Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Четверг, 9 октября 2003 г.

Ольга

Эта история началась, когда мне было 19 лет. В то время я училась на третьем курсе института со звучным названием Всероссийская государственная налоговая академия (правда среди студентов мало кто называл наше временное пристанище «институт» — все больше «академия» или «универ», сокращенно от университета).

Новый учебный 2003 год ничем не отличался от предыдущих двух: те же друзья, аудитории, лекции, семинары. Правда преподаватели сменились, появились новые предметы, но манера преподавания осталась та же — так что к началу октября все поймали привычный ритм и втянулись в учебный процесс.

И вот в один скучный, слякотно — серый октябрьский денек я, задумавшись, сидела за партой в 205 аудитории. Был конец учебного дня и все с радостью бы разбежались по домам, но наша ушлая староста — Лена Нестерова — не дала нам такой возможности, объявив, что хочет с нами обсудить жизненно важный общественный вопрос. Так что наша группа завистливо проводив взглядом счастливчиков из других групп (последней была лекция по мировой экономике для всего нашего потока будущих бухгалтеров и аудиторов), осталась в аудитории.

Общественный вопрос оказался всего лишь агитацией в команду КВН от нашего курса. Я никогда не любила участвовать в подобных мероприятиях, предпочитала наблюдать со стороны. Естественно, я не собиралась записываться ни в какую команду, но уйти сейчас тоже было нельзя: любое движение в сторону выхода воспринималось активной старостой как личное оскорбление и сопровождалось настойчивыми попытками втянуть тебя в общественную жизнь академии любым способом. Так что намного проще и разумнее было не привлекать ее внимания и переждать «бурю» в тихом уголке, притворившись мебелью.

И конечно ничего удивительного не было в том, что сразу после объявления темы собрания, я привычно отключилась от голоса старосты и уставилась в окно. Ничего примечательного и интересного за ним не наблюдалось, в итоге мои мысли полетели в сторону ближайшего будущего: домашних дел, предстоящих зачетов, курсовых и контрольных работ, новой книги (которую я на данный момент читала) и, конечно же, ближайших выходных.

Из привычных раздумий меня вырвали слишком громкие крики…Конечно, в аудитории и до этого не было спокойно и тихо, половина группы болтала на отвлеченные темы, а другая половина пыталась отбиться от настойчивой Лены, но этот шум не мешал мне думать о своем, создавая относительно ровный звуковой фон в голове… А эти крики существенно отличались от прочих своей агрессивностью и угрожающей интонацией и резко выделялись на фоне ровного гула.

Оглядевшись, я поняла, что кричал Адам Идолбаев, и свою агрессию он направлял на Нестерову. Угрожающе нависнув над ней, он как обычно не стеснялся в выражениях:

— Как можно быть такой тупой коровой?! Я же уже сказал, что мне нафиг не нужен этот КВН, у меня своих дел предостаточно! Я что непонятно говорю или у тебя что-то с ушами? И причем здесь мои прогулы? Только попробуй заявить об этом в деканат — это же надо до чего додумалась! Что, давно по башке совей дурной не получала?

Я мысленно поморщилась: Адама в нашей группе да и вообще откровенно побаивались. Мало того, что он был чеченцем (которых в нашей группе было еще двое: Рустам и Али), так еще и отличался своим агрессивным нравом, драчливостью и несдержанным поведением. Вы только не подумайте, что я расистка или имею что-то против чеченцев, ничего подобного. В нашей академии уж не знаю по какой причине учится очень много народу этой национальности. На первый взгляд кажется что они составляют чуть ли не треть всех студентов и за два года совместного обучения мы все успели к ним привыкнуть. Но Адам даже среди них выделялся своей повышенной вспыльчивостью, неумением сдерживать свои эмоции и непредсказуемостью. По-моему с ним старались не связываться даже собственные друзья-чеченцы. И в то же время, когда он пребывал в хорошем расположении духа, он был одним из самых уверенных, находчивых и сообразительных парней нашей группы. Так что очень мало кто из сокурсников рисковал вступать с ним в открытый конфликт, поэтому если они и случались, то чаще по воле Адама, которому видимо было просто некуда больше выплескивать накопившиеся негативные эмоции. Лена Нестерова по роду своей должности была одной из таких рискующих, но до сих пор она умудрялась в общении с ним обходить острые углы. А сегодня, кажется, не получилось.

Одногруппники стали подтягиваться ближе к месту событий — как известно, скандалы всегда и везде вызывали у народа живой интерес и наша группа не была исключением. Я тоже взяла свою сумку, подошла поближе, но не чтобы поглазеть и послушать (грубое выяснение отношений вызывало во мне лишь внутренний протест и желание отвернуться), а чтобы незаметно проскользнуть к выходу из аудитории и поскорее уйти. Но не тут-то было: проход к спасительному выходу был плотно забит любопытными студентами, пришлось остановиться и слушать дальше.

Лена Нестерова была не из робкого десятка, про таких обычно говорят «за словом в карман не лезет», однакодаже она при виде откровенной грубости и угрозы со стороны Адама слегка растерялась. Но, видно, ей не хотелось терять свой авторитет в группе, а злость на оскорбление не дала как следует обдумать последствия своих высказываний и поэтому ее растерянность длилась не долго. Вскочив с места и опершись руками о парту, которая их разделяла словно барьер, она закричала в ответ:

— Адам, ты — хамло каких еще поискать! И нечего на меня орать, придурок! Думаешь мне так уж хочется возиться с тобой и твоими прогулами? Да мне плевать на это с высокой колокольни! Да и вообще катись ты к черту — если ты будешь так беситься на репетициях, то только все испортишь!

«Ой-ей-ей» — подумала я — «зря она так сказала». К моему несчастью я застряла как раз недалеко от Адама и прекрасно видела какое впечатление произвели ее слова: у него все лицо побелело от ярости, зеленые глаза сузились и сквозь стиснутые зубы вырвалось шипение:

— Что совсем страх потеряла, дура? А за придурка ты мне ответишь! — а затем неожиданно для всех схватил ее за руки в районе запястий и больно сжал.

Лена внешне не выглядела хрупкой, наоборот она была упитанной блондинкой со стрижкой под каре, крупными чертами лица, громогласным голосом и ничем не уступала Адаму в росте (хотя он был выше меня почти на голову). Может быть она бы и смогла дать ему отпор, если бы была готова к такому повороту событий. Но все произошло так внезапно. Никто ничего не успел понять. Я со своего места услышала лишь, как Лена вскрикнула и попыталась вырваться, но безрезультатно. Видимо в этот момент она и осознала, что наболтала лишнего и опасных маньяков лучше не злить. Даже мне стало страшно — от Адама исходили такие мощные волны гнева, что хотелось оказаться от него как можно дальше.

— Что ты делаешь, отпусти — взмолилась бедная Нестерова. С моего места мне не было видно ее лица, но по голосу без труда можно было определить, что ей страшно и она вот-вот заплачет от боли и унижения — прекрати, мне больно… Совсем спятил что ли?

Но Идолбаев будто не слышал ее и только продолжал сжимать ее руки все сильнее. Тут я поняла, что если кто-нибудь не вмешается, это все может очень плохо закончиться. Однако никто не проявлял желания остановить бешеного чеченца. С одной стороны я их понимала: никому не хотелось попасть под горячую адамову руку и занять место старосты. Ведь весь его гнев мог обратиться на непроизвольного защитника.

Однако с другой стороны Лену мне было очень жалко. Староста в принципе была неплохая девушка: решительная, заводная, отзывчивая, со своими обязанностями справлялась довольно хорошо и совсем не заслуживала того, чтобы ей ломали руки всего лишь за то, что она пыталась создать из таких безынициативных лоботрясов как мы команду КВН. Чувство справедливости в тот момент во мне пересилило страх, и внутренне холодея от того, что сейчас сделаю, я шагнула к Адаму и громко сказала:

— Адам, хватит.

Он посмотрел на меня и я внутренне напряглась ожидая какой-нибудь грубости. Но он ничего не сказал. Внутренний голос подсказал мне: ярость настолько ослепила его, что он даже перестал понимать что делает — во всяком случае, в его взгляде, обращенном на меня не было ни капли осмысленности. Мне почему-то в этот момент вспомнилась разозленная и готовая напасть кобра — одно неверное движение и ужалит. Поэтому я постаралась не делать резких движений и обратилась к нему, заставляя свой голос звучать предельно спокойно, но твердо:

— Адам, достаточно. Успокойся. Не нужно так делать. Это перебор. — к моему большому облегчению я, кажется, была услышана: осмысленность постепенно начала возвращаться в его глаза, он отпустил плачущую старосту, которая бессильно упала на стул, и оглядел аудиторию. Я внимательно вглядывалась в этот момент в его глаза, опасаясь, что он набросится теперь уже на меня, поэтому заметила как на его лице быстро промелькнули удивление, смущение, раскаянье, снова гнев и тут он посмотрел на меня.

У меня душа ушла в пятки и вся моя смелость куда-то подевалась, настолько острым и пронзительным был этот взгляд! Мне захотелось убежать или провалиться сквозь пол, но я не могла себе этого позволить — внутреннее чутье подсказывало мне, что сейчас ни в коем случае нельзя показывать ему свой страх — это все равно, что помахать красной тряпкой перед самым носом у быка. Пришлось мне собрать всю свою решительность, все спокойствие и, продолжая смотреть в эти прожигающие меня насквозь глаза, я как можно более уверенно и тихо сказала:

— Сейчас тебе лучше уйти — к моему удивлению он послушался. Молча развернулся и направился к выходу.

К счастью, у него с этим не возникло таких проблем как у меня: одногруппники молча расступались перед ним, словно он был окружен каким-то невидимым глазу силовым полем. Как только Идолбаев вышел, я облегченно вздохнула и осмотрелась — теперь все взгляды были направленны на меня. Это непрошенное внимание так меня смутило, что захотелось покинуть злополучную аудиторию как можно скорей (вообще-то я терпеть не могу быть в центре внимания, особенно когда я к нему не готова, у меня это отнимает слишком много сил и я теряю свое внутреннее равновесие). Однако мне совсем не хотелось столкнуться с Адамом в коридоре, надо было дать ему время прейти в себя и успокоиться. Поэтому я подошла к Лене, спросила:

— Ну, как ты? Все в порядке? Очень больно?

Староста подняла на меня взгляд, попыталась улыбнуться сквозь слезы, но получилась скорее гримаса, а не улыбка, так как губы у нее дрожали от пережитого потрясения:

— Я? Не знаю… Не думаю, что я в порядке — уныло сказала она, потом посмотрела на свои запястья и в голосе зазвенело возмущение — Вот ведь псих! Ты только посмотри, что он с моими руками сделал! Совсем больной! Синяки теперь наверняка останутся… — и горестно вздохнула. Действительно, на запястьях начали постепенно проступать багрово-сизые следы от пальцев. Выглядело это жутковато. Одногруппники постепенно ожили и подошли поближе посочувствовать и предложить свою помощь.

— Да, Лен, действительно больной — сказала Лиля Иванцова — хочешь мы с Катей поможем тебе дойти до медпункта? — Катя Фунтикова согласно закивала.

— Да, спасибо, а то меня что-то ноги совсем не держат — отозвалась староста.

— А я знаю хорошую мазь от синяков и ушибов, у меня дома есть. Хочешь, завтра принесу? — предложил наш замстаросты Никита Горчеев.

— Нет, Ник, спасибо. Я думаю завтра от твоей мази толку не будет никакого, потому что мазать надо уже сейчас, а не сутки спустя. Но все равно спасибо за предложение.

Я поняла, что тут и без меня теперь обойдутся и я могу наконец-то спокойно уйти:

— Лен, ты извини, но можно я пойду? Я, конечно, понимаю, что создание команды КВН очень важное мероприятие, но меня уже наверно дома заждались. Отпустишь?

— А? — отвлеклась Нестерова от животрепещущей темы своих синяков — Ладно, Соколова, иди.

— Спасибо, пока — попрощалась я и стремительно рванула к выходу, но уже в дверях меня снова догнал ленин голос:

— Эй, Оль, подожди — я обернулась вопросительно взглянув на нее — ты это… Спасибо, что остановила этого психа Идолбаева. Кто бы мог подумать: ты такая тихоня, а оказалась у нас самая смелая — никто кроме тебя за меня не заступился — и она сурово и с обидой посмотрела на Никиту и остальную мужскую часть нашей группы.

Ник виновато опустил голову, остальные принялись разглядывать стены и смотреть куда угодно лишь бы не на старосту. Я почувствовала себя неловко. Конечно, в чем-то Лена была права: может быть у нее и не было бы этих «украшений» на запястьях, если бы парни дружно собрались и объяснили Адаму где он не прав. Но все же мне не хотелось прослыть бесстрашной защитницей обиженных и угнетенных, тем более что это была неправда: я тоже испугалась, просто ситуация была критическая и вмешательство требовалось срочно. Все это быстро промелькнуло в моей голове, а вслух я сказала:

— Не за что, Лен. Я просто стояла к нему ближе всех, вот мне и выпал жребий привести его в чувство. — Никита мне благодарно улыбнулся, остальные парни вздохнули с облегчением — Да и потом, я думаю, если бы ты оказалась на моем месте, а я, к примеру, на твоем, то ты сделала бы для меня тоже самое, правда же?

— Э-э-э… Да, конечно же — откликнулась староста сбитая столку в самом начале своей гневной отповеди.

— Ну, ладно, так я пошла?

— Иди, иди.

Я выскользнула за дверь. К счастью, Идолбаева за дверью не было, да и вообще в пределах видимости его не наблюдалось. Шестое чувство мне подсказывало, что он скорее всего покинул стены нашего прекрасного учебного заведения, и я решила последовать его примеру. Тем более, что дома действительно ждали.

Адам

После разборки с Нестеровой во мне все кипело от гнева. Но уже не на безмозглую старосту, а на себя. Это же надо так подставиться! Она ведь может и заявление в милицию написать, у нее ума, точнее его отсутствия, хватит. Да и свидетелей у нее полный класс. Ну что я за дурак, какой черт дернул меня хватать ее за руки?! Силой я никогда не был обижен, а тренировки по боксу еще больше укрепили руки. Наверное, у Ленки теперь будут огромные синяки. Господи, как же мне надоел мой дурацкий характер! И почему я не могу как все нормальные люди контролировать свои эмоции? У других же получается (взять хотя бы Джамсура, брата моего — тоже не подарок, но хоть не бросается на людей после первого же оскорбления), но только не у меня! Теперь опять придется извиняться, просить прощения, унижаться, задабривать как-то…Как мне все надоело, пропади оно пропадом!

Так, все, мне надо остыть. Чтобы успокоиться, я пулей вылетел из здания академии и вдохнул сырой осенний воздух. Нет, все же надо что-то придумать, а то мои взрывоопасные эмоции кажется начинают доставлять мне серьезные проблемы. Надо успокоиться… Дыши, Адам, дыши. Я старался вдыхать как можно глубже и выдыхать как можно медленнее. Вроде бы постепенно ярость начала утихать, теперь надо подумать на какие-нибудь отвлеченные темы. Вспомнилось начало дня, если честно не самая удачная тема, но ничего другого не пришло в голову.

День не задался с самого утра. Вчера мы здорово повеселились на дне рождения у Рустама. Зато сегодня я чуть не проспал в универ, все-таки два часа для сна — это маловато. Голова трещала просто зверски, совершенно никуда не хотелось идти, но прогуливать больше было нельзя — на прошлой неделе я был слишком занят тренировками и в академии почти не появлялся. Невероятным усилием воли вытащив себя из теплой постели, я быстро оделся и побрёл к раковине умываться. Но только включил воду, как услышал треньканье своего мобильника.

Звонил отец. Его как обычно не устраивало все, что я делаю, а именно: что я выбрал продолжать свое образование (а не принять участие в семейном бизнесе как ему бы хотелось), что я уехал учиться сюда (а ведь мог бы найти универ поближе к дому), что я не уважаю старших и вечно с ним препираюсь вместо того чтобы послушать умных людей (умным он, конечно же, считал только себя) и все в таком же духе. От его нотаций голова разболелась еще сильнее, я не мог больше это выслушивать и постарался вклинится в нескончаемый поток нравоучений:

— Отец, я все это уже слышал тысячу раз. Именно из-за таких разговоров я и уехал. Зачем ты вообще мне звонишь, да еще в такую рань? Переходи ближе к делу, а то я уже опаздываю в академию — неприязненно выдавил я, пытаясь справиться с очередной волной головной боли.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Мал еще. Я что не имею права позвонить родному сыну когда мне захочется? И кстати, раз уж ты так хочешь узнать о цели моего звонка, то позволь тебя спросить: какого хрена тебе понадобилось клянчить денег у старшего брата? Я что мало тебе даю? Куда ты их только деваешь! Наверняка по всяким кабакам шляешься вместо того, чтобы помогать родителям! Когда же ты уже повзрослеешь, ведь 20 лет уже, пора бы взяться за ум.

После такой отповеди (несправедливой к тому же) во мне взрывной волной вспыхнул гнев, но я постарался его сдержать, все-таки какие-то зачатки уважения к старшим сохранились:

— Во-первых, я не клянчил — Джамсур сам мне предложил. Во-вторых, это не на кабаки, а на тренировки по боксу — в отличие от тебя, отец, он понимает как для меня это важно. В-третьих, я собираюсь их ему вернуть при первой же возможности. А в-четвертых, извини, но по-моему тебя это не касается. Не ты мне эти деньги дал и тебя не должно волновать на что я их трачу!

— Нет, ты не прав, дорогой мой, меня это еще как касается! Все-таки ты мой сын, а не какой-нибудь оборвыш с помойки! Твой бокс тебя до добра не доведет, помяни мое слово, один неосторожный удар по твоей бестолковой черепушке — и на всю жизнь останешься слюнявым идиотом. Не для того я тебя растил и воспитывал, чтобы потом мы с матерью всю жизнь с тобой нянчились и оплачивали твое лечение. Не хочешь отца послушать, так хоть мать свою пожалей — она же из-за тебя поседела раньше времени! Посмотри на себя, ты сейчас ведешь себя как последний эгоистичный придурок!!!

Упоминание о матери было последней каплей и перевесило чашу моего терпения (она в отличие от отца всегда принимала и любила меня таким какой я есть и это было взаимно). Я понимал, что отец в чем-то прав: мама, наверное, действительно переживала и волновалась за меня. Особенно когда узнала про бокс. Я постарался отмахнуться от угрызений совести, маме я смогу все объяснить, она меня поймет. А вот отцу никто не давал права использовать мое к ней доброе отношение и пытаться надавить на мою совесть, чтобы я опять подчинился его воле и отказался от того, что мне нравится. Ну почему он никогда меня не понимает?! Неужели так сложно попробовать хоть раз встать на мою сторону? За всю мою жизнь он даже ни разу не попытался. Никогда, ни единого раза!! Всегда только одни упреки, нравоучения и снова упреки!

Гнев и обида затопили меня полностью. Я понял, что еще чуть-чуть и остатки самообладания покинут меня, после чего я наору на отца матом и рассорюсь с ним очень надолго (если не навсегда). Поэтому, чтобы не наговорить лишнего, я просто отключил наш разговор и заблокировал его номер. Тут я на экране увидел сколько времени и понял, что из-за этого хренового воспитателя безнадежно опаздываю. По крайней мере позавтракать уже точно не успеваю. Но, Слава Богу, хотя бы головная боль чуть поутихла. Наплевав на умывание и кое-как пригладив свои черные встрепанные волосы, я выскочил за дверь и легкой трусцой направился в сторону ближайшего метро.

Холодный порыв ветра заставил меня вздрогнуть и отвлек от воспоминаний. Оказывается, я совсем продрог пока стоял и успокаивался на сыром ветру. Начинался моросящий дождик, промокнуть под которым мне совсем не улыбалось. Возвращаться же в здание академии хотелось еще меньше, так что я потихоньку побрел к знакомому интернет-кафе. Там как мне помнилось, в затемнённом уголке был удобный диванчик, подходящий для моих невеселых размышлений.

Кафе было всего в пяти минутах ходьбы от универа. Диванчик, к счастью, был свободен, так что ничто не помешало мне вернуться к воспоминаниям этого крайне неудачного дня.

Мне повезло, что препод по финансовому контролю и аудиту задержалась (читай: тоже опоздала) на десять минут, иначе бы всю первую пару пришлось слоняться неизвестно где и в гордом одиночестве. А так я успел вбежать в аудиторию прямо перед ее носом. Рискованно, конечно, но придраться не к чему.

Дальше потянулся невероятно скучный и длинный день. Учеба давалась мне легко, если мне было интересно. Мне даже записывать ничего не приходилось, все само собой запоминалось. Но то, что нам преподавали, интересным назвать было никак нельзя. Приходилось усилием воли заставлять себя слушать, кое-как карябая в блочной тетради какие-то цифры и даты (интересно, как я буду разбираться в этих каракулях перед зачетом?). Ай, ладно, не буду больше зря бумагу марать, возьму у кого-нибудь потом более-менее связные лекции и отксерю. Все же так делают, а я чем хуже?

Под конец этого длиннющего дня я мечтал только о том, чтобы побыстрее свалить из универа и выспаться как следует. Но не тут-то было: бессменной старосте нашей группы приспичило именно сейчас выяснить кто же из нас будет играть в КВН! И ладно бы она выбрала мишенью для своей агитации кого-нибудь другого, так нет же! Ей вздумалось прицепиться именно ко мне и непременно сейчас, когда я был голодный, злой и не выспавшийся!

— Адам, — уговаривала она — а давай ты будешь капитаном команды? Уверенна, у тебя точно получится.

— Нет, Лен, — попытался я отбрыкаться — у меня совсем нет на это времени. Я и в академию-то еле успеваю ходить, а ты еще хочешь, чтобы я на дурацкий КВН время тратил.

— И вовсе он не дурацкий! — сделала вид, что обиделась Нестерова — Я, конечно, все понимаю. Студенты — народ веселый: пьянки, гулянки и все такое. Но мне кажется, ты мог бы выкроить из своего графика чуток свободного времени. Команде нужен капитан, Адам. И по-моему ты идеально подходишь на эту роль. Так я тебя запишу, да?

— Нет! — ответил я с трудом сдерживая раздражение — я же сказал, мне это не интересно. И прекрати меня уговаривать, только бесполезно тратишь наше время. Уговори лучше Никиту. Чем не капитан?

— Ник уже задействован в другом проекте. Слышал что-нибудь о Всероссийской конференции бухгалтеров и аудиторов? Он там будет выступать с докладом от имени студентов нашей академии. Конференция будет проходить в тот же день, что и наш КВН. Не может же он быть в двух местах одновременно! Ну пожалуйста, соглашайся, если бы можно было его сделать капитаном, я бы тебя не просила.

— Извини, Лен, но я не могу. Найди кого-нибудь другого. И давай закроем эту тему.

Нестерова явно не рассчитывала, что я так долго буду сопротивляться ее уговорам и зло сощурила глаза:

— Ладно, не хочешь по-хорошему, значит будем по-плохому. У тебя на прошлой неделе почти сплошные прогулы. Я готова закрыть на них глаза и ничего не сообщать в деканат, если ты согласишься. Идет?

И вот тут — то меня понесло, раздражение копившиеся с самого утра прорвалось через баррикаду моего хлипкого самообладания и вылилось на старосту:

— Как можно быть такой тупой коровой?! Я же уже сказал, что мне нафиг не нужен этот КВН, у меня своих дел предостаточно! Я что непонятно говорю или у тебя что-то с ушами? И причем здесь мои прогулы? Только попробуй заявить об этом в деканат — это же надо до чего додумалась! Что, давно по башке своей дурной не получала?

Вот теперь Нестерова разозлилась уже всерьез и начала орать на меня в ответ. Не могу точно вспомнить, что она мне сказала, зато отлично помню, что обозвала придурком. Это меня окончательно взбесило. Конечно, Ленке неоткуда было знать, что после утреннего разговора с отцом у меня на это слова аллергия, но это ее не оправдывает. Нечего было мне угрожать, отстала бы раньше — ничего бы не случилось. А так я просто выпал из реальности и перестал соображать, что делаю. Все мои близкие друзья и родственники знают как опасно доводить меня до таких приступов бесконтрольной ярости. Даже моя мама не рискует связываться со мной, когда я в таком состоянии: она просто благоразумно замолкает и терпеливо ждет, когда я сам успокоюсь. Но у Нестеровой не хватило ума промолчать, что еще больше усугубило ситуацию. Страшно представить чем все это могло закончиться, если бы меня вовремя не остановили — наверное, раздробил бы Ленке кости на обеих руках. О том, что было бы потом даже задумываться не хотелось.

Вместо этого я попытался вспомнить, что было дальше. Вспомнилось, что меня кто-то позвал. В тот момент я почти ничего не видел из-за красного тумана ярости, заслонившего мне обзор, просто рефлекторно развернулся на звук своего имени и тут же наткнулся на прозрачно-спокойный взгляд синих глаз. В них не было ни страха, ни осуждения — только спокойная сосредоточенность. Для моего воспалённого мозга это был как ушат холодной воды — как раз то, что нужно, чтобы красный туман, заполонивший мой мозг слегка рассеялся. И только потом я разглядел обладательницу синих глаз. Вот это был действительно сюрприз! Вот уж никогда не подумал, что наша серая мышка Оля Соколова обладает такой смелостью. Или это была не смелость, а глупость? Ведь должна же она была понимать чем рискует, когда отвлекла меня от Нестеровой, или нет? Кажется она что-то сказала, вспомнить бы еще что именно. Хорошо запомнилась только интонация: тихое спокойствие, даже доброжелательность и ни капли осуждения. Вот это самообладание! Вот у кого стоило бы поучиться.

Но все-таки, что же она сказала? Кажется что-то про то, что я «перегнул палку». Тут она была абсолютно права, в чем я через секунду убедился, оглядев аудиторию: Нестерова ревела, остальные застыли с испуганными, потрясенными и осуждающими лицами, не решаясь даже пошевелиться не то, что попробовать заговорить со мной — словно я какой-то дикий зверь, готовый наброситься на них в любую секунду. Наверное, так и было: моя ярость превратила меня в зверя. Гнев на себя, на свою неспособность его контролировать затопил меня с новой силой. Единственным островком спокойствия в этом хаосе оставалась Соколова и я уцепился за ее взгляд как за спасательный круг. Как ни странно, она не подвела: не отодвинулась, не отвернулась, а продолжала спокойно смотреть, а потом сказала:

— Сейчас тебе лучше уйти — и опять Оля оказалась права. В таком состоянии, как у меня в тот момент, действительно лучше быть одному, чем окруженному толпой народа. Я решил последовать ее совету незамедлительно и быстро покинул аудиторию пока опять не наломал дров.

Да, дела… И что ж мне теперь делать? Допустим, мне удастся вымолить у Нестеровой прощение и в этот раз все закончится хорошо, но где гарантии, что это никогда не повторится снова? Не будет же Соколова вечно спасть меня (а заодно и всех окружающих) от приступов моей бесконтрольной ярости! Погоди-ка… А может это и есть выход? Может стоит попробовать ее уговорить присматривать за мной и вмешиваться в мои скандалы пока меня совсем не занесло?.. А что, было бы здорово! И мне, и окружающим стало бы жить намного проще. Вот только как ее уговорить? Я ведь о ней практически ничего не знаю (подозреваю, что и остальные знают не больше меня). На нее обычно обращают внимание, когда надо узнать расписание, отксерокопировать лекции или списать задание! В остальном она словно невидимка. Как же так вышло: вроде учился с человеком два года, видел почти каждый день, а заметил только сейчас? Я даже не знал, что у нее глаза синего цвета (красивые глаза, между прочим)! Надо будет за ней понаблюдать. Присмотрюсь повнимательнее, может и узнаю что-нибудь интересное.

Дальше сидеть в кафе не имело смысла. Тем более, что найдя оптимальное решение проблемы, мозг переключился на насущные потребности и зверски захотелось есть. Так что я покинул гостеприимный диванчик и отправился прочь из кафе на поиски чего-нибудь съедобного.

Понедельник, 13 октября 2003 г.

Ольга

Я нервно поежилась и через плечо посмотрела на Адама. Ну да, так и есть, он опять на меня смотрит… А вот теперь отвернулся. Ощущение настойчивого изучающего взгляда в спину сразу исчезло. И что ему от меня надо? Вот и делай после этого добрые дела — и зачем я только полезла спасать Нестерову? А главное совершенно не ясно чего от него дальше ожидать: может хочет поквитаться за то, что я вмешалась в его личные отношения со старостой? Вот так вот, дорогая, так тебе и надо — нечего было высовываться. Чтобы я еще раз когда-нибудь влезла в чужие разборки — да ни за что! Уж лучше прослыть трусливой и бесхарактерной, чем теперь сидеть как на иголках.

Ах, ну вот опять! Сколько можно на меня пялиться?! Я снова обернулась через плечо и сразу же наткнулась на внимательный и изучающий взгляд Адама. Я вопросительно вскинула брови, мол «чего надо?», а он лишь покачал головой, мол «ничего», и опять отвернулся.

Повышенное внимание Идолбаева к моей скромной персоне я заметила на следующий же день после инцидента с Нестеровой. Утро ознаменовалось тем, что Адам прилюдно извинился перед Леной и готов был пойти почти на все, чтобы загладить свою вину. Я все наблюдала со своего места, распложенного поблизости от знаменательного события, так что прекрасно все видела и слышала.

Дело было так. Едва войдя в аудиторию и отыскав ее глазами, он сразу направился к ее парте. Лена выдавала стипендию и, разумеется, в этот момент была окружена толпой студентов, мечтающих поскорее получить свои денежки. Окружающие ее одногруппники Идолбаева заметили, замерли, не зная как лучше поступить: то ли сплотиться вокруг старосты и стать ее живым забором, то ли спасаться самим и поскорее уносить ноги от ее парты. Победило нечто среднее: кто-то отошел, кто-то остался. Лена заметила необычные передвижения народа (не к ней, а наоборот, от нее во время выдачи стипендии — это совершенно не характерное движение для нормального студента) и, почувствовав неладное, подняла глаза. Тут как раз Адам и подошел. Староста сразу побледнела, уткнулась лицом в свою ведомость и спросила дрожащим голосом:

— Что тебе надо, Идолбаев? Если стипендию, то сейчас дам. И больше ко мне не подходи, пожалуйста.

Адам неожиданно присел на корточки и тем самым вынудил Нестерову посмотреть на него:

— Вообще-то я пришел мириться. Слушай, прости меня за вчерашнее, я был не прав. Дай-ка я твои руки посмотрю — он осторожно потянулся к ее запястьям, но Лена в ужасе отдернула свои руки и спрятала их за спину.

— Не трогай меня! — взвизгнула она и в ее голосе я услышала панические нотки.

— Да не бойся ты, я ничего тебе не сделаю — с досадой отозвался Идолбаев — я только посмотреть хочу насколько повреждения серьезны — затем добавил очень виноватым тоном:

— Извини, что я тебя так напугал. Ты права, я вел себя как придурок. Но сейчас я абсолютно безопасен и готов загладить свою вину. Хочешь, я буду капитаном команды КВН как ты и хотела вначале?

— Э-э-э, нет, спасибо — отозвалась староста не делая никаких попыток извлечь руки из надежного убежища за спиной — мы уже выбрали капитаном Мишу Ершова, так что как-нибудь без тебя обойдемся, правда же Миша? — тот согласно кивнул.

Помолчали. Адам все также сидел на корточках и явно не собирался уходить, Лена заметно занервничала:

— Слушай, Идолбаев, ты уже извинился, я тебя выслушала. Так может теперь пойдешь дальше своей дорогой, а?

— Не волнуйся, я обязательно уйду, но сначала посмотрю на твои руки. Всего лишь 2 секунды и меня нет, обещаю — вкрадчиво произнес Адам. При этом он выглядел настолько безобидно, что староста слегка расслабилась и приободрилась:

— Я, конечно, могу показать, но что мне за это будет? Я же не бесплатный зоопарк. И сразу предупреждаю — зрелище не из приятных.

— Ничего, я и не такое видывал, не переживай, в обморок не грохнусь. — усмехнулся Адам — а по поводу бесплатного зоопарка: хочешь, забери мою стипендию себе, так сказать в качестве компенсации за моральный ущерб. Согласна?

У Нестеровой заблестели глаза — такого подарка от бешеного психа Идолбаева она явно не ожидала:

— Ладно, уговорил. Распишись вот здесь, а потом я покажу руки.

Адам без препирательств встал и поскорее нацарапал свою подпись. Видно было, что ему совершенно наплевать на стипендию и интересует его совсем другое. Лена тем временем подтянула повыше рукава своей песочной водолазки. Зрелище действительно не вызывало ничего кроме отвращения: коричнево-желтые следы от пальцев маньяка перечеркивались кое-где почерневшей сеточкой венозных сосудов. Адам впился взглядом в эти следы, осмотрел со всех сторон, стараясь не прикасаться и в конце концов вынес свой вердикт:

— Не так уж страшно. Могло быть и хуже. Эти пятна через неделю-другую сойдут, следов не останется. Так что через месяц ты даже и не вспомнишь, что у тебя такое было.

— Сомневаюсь — сухо ответила Лена — Ну, ты насмотрелся? Можно мне теперь остальным выдать стипендию?

— Разумеется. Уже все. Видишь, ничего страшного. А теперь я пойду своей дорогой, как и обещал — и он примирительно улыбнулся и действительно направился к той парте, где обычно сидел (в дальнем конце аудитории, на галерке).

Видно было, что наш буйно помешанный успокоился и заметно повеселел. И тут это случилось в первый раз: я продолжала бездумно наблюдать за его передвижением, а он вдруг обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Это был такой пронизывающий и внимательный взгляд, что мне стало как-то не по себе. Я поскорее опустила глаза вниз, чтобы он не успел заметить мое смущение и растерянность, делая вид, что разглядываю свое кольцо на руке (но продолжая наблюдать за ним краем глаза). Однако, по-моему это не помогло, он все равно заметил и улыбнулся.

С тех пор это и началось. Чтобы я не делала (писала лекцию, слушала преподавателей, читала, выходила в коридор), всюду либо натыкалась на его взгляд, либо чувствовала как он буравит мне спину. Это начало меня порядком раздражать еще в пятницу, а сейчас, в понедельник, уже откровенно нервировало и бесило! Ну сколько можно играть в эти глупые гляделки? Пойти самой что ли спросить, что ему от меня понадобилось?.. Нет, как-то боязно, пожалуй пока подожду. Вот когда достанет так, что бояться перестану — тогда и подойду.

Адам

Я решил поговорить с Соколовой на большой перемене (в нашей академии она наступала сразу после третьей пары и длилась 20 минут). Надеюсь, ее уговорить окажется так же просто как Нестерову. Глупая Ленка согласилась на мою мизерную стипендию, хотя могла вытрясти из меня за эти синяки гораздо больше. Но она упустила свой шанс. Так что мне очень повезло, легко отделался.

Хотя с Соколовой, боюсь, этот номер не пройдет. За два последних дня (не считая выходного) я наблюдал за ней все свободное время, то есть практически постоянно пока находился в академии. Однако узнал о ней на удивление мало информации. Итак, что же в итоге получилось:

1. Оля очень тихая и застенчивая, не любит быть в центре внимания — но это я и так уже знал;

2. Она любит читать и постоянно это делает на переменах, если не занята чем-то более важным — наверно это признак ума, не замечал, чтобы кто-то из наших девок на переменах читал, все больше болтают и сплетничают;

3. Одинаково ровно ко всем относится, со всеми дружелюбна, но похоже у нее нет близких подруг — во всяком случае за два дня я ни разу не заметил, чтобы она общалась с кем-нибудь из девчонок не так, как с остальными. Да и вообще она как будто сама по себе, отделена от окружающих невидимой стеной и, кажется, такое положение ее вполне устраивает;

4. Очень наблюдательна, мне показалось, что она слышит и замечает все, что твориться в аудитории, но как бы со стороны, не вмешиваясь в события;

5. Не болтлива, в разговорах предпочитает слушать и помалкивать. Обычно что-то говорит только если ее спросят, при этом мне показалось, что если она что-то говорит, то собеседники с большим уважением ее выслушивают;

6. Учеба для нее важна — ни разу не заметил, чтобы она пропускала пары или отвлекалась во время лекций, постоянно все записывает (не надеется на свою девичью память?), к тому же умеет делать это в ультроскоростном режиме (в отличие от меня) и как бы быстро преподы не диктовали — она все успевает;

7. И последнее, но самое необычное — она каким-то образом чувствует когда на нее смотрят (во всяком случае, мой взгляд она явно ощущает). Почти всегда, когда я начинал на нее смотреть, она оборачивалась, если была не сильно сосредоточена на чем-нибудь другом. И, кажется, мое разглядывание ей не понравилось (поэтому я и сделал первый вывод, что она не любит быть в центре внимания). По-моему, мой внезапный интерес ее здорово обеспокоил. По крайней мере, я заметил, что как только она ловит мой взгляд, то вся напрягается и начинает хмуриться.

Вот и все, что удалось узнать. Из всего этого ясно только одно — навешать ей лапши на уши не удастся, придется быть честным и откровенно все рассказать, так как ложь она сразу распознает и неизвестно как себя поведет.

Наконец-то закончилась статистика, которая стояла сегодня третьей парой и все студенты потянулись из аудитории, так как следующая пара была в другом крыле академии. Оля тоже собрала свои вещи и присоединилась к стайке наших одногруппниц — Лиле Иванцой, Кате Фунтиковой и Яне Соколяцкой. Это было для моего плана не очень хорошо, я-то рассчитывал, что она пойдет одна.

Ну и ладно, значит придется отозвать ее в сторонку. Дождавшись, когда девчонки спустятся по лестнице и дойдут до фойе (где кроме гардероба располагалась студенческая закусочная), я позвал:

— Оль… Соколова, можно тебя на два слова? — подруги удивленно обернулись на мой голос, на Олином лице промелькнуло растерянное выражение, но потом она что-то для себя решила и сказала остальным девушкам:

— Идите, я вас потом догоню.

Но подруги похоже не собирались оставлять нас наедине. По-моему, они решили, что Ольга в опасности. Общее мнение выразила Лиля:

— Оль, ты уверенна? Может, мы здесь тебя подождем? — Соколова внимательно взглянула на меня, потом перевала взгляд на своих защитниц:

— Не надо, Лиль, не волнуйся, я думаю это ненадолго — только тогда подружки посчитали свой долг исполненным, развернулись и пошли своей дорогой.

Я решил, что разговаривать посреди коридора — не самая лучшая идея и предложил:

— Давай отойдем к окну — Она молча за мной проследовала и мы присели на невысокий пластиковый подоконник. Я все никак не мог решить с чего же начать разговор, тогда она спросила:

— О чем ты хотел поговорить со мной, Адам?

Тут я, наконец, понял с чего начать и произнес:

— Я просто хотел поблагодарить тебя за то, что остановила меня тогда, когда я поцапался с Нестеровой. Я и сам не рад, что так вышло. Сложно сказать, что было бы если бы ты не вмешалась, я сам себя уже не контролировал и боюсь все могло очень плохо кончиться для всех нас. Так что спасибо.

Видно было, что Оля удивилась и почему-то на ее лице на секунду мелькнуло облегченное выражение, но в слух она сказала только:

— Ну-у, не за что. Рада, что смогла помочь. Это все?

— Нет. Еще я хотел тебя попросить об одной услуге: не могла бы ты и дальше останавливать меня, если увидишь, что меня заносит куда-то не в ту сторону?

Ольга вдруг улыбнулась:

— Забавно. А больше ты ничего не хочешь?

Про себя я подивился такой реакции, но честно ответил:

— Нет, больше ничего. Я и так буду очень тебе обязан, если ты согласишься.

Соколова неожиданно нахмурилась:

— Ты что это серьезно, что ли? Не похоже, что ты шутишь.

— Слушай, Соколова, мне не до шуток! — поморщился я, раздосадованный, что она не принимает меня всерьез — ты можешь мне не верить, но от своей несдержанности я тоже пострадал немало. Если бы ты знала, как мне надоело извиняться и просить прощения всякий раз, когда я теряю контроль над собой и своими эмоциями! Но я ничего не могу с собой поделать, в нашем роду все мужчины очень эмоциональны и учатся справляться с приступами ярости и гнева только к зрелому возрасту, то есть после 30 лет. А некоторые, как мой отец например, и до сих пор не смогли научиться. Так что я не виноват, это заложено генетически. Я, конечно, буду стараться обрести над собой контроль, но когда я реально этому научусь неизвестно и до тех пор мне нужен человек, который тормозил бы меня извне. Пожалуйста, не отказывай мне в этой просьбе, ладно?

Оля по-прежнему хмурилась, не похоже было, что моя маленькая речь произвела на нее впечатление:

— Адам — серьезно сказала она — Пожалуйста, не обижайся на то, что я сейчас скажу, но я не могу согласиться на твое предложение. Я не предполагала, что у тебя все так серьезно. И мне жаль, что тебе так трудно. Но мне не понятно, чем я могу тебе помочь. Посмотри на меня внимательно. По-твоему я похожа на суперменшу? Я — тихая, скромная девушка, мне не по силам то, о чем ты просишь. И почему я? Может попросишь кого-нибудь другого? Например, Лилю — она любит отстаивать справедливость и по-моему может стать для тебя отличным тормозом.

— Нет, Лиля мне не подходит. Когда я напал на Нестерову, Лиля сидела совсем недалеко от нас, но даже не попробовала вмешаться, потому что не хватило смелости. Наверно слишком сильно меня испугалась. Не подумай, что я ее виню. Мне рассказывали, что в гневе я бываю очень страшен. Знаешь, за всю мою жизнь еще никому не удавалось справиться со мной и притушить мою ярость, когда я перестаю себя контролировать. Это удалось только тебе — попытался подольститься я — ты — единственная, у кого получилось меня успокоить и при этом остаться невредимой. Поэтому мне подходишь только ты. Уверен, у тебя получится.

Ольга помотала головой, явно не согласная со мной:

— Послушай, ты сильно переоцениваешь меня и мою смелость. Да, в тот раз получилось, но это случайность. Нет никаких гарантий, что и в следующий раз получится. Моего спокойствия может и не хватить на нас обоих.

«Да» — констатировал я про себя — «похоже, лесть тоже не сработала». Ладно, раз пряник не помог, попробуем кнут:

— Соколова, ты хоть понимаешь, что если ты откажешься, то у меня будут развязаны руки. Я знаю, что могу натворить много бед, может пострадать много людей. Я не хочу этого, но все может случиться. И это будет на твоей совести, потому что ты не захотела немножко помочь. Понимаешь? — грозно спросил я.

Девушка задумалась, и я про себя обрадовался, что нашел ее слабое место. Но не тут-то было:

— Нет, здесь ты не прав. Во-первых, ты должен все-таки сам предвидеть последствия своих действий и вовремя себя останавливать. Во-вторых, если люди не хотят пострадать от твоей несдержанности, то и не надо тебя провоцировать и злить, иначе будут сами виноваты. И в-третьих, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Я не могу спасать всех и каждого, меня на всех не хватит. И, пожалуйста, не надо давить на мою совесть и чувство ответственности — это не сработает. Думаешь, я не понимаю, как опасно находится рядом с тобой в этот момент? Когда ты в такой ярости и она требует выхода, ей все равно куда выплескиваться — на того, кто тебя разозлил или на окружающих, позволивших себе вмешаться. То, что ты просишь — для меня не безопасно, ты не можешь этого не понимать. Почему я должна так рисковать? Ради чего?

«Ага, вот мы и добрались до цены вопроса» — подумал я — «ну что ж, попробуем тебя подкупить»:

— Слушай, Оль, ну неужели тебе так сложно мне помочь? Я могу заплатить, если хочешь. Так что рисковать бесплатно не придется. Скажи, сколько будет стоить твое согласие, уверен — мы договоримся. Да и потом все не так уж страшно. Я не буду требовать от тебя невозможного. Вовсе необязательно ждать пока у меня снесет крышу от бешенства, ты ведь можешь и раньше подойти, пока я еще вменяемый. Намекни, что я чересчур агрессивно себя веду и я постараюсь упокоиться. Не так уж тяжело, правда? И ведь не бесплатно же!

Так, кажется, я ляпнул что-то не то. Еще в самом начале моего предложения об оплате глаза у Соколовой сузились, и лицо стало каким-то недовольным. А под конец она похоже даже разозлилась, встала с подоконника и отчеканила:

— Адам, все, хватит, я устала от этого разговора. Если ты еще до сих пор не понял, скажу прямо: бесполезно меня уговаривать. Я не буду в этом участвовать, тем более за деньги. Я не продаюсь, понятно? И давай на этом закончим разговор. Мне пора идти, перемена уже заканчивается, так что извини — девушка отвернулась.

«До чего же она упрямая!» — молнией пронеслось в моем мозгу — «Я перепробовал все что только можно: и лесть, и подкуп, и угрозы — все бесполезно, незыблемая как скала. И что такого я в конце концов сказал? Чего она так разозлилась? Обиделась, что деньги предложил?»

Тут я осознал, что она и вправду сейчас уйдет и никакие мои уговоры не подействуют. Но я не мог просто так ее отпустить. За время этой беседы мне стало абсолютно ясно, что она подходит на роль моего тормоза даже лучше, чем я предполагал. Мне так хотелось, чтобы она согласилась! И тогда я сделал то, чего раньше никогда не делал — принялся умолять:

— Оль, пожалуйста, прошу, помоги мне. Я знаю, что многого прошу. Но поверь, мне правда очень нужна твоя помощь. Не хочешь помогать за деньги, так помоги просто так, по-дружески.

Она обернулась и скептически изогнула бровь:

— По-дружески? А разве мы друзья?

— Пока нет — честно ответил я и добавил— но могли бы ими стать, если ты захочешь — честно говоря, я уже ни на что не надеялся и сказал это от отчаянья. Уж если она считает меня настолько опасным, что отказалась мне помогать, то вряд ли захочет со мной дружить.

К моему удивлению, лицо Соколовой вдруг приняло задумчивое и отрешенное выражение. Она помолчала минуту что-то напряженно обдумывая, а потом медленно произнесла:

— Скажи, правильно ли я тебя поняла: ты предлагаешь свою дружбу в обмен на мою помощь?

От такого откровенного вопроса мне стало как-то неловко, но я ответил так же откровенно:

— Да, так и есть. Если ты захочешь.

— Хорошо — серьезно сказала она глядя мне в глаза — Я помогу тебе.

Ее капитуляция стала для меня такой неожиданностью, что мне показалось я ослышался. Непроизвольно вырвалось:

— Поможешь? Правда?!

— Да. Хотя меня не оставляет чувство, что я еще об этом пожалею.

— Почему? — с любопытством спросил я, внутренне ликуя от ее согласия и пытаясь сдержать глупую улыбку, непроизвольно расползающуюся по лицу.

— Не знаю почему — вздохнула Оля — просто предчувствие, наверное, интуиция. Ты идешь на английский или как? — сменила она тему.

— Иду, иду, куда же я денусь. — откликнулся я.

Английский язык, который сегодня стоял двумя последними парами в нашем расписании в этот момент интересовал меня меньше всего. Я внимательно разглядывал Соколову. Мы вместе пошли через фойе в другое крыло здания, где располагалась нужная нам аудитория. А я думал о том какая же все-таки странная девушка идет рядом со мной. Она не была похожа ни на одну из моих знакомых. Она думала и говорила совсем не так как другие. Я никак не мог предугадать, что она скажет или как поступит в следующий момент. Не понимал как устроено ее мышление, а так хотелось! Соколова как будто была сложной головоломкой, которую мне непременно было надо разгадать. Вот кто мне сможет объяснить: почему она вдруг передумала и согласилась мне помогать? А какой характер! С виду тихая и спокойная, мягкая и податливая, кажется, что из нее можно вылепить что угодно, как из пластилина. Ага, как же! На деле оказалось внутри она — кремень: да я чуть наизнанку перед ней не вывернулся пытаясь заставить ее согласиться делать то, что она решила не делать! И все равно без толку. Но потом вдруг взяла и согласилась. И неподкупная к тому же — редкое качество в наши дни.

Оля вдруг поежилась. А потом недовольно проворчала, продолжая идти вперед и смотреть прямо перед собой:

— Слушай, Адам, прекрати уже так внимательно меня разглядывать. Я себя чувствую будто под микроскопом. Ты уже третий день так на меня смотришь, что я сама себе кажусь редким насекомым, которое нужно всесторонне изучить и поместить в свою коллекцию! Может, хватит уже, а? Если ты хочешь что-то спросить, так спроси прямо.

Сначала я очень удивился тому, что она так точно определила о чем я думаю, она же на меня не смотрела! Сравнение с насекомым меня рассмешило. И только потом до меня дошел смысл всего высказывания. Значит, предлагаешь спросить прямо — отлично — я буду круглым идиотом, если откажусь:

— Оль, почему ты передумала? Я же видел, ты ни в какую не соглашалась мне помогать. А потом вдруг раз — и согласилась. Почему?

Она немного помолчала, потом ответила:

— Хочу провести эксперимент. Я раньше не дружила с такими личностями как ты, мне любопытно что из всего этого получится. Пока не попробуешь — не узнаешь, вот я и согласилась попробовать.

— Значит, только из любопытства? — разочарованно уточнил я. Мы как раз подошли к двери аудитории, но заходить не стали, предпочитая разговаривать в коридоре без лишних ушей. Ольга взглянула на меня, а потом вдруг засмущалась и, стараясь на меня не смотреть, произнесла:

— Нет, не только. Мне понравилось твое стремление обрести контроль над собой. Я готова поддержать тебя в этом. Видишь ли, у меня очень мало друзей, поэтому тех, которые есть, я ценю и многое готова для них сделать. Для меня друзья — это люди, которые тебя всегда поддерживают и принимают таким какой ты есть, ничего не требуя взамен. Так что если ты теперь мой друг, то я могу тебе помочь и помогу. Буду помогать и поддерживать столько, сколько понадобиться, до тех пор пока в моей помощи больше не будет необходимости. Даже если мои предчувствия окажутся верны и потом я об этом пожалею. Но и ты ради меня должен будешь готов сделать тоже самое. Если мне когда-нибудь понадобиться помощь, поддержка, дружеская забота или участие, ты сделаешь все возможное и невозможное чтобы мне их оказать. И я на это рассчитываю, ведь теперь ты мой друг. Вот поэтому я согласилась. Теперь тебе все ясно, Адам? — девушка искоса взглянула на меня, проверяя мою реакцию на ее слова.

Сказать, что я был удивлен — это значит ничего не сказать. Этот ее ответ поразил меня своей предельной честностью и искренностью. Так странно: у меня как будто потеплело в груди, а на душе стало удивительно приятно. Это стало для меня полной неожиданностью, и ошарашило меня настолько, что я даже не знал, что сказать. А Ольга ждала ответа.

Пока я пытался разобраться со своими ощущениями, она видимо, решила, что быть ее другом мне не по зубам, потому что сказала:

— Так, кажется, ты не согласен с моими словами. Может у нас разное понятие дружбы и то, что я сказала, тебе не по душе? Если так, то еще не поздно все отмотать назад и вернуться на прежние позиции. Надо же как я сглупила — досадливо поморщилась она — надо было сразу этот момент обговорить…

— Нет — прервал я ее, наконец, совладав с эмоциями — все правильно. Ничего назад отматывать не надо. Понятие дружбы у нас совпадает.

Мне вдруг захотелось сказать ей что-нибудь очень приятное:

— Я обещаю тебе, Оля, что стану тебе именно таким другом как ты сказала. И я очень постараюсь, чтобы ты никогда не пожалела о своем решении мне помогать. Даю слово.

Ольгины глаза удивленно расширились, но она ничего не ответила. Лишь смущенно улыбнулась и, застенчиво кивнув в знак согласия, вошла в кабинет. А я остался стоять в проходе, пытаясь переварить наш разговор и понять, что именно сейчас произошло. Ничего путевого в голову не приходило, мозги не прояснялись. Внезапно подумалось: «А она красивая, когда улыбается. Все лицо как-то освещается изнутри. И фигура вроде ничего. Только она не пытается, как другие девчонки подчеркивать ее одеждой, вот и незаметно сразу. И почему я считал ее серой мышкой? Неужели только лишь потому, что она не старается привлечь к себе внимание как другие и скромно читает в уголке? Где были мои глаза все это время?! В ней нет ничего серого и обычного, сплошной нестандарт. Хм, думаю дружить с ней будет одно удовольствие, во всяком случае, не скучно — это точно. И подумать только, за этот подарок я должен благодарить Нестерову. Если бы мы тогда не поругались, она бы не вмешалась, и я бы и дальше все оставшиеся три года учебы продолжать смотреть мимо Соколовой, не подозревая о том какая она на самом деле… Вот уж точно, все что происходит — к лучшему».

От размышлений отвлек недовольный голос преподавательницы по английскому:

— Идолбаев, ты что так и будешь топтаться в проходе или все-таки войдешь? — оказывается я так задумался, что даже не заметил, как она подошла к аудитории. Пришлось сделать над собой усилие и вернуться к реальности. Ладно, у меня еще будет время все обдумать потом, в спокойной обстановке, а сейчас лучше сосредоточится на предмете — Нину Павловну лучше не злить, с ней шутки плохи: так будет заваливать на зачете, что пересдавать замучаешься.

Пятница, 17 октября 2003 г.

Ольга

Сегодня был сложный день — предстоял зачет по бухгалтерскому анализу и контрольная по российским стандартам аудита. У нас было «окно» — свободная пара между двумя другими. Я сидела в читальном зале и пыталась повторить лекции по обоим предметам. Но мне никак не удавалось сосредоточится на учебе. Мысленно я все время возвращалась к понедельнику и разговору с Идолбаевым.

Последние три дня Адам в академии не появлялся, и я, честно говоря, вздохнула с облегчением — понятия не имею как теперь себя с ним вести. За это время я смогла все обдумать и трезво взглянуть на ситуацию. Не понятно было, почему он вдруг решил, что у меня хватит сил его останавливать во время приступов бешенства, особенно если (как он сам сказал!) до этого никто с ним справится не смог. Сама я в себе таких суперспособностей не ощущала. Да у меня до сих пор внутри холодеет при воспоминании об инциденте со старостой — так я перенервничала. Это же чистой воды авантюра! Как я позволила себя в это втянуть, ума не приложу. Ведь сама, добровольно согласилась служить буфером между ним и бедными жертвами его необузданного гнева! Интересно, где были мои мозги в этот момент? Взяли выходной или совсем уволились?! Я всю жизнь старалась избегать конфликтных ситуаций, а тут сама на это подписалась. И ведь теперь не откажешься, уже пообещала помогать. А свои обещания я привыкла выполнять и не собиралась менять свои привычки.

Да еще этот дружеский договор… Я же до этого злополучного разговора не собиралась с ним дружить, а тут так запросто на дружбу согласилась, как будто всю жизнь только об этом и мечтала, да еще и объяснила как именно со мной дружить надо! И ведь никто меня за язык не тянул, что на меня нашло? Чует мое сердце, теперь при всем желании так просто отвязаться от него мне не удастся. Интересно все-таки, что он такое со мной сделал, загипнотизировал что ли? Я попыталась еще раз вспомнить о чем мы говорили.

Так. Сначала он выразил мне свою благодарность за прошлое вмешательство (подмазался, значит, чтобы усыпить мою бдительность). А я, дуреха, и расслабилась сразу: мстить и ругаться со мной не собирается — вот и ладушки. Он наверно, на это и рассчитывал. Потом он заговорил об этом дурацком предложении стать тормозом его ярости. Мне никогда такое и в голову не могло прийти, вот и приняла все за шутку. А он разволновался и вдруг разоткровенничался, про семью свою рассказал, про то как трудно ему, бедному, справится с дурной наследственностью. Ну, здесь он хоть не врал, это я бы заметила и дальше даже слушать бы не стала. Зачем он так мне доверился? Пытался вызвать во мне сочувствие и надавить на жалость? И ведь почти получилось! Если бы инстинкт самосохранения вовремя не проснулся, сразу бы и согласилась. А так остатки здравого смысла еще удерживали меня от этого опрометчивого шага. Но Адам и не думал сдаваться: он как будто не слышал моего «нет» и продолжал настаивать на своем. Вот ведь угораздило же нарваться на такого упрямца!

А я еще к тому же боялась рассердить его своим отказом: после всего, что он рассказал о себе — Идолбаев мог воспринять это как настоящее оскорбление. На месте Нестеровой оказаться мне совсем не хотелось, поэтому я так старалась смягчить свой отказ хоть какими-то аргументами. Но это не помогало. С такой настойчивостью мне раньше не приходилось сталкиваться: он и уговаривать меня пробовал, и пытался воззвать к моей совести, и даже подкупом не побрезговал. Вот последнее было явно лишним: это так некрасиво прозвучало, так унизительно — что я сразу излечилась от сочувствия, вызванного его откровенностью. Это был самый подходящий момент, чтобы уйти. Какая жалость, что я не успела им воспользоваться…

Видимо тут и была моя ошибка — надо было скорее уносить ноги, а не развешивать уши! Он вдруг принялся так отчаянно меня упрашивать, словно от этого зависела его жизнь. Это прозвучало так контрастно после издевательского предложения об оплате, что я не смогла проигнорировать этот крик души. Какая же я все-таки мягкотелая! Другая бы на моем месте сказала бы: «Идолбаев, это все твои проблемы, а не мои. Так что разбирайся с ними сам». Жаль, что я так не могу — слишком уж добрая и отзывчивая. (Я, между прочим, заметила, что в нашей жизни эти качества скорее мешают, чем помогают).

И под конец он меня совсем уж удивил своим предложением о дружбе. Адам сказал это с такой робкой, но искренней интонацией, что у меня язык не повернулся ему отказать. К тому же, как ни странно, в тот момент мысль о дружбе с ними вовсе не вызвала во мне отторжения. Наоборот, со мной произошло что-то странное, я как будто раздвоилась: одна часть меня уверенно сказала «Да, это будет здорово», а вторая отчаянно кричала «Нет, ты еще об этом пожалеешь». Этот невозможный человек окончательно лишил меня равновесия! Я совсем запуталась и не знала, что выбрать. Вот тогда я и задала Адаму контрольный вопрос:

— Правильно ли я поняла, что ты предлагаешь свою дружбу в обмен на мою помощь? — Я надеялась с помощью его ответа определить какой из моих частей верить. При этом совершенно не важно было что он отвечает и какими словами, гораздо важнее была интонация ответа, его искренность и то, какую реакцию это вызовет во мне. И что ему стоило соврать или подольститься ко мне? Я бы тогда сейчас не мучилась. Так нет же! Он так уверенно и честно ответил «да», что я вдруг поняла: сам он действительно сильно хочет со мной дружить, но сомневается, что мне самой этого захочется. Он не пытался на меня давить как в начале разговора, видно было, что это была последняя попытка со мной договориться: любой мой ответ он бы принял и больше не стал бы его оспаривать. Вся его напористая настойчивость куда-то подевалась, остались только усталость, смирение и печаль. Это все решило. Часть меня, которая хотела дружить, перевесила ту часть, что сомневалась. Но почему это произошло?! Уже четвертый день я над этим думаю и никак не могу найти ответа на этот вопрос.

И почему в тот момент мне показалось, что Адам хочет со мной подружиться просто так, а не из корыстных соображений в виде моей помощи? Ведь и мой вопрос и его ответ предполагали совсем другое. Странно все это как-то. На что я ему сдалась? Если посмотреть правде в глаза, мне кажется дружить со мной совсем неинтересно: я не люблю дискотеки и клубы, большие тусовки — мне там становится плохо, так что со мной никуда не пойдешь. Я не умею болтать без умолку и заполнять паузы в разговорах как, например, Лена Нестерова; не могу быть прикольной и шутить как Катя Фунтикова; не позволяю себе флиртовать и выглядеть слабой девушкой как Яна Соколяцкая и еще куча всяких «не». Парням со мной не интересно, это факт. Так что, если все суммировать, может я зря беспокоюсь? Адам скоро поймет, что со мной не о чем разговаривать, ему станет скучно и он сам отстанет. Готова поспорить, что через пару недель (ну максимум через месяц) так и произойдет, просто надо дождаться этого момента. А пока с Идолбаевым надо держать ухо в остро: я раньше как-то не предполагала, что он умеет быть настолько убедительным. И настойчивым. И искренним. И честным. Думала, что самые главные его качества — это непредсказуемость, неуравновешенность и агрессивность. Я,конечно, ему помогу как смогу, раз уж обещала. Но в остальном постараюсь не подпускать его к себе слишком близко. А то мало ли? Вдруг я и вправду с ним сильно подружусь, а он к тому времени найдет себе занятие поинтереснее?..

«Ой, мама родная, сколько же сейчас времени? Совсем оторвалась от реальности. Ведь так и на контрольную опоздать не долго!» — я посмотрела на часы в мобильнике — «Ну вот, так и знала — 5 минут до начала осталось, а еще нужно успеть добежать до аудитории. И повторить ничего не успела. И все из-за этого Идолбаева с его разговором. Зачем он только обратил на меня внимание? Без него так спокойно жилось. Даже когда его нет, все равно умудряется доставлять мне неприятности» — ныла я про себя, несясь бегом в другое крыло здания.

К счастью, я успела добежать вовремя и влетела в кабинет в самый последний момент.

К несчастью, там я увидела Адама. Он пришел на контрольную (наверное, решил, что ее лучше не прогуливать). Парень тоже меня заметил и улыбнулся. Я кое-как выдавила из себя ответную улыбку и пошла искать незанятое место. Блин, а я-то надеялась, что и сегодня его не увижу. Похоже, надежды не оправдались. Ладно, мне сейчас не до Идолбаева: надо, наконец, сосредоточится на российских стандартах аудита.

Адам

В последние три дня я не появлялся в академии потому, что свалился с жестокой простудой. Погода была по-осеннему слякотная и мерзкая, наверное, меня продуло после тренировки. Все тело ломало от температуры, в носу и горле хлюпало, поэтому я решил отлежаться в своей комнате в общаге и не перегружать организм лишними передвижениями (тем более в такую погоду). На третий день мне, вроде, полегчало — температура, во всяком случае, пришла в норму. Рустам сказал, что сегодня будет контрольная и зачет — так что это послужило официальным предлогом наведаться в универ. Но был и неофициальный: я хотел увидеть Соколову и посмотреть как она восприняла мое отсутствие.

К полудню я подъехал в академию (как раз к началу контрольной). Зайдя в 102 аудиторию, я первым делом огляделся, но Соколовой там не обнаружил. Учитывая, что до начала пары осталось 5 минут, это было очень странно: еще ни разу не было на моей памяти такого, чтобы она опаздывала или пропускала занятия (или я просто не обращал внимания?). Мне стало как-то неуютно, когда я подумал, не случилось ли с ней чего? Может тоже заболела? Но тут как раз запыхавшаяся Ольга вбежала в аудиторию. Про себя я порадовался, что с ней все в порядке.

Соколова меня заметила, и я приветливо улыбнулся. Но не похоже было, что она мне обрадовалась — во всяком случае, ее ответную кислую улыбку никак нельзя было принять за радостное выражение. А потом она отвернулась и пошла искать себе место, занятая какими-то своими мыслями. Я озадаченно посмотрел ей вслед — не такой встречи я ожидал. Ну ладно, подумал я, может устала — вон какая встрепанная прибежала. Интересно, где она была?

Однако на этом странности не закончились. После контрольной девушка мигом покидала свои вещи в сумку и куда-то умчалась. Зачет по буханализу проходил в другой аудитории и я думал, что найду ее там. Но нет. До конца перемены ее нигде не было видно — появилась в кабинете лишь перед самым началом пары вместе с преподом. На меня она ни разу не взглянула.

Я заподозрил неладное. Вся эта беготня была так не похожа на ту Соколову, которую я знал. Зачет был последней парой и я планировал поймать девушку на выходе из универа. Но просчитался: Оля сдала зачет раньше меня и не успел я оглянуться, как она ушла. Даже ни разу не обернулась в мою сторону.

Это мне совсем не понравилось. Она что, от меня бегает? Или это у меня паранойя и у нее просто были какие-то дела? Я намеревался это выяснить завтра же с утра пораньше.

Суббота, 18 октября 2003 г.

Ольга

Вчера мне удалось избежать прямого общения с Адамом. Я не была готова с ним разговаривать именно вчера, и поэтому старалась, чтобы мы не пересекались. Однако я спиной все время ощущала его озадаченно-недоуменный взгляд. Я чуть ли ни кожей чувствовала, как он меня мысленно спрашивает: «Эй, Соколова, что с тобой случилось?». Наверное, это и вправду выглядело нелепо. Я понимаю, что веду себя как дура, и вечно так носиться я не смогу. Поэтому сегодня я решила сделать вид, что ничего не случилось и постараться вести себя как обычно. Непоследовательно, конечно, что совсем для меня не характерно. Но что уж теперь поделаешь.

Ага, вот и Идолбаев пожаловал. Еще в дверях парень цепким взглядом охватил всю аудиторию и, увидев меня, не раздумывая направился в мою сторону. «Ну, началось» — подумала я — «так, надо собраться с мыслями».

— Привет — поздоровался он, внимательно меня разглядывая (кто бы знал, как мне надоел этот взгляд!)

— Привет — отозвалась я и слегка улыбнулась — как дела?

— Нормально — улыбнулся он в ответ и заметно повеселел — а у тебя как?

— Тоже ничего — надо же, оказывается не так уж и сложно разговаривать, если фразы стандартные.

Только я успела порадоваться, что зря паниковала столько времени и все окажется до смешного просто, как Адам все испортил:

— Подвинься — велел он мне, кладя свою сумку на стол рядом с моей тетрадью — я сегодня сяду с тобой.

У меня упало сердце: нет, легко не будет. Но я не подала виду, что мне не хочется с ним сидеть, а попыталась отшутиться:

— Зачем? В этом нет необходимости — сегодня же нет ни тестов, ни контрольных, суфлер тебе не нужен. Да и потом, тебе не кажется, что Рустам и Али без тебя заскучают? — сказала я с улыбкой.

— Не заскучают — Адам ухмыльнулся, и я вдруг заметила, какой он обаятельный, когда так улыбается — у Рустама есть Али, а у Али есть Рустам. А у тебя — никого, так что ты можешь заскучать намного быстрее. И по закону справедливости, сегодня я обязан сесть с тобой.

— Да не нужно — попробовала я отвязаться от него еще раз — я привыкла сидеть одна, мне так удобно — кстати, это чистая правда, соседи у меня появляются лишь когда надо что-то списать или подсказать — Ты вовсе не обязан составлять мне компанию.

— Ты права, не обязан — подтвердил он — но мне сегодня хочется сесть здесь. Я считаю, что друзья должны сидеть поближе друг к другу — на то они и друзья, ведь так?

На это мне нечего было возразить. Но и пускать его за свою парту у меня не было никакого желания. Молчание затянулось, и парень спросил, нахмурившись:

— Мы ведь все-еще друзья? Или уже нет?

По-хорошему я должна была ответить «нет», но тогда бы он сразу спросил «почему нет?». На этот вопрос у меня не было внятного ответа. Что я могла ему сказать? «Потому что ты, Адам, меня нервируешь, сбиваешь с толку и лишаешь душевного равновесия»? Не думаю, что он этот аргумент сочтет достаточным. Поэтому я просто молча подвинулась и уставилась на свою тетрадь по налоговому праву, которую заботливо выложила на стол перед предстоящим семинаром.

Но парень не спешил занять освободившееся место, я опять почувствовала внимательно-изучающий взгляд, а потом он наклонился ко мне поближе, чтобы нас никто не подслушал, и услышала тихий голос:

— Оль, что случилось? Ты передумала со мной дружить? Я что-то никак не пойму: ты мне рада или нет? Ты мне то улыбаешься, то отказываешься отвечать на простой вопрос и смотреть в мою сторону. Это как-то странно, ты не находишь? И что это такое было с тобой вчера? Не думай, что я не заметил твои метания из одной аудитории в другую. Это из-за меня ты так бегала или нет? Только не надо водить меня за нос, Соколова, я этого не потерплю — и в его голосе я услышала нешуточную угрозу — говори прямо: что у тебя на уме!

Блин, вот ведь попала, так попала. Кто же мог предположить, что несдержанный Идолбаев окажется таким проницательным, наблюдательным и настолько умным, что сделает из всего увиденного правильные выводы? Я конечно, сама виновата — веду себя как последняя идиотка. И Адама вполне можно понять — никому не нравится, когда с ним играют в кошки-мышки. Но я же не специально! Просто как-то так само собой выходит. И что теперь ему говорить? Вздохнув, я решила, что лучше всего сказать правду, все равно я врать никогда не умела. И пусть он даже на меня разозлится — зато один раз и больше не придется мучиться.

Нужные слова как-то не приходили в голову, наоборот, она была какая-то пустая или ватой набитая вместо мозгов. Я шестым чувством ощущала, как у парня кончается терпение (слишком уж долго я молчала), и он начинает потихоньку злиться. Это выразилось в том, что меня будто начали покалывать сотни иголочек — не очень приятное ощущение. Я еще раз вздохнула:

— Адам, слушай, пожалуйста, не злись на меня. Прости, я понимаю, что веду себя по-дурацки. Я сама себе удивляюсь и не знаю, почему я так себя веду. Мне это совсем не свойственно, поверь. Просто у меня в голове все перепуталось. Все дело в том, что мне сложно в себе разобраться и понять хочу я с тобой дружить или нет — начать было сложнее всего, дальше признания посыпались из меня как из рога изобилия — Я не знаю, как к тебе относиться. Я боюсь тебя злить. Я не знаю, какой ты на самом деле. Не знаю чего от тебя ожидать. Ты меня нервируешь. Я не знаю, хочу ли я дружить с тобой или нет… Так, это, кажется, уже было. В общем, даже не знаю, что еще сказать… Я не хотела тебя обманывать, у меня и в мыслях такого не было, поверь. Просто мне кажется, что из затеи с дружбой ничего не получится. Это не значит, что я отказываюсь от своего обещания помогать тебе справляться с гневом. Вообще-то я стараюсь всегда выполнять свои обещания. И это тоже постараюсь выполнить, хотя оно мне не по зубам. Но в остальном я больше ничего не могу тебе обещать.

Я замолчала, не представляя, что еще можно добавить к тому, что сказано — и так наболтала выше крыши. На Идолбаева я не смотрела — боялась увидеть в его глазах такую же ярость как тогда, когда спасала от него Нестерову. Просто продолжала смотреть на свою тетрадь, успев наизусть запомнить каждую черточку рисунка на обложке. Наверное, эта обложка будет сниться мне в кошмарах, напоминая о данном моменте.

Теперь настала очередь Адама нервировать меня своим молчанием. Мне показалось, оно длится так долго, что за это время могли родиться и умереть сотни галактик и вселенных. А он все молчал. Может быть, он ушел давно, а я все жду ответа? Я рискнула поднять голову и оторваться от злополучной обложки, чтобы проверить эту догадку.

Нет, не ушел. Адам смотрел на меня, но лицо у него было как непроницаемая маска. Не возможно было догадаться о чем он думает. В одном мне повезло — если он и злился, то не очень сильно и мог сам это контролировать. Иначе бы лицо не было таким непроницаемым. И тут он присел на самый краешек скамейки и, наконец, заговорил:

— Что ж, по крайней мере, честно. И твою растерянность я могу понять. Я и сам теперь задумался, а хочу ли я с тобой дружить или нет? Я думал ты совсем другая. Думал, ты смелая. А ты просто испугалась, Соколова. Ты ничего обо мне не знаешь и даже не пытаешься узнать, потому что ты меня боишься. Признай это, и все сразу встанет на свои места.

Это была чистая правда, как же быстро он меня просчитал: за пять минут разобрался в том, с чем я мучилась четыре дня. Отнекиваться было глупо, обижаться — нелепо. На правду ведь не обижаются. И я сказала:

— Хорошо, признаюсь. Я тебя боюсь. Ты напористый, агрессивный и непредсказуемый. Общаясь с тобой, я будто хожу по минному полю, не зная где мина подорвется, а где — нет. Это очень страшно, Адам. Это все время держит в напряжении и заставляет задумываться над каждым словом или жестом. А друзья должны общаться между собой свободно, без всякого напряжения, разве не так? Согласись, любой бы на моем месте испугался. Да, я тебя боюсь и всегда боялась, потому что ты можешь причинить боль просто так, лишь от того, что тебе так захотелось, не задумываясь о последствиях.

— Но ты же не боялась меня, когда защищала Нестерову! — воскликнул Адам — ты была такой спокойной, я не почувствовал в тебе и капли страха! И только поэтому сам смог успокоиться. Почему же ты испугалась теперь?

Бесстрастная маска, скрывавшая его эмоции раскололась вдребезги, и я увидела его боль, гнев и обиду. Это многое мне о нем рассказало. Наконец-то я осознала, в чем у нас с Идолбаевым возникло недопонимание:

— Нет, Адам, не правильно. Тогда я тоже боялась. Мне хотелось убежать от тебя подальше. Я бы так и сделала, да только выход был заблокирован. И у меня не осталось выбора. Если не можешь от своего страха убежать, то надо встретить его лицом к лицу и сквозь него пройти, надо сделать его незначимым, затолкнуть подальше, забыть о нем на время. А вместо него надо сосредоточится на чем-то другом, более важном, чем страх. Это и есть смелость, Адам, понимаешь? Смелость — это не отсутствие страха, он никуда не девается. Смелость — это сосредоточенность на чем-то более важном, чем страх.

Парень так внимательно слушал меня, как будто я открывала ему великие тайны. Неужели он этого не знал? Пока я говорила, обида и гнев постепенно покинули его лицо и оно приняло задумчивое выражение. В глазах мелькнуло любопытство:

— И на чем же ты сосредоточилась в тот раз?

Я пожала плечами:

— Наверное, на своем чувстве справедливости. Мне показалось очень несправедливым, что староста пострадает за то, что просто пытается быть хорошей старостой.

— Хм, тогда мне все равно не ясно, откуда у тебя взялось твое спокойствие: я думал, ты сосредоточилась на нем — парень устало провел рукой по своим темным слегка вьющимся волосам.

— Да, так и есть. На спокойствии я тоже сосредоточилась, но уже потом… Как тебе объяснить? Толчком послужило чувство справедливости, оно помогло приглушить мой страх. Но твою ярость было этим не победить. Нужен был дополнительный противовес. И вот спокойствие и равновесие стали этим противовесом. Я старалась сосредотачиваться на них изо всех сил по двум причинам: во-первых они нужны были тебе для погашения ярости, а во-вторых они нужны были мне, чтобы приглушать мой страх и быть смелой. Видишь, все просто.

— Да, действительно, просто — подтвердил Идолбаев и хмуро добавил — если ты все это так хорошо понимаешь, то почему думаешь, что не справишься с моей яростью в следующий раз и говоришь, что тебе это не по зубам?

Я призадумалась: а и правда, почему? И тут же поняла:

— Ты не учитываешь один фактор. Мы все постоянно меняемся. Я — человек, и ты — тоже человек, мы не роботы. И наши качества меняются вместе с нами. В один день может оказаться, то твоя ярость выросла, а мое спокойствие осталось на прежнем уровне; в другой день, наоборот, уровень твоей ярости остался прежним, а мое спокойствие — пониженное. И в том и в другом случае, мне — крышка. Я могу тебе помогать без последствий для себя только если мое спокойствие будет сильнее или хотя бы равно твоей ярости. В прошлый раз так было, но я не могу рассчитывать, что так будет вечно. Все меняется.

— Ладно, это я понял — парень вдруг сменил тему и гневно спросил — А теперь, будь добра, постарайся объяснить мне, глупому, так же внятно: почему ты можешь быть смелой, когда я в ярости и продолжаешь меня бояться, когда я вменяемый? Почему не можешь сосредоточится на чем-нибудь кроме страха, когда речь идет о нашей дружбе? Где твое хваленое чувство справедливости? Разве это справедливо, что ты меня судишь по своим старым представлениям, не попытавшись узнать, какой я на самом деле? А вдруг я совсем другой, не такой как ты думала раньше? А даже если и такой. Ты говоришь, все меняется. Так ведь и я тоже могу измениться. Ты об этом не подумала, нет? — и он обиженно отвернулся.

Тут он меня уел. Возразить было нечего. Но про себя я восхитилась: как быстро и грамотно он применил все, что от меня узнал против меня же. Разоружил меня, моим же оружием, если можно так выразиться. Умен, ничего не скажешь. Но если задуматься, он прав: я сужу его по старым представлениям. А за эти несколько дней я столько нового о нем узнала — и все это очень даже хорошие качества, которые я в нем раньше не замечала. Так может я и вправду дура, что боюсь с ним дружить?

Вот он сидит тут такой обиженный и удрученный, но старается виду не показывать. А я все равно вижу. Я столько гадостей ему наговорила, а он даже не разозлился. Точнее, разозлился, конечно, но больше обиделся. Совсем не та реакция, которую я ожидала от него получить в начале разговора. Значит, я и вправду его настоящего не знаю, а мозг продолжает бояться просто по привычке. Какая глупость! Так, надо как-то срочно все исправить.

И тут в аудиторию быстрым шагом вошел запыхавшийся преподаватель по налоговому праву и обрадованно констатировал:

— Ах, вы еще здесь! Это хорошо. Я немного задержался. И раз у нас осталось мало времени, давайте рассаживайтесь и начнем работать.

«Ничего себе, немного задержался» — подумала я — «его немного на полпары растянулось». Адам вдруг встал и сказал:

— Ладно. Я пойду, сяду в другом месте — лицо у него опять было каменное, и на меня он не смотрел.

А я внезапно осознала, что извиняться надо сейчас, другого шанса не представится. От страха, что Идолбаев сейчас уйдет, я схватила его за руку (чего бы никогда себе не позволила при других обстоятельствах) и затараторила скороговоркой:

— Нет, Адам, подожди. Мы не договорили. Сядь, пожалуйста, я тебя очень прошу. — я смотрела на него снизу вверх, мысленно уговаривая опуститься обратно на скамейку. Услышав о моей просьбе, парень очень растерялся и опасливо покосился на свою руку, которую я пока не собиралась отпускать, но все же молча сел обратно.

Препод в это время начал громогласно обсуждать с Мишей Ершовым что-то из прошлой лекции. Я не вслушивалась, мне все это было не важно. Из-за того, что семинар начался, я не могла продолжить разговор с Адамом. Ждать целых полпары я тоже была не в состоянии, боясь, что он успеет вообразить за это время невесть что, очень далекое от реальности. Поэтому отпустив руку бедного парня, я быстро вырвала листок из тетради и, собравшись с силами, написала:

«Адам, прости меня. Признаю: ты прав, а я — нет. Я все поняла. Теперь я больше тебя не боюсь. Ты еще хочешь со мной дружить или уже передумал?»

Сложив листок в четверо, я сунула его Идолбаеву в ту саму руку, за которую так отчаянно хваталась две минуты назад. Адам недовольно покосился на меня, но листок взял. Развернул и прочитал. Подумал, посмотрел на преподавателя и еще раз прочитал. Сложил листок в восьмушку и убрал в карман брюк. И ничего не сказал, даже не взглянул на меня ни разу. Похоже, он пытался мне таким образом отомстить за мою глупость, наверно очень сильно обиделся. Или и вправду передумал? Я терялась в догадках.

А листок почему-то не порвал и не выкинул, в карман спрятал. Решил сохранить как сувенир на память или это своеобразный трофей, подтверждающий мою капитуляцию? Я старалась думать о чем угодно, о всяких пустяках лишь бы не думать о главном: простит он меня или нет. И только через пять минут таких мучений (показавшихся мне вечностью) он посмотрел на меня своим внимательно-изучающим взглядом. Долго смотрел, у меня все нервы натянулись и завибрировали как струны, хоть до этого мне казалось, что дальше им натягиваться некуда. А затем улыбнулся мне своей обаятельной улыбкой, которая мне еще утром так понравилась, и сказал шёпотом, наклонившись почти к самому моему уху:

— Ты правда меня больше не боишься?

Я согласно закивала.

— Тогда я твой друг и надеюсь им остаться еще очень долго.

— Спасибо — выдохнула я. У меня от облегчения улыбка расползлась по лицу от уха до уха, и я, как ни старалась, не смогла стереть ее с лица.

Вторник, 28 октября 2003 г.

Адам

Мы с Рустамом и Али сидели в нашей студенческой закусочной. Была большая перемена, так что народу было предостаточно. В последнее время, я редко с ними общался, так как сидел теперь за одной партой с Олей. Мы с Рустамом и Али приехали из одной страны, поэтому оказавшись в одной группе сразу после поступления в налоговую академию и окруженные со всех сторон лицами русской национальности, сразу же сдружились и сплотились. У нас даже получилось нечто вроде братства — мы все эти два года были не разлей вода и в академии, и в общежитии. А вот теперь я как-то самопроизвольно откололся от нашего братства из-за Соколовой, и моим друзьям, похоже, это не понравилось. Во всяком случае, они сегодня притащили меня в нашу закусочную, чтобы, как они выразились, «поговорить по-мужски, без бабских ушей». Оля, услышав от них это выражение (потому что стояла рядом со мной и собирала вещи в сумку, планируя покинуть аудиторию), сказала, что «с радостью избавит свои бабские уши от мужских разговоров» и предупредила меня, что идет в читальный зал доделывать какой-то доклад, так что я, мол, могу не торопиться.

Друзья мои были не из болтливых людей, поэтому разговор как-то не клеился. Они явно что-то хотели мне сообщить, но не знали, как сказать. Интересно, чего это они сегодня такие нерешительные?

Али у нас был наделен большой физической силой, но часто страдал от недостатка ума и всегда предпочитал решать все свои проблемы кулаками, зачастую наживая их от такого способа еще больше. Особым красноречием он не обладал, но был бесхитростным как пятилетний ребенок и всегда прямо говорил, что думает. В нашем братстве Али был тяжелой артиллерией и часто был задействован в операциях, когда требовалось грубое физическое вмешательство (читай: в драках).

Рустам, наоборот, физически был худощав и жилист, смотрелся на фоне накаченного Али довольно хило, казалось, что с ним легко справится. Но это было обманчивое впечатление: его организм обладал невероятной выносливостью, он мог не напрягаясь идти трое суток по горным тропам практически без сна, отдыха и пищи. Мы с Али сами в этом убедились, когда на прошлогодних летних каникулах ездили все вместе домой и ходили в поход. Али и я, не смотря на свою силу и тренировки (у меня бокс, а у Али — спортзал) не могли угнаться за Рустамом (хотя он нигде не тренируется, просто любит много бегать и гулять пешком). К концу третьих суток мы с Али чуть ли не падали от усталости, а Рустаму хоть бы что! Казалось, он мог еще столько же пройти и даже не запыхался бы! Но это было не главное его достоинство. Рустам был скрытен и молчалив, но обладал пытливым умом и хитростью. В нашей компании он был стратегом и мозгом всех проводимых операций.

А я был нечто среднее между этими двумя противоположностями и можно сказать уравновешивал их, проявляя свои лидерские качества. В братстве я обычно исполнял роль руководителя. И всех нас это полностью устраивало до последнего момента. Я в общем-то догадывался, о чем друзья хотели со мной поговорить: благодаря Ольге наше братство лишилось лидера и осталось, так сказать, без головы. Вряд ли их это устраивало. Я понимал, что надо больше времени уделять своим старым друзьям и как-то по-братски разделить его между ними и Олей, но ничего не мог с собой поделать: с ней было так интересно!

Чем больше я ее узнавал, тем больше она мне нравилась. Она так сильно отличалась от всех этих пустоголовых раскрашенных и расфуфыренных дурех, на которых я успел насмотреться за два года своего пребывания здесь. Почти все девять дней, что я провел за ее партой после нашего перемирия, я заваливал ее вопросами о ее жизни и о ней самой, пытаясь разобраться, что она из себя представляет. Правда спрашивать приходилось в основном на переменах — во время пар Соколова не отвлекалась от учебы и мне не позволяла это сделать. Сначала она отвечала на мои вопросы односложно, общими фразами и как-то не очень охотно. Но постепенно я ее разговорил, и ответы стали более содержательными и информативными. С каждой новой фразой или наблюдением она удивляла меня все больше.

Например, ей было не интересно обсуждать модные тряпки, слезливые сериалы и всякие сплетни — короче все то, о чем беседуют остальные девчонки. Теперь я понял, почему Соколова держится как бы в стороне от всех, и у нее нет близких подруг — ей просто не о чем с ними разговаривать. Еще Оле не нравятся дискотеки и клубы — говорит, что там ей «плохо становится от сильного шума, сигаретного дыма и общего эмоционального фона». Большие тусовки и компании она тоже не любит, видимо опять же из-за шума. Не имеет никаких вредных привычек и старается заботиться о своем здоровье (это я узнал, когда она как-то обмолвилась, что делает зарядку по утрам. Интересно, в наши дни хоть кто-нибудь еще кроме нее из всего студенческого братства делает зарядку, или она единственная в своем роде?) Она никогда ни с кем не жеманничает и не кокетничает, абсолютно самодостаточна.

По-моему самое большое Олино увлечение — это книги. Если бы у нее выпала такая возможность, она бы читала целыми днями напролет. Как выяснилось, среди мира литературы у нее есть свои предпочтения, но она почему-то стесняется о них рассказывать. Во всяком случае, когда я застал ее как-то раз с очередной книжкой и попросил показать, что она читает — она долго отнекивалась и только под угрозой лишения данного печатного издания показала мне обложку. Ничего запретного я там не увидел. Имя автора — Элизабет Клэр Профет — ни о чем мне не сказало. Название: «Фиолетовое пламя для исцеления тела, ума и души» — показалось странным, только и всего. Рисунка как такого на обложке не было — просто переплетение разноцветных линий. И совершенно не понятно, почему так долго она упрямилась и не хотела показывать? Пришлось спросить прямо.

Забавно, оказалось, что дело было не в книге, а в жанре, к которому она относилась. Слово «эзотерика» я где-то слышал, но толком не понимал, что оно означает, пока Оля мне не разъяснила: этот жанр в литературе посвящен всяким мистическим и магическим событиям, практикам и медитациям, нетрадиционной медицине и целительству и прочей экстрасенсорике. Соколова опять преподнесла мне сюрприз: вот уж не думал, что она любит читать про всяких колдунов и экстрасенсов — я так ей и сказал. А она засмущалась и ответила, что «не надо весь эзотерический жанр сводить к колдунам, экстрасенсам и всякой мишуре, которую показывают по телевизору. В этом плане литература — намного более широкий и достоверный источник, если знаешь что ищешь и как надо искать!». Потом она долго и пламенно рассказывала о своей любимой эзотерике, приводила примеры из прочитанных книг — в общем прочитала мне целую лекцию. И надо признать, благодаря своей начитанности, рассказывать она умеет действительно интересно. Я, конечно, не верю во всю эту чушь про магию и колдовство, а про эзотерику только сейчас и узнал, но даже я заслушался — так у Ольги складно получалось про всякие невероятные теории рассказывать.

Однако, эзотерика была не единственным любимым жанром Соколовой. Еще она увлекалась фантастикой и фэнтези. Это я мог понять. Сам я такого не читал (я вообще-то читать не любитель, предпочитаю подождать пока выпустят фильм, а если надо добыть какую-то информацию — копаюсь в интернете), но у меня есть пара хороших знакомых, кто тоже этим увлекается.

Еще за эти девять дней я успел заметить, что Оля очень наблюдательна (хотя я это уже и раньше замечал, когда издалека ее исследовал), на все имеет свое суждение и мнение (обычно безошибочно верное), но не торопиться его высказывать, если ее не спрашивают. Как я отметил, для девушки у нее хорошо развито логическое мышление и анализ, и в то же время там, где они ее подводят, она умело пользуется пресловутой «женской» интуицией. Сочетание этих двух качеств позволяет ей видеть и знать то, чего не замечают другие. Теперь я начал понимать, почему окружающие (например, наши одногруппницы) девушку уважают и стараются прислушиваться к ее мнению (даже не смотря на то, что не дружат с ней в полную силу).

В общем, в этой девушке мне все нравится, даже кажется, что в ней нет никаких изъянов и недостатков — прямо чистое сокровище, а не девушка. Только одно иногда выводит меня из себя: когда у меня возникает наиболее интересующие меня вопросы вроде того как она узнала о чем-то и откуда она знает то-то или то-то, Оля обычно отвечает одно: «интуиция» и больше никак это не расшифровывает. Нет, конечно, она делает так не всегда. Иногда Соколова в виде исключения объясняет все очень понятно, четко и логично (как, например, она умудрилась рассказать мне о своем понимании смелости в ту субботу, когда мы выясняли отношения на налоговом праве). Но чаще, когда у меня доходит дело до самых интересных вопросов, девушка лишь говорит своё коронное выражение: «интуиция, наверное» и закрывает тему. Иногда меня это ужасно бесит.

Кстати, о той субботе — я до сих пор вспоминаю ее с ужасом! За все время разбирательств я пару раз точно был готов к тому, чтобы оставить Соколову в покое и забыть о ней навсегда. Но тогда я на всю оставшуюся жизнь потерял бы шанс с ней общаться и так бы никогда и не узнал, какого удовольствия себя лишаю.

Когда Оля промямлила свое признание о том, что точно не знает, хочет со мной дружить или нет и не представляет как ко мне относиться (и это после того как сама 3 дня назад согласилась на дружбу и вела себя так, что я поверил в ее искренность), я на нее ужасно обиделся. Было видно, что ей тяжело мне в этом признаваться, и я отлично понял почему: она боялась, что после того как отвергнет мою дружбу, я опять разозлюсь и порву ее на малюсенькие кусочки. В принципе, я был не далек от этого, она действительно вела себя по-идиотски (и сама это признала), обманула меня (хоть и не нарочно), заставила поверить в свою преданность и искренность, а потом пошла на попятную даже без всякой уважительной причины! Тут бы любой человек рассердился, а не только я со своей вспыльчивостью.

Даже не знаю, что меня удержало от обычного приступа бешенства. Может, хотел ей доказать как сильно она во мне ошибается? Сдерживать себя было реально тяжело, но у меня получилось — положительно, Ольга уже хорошо на меня влияет, раньше бы я так не смог.

Но какому же непосильному испытанию подверглось мое терпение в тот день! Трижды, между прочим! В первый раз когда, я задал ей прямой вопрос хочет она со мной дружить или нет, она так долго собиралась с силами для ответа, что успела меня прилично разозлить своей нерешительность. Второй — когда она пролепетала свое бессвязное признание, и я понял, что она меня боится. Как же я разочаровался в этой девушке тогда, хотел сразу бросить ее и уйти. И что меня только удержало? Может быть то, что она не стала отпираться и врать, а сразу призналась в своем страхе, да еще и объяснила почему так ко мне относится?

А потом у нас состоялся интересный разговор о смелости. Тут мне стало понятно, что раз уж она в силах мне все это аргументированно объяснить, то не так уж и сильно меня боится, а значит с ней можно наладить контакт (на это стоило потратить силы, время и терпение, ведь даже ссориться с ней было интересно, что уж говорить о нормальном общении).

Но все-таки она и в третий раз умудрилась меня чуть не довести до белого каления! Я ей, используя ее же выражения обоснованно доказал, что бояться меня, особенно ей — ужасно глупая и дурная затея. И вот что обидно: ладно бы боялась, когда я в ярости — это хоть можно понять, но когда я нормальный… Это уже полный абсурд! Я все так понятно объяснил, чуть ли не на пальцах, а она так долго это обдумывала, что я уже решил плюнуть на все и уйти, терпение мое было на пределе. Вряд ли бы после всего этого я ее простил. Но Соколова молодец, додумалась вовремя усадить меня на место. Вот я удивился! Я уже всякую надежду потерял, думал до нее никогда не дойдет весь идиотизм ее страха (совершенно необоснованного, между прочим: ведь лично ей я ничего не сделал!)

А потом было самое интересное: ей пришлось извиняться. Да еще и в письменном виде. Я тот листок сохранил на память — как символ начала нормальных дружеских отношений между нами. Как все-таки приятно, когда не я вымаливаю прощение у кого-то, а кто-то другой передо мной извиняется и смотрит умоляющим взглядом. Я хотел насладиться этим чувством сполна, к тому же: должна же была Соколова на своей шкуре почувствовать как трудно, когда долго молчат и не отвечают на заданный вопрос! Вот и помурыжил ее немножко. Зато я увидел, как сильно девушка обрадовалась, что я ее простил! Эта радость мне была как бальзам на сердце, я сразу же перестал на нее обижаться за ее глупое поведение. Видно было, что Оля и вправду меня больше не боится. Давно бы так.

Сильно задумавшись, углубившись в воспоминания, я совсем забыл про своих друзей, которые продолжали подозрительно переглядываться и подпихивать друг друга локтями в бока — явно не могли решить, кто первый начнет со мной разговаривать. Я сидел с отрешенным видом и не замечал их активности, пока Али вдруг не выдержал и не заявил как всегда прямолинейно:

— Слушай, Адам, долго ты еще будешь клеиться к Соколовой? Конечно, о вкусах не спорят, но ты мог бы себе и посимпатичнее найти. Зачем тебе эта мартышка? Ты протираешь штаны возле нее целыми днями, старых друзей совсем забросил! — и Али неодобрительно засопел, показывая свое возмущение моим пренебрежением к нему.

— Так. Али, я не обязан перед тобой отчитываться, поэтому скажу только один раз и больше повторять не буду. Я к Соколовой не клеюсь, усёк? Это совсем не то, что ты думаешь. Мы с Олей просто друзья. Она мне такой же друг как ты или Рустам. А еще раз обзовешь ее мартышкой — в лоб получишь, понял? — я произнес это спокойно и тихо, но угрозу в моем голосе даже глухой бы услышал. И друзья знали: эта интонация означает — тему лучше не продолжать. Про себя я удивился, что Ольга опять оказалась права: она недавно говорила мне, что Али и Рустам без меня скучают и скоро попробуют отвоевать свой дружеский статус обратно.

Обычно Али было достаточно одной фразы в таком тоне, чтобы он все понял правильно и замолчал, но сегодня, как ни странно, он на этом не успокоился, сжав свои пудовые кулаки и засопев теперь уже обиженно он продолжил:

— Идолбаев, а ты мне рот не затыкай! Как ты мог нас променять на какую-то бабу? И вообще как может баба быть другом? Она же баба! А они, как ты знаешь, нужны только для одного. Так и сделай с ней все, что захочешь по-быстрому, чего возиться-то? Потом мы все втроем как в старые времена куда-нибудь сходим и отметим это событие, идет? — и Али потянул мне руку, чтобы скрепить этот договор.

Я и не думал подавать ему в ответ свою руку, а наоборот сжал кулаки. Во мне вскипел гнев на тупого Али, который сам не понимает о чем говорит, да еще в таком оскорбительном тоне. Но я постарался сдержаться, что ж поделать — когда Создатель ум раздавал, Али где-то в другом месте гулял. Однако, в душе я удивился его поведению: обычно Али двух слов связать не может, а тут такая речь: видно и впрямь обиделся, что его якобы променяли на девушку. В слух же я ответил:

— Если я еще раз услышу от тебя оскорбительные выражения в адрес Соколовой, то не посмотрю, что ты мой друг и выбью тебе зубы. Так что закрой рот и спрячь свой поганый язык, тебе же лучше будет. Наверное, у тебя сегодня с соображалкой совсем тяжело. Поэтому повторяю специально для тебя, Али: мы с ней друзья. А с друзьями не делают тоже, что и со всеми остальными «бабами», как ты выразился. Никуда мы не пойдем и ничего отмечать не будем, все понятно? — и я угрожающе уставился на этого оболтуса, зло сощурив глаза.

Внезапно в наш диалог вмешался Рустам:

— Адам, не сердись на Али, ты же знаешь: он у нас умом обижен. Но он в чем-то прав. Мне тоже не понятно чем тебя привлекает эта девушка. Что в ней такого особенного? Внешность и впрямь заурядная, средненькая, да еще и русская к тому же. У нас что мало красивых девушек вокруг? А если дело не во внешности, то будь осторожен, так и влюбиться недолго. А оно тебе сейчас надо? Я твой друг и обязан тебя предостерегать от опрометчивых поступков. И не надо злиться на Али, он тоже за тебя беспокоится. Ты ведешь себя в последнее время странно, ты стал сам на себя не похож. Перестал ходить с нами на вечеринки, в компаниях нас уже спрашивают куда ты запропастился, думают — ты домой уехал. Не планируешь с нами никаких походов и шалостей, а нам одним без тебя ничего делать не хочется. Мы подыхаем от скуки уже вторую неделю! Жила же как-то Соколова без тебя целых два года? И еще обойдется. К тому же сам подумай, на что ты ей сдался? Она же русская! Русские не любят чеченцев, они считают нас агрессивными и тупыми негодяями. Думаешь эта девушка считает иначе? Небось, смеется про себя над тобой и твоим глупым поведением. Оставь ты ее, возвращайся к нам. И уж тогда мы отметим твое возвращение, да блудный брат? — Рустам хитро улыбнулся.

Речь Рустама прозвучала намного более цивилизованно, чем речь грубого Али, хоть и несла в себе тот же смысл. Рустам не хамил и не оскорблял никого, но почему-то его слова прозвучали намного более обидно. Интересно, они заранее спелись или это случайность? Судя по тому, как долго они мялись и подталкивали друг друга, все-таки заранее. Значит это спланированная акция возвращения в семью блудного друга. Инициатором явно был Рустам, Али бы до такого не додумался. Рустам просто взял его в довесок, чтобы иметь численное превосходство. Значит дело серьезнее, чем я предполагал, с Рустамом нельзя не считаться. Надо постараться его убедить, что Соколова — мое личное дело, их никак не касается и на нашу дружбу ни в коем случае не влияет.

С Рустамом нельзя было разговаривать так, как с Али. Агрессивные намеки не были для него аргументом в споре, а вот если удавалось разумно и логично обосновать свое решение или действие, то поддержка Рустама была обеспечена. Я попробовал объяснить почему дружба с Ольгой так важна для меня:

— Мы обязательно куда-нибудь сходим все втроем, друг мой Рустам, причем в самое ближайшее время, обещаю. Не думайте, что я вас бросил и переметнулся к Соколовой, вовсе нет. Я знаю, что в последнее время вы часто видите нас в месте, но это не означает, что я в нее влюбился или что там еще вы себе напридумывали. На самом деле мы просто общаемся, разговариваем. Ты прав, Рустам, дело не во внешности, хотя на самом деле с этим у нее все в порядке, вы просто не приглядывались. Все дело в том, что мне с ней интересно. Она иногда так нестандартно мыслит, что заставляет взглянуть на мир по-новому, с другой точки зрения. И я многому у нее учусь, хоть вам и сложно это понять. Конечно, дружить с девушкой, а не делать с ней то, что мы обычно делаем, кажется вам странным. Я это понимаю. Но в этом-то и вся соль! Раньше я с девушками не дружил, потому что все они были тупые коровы. А Соколова не такая, она умная и на других совсем не похожа. Можно же попробовать и подружить ради эксперимента? И причем здесь русская она или нет? Разве национальность влияет на ум и характер, Рустам? Ты же понимаешь, что это генетически закладывается. Друзья мои, простите, если я мало с вами общался в последнее время. Это вовсе не означает, что я о вас забыл. Но у меня есть еще одна уважительная причина быть поближе к Соколовой. Помните, как пару недель назад она остановила мой приступ ярости, когда я напал на нашу старосту? Я пытаюсь разобраться в том, как она это сделала, и она помогает мне научится контролировать свой дурной нрав. Вам, наверно, этого не понять — у вас же нет таким проблем с самоконтролем как у меня. А для меня это важно. Так что с Соколовой в ближайшее время я расставаться не собираюсь, уж извините. Но не волнуйтесь, мы все равно куда-нибудь сходим, вспомним старые времена, согласны?

Рустам и Али переглянулись. За время моей речи выражение их лиц постепенно менялось от скептических до растерянных. Я их явно удивил. Наконец, Рустам, сказал:

— Ладно, мы поняли, что для тебя Соколова не просто какая-то девушка, а друг. А она относится к тебе так же?

— Ну раз со мной общается, да еще и помогает мне, думаю, что да.

— Адам — вздохнул Рустам — ты же понимаешь, что наши собратья, которые живут здесь, да и на родине, ее не примут. Все-таки не понятно мне, зачем тебе такая возня? Ну, ладно, допустим, хочешь ты дружить с девушкой. Так выбрал бы чеченскую девушку! Никто бы и слова поперек не сказал. Ты ведь не можешь не понимать, что какая бы она ни была умная и хорошая, вы все равно слишком разные, потому что у вас разный менталитет. Так что мой тебе совет: не надо к ней слишком привязываться. Не надо общаться с ней слишком много и слишком долго, а то потом не отвяжешься.

— Ты, Рустам, все время забываешь один важный момент. Она помогает мне с самоконтролем. И никто кроме нее не может справится с этой задачей. Если бы такая девушка родилась и жила в Чечне, разве я был бы против? Да я был бы счастлив! Но в Чечне таких нет, по крайней мере, я не встречал. Да и здесь, вдали от родного города, одна лишь отыскалась. Может таких девушек вообще в целом мире одна на миллион! А ты предлагаешь мне отказаться от этого шанса.

— Нет, ты точно влюбился! Тоже мне сказанул: одна на миллион. Незаменимых людей не бывает. И в Чечне, наверняка, есть не хуже — ты просто плохо искал — с вызовом произнес Рустам. Народ потянулся к выходу из нашей студенческой забегаловки — большая перемена заканчивалась и пора было вновь идти «грызть гранит науки». Я почувствовал, что как я ни старался, Рустама убедить не удалось, а я так надеялся, что мои аргументы на него подействуют! Жаль, мне так не хотелось опускаться до угроз, а видимо придется:

— Ребята, я благодарен вам за вашу заботу, но не надо так меня опекать. Я сам в состоянии определить с кем мне дружить, а с кем нет, ясно? Рустам, я знаю, что ты против этой дружбы. И Али настроил точно так же. Я принял это к сведенью. Но я пока по-хорошему предупреждаю вас: не надо вмешиваться в мои отношения с Соколовой. В противном случае, боюсь, наша дружба окажется под угрозой. Уяснили? Вы мне друзья, и я вас уважаю. Так не потеряйте мое уважение. Все, время вышло. Пошли в аудиторию, а то на пару опоздаем.

Ольга

После второй пары к нашей с Идолбаевым парте подошли его чеченские друзья и заявили, что хотят «поговорить с ним по-мужски, без бабских ушей». Я расценила это как выпад в мою сторону, тем более что в последнее время замечала, как они недовольно косятся на меня. Особенно, когда Адам не видит. Это мне ничего хорошего не сулило, ссорится с чеченцами не хотелось. Поэтому я как-то раз попробовала намекнуть Идолбаеву, что его друзья по нему соскучились и надо бы их проведать. Но он мой намек, по-моему, пропустил мимо ушей. Зато теперь ребята сами дозрели до того, чтобы взять инициативу в свои руки. Что ж, пусть пообщаются, может после этого хоть перестанут так злобно на меня зыркать — рассудила я. Вообще-то их даже можно понять: Адам их совсем забросил с тех пор как пересел за мою парту, никому бы такое не понравилось. Жаль только, что виноватой они, похоже, считают меня. Но не объяснять же им сейчас, что он тут не привязан и волен идти на все четыре стороны, просто почему-то сам уходить не хочет! Пусть Идолбаев сам с ними разбирается, я же его предуперждала. Сообщив Адаму, что мне нужно в читальный зал из-за доклада по философии, я покинула живописную троицу.

По дороге в библиотеку меня поймала Лена Нестерова и, отведя к окошку (где уже стояли Лиля и Катя), попыталась выведать в каких я с Адамом отношениях:

— Слушай, Оля, мы вот смотрим на тебя и удивляемся: чего это вы с Идолбаевым в последнее время вместе сидите и всюду парой ходите? Нам не понятно, чего это он к тебе приклеился? Даже странно, что его сейчас поблизости не видно. Может объяснишь нам, своим подругам, почему вы все время вместе?

— Да, — поддержала ее Лиля — нам отлично видно как он словно кот вокруг сметаны, вокруг тебя увивается. А ты сидишь и делаешь вид, что так и надо. Он что, тебе нравится?! — и все три одногруппницы жадно уставились на меня, боясь пропустить хоть слово из моего объяснения своему странному поведению.

— Девчонки, это не то, что вы думаете. Мы просто дружим, общаемся, разговариваем и больше ничего — попыталась я погасить их жадный интерес, но не преуспела.

— Как это — дружите? — подозрительно спросила Лена — Да о чем можно с ним разговаривать? И вообще как ты его приручила? Он же чеченец, бешенный к тому же! Разве тебе не страшно все время рядом с ним находиться?

— Лена, ты предвзято к нему относишься. Нет, мне не страшно — он совсем не такой как вы думаете. На самом деле он вполне нормальный парень, особенно если его не злить. С ним весело и интересно. Но я понятия не имею, почему он со мной сидит. Уж поверьте, я его к себе не звала — он сам пришел. Если хотите, можете сами у него спросить, вдруг ответит?

— Нет уж, увольте — пошла на попятную Нестерова — Оля, мы просто хотим предупредить тебя: будь с ним осторожна. Эти чеченцы все ненормальные: вроде тихие, спокойные, а потом вдруг раз — ни с того, ни с сего зарезать могут и скажут, что так и было! И попробуй разберись потом, какой твой косой взгляд послужил поводом для мести. А про Идолбаева я вообще молчу — набрасывается без предупреждения! Ты же помнишь, что он сделал с моими руками? Силищи вагон, а мозгов — ноль. Только-только все зажило. Это я к тому, что ты играешь с огнем. Зачем тебе такой придурочный друг нужен? Уж лучше никакого, чем этот.

Я вздохнула, не зная как им объяснить, что Адам уже не тот, что был раньше. Вряд ли они бы мне поверили, но я интуитивно ощущала, что с каждым днем он постепенно, по чуть-чуть меняется и становится если и не более спокойным, то хотя бы менее агрессивным что ли. Я не могла понять, чем это вызвано, но чувствовала, что это так. И я точно знала, что он ничего плохого мне не сделает. Однако эти изменения были незаметны для посторонних и доказать их наличие я ничем не могла. В слух же я сказала:

— Спасибо за предупреждение. Я его учту. Вы — хорошие подруги, раз так заботитесь обо мне. Но это лишнее, мы с Адамом — друзья, и я уверенна, он не причинит мне вреда. Лен, мне вообще-то пора идти, а то скоро перемена закончится, а я хотела доклад успеть доделать. Так что я пойду, да?

— Ну иди — ответила Нестерова — Но помни: мы тебя предупреждали.

Я пошла дальше по коридору и задумалась над тем как сильно наши предубеждения влияют на наш разум и мешают нам разглядеть истинное лицо человека. Подумать только, ведь раньше я думала так же как они. Вот глупая! И все потому, что принято считать будто «чеченцы все — ненормальные», как выразилась староста. Кто это придумал? Пообщавшись с Адамом поближе, я поняла что он был намного более нормальный, чем принято считать. Ну да, темпераментный и временами слишком эмоциональный (что свойственно людям, родившимся на юге), но в остальном — совершенно нормальный. И даже в чем-то симпатичный, причем как внешне, так и внутренне. В нем чувствовалось мужество и сила. Он мог быть очень обаятельным, если хотел. По крайней мере, я сполна ощутила на себе его обаяние, когда после злополучной субботы он пересел ко мне за парту.

Очень сложно было соблюдать внутреннюю дистанцию, когда он с таким детским любопытством и живым интересом расспрашивал о моей жизни. Адам бомбардировал меня вопросами, не упуская ни одной детали из моих ответов и все фиксируя в своей памяти. Я буквально видела, с какой огромной скоростью крутятся шестерёнки в его голове, когда Адам анализировал то или иное мое высказывание. Вначале я не хотела слишком много о себе рассказывать и впускать его в свое личное пространство. Я же понимаю, Идолбаеву просто хочется поиграть в исследователя, но скоро я ему надоем, он переключит свое внимание на что-то другое и оставит меня в покое. Поэтому вовсе незачем тратить силы и раскрываться перед ним полностью. Но его любопытство было просто неиссякаемым, живой интерес в глазах блестел так заразительно, что я сама не заметила, как выложила ему все, что знаю о себе. Адам задавал очень правильные и точные вопросы, на которые было интересно отвечать. А уж когда он умудрился раскрутить меня на лекцию по эзотерике(при этом выслушал все с серьёзным видом, не посмеявшись на до мной, хотя заметно было, что он далек от этой темы и ни во что подобное не верит) — я растаяла и начала общаться в полную силу.

Мне с ним было как-то удивительно легко и комфортно, он принимал почти все, что я говорила, не осуждая и не оспаривая. Хотя мне в начале казалось, что он все время будет либо прикалываться надо мной из-за того, что я сижу с книжками и не хожу на дискотеки, либо сразу потеряет ко мне интерес. Однако этого не произошло. Напротив, Адам стал расспрашивать меня еще интенсивнее, а слушать еще внимательнее. Этот парень был очень умен (но не в смысле интеллекта или начитанности, а скорее в смысле анализа и логического мышления). Общаться с ним было одно удовольствие: он все схватывал на лету и для парня был очень наблюдательным. Темы для разговоров у него не иссякали. Я даже предположить не могла, что у него их так много. И чувство юмора присутствовало, когда это было необходимо. Во всяком случае, Адам мог вызвать у меня улыбку всего лишь парой слов, особо не напрягаясь. И это выходило так естественно, словно мы давным-давно знакомы. Я чувствовала, что постепенно начинаю ему все больше доверять, для меня это было так странно! Я редко когда так близко подпускаю к себе сверстников, предпочитая открывать душу только родственникам.

В общем эксперимент с дружбой вполне удался. Однако не известно как все обернется, если мы опять попадем в кризисную ситуацию, где мне придется спасать его от собственной же ярости. Пока опасных случаев не возникало. Адам пребывал все это время в хорошем расположении духа и ни на кого злиться не собирался, но не будет же так постоянно? Все меняется. Одна надежда, что теперь, когда мы дружим ему психологически будет намного труднее причинить мне боль, чем раньше, когда мы были едва знакомы. Может все обойдется?

