AN выказали меньше признаков стресса, чем участники из группы AT.

И история на этом не заканчивается. В то время как Маклеод работал над программой тренировки внимания, Эндрю Мэтьюс и Банди Макинтош из Кембриджского института познания и мозга также работали в этом направлении и разработали методику изменения отношения к ситуации. За годы работы в качестве практикующего психолога в больнице Св. Георгия в Лондоне Мэтьюс понял, что люди с повышенным уровнем тревожности не только напряженно отслеживают угрожающие раздражители вокруг себя, но и напряженно думают о них.

Если обычные люди настроены, скорее, позитивно, то тревожные личности, как показывает опыт, склонны относиться к событиям негативно. В качестве иллюстрации Мэтьюс приводит пример, прочитав который, я поперхнулся кофе. Его коллега рассказывал, как однажды, еще подростком, собирался на первое свидание с новой девушкой, и в этот день у него, как назло, на лице вскочил громадный прыщ. Приведенный в бешенство равнодушной реакцией младшего брата на это «несчастье», он выскочил из дома и уселся на скамейке на насыпи неподалеку, с которой открывался вид на город. Пять минут спустя подошел какой-то турист и сел рядом с ним.

«Славное местечко (spot)»^[62], – заметил он.

Мэтьюс подходит к этому вопросу с тех же позиций, что и Маклеод, – за исключением того, что вместо обучения вниманию он обучает познанию. В типичном эксперименте добровольцам дают несколько сценариев, которые должны закончиться хорошо или плохо в зависимости от того, какой текст будет поставлен в конце. Он включает учебную фразу.

Например: «Ваш супруг просит сопроводить его на торжественный обед, который устраивает его фирма. Прежде вы не встречались ни с одним из его коллег. Собираясь на мероприятие, вы думаете, что новые люди, которых вы встретите, сочтут вас…»

В режиме, предназначенном вызывать негативное искажение восприятия, фрагмент нужно было закончить словом «bo – ng» (boring – скучный) и проработать еще 100 таких примеров. Для выработки позитивного искажения это было слово «fri – d-y» (friendly – дружелюбный), и тоже следовало проработать 100 подобных примеров.

Затем в ходе тестирования добровольцам раздали следующую партию сценариев, подобную первой, только на сей раз заключительные слова были не столь однозначны и могли привести к разным результатам, которые оценивались в зависимости от того, насколько хорошо они подходили к сценарию.

Точно как в методике тренировки внимания Маклеода, Мэтьюс обнаружил, что те добровольцы, которых приучили воспринимать вещи негативно, выбирают результаты, наиболее согласующиеся с этим искажением, – то же самое справедливо и для тех, кто был приучен оценивать вещи позитивно. И даже более того. Когда добровольцев подвергали воздействию стрессовых факторов (например, давали смотреть видеозаписи травм и несчастных случаев), те из них, кого приучили к позитивной оценке, выказали меньше беспокойства, чем те, кто усвоил негативную оценку.

«Не волнуйся, будь счастлив», – пел Бобби Макферрин. Но должно быть наоборот.

Пути убеждения

Маклеод и Мэтьюс смотрят в будущее с оптимизмом. Им-то хорошо, не так ли? И у них на то есть веские причины. Если, как показал нам Сэм Харрис, воззрение – это состояние мозга, то, изменяя состояние мозга, мы в теории можем изменить воззрения. И не только в теории, но и на практике. И не только некоторые из них, но все. Религиозные, политические и т. д.

В 2004 г., спустя несколько лет после того как Маклеод изменил первоначальную парадигму пробы с точкой, он использовал ту же процедуру в отношении людей, страдающих социофобией. В течение двух недель пациенты ежедневно проходили 384 учебных теста, отвлекающих их внимание от угрожающих слов. Результат? Значительное ослабление симптомов.

Через год после этого, в 2005 г., Мэт Филд и Брайан Иствуд из Ливерпульского университета адаптировали методику CBM применительно к алкоголикам (нейтральные изображения против изображений, связанных с алкоголем). Затем, изобретательно измерив степень алкогольной зависимости, они обнаружили, что те, кто проходил процедуру в режиме «внимание к нейтралу», выпили в ходе исследования меньше пива (им была предоставлена такая возможность), чем те, кто проходил испытание в режиме «внимание к алкоголю».

Еще более захватывающие исследования были проведены на жертвах инсульта. Эдвард Тауб из Университета Алабамы открыл клинику собственной терапии (Тауба), где часто можно видеть пациентов с разными подвязками и петлями на здоровых конечностях. Причина этого не очевидна – пока вас, как и Тауба, не осенит.

Тауб обнаружил, что после первого удара мозг жертв инсульта входит в состояние «коркового шока». В этом состоянии пораженные конечности отказываются двигаться. В течение нескольких месяцев бездействия наступает то, что Тауб называет «воспитанным неиспользованием» (разновидность воспитанной беспомощности, с которой мы столкнулись в главе 5), – из-за чего часть двигательных нервов пораженной части тела (в соответствии с неизменным принципом мозга «пользуйся или потеряешь») начинает атрофироваться. Но заставьте человека разрабатывать пораженный участок, упорно заниматься, даже если поначалу конечности все равно не хотят двигаться, перед угрозой повторного отказа (отсюда и петли, и подвязки – снаряжение для того, что Тауб называет «лечение движением с искусственным ограничением»^[63]), и можно достигнуть замечательных успехов.

Мозг можно научить перенастраиваться: отращивать на месте старых новые поколения дендритов (коротких отрезков нейронов) в пока еще не изведанных ландшафтах мозга. И если даже паралич можно «убедить» убраться, тогда кто знает, где пределы такого влияния?

Элейн Фокс, профессор психологии из Эссексского университета, идет дальше Маклеода и Мэтьюса и, используя фМРТ, смотрит, какой эффект оказывает CBM на глубинные области мозга. Ее программа исследований (совместно с Наз Деракшан из Лондонского университета) пока еще находится на начальном этапе, но одна из областей мозга, за которыми она намерена пристально наблюдать, это вентромедиальная префронтальная кора, которая отвечает, как продемонстрировал Сэм Харрис, за формирование воззрений. В частности, она будет отслеживать изменения в нейронных сетях, контролирующих внимание и расположенных между префронтальной корой и мозжечковой миндалиной, – и если что-нибудь выявится, то вполне можно выйти на решение варианта «трудной проблемы», связанного с убеждением: удастся выделить пути, по которым идут нервные импульсы при убеждении.

«Это не убеждение в строгом значении слова, – говорит Фокс, – потому что в СВМ человек добровольно участвует в процессе изменения своих взглядов, и непредвиденные обстоятельства процедуры являются подсознательными. Но в качестве индикатора того, какие изменения происходят в мозгу, когда мы меняем свое мнение, эта программа является отправной точкой».

Безусловно, является. Открытое или фиксированное у вас мышление; собираетесь ли вы на космический корабль, который должен за вами прилететь; или на утреннюю пробежку после того, как застелите постель, – код для каждого из этих намерений или воззрений зашифрован в мозгу в виде заложенных издревле схем световых вспышек, как молнии пробегающих по его поверхности за тысячные доли секунды. Отклоните курс этих электрохимических вспышек или измените их интенсивность, и вы направите намерение или воззрение вдоль туманных меридианов влияния к изменению.

Другими словами, вы убедите.

Тогда, в Сиднее, в центре когнитивистики университета Маккоури, я попробовал немного глубже исследовать феномен Человека Зеркала.

«Что, если он стоит в луже и чиркает спичкой? – спрашиваю я Макса Колтирта, основателя Программы формирования воззрений. – Тогда ему придется объяснить, как его альтер эго умудрилось совершить такой же подвиг под водой».

Колтирт пожал плечами. Он слышал все это прежде.

«Ну, если уж он смог объяснить, как его бреющийся “друг” все время ходит вслед за ним по ванной, – говорит он. – Он даже застал его в кровати с женой! Так что наверняка что-нибудь придумает. Люди ошибаются, полагая, что ответ будет логичным. Не будет. Он сказал себе: я знаю, что мои слова кажутся бредом сумасшедшего. Проблема заключается в том, как его мозг воспринимает мир. Как упорядочивает сенсорные ощущения и старается сконструировать из них связную внутреннюю картину».

Вот так это можно объяснить вкратце.

«Дела выигрываются и проигрываются не только по фактам, – сказал нам в главе 4 адвокат Майкл Мэнсфилд, – но и по впечатлению. Многое достигается с помощью силы внушения… Важно, не КАКИЕ доказательства вы приведете, а КАК вы их представите».

Жюри в Сиднее все еще заседает.

Постскриптум. Совершенное несовершенство

Один из вопросов, который мне часто задают о флипнозе: любой ли способен его применить? Каждому ли дано подкручивать колесики судьбы в нужном для себя направлении или это прерогатива лишь немногих избранных – гениев убеждения, владеющих особыми приемами?

Мой ответ всегда один и тот же.

Вопрос – в степени влияния. Большинство, если не все, обладает духовной связью с неким вечным царством чистого совершенства. И большинство, если не все, порой случайно в него попадают. Когда вы в последний раз произносили нужные слова в нужное время, а выяснялось это уже позже? В тот момент вы даже не подозревали, насколько они уместны, но именно с их помощью смогли что-то уладить. И это происходит не так уж редко.

К таким же впечатляющим результатам, хоть и противоположного толка, приводит и прямая связь с духовным несовершенством. Когда в последний раз вам случалось ляпнуть что-то как раз не к месту?

Это вспоминается легче, да?

Держу пари, что легче.

В преддверии Рождества почта Великобритании получает больше 750 000 писем от детей по всем Британским островам, адресованных Санта Клаусу. Есть строгие инструкции относительно того, как обращаться с этим видом корреспонденции, – и те письма, которые случайно не были уничтожены, тщательно обрабатываются. Несколько лет назад одно письмо привлекло внимание служащей в одном из региональных отделов сортировки. Письмо было от маленького мальчика, который весь год копил деньги на PlayStation, но ему удалось собрать только половину нужной суммы. Его мать была больна, а отца только что уволили. Сам он мыл машины и развозил газеты. Поэтому, по всей видимости, бюджет семьи был весьма ограничен. Не мог бы Санта помочь (нужно 200 фунтов)?

Служащая отдела сортировки, вскрывшая письмо, показала его своим коллегам. Они были очень тронуты. Настолько тронуты, что решили отправить ему деньги. Все внесли свою лепту, и в итоге им удалось собрать 120 фунтов. Служащая, открывшая письмо мальчика, отослала их ему, приложив записку якобы от Санты, в которой желала ему и его семье всего самого наилучшего в новом году.

Вот и все. Все уже и забыли об этом, когда несколько недель спустя в середине января в то же самое почтовое отделение пришло письмо, адресованное Санте. Женщина, которая открыла первое письмо, так же поступила и с этим. И вот что она прочитала:

Дорогой Санта,

большое спасибо за твой рождественский подарок – 200 фунтов для моего сына. Это было очень щедро с твоей стороны. К сожалению, ему до сих пор не удалось купить PlayStation, потому что, открыв твое письмо, он обнаружил в нем только 120 фунтов. Должно быть, 80 фунтов стащили вороватые почтовые служащие. Я хочу просто предупредить тебя, что в наше время доверять нельзя никому…

Отец мальчика

У-у-пс!

Некоторые не просто отказываются признавать, что заблуждались. Они упорствуют в своих заблуждениях. Знакомо, не так ли? И если жизненный опыт нас чему-то и учит, так только этому: за фасадом чьих-то неуклюже-старательных достижений скрывается царство отвратительной «тяпляпистой» некомпетентности. Нетленная армия бестактностей, ляпсусов и пофигизма, которая с грохотом вторгается в жизнь смертных по прихоти когнитивно неполноценных.

Однажды вечером около железнодорожной станции Кембридж я стоял в длинной, раздраженной очереди, которая постепенно сгущалась около стоянки такси, словно медленно перемещающийся тропический циклон. Вдруг откуда ни возьмись появился поддатый молодой парень и прошествовал прямо в начало очереди. С похвальной сдержанностью мужчина, стоящий за мной, вежливо отозвал его в сторону. И попросил его с максимально возможной в этих обстоятельствах доброжелательностью пройти в конец очереди. Но дерзкий нарушитель и ухом не повел.

«Мне только что позвонили и сказали, что моя подруга попала в больницу, – невнятно пробубнил он. – И что ее сразу же отправляют на операцию. А у тебя что за отмазка?»

«Я – хирург», – последовал ответ.

Удивительно, не так ли?

Если мы можем столь блистательно идти по ложному пути, то что же мешает нам с той же блистательностью идти по правильному?

Многомерная шкала внушаемости (MISS) (Краткая версия)

Пожалуйста, укажите, насколько применимы к вам нижеследующие утверждения. Отвечая на вопросы, используйте следующую шкалу. В конце подсчитайте очки.

1 – Нет или в очень малой степени.

2 – В незначительной степени.

3 – Иногда.

4 – Очень часто.

5 – Всегда.

1. Я легко попадаю под влияние чужого мнения.

2. На меня может повлиять хорошая реклама.

3. Когда кто-то кашляет или чихает, мне обычно хочется сделать то же самое.

4. Когда я представляю себе освежающий напиток, мне хочется пить.

5. Хороший продавец может действительно соблазнить меня своим товаром.

6. Я получаю массу хороших практических советов из журналов или телепередач.

7. Если товар выставлен красиво, мне обычно хочется его купить.

8. Когда я вижу, что кто-то дрожит, мне часто тоже становится холодно.

9. Я формирую свой стиль, подражая некоторым знаменитостям.

10. Когда кто-то рассказывает мне о своих ощущениях, я часто замечаю, что чувствую то же самое.

11. Принимая решение, я часто следую советам других.

12. Читая описания вкусных блюд, я чувствую, как мой рот наполняется слюной.

13. Я получаю много хороших идей от других людей.

14. Я часто меняю мнение, поговорив с другими людьми.

15. Посмотрев рекламу лосьона, я иногда чувствую, что у меня сухая кожа.

16. Многое из того, что я очень люблю сейчас, я узнал благодаря своим друзьям.

17. Я следую современным тенденциям моды.

18. Когда я думаю о чем-то страшном, у меня начинает сильнее биться сердце.

19. Я усвоил многие привычки своих друзей.

20. Если мне говорят, что я плохо выгляжу, я начинаю чувствовать себя больным.

21. Для меня важно «попадать в струю».

Результаты.

20–40. Вы упрямы. Для вас «нет» означает твердое «нет».

40–60. Вы нелегко поддаетесь влиянию. Вы твердо знаете, чего хотите, и вас трудно поколебать.

60–75. Вы открыты для предложений и будете часто их опробовать.

75 + Возможно, вас заинтересует один проект, который я как раз сейчас начинаю развивать?..

Дополнительные шкалы анкетного опроса:

физиологическая внушаемость – пункты 8, 10, 15, 20, 3;

потребительская внушаемость – пункты 2, 9, 5, 6, 7;

склонность подражать ровесникам или равным по положению – пункты 19, 17, 21, 16;

физиологическая реактивность – пункты 18, 4, 12;

склонность поддаваться убеждению – пункты 14, 1, 13, 11.

(MISS. Copyright © 2004 by R.I. Kotov, S.B. Bellman & D. B. Watson.)

Приложение 1 (к главе 3)

Ключевые стимулы и формирование стереотипа

Социально-экономический статус

Нижеприведенные два персонажа различаются только в последнем пункте. В описании А мистер Джонс живет в просторном доме с бассейном; в описании В он живет в многоквартирном доме.

Дайте одной группе друзей описание А, а другой – описание В и попросите составить впечатление о личности мистера Джонса.

Когда через минуту-другую они составят свое мнение, дайте им приведенную далее задачу на формирование впечатления и обратите внимание на профиль ответов, даваемых каждой группой^[64]. Различие будет значительным!

Из каждой пары нижеприведенных утверждений выберите те, которые, по-вашему, больше соответствуют личности персонажей из приведенных ранее описаний.

64

Приложение 2 (к главе 4)

Дополнительные черты в исследовании Эша

Прочитав «приветливые/неприветливые» описания характера, где в одном случае использовалось слово «приветливый», а в другом – «неприветливый», участники исследования Эша выбрали из следующих 18 пар черт то определение, которое в наибольшей степени соответствовало сложившемуся у них представлению о данном человеке.

1. Щедрый – скупой.

2. Хитрый – мудрый.

3. Недовольный – счастливый.

4. Раздражительный – добродушный.

5. С чувством юмора – не имеющий чувства юмора.

6. Общительный – необщительный.

7. Популярный – непопулярный.

8. Надежный – ненадежный.

9. Важный – незначительный.

10. Безжалостный – гуманный.

11. Красивый – непривлекательный.

12. Постоянный – нестабильный.

13. Легкомысленный – серьезный.

14. Скрытный – откровенный.

15. Эгоцентрик – альтруист.

16. Обладающий богатым воображением – приземленный.

17. Сильный – слабый.

18. Нечестный – честный.

Ниже представлена частота (в процентах) выбора каждого определения в списке. (Примечание: даны результаты только для положительного термина в каждой паре. Чтобы узнать частоту выбора отрицательного определения, вычтите данное число из 100.)

Примечания см. по адресу: http://goo.gl/5p83Uh

Примечания

Глава 1

Диковинная небывальщина?

«Диковинная небывальщина…» На самом деле такой случай описан у Клифтона К. Мидора. Meador C.K. Symptoms of unknown origin: A medical odyssey. Nashville, TN: Vanderbilt University Press, 2005. Эта история также подробно изложена в статье Элен Пилчер. Pilcher H. The Science and Art of Voodoo: When Mind Attacks Body // New Scientist, 2708, 2009.

«Муррбеждение»

«Маккомб и ее сотрудники сравнили реакцию владельцев кошек…» См. McComb K., Taylor A. M., Wilson Ch. and Charlton B.D. The Cry Embedded Within The Purr // Current Biology, 19(13) (2009): R507–508.

Сам себе режиссер

«Как орудие убеждения…» Подробнее о мимикрии см. Forbes P. Dazzled and deceived: Mimicry and camouflage. London: Yale University Press, 2009.

«Сумчатый гриб…» См. Ngugi H.K. and Scherm H. Pollen Mimicry During Infection of Blueberry Flowers By Conidia of Monilinia Vaccinii-Corymbosi // Physiological and Molecular Plant Pathology 64(3) (2004): 113–123.

Паутина обмана

«У бабочки-совы, наоборот…» Вариант толкования см.: Stevens M., Hardman Ch. J. and Stubbins C.L. Conspicuousness, Not Eye Mimicry, Makes «Eyespots» Effective Antipredator Signals // Behavioral Ecology 19(3) (2008): 525–531.

«Золотой паук-кругопряд (весьма часто встречающийся в Новом Свете)…» См. Thery M., and Casas J. The Multiple Disguises of Spiders: Web Colour and Decorations, Body Colour and Movement // Philosophical Transactions of the Royal Society. B 364 (2009): 471–480.

«Исследования показали, что в брачный сезон самки рода Photuris…» См. Lloyd J.E. Aggressive Mimicry in Photuris: Firefly Femmes Fatales // Science 149 (1965): 653–654; и Lloyd J.E. Aggressive Mimicry in Photuris Fireflies: Signal Repertoires by Femmes Fatales // Science 187 (1975): 452–453.

Все это – реклама

«Исследование, проведенное в 2001 г., показало, что эротика/секс…» См. McCleneghan J.S. Selling Sex To College Females: Their Attitudes About Cosmopolitan and Glamour Magazines // The Social Science Journals 40(2) (2003): 317–325.

«Давайте на минутку обратимся к серебристым чайкам. Их птенцы инстинктивно реагируют…» См. Tinbergen N. and Perdeck A.C. On the Stimulus Situation Releasing the Begging Response in the Newly-Hatched Herring Gull Chick (Larus a. argentatus Pont.) // Behaviour 3 (1950): 1–38.

Одолеть в два счета

«Недавно исследователи речных раков…» См. Issa F.A. and Edwards D.A. Ritualized Submission and the Reduction of Aggression in an Invertebrate // Current Biology 16 (2006): 2217–2221. Практическое руководство по пониманию и толкованию сигналов невербального общения (в том числе и у торговых представителей!) Wainwright G.R. Body language. London: Hodder Education, 2003.

Глава 2

«Одна дама из Хьюстона рассказала мне…» См. Cry Baby // http://www.snopes.com/crime/warnings/crybaby.asp

Миссия невыполнима

«Исследования показали…» См. McCall R.B. and Kennedy C.B. Attention of 4-Month Infants to Discrepancy and Babyishness // Journal of Experimental Child Psychology 29(2) (1980): 189–201.

«Возможно, еще более удивителен тот факт, что…» См. Sackett G.P. Monkeys Reared in Isolation with Pictures as visual input: Evidence for an Innate Releasing Mechanism // Science 154 (1966): 1468–73.

«Исследование, проведенное нейробиологом Мортеном Крингельбахом…» См. Kringelbach M. L., Lehtonen A., Squire S., Harvey A.G., Craske M.G., Holliday I.E., Green A.L., Aziz T.Z., Hansen P. C., Cornelissen P.L. and Stein A. A Specific and Rapid Neural Signature for Parental Instinct // Plos One 3 (2008): e1664.

Для перевозбудившихся

«В 1998 г. Пентагон поручил Пэм Дaлтон…». См. Pain S. Stench Warfare // New Scientist Science Blog (July 2001). http://www.scienceblog.com/community/older/2001/C/200113657.html

«…звук вил, которыми скребут по шиферу…» Подробный анализ отвратительных звуков приведен в статье Kumar S., Forster H.M., Bailey P. and Griffiths T.D. Mapping Unpleasantness of Sounds to their Auditory Representation // Journal of the Acoustical Society of America 124 (6) (2008): 3810–3817.

«Британский изобретатель Говард Стэплтон…» См. Jha A. Electronic Teenager Repellant and Scraping Fingernails, The Sounds of Ig Nobel Success // The Guardian (Friday October 6th 2006). http://www.guardian.co.uk/uk/2006/oct/06/science.highereducation

Крик как уловка

«Нормальный диапазон восприятия звука у человека…» См. Soltis J. The Signal Functions of Early Infant Crying // Behavioral and Brain Sciences 27 (2004): 443–490; Zeifman D.M. An Ethological Analysis of Human Infant Crying: Answering Tinbergen’s Four Questions // Developmental Psychobiology 39 (2001): 265–285.

«В 2007 г. Кирстен Сандер…» Подробный анализ детского крика приведен в статьях: Sander K., Frome Y. and Scheich H. FMRI Activations of Amygdala, Cingulate Cortex, and Auditory Cortex by Infant Laughing and Crying // Human Brain Mapping 28 (2007): 1007–1022.

Когда неправильные ноты сталкиваются с правильными

«Пол Розин и его коллеги…» Rozin P., Rozin A., Appel B. and Wachtel Ch. Documenting and Explaining the Common AAB Pattern In Music and Humor: Establishing and Breaking Expectations // Emotion 6(3) (2006): 349–355.

«Музыка, – пишет В.С. Рамачандран…» Ramachandran V.S. and Hirstein W. The Science of Art: A Neurological Theory of Aesthetic Experience // Journal of Consciousness Studies 6 (1999): 15–51.

«Дэвид Хьюэрэн в своей книге…» Эта цитата взята из работы Stewart L. Musical Thrills and Chills // Trends in Cognitive Sciences 11 (2007): 5–6.

Красивый и лучший

[Сноска] «Такие результаты могут объясняться…» Более ранние исследования «эффекта ореола» описаны в работе Asch S.E. Forming Impressions of Personality // Journal of Abnormal and Social Psychology 41 (1946): 258–290; а также Thorndike E.L. A Constant Error On Psychological Rating // Journal of Applied Psychology 4 (1920): 25–29.

«Марк Снайдер из университета Миннесоты…» См. Snyder M., Tanke E.D. and Berscheid E. Social Perception and Interpersonal Behaviour: On the Self-Fulfilling Nature of Social Stereotypes // Journal of Personality and Social Psychology 35 (1977): 656–666.

[Сноска]«На всякий случай, если вам интересно…» См. Andersen S.M. and Bem S.L. Sex Typing and Androgyny In Dyadic Interaction: Individual Differences in Responsiveness to Physical Attractiveness // Journal of Personality and Social Psychology 41 (1981): 74–86.

Приманка для мозга

«В 2007 г. в ходе исследования, связанного с применением природных феромонов…» См. Miller G., Tybur J.M. and Jordan B.D. Ovulatory Cycle Effects On Tip Earnings By Lap Dancers: Economic Evidence For Human Estrus? // Evolution and Human Behavior 28 (2007): 375–381.

«Рис. 2.3…» Little A.C. and Hancock P.J. B. The Role of Distinctiveness in Judgments of Human Male Attractiveness // British Journal of Psychology 93(4) (2002): 451–464.

«А вот Дэвид Перретт…» См. Penton-Voak I.S., Perrett D.I., Castles D.L., Kobayashi T., Burt D. M., Murray L.K. and Minamisawa R. Menstrual Cycle Alters Face Preference // Nature 399 (1999): 741–742.

У вас такое умилительно «детское» личико

«В 1943 г. в своей ставшей уже классикой статье…» См. Lorenz K. Die angeborenen Formen moglicher Erfahrung (The Innate Forms of Potential Experience) // Zeitschrift fur Tierpsychologie 5 (1943): 235–409.

«Рис. 2.5…» См. Lorenz K. Part and Parcel in Animal and Human Societies: A Methodological Discussion, 1950 // Studies in animal and human behaviour volume 2 (London: Methuen, 1971).

«Посмотрите, например, на серию профилей…» См. Pittenger J.B. and Shaw R.E. Aging Faces As Viscal-Elastic Events: Implications For a Theory of Nonrigid Shape Perceptions // Journal of Experimental Psychology: Human Perception and Performance 1(4) (1975): 374–382.

«Взгляните на рис. 2.7…» См. Pittenger J.B., Shaw R.E. and Mark L.S. Perceptual Information for the Age Level of Faces as a Higher Order Invariant of Growth // Journal of Experimental Psychology: Human Perception and Performance 5(3) (1979): 478–493.

Перед лицом ответственности

«В 2009 г. Мелани Глокер…» См. Glocker M.L., Langleben D.D., Ruparel K., Loughead J.W., Valdez J. N., Griffin M.D., Sachser N. and Gur R.C. Baby Schema Modulates the Brain Reward System in Nulliparous Women // Proceedings of the National Academy of Sciences 106(22) (2009): 9115–9119.

«Психолог Ричард Вайзман…» См. Devlin H. Want To Keep Your Wallet? Carry a Baby Picture // Times Online (July 11th 2009). http://www.timesonline.co.uk/tol/news/science/article6681923.ece (accessed July 18th, 2009).

«Другое исследование, проведенное в Америке, выявило подобный вид реакции, направленной на защиту…» См. King L.A., Burton Ch. M., Hicks J.A. and Drigotas S.M. Ghosts, UFOs, and Magic: Positive Affect and the Experiential System // Journal of Personality and Social Psychology 92(5) (2007): 905–919.

«Шейла Браунлоу и Лесли Зебровиц…» См. Brownlow S. and Zebrowitz L.A. Facial Appearance, Gender, and Credibility In Television Commercials // Journal of Nonverbal Behaviour 14 (1990): 51–60.

«В политике они тоже часто встречаются…» См. Brownlow S. Seeing Is Believing: Facial Appearance, Credibility, and Attitude Change // Journal of Nonverbal Behavior 16 (1992): 101–115.

«В 2008 г. ученые Кентского университета…» Gill Ch. Fresh-Faced Cameron Beats Sunken-Eyed Brown On «Face You Can Trust» Issue // Mail Online (November 17th 2008). http://www.dailymail.co.uk/news/article–1086396/Freshfaced-Cameron-beats-sunken-eyed-Brown-face-trust-issue.html

«Рис. 2.9a и 2.9b…» Фотографии любезно предоставили доктор Крис Соломон и доктор Стюарт Гибсон, Кентский университет.

«В личных отношениях женщины склонны больше доверять…» Подробнее о характеристиках «детских» лиц см. Zebrowitz L.A. Reading faces: Window to the soul? (Ch. 5. The Boons and Banes of a Babyface). Boulder, Colorado: Westview Press, 1997.

«На рис. 2.10а представлены четыре фотографии…» См. Mazur A., Mazur J. and Keating C. Military Rank Attainment of a Point West Class: Effects of Cadets’ Physical Features // American Journal of Sociology 90 1 (1984): 125–150.

Немногие знают это

«Такая статистика…» Подробнее особенности контакта глаз описаны в работах Argyle M. The Psychology of Interpersonal Behaviour (4th Ed.). Harmondsworth: Penguin, 1983; а также Mehrabian A. Silent messages: Implicit communication of emotions and attitudes. Belmont, CA: Wadsworth, 1971.

Есть нечто в глазах

«В 2007 г. группа ученых из Женевского университета…» См. Brosch T., Sander D. and Scherer K. R. That Baby Caught My Eye… Attention Capture By Infant Faces // Emotion 7(3) (2007): 685–689.

«Психолог Тереза Фаррони…» См. Farroni T., Csibra G., Simion F. and Johnson M.H. Eye Contact Detection In Humans From Birth // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America 99 (2002): 9602–9605.

«Чтобы продемонстрировать это, Крис Фрисен…» См. Friesen C.K., Kingstone A. The Eyes Have It! Reflexive Orienting Is Triggered By Nonpredictive Gaze // Psychonomic Bulletin and Review 5(3) (1998): 490–495.

Я смотрю на тебя, малыш

«Предлагает ли гипотеза…» За более подробной информацией о процессах, лежащих в основе восприятия лиц, обратитесь к работе Fox E.M. and Zougkou K. Individual Differences in the Processing of Facial Expressions // Calder A., Rhodes G., Haxby J.V. and Johnson M.H. (Eds.). The Handbook Of Face Perception. Oxford: Oxford University Press, 2010.

«В шестидесятых годах прошлого века социальный психолог Стэнли Милгрэм…» Milgram S., Bickman L. and Berkowitz L. Note On The Drawing Power Of Crowds Of Different Size // Journal of Personality and Social Psychology 13 (1969): 79–82.

«…большинство детей приобретает начатки модели психического состояния…» Wimmer H., Perner J. Beliefs About Beliefs: Representation and Constraining Function of Wrong Beliefs In Young Children’s Understanding of Deception // Cognition 13 (1983): 103–128.

«Рис. 2.11…» См. Frith U. Autism: Explaining the enigma. Oxford: Blackwell, 1997.

«Нарушения, связанные с аутизмом…» Дефицит модели психического состояния также встречается при шизофрении, психопатии, анорексии и депрессии, но не в такой степени, как при нарушениях, вызванных аутизмом. Также трудности в установлении зрительного контакта встречаются и при других нарушениях (например, при социофобии), но и в этом случае они выражены не так явно, как при аутизме.

Глаз как фактор влияния

«Когда нам показывают изображения двух идентичных лиц…» Рис. 2.13 взят у Десмонда Морриса. Morris D. Manwatching: A Field Guide to Human Behaviour. St Albans: Triad/Panther, 1978.

«Рис. 2.13…» Morris D. Manwatching. London: Jonathan Cape, 1977.

Черное и белое

«Исследования показали…» За более подробной информацией о перцептуальном контрасте глаз обратитесь к работе Pawan S. Here’s Looking At You Kid // Perception 29 (2000): 1005–1008; Ricciardelli P., Baylis G. and Driver J. The Positive and Negative of Human Expertise in Gaze Perception // Cognition 77 (2000): B1–B14; а также Kobayashi H. and Kohshima S. Unique Morphology of the Human Eye // Nature 387 (1997): 767–768.

«У нас есть странная способность…» Guthrie R.D. Evolution of Human Threat Display Organs // Dobzhansky T., Hecht M.K. and Steere W.C. (Eds.) Evolutionary Biology, 4, 257–302. New York: Appleton-Century Crofts, 1970.

Глава 3

Розовая пантера

[Сноска] «Барретт знает, что говорит…» См. Schauss A.G. The Physiological Effect of Colour On The Suppression of Human Aggression: Research on Bakernotes Miller Pink // International Journal of Biosocial Research 7(2) (1985): 55–64. Подробнее о воздействии «розового Бейкера-Миллера» см. Gilliam J.E. The Effects of Baker-Miller Pink on Physiological and Cognitive Behaviours of Emotionally Disturbed and Regular Education Students // Behavioural Disorders, 17, (1991): 47–55; а также Profusek P.J. and Rainey D.W. Effects of Baker-Miller Pink and Red on State Anxiety, Grip Strength and Motor-Precision // Perceptual and Motor Skills, 65, (1987): 944–942.

Глупец и его деньги

«Возьмем, к примеру, две фотографии Маргарет Тэтчер…» Рис. 3.2. См. Thompson P. Margaret Thatcher: A New Illusion // Perception 9(4) (1980): 483–484.Фотография воспроизведена с разрешения Pion Limited, London ©.

Неизбежная неразбериха

«Эллен Ланджер, профессор психологии…» Langer E.J., Blank A. and Chanowitz B. The Mindlessness of Ostensibly Thoughtful Action: The Role of «Placebic» Information in Interpersonal Interaction // Journal of Personality and Social Psychology 36 (1978): 635–642.

Колесо Фортуны

«Принцип ”когнитивной нагрузки”…» Подробнее о доступных ресурсах когнитивной нагрузки и исследовании визуального поиска см. Treisman A.M. Features and Objects: The Fourteenth Bartlett Memorial Lecture // Quarterly Journal of Experimental Psychology 40A (1988): 204–237.

О высоком

«Предположим, вы работаете…» См. Beyth-Marom R. and Dekel S. An elementary approach to thinking under uncertainty. Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1985.

Магический квадрат

«С эвристикой мы сталкиваемся…» Подробнее о кратчайших путях познания см. Kahneman D. and Tversky A. On the Psychology of Prediction // Psychological Review 80 (1973): 237–251.

Винные ожидания

«В исследовании, посвященном вкусовым ожиданиям…» См. Plassman H., O’Doherty J.P., Shiv B. and Rangel A. Marketing Actions Can Modulate Neural Representations of Experienced Pleasantness // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 105 (3), (2008): 1050–1054.

«Аналогичные результаты были обнаружены и экспертами…» См. Brochet F. Chemical Object Representation In The Field of Consciousness // Working paper (2001): General Oenology Laboratory, France.

«Джон Дарли и Пол Гросс из Принстонского университета…» Darley J.M. and Gross P.H. A Hypothesis-Confirming Bias In Labeling Effects // Journal of Personality and Social Psychology 44 (1983): 20–33.

Кое-что на уме

«Маргарет Ши из Гарварда…» Shih M., Pittinsky T.L. and Ambady N. Stereotype Susceptibility: Identity Salience and Shifts In Quantitative Performance // Psychological Science 10 (1999): 80–83.

«…исследование Джефа Стоуна…» См. Stone J., Lynch C.I., Sjomeling M. and Darley J.M. Stereotype Threat Effects on Black and White Athletic Performance // Journal of Personality and Social Psychology 77(6) (1999): 1213–1227.

«В качестве иллюстрации рассмотрим следующие…» См. Slovic P., Fischhoff B. and Lichtenstein S. Cognitive Processes and Societal Risk Taking // Carroll J.S. and Payne J.W. (Eds.) Cognition and Social Behavior. Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1976.

«Трудно объяснить…» См. Lord Ch. G. Social Psychology (Chapter 2). Fort Worth, TX: Harcourt Brace, 1997.

Мягкое прикосновение

«Психолог Давид Штромец…» См. Strohmetz D.B., Rind B., Fisher R. and Lynn M. Sweetening the Till: The Use of Candy To Increase Restaurant Tipping // Journal of Applied Social Psychology 32 (2002): 300–309.

Влияние группы

«В 1971 г. Генри Тайфель…» См. Tajfel H., Billig M.G., Bundy, R.P. and Flament C. Social Categorization and Intergroup Behaviour // European Journal of Social Psychology 1 (1971): 149–178.

Неправильные линии

«В 1955 г. американский социальный психолог Соломон Аш…» См. Asch S.E. Opinions and Social Pressure // Scientific American 193 (1955): 31–35.

«Едва ли найдется лучший пример…» См. Fein S., Goethals G.R., Kassin S.M. and Cross J. Social influence and presidential debates// Paper presented at the American Psychological Association convention, 1993.

Как посмотреть да посравнивать

«Точно тот же принцип…» См. Uhlhaas C. Is Greed Good? // Scientific American Mind August/September (2007).

…Поступайте и вы с ними

«Фергюсон вспоминает, как это…» Интервью Гленну Муру. The Independent,June 3rd, 2008.

Умереть ради сопричастности

«Как показывают недавние исследования…» См. Grosbras M.-H., Jansen M., Leonard G., McIntosh A., Osswald K., Poulsen C., Steinberg L., Toro R. and Paus T. Neural Mechanisms of Resisance to Peer Influence in Early Adolescence // Journal of Neuroscience 27(30) (2007): 8040–45.

«Юношеский синдром…» См. Buss D.M., Duntley J.D. (2006). The Evolution of Aggression // Schaller M., Kenrick D.T. and Simpson J.A. (Eds.) Evolution and Social Psychology. New York, NY: Psychology Press.

«Одной из уникальных движущих сил…» Groth A.N. and Birnbaum H.J. Men Who Rape: The Psychology of the Offender. New York, NY: Plenum Press, 1979.

«Подобное явление…» Впервые я услышал об этом в 2007 г. в документальной телепередаче BBC под названием «ВИЧ и я», которую вел Стивен Фрай. Мои беседы с несколькими представителями гей-сообщества в Сан-Франциско подтверждают то, что обнаружил Фрай: хоть это и не является общепринятой практикой… http://www.telegraph.co.uk/culture/tvandradio/3668295/Last-night-on-television-Stephen-Fry-HIVand-Me-BBC2—Great-British-Journeys-BBC2.html

Глава 4

Искусство красиво излагать

«Порядок, в котором вы представляете информацию…» См. Lemann N. The Word Lab // The New Yorker, Oct 16th, 2000.

«Именно эти два сценария…» См. Alicke M.D. Culpable Causation // Journal of Personality and Social Psychology 63 (1992): 368–378.

«А вот насколько она фундаментальна…» См. Ross L.D., Amabile T.M. and Steinmetz, J.L. «Social Roles, Social Control, and Biases In Social Perception Processes // Journal of Personality and Social Psychology 35 (1977): 485–494.

Когда о книге судят по обложке

«Исследования, проводимые с макетами жюри…» См. Jones C. and Aronson E. Attributions of Fault to a Rape Victim as a Function of the Respectability of the Victim // Journal of Personality and Social Psychology 26 (1973): 415–419; Luginbuhl J. and Mullin C. Rape and Responsibility: How and How Much is the Victim Blamed? // Sex Roles 7 (1981): 547–559.

Смотрите на это таким образом

«Психолог Джордж Бизер…» См. Bizer G.Y. and Petty R.E. How We Conceptualize Our Attitudes Matters: The Effects of Valence Framing on the Resistance of Political Attitudes // Political Psychology 26 (2005): 553–568.

«В 2006 г. группа немецких психологов…» См. Englich B., Mussweiler T. and Strack F. Playing Dice With Criminal Sentences: The Influence of Irrelevant Anchors on Experts’ Judicial Decision Making // Personality and Social Psychology Bulletin 32 (2006): 188–200.

Дьявол скрывается в деталях

«Крис Янишевский и Дэн Уи…» См. Janiszewski C. and Uy D. Precision of Anchor Influences the Amount of Adjustment // Psychological Science, 19(2) (2008): 121–127.

Искусство приводить в восторг

«Когда мы в мгновение ока решаем…» См. Meyer M. Good Things Come In New Packages // Arrive, November/December, 2007.

«Вам продают опыт того…» Там же.

Давать и брать

«Роберт Чалдини, регент-профессор…» См. Cialdini R.B., Vincent J.E., Lewis, S.K., Catalan J., Wheeler D. and Derby B.L. Reciprocal Concessions Procedure For Inducing Compliance: The Door-In-The-Face Technique // Journal of Personality and Social Psychology 31 (1975): 206–215.

Контракты ума

«То, насколько влияет…» См. Cialdini R.B. The Science of Persuasion // Scientific American Mind, February, 2001.

«Прием Синклера…» См. Freedman J.L. and Fraser S.C. Compliance Without Pressure: The Foot-In-The-Door Technique // Journal of Personality and Social Psychology 4 (1966): 195–203.

Когда вещь тяжело достается

«В продажах прием, похожий на…» См. Cialdini R.B. Influence: Science and Practice. Fourth Edition. Boston, MA: Allyn & Bacon, 2001.

Убить словом

«В 1946 г. Соломон Аш…» Asch S.E. Forming Impressions of Personality // Journal of Abnormal and Social Psychology 41 (1946): 258–290.

Куда могут завести наши словечки

«В 2005 г. служба глобального языкового мониторинга…» См. Simpson J. London Bombs Need Calm Response // BBC Home (31st August 2005). http://news.bbc.co.uk/1/hi/uk/4671577.stm

«Классическое исследование, проведенное в 1974 г.…» Loftus E.F. and Palmer J.C. Reconstruction of Automobile Destruction: An Example of the Interaction Between Language and Memory // Journal of Verbal Learning and Verbal Behaviour 13 (1974): 585–589.

«Как только начинают навешивать “расовые ярлыки”…» Drehle D. Von. Five Faces of Obama // Time, September 1st, 2008.

Практический результат

«В 2000 г.…» См. Lemann N. Там же.

Глава 5

Уговорить «на раз»

«Насколько легко…» Подробнее о явлении групповой радикализации см. Brown R. Group processes 142–158. Oxford: Blackwell, 1993.

«Это вы можете продемонстрировать себе…» Wallach M.A., Kogan N. and Bem D.J. Group Influence on Individual Risk Taking // Journal of Abnormal and Social Psychology 65 (1962): 75–86.

«Эффект групповой поляризации…» Подробнее о том, чем процесс принятия решений отличатся у разных людей и разных групп см. Sunstein C.R. Going to extremes: How like minds unite and divide. New York, NY: Oxford University Press, 2009.

«Исследования…» См. Myers D.G. and Bishop G.D. Discussion Effects on Racial Attitudes // Science 169 (1970): 778–779.

Об экологии и не только

«Сюда, как показали лабораторные исследования…» Обзор факторов, влияющих как на рост, так и на снижение конформизма см. Aronson E. The social animal Ch 2 (5th Ed). New York, NY: W.H. Freeman & Company, 1988.

«В 2007 г. Чалдини с коллегами…» Goldstein N.J., Cialdini R.B. and Griskevicius V. A Room With a Viewpoint: Using Social Norms to Motivate Environmental Conservation in Hotels // Journal of Consumer Research 35 (2008): 472–482; Goldstein N.J., Cialdini R.B. and Griskevicius V. Invoking Social Norms: A Social Psychology Perspective On Improving Hotels Linen-Reuse Programs // Cornell Hotel and Restaurant Administration Quarterly (May 2007).

Оттенки влияния

«В 1980 г. французский социальный психолог…» Moscovici S. and Personnaz B. Studies In Social Influence: V. Minority Influence and Conversion Behaviour in a Perceptual Task // Journal of Experimental Social Psychology 16 (1980): 270–282.

«Проблема лишь в том…» Подробное обсуждение перипетий «парадигмы остаточных образов» Московичи см. Martin R. Majority and Minority Influence Using the Afterimage Paradigm: A Series of Attempted Replications // Journal of Experimental Social Psychology, 34(1) (1998): 1–26.

«Исследование можно разделить…» Эксперимент фактически состоял из четырех этапов, но для простоты я объединил их в два.

Карты хлопоты пророчат

«Ниже, на рис. 5.3, перед вами четыре карты…» Garnham A., Wason P.C. Reasoning // Foss B.M. New horizons in psychology 135–151. Harmondsworth: Penguin, 1966. Подробнее о тесте Уэйсона на выбор из четырех карт и о проверке гипотезы, вообще см. Garnham A. and Oakhill J. Thinking and reasoning Ch8. Oxford: Blackwell, 1994.

С лица воды не пить

«В далеком уже 1979 г. психологи…» Snyder M., and Cantor N. Testing Hypotheses About Other People: The Use of Historical Knowledge // Journal of Experimental Social Psychology 15 (1979) 330–342.

Вера – лучший свидетель

«Недавнее исследование психологов…» Wiltermuth S.S. and Heath C. Synchrony and Cooperation // Psychological Science, 20 (2009) 1–5.

«Социальный психолог Майлс Хьюстон…» Islam M.R. and Hewstone M. Intergroup Attributions and Affective Consequences in Majority and Minority Groups // Journal of Personality and Social Psychology 64 (1993): 936–950.

«Исследования показали, что…» Miller R.L., Brickman P., and Bolen D. Attribution Versus Persuasion as a Means For Modifying Behavior // Journal of Personality and Social Psychology 31 (1975): 430–441.

«Келья» общности

«Возьмите состояние, известное как…» Чтобы лучше понять, что такое Стокгольмский синдром, рекомендую прочесть Carver J.M. Love and Stockholm syndrome: The mystery of loving an abuser (Counselling Resource), http://counsellingresource.com/quizzes/stockholm/index.html

«И так ли уж удивительно…» Некоторые наблюдения свидетельствуют о том, что Наташа Кампуш могла страдать Стокгольмским синдромом. По словам полицейских, она безутешно рыдала, узнав, что Вольфганг Приклопиль мертв, и зажгла для него поминальную свечу. «Моя юность была совсем другой, чем у большинства людей, – рассказывала она о своей жизни в плену. – Но я многого избежала. Я не начала курить или пить и не связалась с дурной компанией» (Layton J. What causes Stockholm syndrome? How Stuff Works. http://health. howstuffworks.com/stockholm-syndrome.htm). Удивительно (даже по ее собственному признанию), но дом, в котором Приклопиль держал Наташу в заточении, теперь принадлежит ей – по распоряжению властей. «Это какой-то абсурд, – признается она. – Теперь мне приходится оплачивать электричество, воду и налоги на дом, в котором я никогда не хотела жить». На самом деле Кампуш регулярно посещает это место, давая повод предполагать, что она может однажды туда вернуться.

О собаках не Павлова

«В середине 1960-х…» Seligman M. and Maier, S.F. (1967). Failure To Escape Traumatic Shock // Journal of Experimental Psychology 74 (1967): 1–9.

«С тех пор он начисто отвергал…» Подробнее о роли психологии в разработке методов допроса см. Mayer J. The dark side: The inside story of how the war on terror turned into a war on American ideals. New York, NY: Doubleday, 2008.

«Это зависит от вашего атрибутивного стиля…» Подробнее об атрибутивном, или объяснительном, стиле см. Seligman M. Learned optimism: How to change your mind and your life. New York, NY: Random House, 2006.

«В одном исследовании в семидесятых годах…» См. Glass D.C. and Singer J.E. Urban stress: Experiments on noise and urban stressors. New York, NY: Academic Press, 1972.

Камень преткновения

«Таксономию, с которой…» Подробнее о типологии домашнего насилия см. Craven P. The Freedom Programme (2005).

Глава 6

Гений убеждения

«Однажды днем, в сельской школе…» Эта история встречается в большинстве биографий Гаусса.

Дальтоник

«Возьмите, например…» См. Eastaway R. и Wyndham J. Why do buses come in threes? The hidden mathematics of everyday life. London: Robson Books, 1998.

Влияние первого класса

«Люк Конвей, профессор психологии…» См. Thoemmes F. and Conway L.G., III. Integrative Complexity of 41 U.S. Presidents// Political Psychology 28 (2007): 193–226.

«Мэтью Макглоун и Джессика Тофигбакш…» McGlone M.S. and Tofighbakhsh J. Birds of a Feather Flock Conjointly: Rhyme As Reason in Aphorisms // Psychological Science 11 (2000): 424–428.

Пара чеков

«И удостовериться, что они на вас за это не обиделись…» Обычно ситуация кардинально меняется, и теперь уже взрослые начинают выискивать что-нибудь интересное ребенку, стремясь утихомирить расшалившегося «террориста» и вернуть в дом тишину и покой (в таких случаях самой ходовой валютой убеждения бывают PlayStation, шоколадки и наличные). Фактически на получении награды и избегании наказания зиждется почти любое влияние, от воспитания детей, дрессировки щенков и до более загадочных и не вполне изученных форм сознательного поведения, которые встречаются у служебных собак и порой у голубей, которых использовали во время Второй мировой войны.

Проект «Голубь» был детищем американского психолога Б.Ф. Скиннера, направленным на создание ракеты, управляемой голубем. Идея, хоть и сумасбродная, но простая. Голубей научили распознавать цель с помощью методики под названием «оперантное обусловливание» (то есть их награждали кормом за все более точное распознавание, вырабатывая условный рефлекс). Линза, прикрепленная на носу ракеты, должна была проецировать изображение цели на внутренний экран, а голуби клевали в силуэт цели. Пока клевки были направлены в центр экрана, ракета следовала своим курсом. Но клевки, направленные от центра, должны были заставить экран наклоняться, что, через связь с системой управления ракеты, приводило к соответствующему отклонению от курса.

К сожалению, несмотря на финансовые ресурсы в размере 25 000 долларов, выделенные Национальным исследовательским комитетом США по обороне и поначалу ободряющие результаты, проект, если можно так выразиться, так никогда и «не оторвался от земли». Комитет пришел к выводу, что птичьи мозги и противоракетная оборона – это плохая комбинация.

Условный рефлекс, конечно, не всегда вырабатывается сознательно. Иногда, в отличие от ситуации с голубями, личной выгодой можно управлять даже без нашего ведома, и связь между определенным поведением (клевание) и достижением заданного результата (еда) формируется неявно.

Кейти: «Мама, можно мне фруктовое мороженое на палочке?»

Мама не обращает внимания, продолжая загорать, лежа на шезлонге.

Кейти: «Мама, я хочу фруктовое мороженое на палочке».

Мама: Да, детка, через минуту.

Кейти: (Топая ножкой.) «МАМА, Я ХОЧУ ФРУКТОВОЕ МОРОЖЕНОЕ НА ПАЛОЧКЕ!»

Мама: «Эй! Сколько раз я уже тебе говорила? Не повышай на меня голос. Так какое мороженое ты хочешь?»

Маленькой Кейти не нужно быть доктором психологии и досконально разбираться в том, как работает разум человека, чтобы знать, что настырностью и неуклонной долбежкой в одну точку часто можно многого добиться. Она знает это по опыту: она оттачивала свои навыки буквально со дня рождения! (В пользу ее сообразительности говорит эксперимент с участием 78 студентов, который провел психолог Эдвард Беркли из Университета Оклахомы. Он изучал воздействие усталости на сопротивление убеждению и обнаружил, что уставшие студенты быстрее соглашались на сокращение двухмесячных летних каникул, чем свежие и бодрые).

Но настойчивость – это не всегда средство, ведущее к цели. Иногда она и сама может быть целью: поведением, которое вознаграждается. Это лежит в основе азартной игры и рыбной ловли и делает оба этих древних занятия такими затягивающими. Колесо рулетки и берег реки обещают вознаграждение, которое может последовать в любую секунду, причем его размеры заранее неизвестны, и в результате возникает зависимость от надежды. Именно эта способность надежды цвести вечно, в отличие от неожиданной прибыли или полосы удач, исподволь привлекает человека.

Введение в принципы оперантного обусловливания и краткий обзор того, как режимы награды и наказания закрепляют определенное поведение см. Myers D.G. Psychology (4th ed.), New York, NY: Worth, 1995, Ch. 8, 257–285. Burkley E. The role of self-control in resistance to persuasion // Personality and Social Psychology Bulletin 34(3) (2008): 419–431.

Под гнетом ответственности

«Дефицит – один из шести…» Более полное представление об этих шести принципах убеждения можно получить в книге Cialdini R.B. The Science of Persuasion // Scientific American Mind, February, 2001.

«Недавнее исследование, проведенное в Абердинском университете…» См. Jones B.C., DeBruine L. M., Little A.C., Burriss R.P. and Feinberg D.R. Social Transmission of Face Preferences Among Humans // Proceedings of the Royal Society of London B 274(1611) (2007): 899–903.

Испытание временем

«Психологи Джон Дарли и Даниэль Бэтсон…» См. Darley J.M. and Batson C.D. From Jerusalem to Jericho: A Study of Situational and Dispositional Variables in Helping Behaviour // Journal of Personality and Social Psychology 27 (1973): 100–108.

Мозг-шулер

«В научных книгах редко встречаются фокусы…» www.hondomagic.com/html/a_little_magic.htm

Мозг-вор

«Фокусники, конечно, уже давным-давно…» Более подробно о том, что маги могут рассказать о когнитивных процессах, см. Kuhn G., Amlani A.A. and Rensink R.A. Towards a Science of Magic // Trends in Cognitive Sciences 12(9) (2008): 349–354.

Прикол Струпа

«Эта парадигма – разновидность…» Исчерпывающий обзор литературы об эффекте Струпа см. MacLeod C.M. Half a Century of Research on the Stroop Effect: An Integrative Review // Psychological Bulletin 109(2) (1991): 163–203.

«Барбара Дэвис и Эрик Ноулз…» См. Davis B.P. and Knowles E.S. A Disrupt-Then-Reframe Technique of Social Influence // Journal of Personality and Social Psychology 76 (1999): 192–199.

Блистательные ляпы

«С помощью методики single cell recording было выявлено, что у обезьян…» См. Belova M.A., Paton J.J., Morrison S.E., and Salzman C.D. Expectation Modulates Neural Responses to Pleasant and Aversive Stimuli in Primate Amygdala // Neuron 55 (2007): 970–984.

«А у людей…» См. Halgren E. and Marinkovic K. Neurophysiological Networks Integrating Human Emotions // Gazzaniga M.S. (Ed.), Cognitive Neuroscience 1137–1151. Cambridge, MA: MIT Press, 1995.

«И придает “изюминку” музыке и юмору…» Более подробный (и занимательный) разбор анатомии юмора вы найдете: Carr J., Greeves L. The naked jape: Uncovering the hidden world of jokes. London: Penguin, 2007.

«Возьмите, например, два рекламных объявления…» Постер «Here to Help» воспроизведен с разрешения Network Rail ©. «We Try Harder».

«Вестен и его коллеги…» Westen D., Blagov P.S., Kilts C., Harenski K. and Hamann S. Neural Bases of Motivated Reasoning: An fMRI Study of Emotional Constraints on Partisan Political Judgment in the 2004 U.S. Presidential Election // Journal of Cognitive Neuroscience 18 (2006): 1947–1958.

«Прежде всего, не всегда так уж важны факты…» Ученые, изучающие изменения в установках, точно выяснили, когда для убеждения факты важны, а когда нет. В целом, если установка основывается на нашем мнении о чем-либо, тогда логические, рациональные аргументы, безусловно, являются самым эффективным средством вызвать изменения. Если же в основе установки лежат эмоции, то лучшая стратегия – апеллировать к ним.

Может показаться сложным, но на самом деле большинство из нас все это уже знает. Возьмем, например, рекламу. Тот, кто пытается продать духи, расхваливая достоинства их химического состава, или средство для прочистки труб, подчеркивая его непреодолимое воздействие на представителей противоположного пола, вряд ли станет следующим Биллом Гейтсом.

Содержание убеждающего сообщения тесно связано со способом, которым мы, реципиенты, его обрабатываем. Что же касается структуры сообщения, то путей для убеждения здесь два: центральный и периферийный (см. рис. ниже), а выбор в меньшей степени зависит от того, делаем ли мы выводы, апеллируя к уму или сердцу, и в большей – от наших побуждений поступать именно так.

Рис. Два пути убеждения: центральный и периферийный

Вообще говоря, когда информация имеет к нам непосредственное отношение – другими словами, когда она по-настоящему важна, – мы склонны обрабатывать ее напрямую. Обычно это влечет за собой всестороннюю оценку качества определенных аргументов и приводит к устойчивому изменению установок. Напротив, периферийный путь активизируется при условии слабой заинтересованности: когда ставки не столь высоки. Для периферийной обработки сообщения или аргумента характерна меньшая сосредоточенность на деталях и большая – на поверхностных факторах, таких как физическая привлекательность уговорщика и тому подобное. Точно так же, как биохимика не пригласят продавать духи, а супермодель – предлагать средства для прочистки труб, так и мы ошибемся, если выберем себе ипотечного менеджера, руководствуясь лишь тем, насколько он похож на Элвиса Пресли; или примемся настаивать на подробном объяснении законов квантовой физики, влияющих на кубик, прежде чем бросить его, играя в «Счастливый случай».

Помните, как в главе 2 говорилось, что красивые люди собирают больше благотворительных пожертвований, чем люди с заурядной внешностью? Теперь вы знаете почему. Большинство из нас уже усвоили, что жертвовать на благотворительность – это хорошо и с рациональной точки зрения (той, что обрабатывается напрямую) не нуждается ни в каком дальнейшем убеждении. В убеждении же мы нуждаемся скорее тогда, когда информация обрабатывается периферийно.

Подробнее о науке изменения отношения см. Crano W.D., Prislin R. Attitudes and persuasion // Annual Review of Psychology 57 (2006): 345–374.

«Исследования показали, что…» Greatbatch D. and Heritage J. Generating Applause: A Study of Rhetoric and Response at Party Political Conferences // The American Journal of Sociology 92 (1986): 110–157.

Omnia dicta fortiora si dicta latina

«Или возьмите эксперимент, когда людей били током…» В 1963 г. Милгрэм опубликовал результаты исследования, ставшего легендарным в экспериментальной психологии, а возможно, и самым знаменитым за всю ее почти столетнюю историю. Милгрэм якобы разрабатывал теорию стимуляции обучения, и в этом эксперименте участникам (случайно выбранным респектабельным представителям американского среднего класса) присваивались роли «учителя» и «ученика». Но процесс обучения был необычным. «Ошибки» должны были караться ударами током – минимальной силы в начале, но возрастающими до зверских 450 вольт, если ошибки повторялись. Эксперимент проводился якобы в рамках исследования кратковременной памяти. И якобы для этого требовались удары током. Но в действительности Милгрэм изучал феномен повиновения, а удары током были сплошным надувательством. Цель была до ужаса простой: Милгрэм хотел знать, до каких пределов готовы были дойти обычные законопослушные американцы, когда находились под влиянием авторитетной фигуры. Более подробную информацию об исследовании Милгрэма, посвященном повиновению, вы найдете в его книге Milgram S. Obedience to Authority: An Experimental View. New York, NY: Harpercollins, 1974.

«Недавнее исследование…» См. McCabe D.P. and Castel A.D. Seeing Is Believing: The Effect of Brain Images on Judgments of Scientific Reasoning // Cognition 107 (2008): 343–352.

«…статистические данные, использованные должным образом…» См. Mlodinow L. The drunkard’s walk: How randomness rules our lives. New York, NY: Pantheon Books, 2008.

Кольцо уверенности

«Психолог Пол Зарнот…» См. Zarnoth P. and Sniezek J.A. The Social Influence of Confidence in Group Decision Making // Journal of Experimental Social Psychology 33 (1996): 345–366.

«Чем выше рейтинг старшего медперсонала…» Более подробно о медсестрах и об умении скрывать выражение лица см. Ekman P., Friesen W.V. and O’ Sullivan M. Smiles When Lying // Journal of Personality and Social Psychology 54(3) (1988): 414–420.

«Психологи Налини Амбади и Роберт Розенталь…» См. Ambady N. and Rosenthal R. Half a Minute: Predicting Teacher Evaluations From Thin Slices of Nonverbal Behavior and Physical Attractiveness // Journal of Personality and Social Psychology 64(3) (1993): 431–441.

Факты о лицах

«Лайза ДеБруин из Лаборатории по исследованию лиц…» DeBruine L.M. Facial Resemblance Enhances Trust // Proceedings of the Royal Society of London B, 269 (2002): 1307–1312.

«Рис. 6.5…» Изображение приведено с разрешения Royal Society of London и Dr. Lisa DeBruine, University of Aberdeen ©.

«Будут ли они, в соответствии с теорией…» Для получения большей информации о родственном отборе см. Hamilton W.D. The Evolution of Altruistic Behavior // American Naturalist, 97 (1963): 354–356; Hamilton W.D. The Genetical Evolution of Social Behavior // Journal of Theoretical Biology 7(1) (1964): 1–52; Smith J.M. Group Selection and Kin Selection // Nature 201(4924) (1964): 1145–1147.

Талант общения или точки соприкосновения

«Забавное исследование…» Finch J.F. and Cialdini R.B. Another Indirect Tactic of (Self-) Image Management: Boosting // Personality and Social Psychology Bulletin 15 (1989): 222–232.

«Не упоминая имени…» Подробнее об исследовании приемов риторики см. Atkinson M. Lend me your ears: All you need to know about making speeches and presentations. London: Vermillion, 2004.

Шестой сэнсей

«Я абсолютно не сомневаюсь…» См. Gladwell M. The Naked Face // The New Yorker Archive (August 5th 2002).

«…насколько важно уметь…» Ottati V., Rhoads, S. and Graesser A.C. (1999). The Effect of Metaphor on Processing Style in a Persuasion Task: A Motivational Resonance Model // Journal of Personality and Social Psychology 77(4) (1999): 688–697.

«Недавно ЦРУ…» Hardcastle E. Mail Online. http://www.dailymail.co.uk/debate/article-1213906/EPHRAIMHARDCASTLE.html

«Изюминка» жизни

«Исследования показали…» Carlson M., Ventura C. and Miller N. Positive Mood and Helping Behavior: A Test of Six Hypotheses // Journal of Personality and Social Psychology 55 (1988): 211–229.

«Например, электромиографическое исследование…» Winkielman P. and Cacioppo J.T. Mind at Ease Puts Smile on the Face: Psychophysiological Evidence That Processing Facilitation Elicits Positive Affect // Journal of Personality and Social Psychology 81(6) (2001): 989–1000.

Глава 7

Настоящий психопат? Шаг вперед…

«Исправленный перечень психопатических черт…» См. Hare R.D. The Hare Psychopathy Checklist – Revised (PCL-R) (2nd ed.) Toronto, Ontario: Multi-Health Systems, 2003.

«Психологи Скотт Лилиенфельд и Брайан Эндрюс…» См. Lilienfeld S.O. and Andrews B.P. Development and Preliminary Validation of a Self-Report Measure of Psychopathic Personality in Noncriminal Populations // Journal of Personality Assessment 66 (1996): 488–524.

Скрытые мели

«Существует два типа…» Подробнее об эмпатии см. Davis M. Empathy: A social psychological approach. New York, NY: HarperCollins, 1996. Подробнее о «горячем» и «холодном» сочувствии см. Loewenstein G. Hot-Cold Empathy Gaps and Medical Decision Making // Health Psychology 24(4) (2005): Suppl. S49–S56; Read D. and Loewenstein G. Enduring Pain for Money: Decisions Based on the Perception and Memory of Pain // Journal of Behavioral Decision Making 12 (1999): 1–17.

Верный путь?

«Сравнение психопатов с не-психопатами…» Всесторонний анализ дисфункций мозга, нарушений обработки эмоций и психопатий (в том числе и моральных дилемм) см. Blair R. J. R. Dysfunctions of Medial and Lateral Orbitofrontal Cortex in Psychopathy // Annals of the New York Academy of Sciences 1121 (2007): 461–479. Более общие сведения см. Zimmer C. Whose Life Would You Save? // Discover (April 2004). http://discovermagazine.com/2004/apr/whose-life-would-you-save (accessed January 9th, 2007).

«Рассмотрим, например…» Задача с трамваем именно в этом варианте была впервые предложена Филиппой Фут, см. Foot P. The Problem of Abortion and the Doctrine of the Double Effect // In Virtues and vices and other essays in moral philosophy. Berkeley, CA: University of California Press, 1978.

«Теперь рассмотрим следующий сценарий…» Хотите задачку пожестче? Как насчет такой? У блестящего хирурга-трансплантолога есть пять пациентов. Каждому нужен определенный орган, и каждый без него умрет. К сожалению, нет ни одного органа, подходящего для пересадки. И тут в кабинет к хирургу для обычного осмотра заходит молодой здоровый человек, собравшийся в турпоездку. Во время осмотра доктор обнаруживает, что органы молодого человека подходят всем пяти умирающим пациентам. А теперь предположим, что будет, если этот молодой человек исчезнет, а доктора никто не заподозрит. См. Thomson J.J. The Trolley Problem // Yale Law Journal 94 (1985): 1395–1415.)

«Психолог из Гарварда Джошуа Грин…» Более подробные сведения о неврологии нравственного поведения см. Greene J.D., Sommerville R.B., Nystrom L.E., Darley J.M., and Cohen J.D. An fMRI Investigation of Emotional Engagement in Moral Judgment // Science 293 (2001): 2105–2108; Greene J.D. and Haidt J. How (and Where) Does Moral Judgment Work?» Trends in Cognitive Sciences 6(12) (2002): 517–523.

«А вот у психопатов…» Возникает интересный вопрос: а существуют ли люди, добивающиеся необыкновенных успехов на одном только «горячем» сочувствии, или «антипсихопаты». Есть основания предполагать, что существуют. Невролог Ричард Дэвидсон из Висконсинского университета с разрешения Далай-ламы изучал то, что происходит в мозгу буддистских монахов – как он их называет, олимпийских чемпионов мира медитаций, – когда они занимаются «медитацией на сострадание». Используя ЭЭГ, Дэвидсон обнаружил, что, когда монахи входят в состояние интенсивного сострадания, их повышенная сосредоточенность на безоговорочной любви сопровождается уникальной мозговой деятельностью, в том числе 30-кратным (по сравнению с обычным) усилением гамма-ритма и деятельности левой префронтальной коры (области мозга, ответственной за положительные эмоции). По утверждению Дэвидсона, такие результаты очень важны для дальнейших исследований «нейропластичности» – способности человека изменять работу мозга посредством тренировок. Точно так же область мозга скрипача, которая соответствует руке, прижимающей и перебирающей струны, развита больше, чем область, которая соответствует руке, держащей смычок. Дэвидсон предполагает, что эмоциональные центры мозга тоже поддаются «тренировкам», если они правильные, а значит, сочувствие можно «наращивать» точно так же, как мы наращиваем мышцы. (Подробнее см. сайт http://psyphz.psych.wisc.edu/).

В своей книге The Wisdom of Forgiveness («Мудрость прощения») Далай-лама рассказывает историю Лопона-ла, тибетского монаха, которого знал в Лхасе еще до китайского вторжения. По обвинению китайских властей Лопон-ла отсидел в тюрьме восемнадцать лет, а освободившись, бежал в Индию. С Далай-ламой они снова встретились через двадцать лет после этого тяжелого испытания.

«Он совсем не изменился, – вспоминает Далай-лама. – После стольких лет в темнице сохранил ту же ясность и остроту ума. Это был все тот же кроткий монах… В тюрьме его много раз пытали. Я спросил, боялся ли он чего-нибудь. Лопон-ла ответил: “Да. Я боялся утратить сострадание к китайцам”».

Оценка эмоций

«Аналогичную работу…» См. Gordon H.L., Baird A.A. and End A. Functional Differences Among Those High and Low on a Trait Measure of Psychopathy // Biological Psychiatry 56 (2004): 516–521.

«Саймон Барон-Коэн, психолог…» См. Richell R.A., Mitchell D.G. V., Newman C, Leonard A., Baron-Cohen S. and Blair R.J. R. Theory of Mind and Psychopathy: Can Psychopathic Individuals Read the «Language of the Eyes»? // Neuropsychologia 41 (2003): 523–526.

Сорвать куш

«Это, наверное, первое исследование…» Shiv B., Loewenstein G., Bechara A., Damasio H. and Damasio, A.R. (2005). Investment Behaviour and the Negative Side of Emotion // Psychological Science 16(6) (2005): 435–439.

«Карикатура “Башня психопата”…» Из коллекции Стива Лонга ©.

Созданный для уверенности

«Исследования Рахмана…» Подробнее о его исследованиях см. Rachman S.J. Fear and Courage: A Psychological Perspective // Social Research 71(1) (2004): 149–176. В своей статье Рахман доказывает, что саперы не являются психопатами. Просто умение сохранять уверенность и хладнокровие, находясь под давлением, – это черты, встречающиеся в равной степени и у психопатов, и у саперов.

Нормальное и безумное

«Вы, возможно, сталкивались с ними…» Baines D. The Dark Side of Charisma (book review.) // Canadian Business May/June (2006).

Просто награда

«Несколько лет назад…» Scerbo A., Raine A., O’Brien M., Chan C.-J., Rhee, C., and Smiley N. (1990). Reward Dominance and Passive Avoidance Learning in Adolescent Psychopaths // Journal of Abnormal Child Psychology 18(4) (1990): 451–463.

Глава 8

Кто там, в зеркале

«Впервые я увидел Человека Зеркала…» Макс Колтирт и его коллеги много писали о Человеке Зеркала и о бреде ложного узнавания. Подробнее см. Breen N., Caine D., and Coltheart M. Mirrored-Self Misidentification: Two Cases of Focal Onset Dementia // Neurocase 7 (2001): 239–254; Breen N., Caine D., and Coltheart M., Hendy J. and Roberts C. Towards an Understanding of Delusions of Misidentification: Four Case Studies // Mind and Language 15(1) (2000): 74–110.

Да, мы можем

«Летом 2008 г…» Marx D.M., Ko S.J. and Friedman, R.A. The «Obama Effect»: How a Salient Role Model Reduces Race-Based Performance Differences // Journal of Experimental Social Psychology 45(4) (2009): 953–956.

«В начале девяностых…» Более ранние исследования негативного влияния расовых стереотипов описаны: Steele C.M. A Threat in the Air: How Stereotypes Shape Intellectual Identity and Performance // American Psychologist 52 (1997): 613–629; Steele C.M. and Aronson J. Stereotype Vulnerability and the Intellectual Test Performance of African Americans // Journal of Personality and Social Psychology 69 (1995): 797–811.

Два типа мышления

«Когнитивный психолог Кэрол Двек…» Подробнее исследования Кэрол Двек, посвященные двум типам мышления, описаны: Dweck C.S. Mindset: The new psychology of success. New York, NY: Random House, 2006; Dweck C.S. The Secret To Raising Smart Kids // Scientific American Mind (Dec/Jan 2007): 36–43.

Просто не можете не верить?

«…дети, которые ко всему этому относятся спокойно…» Подробнее о науке, изучающей развитие человеческого темперамента, см. Gaten’s Prophecy: Temperament // Kugan J. Human Nature, 1994. New York, NY: Basic Books.

«Психолог из Гарварда Дэн Гилберт…» Gilbert D.T., Tafarodi, R.W. and Malone, P.S. You Can’t Unbelieve Everything You Read // Journal of Personality and Social Psychology 65(2) (1993): 221–233.

Когда конец света отменяется

«В 1956 г. социальный психолог…» Подробнее история внедрения Фестигера в группу, возглавляемую Марион Кич, которая предсказывала конец света, описана: Festinger L., Riecken H.W. and Schachter S. When prophecy fails: A social and psychological study of a modern group that predicted the end of the world.Minneapolis: University of Minnesota Press, 1956.

«Анализ поведения группы Кич, сделанный Фестингером…» Festinger L. and Carlsmith J.M. Cognitive Consequences of Forced Compliance // Journal of Abnormal and Social Psychology 58 (2) (1959): 203–210. Краткий обзор теории диссонанса и соперничающих с ней теорий когнитивной согласованности см. Cooper J. and Fazio R.H. (1984). A New Look at Dissonance Theory // In Leonard Berkowitz (Ed.), Advances in Experimental Social Psychology 17 229–266: Orlando, FL: Academic Press, 1984.

Неврология влияния

«…это показал недавний эксперимент…» Harris S., Sheth S.A. and Cohen M.S. Functional Neuroimaging of Belief, Disbelief, and Uncertainty // Annals of Neurology, 63(2) (2008): 141–147.

Будь счастлив, не беспокойся

«В последние несколько лет Маклеод…» Подробный обзор литературы по модификации когнитивных искажений см. MacLeod C., Koster E.H. W. and Fox E. Whither Cognitive Bias Modification Research? Commentary on the Special Section Articles // Journal of Abnormal Psychology 118 (2009): 89–99.

«Маклеод продемонстрировал это…» MacLeod C., Mathews A. and Tata P. Attentional Bias in Emotional Disorders // Journal of Abnormal Psychology 95 (1986): 15–20.

«С недавних пор Маклеод стал предъявлять…» MacLeod C., Rutherford E. M, Campbell L., Ebsworthy G. and Holker L. Selective Attention and Emotional Vulnerability: Assessing the Causal Basis of Their Association Through the Experimental Manipulation of Attentional Bias // Journal of Abnormal Psychology 111 (2002): 107–123.

«И история на этом не заканчивается…» Mathews A. and Mackintosh B. Induced Emotional Interpretation Bias and Anxiety // Journal of Abnormal Psychology 109 (2000): 602–615.

Пути убеждения

«В 2004 г., спустя несколько лет…» MacLeod C., Campbell L., Rutherford E.M. and Wilson E.J. The Causal Status of Anxiety-Linked Attentional and Interpretive Bias // Yiend J. (Ed.), Cognition, Emotion, and Psychopathology: Theoretical, Empirical, and Clinical Directions. Cambridge: Cambridge University Press, 2004.

«Через год после этого…» Field M. and Eastwood B. Experimental Manipulation of Attentional Bias Increases the Motivation to Drink Alcohol // Psychopharmacology 183 (2005): 350–357.

«Эдвард Тауб из университета Алабамы…» Подробнее об Эдварде Таубе и работе его клиники см. Doidge N. The brain that changes itself: Stories of personal triumph from the frontiers of science (Ch 5). New York, NY: Viking, 2007.

Примечания

1

Это относится к личной заинтересованности объекта убеждения. Ведь объект не всегда по-настоящему заинтересован в том, чтобы его убедили. Но если у объекта интерес имеется, тогда попытка будет куда более эффективной.

(обратно)

2

Сообщество соблазнителей – это группа пикаперов-профессионалов, которые для обольщения женщин используют принципы эволюционной социопсихологии. Сообщество и его методики описаны в книге Нейла Штраусса (Neil Strauss. The Game: Penetrating the Secret Society of Pickup Artists. Canongate, 2005).

(обратно)

3

В этой книге я довольно свободно использую термины «сопереживание» и «эмпатия», подразумевая способность «налаживать контакт» – умение выстраивать отношения таким образом, чтобы акцентировать внимание на характерных особенностях объекта.

(обратно)

4

И воровство идентичности не единственный вид мошенничества, к которому прикладывают руку эти повесы-двурушники. Психопаты из числа лягушек-колокольчиков – этакие члены Братства неквакающих – обычно нападают на своих изнуренных приятелей-«квонкеров», в самую последнюю минуту выпрыгивая из тени и перехватывая самок: тех самых, которым их измученные коллеги только что всю ночь распевали серенады.

(обратно)

5

Используя ту же самую технологию, Стэплтон также придумал «тихий рингтон», чтобы мобильный телефон слышали подростки, но не их учителя. Это должно сделать уроки более интересными…

(обратно)

6

Приблизительно 2,500–5,500 Гц, периодически с модуляциями в диапазоне 1–16 Гц.

(обратно)

7

фМРТ, или функциональная магнитно-резонансная томография, – это метод измерения уровня кислорода в крови в мозге, позволяющий определить, какие области мозга проявляют наибольшую активность в любой момент времени.

(обратно)

8

В английском языке слова «огонь» и «пожар» обозначаются одним словом. – Примеч. пер.

(обратно)

9

Такие результаты могут объясняться феноменом, называемым «эффект ореола»: наличие одной или двух не связанных друг с другом положительных черт – включая физическую привлекательность – которые создают ауру совершенства, профессионализма, честности или какого-нибудь другого предполагаемого превосходного качества. Тот факт, что красивых ответчиков с меньшей вероятностью признают виновными, распространяется не на все преступления. Есть один тип преступления, где такая вероятность, наоборот, увеличивается. А вот что это за преступление, вы узнаете в конце главы.

(обратно)

10

На всякий случай, если вам интересно, сработает ли это в противоположной ситуации. Сьюзен Андерсен из Нью-Йоркского университета и Сандра Бем из Корнелльского университета провели ролевую игру по такому же сценарию, только участницами эксперимента были женщины, а поддельный сокурсник был мужчиной. Это оказалось совершенно не важно.

(обратно)

11

Шкала варьировалась от «детского» лица (больше ассоциируемого с достоверностью и меньше – с умелостью) до «взрослого» (больше ассоциируемого с умелостью).

(обратно)

12

Вы когда-нибудь интересовались, почему женщины, наводя красоту, «делают» себе брови более приподнятыми? Теперь знаете.

(обратно)

13

И офицер береговой службы, и глава церковного прихода, на территории которого расположен утес Галечная Голова, по непроверенным данным, обвинили Кита в том, что у него нет необходимой подготовки, чтобы спасать жизни людей. И он, таким образом, подвергает большой опасности свою жизнь и, как это ни парадоксально, жизни тех, кого пытается спасти. Ответ Кита прагматичен. «Важна каждая секунда, – говорит он. – Когда вы поглощены спасением чьей-то жизни, вам часто бывает некогда позвать на помощь. Вы должны действовать».

(обратно)

14

Он также является неотъемлемым компонентом сопереживания – установления взаимопонимания с другими. Пример можно найти у военных. Солдаты миротворческих сил в Ираке, носившие темные очки, чаще подвергались нападениям, и среди них было больше жертв, чем среди тех солдат, которые не скрывали своих глаз.

(обратно)

15

Милгрэм также обнаружил, что количество подражающих менялось в зависимости от размера группы. Когда только один человек пристально смотрел вверх, число прохожих, которые ему подражали, повышалось до 40 %. Если три человека – достигало 60 %. Если десять – то доходило до 75 %, а если пятнадцать – то до 80 %.

(обратно)

16

По словам Александра Шосса, директора американского Института биосоциальных исследований, для пола больше всего подходит темно-коричневый или нейтрально серый цвет, а оптимальный уровень освещенности, обслуживающий гипоталамус, – «рассеянный, неяркий (около 100 Вт) свет с цветовой гаммой, достигающей максимум красно-оранжевого». Что же касается научных обоснований всего этого, то гипотезы еще строятся, а исследования посвящены, главным образом, метаболическим изменениям в таких нейротрансмиттерах, как серотонин и норэпинефрин (норадреналин) – гормонах, вырабатываемых гипоталамусом (отделом мозга, контролирующим эмоции). Похоже, розовый – это просто какой-то природный «прозак».

(обратно)

17

Имеется в виду высказывание «Теория вероятностей есть в сущности не что иное, как здравый смысл, сведенный к исчислению». – Примеч. пер.

(обратно)

18

Имеется в виду детская настольная игра: игроки передвигают фишки на доске по броску кубика; название дано по рисункам на игральной доске. – Примеч. пер.

(обратно)

19

Вы сможете сами проверить это. В Приложении 1 приведены краткие характеристики: дайте их прочесть своим друзьям, и пусть они потом поделятся с вами своими впечатлениями. Вы будете поражены тем, сколько всего разного могут сообщить о вас другим такие якобы простые и незамысловатые вещи, как вид дома, в котором вы живете!

(обратно)

20

Точно так же, как и Барретт с его розовыми рубашками, Хан хорошо знает, что говорит. В своей книге «Прикасайтесь правильно: понимание и применение языка физического контакта» (The Right Touch: Understanding and Using the Language of Physical Contact (Hampton Press, 1994)) Стэнли Джонс описывает эксперимент, проведенный в больнице. Он пишет следующее: «Изучаемая группа находилась в наркологической клинике, где лечат от алкоголизма. Для изучения статуса, ролевых моделей и важности прикосновения лучшего места было не найти… Результаты показали две четких тенденции. Во-первых, женщины в среднем чаще первыми прикасались к мужчинам, чем наоборот. Во-вторых, с точки зрения иерархии: наблюдалась тенденция прикосновения нижестоящих к вышестоящим, а не наоборот». (Курсив автора).

(обратно)

21

Недавнее исследование Василия Ключарева из Института мозга, познания и поведения им. Дондерса при Университете Неймегена им. св. Радбода Утрехтского в Нидерландах показало возможный нейронный коррелят конформизма. В задаче на суждение на основе внешней привлекательности Ключарев и его сотрудники выяснили, что конфликт собственного мнения с мнением группы усиливает деятельность и ростральной части передней поясной коры, и вентрального стриатума: отделов мозга, отвечающих за обнаружение ошибки и принятие решения при необычных обстоятельствах. (См. Klucharev, Vasily; Hyt?nen, Kaisa; Rijpkema, Mark, Smidts, Ale and Fern?ndez, Guill?n, ‘Reinforcement Learning Signal Predicts Social Conformity’, Neuron 61(1), (2009); 140–151.

(обратно)

22

Алекс Фергюсон покинул пост главного тренера клуба «Манчестер Юнайтед» в 2013 г. – Примеч. ред.

(обратно)

23

В сезоне 2012/13 «Манчестер Юнайтед» выиграл чемпионат Англии в рекордный 20-й раз. – Примеч. ред.

(обратно)

24

Подача информации с использованием таких слов и выражений, которые окажутся убедительными для другой стороны. – Примеч. пер.

(обратно)

25

Иногда дело доходит до абсурда. Представьте себе, одному парню пришлось приносить другие документы – с ума сойти! – шесть раз.

(обратно)

26

Это исследование вы вполне можете провести на своих друзьях. Полный список дополнительных черт, которые использовал Аш в своем эксперименте, приведен в Приложении 2. Сначала попробуйте его версию, а затем поэкспериментируйте, изменяя содержание как предварительного списка (например, приветливый/неприветливый), так и последующего (например, интеллектуальный, практичный), чтобы посмотреть, действительно ли замена определений имеет значение.

(обратно)

27

Возбуждение клеток мозга, в результате которого может начаться припадок эпилепсии. – Примеч. пер.

(обратно)

28

Политкорректный вариант слова «woman» (женщина) – во избежание нежелательных, с точки зрения феминистских организаций, ассоциаций со словом «man» (мужчина). – Примеч. пер.

(обратно)

29

Фактическая скорость, с которой движущийся автомобиль столкнулся с неподвижным, была 12 миль в час.

(обратно)

30

Следует отметить, что с тех пор Лунц попытался дистанцироваться от политики администрации Буша и теперь признает, что люди действительно оказали прямое воздействие на глобальное потепление.

(обратно)

31

Известный британский физик-теоретик, писатель. Активно занимается популяризацией науки. Вскоре после окончания университета у Хокинга обнаружили симптомы бокового амиотрофического склероза, который постепенно привел к параличу. В 43 года он потерял способность говорить и стал пользоваться синтезатором речи. Его синтетический голос можно услышать в научно-популярных сериалах, в частности во «Вселенной Стивена Хокинга». Также озвучивал сам себя в мультсериалах «Симпсоны» и «Футурама». В 2012 г. снялся в телесериале «Теория большого взрыва». – Примеч. пер.

(обратно)

32

Сухой растворимый фруктовый напиток практически неизвестен у нас, однако очень популярен в США. В США и Канаде расхожей стала фраза «Drinking the Kool-Aid» («хлебнуть Kool-Aid»), означающая «беспрекословно поверить какой-либо идее или учению, слепо, без критического анализа». – Примеч. пер.

(обратно)

33

Имеется в виду взрыв башен-близнецов в 2001 г. – Примеч. пер. Эта статистика относится только к бедствиям, вызванным деятельностью человека. – Примеч. авт.

(обратно)

34

В зависимости от степени радиоактивного заражения местности заряды можно разделить на «грязные» и «чистые». «Чистыми» считаются термоядерные заряды, в которых корпус капсулы с термоядерным топливом изготавливается из нерадиоактивного материала – свинца, вольфрама. Запальный стержень «грязных» бомб обрамлен в оболочку из урана-238 или какого-либо другого материала, дающего сильную наведенную радиоактивность. Таким образом, радиоактивное загрязнение местности многократно возрастает. – Примеч. пер.

(обратно)

35

То есть после того, как человек, представляющий меньшинство из предыдущих испытуемых (18,2 %), высказал свое мнение.

(обратно)

36

То есть человек из числа тех самых 18,2 % предыдущих испытуемых, которые воспринимали слайды как зеленые.

(обратно)

37

По Ирвингу Янису, который большую часть своих ранних работ над явлением проводил в 70-х гг. прошлого века, групповое мышление представляет собой «образ мышления, свойственный людям, когда они глубоко вовлечены в деятельность сплоченной “группы своих”, когда стремление ее членов к единодушию перевешивает побуждение реально оценивать альтернативы». Вот полный перечень симптомов группового мышления: иллюзия неуязвимости, порождающая сверхоптимизм и поощряющая риск; самоцензура, которая сводит до минимума сомнения и сопротивление отдельных членов; безусловная вера в групповую этику, заставляющая участников не задумываться о последствиях своих действий; стереотипные представления о группе «чужих» и ее руководителях; давление на инакомыслящих с целью привести их к «общему знаменателю» с остальными членами группы; подавление идей, не совпадающих с единой позицией группы; иллюзия единодушия; и наличие «стражей умов» – самоназначенных члены, которые ограждают группу от воззрений, способных поколебать коллективную веру (Янис, Ирвинг Л., Манн, Леон (1977). Decision Making: A Psychological Analysis of Conflict, Choice and Commitment (Принятие решения: Психологический анализ конфликта, выбор и обязательство) New York, NY: Free Press).

(обратно)

38

Приклопиль иногда выводил Кампуш из темницы (расположенной под его домом) ненадолго, чтобы она помогала ему по хозяйству. При этом твердил, что если она попытается убежать, он убьет ее, а потом себя.

(обратно)

39

Захотелось узнать, каков ваш атрибутивный стиль? Ответьте на вопросы в конце главы.

(обратно)

40

Любители «Far side» (Обратная сторона) Гэри Ларсона (Гэри Ларсон – американский художник-карикатурист, создатель комиксов и мультфильмов), возможно, сталкивались с таким эпизодом в своем любимом комиксе. Командир этого самолета был, очевидно, его поклонником.

(обратно)

41

Это нужно увидеть, чтобы поверить. Посмотрите на YouTube речь Клиза, посвященную его бывшему коллеге: Graham Chapman’s Funeral (Похороны Грэма Чепмена).

(обратно)

42

Caution and measure will win you treasure.

(обратно)

43

What sobriety conceals, alcohol reveals.

(обратно)

44

Дилемма волка была придумана американским теоретиком игр Дугласом Хофштадтером. Hofstadter, Douglas R. (1985). Metamagical themas: Questing for the Essence of Mind and Pattern. New York, NY: Basic Books.

(обратно)

45

Один из видов пластичной взрывчатки. – Примеч. пер.

(обратно)

46

Любая фраза звучит более цветисто, если она сказана на латыни. – Примеч. пер.

(обратно)

47

Английское торговое судно, на котором англичане, основавшие одно из первых британских поселений в Северной Америке, в 1620 г. пересекли Атлантический океан. – Примеч. пер.

(обратно)

48

Битва при Геттисберге – самое кровопролитное сражение в ходе Гражданской войны в США, происшедшее 1–3 июля 1863 г. в округе Адамс, штат Пенсильвания, считающееся переломной точкой в конфликте между Севером и Югом. – Примеч. пер.

(обратно)

49

Помещение для занятия боевыми искусствами. – Примеч. пер.

(обратно)

50

Здесь игра слов: SPICE – у автора аббревиатура 5 главных «стержней» убеждения – означает «перчик, острота, специя». – Примеч. пер.

(обратно)

51

По данным статистики среди мужского населения психопатические расстройства встречаются приблизительно в 1–3 %. У женщин – приблизительно в 0,5–1 %.

(обратно)

52

Персонаж культового фильма «Молчание ягнят». Главная героиня, молодая курсантка Академии ФБР Кларис Старлинг пытается побудить к сотрудничеству серийного убийцу-людоеда Ганнибала Лектера, пребывающего в психиатрической больнице штата Мэриленд. – Примеч. пер.

(обратно)

53

Ответы: 1) смущение; 2) решительность; 3) подавленность.

(обратно)

54

Точное число женщин, убитых Банди, неизвестно. Он признался в 30 убийствах, совершенных с 1974 г. по 1978 г., но, по данным следствия, это число ближе к 35.

(обратно)

55

Актер Энтони Хопкинс (якобы) рассказывает забавную историю о своем «альтер эго», Ганнибале Лектере. Вскоре после выхода «Молчания ягнят» на экраны Хопкинс во время визита в Уэльс проскользнул в последний ряд провинциального кинотеатрика, где показывали фильм. В кульминационный момент, когда Ганнибал сбегает, и в кадре появляется пустой, забрызганный кровью лифт, Хопкинс с треском раскрыл пакетик чипсов. Поднялся, а женщина, сидящая перед ним, обернулась. Через пять минут ее унесли на носилках.

(обратно)

56

1 октября 2006 г. Ни в коем случае не имеется в виду, будто «Боб Джонс» – психопат или темная личность – ради бога, Боб, только не гонись за мной! Я просто высказываю соображение, что есть определенные психопатические черты, которые, когда человек предельно сосредоточен и готов переступить не только через опасность, но и через собственную жизнь в соответствующих обстоятельствах, способны подвигнуть его на величественные поступки.

(обратно)

57

Эта идея была впервые выдвинута нидерландским философом-рационалистом XVII века Бенедиктом Спинозой.

(обратно)

58

Такой разницы в сроках заключения не наблюдалось в приговорах, вынесенных теми участниками, которых не отвлекали (6 лет для господина Миляги и 7 лет для господина Пакостника). Они смогли не поверить вымышленным характеристикам – и не учитывали различия в причинах этих двух преступлений.

(обратно)

59

Объединение восьми старейших привилегированных учебных заведений на северо-востоке США: Корнельский университет в Итаке, университет Брауна в Провиденсе, Колумбийский университет в Нью-Йорке, Дартмутский колледж в Ганновере, Гарвардский университет в Кембридже, Принстонский университет в Принстоне, Пенсильванский университет в Филадельфии, Йельский университет в Нью-Хейвене. – Примеч. пер.

(обратно)

60

Когнитивная поведенческая терапия.

(обратно)

61

Аллюзия на песню «Don’t Worry, Be Happy» американского музыканта Бобби Макферрина, исполненную им и Робином Уильямсом и очень популярную в конце восьмидесятых – начале девяностых годов. Названием песни послужило известное изречение индийского философа и мистика Мехера Бабы. – Примеч. пер.

(обратно)

62

В английском языке слово «spot» имеет два значения: 1) «прыщ» и 2) «место». – Примеч. пер.

(обратно)

63

Движения работающей половины тела больного намеренно ограничиваются, что вынуждает его использовать парализованные конечности. – Примеч. пер.

(обратно)

64

Отвечая на вопросы, члены обеих групп ни в коем случае не должны совещаться друг с другом!

(обратно)

Оглавление

Введение

  Никаким калачом

  Честность – лучшая политика

  Суперискусство убеждения

  Раскрыть код убеждения

Глава 1. Инстинкт убеждения

  Диковинная небывальщина?

  «Муррбеждение»

  Доходчивее, чем словами

  Кваканье и схватка

  Сам себе режиссер

  Паутина обмана

  Все это – реклама

  Одолеть в два счета

  Склониться, чтобы победить

  Огонь и спасение

  Выводы

Глава 2. Младенческая привлекательность

  Сама убедительность

  Миссия невыполнима

  Для перевозбудившихся

  Крик как уловка

  Когда неправильные ноты сталкиваются с правильными

  Красавица и чудо

  Приманка для мозга

  У вас такое умилительно «детское» личико

  Перед лицом ответственности

  Жизнь на грани

  Это известно немногим

  Есть нечто в глазах…

  Я смотрю на тебя, малыш

  Глаз как фактор влияния

  Черное и белое

  Выводы

Глава 3. Следите за автоворишками

  Розовая пантера

  Правильные штрихи

  Внимание

  Глупец и его деньги

  Неизбежная неразбериха

  Невеста и подарки в грузовике

  Колесо Фортуны

  Подход

  О высоком

  Магический квадрат

  Винные ожидания

  Кое-что на уме

  Мягкое прикосновение

  Принадлежность

  Влияние группы

  Неправильные линии

  Как посмотреть да посравнивать…

  …Поступайте и вы с ними

  Умереть ради сопричастности

  Выводы

  Тест на память

Глава 4. Гроссмейстеры убеждения

  Искусство красиво излагать

  Когда о книге судят по обложке

  Смотрите на это так

  Дьявол скрывается в деталях

  Искусство приводить в восторг

  Давать и брать

  Контракты ума

  Труднодостижимое

  Убить словом

  Куда могут завести наши словечки

  Подводя итоги

  Выводы

Глава 5. Уговорить «на раз»

  Крепкий орешек

  Уговорить «на раз»

  Об экологии и не только

  Оттенки влияния

  Карты хлопоты пророчат

  С лица воды не пить

  Вера – лучший свидетель

  «Келья» общности

  О собаках Селигмана

  Камень преткновения

  Выводы

Глава 6. Флипноз

  Гений убеждения

  Анатомия влияния

  Простота

    «Дальтоник»

    Влияние первого класса

  Осознаваемая личная выгода

    Пара чеков

    Под гнетом ответственности

    Испытание временем

  Неадекватность

    Мозг-шулер

    Мозг-вор

    Прикол Струпа

    Блистательные ляпы

    Шок и/или

  Уверенность

    Снимай часы

    Omnia dicta fortiora si dicta latina[46]

    Кольцо уверенности

  Эмпатия

    Дым без огня

    Факты о лицах

    Талант общения, или Точки соприкосновения

    Шестой сэнсей

    «Изюминка»[50] жизни

  Выводы

Глава 7. Психопаты – прирожденные «уговорщики»

  Некто

  Суперздравомыслие

  Настоящий психопат? Шаг вперед…

  Скрытые мели

  Верный путь?

  Оценка эмоций

  Сорвать куш

  Созданный для уверенности

  Нормальное и безумное

  Нечаянный гость

  В логово льва

  Отбросьте шелуху

  Просто награда

  Как заводить друзей – и держать их под замком

  Выводы

Глава 8. Горизонты влияния

  Кто там, в зеркале?

  Кризис убежденности

  Да, можем

  Два типа мышления

  Просто не можете не верить?

  Иммунодефицит веры

  Убеждение под давлением

  Когда конец света отменяется

  Неврология влияния

  Сведенный с ума

  Будь счастлив, не беспокойся[61]

  Пути убеждения

  Постскриптум. Совершенное несовершенство

Приложение 1 (к главе 3)

Приложение 2 (к главе 4)

Примечания

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно