Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Глава 1. Поляна. Заезд

«Духовный поиск, блин, — подумал Василь, — Где, здесь? В России нулевых, среди… Нет, не буду думать о политике и социуме. И все ж, Россия «нулевых» — не самое приятное место и время. Хотя, потом будет еще хуже. Привиделось в кошмарном сне и довелось родиться здесь — что теперь с этим делать? Духовный поиск вообще смешон и не нужен в принципе, и многие обходятся и без него. Даже слов таких не знают».

Он уставился за окно, в абсолютно непроглядную тьму. Поезд тем временем подъезжал к незнакомой станции, о которой Василь абсолютно ничего не знал, кроме её названия. Вернее, он медленно подползал к ней, вот-вот собираясь остановиться. Но в вагоне по-прежнему было темно и все спали, в том числе проводница, хватившая вчера лишку. Тогда он решительно пнул дверь проводницкой, потом еще решительней пнул и постучал по ней кулаком изо всей силы. Наконец, дверь открылась, и сонная проводница с подбитым глазом, высунувшись наружу, спросила зло:

— А тебе — чего?

— Подъезжаем, — мрачно ответил ей Василь.

Проводница, матерясь, приняла постельное белье и закопалась с ним в своей каптерке.

— Приперся так рано, твою мать, — слышалось оттуда, — Еще не подъехали.

«Стоянка поезда — две минуты», — припомнилось Василю читанное им расписание. Рюкзак Василя занимал сейчас всё свободное место, ещё остававшееся в проходе, поскольку и до рюкзака там уже громоздились какие-то огромные тюки с барахлом. Из проводницкой каптерки, теперь слегка приоткрытой, несло куревом и водкой, а по радио звучала песенка про толстый-толстый слой шоколада, который только и нужен кому-то от жизни.

Василь слегка засомневался, не зря ли он затеял эту поездку, теперь одиноко болтаясь в громыхающем железном вагоне. Сам он толком не знал, зачем и для чего ему это нужно. Вышло как-то само собой, на приключения вновь потянуло. Просто, один его знакомый, Сергей, предложил присоединиться к группе, а мысль съездить куда-нибудь и развеяться показалась Василю здравой, тем более что вскоре должны были привалить деньги за одну его «шабашку», а очередной работы пока не наклёвывалось. Да и не особенно хотелось так и оставаться всё лето в пыльном и душном городе, постоянно квася в общаге с Аликом пиво и зависая в компьютере. К тому же Верка, девушка Василя, уехала в Крым ещё в начале лета — и с тех пор поминай, как звали, ни письма ни привета. «Ладно, буду избавляться от чувства собственной важности и стирать личную историю» — подумал тогда Василь, подведя итоги.

К тому же, как только он стал собираться в путь, всё стало складываться наперекосяк. Ему везло, как утопленнику. В этот же день, как оказалось, Алик уже успел отдать свою палатку, на которую рассчитывал Василь, какому-то Тушканчику, который тоже неожиданно куда-то намылился и по дружбе одолжился палаткой тоже у Алика. Кто успел, тот и съел! Пришлось Василю созваниваться с Алёнкой и срочно к ней ехать, чтобы срочно «выцепить» хотя бы спальник.

У Алёнки были гости. И все какие-то странные: обкуренные, что ли… Пока Василь пил из вежливости некий «чаёк» подозрительной консистенции, Алёнкин младший братишка «засандалил», как он выразился, один кроссовок Василя в унитаз. Пришлось взять у Алёнки предложенные ею взамен теннисные тапочки её папы, а выловленный кроссовок отмыли и повесили сушить. Обещанный Алёнкой «спальный мешок», о котором она рассказала по телефону, на проверку оказался старым, видавшим виды замшелым одеялом в цветочек, сбоку которого была вшита «молния».

«Ну, теперь уж я из принципа поеду, — решил Василь, — очень уж хреново всё складывается». Василь был упертым, как та злополучная ворона из анекдота, которая отправилась в полет с гусями, как «птица гордая, птица упертая, но…шибзданутая…» Он любил трудности, которые не напрягали, а вдохновляли его на подвиги.

Про «чаек» Аленка сказала своим друзьям и подружкам, что намешала туда всякого-разного из попавшихся под руку пакетиков, и вроде бы пургена в нем не присутствует, в чем она точно не уверена, а конопля случайно попасть могла. Один из ее гостей, Виталик, видимо, как и Василь, попавший на эту хату в тот же час совершенно случайно, хлебнув «чайка» и затем услышав подобный комментарий, весьма переменился в лице и даже слегка позеленел. Вскоре, получив желаемый спальник, Василь поспешил ретироваться оттуда, воспользовавшись уходом Виталика и прошмыгнув за ним следом, расцеловавшись напоследок с Аленкой на прощание.

От выпитого «чайка» его вывернуло наизнанку где-то в районе улицы Маяковского. Он выругался, посидел немного на лавочке и поговорил с собакой, которая ему сказала, что в прошлой жизни она была очень грешным человеком.

«По-моему, что-то не так, — подумал Василь, — Наверное, Алёнкины гости конопли для прикола в чай действительно добавили, хотя она и пошутила»… Потом он решил, чтобы прийти в норму, сделать несколько пассов по Кастанеде, и начал с «пробуждения защитного потока». Его слегка корёжило. Прохожие почему-то оборачивались.

Ночью, перед днем отъезда, Василь, как обычно в последнее время, играл по очереди с Аликом в компьютерные игры, отвлекаясь только на приготовление чая и кофе. Кроме того, завалившие в гости их знакомые ребята его дружно «провожали», собирая в рюкзак всяческую «чешую». Ножик, кильки в томате (для ваших вегетарианцев, чтобы они слюнки глотали и облизывались, пока ты ешь), карты Таро (вместо географической) — для лучшей ориентации на местности, плавки, маску и трубку, рыбу-дхарму — пластмассовую игрушечную рыбу, неизвестно когда, зачем и для чего принесённую кем-то Алику и висевшую на стене на верёвочке, а также восьмой том Карлоса Кастанеды и прочие, столь же необходимые в походе, мелочи… А Василь в это время рассказывал на балконе неожиданно приехавшей Птахе о «Третьем открытии силы». Птаху откровенно плющило, впрочем, для того, чтобы она «плющилась», много ума было не надо — хорошая крыша летает сама. Мимо них с периодичностью в полчаса пролетали, как метеоры, сброшенные с четвёртого этажа пустые банки из-под пива. А Птаха под конец уже стала «видеть» энергетические тела прохожих и чуть не шагнула вперед, став на перила балкона, в порыве вдохновения.

С утра, будучи с квадратной головой, Василь, предварительно договорившись по телефону, поехал к тому хмырю, который был должен ему денег за «шабашку». Но, подходя к дому, где жил этот кадр, Василь понял, что дом оцеплен, поскольку перед ним стояли военные машины и бегали люди в камуфляже.

— Что там происходит, бабушка? — спросил Василь у ротозеющей старушки, явно местной.

— А, кто его знаеть-то… Звонили, сказали, дом, мол, заминирован, кто пойметь-то — можеть, шутят, а можеть — нет. Минёры, вишь, приехали…

— И долго уже этот цирк продолжается? — спросил Василь.

— Поди, часа два. Можеть, и поболя. Жителей, вишь, повыгоняли, ждем теперь.

— М-да, — только и промямлил Василь, подумав, что невезение уже просто зашкалило. И теперь с ним был даже перебор: было уже около двенадцати, а поезд приходил в три с копейками, причём до поездки ещё нужно было и в общагу смотаться за вещами… И Василь, уже мысленно похоронив свою поездку, двинул обратно, в общагу.

Деньги он все же получил, но только около пяти, и только потому, что должник честно сам позвонил в общагу, договорился с Аликом, когда Василь сам его искал возле злополучного подъезда, и сразу после работы завёз долг Василю.

Но поезд уже ушел… Ведь Сергей, с которым он собирался вместе добираться до Поляны и который хотя бы по подробному объяснению Виктора знал туда дорогу, уехал на том самом трёхчасовом поезде и был, вероятно, уже в пути. Его сотовый отвечал заезженным голосом что-то там о полной недееспособности «абонента»…

«Как хреново-то всё складывается. Но я всё равно поеду, — вдруг упрямо решился Василь, — Главное, что деньги на билет теперь есть».

И он взял набитый ребятами рюкзак и отправился узнавать, когда будет следующий поезд, на котором можно будет добраться до станции, название которой он, к счастью, запомнил. Поезд в нужном направлении значился по расписанию в 21.30, и Василь, без труда взяв билет, решил уже с вокзала никуда не выходить, хотя до прихода поезда оставалось ещё около четырёх часов. При таком-то «везении» у него могли при входе на вокзал возникнуть неожиданные проблемы, поскольку мордовороты, стоявшие у «вертушки», даже среди бела дня, а не вечером, на него как-то странно посмотрели и потребовали паспорт. Видимо, им чем-то не понравилось его лицо.

Дожидаясь поезда, Василь сидел на платформе и думал под перестук проносившихся мимо вагонов о проходящих мимо него людях, наблюдая за ними от нечего делать. Он думал о них, как об энергетических телах, имеющих форму яиц, поскольку он знал, что, по Кастанеде, энергетические тела всех людей имеют именно такую форму. «Все мы — не более значимы в этом мире, чем пыль на асфальте. И все яйца, что ходят вокруг, даже и не знают, что они — яйца», — глубокомысленно решил Василь.

… И вот теперь поезд в кромешной тьме приближался к станции, от которой дальнейшей дороги, ведущей в горы, Василь не знал. И он «улыбнулся трудности пути», по совету какой-то эзотерической брошюры. Перед самой остановкой с первой верхней боковой полки, тяжело пыхая и чертыхаясь, сгрузился некий дядя-шкаф, молча отпихнув Василя, стоящего между тюками, и стал вытаскивать в тамбур вагона эту многочисленную поклажу, которая полностью захламила весь проход около «проводницкой».

Поезд резко притормозил и встал, как вкопанный. Проводница, вторично разбуженная Василём, уже после полной остановки поезда (ей удалось прикорнуть носом в полку для белья), теперь виртуозно перепрыгивая на каблуках-шпильках через огромные тюки, с трудом отыскивая незначительные пространства между ними и постоянно спотыкаясь и матерясь, стала с переменным успехом пробираться к выходу, и в конце концов завязла-таки где-то уже посредине плотно заваленного тамбура.

Наконец, после дальнейших её титанических усилий, где-то с лязгом откинулась какая-то железяка. Василь всё-таки умудрился под конец ловко просочиться вперед мужика, вернувшегося за очередным тюком, и теперь волочил свой рюкзак в руках, не пытаясь одеть его на спину, поскольку с ним он точно застрял бы в проходе. И вот он уже увидел долгожданный перрон — но тут поезд начал трогаться. И тогда Василь, находясь уже в тамбуре, с неожиданным остервенелым злорадством сорвал стоп-кран и лихо выпрыгнул наружу, придерживая впереди себя свой огромный рюкзак. Тут же следом за ним пошлёпались уже знакомые ему тюки и сам их хозяин.

Немного погодя поезд снова тронулся, предварительно лихо свистнув — только уже без Василя. Он огляделся. На платформе, вроде бы, вышедших из каких-либо других вагонов людей вовсе не наблюдалось. «С прибытием!» — сам себя издевательски мысленно поздравил Василь.

Мужика с тюками тем временем встречала парочка таких же увальней, как и он сам, с большой тележкой — и, по-видимому, то были муж и жена.

— Коленька, миленький! Я думала, когда поезд тронулся — всё, проспал! — заголосила женщина на весь перрон — и кинулась обниматься с мужиком-увальнем. Потом, бурно расцеловавшись, все трое взвалили тюки на тележку и вместе с ней начали перебираться через железнодорожное полотно. Они уходили в сторону, противоположную зданию вокзала.

Стало тихо. Где-то поблизости громко стрекотали цикады. Вокзал оказался маленьким и уютным и был окружён обилием сильно пахнувших по ночам цветов. Василь напился воды из питьевого фонтанчика и направился в светлое, полностью освещённое, пустое здание. Поездов больше, по-видимому, не ожидалось: ни встречающих, ни пассажиров ни на перроне, ни внутри здания вокзала не было. Ни одного. Даже окошко единственной кассы было прикрыто и наглухо зашторено изнутри. Абсолютная пустота! Огромное окно во всю противоположную входу стену, ряд твердых и гладких полированных стульев, перегороженных между собою металлическими ручками… Даже узнать, где в этом городе автовокзал, было не у кого. Все работники вокзальчика, вероятно, давно уже спали безмятежным сном. «Если бы стулья не были такими, даже на вид, страшно твердыми. Или хотя бы без этих дурацких ручек, чтобы, если не поспать, так хоть прикорнуть немного полулежа можно б было», — размечтался Василь.

Вокзальные часы показывали 3.02. Василь осторожно присел на краешек одного из жутких пыточных стульев и тупо уставился на циферблат. Мысли отсутствовали. Время шло медленно-медленно. «На полу было бы сидеть гораздо мягче. Но всё же, хоть совсем никого здесь и нет, как-то неприлично», — вертясь на стуле, как на сковородке, подумал Василь.

Прошло ещё минут десять… Василь поставил рюкзак к себе на колени и положил на него голову. Закрыл глаза, пытаясь заснуть. «Чёрта с два! Проклятые стулья!» — вздохнул он мысленно, и снова приподнял голову. Пока он пытался заснуть и отвернул голову к кассе, в здание вокзала бодро вошёл высокий подтянутый человек в защитного цвета робе. На плече у него висела средних размеров спортивная сумка. Он прошёл к стене, противоположной окошку кассы и той стороне вокзала, где стоял ряд жёстких стульев и где сидел Василь. Теперь незнакомец стоял к поднявшему голову Василю спиной и разглядывал расписание поездов. «Наш, — определил Василь. Только, скорее всего, из другого города. Может, попробовать у него дорогу на автовокзал спросить, а может, и сразу — на Поляну?»

Человек в робе посмотрел на часы и обернулся.

— Виктор! — удивился Василь. Это был тот самый Виктор, c которым он совсем недавно познакомился в гостях у Сергея. Впрочем, Василь о Викторе не знал почти ничего: там, в доме Сергея, Виктор не говорил о себе — только бесконечно «протулял», по выражению Сергея, что-то там о сакральных числах и о том, что дьявол и Бог, добро и зло — суть понятия человеческие и ошибочные, а для понимающих и продвинутых не должно быть ни добра, ни зла… И прочую эзотерически-грузовую лапшу. Но, надо отдать должное, он весьма заинтересовал Василя как некий бродящий по эзотерическим кругам беспокойный дух, который теребил расхлябанно-восторженную братию начинающих эзотериков извечными нещадными вопросами, в частности, кто они такие и чего они хотят от жизни… Но, похоже, что эти докучливые вопросы весьма волновали и преследовали и самого Виктора, желающего к тому же перейти от эзотерической теории к практике.

И вот теперь, здесь, на пустом вокзале, Виктор протянул приветственно ему руку, и Василь ответил рукопожатием.

— Как же. Узнал. Встречались. Василь, кажется? Решился тоже на Поляну поглядеть? — сбивчиво пробормотал Виктор, — Тогда, я думаю, вместе пробираться будем. Вперёд — на автовокзал! Сразу, как рассветёт — глядишь, и транспорт какой поймаем.

Здесь, на незнакомой станции, какая-то интуитивно ощущаемая надёжность Виктора была как нельзя кстати, к тому же он, в отличие от самого Василя, хорошо знал здешние места. И в компании с ним Василю, наконец-то, стало везти. И, едва они дошагали по центральной и почти единственной, длинной-предлинной, улице до поворота, за которым угадывалось типичное здание автовокзала, то увидели кого-то поджидающую старенькую потертую «Ниву» с шофером внутри. При их приближении дверь машины открылась, высунулся водитель и услужливо спросил: «Подвезти?»

Нужный им автобус ожидался, как сообщил Виктор, около семи утра — таким образом, оставалось ещё больше трёх часов ненужного ожидания, да и проехаться что-то захотелось с ветерком… В общем, по обоюдному согласию, попутчики сели на заднее сидение «Нивы». Свой рюкзак Василь взял себе на колени. Виктор отстегнул водителю требуемую сумму — и вот уже «Нива» весело затрусила по асфальту, а потом — по грунтовке. Ровная местность незаметно стала сменяться холмами, а за холмами начались горы. Дорога вначале шла низиной, между гор. А потом стала потихоньку подниматься всё выше и выше, кружа легким серпантином. Потихоньку начало развидняться. Сердце любого горожанина, видя такие картины, ликует и поет от радости: «Лес, горы, облака! Неужели, всё это реально, и это действительно происходит со мною?»

Снова пошла широкая панорама гор, а облака поплыли низко-низко, почти у края дороги. А вот уже они и вовсе маленькими клочками ваты зависли ниже грунтовки, за пределами которой вниз уходил склон горы, а внизу была довольно глубокая щель между горами.

— Здесь у нас в последнее время всё дожди шли — вот дорогу и развезло, — пояснял тем временем водитель, — Но мы, конечно, всё равно проедем. Правильно сделали, что не стали автобуса ждать — его, бывает, и отменить могут. Говорят тогда, что, мол, горючего нет. А вы сами откуда будете?

— Из Н-ска, — добродушно ответил Виктор.

— А-а! Я ваших уже сегодня подвозил среди ночи, потому здесь и оказался. Они вашу станцию на поезде, как рассказали, совсем проехали — проспали, а вылезли только на следующей. Да и то — чуть палатки там в вагоне не оставили, возвращались за ними, уже выйдя из поезда — он едва не ушёл и дальше вместе с ними. На третью полку их удумали закинуть, палатки эти. Вышли, а как добираться оттуда дальше — не знают. Ну, а я вовремя им подвернулся. К поезду и подоспел. Довез их, как и просили, до самого конца посёлка и начала леса. А потом — рванул сюда, на этот автовокзал: вдруг, кто ещё подъедет? Обычно, если люди едут в горы — то целой толпой, к ним ещё и ещё начинают присоединяться. Вам-то где тормознуть? В самом посёлке, или дальше подвезти, прямиком к той речушке, где грунтовка идёт в сторону моря? Кстати, ваши от развилки не по грунтовке, а вдоль реки отправились, по узкой тропке.

— Подвези, коли хочешь, как раз к тому месту, где лес начинается. А дальше мы сами потопаем. Отлично будет, приятель, — одобрил Виктор.

— Какие ещё «наши»? — спросил Василь, как только они попрощались с водителем и направились по дороге в сторону леса, — Ты что-нибудь понимаешь?

— Конечно, нет. Впрочем, какая разница? Там выясним. Нам теперь один только путь — на Поляну, — путано ответил Виктор.

* * *

…Когда солнце было уже почти в самом зените, Виктор и Василь всё ещё шагали и шагали по лесу.

— Главное, не удаляться от той грунтовки, по которой проходит свежая тракторная колея, — пояснял Виктор, — А то иначе можно попасть на старую, давно не езженую и нехоженую дорогу, которая заведет, в конце концов, в глухую чащобу и там потеряется. И обратный путь при этом можно тоже потерять. Будешь двигаться обратно — и, к примеру, перепутаешь каменистую тропку с пересохшим руслом реки — и пойдёшь по нему и вконец заблудишься. Легко! Тут однажды, в прошлом году, женщина одна, как рассказывали, пошла поздно вечером, по темноте, к реке за водой — и двое суток проходила. Её потом расспрашивали, где она была — а она совсем ничего не помнит. Так и вернулась, с полным ведром! Говорит, голоса всё время слышала, которые ей советовали, какие травы и ягоды можно есть, а какие нельзя.

— Так ты здесь много раз уже бывал? — удивился Василь.

— Дважды. Но дорогу здесь, бывает — чем дальше в лес, тем труднее найти. И меняется она из года в год — это смотря, где трактор пройдёт и колею оставит. А потому, лучше всего сюда с группой добираться, среди которой несколько человек совсем бывалых. Это потом — пообвыкнешь, и начинаешь бегать то в посёлок, то на дольмен, то — ещё куда. Скажу, и не в шутку, что часто здесь только что приехавшие люди заблудиться умудряются. Очень уж места здесь странные. Конечно, всегда потом все находятся, могу утешить. Но, с группой ехать — не получилось у меня на этот раз, неожиданные дела в городе задержали. Ничего, отступать будем к лесу, а там и наши подойдут, как говорится, — пошутил Виктор, — А в прошлом году я совсем с другой группой здесь был, и совсем недолго — на море потом двинул. И шли тогда немного иначе — я уже потерялся, некоторых знакомых мест не обнаруживаю. Впрочем, окружающий ландшафт сильно мог измениться: в частности, река русло часто меняет из-за весеннего паводка, когда сносит всё на своем пути… Тут весной, говорят, жуть, что делается. Не пройти, не проехать.

Василь поёжился. Было ещё прохладно. Да и непривычно ему было после городских улиц — босиком ходить. Но грязь была местами абсолютно непролазная, а чужие тенниски — жалко. К тому же, то и дело приходилось пересекать вброд мелкие горные речки: замучаешься каждый раз разуваться.

— Ничего, — занудничал Виктор, форсируя очередную мелкую речушку, — Холодная вода хорошо мозги прочищает.

Дорога поднималась круто вверх и шла вдоль обрыва, в глубине которого оставалась река. Над дорогой нависали слоистые скалы, на которых росли незнакомые горные растения вперемежку с маками и колокольчиками. Попадался вросший в подножие скал кизил и усыпанные спелыми крупными ягодами колючие кусты ежевики. По скалам бегали, исчезая проворно в норках, изумрудно-зеленые ящерки.

Затем дорога постепенно, полого пошла вниз, в темный после яркого солнечного открытого участка лес. В лесу на ней вновь стали попадаться огромные грязные лужи, к тому же здесь редких путников атаковали голодные комары, а к глазам липли мелкие надоедливые мошки. Наконец, дорога вывела на длинную светлую поляну и пошла по её центру. На этой поляне росло большое раскидистое дерево с дуплом, издали похожее на дуб, но вблизи оказавшееся дикой грушей. К дереву кем-то и когда-то была привязана веревочная лестница.

— Это — главный ориентир здесь. Значит, всё-таки нас верно вынесло, — заметил Виктор.

Шли они бодро, ни на минуту не сбавляя темпа. Усталости не было.

Дальше снова пошёл лес, но ещё более темный и в глубине своей совсем непролазный. Затем последовала развилка дороги на две совсем узкие тропы, уходящие обе неведомо куда.

— А вот здесь — я не помню, направо или налево нужно сворачивать. Раз всё равно — наудачу, так куда ты предпочитаешь? — спросил попутчика Виктор.

— Ну, налево, — предложил Василь.

— Налево — так налево, — не стал возражать Виктор, — Вперёд!

Через некоторое время лес потихоньку начал редеть. Снова стали различимы вдали синие склоны лесистых гор, так как деревья отступили от края дороги, приоткрывая обзор местности. Остатки облаков, ранее окружавших вершины, постепенно испарились. Становилось совсем жарко. Виктор разделся по пояс и теперь маячил впереди плотной и загорелой фигурой. Пахло травами. Прямо в том месте, куда чуть было не ступил Василь, проползла медно-красная змейка. Воздух вокруг был влажный и жаркий.

— Что-то не видать поляны… По времени, кажется, мы уже прийти должны. Места какие-то странные: то ли знакомые, то ли нет, — обернулся к Василю Виктор, — Вроде, и река рядом, как надо, где-то слева. И впереди, вон там — вроде Синяя гора… А поляны — нашей, где народ табунился — нет… И совсем никого не встретили до сих пор… Странно.

Но они упорно продолжали шагать всё дальше и дальше, и наконец-то пошла какая-то большая длинная поляна, справа от дороги. Впрочем, она давно уже постепенно начала местами зарастать непроходимыми кустами колючего тёрна. С голодухи Василю даже тёрн теперь показался вполне ничего. Впрочем, ягоды высохли на солнце до состояния, напоминавшего изюм.

Вскоре и в лесу, между деревьями, показались промежутки более открытых, солнечных мест, и на этих местах, под деревьями, действительно были палатки и костёр с крышей над ним из натянутой на сооруженный из досок каркас клеенки. Вокруг костра со всех четырех сторон были встроенные в каркас несущей конструкции лавочки. Несомненно, кто-то обосновался здесь серьёзно, не на пару деньков. В то же время палаток здесь, если приглядеться, для серьёзной стоянки было на удивление мало: две или три… Третья при ближайшем рассмотрении оказалась натянутой на веревку клеенкой с растяжками. Она также крепилась на каркас из прутьев и образовывала сооружение, вполне пригодное для ночёвки, с ватным одеялом внутри. Большой толпы людей тоже нигде поблизости не было. Лишь один рослый мужик с чёрной бородой и длинными волосами, завязанными в «хвост», лежал, растянувшись во весь рост, на одной из лавочек у костра — и, похоже, дремал.

— Действительно, здесь поляна! Но… Что-то, вроде и та, а вроде и не та, — заключил удивленно Виктор.

Глава 2. Лагерь

Андрей вылез из спальника, потянулся, вдохнул свежий, чистый лесной воздух. Потом сделал несколько легких пассов. Над поляной, просвечивавшейся между деревьями, клубился густой белёсый туман. В лесу, под нависающими низко ветвями, было темно и тихо, и только-только начинали просыпаться первые птицы. Босиком, ощущая холодную влагу росы, Андрей неспешно подошел к потухшему костру. Было прохладно.

Вокруг костра кучковались палатки, хозяева которых, будучи праведниками, сейчас ещё спали легким, приятным сном. Вскоре, конечно, первым встанет сам «эс эс». Неспешно разогреет крепкий утренний чай с добавлением мелиссы и перечной мяты, и потянется по лесу легкий сизый дымок. И сейчас Андрей, решив «пособить» Сан Санычу дровами, заранее натаскал охапку сухих веток и сложил ее около потухшего костра.

Уже манила к себе река, горная, прохладная, стремительная, поначалу обжигающая своим холодом, купание в которой бодрит, а после него по телу разливается приятная теплота. Андрей знал неподалёку довольно глубокую лагуну с очень чистой и прозрачной до самого дна водой, в которой водилась шустрая рыбка-форель с красными плавниками.

Захватив в палатке свою вездесущую холщовую сумку с длинной ручкой через плечо, он стал спускаться вниз по склону, затем пересёк по узкой тропинке небольшой лесочек, прошёл заросшее высокой травой поле и вышел на грунтовую дорогу. Слегка пригладив непослушные волнистые волосы, доходящие до плеч, и шёлковистую длинную светлую бороду, он бодро, быстрыми бесшумными шагами, устремился вперёд.

Выйдя к знакомому месту на реке, Андрей сразу разделся и, зайдя в воду, сразу шумно нырнул в холодную воду и купался довольно долго. А потом ещё дольше сидел и смотрел, как восходит солнце. С этого места на берегу открывалась широкая панорама: спускающаяся ниже по камням-терраскам речка, деревянный мостик через неё, следом за ним — посёлок. Вдали синели невысокие лесистые горы. Вода уносила его мысли куда-то вдаль, погружая сознание в далёкие, ушедшие образы…

…Когда-то он был поэтом. Нет, он никогда не публиковал своих стихов. Он ведь не работал поэтом — нет такой профессии. Он им БЫЛ. И, как все поэты, он был одинок, мечтал о чем-то недостижимом и далеком, материально не обладая практически ничем. Он относился к окружавшим его глупым компаниям легко и непритязательно и внешне казался человеком, не знавшим горя. С равнодушием встречающим сонмы «укусов судьбы», о которых говорит в оригинале Гамлет, и имеющим слишком мало для того, чтобы бояться терять. Человеком, предпочитающим пить чай вприкуску с мыслями, вычитываемыми из книг, говорящим со звёздами по ночам, размышляющим и чувствующим. Он жил в своем собственном, замкнутом мире — и казалось, дышал только им, миром своих иллюзий. Но изолированных миров не существует. Реальность врывается даже в сны самых скрытных людей, неприкрытая реальность страшного мира, готовая разорвать, раскромсать в клочья их маленькие уютные мирки. А поэты обычно бывают особо ранимы и чувствительны, и хотя порой и затыкают уши, чтобы не слышать обыденной пошлости и блевотной банальной фальшивости общественных стад, но всегда чётко осознают все звуки и дыхания мира. Они живут как люди с ободранной кожей, впитывая как губкой внутрь себя боль окружающего пространства.

Любой поэт долго не может выносить такое состояние повышенной эмоциональной чувствительности. Рано или поздно поэты полностью уходят в иной, нереальный, ими созданный мир, уже почти не соприкасающийся с миром пресловутой реальности — но порой и разума. Или же умирают. По нормальным меркам других людей это происходит вроде бы от других причин, и всегда слишком рано. Поэт может либо свихнуться или умереть, либо полностью переродиться, становясь «в лучшем случае» философом или прозаиком. А в худшем… Сердце поэта покрывается грубой коркой, налётом пошлости, а сам человек скатывается в пропасть праздных чувств и грубых развлечений. «Дети индиго»… Странный термин. Такие люди были всегда, если прочитать внимательней биографии поэтов прошедших времён.

Он… умирал. Умирал честно. Маяковский, «такой большой и такой ненужный», должно быть, испытывал это. Испытывал, наверное, и Блок… «Как тяжко мертвецу среди людей живым и страстным притворяться»… Бывают в жизни моменты, когда, чтобы переродиться, необходимо отказаться от всего, даже от самого себя. Большинству это сделать мешает чувство собственной важности, а к смерти толкает боязнь этой самой смерти. Он не боялся. Он умирал. Сердце разрывалось от боли, грусти и тотального одиночества, голова разламывалась от переживаний былого, сотню раз проносящихся в сознании, от чего хотелось вскочить и треснуться головой о стену… Потом и это прошло. Долгие месяцы он пролёживал сутками на диване, глядя в потолок и чувствуя, что куда-то в бесконечные миры Вселенной из него вытекают последние силы. Но как раз теперь ему стало по-настоящему всё равно. Низ, самое дно. Всё, наконец, исчерпано. Изжито. И вывернуто наизнанку. Пусто. Никаких воспоминаний, никакой боли. Вот уже совсем нечего отдать. Полная апатия. Полный нереал. Взгляд уходящей души на безымянное тело, одиноко распластанное на кровати…

Это было давно. Будто бы и не с ним вовсе. Может, единственным спасением было именно то, что он вот так, до беспредела, был безразличен даже самому себе. И Судьбе стало не интересно его убивать. Он получил второе рождение. Не умирая…

Андрей вновь подошел к реке, набрал полную пригоршню воды, несколько раз умылся, и, поднявшись от реки на пригорок, запел гортанную и плавную шиваистскую мантру. Немного погодя он взглянул снова на поднявшееся уже высоко над горизонтом солнце и направился обратно, в палаточный лагерь.

Ещё вдалеке от поляны Андрей почувствовал, что природа этих мест в чём-то сильно изменилась, а затем смутно уловил неприятное напряжение, разлитое в воздухе. Подойдя поближе, он отчётливо услышал шум, отдалённый гул голосов, раздающихся со стороны тех мест, что ранее ещё не были заняты стоянками. Это означало, что ряды эзотериков вновь пополнились, и весьма значительно. До сих пор ещё и ещё прибывали новые люди. «Ну вот, теперь и официальное открытие сходки во имя спасения человечества не за горами»- мысленно усмехнулся Андрей.

Приблизившись к костру, он заметил подвешенный к широкой, полого спускающейся вниз, ветви дерева прежде отсутствовавший там огромный колокол, висевший на суровой прочной верёвке. «Именно он, вероятно, будет в дальнейшем возвещать всеобщие эзотерические сборы», — догадался Андрей. Став в стороне, но всё же на виду у многих, он демонстративно достал из своей холщовой сумки слегка мятый пряник, перекрестил его три раза, прочёл шёпотом защитную молитву и начал есть, откусывая по маленькому кусочку — так, для подкрепления бодрости духа.

Пряник этот был не простой. Хороший человек ему вчера встретился по дороге в местный магазинчик за продуктами, и Андрей, по своему обыкновению, разговорился со случайным попутчиком. Тот оказался человеком местным, жителем посёлка, ещё дальше затерянного в горах, и этот местный рассказал ему несколько смешных баек про лесников, заблудившихся в лесу туристов и домашнее вино, а напоследок угостил этим самым пряником.

«Интересно, откуда этот «гад в хорошем смысле этого слова», как сказал однажды о совсем другом человеке один из странных моих знакомых, свежие пряники здесь берёт, хотя ближайшая пекарня — километрах, эдак, в шестидесяти отсюда? Из праны их ваяет, что ли? Но тогда это просто «праник» какой-то», — подумал Андрей, задумчиво жуя.

В лагере тем временем слышалось звяканье кастрюль и мисок, стук камня по колышку — это ставились новые палатки. Всюду были набросаны кучи рюкзаков и сумок. Из-под каждого куста в ответ на приветствие Андрея раздавалось всё новое и новое «здравствуйте». Кто-то только расчехлял колышки для растяжек, а кто-то уже складывал внутрь красиво и ровно поставленной палатки одеяла и остальные вещи. Заглянув к себе в палатку, Андрей не обнаружил ночевавшего там вместе с ним паренька, своего знакомого, которого здесь теперь все называли Ареем. Не было парнишки и у костра: по-видимому, недавно проснувшись от шума вновь прибывших, он решил куда-нибудь прогуляться.

— Это мы уже поработали, тучки разогнали, а то, говорят, вчера тут такая хмарь висела! — жизнерадостно сообщил человек, представившийся Анатолием, пробегая мимо дежурных. Это был энергичный лидер новой группы с Кавказа. А дежурные уже варили борщ. Полное ведро. И два котелка каши. В ход пошли и свежие, крепенькие грибочки, спозаранку собранные в окрестных местах славным грибником и знатоком леса Сан Санычем.

— Ну, влетит он в ментал, и зависнет там, как сопля. А дальше — что? — раздавался где-то за кустами чей-то назойливый голос.

Кто-то уже чавкал привезенной с собою и замоченной с вечера пшеницей, а кто-то пил у костра крепкий, заваренный Сан Санычем чай, сдабривая его изрядной порцией сахара.

— А мой учитель Эль Мория запрещает есть сахар! — строго проговорила рыжая дама пышных форм голосом пионервожатой давно забытого школьного лагеря.

«Ей, действительно, сахарку-то можно бы и поменьше»- подумал Андрей.

— А лично я — вообще-то, сторонник сыроедения. Всем нам к этому стремиться нужно. Это, по нашим временам, особенно хорошо: и дёшево, и полезно. Особенно детей надо приучать. С малых лет, — говорил Михаил из Саратова, считавшийся здесь поклонником Порфирия Корнеевича Иванова и мочелечения.

На самом краю поляны, спиной к лесу, стояла уже знакомая Андрею дама из приехавших ранее, с Сан Санычем — Галина Константиновна. Широко раскинув руки, она приговаривала:

— Красота-то какая! Благодать! А прана-то, прана! Искристая такая! Так и светится!

Только что приехавший народ потихоньку осваивался.

Матушка Мария, лидер группы из Н-ска, только что, с первым рейсовым автобусом от районного центра, а ранее поездом, прибывшая «на Поляну», вкусно ела борщ, макая в него хлебушек.

— Это ты, милочка, тарелку немытой бросила? — строго воззрилась она на худенькую девушку. Девушка Настя, с длинными чёрными волосами, привезённая сюда эзотерически продвинутой мамашей, Галиной Константиновной, уставилась ответно огромными глазищами:

— Я сейчас, матушка Мария, я хлеба отрежу, и потом ещё себе борща налью, я не ухожу.

— Разве можно столько есть! — мрачно воззрился на неё Михаил, поклонник сыроедения.

— Да что вы все на нее накинулись! У девчонки просто аппетит разыгрался на свежем воздухе, понять можно! — сказала уютная тётя Роза, весьма странно одетая для отдыха в горах: она была в цветастом махровом халате, прозванном кем-то «персидским», и домашних тапочках (только бигуди в волосах не хватало для завершения образа). Тётя Роза приехала «на Поляну» исключительно для того, чтобы похудеть, припоминая прошлогодний опыт своей подруги в этом отношении и по её совету. Сама же подруга в этом году, как сообщила тётя Роза, в последний момент перед уездом внезапно заболела и осталась дома.

— Аппетит! — проворчал Михаил, — Праной уже давно пора питаться, праной! Знаете ведь, что нам все Учителя советуют?

— Учителя! — ехидно хихикнул невесть откуда взявшийся Алексей из группы Сан Саныча, владеющий лозоискательством и работой с металлической рамкой, — А ещё, братьев по разуму вспомните! Вы побольше их всех слушайте, если жизнь не дорога! Хотите, я лучше — и прямо сейчас — проверю с помощью рамки, как работают ваши чакры? — и он извлёк откуда-то из кармана маленькую металлическую рамку, — А ещё я могу таким образом и любую вещь проверить: отрицательная у нее энергия или положительная. Без советов всяких там «братьев по разуму» и «Учителей с большой буквы»… Гнать их всех надо в шею! А то — и так Бог знает что натворили, эти ваши «Учителя» и их марионетки! Себя надо слушать, а не всяких там «братьев по разуму»! Чакры открыть все и слушать! А не петь с чужого голоса!

Тут они бы и сцепились. Но подошла мягкая тётя Роза, заинтересованно разглядывая рамку. И сманила Алексея прямо сейчас, срочно, проверять свои развинтившиеся чакры.

А Андрей, съев свой борщ, решил, что надо бы ещё немного прогуляться. И сразу отправился, перейдя поляну, вверх, в гору, всё дальше и дальше углубляясь в лес и удаляясь всё дальше от поляны. Почти сразу после его ухода, внезапно и не вовремя, надвинулись тучи, быстро затянувшие всё небо, и начался сильный, проливной дождь. Андрей, завязнув в мокрой глине и сам мокрый до нитки, собирался было вернуться, но ливень вдруг завершился так же внезапно, как и начался, и снова выглянуло солнце, высветив краски мокрого, освежившегося леса.

Внезапно он подумал, что вскоре грядущие события затянутся в крепкий тугой кармический узел, ожидание стихийных и полностью неконтролируемых событий уже повисло в воздухе. Андрей чувствовал некое нарушение системы пространство-время, заставляющее воспринимать окружающее как нечто немножко нереальное. И такое с ним происходило обычно тогда, когда должны были последовать события, важные не внешними происшествиями, а накалом внутреннего состояния, повышенным вниманием и внутренней насыщенностью происходящего.

Затем на пути Андрея показался один из многочисленных притоков небольшой речушки с неизвестным ему именем. Поток воды был бурным и мутным после дождя, дна не было видно. Андрей, сперва прощупывая дно ногой и осторожно ступая, перебрался на другую сторону — всё равно терять было нечего, вся одежда промокла под дождём. И внезапно он подумал о том, что ему бы пригодился сейчас посох из лещины.

Чтобы не нанести урон лесу, посох надобно было вырезать из уже отмершей, но ещё прочной ветви. Следовательно, чтобы найти такую ветвь, следовало порядком поблуждать по лесу. И Андрей пошёл — то поднимаясь в гору, то следуя пересохшему руслу реки, то переходя вброд небольшие потоки. Туда, куда его «вело» — рукою леса или судьбы.

А нашёл он свой посох прямо на грунтовой лесной дороге. Новенький, блестящий, как отполированный. Он лежал неподалёку от выступающих наружу корней у самого основания крепкого, не обхватить и втроём, высокого дуба с раскидистой узорчатой кроной — будто из сказки про лукоморье. Могло показаться, что кто-то специально для него приготовил и положил сюда разыскиваемый им посох. «Будущему хозяину дома Господь посылает топор, счастливым — подкову на счастье, а странствующему путнику — посох,»- пробормотал Андрей внезапно родившуюся в голове фразу. Затем трижды перекрестил посох и поднял его. Присел под дубом, вынул из холщовой походной сумки кусок холстины, нитки и иголку, и быстро сшил простой длинный и узкий чехол, в отверстие которого, наметав по краю холстину крупными стежками, вставил средней толщины верёвку. Затем он зачехлил посох и понёс его, одев эту верёвку на плечо.

Возвращался Андрей совсем другой дорогой, описав довольно большой круг по лесу. Уже неподалёку от лагеря и в видимой близи от рощицы, опоясывающей ту поляну, которую облюбовали эзотерики, назвав её «Ромашковой» и на ней расположившись, он, чтобы сократить себе путь, пошёл наискосок через следующую за «Ромашковой» поляну, заросшую густой травой по пояс, по пересекающей её тонкой стёжке-дорожке. Эта поляна ещё сильнее заросла дикими, сильно пахнущими травами. По-видимому, местные жители ещё ни разу в этом году не скашивали их здесь на сено.

Ещё издали приметил Андрей стоявший на краю этой поляны строительный вагончик, мимо которого и проходила единственная узкая тропинка. Проходя теперь вблизи него, он увидел женщину с маленьким ребёнком, сидевшую на невысокой табуретке рядом с вагончиком, за которым стояли многочисленные ульи с пчелами. Андрей громко поздоровался.

— Здравствуйте! — с улыбкой ответила ему женщина.

Как раз в это время из вагончика неожиданно вышел и знакомый Андрею парнишка, вместе с которым он и пришел от электрички в эти места. Паренька все здесь называли Ареем.

— О, Андрей! — увидев его, обрадовался и поспешил к нему Арей, — А я, когда проснулся и не нашел тебя в лагере, то решил прогуляться по окрестностям. Вот так сюда и вышел, искал родник, называемый здесь «Дедушкой», но случайно мимо него проскочил. Потом здесь неожиданно с людьми разговорился. Так мы и познакомились. Ну, и поговорили мы тут о многом, да и чаю тоже много выпили. Они здесь живут. В смысле, живут постоянно, а не только летом отдыхают да за пчёлами присматривают. Этот вагончик и есть их единственный пока дом. А ещё, они здесь храм строят, на ментальном уровне. Создадут его на ментальном, намолят — и, глядишь, возможно, возникнет в будущем и храм настоящий, который объединит людей. Так они говорят, и я верю им, что так и будет. Я раньше здесь, на Поляне, из отрывков чьих-то разговоров уже слышал, что кто-то на ментальном плане здесь строит храм. И те, кто обладает зрением духовным, будто даже видели уже этот будущий храм. И вот — случайно удалось самому познакомиться с этими людьми.

Новый знакомый Арея — хозяин вагончика, тоже уже вышел и поспешил к ним, желая познакомиться с Андреем. Он слышал последние слова их беседы.

— Знакомься, это — Александр, а его жену зовут Вера, — представил Арей. Андрей тоже назвался.

— Неужели, наш храм и другие люди уже ощущают? — удивился, вступая таким образом в беседу, Александр, — Мы здесь три года уже живём, в этом строительном вагончике. Другого дома у нас нет. Так жизнь сложилась. Мы надеемся рано или поздно в посёлке обосноваться. Живём пока очень бедно. Но зато воздух, природа здесь — просто чудо! Козу, даст Бог, скоро купим — маленькому молоко нужно. Травами занимаемся, мёдом… Конечно, непросто так жить. Одна радость: места здесь великолепные, все хвори здесь проходят, и многие, кто сюда попадает, здесь исцеляются.

— Каждый день мы молитвой встречаем благодарственной — за то, что живём среди такой красоты, — продолжила подошедшая к ним вслед за мужем Вера с ребёнком, — но молитвы мы читаем по-своему и всякие: и канонические, и просто от сердца идущие… Уж не знаю, правильно это или не правильно: разные люди о том разное суждение имеют. Так, с некоторых пор, стали молиться о новом храме — не знаю, был он тут когда-либо раньше или нет, но мы почувствовали и место, где он должен стоять, и то, какой он быть должен… Так и приходим туда, на это место, и молимся.

— Всегда, среди дел и трудов каждодневных, стараемся отыскать время и для молитв. Живём, с сердцем своим сверяясь, делаем, что оно подскажет. И чувствуем, что будто и дышать стало легче. Жили раньше в городе — болели постоянно оба, волнения и боль нас преследовали: как жить будем, что кушать, где работать. Здесь это всё будто отодвинулось подальше, освободив сердце и думы, а главной стала простая каждодневная жизнь с конкретными заботами. А ещё, исцелились мы здесь, и душой и телом. И как-то так само собой получается, что и мы сами молимся постоянно, и люди, в гости к нам попадающие, обязательно к молитве нашей подключаются. Так что — и вас мы милости просим… Помолимся вместе, — предложил вдруг Александр.

И почему-то это предложение не было ни натянутым, ни фальшивым, какие часто приходится слышать людям, чьи знакомые бегают в храм на каждую службу и всех окружающих желают приобщить к церкви методом устрашения. Нет, предложение Александра было вполне естественным для места и времени, быть может, из-за спокойствия и молчания, казалось, разлитого всюду, несмотря на тихое жужжание пчёл и щебетание птиц.

Там, в этом строительном вагончике, куда они вошли, средь нарисованных Александром образов они долго молились, чувствуя, как нисходит на них благодать и умиротворение. А потом каждый, по кругу, прочитал свою молитву, идущую от сердца. Именно там и была принята Андреем Молитва Молчания, которую он, чтобы не забыть, тут же записал, попросив у Веры карандаш и лист бумаги.

Глава 3. Новички

Сергей, молодой человек, приехавший «на Поляну» ночью вместе с частью группы Матушки Марии, сейчас уединился и сидел прямо на траве на краю поляны в стороне от лагеря, глядя в безбрежное голубое небо. На душе у него было смутно. Хотелось то ли плакать, то ли смеяться. Непривычная волна энергии шуровала вдоль позвоночника. Но, сколько можно было проделывать кувырки и упражнения? Сергей сел, наконец, в позу лотоса, делая иногда волнообразные движения позвоночником и чувствуя, как горячие сильные потоки, будто бы исходящие от земли, наполняют его голову.

Окружающий антураж Сергея пока разочаровывал. Будто бы ради серьезной внутренней работы вырвался в ГОРЫ, описанные кем-то как высокие и чуть ли не снежные… А тут? Маленький посёлочек, богом забытый, куда он уже сбегал утром за хлебом, обычный и ничем не примечательный, коровы, свиньи, куры. Потом — грязная грунтовка, лес, комары. Но, впрочем, все это ещё пережить бы можно. Но ведь теперь же ещё и ЭТИ понаехали! Бегают, посудой бренчат. Тоже мне, духовное совершенствование!

А вообще, в жизни Сергея, скудной на события, в последнее время стали происходить одно за другим странные, неожиданные происшествия. До этой поры он, казалось бы, являлся обыкновенным добропорядочным гражданином. Интересовался политикой, смотрел на ночь перед сном телевизор, закончил техникум и работал в некоей фирме, не шибко процветающей, но и не слишком отсталой. Единственным отклонением от общей нормы являлось то, что он очень увлекался книгами и читал их всегда и везде при любой возможности, запоем. Особенно на данном этапе жизни его интересовал Восток. Он даже, было дело, увлёкся медитацией, но в семье к этому отнеслись категорически, не принимая возражений и рассматривая его как медитирующую лягушку. И однажды, после того, как мать без стука вошла а его комнату и обнаружила, что сын сидит прямо на полу, на её присутствие не реагирует и на её вопросы не отвечает, воспоследовал бурный скандал. Боясь в дальнейшем таких же грубых и затяжных скандалов, Сергей решил это дело (в смысле, свою медитацию) прекратить. Впрочем, этот отказ от самосовершенствования уже не повлиял на изменившееся к нему отношение родственников.

А по прошествии некоторого времени, его друг, работавший сторожем и пономарём в церкви и которого все местные нестандартные люди величали Бильбо за внешнее сходство с хоббитом, «посадил» Сергея на христианство. С тех пор Сергей стал регулярно посещать все службы по выходным и однажды уже намеревался пойти с утра на исповедь. Но вечером, когда он шёл с вечерней службы по центру, ему неожиданно попалось на глаза объявление: что-то там о том, что завтра, в воскресенье, все уфологи, экстрасенсы и желающие к ним присоединиться собираются в шесть утра там-то и там-то, будут новые интересные материалы, гости из Краснодара и тренинг за городом на природе. В общем, будет много вкусного… Это было даже не стандартное распечатанное объявление, а маленький листочек в клетку с надписью от руки. (А Бильбо потом скажет, что это были проделки и искушения дьявола). Поэтому, вместо исповеди Сергей ни свет ни заря сорвался на следующее утро к уфологам, выдержав летящие вдогонку попрёки бабушки:

— И куда в такую рань? Что я матери скажу? Да ты бы хоть чаю попил, изверг!

В результате, Сергей попал в «клуб по эзотерическим интересам», где собирались уфологи, экстрасенсы, агни-йоги и обычные люди, от желающих укрепить своё здоровье до жаждущих просветления. Но главное было не в этом. Главное было в том, что там он встретил… её. Звали это чудо Натальей. У неё были огромные серые глаза и предельно короткие белые шорты. Она была загорелая и веселая. Поэтому, когда временно замещающая официального лидера группы и гнувшая свою линию на эзотерических сходках (и устраивавшая у себя на дому небольшие Магниты) Матушка Мария предложила всем желающим поехать «на Поляну» (а ей самой пришло приглашение от знакомых по переписке), то Сергей долго не раздумывал. Ведь Наталья очень увлекалась агни-йогой, Блаватской, Проффитами, а также хотела обязательно попробовать себя в большом Магните. И когда она, глядя на Сергея своими огромными серыми глазами, спросила: «Ну, что? Я еду. А ты?» — то Сергей тут же решился.

Как ни странно, проблем с получением отпуска не было: шеф сразу же подписал его заявление. А с родственниками… Впрочем, с ними — одной проблемой больше, одной меньше…

Он оставил им записку на столе, уходя, будто бы, на работу. Очень короткую: «Не волнуйтесь. Я уехал в горы. Приеду до окончания отпуска. Сергей».

Но он, конечно, отдавал себе отчет в том, что по приезду из него непременно приготовят большую фаршированную котлету.

Ни о какой надлежащей экипировке, разумеется, не могло быть и речи. На Сергее были лакированные итальянские туфли, новые не потертые джинсы, джинсовая же рубашка и металлический пацифик. Других вещей он с собой не взял. Только захватил дома какую-то подвернувшуюся под руки сумку «а ля старый дедушкин портфель», как прокомментировала Наталья, с жутко неудобной пластмассовой жесткой ручкой, в которую они с Натальей загрузили наспех купленные в магазине «мешки» с крупой и несколько банок консервов.

К неожиданным происшествиям Сергей относил также и то, что за несколько дней до уезда, на вокзале, где Сергей просматривал расписание поездов, он неожиданно увидел возле кассы своего старого друга, Василя. Когда-то Василь познакомил его с книгами Карлоса Кастанеды, за что Сергей был ему очень благодарен. Потом Василь уехал было в Москву, вроде как насовсем, и их общение прервалось. И вдруг — и именно сейчас — такая встреча! Сергей обрадовано подпрыгнул и проорал привет. Но долго разговаривать не пришлось, конечно: Василь спешил к подъезжавшей уже электричке.

— Зайду, — бросил он Сергею, — обретаешься там же? Звони! — и скинул номер своего сотового.

Он действительно заскочил к Сергею, как и обещал, за два дня до этой поездки. Правда, не поговорили они тогда толком, потому что неожиданно в то же самое время пришел в гости и Виктор, новый знакомый Сергея по новому эзотерическому тусняку. Виктор бывал на их сходках редко и со своим собственным скрытым интересом, большею частью он занимал диван, стоящий у стены в стороне от общего стола, на котором располагался полулежа и скептически наблюдал за происходящим. Адрес Сергея Виктор попросил у кого-то из группы, чтобы зайти и подробно обсудить с ним маршрут будущей поездки. Он сам уже неоднократно бывал на Поляне, но заранее искал вероятных попутчиков, хотя сказал всем, что пока не уверен, удастся ли ему в этом году самому вырваться. В результате прихода Виктора Сергею пришлось стать молчаливым свидетелем неожиданной эзотерически-схоластической баталии, одной из тех, какие любил Виктор и устроенную Виктором и Василём.

Сейчас, сидя на краю поляны и вспоминая недавние события, Сергей вновь вспомнил и Василя, подумав, что простая встреча с этим парнем каждый раз в его жизни обычно предвещала большие перемены и бурные события.

«Впрочем, сам Василь, который вроде бы тоже захотел сюда поехать, видать, не выбрался — «не случилось», да и кто знает, чем он сейчас занят. Но — не важно, в городе потом мы все равно теперь обязательно с ним созвонимся, и обязательно ещё встретимся», — размышлял Сергей, — «Подумать только… Так долго не виделись, и вдруг… События — они, как снежный ком. Им только стоит начаться — и понеслось!»

* * *

Ровно в полдень — предыдущее время благосклонно отводилось вновь прибывшим на обустройство — зазвонил подвешенный на верёвке колокольчик, который за неё дергала приехавшая с главной группой из Ставрополя пышнотелая и громогласная Надежда, являющаяся, как и Эльмира, помощницей лидера этой группы, Вадима. От разных кустов и палаток начали собираться к костру люди. Сергей тоже, поднявшись, ушел с места своего уединения и подался к костру.

Ко многим, хотя и в большинстве своём незнакомым ей, людям вышла навстречу и обняла каждого высокая строгая женщина по имени Диана. А к группе знакомой ей по прошлым приездам Матушки Марии она проявляла особенный интерес, внимательно всех их рассматривая, в особенности Наталью — ту самую, знакомую Сергея, с большими серыми глазами. Диана казалась властной, сильной и уверенной в себе. Сергею показалась удивительной и странной манера Дианы знакомиться с людьми, с каждым из которых она крепко обнялась: будто, если прижмёт она к себе, к своему сердцу, человека — то лучше его узнает. Когда Диана обняла, плотно прижав к себе, Сергея, то ему почудилась в это время на месте сердца Дианы энергетическая воронка, которая как бы вобрала некую его частичку вовнутрь себя — и тут же, изучив, выпустила обратно. Чувствовалась мощная, наработанная энергетика Дианы, исходящая от неё сила.

Чуть позже Матушка Мария гордо шепнула «своим», что Диана — настоящий, практикующий экстрасенс и лечит людей, и Сергей этому нисколько не удивился. Матушка Мария же перед Дианой просто благоговела. Метод лечения настоящего практикующего экстрасенса подруге Сергея, Наталье, вскоре угораздило испытать на себе, когда та неосторожно проговорилась, что по приезду у неё болит голова, скорее всего, от перемены климата. Услыхав об этом, Матушка Мария тут же, и будто бы даже обрадовавшись подвернувшемуся случаю, потянула её лечиться у Дианы.

Та внимательно посмотрела на Наталью и приказала ей вспомнить всех, кого она когда-либо обидела, вольно или невольно. И попросить у всех прощения. Потом она озадачила её странным требованием «осмотреть» внутренним взором свои собственные лёгкие, печень и почки и ответить ей, какого они цвета. Та никак не могла этого сделать — и потому стала сочинять. Но её ответы, вроде бы, в конце концов удовлетворили Диану и она сказала, что теперь боль вскоре пройдёт.

Как раз в это время стали собираться другие желающие поработать с Дианой — сплошь женщины, и Диана попросила их собраться в единый круг и помедитировать всем вместе. Затем она предложила присутствующим «развязать» свою негативную карму.

— Это не страшно, не бойтесь. Ложитесь на землю, на спину, вот так, и расслабьтесь, закройте глаза. А я буду петь. Вы сразу почувствуете лёгкость — это покинет вас ваша негативная карма, во всяком случае, какая-то часть её, — очень мягко и просто, чуть-чуть картавя и с прибалтийским лёгким акцентом, предупредила Диана и вдруг запела дивным, необычайным голосом, от которого сразу уносило вон из реальности куда-то вглубь собственного сознания:

    — Я забываю тебя!

    Я убегаю прочь!

    Я ухожу в ночь — навсегда!

    Я — только душа!

    Я — только трава!

    Я — улетаю прочь.

    Я — звезда!

    Не надо боли разлук.

    Я полечу над землёй,

    Словно ласковый сон,

    Словно энергопоток.

    Нету зла и мук,

    Бабочка над свечой

    Сгорает, не слышен стон.

    Я — цветок.

    Будет новый день,

    Будет прекрасный сад.

    Когда раскрыта дверь —

    Нет дороги назад.

    Нет ни добра, ни зла,

    Ни горести, ни разлук,

    Жизнь натянула лук,

    Я — стрела!

Наталья, как она после рассказала Сергею, оставшемуся сидеть во время «работы» с Дианой неподалёку под деревом, под пение Дианы тут же выпала в состояние, похожее на сон, только такой сон, когда немного чувствуешь и слышишь происходящее вокруг тебя, только не можешь на него реагировать и не желаешь пока просыпаться. Так же, как и во сне, одновременно явилось и сновидение: далекие прекрасные люди — или боги? — смотрящие на неё откуда-то издали, сверху, добрыми печальными глазами, протягивающие к ней свои руки. Она долго бы ещё пролежала так, а может, устремилась бы во сне к тем далеким людям — но её стали трясти за плечи окружавшие ее тётки, а Диана — проделывать над ней ряд каких-то пассов. Да ещё и колокольчик прозвонил, от которого она окончательно проснулась, взывавший ко всем: «На Магнит!»

Магнит проводил Вадим, лидер главной группы. Той, которая изначально была единственной, что отвечала на Поляне за Магниты. Именно Вадим списывался со всеми остальными группами, приглашал желающих — группы или их организаторов — к совместному участию.

Всех заранее обсуждавшихся Вадимом построений Магнита Сергей не запомнил. А непосредственно перед Магнитом сообщалось только то, что сейчас все присутствующие будут проходить в третью из семи небесных сфер, а в эту сферу следует устремляться с песнями и танцами. Во время Магнита совершится три раза поворот кругов собравшихся людей по часовой стрелке.

В первый круг Вадим поставил Эльмиру, матушку Марию и рыжую Надежду с хорошо поставленным, но занудным голосом. Обращение к богам третьей сферы незадолго до Магнита приняла Эльмира, она же была назначена читать и веления. Наталья, как и многие другие, в том числе и совсем молоденькие, девчонки, попала в первый круг построения, следующий сразу за центром контактёров, что её очень обрадовало. Сергея же Вадим поставил во внешний круг — круг «защиты».

Во время Магнита, после того, как были зачитаны молитвы, веления и обращения, молодой длинноволосый парень с бусами из желудей достал небольшую бамбуковую флейту и заиграл на ней красивую протяжную мелодию. Многие девушки, стоявшие в том же кругу, что и Наталья, стали двигаться, в такт музыке размахивать руками, покачиваться, танцевать.

…Играла флейта. Постепенно набежали облака, и начался мелкий моросящий дождь. А когда Магнит совсем закончился наспех отчитанной Эльмирой благодарственной молитвой, разверзлись небеса — и разразился самый настоящий ливень. Но никто из-за этого не ворчал и не хмурился, все разбегались по палаткам со смехом и шутками. Мокрые до нитки.

— Новичков здесь всегда крестит дождик, — сказала Сергею незнакомая женщина, пробегавшая мимо него под всё усиливающимся дождём.

В это время почти на центр поляны с дороги выехала из-за поворота новенькая машина гламурного розового цвета. Дверцы её распахнулись, и из неё вышел парень в белых рубашке и брюках и, несмотря на дождь, в тёмных солнцезащитных очках.

— Возлюбленные мои! — завопил он на всю Поляну, широко расставив руки и подставляя под дождь своё лицо.

— О-о! — обрадовался кто-то, — Смотрите, Мишка Возлюбленный приехал!

Пока шёл дождь, Сергей сидел под деревянной «крышей» за столом на лавочке, где вместе с ним находился только Володя — парень, выделявшийся из всех тем, что носил самодельные бусы-чётки из желудей. Володя наигрывал мелодию на своей бамбуковой флейте, и она вплеталась в струи дождя. Многие, в том числе и Наталья, разбрелись по палаткам, пережидая ливень. Володя, как только рассеялись, наконец, тучи и выглянуло солнце, отправился собирать дрова для костра — он был дежурным, и Сергей вызвался ему помочь.

Вернувшись, они узнали, что все направились на какое-то неожиданно объявленное общее собрание. Сергей пошёл отыскивать место сбора, чтобы разыскать там и Наталью. Это оказалось нетрудно: с поляны, на открытом месте, хвост из последних подтягивающихся туда людей был ещё виден. Собрание происходило на небольшой красивой полянке среди леса, заросшей колокольчиками, ромашками и шалфеем.

Все присутствующие сидели полукругом прямо на слегка влажной ещё траве, положив под себя лишь куски принесённого кем-то картона. Сергей сел в последний ряд, высматривая впереди Наталью. Но её среди собравшихся не оказалось. Маленькая круглолицая женщина средних лет тем временем вещала:

— …Еще в нашей группе за прошедший год произошли структурные изменения. Наша группа растет. Мы решили, что, для новичков в особенности, сложные ментальные построения ни к чему. Лучше посылать всем любовь! Все остальные сложности — лишнее. Главное — что идут энергии.

Затем слово было предоставлено Анатолию.

«Как на партсобрании», — подумал Сергей.

Анатолий, суровый лидер группы с Кавказа, начал резко, с небольшим кавказским акцентом:

— Всё это — ерунда! Наша группа основной задачей ставит контакты. У нас в группе в результате Магнита выявлено пять мощных контактеров. В результате контакта были получены различные знаки, они привезены нами на Поляну, желающие могут ознакомиться с этими данными. Они — в красной папке. Из того, что было нами расшифровано, стало известно, что это — межгалактические «заповеди» своего рода, о которых было очень странно сказано: их обязательно знать, но не обязательно исполнять…

— Как это? — спросил сухонький интеллигент из первого ряда, увлекающийся Порфирием Ивановым и мочелечением.

— Не перебивайте! К вечернему Магниту я принесу ещё кое-что… Сейчас ещё одна наша машина пока сюда не добралась. У меня — всё.

Затем в центр вышел Вадим, представитель главной на Поляне группы.

— Мы, в общем, неплохо начали, — сказал он, — Соединение состоялось. Нужно как можно скорее сгармонизироваться и начать серьезную работу, нам на подготовку к ней даётся ещё три дня.

— Кем даётся? — спросил кто-то с галёрки.

— Что за глупый вопрос? Конечно, высшими силами! — отвечал Вадим, — Построения будут меняться каждый раз, Магнит предварительно будет обсуждаться. Не забывайте, что всегда строятся вертикальное и горизонтальное соединения, тело Магнита, так сказать, соединения внутри кругов, соединения по лучу — всё это не будет каждый раз проговариваться. Не забываем и о защите, особенно это касается стоящих во внешнем круге. Вскоре мы одолеем все семь небесных сфер — по очереди.

Где-то за спиной Вадима хрустнула сухая ветка дерева: прилетев сюда, на неё попыталась взгромоздитьсялюбопытная ворона. Ветка обломилась, и ворона недовольно каркнула.

— Пока мы успешно достигли в Магните третьей сферы, — Осуществляем соединение земного и небесного… Создаем вертикальный ствол «древа жизни», слыхали о таком? В Магните могут происходить изменения сознания, стихийно открываться каналы, идти важная информация — как личного характера, так и касательно группы в целом. Выявленные контактёры становятся во внутренний круг. У меня всё.

Следующей выступающей была Матушка Мария, пожилая юркая женщина с большими проницательными въедливыми глазами.

— Братья и сестры! — сказала она, — Мы собрались здесь из разных городов, в этом очаровательном уголке природы, на наш первый огненный, космический Магнит! Возблагодарим наших Учителей за то, что они разрешили такую работу, доверили её нам! Нам надо возблагодарить друг друга, каждую травинку вокруг, каждое живое существо, очиститься от грязи наших городов, вдохнуть свежего воздуха, молиться, очищаться, каяться, готовиться к большой космической работе на благо Матушки-Земли и всех сынов и дочерей её! Обнимаю вас всех, мои дорогие!

— Ой, смотрите, это — кто? Ласка или горностай? — громко завопила вдруг Настя, указывая на мгновенно пронёсшегося по краю полянки зверька с тонким проворным и гибким тельцем. Зверёк, по-видимому, преследовал добычу и передвигался волнообразными стремительными прыжками.

— Ой, какая прелесть! Наверное, это куница! — воскликнула тётя Роза.

— Тише, расшумелись! — шикнул на них Михаил из Саратова, — Как дети малые!

«И что я здесь забыл, что здесь делаю?» — неожиданно подумал Сергей.

Глава 4. Светлана

Наталья сидела на берегу небольшой зелёной речушки и смотрела на воду. Вместе с речными потоками куда-то вдаль тихо и незаметно уносились мысли.

Вначале Наталья с удивлением вспоминала, как во время Магнита ей вдруг неудержимо захотелось танцевать. И она закружилась в легком танце, чувствуя, что её тело стало вдруг послушным и гибким, как пластилин. Она чувствовала летящие сверху светящиеся искорки энергии, видела огненную спираль посреди Магнита, уходящую в небо. Ощущая себя так, будто в неё на некоторое время влилась незримая божественная энергия, Наталья всё больше входила в некий транс, когда совсем не воспринимаешь окружающего, а живешь своей внутренней сутью. Ей грёзилось, что она легкая неземная девушка в длинном белом одеянии среди таких же девушек на зелёном-зелёном лугу, ярком и свежем, а где-то высоко-высоко в небе стоит и смотрит вниз громадный белобородый старец, наблюдает за ними и улыбается. Затем он указал ей на серебряную лестницу, и она подошла к ней, и старец протянул ей руку, приглашая взобраться к нему. И она, лёгкая, невесомая, стала подниматься вверх. Оказалось, этим она пробила общий проход, соединение земного и небесного. И на землю полились ещё более лучистые энергии и мыслеформы, зримо обозначенные видением свитков, светящихся и постоянно меняющих форму геометрических тел, ярких вспышек света…

Затем Наталья размышляла о многом, но ни о чем конкретно. О том, что с каких-то пор отчетливо осознала, что теряет интерес к своей так называемой жизни. Окончив университет, она была вынуждена вернуться в свой родной, богом забытый городишко и устроиться на первую попавшуюся работу, совсем не по специальности. То есть, пополнить мощные ряды тех, чья жизнь не заладилась и не удалась. К тому же, тоже примерно с этого времени, ее перестали интересовать и книги, и иностранные языки, да и вообще её жизнь показалась ей пресной и бесцветной. Книг, конечно, она в некоторой мере «переела» во время учебы. Но дело было даже не в этом. Казалось, что-то нужное и важное исчезло для нее с их страниц, они стали пустой забавой и потерей времени. Любовные расклады, бурные страсти или отношения человека и общества — всё это расцветало и в жизни, так же как и маленький человечек со своими унизительными проблемами, сгибающими ежедневно каждого и повсюду, тоже всегда наличествовал. Философские рассуждения на страницах литературы казались ей теперь пустым трёпом. Да и описанное в книгах не имело уже лично к ней совсем никакого отношения. Ответов на свои вопросы она там не находила. «Распалась связь времен…»

Вот тогда-то она из любопытства кинулась в так называемую эзотерику. Читала поначалу всё подряд, хотя и попадалось иногда что-нибудь абсолютно бредовое. Ведь интересно, что будет, если порою допустить то, о чём говорится, а возможно, даже поверить… Впоследствии открыла она для себя таким образом некоторые интересные восточные учения с глубочайшей мыслью и развитыми философскими системами, а затем — ещё некоторые интересные книги. Но пока почти любая практика оставалась для неё закрытой, тем более что она была бы не уверена в правильности предпринимаемых самостоятельно действий в этой области. Кроме того, ей казалось, что если она найдет знающих и практикующих людей, которые подвигнут её на дальнейшие духовные подвиги, то вместе с ними будет чуточку легче выжить в этом враждебном и зверином мире. Ей казалось, что в одиночку — ещё немного, и она сорвется в пропасть деградации или отчаяния.

Так она пополнила стройные ряды эзотериков, найдя одну из групп в городе — почти случайно, по совету одного из знакомых.

Здесь, как оказалось, она была нужной, на своем месте, здесь происходило стремительное развитие, не было рутинного болота навязшей повседневности. Здесь налаживались связи и контакты с другими людьми и группами, а в дальнейшем, как ей казалось, состоится связь с другими мирами, и чудная, непостижимая Вселенная раскроет свои тайны.

«Вместе, группой — прорвемся, соединимся с энергиями Вселенной! Вот, все силы мои — пожалуйста! Нерастраченная, пылкая душа моя — вся, без остатка, только возьмите! Для Вселенской работы! Для общего блага! Для трансмутации! Для создания шестой расы человечества!» — и Наталья целиком и полностью, очертя голову, погрузилась в открывшийся перед ней мир эзотерики.

…Вы пойдете по водам, аки посуху, и разверзнутся перед вами надвое зыби водной глади, вы будете летать, как птицы, и читать мысли людей и говорить с животными. Высокие сущности будут идти среди вас, чей дух будет впереди освещать вам дорогу. Вы исцелитесь и обрадуетесь, и воскликнете: «Господи! Как хорошо!» Великий Боже, даруй нам свои земли, воды, реки и леса! Мы — народ шестой расы, племя избранное, мы населили очищенную от скверны Землю, мы те, кто не покинет её до конца времен, до её вознесения! Мы — дети атлантов, потомки великих лемурийцев, мы — те, кто пришел к вам с Венеры, оставив родную стихию, устремившись на зов о спасении Земли! Мы помогаем тебе, о матерь — святая земля! Ты прекрасна душой, как в первый день творения! Ты — жемчужина и сияние наших снов, и легкие тела наши своими энергиями тянутся, как растения, к свету, к солнцу, и поют тебе песнь хвалебную! Тонкий мир, красота чувств, ментальные построения добра, вы — как глоток чистого воздуха, что будет незримо пойман когда-то и где-то, быть может, далеким существом иной планеты, тем, кто усилит и донесет нашу песнь как откровение, прозревая от искреннего голоса тайного слова, что изливается по каналам наших светящихся тел от высших пластов мироздания до недр земли и вливает в костную материю красоту, силу, свет, любовь… Счастья тебе, человек шестой расы!

Аминь.

Быть может, она бы и сейчас продолжала витать в эзотерических облаках с прежним своим энтузиазмом. Но, познакомившись с Сергеем, человеком более критическим и недоверчивым, хотя и уважающим лично её «эзотеричность», Наталья вдруг стала прозревать череду промахов и ляпов своей возлюбленной братии.

«Быть может, единение духа всё же невозможно? Но что же тогда происходит здесь, в Магнитах? И — неужели не у всех такие же цели, как у меня? А какие тогда? Надо, пока не поздно, во всем разобраться. Понять, что происходит. Так запутанно всё», — размышляла она теперь.

И — чего не было раньше, или же она просто не замечала? — но вcё больше она понимала, что всё время так или иначе раздражает, и, вроде бы, даже без каких-либо действий с её стороны — присутствием, что ли? — братьев-эзотериков. Хотя, это проявилось только здесь, на Поляне. А отрываются «возлюбленные братья» злостно… Да и вообще, начались здесь у них постоянные склоки, вроде выяснений, кто тарелки за собой не помыл или кто на дольмен ушел один, без коллектива…

«Неужели, как считает матушка Мария, это мы карму свою здесь таким образом отрабатываем? Так сколько тогда, получается, я её уже отработала: в общежитии на кухне… И — сколько же у меня, бедной, этой кармы? На всех ли желающих меня обхамить её хватит? И — факт ли, что от подобной «отработки» её становится меньше? А может, книжку тут громко, вслух почитать — про психологию коллектива? Или — самой написать, на основе наблюдений? С советами, как ужрать ближнего своего так, чтобы никто этого не заметил и все тебя же поддержали?» — размышляла Наталья.

«Несомненно, что и людей интересных здесь много, и со многими хочется познакомиться и поговорить… Хотя, по большей части, именно они и не занимают никакой руководящей роли, теряются в толпе, как и везде… Как и везде», — мысли Натальи, казалось, отрывались от неё и уносились вместе с водами реки.

«Хорошо, что Сергей сейчас здесь, рядом, что он тоже поехал. А то бы взяли меня ещё больше в оборот, совсем бы крыша у меня улетела», — Наталья слегка улыбнулась. С Сергеем, как ни странно, ей сейчас было просто и легко общаться, хотя обычно она была человеком замкнутым, не сильно разговорчивым. В любых компаниях и группах людей её легко принимали и к ней хорошо относились — но никогда не принимали всерьёз и не считались с её мнением. Она была для всех просто милой девочкой, и никто и никогда не знал, что происходит в её голове и с её чувствами. А Сергеем она могла серьёзно и долго беседовать на любые темы.

«Впрочем, наверное, это из-за крайней общительности Сергея. Ему со всеми просто общаться, — подумала Наталья, — А главное, это не сдурить и не влюбиться. Вот уж будет глупо! Пропадёт откровенность и дружба, страшно станет слово сказать, начну избегать его. В общем, дребедень одна выйдет».

Наталья по-прежнему сидела на берегу, предаваясь размышлениям и будто потерявшись во времени, когда на берег вышла женщина из местных и остановилась неподалёку. Наталья её здесь уже видала, поскольку та частенько, и не первый год, заворачивала к эзотерикам в гости, и сегодня с утра тоже уже ходила к ближайшему от посёлка роднику, воды целебной набрать — и зашла на огонёк к лагерному костру. Звали женщину из местных Светланой.

Светлана была, как говорили другие «посельчане», приторговывавшие молоком для приезжих, женщиной «со странностями»: в отличие от них самих, она в лес ходила, на речку, в поле за травами… Была у неё такая странная блажь. Вот, вдобавок, «прибилась» к эзотерикам. Так говорили о ней и на Поляне со слов «местных».

Эзотерики, как и «местные», тоже зубоскалили на её счёт. «Под Анастасию работает», — хихикали одни. «Чайка хочет попить у костерка на халяву», — ехидничали другие. А если и чайка? Что, жалко стало? Впрочем, что же она, воды бы в котелок не набрала, травы не нарвала да костерок бы не развела сама, такая крепкая и сильная? Чаёк… Без заварки и сахара. А что ещё возьмёшь от небогатой братвы — эзотериков? Миллионеры по лесам не ходят. Какой правды им здесь искать?

Посидеть, погреться… Разговоры послушать. Самой что-нибудь рассказать: про травы, про камни. Лес — как книга, читаемая с детства. Под Анастасию? — а ведь что-то в ней такое и правда есть: крепкая, сильная, своенравная…

Когда местная «Анастасия» искупалась, и, выйдя из реки стала отжимать широким полотенцем длинные тёмно-русые волосы, она озорно глянула на Наталью чуть раскосыми, смеющимися, с лукавинкой, «ведьминскими» смелыми глазами и спросила шутливо: «Что не купаешься? Али какая дума сердце гложет?» И Наталью, неожиданно даже для неё самой, вдруг как прорвало, она заговорила сбивчиво:

— Думаю иногда, что, может, ерундой мы все — ну, кто на Поляну приехал — здесь занимаемся, ну, в лучшем случае, отдыхом на свежем воздухе, а для остального мира наша так называемая «работа» — просто смешна. Ну, а что иначе нужно делать? Идти деньги зашибать? Увы, не умею. Читаешь о том беспределе, который сейчас творится… Мурашки по коже. Мир чужой, холодный и страшный. Правда всего лишь такова, что мы все стремительно катимся в пропасть. Абсурд, кровавый кошмар. Одни — жируют, издеваясь над теми, кто беден, как же, ведь они — хозяева жизни. А бедные — голодают, умирают, не в состоянии этому противостоять. И никто и никому не нужен. Бедным — потому что они и хотели бы, но не могут никому помочь, а у богатых — совсем не на то желание доллары тратить. Не знаю, есть ли смысл прикладывать силы, чтобы всё это выдержать и выжить, не вижу смысла существования в подобном мире… Ненавижу! Иногда — и себя, и всех ненавижу. И надо всем этим, постоянно — на радио, по телевидению, в газетах — стелется просто какой-то апофеоз оскотинивания!

Светлана, поначалу растерявшись от неожиданности, с минуту молча смотрела Наталье в глаза, а потом, будто озаряясь неким внутренним светом, тихо начала:

— Вот что, милая! Ты, наверное, сама чувствуешь, я истину тебе не открою, и ты это внутренне сама знаешь: борьба идёт повсюду, страшная борьба. И не только физическая, за выживание, а ещё и на других планах. Да, могут, конечно, нас убить, могут — сено заставить жевать с голодухи. Но хуже смерти тогда ничего не будет. А она для верующего — освобождение. Главное — не быть такими, как они, ведь именно этого они хотят. Если продашь душу — тебе сразу и колбаса на стол будет, и «Мерседес» в придачу. Очень мало сейчас можно честно заработать, разве что — мужчине сильному, работая с утра до вечера, не покладая рук. И то — если с работой повезёт. Ещё меньше можно заработать «головой»: мыслительным трудом, если он с бизнесом или другим надувательством не связан. А потому, бедный и честный сейчас — синонимы. А значит, и не горюй, что на Руси мало богатых и много бедных… Конечно, есть и среди бедных такие, что с удовольствием и душу бы продали, да не покупает никто… Нечего покупать там. Те пьют, воруют, снова пьют. Отрепье. Но нищих и честных — их большинство. И умных много, и талантливых. Но не нужны сейчас ни умные, ни талантливые, ни работящие.

Особенность страны такова, что супостаты и без рабочего люда, и без крестьян, и без ученых и учителей — без всех нас, словом — преспокойно проживут, даже если вымрем мы все, и работать, конечно, перестанем. Потому, что всегда будет, что продать: богатство наше — беда для простого люда. Леса, земля, полезные ископаемые, иконы старинные… А ещё и ядерные отходы со всей Европы можно ввозить для захоронения — тоже деньги будут. Только вот что я тебе скажу… Видишь меня? Мне уже далеко за тридцать, а кто этого не знает, не дают и двадцати. Это — от бога, и остается для нас возможным, как бы не плохи были условия, в которых мы живем. Думаешь, каждая богачка, делающая косметические операции и на Канары катающаяся, сможет так выглядеть? Понятно, конечно, что с точки зрения людей её круга я не привлекательна. Сила моя таких отталкивает, а не притягивает. И не смазлива я. Разные мы, и наши жизни в разных мирах пролегают. И богачка мне не позавидует, и я тоже такой жизни не пожелаю, как у богатых. Они ведь всего боятся. Живут и дрожат. Впрочем, мне их не жалко: сами это выбрали. «Хорошую жизнь» свою. Девиз которой: хапай побольше и неси подальше, тешь во всем свою ненасытную утробу. Это сейчас называется коммерческой жилкой. Совсем без совести надо быть, проматывая большие богатства и зная, что рядом люди всю свою жизнь впроголодь проживут. Одно только знаю: их деньги ни на минуту не отсрочат и их, богатых, срока смертного. А туда — ничего с собой не захватишь. И за всё — в этой ли жизни, или после неё, но придётся заплатить. Не только и не столько деньгами. Не везде они в ходу…

Знаешь, была я как-то в нашем районном центре. Шла по улице. Остановилась машина. Такая, как говорится… Крутая. Вышел, как говорится, мальчик. Смазливый такой. В костюмчике с иголочки. С лоском. И вдруг — меня останавливает. Сказал что-то вроде: «Поехали со мной». А я молча смотрю на него в упор, а у него глазки сразу так и забегали. Ни взгляда не поймать, ни… человека. Знаешь, будто пустая оболочка передо мной стоит. А сущности там — совсем и нет. Не ощущаю человека. Кажется, задень случайно — и растает. Или — пройди сквозь него, как сквозь облако пыли. Не человек это… Так, структура — как здесь говорят, слышала я такое понятие. Мне тогда и страшно стало, и противно. Ну, и пошла я дальше, как мимо пустого места, не оборачиваясь. А — что их бояться? Пусть эти структуры, нелюди — сами нас боятся…

Скажу ещё так. Вот много ли взрослому человеку, в сущности, надо? Из еды мне, например, летом хватает двух яблок и полбуханки хлеба в день. И так — неделями. Вот чаю я много пью, воды родниковой. И — будто от леса какую энергию получаю. Хожу по лесу: то за грибами, то за ягодами, запасаюсь на зиму. А вот деток малых жаль. Им больше кушать надобно, организм растет. Потому, мало деток у нас рождается: боятся люди, что на голодную и страшную жизнь их обрекут. В будущем-то просвета никакого не предвидится.

А вообще, знаешь что, лучше всего — приезжай, поселяйся здесь, если будет возможность. Здесь хотя бы — лес, горы. Ягоды, грибы, орехи — всё есть. Сюда супостаты всякие не скоро доберутся, хотя и сюда уже их жирная лапа тянется: то с грязевого источника удумали всю грязь вычерпать, то лагерь для школьников организовать, чтобы большие деньги взять на том, что даром дадено: живут-то дети в палатках, под открытым небом, за едой в посёлок ходят, а пьют воду родниковую… Были даже умники, что эту самую воду собирались в бутылки разливать да продавать потом, да что-то у них у всех пока не заладилось… Конечно, они рано или поздно и сюда доберутся — это так, но горы — места сильные. Здесь, всё же, не пробыть им долго, и всё в свой карман не захапать. Скинут горы чужаков со своего горба, взбунтует стихия — смерчи, дожди начнутся, и смоет их всех, окаянных, долой отсюда. Пересохнут реки, вода станет горькой и грязной, пропадут душистые травы… Вот только восстанавливается потом всё это природное богатство долго. Разрушать всегда легче, чем созидать. Впрочем, пока ещё мы, местные, здесь легко выживаем, не город здесь всё же, есть ещё здесь природа, она спасает. У неё душа есть. Которая и поддержит, и поможет, коли плохо. Я часто в лес хожу, порой просто прогуляться — силы восстановить.

А что ещё делать остаётся? Только силой духа и продержишься. Уповать можно только на Господа, и сопротивляться до конца. А тут уж, в этом деле, как кому удобнее и лучше: с группой, без группы… Я, честно говоря, не знаю, строят ли здесь что-нибудь на тонком плане, и про все эти переходы в шестую расу ничего не скажу. Иногда кажется, что есть в этом что-то, а иногда — что муть и заблуждение. В любом случае, важнее то, что здесь, в этих местах, с тобой внутри происходит. Но и внутреннему иногда нужен внешний толчок, и некоторые его здесь получают. Многим здесь, на Поляне, открывается что-то. Я, конечно, не каналы в виду имею, которые здесь всем Евграфий налаживает. Всем желающим — а они постоянно отыскиваются. Не видала ты ещё Отца Всей Эзотерической Поляны — Евграфия? — спросила Светлана.

— Нет, — растерялась Наталья.

— Ещё увидишь. Так вот, иду я как-то, к примеру, через поляну, которую ваши Ромашковой прозвали, и стоит на солнцепёке женщина, в самый полдень. Вся уже совсем красная, ошпарилась. Руки к солнцу вверх тянет и проговаривает что-то. Я ей: «Ты что, получить тепловой удар хочешь? У тебя завтра вся кожа слезет!» А она в ответ, гордо: «Евграфий мне сказал, что я сегодня непременно получу канал». А солнечные лучи, мол, полезны для организма. Это — чистая энергия… «Зарядилась» она этой чистой энергией так, что неделю потом мучилась и из палатки не вылезала. Вся кожа у неё покраснела и волдырями пошла… Да, от таких контактов, конечно, никакой пользы нет…

А в общем, поживи здесь с недельку, и сама поймешь, что к чему. Больше у природы учись. Слейся с ней. Природа излечивает, а дальше — организм начинает сам восстанавливаться, и способности начинают открываться, если кому дано. Поваляйся на травке, походи по горам… И — пошли сейчас купаться, что сиднем на берегу сидеть! В лесу от дум тяжёлых и проблем городских отдыхать нужно. Давай, смелее! Вода — она очищает и силы придаёт, — с этими словами Светлана, к этому времени уже согревшаяся и обсохшая на солнце, бодро зашагала к воде, жестом призывая свою собеседницу последовать за ней.

Наталья, озадаченная горькой мудростью и длинной отповедью простой деревенской женщины, быстро разделась и вслед за Светланой вошла в холодную реку и стремительно поплыла, всем телом резко ощутив ледяную воду. Проплыла туда, обратно; хотела выйти, да Светлана вдруг настойчиво сказала:

— Нет, этого мало! Давай — ещё. Вода негатив снимает, прочь его уносит. Ты с головой нырни, обязательно — с головой! И — давай ещё проплывёмся, вперёд — назад!

Они долго так плавали вдоль всей глубокой лагуны, туда и обратно — пока Наталья, наконец, не перестала мёрзнуть в холодной воде, внутренне съёживаться, и почувствовала, как каждая клеточка её тела радуется, освежается, и всё оно теперь становится легким, чистым, искрящимся. И вот уже не холодно ей больше, только приятно. И видит она теперь, как солнечные блики играют на воде, сквозь которую видны на дне речные камни, как близко-близко подлетают к воде птицы, стрекозы; и слышит, как листья деревьев шумят, шелестят от ветра… То, что раньше будто и не замечала вовсе. И будто бы и все её проблемы вдруг разом ушли, унеслись куда-то далеко-далеко за горизонт, где остался не любимый, пыльный и душный город…

Глава 5. Лагерь «тот, но и не тот»

Николай встал в этот день довольно поздно. Потому, что всю ночь ему снилось, что он выкладывает новую мандалу. Из звёзд, каких-то странных растений, красивых цветов и разноцветных камней.

«Бред какой-то, — подумал Николай, потягиваясь, — Но красивый бред. И только чувство при этом такое, будто всю ночь на себе камни таскал».

Он пошел разжигать костёр и собирать дрова. Витёк — обитатель сооружения из клеенки — ловил на реке рыбу. Вот уже и каша с грибами почти готова. Николай помешал ложкой кашу, чтобы не пригорела. Рядом нагревался котелок с водой, в который он опустил добрый пучок мелиссы. Немного погодя, отодвинул оба котелка от огня. Вот и завтрак готов.

Сделав небольшую, как он говорил, «раскрутку», выпив чайка, поев каши, Николай сказал себе:

— Пора, а то уже по ночам снится…

И он стал набрасывать на листке бумаги возможные варианты новой мандалы. Но всё было не то. Тогда Николай решил начать по-другому. Он встал и решил сперва найти подходящее место. Блуждал по округе, пока что-то не остановило его: здесь! Затем Николай решил расчистить это место: убрал большие сучья и палки, отнеся их к костру, разровнял прошлогоднюю палую листву. Затем, став в предполагаемом центре, сделал мощную «раскрутку». Энергии шли очень хорошо. Николай отметил это место, сделав в земле небольшую лунку, и сходил к костру за камнем. Этот камень, лежавший у него в рюкзаке, он нашёл далеко отсюда, на морском побережье, и по форме и по размерам он напоминал страусиное яйцо. Друзья, помнится, покрутили пальцем у виска, когда он, найдя этот камень, засунул его к себе в рюкзак.

Николай принес камень и положил его в отмеченном им месте, раскопав вначале небольшую лунку.

После этого он посмотрел на центр будущей мандалы и подумал: «Лежит яичко. Как на Пасху… А теперь — время собирать камни»!

Он отправился к лагуне, неподалеку от которой, на реке, он заметил ещё вчера странное свойство белых камней, лежащих на берегу: даже в сумерки, в темноте, они были видны довольно отчётливо. Теперь Николай насобирал таких камней, большие и малые кусочки белого кварца, омытые водой, в небольшое пластмассовое ведро. Вернувшись, он выстроил из них главные линии мандалы. Затем спустился к речке неподалёку от палатки, уже не боясь, что распугает рыбачившему с раннего утра Витьку рыбу: тот уже сидел у костра и доедал кашу.

Николай присмотрел там, на берегу, и натаскал к мандале массивные плоские камни, чтобы завершить свою работу, поместил их в нужные места. Потом, устав, подошел к костру и прилёг на лавочку. Витёк, спустившийся к реке, чтобы помыть тарелку, неожиданно воскликнул оттуда:

— Эй! Никола! У нас, кажется, будут гости!

— Что-то не видать! Ах, да, ты ведь их за версту чуешь… Подождем — проверим. Кто бы это?

Через некоторое время на дороге показались две незнакомые Николаю фигуры. Это были Василь и Виктор. Которые, помявшись немного, направились к костру…

— Здорово! — сказал Виктор, приближаясь. К вам можно присесть?

— Привет! — ответил Николай, — Присаживайтесь, места здесь всем хватит.

Василь скинул рюкзак неподалёку под дерево, а Виктор оставил сумку на плече. Оба присели на лавочку, но чувствовали себя пока неуютно.

«С чего бы беседу начать? — размышлял Виктор, — Спросить, что ли, куда здесь нынче все группы подевались? Или, что ещё лучше, вы наши, мол, или отдыхающие? Тогда, быть может, спросить ещё, к примеру, как пройти на Шамбалу?»

— Да вы чаек-то будете? — спросил Николай, — Вот кружки. Вот сахарок. Или вам без сахара? Вот сухарики самодельные. Кашу, к сожалению, уже всю съели. Не ждали гостей.

— Как вода в речке? — спросил Виктор, — Холодная?

— Как всегда. Здесь теплой не бывает, — ответил Николай.

Подошел Витёк. Поздоровавшись, стал развешивать над костром мелкую рыбешку.

— Чтобы прокоптилась, — пояснил он.

Время шло как-то медленно, заторможено, будто замедленную съемку включили.

— А вы не видели здесь… Гм, — решился, наконец, Виктор, — Ну, ещё людей. Много… С палатками.

— А-а! Этих-то? Эзотериков? Как же, видал, — отозвался Витёк, — когда в поселок ходил — наткнулся. Самые первые дня три назад появились. Но это — не здесь, это ниже по течению, километрах в двадцати отсюда. Здесь теперь не собираются. Здесь их Никола распугал, что ли… В радиусе пяти километров — точно никого больше нет. Только вот я ещё. Да ребята из Кропоткина: сейчас они ушли уже куда-то.

— Раньше группы эзотериков именно в этих местах и стояли. Еще раз левее надо было свернуть от развилки дороги — и попали бы на прежнее место. Но в этом году все расположились на Ромашковой, так поляну одну прозвали, очень большую.

— Это ты, действительно, их всех распугал? — спросил Виктор, — Как?

— Очень просто. Мы ведь — чо-о-рные! — нараспев произнес Николай, протяжно растягивая «о», — Видишь, тут даже перец сушёный висит. Грибки. Травы тоже сушатся.

— Ладно… Пойду я сперва окунусь, — сказал Василь, направляясь к реке.

— Хорошее дело! Только — здесь не сильно впечатляет. Мелковато. А вот чуть выше по течению — замечательная лагунка есть. Пойдем, покажу, — предложил, поднимаясь, Николай.

Пока Василь с Николаем купались в лагуне, Виктор и Витек успели сварить суп и кашу, натаскать дров.

— Надо бы и мне вашу лагуну разведать, — прикинул Виктор, — А после — и на дольмен ближайший сходить.

— А вообще, ты — как? С нами останешься — или на ту поляну двинешь, где все? — спросил Витёк.

— Пока не знаю ещё… Быть может, остановлюсь где-нибудь посередине.

— Чтоб ни вашим, ни нашим?

— Нет, чтобы одинаково близко идти было.

— А ты сам — чем занимаешься? Агни-йогой там, или Магнитами? — спросил Витёк.

— Да, меня, знаешь ли, как-то отовсюду повышибало, — ответил Виктор, — Ну, есть в нашем городе агни-йоги… Походил я к ним, послушал. Посидел я несколько раз на их сходках, смотрю — информация одна и та же прокручивается, по второму кругу пошло. В общем, плюнул я на это дело. Ещё у нас есть один местный светила, он ведёт свою группу. Мол, без пяти минут святой — как про него говорят: мяса, там, не ест, водки-пива не пьет. А вообще — ничего мужик. Умный. Только… Я у него однажды спрашиваю, так, невзначай: что, мол, будет, если взять пружину, да всё сжимать её, сжимать…Ведь она, рано или поздно — ка-ак разожмётся! Так, мол, и с разного рода запретами, если сознание не готово. И — вообще, мол, хорошо тому, кто уже нагулялся вволю и дров уже поналомал. Тогда — видать, пора и о душе подумать. А как быть молодым и здоровым? Им — тоже закручивать все гайки? А что, если пружина потом возьмет — и ка-ак разожмется, и в результате получим полный загул! В общем, поговорили… Обиделся он сильно на меня.

— А у меня бывал, значит, здесь случай, — решил ответно поделиться Витёк, — Был тут в прошлом году один типуля… Он с мамой на Поляну ездит, она его и в Магниты втянула. А он, значит, без водки — совсем пропадает. Выпить ему хочется — хоть умри. Ему-то, однако, вообще-то пить совсем нельзя, потом поясню, почему. А я тогда не знал, какой он, когда выпьет. Он не рассказывал. Уломал он, в общем, меня, долго упрашивал, рубашку на груди рвал, придумай, мол, как достать, у тебя контакт есть с местными. А эзотерики, мол, не застукают, придет в лагерь уже трезвый, как стеклышко. Ну и, пошли мы с ним в поселок. А я как раз незадолго до того на грибное место натыкался. Грибов насобирали по дороге — жуть как много. Я до того было хотел эти грибы насобирать одной местной бабе и на продукты у нее сменять, а тут человек просит, трубы у него горят… Местные, кстати говоря, редко кто в лес ходят почему-то. Я часто, значит, им грибы, ягоды притаскиваю. В общем, сменяли грибы наши на самогон. Ну, и напился же он тогда! Жуть! — Витёк вздохнул, — Я его потом с пыльной дороги сошкрябал, значит, да до лагеря эзотериков пёр на себе. А он всю дорогу соскальзывал, падал и матом ругался. Пёр я его, пёр… Сил, значит, совсем не осталось, но не бросать же парня посреди дороги. Да и жалко его стало…

В общем, стянул я с него весь негатив. На себя: иначе не умею. И чувствую: дерьма во мне теперь сидит — горы. Потом три дня оклематься не мог, всё в себя приходил. Ещё и грустно было до смерти: такая тоска взяла, что хоть ложись да помирай. А ещё и выворачивало наизнанку… А, что тут долго рассказывать — дерьмо оно дерьмо и есть. В общем, полегчало ему резко. Начал песни орать, стихи свои читать — он ещё и поэт, оказывается! В обнимку припёрлись в лагерь: он меня теперь не отпускал никак. Повис у меня на плечах, рукой за нос вцепился… Душу мне всё изливал, плакался. Стал под конец блаженный-блаженный, хоть икону пиши… Меня тогда из их лагеря изгнали с позором. Мол, сбил с пути человека, пьяница! Я, так сказать, не понял: пил-то кто? Он, получилось, без пяти минут святой, а я — совратитель, значит. Запрет наложили, чтобы я в их лагерь носу не казал. Можно подумать — я его с толку сбил, а его — хоть сбивай, хоть не сбивай — всё одно, — закончил Витек и шумно вздохнул.

Думая свою собственную думу и глядя в костер, Виктор продолжил гнуть свою тему:

— Ещё я к другому местному светиле ходил… Там, у себя в городе. Он всех на канал сажать любит. Уши, мол, зажмите, глаза закройте, и так и ходите подольше. Сутками — желательно. Ну, у людей и начинается… Иногда психушка забирает. Особенно, если народ, так сказать, предрасположенный попался. Одна женщина, например, сильно уверовала в свою святость, и было с чего: с Иисусом Христом общалась каждый вечер перед сном. Ну, и общалась бы себе потихонечку, так нет, она же проповедовать пошла…

Но, в общем, этот второй светила — ничего себе мужик, оригинальный. И что-то действительно видит, во что-то врубается, что-то с ним происходит. Но только я и тут молчать не стал. Подхожу к нему как-то и спрашиваю: «Да, вот ты им всем говоришь, что они проводят великую космическую работу на нехилом уровне — и прочее. И они все верят. Это хорошо, убедительно, продвигает, так сказать, к духовным подвигам… Но сам-то ты как думаешь: если ты сейчас попросишь Бога во-он тот холм с землей сровнять, так что будет? И что, ты думаешь, этот олух царя небесного отвечает? «Конечно, — говорит, — если я попрошу, он это сделает, ведь у меня — личная связь с богом!» С тех пор и он стал смотреть на меня косо. Не знаю, в общем, что с людьми делается… Такое впечатление, что он даже самого себя убедил в своей святости. Только вот — зачем? Ладно, других… Чтобы, так сказать, устремлялись. А там — авось, что и выйдет путное. Но себя-то — зачем?»

А вообще, есть, к примеру, в нашем городе, всякие. Одни — мантры поют, другие — целебные энергии вырабатывают. Только, энергии-то энергиями, а если у самих живот заболит или зуб — к врачу бегут. И какая с них тогда польза, с этих энергий? В общем, оторвался я в последнее время от групп всяких. Сам по себе как могу, так и работаю. Читаю литературу разную… Иногда бывает очень трудно её между собою увязать. Но я пытаюсь. Составить, так сказать, из кусочков полную картину.

Последнее, что прочел — про майянский календарь. Интересная штука получается. Вроде как наша Солнечная система совершает полный оборот вокруг центра галактики за 25000 лет. Так?

— Ну, быть может.

— Так, не сомневайся! Ну вот, и есть в этом круге свои точки, соответствующие, так сказать, точкам солнцестояния и равноденствия для Земли в её путешествии вокруг Солнца, такие же точки для солнечной системы в целом, при её путешествии вокруг центра галактики. Учитывая прочитанное ранее у Алисы Бейли, я заключил, что в этих точках происходит смена одного галактического луча на другой. Таких точек — четыре. Соответственно, раз в 6250 лет меняется галактический луч. Если пересчитать по календарю Майя и перевести их годы на наши, то получается, что одну из таких точек Земля проходит в 2012 году…

— Круто!

— То есть, потом всё, что наработано до этого года человечеством за последний цикл, постепенно будет становиться ненужным. И технологическая цивилизация себя постепенно изживёт. Совсем другие лучи на Землю уже начинают идти, совсем другие мысли в голову лезть. И потому сейчас мы все так лотошимся. Чувствуем грядущие перемены.

— Да… Происходит что-то. Даже у меня — и то крыша едет, — сказал Витёк.

Начал накрапывать дождь. Пришли, наконец, Николай с Василем, довольные и с мокрыми волосами.

— А мы там пассы покрутили и раскруточки всякие поделали, — сказал Николай, — А уж после — в воду!

— А я уж тут думал, что вы там жабры отрастили и к морю по реке поплыли, — пошутил Виктор.

Как только Николай и Василь подсели под «крышу» к костру — полило как из ведра.

— Э-эх! А теперь пойду и я купаться! — сказал Виктор, снимая рубашку и штаны — и прошлёпал вниз, к реке.

Глава 6. Учителя и М-ученики

Вечерний Магнит, назначенный на шесть часов, отменили по указанию Евграфия, поскольку он сам, лично-персонально, решил присоединиться к собравшимся, но попозже — ему надо было сперва вместе с палаткой и вещами спуститься на Поляну с ближайшего пригорка, с так называемой Шамбалы (названной так самим Евграфием и представлявшей собой место с живописным развалом нескольких дольменов, название за местом закрепилось среди эзотериков напрочь). Евграфий являлся одним из Учителей всея эзотерической Поляны, приезжавшим сюда далеко не впервые и знакомым со всеми руководителями групп. В этом году он здесь сидел в горах ещё то ли с самого начала лета, то ли с последних майских дней, хорошо здесь освоился и продолжал исследовать местность.

Но пока ещё внизу местный Учитель не появился, а об отмене и переносе на более позднее время Магнита знали не все. И потому, некоторые всё-таки собрались на назначенном месте в назначенное время на поляне у большого камня. К собравшимся примкнули и Наталья с Сергеем. Некоторое время все здесь сидели, по одному или по двое, вокруг камня и сосредоточенно ждали. Кто медитировал, кто просто наблюдал за окружающими. Наконец, подошла тётя Роза в своём неизменном «персидском» халате, жевавшая какое-то умопомрачительное печенье, от которого исходил сладкий приятный запах. Она и сообщила, что общий Магнит перенесли на более позднее время, рекомендуя тем, кто всё же соберется, заняться индивидуальной работой около камня или провести самим небольшой тренировочный Магнит.

— Может, раз уж мы собрались, так уже начнём? Тренировочный? — сбивчиво предложил Анатолий, суровый лидер группы с Кавказа, — Тем более что в конце Магнита я хотел бы показать всем одну вещь… Я о ней здесь уже сообщал, и может, кто из вас уже о ней слышал. Я говорил, что этот предмет подвезут попозже… Похоже, что он не хочет быть явлен всем, но мне идёт информация, что время выбрано правильно, и на большом Магните его показывать не нужно. Пусть этот предмет приоткроется сейчас! Но чуточку позже. А пока — начнём, пожалуй, Магнит.

— Хорошо, а кто будет его вести? — спросила у окружающих тетя Роза.

Поднялась сидевшая на траве Валентина — маленькая бабулька с фигурой и глазами семнадцатилетней девушки. Молча подошла к камню. Она улыбалась и находилась в приподнятом настроении. Душа её пела. Валентина быстро разложила на камне иконы и портреты Учителей, поставила громадную свечу и зажгла её.

— Начнём? — спросила она, — Я ещё никогда сама не проводила Магнит. Но я попробую.

Все поднялись со своих мест и образовали вокруг камня и Валентины небольшой круг. В это время к ним приблизились ещё трое человек, среди которых был и Андрей. Волосы у него были мокрые, но всё равно по-прежнему волнистые. Казалось, что он был соткан из капелек воды и тонкой, лучистой энергии, дыша каждой клеткой своего сильного, светящегося радостью и светом, тела.

— Начнём! — поддержал он Валентину, улыбнувшись ей и став в круг. И Магнит начался.

— Мир всем мирам! Мир всем народам! Свободы, счастья, радости, всем-всем! Господь твой, живи! Всё лучшее в тебе, живи! Им, Господом твоим, живи! — начала Валентина читать веления своим детским, звенящим голосом. Сергей закрыл глаза и раскинул руки, душой и телом устремляясь к солнцу. Казалось, чувствовалось биение всех сердец, объединившихся здесь. И это единое сердце пело свою щемящую, радостную песню.

— …Я есть свет Вознесения, свободно текущая победа! Всё добро, победившее, наконец, на всю вечность! Я есть свет, вся тяжесть ушла! Я поднимаюсь в воздух. Всем я изливаю с полной Божьей силой свою чудесную песню хвалы. Приветствие всем!

После завершения обсуждать происходившее и свои впечатления, видения и чувства, как рекомендовали после тренировочных Магнитов, не хотелось. Но и расходиться — тоже. Все продолжали стоять вокруг камня, подставляя руки солнцу.

И тут заговорил Анатолий.

— Я прошу немного внимания, — сказал он, — Вот — то, что я хочу вам сейчас показать! Эту…Чашу, — И он извлек её из нагрудного кармана плотного жилета и поднял вверх. Лучи солнца заиграли на ней. Она была золотая. Анатолий, держа на ладони чашу, тихо сообщил:

— Долго она шла ко мне… Я нашел вначале осколок… Видите, у неё отбит край, совсем как у стеклянной? — и он покрутил чашу, показывая всем её края. Это была не чашка и не пиала: по форме этот предмет больше всего напоминал средних размеров рюмку, с ножкой, с прочерченной тонкой линией неподалёку от края; рюмку красивой, изящной формы.

— …Когда я служил в Афганистане, я нашёл сначала именно отбитый край. Потом, к сожалению, он был навсегда мною утерян: его украли. Впоследствии я специально ездил на то самое место первой находки. Я искал эту чашу, будто звала она меня. Одному Богу известно, чего мне это стоило: вновь попасть в те места… Но я нашел её! Мне самому это кажется невероятным. Здесь, на Поляне, примерно год тому назад, мне уже давали информацию о ней. Но тогда я не предъявлял саму чашу, только более подробно описал место и обстоятельства находки, описал и саму чашу. И мне нужно сейчас подтверждение тому, что я думаю о ней сам. Я не согласен с той информацией, что мне тогда дали, слишком разнились догадки и между собой, и с моими предположениями. Может мне сейчас кто-нибудь рассказать об этой чаше?

К удивлению и ужасу Натальи, в центр круга вышел Сергей, с полуприкрытыми глазами, отрешенным взглядом. Он взял у Анатолия чашу в свои руки, бережно поставил её на свою вытянутую ладонь, а другой ладонью принакрыл чашу сверху. Потом провел этой рукой над чашей несколько раз и начал:

— Чаша эта — с того самого стола, за которым сидел Христос на Тайной Вечере: вся посуда, что находилась там, впоследствии стала золотой и разбрелась по свету. Эта чаша открылась нам сейчас и дана, чтобы быть заложенной в центре храма той религии, которая объединит разные духовные силы при построении нового, живого организма сил света, служащего для поддержки и объединения людей в трудные годы. А случится это тогда, когда основные силы, несмотря на их разность, объединятся между собой и начнут серьезную и важную духовную работу. А до тех пор будут назначены судьбой хранители чаши… А пока её час ещё не пробил, и тайна эта должна быть открыта не многим…

Пока он это говорил, сзади него стал Андрей, держа над ним свои руки, и будто прикрыл, отгородил его от чего-то или кого-то. Когда Сергей закончил говорить, Андрей обратился к присутствующим:

— Спокойно! Это — чистый контакт! И, пока канал не ушел, можно задавать ещё вопросы.

Сергею стали задавать вопросы. Он отвечал, не задумываясь, а когда он молчал, Андрей говорил резко:

— Информация закрыта!

Потом Сергей сообщил, что теперь чаша должна пройти по кругу собравшихся три раза, и сам первый стал на своё место, замкнув круг, и передал чашу следующему по часовой стрелке.

— Это — подтверждение, — тихо произнес Анатолий.

Чаша проходила по кругу, и будто совершалось невидимое причастие. Когда оно окончилось, Сергей протянул чашу Анатолию. Все тихо, в полном молчании, стали расходиться.

Уже на краю Поляны Сергей догнал Андрея, подошёл к нему и преклонил одно колено.

— Учитель! — начал он порывисто, вытянув вперед к Андрею правую руку, а левую положив себе на грудь.

— М-учитель, — ответил тот. У него в глазах стояли слёзы.

— Я — ваш ученик! — сказал Сергей.

— М-ученик! Ну, здравствуй! Ты, кажется, умудрился привнести новую струю на Поляну! Здравствуй, здравствуй! Если б ты знал, как давно мы с тобой не виделись!

Сергей от удивления вскочил на ноги. Андрей протянул ему руку, Сергей пожал её, и они обнялись.

Вечером, наконец, состоялось долгожданное сошествие с Шамбалы патриарха и Учителя всея эзотерической Поляны Евграфия. Народ, желающий узнать, кто из них кем был в прошлой жизни, уже табунился вокруг. Евграфий продолжал медленно расчехлять палатку, надсадно гыкал, проницательно смотрел на очередного подошедшего и ронял: «Вы были братьями… Двоюродными», — или: «В Великую Отечественную ты здесь воевал. За Родину».

Матушка Мария, живенько бегающая вокруг от одного к другому, с восхищением замечала:

— Вишь, как человеку дано! А скромный какой! Только, если их, таких людей, спрашивают, только тогда им можно говорить! И то — не всегда!

Поставив палатку, Евграфий, медленно попивая услужливо предложенный кем-то горячий травный чаёк с медком и печеньем, довольно похлопывал себя по бокам и интересовался, кто приехал уже на Поляну в этом году и как идет работа. Был он, в общем-то, человеком весёлым и добродушным.

— Завтра, как рассветёт, пойдем на Лысую. Кто хочет, пусть там и остается на ночь для личной работы. Чтобы контакт установить. Будут идти сильные энергии, — весело брюзжал Евграфий, уже поставивший палатку и ловко нарезавший подаренный ему кем-то из только что приехавших на Поляну торт. И, символическим жестом предложив присоединиться всем желающим, со смаком к нему приступил.

— Кто не уверен, что выдержит испытание, пусть остаётся в лагере вместе с дежурными, — весело улыбаясь и кося глазами, но при этом старательно и въедливо изучая каждого, равномерным голосом продолжал проговаривать он, — Эльмира, Анатолий и другие контактёры — только самые сильные — отправятся со мной этой ночью на дольмен, будем устанавливать связь с Орионом. Возможно, что выйдут на связь также Орел и Кассиопея.

Вечерний Магнит, который немного погодя последовал, отличался от предыдущих. Его проводил Евграфий, став в центре круга, который образовали остальные присутствующие, определенным образом соединив между собою руки. Евграфий, будучи «на канале», проговаривал идущий ему текст о соединении точки света со Вселенским Логосом, что-то там про очарованные кварки, про связь с Кассиопеей, Орионом, всеми Учителями и духовными силами, о расширенном потоке сознания и закладке здесь и сейчас информационных свитков, дающихся на тонком плане каждому индивидуально, которые проявятся в жизни в дальнейшем…

Некоторые, среди них — Настя, Володя, Михаил из Саратова — почувствовали себя плохо, с трудом удерживались на ногах, но не желали выходить из Магнита. Они почувствовали легкую и ласковую вначале, но весьма существенную после ударную волну в живот. Какая-то женщина совсем упала на траву и не вставала. Окружавшие её люди вновь сомкнули руки, уже без неё, и Магнит продолжался.

— Кто почувствует себя плохо — ложитесь… Идут очень сильные энергии, — последовал резкий приказ Евграфия.

То один, то другой в круге начали подавать свой голос:

— Я вижу крест в круге! Он светится! И Порфирия Корнеевича, который улыбается нам!

— Солнышко! Солнышко садится за деревья! Давайте попросим у него прощения за то, что плохо к нему относимся! С завтрашнего дня следует всем смотреть на солнышко широко открытыми глазами, не щурясь. Это — очень полезно!

— Я вижу зеленый треугольник, а в нем — глаз. И лучики, лучики кругом!

— А теперь, — завершал Магнит Евграфий, — поблагодарим Учителей, впитаем последние энергии, посылаемые ими. Обратим последний раз свой внутренний взор к Точке Света и тихонько, не спеша, не нарушая внутренней гармонии, перейдем каждый к внутреннему самоанализу и ментальной работе. Не забываем при этом, что ментал — выше астрала. Надо нам всем прежде всего сосредотачиваться не на чувствах и образах, а на работе ментальной.

Круг уже был нарушен; кто лежал на траве, кто сидел в медитации. Затем, с позволения Евграфия, все стали потихоньку расходиться.

После разговора с Андреем Наталья и Сергей расстались с ним на небольшой полянке неподалеку от лагеря. Той самой, с колокольчиками и ромашками, на которой проводилось собрание, посвящённое встрече разных групп, приехавших на Поляну.

Ожидая Андрея, они пропустили начавшийся чуть позднее вечерний Магнит, сидя на поваленном бурей дереве на противоположной стороне редкого перелеска, соприкасающегося с большой Поляной. В тени деревьев из лагеря их было почти не видно людям, торопившимся на Магнит, но некоторые из них пересекали наискосок небольшую полянку.

Постепенно темнело. На ярко-синем небе вот уже стали появляться первые звёздочки, яркие-яркие. По центру полянки вот уже важно продефилировал сам Евграфий с какой-то дамой, которые возвращались уже с Магнита.

— Надо быть серьёзнее, — важно растолковывал Евграфий, — Вот Христос… Разве он когда-либо смеялся?

И — вновь тишина. Только слышно, как журчит неподалёку ручеёк, спускающийся в низину. Наталья стала подумывать, не предложить ли Сергею отправиться в лагерь, на поиски Андрея, но что-то удерживало её. Казалось, что всё же Андрей попросил их подождать именно здесь.

Было немного грустно: и от образа никогда не смеявшегося Христа, и от пропущенного Магнита, и от долгого ожидания.

Но вот внезапно, со стороны дороги, появился Андрей. Он был не один, а с высоким голубоглазым парнем с длинными, до плеч, волосами, который представился как Арей. «Все-таки, всё верно мы поняли, ждали, где надо, ничего не перепутали», — обрадовалась Наталья.

— Андрей, а Христос — смеялся? — спросила она.

— Конечно! И прекрасно играл на лире! — то ли в шутку, то ли всерьез ответил Андрей. И протянул Наталье пряник.

— Подкрепись! Небось, пропустила ужин? Нельзя же только духом святым питаться, всю энергию к тому же в Магнит отдавая. Надо и себе что-нибудь оставить, — пошутил он, — А это — тебе! — и он протянул Сергею небольшой блокнот для записей, слегка мятый, — А теперь я предлагаю всем немного поработать, если хотите. Ну, что? Желающие — в круг!

Так как они находились вблизи Поляны, нашлись и другие люди, слышавшие предложение и тоже решившие присоединиться. К ним, таким образом, примкнуло несколько человек. Все стали в круг и проделывали те же энергетические штуки, какие показывал Андрей. Затем он сообщил, что в центре круга появился некий «пришелец», «лазутчик» из другой звёздной системы. Нужно было его исследовать. Кто-то из присутствующих заявил, что это какой-то прибор или даже корабль. После исследования и создания вокруг «лазутчика» сферы и отсылки его обратно, Андрей сказал:

— Познал — познался! — и поклонился, приложив руку и сердцу…

Затем он предложил всем сосредоточить своё внимание на звёздах и начать получать от них информацию. Направив руки к звёздам, все почувствовали идущую от них энергию кончиками пальцев, которая в основном ощущалась как лёгкое покалывание. Звёзды действительно будто манили, притягивали к себе, пытались говорить с ними.

— Я чувствую, как что-то прорывается особенное от той звезды, — сказал громко Сергей, указывая рукой в небо, — информация идёт от одной из её планет.

— Её код! Только — быстро! — скомандовал Андрей.

Сергей назвал пятизначное число.

— Расшифровывай информацию! — потребовал Андрей.

— Не знаю, смогу ли. Тяжело. О боже! Человеческие жертвоприношения!

— Помощь нужна?

— Да. Нужен Мессия.

— Кого посылаем? Есть желающие?

— Давайте — я! — робко вышла вперёд Наталья.

— Итак, желающая есть, — констатировал Андрей.

Наталья вышла на центр круга.

— Я буду держать защиту, а вы — направляйте на неё энергию, — попросил Андрей.

Он стал спиной к Наталье и откинул назад голову — так, чтобы прикрыть ею голову Натальи.

— Я попридержу немного твою крышу, чтобы она не улетела при путешествии, — пошутил он при этом шёпотом.

Наталья сосредоточилась, вспоминая свои давешние опыты по выходу из тела. Тогда, будучи одна дома, она в конце концов испытывала страх и прекращала эксперимент. Но здесь, сейчас — всё было под контролем. Можно попробовать! И вот она почувствовала, будто размазывается по огромному пространству, пребывая какой-то частью сознания по-прежнему здесь — но уже не полностью. И вполне могло быть, что где-то далеко с её частичкой что-то действительно происходило в этот момент, но, поскольку её восприятие окружающего осталось всё же здесь, на полянке, она не могла полностью оторваться отсюда и понять, что происходит там, где-то… Она слышала почти всё, что здесь происходило, вот только не могла ни на что реагировать. И происходило это будто и не рядом, а где-то очень далеко. А потом она почувствовала, как её сознание пытаются вернуть обратно… Положили её тело аккуратно на землю. Почему-то переживают, передают ей энергию. Но она по-прежнему не может хоть немного пошевелить кончиками пальцев, что-нибудь сказать или даже прошептать. Ей хотелось сказать, что всё в порядке, и надо только подождать, когда она сама, рано или поздно, восстановится. Андрей с Сергеем, с двух сторон, начали производить какие-то энергетические манипуляции, и она почувствовала, что медленно начинает собираться, вливаться в собственное тело. Что она почти здесь. Она возвращается. Почти уже здесь. Вернулась…

— Это же так нельзя! Мы же тут все просто играем, а ты — серьезно! — наклонившись над Натальей, прошептал Андрей. То ли в шутку, то ли всерьёз. Как мог только он. И вдруг на Наталью от этих слов резко нахлынуло ощущение нереальности всего происходящего и непонимание того, что происходит, ощущение полного незнания мира; и — одновременное восприятие движения, вращения земли, ощущение исходящего от неё накопленного за день тепла, запах душистых трав, от которого кружится голова, и почти неуловимое осознание запоминания этого момента и ощущение одновременности с ним и в то же время вечности секунды времени, уносящейся прочь. Кроме того, пространство вокруг показалось ирреальным — не было ни ветерка, ни хруста веток под ногами, ни голосов… Казалось, что все люди вокруг вместе с нею сейчас находились в ином пространстве, ином измерении.

Андрей, проделав ещё несколько пассов над Натальей, помассировал ей затылочную часть головы и скомандовал:

— А теперь — поднимайся!

И Наталья встала.

Общая работа продолжалась.

— Идет информация от планеты…, - и Сергей вновь назвал пятизначное число, — Это — информационный код планеты, с которой предстоит работа. Она посылает нам ментальную информацию.

— Запрашиваем, закрытая эта информация или не закрытая, для кого из нас эта информация будет передана. Запрашиваем разрешение на её дешифровку у Вселенского Совета, — распорядился Андрей.

— Информация не закрытая, предназначена для Натальи, разрешение дано.

— Тогда информация должна быть получена и обработана Натальей, в будущем ей пригодятся навыки дешифровки. Пусть Наталья получает информацию, направляем на нее энергию, — сказал Андрей.

— Давай, не стесняйся; выдай нам полученное! — скомандовал Андрей Наталье через некоторое время.

— Я расскажу об информационных слоях, из которых состоит наше информационное поле, — начала Наталья, сама полностью не осознавая того, о чём говорит, её «понесло», — Эти слои имеют разную плотность и разную насыщенность. Чем тяжелее слой, тем меньше в нём энергии. Самый тяжёлый слой — не знаю, как его назвать — пронумеруем номером 1. Этот первый слой, условно говоря — слой повседневного мира, фиксации на окружающем, скажем, слой «бытовухи».

— Он максимально конкретизирует всё вокруг? — попытался помочь Андрей.

— Наверное, можно и так сказать. Он определяет только вещи материального мира, которые можно осязать.

— Хорошо. А дальше?

— Дальше — слой, условно говоря, событийного плана. Когда речь идет о времени, событии, месте.

— А — третий слой?

— Третий и четвертый слои немного соприкасаются и захватывают друг друга, то есть идут слои: абстрактный, абстрактно-интуитивный, интуитивный. То есть, третий слой — абстрактный: абстрактных понятий, абстрактных идей, абстрактного мышления, а четвертый слой — интуитивный: он содержит в себе ещё более общую, невыразимую абстракцию, позволяющую делать выводы в каждом отдельном случае, которые человек не может обосновать или доказать, но в чём он убеждён и что может описать аллегориями. Некое зерно мысли или идеи, невыразимое предметными понятиями.

— А — пятый слой?

— Пятый слой — слой мыслеобраза. То есть, если можно так выразиться, создания зримого, осязаемого или слышимого мыслеобраза.

— С этим слоем мы, вроде как, и работаем здесь, на Поляне, во время Магнитов. Да? Но — не останавливаемся. Дальше — шестой слой? — спросил Андрей.

— Да. Слой материализации. Что подумал — то и реализовалось. Произошло. Случилось. Далее возможна материализация предметов. И вообще, возможны огромные степени мыслереализации, вплоть до божественного уровня — создания целых миров.

— Ого! Так вот мы, оказывается, начиная от простейших визуализаций, куда на самом деле все метим… В демиурги! Ну, а что же тогда дальше, седьмой слой?

— Седьмой… Ну, это как бы слой формирования (и пребывания там) ещё нереализованных душ. Информационный сгусток той души, которая ещё не родилась, находится в этом слое. Этот сгусток имеет вид, форму спирали, которая, спускаясь в материальный мир, постепенно раскручивается, виток за витком…

— А — дальше? Сакральные слои — или слои планеты на этом плане завершены?

— Не знаю.

— Дальнейшая информация закрыта. Всё?

— Нет! Все названные низшие слои постепенно росли и всё далее и далее удалялись от слоев самых высших. За счёт расширения и уплотнения слоёв самых низших мы почти лишены контакта с высшими сферами. По количеству низших слоёв теперешнее состояние — предел. Ниже не бывает — для человеческого уровня сознания.

— Остановка называется «приехали». То есть, когда-то на Земле существовала прямая мыслереализация, и не было никакой ментальной «бытовухи»… И, чем дальше, тем более невозможной становилась реализация, созидание… Ну что ж, это согласуется со многими древними представлениями.

— Да, слои ментальной «бытовухи» и, так сказать, единственно материального плана продолжают расти, всё более загромождая возможность выхода на более тонкие верхние планы, и, возможно, когда-нибудь перекроют саму такую возможность, возможность создания новых идей…

— М-да… Даже, вероятно, будет перекрыта тогда и возможность рождения на Земле людей из нормальных планов бытия нереализованных душ, а будут воплощаться исключительно те, кто не уходил далеко отсюда — по той или иной причине…, - сказал Андрей.

— Демоны! — воскликнул Сергей, — будут воплощаться исключительно демонические структуры!

— Это ещё не всё, — продолжила Наталья, — Есть ещё, оказывается, и отрицательные величины.

— Поехали вниз! Точка ноль — имеется? — спросил Андрей.

— Да, но она нестабильна, и ни одному созданию на ней долго не продержаться. Условно её можно назвать точкой «медитации идиота», то есть «медитативного» отсутствия мыслей у того, у кого их не может быть в принципе. С неё сознание, впрочем, тут же выкидывается на минус первый план.

— Минус первый, это…

— Уровень полной утечки энергии. Иногда его классифицируют, как «подсознание». Гиблый уровень, в нем долго плавать нельзя, особенно при неразвитом сознании. Уровень нехороших мыслей и отрицательных эмоций.

— Ясно. А — минус два?

— Коллективное бессознательное — условно говоря, то есть, коммуникативный план — только со знаком минус. Как в кривом зеркале. План возможностей послать кому-либо недоброе пожелание, план заговоров, травли, ловли ведьм и чёрных кошек. Широкого спектра вреда окружающим.

— А — следующие слои?

— Что-то вроде абстрактного бессознательного, затем — интуитивного бессознательного, но это очень небольшие и тонкие слои. Только для обмана. Они сразу приводят к следующему уровню: «черный маг». Это — уровень возможности направлять на человечество чуждые силы и средства, идущие ему во вред.

— Боюсь, что на этом минусовом плане уже почти ничего не остаётся от самого человека. За него уже творят и вытворяют что хотят совсем другие структуры. Ранее подобные случаи называли «одержанием». Потому что, если я правильно предполагаю, следующий план — уже совсем не человеческий…

— Следующий план — неорганических существ. Не нашего, не человеческого, мира. Но они имеют к нашему миру прямой интерес, стараются копировать и воспроизводить его и даже иногда воплощаются в человеческих телах. У меня — всё. Дальнейшая информация закрыта.

— Информация принята. Закрепляем Наталье полученную информацию. Фиксируем это событие. А теперь — всё, пора отсюда валить! Закрываем наш информационный канал. Пока нас не запеленговали. Уходим отсюда! — сказал Андрей. И все быстро покинули маленькую полянку, выйдя с неё на грунтовку. И обходным путём, чтобы не идти в темноте под деревьями, вышли на Поляну.

— Пойдемте к костру! Надо бы чайку нам всем теперь. С сахаром! — предложил Андрей.

И вот уже их небольшая группа, шутя и смеясь — это, как отметил Андрей, пошла после «работы» разрядка, — направилась к лагерному костру.

— Учитель! А как отличить чистый истинный канал от так называемой «работы подсознания» — отрицательного полюса информации третьего-четвертого уровня? Как я понимаю, те ребята, что сидят внизу, любят иногда пошутить, — спросил Сергей.

— Да, и мозги попудрить — тоже любят, и энергией дармовой накачаться… А об Учителях мы с тобой потом потолкуем. Под чаёк. О канале скажу так: а никак бывает не отличить… Поначалу. Когда сравнить не с чем. Впрочем, информация подсознания иногда бывает тоже интересной, если делать правильные выводы, уметь её переработать, а не принимать за чистую монету. А главное — ни на чём не зависать. Рассматривать информацию — просто как информацию. Уметь видеть ситуацию с разных сторон. И очень осторожным быть с явлениями разного там ясновидения и яснослышания. И ни в коем случае не пытаться их вызвать во что бы то ни стало любой ценой.

Проходя по краю большой Поляны, следовавшие за Андреем заметили, что в это время уже начался вдалеке для всех желающих ещё один, ночной, Магнит. Евграфий к Магнитам и их количествам подошёл жёстко, устроив плотную программу, по максимуму. Сзади внешнего круга магнитчиков горели костры, поэтому их было видно отсюда.

— Посчитай, сколько вокруг них костров, — обратил внимание Сергея Андрей, указывая кивком головы в направлении Поляны.

— Пять, — удивился тот, — Да ещё — они явно выстроены пентаграммой.

— Это, как говорится, случайность: изначально их было семь, но два потухло и едва тлеют, — уточнил Андрей, почему-то оставив тему без комментариев…

У лагерного костра, на котором готовили еду, сейчас не было никого, кроме оставшихся без взрослых и расшалившихся ребятишек. Они отнюдь не пошли спать, а поддерживали здесь костёр и играли с ним, поджигая мелкие хворостинки и бегая с ними друг за другом, а также поедали всё, что ещё оставалось в кастрюлях. Наевшись и напившись, а ещё и потому, что в присутствии подошедших взрослых им стало скучно, они отправились спать — или, во всяком случае, в палатки.

— Что мне здесь нравится, так это дети эзотериков. Они такие самостоятельные! И — сама непосредственность. Какая, впрочем, и должна быть свойственна детям, — заметил некий женский голос.

Все промолчали, так как были заняты чаем.

— Я, кажется, обещал Сергею поговорить об учителях, — вспомнил Андрей неожиданно, — Дело в том, что это не я вас чему-либо научил сегодня, а скорее, вы меня. Познал — познался… И — спасибо за это вам всем. А сейчас, я хочу предложить для беседы мои наблюдения по поводу учителей и учеников. Конечно, нередко для нас учителями становятся просто встреченные в жизни люди: и не только умудренные опытом мужи, но и женщины, дети… Но для этого, надо уметь делать из таких встреч определённые выводы и быть не зацикленными на конкретном мировосприятии, а способными к изменениям. Впрочем, я не о такого рода учителях хотел бы поговорить, а о тех, которые почему-то в последнее время пишутся с большой буквы. Мне хочется рассказать об одном особом человеке, который оказывал на других весьма сильное воздействие, очень странном человеке, которого я имею честь назвать своим учителем.

Его признавали Учителем, толпа народа съезжалась к нему на что-то типа семинаров. А когда он ехал в поезде — чему я сам однажды был свидетелем — к нему из разных вагонов собирались люди, и в особенности — дети. А ещё — животные: кошки, собаки… Хотя, внешне он был — ханырик ханыриком. Уж не знаю, почему он выбрал такое воплощение, специально, по-видимому… Одна нога у него была чуть короче другой, глаза заметно косили. Лысенький, маленький, толстоватенький такой человечек… Но — добрый-добрый. И это чувствовали, буквально неким шестым чувством, абсолютно все. Он погладит ребенка по голове, даст конфетку — и у того болезнь проходит, серьезная, затяжная. Дети сбегались, облепляли его со всех сторон. А взрослые — что ещё удивительней — не возражали, подходили и даже сами слушали с удовольствием, что он там им рассказывает, хотя рассказывал он что-либо всегда тихо-тихо… Всё равно было слышно.

Так вот… Поехал я к этому своему учителю с ещё одним моим знакомым. Думал: на семинары там стану ходить, лекции слушать. Жить у самого учителя. А друг меня поселил — ну и сам, конечно, так же поселился — у учителя… на даче. Уж не знаю, было ли у него какое иное жилье. А это — в пятнадцати километрах от города. И — никакого транспорта туда не ходит. Зима. Снег, сугробы… Домишко весь перекошенный, нетопленный. Мы дрова рубили, печку растапливали. Туалет — само собой, на улице. Снег под ногами скрипит, на небе — звёзды блещут, яркие-яркие. В округе — не живет никто, собак только кормить иногда приезжают: некоторые дачи собаки сторожат. Так и сидим. Учителя ждем. А времени у меня в запасе — трое суток. Потом необходимо назад возвращаться, к себе, в город. Я только на трое суток туда вырвался.

Сутки ждем, вторые… Что из еды было с собой привезено — давно уже съели. Голодные сидим, злые. Чуть не поперессорились совсем. Он — на меня злится, я — на него. И вот, в конце третьего дня, вечером, является, наконец, наш учитель. Пешком, само собой разумеется. Зашёл — только взгляд на нас уронил мимолётный. Достал из ящика стола план города и начал на нём красным карандашом крестиками отмечать места, где побывал за это время. Пивные, лавки, притоны, административные здания — гадюшники, словом: так он всё это именовал. Нанес их все. Я почувствовал, что понавыхватывал он с собой оттуда… Просто сгусток боли, отчаяния, безнадежности…

Достал он из сумки принесённую с собой буханку хлеба, поставил её в центр дощатого стола. Затем из ящика этого стола свечу достал. Поставил её на стол и зажёг. Стали мы в круг, вокруг стола, и начали очистительные молитвы читать. Он в себя вобрал всяческий негатив, с гадюшников-то. И всё это с молитвами стал с себя скидывать в хлеб. Не вынесет такого ни один человек — надолго в себя такое вобрать и полностью выжечь внутри себя без последствий, не сможет никто. А хлеб — чистый продукт. Мы его потом съели… Таким образом, он мне эту школу и передал: очищения через хлеб. Запоминайте и вы. Что есть такое. Может, сработает когда, пригодится. Лучше, конечно, прямой передачей показать. Только — не сейчас, а когда представится случай. Быть может, проведём с кем-нибудь из вас подобное очищение…

Вновь все помолчали, глядя в огонь костра.

— Это я, впрочем, так, говоря об учителях, не мог не вспомнить… За глаза вот таких людей учителями всегда называю, но никогда не обращался ни к кому из них таким образом. И вам — не советую. Жизнь потом по местам всё расставит, кто и кому был учителем и научил чему. А так — все мы просто искатели, ведущие диалог. Встречные люди, посланные судьбой и Силой. Никому я пока не М-мучитель. Не впрок мне пока такая ответственность.

В это время все услышали вдалеке клацанье механического ручного фонарика, голоса… Наверное, это возвращались отдельные магнитчики, следуя без дороги, пробираясь в темноте через негустой, но местами заросший кустарником и крапивой лес. Маленькая световая точка фонарика стала приближаться.

— Так что — поосторожней будь со словом «учитель», — шепнул Андрей сидевшему рядом с ним Сергею, — Это слово сейчас — как красная тряпка для быка. Как, ты думаешь, можно уничтожить только начавшее возникать явление духовного ученичества в одной отдельно взятой стране? Да нет ничего проще! Посадить отряд одетых в штатское в Москве, назвать их как-нибудь душевно — и пригласить к себе, кинув клич в полулегальных кругах, всех желающих. Что, мол, создан институт эзотерических наук — или какая-либо ещё подобная «духовная» структура, приезжайте к нам и принимайте обряд «посвящения». Понаедет толпа всяких больных на голову. С ними проведут обряд, посвятят их в ранг «Учителей». Естественно, с указанием, что они сами будут «координировать их работу» согласно присылаемым «инструкциям». И пусть они сообщают о всех, кто пришел к ним «учиться». Слышал я об одном таком «обряде посвящения», случайно, одна наивная душа рассказала. Зашёл этот человек в кабинет, там сидела тётенька. Нужно было подойти при ней к большому зеркалу, и, глядя на своё отражение, громко, чётко и звонко произнести клятву верности высшим силам. И — всё, с этих пор ты — Учитель…

…Так все и развалится. Само собой. Изнутри. Благодаря полной дискредитации «Учителями».

Голоса тех, кто приближался сюда, стали совсем близки, и направлялся свет фонарика именно к костру. И вскоре сюда вышли Сан Саныч и какая-то незнакомая женщина.

— Не спите? — спросил приветливо Сан Саныч, усаживаясь на лавочку, — А ночной Магнит сегодня проводят?

— Проводят. Прямо сейчас, — ответил кто-то из присутствующих.

— А вы почему не на Магните? — удивился Сан Саныч.

— Да так, — ответил за всех Андрей, — Кто — не успел, кто — проспал, а кто — бродил где-то.

— А-а! Впрочем, ведь получается, что я и сам — из тех, кто бродил где-то. Даже из тех, кто вечно где-то бродит, — засмеялся Сан Саныч, — Знакомьтесь. Это — Марина Николаевна. Я бродил сегодня по лесу — и повстречал группу школьников. Они вместе с Мариной Николаевной здесь по реке сплавляются на плотах. Сегодня они в низине, у реки, лагерь разбили, здесь неподалеку, а завтра — с самого раннего утра дальше отправятся.

— Вот здорово! — не удержалась Наталья.

— А я зазвал ее в гости, поскольку собирался кое-что показать, свои материалы, — и Сан Саныч, достав из своей палатки рюкзак, упорно принялся в нем чего-то искать. Из рюкзака он, в конце концов, вынул папку. Сверху в ней лежала карта. Это был план здешних мест, с масштабом в 1 см — 2 км.

— Вот, это я отксерил карту и нанес на нее некоторые штуки. Квадратиками помечены целые дольмены, крестами — разрушенные, имеются еще некоторые значки для особых, редких находок — эти обозначения расшифровываются на обороте карты. Синими кружками помечены родники. Но — вот что главное… Вот этот большой треугольник, очерченный карандашом, отмечает здешнюю аномальную зону, в пределах которой мы в данный момент находимся. Наличие этой зоны и ее рамки подтверждаются разными нашими экстрасенсами, к которым я обращался по данному вопросу. Здесь, — и он указал на одну из крайних точек треугольника, — зона захватывает даже небольшой населенный пункт и доходит до разрушенного дольмена, а здесь, — и он указал вторую крайнюю точку, — доходит до самого берега моря, там — тоже имеются дольмены, целая группа. Эта карта — результат изучения экспедициями прошлых лет, они были совместными с археологами, мы изучали и археологические памятники местности. У нас имелось разрешение. Могу отметить, в общем плане, что эти места — очень интересные, их необычность известна с давних времен. Каких только горных народов здесь не селилось! Встречаются самые разные захоронения, загадочные плиты и каменные сооружения. Да и природа здесь уникальна. Родники, грязевые источники, целебная глина… Некоторые люди недавно сюда потому переселились, что как попали сюда, так вдруг у них стали проходить неизлечимые ранее болезни. Вот они и приложили все свои усилия, чтобы переехать сюда насовсем. Так-то.

К костру тихо приблизились еще трое человек, по-видимому, тоже из числа блуждавших где-то среди ночи.

— Добрый вечер! — приветствовал всех, кто был у костра, Алексей, любитель работать с рамкой, — Я встречал моих знакомых, они приехали сейчас, ночью, на поезде. Командировочные они, здесь проездом. Решили сложным путем добираться: иначе им все равно на станции пересадки ночевать пришлось бы, а так — проехали чуть дальше, переночуют здесь, со мной, с утра сходят за синей глиной — и на автобусе все равно доедут, да в другом месте на тот же поезд, какой им нужно, и сядут. Знаете, какая это целебная штука — синяя глина?

— А где ты ее нашел? — спросил Сан Саныч.

— Есть тут одно место, где ее много. Это, конечно, не на грязевом источнике, там — не то. А у меня в палатке целый ком действительно синей глины лежит, с полкило. Мне самому хватит. А друзья мои сами хотят ее набрать, по местам еще здешним пройтись. С самого раннего утра и пойдем. Меня самого на это место моя рамка вывела. Ребята, а поесть здесь ничего не осталось? — спросил он у тех, кто сидел рядом с кастрюлями.

— Нет ничего, — ответил за них Сан Саныч, — но ты не отчаивайся, накормим и тебя, и твоих командировочных, я вот грибков по дороге насобирал, когда еще посветлу в поселок бегал. Картошка у меня есть, укроп, морковка, — сейчас суп сварю, — Сан Саныч уже чистил и нарезал грибы, а рядом с ним стоял его небольшой походный котелок.

— Мне помочь? — спросил Алексей.

— Не надо. Я люблю делать все сам, от начала до конца. Пища — она тоже души требует, особого подхода, — покончив с грибами, Сан Саныч принялся за чистку картошки, — А вы, Марина Никифоровна, смотрите дальше! Там, кроме карты, рисунки, которые приходили мне в виде ярких-ярких картин… Вроде, как неземные миры мне показывают. А еще в папке, ниже — фотографии и газетные статьи членов нашего клуба. Стихи Владимира, рассказы Георгия…

Но вот уже одновременно с разных сторон послышалось множество голосов, замаячили невдалеке точки фонариков.

— Магнитчики возвращаются! — заметил кто-то, сидящий вблизи костра, — и, похоже, злые-презлые, что-то у них там не заладилось.

— Прячьтесь по палаткам — сейчас на нас отрываться будут! — прокомментировал второй голос, из темноты, — Мы тут уже это проходили, в прежние годы!

— Конечно, злые! Услышат запах супчика — а есть на ночь не положено! — отозвался Алексей, — Да и Сан Санычу на всех его походного котелка не хватит!

— Кому — не положено, а кому — очень даже хорошо идет! Я всегда так делаю: днем готовить некогда, а в ночь — долго не спится. До тех пор как раз, пока не покушаю. Ритуал у меня такой. А хватит супчика аккурат на меня с Мариной Никифоровной, — не отказывайтесь, Мерина Никифоровна, мне вас еще обратно провожать, и нужно, чтобы вы были в состоянии ноги сами переставлять, — да на тебя, Алексей, с твоими командировочными. Вот и посидим, пока все не улягутся, да суп не сварится, да о жизни поговорим. Свояк свояка видит издалека.

Первым из магнитчиков к костру подошел Анатолий.

— Вот что! — буркнул он, — Те, что у костра! Мы все завтра идём — с самого утра, в пять часов — подъем, и без завтрака, с собой сухпаёк, — на Лысую гору! Поэтому, советую быстро лечь спать! Кроме того, контактёры прямо сейчас уходят получать контакт на дольмен, где их уже ждёт Евграфий. Не мешайте сосредоточиться! Эта работа будет самая важная, отразится потом на всех! А вы — мешаете мне! — и он стал бурно шарить по палатке, расположенной неподалёку от костра, после чего вылез, наконец, наружу со спальником, свечкой и коробкой спичек.

Глава 7. Случайные попутчики

Он легко мог представить себя за пультом космического корабля-парусника, летящего в неизвестные глубины просторов космоса, среди рыцарей Круглого Стола или даже среди североамериканских индейцев. Только… Ему было очень трудно представить себя в этом, реальном, мире, взять на себя какую-то роль в его повседневных буднях. Он примерял разные маски современности — но ни одна не шла ему. Было очень трудно переживать реальность, от которой он старался всячески устраниться, пока она вновь не врывалась потоком площадной брани в уши, толчком в спину, давкой в автобусе… С детства его дразнили девчонкой и маменькиным сыночком. Хотя «маменькиным сынком» он не был никогда, почему-то всегда с трудом общаясь со своими родными и не находя у них понимания. Глубоко задумавшись, он часто мог чертить в тетради какие-то непонятные знаки или писать стихи. Мучительно-болезненное, до звона в ушах, восприятие мира мешало ему жить. Невыносимо сложно было ему порой и общаться с людьми: чужие вибрации нередко приводили его в состояние, близкое к обмороку или потере чувств, он ощущал себя беспомощным, но беспредельно чутким в растянутом, как резина, времени, отделённым от происходящего тонкой, но прочной прозрачно-ледяной коркой.

Зачастую он не знал, как ему жить дальше и зачем он родился на свет. И жизнь казалась ему слишком трудной и абсолютно безрадостной. В таких случаях «тупика» ему обычно, как и на этот раз, полагалось, как он мысленно называл подобное действие, совершить «финт ушами» — то есть, бросить всё и срочно уехать куда-нибудь, и цель поездки при этом — первое, что придёт в голову. Потому, что главным было временно вырваться из ловушки, из замкнутого круга, хоть ненадолго…

В этот раз именно таким образом он и поступил, когда сел на первую попавшуюся электричку. И вот уже за окном поплыли деревья, сады, огороды, поля… Бесконечные поля подсолнухов и кукурузы. Уже через несколько станций ему стало легче дышать, проснулся интерес к жизни. Он постепенно начал приходить в себя и полностью осознавать и воспринимать происходящее.

Через некоторое время Арей обратил внимание на одного пассажира, продвигающегося вперед по вагону. Чем-то он привлек его внимание, этот человек в ветровке и бейсбольной кепке. У него были светлые, довольно длинные волнистые волосы и такого же цвета шёлковая волнистая борода. Даже его походка отличалась неуловимой своеобразностью. За плечами у незнакомца был довольно-таки вместительный рюкзак, и он явно кого — то искал, прохаживаясь по вагону, пока не встретился глазами с Ареем. И взгляд голубых глаз незнакомца, устремленных теперь прямо на него, стал пронзительным, а лицо осветила дружеская улыбка.

— Здесь свободно? — спросил этот человек, вскоре остановившись рядом со скамьей напротив Арея, и, получив утвердительный ответ, уселся напротив.

«Волхв», — почему-то пришла в голову краткая и ёмкая характеристика. Человек, усевшийся напротив, его определённо заинтересовал.

«Волхв», между тем, достал из холщовой сумки, перекинутой через плечо, простую картонную папку с завязочками и стал их развязывать, медленно, глянув при этом на попутчика загадочно. Из папки неожиданно прямо под ноги Арея выпал какой-то листок бумаги, и он быстро поднял его, чтобы подать незнакомцу. Перевернув его, он заметил странный рисунок и задержался на нем взглядом. Затем протянул его сидящему напротив «волхву».

— Это — мандала, — тихо пояснил ему незнакомец, наклонившись вперед, поближе к Арею и протянутому им листку, — Она очень сильная. Её принимала одна очень хорошая девушка. Чистый контакт! Взгляни, если хочешь.

Арей приблизил поднятый листок к себе и повнимательней вгляделся в мандалу.

— Чтобы лучше почувствовать, как она работает, ты можешь просканировать её кончиками пальцев, — продолжал незнакомец. И произнес это так, будто предлагал своему закадычному другу попробовать только что испеченный и вынутый из духовки пирог.

Мерно постукивала электричка. Но реальности больше не было. Вернее, её затмило нечто ирреальное, неведомое, непредсказуемое и волнующее. В то же время Арей почувствовал, что всё, что сейчас с ним происходит, именно так и должно было случиться, будто именно этот штрих его жизни был обязателен и ожидаем им с детства.

Ничтоже сумняшеся, он вышел на незнакомой ему станции вслед за человеком с белой бородой. Потому что «волхв», узнав, что Арею всё равно, куда сейчас ехать, предложил сойти с ним вместе, чуть раньше пункта назначения, указанного у Арея в билете. На одной из маленьких станций с фонтанчиком и цветами… И отправиться в горы.

— С этого дня ты начнёшь новую жизнь, — сказал ему тогда, пару дней назад, волхв-Андрей, бодро шагавший впереди него по дороге, — Поменяй амплуа. Выбери себе какое-нибудь другое имя. Желательно, мужественное и суровое. Ничего не приходит тебе в голову или не вспоминается?

— Недавно мне как раз-таки пришло на ум одно, как бы моё, имя: Арей.

— Вот и отлично. Так здесь и назовись. И вот увидишь, что никто не воспримет тебя как вялого романтика с чахоточной грудью, время от времени кропающего заунывные вирши.

— Откуда ты…

— Да у тебя всё на лице написано. Так вот, имени, конечно, мало. Поэтому я и предлагаю тебе так же, хотя бы на несколько дней, поменять и своё амплуа, — лукаво улыбнулся Андрей, — Попробуй стать для всех лесным человеком, знающим здесь все стёжки-дорожки…

— А может быть, ещё лесным колдуном? — посмеиваясь, спросил Арей.

— А почему бы и нет? Лесным колдуном! Который идёт сейчас по этой тропке — как к себе домой, чай пить. Впрочем, похоже, мы действительно идём сюда пить чай! Здесь, кажется, сейчас люди живут. Погреемся у костерка!

В ответ на эти слова, Арей, впервые за несколько прошедших последних месяцев, звонко рассмеялся.

…Сколько дней назад это было? Два? Три? А может, два года назад?

Странное место — Поляна… Будто, с иным измерением времени. Из-за насыщенности событиями — или же, другого восприятия. С другой величиной временной интенсивности. Если, конечно, придумать такую физическую величину: интенсивность (или напряжённость) временного потока…

Сейчас Арей, сразу после «работы» на небольшой полянке, не пошёл вместе с Андреем и остальными к костру, а направился к дальнему роднику. Ещё раньше, днем, они с Андреем наметили на ночное время некий поход. И договорились в полночь встретиться на этом самом месте. И теперь Арей специально пришёл на родник раньше Андрея, чтобы в одиночестве настроиться на грядущее испытание, мысленно подготовиться к нему.

Сейчас неподалеку от Арея шелестела под легким ветерком небольшая рощица, некогда оставленная между двумя искусственно созданными полянами, или же бывшими обрабатываемыми полями. Рощица сохранилась в том месте, где протекал небольшой ручеек с чистой родниковой водой, который, незадолго до крутого спуска, внезапно пропадал среди камней, а потом появлялся ниже, в виде бьющего, просачивающегося прямо из скалы, источника. Некоторые называли этот источник «Дедушкой», углядев в каменных образованиях подобие усов и бороды.

Арей сидел неподалеку от «Дедушки» на большом валуне, когда к роднику явился, наконец, Андрей. Он пригласил Арея следовать за собою и не отставать. И тот пошёл вслед за Андреем, вначале через поляну, затем — по тёмному густому ночному лесу, пытаясь уловить то состояние, в котором пребывал его спутник, который двигался легко, свободно и практически бесшумно. Под его ногами, как у Арея, не хрустели сломанные сухие ветки, он интуитивно обходил пни и не спотыкался постоянно о камни. Пытаясь приноровиться к быстрому движению Андрея, Арей изменил походку: чуть-чуть наклонился вперед, но не сгибая спины, и слегка согнул ноги в коленях, а также соединил на руках в кольцо большой и указательный пальцы. Теперь он старался дышать равномерно, делая попеременно два вдоха и два выдоха. Он пошёл теперь значительно быстрее, но всё равно немного отставал и постоянно натыкался на ветви деревьев, в то время как Андрей, казалось, видел в полной темноте всё, что находилось впереди и под ногами.

— Осторожней! Дальше — крутой спуск! — остановившись и подождав, когда к нему приблизится шедший следом спутник, шепнул ему Андрей.

После спуска они оказались в низине, по которой текла неглубокая, но довольно широкая река. Большое пространство, расстилавшееся по обе стороны реки, было усеяно крупными и мелкими валунами, а кое-где — принесенными водою стволами деревьев, так что можно было предположить, что в пору разлива река становилась очень бурной и занимала всё широкое пространство, заполненное сейчас валунами. Вокруг было светло от света луны и тихо.

Андрей присел на вывороченный с корнем и принесенный откуда-то водой широкий ствол дерева у речной излучины и стал внимательно изучать противоположный обрывистый берег.

— Насобирай немного светлых мелких камешков, — предложил он Арею.

Кое-где местами здесь действительно попадались мелкие белые камешки — скорее всего, это был омытый водой кварц, — которые ярко выделялись при свете луны. Они были холодные, но очень быстро отогревались, стоило их подержать в ладонях. Арей насобирал довольно много этих камней в карманы своей ветровки.

Ярко светили звёзды, многие из которых были необычайно крупными. Ночь была тихая, безветренная. Арею показалось, что звёзд было как минимум в два раза больше, чем обычно. На небе, как в планетарии, отчетливо вырисовывались туманности, Млечный Путь…

— Пора, — сказал Андрей, вставая, — Нам — туда, — и он указал на противоположный обрывистый берег, на самый верх его, на котором росли деревья. Край обрыва был выше, чем бугор, с которого они сюда спустились, и уходил вверх почти вертикально, обнажая слоистую структуру образующей его породы.

Они, конечно, не полезли напрямую по обрывистому утёсу, а спустились вниз по течению реки, туда, где был брод, и перешли реку, которая, хотя и была холодной, всё же показалась Арею даже чуточку теплее, чем была в другой горной реке сегодня днём. Затем, выйдя на грунтовую дорогу, они от неё начали подъем на высокий склон. Здесь, с этой стороны, он был пологим и заросшим травой и кустарником. К тому же, между кустами, а затем и между начавшимися выше деревьями, шла узенькая хоженая тропка, которая при окончательном их подъеме продолжилась и пошла неподалёку от края скалистого обрыва. Пройдя по ней немного, они попали на небольшое открытое пространство, на заросшую травой и цветами маленькую полянку.

— Вот и пришли! — сказал Андрей.

Справа внизу была теперь река, сзади — преодолённый ими склон, а с других сторон ровной площадки начинались непроходимые густые заросли. Со стороны, противоположной реке, постепенно начинался подъём вверх, хотя отсюда и не была видна высокая лесистая вершина. А с полянки, благодаря расположенному рядом пространству широкого русла реки, открывалась великолепная панорама звёздного неба.

— Я ухожу, а ты должен остаться тут. Это — испытание для тебя, как для формирующегося лесного человека. Жду тебя в лагере не раньше рассвета, — после этих слов, Андрей скрылся, внезапно и бесшумно. По всей видимости, он пошёл назад, в лагерь, по какому-то другому пути: Арей, подойдя к краю обрыва, глянул вниз и увидел, что оказался как раз напротив поваленного дерева, лежащего на другом берегу; но, смотря во все глаза, так и не увидел внизу Андрея, переходящего эту реку.

Немного подумав об Андрее, о том, каким же путём он вернётся в лагерь, Арей немного посидел без всяких мыслей, созерцая ночное небо. Было довольно прохладно, особенно, если сидеть на одном месте, а к утру будет, вероятно, совсем холодно. Хорошо, хоть лицо обвевал ветер с реки, и комаров не было. «А вдруг, я просто промаюсь здесь и продрожу всю ночь, без сна к тому же, и без толку? — подумал Арей, — Да и что за опыт я должен получить в результате этого эксперимента? Может, зря это всё? Что здесь может случиться необычного?»

Внизу раздались какие-то странные звуки, будто кто-то невидимый босиком шёл по воде — плюх-плюх, плюх-плюх. Но — никого не было видно. Арею на минуту стало жутко. Засосало где-то под ложечкой. Он отсел подальше от тропинки, продвинувшись вглубь лесной поляны так, чтобы перестало быть видно реку. И будто ветер пробежал по листьям, как сумрачный дирижёр лесного концерта — и до Арея донеслись тысячи шорохов и звуков ночного леса. Внизу, у реки, снова что-то зашлёпало. Казалось, за деревьями вокруг поляны притаилось нечто, и её пространство стало темнеть и сжиматься. Крикнуть бы, что есть мочи, да крик застрял в глотке. Будто бы и воздух вокруг Арея сгустился и стал превращаться во что-то непонятное, страшное, зловещее…

Вдруг его словно осенило. Он достал из кармана маленькие белые камешки и стал выкладывать их, один за другим, вокруг себя, по кругу, обозначая место защиты, отрезая себя от зоны чёрного леса. Скорее, ещё скорее… Странно, но, выложив круг, внутри которого он теперь оказался, Арей успокоился. Страх исчез… Ведь, в конце концов, не всё ли равно, что нас оберегает от неизвестности, толстые стены — или же просто круг из маленьких камешков? Арей спокойно лёг в созданном им защитном круге на землю, на траву, почувствовав себя уютно, как в доме. Земля была влажной и слегка тёплой. Арей впитывал в себя энергию земли и энергию звёзд, на которые он смотрел, от которых он заряжался, протягивая к ним руки. Он ощущал эту энергию кончиками пальцев, так же, как и при работе с Андреем, и думал о далёких звёздных мирах. Он дышал полной грудью, вдыхая запахи трав и леса. Лес больше не шумел и не надвигался. Он уже слился с окружающим его здесь миром, и лес принял его. Немного погодя Арей согнул ноги в коленях и обхватил их руками. Потом закрыл глаза и почувствовал, как волны живительных токов пронизывают его тело, проходят сквозь него, а он лежит, как младенец в утробе матери, связанный энергетической пуповиной с небом, звездами… Волны энергии стали уносить его куда-то вдаль. И он качался на них, плывя по безбрежному океану мыслей и снов…

Проснулся он, когда уже стало светать и пробуждались птицы. Только начинало светлеть небо. Начинался рассвет: самый первый рассвет, который он встретит в горах, в одиночку.

Он не спеша встал, покинул приютившую его полянку, спустился вниз, к реке и умылся студеной водой. Рассвет Арей решил встретить в одном месте, которое недавно показал ему Андрей. Оно располагалось довольно далеко отсюда, и потому нужно было спешить, чтобы достигнуть его до восхода солнца. С этого места открывалась отличная панорама окрестных гор, поскольку маленькая терраска для наблюдения располагалась на возвышенности, один из склонов которой обрывисто уходил вниз почти вертикально и обнажал выветренную серую скальную породу. А потому, деревья, как на вершинах окрестных гор, не заслоняли обзора. А еще, именно у подножия этой серой скалы, после груды плоских серых плит и больших валунов внизу, располагалась одна из самых глубоких и самых живописных речных лагун в окрестности.

Арей, неожиданно для себя, достаточно быстро и совершенно безошибочно находя путь, добрался до желанного места. Теперь, когда он уже увидел край солнца, показавшегося из-за дальних гор, ярко вспыхнувший его первый луч, светлое, лучезарное небо, постепенно освещаемые все ниже и ниже вершины, он продолжал сидеть и сидеть здесь, глядя вниз на довольно бурную горную речку, на лагуну с чистой прохладной водой. Он размышлял о странностях судьбы и случая, закинувших его в горы, и вспоминал сон, приснившийся ему этой ночью.

Это воспоминание было вызвано тем, что место, где он теперь находился, немного напомнило ему то, которое приснилось ночью во сне. Только во сне река была полноводной и широкой, а в скале была пещера.

Арей помнил сон не слишком отчётливо. Легкий наплыв этого сновидения внезапно возник из недр его подсознания, и теперь он пытался раскрутить его клубок и зафиксировать памятью.

Он помнил, как во сне стоял возле скалы с пещерой, среди пришедших туда людей. Все они были из двух враждовавших издавна племён и пришли туда, чтобы совершить ритуальную церемонию для достижения перемирия. Одни люди были высокие и черноволосые, другие — среднего роста, светло- или темно-русые. Среди всех присутствовал, но не телом, а духом, — так возможно только во сне — некий «колдун», проводящий эту церемонию и руководивший, как кукловод, самым высоким и плотным черноволосым мужчиной.

Собравшиеся люди стали в круг, в центре которого был костёр, и, взявшись за руки, затянули ритмичную ритуальную песню. Всё вокруг меняло свои очертания, теряло реальность, расплывалось, перемешивалось с неким другим, таинственным и тонким миром, теряя осязаемость. «Колдун», наблюдающий всё это со стороны, тоже пел странным, заунывным голосом. Неожиданно высокий черноволосый мужчина, стоявший в центре круга, выхватил из рядов танцующих хрупкую черноволосую девушку и полоснул ей, а потом и себе, ножом по руке. Поднеся руки к костру, они смотрели, как кровь капает в огонь. Затем мужчина поднял свою руку и руку девушки вверх, показывая всем: порезов на них уже не было. Потом мужчина подвел девушку к костру и толкнул её в огонь, и она стала внутри костра, вспыхнувшего высоким пламенем. Колдун приказал мужчине отрубить девушке голову, и тот достал из-за пояса острый, блеснувший при свете клинок, и нанес удар по тонкой шее девушки, стоявшей в костре и полностью залитой его пламенем. Все вокруг вскрикнули. Голова полетела прочь. Но тут же девушка была выведена из костра за руку этим же мужчиной, нанёсшим удар. Она была жива и абсолютно невредима.

Затем настала очередь самого черноволосого мужчины. Его завел на костер высокий светловолосый парень. Только голову ему не отрубали: она сама мгновенно отлетела от туловища. Впрочем, и мужчина затем был выведен из костра, и будто ничего с ним и не случилось.

Постепенно во сне Арей осознал, что он тоже чем-то помогает присутствующему колдуну, энергетически сопричастен происходящему: они вдвоём способствовали смещению восприятия и сборки мира, держали некую сферу, наполненную колдовством, внутри которой материя имела иные свойства. И тут вдруг подошла очередь его самого… Его выбрала высокая черноволосая девушка, взяла за руку и подвела к костру. Арею пришлось идти вслед за ней, но он понимал, что в этом случае он становится одновременно и участником странной церемонии, и тем, кто помогает контролировать безопасность происходящего. А это, скорее всего, явится трудной задачей. Стройность событий церемонии в виду его небольшой заминки была несколько нарушена, и девушка не смогла вовремя толкнуть его в костер. Но ей на помощь пришел черноволосый мужчина, контролируемый «колдуном».

И вот Арей был уже внутри костра. Он боялся не вовремя «включить» слишком большой контроль сознания и выйти тем самым из состояния, необходимого, как ему казалось, для безопасного пребывания на костре. Он почувствовал жар костра, почувствовал, как что-то сгорает в нём самом, но не испытал ожога телесного. Будто бы что-то из его духовного, а не физического тела сгорало на костре, что-то ненужное и временное. Мгновенно, не успев вызвать боль, сгорела, как целлофановая, его телесная оболочка, оказавшаяся тонкой и незначительной, и энергии болезненно, но не губительно, очищающе, но не вредоносно пронзили насквозь тело духа. Он понял, что нет ничего страшного в мире. Никогда с ним не произойдет ничего ужасного, если он будет твёрд духом. Просто не сможет произойти.

Дальше Арей на этом месте сна и проснулся. Когда лежал, во весь рост растянувшись на каменистой и влажной земле, в центре круга, выложенного белыми камнями, почти что в позе витрувианского человека. «Тело — всего лишь оболочка», — думал он теперь, припоминая ощущения сна. Он всегда знал это, но теперь ещё как бы и ощущал как лично испытанное. Имея ощущения человека, только что сгоревшего на каком-то странном костре…

Арей, сидя на Скале, наблюдал дальнейшее поднятие солнца над горами, вдыхая, казалось, с каждым вдохом красоту окружающего мира в новизне ощущений. Потом на него нашла грустная задумчивость. Он рассматривал растущие под его ногами растения: чабрец, дикий лук, а чуть ниже по склону — немного колючее растение с желтыми, крупными цветами. Глядя вниз, на лагуну, и созерцая самые далёкие отсюда, кажущиеся синими, горы, он задумался о том, кто он здесь, на этой разнесчастной планете, зачем он здесь, и, главное, что теперь вообще делать?

Социум, город — как-то выживали его из себя, выталкивали, изрыгали, как ненужное миру существо. Да, всем тяжело, да, жить стало совсем невозможно. Но разве это — утешение? Тем более что, в общей своей массе, жили же люди как-то… Горланили песни, давно разучившись, как нация, петь и танцевать. Пили водку — это, якобы, соответствует духу русского человека. Ходили на работу — в большинстве своём, нелюбимую и безрадостную, куда ходишь только ради денег. Ругались — везде и всюду, начиная от трамвая и автобуса… И, продолжая так жить, не ощущали при этом декораций пьесы театра абсурда, отвратительного, липкого, навязчивого кошмара всего происходящего… «Кто-то сошел с ума, — подумал Арей, — или этот мир, или — я».

Отсюда, с этой скалы, ещё более ясно был виден маразм городов, телепередач, газет — всяческая бессмысленность бульварной шелухи, этого постоянного «общественного» трезвона в конец оболваненных и зомбированных толп, с их тупыми глазками и гадливенькими улыбочками… Всего того пошлого, неотвязного мира, встреча с которым всё равно вновь произойдет, и очень скоро, как бы ты не стремился и душой, и телом навсегда остаться здесь.

«А в наши дни — и воздух пахнет смертью. Открыть окно — что жилы отворить», — вспомнил он выплывшие из ниоткуда стихи Пастернака. Прав поэт… Духовной смертью пахнет — в первую очередь.

Арей чуть не до слёз почувствовал себя одиноким. Таким одиноким, что — хоть со скалы… И в этот миг обернулся, заслышав легкий шорох.

Сзади стоял Андрей.

— Я с тобой, Арей, — без тени улыбки, твердо и проникновенно, произнёс он, — Я с тобой. Я всегда буду с тобой… Даже, когда меня не будет рядом.

* * *

Из записной книжки Сергея.

Поэтов много на Руси,

И много здесь затворников.

Не перебить романтиков —

Такая, знать, среда.

Талантов много на Руси,

Но не видать поклонников.

И — что сегодня будем есть?

Нет хлеба, лишь вода.

Нальем воды по рюмочкам

Гостям мы — родниковая! —

И разом с ними чокнемся

Мы с первого глотка.

Прольется через край у нас

Беседа бестолковая,

Про мир, про человечество,

Вселенной три витка…

До третьей манвантары мы

Когда уже докатимся,

Сат-чит — ананду вспомним мы,

Самадхи, и тогда

Поймем, что даже здесь, сейчас,

В котле, в котором варимся,

Возможно ОСОЗНАНИЕ…

Ох, крепкая… вода!

Глава 8. «Поединок Силы»

Почти совсем стемнело… Ночевать прямо у костра Василю и Виктору предстояло вдвоём: у них не было с собой палатки, а попроситься в чужую они постеснялись. Николай некоторое время, быть может, ещё составит им компанию, вяло поддерживая беседу у костра — и пойдет спать. Ребята из Кропоткина, Игорь и Инна, хозяева второй, пустующей сейчас, палатки — как, наконец, где-то к обеду вспомнил Витёк — ещё поутру, взяв спальники, рюкзаки и деньги, но оставив здесь под ответственность Витька и Николая палатку с вещами, отправились через перевал на море и собирались вернуться не ранее, чем дня через три. А сам Витёк ещё посветлу ушёл в посёлок: знакомые просили его помочь в строительстве дома, и Витёк с радостью согласился: они обычно и кормили, и денег давали. И поспать можно будет по-королевски, на топчане: а здесь Витёк спал в халабуде, сооружённой из палок и клеёнки, изредка меняясь местами с «Николой», когда на Николу находила блажь подобного обмена.

Николай, наконец, к этому времени полностью закончил выкладывать свою Мандалу, что делал весь день, постепенно, с большими перерывами. Сейчас он прилёг на одной из лавочек, расположенных прямоугольником вокруг костра, находящегося под «крышей» из досок и полиэтиленовой плёнки, и принял почти ту же самую позу, в которой его застали утром Василь и Виктор. Скрестив на груди руки, полностью распрямив тело, он лежал на одной из лавок, недолго поддерживая общий разговор — а потом, кажется, и вовсе задремал.

Весело взметнулись вверх яркие искры: это Василь немного пошурудил в костре палкой. Как всегда, грелся чаёк. Тьма вокруг светлого квадрата, образованного лавочками, постепенно сгущалась. Было совсем тихо. Только неподалёку, в неглубокой низине, журчала маленькая речушка, переговариваясь с камнями негромким воркованием.

Василь почему-то вспомнил, как совсем недавно, до уезда, исповедовал Птахе «Третье открытие силы». И посмотрел на Виктора, молчаливо сосредоточенного на своих раздумьях и время от времени подкладывающего в костёр новые поленья. Звуков леса, непонятных шорохов, потрескивания сучьев в темноте за спиной становилось всё больше. Промчался порыв ветра — и всё стихло. Вдруг где-то в глубине леса три раза проухал филин. Василя стало глючить… Сначала ему показалось, что деревья, сумрачно обступившие костёр, начинают медленно к нему приближаться, но он постарался отогнать подобное видение.

Снова подул довольно резкий и сильный ветер…

— Ночью ветер становится Силой, — неожиданно, чётко выговаривая слова, произнёс Виктор, поднявший голову и буравивший Василя глазами. В этот момент ветер пробежал только вдоль самых близких к костру деревьев, совсем рядом. Василю стало как-то нехорошо. А ещё, ему внезапно показалось, что за деревьями прячутся какие-то длинноголовые, ни на что не похожие полупрозрачные структуры. У него мурашки поползли по спине. Сзади ему послышались шаги и чьё-то неравномерное учащённое дыхание…

— Танец воина не попытаешься станцевать? — вдруг резко обратился к Василю Виктор, продолжавший смотреть на него в упор.

— Сейчас? Здесь? — неожиданно для себя слабым голосом спросил Василь.

— Ты же говоришь, что читал Кастанеду? Здесь и сейчас! Именно! У нас нет другого места и другого времени! Всегда — только здесь и сейчас! К тому же, надо отработать этот самый танец. Поупражняться. А то — когда настанет время, поздно будет. Ты представь, что тебе уже пора танцевать. А за левым плечом у тебя стоит Смерть. И — ждет, — при этих словах Виктор заглянул Василю прямо в глаза своими тёмными зрачками, полыхающими отблесками костра.

Василь внутренне содрогнулся и вскочил с лавочки. Он начал медленно крутиться вокруг своей оси, постепенно находя нужный ритм, затем — резко прыгнул на лавку и стал проделывать пассы и движения, уже не боясь ничего, стоя лицом к тёмным деревьям. Соскочив с лавки в сторону леса, сделав в воздухе сальто, Василь вдруг стал проделывать совершенно невообразимые пассы, прогибы и прыжки. Тело вело его само, то плавно перетекая в пространстве, то перемещаясь резкими и сильными движениями. К Василю присоединился и Виктор, и они начали ритмично танцевать, вначале проделывая движения медленно, но затем всё более ускоряясь. И было в этом мужском танце что-то от веяния духов природы, что-то древнее, как сама Земля… Наверное, такие ритуалы устраивали древние охотники перед походом на страшного зверя, убив которого, они завладевали его Силой.

— Не смотри мне в глаза, — мрачно предупредил Виктор, стоявший теперь напротив Василя, закончившего свой танец, — А то — или я подомну тебя под себя, или — ты меня… Начнется поединок Силы. Зверская штука…

В полной, гнетущей тишине на Виктора и Василя смотрел только что приподнявшийся с лавочки Николай.

— Ну, вы, блин, даете! — намеренно чеканя каждое слово, проговорил он после некоторого онемения, — Такого здесь накрутили… Сейчас звёздам станет жарко, а у вас из ушей пар пойдет. Давайте, что ли, использовать атом в мирных целях! В смысле, чем устраивать поединок Силы, пойдемте и с дури раскрутим, запустим нашу Мандалу!

— Ну, что ж! Давайте, попробуем. У меня энергии сейчас — дуром! Я могу даже на ближайшую гору полезть. Прям ночью! — расхрабрился Василь.

Николай достал из спортивной сумки, висевшей на железном крючке под «крышей», свечу. Пошёл к Мандале, поставил свечу на центральный камень и зажёг её. Подошли и Василь с Виктором, и все они стали вокруг центра Мандалы, образовав треугольник. Ветра уже не было, и пламя от свечи поднималось вертикально вверх. Несмотря на окружающую темень, главный рисунок Мандалы, сложенный из ярко-белых камней, отчётливо выделялся при проглянувшей между облаков луне.

Василь, уставившийся на центральный камень со свечой, почувствовал, что «точка сборки» у него сейчас явно не на месте, и «крыша» слегка эффектно приподнимается… Ему показалось, что он стоит не на Мандале, а на священном кругу Майя с вырезанным на нем календарём, или фигуры этого календаря вдруг сложились из принесённых Николаем камней. Всматриваясь неотрывно вглубь календаря, он, уже не осознавая, каким образом, начал проваливаться в сонм символов, фигур, образов… Перед ним шли вереницей какие-то странно одетые люди в головных уборах из птичьих перьев, похожих на павлиньи, украшенные бусами и браслетами. За спиной у каждого был заплечный мешочек с дарами. Слышались крики: «Кецалькоатль! Кецалькоатль!»

Василь начал свой танец… Или — ритуальные движения, символически соединяющие землю и небо, позволяющие божеству соткать радужный мост, чтобы спуститься… К Василю подключились остальные. Николай делал классическую энергетическую «раскрутку», комплекс движений, придуманный им самим; став затем в центр, поставив свои ноги по обе стороны от центрального камня, устремив взор в открытое небо, он был при свете луны похож на каменное изваяние демиурга, творящего миры. Виктор и Василь почувствовали, как возникал и всё увеличивался, расширялся энергопоток, захвативший не только пространство Мандалы, но и обширную округу. Будто кто-то и где-то завёл мощную пружину, и она уже начала раскручиваться, превысив волю и намерение окружающих. Нарастая и раскручиваясь, поток уносился тонкой спиралью в ночное звёздное небо…

* * *

С утра Виктор проснулся довольно рано: как только первые лучи солнца стали пробиваться сквозь зелёный узор листьев. Он потянулся, посозерцал резные липовые листья нижних веток, нежные, ярко-зеленые, кружевные, послушал, как поют лесные птицы… И — резко вскочил. Он спал на деревянной лавочке у костра, подстелив под себя ватное одеяло, предложенное перед сном Николаем, и в него же завернувшись. Костёр давно потух. На противоположной стороне от костра, отвернувшись от него спиной, на такой же деревянной лавочке, прямо в теннисках, на некоем подобии одеяла, больше напоминающем собачью подстилку, спал Василь. Укрыт он был чьей-то плотной зимней курткой, в народе иногда именующейся почему-то «пуховиком». Виктор попытался раздуть ещё горячие угли, подсунув поближе к ним оставленную на растопку газетную бумагу, лежащую под одной из лавок — и вот уже затеплился лёгкий огонёк. Теперь ещё и немного тоненьких веточек, палочек… В это время проснулся и Василь, перевернулся на спину, открыл глаза и увидел висевшие на крючке под «крышей» чьи-то наручные часы. Василь вскочил, сел, отряхнулся, сбросив с себя мелкие листья и веточки, отпихнул в сторону куртку и потянулся к часам. Часы стояли.

— Что, погоду показывают? — сочувственно спросил Виктор.

— Кто? — спросил Василь.

— Часы, конечно, — ответил Виктор, подбрасывая в разгоревшийся костер полено.

Василь провел ладонью по лицу, сверху вниз, будто умываясь.

— Василь, а у тебя есть жена? — ни с того, ни с сего спросил Виктор.

Вопрос повис, прозвучав как-то бестактно. Но Виктор очень любил бестактные вопросы. И задавал их чаще всего людям, которые его чем-нибудь заинтересовали.

— Ты знаешь — нет, — слегка протормозив с ответом, сказал Василь.

— А — почему? — продолжал допрос Виктор, — духовной практикой, что ли, мешает заниматься? — тон у Виктора стал язвительным, как у человека, нащупавшего у собеседника слабую струну.

— Наверное, та самая, единственная и неповторимая, ещё не встретилась, — усмехнулся Василь.

— А какие встречались? — бомбардировал вопросами Виктор.

— Женщины со слабой энергетикой или некрасивые меня не привлекают, а сильные и энергичные слишком стремятся прижать меня к ногтю, — такой ответ тебя устроит? — поинтересовался Василь.

— А ты не любишь, когда тебя прижимают к ногтю? — спросил Виктор.

— Как сказать… Иногда я это позволяю. Но — как — то, всё равно довольно быстро наступает полный разрыв. Да ещё: то густо, то пусто. Так уж выходит. Ну, и ревность там всякая, когда какая-нибудь бывшая пассия прилюдно кидается мне на шею, — ответил, совершенно не обижаясь, Василь, накладывая в чайник травы из запасов Николая.

Виктор привык делить встречаемых им людей на «ведомых» и «руководителей», но с Василем пока эта классификация не срабатывала. Ведомым он не был, но и на руководителя, вроде бы, вытягивать не собирался. «Странный парень! Как бы его ещё прощупать?» — подумал Виктор.

Из своей палатки показался полусонный Николай в одних плавках, похлопывая себя по голым плечам и ёжась от холода.

— О! Уже чаёк ставишь? — спросил он, приветственно кивнув Василю, — Как спалось?

— Да ничего, лучше, чем, казалось, будет. Даже с лавочки не падал, — ответил Василь, покосившись слегка на Виктора, — Комары, правда, зудели сильно.

— А челюсти у них — как у собаки, — добавил Виктор, в свою очередь приветственно кивая Николаю.

— Небось, из-за них долго не уснуть было? А я к ним уже привык. В палатке они не меньше зудят. У костра, наверное, их даже не столь много, как в палатке, в кустах. Но я, как только в палатку — так и брык! И — как отключили. Проснулся давно, очень рано. Хотел было сходить, искупаться. К лагуне подошёл, ножкой воду пощупал… Б-рр! Передумал что-то. Если у костра потом отогреваться — так это вас будить ни свет ни заря. Так вот, когда я на лагуну шёл, то наверх, на скалу, от лагуны поднимался какой-то парень. Глазищи голубые, так и светятся, и по горам прыгает, как горный козёл. Одно слово: колдун! Откуда шёл только — непонятно…

— Да он, наверное, из местной компании эзотериков. Они любят в горах контакты устанавливать, — засмеялся Виктор.

— Я знаю, какие контакты устанавливают тут наши эзотерики, — проговорив в тон ему, засмеялся Николай, — Нет, это был взаправдушный колдун. Человек леса!

— А — что про контакты ты знаешь, о которых говоришь? — поинтересовался Виктор.

— Да, тут мне, в прошлом году, ведущий одной из групп рассказывал: достали его вконец эзотерические заморочки всей этой толпы и выяснение отношений с лидерами других групп на тему, кто здесь самый главный и больше Бога любит… Решил он отдохнуть, оторваться по полной и расслабиться. Взял он с собой близкого друга, втихаря сходили они в поселок, купили бутылочку вина, картошки, колбасы… Завеялись со всем этим скарбом куда подальше — на Лысую. Хорошо, чувствительно так там посидели, расслабились, а потом — возвращаются в лагерь. Решили пошутить: контакт, мол, у нас был на Лысой, энергии — так и шуровали! И — что же, вы думаете? Эти, всевидящие, ему: «Слы-ы-шим! Ви-и-дим! Контакт, мощный! С инопланетянами!» — И, на следующий день — толпой все на Лысую поскакали. И мы, мол, хотим контакт! А Евграфий ещё темп такой задал, что добрая половина уже на первых километрах по дороге потерялась! Умора! Искали потом заблудившихся ещё сутки. Этих несчастных утешали: это, мол, вас чистили, водили кругами по лесу. А контакт, конечно же, состоялся только у самых достойных… Бедные тётки! Ну, знаете, такие в каждой группе обязательно присутствуют, довольно обширной комплекции. Они — как вжарили! Спешили, чтобы поспеть за Евграфием, несясь со всех ног. Вещи какие-то потеряли, вопили на весь лес, ища друг друга, и периодически просили друг дружку их подождать… Сам видел. Предлагал: тётеньки, да успокойтесь же! Что ваше — от вас не убежит. Пожара нигде нет, спешить тушить не надо. Посидите лучше, чайку со мной попейте… Так нет же, конечно. Вперед понеслись, как к победе коммунизма… Умора!

Поскольку Николай, допив свой лесной чаёк, ушёл, захватив висевшую на крючке сумку, в посёлок за продуктами, и не пожелал, чтобы кто-нибудь составил ему компанию, Василь с Виктором остались вдвоём около костра. Костёр догорал. Василь в задумчивости ворошил уголья. Идти ему никуда пока не хотелось. Он был заворожен этим застывшим молчаливым лесом, погрузился в думы.

Виктор следил за ним исподлобья, и вдруг спросил:

— Василь, а вот ты скажи, ты в Бога веришь?

— А зачем это тебе?

— Да так. Просто.

— Ну, ведь у каждого он свой, Бог. И вера — только его, собственная.

— Нет, ты не увиливай! Ты в Бога веришь: да или нет?

— Ну, если так ставить вопрос… Скорее, да.

Виктор выдержал паузу и спросил:

— А в дьявола? В него — веришь?

— Это — в какого? В чёртика с рогами? Или — в мировое абстрактное зло?

— А как хочешь, так и понимай. И — тоже: отвечай категорично.

— Ну, тогда, скорее, нет.

— Ну вот, значит, в Бога ты веришь, а в дьявола — нет? А теперь ответь, а чем они, с твоей точки зрения, отличаются?

— А что у них, с твоей точки зрения, общее?

— Ну вот, ты всё как-то уклоняешься в сторону… А я просто хочу показать, что, в принципе, это одно и то же: бог, дьявол… Зло, добро… Это — с нашей, с человеческой точки зрения они есть, эти самые дуальности… Мы смотрим на вещи искажённо. А если смотреть сверху, то всё едино получается. Это — ветви одного дерева. Вот, к примеру, возьмём дерево, а от него — ветви растут. А если на какой-нибудь высоте мы сделаем плоскостной срез, то какую получим картину? Как всё это будет выглядеть? Как одно целое?

И Виктор начертил прутом на земле одну большую окружность в центре, а вокруг неё, хаотично, множество более мелких самой разной величины.

— В центре — ствол, остальное — ветки, — пояснил он, — И уже — нет целого. При плоскостном мышлении — получается, что они есть: бог, дьявол… А на самом деле ничего этого нет. Всё едино!

— Всё это хорошо и замечательно. Во вселенском масштабе. Но напрашивается вывод, что эта же истина, но на человеческом уровне, будет звучать весьма тривиально: шагай вперед, чихай на всех — и в жизни ждет тебя успех? И — всё равно, кому молиться: Богу или мамоне?

— На человеческом плане она звучит так: действовать надо, а не сюсюкать! Силы свои использовать! И всё будет тогда, как надо. Развитие будет… А то — я недавно к знакомым своим прихожу, полгода их не видал. Мне сказали, что они за это время очень возросли духовно. Совсем другими стали. Пришёл, а они… Те же самые! И через двадцать лет — всё будут долдонить одно и то же…

— А может, это просто ты — тот же самый, Виктор? Разве можно так, за пять минут разговора, понять душу человека?

— Да нет, я не об этом. Понимаешь, такие вселенские истины открываются… Брось всё — и живи по-новому. Каждый новый миг — по-новому. Не бойся совершать поступки. В жизни всё испытать надо. Да, вот некоторые используют всякие энергии, работают с ними. Энергию рэйки, например, если слышал. Большие деньги зарабатывают при этом — и что ж, правильно делают! Реализовываться надо. А то — другие сидят сиднем, и варятся в своем котле сами, в четырёх стенах. Кому это нужно? Действовать надо, действовать! Всё равно, как… Пытаться!

— Действовать? А что ты называешь действием? Например, нажраться водки и соседу пойти морду набить — это действие?

— А хоть и морду.

— А если твои поступки непоправимы, и за них рано или поздно отвечать придётся? И если в тот самый момент, когда ты набиваешь кому-то морду, решается твоя судьба? И разве действие — это обязательно только руками махать? А молчаливого действия не бывает?

— Ну вот, уставлюсь я в одну точку, и буду смотреть… Навоображаю там себе невесть что… И что ж тогда изменится?

— Если это будешь делать ты… Наверное, ничего.

— Что и требовалось доказать! Многие, сюда приезжающие, люди начитанные, и Кастанеду читали, и Агни Йогу, а всё никак не могут понять, что не сиднем сидеть, а действовать надо.

— Вали, мол, кулём, потом — разберём? Не считаясь ни с кем?

— А хотя бы и так, если это кому-то нравится.

— Ну, это уже звериный эзотеризм какой-то, с душком ницшеанства. Типа: буду служить тому, кому выгодно. Кто больше заплатит. А внутренний голос слушать, сердце своё — видно, давно бесполезно. Давно солярка кончилась. И вообще… Ума в тебе, Виктор, палата. Только нет в тебе ни такта, ни гармонии, ни малейшего представления о том, что же всё-таки происходит. Ты нравоучительный книжный червь, и только. Сам — поначитался всякого, и полез поразглагольствовать. Хотя, я думаю, на самом деле ты более совестливый и честный человек, чем то, что можно представить и подумать о тебе, слушая твои речи… Ладно, раз всё можно и каждый волен, за что тебе спасибо, делать всё, что хочет, то сейчас я покидаю тебя без дальнейших объяснений, — Василь поднялся с лавочки, нарочно кинул с неё куда-то в кусты пуховик и отправился в сторону деревьев, насвистывая себе под нос бравую мелодию. На некотором расстоянии он обернулся и, невидимый от костра среди деревьев, громко проорал издали слова одной своей любимой популярной песенки:

— Харизма течет из ушей,

на милых граждан, их жён и детей!

Василь сидел у речки и курил, когда сзади кто-то неслышно подошёл, тронул его за плечо и сел рядом.

— Ну, что надулся? Достал я тебя, да? — проникновенно спросил Виктор, — А я вот что, парень, скажу: многого ты ещё не понимаешь. Книга такая есть, я её недавно прочел, её Алистер Кроули написал, и всё мне сразу стало ясно. Только она — не для средних умов. У иных крыша от неё едет. Кто-то его считает дьяволом, кто-то — святым. Сложная книга. Но — мудрая. Впрочем, парень, не отчаивайся. Я так скажу: всё равно, с чего начинать и во что верить. Хоть — с Шри Чинмоя, хоть с Магнитов или «Радостии». А ещё, есть Агни Йога, Виссарион, Блаватская… Путь — он у каждого свой… Только дойдешь в чём-нибудь одном до понимания — сразу ищи нового. На каждом пути есть свои открытия.

— А, например, на пути чёрной магии?

— Да хоть и так, если тебя туда тянет! Задатки, значит, таковы, что рано или поздно ты должен через это пройти. Да и вообще: по-твоему, что, грешить нельзя? Не погрешишь — не покаешься. Всё в жизни испытать надо, а дьявол и бог — как я уже говорил, и как Кроули ясно даёт понять — это две стороны одной медали.

Василю показалось, что лицо Виктора озарилось недобрым фиолетовым светом.

— Всё это прекрасно. Если тянет. А если человека тянет поискать правду, добро, истину и свет, так сказать, а на обложке какого-нибудь направления, какого-нибудь общества так и написано: обращайтесь по этим вопросам к нам. Наша вера — самая верная! Милости просим! И вот человек обратился — в обоих смыслах этого слова: и в это общество, и в эту веру. И подвергся в дальнейшем, мягко говоря, гипнозу и зомбированию. И вот уже в результате совершает действия, ему не свойственные, живя, как во сне… Что тогда? Всё — ништяк?

— Зомбирование… Слишком этим модным словечком злоупотребляют. Это — вообще, я имею в виду настоящих зомби, не наша культура и не наша магия. В нашей традиции — нет зомбирования.

— Скажи это людям, часто смотрящим телевизор! Да, трупов у нас никто не поднимает, головы петухам не отрывают, колючки с ядовитыми шипами людям не подкидывают… Нашли более простые средства решения проблемы. Это просто способ выражаться: метафорой, кажется, называется. Зомбирование всё равно зомбирование и есть: не оживший мертвяк, так вроде бы живые люди ведут себя сравнительно одинаковым образом. Поэтому их художественно сравнили с зомби. Да и вообще, зачем к словам придираться! Назовем — не зомбирование, если тебе не нравится, а внесем ясность: запудривание мозгов до такой степени, что человек становится легковерным и управляемым и ведёт себя совершенно тупо и адекватен стаду подобных баранов.

— Ну, хорошо, пусть будет «зомбирование». Если человек не слаб, его не зомбируют. Он останется сам собой.

— Ну, ты это брось, находятся специалисты. Попридумывали разные психотехники, а ещё есть всякие вещества и, быть может, приборы.

— Настоящий духовный человек не должен вестись на провокации и легко проходит все испытания судьбы.

— Как сталкер в зоне?

— Не перебивай! Человек должен пройти любое испытание, таким образом он и приобретает духовный рост. А сломается лишь слабый.

— Но это же не означает, что зона не опасна?

— Это означает, что у каждого свой путь. Хотя цель — одна. Дороги разные. И путь бывает не обязательно по горам и вершинам. Надо в жизни успеть пройти по разным путям. А также, через разные духовные школы. Чтобы отыскать своё. Все они — действуют. И все — в конечном итоге, развивают человека.

— Разве можно развивать человека, обманув его? Вот один мой друг пошёл в общество Махариши и получил там мантру, которая, якобы, предназначена ему — и только ему. Для его духовного роста… А через пару месяцев в книге «Сектология» он вычитал и свою мантру, якобы секретную, — их, оказывается, по возрастному принципу распределяют, — и другую трезвую информацию о «махаришевцах». И кого он должен благодарить за подобный опыт? Который, вдобавок, обошелся в определённую сумму…

— Всё равно, ведь какой-то опыт он получил… И все мы, конечно, обманываемся. Нас все обманывают: правительство, работодатели, политики. Повсюду обман! Нельзя только злиться и обижаться на это, рисовать всё в черном свете, отчаиваться. Ведь, каким ты будешь — такова и жизнь твоя будет. И если тебя обманули — значит, ты это заслужил.

— А я лично считаю, что гораздо большую пользу мой друг извлек из той самой книги, которая ему раскрыла глаза на действительную суть вещей.

— Ты так считаешь? — надулся Виктор, — ну и считай!

— Спасибо за разрешение! Я продолжу? Так вот, все эти общества, обещающие человеку решение всех его проблем, в том числе и финансовых — не более, чем ловцы душ… Возможно, что у них нечего искать, никакой соли там нету, а возможно, что её продают по слишком дорогой цене. Ведь призадумаешься: слышал я, например, про летающих йогов… А вдруг, им всем цена — как у этой, якобы индивидуальной, мантры?

— Ну, если ты так считаешь, то по вере тебе и воздастся… Значит, ты летать тогда никогда не будешь.

— Да, пускай я не буду летать, как Махариши, и рисовать тысячу птиц в день, как Шри Чинмой… Кстати, его приверженцы соблюдают, так сказать, полный целибат и любить им дозволяется только портрет Учителя. На этот счет они даже шпионят друг за другом.

— Не только птиц не сможешь рисовать, но и вообще с таким пониманием ты ничего в жизни не достигнешь.

— Я достигну лишь того, что открою в себе самом, а не в Шри Чинмое!

— Нет, постой, погоди! Если ты не выйдешь из своего устойчивого квадрата, не разовьешься до состояния пирамиды, если ты будешь устойчив, но не восприимчив — а ведь только сочетание устойчивости и восприимчивости дает развитие — то ты не достигнешь равновесного креста, вечно будешь циклиться: одни циклятся на восприимчивости — и для них ничего не существует, кроме Шри Чинмоя, а другие — на невосприимчивости, и до них совсем нельзя донести истину. А надо сочетать в себе квадрат и треугольник!

— А я почему-то считаю, что все «шричинмойские» общества именно сознательно и намеренно отбирают только таких, у кого в дальнейшем только на Шри Чинмое свет клином и сойдется… И потому их учитель потом и рисует так много птиц в день и тяжести поднимает энергией сухожилий, или — чем ещё там? Ведь его так все любят!

— Да ну тебя! С тобой совершенно невозможно разговаривать! — обиделся Виктор, — Вот и живи в своем жалком мирке, довольствуйся своей жалкой конурой и жалкой зарплатой!

— Достойное пожелание святого учителя эзотерики! Да я уж как-нибудь проживу… Не король, храмов и дворцов мне не надо. А вот святые подвижники даже этого мирка, описанного тобою, не имели, а жили в каморках эдак метра два на три, без окон, под землёй, и достигали самых больших высот человеческого духа! Ступай себе с миром, сын мой! — и Василь перекрестил Виктора, который совсем взвился от злости, уходя. Если б здесь была дверь, он бы ею хлопнул.

Глава 9. Работа без конца

Большинство эзотериков, вставших в это утро ровно в пять, отправились на Лысую ещё затемно, спешно разогрев на костре чай, собрав необходимые вещи и еду. Наталья тоже встала, вылезла из палатки при звуках «бешеного колокольчика», как окрестил Андрей вчера «вечевой» колокол на веревочке. Она из вредности не разбудила Сергея, который дрых, как абсолютное бревно. Все проснувшиеся, ведомые Евграфием, предупредившим: «Не отставать! Никого ждать не будем!», быстро пошли походным маршем. Поднявшись с поляны на пригорок, все они направились вначале к «Скале», как заранее предупредил Евграфий.

Оказалось, что «Скалой» эзотерики называли непонятное мрачное сооружение из камней, созданное по плану какого-то странного древнего архитектора. Что сооружение было рукотворное — сомнений не было. Больше всего оно напоминало сложенную из камней играющими детьми башенку, широкую внизу и сужающуюся кверху, причем сложенную не из одинаковых по размеру камней, а из всяких, какие только попались под руку, в числе которых были и огромные плиты, и совсем мелкие камни. Поскольку нагромождено это всё было весьма небрежно, башня-скала получилась, по-видимому, несколько кривой. Зато размеры… Будто дети огромных великанов поиграли здесь в песочек и камушки… Песочек зарос лесом, а башня, в которой никто никогда не жил — осталась.

Многие из пришедших сюда видели это место впервые, и Евграфий разрешил всем желающим подойти к башне-скале поближе, потрогать её руками, взобраться на неё — как кому хочется. К тому же, под башней-скалой, в низине, располагался действующий грязевой источник, и некоторые, кто умудрился захватить с собой какую-нибудь ёмкость, пошли наполнять её грязью: она, как говорили, была лечебной.

— Многим людям идёт информация, что именно на этом месте, около Скалы, будет воздвигнут в скором времени храм, — прокомментировал Евграфий.

Затем Евграфий велел всем построиться в круг на ровной открытой площадке, примыкающей к башне-скале. Там находились положенные кем-то квадратом бревна-лавочки, а в центре недавно разжигали костер, оставив кострище. Прямо вокруг этого места, вокруг лавочек, расставил Евграфий людей на Магнит, став сам в самую сердцевину образованного круга — рядом с пепелищем от костра.

Начался Магнит мягко, постепенно. Евграфий говорил что-то об информационных каналах, связывающих планеты, о Точке Света, на которой надо внутренне сосредоточиться, чтобы получить канал…

Плавно, медленно, с большими промежутками пауз между словами, отчего создавалось впечатление, что слова постепенно падают откуда-то сверху, говорил Евграфий. Это впечатление усиливалось монотонностью речи.

Сейчас, стоя со всеми в кругу, Наталья, наконец, впервые в Магните Евграфия, почувствовала нечто необычное, почувствовала, что с ней что-то происходит. Вначале она услышала слабое, воспринимаемое где-то на пределе слышимости, неясное жужжание. Она даже поначалу подумала, что это пчела рядом жужжит, и хотела уже отогнать её руками. Но пчелы не было, а странное жужжание мгновенно стало громче, отчетливей, и, наконец, оформилось в ясно слышимые слова: «Услышь нас, дочь наша!» — полился вдруг сладкий, приятный голос «Что это?» — ещё больше удивилась Наталья.

«Есть! По-моему, она нас слышит!» — отозвался другой голос, и вдруг послышался смех. Оба голоса внезапно исчезли. И, будто, чтобы не дать Наталье прийти в нормальное состояние, так же внезапно началось что-то, похожее на сон. Или — на трансляцию информации с помощью образов…

Наверное, это была другая планета, существующая где-то далеко, потому что казалось, что всё, что окружает тебя — большое, огромное, более чёткое и более значимое, чем в жизни. И время течет так, что успеваешь сделать, понять, и почувствовать больше, гораздо больше. Время течет с гораздо большими паузами между «тик» и «так»…

Но всего этого никто не говорил. Это просто осозналось ею в первые же секунды видения. Наталья увидела только огромную-огромную зеленую поляну, сильное, необычайно большое солнце над ней. По поляне нёсся белый жеребёнок, радующийся солнцу и ветру, вместе со своим седоком — маленьким мальчиком, одетым в белую длинную рубаху. Конь носился, носился, круг за кругом, и мальчик наполнялся огромным, светлым, радостным чувством… И — больше ничего. Затем она увидела лес. Огромные, уходящие ввысь, деревья. Множество мужественных людей в длинных белых одеяниях, присутствующих на празднике или ритуале. На людях были украшения, а на их лица были нанесены полосы яркой краской.

По странному обычаю, сейчас там должен был произойти некий поединок между двумя девушками, боровшимися за титул королевы леса, и побежденная должна была погибнуть, если только её не заберёт к себе и не выходит кто-нибудь из присутствующих на турнире мужчин, тем самым спасая её. Впоследствии он должен будет взять её в жёны. Побеждённую не добивали, но и никакой помощи не мог оказать ей больше никто. Если мужчина-спаситель не находился, то её оставляли одну, безоружную, в лесу.

На девушках были высокие остроконечные шапки из кожи, кожаные же сандалии и длинные белые рубахи или туники с широкими ритуальными поясами, придающими силу. Главной задачей победительницы было забрать любой ценой пояс соперницы.

От своих видений Наталья очнулась внезапно, при резком голосе Эльмиры:

— А теперь — всем приготовиться! Сейчас будет контакт с представителями Ориона. Держите защиту! Сомкните руки между собой!

И она, сомкнув руки со всеми, стоявшими в кругу, вдруг почувствовала, что по кругу идёт волна страстных, окрашенных в красное, враждебных для неё сейчас, негативных энергий, всё более ширясь и захватывая всё вокруг, вовлекая в свой круговорот окружающее пространство. У Натальи перехватило дыхание, и она быстро опустилась, села на землю. Стоявшие в круге вновь сомкнули руки, но уже без Натальи, так как Евграфий говорил о том, что идут сильные энергии, и оставшимся ни в коем случае нельзя разжимать сейчас руки. Наталья, поднявшись с земли за пределами круга, быстро отошла в сторону и присела на траву. Она сегодня больше не могла бы принять участие в Магните. Её из него окончательно вынесло, выключило…

А Магнит продолжался.

— Не разжимайте рук! Идут сильные энергии! — в тон Евграфию, приказала Эльмира.

И снова заговорил Евграфий:

— Постепенно заканчиваем Магнит, возблагодарим Учителей и те силы света, что помогали нам в работе, снова концентрируемся каждый на своей Точке Света. Постепенно рассоединяем руки. Не расходимся. Мне пришла информация: на Лысую гору идут только те, кого я назову. Остальным сегодня необходимо принять водное крещение, искупавшись в реке, обязательно голышом. Затем провести очистительный Магнит и отдохнуть.

Таким образом, все, кто остаются, идут сейчас купаться. Женщины, во главе с Эльмирой — на «белую» речку, это — здесь рядом; мужчины — на «зелёную», ближнюю к лагерю, они идут с Анатолием. В лагере все встречаются и после отдыха проводят единый, общий, очистительный Магнит, включая в него дежурных и всех желающих, тех, кто там остался. Те же, кто пойдет со мной сейчас на Лысую, вернутся сегодня поздно, нашей группе предстоит сложная работа, в которой будут участвовать сильные контактёры и несколько человек, которые хорошо могут держать защиту. Вечером, и, быть может, ночью, состоятся крупные общие Магниты. Будьте готовы!

* * *

Наталья знала, что где-то здесь, в окрестных местах, поблизости, есть дольмен. Неудержимо ей захотелось прямо сейчас пройтись немного одной, подняться на ближайший пригорок, а потом, быть может, попытаться за одно этот дольмен найти. Она свернула с тропы, ведущей на «белую» речку, по которой ушли купаться почти все женщины во главе с Эльмирой и в «хвост» которых она пристроилась поначалу, вернулась обратно, к развилке тропок, одна из которых направлялась к «Скале», а затем пошла по той лесной тропе, которая забирала чуть погодя круто вверх. Внезапно она услыхала сзади окликающие её голоса: из-за поворота дороги к ней устремились Зоя и Галя. Наталья остановилась, поджидая своих знакомых.

— Ты куда? На дольмен, наверное? Мы — с тобой. Ты, наверное, дорогу знаешь? — спросила Зоя.

— Нет, не знаю ещё. Так, прогуляться решила, — отвечала Наталья.

— Как тебе работа с Евграфием? Нам — очень тяжело вынести заданный ритм, да и нелегко с непривычки так рано вставать. Но, говорят, надо именно к такому режиму стремиться: с ранним подъёмом. Для молитвенной практики даже в три хорошо вставать. Только вот, как при этом на работе потом не заснуть! — засмеялась Зоя.

— Говорят, что общий покаянный Магнит будет в два часа. Мы ещё успеем до него омовение совершить. Эльмира сказала, что это можно сделать не обязательно всем именно сейчас и в одном месте. А потом — можно и на «зелёной», ближайшей речке: мужчины оттуда скоро уйдут. Давайте, действительно пока дольмен поищем. Интересно ведь! Надеюсь, интуиция к нему выведет! — предложила Галя, — у нас как раз есть время немного прогуляться.

Дорога тем временем становилась всё круче и круче. Вдруг — с Натальей такого никогда раньше не бывало — у нее в голове вспыхнула светлым лучом яркая вспышка. А в стороне от дороги, как ей показалось, она увидела легкую призрачную женскую фигурку в малиновом длинном одеянии, которая улыбнулась ей — и сразу пропала.

— Ой! У меня будто лампочка в голове зажглась! — вскрикнула вдруг Галина Константиновна.

Они дошли до поворота. Дальше было — или вверх, прямо, или — направо.

— Наверное, направо, — сказала Наталья.

— Да, и моя лампочка-огонек будто справа загорается, не пропадает! — подтвердила Галя.

Немного погодя, они действительно вышли к дольмену.

— Здравствуй, дух дольмена! — хором воскликнули Зоя и Галя.

— Нас уже здесь научили, что дух дольмена может обидеться, если с ним не поздороваться. А ещё ему, видишь, цветы приносят, только я об этом совсем забыла. Нужно было нарвать, — сказала Зоя.

Около дольмена, действительно, лежали принесенные кем-то полевые цветы.

— А ещё нам сказали, что его строили жрецы с Ориона, принял кто-то такую информацию, — отозвалась Галина.

Они все втроем поклонились дольмену и перекрестились. Потом Галя и Зоя обняли дольмен. А Наталья проворно залезла наверх и села в позу лотоса. Дольмен был теплый и шершавый, покрытый небольшими, но довольно глубокими воронками. Неужели, капающая вода источила за столетия поверхность таким образом? Воронки были заполнены дождевою бурою водой с плавающими в ней мелкими листочками. Также дольмен уже местами покрылся надписями вандалов из числа школьников, которых водили по горным тропам в поход и которые спешили сообщить всему миру о своем пребывании здесь. Галя и Зина стали гладить дольмен, желая залечить его раны. Дольмен действительно было жалко. Во всяком случае, те, кто его строил, были намного духовнее наших современников. Наталья попыталась войти в мысленный контакт с дольменом, почувствовать исходящую от него энергию. Говорят, такое возможно. Она закрыла глаза, стремясь погрузиться в медитацию. Галя и Зоя, обнимая дольмен, тоже стремились почувствовать, ощутить его силу.

Вдруг рядом послышался знакомый голос:

— Здравствуйте! Можно, я здесь немного поработаю?

Наталья открыла глаза. Рядом с дольменом стоял Андрей.

— Можно! — за всех ответила Галя, — А что это у вас? — спросила она, указывая на амулет — «глаз», который, на простой суровой нити, носил на себе Андрей.

— О, это — всевидящее око, — пошутил Андрей, — Я как раз сейчас хочу проверить, как оно работает. Хотите, я покажу вам его в действии?

— Да, конечно! Как интересно! — одновременно воскликнули Зоя и Галя.

— Но сначала — немного пранаямы, — предложил Андрей.

Когда Наталья слезла вниз и присоединилась ко всем остальным, они уже, образовав круг, сделали несколько дыхательных и энергетических упражнений.

— Тише! — шепнул ей Андрей, — Не делай резких движений! — А теперь здесь, в сторонке, я вас немного «почищу». Он, предварительно проделав ряд пассов, затем будто «изъял» из носа Галины, из глаз Зои и Натальи, нечто: как Наталье показалось, это была некая вязкая и липкая субстанция (показалось не зрительно, а в ощущениях). При этом Андрей каждый раз повторял: «Это — не ты, и это — тоже не ты»…, - а затем стряхивал это нечто прочь.

— Дышите позвоночником, выпрямьтесь — и дышите позвоночником, — в каком-то полусонно-нереальном состоянии пребывая, услышала Наталья, глядя на Андрея широко распахнутыми глазами. Происходящее — сон, реальность? Или — просто «крыша съехала»? При этом, странное ощущение нереальности происходящего не было минутным, а длилось, продолжалось.

— А вот и «глаз» начал работать. Чувствуете? — спросил Андрей, — Куда он указывает? Да, сюда! Станем здесь. Вот на это место. Станьте вокруг. Направляйте в центр энергии, а я сюда же помещу «глаз», — и Андрей, держа медальон обеими руками, поместил его на вытянутых руках в середину.

Все присутствующие направили свои руки на то место на земле, на которое был направлен и «глаз». Они все почувствовали, как сверху льется энергия и выходит через кончики пальцев. Звучал голос Андрея, объяснявший, как эта «дыра» на земле возникла, почему, что нужно делать — но Наталья даже минутой позже не смогла бы пересказать, что он говорил, поскольку она не могла сосредоточиться на его словах, войдя в совсем другой спектр восприятия действительности, в иное ощущение реальности. Не было четкого осознания и контроля происходящего, но всё равно, где-то в глубине души она воспринимала, что нужно делать. Прежде всего, направлять энергию — и ни в коем случае не выходить из круга.

Внезапно почувствовалось едкое зловоние, которое всё нарастало, пока едва заметный прозрачный бурый газ не вышел из земли и не распростёрся в круге большим ядовитым облаком.

— Не знаю, удастся ли нам, сил мало, но выходить сейчас нельзя, гибель! — что-то в таком роде говорил Андрей. Стало совсем тяжело. Но вот, минутой позже, бурое пятно стало таять, зловоние уменьшилось, и, наконец, потоки энергии, льющейся через кончики пальцев, совсем растворили вонючее облако газа, очистив окружающее пространство.

— А теперь, — резко вскрикнул Андрей, — уходим отсюда, и побыстрей!

Немного погодя, дойдя до перекрестия тропок, Андрей вежливо раскланялся, сложив руки на груди по-восточному и сказав свою любимую формулу: «Познал — познался!» Затем он устремился наверх, к вершине пригорка, а остальные — стали спускаться вниз, к Поляне. Сначала — молча, но понемногу вновь разговорились о здешних местах, о Лысой горе, Магнитах и контактах… Уже проходя по Поляне и бросив осторожно своим спутницам несколько контрольных фраз, Наталья внезапно поняла, что Галя и Зоя уже забыли о том, что произошло только что… Никогда раньше она не сталкивалась с подобным явлением, и оно показалось ей довольно странным.

* * *

Сергей, вставший сегодня поздно, сидел на лавочке у лагерного костра и пил травный чай с большим количеством мяты. В ожидании Натальи он решил никуда не уходить отсюда, чтобы с ней не разминуться. Кроме него, здесь сидела неподалеку — за стоящим отдельно столом под навесом — только Матушка Мария. Она, с явным наслаждением, пила чай с вареньем.

Немного погодя к Матушке Марии приблизилась маленькая седенькая бабулька с глазами семнадцатилетней девушки, присела рядом на лавочку и заговорила:

— Не могу я никак понять, Матушка Мария! Почему мы все тут ругаемся? Особенно, когда едим. Ведь все, кто на Поляну приезжают — люди духовные.

— А это мы карму негативную здесь отрабатываем, милая. Я недавно это поняла. Здесь всё происходит очень интенсивно. А мы — все, кто сюда приезжает — непременно уже встречались когда-либо ранее, в прошлых жизнях. Все мы между собою связаны! Когда-то, в прошлом, мы и родственниками поперебывали, ведь столько веков прошло! А теперь, мы и начинаем взаимодействовать друг с другом на тонком плане, прошлое вспоминать. Нам надо отработать свои кармические связи, сначала личные, потом семейные, а затем и планетарные. А как вы иначе хотите достигнуть освобождения?

Сергей увидел приближающуюся к лагерю Наталью и её спутниц, и, только из вежливости дослушав Матушку Марию, устремился им навстречу.

Наталья предложила Сергею немного прогуляться, ей не хотелось оставаться сейчас в лагере, а хотелось немного где-нибудь посидеть в тишине. Поэтому, они решили спуститься к реке. Дойдя до реки, Наталья пошла вдоль её берега, хотя там и не было никакой тропки, просто деревья росли не слишком густо. В некоторых местах всё же было не пройти, и там Наталья разулась и пошла прямо по воде, а Сергей решил прыгать вслед за ней по выступающим из воды камням. Наконец, Наталья остановилась на берегу, найдя приглянувшееся ей место.

Там она присела на крупный валун. Отсюда открывался весьма живописный вид. Невдалеке громадное дерево, рухнувшее, вероятно, во время бурного весеннего разлива, перегородило реку, образовав запруду, после которой река преодолевала созданное препятствие, разделяясь на несколько небольших водопадиков, и, вновь вбирая в себя несколько небольших потоков, струилась дальше по камням. На противоположном берегу запруды близко подходившие к реке деревья склонялись над водой своими густыми ветвями, роняя пожелтевшие раньше времени одиночные листочки. Огромные их корни, торчащие наружу и отшлифованные водой так, что стали плоскими и гладкими, местами были покрыты красноватым мхом и образовывали сложные хитросплетения. А на берегу, на котором остановились Сергей и Наталья, шла довольно широкая площадка с валунами, огромными, навороченными друг на друга. Далее за этой площадкой шел обрывистый подъём, который, весьма вероятно, во время весеннего разлива становился берегом реки. Валуны придавали месту довольно нереальный вид. Будто камни застыли, и время остановилось. И — полная, глухая тишина вокруг. Даже птиц нигде не слышно. И лишь шум утекающей прочь воды нарушал эту тишину.

Расположившись на большом валуне, Наталья села в «лотос». Сергей глубоко задумался, глядя на воду. Мысли уносили его вдаль. Или это воды реки уносили его вдаль и растворяли в окружающих деревьях, в камнях…

— Ребята, чего приуныли? — раздался вдруг сверху, со стороны обрыва, знакомый голос. И вскоре оттуда, с обрывистого вертикального склона, единым прыжком спустился Андрей.

— Искупаться не желаете? Впрочем, здесь так тихо… Необычное, загадочное место. О! Смотрите! — и он указал им на один из камней, на котором был выбит солярный символ, — Кто-то ещё в древние времена отметил этот камень.

Они немного помолчали.

— Эти камни сотни лет лежали на берегу и мечтали получить свою дхарму, выпростаться из состояния камня, — тихо сказал Андрей, — Эти души, немые и слепые, заключённые в камень, жаждут увидеть свет, и реку, и солнце, и деревья. Они стонут и просят нас: помогите! Но мы, как боги, безучастно взираем на них свысока и топчем их ногами. Как вдруг… Будто что-то пошатнулось в их мире, какая-то стрелка изменила своё положение на великих вселенских часах… Мы думаем о них. Мы желаем им помочь, направляем на них свою энергию… И вновь — застывшее время, застывшие камни, немая мольба…

   …Я — мир человекам.

    Я — мир людям.

    Я есть созерцание тысячи Будд.

    Вы есть Христос.

    И я — ваш брат во Христе.

    Во Христе я — спаситель мира!

    Вы — мои братья, ибо я

    Искупил вас своею кровью.

    Будь мной. Во мне ты —

    Спаситель мира.

    И ты будешь среди тех,

    Кто прошел свою Голгофу.

    Ибо во мне каждый день

    Распинают тебя, кричащего.

    Будь спокоен —

    Ибо в молчании истина.

    Молчит тот, кто не имеет себя.

    Умри для мiра,

    и воскресни во мне,

    и ты поймешь,

    что мiр достоин молчания…

Слова Андрея — как шелест листвы, как журчание реки. Остановившееся время… Удивление. Падение в небытиё, в сказку, в иномир. Казалось, будто камни вот-вот заговорят, вот они уже перешёптываются друг с другом… И — будто среди дня вдруг наступили сумерки. Так стало тихо и тревожно…

   … Всё благое — бл?го,

    Благое всё благ?,

    Благое молчание,

    Благое сострадание,

    Благое венчание.

    Да будем говорить в тишине

    Языком тишины,

    Пока другие слышат лишь себя…

Небывалая сила молчания, разлитая всюду. Еще немного — и сердце разорвется. Или — остановится. Мир остановится.

Наталья вдруг почувствовала, что всё, что происходило в её жизни, все эти бесконечные будни — школа, институт, работа, друзья — мелочная и ненужная суета. Она родилась на свет именно для того, чтобы попасть к этим странным людям, которые «крутят Магниты», чтобы в результате оказаться здесь, сейчас, на этом месте, на этом берегу реки… Только здесь и сейчас она — есть. Живая. В огромном и неведомом, близком и дорогом, мире.

Внезапно ноги и руки сделались будто бы ватными. Наталья попыталась было встать, но мягко приземлилась на колени, а затем и вовсе склонилась и легла на камни. Кружилась голова, и всё уносилось куда-то прочь. Не было ни верха, ни низа.

— Наталья, что с тобой? — испугался Сергей.

— Ничего… Всё хорошо, — ответила она одними губами, почти без звука.

— Скорее! — скомандовал Андрей, — её надо поднять на руках. Бери её снизу, за ноги, а я — сверху возьму, за плечи. Укачивай её, как ребенка. Она и есть сейчас — маленький ребёнок, который только что родился. Она воспринимает нас и слышит, как ребёнок. Осторожно… Не урони!

Звуки еле-еле долетали до неё… Странное ощущение. Что-то знакомое, близкое, родное… В небе, которое простиралось перед её взором, как показалось, среди дня начали появляться звёзды.

Это — последнее, что помнила Наталья. До полного провала…

Глава 10. Николай и дядя Юра

Возле стола под навесом, неподалеку от костра, осталась только матушка Мария. Она быстренько сгоняла в палатку и достала из сумки довольно приличный кусок колбасы, остаток того, что она брала с собой в дорогу. Матушка Мария знала, что на Поляне все сплошь вегетарианцы и нужно «держать марку», но так вдруг захотелось колбаски… И она быстренько нарезала кружками колбасу, приготовила и хлебушек…

В это время на повороте дороги, идущей по краю Поляны, показался и направился сюда, к столу, рослый бородатый парень в синем спортивном костюме.

— Добрый день! А я решил вот заглянуть — спросить, как дела у вас, на Большой Поляне, — улыбнувшись, сказал он.

— Здравствуй! — ответила матушка Мария, сам — откуда будешь? Где нынче стоишь? Как сюда попал?

— Да так, я в посёлок ходил, за продуктами, — парень повёл плечом, на котором висела довольно-таки вместительная, чем-то забитая сумка, — а обратно я всегда возвращаюсь по этой дороге, навещаю Поляну, затем — строительный вагончик, что за «Дедушкой» — знаете, что так дальний отсюда родник называется? А уж потом — сворачиваю к себе. А стою я на одном хорошем месте, неподалеку от старого лагеря — знаете место, где в другие годы группы стояли, недалеко от лагуны?

— Да, конечно. Там, тоже неподалёку, есть и дольмен, только он сокрыт, вдалеке от хоженых троп. Сильная там у нас была работа в прошлые годы! Мне именно там и открылось впервые, что я, много жизней тому назад, конечно, прибыла сюда с Ориона. Я тогда онемела просто, а Владимир Сергеевич дал мне самое первое моё посвящение… Да, было время! И Владимир Сергеевич был не такой хмурый, как сейчас, весь просто светился… Но, говорят вроде, что те места отработаны уже. Так ты там стоишь один? — спросила Матушка Мария.

— Так, когда один, когда — люди какие-нибудь присоединяются. Можно сказать, я там своего рода сторож. Кстати, забыл представиться: Николай.

— Так это ты здесь целую зиму пережил, в палатке, в лесу? Я о тебе слышала! — ахнула Матушка Мария.

— Да, было дело, — подтвердил Николай.

— Несомненно, у каждого здесь своя работа ведётся на тонком плане. Это — как Учителя распорядятся. И каждому здесь что-то своё открывается, особенное, — поудивлявшись, продолжила через некоторое время Матушка Мария, — Вот тебя отделили, видать, от групп. Или чистка происходит какая, или — индивидуальная работа… По-всякому бывает…

— Да, а хочешь колбаски, милый? — спросила она Николая, взглянув на стол и вспомнив про колбасу, — я её не ем, я же — вегетарианка, конечно, но на всякий случай прихватила в дорогу. Ты скушай, а то она, если полежит, пропадёт.

Николай не отказался и сел за столик. Матушка Мария выглядела бодрой и счастливой. Светленькая, румяненькая такая бабулька, вся тёпленькая и аккуратненькая.

— Как тебе здесь? На Большой Поляне? Ты давно ездишь в эти места? — спросила она.

— Да, почитай, что три года я с этими местами связь имею. А живу сам неподалеку — в соседнем посёлке, — ответил Николай.

— О, как сейчас помню, как я в первый раз сюда приехала. Робела — жутко. Кругом же такие люди! Так много им дано! А я — кто? А потом мне самой многое раскрываться стало. А также я поняла, что все кругом — пускай, продвинутые и тому подобное, но всё же — такие же люди, как и я! Ты не робей, парень! И всё будет хорошо, — Матушка Мария слегка подмигнула Николаю.

Немного погодя, она добавила, будто следуя за внутренним ходом своих мыслей:

— Ты смотри, какой кругом интересный мир! Как хорошо сейчас быть молодым! Так много путей последнее время перед человеком открывается, раньше такого не было. Вы, молодые, своего счастья не понимаете. Говорите, что ничего не понятно, куда идти, что делать. Работы, мол, нет. Да сейчас такие есть большие возможности, это раньше их не было. Хочешь в мафию — иди в мафию! Хочешь в торговлю — торговлей занимайся! Книги по эзотерике хочешь почитать — пожалуйста! Сказка, а не жизнь. А по одной эзотерике, к примеру — столько новых книг появилось, целое море. Плыви по нему, куда хочешь! Челленинг, Анастасия, Проффиты… Ты расспрашивай здесь всех побольше — многое узнаешь. К примеру, тут, говорят, сегодня кто-то из группы Виссариона приехал. И ещё самые разные люди подъедут. Виссарион — это новый, современный Христос. Ему многое дано. Знаешь, он такой чистый человек! А главное в наши дни — что? Главное — быть чистым и открытым, и тогда многое будет тебе дано.

Вот, например, Владимир Сергеевич… Встречал ты его здесь в прошлые годы?

— Да, припоминаю.

— Так он и в местном хоре поет, и математикой увлекается, агни-йогу, опять-таки, изучил, и современный её этап — тоже. Всю страну исколесил, в Москве посвящения какие-то принимал… Очень чистый человек. А ведь оно как получается: кто Бога любит, к тому всё и идет. Тому Бог и посылает. Так-то. Надо выходить на контакт с самим Отцом — Творцом, вот что я скажу. К нему обращаться. Он — наш Солнечный Логос! Но сейчас можно идти даже и ещё дальше, обращаться к самому Абсолюту. Вот время какое! Учителя — это что? Так… Они ведь сейчас только с группами работают, на всех желающих их уже не хватает. Здесь, на Поляне, мы Учителей задействуем. А вот разъедемся по домам — только к Отцу-Творцу, только к нему обращайся. Скоро будет Переход… Не забывай об этом никогда! И каждому будет дано по его способности вместить. Постарайся же вместить в себя как можно больше: Отца-Творца, Космос, Вселенную, Абсолют. Охватить надо своим внутренним взором как можно больше. А какие миры нам показывают, если к Отцу-Творцу обращаться! Нас ведут. Всё для нас открывают. Вот я недавно видела Атлантиду. Мне её немножко показали…

— А как здесь, на Поляне, в этом году идёт работа? — спросил Николай.

— Замечательно! — отвечала та, — А природа какая здесь красивая! Но нынче, если ты хотел в работе поучаствовать, то тебе надобно было идти на Лысую. Почти все туда ушли, с утра пораньше, затемно ещё. Мне просто не одолеть подъема, вот я здесь и осталась. На дежурстве… Обед будет на мне, это — тоже ответственное поручение. Представляешь, Николай, мне тут недавно высшие силы Атлантиду показали… Город — весь золотой. И колонны… Красота-то какая! Ещё — картины, фрески, статуи… Очень красивый город!

— А был ли там в центре большой храм с бассейном внутри? — неожиданно спросил Николай.

— Да, большой храм я видела… Но — снаружи, внутри мне его не показали.

— А зайти сами внутрь вы не пытались?

Матушка Мария задумалась. С минуту помолчала, потом сказала:

— Нет, я этого не могу. Я вижу только то, что мне показывают. Разве можно иначе?

— Можно, — ответил Николай, Во всех мирах желательно управлять самому внешними обстоятельствами. А в этом храме в центре зала — большой бассейн. И на невысоком троне сидит человек со скипетром в руке. И вокруг него — люди. Все — кто гуляет, кто играет на музыкальных инструментах, кто танцует — застыли в неподвижных позах. Так и останутся, пока не придёт время… А если заглянуть в воды этого бассейна, то увидишь там всё: прошлое, настоящее, будущее… Вот такой храм. Раньше, когда-то, у человека со скипетром в руке на другой, раскрытой, ладони лежало яйцо. Но прилетел ворон, случайно задел руку, и яйцо упало в бассейн. Но, рано или поздно, оно вернётся на свое место… Хороша легенда?.. А вы не видали там ещё и грот, Матушка Мария?

— Видала. Золотой грот… Но мне было в нём, хоть он и золотой, как-то не по себе. Но вылезти из него я не могла. И тогда я сказала: «Я не хочу быть здесь!» — и тут же взлетела! И вылетела наружу, как оказалось — к яркому свету…

— Ещё бы вам было там, в этом гроте, хорошо. Хотя — некоторые начинают стенки грота рассматривать, вглубь продвигаться… Замечательный такой, казалось бы, гротик…

— А ты знаешь, что это было?

— Это — вход под землю, в преисподнюю. Когда-то материки наши располагались ближе к экватору. А потом всё как бы схлопнулось, втянулось в дыру на «верхушке» планеты, и всё как бы стянулось сюда — наверх, в северное полушарие. А что-то и совсем провалилось в дыру. Там раньше находился остров или материк. С этим самым «гротом». Вот так… Поразмыслите на досуге. К примеру, о том, куда делась гора Меру и как она образовалась… Так-то.

— Вот это — да! — сказала матушка Мария, — Вход в преисподнюю! Не зря я оттуда устремилась прочь!

— Ну ладно, всего хорошего, озадачил я вас, — сказал, поднимаясь, Николай, — А Город — это не Атлантида… Это — другой, тонкий план!

* * *

Николай, вернувшийся к костру после похода в посёлок за хлебом, сидел у костра и курил. В округе не было никого, только забегал на минутку что-то взять в своей сумке почему-то надутый как сыч Виктор. На костре мирно грелись два котелка: с чайком и с кашей. От нечего делать Николай пролистывал забытую кем-то из тайком от Евграфия приходящих к нему в гости эзотериков с большой Поляны «Бхагават-Гиту», хотя по опыту знал, что читать на Поляне почти никому и никогда не удавалось. «Бхагават-Гита» была, конечно, в кришнаитском издании, с цветными картинками. И хотя чтение сильно не продвинулось, картинки Николаю весьма понравились. Особенно «Сотворение миров» и «Калки-аватар на белом коне, уничтожающий демонов». Когда Николаю нравилась картинка, он мог созерцать её долгое время, как бы «западая» сознанием в иную реальность.

Незаметно в его чайно-сигаретный быт вторглись голоса. Из-за деревьев показался Василь и человек в штанах и куртке защитного цвета, с большим рюкзаком за плечами. Приблизившись, он свалил на землю рюкзак, достал притороченный к нему сверху большой пакет, чьё содержимое сразу молча начал передавать по частям Николаю. Первым появился из пакета наружу кулёк с помидорами.

— Привет, дядя Юра! Давно не виделись! — обрадовано приветствовал Николай.

— Здравствуй, Никола! — ответил, широко улыбаясь, дядя Юра, — А здесь — пряники и конфеты, последнее прости-прощай из города, а потом — перейдем на кашу и грибы, — и он протянул последний из кульков, — Ещё здесь — соль, спички и свечи, но этот я, дать, на крючок пакетик повешу. Нам — мне, и вот паренёк по дороге встретился, сюда проводил — нужен твой восстановительный чаёк. Ты его готовишь знатно. Хотя, казалось бы, чего проще, чем чай приготовить, дело нехитрое…

— Как раз сейчас чаёк подоспеет, дядя Юра. Ты пока располагайся.

— А Виктор — здесь? — настороженно спросил Василь.

— Забегал на минутку что-то взять, по-моему, карту-схему здешних мест, и снова убежал куда-то. Быть может, изучает окрестности, — ответил Николай.

Дядя Юра, человек неопределённого возраста, возможно, из-за того, что по-прежнему был молод душой, — сел на лавку, по-ребячески подогнув под себя ноги, подмигнул Василю пронзительными светлыми глазами, взял кружку с чайком и откусил пряник.

— Хорошо-то как! — сказал он, — дать, я насилу добрался, передохнуть теперь сперва надо, а потом уже — и палатку ставить! Я от самой жэдешки почти всю дорогу пёхом пёр. Приехал среди дня на станцию, дошёл до автовокзала — а там сказали, что вечернего автобуса сегодня не будет, бензин закончился. Даже завтра утром — не известно, пойдет ли что. Ну, я и выдвинулся пешком: чего ждать? На открытую дорогу только вышел — люди добрые остановились, подвезли малёхо, до санатория, на грузовичке. А дальше я снова пешком двинул.

Юра с удовольствием пил чай с большим количеством сахара и улыбался каждой своей приветливой морщинкой в уголках глаз.

Чаёк был действительно «восстановительный», со зверобоем и мятой.

— На Поляне, проходя мимо, я, дать, много людей видал, понаехало, — продолжал Юра, — Интересно, конечно, дать, что там происходит, но для меня главное — от города отдохнуть, от шума всякого, по горам походить. Потому — я сразу сюда, к тебе, Никола, без остановки.

— Ну — и молодцом! Не забыл Николу! — подмигнул ему тот заговорщически.

— Как ты считаешь, — помолчав немного, спросил Николай, — Правду везде и всегда надо говорить, без исключения — как какие-то из духовных Учителей кого-то учат? Или как?

— Я, дать, тебе на этот счет свеженький примерчик приведу, — отвечал дядя Юра, — Был я недавно, у нас в городе, на одной эзотерической сходке. Есть у нас небольшая группа в городе — ну, вместе с нею я когда-то сюда впервые и попал. Люди в ней занимались всем понемногу, и, прослышав о Магнитах, списались с кем-то и решили «крутить» их самостоятельно. Почему говорю — самостоятельно, потому что у группы был руководитель, но он уезжал, вначале куда-то в Москву, потом — на Алтай, и группа была, когда я сам в нее вошёл, совсем без руководителя.

Так вот, вдруг, совсем недавно, этот самый руководитель вернулся. А к настоящему времени всё было довольно благостно: свечи, иконы, молитвы очищающие, в основном православные, перед работой… И всегда незримо, на почетное место, ставят, так сказать, — ну, приглашают заочно присутствовать, энергетическое тело или как оно там, земного учителя, чтобы поспособствовал работе… То есть, Иисуса приглашают поспособствовать, деву Марию, всех Вселенских учителей — и неизменно его, родимого.

Так вот. Возвращается он, значит, откуда ни возьмись. Некоторые, я например, и в глаза его прежде не видели, знаем только, что был здесь такой. Своего рода миф. Все рады безмерно и приглашают-де его в Магнит уже живьём. Стоит он в Магните, я смотрю тишком — лицо у него всё суровее и суровее делается, и совсем твердокаменное стало. Мне, например, заранее стало ясно, что сейчас будет. Ну и дал он им разгону! К этому времени он не просто эзотериком, а, дать, конкретно агни-йогом заделался. Ну, и изрёк, что в совместный Магнит должны становиться только светлые, кристально чистые люди — а иначе вы тут, мол, такого наворотите, что небу жарко станет! И что Рерих, мол, часто употреблял слово «магнит», но совсем не в этом смысле, а в смысле магнита духа, сердец, любви, который притягивает себе подобное. Не в смысле общей работы, тем более, по каким-то американским Проффитам, это, мол, мы их должны учить, а не они нас, потому что, как предсказано, мир спасется Россией! И всё дальше — в том же духе. В общем, форменный разгон. В заключение он добавил, что, поскольку мы все несовершенные, то лучше бы нам было вместо этой ерунды пойти и сделать простое нужное дело в простом сером дне, потому что у каждого, образно выражаясь, есть своя немытая посуда на кухне, которая ждёт своего часа. А в этом и состоит наше земное предназначение.

Так вот. Это всё я, дать, к тому веду, что всё сказанное им, быть может, и правда, но это ещё не повод безнаказанно людей опускать. И цена такой правды — грош. Правдой можно вылечить, а можно и убить, если сказать не вовремя. Можно по-разному сказать правду. Без соотнесения с местом и временем, правда — нейтральное магическое оружие, которое можно употребить по-разному, для разной цели, с разным чувством и разным намерением. Или, вообще без цели, а чтобы поболтать. Группа же после выступления агни-йога, о котором я сейчас рассказал, распалась: кто-то присоединился к нему самому, кто-то всё же остался работать в Магнитах, а многие люди совсем растерялись и разбрелись, прекратив любую духовную практику.

— Н-да… Спасибо за рассказ, дядя Юра. Но я, впрочем, хотел задать риторический вопрос и погрузиться в размышления о себе, любимом. Я резал правду-матку тут, на Поляне, с самого начала, как только меня сюда занесло. И о том, что я думаю о методах проведения Магнита Евграфием, в частности. Разве можно так людей загонять? Да ещё без всякой их подготовки: и физической, и эзотерической. Не нравилось мне это. Ни тогда, ни сейчас. Думал Евграфия и всех других руководителей на диалог вызвать. И что вы думаете? В глаза меня проигноряли, а за кулисами Евграфий провел опредёленную работу, и в результате я получил титул «чо-о-рного», был отлучён от магнитов и стал персоной нон грата.

— Кажется, легок на помине… Сюда идут, похоже, Евграфий и компания! — заметил дядя Юра.

И — действительно, мимо по грунтовке прошествовал важно Евграфий и его спутники. Они двигались на Лысую. И, к счастью, даже не глянули в сторону костра.

— Как вы думаете: то, что происходит здесь, на Поляне, то же и по всей России? — неожиданно спросил дядя Юра.

— Хороший вопрос, хотя, надо полагать, тоже чисто риторический. Главное — задан вовремя и в лоб, — улыбнулся Николай, — Но я думаю, что на Поляне — некая даже квинтэссенция того, что сейчас происходит. Эзотерическая суть. Осталось только точно определить, а что же, собственно, здесь происходит, а не ограничиваться понятием «дурдом». Есть ведомые, есть руководители. Которые, конечно же, ни в чём не умнее и не лучше ведомых. Покорное повиновение основных масс «учителям», поскольку они растеряны и хотят, чтобы их хоть кто-нибудь научил, что нужно делать. Полная бездарность самих «учителей», имеющих низменные, а не высокие цели, они желают лишь попользоваться авторитетом и властью на дармовщинку. И порой сами не знают, чем бы занять толпу и какие ещё цели выдвинуть для своих учеников. Массовики-затейники, словом. Ну, и конечно, астральные боюшки за власть и раздел территории на сферы влияния тоже присутствуют.

— А может быть, тебе, Никола, самому в «Учителя» податься, пока не поздно? А то нас с тобой можно в критиканстве упрекнуть, — хихикнул дядя Юра.

— Этого — то есть, права участия в общей игре — большинству людей просто не дано в принципе. Только — «голосуй, а то проиграешь». Тёплые места обычно уже заняты людьми попроворнее, а значит, с другими жизненными ориентирами. Чтобы реально делать добро и помогать людям, нужны определённые средства материального мира: деньги, власть. А чтобы их иметь, нужно быть совсем другим человеком, чем я. Потому лучшее, что «светит» мне, так это стать лидером сумасшедшей Поляны. То есть, человеком, который ничем от других не отличается, но делает вид, будто он духовный лидер. Имей я руководящую «должность» на Поляне — я был бы ничем не лучше Евграфия.

К тому же, приобретая что-то — мы взамен что-то теряем. К примеру, теряем совесть — приобретаем деньги, теряем умение сострадать — становимся начальниками, теряем способность оригинально мыслить и творить — приобретаем славу. Чтобы что-то приобрести, надо, к тому же, затратить на это силы. В общем, игра не стоит свеч. Не идёт мне эта морда — или личина? — взамен моего лица. В общем, пусть всё идет, как идёт. Лучше уж я в этих кустах отсижусь. Иначе я просто перестану быть самим собой, и мною будут руководить самые различные и неприятные силы. Которые реально правят правящими. Не нравится мне подобный расклад, дядя Юра…

— Знал бы ты, о каких вещах и каких силах говоришь, Никола… Страшная всё это сказка. И боюсь, что с печальным концом, — вздохнул тот.

— Знаешь, дядя Юра, я с детства не люблю ни страшные сказки, ни фильмы ужасов. Я люблю, когда сказка заканчивается хорошо. Тут, на Поляне, многие говорят о вещах, которые сами не понимают. Так, ходит байка о преодолении кармы: личной, родовой, кармы страны, планетарной… Так вот, я, как считаю, отчасти в шутку, первые две уже прошёл. Преодолеваю стадию, когда третья меня перестанет колыхать. Так что, пускай у них будет очень большая Поляна. А у меня зато будет маленькая, плохонькая, но — своя. И я буду её потихоньку возделывать. В последнее время я только и хочу, что суверенитета своей внутренней личной Поляны, — спокойно усмехнулся Николай.

После чая дядя Юра поставил палатку недалеко от костра и отправился погулять по окрестностям, к дольмену и к грязевому источнику, как он сообщил Николаю.

Николай снова пробовал было читать — но нет, что-то в этих местах определенно не читалось, и тогда он отправился купаться и загорать на лагуну.

* * *

Солнце уже клонилось к закату, когда Николай вернулся в свою резиденцию. В горах, если жить в низине, темнеет рано. На открытом пространстве возле лагуны было еще светло, но около костра и палаток, под деревьями, из-за близости подножья горы далее через речушку, — уже почти совсем стемнело. Николай застал у костра Виктора и Василя, которые, к его удивлению, довольно мирно варили кашу.

— Нет, я вижу, что ты — не новичок в эзотерии, — говорил Виктор, — и вот что я тебе скажу: в этой жизни ничего не имеет смысла, кроме поиска смысла, которого нет… Это, впрочем, не моё: прочел где-то. Но — очень верно. Поиск смысла!

Николай улыбнулся, полез в сумку за сигаретами, закурил, присаживаясь на лавку, и сказал:

— Тут меня на Поляне один типчик спросил, что, по моему мнению, более важно сейчас изучать: Проффитов или Анастасию. Тоже поиском смысла чувак занят был. Когда я ему на это ответил, что всё это — вчерашний день и вода от той воды, в которой варился заячий суп, то он перешёл на шёпот и спросил: может, появилось новое, самое правильное учение? Может, я знаю новый, так сказать, ключ к тайнам мироздания… В общем, я ему так же шёпотом говорю: да, мол, знаю! Он весь напрягся, глаза выпучил, а я ему шепчу, в самое ухо: «Жить своей головой… Вот и весь секрет». Он не понял. Никто что-то последнее время этого не понимает. Все Учителей ищут.

— Что ж ты хочешь! Свобода — сложная штука. Многие не знают, что с нею делать. А по сути, самый свободный человек — тот, кто больше всего связан правильным действием; тот, у которого меньше всего выбора. У него один только выбор, как поступать: по совести. Это менее духовные люди могут колбаситься вправо-влево, заниматься всякой дурью… Внешне кажется, что они свободнее: диапазон шире. То вверх — то вниз. Но, на самом деле, оказывается более свободным тот, кто выбрал узкую и тернистую дорогу правильного и целесообразного действия. Он выбрал это СВОБОДНО. А те, другие, выбора-то никакого и не делали: они просто велись, как ведёт: сегодня водка и девочки, а завтра — высшая математика… Наверное, я путано объясняю, но я просто ощущаю, что самая высокая степень свободы предполагает для человека самый узкий путь, — сказал Виктор.

— Н-да… Ну вот, например, здесь, на Поляне, многих заносит в разные стороны, — продолжил беседу Николай, — Но это вовсе не признак их ментальной свободы, а только признак растерянности. Сегодня один местный гуру повлиял, назавтра — какая-нибудь матушка на другое место мозги свернула… А ещё, здесь мы можем пронаблюдать хорошую иллюстрацию того, что же собой представляет пресловутая русская соборность. По-моему, это когда все — прыг в один большой котёл… И там — варятся. А системе, понятное дело, «русская соборность» эта весьма выгодна. Когда все превращаются в одно очумелое стадо. Тогда останется только одно: «дать установку». Но, впрочем, даже из русского эзотерического котла иногда выходят люди, воистину что-то соображающие и умеющие… Думающие люди. Мне кажется, что на Западе сейчас таких ещё меньше. Только вот и дураков здесь, в России, конечно, больше. Гораздо больше.

— Вот они-то нами и правят. Это — чиновничество. Административно-командная система: она-то никуда с советских времён не делась, только расширилась и углубилась, — встрял Василь, — Ненавижу эту самую «систему». Из каких мрачных слоёв она выползает всякий раз? Я знаю, для себя лично, только одно средство против неё: всегда действовать нетрадиционно. И — не вестись. Система этого — ох, как не любит: непредсказуемости и индивидуальности. Но… Всё равно, у меня такое впечатление, что фортуна поворачивается ко всем нормальным людям задницей.

— Нет, Василь, просто у неё такое лицо, — усмехнулся Николай.

И продолжил:

— А впрочем, действительно всё труднее и труднее становится. Материально прижали: или ты крутишься в системе с совершенно свиным рылом, или полностью из неё выпадаешь, и тебе жить не на что. Опять-таки, ужесточение паспортного режима, невозможность свободного передвижения по стране, если у тебя денег нет. За глотку со всех сторон взяли — и выжимают, выжимают — на всём, где только можно. Да не «излишки» какие-нибудь — а самые натуральные жизненные соки. Наши жизненные соки — это то, что они кушают. А чтобы больше было того, что им питательно, они ещё и страстей нагоняют. Например, какие у нас сейчас «новости»? Там что-то взорвалось, такой-то зарезал свою жену, там-то авария. При этом — будто ничего и нигде не происходит ни в области науки, ни в литературе, ни в живописи… Как «область искусства» нам преподносится разве что то, какие отношения у Пугачевой с Киркоровым и с кем вчера видели какую-нибудь третьесортную певичку… Думаете, что сейчас нет цензуры? А я так не думаю. Только она вывернута наизнанку. Мат — это пожалуйста. Кто его сейчас не печатает? Говорят даже, что это «наш родной язык, что естественно — не безобразно». А на инакомыслие цензура есть. Печатать можно только то, что гладит по шёрстке богатых, не касается никаких социальных и других проблем и носит только чисто развлекательный характер. Только такую литературу пиарят и финансируют…

— Система не любит, когда её гладят против шерсти, — продолжал далее размышлять вслух теперь уже Василь, — Система — штука страшная. А больше всего она не любит людей, у которых ещё остались хоть какие-нибудь мозги. Они ей не нужны, ими слишком сложно управлять. Она стремится перемолоть всё и всех в одно кровавое безликое месиво, стонущее от горя. Я для себя давно так решил: надо контактировать с системой и ей преданными людьми как можно меньше: с конторскими служащими, с властями, с милицией… Всё равно, по какому поводу. Когда я имею дело с работниками системы, просто физически ощущаю, как они с меня просто всю энергию до нуля высасывают. Я стараюсь жить как можно менее «засвечивающей» меня жизнью: живу не по месту прописки, у родителей, а то у друзей, то хату снимаю. Занимаюсь тем, что чиню моторы. Частным лицам, разумеется. Перебиваюсь как-то… Система — это, конечно, не какая-то определённая группа людей: это то, что всеми ими управляет, как своими пешками. Это — совсем не люди, а безличная структура. И, тем не менее, выражает свои эмоции она через вполне определённых лиц. Особенно же она не любит, когда человек покидает её ряды, выходит из неё… Пытался я когда-то работать на постоянной официальной работе, и продержаться больше месяца никогда не удавалось: мы с системой явно не в ладу. Я ей не нравлюсь. Мордой, что ли, не вышел? Но уходить я всегда старался сам, без отрицательных эмоций на лице, даже с улыбкой. Только меня жрать по-настоящему начали, а я — фьють! И — до свидания. Как это всем не нравится! Смотрят потом, как на врага народа. Ведь первая цель системы — потрепать людям нервы, достать, измучить, а затем — поработить.

— А теперь — слушайте сюда! — предложил Николай, — Это одно: власти, деньги, управление… Это — только одна часть черномагических приемов, быть может, действительно идущих от неких неорганических сущностей. Но кто-то из них пролез ещё дальше, на нашу, можно сказать, территорию: территорию духа. Кто-то ловит и здесь рыбку в мутной воде. В некоторых нынешних эзотерических книгах сказано, что сейчас много людей воплощается, которые являются якобы носителями «древних знаний» из «Атлантиды»… И — прочий подобный бред. Иногда мне кажется, что они правы: иначе, из каких пластов всё это повылезало? К примеру, современная психология — это просто азы прикладной чёрной магии: как выбить у человека почву под ногами и доказать ему любую чушь с помощью жестикуляции, артикуляции, просто силовой атаки и гипноза…

Опять-таки, наблюдаю я не первый год за Поляной… Вот уж, идеальный образчик мутного болотца, в котором некоторые норовят поймать свою особую эзотерическую рыбку… Приезжают сюда каждый год новые люди, но в основном — чистые и открытые, но потерянные по жизни. Приезжают вроде как «духовно возрождаться» и «участвовать в объединительной духовной работе», «спасать Россию» — своеобразно, конечно, спасать — своим единением в единой космической работе на благо человечества, так сказать. Только вот, единения никакого каждый раз не происходит, да и не может произойти только от того, что толпа встанет в кружок и споёт мантрочку «Ом»… Это всё равно, что приходить на собрание профсоюза — и таким образом строить социализм, к примеру: говорильней. Душа — это дело тонкое, индивидуальное. А тут — как раз ни души, ни индивидуальности никакой не требуется: только участие, и как можно более частое, в Магнитах, медитациях и лекциях. Да ведь человек просто одуревает от такого режима: в 6 часов — подъем, потом — Магнит, в 12 дня на солнцепёке — снова, и вечером — Магнит, и — ночью… Какое там слияние с природой, ощущение единства с братьями по духу… Да они — то и поговорить толком не успевают: так и остаются друг для друга Иванами из Краснодара и Марьями Степановнами из Новороссийска…

И всё это при том, что поток энергии действительно в Магните есть. Уж не знаю, каким чудом. И он усиливает всё, что здесь происходит.

А дальше по уже известной мне схеме следует массовое одурение… Почти всем сносит крышу. И тут уже «лидеры» начинают действовать, и они уже — цари и боги, и эта масса им подчиняется беспрекословно… А на бытовухе что начинается! До драк иногда доходит! Но самое печальное даже не в этом… Смотрю я на тех, кто сюда не первый год приезжает и получил под руководством Евграфия канал… Одна из таких женщин стала просто кликушей какой-то… Ходит, у церкви побирается. Я её как-то встретил в А-нске. На церковной паперти сидела. А хорошая была женщина. Способная к лечению энергией, работе с потоком… Жалко. Зато — на канале теперь! Продолжает вещать что-то там о шестой расе и Переходе… О грядущем благоденствии человечества… А вот в реальности, с собственным благоденствием, у неё нелады, стало ещё хуже, чем было. А у неё трое ребятишек маленьких. Скушал кто-то их благоденствие…

А ещё, действительно, прав дядя Юра: то, что происходит здесь, на Поляне — то и по всей России. Аллегорически, конечно. Здесь — квинтэссенция происходящего. Русь эзотерическая.

— А я считаю, что сейчас битва везде идёт, по всей земле. Решающий бой за души. Банально звучит, но — тем не менее, — заметил Василь, — И я лично один лишь способ знаю для противостояния тому, чтобы тебя не раздавили: пассы по Кастанеде крутить. А потом идёшь по городу, смотришь поверх голов — и ни одна сволочь к тебе не цепляется…

— Всё это, конечно, хорошо, — сказал Николай, — Но, как бы это ни звучало странно в устах «чо-орного», я — человек, в принципе призванный работать на соединение людей. Так чувствую. А потому, я где-то в глубине души мечтаю об идеальном Магните: Магнит Магниту рознь. В принципе, в идеале Магнит — духовное соединение. А ещё — здесь, на Поляне, я встречал многих людей, которые не только выжили в этом общем котле, но и действительно что-то поняли и открыли что-то для себя. Развились духовно. Конечно, не благодаря, а вопреки всей этой «духовной работе со вселенским Логосом». Тут — хорошенькая почва для того, чтобы сделать выводы и поразмышлять на досуге. Просто большинство этого не делают.

— А ты, к примеру, какие выводы сделал? — спросил Виктор.

— Я? К примеру, об энергиях и их соединениях. Как это должно было бы быть, но не всегда происходит. Об энергетическом взаимодействии людей, которые «раскрутились» энергетически и построили соединение, работают в общем энергопотоке, который в таком случае возникает. У меня это выражено в таблицах с рисунками. Вот, всё в этой папке, — и Николай вынул из сумки, висящей под «крышей», папку и протянул её Виктору.

— Это должны быть раскрученные по всем чакрам и соединённые по кругу энергии… Не только по низшим чакрам — а по всем, конечно. А тут, на Поляне, иногда получается тот и силён, у кого энергии выше пупа не поднимаются, зато хорошо раскручены: такой кадр запросто «забивает» всех тех, кто имеет другие центры развитыми, иногда некоторых даже просто «вырубает» в Магните, они падают. А ещё, когда в Магните вовсю уже шуруют энергии и строятся мыслеобразы, один мысленно соединяется с высшими силами, а другой — с соседом по лестничной клетке, которому он хочет морду набить. Происходит энергетический сбой, дисбаланс. Утечка ментальной энергии, вплоть до «закрутки» её вниз, к низшему миру… Но я отвлекся. Видишь, на рисунке строится соединение по всем чакрам, энергетическое поле становится единым, потенциал группы, по сравнению с потенциалом человека, сильно расширяется. И тогда можно получить интересные образы или послания.

— А вот здесь — я не понимаю, — протянул Виктор Николаю следующую картинку, — здесь какие-то временные поля…

— Я это принял, но сам пока растолковать до конца не могу. Ощущаю, но не могу подобрать нужные слова. Это — вроде как индивидуальное поле человека, у которого все каналы прочищены, раскрыты все чакры, и он находится в мощном энергопотоке. А вот эти темные образования — это что-то вроде его кармических недоработок — «негатива», блокирующего развитие. Его надо отработать — или же просто «смести» мощным потоком энергии. Тогда может измениться не только структура пространства, но даже структура времени. Вот это — временное поле. Возможен временной и пространственный прыжок. Возможен даже переход в иное измерение. Вместо замкнутых на себя энергетических структур человека, круговых энергопотоков, возникает вывернутый наизнанку, разомкнутый энергопоток, бесконечный, сливающийся со вневременной энергоструктурой высшей напряженности пространства-времени… В нашем понимании — вневременной и внепространственной. Но на самом деле — межпространственной и концентрированно-временной. И человека просто выносит отсюда. Его энергетическое тело приобретает совсем другую структуру, скорее всего — лучеобразную. Конечно, это меняет и качество энергии.

— Всё это — сказки, — усмехнулся, поднимаясь со скамьи, Виктор. Встал, потянулся.

— Сказки о Силе, — с уважением добавил он.

Глава 11. «Скала» и чайки

Андрей захватил в лагере посох и холщовую сумку, а также пригласил пройтись с вместе с ним Арея и Сергея. Они пошли в магазин за хлебом: хлеб в местный поселок привозили не каждый день, и люди в день привоза быстро его разбирали. Поэтому, нужно было спешить.

Андрей и Арей шли босиком по теплой, грязной глине дороги. А итальянские туфли Сергея, прыгавшего в них с трудом через огромные свеженькие лужи, приобрели большую грузную «платформу».

Андрей напевал себе под нос длинную восточную песню, затем неожиданно замолк.

— Вот вам тема: сочините коан, — сказал он совершенно серьезно, — На дороге лежали дрова и мечтали получить свою дхарму…

— А может, лучше анекдот придумать, про Эль Морию? — предложил Сергей.

— Тоже неплохо. Третий уровень логики! — заметил Андрей.

— А разве бывает дхарма для дров? — удивился Арей.

— Ну… Если предположить, что не только каждому существу необходима особая, только ему понятная на данный момент дхарма, но даже и для дров она тоже существует…

Тем временем небольшой посёлок с единственной асфальтированной дорогой жил своей будничной жизнью. Лениво купались в грязи свиньи, на автобусной остановке стояли коровы и смотрели вдаль своими задумчивыми глубокими глазами. Через дорогу важно переходили гуси. Андрей неожиданно свернул с трассы в сторону и вывел через окраину поселка Арея и Сергея к реке.

— Вы перейдите реку, на той стороне есть хорошее место для купания. Посидите, меня подождите, пока я за хлебом схожу. В магазине ещё обыкновенно очередь бывает. А обратно вернемся другой дорогой, — посоветовал он и убежал быстро.

Вода в реке была чистой, прозрачной и холодной. Сергей и Арей быстро искупались и присели на камни — позагорать.

— Красивые здесь места, — помолчав, сказал Арей, глядя на широкое русло реки, по-видимому, очень сильно разливающейся весной и после затяжных дождей. Галька и небольшие камни занимали довольно обширную пустошь на этом, пологом, берегу. Благодаря открытому пространству отсюда открывался вид на лесистую местность и горы на горизонте.

— Да, — ответил Сергей, — Хотя я не сразу оценил их прелесть, загадочность и даже своеобразную магию. Когда мы приехали, я вышел из автобуса, увидел всех этих гусей, свиней — и удивился: сюда, что ли, люди за знаниями рвутся? Какими такими знаниями? Просто, нам с Натальей одна знакомая из группы так эти места обрисовывала, что я подумал, что вокруг тут должны быть высокие горы, в которые без альпинистского снаряжения не к чему и соваться, чуть ли не со снежными вершинами. А реки такие холодные, что купаться невозможно… В общем, я, на основании рассказов, ожидал увидеть Гималаи в миниатюре.

Они оба рассмеялись.

— А я чувствую себя здесь так, будто я снова попал в своё детство и читаю захватывающую фантастическую повесть, убежав от всех домашних на старый бабушкин чердак. Жизнь мне этой поездкой сделала неожиданный подарок, — улыбнулся Арей.

— Ты любишь фантастику? — спросил Сергей.

— Да, конечно.

— Я тоже. Только для меня это не совсем фантастика. Или — совсем не фантастика. В общем, мне кажется, что иногда многое из того, о чём пишут фантасты, существует на самом деле. Где-то на других ментальных или физических уровнях. В иной реальности. Не знаю, впрочем, каким образом они всё это считывают.

— Существуют, видимо, такие штуки: информационные каналы… Для них не существует ни временных, ни пространственных границ. Конечно, это совсем не те каналы, которые некоторые эзотерики получают здесь, на Поляне. Типа: «Я, Вселенский Логос, обращаюсь к вам, дети Терры! Приветствую вас от имени Сил Света!»

— М-да… Не хотел бы я получить этакий канальчик…

— Что и говорить… Впрочем, дело весьма простое: необходима только глубочайшая в своем устремлении цель стать Пророком, Апостолом и Мессией. Остальное приложится.

— А что ты думаешь о Магнитах? — спросил Сергей, — Я здесь впервые, человек новый.

— Я — тоже, и приехал на денёк-другой раньше тебя. Попал сюда случайно, и раньше про такие вещи ничего не слыхал. Только уже кое-что понял. Например, то, что Магниты бывают разные. Вадим, ведущий одной из групп, пытается работать по Проффитам, которые написали «Чела и путь», «Науку изречённого слова» и что-то там про алхимию и Сен-Жермена. Его работа связана, так сказать, с фиолетовым пламенем, энергией фиолетового цвета. Построения, соединения в Магните — это тоже разработки Вадима. При этом магнитчики закручивают энергии по кругу и вверх, по спирали, а затем приходят к ним ответные энергии «сверху», которые воспринимаются сильнее всего в центре, в зоне контактёров. Там образуется зона прорыва в «иномирие», связь со вневременным энергетическим полем. Таким образом можно соединяться хоть с точкой света вверху, хоть с Планетарным Логосом, хоть со Вселенским — как кому нравится, а в принципе — по барабану, главное, чтобы все участники «раскрутились» хорошо и слаженно работали на центр. В идеале, возникает мощный энергетический столб белого цвета, и в нём начинают «работать» различные ментальные конструкции. Кстати, если в такой момент «запулить» туда хорошую мощную мыслеформочку, то многие здешние «видящие» её увидят, как божественное откровение. Такая штука работает. Я пробовал.

— Я слышал, что здесь ещё «работают» для спасения Земли и создания новой расы человечества, нового сознания… Как ты думаешь, такое возможно?

— Я бы так не сказал, — ответил Арей, — И считаю, что этими устремлениями они только воду мутят. Создавать нового человека нужно — и единственное, что возможно — в себе, а не в гиперпространстве, образно выражаясь.

Сергей с Ареем вновь с удовольствием искупались в реке — было жарко и даже душно, солнце уже палило вовсю, и даже холодная горная река казалась холодной только первое время, а потом можно было привыкнуть к воде и наплаваться вдоволь. Выйдя из реки, они снова присели на камни.

— Иногда мне кажется, что я сижу в большой комнате, заставленной аппаратурой… И вокруг меня — огромный вогнутый в мою сторону экран, дающий широкую панораму. На экране — панорама звёздного неба. И вся эта комната — скорее всего, рубка космического корабля, или — имитирующая её аппаратура. И вдруг, на экране, под каждой звездой начинают показывать мне цифры, идут какие-то расчёты, данные, картинки, информация… И я понимаю, что каждая звезда имеет свой код. Не обязательно единственный во Вселенной, всё в мире может и повторяться — по принципу фракталов. И не только звёзды, но и каждая вещь, каждый человек имеет свой код. Через который можно выйти с ним на связь. У каждого человека код — пятизначный, — говорил Сергей Арею в то время, когда к ним подошёл Андрей, вдруг оказавшийся на этом берегу, поскольку перешёл реку ниже по течению. Он, незаметно подойдя сзади, слышал последнюю часть разговора.

— Ого! — изумился Андрей, — кажется, ты вышел на идею Вселенского Компьютера, мой друг! До сих пор я знал только одного человека, который самостоятельно выходил на эту тему. Он работал программистом в одной конторе и был убежденным скептиком. А я поил его томатным соком на некой турбазе на берегу моря, где я тогда работал сторожем, и мы с ним играли в теннис. Так происходило много дней кряду, поскольку стояла страшенная жара, и на море можно было ходить только утром и вечером, чтобы не обгореть. И вот, на третий день нашего постоянного общения, между томатным соком и теннисом, он вдруг начал выдавать такое… Я не успевал фиксировать. В конце концов, теннис мы забросили, и пошло… Таблицы, схемы, определения… Я даже предлагал ему снова теннис, но он меня останавливал и говорил: «Подожди! Выпью ещё немного томатного сока, а ты — записывай! У нас же ещё много томатного сока, а он на меня так странно влияет…» Назови энергетический код этого посоха! — неожиданно и быстро попросил вдруг Андрей, обращаясь к Сергею.

Тот быстро назвал число.

— Ого! Неплохо! Число содержит четыре девятки, — А — Арея? Только быстро!

Сергей снова назвал число.

Андрей хмыкнул удовлетворенно.

— А — свой код? — спросил он.

Сергей назвал новое число, с двумя нулями впереди, что озадачило Андрея.

— Что-то не то, — Андрей нахмурился, — Ты, вроде, не такой негодяй. Или ты — не то, чем кажешься, за что себя выдаёшь? — сердитым голосом проговорил он, — Есть ещё вариант: это подсадка. Когда успели? В общем, выдавай несколько номеров: и другой номер себя, если таковой есть, тоже!

Сергей выдал и новый номер — и тот, прежний.

— Второй номер — больше похож на тебя. Замечательное число! Но… Еще раз!

Сергей снова «выдал» два пятизначных номера…себя.

— Ладно, — пробормотал Андрей, одной чисткой больше… Сейчас — не время информацию считывать, пора уходить. Тему компьютера тоже отложим — до лучших времён. Сейчас нас ждет одна неотложная работа. Я уже купил хлеб. Пошли.

— Какая работа? — спросил Сергей.

— А ты не догадываешься? — лукаво спросил Андрей, — помните, я у костра рассказывал о том, как гадюшники чистят? Хлеб — чистый продукт…

— Пока не стемнело и не стало сумрачно и страшно, мы должны пробраться к одному загадочному месту. Туда лучше, всё ж таки, ходить днём, а не поздним вечером. Поэтому, мы не будем в сторону Поляны сворачивать, чаёк там пить, а пойдём сразу, — пояснил Андрей. И они пошли. Вначале вдоль берега реки, а чуть выше по течению пересекли реку и углубились в густой тёмный лес. Река здесь была довольно бурной, и в ней были наворочены крупные серые глыбы осыпавшейся сверху горной породы.

— Что же это за место такое таинственное? Куда мы идём? — спросил Арей.

— Вы про него наверняка слышали на Поляне, но совсем в другом контексте — туда, как и на дольмен, чрезвычайно любит наведываться Евграфий, а также посылать кого-нибудь из контактёров, по ночам — информацию принимать.

Спустившись с холма к перекрестку дорог, одна из которых вела к дальнему роднику в обход поляны, а другая — на дольмен, они повстречали незнакомого человека в лёгкой одежде цвета хаки, идущего от родника в сторону дольмена. По негласному правилу эзотериков здороваться при встрече даже с людьми незнакомыми, они с ним поздоровались, и он поприветствовал их в ответ.

— Мы правильно идём к источнику с голубой глиной? — вежливо осведомился у незнакомца Андрей.

— Я, дать, сам точно не уверен: ещё не освоился. Сегодня приехал, отвык от этих мест, и боюсь, что ещё плохо ориентируюсь. Я сам на дольмен иду, и нам до ближайшей развилки по пути будет. А от развилки вам, дать, по тропинке до ручья дойти надо будет, а потом свернуть налево и идти вдоль него.

— А вы не против будете с нами поработать? Нам бы сейчас людей побольше. Присоединитесь? — предложил Андрей немного позднее.

— Конечно, почему бы и нет. Тем более что случайностей, дать, не бывает. Особенно — на Поляне. На ловца и зверь бежит! — ответил незнакомец загадочно, — Это как раз мои любимые места: аномальщиной здесь за версту прёт. Только давайте, что ли, знакомиться?

Они представились друг другу, после чего дядя Юра (а это был именно он) пошёл впереди всех уверенной, бодрой походкой. Он остановился только у источника с «синей глиной», где из-под земли била наружу жидкая серо-голубая грязь. Вокруг образовалась небольшая плотная грязная лужа, отвердевающая по краю. Вокруг этого места было темно и сумрачно даже в погожий день, а журчание оставшегося где-то в овраге, внизу, ручейка было здесь еле слышным.

Площадка, на которой находилась эта лужа, была довольно большой и почти абсолютно ровной. Трава на ней не росла. Чуть выше, ступенчато, располагалась другая ровная площадка, на которой возвышалось весьма странное и явно рукотворное сооружение, которое эзотерики называли Скалой. По форме Скала напоминала высокую башню, созданную, по-видимому, не позднее дольменов, из огромных каменных глыб, которые, быть может, были принесены сюда ледниками. Наложенные друг на друга, они образовали закрученный спиралью лабиринт, уходящий ввысь. Острый шпиль конструкции был смещён в одну из сторон. Если подняться по скальному серпантину до самого верха по древним замшелым камням, то можно было попасть к основанию шпиля — и упереться в тупик. Но, стоило подтянуться на руках на нависавшую сбоку от «шпиля» глыбу и проползти немного на животе — и можно было оказаться на плоском, как стол, огромном камне, находящемся чуть ниже острой вершины. Арей и Сергей, по совету Андрея, залезали на это сооружение и обследовали его. Дядя Юра обошел Скалу вокруг, а Андрей остановился на ровной площадке перед нею. Затем все собрались там вместе и присели на положенные кем-то лавочки-брёвна.

— Не правда ли, странное, дать, место? — спросил дядя Юра, — И, что интересно, пока вплотную к нему не подойдешь — его не увидишь. Во-первых, здесь низина, а потом, с двух сторон склон крутой вверх уходит, а с третьей стороны — крутой обрыв недалече, под ним — ручей, который, я думаю, весной превращается в бурную реку. И подход сюда возможен только со стороны грязевого источника. И здесь только небольшая площадка ровная, а на ней — эта Скала. Как вы думаете, а что здесь было раньше?

— Если считывать информацию… Хотите, я расскажу вам небольшую сказку? — отозвался Андрей, и после согласных кивков, в полном молчании, начал:

— Когда-то в местах кавказских гор обитали маги и колдуны, и у них существовали странные обряды. В том числе, инициации, или посвящения. Они делились на лунные и солнечные. Посвящения Солнца включали в себя охоту на тотемного зверя и последующие за этим церемонии. Иными были посвящения Луны, тайными и мрачными. Они проходили в пещерах и местах, подобных этому. Нужно было преодолеть страх — и перед физической болью, и перед смертью. Чтобы не бояться боли, надо было пережить боль. А затем отварами трав и мазями жрецы обрабатывали раны. Но чтобы не бояться смерти — нужно было пережить собственную смерть. Или — пограничное с ней состояние. Были и посвящения, включающие путешествия в иные миры, с целью получения высших знаний. Это были посвящения для жрецов или колдунов. Обычные люди дальнейшие посвящения не проходили… Но, как вы думаете, какого рода посвящения можно было устроить в подобном месте?

— Предположить можно разное… К примеру, бьющий из под земли грязевой источник может быть указанием на близость подземного царства, близость воды — на пограничный мир, а вот эта рукотворная Скала — для чего? Наверное, для того, чтобы можно было оставить человека здесь одного, безоружного, но чтобы дикие звери до него не добрались. Только существа, летающие по воздуху, — предположил дядя Юра.

— Да, интересное предположение… Вот воин, уже убивший своего тотемного зверя, в определенный день луны приходил на это место. Здесь разжигали большие костры, совершали ритуальные действия, быть может, это были обращения к богам, танцы, ритуальное пение… Новый воин выбирал себе девушку из танцующих в круге, и если впоследствии от их союза рождался ребенок, то он принадлежал с детства касте жрецов и проходил соответствующее обучение. После обрядов и церемоний посвящения воину подносили чашу, полную магического напитка. Затем испытуемого заворачивали в шкуру убитого им тотемного зверя — и уносили, чтобы поместить на тот самый ровный камень, что находится наверху и напоминает по форме стол… Как вам такая версия? — спросил Андрей.

— Если он, дать, испугается — то может упасть со скалы. А если нет — пройдет своё лунное посвящение и получит подобающий статус воина и мужа. А может, за ним придёт в эту ночь большая птица — и станет его проводником по другим мирам. И он после этого станет жрецом. А может, дать, ему должны присниться в эту ночь вещие сны, предрекающие будущее. И — напиток из Чаши Бытия, и — место с какими-то тяжелыми испарениями… Может, сероводорода. Всё это, должно быть, способствует… Хотя, я слышал от кого-то на Поляне ещё и версию, что здесь были человеческие жертвоприношения, — размышлял вслух дядя Юра.

— А зачем тогда место это столь таинственно располагать? Нет, человеческие жертвоприношения обычно происходили на открытом месте, где небо видать, и чтоб вокруг — простор. Или — около идола какого-нибудь, — заметил Сергей.

— А может, вверху и стоял идол? Деревянный какой-нибудь? — спросил дядя Юра.

— Версия имеет право на существование. Как и первая. Впрочем, возможно, что вначале происходило так, как в первом предположении, а затем жречество жирело и хитрело, да и состав племени менялся, люди становились агрессивнее. Жрецы стали избавляться от неугодных им людей, кого — со скалы сбросят, кому — цикуты в чашу подмешают… И со временем этот обряд стал отнюдь не добровольным. А потом просто сменился жертвоприношениями… Например, во времена древних греков здесь, в этих местах, с посторонними был разговор короток, — подытожил Андрей.

— Нет человека — нет проблемы. А их боги, скорее всего, были весьма кровожадными, — заметил дядя Юра.

— С другой стороны, и путники приходили сюда не чай с мятой пить, — подумал вслух Арей.

— В любом случае, от этого места, как мне думается, мало исходит духовного света. И контакты устанавливать именно здесь — не самая удачная мысль, — подытожил Андрей.

— Не хотел бы я близко познакомиться с эфемерными существами, обитающими вблизи этой Скалы, — хихикнул дядя Юра, — От таких контактов — и поседеть можно.

Затем Андрей молча достал из холщовой сумки хлеб и положил его на тряпице прямо на землю. Подошедшие к нему стали вокруг, образовав правильный квадрат. Андрей стал проделывать ряд пассов и энергетических упражнений, вовлекая в действие и остальных. Затем он начал читать молитвы, в основном — православные, канонические и неканонические. При этом он будто «собирал» окружающее пространство, и, направляя затем руки на хлеб, производил стряхивающие движения.

— А теперь, сформируем каждый свой энергетический шар и направим их все на общий центр, — предложил он, — Формируем энергетическую сферу в центре…

— Я вижу в центре сферы шар, а в нем — нечто светящееся, яйцеобразное, со странной нашлепкой вверху и щупальцами посередине! — удивился Арей.

— Это — лазутчик. Из другого измерения, можно сказать. Он нас изучает, — сказал Андрей, — Давайте, пошлём ему небольшой привет… Он его принял?

— Да, — ответил Арей.

— А теперь — познал-познался! Пусть теперь летит себе дальше! Поднимем его вместе с шаром вверх — и выпустим! Сфера очистилась? — спросил Андрей.

— Да! — ответили хором Арей и дядя Юра.

— А теперь, наполняем её любовью и благодатью. И отправляем на Скалу. Пусть отныне здесь будет заложено зерно программы для снятия негатива с этого места и для слияния его с природой и Космосом! Да будет так! — и, по окончании работы, Андрей взял лежащий на земле хлеб, ещё раз пробормотал молитву, несколько раз перекрестил хлеб, отломил от него каждому по кусочку, и сказал:

— Мы должны съесть его весь. Хлеб — чистый продукт. После этого он по кругу обошел каждого, говоря: «Познал — познался!»

Все молча жевали каждый свой кусочек хлеба.

— Мне что-то сделалось нехорошо. Всё перед глазами кружится, — проговорил вдруг Сергей, медленно оседая на землю.

Андрей еле успел подхватить его с одной стороны, с другой поспешил дядя Юра, и Сергей повалился им на руки.

— Надо донести его до ближайшего открытого солнечного места, — предложил Андрей. И они, вдвоём с дядей Юрой, положив руки Сергея на свои плечи, поволокли его к тропе. Арей пошел следом.

— Тут неподалёку есть небольшая открытая полянка, с неё речка сквозь деревья проглядывает, — подсказал дядя Юра, — Давайте, выйдем туда. Только, идти надо прямо через лес, без тропы, от того места, где дорога ручей пересекает.

И они выволокли Сергея на полянку с мягкой шелковистой травой. Андрей и дядя Юра осторожно опустили Сергея на землю.

— Нас ожидает ещё одна небольшая чистка. Держите оба его за ноги, а я буду держать голову. Сильно держите, он брыкаться сейчас начнет… Ну-ка, посмотрим сейчас на того гада, у которого впереди два нуля… Пора ему освобождать чужую хату, — странным голосом проговорил Андрей, и начал читать сильную молитву.

Сергей, до этого момента ещё воспринимавший все звуки, но будто через толстый слой ваты, теперь полностью отключился. О дальнейшем он потом совершенно ничего не знал, как ни старался что-нибудь вспомнить. Полная отключка…

Когда же он очнулся, то обнаружил, что лежит на берегу реки. Рядом не было никого. Сергей приподнял голову и огляделся. Потом пошел к реке, чтобы умыться. Там он увидел дядю Юру, загорающего на камнях.

— А, наконец, очухался, дать. Задал ты нам работенку — век такого не забуду! Никогда прежде экзорцистом не работал — а вот Андрей сподобил. Одно слово — волхв! — загадочно сказал дядя Юра, — Пойди теперь, окунись в речку, полегчает немного. С головой ныряй. Тут, недалеко, тарзанка есть, можно раскачаться — и сразу на глубину. Чудесно! Пойдем, покажу.

— А Андрей — где? — спросил Сергей.

— Андрей и Арей познакомились здесь с людьми, которые стоят лагерем ещё дальше тарзанки, на том берегу. Вроде, тоже с магнитчиками с Поляны знакомы, но уединились своей группой, хотят иначе работать. Говорят, на Поляне — шумно слишком. Работают, мол, с «тонкими энергиями», дать, не хотят большой толпой бегать. Тишина, мол, нужна, слияние с природой. Их руководительница, говорят, изучает дольмены, контактирует с ними. Они ей на вопросы отвечают. Дольмены — в смысле. А ещё, начитавшись книг про Анастасию, они пытаются травы изучить, деревья, живность всякую… Ты искупайся, пока время есть. Андрей сказал, что подойдет к нам скоро.

Сергей разделся и, раскачавшись на тарзанке, прыгнул на середину речки. Вода резко обожгла его своим холодом, пронизывающим до кончиков волос. А потом вдруг резко стало тепло и приятно.

— Йо-ху! — крикнул Сергей и поплыл, — Здорово!

Как только он выбрался из реки, на другом берегу показался Андрей.

— Идёмте со мной, — крикнул он Сергею и дяде Юре, — Нас за стол пригласили.

Сергей и дядя Юра вернулись обратно по течению реки, к броду, и там перешли на другую сторону. Вскоре они догнали Андрея, который узкой неприметной тропкой вывел их к костру и палаткам. Над костром, как и в лагере на Поляне, был навес, под навесом — деревянный стол и лавочки, а неподалёку от стола — костёр, на котором готовили пищу, только здесь всё это деревянное великолепие было, будто только вчера сработанное, свежее, светлое, ещё не потемневшее от времени.

За столом, покрытым скатертью, сидело несколько человек. Два молодых парня, представившихся как Бронислав и Толик, приятный пожилой человек, Дмитрий Сергеевич, пожилая скромная женщина Анна, две девчушки-хохотушки Марина и Кристина, интеллигентная дама в очках с короткой стрижкой, по имени Лариса, и сама руководительница группы Людмила, которую представили другие, поскольку она была «погружена во внутреннюю работу»: сидела неподалёку на небольшом коврике для медитации и ни на что не реагировала. Сказали, что она ждёт информации по поводу своей дальнейшей индивидуальной работы у «женского» дольмена, и эта работа была для неё очень важной. Кроме членов группы, здесь присутствовала ещё зашедшая к ним в гости Светлана, женщина из местных.

Когда Сергей подошёл к столу поближе, она, сидя напротив, зыркнула на него проницательными ведьминскими глазами, и спросила:

— Ну, что? Очухался, пришел в себя? Кашу есть будешь? Я её сегодня сама здесь сварила, грибов набрала знатных, травок намешала. По своему собственному рецепту, его больше никто не знает. Людям готовить здесь было некогда, а мне — приятно доброе дело сделать. Я здесь сегодня и за раздающего. Давай, наложу. А ещё — кисель есть. Из ежевики. Правда, я в него ещё и несколько пакетиков магазинного бухнула, но получилось здорово. Будешь?

Только сейчас Сергей почувствовал, что он на ногах не держится от голода и просто зверски хочет есть. Аж желудок сводит. Он кивнул в ответ на вопрос Светланы, сглотнув слюну.

Затем и Сергей и все остальные ели и кашу, и грибы, и хлеб со сгущёнкой, как по волшебству появившейся из холщовой сумки Андрея вместе с хлебом, пили кисель и чай.

Сергей очень удивился степени своей прожорливости и аппетита. Всё куда-то проваливалось моментом.

А Светлана не удивлялась, только приговаривала, продолжая буравить его глазами:

— Ты кушай, кушай больше, дорогой!

А он всё меньше и меньше соображал, кто он, где, откуда и как сюда попал. Откуда-то появилась новизна ощущений, необыкновенная легкость и веселость. И вдруг его, что называется, «повело»: он шутил, смеялся, рассказывал забавные случаи из жизни…

— Нам пора, — шепнул в конце концов Андрей, — пойди, ещё раз в речку окунись, прямо здесь, неподалеку — и пойдем.

Сергей спустился вниз, к реке.

— Да, такие вот здесь дела, — говорила меж тем Светлана, — Я ещё мало что понимаю: к примеру, чувствую только, что дольмен есть поблизости, и в каком месте он находится. А какой он — женский, мужской — я не понимаю. А люди здесь — опытные контактёры, они очень тонкие энергии воспринимают, космическую информацию от дольмена принять могут. Есть чему у них поучиться.

— Смотрите! Чайки! — крикнул в это время Сергей, стоявший у реки.

— Здесь? Откуда? — удивились все.

Над Сергеем, подлетев к нему совсем близко, низко-низко закружились три большие белые чайки. Они описали несколько кругов над этим местом, что-то прокричав, будто ему одному, и улетели.

— Ну и ну! — удивился дядя Юра.

Чайки показались Сергею светлым предзнаменованием. Знаком того, что в дальнейшем в своей жизни он достигнет чего-то, и что в ней грядут счастливые перемены.

Глава 12. Чистый контакт и шестая раса

Наталья, оставшаяся в лагере, стала свидетелем того, как возвращались на Поляну первые из тех, кто пошёл с утра с Евграфием на Лысую, но не удостоился чести попасть в отряд контактёров, а был отправлен на процедуры «водного крещения». Среди них был Володя, который, вернувшись на Поляну, демонстративно выбросил в горящий костёр свои буддистские чётки из желудей и возопил ко всем, кто в это время находился в лагере и его окрестностях:

— Я, наконец, понял! Нам всем надо покаяться! Мы ведь все — православные! А мы забыли об этом! — и он полез в палатку и достал довольно большую икону Божией Матери.

— На колени, дочь моя! — завопил он, глядя на тётю Розу. Та удивилась, но осенила себя крестом и бухнулась на колени. А следом — и подбежавшие Зоя, Галя, Зина и бабушка Валентина. Они целовали лик Богоматери, а затем и руки, протянутые им Володей, спешно крестились, судорожно глотая слезы.

— Ты — чистый парень, тебе — дано! Тебе — канал идёт! — возгласила Зоя, — всем нам, тем, кто на Поляне, надо покаяться, чрезмерно мы гордые — Россию, мол, спасаем! Надо сначала всем очиститься, помолиться, покаяться — всем, обязательно! Мы должны знать, что наша сила — в православии, и не забывать об этом! В нем — наша вера и наши корни! И — прости нас, Боже, за гордыню нашу!

К ним стали подходить и другие люди — и тоже бухаться рядом на колени.

Наталье почему-то не хотелось ползать на коленях, целовать руку Володе и каяться. И она — бочком, бочком, сторонкой — и пошла отсюда прочь. Куда? Наталья решила пойти по дороге, уводящей от Поляны вверх. Но свернуть не к дольмену, а раньше, там тропка шла и сворачивала в низину. Где-то там, говорят, была так называемая эзотериками «белая река», ещё более чистая и прозрачная, чем та, что протекала неподалёку от Поляны и называлась эзотериками «зелёной».

Дорога, круто свернув в низину, дошла до небольшого ручья и там раздвоилась. Наталья свернула направо и пошла вдоль ручья по узкой тропке. Было здесь прохладно и довольно темно, поскольку тропа шла довольно долго низиной, всё время полого спускаясь, окружённая густыми деревьями. Наконец, тропа отклонилась от ручья и всё же вышла на открытое место. Отсюда Наталья увидала впереди небольшую речку. Здесь ярко светило солнце, на берегу реки цвели крупные ромашки, такие же, как на поляне, и летали бабочки. Неподалёку был брод, а на другой стороне реки, чуть поодаль, шла грунтовка куда-то в сторону моря, ниже которой был обрывистый высокий берег, а выше — стеной нависали слоистые скалы. Было жарко, и немного парило. Наверное, воздух был очень влажным.

После того, как она немного искупалась, спустившись к мелкой после брода реке, Наталья пошла прямо по воде речушки вниз по течению. По берегам с двух сторон внезапно пошли слоистые ступенчатые скалы, на которых росли дикие цветы и травы, такие, каких она раньше нигде не встречала. Ей даже пришлось перелезть через груду больших, упавших одна на другую, плит, перегородивших дорогу. Затем, пройдя ещё некоторое время совершенно без дороги, по руслу реки, она, наконец, вышла на открытое пространство, где была только мелкая речная галька, застилающая пологий берег. Противоположный же оставался крутым, и там из-под земли в реку пробивались отчётливо видные небольшие родники. Пройдя ещё дальше, за излучиной, Наталья обнаружила открытое место, сплошь заполненное небольшими, хорошо омытыми водой, камнями. Посидев немного на берегу на поваленном и вынесенном сюда разливом реки дереве и послушав говорливую речку, Наталья перешла её вброд и пошла по грунтовке. От дороги тоненькая тропка уклонилась вверх, и Наталья, поднявшись по ней, обнаружила на небольшом открытом пространстве между деревьев яркий, выложенный белыми обточенными рекой камнями, круг.

Наталья присела на краю обрыва, созерцая сверху реку, лес, облака над горами. Но, вместо спокойного созерцания, она неожиданно вошла в странное состояние экстаза, в некое молитвенное исступление, когда, после произнесения некоторых знакомых молитв и велений, после обращений к силам божественным, она вдруг, слегка покачиваясь, начала произносить слова на незнакомом ей языке, проговаривая одно и то же, несколько раз, не останавливаясь, будто войдя в некий энергопоток, вовлеченная им в некое действо:

    — Рапиде, рапиде, марэ,

    рапидэ, рапидэ, тэррэ —

    соно рекэда э порто,

    соно реканта тэмерэ…

Потом она умолкла, легла на землю и закрыла глаза. Ей виделся берег моря, белые гребни волн, солёные брызги, огромное солнце над морем и три огромные белые чайки, кружащиеся высоко в небе.

* * *

В это время, покинув стоянку анастасиевцев, все, кто пришёл туда с Андреем, и женщина из местных, Светлана, вышли из лагеря. Небольшое расстояние вдоль реки, до перекрестка дорог, они прошли вместе, а потом Светлана, направляясь домой, в поселок, прежде остановилась и показала Андрею камень, который вынула из кармана юбки:

— Вот, сегодня змеевик нашла. У меня у самой уже есть, а этот — не знаю, кому предназначен. Может, из вас кому? — сказала она, держа камень на ладони. Он был розоватый, с врезавшимися в него чёрными прожилками, и аккурат занимал выемку на ладони, будто и предназначаясь для того, чтобы его держали в руке.

— Подари его Сергею. Я думаю, ему он пригодится, — посоветовал Андрей, — Камень снимает негатив и болезни, если его держать в руке или прикладывать к больному месту. А пользоваться должен им только ты сам или кто-то из самых близких тебе людей, — пояснил он Сергею.

— Только, после каждого использования змеевик нужно класть в стакан с водой, а воду обязательно выливать, — продолжила Светлана, — Возьми. Он действительно твой.

Светлана ушла, устремившись от реки к дороге в сторону посёлка, а дядя Юра сказал:

— Пойду и я, дать, восвояси — к своей палатке. По дороге ещё парочку дольменов по-быстрому проведаю.

— С Богом, Юра! Думаю, мы ещё встретимся. Познал — познался, — кивнул ему Андрей.

Дальше Юра пошёл поверху, по дороге, идущей от посёлка к морю.

В небе, до поры солнечном и светлом, постепенно сгустились тучи, вдалеке даже сверкнула молния. Где-то неподалеку, видать, проходила гроза, неожиданно потемнело.

Андрей предложил:

— Арей, возьми-ка ты мою сумку с хлебом и отнеси в лагерь. Хлеб к столу дорог. К ужину. Да и, того гляди — промокнет, если дождь пойдёт. А мы ещё немного прогуляемся с Сергеем — не сахарные, не растаем, если что. Но, скорее всего, основная гроза стороной пройдет. Может, краем только слегка зацепит.

Арей взял холщовую сумку, накинул её на плечо и зашагал бесшумно и быстро.

— Ходит, как заправский колдун! — усмехнулся Андрей. Они с Сергеем пошли прямо, вдоль реки, по узкой, еле заметной тропке и, немного погодя, оказались у речной излучины. Ещё издали они приметили сидящую на поваленном, вынесенном рекой дереве, Наталью, чья футболка выделялась белым пятном.

— Вот это — неожиданность! Ты будто специально нас здесь ждёшь! — изумился, подходя к ней поближе, Андрей, — А задумалась о чём?

— Мне недавно то ли молитва какая шла, то ли заклинание… На непонятном мне языке. Никогда раньше такого со мной не было, — ответила Наталья, — Об этом и думаю.

— А я-то не мог понять, что за женский образ был к нам подключён и помогал всё это время, — то ли серьёзно сказал, то ли пошутил Андрей, — Ну, давай тогда всё рассказывай!

— Я чувствовала, что будто через меня идёт энергетическая волна, очень сильная. Зрительно видела, как уплывает из-под ног земля, качаясь; видела — то море, то земля, берег, и — чайки над водой, кружатся, кружатся… Всё ближе. Три чайки. Летают кругами, кричат.

— Чайки? — воскликнул Сергей.

— Да видели мы тут посланных тобой чаек! Три чайки описали несколько кругов над Сергеем — и улетели, — сказал Андрей.

Наталья была сильно удивлена.

— А ты войди снова в то же состояние, вспомни по свежим следам и воспроизведи слова! А мы переведём. Сергей переведёт.

— Я почти ничего не помню…, - начала Наталья.

— Вспомнишь! — воскликнул Андрей, — Начинай!

Наталья встала, внутренне сосредоточилась, а Андрей, зайдя да спину Сергея, сидящего на валуне, обхватил руками его голову.

Наталья произнесла нараспев:

    — Rapide, rapide, mare,

   Rapide, rapide, terrae, —

    Sono receda e porto,

    Sono recanta temere…

— Переводи! — вдруг резко заорал Андрей.

— Но я — не умею… Я даже не знаю, на каком это языке, — пытался оправдываться Сергей.

— Не важно, на каком. Хоть на сензаре. Здесь и сейчас — можешь! Переводи! От этого зависит твоя будущая жизнь! — грозно произнес Андрей.

Сергей напрягся. Он подумал, что сейчас сойдет с ума от отчаяния. Разве это возможно? С ходу, с незнакомого языка… Быть может, не существующего вовсе. Он закрыл глаза. Вдруг ему стало всё совсем безразлично. Ну, произнесет он сейчас какую-нибудь чушь, полную бессмыслицу… Ну и что? Пусть. И вдруг сам собою, без подключения ума, заработал язык, и Сергей начал произносить приходящие ему слова, всё более вдохновляясь. Вначале приходили лишь слова, очертания слов, и лишь потом — начинал доходить их смысл. Так выплывают после наступления рассвета окружающие предметы, возникая будто бы из небытия.

    — Быстро, быстро, море,

    Быстро, быстро, земли…

    Я пою, удаляясь от дверей,

    Я пою, уничтожая колдовство случайно…

— Ну вот! Видишь, как всё просто! — радостно воскликнул Андрей, — мы с тобой сейчас такой ментальный блок сняли! Теперь у тебя есть возможность развить способности к языкам. И к творчеству. А у Натальи интересный канал прорвало. Я с таким не сталкивался. А язык — латинский.

— Латинский? А я, по ощущению, решила, что это — канал каких-нибудь друидов или этрусков…

— Пойдёмте-ка, прогуляемся немного, тут неподалеку есть одно энергетически сильное место. Мы там посидим немного, закрепим полученный результат, — предложил Андрей.

Они прошли ближайший лесочек и оказались в странных местах со множеством небольших холмов, а затем — на пригорке с несколькими небольшими, древними валунами, образующими круг. На эти валуны они и присели.

Непонятно было потом, сколько времени они просидели молча. Не было восприятия времени. Потом Наталья начала то ли причитать, то ли петь…

   — Traho recesso, ter patrum

    Transitens medela, gero

    Cetera, cetera, lessum

    Terra secessum, amando.

    Terra amando, recepo

    Transmatum per re, Arcadia,

    Sonum, recedum lae sonum,

    Pari, tam mare, rapaces.

    Torre, leratum, amentem,

    Torre, recedi, alipedis,

    Cetera, cetera… Merus,

    Rejectum terreum, lapidum,

    Recedus amat libere,

    Recedi amat libator.

    Rapax, atavis paratum

    Terra emissum actutum

    Suetum aeternum temetum.

    Sone, recedus sic sonus —

    Terra temetum recasum.

    Allis, lumine tinetis —

    Tum albas uret temere.

    Laetans reseret po'arae

    Laetans reseret post spei

    Vices, remissae ex cado,

    Vices, remissis ad terra.

    Sic agit, resessum, o amans.

И Сергей всё это время переводил синхронно:

    Я увлекаюсь в уединенное место,

    чтобы трижды осуществить

    переход

    посредством знахарского средства;

    я совершаю и прочее, прочее;

    плач над покойником,

    чтобы удалиться от земли,

    я удаляю.

    Удаляясь от земли, я снова приобретаю

    переходящий через суть, в Аркадии,

    звук, подобный львиному рыку,

    настолько же, как увлекает море,

    увлекающий меня за собою.

    Сжигай уходящего, с крыльями на ногах,

    И остальное, и остальное… Чистый,

    Отбросив земное, отбросив окаменевшее,

    ушедший любит свободно,

    а ушедшего любит совершающий возлияние.

    Стремительный, у предков снова берущий,

    будучи уже изгнан землёй,

    немедленно ставший привычным

    вечности пьянящий напиток —

    пой, ушедший, тот звук —

    на землю пьянящий напиток

    вновь доставляет,

    к белым одеждам, облитым светом —

    когда белые одежды воспламенятся внезапно.

    Ликующий вновь посеет

    после погребального алтаря,

    Ликующий вновь посеет,

    после надежды,

    Судьбы, брошенные обратно из кувшина,

    Судьбы, брошенные обратно к земле.

    Так делает, покоясь, о возлюбленный!

Когда последнее слово было сказано, наступила тишина. Только звучали, всё отдаляясь, раскаты грома и ветер пробегал по лесу, шелестя листьями деревьев.

— Существовал у некоторых народов обычай огненного погребения, — наконец, раздался в тишине проникновенный голос Андрея, — По их вере, только если нет материальных останков, то возможно новое воплощение человека в новом теле, а предварительно душа отправляется к предкам, где умерший, одновременно с тризной по нему на земле, совершает возлияние — пьет некую небесную амриту, несущую забвение земного и приобщающую его к сонму душ, достойно прошедших свой земной путь. Он поёт, то есть, и сам становится вибрацией, и именно в этот момент тело покойного, облачённое в белые одежды, вспыхивает мгновенно на костре ярким пламенем. Чтобы облегчить умершему его путешествие, любя его, нужно было устранить стенания и плач, а, посредством выпивания «земной амриты», совершить вхождение в необходимое состояние, чтобы в последний раз встретиться с душой умершего. Своими действиями участники обряда не только помогали душе умершего уйти в бессмертие, освободиться от всей земной тяжести, но и радовали покоящегося бога — ликующего и возлюбленного, наблюдающего за ними, и приносили ему дары, которые должны были быть ему доставлены вместе с умершим…

* * *

Сергей, Наталья и Андрей возвращались к палаткам. Они ещё помнили летающих в облаках чаек, своё необычное состояние, странные информационные каналы… Никогда раньше Наталья не могла себе и представить, что её вдруг «вынесет» на канал… Это казалось ей чем-то никогда не достижимым.

Тем временем, гроза прошла стороной. В низине, по которой они теперь шли, солнце уже закатилось за горы, но было ещё совсем светло и странно тихо.

При подходе к лагерю, в какой-то момент что-то резко изменилось. Наталья почувствовала, что, в буквальном смысле, еле переставляет ноги, которые будто не хотят идти в эту сторону. В голове появился неясный шум, будто под действием звуковых волн, находящихся вне слышимости человека, в каком-нибудь инфразвуковом диапазоне.

Андрей взял её за руку и сказал мягко:

— Держись! Входим в зону неприятеля!

Затем он предложил Сергею стать с другого бока от Натальи, так, чтобы она положила руки им обоим на плечи. Так они и пошли вперёд.

— Мы сейчас идём очищенные, и вот тут-то не стоит расслабляться: надо препятствовать тому, чтобы к тебе стала прилипать всякая ментальная дрянь. Расправьте крылья — я имею в виду лёгочные центры — и дышите позвоночником. Идите смело. Ничего не бойтесь. Никто нас не тронет.

Наталья ощутила, будто у неё и в самом деле отрастают крылья.

Неожиданно, уже на Поляне, неподалеку от костра, Андрей, будто уловив что-то новое, сказал:

— Я отлучусь ненадолго. Смелее! Идите пока к костру.

А сам он пошёл вдоль стекающего вниз, с пригорка, ручья с чистой родниковой водой, из которого на Поляне брали воду.

Наталья и Сергей осмотрелись. За время их дневного отсутствия палаточный лагерь ещё сильнее разросся. Наверняка приехало много новых, самых разных, людей.

Но у костра сейчас только по-прежнему дефилировала довольная, как сыр, катающийся в масле, Матушка Мария, доедавшая свою обеденную кашу. Увидев подходивших сюда Наталью и Сергея, она просто расцвела и начала с места в карьер:

— Вы обед-то свой давно прогуляли, между прочим. А надо всё делать вовремя. А потому, когда поедите, дождитесь, когда и остальные опоздавшие к обеду всё съедят. Потом помойте кастрюлю и сварите на вечер каши, любой. Я сегодня дежурная, но сегодня, как сказал Евграфий, день особый, очень сильный Магнит ожидается. А потому, я хочу быть на нём обязательно. А вам, наверное, всё равно, вы сегодня всё где-то бродите. Эх, молодость! Не налюбитесь, видать, всё никак. Иначе, где можно так долго пропадать? Ничего! Со временем духовно повзрослеете, выкинете из головы всякую там любовь и цветочки. Займетесь более серьезными вещами. Духовная работа — дело сложное и ответственное, вы ещё не созрели для неё. Небось, у вас один секс на уме. Кто занимается сексом — не попадет в шестую расу. Это я вам серьезно говорю. Духовная работа требует большой ответственности и напряжения всех духовных и телесных сил, и энергию нельзя растрачивать понапрасну. И чем больше духовный рост, тем большую ответственность на тебя возлагают и больше с тебя потом спросят. Так-то. Ну, да ладно, голубки. Пока! Варите кашу на вечер! Ладно? А я пойду готовиться к Магниту! — неожиданно игриво улыбнувшись, она, таким образом завершив тираду, пошла в сторону поляны.

Немного погодя, все в лагере засуетились у своих палаток. Кто-то подготавливал себе постель на ночь: потом, в темноте, это будет сделать значительно труднее. Это касалось, конечно, только тех, кого привезли сюда на машине и у кого была эта самая «постель». Кто-то заранее искал фонарик и свечи. Чья-то собака — привезённый с собой из города белый пудель — утащила тапочек тети Розы, и та вылезла из палатки и безнадёжно всплеснула руками. Потом, доскакав на одной ноге до бревна, лежащего неподалёку от костра, уселась на него, совершенно расстроенная. Она не понимала тех людей, которые принципиально ходили исключительно босиком. Появился и Владимир Сергеевич, сел на камень напротив Натальи, и глядя, как она насыпает в котелок кашу, заливает её водой из пятилитрового пластикового баллона и вешает котелок на крюк над огнём, нравоучительно произнёс:

— Человек — это не то, что в него входит, а то, что из него выходит.

Глубокомысленно изрёкши этот пассаж, подняв вверх указательный палец, он, не спеша, удалился.

— Он хотел сказать, что все мы — дерьмо. Но так тонко… Так по-французски, — не выдержала, не оставив фразу без своего комментария, Наталья.

Тётя Роза хихикнула.

В это время к сидящим у костра подошла пожилая худенькая женщина в белом платочке и с печальными умными глазами глубокого синего цвета. Она вела за руку мальчика лет семи.

— Можно, мы здесь, на бревне, около костра посидим? — спросила она, — А то, сейчас около палаток — так шумно. Да и мешаем мы, не одни же в палатке живём. Вот и посидим здесь пока, чтобы под ногами не путаться.

— Конечно, можно, — сказала Наталья.

— Когда-то я сюда первый раз приехала, чтобы духовное общение получить. Научиться внутренней работе. А сейчас просто потому, что очень мне тяжело. Так получилось, что я одна с внуком управляюсь. Никого у нас больше нет, — она немного помолчала, — И приехала я сюда теперь уже совсем за другим…

— А зачем? — спросил Сергей.

— Терпению научиться, — ответила бабушка, — Бывает, сижу в четырёх стенах, внука жду из школы… Он у меня хороший, только очень буйный, резвый. Многие считают — невоспитанный. Гуляет подолгу во дворе. Выдумщик — страсть какой. Все ребята вокруг него толпами ходят, ждут, какую он ещё игру придумает. И талант большой у него есть — рисовать очень любит. Каждый день что-либо рисует, и хорошо получается… Так вот, сижу я, значит, дома, внука жду. Молитву тихую совершаю. Обед готовлю, рукоделием каким занимаюсь, а, как надо выйти — страшно становится. В магазин сходить, мусор вынести… Выхожу из подъезда — как на пытку иду. Как на казнь: сквозь строй соседей. Они вслед смотрят, шепчутся. Гордячкой кличут. За что? Злобно так смотрят. Выискивают, чем бы зацепить, что бы обидное сказать. Может, я что-то не так делаю, что люди ко мне так плохо относятся? Что-то надо менять в жизни, так я решила. А то и Дениске будет через меня плохо. Не примут и его люди. Я, наконец, почувствовала тревогу и подумала, что в моём поведении что-то болезненное есть. Я уже стала как можно реже в магазин ходить. И мусор выносить только рано-рано утром. Бывает, выглянешь за дверь, прислушаешься — вроде нет никого. И — бегом! Если никого так и не встретится, то бурную радость испытываешь. Но, чаще всего, будто специально подстерегают. Обязательно кто-нибудь тоже высунется. Но, как-то же другие люди, которые тоже любят уединение, живут? И я поняла, что мне не просто нужно что-то менять, но менять резко, немедленно, безоговорочно. А потому, собралась, взяла Дениску — и вот мы здесь, сюда приехали. Потом уже поняла, зачем: терпению научиться.

— Да, для этого здесь — хорошая школа, — улыбнулась Наталья.

— Только вы здесь не всех слушайте. Особенно, когда дают советы, как воспитывать внука, — заметил Сергей.

— Да это я знаю, — ответила бабулька, — Худо-бедно, но научилась я на старости лет немного в людях разбираться. Многих насквозь вижу. Но, молитву в душе творю — и улыбаюсь всем в ответ. А Дениску в обиду не дам. Ты вот чему лучше меня научи: как медитировать… Не сейчас, а потом, когда-нибудь. Ты ведь, наверное, умеешь, — вдруг попросила она Сергея.

— Уметь-то немного умею… Востоком увлекался, какую-то связь внутреннюю со всем этим чувствую. Но, вот чтобы кого-нибудь научить… Не могу, наверное. Да и вы, скорее всего, о медитации больше моего знаете, — смутился Сергей.

— Может, и знаю. Но ведь истинность чувств своих чувствами других людей всяк проверять должен. Иначе можно впасть в прелесть всякую. Мне надо знать, на верном ли я пути. А вы, я вижу, люди искренние, честные. Поделиться с вами хочется своим, задушевным.

— Ну, что ж… Может, сведёт нас ещё когда-нибудь судьба и выйдет этот разговор, про медитацию, — улыбнулся Сергей.

— Ну, мы пока пошли. Мы с Дениской каждый вечер у реки немного сидим — размышляем, созерцаем, молитву совершаем. А потом — пора будет ему уже и спать.

Бабушка с внуком ушли потихоньку.

— Святая простота, — произнес Сергей.

— Нет, просто святая бабулька. Хотела бы и я на старости лет быть такой бабулькой. Тихой и кроткой. Но очень выносливой. Держать за руку внука или внучку и идти — где-то в горах, в лесу, к речке. Умываться при закате солнца. И чтоб — знаешь? — так, будто никогда-никогда — именно это — не повторится… И капельки воды стекают по детским щекам…

Глава 13. Контактёр из Краснодара

Матушка Мария отправилась к Эльмире, которая медитировала на краю поляны, неподалёку от палаточного лагеря, готовясь к вечернему Магниту. Увидев, что Эльмира приоткрыла глаза, продолжая сидеть в позе лотоса, и обратила на неё внимание, Матушка Мария важно произнесла:

— Я вот недавно обнаружила, что не совсем чиста ещё. Хотя, и к отцу-творцу три раза на день молитвы читаю, и к Учителям обращаюсь. Да вот, такое дело: бачок у меня недавно дома сломался, да унитаз забился. А так просто — ничего в жизни не бывает. И поняла я сразу: это сигнал. Ты уж, миленькая, глянь, какие каналы у меня загрязнились, ты ведь энергетические структуры хорошо видишь. Да и посоветуй, как дальше совершенствоваться.

Эльмира попросила матушку Марию стать от неё на расстоянии шести-семи шагов и начала диагностику, проводя руками сверху вниз:

— В нижней чакре что-то… Мочевой пузырь барахлит?

— Барахлит иногда, милая.

— Больше чайку здесь травного пей, и пройдет всё…

Диагностика продолжалась, когда мимо проходил Владимир Сергеевич, агни-йог, увлекающийся чтением книг Рерихов и Блаватской.

— А я вот что скажу, матушка Мария, — сказал он, — Среди своих это открыть можно. Ведь дольмен-то наш, это теперь ни для кого не секрет, строили посланцы с Ориона, чтобы донести до нас великие истины, большого значения, я бы сказал, космическую, информацию. Но ведь, она доступна не всем. Только избранным, единицам. Ну, а остальным и не к чему по горам бегать и пытаться выходить на контакт. А больше внимания надо уделять быту, простому серому дню — как сказано в «Двух жизнях»: может, важнее, к примеру, пойти и очистить сейчас у костра старую сковородку. И запоёт душа! Так ведь приятно сделать маленькое хорошее дело. Вот вы, Валентина… Сидели рядом с грязной посудой, и не пошевелились! Мы тут все шибко духовные, видите ли, собрались!

Маленькая стройная старушка с глазами семнадцатилетней девушки, также готовившаяся к Магниту и сидевшая на старом одеялке неподалёку от Эльмиры, услышав это, ахнула и прытко побежала к ручью, схватив по дороге в охапку все имевшиеся на столе немытые тарелки.

— Всех надо учить! — продолжал Владимир Сергеевич, — Все хотят чудес, а вымыть, подмести, сделать простое доброе дело — не могут. Опять-таки, идём сегодня на Лысую, а впереди — парень этот вертлявый, в белой рубашке и тёмных очках… Он — как включит свой магнитофон! На полную мощь! Я ему говорю: не мешай другим наслаждаться природой! Надо слушать голоса леса, вдыхать прану, настраиваться на работу…

— Это вы правильно, Владимир Сергеевич! Но — вам многое открыто, многое дано, а мы, многие, ещё такие несовершенные… Вы побольше учите молодежь, — умильным голосом сказала матушка Мария, — А ты — продолжай, милая!

— Анахата и вишудха у вас в порядке. В сахасраре — легкое облачко. Туман какой-то… Вы почаще молитвы читайте.

— Молитвы, молитвы, — проворчал Владимир Сергеевич, — Одними молитвами сыт не будешь. Вот что я всегда говорю: надобно устремление! Задача любого человека — это делать на земле своё маленькое дело, в простом сером дне, как говорится. А потом Учителя помогут. Создадут условия, и тогда можно будет заняться и духовным ростом.

— А какие условия они создавали, к примеру, Паганини, Бетховену, Лермонтову, или, на худой конец, Кюхельбекеру? — вмешался проходивший мимо Алексей, крутивший в руках алюминиевую рамку, с которой он не расставался, — Как говорится, лучше не придумаешь! Можно сказать, просто оранжерейные условия. И сейчас, вероятно, только тем и заняты, что «условия создают». От этих «условий» скоро дышать нечем будет. Будто за горло схватили — и жмут, жмут! Такие условия.

— Ну, с вами я и разговаривать не хочу, вы — строптивец. Вот увидите, что с вами ещё сделают, если вы не хотите слушать Учителей! Всё — сам да сам… Такие строптивцы всегда и получают по заслугам. А надо делать ту работу, на которую ты приставлен, и о более духовном не думать. Можно и посуду так помыть, что она просто сиять будет, и все вокруг будут радоваться. Или — подмести улицу очень чисто. В этом и есть земное предназначение: заниматься своим делом, а не соваться в чужие. Быть всегда на своём месте.

— Но, если не устремляться, хоть в мечтах, к другому, более значимому для человека занятию, не читать книг, не слушать музыку… Замкнуться в разгребании навоза, к примеру… И — что дальше? — спросила тётя Роза, заинтересовавшаяся разговором и вышедшая от костра на край поляны.

— Если человек достоин, то, как я сказал уже, ему создадут все условия для более продвинутой духовной работы. Как только он созреет, тут же ему сразу — и новую квартиру, и дачу или виллу с видом на море, если называть вещи своими именами. Только, прежде умей терпеть, работать на своём месте, быть довольным и ждать безропотно.

— Хорошая сказка для маленьких детей! Ещё раз догонят — и ещё раз дадут! — сказала тётя Роза.

— А строптивцы, — покосился на неё Владимир Сергеевич, — скоро своё получат сполна. От светлого воинства. Достанется им за их строптивость! А мир и сейчас устроен справедливо и замечательно, и думать о том, что он может измениться — греховно. Потому что мир создан Богом, а потому — совершенен.

После этих слов, Владимир Сергеевич гордо удалился, демонстративно собирая тоненькие прутики для костра.

— Эльмира, посмотри, пожалуйста, и меня. Что-то с утра горло побаливает, — прервала наступившую после ухода Владимира Сергеевича тишину тётя Роза.

— Да не могу я несколько человек подряд сразу диагностировать, сил пока не хватает. Завтра, быть может… Подходи ко мне с утра, я посмотрю! — предложила Эльмира.

— Ой! А я ещё молитву вечернюю не прочитала! — засуетилась Галина Константиновна, — Пойду очищаться и работать индивидуально.

Она, прихватив с собою маленькое одеялко, удалилась.

К костру, блаженно улыбаясь, подходил Мишка Возлюбленный.

— Друзья! Возлюбленные мои! — сказал он, сияя и широко распахнув руки, — красота-то здесь какая! Дух захватывает! Вот, возьму крупы всякой побольше, палатку утеплённую — и приеду сюда снова, уже осенью! И буду жить всю зиму! Только, в город к себе съезжу, дела кой-какие улажу, жене скажу, чтобы присылала мне крупы и сахар, больше мне ничего не надо: квартира, машина, дача — всё пусть за ней остаётся…

— А что, — сказала матушка Мария, — как я знаю, некоторые высокодуховные люди с прошлой осени здесь оставались на зиму. Николай — он сейчас на другой поляне стоит, Валерий — ну, некоторые из вас его здесь видели, на общем собрании он рассказывал о своей работе с горловым центром, с вишудхой. Это — опасная работа, не для каждого, но, практикуя её, сильно продвинуться можно.

— Ура! Да здравствует круглогодичное объединение на Поляне! — провозгласил Михаил, — Я — остаюсь! И нас, со временем, будет много! Ура — во имя общей работы!

— Тут Диана недавно, в прошлом году, приняла информацию, что здесь будет большой духовный центр. Всё, как полагается: красивые здания, библиотека. Зал для медитаций, конференций. Храм, конечно. Не прямо сейчас всё это будет, понятное дело. Но уже начали идти сильные, преобразующие энергии. Местные скоро перестанут выдерживать их и начнут потихоньку уезжать. А прибывать, поселяться здесь начнут совсем другие люди. Только, я думаю, что среди нас будут вести отбор, и не все мы сюда попадём, — сказала матушка Мария, — надо работать над собой, устремляться к совершенству!

— Возлюбленные мои! — закричал Мишка, — Ура! Давайте, я вас всех обниму!

* * *

В то время, когда большинство эзотериков уже ужинало, накладывая в тарелки ещё остававшийся на дне кастрюли суп и только что сваренную кашу, со стороны дороги, идущей по краю Поляны, показался новый человек, громко со всеми поздоровавшийся. Он казался весьма странным здесь, в этом месте. На вид его возраст определить было довольно трудно, предположительно, он выглядел старше своих лет, был сильно худ, слегка как-то скрючен — как человек, в детстве перенесший в лёгкой форме ДЦП. Его крупные карие глаза с острым, пронзительным и настороженным взглядом придавали ему вид очень умного человека, и первое впечатление только усиливали тонкий и чуть заостренный нос, тёмные, довольно длинные и курчавые, волосы и тонкие, сложенные в ехидную улыбку, губы. Вдобавок, чем-то неуловимым, быть может, походкой, — а передвигался он осторожно, вкрадчиво, и немного боком, — этот человек напоминал угрюмого паука. Оделся незнакомец вовсе не по-походному: на нём был тёмно-коричневый костюм, голубая рубашка с галстуком и жмущие узкие туфли, одетые прямо на босу ногу. В руках, будто специально для завершения образа, он держал довольно объемный коричневый портфель, а опирался на тонкую тросточку.

Подойдя поближе, он выждал паузу, пока все не замолчали и не обратились взорами на него, а затем спросил, кто здесь будет Сан Саныч, с которым он не так давно связывался по интернет — переписке.

— Сан Саныч отправился с Петром Семёновичем по грибы, — ответила осведомленная в этом вопросе тётя Роза.

— Да вы не стесняйтесь, присаживайтесь! — предложила интеллигентная тихая женщина Нина, высокая, с короткой стрижкой и туманными голубыми глазами.

Тётя Роза, сидевшая на лавочке за столом с краю, слегка подвинулась, поправляя халат и освобождая новому здесь человеку место.

— Рассказывайте, кто вы, откуда, — предложила она, когда вновь пришедший присел, но не рядом, а почти напротив неё, с трудом протиснувшись на лавочке между Зоей и Ниной. Последняя почему-то сразу же вскочила и пересела подальше, будто испугавшись.

— Я контактёр. Из Краснодара. Меня зовут Ерофей, — отрекомендовался тот.

Кто-то налил Ерофею супа и подал несколько кусочков хлеба.

— Устали, наверное, с дороги? — спросила бабушка Валентина.

— Да, устал. Пришлось пешком добираться. Спасибо местным — подвезли на грузовике, — угрюмо ответил Ерофей, — А вы хотите узнать, кем вы были в прошлой жизни? — внезапно обратился он к тёте Розе.

— Да-а, — удивленно протянула та, от неожиданности поведя руками в разные стороны.

— Ну, подойдите поближе, дайте мне руку! Мы с вами где-то встречались в прошлых жизнях, — и Ерофей вцепился глазами в тетю Розу и судорожно схватил, когда она приблизилась к нему, протянутую ею руку.

— Вы были в Китае, в Харбине… моей женой, а я — богатым китайским торговцем. До замужества вы были гейшей и танцевали для русских в кабаке…

Неожиданно он вскочил, довольно резко, протянул руки к небу, из одной из них не выпуская трость, и возопил театрально:

— Я был очень нехорошим человеком тогда, в Китае! Я обворовывал простой честный народ! И цепь моих злодеяний уходит далеко, в ещё более ранние жизни! Всё это началось потому, что в давние-давние времена, в Атлантиде, я был адептом зла и хранил ключи всех тайн…

Все слушали, открыв рты, как завороженные, удивительные истории этого невысокого, надолго приковавшего к себе общее внимание, худого человека с пронзительным леденящим гипнотическим взором, с глазами, которые, казалось, горели сейчас внутренним зеленым светом.

А потом странный человек в коричневом костюме, с тросточкой и портфелем, дождавшись Сан Саныча, с которым был знаком только по переписке в Интернете, и перемолвившись с ним парой слов, двинулся в одиночку по тёмной уже дороге, и стук его трости далеко раздавался в притихшем и замершем лесе. Дважды он, наскоро разувшись, переходил вброд неглубокие речушки, ощупывая дно перед собою своей тростью.

Затем нужная ему тропка вилась вдоль берега и заворачивала вправо, где ещё от реки стал виден небольшой палаточный лагерь. Показался также костер, стол с навесом и люди, сидевшие и вокруг костра, и за столом. К столу вела ступенчатая дорожка, идущая вверх от реки.

— Здравствуйте! К вам можно присоединиться? — спросил Ерофей, поднимаясь вверх по дорожке, которую кто-то не поленился обложить гладкими камнями, — Я — контактёр из Краснодара. А кто из вас Людмила?

— Проходите, проходите! — послышался голос со стороны костра, и навстречу ему вышла девушка в чёрной майке и джинсах. Черты её лица было не разглядеть сейчас, в темноте, но голос же у неё был по-детски звонким, — Меня зовут Марина. А Людмила сейчас занята, но скоро освободится. Налить вам пока чая с травами? Ах, какие они душистые! Мята, собранная ночью, пахнет особенно сильно!

— Вы — наверное, с большой Поляны? — спросила другая женщина, сидевшая у костра, полная блондинка с выразительными печальными глазами.

— Да. Я там был. Только что, — ответил Ерофей.

— А мы — немного отшельники, — сказала блондинка, — В основном, индивидуальной работой занимаемся. И с дольменами работаем. Людмила — наш духовный руководитель. А меня Тамарой зовут.

За столом, куда прошёл Ерофей, спиной к костру сидела в позе лотоса, на небольшой подушечке, худая женщина с короткой стрижкой. Она, углубившись в себя, молчала. По-видимому, находясь в трансе или медитации.

Марина оторвала лист мяты и стала жевать. Ерофей осмотрелся. Здесь очень густо пахло травами, мёдом, костром и ещё чем-то неуловимым. Под крышей сушились грибы и травы. Всё это было нарочито выставленным, развешенным в особом порядке, и к каждому пучку с травами была прикреплена довольно большая табличка, такая, что написанное на ней название растения можно было прочитать даже сейчас, в полутьме, при вспышках костра. На одном из столбов, поддерживающих навес, висел огромный лист ватмана, на котором значилось:

««Детка», великое и мудрое завещание нашего Учителя, Порфирия Корнеевича Иванова».

На другом столбе, на листке бумаги в клетку была нарисована большая зелёная ёлка, похожая на такую, какую рисуют дети в школе на Новый год, под которой крупным шрифтом было выведено: «Звенящие кедры России». Ерофей осторожно присел за стол, с краю.

— А к нам тут по утрам поползни прилетают! — щебетала веселая Марина, — Я хочу приручить их брать у меня хлеб из рук.

— Мы тут по Анастасии работаем. Пытаемся достигнуть полного единения с природой, — произнесла Тамара, — Вы читали о ней?

— Да, читал, конечно, — ответил Ерофей, — Только — не все книги. Какие попадались. А как вы по ней работаете?

— А как кто умеет. Как сердце подскажет. Я вот пытаюсь с природой контакт почувствовать, ощутить каждую травинку. На дольмены ходим. С ними у нас Людмила связывается. Это она установила, что дольмены бывают мужские, а бывают женские. А ещё, они являются проводниками на Землю космической энергии.

Ерофей уже понял, что Людмила — это женщина, сидящая за столом в медитации, и теперь пересел, расположившись в точности напротив неё, на пустующее место. И так они и сидели молча друг напротив друга, пока Людмила не приоткрыла глаза.

— Ты, — сказала она без всякого предисловия, когда наконец как бы очнулась и посмотрела на Ерофея, — не адепт зла, но носитель контактов с Кассиопеей — технологически развитой планетной системой. Потому ты получаешь информацию по лучу желтого цвета. Мой же луч — луч Ориона. Он имеет голубой цвет. Мы не можем мыслить одинаково, но должны осуществлять синтез наших знаний и контроль за информацией.

Ерофей удивился таким началом (здесь он вовсе не собирался представляться адептом зла), и моментально оживился, потому что осознал, что разговор, ради которого он пришел ночью на реку Скобидо, с трудом отыскав это место по описанию Сан Саныча, всё же состоится, хотя поначалу Людмила его игнорировала. К тому же, почему-то он тут же достал из-под стола свой портфель, извлёк из него толстую старую тетрадь и начал рисовать в ней какие-то значки и цифры.

— Но, цивилизация системы Ориона, — важно начал он, — считает, что человечество Земли должно полностью оставить технологический путь развития, а следовательно, не принимать лучей Кассиопеи. А по вашему собственному мнению, так и вовсе мы, люди Земли, должны слиться с природой настолько, чтобы кинуть не только города, но и деревни, и дома вообще, и поселиться в лесу. И если помыслы наши чисты, то нас прокормят даже дикие звери, которые будут приносить нам корм. А для пребывания на морозе мы должны будем закалиться по системе Порфирия Иванова, чтобы не бояться зимней стужи и сибирских холодов. Даже грудной младенец, по-вашему, должен питаться травкой… Кроме того, все не должны будут читать книг, а станут получать информацию прямо из Космоса, — Ерофей дробно рассмеялся.

— Человек должен вернуться — может, не сразу, а постепенно — к гармонии с природой, к своему первоначальному естеству, первоначальной чистоте, — провозгласила Людмила.

— К первоначальному естеству — в Сибири?! — грозно надвинулся Ерофей, — да где вы видали человека, приспособленного жить в таких условиях?! У него — что, жир как у тюленя? Или шкура, как у белого медведя? Или он впадает в зимнюю спячку? Человек — изнеженное существо, всё в его структуре говорит о том, что он изначально жил в тёплом мягком климате! При температуре в двадцать пять градусов плюс-минус пятнадцать, и уже на самых границах таких температур он чувствует дискомфорт! Чтобы осваивать Сибирь, люди должны быть уверенными, что их там не кинут на произвол судьбы, без пропитания и обогрева! А вы хотите, чтобы толпы энтузиастов ринулись в сибирские леса, чтобы жить там с медведями в одной берлоге! Ха-ха! Предположим, что такое возможно, но тогда на всех медведей не хватит! Знаете, что сказала Хакамада, когда ей сообщили, что в тундре люди голодают? Что им самим, мол, надо о себе заботиться, пусть грибы собирают. Это — в тундре-то, зимой!

— Ну, сразу в Сибирь, всем, вовсе не обязательно. Мировоззрение надо менять, а не место жительства. Чувствовать природу. Жить с ней в согласии.

— Мы, генетические дети города, не отличающие одуванчик от ромашки, продукт индустриализации, и чем меньше мы общаемся с природой, тем для неё же и лучше! Всё, что мы видим, мы хотим съесть, — со злой иронией заметил Ерофей, — Мы — лысые обезьяны, побочный продукт экспериментов какой-то древней цивилизации, заварившей кашу на этой планете! Скорее всего, этот эксперимент заключался в создании генного гибрида существа, похожего на бесхвостую обезьяну, и инопланетного космопилота, потерпевшего здесь крушение… А иначе — почему мы никогда не чувствуем здесь себя как дома, а боремся с планетой, уничтожая её цветущий мир, без всякого зазрения совести? И почему нас так привлекают иные миры, по которым мы испытываем острую тоску, и откуда этот вечный дуализм души и тела? Мы постоянно, тысячелетиями изводим себя и планету, а вы хотите, чтобы это вдруг мгновенно прекратилось, как по мановению волшебной палочки? Мы вдруг станем умненькими — разумненькими, как Буратино, и будем есть одну лишь морковку, а не превращаться в хищное стадо, разрушающее всё вокруг? — глаза Ерофея расширились и уставились на Людмилу с гипнотической силой.

— Для этого должна зародиться новая раса. Таких людей, как ребенок Анастасии, живущей в глухой сибирской тайге. Женщины решат судьбу мира. Они должны посвятить себя будущему, посвятить себя детям. Если они будут светлыми и чистыми, то и мужчины исправятся, и оставят беспорядочный секс ради созидающей любви, — сказала Людмила.

— Всё это — слова. А что означает в реальности, например, «посвятить себя будущему»? Какая идеальная картинка, как всё просто и легко, — сказал Ерофей, приподнявшись и всё ближе надвигаясь через стол на Людмилу, глядя ей прямо в глаза, — Да, такая созидающая любовь, как у Анастасии, конечно, привлекательнее и интереснее секса по телевидению вместе с рекламой жвачки или чашечки кофе, но и это всё — лишь звук пустой. Вот сейчас, глядя в мои глаза — глаза вовсе не добренького человека, совсем не красавца, почти урода, в детстве только силой воли ставшего на ноги, научившегося ходить в шесть лет — можешь ли ты оторваться от них, разве ты не тонешь в них, разве ты не лишена воли — хотя я лишь передаю тебе некоторую зрительную информацию о том, что мы встречались прежде, в иных жизнях, и совершаю прямой обмен мыслительной энергией, завязываю ещё один кармический узелок на память… Разве ты не испытываешь сейчас нечто непознаваемое? — и Ерофей, наконец, прекратил этот магический поединок, отвернувшись в сторону от онемевшей и ошарашенной Людмилы, в миг потерявшей гордую осанку.

…Он ушел в ночь, хромая и чуть-чуть заваливаясь на одну ногу, странный человек с портфелем и тростью в руке, так фантастически, так нелепо несовместимый с этим лесом, этим часом, этим местом, — как звук пощёчины средь шумного бала, после которой наступает грозовое молчание.

— Знаешь, кто это? — тихо спросил кто-то из сидевших за столом.

— Кто?

— Это — эзотерический инквизитор, — последовал ответ.

* * *

Из записной книжки Сергея.

Звенящие кедры России

Звенят у меня в голове,

Летящая Анастасия

Вчера приходила ко мне.

И тихо она мне сказала,

Что нужно искать мужиков,

Сменивших забрала на рала,

Духовных и чистых при том.

Но бродят тихонько поэты,

Меня обходя стороной.

Мой принц, лишь в духовность одетый,

Тебя поджидать мне — доколь?

Звенящие кедры России

Звенят у меня в голове,

Летящая Анастасия,

Поеду в тайгу я к тебе!

Глава 14. Так вот ты какой!

После того, как солнце опустилось за горы, обступающие низину со всех сторон, стало довольно быстро темнеть. Звёзд на небе в этот вечер было мало: снова начали наползать облака, быть может, постепенно начиная снова собираться в тучи.

Вернулся, наконец, дядя Юра, совершивший обзорный обход всех знакомых дольменов, и присел тихонько на лавочку напротив Николая. Неспешно достал пряники из сумки, налил себе чайку.

— Я, дядя Юра, всё о ерунде какой-то разглагольствую, а так ещё и не спросил, как у тебя дела, жизнь? Давно же не виделись, — обратился к нему Николай.

— Да, целый год, как обычно, — отвечал Юра, — Всё у меня — слава Богу, все живы и здоровы. Всё идет потихоньку, своим чередом. Да вот, дать, самого меня что-то в последнее время постоянно в разные слои кидает: лешие, русалки, духи леса… Домовые… Знаешь, ведь это всё действительно существует. И как-то всё это ко мне притягивается, что ли… В общем, я это вижу. И жутко, но интересно. Только вот, последнее время, дать, меня все эти сущности настолько преследуют, что и другим, если они рядом оказываются, мерещиться начинают. Меня уже люди немного побаиваться начали.

— Хорошо, что немного, — засмеялся Николай, — Ну, а как ты вообще с миром внешним уживаешься? Ничего? — спросил он.

— Да ничего, дать. По-прежнему: то крышу кому-нибудь починю, то замок врежу… А работаю всё там же. Всего вместе на хлеб хватает. На пряники, дать, не всегда, — и Юра снова с удовольствием надкусил пряник, — А Люба моя хлеб в последнее время сама печёт. И здорово получается! Люблю свежий хлеб, с пылу с жару. Ну, а ты как, Никола?

— Живу, не жалуюсь, — задумчиво промямлил Николай, — Когда-то, давно уже, в Москве, я как-то… Можно сказать, сфотографировался. Есть там такие приборы — за плату можно ауру свою запечатлеть. Показывают они мне снимок, и говорят, что ещё ни у кого такой ауры не видели. Смотрю, а вместо ауры у меня — радуга! Ну, и ответь теперь, как может жить такой радужный человек? Конечно же, хорошо!

— Да, Никола, я тебе прямо скажу: есть у тебя сила, — сказал Юра, — правда-правда, я не шучу.

— Да она у всех есть. Только управлять мы ею не умеем. Я поначалу не понимал: что такое? Захожу, у брата в душевой моюсь — у него водопровод из строя выходит, прихожу к друзьям в гости — у них свет отрубается… И так, как в анекдоте, подряд «восэмь раз». В общем, туши свет и сливай воду… Пока ещё не понял, как её по сторонам не расшвыривать, энергию-то…

— Никола, а ты мне скажи прямо: как ты думаешь, что нас всех ждёт, в смысле — Россию? — спросил дядя Юра.

— Не знаю. Никто этого не знает сейчас. По всем прогнозируемым параметрам, мы все должны были уже подохнуть, — помолчав, ответил Никола, — Ничего хорошего я в ближайшем будущем не вижу. Дрюкнули всех нас сильно. Чтобы мы все озверели, вцепились друг другу в глотки за пищу, одежду и жилище, чтобы ничего от нас другого не осталось, кроме как одно зверьё безмозглое. На поверхности уже и сейчас — одни бездари, что корчат из себя политиков, артистов, художников, писателей… Все они хотят быть сливками, хоть таланта не имеют. Все рвутся в эту клоаку известности, телевидения, так называемой гламурности…

Но, с другой стороны, даже индейцы в резервации как-то выживают. А сейчас, как поётся в одной любительской песне — «резервация — здесь»… Вот иностранцев и раньше всегда поражала наша способность выживать. Видел однажды, какое удивление было написано на лице одного немца, когда у него на глазах мой друг на берегу моря починил свой старый шлепанец, какой любой западный человек, не задумываясь, положил бы в урну… А друг взял какой-то найденный гвоздичек, проволочку — и так всё скрепил, что не видать стало даже, что с шлёпанцем были проблемы.

Да, по всем параметрам цивилизованного мира, многие из нас — как тот самый старый шлёпанец… Живём на тридцать долларов в месяц. В обветшалых домишках с сортирами во дворе, в коммуналках, общагах… Трепыхаемся ещё как-то. И в процессе зарабатывания на жизнь у многих на саму жизнь времени уже не остается. И дошло уже до такого маразма, что молодых людей в вузах, школах ЗАСТАВЛЯЮТ развлекаться из-под палки: всякие там насильственные конкурсы самодеятельности устраивают… Так и живем. Как в оккупированной стране, которая захвачена жирной лапой другого государства в государстве: некоей страной Московией, которая ко всему тянет свои жирные лапки, повсюду у неё есть свои представители…

Но то, что сейчас на поверхности, все эти «сливки», весь этот мусор — так это всё ненастоящее. Да, они победили. Взяли в свои руки все средства массовой информации, создали свою «культуру», свой язык гламурных журналов, промыли всем мозги и отлично процветают… Но — всё равно дрожат и боятся, что в любой момент их господство может рухнуть, как карточный домик. Потому что глубоко в душе, или что там у них на её месте, они чувствуют, что не имеют ни на что на это никакого права, что заняли чужое место. И потому — злятся. И устраивают пир во время чумы. Развратничают. И это уже не остановить. У них во всём своя круговая порука, в их структуру не внедриться. Но они — лишь иллюзия людей. Тени. Развернись, ударь, плюнь посильней, и этот виртуальный мир рассыплется в прах. Только всё дело в том, что ударять пока нельзя. Надо ждать. Ждать, когда эта каша сама протухнет. Слишком далеко всё зашло.

— Ну, теперь понятно: ты здесь лежишь и ждешь, Никола? — спросил Юра.

— Жду… Я не дурак играть в чужую игру по чужим правилам, — неожиданно серьезно ответил Николай, — А ещё, не люблю общаться с трупами. Воняют сильно. А я не некромант…

Он замолчал, и повисла гнетущая тишина. Молчал, глядя в костер, и дядя Юра.

— Я сейчас здесь считаюсь чо-орным, — объявил вдруг Николай, продолжая разговор после небольшой паузы.

— А когда и где ты считался белым и пушистым? — хихикнул Юра.

— Да, меня-то здесь и раньше, благодаря Евграфию, люди чурались. Ему я пришёлся не по вкусу: за то, что у меня своя голова на плечах есть и за то, что я не слишком-то рьяно бегал контакты устанавливать. Но теперь ещё и Витёк ко мне прибился, для пущего антуражу. Видел его? Он недавно из зоны вышел: отсидел, в смысле. За что сидел — про такое не спрашивают, да и, скорее всего, за какую-нибудь мальчишескую глупость, не похож он на злодея. Возвращаться ему некуда. Как попал именно в эти места — не знаю. Сложный он какой-то в общении. Как ни странно, замкнутый, даже стеснительный. И расписанный, как Третьяковская галерея ходячая… Сплошь в татуировках. Жил он здесь со мной всю прошедшую зиму, даже в лютые морозы, мы тогда в строительный вагончик, что у лесопилки, к мужикам напросились. Нас пустили. Заодно, использовали как сторожей: сами как раз к семьям ушли. Так я здесь в этом году и отзимовал. Не скажу, что это было приятно и просто. Но для меня это был своего рода эксперимент…

— Неконтактный ты человек, Никола, — заметил дядя Юра.

— Почему — неконтактный? — вздохнул Николай, — Очень даже контактный. У меня три месяца назад сын родился.

— Поздравляю.

— А как тебе место, где я стою? — спросил Николай, — Что здесь могло быть раньше? Почему-то всех отсюда вышибает, совсем мало людей могут тут находиться. И в основном — мужчины. Быть может, в этом месте когда-то жили колдуны? Маги?

— Очень даже может быть, — помолчав, ответил Юра.

В это время из леса вынырнула одинокая фигура: это был вернувшийся с «шабашки» лёгкий на помине Витёк. У Витька в руках была, неизвестно каким чудом завалявшаяся у кого-то в сарае, старая советская авоська, наполненная картошкой, и полиэтиленовый пакет, в котором вырисовывалась бутылка и торчал хвостик довольно крупной сушёной рыбы. Витёк выглядел чрезвычайно довольным.

— Ну, как дела? — спросил у него Николай.

— Вот, держи — это я заработал, — И Витёк протянул ему авоську с картошкой, — а то, я тебя несколько дней уже на харчи раскручиваю, — А тут у меня ещё и вино домашнее. Вкусное. Мне на пробу налили стаканчик. Давайте, разопьём! Наливать?

— Мы с Юрой, по сложившейся традиции, в первый день его приезда ночуем на дольмене, прямо сейчас и выдвинемся, только чай допьем. Пора уже. А ты — приобщайся, не обижай старину Вакха. Василя и Виктора кликни — они где-то поблизости сушняк собирают. И рыбу обязательно съедайте, а то ночью, сам знаешь, дикие коты, а вернее, одичавшие домашние, сбегутся на запах, — сказал Николай.

Витёк и «кликнул». Василь и Виктор, будучи уже неподалёку, тут же поспешили приблизиться к костру с охапками сухих веток.

— Ну, что? Мы с дядей Юрой ночуем сегодня на дольмене. Это у нас традиция такая. В первую ночь после приезда Юры — сразу туда, — пояснил Николай, теперь для Виктора и Василя, — Ты, Виктор, видел этот дольмен, так что, если захотите — так приходите и присоединяйтесь к нам попозже, вместе с Василем. Сделаем вместе раскрутку. Ну, а пока мы там вдвоем помедитируем, на ту энергетику настроимся, место наработаем. Витька не зову — устал ты, наверное? — Николай повернулся в сторону Витька.

— Да, я — нет, не пойду к вам. Не сегодня. Устал, намаялся, — сказал Витёк, — Вина вот выпью, порасслабляюсь немного — и спать пойду. Да и жутко там, наверное. Это точно не для меня.

* * *

— Ну что, друзья? По последней? — спросил Виктор, — знаете ли, очень люблю наблюдать за тем, как алкоголь действует на разных людей. Если они не пьяницы, конечно. Иногда приходилось наблюдать, как народ по пьяни откалывает совершенно невозможные вещи. Например, человек может такую позу принять — какая там йога! По трезвому ни за что не повторит. Или, помню, как ребята по пьяни вдевятером на одном мотоцикле ехали… С люлькой, конечно.

— Что-то меня уже совсем сморило. Спать пойду. Я ведь сегодня с пяти утра напахался. А вы допивайте остатки, — сказал Витёк.

— А как же классический пьяный треугольник? — усмехнулся Виктор.

— Простите, ребята, просто уже — сил никаких нет, — ответил Витёк и пошел к своей «палатке» — сооружению из веток и прозрачной клеёнки.

Когда он растворился в темноте, Василь, неожиданно схватив бутылку и выпив изрядно прямо из горла, одним прыжком вскочил на лавочку и шепеляво заорал:

— У тебя — спид, и значит мы — умрём!!!

И, соскочив с лавочки, устремился в сторону леса.

— Эй, ты куда! — не понял Виктор.

— Щас вернусь! А вощще — двинем, что ли, на большую Поляну? Посмотрим, что там происходит? — крикнул Василь.

Он вернулся быстро. Только достал из своего рюкзака, закинутого к Витьку, сломанный пионерский горн — и протрубил отбой.

— Странно действует это вино, — пробормотал Василь, ворочая слегка заплетающимся языком и продвигаясь по тропинке в сторону, как он решил, большой Поляны, — От того, что организм уже успел стать «экологически чистым», что ли? Но это же совсем мало: бутылка вина на троих… А ноги — совсем не слушаются. Такого раньше я не испытывал. Но наслышан о действии молодого домашнего вина. Может, оно молодое, а?

— Интересно, куда мы идём? — пробормотал в ответ Виктор, — Не видно ни зги. Но мне кажется, что об этот пень я уже спотыкался.

— Мало ли пней на дороге? А вот, кажется, колея от трактора, её раньше ещё не было. Мы правильно идём! — ответил неунывающий Василь.

Дорога иногда слегка освещалась отдалёнными вспышками молний. Вновь, скорее всего, далеко отсюда, где-то над морем, проходила гроза.

— Пробирался я куда-то.

Что-то локтем задевал,

— запел вдруг Василь.

— Скажи, только честно, а чего ты хочешь от жизни? — вдруг спросил его Виктор.

— Ну вот, опять ты со своей философией! Где-то далеко-далеко, на краю галактики, есть цивилизация серебряных струн. Я хочу увидеть её одним глазком, — усмехнулся Василь.

— Я серьёзно… Правда, некоторые на полном серьёзе хотят и видеть, и слышать что-либо этакое… Ну, и увидят. А дальше — что?

— А дальше — будут хвастаться друг перед другом: кто Эль Морию видел, а кто — смесь хорька, барсука и штопора. Обмен, так сказать, опытом.

— Эй, Василь! Здесь поворот! А дальше — грязь! Возможно, лужи! — предупредил Виктор.

И действительно, под ногами зачавкала грязь, а дальше пошла и старая, завонявшаяся лужа.

— Ч-черт! Я в лужу влез! — раздосадовано воскликнул Виктор.

— Хэй-хо! Делай, как я! Оп-паньки! — закричал Василь, и плюхнулся с разбегу в лужу обеими ногами. И его, и Виктора окатило холодными грязными брызгами.

— Ты что? Чокнулся? — обиделся Виктор.

— Да ладно тебе, ты и так уже в лужу наступил! — примирительно похлопал его по спине Василь.

Обходя, все-таки, следующую, огромную лужу, они свернули в сторону от дороги и пошли по траве, влезли на какой-то небольшой пригорок и вновь спустились в низину. Умудрившись сбиться с пути, не найдя продолжение грунтовки, дальше они пошли по низине. Там протекал небольшой ручеёк, и они пошли по его руслу, как по дороге. Чем дальше они шли, тем круче нависали с обеих сторон берега. Шлёпая босиком по ручью, Василь чуть было не упал прямо в воду и ухватился за идущего впереди Виктора.

— Ну, и куда ты нас завёл? — усмехнулся тот. Повернём обратно, что ли? Сдавайся!

— Русские не сдаются! — ответил Василь, — Давай, ещё вперёд! Там, кажется, берега понижаться начинают.

Левый берег стремительно понижался, но оказался покрытым совершенно непролазным лесом. Но, наконец, после последующего снова высокого обрыва, они увидели ровную площадку, освещённую выглянувшей в проём между тучами луной, и на эту площадку, цепляясь за кусты и деревья, можно было подняться по не слишком крутому подъёму. Когда они выбрались наверх, Виктор воскликнул:

— Василь! Смотри! Я знаю это место, мне про него рассказывали! Это — так называемый грязевой источник с синей глиной! Здесь, неподалеку, должна быть ещё и рукотворная «Скала» — нагромождение камней.

Действительно, это было то самое место. Скала мрачно вырисовывалась на фоне мрачного неба, освещаемая луной и отсветом далёких молний. Большая плотная грязевая лужа, к которой они поднялись, бурно пузырилась неподалёку от края: в этом месте грязь выходила из-под земли. Воздух возле грязевого источника был какой-то тяжелый, быть может, вследствие выходящих из-под земли вместе с грязью газов.

— Эй, Василь! Иди сюда! Нам теперь терять всё равно нечего! — позвал Виктор, который первый приблизился к луже и стоял на краю источника. Он похлопал по поверхности лужи своей голой пяткой.

— Ого, какая плотная!

Грязь была очень густая и смачно чавкала. Виктор зашёл прямо в неё и улегся в лужу, хлопая, лёжа, руками по гладкой грязевой поверхности.

— Ты знаешь, Василь, здорово! Как на воздушной подушке! Грязь — плотная, и сильно выталкивает!

Когда он вылез, Василь от его вида пришёл в полный восторг:

— Здорово выглядишь! Намажь глиной ещё и лицо! Никто не узнает! Вылитый инопланетянин!

Виктор намазал и лицо, аккуратно зачерпнув ещё немного грязи. Василь же следом плюхнулся в только что освободившуюся лужу и воскликнул:

— Кайф!

— Ах, ч-чёрт, — выругался Виктор и достал из кармана штанов пачку размокших сигарет и коробку спичек.

А Василь продолжал барахтаться в луже с большим удовольствием.

— Я — одна большая жаба! — проорал он. Затем тоже намазал и лицо и вылез. Подобрал свой старый пионерский горн, отброшенный в сторону перед погружением, и сыграл «подъем».

— Василь, ты сейчас не на человека похож, а чёрти на что. Встретишь ночью на тропинке… Бр-р. В штаны наложишь.

— Спасибо. Ты — тоже красавчик, — Василь прошлёпал под деревья, — После Скалы здесь тупик, значит, нам — в другую сторону! Там какая-никакая тропа есть! Я снова по ручью не хочу идти.

— Да, лучше — по тропе. Сюда же за глиной с Поляны по тропе ходят, значит, на торную дорогу выйдем, — Виктор направился вслед за Василем.

— Эх, сходить, что ли, на большую Поляну — там наверняка большой тусняк. Магнит какой-нибудь. И девочки есть. Попугать их немного. Сказать: мы — инопланетяне! Давайте устанавливать контакт!

— Ты — Дарт Вейдер с планеты Вулкан, словом? Всё бы тебе, Василь, с девочками контакты устанавливать! — хмыкнул Виктор, — Нет, в таком виде шлёпать аж туда не хочу, да и поздно теперь уже, заблудились мы порядком. Пока мы туда допрёмся, наверняка там все уже спать будут.

— Просто люблю, когда у людей смещается точка сборки и слегка приподнимается крыша. Именно слегка, конечно!

— И часто ты её кому-нибудь смещал? — спросил Виктор.

— Даже не знаю. Вряд ли это я. Хорошая крыша летает сама. Но ко мне часто приходят разные люди и рассказывают о разных нестандартных вещах. Потом, правда, переходят на то, что начинают плакаться в жилетку и душу изливать. Везёт мне на такие вещи. Здоровенные лбы, а плачут, трясутся… Надоело быть жёстким оператором.

— А это — как?

— Гибкий оператор — это когда другой человек сидит в дерьме по самые уши, а ты вокруг изгибаешься, советы подаёшь, руку помощи протягиваешь… Зазеваешься, а он — хвать! И вот уже вы оба в дерьме, а потом вместе вылезаете. А жёсткий оператор — это когда ты ходишь вокруг, и изводишь, и дразнишь его до тех пор, пока он сам не вылезает, чтобы тебе морду набить. А потом вы вместе с ним пьёте водку.

— А девчата на плечи тебе не кидаются?

— Бывает. Иду я недавно по городу, а навстречу знакомая девчонка с парнем. Она друга своего бросила, и ко мне: Вася, мол, дорогой, здравствуй! Давно не виделись. Чмок-чмок в обе щеки. Я обалдел.

— А ты, видать, парень не промах… А они очень сильно расстраиваются, когда ты их бросаешь? — цинично спросил Виктор.

— Когда как, — признался Василь, — Иногда — с истерикой, битьем посуды и криками в туалете.

— Ну, это ты, парень, далеко зашёл. Выкидываешь людей в своеобразный наркотический план, а потом у них ломка начинается. Но это — не смещение точки сборки, конечно. Это — самый настоящий шантаж. Они только раскрылись, а их — хвать, и держат. Главное, при этом свободной энергии много высвобождается. И помнят тебя долго. Считают самым необычным эпизодом своей жизни… Да? — спросил Виктор.

— Кто — держат?

— Да лучше этого, пожалуй, и не знать…

— Ты что? Решил, что информацию считываешь? Небось, сам такое практиковал, — отрезал Василь.

— И это было… По молодости. Пока не понял — скоро зарвусь. И ходу назад не будет. По балконам к девчатам лазил, водку распивал и о всяких тараканах в голове рассказывал. Оно хорошо идёт — под водку-то. Система защиты у людей не срабатывает. Устанавливается одно большое общее пьяное поле, — грубо заметил Виктор.

— Можно подумать, что сейчас ты не пьешь. Завязал. Вон, как сегодня ужрался, — засмеялся Василь, хотя ему стало совсем не весело.

— А ты в этом уверен? — вдруг резко, чётко и бесстрастно спросил Виктор. И посмотрел на Василя. Василю стало неуютно. В свете луны на него смотрел совершенно трезвый и совершенно мрачный человек.

— Я за долгие годы работы научился филонить от пьянства. Страна у нас такая, что ты нигде не будешь свой, если не пьёшь. Прежде всего — на работе. А «не свой» на работе долго не продержится, выживут. У меня своя разработанная методика, как не пить, но казаться пьющим со всеми, а потом — пьяным. Это очень просто. Легко убедить пьющего человека, что ты с ним тоже пьешь. Главное, за нужные верёвочки вовремя дёргать, беседу какую-нибудь серьёзную начать. Да свои полные рюмки на его пустые вовремя менять, когда уже «хорошо пошло». А потом вдышаться в чужое состояние, усилить его и сформировать у всех своих собутыльников нужный тебе образ, нужную картинку. При этом необходим сильный контроль и полная незамутненная трезвость. А как у тебя с контролем?

— Ну, я с людьми взаправду пью. Но иногда совершенно не пьянею. Это всё перерабатывается в разговор. И в энергию. Если чувствую, что слишком много выпил, то я пассы делаю. По Кастанеде. Помогает. Сразу наступает трезвость. Хотя, иногда при этом наизнанку выворачивает. Я для себя давно уже выбрал практику. Решил, что невозможно развивать одновременно и дух, и тело. Я не аскет. И не философ. А на развитие сразу и того, и другого — жизни не хватит. Многие пробовали и ломались. Поскольку с телом у меня выходит лучше, энергии всегда дуром было, то я решил развить хотя бы тело. Тем более, что этот путь, в общем-то, бесконечен: вплоть до магических путешествий развиться можно. В общем, то, что я выбрал — это пассы и йога…

— Нет, ты выбрал зубы и клыки, — перебил Виктор.

— Почему? Ни чёрной магией, ни вредительством каким, ни экспериментами над другими людьми я не занимаюсь. Всё, что я хочу — просто выжить! Иначе здесь — сдохнешь. И не такие ломаются.

— Н-да… — пробурчал Виктор, — Ты бы ещё в качалку пошёл, мускулы наращивать. Думаешь, пассы — это насилие над телом? Физкультура? Пассы, семинары, водка и девочки! Ну ты и фрукт!

— А хоть бы и так, кто ты такой, чтобы мне морали читать? — взъярился Василь, — И что ты можешь предложить взамен? Алкоголь — форточка для души… Ты что, думаешь, люди от счастья пьют, или — для балдежа? Пьют, когда душа горит, для перехода в иное состояние: хоть чуть-чуть, хоть на время. Проблемой обычно бывает не водка, водкой её заливают. А если ты человеку помочь хочешь — приходится с ним пить горькую.

— Просто, при этом не ты управляешь событиями, а они — тобой, — упрямо сказал Виктор, — в зависимости от того, кто припрется и с каким напитком, ты будешь с тем говорить, то пить и… с той спать. Кроме того, идиотский вопрос: что развивать, дух или тело? Тут ты попался. Я с этим вопросом уже встречался, только в тот раз — с точки зрения «духовника». И я в тот раз суть дела преподнес так: что лучше, если вам принесут бутылку без вина — или вино без бутылки? Тот выбрал пролитое вино… А ты — пустую тару! Только дело в том, что её кто угодно и чем угодно заполнить сможет. Дерьмом, к примеру, тоже.

В это время они, идя по тропке вдоль ручья, вышли на развилку дорог и свернули направо, услышав с той стороны шум реки.

Василь, немного пришибленный разговором с Виктором, вскоре первым вышел из леса и увидел впереди, на открытом, освещенном луной месте, реку. Он сразу воспрянул духом и начал продвигаться по широкой, шедшей по краю леса дороге, сворачивающей к реке, ловкими быстрыми прыжками, словно дикий кот.

— Здесь, скорее всего, будет брод, тут дорога к реке подходит, а ты сворачивай потом на тропку, что идет вдоль берега. Дальше река должна стать глубже, давай, найдем хороший подход! — посоветовал вслед ему Виктор.

Некоторое время спустя они дошли до небольшого открытого пространства на берегу. Василь, проломившись через негустой кустарник, первым ступил на небольшую полянку. В воде послышались какие-то бурные шлепки. Затем кто-то громко вскрикнул.

— Ой! Русалки! — заорал Василь. На той стороне реки раздался женский визг, а потом — смех.

— Можно с вами познакомиться? — крикнул Василь.

Вслед за ним при свете луны на полянке показался и Виктор, который крикнул:

— Эй! Не бойтесь! Мы не лешие и не инопланетяне, мы просто синей глиной намазались!

Василю же он сказал:

— Намерел ты себе девчат сегодня попугать, вот тема и вывалилась!

Две женщины голышом выскочили из реки на другой берег, и одна из них крикнула:

— Ну, вы нас и перепугали! Приходите к нам в лагерь, расскажете, откуда вы взялись! Идите по нашей стороне реки, по тропинке, и дальше там увидите лагерь. У костра обогреетесь!

Изрядно потрудившись, отмывая свою одежду от слоя глины, а также старательно смывая лечебную грязь с волос, Виктор и Василь, наконец облачившись в холодную и мокрую одежду, решили действительно нанести незнакомкам визит и погреться у чужого костра, а не тащиться по лесу, отбивая дробь зубами от холода.

* * *

…На следующее утро Василь с трудом разлепил глаза. Поспать ему удалось часа четыре, не больше. Сквозь филигранные листья липы пробивался тоненькими лучиками слабый солнечный свет. Василь не сразу понял, что находится в положении весьма странном: он лежал как бревно, положенное своими краями на два других бревна, то есть, он находился между двумя противоположными лавочками: концы ног — на одной, а голова — на противоположной. И в таком положении он спал! Сверху чья-то добрая душа накинула на него старую ватную куртку. Василь попытался припомнить события прошлой ночи. Её окончание он помнил смутно.

Выйдя из лагеря анастасиевцев, когда они обсушились там у костра и познакомились с купавшимися ночью в реке Мариной и Тамарой, они двинули назад по отчётливо видной в свете луны грунтовой дороге. Виктор, не доходя немного до лагерного костра, повёл Василя на ближайший дольмен, где должны были ночевать сегодня Николай и дядя Юра.

Вдруг Виктор, шедший впереди по грунтовке, приостановился, пропуская попутчика вперед, и неожиданно и громко проорал ему в левое ухо:

— Василь! Я тебя, наконец, раскусил! Нет, ты не останавливайся, иди, иди! А то вовремя не успеем!

Василь двинулся дальше, повернув голову в сторону Виктора.

— Главная твоя беда, как, впрочем, и многих, — ты не хочешь жить всерьёз. Ты думаешь, что это всё — лишь репетиция, а настоящая жизнь будет где-то не здесь и не сейчас. Ты думаешь, что можно филонить, прикрываясь пивом, водкой, девочками, компьютерными игрушками, расслабухой, работой — и называть это жизнью. Своей жизнью. Духовная работа — отдельно, а жизнь — отдельно. И пусть тебе прокручивают те её серии, которые хотят: мультики — так мультики, рекламу — так рекламу, порнографию — так порнографию. Ты не хочешь сказать миру: стоп! Выключить этот грёбанный телевизор, держа руку на пульте. Дело именно в этом: рука должна быть на пульте! Ты хочешь любить, не любя, работать, не работая… И ещё скажешь, что это всё — не от тебя зависело, и за всё это ты не отвечаешь! Ты — это лишь то белое и пушистое, что сидит глубоко внутри и сюда носа не кажет! Ты можешь сколько угодно времени толковать о планете серебряных струн или даже, ради самоутверждения, пару раз вытащить кого-нибудь из ментального дерьма, ты можешь даже читать книги про Карлоса Кастанеду… И кого ты этим удивишь? Хочешь сказать, что ты сам никогда не бываешь в дерьме, ты ведь такой продвинутый! Сплошной смайл во все зубы и сплошной Карнеги! «Как разбогатеть и завести себе массу друзей!» — и Виктор, выйдя вперёд, прошелся перед Василём, изображая неприличную походку, балансируя задом.

— …А в самом деле, тебе на всё наплевать, не только на всех своих друзей со всеми их проблемами — но и на себя самого. Ты просто плывешь по течению. Тебе скучно. Ты даже пассами занялся от скуки. Тебе и на них наплевать, по большому счету.

— Это почему же? — мрачно спросил Василь.

— Это потому, что ты и в пассы не вкладываешь душу! Действуя, как некий эзотерический киборг. Ты при этом — не здесь и не сейчас, а в глубокой прострации. Пассы для тебя — лишь разновидность физзарядки. Ты думаешь, если сказано, что во время пассов не надо видеть или представлять себе энергии, то и живым человеком при этом быть не обязательно? Ты никогда не отделаешься при этом от единого энергетического корыта, из которого мы все вбираем энергии пупком, хапая их друг у друга, ты обречён быть зависимым и уязвимым. Ты не вывернешься наизнанку, не станешь настоящим видящим, настоящим человеком знания. Эти наивные магнитчики, над которыми ты смеёшься, всё же живут всерьёз и пытаются всерьёз соединить в себе силы неба и силы земли, и они и то ближе к состоянию магов и видящих, чем ты. Они работают с полной отдачей. Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО подключают своё энергетическое тело одновременно к двум потокам, и им такое начинает свистеть! А ты просто выполняешь все свои пассы заученно — автоматически, а в действительности — без всякого НАМЕРЕНИЯ, так как вся твоя жизнь говорит о том, что нет в тебе в действительности никакого намерения!

За время разговора они свернули с широкой грунтовой дороги на узенькую тропку и дошли по ней до небольшой, освещённой луной полянки, видимой через просвет между деревьями. Здесь Виктор остановился.

— Делай сейчас пассы вместе со мной. Ты их знаешь. Только теперь — делай их так, будто от этого зависит твоя жизнь. Здесь и сейчас! И — да воссоединится небо и земля!

Повторяя движения за Виктором, Василь «захватил» что-то над своей головой и стал «спускать» вниз. Затем он «захватил» что-то внизу и поднял вверх. Минута — и он услышал звон в ушах. Затем свело желудок, и он почувствовал, что его вот-вот вырвет. Он перестал видеть обращённое к нему лицо Виктора, от которого видимыми ему остались только глаза.

— Пойдем! — сказал Виктор, — Мы почти пришли. На этой полянке — дольмен.

Василь пошёл за Виктором дальше и вскоре увидел сидевшего прямо на дольмене, в позе лотоса, дядю Юру, читавшего молитву Франциска Ассизского. Впереди дольмена, у его круглого входа, подняв руки к небу, стоял Николай. Над дольменом и дядей Юрой возвышался ровный и широкий столб света, уходящий в звёздное небо.

— Ведь кто дает, тот получает,

Кто сам себя забывает, тот находит,

Кто прощает, тот будет прощён,

Кто сам в себе умирает,

Тот пробудится для новой жизни.

И если мы в тебе умираем,

Мы входим в вечную жизнь.

И вдруг у Василя зашумело в ушах. Зазвенели вокруг маленькие светящиеся мушки, больно впиваясь со всех сторон в тело. Изображение мира исчезло. Вместо полянки он теперь видел вибрирующие и переливающиеся длинные, бесконечные нити синеватого, красноватого, золотистого цветов, а между ними — большие шары, похожие на мыльные пузыри с радужной оболочкой. Всё стало понятно и просто, будто так было всегда, будто ему открылась теперь истина, которая была, есть и будет после… Этим небывалым чувством хотелось поделиться с кем — нибудь, рассказать, как это здорово. Но никого рядом не было.

Как Василь оказался у костра, в лагере, он не помнил. Он ничего больше не помнил и ощущал себя полными дровами. И действительно деревянный, как полено, он спал параллельно одной из лавочек, а проснувшись, соскользнул задницей вниз и теперь сидел на земле и тупо смотрел по сторонам.

В это время от реки к костру поднимался Виктор, неся только что помытую посуду и котелок.

— Так вот ты какой, северный олень! — вместо «доброго утра», крикнул он Василю. Василь, неожиданно для себя самого, дико, с каким-то подхрюкиванием, захохотал.

Глава 15. Большая Поляна и Гера

В лагере у костра сидели только Наталья и Сергей, которые, снова оставленные матушкой Марией за дежурных, варили кашу, и тётя Роза, которая пила чай и шумно сетовала на то, как ей плохо без курева.

— Хотела я похудеть и курить бросить, а мне подруга Люська, в эзотерике продвинутая, и присоветовала на Поляну ехать. Она просто молоток! Действительно, если даже здесь не брошу, то нигде не брошу, — беседуя тихо сама с собою, резюмировала тётя Роза.

Было уже совсем темно. Временами налетал лёгкий, но пронизывающий ветер. Магнит, по-видимому, был в самом разгаре.

Вскоре тихо подошли и сели за деревянный стол на лавочки Арей, Андрей и Володя. Было заметно, что с последним Андрей наверняка провёл какую-то свою незаметную работу. Володя сейчас был тих и кроток.

Пока они пили чай, утихомирилась тётя Роза, которая наелась только что сваренной каши и полезла в палатку спать. Сергей и Наталья, доварив кашу, тоже подсели к столу и налили себе чаю.

Внезапно со стороны дороги раздались шаги и голоса, и, привлеченные огнём костра, показались два незнакомых человека.

Один из них, одетый в плотную непромокаемую одежду и высокие тёплые ботинки со шнуровкой, выглядел как настоящий лесной человек. За спиной у него был большой станковый рюкзак.

— Здравствуйте! Скажите, мы правильно к посёлку идём? — спросил он.

— В общем-то, вы почти пришли. До поселка — рукой подать. Только, если у вас там нет друзей или родственников, а надо садиться на автобус или попутку, чтобы дальше ехать, то оставайтесь лучше здесь, переночуете, время позднее. Попутки уже не поймаете, а ночевать здесь — всё же лучше, чем на обочине, под лай собак, — посоветовал Андрей.

— И то правда. Ну, добрались, значит. Палатку недалече поставим, — проговорил человек с рюкзаком немного с натугой, как будто давно не общался с людьми.

— Подсаживайтесь к нам, чаю выпейте, — предложил Арей, — Как вас зовут?

— Владимир, — ответил тот, присаживаясь на лавочку.

— А вы, Владимир, давно в этих местах? — спросил Андрей.

— Да если подсчитать… С ноября безвылазно просидел. Был в местах, где лес глуше, за водопадами, там лесники стоят. Я неподалёку от них, в пустующем строительном вагончике остановился. Человек один хороший мне там встретился, егерь. Приютил, обогрел. Я бы и сейчас там остался, да нужда заставляет в населённые края податься: деньги заканчиваются. Заработаю немного — и снова на прежнее место подамся. Я свечник. Свечи для одного знакомого батюшки делаю.

Пришедший вместе с Владимиром человек всё ещё стоял поодаль и переминался с ноги на ногу. Он, как ни странно, выглядел вполне по-городскому: был в джинсах, клетчатой рубашке, со спортивной сумкой через плечо, в очках и с гитарой, с помощью бельевой веревки прилаженной за плечами. На шее у него болтался старенький фотоаппарат «Зенит».

— А паренёк, что со мной вместе идет — так это я его в лесу подобрал, в глухомани. Заблудился он в здешних местах. И я тоже слегка заплутал. Не зря, видать. Вот вместе и вышли, а то — застрял бы он там на ночь, — Владимир жестом подозвал своего спутника.

Парень в очках, наконец, приблизился и осторожно сел на край лавки.

В это время из палатки, может быть, из любопытства, вылезла слегка помятая тётя Роза.

— Не спится что-то, — пожаловалась она, — Это всё из-за того, что курить бросаю. Чайку не нальёте?

— Конечно, нальём. Подставляйте чашку, — сказала сидевшая возле чайника Наталья.

— А как вас зовут, и как вы в лесу очутились? — спросила тётя Роза нового парня, присаживаясь напротив него за стол.

— Г-гера, — заикаясь, ответил тот.

— Герасим, значит? — уточнила тётя Роза.

— Н-нет, Герман, — возразил Гера, — И н-не люблю, когда меня одноименным г-героем мелодраммы кличут, к-который собачку — т-того… Я бы её не утопил, ч-честно.

— И — какими же ты здесь судьбами? — засмеявшись, спросила тетя Роза.

— А в-вот это — действительно смешная история. М-меня здесь забыли, — отвечал, вяло улыбнувшись, Гера.

— Как — забыли? — удивилась тетя Роза.

— Ну, приятели из б-богатых взяли меня в поездку на море. Как б-барда и всеобщее развлекалово. П-проездом остановились здесь, в горах, на речке. Известное дело: выпивка, шашлык… А тут — эзотерики какие-то с-стояли. Начали им про м-медитацию что-то говорить, про то, что в лесу м-мусорить нельзя, а мясо есть вредно, ш-шлаков много образуется. И в-вообще, это — м-мертвечина. А те в ответ, что медитация — это, н-наверное, когда на пупок смотришь и внушаешь с-себе, что тебе есть н-не хочется… Ну, эзотерики-то рассердились — и ввалили им м-ментально по первое число, высказав в-всё, что они о них думают. А те — чуть не ввалили реально, уже собрались. Побить их собрались. Да в-все-таки п-передумали. Ругнулись, сели в машину, хлопнули дверью — и уехали. А я в это время ходил к р-речке купаться. От речки это всё и слышал. Х-хорошо, хоть моя сумка и гитара остались в кустах валяться — с собой они их не взяли.

— Вот это — дела! — удивилась тетя Роза, — так как же вы теперь домой доберётесь? Может, кинем клич — парню соберем денег на обратную дорогу, пусть дадут, кто сколько может?

— Н-ну что вы, не стоит! — разволновался Гера, — Я ведь не совсем без денег на море-то ехал. В-всё в порядке. Теперь в-всё хорошо будет: вот, к людям вышел. А то — совсем заблудился было в лесу. Я же не знал, куда ближе идти: и от посёлка оттуда далеко было, и от моря. П-пошел я по дороге на море: ещё и н-надеялся, что обо мне вспомнят, вернутся. Д-дорога же вскоре раздвоилась, потом — снова развилка. Приходилось выбирать. А в конце концов оказалось, что иду я н-не по дороге вовсе, а по п-пересохшему руслу реки… И места пошли совсем нехоженые, дикие, глухие…

— Это он в так называемую Капустную Щель угодил, — заметил Владимир, — Хорошо ещё, что я после перевала тоже туда случайно забрёл.

— А когда я ещё по дороге ш-широкой шел, недалеко от речки, меня л-лесники стопорнули — их, причём, было человек десять — и потребовали показать п-паспорт. Осмотрел его каждый из них. П-по кругу. И ещё спросили: не ш-шпион ли… Вот я и вчистил п-потом с перепугу куда ни п-поподя, с хорошей с-скоростью.

— Ну да, если с фотоаппаратом — значит, шпион! — засмеялся Арей.

— А кем вы работаете? — спросила тётя Роза.

— З-знаете, это тоже — смешно, — ответил Гера, — Я вуз когда закончил, р-работал программистом. Ну, а потом… Р-разруха, нескладуха, ж-жена — ушла, кошка — и та убежала, в х-холодильнике — всегда п-пусто, только т-тараканы обосновались… М-морозоустойчивые. В общем, работаю я сейчас в одной р-редакции кем-то вроде м-машинистки — не скажешь же, машиниста, это же нечто д-другое? В общем, я тексты н-на компьютере набираю. Однако, всё это скучно — про жизнь… Давайте я вам лучше песенку спою. Вот, п-пришло в голову, пока по дороге топал…

И Гера снял с плеча болтавшуюся на веревке гитару, слегка настроил её и запел:

Падает на землю луч

Из зелено-синих туч,

Вдаль зовет упрямого дорога…

Если есть на свете лес,

Если есть звенящий ключ —

Значит, что ещё не так

Всё уж плохо…

Есть весёлая струна,

Есть походная страна,

В этой сказочной стране

Есть принцессы…

И — не говори порой,

Что страна, мол, не видна —

Грусть — тоска — печаль, мой друг —

Лишь эксцессы…

Значит, снова нам в поход,

Мы пройдем сквозь чёрный ход,

Не парадный, но такой

Знакомый,

Мы найдём свой дивный лес,

Мы найдём свой лучший брод,

Мы найдём звенящий ключ.

Здесь — мы дома.

Когда Гера пел, он абсолютно не заикался. А спев, отложил гитару и сказал:

— Это я ещё д-до лесников сочинил. Представляете? Иду по дороге — и пою! Смешно!

— Гера! Вы — талантливый и хороший человек. Никогда не смейтесь над собой. Вам это совсем не надо, — в полной тишине прозвучал вкрадчивый голос Андрея, — И вообще: вы сейчас действительно попали в некую волшебную страну. И можете раз и навсегда кардинально изменить свою судьбу. Такая возможность даётся только раз в жизни. И, давайте лучше перейдем на сказки, мы ведь в сказочной стране. Первой пусть начнёт Наталья. Расскажи нам, пожалуйста, сказку про курочку Рябу!

— Что, это — серьёзно? — спросила Наталья.

— Вполне!

— Ну… Жили-были дед и баба. И была у них курочка Ряба. Однажды она снесла яичко. Золотое, а не простое. Все они его били — не разбили, мышка хвостом махнула — яйцо раскололось, а курица второе снесла, а что? Это — зачем? — спросила Наталья.

Все вокруг уже смеялись.

— Просто, когда человек рассказывает всем известную сказку, то ему это не интересно делать, и он рассказывает её на автомате, стремясь поскорее закончить. А его душа и вовсе в это время покидает тело и бродит где-то неподалёку… Вот мы и посмотрели, пока ты рассказывала, какая у тебя душа. Она — большая, полная, даже странно, как она умещается в твоём теле. Наверное, тебе надо пополнеть, — засмеялся Андрей.

— Ну вот! Ещё чего! — сказала Наталья.

Андрей встал, немного «продышался» — сделал несколько дыхательных упражнений, подошёл к Гере. Он стал его «чистить», одновременно выпрямляя ему позвоночник.

— Ну, а теперь — пусть Гера расскажет свою сказку! — громко скомандовал Андрей.

И Гера начал…

— В некотором царстве, в некотором государстве — так, кажется, начинаются все сказки — жила-была, огромная, как все семь миров, синяя птица счастья, культ которой, охраняемый двумя преданными ей существами, инь и янь, весьма почтенного и неопределенного возраста, позднее был возведен ими в стадию новой религии. Одного из этих существ звали БАБА, что на востоке является титулом весьма просвещённого и умного мужа, в второго звали ДИД — ЛАДО, славянской припевочкой обозначалось, по-видимому, какое-то женское божество, хранительница домашнего очага. Перья у нашей птицы, условно называемой КУРОЙ, отливали чистым золотом… А дальше… Я что-то плохо помню, о чём там. Совсем забыл. А чего вы все смеетесь? Ну, если в общем, то кура жила хорошо. И с высоты наблюдала одним своим недреманным оком за всем мирозданием. И так продолжалось тысячи манвантар. Зло было отделено от добра, как желток от белка. Но вдруг мир изменился. Потому что появилось серое существо, смешавшее оба начала. Яичко, так сказать, разбилось, а наша кура разучилась нести золотые яйца. Только — простые, как в курятнике. Печальная сказка, — закончил Гера.

Сказку он тоже рассказывал, не заикаясь, как не заикался он, когда пел. И к концу сказки все уже просто тряслись от хохота.

Через некоторое время засмеялся и сам Гера.

— Сейчас он нам ничего не сможет рассказать простыми словами, — прокомментировал Андрей, — даже сказку про белого бычка. А на вопрос о дважды два ответит, что в результате получится периодическая система Менделеева, во всех подробностях, вплоть до удельного веса.

— Ну, до удельного веса — вряд ли, — засомневалась тётя Роза.

— Он сможет, он же — компьютерщик, — засмеялся Андрей.

Из-за кустов со стороны Поляны показалась мрачная фигура Анатолия.

— А вы почему не на Магните со всеми? Это я — понятно, почему здесь, я сегодня после омовения и Лысой работал индивидуально на дольмене, и только сейчас вернулся. А вы приехали на Поляну работать или развлекаться? — спросил он строго.

— А ты нам чего желаешь? Зла или добра? — спросил Андрей.

— Ну… конечно, добра, — растерялся Анатолий.

— Но, если ты хочешь нам добра, то это означает, что ты считаешь, что у нас нет от природы своего добра, и что мы — злые. И нам необходимо чужое добро. Так? — продолжил Андрей.

— Вовсе нет. И в вас есть добро.

— А что ещё, кроме добра, существует в мире? Или — нету в мире ничего, кроме добра? — спросил Андрей.

— В мире, кроме добра, есть зло!

— Значит, в мире есть добро и зло. Нам же чего-то не хватает. Добро в нас есть. Значит, нам не хватает…

— Зла!

— И ты пришел поделиться с нами, пожелать нам…

— Зла! То есть… Нет, конечно. Добра! А, да ну вас. Я совсем запутался, — смутился Анатолий, и пошел к своей палатке, ложиться спать.

— Владимир, у вас есть палатка? У Геры, я так понимаю, её нет… Впрочем, в любом случае, уже совсем темно, трудно будет вам палатку поставить. Да и не к чему, идите спать в мою, — предложил Андрей, — У меня трёхместная, а ночует в ней только Арей. А я в спальнике, рядом с палаткой, сплю. Ну, что? Всем — спокойной ночи! Сейчас люди с Магнита начнут возвращаться. А мы — пойдем спать! Утро вечера мудренее…

* * *

На следующее утро Гера впервые в жизни встречал свой рассвет в горах. Владимир, который с утра собирался сесть на утренний автобус, на всякий случай разбудил его, как доставленного сюда попутчика, и спросил, не хочет ли Гера уехать домой. Поразмыслив немного, тот решил, что проводить отпуск дома — скучно, а здесь пока что всё складывается так, что есть палатка над головой. И он решил задержаться на Поляне на неопределенное время. Тем не менее, ему уже не спалось. Проводив Владимира в посёлок до автобуса, Гера вернулся и посидел немного около лагерного потухшего костра. Сегодня, после вчерашней «большой работы», магнитчикам велено было отоспаться, и никого у костра пока не было. Потом Гера решил отправиться вниз, к реке, захватив с собой гитару. Там, на открытом пространстве, скоро должен был наступить рассвет. Там солнце вот-вот покажется из-за гор.

С утра было прохладно, и Гера одел поверх рубашки джинсовую куртку. Около реки он снял кроссовки и сел на них, потому что трава везде была мокрая от росы. Затем он снял с плеча гитару и стал тихонько бренчать, подбирая мелодию. Он любил иногда бренчать на гитаре и петь всё, что приходит в голову, экспромтом. По принципу: «что вижу — то пою». Как и сейчас…

    — Мы искали друг друга

    В разных мирах,

    В разном хламье

    Или в разных словах.

    Значит, мы воплотились опять,

    И — живём.

    И — поём.

    Неизвестно, зачем.

    Неизвестно, о чем.

    Вот так.

    Мы приходим, и вдруг

    Встречаем рассвет,

    Где-то там, где

    Никого ещё нет,

    Все спят.

    Вот — и новый сюжет.

    Все спят.

    А мы ворвемся сюда,

    Разгромив эту тишь.

    Здесь только деревья,

    И только вода,

    Но ты услышь,

    непременно услышь!

    Только ты непременно поймешь,

    Почему я пришел сюда!

    О, да!

Допев песню, Гера инстинктивно обернулся и увидел, что сюда из лагеря направляются люди. Это были Андрей, в чьей палатке он ночевал, и Сергей с Натальей, с которыми он тоже вчера познакомился. Андрей в одной руке нёс свою папку на верёвках, а на другой у него висела перекинутая через плечо сумка. Он о чём-то живо беседовал с Сергеем. Когда Геру со вновь пришедшими стали разделять только прибрежные кусты, он с удивлением расслышал слова довольно странного разговора…

Сергей:

    — Любезный сэр,

    Хотите вы сказать,

    Что нынче утром, только вышло солнце,

    Явились вы, чтоб наше амплуа

    Ленивых лежебок и тунеядцев

    Сменилось в ту ж минуту амплуа

    Любителей купаться по утрам?

    Так в этом суть и сущность амплуа?

Андрей:

    — Ну — нет. Не так. Без спору, примитивно

    Приписывать значения амплуа

    Занятиям, что чредою постоянной

    Сменяются на протяжении дня…

    Есть амплуа бродяги и скитальца,

    Есть амплуа ученого, поэта,

    И сердцееда, и вельможи, и глупца.

    И неизменны оны, пусть субъект

    Лежит, поёт, иль чистит картофан.

Сергей:

    — Так значит, амплуа даётся нам

    Единожды, с рожденья, неизменным?

    Быть может, амплуа чертили звёзды?

Андрей:

    — Есть смысл в предначертании богов…

    А впрочем, неужели не дано

    Нам поменять решение силой воли,

    И самому найти предназначение,

    Хотя события, судьба и люди

    Толкают неизменно на другое?

    И что ж с того, когда порою Гамлет

    Работает юристом при сбербанке,

    И разве не бывает, что Джульетта

    Уборщицею быть осуждена?

    Но остаются всё ж они собою…

Сергей:

    — Нет, боги с амплуа перемудрили…

Неожиданно Гера, не видимый со стороны дороги за небольшим кустиком, приподнимается, так как, увлёкшись услышанной беседой, хочет присоединиться к ней.

— Те же — и Меркуцио, — прокомментировала Наталья и рассмеялась. Гера поклонился всем и начал:

— Простите мне, что я нарушил спор,

И смех я вызвал собственным явлением.

Андрей:

— Помилуй! Спор? Но здесь никто не спорил.

Гера:

— Так значит, что и спор пойдет с меня.

Вы говорили, кажется, о Боге?

Андрей:

— Нет, о богах.

Гера:

— Что в сущности, одно

Для тех людей, чьё имя — атеист.

Андрей:

— Не упомянь сё имя на Поляне!

Есть имена, запретные отныне!

Зовись иначе как-нибудь, Ромео!

Ведь всё равно, и роза — пахнет розой.

Понятие «боги» в разговорной речи

Нередко тем даёт именование

Таинственным и безымянным силам,

Чьих люди не изведали законов, —

Которые порою и нелепым

Придуманным знамениям потакают,

Судача всуе: так решили боги!

Сергей:

— Так что же, нет понятия такого?

И пусто в осязаемой Вселенной,

И пусто там — за гранью понимания,

За неизменной плотностью вещей?

Гера:

— Наверно, ни помыслить, ни измерить

Не можем мир мы за пределом чувств,

И легче нам условиться тогда,

Что нету там ни мысли, ни значения…

Андрей:

— Что было лишь в мирах, чьё завершение

Не кончилось…

И можно было мыслью

Понятия новые создать и вещи…

Но в мире этом — всё сотворено,

И даже слишком твёрды эти камни.

В нём больше нету места для богов.

Сергей:

— Так значит, ныне мира скорлупа,

Тяжелый плотный слой без осознания

Собой заполнил все миры, все звенья,

Так, что собой похоронил себя

Материей весомой и тяжелой,

Осевшей, будто пыль, на мироздание?

И время скоро дрогнет — и встряхнёт

Тяжёлую запёкшуюся корку?

А с нею вместе — всех существ, как мошек

С червивого надкушенного плода,

Где больше нет развития, и где

Слова — бессмысленны,

Искания — нелепы,

Где больше нет дыхания богов?

Всё кончилось…

Андрей:

— И всё начнется вновь,

Когда наступит смена декораций.

Не знаем, что несём.

Пойдем — купаться?

— и Андрей, разбежавшись, прыгнул с крутого берега сразу на глубокое место реки.

А Наталью вдруг будто вынесло куда-то… Она мысленным взором увидела Андрея в театре времен Шекспира, сидящего на краю сцены. Будто он — работник, убирающий декорации и играющий роль одного из могильщиков. А рядом с ним стоит богато одетый господин, который с ним шутит и беседует на равных, то и дело записывая какие-то меткие фразы на листе бумаги. И это — не прошлое воплощение Андрея. Это — именно он…

— Наталья? Что с тобой? — она увидела перед собою испуганное лицо Сергея.

— Н-ничего.

— По-моему, она сейчас не совсем здесь, — заметил Гера, — пошли к р-речке?

— В принципе, легко можно выйти на любой канал: написания хокку, танки, на язык шекспировских пьес, — сказал Андрей, когда все искупались, — Я думаю, теперь вы со мной согласитесь… А теперь, давайте посмотрим, как можно, созерцая любую картинку, считывать с неё информацию и получать энергию. На этом основано любое лечение с помощью мандал.

Андрей разложил на траве материалы из своей папки: фантастические рисунки, кришнаитские картинки, нарисованные ярким фломастером мандалы. Он их раскладывал на траве в некой определенной последовательности. Затем, попросив всех по очереди считывать информацию кончиками пальцев, отошёл немного в сторону. Остальные работали с картинками, пытаясь ощутить их энергию; Наталья при этом непроизвольно выполняла танцевальные движения, Гера принимался время от времени бренчать на гитаре, а Сергей — отпускать сентенции.

— Кажется, вы сонастроились и запаслись энергией, — заметил Андрей, — А теперь, давайте поработаем с одной из моих таблиц. Это таблица амплуа, её принимал тот самый мой знакомый компьютерщик, который очень любил томатный сок. Всего амплуа — шестьдесят четыре. Давай, Сергей, начнем с тебя: закрой глаза, и, водя рукой по таблице, ощути кончиками пальцев лёгкую вибрацию и укажи нам нужную клетку.

Сергей был очень взволнован, будто от того, куда он укажет сейчас пальцем, зависела его будущая судьба. Он долго сосредотачивался, и, наконец, ткнул в одну из клеток и стал ждать приговора Андрея.

Андрей, заглянув в описание таблицы, после долгой паузы объявил:

— Так вот ты каков! Амплуа, условно называемое как «Дон Кихот»… На самом деле — очень сложное амплуа… Магия перемещения, развитие духа, мыслитель. Сочетание воздуха и огня. Что мало способствует тому, чтобы удержаться на земле. Дон Кихоты — мечтатели человечества, не понятые окружающими. Как Велимир Хлебников, например. Ты, мой дорогой, быть может, напишешь когда-нибудь необычную книгу… Впрочем, для этого ты должен быть одинок и посвятить себя работе. Увы, Дон Кихоты — всегда вдали от своей Дульсинеи. Иначе они не совершат своих великих подвигов.

Сергей печально посмотрел на Наталью.

— Ну вот, теперь и думай, решай прямо сейчас. Какую жизнь ты выберешь? Зачем тебе тащить всюду её с собой, как чемодан без ручки… Когда тебя ждут великие дела? Да и куда ты её с собой потащишь? — спросил Андрей.

Сергей, вяло улыбнувшись, обнял Наталью — и сказал:

— Действительно, не знаю, куда. Но — потащу. Мы будем вместе. А книга… В таком случае, ну её. Другой кто-нибудь напишет.

Андрей весело рассмеялся.

— Ну, что ж! Твоё дело, рыцарь без страха и упрёка! А теперь — очередь Натальи. Укажи и ты своё амплуа! — и он придвинул таблицу к Наталье. Она тоже, но, в отличие от Сергея, почти не задумываясь, указала клетку.

— Ого! — привстал Андрей, сверившись со значениями, — Мудрец эпохи! Магия перемещения, развитие духа, интуитив. Так вот ты зачем её с собой тащил: чемодан без ручки — вовсе не чемодан и не груз, а верный Санчо Панса, только в женском обличии!

Все засмеялись.

— Хотите экспромт? Кажется, мне стихи катят! — сказал Гера. И, не дожидаясь ответа, взял гитару, побренькал немного — и запел…

— Он был мечтатель и эстет,

И без пяти минут поэт,

Хотел он книгу написать,

Мечтал он гениальным стать —

Таков сюжет.

Она ж умела колдовать,

Она умела танцевать,

Она легко скользила ввысь,

И вы куда-то вознеслись,

И растворились вне времён —

Таков был сон…

Но вот приходит новый день,

И на лицо сплошная тень

Тебе спустилась; ты сказал:

Прости, я должен быть один —

Она ж — растаяла, как дым…

И понял ты, что не скалой,

Отнюдь, не гирей весовой,

Воздушным шариком была —

Она…

Земля уходит из-под ног,

И сам себе ты — царь и бог.

Таков итог.

— Ну… Вот! Таков сюжет, — после небольшого молчания, виновато сказал Гера, — Это, так сказать, альтернативный вариант развития событий.

— Кстати, твоё амплуа я и без таблицы назову: магия восприятия, развитие души, мыслитель… Трубадур! А, с некоторых пор, надо добавить: странствующий трубадур!

Гера раскинул руки и поклонился.

— И нищий, как драный кот! Наверное, такова участь всех трубадуров.

Наталья и Сергей решили побыть ещё немного на берегу, поэтому Андрей и Гера от реки к лагерю возвращались вдвоём. Идти пришлось вначале по камням, потом — по стерне и диким травам. Гера по забывчивости даже не обулся и нёс кеды в руках. Он постоянно наступал на колючки, но продолжал идти босиком.

— Что, такая она колючая — твоя жизнь? — шутливо усмехнулся Андрей.

— Такая колючая, что просто сил нету, — неожиданно серьёзно ответил Гера.

В это время они, наконец, вышли на ровную гладкую дорогу, которая сворачивала в лес.

— А сейчас, здесь, тебе нравится? — спросил Андрей.

— Да. Здесь хорошо. Чудо, как хорошо! Т-так бы и остался тут навсегда. Завел бы козу, корову, в лес по грибы стал бы ходить. Хотя, я пока опят от мухоморов не отличу… Умывался бы здесь, даже зимой, водой родниковой. Здоровье здесь, радость. Я, кажется, тут даже з-заикаться перестаю… Но… знаю, конечно, что нужно будет возвращаться в город. К своей никому не нужной жизни, непонятной своей судьбе, нелепой и несуразной. За какие такие грехи несу я эту ношу? Тоскливо…

— Есть люди, пришедшие на землю работать, писать, рисовать, учиться мыслить или общаться. Есть пахари, плотники, рыбаки… Есть ищущие взаимопонимания, доброты, правды. Есть негодяи и разбойники, убийцы и клятвопреступники. Но не о них речь. Ибо есть здесь действительно люди, пришедшие сюда с миссией. Не обязательно — великой. Просто миссией. Той или иной. Не всякая из этих миссий понятна и прозрачна. Например, есть люди, чья миссия впитывать в себя события жизни, быть лакмусовой бумагой… Это — свидетели. Они приходят сюда, чтобы потом свидетельствовать о мире и отчитываться о том, кем они в нём не стали, имея массу талантов. Они — накопители, собиратели мирового зла, ханжества и бескультурья, проступков и унижений. Они свидетельствуют о мире и показывают, не перевесилась ли уже чаша весов. Все мы, свидетели, будто идём мимо жизни, сквозь жизнь; со стороны иногда кажется, что мы прозрачны и незаметны, не имеем плотной формы. Мы — лишь свидетели… И посланы, чтобы свидетельствовать.

Не все мудрецы-свидетели становятся мудрецами, не все трубадуры-свидетели — трубадурами; если условия мира не благоприятствуют их раскрытию, они сохраняют лишь функцию свидетельствования. Но это, в то же время — наивысочайшая из миссий. Чем ближе к концу мира, тем больше свидетелей. Они очищают мир и кристаллизуют его самооценку. Изнутри.

Впрочем, всё это — лишь сказка. Сказка о свидетеле…

   …Я видел тысячи солнц,

    поглощенных тьмою,

    Я видел тысячи лиц,

    Убитых горем,

    Я видел разрушенные города,

    Уведённых в плен рабов;

    Я видел человеческие жертвоприношения,

    Я видел море слёз,

    Я видел матерей, онемевших от горя,

    Я видел детей, разучившихся смеяться,

    Я видел насилие и ложь,

    Я видел попрание души и тела,

    Я видел попрание законов,

    Земных и небесных;

    Я видел самое худшее из зол,

    Известных в мире —

    Я видел несправедливость.

    Я видел,

    И не мог помешать.

    Застыли мои руки,

    И мои губы не слушались меня,

    И я не мог ничего,

    Ибо не дано мне право —

    Быть мечом карающим,

    Быть Калки Аватаром на белом коне,

    Ибо я — лишь свидетель.

    Я пришел,

    Чтобы свидетельствовать.

    Я пришел,

    Чтобы сохранить память о том,

    Что было и есть,

    Сохранить повесть об этой Вселенной.

    Я пришел,

    Чтобы написать о ней книгу

    В своём сердце.

    Эта книга — крик моей души.

    Эта книга — крик боли о помощи.

    Ибо дела неправедные

    Давно превысили сотворение.

    Я свидетельствую об этом,

    И я желаю возмездия.

    Все мои чувства распяты на кресте,

    Все мои братья предали меня.

    Я был послан Отцом на землю,

    Как любой из ныне живущих.

    И я вновь воскресну в духе,

    Чтобы вновь быть посланным.

    Моя роль — лишь роль свидетеля.

    Не защитник и не обвиняемый,

    Я прохожу сквозь века и земли

    С одной лишь целью:

    Сгореть на огне и остаться цельным,

    Пройти сквозь мир и остаться чистым,

    Склонить весы в сторону правды,

    Когда творится суд небесный,

    Заклинаю вас именем того, кто придёт,

    Остановить беззаконие!

Тихо, в повисшем молчании, Андрей сказал Гере:

— Иди — и свидетельствуй!

Глава 16. Молчуны

Андрей снова шагал в посёлок за хлебом, пригласив Сергея составить ему компанию, и повел его какой-то окружной дорогой. Переходя реку вброд, он с удовольствием зачерпнул немного холодной воды и умылся. Проделав это три раза, он негромко запел гортанную восточную мантру.

— Давай, присоединяйся! — посоветовал он Сергею, — Вода не просто очищает тело, она ещё снимает негатив и уносит прочь усталость. Я, конечно, имею в виду чистую воду правильной, живой природной структуры.

После того, как Сергей умылся, Андрей повёл его по узкой, только ему ведомой тропке.

— Я давно хочу спросить, — начал Сергей, — Вот тут, на Поляне, несколько раз мне приходилось слышать, что нет ни добра, ни зла. Что воспринимать их в мире — детский сад, в общем. А, с другой стороны, слышал то же самое «нельзя», но только по другой причине: потому что, если думаешь, что в мире есть зло — то оно проявится в твоей жизни. А надо думать только о добром и хорошем. Зла, типа, вообще нет. И, в любом случае, войны — это, мол, не зло, а необходимость. А в общем, создавай мыслеобразы «светлого будущего», хоть личного, хоть общественного, проси о нем высшие силы — и не будет никаких проблем.

— Да, самопрограммирование бывает полезным. В терапевтических целях, — отвечал Андрей, — Но, кажется, ты не об этом хотел поговорить?

— Да, я хотел бы выйти на тему объективности зла, если можно так выразиться.

— Сложно не думать о синей обезьяне? — засмеялся Андрей.

— В общем-то, да. А ещё, не хочется быть безмозглым существом, которое заглатывает любую готовую информацию без всякого её ментального переваривания. И не хочется быть кивающим болванчиком, жадно раскрывающим клювик, в который падает то, что «будет дано», только глотать успевай, лишь бы ты был послушным и сидел на «правильном» канале, подключался и хавал! Желательно, без размышлений. В общем,

    Бедные Энштейн, Дирак и прочие —

    Так много думали! Они не знали Гоча…

    Сидеть и думать — это профанация.

    Нам по каналу льется информация!

— Экспромт, — закончил Сергей. Я что-то путано сегодня изъясняюсь, а Гоч — это какой-то широко известный в узких кругах эзотерический светила, я здесь о нём слышал, но не шибко в курсе, кто это такой. И в общем, не знаю, куда меня понесло, я что-то всё время уклоняюсь от темы… Просто, вопреки совету восточных обезьянок — продают такие сувенирные фигурки: три обезьянки, закрывающие одна — рот, другая — глаза, третья — уши; не говорю о зле, не вижу зла, не слышу о зле, — я хочу поговорить о… Зле! Неужели, если по принципу страуса зарыться головой в песок, то мировое зло исчезнет?

— Ну, раз уж мы коснулись этой темы… Во многих традициях, как западных, так и восточных, существует не только иерархия сил Света, но и своя структуральная демонология. А это на что-то намекает. И битва за души вполне реальна, — тихим шёпотом начал Андрей, — Я расскажу тебе на эту тему сказку… Жил-был один… Учитель. Это был простой парень, который обладал духовной мощью и смог пробить сильный энергетический канал. Воображение у него было очень сильно развито, он выдавал штуки, ни на что не похожие, даже не знаю, как о них рассказать. Этот человек мыслил знаками, образами, легко считывал с людей информацию и получил связь с каналом, который я бы назвал Душой Мира, и который символизируется крестом в круге, розой и солярным символом. Душа ищущего — птица, летящая к центру. Знаки и символы — язык этой странной птицы. Учитель щедро раздавал написанные им знаки всем просящим, и, данные его рукой, рисунки, значки и символы — работали. Всё давалось ему легко. Слишком легко. Но это не могло насторожить его, поскольку он был первопроходцем по этой невидимой тропе. Энергии усиливались, количество учеников росло. У его учеников появлялись свои ученики. К нему устремлялись также толпы пациентов, поскольку он мог лечить людей энергиями. Многие из его учеников в дальнейшем стали преследовать свои собственные цели в этой игре, иметь свою собственную паству, а некоторые даже из зависти мечтали полностью заменить собою Мастера.

И в это самое время Учитель увидел, что Душа Мира отбрасывает тень. И эта тень начинала расти. И ещё он понял, что, если получить канал и черпать энергию от сил света, то непременно тобой рано или поздно заинтересовываются и силы тьмы. И они не только пугают людей своей бесплотной оболочкой, но и действуют через окружающих, своих слуг. Они добиваются того, что человек тратит на них все свои силы и теряет равновесие.

Тень мира имеет свои, устрашающие людей, образы. Страх — наименьшее из того, что они вызывают. Следом идёт одинокое отчаяние… Западный человек очень полярен. Масштабы теней в его мире почти равны свету. Это на востоке существуют только природные духи и демоны. На западе же существуют и Меч Света, и Князь мира сего. Взявший в руки Меч Света вынужден бороться и победить Князя. Который вполне реален. И ждёт своего часа.

Учитель должен был сразиться с Князем на его территории. Князь нацепил на себя маску, похожую на его собственное лицо, принял его обличье. Многие стали отождествлять Учителя с Князем и силами тьмы, бояться его, воспринимать как Зло… Ибо, кто вызвал на себя свет, должен справиться в одиночку, отрезанный от мира, и с Князем, и со своею тенью. И даже с самим собою. БЕЗ света. Один на один. Это — не кара за неверный шаг. Это — правила игры. Мигом прекратились энергии, идущие к Мастеру сверху. Не стало учеников, кроме одного, разделившего с ним ношу и прошедшего весь путь до конца. И последней горстки подвижников, которые однажды дожидались его прихода в холодном осеннем лесу. И он пришёл, чтобы передать им знания и навсегда проститься с ними. Потому что Учитель не хотел больше подвергать чью-либо жизнь смертельной опасности.

За Князем стояли легионы бесов, могущих заставить человека исполнять свою злую волю. Кому много дано — с того спросится строже. И теперь ценой поединка была душа Учителя. Битва прошла по его территории. Ставкой в битве для Князя стали поколения учеников, что последуют за Учителем.

Конечно, он имел выбор… Либо умереть, либо стать на сторону Князя. Для остального мира он мог бы во втором случае стать дипломированным экстрасенсом, но, не имея уже своего канала, пользовался бы при этом энергией других людей. Он мог бы вести группы, получить новую паству и нести ей завораживающий бред, предоставляя Князю подушную подать с каждого из них и играя с ними в его игру по его правилам…

Он ушел честно. Это произошло в далекой сибирской тайге, куда он уехал, удалившись от мира. И где он, наконец, остался один на один с Князем и самим собою, смог перебороть себя, обуздать свою тень и освободиться. Он ушел из этого мира — к Свету. И был спокоен, уходя. Потому, что понял, что не страшно не оставить следа и воспоминания. Мир достоин молчания… Кто помнит — тот будет знать.

— Тень Мира… Интересный образ, — промолвил Сергей, — мне он говорит о чем-то. Кажется, что иногда я её чувствую… Быть может, когда свет разума на Земле померкнет, а здесь останутся только демонические структуры, то весь мир погрузится в тень. И тогда придёт Калки Аватар на белом коне, чтобы уничтожить оставшихся демонов.

— К счастью, до этого события остается ещё множество тысячелетий. И у нас есть возможность к этому времени оказаться где-то далеко, в каком-то другом из многочисленных миров этой многоликой Вселенной. Если, конечно, мы не будем полными идиотами, — усмехнувшись, подытожил Андрей.

В это время они приблизились к посёлку, который, казалось, несмотря на полдень, ещё не пробудился ото сна. На улицах посёлка их почему-то очень сильно насмешила деревянная покосившаяся изба с заколоченными окнами и дверью с большим амбарным замком, на которой красовалась гордая вывеска: «Банк».

— Это у нас, по-моему, разрядка пошла, — отсмеявшись, сказал Андрей, — А значит, у нас был не простой разговор…

Они прошли ещё немного по сельской улице в сторону магазина.

— А это — местная почта. И универмаг. В одном помещении, — прокомментировал Андрей, — Я сейчас, на минутку заскочу во внутренний двор, там растёт ничейная яблоня, и я каждый раз нахожу под ней два яблока. Уж не знаю, почему именно два. А ещё, я на почту загляну. Жди меня здесь.

Андрей юркнул за калитку, и действительно, через некоторое время вернулся с двумя яблоками, одно из которых предложил Сергею. После чего они снова пошли вдоль по пыльной, не асфальтированной улице по направлению к булочной. Внезапно Андрей остановился перед одним из домов и спросил резко:

— Посмотри! Что это? — Только, отвечай не задумываясь!

— Ой! На стене дома — какая-то удивительная мозаика, выполненная вся в сине-зелёных тонах. Оригинально. Просто чудо! Как же это сделано? Будто бы листья винограда… А сверху на мозаику наброшена светло-зелёная сеть, — удивился Сергей.

— Да нет же! А теперь — смотри снова. Это — просто стена дома с облупившейся зеленой краской.

— Ой! — воскликнул Сергей.

— Это была небольшая проверка. Тест на адекватное восприятие действительности… Впредь будь внимательней и не ведись…

На обратном пути Андрей, немного не доходя до большой поляны, свернул с широкой дороги в сторону. И они с Сергеем оказались на уже знакомой им небольшой полянке. Здесь почти никого не было: только на краю полянки, в тени, сидел с закрытыми глазами Гера, прислонившись спиной к стволу дерева. Вытянув вперёд длинные ноги и положив на них гитару, он, должно быть, дремал.

Андрей с Сергеем присели неподалёку от спящего Геры на бревно.

— Есть такая духовная практика: молчание. Она нужна, чтобы человек почувствовал свой внутренний мир и окружающее более остро, а также лучше понял значение и ценность слова. Давай, ты попробуешь немного помолчать? Прямо здесь и сейчас, — предложил собеседнику Андрей.

— Хорошо, — легко согласился Сергей.

— Сейчас я тебе дам молитву молчания. Я её уже зачитывал вам с Натальей на речке. Но теперь я тебе дам её, записанную мною на листке бумаги. Эту молитву мы принимали с людьми, живущими здесь, неподалеку, в строительном вагончике. А записал я её так, как учил меня всё записывать один московский учитель. Дело в том, что, как он считает, русский язык в том виде, в котором он существует сегодня, не работает. На моих глазах нередко шёл прием информации на различных языках: латыни, греческом, старославянском, а иногда даже на неизвестных мне или искусственно созданных. И все они работают! А русский, как считает этот учитель, не может сейчас работать как язык сакральный, молитвенный: он слишком забит словами, не несущими носителю языка никакой эмоциональной информации, или же словами с негативной информацией. А, хотя простое понимание смысла и важно, но не менее важным является и непосредственное, почти неуловимое и неосязаемое воздействие языка как некой единой структуры. Необходимо прежде всего интуитивное восприятие входящего текста, а лишь затем его перевод. А потому, этот учитель работал над тем, чтобы создать свой, работающий, русский язык. Письменность он тоже создал свою, хотя большинство букв в ней — старославянские, включая ер, ерь и ять. Вот таким способом письма я и записал молитву молчания. Способ очень прост и вполне понятен. Прочти её, не проговаривая вслух. Желательно, тридцать три раза. И после этого — молчи. Что бы вокруг тебя ни происходило. Пока я снова не разрешу тебе вновь говорить!

Сергей развернул лист и стал читать.

— … славу воздают небесам,

и лишь Отцу поют песнь хвалебную.

Он неучастием спасает мир.

И я в Отце — спаситель мира…

Будь бесстрастен, ибо страсти — от мiра,

А кротость моя не от мiра сего,

И мiр не знает её,

Ибо говорит лишь о себе.

Кротость моя — благое молчание.

Возлюбил я вас более, нежели себя,

И отдал себя для мира…

Так пребудь же во мне вовек!

И ты будь мой спаситель —

Ибо спасая себя, ты спасаешь меня,

А, спасая тебя — я спасаю полмiра.

Потому ты спаситель для них,

Как и я — спасатель для тебя.

И царство мое в тебе,

Коли ты спасаешь себя.

А спасая себя — ты должен

Отдать всё мiру!

Ибо в царствии моем

Благое молчание

Бессуетности желаний мiра…

Сергей прочел всю молитву три раза и теперь сидел, тупо уставившись в одну точку. Его разум, наконец, успокоился. Он почувствовал канал, который условно назвал каналом «истинного христианства». Сергей продолжил читать далее, ещё и ещё.

— А теперь — пора и в лагерь! — сказал Андрей, медленно поднимаясь, когда Сергей закончил работу с молитвой.

* * *

В старом портфеле, с которым Сергей приехал на Поляну, Наталья взяла рекомендованную ей Сергеем книгу про магические пассы Карлоса Кастанеды, и, поскольку в посёлок за хлебом её не пригласили, уединилась для чтения на берегу реки. Она расположилась под большим раскидистым деревом, находящемся не на самом берегу, но таким большим, что его мощные ветви простирались почти до середины реки. Там Наталья некоторое время честно пыталась читать. Но мысли рассеивались, строчки путались, а свет казался слишком ярким. В результате Наталья, положив рядом с собой книгу, стала молча сидеть и смотреть на реку, пока, сама не заметив, как, погрузилась в сон.

Ей приснилось, будто палаточный лагерь эзотериков находился на берегу моря, где она шла по берегу, слушая шум волн. Пройдя мимо палаток, затем она удалилась от моря к обрывистому, скалистому склону, который начинался за обширной песчаной отмелью. Потом она долго карабкалась по нему вверх, а поднявшись, оказалась в лесу. Дальше она шла по этому лесу — и наконец, увидела изгородь, за которой росли редкие растения, и среди них — необычный цветок, который манил и притягивал её к себе. Она перелезла через ограду и направилась к цветку, рассмотрела его поближе и вдохнула в себя его сильный, кружащий голову аромат. Наталья, осторожно сорвав цветок, тут же поспешила обратно, чтобы поскорее принести его в лагерь и показать всем. Но, снова преодолев ограду и пройдя немного по тропе, она услышала окрик. И, обернувшись, увидела женщину, одетую во всё черное: черную шляпу, черный пиджак, чёрную узкую юбку… Ее голова была опущена вниз — так, что невозможно было разглядеть лицо. Женщина медленно приближалась к ней. Затем подняла голову. Это была Диана. Она укоризненно посмотрела на Наталью, качая головой и будто заставляя почувствовать, что Наталья совершила нечто страшное и опасное. «Неужели, цветок ядовит?» — в ужасе подумала Наталья. И в этот момент проснулась.

Проснувшись, она некоторое время не могла сообразить, где находится и что здесь делает, пока не поняла, что полулежит под деревом, а рядом с ней валяется на траве раскрытая книга. Неподалеку, за кустами, в тени соседних деревьев, находились люди: слышались их голоса. Напевный и сильный голос принадлежал Диане, она что-то громко рассказывала, а робкие голоса других женщин и девушек изредка вклинивались в её монолог своими вопросами. Наталья, пребывая в полудремотном состоянии, прислушалась.

— Всё это очень просто, — поясняла кому-то Диана, — Наша Земля была ещё слишком юна, слишком неопытна, когда появился Люцифер. Он полюбил её. Но это произошло слишком внезапно, слишком рано. Люцифер ворвался на Землю падшей звездой, иной планетой — и оплодотворил её: появились растения, животные, люди… Наша Земля, юная и прекрасная, слишком рано стала матерью. Кормилицей. Не все сферы Земли были оформлены, не родилось ещё устойчивости, надёжности, подходящих климатических условий… Никто и ни в чем не был виноват. Просто, из-за раннего развития, Земля пошла по особому, очень сложному и трудному пути. Потому и стали посылаться на Землю представители иных планет, иных цивилизаций, чтобы выправить ход планетарной истории: добровольцы-миссионеры с Венеры и далёких иных миров — звёздных систем Орла, Кассиопеи, Ориона… Да, конечно, Венера сейчас, с нашей точки зрения, непригодна для жизни, но она когда-то была на месте Земли, и на ней гораздо раньше появилась цивилизация, которая уже прошла наш этап развития, и её обитатели перешли на другой, более высший план сознания. Венера переместилась ближе к Солнцу. Её высокоразвитые духовные сущности теперь посылаются иногда к нам на Землю, живут среди нас, чтобы помочь нашей планете и нам, её жителям…

У Натальи внезапно закружилась голова, и она почувствовала, как уже было однажды, что куда-то летит, проваливается, и вот уже находится в ином пространстве, в тёмном коридоре или колодце, и смотрит вверх. Там, впереди — яркая вспышка света, к которой она устремляется сознанием. И вдруг там, впереди, она видит перед собой необычайно красивых, далёких и прекрасных людей, которые смотрят на неё сверху, и будто безмолвно, взглядом, сообщают ей что-то очень важное…

— Возвращайтесь! Сейчас же — возвращайтесь! — слышит она откуда-то издалека голос Дианы, — Я заканчиваю свою работу, и вы должны вернуться. Не я вас лечу: это вы сами себя лечите. Поблагодарите мысленно все высшие силы, которые помогали нам в нашей работе, и постепенно пробуйте пошевелиться. Вот, всё хорошо! А теперь — вставайте!

* * *

Когда Сергей и Андрей вернулись в лагерь, дежурные уже сварили суп и многие эзотерики собрались за столом и на брёвнах вокруг костра, чтобы отобедать. Андрей повесил кулёк с хлебом на крюк над столом и вместе с Сергеем присел на одну из деревянных лавочек у костра. Как ни странно, сейчас никто здесь не спорил и не вёл задушевные беседы. Народ был всецело поглощён едой.

Вскоре появилась Наталья. Она поднималась к костру по крутому спуску, начинавшемуся за палатками. И вот она подошла к Сергею, присела рядом с ним на свободное место.

— Ну что, как сходили? Удалось купить хлеба? Как там посёлок? — непринуждённо спросила Наталья и удивилась, когда Сергей вместо простого ответа на простой вопрос промолчал и взглянул на неё жалостным взглядом затравленного зверя. Наталья очень сильно удивилась, но ничего не сказала. Молча принесла Сергею, а затем и себе, по тарелке с супом, поставив их на лавочку, так же молча подала Сергею его тарелку. Сергей несколько раз порывался ей что-нибудь сказать, но каждый раз вовремя останавливался. Со стороны казалось, что он всё время странно дёргается. Наталья растерянно вздохнула, села и принялась за суп.

Гера, пришедший чуть позже Натальи и стоявший с гитарой чуть поодаль, у дерева, подошёл поближе и сел на лавку напротив, рядом с Володей. Забренчал тихонько на гитаре.

— Спой что-нибудь, что ли, — попросил Геру Володя.

— Ну, тогда… Вот, слушайте… Небольшой экспромт. Про парня, который дал обет молчания, — провозгласил Гера и ехидно посмотрел на Сергея.

— Валяй, — одобрил Володя.

Гера начал медленно, постепенно всё убыстряясь.

    — Я хочу порой

    послать всё к черту,

    Я хочу порой

    набить всем морду,

    Я хочу порой

    взвыть от отчаянья,

    Но мешает мне

    глубина молчания!

    Красота, пустота молчания!

    — Как хотел бы я

    уйти подальше,

    От постылых рож —

    в лесную чащу,

    В чистоту небес,

    глубину венчальную…

    Но мешает мне

    простота молчания.

    Глубина,

    чистота молчания.

    Вовсе без тропы,

    по траве некошеной,

    С визою на въезд

    у ментов не спрошенной,

    К берегам иным,

    в дали беспечальные,

    Навсегда уйду

    в глубину молчания.

    В красоту,

    в тишину молчания.

Наталья внимательно и в упор взглянула на Сергея и вдруг спросила:

— Это — что, ты у нас обет молчания дал? Ничего не говори — только кивни.

Сергей чуть не подавился супом, а потом скорбно посмотрел на неё, ничего не отвечая, но с видом человека, попавшего в совершенно безвыходное положение — и, наконец, кивнул.

— Такое выражение лица я уже однажды в-видел, — сказал Гера, — т-только тогда это было лицо… Кота. М-мои друзья, вместе со мной, пришли однажды к себе домой и открыли д-дверь, не включив света. Вошли в т-темный коридор. Через некоторое в-время хозяин д-дотянулся до выключателя и включил свет. И — что мы видим? Мой друг, оказывается, н-наступил в темноте своему коту на хвост. А т-тот судорожно пытается вырваться, но не м-может, и мяукнуть — тоже не может: он как раз д-добрался до миски с китикетом и набил им полный рот. Мяукнуть ему никак нельзя… М-морда у кота была страдальческая, и произнес он что-то типа: «Бу-бу-бу»!

Все засмеялись.

— А в-вообще, у меня свой собственный канал. Он называется «что вижу, то пою». Холодильник вижу — пою про холодильник, собаку — про собаку пою… Иногда за то, что я пою про то, что перед собой вижу, меня бьют.

— Ну, канал — это нечто совсем другое! Это когда идёт информация. Свыше. От Учителей, — пояснил Володя, — Если ты полностью чист, то у тебя открывается канал на Учителя.

— А как ты поймёшь, что канал идёт от сил света? И какую информацию следует считать важной, а какую — фуфлом? — поинтересовался Гера.

— Ну, важна та информация, которая тобой только принимается, а идёт от более высокого сознания. И содержит истину, — сказал Володя.

— А каким образом она идёт? — спросил Гера.

— Ну, это только Учителя знают, — задумавшись, ответил Володя.

— А кто такие эти Учителя с большой буквы и почему мы должны им верить? Может, это кто-то просто уже открыл с-секрет передачи мыслей… К примеру, с помощью волн особой частоты, какого-нибудь с-секретного прибора. И теперь вещает по индивидуальным к-каналам на свободные уши? — спросил Гера.

— Нет, информацию нам передают только Учителя. Тот, кто принимает такую информацию, это сразу чувствует, потому что испытывает трепет и благоговение. Учителя — это владыки семи лучей. Ну, там — Эль Мория, Кутхуми, — начал Володя.

— П-подожди! — прервал его Гера, — Ну, Мория — это ещё понятно. Это — из властелина колец. А вот что такое — Эль? И в-вообще, кто читал Юнга? М-мне кажется, что информационный канал — это спонтанное п-подключение к Коллективному Бессознательному. И туда, в него и на его подпитку, уходит информационный заряд ушедших в иной мир людей. А некоторые м-медиумы могут входить в контакт с этими информационными оболочками. К-коллективное бессознательное — это информационная копилка человечества, живущая по каким-то своим определённым законам… Быть может, его Карлос Кастанеда н-называл Орлом, поглощающим осознание. Но, я думаю, что всё же лучше, если оно тебя пока ещё н-не кушает. Орёл тогда пробует тебя на вкус — а п-потом морщится… Гадость! Невкусное осознание! Просто — чистая п-пустота! А ты — и был таков. Живёшь дальше. Где-то в других м-мирах этой необозримой Вселенной.

— Тьфу ты! Я вначале подумал, что ты что-то серьёзное толкуешь, а ты, как оказалось, прикалываешься! — обиделся Володя.

— Я очень серьезно прикалываюсь. Над космическими, можно сказать, вещами. И очень серьёзно скажу: к Коллективному подсознательному п-подключаться-то — подключайся, а приманку — не хавай.

— Какую такую приманку? — спросил Володя.

— Говеную, — ответил Гера, — После которой — всё коту под хвост.

— Шут ты какой-то, а не человек! Всё ты говоришь несерьёзно! — обиделся Володя.

— А что? Шут — хорошее амплуа, если других не дано. К мнению шута прислушивались иногда короли. Шуту дана и мудрость, и свобода — редкостное сочетание. Свобода слова… Магия защиты, развитие ума, чувственник, — добавил он как на автомате.

Андрей с интересом зыркнул на Геру, продолжая, по-прежнему, молчать в унисон с Сергеем.

Неподалёку от той лавочки, где сидели Гера и Володя, на лежащее неподалёку от костра бревно, присели тетя Роза в длинном халате и домашних тапочках и Надежда, похожая на пионервожатую, хранительница «вечевого колокола».

— Мы только что обсуждали с Евграфием и Эльмирой предстоящий Магнит. Краснодарцы их убедили, и они их теперь поддерживают в том, что всё-таки ментал — менталом, а главное — не забывать посылать всем окружающим любовь. Особенно, во время работы в Магните. А то мы об этом в последнее время забыли. А ведь какие чувства ты испытываешь к ближнему своему, такие к тебе потом и возвращаются. Это — закон Кармы, закон воздаяния, — глубокомысленно вещала Надежда.

В это время к ним подсела и матушка Мария с кружкой мятного чая и присоединилась к беседе.

— А главное — это любить Отца Творца! Вся остальная любовь — ложная. Я, когда поняла, как хорошо соединяться в любви с Отцом Творцом, просто вся внутренним светом озарилась! Это так чудесно! Просто счастье неземное! Да, вы правильно понимаете, что пока мы все здесь, на земле, то нужно ещё и всех окружающих любить! Но только благодаря любви к Отцу Творцу это становится возможным.

— Да, конечно. Хотя иногда это бывает очень сложно: любить окружающих. Вот недавно, к примеру, у меня сосед отравил кошку. И я, признаюсь честно, вначале сильно разозлилась. Но потом вспомнила, что я должна любить этого соседа, и почувствовала к нему только любовь! — восторженно сказала Надежда.

— И — что… Вы, ранее не испытывая к соседу никаких чувств, после убийства им кошки — возлюбили его? — громким театральным шепотом спросил услышавший их беседу Гера, — Да вы — п-прямо Гертруда какая-то… Бедное, не отмщённое животное! — закончил он громко.

— Ты смеешь здесь шуточки шутить, потому что для тебя нет ничего святого! — накинулась на него матушка Мария, — Ты — бесчувственный, праздный, чёрствый интеллектуал! Твой разум сухой! Твои знания мёртвые! А все твои проблемы в жизни от того, что ты отрицаешь Отца Творца!

— Н-ну, допустим, что я принимаю факт его с-существования. Что дальше? Всё равно мы с ним не зайдём друг к другу на чашку чая и не побеседуем о том, как устроена Вселенная.

— Да как ты смеешь говорить об Отце Творце как о личности! Отец Творец — это Акаша! — воскликнула матушка Мария.

— Если я н-ничего не путаю, Акаша — это такой м-ментальный слой у индусов, оттуда спускаются все идеи, или — их первообразы, — начал Гера.

— Ерунда, — ответствовала матушка Мария, — Акаша — это одно, что Отец Творец. Единосущный и вечный. Когда мы достигаем слоя Акаши, мы сливаемся с Отцом Творцом, и это возможно только через любовь, а не через разум.

— А если я, допустим, не испытываю к Акаше никакой л-любви? Что т-тогда делать? — спросил Гера, — Я в-вот такой интеллектуальный ч-червь. Это вы здесь все — чувственники…

— Мы — чувственники?! — яро вспылила матушка Мария, — Да мы всякие там чувства давно уже прошли! Это всё — вчерашний день! Астральный план! Да я столько книг интеллектуальных прочитала, что и ментальный план давно отработала! А затем ещё и каузальное тело! И всё это, заметь, делала в соответствии с настоящей наукой! У меня недавно в гостях была, проездом в нашем городе, Любовь Борисовна из Сибири, она — профессор. Докторскую защитила по теме «Ноосферные влияния и каббала», она также с рунным языком работает, может на нём часами говорить! Это достигается прохождением всех существующих уровней и выходом напрямую на Акашу — на Отца Творца, значит. И вовсе не чувственно, а после всех иных слоёв, из которых астрал и ментал — два самые первые! Их все до одного пройти надо, и только тогда любовь Отца Творца тебе открывается, а с ней и любые знания спускаются, все великие истины!

— З-зато глаза закрываются! На р-реальную действительность. Спускаются они на веревочке, эти истины — только глотать успевай! А п-потом — раз, и… Палата номер шесть, — изрёк Гера, — И вообще, лично я не п-представляю, как можно любить м-ментальный слой… Странная п-персонификация — мыслию по древу.

— Отец Творец — он един в трёх лицах. Обращаться к нему надо как хочешь, как умеешь. Молиться почаще, — сказала, сидя с закрытыми глазами и слегка покачиваясь вперед-назад, Надежда, — Можно и в виде Христа Спасителя представлять его.

— Т-так мыслят христиане: Бог-отец, Бог — сын и Бог — дух святой. Но там нет ничего про Акашу. И вы же — не христиане? — спросил Гера.

— Почему?! — возмутилась матушка Мария, — Мы — христиане! И в Бога веруем!

— А — символ веры сможете сейчас прочитать? — спросил Гера.

— Нет, это просто детский сад какой-то! — запротестовала матушка Мария, — И я совсем не хочу с тобой говорить, лишь в последний раз обращусь к тебе с советом: выходи на план Отца Творца. Пока не поздно! До Перехода совсем немного времени осталось, а после — очень немногие здесь останутся, попадут в шестую расу. До Перехода нужно успеть в достаточной степени развиться, а самый верный путь наибыстрейшего развития — это слияние с Творцом. А для выхода на это слияния нужно работать с Учителями. А Учителя сейчас уже индивидуально ни с кем не работают, только с группами. Потому что так достигается скорейший результат. А ты тут битый час не можешь понять такой элементарной вещи!

— П-почему вы меня н-ненавидите? — тихо спросил Гера, в упор уставившись на матушку Марию.

— Я? — удивилась та, — Я просто хочу до тебя донести… Да я — и не ненавижу тебя вовсе! С чего ты взял? Я тебя даже люблю, — и она натянуто улыбнулась.

— Как Надежда соседа… Вы меня п-приняли то ли за свою противоположность, то ли за средоточие мирового зла… Или это одно и то же — для большинства людей… Так они воспринимают мир, — тихо и печально произнёс Гера.

Потом он взял гитару и пошёл прочь.

— Странный молодой человек, — заметила матушка Мария, — Но даже он для нас не безнадёжен. Должны же мы, однако, привлекать на свою сторону даже подобных скептиков, не способных пока уверовать.

— Конечно, матушка Мария! Необходима широкая массовая работа! — согласилась Надежда.

Глава 17. Отлучение от Магнитов

Скоро ожидался вновь большой и общий Магнит, о чём Эльмирой было объявлено всем, кто находился в палаточном городке и у костра. С призывом, чтобы никто из присутствующих далеко не уходил. Многие тут же разбрелись по ближайшим окрестностям — чтобы помедитировать или помолиться. Андрей, Сергей и Наталья отправились на небольшую полянку. С ними вызвался пойти и Володя. Андрей сбегал к палатке и прихватил с собой тот самый посох, который находился у него в особом холщовом чехле. По дороге к полянке Наталья вдруг спросила:

— Андрей! А мы — только проводники энергии и информации, или сами генерируем их?

— Мы лишь проводники. Только проводники. И можем стать проводниками… Разных сил. Но выбор, чистота канала и переработка полученной информации зависят только от нас самих. И от нас же зависит, как мы будем её использовать. Запомни это: все мы — лишь проводники! Это говорит о том, что, если людям приходит одинаковая мысль, то даже это не означает, что она верная. Это только означает, что у неё один источник.

На полянке, положив в стороне, под деревом, посох, Андрей показал несколько дыхательных упражнений, затем стал совершать необычный комплекс движений. Сергей стал напротив и попытался то более, то менее удачно повторять эти движения за Андреем. Затем спонтанно подключились к работе Наталья и Володя, которые замкнули круг. Андрей сказал:

— Смотрите и повторяйте за мной!

Он показал стойку и объяснил, как нужно «укореняться в земле», как «лепить энергетические шары», вкладывая затем их себе в грудь, в живот, в голову или направляя друг к другу. Само собой сформировалось единое поле. Энергия шуровала по кругу, вихрем заворачивалась в центре и уходила вверх единым вертикально направленным потоком.

Вдруг Володя стал подпрыгивать высоко вверх, как ужаленный.

— Это у него кундалини шарахнула, — пояснил Андрей. Он подошел к Володе, обхватил его за плечи и, поддержав, опустил аккуратно на землю, сказав, чтобы он теперь немного покатался по земле.

Володя стал кувыркаться и кататься.

— А теперь постарайся стать на руки, вниз головой. Тебе помочь? — спросил Андрей.

Володя сам стал на руки, прислонившись спиной и ногами к широкому дереву, и так застыл на некоторое время.

Наталья в это время, как это с ней здесь уже бывало, судорожно пыталась осознать, что же наконец здесь и сейчас происходит, и впала в ступор. Её стало отключать. Андрей, заметив это, подбежал и подхватил её, легко перевернул вниз головой и начал трясти. Затем аккуратно положил на траву и сказал:

— Лежи пока! Не вставай!

В это время Сергей стал неожиданно для всех проделывать в воздухе что-то совершенно невообразимое, будто бы он дрался с невидимым противником. Его движения становились всё сложнее, четче и резче. Казалось, что он повторяет некий сложный, давно им выученный комплекс.

— Ишь, как его прорвало от молчания! — засмеялся Андрей, — По-моему, это закрытая школа, носителей информации о которой на данный момент нет. Может, снимем с него обет молчания и спросим? По-моему, он часа за три отработал уже то, что полагается отработать за три дня молчания. Ну, так как? Разрешим уже ему говорить?

— Наверное! Если можно, конечно, — одобрила такой поворот дел Наталья.

— Ну, ладно! Хотя, с другой стороны интересно, чего бы он выдал, если бы помолчал подольше, — согласился Андрей. Он подозвал Сергея и что-то тихонько стал нашёптывать ему.

— Ну, что? Какая это школа? — спросил он потом громко.

— Школа золотого дракона! — ответил Сергей, — А ну-ка! Ещё раз! Это — дракон разворачивает свой хвост! А теперь — ветер сметает опавшие листья! — и Сергей снова стал повторять свой комплекс движений.

— А что? Действительно, есть такая школа? — усомнился Володя, по-прежнему стоя на руках и опираясь спиной на дерево.

— Сейчас, по-видимому, носителей информации не осталось. Это — закрытая школа. Но Сергей когда-нибудь смог бы сам, если бы захотел, основать свою собственную школу. У него есть на неё канал.

— Я давно уже хочу у кого-нибудь спросить, — начал Володя, принимая, наконец, сидячее положение, — О том, действительно ли человеку, занимающемуся духовной практикой, вредно практиковать боевые искусства, я тут, на Поляне, не раз об этом слышал. Так ли это? Неужели, это придает человеку агрессивности и притягивает в его жизнь ситуации, когда эти знания приходится неизбежно применять на практике?

— Ты, наверное, и сам глубоко в душе уже знаешь ответ. Впрочем, для кого-нибудь любое боевое искусство может быть действительно только методом драки. Или накачивания мускул. Быть может, если возникают вопросы — значит, действительно время для той или иной практики ещё не пришло. У меня вопросов, заниматься или не заниматься практикой в своё время не возникало. Я совсем уже задыхался. А цигун поднял меня на ноги, дал реальную возможность ощутить энергии, работать с ними. Хотя, я имею только самую низшую ступень посвящения. Наше тело — это целый космос. И вряд ли оно стремится быть дряхлым, изношенным и больным, — ответил Андрей.

— А с чего лучше всего начинать заниматься? И ещё: я чувствую, что мы не просто некоторые движения сейчас выполняли, а участвовали в чем-то ещё, что здесь происходило, — поинтересовался Володя.

— Что ж! Познал — познался! Спасибо за совместное участие, — поклонился ему Андрей, — А с чего начинать — это весьма индивидуально.

Он подошел к своему посоху, взял его в руки и расчехлил. Посох был гладкий, ровный, темно-коричневый — будто отполированный, и по какой-то не осознаваемой, необъяснимой причине казался необычным, волшебным.

Андрей, держа на вытянутых руках посох, приблизился к Сергею:

— Тот самый, число которого содержит четыре девятки, — подмигнул он ему загадочно, — Сразимся? — и он схватил посох, взял его на изготовку, и вдруг заработал им, будто воображаемым двуручным мечом, нанося им удары, от которых Сергей проворно теперь уклонялся. Впрочем, Андрей в него и не сильно метил, заведомо рассекая воздух.

— Так, — через некоторое время довольно хмыкнул Андрей, — А ну-ка, теперь — ты, — и он кинул посох Сергею.

Сергей на лету поймал посох и начал выдавать новый замысловатый комплекс. Андрей тем временем, побродив в окрестностях по лесу, подобрал две довольно увесистые дубинки и теперь начал демонстрировать работу с двумя воображаемыми мечами, виртуозно вращая дубинки в воздухе и зачастую меняя их местами.

— Это что здесь такое происходит? — раздался неожиданный гневный возглас.

Все посмотрели в проём между деревьями, где, быть может, уже давно стояли, наблюдая за происходящим, Надежда, только что задавшая свой вопрос, и Эльмира.

— Да так, развлекаемся! — ответил Андрей.

— А вы что, не знаете, что Учителя запрещают нам заниматься боевыми искусствами? Разве можно! Это — практика насилия! А мы должны нести на землю мир! — начала увещевать присутствующих Надежда.

— Вам, и Андрею, и Сергею, с сегодняшнего дня больше нельзя участвовать в Магнитах! Работа в Магните не совместима с боевыми искусствами, а вы, видать, не один год их практикуете! — гневно воскликнула Эльмира, — И вообще, определитесь, наконец, в каком эгрегоре находитесь! Все мы — люди Запада, и ни к чему нам всякие восточные штучки!

— Кто это говорит? — тихо спросил Андрей, — Не задумываясь…

— Кутхуми, — ответил Володя.

Надежда и Эльмира важно удалились.

— Что, Сергей, отлучили нас с тобой от Магнитов? — усмехнулся Андрей.

— И что теперь? — спросил Сергей.

— А ничего. Продолжим? Всё равно, терять теперь уже нечего, — предложил Андрей.

И они продолжили.

— Главное — как всегда, принцип: не нанести удара и удержать противника от его нанесения. Действуй. Посох — лишь продолжение твоей руки. Рассекай воздух, отсекая себя от враждебных энергий. Двигайся в согласии с телом, а телом следуй за потоком. Это — как танец. Через движение мы воссоединяемся с космическими силами и получаем от них подпитку. Но в этой технике, что мы с тобой применяем, сейчас мы ещё и отсекаем от себя всё лишнее. Отрубаем от себя всё инертное и застывшее, — сказал Андрей.

* * *

Сергей и Наталья сидели неподалёку от той небольшой полянки, на которой только что работали с Андреем. Андрей, как только работа закончилась, резко закрыл канал и убежал куда-то, сказав только, что ему нужно проведать одно интересное место в окрестных горах. Володя пошёл поглядеть, что происходит в лагере и не пора ли на Магнит.

— Ну, что? Пойдешь на Магнит? Это ведь меня из них вышибли, а не тебя! — спросил Сергей Наталью.

— Не пойду. Из принципа — и с тобой за компанию, — ответила Наталья.

— Ну, и как же ты тогда, без очередной порции света и энергии и без лишнего шанса получить связь с Учителями?

— Знаешь ли, когда я ехала на Поляну, я думала, что, кроме Магнитов, здесь вполне уместна другая духовная работа: йога, пассы, дыхательные упражнения — а как иначе, без предварительной подготовки, с энергиями работать? А тут люди, в основном, никак не подготовлены. И всё однобоко как-то: построились, поработали, разошлись. А теперь ещё почему-то именно тебя и Андрея вовсе выставили из Магнитов. То есть, изгнали именно тех, у кого в данный момент и внутренняя, и совместная работа продвигается, что даже посторонние люди не могли бы не заметить.

— Так что, ты думаешь, что у меня всё правильно и хорошо получается? Я ведь, знаешь ли, никогда никакими боевыми искусствами не занимался. Это у меня сейчас стихийно получилось.

— Я примерно так и думала. Что ты или очень давно когда-то занимался, или не занимался вовсе. Просто, было заметно, что ты не заученно всё исполнял, а по наитию. И чувствовались потоки энергии, которые вас с Андреем вели. Всё это было необычно, неожиданно. Это Андрей тебя раскрутил. Он это умеет, — заметила Наталья, — Впрочем, я сейчас хочу сказать не об этом, а об общих закономерностях здесь, на Магнитах. Мне кажется, что на Поляне слишком увлеклись количеством, а не качеством. Стараются любыми путями втянуть в Магниты как можно больше народу. Без разницы, какого. Быть может, это даже делается намеренно, чтобы эту толпу лечить. Но вылечить всех всё равно невозможно. Есть какой-то предел. И если понатащить сюда кучу придурков…

В это время неподалеку от них, на краю большой поляны, разместилась бабушка Валентина. Она принесла с собой небольшое одеяльце и, расстелив его, разложила на нем иконки. Обернувшись, она заметила Наталью и Сергея и подошла к ним.

— Здравствуйте! Я слышала, что вам запретили участвовать в Магнитах, — обратилась она к Сергею, — Мне кажется, что это какая-то ошибка. Разве не может духовный человек боевыми искусствами заниматься? Даже я понимаю, что эта практика предназначена не обязательно для войны. Но и для защиты тоже. Почему все решили, что добро должно быть беззащитным? В общем, я была поражена таким решением.

— Знаете, ведь он вообще-то никогда раньше не занимался боевыми искусствами, — вмешалась Наталья, — Это у него здесь, неожиданно, проявилось. Как память прошлых жизней — или же информация по каналу… Трудно сказать.

— Да? Это очень интересно! И необычайно здорово! Вот вы тут — действительно работаете, — обрадовалась бабушка Валентина, — Знаете, что? Я о вас с Андреем замолвлю словечко, чтобы вас снова приняли в Магниты. Меня должны выслушать.

— Да? Не знаю, стоит ли, — промямлил Сергей, — И как к вам отнесутся.

Наталья увлекла его в это время в сторону — повела прогуляться, чтобы не мешать бабушке Валентине. По грунтовке, ведущей по краю поляны, они дошли до дикой яблони. Яблоки, которые подобрала Наталья, были, хотя и мелкие, но вполне съедобные. Сергей предложил ей сходить и отыскать дальний родник, у которого они ещё не бывали. И они пошли в сторону противоположного края большой поляны, пересекая её наискосок. Босиком, стараясь не наступать на встречающиеся колючки.

Там, вдалеке, росла небольшая рощица. Когда они почти достигли её, то увидали бегущую к ним от палаточного лагеря Эльмиру.

— Хорошо, что я вас увидала! — сообщила она с ходу, — Нам по каналу только что пришла информация, что тебя, Сергей, и Андрея нужно вернуть в Магнит. Надежда в отношении вас ошиблась. Так что — возвращайтесь! — и она повернулась и побежала обратно.

— Что это было? — спросила Наталья.

— Ха-ха-ха! Некое явление. Наверное, Кутхуми досталось по первое число от Сен Жермена. Или — ещё там кого, — пошутил Сергей, — Может, пересечём рощицу за поляной, и посмотрим, что же там, дальше?

— А что ты думаешь об этой истории с Магнитами? — спросила Наталья, — Может, вернуться прямо сейчас в лагерь? Магнит ведь скоро начнется. Пойдем?

— Давай пойдем — но на вечерний. Сейчас уже что-то не хочется. Настрой не тот. Надо немного уравновеситься, — ответил Сергей.

За небольшой, но труднопроходимой рощицей, где между деревьев росла везде не трава, а сплошной и густой кустарник, а в глубине которой протекал ручей, они обнаружили следующую поляну, такую же большую, как и «Ромашковая», только поросшую и другими луговыми травами: иван-чаем, шалфеем, душицей. Неподалёку виднелся вагончик пасечников, а примерно посреди поляны обозначился небольшой островок деревьев. Наверное, там был ещё один родник. Травы здесь были высокие. Кое-где встречались и колокольчики, и ромашки, и благоуханная мята, а над цветами кружились маленькие мохнатые пчёлки.

— Как здесь хорошо! — Наталья присела, беспечно откинувшись и немного запрокинув голову, — Смотри, какие облака! Они плывут необычайно низко, очень близко к нам. И очень быстро. Сейчас кажется, что я давным-давно не смотрела на облака. С самого детства. Когда это было у реки. И они были такие же ватные, воздушные, и проносились быстро-быстро! Смотри! Это облако похоже на деда Мороза, а то — на голову фавна… А за ним — как котёнок свернувшийся… И они сейчас очень быстро изменяются и уносятся прочь. Обычно в городе не увидишь ни неба, ни облаков. Ни звёзд… И не такие они там. А иногда, будто и нет их вовсе. Не до них. Небо в городах далёкое, бесчувственное и холодное, как и мрачные казематные строения вокруг.

Сергей прилёг на траву, положив руку под голову. Облака, действительно, как и показалось Наталье, проносились низко-низко: ещё немного, и дотянуться рукой можно будет… Если долго лежать и смотреть на эти облака, то начинала кружиться голова. И не хотелось отсюда никуда уходить.

— Смотри! — шепнула Наталья.

От облаков и будто сквозь них стали проступать тонкие светлые лучи. Они будто скользили, искали кого-то, а затем направились именно к ним. Эти лучики то появлялись, то исчезали, искрились радужной, переливающейся чистотой и радостью. И — будто бы это кто-то лечил их, работал с ними и передавал им энергию и информацию.

— Наташа, ты будешь рядом со мной, когда мы вернемся в город? — неожиданно спросил Сергей.

— Я боюсь, что испорчу тебе жизнь. У меня ещё тот характер. И, наверное, я человек со странностями.

— Ну, и я — не сахар, — улыбнулся Сергей.

Глава 18. Раскол назревает

Мишка Возлюбленный беседовал у костра с матушкой Марией, которая рассказывала ему о чём-то благоговейным голосом.

— Я не устаю повторять, что главное сейчас — это выходить на Отца-творца, соединяться с ним в любви. На землю идут сильные энергии, а это значит, что скоро будет Переход. Что ты об этом думаешь? — закончила она и оценивающе посмотрела на Возлюбленного.

— Ну… Не знаю. Я, наверное, не достоин того, чтобы попасть в шестую расу. Что же тогда со мною сделают? — спросил тот осторожно.

— Не представляй Переход как небесную кару. Кого-то, к примеру, уничтожить — совсем не нужно Творцу. Просто однажды все проснутся утром, и увидят, что мир преобразился. А те, кого здесь не останется, переместятся телом и сознанием на другие планеты, соответствующие их уровню развития, и будут там пребывать, чтобы когда-нибудь, через тысячелетия, уже вместе с обитателями тех, других планет — достигнуть уровня шестой расы. А здесь, на Земле, уже начнется новая эпоха!

— А что нужно сейчас делать? Как работать над собой? — спросил Мишка, вальяжно отставив в сторону ножку и слегка ей притопывая.

— Главное, милый, что нужно делать — это постоянно доносить до сознания других, всех и каждого, знания об этом грандиозном событии, создавая группы и привлекая к космической работе всё новых и новых людей. Кроме того, всегда нужно быть готовым многое воспринять и вместить. Ещё нужно как можно внимательней следить за своими мыслями. Сейчас это особенно актуально. Не проявлять ни в коем случае ни к кому ненависти. Только любовь!

— Возлюбленные мои! Как я вас всех люблю! — завопил после этих слов Мишка.

Поляна освещалась мягким, поворачивающим к закату, солнцем. По небу плыли тихие облачка. Где-то неподалеку от поляны и лагеря паслись коровы, пригнанные из ближайшего селения, и сюда доносился мелодичный звон побрякивающих на их шеях колокольчиков.

Гера с тарелкой каши присел на краешек того же бревна, где сидела матушка Мария.

— А вот и молодой человек, который на Поляну случайно попал, — важно произнесла матушка Мария, продолжая разговор, — Видно, что он интеллектуал до мозга костей, и ничего, кроме своего компьютера, не видит. Теперь я понимаю, почему в Каббале говорится, что все учёные — абсолютно мёртвые люди.

— В к-какой Каббале? — решил поинтересоваться Гера, — это же — т-тайное учение. Не для в-всех.

— Как это — не для всех! У нас, в Университете Эзотерических знаний, её преподают! Сейчас время такое, что древние знания открываются! Время, как говорится, пришло!

— Ах, как замечательно! — воскликнул Возлюбленный.

— Время не стоит на месте! — продолжала Матушка Мария, — Скоро весь наш мир преобразится! Я тебе, милый, так скажу: сейчас никому нельзя стоять в стороне. Такие перемены происходят! Ты, быть может, в чем-то и умен, но в этом вопросе ты глуп! И не знаешь, в какое замечательное и важное время мы живем! Наступила эпоха единения с творцом и открытия всех сакральных знаний, мои дорогие! — и матушка Мария со смаком отхлебнула из чашечки немного чая с мятой.

— Н-ну, например, я л-лично никаких преобразований к лучшему вокруг себя не замечаю. Кроме того, что бедные становятся всё б-беднее, а богатые — б-богаче. В-вообще, до вселенского б-братства нам как-то д-далеко ещё. Мне кажется, что мы п-переживаем застой и в-великую депрессию. М-ментальную, астральную и к-каузальную.

— Вот об этом-то я и говорю всегда: если человек видит мир в чёрном цвете, то он в таком мире и живет. Какие ты условия себе мысленно создашь, в такие и попадешь в действительности. Если всё время думать только о хорошем, медитировать… К примеру, медитируешь на деньги — будут деньги, медитируешь, чтобы всё хорошо сложилось — так оно и будет. И всё тебе дадут, всё приложится. Какое сейчас может быть противостояние богатых и бедных? Ни один бедняк себя бедным считать не должен: он же в любой момент разбогатеть может! Поехать на какое-нибудь «Поле чудес» или в «Дом — 2», или поучаствовать в передаче, разыгрывающей призы. Этикеток, в конце концов каких-нибудь насобирать, и что-нибудь выиграть. Хлоп — и он уже богатый! Разве у нас есть неравенство? Вот, например, Михаил… Он из семьи новых русских. А тоже сюда, к нам, приехал! Послушал у себя в городе духовных, продвинутых людей, и всё понял. Что скоро будет ПЕРЕХОД. И что главное у человека — душа! Тебе в жизни не везло, поэтому ты и озлобился. А надо всех любить. И помнить, что всё идёт по божественному плану. Вот, например, очень хорошее духовное упражнение, от которого сразу мир в душе наступает. Я с вами им поделюсь. Нужно представить мысленно пластинку в форме шестиугольника, такую, как как ячейка или соты. Это — твоя матрица, каков ты есть. А рядом нужно представить другую ячейку: такую, какой должна быть твоя матрица по божественному плану. А потом начать накладывать мысленно одну на другую. Этим упражнением ты стираешь негатив, наработанный тобой при жизни… И ещё: представь себе сферу…

— Какого цвета? — спросил Мишка.

— Никакого. Просто сферу. И заключи в неё свою болезнь или проблему. А рядом представь другую сферу: там всё исцелено, и проблема решена. После мысленно накладывай вторую сферу на первую и очищай её. И так работай над собой каждый день. А главное, после каждой такой работы соединяйся с Творцом!

Гера недоуменно посмотрел на матушку Марию и тихо пробурчал себе под нос: «Так работай…над собой.»

— Существует эзотерический ВУЗ, — продолжала матушка Мария, — основанный Грабовым и его последователями, где можно пройти посвящения и получить знания. По окончании выдаётся диплом. Обучение платное, конечно. Отдельно платишь за каждую степень. Ну, а как вы хотели? Даром в этом мире ничего не делается. Тем более, важные эзотерические знания не даются. Зато потом — как много будет тебе дано, как много всего откроется! Целая наука, древние знания, теперь стали доступны: бери и получай. Даются ещё и посвящения. И по науке у нас там тоже можно пойти, можно даже профессором стать!

— Меня, наверное, интересуют совсем другие знания, — сказал Гера.

— Ну, что ж! Только, что может быть важнее духовных знаний? Но, впрочем, как для кого! На вкус и цвет — товарищей нет. Кто-то, к примеру, уже дорос до того, чтобы с отцом-творцом в духе соединиться, а кому-то ещё нужен простой и банальный секс. Это зависит от уровня сознания. А вообще, как говорит Каббала, весь мир движется чувствами.

— Неужели? — усомнился Гера.

— Весь наш видимый мир основан на наслаждении! — захлёбываясь от восторга, воскликнула матушка Мария, — Так говорит Каббала!

— Да это просто какой-то большой к-кабалистический Зигмунд Фрейд получается, — заметил Гера.

— Фрейд, по-моему, тоже в чём-то был прав. Кстати, сейчас всё даже в этом, чисто сексуальном плане развивается и совершенствуется. Недавно я смотрела журнал «Вот так!». Раньше там все женщины голые были, а теперь — в купальниках. Хотя, надо сказать, что пик высочайшего чувственного наслаждения вам не даст никакой секс, пик наслаждения — это соединение в Любви с Отцом-Творцом!

— По-видимому, — промямлил Гера, — отец-творец — это т-такой большой чувственный эзотерический глюк!

Когда вся толпа схлынула на Магнит, Гера остался один у потухшего костра. Он самозабвенно слонялся туда-сюда, бормоча себе под нос что-то только что сочинённое и тихонько бренча на гитаре. Наконец, из своей палатки вылез Мишка Возлюбленный, подошёл к лавочкам и навесу.

— Ну надо же! Представляешь, заснул! Чёрт знает сколько продрых в палатке. Залез сейчас, думал, полежу, аутотренингом позанимаюсь до Магнита, а меня в сон поклонило… Слушай, дружбан, а сбацай мне что-нибудь на гитаре, только без серьёза! А я пока соображу, что здесь есть поесть. А то я так и не поел, болтовнёй увлёкся.

— С-сбренчать, без серьёза? Легко! Только, если на меня накинется кто из палаток за то, что я несерьёзный — защищай! — усмехнулся Гера.

— Да ладно, чего там, братан, не бойся! Здесь все свои, — усмехнулся досадливо Мишка.

Тогда Гера присел на лавочку и запел:

— Печально я парил

Над миром и над сутью,

Желудок марш играл,

За дверью пел сосед.

Не знал, зачем я был,

И мир казался жутью,

Но умирать пока

Я что-то не хотел.

И мокрый, словно мышь,

Убогий, как калека,

Попавший кур в ощип,

Надменный, как индюк,

Ненужный никому

Вторую четверть века,

Жевал я свой салат

В прокуренном дыму.

И думал о душе

Со страстью мизантропа,

Я был Наполеон,

Идущий завтра в бой.

Удачливый софист,

Наследник-друг Мазоха,

С перепросмотром свой

Я проводил отгул.

Подсчитывал грехи,

А также вес калорий,

И тарабанил марш

Фалангами руки,

Опасный и больной,

Свихнувшись от теорий,

Я был — почти что Бог,

Стирающий носки.

В безумстве я курил

Шестую сигарету,

И пальцем мух давил,

Слюнявя потолок,

В прострации читал

Помятый лист газеты,

В которой друг вчера

Принёс мне свой пирог.

И требовали там

Младых и энергичных —

Ни по каким статьям

Я им не подходил.

А дальше список шёл

Вещей продажных, личных.

И — кошек и собак,

Чтоб кто-то их купил.

На списке «Продаю»

Дошел я до маразма,

А дальше список шел

Намеренных знакомств.

Огромная статья

О качестве оргазма…

Схвативши этот лист,

Я с ним в сортир пошел.

Пришел, доел салат —

Ничто чтоб не пропало,

И выпил травный чай —

Чтоб насморк подлечить.

Подумал о душе, о снах,

Об Аватарах…

Такие вот дела.

Такая вот — и жизнь.

Такие вот дела…

Такая вот — и жизнь…

— Ха-ха-ха! — засмеялся Мишка, — Прикольно! — И захлопал в ладоши.

— С-спасибо! — поклонился Гера, — А то м-меня за мои песни обычно бьют.

Мишка воспринял эти слова как шутку.

— На то, что здесь некоторые наезжают слегка — не обращай внимания, это только базар. Меня, к примеру, Владимир Сергеевич постоянно пилит. В основном, за магнитофон. Но, в принципе, здесь все — добрейшие и милейшие люди: особенно по сравнению с моими коллегами в офисе… Я здесь просто-таки душой отдыхаю! — Мишка сейчас был похож на белое сияющее облако. Впрочем, весьма худое и в тёмных солнцезащитных очках.

Вскоре Гера полез в палатку, чтобы положить туда порядком замученную гитару.

По соседству с ним Владимир Сергеевич, который не ходил на Магниты принципиально, тщательно и рьяно подметал землю вокруг своей палатки. Несомненно, воображая при этом, как он очищает от мусора и грязи всю планету.

И тут в палаточный городок ввалился так называемый «дядя Фёдор», великовозрастный сынуля Анны Степановны, которая желала приобщить своего оболтуса к духовной жизни и вот уже второй год возила его на Поляну. У Фёдора были довольно заметные для окружающих проблемы с головой, которой он в детстве сильно ударился об лестницу. Он часто прикладывался к бутылочке, писал стихи и нигде не работал. Но подрабатывал. За что получал плату исключительно выпивкой. В общем-то, именно таким образом его и приучили к водке собутыльники. Дядя Фёдор каждый раз выходил из дому с твёрдым намерением больше никогда не пить. Но, если ему наливали, да ещё и «заработанное», то он никак не мог отказаться. Только вот пить дяде Фёдору с его головой было — ну вот ни капли нельзя. И вскоре он стал к тому же хроническим алкоголиком.

Даже здесь, на Поляне, дядя Фёдор умудрился напиться. Наведался с утра в поселок, помог мужикам на лесопилке и получил плату самогоном.

— Р-раступись! — зычным голосом проорал дядя Фёдор Владимиру Сергеевичу, криво маршируя к палаткам, и грязно выругался, — Дайте я пройду прямо!

После этого, описав не слишком сложную кривую, он во весь свой высокий рост завалился между двух палаток, зацепившись за натянутую, привязанную к колышку, веревку. Встать на ноги он после этого не смог, и, приподняв голову и опираясь корпусом на руки, глядя снизу на застывшего столбом Владимира Сергеевича, мрачно произнёс:

— Всё чистятся, чистятся! Есть люди, которые вечно всё чистят: и внутри, и снаружи. А я — наоборот! Вечно собираю, внутри и снаружи, всякую человеческую грязь, а потом выжигаю её водкой! Думаете, мне легко? Карма такая у меня!

В прошлый приезд на Поляну дяди Фёдора, год тому назад, Евграфий сообщил Анне Степановне, что её сын — ни кто иной, как следующее воплощение Владимира Маяковского, который искупает таким неожиданным образом грех самоубийства. И «Маяковский» научился здесь оперировать такими понятиями, как «карма», «отработка» и прочее. После этого, являясь домой пьяным, он гордо стал заявлять матери, что чистит вокруг себя пространство, стягивая на себя чужие проблемы, и потому — пьёт. А ещё, что мать сама виновата в том, что у неё такой сын. Такова её карма, ничего другого она не заслуживает, а потому должна всё терпеть…

Валяющийся на пузе Фёдор тяжело вздохнул и покосился на Владимира Сергеевича угрожающе. Выдал длинную многоэтажную тираду, а затем прибавил:

— Что, терпеливец! Ненавидишь небось меня, а? А я — всех люблю! Всех! Потому и пью! — при этом он смачно сплюнул.

Гера, сидя в палатке, подумал, что надо бы отсюда потихоньку выбираться и поскорее исчезнуть подобру-поздорову куда-нибудь подальше. А то, как бы дело до драки не дошло. К счастью, палатка Андрея располагалась выходом в сторону леса…

Удаляясь по склону всё дальше от палатки, заворачивая всё левее и левее, Гера наконец оказался у ближайшего ручья, который живописно стекал вниз между больших, будто навороченных каким-то бешеным великаном, камней. Гера и сам стал спускаться вниз вместе с водами ручья, в сторону реки. В одном месте ручей стекал сверху с высокой тёмно-серой глыбы тоненькой живой струйкой. Здесь любители острых ощущений по утрам любили совершать омовения, становясь под эту струю или, набрав полное ведро воды, выливая его на себя. Неподалеку от этого небольшого водопадика лежал ствол дерева, поваленного, по-видимому, во время бурного половодья. Сейчас на нём, спиной к ручью, а головой в сторону леса сидел одинокий человек. Спускаясь, Гера сбил ногами несколько камней, которые покатились вниз. Сидящий обернулся. Это был Вадим, лидер ставропольской группы. Он жестом пригласил Геру присесть рядом с собой.

— Садись, поразмышляем немного вместе, — предложил Вадим, когда Гера приблизился. И Гера из вежливости принял приглашение и присел на краешек бревна.

— Ты, я знаю, здесь недавно. И что ты думаешь о Магнитах? — неожиданно и прямо спросил Вадим, считавшийся одним из мэтров Поляны.

— Да… Что с-сказать, я — человек новый, здесь я случайно. К тому же, я незнаком с этой практикой. И, как здесь мне сообщили, слишком интеллектуальный для неё, — промямлил Гера.

— Могу сказать, что эта штука работает. Хотя, я тоже последнее время считаюсь некоторыми на Поляне слишком интеллектуальным, — вздохнул Вадим, — Ведь я — не из тех, кто, как говорится, «просто посылает любовь»… Для меня отношения с Магнитами намного сложнее. Раньше я был скептик. Но есть вполне объективные данные, показывающие, что происходит. К примеру, способ фотографирования каким-то определенным способом, на специальной сверхчувствительной пленке. При этом фотографировании отражается появление во время Магнита весьма странных явлений. Различных полей, шаров, света от работающих чакр… Люди нашей группы здесь показывали такие фотографии всем желающим, можно ознакомиться.

Кроме того, есть люди, которые преследуют во время Магнита свои собственные, вполне определённые, цели. Я далёк от мысли считать этих людей «чёрными» или ещё какими-то… Просто, проблема висит над человеком и гнетёт его постоянно. А когда он лезет в Магнит, проблема никуда не девается. Вот и начинают что-нибудь просить во время Магнита у высших сил, кто — похудеть хочет, кто — вылечиться, кто — экзамен сдать. И, ты знаешь, срабатывало: худели, вылечивались, сдавали… И это только те, кто признавались, без всякой задней мысли. А кто ещё и какие свои личные программы сюда закладывал? Мы ведь даже знаем, что здесь, собственно, происходит… В общем, всё это работает, только мы не знаем как. И это — только одна сторона вопроса, — Вадим помолчал немного и продолжил:

— А другую… я, увы, увидел совсем недавно. И, боюсь, что слишком поздно. В то время как я мудрил и экспериментировал с построениями, с использованием контактёров, с ментальными разработками, кто-то тут занимался подспудно совсем другими делами. Меня постепенно, ведя закулисную игру, отодвинули — пока просто на второй план. Но скоро уберут совсем. Некоторые хотят занять моё место. Да, быть может, как считают многие, я слишком усложняю работу ментальными построениями.

Но это — моя концепция Магнитов, концепция экспериментирования, и я не хочу от неё отступать. Изменить что-то конкретно, пойти кому-то навстречу, пропустить его идею — пожалуйста! Но превратить всех в оголтелое подчиняющееся стадо, которое бегает по пятам за своими пастырями с желанием целовать им ноги — нет! А увлекшись своей темой, своими ментальными экспериментами по поводу построений в Магните, я проморгал то, что происходит здесь ВНЕ Магнита. И меня обставили. И кто? Человек более талантливый, духовный, разбирающийся в Магнитах лучше, чем я, который мог бы стать, хорошим учителем для разных, непохожих друг на друга, людей?

Нет! Просто — серая бездарность, что плетёт сети и устраивает закулисные игры. Сделав ставку на чужие амбиции, раздувая распри, потакая чужой зависти… До меня доходят сведения, что меня уже в приватных беседах обвиняют в чернухе, в недостатке в моей работе света и любви. Осталось только публично анафеме предать… Увы, ещё хорошо, если закулисные деятели делают всё это просто из личных амбиций и желания баланду на халяву похлебать у костра, а не являются подставными утками, намеренно создающими раскол. Знаешь принцип троянского коня? Запускается в группу человек со спецзаданием развалить её изнутри. Как, к примеру, казачество развалили. Очень простой, подлый и действенный способ… Тупое стадо! Иногда хочется купить в посёлке домашнего вина, взять с собой пару человек — и смыться на какую-нибудь гору, пикничок устроить…

— Так в чем же д-дело? Могу составить компанию, — предложил Гера. Нас с моей г-гитарой иногда именно для таких случаев в запасе и держат!

— Спасибо. Это я пока — так, теоретизирую. На самом деле, настроение сейчас совсем не то. Если честно, то я скорее всего вообще на всё плюну и уеду. Всё к тому идёт. Прости, что вылил на тебя эти ментальные помои, — улыбнулся Вадим, поднимаясь с бревна, — Что ж… Пойду. Пора! Посмотрю, что там происходит, если только совсем уже не закончили. На Магнит… Как та лягушка из анекдота — опять на болото!

* * *

— Это вы правильно изволили заметить! — важно разглагольствовала матушка Мария после Магнита, удобно устроившись у костерка, — Надо обязательно равняться на великих, сметь дерзать! Разговаривать надо с ними почаще, думать о возвышенном, а не о мирском! Недавно я видала Отца Творца, в трёх лицах, и такое испытала благоговение! Такой свет исходящий почувствовала!

— При подобных контактах, конечно, информацию каждый раз надо тщательно проверять: не от лукавого ли она! — заметил важно Владимир Сергеевич, — кроме того, не всем же дано высшие миры видеть. И главное, это чтобы большинство людей исправно совершало свой ежедневный труд и все они чётко знали и исполняли свои непосредственные обязанности. И эти обязанности, чаще всего, отнюдь не обязанности пророка, допустим. Некоторые родились для того, чтобы быть просто дворниками. И надо, чтобы они свой маленький труд выполняли вдохновенно. И убедить их в этом — наша главная большая космическая задача.

К костру в это время подошли Наталья и Сергей, чтобы выпить чая, да и втайне надеясь подкараулить здесь Андрея, который должен же сюда был когда-нибудь подойти. Неподалеку отсюда околачивался и Гера, который подмигнул вновь пришедшим и неожиданно включился в предыдущую беседу.

— А знаете, я с детства мечтал стать ассенизатором! — сказал он с чувственным придыханием, — Представляете, какая вдохновенная работа! Дерьмо же — тоже нужно кому-нибудь вывозить. И вот я, весь в белом, подъезжаю, забрасываю шланг — и качаю, качаю! А оно всё никак не убывает! Его всё больше и больше! И в этом — именно в этом, заметьте! — моя большая космическая задача! Да, глубоко в душе, такой большой космический ассенизатор во мне пропадает!

— Любишь ты всё шуточки шутить! А жизнь — дело серьёзное! — гневно вскричал Владимир Сергеевич, и, вскочив как ужаленный и оставив наполовину недоеденную кашу, убежал куда-то. Наверное, аппетит у него неожиданно пропал, да и уже съеденное не впрок пошло.

— Молодежь! Такого человека обидели! — пробурчала матушка Мария, обращаясь почему-то к Сергею.

— Матушка Мария! Встаньте, пожалуйста! Я хочу с вами немного поработать! — неожиданно предложил Сергей, резко изменившись в лице. И было в его голосе что-то такое, что заставило матушку Марию неожиданно повиноваться. Она встала навытяжку и закрыла глаза. И теперь, проводя руками над головой матушки Марии, Сергей выполнял какие-то простые пассы.

— Вы были жрецом в древнем Египте. А я — простым подмастерьем художника, который расписывал гробницы. У вас был младший брат, служивший Сету. Он подарил мне отравленный амулет в виде жука-скарабея. Я принадлежал к другой магической школе, с которой сторонники Сета вели тайную борьбу. Мой учитель предупредил меня, и я избег смерти… Сейчас я вижу вас в мужском обличье и с маской бога Тота в руке. В другой руке у вас жезл. Картинка расплывается. Информация ушла. Познал — познался.

Да будут развязаны узлы кармы!

Матушка Мария блаженно улыбалась:

— Да, я вижу! Вижу Египет!

— … А теперь вы стоите в огромных подземных залах, где собраны картины, ковры и всякие редкости. Наверное, это частный музей, — продолжил Сергей после небольшого перерыва, — Вы пригласили сюда вашу знакомую, молодую девушку, чтобы показать ей одну из картин. На ней изображена особа, очень похожая на саму эту девушку… Но это — лишь предлог. В действительности, вас попросил зазвать её к себе один очень влиятельный человек, испанский инквизитор. Он хотел захватить её в свои руки и превратить в свою пленницу. Эта девушка, а она приходилась мне сестрой, боялась и ненавидела этого хищного человека. Но вот вы ведете её по залам, постепенно приближаясь к картине, у которой она останавливается, поражённая. Вы смотрите на девушку и на картину, и ещё более, чем раньше, поражаетесь сходством. Почему-то только теперь вы осознаёте, что девушке грозит беда. Сейчас сюда ворвутся наёмники и схватят её. И в последний момент, не желая быть причастной к злодеянию, слыша уже шаги на лестнице, вы шепчите ей: «Это они! Простите меня! Скорее, скорее! Я знаю здесь потайной ход!» И затем, отодвигая одну из картин с помощью особого механизма, показываете девушке спуск вниз, узкую винтовую лестницу. Она поспешно скрывается — а вы задвигаете картину на место… Дальнейшая информация сокрыта. Познал — познался. Пусть развяжутся узлы кармы…

После следующей паузы, во время которой матушка Мария молча стояла, вытянув руки по швам, Сергей продолжал:

— А теперь я вижу похороны магистра тайного ордена. Он умер внезапно, когда ещё не назначен был преемник. Я вижу похоронную процессию, толпу людей в чёрном. Я вижу и себя со шпагою на перевязи. Я вижу вас в образе пожилого мужчины — члена ордена, читающего последнюю прощальную речь над усопшим. Ваши слова подхватываются присутствующими. Мы все опускаемся на колени… А дальше информация теряется в сумбурных далёких образах. Они расплываются. Познал — познался. Пусть развяжутся узлы кармы…

— А теперь, — продолжил Сергей, держа обе руки над головой матушки Марии, — сбросьте все кольца, драгоценности, старинные платья и костюмы, шпаги и кинжалы, жезлы и перстни, короны и венцы прошлых времён. Будьте просто собой. Ибо развязываются старые кармические узлы. Даётся новый путь, открыт новый виток развития… Отстегните шпагу от пояса… Вот так. Снимите кольцо с пальца левой руки. Полюбуйтесь, как играют изумруды… А теперь — отдайте его тьме времен. Снимите старую корону, она мешает вам воспринимать энергии. Вот так… Теперь с легкостью расстаньтесь с шёлком и бархатом. Только… вот это кольцо. На указательном пальце правой руки… Оно не снимается.

— Оно — особенное! — озаряясь внутренним светом, сказала матушка Мария, — мне уже рассказывали о нём!

— Да, оно — особенное. Оставайтесь с ним. И теперь — возвращайтесь. Возвращайтесь сюда! Назад! В данное место и данное время! Мы возвращаемся! Познал — познался. Развязаны узлы кармы. И мы вернулись, — и Сергей отстранил руки от головы матушки Марии. Она открыла глаза. Недоумённо огляделась вокруг, всё ещё сохраняя следы лучезарной улыбки на лице.

— Спасибо, мои родные! — сказала она, — Вот мы и развязали ещё один кармический узелок… Я потрясена! Я столько сейчас всего видела, как сейчас вижу вас, так реально… И — столько всего пережила! А теперь я, пожалуй, пойду. Мне надо это всё осмыслить, вместить, — и она поспешно удалилась в сторону своей палатки.

— П-почему-то она чем-то напоминает мне Б-блаватскую. Такая же неугомонная, что ли, — в застывшую пустоту уронил Гера.

Глава 19. Хранитель Потока

Виктор, Василь и дядя Юра смаковали у костра мятный чаёк.

— Я вам, ребята, так скажу, — заговорщически начал Виктор, — В определённое время я обнаружил, что человек, в принципе, может быть либо одних каких-то качеств, ему присущих, либо — других. И когда пытается вместить в себя или выработать другие, пускай желаемые, но не свойственные ему качества, то у него едет крыша.

— Иными словами, ты хочешь сказать, что выше потолка не прыгнешь? — уточнил дядя Юра.

— Нет, я совсем не об этом сейчас. Я не знаю, как бы это пояснить… Вот, есть у нас в городе, например, тамошнее светило одно эзотерическое, по имени Аркадий. Так он утверждает, что все крутые должны стать святыми, а святые — крутыми! И будет вечный кайф. Но я такую картину просто себе не представляю. Можно быть или сверхчувствительным, или непрошибаемым. С моей точки зрения. А ещё, к примеру, если я пытаюсь выйти за свой порог чувствительности, то тут же такие вещи начинают вокруг проявляться, к каким я, мягко говоря, не готов. Меня может просто размазать по стенке, если я снова не спрячусь за некоторую толику своей непрошибаемости. Меня, как личность, просто сотрут.

Василь припомнил события сегодняшней ночи, и ему стало не по себе. Резко заболел желудок.

— А другого так же начнёт плющить, если он вместо чувствительности волю начнет нарабатывать. Его просто в бараний рог будет скручивать. Или же он просто бросит всё резко — и, к примеру, напьется. И не потому, что он — плохой. Недавно я читал Юнга и понял, что всего качеств — четыре, но человек обладает лишь одним, максимум — двумя, если это — смешанный тип. А четвертое, противоположное качество, по всей видимости, ему почву из-под ног вышибает. Эти качества: интуиция, сенситивность, чувственность и разум. Под сенситивами, я так понял, понимаются люди, у которых повышена тактильная чувствительность. Интуитива прёт, если ему вдруг сенситивности добавить, чувственника от ментальных конструкций ломает, сенситив при появлении интуитива крышу в полёте ловит, а мыслитель — от чувственника в зеленые сопли пускается. Может такое быть?

— Очень даже, в особенности — если все они на Поляне, — отшутился дядя Юра.

— Вообще-то, я думаю, что человек-маг должен быть завершённым, то есть, иметь равнозначные четыре качества в себе. Получится равновесный квадрат или крест. А потому, я соответствующим образом работал над собой. Но получилось такое… Врагу не пожелаю. С трудом выкарабкался.

— Что, Виктор, ты пытался в русалку влюбиться? — хихикнул дядя Юра, — Или ощутить разом всю вселенную?

— О неудачных экспериментах распространяться не буду, — отрезал Виктор. Скажу лучше о том, что испытал вчера. Похоже, что у тебя, Юра, вышло невозможное. Причём, на мне довольно мягко. А Василя вообще вырубило. Вот я и прикидываю, что у нас с Василём общего. Он — интуитив, я — на ментале сижу. А опасен ты нам обоим: значит, ты — чувственно-сенситивный тип. И лично я понавидал вчера ТАКОЕ… Все духи леса будут к нам, словом. А русалку ты, часом, случайно упомянул?

Дядя Юра засмеялся и похлопал Виктора по спине:

— И совсем я не опасен. Я — ваши крылья. Только летать научитесь, — пошутил он, — А вообще, дело, быть может, только в энергии: странная она у меня какая-то в последнее время. Чудеса вокруг происходят разные, да и только. Меня многие даже бояться стали. Это — элементали, дать, со мной шутки шутят!

Виктор спустился к реке помыть котелок. Он отдраивал его мелкой галькой. К нему подплывали маленькие рыбки, сновавшие рядом и подъедавшие остатки падающей на дно каши, и тыкались тупыми носиками о его руки и ноги. «Пробуют меня на вкус», — усмехнулся Виктор. К речке подошёл, преодолев небольшой крутой спуск, Василь. Он зачерпнул немного воды и слегка намочил лицо.

— А ты голову туда окуни, полегчает, — посоветовал Виктор, — или даже поплавай немного. А знаешь, о чем я сейчас думаю? — с ходу спросил он.

— О чём?

— Да вот, мне тоже знания открываются, как и тем людям, что эзотерические книжки пишут. В смысле, не по каналу в башку они мне приплывают, как некоторым… Просто, если перечитать массу всяческой эзотерической литературы — тоже можно сделать для себя некоторые выводы. К примеру, какая сейчас раса?

— А хрен её знает, — откровенно признался Василь в своём неведении.

— Пятая, конечно. Так говорят, по крайней мере. А значит, сейчас идёт развитие пятой чакры — горловой. И на плаву те люди, которые ею хорошо владеют, у которых она хорошо развита. Всякие там умельцы говорить на публику, выступать, петь; торговцы сюда же относятся — они тоже меркурианцы. А пятая чакра — это меркурий. Всякие там маклеры, посредники, банкиры, менеджеры. Технологии, которые развиваются, это, опять-таки, что? Средства связи: телевидение, сотовые телефоны, интернет. Так что, развитие идет только в таком ключе. А остальные разработки, другие качества, люди, у которых больше развита какая-либо другая чакра — остались не у дел. И что тогда?

— Правда: что? — спросил Василь.

— Развиться до состояния круга. До целого. Выйти за пределы. Вишудха — это, конечно, хорошо. Но одна только развитая вишудха — этого мало. Чтобы тело заработало гармонично, необходимо уравновесить его. А в человеческом организме сколько чакр? Семь! И равновесия можно достигнуть только через срединную — четвертую чакру, сердечную! Срединный путь — это, на самом деле, путь сердца! Это я только сейчас понял! Когда мы достигаем такого равновесия, сосредоточившись на сердечной чакре, то начинают работать и взаимодействовать все чакры и каналы организма, низший и высший планы! Человек — это что? Это — крест! Низ — верх и право — лево! И всё это надо поднять вверх — и вписать в круг!

— Смотри, как течет река! Стань водой! — хлопнул его по плечу Василь, — Я — человек созерцательный. Пойду лучше и посозерцаю воду, — и Василь пошёл вверх по реке, против течения, задумав дойти так до самой лагуны.

А Виктор набрал в котелок воды и поднялся от реки к костру.

У костра грелись дядя Юра и только что вылезший из палатки Николай.

— Витёк теперь на неделю на лесопилку нанялся. Ушёл с утра, — сообщил дядя Юра, — У них там, дать, срочный заказ. Кормить обещали, может, и денег дадут. А ты, Никола, начинай пока курить бросать. Давно же собирался.

Николай сидел у костерка, подкладывая в него мелких веточек: огонь почти затух. Потом навалил сверху бумаги и сухих листьев и сунул в уже разгоревшийся костёр полено. Оно, потихоньку охватываясь языками пламени, занялось, наконец, яркой вспышкой.

— Да я сам знаю, что давно пора. Попрошу всякие светлые силы мне в этом помочь, — ответил он дяде Юре.

— Хорошо. А ещё, старайся дышать правильно. И энергии мысленно направляй в те участки тела, которые болеть начинают. Хочешь, массажик тебе вкачу, сильный. Правда, из лёгких гадость тогда всякая попрёт, что ты годами накопил… Впрочем, исключительно на теле не циклись. Сосредотачивайся на другом. На дольмен с тобой, дать, снова сходим. Сущностей всяких тут вокруг — прорва! Они о чем-то сообщают, предупреждают. Так просто ничего не бывает, в особенности, необычные вещи обязательно о чём-то сигналят… Иду вчерась, дать, по дороге, с дольменов возвращаюсь. На дороге девушка длинноволосая стоит. Ничего не говорит… только оборачивается и на меня смотрит. Мне аж не по себе стало. Похолодело всё внутри. Чувствую, что не человек это. Я не стал мимо неё проходить: в лес поворотил, а там по другой тропе, что сюда ведёт, вчистил. А сегодня утром, дать, выхожу я к реке умыться. А потоки воды вдруг как-то завертелись в одном месте, около камней, глядь — вот уже и рожа, из потоков воды, и зенки на меня пялит!

— Это точно, дядя Юра, что элементали к тебе неравнодушны, — сказал Николай.

— А среди ночи, ближе к рассвету, лежу я в палатке, и слышу: поют! Чисто так, нежно! Слов не разобрать. Красиво поют. Русалки, наверное, — дядя Юра приподнялся и положил в костёр ещё одно полено.

— Ну что, Никола, чайку вскипятим? — спросил Виктор, вешая на крючок над костром котелок с водой.

— А как же, дать, — ответил за Николу дядя Юра, — давай, я заварки в котелок сыпану, как только вода закипит: что-то настоящего чая захотелось. Трав я, конечно, тоже добавлю, но совсем чуть-чуть.

С речки вернулся Василь в подкатанных до колена, мокрых джинсах. Подсел поближе к костру.

— Я, дать, немного тему меняю, — сказал дядя Юра, — тут, если по дороге на лесопилку идти, в сторону Синей горы, — ну, вверх от лагуны дорога туда уходит, — а потом на пересечении дорог в сторону свернуть и в лес углубиться — есть группа разрушенных дольменов. Невдалеке — холмы небольшие. Древнее захоронение, дать, могильники. Что древнее — так это по камню можно почуять. Место сильное. Но очень странное. Элементалей вокруг — тьма. Структура, конечно, разрушенная. Залатать бы надо. Ближе к вечеру — схожу, наверное, поработаю, если планы мои не изменятся. Глядишь, можь что и смекну, заговорят со мной камни-то…

— Смелый ты человек, дядя Юра! — улыбнулся Виктор, — По ночам по лесу ходить. Вернёшься, наверное, вообще за полночь. Это же далеко отсюда.

— Волков бояться — на печи валяться! Что я, дать, пионер какой, чтобы можно было меня на испуг взять? Тут, кстати, ребят среднего школьного возраста, которые в походы с вожатыми или воспитателями ходят, по-прежнему пионерами за глаза называют. Несколько раз слышал. Так вот, иду я в прошлом году по лесу, а меня несколько пионеров обгоняют. А я возьми да и захрюкай им вдогонку кабаном. Пошутить хотел. А один из пацанов — как вжарил! Потом на дереве я и остальные ребята его отыскали. Сидит наверху, трясётся весь и орёт: «Там кабан!» — «Да нет, говорю, никакого кабана! Хочешь, я ещё раз так хрюкну?» Насилу все вместе уговорили его слезть.

Все засмеялись.

— Я, вообще-то, нынче не шибко пуганый стал: ко всему привыкаешь… Это я поначалу трясся. Если кругом посмотреть — то даже сейчас, если бы все видели то же, что и я, многим жутко бы стало. Вон, сзади Николая, метрах в пяти, дерево, с которого русалочий хвост свисает. А вокруг нас, чуть поодаль — структуры странные ходят. Белые такие, прозрачные. Длинные. На тонких ножках-палочках. Ни на что не похожи.

Василь повернул голову вбок и посмотрел на указанное дерево. И с ужасом успел заметить, как в глубину ветвей постепенно прячется зеленый, серебрящийся хвост.

* * *

Решив слегка прогуляться, Виктор и Василь заглянули в лагерь анастасиевцев. Там было всё очень тщательно прибрано и вылизано до мельчайшей мусоринки. Земля около костра и лавочек была тщательно выметена домашним веничком, привезённым кем-то из города. На столе, возле тарелочки с фруктами, стоял букетик свежих, только что сорванных, полевых цветов. Рядом с нарисованным «кедром» и воззванием Порфирия Корнеевича Иванова появилось изображение дольмена со стрелочкой, направленной вверх, над ним и надписью рядом: «Связь с Космосом и Вселенной». А ниже теперь висел график работы, где пунктом номер один значилась «утренняя медитация и размышления об устройстве Вселенной», а последним — «прощение всех».

За этим уютным столиком под навесом сидела Марина, которая вязала крючком маленькую салфеточку. Увидев показавшихся на тропе Василя и Виктора, она радостно поздоровалась с ними и пригласила к столу. Откуда-то тотчас появились домашние рулеты с маком. Налила Марина гостям и мятного чая с сахаром. Несмотря на простую одежду, потертые голубые джинсы и чёрную футболку без рисунка, девушка, как заприметил Василь, положивший на неё глаз, выглядела довольно-таки гламурно. У Марины были длиннющие тонкие ноги. И на лицо не дурнушка, с большими карими глазами, и тёмные ровные волосы до плеч. Вот только все остальные формы, кроме ног, были для гламура все-таки слишком пышных форм и размеров.

— Я слышал, что тут, недалеко, дольмен есть, который почему-то называют женским. Я не разобрался, почему, но не зря, наверное, так его народ кличет, — начал Виктор, — Мы бы хотели к нему сходить, мы там ещё не бывали. Может, кто проведёт нас? Или — хоть направление покажет, да дорогу объяснит…

— Да, тут неподалёку есть такой дольмен. Мы с ним работаем, и я хорошо знаю к нему дорогу. Но должна вас предупредить, что дольмен этот для мужчин опасен. Ну… как бы это сказать… В общем, говорят, в прошлом году внутрь дольмена залез один молодой парень. Ещё он, кажется, нашёл там и забрал с собой небольшой камешек. И после этого дня его стали преследовать эротические сны, видения и очень бурные сексуальные желания, — Марина покраснела.

— Ну, мы с Василём вовнутрь не полезем, — успокоил Виктор, — просто я тут информацию о дольменах собираю. Больше всего меня интересует их местоположение. Есть у меня кое-какие идеи, но пока мало материала.

— Да я бы, конечно, вас хоть сейчас провела. Но там сейчас Людмила медитирует. Ей мешать нельзя. И к тому же, вначале мне нужно спросить у неё разрешения. Ведь она — лидер нашей группы. Такая умница! Очень духовный человек. Людмила у кришнаитов получила какое-то самое высокое, я в них не разбираюсь, посвящение. Но потом, несколько лет тому назад, ушла от них и занялась собственной духовной практикой. Она получает информацию по каналу и работает с дольменами. С мужем со своим она давно уже живет, как сестра с братом, поскольку её энергетика должна устремляться только к высшему. Она очень сильный, волевой, решительный человек с необычными способностями. Йогин, в общем, настоящий.

— А она полученную информацию как-нибудь вам передает? Записывает, рассказывает? Надо же иногда и с человечеством поделиться, — донимал вопросами Виктор.

— Да, иногда — делится. Говорит о высшей роли в будущем женщин, через которых спасётся земля. Ещё о том, что сейчас существует сорок шесть миров и появляется сорок седьмой… О том, что скоро будет Переход, но точных сроков его никто, кроме посвящённых, не должен знать. Ей иногда открываются очень большие тайны Вселенной, но я не всё помню и не всё понимаю. А вообще, она такой человек, что уже постепенно переходит на космическую энергию, на питание солнечными лучами. Ей уже достаточно бывает в день съесть одно яблоко и выпить несколько стаканов воды, — закончила Марина восторженно. И, глядя на её пышные формы, Василь подумал, что малое количество съедаемого — для неё самый высокий показатель духовной работы.

* * *

— Всё-таки, дядя Юра, иногда мне хочется поверить в то, что Россия родит какую-то новую идею, которая всех сплотит, — и тому подобное… Национальная гордость, что ли, бунтует, не хочется, чтобы наша страна плелась позади всех в хвосте мира, — неспешно размышлял Николай, подливая в кашу немного постного масла.

— Любая, дать, национальная сверхидея сейчас — это начало фашизма, — отозвался дядя Юра, — Свято верю и надеюсь, что её у нас не будет. А светлой идеи — сейчас — наш народ выработать не сможет. Для этого нет условий. И никто не даст сплотиться народу для чего-нибудь светлого и благородного, дубинками разгонят. Победить смогло бы только нечто грубое и сильное. Мы слишком ограничены, слишком обездолены. Снизу, так сказать, мы не сможем создать фонд для добрых дел, потому что всё, что происходит последнее время у нас в стране, исходит сверху, а всё, что исходит от людей, подавляется в зародыше. В результате, мы давно все разобщены и думаем лишь о еде — и подобных нуждах. Какая уж тут духовность, какое благородство? Нас привыкли унижать и гномить на каждом шагу. Без такой обработки, не будучи оболваненным, в нашей стране сейчас и не выживешь.

К тому же, почти каждый нынешний ребенок, я имею в виду, из обычной, нормальной семьи, с детства, дать, знает, что он НИКОГДА не сможет побывать в других странах, иной раз — даже в других городах. В Москву или Питер съездить для него так же реально, как на Луну слетать. Потому что в его семье денег и на кусок хлеба иной раз не хватает. Семья голодает. Какая уж тут романтика, горизонты будущего? Наши дети — маленькие старички. Их, на самом деле, ещё больше, чем взрослых, давит материальность. И с самого детства их программируют на стяжательство и нищету духа. Те люди, что собрались здесь, на Поляне — большие неправильные дети. Изгои, не смогшие реализовать себя в обществе. Да ещё, имеющие совсем другие цели — не те, которые провозглашены обществом рыночной экономики. Иные люди. Та самая соль земли, которой скоро может и совсем не стать. Потому что, даже физически — выживают лишь прагматики. Те, у которых нет ни малейшего внутреннего мирка, а есть лишь внешняя нахрапистая реализация. Те, кто готов пройти вверх по трупам и вырвать последний кусок изо рта ребенка. А оправдание они придумают любое. Например, что лишь такое отношение к миру делает рыночную экономику самой рыночной и экономной, дать, и она несёт прогресс всему человечеству. Грубая сила всегда побеждала в этом мире, душа всё хрупкое и нежное. Только теперь эта борьба идёт на всепланетном уровне.

— Беседовал я с иностранцами, — отозвался Николай, — они меня уверяли, что у нас ещё, в отличие от них, есть куда идти. Что мы — молодая нация. Просторы у нас необъятные, ресурсы…

— Не верю я, дать, что нация может быть молодая или старая, — усомнился дядя Юра, — Все мы родились или от отца Адама и матери Евы, или от полуголых обезьян. Можно быть лишь — или на гребне волны, или падать вниз. Потом — снова подниматься. Почему-то мне кажется, что мы сейчас — всё падаем и падаем. А знаешь, какова, дать, наша главная беда? Я считаю, что это даже не то, что мы — сплошь мужланы неотёсанные, а всех культурных людей у нас, почитай, скоро век, как отсеивали, отстреливали и дискредитировали самыми разными способами. А оставались, дать, лишь инертные массы, самые решительные и лучшие — всегда гибли… Самая главная наша беда — это наша всё ещё остающаяся претензия на крутость. Сверхдержава, чёрт возьми! Мы — не нищие, мы — гламурные! Жрать по будням нечего, дать, а как праздник — столы ломятся! Одевать детей не во что — а на всевозможные выпускные, начиная с «выпускного» в детском садике — тысячи отстёгиваются…

Всё — показушное. Всё — неживое. Сплошная фальшивка. В масштабах страны. Не страна, а памятник самой себе, работы Зураба Церетели… Добром мы своим по нормальному не можем распорядиться, только распродать ресурсы по дешёвке можем. Зато живем весьма по-христиански: и щёки всем, кто хочет, для удара подставляем, и последнюю рубашку отдаём… Жаль только, что в Библии о захоронении радиоактивных отходов ничего не сказано… Может, и хорошо, что нам не дано знать, что дальше будет. Ещё остается возможность надеяться. На то, что скинет со своих плеч природа всю эту рухлядь. Климат, дать, меняется с каждым годом. Может, есть ещё сила, способная всё изменить. Помимо нас и независимо от нас. Взять нашу так называемую цивилизацию — и в мусорник! К лучшему, к худшему — уже всё равно. Просто так, как есть, быть не должно.

— Да, иногда кажется, что приближаются глобальные природные изменения, способные всё же нарушить накатанный сценарий «Золотого Миллиарда», — начал Николай, — Только вот жить в эту пору прекрасную…

— Никола! Обернись! К нам, дать, гости идут! — воскликнул дядя Юра.

Действительно, со стороны дороги к костерку приближались Андрей и Сан Саныч.

— Добрый день! — приподнял кепку Андрей, — Можно присесть? Здравствуй, Юра! Я — Андрей, а это — Сан Саныч, известный грибник и любитель леса, — отрекомендовал он Николаю.

— А я — Николай, сторож этой поляны, — пошутил тот в ответ, — Присаживайтесь!

— Мы с Сан Санычем встретились по дороге, случайно. Набрели одновременно на один очень интересный камень: надгробную плиту с выбитым на ней крестом. Она, по-видимому, раньше вертикально стояла, а потом — упала. Лежит посреди хоженой тропы надгробный камень, и никто его не замечает. На этом камне крест равносторонний выбит. И какая-то надпись. Но её прочесть невозможно.

— Чайку будете? — предложил Николай.

— Не откажемся, — улыбнулся Сан Саныч, — А потом мы решили на здешнюю лагуну прогуляться, уж больно тут места красивые. Так я ещё километра за три от вас, на подходе, сказал, что энергетика места изменилась. Вдруг почувствовал это.

— Вот это да! Это, дать, Никола своей Мандалой кашу заварил. А мы, видимо, привыкли к ней уже, да не замечаем. Да, Никола, к тебе уже экскурсанты начали приходить! Пора гидом становиться. И табличку повесить: начало просмотра — здесь! — хихикнул дядя Юра.

— Неужели, действительно на таком аж расстоянии наша Мандала почувствовалась? — удивился Николай.

— Я хорошо знаю здешние места. Не первый год приезжаю. Здешняя земля много хранит разных напластований эпох и народов. Например, многие думают, что если здесь повсюду холмики встречаются, так это местность такая: холмистая. А это — могильники. Здесь везде, сплошь, захоронения. И места эти таинственные. Разрушений, конечно, много здесь было — и это не только наследие второй мировой. Еще и раньше здесь стали разрушать дольмены: просто, чтобы камень использовать в строительстве. А со второй мировой тут масса железяк валяется: каски, гильзы, патроны… Но, в общем-то, места эти — давно были окультурены, здесь раньше сплошь сады были: потому и растут везде дикие яблони, груши, алыча… Это я всё к тому веду, что сегодня я шёл по лесу, и вдруг почувствовал нечто странное, чего никогда не чувствовал даже в этих, весьма странных, местах: будто здесь, откуда ни возьмись, образовался островок совершенно нетронутого, первозданного леса. В котором властвуют духи, стихии, природные стихиали… С нимфами, козлоногими фавнами, живой и мертвой водой. И у этого природного места есть своя собственная сила и своя энергия. И, между прочим, оно растёт, увеличивается, — поделился Сан Саныч.

— Н-да… Что-то подобное я тоже чувствую. Только, быть может, дело вовсе не в Мандале, — озадаченно проговорил Николай.

— Ну, а как, дать, нынче обстоят дела на большой Поляне? Там как с энергополем? — поинтересовался дядя Юра.

— Приходите, сами увидите, — уклончиво ответил Андрей, — Если интересуетесь.

— Ну я, быть может, как-нибудь и загляну. А для Николая путь туда отрезан. Его ещё в прошлом году вышибли оттуда. Сказали, чтобы он в Магнитах больше даже и не появлялся. Попал Никола в самый чёрный список, — хихикнул дядя Юра.

— Да, было дело, — поведал, улыбнувшись, Николай, — Только я, в отличие от многих, кого выставили — не уехал, а сюда переметнулся. А Магниты тогда не на большой Поляне крутили, а тоже здесь, неподалёку.

— И давно это ты в Магнитах? Лицо твоё мне вроде знакомо, — спросил Сан Саныч.

— Вообще-то, я на Магниты три года назад попал. Случайно. Я, почитай, что местный, из соседнего посёлка. Ехали мы на грузовичке с друзьями к кому-то из здешних в гости: не помню, к Митяю, кажется. По дороге заметили мы тогда странное сборище. Люди кружком стоят, и лица у всех — благостные. Мантру какую-то поют. Наши издали им что-то проорали, руками помахали. В поселке мне стало скучно. Свои вопросы, какие хотел, я решил, а на пьянку-гулянку оставаться не стал. Пойду, подумал, назад, лесом. К раннему утру, глядишь, и домой добреду. Семь вёрст — для бешеной собаки не крюк. И двинул. Так вышло, что некоторые из эзотериков тоже по грунтовке тогда шли, молока в посёлке купили козьего — и к палаткам возвращались. Ну, я с ними по пути и разговорился, меня к костерку пригласили и поначалу очень хорошо приняли. Ну, я там и застрял…

Потом наезжать стал сюда часто, с палаткой. Посвящение мне на дольмене дали. Канал открыли. Люди, правда, другие тогда были, в основном — не те, что сейчас. В прошлом году я тоже сюда подался. И вдруг у меня неожиданно работа сильная покатила, энергии пошли, стал я людей лечить. Просто чувствую, что нужно делать, как энергии эти направить. То с одним пошло, то с другим. Ну, я и рад безумно. А народ почувствовал — действует, и ломанулись ко мне толпой. И тут меня Евграфий просто взял и выпер. Просто так, без объяснений, за что. Уходи, мол, и всё. Информация по каналу пришла, мол, что ты — чёрный. Людей смущаешь, мешаешь работать. Потом я узнал, что за глаза, кроме того, получил титул сильного адепта зла из Атлантиды, — Николай рассмеялся.

— Ну а ты, дать, не сильно расстроился? — подначивал дядя Юра.

— Поначалу — расстроился… Только что всё хорошо было — и на тебе! Во как! — продолжил Николай, — Ну, я из принципа тогда не уехал. Сюда подался. А тут — как началось! Знаки, видения, информация… В общем, совсем — крыша в полёте. Тогда же ещё мысль пришла, будто это место, где сейчас Мандала расположена, самое сильное в округе по энергетике. Находится на пересечении трёх энергетических линий. И, кроме того, имеет собственное сильное энергополе. Как живая структура. В последнее время мне идёт информация, что это место было наработано в древности: тут, возможно, люди селились, наподобие шаманов. Одиночки. На границе мира живых и мира мертвых. В зоне междумирия. Хранители знаний, колдуны, целители. И почему-то это место открылось мне, вошло со мной во взаимодействие. Мне пришла идея создать здесь Мандалу и попробовать лечить людей, усилив с её помощью идущие через меня энергетические потоки. Может быть, это — странная идея. Я нигде о подобном не слышал.

— Интересно всё это, — одобрил Сан Саныч после небольшого всеобщего молчания, — а было ли что подобное, или нет, мы того не знаем. Выкладывали же из камней лабиринты… Стоунхенж есть… Почему бы и не выложить камни концентрическими кругами, как здесь, у тебя? Тем самым обозначить место, а потом — наработать, усилить его. Наша группа экстрасенсов из Новороссийска, сотрудничая с археологами, в прошлые ещё годы, исследовала эти места и обнаружила здешнюю энергетическую аномалию — зону, описывающую на карте треугольник и простирающуюся одним своим углом до берега моря, а еще одним — захватывающую ближайший населенный пункт. Я потом сверюсь дома по точной карте, быть может, центр этого треугольника — как раз-таки здесь.

— Да и твоя Мандала сама по себе работает, как энергетический усилитель! — поддержал Сан Саныча Андрей, — Если не возражаешь, пойдемте все, прямо сейчас, и поработаем с Мандалой немного.

Николай, дядя Юра, Андрей и Сан Саныч подошли к Мандале. Андрей предложил всем стать на самые первые к центру камни, их как раз было четыре. Затем он начал проделывать какие-то сложные пассы.

— Пошла раскруточка! Есть усиление энергии! — обрадовано сообщил Николай.

— Становись теперь в центр, почувствуй её силу, ощути её. Энергия сейчас — мягкая, спокойная. Попробуй работать с ней, направлять её, — посоветовал Андрей Николаю.

Николай стал в центр, рядом с белым яйцеобразным камнем.

— Работая на Мандале, осознай, что ты можешь направить энергию на любого человека, который здесь присутствует, а также посылать её в любое другое место пространства, — сказал Андрей.

— В общем, был бы поток — а работа найдется, — пошутил дядя Юра.

— Только, знаете ли, есть возможность сильно индульгировать, — произнес Николай, — Как мне отличить действительную работу от своих собственных фантазий? Как определить, происходит ли что-нибудь на самом деле?

— Ты чувствуешь поток? Он работает? — спросил Андрей.

— Да, я чувствую очень мощную энергию, которая проходит через меня, — сказал Наколай.

— Тогда — знай, что и для нас она реально существует. Охраняй её и используй. Верь в свои силы и возможности. Только… Помни, что ты не владеешь потоком, а служишь ему. Он ведёт тебя. Но его нельзя использовать для накопления личной силы. Ты — лишь проводник. Что взял — отдай. А люди не обязательно должны знать, что ты с ними работаешь. Не все это должны знать. Работай осторожно, не светись. Завтра я к тебе приведу людей, которых тоже вышибли из Магнита. Им нужно будет здесь немного поработать индивидуально. Пошли им сейчас энергетический привет. Посылай энергию в сторону большой Поляны, а я подкорректирую направление. А завтра узнаешь, почувствовали ли они что-нибудь.

Николай сосредоточился, собирая на себя поток, и некоторое время посылал его, пропуская через себя, в сторону большой Поляны.

— А теперь, попросим космические силы установить контроль над потоком. Запрашиваем у Вселенского Совета разрешения на работу. Обязуемся использовать поток на благо. Да будет так! — провозгласил Андрей, продолжая воздевать вверх руки и принимать сильные энергии.

После окончания работы все вновь собрались под навесом. Николай занялся разжиганием потухшего костра, а дядя Юра пошел собирать сушняк.

— Я сейчас послушал историю про то, как Николая из Магнитов выставили, и думаю… По какому принципу идёт отбор кандидатов на вылет? И скоро ли подойдет моя очередь? Я руководитель хоть малой, но группы, и пока вне подозрений. Хотя группа и разбрелась здесь, и все «мои» заняты, кто чем хочет. Но чувствую: прощупывают меня. И за глаза обо мне странная информация ходит. Что Сан Саныч — означает «сын солнца». И, по словам Евграфия, я то ли человек, то ли сущность какая-то непонятная, но пришел я сюда, в отличие от большинства, только на одно воплощение. Потому и рисунки у меня такие странные: я даже не с другой планеты здесь, а с другого мира.

— Дать, в любой момент вас потом можно объявить как сверхчеловеком, так и недочеловеком. И лучше для большинства — всё же держаться от вас на почтительном расстоянии. Раз вы не такой, как все, — пошутил дядя Юра, который уже притащил к костру охапку хвороста.

— Я думаю, ко мне пока просто присматриваются. Хотя, я не понял, почему именно ко мне проявлен здесь подобный интерес. К примеру, мой друг Петр Семенович Евграфием никак не титулован, хотя я его считаю человеком намного духовнее себя. Кроме того, он более необычен и больше выделяется на общем фоне. Семёнович, к примеру, может неделями выживать в лесу исключительно на сырых грибах и ягодах, каждую травинку здесь поимённо знает и использовать может, легко читает приметы и знаки леса. К тому же, он большой воли и души человек. Очень добрый и чуткий к людям. Многих чуть ли не из петли вытаскивал. Многих утешил в горе, помог и словом, и материально. А ещё, он просто конденсирует природную силу и чистоту — и везет с собой в город. Благодаря этой силе и гармонии он и может потом помогать людям. А живет он здесь — Андрей видел, как… Он даже палатки с собой не взял. Спит прямо на воздухе, в гамаке. На случай дождя — клеёнка, он из неё себе крышу над гамаком соорудил. Вместо сумки или рюкзака — ящичек у него с собой и тележка на колёсиках. Он в этот ящик травы складывает, которые сушит здесь же, на верёвочке… Словом, он — человек особый, странный. А никакого любопытства не вызвал, — продолжил Сан Саныч.

— Просто, засветились вы как-то. Вот и присматриваются к вам некоторые сущности, — ответил дядя Юра, — А друга вашего или не заметили, или трогать боятся, если сильная у него защита сил Света.

— Ладно, Николай, я чая дожидаться уже не буду — пора мне обратно, — приподнимаясь, сказал Андрей. И вдруг, став максимально серьезным, спросил:

— Николай, ты стал хранителем потока, пускай и — на очень краткое время. Ты готов к этому испытанию? Поток всегда дается авансом. Позже его всегда необходимо бывает отработать. Сейчас ещё не поздно тебе бросить всё — и уехать. Но, только сейчас… Позже тебе нужно будет с ним поработать, а затем придётся жить, его лишившись и в изоляции от людей. Когда никто — повторяю, никто! — не протянет тебе руку помощи, при этом ты будешь занимать самое жалкое положение в социуме. Тебе нужно будет это пережить. Тихо, безропотно, стать никем, на неопределенное время, пока снова не придёт срок. Это — не наказание. Это — увы, правило игры…

— Я останусь. Я уже понял, какая это большая радость, и у меня аж захватило дух. Я хочу работать с потоком, пусть — краткое время! — ответил Николай.

— Тогда, благословляю тебя, — сказал Андрей, простирая над ним свою ладонь. Затем прочёл молитву на латыни.

— Постарайся это вспомнить — даже после того, как всё, что было здесь, забудешь. Каждому, кто получил дар, суждена и Голгофа, и воскресение. Легко только маршировать в стаде героев к большому астральному сыру в огромной астральной мышеловке, но трудно идти самостоятельно по неторной тропе… А сможешь ли ты быть героем в темноте, в безвестности, без надежды, никому не нужный, не слышный, не могущий никому и ничем помочь, зная, что твоя истина не стоит и ломаного гроша в этом мире? Но всё имеет конец. И тьма свирепствующая тоже его имеет. Живи в свете. Мир достоин молчания.

Помолчав немного, Андрей, уже будничным голосом, сказал:

— В общем, Николай, сейчас — твоё время. Сюда начнут приходить люди с Поляны. Ты принимай всех желающих. И лечи, очищай. Для всех, кто бы ни притянулся сюда, постарайся быть учителем и другом. Здесь очень сильные и чистые места. И работа, которая будет проводиться здесь, будет совсем не такой, как на Поляне. Здесь люди будут работать или индивидуально, или небольшими группами. Отработка будет у каждого своя. А когда работа будет завершена — придётся закрывать этот канал. Я помогу тебе в этом. Я приду. Так должно быть. Ни один канал не существует вечно…

Когда Андрей, попрощавшись, направился в сторону лагуны вместе с Сан Санычем, то молчаливый Николай долго и сосредоточенно глядел в пламя костра, присев на лавочку, и ничто не нарушало его молчаливых раздумий. Но наконец, дядя Юра, разливая чай по кружкам, громко воскликнул:

— Что, Никола! Приобщимся теперь к чайку. Сколько ни живу здесь, всегда удивляюсь: лесной, травный чай, каша, приготовленная на костре — всегда необычайно вкусны… А в городе то же самое — гадость! Интересно, почему?

Вопрос был риторическим и остался без ответа.

* * *

— Я, Никола, дать, с утра, как ты знаешь, на самые дальние дольмены пошёл, — переменил Юра за чайком тему разговора и раздумий, — И, по глупой уверенности, что всё здесь уже изучил, решил на обратном пути дорогу срезать, пройти по прямой, без дороги, по лесу. Да и заблудился. Вышел в совсем незнакомом месте. Каменные глыбы там наворочены. Скалы слоистые. Река там петлю делает. А из скалы небольшими струйками вода просачивается. Цветы красивые там растут. Решил я вверх подняться на ближайший холм и определить, где же я нахожусь. Вскарабкался на него — а он густым лесом покрыт, абсолютно ничего не видать. Слез я по другую сторону этого холма и пошел по низине. Стебли ежевики за ноги цепляются… Потом где-то брёл по старому руслу реки, дальше — вдоль ЛЭПа. В конце концов, вынесло меня на знакомые места, довольно далеко отсюда: почти у Синей горы. Место узнал, иду уже спокойно. Там, невдалеке, полуразрушенные дольмены есть, я их как-то уже видел. Местные говорили, что по этим дольменам в войну немцы целенаправленно шарахнули, только не знаю, насколько это правда. От этих дольменов я шёл по тракторной колее, которая то грунтовку пересекает, то снова с ней расходится. Так дошёл до реки, пошёл по дороге вдоль неё. Уже на расстоянии, дать, как и Сан Саныч, мандалу твою засёк, за несколько километров отсюда. Сильный энергетический столб, а кругом вибрация идёт. Обрадовался, иду счастливый, довольный, чаёк у костра предчувствую…

И вдруг… Есть там одно место, прямо у грунтовки. Там памятник стоит. На этом месте в войну наш лётчик погиб. И вот там я, ни с того ни с сего, ощутил страшенный ужас. Без всякой причины. Просто — мороз по коже. Животный ужас, на грани инстинкта. Потом уже осмыслил: там будто дыра энергетическая образовалась, обширная. Инферналы прорыв готовят. Кинулся я прочь с тропы, и бежать! Добежал до реки, и — где поскакал вдоль неё по камням, где по воде прямо в обуви пошёл… И так — прыг, прыг, прыг — до самой нашей лагуны. Тут только в себя и пришёл. Очухался, разделся — и в лагуну, с разбега. Хорошо! Вода полностью привела меня в чувство. Не хотел раньше никому рассказывать: позорно так, чуть в штаны не наложил… А теперь — мысль одна возникла. По поводу.

— Ну и что ты по этому поводу думаешь, дядя Юра? Тоже элементали с тобой так шутки шутят? — спросил Николай.

— Да нет, Никола! Не похоже. К элементалям, дать, я привык уже. Даже сам иногда подшучиваю над ними. А тут — как бездна подо мной разверзлась, и слышны муки адовы… И ещё мне показалось… Да ладно, пустое. Проехали.

— Нет, раз начал — договаривай! — настаивал Николай.

— Подумалось мне, что это реакция тёмных на луч нашего потока. Почувствовали они его — и образовали что-то… вроде тени. Почти что проход, прямо сюда, в наш мир. Но эта тень не постоянно где-то зафиксирована, а гуляет с места на место, неподалеку от нашей стоянки. И если вовремя мы канал не закроем, или будем работать не так, как надо — то вся эта потусторонняя хрень прямо сюда и хлынет: нутром чую. Концентрацию света уравновешивает концентрация тьмы, поток благих энергий — поток инфернальных. Они там, в нижней сфере, тоже не кофе с плюшками пьют, у них имеются свои, дать, инфернальные гении, готовящие сюда проход. Так что, нам здесь осторожность нужна. А главное, потом вовремя смыться. Как только, так сразу… А то — не люблю я с теми ребятами, что в инфернальном мире обретаются, вместе сигареты раскуривать.

— Да не дрейфь ты, дядя Юра! Всё путём… Защита стоит мощная, энергии сильные идут. Трансмутация сознания происходит. Преобразующие энергии чистят нашу карму и уничтожают негатив. Работа идёт на лечение и снятие энергетических блоков. Мощная работа! Прежде всего, о ней следует думать.

— Пока — да. И эта работа — для тебя, Никола. Это ты у нас — титан, держащий небесный свод. А я, дать, в сторонке постою и понаблюдаю. Сдается мне, что и я здесь не случайно: инферналам пролезть не дам. Буду начеку. Как говорится… Ах, Никола, смотри! К нам гости! Виктор и Василь девчат каких-то привели! — ахнул дядя Юра.

Действительно, к костру приближались Виктор, Василь, Марина и Людмила. У Марины в руках был целый букетик ромашек и пучок мелиссы, которую она то и дело самозабвенно нюхала.

— Привет! Не помешаем? — весело спросил Василь, — Мы тут с делегацией по культурному обмену. Марина, Людмила, присаживайтесь, — Василь беспардонно приобнял обеих по очереди за плечи, — Они нам показали один замечательный дольмен. А Виктор обмолвился о нашем. О том, что неподалёку отсюда. На котором дядя Юра по ночам работает. Оказалось, что там про него не знают. А Людмила — специалист по дольменам. Со своим, так сказать, она уже давно связь установила. Вот мы ей и предложили познакомиться с нашим. Людмила говорит, что, возможно, для этого сюда и приехала: чтобы наладить взаимодействие между дольменами, их энергетическую связь…

Пока Василь толкал свою речугу-талисман, сама Людмила стояла рядом молча.

Николай мельком взглянул на неё. Максимально короткая стрижка, светло-русые волосы, большие серые глаза… Она казалась худой и измождённой, особенно на фоне оживлённой и веселой Марины. Николай почувствовал глубокий внутренний надлом, даже надрыв, личную безысходность, тупик и сильную замкнутость этой ещё молодой и энергичной женщины.

— Давайте, для начала, все вместе немного поработаем на Мандале! Она допускает к себе не всех, и если работа не пойдет — не обессудьте. Мы поработаем, если удастся сейчас влиться в окружающее пространство, задействовать энергетические потоки, сгармонизироваться, — сказал Николай. Он был несколько взволнован: ведь это были первые люди «со стороны», с которыми ему предстояло работать очищающей и преобразовывающей энергией Мандалы. И он вдруг почувствовал, что начинает чувствовать и осознавать то, что происходит с доверившимися ему людьми, нутром чувствовать их проблемы и энергетику.

— Здесь надо вести себя, как в храме. Это и есть храм: тайный храм природы. С его особыми, известными только ей, законами, — сказал Николай, — Они просты, только надо им довериться… А сейчас я вас немного почищу. А потом, быть может, отправимся вместе и на дольмен. С дольменом у нас дядя Юра работает, он вам о нём и расскажет. Там место тоже непростое, таинственное…

Глава 20. Появление «виссарионовцев»

Андрей, распрощавшийся с Сан Санычем, который от развилки отправился в посёлок к знакомым, задержался у реки, раздумывая, то ли искупаться ему, то ли… Будто что-то удерживало его на этом самом месте, оттягивая то время, когда он спустится к мелководью, перейдёт вброд реку, минует редкий небольшой лесочек и пойдёт затем вдоль длинного поля, после которого по тёмному низинному лесу доберётся до ромашковой Поляны. Вскоре Андрей понял, что задержался здесь не просто так: он увидел приближающегося сюда, шагающего бодрой походкой Арея. Тот, спустившись к реке и заметив в стороне от брода Андрея, улыбнулся, подошёл поближе и присел рядом с ним на траву.

— Ну, что? Я смотрю, ты здесь уже совсем освоился, стал самым настоящим лесным человеком! Не зря тут некоторые тебя уже колдуном называют: сам слышал, — пошутил Андрей, — И где ж ты побывал сегодня? Я рано проснулся, разбудил Наталью и Сергея, а тебя в палатке уже не было.

— Да вот… Будто подняло что-то, очень рано… Я встал и пошёл в горы. Ведь завтра, с самого раннего утра, мне надо будет уже уезжать. Ждут в городе дела… Ну, и захотелось напоследок забраться на одну из самых высоких гор в окрестности. Выбрал Лысую: я вчера вечером расспрашивал у Володи на неё дорогу, он там не один раз бывал. С неё, говорили, открывается замечательный вид на горы, на море. Отправился я по грунтовке, а попал, похоже, в то же самое место, где заблудился Гера, перепутав дорогу и пересохшее русло реки. Иду, а русло постепенно сужается, с двух сторон берега нависают. Получилось, что иду я по глухому каньону. Но, думаю, ничего: дойду так до начала реки, где-то же она берёт своё начало. Но тут мой путь перегородила отвесная скала…

— А, это место — действительно, Капустная Щель… Гера, я так понял, в этот момент назад повернул, а на пересечении сухого русла и тропы встретил Владимира.

— А я полез дальше, на свою голову. По скале — вверх… От реки там одна лишь тоненькая струйка осталась, вниз сбегает. И почти не за что зацепиться. Но я чудом влез всё-таки. Иду дальше. И вижу… Вновь скала путь перегораживает, ещё выше первой. На эту залезть — и вовсе нельзя. Крутая и абсолютно гладкая. А обратно — теперь тоже нельзя: залезть-то по первой из скал я залез, но вот — спускаться… В общем, я попался.

— И что же ты стал делать?

— Растерялся вначале. Уже подумал: орать бесполезно, до дорог каких-нибудь далеко, сюда же вряд ли кто-нибудь забредёт в ближайшее время. И тут вдруг увидел тоненькую тропку, лёгкий след, будто кто карабкался почти вертикально вверх, по береговому склону… Я и полез. Сорвался пару раз. За кустарник, за деревья цеплялся. Склон очень высокий был. Когда влез на него, оказалось, что легкая стёжка по краю обрыва пошла, а потом снова спустилась в Капустную щель, только уже за второй скалой. Долго идти поверху тоже было невозможно: дальше там овраг эту возвышенность пересекал. Когда я снова вниз по склону спустился, то пошёл снова по руслу реки, только уже за непреодолимым препятствием. Это русло же постепенно всё сужалось и сужалось. Стало сумрачно. Казалось, что моему походу никогда не будет конца. По бокам по-прежнему нависали высокие скалы. Птиц совсем не было слышно. Дорогу постоянно перегораживали большие валуны, через которые надо было перелезать, и стволы деревьев — похоже, во время сильных дождей всё это водой несёт. Было страшно. Присутствовало ощущение, что за тобой постоянно следит кто-то… Жуть!

— Там еще небольшая временная аномалия. Когда меня однажды туда заносило, так у меня даже часы остановились, — то ли шутя, то ли всерьез заметил Андрей.

— Ну, а под конец мне встретилась развилка: одно русло шло дальше, продолжая основное направление, а другой поток, по-видимому, стекал во время половодья сверху под углом градусов в девяносто. Там даже действительно немного воды и сейчас было, тоненький такой ручеёк сверху бежал. Я полез вверх, хотя было очень трудно карабкаться. Очень уж надоело по «щели» топать. Почувствовал себя альпинистом без страховки. Главное было — на шаткий камень не ступить… Трудно лезть было, несколько раз чуть не сорвался. Но зато, когда вылез, я оказался на высоком холме, лесистом с того краю, на который я лез, и полностью открытом, поросшем лишь полевыми травами, с другого. Травы были душистые, мягкие, высотой по пояс, а вид оттуда открывался великолепный: я увидел море. И море, и несколько приморских городов, и корабли в море, и покрытые пожухлой травой холмы, виноградники и поселки внизу… Затем я пошел по горной гряде, влез на ещё более высокую вершину холма. С одной стороны его я увидел бесконечные горы, с другой — бесконечное море… Я сел на небольшой белый камень и долго созерцал открывшийся передо мною вид. Потом я внезапно ощутил, почувствовал легкую дрожь земли, будто гул: очень сильные, гудящие вибрации, идущую из-под земли энергию… Я лёг на землю животом вниз, и теперь меня пронизывали потоки этой энергии. И потоки солнечного света, льющегося сверху…

— Ну вот, ты сумел, впервые очутившись один в горах, испытать единение с ними, почувствовать их силу и красоту. Научился восстанавливать свои силы подпиткой от земли и солнца, очищаться с помощью чистой, проточной воды, взаимодействовать с камнями и растениями…

Во время беседы они перешли вброд реку и большое длинное поле, и теперь по тропе свернули в лес. Вскоре они пошли по низине между горами.

— Иногда энергетически подзарядиться можно даже от ЛЭПа, — сказал Андрей.

— А что такое — ЛЭП? — спросил Арей.

— Это — то, что сейчас перед тобой: линия электропередачи. Провода под током. Смотри — и делай то же самое, — предложил Андрей. Он протянул в сторону ЛЭПа одну руку, — Ищи кончиками пальцев нужную тебе энергию. Как только её найдешь — почувствуешь покалывание в кончиках пальцев. Тогда — води руками так, как их поведёт, а потом… сам почувствуешь, что надо делать. Совершай руками любые движения, впитывай энергии. Когда процесс будет завершен — ты это почувствуешь. Получилось, чувствуешь покалывание? Работай до тех пор, пока оно не пройдет. Так, у тебя всё получается! А теперь — не зависай, пойдем дальше.

— А энергия — она любая полезна? — спросил Арей чуть позже, когда они уже миновали ЛЭП, — Или — есть полезная, а есть — вредная? И вообще: может, её гораздо больше видов, чем просто полезная и вредная?

— Когда-то мы выходили на эту тему с одним компьютерщиком, и он определил, что всего существует шестьдесят четыре вида энергии, не все из которых имеются на земле. Но, хотя он проводил каждую из них и дал мне их ощутить, информация нуждается в повторной проверке. Может, ты сам когда-нибудь такую проверку осуществишь, выйдя на ту же тему.

— Андрей, а что делать, если у человека не хватает энергии? В городе, например… Когда рядом нет чистого ее источника. Я здесь слышал, что если у человека нет своей энергии, то он начинает «подсасывать» её у других людей, — перевел разговор на другую тему Арей.

— Вообще-то, все мы — хорошие проводники энергии. За очень редким исключением. Мы через пуповину, как младенец в утробе матери, можем подключаться к всеобщим энергетическим каналам. В основном, если нет патологии, нам вполне бывает достаточно энергии на существование. Другое дело, что мы не умеем её правильно распределять. Этому и учит цигун. Кроме того, иногда мы сами себе — а бывает, что нам кто-то другой — ставим энергетические блоки. Есть еще неорганические структуры, паразиты, которые нами, нашей энергией, питаются. А еще мы можем попасть — и, конечно, попадаем — в очень вредные места с жуткой энергетикой или с жутким нарушением энергоструктуры. Особенно это вредно для крайне чувствительных людей, могущих считывать энергоинформацию с предметов и зданий. Ну, а как восстановиться, ты, в общем, теперь знаешь: очищение водой, энергия звёзд, солнца, земли; кроме того, нельзя допустить, чтобы нами овладевали негативные мысли, направленные на нас со стороны и изматывающие душу…

Андрей слегка стиснул Арею руку, когда они вышли из леса на Ромашковую поляну. В дальнем её конце, противоположном тому, вблизи которого находился лагерь эзотериков, он заметил неподвижно стоявшие столбами и державшиеся особняком человеческие фигуры. Арей заметил, что они почему-то вызвали весьма напряженную реакцию Андрея. В этой части поляны, неподалеку от которой, в лесу, неподалеку от дороги на дольмен, расположились эти только что появившиеся здесь люди, эзотерики никогда не ставили лагерь: считалось (и было неоднократно проверено), что здесь невозможно было разжечь костер. Он почему-то здесь не хотел разгораться.

Андрей дошел вместе с Ареем почти до лагерного костра и сказал:

— Ну, что ж, понаблюдай пока, что здесь происходит. А я отлучусь ненадолго.

Арей посидел немного у костра и услышал, как Евграфием было объявлено, что сегодня вечером, как стемнеет, состоится большой, серьезный всеобщий Магнит, и потому необходимо к нему подготовиться заранее. По краям предполагаемого места проведения Магнита необходимо зажечь четыре костра — по всем сторонам света, а также заранее нанести побольше дров и веток. Арей, как и все, кто был в лагере, подключился к работе по заготовке сушняка.

Было еще совсем светло, вдобавок, тучи прошли стороной и небо очистилось. Но уже ярко вспыхнули, пока небольшие, костры. Вокруг них стали стихийно группироваться люди, заворожено глядя на привлекшее их пламя. Веток и палок уже было принесено более чем достаточно, и потому Арей подошел к ближайшему от лагеря костру и присел в сторонке. Внимание собравшихся здесь сосредоточилось на незнакомом и никак не представившемся парне, коротко стриженном, почти что бритоголовом, с плотно прилегавшими к голове ушами. Парень был одет в камуфляжную форму с широким ремнем. Он вещал, глядя куда-то поверх голов, стоя перед собравшимися:

— Я прибыл на Поляну с определенной миссией. Я должен сообщить, что среди вас, присутствующих сейчас на Поляне, очень много представителей иных цивилизаций с иных планет, посланных некогда сюда с какими-то определенными целями, но потом забывших об этом. Должен сказать им, что теперь для них главная задача — не участие в каком-то Переходе, а сохранение своей чистоты, необходимой для получения возможности для своей души возвратиться обратно на родную планету. Вы должны вернуться — только это должно стать вашей главной задачей. А для этого вам нужно не участвовать в войнах и в других убийствах, не есть убойной пищи, употреблять только растительную. Эта планета — очень грязное место Вселенной. И те из вас, что не одно тысячелетие уже воплощаются здесь, наиболее погрязли в ее грехах. Очищайтесь! Иначе вы никогда не попадете на свою родину. Не участвуйте ни в каких группах! Это — единственное, что я хочу вам сказать, — и он, развернувшись, и будто бы сильно устав, неспешно стал удаляться к своей палатке.

— Какой чистый парень! Ему тяжело общаться с нами — у него слишком высокие вибрации, очень чистые! Конечно, надо, чтобы он отдохнул! — сказала незнакомая стройная женщина.

— Нет, мы не можем покидать эту планету, мы сюда явились, были посланы специально для большой космической работы, для оказания помощи при переходе в шестую расу, для подготовки людей к этому переходу! — слышался рядом громкий нравоучительный голос матушки Марии.

— Всё правильно, особенно — насчет вегетарианства, — буркнул кто-то чуть слышно.

Арей направился к другому костру, самому большому. Там восседал Евграфий. Он клал в костер по одному маленькому прутику и приговаривал:

— Вот так можно сжигать свой негатив. Возьмите прутик, посидите, подумайте, вспомните, когда и что вы сделали неправильно, не так, как надо — а затем этот прутик сожгите! Очень полезная практика!

— И — еще, — продолжил он, помолчав, — Скажите всем, чтобы никто уже не расходился с Поляны! Как только я почувствую идущие энергии — начнем Магнит! Нам пора выходить на новый виток развития, переходить к работе ментальной! Астрал многие из вас уже отработали. Необходима большая сосредоточенность на ментальных построениях, их точность. Идут сильные энергии, они работают с нашими телами.

Арей перешел к следующему костру, где вниманием завладел высокий худощавый мужчина с длинными волосами, собранными в хвост на затылке.

— Этой зимой я сидел на Лысой. С палаткой. Мне Учителя так посоветовали. Был хороший контакт, шла информация интересная, я ее записывал, — рассказывал он, — Однажды, иду по лесу — и за мной увязался волк. Я уже было думаю: всё, конец! Бегу — и он следом, чуть поодаль. Я — на гору, а там — пустой ржавый трактор стоит, уж не знаю, как он туда попал. Влез я в него, а сам стал молитвы читать, воззвал к Богу. Волк немного повертелся поодаль, да в лес ушел…

А принимал я здесь зимой важную информацию. Самое главное перескажу в двух словах так: у нас сейчас какая раса? — пятая, а это означает, что тот энергетический центр, который необходимо сейчас развивать — пятый, горловой. Для развития этого центра нужно медитировать утром и вечером, представляя во время медитации свою пятую чакру и вибрацию в ней, вращающуюся сначала по часовой стрелке, затем — против. И так — пока центр не начнет нагреваться и вибрировать. Я могу интересующимся показать потом свои записи. Но должен сказать, что такая работа довольно опасна. Нужно все действия выполнять правильно. Иначе может развиться рак горла. Интересующимся этой практикой я могу показать полный ее расклад, свои записи.

У последнего, четвертого костра Анатолий рассказывал об информации, принятой Эльмирой от Ориона: о том, как связаться с кораблем Тишью, который, хотя пока и не видим нашей аппаратурой, но продолжает постоянно приближаться сейчас к Земле.

— А еще известно, что Юпитер когда-нибудь станет звездой. И нам, землянам, уже сейчас надо готовиться к этому, поскольку судьбы Юритера и Земли тесно связаны. Нужно выходить на межгалактический уровень, соединяться с галактическим лучом и запрашивать помощь. Если мы сейчас сделаем скачок и перейдем в шестую расу, то ко времени становления звездой Юпитера землю будут населять высокодуховные сущности, и Земля следом за Юпитером тоже станет звездой.

Возратившись к первому из костров, Арей услышал голос матушки Марии, которая теперь захватила там внимание:

— Нет, мой милый! — увещевала она сникшего и потухшего Володю, — сколько тебе говорить можно: пора взрослеть! Я говорю: добро и зло — это наши, человеческие понятия, а не божеские. Нет для высших сил ни добра, ни зла. Всё идет по одному, божественному плану. А наши все сомнения, брюзжания — проистекают от нашего несовершенства.

— А как же войны, бедствия, вымирание русских в России? Разве это не есть зло? — спросил Володя.

— А это, мой дорогой, отбор ведется. Забирают людей. А война просто необходима для планомерного развития планеты, чтобы, значит, кровь не застаивалась. А ты должен ещё многое понять и вместить: Блаватскую, Рериха, Клизовского… Впрочем, у Блаватской — есть всё, но только неподготовленному уму воспринять трудно её. А сейчас ещё и новые учения возникают. Самое замечательное — «Радостия» называется. Там всё научно. Её основатель — Марченко. Проводится важная работа, семинары — «радасты», на которых каждый получает новое имя и новый штурвал. Сама Марченко — это не человек, а луч, посланный на Землю для того, чтобы человечество вновь получило древние знания. Я сама обязательно поеду к ней на семинар, — просияла матушка Мария.

— Матушка Мария, а зачем вам новый штурвал? — наивным голосом спросил Володя.

— Это всё — не просто так. При получении штурвала перед человеком открывается новый, штурвальный мир. Это так замечательно!

— Извините за нескромный вопрос, но у вас — что, есть деньги — по радастам ездить, это же — наверняка не бесплатно? Просто… Вот у меня — их никогда не бывает, — поделился Володя.

— Ну, это и есть показатель твоего духовного роста, твоей энергии. Если человеку дано, то ему всё дано: и деньги, и связи, и духовная работа. А еще есть специальные медитации, помогающие разбогатеть… Ты садишься и представляешь себя окруженным белым светом… А перед собой нужно положить доллар и напитать его этой энергией белого света…

— А это — не поклонение золотому тельцу на новый лад?

— Ну что ты! Это же — с разрешения Учителей делается! Кроме того, белый свет — самый чистый!

— Да уж лучше я молитву почитаю, Отче наш… Даже тут, на Поляне, мне только вчера один человек сказал, что для меня это сейчас самое главное: читать «Отче наш» почаще. И думать о Боге. Это меня оградит.

— От чего оградит, милый? Как будто ты не знаешь, что ни от чего не надо ограждаться, а получать как можно более широкий опыт. Во всем. А молитвы — хотя тут еще и проводят Магниты по старинке, с молитвами — давно устарели. Сейчас никакая молитва не разовьет тебя так, как новые духовные практики: мантры, янтры и манны… Да, да, это всё — в «Радостии» изучают. Её даже в вузах скоро преподавать начнут. А покаяния, молитвы — это только для начинающих, неподготовленных. Людям продвинутым давно ясно, что всё это — детские игры…

— Володя, — позвал Арей, — дров что-то малова-то, ещё закончатся не вовремя. Пойдем, ещё принесём.

Володя пошел вслед за Ареем.

— Ты — молодец, что меня увел — хоть случайно, хоть намеренно. А то у меня голова от разговоров разболелась. И чувствую: еще немного — и крыша поедет. Что это: гипноз, что ли? — сбивчиво поблагодарил Арея Володя.

— Гипноз? Не знаю. Но хочу обязательно разобраться, — задумчиво проговорил Арей, — А главное — узнать, как с этим бороться…

* * *

Андрей нашел Арея и Володю у большого белого камня на берегу реки. Они стояли на коленях и молились. На камне лежал карманный молитвенник Володи и была укреплена большая церковная свеча.

— И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого… — проговаривал Володя.

Андрей присоединился к молившимся, став на колени с другой стороны камня, так, что их фигуры образовали правильный равнобедренный треугольник. Молитвы читались по кругу: Володя, Арей, Андрей… Кто какие знал, хотя бы, как Арей, только «Отче наш». Они чувствовали, что возникает молитвенный вихрь, единое молитвенное пламя, устремленное кверху. Вверху оно сталкивалось с жестким, стихийным плотным противодействием. Андрей в молитвах призвал Архангела Михаила, заступника и защитника, прочитав, быть может, не совсем каноническую молитву, и заговорил нараспев:

— Святый боже, святый и крепкий, святый и бессмертный, помилуй нас…

Потом они втроем, соединившись за руки, по молчаливому согласию, произнесли трижды «Отче наш». Напряженность, царившая вокруг, сменилась звенящей, тихой радостью. Молитва перешла в молчание. В молчаливую молитву, молитву без слов. Тихое молитвенное пламя, вспыхнув, объяло их всех теплым лучезарным белым светом и стало захватывать пространство вокруг, лес, реку, достигло Ромашковой поляны и ближайших гор. Долго стояли на коленях у камня три человека, объятые единым молитвенным горением. Пока до конца не сгорела, потухнув, огромная свеча. И пока не зашло даже на этом, со всех сторон открытом, месте солнце за горизонт, за горы, спрятав за собой и свой последний луч, мелькнувший ярко — и погасший.

* * *

Когда они — Арей, Андрей, Володя — уже шли по краю поляны, заворачивая к лагерю, то от спуска к ближайшему ручью им навстречу вышли Сергей и Наталья, держась за руки.

— А я всё думал, кого же вы мне напоминаете… Помните, я вам показывал в числе прочих иллюстраций, с которыми мы работали, изображение Шивы и Парвати? На нем у их ног сидят два слоненка, которые тянут друг к другу свои хоботки… Так вот, вы мне напоминаете этих неразлучных слонят! — сказал Андрей Наталье и Сергею.

Они засмеялись.

— Смотри, Сергей! У неё даже нос смеется! Видел ли ты когда-нибудь смеющийся нос? — спросил Андрей.

Отсмеявшись, Сергей сообщил:

— Андрей, нас с тобой вновь пригласили работать в Магните! Ты как к этому относишься?

— Подумать только! — прервал его Андрей возмущенным голосом, — Их великодушно простили, вернули их в лоно Магнитов — а они наплевали на всех и вместо благоговейной благодарности пошли целоваться в кусты!

— Нет, мы просто пошли на другую поляну, лежали в траве и смотрели на облака. И нам — будто бы кто-то посылал энергию! Такие радужные лучи света шли, направленные с небес! Чудо просто! — сказала Наталья быстро, а потом удивленно посмотрела на Андрея. Почему он решил, что в сегодняшнем Магните после прощения Сергея они не участвовали? Потом она также поняла, что спешно перед ним оправдывается — и засмеялась.

Почти при подходе к костру Андрей остановился. Он обернулся, и, указывая на людей, по-прежнему стоявших столбами на другом конце Поляны, и спросил:

— Кто это там?

Эти люди за прошедшее время совершенно не тронулись с места и не изменили положения. Их палаток на краю леса видно не было: наверное, они располагались где-то в глубине. Уже начинало темнеть, и вдруг, непонятно почему, эти фигуры показались всем зловещими.

— Это — виссарионовцы. Они, и в большом количестве, появились сегодня и стали лагерем по другую сторону поляны. Эти люди выходят на край поляны, стоят своим собственным кругом и почему-то поют песни советских времен, — сообщила Наталья.

— А вы уверены, что это — виссарионовцы? Мало ли кем они представились… И что это — вообще люди? — спросил вдруг Андрей резко, — Сергей, наставь на них левую руку, а правую направь в небо. И посмотри, что будет.

Сергей протянул руку в указанном Андреем направлении, и вдруг сразу же почувствовал холод и утечку энергии. О чем сообщил остальным. И тут одна из стоявших на другом конце Поляны женских фигур резко обернулась и зло глянула в сторону Сергея. И этот взгляд почувствовали они все — хотя «сущность» находилась очень далеко отсюда.

— Запоминай это, — тихо сказал Андрей, — Так ведут себя существа другого, инфернального плана. Иногда они находят сюда лазейку… Находятся у них свои проводники в наш мир. Гении преисподней. Им всем здесь обычно хорошо. Весело.

Наталья внутренне похолодела.

— Запоминай второй признак существ паталического плана: информация, которой они владеют — информация, взятая из прошлого. Песни советских времен или египетские рисунки — не важно. О настоящем они не знают ничего, если только кто-нибудь им уже не проболтался. А выдавать они могут себя за кого угодно — о ком владеют информацией, — тихо прошептал Андрей.

Наталья вновь посмотрела на мрачные фигуры, застывшие на другом краю поляны… Действительно, в них было нечто очень неприятное: ощущалось, будто это — призраки, только внешняя оболочка людей.

И в этот момент — будто бы лёгкая тень наползла, стало темней и холоднее. И вдруг, выбежав из леса, мимо них на бешеном скаку промчался буйный, неукротимый конь. Его глаза были наполнены ужасом, он издал пронзительное ржание и сделал взбрыкивающее движение, будто желая сбросить с себя невидимого седока… А затем опрометью понесся через всю поляну к дальней рощице.

— Видишь всадника? — тихо спросил Андрей у Сергея, — Конь одержим.

— Не вижу. Но — ощущаю…, - ответил Сергей.

Внезапно налетел холодный, пронизывающий до костей ветер… Будто бы вдруг среди лета наступила осень. В лицо полетели первые мелкие желтые и сухие листья…

* * *

Сразу после большого вечернего Магнита Андрей догнал возвращающихся к палаткам от большого камня, где на этот раз проходил Магнит, Наталью и Сергея. За Андреем следом подтянулся и Арей. И они все вместе остановились на краю поляны, будто раздумывая, куда теперь пойти.

— Завтра с утра я уезжаю. Пора срочно возвращаться в город, — смущенно сказал всем Арей.

— Поработаем, быть может, сейчас немного, прямо здесь? Уже стало совсем темно, и контактёров, оставшихся на поляне после Магнита, мы смущать не будем — они от нас далеко, и нас им не видать. А больше никого вокруг. Замечательное место для работы, здесь — такая чудесная панорама звездного неба! Обзор — как в планетарии, — предложил всем Андрей, — А у костра сейчас делать и вовсе нечего, там слишком много народу сейчас будет.

— А м-мне с вами — можно? — спросил подошедший сзади Гера.

— Конечно, можно! — ответил Андрей.

Тут сразу же, вслед за Герой, к ним приблизился ещё один человек, представившийся Семеном. Он сказал, что только сегодня приехал на Поляну и хочет знать, что здесь происходит. Он также спросил:

— А как вы собираетесь работать? Можно полюбопытствовать?

— Ну, что ж! Тоже присоединяйтесь, если хотите! — предложил ему Андрей.

— А т-ты откуда приехал? — спросил Семёна Гера.

— Из Ростова-на-Дону, — ответил тот.

— Бывал я в молодости в вашем городе! — вспомнил Андрей, — Жуть! Мне от его эманаций стало плохо. Друзья тогда меня еле откачали, и в такси как дрова запихнули. Так я ваш город и проехал, от вокзала до вокзала — в полубессознательном состоянии, почти в отключке, лёжа на задних сидениях.

— А вы — кто? Экстрасенс? — спросил Семен.

— Нет. Я просто — методолог. Собираю информацию о разных школах и системах, — уклончиво ответил Андрей.

— М-мы с вами недавно б-беседовали… И, говоря о поэзии, вы вскользь затронули один вопрос, который я не совсем понял, — перевел беседу на другую тему Гера, — Что такое логика видимого абсурда?

— Я тебе как-нибудь потом расскажу. Лично. А сейчас — время уже пошло. Давайте — ну, вот здесь, к примеру, станем. Смотрите, какие замечательные звёзды! Отличный сегодня у нас планетарий! Это — просто что-то невероятное! Для этих-то широт.

Звёзд, необычайно ярких, было, действительно, на удивление много. Чётко был обозначен и закручивающийся спиралью, уходящий в бесконечность, Млечный Путь.

— Станем в круг! — предложил Андрей.

Сделали небольшую «раскрутку» по системе Андрея, а затем все присутствующие дружно направили руки к звёздам.

И в это время собравшиеся заметили фигуру, двигавшуюся со стороны центра поляны прямо к ним. Это был Евграфий.

— Ой! — испугалась Наталья, — теперь еще от Евграфия сейчас влетит!

Стоящий неподалеку от неё Андрей ответил:

— Когда-то, во время татаро-монгольского нашествия, жители одного города узнали о приближении татар. И они вместо того, чтобы покинуть город, остались в его стенах, и, без страха и сомнения, стали пировать и веселиться. И — что же, вы думаете? Татары прошли мимо, а города не заметили. Так и мы: надо продолжать увлечённо заниматься своим делом, только с полной отдачей, и не вестись на внешние обстоятельства! Тогда все недоброжелатели не смогут вклиниться и пройдут мимо.

Идущий прямо к ним Евграфий вдруг на некотором расстоянии от них ни с того ни с сего остановился, обернулся назад, посмотрел на оставшихся в центре поляны и стоящих кружком контактёров, на звёзды… А когда развернулся, то двинулся уже не прямо, к тем, кто был здесь, неподалеку от ближайшего родника, а свернул чуть вправо, к палаткам, и, не заметив и миновав присутствующих, оставшихся в стороне, медленно, будто пребывая в глубокой задумчивости, направился к костру.

— Воспринимаем энергию звёзд… Может, уже идёт какая-нибудь информация? — спросил Андрей.

— Вот, информацию посылает звезда…, - и Сергей назвал ряд чисел, — кто расшифрует информацию?

— На одной планете этой звезды имеется очень необычная проблема. У них отсутствует слой… Ну, как бы его определить? — заговорил Арей, — В общем, соответствующий слою наших сказок. У них нет мира сказочных героев, вот!

— Надо послать им с миссией какого-нибудь сказочного героя, с которого и начнется построение у них этого ментального слоя мыслеобразов, — предложил Андрей, — Кого пошлем?

— Иванушку-дурачка, — предложил Гера, — Очень хороший персонаж: пока братья животы работой надрывали, он занимался мыслереализацией — и, в конце концов, достиг в ней успеха!

Все засмеялись.

— Ну-ка! Раз-два! Поехали! Направляем информацию! — скомандовал Андрей.

У Натальи раздался звон в ушах. Она, как это часто происходило с ней при работе с Андреем, впала в легкий ступор. Что это? Детская игра, в которую почему-то с серьезностью играют взрослые люди, или на самом деле что-то происходит? Что? На каком уровне, плане? Ну, играют… Но нигде, кроме как в данном месте и в данное время, они бы этого делать не стали… И тут Наталья почувствовала, что проваливается куда-то.

Никто, кроме Андрея, не понял её состояния. Андрей подошел к ней и положил руку ей на затылок.

— Спокойно! — услышала она его тихий голос.

А через некоторое время Андрей пригласил и её, и всех остальных сесть прямо на траву, в круг.

— Я п-понял, логика видимого абсурда — это когда я в образе Иванушки-дурачка н-неожиданно для себя взвился в ночное небо, как на лифте, и какие-то голоса вдруг сказали мне: «Посмотри вниз! Это — Земля!» — И я увидел под собою Землю, т-такой, как она выглядит из космоса, — проговорил Гера.

Все засмеялись.

Затем, когда все по очереди, начиная с Андрея, кружком присели на траву, то неожиданно ощутили идущую между ними по кругу энергию, которая была даже сильнее, чем в Магните, хотя они просто сидели и вели непринуждённую беседу. На землю уже опустилась ночная прохлада. Изо рта при дыхании шёл легкий пар. Звезды, казалось, стали ещё ближе. Ещё более отчетливо проступили созвездия, Млечный Путь. Светила яркая, почти полная, растущая луна.

— Сергей, может, ты, наконец, расскажешь нам всем свой коан, про дрова? — предложил Андрей, — Помнишь, я предлагал тебе его придумать?

— Ну, хорошо… Попробую сочинить сейчас — экспромтом, — ответил Сергей.

— Мы не против, — отозвался Гера.

— Ну, на дороге валялись дрова и мечтали получить свою дхарму, — начал Сергей.

— Ха-ха-ха! Ой, не могу! — засмеялся Гера, — Дрова! Дхарму!

— Ну, дхарма — она для каждого уровня развития своя. И для дров, вероятно, тоже нужна какая-нибудь дхарма, — отозвался Сергей и продолжил, — Шёл мимо дзенский мастер и превратил их в колодец. Потом шёл другой мастер, и превратил колодец в телегу. Затем шёл третий мастер, который превратил телегу снова в дрова и затопил ими печь. Спрашивается, кто из мастеров — самый великий?

— Ну, наверное, последний, — сказал Семён.

— А п-почему? — спросил Гера.

— Не знаю. Но так обычно бывает: за кем последнее слово, тот и прав, — ответил Семён.

— А м-может, всё-таки, первый? — предложил свой ответ Гера, — Так как он первым заметил, что это — не простые дрова.

— Значит, дрова прошли землю, воду, ветер и огонь. Все виды посвящения. Не жирно ли это: для простых дров? — спросил Арей.

— Н-да, ведь всё равно, в конце концов, они исполнили своё простое, житейское п-предназначение, — заметил Гера.

— Ну, а всё-таки: какой у коана правильный ответ? — спросил Семён.

— Дело в том, что у любого коана нет ответа. Только об этом не известно тому, кого спрашивают. Коан задавался ученику для того, чтобы он услышал хлопок одной ладони… Был и такой коан. Про этот самый хлопок… В процессе раздумий над коаном человек выходил за пределы разума — и получал просветление. Но до этого, естественно, долго прибывал в состоянии ступора, — ответил Сергей.

— А если он из него совсем не выходил? — спросил Семён.

— Значит, ему хамбец. Вывих мозгов, — ответил Сергей, — А в общем, в моём коане — все учителя в равной степени великие.

— Ха-ха-ха! У меня — просветление! — засмеялся Гера.

Все остальные тоже рассмеялись. Затем неожиданно притихли все одновременно.

— Слушайте! Странно как-то… Будто мы одни находимся в этом лесу, и больше — никого… Куда подевались люди у костра? И контактёры с Поляны? Там сейчас нет никого… Абсолютно! — удивился Арей.

Эта мысль пришла в голову именно в этот момент не только ему. Когда все собравшиеся разом примолкли и затихли, то прислушались к лесным звукам и поняли, что вокруг абсолютно тихо. Не слышно привычных шорохов, от костра неподалеку не доносится ни песен, ни голосов.

Гера даже поднялся с места и отправился к костру, чтобы удостовериться, что около него сейчас действительно нет никого из людей. Быстро вернувшись обратно, он подтвердил:

— У костра — никого! Странно… Куда же все они срочно подевались? Да и костёр уже совсем потух…

В полной тишине, до резкости отчетливо, прозвучал ответ Андрея:

— Это не они подевались. А мы. Нас почему-то вперед по времени кинуло. Сейчас — глухая ночь. И я пока не могу сказать, почему это произошло…

Когда Сергей и Наталья, двигаясь вслед за ушедшим вперёд Андреем, достигли своей палатки, то быстро, на ощупь, отыскали вход, при этом споткнувшись о порожек и одновременно ввалившись внутрь. Сергей мгновенно заснул. Но Наталья всё никак не могла уснуть, да и потом спала не спокойно, часто просыпаясь, и будто отчётливо слыша и даже осязательно ощущая рядом с палаткой какие-то движения, шаги, звуки… Когда она в очередной раз проснулась среди ночи (или же, это ей только так показалось, что проснулась, а дальнейшее было продолжением сна?), — но она совершенно ясно услышала, что рядом с палаткой, или даже внутри её тамбура, происходит сражение, борьба. От шума происходившей борьбы она, по-видимому, и проснулась.

Непонятно с кем — и, скорее всего, не в своём плотном теле — сражался Андрей. Всё происходило будто в каком-то нереальном, красноватом свете. Она узнала Андрея интуитивно и осязательно, по быстроте его реакции, способу передвижения и характерному выдоху. Это мог быть только Андрей… Хотя она не видела ни его, ни то существо, с которым он сражался. Она зарылась в какие-то вещи носом, с головой, и притворилась спящей… Ничего не вижу, ничего не слышу… Спать! Спать, спать…

* * *

Из записной книжки Сергея.

    В этой маленькой битве за души

   Нет регалий и нету знамён.

   Нету прошлого, нету будущего.

    Нет времен. И нету имён.

    В этой страшной войне без предела

    Если выиграл — не к чему жить.

    Потеряешь ты душу ли, тело,

    Или — друга?.. К чему ворожить?

    Ты не с нами. Душа твоя где-то

    Средь заоблачных высей. И всё ж

    Всё равно с этой гадкой планеты

    Просто так ты живым не уйдешь!

Глава 21. Друнвало Мельхиседек и компания

— Я не считаю, что духовно развитый человек должен обязательно выглядеть, как сухой сморчок, — громко разглагольствовал Василь, провожая Марину и Людмилу в их лагерь. Среди них также плелся, о чем-то глубоко задумавшись, Виктор.

— Я увлекаюсь пассами по системе Карлоса Кастанеды, — продолжал Василь, — Вы читали его книги? Всё дело — в личной силе. Не имея запаса личной силы, человек пасует перед встречей с неизвестным. Всё, что есть в мире — это более или менее организованные энергетические структуры. Поэтому, самое главное — это накопить как можно больше личной силы и действенно организовать свою энергетическую структуру. Тогда можно будет путешествовать в иных мирах.

Людмила казалась человеком, полностью ушедшим в спонтанную медитацию. А Марина продолжала то и дело отклоняться от дороги, собирая свежие цветы для букета.

Когда, наконец, они добрались до развилки дорог, одна из тропок от которой вела к костру и палаткам анастасиевцев, неожиданно заговорил Виктор:

— Мы с Василём давно собирались сходить на большую Поляну, хотим поучаствовать в общем Магните, посмотреть, какие люди приехали сюда, познакомиться с ними. Сейчас и пойдем! Может, и вы с нами?

— А что! Хорошая идея! Я пойду с вами. Сейчас, только схожу и поставлю цветы в вазу, вы меня подождите! Если только Людмила не возражает, — обрадовалась Марина.

— Конечно, я не возражаю. Что я, начальник какой, что ли? — удивилась Людмила, — Но сама я пойду, как обычно, на дольмен. Я всегда так делаю вечером.

У развилки дорог Василь и Виктор попрощались с Людмилой и остались здесь в ожидании Марины, которая вскоре появилась, забежав ненадолго к палаткам.

День клонился к закату, и в лесу было уже довольно темно. Василь, Виктор и присоединившаяся к ним Марина перешли вброд речку и зашагали по лесной тропинке, ведущей на большую Поляну. Марина спросила:

— А что такое — пассы? И о чем пишет Карлос Кастанеда?

— Карлос Кастанеда рассказывает о своем обучении у дона Хуана, причем в его двенадцатой книге говорится о магических пассах. Кастанеда сообщает, что они были открыты древними магами во время повышенного осознания. Магия пассов заключается в том, что тот, кто их практикует, постоянно и постепенно изменяется, приобретая новые свойства, получая связь с Силой, — ответил Василь.

— А вдруг это — разрушительная сила, от дьявола? — спросила Марина, — Я знала одного человека, который советовал мне никогда не читать книг Карлоса Кастанеды, потому что они могут притянуть ко мне зло, правда, я не поняла, почему: что-то в них его напугало. Сам он ничего не признавал, кроме христианства.

— В общем, в Австралии живет такой зверёк — вомбат, но Кастанеда о нем ничего не писал… О христианах — тоже, — хихикнул Василь, — Это у меня такой прикол… Как-то мне один мой знакомый, устроившийся где-то при административных кругах нашего городского казачества и по совместительству подрабатывавший пономарем в храме, сказал мне в укор эту фразу на полном серьёзе: не писал, мол, Кастанеда о вомбатах, а ты говоришь — Кастанеда! Другие христиане просто говорили, что Кастанеда — это зло, а этот — свой чёс про вомбатов. Я так и не понял, что это было. Какой-то прикол, наверное.

— А что такое вообще — зло? И как его можно притянуть в свою жизнь, просто прочитав книгу? Да и дьявол и бог — что, так уж различны меж собой? — сел на своего любимого конька Виктор, — Это у нас, у европейцев — добро и зло, дух и материя, свет и тьма. И тому подобное. На Востоке всё гораздо гармоничнее: инь и янь — это не противоположности, а силы, смешивающиеся друг с другом и друг друга дополняющие. Для европейского ума очень трудно стать цельным, завершенным. Это возможно только через алхимические превращения. Для полного осознания мира и себя в нем, для устранения противоречий сознания желательно изучить каббалу. Еще есть хорошая книга, но я забыл, как она называется: что-то там про священную книгу Тота и карты Таро. В этом исследовании говорится о том, что в своём внутреннем развитии человек должен пройти 64 состояния души, прежде чем он выйдет на новый виток осознания. И тут очень важным становится образ пирамиды. А также — число четыре. Четыре стороны света, четыре стихии, — глаза Виктора, казалось, загорелись, и он заговорил далее просто с вдохновенным остервенением, при этом все более и более ускоряя свой шаг. Попутчики едва за ним теперь поспевали.

— В осевом отображении квадрата по обе стороны — это уже двенадцать. Двенадцать свойств — это законченный этап получения знаний, а тринадцать — недаром несчастливое число. Человек, дошедший до тринадцатого уровня, находится в очень шатком положении: в состоянии повешенного. Есть такая карта Таро, на ней изображен человек, подвешенный вниз головой. Но, перевернувшись, став на ноги, он может стать магом и получить власть над стихиями.

— Для этого приподняв самого себя за собственные волосы? — хихикнул Василь.

— Не заморачивайся. Это просто — символика. И не сбивай меня! Так, о чем это я? Ах, да. Власть над стихиями…Потому что на новом уровне витка, в состоянии перевернутой на бок двойной пирамиды, получается знак восьмерки: бесконечность. При отображении же восьмерки на себя — мы получаем квадрат четверки. Это — законченное и высоко устойчивое состояние, но абсолютно не имеющее дальнейшего развития, именно вследствие своей сильнейшей устойчивости. Потому что мы всё равно не уравновесили две крайности стихий: верх и низ, добро и зло. И только человек, подчинивший себе добро и зло, своих ангелов и демонов, вышедший за пределы двенадцати, становится на путь достижения состояния энергетики, равное двадцати четырем: двенадцать проецируется еще раз само на себя. Замыкается круг — виток спирали. Этот человек — воин, подчинивший себе уже земное, но не подчинивший небесное. Затем ему нужно суметь сосредоточиться в точке между двумя пирамидами — и выйти за пределы трехмерной материи. Эта точка — вот здесь, — Виктор вдруг остановился и, посветив на грунтовую дорогу фонариком, начертил палочкой небрежный чертежик, состоящий из двух зеркально отображенных симметрично вершинной точке четырехгранных пирамид, и ткнул в эту самую точку.

— Эта точка — внутри нашего устойчивого куба. Нужно в неё войти. А для этого нужно выйти из трехмерного мира в четырехмерный, сфокусировав своё сознание вне добра и вне зла, вне земного и небесного, вне сознания и подсознания, уравновесить их. Здесь мы вновь имеем число восемь, и если его повторить четырежды — по всем уровням нашего нового восприятия, то мы получим число тридцать два, число мудреца, который, учитывая свойство стихий и двух основных энергий мира, не задержится в этом состоянии надолго, а моментально перейдёт в энергетическое состояние шестидесяти четырех — то есть, на самый высший уровень. Но этот уровень, кроме того, достигается с помощью жертвы, потери себя и обретения антимира. Только отдав всё, человек достигает конечной своей законченности…

— Это круто! — кашлянув, сказал Василь громко, — Наверное. Хотя я ничего не понял, да и, признаться, не хочу. Чтобы такое понять, надо иметь совершенно вывихнутые мозги, да перечитать кучу эзотерической мути. Или наркоты надышаться. По-моему, мы видим перед собой истинного Друнвало Мельхиседека, написавшего эзотерическую геометрию — или что-то в этом роде.

Виктор зло на него зыркнул — и, наверно, сказал бы в ответ что-нибудь злое. Но к этому времени они как раз вышли на большую Поляну, и Василь, не останавливая поток речи, проорал:

— Ура! Мы пришли!

— Да! Вон, люди на Магнит собираются, — подтвердила Марина, — Сам Магнит, похоже, ещё не начался. Пойдём, присоединимся? Мы ведь, получается, как раз вовремя.

— Виктор, дай фонарик Марине, а то тут, кажется, колючек много, надо аккуратно их обходить, — попросил Василь, — Марина, иди впереди — и освещай нам дорогу!

Те, кто уже собрались на Поляне, стояли отдельными группками, одна из которых, став в кружок, пела защитную мантру, которую, совсем недавно, ввел в употребление Вадим. К этой группе, одновременно с Василём, Виктором и Мариной, но с другой стороны, подошла высокая стройная женщина.

— Эту женщину я знаю! — шепнула Василю и Виктору Марина, — Она иногда приходит к нам, беседует с Людмилой. Её зовут Диана. Я вас сейчас с ней познакомлю.

Она подошла к Диане, обнялась с нею и представила ей Виктора и Василя.

— Милости просим, — сказала всем им Диана, — в наш Магнит! Сегодня должны идти очень сильные энергии! Становитесь для начала во внешний круг: держите защиту! Недавно пришла нам информация, что защита у нас недостаточная, её надо усилить. Так что, помогайте! Представляйте всех нас внутри фиолетового защитного пламени во время Магнита!

Уже появились первые звёзды, и почти полная луна висела над поляной. Силуэты людей четко обрисовывались в вечерних сумерках. В самом центре Магнита находились Надежда, бабушка Валентина и Диана. Надежда, сильным, хорошо поставленным голосом, и бабушка Валентина, очень проникновенно — читали по очереди молитвы и веления, а Диана совершала какие-то странные, «космические» движения: большинству из стоявших в Магните показалось, что эти движения пришли ей, как контактеру, по каналу и являются приветствием Ориона и Кассиопеи, к которым адресовалась Надежда. Даже Василь, поставленный рядом с Виктором во внешний круг защиты, наблюдая за ней, не сразу узнал что-то знакомое, а узнав, обалдел и вскрикнул, обращаясь к Виктору:

— Виктор, смотри! Да она же магические пассы по Кастанеде крутит! Дыхание главной оси!

На Василя стоящие неподалеку бурно зацыкали.

Над горами показались яркие вспышки, всполохи, хотя ничего не предвещало близкую грозу.

— Ой! Они сигналят нам! — закричала какая-то женщина.

— Да это же просто прожекторы с кораблей освещают берег! — ответил мужской скептический голос.

— Нет, подумайте, где — мы, а где — море! — настаивал женский.

И вновь громадные всполохи осветили небо и горы.

— Приветствуем вас, находящиеся на Земле, посланцы Ориона, Орла, Кассиопеи, прошедшие подготовку на Венере! Эмиссары света, не дайте увлечь вас во тьму невежества! Живите в луче добра и любви, посылаемом Отцом небесным! Мы поддержим вас и укрепим в духе! — неожиданно продолжила за Надеждой Матушка Мария.

После небольшого молчания раздался голос Евграфия:

— Закрепляем полученную информацию, благодарим наших Учителей и помощников, все добрые силы, участвовавшие в Магните, проводим на Землю последние идущие энергии… Те, у кого открылись каналы, остаются работать, каждому из них должна пойти очень важная информация. Общее обсуждение Магнита будет завтра.

Многие начали расходиться, некоторые же остались.

— Михаил, — обратилась к собравшемуся уходить Мишке Возлюбленному Эльмира, — пожалуйста, принеси мне из нашей палатки спальник, он лежит у входа слева. У меня контакт идёт!

— Кто остается — нам, может быть, уплотниться, собраться поближе? — по-деловому спрашивал громким чеканным голосом Анатолий, — контактёры, те, кто остаётся, подойдите все сюда!

— По-моему, если у человека контакт, ему обычно не до спальника. Или я что-то не так понимаю? — негромко спросил Василь у Виктора.

— Не знаю. Я — не контактёр, — ответил тот.

После Магнита Виктор догнал медленно удалявшуюся с Поляны матушку Марию. Василь от него немного отстал и где-то затерялся: наверное, пошел провожать Марину.

Матушка Мария очень обрадовалась Виктору и кинулась с ним обниматься.

— Здравствуй, милый, здравствуй! Ты давно на Поляне? Молодец, что приехал! Я сейчас на канал выходила, но после Магнита не осталась. Надо и отдохнуть, и другим дать возможность поработать. Пойдем, поговорим. Я тут к Диане после Магнита подойти обещала, поговорить с ней. Пойдем со мной, я вас познакомлю. Её палатка — не у общего костра, а ближе к дороге на дальний родник, в лесочке, особняком. Диана — практикующий экстрасенс, она привезла с собой нескольких своих пациентов.

Когда Матушка Мария и Виктор подошли к лагерю Дианы, там уже разжигали костер бабушка Валентина и девушка, приехавшая вместе с Дианой и находившаяся у нее на лечении, которая сильно прихрамывала. Виктор принес к костру охапку дров и сел рядом с матушкой Марией на бревно, находящееся чуть в стороне от костра.

— Ну, рассказывайте, как здесь в этом году обстоят дела, — попросил Виктор.

— Хорошо обстоят. Многие из тех, кто узнал о Поляне с моих слов, сюда в этом году приехали впервые. Я сказала Евграфию, что, быть может, мне пора у себя в городе самой организовать группу, у себя на дому. Чтобы, разглядев подходящих людей в нашем эзотерическом клубе, их отбирать и задействовать в нашей работе. Он не возражает. Будет нас координировать. А у тебя как дела, Витя?

— Да — так, помаленьку, — отвечал Виктор, — Каббалу читаю, Кроули. Карты Таро меня интересуют последнее время. Но главное, как я считаю, это выработать свою собственную теорию, свой взгляд на вещи, иметь обо всём своё собственное мнение и продолжать свой личный духовный поиск. Ко всей информации, разнообразной духовной литературе и прочему подходить творчески, осмысливать эзотерические понятия самостоятельно…

Тут, наконец, подошла и Диана, отделившаяся, в свою очередь, от группы контактеров, оставшихся на Поляне. Матушка Мария хотела представить ей Виктора, но Диана улыбнулась и вежливым тоном сообщила:

— Мы с Виктором уже немножко знакомы. Нас представила друг другу одна из учениц Людмилы, сегодня, до Магнита. Как, кстати, вам наш Магнит?

— Ощутил энергии. Вообще-то, я не всегда и не сильно их чувствую, и меня чаще всего в защиту ставят, — уклончиво ответил Виктор.

— Наш Виктор — особенный, — гордо заметила матушка Мария, — Он ни в какие группы в последнее время не входит. Период у него сейчас, видимо, такой. Он работает только индивидуально. Но, когда мы с ним вместе ходили в группу Аркадия, есть у нас в городе такой лидер группы, к которому Витю я привела и с ним познакомила — то после работы, однажды, Аркадий меня отозвал, и назвал Витю — как, вы думаете? Учителем Учителей! И прибавил, что у него — особая роль, и путь особый.

Все с любопытством посмотрели на Виктора.

— Ну — что? Не знаю, как тебя поскорее, попроще ввести в курс дела, объяснить, чем мы здесь занимаемся и перечислить тебе наши проблемы и заботы, — продолжала матушка Мария.

— Давайте, быть может, мы с вами продолжим нашу беседу, попутно объясняя Виктору некоторые детали, и он немного вникнет в суть вещей, исходя из наших слов, — предложила Диана, воспользовавшись паузой, — Ты уже бывал раньше на Поляне, Виктор, и примерно представляешь общую работу в Магните, построения и так далее. Вадиму, или кому-то из его группы, в этом году пришла по каналу информация, что можно поработать в Магнитах над построением нового человека — человека шестой расы. Поработать над созданием такого мыслеобраза на тонком, духовном плане и осаждением, опусканием его в земной план из высших небесных сфер. Эту работу многие наши назвали построением большого, всеобщего огненного Магнита, поскольку образ нового человека, человека шестой расы, требуется осаждать из сфер духовных, огненных.

— Тут мой друг, когда стоял в Магните, заметил, что Вы пассы по Кастанеде в Магниты вводите. А это — что за новшество? — неожиданно спросил Виктор.

— Ну…Это я сегодня решила попробовать, — замялась Диана.

— Вобще-то, Кастанеда советует пассы крутить или в одиночку, или совместно, в унисон с людьми своей группы, — уточнил Виктор.

— А я решила в Магните собрать всю энергию на себя, ведь у лидера её должно быть много. Чтобы он мог потом других лечить и с ними ею делиться, — сказала Диана.

— Опасные эксперименты! И — что же, вы считаете, что те же правила, что в мире материальном, работают и в области духа? — отрезал Виктор.

— То есть — ты это о чем? — удивилась Диана.

— Ну, ресурсы и средства материального мира тоже многие стараются вначале подгрести под себя — а потом уже ими делиться. Но, думаю, что в области энергетики дела обстоят иначе. И насобирать с окружающих можно совсем не то, что хочешь. Да и ответить за свои поступки потом придётся, — закончил Виктор и замолчал.

— Я, как экстрасенс, всегда видела свою роль в том, чтобы помогать людям воспринимать высшие энергии, быть проводником для других. Я, как могу, пытаюсь проводить через себя энергию общего Магнита. А вне Магнитов занимаюсь, кроме того, экстрасенсорной практикой: коррекцией кармы, лечением. В Магнитах должны участвовать, по моему мнению, люди более-менее подготовленные, — ответила Диана, — А если вводить людей неподготовленных, как это сейчас стихийно происходит, то надо кому-то работу координировать энергетически.

— Это ты правильно решила, моя дорогая, — расплылась в сладкой улыбке матушка Мария, — Но необходимо также постоянно помнить, что наши построения проводятся при непосредственной поддержке и участии Отца Творца. И его божественной Любви. Отец-творец специально направляет нам свою любовь, чтобы мы осуществили эту важную космическую задачу. Я сейчас не помню, кто именно сказал, что мир спасёт любовь, но это именно так. И не в переносном, а в прямом смысле. Канал чистой любви Отца-Творца! — и Матушка Мария в этот момент повернулась назад и позвала всех находившихся неподалеку, у палаток, людей из лагеря Дианы, — Подходите все сюда! Скорей! Я вам сейчас открою одну важную тайну! Мне её преподала женщина, которая её сама недавно постигла. Она обучается у Гоча.

На зов Матушки Марии откликнулись и пришли к костру остальные пациенты Дианы.

— Одна из истин, открывшихся сейчас человечеству — это истина о понятиях добра и зла. Только сейчас, в наше время, человек постиг, что такое добро и что такое зло! Ведь для того, чтобы мы познали добро, был послан на Землю Иисус Христос. Его долго готовили к этой миссии Учителя разных цивилизаций.

Кроме того, на нашу планету уже посылался и второй мессия: Ленин! Чтобы показать нам, что такое зло. Он — тоже высоко духовная сущность, прошедшая посвящение на Венере, несущая с собой большую космическую задачу. Только после Ленина мы, наконец, осознали и что такое добро, и что такое зло, и научились отличать одно от другого. И перед нами теперь стоит новая задача, нам нужно выходить на новый уровень познания: на познание божественной любви!

Сейчас многие миры забыли, что такое божественная любовь — и не знают её. Но именно на Земле сейчас для этого знания были созданы условия. Меня многие спрашивали и спрашивают, а почему тогда на Земле столько страданий, если сюда идут великие силы божественной любви, впервые открывшейся людям? И я им всем отвечаю: страдание мы сами выбрали, только потом об этом забыли. И рассказываю при этом сказку о маленькой душе, которая желала постичь большую божественную любовь. Она просила об этом Бога, а Бог говорил ей, что она сама не знает, о чем просит. Как можно постичь божественную любовь? Но маленькая душа только ещё сильнее об этом просила. И тогда ей пришлось оказаться на Земле, испытать зло, холод, унижения, невзгоды. И ей требуется, несмотря ни на что, пройти через все эти испытания, чтобы только тогда постигнуть, что такое божественная любовь. Ведь Бог любит нас всех, и, несмотря ни на что, всех прощает. Так нужно поступать и нам, чтобы познать божественную любовь! — слащаво закончила Матушка Мария.

— А зачем тогда работа именно в группах? — наивным тоном спросил Виктор, — Может, каждый должен работать индивидуально? Бог же изливает свою любовь повсюду, на всех и каждого?

— Как это — зачем! — ответствовала матушка Мария, — Ведь в нашей работе, именно при условии, что мы работаем группой, нам помогают Учителя, а работать с каждым в отдельности они уже не могут, такое интенсивное повсюду идет развитие! И, несомненно, чем больше человек включено во всеобщий Магнит — тем лучше! Они сразу будут получать высшие энергии, подключаться к ним!

— Теперь мне более-менее понятно! — сказала Диана, — Наверное, теперь, в луче божественной любви, пришедшем на Землю, процесс Перехода пойдет быстрее! И потому, быть может, предварительная работа теперь не столь важна, и главное — как можно скорее включить человека в Магнит!

— Несомненно! — с большим апломбом отвечала матушка Мария, — Только надо постоянно нам в Магнитах работать с лучом божественной любви: посылать всем любовь! Это — самая необходимая задача в сложное время Перехода. А ты, Витя, что думаешь по этому поводу?

Неожиданно казавшийся самоуверенным Виктор замялся и стушевался, как ребёнок у доски. Лишь минутой позже, он начал сбивчиво:

— Ну, я сейчас думаю над несколько иной проблемой, быть может, перекликающейся в чем-то с темой шестой расы и проблемой Перехода, хотя и не явно. Дело в том, что мы до сих пор не знаем, каков он в точности будет, этот Переход, когда, и какие силы будут за ним стоять. Мы знаем только, что он несомненно будет, хотим мы этого или нет. И всё, касательное Перехода, мы, на теперешнем уровне развития, можем понять лишь как задачу, ограниченную сферой, четырехмерной пространственно-временной структурой. Мол, многие добьются бесконечных знаний, бесконечных возможностей. Но, всё равно, мы размышляем над этим, как бы находясь внутри сферы. Вот…

Виктор попросил у Дианы ручку и бумагу, которые она ему вынесла из палатки, и нарисовал восьмерку с точкой посередине, вписанную в круг.

— Восьмерка — символ бесконечного движения и бесконечного развития, но она всё равно вписана в пределы круга. Но, только выйдя за пределы этой плоскостной системы, можно получить безграничное развитие: то есть, если двигаться не только по восьмерке на плоскости, но прибавив сюда ещё одно измерение: верх — низ. То есть, плоскостная восьмерка превратится в трехмерную спираль. А спираль — это выход за пределы круга, на новый виток развития. И Виктор нарисовал рядом другие картинки: восьмерку, вписанную в круг, со стрелкой вверх, а рядом — спираль:

— Знаете, что спираль — это символ бесконечности? Ну, на теперешнем человеческом уровне развития это означает выход на следующий уровень, то есть, переход в шестую расу… И — за грань нашего пространственно-временного восприятия…

Виктор снова взял ручку и нарисовал следующий чертёж: семь точек, расположенных на одной оси игрек, ось икс — проходит посередине, через четвертую точку; а большая окружность, с центром в этой же четвёртой точке, захватывает первую и седьмую точки.

— Это, — пояснил Виктор, — наши семь чакр. Четвертая чакра оказывается посередине, и это — наша сердечная чакра. Ниже неё находятся энергии луны, а выше — энергии солнца. У нас, представителей пятой расы, самая верхняя из работающих чакр — пятая. Но, если мы уравновесим энергии луны (и Виктор нарисовал в нижней половине рисунка месяц) и верхние энергии — энергии солнца (и он нарисовал в верхней половине рисунка знак солнца: круг с точкой посередине), то есть, как бы луну и солнце, то мы, при дальнейшем сосредоточении на четвертой чакре, можем развить нашу энергию до такой степени, что наш «круг сердца» достигнет седьмой чакры, и мы получим большую энергетическую сферу, достигающую как первой, так и седьмой чакр: все наши остальные чакры в этом случае заработают сами собой. И это возможно — чтобы работа только с одним центром так кардинально продвинула — только в случае четвертого центра: самого главного! Именно через него и происходит великое алхимическое таинство, преобразование души! А символ его — крест, вписанный в круг!

— Ну, я же именно это всегда говорила! — умилённо просияла матушка Мария, — А ведь именно только через седьмую, высшую, чакру и возможно принятие энергии божественной любви, которая нас всех и преобразит изнутри! А открытие этого высшего центра невозможно без открытия и расширения сердечной чакры! Я же говорила, Диана, что Виктор — очень сложный человек, он идёт своим собственным путем. Виктор очень много знает, очень много перечитал эзотерической литературы… Я раньше долгое время его не понимала, много и часто с ним спорила, злилась на Витю, а ведь мы иногда с ним часами — да что там! — целыми вечерами, ночами — сидели у меня дома и спорили! И лишь потом, через некоторое время, я начала понимать: а ведь он был тогда по-своему прав! Только я это осознала гораздо позже: то, что на проблему можно взглянуть иначе, с другой точки зрения… Вот такой это человек. Для меня он всегда был своего рода испытанием. А ещё, иногда мы с ним говорили совсем об одном, но только разными словами и способами, и опять-таки спорили. Но вот, с некоторых пор, мы, вроде бы, начинаем находить согласие. С Витей очень интересно, он азартный спорщик, очень оригинально мыслит и всегда оригинально себя ведёт. К нему привыкнуть надо, и тогда будет просто здорово с ним вместе работать!

Глава 22. Поход

Наталья и Сергей проснулись от того, что у входа в их палатку кто-то пел восточную мантру. Неожиданно пение прекратилось, и знакомый голос спросил:

— Ну что, сони, проснулись, наконец? Пора… Не хотите сходить вместе со мной в утренний поход? А ну-ка, вылезайте! Я уже успел с Ареем прогуляться до поселка и обратно, посадить его на автобус, — а, уезжая, он передал вам привет!

Конечно, это был голос Андрея. А потому, Наталья и Сергей быстро повылезали из палатки. Андрей, по утренней прохладе, был в ветровке. А также, с легкой холщёвой сумкой и с посохом в руках. Это был не его «волшебный» зачехлённый посох, а так — палка в дорогу.

— Мы готовы, — сказала Наталья, вылезая и протирая глаза.

Утро выдалось прохладное, над Поляной стелился густой белый туман. Ещё только слегка развиднялось.

— Тс-с! — Андрей приложил палец к губам, — Тише! Начальный участок пути мы пройдем быстро и молча! Идем вдоль Поляны, по её краю, а дальше — вверх, по тропинке, мимо дольмена! — и Андрей быстро устремился в указанном направлении.

Трава была сильно мокрая: то ли ночью прошёл лёгкий дождик, то ли выпала обильная роса. Тропинка, начавшись от поляны полого, далее пошла довольно круто вверх. Через некоторое время подъема Андрей, наконец, заговорил:

— Смотрите по сторонам и отмечайте вниманием все знаки, которые вам попадутся.

Поднявшись почти до самой вершины ближайшего пригорка, они пошли затем по грунтовой дороге, минуя молодой сосновый лесочек; дорога постепенно снижалась, выводя на другую сторону горы. Дальше они сошли с тропы, свернув в сторону по еле заметной тропке, известной, наверное, только Андрею, и постепенно спустились в заросшую тёмным густым лесом низину.

— Нам встретится за наш поход не менее семи бродов через ручьи и речушки. Это хорошо: необходимо очиститься перед тем, как попасть туда, куда мы идём, — предупредил Андрей.

Из леса они вскоре вышли на открытое пространство, заполненное речной крупной галькой и небольшими валунами, следом за которым, будто притянутая к противоположному берегу, дугой изгибалась небольшая речка.

— А вот и первая из семи водных преград, милости просим! — улыбнулся Андрей, — Довольно глубокая!

Он снял свои изодранные до дыр кеды, положил на камни холщовую сумку и посох, и, закатав штаны до колена, зашел в воду. Умылся несколько раз, намочив бороду и волосы, зачерпнул в ладони и выпил свежей, холодной воды. Лукаво взглянув на Сергея и Наталью, предложил:

— А ну-ка, присоединяйтесь! Вы же сегодня не умывались ещё? Холодная вода хорошо бодрит! Пора как следует проснуться! Очищайте и тело, и мысли!

Деваться было некуда: Наталья и Сергей напились студёной, ледяной воды, зачерпнув её в ладони, затем не спеша умылись, действительно ощутив бодрость и прилив свежих сил. Андрей же тем временем, захватив свои вещи, прошёл вперёд по этому же берегу реки, и, достигнув более мелкого места, легко перешел её, не слишком высоко замочив ноги. Его спутники последовали за ним, причём Сергей попытался пропрыгать свой переход реки по выступающим камешкам, но, в конце концов, сорвался и наступил обутыми в итальянские туфли ногами глубоко в воду. Андрей на другом берегу тем временем невозмутимо шагал всё вперёд и вперёд по полосе прибрежных камней, не оборачиваясь. Наталья не стала одевать кроссовки, неся их в руках, но и босиком перемещалась вдогонку за Андреем быстрее, чем её друг в мокрых скользких туфлях.

В том месте, где реку пересекла грунтовая дорога, Андрей их подождал, и они вместе свернули по ней направо. Здесь дорога снова пошла под пологом тёмного высокого леса. Она была скользкая, влажная, то там, то здесь попадались лужи с застоялой водой и плавающими в ней маленькими жёлтыми листиками. При приближении к ним в эти лужи шумно шлёпались в воду лягушки, а около лиц путников постоянно вились назойливые мелкие мошки и звенели комары. Дорога постепенно стала спускаться всё ниже и ниже.

— Мы сейчас снова пересечём поток, — сказал Андрей, — Такой, что тебе, Сергей, придётся всё-таки разуться!

И действительно, вскоре послышался характерный шум текущей воды, а вскоре показалась и небольшая, но бурная речка. Ближе к этому берегу она была довольно мелкой и спокойной. Но у берега противоположного, там, где он был обрывистым и нависал над водой, она становилась стремительной, глубокой и даже закручивалась водоворотами. Причём, в том месте, где на другой стороне продолжалась дорога, река была намного мельче и шире, чем там, где над рекой нависал противоположный берег и где она была гораздо уже, но текла стремительней. Быть может, её в этом самом узком месте и можно было бы перепрыгнуть, но на противоположном берегу не за что было ухватиться, да и нависающий край легко мог бы осыпаться в воду. Глубина же в том месте реки явно была с головой, и поток несся бурно и стремительно.

— Судя по моему опыту, ещё никому не удавалось пересечь этот поток, не промочив ноги. Какой вы изберете путь? Переходите, а я посмотрю, — предложил Андрей, слегка усмехаясь в бороду, — Этот способ перехода реки определит вашу дальнейшую судьбу, ваш характер.

Наталья, не долго думая, просто пересекла поток в том месте, где он был наиболее мелким, и даже не подкатывая джинсов. Вода здесь поднималась чуть выше колен, и ее джинсы намокли. Она вышла на дорогу на противоположной стороне и стала ждать остальных.

Сергей же разогнался — и, ловко перебирая ногами, поскакал по камешкам, выступающим кое-где из воды. Достигнув самого последнего из них — р-раз, с каким-то бешеным разворотом в воздухе, он просто перелетел на другой берег, в движении перенеся вес вперед — и, почти упав на колени на той стороне, ухватился за ствол дерева далеко впереди себя, схватился за него обеими руками, а затем подтянулся повыше и встал на ноги.

— Ух, ты! Однако! Да, озадачил ты меня! — усмехнулся в усы Андрей, — Даже туфли не замочил, смотри-ка! Все, кто при мне пытались когда-либо до тебя здесь прыгать, обязательно падали в воду. А ты — такой вот интересный экземпляр!

Потом Андрей спокойно и не торопясь форсировал реку там, где до этого перешла её Наталья, держа в руках свою холщовую сумку и посох.

После своего успеха Сергей развеселился и зашагал дальше бодрой, прыгающей походкой.

Вскоре лес поредел, и показался большой луг с полевыми травами, очень высокими и красивыми. Затем пошли места, где эта трава была скошена: по-видимому, местные жители заготавливали здесь сено. На открытых местах уже выглянуло из-за гор и вовсю сияло солнце. Жужжали над цветами мохнатые пчёлы, слегка влажные от росы шелковистые травы приятно касались ног. Было хорошо и тихо.

— У меня в Москве была одна знакомая, — неожиданно заговорил Андрей, — которая писала прекрасные стихи. Однажды она заболела и должна была пролежать в больнице довольно долго. Поэтому она попросила навещавших её друзей купить ей гитару. И там, в больнице, без всякого самоучителя, она научилась на ней играть. Но играла весьма своеобразно: так, по-моему, больше не играет никто. Её игра была основана на совсем другом принципе. Этой игрой на гитаре, там же, в больнице, заинтересовался один незнакомый ей ранее человек. Так они познакомились. Он оказался суфием. Позднее она познакомилась через него с другими суфиями, прошла у них все посвящения и сейчас живет в Голландии… А вы не хотите стать суфиями? — спросил вдруг Андрей.

И Наталья вдруг замерла от ощущения, что стать суфием не кажется ей до конца невозможным. Потому, что в этот самый миг она пребывает в реальности, в которой почти всё возможно! Возможны в её жизни невероятные встречи, неожиданные поездки… Лишь потому, что сейчас происходит невозможное, непредсказуемое нечто, вырвавшее её из рутины жизни. Она идет сейчас где-то далеко, по невероятно красивым местам, вместе с дорогими её сердцу людьми, с которыми легко и приятно общаться… И значит, что всё же даже в её странной и никчёмной жизни возможны далекие города и страны, необычайные встречи… Оно где-то существует — волшебство! Оно почти рядом. Быть может, что землю всё же оплетают тоненькие связующие нити, протянутые от человека к человеку, создаваемые людьми в помощь друг другу…

И она улыбнулась Андрею.

— Или — если не в Голландии, то знаете, где бы вам хорошо было поселиться? — спросил Андрей, — Есть такая странная должность: то ли сторож, то ли дворник, — но эти люди живут прямо в Египетских пирамидах, куда ходят экскурсии… Они следят за порядком. Хотите пожить в египетской пирамиде?

Сергей и Наталья рассмеялись. Потому, что представили себя такими сторожами — хотя бы на минуту. И будто прожили эту минуту сторожами в Египте. Рядом с этим абсолютно нереальным человеком такое было возможным…

Тем временем они прошли весь огромный луг. В конце луга был деревянный забор и ворота, перекрывающие дорогу. Дальше шла всё та же дорога, только уже за воротами и по лесу. Когда они приблизились к этим воротам и забору, Андрей сказал:

— Сколько здесь ни хожу, всё удивляюсь: зачем тут нужен забор, который ничего не окружает? Он с обеих сторон отсюда неожиданно обрывается: я специально исследовал. Зато ворота почти всегда закрыты. Что вы предлагаете? Обходить или перелезать? — спросил Андрей.

— Перелезать! — предложил Сергей.

— А Наталья — согласна? — спросил Андрей.

— Конечно, перелезать! Не обходить же! — одобрила та.

Андрей быстро и легко перемахнул через забор и стал молча наблюдать за своими более стеснительными спутниками.

Сергей и здесь перелезал как-то слишком оригинально: с разбегу, высоко забрасывая через забор обе ноги сразу. А Наталья долезла только до второй перекладины, а потом по-змеиному просочилась между продольными планками.

Немного пути по той же дороге, только уже по лесу — и вновь впереди река! Широкая, зеленоватая, с «тарзанкой» на дереве… Но дорога уводит в сторону от «тарзанки» и пересекает реку ниже по течению, где та становится очень широкая, но совсем мелкая, и её легко можно пересечь вброд. Или даже перескакивая с камня на камень, почти не ступая в воду, как это сделал Сергей, хотя теперь сняв на всякий случай свои итальянские туфли.

От реки дорога поднялась круто вверх — и, немного погодя, пошла вдоль слоистых скал. По левую сторону дороги оставалась узкая полоска леса, за которой следовал крутой обрыв. Внизу оставалась лесистая лощина, а ещё ниже, где-то глубоко в ущелье, журчала река.

— Смотрите! Посох! — сказала Наталья и подняла валявшийся на дороге посох.

Немного дальше валялся и второй посох, поднятый на этот раз Сергеем.

— Как будто специально для вас их здесь положили! — удивился Андрей, — Ну, а у меня уже есть свой… Сергей, а твой посох — самый длинный. Это, наверное, означает, что ты будешь жить дольше нас всех.

Сергей остановился и посмотрел на свой посох.

— Интересно, что он сейчас будет делать? — шепнул Андрей Наталье.

— Только не укорачивай, не ломай посох! — и Наталья предостерегающе схватила Сергея за руку.

— Как ты догадалась? — спросил тот и снова призадумался. Затем взял и с размаху бросил посох вниз, в пропасть, туда, где, вероятно, пенилась река.

— Что ж! Это — вариант. Он выбирает неизвестность. По-своему, хороший выбор, — прокомментировал Андрей.

— А зачем мне долгая жизнь — но без вас? — спросил Сергей.

— Что ж! Нам остается только открыть дверь в неизвестность — вместе с тобою! — ответил на это Андрей, и они, не сговариваясь, одновременно с Натальей, швырнули вниз свои посохи.

Затем Андрей, оказавшись посередине, обнял одновременно Наталью и Сергея, соединив их в единый с собою круг — и прикоснулся лбом к их пригнутым головам. Некоторое время они стояли так молча, посреди дороги над обрывом, голова к голове, одним кругом, обнявшись вместе.

— Не знаю, кто я для вас, не знаю, кто вы для меня… Почему так тесно переплетены сейчас наши пути… Так, что даже больно в сердце! — сказал Андрей.

Постояв так немного, они, наконец, разомкнув объятья, пошли дальше… Дорога, пройдя по краю обрыва, вдоль слоистых скал, снова свернула в лес и затерялась в нём, пошла по темному, глухому его участку. Теперь на ней то и дело вновь попадались глубокие, застоявшиеся лужи, которые приходилось обходить по лесу, почему-то именно в этом месте сырому, мокрому, с ворохом прошлогодних сухих листьев. Будто бы, все дожди, минуя другие участки леса, проливались всегда и непременно в этом сыром месте… Затем последовал довольно крутой подъём, а за ним довольно светлая, длинная поляна с зарослями спелой ежевики по краю, необычайно крупной. В центре поляны росло большое, старое дерево — дикая груша.

— Надо же! — удивился Андрей, — Тут, на груше, обычно висела веревочная лестница… Непонятно, конечно, кто, когда и зачем её повесил: жил, что ли, кто-нибудь здесь, на груше? Там, высоко, на ней и дупло имеется. Для человека, конечно, маловатое будет. Но всё-таки интересно, куда ж эта лестница подевалась? Конечно, всё равно: груша — та же самая. Верный ориентир, мы правильно идем. Иногда, впрочем, мне приходилось случайно миновать какими-то путями грушу — и всё равно добираться дальше до нужного места… Большую часть дороги мы уже прошли, но сейчас постоянно будут попадаться мелкие речушки. Холодные!

И действительно: за поворотом дороги встретилась первая, которую пришлось перейти вброд. Там не было камешков, по которым речку можно было бы преодолеть вприпрыжку, а воды было немногим выше колена. Всем пришлось омочить ноги. Вода же была студёной. К тому же от свежего, очень чистого воздуха слегка кружилась голова, а происходящее казалось необычайно наполненным.

Двигаясь дальше и дальше по лесу, они миновали ещё два неглубоких, но довольно бурных потока. У развилки дорог Андрей свернул налево и, обернувшись, сказал своим спутникам:

— А здесь — идите потише! Здесь нельзя шуметь! Это место — особое! Сейчас вы сами это увидите. Вот, идите сюда, заходите за эти кусты, только осторожно, они — колючие! Ну, раздвигайте их, смелее! Тут проход. За кустами — небольшая полянка. На ней, справа, будет дерево, а там… Впрочем, сами увидите! Вперёд!

Вначале сквозь густые кусты протиснулся Сергей, преклонил колена и склонил голову. Следом должна была ступить на полянку и Наталья. Ей показалось, что сейчас она увидит что-то совсем необычное — судя по поведению Сергея. Должно быть, там был учитель. Тот, к которому они шли. Какой же он? Наталью охватил душевный трепет.

— О, учитель! — прошептал Сергей, и Наталья, видевшая пока перед собою только спину своего друга, тоже пробралась на полянку, раздвигая перед собою кусты, и посмотрела вправо, в сторону дерева — туда, куда был устремлен взором Сергей. И, с замиранием сердца, увидела, что белый туман клубится, колышется под деревом, постепенно поднимаясь вверх — и вот-вот из него оформится легкая, воздушная, белая человеческая фигура: усы, борода, длинные белые одежды… Еще миг — и… Не может быть! — ёкнуло в груди. Так не бывает! Минута, другая — и клубящийся туман под деревом опускается вниз, превращаясь в легкий, тонким слоем стелющийся над травой, белый пар. Затем исчезает, испаряется и он. Видно только раскидистое дерево и кусты. Хотя, легко, неуловимо, будто ещё ощущается чьё-то почти незаметное присутствие… А вот — никого и нет уже. Под деревом нет никого и ничего. Только теперь обращает на себя внимание закреплённая на дереве небольшая деревянная планка, прибитая к стволу, а на ней — остатки осиного гнезда, а также летающие вокруг одиночные осы, создающие жужжащий вибрирующий гул. Наталья и Сергей переглянулись — и без слов поняли, что видели одно и то же.

— Ну, чего вы там застряли? — раздался сзади звонкий голос Андрея, и его улыбающееся, довольное лицо показалось между раздвинутых кустов, — Это… Ой! Простите! Да его теперь и нет вовсе! Просто здесь раньше было огромнейшее осиное гнездо, очень необычной формы, а гул какой от него стоял! Как от трансформаторной будки! Оно было просто великолепным. Но, видать, его кто-то разрушил. Пойдемте?

Они снова пошли лесом, спустились во влажную низину; пересекли последний, действительно седьмой за всю дорогу, поток. Значит, они ошиблись… Учитель живет дальше?

— Дальше пойдет длинная-длинная поляна, а в лесочке, сбоку от неё, будет несколько палаток. Там и живёт учитель, — как бы подтвердил их размышления Андрей.

Сергей и Наталья вновь внутренне сосредоточились, ожидая встречи. Каким он будет, учитель? Седым и строгим? Похожим на даосского монаха? Или — молодым и весёлым? Высоким или низким? И как он примет их? Что нужно будет сказать ему, как представиться? Такая важная встреча…

Пройдя длинную поляну, местами заросшую кустами терновника и шиповника, они наконец подошли к небольшому палаточному лагерю, где располагалось всего лишь три палатки. Рядом с костром на лавочке сидел человек, но Андрей знаками дал им понять, что это не учитель. Немного осмотревшись, он указал им на некое сооружение из веток и клеенки, к которому они вскоре благоговейно приблизились. Внутри этой конструкции лежал и, скорее всего, еще спал человек, чьи черты было сейчас полностью не разглядеть: снаружи видно было только то, что у него длинные черные волосы, усы и борода, и что одет он в синий спортивный костюм. Наружу же из палатки торчали только его босые ноги.

— Пройдёмте пока к костру, он ещё спит, — предложил Андрей.

Но человек в палатке тут же зашевелился, приподнялся и вылез наружу, потягиваясь и разминаясь.

— Здравствуй, Николай! — приветствовал его Андрей.

— Здравствуйте! — Николай поднялся и пожал Андрею руку.

— Знакомься, учеников к тебе привел. Это — Наталья, это — Сергей. Примешь в свою команду?

Николай улыбнулся широкой открытой улыбкой:

— Конечно, пусть располагаются здесь, если захотят.

И через некоторое время добавил:

— А ещё, мне недаром сегодня богиня Диана приснилась, такая юная амазонка: я думал, к чему бы это? А вот она, оказывается, в гости ко мне пожаловала! — и Николай указал рукою на Наталью, — Ну, что же, милости просим к костру, мы всегда гостям рады! Дядя Юра! — позвал он.

— Чегоськи? — послышался ответный голос со стороны речки, и тут же показался поднимающийся от реки и идущий в сторону костра с только что набранным чайником дядя Юра.

— У нас гости! Сообразим чаёк, поговорим немного — а потом новых людей полечим, почистим, да на Мандале с ними поработаем.

— Я, дать, как раз чайник сейчас несу. Мяты я уже нарвал. И печенье у меня есть, дать, ещё с города!

У Натальи наконец спало напряжение, связанное с ожиданием знакомства с Учителем. Ей стало весело. Она поняла, что воображать учителя, как нечто хрестоматийное — как ученого старца, как строгого командира, как человека, буравящего тебя глазами и знающего всю твою семейную карму вплоть до шестого колена — большая глупость. Учитель может быть простым добродушным парнем с бородой и длинными волосами, пьющим травный чай с печеньем. И спокойно и буднично лечить приходящих к нему людей. Почему бы и нет?

— Так что, говорите? Почувствовали вчера льющуюся энергию? Потоки и лучи, направленные с неба? — переспросил Николай, опрашивая Наталью и Сергея по совету Андрея.

— Видишь, Николай! А ты не верил! Это твой был привет: от мандалы на большую Поляну. Всё вышло, как я тебе и говорил. Доверяй себе! Вот свидетельство, что ты абсолютно чисто проводишь и направляешь поток энергии. Представляешь, на какое расстояние? — спросил Андрей, — Это Николай вчера с вами работал на расстоянии. Я его попросил! — добавил он для Натальи с Сергеем.

В это время гости сидели у костра и пили чай, приготовленный дядей Юрой. За разговором они не сразу заметили приближающуюся к ним фигуру в длинном светлом одеянии. И лишь Николай сразу понял, что это была Людмила, одетая в светлое сари.

— Здравствуйте! Я не помешала? — спросила она смущённо, подойдя поближе.

— Здравствуй! Нет, даже — наоборот, ты попала к началу работы. Пора нам к ней приступить, — сообщил, приподнимаясь, Николай, — давайте, все станем на мандалу и проведём для начала раскруточку.

Все присутствующие сразу же пошли и стали в круг на мандале. Раскрутку проводил Николай. И, когда пошли энергии, он предложил впервые сюда попавшим Наталье и Сергею стать по очереди рядом с центральным, белым камнем. Первой в центр круга стала Наталья.

— Проводим и направляем на неё энергии! — обратился Николай к остальным.

Людмила неожиданно воскликнула:

— Ой! У меня руки сами действуют! Прямо ощущаю, как энергии идут — и сами меня направляют!

— Давай, не бойся, стань к Наталье ближе, подойди к центру! Направляй энергии! Ты всё правильно делаешь! — советовал Николай, — Да, теперь немного легочные центры… И — глаза… Теперь горловая чакра. Здесь задержись подольше. А в остальном — чисто.

Когда «почистили» Наталью, Николай предложил:

— Людмила! Спуститесь теперь с Натальей к реке и поплавайте немного. Вода остатки негатива и проблем смоет, усталость уйдёт. А мы пока займемся Сергеем. С ним будет сложнее.

— Надо, дать, его окончательно почистить. Мы с ним, Никола, как-то стихийно однажды уже работали. Теперь — довершим начатое! — предложил дядя Юра, — Тогда, дать, нам с Андреем тяжело пришлось. Но хорошо, что я оказался на подхвате!

Сергей стал около большого камня. Николай, дядя Юра и Андрей, приблизившись, замкнули вокруг него энергетическую сферу. А дальнейшее Сергей помнил смутно.

Помнил только, как потом очухался, уже на полянке, на чьем-то красном одеяле, положенном на солнышко для просушки. И ему то ли послышался, то ли почудился, как в полусне, успокаивающий голос дяди Юры:

— Ничего, дать, хороший парнишка! Только пережить ему пришлось по жизни, дать, всякую муть, понахватался разного. Почистить-то мы его здесь почистим — как заново, дать, родится! Только вот, потом придется дела со своими кармическими связями всё равно малёхо самому распутать. Ну, глядишь, дать — может, и справится… Я от дедушки ушел, и от бабушки ушел…

— Пускай пока еще полежит, в себя придёт. Ты, Юра, кашей его накорми, когда очухается, — раздался ответный голос Андрея, — А мы с Николаем за вещами пока на Поляну сходим, поможем Наталье их сюда перетянуть. Там, на Поляне, им пока никак нельзя находиться: парню здесь немного оклематься надо, сил набраться. Пусть пока здесь, у тебя, и поживут. Незачем им сейчас в пекло лезть!

И Сергей дальше вновь ничего не слышал, куда-то проваливаясь…

* * *

А Николай, Андрей и Наталья тем временем приближались к большой Поляне. И вновь, как однажды уже было, Наталья ощутила нечто, похожее на усиленный многократно, напряженный пчелиный гул, всё нараставшую тревожность, какофонию звуков или скрежет ржавого железа — еще далекую, но враждебную и разноголосую вибрацию. Она вся внутренне съежилась, согнулась и пошла значительно медленней.

— Эй, Наталья! — сказал Андрей, заметив её состояние, — Расправь свои крылья — легочные центры! Распрями позвоночник! И не смей ничего бояться!

— Призови те высшие силы, с которыми у тебя наибольшая связь, — посоветовал в свою очередь Николай, — Я отчетливо ощущаю покровительство Богоматери и Архангела Михаила… К ним в первую очередь обращайся!

Через некоторое время Наталья, вняв советам и последовав им, почувствовала себя лучше и улыбнулась.

Андрей и Николай взяли её с двух сторон за руки, и Андрей сказал:

— Выше голову! — и они единой цепью вступили на Поляну, будто бы во вражеские владения.

— А знаешь, зачем она в Магниты влезла и на Поляну приехала? — неожиданно спросил Андрей Николая.

— Ну?

— Энергией поделиться. Видите ли, ей энергию девать некуда, — пояснил Андрей Николаю, и они оба засмеялись, — Все сюда устремляются, чтобы что-то получить: энергию, знания. А она — чтобы отдать. В общий котёл. Подобный альтруизм её, впрочем, и спас. А ещё, представляешь, она стоит в Магните — и запускает туда свои мыслеформочки. А потом оказывается, что люди их ВИДЯТ, и рассказывают о них друг другу…

— Смотри, мол, смотри, розовые слоны полетели? — смеясь, спросил Николай.

— Вроде того… Только, заметь, видят именно её мыслеформы. Громко же она думает! — лукаво заметил Андрей.

Наталья поразилась. Она ничего никому не рассказывала: ни зачем приехала на Поляну, ни о том, что происходило в Магните… Андрей всё это сам вычислил. Наталья хотела бы рассердиться на него за то, что он рассказывает вслух о своих верных о ней догадках, но не смогла. Разве на Андрея можно всерьёз сердиться? Тем более, что он рассказывал о ней сейчас ужасно смешно.

Наталья, Николай и Андрей прошли по краю Поляны и приблизились к палаткам. «Главное — не зависать здесь долго и не вступать ни с кем в пререкания», — подумалось Наталье. Неподалеку от её палатки на камешках небольшой группкой сидели незнакомые люди, увлечённые разговором. На подошедших они не обратили ни малейшего внимания. Остальной же палаточный лагерь был в это время занят лицезрением более интересного и шумного события: недалеко от костра высился дядя Фёдор, и громогласно, во всю дурь и набранный в полные лёгкие воздух, провозглашал:

— Я — поэт! А поэт не может не пить! Этого требует его душа! Я выхожу дома из подъезда — а там народ. Выпивают, значит. На Руси есть такое веселие — пити! И никто мне не запретит пить, потому что я — русский!

Тем временем Наталья залезла в палатку и стала спешно упаковывать вещи. Это она проделала с почти невероятной скоростью, будто на соревнованиях по скоростной упаковке вещей. Сначала наружу полетел её собственный рюкзак, который она сама сшила из старого диванного покрытия. Рюкзак был здоровенный, пузатый и застёгивался на две большие оранжевые пуговицы. Впрочем, при этом он был относительно лёгким, так как в нем было только много тряпья, одеяла и свитера. Но смотрелся он впечатляюще, когда был одет на плечи Натальи, так как был в два раза их, этих плеч, шире. Следом за этим странным рюкзаком Наталья выволокла на свет не меньшее чудо: тот самый «дедушкин портфель», с которым на Поляну приехал Сергей. Теперь осталось только упаковать в большой пакет все оставшиеся кульки с крупами, лежащие в тамбуре… После того, как Наталья, наконец, выволокла наружу все вещи и вылезла сама, она увидела, как потешаются Андрей и Николай над её сборами и слегка надулась. Но потом прикинула, как смотрится со стороны подобная экипировка, и вдруг тоже покатилась со смеху. Затем встала, довольно быстро собрала и зачехлила палатку. Андрей молча взял у неё пакет с крупами и палатку, а Николай — портфель Сергея. Наталья же лёжа «оделась» на рюкзак, а потом с трудом встала на ноги. Такой способ использования этого странного рюкзака с оранжевыми пуговицами вызвал новый приступ хохота у Андрея.

Наконец, они бодро отправились в обратный путь, и к удивлению Натальи, на этот раз шли на стоянку Николая всё время по грунтовой дороге, а речушки им попадались, но в основном мелкие, и в местах брода не доходили даже до колена. Наталья подумала об Андрее, что этот хитрец вёл их утром окружным путём, специально создав ряд испытаний. Сейчас же они шли очень быстро и почти всё время молча. Иногда что-то рассказывал Николай Андрею, но Наталья ничего не слышала, так как плелась в хвосте. Всё её внимание было сосредоточено на неудобном рюкзаке, который своими лямками вонзался в плечи. Пару раз, впрочем, её попутчики, по-видимому, сжалившись над ней, присаживались передохнуть, и тогда она валилась на обочину дороги прямо на рюкзак, не снимая его. При подъеме снова на ноги рюкзак её перевешивал, поэтому ей приходилось пару раз вначале стать на четвереньки, а затем уже подняться, что вызывало неизменно новый приступ хохота у сопровождавших её Николая и Андрея. Она уже начинала обижаться, когда Андрей вдруг сказал:

— Не обижайся, что не взяли на себя твою ношу. Тебе и так придётся потом отрабатывать всё то, что ты получила на Поляне. Так что, не будем это ещё усугублять! Тем более что собственную ношу ни с кого снять невозможно, каждому приходится её тащить самостоятельно. Николай, ты видел когда-нибудь такой рюкзак?

— По-моему, это её творческое изобретение! — отозвался тот, — А особенно мне понравились пуговицы! Они просто великолепны!

— И всё-таки, если когда-нибудь попадешь в горы — запасись предварительно чем-нибудь получше, — посоветовал Андрей, — А то у тебя весь вес идёт сейчас на плечи и даже на шею, а должен идти на корпус. С таким рюкзаком ты в настоящих горах далеко не ушла бы!

Наконец, показалась знакомая последняя мелкая речушка, а за ней — поворот и вытянутая поляна, слегка заросшая кустарником, а вдалеке, под деревьями — костёр, мандала, знакомые уже очертания палаток вокруг…Около костра сидели сейчас Людмила, дядя Юра и Сергей и о чем-то увлечённо беседовали.

— А вот и мы! — первым подошел к костру Николай, — С пожитками. Не ждали?

* * *

Из записной книжки Сергея.

    Ярился мир. Загадились умы.

    Земную жизнь пройдя до половины,

    Я полюбил лепить божков из глины

    В пустынной мгле нетяпанной страны.

    Но ваших доксий коченелый труп

    Я обползал с проворностью змеи.

    Какой мне смысл выбирать из двух,

    Когда те обе истины — мои?

    Я стал пчелой, что собирает мёд,

    Но кто-то преградил мои пути,

    И я с глазами жесткими, как лёд,

    В него вонзаю челюсти свои.

    Давно я знаю, что сошел с ума.

    Но это лучше зла и изуверства.

    И лучше — пресловутая сума.

    Протухло что-то в этом королевстве!

Глава 23. Ключи знаний

Виктор и Василь проснулись в полупустой 4-х местной палатке Мишки Возлюбленного, куда их определила вчера энергичная матушка Мария. Василь, вернувшийся после того, как проводил Марину, снова на Поляну, долго орал у костра самые разные песни, подпевая всем подряд, даже про какую-то «Марию — Дэви — Христос»; а потом попросил у людей гитару и спел про джа, который даст нам всё, из репертуара Алрефьевой, и про то, что «я такой, как ты, козы, не встречал еще нигде», из Шаова. Когда они с Мишкой влезли, наконец, в палатку, Виктор уже спал, скрестив руки на груди. Его не разбудил даже фонарик, случайно направленный ему в лицо. Мишка среди ночи несколько раз выходил — и потом пролезал по Василю в свой дальний угол, но, в общем, спалось здесь гораздо лучше, чем у костра на лавочках, где полно комарья. Поэтому и проснулись, разоспавшись, далеко засветло.

— Что, Василь? — с ходу спросил Виктор, только что продрав глаза, — перебазируемся сюда?

— А что? Давай! Я не против. Здесь весело! — согласился тот.

Когда они вылезли наружу, раздался приветственный клич Мишки, предложившего им чаёк и кашу. Впрочем, в это самое время у костра сидел, как назло, какой-то строгий тип и вещал нечто заунывное. Поэтому возникли сомнения: не остаться ли пока в палатке? Но стремление к каше победило.

— …И — ещё, — продолжал Владимир Сергеевич (а это был именно он), строго зыркнув на вновь подошедших, — очень важно использовать в индивидуальной работе утренние часы, вставать как можно раньше. Утром посылаются самые чистые энергии.

— Кем — посылаются? — наивно спросил Мишка.

— Иерархией света, — важно ответил Владимир Сергеевич, — В эти часы хорошо обратиться на восток и приветствовать Шамбалу. Я даже молитву недавно принял. Она называется, «Мы идем к тебе, Шамбала». Я её тут уже неоднократно читал, кто хочет — может переписать её. Эту молитву желательно читать каждое утро, чтобы укрепиться в духовном служении Учителям!

К отдыхавшему на краю Поляны Евграфию подошли матушка Мария и Галина Константиновна.

— Да вот, Галя тут камешков на речке насобирала, на память, — проворковала матушка Мария, — А я ей объяснила, что не всякий камень с дороги можно поднимать, а тем более — домой к себе везти. Мало ли какая информация на них наслоилась! Ну, вот и заинтересовались мы, а что же это за камни. Совета хотим спросить!

Евграфий важно взял у них камни, положил к себе на ладони, незаметно тихо посмеиваясь.

— А что, интересные камешки! — ответил он важно, — У меня у самого дома целая коллекция здешних камней. Интересные попадаются: окаменелые раковины, камни со следами растений… Ага! Вот этот каменьи несет информацию о меловом периоде. А этот — метеоритного происхождения, сюда попал несколько миллионов лет назад… Так-так… А вот этот камень — с Луны, — Евграфий, продолжая ощупывать камни, одновременно наблюдал за приближавшимися к нему новыми людьми: молодой девушкой и пожилой женщиной, которые издали тоже слушали, как Евграфий рассказывает про камни. А потом он спросил:

— Вас тоже что-то интересует?

— Да, — сказала пожилая, — Мы обе из одной группы, и чувствуем, что нас будто что-то связывает. У нас много общего. Может, мы уже встречались когда-то в прошлом?

— Да, встречались. Вы были её дочерью, — кивнул Евграфий молодой, — Но не родной, а приемной. Она нашла вас в лесу и воспитала.

— А… Теперь — понятно! — просияла старшая, и обе вежливо удалились.

— А вы давно занимаетесь диагностикой? — спрашивала Эльмира Алексея, который только что продемонстрировал нескольким желающим диагностику их чакр с помощью рамки и показал, как можно с её же помощью выявить, содержится ли на каком-либо предмете негативная информация, или нет.

— Моя диагностика очень проста по сути, — отвечал он Эльмире, — Практически любой, кто возьмет в руки небольшой предмет, привязанный на нити: например, кольцо, отвес, а лучше всего — небольшую специально сделанную металлическую рамку, — может заниматься примитивным видом диагностики, а также определить, несёт на себе тот или иной предмет положительный или отрицательный заряд. Я сам этим занимаюсь недавно: со своего прошлого приезда на Поляну.

— А я давно уже занимаюсь диагностикой, лет семь, — сообщила Эльмира. Я вижу небольшое свечение чакр и ауры. Могу назвать человеку его больные органы. А началось это тогда, когда, семь лет тому назад, я внезапно заболела и совсем слегла: и спина, и почки, и нервы, и сердце — всё сразу навалилось. Не знала, что и делать. И вдруг однажды, ночью, у моего изголовья вижу двух существ… Они были похожи на бога Тота: знаете, с птичьими головами и длинными загнутыми клювами. Они начали меня лечить: у них из пальцев появились снопы света. Один из них стал у моих ног, другой остался у изголовья. И они пропускали через меня волны энергии. Было больно, но они мысленно приказали мне терпеть, и стали направлять свои руки в проблемные участки. Потом я снова почувствовала с ними мысленный контакт, и они мне сказали, что я впоследствии смогу сама лечить людей, только мне нельзя этим злоупотреблять и лечить одновременно многих, а также лечить за деньги. Затем я уснула, а проснулась полностью здоровой.

* * *

Солнце уже жарило вовсю, когда к собравшимся у камня людям подошла Надежда, ведя с собою мальчика лет девяти. Хорошо поставленным голосом, она радостно сообщила:

— Евграфий и Эльмира сейчас удаляются на Шамбалу — им там нужно немного поработать индивидуально, связаться с представителями Ориона. Но зато сейчас у нас только что заработал новый контактер. Это — ребенок, а значит — это чистый канал!

— Всё это хорошо, — сказал Вадим, — но мы с Дианой уже собрались тут провести очистительный Магнит, Диана приняла информацию о его необходимости. И собравшиеся здесь к нему уже подготовились. А с контактерами будет работа позже. А пока — присоединяйтесь!

Но Надежда обиженно удалилась, уведя с собою и мальчика.

Затем Диана и Вадим обозначили центр будущего круга и пригласили всех остальных его образовать.

— Как я уже говорила, это будет покаянный, очистительный Магнит, — обратилась к народу Диана.

Из собравшихся Вадим отобрал несколько человек и поставил их в маленький внутренний круг. Неожиданно для себя, туда попал и Гера. Остальные же образовали круг внешний, только в самый центр, во внутренний треугольник, стали Вадим, бабушка Валентина и Диана.

Вадим и бабушка Валентина по очереди читали молитвы и веления. Затем Диана провозгласила:

— Принимаю на себя судьбу твою, Россия, молюсь за тебя! Мы все каемся и молимся за тебя, Россия, и призываем великое очистительное пламя очистить принятые на себя грехи твои! — и она подняла руки, направив их к небу.

— Все — на колени! — обратилась она к остальным участникам Магнита.

Кто-то всхлипнул, кто-то тоже простер вверх руки. Все стали опускаться на колени, будто под тяжелой непомерной ношей, обрушившейся на них, от ощущения бремени и невыносимого страдания. Сама Диана также опустилась на колени.

— Возлюбленное, могущественное, победоносное присутствие Бога, Я-есмь, во мне, возлюбленное святое Я-Христа, возлюбленный Отец небесный, возлюбленное Великое Кармическое правление, возлюбленая Гуань Инь — богиня милосердия, возлюбленный Ланелло, единый дух Белого Братства и Матерь мира, элементальная жизнь, огонь, воздух, вода и земля; во имя мощи и мощью Присутствия Бога, который Я-Есмь, и магнитной мощью священного огня, которой я облачена, я призываю закон Прощения и фиолетовое трансмутирующее пламя на каждое отступление от закона твоего, каждое отступление от твоих священных заповедей, восстанови во мне Христоразум, прости мою неправоту и пути неправедные…. - далеко разносился четкий, сильный голос Дианы, наизусть читавшей веления.

Затем, тоже наизусть, Диана стала читать христианские молитвы, и присутствующим показалось, что здесь, действительно, сейчас происходит покаянная молитва всей Руси великой, что они молятся за нее, оплакивают её, каются за нее и просят за нее прощение у высших сил. То там, то тут раздавались душераздирающие всхлипывания. Тяжесть только усиливалась, нависнув над поляной.

— Святый Боже, святый и крепкий, святый и бессмертный, помилуй нас, — воззвал кто-то из среднего круга.

Молитву повторили по этому кругу троекратно.

Вдруг Диана вскочила и стала раскачиваться из стороны в сторону. Вадим подошел и поднял над нею для защиты обе руки. Сзади, направляя на нее энергию, стала маленькая и хрупкая бабушка Валентина. Некоторые из внешнего круга встали, чтобы держать защиту. Некоторые из среднего круга легли, обессилив и распростершись на траве.

Диана не своим, изменившимся голосом то ли запела, то ли стала причитать речитативом.

— Если трубы поют, если ветры гудят,

На семи холмах во все стороны,

Если лес густой, а в лесу том — враг,

Если каркают в небе вороны —

Отпускается тебе — по твоим делам,

Отпускается… На все стороны.

Если ничего не идет на лад,

Если песню петь — с губ слетает вой,

Если — никому — нет пути назад,

Если заклят ты — не своей судьбой…

Колокольный звон у семи ворот,

Залихватский свист под твоим окном,

Нет — ни зла, ни бед, ни чужих забот,

Унесет судьба на коне лихом.

Если сердце рвет грусть-тоска-полынь,

Разговоры все если кончились,

Ты тоску свою положи и вынь,

Пусть поёт душа колокольчиком.

А чужое зло, не свою печаль,

Мировую боль, скорбь чужой любви,

От семи дорог, уезжая вдаль,

Отмени, заговори — и назад не бери.

Пусть развеется на семи ветрах,

Пусть сгорит она на семи кострах,

И отмолится, и откается.

Отпускается тебе по твоим делам,

Отпускается тебе по твоим плодам,

Ныне, присно и вовек — отпускается!

Долго еще они молились в звенящей полуденной тишине, под палящими лучами солнца, будто, действительно, стремясь отмолить беды России, отработать малую толику её кармы, упиваясь слезами и печалями, испытывая катарсис — очищение чувствами и болью. И долго потом полусидели, полулежали, медитировали или уносились мыслями в далекие воспоминания — каждый по-разному, но все глубоко прочувствовав состоявшееся единение и порыв невыразимых чувств и прорвавшейся наружу невыразимой боли.

Но в это время у костра Надежда проводила самовольно свою собственную работу, окруженная теми, кто по какой-либо причине не присутствовал на Магните. Прежде всего, её поддержали Матушка Мария и Владимир Сергеевич, выразившие особое желание пообщаться с новой взошедшей звездой эзотерической Поляны, так любезно выявленной Надеждой.

— Сашенька, скажи, какую ты получил информацию? — спрашивала тем временем она, демонстрируя всем свою эзотерическую находку.

— Мы все — братья и сёстры! — начал мальчик звонким, чистым голосом, — Мы все должны верить друг другу и любить друг друга! Мы — одна большая семья, потому что в очень давние времена все были посланы сюда, как добровольцы, с Венеры, а потом были рыцарями и учеными, а ещё раньше — адептами в Атлантиде. Мы все в ответе за судьбы этой планеты, мы — старшие на ней. Адепт зла, явившийся на Землю раньше нас, чтобы уничтожить наши планы, украл и спрятал ключи истины. Они не материальны в нашем понимании, но от них исходит сияние. Имеющие эти ключи вершат судьбы человечества, проводят с их помощью потоки мыслей на Землю, лечат всех людей планеты, посылают им сны, мысли, энергию, любовь и желание творить. Эти ключи находятся сейчас здесь, на этой Поляне — или в её окрестностях. Их необходимо отыскать и поставить в центр Магнита. Ищите их там, куда направит вас ваш собственный внутренний свет!

— Вот! Это говорит ребенок — а значит, посланный нам чистый канал! Устремимся же на поиск, но достигнут находки только самые лучшие из нас! — воззвала Надежда.

— Постарайтесь! От этого зависит будущее Земли! — поддержала её Матушка Мария.

И толпы эзотериков, слегка озадаченные таким поворотом и не осознавшие, что же, всё-таки, им необходимо предпринять, все же принялись блуждать у костра и по краю Поляны…

— Ключи где-то здесь, и непременно они отыщутся, только нужно верить и чувствовать, а также соединиться с миром горним и отработать всю свою карму! Мы — высшие существа планеты, и мы должны завладеть истиной! — провозгласил Владимир Сергеевич.

Неожиданно, все, к кому обращались эти слова, действительно почувствовали странное желание метаться в поиске и стали проживать внутренне какие-то прошлые этапы своей жизни или странные видения…

Сколько времени прошло? Час? Два? Три? Всё смешалось… Этот край поляны наполняли звуки и голоса, и незримые образы то и дело возникали у кого-нибудь… Безумие охватило здесь почти всех. Даже у Василя, похоже, улетела крыша, и он бегал и орал вместе со всеми. Наконец, просиявшая от восторга матушка Мария сказала, что ключи уже спускаются с неба, и непременно нужно всем построиться, помолиться и возблагодарить Учителей. Но многие и в магнитном построении, созданном спешно здесь же, на краю поляны, продолжали растворяться где-то в облаках блаженного тумана, в очередном мираже сознания, видя то образы Атлантиды, то Древний Китай, то средневековую Англию… Их странный, неведомо чем вызванный поиск продолжался.

Жара наплывала. Знойный, раскаленный воздух висел над Поляной.

— Я вижу корабль Тишью! — улыбаясь, говорила матушка Мария, — Его экипаж приветствует нас! Его капитан говорит мне, что я совсем позабыла о своих родственниках с Ориона, но скоро, совсем скоро, нас ждет воссоединение!

— Отдайтесь, дети Терры, — подхватила Надежда, — красоте и любви! Желайте гармонии, ждите счастья! Ливнями изольются на землю потоки добра и света! Летайте мыслью! Расстояния и звёзды достигаются полетом духа! Помните об этом! Молитесь, ждите, верьте!

— Многим сейчас открываются каналы, — вступила вновь Матушка Мария, — Отныне для них не будет ничего непонятного! Всё разъяснят Учителя, укажут, что нужно делать. Отныне вы станете глазами и руками Учителей! Верность, преданность, полное подчинение — вот всё, что требуется от вас. Вам откроются тайны мироздания, вам объяснят всё, что происходит, ответят на все ваши вопросы. Вы не будете блуждать одни в сумерках неверия…

— А теперь — закрепляем ключи знания в наш большой, Вселенский Магнит, который послужит для создания новой, шестой расы человечества! — восторженно провозгласила Надежда.

…А на краю Поляны, ближе к роднику, сидел маленький мальчик и наблюдал с удивлением за происходящим. К нему подошел гневно настроенный Виктор.

— Что, парень, наломал ты дров? — спросил он у пацана, — Смотри, больше не делай так, а то я тебя выпорю. Собственноручно!

— А я — что? Я — ничего, — шмыгнул Сашка носом виновато, — А чего это они все, а? Я же пошутил…

Но Виктор уже шел дальше. Неподалеку от края Поляны, чуть в стороне от остальных искателей ключей знания, он заметил Марину. Она то поднималась вверх на цыпочки и кружилась по траве, то опускалась на присядки, а затем начинала кувыркаться — так, будто кто-то невидимый водил её на ниточке против её воли. Видно было, что её просто «колбасит», и она не управляет собой.

Неожиданно рядом с Мариной еще раньше Виктора оказался вынырнувший со стороны костра Василь, который устремился к ней, прижал её грудью к земле и держал, несмотря на её брыкания и стоны. Наконец, она затихла, потом потихоньку пришла в себя и открыла глаза:

— С-спасибо, Василь, — пробормотала Марина.

Всеобщее неожиданное безумие, наконец, подходило к концу. Лишь иногда где-нибудь за кустами кто-нибудь ещё всхлипывал, вспоминая прошлое, или призывал на помощь Эль Морию. А затем все и вовсе рассеялись — кто куда. Виктор, Василь и Марина приблизились к потухшему лагерному костру с весьма прозаической целью: перекусить. Но еды не было: по-видимому, дежурные стихийно вовлеклись во всеобщее «колбасиво» и до сих пор ничего не сварили к обеду.

Подошедшие к костру выпили тогда остатки сваренного ещё вчера компота из диких груш и собирались уже уходить, когда увидели, что к ним приближалось совершенно новое на Поляне лицо. Женщина, средних лет, явно прибыла сюда только что. Она была одета в трикотажные шорты, черные с белой полосой, спортивные белые кроссовки и полосатую майку. За спиной у нее висел маленький, но ладный рюкзачок.

— Привет, ребята! — буркнула незнакомка, — Это здесь Магниты проводятся? Я правильно поняла? Евграфий, Диана и прочие вам знакомы?

— Да, вы адресом не ошиблись, — подтвердил Виктор.

— Люба, — представилась женщина. Она тотчас сняла рюкзачок и присела на лавку.

— Не уходите никуда. Есть хотите? Присядьте, составьте мне компанию, по любому, — предложила она.

Виктор и Василь переглянулись и подсели к Любе. Задержалась и уже собиравшаяся уйти к своим Марина. Она тотчас опустилась на лавку и придвинулась как можно теснее к Василю.

— Я в этом году устроилась на лето посудомойкой в детском лагере, недалеко от Джубги, — без дальнейших предисловий, заявила Люба, — Но у меня есть выходные. Вот, села в автобусик проходной, что по всему побережью шурует, а дальше — двинула вдоль трассы, и — лесом через перевал. Сюда, в родные, так сказать, места. Хотите сосисок? Они, правда, из числа тех, что дети в лагере не съели. Какие сейчас на морях дети? Естественно, из «новых русских»: им чипсы подавай, мороженое, пиво, коктейли разные — всё в таком духе. Простую кашу с сосисками у нас просто в жутком количестве выбрасывают. Вот сосиски… Их хранить нельзя, да и пёрла я их по жаре. Напарница уже было чуть не выкинула всё, я вовремя подскочила. Набрала здоровущий кулек. Вы их на сковородку порубайте, сейчас и оприходуем. Хотите, ещё и печенье заточим, оно немного битое, и конфеты, правда, они слегка подтаяли… Держите! Печенье с конфетами — тоже из лагеря. Вы ешьте!

Разогрели сосиски, которые здесь, в лесу, были просто-таки экзотикой, и часть их славно «заточили», как выразилась Люба.

— Я, когда сюда шла, от трассы уже, через перевал, то в лесу, за перевалом уже, встретила паренька. Он, наверное, слегка тронутый. Моложе меня лет на двадцать. Сказал, что собирается жить в лесу отшельником, построить себе келью или просто берлогу — как получится, и заниматься здесь духовной практикой. Только, говорит, мол, нужна ему спутница и соратник в одном лице. В общем, предлагал составить ему компанию. Еле от него отбрехалась, сослалась на то, что у меня — срочное духовное поручение, и нужно сегодня, непременно и поскорее добраться к своему духовному учителю. Ну, и прочее в таком же духе, — Люба отпила немного чаю и съела немного печенья, — А вообще — я сейчас не замужем, — ни с того ни с сего, продолжила она, — развелась. Он, муж, значит, у меня чёрной магией занялся. На кладбище ходил, кошку дохлую в кастрюле вываривал, иголки в мою фотографию тыкал… В общем, всё, как полагается. Мне здесь говорили, в прошлом году, на Поляне, что я должна всё забыть, что промеж нас было, и посылать ему добро… Ну, забыть — я потихоньку забываю… Но вот добра! Да лучше б он сдох совсем, скотина! — закончила Люба свою эскападу эмоционально.

* * *

Спустя некоторое время, Виктор и Василь шагали к стоянке Николая, чтобы забрать свои вещи. Они твёрдо решили перебазироваться на большую Поляну, в палатку к Мишке Возлюбленному, со всеми потрохами.

— Василь, как ты думаешь, что нужно человеку для духовного развития? — неожиданно спросил Виктор.

— Ну… Заниматься какой-нибудь практикой. К примеру, пассами. Или йогой, — ответил Василь.

— А чтобы заниматься практикой — что нужно? — спросил Виктор.

— Только воля и запас энергии, наверное.

— А где взять энергию, когда её нет? — злорадно спросил Виктор.

— Где взять энергию? Не знаю…

— Вот видишь, получается, в общем-то, замкнутый круг: чтобы была энергия, надо делать пассы, а чтобы делать пассы, нужна энергия, — засмеялся Виктор.

— Н-да… Неутешительные мысли в голову лезут… Тогда получается, что её нужно или брать у людей, или… Брать авансом у сил, как бы это сказать… потусторонних. Любой их окраски. Ну, например у неорганических существ, если по Кастанеде. Так, что ли?

— Так я и думал, что ты не знаешь, как добывать энергию, не нарушая космические законы… Если брать у людей — это называется вампиризм. А структуры потусторонние, да еще за авансом даденное, потом с тебя могут и кое-что запросить. Душу, к примеру. А с неорганическими структурами без наставника я тоже не советовал бы знакомиться, — ответил Виктор.

— Мне пока и моей энергии хватает вполне. А к чему ты это всё развёл? К тому, что надо сидеть и ждать в позе лотоса, когда на тебя энергия снизойдет, или — к тому, что надо к березкам прижиматься, босиком по траве ходить и на солнышке греться? Действует улетно — но только на тех, кто даже в школьные походы в детстве не ходил.

— Нет, я просто хотел сказать о том, что энергию надо НАКАПЛИВАТЬ. А это значит — не тратить попусту. Не буду перечислять, на что: долго, нудно, и сам знаешь… А ещё — правильно перераспределять. Её, в принципе, всегда дуром вокруг, этой самой энергии, только мы, как та самая рыбка, которая спрашивала, что такое море, её не замечаем, — подытожил Виктор.

— Только вот, как научиться этому самому перераспределению энергии? Энергия Луны должна смешаться с энергиями Солнца, а воду должен подогревать снизу огонь… Зародыш там какой-то космический… В нескольких дюймах от головы. Ничего я не понял из подобных трактатов, — заметил Василь.

— А в этом мире всё непросто, — важно проронил Виктор, — Надо искать, не сдаваться. Пока не постигнешь истину. Царство божие силой берётся.

— Да, только это вовсе не означает, что надо подойти и вмазать ему в рыло… Всем — в рыло, кто его охраняет, то есть. Ангелам там, архангелам… Сила эта должна быть, в общем, я хочу сказать, другого порядка, чем просто упёртость. Не биться же головой об стену…

— А почему бы и нет? Будет очень крепкая голова. Непрошибаемая, — засмеялся Виктор.

Когда Виктор и Василь подошли к маленькому лагерю Николая, собираясь забрать свои вещи, там был только дядя Юра. Он сидел у костра и читал книгу «Трансформация». Про ЭСТ. В отличие от многих остальных, у дяди Юры в здешних местах вполне получалось почитать что-нибудь.

— А, привет, дядя Юра! А мы вот тут конфет принесли немного. И печенья, — сказал Василь, протягивая кулек, — Нас угостили.

— Переселяетесь? — с ходу спросил дядя Юра.

— Сваливаем, — подтвердил Василь.

Дядя Юра молча смотрел, как они упаковывают свои вещи, разбросанные около костра. Потом предложил:

— Присядьте, дать, на дорожку. Чайку попейте. Потом — только быстрей и веселей пойдете!

— Это можно, дядя Юра, — отозвался Виктор, — да и вообще… Заходить будем. Встретимся ещё.

Дядя Юра отхлебнул чая и развернул конфету.

— Убили, дать, в России хлебосольство, — неспешно проговорил он, — Только когда халява катит, тогда друг друга и угощаем. А так — большинству до получки бы дотянуть. И последние до нее дни — голодные вовсе. Менеджмент, дать, маркетинг, консалтинг… Москва — третий Рим? Второй Вавилон! Если взять за образец тот образ Вавилона, который в Библии запечатлён. То есть, далекий от образца для подражания.

— Ну и что? — спросил Василь, — зато, хоть только для новых русских — но хоть что-то строят. И всё — просто шикарное! Бассейны, теннисные корты, дома — всё по европейским стандартам.

— Это — пока халява катит, — вставил дядя Юра, — даровые природные богатства пока не израсходованы.

— Ну, затем, наверное, и промышленностью займутся, и сельским хозяйством… Будут деньги вкладывать в их развитие, — предположил Василь.

— Да некуда уже станет вкладывать. И некому — вкалывать. Планка-то не стоит на месте — всё время опускается. Народ-то постепенно себя за людей считать перестаёт. Деградирует. И — помирает, — парировал дядя Юра.

— Так что же делать? — не удержался Виктор.

— Валить, кто куда может. В Сибирь, на Алтай… Где властей поменьше. И жить охотой да собирательством. Начхать, что сейчас — дать, век космических технологий… Авось, кто и выживет. Последние знаки уже пошли: потопы, смерчи, погода — не пойми какая, — грустно ответил дядя Юра.

— А как же мысль о том, что возрождение духа с России пойдет? — спросил Виктор.

— А ты хоть сам можешь поверить в это последствие имперских замашек? Нет материальных успехов — перенесем надежды в область духа… Что-то в последнее время все такие духовные и патриотичные стали — просто песня! Да и о душе-то народ здесь не от хорошей жизни задумался. Но, увы… В России, дать, несмотря ни на что, народ был и остается легковерным. Внушаемым. А ещё — всё подряд валит, в одну кучу.

— Это ты про что, дядя Юра? — обиженно спросил Виктор, — Это же всё — духовный поиск… Я сам столько всякой литературы эзотерической перелопатил — целые горы. Практически всё, что издается на эту тему, прочёл. У нас сейчас всё это свободно издается, кстати. В этом отношении — у нас сейчас полная свобода наступила.

— На матерные слова и ругательства, к примеру… Они теперь у нас считаются словами широкого массового потребления, а потому — почти «наше святое». И на всякие там ширпотребные книжки типа «Ключи к тайным знаниям» и «Как навести порчу» — тоже. А в другом плане — не знаю, как назвать: цензура или просто замалчивание. Как хорошая книга — попробуй, достань. Так это в век компьютерных технологий, ксероксной печати и интернета! Когда, казалось бы, есть доступ к любой информации. Кажущийся доступ. Некоторые книги совсем не переиздаются. Хотя, если знать, что ищешь, то всё-таки, я думаю, найти можно. Только ужом надо вывернуться.

— Я об этом и говорю. Все-таки можно худо-бедно читать, развиваться, делать выводы. Заказывать литературу через знакомых, в конце концов. Вот я — кем бы я был без эзотерики? Только на стройке бы вкалывал? И зачем тогда всё? — спросил Виктор, — Я, в свое время, отличником был. Поступил в технический ВУЗ. Учился прекрасно. Только, было всё для меня серо как-то и пресно. Никакого реального знания и реальных возможностей, как я понял, ВУЗ мне не даст. И я бросил его и пошел работать. Армию отслужил. Имею двенадцать самых разных рабочих специальностей. И нигде не пропаду. Всегда, в любом в городе, могу на работу устроиться. Поработаю немного — а потом сижу, живу на деньги заработанные и книжки читаю, духовными практиками занимаюсь.

— Я, дать, сегодня тебя здесь видел, — сменил тему дядя Юра, — В смысле, твоё эфирное, дать, тело. Ты был там — а оно здесь. Только вёл ты себя здесь как пьяный. В смысле — твой двойник. Без ориентации в пространстве был, что ли…

Виктор нахмурился.

— Значит, это был мой дубль. Я один раз уже попадал в ситуацию, когда меня мои знакомые видели невесть где… Весьма неприятная была история, — сказал он мрачно.

— Ну, давайте определимся в терминах, — предложил Василь, — Я, например, считаю, что дубль — это просто измененное состояние сознания. О котором в своем обычном состоянии человек мало что знает и помнит.

— Смотри-ка, как интересно выходит! — воскликнул дядя Юра, — получается полная аналогия с юнговским понятием бессознательной части человеческой души. Что-то человек берет для себя в осознание и использует, дать, в этом мире, а что-то… Вытесняет. В область бессознательного. Наше бессознательное — это наш двойник, и наша противоположность. Оно вбирает в себя то, что не проявилось в реальности.

Виктор мрачно выслушал всё это и спросил:

— Так ты находишь, что мой энергетический дубль, он же — моё бессознательное, — шляется по лесу самостоятельно, в отрыве от меня? Значит, в тени у меня остаётся вытесненной половина моей души, с которой я почти потерял связь?

— Виктор, тебе часто снятся сны? — спросил дядя Юра.

— Нет. Почти никогда.

— А в Магнитах, к примеру, ты что-нибудь иногда видишь?

— Нет. Это всё — ерунда. Это всё — лишь воображение тех, кто там стоит, не имеющее связи с реально происходящим. Я, слава богу, не потерял ещё головы на плечах и мыслю трезво, — зло ответил Виктор.

— Ты мыслишь СЛИШКОМ трезво, — дядя Юра выделил интонацией слово «слишком», — Кроме того, связь с реальностью имеет ВСЁ. Только мы не всегда понимаем, какую. Слишком многое надо отринуть в область бессознательного. И слишком легко зацепиться за псевдоразумные выкладки. За логичный бред: бывает и такое явление.

— На что ты намекаешь? — спросил Виктор тихо.

— Я думаю, что твоя душа ищет свою вытесненную половину. И, так как, согласно Юнгу, ты себя классифицируешь как интровертированного интеллектуала, то твоя душа ищет свою бессознательную часть: чувственную и экстравертированную. Ради этого поиска ты и сбегаешь отсюда на большую Поляну: там большинство — именно твоя противоположность. Что ж! Иди и наблюдай. Делай выводы. Для тебя это, возможно, будет поучительно. Но ты слишком уж волевой и интеллектуальный. И если тебя самого вдруг по жизни бросит в другую крайность — тяжело тебе будет выкарабкиваться, не погрязни, — закончил дядя Юра, — Вот поэтому тебе и будет полезен магнитный иммунитет.

— Значит, ты считаешь, что я неосознанно хочу, чтобы меня кто-нибудь ввел в состояние бессознательного чувственного восприятия — и это для того, чтобы я постиг состояние, мне обычно не свойственное?

— Что-то вроде того. Чтобы ты его испытал в состоянии общего ментала — в Магните. Тебя же прикалывают Магниты, хотя ты в них ничего не видишь? — спросил дядя Юра.

— Они его просто торкают! — подтвердил Василь.

Глава 24. Наезд

Вернувшись на большую Поляну, Андрей решил не идти сразу к костру и палаткам, а сходить к ручью и напиться воды, а потом сел в тени деревьев на небольшом бревнышке, с которого хорошо обозревалась вся поляна. Вскоре, по-видимому, ожидался очередной Магнит: большой «вечевой» колокол уже прозвонил.

Вскоре показался Гера, ходивший в поселок за хлебом. Он молча присел на бревно рядом с Андреем, затем достал буханку хлеба, угостил им, отломив от него здоровущий кусок, Андрея и стал потихоньку отщипывать от буханки кусочки и жевать.

— Что? Представление начинается? Расположимся на галёрке? — спросил он.

— Да, что-то на этот раз хочу глянуть на Магнит со стороны, — ответил Андрей. Он достал из своей холщовой сумки два яблока и протянул одно из них Гере.

— А правда, что с Р-россии начнется новый, особый путь духовного возрождения? — с места в карьер спросил у Андрея Гера, — Как утверждают тут все эзотерики?

— Ох! — вздохнул тот, — неужели, мы похожи на ту страну, в которой благоденствие пора на экспорт предлагать? Я что-то не заметил. А когда сюда как-то приезжали летающие йоги, то они с трудом могли подняться лишь на несколько сантиметров. И тут же падали, больно ударяясь… Очень больная, загрязнённая и страшная страна. Все духовно развитые люди с Востока об этом говорят, если они сюда попадают.

— Подумаешь, йоги! А у нас здесь зато, только что, недавно, и все хором, очень даже далеко улетали… Крышей, — выдержав небольшую паузу, информировал Гера, — В поисках ключей знаний.

— По-моему, единственный ценный духовный опыт, который можно в наше время в нашей стране приобрести, несмотря ни на что — это чувство юмора. Только оно иногда и спасает, — заметил Андрей.

— Только что-то наш юмор — я имею в виду юмор в нашей стране — по б-большей части, чем дальше, тем становится чернее. Ну, а если г-говорить не о вечном, а о делах кухонных, то у костра здесь мой юмор только что совсем не оценили. Спел я там одну из м-моих невинных песенок — а м-меня обозвали праздношатающимся недоумком. И даже чуть не п-побили. Я решил за хлебом сходить в итоге, — признался Гера.

— А меня вчера вечером упрекнули в том, что я ем здесь даровую кашу, — ответно поделился Андрей.

— По-моему, это называется «наезд», — подытожил Гера.

— И он только начинается, — «обнадежил» Андрей.

— А что в-вообще, всё-таки, происходит здесь в М-магнитах, хотел бы я знать? — спросил Гера после некоторого молчания.

— Вообще-то, я не отношу себя к существам, всё постигшим в этом бесконечном мире. Тем более что постижение — это штука совершенно бесконечная и совершенно личностная. Вряд ли я могу выдать по этому поводу конкретную справку.

— Но есть же в этом мире вещи простые, материальные и вполне объективные? — спросил Гера.

— Быть может. Но о том, каковы они, мы можем только гадать. Потому что наше восприятие этих объективных вещей — всегда субъективно. И трудность состоит именно в том, что мы делимся друг с другом субъективными представлениями объективных вещей. И смысл наших слов другой может понять только в силу своих собственных субъективных представлений, которые неравнозначны нашим.

— И всё-таки, можно попытаться изложить разнообразные представления о сути Магнитов. Я, поскольку попал на Поляну, коллекционирую эти разнообразные п-представления разных людей.

— Неплохо для начала. А каково твоё собственное мнение о Магнитах?

— Назовём п-просто: гипотеза номер один. Мнение — это слишком громко сказано. А г-гипотеза заключается в том, что Магнит — это большая тусовка, придуманная кем-то и когда-то, причем сами эти люди, в большинстве своем, уже сюда не ездят, и нужна эта т-тусовка большинству для знакомств, встреч и обмена информацией.

— Хорошо! Пять с плюсом. А суть гипотезы номер два такова… Изложу её в виде притчи о Магнитах. Некогда, в стародавние времена, а может, и не слишком в давние, а даже и во времена нашей так называемой «советской действительности», существовали люди, умевшие добиваться того, чтобы к ним шел энергетический поток, вызывающий у присутствующих почти что озаренное состояние, в котором им можно было работать. Назовем этих людей для простоты магами. Для того, чтобы люди лучше воспринимали поток, маги вначале работали с их сознанием, используя различные ментальные техники и другие действия.

Но всегда находились люди, желавшие занять место мага, получить власть и силу, при этом не владея никакими особыми дарами — а потому ни за что изначально не отвечавшие и не бравшие на себя никакой ответственности за происходящее. Эти ложные маги добивались своего положения только ловкостью и хитростью, а также порой с помощью мощного импульса воли. Кроме того, иногда существовал затухающий поток, оставленный ушедшим магом, а новый владеющий дарами отсутствовал. Люди же хотят чудес и божественных откровений. И ложные маги умудрялись дать их. Используя ритуалы и описания ментальных техник. Так возникли представления, что важен сам ритуал.

Людьми, возобновившими старые ритуалы, было замечено, что, если простую земную энергию участников закручивать по кругу, создаётся общее вихревое поле, по форме похожее на смерч и направленное вверх, которое затем возвращается обратно по противоположно вращающейся спирали. При желании и умении человек, стоящий в центре, может «захватить» на себя эту энергию. Хватает тот, кто сильнее, а использовать он её может по-разному. К тому же, возникает общая полевая структура и привязанность людей к другим членам группы и к своему лидеру. Хотя и замкнутая, в общем-то, сама на себя и являющаяся просто общим энергетическим котлом, такая система работает долгое время безотказно.

Но вдруг среди участников появляются те, кто, хотя и не был никем обучен этому, но всё же могут действительно стихийно пробить реальный канал и провести энергии, идущие сверху. Они — действительные проводники. Более того, в Магните также оказываются люди, способные закрутить энергию вверх и создать мощную энергетическую воронку. Получается, в результате, реальный поток. Сверху. На конкретном, закреплённом месте. Те же, кто всё это затевал, вовсе не верили в реальность этого потока, а рассчитывали на легкий гипноз и легкое самозомбирование паствы. А те из паствы, кто оказался гораздо способнее руководителей от природы, надеялись на знания и честность тех, кто заваривал кашу. В результате — есть поток, но он неуправляем и непредсказуем. Им заинтересовываются самые различные силы. А разрешения на работу «сверху» никто не давал. И никто не защищает участников.

— М-да, дела, — подытожил Гера.

— Только это — присказка. Не сказка. Сказка будет впереди. Сегодня сидим в галёрке — и смотрим. Если вмешиваться — сам знаешь, что будет. То же, что и с тобой сегодня у костра, — добавил Гера.

— М-морду набьют, — уточнил Гера.

Вскоре Гера отошел к ближайшему ручейку набрать в бутылку воды, а Андрей остался сидеть один на краю поляны. Магнит уже закончился.

Вдруг к Андрею со стороны поляны медленно приблизилась Диана, величественная и строгая.

— Добрый день! — сказала она, — Можно присесть?

— Пожалуйста! — разрешил Андрей.

— Я хочу Вас спросить… Что-то Вы в последнее время редко участвуете в Магнитах. Зачем тогда Вы здесь остановились? Могли бы лучше на море сходить.

— На море сейчас жарко, я люблю бархатный сезон. И мне нравятся эти места, — ответил Андрей.

— А то, что здесь происходит, вам нравится?

— Не всегда, — уклончиво ответил Андрей.

— Но… Вы могли бы своим участием повлиять на события. Улучшить состояние дел, вдохновить начинания. Вы не похожи на человека, ничего не умеющего. Какими практиками вы занимаетесь? Вы — экстрасенс?

— Нет. Я — методолог.

Диана помолчала. Потом неожиданно лицо у неё перекосилось, а в голосе послышались железные нотки.

— Вы же призваны работать на объединение, не так ли? — спросила она, — Нам необходимо, всем, что-то умеющим, людям, объединяться, строить звёздную сеть… Так это, кажется, называется? Здесь и сейчас находится много людей, которые хотят работать. И с ними надо работать, их надо объединять. От того, что происходит на духовном плане здесь и сейчас, зависит в дальнейшем многое. Мы все призваны создавать единую сеть сердец, единую сеть Магнитов. Кто не работает на объединение, тот — вне эволюции.

— О каком объединении вы говорите? — спросил Андрей.

— Об объединении сил света, конечно. Которое происходит под контролем высших сущностей из Шамбалы. Которым возрастет и возвеличится Россия!

— А вы уверены, что объединение действительно необходимо? И что оно идёт именно из Шамбалы? — спросил Андрей.

— А как же! Мы ведь используем только дающиеся иерархией света мантры, молитвы, веления, а также портреты Учителей. Устремляемся сами к свету. Главное ведь — устремление! — заявила Диана восторженно.

— А что, если объединение в России не удалось, причём ещё много лет тому назад, и в Шамбале давно уже оставили эту идею? — спросил Андрей.

— А как же необходимость создания звёздной сети? Непрерывность в передаче знания? — спросила Диана.

— А вы уверены, что здесь вообще передаются какие-либо знания?

— Ну… Главное вначале — объединение. Создание сети как таковой. Централизация её, наконец. Сейчас всё идет к объединению! Должно произойти и объединение всех религий, и ментальное объединение! Мы готовим для него почву.

— Почва была подготовлена давно, но, к сожалению, посевы не дали нужных всходов. И, к тому же, любое объединение предполагает центр. Вокруг чего? Или — кого? Вокруг Эль Мории, к примеру? Вы с ним знакомы лично? Вы в курсе, что сотворили на этой почве с настоящими учителями — без всякого Эль? И большой буквы в этом слове? А потому, центров у будущей вероятной сети нет. Нет тех, вокруг кого мыслилось бы концентрировать людей, нет точек, в которых бы кипела жизнь. И это уже не звёздная сеть получится, а звёздная паутина. Разрешение на её работу никакие светлые силы не давали. В центрах этих паутин — а они многочисленны — рано или поздно появляются большие жирные пауки. Свято место пусто не бывает. А заниматься такая сеть будет распространением якобы эзотерических знаний