За этими размышлениями я незаметно на автопилоте дошла до читального зала. Времени осталось всего ничего, пришлось срочно переключить мысли на философию и доклад. Интересно, как там Адам общается со своими друзьями? Надо будет его потом порасспросить.

Среда, 29 октября 2003 г.

Адам

Я шел один по коридору, направляясь в аудиторию, где нам предстоял семинар по основам бухгалтерского учета. Оля еще вчера предупредила, что сегодня ей обязательно надо попасть на кафедру и отыскать преподшу по налогообложению и финансовому контролю, чтобы обсудить с ней тему своей курсовой работы: видите ли ее тема ей не нравилась, хотела сменить на другую. Вот она и умчалась. По правде говоря, я был рад, что сейчас она не со мной — из меня сегодня плохой собеседник. Настроение было паршивым с самого утра.

Вчера мой тренер по боксу заявил мне, что готов со мной расстаться, если я не сосредоточусь на деле и все время буду витать в облаках. Это случилось после того, как он несколько раз повторил мне мое задание, а я его не услышал, так как обдумывал как бы мне куда-нибудь пригласить Ольгу на свидание (разумеется дружеское), а то в академии все время на учебу отвлекаемся, пообщаться толком некогда. Тренер, конечно, прав: на тренировке надо думать о боксе, а не о девушках и свиданиях. Но зачем было на меня так орать? Я ему ответил в резкой форме, что смогу сосредоточиться, только если он перестанет кричать на меня как полоумный. И в результате, я отстранен от тренировок на две недели — пока не «прочищу мозги и не научусь сначала думать, а уж потом говорить».

А сегодня утром ко мне в комнату забежал Али со своим телефоном. Оказывается, отец пытался дозвониться до меня все это время, а я (вот идиот!) забыл разблокировать его номер в своем мобильнике после прошлого его звонка. И теперь ему, бедному, пришлось звонить моим друзьям, чтобы узнать, не случилось ли со мной чего. До сих пор противно вспоминать как он орал в ярости:

— Ты безмозглый идиот, а не мой сын, Адам! Мать тут с ума сходит, все телефоны оборвала. Уже в твою любимую Москву намылилась ехать: тебя, тупого барана, разыскивать! Как можно быть таким безответственным придурком?! Зачем тебе вообще телефон, если до тебя нельзя дозвониться? Чтобы в тетрис играть? Хоть бы раз сам домой позвонил, мать успокоил! Почему мне все за тебя приходится делать, болван!

И все это мне пришлось выслушать молча скрипя зубами, потому что, как ни прискорбно, отец был прав: я действительно давно не звонил маме и совершенно забыл про блокировку номера. Бедный телефон Али, я от злости, бессилия и гнева на себя и отца так его сжимал, что было слышно как корпус хрустел у меня в руках. И как он только не развалился? Наверно только потому, что Али покупал мобильник под себя, а его кулаки будут помощнее моего.

Так что понятно, в каком расчудесном настроении я заявился сегодня в универ. Соколова, конечно, сразу все заметила и попыталась меня расспросить о причине. Мне не хотелось ей ничего рассказывать, мои проблемы — сам разберусь. Тогда она спросила про вчерашний разговор с друзьями и окончательно испортила мне настроение. Я не сдержался, рявкнул на нее, что не надо лезть не в свои дела. А у нее на лице появилось такое расстроенное и обиженное выражение, что я сразу проклял свой поганый язык. Больше сегодня она со мной не пыталась заговаривать. Ну что я за дурак? Куда не кинь — всюду клин.

Я дошел до 302 аудитории и вошел внутрь. Там Никита Горчеев раздавал проездные билеты на следующий месяц. Точнее закончил раздавать, когда я подошел. Я вспомнил, что тоже сдавал деньги на проездной и сказал:

— Ник, давай сюда мой проездной, я тоже тебе деньги сдавал, помнишь?

— Э-э, Адам, — замялся Никита — А у меня больше нет. Я все раздал.

— То есть как это нет? Да ты в своем уме, Горчеев? Ты очки-то свои протри, и в бумажку свою посмотри: там моя фамилия записана? Записана. Деньги я сдавал? Сдавал. Значит, мне полагается проездной и не надо пудрить мне мозги, что у тебя больше нет, усек? — я угрожающе надвинулся на приунывшего зама старосты.

Вообще-то, Горчеев был нормальным парнем, умный и ответственный, с общественными обязанностями он легко справлялся. И зачем ему вздумалось со мной шутки шутить? Ну что за дурацкий день сегодня!

— Ау, очнись, спящая красавица! Я получу сегодня свой проездной или нет? — никитино молчание мне порядком надоело. Наконец-то он отважился посмотреть мне в глаза:

— Адам, я уже тебе сказал, у меня больше нет. Ты извини, что так вышло, наверно я где-то его обронил. Я могу вернуть тебе деньги, но только когда нам стипендию выдадут — сейчас я на мели. Ты уж прости, что так получилось.

— Э нет, голубчик, так не пойдет — прорычал я — нафига мне твои извинения? Ты ими мне предлагаешь проезд оплачивать или зайцем кататься? — гнев во мне набирал все новые обороты: весь мир против меня, даже проездной от меня уплыл!

— Да я же сказал, я деньги верну со стипендии — попытался выкрутиться из щекотливой ситуации зам старосты.

— Горчеев, я так похож на лоха?! — завелся я не на шутку — думаешь, я не знаю, что стипендия бывает только после 10 числа? А до этого мне что пешком ходить придется?! Слушай, кончай испытывать мое терпение! Даю тебе время до завтра. Но чтобы завтра ты мне принес либо проездной либо деньги! И меня не волнует, что у тебя их нет: выкручивайся как хочешь, займи у кого-нибудь. Ты — умный, придумаешь что-нибудь. А если нет… — тут я вплотную придвинулся к съежившемуся парню — тогда я тебя из-под земли достану и выбью все что мне причитается с процентами, усек?

Никитино лицо приняло затравленно — упрямое выражение и я понял, что ничего он мне отдавать не собирается. От этого я разозлился еще сильнее и тут он вдруг сказал:

— Я знаю, что виноват. Я постараюсь решить этот вопрос к началу месяца, только давай обойдемся без истерик, ладно?

Это меня окончательно взбесило: «Без истерик? Он что истеричной бабой меня считает?! Ну я ему сейчас покажу!» — молнией пронеслось в моем мозгу. Я схватил парня за грудки и заорал, вконец обозленный:

— Это кто тут истерит?! По-твоему я похож на истеричку, лох очкастый?

Вдруг за спиной я услышал Олин голос:

— Адам, стой.

— Соколова не лезь, я сам разберусь — отмахнулся я от нее.

— Что произошло? — спросила она.

— Этот гад посеял мой проездной и деньги не отдает, да еще и издевается! Да как ты смеешь меня оскорблять, совсем из ума выжил? — орал я Никите в перекошенное от страха лицо. Ух, как мне хотелось сейчас разбить ему очки и попортить физиономию.

— Адам, возьми себя в руки — спокойный Олин голос раздался совсем близко — это не решит твою проблему. Отпусти его, пожалуйста. Уверенна, у него и в мыслях не было тебя оскорблять, на него это совсем не похоже, да Никита? — серьезно спросила она. Горчеев усиленно закивал головой. Но мне теперь не так-то просто было успокоиться: плохое настроение перешло в ту стадию бешенства, когда мне сложно остановиться, но я еще соображал, что делаю. Я закрыл глаза, чтобы не видеть испуганного лица зама старосты и попытался справиться с гневом. Получалось плохо, внутри меня всего трясло и пальцы так вцепились в Никитину рубашку, что не желали меня слушаться и разжиматься.

— Посмотри на меня, Адам — сказала Ольга так уверенно, что моя голова сама собой развернулась в ее сторону, а глаза открылись — Теперь сделай глубокий вдох и задержи дыхание — это было настолько неожиданное предложение, что у меня вырвалось раздраженное:

— Зачем?

— Так надо. Ты должен успокоиться. Пожалуйста, сделай — попросила она. Решив не спорить, я вдохнул и задержал воздух в легких. Потянулось молчание. Ольга внимательно смотрела на меня, я — на нее. Горчеев замер и старался не трепыхаться у меня в руках — умный парень. Секунд через 10–12 Соколова произнесла:

— Теперь очень медленно выдыхай и расслабляй с выдохом все тело.

Я сделал как она сказала, чувствуя как напряжение, превратившее мои мышцы в камень чуть-чуть отпустило меня.

— Еще раз. — скомандовала Ольга — Вдох… И выдох… Ну как, легче стало?

Да, она была права, это помогло, по крайней мере, теперь пальцы меня слушались и я смог отпустить Горчеева.

— Хорошо, молодец — похвалила меня Соколова — Теперь по поводу проездного. Никита, ты правда его потерял и деньги вернуть не можешь? — Тот угрюмо кивнул.

Девушка на секунду задумалась, потом сказала:

— Тогда так: ты, Ник, отдашь Адаму свой проездной — это будет справедливо, согласен?

— Ух ты, и правда! — обрадовался зам старосты — И как я сам раньше до этого не додумался? — он полез в карман своего рюкзака, вытащил оттуда новенький проездной на ноябрь и протянул его мне.

Я молча взял, развернулся и пошел на свое место. За спиной я услышал, как Оля сказала Горчееву:

— Знаешь, Никита, я бы на твоем месте повнимательнее посмотрела в рюкзаке. Где ты остальные проездные держал? В том же кармане?

— Нет, в другом. Ты думаешь он там? — устало спросил парень.

— Не знаю, но проверить-то можно.

Я обернулся посмотреть что будет дальше. Зам старосты полез в рюкзак, покопался в нем и вдруг выудил оттуда другой проездной:

— Нашел! — удивленно пролепетал он и быстро обернулся к Соколовой — Как ты узнала?

Та пожала плечами и выдала:

— Интуиция, наверное.

Тут уж я не смог сдержаться: я так захохотал, что меня, наверное, и в коридоре было слышно. Все обернулись и посмотрели на меня как на сумасшедшего, но мне было наплевать. Ну, Соколова, ну дает! Опять эта ее интуиция! Надо было видеть лицо Горчеева: оно так забавно вытянулось от удивления, что при воспоминании об этом у меня случился новый приступ хохота. Даже слезы на глаза навернулись.

В аудиторию вошел преподаватель по основам бухучета. Оглядел нашу группу и улыбнулся:

— Что, весело вам, господа студенты? Веселитесь пока можете, а то скоро вам станет не до веселья — сессия не за горами. Рассаживайтесь, начнем проверять ваши знания по пройденному материалу. Кто хочет выйти к доске и решить задачу на амортизацию? Может ты, Идолбаев? — Я отрицательно покачал головой — почему-то я так и думал. Ладно, откройте ваши тетради и пишите условия задачи…

Все быстренько побежали рассаживаться по своим местам. Смех выбил из меня всю злость и напряжение последних суток, и я наконец-то снова почувствовал себя нормальным человеком, а не ходячей бомбой замедленного действия. Оля протиснулась мимо меня на свое место, шепотом спросила:

— Ты как? В порядке?

— Да, все отлично. — на меня навалилась усталость, но на душе было удивительно спокойно.

Девушка недоверчиво взглянула на меня, проверяя, а потом облегченно улыбнулась:

— Слава Богу, а то я уж испугалась за сохранность твоего рассудка. Чего ты так ржал?

— Тебе не понять — я попытался сдержать расползающуюся улыбку, при воспоминании о ее ответе Горчееву. Оля вдруг отвернулась и обиженным голосом сказала:

— Конечно, где уж мне. Я ведь такая глупая!

Я сообразил, что мой ответ прозвучал не корректно, особенно учитывая нашу утреннюю размолвку:

— Слушай, Оль, не обижайся, я не это имел в виду. Просто это было смешно только для меня, видимо это была эмоциональная разрядка.

— Идолбаев! — услышал я голос препода — что ты такого интересного Соколовой рассказываешь? Может ты и нам расскажешь тоже? Еще одно замечание и пойдешь в коридор, понял?

— Да, Виталий Сергеевич — пришлось отложить разговор с девушкой до конца пары.

В то время как остальные усиленно напрягали мозги в поисках решения бухгалтерских задач, которыми нас исправно снабжал препод, мои мысли улетели совсем в другом направлении. Я думал о том, какая Соколова все-таки молодец! Во-первых, выполнила свое обещание быть моим личным тормозом, когда я себя не контролирую, даже не смотря на утреннюю обиду из-за моего грубого отношения. Другая бы гордо плюнула на меня и сказала: «А не пошел бы ты, Идолбаев, далеко и надолго?». Но только не Ольга. Вот это настоящий друг, я понимаю! Ее преданность и честность заслуживают восхищения. А во-вторых, очень грамотно помогла мне справиться с моим бешенством. И откуда она только узнала, что глубокое дыхание помогает мне успокоиться? Неужели опять интуиция?! Надо будет ее спросить. Вообще-то я бы и сам мог догадаться использовать этот прием, чтобы усмирять свою ярость. Только вот беда: когда я злюсь, логический разум напрочь отказывается мне служить, остаются только голые эмоции. А Оля — умница, вовремя подсказала. Я посмотрел на Соколову с благодарностью. Как все-таки хорошо, что я уговорил ее мне помогать. Даже не предполагал, что все так замечательно получится.

Девушка почему-то недовольно взглянула на меня в ответ. Интересно, чего это она такая хмурая? Неужели до сих пор злится на меня за утреннюю грубость? Или ей не понравилось оттаскивать меня от Горчеева? Блин, о чем я только думаю: конечно, не понравилось! Но вряд ли дело в этом. Похоже, опять придется извиняться… Блин, ну сколько можно?! Как же я от этого устал! Но что ж поделать, сам накосячил, теперь придется исправлять свои косяки.

Наконец, семинар подошел к концу. Я мигом повернулся к Соколовой и проговорил:

— Оль, прости мне мое безобразное поведение. У меня выдалось очень скверное утро, да и вечер вчера был не лучше. Я знаю, что это вовсе не оправдание. Но это хотя бы поможет тебе понять, что я не полный псих, и на дурное настроение у меня были причины.

Девушка покосилась на меня, но ничего не сказала. Я попробовал зайти с другой стороны:

— Ты нашла свою преподшу? Поменяла тему курсовой?

— Да — лаконично ответила она. Было видно, что развивать эту тему она не собирается.

— Слушай, — не выдержал я — ты на меня сердишься или просто разговаривать не хочешь?

Она молчала.

— Соколова, не доводи меня! Я и так сегодня слишком буйный. Ответь хоть что-нибудь, только не молчи.

— Хорошо — вздохнула девушка — да, я сержусь. И да, я не хочу разговаривать. Доволен?

— Не совсем. Почему?

— Почему? — переспросила она — А ты сам не догадываешься?

— Догадываюсь, но хочу услышать ответ от тебя. Вдруг я догадываюсь неправильно?

— Ладно, слушай — отчеканила Ольга сурово — Я пытаюсь тебе помочь. Я все стараюсь сделать для того, чтобы выполнить условия нашего соглашения. А ты вставляешь мне палки в колеса! Кто не захотел утром со мной разговаривать и сказал, чтобы я не лезла не в свое дело? А ведь я всего лишь хотела развеять твое плохое настроение, но не зная причин, это сделать практически невозможно. И что в итоге? Ты весь день копил в себе злость, которая вылилась на бедного Никиту. Конечно, он был виноват перед тобой, но согласись: Ник послужил лишь предлогом сбросить злость. Не было бы его, ты нашел бы себе другой. Это раз. А кто кричал мне «Соколова, не лезь, я сам разберусь!», когда я честно выполняла свое обещание вовремя тебя останавливать? Это два. Ты сам-то на самом деле хочешь, чтобы я тебе помогала или нет? А в-третьих, ты поступаешь нечестно: сам меня обо всем расспрашиваешь, а о себе ничегошеньки не хочешь рассказывать. Но кто я такая, чтобы тебя заставлять? Не хочешь — как хочешь. Только и я теперь тебе больше ничего рассказывать не буду. Уяснил? — к концу своего монолога девушка так сверкала глазами, что я невольно поежился. Я никогда не видел уравновешенную Олю такой сердитой. Но она была как всегда права от начала и до конца.

— Да, госпожа прокурор. Виновен. Признаю свою вину. Ты абсолютно права, я — дурак. Но я исправлюсь, обещаю. И не буду больше тебе мешать. И расскажу, все что захочешь. Только не сердись на меня больше, ладно? — Я заглянул в синие глаза, надеясь на прощение.

Ольга, наконец-то, улыбнулась:

— Ладно. Теперь выкладывай, что там у тебя вчера вечером и сегодня утром случилось? — и она с любопытством уставилась на меня.

Пришлось признаться:

— Ну, вчера я поссорился со своим тренером по боксу, и он отстранил меня от тренировок на две недели. А сегодня, отец по телефону наговорил мне кучу гадостей и было обидно, что мне нечего ему возразить в свое оправдание.

— Угу, ясно — задумчиво сказала Соколова — Следующий вопрос: почему мне не позволено было узнать об этом утром? Это что настолько секретная информация?

Я смутился:

— Нет, не секретная, просто я не хотел тебя втягивать в свои проблемы.

— Сейчас я тебе кое-что скажу, а ты постарайся запомнить: твои проблемы стали моими с того самого момента как я согласилась тебе помогать. Все что на тебя хоть как-то влияет, беспокоит тебя или злит — отражается и на мне. Потому что я нахожусь рядом с тобой. Так что не вздумай больше ничего от меня скрывать, Идолбаев! Я должна знать, что происходит, а не тыкаться носом наугад как слепой котенок! — кажется, Ольга опять разъярилась.

— Все — все, спокойно, я понял — я примирительно поднял руки вверх, показывая, что сдаюсь.

— Вот и ладушки. — Оля сразу успокоилась. Везет же ей: может так быстро брать под контроль свои эмоции! Вот бы и мне так научится!

Тут как раз вернулся препод (у нас в расписании стояло две пары основ бухучета подряд) и, к счастью, избавил меня от дальнейших расспросов. Но Соколова посмотрела на меня таким многообещающим взглядом, что мне сразу стало ясно — девушка не успокоится, пока не вытрясет из меня всю интересующую ее информацию. Что ж, наверно, это будет даже интересно. До сих пор она ни о чем не спрашивала меня, а просто отвечала на мои вопросы. Любопытно будет узнать какие вопросы она захочет мне задать. Да и потом, раз уж она решила узнать обо мне побольше — значит, не притворятся и на самом деле хочет стать моим другом. Это, по-моему, уже большое достижение.

Но в тоже время: а вдруг после моих ответов она разочаруется во мне и больше не захочет со мной общаться? Да, тут есть определенная доля риска. И ведь даже приукрасить ничего нельзя! Оля со своей наблюдательностью и чутьем быстренько выведет меня на чистую воду. Я уже достаточно узнал о ней чтобы понять как она поступит, если узнает что я ей вру — смертельно обидится, потому что сама слишком честная и ждет того же от других. Ну я и влип! Что же мне делать?.. Ай, ладно, была не была. Придется постараться быть правдивым, но лишнего не рассказывать. Выкручусь как-нибудь.

Ольга

Когда Идолбаев заявился с утра в Академию хмурый как грозовая туча, я сразу поняла, что день будет не из легких. Сухо поздоровавшись в ответ на мое приветствие, но плюхнулся на стул и тяжелым взглядом уставился в одну точку. Я удивленно разглядывала его почти целую минуту, но он никак не реагировал на мой взгляд. Пришлось преодолеть природную стеснительность и спросить самой:

— Адам, что случилось?

— Ничего. — буркнул парень даже не посмотрев в мою сторону и продолжая прожигать взглядом стол.

— Ты уверен? Я, конечно, могу ошибаться, но мне показалось ты чем-то расстроен. Или ты не выспался? — я постаралась дипломатично выяснить причину его плохого настроения, но успеха не добилась:

— Я же сказал, все в норме! — неприязненно ответил парень и насупился еще сильнее. В его голосе мне послышалось предупреждение: «Отвали от меня, а не то пожалеешь!». Я бы с радостью так и сделала (зачем мне портить себе настроение?), но внутренний голос подсказывал мне: если не развеселить его сейчас, потом станет гораздо хуже и мне придется за это так или иначе расплачиваться. «Ладно,» — подумалось мне — «Раз ты не хочешь ничего объяснять и рассказывать — дело твое. Тогда может быть удастся переключить тебя на другую тему? О чем бы спросить?» Я вспомнила, что вчера хотела узнать как прошла его встреча с друзьями. Чем не тема?

— Адам, как ты вчера пообщался с Рустамом и Али? Они рассказали тебе что-нибудь интересное? — спросила я заинтересованно. А парень вдруг развернулся ко мне всем корпусом и, прожигая меня злобным взглядом, заявил:

— Соколова, перестань ко мне цепляться! Не лезь не в свое дело!

Каждое слово для меня было словно пощечина. Я такой реакции от него совсем не ожидала. Разве я цепляюсь? Да он же сам ко мне пересел, я ведь его сюда насильно не тащила! Не хотел, чтобы я спрашивала, так сел бы не со мной, а в другое место! От досады я отвернулась к окну и закусила губу. «А может Ленка права? — вдруг закралась мне в голову гадкая мыслишка — Может и правда все чеченцы — ненормальные, и Идолбаев в первую очередь?..» Но я знала, что это всего лишь обида говорит во мне и не стала заострять на ней внимание. Вот ведь подарочек! Только я вчера порадовалась как все хорошо, и на тебе — приехали. Сглазила, что ли? Ладно, поиграем в молчанку, раз ему так хочется. Только чует мое сердце, что все это добром не кончится.

Дальше стало только хуже. К концу третьей пары Адам напоминал мне ходячий динамит — только поднеси спичку и взорвется! Внешне это проявлялось лишь в хмуром взгляде, но по моим внутренним ощущениям внутри него постепенно скапливался взрывоопасный заряд огромной мощности. Мне стало как-то не по себе, с каждой минутой мне все больше хотелось отодвинуться от него подальше. А еще лучше пересесть в противоположный конец аудитории. А еще лучше как можно скорее покинуть аудиторию и спрятаться в каком-нибудь самом дальнем уголке академии. О том, чтобы уйти из института у меня тоже мысли возникали, но я отмела их как нереальные. Так что вполне естественно, что я сбежала от взрывоопасного Идолбаева при первой же возможности, мотивировав это тем, что мне срочно надо на кафедру менять тему курсовой. Адам не удивился, я еще вчера ему об этом говорила. Только отрешенно кивнул на прощание и направился в 302 кабинет на следующую пару.

Однако, когда, как я и хотела, расстояние между нами увеличилось, мне вовсе не стало лучше. Наоборот! Потеряв его из поля зрения и не имея возможности наблюдать, что с ним происходит, я напридумывала себе всякие ужасы: вдруг он пока меня нет расколошматит кабинет или на кого-нибудь набросится?! А я же потом окажусь виновата, что не сдержала обещание и не остановила его вовремя. И уж тогда он оторвется на мне по полной программе! Этот сценарий представился мне так явственно, что меня всю перекосило от дурных предчувствий. Наверно, это как-то отразилось на моем лице во время разговора с Валентиной Михайловной, потому что она жалостливо посмотрела на меня, без вопросов сменила мне тему и отпустила на все четыре стороны.

А я бегом помчалась в 302 аудиторию. Предчувствия меня на этот раз не обманули: еще на подходе к кабинету я услышала крики Идолбаева:

— Это кто тут истерит?! По-твоему я похож на истеричку, лох очкастый?

Стрелой влетев в дверной проем, я бросила сумку на первый попавшийся стол и кое-как отдышавшись, постаралась сказать спокойным и уверенным тоном:

— Адам, стой!

И как вы думаете, что он мне ответил? Послушался? Как бы не так! Он мне опять велел не вмешиваться не в свое дело. И это после того как сам просил его тормозить в такие моменты. Ну вот, и кто он после этого, а? Придурок, балбес, забывчивый тупой баран! Да еще какой!

Но тут я разглядела кому не посчастливилось стать мишенью его гнева. Бедняга зам старосты в ужасе уставился на бешеного Идолбаева, который схватил его и явно собирался трясти как мешок с картошкой.

Никита мне нравился с первого курса. Но внешне я никак не проявляла свою симпатию, а любовалась им издалека. Он был не только физически симпатичный (и очки его совсем не портили, а наоборот предавали интеллигентный вид), но к тому же воспитанный, умный, ответственный, спокойный, дипломатичный, справедливый и еще куча других достоинств. К тому же мне казалось, что мы с ним чем-то похожи (просто внутреннее ощущение). И, естественно, я не могла допустить, чтобы Адам ни за что ни про что расквасил ему нос. А он явно вот-вот собирался это сделать!

Я сконцентрировалась и попыталась определить, что можно сделать в этой ситуации. Так. Раз Идолбаев смог меня услышать и приказать не мешать ему делать из Ника лепешку — значит, он еще достаточно вменяемый и можно узнать, что у них случилось. Так я и сделала. Как ни странно, ответил Адам, причем довольно внятно для его состояния. Оказалось, что Никита потерял его проездной (что удивительно, но возможно), не хочет отдать за него деньги (что вряд ли, скорее не может отдать прямо сейчас) и издевается над Адамом (что совсем уж сомнительно, но Идолбаеву сгоряча могло прийти в его дурную голову все что угодно). Теперь когда хоть что-то прояснилось, можно было попробовать погасить начинающуюся драку.

Я подошла как можно ближе к участникам конфликта и, сосредоточив все свое внимание на Адаме, постаралась заставить звучать свой голос максимально убедительно и объяснить не вполне вменяемому чеченцу, что здесь его никто не оскорблял. Вскоре я заметила, что парень действительно услышал меня и пытается взять свой гнев под контроль. Полностью сосредоточившись на нем, мне не составило никакого труда прочувствовать как ему трудно с собой справиться. Я видела, что он это у него плохо получается и ему срочно нужна помощь, но как я могла ему помочь? Не отдирать же мне самой его лапищи от Никиты? Это бы только усугубило ситуацию.

Из прочитанных книг и собственного опыта я знала, что глубокое замедленное дыхание помогает расслабиться, отпустить ненужные эмоции и часто используется для медитаций. Вот я и решила использовать этот прием в данной ситуации. К счастью, это помогло и довольно быстро. Парень отпустил нашего бедного зама старосты, и я вздохнула с облегчением.

Теперь переходим ко второй части проблемы. Адам мне рассказал про беду с проездным. Но все равно эту информацию следовала уточнить у Никиты, вдруг Идолбаев что-то напутал? Не верилось, что педантичный и порядочный Горячев смог так спокойно потерять проездной, да еще и отказывался вернуть за него деньги. Однако, в ответ на мой уточняющий вопрос, Никита расстроенно кивнул, и лицо его приняло очень удрученное выражение. Я постаралась сообразить, что тут можно сделать и мне пришло в голову очень простое решение: нужно было отдать Идолбаеву равноценную замену его проездного, но не деньгами (раз их нет), а другим проездным. И Никите как виноватому лицу пришлось осуществить эту замену за счет своего проездного.

Это решение всех устроило. Адам направился к своему месту, а я взглянула на сильно потрепанного зама старосты. Я видела, что интеллигентному и незлобивому Никите тяжело далась эта разборка. И я могла понять как ему сейчас неприятно и стыдно. Мне очень захотелось ему помочь и как-то поддержать. Но как же он мог потерять проездной? Не в характере Ника так безответственно относиться к своим обязанностям. Тут мой взгляд непроизвольно упал на Никитин рюкзак, из которого тот извлек свой проездной. В этом рюкзаке было так много карманов. И мне вдруг подумалось, что злополучный проездной вполне мог затеряться в любом из них. Вот сейчас он лежит в каком-нибудь укромной уголке и смеется над глупыми людьми, которые сразу не догадались посмотреть получше! Поэтому я, преодолевая свою застенчивость и стеснительность, рискнула привлечь внимание Горчеева к этой возможности. У Никиты не осталось сил сопротивляться моему настойчивому предложению исследовать рюкзак, поэтому он просто полез проверить мои слова, особо ни на что не надеясь.

Каково же было его удивление, когда проездной действительно обнаружился в рюкзаке! Я тоже удивилась, но не очень. У меня время от времени случались такие прозрения, так что я уже давно научилась доверять своим предчувствиям и подсказкам интуиции. Тем более, что в этом нет ничего удивительного: я много делаю для того, чтобы развить ее в себе. Должен же быть от этого какой-то толк! Так что я порадовалась про себя, что оказалась права и в этот раз. Но Никиту заинтересовало как я смогла обнаружить местонахождение проездного. Пришлось честно ответить:

— Интуиция, наверное.

За спиной раздался громкий хохот. Я даже вздрогнула от неожиданности. Смеялся Идолбаев. Интересно, что его так развеселило? Вот уж поистине неуравновешенная личность: то весь трясется от гнева, а в следующую минуту ржёт как сумасшедший! И мне с таким приходится сидеть за одной партой. Вот уж «повезло», так «повезло».

Адам все не успокаивался. Всех нас спас приход преподавателя по основам бухучета. Он быстро утихомирил нашу группу и велел рассаживаться на свои места. Протиснувшись на свое место, я взглянула на своего соседа и поняла, что буря миновала: Адам выглядел таким спокойным и расслабленным… Но нужно было проверить свою догадку и я поинтересовалась все ли у него в порядке. Получив утвердительный ответ, я обрадовалась, что наконец-то узнаю в нем того Адама, который мне понравился за последние десять дней.

Но тут он все испортил: в ответ на мой любопытный вопрос отчего он так громко смеялся, этот несносный человек безразлично заявил:

— Тебе не понять — мой мозг тут же перевел эту фразу как «мол, Соколова, знай свое место».

Да как он может мне такое говорить после всего что я для него сделала?! Сначала утром наорал ни за что ни про что! Потом весь день пугал своим скрытым психозом! Затем заставил все силы напрячь, чтобы вытащить его из бешенства! А под конец еще и оскорбляет, мол, я такая сложная личность, что тебе, Соколова, вовек не разобраться!

Ух, как он меня разозлил, кретин несчастный! Значит, мне не понять, да? Конечно, куда уж мне понять такого психа как ты! Я-то нормальная.

Кажется, Идолбаев, сообразил какую глупость он ляпнул и попытался извиниться. Но я его не слушала, все силы уходили на то, чтобы справиться с внезапным приступом злости и не наорать на него при всех сию же секунду. Остатки здравого смысла подсказывали, что это было бы ужасной глупостью и могло привести к абсолютно непредсказуемым последствиям. Я молча стиснула зубы и пыталась сосчитать до десяти. «Господи,» — взмолилась я — «только бы этот идиот не ляпнул бы сейчас чего-нибудь, что разозлит меня еще сильнее!» К счастью для меня, моя молитва была услышана: Виталий Сергеевич вмешался и заставил Адама замолчать. Слава Богу!

До конца пары у меня было время немного успокоиться и прийти в себя. Один раз я поймала на себе взгляд Адама. Он смотрел на меня как-то странно. Как-то очень дружелюбно и по-доброму. Однако я и не думала покупаться на эти дешевые трюки: можешь строить мне глазки сколько угодно, но не надейся, что тебе это поможет. Я отвернулась. Никакой ты мне не друг, а просто используешь меня в своих целях. Все, не буду с тобой разговаривать и обращать внимания тоже не буду, хватит — наигралась.

Но парень кажется почувствовал, что рядом с ним сидит уже не та добродушная тихоня, к которой он привык, а злющая мегера. И поэтому лишь только семинар закончился, сразу попробовал отвоевать мое доброе расположение обратно, миролюбиво попросив прощение за свое «безобразное поведение».

Я его проигнорировала. Старайся сколько хочешь, все равно не прощу. Неужели он думает, что одним малюсеньким извинением сможет загладить свою вину? Да за мои бедные потраченные нервы, мне полагается гораздо больше!

Нетерпеливому Идолбаеву надоело ходит вокруг да около и он решил спросить прямо сержусь ли я или просто не в настроении разговаривать.

Чувство самосохранения подсказало мне, что дальше играть в молчанку — опасно для моего здоровья. Поэтому пришлось признаться в своих чувствах, надеясь на то, что теперь он угомонится и благоразумно оставит меня в покое. Но куда там! Идолбаев и благоразумие — две несовместимые вещи. Ему вздумалось допытываться, почему я на него сержусь. Он что издевается надо мной?! Как будто сам не понимает! Я предложила ему самому догадаться за что я могла бы на него сердиться. Но парень сказал лишь, что у него есть некоторые мысли по этому поводу, просто он хочет удостовериться насколько они верны. «Ну ладно» — подумала я — «сам напросился, так теперь получай!». И вывалила на его бедовую головушку все, что накопилось, буквально на пальцах расписав где, как и почему он был не прав. К концу моего немаленького монолога, мне стало так обидно за его свинское отношение ко мне, что наружу даже смогла прорваться тщательно контролируемая и запертая в недрах моей души злость. Это невозможно было не заметить. И наконец-то до глупого парня дошло как неуважительно и не по-дружески он вел себя по отношению ко мне все это время. Я заметила это по тому, каким испуганно — виноватым вдруг сделалось его лицо. Забавно, что я его напугала. Обычно все бывает наоборот. От этой мысли мне стало как-то легче, и злость постепенно стала проходить. А Адам вдруг сказал:

— Да, госпожа прокурор. Виновен. Признаю свою вину. Ты абсолютно права, я — дурак. Но я исправлюсь, обещаю. И не буду больше тебе мешать. И расскажу, все что захочешь. Только не сердись на меня больше, ладно?

Я не смогла сдержать улыбку. Это же надо додуматься меня обозвать «госпожой прокурором»! Интересно, как у него только получается меня рассмешить, когда я так на него зла? Извинился вроде искренне, даже дураком себя обозвал. И В глаза смотрит так умоляюще. Так уж и быть, сменю гнев на милость, но пусть не думает, что свои обещания ему не придется выполнять. «Сейчас ты, голубчик, мне все расскажешь» — подумала я и тут же потребовала подробного отчета о недавних событиях его жизни. Видно было, что Адаму не хотелось рассказывать, но коль назвался груздем — полезай в кузовок — пришлось ему мне поведать и о ссоре с тренером и о разговоре с отцом. И из-за этой ерунды я сидела как на иголках весь день? Что, так сложно было сказать мне сразу? Неужели он настолько мне не доверяет, что не захотел по-дружески со мной поделиться своими проблемами? Я же вижу, даже сейчас Адам по капле выдавливает из себя информацию, да и то только потому, что пообещал рассказать. Обидно! Ах нет, оказывается, он всего лишь пытался не втягивать меня в свои проблемы. Какое благородство! Ну что за невозможный человек! Я только-только успокоилась, а он опять умудрился меня разозлить. Нет, этот чеченец и святого доведет до белого каления! Придётся раз и навсегда разъяснить ему, что если он и дальше хочет со мной общаться, то утаивать от меня информацию — очень глупо и недальновидно! Ну как он не понимает, что как только мы заключили между собой наш дурацкий договор, то оказались в одной упряжке? Разве не ясно, что теперь все, что с ним происходит, напрямую отражается и на мне? Пришлось сказать ему все это прямым текстом, так как на вежливые намеки у меня уже не хватало ни сил, ни терпения. Зато высказавшись в таком роде, я как-то сразу успокоилась. Видимо, за этот день я перевыполнила свою годовую норму по злости и гневу, и на последний всплеск осталось крайне мало сил.

Угомонившись, я вознамерилась дальше порасспрашивать его о личной жизни. Но не тут-то было. Виталий Сергеевич, вошел в аудиторию как назло именно сейчас — оказывается, перемена уже закончилась. «Ну ладно, дорогой мой, еще не вечер — подумала я глядя на Адама — еще успею выпытать у тебя все, что меня интересует». По-моему, он отлично понял, что означает мой взгляд, потому что на лице его я прочла большие опасения предстоящему разговору. Интересно, почему он так не хочет ничего о себе рассказывать? Боится, что разболтаю кому-нибудь? Так я же не из болтливых, уж это-то он должен был заметить. А если не это, то тогда, что? Вот про это и спрошу на следующей перемене.

Едва дождавшись окончания пары, я тут же начала приводить свой план в действие:

— Ну что, Адам, ты готов отвечать на мои вопросы? — спросила я парня, хитро улыбаясь. Идолбаев нервно посмотрел на меня и вздохнул:

— Куда же я денусь с подводной лодки.

И невооруженным глазом было заметно, что мы поменялись местами: сейчас ему хотелось оказаться как можно дальше от меня, так же как мне от него утром. Семинар, который только что закончился, был на сегодня последним: одногруппники собирали свои манатки и покидали аудиторию, чтобы разбрестись по домам. Только мы с Адамом не шевелились и напряженно разглядывали друг друга. Как только я сформулировала свой вопрос и набрала в грудь побольше воздуха, лицо Идолбаева вдруг стало спокойно-решительным и он сказал:

— Я постараюсь честно ответить на все твои вопросы, обещаю. Но только не здесь и не сегодня. Сегодня был слишком тяжелый день и не знаю как ты, а я устал. Давай сходим куда-нибудь завтра? Здесь неудобно разговаривать — учеба мешает, все время прерывают и слишком много лишних ушей. Согласна?

Я, честно говоря, растерялась от такой постановки вопроса. Вообще-то меня вполне устраивало общаться с Идолбаевым только в пределах академии и при свидетелях, так сказать. По крайней мере, мне казалось это намного более разумным и безопасным, чем наедине. Но абсолютно ясно было, что если мне так уж хочется узнать про него побольше, то придется делать это на его условиях. Тем более, что в целом он был прав — здесь толком пообщаться не удавалось. Но куда он собирается меня повести? Он же знает, что всякие клубы и дискотеки — не для меня. Вот сейчас и выясним:

— А куда мы пойдем?

— А куда ты хочешь? — вопросом на вопрос ответил он и выжидательно уставился на меня.

— Ну, я даже не знаю… Во всяком случае, точно не в клуб и не на дискотеку. Может, погуляем по городу? — с сомнением предложила я.

— Нет — покачал головой парень — Сейчас уже довольно холодно гулять и мне не хочется, чтобы ты замерзла и простыла. Давай лучше посидим в каком-нибудь кафе. Я знаю одно хорошее место: там уютно и тепло, нам там точно никто мешать не будет. — уговаривал меня Адам, пытливо разглядывая мое лицо.

А мне почему-то стало совсем уж не по себе. Это что, он приглашает меня на свидание, что ли? Вон как в глаза заглядывает, проверяя испугалась я или нет. И что теперь ему ответить? Отказаться? Так ведь сама же хотела с ним поговорить и теперь отвергать его предложение будет в крайней степени невежливо. Наверно, Идолбаев без труда прочел колебания на моем лице и, попытавшись склонить чашу весов на свою сторону, обаятельно улыбнулся:

— Не беспокойся, это будет чисто дружеская встреча. Мы просто поговорим. К тому же, я угощаю.

Я сразу успокоилась и улыбнулась в ответ:

— Хорошо, тогда я согласна. Но только давай перенесем нашу встречу на субботу, ладно? Мне так будет удобнее договориться с родными, чтобы меня отпустили.

Адам явно удивился:

— Ты что спрашиваешь у них разрешения? Я думал, ты взрослая и сама решаешь, когда тебе надо с кем-то куда-то пойти…

— Так и есть. Но в нашей семье у каждого есть свои обязательства перед другими. Мы не можем себе позволить не выполнять свои обязанности и делать то, что нам вздумается, никак не согласовывая свои планы с остальными членами семьи. В субботу практически у всех выходной, так что если заранее предупредить, что после академии я задержусь — думаю, меня отпустят без вопросов.

Это была чистая правда. А все потому, что моя младшая сестра была инвалидом первой группы. Она родилась с врожденными отклонениями от нормы и нарушением функций мозга. Развитие ее протекало очень замедленно, и хотя ей исполнилось уже шесть лет — она не умела ни ходить, ни разговаривать, ни питаться, ни делать остальные, самые элементарные вещи самостоятельно. Мама работала на трех работах на полставки, чтобы нас содержать.

Папа и мама разошлись еще до Надиного рождения и, как ни странно, сохранили хорошие отношения, просто больше не жили вместе. О причинах развода я не расспрашивала, все-таки взрослые люди — раз так решили, значит было нужно. Папа нам помогал и в гости иногда заглядывал со своей новой супругой. Поначалу все чувствовали себя как-то скованно, попивая чай за одним столом, но вскоре привыкли. Еще с нами вместе жили мамины родители, которые хоть и были на пенсии, но тоже работали, чтобы помогать маме в материальном плане.

Естественно, что при таком раскладе, все подстраивались друг под друга, чтобы дома все время кто-то оставался с Надей. Из всех членов семьи кроме сестры не работала только я, но я училась, поскольку остальные настояли на том, чтобы я получила хорошее образование и «достойно устроилась в жизни». Однако почти все свободное от учебы время я проводила дома, помогая маме с Надей. И это отчасти объясняло почему я так мало общаюсь со сверстниками: я не могла гулять и развлекаться как остальные студенты и чувствовала себя слишком взрослой по сравнению с ними.

Посвящать Идолбаева во все эти тонкости мне хотелось меньше всего, но я знала, что рано или поздно рассказать придется, если мы и дальше продолжим общение. Однако я не была готова рассказывать прямо сейчас. А парень заинтригованно уставился на меня и глаза у него так и засверкали от любопытства:

— Оль, ты говоришь загадками. Можешь объяснить поподробнее?

Я печально вздохнула:

— Разумеется, объясню. Только сейчас я тоже устала и тяжело рассказывать. Давай когда встретимся в субботу, тогда и объясню. Идет?

— Замётано — отозвался он — ну ладно, раз мы все решили, может быть пойдем уже на выход?

— Да, давай — я обрадовалась, что у него хватило такта не лезть ко мне сейчас с расспросами и принялась собирать вещи в сумку.

В дружелюбном молчании мы вместе вышли из академии. Каждый был погружен в свои мысли, но это нисколько нам не мешало. Дойдя до метро мы все так же молча зашли внутрь и тут попрощались, поскольку здесь наши поезда направлялись в противоположные стороны.

Адам

После последней пары, как я и ожидал, Соколова вернулась к прерванному разговору. Глупо было бы надеяться, что она забудет о моем опрометчивом обещании рассказать ей все, что она захочет. Весь семинар я размышлял как бы мне удовлетворить ее любопытство без ущерба для себя. За это время я успел перебрать кучу вариантов моего поведения в откровенном разговоре на личные темы, но наиболее подходящего найти так и не сумел. Ясно было только одно: сейчас мне не под силу с ней разговаривать, слишком был насыщенный и эмоционально напряженный день.

Девушка смотрела на меня и улыбалась, явно предвкушая интересную беседу. Вот если бы только можно было отложить наш разговор хотя бы до завтра! Да и вообще пообщаться в другом месте, а то на нас и так уже косятся все одногруппники. Про Рустама и Али я вообще молчу (надо все-таки сходить с ними куда-нибудь хотя бы в выходной, а то совсем обидятся). Но друзья — это только полбеды, а вот наши девчонки — сплетницы, которые уже давно заинтересованно стреляют глазками в нашу сторону — совсем нехорошо. И ведь понятно: все, что они там себе навоображали настолько далеко от истины, что и представить нельзя! Но пытаться убеждать их в этом — дело бесполезное и неблагодарное, только еще больше укрепятся в своих бредовых фантазиях.

О, кстати, а это идея! Я же давно собирался пригласить Олю куда-нибудь сходить, так почему же не сейчас и повод подходящий есть. Я посмотрел ей в глаза и невинно предложил сходить куда-нибудь вместе завтра и пообщаться в непринужденной обстановке.

Лицо девушки приняло растерянное выражение, синие глаза удивленно расширились, потом она задумчиво нахмурилась и принялась о чем-то напряженно размышлять. И о чем тут можно думать? Ей что сложно со мной куда-нибудь сходить? В результате минутного ожидания я дождался от нее неуверенного вопроса:

— А куда мы пойдем?

Про себя я облегченно выдохнул: во-первых не подумала, что мое приглашение — лишь отмазка от откровенного разговора по душам, как я вначале ее раздумий опасался; во-вторых раз спрашивает куда пойдем, значит не отказывается от встречи вне стен универа. Я думал, что уговорить осторожную Соколову пойти с неуравновешенным мной куда-нибудь будет намного сложнее. На радостях я решил закрепить свой успех и предоставил ей возможность выбрать место встречи самостоятельно. А она растерялась еще больше и в ответ совсем уж неуверенно и робко предложила погулять по городу.

Тут я, наконец, сообразил, что вряд ли такая тихая и скромная любительница книжек, как Ольга, может знать, где можно с комфортом побеседовать вне стен своего дома. Решив взять инициативу в свои руки, я внес контрпредложение: посидеть в каком-нибудь кафе (тем более, что у меня даже уже было на примете одно подходящее место).

Одновременно я пытался прочитать по ее лицу как она отнесется к идее оказаться со мной за одним столиком практически наедине, да еще когда я приглашаю: уж очень романтично прозвучало мое предложение. Я этого вовсе не хотел, так само получилось. Просто в такое время года найти более приемлемый для нас вариант встречи на нейтральной территории практически невозможно. Как я и предполагал, Оля все поняла превратно и, кажется, собралась дать задний ход. Это в мои планы не входило, и я постарался развеять ее опасения, улыбнувшись как можно более дружелюбно и сообщив, что это будет никакое не свидание, а чисто дружеская встреча.

Тут я попал в точку: Ольга разулыбалась, явно успокоившись и уверенно согласилась встретиться, но при этом почему-то перенесла нашу встречу на субботу, мотивировав это тем, что ей «так будет удобнее договориться с родными, чтобы отпустили».

«Договориться с родными?» — удивился я про себя. Зачем ей понадобилось с кем-то договариваться? Я еще в 13 лет перестал ставить родителей в известность куда я иду и зачем, и они приняли это как должное, только мама просила звонить, если буду поздно возвращаться. А у нее что, разве не так? Или родители слишком строгие? О семье и близких за все это время у нас разговор как-то не заходил, так что в этой теме у меня был полный пробел в знаниях. Любопытство подтолкнуло меня выразить в слух свое удивление.

На лице девушки промелькнуло смущение, но затем оно приняло отрешенное и замкнутое выражение, которое я еще у нее не встречал. Ольгин ответ прозвучал еще более туманно и так осторожно — расплывчато, что разжег мое любопытство до предела. Но Соколова и не думала расшифровывать мне свои странные слова, только лицо у нее стало очень грустное, и она постаралась отговориться от меня субботней встречей, пообещав объяснить все там.

Грустное выражение на ее лице мне ужасно не понравилось, оно так ей не шло! Я понял, что расспрашивать ее сейчас было бы не правильно, хоть мне и очень хотелось. К тому же наверное, было бы не справедливо требовать от нее откровенности в данную секунду, в то время как сам перенес наш разговор на личные темы на другое время. Поэтому я решил закруглить нашу беседу и предложил девушке отправиться на выход, надеясь, что теперь грусть и напряжение уйдут из ее глаз. Это и вправду сработало. Ольга повеселела, быстро собралась, и мы пошли домой.

По дороге до метро я думал о том, что Соколова чем-то похожа на матрешку (разумеется, не внешне, а внутренне): только мне покажется, что я ее более менее изучил, как раз — и матрешка открывается, а там спрятана еще одна, совершенно не изученная. И так все время. Сколько же еще в ней сюрпризов? Вот теперь придется как-то дожить до субботы и каким-то образом удержать в узде свое любопытство. Не лопнуть бы! Хотя радует, что не только мне приходится мучиться ожиданием — вон Оля тоже о чем-то призадумалась. Ладно уж, потерплю, раз так случилось. Надеюсь оно того стоит. Хотя после всего, что я узнал о ней можно быть уверенным, что эта девушка заслуживает моего терпения как никто другой.

Суббота, 1 ноября 2003 г.

Ольга

День начался необычно. Утром, еще до начала первой пары (пока Адам не пришел) ко мне вдруг подошел Никита и очень смущаясь, вручил мне плитку пористого белого шоколада со словами:

— Слушай, Оль, ты меня так выручила в среду, а я тебя даже толком не поблагодарил. Вот, это тебе. Я, правда, не знал какой ты шоколад любишь, поэтому выбрал на свой страх и риск.

Я ничего подобного не ожидала. Особенно спустя двое суток после происшествия. Наоборот, у меня все мысли были заняты предстоящим походом в кафе с Идолбаевым, так что Ник со своей шоколадкой преподнес мне большой сюрприз. У меня даже язык отнялся от удивления и глаза, наверное, стали по пять копеек (или теперь правильнее говорить по пять рублей?). Надо же! Я Никиту так близко за все предыдущие два года ни разу не видела. Вблизи он оказался еще лучше, чем я могла предположить, наблюдая издалека. Даже с видом шоколада он угадал: белый пористый — мой любимый.

Молчание затягивалось. Никита совсем сконфузился. Я тоже застеснялась и почувствовала себя неловко. Поэтому, чтобы как-то разрешить этот непростой момент, я смущенно улыбнулась и молча взяла шоколадку (про себя подумав, что если за каждое спасение от Идолбаева мне будут дарить по шоколадке, то я очень скоро невероятно растолстею!). Наконец, справившись со смущением, я вежливо произнесла:

— Спасибо, Никита. С шоколадкой ты угадал. Но на самом деле дарить ее мне было вовсе не обязательно, я просто рада, что смогла помочь.

Никитино лицо прояснилось, и он мне так обворожительно улыбнулся, что у меня сердце замерло:

— Еще как обязательно! Если бы не ты, я бы этот проездной нашел бы не раньше через полгода — по правде говоря, я очень редко копаюсь в своем рюкзаке так тщательно. Да и ненормального Идолбаева ты быстро успокоила. И как только это у тебя получается? Кроме тебя он никого не слушает. Так что ты — молодец, и подарок ты заслужила. Жаль только, что сейчас кроме простой шоколадки я ничего не могу тебе подарить — и Никита смущенно замолчал.

Своей похвалой парень окончательно вогнал меня в краску! А для меня это было крайне неприятно, я терпеть не могла краснеть. Вот везет же смуглым людям — на них румянца почти и не видно, не то, что на мне! Не придумав, что можно сказать, я просто кивнула и, чтобы скрыть свое красное лицо, полезла в сумку убирать шоколадку. Мне казалось, что исполнив свой долг благодарности, Никита сразу развернется и уйдет, но, как ни странно, этого не произошло. Посмотрев на меня как-то нерешительно, он вдруг сказал:

— Оль, а ты бы не хотела сходить со мной в кино сегодня?

Я приросла к стулу, от изумления кровь сразу отлила от моего лица. Как? Он меня приглашает в кино? Да быть не может, я наверное ослышалась! Или может быть он так шутит? Я повнимательнее вгляделась в лицо парня. Ник выжидательно смотрел на меня, похоже он вполне серьезно предложил… Вот это да! Я и представить себе не могла, что он когда-нибудь куда-нибудь меня пригласит! Кто бы мог подумать, что и от Идолбаева с его психозами бывает польза! Я так обрадовалась, мне совсем было неважно куда с ним пойти, хоть на детские качельки, лишь бы с ним. Я уже открыла рот, чтобы согласиться, когда остатки разума вдруг очнулись ото сна и напомнили мне, что вообще-то на сегодня я уже занята и отказаться от своего обещания никак не могу (иначе Адам голову мне оторвет, он и так уже последние два дня смотрит на меня как волк на овечку). Какое разочарование! Пришлось наступить на горло своим желаниям и сказать:

— Извини, Никита, я бы с удовольствием, но сегодня я никак не смогу — у меня уже есть свои планы, отменить или поменять их никак не получится. Может сходим в кино на следующей неделе? — с надеждой спросила я. Парень, услышав мое «извини» сразу погрустнел, но потом приободрился и согласно кивнул:

— Конечно! Давай после выходных договоримся, когда пойдем и на какой фильм, хорошо?

— Да, разумеется. — радостно отозвалась я и только тут заметила недовольное лицо Адама у Никиты за спиной.

— Горчеев, что ты тут застрял? Дай пройти! — невежливо буркнул парень и, грубо ткнув зама старосты ладонью в плечо, чтобы тот подвинулся, плюхнулся на свое место.

Ник от неожиданности чуть не упал, но вовремя успел удержать равновесие и, повернувшись к Идолбаеву, недовольно пробурчал:

— Эй, аккуратнее! Что за манеры: вежливо попросить, язык отвалится?

— Это у тебя он отвалится, если ты еще хоть что-нибудь вякнешь в том же тоне! — ответ моего соседа прозвучал очень тихо, но от того еще более угрожающе.

Назревающую ссору надо было гасить в зародыше и я вмешалась:

— Адам, перестань, пожалуйста. Ругаться не нужно. Никита уже уходит, да Ник?

— Ухожу, ухожу — сказал парень, презрительно взглянув на Идолбаева. И развернувшись, двинулся к своей парте.

К счастью Адам его взгляд не заметил, занятый извлечением тетради из своего пакета и последующим поиском ручки. Найдя все это, он вдруг внезапно повернулся ко мне и подозрительно спросил:

— Что этому хлыщу от тебя понадобилось? — и остро взглянул на меня.

Я пожала плечами:

— Поблагодарить хотел за то, что проездной нашла. А что? И не надо называть его хлыщом, просто он хорошо воспитан.

— Угу, воспитан, как же — пробурчал парень себе под нос — Как проездные терять — так он тут не причем, а как поблагодарил разок — и уже воспитанным считается!

В этот момент парень выглядел так комично, что я улыбнулась:

— Адам, ну что ты разворчался? Не выспался что ли, или встал не стой ноги? Все же закончилось хорошо, проездной нашелся и давай забудем эту историю.

Но Идолбаев мою улыбку не поддержал, только сильнее нахмурился:

— Оль, мне кажется, ты слишком лояльно к нему относишься — и пронзительно посмотрел на меня — по-моему он только с виду белый и пушистый, а внутри — трусливое ничтожество.

Тут уже я не смогла спокойно слушать, как хорошего человека оскорбляют почем зря и возмутилась:

— Никита не такой! Не надо принимать вежливость за трусость. И хватит говорить о нем гадости! Ты тоже не подарок. Но он ведь мне про тебя ни чего плохого не сказал. Так что давай не будем обсуждать его в таком тоне!

Адам в ответ наградил меня своим фирменным внимательным взглядом и медленно произнес:

— Я видел, как ты на него смотрела: как маленькая девочка на большую сладкую конфету. И мне это совсем не понравилось. Твоя хваленая интуиция здесь явно не работает. Он вовсе не такой хороший, как тебе кажется, Соколова. Он — слабак. И рано или поздно тебе придется в этом убедиться. Я не говорю о нем гадости, я просто предупреждаю тебя, чтобы ты была не слишком разочарована, когда узнаешь правду.

При упоминании о конфете, я опять неудержимо начала краснеть. Неужели Идолбаев догадался, как я отношусь к нашему заму старосты? Откуда у него такая проницательность? Но дальнейшие его слова заставили меня задуматься. Парень сказал их так спокойно, без всякой агрессии или злости, что мне стало не по себе: а вдруг я ошибаюсь, а Адам прав?.. Да нет, не может быть. Просто Идолбаев до сих пор обижается на Никиту из-за проездного. Да и вообще они слишком разные, чтобы понять друг друга.

Никак внешне не отреагировав на его слова и скрытое в них предупреждение, я сосредоточилась на преподавателе по налоговому праву, который только что вошел в аудиторию. Сегодня в расписании было всего 3 пары: одна по налоговому праву и две по математическому анализу. А уж потом долгожданный выходной! Но до него еще надо дожить…

Адам тоже, похоже, решил не продолжать обсуждение никитиной персоны, и в какой-то степени я была ему за это благодарна: мне не хотелось с ним ссориться из-за Горчеева (а если бы мы продолжили в том же духе, то непременно бы поругались).

В последние два дня мы с Идолбаевым мало разговаривали, предпочитая выяснить все наболевшие вопросы в индивидуальном порядке на встрече в субботу. Но, не смотря на то, что парень ни о чем меня не спрашивал и сам ничего не рассказывал, его присутствие рядом со мной ощущалось достаточно мощно. Такое ощущение как будто этого человека окутывало сильное электрическое поле, напряжение в котором в зависимости от настроения то возрастало, норовя прорваться маленькими молниями, то опадало, становясь мягким и уютным, словно любимое одеяло. Я и раньше могла чувствовать других людей, их эмоции и настроение, но так сильно как с Адамом у меня ни с кем не получалось. Это одновременно и радовало (отличный экземпляр для тренировок по эмпатии) и пугало (почему именно его я так хорошо чувствую, а ни кого-то другого?). Наверное, все дело в сильной ауре: сразу видно, что Адам по натуре лидер, обладает сильной волей, привык все решать сам, и не лишен обаяния и некоторой харизмы. У таких людей обычно очень сильное аурическое поле, которое непроизвольно притягивает к ним других людей, послабее. Вот я и попала в притяжение этого поля. Только вот плохо это или хорошо? Время покажет.

Адам

Я ждал субботы с двойственным ощущением: с одной стороны непонятно о чем Ольга хотела меня спрашивать и неизвестность вызывала определенные опасения; а с другой — меня замучило любопытство по поводу ее семьи. Поэтому, когда наконец наступила суббота, я в первый раз в жизни без проблем вовремя поднялся с постели и стрелой помчался в универ.

Первое, что я сделал, войдя в аудиторию — отыскал глазами Олю. Но тут меня ждал неприятный сюрприз: возле нее топтался Горчеев и они о чем-то разговаривали. При этом Соколова вся разрумянилась и так мило ему улыбалась, что у меня стало как-то очень неприятно на душе. Не припомню, чтобы она когда-нибудь так смотрела на меня и мне она уж точно так не улыбалась! Интересно, о чем они так увлеченно беседуют? Обычно девушка сразу замечала, когда я входил в аудиторию и здоровалась, а сейчас все ее внимание поглощено этим очкастым ботаником, так что она меня в упор не видит! Неужели этот бесхребетный очкарик ей нравится?! Вот уж не ожидал. О чем она только думает? Он же ей совсем не подходит…

Устав ждать, когда же они обратят на меня внимание, я почти вплотную подошел к заму старосты, и только тут Оля, наконец, меня заметила. Улыбка сразу же сползла с ее лица и мне стало абсолютно ясно, что сейчас она меня видеть совсем не рада. Это окончательно испортило мне настроение. Не понятно, почему внутри стало так горько и досадно? Ужасно хотелось схватить Горчеева за шкирку, дать ему пинка под зад, а потом популярно объяснить этому трусливому зануде, чтобы держался от Соколовой подальше. Да что со мной творится?!

Пинок под зад пришлось отложить до лучших времен, так как разумом я понимал, что моя злость ничем не обоснована. Поэтому я ограничился простым тычком в плечо, чтобы Горчеев почувствовал, что ему здесь не место и освободил мне наконец-то доступ к моему стулу. Тычок получился сильнее, чем я ожидал — зам старосты чуть не растянулся на полу. И что Ольга нашла в этом хлюпике? Только умный вид и умеет делать, а у самого ни силы, ни ловкости. Разумеется, Горчеев возмутился моему грубому поведению да еще и вздумал учить меня хорошим манерам. Я ответил ему пока довольно вежливо, что разговаривать со мной в таком тоне для него крайне не желательно. Но злость во мне потихоньку закипала и начала требовать выхода наружу. Моя соседка сразу это почувствовала и развела нас по разным углам. Но от этого гнев совсем не уменьшился. Чтобы как-то его погасить, я решил разузнать зачем Горчеев к ней подходил и раздраженно спросил что этому хлыщу от нее понадобилось.

Ольга удивленно взглянула на меня, но честно призналась, что зам старосты просто выражал благодарность за помощь в поисках пропавшего проездного. Я чувствовал, что для моей злости нет особых причин: ну поблагодарил, ну сказал ей пару приятных слов — вот она и разрумянилась, разулыбалась. Ничего предосудительного в этом не было. И чего меня так переклинило? Однако не смотря на все доводы рассудка, эмоции не желали успокаиваться и я понял причину: ольгино поведение отчетливо показало мне, что Никита ей не безразличен. Но я знал, что он не заслуживает ее внимания, хрупкости и очарования, не сможет защитить и сберечь ее в случае опасности, потому что Горчеев, не смотря на весь свой ум и прочие достоинства, всего лишь трусливый слабак и у него не хватит сил создать для Оли те условия, которых она заслуживает. Моя прямая обязанность как ее друга была в том, чтобы предупредить ее на счет Горчеева и тем самым спасти от дальнейшего разочарования, поэтому я попробовал достучаться до ее разума и открыть ей глаза на очевидные недостатки данного конкретного представителя сильной половины человечества. Но девушка не пожелала прислушаться ко мне, а принялась его горячо защищать, да еще и указала, что нехорошо нелестно высказываться о Горчееве у того за спиной и ее разлюбезный Никита никогда до такого не опустится.

«Да, какой запущенный случай» — подумал я. Конечно же Горчеев не посмеет «говорить обо мне гадости» даже за глаза — он же трус и прекрасно понимает, что если я узнаю, то надаю ему по шее. Неужели Ольга не видит, какой он на самом деле? Где ее наблюдательность и куда подевалась ее интуиция? Или когда она предвзято к кому-то относится, интуиция не работает? Я изучающе посмотрел на Соколову. Она насупилась и, кажется, собралась защищать своего ненаглядного Никиту до посинения. Тогда мне стало ясно, что спорить с ней сейчас бесполезно, но я все-таки попробовал еще раз объяснить, где она ошибается и спасти от дальнейшего разочарования, показав, что ее симпатии мешают ей адекватно воспринимать действительность.

Девушка ничего не сказала в ответ, но по лицу я догадался, что она обдумывает мои слова. Учитывая обстоятельства это было уже неплохо. Я решил не выяснять к какому выводу она пришла. Главное, я ее предупредил, а значит, выполнил свой дружеский долг. В конце концов, не маленькая уже, сама со временем разберется.

Три пары, которые сегодня стояли у нас по расписанию пролетели незаметно. После окончания второго мат. Анализа, я откинулся на стуле и принялся внимательно разглядывать Олю. Всю последнюю пару она искоса поглядывала на меня о чем-то напряженно размышляя. Уж не передумала ли она идти со мной в кафе? Если она посмеет так меня надуть, я тогда даже не знаю, что с ней сделаю! Девушка поежилась и, вздохнув, посмотрела прямо мне в глаза:

— Что? Что ты на меня так смотришь?

— Как «так»? — заинтересовался я.

— Так, как будто толком не можешь решить: то ли испепелить меня, то ли разложить на атомы…

Я улыбнулся — у Оли каким-то образом всегда получалось выдавать забавные, но точные сравнения моим мыслям. Вслух же я ответил:

— Да вот сижу и думаю: не надумала ли ты за это время отменить нашу встречу в кафе?

— С чего это ты так решил? — удивилась девушка вполне искренне — по-моему, это мне надо волноваться, что ты ее отменишь — ты же не хотел на мои вопросы отвечать и говорил, что я лезу не в свое дело… Так ты не передумал? — и она подозрительно заглянула мне в глаза.

— И в мыслях не было — я искренне улыбнулся в ответ. Настроение значительно улучшилось — Ну что, пойдем?

— Конечно. — Оля уже успела собрать свои вещи, и мы направились к гардеробу.

До нужного кафе, которое, кстати, называлось «Полет», было три остановки на метро и десять минут пешком. Всю дорогу мы молчали, каждый напряженно раздумывал о своем. Я время от времени присматривался к девушке: по-моему она чувствовала себя как-то неловко и старалась лишний раз не смотреть в мою сторону. Чего это она так волнуется? О семье своей не хочет рассказывать? Или такие вопросы мне придумала, что аж самой страшно задавать? К сожалению, ее настроение оказалось заразным: я тоже начал нервничать. Так что когда мы, наконец, пришли на место, молчание между нами было не дружелюбное как обычно, а скорее напряженное.

Метрдотель помог нам освободиться от верхней одежды и проводил к столику у окна. Официантка принесла меню. Оля молчала, словно воды в рот набрала. Тогда я решил немного разрядить обстановку:

— Может, закажем что-нибудь, а потом поговорим? Или ты предпочитаешь сразу узнать все, что тебя интересует, а уж потом расслабиться и перекусить?

На ольгином лице я заметил секундное колебание, но затем она твердо сказала:

— Лучше сначала закажем.

Мы синхронно открыли меню. Мне было интересно, что она выберет, поэтому я наблюдал за выражением ее лица, которое постепенно менялось от удивленного и растерянного до сосредоточенного. Наконец, она произнесла:

— Я буду салат «цезарь», жульен и мясо по-французски. А ты что выбрал? — посмотрела она на меня поверх меню.

— А я возьму шашлык из осетрины, греческий салат и суп дня.

Что мне нравилось в этом кафе — так это то, что скорость обслуживания не уступала хорошему качеству предлагаемых блюд. Мы оглянуться не успели, как официантка приняла наш заказ и умчалась на кухню. Не смотря на обеденное время, народу в этот час в «Полете» было не очень много. Видимо потому, что сегодня был выходной и в такую погоду люди предпочитали обедать дома. Между мной и Олей опять воцарилось молчание. Мне это надоело и я спросил:

— Ну хорошо, Оля, что ты хотела у меня узнать?

Девушка неуверенно взглянула на меня:

— Ты не голодный? Может, дождемся нашего заказа и сначала поедим?

— Нет. Я вообще-то сюда не есть пришел, а с тобой общаться. Но если тебе тяжело разговаривать на голодный желудок, то так и быть, я подожду.

— Не надо меня ждать — вздохнула девушка — я тоже не слишком голодная. Просто не хотела, чтобы ты отвлекался на еду во время беседы… Ну ладно. Вообще-то для меня было бы лучше, чтобы ты сам о себе рассказал, а я бы задавала уточняющие вопросы по ходу дела. Но перед этим мне хотелось бы прояснить один момент. Только ответь мне честно, пожалуйста. От этого зависит весь дальнейший разговор…

Я насторожился, но согласно кивнул. Однако все равно ее вопрос для меня стал полнейшей неожиданностью:

— Почему ты так не хочешь мне о себе рассказывать, Адам? — тихо спросила Оля прямо глядя мне в глаза.

Я растерялся. Мне казалось, что она сразу начнет расспрашивать меня о моем прошлом и я как-то не предполагал, что придется объяснять мое нежелание выдавать о себе больше информации, чем это необходимо. И что же мне ей ответить? Говорить об истинных причинах мне ужасно не хотелось, потому что я чувствовал, как глупо это прозвучит. Я не собирался выставлять себя дураком в ее глазах, просто постарался откреститься от самой идеи:

— Почему не хочу? Я же пригласил тебя сюда и готов ответить на твои вопросы.

Но Соколова не попалась на эту удочку, а строго нахмурив брови произнесла:

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Идолбаев. Если бы ты действительно хотел о себе рассказать, то сделал бы это давным-давно, а не ждал пока я вытрясу из тебя обещание отвечать на мои вопросы. И не пытайся увиливать, а то я решу, что ты не собираешься быть со мной честным, а хочешь навешать мне лапшу на уши. Скажи мне правду! Ты мне не доверяешь? Считаешь, что я разболтаю кому-нибудь о тебе то, что не следует?

Я понял, что выкручиваться бесполезно и для моей же безопасности будет лучше говорить все как есть, хоть мне и очень не хочется это делать:

— Да нет, не в этом дело. Я знаю, что ты никому не расскажешь, если я тебя об этом попрошу. Даже не знаю, как тебе объяснить… Мы с тобой такие разные. Ты — честная, правильная девушка, всегда поступаешь так, как надо. Тебя не в чем упрекнуть. А про себя я такого сказать не могу. Я не всегда поступал правильно и о многих своих поступках теперь жалею, потому что, повзрослев, понял как глупо и по-детски иногда я поступал. Естественно, мне не хочется тебя в это посвящать. Мне кажется, ты можешь посчитать, что я страдаю редкой формой кретинизма, если узнаешь об этом и больше не пожелаешь со мной общаться. Вот поэтому я и не хотел тебе о себе рассказывать, понятно?

Признание далось мне с огромным трудом, я буквально выдавливал его из себя по частям. Не ожидал, что честным быть так сложно! На Ольгу я смотреть не мог, опасаясь увидеть на ее лице презрение моей трусости и предпочитая разглядывать свои руки на скатерти стола. Я не знал о чем Соколова думает в этот момент, и это очень нервировало и угнетало, но я так и не смог заставить себя посмотреть ей в лицо.

Наконец, спустя 30 секунд, показавшихся мне вечностью, девушка нарушила молчание:

— Да, теперь мне все понятно — задумчиво сказала она и на удивление ласково добавила — Адам, я понимаю твои опасения, но, поверь, они абсолютно беспочвенны. Я знаю, что все люди несовершенны и здесь не бывает исключений. И хоть я кажусь тебе безупречной, на самом деле и мне тоже далеко до идеала. Я вовсе не собираюсь осуждать тебя за то, что ты делал раньше, обещаю. Тем более, раз ты осознал ошибочность своих действий — значит, ты уже изменился и постараешься не повторить их в будущем. К тому же не забывай: я тебя не первый год знаю. Хотя мы раньше так тесно не общались, я имела возможность за тобой наблюдать и примерно представляю, на что ты способен. Так что то, о чем ты говоришь, возможно имело бы смысл, если бы мы только познакомились и я совсем ничего о тебе не знала. А так… Я давно уже поняла, что раз уж мы друзья — придется научиться принимать тебя таким, какой ты есть. Иначе в нашей дружбе нет никакого смысла.

Откликнувшись на ласковый тон еще в начале Олиной речи, я с удивлением посмотрел в синие глаза и не увидел в них ни капли презрения или осуждения, ничего кроме спокойной доброжелательности. Я ощущал, как с каждым ее словом будто разворачивалась скрытая внутри меня пружина, которая мешала мне свободно дышать. Я и не представлял, что мне так важно было это услышать, она растрогала меня до глубины души. Я молча смотрел в глубокие и чистые, словно озера, синие глаза и чувствовал, как между нами будто натянулась тонкая, но очень прочная связующая нить. Это было так удивительно! Я никогда раньше не испытывал ничего подобного.

Но тут к нашему столику подошла официантка с подносом и принялась выставлять наш заказ на стол. Девушка переключила свое внимание на принесенные блюда, и ощущение связи пропало. А мне вдруг стало грустно, что все так быстро закончилось. Была бы моя воля, я бы смотрел, не отрываясь до конца вечера (а может быть и намного дольше), но обстоятельства требовали более подходящего поведения, которое соответствовало бы обстановке. Поэтому, чтобы скрыть свое смущение и растерянность, я принялся за еду, хотя есть в тот момент мне совсем не хотелось.

После обеда мы заказали чай, десерт и вернулись к прерванному разговору. Ольга сказала:

— Ну что, раз мы все прояснили, теперь-то ты готов мне о себе рассказывать или еще нет?

— Да, готов. Знаешь, Оль, я не предполагал, что когда-нибудь скажу это девушке, но ты, по-моему, самый замечательный друг, который у меня когда-либо был. Я с радостью расскажу тебе все, что пожелаешь. Но я не знаю с чего начать… Что тебе будет интересно про меня узнать?

Я пытливо вглядывался в Соколову, надеясь прочитать ответ на ее лице. Девушка задумчиво улыбнулась и попросила:

— Расскажи о своих родственниках, о родителях, о семье, о том, как вы живете.

— Да, глобально. Ну ладно, постараюсь. Наша семья на моей родине считается достаточно богатой и знатной, если можно так выразиться. В том смысле, что наш род уходит корнями на несколько столетий назад. Отец, сколько я себя помню, всегда был привержен традициям, чтит наших предков. Он очень ревностно относится к понятию «честь рода» и с малолетства пытался внушить моему старшему брату Джамсуру и мне, что опозорить свой род — самый страшный грех, который мы можем сделать. Он всегда старался вбить нас в свои рамки и понятия что есть «хорошо», а что есть «плохо». Джамсуру доставалось от отца за «недостойное» поведение больше, чем мне, так как он был старшим. Наверное, поэтому он рано женился и уехал жить в Румынию к своей жене и ее родственникам.

Тогда отец переключился на меня и попытался воспитать из меня достойную замену старшему сыну. Но здесь он просчитался. Джамсура он подчинял своей воле с самого младенчества и поэтому, наверное, он во всем слушался отца. Я до сих пор удивляюсь: как ему хватило решимости жениться на Лайме и уехать — ведь, разумеется, его выбор отец сразу не одобрил и запретил этот брак. На моей памяти это, пожалуй, единственный случай, когда Джамсур воспротивился воле отца и поступил по своему. Отец до сих пор не может ему этого простить и почти не разговаривает с ним. Что до меня, то у меня была некоторая свобода выбора в своих действиях, пока я был под прикрытием брата. Но как только Джамсур уехал, ни на какую свободу не осталось даже намека. Чтобы я ни делал, как бы ни старался — все критиковалось и высмеивалось отцом. Ему совершенно невозможно было угодить! Только сейчас я начинаю постепенно понимать, что он пытался со мной сделать: отец хотел вылепить из меня такую же послушную марионетку, какой считал Джамсура, пока тот не сбежал. Он не учитывал тот факт, что как личность я уже вполне сформировался и вылепить из меня уже ничего нельзя — только сломать.

В детстве я считал отца всесильным и всемогущим, чуть ли не богоподобным. Но повзрослев, я понял, что он просто обыкновенный тиран, который всех пытается заставить плясать под свою дудку. Конечно, я не собирался давать ему возможность меня сломать, и начались конфликты и ссоры. Если бы не беспокойство о матери, я свалил бы из дома намного раньше. А так у меня получилось продержаться почти два года, после чего я понял, что еще чуть-чуть и буду готов его убить. Я не пожелал стать его полной копией и подобием, не захотел заниматься семейным бизнесом (у нас на родине есть сеть автомастерских), а предпочел уехать учиться сюда. Для меня это было лишь поводом убраться подальше из Чечни и видеться с отцом как можно реже. А для него это стало страшным оскорблением и крахом всех его надежд на достойную замену в совете директоров. Вот такая у нас семейка.

За время рассказа я пытался определить какие эмоции вызывают у Оли мои слова, но на ее лице я не смог заметить ничего кроме предельного внимания. Она вся как будто обратилась в слух и впитывала каждое мое слово. Это меня даже немного смущало — не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь так внимательно меня выслушивал. Я привык к тому, что обычно люди либо не хотят со мной разговаривать из соображений личной безопасности, либо не воспринимают меня в серьез.

Увидев, что я остановился, девушка прикинула что-то в уме и с жадным любопытством спросила:

— А мама? Почему ты о ней ничего не рассказываешь?

Вспомнив о маме, я ностальгически улыбнулся:

— Мама у меня замечательная. Между прочим, она родом из ваших краев. Только вот родители ее погибли в автокатастрофе, когда ей едва-едва исполнилось восемнадцать лет. А больше у нее здесь никаких родственников не осталось. Мне до сих пор жаль, что не довелось познакомиться со своими бабушкой и дедушкой по материнской линии. Особенно с дедушкой: в детстве мама рассказывала мне про него и говорила, что я на него очень похож…

Ну, что еще сказать о ней? По характеру мама — полная противоположность отцу. Только благодаря ее пониманию и заботе мы с Джамсуром не выросли моральными уродами. Мама всегда поддерживала нас с братом, стремление учиться и познавать новое мы унаследовали от нее. Но у нее слишком мягкий и незлобивый характер. Маме никогда и в голову не приходило выступить против воли отца, она во всем его слушается и прощает любое его самодурство. По-моему она почти святая, что живет с ним под одной крышей так долго и сбегать не собирается. Мне, конечно, тяжело думать, что я, по сути, сбежал и бросил ее одну отцу на растерзание, но по другому поступить тогда было никак нельзя. Одна надежда, что он не будет срывать на ней свое зло, так как по-своему ее любит и вряд ли способен причинить ей вред осознанно.

Беспокойство за маму заставило меня нахмуриться. Чтобы как-то его заглушить, я посмотрел в окно: там моросил мелкий осенний дождик, голые деревья на фоне серого неба тоже не добавляли радости. Официантка принесла заказанные чай и десерт. Только тогда я услышал олин голос:

— Знаешь, мне кажется, тебе было бы намного проще, если бы ты чаще звонил маме. Тогда бы ты так сильно за нее не беспокоился и не чувствовал себя виноватым. К тому же, уверенна, это доставило бы ей радость.

Девушка явно мне сочувствовала и пыталась помочь. Я благодарно улыбнулся — может она и права. Но вряд ли это решит проблему — отцовский дурной нрав только могила исправит. Соколова заглянула мне в глаза и с добродушной полуулыбкой произнесла:

— Я вижу, я тебя не убедила. Но ты все-таки попробуй. Попытка же — не пытка. А вдруг лучше станет… Хорошо, с семьей мне все белее менее понятно. Теперь мне бы хотелось узнать про твои увлечения. Чем ты занимаешься в свободное от академии время?

— Ну так, ничем особенным — я пожал плечами — в последнее время увлекаюсь боксом. В свободное от тренировок, спортивных сборов и соревнований время общаюсь с друзьями, посещаю разные вечеринки. А если мне общения не хочется, то просто копаюсь в интернете, фильмы смотрю. В общем и целом все как у всех.

— Да, про бокс я уже догадалась, когда ты рассказал, что с тренером поссорился. Тебе, похоже, нравится заниматься, раз ты тратишь на него столько времени. А ты мне можешь рассказать, почему он тебе так нравится? И почему именно бокс, а не прыжки с парашютом или панкур или еще что-нибудь экстремальное? — девушка любопытно смотрела на меня.

Я задумался. Мне раньше не приходило в голову копаться в себе и выяснять, почему мне нравиться делать то или другое. Мне просто хотелось это делать и все. Но теперь, задав себе вопрос, я понял, что выбор этого вида спорта был вовсе не случайным и медленно произнес:

— Знаешь, я как-то раньше не задумывался над этим. Хотя на счет прыжков с парашютом ты угадала — всегда мечтал попробовать, просто руки еще не дошли. А бокс мне нравится, наверное, потому, что помогает сбросить лишнюю злость без особого вреда для окружающих. Я за двадцать лет себя неплохо изучил и знаю, что время от времени во мне накапливается определенный заряд гнева, который, если не выплеснуть его наружу может разорвать меня изнутри. Тогда мне очень хочется что-нибудь разбить в дребезги или с кем-нибудь подраться и переломать ему все кости. Раньше, до бокса, так и происходило и часто приводило меня к ужасно неприятным последствиям.

Но как-то раз один мой хороший друг, с которым я познакомился уже здесь, в академии, затащил меня в спортзал. Тимур убедил меня записаться с ним на бокс, так как ему одному лениво было регулярно посещать тренировки. Сначала я ходил с ним просто за компанию, но потом мне самому понравилось. И постепенно я заметил, что гнев уже не так быстро скапливается во мне как раньше. Так что, можно сказать, бокс для меня — это еще один способ научиться себя контролировать.

— Понятно — откликнулась Оля — я почему-то что-то такое и предполагала. Если честно, мне, как девушке, сложно понять этот вид спорта и для меня там слишком много агрессии. Однако я вижу, что тебе он и вправду подходит. Может быть, если бы ты боксом уже не занимался, я бы посоветовала тебе найти для себя нечто подобное.

— Приятно слышать — улыбнулся я, очень довольный в душе, что она именно так расценила мое увлечение — вот если бы и мой отец считал так же как ты, жить было бы гораздо проще!

— А что, он против? — удивилась Ольга.

— Да не то слово! Он считает, что я подвергаю себя и свое здоровье ненужному риску. Говорит, мол, если уж мне так приспичило заняться спортом — ходил бы на тренажеры или бегал по утрам. И ему не понять, что простой бег и таскание тяжестей мне никак не помогут. Вот грушу отдубасить — совсем другое дело: и злость ушла и груша цела.

— Адам, а как же люди, с которыми ты тренируешься? Они тоже остаются целыми и более менее невредимыми после тренировок с тобой? — обеспокоенно спросила девушка.

— Разумеется. — улыбнулся я — Во-первых, в боксе существует такая вещь как шлем. Он защищает голову — одну из самых уязвимых частей тела, сильное повреждение которой может привести к трагическим последствиям. Во-вторых, я участвую в спаррингах не с беззащитными заморышами — это достаточно тренированные парни, которые могут за себя постоять. А в третьих, за нами постоянно приглядывает тренер, чтобы не сломали друг дружке больше, чем нужно. Видишь, все намного безопаснее, чем обычные уличные драки.

— И почему тебе не попробовать объяснить все это отцу? — спросила Соколова, мягко улыбаясь.

— Потому, Оль, что он не станет меня слушать. Ему абсолютно без разницы какие доводы я приведу и насколько они разумны. Главное для него — что это был мой личный выбор без его участия и одобрения, а значит, никакие оправдания не заслуживают его драгоценного внимания. Да и не хочу я перед ним оправдываться, больно надо! Я уже взрослый и сам могу решить, что для меня лучше! — раздраженно ответил я.

— Ладно, ладно, не заводись. Я же просто спросила. Вижу, что это больная тема, не будем больше ее трогать. А вот скажи, у тебя на родине были какие-то увлечения, раз уж боксом ты занялся только здесь? — постаралась перейти на другую тему девушка.

— Нет, не было. В основном гулял с друзьями: летом ходили в походы в горы, зимой — катались на лыжах с отвесных спусков, в хоккей играли. Но чаще всего мы просто дурачились, слонялись без дела.

— Угу, ясно — задумчиво пробормотала Соколова и надолго замолчала, позабыв про свой остывший чай и яблочный пирог. Я решил вернуть ее к реальности и спросил:

— Оль, о чем ты думаешь? У тебя есть еще ко мне вопросы?

— Да так, раскладываю по полочкам полученную информацию — шутливо улыбнулась она мне — вопросы, конечно, еще остались. Но сейчас я не могу их толком сформулировать… Может попозже задам.

— Отлично! — обрадовался я — моя очередь. Ты помнишь, что обещала рассказать мне о своей семье?

— Помню, конечно — вздохнула Оля и сразу напряглась — что ты хочешь узнать?

— Все — просто ответил я и приготовился слушать.

— Нет, ты поточнее сформулируй — запротестовала девушка — а то мне придется рассказывать начиная с рождения моих бабушек и дедушек. Или и это тебя тоже интересует? — лукаво спросила она.

— Нет, пожалуй, это оставим на потом — сбавил я обороты — расскажи про вашу семью в настоящее время. Какие у тебя родители, как вы живете?

— Ну ладно, слушай — видно было, что девушка сосредоточилась — В нашу семью кроме меня еще входят мама, ее родители и моя младшая сестра Надя. Мы все живем дружно и практически никогда не ссоримся. А если возникает спорный вопрос, пытаемся как-то договориться и найти компромисс. Все у нас кроме меня и Нади работают, мама так даже на трех работах. Мое обучение родня тоже считает за определенный вид работы. Самая большая проблема нашей семьи — это то, что Надя — очень больна. — Ольга печально вздохнула — короче, она инвалид. По состоянию здоровья ни в какой детский садик, школу или прочие подобные заведения для детей она ходить не может. Поэтому нам приходится подстраиваться друг под друга и согласовывать наши графики работ, чтобы дома все время кто-нибудь оставался с Надей. Вот такая вот история… — вымученно улыбнувшись, подвела итог своему рассказу девушка и принялась за свой пирог.

Я задумчиво разглядывал Соколову. Ей было явно неуютно под моим взглядом. Интересно, почему она так нервничает, когда рассказывает о своей семье? Наверное, ухаживать все свободное время за сестрой-инвалидом не очень-то приятно, скорее даже наоборот. Но почему она так стесняется об это рассказывать? Ей-то это идет не в минус, а в огромный плюс: ко всем достоинствам прибавим еще и сострадательность, ответственность, терпение и умение ставить интересы других выше своих собственных. Прямо не девушка, а настоящие сокровище!

Тут Ольга оторвалась от размазывания пирога по тарелке (бедный пирог!) и посмотрела мне в глаза:

— Спрашивай дальше, Адам. Я же вижу, у тебя еще остались вопросы, не так ли?

Я решил не ходить вокруг да около и спросил прямо:

— Почему ты стесняешься рассказывать о своей сестре?

— Я? Я не стесняюсь — запротестовала Соколова и покраснела — Просто не считаю нужным посвящать всех и каждого в проблемы нашей семьи. К тому же, кого волнуют наши трудности? У всех своих забот хватает.

— А по-моему все-таки стесняешься — подразнил я ее — Но это ты зря. Ты же не виновата, в том, что она — инвалид. И то, что ты за ней ухаживаешь вовсе не недостаток, а достоинство, по-моему.

Глаза девушки расширились от изумления:

— Ты правда так думаешь?

— Конечно, — удивился я — не может быть, чтобы ты этого не знала!

— Да я-то знаю, но по-моему наши сверстники так не считают. Просто у меня и до рождения Нади было не очень много друзей, а уж после — их осталось раз, два и обчелся. Я не могу их пригласить к себе домой, так как Надин вид приводит их в уныние. И не могу сама ходить в гости или выбираться на какие-нибудь мероприятия, потому что должна сидеть с сестрой. В результате такого положения вещей, книги заменили мне друзей и живое общение. Но я не жалуюсь, потому что по природе не слишком общительная. И меня все устраивает. И то, что почти все друзья меня покинули, меня нисколько не волнует. Наверно, так должно было быть. Только потом, когда поступила в Академию, у меня, как и у всех, сначала появилось много новых знакомых. Жизнь стала не такой монотонной, и я поняла, чего сама себя лишаю. Но я не знала как им объяснить, что из меня не получится беззаботной подруги, готовой радоваться жизни и веселиться ни на что не обращая внимания. Да и сама я уже изменилась: мне было не интересно обсуждать то, о чем обычно говорят сверстники, потому что я знаю, что в жизни есть вещи и поважнее, чем одежда, тусовки, машины, квартиры… В общем, новым знакомым стало скучно со мной и они оставили меня в покое. Жизнь вошла в привычную колею и все пошло по-старому.

Так бы и шло до конца института, если бы ты вдруг не решил сделаться моим другом. Я должна была тебя сразу предупредить, что со мной дружить не слишком весело и интересно. Так было бы честно. Но я промолчала. Я не думала, что все зайдет так далеко, и ты так надолго возле меня задержишься, да еще и пригласишь в кафе для разговора по душам. — девушка невесело улыбнулась — И вот теперь передо мной снова встал вопрос: как совместить желание общаться с друзьями с чувством долга пред сестрой и родственниками? А я понятия не имею как его решать. Одно я знаю точно: сестру и родственников я бросить не могу. Они ничем не заслужили такое мое предательство.

Но с другой стороны, не могу же я вечно им помогать? Когда-то же свою жизнь налаживать придется. И может быть сейчас для этого самое подходящее время. Вот такая вот дилемма у меня.

Оля устало замолчала. Видно было, что ей давно хотелось выговориться, и теперь, сделав это, она заметно расслабилась. Только синие глаза настороженно наблюдали за мной, проверяя мою реакцию на ее слова и выдавая ее волнение. Нет, все-таки Соколова с каждым днем поражает меня все больше и больше. Сплошные положительные качества, а самооценка — нулевая. С чего она взяла, что с ней скучно? Да мне еще ни разу в жизни не было так интересно как сейчас! Даже смешно: похоже, она боится, что узнав о ее сестре, я пойду на попятную и решу с ней больше не общаться. Да с чего она это взяла? Не того ей надо бояться: после всего, что я о ней узнал и всего, что о себе рассказал — меня теперь от нее и за уши не оттащишь — такой отличный друг из нее получился! Не знаю как другие, а я такими друзьями разбрасываться не намерен. Теперь осталось только убедить ее в этом:

— Оль, то, что ты рассказала, конечно, многое объясняет. Но все равно мне не понятно, почему ты решила, что это может стать помехой нашей дружбе? Те знакомые или так называемые «друзья», которые посчитали, что с тобой не интересно и бросили тебя — были дураками. Скатертью дорога, тебе же без них лучше будет. Я же восхищаюсь твоей ответственностью и чувством долга — не всякая девушка способна отдавать все свободное время младшей сестре, вместо того чтобы веселиться с подругами. Я не собираюсь терять такого друга как ты, по-моему это было бы величайшей глупостью! И заставлять тебя выбирать между дружбой со мной и долгом перед сестрой, мне кажется жестоким и несправедливым. На самом деле, Оля, я тебе очень сочувствую: видно, ты сильно любишь сестру и очень беспокоишься за нее. Уверен, ей повезло, что у нее есть такая сестра как ты и что она вообще родилась в вашей семье. Честно говоря, я был удивлен, когда ты рассказала, какие у вас в семье взаимоотношения. Я тебе даже немного завидую — не думал, что такое бывает. У нас в семье под всех подстраивалась только мама, а остальные всегда делали только то, что им хочется. Сейчас при воспоминании об этом мне становится неловко — ведь ее интересы совсем не учитывались и все считали, что так и должно быть. Все к этому привыкли, даже она сама, и изменить порядок вещей практически невозможно. Да и вряд ли кто-нибудь кроме меня захочет его менять.

Так что зря ты, по-моему, волновалась и не хотела рассказывать мне о семье — тепло улыбнулся я ей — Кстати, почему я ничего не услышал о твоем отце? Или ты о нем ничего не знаешь?

За время моей тирады Оля заметно приободрилась и повеселела. Широко мне улыбнувшись, она ответила:

— Почему не знаю? Знаю. Папа с мамой разошлись когда мне было десять лет. О причине развода меня не известили, но они сделали это так незаметно, без ссор и скандалов, что я далеко не сразу поняла, что произошло. И еще долго про себя удивлялась, почему папа теперь живет отдельно от нас. Только перед тем как Надя родилась я набралась смелости и спросила у мамы, почему папа теперь не с нами, хотя видно, что он сейчас нам очень нужен. И ей пришлось сказать мне правду о разводе. Для меня это стало шоком, поскольку у мамы с папой сохранились прекрасные дружеские отношения, он иногда нас навещал, и ничто не говорило о том, что мы уже не семья.

Дальше — больше. После Надиного рождения папа второй раз женился и навещает нас уже со своей новой женой. Со стороны, конечно, это может показаться дикостью, особенно когда мы все вместе пьем чай. И поначалу всем было неловко. Но потом все как-то привыкли. Мама подружилась с тетей Лизой, которая теперь иногда привозит нам лекарства для Нади, так как работает в аптеке. В общем дружная у нас семья. А с папой я в прекрасных отношениях, я всегда была его любимицей. И он очень волновался, когда знакомил меня с тетей Лизой: а вдруг она мне не понравится? Так что с родителями мне повезло, тут не поспоришь.

— Да, дела… — я покачал головой в крайней степени изумления — если бы это не ты мне рассказала, а кто-нибудь другой — я бы ни за что не поверил, что так бывает. Это надо же! Дружить с бывшей женой, да еще и познакомить ее с нынешней супругой — твой папа просто уникум, как я погляжу. А почему твои родители развелись ты так и не узнала?

— Нет. Зачем мне это? От знания причины ничего же не изменится. Развод все равно уже состоялся, так какая разница почему? В общем, я решила не заморачиваться на эту тему.

— Ясно — подвел я итог нашему разговору — про семью ты мне рассказала. Теперь я хотя бы понимаю, откуда в тебе столько необыкновенного — наверное, это в крови — твои предки тоже, похоже, весьма нестандартные люди — шутливо подразнил я Олю.

Она опять порозовела и, скромно улыбнувшись, пожала плечами. А я решил уточнить:

— Ну что, ты еще не надумала о чем хочешь меня спросить?

— Нет пока, мне надо обдумать то, что уже узнала — отозвалась она.

— Ну что ж, тогда давай завершать наш обед — я попросил у официантки счет — здорово мы тут с тобой посидели. Надо будет как-нибудь повторить, да?

Мне так понравилось беседовать с Ольгой в непринужденной обстановке, что я решил закинуть удочку на будущее. С ней было так легко и уютно. Под нее не надо было подстраиваться и что-то из себя изображать, а можно было оставаться самим собой. Почему-то от этого было очень приятно на душе. На Олином лице играла задумчивая полуулыбка:

— Да, пожалуй было бы не плохо. Мне здесь понравилось.

Я расплатился по счету, оставив щедрые чаевые, мы быстро оделись и направились к выходу из кафе. Я предложил Оле проводить ее до дома, но она сказала, что в этом нет особой необходимости, так как по дороге ей надо заскочить на рынок и кое-что купить по просьбе мамы. В итоге мы как обычно расстались в метро весьма довольные друг другом.

Ольга

Я отказалась от галантного предложения Адама проводить меня домой не только потому, что мне надо было на рынок (и это было правдой), но еще и потому, что хотела по дороге обдумать наш разговор без пристального наблюдения с его стороны за моей скромной персоной. Мне нужно было проанализировать все, что случилось, потому что шестое чувство мне подсказывало, что сегодня между мной и Адамом произошло нечто необычное, что перевело нашу дружбу на какой-то новый уровень. Симпатия и доверие, возникшие между нами, просто поражали! Подозреваю, что для моего друга, это было столь же неожиданно и необычно, как и для меня. И я хотела понять, как это случилось…

Всю последнюю пару я искоса поглядывала на Адама, пытаясь понять, помнит ли он о нашей договоренности на счет кафе или нет. Идолбаев заявился сегодня в институт в таком скверном настроении и ни словом не обмолвился о предстоящем мероприятии, что я заподозрила его в раннем склерозе. С каждым моим взглядом парень почему-то мрачнел все больше, так что под конец учебного дня, он опять прожигал во мне дырки своими зелеными глазищами. Не выдержав, я прямо спросила, что ему от меня надо? А все оказалось до смешного просто: оказывается, Адам тоже сомневался в моей памяти и думал, что я забыла про встречу в кафе — вот и злился.

Выяснив это недоразумение, мы поехали в назначенное место. Мне было как-то не по себе: я еще ни разу не ходила пообедать с симпатичным парнем по его приглашению, пусть даже это чисто дружеское свидание. Я чувствовала себя скованно и не знала как расслабиться. А ощущение, что Адам наблюдает за мной, тоже не добавляло мне уверенности.

Когда мы подошли к кафе и нас усадили за столик, я никак не могла себя заставить сказать что-нибудь простое и непринужденное — от этого молчание между нами становилось все тягостнее. И что за наваждение на меня нашло?! Почему я так нервничаю, он же мне всего лишь друг! Я чувствовала себя настолько не в своей тарелке, что даже не могла толком рассмотреть в какое замечательное место привел меня Идолбаев. К счастью, парень не растерялся и предложил что-нибудь заказать. Я ухватилась за это предложение обеими руками, надеясь, что переключившись на что-нибудь еще, почувствую себя свободнее. Это и вправду помогло: пока я копалась в меню, удалось на время позабыть, зачем мы здесь. Но как только мы сделали заказ, тягостное молчание вернулось. И тут уже Адам не выдержал и поинтересовался, что я хотела у него узнать.

Вообще-то, мне казалось, что нам обоим будет спокойнее беседовать на сытый желудок, поэтому я настроилась разговаривать после обеда. Но Идолбаев заявил, что «он сюда не есть пришел, а со мной общаться». Так что мне пришлось собраться с силами и приступить к тому, для чего все и было затеяно, а именно к сбору информации.

Помня о том, как этот человек постоянно советовал мне не лезть не в свое дело, я для начала решила выяснить, почему он так не хочет мне рассказывать о себе, ведь я уже не раз доказала, что мне можно доверять. И хорошо, что спросила. Мне и в голову не могло прийти, что самоуверенный и решительный Адам опасается, что я плохо о нем подумаю за его прошлые поступки! Вот уж точно чего бы я никогда не сделала, ведь что было — то уже прошло. Значение имеет лишь то, что происходит сейчас, но прошлое влияет на текущий момент и поэтому о нем мне тоже необходимо узнать.

Видно было, что бедному парню тяжело признаваться в своих опасениях. Он опустил голову, разглядывая свои руки на столе так, как будто это центр мироздания, говорил тихо и напряженно. Это мне о многом сказало: во-первых, сейчас он со мной действительно честен; во-вторых, считает меня достойной уважения, раз не пытается уклоняться от вопросов и выкручиваться; а в третьих, похоже, для него важно мое мнение, раз он так хочет сохранить о себе благоприятное впечатление и не уронить себя в моих глазах. Если честно, его искренность меня и подкупила. Я наконец-то перестала нервничать и стала сама собой, увидев в Адаме человека, который нуждается в моей поддержке и одобрении, а не просто симпатичного парня. Постаравшись, чтобы мой голос звучал убедительно, я посочувствовала ему и мягко объяснила, что его опасения беспочвенны.

Надо было видеть лицо Адама! Такое удивление, благодарность, признательность и смущение засветились в его глазах, что про себя я поразилась подобной реакции. Неужели никто раньше не поддерживал его, не оказывал дружеское участие? В этот момент я впервые ощутила, что он открылся мне полностью, и между нами будто промелькнула искра взаимопонимания и доверия. Это было неожиданное, но очень приятное ощущение. И самое удивительное, что это произошло не с кем-нибудь, а со мной и Идолбаевым! Скажи мне какой-нибудь предсказатель об этом месяц назад, я бы посчитала его сумасшедшим и долго удивлялась бы, как такая нелепица смогла прийти ему в голову. Как все-таки непредсказуема жизнь!

Наш разговор пришлось прервать, так как нам принесли заказанные блюда. Я все-таки решила, что мои вопросы могут подождать и отдала дань уважения прекрасной кухне данного кафе. Адам не стал меня торопить, хоть и видно было, что кушает он без энтузиазма. После, заказав чай и сладкое, я решила продолжить прерванную тему и поинтересовалась у Идолбаева не осталось ли у него сомнений в том, что он спокойно может мне довериться? Наконец-то получив утвердительный ответ и задав вопрос о семье и родственниках, я узнала так много интересного, что это еще не один день придется осмысливать.

По крайней мере, теперь в характере Адама мне стало многое понятным. Если у него такой агрессивный и деспотичный отец, как он рассказывает, то было бы странно ожидать от парня тихого и спокойного поведения — наверное, он невольно в детстве перенял отцовскую манеру общения с окружающим миром, а теперь сам мучается, бедняга. Конечно, тут и гены повлияли, а не только воспитание, но, уверенна, если бы поведение отца было бы другим — Адам был бы намного спокойнее.

А мама? Видно от нее сыну передались лучшие качества. Наверно, интересная женщина, только детей своих перед супругом совсем не защищала. Боялось его? Или просто у них так принято? Может, в Чечне такие нравы, что жена не имеет права вмешиваться, когда муж воспитывает детей? Видимо так и есть. Во всяком случае, не похоже, чтобы Адам на нее за это обижался. Наоборот, сегодня я отчетливо увидела, как он обожает свою мать и беспокоится за нее. Однако, звонить ей почаще ему в голову почему-то не приходит… Мужчины! Всегда в первую очередь думают о себе и в последнюю о женщине, кем бы она им не приходилась.

Старший брат тоже интересная личность. Похоже, и этот родственник немало повлиял на характер Идолбаева. С детства наблюдая, как отец подминает под себя брата, бедный парень подспудно ощущал, что и с ним может когда-нибудь нечто подобное случиться. Вот и пришлось ему выработать в себе такие качества как упрямство, несговорчивость, неуступчивость. Может я и ошибаюсь, но мне кажется, что это не природные качества, а всего лишь самозащита от отца. Конечно, надо учитывать, что он подобные черты характера с малолетства вырабатывал, и они за столько лет стали его неотъемлемой частью. Но все равно, если у Адама будет желание, изменить это будет чуть проще, чем в случае, если он был таким от рождения… Даже Джамсуру, который выдерживал отцовский прессинг намного дольше это как-то удалось. Да, хотела бы я познакомиться с Лаймой: какую же глобальную работу ей пришлось провести, вправляя парню мозги на место, чтобы он нашел в себе силы вырваться из-под отцовского гнета! Уму непостижимо!

Так что вовсе не удивительно, что Адам от отца сюда сбежал. И правильно сделал. У них отношения явно строятся по типу «нашла коса на камень», а это до добра редко доводит. Даже здесь, в такой дали от дома, отец умудряется достать бедного парня и всего лишь с помощью телефонного звонка так его взвинтить, что мне потом полдня приходится расхлебывать последствия! А я-то, глупая, думала: раз поссорился с отцом — это пустяки, как поссорились — так и помирятся. Ага, щаз! Блин, это что же мне работать тормозом придется после каждого их разговора?! Интересно, и как часто папенька ему звонит? Раз в неделю? Раз в два дня?!.. Ну я и влипла. Хоть бы Адам предупреждал меня что ли, когда они созваниваются, может хоть так я морально подготовлюсь. Надо будет ему сказать.

А с боксом Адам хорошо придумал. И все-таки как-то странно: если бокс ему помогает сбросить агрессию, но он все равно иногда нападает на людей, то каким же он был до того как стал тренироваться?! Я даже боюсь себе это представить. А сейчас, как назло, тренер отстранил его от тренировок на две недели, и сложно предположить во что это выльется… Во всяком случае ясно одно: придется приглядывать за Идолбаевым в оба глаза. Везет же мне! Прямо как утопленнице.

Тяжко вздохнув, я стала вспоминать дальше. К тому времени как принесли чай с пирогом, мой мозг был перегружен не столько информацией об Адаме, сколько различными предположениями о том, как она сочетается с тем, что я видела своими глазами и знаю о нем. Так что новые вопросы формироваться не желали (хотя это и не означает, что их не было совсем). Адам быстренько это подметил и, видимо посчитав свой долг передо мной исполненным, молниеносно перехватил нить беседы. Вот шустрый, даже подумать не дал! Я оглянуться не успела, как оказалась на его месте и вынуждена была рассказывать о своей семье.

Было бы нечестно и несправедливо что-то от него утаивать после того как он мне так откровенно о себе рассказал. Но, Боже мой, как же мне не хотелось, чтобы он узнал про Надину инвалидность и про то, куда уходит все мое свободное время. До сегодняшнего дня я и сама не могла толком себе объяснить, почему мне так не нравится об этом рассказывать. А уж ему и подавно. Но проницательный Адам и без меня прекрасно догадался: оказывается, по его мнению, я стесняюсь своей сестры. Да разве это правда? Я Надю люблю и делаю все возможное, чтобы она чувствовала себя хорошо. Но вряд ли нам с ней будет хорошо, если мои знакомые станут жалостливо на нас смотреть или брезгливо отворачиваться. Осознав это, я поняла, что Идолбаев все-таки прав: я стесняюсь. Но вообще-то у меня на это есть веские причины — со мной уже бывало, когда некоторые подруги приходили домой, а после наше общение резко заканчивалось (иногда по их инициативе, иногда по моей). Мне не хотелось, чтобы тоже самое случилось и с Адамом. Если уж сострадательные по природе девушки так реагируют, то что же говорить про парней! Они обычно от подобных сложностей бегут без оглядки, едва их почуяв.

Но Адам меня сегодня реально удивил: он не закрылся от меня, не сменил тему разговора, а наоборот выслушал внимательно, да еще и пропел мне хвалебную оду о том, какая я необычная девушка, что ухаживаю за сестрой. Вот уж никак не ожидала от него такого понимания. Кто бы мог подумать, что в этом парне столько чуткости и сострадания, с виду ведь ни за что не догадаешься! Конечно, мне польстило, как хорошо он отозвался о моей семье и родных. Так же про себя я позабавилась над его удивлением поведению моего отца и двух его жен. Раньше я тоже удивлялась, но быстро свыклась с их отличными от общепринятых взаимоотношениями. Не даром говорят, что к хорошему быстро привыкаешь.

За этими размышлениями я и не заметила, как почти добралась до дома. Даже чуть не забыла на рынок заскочить, как маме обещала. Так что пришлось отложить эти интересные мысли на потом и сосредоточиться на деле.

Среда, 5 ноября 2003 г.

Ольга

Сегодня Адама в Академии не было. Я за него не волновалась, так как он вчера меня предупредил о том, что «завтра у девушки одного моего друга будет день рождения, и он попросил меня помочь устроить ей сюрприз». В глубине души я той девушке сочувствовала. Не представляю, что за грандиозный сюрприз они затеяли, раз ради этого необходимо было прогулять институт, но на месте именинницы я бы поостереглась — у Адама так хитро и озорно блестели глаза, как будто намечалась феерическая пакость, то есть, простите, розыгрыш! Однако расспрашивать я не решилась. Захочет — сам расскажет.

За те два дня, что мы просидели за одной партой после памятного разговора, ничего необычного не случилось. Мы мало разговаривали, но по моим ощущениям, нам было очень комфортно и уютно в компании друг друга. Адам вел себя на удивление спокойно не смотря на отсутствие тренировок по боксу, и я слегка расслабилась. Про телефонные разговоры с отцом я тоже не забыла его предупредить, и он сразу согласился с моими доводами — видно и сам заметил, что они дурно на него влияют.

И все вроде бы было хорошо, но меня почему-то терзало какое-то смутное беспокойство. Оно было таким неясным и расплывчатым, что я далеко не сразу его заметила и обнаружила причину. Оказалось, что я нервничаю потому, что Рустам и Али постоянно буравили мне спину недобрыми взглядами. Не знаю точно в чем тут дело: я и раньше замечала, что они неодобрительно на меня косятся, но когда Адам сидел рядом со мной это так остро не ощущалось. А сегодня его не было, и я в полной мере прочувствовала всю их неприязнь. Мне это было не понятно: что я им такого сделала, чтобы так на меня смотреть?! Ну, наверное, им обидно, что Адам теперь больше времени проводит со мной, чем с ними. Но я-то тут причем? Пусть бы и направляли свои косые взгляды на Адама, а еще лучше оставили бы нас в покое… Стоп. Они же вроде недавно разговаривали с Идолбаевым на перемене. А я так и не смогла узнать о чем шла речь (хотя и догадываюсь, что обо мне). Сначала, Адам грубо оборвал мое любопытство, а потом я сама забыла спросить, когда была такая возможность. Но, судя по всему, согласия они так и не смогли достигнуть — вон как зыркают на меня темными глазами из под черных кустистых бровей, да на мне скоро свитер задымится! И откуда у чеченцев эта странная привычка: чуть что не так — нервировать меня своим неотрывным наблюдением?! Сначала Адам три дня в гляделки играл, прежде чем подошел поговорить, теперь вот эти.

«Что же делать-то? Идолбаев, хоть и заставил меня понервничать, но взгляд у него был совсем другой: заинтересованно-изучающий. А у этих двух „друзей“ — откровенно злобно-угрожающий, от него прям мурашки по коже. Вот только войны с чеченцами мне не хватало! И угораздило же меня с ними связаться!» — вот такие нехорошие мысли бродили в моей голове всю первую половину дня. А во второй половине — мои недобрые предчувствия начали сбываться.

На большой перемене, когда я шла на основы бухучета, Рустам и Али поймали меня в коридоре и, взяв под белы рученьки, отвели в сторонку (чтобы не сказать отволокли) для приватной беседы. Я постаралась взять себя в руки и спрятать подальше свое беспокойство, благо это у меня после тренировок на Адаме уже неплохо получалось. Молчание затягивалось. Я не собиралась начинать разговор первой: сами меня сюда привели, пусть сами и объясняют зачем им это понадобилось!

Парни вскоре поняли, что не дождутся от меня удивленных восклицаний и вопросов. Тогда они переглянулись, и Рустам аккуратно начал разговор:

— Соколова, мы с Али хотели бы попросить тебя кое о чем…

— О чем? — ровно спросила я без всякого интереса.

— Об одной небольшой услуге. Не могла бы ты оставить нашего друга Идолбаева в покое? Мы были бы тебе очень признательны. — удивительно вежливо для чеченца попросил Рустам, но взгляд при этом оставался по прежнему угрожающим и неприязненным.

Я постаралась ответить в той же манере:

— Рустам, к сожалению, даже если бы и хотела, я не могу выполнить твою просьбу. Видишь ли, дело в том, что это Адам не может оставить меня в покое, а вовсе не я. У нас с ним соглашение о взаимопомощи и я не могу его нарушать, поскольку дала честное слово, что ему помогу. А я привыкла за свои слова отвечать. Так что для вас было бы намного удобнее договориться с ним, чем со мной. Если Адам сам отменит наше соглашение, я не буду настаивать на продолжении.

Али удивленно уставился на меня, но на Рустама мои слова не произвели нужного впечатления. Испытывающе посмотрев мне в глаза, он вдруг перешел на доверительный тон:

— Ты думаешь, мы не пытались с ним разговаривать? Конечно, пытались. Но Адам не стал нас слушать: он слишком увлекся тобой и не желает смотреть в лицо фактам. А факты таковы: вы слишком разные, вы из разных миров. В нашем мире тебя не примут, так же как и его — в твоем. Если ты такая умная, как о тебе Адам рассказывал, то должна это понимать, Соколова. Лучше остановиться сейчас, пока все не зашло слишком далеко, понимаешь? Я хорошо знаю своего друга и вижу, что сейчас он неадекватно воспринимает реальность. Он чересчур сильно к тебе привязался и сам ни за что не оставит тебя в покое, хотя потом наверняка будет об этом жалеть. Мы — его друзья и обязаны помочь ему этого избежать, раз уж он сам не в состоянии воспринимать доводы разума. Только поэтому мы обращаемся к тебе, надеясь, что ты в отличие от него сможешь отодвинуть в сторону ненужные эмоции. И мы просим тебя: прекрати это. Нас он не стал слушать, но тебя послушает. Просто перестань с ним общаться. Поверь, для вас обоих так будет лучше.

Я ошарашено воззрилась на Рустама. Его речь произвела на меня огромное впечатление. Сказать, что я удивилась — значит, ничего не сказать. Никогда бы не подумала, что мрачный и молчаливый Рустам способен на столь длительный монолог с таким глубоким смыслом, да еще и оказался таким заботливым: ради спокойствия дорогого друга готов почти на все. И ведь не скажешь, что его доводы и опасения не имеют смысла. Я и сама недавно задумывалась о том же, так как чувствовала, что сама слишком сильно привязалась к Идолбаеву, и пришла практически к таким же выводам. Но потом решила: все, что не делается — к лучшему, из всего можно извлечь полезный опыт. И пусть он даже не будет позитивным, зато в конце жизни я не буду жалеть о том, что упустила что-то важное, отвернувшись от этой дружбы. К тому же шестое чувство мне подсказывало, что его чеченские друзья опоздали: между нами уже установилась прочная дружеская связь, и теперь разорвать ее будет не так-то просто. Однако, для Рустама, конечно, это не довод. И что же мне теперь ему ответить? Как ему объяснить, что если пытаться разделить нас будет только хуже? Ясно как божий день, что просто так отмахнуться от его слов мне не удастся — вон как гипнотизирует меня холодными глазами, словно удав кролика. Сразу видно: будет выжимать у меня отречение от Идолбаева до победного конца. Что же делать? Этот чеченец оказался на удивление умен, может попытаться логически убедить его, что вмешиваться в наши отношения — себе дороже?

Я постаралась собрать расползающиеся мысли в кучу и хоть как-то их систематизировать:

— Рустам, ты беспокоишься об Адаме, я понимаю. Но ты не представляешь, о чем ты меня просишь. Я уже достаточно хорошо знаю его, чтобы понять: наш друг — натура увлекающаяся. Если ему что-то интересно или любопытно, его и бронированный поезд не остановит! С чего ты взял, что он меня послушает, раз не послушал вас — своих лучших друзей? Ты же знаешь, как Идолбаев может среагировать, если что-то идет не так как он задумал. Мне совершенно не хочется его злить. И вам не советую.

К тому же, я думаю, ты зря беспокоишься. — вспомнила я свои старые доводы — Мне кажется, что я для Адама всего лишь необычная игрушка. Когда он наиграется, то переключится на что-нибудь другое и сам оставит меня в покое. Но до тех пор, пока этого не произошло, ему лучше не мешать. Иначе ваше вмешательство может привести к противоположному результату и повлечет за собой непредсказуемые для всех нас последствия.

Но умный чеченец не купился на эту удочку:

— Ты ошибаешься. Я знаю Адама уже два года и имею возможность сравнивать. Поэтому я точно могу сказать: ты для него не игрушка. Вот те, кто были до тебя — те да, игрушки. А ты — нечто гораздо большее, к тебе он относится совершенно по-другому, и именно поэтому я и беспокоюсь. Я знаю, что он к тебе прислушивается, так используй это свое влияние во благо! Конечно, не исключено, что он рассердится, но, уверен, ты с этим справишься. Ты и не таким его видела и ничего, как-то жива осталась. Еще раз повторяю: в твоих же интересах прекратить общение с ним и чем скорее, тем лучше! Сделай это и я обещаю, что мы больше никогда тебя не побеспокоим. Правда, Али?

— Да, Соколова. Хватит ломаться. А то тебе же хуже будет. Мы тебя просим пока по-хорошему, но если ты не понимаешь — то ведь и по-плохому можем попросить… — угрожающе нависнув надо мной, вставил Али свои пять копеек.

Рустам поморщился на эту грубость, но вслух ничего не сказал. И я поняла, что в целом он с Али согласен и если потребуется для моего убеждения перейти на угрозы, то он и это сделает. Мне стало как-то очень не по себе, но тут меня спас преподаватель по основам бухучета. Он уже шел в кабинет и, увидев нас вне аудитории, сказал:

— Вы ведь студенты из группы БО-303, верно? Если не хотите, чтобы я засчитал вам отсутствие на семинаре, советую выползти из этого угла и как можно скорее пройти в аудиторию — пара уже началась.

Я облегченно вздохнула, мысленно возблагодарив Господа и Виталия Сергеевича за эту передышку:

— Да, Виталий Сергеевич, мы уже идем. Пропустите! — обратилась я к своим недругам. Парни расступились, но в спину мне долетел угрожающий голос Али:

— Слышь, Соколова. Мы тебя предупредили. Даем тебе время разобраться со всем до послезавтра. Не сделаешь — пеняй на себя.

— И не вздумай ничего рассказывать Адаму о нашем разговоре — негромко добавил Рустам — А не то хуже будет.

Я вздрогнула, но не обернулась, молча дойдя до кабинета вслед за преподом. А эти крайне «добрые» и «дружелюбные» ребята обогнали нас и, как ни в чем не бывало, направились к своей парте, весело поглядывая по сторонам весьма довольные собой, друг другом и результатом разговора. Как же мне в этот момент хотелось стереть эти гаденькие ухмылки с их лиц. Я почувствовала себя загнанной в ловушку и абсолютно беспомощной. Одно мне было ясно: Идолбаеву ничего рассказывать нельзя. Не только потому, что чеченцы мне запретили, но еще и потому, что он вряд ли поверит в то, что они мне угрожали. Все-таки с ними он дружит два года, а со мной чуть меньше месяца. Если дело дойдет до разбирательств, не факт, что он примет мою сторону. Да и нечестно было бы заставлять Адама выбирать между старыми и новыми друзьями. Это как-то неправильно.

Блин, как же я попала! С Адамом, конечно, интересно и он мне очень нравится как друг, но здесь речь идет уже о моей безопасности. Хотя с другой стороны, что они могут мне сделать? Ну поугрожают, попугают немного. Может, попробуют напакостить. Стоит ли ради этого терять хорошего друга? Блин, как же мне не везет: у нас с Адамом и так непростые отношения, только-только все начало налаживаться, как тут вдруг раз — и эти вылезли! Как будто и без них мало проблем! И кто, спрашивается, дал им право вмешиваться в наши отношения?! За собой бы так тщательно следили, как за нами — всем было бы намного проще и спокойнее.

Все две последние пары я была очень далеко от основ бухучета, пытаясь придумать, как выбраться из щекотливой ситуации. Адама терять мне не хотелось, воевать с его друзьями — тоже. Я все мозги себе сломала, придумывая оптимальное решение проблемы. Но компромисс все не находился. В конец устав от бесплодных раздумий, я решила пока ничего не предпринимать и посмотреть, как будут разворачиваться события. А там уж действовать по обстоятельствам. Вот с такими мыслями в крайне подавленном настроении, я поплелась домой, лелея слабую надежду, что все как-нибудь само собой образуется.

Пятница, 7 ноября 2003 г.

Адам

Сидя на лекции по бух. анализу, я краем глаза с любопытством поглядывал на Соколову.

Позавчера меня не было в универе, так как Тимуру срочно понадобилась моя помощь в подготовке сюрприза для очередной своей девушки на ее день рождения. Праздник удался, повеселились мы знатно. Девушка вроде тоже осталась довольна, хоть и визжала как ненормальная: мы с Тимуром и еще двумя парнями разыграли похищение именинницы из ресторана, где проходил праздник. Я с парнями был похитителем, а Тимур, естественно, спасителем. Инсценировать драку для нас не составило труда, все-таки не первый год боксом занимаемся, и поставить спектакль на эту тему — раз плюнуть. Гораздо сложнее было придумать легенду: кто и за что девушку похищает, как мирно завершить конфликт и прочие детали. Нужно было так все продумать, чтобы было достоверно, и девушка прониклась серьезностью момента. Здесь пришлось подключать мозги, а это гораздо сложнее, но все-таки мы справились.

В общем, было очень весело. Только вот я чуть не оглох на оба уха — девушку тащить пришлось мне, а она визжала так, что в зале стекла дребезжали. Кто бы мог подумать, что такое костлявое и маленькое тело может издавать столько децибел! Наверное, мы и впрямь сыграли очень достоверно, хоть в актеры подавайся, честное слово. Во всяком случае, именинница ничего не заподозрила и была весьма благодарна моему другу за спасение от плохих парней. Интересно, а как бы Ольга повела себя в подобной ситуации? Тоже бы визжала на всю округу?..Да нет, на нее это не похоже, по-моему она вообще кричать не умеет. Даже когда злится, тихо разговаривает.

Я кинул еще один любопытный взгляд на Соколову. Оля почему-то хмурилась. Да и в целом, с тех пор как я прогулял академию, была какая-то напряженная и задумчивая. Что могло случиться пока меня не было? Как только я заметил, как внимательно девушка оглядывается вокруг время от времени, то сразу понял, что с ней что-то не так. Но на все мои вопросы, Ольга делала невинный вид и отвечала, что все хорошо, все в порядке. Однако ее поведение говорило об обратном. Лгать она совсем не умеет, это сразу видно. И рассказать правду тоже явно не хочет. Ну и ладно. Если бы было что-то серьезное, она бы, наверное, рассказала, я же ей друг все-таки. Подожду еще немного, может быть, попозже расскажет.

Ольга

Сегодня я пришла в академию попозже, когда пара уже почти началась. А все для того, чтобы не объясняться с Рустамом и Али и не дать им возможности продолжить разговор, начатый в среду. С того дня я все время чувствовала себя не в своей тарелке и постоянно была настороже. Это ужасно нервировало!

Но Идолбаева нельзя было в это втягивать, поэтому я пыталась сделать беззаботный вид. Однако актриса из меня — как из носорога балерина. У меня не получалось постоянно следить за своим лицом и позой, и тогда тревога прорывалась наружу. Адам, разумеется, не мог этого не заметить. Со свойственной ему прямолинейностью, он попытался разузнать все ли у меня в порядке. Мне очень хотелось сказать «нет, не в порядке» и вывалить на его голову все мои проблемы, но я сдержалась — мне совсем не улыбалось стать яблоком раздора между ним и его друзьями и тем самым еще больше настроить их против себя. К тому же, вдруг он мне не поверит? Ссорится с ним из-за его друзей мне хотелось еще меньше.

Все это время я спиной чувствовала, как чеченцы следят за мной. Они явно ждали, что я поговорю с Идолбаевым, и он от меня сразу же пересядет в другое место (желательно к ним, разумеется). Но дальше простого наблюдения и ожидания их действия пока не распространялись. Может я зря волнуюсь и не все так плохо?

После окончания учебного дня, я вздохнула с облегчением и немного расслабилась. Рустам и Али видимо сегодня забыли о своем обещании проверить выполнение их приказа или просто не решились со мной разговаривать при Идолбаеве. Может, попробуют завтра?

Я повеселела, и Адам всю дорогу до метро кидал на меня удивленные взгляды, заметив перемену в моем настроении. Но я предпочла их проигнорировать и весело болтала о всяких пустяках, пока мы не расстались как обычно в центре зала станции «Рязанский проспект».

Доехав на автопилоте до «Коньково» (ближайшая остановка метро к моему дому), я вышла на улицу и уже собралась идти на автобусную остановку, как вдруг кто-то резко и грубо схватил меня за руку. Вскрикнув от неожиданности, я развернулась, и сердце у меня провалилось в пятки: передо мной, как ни в чем не бывало, стояли Али (это он меня схватил) и Рустам. Судя по всему, они проследили за мной от самой академии, а я ничего не заметила, так как была погружена в свои мысли и вообще ничего подобного не ожидала.

— Ну что, не ожидала? — озвучил мои мысли Али по прежнему крепко сжимая своей лапищей мою правую руку. Его мерзкая ухмылка и довольный взгляд не предвещали мне ничего хорошего. От страха у меня противно заныло в животе и помимо воли вырвалось паническое:

— Что вам от меня надо?!

— Ты прекрасно знаешь, что нам надо, Соколова — ответил Рустам. В отличие от Али, он не улыбался, а напротив был совершенно серьезен — мы все время наблюдали за тобой и что-то не заметили, чтобы ты поговорила с Адамом как мы и договаривались. Или, может быть, мы что-то пропустили пока вы шли к метро?

— Пойдем-ка, дорогая — Али поудобнее перехватил мою руку за локоть и потащил в закоулочек за выходом от метро. Я уперлась и рефлекторно попыталась вырвать руку, но не тут-то было: хватка у Али была просто стальная, локоть будто клещами сдавило и стало ужасно больно — И не дергайся, а то без руки остаться можешь.

Мне стало так страшно, как еще никогда не было. Я хотела закричать, но от ужаса у меня отнялся язык. Рустам подхватил меня под второй локоть. Вдвоем они без труда чуть ли не донесли меня до нужного закоулочка и прижали к грязной, изрисованной и исписанной матерными словами стене какого-то обшарпанного строения.

— Видишь, Соколова, как опасно не воспринимать нас всерьез — укоризненно проговорил Рустам.

— Да, телка, мы же предупреждали тебя по-хорошему — поддакнул Али — чего же ты оказалась такой дурой и не послушала нас? Теперь вот расплачиваться придется…

Помощи ждать было не откуда. Кричать было поздно — отсюда вряд ли кто-нибудь услышал бы. Меня будто парализовало от страха. Я даже представить себе не могла, что мне делать и как выкручиваться из подобной ситуации. Пытаясь совладать с паникой и ужасом, я мысленно взмолилась Светлым Силам и своему ангелу-хранителю о защите. Наверное, «наверху» меня услышали, так как внезапно ужас, сковавший меня по рукам и ногам слегка отступил, язык развязался и у меня впервые за последние пять минут появилась трезвая мысль, которую я тут же озвучила:

— Ребята, вы совершаете большую ошибку — я огромным усилием воли заставила свой голос не дрожать, а звучать ровно и спокойно — Вы думаете, Адам простит вам, что вы без спросу лезете в его жизнь? Думаете, он будет страшно рад и благодарен вам за то, что вы отвадили меня от него? Нет и еще раз нет. Поверьте, ему будет абсолютно наплевать, что вы действовали из лучших побуждений. Главное, что вы за его спиной пытаетесь за него решать, с кем ему дружить, а с кем нет. Вот скажи, Али, тебе бы понравилось, если бы твои друзья за тебя выбирали с кем тебе общаться, с кем встречаться, в чем в институт ходить, на каком транспорте кататься… — мой спокойный тон, наверное, удивил чеченцев. Во всяком случае, Рустам не пытался меня прервать, а на лице Али я заметила признаки сомнений в своих действиях. Решив закрепить достигнутый успех, я попыталась все объяснить не самому умному в этой паре чеченцу предельно просто — Представь, например, такую ситуацию: ты очень сильно хочешь купить красный мотоцикл, который тебе давно нравился, и ты долго копил на него деньги. И вот, наконец, ты уже собрался его приобрести, долгожданный мотоцикл почти у тебя в руках! Но в последний момент твои друзья приходят и срывают покупку, мотивируя это тем, что мол «Али, тебе этот мотоцикл не подходит, это ведь так опасно! Тебе больше подойдет синяя спортивная машина». Как бы ты отреагировал на подобные уговоры и заботу? — я пытливо заглянула в темные глаза Али.

К моему облегчению, пример оказался удачным: на лице у того отразилась напряженная работа мысли. Он по-прежнему крепко прижимал меня к стене, но уже не так злобно буравил меня взглядом и явно задумался:

— Ну, наверное, послал бы их подальше. Мои деньги — на что хочу, на то и трачу.

— Правильно. А теперь вообрази, что пока ты с друзьями стоял и препирался, мотоцикл не стал тебя дожидаться и уплыл к другому покупателю. А друзья стоят и радуются мол, «Это же хорошо, Али, ты бы все равно не справился с этим мотоциклом. Пойдем лучше купим тебе машину». Чтобы ты почувствовал? Ведь ты так долго хотел этот мотоцикл, а машина не вызывала у тебя никакого интереса. Представь, что бы ты сказал своим друзьям в ответ на это?

Глаза у Али засверкали:

— я бы сказал, что мне плевать на их машину, и если они в ближайшее время не найдут мне похожий мотоцикл за ту же цену, то очень сильно об этом пожалеют и мы очень крупно поссоримся!

— Вот видишь — назидательно сказала я — Тебе не нравится, когда другие за тебя решают и выбирают то, что тебе совсем не нужно. Так почему это должно понравится Адаму? Если заменить в моем примере тебя на него, а мотоцикл — на меня, то ты поймешь, что Адам почувствует, когда узнает, что вы лишаете его самостоятельного выбора. Я тебе сразу могу сказать: он очень разозлится и обидится на вас. — я перевела взгляд на второго из парочки — Рустам, я думаю, ты это прекрасно понимаешь. Своими действиями вы собственноручно разрушаете вашу дружбу. Ты готов пойти на такой риск?

Рустам мрачно посмотрел на меня, но не сдался и решительно произнес:

— Он ничего не узнает.

— Конечно, не узнает — покладисто согласилась я — если вы меня отпустите и оставите в покое, обещаю, что забуду обо всем что произошло между нами и ничего ему не расскажу. В противном случае, в качестве самозащиты я буду вынуждена рассказать ему о ваших действиях. Поверьте, я не хочу этого, мне будет жаль вносить раздор между вами, но если вы и дальше будите за мной следить и меня преследовать, мне придется все ему рассказать, понятно? Так что попрошу меня отпустить и забудем об этой встрече.

— Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему ты так нравишься Адаму. Вот только боюсь, он принимает за смелость и хладнокровие обычную глупость и безрассудство. — холодно известил меня Рустам, а затем глаза его угрожающе сощурились — Тебе не кажется, что в данный момент ты не в том положении, чтобы указывать нам что и как делать? Неужели не понимаешь, что мы можем сделать с тобой что угодно, и никто тебе не поможет? Пытаться шантажировать нас — очень глупая и безрассудная затея. За нашу дружбу с Идолбаевым не волнуйся: даже если ты все разболтаешь, мы как-нибудь с этим справимся. Все-таки не первый год дружим. Адам перебесится и успокоится. А вот тебе, если распустишь язык, крупно не поздоровится. Так что не надо тут пудрить нам мозги. Мы даем тебе последний шанс: если завтра же ты с ним не поговоришь, то пожалеешь, что на свет родилась! Уяснила?

Я видела, что Рустам совсем не шутит. Али, глядя на него, тоже вспомнил, зачем меня сюда приволокли и поплотнее придавил меня к стене. И тут я вдруг разозлилась: «Вот хороши друзья, ничего не скажешь! Раз им так приспичило разъединить нас с Адамом, что ж они сами ничего не предпринимают? Хотят спихнуть на меня всю грязную работу, а самим остаться белыми, чистыми и пушистыми. Видать, им боязно самостоятельно с Идолбаевым разговаривать, а меня заставляют, уроды! Ну нет, этот номер со мной не пройдет!». И прежде чем я успела задуматься о последствиях своих слов, меня понесло:

— Слушайте, ну вы совсем обнаглели! Раз уж вам так хочется, чтобы мы с Адамом больше не встречались, так отвлеките его как-то от меня! Мы уже не первую неделю общаемся, у вас была уйма времени чем-нибудь его занять, но нет: вы сидели и ждали неизвестно чего! А теперь отдуваться за это приходится мне?! Конечно, всегда приятнее обстряпать дело чужими руками, чем самим напрягаться, правда Рустам? Что, боитесь сами с Идолбаевым связываться? Предпочитаете трусливо прятаться за моей спиной? Тоже мне, друзья, называ…

Вдруг голова взорвалась ужасной болью и в глазах потемнело. Сквозь звон в ушах я расслышала бешенный рык Али, который тряс меня за плечи словно мешок с мукой:

— Ах ты, с…! Ты кого это трусом называешь?! Да я тебя сейчас в порошок сотру!..

В глазах немного прояснилось, и я увидела как кулак Али несется в мою сторону с огромной скоростью. «Ой, мамочки!» — успела подумать я и зажмурилась, ожидая дикую боль и почти простившись с жизнью. Но ее не последовало. Приоткрыв один глаз, я разглядела, что Рустам в последний момент сумел перехватить кулак Али в сантиметре от моей головы:

— Полегче, друг. Ты так ее убьешь, а нам это совсем не нужно.

— Но, Рустам, ты что не слышал, что эта стерва сказала?! Пусти, я научу ее следить за базаром! — Али попытался отодрать от своего кулака руку Рустама и выпустил меня. Ноги у меня подкосились, и я чуть не упала, но в последний момент поймала равновесие. «Беги!» — шепнул мне внутренний голос. И я, поднырнув под руку злобного чеченца, побежала на сколько мне хватало сил. Вслед мне слышались какие-то крики, но я не обращала на них внимания, сосредоточившись исключительно на преставлении ног и на том, чтобы не упасть.

Выскочив из закоулка, я как ошпаренная помчалась к остановке — там, по крайней мере, должны быть люди, можно попросить о помощи. Голова раскалывалась, левую щеку саднило, ноги заплетались, но каким-то чудом я домчалась до нужного места. Увидела, что там как раз стоит автобус со знакомым номером, в который залезает последний пассажир. Припустив что есть духу, я заскочила в спасительный транспорт, и двери за мной сразу же захлопнулись. Автобус тронулся. Кое-как отдышавшись, я оплатила проезд и прошла в середину автобуса. Осторожно выглянув в окно оттуда, я заметила, как Али внимательно осматривается по сторонам, а Рустам хмурым взглядом провожает мой автобус. Сердце екнуло, и я спряталась за стенкой автобуса.

Самочувствие было паршивым: левая щека распухла — там наливался огромный синяк, дурнота подступала к горлу, в голове мутилось. Боже, за что мне все это?! Нет, точно пора завязывать с этими чеченцами. И ведь не зря же предупреждала меня интуиция еще в самом начале дружбы с Идолбаевым, что я об этом еще пожалею. Да только я, дура, не послушала. Но кто же мог предположить, что опасность грозила не со стороны самого Адама, а со стороны его дурных друзей? Уж точно не я.

Придется мне все-таки в кои-то веки нарушить свое слово и отказаться помогать Адаму… Паршиво, конечно. Он, наверное, посчитает меня трусливым ничтожеством и будет по-своему прав. Но у меня сил не хватит противостоять Али и Рустаму. Еще одно такое нападение — и от меня живого места не останется! Пусть Адам сам разбирается со своими заботливыми друзьями, а меня наконец-то оставят в покое. Завтра же поговорю с ним. Хоть бы поскорее все закончилось!

Суббота, 8 ноября 2003 г.

Адам

Утро выдалось самое обыкновенное. Немного распогодилось, и солнышко весело проглядывало сквозь сизые облака. От этого настроение у людей было приподнятым и я не стал исключением.

Придя в академию как обычно, я по привычке оглядел аудиторию в поисках Оли. Но взгляд не выловил из толпы студентов знакомые черты лица. Про себя я удивился: обычно она в это время уже была на своем месте. А сейчас там сидела какая-то незнакомая девушка. Распущенные длинные светлые волосы до талии скрывали незнакомку словно покрывало. Когда на них попадал солнечный свет, они мерцали словно золотой шелк. Я невольно присмотрелся повнимательнее и уловил что-то знакомое в позе девушки. «Ох, ничего себе!» — поразился я — «да это же Ольга! Вот это да! Надо же какие у нее красивые волосы! И почему я раньше не замечал?.. Да потому, что она всегда их либо закалывает, либо в косы заплетает. А ей так красиво с распущенными волосами. Интересно, почему она раньше так не приходила?» — все эти мысли лавиной промелькнули в моей голове пока я подходил к нашей парте.

— Привет, красавица — поздоровался я — А я тебя даже сразу не узнал. Такие красивые волосы! Почему ты раньше их не распускала? — добродушно поинтересовался я.

— Привет, Адам — тихо ответила девушка, не взглянув на меня — Я не люблю распускать волосы — они все время путаются и лезут куда попало, короче мешаются.

— Почему же сегодня тогда так пришла? — удивился я, машинально отмечая про себя, что Оля какая-то напряженная и непривычно зажатая, словно статуя. Даже головы в мою сторону не повернула.

— У меня были причины. Но мне не хочется о них рассказывать — голос Соколовой прозвучал тихо и как-то грустно — Адам, я хочу тебя кое о чем попросить и для меня это очень важно. Предупреждаю, тебе моя просьба может показаться странной. Ты, наверное, удивишься или даже разозлишься. Но прошу, выслушай меня спокойно, ладно?

— Хорошо, я слушаю — серьезно ответил я, присаживаясь на край лавки и настороженно разглядывая девушку.

Ольга была сама на себя не похожа: вся натянутая, словно струна. Поведение девушки было столь загадочным и интригующим, что я терялся в догадках о его причинах. Вчера же вроде бы было все в порядке? Что же сегодня с ней стряслось? Соколова сжала руки в замок, явно нервничая, и, поглубже вдохнув, произнесла на одном дыхании:

— Я хочу, чтобы мы перестали общаться на какое-то время. Я прошу, сядь сегодня в другое место. Или если ты не хочешь, то давай я пересяду — прерывисто вздохнув и по-прежнему глядя только прямо перед собой она продолжила — Мне очень неприятно тебе это говорить, но наш дружеский договор расторгается на неопределенный срок. И, как это ни прискорбно, я не могу сказать тебе почему. Я ничего не могу объяснить тебе, Адам. Прости меня, я очень виновата перед тобой. Ты имеешь полное право злиться на меня и считать чокнутой. Я это понимаю и принимаю. Но я тебя очень прошу, исполни мою просьбу: пересядь, пожалуйста, ладно? — умоляющим шепотом выдавила из себя девушка.

Внутри меня будто все заледенело. Уж чего-чего, а этого я от нее совсем не ожидал. Она не хочет со мной сидеть? Отказывается быть моим другом? Да почему, черт возьми? Что я такого сделал?! Совершенно ошарашенный, я завалил ее вопросами:

— Соколова, да ты в своем уме? Какая муха тебя укусила? Ты что, сегодня встала не стой ноги? С чего это я должен пересаживаться?

— Адам, пожалуйста, не нужно выяснять у меня причины. Я знаю, что веду себя странно и нелогично, но сейчас не могу тебе ничего объяснить. Просто поверь мне на слово, нам надо перестать общаться на какое-то время. Пересядь, пожалуйста, или я сама пересяду.

Нет, верно говорят в народе, мужчинам женщин не понять как ни старайся. Вчера была одна, а сегодня — совершенно другая, я бы даже сказал абсолютно незнакомая девушка! Да еще и говорит, что не собирается ничего объяснять. Она что, всерьез думает, что я так просто молча пересяду и от нее отстану? Не на того нарвалась! Может, с Горчеевым этот номер бы и прокатил, но только не со мной. Я ей что игрушка?! Хочу — рядом сижу, не хочу — подальше выкидываю?!! Да что она о себе возомнила?

Знакомое бешенство волнами поднималось из глубин моей души. Но не до конца отключившийся разум, робко вякнул, что та Соколова, которую я успел узнать, никогда бы так не поступила без очень веских причин. И было бы крайне глупо с моей стороны не попытаться вытрясти из нее всю правду. Поэтому, я огромным волевым усилием запихнул свое бешенство поглубже и как мог спокойно в данной ситуации произнес:

— Слушай, ты сейчас играешь с огнем. Если ты сию же секунду все мне не расскажешь, то я даже не представляю, что с тобой сделаю, Соколова. Я и так с трудом держу себя в руках, не зли меня еще больше! И вообще, с кем я тут разговариваю, со стеной, что ли?! Посмотри же на меня, наконец!! — Я схватил девушку за плечи и рывком развернул ее к себе — А это еще что такое?!

Синие глаза расширились от удивления и испуга, светлые волосы взметнулись шелковой волной и опали. Но я все же успел заметить опухшее с левой стороны лицо и нехилый синяк на левой скуле, прежде чем волосы частично скрыли от меня эту жуткую картину. Все мое бешенство и обида на Ольгу сразу куда-то испарились и мысли приняли совсем другое направление:

— Так. Быстро говори откуда это у тебя и какому гаду мне начистить за это рожу.

— Никому ничего чистить не надо. Я просто ударилась, точнее меня в метро нечаянно стукнули вращающейся дверью — неубедительно принялась врать запаниковавшая соседка по парте, прикрывая рукой свой синяк.

— Соколова, — строго сказал я — не держи меня за идиота! Ты думаешь, я не отличу обычный синяк от следов целенаправленного удара? Я же боксом занимаюсь, забыла? И уж что-что, а удар правой распознать смогу, не сомневайся. Так что хватит дурочку валять! Немедленно колись и рассказывай: у кого мне руки повыдергивать, а заодно и морду разукрасить. И не вздумай мне врать — ты это делать не умеешь, так что я сразу узнаю.

Бедная девушка спрятала покалеченное лицо в ладонях и глухо простонала:

— Идолбаев, пожалуйста, не вмешивайся в это, станет только хуже. Ну почему ты не можешь просто послушаться меня и пересесть? Я сама постараюсь со всем разобраться и твоя помощь здесь крайне нежелательна.

— Объяснись! — потребовал я, но ответом мне было молчание. По всему было видно, что Ольга вознамерилась молчать как партизан на допросе. Я понял, что угрозами ничего не добьюсь и попытался достучаться до ее разума и совести:

— Оля, скажи мне честно, за кого ты меня принимаешь? Думаешь, я смогу спокойно сидеть в сторонке, когда моих друзей избивают? Скажи мне кто это. Ты ведь знаешь его, да? Пойми, Соколова, таких подонков надо учить сразу, иначе они решат, что ты абсолютно беззащитна и будут вымещать на тебе зло при первой же возможности. Ну, сама подумай, а вдруг ему взбредет в голову еще раз поднять на тебя руку, а меня вдруг не окажется поблизости? Что тогда будешь делать? Так что будь добра, скажи мне кто это, и я тебе обещаю — больше он никогда и пальцем тебя не тронет!

Девушка отняла руки от лица и очень мягко и доверчиво посмотрела на меня. Грустно улыбнувшись, она ответила:

— А знаешь, из тебя получился отличный друг, даже намного лучше, чем я ожидала. Но, хотя мне очень хочется, я не могу тебе рассказать. Ты сам не понимаешь, о чем меня просишь. К тому же это не решит проблему, а лишь усугубит ее. Насилие порождает насилие.

— Почему не можешь? — быстро спросил я, уцепившись за догадку, промелькнувшую в глубинах моего мозга — Я его знаю?

Соколова испуганно дернулась и замолчала, всем своим видом показывая, что больше мне ни слова не удастся из нее выдавить. Я понял, что попал в яблочко, но имя подонка я смогу от нее узнать только когда рак на горе свиснет, и разозлился. Мне опять жутко захотелось схватить ее за плечи и потрясти как следует: ну до чего же упрямая ослица! Чтобы не наделать глупостей, пришлось спрятать руки за спину. В слух же я сказал с сарказмом:

— Спасибо на добром слове, дорогая подруга. Или мне лучше сказать бывшая подруга? Сдается мне, ты уже успела вычеркнуть меня из списка своих друзей и хочешь от меня избавиться, не так ли? Даже не даешь мне тебе по-дружески помочь, как мы еще в самом начале договаривались. Сама себе противоречишь…

— Хм, — меня посетила очередная умная мысль — А не связан ли как-то этот синяк с твоей дурацкой просьбой прекратить наше общение? Ведь до того как ты его получила, подобных мыслей у тебя не возникало. Если так, то это многое могло бы объяснить — я испытывающее смотрел на Олю, пытаясь по выражению ее лица определить, насколько я близок к истине. Похоже, и здесь я угадал: в глазах мелькнуло паническое выражение, но через секунду она взяла себя в руки и лицо стало отрешенным и замкнутым — Давай так, я соглашусь пересесть в другое место, но только если ты мне скажешь, кто тебя ударил. Договорились?

Но принципиальная Соколова, лишь сильнее нахмурилась и отрицательно помотала головой:

— Нет. Ты можешь думать, что хочешь. Только я все равно считаю, что ты ничем не сможешь помочь, все лишь еще больше запутается. И поэтому вмешиваться тебе не следует. Ладно, — вздохнула моя соседка — раз ты не желаешь покидать эту парту, придется тогда мне поискать себе другое место — и принялась складывать свои вещи в сумку.

Я аж зубами заскрипел от досады на глупую девчонку:

— Не говори ерунды! Черт с тобой, Соколова, я пересяду, раз уж тебе это так понадобилось. Но имей в виду, я так просто этого не оставлю. Я самостоятельно все выясню, понятно? Между прочим, я сам в состоянии решить, когда мне следует вмешиваться, а когда нет! Так что мы еще посмотрим, кто из нас был прав!

Резко подскочив со скамейки, я не оборачиваясь направился в другой конец аудитории. Краем глаза я заметил, что Рустам и Али приветственно махнули мне, рассчитывая, что я присоединюсь к ним. Но в данный момент я не чувствовал в себе никакого желания с кем-либо общаться. Поэтому я просто махнул в ответ и перешел по проходу на другой ряд. Там я нашел себе такое место, чтобы удобно было наблюдать за Ольгой и одновременно видеть большую часть аудитории. Тут как раз и преподаватель объявился, так что пара началась. И ничто не мешало мне все как следует обдумать.

Я попробовал сложить все факты воедино: у Ольги пол-лица распухло из-за того, что какой-то знакомый нам обоим гаденыш посмел ее ударить; это как-то связано со мной, потому что теперь она не хочет со мной рядом находится; она ничего не хочет мне рассказывать, так как считает что я все еще больше запутаю; она хочет, чтобы мы временно перестали общаться, якобы для того, чтобы решить эту проблему.

И какие выводы я смогу из всего этого сделать? Во-первых, ее здорово напугали — вон как побелела вся, когда я начал догадываться о причинах ее поведения. Гаденыш наверняка приказал ей молчать и ничего мне не рассказывать. Прибью заразу, когда узнаю кто это! И во-вторых, у Оли явно есть какой-то план, который моего участия не предусматривает — недаром она постоянно повторяла, что наше общение прекращается временно. Интересно, что она задумала? Могла бы хоть намекнуть. Я не такой уж тупой, как она считает — могу подождать в стороне, если мне внятно объяснить зачем это нужно!

Ну ладно, раз у нее есть план, и она специально удалила меня подальше — значит думает, что этот урод скоро снова рядом объявится. Вот и отлично. Все что мне нужно — это не спускать с нее глаз и тогда я наверняка узнаю, какому гаду вздумалось нам мешать, и уж тогда ему не поздоровится.

Среда, 11 ноября 2003 г.

Ольга

Утром подошел Никита и спросил: помню ли я еще про нашу договоренность с кино. Я,честно говоря, напрочь об этом забыла. И неудивительно — с такими-то событиями и переживаниями! Пришлось соврать, что помню — незачем обижать хорошего человека. Договорились, что сходим в эту субботу после учебы. Если честно, на данный момент в кино мне не очень хотелось идти даже с Никитой — уж слишком много всего навалилось за последнее время. Но я подумала, что все-таки мне надо развеяться, как-то отвлечься от проблем и постоянного напряжения. К тому же я ведь и вправду Нику обещала этот поход еще на позапрошлой неделе, так что придется свое обещание выполнять, не смотря на усталость. А устать мне было от чего.

Я опять чувствовала себя под микроскопом. С тех пор как в субботу, я с горем пополам убедила Идолбаева пересесть, он неотрывно следит за мной. Я, конечно, понимаю зачем он это делает: надеется выяснить кто меня так разукрасил. Да только зря старается — я ничем себя не выдам, даже не посмотрю ни разу в сторону виновников моей травмы (которая, кстати, быстро заживала и уже почти прошла, поскольку я решила поэкспериментировать с энергетическим самолечением и оно мне отлично удалось). Для того, что я задумала, Адам должен был себя вести как можно более натурально и достоверно, а для этого он должен был как можно меньше знать о случившемся. Пока что Идолбаев вел себя достаточно правдоподобно и в соответствии с моим сценарием — психанул за то, что я отправила его за другую парту, но про меня не забыл и наблюдения за мной не прекратил. Хитрые Рустам и Али затаились и никак себя не проявляли, но я прекрасно знала, что они за нами наблюдают и заметила как они удивились, что Адам не вернулся к ним за парту после того как ушел от меня. В этом и состоял мой план: сделать вид, что я их послушалась, чтобы они сами увидели, как себя поведет их друг, если нас разлучить. Они должны были лично убедиться, что лучше от этого никому не станет: ни им, ни Адаму. Может если они это поймут, то передумают мешать нашей дружбе. Надежда, конечно, слабая, но попытаться стоило. Во всяком случае, это лучше, чем чувствовать себя трусливой предательницей и нарушать свое слово, как я думала в начале.

Пока все шло неплохо, даже лучше чем я ожидала. Я думала, что Адам присоединится к Рустаму и Али и оттуда будет наблюдать за мной как раньше, еще до нашей дружбы. Однако, Идолбаев не просто отселился от меня и вернулся к старым друзьям, а вообще сидел теперь отдельно от всех. Он не сводил с меня глаз, а на друзей почти не обращал внимания — это было явно не то, что они от него ожидали. Один раз на перемене я даже наблюдала, как они попытались вернуть его в свой дружный коллектив, но эта затея с треском провалилась — Адам продолжал сидеть отдельно. Тогда они заняли выжидательную позицию: похоже, ждут когда ему надоест меня разглядывать. Вот в таком режиме мы и существуем уже третий день: Рустам и Али наблюдают за Адамом, Адам — за мной, а я — за всеми тремя чеченцами сразу. Да, это было бы смешно, если бы не было так грустно.

У моего плана был только один, но очень существенный недостаток: я не знала сколько это может продлиться. Если все затянется на достаточно длительный срок, Адам может выкинуть какой-нибудь фортель. Терпением он никогда не отличался. Его поведение совершенно непредсказуемо, но сейчас я могу предположить два варианта. Если ему и в самом деле надоест за мной наблюдать, он либо плюнет на все и вернется к своим друзьям (если так, что ж я как-нибудь это переживу, хоть и страшно в нем разочаруюсь), либо не ограничится простым наблюдением и докопается до истины каким-нибудь оригинальным способом. А когда он узнает правду, может произойти все, что угодно.

С такими мыслями я подошла к аудитории, где должна была проходить пара по налогам и налогообложению. Кабинет пока еще был занят другой группой, поэтому все наши одногруппники расположились у окон коридора. Я тоже подперла стену и принялась ждать, как вдруг Идолбаев неожиданно близко подошел ко мне и громко сказал:

— Ну хорошо, Соколова, я рад, что ты наконец-то решилась мне все рассказать.

Я удивленно уставилась на него:

— О чем это ты? Что рассказать?

— Ты знаешь что — парень наклонился ко мне и прошептал в ухо — это ведь не Горчеев поставил тебе фингал, правда? Если не хочешь, чтобы я поставил ему такой же, укажи мне настоящего виновника.

Я с ужасом воззрилась на неугомонного чеченца и укоризненно прошептала в ответ:

— Оставь его в покое, он здесь не причем. Ну что за манера: чуть что — сразу кулаки распускать?

Адам вдруг выпрямился и уверенно заявил в полный голос:

— Спасибо, я узнал все что мне нужно. Теперь я с этим разберусь.

Мне это совсем не понравилось. Я схватила его за рукав свитера и с беспокойством спросила:

— Что ты узнал? Что ты задумал?

Но парень аккуратно отцепил мою руку от своего свитера и туманно ответил, слегка улыбнувшись:

— Ты скоро все узнаешь.

После чего, как ни в чем небывало, отошел к окну и принялся что-то обдумывать. Я разволновалась: зачем был нужен этот разговор? Почувствовав, что на меня кто-то смотрит, я огляделась и увидела, что Рустам и Али буравят меня отнюдь недобрыми взглядами. Так, кажется, я что-то начинаю понимать. Они, наверное, слышали часть разговора и решили, что я все разболтала Адаму. Блин, что же теперь делать-то? Они же от меня не отвяжутся! И у Али появился прекрасный повод доделать то, что он не успел в прошлый раз — а именно: меня пристукнуть, и вряд ли на этот раз Рустам будет его останавливать, скорее поможет. Ну, спасибо тебе, Идолбаев! Вот уж удружил, так удружил, правдоискатель хренов! И ведь теперь не отмоешься: попробуй докажи им, что ничего не говорила — они-то своими ушами слышали совсем другое! Блин, блин и еще раз блин!! Что же придумать?

Весь остаток дня я ломала голову над тем как себя обезопасить, но, как назло, ничего путного в голову не приходило. Единственное, что мне было абсолютно понятно: нельзя давать им возможность меня схватить и утащить куда-нибудь как в прошлый раз. Надо быть все время на виду у людей и чуть что звать на помощь.

Адам

Я очень терпеливо ждал почти целых три дня, когда подонок посмевший ударить Ольгу объявится, но хитрый гад затаился и ничем себя не выдавал. Оля тоже никак не облегчала мне задачу: вела себя как обычно и ни на кого с опаской не смотрела, хоть я подспудно ощущал, что виновник где-то поблизости.

За все три дня к ней подошел лишь Горчеев, но я бы очень удивился, если бы наш вежливый до тошноты зам. Старосты оказался способен на раздачу фингалов одногруппницам. Скорее это больше похоже на меня, хотя даже я себе такого бы не позволил. Визит Горчеева натолкнул меня на мысль, что вся эта тягомотина со слежкой за Соколовой может затянуться до окончания академии, да и то не факт, что эта затея вообще сработает. Поэтому я подумал и решил, что надо как-то ускорить события. Например, спровоцировать подонка на повторное нападение, а Олю использовать в качестве наживки. Рискованно, конечно, и вряд ли Ольга так просто мне это простит, но другого выхода для выяснения интересующей меня информации я не видел.

После первой пары я начал приводить свой план в действие: подошел к девушке и постарался дать понять неведомому гаду, что Оля мне все про него рассказала, не смотря на его запрет. Я неплохо знал этот тип людей и был абсолютно уверен, что если гад был поблизости и все слышал, то постарается Оле отомстить за ее «болтливость». Соколова сначала ничего не поняла и лишь удивленно таращилась на меня синими глазищами. Но потом, после разговора, она быстро сообразила что к чему, а может просто почувствовала опасность и заметно занервничала.

До конца учебы к девушке никто не пытался подойти, уж это бы я точно заметил. Но ведь гаденыш мог напасть на нее и по дороге домой. Этого никак нельзя было допустить. В итоге, дело осложнилось тем, что пришлось незаметно следовать за Ольгой от самой академии. Я собирался скрыто проводить ее до самого дома, но не был уверен, что у меня это получится, так как еще ни разу там не бывал и не знал, каким транспортом пользуется Оля, чтобы добраться домой. Следить за Соколовой не составило большого труда: она не оглядывалась по сторонам, не оборачивалась, а смотрела прямо себе под ноги. К тому же, как нарочно поблизости от нее постоянно оказывались люди, которые могли бы помешать ей меня увидеть, вздумай она обернуться. Но я все равно подстраховался и во время пешеходного маршрута от академии до метро оставил между нами приличную дистанцию (которую я собирался быстро сократить, когда мы окажемся в метро, чтобы оказаться с ней в одном поезде). Дистанция была нужна еще и для того, чтобы не спугнуть неведомого подонка, вздумай он тоже следить за Ольгой.

Эта предосторожность чуть не стала моей роковой ошибкой. Из-за большого расстояния и прохожих, разделяющих меня и Ольгу, я не сразу обратил внимание, что к ней с обеих сторон пристроились двое парней. Может быть это потому, что я ожидал одного, а не двоих? Не важно. Суть в том, что я слишком поздно заметил, как они взяли ее в клещи и попытались куда-то утащить (со стороны для прохожих это вообще не было заметно, а выглядело так, будто старые друзья идут куда-то вместе, но я-то специально за ней следил и видел, как крепко они в нее вцепились). Судя по всему, Ольга тоже была настороже и как-то подготовилась к такому повороту событий. Во всяком случае, она наступила каблуком одному гаду на ногу, а когда тот от неожиданной боли выпустил ее, попробовала засветить второму своей тяжеленой сумкой по морде, но промахнулась. Не став проверять результат своих действий, она бросилась бежать.

Все это я машинально отметил, когда стремительно сокращал дистанцию между нами. Упускать этих подонков я ни в коем случае не собирался. Про себя я в очередной раз восхитился ольгиной выдержкой и умением действовать в критических ситуациях. Но тут события приняли неожиданный поворот: один из подонков успел догнать девушку и сбил ее подсечкой. Ольга с размаху грохнулась об грязный асфальт и, кажется, потеряла сознание. У меня от злости на этих уродов даже в глазах помутилось! Сам не заметив как оказался рядом с гаденышем, я развернул его к себе и отработанным ударом засветил ему в челюсть. Только тут я и разглядел, кого, собственно, бью…

— Рустам, ты?!! — от шока у меня даже руки опустились.

— Ты что, совсем спятил, Идолбаев?! — Рустам похоже нисколько не раскаивался в содеянном, а, наоборот, сверлил меня недобрым взглядом, одной рукой держась за пострадавшую челюсть. Краем глаза я заметил, как к нему чуть прихрамывая, подтягивается Али — какого хрена лысого, ты кулаки против своих же друзей направляешь?

Я от такой наглости даже опешил и замешкался с ответом. Рустам, не будь дурак, этим воспользовался и попытался оправдаться:

— Слушай, Адам, ты все неправильно понимаешь. Мы просто хотели с ней поговорить чисто по-дружески, но не ожидали, что она будет драться и попытается сбежать, вот и повели себя грубо. Это от неожиданности. Все, что здесь произошло — случайность.

Сейчас меня меньше всего интересовали его объяснения. Я очень беспокоился за Ольгу, которая лежала у меня за спиной и не подавала признаков жизни. Тут я услышал сзади глухой стон, а затем болезненный вскрик.

— Оль, лежи и не шевелись — бросил я девушке за спину — вдруг у тебя что-то сломано? Сейчас я разберусь и тебе помогу.

Рустама и Али мне хотелось собственноручно придушить и, видимо, это отразилось в моем взгляде, так как парни попятились.

— Эй, полегче, друган! — примирительно пробурчал Али — мы же для тебя старались. Да скажи ты ему, Рустам!

Тот недовольно покосился на сообщника, но произнес:

— Али прав. Ты не хочешь видеть очевидных вещей, Адам. Общение с этой девушкой не принесет тебе ничего хорошего. И наша прямая обязанность как твоих ближайших друзей помочь тебе прекратить увиваться вокруг Соколовой, тем самым предотвратив негативные последствия, которые может принести это общение. Пускай сейчас ты против нашего вмешательства. Но рано или поздно ты поймешь, что мы были правы и скажешь нам спасибо. Послушай нашего дружеского совета, со стороны ведь виднее: оставь ее в покое пока не стало слишком поздно. И не надо смотреть на нас так, Адам! Мы пытались тоже самое объяснить и ей, но она, как и ты, не захотела прислушаться к голосу разума. Поверь, мы не хотели причинить ей боль — это вышло совершенно не намеренно и вовсе не служило аргументом в нашей попытке убедить ее. Мы сожалеем о том, что произошло. Можем даже извиниться, если хочешь. Только об одном мы просим: прозрей, наконец! Взгляни правде в глаза: вы — не пара и никогда ей не станете, вы — не друзья, вас вообще ничего не связывает. Пойми, вы слишком разные и она никогда не впишется в твой круг общения, так же как и ты в ее. Для нас это так же очевидно как то, что солнце встает на востоке. И мы никак не можем уяснить: почему ты этого не понимаешь?

Все время пока Рустам произносил свой монолог, я старался дышать медленно и глубоко, опасаясь, что в противном случае переломаю ему (а заодно и Али) все кости. Да как они посмели втихаря за моей спиной что-то делать, в то время как я их прямо попросил не вмешиваться в наши отношения?! Они что считают, что я беспомощный младенец и сам не в состоянии разобраться кто мне друг, а кто враг?! Остолопы! Такого горького разочарования в людях я не испытывал никогда в жизни.

И ладно бы они только меня оскорбили, так нет же! Посмели напасть на беззащитную девушку, которая виновата только в том, что имела несчастье мне помогать, да еще и вдвоем! Бедная Ольга — так ее запугали, что она даже боялась намекнуть мне, кто ее обижает. Вот уроды, а еще друзьями называются!! Больше я не мог молча слушать ахинею, которую Рустам пытался навешать мне на уши и осведомился сквозь стиснутые зубы:

— Все сказал? Больше ничего не хочешь добавить, нет? А теперь послушай меня. Я вас честно предупредил, чтобы вы не вмешивались в мои дела с Соколовой, так? Так. Вы не послушали, так теперь пеняйте на себя. Если я еще раз увижу, что вы находитесь рядом с ней ближе чем на пять метров, то буду бить без предупреждения. И я не шучу, вы меня знаете. Только в память о нашей бывшей дружбе я из последних сил сдерживаюсь, чтобы вас, придурков, не покалечить. Убирайтесь с глаз моих долой! Вы мне больше не друзья, я не желаю вас ни слышать, ни видеть, понятно? — угрозу в моем голосе можно было намазывать на хлеб вместо масла.

Руки у меня сами собой сжались в кулаки, бешенство рвалось наружу, но каким-то чудом мне все еще удавалось удерживать себя на месте, а не набросится на них прямо сейчас. Однако, моя выдержка была на последнем издыхании. Парни быстро это смекнули — недаром два года прожили со мной бок о бок — и предпочли покинуть место происшествия. Правильно сделали, еще бы десять секунд промедления с их стороны и я бы точно потерял контроль над собой. А так мне понадобилось около трех — четырех глубоких и медленных вдохов-выдохов, чтобы в мозгах чуть-чуть прояснилось, и я вспомнил о причине размолвки.

Причина уже успела отползти к краю асфальтированной тропинки и уныло сидела на бордюре, потирая ушибленный лоб. Выглядела Ольга неважно: перепачканное лицо было очень уж бледным, так что я всерьез обеспокоился, как бы она опять не свалилась в обморок — не представляю, что мне тогда с ней делать? Друзья — предатели тут же вылетели у меня из головы. Я мгновенно оказался возле девушки и обеспокоенно спросил:

— Оль, ты как? Сильно ударилась? Болит что-нибудь?

Соколова поморщилась, но ответила вполне связно:

— Да, голова чуть-чуть кружится, и левая нога сильно болит, ступить не могу.

— Дай-ка я посмотрю. Снимай сапог — велел я и, не дожидаясь пока она сообразит, что нужно делать, сам потянулся к «молнии».

— Не надо, зачем… — слабо запротестовала Оля.

— Затем, что у тебя может быть либо перелом, либо растяжение либо вывих. Я в этом чуть-чуть понимаю, постараюсь помочь чем смогу…

За это время я уже успел стянуть с нее сапог и внимательно осмотрел пострадавшую ногу. Лодыжка была слегка скособочена под неестественным углом — похоже, все-таки вывих. Пока Ольга не успела одуматься и помешать мне, я крепко взял ее за стопу и проделал специальный прием, которому обучил нас тренер, когда у одного парня вот так же ногу скособочило в результате неудачного падения во время тренировки. Девушка ойкнула от боли, но я увидел, как кости встали на место, и лодыжка приняла естественное положение. Про себя я облегченно выдохнул: такую операцию я проводил впервые, но Ольге знать об этом было совсем не обязательно. Вслух же я потребовал:

— Теперь попробуй пошевелить ногой — Оля подчинилась — сильно болит?

— Нет, — удивленно откликнулась она — уже намного меньше.

— Так, хорошо. Попробуй осторожно встать, не бойся — я тебе помогу — не сразу, но у нас все-таки получилось придать девушке вертикальное положение — идти сможешь? Хотя нет, лучше обопрись на меня.

Я снова взял инициативу на себя и разместил наши руки так, чтобы нам было более-менее удобно идти. Все это время Ольга молча подчинялась моим командам, но тут вдруг она серьезно посмотрела мне в глаза и твердым голосом сказала:

— Адам, нам надо поговорить.

— Хорошо, Оль. Только не здесь. Посреди дороги разговаривать не очень удобно — я быстро прикинул, где бы мы могли спокойно посидеть. Недалеко как раз было подходящее место — Тут есть поблизости одно местечко. Конечно, это не «Полет», но для наших целей вполне сгодится.

Вместо ответа Соколова молча кивнула, и мы поковыляли в нужную сторону.

Уже в кафешке, после того как Ольга посетила дамский туалет и более-менее привела себя в порядок, я заказал нам горячий чай и испытывающе посмотрел на девушку. Выглядела она уже получше, но была явно чем-то сильно озабочена. Я решил не ходить вокруг да около и спросил напрямик:

— Итак, о чем ты хотела со мной поговорить?

Соколова кинула на меня неуверенный взгляд, но потом собралась с силами и посмотрела прямо в лицо:

— Ты очень помог мне, Адам. Ты доказал сегодня, что ты — отличный друг, и я правда очень благодарна тебе за помощь. Но боюсь, этот эксперимент с дружбой зашел слишком далеко. Твои друзья хоть и вели себя как последние бандиты с большой дороги, но в чем-то они правы: у нас слишком разный круг общения и вряд ли мы сможем вписаться в окружающую действительность друг друга. Так что лучше эксперимент на этом завершить. Извини.

Я не слишком удивился такой теме: после всего, что с ней случилось по вине моих бывших друзей — это было бы логично. Однако терять ее в мои планы не входило и соглашаться с ней я был не намерен:

— Оля, послушай меня, не делай этого. Я понимаю, что они тебя напугали, и поверь, они мне за это еще ответят. Но больше ничего подобного не повторится, обещаю. Я гарантирую, что теперь они к тебе и близко не подойдут! Так что вовсе нет необходимости разрушать из-за них нашу дружбу. Все было бы гораздо проще, если бы ты сразу рассказала мне в чем дело. Ну вот скажи, почему ты молчала?

— А ты бы поверил? — девушка грустно усмехнулась — Не думаю, что ты смог бы усомниться в своих друзьях. А даже если и так, я не хотела становиться причиной раздора и не хотела заставлять тебя выбирать между нами. Я надеялась, что со временем они одумаются и поймут, что наша дружба никому не мешает. Но, кажется, моим надеждам не суждено сбыться. Они никогда не поймут…

— Да плевать мне на них — перебил я Ольгу — они мне больше не друзья! Я хочу дружить с тобой и мне все равно, что подумают окружающие. Я прошу тебя, пожалуйста, постарайся забыть о том, что произошло. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы такого никогда больше не повторилось, честное слово. Ты мне веришь?

— Да, верю. Но суть не в этом. Думаешь, меня так сильно волнуют Али и Рустам? Нет, я знаю, что теперь, когда ты понял, откуда ветер дует, они побоятся ко мне соваться. Но разве они единственные? Это лишь первые ласточки, Адам. Я почти убеждена, что все остальные твои друзья и родные воспримут меня точно так же и поведут себя похожим образом. Не уверена, что смогу с этим справится. Да и тебе это не нужно. Ты же не хочешь расстаться со всеми, кто тебе дорог ради меня? Так что, по-моему, было бы правильно закончить наше общение прямо сейчас, пока ты не рассорился с близкими людьми окончательно, согласен?

— Нет! — вырвался у меня протест.

Я чувствовал, что, несмотря на все усилия, безнадежно проигрываю в этом споре. Я видел, что Соколова уже твердо все для себя решила, и по личному опыту знал как сложно бывает в чем-то переубедить эту упрямицу, если ей что-то втемяшилось в голову. Но я не собирался сдаваться. Конечно, Оля по-своему была права, и эта ее правота бесила меня до невозможности! Ну почему она не родилась чеченкой? Что за несправедливость?! От бессилия что-либо изменить, во мне проснулся гнев, который неожиданно выплеснулся наружу:

— Я никогда с тобой не соглашусь, Оля! — я хлопнул ладонями по столу так, что чашки с остывшим чаем подпрыгнули — По какому праву ты за меня решаешь, что для меня правильно, а что нет? Это нечестно, и ты сама это знаешь! Со своим окружением я уж как-нибудь сам, без тебя разберусь! Я готов пойти на риск и рассориться со всеми недовольными, если такие отыщутся, но от нашей дружбы не откажусь и тебя в покое не оставлю, уяснила?

Но Ольга лишь тяжело вздохнула и устало прикрыла глаза.

— Адам — тихо, но твердо сказала она — не надо все усложнять. Ты не сможешь разобраться со всеми, тебя на всех просто не хватит. Смирись с этим. Если ты меня хоть капельку уважаешь, пожалуйста, не спорь со мной. Прошу, давай разойдемся по-хорошему.

Я понял, что проиграл. Я действительно слишком сильно ее уважаю и не смогу отказать, когда она так просит. На душе стало ужасно пусто и одиноко. Мне очень тяжело это далось, но я заставил себя сказать:

— Хорошо, Оль, будь по-твоему. Я оставлю тебя в покое, если ты так хочешь, но с одним условием: разреши мне проводить тебя до дома. Все-таки твоя нога еще не совсем зажила. И мне будет спокойнее, если я лично прослежу, что ты нормально добралась домой. Уж в этом-то ты мне не откажешь? — грустно поинтересовался я.

— Не откажу, — девушка подарила мне печальную улыбку и виновато добавила — прости, что тебе приходится со мной возиться. И спасибо за все, что ты сделал для меня. Я очень ценю твою помощь, правда. И надеюсь когда-нибудь смогу отплатить тебе тем же.

Ольга смотрела на меня так ласково и благодарно, что я смутился, отвел взгляд и пробурчал:

— Ладно, чего уж там. Пойдем что ли?

— Пойдем.

Мы расплатились за нетронутый чай и медленно побрели к метро.

Ольга

По дороге домой, Адам не проронил ни слова. Он выглядел очень опечаленным и весь ушел в себя. Мне тоже было очень грустно — не думаю, что кто-то смог бы радоваться в подобной ситуации. Я не решилась с ним заговорить и вывести из тяжелых раздумий из опасения, что он воспримет это как повод еще раз переубедить меня в моем решении. А оно и так слишком тяжело мне далось, повторного натиска Идолбаева я бы не выдержала.

Чувствовала я себя все еще не очень уверенно, мысли иногда путались, нога побаливала — так что я и впрямь была очень благодарна Адаму, за то, что он изъявил желание меня проводить. Чтобы как-то отвлечься от плохого самочувствия, я постаралась вспомнить что произошло после того как я ушла из академии.

Как только я вышла за ворота нашего учебного заведения, мне сразу стало очень не по себе. Интуиция во весь голос вопила, что вот-вот должна случиться какая-то гадость. Я, в принципе, догадывалась какая именно, поэтому постаралась по дороге до метро держаться поближе к людям, рассчитывая, что Али и Рустам постесняются нападать на меня при всем честном народе. Но я просчиталась: на полпути к метро, они вдруг появились словно из-под земли и зажали меня с двух сторон. Причем, сделали это так аккуратно, что никто из рядом идущих прохожих ничего не заметил. Хоть я и предполагала нечто подобное, все равно оказалась к этому не готова — вместо того, чтобы закричать и звать на помощь, я стала вырываться и в результате схлопотала от Али нехилый подзатыльник. Не оставшись в долгу, я постаралась как можно сильнее отдавить ему ногу каблуком и, как ни странно, это помогло — чеченец на секунду выпустил меня. Этой секунды мне хватило, чтобы замахнуться на Рустама сумкой особо не прицеливаясь для того, чтобы и он выпустил меня. Тогда бы я смогла убежать в метро: там есть милиционер, я точно знаю. Наша милиция должна нас беречь, вот пусть милиционер и разберется с неугомонными чеченцами! И ведь почти получилось: я отчетливо помню как побежала к метро, но потом вдруг наступила темнота. Почему это случилось, и сколько времени я была без сознания, я не понимаю до сих пор.

Когда я очнулась и обнаружила себя на грязном асфальте, первая мысль была о том как я объясню свой вид маме — я и так с трудом выкрутилась, когда пришла домой с синяком в пол-лица (кстати, сказочка о вращающейся двери метро была сочинена именно тогда), а теперь еще и это! Вторая мысль была более трезвой: почему Рустам и Али не взяли меня тепленькой, пока я валялась без сознания? Ответ отыскался в двух шагах от меня — Идолбаев стоял нерушимой стеной между мной и моими недругами. «Откуда он тут взялся?» — вяло удивилась я, на большее у меня просто не хватило сил. Я попыталась встать, чтобы хоть как-то отряхнуться, но почувствовала такую острую и резкую боль в левой ноге, что вскрикнула от боли. Адам сразу отреагировал, приказал мне лежать и не шевелиться. «Это хорошо» — отметила я про себя — «значит, он себя осознает и мне не придется вмешиваться, в моем состоянии только этого мне и не хватает для полного счастья!».

Быстро поняв, что встать не смогу, я решила отползти подальше от прохожей части. Лежать в грязи я не собиралась, чтобы Идолбаев мне там не приказывал. Кое-как на четвереньках добравшись до бордюра, я попробовала привести себя в относительный порядок и заодно, краем глаза, пыталась оценить обстановку. Как я и предупреждала чеченских друзей, Адам на них страшно разозлился, но пока еще держал себя в руках, хоть и невооруженным глазом заметно было каких огромных усилий ему это стоит. Рустам пытался как-то оправдываться, видимо хотел Адама образумить, но в данный момент это было бесполезной затеей. Я уже достаточно изучила Адама, чтобы понять: в таком состоянии он ничего не воспринимает кроме коротких и четких команд, и витиеватые объяснения друга до него просто не доходят. Скорее уж Али с его примитивной речью и прямотой в общении удалось быстрее достучаться до Адама, но тот молчал как рыба и лишь с опасением поглядывал на Идолбаева. Надо сказать, что опасаться было чего: с каждой секундой парень раскалялся все больше, и у меня даже мурашки побежали по спине до того внушительно и устрашающе он выглядел. Я даже слегка порадовалась про себя, что сейчас он на моей стороне — уж очень не хотелось оказаться на месте Али и Рустама. Те, ни смотря на все их недостатки, не были дураками и предпочли тактическое отступление заранее проигрышному бою.

Через пару минут парень взял себя в руки (кстати, на мой взгляд, он уже достиг значительных успехов в навыках самоконтроля, учитывая, что сумел не подраться с друзьями прямо на улице) и наконец-то обратил внимание на мою скромную персону. Адам так искренне беспокоился обо мне, что у меня как-то потеплело на душе, даже не смотря на неловкость от того, в каком чумазом виде я перед ним предстала. Потом он так быстро и решительно разобрался с моей поврежденной ногой, что даже в моем заторможенном состоянии я не могла это не отметить и не восхититься про себя, поразившись его скрытым талантам.

Но, не смотря на все эти позитивные моменты, подспудно у меня уже созрело понимание того, что это последний раз, когда мы можем себе позволить так близко и по-дружески общаться. Я слишком устала от этой ситуации с чеченцами. И больше не осталось сил сопротивляться натиску идолбаевских друзей, даже не смотря на то, каким неожиданно чудесным другом оказался Адам. Тем тяжелее и сложнее мне было собраться с силами и провести с парнем серьезный разговор. Но я понимала, что сделать это нужно именно сейчас — потом у меня не хватит храбрости заставить себя провести эту беседу.

И вот бедный парень практически на себе приволок меня в ближайшее кафе, а я вместо благодарности обрушила на него известие об окончательном прекращении нашей дружбы. Я чуть на месте не сгорела от чувства вины, но по-другому было нельзя — иначе Рустам и Али никогда от меня не отвяжутся. Мое чувство самосохранения в тот момент победило все остальные и настоятельно потребовало прекращения любых контактов с лицами чеченской национальности. Я прекрасно знала, что больше всего это похоже на трусость, но ничего не могла с собой поделать: мне хотелось максимально себя обезопасить, пусть даже ради этого придется расстаться с Адамом. Поэтому я наступила на горло своему чувству долга, запихнула подальше чувство справедливости и, использовав весь свой дар убеждения, с горем пополам вынудила парня дать мне обещание больше меня не беспокоить.

Адам сопротивлялся как мог, спорил и доказывал, что больше мне ничто не угрожает. Я знала, что он так и поступит. Видно было, что он очень решительно настроен сохранить наши дружеские отношения во что бы то не стало. Поэтому мне с самого начала было понятно, как непросто будет заставить его подчинится моей воле и вытрясти нужное обещание. Но у бедного парня не было никаких шансов поколебать меня в моем решении — моему чувству самосохранения было мало одних лишь заверений в моей полной безопасности, так что чтобы Адам не говорил — я пропускала это мимо ушей. Вот такая вот трусиха я оказалась. Ужасно неприятно было признавать это. Я сама себе была противна до невозможности, но в тот момент страх перед идолбаевскими друзьями был слишком велик, и мне не под силу было с ним справится.

Идолбаев тоже не облегчил мне задачу, он оказался настолько честным и благородным, что даже вызвался меня проводить, хоть и не обязан был со мной нянчится после всех гадостей, что я ему наговорила. После этого чувство вины набросилось на меня с новой силой, больше всего мне хотелось спрятаться в каком-нибудь углу и вволю нарыдаться. Однако вместо этого я вынуждена была принять эту помощь, чтобы не обидеть его еще больше и хоть как-то компенсировать ему этот ужасный день.

И вот теперь он провожает меня домой в гробовом молчании. Я настолько вымоталась и морально и физически, что у меня не хватило сил придумать как поддержать Адама и скрасить наше расставание. Поэтому, когда он довел меня до подъезда, моего воображения хватило только на банальное:

— Спасибо, ты настоящий друг. Мне очень жаль, что все так получилось.

А он в ответ в очередной раз удивил меня грациозным полупоклоном и, так ничего не ответив, развернулся и потопал в обратную сторону к автобусной остановке. Я же поковыляла внутрь подъезда, но чувствовала при этом, как внутри меня что-то сжимается и каменеет. Мне стало так грустно, горько, одиноко и обидно, что даже словами сложно передать. Мне вдруг ужасно захотелось вернуться и позвать его назад, но я представила как это будет выглядеть со стороны и промолчала.

Четверг, 19 ноября 2003 г.

Адам

Я сидел и скучал на лекции по менеджменту и маркетингу. С тех пор как мы с Ольгой больше не общались, дни тянулись ужасно медленно и нудно. Время будто изменило свои свойства: там, где раньше было пять минут стало полчаса, там, где час — три часа. Без Соколовой мое присутствие в академии стало каким-то бессмысленным: все те же лекции и семинары и раньше-то не слишком увлекательные, превратились в сущее мучение! Я и не думал, что, не смотря на непродолжительные разговоры, которыми мы обменивались на переменах, ее молчаливое присутствие в моей жизни так много для меня значило. Я по ней ужасно скучал. Мне так не хватало внимательного взгляда синих глаз и спокойной сосредоточенности, которая ее окружала словно облако! Так странно: никогда не задумывался, что можно так скучать по человеку, которого видишь каждый день и с которым по полдня проводишь вместе в одном помещении. Это же абсурд! Ну что в ней такого особенного, что я так на ней зациклился? Я ни на чем не мог сосредоточится и постоянно ловил себя на том, что тоскливо смотрю ей в спину вместо того, чтобы слушать препода или писать лекцию или хотя бы думать о чем-то своем.

А Ольга меня не замечала. С той злополучной среды я будто перестал для нее существовать. Раньше она каким-то образом чувствовала мой взгляд и оборачивалась, но не теперь. Я для нее словно превратился в пустое место — ни намека на взгляд в мою сторону. Первые три дня я еще как-то мирился с этим, надеясь, что со временем привыкну, перестану замечать ее безразличие и сам буду к ней относиться точно так же. Но дни шли, а мне становилось только хуже — с каждым днем я все острее ощущал как мне ее не хватает и злился на нее, что она этого не замечает и не чувствует тоже самое. Хотя если трезво рассудить, с какой стати она должна это делать? Мое поведение даже мне самому кажется навязчивым сумасшествием, а Ольга всегда отличалась спокойствием и рассудительностью и сумасшедшей явно не была. Понять бы еще, что со мной происходит? Раньше же я так сильно ни к кому не привязывался. Неужели Рустам был прав, и я в нее втюрился? Да нет, не может быть… Просто у меня раньше никогда не было такого понимающего и преданного друга как она. Она практически единственная из моих друзей, кто не только понимала меня, но и принимала таким, какой есть. Неудивительно, что я не хочу с ней расставаться.

С Рустамом и Али я уже неделю был «на ножах». Я ненавидел их всеми фибрами души за то, что из-за их дурацкой заботы Оля не желает со мной общаться. Я ведь не шутил, когда сказал, что эти олухи мне больше не друзья. Да только они не хотели этого понимать и все пытались со мной помириться. Сначала Рустам пытался читать мне нотации, но был послан в грубой форме в очень далекие края. Потом Али пробовал вытащить меня в какой-то кабак, но был отправлен по тому же адресу, что и Рустам. Тогда эти придурки наконец поняли, что я на них серьезно обиделся. Поэтому они решили вместе прийти ко мне извиняться, но я не собирался их прощать и популярно объяснил, куда они могут засунуть свои извинения. Ну как можно быть такими тупыми идиотами? Неужели не ясно, что я больше не желаю иметь с ними ничего общего? Мне до сих пор хочется переломать им все кости, но я как могу борюсь с этим желанием, понимая что это ни к чему хорошему не приведет и вернуть Ольгу мне не поможет. Скорее наоборот, она решит, что все чеченцы — агрессивные маньяки и постарается держаться от меня подальше. Хотя куда уж дальше?

В субботу я видел, как после учебы она куда-то пошла с Горчеевым. Меня это ужасно взбесило, но что я мог сделать? Я ведь обещал оставить ее в покое и обязан был выполнить свое обещание. Так что у меня не было никакого права вмешиваться в ее личную жизнь и я даже не мог спросить куда они идут. Мне очень хотелось незаметно проследить за ними и все выяснить, но я не мог себе этого позволить, так как опаздывал на тренировку, а прогуливать ее было никак нельзя. Тренер до сих пор недовольно поглядывал на меня из-за прошлой моей выходки, и давать ему повод выгнать меня из секции я не собирался. Только благодаря боксу я еще каким-то чудом держал себя в руках и не сорвался на первом встречном. Я старался выместить на грушах всю накопившуюся злость на себя (за свою беспомощность), на Ольгу (за ее безразличие), на бывших друзей (за их кретинизм и идиотизм) и на весь несправедливый мир в целом. После тренировок я чувствовал себя выжатым лимоном, но мне хоть немного становилось легче. К сожалению, ненадолго.

Не знаю, сколько я еще смогу выдержать в таком режиме. Понятия не имею, сколько мне потребуется времени, чтобы отвыкнуть от Соколовой. Да и случится ли это когда-нибудь вообще? Ответ на этот риторический вопрос был мне неизвестен.

Ольга

Неделя после разговора с Идолбаевым прошла для меня как-то странно. С одной стороны, я наконец-то вздохнула с облегчением — все чеченцы от меня отстали, и шестое чувство подсказывало, что больше никакой опасности мне не угрожает. Но с другой стороны, я почувствовала себя в полной изоляции. Казалось бы: живи да радуйся, ведь в общем-то я этого и добивалась… Но нет, без Адама мне было как-то дискомфортно и одиноко. Не знаю как так получилось, но за эти полтора месяца я успела настолько к нему привыкнуть, что сейчас мне постоянно чего-то не хватало. Даже любимые книги мне не помогали так, как раньше. Одно радовало: синяк на лице полностью прошел, и нога почти совсем зажила — я отлично потренировалась на себе в целительских практиках. Так что из последствий общения с лицами чеченской национальности остался только моральный ущерб.

Одиночество окружало меня со всех сторон. Мало того, что с Идолбаевым я больше не общалась, так еще и одногруппницы как-то незаметно исключили меня из круга своего общения, видимо потому, что я слишком мало уделяла им внимания, предпочитая общаться с чеченскими парнями. Так что я понятия не имела как теперь восстанавливать с ними отношения.

Да что там подруги, даже любители списать на контрольной или зачете теперь ко мне не подсаживались! Причина такого игнорирования оставалась для меня загадкой. Единственное, что я могла предположить — одногруппники не хотели связываться с Идолбаевым в случае если вдруг он решит снова ко мне подсесть, ведь им неоткуда было знать, что вероятность такого события теперь близка к нулю.

В целом, как ни крути и мне и Адаму тяжело далось это расставание. Я старалась не обращать на него внимания и не смотреть лишний раз в его сторону, чтобы зря его не обнадеживать, но это не означает, что я совсем перестала его замечать. Наоборот, моя чувствительность обострилась до предела, и я могла ни разу не взглянув на него за весь день, точно сказать сколько раз и с каким настроением он посмотрел на меня. Настроение у него в основном было грустное и подавленное, хотя внешне это почти не проявлялось. А может мне это только кажется? Может это у меня грустное настроение, и я невольно проецирую его на Адама, выдавая желаемое за действительное? Я совсем в себе запуталась.

Оказывается, я себя совершенно не знаю и не понимаю, что мне нужно на самом деле. Взять хотя бы Никиту. Два месяца назад я думала, что буду на седьмом небе от счастья, если вдруг мне нечаянно так повезет и он куда-нибудь меня пригласит. И что в итоге? В прошлую субботу мы с Ником сходили в кино на романтическую комедию, название которой я даже не запомнила. Я люблю комедии, особенно романтические, но в этот раз все было как-то не так: приколы меня не смешили, актеры — раздражали своей наигранной игрой. С Никитой я чувствовала себя как-то скованно и неловко, стеснялась своего синяка и вынужденного прихрамывания на левую ногу, не знала о чем с ним разговаривать. Плюс ко всему, я видела, что и Горчеев меня почему-то стесняется и никак не может подобрать подходящую тему для разговора. Вот странно, с Адамом у нас таких проблем в общении никогда не возникало, мы всегда могли свободно разговаривать практически обо всем и обоим было интересно. А если даже мы не разговаривали, то все равно чувствовали себя комфортно в обществе друг друга. С Ником же все было не так: общие темы для разговоров быстро кончились, и между нами повисло неловкое молчание, потому что на личные темы говорить мы стеснялись. Это так напрягало и выматывало, что через полчаса подобной «беседы» я уже мечтала, чтобы это свидание поскорее закончилось и больше никогда не повторялось.

Я ничего не хочу сказать плохого о Никите. Он отличный парень и никакой он не трус, чтобы там не говорил мне Идолбаев. Просто во время этого свидания я поняла одну вещь: когда люди характерами друг на друга похожи — это не всегда хорошо. Мы с Горчеевым схоже реагировали на одни и те же ситуации и как будто блокировали друг друга, а не дополняли. Мне кажется, что и Никита тоже это понял. Так что вряд ли он еще куда-нибудь меня пригласит. Если так — я не расстроюсь, мне и одного раза хватило выше крыши.

Сегодняшний день ничем не выделялся из череды других дней и плавно слился бы со спокойными (чтобы не сказать коматозными) днями последней недели, если бы не одно обстоятельство. После последней лекции, когда я уже собиралась пойти домой, к моей парте внезапно подошли Рустам и Али. Это стало для меня полной неожиданностью (неприятной, надо сказать), ведь в последнее время эта парочка не проявляла ко мне никакого интереса. И слава Богу! Однако, вопреки моим ожиданиям, они опять стояли передо мной и явно намеривались снова портить мне нервы.

Я огляделась вокруг и отметила, что почти все одногруппники покинули аудиторию. Адам уже ушел. Так что неудивительно, что я вся напряглась и занервничала.

— Что вам от меня надо? — затравлено спросила я.

Ответил, как ни странно, Али:

— Не дрейфь, Соколова, бить не будем. Мы это… Извиниться хотели.

— Чего? — я опешила, уж что-что, а извинений я от них ожидала меньше всего.

Внезапно в опустевшую аудиторию влетел Идолбаев и, мигом преодолев разделявшее нас расстояние, сжал им шеи каким-то хитрым способом, так что ребята, по-моему, даже не могли пошевелиться:

— Вы, двое, — прорычал он, обращаясь к порядком перетрухнувшим парням — я же вам говорил к ней не приближаться ближе чем на пять метров, забыли?! Все, терпение мое лопнуло, ну-ка быстро на выход! Я там с вами разберусь! — и он усилил свой захват, вынуждая их подчиниться.

— Подожди, Адам — обратилась я к моему защитнику — пусть сначала скажут зачем пришли.

Парень удивленно взглянул на меня, но спорить не стал и слегка ослабил хватку. Поскольку одногруппники сконфуженно молчали, я решила их немного подбодрить:

— Продолжай, Али. Я не ослышалась, ты что-то говорил про извинения?

Тот недовольно засверкал на меня глазами, потом весь порозовел, но все-таки выдавил из себя:

— Ты это… Прости нас, в общем. Мы с Рустамом не хотели тебя пугать. Мы все поняли и больше не будем встревать в ваши с Адамом терки, только угомони этого долбанутого психа! Ай, отпусти, психованный, больно же! — это уже Адаму, который, видимо, обиделся на нелестный эпитет и так сдавил Али шею, что тот аж весь покраснел.

Я ушам своим не поверила, неужто до них наконец-то дошло все, о чем я раньше их предупреждала?! А я уже всякую надежду потеряла. Все это было для меня так неожиданно, что я никак не могла поверить в реальность происходящего, поэтому решила переспросить у Рустама:

— Рустам, а ты что думаешь? Ничего не хочешь мне сказать?

— Я не хочу говорить при Адаме — хмуро ответил парень — Мы можем пообщаться наедине?

— Ага, щаз! Размечтался! — прошипел Идолбаев, теперь уже Рустам морщился от боли — Если у тебя есть что сказать — говори сейчас, другого шанса у тебя не будет!

Я только и успевала переводить удивленный взгляд с одного на другого. Рустам смекнул, что приватной беседы не получится, прикрыл глаза иобратился к своему мучителю:

— Ладно, Идолбаев, ты сам напросился — а затем серьезно посмотрел на меня и постарался сказать нейтральным тоном — Я присоединяюсь к Али и тоже прошу прощения за наши действия. Ты была права на счет реакции Идолбаева — он стал совершенно невыносимым с тех пор как вы расстались. Не знаю, что ты с ним сделала, но это уже не тот Адам, которого мы знали раньше. Если с тобой он был хоть немного вменяемый, то сейчас превратился в очень неуравновешенную и неадекватную личность. Да ты сама на него посмотри! Разве сейчас его поведение можно назвать нормальным? Я по-прежнему уверен, что ваша дружба вас до добра не доведет, но если вам так хочется испортить себе жизнь — флаг вам в руки, барабан на шею и поезд навстречу! Я больше не буду вас останавливать, раз вы такие дураки. Делайте, что хотите и как хотите, а я умываю руки.

Я нахмурилась, не такой реакции я ожидала. Это было больше похоже на обвинение, чем на извинение, и совершенно меня не устраивало. Что это за извинение такое, где человек не осознает по-настоящему насколько неэтично он поступил и продолжает обвинять во всем меня? Я отлично понимала, что если согласиться с ним сейчас, то потом он запросто может изменить свое решение и снова испортит нам с Адамом жизнь, а второго такого кошмара я не вынесу. Поэтому я также серьезно посмотрела парню в глаза и строго сказала:

— Знаешь что, Рустам, извинения Али я принимаю, а твои — нет. Ты как всегда в своем репертуаре — опять пытаешься решить проблему чужими руками. Сам ведь Адама разозлил до невменяемого состояния, хотя я тебя честно предупреждала о его негативной реакции, а теперь предлагаешь мне его успокаивать, да? Не очень-то справедливо, ты не находишь? Так что вот тебе мой ответ: сам кашу заварил — сам и расхлебывай! Адам, — я перевела взгляд на Идолбаева, постаравшись выражением глаз передать всю степень моего сожаления — ты уж извини, я против тебя ничего не имею, правда. Но твои друзья, особенно некоторые из них, меня слишком уж достали! Прости, я не могу больше так рисковать — выпалила я, проклиная себя в душе за то, что приходится снова причинять ему боль, и схватила свою сумку, собираясь избавить колоритную троицу от своего присутствия.

Глаза у Адама печально потухли. Али наоборот вылупился на меня как баран на новые ворота. А у Рустама вытянулось от удивления лицо, он явно рассчитывал на то, что после его высочайшего соизволения продолжать нашу дружбу с Адамом, я буду прыгать от радости, и никак не ожидал от меня подобной отповеди. Увидев, что я серьезно настроена уйти и оставить его один на один с разъяренным Идолбаевым, парень забеспокоился и сменил тон:

— Э-э-э, Соколова, подожди. Признаю, я был не прав. Я виноват перед тобой. И перед Адамом тоже. Наверное, мне не стоило вмешиваться — все-таки вы взрослые люди, сами бы разобрались что к чему со временем. Но я же хотел как лучше! А получилось как всегда. Прости меня, очень тебя прошу. Не надо наказывать Адама из-за моего неправильного поведения. Я, точнее мы с Али постараемся все исправить. Если хочешь, мы можем как-то компенсировать причиненные неудобства, поможем заново все начать. Например, мы можем достать вам билеты куда-нибудь или оплатим поход в ресторан. Только скажи, что нам делать — мы все сделаем, согласна? — выдавил из себя Рустам просительно заглядывал мне в глаза.

Это было уже гораздо лучше, чем предыдущий вариант — для Рустама это была практически полная капитуляция. В душе я порадовалась произошедшей с Рустамом перемене и готова была его простить, но разумом я понимала, что показывать свою радость ему нельзя — иначе он решит, что прощение слишком легко ему досталось. К тому же, я не собиралась облегчать ему жизнь — они с Али попортили мне столько нервов, так пусть теперь сами немного понервничают! Поэтому я постаралась сохранить серьезное выражение лица и спокойно произнесла, подарив Рустаму долгий задумчивый взгляд:

— Я не могу тебе ничего обещать, Рустам. Но постараюсь серьезно обдумать твое предложение. Ответ скажу завтра. Все, мне пора, всем пока — и легко проскользнув в узком проходе между партами, быстро направилась к выходу. Спиной я чувствовала, как все трое удивленно смотрят мне в след, но оборачиваться и проверять их реакцию на мои слова даже не подумала — сейчас главное было поскорее смыться, чтобы не дать им возможности вытрясти из меня более определенный ответ.

Пятница, 20 ноября 2003 г.

Адам

Со вчерашнего дня я весь был как натянутая пружина — надежда боролась во мне с благоразумием, и попеременно побеждало то одно, то другое. Я был взвинчен до предела и уже готов был пришибить Ольгу, за то, что она вчера так внезапно убежала, не сказав ничего определенного и оставив нас мучиться неизвестностью. Я, конечно, сразу догадался, что это была ее маленькая месть Рустаму и Али за их выходки, но было обидно, что и мне пришлось мучиться с ними за компанию.

Как только Соколова умчалась, я набросился на бывших друзей с обвинениями:

— Придурки! Что вы себе позволяете? Зачем еще больше меня перед ней позорите, болваны?! Видно, давно по мозгам не получали, да? Ну сейчас я это исправлю…

Но Рустам, воспользовавшись тем, что я отвлекся и почти перестал их удерживать, легко вывернулся из моего захвата и попытался заломить мне руку за спину. Ха, разбежался! Такие наивные попытки меня удержать я давно научился блокировать на одних лишь рефлексах. Правда, Али пришлось при этом отпустить. Так что теперь мы все были в равных условиях. У меня так и чесались руки начистить им рожи: как будто я мало неприятностей испытал по их милости, так еще и это унижение! Как же мне хотелось прямо сейчас выбить из них всю дурь раз и навсегда! Но Али среагировал быстрее: примирительно подняв руки вверх и полностью раскрывшись, он добродушно пробурчал:

— Остынь, друг. Мы же для тебя стараемся. Мы же не изверги какие, и не слепые — видим, как тебя из-за Соколовой всю неделю корежит не по-детски. Раз ты без этой девчонки не можешь, мы тебе ее вернем. По крайней мере, мы сделали, что смогли. А дальше все уж от нее зависит.

Меня аж всего перекосило от такой наивной простоты, но это же Али — он по-другому просто не умеет. Только я открыл рот для достойного ответа, как к Али присоединился второй непрошенный помощник:

— Да, Идолбаев — поддержал его Рустам, окатывая меня ледяным взглядом — мы, можно сказать, из кожи вон лезем, пытаясь заслужить твое прощение, даже наступили на горло своей гордости и ползаем у Соколовой в ногах, а ты наших усилий совсем не ценишь! Не переживай ты так, я почти уверен, что твоя русская подружка не упустит свой шанс, снова с тобой задружится и постарается выдоить нас с Али по полной программе.

— Ты ее совсем не знаешь, Рустам, Ольга не такая! — мои кулаки сжались сами собой и настоятельно требовали пустить их в действие, но холодная уверенность во взгляде Рустама слегка поумерила мой пыл — На сколько я ее знаю, она запросто может тщательно все обдумать, как и обещала, а потом прийти к таким неожиданным выводам, какие тебе даже не снились. С ней никогда заранее не угадаешь, какое решение она примет в следующую секунду. Но в одном я уверен: подкупить ее не удастся, поверь, я это по личному опыту знаю. Так что очень может быть, что завтра она засунет тебе твое предложение в одно место и рассмеется в лицо!

— Поспорим? — холодно осведомился Рустам — ставлю ящик твоего любимого чешского пива против твоего обещания пересмотреть свое к нам отношение. Если ты победишь и Соколова пошлет нас подальше, то у тебя хотя бы будет, чем запить свое горе. Ну а если девчонка согласится на перемирие и раскрутит нас с Али на какое-то мероприятие, значит я оказался прав, и ты уж постарайся сменить гнев на милость. Идет?

Я мысленно прикинул все за и против и отметил про себя, что в целом предложение Рустама не лишено смысла:

— Ладно, идет. Но ты проиграешь, так что готовь ящик пива.

— Посмотрим. Где это видано, чтобы русский человек, пусть даже девушка, отказывался от халявы? А Соколова ведь русская, так? Значит и она не станет исключением.

Вот такой разговор состоялся накануне. И теперь мы с парнями с нетерпением ждали Ольгиного прихода в академию, чтобы узнать кто же из нас оказался прав. Но девушка что-то запаздывала. Вот уже и до начала первой пары осталось пять минут, а ее все не было.

— Да, Идолбаев, похоже, твоя подружка нас всех кинула — пробурчал Али.

— Не волнуйся, она придет, просто что-то ее задержало — ответил я с уверенностью, которой на самом деле не было и задумчиво добавил — Не в ее характере бросать слова на ветер. Наверное, что-то серьезное случилось. Позвонить бы ей, да я так и не удосужился узнать ее номер.

— Так в чем же дело? — подал голос Рустам — пойдем, потрясем наших девчонок, они наверняка знают.

Мимо нас как раз двигалась к своему месту Иванцова и Рустам недолго думая, задал ей в лоб вопрос:

— Эй, Иванцова, у тебя есть мобильный Соколовой?

Девушка остановилась и с опаской спросила в ответ:

— А вам зачем?

— Поговорить надо — ответил Али и приблизился к одногруппнице вплотную. С другой стороны к ней уже подошел Рустам, и она оказалась запертой со всех сторон в узком проходе между партами, так как с третьей стороны сидел я, а с четвертой было окно. Иванцова быстро оценила ситуацию и заметно напряглась:

— Э-э, ребята, а может, вы у нее сами спросите? А то вдруг она не обрадуется, что я без спросу раздаю ее номер. А, вон, кстати, и она сама идет! — облегченно выдохнула девушка и воспользовавшись тем, что все мы отвлеклись на дверь, выскользнула из нашей ловушки. Но нам было уже не до Иванцовой, и на ее побег никто не обратил внимания.

Запыхавшаяся и раскрасневшаяся Оля влетела в дверь прямо перед самым носом препода и, не останавливаясь, промчалась к своему месту. Плюхнувшись за парту, девушка резко выдохнула и, обернувшись, отыскала взглядом нашу живописную группу:

— «После пары» — произнесла она одними губами и утратила к нам всякий интерес.

«Ну вот!» — мысленно застонал я — «теперь еще больше часа ждать придется! И что могло ее так задержать?» Однако семинар по мировой экономике уже начался, препод решил провести тестирование по пройденному материалу, и пришлось срочно переключиться на учебу.

Ольга

Я чуть не опоздала в академию, потому что проспала. В кои-то веки я легла уже под утро и даже не услышала будильника. Если бы не мама, случайно заглянувшая ко мне в комнату полить цветы перед уходом на работу — могла бы и вообще проспать все на свете! Вот было бы позорище! А так, я как ошпаренная выскочила из кровати, оделась — умылась — причесалась в рекордно короткий срок и без завтрака вылетела из квартиры. Хорошо хоть с транспортом мне повезло — доехала без пробок, не задерживаясь подолгу на пересадках, а то бы точно опоздала.

А все потому, что я полночи обдумывала предложение Рустама, и под утро на меня как раз снизошло озарение как решить эту проблему. Остаток ночи я готовила свою речь и сопутствующие материалы, так что легла уже ближе к пяти утра.

Чудом успев влететь в аудиторию перед преподавателем, я стрелой промчалась к своему месту. Не успела я сесть, как спиной почувствовала нетерпеливые взгляды своих одногруппников — пришлось обернуться и намекнуть им, что все разговоры будут только после семинара. Все-таки удачно я добежала — вот и на тестирование попала. На время мне пришлось выкинуть из головы все посторонние мысли и заняться тестом, но как только пара закончилась, ко мне вернулось тревожное ожидание предстоящего серьезного разговора, и меня посетила неуверенность в собственных способностях убеждения. Однако я постаралась задавить ее в зародыше и смело встала навстречу ребятам, нетерпеливо топтавшимся у моей парты.

Начал, разумеется, Рустам:

— Ну что, Соколова, ты все обдумала? И каково же твое решение?

— Не так быстро, Рустам. Сначала выйдем в коридор — разговор будет долгим.

Парни не стали спорить и молча покинули аудиторию. Пристроившись у ближайшего окна, я внимательно оглядела всю компанию. У Али глаза сверкали любопытством, Рустам был напряжен и сосредоточен, а Адам просто выжидающе смотрел на меня и больше всего в этот момент походил на приговоренного к казни: либо казнят либо помилуют. Вздохнув, я обратилась сначала к Идолбаеву:

— Адам, я бы предпочла, чтобы ты не присутствовал при разговоре. Но ты ведь все равно не уйдешь, да?

— Ты же знаешь, что нет — был мне ответ.

— Ладно, что ж с тобой поделаешь, оставайся. Но тогда постарайся изобразить из себя статую и не вмешивайся в наш разговор, хорошо?

Идолбаев кивнул.

— Так. Теперь вы двое, — обратилась я к оставшимся чеченцам — я хочу, чтобы вы уяснили одну вещь: если бы дело касалось только меня и вас, я бы не стала с вами разговаривать. Я делаю это только ради Адама, потому что он не виноват, что у него такие друзья. И, я надеюсь, вы понимаете, что в ваших же интересах со мной помириться, в противном случае вы окончательного его потеряете. Так что постарайтесь спокойно меня выслушать, даже если вам покажется, что я вас как-то унижаю или оскорбляю. Али, это относится к тебе в первую очередь. Специально для тебя заранее предупреждаю: у меня и в мыслях ничего подобного не было. Запомнили?

— Запомнили, запомнили. Соколова, хватит уже тянуть резину и играть на наших нервах — Рустам окатил меня недовольным взглядом — что ты решила?

— Хорошо, скажу: я решила возобновить нашу с Адамом дружбу, но у меня есть несколько условий.

Рустам удовлетворенно улыбнулся и с самодовольным выражением лица покосился на Адама. Это было вполне закономерно, ведь он еще не знал, что за условия я хотела предложить. А вот реакция Идолбаева меня удивила: вместо того, чтобы обрадоваться, он уставился на меня как на приведение, и в зеленых глазах я без труда прочла недоверчивое разочарование пополам с молчаливым презрением. Но ломать над этим голову у меня не было времени, так что, решив разобраться с этим позже, я продолжила:

— Мои условия не имеют ничего общего с тем, что ты предложил, Рустам. Никакие рестораны, клубы и кино нам не нужны. И уж поверь, в вопросе налаживания отношений мы с Адамом как-нибудь без вас обойдемся. Мне нужно от вас совсем другое. Подождите секунду…

Я полезла в сумку за листком с моими требованиями, на продумывание которых собственно и угробила большую часть ночи. Выудив из недр сумки листок и еще раз пробегая глазами текст, я краем глаза отметила, что парни удивленно переглянулись между собой и теперь уже Рустам выглядит разочарованным и удрученным, а молчаливое презрение в глазах Адама бесследно исчезло, уступив место тихому восхищению и заинтересованности. Интересно, что все это значит? Надо потом не забыть спросить у Адама.

— Итак, ребята, вот мои условия (Я буду их пояснять по ходу дела. Нам ведь не нужны недоразумения, правда?):

1. Не вмешиваться без разрешения в нашу с Адамом дружбу, ни при каких обстоятельствах. Это значит, что как бы вам не хотелось из лучших побуждений помочь нам что-то осознать, вы не имеете права это делать, если только мы сами об этом не попросим. Это понятно? — парни синхронно кивнули — тогда дальше,

2. Не подбивать других ваших друзей и знакомых на подобное вмешательство. То есть не надо думать, что раз вы мне пообещали не вмешиваться, а сами науськали против нас кого-то другого, то это легко сойдет вам с рук. Рустам, это ясно? — парень презрительно поморщился, но кивнул.

3. Не обсуждать меня в компаниях и не сплетничать за моей спиной.

— Чего? — удивился Али — это еще зачем?

— А затем, мой дорогой Али, что мне дорога моя репутация и я не желаю, чтобы мое имя трепали на всех углах, сочиняя про меня небылицы и пытаясь как-то очернить в глазах ваших общих знакомых. Конечно, я этих людей не знаю. Но согласись, неприятно, когда незнакомые люди заранее думают о тебе плохо только лишь потому, что друзья так сказали, даже не попытавшись узнать насколько слухи правдивы. Теперь понятно?

— Да уж, ясно, не тупой. Давай дальше.

4. Не пытаться помогать Адаму меня вернуть (как с его согласия, так и без разрешения), в случае если из нашей дружбы ничего не получится, и наши пути разойдутся. И не надо так ошарашенно на меня смотреть. Я рассматриваю все варианты, даже такие, где мы разбежимся по обоюдному согласию или кто-то один по веским причинам не захочет видеть другого. И я знаю, что вы — парни решительные, сначала сделаете, а уж потом подумаете надо ли это было. Особенно с вашим постоянным стремлением сделать как лучше по вашему разумению. У всех должна быть свобода выбора, нравится вам это или нет. Если один не хочет с другим общаться — это его личное дело и вас совершенно не касается, уяснили? — «да!» — хором ответили ребята — Отлично, идем дальше.

5. Не пытаться угрожать мне, если вас что-то не устроит в моем поведении или в том, как я обращаюсь с вашим другом. Вы уж простите, ребята, но ваши методы убеждения оставляют желать лучшего. Если вам так уж хочется сказать мне что-то важное, то сделайте это вежливо, как цивилизованные люди, и тащить меня во всякие углы и закоулки для этого, а уж тем более бить вовсе необязательно! Я, конечно, не гарантирую, что соглашусь с вашими претензиями в случае вежливого обращения, но внимательно выслушать вас и принять к сведенью я обещаю. Договорились? — Али смущенно улыбнулся и закивал, Рустам тоже подтвердил свое согласие, сопровождая его откровенно оценивающим и задумчивым взглядом.

6. Не пытаться воздействовать на меня через моих родственников, знакомых и близких мне людей. Это значит, что если какое-то мое решение вам не понравится, не надо давить на меня и требовать его изменить, создавая мнимую или настоящую угрозу тем, кто мне дорог. Пожалуйста, не обижайтесь, но я думаю, вы вполне на это способны.

— Согласны — хмуро сказал Рустам — там еще много?

— Нет, осталось последнее:

7. Оказать мне помощь и поддержку в разумных пределах, в случае если она мне потребуется.

За последний пункт я волновалась больше всего и долго не решалась включить его в свой список, но потом все-таки вписала — а вдруг да и прокатит? Если удастся заручиться их поддержкой, то это значительно укрепило бы наши отношения. Хотя может я и переборщила: вон как синхронно вытянулись лица у всех троих, даже у Адама. Али и Рустам хором выразили свое непонимание:

— Чего? Зачем это?

— Не понял, это еще зачем?

— Позвольте, я объясню. Иногда в жизни могут случаться ситуации, когда самому сложно справится и требуется помощь извне. Я рассчитываю, что если мне вдруг потребуется такая помощь, то ее будет оказывать Адам. Но я не могу предусмотреть все на свете. Вдруг его в этот момент не окажется поблизости, а вы будите рядом? Обещаю, что не буду просить у вас невозможного, и буду обращаться к вам только в самых крайних случаях… К тому же это условие не одностороннее, а обоюдное: я могу в ответ пообещать, что если кому-то из вас реально потребуется когда-нибудь моя помощь, то я постараюсь ее предоставить. Видите, это взаимовыгодное сотрудничество. Что скажите? — я затаила дыхание. Отвечать пришлось Рустаму, поскольку вопросы подобной сложности Али были явно не по зубам:

— Ну, я даже не знаю… А если ты попросишь когда-нибудь оказать тебе помощь против кого-нибудь из моих друзей? Против Адама, например?

— Рустам, — укоризненно произнесла я — я же сказала в разумных пределах — пришлось сделать ударение на слове «разумных» — Уж не знаю как ты, а я стравливать друзей между собой разумным не считаю. Давай тогда сразу проясним этот момент: под разумными пределами я понимаю то, что не причинит вреда или ущерба вам и тем, кто вам дорог. Теперь как? Ты согласен с этим пунктом?

— Ну да, наверное — не слишком уверенно ответил парень. Я не стала заострять на этом внимание и продолжила:

— А в целом как? Ты принимаешь все мои условия? Или есть какие-то вопросы?

— Да нет, все понятно. Ты на удивление хорошо подготовилась, Оля, я даже не ожидал…

«Ух ты!» — удивилась и обрадовалась я про себя — «Надо же, я уже из Соколовой в Олю превратилась! Похоже, сработало, тьфу-тьфу, не сглазить. Вот что значит вовремя включить мозги!». Но это был еще не конец дискуссии и расслабляться было рано, так что я отложила свою радость на потом:

— А ты, Али, тоже со всем согласен или как?

— Я как Рустам — бесхитростно пожал плечами тот в ответ — Раз он согласен, то и я тоже.

— Вот и ладушки — улыбнулась я и мысленно потерла руки в предвкушении последующего события — Я рада, что мы достигли взаимопонимания. Но у меня к вам последняя просьба. Хоть мы и не юристы, но все мы учимся на факультете бухгалтеров и аудиторов и знаем как важны документы в разного рода соглашениях. Поскольку сейчас мы заключаем между собой что-то вроде мирного договора, я прошу вас подписать этот листок с тем, чтобы в дальнейшем у нас не возникало недопонимания — мол, я ничего не слышал, я ничего не знаю.

— Э-э-э, нет, Соколова — вдруг заупрямился Али — я не буду подписывать! А вдруг я что-нибудь забуду или перепутаю, а ты потом всех собак на меня спустишь «за несоблюдение договора»?

Не успела я и глазом моргнуть, как Адам оказался рядом с Али и схватил его за ухо:

— Ты подпишешь! — угрожающе прошипел он, яростно сверкая глазами — Только попробуй не подписать! Хочешь навсегда со мной рассориться?!

— Адам, прекрати! — вмешалась я — Хочешь, чтобы я тебя отсюда удалила? Ты же статуя, забыл? А статуи такими прыткими и разговорчивыми не бывают, мне, во всяком случае, не попадались. Пожалуйста, вернись туда, где стоял — и я уверенно и твердо посмотрела на него. Парень внимательно вгляделся мне в лицо и, видимо, понял, что раз я так уверенна, значит, знаю как Али убедить. Сразу же успокоившись, он выпустил многострадальное ухо Али из своих цепких пальцев:

— Ладно, извини. Я больше не буду. Пожалуйста, продолжай — повинился Идолбаев и вернулся на исходную позицию, заняв свое место слева от Рустама.

— Я не буду никого заставлять подписывать — четко и раздельно произнесла я ни на кого конкретно не глядя — я хочу, чтобы вы это сделали добровольно и без всякого нажима. К тому же я считаю, что замечание Али вполне обосновано. Поэтому я подготовила специально для вас еще два экземпляра, чтобы вы уж точно ничего не забыли и не перепутали — с этими словами я выудила из сумки еще два листка — Вы даже можете их размножить, чтобы у вас были запасные или раздать всем, кому необходимо с этим ознакомится.

Я всучила бедным парням копии моего листка и осведомилась, обращаясь к Али:

— Ну что, теперь подпишешь?

— Подпишу, куда же я денусь! — обреченно пробубнил тот и взял протянутую мной ручку и мой листок — Что писать?

— Напиши: «ознакомлен и согласен», поставь дату, подпись и не забудь расшифровку подписи — проинструктировала я его.

Али быстро справился с заданием. Рустам молча сделал тоже самое. Моя подпись на листке уже стояла, поэтому я крайне довольная аккуратно сложила его и убрала в сумку:

— Ну, вот и договорились, слава Богу. Перед следующей парой у нас «окно», так что вы как хотите, а я пойду где-нибудь посижу и передохну. Адам, ты со мной? — обратилась я к вновь обретенному другу. Парень улыбнулся мне так открыто, радостно и искренне, что я сразу поняла, что не зря старалась и устроила всю эту возню с договором, затем я услышала его ответ:

— Ты еще спрашиваешь? Конечно, с тобой.

У меня по лицу сама собой расползлась ответная веселая улыбка, и убрать ее оттуда не было никакой возможности. На душе стало удивительно легко и приятно. Так что я молча вскинула сумку на плечо и потопала по коридору к лестнице на первый этаж. Адам тут же пристроился рядом, и дальше мы пошли уже вместе в радостно-дружелюбном молчании.

Адам

По дороге к лестнице, я не мог удержаться и то и дело бросал на Олю восхищенные взгляды. Вот это девушка! Вот это голова! Как же она здорово провернула это дело! Нет, Соколова точно уникум. Боюсь, Рустам еще долго не сможет оправиться от шока. То, что наш хитроумный аналитик шокирован, я нисколько не сомневался — иначе бы он не подписал так безропотно Ольгин договор, а уж постарался втиснуть туда парочку пунктов от себя. Нет, ну какая же она молодец! Мало того, что продумала все до мелочей, не подкопаешься, даже копии додумалась им сделать, так еще и заставила их подписать — это вообще гениальная идея. Теперь Рустам дважды подумает, прежде чем пойти против Ольги. Кажется, он наконец-то оценил ее по достоинству и понял, что нарвался на достойного противника. Может Соколова и не подозревает, но эта подпись будет ее надежно защищать от поползновений моих шустрых друзей. Подписать для нас что-то — это все равно, что дать слово чести. А нарушить свое слово — это значит покрыть несмываемым позором и себя и весь свой род. Рустаму с Али об этом прекрасно известно, но Оле-то неоткуда было об этом узнать! Похоже, опять ее интуиция вовремя включилась и сослужила ей хорошую службу. Ей Богу, с этой девушкой я скоро начну верить в сверхъестественное!

А я-то хорош! Подумать только, опять чуть не свалял дурака и почти полностью разочаровался в ней, когда она сказала, что возобновит свою дружбу со мной на своих условиях. Я скорее ожидал, что она согласится без всяких условий или вообще откажется, чем то, что произошло на самом деле. Кто же мог подумать, что ее условия так сильно отличаются от рустамовых? Хорошо хоть не успел ничего ляпнуть в тот момент, а то бы мы поссорились даже не успев помириться. Только вот она своим нестандартным решением спутала нам с Рустамом все карты: интересно, дождусь ли я теперь от него ящика пива или нет?

Да и хрен с ним, с пивом — главное, что мы с Олей снова общаемся. Как же приятно молча идти рядом с ней, такое странное ощущение… Как будто паришь над Землей или стоишь на вершине самой высокой горы… А я уже почти и забыл как хорошо и спокойно бывает в ее присутствии. Вся эта неделя для меня была сущим адом, а сейчас будто в рай попал — все сковывающее меня напряжение и злость куда-то бесследно исчезли, словно испарились. Все-таки странно Соколова на меня влияет, я и подумать не мог, что мне будет так ее не хватать. Только вряд ли она дождется от меня такого признания: я скорее съем свои носки, чем напрямую скажу ей об этом.

Тут мы остановились на лестничной площадке. И Оля вдруг сказала:

— А давай пойдем на третий этаж в рекреацию к 312 аудитории. Там есть стулья и можно спокойно посидеть, передохнуть. Я,честно говоря, так устала: из-за этого договора, у меня на сон ушло всего три часа, да и то чуть не проспала в Академию… Слушай, Адам, ты извини меня за этот спектакль, но по-другому договориться с твоими друзьями было просто невозможно! Я должна была заставить их меня уважать и как-то со мной считаться, вот и пришлось сыграть роль стервозно настроенной железной леди со стальными нервами. Но на самом деле такое поведение мне не свойственно. Это — вынужденная мера, так как твои друзья уважают только силу, и мне пришлось ее продемонстрировать. Но на самом деле я не такая, понимаешь? — искоса и как-то виновато взглянула на меня Соколова, поднимаясь по лестнице рядом со мной.

— Да ты что, Оль? За что ты извиняешься? — искренне изумился я — По-моему, то, что ты проделала — достойно восхищения. Такая огромная работа, в такой короткий срок — это просто уму непостижимо! А если, как ты говоришь, это была вынужденная мера и тебе это не свойственно — так тем более я потрясен (в хорошем смысле слова), значит в критических ситуациях ты можешь совершать невозможное. Это же круто! Я очень горжусь тобой, правда. И знаешь что? Я думаю, что нельзя продемонстрировать силу, если ее нет на самом деле. Это невозможно сыграть и как-то сымитировать — люди сразу почуют подвох и тебе просто не поверят. Так что я убежден, что сила в тебе есть, и немалая, просто она до поры до времени спрятана глубоко внутри — я задорно улыбнулся в ответ на удивленный Ольгин взгляд.

Тут мне в голову пришла любопытная мысль и я тут же ее озвучил, ужасно радуясь в душе, что снова могу беспрепятственно задавать ей вопросы, как и раньше:

— Слушай, я все понимаю, но проясни мне, пожалуйста, один момент: почему ты передумала разрушать нашу дружбу?

— В смысле? — недоуменно посмотрела на меня девушка.

— Ну как же! Помнится, в прошлую нашу встречу в кафе ты просила «не усложнять ситуацию» и «оставить тебя в покое», так как решила, что все это для тебя слишком сложно и опасно. И как я не пытался тебя переубедить — все было бесполезно, я как будто бился лбом об бетонную стену! А сейчас ты согласилась снова дружить со мной, да еще и прикладываешь огромные усилия, чтобы эта дружба была как можно более долгой и крепкой. Не подумай, что я этому не рад — очень даже рад! Только вот мне интересно, почему ты поменяла свое решение?

За этим разговором мы незаметно дошли до рекреации со стульями и удобно там расположились, благо кроме нас там никого не было. Лицо девушки приняло задумчивое выражение, она явно что-то просчитывала про себя. Я с любопытством разглядывал ее, заранее предвкушая интересный ответ.

— Есть несколько причин — медленно проговорила Оля — и основную из них я назвала твоим друзьям в самом начале: ты не виноват в том, что они пытались научить меня уму-разуму за твоей спиной. Ты ведь ничего не знал, а когда узнал, наоборот, за меня вступился. И было бы несправедливо обижаться на тебя из-за них. Не люблю поступать несправедливо, совесть потом очень мучает — и она подарила мне обаятельно-смущенную улыбку.

Я почувствовал легкое разочарование: неужели мы сейчас вместе лишь благодаря ее гипертрофированному чувству справедливости? Пока я переваривал ее ответ, девушка что-то вспомнила и в свою очередь спросила:

— Кстати, у меня тоже есть вопрос, даже два. Почему ты с Рустамом все время переглядывался, когда я объявляла свое решение? И почему у тебя было такое странное выражение лица, когда я сказала, что возобновляю свою дружбу с тобой?

Мое смущение было столь велико, что я, по-моему, даже покраснел и не мог подобрать подходящие слова для ответа. Надо было сразу догадаться, что наблюдательная Соколова все заметит и не забудет спросить! Глазастая Ольга и сейчас не преминула отметить мое смущение, и синие глаза зажглись недетским любопытством. Вот блин! Кажется, увильнуть от правдивого ответа мне снова никак не удастся, а так хочется! Однако я прекрасно понимал, что с Соколовой этот номер не пройдет, пришлось собрать все свое мужество и честно ответить:

— Видишь ли, Оля, мы с Рустамом поспорили на твое решение. Он никак не мог поверить, что ты у нас неподкупная девушка и на его предложение организовать нам романтический вечер положительно не отреагируешь. Я пытался ему объяснить, что ты за это пошлешь его на хрен, но он не верил. Вот и предложил нам поспорить. Я согласился только потому, что был уверен в его проигрыше. Поэтому, когда ты объявила, что согласна пойти на перемирие, но с какими-то условиями, мне показалось, что я на самом деле совсем тебя не знаю и очень ошибаюсь на твой счет. Я подумал, что ты продаешься, как и все остальные и только притворяешься честной и неподкупной. Но откуда я мог знать, что твои условия не имеют ничего общего с заманухой Рустама? Ты всех нас так удивила. Бедный Рустам до сих пор в себя прийти не может от удивления!.. Оль, прости, что я усомнился в тебе. Мне очень стыдно. Ты на меня сердишься?

— Сержусь? Нет. Вот если бы ты выкинул из-за этого какой-нибудь фортель и сорвал мне всю операцию, тогда бы сердилась. А так не сержусь, а просто забавляюсь — с лукавой улыбкой подразнила меня девушка. Не улыбнуться ей в ответ было просто невозможно — Это надо же додуматься, поспорили они. Не буду даже спрашивать, на что вы спорили, наверняка какая-нибудь несущественная мелочь вроде диска с компьютерной игрушкой или бутылки пива. В который раз убеждаюсь: вас, парней, хлебом не корми, только дай подурачиться — забавный вы все-таки народ…

Взглянув на ситуацию ее глазами, я захохотал, оценив Ольгин юмор по достоинству, тем более, что она оказалась недалека от истины. На ее удивленно-вопросительный взгляд пришлось ответить:

— Ты почти угадала: пиво присутствовало. Только не бутылка, а ящик.

— Ну вот, а я что говорила! — засмеялась Ольга и добавила сдавленным от смеха голосом — Всего-то и надо было сделать скидку на возраст. Не учла, что с годами у вас запросы повышаются: в 15 лет — бутылка, сейчас — ящик, а через 10 лет — два ящика, вот и вся разница!

Мы снова засмеялись. Глядя в искрящиеся смехом синие глаза, я вдруг ощутил как между нами как тогда, в «Полете», протянулась тонкая связующая нить и на какое-то мгновение мы словно стали одним целым. Это было настолько приятное ощущение, что мне сложно передать словами! Я готов был отдать очень многое за то, чтобы оно не кончалось. Внезапно мне захотелось быть к ней как можно ближе, коснуться волос, обнять, но Оля вдруг застеснялась и скромно опустила глаза. Повисло слегка смущенное молчание. Тогда я припомнил, что не до конца выяснил интересующий меня вопрос и решил продолжить прерванный разговор:

— Ты сказала, что причин для возобновления нашей дружбы было несколько, но назвала только одну. А какие же остальные?

Девушка сразу поскучнела и неохотно произнесла:

— А разве тебе этой не достаточно?

— Нет, я должен знать все. Я хочу понять, чем ты руководствовалась, когда принимала свое решение.

— Адам, а может не надо? — жалобно попросила девушка — зачем тебе это знать? Боюсь, остальные причины тебе не понравятся.

Этим она только подзадорила мое любопытство:

— Нет, Оля, ты все-таки скажи. Ну, давай, не стесняйся. Мне хочется узнать о чем ты думала — убеждал я ее.

— Ну ладно, слушай. Помнишь, в нашу последнюю встречу в кафе я говорила, что у меня была надежда на то, что твои друзья одумаются и примут нашу дружбу, если увидят, что она никому не мешает, а наоборот помогает тебе быть более уравновешенным? Я знала, что рано или поздно они придут к правильным выводам, но понятия не имела сколько им на это потребуется времени. Тех трех дней, что мы сидели раздельно по моей инициативе, им для осознания явно не хватило. Мне уже казалось, что таким тугодумам может потребоваться и месяц, и два, а может и года не хватит. Но я все-таки продолжала надеяться на лучшее, собиралась выждать время и посмотреть, когда же до них дойдет очевидное. Однако я могла и ошибаться, вдруг бы до них никогда не дошло? Я не хотела зря тебя обнадеживать и заставлять так долго ждать, поэтому освободила от всех обязательств. Но ты — молодец, быстро довел их до нужной кондиции, всего лишь за какую-то неделю. Да еще и умудрился сохранить их целыми и невредимыми — кстати, я тобой горжусь, прогресс в самоконтроле очевиден. Но речь не об этом. В общем, я хочу сказать, что не собиралась расставаться с тобой навсегда, я просто ждала, когда они сами все поймут. И раз уж это, наконец, случилось и они самолично пришли нас мирить, отказываться от такой возможности я не собиралась. Только не обижайся на меня, что я тебя ни о чем не предупредила, ладно? Я ведь на сто процентов не была уверенна, произойдет это или нет.

Мне стало как-то не очень приятно от того, что я как дурак воспринимал все взаправду и мучился, а Ольга ни о чем не беспокоилась и хладнокровно выжидала время. Особенно мне не понравилось то, что, судя по этому ответу и ее поведению в эту неделю, я ей совсем безразличен, ей все равно, что я чувствовал при этом расставании — главное утереть нос Рустаму и Али. По всему выходит, что она возится со мной лишь из чувства долга, потому что обещала мне помогать. А я-то, дурак, думал, что хоть чуть-чуть ей интересен! Какой же я идиот! Возомнил тут себе невесть что, напридумывал всякие особенные связи, а на самом деле все до банальности просто! Соколова всего лишь честно выполняет свое обещание, чувствует за меня ответственность и ничего больше. Глупо обижаться на нее за это, мы ведь именно об этом и договаривались. Почему же тогда мне все-таки так обидно?.. Может потому, что я успел за полтора месяца к ней сильно привязаться и поменял свое отношение, а она нет? Наверно, поэтому. Да, неприятно. Но неужели это все, что она может мне сказать?

— Это все? Ты уверенна, что больше нет никаких причин? — спросил я, в душе продолжая слабо на что-то надеяться.

— Ты расстроился — проницательно заметила Ольга — не надо было мне говорить. Все, извини, больше я не буду распускать свой болтливый язык.

— Нет уж, раз начала — скажи мне всю правду. Пожалуйста. Мне нужно это знать.

— Да я уже все сказала — попыталась увильнуть от неприятной темы девушка, но по виноватым глазам было заметно, что она обманывает.

— Соколова, я вижу, что ты врешь. Сколько раз тебе говорить, ты врать совсем не умеешь, так что даже не пытайся. Скажи правду — и я отстану.

— Вот привязался на мою голову! — раздосадовано поморщилась Ольга — Врать я и правда не умею, но и промолчать ты мне не даешь! Неужели непонятно, что раз я не рассказываю — значит, мне не хочется лишний раз тебя обижать? Эта причина понравится тебе еще меньше, чем предыдущая. Так что, пожалуйста, давай больше не будем об этом и сменим тему.

— Ну нет, сказала «а», говори и «б». Я хочу все твои мысли узнать до самого конца, пусть даже мне будет обидно — продолжал я настаивать и холодно добавил — Не беспокойся, я как-нибудь переживу. На правду не обижаются, так что рассказывай.

— Ну хорошо, — сдалась Соколова — Еще я согласилась потому, что мне стало тебя жаль. Твои друзья тогда сказали, что ты стал совсем неуравновешенный и злой с тех пор как мы перестали дружить и, я видела, что это правда. И есть еще кое-что. Даже не знаю как сказать… Я, конечно, могу здесь ошибаться, но я чувствовала как тебе плохо: тебе было очень грустно, тяжело и тоскливо и по-моему это было как-то связано со мной. Мне не хотелось причинять тебе боль, ведь ты ее не заслужил, поэтому, как только представилась возможность это прекратить, я ею воспользовалась.

Я почувствовал ужасную неловкость, смущение и стыд — она видела меня насквозь и читала, словно открытую книгу. Значит, ей просто стало меня жалко? Не такого ответа я ожидал, не на это надеялся. Я рассчитывал, что она хоть немного будет по мне скучать, но, видимо, моим надеждам не суждено было сбыться. Внутри будто все заледенело. Там вдруг стало пусто, холодно и глухо, как в танке. В этот момент мне захотелось оказаться от Ольги как можно дальше. Я отвернулся, попытавшись скрыть свои чувства, подпер ладонями лицо, поставив локти на колени и устало сказал:

— Понятно — а потом замолчал, так и не придумав, что еще можно сказать в этой ситуации. Настроение окончательно испортилось, разговаривать больше не хотелось. Я чувствовал на себе сосредоточенный и внимательный взгляд Оли, но заставить себя посмотреть на нее, у меня не было ни сил, ни желания.

— Адам, — тихо позвала она, осторожно положив мне руку на плечо — Скажи мне прямо, чего ты от меня хочешь? Почему для тебя так важно узнать причины моего согласия? Я не вижу в этом никакой логики. Какая разница, почему я согласилась — главное согласилась же! Мы же вместе, разве этого недостаточно?

— Для меня нет — ответил я не двигаясь и по прежнему смотря в одну и ту же точку на полу. От Олиной ладони по телу разливалось приятное согревающее тепло, и у меня само собой вдруг вырвалось — Мне кажется, что на одной лишь справедливости, жалости и чувстве долга крепкой дружбы не построишь. Какой бы ты не была милой, доброй и ответственной, тебе рано или поздно надоест со мной нянчиться. Своими ответами ты ясно показала мне: я для тебя всего лишь обуза, и только. Так что и ежу понятно: наша дружба долго не продлится и принесет нам одно лишь разочарование.

Про себя я удивился, как легко вылетели из меня эти слова — обычно мне сложно высказывать вслух то, что я чувствую, но с Ольгой все и всегда было не так, как обычно, у нее почему-то легко получалось раскрутить меня на откровенность. А девушка тем временем убрала руку с моего плеча и смущенно сказала:

— А, вот оно что… — помолчав немного, она вздохнула и мягко проговорила — Ты вовсе не обуза. Если бы это было так, я бы не стала морочиться, возобновлять наши отношения, а оставила бы все как есть. Знаешь, есть еще одна причина. Я не хотела ее говорить, но ты меня вынуждаешь — девушка опять смущенно замолчала.

Весь тон и тембр Ольгиного голоса говорил о том, что я наконец-то узнаю что-то важное, но я запретил себе надеяться. Просто молча отлепился от своих ладоней и заинтересованно посмотрел на Соколову.

— Наверное, я бы не смогла так хорошо понять, что ты чувствовал во время нашего расставания, если бы сама не ощущала нечто похожее. Я сказала, что согласилась, потому что пожалела тебя, но и себя я пожалела тоже. Мне как-то неловко это говорить, но я без тебя скучала — пробормотала девушка, разрумянившись и разглядывая свои сапоги так, будто там обнаружилось нечто очень важное, и совсем уж тихо добавила: — Без тебя было как-то неуютно и грустно. Даже мои книги мне мало помогали.

Девушка замолчала, окончательно сконфузившись. А я уставился на нее во все глаза, ощущая, как от ее слов у меня внутри все перевернулось: искрящаяся радость и тепло разлились по всему моему телу огромной волной и глупая, счастливая улыбка растянулась от уха до уха. От переполнивших меня эмоций, я не смог подобрать достойный ответ и просто молча взял Олю за руку, легонько сжав пальцы.

Девушка наконец-то отважилась оторвать взгляд от своих сапог и неуверенно посмотрела мне в лицо. А увидев мою счастливую физиономию, робко улыбнулась. Нужные слова наконец-то посетили мою голову, и я произнес с благодарностью глядя в прозрачную синеву Олиных глаз:

— Спасибо. Именно это я и хотел услышать.

— Ну а ты по мне скучал? — спросила Соколова, лукаво улыбаясь. И зачем она спрашивает? Сама ведь все прекрасно знает! Настала моя очередь смущаться и краснеть, но я честно ответил:

— Да. Очень.

— Это хорошо — констатировала девушка — значит, наша дружба базируется на взаимной привязанности, и тебе не о чем беспокоиться — никуда я от тебя не денусь.

Этот бесхитростный вывод прозвучал настолько забавно, что я не выдержал и рассмеялся. Оля тут же ко мне присоединилась, и ее звонкий смех растопил остатки льда в моей душе. Мне опять ужасно захотелось ее обнять, но я сдержал свой порыв, опасаясь, что она неправильно меня поймет и отстранится.

Отсмеявшись, мы весело переглянулись и девушка вдруг сказала:

— Знаешь, Адам, от всех этих переживаний я проголодалась, к тому же я сегодня позавтракать не успела. Может, пойдем на первый этаж съедим чего-нибудь?

— С удовольствием. По-моему, нам надо отметить наше перемирие. Я угощаю.

И с этими словами, все еще улыбаясь, мы потопали в нашу студенческую столовую, благо до следующей пары оставалось еще полчаса.

Ольга

Я шла рядом с Адамом в столовую и чувствовала, как взаимная симпатия и привязанность увеличиваются и крепнут с каждым шагом.

Ух и тяжело же мне с ним пришлось! Настырный Идолбаев не желал удовлетворяться простыми ответами и все-таки докопался до истины. Я долго не могла понять, зачем он так настойчиво выясняет все причины, которые побудили меня возобновить с ним общение. Но мне было прекрасно заметно, что с каждым моим ответом, он расстраивается все больше. Это поставило меня в тупик: зачем он так глубоко копает? Что он пытается узнать? Меньше всего мне хотелось с ним ссориться, когда мы только-только помирились. Ко всему прочему я еще не отошла после выяснения отношений с его друзьями, не выспалась, проголодалась и вообще сильно устала. Но моему другу это было параллельно — он с упорством достойным лучшего применения, лез мне в душу, рассчитывая, что я выложу ему все на блюдечке с голубой каемочкой по первому же его требованию! И главное, совершенно не понятно было, что он так упорно пытается у меня выведать!

Только когда наш разговор окончательно расклеился, и парень угрюмо уставился в пол, подперев голову руками, я поняла, что придется собраться с силами, задвинуть свою усталость подальше и спросить напрямую, что ему от меня понадобилось. Я знала, что парням не свойственно распространяться о своих чувствах, и выведать у Адама, что у него на уме, обычным способом будет не просто. Поэтому мне в голову пришло использовать один способ, который я когда-то вычитала в какой-то книге: надо было через руку передать человеку свое сочувствие, внимание и доброе отношение, то есть как бы напрямую обратиться к его душе — тогда, если человек к этому готов, он раскроется, раскрепостится и сможет высказать все, что накопилось.

Мне раньше не доводилось пользоваться этим способом, и вообще, я после прочтения почти сразу про него забыла, но, как это часто со мной бывало, шестое чувство извлекало из глубин моей памяти нужную информацию в нужный момент. И не важно, когда и где я об этом узнала, где прочитала или услышала — главное информация попала в память и там отложилась. Вот и сейчас, получив подсказку интуиции, я решила попробовать и посмотреть что получится, хоть вовсе и не была уверена, что это сработает — уж слишком угрюмым и удрученным выглядел Адам в тот момент.

К моему удивлению, этот прием сработал даже лучше, чем я ожидала — Адам меньше чем за минуту выложил мне все как на духу, но легче мне от этого не стало. Оказалось, Идолбаева волнует не что-нибудь, а мое личное к нему отношение, рассказывать о котором в данную минуту я как-то не была готова. Но делать нечего, видно было, что мой друг совсем пал духом и надо было как-то его поддержать. Пришлось преодолеть собственную стеснительность, наступить на горло своей застенчивости и первой признаться, что без него мне было грустно, и я скучала. Но видит Бог, как тяжело мне это далось: слова застревали в горле и не желали выпихиваться наружу! Смотреть при этом в сторону Идолбаева было выше моих сил, так что я сосредоточилась на носках своих сапог, и со стороны, наверное, казалось, что я скучала по ним, а вовсе не по Адаму…

Зато потом все мои неимоверные усилия были вознаграждены восстановлением доверия и взаимопонимания, а от его теплой, обаятельной улыбки и ласкового взгляда зеленых глаз у меня на миг даже сердце замерло. Все-таки он может быть очень красивым, когда захочет. Наверное, любая девушка готова для него сделать что угодно, когда он вот так смотрит и улыбается. Так, все Оля, держи себя в руках, он тебе просто друг, не забыла? Мне еще только влюбиться в него не хватает для полного счастья! Вот будет весело, прямо обхохочешься. Тут очень кстати голодный желудок заявил о себе болезненным спазмом и неприятной тошнотой, напоминая, что пора бы подкрепиться. Так что недолго думая, я потащила Адама в столовую.

Последние три пары пролетели незаметно. Хотя у нас с Адамом не было возможности поговорить, ко мне вернулось чувство комфорта, и назойливое ощущение, что чего-то не хватает, бесследно исчезло. Это просто удивительно! Раньше я не предполагала, что присутствие и отсутствие рядом определенного человека может так сильно влиять на мое настроение и самочувствие. Судя по моим внутренним ощущениям, Адам тоже наконец-то обрел душевное равновесие, я как будто чувствовала расходящиеся от него во все стороны волны покоя и умиротворения.

После учебы мы, как и раньше, пошли вместе к метро. Идолбаев сначала хотел проводить меня домой, и, в общем-то, я была не против. Но потом вдруг к нему прилетела смска, прочтя которую он озадачено нахмурился и сказал, что планы меняются: какой-то близкий друг срочно позвал его помочь в важном деле.

Когда мы спустились в подземку и как обычно остановились в середине зала станции «Рязанский проспект» для прощания, ощущение внутреннего притяжения и взаимной гармонии достигло такого уровня, что нам очень сложно было расстаться. Поэтому мы стояли друг напротив друга и молчали. Сказать хотелось так много, но мысли хаотично кружились в голове и совершенно не желали оформляться в слова. Не знаю сколько бы мы могли так простоять, наверное, долго. Но тут Адам вдруг резко шагнул мне на встречу и осторожно обнял, прошептав в ухо:

— Ладно, мне пора бежать. Но мы же завтра увидимся, да?

У меня от неожиданности прервалось дыхание, я еще никогда так близко никого из сверстников к себе не подпускала. Дело в том, что все эти обжимания и поцелуйчики, которыми принято обмениваться при приветствии и прощании у современных студентов, вызывали во мне лишь внутренний протест. Наверное, я слишком ревностно оберегала свое личное пространство, предпочитая никого туда не пускать и общаться на расстоянии. Сверстники подсознательно это ощущали и даже не пытались со мной здороваться как с остальными знакомыми.

Однако сейчас я с удивлением обнаружила, что объятие Адама оказалось очень приятным. Даже сквозь нашу верхнюю одежду я почувствовала тепло и силу его тренированного тела, и что-то глубоко внутри меня затрепетало, откликаясь жаркой волной, промчавшийся по всему моему телу с головы до пят. «Ой-ей, мама родная!» — испугалась я — «Что это было?!». Пытаясь как-то разобраться в незнакомых ощущениях, я не сразу заметила, что Адам меня уже отпустил и обеспокоенно заглядывает в глаза, явно чего-то ожидая. Собрав в кучу остатки мозгов, я припомнила, что он кажется меня о чем-то спрашивал, но я хоть убей не помнила о чем. В крайнем смущении, рискуя выставить себя круглой дурой (еще и глухой к тому же!), я переспросила:

— Извини, что ты сказал? Я не расслышала…

— Я спросил: мы завтра в академии увидимся? — серьезным и слегка озабоченным голосом повторил парень.

— А, да, конечно — облегченно улыбнулась я ему — Иди, а то опоздаешь.

Но когда Идолбаев, кивнув мне на прощание, уже повернулся и сделал несколько шагов в сторону своего поезда, меня вдруг пронзили такая острая тревога и страх за него, что я не удержалась и окликнула парня:

— Э-э, Адам, подожди! — мой друг удивленно обернулся и вопросительно взглянул на меня — Пожалуйста, будь осторожен, ладно? У меня какое-то нехорошее предчувствие на счет тебя. Пообещай мне, что постараешься не лезть во всякие авантюры, хорошо?

Парень в ответ лишь задорно улыбнулся и беззаботно кивнул:

— Не беспокойся, со мной все будет в порядке — по-моему, он не слишком-то мне поверил. Тут как раз подъехал поезд, Адам запрыгнул в него и был таков.

А я задумчиво и неторопливо побрела к месту, где обычно садилась в свой поезд, напряженно раздумывая, чтобы все это могло означать.

Адам

Адрес, по которому Тимур попросил меня подъехать, был мне не знаком. Но я уже неплохо ориентировался в Москве и не сомневался, что с легкостью найду назначенное место. В смс мой друг не указал, зачем я так срочно ему понадобился, но я не сомневался, что он не стал бы меня беспокоить по пустякам. Только поэтому мне пришлось отказаться от своих планов проводить Олю до дома, а так хотелось!

Вообще со мной творилось что-то странное: в Олином присутствии я почему-то терял чувство реальности происходящего, мне становилось так спокойно и легко, что казалось будто я попал в прекрасную сказку. Я чувствовал, что меня к ней тянет словно магнитом, и этому магнетизму было очень сложно противостоять. Все время приходилось контролировать свои движения, чтобы не наделать глупостей. И все-таки не смотря на то, что я за собой следил, в конце все равно чуть не накосячил: не смог удержаться и при расставании ее обнял, хотя и знал из своих прошлых наблюдений, что Соколова не приветствует подобные вольности в общении. Я почти сразу понял, что это была ошибка: девушка не оттолкнула меня и не пыталась вырываться (видимо из вежливости), но вся замерла и будто обратилась в лед. Я сразу выпустил ее, ругая себя на чем свет стоит за несдержанность, но Оля продолжала стоять ледяным столбиком с отсутствующим выражением лица. И только спустя несколько секунд, когда я всерьез начал опасаться, что она заморозилась надолго, в ее глазах появилась какая-то осмысленность. Я расстроенно подумал, что раз девушка от моего объятия аж вся заледенела, ей оно было неприятно, и ожидал, что она обидится, разозлится или как-нибудь еще выразит свое недовольство. Но к моему огромному облегчению, этого не произошло. Наоборот, Соколова смутилась и ругаться со мной явно не планировала. Вот и пойми после этого женщин! Точнее не всех женщин (их-то я более-менее сносно научился понимать и предсказать их реакции для меня не проблема), а одну конкретную!

И все-таки интересно, почему она так реагирует? Может ее в детстве кто-то обижал? Как бы мне выведать у Ольги об этом поподробнее? И, самое главное, что мне теперь делать со своей тягой быть к ней как можно ближе?! И ежику понятно, что трогать ее нельзя. Блин, прямо как в музее: смотреть можно, трогать — ни-ни! Да уж с Соколовой не соскучишься — придется следить за собой еще тщательнее. «Что ж, господин Идолбаев, ты хотел научиться самоконтролю? Вот и пожалуйста — готовый тест на самоконтроль. И попробуй только его завали, неуравновешенный ты наш, сам же потом будешь локти кусать от расстройства» — иронично подумал я. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы Ольга опять удалила меня от своей особы на неопределенный срок (пока не научусь вести себя как следует) — боюсь, повторно такого мучения я не переживу и обязательно что-нибудь сломаю. Или кого-нибудь.

И ладно бы это были все странности на сегодня, так нет же! Когда я уже повернулся чтобы уйти, Соколова вдруг окликнула меня таким требовательным голосом, что я испугался, подумав будто она наконец-то очнулась и все-таки желает со мной поругаться. Но оказалось, что Оля просто хотела меня предупредить о какой-то опасности. У меня на душе внезапно потеплело, когда я понял, что девушка обо мне беспокоится — значит я ей не безразличен, и ей не все равно, что со мной будет. Это очень радовало. Однако, информацию об опасности я принял к сведенью: зная Ольгино чутье, глупо бы было это проигнорировать.

За такими размышлениями, я сам не заметил как поезд довез меня до нужной станции метро. Выскочив из подземки и быстро сориентировавшись на местности, я минут за десять добрался до нужного здания. Это оказалась какая-то школа. «Странно,» — подумал я — «Что Тимур здесь забыл?». Набрав на мобильнике его номер, я сообщил, что уже нахожусь у здания, на что друг возбужденным голосом ответил, чтобы я никуда не уходил, но постарался не привлекать к себе внимания — мол, он меня сейчас встретит. Подивившись про себя такой таинственности, я отошел в тень за углом здания и буквально через три минуты увидел, как Тимур, выскочив из парадного входа, принялся оглядываться по сторонам. Покинув надежное убежище за углом, я поздоровался, и обрадованный приятель энергично потащил меня внутрь здания, по дороге треща без умолку:

— Дружище, я так рад, что ты пришел! Ты ни за что не догадаешься, что сейчас происходит в этой школе! Точнее, не во всей школе, а только в спортзале. Ты когда-нибудь слышал о боях по боксу без правил, а? У тебя есть уникальная возможность познакомиться с этим явлением во всей красе, ведь именно здесь они сейчас и проходят! Здорово, правда? Только вот это не совсем легально, поэтому я и просил тебя не «светиться». Знал бы ты с каким трудом мне удалось достать сюда пропуск — желающих попасть на это мероприятие было хоть отбавляй, но ты же меня знаешь: я был бы не я, если бы не добыл нам приглашение! — с энтузиазмом тараторил друг, таща меня на буксире мимо школьных гардероба и столовой.

Мне и вправду стало любопытно — на таких сборищах я еще не бывал, и уже с нетерпением предвкушал как поглазею на месилово в этой чистенькой и уютной школе. Но тут Тимур огорошил меня новостью:

— Кстати, я и тебя записал поучаствовать. Ты ведь не против, правда?

Я остановился как вкопанный посреди дороги:

— Что ты сделал?!

— Да ты не волнуйся, Адам, я все предусмотрел, реальные данные не указывал, никто об этом не узнает. Я даже форму твою захватил, чтобы тебе не пришлось за ней возвращаться.

От такой наглости и своеволия я чуть не лишился дара речи, друг попробовал этим воспользоваться и подтолкнуть меня к спортзалу. Но тут я опомнился, и оттолкнув Тимура зарычал:

— Ибрагимов, да ты в своем уме?! С чего ты взял, что я хочу участвовать? Насколько я знаю, это же натуральное побоище! Ведь всем известно, что бои без правил потому так и называются, что там отсутствуют элементарные правила безопасности. А ты, глазом не моргнув, меня туда записал, не удосужившись спросить моего разрешения, и думаешь, что я обрадуюсь? Ты что, совсем спятил?!

— Эй, полегче, приятель, не кипятись — примирительно поднял вверх руки тот — Прибереги свой гнев для противника. Все не так уж плохо, как ты думаешь: до смерти здесь не забьют, а слухи, которые ходят — просто слухи, чтобы отбить охоту участвовать у наиболее трусливых желающих. Но ты же не такой, правда? Или испугался?

Это явная попытка взять меня на «слабо», была столь откровенной и наглой, что я еще больше разозлился на этого недоумка. У меня уже руки чесались популярно ему объяснить, что между страхом и разумной предосторожностью есть очень большая разница, как тут Тимур хитро улыбаясь, добавил:

— Дружище, я знаю, что ты не из боязливых, и такие трудности тебя никогда не останавливали. Поверь, ты не пожалеешь если поучаствуешь: здесь мутузят друг дружку не за бесплатно, можно будет неплохо подзаработать. Тебе что, лишние деньги не нужны?

— Да причем здесь деньги! — от души возмутился я — За кого ты меня принимаешь? У меня не настолько безвыходное положение, чтобы зарабатывать их такой ценой! Я, слава Богу, еще в своем уме, и не собираюсь так подставляться, усек? И кстати, раз уж ты считаешь, что там все не так плохо, чего же сам не записался, а?

— Я не могу, я на прошлой тренировке правую руку сильно повредил. А ты у нас считаешься самым лучшим в секции, поэтому я тебя и позвал. Я стопроцентно уверен, ты победишь! Ну, поучаствуй немного, чего тебе стоит?

— А я вот уверен, что если соглашусь, это будет стоить мне мозгов! Ибрагимов, кончай юлить и выкладывай зачем тебе это понадобилось! Я знаю, ты никогда и ничего не делаешь просто так. Так какая тебе с этого выгода?

Всю веселость Тимура как рукой сняло, он вдруг стушевался, но потом открыто взглянул мне в глаза:

— Слушай, Адам, помоги мне. Мне очень нужны деньги, чтобы вернуть один должок. И как можно быстрее. Раз тебе выигрыш не нужен, так отдай его мне. А если нет, поделим поровну. Клянусь, я все тебе потом верну до копеечки. По-дружески прошу: поучаствуй, пожалуйста, ладно? Я же столько раз тебя выручал, помоги и ты мне.

Против таких уговоров, мне было очень сложно устоять, тем более что Тимур и вправду частенько оказывал мне разные услуги и был одним из лучших моих друзей. Я уже готов был согласиться, как вдруг вспомнил Олино предупреждение об опасности. Видимо эту авантюру она и имела ввиду, когда просила меня туда не влезать. Да я и сам чувствовал, что это добром не кончится, но как же я мог бросить друга в беде? Поразмыслив, я спросил:

— А по-другому добыть деньги никак нельзя? Сколько ты должен? Может, есть какой-то более безопасный способ? Давай поспрашиваем у друзей, займем, а ты потом отдашь, а?

— Нет, друг мой, другого способа вернуть такую сумму в короткий срок нет. — твердо и печально ответил Ибрагимов — Думаешь, я не пробовал как-то выкрутиться, не прибегая к твоей помощи? Но ничего не вышло, на эти бои у меня последняя надежда. Я тебе не буду говорить всю сумму долга, чтобы не шокировать, но поверь мне на слово — даже если мы растрясем всех наших многочисленных друзей, все равно не хватит… А здесь выигрыши приличные — хватит и долг покрыть и даже еще чуть-чуть останется. Ну что тебе стоит разок или два кого-нибудь нокаутировать? Ты же у нас чемпион, для тебя это раз плюнуть! — продолжал гнуть свою линию парень. Я устало вздохнул и попытался объяснить своему бестолковому другу всю безбашенность этой затеи:

— Ну как ты не понимаешь, Тимур, то, что ты предлагаешь для меня крайне опасно. Ты забыл, чему учил нас тренер? Противника надо хоть чуть-чуть изучить перед боем, а ты предлагаешь мне выйти на ринг с тем, кого я до этого боя и в глаза не видел. Да и самому нужно привести себя в соответствующую форму, а у меня совсем недавно был двухнедельный перерыв в тренировках. Я не готов сейчас биться, понимаешь? Дай мне недельку, я подготовлюсь и выиграю для тебя эти деньги, раз уж тебе так приспичило. Пойми, если я выйду сейчас, тебе придется еще больше потратиться, отвозя меня в больницу и оплачивая лечение…

— Глупости, — перебил меня этот неугомонный и заявил, зло сощурив глаза — Ты с легкостью положишь на обе лопатки кого угодно, особо не тренируясь, уж я-то знаю. У тебя это в крови! Даже наш тренер так говорит, и я с ним полностью согласен. Ты просто испугался и не хочешь мне помогать! А еще друг называется! Что, кишка тонка попробовать себя в настоящем бою, а не на обычных соревнованиях, где судьи следят, чтобы кто-нибудь лишний раз не чихнул? Я-то думал ты настоящий боец, а на самом деле ты, выходит, трусливый очканавт, Идолбаев!

Услышав это я сильно разозлился, но не потому, что этот придурок позволил себе разговаривать со мной в таком тоне (хотя и здесь приятного мало), а потому, что это была неприкрытая попытка мной манипулировать. Пообщавшись с Соколовой, я иногда начинал видеть мир ее глазами: раньше бы я стопроцентно клюнул на эту уловку, но теперь мне было отлично видно, что Тимур, зная мое слабое место, пытается вызвать во мне гнев, чтобы я, как последний идиот, перестал себя контролировать. Тогда бы он смог взять управление на себя, направив меня в нужную ему сторону. Знаем, проходили — благодаря отцу я так натренировался в этой области, что аж самому тошно. Больше я не собирался позволять проделать со мной этот трюк кому бы то ни было, поэтому постаравшись унять внутри злость и не поддаваться на провокацию, холодно ответил:

— Все, я ухожу. Ты можешь думать и поступать как знаешь, а я в этой бредовой затее участвовать не намерен и тебе не советую. Найди себе какого-нибудь другого лоха, а если придумаешь что-нибудь получше, тогда меня и позовешь. Бывай!

— Идолбаев, стой! — крикнул мне в спину сбитый с толку парень, и догнал меня уже у выхода наружу — Да погоди ты! Куда ты собрался? Небось, решил проведать свою русскую подружку? Не смотри так удивленно, о твоем увлечении ходят слухи среди всей нашей тусовки. Говорят, ты к ней прилепился всерьез и надолго. Неужели она такая сладкая? Может и мне стоит с ней познакомиться поближе, как ты думаешь? С друзьями ведь надо делиться. Ты, главное, не волнуйся — я только чуть-чуть попользуюсь и тебе верну почти в целости и сохранности. Ты же не будешь против одолжить мне ненадолго свою новую игрушку? — проговорил этот урод противно ухмыляясь.

У меня аж в глазах потемнело от бешенства. Конечно, Тимуру неоткуда было знать, что после выходок Рустама и Али любые поползновения в Ольгину сторону воспринимались мной крайне неадекватно, но видно было, что этот хитрый поганец и без того отлично знает как зацепить меня посильнее. Не удержав внутри ярость, я схватил гаденыша за майку и прошипел в его наглую рожу:

— Не смей к ней приближаться! Если ты посмеешь ее хоть пальцем тронуть, или я замечу тебя в непосредственной поблизости от нее, то размажу тебя по стенке так, что костей потом не соберешь, скотина озабоченная! И это не пустое обещание, ты меня знаешь!

— О, даже так! — заухмылялся этот придурок еще гаже — Видимо эта ягодка действительно стоит того, чтобы обратить на нее внимание. Эй, полегче! Ты мне всю майку сейчас порвешь, а она фирменная, между прочим! Уверен, мы быстро подружимся, ты же знаешь — девушки от меня без ума, особенно русские. Ау, ты что совсем ополоумел, псих ненормальный, я же пошутил! — заорал от внезапной боли этот гад, когда я недолго думая скрутил его в бараний рог и пнул чуть пониже спины. К тому времени я уже плохо соображал, что делаю. Этот идиот так меня разозлил, что мне хотелось выплеснуть свою ярость на что угодно и поскорее. Пошутил он! Да за такие шутки я из него отбивную сделаю и скормлю собакам! Я сдавил его еще сильнее.

Похоже, Ибрагимов осознал всю опрометчивость своего поведения только сейчас, потому что гаденькая усмешка, наконец, слетела с его наглой морды и он униженно заскулил:

— Идолбаев, отпусти, я все понял. Не психуй так, не трону я твою русскую! Да я к ней и на километр не подойду, обещаю, только выиграй для меня один бой. Всего один бой, Адам, и я забуду о ее существовании и от тебя отстану, честное слово! Для тебя это пустяк, а меня ты очень выручишь. Да я по гроб жизни тебе буду обязан! Ты точно победишь, посмотри сколько в тебе силищи — так направь ее в нужное русло, самому же легче станет. И мне поможешь.

К тому времени я достиг той стадии бешенства, что трезвый рассудок отказался мне служить. Все олины предупреждения моментально вылетели у меня из головы, ярость требовала выхода, и я вдруг подумал: «А почему бы и нет? Вряд ли сейчас кто-то сможет справиться со мной, слишком уж я зол — еще чуть-чуть и кажется взорвусь от злости! Не ломать же кости этому идиоту, в самом деле?». В слух же я сказал, с трудом пропихивая слова сквозь стиснутые зубы:

— Черт с тобой, дохляк несчастный, получишь ты свой бой. Веди, где у них раздевалка?

— Вот, спасибо, дружище, век не забуду, как ты меня выручил! Только отпусти меня сначала, а то в таком скрюченном состоянии не очень-то удобно передвигаться — а я и не заметил, что все еще держу Тимура в своем захвате. Я с трудом расслабил мышцы, выпуская этого убогого наружу. Ибрагимов тут же схватил меня за руку и потащил влево от входа в спортзал — видимо там и была раздевалка.

Честно говоря, я плохо помню, что было дальше — рассудок вернулся ко мне лишь тогда, когда я оказался на импровизированном ринге (небольшая квадратная территория, огороженная канатом) лицом к лицу с противником. Вот тогда-то я и осознал в полной мере, как же я подставился! Неведомый мне боец в синем шлеме на вид был очень мощным: выше меня почти на полторы головы и килограмм на десять тяжелее! Да, я считался хорошим бойцом в своей весовой категории, но здесь условия были слишком неравными, а значит, заведомо проигрышными. Ко всему прочему у этой горы мышц было настолько тупое и злобное выражение морды (по-другому и не скажешь), что я как-то сразу понял: одними переломами и сотрясением мозга не отделаюсь. Да один удар этой лапищи, кажется, может пробить во мне дыру насквозь! Проклиная в душе придурочного Тимура и себя за одно, я постарался сосредоточиться и привести свой организм в полную боевую готовность, чтобы продать свое здоровье или даже жизнь как можно дороже.

Ольга

Всю дорогу домой меня мучило необъяснимое чувство тревоги за Идолбаева. Я пыталась логически доказать себе, что у меня нет никаких причин для беспокойства — Адам сильный, здоровый и умный парень, с любой проблемой он легко справится, а даже если и нет, если произойдет какой-то несчастный случай, то я все равно ничем не смогу помочь: что суждено, того не миновать. Так я пыталась уговаривать себя, но это совсем не помогало — тревога усиливалась с каждой секундой. Так что когда я пришла домой, то уже не находила себе места от беспокойства. А у меня, как назло, даже не было его телефона, чтобы позвонить и выяснить все ли у него в порядке!

В отчаянье, как это часто со мной бывало в сложных, запутанных, критических и безвыходных ситуациях, я обратилась к Светлым Силам, своим небесным наставникам и Ангелу-хранителю с просьбой о помощи. Но из практики я знала, что просто абстрактно просить о помощи — невыгодно: как попросил, такую помощь (абстрактную) и получишь. Поэтому свои запросы я по возможности старалась конкретизировать. В данном случае попросила, чтобы помогли разобраться в причинах моей тревоги и посодействовали в устранении этих причин. После этого болезненное ощущение нарастающей беды слегка поутихло, но через какое-то время неимоверно захотелось спать. Было всего лишь около шести часов вечера, в такое время я обычно никогда не спала (за исключением случаев, когда болела), но сейчас бороться с сонливостью не было никакой возможности: все тело налилось тяжестью, и глаза закрывались сами собой. Решив, что пол часика передохну, я прилегла на кровать и тут же отключилась от реальности.

Через какое-то время, я постепенно выплыла из мутной дремоты и увидела яркий сон или видение. Я как будто смотрела откуда-то сверху на большое прямоугольное помещение или зал, где было много спортивных снарядов и принадлежностей. В центре зала было огорожено квадратное пространство, в котором два человека (один в красных шлеме и перчатках, другой — в синих) явно собирались биться друг с другом. Вокруг квадратного пространства (кажется, это называется ринг), стояла целая толпа людей. Они что-то азартно кричали, размахивали руками и были сильно возбуждены. Я сосредоточила свое внимание на людях внутри ринга. Тот, что в синей экипировке значительно превосходил в росте и размерах того, что в красной. Во сне я не осознавала, почему я вдруг очутилась в таком странном месте, никто из людей внизу не показался мне знакомым. Но я почувствовала себя как будто на экзамене: откуда-то пришло понимание того, что красный боец должен выиграть у синего, и моя задача — ему помочь во что бы то ни стало! Я повнимательнее пригляделась к событиям внизу.

Пока что участники боя изучающе кружили по рингу, видимо надеясь выяснить слабые стороны друг друга. Внезапно синий стремительно бросился на красного и провел серию быстрых ударов. Я от неожиданности даже не смогла заметить, куда он бил и попал ли в красного. Но, кажется, в этот раз все обошлось, бойцу в красном каким-то чудом удалось вывернуться невредимым из-под этой атаки. Только я вздохнула с облегчением, как вдруг синий боец, воспользовавшись тем, что красный во время ускользания от его кулаков полностью раскрылся, нанес тому сокрушительный удар в живот (или правильнее говорить корпус?). Красный тут же согнулся пополам от боли. У меня чуть сердце не оборвалось! «Удивительно, как он может еще стоять на ногах после такого удара?!» — проскочила пораженная мысль. А синий, недолго думая, уже готовил следующий сокрушительный удар снизу в челюсть, и даже такому чайнику в боях как я, было абсолютно ясно, что после этого о красном бойце можно забыть. Время для меня как будто растянулось, направление движения удара синего громилы я видела словно в замедленной съемке, но как же мне не хотелось, чтобы этот удар достиг цели! С отчаяньем, я крикнула красному бойцу «Назад!», отлично понимая, что сквозь боль, шум и крики окружающих он меня вряд ли услышит. Однако, к моему удивлению, в последнюю секунду боец в красном чуть отклонился назад, и пудовый кулак синего пролетел в каких-то миллиметрах от его головы. Последний, судя по всему, был уверен в легкой победе, никак не ожидал такой подставы от красного и поэтому не успел вовремя затормозить, а по инерции полетел вслед за своим кулаком. При этом его корпус раскрылся для красного и тот не упустил свой шанс для ответного удара. Наверное, красный попал в какую-то болевую точку, так как синий, дико зарычав от злости и боли, принялся с удвоенной энергией гонять красного по всему рингу.

Красный боец крутился по рингу, словно уж на сковородке, но все-таки в какой-то момент синему, кажется, удалось достать его по голове. Красный остановился и, пошатываясь, попытался принять оборонительную позицию, совершенно не замечая при этом, что кулак синего через секунду попадет ему в ухо и снесет полголовы. И снова, как и в прошлый раз, я собрала все силы и послала красному мысленный импульс — приказ: «Пригнись!». Как ни странно, и на этот раз он послушался и чуть присел, кулак синего вновь пролетел в паре сантиметров над головой красного, и его обладатель, повторив свою прежнюю ошибку, инертно последовал за ним. Тогда красный боец, не растерявшись, запрыгнул синему громиле на спину, зажав одной рукой его шею, а другой — принялся монотонно долбить его череп ударами куда придется. Синий боец был в этот момент похож на Кингконга: он рычал и пытался сбросить с себя наглую красную козявку, но то вцепился, словно клещ и отпускать свою добычу явно не собирался. Под неустанным натиском красного, синий зашатался и, в конце концов, рухнул лицом вниз.

Внезапно картинка померкла, и меня резко выдернуло из этого полузабытья — полусна. Я села в постели до конца толком не понимая где нахожусь — яркие образы видения до сих пор стояли у меня перед глазами. «Какой странный сон!» — подумала я — «Какие-то бои, боксеры… К чему бы это? Очень яркие образы, без сомнения это какое-то предупреждение. Только вот сомневаюсь, что современные сонники помогут мне его растолковать». Поскольку у меня не было никаких догадок на счет сна, я не стала заморачиваться, а просто отложила его в памяти на потом и благополучно забыла.

Подумав об Адаме, я с удивлением обнаружила, что больше не чувствую никакой тревоги на его счет. Не понятно с чем это было связано: то ли все обошлось, то ли мне просто не о ком больше было волноваться, но всякий намек на беспокойство исчез, будто его и не было. Как бы то ни было, в улучшении моего самочувствия чувствовалась помощь Светлых Сил, и я не преминула поблагодарить их за это, как всегда это делала, ощущая их поддержку, внимание и заботу.

Суббота, 21 ноября 2003 г.

Ольга

Я сидела одна за партой, задаваясь вопросом, что могло случиться с Идолбаевым, что он не пришел на первую пару. Беспокойство о нем вернулось ко мне, но, как ни странно, было не таким острым и тревожным как вчера, как будто в глубине души я знала, что с ним все хорошо. Лекция по налоговому праву подходила к концу, и я начала подумывать: как бы мне аккуратно разузнать об Адаме у Рустама или Али, или хотя бы добыть у них его телефон.

Как только началась перемена, я, внутренне нервничая, но ничем не выдавая этого внешне, заставила себя подойти к ним и вежливо спросила:

— Привет, ребята! Вы не знаете, почему Адам сегодня в академию не пришел?

— Знаем, как не знать — откликнулся Али — надоела ты ему хуже горькой редьки, вот и не пришел! — выдал этот оболтус и заржал как конь над собственной дурацкой шуткой.

— Али, мне сейчас не до твоих приколов! Мне кажется, с ним что-то случилось. Если ты не знаешь что, так бы сразу и сказал вместо того, чтобы издеваться надо мной! — выпалила я, и, не тратя попусту свое время, обратилась ко второму чеченцу. — Рустам, может ты сможешь мне помочь? Мне с Идолбаевым надо срочно поговорить. У тебя есть его телефон?

— Не беспокойся, Соколова — серьезно и холодно ответил тот — с нашим общим другом все в относительном порядке. Давать его телефон кому бы то ни было я не уполномочен, но он просил передать тебе вот это — с этими словами парень выудил из своего рюкзака обычный листок в клеточку, сложенный вдвое и чопорно отдал мне словно верительную грамоту чрезвычайной важности.

— Спасибо, Рустам — вежливо поблагодарила я и поинтересовалась — что же раньше не отдал?

— Извини, запамятовал — все так же серьезно отозвался Рустам, так что было совершенно не понятно врет он или говорит правду.

— Ну, ладно, ребята, тогда я пойду, не буду вам больше мешать — и с этими словами поскорее покинула не очень дружелюбно настроенных ко мне парней.

Дойдя до своего места, я поскорее развернула листок и прочитала:

«Оля! Прости, что не смог сегодня прийти — плохо себя чувствую. Если будет время — позвони мне по этому номеру: 8-915-742-92-04. Адам.»

Радостно улыбнувшись, я схватила телефон вместе с запиской, и вышла в коридор, чтобы не привлекать нездорового внимания одногруппников. До конца перемены оставалось несколько минут, и я надеялась успеть позвонить Адаму до следующей лекции. Трубку он взял сразу же, как будто все это время просидел с телефоном в обнимку (возможно так и было — может в какой-то тетрис или другую игрушку на нем играл):

— Алло? — раздался на том конце «провода» вполне бодрый голос Идолбаева.

— Привет, Адам, это Оля. Что у тебя случилось?

— О, как хорошо, что ты позвонила! — я услышала в голосе парня неподдельную радость — Это твой номер определился? Я его себе запишу. У меня ничего особенного не случилось, просто живот болит — вот решил денек отлежаться. А завтра выходной, так что этого времени мне хватит, чтобы полностью прийти в норму. Думаю, в понедельник увидимся.

— Понятно — констатировала я — А как ты думаешь, почему у тебя живот заболел? И вообще, что ты вчера делал после того как мы расстались в метро?

В трубке повисло долгое молчание, я уже подумала, что что-то случилось со связью, и переспросила:

— Алло, Адам? Ты меня слышишь?

— Да, Оль, я здесь. Не знаю я, почему он заболел, может съел что-то не то или выпил. А вчера я поехал к своему другу, мы решили одно дело, потом я вернулся домой и почти сразу лег спать, поскольку сильно устал, и самочувствие было неважное. Как видишь, ничего особенного.

Что-то в голосе Адама мне показалось странным, но, решив, что мне просто почудилось, я списала это на помехи связи. Заметив краем глаза, что преподаватель по мат. Анализу уже подходит к аудитории, я быстро попрощалась:

— Ладно, мне надо бежать — препод идет. А ты выздоравливай поскорее. До понедельника, да?

— Да. Оль, спасибо, что позвонила — а то мне тут так скучно! Все, больше тебя не задерживаю, пока.

— Пока, Адам — я нажала на мобильнике отбой и поспешила в кабинет, очень довольная, что удалось с ним поговорить и мои дурные предчувствия на этот раз не оправдались. Хотя где-то глубоко внутри у меня и возникло недоумение: почему интуиция вчера меня подвела? За последние несколько лет такого вроде не случалось. Решив, что и «на старуху бывает проруха», я выбросила лишние мысли из своей головы и обратила свое внимание на учебу.

Адам

Вчерашний день, особенно его окончание, вспоминался как дурной сон. Оля с ее предчувствиями, как обычно оказалась абсолютно права, если бы не счастливая случайность — я бы сейчас лежал не дома, а в лучшем случае в больнице (про худший вариант вроде морга я старался не задумываться). Этот бой стал для меня поучительным уроком — я отлично осознавал, что победить мне удалось только чудом, и была парочка моментов, где мне сопутствовали невероятная удача и везение, без которых я был бы уже трупом. А все почему? Потому что я, идиот несдержанный, поддался своей злости и пошел на поводу у придурка Тимура! Да когда же я, наконец, научусь себя контролировать, в конце-то концов!!!

С Тимуром я поссорился: этот дебил так и не понял, что по его милости я был на волосок от смерти и, как только я выполз с ринга, кинулся меня поздравлять и благодарить, совершенно не догоняя, что мне в данный момент больше требуется медицинская помощь, чем его поздравления! Я грубо оборвал его словоизлияния и послал ко всем чертям, мечтая только об одном: как можно быстрее свалить из этой школы и оказаться дома или в каком-нибудь ближайшем тихом уголке, чтобы «зализать раны». Но Ибрагимов не желал понимать очевидных вещей и оставлять меня в покое: сначала попытался уговорить меня пойти в кабак и отметить мою победу (на что был послан по всем известному адресу, откуда нет возврата), потом предлагал часть выигрыша (деньги я взял — хоть какая-то компенсация за потраченное здоровье). На прощанье я сказал ему, что такой подлой подставы мне еще никто не устраивал и чтобы больше он меня не беспокоил, поскольку такие друзья мне не нужны.

Самочувствие было паршивым до невозможности! Голова раскалывалась и трещала, перед глазами все плыло (очевидно, сотрясение мозга я все же заработал), но хуже всего пришлось животу: это был сплошной комок боли. У меня сложилось впечатление, что почти все внутренние органы, расположенные в месте удара (такие как желудок, желчный пузырь, печень, селезенка и поджелудочная железа) превратились в однородную кашицу и перемешались между собой. Так плохо мне еще никогда не было.

Кое-как, практически на автопилоте добравшись до дома, я ничего лучше не придумал как попить воды и лечь спать.

На следующее утро меня разбудил будильник. Самочувствие немного улучшилось, но все равно меня штормило и пошатывало. Я понял, что в таком состоянии до академии не доползу, да и зачем я там такой нужен? Я уже собирался лечь снова в постель и продолжить прерванный сон, как вдруг вспомнил об Ольге и о том, что она, наверное, будет волноваться, если я не приду. Мне так хотелось ей позвонить и услышать хотя бы голос, но я до сих пор так и не обзавелся ее номером телефона. «Так, с этим надо что-то делать» — решительно подумал я. Тут в мою не слишком здоровую голову постучалась здравая мысль (видимо, по ошибке!), надоумив меня, что я мог бы написать ей записку, в которой указал бы свой номер и с кем-нибудь передать. А уж Оля сама решила бы звонить мне или нет. Посчитав эту идею удачной, я принялся воплощать ее на практике, пока все не разбежались из общаги на занятия.

Нацарапав записку, я разыскал Рустама и попросил передать Соколовой сразу же как только придет. На что этот паршивец отвечал, что он «не мальчик на побегушках, чтоб всякие записочки разносить, если Соколовой так уж надо — пусть сама за ней подходит». Мне опять стало нехорошо и не было сил спорить с этим так называемым «другом», так что я, послав напоследок вялую угрозу о том, что не надо злить меня понапрасну, развернулся и поплелся в свою комнату. Рустам, конечно же, не мог не заметить моего скверного вида и нездорового цвета лица. Он догнал меня и попробовал выспросить в чем дело, но мне было не до объяснений — отговорился тем, что вчера чем-то траванулся и он оставил меня в покое.

Прошел час, и два, и три — а Ольга все не звонила. И совсем не ясно было: получила ли она мою записку, или просто звонить мне не хочет. И вот когда я уже потерял всякую надежду, мобильник наконец-то затренькал в моей руке. Определившийся номер был мне не знаком, и я сразу проснулся, чувствуя, что это вполне может быть Соколова. Так и оказалось. Я сам поразился, как обрадовался, услышав ее встревоженный голос. Но радовался я недолго: девушка, словно охотничья собака сразу взяла верный след и стала задавать мне вопросы, на которые отвечать совсем не хотелось. Я побоялся сказать ей правду о том, что случилось со мной вчера, из опасений, что она устроит мне нахлобучку (в общем-то, справедливую) за то, что ее не послушал и полез куда не надо. Чтобы слушать всякие гадости о себе, мне вполне хватало телефонных разговоров с отцом. Если еще и Соколова начнет ругаться и обзывать меня по телефону, то мне остается только повеситься или выпрыгнуть в окно! Так что на ее вопрос, почему у меня болит живот и что я делал вчера вечером, я рассказал ей ту же сказочку, что и Рустаму — о внезапном несварении желудка, но постарался, чтобы в остальном мой ответ был максимально близок к истине. Врать ей ужасно не хотелось, это было как-то гадко, поэтому даже я сам услышал, как неубедительно прозвучал мой голос, но доверчивая девушка ничего не заметила и приняла все за чистую монету. А я-то думал, что ее сложно обмануть! Хотя может быть она торопилась на пару и поэтому не обратила внимания на мое вранье.

Когда я пообщался с Ольгой, в моих мутных мозгах слегка прояснилось, и я задумался над важным вопросом: как сообщить тренеру, что сегодня я не приду на тренировку по уважительной причине (с прогульщиками у нас было строго: не хочешь заниматься — проваливай на все четыре стороны)? Тимур, который мог бы передать Максиму Леонидовичу от меня устное послание, сразу отпадал — я не хотел больше видеть его наглую рожу. К счастью, у меня был еще один знакомый в нашей общаге, который посещал нашу секцию — так что придется обратиться к нему. Решив для себя этот вопрос, я завалился спать до обеда, посчитав, что сон — лучшее лекарство от всех болезней.

Понедельник, 23 ноября 2003 г.

Ольга

Сегодня мы с Адамом встретились в метро — так совпало, что одновременно приехали на «Рязанский проспект» и вместе выходили со станции. Вообще-то, это Адам меня заметил и подошел поздороваться — я обычно в общественном транспорте невнимательна и настолько погружена в себя и свои мысли, что ничего не вижу вокруг. Так что пройти от парня в двух шагах и не обратить на него никакого внимания — вполне в моем стиле.

Выглядел Идолбаев на мой взгляд слишком бледным, но в целом держался хорошо. Интересно, что же он такое съел аж два дня назад, что его до сих пор так колбасит? Спрашивать его об этом я постеснялась, посчитав такой вопрос неэтичным, поэтому никак не стала комментировать его бледноватый вид.

На этот раз Адам и не думал меня обнимать, и у меня на это счет возникло двойственное ощущение: с одной стороны я почувствовала облегчение — слишком уж странные впечатления оставило после себя предыдущее объятие, но с другой — меня почему-то посетило легкое разочарование. Удивившись своей реакции, я запихала свое разочарование поглубже, решив разобраться с этим позже.

Адам был явно рад меня видеть, и я его — тоже, так что мы вместе потопали в академию, весело болтая о всяких пустяках. В присутствии Идолбаева пары летели незаметно, и этот день ничем бы мне так и не запомнился, если бы после международных стандартов аудита кое-что не произошло.

Вторая пара проходила на первом этаже, в 105 аудитории, а чтобы попасть на статистику, наша группа должна была подняться на третий этаж в том же крыле. Все наши одногруппники растянулись длиной неровной цепочкой, поднимаясь по лестнице. Мы с Адамом шли в самом конце и слегка приотстали от остальных.

Передвижения по лестницам в нашем универе были так устроены, что одни поднимались со стороны, где располагались перила, а другие — спускались со стороны, ближней к стене здания. Таким образом, создавалось два встречных потока и поэтому, чтобы не мешать встречным студентам приходилось идти друг за дружкой. Адам чисто по-джентельменски пропустил меня вперед. И мы спокойно поднимались вверх абсолютно не догадываясь, что парочка резвящихся оболтусов несется с четвертого этажа не разбирая дороги. Кажется, один студент догонял другого, суть не в этом, а в том, что догоняющий неосторожно толкнул меня в плечо. Да так сильно, что я не удержалась на ногах и стала заваливаться назад. Чтобы сохранить равновесие, я рефлекторно взмахнула тяжелым пакетом с книгами (я собиралась сдать их сегодня в библиотеку на большой перемене), который держала в левой руке. Равновесие, к счастью, было восстановлено, но вот пакет неосторожно угодил моему другу в район живота. Издав глухой стон, бедный парень согнулся пополам, схватившись за многострадальный живот обеими руками.

— Прости! — кинулась я извиняться — очень больно?

— Ничего, как-нибудь переживу — мужественно выдавил из себя Идолбаев, но лицо у него при этом приняло нездоровый зеленоватый оттенок. И мне было видно, что это просто бравада, на самом деле ему срочно нужна помощь. «Так. Надо что-то делать» — подумала я, а вслух сказала:

— По-моему тебе надо присесть. Пойдем-ка к гардеробу. Сам идти сможешь?

— Угу — промычал мой друг и мы кое-как доплелись до ближайшей скамейки.

Статистика вот-вот должна была начаться, и мы уже опаздывали, но не могла же я его бросить в таком состоянии? Я нерешительно топталась рядом с пострадавшим парнем, не зная, что предпринять. Вдруг он сказал:

— Оль, ты иди. А я тут посижу, оклемаюсь…

Я представила как сейчас пойду на лекцию, а он будет тут сидеть весь такой зеленый (по моей милости, между прочим — это ведь я своим пакетом заехала ему в живот, хоть и ненамеренно!) и поняла, что не смогу просто так уйти. Вообще-то у меня был один нестандартный способ ему помочь, но я использовала его только с родственниками из опасений, что посторонние люди либо сочтут меня ненормальной, либо сдадут в какой-нибудь исследовательский центр и будут изучать до конца моих дней.

Способ был подчерпнут мной из различных эзотерических источников и заключался в следующем: я могла через руки временно забрать боль Адама себе и попытаться переработать, а потом передать в его тело целительную энергию, взятую мной откуда-то сверху, из космоса. А уж его организм сам бы разобрался на что ее пустить, да и сама целительная сила, как субстанция, обладающая неким сознанием, определились бы куда течь. Звучит, конечно, слишком фантастично, но на практике все оказывается намного прозаичнее и проще. Во всяком случае, потренировавшись на родне, я убедилась, что у меня такое лечение работает. Так то родня! Наверное, кровные связи имеют значение. А тут не совсем посторонний, но все-таки чужой человек… А вдруг не сработает? Тогда я выставлю себя круглой дурой. А если сработает, тогда что? Как Адам к этому отнесется? Подумает, что я ненормальная?

С сомнением поглядев на парня, я обратила внимание, что лучше ему не стало, наоборот, по-моему он стал еще зеленее. А Идолбаев недовольно покосился на меня и спросил:

— Ну так как? Ты идешь или нет?

— Иду — решилась я — но сначала кое-что сделаю…

Бросив сумку и пакет на скамейку, я стремительно присела рядом с Идолбаевым и, не давая себе времени передумать, осторожно просунула свою левую ладонь под его руками, которыми он обнимал пострадавший живот.

Бедняга дернулся и подозрительно уставился на меня:

— Что ты делаешь?!

— Тихо. Не шевелись и постарайся расслабиться. Если у меня получится, то считай тебе крупно повезло.

С этими словами я сконцентрировалась и представила, как моя невидимая энергетическая рука проникает внутрь его живота и захватывает всю боль, что там бушевала на тот момент, а затем медленно втягивается обратно в мою физическую руку, таща за собой неприятный груз, словно на буксире. Для лучшей концентрации и управления процессом потребовалось вслух сказать своему телу команду:

— Рука, нанесшая удар, забирает его себе.

Я тут же ощутила, как из тела Адама в мое перекочевало что-то неприятно болезненное, и почувствовала сильную дурноту. Значит получилось. Решив, что целительную энергию можно закачать и попозже (да и то, если только Адам согласится) и, посчитав свой долг исполненным, я поднялась со скамейки со словами:

— Ну ладно, я пошла. А ты приходи в себя. Увидимся после пары — и стремглав подхватив свою сумку с пакетом, помчалась к лестнице, чтобы он не увидел, как теперь уже у меня на глазах зеленеет лицо.

Боль оказалась намного сильнее, чем я ожидала, все мои внутренности будто разрывало на мелкие клочки. «Боже! Как он это молча терпел?! Я не смогу это все переработать!» — промелькнула паническая мысль. А боль с каждым шагом все усиливалась, и вскоре мне пришлось присесть на ступеньки, так как идти больше не было никакой возможности. Находясь на грани паники, я обратилась с вопросом к своему Ангелу-хранителю:

— «Скажи, что мне делать?!»

— «Отдай боль Земле» — пришел откуда-то немедленный ответ, и в голове возникло понимание как можно это сделать.

Не теряя времени, я приложила руку к своему животу и тем же способом, при помощи невидимой энергетической руки, принялась вытаскивать из себя эту заразу. Потом резким бросательным движением впечатала ладонь в ступеньку лестницы, мысленно представляя, как боль проходит сквозь нее, попадает в землю и падает еще дальше до самой магмы, где и растворяется в жидкой лаве. При этом я мысленно просила у Земли прощения за то, что приходится «скармливать» ей эту гадость. Мне сразу стало легче, но всю операцию пришлось повторить еще несколько раз, чтобы я более-менее пришла в норму. Вдруг снизу я услышала удивленный голос Идолбаева:

— Соколова! Что это ты делаешь?

— Э-э-э, ничего. Просто отдыхаю — отмазка получилась донельзя глупой и я с изрядной долей опасения посмотрела на Адама. Он в свою очередь скептически уставился на меня в ответ. Молча ощупав меня изучающим взглядом с ног до головы и что-то просчитав в уме, он мягко спросил:

— Оль, ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Нет — честно ответила я — но, видимо придется. Ты же так просто не отвяжешься.

— Угадала — улыбнулся Идолбаев и глаза у него так и засветились неподдельным любопытством.

— Что ж, — обреченно вздохнула я — Все равно на пару мы уже опоздали. Пойдем в другое крыло, в нашу рекреацию на третьем этаже — не на лестнице же разговаривать.

Мой любопытный друг молча кивнул, и мы быстрым шагом направились в противоположную от статистики сторону.

Адам

Мой организм постепенно восстанавливался после испытания, которое я нечаянно устроил ему в пятницу, хотя и слишком медленно на мой взгляд. К понедельнику я уже был в состоянии прийти в универ и, наконец-то, встретился с Ольгой. День проходил как обычно, настроение было приподнятым, с Соколовой время убегало незаметно, и я даже стал постепенно забывать о своем неважном самочувствии. Как вдруг обстоятельства сложились так, что жизнь напомнила мне про мою травму очень неприятным способом: Оля случайно заехала своим пакетом, полным тяжеленых книг мне в больное место, да так точно, словно специально прицеливалась!

Живот взорвался ужасной болью, у меня даже дыхание перехватило и показалось, что все, что я съел на завтрак, в очень скором времени покинет мой организм. Говорить я был не в состоянии, поэтому молча пытался справиться с подступающей дурнотой, согнувшись в три погибели.

Оля тем временем предложила мне присесть и отбуксировала к скамейке у гардероба. Меньше всего мне хотелось опозориться у нее на глазах, так что я мечтал, чтобы она, наконец, поскорей ушла на пару, но девушка как назло похоже не собиралась никуда уходить. Чувствуя, что моей силы воли надолго не хватит, чтобы сдержать рвущийся наружу стон, я попробовал ее поторопить. Однако вместо того, чтобы послушаться, Соколова вдруг присела рядом со мной и зачем-то просунула свою ладошку между моими руками и больным животом. Я от неожиданности даже чуть со скамейки не свалился! Велев мне сидеть тихо и не дергаться, девушка закрыла глаза, и лицо у нее при этом стало очень строгим и сосредоточенным. Не успел я поинтересоваться что все это означает, как она вдруг произнесла ни к кому конкретно не обращаясь:

— Рука, нанесшая удар, забирает его себе.

И я вдруг почувствовал, будто боль в животе немного поутихла. Наверное, мне показалось, ведь не может же настоящая физическая боль (к тому же такая сильная) утихать от простых слов! А Ольга тем временем бодро подскочила со скамейки, пообещала, что мы увидимся после пары и стремглав рванула к лестнице. Я только и успел удивленно проводить ее глазами. Очень странно, но чем больше она удалялась от меня, тем легче мне становилось. Боль утихала прямо на глазах! И вскоре я почувствовал, что она оставила по себе лишь легкое воспоминание. Как Соколова смогла такое провернуть?! Уму непостижимо! В том, что это не случайность, а ее рук дело (в прямом и переносном смысле), я нисколько не сомневался, хоть моему рациональному разуму было очень сложно в это поверить. Но факты были на лицо: до того как девушка что-то со мной проделала, боль и не думала уменьшаться, а после — улетучилась будто ее и не было.

Решив во что бы то ни стало вызнать у Соколовой подробности ее странного поведения после статистики, я направился на третий этаж, собираясь подождать ее у входа в аудиторию. Тем сильнее было мое замешательство, когда я обнаружил девушку сидящей на лестнице с очень бледным и замученным видом, и производящую руками в воздухе какие-то странные пассы. Глаза у нее были закрыты, так что я имел возможность беспрепятственно понаблюдать за ее действиями, но так ничего и не понял. Пришлось обнаружить свое присутствие и вслух спросить, чем она здесь занимается. Девушка вздрогнула, открыв глаза, и опасливо уставилась на меня. Видно было, что она не горит желанием что-либо мне объяснять, но по моему лицу она без труда догадалась, что придется дать мне хоть какую-то информацию к размышлению — иначе я пристану как банный лист и вымотаю ей все нервы своими вопросами.

Обреченно вздохнув, Соколова предложила поговорить в рекреации на третьем этаже в другом крыле. Про себя я усмехнулся: у нас уже становится доброй традицией, проводить там все важные разговоры. По дороге я думал о том, какой же необыкновенный подарок подбросила мне судьба, столкнув с этой девушкой: с виду обычная и незаметная, внутри она оказалась полна сюрпризов и загадок, и казалось будто они бесконечные. И чем дальше, тем все интереснее и необычнее!

Наконец, мы дошли до места переговоров и привычно расположились на стульях. Ольга искоса взглянула на меня, а затем перевела взгляд в пол и напряженно спросила:

— Ну, Адам, что ты хочешь узнать?

— Что это было там, у гардероба? Что ты со мной сделала? — я весь подобрался в предвкушении ответа.

— Ну, это легкий вопрос. Я просто забрала твою боль.

«Ничего себе просто!» — внутренне возмутился я, а вслух продолжил:

— А как ты это сделала?

— Этот вопрос уже посложнее. Даже не знаю как объяснить, чтобы тебе было понятно… — девушка задумчиво перевела взгляд на потолок — Ну, в общем, ты же знаешь, что я читаю всякую эзотерическую литературу. Но ты же не думаешь, что я просто читаю и ничего не делаю? Это было бы пустой тратой времени и сил. Многое я пробую выполнять на практике, и кое-что у меня получается, как видишь. Как происходит сам процесс извлечения боли мне сложно объяснить неподготовленному человеку вроде тебя. Да, если честно, я и сама до конца его не понимаю, но пользоваться умею. Могу сказать, что здесь задействуется воображение и электромагнитное излучение наших тел, если тебе это о чем-то говорит… — и моя необычная подруга с сомнением посмотрела на меня, проверяя, как я отреагирую на ее слова.

Я поощрительно ей улыбнулся и шутливо спросил:

— Так ты у нас, значит, экстрасенс, да?

— Нет — поморщилась девушка — мне не нравится это слово. Оно слишком затерто и не отражает сути того, что я делаю. Экстрасенсом можно обозвать кого угодно, кто не вписывается в привычные рамки восприятия нормальных людей и может делать то, что они считают необычным. С этой точки зрения, я, наверное, экстрасенс. Но на самом деле я скорее биоэнергетик — увидев мой недоуменный взгляд, Ольга пояснила — это человек, который может работать с тонкими энергиями, пропускать их через себя, и тем самым воздействовать на живые объекты, как-то их гармонизировать, понятно?

— Не совсем, но ты продолжай, может я пойму по ходу дела.

— Ну, что еще сказать… Если учесть, что всякий организм (и твой тоже) — это сбалансированная энергетическая система, то любое повреждение, нарушает там потоки энергии и вызывает боль. Твое повреждение было очень сильным, так что нельзя было сразу вливать в тебя гармонизирующую энергию — надо было сначала забрать из тела накопившееся напряжение и боль, поскольку оно было настолько зажато от болевого спазма, что не смогло бы воспринять никакую помощь извне. Поэтому мне и пришлось перетащить большую часть твоей боли на себя. Не очень приятная процедура, но раньше я как-то справлялась — и девушка сконфуженно замолчала.

— Так, вроде что-то проясняется. А что ты делала там, на лестнице?

— А, это… — щеки девушки слегка порозовели — это я себя лечила от твоей боли. Она оказалась настолько сильной, что я не смогла с ней справиться. Пришлось вытаскивать ее из себя и отправлять в Землю — Оля удрученно вздохнула — Предвижу твой вопрос: почему же я сразу не отправила ее в Землю, а забрала на себя? Ты же об этом хотел спросить, да?

Я был настолько ошарашен происходящим, что и не думал спрашивать ни о чем подобном. Но вопрос и вправду показался мне любопытным, поэтому я заинтересованно кивнул. Девушка расстроенно принялась теребить кончик длинного хвоста:

— Это мой прокол. Я не знала, что так можно. Знание пришло ко мне уже в процессе переработки твоей боли. Я думала, что смогу с ней справится и ошиблась. Чуть сама не окочурилась! Если бы не подсказка Высших сил, сейчас бы, наверное, валялась без сознания.

Я тут же представил как нахожу бездыханное ольгино тело на лестнице и ужаснулся:

— Но это же очень опасно, Оля! Зачем ты так рисковала? Я бы и сам справился со временем, наверное…

— Нет, не справился бы. Внутренние органы слишком сильно отекли, повреждение имеет чересчур обширную область, из-за спазма доступ крови к органам сократился до минимума — еще бы немного и в теле начались бы необратимые процессы токсикации. Короче, либо у тебя бы что-то отказало, либо случилось бы внутреннее кровоизлияние, либо ты бы потерял сознание, а может все вместе и сразу. Не хочу даже думать об этом! В общем, риск был оправдан. Даже сейчас тебе требуется либо квалифицированная помощь врачей, либо полный энергетический балансирующий сеанс от специалиста вроде меня. В принципе, если хочешь, я готова его для тебя провести, но мне нужно твое согласие — и Ольга выжидательно уставилась на меня.

Я пока что не представлял, что на это ответить — от обилия новой информации у меня голова шла кругом! К тому же я еще не до конца выяснил все, что меня интересует. Поэтому на ее предложение ответил так:

— Давай чуть позже решим этот вопрос. А скажи-ка мне, часто ты подвергаешь себя такому риску?

— Да нет, не очень — беззаботно улыбнулась девушка — Понимаешь, поскольку у меня нет учителя, я не вижу другого выбора, как изучать все самостоятельно по книгам. И приходится иногда проводить рискованные эксперименты, потому что ничего не узнаешь, пока не попробуешь. Но я стараюсь свети долю риска к минимуму: тщательно готовлюсь морально, физически и энергетически прежде чем что-то сделать, так что обычно все проходит гладко. Настоящий риск возникает только тогда, когда я попадаю в критические ситуации, где действовать приходится незамедлительно (как сегодня) и где я могу неправильно рассчитать свои силы. Но со мной такое редко случается, обычно получается подготовиться заранее… Кстати, Адам, — тут девушка кинула на меня подозрительный взгляд — Сегодня я ошиблась только потому, что неправильно определила размер твоей боли — она не должна была быть такой сильной… Подобный болевой спазм не мог быть вызван простым ударом пакетом с книгами, пусть даже очень тяжелым. Ясно как день, что боль от пакета наложилась на другое повреждение, полученное к тому же совсем недавно, так как процесс регенерации толком не успел начаться. И мне не кажется, что это было отравление… Тогда бы болел только желудок и желудочно-кишечный тракт, а у тебя болели все органы в верхней части живота! Скорее твое повреждение больше похоже на то, будто ты напоролся на что-то тяжелое…Или оно в тебя врезалось… В общем это какой-то сильный удар. Удар в живот. Так что, Идолбаев, быстро признавайся, где и когда ты этот удар получил!

Девушка словно рентгеном, прожигала меня синими глазами. У меня по спине вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок: «Ну, Соколова! Ну, дает! Ничего от нее не скроешь, все-таки вывела меня на чистую воду, да еще и таким нестандартным способом! Надо ее как-то отвлечь…». Я лихорадочно подыскивал в уме подходящую тему и уцепился за первую попавшуюся мысль:

— Оль, а давно это у тебя?

— Что «это»? — нахмурилась девушка.

— Ну, эта способность пропускать через себя энергии, чужую боль… Давно ты такая?

— Вообще-то предрасположенность была с детства — я легко улавливала настроения других людей и понимала как себя с ними вести. Но всерьез биоэнергетикой занялась в старших классах школы, когда уяснила для себя что, чтобы дар работал в полную силу — его надо развивать. А что?

— Да так, просто любопытно. Значит, когда ты помогала мне во время моих приступов ярости, ты использовала свой дар?

— Нет, Адам, не использовала. Я всего лишь воспользовалась своей детской способностью ощущать настроение других людей, а там уж действовала по обстоятельствам. Но ты, друг мой, до сих пор не ответил на мой вопрос. Что-то ты темнишь, Идолбаев… Предупреждаю: если ты действительно хочешь, чтобы я тебе помогла с животом, лучше сейчас сказать мне всю правду. А то вдруг я из-за недостатка информации опять ошибусь и что-нибудь неправильно рассчитаю?

«Не прокатило!» — расстроенно подумал я. Оля терпеливо ждала ответа, а мне все никак не удавалось подобрать нужные слова. Повисло тяжелое молчание, которое Ольга в конце концов прервала:

— Ладно, раз ты не хочешь мне говорить — я сама догадаюсь! Рассуждая логически, вряд ли ты обо что-то ударился, во всяком случае я не замечала, чтобы у тебя были проблемы с координацией. Этот удар произошел неожиданно, иначе бы ты увернулся, так как мне известно, что у тебя быстрая реакция. Удар был целенаправленный и очень сильный — это видно по повреждениям в теле. Значит, из всего этого можно сделать вывод, что ты с кем-то подрался! И этот кто-то ударил тебя в живот. Я угадала? — подруга с любопытством заглянула мне в глаза.

— Э-э, ну почти. Это была не совсем драка, а в целом все верно — пришлось признать мне.

— Когда это случилось? — быстро спросила Ольга и, увидев, что я снова нерешительно замолчал, раздраженно прищурила глаза:

— Молчим, значит… Что ж, снова придется включить логику. Точно не в воскресенье — тогда бы ты вряд ли сегодня пришел в Академию. И не в субботу — ты был дома, и, судя по всему, повреждение уже присутствовало. В пятницу утром с тобой все было в полном порядке. Значит, остается только вечер пятницы, когда ты поехал на встречу с другом. А может с ним ты и подрался, а?

— Нет, не с ним.

— Ага, значит на счет пятницы я угадала! — торжествующе припечатала меня Соколова. Но поскольку я по-прежнему молчал, она решила меня дожать и переспросила — Так как? Удар был в пятницу, да?

— Да — сдался я на милость победительницы, внутренне готовясь к большой нахлобучке. Но Ольга вдруг замолчала и рассеянным взглядом уставилось в окно.

Молчание все длилось и длилось. Соколова не кричала и не ругалась, но мне от этого было не легче — уж лучше бы наорала на меня, чем вот так вот полностью отгораживаться и игнорировать, будто меня тут и нет вовсе! Я не мог больше выносить давящей тишины между нами, пришлось выдавить из себя извинение:

— Прости, что я тебя не послушал. Я сам знаю, что дурак. Но я уже достаточно за это наказан, ты не находишь?

Девушка и не думала мне отвечать, лишь мрачно взглянула на меня и отвернулась. Снова нас накрыла давящая тишина, которая уже порядком начала действовать мне на нервы:

— Ну скажи, чего ты от меня хочешь? Я же извинился!.. Оль, скажи что-нибудь…

— А зачем? — Соколова наконец-то снизошла до ответа, голос у нее при этом был на удивление ровный и тихий, но глаза начали метать в меня синие молнии — Какой в этом смысл? Ты все равно, все, что я говорю, пропускаешь мимо ушей! Ты думаешь, я своими предупреждениями разбрасываюсь направо и налево? Нет! Да я даже родственников не всегда предупреждаю, а только когда совершенно уверенна! Как ты не понимаешь, тебе грозила очень серьезная опасность в тот день! Я думала, ты уже успел достаточно меня узнать, чтобы понять: я просто так словами не разбрасываюсь. Но, видимо, я опять в тебе ошиблась. Так зачем зря сотрясать воздух? Ты все равно не слушаешь… Мало того, ты мне еще и наврал! Зачем навешал мне лапшу на уши про несварение желудка? Если уж ты совершил глупость, то имей мужество признать это! И не смей мне больше врать, Идолбаев! Из-за тебя, точнее из-за твоего вранья, я сама сегодня чуть концы не отдала! — и девушка сердито замолчала, продолжая метать в меня синие молнии.

Я почувствовал стыд и раскаянье, вызванные Ольгиными словами, но в тоже время не смог сдержать восхищения — она была такой красивой в этот момент! Словно богиня северных морей, готовая устроить шторм мореплавателям, дерзнувшим заплыть в заповедные места. Меня опять посетило странное желание быть к ней как можно ближе, я положил руки ей на плечи (не смог удержаться, хоть и обещал себе, что больше не буду к ней прикасаться) и примирительно сказал:

— Я все понял, подруга. Обещаю, что это больше не повториться. Я больше никогда не буду тебе врать. И буду серьезно прислушиваться к твоим предупреждениям, честное слово! Ты не подумай, я и тогда прислушался, просто меня вывели из себя, и в последний момент оно вылетело из головы…

Шторм в синих глазах начал стремительно утихать и сменился смущением, она осторожно покосилась на мои руки (пришлось тут же их убрать) и ворчливо сказала:

— Ладно уж, на первый раз прощаю. Повезло нам, что все хорошо закончилось — и тут же задумчиво добавила — я вот все думаю: чем же тебя ударили? На какой-то предмет вроде не похоже… Но кулак такого размера мне сложно представить…

— Ты права, этот кулак был просто огромный! Да еще и в боксерской перчатке… Оль, ты чего? — забеспокоился я, потому что на лице девушки отразилось сильное потрясение: глаза стали огромными, на пол лица, а ладошки прикрыли рот, приглушив изумленное «Ах!»

— Не может быть! — воскликнула Оля звонким голосом — Так не бывает! По крайней мере, раньше не было — добавила она чуть тише и принялась напряженно о чем-то раздумывать.

— Чего не бывает? Огромного кулака? Ну не знаю… Он, конечно, был здоровый, но наверняка у кого-то и побольше есть — вклинился я в ее размышления.

— Да нет, кулак здесь не причем, — отмахнулась девушка — ты не понимаешь. Так. Надо проверить. Скажи-ка мне, Адам, в пятницу была не просто драка, а боксерский бой?

— Ну да — подтвердил я, недоумевая, куда она клонит.

— Угу. Ты был в красном шлеме, а твой противник в синем?

— Откуда ты знаешь?! — подозрительно спросил я — Ты что, там была?

— Нет. То есть да, наверное… Еще пока не знаю. Все так странно. Надо еще кое-что уточнить. Вот скажи, а было ли во время боя такое, что твой противник чуть тебя не прибил? Один раз после удара в живот, а второй — когда задел тебя по голове? — Ольгины глаза тревожно заглядывали в мои, пытаясь по ним прочитать ответ.

Внутри у меня нарастало потрясенное недоумение: «Откуда она знает?!». Отвечать не потребовалось, девушка все поняла по выражению моего лица:

— Значит было. Все сходится. Ничего себе! Неожиданно, однако…

Я устал ждать внятных объяснений и потребовал:

— Соколова, немедленно кончай говорить загадками и признавайся: откуда ты знаешь про бой в пятницу? Кто тебе рассказал? Никто же, кроме Тимура, про это не знает. А он вряд ли стал бы рассказывать. Попасть туда ты никак не могла — Тимур мне долго распинался, с каким трудом он добыл туда пропуск. Так откуда ты знаешь?!

Ольга посмотрела на меня тем же опасливым взглядом, которым смотрела, когда я застукал ее на лестнице за странными энергетическими манипуляциями, и медленно произнесла:

— Ты, наверное, мне не поверишь. Признаться, я и сама не до конца верю в то, что произошло. Раньше со мной такого не случалось, это уж точно… Дело в том, что я все-таки присутствовала на том бою, только не в физическом теле, а во сне. Я все видела так отчетливо, как наяву, и все прекрасно помню! Тебя я, правда, не узнала. Но откуда-то поняла, что бойцу в красном шлеме надо помогать. Я и помогала по мере сил и возможностей… — и замолчала, видимо, полагая, что меня это расплывчатое объяснение удовлетворит.

Однако, для того чтобы я всерьез начал воспринимать ее рассказ, мне требовалось гораздо больше подробностей:

— И как же ты мне помогала? — скептически спросил я.

— Ну, — Оля замялась — я мысленно посылала тебе сигналы, в какую сторону отклониться, когда замечала, что ты не реагируешь на очевидную опасность. Например, после удара в живот, твой противник хотел зарядить тебе в челюсть снизу, а ты не замечал. Тогда я послала тебе слово «назад!», ты каким-то образом меня услышал и действительно отклонился назад, а твой противник промазал. Так же и во второй раз. Только там слово было «пригнись!», ты присел, противник снова промахнулся. А ты этим воспользовался, запрыгнул ему на спину и бил в голову, пока он не упал…

От этих слов у меня аж волосы на затылке встали дыбом! Мне вдруг отчетливо вспомнилось, как после обоих серьезных ударов, когда я поплыл и еле держался на ногах, я действительно слышал и «назад!» и «пригнись!» — я раньше не придал этому значения только потому, что списал это на свое чутье, которое тоже не раз меня выручало в боях. Только оно предупреждало меня в основном ощущениями, а не словами. У меня уже не было сил удивляться — за сегодня я, по-моему, выполнил и перевыполнил свою годовую норму по удивлению. Поэтому, поверить в то, что Оля помогла мне во время боя, было в чем-то даже проще, чем в ее способность перетягивать на себя чужую боль. Нет, какая же все-таки удивительная девушка! Где бы я был сейчас, если бы не она?! Наверно, там откуда уже не возвращаются. Я смущенно и ласково посмотрел на свою подругу, которая внимательно разглядывала меня в ответ:

— Что ж, выходит ты уже два раза спасла мне жизнь. А может быть и три, если считать сегодняшний случай. Ты — просто чудо! Даже не знаю, как тебя благодарить…

Оля неподдельно смутилась, раскраснелась и стыдливо опустила глаза:

— Не стоит благодарностей — пробурчала она — просто в следующий раз будь осторожнее… Хотя, ты знаешь, есть все-таки одна вещь, которую ты мог бы для меня сделать…

— Что же это? — проявил я неподдельный интерес. Оля серьезно посмотрела мне в глаза:

— Пожалуйста, пообещай мне, что никому ни при каких обстоятельствах не расскажешь о моих способностях и о том, что я для тебя сделала.

— Почему? — полюбопытствовал я — Зачем такая секретность? Ты что, стесняешься собственной уникальности?

— Нет. Не знаю. Я не хочу слишком выделяться из толпы и быть белой вороной — я и так не слишком дружна с людьми, а если они узнают, то либо станут проявлять чересчур назойливое внимание, либо будут полностью игнорировать. К тому же мне не нужна лишняя реклама — не собираюсь спасать каждого встречного — поперечного, особенно тех, кто просто хочет позабавиться за мой счет и желает меня протестировать на наличие или отсутствие дара. А еще мне совсем не хочется оказаться на всю жизнь запертой в каком-нибудь исследовательском институте, где надо мной будут проводить опыты до конца моих дней. Теперь понятно, почему я об этом прошу? Пообещай… Нет, лучше поклянись всем, что тебе дорого, что никому не скажешь! — напряженно потребовала девушка с беспокойством заглядывая мне в глаза.

— Хорошо, подруга, будь по-твоему. Клянусь своей честью, своей матерью и нашей дружбой, что никогда и никому не расскажу про твои способности и про ту помощь, которую ты мне оказала. Довольна?

— Да — Оля ощутимо расслабилась, и милая улыбка снова появилась на ее губах — Я рада, что мы сразу прояснили этот вопрос, чтобы в будущем не возникало повода для ссоры. Теперь меня интересует другое: ты надумал что-нибудь на счет моей дальнейшей помощи?

— В каком смысле? — не понял я.

— В смысле нужен ли тебе исцеляющий сеанс от меня или нет?

— Ах, это… А что мне для этого надо делать? — попытался я разведать обстановку.

— Да просто лечь и максимально расслабиться, а остальное уж я сама сделаю — уверенно ответила Ольга.

— А-а-а, ну тогда ладно. Где мне лечь?

— Не здесь. Академия — не подходящее место для подобных мероприятий, расслабиться не удастся. К тому же я не хочу, чтобы кто-нибудь нас увидел и вообразил себе невесть что. Предлагаю после учебы поехать ко мне домой: уверенна, что в моей комнате нам никто мешать не будет — внимательные синие глаза изучающе смотрели на меня.

Я удивленно уставился на Соколову в ответ — вот уж не думал, что когда-нибудь все-таки дождусь от нее приглашения! Как я успел заметить, Оля была скрытной и старалась не выдавать о себе больше информации, чем необходимо для нормального общения. А уж впустить кого-то на свою территорию, значило для нее раскрыться полностью. Это был знак огромного доверия, который мне очень польстил.

— Ты это серьезно? Ты меня приглашаешь? — выразил вслух я свое удивление.

— А почему бы и нет, — улыбнулась девушка, пожав плечами и серьезно добавила — это же для дела, а не для какого-нибудь увеселения. Только, Адам, должна тебя предупредить: если согласишься — придется познакомиться с моей родней. А они все могут понять неправильно и начнут задавать разные вопросы… Понимаешь, до этого я в дом парней не водила, поэтому не знаю как они на тебя отреагируют. Так что если у тебя на примете есть другое тихое и спокойное место, то я готова рассмотреть варианты — бодро закончила Ольга.

— Нет, меня устраивает первый вариант — поспешил я закрыть ей все пути к отступлению и улыбнулся тревожному выражению, появившемся на ее лице после моих слов — не волнуйся за родственников, я смогу ответить на любые их вопросы.

Девушка в ответ подарила мне обаятельную улыбку:

— Тогда ладно. Но не говори потом, что я тебя не предупреждала.

— Заметано! — отозвался я и встал со стула — Что-то засиделись мы тут, не хочешь чего-нибудь перекусить? Большая перемена вот-вот начнется, народу в столовой будет — не протолкнуться. Так что предлагаю идти сейчас.

— Знаешь что? Ты иди, закажи нам что-нибудь и займи мне место. А я пойду пока сдам книги в библиотеку, а то, как выяснилось, носить их с собой опасно, и тебя нагоню, хорошо?

— Согласен. Тогда встретимся в столовой, до скорого! — и я, чтобы не терять драгоценное время до начала перемены, быстрым шагом направился к лестнице на первый этаж.

Ольга

Адам умчался в столовую занимать нам места, а я неторопливо побрела в библиотеку, по дороге обдумывая случившееся. Разговор прошел намного удачнее, чем я ожидала: Адам не только поверил мне и спокойно принял то, что я обычно не рассказывала о себе другим людям, но и не закрылся от меня, не обозвал «ненормальной» или «сумасшедшей» и вообще ни на йоту не изменил своего дружеского ко мне отношения! Даже согласился приехать ко мне домой и познакомится с родственниками. А я то думала, что он начнет меня избегать или, на худой конец, ему потребуется время, чтобы свыкнуться с моими необычными способностями. Хотя какие там «необычные»? Надо будет Идолбаеву объяснить, что такие способности у всех людей есть, просто они в спящем состоянии. Будить их или нет — личное дело каждого… Все-таки мне с ним повезло — отличный друг получился. Удивительно, я даже начинаю ему доверять! Скажи мне кто-нибудь в начале учебного года, что вскоре мы с Идолбаевым будем друзья «не разлей вода», я бы очень долго смеялась над такой забавной шуткой. Вот уж точно, нарочно не придумаешь!

А чего стоит этот случай со сном? Я до сих пор в себя не могу прийти от шока. Это как же мы должны быть тесно связаны, если у Светлых Сил получилось такое со мной проделать?! Даже когда я кому-то из родственников сильно хотела помочь, подобные сны мне не снились. Вот я и не рассматривала такую возможность, и поэтому никак не могла понять, что сон-то надо воспринимать не иносказательно, а буквально! А ведь могла бы раньше догадаться! Я же знала, что мой друг боксом занимается — так что вполне логично, что у него могут быть разные соревнования, на которых ему надо выступать. Знать-то знала, но даже не подумала применить эту информацию к моему сну. Все время, пока я выпытывала у Адама подробности того, где и когда он получил свой жестокий удар, меня подспудно тревожила мысль, что я упускаю какую-то важную деталь. И только когда прозвучала прямая подсказка, что кулак, нанесший ему травму, был в боксерской перчатке, в моей голове ярко вспыхнули картины боя из моего сна. Вот и урок мне на будущее: в жизни может произойти все, что угодно. Уж кто-кто, а я-то должна это понимать! Но даже у меня, оказывается, сознание настолько засорено всякими догмами и постулатами чего может, а чего не может быть, что я в упор не видела очевидного, даже когда оно кричало во все горло «проснись, я случилось!».

Большая перемена и остаток учебного дня пролетели незаметно и плавно перетекли в поездку до моего дома. Уже у подъезда я вдруг подумала: «А может я зря все это затеяла?», но отступать было уже некуда. Понимая, что вопросов все равно не удастся избежать и лучше покончить с этим поскорее, как только мы с Адамом вошли в прихожую, я оповестила зычным голосом всех находящихся на тот момент в квартире жильцов:

— Привет, всем! Я дома. Со мной гость.

Из кухни показалась бабушка, из большой комнаты выглянула мама (интересно, почему она не на работе?)

— Привет, дорогая! — воскликнула бабуля — А кто это тут с тобой? Никак молодой человек? Проходите-проходите, не стесняйтесь. Я сейчас вас обедом накормлю, заодно и пообщаемся.

«Многообещающее начало» — страдальчески подумала я — «похоже, бабушка собралась устроить бедняге Идолбаеву допрос с пристрастием. Надо срочно спасать бедного парня!»

— Да нет, бабуль, мы не очень голодные. Вообще-то Адам здесь не просто так, а по делу и вряд ли у него есть время задерживаться…

Из комнаты показалась мама в деловом костюме:

— Оля, я тебя не узнаю: где твое гостеприимство? Мне нужно скоро ехать на деловую встречу, но я с удовольствием попью с вами чаю перед уходом — известила меня маман непререкаемым тоном.

Я сразу поняла, что спорить бесполезно — против их объединенного фронта мне не выстоять. Да еще и сам Адам вдруг подал голос:

— Да ничего, мне в общем-то сегодня спешить некуда, так что я не сильно тороплюсь.

Я сердито посмотрела на него: «Предатель! И ты туда же? Для тебя же стараюсь!». Однако Идолбаев предпочел мой взгляд проигнорировать и дружелюбно спросил, обращаясь к бабушке:

— Где у вас тут ванная — руки помыть?

— А вот здесь, милок — указала бабуля на дверь слева от себя — давайте-ка мойте руки и проходите на кухню, а я пока все приготовлю — и направилась исполнять свое обещание.

Мы с моим другом вместе пошли в ванную, где я на него и набросилась:

— Что ты делаешь?! Они же тебя вопросами совсем замучают! Бабушка, конечно, вкусно накормит домашним обедом в качестве компенсации, но имей в виду: у моих родственниц главное блюдо на обед — ты. Можешь мне поверить, они скушают тебя со всеми потрохами и даже не подавятся! — мрачно вещала я, с беспокойством поглядывая на парня пока тот мыл руки. А он в ответ только весело улыбался, и зеленые глаза озорно поблескивали. Когда же он уступил мне место перед раковиной, я услышала уверенный ответ:

— Не переживай, подруга, все под контролем. Я с ними справлюсь, вот увидишь.

— Посмотрим — все так же мрачно сказала я, и даже глухой услышал бы в моем голосе сомнение.

Покинув ванную, мы прошли на кухню, а там нас уже ждал богатый стол — бабушка для дорогого гостя расстаралась на славу: борщ, колбасная нарезка, хлеб, огурцы соленые, капуста квашенная, маринованные грибочки под майонезом, острая корейская морковь и все это великолепие венчала бутылка красного вина, неизвестно из каких запасников добытая.

Парень оценил прием по достоинству и отвесил бабушке комплемент:

— Ого, бабуля (простите, не знаю вашего имени — отчества), вот это сервис — высший класс! Вы как будто специально к моему приходу готовились!

— Наталья Никитична, я, милок. Для дорогого гостя — ничего не жалко. У нашей Олюшки подруг-то почитай раз два и обчелся, а уж молодых людей мы возле нее сроду не видели. Уж и беспокоиться начали: вроде и возраст подходящий, и невеста — загляденье, а женихи что-то не торопятся…

— Бабушка!!! — перебила я, покраснев до корней волос — прекрати меня позорить!

— Так это ж правда, внученька — сделала невинные глаза та — мы с твоей мамой знаешь как за тебя волнуемся?

Тут на кухню как раз зашла мама и подтвердила:

— Да, дорогая. Что ж ты не предупредила нас, что придешь с таким симпатичным юношей? Мы бы хоть подготовились получше.

Я готова была от стыда сквозь землю провалиться, в сторону Адама я старалась не смотреть и мечтала только об одном: оказаться отсюда как можно дальше. Поэтому когда бабушка пригласила всех за стол, я села и молча уставилась в свою тарелку, всем своим видом показывая, что общаться со мной сейчас — крайне нежелательно.

Но эти трое прекрасно обошлись и без моего участия. Как я и предполагала, мама и бабушка засыпали моего друга вопросами: кто он и откуда, какие у него родственники, чем он планирует заниматься в жизни, и выяснили прочие важные параграфы «анкеты жениха». Но Идолбаев меня в очередной раз удивил — он включил свое обаяние на полную катушку: честно и терпеливо отвечал на все вопросы, аккуратно обходя острые углы. Причем делал это с таким достоинством и тактом, что слушательницы поневоле прониклись к нему уважением. Я еще никогда его таким не видела! За каких-то полчаса он совершенно очаровал мою родню! Да ко всему прочему и сам не отставал от мамы с бабушкой в важном деле добычи информации: вытряс из них все, что было можно о моем детстве и юности, и даже раскрутил мою маму на просмотр моих детских фотографий! Вот артист! А я даже никак не могла этому помешать, поскольку любые мои попытки перевести разговор на другие, более нейтральные темы моментально пресекались на корню всеми участниками посиделок по очереди. Мне только и оставалось как со стороны наблюдать за их оживленным диалогом. Признаться, я даже почувствовала себя лишней на этом празднике жизни, пардон, семейном обеде.

Наконец, допрос с пристрастием как и обед подошли к завершению, и мы смогли беспрепятственно перебраться в мою комнату.

— Ну, как я справился? — поинтересовался у меня довольный Идолбаев.

— Отлично, просто отлично. Они очарованы, покорены и скоро будут падать ниц при виде тебя! — недовольно пробурчала я.

Парень удивленно взглянул на меня:

— Не понял. Что тебя не устраивает?

Я вздохнула и постаралась погасить свое раздражение на бесцеремонное вторжение родни в мою личную жизнь. Адам и впрямь прекрасно справился, не факт, что окажись на его месте кто-то другой, он бы справился лучше. Виновато посмотрев на Идолбаева, я сказала уже спокойным тоном:

— Извини. Все устраивает. Просто перенервничала из-за них. И скажи мне ради Бога, зачем тебе понадобилось копаться в моем детстве?

— Мне просто интересно было это узнать. Ты, Оль, — уникальное создание, и я хочу знать о тебе как можно больше. Но сама ты мне вряд ли расскажешь все, что меня интересует, вот и пришлось порасспрашивать людей, которые знают о тебе больше всего, так как знакомы с тобой с рождения — и парень хитро улыбнулся.

— Ну и как? Узнал все, что хотел? — не сдержав ответную улыбку поинтересовалась я.

— Не совсем, но я близок к этому: еще пара таких обедов — и я буду знать тебя как облупленную! — пошутил этот интриган и засмеялся. Я тут же представила себе эти обеды и то, как мы все будем выглядеть со стороны, и звонко засмеялась вместе с ним.

Сбросив таким образом накопившееся напряжение, я почувствовала себя намного лучше. Оглядела все еще улыбающегося Адама с ног до головы и спросила:

— Друг мой, ты еще не забыл, зачем мы здесь собрались? Самое время начать. Давай-ка ложись на мою кровать, закрой глаза и расслабься.

Улыбку парня будто корова языком слизнула, он бросил на меня напряженный взгляд, но молча подчинился. Я тем временем сосредоточилась и призвала целительную энергию в свои ладони.

— Оль, что ты собираешься делать? — послышался неуверенный голос с кровати.

— Не беспокойся, дружище, током бить не буду — пробубнила я сосредоточенно — просто положу на тебя руки и закачаю через них столько целительной энергии, сколько в тебя влезет. Это совсем не больно, так что расслабься — я не кусаюсь. Если захочется спать — спи — с этими словами я поставила ладони в начальной позиции — на плечи парня.

По правде говоря, я и сама чувствовала некоторое стеснение — мне еще никогда не доводилось проводить целительный сеанс на парнях, все больше на лицах женского пола всех возрастов. Ко всему прочему, помимо собственного стеснения, я ярко ощущала, что и Адам чувствует себя не в своей тарелке: он внутренне зажался и будто окружил себя невидимой стеной. Я вполне его понимала: мало того, что я оказалась слишком близко, так еще и собралась делать с ним совершенно неизвестные ему вещи. Но эта зажатость сильно мешала исцеляющему потоку: из-за того, что его тело было напряженное и скованное, энергия протекала внутрь организма медленно и тяжело, то и дело застревая у меня в ладонях. «Нет, так не пойдет» — решительно подумала я — «надо что-то предпринять, чтобы его расслабить».

— Адам, посмотри на меня, — мягко позвала я, внимательно вглядываясь в его лицо. А когда он открыл глаза, поймала зеленоокий взгляд, и все так же успокаивающе продолжила — Я не буду ничего делать, если ты не захочешь. Если тебе что-то не понравится или станет неприятно — просто скажи мне, и я тут же перестану. Пожалуйста, постарайся расслабиться, иначе ничего не получится, понимаешь? Целительная энергия не может проникнуть в твое тело, потому что ты слишком напряжен и скован. Отпусти это напряжение. Закрой глаза. Дыши глубоко и медленно, как при засыпании. Представь, что меня рядом нет, а ты находишься где-нибудь дома один и спокойно отдыхаешь. Давай, у тебя получится — подбодрила я его.

Парень послушался: закрыл глаза и глубоко вздохнул. Постепенно его лицо расслабилось, а черты лица как-то разгладились. Он стал выглядеть таким умиротворенным. И таким беззащитным. В этот момент мне почему-то очень захотелось погладить его по волосам, и рука непроизвольно, сама по себе уже потянулась к его голове… Лишь в последнюю секунду мне удалось сдержать свой порыв и вернуть руку на место. Мысленно отругав себя за такое дурацкое и несвоевременное желание (парень только-только расслабился, а я своими неосторожными движениями как пить дать все испорчу), я постаралась сконцентрироваться на передаче целительной энергии. На этот раз процесс пошел намного легче и быстрее. Я даже удивилась, насколько мощным был целительный поток — как большая полноводная река. Постепенно дыхание пациента выровнялось, тело обмякло, полностью расслабилось, и я без труда догадалась, что Адам уснул. Улыбнувшись про себя, я сосредоточилась на процессе и своих внутренних ощущениях. Все протекало более чем хорошо, процесс регенерации шел полным ходом, обновление и гармонизация энергетических систем тоже происходили достаточно быстро. Все-таки хорошо, что у Адама здоровый, сильный, выносливый и тренированный организм, работать с таким — одно удовольствие, не то, что со старыми, изношенными, а также запущенными и застарелыми случаями.

Когда сеанс был завершен, я не стала будить своего друга, а предоставила циркулирующей в его теле энергии возможность доделать всю оставшуюся работу, пока он спит. Вместо этого я пошла в ванную — помыть руки (обязательная часть любых энергетических практик), чтобы сбросить с себя излишки энергии и возможную негативную информацию, которую я непроизвольно могла подцепить от Идолбаева.

Там-то меня и поймала бабушка.

— Дорогая, а где же твой кавалер?

— Бабушка, сколько раз повторять: он мне не кавалер, а просто друг! Он спит сейчас и лучше его не будить, так как я проводила для него сеанс и во сне он все еще лечится.

— Ой, внученька, все меняется: сейчас друг, а уж потом — кавалер. Я хоть и старовата стала, но еще не слепая — вижу, как он на тебя заглядывается. Поверь моему опыту — он к тебе неравнодушен. Да и ты, судя по всему тоже, раз настолько ему доверяешь, что проводишь для него сеансы. И хорошо, и правильно — давно пора, не век же тебе в девках сидеть? Нам с мамой он понравился. Единственное, что смущает — это его чеченская национальность. Неужели поблизости не оказалось достойных русских молодых людей, которые тебя бы заинтересовали? Все-таки люди с Кавказа и других южных стран — такой неуравновешенный народ…

У меня не было ни сил, ни желания переубеждать бабушку в ее уже вполне сформировавшемся мнении, к тому же было ясно как день, что бесполезно ей что-то доказывать — она уже все для себя решила и построила в своей убеленной сединами головушке радужные образы нашей с Адамом свадьбы. Поэтому я только кротко вздохнула и ответила:

— Нет, бабуля, других достойных моего внимания не было — и поспешила поскорей слинять в свою комнату от дальнейших расспросов.

Адам

Когда я самостоятельно проснулся после Ольгиного лечения, то далеко не сразу смог понять где я нахожусь — обстановка вокруг была мне совершенно незнакома, и мозг еле-еле ворочался, с трудом выплывая из сладкой неги и вспоминая, как я здесь очутился. Однако, придя в себя, я не спешил подскакивать с кровати, а прислушался к своим внутренним ощущениям: телу было очень комфортно, тепло и уютно. Я действительно отлично отдохнул, как будто проспал без перерыва двенадцать часов (хотя сомневаюсь, что Соколова позволила бы мне проваляться в ее постели столько времени). А самое удивительное: нигде ничего не жало, не ныло и не требовало срочных обезболивающих средств! Но я не спешил радоваться — может у меня сейчас положение удобное, а как встану — тут меня и накроет…

Вставать, однако, совершенно не хотелось. Осторожно оглядевшись, я заметил Олю сидящей в кресле ко мне спиной. Похоже, она не предполагала, что я уже очнулся, и что-то увлеченно черкала в большом блокноте. Ну и хорошо. Раз девушка занята, не буду ее отвлекать, а лучше еще полежу и подумаю, как я дошел до жизни такой.

Когда Оля предупредила, что я могу уснуть во время ее сеанса, я ей не поверил. Какой там уснуть! У меня все нервы натянулись как струны от ее близкого присутствия. И закрытые глаза совсем не помогали: я слышал ее глубокое дыхание, ощущал едва уловимый цветочный аромат, исходящий от длинных волос, чувствовал всем телом ее теплые руки у себя на плечах. Я прилагал неимоверные усилия для того, чтобы обездвижить свое тело, потому что все, что мне хотелось в данный момент — это притянуть девушку к себе, зарыться в ее волосы и больше никогда не отпускать. Это желание было настолько нестерпимым, что я больше не мог думать ни о чем другом, не мог переключиться на что-то более нейтральное. Да что со мной творится?! Почему я так странно на нее реагирую?

Стыдно признать, но Ольга, судя по всему, без труда определила мое состояние (конечно, с ее-то способностями!). Однако вместо того, чтобы отодвинуться (как она обычно поступала, когда меня посещал подобный настрой на ее счет), она вдруг обратилась ко мне таким тихим и чарующим голосом, что он прозвучал для меня словно райская музыка. Мои глаза сами собой распахнулись, и я тут же почувствовал, что тону в прозрачной синеве ее внимательного взгляда. Это было какое-то наваждение! И мне стоило немалых внутренних усилий, чтобы сосредоточиться на смысле ее слов, а не на тембре голоса. Слова оказались такими же успокаивающими и убаюкивающими, как и интонация, с которой они произносились. Я и сам не заметил, как натянутые струны моих нервов стали постепенно ослабевать. А Соколова тем временем подкинула мне дельную идею представить себе, что ее рядом нет, и что я нахожусь не в ее комнате, а в совершенно другом месте. Я очень сомневался, что у меня это получится, но выбора не было — надо же было как-то занять себя и свои так не вовремя взбесившиеся гормоны… Пришлось послушно закрыть глаза и, сделав глубокий вдох, мысленно перенестись на пустынный пляж у черного моря, куда мы пару раз всем семейством ездили отдыхать. От Ольгиных рук шло очень приятное, расслабляющее тепло, которое, казалось, проникало в каждую клеточку моего тела и окутывало его со всех сторон. И я представил, что это летнее солнце согревает меня. Сравнение оказалось настолько удачным, что дальше полностью расслабиться не составило труда. А после этого я ничего не помню — значит все-таки уснул…

И что все это означает? Что это со мной такое было? Может это Ольгина лечебная энергия так странно на меня повлияла? Интересно, насколько точно она сумела считать мои ощущения, прежде чем мне удалось расслабиться?.. Как мне теперь себя с ней вести? Сплошные вопросы, а ответов что-то не предвидится. Я еще раз посмотрел в сторону девушки, пытаясь выстроить свое дальнейшее поведение по отношению к ней.

Наверное, Оля почувствовала мой взгляд, так как вдруг обернулась, и, увидев мою вполне бодрую физиономию, поинтересовалась, мило улыбнувшись:

— Привет, уже проснулся? Как себя чувствуешь?

— Привет — тихо ответил я — еще пока не понял. Сейчас вот приму стоячее положение и попробую определить — с этими словами я встал и потянулся. Все тело отозвалось радостной истомой, никакой боли не было. Но моему недоверчивому разуму было сложно свыкнуться с идеей, что все мои повреждения прошли после небольшого сна, поэтому руки непроизвольно ощупали живот и надавили на него со всех сторон. Тот же результат. Такое впечатление, будто я и не получал никогда того злополучного удара. И даже больше скажу: как будто весь мой организм стал здоровее и моложе как минимум лет на пять! «Как она умудрилась такое проделать?!» — в очередной раз поразился я.

Ольга тем временем приблизилась и ощупала меня взглядом со всех сторон. Судя по всему, результаты осмотра ее вполне устроили, и на лице появилась удовлетворенная улыбка:

— Я вижу, тебе гораздо лучше. По крайней мере, на внешнем уровне ты выглядишь уже не так бледно как утром или в обед. А внутри как себя ощущаешь?

— Как ощущаю? Вот так! — я порывисто сделал шаг навстречу девушке и, легко подхватив ее на руки, закружил по комнате. Мне так хотелось продемонстрировать ей всю степень моей признательности и благодарности, что простых слов тут было явно не достаточно.

— Ой, мамочки! — пискнула Ольга и засмеялась — Адам, мы же так упадем. Поставь меня на пол. Ты, наверное, устал меня держать — я же не пушинка…

— Я не устал ни капельки, подруга. Ты совсем легкая. К тому же вбухала в меня столько силы, что я теперь смогу с тобою на руках пробежать двенадцать километров и даже не вспотею — заявил я, улыбаясь в разрумянившееся Ольгино лицо. Кружиться я перестал, но отпускать ее так быстро мне очень не хотелось. Девушка смущенно притихла, но попыток выбраться из моих объятий не предпринимала, чему я был очень доволен. Вообще, в эту минуту у меня возникло какое-то странное чувство родства и единения с ней, я никогда ни к кому раньше не испытывал ничего подобного. Это было какое-то волшебство, по-другому и не назовешь. Мне нестерпимо захотелось сказать ей что-нибудь приятное:

— Оль — ты удивительная девушка! И мне с тобой так хорошо, как никогда раньше не было. Ты столько для меня сделала, ничего не требуя взамен, что я уже сбился со счета и боюсь никогда не смогу с тобой расплатиться — я заглянул ей в глаза — ты для меня уже не просто друг, Оля. Ты спасла мне жизнь, и это очень много значит… Ты стала как сестра, но все же по-другому… Знаешь, у нас есть такое понятие как побратим. Это человек родной не по крови, но по духу. Не думал, что когда-нибудь скажу это применительно к девушке, но ты мне и вправду словно побратим. И это на всю жизнь.

Ольга недоверчиво уставилась на меня, но, поняв, что я вовсе не шучу, стала очень серьезной:

— Адам, я тоже чувствую, что наша дружба перешла на какой-то новый уровень. И то, что ты предлагаешь — большая честь для меня. Но ты уверен, что не передумаешь через неделю или, скажем, через десять лет?

— Уверен! — твердо сказал я — Я уверен в тебе даже больше, чем в себе. Если кто и достоин такой чести из всех моих знакомых, так это ты.

Я увидел, как медленная счастливая улыбка расползается по всему Ольгиному лицу:

— Раз так, я согласна… А теперь, брат мой новоявленный, опусти меня на пол, пожалуйста. Не будем перегружать твой организм, все-таки только-только все зажило.

— Как скажите, доктор — пошутил я, Ольга засмеялась — а сколько времени?

Девушка посмотрела куда-то в район подоконника, где оказались маленькие настольные часы в виде домика:

— Уже почти восемь вечера. Тебе, наверное, пора домой.

Мне не очень-то хотелось уходить, но злоупотреблять ее гостеприимством тоже не следовало, поэтому я ответил:

— Да, надо собираться, а то завтра в академию не встану.

С шутками и прибаутками мы поплелись в прихожую. Я попрощался с Натальей Никитичной (кстати, очень мудрая женщина, хоть и строит из себя божий одуванчик), и Оля проводила меня до лифта — там мы и расстались весьма довольные собой и друг другом.

Четверг, 26 ноября 2003 г.

Ольга

С понедельника, после того как я провела для Идолбаева целительный сеанс, между нами установились запредельно доверительные отношения. Не представляю с чем это связано, но мы стали понимать друг друга с полуслова (а иногда даже без слов!) — непередаваемо приятное ощущение! Вот и сейчас я шла в читальный зал с улыбкой на лице, абсолютно уверенная, что хотя Адама после учебы перехватила группа незнакомых мне парней, умчав его в неизвестном направлении, он не перестает обо мне думать. Такое впечатление, будто мы настроились на одну и ту же волну или даже вправду как-то породнились, настолько близким вдруг стал мне этот человек…

Всегда хотела иметь брата (желательно старшего), но судьба подарила мне только младшую сестру — хотя и это неплохо, я многому благодаря ей научилась. Видимо поэтому, когда Адам неожиданно обрушил на меня свое предложение о побратимстве, я долго не раздумывала и без проблем записала его в свои родственники. И после этого, как ни странно, совершенно перестала его стесняться: если раньше я чувствовала какую-то дистанцию между нами и внимательно следила за тем, что говорю и делаю в его присутствии, то теперь все это прошло. Я, не смущаясь, выдавала ему все, что у меня на уме, нисколько не фильтруя свои мысли и, судя по моим ощущениям, ему это нравилось не меньше, чем мне. Доверие, возникшее между нами, было непривычно большим, но несказанно радовало нас обоих. И мне кажется, не последнюю роль здесь сыграла тайна, которая нас связывала вместе — ведь что может объединить лучше, чем общий секрет?

Сегодня я решила задержаться в академии: надо было, наконец, вплотную заняться учебой — через пару недель подходил к концу срок сдачи курсовой работы по налогообложению и финансовому контролю, а я только и успела, что найти материал по своей теме и набросать примерное содержание курсовика. Из-за всех переживаний с Адамом и его друзьями, я до сих пор не успела изучить источники по теме, а ведь еще их надо было как-то скомпоновать между собой! Так что я шла в читальный зал с твердым намереньем отключиться от Идолбаева хоть на два-три часа и занять свой мозг важным делом.

Обложившись книгами и журналами со всех сторон, я старательно вникала в тему, как вдруг услышала над своим левым ухом женский голос:

— Можно я здесь присяду? — тихо, но настойчиво спросила какая-то девушка, явно обращаясь ко мне.

Приглядевшись, я узнала свою сокурсницу из параллельной группы. Это была модно одетая и умело накрашенная стройная шатенка с длинными вьющимися волосами и красивой фигурой. Ко всему прочему она не была круглой дурой и имела общительный характер, а также острый язычок. Могла бы хорошо учиться, если бы захотела, но предпочитала направлять свои силы на кокетство с парнями, так что не удивительно, что те бегали за ней как дрессированные. Звали ее Света Нассрединова.

Я была знакома с ней лишь заочно, пересекаясь в основном на потоковых лекциях. Мы никогда с ней раньше не общались, да у нас и тем-то общих для разговора не нашлось бы, даже если бы мы их вместе усердно искали! Уж слишком мы были разные. Так что я решила, что Света тоже собирается уделить немного своего драгоценного времени учебе и написать какой-то доклад. Подивившись про себя ее выбору места для работы (читальный зал был полупустой и сесть можно было где угодно), я молча убрала свою сумку с соседнего стула и подвинула книги, вернув затем все свое внимание «способам налогового контроля за соблюдением налогового кодекса во время проведения налоговых проверок». Но не успела я углубиться в чтение, как снова услышала у себя над ухом:

— Ты ведь Оля Соколова из БО-303, да? Удели мне, пожалуйста, две минуты своего времени. У меня к тебе важный разговор.

Пришлось отложить книгу.

— Я тебя внимательно слушаю, только быстро — мне надо все это прочитать до закрытия — и я обвела рукой гору литературы на столе.

— Ох, ничего себе! — удивленно отозвалась Нассрединова — Да ты у нас просто вундеркинд, если сумеешь все это осилить за оставшиеся два с половиной часа!.. Не беспокойся, надолго я не тебя не отвлеку. Меня послали поговорить с тобой и узнать в каких ты отношениях с Адамом Идолбаевым. Видишь ли, кое-кому не нравится, что вы в последнее время слишком тесно общаетесь…

— Как, опять?! — вырвалось у меня раздраженное — мы же уже решили этот вопрос! Что Рустаму и Али больше заняться нечем, как только тебя посылать ко мне на разведку? Света, я больше не собираюсь разговаривать на эту тему ни с тобой, ни с кем-либо еще — так им и передай! Мои отношения с Идолбаевым — это мое личное дело, и всех вас они не касаются. Извини, мне надо работать — отчеканила я и сердито уставилась в книгу, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Но настырная Нассрединова не поняла моего намека и даже не думала уходить. Поудобнее устроившись в кресле, она, как ни в чем небывало, продолжила:

— Рустам и Али здесь не причем, не представляю, почему ты их упомянула. Я пришла от совсем других людей, и уж поверь, они имеют непосредственное право интересоваться вашими отношениями. Адам когда-нибудь рассказывал тебе, что у него есть невеста?.. — хитрая Света моментально заметила, как от изумления у меня вытянулось лицо, и снисходительно улыбнулась — Вижу, не рассказывал. А может, он не только это от тебя скрывает, а? Знаешь, парни становятся такими скрытными, когда им невыгодно что-то рассказывать… Так вот, Идолбаев в последнее время ведет себя с тобой очень подозрительно, и подруги этой девушки, его невесты, попросили меня поточнее разузнать в чем тут дело, так как не хотят зря ее расстраивать своими неутешительными догадками. Так как? Ты ответишь на мой вопрос?

— Отвечу, отчего же не ответить. Но сначала ты ответь на мои. Откуда подруги этой девушки узнали, что Адам «ведет себя подозрительно»? И раз уж им так захотелось узнать подробности наших отношений, почему они сами не пришли и не спросили? И последнее, почему с подобным вопросом вы пришли ко мне, а не обратились напрямую к Адаму?

— Разве не ясно? — удивленно вскинула брови девушка — Если он поймет, что мы его застукали за неподобающим поведением, то будет врать и отпираться до последнего. А нам бы хотелось выяснить истинное положение вещей, поэтому мы и обратились к тебе — у тебя-то в отличие от него вроде бы нет повода что-то скрывать от нас… А ее подруг ты знаешь — мы же вместе учимся. Помнишь Марьям и Хадижат из моей группы? Они бы и сами с тобой поговорили, да только сейчас заняты, поэтому меня попросили.

— Понятно — ответила я, быстро прикидывая в уме, знает ли Адам, что за ним ведется скрытое наблюдение уже третий год? По всему выходило, что нет — Тогда передай им, пожалуйста, следующее: мы с Идолбаевым — просто хорошие друзья и ничего больше. Мы всего лишь общаемся друг с другом, это ведь не запрещено? Мне с ним интересно, он один из лучших моих друзей — так что расставаться с ним в ближайшее время я не собираюсь, даже если наша дружба кому-то там очень не нравится. Однако никаких скрытых планов на него у меня нет и не было, так что угрозы я собой не представляю. Вот так и передай — решительно закончила я.

Нассрединова недоверчиво хмыкнула и, покачав головой, выдала мне:

— Знаешь, я не верю в бескорыстную дружбу между парнем и девушкой, такого просто не бывает. Им всегда от нас что-то надо. Или наоборот, нам от них. Поэтому верно будет одно из двух: либо ты слишком наивна, и Идолбаев водит тебя за нос, либо ты что-то от меня скрываешь — и она изучающе уставилась на меня, проверяя реакцию на свои слова.

Глубоко в душе меня покоробил ее ответ: как можно быть такой циничной и расчетливой? Но внешне я никак это не проявила, только сильнее нахмурилась:

— Я уже все тебе сказала, Света. Если тебе до этого не попадались случаи нормальной дружбы между парнем и девушкой — это не значит, что их не существует на самом деле. Даже если ты мне не веришь, то подумай вот над чем: в каждом правиле бывают свои исключения. Так что не надо всех ровнять под одну гребенку. Все, мне больше нечего добавить. А твои две минуты, между прочим, давно уже истекли…

— Намекаешь, что мне пора уходить? — усмехнулась девушка — Ладно, так и быть, оставлю тебя в покое. Но ты все-таки спроси у Адама на счет невесты — вдруг да и расскажет что-нибудь интересное? — и с этими словами Нассрединова легко подскочила с кресла и модельной походкой направилась к выходу из читального зала.

Настроение у меня после ее визита сразу испортилось — и неудивительно: Адам за все время нашей дружбы ни словом о невесте не обмолвился, так что для меня эта новость стала полной неожиданностью. Почему же он мне не рассказал? Выходит, мы не так уж доверяем друг другу, как мне казалось. Я почувствовала себя обманутой и где-то даже преданной, хотя это и было совершенно нелогично. Я ведь ему просто друг, и никакие невесты на нашу дружбу не влияют. Вот если бы я была его девушкой и узнала о невесте — тогда другое дело — можно было бы сильно обидеться и закатить скандал. А так он вовсе не обязан мне обо всем докладывать, наверно посчитал, что эта информация будет для меня неинтересна. Как бы то ни было, теперь ему придется обо всем мне рассказать, и я не отвяжусь, пока все не узнаю! Побратим он мне, в конце концов, или нет?!

Больше всего мне сейчас хотелось позвонить ему и сию же секунду затребовать всю интересующую меня информацию. Но подумав хорошенько, я рассудила, что такие темы лучше обсуждать с глазу на глаз, а не по телефону. Поэтому отложила разговор до завтра и, сделав неимоверное усилие, сосредоточилась на курсовике — и так уже из-за этой Нассрединовой потеряла кучу времени.

Пятница, 27 ноября 2003 г.

Ольга

Вчера я была весьма решительно настроена на разговор с Адамом, но сегодня мне эта мера не казалась уже столь необходимой: ну подумаешь, невеста осталась у него в Чечне, мне-то какая разница? Я же за него замуж не собираюсь. Так зачем портить отношения ненужными подозрениями и упреками в скрытности? Мы же друзья(даже более того) и не должны сомневаться друг в друге. Если посчитает нужным — сам мне все расскажет.

Однако червячок сомнения в искренности и честности парня все же грыз мою душу и подталкивал к этому разговору. Я все никак не могла решить заводить его или нет, так что все первые три пары ходила задумчивая. Наблюдательный Адам не мог этого не заметить, и когда мы шли в столовую на большой перемене спросил:

— Ты сегодня какая-то притихшая и молчаливая. Случилось что-нибудь?

Я подумала, что если хочу что-то выяснить, то более подходящего момента может не представиться, и решилась спросить:

— Адам, ты можешь ответить мне честно на один личный вопрос?

— Конечно — обаятельно улыбнулся он мне — что за вопрос?

— Почему ты не сказал мне, что у тебя есть невеста? Я думала, у нас друг от друга нет секретов… — проговорила я как можно более небрежным тоном, внимательно следя за выражением его лица.

Парень сразу перестал улыбаться и кинул на меня настороженный взгляд:

— Откуда ты знаешь об этом?

— Какая разница? Сорока на хвосте принесла — я постаралась сохранить нейтральное выражение лица, но голос все равно прозвучал обиженно — раз так реагирует, значит и вправду не настолько мне доверяет, как я ему — Ладно, Идобаев, можешь не отвечать — и так все ясно.

— Ничего тебе не ясно! — парень вдруг крепко (но аккуратно) схватил меня за плечи и развернул к себе лицом, настойчиво и обеспокоенно заглядывая мне в глаза — Я не обязан оправдываться, но все-таки скажу: Оль, не думай, что я сделал это нарочно. Я не рассказал только потому, что сам о ней едва помню. А в последнее время так и вообще начисто о ней забыл.

— То есть как так забыл? — вытаращила я глаза, почувствовав, что он не врет и это не пустая отмазка — Как можно забыть о собственной невесте?

Идолбаев отпустил мои плечи, но взял за руку (видно, чтобы я не сбежала) и твердо произнес:

— Давай я все тебе объясню в столовой, а то мы так пообедать не успеем — перемена не резиновая — и решительно провел меня через дверь к только что освободившемуся столику. Усадив меня на стул и пообещав, что скоро вернется, он умчался делать нам заказ. А я сидела и терялась в догадках: чем можно объяснить такую феноменальную забывчивость? Разве только слишком ранним склерозом.

Адам и впрямь скоро вернулся и поставил поднос с едой на стол. Потом уселся напротив меня и вздохнул:

— Что ж, теперь можно и поговорить… — Он внимательно посмотрел на меня, проверяя готова ли я слушать — я в ответ подтверждающе кивнула, взяв с подноса свой чай.

— Тебе, наверное, будет сложно это понять. Но я своей невесты почти не знаю, впрочем, как и она меня. У нас на родине есть старая традиция: родители двух дружественно настроенных семей договариваются о браке своих детей (если они подходят друг другу по возрасту) практически сразу после их рождения и заключают между собой нечто вроде брачного договора. Это взаимовыгодное соглашение, по которому происходит объединение родов, земель и богатств, накопленных предыдущими поколениями. Раньше это возможно и было оправдано, носейчас данная традиция почти совсем отошла в прошлое. Однако мой отец — большой приверженец старины и древних устоев, по каким-то только ему известным соображениям решил ее возобновить.

У нашей семьи есть очень хорошие друзья — Шагировы. Мы дружим уже несколько поколений, еще наши прадеды не раз выручали друг друга в военных походах, о чем упоминается в семейных хрониках. Они тоже весьма чтут традиции, хотя и не так фанатично, как мой отец. Поэтому, когда почти одновременно со мной у них родилась дочь, и отец предложил нас поженить, эта идея была воспринята вполне благосклонно. Был составлен брачный контракт, который родители мне и продемонстрировали, когда мне исполнилось восемнадцать лет.

До этого момента я об их планах меня женить не догадывался. Если бы я раньше знал, то получше пригляделся бы к своей невесте, тем более, что иногда наши семьи были друг у друга в гостях. Но по древней традиции после совершеннолетия жених и невеста не имеют права видеться до свадьбы и встречаются только один раз — на собственной помолвке. Кроме того, если они раньше общались, то дальнейшее общение должно быть сведено к нулю и любые попытки его возобновить не приветствуются — пресекаются бдительными родственниками на корню. Так что о своей невесте я только и знаю, что ее зовут Маринэ и что мы с ней почти одного возраста (плюс — минус несколько месяцев). Я даже почти не помню, как она выглядит — мои детские воспоминания очень расплывчаты, к тому же сейчас она наверняка выросла и изменилась. Правда, я уговорил Джамсура, когда он был в последний раз в гостях у Шагировых, потихоньку добыть мне ее фотографию. Там ей лет где-то тринадцать-пятнадцать. Но потом брат женился и уехал, так что сбор информации накрылся медным тазом.

Мне, конечно, очень не понравилось, что родители за меня выбрали с кем прожить большую часть жизни. Я закатил им по этому поводу крупный скандал. Но отец, разумеется, не стал меня слушать, а мама не смела ему перечить. В контракте было написано, что свадьба должна состояться, когда нам исполнится по двадцать семь лет. Я решил, что за оставшееся время еще успею что-то придумать, не стал заморачиваться на эту тему и до поры до времени выкинул эту дурацкую свадьбу из головы. Вот так и получилось, что я забыл о собственной невесте. Поэтому и тебе ничего не рассказал. Теперь понимаешь? — Адам устало взъерошил себе волосы.

— Да, дела… — за время его повествования я почти допила свой чай, успела съесть пирожок с повидлом и задумчиво потянулась за вторым — Ты меня, конечно, извини, но более дурной традиции я не встречала. Зачем запрещать жениху и невесте общаться? Как им потом жить вместе совершенно не зная друг друга? А вдруг они друг другу совсем не подходят, характерами не сойдутся или еще что… Тогда как? Развод?

— Нет, в таких браках развод недопустим — ведь через жениха и невесту объединяется все имущество семей и разделить его потом как было уже вряд ли получится. А на счет запрета по общению, я думаю, это для того, чтобы жених с невестой не наделали глупостей до свадьбы и не смогли бы как-нибудь сорвать выгодную сделку родственников. Хотя ты права, эта традиция в нашем веке совершенно устарела. Зачем отец так в нее вцепился, да еще и решил на мне испробовать — до сих пор мне не понятно и ужасно меня злит! Хотя у меня есть одно правдоподобное предположение: ему что-то очень приглянулось из шагировского имущества и он мечтает присвоить это себе. Ради этого не жалко и собственного сына. На все мои предыдущие попытки объяснить ему всю несправедливость и глупость этой затеи, он отвечает только одно: «для тебя так будет лучше, просто ты этого сам пока не понимаешь». Но, по-моему, это пустая отмазка! Ну неужели ему непонятно, как это неприятно, когда за тебя кто-то решает как тебе жить, пусть даже из лучших побуждений! Но нет, он ничего не понимает и в мое положение входить не собирается. Всегда делает только так, как выгодно ему, а на меня наплевать! — глаза у парня засверкали, ладони сжались в кулаки — видно было, что он не на шутку разозлился. Я поняла, что надо его как-то отвлечь от опасной темы взаимоотношений с отцом и спросила:

— А та фотография твоей невесты, ну где ей тринадцать-пятнадцать лет, у тебя еще сохранилась? Интересно было бы взглянуть. И кстати, ты поел бы чего-нибудь, а то скоро уже на пару идти.

Зеленое пламя в глазах Адама стало постепенно гаснуть, и он понимающе мне улыбнулся, разгадав мою уловку:

— Сохранилась, только посмотреть не получится — она дома осталась — с этими словами парень обратил, наконец, внимание на поднос и взял свой порядком остывший кофе.

— Жалко… — искренне огорчилась я — Ну ладно, не расстраивайся. Время еще есть, уверена, ты что-нибудь придумаешь — умом ты не обижен. Я тоже подумаю над этой проблемой: если появятся дельные мысли, то с тобой поделюсь.

— Спасибо, я знал, что могу на тебя рассчитывать — с благодарностью ответил Адам, и глаза у него потеплели — знаешь, такие разговоры вызывают у меня зверский аппетит — и он с огромной скоростью принялся поглощать последнюю пару пирожков.

После учебы я опять направилась в читальный зал — вчера мне не удалось прочитать и отксерокопировать все, что я наметила, так что сегодня надо было доделать. Адам со мной не пошел — сказал, что лучше в интернете накачает несколько рефератов и сделает из них одну приличную курсовую, чем будет так мучиться как я. По мне так это не мучение, а нормальный процесс обучения. Но, как мне было известно, большинство студентов придерживалось того же мнения, что и Идолбаев, и предпочитало отделываться от преподавателей наиболее легкими и халявными способами. Мне было не понятно, как они с таким отношением к обучению и полным отсутствием теоретической базы (известно, что далеко не все умудрялись ознакомиться со своей работой перед ее непосредственной сдачей) дальше собирались работать по специальности, но это было их личное дело. И кто я такая чтобы их осуждать? Для себя я решила, что буду учиться как следует, чтобы потом не пришлось краснеть на работе, и на поведение остальных сокурсников давно перестала обращать внимание.

И вот я вновь со всех сторон обложилась книгами и периодической литературой, но не прошло и двух минут, как опять услышала печально знакомый по вчерашнему вечеру женский голос:

— Оль, отвлекись на минуту — прошептала мне в ухо Нассрединова.

— Ты опять здесь?! — недовольно буркнула я — я же уже все вчера объяснила!

— Тише, не ори так громко, — недовольно поморщилась эта «стильная штучка» — я всего лишь зашла сказать, что с тобой хотят поговорить Марьям и Хадижат. Они ждут в коридоре за дверью. Выйдешь?

— Да зачем я им понадобилась? Я же все еще вчера тебе рассказала. Ты что, ничего им не передала? — недоуменно спросила я у Светы.

— Конечно, передала! — возмутилась та в ответ — понятия не имею, на что ты им сдалась — вот сама пойди и узнай!

Я тяжело вздохнула:

— Ладно, но, надеюсь, это последний раз, когда я с вами разговариваю.

Мы вышли в коридор, и Светлана, с чувством выполненного долга указав мне в какой стороне коридора меня ждут, удалилась по своим делам. Я взглянула в указанном направлении — там действительно подпирали стенку две чеченские девушки. Надо сказать, что это была весьма колоритная, можно сказать классическая парочка: кругленькая и низенькая блондинистая Хадижат успешно дополнялась высокой и стройной до худобы брюнеткой Марьям. Насколько я помнила, за все два с половиной года обучения, они всегда ходили парой, и очень-очень редко когда можно было увидеть их по раздельности. Сейчас на лицах у девушек было одинаковое скучающее выражение, которое сменилось серьезной сосредоточенностью, как только они меня заметили.

— Привет, Оля, — начала Марьям — хорошо, что ты к нам вышла.

— Привет, Марьям. Хадижат. — вежливо поздоровалась я и сразу решила пояснить им зачем я здесь — Я отвечу на все ваши вопросы, но только один раз. И больше, надеюсь, вы меня беспокоить не будите, договорились?

Девушки удивленно переглянулись, но кивнули.

— Итак, что вы хотели узнать?

— Ты спросила у Адама на счет невесты? — поинтересовалась Хадижат и, услышав мое подтверждение, полюбопытствовала — Что он сказал?

— Сказал, что о своей невесте ничего не знает кроме имени и возраста. О свадьбе подумает, когда подойдет срок. И вообще поведал мне о ваших обычаях и древних традициях. Еще вопросы?

— И как ты отнеслась к его рассказу? — спросила на этот раз Марьям.

— Как отнеслась? Сочувственно. Мне бы, например, не понравилось, если бы мои родители еще в моем младенчестве сговорились выдать меня замуж за совершенно незнакомого мне человека, будь он хоть десять раз из хорошей семьи. По правде говоря, девушки, я думаю, что ваши традиции оставляют желать лучшего. Но это мое личное мнение и я его никому не навязываю…

— Ты ничего не знаешь о наших традициях и не имеешь права их осуждать! — обиделась на меня Хадижат — ваши традиции нисколько не лучше, а может даже намного смешнее: чего стоит привычка русских по любому поводу проводить застолье, на котором необходимо напиваться до зеленых человечков и которое, чаще всего, заканчивается пьяными драками!

— Ладно, ладно, извини — я примирительно подняла руки — Это было не очень корректное замечание с моей стороны. Я не хочу с вами ссориться, так что давайте больше не будем о традициях. Что еще вы хотели узнать?

Девушки вновь переглянулись и Марьям сказала:

— По правде говоря, мы хотели тебя кое о чем попросить… Мы видим, что Идолбаев здесь развлекается, как только может, потому что знает, что когда вернется в Чечню, у него больше не будет такой возможности. Мы все это понимаем, и наша подруга, его невеста, — тоже. Мы не собираемся отравлять ему жизнь и не будем мешать отрываться напоследок, но только если он будет держать себя в рамках приличий. Наша подруга Маринэ попросила нас перед отъездом приглядывать за ним и останавливать, в случае если он будет переходить границы дозволенного и позорить ее честь. Мы обещали, что постараемся держать ее в курсе событий на счет ее жениха. И только поэтому мы позволили себе проявить интерес к вашей дружбе. Так что мы просим прощения за это невольное вторжение в вашу личную жизнь.

Так вот, о нашей просьбе. Ты сейчас находишься к Адаму ближе всех нас, к тому же учишься с ним в одной группе. Мы обращаемся к твоей женской солидарности и просим тоже вместе с нами приглядывать за ним, так как у нас невсегда есть возможность видеть, чем он занимается. Не могла бы ты, если заметишь что-то подозрительное в его поведении рассказывать нам? Мы были бы очень благодарны — закончила свою вербовочную речь Марьям и вежливо улыбнулась.

Я постаралась ничем не выдать свой гнев и возмущение, проснувшиеся во мне при виде этой наглой агитации в их шпионскую банду. Да за кого они меня принимают?! Сосчитав про себя до десяти, я холодно произнесла:

— Нет, Марьям. Извини. Я не могу согласиться на ваше предложение. Адам — мой друг, и я не буду за ним шпионить даже из женской солидарности. Может для вас это и приемлемо, поскольку вы подруги невесты и всего лишь выполняете свое обещание. Но для меня это низко и недостойно. Так что, простите, я на это не пойду. И мой вам совет: не стоит так усердно приглядывать за Идолбаевым. У него очень развито понятие чести, он сам по себе очень порядочный и не сделает ничего недостойного! — тут меня посетило очередное озарение — Чем скрытым наблюдением заниматься, лучше бы помогли ему как-нибудь наладить с невестой контакт, а то нехорошо это, что они совсем ничего друг о друге не знают. По-моему это могло бы принести намного больше пользы: они хоть подготовились бы немного к свадьбе, привыкли друг к другу. Подумайте об этом. С невестой посоветуйтесь. Не может быть, чтобы ей не хотелось с ним поближе познакомиться, неужели ей совсем не любопытно?.. Ладно, если у вас больше нет ко мне вопросов, то я, пожалуй, пойду — кивнув на прощанье, я развернулась к двери в читальный зал, но была остановлена голосом Хадижат:

— Подожди, мы еще не закончили. Ты подала хорошую мысль на счет налаживания контакта между ними. Зная Маринэ, она наверняка примет эту идею. Но на счет Идолбаева мы не так уверены. По-твоему, Адам согласиться нарушить традиции и общаться с невестой до свадьбы? К тому же не понятно, как ты планируешь это осуществить?

— Я?! — поразилась я подобной наглости — Девушки, о чем вы? Причем здесь я? Это же у вас есть какая-то связь с Маринэ, а вовсе не у меня. Вот и подумайте, как ее использовать на благо дела. На счет Адама: я думаю, он не будет против. Но все же советую лично с ним поговорить — любую информацию лучше всего узнавать из первоисточника, а не из третьих уст, согласны? Могу я теперь идти?

После очередных переглядываний, они синхронно кивнули, и я, наконец-то, покинула это славное женское общество.

Оказавшись в относительном одиночестве читального зала, я попробовала осмыслить только что прошедший разговор. Он оставил у меня какое-то непонятное двойственное ощущение… С одной стороны, я была довольна, что получилось хоть как-то помочь Адаму с невестой: если у них пойдет общение — вдвоем они быстрее разберутся, что делать со свадьбой. Но с другой стороны, у меня в душе от подобной затеи остался какой-то неприятный и горький осадок, какое-то сожаление… Как будто я теряю что-то важное, что-то очень нужное мне, только сама не понимаю что. Это ощущение было почти незаметным и у меня никак не получалось его расшифровать. Так что я вскоре бросила копаться в себе и попробовала определить дальнейшие действия подруг. По всему выходило, что рано или поздно невестины подружки себя проявят и с моим другом переговорят. А это означало, что неплохо было бы его предупредить, чтобы для него это не стало неожиданностью. Я решила не откладывать дело в долгий ящик, взяла мобильник и снова вышла в коридор.

Трубку Идолбаев взял на втором гудке:

— Привет, Оль. Что случилось?

— Привет. Ничего особенного. Просто мне нужно тебе кое-что сказать. Ты сейчас не занят? Есть время говорить?

— Да — весело откликнулся тот, и по голосу я поняла, что он улыбается — для тебя, подруга, я всегда свободен.

— Это хорошо. Предупреждаю: то, что я скажу — тебе не понравится, так что приготовься… Помнишь, ты спрашивал меня, откуда я узнала о твоей невесте? Так вот, отвечаю: от ее подруг. Они учатся вместе с нами и не только пристально за тобой наблюдают, но и, мне кажется, Маринэ многое рассказывают…

— Соколова! Так что же ты молчала? Раньше не могла предупредить?! Кто эти девчонки, я их знаю?? — сердито перебил меня парень. Я отлично почувствовала, как он был неприятно поражен этим известием и занервничал.

— Потому, мой дорогой, что я об их существовании также как и о твоей невесте, только вчера узнала — ответила я со спокойным достоинством — Конечно, ты их знаешь — это Марьям и Хадижат из второй группы. Но ты не волнуйся, я все уладила. Им показалось, что ты подозрительно лояльно ко мне относишься, но я их убедила в том, что мы — просто друзья и не более того…

— Спасибо!!! — опять перебил меня Идолбаев на этот раз с облегчением и восторгом — даже не знаю, как тебя благодарить! Ты себе представить не можешь, какая каша заварилась бы, если бы Маринэ всерьез на меня обиделась, и ее семья расторгла бы с нашей это дурацкое брачное соглашение! Да проще было бы сразу повеситься, чем это пережить — отец сожрал бы меня с потрохами! Так что я у тебя в огромном долгу, спасибо еще раз.

— Адам, пожалуйста, успокойся и дай мне договорить — терпеливо проговорила я — Это еще не все.

— Не все? Еще что-то осталось?

— Да. Правда, я не знаю, как ты к этому отнесешься… В ходе разговора с ними, меня посетила идея как тебе помочь с невестой. Я предложила этим подружкам наладить связь между ней и тобой и, тем самым, помочь вам с Маринэ поближе познакомиться. По-моему они благосклонно восприняли эту идею. Так что возможно в ближайшем будущем, они подойдут с тобой поговорить — вот об этом я и хотела тебя предупредить… Надеюсь, ты не сердишься на меня за такое своеволие. У меня не было времени с тобой посоветоваться… Адам? — в трубке повисло молчание, и я всерьез обеспокоилась, что наломала дров и сделала то, о чем теперь придется жалеть — Алло, ты меня слышишь?

— Слышу — тихо и отстраненно ответил Идолбаев.

— Я сделала что-то не так? — расстроилась я, мне-то казалось, что он обрадуется…

— Нет, Оль, все так — ответил парень все так же задумчиво. — Ты — просто золото, а не подруга. Столько сделала для меня, а я ни о чем даже не подозревал. Ты даже не представляешь какую огромную услугу, даже две, мне оказала… Скажи как тебя отблагодарить, золотая моя? — ласково спросил он.

— Ну, даже не знаю… Вообще-то у меня все есть вроде бы. Я просто хотела тебе помочь, чисто по-дружески. Рада, что получилось… Ну ладно, я сказала все, что хотела. До завтра?

— Да, давай. Пока. — голос Адама оставался задумчивым и рассеянным, словно он параллельно о чем-то размышлял.

Вот и правильно, пусть подумает теперь, как получше использовать полученную информацию. Я вернулась в читальный зал и, больше ни на что не отвлекаясь, вплотную занялась курсовой работой.

Адам

Телефонный разговор с Ольгой вышиб меня из колеи: я и представить себе не мог, что со мной вместе учатся подруги моей невесты, да не где-нибудь на соседнем факультете, а так близко от меня — в параллельной группе! Вот я попал!

А невестушка моя, оказывается, та еще штучка — это же надо додуматься: подговорить своих подруг шпионить за мной! Откуда она только узнала, что мы в одном универе учиться будем? И откуда ее подруги знают меня в лицо? Да, сплошные загадки. Я и саму-то Маринэ с трудом вспоминаю, а уж из ее друзей вообще никого не знаю. Похоже, пока я тупо ждал у моря погоды, ненаглядная невестушка зря времени не теряла и какими-то одной ей известными путями собрала обо мне кучу информации. Вот я лопух! Если учесть, что Марьям и Хадижат учатся с нами с самого начала поступления, то выходит, они за мной шпионят уже третий год, а я ни сном, ни духом!!! Ой, мама родная, какой же я дурак! Страшно представить, что эти две болтушки-хохотушки ей обо мне понарассказывали — я ведь тут пока с Ольгой не подружился, куролесил не по-детски… Странно, что они раньше никак себя не проявляли и объявились только сейчас. Вот где у женщин логика? Или они думают также как и Рустам: раз я с русской девушкой подружился, то это уже переходит всякие границы? Ну почему наша дружба их всех так волнует?! Мы же не делаем ничего запретного, просто общаемся. Видать народ вокруг слишком испорченный — судят по себе и приписывают нам то, что у нас и в мыслях не было.

Подумать только, если бы не Оля, я так бы и оставался в неведенье до самого окончания универа, что Маринэ с подружками устроили за мной слежку! И чтобы я делал без Соколовой? Вот это — настоящий друг, я понимаю: мало того, что меня предупредила на их счет, так еще и умудрилась подбить подружек на двухстороннее общение… Чем больше я Ольгу узнаю, тем сильнее поражаюсь. И как я вообще раньше без нее жил? Не понятно. Это же с ума можно сойти, если посчитать, сколько всего она для меня сделала за каких-то два несчастных месяца! И жизнь спасла, и вылечила и самоконтролю обучает и теперь вот с невестой помогает… Совершенно бескорыстно, между прочим, за простое спасибо! Ну где еще можно найти такое сокровище? Надо ее как-то отблагодарить. А то мне уже реально стыдно становится: она со мной так возится, а я, неблагодарная скотина, кроме пресловутого «спасибо» ничего для нее не сделал. Только одни неприятности ей приношу.

Удивительно насколько она терпелива — другая бы на ее месте давно бы послала меня вместе со всеми моими заскоками, друзьями и невестами. Но не Оля. Интересно, почему она так усердно мне помогает? Даже слишком усердно, если объективно посмотреть. Вот кто мне скажет, почему она так хочет, чтобы мы с Маринэ поближе познакомились? Конечно, для меня это полезно, здесь Ольга права, но ей-то самой какой от этого прок? Неужели она ни капельки меня не ревнует?.. Да уж, похоже, как мужчину она меня даже потенциально не рассматривает. Кажется ей даже в голову не приходит, что если бы мы заранее не обговорили как себя друг с другом вести, то у нас все могло бы быть и по-другому. Даже как-то обидно…

О чем это я думаю?! Да по идее я должен плясать от радости, что обзавелся такой замечательной подругой, которая к тому же не имеет на меня никаких видов — это же просто сказка, подарок судьбы! Все верно, я и радуюсь… Но почему же в глубине души мне так грустно?.. С Ольгой мне было интересней, чем с любой из знакомых мне девушек. Она сделала для меня больше, чем любой из моих друзей. И она понимает меня лучше, чем кто бы то ни было. В общем, о такой подруге можно только мечтать. Так неужели мне этого мало? Неужели одной ее дружбы мне уже не достаточно?..

Похоже на то… Кажется, пора признаться себе, что она мне нравится. Очень нравится. И совсем не как друг или даже сестра, как мне казалось вначале… Блин, вот только этого мне не хватало! Не может быть, чтоб я в нее влюбился! Это же абсурд! Это только все усложнит и испортит!!!

Но если рассуждать логически, это прекрасно все объясняет. Попробуем собрать факты воедино. Если я влюбился, то становится понятным, почему мне грустно сейчас, хотя я должен радоваться. И почему меня к ней так непреодолимо притягивает, так что мне все время приходится следить за собой и не распускать руки. И почему мне так тоскливо, когда ее нет рядом. И почему я готов порвать любого, кто ее обидит или может причинить ей вред, пусть даже потенциально (вспомнить хотя бы Тимура). И почему мне стало так не по себе, когда сегодня она меня спросила о невесте. И почему я так боюсь ее потерять…

Да, это прекрасно объясняет все странности моего поведения. Придется посмотреть правде в глаза и не врать хотя бы себе: я влюбился в Олю Соколову… Я ее люблю… Е-мое, что ж мне теперь делать?! Как мне себя с ней вести? А вдруг она со своей проницательностью и интуицией это поймет? Да я со стыда сгорю, если она узнает! Нет, надо от этого как-то избавиться: мне не нужна эта любовь, меня вполне устраивает дружба! Может если не обращать внимание и сделать вид, что никакой любви нет, она сама собой пройдет? Надо попробовать…

И как меня угораздило влюбиться?! И почему именно в Соколову? А может, я путаю любовь с благодарностью?.. Нет, не похоже. Не из-за благодарности же меня все время тянет ее обнимать! Да, засада…

От Ольги, конечно, придется все скрывать. И от всех остальных, разумеется, тоже, но от нее — особенно! Если она догадается, то точно от меня сбежит — я ведь для нее всего лишь просто друг, и никакие другие отношения ей не нужны. И это понятно: на что я ей такой озабоченный сдался, да еще и с невестой в придачу? Будто у нее своих проблем мало?

Блин, как же все неудачно получилось… А ведь так все было хорошо!.. Ладно, будем надеяться, что это временное помешательство. Надо выждать время и посмотреть: вдруг, когда мое восхищение Соколовой немного поутихнет, моя любовь к ней тоже пройдет? Все равно сейчас я ничего не могу придумать.

А пока все же не мешает как-то Олю отблагодарить. Она сказала, что у нее все есть. Но мне все равно очень хочется сделать ей какой-нибудь подарок. Только что ей подарить? Хорошо бы книгу — она их любит. Но здесь слишком большая вероятность ошибиться: в книгах эта девушка отлично разбирается, а я нет. Значит надо придумать что-то другое. Пойти что ли побродить по улицам? Вдруг меня осенит какая-нибудь дельная мысль?

Это показалось мне здравой идеей — проветрить мозги в свете открывшихся обстоятельств мне совсем не помешает. Поэтому я быстро накинул куртку, сунул в карман мобильник и всю наличность, которая имелось у меня на тот момент, и покинул общагу.

Суббота, 28 ноября 2003 г.

Адам

Когда сегодня утром я пришел в академию, то посмотрел на Соколову, как обычно уже сидящую на своем месте, совсем другими глазами. Оля меня заметила и приветливо мне улыбнулась. Эта улыбка согрела мне сердце. Я и сам не заметил, как улыбнулся ей в ответ. Желание ее обнять стало для меня настолько постоянным и даже в какой-то мере привычным, что я почти перестал его замечать. Но в некоторые моменты (например, такие как этот) оно настолько усиливалось, что приходилось использовать всю силу воли, чтобы ему не поддаваться. Пришлось сесть и подождать пару минут пока приступ моей любвеобильности пройдет.

Я все-таки купил ей вчера подарок. Правда, найти подходящий удалось не сразу. Зная Ольгу, я догадывался, что дорогую вещь она постесняется принять (хотя у меня бы хватило денег купить ей что-нибудь действительно стоящее). А дешевую безделушку дарить не хотелось. К тому же это должно было быть что-то, что ей бы на самом деле пригодилось, а не пылилось где-нибудь дома в ящике стола или на полке… В итоге мой выбор упал на заколку для волос. Оля все время их закалывает — значит, пригодится. Я облазил целую кучу магазинчиков и ларьков с бижутерией, у меня уже в глазах рябило от блеска искусственных камней и всяких позолоченных цепочек, пока я не плюнул на все и уже в подземном переходе, наконец, не увидел то, что искал. Это была небольшая заколка в виде бабочки, вся усыпанная разноцветными камушками разного размера и формы. Она как-то сразу притянула мое внимание, и мне подумалось, что Ольге бы эта бабочка была очень к лицу. Так что я ее купил. Но теперь сомневался понравится ли ей такой подарок.

Оля тем временем заметила мою нервозность и, тревожно поглядывая на меня, спросила:

— Адам, ты сегодня какой-то не такой. У тебя все в порядке?

— Да, подруга, все отлично — отозвался я, решив разобраться с подарком побыстрее — Знаешь, у меня для тебя кое-что есть — с этими словами я полез в карман куртки, достал оттуда небольшую пластиковую коробочку с бантиком, в которую продавщица накануне упаковала мою покупку, и протянул ее девушке. Ольга взяла коробочку, но открывать не торопилась:

— Что это? — удивленно спросила она.

— Открой и узнаешь.

Кинув на меня любопытный взгляд, девушка аккуратно развязала бантик и извлекла бабочку на свет божий. Я внимательно за ней наблюдал, внутри ужасно волнуясь, что ошибся с выбором и ей не понравится. Но волнения были напрасны — Ольга разулыбалась и восторженно воскликнула:

— Какая красота! Она просто чудесная! Но, Адам, тебе вовсе не обязательно было мне ее дарить. Она, наверно, дорогая. Я не могу ее взять.

— Конечно, можешь! Прими этот скромный подарок в знак моего уважения, благодарности и признательности за все, что ты для меня сделала. Имей в виду, если ты не возьмешь — я обижусь. И кстати, если тебя только цена останавливает, не такая уж она и дорогая — я знал, что дорогую вещь ты не примешь, хоть мне и очень хотелось подарить тебе что-нибудь подороже.

— Ну тогда ладно, уговорил — обаятельно улыбнулась мне Оля и тут же прицепила бабочку себе на волосы — Ну как? Мне идет?

— Очень! — честно ответил я — Знаешь, если ты расплетешь волосы, то станешь похожа на фею из сказки. Только волшебной палочки не хватает.

Ольга засмеялась, и этот негромкий серебристый смех стал для меня лучшим подарком. Внезапно солнечный луч пробился сквозь серые тучи и запутался в олиных волосах, бабочка вспыхнула всеми цветами радуги, да и сама девушка будто вся окуталась сияющим золотым светом… Это было так красиво! Я в жизни не видел подобной красоты! У меня даже дыхание перехватило от восхищения, и я замер, опасаясь неосторожным движением спугнуть прекрасное видение.

А «сказочная фея» вдруг посмотрела на меня теплым ласковым взглядом и тихо произнесла:

— Спасибо, Адам. Прекрасный подарок. Знаешь, я давно хотела себе приобрести нечто подобное, но как-то все руки не доходили — все свободные деньги я трачу на книги, и ни на что другое после них не остается. Так что ты угадал.

Я почувствовал, как от этих слов у меня по жилам растекается чистая радость, и счастливая улыбка неудержимо расползается на лице:

— Рад, что тебе понравилось.

— Очень понравилось — заверила меня Ольга, тоже улыбаясь.

Я так бы и смотрел не отрываясь в чудесные синие глаза, но тут в аудиторию вошел препод по налоговому праву, моя соседка перевела на него взгляд и очарование момента пропало.

После пары мы с Олей собирались идти в другую аудиторию на математический анализ. Однако, не успел я сделать шаг от парты, как путь мне преградили Марьям и Хадижат.

— Адам, мы бы очень хотели поговорить с тобой. Ты можешь проводить нас до столовой? — непререкаемым тоном поинтересовалась последняя.

Я оглянулся на Соколову и вопросительно вскинул бровь — она ободряюще мне улыбнулась и кивнула. Этот молчаливый диалог не ускользнул от внимания подружек, но они ничего не сказали, терпеливо дожидаясь моего ответа.

— Хорошо, я вас провожу. Оль, пожалуйста, займи мне место, я скоро приду.

— Ладно.

Марьям и Хадижат тут же пристроились ко мне по бокам и, словно конвоиры, сопроводили меня к выходу из аудитории. Я решил не тянуть кота за хвост и поскорее разобраться с подружками Маринэ, так что едва мы вышли в коридор, приступил к допросу:

— Итак, девушки, что вам от меня понадобилось?

Девушки переглянулись, видимо, решая кто будет отвечать, и принялись меня обрабатывать:

— Адам, тебе, наверное, уже известно, что мы — подруги твоей невесты Маринэ Шагировой… — начала Марьям.

— Да, я в курсе — холодно ответил я — И что теперь?

Последовала очередная серия переглядываний и слово взяла Хадижат:

— Значит, эта Соколова все-таки тебе о нас рассказала?

— Да, рассказала. И правильно сделала. В отличие от вас, Оля знает, как сильно меня выводят из себя люди, действующие за моей спиной, пусть даже из самых лучших побуждений. С такими людьми я не церемонюсь и сразу записываю их в свой личный черный список, Хадижат. А вы с Марьям, судя по всему, мечтаете туда попасть. Признавайтесь, зачем вы за мной шпионили?

— Мы не шпионили, а наблюдали — мягко поправила меня Марьям — Дело в том, что Маринэ беспокоилась за тебя — все-таки один в незнакомых краях, полных не слишком дружелюбно настроенных местных жителей. Поэтому она попросила нас держать тебя в своем поле зрения и помогать в случае надобности.

— Хм, — недоверчиво хмыкнул я, видя насквозь их натянутые улыбки — Сделаем вид, что я вам верю. Кстати, удовлетворите мое любопытство: откуда Маринэ узнала, что мы будем учиться в одном институте? Я, конечно, о себе высокого мнения, но не настолько, чтобы предположить, что вы поступили сюда лишь из-за моей скромной особы.

— О, это случайно вышло — отозвалась Хадижат — мы с Марьям как-то фоткались на телефон на какой-то потоковой лекции. Так что на заднем плане оказалось полно наших сокурсников. А ты как раз стоял очень удачно — лицом к фотокамере и выделялся на общем фоне. Во время каникул мы показывали эти фотографии Маринэ без всякой задней мысли — мы тогда понятия не имели, что ты ее жених, а она вдруг тебя узнала. Точнее ты показался ей очень знакомым и она попросила разузнать как тебя зовут. Ну а мы и так уже знали и ей сказали. Жаль, что ты не видел ее лицо в этот момент — она так обрадовалась…

— Понятно — задумчиво констатировал я и поспешил продолжить допрос — Значит, вы всего лишь наблюдали за мной и Маринэ обо мне ничего не рассказывали?

— Кое-что, конечно, рассказывали — вынуждена была признать Хадижат — Она же интересовалась как у тебя дела — и, согласись, это вполне естественно, ты же ее жених! Но мы не вдавались в подробности.

За это время мы неторопливым шагом дошли до конца коридора и начали спуск по лестнице.

— Адам, — вмешалась Марьям — мы все понимаем. Здесь ты не дома, и так много возможностей развеяться, почувствовать себя свободным и не связанным никакими обязательствами. Мы не хотим отравлять тебе жизнь, гуляй в свое удовольствие, пока у тебя есть такая возможность. Только помни при этом, что любой твой поступок отражается не только на твоей репутации, но и на репутации твоей будущей жены тоже. Ты можешь делать что угодно, за исключением тех вещей, которые могут запятнать ее честь и достоинство. Но тебе ведь и так это прекрасно известно, правда?

Мы знаем, как свободно здесь живут студенты, мы ведь и сами тут учимся. И на многие твои действия, которые в Чечне могли бы истолковать превратно, мы закрыли глаза, ведь здесь так принято. Естественно, что и Маринэ мы об этом не рассказываем, чтобы не шокировать и не уронить тебя в ее глазах. Когда ты пил, гулял по барам, веселился с друзьями и дрался со всеми, кто подворачивался тебе под горячую руку — мы помалкивали, ведь здесь для студентов это в порядке вещей. Но когда ты бросил все это ради неприметной русской девушки, нам показалось это странным. Однако, мы не стали делать поспешных выводов, Идолбаев, надеясь, что это у тебя временное увлечение, которое скоро пройдет. Но чем больше мы ждали, тем подозрительнее становилось твое поведение: ты с нее просто глаз не сводишь, друзей совсем забросил, на вечеринках больше не появляешься… Что, по-твоему, мы должны были подумать?

— Это не вашего ума дело, Марьям. Даже если бы наши с Ольгой отношения вышли бы за пределы дружеских, чего на самом деле нет, — вас это совершенно не касается, и Маринэ, кстати, тоже. Я же не слежу, с кем она встречается и крутит романы, пока меня нет. Пока мы не женаты, это ее личное дело, и с моей стороны претензий не возникнет. Так что советую вам не совать нос в чужие дела, а заняться своими! — чуть более резко, чем намеривался, отпарировал я и остановился у двери в столовую. Свое обещание их проводить я выполнил и теперь с чистой совестью собирался их покинуть.

— Маринэ не такая! — вступилась за подругу Хадижат — Она ни с кем не «крутит романы», как ты выразился. Наша подруга — приличная девушка, она блюдет себя для мужа. И ожидает от своего жениха такого же достойного поведения! Не смей оскорблять ее изменами, Идолбаев, а то пожалеешь!

— Ты мне угрожаешь, Хадижат? — холодно поинтересовался я и издевательски улыбнулся — Очень любопытно. Что же ты можешь мне сделать?

Та уже открыла рот, чтобы мне ответить, но ее перебила Марьям:

— Хадижат лишь хотела сказать, что Маринэ достойна твоего уважения, Адам. И ты сам в этом убедишься, если пообщаешься с ней поближе. Так что если сейчас наломаешь дров, потом тебе будет очень стыдно, поверь. Нам, в, общем-то, по барабану с кем ты встречаешься. Главное, чтобы честь нашей подруги при этом не пострадала. И это — все что мы просим — дипломатично выкрутилась девушка из назревающего скандала и выразительно посмотрела на воинствующую подругу. Та ответила ей сердитым взглядом, но потом, смирившись, послала мне фальшивую улыбку:

— Да, Адам, как видишь, нам надо от тебя совсем немного. Уверена, тебе это будет не в тягость — твоя русская подружка заверила нас, что ты очень честный и порядочный, и слишком пристальное внимание с нашей стороны совсем необязательно. Пока что мы склонны ей верить. Ведь ты еще не дал нам повода усомниться в ее словах. К тому же Соколова дала нам понять, что ты будешь не против наладить контакт с Маринэ, если представится такая возможность. Она сказала правду? — обе подружки моментально впились в меня внимательными взглядами.

— Да, пожалуй, я не против познакомится со своей невестой поближе и наладить общение — вынужден был подтвердить я и добавил — если только и Маринэ тоже в этом заинтересована. Играть в одни ворота я не намерен.

Девушки наградили меня приторными улыбками:

— О, поверь, она очень заинтересована — заверила меня Хадижат — и ради нее мы даже готовы вам помочь. Осталось только выбрать способ. У тебя есть какие-нибудь идеи?

— А как вы с ней обычно общаетесь?

— Мы разговариваем по телефону — просветила меня Марьям — но вам этот способ не подходит, слишком рискованно. Еще идеи есть?

— Конечно, есть, как не быть. Милые девушки, мы живем в 21 веке. Это век связи и высоких технологий. И телефонная связь — вовсе не предел мечтаний современного человека. Есть же интернет. Он есть даже у нас — не очень богатых студентов. И наверняка он есть и у Маринэ. Так ведь?

Переглянувшись, подружки кивнули, а я продолжил:

— Раз так, то скажите мне, в каких социальных сетях заседает ваша подруга. И на этом ваша помощь будет исчерпана. Дальше я сам ее найду.

— Э-э-э, Адам. Боюсь, так просто не получится — с сожалением пресекла мою гениальную идею Марьям — мы тоже думали об этом. Но выяснилось, что родители Маринэ из соображений безопасности заблокировали ей доступ во все социальные сети типа «одноклассники», «контакт» и прочие. Даже «Аськи» у нее нет. Оставили только электронный почтовый ящик.

— Ну что ж, тогда у меня нет выбора — будем общаться через электронные письма. Скиньте смской мне ее е-мейл, вот и все дела — быстро определился я с решением проблемы. Но не тут-то было.

— Не так быстро, дорогой — снова взяла слово Хадижат — бессмысленно давать тебе ее электронный адрес: в ее ящике особая система защиты — все письма от незнакомых адресатов попадают в папку для спама, которую регулярно просматривает отец Маринэ. И уж он решает, что можно читать дочери, а что безвозвратно удалить. Ты же не хочешь поближе пообщаться с ним, а не со своей невестой? — ехидно спросила она.

Я криво улыбнулся:

— Да нет, пожалуй, что-то не горю желанием. Да, везде засада… Может у вас есть какие-нибудь предложения?

— Разумеется, есть — уверенно обнадежила меня Марьям — мы предлагаем отправлять ей твои письма с наших почтовых ящиков. Это безопаснее всего, так как наши адреса забиты в адресной книге и, следовательно, наши письма минуют папку спам. Так что Маринэ спокойно может их читать без отцовского контроля.

— Только знаешь, Адам, — перехватила инициативу Хадижат — мы не можем с тобой поделиться своими электронными адресами. Нам вовсе не улыбается, если тебе вдруг вздумается читать нашу переписку с другими нашими друзьями. Поэтому, единственный выход, который мы смогли придумать — это если ты будешь передавать нам на флешке файл со своим письмом, а уж мы сами будем отправлять его Маринэ. Так же и в ее случае: она будет присылать нам ответ, а мы будем копировать его на флешку и передавать тебе. Устроит?

— А вы уверенны, что это единственный выход? — неуверенно спросил я, всерьез опасаясь, что конфиденциальность нашей с невестой переписки подвергнется серьезному испытанию из-за непомерного любопытства ее подруг — где гарантия, что вы не прочтете то, что я ей напишу?

— У нас нет гарантий — вздохнула Марьям — тебе придется поверить нам на слово. Мы не будем читать, обещаем…

— Говори за себя, Марьям — вдруг перебила ее Хадижат — Я обещать не могу. Вдруг ты в письмах будешь ей рассказывать неправду? Она тебе поверит, а когда все раскроется — мы же окажемся виноватыми, что вовремя тебя не разоблачили! Так что придется тебе согласиться без всяких гарантий, все равно другого способа ты не найдешь — и эта змеюка послала мне победную улыбочку, которую мне тут же захотелось стереть, сказав ей что-нибудь очень «ласковое». Однако пришлось проглотить рвущиеся с языка ядовитые слова, так как в данный момент ссориться с ней было не выгодно.

— Ладно, я подумаю над вашим предложением и извещу вас о своем решении в понедельник — сдержанно ответил я, подводя итог под нашей содержательной беседой — а сейчас позвольте с вами попрощаться, а то заболтался я что-то. У вас, судя по всему, сейчас «окно», да? А у меня математический анализ. Всего хорошего — и я быстрым шагом направился в другое крыло академии, так и этак прикидывая по дороге как же сделать так, чтобы они не смогли прочитать мои письма Маринэ. К сожалению, ничего путного в голову пока не приходило, но я не отчаивался — до понедельника еще было время.

Ольга

Я сидела в 412-ой аудитории и ждала Адама. Настроение было просто замечательным. И во многом этому способствовала та милая вещица, что Адам утром не подарил. Я сняла бабочку с волос и повертела ее в руках, чувствуя, как губы неудержимо расползаются в улыбке.

Идолбаев услышал от меня чистую правду: я действительно уже давно приглядывалась к подобным заколкам, но дальше мечтаний дело так и не дошло. Так что я радовалась, что нужная вещь сама пришла ко мне в руки — воистину, мысль материальна и вселенский закон притяжения исправно работает. Но бабочка радовала меня не только этим: главное, что ее мне подарил Адам. Мне было очень приятно, что он думал обо мне, когда ее выбирал и покупал. Каждый раз, когда эта мысль посещала мою голову, на душе теплело и мне хотелось улыбаться.

Когда он пришел сегодня в институт весь на нервах, я тоже напряглась, предположив, что ему снова позвонил отец или случилось еще какая-нибудь неприятность в том же роде. Но к счастью, мои мрачные прогнозы не сбылись. Просто Адам почему-то волновался, когда вручал мне свой подарок… Да и вообще он с самого утра смотрит на меня как-то странно, не так как всегда. Как-то так ласково и восторженно одновременно. Я что сегодня по-особенному выгляжу?.. Да вроде нет, оделась как обычно… Наверное, все дело в том, что он мне благодарен за предупреждение на счет Марьям и Хадижат. Тем более, что оно оказалось более чем своевременным — не думала, что девчонки так быстро раскачаются на разговор с ним.

Интересно, как протекает их беседа? Надеюсь, у них получится договориться и как-то разрешить вопрос связи с Маринэ… Тут внезапно меня отвлекли от размышлений: ко мне без спросу подсела Нассрединова и, видимо на правах старой знакомой, похлопала меня по плечу:

— Приветик. Скучаешь? Давай поскучаем вместе.

— Спасибо за предложение, — вежливо отозвалась я, внутренне поморщившись — но я предпочитаю скучать в одиночестве.

— Да ладно тебе! — беспечно махнула рукой Света — Чего ты такая зажатая? Будь проще, и люди к тебе потянутся… Какая красивая заколка! Можно посмотреть? — и, не дожидаясь моего разрешения, девушка ловко выхватила бабочку из моих рук и принялась разглядывать со всех сторон. От такой наглости я настолько опешила и растерялась, что не сразу подобрала слова для ответа. А Нассрединова тем временем продолжала болтать:

— Какая прелесть! Я бы тоже от такой не отказалась. Это ведь Адам тебе подарил, да? Мы все видели. Ты уверена, что вы просто друзья? Парни просто так такие подарки не делают…

— Света, отдай, пожалуйста, мне мою вещь. Не припомню, чтобы я давала тебе разрешение выхватывать ее у меня из рук — ледяным тоном отрезала я.

— Да пожалуйста! Подумаешь, уж и посмотреть нельзя! — обиженно произнесла та, возвращая мне заколку и добавила зло сощурив глаза — У меня к тебе пара вопросов: часто Идолбаев делает тебе такие подарки? И по какому поводу он так расщедрился?

— Вообще-то это не твое дело — спокойно сказала я, глядя в ее недружелюбные глаза — Но так и быть, я тебе отвечу. Это первый раз, когда он мне что-то подарил. И сделал он это не просто так (хотя, согласись, друзья могут обмениваться подарками без всякого повода), а в знак уважения и благодарности за оказанную услугу.

— И что же это за услуга такая? — ехидно спросила противная Нассрединова, явно подразумевая под этим что-то неприличное.

Я в конец расстроилась и разозлилась:

— Не та, которую ты подумала! Знаешь что, Нассрединова, я не обязана перед тобой отчитываться! Сколько раз повторять одно и тоже: мы с Адамом просто друзья, понятно?! Если тебе так сложно в это поверить, то это твоя, сугубо личная проблема. Твои грязные намеки просто оскорбительны! Я не желаю разговаривать с тобой на эту тему, так что если тебе больше нечего мне сказать, попрошу оставить меня в покое! — сурово отчеканила я, стараясь слишком не повышать голос, хоть мне и очень хотелось как следует на нее наорать (но, к сожалению, воспитание не позволяло).

Глаза у девушки удивленно округлились, и лицо приняло растерянное выражение:

— Ладно, ладно… Что ты так разошлась? Уже и спросить нельзя! Не хочешь отвечать, и не надо. Но должна предупредить, хоть ты мне и не подруга, с вашей дружбой все не так просто, как тебе кажется. Может ты и относишься к нему чисто по-дружески. А вот на счет Идолбаева я сомневаюсь. Поверь моему опыту, у меня чутье на такие вещи: он точно к тебе неровно дышит — проговорила Светлана, испытывающе разглядывая меня. Не знаю, какую реакцию на свои слова она хотела увидеть, да только я ее разочаровала, уверенно ответив:

— Ты ошибаешься. Он просто очень меня уважает и благодарен за поддержку, которую я оказала ему в некоторых ситуациях. Только и всего.

— Ну-ну, — недоверчиво отозвалась Нассрединова, сочувственно улыбаясь — не веришь — дело твое. Только знай: мое чутье еще никогда меня не подводило! — и, сбросив на меня эту бомбу замедленного действия, неугомонная сокурсница, наконец, покинула мою парту и нашу аудиторию (насколько мне было известно, у второй группы в это время было «окно»).

Когда она ушла, я вздохнула с облегчением и, поколебавшись, нацепила заколку обратно на волосы, рассудив, что кому надо — тот все равно уже увидел все, что хотел (хотя первым порывом было спрятать ее в сумку, чтобы не вызывать лишних кривотолков). Но настроение у меня уже не было таким радужным как прежде. Если принять во внимание мою бабушку, Светка — уже второй человек, который говорит мне, что Адам на самом деле относится ко мне вовсе не так, как хочет показать… А если они правы? Как мне тогда на это реагировать?.. Я, конечно, очень хорошо к нему отношусь… Намного лучше, чем сама ожидала, но ведь я его не люблю. Или люблю?

Блин, что за дурацкие мысли лезут мне в голову?? Какая разница люблю я его или нет, у него же невеста! Это все Нассрединова виновата с ее «безошибочным» чутьем, совсем сбила меня с толку! Ясно одно: мне надо быть поосторожнее, слишком привязываться к Адаму не стоит — а то потом будет очень больно…

Тут предмет моих невеселых размышлений как раз вошел в аудиторию и сразу отыскал меня глазами. Я постаралась выкинуть все глупые мысли из головы и беззаботно ему улыбнуться. Вышло не очень убедительно, но Адам ничего не заметил — слишком задумался о чем-то своем, да и вообще выглядел чем-то озабоченным… Устало опустившись рядом со мной на скамейку, он рассеянно посмотрел на меня, но ничего не сказал о ходе своих переговоров. Тогда я решила сама его порасспрашивать:

— Ну, друг мой, как все прошло?

— В целом — не плохо, — медленно проговорил он — мы придумали, как мне связаться с Маринэ. Вот только способ, что девушки мне предложили, не очень меня устраивает…

— Что за способ? — с немалым любопытством поинтересовалась я.

Парень устало улыбнулся, увидев как мне интересно услышать подробности:

— Да просто будем обмениваться электронными письмами. А чтобы ее родители ни о чем не догадались, девушки будут посылать их со своих почтовых ящиков. И вроде бы все хорошо, только вот меня смущает, что я не смогу сам отправлять свои письма, а должен буду передавать их им на флешке. В порядочности данных девушек я что-то очень сильно сомневаюсь. А вот в том, что они безмерно любопытны и обязательно попробуют прочитать то, что я напишу своей невесте — я стопроцентно уверен. Так что я даже и не знаю, стоит ли соглашаться на такой вариант — все также задумчиво просветил меня мой друг.

Я тут же возразила:

— Нет, Адам, отказываться нельзя. Если ты так сделаешь, это только еще больше укрепит Маринэ и ее подруг в том, что тебя есть в чем подозревать. Представь себя на ее месте: допустим, ты хочешь лично пообщаться со своей невестой, узнать ее получше, находишь способ это осуществить. А она вдруг отказывается, никак не объясняя причин отказа. А ты к тому же знаешь, что у нее есть друг, с которым она в последнее время неразлучна. Что ты подумаешь? — спросила я и, увидев, как он тревожно нахмурился, продолжила — То-то и оно. Она очень обидится, как пить дать.

— Да, ты права — признал Идолбаев — Но что же мне тогда делать? Отказаться нельзя, а давать читать этим сорокам свои письма я не хочу. И другого способа пообщаться с Маринэ я не вижу. Оля, это какая-то подстава со всех сторон! — возмутился бедный парень.

Пораскинув мозгами в поисках решения этой непростой задачи, я слегка улыбнулась в ответ на его терзания:

— Дружище, это не проблема. Если Маринэ действительно захочет общаться без свидетелей, то со своими подругами разберется сама. Надо только намекнуть ей на это. Так, мол, и так, невестушка, если хочешь получать от меня не только общедоступные сведенья, а конфиденциальную информацию, сделай так, чтобы твои подруги не заглядывали в мои письма. А то я буду рассказывать только то, что и так все знают и, читая мои послания, вы все втроем помрете со скуки.

Идолбаев засмеялся и восхищенно взглянул на меня:

— Да, Ольга, ну у тебя и голова! Как я сам до этого не додумался? Это и вправду может сработать… Представляю как «обрадуются» Марьям с Хадижат, когда это прочитают — тут улыбка парня приняла откровенно злорадный оттенок — видимо подружки сегодня изрядно потрепали ему нервы. Я тоже представила себе их лица в момент прочтения идолбаевского письма и не смогла удержаться от смеха:

— Жаль, что мы не сможем это увидеть… Только, Адам, напиши это как-то покорректнее, а не прямым текстом — а то еще обидятся и устроят какую-нибудь пакость.

— Ладно, я подумаю — ответил парень, и опять посмотрел на меня тем же странным ласково-восторженным взглядом, что и утром. Но как только я собралась поинтересоваться, что означает этот взгляд, Адам вдруг протянул руку и легонько погладил меня по щеке. Тепло улыбаясь, он тихо сказал — Ты просто сокровище. Не знаю, что бы я без тебя делал.

От его прикосновения меня бросило в жар, и вся кровь прилила к лицу. Я ужасно смутилась и поскорее отвернулась к окну, пытаясь унять бешеный стук сердца. Да что со мной такое происходит?! Почему тело так странно реагирует, и я не могу оставаться спокойной, когда он ко мне прикасается? Это же обычная благодарность, не более того! Почему же я так краснею, словно маков цвет, и не могу выдавить из себя ни слова? Боже, как это глупо!

К счастью, в этот момент в аудиторию вошел преподаватель по мат. Анализу, избавив меня от необходимости что-то отвечать Адаму на его последнюю реплику. Я сделала вид, что целиком сосредоточилась на предстоящем семинаре и в сторону соседа старалась не смотреть. Но все равно каждой клеточкой своего тела ощущала, что он продолжает все также странно на меня поглядывать. Мне вдруг даже показалось, что от его глаз в мою сторону идет нежное тепло и согревает меня изнутри. Какое странное ощущение! Но очень приятное, должна признать. Никогда не испытывала ничего подобного. И раньше на меня никто так не смотрел… Определенно, с этим парнем мне надо быть поосторожнее — а то мало ли что? Вдруг у меня скоро выработается зависимость на этот взгляд?.. Да когда же он перестанет так на меня смотреть?! Ни на чем не могу сосредоточиться! Нет, надо как-то взять себя в руки.

Тут мне очень кстати почему-то вспомнился один из способов защиты от энергетического вампиризма, и подумалось, что он вполне подойдет для того, чтобы отрезать себя от слишком странно действующей на меня энергетики Идолбаева. Я представила себя в зеркальной сфере, в которой отражался Адам и ближайшие к нам студенты, и мне сразу стало легче. Так я и просидела в этом защитном шаре до самого конца учебного дня, от души надеясь, что вскоре мой сосед перестанет так странно на меня смотреть и мне не придется от него постоянно экранироваться.

Вторник, 1 декабря 2003 г.

Адам

Я сидел рядом с Соколовой на делопроизводстве и документообороте и чувствовал тихую радость от того, что она сейчас рядом. В последнее время мне все чаще хотелось смотреть на нее просто так, без всякого повода. Но я старался сдерживать себя, понимая как глупо буду выглядеть, если постоянно буду глазеть на Соколову как баран на новые ворота. По-моему, Оля заметила слишком пристальное внимание с моей стороны, но пока ничего не сказала на этот счет. Только стала реже смотреть на меня в ответ, и взгляд у нее стал отстраненно-сосредоточенный, будто она все время решает в уме какую-то сложную задачу. Вот и сейчас девушка сидела рядом и смотрела прямо перед собой, слегка нахмурившись и не обращая на меня никакого внимания. Интересно, о чем она так напряженно думает? Неужели ее так сильно интересуют правила составления договоров и все реквизиты, которые должны там присутствовать? Спросить что ли? Мне всегда было интересно знать, что творится у нее в голове. Особенно учитывая то, что довольно часто ее посещают дельные мысли. Взять хотя бы субботний случай, когда она в два счета решила проблему конфиденциальности моей переписки с Маринэ!

Вообще-то идея скинуть все заботы по пресечению чрезмерного любопытства однокурсниц на Маринэ, больше в моем стиле, чем в Олином. Эта девушка всегда была слишком ответственной и вряд ли бы доверила решение проблемы кому-либо еще кроме себя. Тем сильнее было мое удивление, когда я услышал от нее подобную идею. Видимо от этого и от неожиданности, что моя проблема решается так просто, я на миг перестал себя контролировать. Все мое восхищение и огромная симпатия к Оле вдруг прорвались наружу: я не смог удержаться и ласково потрепал ее по щеке (хотя уже сколько раз обещал себе ее не касаться!), прямым текстом выразив свое слишком лояльное к ней отношение… Придурок! Я чуть себя не выдал! Еще бы немного и точно признался бы, как сильно она мне нравится! Идиот. Повезло мне, что препод по мат. Анализу не подвел и вовремя пришел на семинар, переключив Ольгино внимание на себя. А то у нее и так от моей откровенности глаза стали на пол лица, и от меня не укрылись ее растерянность и смущение. И вот теперь она старается лишний раз не смотреть в мою сторону — видно, совсем я сбил ее с толку. Ну ладно, что ж теперь поделаешь. Впредь буду осторожнее.

И все-таки Соколова здорово мне помогла. Благодаря ее находчивости, вчера я уже отдал Марьям и Хадижат первое послание. Мне стоило огромного труда удержаться от ехидной ухмылки в ответ на их откровенно нахальные взгляды (особенно у Хадижат) и приторные улыбочки, но я справился.

Правда, на это письмо пришлось угробить половину выходного. Оказывается, устное общение удается мне гораздо лучше, чем письменное — заболтать при необходимости я смогу кого угодно (и Ольгины родственницы — тому подтверждение). А вот написать такое письмо, чтобы не выставить себя полным идиотом, оказалось для меня очень непростой задачей.

Прежде чем окончательно застопориться, я смог выжать из себя примерно следующее:

«Здравствуй, Маринэ.

Я рад, что выдалась возможность пообщаться с тобой. Если бы я знал о присутствии твоих подруг в нашей Академии, это случилось бы гораздо раньше. Я очень благодарен им за помощь в организации наших переговоров, но хочу кое о чем тебя попросить: не могла бы ты убедить Хадижат и Марьям не читать нашу переписку? Мне бы не хотелось, чтобы то, что я пишу лично тебе, стало достоянием общественности и обсуждалось среди девушек нашего курса. Поэтому я прошу тебя, как заинтересованное лицо, договориться с ними, поскольку иначе мне придется рассказывать о себе лишь общеизвестные сведенья, которые ты уже и так наверняка знаешь. В этом случае тебе быстро надоест это гиблое занятие, и вся затея не принесет нам никакой пользы.

А пока я не уверен в том, что ты единственная получательница моего письма, могу поделиться лишь следующей информацией. Меня зовут Адам Мансурович Идолбаев. Мне 20 лет. Учусь во Всероссийской государственной налоговой академии Российской Федерации на факультете бухгалтерского учета, анализа и аудита. Я сейчас проживаю там же и у нас на родине появляюсь лишь во время летних или зимних (не часто) каникул. В данный момент нахожусь на третьем курсе и учиться мне еще два года…»

Вымучив из себя эти два несчастных абзаца, я решил сделать перерыв и позвонить Ольге, так как у меня наступил полный ступор. Но тут меня ждало разочарование — девушка не брала трубку. Интересно, почему она не отвечает? Выждав минуту, я попробовал дозвониться еще раз. Не сразу, но Оля все-таки ответила:

— Привет! Как дела? Что-нибудь случилось? — голос у девушки был запыхавшийся.

— Привет. Все в порядке. Я просто звоню тебя проведать. А почему ты так долго не отвечала?

— Да я Надю кормила, а телефон в другой комнате лежал — вот и не сразу услышала.

— О, так я тебя отвлекаю? Извини. Давай я потом перезвоню — предложил я.

— Нет-нет — заверила меня девушка — я уже практически докормила, так что она не голодная — можно разговаривать.

— Ясно. А чем ты займешься, когда закончишь с сестрой?

— Ну, если честно, я пока не знаю. Вообще-то надо бы в комнате прибраться, но мне лень — со смешком созналась Ольга — лучше я книжку почитаю или ванну приму или прогуляться схожу в лесок перед домом — все-таки единственный выходной. Хочется отдохнуть, а не тратить его на уборку. А ты чем занят?

Сфокусироваться на ее вопросе мне удалось не сразу, так как мое воображение сыграло со мной злую шутку: как только Оля упомянула про ванну, оно нарисовало мне такой соблазнительный образ, что я сразу отключился от всего происходящего и только по вопросительной интонации догадался, что Ольга что-то у меня спрашивает. С немалым трудом заставив себя вернуться к реальности, я, скрывая неловкость, произнес:

— Прости, не расслышал. Что ты последнее сказала?

— Я просто хотела узнать, чем ты сейчас занимаешься.

— А-а-а, я тут пытаюсь написать письмо Маринэ — поделился я.

— И как? Получается? — с любопытством спросила Оля.

— Не особо, — пришлось мне признаться — я ее совсем не знаю и не представляю о чем с ней разговаривать. Мне сложно подобрать тему для беседы, если я не могу видеть лицо человека прямо перед собой. Так что вся эта писанина не для меня. Еле-еле выдавил из себя два абзаца… Могу даже зачитать, если тебе интересно. Хочешь?

— Да, хочу, конечно… Но, Адам, ты уверен, что мне можно это слушать? — в голосе девушки причудливо смешались неуверенность и любопытство.

— Конечно, уверен. Оль, там нет по сути никакой стоящей информации, одна «вода», а о чем еще написать я не знаю. Так я читаю?

Получив ее заинтересованное «давай», я за минуту выложил ей свой «шедевр». В трубке повисло молчание. Пришлось спросить:

— Оль, ты еще там?

— Да — откликнулась девушка — Это все, я так понимаю? Что ж, не так плохо, хоть и не густо. Зато суть ты верно отразил. Знаешь, если бы я была на твоем месте, то к общим сведеньям еще бы добавила описание твоей внешности и что-нибудь про родителей.

— Зачем это? — удивился я — она же меня и так на фотке видела, и причем здесь родители?

— Это когда она успела тебя на фотке увидеть? — удивленно перебила меня Соколова.

— Ах да, я забыл тебе сказать. Подружки рассказали мне, как Маринэ узнала, что мы учимся в одном институте. Оказывается, они здесь фоткались на телефон, и я случайно попал в кадр, а потом эти снимки показывали ей — вот она меня и узнала. Удивляюсь, как это она умудрилась меня признать! Выходит, я с детства не слишком сильно изменился.

— Нет, думаю, ты изменился… Просто мне кажется, что женщины в первую очередь обращают внимание на лицо, а уж потом на фигуру. А мужчины наоборот. Фигура со временем может сильно измениться, а черты лица меняются незначительно. Вот так и получилось, что она тебя узнала. С фотографией понятно. Только я бы на твоем месте все равно ей свою внешность описала, потому что, во-первых, про этот случай с фоткой ты мог и не знать, а во-вторых, я уверена, ей будет интересно прочитать твое описание самого себя. Мне бы, например, точно было бы интересно. Заодно и у нее поинтересуйся как она выглядит.

— Ладно, попробую — неуверенно пробубнил я — а как себя описывать?

— Здесь тебе придется подумать самому, но если бы я, например, себя описывала, то рассказала бы про глаза, волосы, фигуру и про остальные детали внешности, которые отличают меня от других людей.

— Понятно, спасибо. А про родителей рассказывать зачем?

— Для общего развития — все-таки как никак это ее будущие родственники и ей полезно будет узнать о них побольше.

— Хм, ясно. Спасибо за помощь, я ее учту.

— Не за что, можешь обращаться, если еще понадобиться консультация, помогу, чем смогу — мы же друзья. Только не злоупотребляй, а то некрасиво получится, если я вместо тебя буду писать письма твоей невесте — в трубке раздался веселый Олин смех.

— Не буду — пообещал я, радуясь, что она сейчас не видит моего лица — иначе бы точно заметила, как мне стало неловко от ее предложения.

Завершив разговор, я сел дописывать письмо, и концовка получилась такой:

«Я думаю, тебе будет интересно узнать как я выгляжу. Вот краткое описание моей внешности: рост 182 см, вес 72 кг, волосы темные, слегка вьются, стрижка короткая (правда, сейчас волосы немного отросли — давно не стригся), глаза зеленые, бороды и усов не ношу, фигура нормальная (не худой, но и не толстый). Не знаю, что еще про себя написать. Если тебя что-то еще интересует, то спрашивай, постараюсь ответить. Кстати, опиши мне тоже, как ты выглядишь, а то я тебя совсем не представляю.

Если хочешь, могу еще немного написать про своих родителей. Но это в следующем письме. Возникнет интерес — дай знать.

Адам И.

Р.S. Хадижат и Марьям! Если вы это читаете, то прошу вас отнестись серьезно к моей просьбе и не читать больше наших писем. Иначе все мои письма будут такими же короткими, скучными и бессодержательными. Если вы действительно уважаете свою подругу, прошу, дайте нам нормально общаться.

С уважением, Адам.»

Пока я вспоминал свое письмо и обдумывал, как Маринэ его воспримет, делопроизводство успело закончиться. Мы с Олей быстро собрались и пошли в 402 аудиторию на потоковую лекцию по маркетингу. Только мы с подругой удобно устроились за партой, как к нам подошли Хадижат и Марьям. Поздоровавшись и довольно кисло мне улыбнувшись, они без слов вручили мне флешку и, сообщив на последок, что Маринэ ждет ответ к завтрашнему дню, поспешили отбыть восвояси на задние парты.

Мы с Ольгой переглянулись и не смогли сдержать улыбок — даже козе было бы понятно, что любопытные подружки получили щелчок по носу и теперь уже не могут себе позволить те ехидные ухмылочки, которыми они меня кормили в прошлый раз.

Оля завороженно глядела на флешку в моих руках и задумчиво пробормотала себе под нос:

— Интересно, что она такого им сказала? И объяснила ли это как-то в своем письме?

— Не знаю, но мне тоже интересно — негромко откликнулся я — после академии у меня тренировка, так что до письма я смогу добраться где-то после семи вечера. Хочешь, позвоню тебе, если там будет что-нибудь об этом?

— Да, было бы здорово — весело улыбнулась мне моя соседка.

Учебный день прошел без осложнений, тренировка тоже пролетела незаметно. Так что, едва оказавшись в родной общаге, я поскорее скинул с себя куртку, бросил сумку в угол и достал ноутбук, любезно презентованный родителями на мое прошлое день рождения.

Через пару минут после загрузки виндоус, я имел возможность прочитать следующее:

«Здравствуй, Адам!

Я очень обрадовалась твоему письму. И поверь, для меня оно вовсе не было скучным. Одно дело, когда слышишь обрывочные сведенья от подруг и совсем другое дело, когда ты сам мне о себе рассказываешь, пусть даже то, что я уже знаю. Это совсем разные вещи. И я очень благодарна тебе за готовность получше познакомиться со мной.

Касательно твоей просьбы: с подругами я обо всем договорилась, так что можешь смело писать мне все, что вздумается. Они мне поклялись, что даже не будут открывать файл, который ты передаешь, а просто сразу будут прикреплять его к письму, которое мне отправляют.

Отдельное спасибо за то, что описал как ты выглядишь. Мне и вправду было интересно это прочитать. Теперь, я так понимаю, моя очередь. Я — стройная брюнетка с длинными (до талии) вьющимися волосами. Волосы натуральные, не крашенные. Есть небольшая челка. Глаза светло-карие, орехового оттенка. Брови и ресницы черные. Кожа немного смуглая от рождения. Мой рост 168 см (на каблуках, конечно, выше). Про вес писать не буду, скажу лишь, что он в пределах допустимого. Думаю, тебя больше интересует размер бюста, талии и бедер: 85-59-84. Сложена пропорционально, хотя папа говорит, что у меня ноги от ушей растут.

Если в описании внешности я пропустила что-то тебя интересующее, напиши мне, и я дополню.

Немножко расскажу о себе. Я общительная и энергичная девушка. Учусь на дизайнера. Обожаю много двигаться, поэтому занимаюсь латинскими танцами и плаваньем. Еще люблю конные прогулки. У нас дома есть конюшня (может, ты помнишь, ты же был у нас в гостях, когда мы были детьми), и я почти каждый день (если позволяет погода) навещаю своего коня по кличке Али-Абай. В свободное от учебы и хобби время, гуляю и общаюсь с друзьями, которых у меня очень много (видишь, даже в твоей академии нашлась парочка подруг). Кстати, не подумай, что я специально за тобой следила: то, что вы вместе учитесь — случайное совпадение. И лишь по счастливой случайности я могу сейчас писать тебе это письмо.

Про твоих родных, мне, конечно, интересно будет почитать, но не сейчас. В данный момент мне хочется побольше узнать про тебя самого. Расскажи про свои увлечения. Есть у тебя хобби? Как ты живешь там, в дали от дома? Тебе там нравится? А учиться в академии тебе нравится? Чем ты занимаешься в свободное от учебы время?

Только у меня к тебе есть одна просьба: не оглядывайся на моих подруг и на то, что они мне якобы о тебе рассказывали. Пиши так, как будто я о тебе совсем ничего не знаю, ведь на самом деле так оно и есть.

Если у тебя есть ко мне какие-то вопросы — не стесняйся, спрашивай. Я постараюсь честно ответить, а если не смогу — так и напишу. И еще. Давай сразу договоримся, что постараемся писать друг другу только правду, ничего не приукрашивая — иначе потом, когда мы встретимся, у нас могут возникнуть серьезные проблемы во взаимопонимании, согласен?

С уважением, Маринэ Ш.»

Я откинулся на спинку кровати, задумчиво постукивая пальцем по крышке ноутбука. Да, кажется, это общение обещает быть очень интересным. Судя по этому письму, Маринэ — умная и очень симпатичная девушка с хорошим чувством юмора. Одно описание внешности чего стоит! Я изрядно позабавился, когда его читал. Похоже, что она не так уж сильно доверяет мнению подруг и при принятии решений на него не полагается. Слава Богу! Надеюсь, она не похожа на сорок-подружек, и у нее с этой язвой Хадижат как можно меньше общего — иначе боюсь, что скандалов нам с ней не избежать. Если все, что Маринэ написала о себе правда (а я думаю, что это так — какой смысл ей врать?), то мне с невестой нереально повезло. С ней всегда будет весело, и скучать мне не придется. Так жаль, что я не имел возможности пообщаться с ней раньше — кто знает, может быть, если бы я начал по-настоящему воспринимать Маринэ как свою невесту, тогда бы мое отношение к Оле осталось бы чисто дружеским и не доставляло бы мне столько сложностей и проблем.

А может и сейчас еще не поздно? Может, если я попробую сконцентрировать свое внимание на Маринэ, то перестану так зацикливатся на Ольге? Все равно на данный момент у меня нет другого плана. Мой аналитический разум подсказывал, что мы все трое от этого бы только выиграли. Но на душе почему-то стало очень грустно. И мне вдруг очень захотелось позвонить Соколовой и услышать ее голос. Однако по здравом размышлении я отказался от этой затеи: стоящего повода для звонка не нашлось (обсуждать с ней письмо моей невесты показалось мне диким и неправильным, хотя поделиться своими впечатлениями очень хотелось), а если я буду все время звонить ей просто так — это лишь вызовет у Ольги ненужные подозрения. Так что я в соответствии с вышеозначенным планом постарался переключить мысли на невесту и сосредоточился на написании ответа.

Суббота, 5 декабря 2003 г.

Ольга

Я сидела дома и играла с Надей, пытаясь отвлечься от грустных мыслей. Был вечер субботы (самое любимое мое время, когда рабочая неделя уже закончилась, а законный выходной еще не наступил), но, не смотря на это, настроение у меня было каким-то подавленным. Я догадывалась, что это из-за Адама, но никак не могла толком разобраться, причем здесь он. Ведь у нас все вроде бы было хорошо. Рустам и Али давно махнули на нас рукой и оставили в покое. С Марьям и Хадижат мы вроде тоже разобрались. Я с Адамом не ссорилась, и он со мной — тоже. Наоборот, последние дни он был в прекрасном настроении, так что мне не приходилось быть настороже каждую секунду, выполняя свою роль личного тормоза. Казалось бы, живи и радуйся! Но нет, мне опять чего-то не хватает… Наверное, приключений на свою пятую точку!

С тех пор, как я подружилась с Идолбаевым, мой уютный и тихий мирок разрушился как карточный домик. Со мной начали происходить события, которые я не планировала и даже никак не предполагала, что они могут со мной произойти. С одной стороны это нервировало и напрягало, но с другой… Если честно признаться, жизнь стала намного насыщеннее и интереснее. А вот сейчас наступило некоторое затишье. Я как будто снова оказалась в своем спокойном и тихом мирке, но кажется, он уже перестал быть для меня таким уж привлекательным…

В последние дни я шестым чувством ощущала, что Адам как-то дистанцировался от меня. Нет, он по прежнему со мной болтал на все мыслимые и немыслимые темы, и время от времени я ловила на себе его странный взгляд, когда зеленые глаза будто лучились теплом, согревающим меня изнутри… Но все равно мне постоянно казалось, что он не со мной, а где-то в другом месте. Или постоянно думает о ком-то со мной никак не связанным. И я догадывалась о ком именно.

За эту неделю не прошло и дня, чтобы Марьям с Хадижат не побывали у нашей парты. Они либо передавали моему другу флешку с ответом от невесты, либо, наоборот, забирали у него письмо для нее. Вид у Идолбаева при этом был крайне довольный, и, я бы даже сказала, мечтательный. Видимо, общение действительно наладилось, и я радовалась за своего друга. Однако в глубине души мне было почему-то тоскливо… Интересно почему? Я же сама хотела, чтобы они подружились, и сделала все возможное, чтобы так оно и было. Чего же теперь меня не устраивает?..

А вдруг это ревность? Может, я ревную Адама к его невесте?! Да нет, ерунда какая. Для того чтобы ревновать, надо сначала полюбить, а я ведь его не люблю. Или все-таки люблю?.. Тьфу ты, опять эти глупости!! Просто мне обидно, что Адам ничего мне не рассказывает о Маринэ, не делится своими мыслями по поводу ее писем. Конечно, я и сама могла бы спросить, но не делаю этого из деликатности — не хочу быть похожей на бесцеремонную Нассрединову, все жду, когда же мой друг сам надумает побеседовать со мной на эту тему. А он что-то не торопится. Вот мне и стало обидно. Хотя с какой это стати, спрашивается? Он ведь не обязан передо мной отчитываться и исповедоваться в каждом своем действии. Да и вообще мое желание, чтобы Идолбаев мне рассказывал о своей невесте, совершенно иррационально и не поддается никакому логическому объяснению. Зачем мне вообще это нужно? Не понятно.

За этими размышлениями и самокопанием меня и застал телефонный звонок. Звонил Адам. «Легок на помине» — мысленно констатировала я, ощущая, как сердце подпрыгнуло от радости, едва я разглядела кто звонит.

— Привет, Адам — улыбнулась я в трубку.

— Привет, подруга — бодро поздоровался он в ответ — Чем занимаешься?

— Да так, ничем особенным — небрежно ответила я, радуясь, что он не может видеть моего смущенного лица. Не признаваться же ему, что весь вечер только о нем и думаю.

— Это хорошо, потому что у меня к тебе есть просьба — беззаботно ответил парень.

— Какая? — настороженно поинтересовалась я.

— Да ты не волнуйся, спасать меня на этот раз не надо — пошутил Идобаев — просто мне нужна твоя консультация в одном вопросе. Понимаешь, я рассказал Маринэ о своих друзьях. Ну и о тебе в том числе тоже. И вот теперь она спрашивает: как ты ко мне относишься. А я не знаю, что написать. И вообще она хочет узнать о тебе побольше. А ты у нас такой своеобразный человек, что я не представляю, что ей можно рассказывать, а что нет. Вот я и звоню спросить: может, ты просветишь меня в этих вопросах, а я ей напишу?

— Даже не знаю, что сказать тебе на это — ошарашено произнесла я в трубку, для меня стало полной неожиданностью, что в своих письмах они обсуждают меня, а не друг друга. Пока я переваривала эту новость, Адам вдруг воскликнул:

— Слушай, а может, ты сама ей напишешь? А то вдруг я нечаянно перевру что-нибудь или ляпну что-то не то, а ты потом будешь на меня дуться…

— Я?!! — изумилась я, окончательно сбитая с толку— Да ты что! Как ты себе это представляешь?

— Оль, подожди, не отказывайся так сразу. По-моему это отличная идея. Ну сама подумай: ты о себе расскажешь гораздо лучше и достовернее, чем это сделаю я. Уверен, что Маринэ не будет против, а наоборот, обрадуется — у нее отличное чувство юмора. Сделаем ей сюрприз. А осуществить это очень просто: ты напечатаешь письмо и перешлешь его мне по электронной почте (я скажу тебе адрес), а я вложу твое письмо в свое, и никто ничего не заметит. Классно я придумал?

— Э-э-э, подожди, друг мой, сбавь обороты. Дай мне все как следует обдумать — задумчиво пробормотала я, пытаясь собрать мысли в кучу и определить, нравится ли мне эта идея или нет.

— Да чего тут думать! Оль, соглашайся. Это же прикольно! Представь, вот Маринэ открывает мое письмо, а там вместо одного письма — два. Ну, Оль, пожалуйста, давай попробуем — начал уговаривать меня этот авантюрист — Я уверен, вы быстро подружитесь…

— Адам, ты точно уверен, что это хорошая идея? Вдруг ей не понравится, что ты вмешиваешь в вашу личную переписку кого-то еще? — все еще сомневаясь, проговорила я, хотя идея подружиться с Маринэ пришлась мне по душе. И написать ей письмо уже не казалось мне такой уж дурацкой затеей. Идолбаев к данному моменту достаточно хорошо меня узнал, чтобы понять по моему голосу, что я уже практически согласна, и весело ответил:

— Да уверен я, уверен. Могу даже пообещать, что если ей не понравится, то извинюсь перед вами обеими. Устроит?

— Ну ладно, убедил. Я напишу. Когда тебе нужно прислать ответ?

— Вообще-то флешку я буду отдавать только в понедельник, но чем скорее пришлешь — тем лучше.

— Ну, тогда я наверно сейчас этим займусь, все равно делать особо нечего — быстро решила я — Когда отошлю ответ, скину тебе смс, договорились? И кстати, не забудь мне прислать на мобильник адрес твоей электронной почты.

— Ура! Спасибо, подруга — ты просто золото. Сейчас я тебе все скину — протараторил довольный парень и тут же отключился. А я осталась сидеть с мобильником в руке, напряженно прислушиваясь к себе: «во что же я на этот раз влезаю?». Вроде бы интуиция никаких негативных предчувствий не давала, наоборот, настроение значительно улучшилось и всю мою тоску как рукой сняло.

Решив не откладывать дело в долгий ящик, я «скинула» Надю на бабушку и включила компьютер. Но как только я поудобнее устроилась перед монитором, выяснилось, что мысли не желают выстраиваться в четкие предложения и все время расползаются в разные стороны. Вот когда я в полной мере ощутила мучения Адама, когда он жаловался мне, что не создан для письменного общения! Однако, я не была бы собой, если бы не смогла призвать собственные мысли к порядку. Так что в итоге получилось такое письмо:

«Здравствуй, дорогая Маринэ.

Я — подруга Адама. Меня зовут Ольга Соколова. Адам сказал мне, что тебе интересно узнать побольше обо мне и о наших с ним отношениях. Он не очень представлял что тебе ответить и поэтому попросил меня написать тебе, полагая, что информация из первоисточника всегда достовернее, чем полученная через посредников. Так что я надеюсь, что ты не очень расстроишься, читая это письмо — мы не хотели ничего плохого.

Итак, я предполагаю, что тебя в первую очередь интересует какие у нас с твоим женихом отношения, а вопрос о том, что я из себя представляю не столь значителен. Отвечаю.

Мы с Идолбаевым очень хорошие друзья, но не более того. Мы вместе учимся и сидим за одной партой. Так сложилось, что мы друг друга хорошо понимаем и уважаем, поэтому вместе нам лучше, чем по раздельности. Мне с ним интересно. Раньше мне с парнями дружить не доводилось (все больше с женским полом), так что можно сказать, я осваиваю новый для себя вид дружбы. А Адам, думаю, дружит со мной из-за моего спокойного характера, который иногда уравновешивает его вспыльчивую натуру. Когда в этом возникает необходимость, я помогаю ему успокоиться и посмотреть на неприятные ситуации под другим углом.

Ну что я могу сказать? Мы дружим не так уж давно, около двух месяцев, но за это время Идолбаев успел втереться ко мне в доверие и превратился в одного из близких мне друзей. Я ему доверяю, потому что он на практике мне доказал, что может быть действительно хорошим другом. Когда я попадала в неприятности, он старался быть поблизости и всегда меня выручал. Так что в его верности, преданности, справедливости и отваге ты можешь не сомневаться.

Еще я уважаю его мнение, хотя иногда его суждения заводят меня в тупик, видимо потому, что женщины никогда бы да такого не додумались. Как и у всякого мужчины, у Адама хорошо развита логика. Он отличный аналитик и при необходимости очень быстро соображает, молниеносно принимая правильные решения. Так что, так или иначе, я прислушиваюсь к тому, что он говорит.

Кроме того, мне нравится его чувство юмора и легкость, с которой он может разговорить кого угодно. С ним очень приятно общаться, он умный и интересный собеседник. Умеет не только красочно что-то рассказывать, но и внимательно слушать.

Я бы могла тебе еще долго перечислять его положительные качества, но вопрос-то был не об этом. Просто не зная какой он, тебе сложно будет понять почему я так хорошо к нему отношусь. Когда ты с ним встретишься, то сама все поймешь.

Напоследок несколько слов о себе. Я тихая и спокойная, я бы даже сказала домашняя, девушка. Среди других особенно ничем не выделяюсь, кроме, пожалуй, хорошей наблюдательности и интуиции, которую я всячески стараюсь в себе развивать. Не люблю быть в центре внимания и стараюсь по возможности его избегать. Обожаю книги — все свободное время посвящаю чтению и в какой-то мере самообразованию. Люблю все неизведанное и необычное, стараюсь это изучать. Люблю природу и красивые места — все то, что помогает человеку отдохнуть душой, обрести внутреннюю гармонию и равновесие. По характеру я не очень общительна, поэтому у меня не так много друзей. Но я придерживаюсь мнения, что здесь важнее не количество, а качество. Еще я ответственная и всегда стараюсь доводить дело до конца, раз уж потратила время на то, чтобы его начать. Кроме того, я стараюсь позитивно смотреть на мир и замечать в нем только хорошее (большую часть времени у меня это получается). Наверно, я все-таки в какой-то степени зануда и ботаник (в смысле отличница), но такая уж уродилась и с этим ничего не поделаешь. Вот в общем-то и все, не люблю много о себе рассказывать.

Если у тебя ко мне возникнут какие-то вопросы, то дай знать через Адама, я постараюсь ответить.

С уважением, Ольга»

Еще раз перечитав письмо и убедившись, что больше ничего не хочу добавить, я вбила в нужную строку адрес почты Адама и нажала кнопку «отправить». Потом, как и обещала, скинула ему сообщение, что дело сделано и на этом посчитала свой долг исполненным. Но через минуту снова раздалось пеликанье моего телефона. Я подняла трубку:

— Да, Адам. Что-нибудь не так?

— Оль, можно я прочитаю твое письмо? — вкрадчиво поинтересовался парень.

— Зачем? — недовольно поморщилась я — ты и так знаешь все, что там написано. Для тебя там нет ничего нового.

— Ну и что, что знаю, Оля, мне все равно интересно прочитать… Ну, Оль, пожалуйста, разреши — принялся он меня упрашивать. Я прикинула про себя, нет ли в моем письме чего-нибудь такого, чего Идолбаеву лучше не знать (вроде бы ничего такого не было) и милостиво согласилась:

— Ладно уж, любопытный мой, читай, раз так приспичило. Только имей в виду: когда я это послание писала, то на тебя совсем не рассчитывала, так что если что-то не понравится — сам будешь виноват.

— О, на этот счет не беспокойся — иронично успокоил меня мой друг — Если мне что-то не понравится, я это подправлю…

— Даже не вздумай! — всерьез возмутилась я, подумав, что он вполне на это способен — Идолбаев, так нечестно!

— Да пошутил я, пошутил — засмеялся парень — не волнуйся, твое письмо дойдет до Маринэ в целости, сохранности и абсолютно неизменном виде, обещаю.

— Я надеюсь — проворчала я и поинтересовалась — Расскажешь мне потом свое мнение?

— Разумеется, на этот счет можешь даже не сомневаться.

— Хорошо. У тебя есть еще какие-то вопросы или ты позвонил лишь затем, чтобы разрешение спросить?

— Из-за разрешения. Так я пойду что ли, почитаю, что ты там насочиняла. До понедельника?

— Да, давай, пока.

Закончив разговор, я понадеялась про себя, что Адам будет не слишком придираться к моей писанине, и поспешила сменить бабушку на посту няни. Теперь настроение для игр с сестрой было намного более подходящим, чем пару часов назад.

Вторник, 8 декабря 2003 г.

Адам

Мы с Ольгой ждали этого вторника, как манны небесной — уж очень нам было любопытно, как Маринэ отреагирует на наш прикол.

За последнюю неделю я с невестой постоянно переписывался, и мы очень быстро нашли общий язык. Оказалось, что мы во многом похожи: любим спорт, общительны, не слишком уважаем всякие правила и предписания и прочее. Быстро выяснив друг у друга, что нам нравится, от чего нас тошнит и другие предпочтения и привычки, мы переключились на родственников и отношения с родителями. А затем плавно перешли к обсуждению своего ближайшего окружения и друзей. Так что мне волей неволей пришлось рассказать Маринэ про Ольгу.

В силу понятных причин, я не очень-то хотел упоминать ее в разговорах с невестой, поэтому просто сухо сообщил, что среди моих друзей есть русская девушка по имени Ольга Соколова. Но Маринэ почему-то не оставила без внимания данную информацию и принялась выспрашивать подробности наших с Олей отношений. Поначалу я попытался самостоятельно ответить на ее любопытство, но очень скоро пришел к выводу, что не могу описывать Ольгу и нашу дружбу также спокойно и безэмоционально как остальных своих друзей. У меня все время получалась какая-то восторженная ода, по которой неглупая невестушка сразу бы просекла мое непростое отношение к Соколовой.

Пораскинув мозгами и проанализировав ситуацию, я понял, что придется воспользоваться Олиным предложением о консультации, тем более, что вопрос касался непосредственно ее, а значит, она, с моей точки зрения, имела полное право поучаствовать в обсуждении самой себя. Приняв это решение, я почувствовал огромное облегчение: всю неделю я пытался перенести свое внимание с Соколовой на невесту (больше думать о последней, меньше замечать первую)… Не скажу, что у меня ничего не получилось. Как ни странно, если я был сосредоточен, в общем-то, получалось, но это давалось мне ох как нелегко! Я постоянно чувствовал какую-то раздвоенность: одна моя сознательная часть хотела получше узнать Маринэ и радовалась ее письмам, но другая независимо от меня все время стремилась к Ольге. И стоило только мне отвлечься и перестать ее подавлять, как я незаметно для себя снова возвращался к прежнему мышлению и поведению. Это меня ужасно нервировало и бесило, но я даже не мог дать выход своему раздражению, иначе пришлось бы объяснять Соколовой причины моего поведения, чего мне, естественно, делать крайне не хотелось.

Теперь же, решив позвонить Оле, я как будто снова впустил ее в свое поле зрения (из которого так усердно выпихивал всю неделю) и, наконец-то, снова почувствовал себя цельной личностью. Правда, я сомневался, что девушка захочет мне помогать — за это время она не проявила никакого интереса ни к Маринэ, ни к нашей переписке. Я ждал, что она спросит меня хоть что-нибудь по этой теме (тогда бы, отвечая на ее прямой интерес, я бы не чувствовал себя таким уж болтуном и сплетником). Но она не задала ни одного вопроса. Ни одного. А мне так хотелось с ней поделиться своими впечатлениями от писем Маринэ! Однако, раз моей подруге было это безразлично, я не стал ее напрягать неинтересной темой. Я бы и сейчас не стал, если бы сам мог справиться, но, как показала практика, мне реально требовалась помощь.

Идея о том, чтобы Ольга сама написала Маринэ, которая внезапно посетила мою голову во время телефонного разговора, была поистине гениальной! Я был уверен, что Оля сможет написать о нас гораздо лучше, так как у нее не имелось таких проблем с эмоциональным отношением ко мне, как у меня. Кроме того, если Соколова сама напишет моей невесте и тем самым покажет свое дружеское расположение, то это снимет с нас всякие подозрения, если они подспудно присутствовали.

Уломать Ольгу на эту затею, зная ее упрямый характер, оказалось удивительно легко. Я бы даже сказал, что уламывать не пришлось, она почти сразу согласилась, словно только и ждала, когда я ей это предложу… И письмо она накатала очень быстро, буквально через пару часов после моего звонка. Как только я его получил, то от жгучего любопытства по поводу его содержания, у меня все внутри аж зазвенело. Мне просто невыносимо захотелось его прочитать. Но без спросу было нельзя, не по-дружески это. К тому же я думаю, что если бы так сделал, Ольга все равно бы узнала и долго бы песочила меня за это. Так что я добился официального разрешения и с чистой совестью удовлетворил свое неуемное любопытство.

Ну что сказать? Та часть, где Оля написала, почему со мной дружит, стала просто бальзамом для моей измученной души. Мне так приятно было это читать, что я даже втихаря сохранил этот кусок письма себе на ноутбук, чтобы потом перечитывать. Ну а что касается описания себя и своего характера, здесь моя подруга как всегда поскромничала. Я бы к ее куцему абзацу добавил как минимум еще два с описанием ее неоспоримых достоинств! Девушка и не подумала рассказать Маринэ какая она добрая (никому не откажет в помощи, если ее попросят), терпеливая (возится со мной не смотря на все мои заскоки и закидоны), смелая и отважная (не боится в одиночку противостоять не только мне, когда я подвержен приступам ярости, но и моим друзьям с их назойливой заботой о моем благополучии). А еще умная, искренняя, честная, порядочная, справедливая, верная, преданная, талантливая, ненавязчивая, наблюдательная, скромная… И это далеко не полный список!

Сначала я так огорчился, что Маринэ всего этого не узнает, что хотел в своем письме дополнить Ольгино описание. Но по здравом размышлении отказался от этой мысли — у меня опять бы получилась одна хвалебная ода, и вся затея с Олиным письмом теряла всякий смысл. Так что я ничего не стал менять, сохранил наши письма в одном файле, так и отдав в понедельник флешку Марьям с Хадижат.

А сегодня был вторник — день ответа. И мы с Олей с нетерпением ждали лекции по маркетингу, чтобы пересечься с подружками Марине и забрать у них драгоценную флешку.

Ольга

С сегодняшнего утра я все время чувствовала себя не в своей тарелке. Покопавшись в своем мироощущении, я быстро выяснила причину: у меня не было уверенности, что невеста Адама хорошо воспримет мое письмо, дружественно отнесется ко мне, и Адаму не влетит от нее за наш невинный сюрприз. Конечно, строго говоря, мне не должно было быть до этого никакого дела: это была идея жениха, а не моя, и я всего лишь по-дружески выполняла его просьбу. Но никакие доводы разума мне не помогали, я все равно беспокоилась. Я хотела подружиться с Маринэ и очень надеялась, что мое письмо придется ей по душе.

— Нервничаешь? — тихо спросил меня Адам, когда делопроизводство почти подошло к концу.

— Есть немного — честно ответила я — А ты?

— А я нет. Уверен, ей понравится. Мне просто очень любопытно, что же она ответит.

— Кстати о любопытстве — вспомнила вдруг я — кажется, кто-то обещал поделиться своим мнением по поводу моего письма, но так до сих пор этого и не сделал.

— Ага, вспомнила-таки — хитро улыбнулся Идолбаев — раз так, свое мнение скажу на перемене.

Пришлось мне проявить терпение и подождать еще пять минут. Когда мы выходили из аудитории, парень, наконец, просветил меня по этому вопросу:

— У тебя, Оля, получилось замечательное письмо. Ты мне сделала отличную рекламу, за что я тебе, конечно, благодарен. Но знаешь, мне показалось, что там, где рассказ шел лично о тебе, ты слишком поскромничала и описала себя чересчур скупо и односторонне. С моей точки зрения, твое описание не дает о тебе достоверного представления и почти совсем не объясняет, почему я дружу именно с тобой, а не с какой-нибудь другой девушкой. Так что думаю, у Маринэ появятся к тебе или ко мне, а может, к нам обоим уточняющие вопросы.

— Интересно, это что же я такого важного о себе не написала, что, как ты говоришь, достоверного представления обо мне не получилось? — саркастично спросила я этого критика эпистолярного жанра.

Адам кинул на меня осторожный взгляд и отвел глаза:

— Ну, ты не рассказала, какая ты честная, справедливая, добропорядочная и отзывчивая — произнес он без улыбки, почему-то глядя не на меня, а прямо перед собой. Удивившись в душе его серьезности и странной интонации, с которой он все это произнес, я поспешила возразить:

— Даже если все, что ты сказал, чистая правда, не думаю, что мне уместно об этом писать — слишком смахивает на хвастовство. Мол, посмотри, дорогая, какая я хорошая, белая и пушистая, прям чистый ангел… Уж что-что, а хвастуньей я точно никогда не была.

— Да, это факт — подтвердил Идолбаев, наконец-то посмотрев на меня и улыбнувшись своей обаятельной улыбкой, которая так мне нравилась — Я уже давно убедился, что самое главное твое качество — скромность. Она войдет в легенды!

Мы оба засмеялись и так, смеясь, вошли в 402 аудиторию, где нас уже поджидали Марьям и Хадижат. Окатив нас удивленно-подозрительными взглядами, подружки Маринэ молча вручили флешку Адаму и пошли по своим делам. Парень проводил их глазами, а затем сказал:

— Оль, я позвоню тебе где-то после семи вечера и расскажу, о чем Маринэ написала, идет?

— Хорошо, буду ждать — согласилась я.

Друг меня не обманул: мой телефон действительно запиликал около восьми. Едва убедившись, что звонит Адам, я подняла трубку и нетерпеливо спросила:

— Ну что? Какие новости?

— Не боись, хорошие — весело ответил мне Идолбаев — Маринэ прислала тебе послание. Я уже скинул тебе на почту. Не читая, между прочим, так как она прямо попросила этого не делать. И вообще на флешке было два файла, а в моем письме она сказала, что для того, чтобы не возникало путаницы и различных недоразумений, наши письма надо разделять и впредь отправлять их ей также — двумя файлами. Своих подруг о том, что теперь файлов, которые надо прикреплять к ее письму, может быть больше, чем один, она предупредила. Угадай, что все это значит?

— Ну, я полагаю, это означает, что она собралась переписываться и со мной тоже — улыбнулась я в трубку, чувствуя в душе облегчение и радость.

— Бинго! Десять очков присуждается Ольге Соколовой за сообразительность! — вполне узнаваемо изобразил Якубовича из «поля чудес» мой друг и добавил уже своим голосом — Видишь, зря ты так волновалась. Иди скорей читай, что она написала, а завтра, если это не секрет, мне расскажешь. Ладно?

— Ладно, если не секрет — расскажу — пообещала я — ну так я пошла?

— Давай, до завтра.

В радостном предвкушении, я за две минуты открыла свою почту и имела возможность увидеть новое сообщение с адресом Адама. Открыв прикрепленный файл, я прочитала:

«Адам, если ты первым открыл этот файл, то закрой его, пожалуйста, обратно. Это послание предназначается твоей подруге. Пожалуйста, передай его адресату, не читая. Надеюсь на твою честность. Маринэ.

Здравствуй, дорогая Ольга.

Не скрою, для меня твое письмо стало полной неожиданностью, хоть и приятной. В любом случае я рада познакомиться с тобой (пускай пока заочно).

Из твоего письма я поняла, что ты, не смотря на то, что недавно с ним дружишь, успела хорошо его узнать. И мне бы очень хотелось, чтобы ты описала мне полностью его характер и что он из себя представляет. Конечно, кое-что мне уже понятно, но отрывочные сведенья не дают полной картины и могут ввести меня в заблуждение. Поэтому я прошу тебя написать мне какой он в повседневной жизни, его сильные и слабые стороны.

Что касается твоего описания, мне кажется, ты не совсем такая, какой себя представляешь. Ты описала серенькую библиотечную мышку в очках и со скобками на зубах. Насколько я успела узнать Адама, он никогда не заинтересуется подобной девушкой. Или я ошибаюсь? Ты ни слова не написала мне, как ты выглядишь внешне. Мне интересно, ты носишь очки или нет? Но дело не только во внешности. Если ты такая, какая пишешь, то с тобой должно быть скучно, а Адам мне писал, что скуку не выносит. Так что из всего этого, я делаю вывод, что тебе надо рассказать мне о себе побольше, иначе мне не понятно, что вас вообще связывает. Кстати, как вы подружились? Я могу ошибаться, но по-моему вы очень разные и подружиться из-за схожих интересов явно не могли. Мне сложно представить, чтобы Адам обсуждал с тобой книги или ходил гулять на природу в красивые места. Или может быть, у меня о нем сложилось неправильное представление?

Пожалуйста, ответь на мои вопросы. А я, если захочешь, потом отвечу на твои (если они у тебя возникнут).

С уважением, Маринэ»

Закончив читать, я откинулась на спинку стула и довольно улыбнулась: судя по всему, я имею дело с действительно умной, сообразительной и наблюдательной девушкой. Не зря я так хотела с ней познакомиться. Эта переписка обещает быть очень занимательной и может быть, когда-нибудь перерастет в настоящую дружбу. Не теряя больше времени, я принялась строчить ответное послание:

«Привет, Маринэ!

Я очень обрадовалась, получив твой ответ, потому что тоже рада познакомиться с тобой и хочу получше тебя узнать.

В этот раз сначала напишу про себя, а уж потом про Адама. Ты права, я много не рассказала о себе в предыдущем письме. Не потому что что-то от тебя пытаюсь скрыть или утаиваю, а просто потому, что не посчитала нужным детально и подробно себя описывать, так как не хотела, чтобы ты подумала, будто я самовлюбленная гордячка или хвастаюсь своими положительными качествами. Между прочим, поскольку Адам видел мое письмо, он тоже указал мне на то, что мое описание получилось недостоверным и не отражает моей истиной сути.

Итак, к тому, что я рассказала в первом письме, можешь добавить следующее. Я люблю, когда все честно и справедливо и сама стараюсь так всегда поступать, даже если это может обернуться для меня неприятностями. Еще я не умею врать (и Адам постоянно мне об этом напоминает), как только я пытаюсь слукавить — это сразу заметно, так что я стараюсь всегда говорить только правду. Но не так, чтобы люди от этого страдали (я знаю, что иногда правда может очень больно ранить), а мягко, ненавязчиво и только когда меня спрашивают. Вообще в разговорах я предпочитаю больше слушать и помалкивать, чем говорить. Но если потребуется что-то рассказать по теме, в которой я разбираюсь или высказать свое мнение — я и это могу сделать красочно и обоснованно. Еще я уважаю чужое мнение и не пытаюсь спорить до посинения, если оно не совпадает с моим.

Теперь про внешность. Нет, очков я не ношу, как, впрочем, и скобок. Не скажу, что я красавица, но и не уродина, просто симпатичная. Рост небольшой, ниже Адама на голову. У меня чисто русская внешность, если тебе это о чем-то говорит. Правильные черты лица. Глаза синие. Брови и ресницы — черные. Волосы золотисто-русые, не крашенные, длинные (ниже талии) и волнистые. Я редко ношу их распущенными, так как они мне мешаются, поэтому предпочитаю заплетать в косу или закалывать. Челки нет. Фигура нормальная. Специально спортом я не занимаюсь (если не считать зарядки по утрам), так что стройняшкой себя назвать не могу, но и не толстая, средняя такая. Там, где это нужно, у меня все на своем месте присутствует. Правда, на счет серой мышки, ты не так уж далека от истины. Я не слежу за модой, предпочитаю в одежде удобство и комфорт. Поэтому, наверное, на фоне стильных одногруппниц выгляжу невзрачно. И ты угадала, Адам меня не замечал два года видимо по этой причине — не зря же говорят, что „мужчины любят глазами“ — если нет „красивой вывески“, они и смотреть не станут. Вообще-то такое положение вещей меня вполне устраивало, я привыкла быть одна, и мне не нужно было лишнее внимание. Так бы и оставалось, если бы не один случай. И здесь я плавно перехожу к рассказу, как мы подружились.

Как-то раз Адам крупно поссорился с нашей старостой. Не суть важно из-за чего они поспорили, а важно то, что он на Лену сильно разозлился. Очень сильно. Так сильно, что от ярости совсем перестал соображать, что делает. И нашей старосте от него крепко досталось. Не хочу говорить ничего плохого о своем друге, но иногда он бывает слишком вспыльчивым и с трудом себя контролирует. Точнее перестает контролировать совсем. В тот раз наши одногрупники не решались вмешаться в ссору, боясь попасть под горячую руку Адама — видно было, что в таком состоянии он мог накостылять без разбору кому угодно. И я тоже боялась, так же как и все. Но у меня не было выбора — я стояла к нему ближе всех, и кто-то же должен был его остановить! Адам говорит, что я очень смелая, раз смогла вмешаться и его утихомирить, потому что раньше никто не решался ему противостоять. Но я так не считаю — я просто выполняла свой долг. Я думаю, что из-за этой „смелости“ он меня и заметил и начал уважать.

Вообще, проблема самоконтроля у твоего жениха стоит на первом месте и это основной его недостаток. Данная проблема — самое главное, что ты должна о нем знать и к чему подготовиться. Из-за неумения себя контролировать он частенько попадал в неприятные ситуации, когда впоследствии, либо ему приходиться извиняться и вымаливать прощение, либо — долго лечиться и самовосстанавливать свой поврежденный организм. Правда, в последнее время мы общими усилиями уменьшили эту проблему до минимума. Я помогаю ему успокоиться и вовремя взять свой гнев под контроль. Но я же не всегда буду рядом! Так что ты тоже должна научиться вовремя его тормозить. Хотя, может тебе и не придется так уж часто это делать — Адам быстро учится и, после нашего общения, уже намного лучше контролирует себя, чем раньше.

Еще он может быть невероятно настойчивым — если ему что-то надо узнать или чего-то добиться, он у тебя из души это вынет. Так что намного проще дать ему то, что просит, чем его переспорить. Правда, я все равно пытаюсь, но редко выхожу из этих споров победительницей.

А в остальном, тебе с ним очень повезло. Он сильный и мужественный — с ним ты будешь чувствовать себя как за каменной стеной. И обладает немалым обаянием, может очаровать кого угодно, особенно если захочет. Ну, про то, что он умный и быстро соображает, я уже писала. Еще он честный и открытый — на подлость, по-моему, он просто не способен. Обладает хорошим чувством юмора. И у него хорошая реакция — в критических ситуациях не теряется и действует очень быстро. Еще он активный и решительный — всегда предпочитает действовать, а не размышлять (хотя, на мой взгляд, иногда ему бы не помешало сначала все как следует обдумать, а уж потом действовать). И вообще, он лидер по природе, люди неосознанно к нему тянутся, и быть в центре внимания для него в порядке вещей.

Да, судя по этому описанию — мы с ним как небо и земля. Так что ты абсолютно права, Адам со мной книжки не читает и в лес гулять не ходит. Но может, именно поэтому нам и интересно друг с другом: он мне рассказывает то, чего я не знаю и наоборот. Можно сказать, что мы друг друга дополняем. Вот такая у нас дружба.

Вроде бы я на все вопросы ответила. А теперь твоя очередь. Расскажи мне как ты выглядишь, а то Адам мне про тебя сам ничего не рассказывает, а я из вежливости не расспрашиваю. И опиши свой характер. И еще мне интересно знать, что ты думаешь об Адаме исходя из своего общения с ним и всего того, что уже успела о нем узнать.

С уважением, Ольга»

Я еще раз перечитала письмо, которое получилось на удивление длинным и содержательным, и отправила его Адаму на почту. Потом, как и в прошлый раз, предупредила его смской о том, что мой ответ готов и ждет, когда он его скопирует на флешку, после чего с чистой совестью пошла пить чай.

Четверг, 10 декабря 2003 г.

Ольга

Я шла на третью пару в одиночестве, потому что мне надо было поймать преподавательницу по налогообложению и согласовать с ней некоторые моменты по моей курсовой работе. Поэтому я попросила Адама занять нам места в аудитории, где будет следующая лекция, а сама побежала на кафедру разыскивать Валентину Михайловну.

Успешно найдя преподавательницу и решив с ней все рабочие вопросы, я направилась в другое крыло академии, слегка задумавшись о том, что Маринэ ответит мне в следующем письме. Как вдруг, когда я проходила через фойе с парадным входом в академию, ко мне с двух сторон пристроились незнакомые чеченские парни шкафообразного типа наподобие нашего Али. Они зажали меня с боков, вынуждая остановиться и крепко держа своими лапищами за локти (видимо, чтобы я не вырвалась и не убежала). Их манера поведения до боли напомнила мне Рустама и Али, и я мысленно застонала: «О Господи, неужели опять?! Только не это!». Тем временем тот, что справа поинтересовался:

— Ты Ольга Соколова? — вопрос был явно риторическим, потому что тот, что слева, не дожидаясь моего ответа, известил меня непререкаемым тоном:

— Пойдем, один важный человек хочет с тобой побеседовать — и они взяли меня покрепче, собираясь утащить в неизвестном мне направлении. Никто не обращал на нас внимания, хотя в фойе было полно студентов, занятых разговорами, сменой верхней одежды и прочими делами. Я понимала, что вырываться бесполезно, да и кричать пока что не было повода. Но наученная горьким опытом общения с идолбаевскими друзьями, прекрасно осознавала, что позволить им себя утащить будет верхом глупости. Поэтому собрав всю свою смелость и спокойствие твердо сказала:

— Стоп, стоп. Я вас, ребята, не знаю. И с незнакомыми людьми никуда не хожу. Сначала будьте любезны, представьтесь. Сообщите к кому вы хотите меня проводить. Может, я знаю этого важного человека? Тогда у меня появился бы повод к нему сходить.

Шкафообразные ребята недоуменно переглянулись. Вдруг тот, что справа больно сжал мой локоть и угрожающе прошипел мне в ухо:

— Ты пойдешь, куда мы скажем и без фокусов!

Я испугалась, но и не думала уходить из фойе:

— Фи, как грубо и невежливо! — попеняла я верзиле справа — Вам что, сложно сказать? Где ваши хорошие манеры?

— Дома забыли — ухмыльнулся верзила слева — давай, телка, шевели копытами, а то нас уже заждались… — и потащили меня к выходу из академии.

— Отпустите! Вы не имеете права так со мной обращаться! — повысила я голос и попыталась как-то вырваться, но безуспешно. Тогда я поняла, что настала пора кричать, и, набрав в легкие побольше воздуха уже собиралась заголосить что есть мочи, как вдруг откуда-то сбоку раздался незнакомый мужской голос:

— Какие-то проблемы, парни? Девушка, вам помочь?

Мы все втроем синхронно посмотрели в сторону говорившего. Это оказался незнакомый рослый и широкоплечий брюнет с прозрачно-льдистыми голубыми глазами. Красивый. И, судя по манере держаться, тоже чеченец. Везет же мне на них! Прямо как утопленнице. Поскольку молчание затягивалось, незнакомый спаситель переспросил:

— Извините, девушка, мне показалось или вам нужна помощь? Освободить вас от этих нахалов?

— Не лезь не в свое дело, чмыреныш! — угрожающе пробасил верзила справа.

— А то фейс попортим! — в том же тоне добавил бандюга слева.

Голубоглазый красавец нахмурился и сделал шаг по направлению к нам, при этом как-то неуловимо изменившись и приняв довольно внушительный вид. Мой шкафообразный сопровождающий справа отпустил мой локоть (второй правда продолжал меня крепко держать, так что убежать я не могла) и тоже шагнул навстречу моему незваному защитнику, по дороге демонстративно разминая кулаки. Но голубоглазый парень, кажется, не обратил на него никакого внимания и протянул мне руку:

— Пойдемте, девушка, куда вас проводить? — голос был дружелюбный и спокойный, и только сосредоточенность во взгляде выдавала, что он не так спокоен как кажется. Верзиле не понравилось, что его проигнорировали, и я заметила, как он исподтишка готовится ударить моего заступника в живот, а тот даже не смотрел в его сторону! «Если бы только Адам был здесь! Сейчас он мне так нужен!» — молнией пронеслось в моем мозгу. Мне совершенно не хотелось, чтобы этот симпатичный парень пострадал из-за меня и в доли секунды ко мне пришло понимание, что нужно делать:

— Стой! — обратилась я к верзиле — Не надо! Я пойду с вами, только дайте мне сказать пару слов этому молодому человеку.

Три пары глаз с удивлением уставились на меня, а я, не теряя времени, обратилась к голубоглазому спасителю:

— Спасибо, что заступились, да только не стоит вам в это влезать. Найдите, пожалуйста, Адама Идолбаева (он в 212 аудитории) и передайте вот это — с этими словами я свободной рукой отцепила от волос заколку-бабочку, которую мне Адам подарил и которую я по счастливой случайности решила сегодня надеть, и протянула своему защитнику — расскажите все, что здесь увидели. Он мой друг, он мне поможет.

Дальше ситуация стала разворачиваться совсем не так как я ожидала. На лице голубоглазого парня отразилось сильное изумление. А шкафообразный верзила, который собирался его ударить, вдруг тревожно произнес:

— Так не пойдет. Я знаю Идолбаева. С ним лучше не связываться — при этом смотрел он почему-то не на своего товарища, а на моего защитника. Меня поразила интонация, с которой он это сказал — он будто обращался к своему приятелю, будто предупреждал его о чем-то.

— Я тоже знаю — подал голос тот верзила, что держал меня — мы не намерены с ним ссориться. Так что разбирайся с ней сам — с этими до нельзя странными словами он отпустил меня. А его напарник обратился ко мне:

— Извините, девушка. Ошибочка вышла. Мы вас больше не потревожим — и они оба быстрым шагом направились в сторону столовой.

Проследив, как они решительно уходят, я подозрительно уставилась на голубоглазого незнакомца, который растерянно провожал глазами шкафообразных верзил, и требовательно спросила:

— И что все это значит?

Тот пожал плечами и сделал невинные глаза:

— А я откуда знаю? — но я уже поняла, что он явно не такой хороший, каким хотел показаться, и вознамерилась по возможности выяснить правду. Решительно нацепив заколку обратно на волосы, я скрестила руки на груди и уверенно сообщила, прямо глядя в эти обманчиво невинные глаза:

— О, я думаю, вы знаете! Тому, что они обращались к вам, может быть только два логичных объяснения: либо вы сами устроили весь этот спектакль, либо вы с ними заодно и знаете, кто подготовил мне этот замечательный сюрприз. Так что давайте-ка, господин хороший, выкладывайте, зачем вам это понадобилось?!

Несколько секунд парень разглядывал меня любопытно-изучающим взглядом, словно редкую зверушку в зоопарке, а потом вдруг зааплодировал и, радостно улыбаясь, выдал:

— Браво, браво! Быстро же ты меня раскусила. Признаться, даже не ожидал. Не против, что я с тобой на ты? Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему Адам так с тобой носится.

— Ты знаешь Адама? — удивилась я.

— Конечно, он один из лучших моих друзей. Правда, сейчас у нас небольшая размолвка, но, думаю, это ненадолго. Позволь представиться, Тимур Ибрагимов! А ты Ольга Соколова, да? — и парень ослепительно улыбнулся. Он был очень хорош собой, просто бездна мужского обаяния и шарма, не поддаться на которые было очень сложно, но шестое чувство мне подсказывало, что доверять ему было бы ужасно непростительной ошибкой. Поэтому я решила поскорее удалиться от его магнетического воздействия и направилась в свою аудиторию, обходя его справа и неприветливо буркнув на ходу:

— Да. Очень неприятно познакомиться! — но парень заступил мне дорогу, явно не собираясь так просто отпускать, так что пришлось добавить — Извини, Тимур, я опаздываю на урок. Освободи мне дорогу.

— А давай я тебя провожу — с энтузиазмом, достойным лучшего применения, предложил Ибрагимов, улыбаясь еще ослепительнее (хотя куда уж больше!)

— Нет уж, спасибо — буркнула я еще неприветливее — не маленькая, сама доберусь.

Но настырный парень пропустил мои слова мимо ушей и пристроился слева от меня. Я на него не смотрела, но всей кожей ощущала, как он меня изучает и ощупывает взглядом со всех сторон. Тут он произнес покаянным тоном:

— Слушай, извини за этот маленький розыгрыш. Я не хотел тебя обидеть. Я просто очень хотел с тобой познакомиться и произвести благоприятное впечатление.

— Да уж, ты выбрал для этого довольно странный способ. Но своего добился — впечатление ты произвел, правда, со знаком минус. Интересно, с чего это ты решил, что обман производит хорошее впечатление на девушек? Можешь смело пойти и надавать пинков тому, кто тебе это сказал!

Мой спутник заразительно засмеялся и произнес сквозь смех:

— Тогда мне придется надавать пинков самому себе, а это, знаешь ли, больно. Но не суди меня строго, раньше этот способ всегда срабатывал. Ты первая, кто на него не поддался — попытался польстить мне Ибрагимов, а затем негромко произнес, поднимаясь вместе со мной по лестнице на второй этаж — А ты забавная. И умная к тому же. Да еще и симпатичная, если приглядеться. И где только Адам умудрился откопать такое сокровище? Впрочем, нашему чемпиону всегда чертовски везло. Знаешь что, а давай встретимся сегодня после учебы и сходим куда-нибудь? — многообещающе улыбаясь, дружелюбно предложил этот неугомонный чеченец, вупор не замечая моего раздражения и полного нежелания с ним общаться. Это переполнило чашу моего терпения, и пришлось мне сказать открытым текстом:

— Слушай, Тимур, оставь меня в покое. Ты мне не нравишься, и я никуда с тобой не пойду. Иди и поищи себе другую девушку на вечер. Уверена, для тебя это будет раз плюнуть — и отвернулась от него, собираясь войти в аудиторию. Но не тут-то было: Ибрагимов схватил меня за руку, разворачивая к себе:

— Подожди! Ну, я же уже извинился, прости меня. Обещаю, что в жизни больше никогда не буду тебя обманывать! Клянусь! Не хочешь никуда со мной идти — я заставлять не буду. Но, пожалуйста, выполни одну мою просьбу, и я отстану, честное слово! — во время этого страстного монолога, все напускное веселье слетело с Ибрагимова как ненужная шелуха и стало видно, что ему действительно важно чего-то от меня добиться.

— Что за просьба? — помимо воли заинтересовалась я.

— Пожалуйста, помоги мне помириться с Адамом. Уговори его встретиться со мной, а то он в последнее время меня избегает. Я знаю, он тебя послушает. Поможешь?

— Сожалею, это невозможно. Ты переоцениваешь мое влияние на него. Я не управляю его действиями. Если Адам больше не хочет с тобой дружить, я не в силах его уговорить. Единственное, что я могу — это передать ему твою просьбу о встрече, но на большее не рассчитывай. Всего хорошего — сухо отчеканила я. Посчитав беседу законченной, я развернулась и успела сделать пару шагов к входу в 212 аудиторию (краем глаза заметив, как наш преподаватель поднимается по лестнице). Как вдруг услышала грустный голос Тимура у себя за спиной:

— Оля, признаю, что повел себя как последний идиот. Но дай мне шанс, и я докажу тебе, что вовсе не такой придурок как могло показаться в начале! Я признаю, что наше знакомство неудачно началось по моей вине. Позволь мне это исправить, и ты убедишься, что мы могли бы стать неплохими друзьями. Давай сделаем вид, что еще не встречались и начнем все сначала, а? — просительные интонации в его бархатном голосе заставили меня замедлить шаг, но я не остановилась, и тут он совсем уж умоляюще добавил — У каждого должен быть последний шанс, ты не находишь? Разве я так уж многого прошу? Пожалуйста, всего один шанс, даже пол шанса…

Мне стало жалко непутевого парня. Может он и вправду на самом деле не такой балбес, как я о нем думаю? Но времени на пространные размышления у меня не оставалось — преподаватель уже поравнялся со входом в кабинет, поэтому я бросила через плечо:

— Хорошо, ты получишь свой шанс. Но знай, у тебя только одна попытка. Смотри, не разочаруй меня еще больше. Все, я опаздываю, завтра увидимся — и я побежала вслед за преподавателем.

— Спасибо! Обещаю, ты не пожалеешь! — донесся до меня восторженно-радостный возглас Тимура, прежде чем я закрыла дверь в аудиторию.

Преподаватель недовольно покосился на меня, но ничего не сказал и я, отыскав глазами Адама, быстрым шагом прошла к своему месту.

Адам

Я сидел в 212 аудитории и поджидал Ольгу. Подруга что-то запаздывала, и я вдруг начал беспокоиться: не случилось ли с ней чего? Что могло ее так сильно задержать? Но тут запыхавшаяся Оля забежала в аудиторию вслед за преподом. У меня отлегло от сердца.

Девушка поймала мой встревоженно-вопрошающий взгляд и успокаивающе улыбнулась, усаживаясь рядом и доставая из сумки тетрадь и остальные принадлежности. Но я отметил, что она чем-то встревожена и напряженно о чем-то размышляет. Поскольку она никак не прокомментировала причину своей задержки, я сам спросил:

— Оль, почему так долго? У тебя все нормально?

— Да — рассеянно ответила она, глядя куда-то в сторону — меня задержали непредвиденные обстоятельства. Потом объясню.

Этот ответ меня совсем не успокоил:

— Ты уверена, что все в порядке?

Девушка, наконец, посмотрела на меня своими внимательными синими глазами и подарила мне ласковую улыбку, от которой у меня участился пульс:

— Да, Адам, все хорошо. Не беспокойся.

Я внимательно вгляделся в прозрачную синеву ее глаз — похоже, она действительно говорила правду, и моя тревога сразу стихла. Больше разговаривать было нельзя, так как началась лекция.

Это была последняя пара на сегодня, и сразу после ее окончания мы засобирались домой. По дороге к гардеробу Оля поинтересовалась:

— Тебе передали флешку?

— Да. Как только доберусь до ноутбука, то сразу тебе все пришлю. Что, любопытство замучило? — я хитро усмехнулся.

— Угу — Оля озорно улыбнулась мне в ответ, но улыбка быстро погасла, и лицо ее приняло задумчивое выражение — Адам, тебе знаком Тимур Ибрагимов?

От неожиданности этого вопроса я остановился как вкопанный, и помимо моей воли у меня вырвалось подозрительное:

— Откуда ты знаешь Тимура?!

— Да просто он и был теми непредвиденными обстоятельствами, что меня задержали — ответила Ольга, подходя к гардеробу за своей дубленкой и внимательно рассматривая меня — Он очень хочет с тобой встретиться.

При упоминании о том, что придурок Ибрагимов посмел разговаривать с Соколовой, хотя обещал вообще к ней не подходить, у меня внутри все скрутило от гнева и захотелось прямо сейчас найти этого вруна и «поговорить» с ним так, чтобы родная мама не узнала. Про себя я отметил, как неприятно мне было узнать, что Оля познакомилась с Тимуром — этот альфонс с легкостью мог очаровать любую девушку и полностью запудрить ей мозги. Ольге, наверное, он тоже понравился. А мне была невыносима сама мысль об этом. Заметив, что подруга уже обулась-оделась и теперь смотрит на меня выжидающе, я, не сумев скрыть раздражения, ответил:

— Я не хочу с ним встречаться и тебе не советую! Этот урод меня подставил так, что тебе и не снилось… Точнее наоборот, тебе как раз это и приснилось: это он уболтал меня участвовать в том бою без правил, после которого ты меня лечила! А все потому, что ему, видите ли, срочно понадобились деньги и он решил их добыть за мой счет. Оль, поверь, это скользкий, изворотливый и хитрый гад, который всех использует для достижения своих целей. Я знаю, каким он может быть очаровательным обаяшкой, но его внешность очень обманчива. Он ведь тебе понравился, да? — я впился в девушку глазами, пытаясь прочитать по ее лицу, какое впечатление произвел на нее Тимур. Оля сурово нахмурилась, и я решил, что она сейчас примется защищать этого урода, как в свое время защищала Горчеева. Однако ее ответ меня поразил:

— Нет, Адам, ты не угадал. Тимур мне совсем не понравился. А теперь, когда я знаю, по чьей вине мне пришлось тебя лечить — так и вовсе потерял всякое мое уважение.

Я так удивился, что даже не заметил, как мы вышли на улицу, и не смог удержаться от вопроса:

— Неужели он тебе ни капельки не понравился? Почему? Я сам не раз наблюдал, какое магическое впечатление он производит на девушек — у них прямо глаза стекленеют, они начинают улыбаться и кивать на каждое его слово как китайские болванчики или заводные куклы. Как же ты сумела не попасть под его воздействие?

— Ну, честно говоря, с трудом — смущенно призналась подруга — у этого парня обаяния просто вагон и маленькая тележка! И я тоже чуть не попалась на эту удочку. Если бы он с самого начала не повел себя неправильно, попытавшись ввести меня в заблуждение и обманом завоевать мое доверие, я бы тоже сейчас, наверное, была похожа на заводную куклу со стеклянными глазами. Так что, можно сказать, мне повезло.

— И что же он сделал? — я уже готов был лопнуть от любопытства.

— О-о-о, он ради меня разыграл целый спектакль: подговорил двух своих друзей изобразить плохих парней, которые должны были, по всей видимости, меня напугать, а сам намеревался меня от них «спасти» и выставить себя этаким рыцарем без страха и упрека — улыбаясь, проговорила Ольга. Я разозлился еще больше и сжал кулаки, намереваясь в самом ближайшем будущем разобраться с этим хитрым гаденышем, но постарался произнести спокойным тоном:

— Знакомая схема. До сегодняшнего дня она работала у Ибрагимова безотказно. Как же ты догадалась, что это обман?

— Случайно, — вздохнула Оля — я, наверно, повела себя нестандартно: вместо того, чтобы обратиться к нему за помощью как подсказывала ситуация, я попросила найти тебя и передать, что со мной случилось. Я же не знала тогда, что вы знакомы, да еще и в ссоре. Даже хотела отдать ему твою заколку, чтобы ты понял, кому именно нужна твоя помощь. Но его друзья при звуке твоего имени вдруг стушевались, сказали ему, что не хотят с тобой ссориться и быстро смылись. Оказывается, ты очень известен в узких кругах! А у Тимура был такой растерянный вид, что мне сразу стало ясно, что он в этом замешан по самые уши. Вот схема и не сработала.

Я не смог сдержать довольной улыбки:

— Молодец! Давно пора было поставить его на место, а то совсем зарвался. А почему ты решила позвать меня, а не воспользовалась его помощью?

— Я думала это проделки Рустама и Али, не хотела вмешивать в наши разборки посторонних людей.

— Понятно — за разговором мы не заметили, как подошли к метро и стали спускаться в подземку, а я с тайной надеждой спросил — значит, когда ты раскрыла обман, ты его послала подальше?

— Не совсем так. Я хотела выяснить, зачем ему понадобилось меня обманывать, но по-быстрому это сделать не удалось, а я уже опаздывала на лекцию, так что просто попыталась от него уйти. Однако этот Ибрагимов оказался приставучим как банный лист! Он совершенно не желал понимать моих намеков на то, что я не горю желанием с ним общаться, и пошел за мной следом. В итоге получившейся беседы все-таки выяснилось, что он хочет с тобой помириться и планирует сделать это через меня, поскольку ты не желаешь с ним лично разговаривать. Я не знала, из-за чего вы поссорились, поэтому пообещала, что передам тебе его просьбу о встрече… Все-таки жаль, что я ничего не знала — задумчиво добавила девушка — тогда бы ему вряд ли удалось выцыганить у меня обещание встретиться…

— Ты хочешь с ним встречаться?! — с ужасом перебил я — Зачем?!

— Потому что я пообещала, Адам, что дам ему шанс реабилитироваться и доказать, что он не такой уж плохой. И, к сожалению, я не могу нарушить свое обещание — со вздохом призналась Ольга.

Мне все это очень не понравилось. Я просто ужас как не хотел, чтобы Оля общалась с Тимуром, потому что был стопроцентно уверен, что рано или поздно этот изворотливый гад сможет втереться к ней в доверие. Я боялся, что он ее обманет, причинит боль или сделает еще что похуже. И тогда я его убью. Мне стало ясно, что придется провести с Соколовой серьезный разговор на тему опасности, исходящей от Ибрагимова и предложил ей присесть на скамейку — разговор обещал быть долгим. Девушка села и вопросительно взглянула на меня.

— Оля, пожалуйста, не надо давать ему никаких шансов, он этого не достоин — принялся я убеждать свою подругу — я должен тебе кое-что о нем рассказать, чтобы ты лучше представляла с кем имеешь дело. Видишь ли, Тимур в нашей мужской компании что-то вроде легенды — у него было столько девушек, что мы уже сбились со счета. Но точно больше двадцати, намного больше. По-моему, он их коллекционирует…

Ты права в том, что он очень обаятелен, и девушки сами липнут к нему как мухи. Тимур даже не прилагает к этому никаких самостоятельных усилий. Стоит ему только пальцем поманить — и все, любая согласиться с ним пойти куда угодно и сделать все, что он захочет. Он так к этому привык, что считает такое поведение женского населения само собой разумеющимся. Поэтому этот парень держит всех девушек за глупых, никчемных созданий, которые нужны только чтобы… Ну, ты понимаешь? Он пользуется ими, а потом бросает. Меняет как носки или майки.

Представляю как он удивился, что ты не впала в дикий восторг от одного его вида. Поэтому, я абсолютно убежден: он тобой заинтересовался и обязательно захочет добавить в свою коллекцию. Оль, прошу, не надо с ним встречаться. Зачем тебе эта головная боль? Слушай, давай я ему понятно объясню, что ты не хочешь быть объектом его интереса. Хорошо?

Ольга задумчиво помолчала, что-то прикидывая в уме и явно обдумывая мои слова, но я рано обрадовался, так как она вдруг твердо сказала:

— Нет, Адам, я не согласна. Спасибо, что предупредил меня, я это учту. Но я пока еще в состоянии сама разобраться, с кем мне надо общаться, а с кем нет. Пожалуйста, не обижайся. Я не могу так просто отказаться от своего слова. И раз я обещала дать шанс, я его предоставлю. Это ведь не обещание дружбы, это всего лишь возможность подружиться. Посмотрим, как он сумеет ею воспользоваться. И не смотри на меня так сердито: обещаю, если мне понадобится твоя помощь, то я обязательно к тебе обращусь, но сейчас попрошу не вмешиваться.

Я мысленно застонал, увидев на Олином лице печально известное мне упрямое выражение, появление которого говорило о том, что она уже все для себя решила и переубедить ее теперь практически невозможно. Ну почему она не хочет понять очевидных вещей? Всегда же была такой проницательной. Или, когда дело касается не кого-нибудь из близких, а ее самой, интуиция ей отказывает?

— Да как ты не понимаешь!! — вспылил я — Он тебя обманет и даже не почешется! И поздно потом будет звать меня на помощь! Где же твоя хваленая интуиция? Неужели ты не видишь, какую опасность несет это общение?! Ты моя подруга, Оля, и я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Поверь, я не стал бы вмешиваться и тратить время на разговоры, если бы Ибрагимов не представлял для тебя реальную угрозу! — глубоко вздохнув, я постарался успокоиться и сделал еще одну попытку достучаться до Ольгиного благоразумия:

— Пойми, он сделает все возможное, чтобы тебя заполучить. И не только из-за тебя самой, но и из-за меня тоже! Он думает, что мы не просто друзья и, как пить дать, хочет со мной посоревноваться за твое внимание, ведь мы всегда были немного соперниками. Этот хитрый проныра использует твой шанс на полную катушку и сумеет тебя убедить в своей исключительной порядочности, заставит тебя поверить, что белое — это черное и наоборот! А когда наиграется — бросит как ненужную вещь! Я не хочу, чтобы с тобой это произошло. Пойми, я просто хочу защитить тебя от самого большого разочарования в твоей жизни!

— Я знаю, Адам — тихо и серьезно произнесла Ольга, глядя мне в глаза — и только поэтому я все еще с тобой разговариваю. Я понимаю, что ты беспокоишься за меня. Но, Адам, мне обидно слышать, что ты так мало мне доверяешь! Разве я когда-нибудь давала тебе повод сомневаться в моей способности отличить правду от лжи? Почему ты так уверен, что ему удастся меня обмануть?!

— Потому что ты его не знаешь, Оля! Он так успешно прикидывается волком в овечьей шкуре, что даже я за все два года нашего знакомства, не смотря на все свое умение разбираться в людях, лишь недавно понял, что он из себя представляет на самом деле. И ведь надо учитывать, что я — парень, на меня его обаяние не действует. А бедным девушкам приходится еще сложнее… Оль, послушай, я в тебе и твоих способностях не сомневаюсь, но я знаю Тимура. И я за тебя боюсь. Не встречайся с ним, пожалуйста.

— Ну не знаю, по-моему ты преувеличиваешь… — неуверенно протянула девушка и глаза ее недоверчиво сощурились.

— Я не преувеличиваю!! — повысил я голос, с каждой минутой все больше злясь на ее упрямство. Мне давно хотелось схватить ее за плечи и как следует потрясти, чтобы вытрясти из нее всю эту дурь на счет встречи с Тимуром, но сейчас это желание стало просто нестерпимым! Я поскорее спрятал руки за спину, чтобы потом не пожалеть о содеянном— Слушай, Соколова, хватит упорствовать, не доводи меня до белого каления. Почему ты так вцепилась в этого гада?? Может, ты мне врешь, и он все-таки тебе понравился, а?!

Девушка холодно взглянула на меня и от ее глаз будто повеяло арктическим льдом:

— Не говори ерунды, Идолбаев. Я просто стараюсь поступить честно. Тебе же я предоставила шанс, хотя в начале нашей дружбы тоже сильно сомневалась, что это хорошая идея. А получилось не так уж плохо. По крайней мере, я об этом пока еще ни разу не пожалела. Значит, и у Тимура должен быть подобный шанс, а то, согласись, получится несправедливо. Уяснил?

Из меня будто выпустили весь воздух, и я почувствовал себя сдутым воздушным шариком, отлично понимая, что раз речь зашла о справедливости, Ольгу уже не переспоришь — у нее пунктик на этом качестве. Между нами повисло тяжелое молчание. Мы за все время нашей дружбы никогда еще не ссорились, но все когда-нибудь бывает в первый раз. На душе было удивительно тяжело и мерзко. Я использовал все свои доводы, но все без толку! Все равно, что биться головой о бетонную стену! Мне совершенно не понятно было, как еще можно объяснить Соколовой так, чтобы она поняла, что поступает крайне опрометчиво и глупо.

Неожиданно вспомнились Рустам и Али. Теперь я, кажется, начал понимать, что чувствовали ребята, когда вот также пытались вправить мне мозги, но безрезультатно. Мысленно проведя аналогию между ними и мной, я ясно увидел, что во многом поступаю сейчас также, как и они. Это мне очень не понравилось: я на собственном примере убедился, к каким крупным ссорам приводит подобное поведение, и не хотел им уподобляться. Поэтому я, скрипя зубами, кое-как усмирил свой гнев и холодно отчеканил:

— Да, мне все ясно. Поступай, как тебе будет угодно, я не буду вмешиваться. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал!

Девушка грустно посмотрела на меня, а потом вдруг подвинулась ближе, положила ладошку на мои стиснутые кулаки и с сожалением произнесла:

— Друг мой, не обижайся на меня. По-моему, мы делим шкуру неубитого медведя. Еще же ничего не произошло, а мы уже ссоримся. Ты же не знаешь абсолютно точно, как все обернется. И я тоже не знаю. Так зачем же зря спорить? Ну, пожалуйста, не злись на меня, я просто не могу по-другому. Понимаешь?

— К сожалению, да — зная Ольгу с ее честностью и обостренным чувством справедливости, я действительно понимал, что она не может поступить иначе, а то ее совесть потом совсем замучает. Но как же меня это бесило! — Знаешь, когда-нибудь твоя честность тебя погубит. Ладно уж, замнем проблему. Будем надеяться, что я ошибаюсь, хоть мне так и не кажется… Ну что, подруга, поехали по домам?

Девушка облегченно улыбнулась и выпустила мои стиснутые пальцы из своей теплой ладошки:

— Да, давай до завтра. Только не забудь мне сегодня скинуть письмо Маринэ, хорошо?

— Угу. До встречи — неприятный осадок в душе после этой размолвки все-таки остался.

Тут как раз подошел мой поезд, и я запрыгнул в него, помахав рукой Оле на прощание.

Ольга

Всю дорогу да дома я думала о том, что Адам рассказал мне про Тимура. Я ничуть не сомневалась, что рассказ моего друга правдив, а это означало, что с Ибрагимовым придется все время быть начеку и держать ухо в остро. Одно мне было не понятно: почему Адам так бурно реагировал на мое обещание встретиться с Тимуром? Никогда еще не видела, чтобы он так отчаянно меня в чем-то убеждал. Я отлично почувствовала, как он разозлился, когда я не согласилась отменить эту встречу после его содержательного рассказа о бывшем друге. Эта злость была для меня почти осязаемой: меня как будто сплющило со всех сторон, а зеленые глаза начали прожигать во мне дыры. Но я смутно чувствовала, что за злостью было скрыто что-то еще.

Почему он так сильно за меня боится? Как будто от того сумеет Тимур причинить мне вред или нет, зависит его личное благополучие. Понятно, что как мой близкий друг он обязан обо мне беспокоиться. Но он ведь сделал все, что полагается другу: меня об опасности предупредил, свою помощь в решении вопроса предложил — в общем, выполнил свой дружеский долг полностью. А дальше уже были не его заботы. Но он все принял слишком близко к сердцу. И эта его фразочка в конце, будто бы я ему вру и на самом деле Ибрагимов мне понравился… Уж не ревнует ли он меня к Тимуру?!.. Да ну, бред. С чего ему ревновать? Я же ему просто подруга… Ну ладно, не просто, а очень близкая подруга, почти как сестра. Но сути вопроса это не меняет.

Или ревность как раз дружеская: мол, я с Тимуром буду больше дружить и общаться, чем с ним? Чушь какая-то! Что-то совсем я запуталась. С этим Идолбаевым все мозги уже набекрень!

Когда я уже подходила к своему дому, от предмета моих размышлений прилетела смска, сообщающая, что меня уже ожидает новое письмо от Маринэ. Поэтому быстренько переодевшись и поужинав, я села проверять почту. Открыв новое сообщение, я дочитала его почти до конца, прежде чем решила сделать перерыв и как следует все обдумать. Мне захотелось сравнить свои внутренние ощущения и впечатления от письма с тем, что Маринэ мне написала.

В своем послании невеста Адама рассказала, как она выглядит и что из себя представляет, и я, наконец-то, смогла удовлетворить свое неуемное любопытство. Оказалось, мы с ней совершенно разные как внешне, так и внутренне. Но странное дело: от этого факта мне захотелось с ней общаться еще больше. Может быть дело в том, что у нее было все то, чего мне недоставало? Маринэ была активная и общительная, веселая и остроумная — все это сразу чувствовалось по стилю написания ее письма. Еще она была жизнерадостная и заводная, рядом с ней жизнь всегда била ключом. В общем, яркая личность. Адаму с ней, несомненно, повезло.

Кстати, об Адаме. Маринэ не стала подробно распространяться, что она о нем думает — видимо, сочла, что еще не достаточно хорошо меня знает для подобных откровений. Но по тому, что она написала, я без труда догадалась, что девушка в нем очень заинтересована и горит желанием свести с ним личное знакомство, а не только переписываться. У меня от этого в душе появился какой-то неприятный холодок, и стало как-то зябко и неуютно. Да что это со мной? Маринэ же классная девушка, о которой любой парень может только мечтать! Я должна радоваться за Адама, а вместо этого чувствую все, что угодно, но только не радость… Это так не соответствовало моему представлению о хорошем друге, что я поскорее постаралась погасить все недостойные моего высокого дружеского статуса чувства в зародыше и вернулась к чтению письма.

Так, что там дальше Маринэ пишет?

«Ольга, я благодарна тебе за твою откровенность и искреннее желание общаться со мной. Я вижу, что ты действительно хороший друг, и Адам в тебе души не чает. Но, должна честно тебе признаться, судя по тому, как он пишет о тебе, моего жениха „слегка“ на тебе заклинило. И меня это немного напрягает. Поэтому в этот раз у меня к тебе есть не вопросы, а маленькая просьба. Не могла бы ты на некоторое время свести ваше общение к минимуму и перестать уделять ему так много внимания? Поверь, я ни в коем случае не хочу тебя как-то задеть или обидеть, но по-моему у вас очень странная дружба. Я тоже дружу с парнями и у меня много приятелей, есть даже близкий друг — мой партнер по танцам, с которым мы уже знакомы более шести лет. Но между нами никогда не возникало таких доверительных и глубоких отношений, как у вас с Адамом.

Я не имею возможности видеть как вы общаетесь, но судя по его описанию вашей дружбы — вы больше похожи на супругов, чем на друзей. Я вовсе не хочу сказать, что ты или он меня обманываете. Просто мне кажется, Адаму не помешает немного прийти в себя. И я не знаю, как сказать ему об этом так, чтобы не обиделся. Поэтому я и обращаюсь к тебе с этой просьбой. Пожалуйста, дай мне знать, как ты к этому относишься.

С уважением, Маринэ»

«Мама дорогая! Час от часу не легче!» — стремительно пронеслось в моем мозгу. Сначала друзья Адама вынуждали нас «свести общение к минимуму», теперь вот невеста. Да и вообще, похоже, сегодня Вселенная решила устроить мне день повторений: в институте ко мне прицепились чеченские парни, прямо вылитые Али и Рустам в период нашей конфронтации, а теперь еще и это! Может я не усвоила какой-то важный урок, и Вселенная в соответствии с принципом «повторение — мать учения» решила отправить меня на пересдачу? Да, дела… Что такого Адам мог написать в своем письме, что Маринэ так всполошилась? И что нам теперь делать?

При мысли о том, чтобы пойти навстречу Маринэ и опять посидеть недельку отдельно от Адама, все мои чувства восстали и заявили свой яростный протест — уж слишком негативное впечатление оставил прошлый опыт. Нет, так не пойдет. Наше разделение я оставлю на самый крайний случай, если уж совсем не останется никакого выбора. А сейчас лучше попробую договориться с адамовой невестой:

«Дорогая Маринэ, здравствуй!

Я с большим удовольствием прочитала твое письмо. Судя по всему, Адаму с тобой повезло так же, как и тебе с ним. Я считаю, из вас получится отличная пара, так что примите мои поздравления.

Теперь касательно твоей просьбы. Поверь мне на слово, это не очень хорошая идея и сейчас объясню почему. Во-первых, это будет сложно сделать чисто физически: поскольку мы учимся вместе, да еще и в одной группе, мы вынуждены видеться почти каждый день, а на этом фоне будет очень сложно „свести общение к минимуму“.

Во-вторых, то, что ты предлагаешь, может очень плохо отразиться на Адаме в смысле самоконтроля. Я уже писала тебе, что иногда он подвержен приступам неконтролируемой ярости. Видишь ли, я обещала ему, что буду помогать усмирять его гнев в случае необходимости, чтобы он постепенно учился вовремя останавливаться самостоятельно. И он действительно уже многому научился. По крайней мере, с моей точки зрения, Адам, которого я знала два месяца назад, сильно отличается от сегодняшнего. Раньше он был крайне вспыльчивым, эмоционально нестабильным и агрессивным — вспыхивал по любому мало-мальски достойному поводу. Сейчас, мне кажется, уже намного лучше: у него получилось достичь определенного внутреннего равновесия. Но это произошло совсем недавно. Надо дать ему закрепиться в новом состоянии. А я нужна ему как бы в качестве страховки, поэтому разделяться нам сейчас крайне нежелательно.

Ну и в-третьих, я так уверенна, что это неправильно потому, что мы уже имели подобный опыт и ничего хорошего из этого не вышло. Близкие друзья Адама были против нашего общения, так как он стал уделять им слишком мало внимания. Они сделали все возможное, чтобы нас разлучить: от простого убеждения, до прямых угроз и рукоприкладства. Сама понимаешь, я не была к этому готова. Вот я и отгородилась от Адама практически полностью, решив, что не буду больше связываться с людьми вашей национальности (извини за прямоту, ничего личного).

Когда твой жених разобрался что к чему, то ужасно обиделся и разозлился на своих друзей — он терпеть не может, когда ограничивают его свободный выбор и возможность самостоятельно принимать решения. Раньше бы он наверняка выяснил с ними отношения на кулаках, после чего, боюсь, они оказались бы в больнице с множеством переломов. Однако, к тому времени он уже достиг больших успехов в самоконтроле и драки не произошло. Но, не смотря на это, его друзья быстро поняли, какую большую ошибку совершили — Адам не желал иметь с ними ничего общего и стал очень эмоционально неуравновешенным и злым. Все закончилось тем, что вконец замученные парни сами пришли ко мне мириться и извиняться за свое неподобающее поведение. Я бы не стала их слушать, а тем более прощать, если бы сама не видела, как тяжело приходится моему другу в этой ситуации. Он чувствовал себя оскорбленным, преданным и одиноким, вокруг никого не осталось, кто бы смог его поддержать. Нечестно и несправедливо было бы заставлять Адама расплачиваться за ошибки его друзей, поэтому, поразмыслив, я согласилась на перемирие (правда, на своих условиях) и возобновила наше с Адамом общение. Вот такая история.

Я так подробно тебе все описала потому, чтобы ты поняла: Адам крайне негативно реагирует на всех, кто пытается что-то решить за него (пусть даже из лучших побуждений), особенно если это происходит втихаря у него за спиной. Так что если ты все еще хочешь, чтобы мы какое-то время не общались, тебе придется сказать ему об этом прямо. В противном случае, когда он все узнает (а он такой настырный, что, если ему понадобится, может докопаться до истины в рекордно короткие сроки) — вы очень крупно поссоритесь. И помириться потом будет сложно. Со своими друзьями Адам до сих пор в прохладных отношениях, хоть они уже и не в ссоре.

А что касается того, что у нас слишком доверительные отношения — в этом нет ничего удивительного. У тебя было бы точно так же, если бы твою дружбу с кем-нибудь проверяли на прочность так же как нашу. Это доверие возникло не на пустом месте, а в результате различных ситуаций и испытаний, где мы не на словах, а на деле доказали друг другу, что достойны этого доверия. Так что тут нет никакого секрета или скрытых намерений.

Я надеюсь, что смогла тебя убедить. Но если нет, то советую принять во внимание все, что я тебе рассказала, когда будешь разговаривать с женихом на тему уменьшения нашего общения. Мне будет интересно узнать твое решение по данному вопросу, ведь оно меня тоже касается. Так что напиши, пожалуйста, об этом в следующем письме.

С уважением, Ольга»

Быстро просмотрев глазами письмо, я нажала кнопку «отправить» и устало откинулась на спинку стула. Да, ну и денек! Давно я так эмоционально не выматывалась. Наверное, сейчас самым лучшим для меня будет повторить пару лекций и пораньше лечь спать. Я тяжело вздохнула, выключила компьютер и отправилась приводить свой план в действие.

Пятница, 11 декабря 2003 г.

Ольга

День прошел спокойно: контрольных работ и зачетов не было, флешку Адам успешно отдал, Тимур не появлялся. Английский язык был последней парой, и после его окончания мы с Идолбаевым в дружелюбном молчании направились к гардеробу. Внезапно я подумала, что сейчас самый подходящий момент выяснить у своего друга то, что интересовало меня со вчерашнего вечера.

— Адам, можно задать тебе нескромный вопрос? — набравшись смелости спросила я.

— Подруга, не пугай меня — шутливым тоном отозвался парень — в прошлый раз, когда ты зада мне такой вопрос, мне пришлось срочно вспомнить о невесте. Что еще случилось?

— Да ничего особенного — улыбнулась я и внимательно вгляделась в его лицо — Расскажи, пожалуйста, что ты написал Маринэ обо мне в своем прошлом письме?

Брови Адама удивленно взлетели вверх, но он тут же смущенно отвел глаза и негромко спросил:

— Зачем тебе это знать?

— Просто мне надо кое-что понять и прояснить для себя один момент. Пожалуйста, ответь на мой вопрос, а я потом отвечу на твой и расскажу, зачем это мне понадобилось.

— Хорошо. Маринэ спросила у меня тоже, что и у тебя: хотела узнать какая ты в моем восприятии и как я к тебе отношусь. Отвечая на ее вопрос, я написал, что у меня еще никогда не было такого друга как ты — проговорил Адам ровным голосом, глядя прямо перед собой — Я рассказал, что очень уважаю тебя за твои личные качества и перечислил какие. Список оказался довольно внушительный, хотя я и не все упомянул. Рассказал, что прислушиваюсь к твоему мнению, так как ты со своей интуицией и наблюдательностью почти никогда не ошибаешься. Так же написал, что полностью доверяю тебе, так как знаю, что могу во всем на тебя положиться, и за все время нашей дружбы ты никогда меня не подводила. Я восхищаюсь твоим умением находить простые решения там, где я их не вижу. В общем, я рассказал ей, что на данный момент ты одна из ближайших моих друзей, мне с тобой легко и приятно общаться, а главное, ты понимаешь меня лучше, чем кто-либо другой — Адам перевел на меня взгляд, и его зеленые глаза опять будто согревали меня теплом изнутри.

От такого обилия комплементов, кровь прилила к моим щекам, в груди стало удивительно тепло и приятно. Зеленые глаза будто заглядывали в самую душу, и я смущенно опустила взгляд.

— Хм, понятно. Знаешь, я рада, что ты так хорошо обо мне думаешь. Могу сказать, что я думаю о тебе практически то же самое. Вот только Маринэ считает, что такой дружбы как у как у нас не бывает. Точнее сказать наша дружба, как она выразилась, «очень странная». Ей показалось, что ты слишком уж лояльно ко мне относишься, и она обратилась ко мне с просьбой временно прервать наше общение, чтобы мы смогли немного отдохнуть друг от друга — я взглянула на Адама, проверяя какую реакцию вызвали у него мои слова. Парень нахмурился, и лицо его приняло суровое выражение, но голос прозвучал почти без эмоций:

— И что ты ответила?

— Пока что я попробовала объяснить ей, что это плохая идея. Пришлось рассказать о наших стычках с Рустамом и Али. Так что если она будет спрашивать об этом — не удивляйся. Еще я постаралась сделать упор на полезности нашего общения для тебя и твоего самоконтроля. В итоге, я вынуждена была вскользь упомянуть о нашем договоре. Не обижайся, но я считаю, что как твоя невеста она имеет право знать, чего можно ожидать от тебя в будущем и к чему ей следует подготовиться. Так же я попыталась объяснить ей, что такие решения нельзя принимать в одностороннем порядке (ведь ты как заинтересованное лицо тоже имеешь право решать как поступить), привела в качестве примера Рустама и Али и посоветовала лично написать тебе на эту тему. Так что, если мне не удалось ее переубедить, вскоре ты получишь письмо с такой же просьбой. Вот об этом я и хотела тебя предупредить.

— Ясно — задумчиво ответил Адам, что-то просчитывая у себя в уме на бешеной скорости — Спасибо за предупреждение. А что ты будешь делать, если она будет настаивать?

— Не знаю — вздохнула я — я пока этот вариант не рассматривала. А ты что предлагаешь?

— Я тоже пока не знаю, но постараюсь что-нибудь придумать — снова сидеть отдельно от тебя, подруга, мне совсем не хочется — криво улыбнулся мой друг.

За время разговора мы как раз подошли к гардеробу. И тут мы нос к носу столкнулись с Тимуром.

— О, привет! — жизнерадостно воскликнул Ибрагимов и обратился ко мне — А я как раз тебя везде ищу! — Затем он перевел взгляд на моего спутника — Здравствуй, Адам. Давно не виделись.

«Ой-ей, плохое начало!» — промелькнуло в моей голове, в то время как я почувствовала, как в моем друге поднимается волна бешенства. Взглянув на него, я убедилась: лицо у него побелело, глаза, разглядывающие Тимура, нехорошо прищурились, а кулаки сжались. Схватив Идолбаева за руку, я негромко, но настойчиво обратилась к нему:

— Адам, не надо. Ты мне обещал. Помнишь?

— Что обещал? — не вовремя полюбопытствовал Тимур. Мы не удостоили его ответом. Несколько секунд ничего не происходило, но затем Адам закрыл глаза и глубоко вздохнул, попытавшись расслабиться. «Уф, пронесло!» — выдохнула я про себя с облегчением. Ибрагимов в это время переводил непонимающий взгляд с меня на Адама и обратно. Решив поскорее разобраться с наболевшими вопросами, я серьезно обратилась к Ибрагимову:

— Тимур, сейчас у тебя есть уникальная возможность поговорить с Адамом. Боюсь, в дальнейшем такой возможности больше не представится. Так что, если хочешь помириться и попросить прощения, то делай это сейчас, а то потом будет поздно.

— Просить прощения? За что? — искренне удивился Ибрагимов — я ему ничего плохого не сделал.

— Не прикидывайся, Ибрагимов, я все знаю — спокойно просветила я парня, а затем мой голос зазвенел от возмущения — это из-за тебя Адам участвовал в том бою и чуть не угодил в больницу, а может что похуже! И мне потом пришлось его лечить. Думаешь, за это не стоит извиняться?

— Ты ей рассказал? — Тимур бросил раздраженный взгляд на Идолбаева, а затем обратился ко мне — Но ведь ничего плохого не случилось. Все живы, здоровы, никто не умер. Так что же теперь зря переживать?

— Видишь, Оль — печально обратился ко мне Адам — он так ничего и не понял! Зря ты пытаешься нас помирить, это бесполезно.

— Подожди — не сдалась я — дай я попробую ему объяснить. Тимур, давай отойдем к окошку на минуту. Адам, а ты пока возьми у гардеробщицы наши куртки, хорошо? — парень хмуро посмотрел на меня, но кивнул.

Отбуксировав Ибрагимова к окну, я не теряя попусту времени, задала ему вопрос сразу в лоб:

— Слушай, неужели не понимаешь как ты его подставил?

— Да что я сделал?! — возмутился тот в ответ — За что вы оба на меня так ополчились? Не знаю, что там тебе Идолбаев понарассказывал, только я своей вины в случившемся не вижу. Я всего лишь попросил его поучаствовать в бою. Разве я виноват, что ему достался сильный соперник? Это лотерея, моей вины здесь нет. К тому же он все равно выиграл. И срубил на этом нехилые деньги, между прочим! Чем он недоволен?!

— Тимур, не все измеряется в деньгах — постаралась я сказать спокойно, хотя внутри вспыхнуло раздражение — слышал же такое выражение «здоровье не купишь»? После этого боя у Адама была серьезная травма живота, не говоря уже о том, что он только чудом остался жив или не стал «овощем» на всю оставшуюся жизнь! Этого можно было бы избежать, если бы не ты со своей настойчивостью. Я знаю, Адам не хотел участвовать — это ты его спровоцировал. Я даже могу предположить каким способом.

— Вот только не надо этого трагизма! — раздраженно ответил парень — кто тебе сказал, что там была угроза жизни? Адам? Ничего такого не было… Ну да, была пара неприятных и опасных моментов, но все же закончилось благополучно, чего же теперь переживать? — упрямо гнул свою линию Ибрагимов — и вряд ли травма живота такая уж серьезная — вон как наш чемпион бодро выглядит. По-моему, Идолбаев навешал тебе лапшу на уши, а ты и поверила.

Я, кажется, начала понимать, почему Адаму так хочется накостылять этому с позволения сказать «другу», даже у меня руки зачесались вбить нужную информацию в его упрямую голову! Справиться с эгоизмом и ослиным упрямством Ибрагимова оказалось не так-то легко. Но внутренний голос подсказывал мне, что помирить их просто необходимо, иначе не видать мне спокойной жизни, как своих ушей. Вздохнув, я предприняла еще одну попытку:

— Вижу, ты все равно не понимаешь. Ладно, попробуем по-другому. Представь себя на месте Адама. У тебя хорошее воображение? Закрой глаза и представь: ты — Адам Идолбаев… Давай, Тимур — поторопила я его — иначе так ничего и не поймешь.

Парень кинул на меня недовольный и одновременно заинтересованный взгляд и молча подчинился.

— Хорошо. Попробую провести тебя его путем с самого начала. Итак, представь, в тот день ты помирился со своей подругой, с которой неделю не разговаривал. Тебе радостно, что снова все как раньше, и вы с удовольствием обсуждаете все накопившиеся за неделю новости. Представил?

— Угу — на лице парня появилась легкая полуулыбка.

— Молодец. Едем дальше. Ты собрался проводить девушку до дома, но тут твой друг присылает тебе смску с просьбой срочно подъехать в одно место по очень важному делу. Как ты поступишь?

— Ну, наверное, позвоню другу и спрошу может ли его важное дело немного подождать.

— Да, не сомневаюсь, ты бы так и поступил. Но не забывай, ты сейчас — Адам Идолбаев, а не Тимур Ибрагимов. Так как ты поступишь, если друг срочно зовет тебя помочь в важном деле?

— А, ну если так, то тогда я извинюсь перед девушкой и поеду к другу.

— Правильно. И вот ты едешь к другу, совершенно не подозревая зачем он тебя позвал при этом, как я уже сказала, ты только сегодня помирился с подругой. О чем будут твои мысли?

— О девушке, конечно! — ответил Тимур с энтузиазмом, а я про себя с удовольствием отметила, что он явно втянулся в мою игру.

— Верно. Итак, ты приезжаешь на место встречи, где друг сообщает тебе, что позвал тебя поучаствовать в боксерском поединке в незнакомом месте с незнакомыми соперниками. Твоя реакция?

— Скажу, что я не готов — парень уже не улыбался, а хмурился.

— Да. Но друг настаивает. Говорит, что ему очень нужна твоя помощь и без тебя он никак не справится. Ты хочешь помочь другу, но понимаешь, что для тебя это слишком опасно. Что ты ответишь?

Ибрагимов помолчал, затем медленно произнес:

— Скажу, что попытаюсь помочь, но не сейчас, а позже, когда буду готов.

— Угу. Однако друг не намерен тебя так просто отпускать. Понимая, что уговоры не работают, он решил тебя разозлить, чтобы ты перестал трезво оценивать ситуацию, и он смог бы уломать тебя на то, что ему надо. И вот он говорит тебе всякие неприятные вещи, ты злишься, но стараешься не реагировать. Однако в какой-то момент другу все-таки удалось задеть тебя за живое. Твои действия?

— Постараюсь доступно объяснить другу как он не прав — хмуро ответил Тимур.

— Все верно. Вот только друг этого и добивался. Он сумел вывести тебя из равновесия, и у тебя отключилось чувство самосохранения. Воспользовавшись этим, друг убедил тебя принять участие в бою. И вот перед тобой стоит твой противник. К тебе вернулось хладнокровие и ты только сейчас понял, во что ввязался. Что ты подумаешь в этот момент о своем друге?

На этот раз молчание длилось намного дольше, но все-таки парень ответил:

— Я подумаю, что когда выберусь отсюда, надаю ему по шее.

— Дальше. Во время боя ты поучаешь очень сильный удар в живот, и у тебя смещаются все внутренние органы. От дикой боли ты едва держишься на ногах, и только чудом тебе удается отклониться от удара, нацеленного в голову, который в самом благоприятном случае надолго обеспечил бы тебе сотрясение мозга. Как бы там ни было, ты используешь все возможности для того, чтобы выбраться из этого поединка живым и попутно почти случайно побеждаешь своего противника. И вот ты после боя чувствуешь себя так, будто тебя трактор переехал. Живот болит со страшной силой, в голове мутится, ноги почти не держат. А твой друг радостно поздравляет тебя с победой, довольно улыбается и считает полученный выигрыш. Что ты в этот момент почувствуешь?

— Не надо дальше. Я все понял — глухо сказал Тимур и открыл глаза. На меня он не смотрел, предпочитая разглядывать носки своих стильных ботинок.

Я посмотрела на Адама, который уже давно бросал хмурые и нетерпеливые взгляды в нашу сторону, и слегка кивнула, показывая, что сейчас подойду.

— И что ты теперь собираешься делать? — поинтересовалась я у Ибрагимова.

— Не знаю — растерянно и грустно ответил тот — мне теперь даже подойти прощения попросить стыдно.

— Да, стыдно — подтвердила я — но все-таки придется. Другой возможности у тебя не будет. Не скрою, Адам, конечно, злится на тебя и не факт, что простит. Но так ты хоть как-то облегчишь свою совесть… Ладно, я не могу здесь за тебя решать. Главное, что ты, наконец, все понял. Я пойду, а то меня там Адам ждет — я сделала шаг по направлению к Идолбаеву, но Тимур вдруг схватил меня за руку.

— Подожди. Пойдем вместе.

— Пойдем. Только без рук — я недовольно покосилась на его ладонь на моем запястье, всей кожей ощущая каким злым взглядом прожигает нас Адам.

— Извини — покаялся Ибрагимов и сразу меня отпустил.

В молчании мы дошли до моего друга, и я, чтобы не мешать парням выяснять отношения, принялась одеваться, краем уха прислушиваясь к их беседе. Сначала между ними царило тяжелое молчание, но все-таки Тимур собрался с духом и выдавил из себя:

— Слушай, друг, прости меня. Я правда не понимал насколько по-свински себя веду, пока твоя подруга мне не объяснила. Это конечно, не оправдание, я понимаю. Наверное, тебе сейчас больше всего на свете хочется отвесить мне хорошего пинка. Теперь я знаю, что вполне его заслужил. Если тебе от этого станет легче, так и сделай. Обещаю, что не буду сопротивляться. Только не злись на меня больше. Ну скажи, что я должен сделать, чтобы ты меня простил?

— Убраться подальше и больше никогда не приближаться к Ольге!! — тут же сурово отчеканил Адам.

— Хорошо, сейчас уйду, не беспокойся. Но тебе не кажется, что Оля сама должна решить, могу я к ней приближаться ли нет? Я уже понял, почему ты с ней подружился: она и вправду необыкновенная. Клянусь тебе, я ничего ей не сделаю, ни один волос не упадет с ее головы по моей вине! Честное слово, Идолбаев, тебе вовсе незачем ее от меня прятать или защищать, я просто хочу с ней подружиться так же как ты, вот и все. Поверь, я никогда ее не обижу и не посмею оскорбить, обещаю!

— Твои обещания гроша ломанного не стоят! — презрительно сузил глаза Адам — не помнишь, что ты обещал мне в прошлый раз, а? Давай, напряги мозги, если они у тебя еще остались.

— Да, помню — Тимур покаянно опустил голову — но как еще мне было до тебя добраться? Ты от нее просто не отходишь. И нигде больше не появляешься. Прости, я поступил не честно, но только потому, что очень хотел помириться с тобой — ведь ты мой лучший друг, почти как брат! У меня просто не было выбора — расстроенно вздохнул Ибрагимов всем своим видом изображая раскаянье. Но Идолбаев не поддался на его уговоры:

— Все сказал? Свободен.

— Да послушай же! — в голосе Тимура на этот раз прозвучало неподдельное отчаянье — Я виноват. Я — эгоист, врун и придурок. Я знаю это. Но и ты это знаешь, я ведь всегда был таким. Раньше же тебе это дружить со мной не мешало! Так что же изменилось теперь? Я понял, что сильно тебя подставил. Но больше этого не повториться, клянусь!! Ну что мне сделать, чтобы ты меня простил?! Хочешь, на колени встану?!! — к моему удивлению и ужасу Адама этот ненормальный и впрямь начал сгибать ноги в коленях, ничуть не волнуясь запачкать свои модные джинсы от какого-то стильного кутюрье о кафель фойе, куда студенты на своей обуви натащили жидкую грязь с улицы.

— Ты что, с ума сошел, придурок?! — зашипел на него Адам, в последний момент хватая за отвороты кожаного пиджака — прекрати немедленно!!!

— Только если ты перестанешь злиться на мое безобразное поведение и дашь мне шанс загладить свою вину — все так же отчаянно попросил Ибрагимов, повиснув на собственном пиджаке в нескольких сантиметрах над полом.

— Ладно, хрен с тобой, шантажист проклятый! По-хорошему, вмазать бы тебе как следует, да место неслишком подходящее! Но не думай, что так легко отделался: я еще посмотрю на твое поведение, и вину свою ты будешь заглаживать очень долго!! Усек?!

— Да! — радостно закивал Тимур, в ту же секунду вскочив на ноги — Как пожелаешь! Спасибо, дружище! — и кинул неуверенный взгляд в мою сторону — А как же Оля? Пожалуйста, Адам, позволь мне куда-нибудь ее сводить. Согласись, она это заслужила уже тем, что открыла мне глаза на мое свинское поведение. Я тебе честное слово даю, что верну твою подругу в целости и сохранности. Разреши, а?

Я затаила дыхание, ожидая его ответа. Адам повернулся ко мне и спросил:

— Ну? Что скажешь на это?

Я робко улыбнулась:

— Друг мой, мы же вчера с тобой все обсудили. Так что мне по-любому придется согласиться. Но не расстраивайся, поблажек я давать ему не буду. Я ведь теперь знаю, что это за фрукт — Идолбаев предупреждающе посмотрел на меня, пришлось уверенно добавить — Не волнуйся, со мной все будет в порядке.

Только тогда парень перевел взгляд на Тимура и с ощутимой угрозой в голосе сказал ему:

— Если я узнаю, что ты причинил ей хоть какой-то вред… Если мне это даже просто покажется, клянусь, ты пожалеешь, что на свет родился, понял?!

— Да понял, понял, не психуй. Она у меня будет в полной безопасности — и тут же обернулся ко мне — Ну что? Когда встретимся?

Я задумчиво посмотрела на потолок:

— Я буду свободна только в выходной. Так что давай в воскресенье.

— Хорошо. Во сколько? И скажи куда мне подъехать — я на машине.

— В полдень у выхода к метро «Коньково». Мне будет так удобнее — быстро сориентировалась я (мне не хотелось, чтобы шустрый Ибрагимов узнал, где я живу). Парни удивленно взглянули на меня, но никак не прокомментировали странный выбор места.

— Идет — согласился Тимур — до воскресенья — и быстрым шагом направился в сторону лестницы.

Адам

Ольга с самого утра была чем-то озабочена и выглядела чересчур задумчиво. Я решил, что это из-за вчерашней нашей размолвки и не стал докучать ей расспросами. Поэтому для меня стало полнейшей неожиданностью, когда она спросила, что я написал о ней в своем письме Маринэ. Раньше она моими письмами невесте не интересовалась, да и сам выбор темы меня смутил.

По правде говоря, у меня все чаще возникала потребность сказать ей что-то приятное и как-то выразить свои чувства, но я стеснялся и давил ее в зародыше. Так что если бы она сама не спросила, я бы никогда не решился сказать ей (пусть в очень завуалированной форме) как я к ней отношусь. А она еще и подогрела мое любопытство, пообещав объяснить потом зачем ей мои признания понадобились.

Рассказать подруге о моем отношении к ней оказалось не таким уж простым делом. Я мог болтать с Олей без умолку о чем угодно, но когда речь зашла о глубоких чувствах, все нужные слова куда-то подевались, а те, что остались, показались какими-то кривыми и неподходящими. На Ольгу я смотреть не мог, поэтому просто представил, что зачитываю ей отрывок из своего письма. Конечно, Оле свое представление я высказал немного не так, как написал Маринэ, но в целом смысл сохранился.

Девушка никак не прокомментировала мои признания. И хорошо! Не представляю, что я стал бы делать, если бы она вдруг начала допытываться, почему я отношусь к ней так, а не иначе. Вместо этого Ольга сразу перешла к делу и огорошила меня крайне неприятной новостью, что моя невестушка все-таки почуяла мое неравнодушное отношение к ней (хотя я почти все мозги сломал, урезая и сокращая свою хвалебную оду в Ольгину честь) и предложила свое решение проблемы.

Странно, что она обратилась с этим к Оле, а не ко мне… Хотя, если подумать, может не так уж и странно. Наверное, не захотела со мной ссориться и понадеялась на Олину женскую солидарность. К тому же, я уже давно заметил, что Соколова как-то незаметно вызывает доверие в людях, и они спешат ей рассказать о своих проблемах или задать мучающие их вопросы в надежде получить дельный совет. Обычно, она их не подводит и действительно советует что-то путное. Вот и меня не подвела. Я был стопроцентно уверен, что Ольгино ответное письмо очень убедительно, грамотно и аргументированно доказывает, почему нам нельзя расставаться. А главное, не вызовет у Маринэ никаких подозрений в наших чисто дружеских отношениях. Вряд ли я смог бы написать лучше, если бы мне, а не Оле пришлось отвечать на просьбу невесты. Так что, можно сказать, мне повезло.

Одно меня радовало: подруга, похоже, также как и я не хочет прекращать наше с ней общение — ведь в противном случае, она бы так не заморачивалась с письменным отказом, а просто поставила меня перед фактом, что мне надо снова пересесть и перестала со мной разговаривать (как было в прошлый раз).

Я все еще обдумывал эту мысль, когда мы вдруг наткнулись на Ибрагимова. Первым моим побуждением было размазать его по стенке. Второе побуждение не слишком отличалось от первого, но к нему дофантазировалась парочка незаметных, но весьма болезненных ударов. Хорошо, что Ольга и на этот раз не сплоховала, быстро сориентировалась и напомнила о нашем вчерашнем разговоре. Усилием воли затолкав поглубже свою злость, я стал наблюдать как девушка пытается пробудить в Ибрагимове несуществующую совесть. Наверное, когда Бог раздавал ее людям, Тимур болтался в другом месте или стоял в очереди за чем-то другим (например, за своим знаменитым обаянием… или за эгоизмом).

Естественно, у Оли не получилось вызвать в моем бывшем друге ни грамма раскаянья, но упорства Соколовой было не занимать, и она решила поубеждать его у окошка с глазу на глаз, попутно сплавив меня к гардеробу за куртками. Мне не очень-то понравилось, что от меня хотят избавиться, и я не услышу, о чем они говорят. Но, поразмыслив, я предоставил девушке возможность самой убедиться в полной непрошибаемости Ибрагимова. Может тогда она откажется с ним встречаться?

Я уже давно взял наши куртки и дожидался Ольгу у скамейки, а она все продолжала что-то втолковывать этому придурку. Правда выглядели они при этом как-то странно: Тимур стоял с закрытыми глазами и почти все время молчал (что совсем на него не похоже), а Оля постоянно говорила и, судя по выражению лица, пыталась у него что-то настойчиво выпытать. Наконец, девушка почувствовала мой нетерпеливый взгляд и посмотрела в мою сторону, слегка кивнув и молча улыбнувшись одними глазами. Что-то уточнив у Ибрагимова, она направилась в мою сторону, когда этот гад вдруг схватил ее за руку! Вся тщательно контролируемая злость вдруг вырвалась наружу, и мне стоило огромных трудов остаться на месте и дождаться когда они сами подойдут, а не броситься им на встречу с совсем недружественными намерениями.

Мое невероятное терпение было вознаграждено: случилось чудо — Ибрагимов извинился!! На моей памяти такое еще ни разу не происходило: Тимур всегда думал только о себе и не считал нужным считаться с чувствами и интересами других. От неожиданности я даже не сразу определился с ответом, но быстро взял в себя в руки: наверняка все это чистой воды притворство, чтобы произвести благоприятное впечатление на Ольгу, которая скромно переодевалась в сторонке и любопытно поглядывала в нашу сторону. Так что я не собрался верить не одному слову этого вруна и подставщика, мечтая только о том, чтобы он ушел раньше, чем моя злость превысит критическую отметку.

Однако то, что он собрался бухаться на колени, вымаливая у меня прощение, поколебало мою уверенность: всем было известно, что Тимур любит стильную и дорогую одежду не меньше девушек и заботится о ней на порядок лучше, чем о последних. Так что его готовность пожертвовать любимыми джинсами меня несказанно удивила и заставила поверить в искренность произносимых им слов. Однако хитрый гад не удовольствовался лишь одним моим прощением и под шумок выторговал себе встречу с Соколовой. Мне очень не хотелось ее с ним отпускать даже в детскую песочницу в соседнем дворе под своим личным наблюдением, что уж говорить об их самостоятельном походе неизвестно куда не предусматривающем моего присутствия! Но у меня не было выбора: Ольга ясно дала понять, что не желает моего вмешательства в ее дела с Тимуром ни в каком виде. Так что мне пришлось стать свидетелем их устной договоренности о встрече. После чего несносный Ибрагимов наконец-то нас покинул и отправился по своим делам.

В молчании мы с Олей вышли за пределы академии. Каждый думал о своем, разговаривать совершенно не хотелось. Я все еще был под впечатлением от того, что этот эгоистичный болван на самом деле извинился передо мной за ту пятницу — я уже потерял всякую надежду дождаться от него хоть какого-то проблеска понимания недетской подставы, что он организовал мне в тот день. Интересно, как моей подруге удалось провернуть с ним такое? Уж не приставила ли она ему свою голову вместо его дрянной кочерыжки, в самом деле? Не сумев сдержать любопытства, я первым нарушил молчание:

— Оль, что ты ему сказала?

— Когда? — отвлеклась от своих мыслей девушка, но тут же догадалась, что меня интересует — А, ты имеешь в виду тогда, у окна? Да ничего особенного. Просто сыграла с ним в игру: предложила ему представить себя в твоей шкуре и заставила почувствовать все, что ты чувствовал в тот день. Я просто подумала, что раз Ибрагимов такой эгоист, понять тебя он сможет, только если сам окажется в подобной ситуации. Как видишь, этот метод отлично сработал — довольно улыбнулась Ольга.

— Да, подруга, ты просто гений! — восхищенно присвистнул я — Как ты до этого додумалась? И, кстати, откуда ты знаешь, что я чувствовал в тот день?

— Ну, додумалась я не сразу — призналась девушка — поначалу я билась лбом о непрошибаемую стену его самомнения и эгоизма и ужасно от этого злилась. Это уже под конец меня осенило, как надо действовать. А твои чувства угадать было не так уж и сложно — я же была с тобой целый день, видела в каком ты настроении и уже достаточно хорошо изучила тебя, чтобы предположить, что ты мог почувствовать дальше. Не скажу, что я со стопроцентной точностью передала все твои ощущения, но, наверное, оказалась не так далека от истины, раз Тимур сумел столь ярко прожить ту пятницу за тебя — уверенно пояснила мне Оля и хитро улыбнулась.

— И часто ты заставляешь людей бывать в чужих шкурах? — полюбопытствовал я, возвращая ей ее же улыбку.

— Нет, сегодня первый раз. Но могу сказать, что постоянно пользуюсь этим методом сама, и он прекрасно помогает мне понять мотивы тех или иных поступков людей. Попробуй как-нибудь при случае — и сам убедишься в его действенности.

Я заинтригованно посмотрел на девушку и кивнул, соглашаясь, что как-нибудь попробую. Тут мы оба обратили внимание, что уже находимся в метро, попрощались и привычно разошлись в разные стороны. А я всю дорогу до дома не мог отделаться от мысли, что Ольга чуть ли не каждый день на моих глазах совершает чудеса и считает это само собой разумеющимся, а мне только и остается, что молча смотреть и удивляться. Хоть бы подучился у нее чему-нибудь, что ли. Может быть и не чувствовал бы себя иногда таким лопухом в ее присутствии. И я решил, что с этого момента буду внимательнее слушать и запоминать, что она рассказывает о своих действиях с людьми и не только с ними. Может если попробовать повторить, то и у меня получится?

Воскресение, 13 декабря 2003 г.

Ольга

Я вышла из автобуса, остановившегося у метро, и огляделась в поисках Тимура. Пока что его поблизости не наблюдалось, и я подошла поближе к входу в метро. Вдруг дверца одной из машин, припаркованных недалеко от остановки, открылась, и оттуда вышел Ибрагимов собственной персоной. Улыбнувшись мне в своей ослепительной манере, он жестом предложил подойти поближе, что я и сделала, попутно отмечая про себя завистливые взгляды, направленные на меня от женщин всех возрастов, которые спешили к метро в этот час. На Тимура они, наоборот, бросали взгляды восхищенные. «Да, красота — страшная сила. За этой безупречной внешностью совсем не видно какой человек скрывается внутри» — отрешенно подумала я.

Тем временем Тимур галантно помог мне сесть на пассажирское сидение, расположенное рядом с водительским, и вскоре тоже занял свое место, присоединившись ко мне. В машине сразу стало как-то тесновато, и я почувствовала себя немного скованно. Кстати, салон внутри автомобиля, да и сам он снаружи выглядели просто шикарно. Даже на мой абсолютно неискушенный в этом вопросе взгляд, иномарка у Ибрагимова была действительно дорогая. И вообще, склонность Тимура к дорогим и стильным вещам сразу бросалась в глаза — достаточно было посмотреть, во что он одет и учуять запах его парфюма.

Пока я оглядывалась, парень вовсю разглядывал меня и первым нарушил молчание:

— Нравится? — спросил он, самодовольно улыбаясь, и явно имея в виду не только свою машину.

— Ничего так, красиво — подтвердила я, но на улыбку его не ответила. Приходилось все время себе напоминать, что красивая вывеска — это еще не самое главное. Я люблю смотреть на что-то красивое — это меня успокаивает. Но раньше я не задумывалась, что и красивого может быть слишком много. Парень окинул меня заинтересованным взглядом и спросил:

— Куда поедем?

Я безразлично пожала плечами:

— Выбор места я оставляю за тобой — это ведь ты меня пригласил. Только у меня есть маленькая просьба: пусть это будет там, где поменьше народу и не очень шумно.

Ибрагимов понимающе улыбнулся мне, что-то прикидывая в уме и ответил:

— Значит, не любишь большие компании? Понятно. Тогда у меня на примете есть одно хорошее место. Тут не далеко — он завел машину и вырулил со стоянки — Оля, а давай по пути ты расскажешь мне о себе. А то как же я смогу компенсировать свой промах и загладить свою вину, если ничего о тебе не знаю?

— Да рассказывать особо нечего — ответила я, чувствуя себя не в своей тарелке и как будто не на своем месте — да и вообще, тебе со мной будет неинтересно. По-моему для этой машины подошла бы совсем другая девушка. Я как-то не вписываюсь в окружающую обстановку.

Ибрагимов так заразительно засмеялся, что я тоже улыбнулась. А отсмеявшись, он сказал:

— Не прибедняйся, ты отлично вписываешься. Посмотри на себя: тебя одеть немножко по-другому — и будешь красавица, глаз не оторвать! Хотя мне и без этого с тобой интересно. По крайней мере, ты не пытаешься сразу же повиснуть у меня на шее словно гиря. Так что будь добра, не стесняйся, расскажи о себе.

— Ну ладно — согласилась я (что греха таить, комплемент на счет красавицы мне понравился) и выдала о себе и своем характере общую информацию. Вот когда мне пригодилась моя переписка с Марине! Если бы не эта небольшая письменная тренировка, мне бы пришлось намного сложнее — тяжело было сосредоточиться и складно что-то рассказывать, когда рядом сидит такой красавец и заинтересованно на тебя поглядывает: в голове сразу все мысли путаются, и мозг начинает отключаться. Наверно, это можно сравнить с компьютерным вирусом: происходит сбой системы и начинается перезагрузка. Явственно представив, как у меня стекленеют глаза, я усмехнулась, оборвав свой рассказ на полуслове.

— Что смешного? — полюбопытствовал Тимур — Почему ты остановилась?

— Знаешь, если хочешь со мной нормально общаться, приглуши свое обаяние. — со сконфуженной улыбкой попросила я — а то из-за него у меня с мозгами что-то не в порядке…

На секунду повисло молчание, а потом парень захохотал так, что я испугалась за нашу сохранность — он же в данный момент вел машину! Когда этот спонтанный приступ смеха прошел, Ибрагимов выдавил из себя, все еще посмеиваясь:

— А ты забавная… Между прочим, ты первая девушка, которая попросила меня об этом, остальные не жаловались. Но я не могу исполнить твою просьбу, обаяние у меня от рождения.

— О, я уверенна, что можешь — возразила я — по-моему, ты очень умело пользуешься всем, что дала тебе природа. Уверенна, ты отлично знаешь, какое сногсшибательное впечатление производишь на женский пол! И наверняка умеешь включать и выключать свое обаяние по своему усмотрению.

Тимур кинул на меня еще один заинтересованный взгляд и, доверительно понизив голос, проговорил:

— Да, ты права, я этим пользуюсь, но управлять не умею. Можно сказать, что оно включено в режиме нон-стоп. Но ради тебя я, так и быть, постараюсь быть чуть менее обаятельным, чем всегда — с этими словами он завернул машину в какой-то переулочек и аккуратно припарковал рядом с большим черным джипом (кажется, так называется эта машина?)

— Все, мы приехали… Тебе помочь выйти, или это будет для тебя уже слишком? — со смешком поинтересовался он, глядя как я пытаюсь открыть дверцу, и явно забавляясь.

— Спасибо, как-нибудь сама справлюсь — пробурчала я, наконец-то справившись с непослушной дверью и выползая из теплого уютного салона на свежий воздух. Обойдя машину со своей стороны, Ибрагимов поставил ее на сигнализацию и предложил проследовать к небольшому кафе с неброской вывеской, расположенному в углу жилой многоэтажки.

— Не смотри, что вывеска такая скромная — предупредил меня Тимур — здесь подают лучший горячий шоколад, который я когда-либо пил. Ты любишь горячий шоколад?

— Честно говоря, не знаю — с сомнением ответила я — если я и пила когда-то его в детстве, то совсем забыла вкус…

— Ну, тогда это самое подходящие место, и чтобы впервые попробовать и чтобы вспомнить — весело подытожил парень, галантно придержав для меня дверь и пропуская вовнутрь уютного помещения.

Внутри оказалось светло, достаточно просторно и действительно тихо. Широкий зал был заставлен аккуратными круглыми столиками со стульями, в конце зала виднелась барная стойка. Откуда-то сверху негромко играла ненавязчивая мелодия. Народу почти не было: лишь девушка у окна читала книгу, и парочка влюбленных целовалась в противоположной части зала, куда неяркий свет с улицы почти не доставал.

Мы с Тимуром тоже выбрали столик у окна, но подальше от девушки, чтобы не мешать ей своим разговором. Как только мы устроились, подошла официантка и приняла наш заказ (две чашки горячего шоколада и пара пирожных с заварным кремом). На цены в этом скромном заведении я старалась не смотреть, чтоб лишний раз себя не шокировать. Я утешалась тем, что раз Тимур здесь раньше бывал, то значит с ценами знаком и для него это не станет неприятным сюрпризом.

— Итак, — прервал молчание Ибрагимов — ты можешь продолжить свой рассказ о себе. Надеюсь, твои мозги уже пришли в порядок? — и весело усмехнулся.

— Почти. По крайней мере, теперь я хоть чуть-чуть соображаю и вижу — твоя очередь рассказывать, а то получится нечестно.

— И что ты хочешь узнать обо мне? — полюбопытствовал парень.

— Ну, для начала расскажи про свое детство, про родных, про то, откуда ты такой взялся. В общем, начни сначала. Можно не с самого рождения, а с того момента как ты себя помнишь — хитро улыбнулась я и приготовилась внимательно слушать.

Тимур уставился на меня во все глаза и удивленно воскликнул:

— Ты что, серьезно?! Кому нужны эти подробности? Если я начну про свое прошлое рассказывать, мы здесь до утра просидим. Я думал, ты спросишь о том, чем я занимаюсь в текущий момент или о моих перспективах на будущее. Обычно девушек именно это интересует…

— Ну что я могу сказать? Значит, этих девушек интересовал только твой внешний мир и то, что они могут из него получить — констатировала я и прямо посмотрела в красивые голубые глаза — А я хочу понять какой ты на самом деле. Без знания твоего прошлого это будет сделать затруднительно. Так что я внимательно тебя слушаю.

— Зачем тебе это? — настороженно спросил парень, и его красивое лицо приняло замкнутое выражение.

— О, не беспокойся, никаких особых целей я не преследую. Просто хочу решить для себя, стоит ли тебе доверять или нет — мило улыбнулась я — даже могу пообещать (если хочешь), что дальше этого кафе информация не уйдет.

Ибрагимов испытывающе вгляделся мне в глаза и, поняв, что я не вру, ощутимо расслабился:

— Тогда ладно. Родился я в Чечне — начал Тимур и задорно улыбнулся, услышав, как забавно прозвучала эта фраза — Но прожил там недолго. Отец с матерью развелись, когда мне было около трех лет. Она переехала сюда, к своим дальним родственникам, забрав меня с собой. Тут я и прожил все свое детство и почти всю юность. Жили мы бедно. Мама много работала, чтобы меня прокормить и обеспечить мне достойное будущее, за что я ей очень благодарен. Но на нормальную жизнь все равно не хватало.

Когда мне исполнилось шестнадцать, внезапно объявился отец и, продемонстрировав насколько он обеспеченный, предложил маме забрать меня с собой, чтобы дать мне возможность найти свое место в жизни. Моя мама — умная женщина. Теперь я понимаю, что она не очень-то хотела меня отпускать, но, не смотря на это, она предоставила мне выбор самому решить, как поступить и тем самым навсегда заслужила мое уважение. В то время я выбрал уехать с отцом, но с мамой продолжал поддерживать теплые отношения.

После развода он занялся каким-то прибыльным бизнесом и действительно разбогател. Приобрел шикарную квартиру в центре нашей столицы, обставил ее дорогими вещами и постоянно сорил деньгами направо и налево. За те два с половиной года, что я у него прожил, я очень многому у него научился. В том числе и обращению с противоположным полом. Надо сказать, что внешняя красота мне досталась от матери, но обаяние я унаследовал от отца. И отсутствие красоты ему нисколько не мешало водить в нашу квартиру новых женщин почти каждую неделю. Правда, долго они у него не задерживались — у отца в повседневной жизни несносный характер, только моя мама — терпеливейшая из всех женщин мира — смогла выдержать его целых три года.

Мы с отцом жили припеваючи до тех пор, пока одна из его очередных пассий не решила закрутить роман со мной, а не с ним. К тому времени я уже прошел подростковый возраст, и женщины все больше стали обращать на меня внимание (иногда совершенно мне ненужное). Я не хотел ссориться с отцом, тем более из-за женщины, и понял, что настала пора съехать с его квартиры. И я решил вернуться в Москву, так как поскольку я провел здесь почти всю сознательную жизнь, она стала для меня большей родиной, чем Чечня. И знаешь, я не пожалел о своем решении: здесь все мне намного привычнее и проще, чем там, где я родился. К тому же мама очень обрадовалась моему возвращению.

Отец не стал докапываться, почему я вдруг решил уехать (может быть сам догадался, а может та болтливая тетка что-то ему наплела, когда он выставлял ее за дверь), но, надо отдать ему должное, он не отпустил меня с пустыми руками: открыл здесь счет в банке на мое имя, однако пользоваться я могу им весьма ограниченно. Поэтому мы с мамой уже не живем так бедно как раньше, но и сорить деньгами как отец, мы не можем себе позволить. Раз в полгода он приезжает меня проведать и всегда с дорогими подарками. Кстати, машина — это его подарок на мой прошлый день рождения. Я тоже навещаю его на каникулах. Так что в целом, у меня с предками все в порядке.

Когда я вернулся, то толком не мог решить, чем заняться, пока один мой приятель не надумал поступать в нашу замечательную академию. Он в шутку предложил составить ему компанию, а я воспринял это предложение всерьез. И так уж вышло, что я поступил, а мой приятель тоже поступил, но только на следующий год — теперь он учится на втором курсе.

Вот такая у меня история — парень криво улыбнулся и сразу спросил — Ну и каков твой вердикт? Стоит ли мне доверять?

Я помолчала, обдумывая услышанное и стараясь прислушаться к внутренним ощущениям. Внутренний голос подсказывал, что сейчас Тимур был честен как, возможно, никогда и поведал о себе всю правду без прикрас. Но из этого вовсе не следовало, что такая честность ему свойственна. И рассказ о прошлом это явно подтверждал: отец оказал на него, несомненно, плохое влияние, перечеркнув все то хорошее, что, вероятно, годами воспитывала в нем мать. Но не могло же это хорошее бесследно исчезнуть? Может быть, если сейчас оказать ему немного дружеского участия и слегка направить в нужную сторону, из него еще может получиться что-то путное? Моя интуиция в этот раз посылала какие-то расплывчатые сигналы, которые под пристальным наблюдением со стороны Ибрагимова мне никак не удавалось достоверно расшифровать. Поэтому я ответила довольно уклончиво, но честно:

— Тимур, я верю, что ты сейчас рассказал мне правду. И я благодарю тебя за откровенность. Но события в твоем прошлом и твои нынешние поступки говорят о том, что ты далеко не всегда прислушиваешься к своей совести. Поэтому я пока не могу решить как надо к тебе относиться, чтобы не быть обманутой. Думаю, мое доверие или его отсутствие зависит от твоих дальнейших действий. Понятно?

Парень серьезно кивнул:

— Что ж, по крайней мере, честно. Я это учту — и сразу сменил тему — ну а теперь ты мне расскажи про свое прошлое. Мне тоже интересно понять, откуда ты такая взялась.

— О, мое прошлое вовсе не такое интересное как у тебя. Мои родители развелись, когда мне было десять, но остались хорошими друзьями и до сих пор поддерживают теплые отношения. Папа часто бывает у нас в гостях со своей новой женой (между прочим, приятная женщина). Еще вместе с нами живут мамины родители и моя младшая сестра. Все мы живем дружно и практически никогда не ссоримся, а если возникают споры — не кричим, а пытаемся найти разумный компромисс. Вот в такой дружественной обстановке я жила и, наверное, поэтому выросла такая спокойная — улыбнулась я парню — Ну, что еще рассказать? Уже тогда я не любила шумные компании и у меня, поэтому всегда, с самого детского сада, было очень мало друзей. В школе я хорошо училась. Параллельно, с третьего класса, я ходила в музыкальную школу, поэтому свободного времени практически не было. Приходилось успевать на занятия и там и там, да еще и выполнять домашние задания. Зато потом, когда я закончила музыкалку, учеба в старших классах и институте показалась мне легким занятием, и было не совсем понятно, почему остальные стонут и жалуются, как сильно их загружают. Вот такое детство у меня было.

— Так значит, ты умеешь играть на каком-то музыкальном инструменте. На каком, если не секрет? — голубые глаза Тимура блестели от любопытства.

— Немного играла раньше на фортепиано, но сейчас, спустя пять лет, почти все забыла. Это был у меня непрофильный предмет. Я специализировалась на пении. Пела в хоре. Мы даже пару раз заняли призовые места в каких-то конкурсах. Но выступать на сцене я не люблю. Всеобщее внимание меня утомляет.

— Как интересно! Значит, ты умеешь петь. А спой что-нибудь сейчас — заинтригованно попросил Ибрагимов.

— Здесь?! — ужаснулась я (к этому моменту народу в кафе заметно прибавилось) — Нет, не буду, слишком много лишних ушей. К тому же я давно не пела и наверняка сейчас не в голосе.

— Да ладно тебе, не прибедняйся! Спой тихонечко, в полголоса… ну пожалуйста! Мне так любопытно послушать как ты поешь — принялся уговаривать меня парень, настойчиво заглядывая в глаза.

— Нет, Тимур. Ты не понимаешь. Если я спою сейчас, ты очень разочаруешься. Голос надо поддерживать в постоянной форме. Это как в спорте — голосовые связки надо все время тренировать, иначе голос теряет силу. А я уже пять лет не пела. О какой форме может идти речь? Так что нет, я петь не буду, даже не проси.

— Жаль, — Ибрагимов разочарованно вздохнул — зря ты отказываешься, Оля. Я в пении не слишком разбираюсь и не стал бы придираться… Ну что, может еще что-нибудь закажем? — к тому времени мы давно успели выпить свой шоколад и съесть пирожные.

— А сколько времени? Давно мы тут сидим? — полюбопытствовала я.

— Сейчас три часа пятнадцать минут — ответил парень взглянув на свои стильные часы, красовавшиеся у него на запястье — значит, где-то часа два уже сидим.

— Ой! Как незаметно время пролетело. Мне казалось, что мы тут не больше получаса… Слушай, Тимур, извини, но я как-то не планировала растягивать нашу встречу на целый день. У меня еще дома есть дела, которые нужно успеть сделать именно сегодня, потому что это единственный выходной… Пожалуйста, отвези меня обратно.

Ибрагимов расстроенно посмотрел на меня, но спорить не стал:

— Хорошо, сейчас отвезу, но при одном условии — он отвлекся, подзывая официантку и прося у нее счет, а затем снова сосредоточился на мне — Обещай, что это не последняя наша встреча. Давай на следующей неделе сходим куда-нибудь еще, а?

— Зачем? — удивилась я и послала ему саркастическую улыбку — ты же уже вроде загладил наше неудачное знакомство. И с Адамом помирился. Больше нет никаких причин меня задабривать, ведь так?

— Вообще-то есть — Тимур улыбнулся мне в ответ, снова ослепляя своим обаянием — Мне очень понравилась эта встреча и я хочу ее повторить. Оля, ты очень необычная девушка, с тобой интересно разговаривать. Теперь я понимаю, почему Адам так над тобой трясется и не отпускает от себя ни на шаг: боится, что я тебя переманю. Но я тоже хочу с тобой подружиться, не все же одному Идолбаеву должно так везти! Прошу, не лишай меня этой возможности. Вот увидишь, я тоже могу стать хорошим другом!

«Вот оно, то, о чем Адам меня предупреждал!» — тревожно промелькнуло в моей голове — «Похоже, Тимур и впрямь мной заинтересовался… Только этого мне не хватало!» Не хотелось бы, чтобы и во всем остальном мой друг оказался прав. Но с другой стороны, я же обещала отнестись к Ибрагимову непредвзято, а если смотреть объективно, Тимур вовсе не выглядит таким уж чудовищем, как его представил Идолбаев. Он просто потерял правильные ориентиры в жизни и, видимо, поэтому неосознанно стремится быть поближе к таким людям как Адам или я, у которых с этим все в порядке. Не по-человечески будет отказать ему в этом стремлении. Как же поступить?..

Парень устал ждать, когда же я отвечу, и будто отвечая на мои мысли, напомнил мне:

— Ты же обещала дать мне шанс.

— Тимур, — осторожно сказала я — я ведь тебя совсем не знаю. А то, что успела увидеть своими глазами или слышала от Адама, говорит вовсе не в твою пользу. Конечно, я могу попробовать стать тебе другом, потому что действительно обещала дать тебе шанс, но и ты должен пообещать мне, что наши отношения не будут выходить за рамки чисто дружеских. Понимаешь, о чем я говорю? — парень серьезно кивнул, и я продолжила — К тому же должна тебя предупредить: Адам, когда узнает о нашей дружбе, вовсе не обрадуется. Он считает, что ты не умеешь дружить с девушками, а только лишь используешь их для своих целей. И из-за меня вы опять можете крупно поссориться. Так что подумай еще раз, а оно тебе надо?

— Да. — твердо ответил Тимур, и голубые глаза решительно сверкнули — Адам, конечно, взбесится, тут ты права. Не знаю почему, но он слишком уж тебя опекает — чуть на части меня не разорвал, когда я в разговоре шутя упомянул, что тоже не прочь с тобой познакомиться. Но я готов рискнуть и нарушить наше перемирие, лишь бы иметь возможность с тобой общаться и также свободно, как сейчас, разговаривать по душам. К сожалению, с другими девушками у меня так не получается: наверное, ты опять угадала, им нужен только стильно упакованный красивый мальчик, и мой внутренний мир их не интересует. А я давно хотел, чтобы у меня была настоящая подруга, которая выслушает, поймет, поддержит в нужную минуту и честно скажет, где я не прав, а не будет льстиво улыбаться и нагло врать в лицо, лишь бы не потерять мое расположение. Мне нужна такая как ты. И я ни за что не откажусь от этой возможности. Так что я думаю, когда Идолбаев убедится, что я не причиню тебе вреда, он успокоится.

— Ну что ж, раз так — давай попробуем — вздохнула я, понимая, как непросто мне будет объяснить Адаму свое согласие — куда пойдем?

Парень радостно просиял и ответил с легкой усмешкой:

— Вообще-то это я хотел у тебя спросить. Раз ты не любишь шумные компании, я так понимаю, всякие клубы и дискотеки отпадают? Вот я и хочу узнать, куда бы ты хотела сходить со мной?

— Ну даже не знаю. Сомневаюсь, что смогу выбрать такое место, чтобы нам обоим было интересно.

— А ты на меня не оглядывайся. Выбери, что тебе по душе, а я схожу с тобой за компанию — глядишь, узнаю что-то новое — подбодрил меня Тимур. Тут мне в голову пришла необычная идея, и я неуверенно предложила:

— Может, сходим в дельфинарий? Мне всегда хотелось там побывать, но как-то все не получалось.

— Дельфинарий? Отлично придумано! — одобрил Ибрагимов — Я тоже там еще не бывал, так что будет любопытно. Когда пойдем?

— Давай в следующие воскресение, а то среди недели мне на всякие мероприятия, не связанные с учебой, выбираться неудобно — попросила я, искренне надеясь, что он не станет как Адам допытываться, почему я так ограничена в свободном времени. Но парень, похоже, так обрадовался моему согласию пойти с ним куда-нибудь еще, что даже не подумал об этом спрашивать:

— Договорились. Тогда я узнаю расписание работы дельфинария, позвоню тебе, и мы условимся, во сколько мне за тобой подъехать. Идет? Только мне нужен твой номер телефона.

— Хорошо — утвердительно кивнула я.

Мы обменялись телефонами и покинули гостеприимное кафе. Потом Тимур довез меня до метро и с любопытством спросил:

— Тебя здесь высаживать или ты назовешь какое-то другое место?

Поразмыслив, я решила, что не будет особого вреда, если он довезет меня до нужной остановки вместо моего автобуса (тем более, что мой дом от остановки все равно не виден), поэтому ответила:

— Поезжай прямо, я скажу куда свернуть.

Парень бросил на меня заинтригованный взгляд, но молча подчинился и, под моим чутким руководством, за десять минут домчал меня до нужного места. Расстались мы весьма довольные друг другом и нашей встречей. И проследив, как дорогая иномарка уезжает в обратную сторону, я умиротворенно побрела домой.

Среда, 16 декабря 2003 г.

Адам

Только что закончились основы бухучета, и мы с Олей засобирались домой. Внезапно в аудиторию вошли Марьям с Хадижат и целенаправленно двинулись в нашу сторону.

— Привет! — поздоровалась Марьям — У тебя это последняя пара? Хорошо, что мы тебя отыскали. Вот, возьми — с этими словами она протянула мне флешку. Я обрадовался: с тех пор как в прошлую пятницу я отдал ее подружкам, Маринэ не подавала признаков жизни, и мы с Олей уже не знали, что и думать.

— Спасибо — поблагодарил я и с любопытством спросил — А ты не знаешь, почему так долго не было ответа?

— Нет — недовольно пробурчала вместо Марьям Хадижат — наше дело маленькое: получили письмо, передали — вот и все, подробностями мы не интересуемся. Совсем Маринэ совесть потеряла, вместо курьеров нас использует.

— Так вы же сами предложили — удивился я на ее нелогичное с моей точки зрения возмущение.

— Да, предложили — подтвердила Марьям — и дальше будем помогать. Но, честно говоря, мы не думали, что все это затянется так надолго…

— Что ж нам теперь все оставшиеся два года вашу почту разносить? Мы в почтальоны не нанимались — поддержала ее Хадижат.

— А от меня-то вы что хотите? — нахмурился я.

— Да ничего такого мы не хотим — пошла на попятную Марьям — не обращай на Хадижат внимания, она с утра в плохом настроении — последняя кинула на подругу недовольный взгляд, но промолчала — Ладно, раз мы свою миссию выполнили, мы пойдем. Пока — и подружки, синхронно развернувшись в сторону выхода, покинули аудиторию.

Вскоре и мы с Олей последовали их примеру. Я внимательно посмотрел на Соколову: в последние три дня мы мало разговаривали, но нам это и не требовалось — для комфортного состояния достаточно было находиться поблизости друг от друга. Что мне сразу в Ольге понравилось — так это то, что она не была трещоткой: всегда говорила только по делу, а если нечего было сказать — молчала. И это молчание вовсе не вызывало напряжения. С другими девушками все было наоборот: у них либо рот не закрывался, так что через полчаса их бестолковой болтовни начинала раскалываться голова, либо из них слова невозможно было вытянуть и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы разрядить напряженную атмосферу.

Да, молчать с Олей было приятно, но сейчас у меня было, что ей сказать:

— Оль, должен тебя предупредить, я не буду появляться в академии до понедельника. И телефон мой будет отключен. Так что ты не волнуйся, со мной ничего не случилось, это в порядке вещей.

— Почему? — синие глаза девушки удивленно расширились.

— Да просто я с тренером еду на три дня на спортивные сборы в Екатеринбург. Вернусь только в воскресенье. На сборах обычно у нас бывают усиленные тренировки, так что нам становится не до разговоров и большинство спортсменов предпочитают оставлять телефон дома, чтобы в суматохе его не посеять. А тем, кто так не делает, «помогают» тренеры, которые забирают телефоны на временное хранение, чтобы подопечные не отвлекались на всякую ерунду. Так что я в ближайшие три дня буду недоступен.

— Понятно — озабоченно нахмурилась девушка — ну что ж, желаю тебе удачно съездить. Позвонишь мне, когда вернешься?

— Конечно, позвоню — тепло улыбнулся я ей, радуясь в душе, что она сама это предложила. А затем задал давно мучавший меня вопрос — ты в эти дни планируешь встречаться с Ибрагимовым?

Ольга кинула на меня настороженно-виноватый взгляд:

— Да, мы в воскресенье договорились сходить в дельфинарий.

— Куда?! — изумился я — вот уж не думал, что Ибрагимов интересуется дельфинами…

— Это не он, а я дельфинами интересуюсь. Он просто предложил сходить, куда мне захочется, вот мне и вспомнилось вдруг, что я всегда мечтала там побывать, только времени не было.

— А, тогда понятно — облегченно выдохнул я — а то уж я было удивился, с чего это Тимур решил резко переквалифицироваться в зоологи и потащил тебя на встречу с рыбами? Обычно он предпочитает водить девушек на дискотеки и в модные клубы, ну, на худой конец, в приличные рестораны. А тут дельфинарий…

Оля заулыбалась и мягко поправила меня:

— Вообще-то дельфины не рыбы, а млекопитающие. То есть они относятся к тому же виду, что и мы, только живут под водой. Ко всему прочему, для животных у них очень развито мышление. Есть даже версия, что на нашей планете это еще одна раса разумных существ, просто мы с ними не умеем общаться и, в силу различных условий проживания, почти не пересекаемся.

— Какая ты умная, столько всего знаешь, прямо хоть сейчас на обложку журнала «юный натуралист»! — с лукавой улыбкой подразнил я девушку, скрывая восхищение ее образованностью в совершенно различных, никак не связанных друг с другом областях.

Оля засмеялась, и я порадовался, что удалось ее рассмешить: я так любил ее смех. Мое прекрасное настроение портило только одно: что она пойдет в этот дельфинарий с Ибрагимовым. Вообще-то я уже давно хотел ее расспросить, что у нее с Тимуром происходит, но видно было, что Ольга не хочет разговаривать на эту тему — когда в понедельник я попробовал узнать, как прошла их воскресная встреча, девушка отвечала лаконично и уклончиво. Это меня ужасно бесило. По правде говоря, я все воскресенье был в дурном настроении и не находил себе места от ревности, но лучше съем свои носки, чем покажу это Ольге! Поэтому я решил не обострять ситуацию и не упоминать в разговорах имя Тимура. Но сейчас я не мог спокойно уехать, не убедившись предварительно, что ей ничего не угрожает, поэтому все-таки решился спросить:

— Оль, как Ибрагимов себя ведет? Он к тебе не пристает?

Соколова серьезно посмотрела на меня и твердо ответила:

— Нет, Адам. Ты зря беспокоишься, мы обо всем договорились: он будет относиться ко мне также как и ты — просто как к другу.

«Нет уж, дорогая моя, он может относиться к тебе как угодно, но только не так как я!» — мысленно возразил я Оле, а вслух скептично хмыкнул:

— Ну-ну, поживем — увидим. — Но весь мой скептицизм быстро испарился, вытесненный тревогой за эту чересчур доверчивую девушку — Оля, прошу тебя, будь с ним осторожна. Пойми меня правильно: я буду на сборах и не смогу ничем тебе помочь в случае надобности, а Ибрагимову об этом прекрасно известно — мы же вместе тренируемся. Просто в этот раз тренер взял на сборы не всех, поэтому я еду, а Тимур остается в Москве. Так что он знает, что на три дня ты будешь без моего присмотра, и наверняка попытается этим как-то воспользоваться.

Но упрямая девушка не вняла моему предупреждению и хмуро сказала:

— Адам, хватит. Тимур ничего мне не сделает. Он вовсе не такой невменяемый, как ты думаешь. Надо просто найти к нему правильный подход. И давай больше не будем об этом.

— Как скажешь — сдался я, ничуть не успокоенный ее уверенным тоном, но послушно перевел разговор на другую тему — Если на флешке окажется для тебя письмо, я тебе сегодня его перешлю. Только, думаю, с ответом ты можешь не торопиться. Все равно раньше понедельника я не смогу флешку передать.

— Хорошо, договорились — Оля сразу повеселела и всю оставшуюся дорогу до метро мы болтали о ничего не значащих пустяках.

Но когда мы спустились в подземку, лицо девушки вдруг погрустнело. Я спросил, в чем дело, а она попыталась улыбнуться и отмахнуться в ответ, но улыбка тоже вышла грустной, и ей пришлось признаться:

— Просто я подумала, что не увижу тебя теперь целых три дня. Даже четыре, если воскресенье считать. Мне как-то непривычно — смущенно улыбнулась Ольга.

От этого признания у меня все внутри перевернулось, я сам не заметил, как ее обнял (хоть и обещал себе больше так не делать) и прошептал ей на ушко:

— Я тоже буду скучать. Но это же не навсегда, я скоро вернусь.

На секунду Ольга замерла, как и в прошлый раз, а потом вдруг несмело обняла меня в ответ, прошептав едва слышно:

— Будь осторожен, хорошо?

— Обещаю — откликнулся я, чувствуя, будто за спиной у меня растут крылья.

Я бы мог так простоять целую вечность, до того мне было приятно ее обнимать, но девушка пошевелилась, отпуская меня и я был вынужден выпустить ее в ответ. Кивнув ей на прощание, я пошел в свою сторону, чувствуя, как меня переполняют такие яркие эмоции и ощущения, которые я никогда раньше не испытывал. Всю дорогу до дома я мог думать только о том, что если на меня так подействовало простое объятие, то что бы я почувствовал, если бы мог неограниченно к ней прикасаться? Эта дурацкая мысль засела в моем мозгу и упрямо не желала покидать мою глупую голову до тех пор, пока я наконец-то не стал складывать вещи в дорогу (мы с тренером вечером встречались на вокзале) и не вынужден был собрать мозги в кучу, чтобы ничего не забыть.

Воскресенье, 20 декабря 2003 г.

Ольга

Адам оказался прав в том, что Тимур воспользуется его отсутствием: весь остаток учебной недели Ибрагимов находил меня на переменах и болтал со мной на разные темы, тем самым скрашивая мое одиночество (хвала Небесам, по-моему, у меня уже получалось не становится куклой со стеклянными глазами каждый раз, когда он мне улыбался — видимо привыкла к его красивой внешности). Я усмехнулась, вспомнив какой ажиотаж среди наших однокурсниц вызывало каждое его появление (Тимур учился на другом факультете и собирался стать финансистом, так что наши девушки ранее с ним не сталкивались). Я изрядно повеселилась в душе, наблюдая, как студентки всего нашего потока пытаются всеми способами привлечь его внимание, но безрезультатно. Мои одногруппницы на правах наиболее близко знакомых со мной девушек, сразу попытались выяснить у меня, что за красавец рядом со мной ошивается, в каких он со мной отношениях, а также не познакомлю ли я их с ним. Но мне не хотелось играть в эти игры, поэтому на все вопросы я лаконично и сдержанно отвечала, что Тимур — друг Адама, мы почти не знакомы, и он просто на всякий случай приглядывает за мной, пока Идолбаев не вернется.

Надо отдать парню должное — он отлично справлялся с ролью друга и развлекал меня как только мог. Я, честно говоря, была ему за это благодарна, без него мне было бы совсем тоскливо. Я скучала по Адаму сильнее, чем могла предположить. Оказалось, что я так привыкла к его постоянному присутствию, молчаливой поддержке и дружескому подтруниванию, что сейчас чувствовала себя какой-то беззащитной и покинутой. Это стало для меня неожиданностью: я думала, что если вдруг Идолбаеву вздумается от меня куда-то пересесть, я спокойно это переживу, вернусь к прежнему привычному стилю жизни и все пойдет по-старому. Но, кажется, это уже было мне недоступно — я успела измениться и по-старому жить не могла и не хотела.

Тут мне вспомнилось объятие, которое Адам подарил мне на прощание перед своим отъездом. Сначала я замерла от неожиданности, почувствовав его так близко рядом с собой и ощущая, как его энергия окутывает меня словно большим теплым одеялом. А потом, поддавшись порыву, обняла его в ответ, и тут случилось необыкновенное: я явственно ощутила, как наши ауры начали переплетаться и сливаться между собой, проникая друг в друга и становясь единым целым. Ощущение единства было таким приятным, что казалось волшебством, и так не хотелось, чтобы оно заканчивалось! Но это было только начало: следом на меня неожиданно нахлынули чувства и эмоции Адама — они были такие яркие и сильные, что я испугалась и разорвала наше объятие, стараясь не задумываться о том, почему он испытывает такие чувства ко мне. Но все последние дни я только и делала, что мысленно возвращалась к этому объятию и пыталась понять, что все это значит.

А сегодня Адам возвращался в Москву, и с самого утра во мне тихо пела радость от того, что скоро разлука закончится и не придется больше чувствовать странную разделенность, как будто одна моя часть здесь, а другая — уехала с моим другом в Екатеринбург. Еще я радовалась тому, что день обещал пролететь незаметно благодаря совместному походу с Ибрагимовым в дельфинарий.

Парень, как мы и договаривались, забрал меня с автобусной остановки, на которой высадил в прошлый раз, ровно в десять утра. Доехав практически без пробок до нужного места, мы весело влились в галдящую толпу детей и их родителей, собирающихся посмотреть представление с дельфинами и другими морскими животными (касатками, морскими котиками, тюленями), которое в этот час было организовано руководством дельфинария для посетителей.

Представление было замечательным: дельфины выделывали такие трюки и синхронные номера, что я восторгалась, веселилась и хлопала в ладоши не меньше, чем дети на соседних сидениях. Я и сама ощутила себя семилетней девочкой, напрочь забыв и о своем истинном возрасте, и о том, что рядом сидит красивый парень и наблюдает за мной. Об Ибрагимове я вспомнила только тогда, когда представление уже закончилось, и Тимур принялся беззлобно подтрунивать надо мной:

— Чего теперь желает маленькая принцесса? Может сахарной ваты или мороженое в вафельном стаканчике?

— Нет, принцесса желает сфотографироваться с дельфином на память, как вон та толпа детей — смеясь ответила я, у меня было прекрасное настроение.

— Что ж, желание прекрасной леди — закон для меня — картинно поклонился Тимур, стараясь сохранить серьезное выражение лица, но безуспешно: уж очень веселая атмосфера царила в дельфинарии и, наверное, я в этот момент выглядела крайне забавно.

Мы пристроились в конец очереди на фотографирование. Ради торжественного момента один из дрессировщиков (высокий светловолосый мужчина лет тридцати пяти)сделал одному из дельфинов команду выпрыгнуть из бассейна на кафельный пол. Темноволосая кудрявая девушка (вторая дрессировщица) помогла дельфину поудобнее устроиться на полу. Рядом суетился фотограф, устанавливая и настраивая свое оборудование.

Очередь быстро двигалась вперед, и вскоре я оказалась достаточно близко к дельфину, чтобы получше его рассмотреть. Мне все здесь так нравилось, что я на автопилоте послала дельфину мысленную волну симпатии и восхищения, подумав что-то вроде «привет, Друг!». Внезапно дельфин зашевелился, посмотрел на меня одним глазом, и я почувствовала от него ответную волну приветствия. От неожиданности я чуть не споткнулась и помотала головой, отгоняя наваждение. Тимур, наверное, заметил, как вытянулось у меня лицо, и с тревогой спросил:

— Оль, в чем дело?

— Ни в чем. Не обращай внимания, показалось, наверное.

Однако я все равно повнимательнее пригляделась к дельфину и мне вдруг почудилось, что он очень устал или болен или и то и другое, до того дискомфортно вдруг стало на душе. Очередь все двигалась, и вскоре настала пора и мне фотографироваться. Фотограф попросил меня, как и других детей до этого, присесть рядом с дельфином и положить на него руку в дружеском жесте. Я так и сделала, удивляясь про себя, насколько гладко-бархатистой оказалась наощупь кожа дельфина, хотя на первый взгляд выглядела холодной и скользкой.

Дельфин вдруг зашевелился под моей рукой, и темноволосая девушка принялась его поливать, успокаивая тихим голосом:

— Тише, тише, Антон, скоро все закончится.

Вдруг на меня накатила волна боли и отчаянья, прилетевшая от дельфина и меня накрыл его мысленный стон «Помоги, человек!». Я от внезапности происходящего чуть не растянулась на полу рядом с дельфином. Ощущение было настолько ярким и реальным, что его невозможно было уже так просто проигнорировать: эта мольба о помощи перевернула мне всю душу. Подскочив как ошпаренная, я обратилась к дрессировщикам:

— Этому дельфину очень плохо, ему больно! Сделайте что-нибудь!

На секунду воцарилась тишина, а потом фотограф засмеялся, и люди вокруг тоже заулыбались. Все, кроме дрессировщиков — они нахмурились и переглянулись. Тимур непонимающе косился на меня и наверняка подумал в этот момент, что я чокнутая. А дельфин смотрел на меня умоляющим взглядом, и я продолжала чувствовать как ему тяжело и трудно лежать здесь на потеху людям. Я предприняла еще одну попытку достучаться до местного персонала:

— Пожалуйста, поверьте, я не вру. Ему правда плохо. Надо как-то ему помочь.

Темноволосая девушка сделал шаг вперед и настороженно спросила:

— Откуда вы знаете?

— Оль, пойдем, — вмешался Тимур — тебе надо на свежий воздух.

Но я его проигнорировала и растерянно обратилась к девушке:

— Я не знаю. Не понимаю как это произошло… Но, по-моему, он сам мне сказал…

Брови девушки удивленно взметнулись вверх, все вокруг засмеялись, а фотограф недовольно пробурчал:

— Девушка, если вы не хотите фотографироваться, то отойдите! Вы задерживаете очередь.

Мне стало ужасно стыдно и неловко, фотографироваться совершенно расхотелось, и я бы в ту же секунду покинула это сборище бесчувственных людей, но не могла просто так бросить бедного дельфина. Присев перед ним на корточки, и постаравшись выкинуть из головы и фотографа и окружающую меня толпу народу, я приложила к страдающему животному обе ладони и послала ему эмоциональную волну сострадания и сожаления с мысленным извинением «Прости, они не верят мне. Я очень хочу тебе помочь и помогла бы, но не знаю как…».

Бедняга-дельфин закрыл глаза и опустил голову ниже, видимо смирившись со своей участью. Мне стало так жалко его, прямо до слез, что я вскочила на ноги и бросилась к выходу, чтобы не расплакаться при всем честном народе. Так паршиво на душе мне еще никогда не было. Я слышала, что Ибрагимов пристроился рядом с мной, но не обращала на него внимания. Вдруг сзади послышался окрик темноволосой дрессировщицы:

— Девушка, подождите! — Я обернулась и увидела, что она нас догоняет — пожалуйста, не уходите. Я вам верю. Вы не могли бы задержаться минут на двадцать пока все не разойдутся? Нам надо с вам поговорить.

— Хорошо — согласилась я, глубоко дыша и стараясь сдержать слезы — только я обратно не пойду…

— И не нужно — успокаивающе заглянула мне в глаза дрессировщица — я провожу вас в подсобное помещение. Там никого нет и можно спокойно дождаться пока посетители уйдут. Пойдемте?

Я кивнула, и мы все втроем свернули куда-то в боковой коридор, который оканчивался пластиковой дверью с табличкой «только для персонала». Толкнув ее, девушка вошла и пропустила нас внутрь.

— Это наша комната отдыха — просветила она нас — Располагайтесь как вам удобно. А мы с напарником скоро подойдем. Кстати, меня зовут Маша. А вас?

— Ольга — ответила я.

— Тимур — представился Ибрагимов.

— Вот и познакомились — мягко улыбнулась девушка — ну, я побежала, а то боюсь, меня там уже заждались — и с этими словами она выскользнула за дверь.

Я огляделась. Комнатка была небольшая, но уютная. С правой стороны от входа стояли металлические шкафчики как в раздевалках. С левой — большой кухонный стол с ящичками, на котором расположились электрический чайник, кофеварка и какие-то баночки. Дальний угол был отгорожен занавеской, создававшей что-то вроде ширмы. Посредине стоял небольшой круглый деревянный столик, окруженный пластиковыми стульями. Комната была сквозная: в противоположной от входа стене виднелась еще одна дверь.

Осмотрев окружающую обстановку, я наткнулась взглядом на Тимура. Ибрагимов местным интерьером не интересовался, а как-то опасливо разглядывал меня, и видимо уже давно. Без труда угадав, что сейчас он начнет заваливать меня вопросами, я мысленно поморщилась — меньше всего мне в данный момент хотелось объяснять ему свои странности, но деваться было некуда. Дойдя до круглого столика и развернув к себе ближайший стул, я села и обреченно выдохнула:

— Спрашивай.

— Что спрашивать? — осторожно откликнулся парень.

— Тимур, я же вижу, что ты что-то хочешь сказать. И не надо на меня так смотреть — у тебя все на лице написано. Так что спрашивай.

Ибрагимов тоже прошел на середину комнаты и взял дугой стул, усевшись на него задом наперед напротив меня и только тогда, подозрительно хмурясь, поинтересовался:

— Оля, объясни, что это ты там устроила? Зачем весь этот спектакль?

Я опять тяжело вздохнула и серьезно посмотрела в голубые и холодные, словно лед, глаза своего спутника:

— Это не спектакль, Тимур. Я правда почувствовала, что этому дельфину очень плохо. Я понимаю, что тебе в это сложно поверить, и ты наверняка думаешь, что я сумасшедшая. Но я совершенно точно здесь не ошибаюсь… Я могла бы тебе кое-что объяснить, но только если ты поклянешься, что никому никогда не расскажешь о том, что от меня услышишь и о том, что увидел сегодня.

— Зачем это? — недовольно спросил парень.

— Затем, что я не хочу оказаться в психушке, и позволять разным докторам ставить на мне опыты — терпеливо ответила я.

Ибрагимов задумался, а потом вдруг спросил:

— А раньше ты в психушке не была?

— Нет, не была и в будущем туда попадать не собираюсь. Так ты поклянешься или нет?

— Чем поклясться? — хмуро спросил Ибрагимов.

— Чем-то важным для тебя. Например, собственным благополучием и удачей.

— Ладно — сдался он — Клянусь своим благополучием и удачей, что никогда никому не расскажу о том, что сегодня увидел и о том, что ты мне расскажешь. Довольна?

— Вполне — подтвердила я — Теперь слушай. У меня с детства была способность угадывать настроения людей и считывать их эмоции. С возрастом я этот дар развила, попутно натренировав свою интуицию. Еще я занимаюсь биоэнергетикой и в последние несколько лет пробую делать разные… штуки, которые нормальным людям кажутся необычными, но на самом деле доступны всем — было бы желание их у себя развить. Кое-что у меня хорошо получается, кое-что похуже. Суть не в этом, а в том, что для меня абсолютно нормально получать разную полезную информацию как бы ниоткуда. Я просто знаю и все, и в достоверности этой информации не сомневаюсь, потому что много раз на практике убеждалась, насколько она бывает точна и своевременна. Так что узнать как на самом деле чувствует себя этот дельфин, в общем-то, мне бы не составило труда, если бы я захотела. И в этом нет для меня ничего странного, я к этому уже давно привыкла. Странность как раз в том, что я не собиралась ничего узнавать, я вообще об этом не думала! Это сам дельфин как-то передал мне информацию, он будто говорил со мной… Для меня это стало полной неожиданностью. Раньше я с животными не умела разговаривать. К тому же этот дельфин почему-то думает, что я как-то могу ему помочь. А я понятия не имею, чего он от меня хочет — до этого я помогала только людям и с животными не работала. Так что, можно сказать, что для меня все это так же удивительно, как и для тебя — закончила я свое краткое пояснение.

Ибрагимов выслушал меня очень внимательно, помолчал, а потом вдруг спросил:

— А Идолбаев об этом знает?

— О чем? О моих способностях? Конечно, знает. А как ты думаешь я вылечила ему живот после того жестокого удара во время боксерского боя? Уж точно не таблетками и мазями. Но он мне тоже поклялся, что никому не скажет и пока что слово свое держит.

— И как же ты его лечила? — полюбопытствовал Тимур, а я заметила, что он уже не так опасливо и настороженно смотрит на меня.

— Как, как… Энергетически, конечно. Я не могу объяснить неподготовленному человеку весь процесс. Скажу лишь только, что постаралась сгладить последствия удара и восстановить внутренние органы в прежнем здоровом виде. И предупреждая твой вопрос, скажу сразу: я не экстрасенс. И мне не нравится это слово. Экстрасенс — это тот, кто обладает сверхспособностями. А такие способности как у меня, я повторяю, есть у каждого, только они в спящем состоянии. И лишь от самого человека зависит есть ли у него желание и хватит ли у него терпения их разбудить. Понятно?

— Да — задумчиво откликнулся Тимур — по крайней мере, это многое объясняет…

— Что, например? — заинтересовалась я.

— Например, то, почему Адам так к тебе относится — как-никак ты его вылечила. И то, откуда ты так точно знала, что чувствовал Адам в тот день, когда был бой. А я-то все ломал голову, откуда тебе известны такие подробности…

— Ну да, ты прав, теперь тебе многое стало понятно.

Но договорить нам с Тимуром не удалось, потому что внезапно дверь комнаты отдыха распахнулась, и к нам вошли дрессировщики.

— Ольга, Тимур, познакомитесь — это Игорь — мой напарник — представила нам Маша светловолосого мужчину.

— Очень приятно — вежливо ответила я, а Тимур просто пожал ему руку.

— До следующего представления у нас есть где-то час. Хотите чаю? Или может быть кофе? — гостеприимно предложила девушка.

— Нет, спасибо — отказалась я за нас обоих — лучше перейдем сразу к делу. О чем вы хотели со мной поговорить?

Маша взглянула на Игоря, и тот, поймав ее взгляд, осторожно обратился ко мне:

— Ольга, дело в том, что мы бы хотели поподробнее узнать, что именно с вами случилось там, у бассейна.

— Я уже объяснила — серьезно глядя ему в глаза ответила я — Я почувствовала, что дельфину плохо, ему очень тяжело. И хотя, возможно, это странно прозвучит, он попросил меня о помощи. Мысленно, конечно.

Лицо мужчины стало встревоженным:

— Знаете, Антону действительно в последнее время что-то нездоровится. Он мало двигается, почти не ест и очень устает после представлений. Мы не можем понять, что с ним происходит — на обычные болезни дельфинов это совсем не похоже.

— Да — вмешалась Маша — мы планируем на будущей неделе вызвать к нему ветеринара.

— И обязательно вызовем — продолжил Игорь — но раз уж так сложилось, и дельфин заговорил с вами, не могли бы вы у него узнать причину его состояния? — и все трое присутствующих в комнате людей выжидательно уставились на меня.

— Ну, я не уверенна, что у меня получится. Раньше мне как-то с дельфинами, да и другими животными разговаривать не доводилось. Но, думаю, попробовать можно — неуверенно согласилась я.

— Тогда пойдемте с нами — предложил Игорь, и они с Машей направились ко второй двери, противоположной от входа. Мы с Ибрагимовым молча последовали за ними.

Пройдя широким коридором, с одной стороны которого были окна на улицу, а с другой на одинаковом расстоянии располагались пластиковые двери, мы свернули к одной из дверей и вошли в небольшое помещение с маленьким бассейном.

— Вообще-то нам нельзя пускать сюда посторонних, — промолвил Игорь — но ради вас мы сделаем исключение. Проходите. Антон сейчас отдыхает.

Маша достала из-за пазухи какую-то штучку наподобие свистка и беззвучно свистнула. Спустя несколько секунд над бортиком показалась дельфинья голова.

— Что это за прибор? — заинтересовался Тимур.

— Это звуковой модулятор — негромко пояснила девушка — он работает в неслышном для человека волновом спектре, но дельфины его слышат. И они знают, что когда мы «свистим» один раз — значит, пришли гости.

Я в пол уха прислушивалась к ее объяснениям, пока подходила к бассейну. Сев на бортик, я сосредоточилась и, осторожно приложив руки к дельфиньей голове, мысленно послала эмоцию сочувствия, сопроводив ее вопросом:

— «Ну как ты, друг? Плохо тебе?»

От дельфина в ту же секунду прилетела волна усталой благодарности и образ замученного дельфина с закрытыми глазами и опущенными плавниками, который мой мозг перевел как утвердительный ответ на мой вопрос.

Вдохновленная тем, что контакт установлен, я задала следующий вопрос:

— «Почему ты так страдаешь?» — и вернула дельфину его же картинку, сопроводив его вопросительной эмоциональной волной.

На меня тут же нахлынула мешанина образов: какое-то корыто с маленькими коричневыми комочками внутри… эти комочки плавают в голубой воде бассейна… дельфин заглатывает странные комочки вместе с водой… и все это сопровождается ноющей болью в желудке. Внутренним слухом я услышала всего два слова: «плохая еда». Осторожно погладив дельфина по голове, я обернулась к дрессировщикам:

— По-моему он говорит, что ему плохо из-за еды, которую вы ему даете. Чем вы его кормите?

Игорь с Машей удивленно переглянулись, и мужчина ответил:

— Да тем же, что и всех остальных — специальным комбинированным кормом для дельфинов, который мы оптом закупаем в зоомагазине.

— Все правильно, — Маша задумчиво наморщила лоб — да только раньше мы кормили их другим кормом. Новый корм наш директор ввел всего лишь месяц назад. Вроде бы он говорил, что этот корм выгоднее приобретать, чем от прошлого производителя. Якобы он лучше сбалансирован и больше подходит дельфинам, чем прежний… А может все как раз наоборот?

— Да нет, не может быть — возразил ей Игорь — новый корм имеет сертификат, он прошел множество проверок и исследований, прежде чем его выпустили на рынок. Да и потом, если бы дело было в еде, то плохо было бы всем дельфинам, а не только одному Антону.

— И вовсе не ему одному! — горячо выступила в защиту моей теории девушка — Кассандре тоже плохо!

— Кассандра просто уже слишком старая — вот и мало двигается — отмахнулся от ее доводов напарник.

— Тихо — вмешалась я — я предлагаю не спорить, а попробовать узнать у самого дельфина, почему корм на него так подействовал.

Дрессировщики сразу замолчали, а я снова сосредоточилась и послала дельфину парочку мысленных образов: четыре дельфина едят в воде коричневые комочки… затем, три дельфина весело выпрыгивают из воды, а четвертый закрыл глаза и опустил плавники и хвост. Весь этот фильм я сопроводила вопросительной эмоциональной волной «почему?»

Несколько секунд ничего не происходило, и я уж испугалась, что вопрос оказался слишком сложным. Но вдруг от дельфина пошли ответные образы: четыре дельфина едят корм, и еда чернеет и затемняет их тела, когда попадает внутрь. У трех дельфинов потемнели только хвосты, а у четвертого — больше половины туловища, чернота дошла почти до плавников. Все эти картины сопроводились неуверенно-вопросительной интонацией «Понятно?»

Я послала дельфину успокаивающую утвердительную волну и сразу обернулась к людям:

— Он говорит, что в еде есть какой-то ядовитый токсин. Он накапливается в их телах и отравляет их. По какой-то причине у Антона этот процесс идет быстрее, чем у остальных. Но если вы не смените корм, то вскоре и другие дельфины заболеют и станут вялыми.

Все три человека удивленно уставились на меня, а Игорь спросил:

— Что, прямо так и сказал?

— Нет, он показал картинами, а я перевела. Вы хотите еще что-нибудь узнать или уже все? А то у меня руки замерзли.

— Да нет, пожалуй — лица дрессировщиков стали очень задумчивыми — в любом случае то, что ты сказала надо проверить.

— А я ей верю — вмешалась Маша и с восхищенной улыбкой обратилась ко мне — молодец, Ольга. Без тебя мы бы еще долго ломали головы в чем тут дело. Кстати, ничего, что я на «ты»?

— Можно на «ты» — устало улыбнулась я и, обернувшись к дельфину, послала ему успокаивающую волну симпатии и мысленное обещание «теперь все будет хорошо, Антон, тебе помогут» и представила картинку, как замученный дельфин оживает прямо на глазах.

— «Кипер» — вдруг прилетело от дельфина незнакомое слово

— «Что?» — мысленно удивилась я.

Тут дельфин показал мне образ самого себя и повторил странное слово.

— «А-а-а, — догадалась я — так это твое настоящее имя!» — и решила представиться таким же способом: послала свой образ и сопроводила его своим именем. Дельфин будто улыбнулся мне в ответ, показывая, что понял. Я же обратилась к нему в последний раз:

— «Ну что ж, Кипер, выздоравливай скорее» — и послала ему образ, как он высоко подпрыгивает над водой — «Удачи тебе» — а затем убрала руки с его головы и встала. Внезапно голова у меня закружилась, и ноги чуть не подкосились. С трудом удержав равновесие, я почувствовала сильнейшую усталость и голод.

— Что-то я очень устала — вынуждена была признаться я — и просто умираю с голоду…

— А у меня есть бутерброд. Хочешь, поделюсь? — предложила участливо Маша.

— Да — недолго думая, согласилась я — было бы здорово!

И мы все вместе направились к выходу из «апартаментов» дельфина, а затем проследовали обратно, в комнату отдыха для персонала. Идти мне было тяжело, я едва переставляла ноги от усталости. Тимур сразу это заметил и встревоженно спросил:

— Оль, что с тобой? Тебе плохо?

— Тимур, ты можешь мне помочь дойти до ближайшего стула — что-то силы меня совсем покинули… — пожаловалась я парню.

Сопровождающие меня люди встревоженно переглянулись, и Тимур молча подхватил меня на руки, в два счета доставив в комнату отдыха и аккуратно усадив на стул. Маша тем временем поставила чайник кипятиться и полезла в какой-то шкафчик.

— Еды. Быстро. — полузадушенным шепотом попросила я, чувствуя, как от голода меркнет в глазах. В мою руку тут же втиснулся обещанный бутерброд. Я съела его так быстро, что даже не почувствовала вкуса и не смогла определить, был ли он с колбасой или с сыром… Зато дурнота и слабость стали постепенно отступать. Облегченно выдохнув, я оглядела встревоженные лица и поблагодарила добрую Машу:

— Спасибо, ты меня просто спасла. Кажется, это телепатическое общение отнимает намного больше сил, чем я предполагала.

— Тебе лучше? — спросила девушка.

— Да. Теперь бы чего-нибудь горячего и сладкого. Например, чая с сахаром — мечтательно протянула я.

— Сейчас чайник закипит — пообещала Маша — может еще бутерброд?

— Я бы съела, но тогда тебе ничего не останется. Так что лучше чая подожду.

— Ольга, — обратился ко мне Игорь с любопытством — как ты это делаешь?

— Да подожди ты! — шикнула на него напарница — не видишь, ей плохо.

— Ничего страшного — постаралась я всех успокоить — я уже могу говорить, раз вам интересно — Все тут же расселись за круглым столиком и заинтригованно уставились на меня. — Я где-то читала, что у дельфинов хорошо развито телепатическое общение и откуда-то знаю, что они как бы все связаны между собой в мысленную сеть. Но я не думала, что самой придется осваивать телепатию в ускоренном режиме. Это мало похоже на нашу речь. Мы больше общались картинками, эмоциями и ощущениями, чем словами. Хотя и слова иногда проскакивали… Ну как бы объяснить? Это как будто ты переводишь свой вопрос в образы и показываешь дельфину как бы маленькое кино, сопровождая его своими эмоциями и чувствами. Я не могу сказать понятнее. Да вы и сами можете попробовать, тогда вам все станет намного яснее.

— Ты что, думаешь, у нас получится? — удивилась Маша.

— А почему бы и нет? Я думаю, что любой человек при небольшой тренировке сможет так с ними общаться, просто раньше никто не пробовал, потому что не додумался. А у меня получилось просто случайно. Вы с дельфинами давно работаете, вам будет проще настроиться на их мысленную волну, чем людям со стороны. Так что должно получиться. К тому же представьте, как это поможет вам в работе, если вы это освоите!

— Не надо нас агитировать — усмехнулся Игорь — будь уверена, мы обязательно попробуем.

Тут закипел чайник, и Маша принялась доставать чашки и заваривать на всех чай. А Игорь поинтересовался:

— Ольга, а чем ты занимаешься по жизни, если не секрет?

— Я-то? Учусь пока что, я — студентка. Мы с Тимуром учимся в одном институте.

— И где же это обучают телепатическому общению? — с хитрецой продолжал допытываться мужчина — Ты ведь не работала раньше с дельфинами, я прав? Однако быстрее всех нас догадалась, как с ними можно общаться… — Маша тем временем поставила перед нами чашки с чаем и водрузила передо мной сахарницу с чайной ложкой. Я сразу набухала в свою чашку три ложки сахара (хотя обычно предпочитаю не сладкий) и, размеренно помешивая ложечкой в чашке, улыбаясь, ответила:

— Институт здесь не причем. И вы правы, с дельфинами вживую я встретилась только здесь. А раньше видела их только на картинках, да в кино. Видимо, все дело в том, что у меня хорошо развита интуиция, и я привыкла к ней прислушиваться. Поэтому мне легче было уловить сигналы от дельфина, чем другим людям. Да и вообще, по-моему, мне просто повезло.

— Да ну? — недоверчиво поддел меня Игорь — А ты что скажешь? — обратился он к Тимуру. Тот в ответ засиял своей ослепительной улыбкой и пошутил:

— Поверьте мне на слово, в Налоговой академии телепатическому общению не учат. А вообще-то я знаю не больше вашего, но одно могу сказать точно: эта девушка не так проста, как кажется и наверняка знает больше, чем говорит. Но если она сама не захочет рассказать — вы не вытянете из нее ни слова — и этот болтун принялся прихлебывать чай, как ни в чем не бывало. Я в отместку недовольно ткнула Ибрагимова локтем в бок, так что он чуть не поперхнулся чаем, и быстро опустошив свою кружку спросила:

— Игорь и Маша, можно вас кое о чем попросить? Зная людей, я предполагаю, что вы захотите поделиться этой историей с другими. Я не вправе просить вас ничего не рассказывать, но хотя бы постарайтесь не упоминать мое имя. Можете даже заменить его на свои, если хотите. Мне не нужна огласка. И меньше всего мне хочется светиться в прессе под заголовками типа «Она общается с дельфинами», понимаете, о чем я?

— Не волнуйся, Оля, мы постараемся о тебе не рассказывать, раз ты не хочешь — пообещала девушка — Да, Игорь? — тот ничего не ответил, задумчиво разглядывая меня, но потом все-таки согласно кивнул.

— Ну все, Тимур, ты допил свой чай? Нам, наверное, уже пора — засобиралась я — спасибо, все было вкусно.

— Мы бы с удовольствием еще с вами посидели — сказал Игорь — но нам надо готовиться к следующему представлению.

— Мы вас проводим — поддержала его Маша.

Покинув комнату отдыха, мы прошли по коридору и снова вышли к большому бассейну, где проходило представление. Но только мы повернули направо и уже двинулись к гардеробу и выходу из здания, как в бассейне что-то заплескалось, и я услышала мысленный зов «Ольга!». Остановившись как вкопанная, я удивленно просветила остальных в ответ на их недоуменные взгляды:

— Кажется, меня зовут.

Тем временем к бортику с трудом подплыл знакомый мне дельфин (только по особенностям передвижения я и смогла отличить его от остальных). Я опустилась на колени и послала ему вопросительную волну:

— «Что случилось, Кипер?»

В ответ же получила неуверенное «помоги мне» с жалостливыми и просительными интонациями. Я разволновалась и удивленно спросила:

— «Как помочь? Чего ты от меня хочешь?» — постаравшись эмоционально передать все свое недоумение.

И тут дельфин прислал мне картинку: я кладу на него руки, и надо мной висит золотое прозрачное облако… Золотой свет втекает в меня, а через меня и мои руки попадает в дельфина… дельфину становится лучше. Он прыгает и веселится…

— «О-о-о! — безмерно удивилась я — так ты этого хочешь? Подожди, сейчас…» — я сложила руки перед грудью в молитвенном жесте, зовя про себя целительную энергию.

— Ну, что он говорит? — нетерпеливо спросила Маша, изнывая от любопытства.

— Он просит, чтобы я его энергетически полечила — отрешенно ответила я и вынуждена была выдать о себе еще один кусок информации — Я немного умею лечить руками. Я понятия не имею, откуда он об этом узнал, но факт остается фактом — именно об этом он и просит. Правда должна признаться, что я лечила только людей, вот и не додумалась сразу помочь ему таким способом и даже не представляю, как это отразится на дельфине. Но думаю, раз он сам попросил, значит, считает, что это ему поможет. Так что я попробую. — с этими словами я приложила руки к дельфину и сосредоточилась на глубоком дыхании, чтобы не мешать целительному потоку втекать в дельфинье тело.

Прошло минут пять, когда Маша тихонько поинтересовалась у Тимура:

— Как ты думаешь, еще долго?

— Не знаю — негромко отозвался тот — сам впервые этот процесс наблюдаю.

— Еще минут десять — улыбнулась я, услышав их перешептывания — вы пока можете заняться своими делами, если хотите…

— Нет уж, мы подождем — подал голос Игорь.

Наконец, целительный сеанс был закончен. Дельфин встрепенулся и отплыл подальше от края, а потом вдруг высунулся из воды всем телом и проскакал на хвосте половину бассейна, что-то весело стрекоча на дельфиньем языке.

— Это он так радуется — растроганно улыбаясь пояснила нам Маша и, сделав круглые глаза, обратилась ко мне — кажется у тебя получилось!..

— Да… — Игорь неверяще смотрел вслед Антону — Киперу — сейчас он выглядит намного бодрее, чем пятнадцать минут назад.

Меня накрыла огромная волна благодарности, прилетевшая от моего нового морского друга, вслед за этим я поймала волну признательности, смешанную с желанием встретиться еще, которую мой мозг интерпретировал как человеческое: «Спасибо, Ольга! Приходи к нам еще!» и увидела картинку как я плаваю в бассейне в гидрокостюме таком же как на Маше, окруженная со всех сторон дельфинами. После чего Кипер скрылся под водой.

— Ну что? — поинтересовалась довольная дрессировщица — теперь тебя снова надо отпаивать чаем или как?

— Нет — улыбнулась я ей в ответ — лечение мне привычно. Оно не отнимает у меня столько сил как телепатия. Так что я в порядке. И кстати, — спохватилась вдруг я — надеюсь, вам не нужно объяснять, что это тоже должно остаться между нами?

— Да успокойся ты, Оля, мы уже поняли, что слава тебя не прельщает. Мы обещаем, что за пределы дельфинария эта история не уйдет — слегка нахмурилась девушка и обратилась к напарнику — Игорь, давай ты все приготовишь к представлению, а я провожу наших гостей?

Тот молчаливо кивнул и направился в противоположную от нас сторону забыв попрощаться, видимо все еще пребывая под впечатлением увиденного. Мы же направились прежним маршрутом, а Маша по дороге с надеждой спросила:

— Оля, ведь ты еще к нам придешь? Приходи вместе с Тимуром.

— Да я бы пришла — отозвалась я — только боюсь, у нас денег не хватит каждый раз платить за вход…

— А ты заходи со служебного — тут же сориентировалась девушка — Мы все тебе будем рады.

— Спасибо, конечно, за предложение. Но как я туда попаду? Он, наверное, закрыт для посторонних?

— А давай обменяемся телефонами. Ты мне позвонишь и я или кто-то другой из наших инструкторов, если я буду занята, тебя встретим — мгновенно выдала сообразительная Маша.

— Хорошо — улыбнулась я. У Маши не было с собой мобильника — в гидрокостюме его негде было держать. Так что она просто продиктовала мне свой номер и я сразу позвонила ей на телефон, чтобы у нее определился мой. На этом мы и расстались.

А спустя еще пару минут, мы с Ибрагимовым оделись и вышли на улицу.

— Ну что, куда теперь? — спросил Тимур. При этом глядел он на меня как-то по-новому, восхищенно-заинтригованно, и это меня немало позабавило. Я устало улыбнулась и ответила:

— Знаешь, наверное, домой… Этот поход был такой насыщенный, что мне больше ничего не хочется.

— Как скажешь, — покладисто согласился он и открыл мне дверцу машины — Жаль, что ты так решила, я бы тебя отвез куда-нибудь пообедать. Может, передумаешь?

— Нет, спасибо за предложение, но я лучше пообедаю дома.

Когда Ибрагимов сел на водительское сидение и тронул с места автомобиль, он видимо решил продолжить наш разговор, начатый в комнате отдыха:

— Оль, а давно ты этим занимаешься?

— Ну, смотря чем. Я учусь постепенно. Кое-что практикую почти всю жизнь, кое-что всего лишь несколько лет, а кое-что освоила совсем недавно. Да ты и сам, можно сказать, стал свидетелем моего обучения.

— Я имел в виду энергетическое лечение — пояснил парень, в очередной раз кинув на меня восхищенно-заинтригованный взгляд.

— А-а-а, дай-ка подумать… Этим я занимаюсь где-то два-три года. А что?

— Да любопытно просто. Я еще не сталкивался с такими людьми как ты. И сложно так лечить? — тут же задал он мне следующий вопрос.

— Нет, если используешь не свою личную жизненную энергию, которая поддерживает твой организм в нормальном режиме, а универсальную целительную силу, источник которой находится где-то в космосе. Тогда ты всего лишь выступаешь как бы ее проводником. Свою энергию не тратишь, и даже в процессе лечения можешь попутно подзаряжаться. Удобно, правда?

— Фантастика! — воскликнул Ибрагимов — Значит, ты так можешь вылечить любую болезнь?

— Нет, Тимур, к сожалению, не любую — я поспешила притушить его энтузиазм — слишком тяжелые и запущенные случаи одной лишь энергией не лечатся. Тут нужно комплексное лечение с применением медикаментов. Особенно тяжело с застарелыми болезнями: организм привыкает функционировать в неправильном режиме, и на то, чтобы переучить его назад обычно требуется много времени. А люди от энергетического лечения ждут, как правило, мгновенного исцеления. И когда этого не происходит — ужасно разочаровываются. К тому же не каждый человек на самом деле хочет исцеляться, некоторым по личным причинам выгодно быть больными. Таких сколько не лечи — все без толку, они внутренне блокируются от целительной энергии, а она, в свою очередь, насильно никого не исцеляет и просто уходит.

— Понятно — задумчиво констатировал Тимур, а потом вдруг хитро улыбнулся и поинтересовался — А меня ты вылечишь, если потребуется?

— Зависит от твоего поведения — вернула я ему его хитрую улыбку — Если будешь мне хорошим другом, то попробую, но только с твоего согласия. Я не могу без разрешения.

— Я уже согласен! — выпалил парень так поспешно, что я засмеялась. Тут мы как раз и приехали. Тимур припарковался у «моей» автобусной остановки и, обернувшись ко мне, серьезно сказал:

— Оль, с тобой так интересно! Я отлично провел время. Давай в следующий выходной сходим еще куда-нибудь, а?

— Может и сходим — не стала спорить я — только я пока не знаю куда. Созвонимся на неделе, ладно?

— Идет! — радостно просиял Ибрагимов, вновь ослепляя меня своей красотой (блин, а я-то думала, что уже к нему привыкла!)

На этом мы распрощались, и я неторопливым шагом отправилась домой.

Адам

Вернувшись в Москву из Екатеринбурга уже поздним вечером, я первым делом, как только добрался до дома, включил мобильник и набрал Ольгин номер, хотя я ужасно вымотался — глаза у меня слипались сами собой. Но я так соскучился по девушке, что мне просто необходимо было услышать хотя бы ее голос — иначе не смогу спокойно заснуть.

— Привет, Адам! — радостно поприветствовала меня Оля, взяв трубку почти сразу же — Наконец-то, ты вернулся!

У меня мгновенно потеплело на душе, и даже спать почти расхотелось.

— Привет — негромко отозвался я — Соскучилась? Как ты тут поживала без меня?

— Нормально, — в Олином голосе угадывалась улыбка — только вот сегодня произошло много необычных событий. Я расскажу, если хочешь, но не по телефону. А ты как съездил? — поинтересовалась она в ответ без всякой паузы.

— Тоже хорошо, только очень устал — тренировки были на удивление насыщенными. Тренеры в конец озверели и загоняли нас чуть не до полусмерти.

— Угу, я слышу, как у тебя язык заплетается — подразнила меня девушка.

— И вовсе он не заплетается! — возмутился я, пытаясь сдержать зевок — слушай, ты хоть намекни, что за необычные события с тобой произошли, а то я не смогу уснуть от любопытства…

— Уснешь как миленький, — засмеялась Ольга — думаешь, раз я тебя не вижу, то не чувствую, что ты там чуть тепленький? Я все по голосу слышу. Но так и быть намекну: события связаны с дельфинами и с моими способностями.

— Уже интересно — мои глаза распахнулись от удивления.

— Адам, а давай завтра встретимся пораньше, перед академией и я тебе все расскажу, а то во время учебы будет неудобно… — предложила Оля. От перспективы увидеть ее раньше, чем планировал, мое и без того хорошее настроение еще больше улучшилось, и я, не раздумывая, согласился:

— Хорошо. Во сколько и где?

— В восемь на «Рязанском проспекте» в центре зала.

— Заметано.

— Ладно, ложись спать, а то завтра не встанешь — заботливо проговорила Ольга — и я тоже пойду. До завтра, дружище.

— До завтра, подруга — попрощался я и отключил телефон, все еще улыбаясь. Как же приятно было снова ее услышать! Пребывая в отличном настроении, я решил последовать мудрому совету и, поставив будильник на час раньше обычного, завалился спать.

Понедельник, 21 декабря 2003 г.

Ольга

Я стояла в метро и ждала Адама. От необычно раннего подъема и теплого воздуха подземки меня разморило, и глаза закрывались сами собой. Как вдруг кто-то сзади закрыл мне глаза своими ладонями. Я чуть не подпрыгнула, вздрогнув от неожиданности, и ощупала чужие ладони своими.

— Адам! — укоризненно сказала я — Нельзя же так пугать! — и обернулась к своему довольному другу.

— Извини — повинился он, ничуть не раскаявшись — я хотел сделать тебе сюрприз…

— Ты сам один сплошной сюрприз! — попеняла я Идолбаеву с улыбкой, и он широко улыбнулся мне в ответ.

Мы оглядели друг друга с ног до головы. Адам и впрямь выглядел очень усталым: щеки впали, скулы выступили вперед, под глазами чернели круги, но, не смотря на это, зеленые глаза сияли неподдельной радостью, и из них снова изливалось на меня приятное тепло, будто согревающее изнутри. Я удивленно вскинула брови, поняв как мне этого не хватало, и послала ему счастливую улыбку. Вдруг, словно отвечая на мои невысказанные мысли, парень резко нагнулся, подхватил меня под коленки, высоко поднял и закружил на месте…

— Ай! Что ты делаешь?! Отпусти, я же упаду-у-у!!! — заверещала я на всю округу.

— Не бойся, я тебя крепко держу — по-мальчишески задорно улыбаясь, заверил меня парень, но на пол все-таки спустил, обняв обеими руками за плечи — как же я рад тебя видеть!

— Я тебя тоже — тихо откликнулась я, чувствуя, как наши ауры снова начали сливаться и переплетаться, объединяясь в одно целое. Опасаясь, что на меня, как и в прошлый раз, нахлынут его чувства и эмоции, я слегка отстранилась и спросила:

— Может, присядем? Стоя неудобно рассказывать.

— Как скажешь, подруга — Адам неохотно выпустил меня. И я немало удивилась жгучему разочарованию, промелькнувшему в моей душе, когда он разжал руки. «Да что со мной творится?!» — раздраженно подумала я.

Мы чинно уселись на скамейке и Идолбаев спросил:

— Так что там вчера у тебя произошло?

— Помнишь, перед твоим отъездом на сборы, я сказала, что иду с Ибрагимовым в дельфинарий?.. — начала я свой рассказ и в лицах описала все события вчерашнего дня.

Надо было видеть лицо Адама, когда я спустя полчаса закончила свое повествование: его лицо светилось таким детским восторгом и любопытством, что я не смогла удержаться от смеха.

— Я обязательно должен это увидеть своими глазами! — воскликнул мой друг — Оль, давай сегодня после учебы поедем в этот дельфинарий, а?

— Нет, дружище, сегодня у меня не получится — я должна быть дома. Давай завтра, да?

— Нет, завтра я не могу — разочарованно протянул он — у меня тренировка.

— Ну значит, давай в среду? — предложила я следующий день недели.

— Да, видимо раньше среды никак не получится — вынужден был согласиться мой друг.

— Тогда я сегодня позвоню Маше и предупрежу, что мы в среду приедем — заключила я и вдруг припомнила — Кстати, Адам, что там с Маринэ? Я так и не дождалась от тебя письма.

— Ой, спасибо, что напомнила! С этими сборами я совсем про него забыл! Не поверишь, я даже до сих пор его не прочитал и понятия не имею, о чем мне невеста написала. Но сегодня вечером обязательно прочитаю и твою часть тебе пришлю, хорошо? Надеюсь, Маринэ не слишком обидится, что мы задерживаемся с ответом…

— Ну, ты же пояснишь ей, что был на сборах. К тому же она тоже заставила нас подождать, так что, думаю, не страшно… Слушай, — вдруг спохватилась я случайно взглянув на часы в метро — по-моему, нам уже пора выдвигаться в сторону академии, а то мы на пару опоздаем.

— И правда… — удивленно подтвердил Адам, взглянув в ту же сторону — с тобой время летит так незаметно.

Мы синхронно поднялись со скамейки и, продолжая обмениваться новостями, отправились «грызть гранит науки».

На большой перемене я позвонила Маше (Адам как раз был занят тем, что объяснял Лене Нестеровой свое долгое отсутствие на прошлой неделе). Дрессировщица сразу взяла трубку:

— Ой, Ольга, как хорошо, что ты позвонила! — обрадованно воскликнула девушка — я и сама хотела тебе позвонить, но ты меня опередила.

— Что случилось? — встревожилась я — Ты сейчас не занята? Можешь говорить?

— Да ничего, не беспокойся. У меня сейчас обеденный перерыв. Я просто хотела поделиться с тобой новостями. Вчера, уже после того как ты ушла, точнее даже ближе к вечеру, из Антона начали выходить какие-то сгустки серо-зеленой слизи. Мы за него так испугались! — тараторила девушка — А я попробовала спросить у него, что с ним происходит, как ты нас научила. И представляешь, у меня тоже получилось увидеть какие-то картинки! Правда очень расплывчатые… Но, по крайней мере, я поняла, что это выходила вся гадость, скопившаяся в его теле от этого дурацкого корма. Оказалось, что разговаривать с дельфинами так здорово! Я сегодня тоже пробовала, но уже с другими, не с Антоном — с ними у меня даже лучше получается!.. Как хорошо, что ты к нам вчера пришла, тебя прямо сама судьба послала.

— Молодец, Маша! — искренне обрадовалась я успехам дрессировщицы — Видишь, все оказалось не так уж и сложно. А если ты постоянно будешь тренироваться, то, я думаю, картинки скоро станут четкими, и ты в ближайшем будущем научишься понимать дельфинов так же, как и людей, а может даже и лучше. А еще кто-нибудь кроме тебя пробовал с ними разговаривать? — полюбопытствовала я.

— Игорь пробовал. Но у него почему-то хуже получается: он картинок почти не видит, только их эмоции смутно улавливает. Оля, а как ты думаешь, почему так?

— Ну, я думаю, здесь может быть две причины. Во-первых, у него могут быть слабо развиты интуитивные каналы восприятия. Тогда путем тренировок и постоянными попытками общения с дельфинами их можно будет развить. А во-вторых, мне кажется, он не очень верит в то, что у него получится так с ними общаться и своим неверием сам закрывает себе все возможности.

— Понятно — протянула задумчиво Маша — надо будет ему передать.

— Маш, а как Антон сейчас себя чувствует?

— О, он — отлично! Можно сказать, лучше всех. Кстати, сегодня к нам приходил ветеринар. Когда он обследовал Антона, то сказал, что вообще не понимает, зачем мы его позвали — все показатели у него были в норме. Тогда мы попросили его на всякий случай обследовать остальных дельфинов и взять у всех анализы (о результатах нас обещали известить где-то в пятницу, не раньше). И еще отдали на лабораторную экспертизу новый корм, потому что когда мы попытались объяснить нашему директору, что дельфины от него болеют — он нам не очень-то поверил… Поэтому, хоть нам совсем не хочется, а приходится пока что их кормить этой гадостью. Была бы моя воля, я бы еще вчера его на помойку выбросила, но, к сожалению, у меня нет выбора — против начальства не попрешь, а то уволят — грустно заключила девушка.

То, что дельфинов продолжают травить плохой едой, мне, надо думать, не понравилось, и я наморщила лоб в поисках какого-нибудь оптимального решения. Однако с ходу ничего путного придумать не удалось, и я спросила:

— Слушай, а старый корм у вас не сохранился? Ну, у вас же есть какой-то запас, откуда вы ежедневно берете для дельфинов порции? Понимаешь, что я имею в виду?

— Да. Кажется, в подсобке валялись последние два пакета — припомнила девушка — а что?

— Ну, я подумала, что можно потихоньку подмешивать его в новый корм маленькими порциями, чтобы было незаметно. Дельфины бы сами выбирали его из основной массы еды в первую очередь и хотя бы травились не так сильно… Больше я пока ничего не могу придумать.

— А что, — обрадовалась Маша — хорошая мысль! Может мы так как раз сможем протянуть без особых последствий до того, как станут известны результаты анализов и экспертизы. Какая ты, Оля, все-таки молодец, опять нас выручила!

— Не стоит благодарности — смущенно пробубнила я в трубку в ответ на ее искреннее восхищение — думаю, ты бы и без меня через пару дней пришла бы к подобному решению. Слушай, — вдруг вспомнила я о цели своего звонка — я что звоню-то? Я хотела узнать: можно я с другом в среду подъеду вас проведать где-то после пяти вечера?

— Ой, да, конечно, приезжай. Правда, в среду не моя смена, будут работать другие инструкторы, но ты не беспокойся, я их предупрежу. Могу даже смской скинуть телефон моей сменщицы, чтобы она, как только вы приедете, дверь вам открыла. Кстати, ее Аня зовут.

— Да, скинь, пожалуйста — согласилась я и уточнила — А это точно будет удобно? Все-таки они меня не знают. И потом, может, мы приедем, а у них как раз будет представление — не хотелось бы зря их от работы отрывать…

— Ой, да брось, работы в среду вечером, если это не праздничный день, практически нет. Я имею в виду представления — так-то обычной рутины у нас всегда предостаточно. А на счет Ани не волнуйся: по-моему, как мы ни старались особо о тебе не распространяться, все равно все работники дельфинария каким-то хитрым образом оказались в курсе, откуда у нас пошла эта мода на общение с дельфинами. Так что Аня жаждет с тобой познакомиться.

— Понятно — вздохнула я — Что ж, значит познакомимся. Маш, у меня перемена заканчивается, так что мне надо идти.

— Да и мне тоже — откликнулась девушка — Оль, ты ведь не обижаешься, что о тебе теперь знает больше народу, чем изначально планировалось? — с тревогой спросила она.

— Да поздно обижаться — досадливо поморщилась я — все равно ведь от этого ничего не изменится. Ладно уж, потерплю. Видно, нос на лице не спрячешь. Все, Маш, мне правда уже надо бежать. Потом еще созвонимся, хорошо?

— Обязательно. Сейчас пришлю смску с телефоном Ани. Пока — попрощалась дрессировщица и отключилась.

Я посмотрела на Адама — он как раз закончил выяснять отношения со старостой и, почувствовав мой взгляд, вопросительно взглянул на меня в ответ. Я улыбнулась и кивнула, показывая, что обо всем договорилась.

Адам

Сидя по-турецки на кровати в своей комнате, я бездумно пялился на экран ноутбука. Изначально я планировал посветить часть вечера написанию ответного письма моей невесте, но мысли постоянно уносились в сторону Ольги и ее вновь открытого таланта. Как же мне было жаль, что меня не было рядом с ней в этот знаменательный момент! Представив, в каком шоке был Ибрагимов, когда увидел, на что способна Ольга, я злорадно ухмыльнулся. Кстати, об Ибраимове. С одной стороны не очень хорошо, что он теперь знает про Олю — нисколько не сомневаюсь, что не смотря на свою клятву, этот хитрый и пронырливый лис не только разболтает о ней, если увидит в этом прямую выгоду для себя, но и сумеет убедить наивную девушку, что это было сделано для ее же блага! Но с другой стороны, по крайней мере, он нашел для себя приемлемое объяснение моего интереса к Соколовой… А для меня, учитывая мое истинное отношение, это более чем хорошо.

Ноутбук устал ждать, когда же я наконец-то обращу на него внимание и займусь делом, вновь уйдя в спящий режим. Тяжело вздохнув, я нажал на пробел, в очередной раз приводя экран в рабочее состояние, и открыл письмо Маринэ.

«Здравствуй, дорогой Адам!

Прости, что так долго не писала — слишком сильно была занята. Мы с Измаилом готовимся к национальному конкурсу по латиноамериканским танцам, который будет через два месяца. Уже прошли предварительный отборочный тур и попали в десятку лучших танцоров нашей страны. В принципе, это уже неплохой результат, но я бы хотела достичь большего! Хорошо, что Измаил меня в этом поддерживает. Поэтому все последние дни мы репетируем как проклятые, готовясь к следующему отборочному туру. Только сейчас у меня выдалась пара свободных минут, и я смогла добраться до компьютера, чтобы тебе ответить. А Ольге я написать уже не успеваю. Так что передай ей, пожалуйста, на словах мое большое спасибо: ее письмо мне на многое открыло глаза. Скажи, что я приняла к сведенью ее доводы и объяснения и, в целом, с ней согласна. Так что исполнять мою просьбу, о которой я написала ей в последнем письме, не нужно. Только, пожалуйста, не надо спрашивать у нее, о чем была эта просьба, хорошо? Это наши с ней женские разговоры…»

Я на пару секунд отвлекся от чтения и довольно улыбнулся. Что не говори, а Ольга — умничка — сумела-таки усыпить подозрительность моей невестушки, впрочем, я в этом практически не сомневался. А Маринэ-то, похоже, осознала свою ошибку и испугалась — вон как не хочет, чтобы я узнал, на что она Ольгу подговаривала. Ухмыльнувшись про себя, я продолжил чтение:

«Адам, знаешь, я пишу тебе сейчас еще по одной причине. Дело в том, что я поговорила со своим отцом и убедила его пересмотреть соблюдение древних традиций в нашем случае. Папа очень любит меня, поэтому пошел мне на встречу и согласился, чтобы ты приехал к нам в гости, когда у тебя будет возможность. В связи с этим мне интересно узнать, собираешься ли ты домой на зимние каникулы? Я бы очень хотела встретиться с тобой лично. Приезжай, пожалуйста. И Олю с собой захвати — мне так хочется с ней увидеться! Знаешь, по-моему, твоя подруга просто замечательная, общаться с ней — одно удовольствие. Так что приезжайте ко мне в гости, я вас приглашаю.

Все, у меня не осталось больше времени. Пора бежать на репетицию, итак уже опаздываю.

Твоя Маринэ»

Вот это да! Глазам своим не верю! Как ей удалось убедить своего отца пойти на это?! Мой папаша ни за что на свете бы не согласился изменить традиционные устои ради меня. Да я в жизни не слышал, чтобы кто-то из консервативно настроенных предков хоть когда-нибудь шел на уступки своим детям. Наверное, мой будущий тесть просто обожает свою дочь, или же моя невестушка обладает незаурядным даром убеждения… И то, и другое внушает определенные опасения…

И что же теперь делать? По правде говоря, ехать совсем не хочется. Маринэ, конечно, отличная девушка — мы так похожи, что она мне словно сестра, но как я продержусь без Оли столько времени? Мне выше крыши хватило и тех четырех дней, что я провел на сборах. Однако, с другой стороны, отказываться нельзя — такой шанс встретиться до свадьбы еще вряд ли представится. К тому же Маринэ чудом выбила для нас эту возможность, и отказаться ее использовать — значит нанести нешуточное оскорбление. Н-да… Может с Олей посоветоваться? Вдруг случайно подскажет какое-нибудь дельное решение?

Я схватил мобильник и принялся звонить Соколовой.

— Привет — раздался в трубке Олин голос — Как дела?

— Привет, подруга. В целом — хорошо. А у тебя как?

— Тоже нормально. Ты прочитал письмо?

— Да. Я как раз звоню по этому поводу. Маринэ для тебя отдельного послания не оставила, но просила передать на словах, что ты ее убедила, и она снимает свою просьбу. Слушай, Оль, я понятия не имею, как тебе это удалось, но у тебя здорово получилось наладить контакт с моей невестой. Я прямо восхищаюсь, честное слово! Представляешь, она даже приглашает тебя приехать со мной в Чечню и сходить к ней в гости!

— Да ты что? — удивилась подруга и растерянно помолчала — Э-э-э, Адам, а я думала вам нельзя видеться до свадьбы… Или я что-то путаю? — я порадовался, что она сразу въехала в суть проблемы и не пришлось ходить вокруг да около.

— Нет, Оль, все правильно. Это-то и удивительно, что ей каким-то невероятным образом удалось договориться со своим отцом, и он разрешил нам встретиться. А я даже не знаю, ехать мне или нет… — пожаловался я девушке.

В трубке повисло молчание, которое все не заканчивалось. Я уже подумал, что связь оборвалась и спросил:

— Оль? Ты еще здесь? — как тут же услышал в ответ:

— Ой, да, Адам, извини. Задумалась. Конечно, ты должен поехать. Это даже обсуждать не стоит. Только я с тобой, наверное, не смогу. Родные меня вряд ли отпустят — голос у девушки звучал как-то приглушенно, я бы даже сказал полузадушено. Такой странной интонации я еще у нее не слышал и, встревожившись, спросил:

— Оля, что с тобой? Тебе что, плохо?

— Нет, — ответила она чересчур бодрым тоном — не обращай внимания. Когда ты уезжаешь?

— Ну, если и я и поеду, то не на каникулах. У меня вообще-то была мысль навестить родителей на новый год и погостить у них недельку до начала сессии, но это было еще до нашего знакомства. Сейчас мне уезжать что-то не хочется.

— Не хочется, а придется — твердо сказала девушка — ты же понимаешь, здесь надо «ковать железо пока горячо». Вдруг ее отец потом передумает, и больше возможности встретиться вам не представится? Нельзя упускать такой шанс.

— Да я это понимаю… — неохотно протянул я — И я, скорее всего, поеду. Ну а как же ты тут останешься?

— А что я? Буду традиционно встречать новый год с родными, в кругу семьи. Я и тебя подумывала к нам пригласить — моя родня тебе обрадовалась бы, но видно не судьба. Я все понимаю, невеста важнее… Ты должен поехать, Адам — серьезно убеждала она меня.

— Ладно, — сдался я, поняв, что ничего нового от нее больше не услышу — так и быть, съезжу. Но я постараюсь пробыть там недолго, максимум неделю. Так что, если ты хотела отдохнуть от меня, сплавив на родину на более длительный срок, то ничего не выйдет, подруга — постарался я шуткой разрядить напряжение, почудившееся мне в Олином голосе.

— Какая жалость! — улыбнулась подруга, но затем в ее голосе прозвучала грусть — а если серьезно, то ты мне совсем не надоел, и отдыхать от тебя мне вовсе не требуется. Просто для тебя самого будет лучше поехать. Да ты и сам это знаешь…

— Знаю, — грустно подтвердил я, вздохнув, и у меня само собой вдруг вырвалось — просто не хочу с тобой надолго расставаться…

— И я не хочу — тихо призналась девушка — Но так надо. Это будет правильно. Не стоит обижать Маринэ, она ведь столько сделала для того, чтобы эта встреча состоялась. Расскажешь мне потом, когда вернешься, как все прошло?

— Я и раньше расскажу — пообещал я — я тебе каждый день буду звонить: это же не сборы, телефон еще никто не отменял.

— Денег не хватит — пессимистично заявила Ольга, но голос заметно повеселел, и я тоже приободрился, приняв во внимание возможность сохранить с ней связь через телефон (на счет денег я нисколько не беспокоился, уж на это я всегда их найду) — ладно, дружище, мне нужно проверить как там Надя, так что я больше не могу разговаривать. До завтра?

— Да, давай. До завтра — попрощался я.

Пока я болтал с Олей, ноутбук снова «уснул», но тут же вновь был безжалостно мной «разбужен»: я принялся строчить ответ Маринэ, благодаря за приглашение и сообщая, когда меня ждать.

Среда, 23 декабря 2003 г.

Ольга

С тех пор как я узнала, что Адам вскоре встретится с Маринэ, я постоянно чувствовала себя какой-то потерянной и была не в своей тарелке. Когда мой друг позвонил в понедельник вечером и сказал, что невеста приглашает его в гости, у меня будто сердце остановилось, и я почувствовала сильнейший холод в животе и во всем теле. Конечно, можно было бы подумать, что это мое очередное предчувствие, но я абсолютно точно знала, что интуиция здесь не причем. Все дело в моем отношении к Адаму. Суммировав все странности моего поведения за последний месяц, я пришла к однозначному, но очень неутешительному для себя выводу: я его люблю.

Какой кошмар. Как такое могло со мной случиться?! Мало того, что он другой национальности и, следовательно, его менталитет сильно отличается от моего, так у него еще и невеста есть, с которой, между прочим, я успела подружиться! Отбивать у нее жениха было, на мой взгляд, такой чудовищно подлой и недостойной низостью, которую даже представить себе сложно. Я ни за что на это не пойду, даже если у Адама тоже есть ко мне какие-то чувства (принимая во внимание то, что прилетало от него, когда он меня обнимал), хотя это еще не доказано — может мне просто померещилось…

Но что же мне делать? Я больше не могла себя обманывать, пришлось признать — я втрескалась в него поуши! Я так старалась не замечать очевидного, игнорируя все сигналы своего шестого чувства, что даже не могу сказать, когда это произошло. И теперь мое состояние похоже на болезнь в очень запущенной форме: о чем бы я не думала — мысли постоянно скатываются на Адама, а чуть только представлю как они встретятся и будут друг другу улыбаться, так сразу глаза на мокром месте… Тьфу, я сама себе противна!

Я всеми силами старалась не показывать своему другу мои истинные чувства и вести себя как обычно. В общем-то, это удавалось: в его присутствии мне было так легко и комфортно, что я забывала обо всех своих тревожных мыслях. Но стоило мне остаться одной, как на меня накатывала тоска и депрессия.

И вот сейчас мы после института ехали на «Чистые пруды», чтобы попасть в дельфинарий. Я радовалась возможности отвлечься и переключить свой мозг на что-нибудь еще кроме Идолбаева. В подземном переходе, когда мы уже выходили из метро, Адам вдруг углядел киоск с булочками и пирожками и резко затормозил.

— Ты чего? — удивилась я.

— Да я подумал, что на всякий случай надо запастись провизией — не хочу, чтобы ты упала в голодный обморок, переобщавшись с дельфинами — озабоченно пояснил он — ты какие пирожки больше любишь? Выбери, что тебе нравится.

— Какой ты молодец! — похвалила я своего друга — я об этом даже не подумала… — и без возражений выбрала себе яблочный пирожок и ватрушку с творогом. Но Адам, видно, решил подстраховаться по полной программе и купил аж по три штуки обоих видов. Я улыбнулась, но ничего не сказала, и мы, наконец, покинули подземку.

Как только мы оказались у нужного здания, я сразу набрала Анин номер.

— Алло? — ответил мелодичный женский голос.

— Здравствуйте, Анна. Я — Ольга. Вам, наверное, ваша сменщица Маша или кто-то из других инструкторов про меня рассказывали. Мы с другом приехали повидаться с дельфином по имени Антон. Вы нас не впустите?

— Ой, Ольга, мы как раз вас ждем! — женский голос на том конце «провода» заметно потеплел — подходите к служебному входу с обратной стороны здания. Я сейчас к вам спущусь.

Мы быстро обошли здание, благо служебный вход было найти не сложно — его выдавала узенькая тропинка, вытоптанная в снегу сотрудниками дельфинария. Дверь как раз открылась, и мы увидели симпатичную и стройную рыженькую девушку в гидрокостюме, которая приветливо нам улыбалась.

— Вы Ольга, да? — уточнила она, я кивнула — А это, должно быть, Тимур?

— Нет, — поспешила я прояснить недоразумение — это еще один мой друг. Его зовут Адам.

— Ой, извините — смущенно улыбнулась девушка Идолбаеву и обратилась к нам обоим — очень приятно познакомиться. Да вы не стойте, проходите.

Анна провела нас какими-то коридорами и в итоге мы вышли к большому бассейну, где в прошлый раз было представление. Там крупный темноволосый мужчина с усами лет сорока показывал какую-то палочку дельфинам (Кипера среди них не было), плавающим внизу и свистел в «свисток», точнее в звуковой модулятор.

— Марат, — позвала его Анна — отвлекись на минуту, пожалуйста. Познакомься, это Ольга и Адам. Они пришли поговорить с Антоном — просветила его девушка и сразу обернулась к нам, негромко пояснив — это мой напарник. Он сейчас разучивает с дельфинами новый номер. Но это может подождать, так что он с радостью к нам присоединится.

И действительно, дрессировщик сразу опустил палочку, что-то свистнул дельфинам в модулятор (после чего они отплыли от бортика и принялись кружить по бассейну) и подошел к нам, с интересом меня разглядывая.

— Очень приятно познакомиться, Ольга — сказал он густым баритоном и обменялся рукопожатием с Адамом, представившись — Я — Марат Васильевич, старший инструктор по работе с морскими животными. Мы много интересного слышали о вас от наших коллег и очень хотели познакомиться с вами лично. Пойдемте в комнату отдыха, там и поговорим.

Мы с Адамом переглянулись, но возражать не решились и проследовали в уже известную мне комнатку вслед за дрессировщиками. Когда мы оказались внутри, Анна спросила:

— Может чай? Или кофе?

— Нет, спасибо — отказалась я — вообще-то мы пришли проведать Антона. Можно его увидеть?

— Да, разумеется, — откликнулся Марат — но у нас есть одна просьба. Мы с Аней хотели бы присутствовать при вашем разговоре и посмотреть, как вы это делаете. Наши коллеги рассказали, что можно научиться разговаривать с дельфинами также как вы. Честно говоря, я не очень-то верил в подобную возможность общения, пока одна из наших инструкторов не показала, что у нее получается так с ними разговаривать. Теперь я хочу посмотреть, что делаете вы, и понять, как это у вас получается. Я с дельфинами работаю уже десять лет, но ни о чем подобном не слышал и сам с таким не сталкивался. Так что все это кажется мне чистой фантастикой.

— Хорошо, Марат. Я, в общем-то, знала, что тут будут зрители и не рассчитывала, что меня с дельфином оставят наедине — ведь я не сотрудник дельфинария. Может еще кто-то хочет посмотреть? Я бы сразу позвала всех желающих, чтобы по десять раз не показывать одно и то же — с улыбкой предложила я.

— Ой, да! — воскликнула Аня — Мария Петровна, наша уборщица, тоже хотела посмотреть. И еще Сергей Алексеевич, наш зоотехник. А еще Валентин Павлович, специалист по освещению, только у него сегодня выходной — вот он расстроится, когда узнает, что все пропустил… И еще…

— Так, стоп. Аня, иди и собери всех, кого найдешь — распорядился Марат, прервав словоохотливую напарницу — а мы пока здесь посидим и тебя подождем.

Анна радостно кивнула и умчалась чуть не со скоростью света исполнять поручение. А Марат предложил нам присесть и, когда мы расселись, поинтересовался:

— Ольга, не могли бы вы в общих чертах описать, как это происходит?

— Так я же уже рассказывала вашим коллегам. Разве они вам не объяснили?

— Объяснили. И не один раз — признался мужчина, добродушно улыбаясь — Но я предпочитаю все услышать лично от вас.

Вздохнув, я терпеливо повторила то, что рассказала Маше и Игорю в свой прошлый визит и в свою очередь спросила:

— Марат, а почему вы не хотите сами попробовать с ними поговорить? Тогда бы вам все стало намного понятнее. Ведь не зря же говорят, что пока не попробуешь — не узнаешь.

— Тут вы неправы, Ольга. Я хочу попробовать. Но сначала нужно всесторонне изучить весь процесс, чтобы не наделать ошибок. С животными ошибки очень дорого обходятся — один раз сделаешь что-нибудь не так, и все: животное от тебя шарахается и ни в какую не желает с тобой работать. А для меня, как для инструктора, это неприемлемо.

— Что ж, тогда, если вы надумаете общаться с ними, я могу вам посоветовать только одно: излучайте побольше дружелюбия и сострадания, старайтесь разговаривать с ними уважительно, как с равными. Ведь на самом деле так оно и есть — если они не говорят на нашем языке, это не значит что они глупые и ничего не понимают. Можно сказать, это еще одна раса разумных существ на нашей планете, значительно превосходящая по своей разумности остальных животных. А разумное существо всегда сможет договориться с другим разумным существом, даже если вначале возникло недопонимание. Понимаете, о чем я говорю?

— Да, — задумчиво откликнулся мужчина, разглядывая меня словно редкую диковинку — кажется, понимаю. И еще я понимаю теперь, почему они заговорили именно с вами: ваше отношение к ним сильно отличается от того, что они успели увидеть от людей. Возможно это и есть ключ к тому, чтобы научиться правильно с ними общаться…

Тут дверь распахнулась и в комнату отдыха влетела запыхавшаяся Анна. Следом за ней вошли еще трое. Полная седовласая женщина преклонных лет в очках и зеленом клеенчатом фартуке. Худощавый бородатый мужчина неопределенного возраста в темно-синем рабочем комбинезоне. И женщина средних лет с короткой модной стрижкой и в деловом костюме. Анна поочередно представила всех:

— Это Мария Петровна, наша уборщица. Сергей Алексеевич, зоотехник. И Людмила Васильевна — наш бухгалтер. А это — указала она на меня задорно улыбаясь — Ольга, наш учитель по общению с дельфинами (все добродушно засмеялись, поскольку это прозвучало так, будто я тоже являюсь сотрудником дельфинария) и Адам, друг Ольги — закончила церемонию знакомства девушка.

Марат поднялся со стула и сказал, улыбаясь в усы:

— Что ж, раз все в сборе, пойдемте учиться — и мы всей группой направились по уже знакомому мне маршруту в сторону «комнаты» Антона — Кипера. Увидев, сколько народу будет наблюдать за мной и следить за каждым моим движением, я заметно занервничала — никогда не любила выступать на публике. «А вдруг у меня сегодня не получится, и я опозорюсь при всем честном народе?!» — промелькнула паническая мысль — «Или же вдруг Кипер откажется со мной разговаривать, когда вокруг столько людей?»

Внезапно на мое плечо легла теплая рука, и в поле зрения возникло решительное лицо Адама, который тихонько прошептал мне на ухо:

— Не волнуйся, подруга. У тебя все получится. Просто сосредоточься только на дельфине, и не обращай на остальных внимания.

— Спасибо — успела с благодарностью прошептать я в ответ, перед тем как мы подошли к нужной двери.

Все гурьбой ввалились в небольшое помещение с бассейном, и сразу стало тесно — видно, оно не предназначалось для посещений людей в таких количествах. Вместе со мной я насчитала семь человек. Тем временем Марат достал звуковой модулятор и хотел свиснуть, но я его остановила:

— Подождите. Давайте я сначала попробую его позвать — проверим, услышит ли он меня на расстоянии или нет.

Дрессировщик согласно кивнул и убрал модулятор, заблестев глазами от любопытства. Сконцентрировавшись, я посмотрела расслабленным взором на ровную водную гладь бассейна и послала туда мысленную волну приветствия и ожидания встречи, позвав про себя:

— «Кипер, это Ольга. Выплыви ко мне поговорить» — и представила как он подплывает к бортику бассейна, и я кладу ему руки на голову.

Буквально в ту же секунду дельфин выскочил из воды, радостно стрекоча что-то на дельфиньем языке. Я улыбнулась, поймав волну его необузданной радости от встречи и ответное приветствие. Позади раздался слаженный вздох удивления от местного персонала, но я не обратила на это особого внимания, а подошла к бассейну и присела на бортик, положив руки на голову Кипера.

— «Здравствуй, дорогой. Как ты поживаешь?» — ласково подумала я, послав эмоции участия и любопытства.

— «Хорошо» — донеслось в ответ, и перед моим внутренним взором промелькнула картинка, как Кипер чуть ли не до потолка подпрыгивает над водой. Но затем эмоциональный фон дельфина стал каким-то грустным и обеспокоенным. Я увидела, что другие дельфины не могут так высоко прыгать как он и даже не могут его догнать, когда они все вместе плавают под водой — «Моим сородичам хуже» — услышала я его мысль внутренним слухом. И вслед за этим сразу же прилетела картинка, как я вливаю золотой свет в каждого дельфина, сопровождаемая вопросительной интонацией: «Сможешь их вылечить?»

— «Подожди» — передала я Киперу и обернулась к людям — Он говорит, что чувствует себя превосходно, но очень беспокоится о своих сородичах. Он показал, что они себя неважно чувствуют и просит их вылечить так же как и его. Наверное, этим я сейчас и займусь — заключила я.

— Нет! — твердо сказал Марат. Все, включая дельфина, удивленно на него уставились, так что он сразу пояснил, обращаясь сразу ко всем присутствующим — Если Ольга сейчас всех вылечит, то окажет нам медвежью услугу. Борис Аркадьевич своими глазами должен убедиться, что дельфинам плохо, иначе он не поверит никаким анализам и будет продолжать травить их новым кормом, а мы ничего не сможем сделать. Сейчас все дельфины, кроме Антона, с которым Ольга поработала, действительно стали вялые и медлительные. В сочетании с анализами это послужит достаточно веским доказательством для директора и побудит его во всем разобраться. А если они будут при его появлении скакать до потолка, то он просто решит, что анализы подделали или перепутали. Вот и все.

— Да, лечить сейчас нельзя — признала я и пожаловалась, ни к кому конкретно не обращаясь — Но как объяснить ваши доводы дельфину? Вряд и он знаком с человеческой бюрократией. Надо подумать.

Я постаралась хотя бы для себя перевести сказанное в картинки. Выходило, что для того чтобы построить понятные образы, надо знать как выглядит директор и я обратилась к сотрудникам:

— Мне нужно изображение вашего директора. Есть какая-нибудь фотография? Мне нужно понять как он выглядит.

Дрессировщики растерянно переглянулись, но тут Анна вдруг радостно улыбнулась и обратилась к бухгалтеру:

— Людмила Васильевна, у вас же над выходом из кабинета висит общая фотография всех сотрудников дельфинария, которую сделали на пятилетний юбилей, помните? Там и Борис Аркадьевич есть, я точно помню!

— И правда — удивленно согласилась женщина — А я и забыла. Сейчас схожу, принесу — пообещала она и вышла из комнаты.

Тем временем, я обратила внимание на дельфина, терпеливо дожидающегося моего ответа. Послав ему волну сожаления и сочувствия и мысленно перечеркивая его образ, где я лечила его собратьев, я печально подумала:

— «Прости, я не могу их вылечить сейчас»

— «Почему?» — грустно спросил дельфин, затем от него долетели эмоции отчаянья и безысходности — «Тогда они умрут» — и следом припыл образ как в бассейне кверху брюхом плавают мертвые дельфины. От жуткости этой картины я даже вздрогнула и послала Киперу мощную волну отрицания:

— «Нет! Этого не будет!» — а затем уже мягче добавила, представив, как вливаю целительную энергию в дельфинов — «Я их вылечу, но не сейчас. Потом. Позже. Надо подождать» — я послала дельфину попеременно меняющие друг друга несколько раз картинки дня и ночи.

Мой морской друг заинтересованно поднял голову. От него донеслось недоумение и вопросительная интонация:

— «Почему не сейчас?»

Тут как раз вернулась Людмила Васильевна с фотографией, которую она передала Анне. Та в свою очередь подошла ко мне и указала на полного человека в темном деловом костюме. Он был лысоватый, но карие глаза казались добрыми (может потому что на фотографии он улыбался?). Кивком и улыбкой поблагодарив дрессировщицу, я снова сконцентрировалась на дельфине. Представив себе директора как на фотографии, я послала ему этот образ и спросила:

— «Ты знаешь этого человека?»

От Кипера тут же донесся клубок сложных эмоциональных ощущений: там были и узнавание, и радость, и грусть, и тоска и что-то еще. Я не смогла уловить всю гамму чувств, но поняла, что дельфин знаком с директором и обрадовалась. Я попеременно послала ему несколько образов: вот я лечу дельфинов… потом приходит директор… здоровые дельфины радуются и высоко прыгают… директор злится и кричит на инструкторов… дельфинам дают большое корыто с плохим кормом. Потом, подождав пару секунд, пока мой морской друг переварит эту информацию, я показала ему другое «кино»: я перечеркнула картину своего лечения… приходит директор… дельфины вялые и еле-еле плавают… нахмуренный директор разговаривает с инструкторами и они ему показывают плохой корм… директор выбрасывает корм… потом я лечу дельфинов.

Облегченно вздохнув (чтобы представить яркие образы потребовалась сильная концентрация), я послала Киперу вопросительную эмоцию:

— «Понятно?»

От него до меня донеслось задумчивое удивление, и он вернул мне образ директора с вопросом:

— «Это ваш вожак?»

— «Ну да, наверное» — согласилась я, улыбнувшись. Потом Кипер прислал эмоцию понимания и смирения:

— «Хорошо. Мы подождем.»

Я послала ему благодарность и радость от достигнутого взаимопонимания, на заднем фоне плавало восхищение его сообразительностью. От дельфина долетела теплая улыбка и образ как будто от него, из района головы, к другим дельфинам тянутся прозрачные ниточки, по которым передается то, что я ему показала. Внутренним слухом я уловила мысль:

— «Я передам моим сородичам наш разговор» — после чего он нырнул под воду.

— Что он сказал? — тут же хором поинтересовались дрессировщики.

— Ну, я объяснила ему, как смогла, что сейчас других дельфинов вылечить не смогу и попросила подождать. По-моему он понял, сказал, что передаст наш разговор своим сородичам. Еще мне показалось, что он знаком с вашим директором. Он думает, что это ваш вожак — улыбнулась я и встала с бортика. От долгого сидения у меня затекли ноги. Я почувствовала сильную усталость, и закружилась голова. Наверное, это отразилось на моем внешнем виде, так как Адам вдруг оказался рядом, обняв одной рукой за плечи, и участливо спросил:

— Все нормально? Может, пирожок?

— Да, это было бы здорово. — устало улыбнулась ему я, и тут же получив указанный предмет, принялась жевать.

— Интересно, Ольга, как же вам удалось объяснить дельфину всю нашу бюрократию? — поинтересовался Марат.

Прожевав большой кусок, я ответила:

— Давайте обсудим это не здесь, а в другом месте — здесь слишком тесно и уже нечем дышать. Я понимаю, что вы мало что увидели и совсем ничего не услышали из нашего разговора, поэтому я готова вам все подробно объяснить, например, за чашкой чая. Если вы не против.

— Мы даже готовы поделиться пирожками — весело добавил Адам.

— А-а-а, ну раз так — тогда конечно — протянул Марат, добродушно усмехаясь, и все засмеялись.

Мы гурьбой вывалились из комнаты Кипера, но не успели сделать и двух шагов, как до меня донеслась чья-то яркая мысль: «Ольга!». Я резко затормозила и остальные удивленно на меня оглянулись.

— Меня кто-то позвал — сообщила я и пожаловалась — никак не могу к этому привыкнуть…

— Кто? Антон? — спросила Анна.

— Да нет, на него не похоже. Какой-то другой дельфин. По-моему зов шел оттуда — я указала на дверь, расположенную через одну слева от той, из которой мы только что вышли.

— Там у нас Тим — пояснила дрессировщица — Он моложе Антона и очень любознательный. Так что вполне мог позвать… Пойдешь? — с интересом спросила она.

— Почему бы и нет? — я пожала плечами и зашагала к указанной двери.

Все дружной толпой двинулись за мной, и вскоре мы оказались в комнатке, являющейся точной копией предыдущей. Дельфин уже ждал нас, высунув голову за бортик и чуть ли не подпрыгивая от нетерпения. Он первым послал мне волну приветствия и благодарности за то, что я пришла, прислав свой образ:

— «Я — Уилер» — выглядел он при этом довольно бодро, с первого взгляда и не скажешь, что его травят плохой едой.

Мысленно ему улыбнувшись и поприветствовав в ответ, я сложила ему руки на голову и поинтересовалась:

— «Ты меня звал? Зачем?»

В ответ перед моим внутренним взором быстро замелькали образы. Там было много разных людей всех возрастов. И все они что-то делали. Взрослые и дети смеялись, разговаривали, ругались, плакали… Все это сопровождалось эмоциями любопытства и какого-то аналитического интереса со стороны дельфина. В конце же прилетела мысль:

— «Я наблюдаю за людьми. Исследую. Но мне многое не понятно. Поможешь разобраться?» — как ни странно мысли Уилера звучали для меня намного четче и яснее, чем мысли Кипера. Они казались максимально приближенными к человеческой речи, и понимать их было на порядок легче.

— Что он говорит? — не выдержала Анна затянувшегося молчания. Я с улыбкой пояснила:

— Похоже он ученый. Исследует людей. Хочет, чтобы я пояснила ему некоторые особенности нашего поведения.

— О-о-о-о! — удивленно протянула девушка. А я даже не оборачиваясь почувствовала как у всех присутствующих от изумления вытянулись лица.

— «Почему я так хорошо тебя слышу?» — спросила я дельфина, послав ему волну радостного удивления и не отвлекаясь больше на людей — «Это потому, что ты изучаешь нас?»

От Уилера прилетел утвердительный ответ, сопровождаемый образом: голова человека и рядом дельфинья. От человеческой головы неровными волнами идет какое-то излучение. И от дельфиньей головы тоже идет похожее излучение, только волны там более ровные и мелкие. Вдруг излучение дельфина стало постепенно меняться, становясь все больше похожим на человеческое. Все это визуальное пояснение сопровождалось пояснением словесным:

— «Я настроил свой мозг на ваши мысли, чтобы лучше понимать вас. Но даже это не всегда помогает. Так ты поможешь?»

— «Конечно! С радостью!» — с энтузиазмом согласилась я. Вдруг у меня перед глазами все поплыло и виски сдавило от боли.

— ОЙ! — вскрикнула я и схватилась за голову. Адам в мгновение ока оказался рядом со мной и, тревожно заглянув мне в глаза спросил:

— Оль, может уже хватит, а? Ты и так сегодня много общалась. Давай ты в другой раз с ним поговоришь, ладно?

Мне не хотелось прерывать беседу с Уилером, когда началось самое интересное, но я вынуждена была признать, что Адам прав, поэтому, чувствуя в голове тупую ноющую боль, неохотно послала дельфину-ученому волну сожаления:

— «Извини, друг. Давай поговорим в другой раз. Мне непривычно разговаривать мыслями. И я уже сильно устала»

— «Хорошо» — прилетел разочарованный ответ, но тут же сменился волной нетерпеливого любопытства — «Только один вопрос: ты с ним пара?» — и в сопровождающей картинке я увидела саму себя и Адама, который встревоженно присел рядом со мной. Вокруг каждого из нас была какая-то цветная дымка, видимо аура. В тех местах, где наши ауры соприкасались, они как бы сливались и проникали друг в друга, цвета становились ярче и насыщеннее. Выглядело это очень красиво.

— «Что?» — я так удивилась подобному интересу со стороны дельфина, что даже головная боль слегка утихла. Но Уилер, видимо, решил, что мне непонятен сам вопрос и перефразировал:

— «Ты и он, вы вместе на всю жизнь?» — картинка тоже сменилась. Теперь мы с Адамом стояли рядом друг с другом и держались за руки, разноцветное излучение от каждого из нас сливалось в одно облако, а вокруг нас прыгало много маленьких Адамов и Оль.

Увидев это, я покраснела как рак, и от меня самопроизвольно пошла эмоциональная волна возмущенного отрицания:

— «Нет! Мы не пара. Мы — друзья!» — я мысленно зачеркнула образ «счастливой семьи», которую нарисовал дельфин, и создала свой: я стою рядом с Адамом, но наши ауры не сливаются, а остаются отделенными друг от друга и всего лишь соединяются между собой множеством тонких нитей. Потом я решила показать ему, что у Идолбаева уже есть пара: я представила Адама и Маринэ (так, как я нарисовала ее себе в своем воображении по ее описанию) и объединила их ауры в одно облако, как на картинке у дельфина, подумав:

— «Мы не можем быть „вместе на всю жизнь“, так как у моего друга уже есть пара» — мысль получилась довольно грустная. Я этого не хотела, но так уж вышло. Если речь и внешнее проявление эмоций я умела контролировать более-менее хорошо, то с мыслями так не получалось (видимо с непривычки). От дельфина прилетело недоуменное недоверие, и он тут же задал следующий вопрос:

— «Почему так? Ваши огни так подходят друг другу. У нас если встречаются такие огни, всегда получается пара. У вас что, разве не так?»

Ноющая боль вернулась в мою голову и постепенно все усиливалась, но я всеми силами старалась отключиться от нее и сосредоточилась на ответе, сопроводив его эмоцией искреннего сожаления:

— «Люди не видят огней, Уилер. Они находят себе пару по-другому. И, быть может, поэтому часто ошибаются».

Морской ученый посмотрел на меня сочувственно и жалостливо (и мне не понятно было связанно ли это с тем, что мы не видим «огней» — аур, или с тем, что дельфин заметил, как плохо я себя чувствую).

— Оля, — подал голос Адам, тронув меня за плечо — ты уже вся белая как мел. Хватит. Если ты сейчас же не перестанешь, я сам прерву этот разговор.

— Сейчас, уже почти все — отрешенно ответила я.

Дельфин с исследовательским интересом посмотрел на Адама, и я поймала волну его любопытства и жажды знаний:

— «Можно с ним поговорить?» — вдруг долетела до меня его мысль.

— «С Адамом?» — удивилась я — «Ну да, наверное, можно попробовать. Правда, он еще никогда не разговаривал мыслями. Не знаю, получится ли» — с сомнением и неуверенностью подумала я и, убрав руки с дельфина, устало обратилась к своему другу:

— Он хочет с тобой поговорить. Попробуешь?

— Со мной?! — неподдельно изумился Адам.

— С ним?! — удивленно воскликнула сзади Анна (а я почти уже и забыла, что у нас есть зрители — так тихо они себя вели).

— Да — утвердительно ответила я на оба вопроса и подвинулась, освобождая другу место для беседы. Парень с сомнением посмотрел на меня и присел рядом, неуверенно протянув руки к дельфину, да так и остановился на полпути:

— Оль, а ты уверена, что у меня получится?

— Не до конца. Но попробовать-то ты можешь. В теории ты все хорошо знаешь, теперь осталось освоить практику. Просто как следует сконцентрируйся, а остальное само придет — дала я ценные указания.

Обреченно вздохнув, Адам положил руки на дельфинью голову и закрыл глаза. Пару секунд ничего не происходило, но затем его лицо прояснилось, и он улыбнулся:

— Я его слышу.

— Что он от тебя хочет? — полюбопытствовала дрессировщица.

— Пока еще не понял, сейчас спрошу — пообещал парень, а я напомнила:

— Адам, не отвлекайся. Направь все свое внимание на дельфина.

Идолбаев кивнул и замер. Прошло несколько минут, во время которых в комнате висела мертвая тишина — а я и не думала, что со стороны это так скучно выглядит. О том, то разговор между человеком и дельфином все-таки происходит, можно было догадаться только по лицу Адама, поскольку на нем иногда отражались некоторые эмоции. Да и то, эта привилегия была доступна только мне — остальные участники событий видели лишь его спину. Я, кажется, начала понимать, почему Марату так сложно поверить в реальность этих бесед — уж слишком неявным было это общение.

Тут Адам открыл глаза, серьезно посмотрел на дельфина и кивнул. А затем улыбнулся и легонько похлопал того по спине. Уилер-Тим что-то стрекотнул на дельфиньем языке и нырнул под воду.

— Ну что? О чем вы говорили? — на этот раз я проявила нетерпение. Но к моему удивлению, друг не спешил делиться сведеньями. Адам искоса взглянул на меня и уклончиво ответил:

— О разном. Я потом тебе расскажу.

— Так нечестно! — вскинулась Анна — а как же мы? Мы тоже хотим узнать!

— А вам я могу сказать, что это личная информация, касающаяся только меня и Ольги — серьезно глядя ей в глаза ответил Идолбаев.

Девушка от такой прямоты стушевалась и опустила глаза. Положение спас Марат:

— Ну, мы будем сегодня пить чай с пирожками или как? — поинтересовался он и добродушно похлопал напарницу по плечу — Не расстраивайся, Анюта, уверен, с тобой наш ученый дельфин тоже непременно захочет побеседовать — все, в том числе и Анна, заулыбались шутке.

— Полностью согласна — поддержала я дрессировщика — Похоже, Тим настолько увлекся своими исследованиями людской природы, что будет рад любому источнику информации.

Мы вновь все вместе покинули дельфиньи «апартаменты» и на этот раз беспрепятственно направились в комнату отдыха.

Адам

С того момента как я оказался в дельфинарии вместе с Олей, я не спускал с нее глаз. Сначала она чувствовала себя не в своей тарелке. И это неудивительно, принимая во внимание ее патологическую скромность и то, сколько незнакомого народу собралось на нее поглазеть. Но стоило ей настроиться на рабочую волну, как она сразу перестала нервничать. И вообще перестала замечать что-либо вокруг, кроме дельфинов. Например, она не видела жгучего любопытства в глазах Анны, профессионального интереса Марата, скептические ухмылки зоотехника и уборщицы и вялый интерес бухгалтера. И хорошо, что не видела — а то занервничала бы еще больше. Зато когда дельфин выскочил из воды и радостно запрыгал, как кузнечик, стоило ей только посмотреть на бассейн, на всех это произвело большое впечатление. Особенно, как я заметил, на инструкторов — видно они привыкли, что дельфины их слушаются, только когда они свистят в свои «свистки».

Сам по себе разговор с дельфином не представлял ничего особенного, но то, что Ольга говорила после довольно продолжительных пауз, каждый раз вызывало удивление и оживление среди зрителей. И было абсолютно ясно, что придумать ответы она не могла — уж слишком специфической была информация.

После того, как разговор с Антоном закончился, девушка выглядела усталой и бледной. Я порадовался про себя, что догадался купить ей еды и сразу сунул ей в руку пирожок. Стоило ей только немного подкрепиться, как нездоровая бледность стала потихоньку исчезать с ее лица, и я про себя облегченно выдохнул — не представляю, чтобы я делал, если бы она вдруг упала в обморок. Интересно, неужели мысленное общение отнимает столько сил? Или это только у Оли такие проблемы?

Мы вышли в коридор и уже собрались всесторонне обсудить полученные сведенья, как вдруг случилось неожиданное — подругу позвал другой дельфин. Сказать честно, мне это совсем не понравилось — девушка только-только пришла в себя и лишние нагрузки ей сейчас были ни к чему. Но Оля так уверенно направилась в сторону другой комнаты, что я не решился ее останавливать.

К всеобщему немалому удивлению, другой дельфин оказался ученым-исследователем, и мне стало ясно, что в нем Ольга нашла родственную душу — теперь ее от этого морского исследователя и за уши не оттащишь! Но, к сожалению, мои опасения по поводу ее самочувствия оправдались, потому что девушка вдруг вскрикнула и схватилась за голову. У меня сердце пропустило один удар, и я сам не понял, как оказался рядом с ней, принявшись уговаривать ее остановиться пока не поздно. Но упрямая девчонка и не подумала меня слушать, пропустив все мои слова мимо ушей и сосредоточившись исключительно на дельфине. Я не решался прервать ее беседу с морским животным, опасаясь что-то нарушить в сложном процессе мысленного общения, но про себя костерил Соколову и ее любовь к рискованным экспериментам на все корки. Однако, видя, что с каждой минутой Олино лицо становится все бледнее, я не выдержал и пригрозил подруге принудительно закончить это опасное для ее здоровья общение, если она немедленно не остановится.

Наконец, девушка оторвалась от дельфина и тут же сбросила на меня бомбу, сказав, что теперь этот исследователь желает пообщаться со мной. Сказать, что я удивился — значит, ничего не сказать. Меня тут же одолела нерешительность и сомнение в том, что для меня это вообще возможно. Но Ольга предложила просто попробовать, и я сразу вспомнил присказку, которую она постоянно повторяла, когда рассказывала о своем самообучении всяким необычным штукам: «пока не попробуешь — не узнаешь».

Подумав, что попытка — не пытка, я постарался расслабить тело и сконцентрировать разум, положив руки на голову дельфина, как и его предыдущая собеседница. В ту же секунду до меня донеслись доброжелательный интерес и что-то еще, что я не мог сходу разобрать. Но то, что эти ощущения были чужими и мне не принадлежали, оказалось настолько очевидным, что привело меня в полное замешательство. Странно и непривычно было ощущать чужеродный разум в своей голове. Однако, кто-то из присутствующих людей поинтересовался, чего дельфин от меня хочет и я, решив попозже, на досуге как следует обдумать происходящие события, сосредоточился на вопросе, постаравшись максимально усилить вопросительную интонацию:

— «О чем ты хотел со мной поговорить?»

Я почувствовал, что дельфин обрадовался тому, что я его понимаю, и в моей голове вдруг возникла картинка: Ольга сидит на бортике бассейна, рядом присел я и что-то ей говорю, а она молча слушает. Видимо я смотрел сейчас на нас глазами дельфина, что уже само по себе было удивительным. Но не это было самым необычным. Нас окружали какие-то призрачные разноцветные контуры. В тех местах, где Ольгин контур соприкасался с моим, вспыхивали красивые цветные узоры чем-то похожие на салют. И тут до меня долетела дельфинья мысль:

— «Ты и она — пара. Видишь, ваши огни сливаются. Почему ты выбрал другую?» — и следом прилетела новая картинка: я стою с незнакомой темноволосой и кудрявой девушкой, мы улыбаемся друг другу, и наши цветные контуры соприкасаются и перетекают друг в друга.

Я настолько был ошарашен вопросом и затронутой темой, что растерялся и не знал что сказать, машинально отметив, что на второй картинке узоров в виде салюта не было видно. Спустя какое-то время сквозь мысленный ступор пробилось удивление:

— «С чего ты взял, что эта девушка — моя пара?» — я показал дельфину образ кудрявой незнакомки.

От него пришли недоумение и неуверенность, сопровождаемые извиняющейся мыслью:

— «Ольга мне так показала».

Я понял, что темноволосая девушка, судя по всему, Маринэ, и задал следующий вопрос:

— «Что означает „пара“? Это когда двое создают семью?» — попробовал уточнить я

— «Что значит „семья“?» — спросил дельфин в ответ недоуменно.

Я понял, что мы сейчас запутаемся в понятиях и так далеко не уедем. Поэтому решил пойти другим путем: послал дельфину его первоначальный образ, где я вместе с Ольгой и вокруг нас что-то вроде салюта, и сопроводил его мыслью:

— «Ты сказал, что мы с ней пара. А когда у дельфинов получается пара, то на что это похоже?» — и попробовал представить рядом двух дельфинов, одновременно посылая вопросительно-любопытное ощущение.

— «О-о-о!» — до меня долетело радостное понимание морского ученого, и он тут же вернул мне мой образ двух дельфинов, но окруженный разноцветным сияющим контуром, переливающийся всеми цветами радуги. Все это сопровождалось так же ощущениями безграничной преданности, доверия и такой всеобъемлющей привязанности друг к другу, что кажется ничто не способно их разлучить — «У нас пара — это когда двое перестают быть сами по себе и становятся одним целым. Их огни так подходят друг другу, что сливаются и переплетаются навечно без возможности разделения. Если в паре один дельфин умирает, то для другого это тоже частичная смерть. Даже если потом он будет продолжать жить, то никогда уже не сможет создать еще одну пару».

Я обдумал услышанное и увиденное и пришел к выводу, что у нас такие отношения называются любовью (но не той, которой принято сейчас называть любую связь между мужчиной и женщиной, а настоящей и глубокой, которая возникает, только если человек найдет свою вторую половину). По правде говоря, в последнее время мне тоже приходила мысль о том, что может быть Ольга и есть моя половина, но я гнал эту мысль от себя всеми силами — уж слишком много проблем возникло бы, если воспринять ее всерьез… Вот чего я никак не ожидал и даже не мог предположить, так это того, что мне об этом заявит дельфин, да еще и так уверенно!

Дельфин же любопытно ловил мои размышления и, кажется, все еще ждал ответа на свой вопрос. Я попробовал ответить ему в его же стиле. Представил себя и Ольгу и сказал, точнее подумал:

— «Я знаю, что она — моя пара. Но не уверен, что она тоже знает об этом» — потом представил себя и Маринэ и послал свое сожаление — «А ее я не выбирал. Ее выбрали мои родители, когда я был еще совсем маленьким» — следом я послал картинку своих родителей и себя самого в детстве.

Пару секунд на мысленном фоне царила гробовая тишина, а потом моя голова чуть не взорвалась от бескрайнего изумления дельфина:

— «Как?! У вас кто-то может выбирать пару за другого?! А вдруг он ошибется? Ведь тогда же не будет сильного и здорового потомства. У нас если дельфин не находит свою пару, то вообще не может продолжать свой род. Я знаю, что у других видов бывает по-другому, но тогда дети рождаются намного слабее и неприспособленнее, чем от своей пары. И вы готовы добровольно идти на это?» — удивлению дельфина не было предела.

Я хотел сказать ему, что у людей есть такой обычай, традиция, когда родители подбирают пару детям, но столкнулся с тем, что толком не знаю как объяснить нечеловеческому существу, что означают слова «традиция» и «обычай». И даже если бы мне это удалось, как бы я объяснил ему потом, зачем нужна такая традиция, если даже сами люди не уверенны в ее нужности и полезности? К тому же в душе я был полностью согласен с дельфином. Сам того не подозревая, морской ученый наступил на больную мозоль, разбудив во мне тщательно запрятанные гнев и обиду на отца, который старался все и всегда решать за меня. Я не смог удержать свои чувства, и они выплеснулись на ни в чем не повинного дельфина. Тот вздрогнул под моими руками, и я, поняв, что он сейчас чувствует тоже, что и я, постарался усмирить неуместные эмоции. А дельфин тем временем прислал свое сожаление, виновато подумав:

— «Прости, я не хотел тебя обижать. Я просто хочу понять вас».

Я мысленно успокоил его, ответив:

— «Ты здесь не причем. Я злился не на тебя. Просто все запуталось. Знаешь, у людей так часто бывает» — послал я ему мысленную смущенную усмешку.

Дельфин сочувственно ткнулся носом мне в руку, а затем я услышал:

— «Да, я заметил, что люди часто ведут себя странно и непонятно. Но я только хочу сказать: Ольга очень хорошая. Не делай ей больно. Если ты будешь с другим человеком, ей будет очень плохо» — одновременно я увидел образ: я стою и улыбаюсь Маринэ, а грустная и заплаканная Ольга сидит в стороне.

— «Нет» — я перечеркнул его образ — «Ольга думает, что мы — друзья, а не пара. Она не будет…» — что она не будет делать, я так и не придумал, но дельфин и так меня понял по ощущениям грусти и сожаления прозвучавшие на моем мысленном фоне.

— «Ты ошибаешься. Даже если она не знает, что вы пара (хотя я так не думаю), ей все равно будет плохо» — уверенно ответил он, настойчиво возвращая мне ту же картинку, и сочувственно добавил под конец — «помни об этом».

Я убрал руки с его головы, открыл глаза и кивнул ему, показывая, что понял его предупреждение. До меня донеслось мысленное прощание дельфина, и я в ответ улыбнулся и похлопал его по спине, после чего мой собеседник сразу ушел под воду.

Оля, заметив, что наш разговор закончился, тут же поинтересовалась о чем шла речь. И что я мог ей ответить? Не мог же я сказать, да еще при всем честном народе, что дельфин все это время объяснял мне какая мы замечательная пара! Поэтому я отделался от нее уклончивым заявлением, что расскажу ей все позже.

Однако так легко уйти от темы мне не удалось — вперед вылезла дрессировщица Анна и потребовала, чтобы с ними тоже поделились информацией. Я ответил ей отказом довольно вежливо, но взглядом однозначно дал понять, что она вмешивается не в свое дело. По-моему она испугалась, а я этого совсем не хотел. Блин, опять я перегнул палку! Хорошо, что Марат разрядил обстановку и позвал всех пить чай.

Мы вместе добрались до комнаты отдыха (на этот раз без приключений), где Анна быстро организовала чай, а я по-братски поделился пирожками, выдав всем по половинке, а Оле как самой усталой — целый. Сам я вместе с зоотехником от употребления хлебобулочных изделий воздержался, ограничившись лишь чаем. Чувствовал я себя довольно бодро. Во всяком случае, такого колоссального упадка сил, как у моей подруги, у меня не наблюдалось. Лишь в голове была какая-то звенящая пустота, из-за которой окружающая обстановка казалась нереальной, как во сне. Поэтому я не принимал участия в разговоре, когда Оля принялась подробно объяснять присутствующим что именно она делала, говорила и показывала дельфинам и что получала в ответ. Сотрудники дельфинария слушали ее с живейшим интересом, а я задумался о том, какую часть нашего с дельфином разговора стоит ей рассказать, а о чем лучше не упоминать.

Наконец, все допили свой чай и выяснили все животрепещущие вопросы. Мы попрощались с местным персоналом, пообещав приходить еще, и вышли из здания, молча направившись к метро. Ольга любопытно поглядывала на меня, но я не спешил первым начинать разговор. В итоге, она устала ждать и осторожно поинтересовалась, заботливо заглядывая в глаза:

— Дружище, что-то ты какой-то молчаливый. Что Уилер тебе сказал?

— Кто? — удивился я.

— Дельфин. Это его настоящие имя. Я думала, он тебе тоже представился.

— Нет. Наверное решил, что мне настоящее имя знать не обязательно.

— Ну что ты! — принялась защищать своего морского исследователя девушка — он, наверное, просто забыл или решил, что у нас как у них — скажешь одному, а знают все — они же все объединены в мысленную сеть. Так о чем же вы говорили? — повторила она свой вопрос.

— О тебе — признался я — он показал мне картинку, где мы с тобой сидим на бортике бассейна и вокруг нас странные разноцветные призрачные контуры, которые сливаются между собой и сверкают как салют. Как ты думаешь, что это означает? — поинтересовался я, прикинувшись дурачком.

— Это наши ауры — энергетические тела, в которых отражаются наши мысли, эмоции и чувства — тихо сказала девушка, скромно опустив глаза — Видимо дельфины могут их видеть, не то, что мы, люди. У нас ауру может видеть лишь небольшая горстка избранных. Мне он тоже это показывал. Уилер сказал, что когда ауры сливаются так, как у нас, то получается пара.

— И что ты думаешь по этому поводу? — живо поинтересовался я, порадовавшись про себя, что она сама затронула эту тему, и мне не пришлось говорить это вслух.

— А ты? — ответила она вопросом на вопрос, глядя исключительно себе под ноги, при этом щеки у нее порозовели.

— Я, честно говоря, не знаю, что думать — уклонился я от прямого ответа — Для меня то, что я сегодня разговаривал с дельфином — уже большое потрясение, так что обо всем увиденном сегодня я решил поразмышлять потом, на свежую голову. Но мне интересно услышать твое мнение.

Ольга помолчала, задумчиво рассматривая деревья, машины и здания, встречающиеся по дороге и избегая смотреть мне в глаза. Потом тяжело вздохнула и сказала:

— С одной стороны, дельфину виднее, так как он лучше разбирается в аурах, чем мы. Но с другой стороны, он ведь может и ошибаться — Уилер сам признался, что многого не понимает в человеческих отношениях. И нет никаких гарантий, что наши ауры ведут себя точно так же как и дельфиньи. Так что я бы не стала строить свои действия, полагаясь только лишь на его слова. Я бы в первую очередь прислушивалась к себе и своим внутренним ощущениям, а уж потом учитывала постороннее мнение — авторитетно заявила подруга, наконец-то прямо посмотрев мне в глаза.

«Умно, ничего не скажешь!» — мысленно восхитился я. У меня от ее слов возникло двойственное чувство: я и вздохнул с облегчением, поняв, что непростой разговор о наших чувствах откладывается на неопределенный срок, и почувствовал глубокое разочарование от того, что она не восприняла слова дельфина всерьез и закрыла тему, даже не попытавшись узнать, что еще мне сказал дельфин.

Мы как раз успели спуститься в метро и пока ждали поезд, я предложил проводить ее до дома. Девушка благодарно улыбнулась, согласившись, и попросила:

— Адам, можно я посплю в поезде пока мы едем? Я что-то так устала. Разбудишь меня, когда будет наша остановка?

— Конечно — с готовностью пообещал я, улыбнувшись в ответ — спи сколько хочешь.

Нам повезло — поезд был полупустой, и мы уселись в уголке, никого не потревожив. Ольга склонила голову мне на плечо, закрыв глаза, и я вдруг ощутил, что мог бы так ехать с ней в этом поезде всю оставшуюся жизнь, до того естественным и правильным мне это показалось. Я пожалел, что нужная остановка не находилась на другом конце галактики. Оля спала, а я ехал и думал о том, какой удивительный сегодня был день и о том, насколько сильно я изменился благодаря ей (я не имею в виду пресловутый самоконтроль, это само собой разумеется). Кто бы мог подумать, раньше я считал все рассказы про экстрасенсов, колдунов и чудеса, которые они совершают, белибердой и сказочками для наивного и доверчивого народа, а теперь сам разговариваю с дельфинами… Всю оставшуюся дорогу я пытался уместить в своей голове эту мысль, но пока ничего кроме глупой счастливой улыбки она не вызывала, так как следующее, что я подумал — это в каком шоке были бы родители и друзья, если бы только об этом узнали…

Пятница, 25 декабря 2003 г.

Ольга

Начиная со среды, в нашем институте наступила неделя зачетов. Это означало, что все предметы, не вошедшие в экзаменационную сессию, которые мы изучали последние полгода, мы должны были сдать за неделю в виде зачетов. На экзамены нам в этом семестре вынесли основы бухучета, российские стандарты аудита, налоговое право и математический анализ. Но экзамены предстояли только после новогодних праздников, и до них еще надо было дожить!

К счастью, я успела защитить курсовую работу по налогообложению и налоговому контролю (Слава Богу, будто камень с души свалился!), так что теперь могла все свое время посветить подготовке к зачетам. По этой причине мы с Адамом в последнее время хоть и находились поблизости друг от друга, практически не разговаривали. Я постоянно повторяла лекции, листала учебники и зубрила налоговый кодекс. Адам, разумеется, ничем подобным не занимался и поначалу пытался отвлечь меня разговорами, уверяя, что любой препод увидев мое умное лицо, не раздумывая поставит мне зачет «автоматом» (то есть без всяких вопросов и проверки знаний). Но, конечно же, я не купилась на эти увещевания и попытки сбить меня с толку. Не представляю, как собирался сдавать зачеты Идолбаев: может быть вознамерился делать «шпоры» (шпаргалки) и списывать как большинство народу или, не смотря на свою чеченскую национальность, понадеялся на русский «авось» — то мне было не ведомо. Однако заставлять его учиться вместе со мной, я даже не пыталась — это было бы бесполезной тратой сил и времени.

Когда мой друг понял, что в данный момент собеседница из меня никакая, он, наконец, вспомнил о своих давно позабытых друзьях и решил проведать Рустама и Али. Надо было видеть лица этих товарищей, когда Адам вдруг внезапно объявился рядом с ними и что-то им сказал! Они выглядели так, будто их давно умерший друг восстал из гроба и срочно потребовал сто рублей когда-то давно взятые в займы. Я даже на пару минут отвлеклась от повторения лекции, чтобы посмотреть, как будут дальше развиваться события. Чеченцы синхронно посмотрели в мою сторону и, увидев, что я никуда не делась, что-то у него спросили. А после его ответа еще раз взглянули на меня (на этот раз я улыбнулась и помахала им ручкой), разулыбались и принялись хлопать Идолбаева по плечам и что-то весело говорить ему. Я поняла, что потерянная дружба восстановлена, порадовалась за своего друга и вернулась к повторению лекции.

С этого момента Адам принялся курсировать между мной и своими чеченскими друзьями. Меня такое положение вещей вполне устраивало (главное, что он мне не мешал и сам не скучал), его друзей — тоже. Так что все были довольны и счастливы. И вот сейчас я как раз готовилась к предстоящему зачету по английскому языку, а Идолбаев решил посидеть с друзьями в столовой. Но не успела я долистать учебник и до половины, как у меня зазвонил телефон. Звонила Маша из дельфинария.

— Привет, Маш — с улыбкой поздоровалась я, ответив на звонок.

— Привет, Оля. Я не отвлекаю? — голос у девушки был серьезный и какой-то напряженный.

— Нет, сейчас как раз перемена. Но она скоро закончится и начнется зачет, так что постарайся уложиться в пять минут.

— Хорошо, я быстро. Пришли результаты анализов дельфинов. В их крови действительно обнаружили ядовитый элемент, который угнетает их иммунную систему и влияет на двигательную активность. Причем, у всех дельфинов кроме Антона этот элемент превышает всякие допустимые нормы. Узнав об этом, наш директор лично приехал посмотреть на своих питомцев и, увидев в каком они состоянии, устроил нам нагоняй по полной программе. Оказывается, он запомнил, что мы планировали вызывать ветеринара к Антону, а теперь оказалось, что все дельфины кроме него больны. Он потребовал, чтобы мы немедленно объяснили ему, что происходит на самом деле, иначе он вызовет санэпидемслужбу, которая облазит здесь все углы и закоулки, и следователей, которые вытрясут из нас всю правду! Представляешь, он думает, что мы сами их чем-то травили, а теперь пытаемся скрыть следы своего преступления!! Мы рассказали ему все, как было, и про тебя рассказали тоже. Но директор нам не поверил: считает, что мы выдумали какую-то «мифическую девушку со сверхспособностями» лишь бы отвертеться от ответственности за свое злодеяние. Он сказал, что если мы не предоставим веских доказательств своей версии случившегося, то вылетим с работы… Оль, помоги нам! Ты наше самое веское доказательство. Если бы ты встретилась с Борисом Аркадьевичем, он бы нам поверил и перестал вешать на нас всех собак. Я понимаю, что просить тебя об этом после всего, что ты сделала, нагло и неблагодарно с нашей стороны, но у нас нет другого выхода! Пожалуйста, приезжай к нам еще раз… — убитым голосом попросила дрессировщица.

— Да, дела… — озабоченно проговорила я в трубку — Маш, почему ты думаешь, что он ко мне прислушается? Раз он не поверил вам, своим сотрудникам, с которыми знаком уже не один год, то с какой стати он будет слушать меня, незнакомую девушку с улицы?

— Оля, я убеждена, как только он увидит, как дельфины на тебя реагируют, то сразу нам поверит. Пожалуйста, не отказывайся, нам очень нужна твоя помощь.

— Да я не отказываюсь. Конечно, я приеду и попробую его убедить. Только я не могу сегодня. И вообще вряд ли смогу раньше воскресенья. Понимаешь, у нас сейчас зачеты, я не могу пропускать Академию и должна к ним готовиться. В воскресенье не будет слишком поздно?

— Думаю, нет — сразу повеселела дрессировщица — мы устроим вам встречу. Только скажи, во сколько ты подъедешь.

— Ну, насколько я помню, у вас в воскресенье идут представления. Во сколько заканчивается последнее?

— Ты что, какие представления! Да у нас дельфины еле шевелятся, по-моему, они, бедные, уже на последнем пределе. Так что вовсе не удивительно, что наш директор впал в такую панику. Жаль только, что он при этом решил на нас отыграться. В общем, с сегодняшнего дня в дельфинарии объявлен карантин. Так что можешь приезжать в любое время.

— Даже так… — тревожно протянула я — Ладно, тогда давай в двенадцать. Только, Маш, я, наверное, буду не одна…

— А с кем? С Тимуром? — полюбопытствовала девушка.

— Еще пока не знаю. Может с Адамом, другим моим другом.

— Да приезжай хоть с обоими, только приезжай, ладно? — жалобно попросила Маша.

— Не волнуйся, я обязательно приеду и помогу, чем смогу. Вместе мы во всем разберемся, да? Маш, извини, но мне уже пора на зачет — сказала я, увидев, как преподавательница поднимается по лестнице, а следом за ней и Адам с друзьями.

— Хорошо, Оль, спасибо тебе за все. Мы будем тебя ждать. — горячо пообещала Маша и отключилась.

Нина Павловна быстро остановила порыв нашей группы войти вслед за ней в аудиторию, заявив, что ей нужно подготовить помещение к зачету, и попросила подождать нас снаружи. Так что я осталась стоять у подоконника, где простояла до этого всю перемену. Адам отделился от друзей и подошел ко мне.

— Что, зубрилка, уже все выучила? — спросил он шутливым тоном, увидев, что в кои-то веки я ничего не повторяю.

— Адам, — обратилась я к нему без улыбки — у нас серьезные проблемы. Точнее не совсем у нас, а у наших друзей в дельфинарии.

— Что за проблемы? — спросил Идобаев, тут же убрав шутливую улыбку с лица. Выслушав мой краткий пересказ разговора с дрессировщицей, он не раздумывая заявил:

— Я поеду с тобой.

— Я так и думала, что ты это скажешь, поэтому предупредила, что приеду не одна. И еще мне надо позвонить Тимуру — мы договаривались, что пойдем еще куда-нибудь в это воскресенье, но после дельфинария я вряд ли буду способна к развлекательным прогулкам. Так что предложу ему сходить с нами. Ты не против?

— Оль, зачем нам тащить с собой Ибрагимова? — недовольно пробурчал мой друг — как будто он может там чем-то помочь!

— Вообще-то может. Он может выступить как свидетель того, что я действительно вылечила Антона. Он не является сотрудником дельфинария и, значит, не заинтересован в том, чтобы врать директору. Но суть не в этом… Адам, Тимур отвел меня в этот дельфинарий, он тоже сыграл не последнюю роль в этой истории, и он имеет право знать, что происходит и решить пойти ему с нами или нет. Понятно?

— Да, чего уж тут непонятного. Поступай, как знаешь. Но я в любом случае еду с тобой — нахмурившись, заявил мой друг и спросил — у тебя еще есть какие-нибудь новости? А то меня там Рустам и Али ждут…

— Дружище, не надо на меня обижаться — попросила я его, заглядывая в серьезные зеленые глаза — нет, больше новостей пока нет. Но как только появятся, то сразу тебе сообщу.

— Адам! — позвал Идолбаева Али — Ты там надолго застрял?

— Иди, тебя там заждались — усмехнулась я, отпуская парня. Он все еще хмурился, но потом лицо его прояснилось, и он сказал:

— Ладно уж, потерплю Ибрагимова один день. Одно радует: ему тоже придется меня потерпеть. Готов поспорить, он не обрадуется перспективе провести свое свидание не наедине с тобой, а вместе с нами обоими — и довольно ухмыляясь, Идолбаев отправился к своим друзьям. Я не смогла сдержать улыбку — ну прямо как ребенок, который с другим мальчишкой не поделил лопатку в песочнице!

После зачета я позвонила Тимуру и, в двух словах обрисовав ситуацию, поинтересовалась:

— Ты хочешь пойти с нами в воскресенье или нет?

— Шутишь? Конечно, хочу! — с энтузиазмом откликнулся Тимур — я ни за что не пропущу такое зрелище.

— Тогда подъезжай к двенадцати к дельфинарию. Мы там все встретимся, и я позвоню кому-нибудь из дрессировщиков, чтобы нас впустили.

— Хорошо. Только, Оль, может, будет лучше, если я за тобой заеду? Какой смысл трястись в метро, если есть машина? — с некоторой долей самодовольства предложил парень.

Я обдумала это соблазнительное предложение, но пришла к выводу, что мне будет проще настроиться на серьезный разговор и работу, если я поеду одна, и Ибрагимов не будет отвлекать меня своей симпатичной физиономией и светской беседой всю дорогу, поэтому отказалась:

— Спасибо за предложение, но нет. Я лучше на метро.

— Как знаешь — ровным голосом ответил парень, но я почувствовала, что он тоже обиделся. Блин, что за день такой — всех приходится успокаивать! Меня бы кто успокоил. Я тяжело вздохнула:

— Тимур, я ценю твое желание мне помочь, но мне лучше поехать одной, чтобы как следует настроиться на рабочий лад. Не принимай на свой счет, ладно?

— Ладно — тут же оттаял Ибрагимов — тогда до воскресенья?

— До воскресенья.

Воскресенье, 27 декабря 2003 г.

Ольга

К полудню, как и договаривались, мы все собрались у дельфинария. Маша впустила нас внутрь, поздоровавшись со мной и Тимуром, как со старыми друзьями и познакомившись с Адамом. Вчетвером мы не задерживаясь прошли в комнату отдыха, где оказалось полно народу: там были не только все, с кем мы уже успели познакомиться, но и несколько новых людей. Маша вполголоса пояснила:

— В связи с тем, что нам грозит серьезное разбирательство, директор вызвал сегодня всех на работу. Официально он приедет на встречу с тобой. Но на самом деле, по-моему, он вознамерился каждому из нас устроить допрос с пристрастием — просветила нас девушка, нервно поежившись. Хотя мы успели войти, на нас не обратили внимания: сотрудники что-то активно обсуждали между собой и бурно выясняли отношения. Я и сама нехило нервничала с самого утра и здешняя тревожная обстановка вовсе не способствовала моему душевному комфорту, но все же я попыталась приободрить дрессировщицу, успевшую стать мне подругой:

— Не переживай, Маш, все как-нибудь образуется. Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы обошлось без допросов.

Маша благодарно сжала мне руку и, обратившись к присутствующим, громко сказала:

— Коллеги, познакомьтесь кто еще не знаком. Это Ольга и ее друзья: Тимур и Адам.

Инструкторы и прочий персонал наконец-то нас заметили. Знакомые нам радостно заулыбались, остальные с живым интересом уставились на меня.

— Добрый день, — вежливо поздоровалась я — мы пришли по просьбе Маши помочь вам донести правду до директора. Надеюсь, ваш директор любит чай с пирожками? — пошутила я и широко улыбнулась, постаравшись разрядить обстановку (к слову, пирожками в этот раз мы с Адамом запаслись основательно, но все равно не рассчитали на такую толпу народу). Анна, Марат и Игорь нервно рассмеялись, подошли ближе и обменялись с нами рукопожатиями, они явно были рады нас видеть. Почти все остальные сотрудники недоуменно улыбнулись, и напряжение, царившие в комнате отдыха, немного рассеялось.

Но толком пообщаться нам не удалось — в комнату вошел высокий и полный мужчина со строгим и неулыбчивым лицом, на ходу отряхивая шапку и дорогое пальто от снега. Я узнала его — это и был директор.

— О, я вижу, все в сборе — проговорил он, недовольно хмурясь — Тем лучше. Сразу приступим к делу. Мария Александровна, — строго обратился он к Маше и указал на меня. — Я так понимаю, это и есть ваша супердевушка? Прошу вас, проводите ее в мой кабинет.

— Извините, господин директор — вмешался Адам и, указывая на себя с Тимуром, попросил — мы ее друзья. Разрешите, пожалуйста, нам тоже присутствовать при вашем разговоре.

— Нет, молодой человек — отрезал директор — Не беспокойтесь, думаю, надолго я вашу подругу не задержу и с вами тоже непременно побеседую.

Зеленые глаза Адама упрямо и зло сощурились, я оглянуться не успела, как он схватил меня за руку и смело заявил директору во всеуслышание:

— Без меня она никуда не пойдет. Или вы возьмете нас с собой или будем разговаривать прямо здесь! — Тимур тем временем молча встал с другой стороны от меня, всем своим видом показывая, что полностью поддерживает Адама. Директор нахмурился еще сильнее, глаза его сверкнули гневом, но сказал он не то, что мы ожидали:

— Что ж, тем лучше. Можете присутствовать. Чем скорее с вами разберусь, тем быстрее перейду к более важным делам! — и, развернувшись, широким шагом покинул комнату в гробовом молчании. Лица у всех присутствующих сразу стали подавленными и унылыми. Общее настроение выразила Анна, тихо пробормотав:

— Никогда не видела Бориса Аркадьевича таким злым — в наступившей тишине ее все услышали, и в комнате стало еще печальнее.

Я посмотрела на Адама — он по-прежнему крепко держал меня за руку и, видимо, не собирался отпускать. Я хоть и не одобряла его способ ведения переговоров с директором, в глубине души была благодарна другу за то, что не оставил меня с ним один на один. Сейчас вся затея переубедить руководство дельфинария казалась мне пустой и бесперспективной, однако отступать было некуда. Поэтому, как всегда со мной бывало в критических ситуациях, я про себя призвала на помощь Светлые Силы, прося у них спокойствия и поддержки.

— Ну что, идем? — кисло спросила Маша. Я кивнула, и мы направились к выходу. Никто не пожелал нам удачи.

Из знакомого коридора, ведущего в комнату отдыха, мы свернули в небольшой боковой проход, заканчивающийся лестницей. Поднявшись на второй этаж, мы очутились на застекленной платформе, из которой с правой стороны открывался прекрасный панорамный вид на большой бассейн и трибуны для зрителей. Платформа была поделена на две части: первая служила чем-то вроде приемной для посетителей, а вторая была отгорожена стеклянными стенами, закрытыми жалюзи и, судя по всему, являлась кабинетом директора.

Я мельком оглядела приемную. Слева от двери в директорский кабинет стоял большой письменный стол с канцелярскими принадлежностями, видимо, для секретаря, которая (или который?) в данный момент отсутствовала. У левой стены расположился маленький диванчик и пара стульев для посетителей. В углу стояла вешалка для верхней одежды. А вся правая стена, как я уже упоминала, представляла собой одно большое окно с видом на первый этаж. Больше в комнате ничего не было. Маша обернулась к нам и, жалостливо посмотрев на меня, сказала:

— Вы идите, а я вас здесь, на стульчике подожду.

— Нет, Маш — не согласилась я — ты лучше иди к остальным в комнату отдыха — даже если мы здесь не задержимся, мы все равно к вам заглянем перед уходом.

— Хорошо — печально вздохнула девушка и покорно поплелась в обратном направлении.

Я переглянулась с парнями и, осторожно подойдя к двери, вежливо постучала, спросив:

— Борис Аркадьевич, можно войти?

— Входите, входите, молодые люди — послышалось из-за двери приглушенно.

Мы вошли и огляделись. Кабинет не представлял из себя ничего особенного. Справа во всю стену все то же огромное окно, в данный момент закрытое жалюзи, рядом с которым стояло несколько мягких стульев. Слева — большой шкаф, похожий на гардероб и какие-то шкафчики по-меньше с папками и книгами. Прямо напротив входа располагался очень широкий стол, заваленный бумагами и директорское массивное кресло, в котором и восседал сам директор.

— Возьмите стулья и присаживайтесь — велел он нам. Мы так и сделали, устроившись с другой стороны письменного стола — Итак, я, как вы уже поняли, являюсь директором дельфинария и, одновременно, его владельцем. Зовут меня Борис Аркадьевич Кудрявцев. А кто вы и чем занимаетесь? — серьезно спросил директор, обращаясь исключительно ко мне и демонстративно не обращая внимания на моих спутников. Я глубоко вздохнула и выдохнула, приводя мысли в порядок, и ответила за нас троих, сразу решив «расставить все точки над и»:

— Я — Ольга Соколова. А это мои друзья: Адам Идолбаев и Тимур Ибрагимов. Мы студенты. Учимся в налоговой академии на третьем курсе. В прошлое воскресенье Тимур привел меня сюда посмотреть представление. Я никогда раньше не была в дельфинарии и не видела дельфинов вживую. Мне все очень понравилось, представление было чудесное. Так что вполне естественно, что я захотела сфотографироваться на память с дельфином. И все шло прекрасно до тех пор, пока не настала моя очередь фотографироваться: когда я по просьбе фотографа положила на дельфина руку, то вдруг почувствовала, что ему плохо и больно и как-то услышала или поняла, что он просит о помощи. Я обратилась за поддержкой к вашим инструкторам. Они, хоть и не сразу, мне поверили и попросили поговорить с этим дельфином, так как в последнее время стали замечать, что его самочувствие стремительно ухудшается, и не могли понять причину. Я обещала попробовать и, как ни странно, от этого дельфина по имени Антон, мы узнали, что всему виной плохой корм, в котором содержится токсичное вещество, накапливающееся в телах животных. Почему-то у Антона этот процесс шел быстрее, чем у других дельфинов, поэтому он чувствовал себя на тот момент хуже всех. Когда мы с Тимуром уже уходили, он вдруг выплыл к нам в большой бассейн, где шло представление, и попросил меня полечить его энергетически. Он видимо этого и хотел от меня с самого начала, да я не догадалась. Знаете, я немного могу лечить руками, передавая исцеляющую энергию в тело больного. Но раньше я лечила только людей и не знала, как это может отразиться на дельфине. Однако, отказать в помощи, если поступила прямая просьба с его стороны, я не могла и провела для него небольшой исцеляющий сеанс. После этого ему сразу стало лучше. Кроме ваших инструкторов Игоря и Маши, это еще может подтвердить Тимур — мы все видели, как дельфин проскакал на своем хвосте половину большого бассейна, хотя до этого еле шевелился.

В середине недели я захотела навестить Антона, чтобы узнать как у него дела и позвонила Маше, то есть, простите, Марии Александровне. Она рассказала, что после нашего с Тимуром ухода из Антона начали выходить большие комки странной слизи, после чего он почувствовал себя совсем здоровым — видимо так организм очищался от токсичного вещества. Когда мы с другим моим другом, Адамом, приехали навестить Антона, то он сказал, что его сородичам стало хуже, и просил вылечить их так же, как и его. Я бы так и сделала, но ваши инструкторы не разрешили. Они сказали, что вы, Борис Аркадьевич, ни за что не поверите, что причиной плохого самочувствия может стать новый корм, который вы закупаете, если своими глазами не увидите, как он влияет на дельфинов. И поэтому мы были вынуждены дождаться результатов анализов, чтобы подтвердить наши предположения и информацию, полученную от ваших питомцев. Я договорилась с дельфинами, что они потерпят плохую еду и отсутствие лечения до тех пор, пока люди не разберутся между собой. Но, кажется, мы слишком затянули этот процесс, и больше они ждать не могут. Если в ближайшее время вы не перестанете кормить их отравленным кормом и что-нибудь не предпримете для их спасения, боюсь, они могут умереть. Вот так обстоят дела на текущий момент, Борис Аркадьевич.

— Ольга, простите, как ваше отчество? — спросил вдруг директор, задумчиво потирая гладко выбритый подбородок.

— Владиславовна — недоуменно ответила я.

— Так вот, Ольга Владиславовна. Я всего лишь спросил вас кто вы и чем вы занимаетесь, а вы вывалили на меня всю эту весьма сомнительную историю, которую я уже не один раз слышал от своих сотрудников. Почему я должен вам верить? Может быть, вы актеры или просто люди с улицы, которых мои нерадивые сотрудники приплели, чтобы оправдать свою преступную халатность и нерадивость. Чем вы докажете, что говорите правду? — директор впился в меня пронизывающим взглядом карих глаз. Вот когда мне и вправду пригодились тренировки на Адаме! Я спокойно выдержала директорский взор и, глядя прямо в его немигающие глаза, тихо, но уверенно произнесла:

— Борис Аркадьевич, я не собираюсь вам ничего доказывать. Я просто покажу, если вы позволите. А вы уж сами решите, стоит ли мне верить или нет. Предлагаю прямо сейчас отправиться к Антону или любому другому дельфину на ваш выбор и поговорить с ним, чтобы вы сами убедились, что я говорю чистую правду. Согласны?

Директор испытывающе посмотрел на меня, затем окинул задумчивым взглядом всю нашу троицу и, наконец, сказал:

— Что ж, Ольга Владиславовна, давайте попробуем. Но учтите, у вас только одна попытка. Если она не оправдается, то больше на всякую ерунду я тратить свое время не намерен. Идемте — мужчина стремительно поднялся из-за стола и направился к выходу, а мы последовали за ним. Спустившись по лестнице и пройдя каким-то незнакомым коридором, мы вышли в уже знакомый коридор со множеством пластиковых дверей и не останавливаясь, подошли к «комнате» Антона. Директор открыл дверь и пропустил нас вперед, войдя следом.

— Итак, Ольга Владиславовна, сейчас вам представится возможность доказать мне правдивость своих слов — вы на моих глазах поговорите с дельфином. Но сначала его надо как-то позвать. Может, отправим кого-нибудь из ваших друзей за звуковым модулятором в комнату отдыха? — скептично улыбаясь, предложил директор.

— Не нужно — мягко улыбнулась я в ответ — я и так смогу его позвать — и сосредоточенно вглядевшись в воду, послала Антону-Киперу самый сильный зов, на который была способна. Дельфин стрелой вылетел из воды, будто ошпаренный и, увидев, кто именно заглянул к нему в гости, закувыркался в воздухе от радости и прислал мне не менее мощный мысленный вопль:

— «Ольга!! Ты пришла! Нам срочно нужна твоя помощь!!!»

Я послала ему успокаивающую волну сочувствия и поддержки:

— «Я знаю, дорогой. Попробую сегодня вам помочь. Видишь, кто со мной пришел?» — постаралась я переключить внимание дельфина на директора и поближе подошла к бассейну, привычно опустив руки на голову дельфина. От него вновь прилетел сложный клубок эмоций и волна узнавания. Директор же тем временем, сказал мне в спину:

— Впечатляет. Но мало, что доказывает. Может быть, дельфин вынырнул случайно. Чтобы действительно убедиться в вашей способности разговаривать с дельфинами, мне нужно вас протестировать. Сможете ли вы, Ольга Владиславовна, узнать у этого дельфина как он попал к людям и очутился в этом дельфинарии? — уже более заинтересованно, а не скептично поинтересовался мужчина.

— Я попробую — лаконично ответила я и сразу же обратила все свое внимание на Кипера, направив ему серию образов: вот он плавает свободно в синем океане, а вот он уже выступает в дельфинарии под командованием инструктора:

— «Как это случилось с тобой, друг?» — послала я ему вопросительную интонацию и добавила просительные нотки — «Ответь, пожалуйста, это очень важно!»

Дельфин на секунду замер, а потом на меня обрушился водопад его воспоминаний, сопровождающийся сложным переплетением эмоций и переживаний тех времен. Я будто на время сама стала Кипером и прожила вместе с ним кусочек его жизни!.. Бескрайний синий океан, пронизанный сверху лучами яркого солнца — свобода, радость, товарищество. Рыбацкая сеть с какими-то металлическими бляшками — детское любопытство. Сеть вдруг стремительно стала подниматься вверх, дельфин оказался внутри со всякой мелкой рыбой и морским планктоном, металлическая острая штуковина порезала у основания ему правый плавник, дельфин пытался вырваться, но сеть оказалась слишком прочной — отчаянье, ужас, боль, страх. Потом он лежал на деревянных досках, а вокруг бегали какие-то люди (видимо, на корабле) — безысходность, одиночество, боль. Яркие лампы, всюду бьет свет, уже другие люди в одинаковых голубых одеждах что-то делают с правым плавником (наверное, в ветеринарной клинике) — сухость, дискомфорт, тоска по морю, сонливость, боли нет. Много голубой воды, но какой-то странной, не как дома, нет никаких других морских существ — радость, сменившаяся недоумением и разочарованием, когда дельфин обплыл бассейн по кругу и обнаружил кругом каменные стены, тоска, несвобода. Какой-то человек плавает рядом, поддерживает, говорит что-то ласковое, двигает больной плавник — отчуждение, недоверие, тоска по дому… Я пригляделась получше к человеку: мамочка моя родная, да это же директор, только лет на десять или больше помоложе и гораздо стройнее, чем теперь! Следующий образ: директор по-прежнему ласково обращается с дельфином, разрабатывает ему плавник, разучивает всякие команды — привычка, узнавание, дружелюбие, интерес, любопытство. Директор и дельфин показывают представление, вокруг много людей, все смеются, кричат, хлопают в ладоши — радость, товарищество, азарт…

Тут картинки прекратились — видимо Кипер решил, что ответил на мой вопрос и показал достаточно. Я вернулась к реальности с ощущением, будто побывала в параллельном мире и вынуждена была помолчать несколько секунд, собирая мозги в кучу и вспоминая, зачем мне было все это показано. Не оборачиваясь к людям и ласково поглаживая дельфина по голове, я сказала:

— Теперь я понимаю, почему вы, Борис Аркадьевич, решили протестировать меня именно на Антоне. Вы ведь с ним знакомы больше десяти лет. Вы вылечили его и помогли адаптироваться к новым условиям, когда он по своему любопытству запутался в рыболовной сети и порезал правый плавник. Раньше вы тоже были инструктором и давали представления вместе с этим дельфином, сумев стать ему близким другом… — пока я говорила, Кипер начал передавать новые образы. Какой-то контейнер, большой грузовик на колесах, долгая поездка, директор рядом с дельфином поливает того водой из шланга — недоумение, беспокойство, тревога, неуверенность в будущем, дискомфорт. Опять много воды, но снова не море, а просто другой бассейн (чище и просторнее) — облегчение, радость и разочарование одновременно. Разные другие люди приходили к дельфину и плавали с ним, разучивали новые команды, а директора все не было — ожидание, печаль, тоска по другу. Яркое воспоминание: уже постаревший директор зашел в «комнату отдыха» дельфина с другим знакомым человеком в гидрокостюме (судя по всему, инструктором), люди беседуют — узнавание, радость, восторг. Но директор не обратил внимания на дельфина, не поздоровался, так и ушел, даже толком не посмотрев в его сторону — обида, печаль, грусть. Следом за этим фрагментом прилетела устало-недоуменная мысль Кипера:

— «Почему он меня забыл? Почему не приходил плавать вместе? Мы же были друзья…» — от этой жалостливой мысли у меня чуть слезы на глаза не навернулись. Я убрала руки с дельфиньей головы и, стремительно обернувшись в сторону директора, проговорила обвинительным тоном:

— Антон сейчас показал мне, как вы его перевозили в другой дельфинарий, вы ухаживали за ним и заботились, заставив поверить в ваши дружеские намеренья. Мне все это понятно, не ясно только одно: почему вы бросили его потом и совершенно перестали обращать внимания? Он вам доверял, считал вас своим другом, он вас ждал каждый день, надеясь, что, может быть, вы поплаваете с ним вместе или просто загляните в гости… А вы как будто напрочь забыли о его существовании! И сейчас он спрашивает вас «Почему?». Вы готовы ответить на этот вопрос? — строго спросила я, пытаясь утихомирить так некстати вспыхнувший гнев.

Надо было видеть лицо директора: на нем промелькнул такой калейдоскоп чувств, что я не смогла уловить всю гамму. Там было и изумление, и недоумение, и понимание, и радость, и отрицание и что-то еще, но все закончилось растерянностью и раскаяньем. Помолчав, Борис Аркадьевич тихо сказал:

— Передай ему, что я его не забыл. Просто не думал, что я ему нужен, и он так долго будет меня помнить. Когда я открыл этот дельфинарий, то навалилось столько проблем, что мне не хватало времени его навестить, хотя я и хотел. А потом я закрутился и не подумал, что он меня все еще ждет. Пусть он простит мне мое невнимание. Теперь я постараюсь его навещать, хотя и не обещаю, что это будет часто.

Я кивнула и уже обернулась к Киперу, чтобы передать извинения директора, но вдруг поняла, что сейчас лучше сделать по-другому.

— Борис Аркадьевич, а вы не хотите сами ему это сказать? — вновь посмотрела я в сторону директора — Разговаривать с дельфинами не так уж и сложно. Я вас научу. Хотите?

На лице мужчины отразилось удивление и недоверие:

— Э-э-э-э, даже не знаю. А вы уверены, что этому можно научиться?

— Конечно! Вон у Маши, точнее Марии Александровны и даже у моего друга Адама получилось же. Так почему у вас не должно?

— А что нужно делать? — неуверенно и с какой-то опаской спросил Борис Аркадьевич.

— Нужно просто четко передавать свои эмоции и ощущения и разговаривать с ними не словами, а как бы мыслями и картинками, в которые вы переводите смысл своих слов. Понимаете? Но думаю, в вашем случае будет достаточно ощущений. Просто подойдите сюда, положите руку на Антона и постарайтесь ему передать все, что вы чувствуете к нему в этот момент.

Директор с сомнением посмотрел сначала на меня, потом на дельфина.

— Не бойтесь — подбодрила я его — у вас все получится. Не обязательно с первого раза, но со временем точно. Просто попробуйте.

— Хорошо — решился мужчина. Он в два широких шага сократил расстояние между нами и, присев на корточки перед Кипером, положил ему руку на голову и закрыл глаза. При этом лицо его приняло сосредоточенное выражение, на нем неявно мелькнули какие-то эмоции. А спустя несколько секунд на его лице появилась слабая полуулыбка, оно разгладилось и будто помолодело на несколько лет:

— Какое странное ощущение — с отрешенным удивлением проговорил директор — как будто старый друг обнимает…

— Это он вам так отвечает — с улыбкой пояснила я — видите, не так уж и сложно.

Борис Аркадьевич открыл глаза и, погладив дельфина по голове, не глядя на меня спросил:

— Как передать, что я теперь буду к нему приходить?

На секунду задумавшись, я ответила:

— Представьте картинку: вы заходите в дверь, улыбаетесь, радуетесь встрече. А дельфин выпрыгивает вам навстречу и тоже радуется. Можете еще следом добавить картинку, как вы плаваете вместе. Думаю, так он все правильно поймет.

Мужчина кивнул и снова сосредоточился. Потом улыбнулся, встал в полный рост и отряхнул руки. А Антон вдруг сделал стремительный круг по бассейну и высоко подпрыгнул, перекувыркнувшись в воздухе. До меня донеслась его безграничная радость. Я не смогла сдержать умилительную улыбку. Но затем дельфин вновь вернулся к бортику и вопросительно поглядел на меня. Я поняла его без всяких сообщений:

— Ну что, Борис Аркадьевич, теперь вы мне верите? Можно мне теперь помочь остальным дельфинам?

Помолодевшее, добродушное и счастливое лицо мужчины внезапно вновь приняло свое обычно строгое и непроницаемое выражение — он будто надел на него какую-то маску. Настороженно посмотрев мне в глаза, директор ответил:

— Я, конечно же, разрешу вам помочь моим питомцам. Но вопрос в том, Ольга Владиславовна, что вы за это попросите взамен. Вы же не хотите сказать, что будете лечить их бесплатно? Если так, то это вызывает во мне серьезные подозрения. Ведь, как известно, бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

— Вы напрасно так думаете — нахмурившись, ответила я — Я помогаю этим дельфинам не ради какой-то платы, а просто потому, что должна. Долг каждого целителя оказать посильную помощь, если в ней нуждаются и о ней просят. Особенно, если это касается дельфинов — они так много делают для нашей планеты, что помочь им нужно хотя бы из элементарной благодарности. — но мужчина смотрел на меня все еще настороженно, и тут в мою голову удачно забрела расчетливая мысль, которую я сразу озвучила — Однако, если вы не можете принять мою бескорыстную помощь, то в качестве оплаты я бы попросила право приходить сюда в любое время и приводить всех, кого мне захочется. Разумеется, бесплатно. Устроит?

Директор понимающе улыбнулся, но тут же уточнил:

— Вы имеете в виду на представления или просто так, в гости?

— И то, и другое — не раздумывая ответила я.

— Согласен.

— «Ольга!» — донесся до меня настойчивый голос Кипера, следом прилетела эмоция терпеливого ожидания — «Что передать моим сородичам?»

Я послала дельфину свою полную готовность им помочь и сопроводила ее образом того, как я вливаю в дельфинов целительный золотой свет:

— «Скажи, что мы уже идем».

Кипер вполне по-человечески кивнул и скрылся под водой. Я встала с бортика и направилась к двери, на ходу проговорив:

— Идемте скорее, нас уже заждались — но внезапно на меня накатила сильная слабость и головокружение, я чуть не упала. Хорошо, что Адам меня вовремя поддержал и, сунув в руку пирожок, озабоченно пробурчал:

— Жуй давай, целительница. А то, как бы тебя сейчас лечить не пришлось.

Чувствуя, как внутри нарастает неприятное ощущение сосущего голода, я последовала его совету. Через минуту мне полегчало и я взглядом поблагодарила своего друга. Посмотрев на директора и увидев на его лице выражение недоумения и любопытства, я пояснила, уже выходя из комнаты в коридор:

— Почему-то телепатическое общение тяжело мне дается. Я трачу слишком много сил и если вовремя не съем что-нибудь, могу в обморок упасть. Не знаю, почему у меня так. По-моему, у других людей таких проблем не возникает. Да, Адам? — обратилась я за поддержкой к своему другу.

— Так и есть — откликнулся он — я всего один разок попробовал, но у меня никаких последствий кроме пустоты и звона в голове не было, да и они быстро прошли.

— Когда это ты успел с дельфином пообщаться? — спросил его Тимур недовольным полушепотом, ткнув локтем в бок — я тоже хочу попробовать!

— Не твое дело, Ибрагимов. Хочешь попробовать — спроси разрешение у директора — так же неприветливо ответил ему Идолбаев.

Этот обмен «любезностями» не остался незамеченным руководством дельфинария и, кинув на меня насмешливый взгляд, директор произнес:

— Кажется, ваши друзья не очень-то дружат между собой… Но, разумеется, это не мое дело — тут же добавил он и обратился к парням — Молодые люди, конечно, я разрешу вам попробовать поговорить с дельфинами и даже сам понаблюдаю — мне интересно как это происходит у других, но только после того как ваша подруга приведет их в более менее здоровое состояние. Договорились?

Парни синхронно кивнули. За это время мы успели войти в соседнюю комнату. Но там нас никто не встречал. Я подошла к краю бассейна и, сконцентрировавшись, послала мысленный призыв:

— «Друг, плыви сюда. Пришла помощь».

В дальнем конце бассейна на дне произошло какое-то движение и к моему краю, очень медленно поднимаясь из глубины, подплыл дельфин. Он ничего мне не сказал, только посмотрел умоляющим взглядом, едва показываясь из воды.

«Ой-ёй-ёй, плохи дела» — подумала я про себя и поскорее опустилась к краю бассейна, пытаясь дотронуться до дельфина ладонями и одновременно призывая целительную энергию. Но поверхность воды оказалась слишком далеко от меня, я не дотягивалась. А у бедного дельфина не было сил ни то что высунуться из воды, а даже поднять голову мне навстречу. Я растерянно обернулась к директору и пожаловалась:

— У меня не получается до него дотронуться — слишком далеко, а без этого я не могу передавать целительную энергию. Что же делать? Ему совсем плохо.

— Значит, вам придется спуститься к нему в бассейн — тут же решил проблему директор и предложил тоном, не терпящим возражений — давайте сходим в комнату отдыха и спросим инструкторов: может у кого-нибудь из них найдется подходящий гидрокостюм?

Передав страдающему дельфину свое сочувствие, я попросила:

— «Подожди немного, я сейчас вернусь» — и тут же стремительно подскочив с бортика бассейна, быстрым шагом направилась к выходу. Остальные так же быстро и молча последовали за мной.

Когда мы всей толпой ворвались в комнату отдыха, там царило полное уныние и безысходность, но мне некогда было успокаивать сотрудников и объяснять им ситуацию. Отыскав глазами Машу, я подбежала к ней и напрямик спросила:

— Маш, можешь мне одолжить на время свой гидрокостюм? Там дельфину срочно требуется лечение, а я до него не дотягиваюсь — придется к нему в воду лезть.

Неглупая Маша, быстро кинув взгляд в сторону директора, что-то просчитала в уме и, просияв, воскликнула:

— Конечно, одолжу! Пойдем за ширму — там переоденешься — и тут же утащила меня за уже виденную мною ранее занавеску в углу комнаты. Пока я переодевалась, девушка молча сверкала глазами от любопытства и, наконец, решилась спросить шепотом:

— Оль, получилось?

— Да — таким же шепотом ответила я — потом расскажу, сейчас не до этого.

Дрессировщица понятливо кивнула. Я как раз закончила переодевание — костюм Маши сидел на мне как влитой (хорошо, что он немного растягивался, а то я бы не влезла) и напоминал вторую кожу.

— Отлично выглядишь! — окинув меня взглядом, похвалила девушка с улыбкой — тебе идет.

Я слабо улыбнулась в ответ — сейчас мне было не до внешнего вида. Мы вышли из-за ширмы, и я окинула присутствующих людей внимательным взглядом. Сотрудники дельфинария смотрели на меня кто с настороженным любопытством, кто испытывающе, но почти все с тайной надеждой на мирное разрешение конфликта; директор — нетерпеливо, Тимур — оценивающе-восхищенно, а Адам… Адам смотрел на меня таким странным обжигающим взглядом, что меня вдруг бросило в жар и я почувствовала себя почти раздетой. Даже мне, полной простофиле в подобных вещах, было понятно, что на друзей так не смотрят. Смущенно опустив глаза, я поскорее направилась к выходу, стараясь выкинуть неуместные мысли из головы и думать о больном дельфине, а не о том, что на меня еще никто никогда так не смотрел.

Почти бегом достигнув нужной комнаты, я убедилась, что дельфин никуда не делся и дожидался меня на том же месте. Лестницы для спуска в бассейн я нигде не увидела, поэтому просто села на бортик, свесив ноги, и спрыгнула вниз, задержав дыхание. Вода оказалась довольно прохладной (судя по брызгам на лице), но в гидрокостюме это практически не ощущалось. Не тратя попусту время, я вновь призвала целительную силу и, подплыв к дельфину, осторожно обняла его, чувствуя, как широкий целительный поток с огромной скоростью проносится сквозь мое тело и полноводной рекой вливается в тело дельфина. Так мы «висели» в воде довольно долго. У меня с непривычки устали ноги — ведь приходилось как-то поддерживать себя в воде, чтобы не висеть камнем на дельфине. Пришлось поменять положение. Подплыв к бортику, я одной рукой уцепилась за него, а вторую протянула к животному, послав ему мысленный импульс:

— «Подплыви ближе, пожалуйста».

Он послушался, и я, опустив руку ему на спину, продолжила сеанс, чувствуя, что и в этом положении я долго не протяну — висеть на бортике было крайне неудобно. Зато дельфину вроде полегчало: у него появилась осмысленность во взоре, зашевелились хвост и плавники. Наконец, я почувствовала, как целительный поток стал уменьшаться, растворяясь, и поняла, что сеанс подходит к концу. В то же время от повеселевшего дельфина прилетела волна облегчения, благодарности и дружелюбия:

— «Спасибо, Ольга. Я — Крисси. Приходи плавать со мной в любое время» — дождалась я неожиданного приглашения, и следом прилетел образ: я в середине бассейна, а Крисси прыгает и резвится вокруг меня, и нас окружает разноцветное облако водяных брызг…

— «Спасибо за приглашение» — мысленно улыбнулась я и послала ответную волну симпатии и дружелюбия — «выздоравливай скорее, Крисси».

Дельфин шутливо ткнул меня носом в плечо и обплыл бассейн по кругу, напоминая серую торпеду. Конечно, это было намного медленнее, чем плавал Кипер, но однозначно гораздо лучше того, что было, когда я впервые увидела Крисси. Посчитав свой долг исполненным, я повернулась лицом к бортику, намереваясь вылезти из бассейна, но быстро поняла, что мне это не по силам. Пришлось звать на помощь:

— Эй! Есть там кто-нибудь? Вытащите меня отсюда!

Ко мне тут же спустились четыре руки и рывком выдернули меня из водяного плена. Оказалось, что вытаскивали меня Адам на пару с Тимуром. Но кроме них в комнате было полно народу: помимо директора тут собралась половина сотрудников из комнаты отдыха (а другая половина просто не поместилась и маячила в коридоре). Увидев, что я обратила на них внимание, люди заулыбались и захлопали в ладоши, наградив меня бурными аплодисментами и заставив почувствовать себя не в своей тарелке (что ни говори, а получать удовольствие от публичного внимания я так и не научилась). С тревожной иронией подумав, что с каждым разом зрителей становится все больше, и этак я скоро начну собирать полный зрительный зал, я постаралась не обращать внимания на народ и озабоченно обратилась к директору:

— Борис Аркадьевич, по-моему, дельфину лучше, но я влила в него очень мощный поток целительной энергии и пока не знаю, как это может отразиться на его организме: может, как у Антона будет выходить слизь, а может и что-то другое. В каждом случае это индивидуальный процесс. И еще: здесь отравление было в гораздо более запущенной форме, так что возможно через какое-то время потребуется повторить сеанс исцеления.

Директор за все время моей речи смотрел на меня с доброжелательной улыбкой, и даже глаза у него улыбались:

— Ольга Владиславовна, не беспокойтесь, мы проследим за Кристиной и, думаю, справимся с возможными побочными эффектами вашего лечения — главное, что ей стало лучше. Это видно невооруженным глазом. И вам для этого потребовалось всего лишь сорок минут. Потрясающе!

— Сколько?! — ахнула я (с удивлением узнав, что дельфин, которого я лечила, оказался женского пола), мне-то показалось, что я пробыла в воде меньше получаса — На Антона я потратила всего пятнадцать…

— Да какая разница, сколько времени это заняло — выступила вперед Маша, расцветая в счастливой улыбке — главное, что Кристина теперь хотя бы шевелится!

Все остальные люди с такими же радостными и доброжелательными улыбками смотрели на меня, и я вновь почувствовала дискомфорт от всеобщего внимания.

— Ну ладно — смущенно пробормотала я — не будем терять времени, идем к следующему — люди тут же расступились передо мной, освобождая проход. Хорошо, что когда я шла по этому живому коридору, они не пытались хлопать меня по плечу или как-то еще выражать свою радость, а то бы я смутилась окончательно и постаралась бы удалить себя из этой толпы людей как можно скорее.

Войдя в следующую комнату, я сразу приступила к делу: подошла к бортику бассейна и, присев на корточки, мысленно позвала как и в прошлый раз:

— «Друг, плыви сюда. Я помогу тебе».

Дельфин неожиданно вынырнул откуда-то сбоку и, обдав меня фонтаном брызг, послал радостную приветственную волну, в которой я узнала знакомые ясные интонации:

— «Здравствуй, Ольга! Ты пришла меня вылечить или просто поговорить?»

— «Уилер!» — обрадовалась я — «Как ты себя чувствуешь?» — и, послав ему ответное приветствие и радость от встречи, внимательнее присмотрелась к дельфину. Выглядел он получше, чем Крисси, но все же вид у него был изможденный и усталый. Морской ученный пытался бодриться, посылая мне свою благодарность за визит, но все равно от него веяло усталостью, которая сквозила не только в его движениях, но и в мыслях.

— «Давай сегодня тебя полечим, дорогой друг, а пообщаемся в следующий раз, хорошо?» — ответила я на его вопрос. А услышав его разочарованный вздох, поспешила объяснить, представив, как у дельфина закрываются глаза и опускаются плавники:

— «Уилер, наша беседа никуда не убежит, а вот твое здоровье надо поддержать прямо сейчас, а то потом тебе станет хуже»

— «Хорошо» — от него долетело понимание, смирение и усталое согласие.

Здесь уровень воды в отличие от предыдущего бассейна почему-то был значительно выше, и мне не пришлось прыгать в воду. Я принялась накачивать дельфина целительной энергией, одновременно отмечая, что здесь целительный поток распределяется неравномерно: большая часть энергии уходила в хвостовую область дельфиньего тела и совсем небольшая часть тратилась на голову и переднюю часть туловища. Постепенно этот дисбаланс выровнялся, и целительный поток стал затухать и таять. Завершая сеанс и благодаря про себя исцеляющую энергию, я уже хотела убрать руки с дельфина, как он вдруг прислал мне вопрос в своей обычной любопытной манере:

— «Ольга, кто это?» — и показал образ Тимура

— «А, это еще один мой друг» — мысленно улыбнулась я и в свою очередь проявила любопытство — «Почему ты спрашиваешь?»

— «От него идут странные огни в твою сторону. Они мне непонятны. Можно с ним поговорить?» — поймала я нетерпеливый интерес и жажду знаний морского ученого, сразу признав в нем прежнего Уилера.

Я обернулась к директору:

— Уил… — и споткнулась на полуслове, поняв, что люди не знают его настоящего имени, и я вряд ли имею право разглашать его без разрешения. Но как звали морского исследователя инструкторы, напрочь вылетело из моей головы. Пришлось назвать его обезличено — Этот дельфин хочет поговорить с Тимуром. Можно?

Брови мужчины удивленно взлетели вверх (все остальные, включая Тимура, тоже вытаращили глаза), он кинул озадаченный взгляд на Ибрагимова и, убедившись, что тот удивлен и растерян не меньше остальных, пожал плечами и хмыкнул:

— Хм, почему бы и нет… Ну что, молодой человек, попробуете?

Парень радостно улыбнулся и, тут же подлетев к бортику, нетерпеливо возложил руки дельфину на голову и только потом поинтересовался у меня:

— Оля, а что нужно делать?

— Ну, для начала, можешь поздороваться — посоветовала я — почувствуй симпатию и дружелюбие и пошли эти эмоции дельфину.

Тимур закрыл глаза и слегка нахмурил брови. Через несколько секунд он пожаловался:

— Я вроде сделал все, как ты сказала, но почему-то никакого ответа не получил.

— А ты расслабься и прислушайся к своим ощущениям. Ответы часто бывают неявными, не в виде слов, а в виде эмоций, чувств — просветила я Ибрагимова — Так что сделай глубокий вдох и медленный выдох и попробуй еще раз.

Парень повторил попытку. Через несколько секунд он ответил:

— Вот, уже лучше, кажется, я что-то чувствую. Какую-то радость… Интерес… Какой-то вопрос. Только я не пойму, что он спрашивает.

— Тимур, сосредоточься — скомандовала я — не разговаривай, сконцентрируй все свое внимание на дельфине. Лови от него чувства и картинки-образы, старайся отвечать точно так же. Начинай.

Он так и сделал. Сначала лицо парня было напряженным, потом оно внезапно просветлело и стало задумчивым. Тут он улыбнулся и глубоко вздохнул. И вдруг дельфин резко вырвался из-под его рук и стрелой уплыл на другую сторону бассейна.

— Оль, что случилось? — удивленно спросил меня Ибрагимов, открывая глаза.

— Я не знаю — тревожно сказала я — Сама удивляюсь. Что ты ему послал?

— Я просто отвечал на его вопрос. Представил картинку и послал свои чувства, как ты меня учила — недоуменно ответил парень и досадливо тряхнул головой — тоже мне, разговор, называется! У меня только-только начало получаться, а он уже наобщался!

— Нет, тут что-то не так — проговорила я, тревожно поглядывая на Уилера — этого любопытного дельфина за хвост не оттащишь — только дай поговорить. Он же исследователь, собирает информацию. Для него любой собеседник — драгоценный клад. Я сейчас все выясню — пообещала я, больше обращаясь к себе, чем к Тимуру.

Сосредоточив свой взор на дельфине, я послала ему свою тревогу и удивление:

— «Уилер, дорогой, что случилось?»

— «Больно!» — донесся в ответ стон.

— «Как больно? Почему?» — забеспокоилась я по-настоящему. Несколько томительных секунд длилось молчание, и я уже испугалась, что не дождусь ответа и, наверное, опять придется прыгать в бассейн, на месте выясняя у дельфина что произошло. Но тут до меня донеслась эмоция настороженного опасения, и следом прилетела мысль Уилера:

— «Я тебе что-то скажу. Только пусть он отойдет».

— Тимур, сделай несколько шагов назад, пожалуйста — сосредоточенно попросила я Ибрагимова. Тот пожал плечами и отошел назад, к остальным зрителям. Уилер тут же приплыл обратно и с готовностью подставил свою голову под мои руки.

— «Я спросил его, кто ты ему» — донеслась до меня мысль дельфина. Она сопровождалась картинкой: я и Тимур находимся рядом друг с другом, я смотрю куда-то в сторону, а парень смотрит прямо на меня, и от него ко мне движутся цветные волнистые нити — «А он показал мне вот это» — пожаловался дельфин, и я увидела следующий образ: Ибрагимов обнимает меня сзади за плечи, я радостно улыбаюсь, а нити оплетают меня со всех сторон. — «И чувства у него были такие громкие, что меня как будто ударило, стало больно… Ольга, осторожнее с ним, мне показалось, он хочет тебя съесть» — предупредил дельфин.

— «Что? Нет, Уилер, люди не едят людей. Во всяком случае, не у нас» — попыталась я успокоить дельфина, посылая ему одновременно эмоции сомнения и недоверия — «Может ты не так понял?»

— «Я понял правильно» — упрямо ответил дельфин — «Смотри!» — и показал мне меня, окруженную цветным радужным сияющим облаком, и рядом Тимура с облаком другого цвета и структуры, от которого к моему облаку тянулись нити-щупальца и прожигали его насквозь, оставляя в нем черные дыры — «Он опасен. Не подходи к нему близко» — от этой мысли веяло тревогой и заботой о моем благополучии и сохранности.

Я тревожно нахмурилась, но послать благодарность за предупреждение не забыла:

— «Спасибо, буду знать. Уилер, нам надо идти дальше. Еще поговорим попозже, хорошо?»

— «Да, Ольга, обязательно приходи еще. И его приводи» — дельфин показал образ Адама — «Я буду ждать» — и с этой прощальной мыслью скрылся под водой.

Я встала и тут же услышала вопрос:

— Что он сказал? — полюбопытствовал директор.

— Сказал, что мысли Тимура и его чувства оказались слишком громкими. Ему стало больно. Это как будто кричать человеку прямо в ухо. Теперь мы знаем, что и этот момент надо учитывать, ведь дельфины обладают телепатией с рождения и, соответственно, их мозг более тонко настроен на восприятие мысленных посылов, чем человеческий… Что ж, все познается в сравнении. Пойдемте дальше.

Но я успела сделать всего пару шагов от бассейна, прежде чем у меня перед глазами все завертелось, и со всех сторон накатила чернота…

Очнулась я на руках у Адама: он гладил меня по волосам и испуганно шептал:

— Оль, очнись, пожалуйста…

Открыв глаза, я тут же наткнулась на побледневшее лицо друга и беспокойный взгляд зеленых глаз, в глубине которых плескался ужас, граничащий с паникой. Я постаралась успокаивающе улыбнуться, но у меня ничего не вышло. Тогда я сказала:

— Все нормально, дружище, дай пирожок.

Моя просьба была мгновенно исполнена. Есть мне совершенно не хотелось, но я кое-как запихнула в себя еду, краем глаза поглядывая на Адама. Бледность стала уходить с его лица, и он раздраженно пробурчал в полголоса:

— Соколова, больше никогда так не делай! Ты меня ужасно напугала.

— Извини, больше не буду — повинилась я, осматриваясь по сторонам. Вокруг нас сгрудились Тимур, директор и все сотрудники дельфинария и с беспокойством во взорах поглядывали на меня.

— Я в порядке — бодрым тоном известила я их и обратилась к Адаму — можешь меня отпустить — парень неохотно поставил меня на кафельный пол и сам встал со стула, неведомо каким образом оказавшегося в комнате.

— Ну что, я передохнула, можно снова продолжать — шутливо улыбнулась я присутствующим. Но Адам резко схватил меня за руку:

— Оль, по-моему, на сегодня хватит.

— Да со мной все в порядке, не беспокойся. Я же съела пирожок. Видишь? — я показала другу пустую руку.

— Так. Отойдем на пару минут — непререкаемым тоном сказал Адам и, крепко держа меня за руку, повел к стене, где не было народу — Оля, я понимаю, что ты хочешь спасти этих дельфинов, и полностью тебя поддерживаю, но надо знать меру. Раньше ты при мне в обмороки не падала. И не надо пудрить мне мозги, что ты уже отдохнула: я достаточно пообщался с тобой и понимаю, что обморок — это крайняя степень энергетического истощения. Послушай, ты и так уже сегодня много сделала. Давай на этом закончим — уговаривал меня парень.

Разум подсказывал мне, что он прав, но что-то внутри меня сильно сопротивлялось разумным доводам друга:

— Адам, пожалуйста, дай мне все доделать — осталось же совсем чуть-чуть. А потом я обещаю, что съем столько пирожков, сколько ты в меня сможешь запихнуть.

— И ничего не чуть-чуть, еще целых три дельфина! Послушай, Соколова, если ты сейчас свалишься без сил, то не только никому не поможешь, но и себе навредишь! — разозлился Адам — неужели ты этого не понимаешь? Отдохни до завтра, а завтра мы приедем, и ты все доделаешь, хорошо?

Я задумчиво посмотрела на потолок, пытаясь понять почему же мне так не хочется с ним соглашаться, но успеха не достигла.

— Ну ладно, — вздохнула я, уступая доводам рассудка и его настойчивости — уговорил. Пойдем, известим остальных, что бесплатный мастер-класс по общению с дельфинами окончен.

Парень тут же повеселел и вздохнул с облегчением:

— Вот и умница — похвалил от меня с довольной улыбкой и сразу же, без всякого перехода крикнул в сторону столпившегося народа — Эй, господа-товарищи, Ольга Владиславовна на сегодня свою работу закончила. Предлагаю всем присутствующим выпить чаю с остатками пирожков и обсудить увиденное.

Присутствующие все разом заулыбались и загалдели, что-то говоря друг другу. Мы с Идолбаевым вернулись в общую гущу народа, держась за руки. Я всюду видела радостные и приветливые лица. Как вдруг наткнулась взглядом на неулыбчивое лицо Тимура. Он смотрел на наши с Адамом сомкнутые руки и почему-то недовольно хмурился, но заметив, что я его разглядываю, тут же сменил выражение лица на более приветливое.

В этот момент к нам подошел директор и известил:

— Ваше предложение принимается, молодой человек. Сейчас мы все отправимся в комнату отдыха, и наши девушки организуют нам чай. Ольга Владиславовна, когда вас ждать в следующий раз?

— Ну, раз сегодня не успела все доделать, то приеду завтра после занятий. Это будет где-то после четырех. Нормально?

— Конечно, приезжайте. Только боюсь, мы завтра не увидимся, у меня другие дела. Мои сотрудники доложат мне как все прошло. А теперь, пойдемте отдыхать, вы это заслужили.

— Спасибо — улыбнулась я, и вся толпа народу дружно направилась в сторону долгожданного чая и пирожков.

Адам по-прежнему не выпускал мою руку из своей теплой ладони, хотя в этом, строго говоря, уже не было никакой необходимости. На него это было не похоже, раньше он старался лишний раз ко мне не прикасаться (если не считать приветствий и прощаний). Похоже, я и впрямь здорово напугала его своим обмороком. Сама я чувствовала себя, учитывая обстоятельства, не так уж плохо: только вялость во всем теле и вполне терпимый голод. Я могла даже без всякой еды устранить это энергетической балансировкой минут за десять, но решила не отрываться от коллектива и попить со всеми чаю.

Устроенное чаепитие было не в пример веселее и жизнерадостнее той унылой обстановки, что мы застали здесь утром. Во время этого импровизированного праздника, директор объявил, что завтра устраивает дельфинам выходной и пришлет им побольше лакомства (какой-то там рыбешки, кажется), чтобы они как следует подкрепились. Сам он поедет закупать нормальный корм и заодно ругаться с производителями отравленного корма. Кстати, последний он велел не выбрасывать, а тщательно упаковать в коробки и отнести к нему в кабинет. Перед сотрудниками он прилюдно извинился за свое недоверие, но велел не расслабляться и продолжать бдительно присматривать за питомцами дельфинария. Меня он, конечно, тоже не обошел стороной и долго пел мне дифирамбы, заставив краснеть как маков цвет. Эстафету подхватили инструкторы, и пошло поехало по кругу — каждый высказался, как он страшно рад и благодарен мне за мой визит. В конце я уже не знала, куда деваться от смущения, и Адам, видя мои мучения, пришел мне на помощь, прервав очередную пламенную речь в мою честь:

— Уважаемые сотрудники, мы все тоже были рады с вами познакомиться, но Ольга устала, и, думаю, пришла пора вас покинуть. Ненадолго. Всего лишь до завтра. Спасибо за вкусный чай. Оль, ну что, пойдем? — я с готовностью закивала, кинув на друга полный благодарности взгляд и поймав его ответную понимающую усмешку. А затем с милой улыбкой обратилась к местному персоналу:

— Да, нам уже пора. Рада была встретиться со всеми вами.

— Я вас провожу — вызвалась Анна.

— И я тоже — присоединилась к ней Маша.

— Нет, Мария Александровна, пусть Анна Васильевна проводит. А вас я попрошу остаться и остальных не расходиться, мне еще нужно кое-что с вами обсудить — сказано это было вполне добродушным тоном, так что все поняли, что с каким-либо нагоняем это никак не связано. Маша бросила на директора недовольный взгляд, но спорить не посмела и села на свое место. А я с парнями и Анной направилась к выходу (выпутаться из гидрокостюма и переодеться в свою одежду я успела еще до чаепития). Перед уходом нам пришлось заглянуть в кабинет директора и забрать оттуда наши куртки, брошенные и забытые там впопыхах.

— Анна, а вы сегодня вечером свободны? — неожиданно обратился Тимур к девушке, плавной походкой спортсменки передвигающейся впереди него (мы с Адамом шли позади них) — я бы пригласил вас в кино или еще куда-нибудь на ваше усмотрение.

От неожиданности этого заявления, мы все остановились посреди коридора. Анна удивленно обернулась к парню и, изящным движением склонив голову набок, недоверчиво улыбнулась:

— Вы это серьезно? Даже не знаю, что вам на это сказать — и кинула на меня неуверенный взгляд. Этот взгляд подсказал мне, что ей хочется согласиться, но она не хочет ссориться со мной, если вдруг я имею на Тимура какие-то виды. Я успокаивающе ей улыбнулась, пожав плечами, и посоветовала:

— Соглашайся, думаю, вы отлично проведете время — девушка просияла в улыбке. Похоже, и она стала очередной жертвой легендарного обаяния Ибрагимова:

— Тогда я согласна. Я освобожусь где-то около восьми. И мы сходим в кино, желательно на какую-нибудь комедию, хорошо? — попросила Анна, обворожительно улыбаясь Тимуру. Я тоже с улыбкой взглянула на парня, и поразилось досадливому взгляду, который он кинул на меня, прежде чем ослепительно улыбнуться дрессировщице и договориться с ней о месте встречи.

«Что это было?» — недоуменно подумала я — «Ибрагимов же пригласил в кино такую красавицу. Чем он не доволен? И при чем здесь я?» Но я так устала, что у меня не было сил размышлять на эту тему, да и вообще думать. Очень хотелось спать. Так что я была рада, когда Тимур покинул нас с Адамом, направившись своей дорогой, а мы спустились в метро, и я, наконец, смогла чуть-чуть прикорнуть на плече у своего друга.

Адам

Мы снова ехали в метро к Ольгиному дому и она, как и в прошлый раз спала как убитая, пристроив свою симпатичную головку у меня на плече. А я был занят тем, что окунулся в воспоминания о сегодняшнем дне, пытаясь переварить прошедшие события.

Я попросился присутствовать при разговоре подруги с директором, предположив, что у Ольги с ее скромностью в одиночку не хватит духа ему противостоять и как следует все объяснить. Как же я ошибался! Все время забываю, что когда ей нужно, тихая и мягкая Оля волшебным образом превращается в несгибаемую железную леди. Спокойно объяснив ситуацию, она всего лишь парой фраз заставила директора поменять к ней свое отношение и убедила отправиться на беседу с дельфином, хотя до этого было заметно, что этот скептичный мужик ни на грош нам не верит. Я заметил, что Ибрагимов тоже поглядывает на нее круглыми от удивления глазами — видимо еще не сталкивался с этой особенностью ее характера.

Потом, уже в комнате Антона, Соколова нас всех удивила точностью информации, которую она получила от дельфина в ответ на вопрос директора. Я и не думал, что от тех, кого мы считали бессловесными и неразумными животными можно узнать столько интересных подробностей. Или это только у Ольги так хорошо получается расшифровывать то, что они говорят? Особенно любопытно в этот момент было наблюдать за директором: по мере того как девушка говорила, его лицо все больше вытягивалось от изумления, а глаза стали круглые как блюдца. Выглядел он при этом довольно забавно. За Ибрагимовым я тоже наблюдал: этот не так сильно удивился, видимо уже знал чего ожидать, и с изучающим интересом неотрывно следил за каждым Олиным движением — похоже он вознамерился выяснить, что в ней такого особенного, что даже дельфины с ней разговаривают.

Но когда подруга закончила беседовать с дельфином, я переключил на нее все свое внимание, так как заметил, что ее лицо стало бледнее, чем обычно. И, как только представилась возможность заставить ее поесть, я сразу всучил ей пирожок, догадываясь, что увлеченная спасением дельфинов Соколова и не подумает позаботиться о себе, если ей не напомнить.

Затем мы пошли лечить остальных дельфинов. Тот, к которому мы зашли сразу после Антона, и вправду был в ужасном состоянии. Даже мне, не профессионалу, было заметно, что он очень болен. Видимо он и действительно был на последнем издыхании, так как Ольга, поняв, что не дотягивается до него и придется лезть к нему в бассейн, стрелой полетела добывать себе гидрокостюм в комнату отдыха, даже не взглянув в нашу с Тимуром сторону.

О том, что случилось, когда я увидел Олю в гидрокостюме — лучше не вспоминать. Я, конечно, знал, что у моей подруги нет проблем с лишним весом, но даже предположить не мог, что за мешковатой одеждой скрывается такая фигура!! Если бы меня кто-нибудь что-нибудь спросил в этот момент, то я бы не смог ответить, так как потерял дар речи от восхищения! Гидрокостюм облеплял ее со всех сторон, ничего не скрывая, и от увиденной красоты во мне все воспламенилось. В груди разгорался пожар, и я понятия не имел, как это остановить. Вдруг Ольга посмотрела прямо мне в глаза, и мне показалось, будто меня ударило током. Наверное, она прочитала все мои чувства по моему лицу, так как ужасно смутилась, покраснев и опустив глаза, и поскорее убежала из комнаты. А я подумал, что из-за этого дурацкого гидрокостюма выдал себя с головой и теперь придется как-то оправдываться и выкручиваться, отвечая на ее любопытные вопросы. И отправившись следом за ней, попытался заранее просчитать в уме, что, как и когда лучше ей говорить.

По пути я краем сознания отметил, что местный персонал к нам присоединился, поняв, что буря в лице директорского гнева их миновала, и теперь жаждал посмотреть как моя подруга разрулит ситуацию, спасая их питомцев. Войдя в комнату, я обнаружил, что Ольга уже вовсю обнимается с дельфином и остро пожалел, что я сейчас не на его месте. Она провела с ним в воде, не шевелясь, довольно долго, так что многие из сотрудников откровенно заскучали, не увидев ничего интересного. Только инструкторы, которые уже видели, как она работает, да мы с Тимуром и директором внимательно следили за действиями в бассейне.

Вдруг Оля отлепилась от дельфина и, подплыв к краю бассейна, уцепилась одной рукой за бортик. Я уж было подумал, что все закончилось и собрался помочь ей вылезти — но нет, она снова положила свободную руку на дельфина, да так и застыла словно изваяние еще на добрых десять минут. Поэтому когда девушка снова сменила положение, и на бортике появилось уже две руки, я не спешил лезть со своей помощью, опасаясь прервать сложный лечебный процесс, пока не услышал вопль из бассейна:

— Эй, кто-нибудь! Вытащите меня отсюда!

Мы с Ибрагимовым одновременно откликнулись, шагнув к краю бассейна, и в два счета выдернули легкую девушку из воды. Видно было, что когда Соколова обнаружила сколько народу за ней наблюдало, ей стало заметно не по себе — она вся как-то зажалась и старалась ни на кого не смотреть, обращаясь исключительно к директору. Мне захотелось укрыть ее от всех любопытных глаз, но в данный момент это было невозможно.

Подруга, видимо, решила, что чем скорее всех вылечит, тем быстрее сможет избавиться от назойливого внимания зрителей, поэтому быстрым шагом направилась к следующему дельфину. Им оказался уже знакомый мне исследователь людей, с которым мне довелось пообщаться в прошлый раз. И я порадовался про себя, что он выглядит не таким больным, как предыдущий дельфин, да и лечила его Оля не так долго как первого. Но, похоже, она не только лечила, но и успевала с ним одновременно разговаривать, так как когда убирала свои руки с дельфиньей головы, вдруг огорошила всех новостью, что наш исследователь хочет пообщаться с Тимуром.

Ибрагимов заметно обрадовался, видно, ему не давала покоя мысль, что я уже общался с дельфином, а он — нет. И он сразу перешел к действиям, не удосужившись предварительно узнать, что нужно делать. И даже когда узнал, от своего нетерпения не смог толком воспользоваться Ольгиными инструкциями. Думаю, он хотел произвести впечатление на Соколову, показав, что и у него получается с ними разговаривать, но ничего не вышло — дельфин сбежал от него как ошпаренный. Конечно же, Оля сразу полезла выяснять у дельфина, что такого с ним приключилось, совершенно не думая о том, что сейчас ей лучше бы поберечь силы. Не только ей было интересно это узнать — все зрители затаили дыхание, ожидая ее ответа. И выяснилось, что Ибрагимов слишком громко думал, причинив дельфину боль. Хоть Оля этого не сказала, мне стало ясно, что тот теперь даже боится приплыть обратно, пока страшный человек находится слишком близко от края бассейна и потенциально может до него дотянуться. Кажется, Тимур тоже это понял и сильно обиделся на бедного дельфина, хотя тот, в общем-то, был ни в чем не виноват.

Но надо отметить, что мне очень не нравились те взгляды, что Ибрагимов бросал на Ольгу все это время. Даже окружающие незнакомые люди заметили, что она вызывает у него нешуточный интерес, и смотрели на него умиленными глазами, улыбаясь про себя и видно вспоминая свою молодость. А я чуть ли не скрипел зубами от раздражения, но достойного повода указать Ибрагимову, чтобы не пялил глаза, куда не надо, пока не находилось. Из-за этого отвлекающего фактора, я перестал внимательно следить за Олиным состоянием и едва успел подхватить ее на руки, когда она внезапно потеряла сознание. Как же я за нее испугался! Она чуть не свалилась в бассейн, и мне лишь чудом удалось ее поймать в каких-то сантиметрах от края! Под глазами у нее залегли синие тени, а лицо было таким белым и безжизненным, что на пару секунд мне показалось, будто она умерла… Такого ужаса я еще никогда не испытывал. Это были самые страшные две секунды в моей жизни! Я готов был сделать что угодно, лишь бы она очнулась, но понятия не имел куда бежать и вообще как действовать в такой ситуации. К счастью Ольгин обморок долго не продлился, а то боюсь, я бы поседел раньше времени. Когда она пришла в себя, то я испытал такое невероятное облегчение, что ноги стали ватными, и я порадовался, что не стою, а сижу на стуле, который кто-то догадался притащить, чтобы я смог поудобнее устроить девушку у себя на коленях.

Соколова, разумеется, тут же считала все мое состояние, заглянув мне в глаза, (по крайней мере, я увидел проблеск понимания на ее лице, взгляд синих глаз стал слегка виноватым) и попыталась сделать бодрый вид, чтобы меня успокоить. Даже потребовала пирожок. Да только все эти уловки не могли меня обмануть — я видел, как сильно она устала, и собирался положить конец этому опасному эксперименту.

Как и следовало ожидать, упрямая девушка не желала останавливаться вовремя. Пришлось провести с ней разъяснительную беседу, приводя все логические и разумные доводы, какие только взбрели мне в голову в этот момент. Если бы это на нее не подействовало, я даже был готов использовать старый дедовский метод: взвалил бы ее себе на плечо и, не слушая никаких возражений, отконвоировал бы домой. Но, к счастью, до этого дело не дошло — Ольга на удивление быстро сдала свои позиции в споре, и это еще раз показало мне, насколько сильно она устала. Пока она не передумала, и никто не успел ее переубедить, я быстренько пригласил всех пить чай, закрыв эпопею с исцелением дельфинов до завтрашнего дня.

Всю дорогу до комнаты отдыха я продолжал держать ее прохладную ладошку в своей руке, ловя на себе хмурые и завистливые взгляды Ибрагимова. К моей тайной радости (и большому неудовольствию Тимура) Ольга почти не обращала на него внимания, совершенно не замечая, какими глазами смотрит на нее наш покоритель женских сердец. Вообще-то я понимал, что следовало отпустить Олину ладошку, чтобы не привлекать нездорового внимания Ибрагимова к моим чувствам, которые вызывала у меня эта девушка. Но я не мог заставить себя выпустить ее пальчики из своей руки. У меня было совершенно иррациональное чувство, будто стоит мне ее отпустить, как она опять свалится в обморок, а второй раз подряд я такого ужаса не переживу. Выпустил я ее лишь тогда, когда она отправилась за ширму переодеваться в свою одежду, да и то, с большим трудом. Но я постарался как можно тщательнее скрыть мои истинные чувства за маской доброжелательной дружеской заботы, и Оля ничего не заметила.

Потом было праздничное чаепитие, где все нахваливали мою подругу кто во что горазд, между прочим, вполне заслуженно. Так что мне было не совсем понятно, почему Оля так зажимается и ерзает на стуле, будто ее не хвалят, а ругают. Ибрагимов тоже недоуменно поглядывал на нее краем глаза. Но, убедившись, что ей действительно не в кайф все эти восхваления и поздравления, я решил избавить ее от мучений, поспешив со всеми распрощаться (за что заслужил от подруги полный благодарности и признательности взгляд).

И напоследок, уже перед выходом из здания дельфинария, Тимур поразил всех нас своим неожиданным приглашением на свидание дрессировщицы Анны, которая как раз нас провожала. Я почти сразу догадался, зачем он это сделал именно сейчас, а не тогда когда была куча других благоприятных возможностей — из-за Ольги. Он хотел посмотреть, как она отреагирует, что он идет на свидание не с ней, а с другой девушкой. Возможно, он рассчитывал, что она расстроится, погрустнеет или как-то еще выразит свое разочарование, но крупно просчитался: Соколова, глазом не моргнув, с добродушной улыбкой пожелала им удачно провести время, вполне искренне радуясь за Анну. Я чуть не рассмеялся, когда увидел выражение лица Ибрагимова — такой растерянности и досады я у него еще никогда не наблюдал. Видно, Тимур на такой поворот событий совсем не рассчитывал, так как даже не смог спрятать свои чувства, и Ольга тоже заметила его странное выражение лица. Но не похоже, чтобы она поняла хитрый ход Ибрагимова, во всяком случае, на ее лице кроме недоумения ничего не отразилось.

Теперь же я провожал ее до дома, а Тимур отправился готовиться к своему ненужному свиданию. И настроение у меня было просто отличное, хотя я и устал от всех сегодняшних переживаний. Надо будет завтра повнимательнее следить за Олей и вовремя ее кормить — откачивать ее после обмороков для меня оказалось слишком тяжелым занятием и плохо сказывается на моих нервах.

Вообще, сегодняшние события ясно показали мне, насколько сильно изменилось мое мировосприятие после того, как я признался себе, что влюбился в Олю. Из-за этой нежданной и ненужной любви Соколова будто стала центром вселенной и весь мой мир теперь вращался вокруг этой девушки! Это обстоятельство вызывало у меня немалую тревогу и опасения. Так как сегодня я смог увидеть насколько слабым, уязвимым и беспомощным делает меня моя любовь, если Ольге грозит какая-то опасность (особенно та, с которой я не знаю, как справиться). У меня будто выбивает почву из-под ног, я не могу рационально мыслить и быстро действовать. Такая реакция мне ужасно не понравилась. С этим надо что-то делать. А то какой же из меня друг, если в ответственный момент, я не смогу оказать ей помощь, а буду способен только на нытье и бессмысленные причитания как сегодня?!.. Ладно уж, хорошо, что я понял это сейчас, постараюсь потом что-нибудь придумать — в данный момент я слишком устал и перенервничал, чтобы найти подходящее решение для этой проблемы. И с этой мыслью я тоже закрыл глаза, намереваясь по примеру подруги немного подремать до нужной остановки.

Понедельник, 28 декабря 2003 г.

Ольга

Вчерашний выходной был очень эмоционально насыщенным и сложным для моего организма (да и следующий день обещал быть не легче), поэтому, когда Адам проводил меня до дома, а сам отправился к себе домой, я быстро переделала все домашние дела и легла спать пораньше. Но выспаться и восстановить силы, как я рассчитывала, мне не удалось.

Ночью мне приснился сон. Я увидела себя в голубой воде, и откуда-то сверху падал солнечный свет. Вода окружала меня со всех сторон, и если бы не свет я бы не знала, где здесь верх, а где низ. Я не задыхалась и не тонула, а чувствовала себя вполне комфортно, только никак не могла понять, зачем я здесь нахожусь. Вдруг меня позвал незнакомый голос:

— «Ольга!»

Я не поняла, откуда был зов, но голос показался мне похожим на мысленные импульсы дельфинов. И действительно, из голубой толщи воды прямо мне навстречу выплыл дельфин и завис прямо напротив меня, поглядывая умным глазом. До меня донеслась приветственная волна дружелюбия, признательности и какой-то мудрости. Я вдруг поняла, что это достаточно пожилой, если не сказать старый дельфин.

— «Здравствуй, Ольга. Я — Чезара» — как выяснилось, и этот дельфин оказался женского пола — «Нам не удалось поговорить в месте, где ты нас встретила и теперь уже мы вряд ли увидимся. Я уплываю в то место, откуда не возвращаются, поэтому у меня совсем немного времени. Но я не могла уйти, не поблагодарив тебя за все, что ты сделала для моих сородичей. Я хочу сделать тебе подарок. Ты тратишь так много психической энергии при общении с нами потому, что тебе приходится преодолевать барьер, который блокирует твой мозговой центр, отвечающий за мысленное общение. Я могу сейчас убрать этот барьер, поскольку в данный момент нахожусь в месте, где не существует никаких барьеров. Но только если ты захочешь. Ты разрешишь мне это сделать?» — я еще никогда не слышала такой длинной речи от дельфина. Ее мысли были такими четкими и ясными, как будто я разговаривала с человеком (оглядываясь назад, мне кажется это потому, что данное общение происходило не на Яву, а во сне), но почему-то это не вызвало во мне никакого удивления. Я принимала все как данность и с радостной готовностью согласилась расстаться с барьером, мешающим мне нормально общаться с ее сородичами:

— «Спасибо, Чезара, я буду тебе очень признательна за такой подарок. А почему ты сказала, что мы не увидимся?» — во мне зашевелилась какая-то смутная тревога.

Дельфина послала мне мысленную улыбку и радость от моего согласия, а затем доброжелательно сказала:

— «Скоро ты все сама поймешь. У меня заканчивается время. Но прежде чем уйти, я хочу попросить тебя: не оставляй моих сородичей без присмотра, хорошо? Они еще молодые и нуждаются в поддержке и опеке со стороны. Я надеюсь, что ты поможешь им, если вдруг возникнет необходимость»

— «Конечно, я помогу, если это будет в моих силах» — озабоченно заверила я дельфину — «Но, Чезара, мне кажется, ты что-то не договариваешь…» — тревога во мне все нарастала, однако я никак не могла осознать ее причину.

— «Прости, Ольга, я не могу ответить на твой вопрос. Сейчас я сниму твой барьер. Мне пора. Прощай» — и дельфина сделав вокруг меня изящный круговой пируэт, растворилась в водяной синеве.

Внезапно голова взорвалась резкой болью: мне показалось, что мой мозг опалило огнем, я мгновенно выпала из сна, подскочив на постели чуть ли не до потолка, и все увиденное во сне тут же вылетело у меня из головы. Резкая боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Я осторожно вздохнула и медленно выдохнула. «Господи, что это было?!!» — мысленно ахнула я.

Перед закрытыми глазами вспыхнул образ синей воды и дельфины, смотрящей умным взглядом на меня. Так. Надо вспомнить точно, что же она сказала… Сначала поблагодарила, потом, кажется, что-то говорила про барьер у меня в мозгу. Вообще-то похоже на правду, иначе с чего же я так сильно устаю от телепатии? И Чезара пообещала его снять, а я, помнится, согласилась. Так вот откуда боль! Наверное, боль была встроена в блок как защитный механизм, чтобы я сама не могла его снять. Но теперь, по идее, дельфина ликвидировала этот блок, и я больше не буду бухаться в обмороки после каждого телепатического общения. Так это же хорошо!.. Или нет? Какая-то смутная мысль тревожила меня и не давала мне покоя. Было в этом сне что-то еще, мне нужно все четко вспомнить!

Спустя пару мгновений напряженных раздумий, я наконец-то смогла осознать, почему мне было так тревожно: «Чезара сказала, что уходит, точнее, уплывает туда, откуда не возвращаются! Она что, умирает?!». При мысли об этом у меня все внутри сжалось от дурного предчувствия. Я посмотрела на часы — полпятого утра. Ну чем я могу ей помочь в такое время?!! Все спят, всё закрыто…

Чтобы успеть в академию, я должна была вставать где-то часа через полтора, так что теоретически могла еще поспать. Но предчувствие надвигающейся беды совершенно лишило меня этой способности. Не зная как заставить себя уснуть, я встала и побрела на кухню — попить воды. Мне ужасно хотелось позвонить Адаму и поделиться с ним своими тревожными мыслями, но я стеснялась будить его среди ночи только лишь для того, чтобы пересказать свой сон. А вдруг это был просто всего лишь сон? Тогда я выставлю себя круглой дурой. А вдруг нет? Тогда я просто впустую здесь сижу и теряю драгоценное время! Может быть, еще не поздно и можно ее спасти! Что же делать?

В таких мучительных сомнениях и моральных терзаниях я просидела где-то полчаса. Тут я услышала шаги в коридоре и на кухню заглянула заспанная мама, щурясь от яркого электрического света.

— Оль, ты что это? Ты чего не спишь? Болит что-нибудь? — встревожилась она.

— Нет, мам, все в порядке, просто не могу заснуть. Сон плохой приснился.

— А-а-а, — понимающе протянула мама и тоже налила себе воды — Ну это же просто сон. Не засиживайся здесь, иди спать.

— Мам, — решила я посоветоваться с ней, раз уж она все равно проснулась — а как бы ты поступила, если бы случайно узнала, что твоему хорошему другу угрожает серьезная опасность, но ты не знаешь точно, произойдет она или нет?

Мама удивленно взглянула на меня, но серьезно ответила:

— Ну, я, скорее всего, позвонила бы другу и попросила его быть осторожнее.

— А если у него нет телефона?

— Ну не знаю… — протянула мама — А почему ты спрашиваешь? Что, с твоим Адамом что-то не в порядке? Это про него приснился плохой сон? — выдвинула она свое предположение.

Мы с мамой были в доверительных отношениях. Хотя она не увлекалась эзотерикой и почти ничего не читала по этой теме, однако была в курсе про мое хобби, поддерживала мое стремление к развитию своих способностей, и не раз становилась подопытным кроликом в моих экспериментах. Поэтому она знала, что предчувствия меня почти никогда не обманывают, и серьезно относилась к моим предупреждениям. Но о последних событиях в дельфинарии и о моей способности разговаривать с дельфинами, она не знала, так как я не была уверенна, что ей так уж нужно это знать. Мне казалось, что для ее спокойствия так будет лучше и я не стала ей ничего рассказывать. Поэтому сейчас я не могла вывалить не нее всю правду и ответить напрямую:

— Да нет, не про него. У меня еще есть друзья. И кое с кем из них может случиться что-то нехорошее. Но я не могу им позвонить и люди, которые с ними рядом находятся, наверное, еще спят — поэтому им тоже не позвонишь. Я бы поехала туда, но место, где они живут, сейчас закрыто. Да и метро еще не работает. И уснуть не получается. Не знаю, что делать — пожаловалась я, почувствовав облегчение уже от того, что могу с кем-то поделиться своей тревогой.

Мама помолчала, а потому осторожно заметила:

— Ты многого не договариваешь, дочка. Но вот что я тебе скажу: не стоит понапрасну терзаться и тратить свои нервы. Если ты ничего не можешь сделать сейчас, то какой в этом смысл? Лучше постарайся заснуть или хотя бы переключись на что-то другое, а утром, когда все проснутся, ты что-нибудь предпримешь. Хорошо?

— Да, наверное, так и придется сделать — согласилась я с мудрым советом мамы — только вот я боюсь, что утром будет уже слишком поздно…

Мама нахмурилась и задумчиво провела рукой по своим коротким волосам:

— Родная моя, я не знаю, как тебе надо поступить. Но я знаю одно: сидя здесь и беспокоясь, ты никому не поможешь, только сама измучаешься. Если ты чувствуешь, что твое беспокойство не напрасно и можешь что-то сделать, чтобы его устранить — сделай это прямо сейчас. А если сомневаешься, то подожди до утра.

— Я и вправду сомневаюсь — призналась я — но что если, прождав до утра, я потом выясню, что могла помочь и не помогла? — настаивала я на ответе.

— Ну что ж, значит, так было суждено — философски заключила мама — Ты не можешь спасти всех и каждого. Это под силу только Богу, а ты ведь человек, людям свойственно ошибаться. Не стоит винить себя за это, надо просто принять к сведенью и жить дальше. Вот и все.

Я задумчиво кивнула, почувствовав себя от этих слов намного спокойнее.

— Если у тебя больше нет вопросов, то можно я пойду? — ласково улыбнулась мама — а то мне тоже через час уже вставать надо.

— Да, конечно, иди — спохватившись, что не даю нормальным людям как следует выспаться, я виновато взглянула на нее и тут же благодарно улыбнулась — Спасибо, мам, ты мне очень помогла.

— Да не за что, дорогая. Странно, что я еще хоть чем-то могу тебе помочь — обычно это ты мне помогаешь — пошутила она напоследок, как в детстве погладив меня по голове, и ушла досыпать свой оставшийся час.

Я прикинула в уме свои дальнейшие действия. Мне обязательно надо было сегодня появиться в академии, так как предстоял зачет по финансам и кредиту, который стоял второй парой. Но я не могла сконцентрироваться на учебе из-за тревожных предчувствий. Поэтому до института я решила быстренько заскочить в дельфинарий и все выяснить: а вдруг мое беспокойство и вправду напрасно? Единственная загвоздка была в том, что дельфинарий открывался в десять утра, а вторая пара начиналась в 10.30. Опаздывать было нельзя. Поразмыслив, я решила позвонить Маше и попросить ее помочь мне пораньше попасть к дельфинам. Я взглянула на часы — почти шесть утра. Возможно, она еще спит. Будить ее не хотелось, но у меня не было выбора: пока мы с ней соберемся, пока доедем — время убежит так быстро, что не успеешь оглянуться.

Сбегав за мобильником в свою комнату, я вернулась на кухню и набрала номер дрессировщицы. На пятом гудке она взяла трубку, и я услышала сонный голос:

— Алло?

— Маша, это Оля, та, что разговаривает с дельфинами — пояснила я для верности, на случай если Маша спросонья плохо соображает — Прости, что разбудила. Но мне срочно нужно попасть в дельфинарий, чтобы кое-что проверить. Ты можешь мне помочь?

В трубке повисло недолгое молчание, а затем вполне проснувшаяся девушка испуганно спросила:

— Оль, что случилось?

— Да я пока не знаю. Может быть и ничего. Но мне нужно проверить — уклончиво ответила я и поняла, что надо выдать хоть какое-то объяснение столь раннему звонку — понимаешь, мне кажется, с кем-то из дельфинов случилась беда. Мне как-то неспокойно и предчувствия очень редко меня обманывают. Я понимаю, как это ненормально звучит, поэтому не буду рассказывать подробно. Просто помоги мне попасть внутрь здания, хорошо?

— Вообще-то у меня нет ключей — с сожалением протянула дрессировщица — у нас Игорь или Марат приходят пораньше и все открывают… Может ты подождешь до прихода Игоря — он в девять уже будет на работе.

— Нет, мне в это время будет уже поздно. Я еще должна успеть на зачет. Но суть не в этом… — я помолчала, не зная как выразить свои смутные ощущения так, чтобы девушка поняла меня и поверила — Маш, ты можешь мне не верить, но я чувствую: там что-то не в порядке, нельзя ждать. Интуиция подсказывает мне, что я должна оказаться там как можно скорее.

— Я тебе верю — тихо ответила Маша — и постараюсь помочь. Так случилось, что я случайно узнала, где лежат запасные ключи. И хотя мне нельзя их брать, придется ими воспользоваться. Встретимся через полтора часа у дельфинария, хорошо? — голос дрессировщицы был полон решимости и звенел от готовности мне помочь.

— Спасибо, ты настоящий друг! — благодарно выдохнула я в трубку — до встречи — и, нажав отбой, я быстро побежала одеваться, так как по— хорошему, чтобы попасть на «Чистые пруды» через полтора часа, я должна была уже выходить.

Выскочив из дома через десять минут и доехав в полупустом автобусе до метро, я вдруг подумала, что Адам будет волноваться, если не увидит меня на первой паре. Я быстренько отправила ему смску, что приеду к зачету (чтобы зря не будить) и со спокойной совестью побежала к входу в подземку. Но не прошло и тридцати секунд, как зазвонил мобильник. И как вы думаете, кто звонил?

— Привет, Адам, что не спишь? — на бегу ответила я.

— Оль, что случилось? Почему ты опаздаешь? Ты что, плохо себя чувствуешь? — с тревогой спросил парень, проигнорировав мой вопрос.

— Да нет, не беспокойся, со мной все в порядке. Просто мне надо успеть заскочить в одно место до института. Но к зачету я точно появлюсь.

— В какое еще место тебе надо заскочить? — подозрительно поинтересовался мой друг, сразу почуяв неладное — Что-то ты темнишь, Соколова. Ну-ка быстро выкладывай, куда ты собралась.

Мне не хотелось говорить Адаму, куда я еду, потому что он наверняка принялся бы меня отговаривать или увязался бы за мной, а я надеялась все быстренько уладить самостоятельно, по возможности не вмешивая лишних людей. Поэтому я постаралась от него как-то отвертеться:

— Слушай, дружище, я уже опаздываю. Давай потом поговорим. Я тебе в академии все объясню, хорошо?

— Подруга, если ты сейчас же не скажешь куда едешь, мы крупно поссоримся — с угрозой в голосе пообещал мне Идолбаев и я поняла, что он не шутит и так просто не отвяжется. Тяжело вздохнув, я призналась:

— Я еду в дельфинарий, Адам. Ночью мне приснился необычный сон и у меня очень плохое предчувствие. Я должна быть там и как можно скорее, понимаешь? Мы с Машей договорились встретиться через час, она откроет мне дверь. Вот и все, ты доволен?

— Я тоже приеду — решительно сказал Идолбаев, хороня мою надежду разобраться быстро и без лишних людей.

— Да не нужно. Я всего лишь посмотрю все ли в порядке и окажу посильную помощь, если потребуется. Это ненадолго, просто я могу не успеть к началу занятий — принялась я его отговаривать — Поэтому предупредила тебя, чтобы ты за меня не волновался. Я справлюсь сама. Лучше езжай в академию, расскажешь потом, что было на первой паре, хорошо?

— Нет! — упрямо заявил парень — Я тоже приеду. И не вздумай ничего без меня делать, поняла? Я уже выезжаю, так что дождитесь меня.

— Нет времени ждать, Адам. Приезжай, если хочешь — я передам Маше, чтобы тебя встретила. Только ждать я не могу, и так слишком много времени потратила на этот разговор — недовольно пробурчала я, раздраженная его упрямством — Все, пока. До встречи — и, не мешкая больше, отключила телефон и стрелой помчалась в метро.

Адам

Ольгина смска резко выдернула меня из сна про каких-то бандитов. Сон был красочный и интересный, так что я с удовольствием бы его досмотрел, но, как назло, вернуться туда уже не получалось. Я недовольно схватил мобильник, намереваясь выяснить, какому идиоту приспичило будить меня смсками в полседьмого утра.

Однако, как только я увидел ольгин номер, все мое недовольство и раздражение тут же испарились — Соколова не стала бы меня беспокоить по пустякам в такую рань. Сообщение не несло в себе никакой важной информации: Оля лишь написала, что опаздает на первую пару и приедет к зачету, не объясняя причин. Это как раз и настораживало. Поэтому я тут же ей перезвонил и выяснил, что неугомонная девушка опять собралась в дельфинарий — тот факт, что он еще закрыт, ее совершенно не беспокоил. Она даже подбила на это нашу общую знакомую дрессировщицу Машу. Я бы сказал этой спасительнице дельфинов, чтобы она не валяла дурака, выспалась как следует и другим спать не мешала, да Оля обмолвилась, что ее посетило очередное предчувствие. И я понял, что придется резко выпрыгивать из постели и мчаться ни свет, ни заря на «Чистые пруды», по личному опыту уже зная, что игнорировать ольгины предчувствия — себе дороже. У меня и в мыслях не было отпустить ее одну в потенциально опасный дельфинарий, где она в любую минуту может снова свалиться в обморок, переобщавшись с питомцами, особенно если там действительно критическая ситуация. Хотя мне не понятно было, чем смогу ей помочь, я должен был быть рядом!

Я за минуту оделся, проверил карманы на предмет всяких нужных мелочей и выскочил из общаги. К назначенному часу я не успел, но совсем на чуть-чуть — минут на десять. Чертыхнувшись про себя, я принялся названивать Соколовой на телефон, но она не отвечала. Я раздраженно засунул мобильник в карман, понятия не имея, что теперь делать и как попасть внутрь — взять у подруги телефоны инструкторов я не догадался. Вдруг дверь заднего хода открылась и оттуда выглянула Маша, без улыбки поманив меня к себе. Впустив меня внутрь, девушка быстро пояснила, что Ольга сейчас очень занята и не может ответить на мой звонок, но она как-то догадалась, что это я звонил, и послала ее, Машу, открыть мне дверь.

— Маш, что тут у вас происходит? — поинтересовался я, когда мы с девушкой почти бежали по коридору в сторону комнаты отдыха.

— Оля как-то узнала, что одной нашей питомице совсем плохо. Когда мы пришли, Кассандра уже почти не дышала. Сейчас Оля пытается ее реанимировать, но знаешь Адам, по-моему, тут уже ничем нельзя помочь — очень грустно и серьезно проговорила девушка, быстрым шагом двигаясь по коридору и после небольшой паузы добавила — Хорошо, что ты пришел. Боюсь, твоей подруге сейчас потребуется вся твоя поддержка. Я, как инструктор, по опыту знаю, как сильно можно привязаться к умным животным вроде дельфинов и как тяжело потом смириться с их смертью — за то время, пока Маша говорила, мы успели домчаться до нужной двери в конце коридора и остановились перевести дыхание — Нас даже учат всегда сохранять между собой и питомцами небольшую дистанцию, и даже не смотря на это, больно их терять. А у Ольги никакой дистанции нет и в помине, она воспринимает их как людей. Так что ей будет очень непросто пережить эту смерть… Ладно, иди. Я зайду к вам минут через двадцать — проверить как дела — вдруг все же свершиться чудо, и у Оли получится оживить Кассандру…

С этими словами дрессировщица развернулась и ушла обратно, в сторону комнаты отдыха. А я толкнул пластиковую дверь и вошел внутрь. Девушка стояла недалеко от края бассейна совершенно неподвижно и смотрела на дельфина, также неподвижно застывшего в воде в какой-то неестественной позе. Дельфин определенно был мертвым. Не зная толком, что можно сделать в этой ситуации, я просто подошел и молча встал рядом с Ольгой, про себя очень надеясь, что пессимистичные прогнозы Маши не оправдаются, и мне не придется успокаивать подругу, если у нее вдруг случится истерика. Я с детства не выносил женских слез.

Мертвый дельфин выглядел жутковато и не вызывал ничего кроме жалости. Я посмотрел на Ольгу. К моему удивлению, она не плакала. Наоборот, ее побледневшее лицо оставалось спокойным. Слишком спокойным. На нем не было совершенно никаких эмоций. Это было ненормально, такого помертвевшего выражения на ее лице, я еще никогда не видел и, честно говоря, испугался. Уж лучше бы она плакала. Я уже открыл рот, чтобы что-нибудь сказать и нарушать давящую тишину, окружившую нас со всех сторон, как вдруг Ольга сама заговорила:

— Я опаздала, Адам — произнесла девушка совершенно безжизненным голосом, не отрывая глаз от мертвого дельфина — Она умерла у меня на руках, и я ничего не могла сделать.

— Это не твоя вина — вполголоса ответил я — ты сделала все, что смогла.

— Нет. Ты не понимаешь — так же ровно и безжизненно сказала Оля не глядя на меня — Чезара умерла от перетоксикации. Она была уже немолода, и ее организм не мог справляться с перегрузками, с которыми удавалось совладать ее более юным сородичам. Я вчера должна была проверить всех дельфинов и помочь тем, кому это нужнее всего, а не исцелять всех подряд. Тогда такого бы не случилось. Да и сегодня я бы тоже могла успеть ей помочь, если бы зря не просидела на кухне полночи, мучаясь сомнениями, стоит ли будить людей просто потому, что мне что-то там приснилось… Мне ведь совсем чуть-чуть не хватило времени, Адам. Еще бы минут десять — пятнадцать, и она осталась бы жива… Я виновата в ее смерти. Это бесспорно. — у меня аж мурашки побежали по всему телу, до того Оля сейчас напоминала не человека, а неживую механическую куклу. Я не мог на это спокойно смотреть: схватил девушку за плечи и развернул к себе, заставляя отвести взгляд от мертвого дельфина, затем резко потребовал:

— Оля, посмотри на меня! — но девушка только помотала головой и опустила глаза в пол. Почувствовав, что в приказном тоне сейчас ничего от нее не добьюсь, я сменил тактику — Пожалуйста, посмотри. Ну, пожалуйста — тихо и ласково попросил я шепотом. Это сработало: Ольга подняла голову и взглянула на меня такими пустыми и холодными синими глазищами, что мне стало очень не по себе, мне вдруг показалось, что меня затягивает в этот мертвый омут, словно в черную дыру. Но я постарался взять себя в руки и не обращать на это внимания, принявшись на ходу сочинять контраргументы. Я как-то сразу понял: главное было ни в коем случае с ней не соглашаться и не молчать, иначе чувство вины сожрет ее целиком и от моей подруги ничего не останется.

— Послушай, дорогая моя, ты не в чем не виновата — я постарался придать своему голосу побольше убедительности — В том, что она умерла, виновата вовсе не ты, а отравленный корм. Да, ты не смогла ее вылечить, потому что не успела. Но ты же пыталась! Ты не бросила ее на произвол судьбы и не дала умереть в одиночестве. А я думаю, что для дельфинов, так же как и для людей, это очень важно. Да и потом подумай вот о чем: ты не успела спасти одного дельфина, но другим-то ты помогла! Без тебя бы они все погибли. Представь, что было бы, если бы ты не пошла в то воскресенье в дельфинарий с Ибрагимовым. Они бы все отравились, и никто не догадался бы из-за чего им так плохо, пока не стало бы слишком поздно! А так ты не только почти всех вылечила, но и попутно переменила взгляд на этих животных у многих людей. По-моему, ты сделала все, что могла и даже более того. Тебе каждый это подтвердит, поверь мне — горячо убеждал я подругу, внимательно следя за ее лицом. Оно оставалось все таким же безжизненным, но в глазах все-таки появился какой-то проблеск, подсказавший мне, что она внимательно меня слушает. Порадовавшись про себя этому факту, я продолжил — Не стоит казнить себя из-за того, что у тебя не получилось ей помочь, ты же сама когда-то давно говорила мне, что не в силах спасти всех и каждого, помнишь? Как же ты сказала тогда? Дай-ка вспомнить… По-моему, что-то вроде того, что на всех тебя не хватит. Так вот, это чистая правда, ты не обязана всем помогать. Ты и так сделала для этих дельфинов больше, чем кто-либо другой. И никто не сможет тебя упрекнуть — на этой фразе я выдохся. Но, к сожалению, моя импровизированная речь произвела на упрямую Соколову лишь небольшой эффект:

— Это не важно. Мне все равно, что остальным не в чем меня упрекнуть. Главное, что я сама вижу, как я ошиблась. Эта смерть — мой промах и теперь огромным пятном лежит на моей совести. Понимаешь? — с огромным сожалением в голосе спросила у меня Ольга, и глаза у нее заблестели от непролитых слез. Не смотря на то, что девушка со мной не согласилась, я ужасно обрадовался, что она теперь намного больше походила на живого человека и перестала напоминать механическую куклу, у которой кончился завод. Пораскинув мозгами, я привел ей еще один довод в ее же защиту:

— Я понимаю, почему ты так говоришь, но ты не права. Представь, что ты пришла бы сюда не в то воскресенье, а, скажем, через неделю, когда почти у всех дельфинов токсин в крови превысил всякие допустимые нормы. Они бы попросили тебя о помощи, а ты бы, конечно, не отказалась и сделала для них, как ты сказала, все возможное, но не смогла бы всех спасти, потому что они уже были слишком сильно отравлены. Скажи, это тоже был бы твой промах? И ты бы так же сильно убивалась по этому поводу?

На лице девушки отразилось сомнение, и она неуверенно сказала:

— Ну нет, наверное. Просто так сложились обстоятельства.

— Так и здесь то же самое! — воскликнул я — тут точно такое же неудачное стечение обстоятельств и никакой твоей вины в случившемся нет и быть не может, поняла?

По Ольгиному бледному лицу вдруг молча покатились слезы, и она спрятала его в ладонях, глухо всхлипывая. Я еще никогда не видел ее плачущей, даже когда Рустам и Али ее доставали, она не плакала. Смотреть на ее слезы мне было невыносимо тяжело, но я понимал, что в данной ситуации они гораздо лучше, чем тот мертвый ступор, что был до этого. Не зная, что еще сказать, я молча обнял ее за плечи. Она вдруг обняла меня в ответ, прижавшись всем телом, и уткнулась лицом в мою рубашку, продолжая плакать. Я осторожно гладил ее по спине, утешая, и давая возможность как следует выплакать свое горе. Так мы и стояли обнявшись, пока в комнату не вошла Маша в компании Игоря.

— Что здесь произошло? — сурово спросил последний, заставив Ольгу испуганно вздрогнуть. Девушка сразу отстранилась от меня, и попыталась что-то ответить, но голос ее не слушался. Тогда я сказал:

— Игорь, мы просим прощения за столь раннее вторжение. Но у нас были на это серьезные причины. Дело в том, что Оля, как человек тонко чувствующий и обладающий немалой интуицией, ночью каким-то образом поняла, что один из дельфинов находится при смерти. Она приехала сюда так быстро, как только смогла в надежде ему помочь, но все равно немного опоздала — дельфин умер у нее на руках. Так что на данный момент мы имеем мертвого дельфина и вконец расстроенную целительницу. Вот такие дела.

Нахмурившийся инструктор сначала заглянул в бассейн, потом кинул взгляд на Ольгу, помрачнел еще больше и решительно распорядился:

— Так. Я иду звонить директору. Маша, помоги Ольге умыться и привести себя в порядок. Адам, пойдем со мной, расскажешь Борису Аркадьевичу, все что знаешь — с этими словами он направился к выходу, ничуть не сомневаясь, что я последую за ним. Но я не мог уйти, не поинтересовавшись предварительно состоянием своей подруги:

— Оль, ты как? — вполголоса спросил я у нее.

— Нормально — так же тихо откликнулась девушка, избегая смотреть мне в лицо и, глубоко вздохнув, смущенно добавила — Слушай, извини меня за этот срыв. Я сейчас успокоюсь. Ты иди с Игорем. Встретимся потом в комнате отдыха, хорошо?

— Адам, ты идешь? — послышался из-за двери голос дрессировщика.

— Не беспокойся, я за ней пригляжу — пообещала мне Маша.

— Ладно — сдался я всеобщему напору и крикнул Игорю — Уже иду!

Ольга

Как только Адам вышел, я тут же повернулась к Маше:

— Покажи мне поскорее, пожалуйста, где у вас умывальник. Игорь прав, мне нужно привести себя в порядок.

— Пойдем, я тебя провожу — с готовностью откликнулась девушка и, взяв меня за руку, повела к двери. По дороге к умывальнику, посмотрев на меня сочувственным взглядом, добрая Маша участливо сказала — Слушай, Оль, не расстраивайся так сильно. Это было неизбежно. Когда мы утром прибежали к Кассандре, я уже тогда поняла, что она собралась навсегда нас покинуть. Я не стала тебе этого говорить, поскольку ты была полна решимости оживить ее и просто не стала бы меня слушать. К тому же я все-таки надеялась, что может быть произойдет чудо, и тебе удастся вытащить ее с того света. Но видно, воскрешать мертвых людям не под силу, даже таким необычным как ты. Так что не вини себя. Бедной Кассандре просто не повезло, вот и все.

— Спасибо, Маш — откликнулась я — Адам мне уже это объяснил и правильно сделал. Если бы он вовремя не вправил мне мозги на место, боюсь, в вашем бассейне плавало бы одним трупом больше — тяжело вздохнув, призналась я, с тихим ужасом и стыдом вспомнив какие ненормальные мысли суицидального характера посещали мою дурную голову, пока Адам не примчался мне на выручку.

— Да что ты такое говоришь! — искренне возмутилась дрессировщица — Разве можно принимать все так близко к сердцу?! Так же можно в гроб себя загнать раньше времени. Теперь я понимаю, почему нас при работе с животными учили всегда соблюдать дистанцию. Оля, ты тоже должна обязательно этому научиться (я имею в виду не только лечение животных, но и людей), иначе бедному Адаму придется дежурить рядом с тобой круглосуточно и постоянно спасать от нервных срывов как сегодня.

— Да, я понимаю. Постараюсь больше такого не допускать. Знаешь, я еще никогда при нем так не ревела, и мне ужасно стыдно…

— О, это пустяки — беззаботно махнула рукой девушка — Тебе еще повезло, что тебя не вывернуло ему на рубашку: когда я впервые увидела мертвое животное, к которому за пять лет работы очень привязалась, то от расстройства быстренько рассталась со своим завтраком, который попал прямо на стильные ботинки моего тогдашнего работодателя. Сама понимаешь, надолго на той работе я не задержалась.

У меня от удивления округлились глаза — таких откровений от дрессировщицы я не ожидала. В это время мы как раз подошли к туалету для персонала, который находился в противоположном от комнаты отдыха конце коридора. Я тщательно умылась и похлопала себя по щекам. Над раковиной весело небольшое зеркало, и я заглянула туда… Лучше бы я этого не делала! Из зеркала на меня смотрела страхолюдина с бледным лицом в красных пятнах (которые, слава Богу, уже начали постепенно исчезать), опухшими глазами и красным носом. Я конечно, предполагала, что после такой истерики выгляжу не лучшим образом, но не настолько же ужасно!.. Открыв кран с холодной водой, я опять принялась умываться. После второго раза я выглядела уже получше и решила, что больше улучшить свой внешний вид я никак не могу. Маша терпеливо дожидалась меня у выхода из туалета и, как только я закончила приводить себя в порядок, мы вместе направились в комнату отдыха.

— Я сейчас поставлю чайник, ты выпьешь чего-нибудь горячего, и тебе сразу станет легче — пообещала мне дессировщица.

— Спасибо — поблагодарила я добрую девушку — это было бы замечательно.

— «Ольга! Зайди ко мне!» — вдруг услышала я мысленный зов дельфина, когда мы проходили мимо двери Антона-Кипера. Я резко затормозила, и догадливая Маша сразу поинтересовалась:

— Что? Тебя кто-то позвал?

— Да. Антон. Но мне что-то не хочется сейчас к нему идти — пожаловалась я подруге. Дельфин словно услышал меня или, скорее, почувствовал мое нежелание видеть кого-либо из их сородичей и прислал мне образ Кассандры-Чезары, окруженный сияющим светом, с настойчивым мысленным импульсом:

— «Чезара просила тебе кое-что передать перед великим отплытием туда, откуда не возвращаются. Зайди.»

Тут ко мне пришла запоздалая догадка, и меня словно подкинуло. Не обращая внимания на растерявшуюся Машу, я стрелой влетела в комнату Кипера, посылая ему все свое возмущение и негодование:

— «Ты все знал! Вы все — знали! И ничего мне не сказали! Не намекнули даже, что ей больше всех требуется помощь! Почему?!» — обрушила я мысленную бурю на бедного дельфина — «Разве так сложно было указать мне на нее в самом начале? Я бы успела ей помочь, и никто бы не умер. Но ни ты, ни Крисси, ни Уилер, никто из вас мне о ней не сказал! Почему вы все молчали?!» — разбушевалась я не на шутку. Кипер терпеливо переждал, пока я мысленно наорусь в свое удовольствие, а потом со спокойным достоинством подумал:

— «Потому что она не хотела больше здесь жить. Ольга, Чезара была намного старше нас всех, она устала от своего тела и давно уже собиралась покинуть нас. Мы знали об этом и уважали ее решение.»

Кипер сопроводил свою мысль смутно знакомым мне образом, как дельфина, сделав изящный круговой пируэт, растворяется в синей толще воды:

— «Но она не могла нас бросить, пока мы были в беде и ели плохую еду» — знакомый образ: дельфины вылавливают из голубой воды коричневые комочки отравленного корма, и их тела наполняются темнотой — «Она поддерживала наши силы сколько могла (картинка: от дельфины к ее сородичам тянутся призрачные нити, по которым перетекает серебристо-голубая энергия), но потом пришла ты и освободила ее (дельфин показал, как я вливаю в него золотистый целительный свет, а затем так же исцеляю Крисси и Уилера). Чезара поняла, что больше не нужна здесь и теперь может исполнить свое давнее желание (видение: от мертвого тела Кассандры отделяется полупрозрачный светящийся образ дельфина и превращается в сверкающую неземным белым светом звезду, которая стремительно удаляется от меня, исчезая в водяной синеве). Она просила передать тебе большую благодарность за свое освобождение и наше исцеление (я почувствовала, как на меня накатила волна не просто большой, а огромной благодарности!) и сказать, чтобы ты отпустила ее так же как мы (я увидела себя со стороны: я машу вслед уплывающей дельфине, и лицо мое при этом полно спокойствия и умиротворения). Понятно?» — в конце этой поистине гигантской речи Кипер прислал успокаивающе-вопросительную интонацию.

— «Да» — ответила я, ощущая, как в моей душе воцаряются утраченные ранее мир и покой. Дельфин тоже это почувствовал и послал мне мысленную улыбку. Я вдруг с удивлением отметила про себя насколько проще и легче мне стало понимать Кипера по сравнению с прошлым нашим общением. Я догадывалась отчего так, но решила уточнить у него:

— «Кипер, я слышу тебя лучше, чем раньше. Почему это?» — В голове у меня опять возник образ дельфины и последовал мысленный ответ:

— «Это все Чезара. Она убрала то, что тебе мешало нас слышать. Она была очень мудрой и много знала, многому нас научила» — ко мне прилетело ощущение безграничного уважения и даже преклонения Кипера перед мудростью и опытом его наставницы — «Но некоторые вещи могла сделать только она. Мы еще слишком молоды, нам это не под силу». Мой морской друг послал мне какой-то образ, ноя не успела его разглядеть, так как дверь внезапно распахнулась, и в комнату на всех порах ворвался Адам, раздраженно выговаривая мне:

— Ольга, немедленно отойди от Антона! Тебе что сегодня мало досталось?! Хочешь еще для полного счастья в обморок упасть? Ты вообще сегодня хоть что-нибудь ела? Наверняка нет! А у меня, как на зло, нет с собой ни одного пирожка. Ну, ни на минуту тебя нельзя одну оставить, обязательно куда-нибудь влезешь! — зеленые глаза сверкали от гнева и сам парень был весь словно натянутая струна вот-вот готовая лопнуть.

До меня донеслось недоумение Кипера:

— «Что это с ним?»

— «Он просто за меня волнуется» — успокаивающе пояснила я дельфину — «Не беспокойся, я разберусь. Мне пора, Кипер, спасибо за все. Еще увидимся» — попрощалась я с морским другом, посылая ему свою признательность, благодарность и дружбу. И не дожидаясь ответного прощания, сразу же развернулась к Адаму, который навис надо мной словно нерушимая скала. Я успокаивающим жестом положила руки ему на плечи и произнесла с добродушной улыбкой:

— Дружище, не надо так кричать. Ты пугаешь местных жителей. Не нужно за меня волноваться, я больше не буду падать в обмороки, обещаю. И пирожки мне больше не нужны. Чезара, то есть Кассандра, когда приходила сегодня ночью ко мне во сне, что-то сделала с моим мозгом, так что теперь мне не приходится тратить так много энергии на телепатию, как раньше.

Глаза парня удивленно расширились, и он растерянно перевел взгляд с меня на Кипера-Антона (любопытный дельфин наблюдал за нами, высунувшись из воды) и обратно. А затем он вдруг радостно улыбнулся, обняв меня за талию и с живым интересом спросил:

— Я вижу, тебе и вправду лучше. Что такого сказал этот дельфин, раз твое самочувствие так резко переменилось?

— О, всего лишь то, что Чезара не хотела, чтобы ее спасали — усмехнувшись, ответила я ему — Она была стара, устала жить на Земле и давно уже собиралась их покинуть, да все ждала подходящего момента.

В комнату заглянула Маша:

— Оля, Адам, чай готов. Вы идете?

— Да — тут же откликнулась я, убирая руки с плеч своего друга и ловя ставшее уже привычным ощущение переплетения и слияния наших аур. Адам очень неохотно выпусти меня в ответ, а я задалась вопросом, чувствует ли он соединение наших энергетических тел так же, как и я? И тут же сама себе ответила: судя по тому, с какой неохотой он меня каждый раз отпускает, наверное, чувствует. Только, скорее всего, у него это происходит как-то по-другому.

Мы выпили свой чай в компании инструкторов дельфинария, за которым я поделилась со всеми подробностями своего сна и тем, что рассказал мне Кипер. А потом быстро попрощались с нашими друзьями, пояснив, что нам надо успеть в институт к зачету и пообещав заехать вечером для исцеления оставшихся двух дельфинов.

Как только мы очутились в метро, у меня начали слипаться глаза: от всех переживаний, волнений, а также бессонной ночи я невыносимо устала. Видя это, Адам каким-то чудом отыскал мне место в полном людей вагоне поезда и, усадив, приказал спать. Но стоило мне сесть, сон куда-то убежал от меня, а вместо этого в голову полезли всякие мысли о событиях сегодняшнего утра. Опять вспомнилось, как я билась за жизнь Чезары, а она словно утекала у меня сквозь пальцы. После того как дельфина умерла, не смотря на все мои усилия, на меня навалилась такая тоска и безысходность, что даже вспомнить страшно. Чувство вины за мое опаздание, сковало меня льдом по рукам и ногам, не давая дышать. Я пыталась найти себе хоть какие-то оправдания и не находила их. Я даже плакать не могла, с каждой минутой все больше ощущая, как горечь поражения скапливается во мне, отравляя душу. Если бы Адам вовремя не появился и не выступил в роли моего адвоката, я даже боюсь представить, во что это могло вылиться, и каких глупостей я могла бы натворить! Я искоса взглянула сквозь полуопущенные ресницы на своего друга, стоящего невдалеке от того места, где он меня усадил. Как же мне с ним повезло!

Когда Адам развернул меня к себе и принялся горячо убеждать в моей невиновности, он сказал именно то, что мне необходимо было услышать. С каждой его фразой мне становилось легче, и лед, сковавший мое тело и душу отступал, постепенно тая. Интересно, как ему удалось так быстро и правильно разобраться в ситуации? Он, наверное, и не подозревает, какую огромную услугу оказал мне сегодня. Если разобраться, то почти такую же, как я ему во время того злополучного боксерского боя. Так что теперь мы квиты… А потом ему, бедняге, пришлось еще вынести мои рыдания, когда я вцепилась в него словно в спасительную соломинку, выплескивая из себя все накопившееся за последние сутки горечь, боль и напряжение. И как только у него терпения хватило столько со мной возиться? Я вспомнила, как его теплая энергия окутывала меня со всех сторон, согревая, словно одеяло, когда он меня обнимал и легонько гладил по спине. В этот момент меня посетило донельзя приятное ощущение укрытости от всех бед и защищенности, которое раньше я никогда не испытывала, и мне стало абсолютно понятно крылатое выражение «за ним, как за каменной стеной», часто виденное мной ранее в книгах. Он ничего не говорил, не пытался приободрить меня или утешить, но у него и без слов отлично получилось дать мне то, в чем я больше всего нуждалась в тот момент — свою поддержку, внимание, заботу и возможность избавиться от тяжеленного груза на душе. Вот это настоящий друг, я понимаю!.. Видно, он действительно записал меня в свои друзья, раз тратит на меня столько сил и времени. Жаль только, что с некоторых пор мое отношение к нему изменилось и перестало быть чисто дружеским…

А потом пришли Маша и Игорь. Я начала приходить в себя и осознала, насколько ужасен, должно быть, мой внешний вид. Я не хотела, чтобы Адам видел меня такой растрепанной и заплаканной, поэтому старалась на него не смотреть и порадовалась, когда Игорь забрал его с собой, хотя в глубине души мне и хотелось, чтобы он никуда не уходил и был все время рядом со мной. Это странное желание — чтобы он был все время рядом — так меня и не покинуло и до сих пор продолжало зудеть во мне, словно надоедливый комар. Оно-то и напомнило мне о том, что я уже давно хотела узнать у своего друга, но из-за событий с дельфинами все забывала поинтересоваться.

Тут мы как раз подъехали к нашей остановке и, выйдя из вагона, я сразу спросила:

— Адам, что ты решил на счет новогодних праздников? Ты собираешься домой или как?

Парень озабоченно посмотрел на меня и, вздохнув, ответил:

— Собираюсь. Уже билет на самолет взял на 30 число.

— Понятно — я почувствовала глубокое разочарование, и абсолютно нелогичная надежда, что он никуда не поедет, теплившаяся во мне все это время, тихо погасла. Но я, естественно, постаралась скрыть свои настоящие чувства от глаз друга и широко улыбнулась — Молодец! Хвалю. Только у нас же тридцатого еще останется зачет по мировой экономике. Как же ты полетишь?

— У меня вылет вечером — хмуро ответил Адам — успею сдать и сразу в аэропорт поеду.

Я внимательно посмотрела на резко помрачневшего парня, и мне слегка полегчало — даже слепой бы увидел, что ему не очень-то хочется туда лететь. Успокаивающе похлопав друга по руке, я сочувственно произнесла:

— Не расстраивайся, это же всего на неделю. Так ведь?

— Да, на неделю, точнее на целых восемь дней — Адам кинул на меня тоскливый взгляд, и мне стоило большого труда удержаться и не посмотреть на него точно так же — Ольга, я тебя очень прошу, постарайся за эти восемь дней никуда не вляпаться. Хоть ты и утверждаешь, что больше не падаешь в обмороки от своих разговоров с дельфинами, все равно, зная твою любовь к экспериментам, я предполагаю, что ты с легкостью найдешь еще приключений на свою пятую точку! Так вот, обещай мне этого не делать. Посиди тихонько восемь дней, отпразднуй новый год, а экспериментировать будешь, когда я вернусь. Договорились?

— Ладно, как скажешь — покладисто согласилась я, вызвав у Адама недоверчивый взгляд — и не надо на меня так смотреть, дружище. Это только в последнее время со мной случаются всякие казусы, раньше такого не было. С тех пор как мы начали дружить, моя устоявшаяся жизнь перевернулась с ног на голову и все события проходят для меня какими-то невероятными скачками… Это, конечно, вносит некоторое разнообразие в мои размеренные будни. Но так уж и быть, я согласна от него отдохнуть восемь дней. Потреплю уж как-нибудь, до твоего возвращения — пошутила я, лукаво улыбаясь. Адам наконец-то перестал хмуриться и улыбнулся мне в ответ.

Четверг, 31 декабря 2003 г.

Ольга

Сегодня был канун нового года. Зачетная неделя успешно закончилась, и мы сегодня не учились. Я была дома и помогала родственникам убирать и украшать квартиру к празднику, а также готовить праздничное угощение.

Но настроение было какое-то не праздничное. Я опять чувствовала себя будто разделенной на две части, и большая моя часть сейчас находилась явно не в Москве! Адам уехал только вчера, а я уже так сильно по нему скучала, будто не видела целый месяц. Как я продержусь без него эти злосчастные восемь дней?! Ума не приложу.

Пытаясь как-то отвлечься от тоскливых мыслей, я попробовала подумать о дельфинах. Последние два дельфина, для которых я провела исцеляющие сеансы, оказались близнецами и были самыми молодыми в дельфинарии. Инструкторы звали их Фил и Бил, да они и сам себя так называли, потому что попали к людям совсем крошками и не помнили своих настоящих имен. У них даже бассейн был один на двоих, так как они с самого детства были неразлучны и не могли оставаться друг без друга даже пару часов. По моим ощущениям Фил и Бил больше походили на детей, чем на взрослых. Среди людей им нравилось и, по-моему, они даже не помнили своей жизни на воле. Близняшки легче всех перенесли отравление, и стоило мне чуть-чуть их подлечить, принялись скакать и кувыркаться рядом с бортиком, где я стояла, засыпая меня картинками-вопросами на самые разнообразные темы. Даже Адаму, который все время простоял недалеко от меня, пока я их лечила, досталась парочка вопросов от любопытных дельфинов. Я с улыбкой вспомнила, как забавно он рассказывал об интересе близнецов к серфингистам и их действиям на морских волнах. Адам объяснил им, как смог кто это такие и в свою очередь поинтересовался: где же дельфины их видели, раз всю сознательную жизнь прожили в дельфинарии? Оказалось, что эту картинку им передал кто-то из сородичей, вот им и стало интересно, что это. Видно было, что эти дети и Идолбаев быстро нашли общий язык, и моему другу доставляет истинное удовольствие с ними общаться… Ах, ну вот опять! Что за напасть такая?! Снова все мои мысли только об Адаме.

В среду, после зачета мы как обычно вместе покинули академию и привычной дорогой пошли к метро. Только на этот раз между нами царило непривычно-грустное и какое-то напряженное молчание. Или мне это всего лишь почудилось? Всю дорогу до подземки и потом, когда мы вместе проехали несколько остановок, (Адаму было по пути со мной, поскольку он направлялся в аэропорт), мне все время казалось, что парень хочет мне что-то сказать, но почему-то не решается. Он даже окликнул меня, когда я уже выходила на своей остановке, но когда я обернулась и вопросительно взглянула на него, просто помотал головой и сказал: «нет, ничего». Я тоже была не слишком разговорчива. Мне хотелось сказать, чтобы он скорее возвращался и что я буду очень по нему скучать, но я не могла себя заставить произнести эти слова — слишком стеснялась. Так мы и не обменялись даже парой предложений перед его отъездом, и между нами осталась какая-то недосказанность.

А сегодня утром он позвонил, сказал, что долетел нормально и у него все хорошо. Я так счастлива была услышать его голос, что все утро меня не покидало хорошее настроение. Но потом я снова заскучала, каждую минуту подспудно ожидая, что он еще раз позвонит, а мой мобильник все молчал.

Тут словно отвечая на мои мысли, я услышала треньканье своего телефона. Подскочив как ужаленная, я бросила всю мишуру, которая в этот момент оказалась у меня в руках, и помчалась в свою комнату, где заряжался мой телефон. Но это был не Адам. Звонил Тимур.

— Привет, Тимур — поздоровалась я, пряча за вежливым тоном свое разочарование.

— Привет. Что делаешь? — поинтересовался парень с таким живым любопытством, будто ему и вправду интересно это узнать.

— Да так… Квартиру к новому году украшаю, ничего особенного.

— А на праздничные дни, что ты будешь делать? — снова спросил Тимур.

— Ну, я точно пока не знаю. Отдохну, высплюсь, может, съезжу в дельфинарий пару раз. Особых планов нет. А что?

— Да я тут подумал: не хочешь сходить со мной в кино или еще куда-нибудь скажем второго числа? — небрежным тоном поинтересовался парень.

Я прикинула про себя, что если я соглашусь, а не буду киснуть в четырех стенах, восемь дней пролетят быстрей и незаметней, поэтому ответила так же небрежно:

— Почему бы и нет? Давай сходим.

— Отлично! — в его голосе я услышала неподдельную радость — тогда я заеду за тобой второго где-то около часа. Устроит?

— Да. Договорились. До встречи.

— Пока — и мы одновременно закончили разговор.

Я довольно улыбнулась: с хитрым Тимуром надо держать ухо в остро, и мне некогда будет скучать по Идолбаеву. Порадовавшись, что хоть второго числа я не буду киснуть по Адаму, я с новыми силами принялась заканчивать порядком надоевшее мне новогоднее украшение жилища.

Продолжение следует…

Оглавление

Четверг, 9 октября 2003 г.

Понедельник, 13 октября 2003 г.

Пятница, 17 октября 2003 г.

Суббота, 18 октября 2003 г.

Вторник, 28 октября 2003 г.

Среда, 29 октября 2003 г.

Суббота, 1 ноября 2003 г.

Среда, 5 ноября 2003 г.

Пятница, 7 ноября 2003 г.

Суббота, 8 ноября 2003 г.

Среда, 11 ноября 2003 г.

Четверг, 19 ноября 2003 г.

Пятница, 20 ноября 2003 г.

Суббота, 21 ноября 2003 г.

Понедельник, 23 ноября 2003 г.

Четверг, 26 ноября 2003 г.

Пятница, 27 ноября 2003 г.

Суббота, 28 ноября 2003 г.

Вторник, 1 декабря 2003 г.

Суббота, 5 декабря 2003 г.

Вторник, 8 декабря 2003 г.

Четверг, 10 декабря 2003 г.

Пятница, 11 декабря 2003 г.

Воскресение, 13 декабря 2003 г.

Среда, 16 декабря 2003 г.

Воскресенье, 20 декабря 2003 г.

Понедельник, 21 декабря 2003 г.

Среда, 23 декабря 2003 г.

Пятница, 25 декабря 2003 г.

Воскресенье, 27 декабря 2003 г.

Понедельник, 28 декабря 2003 г.

Четверг, 31 декабря 2003 г.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно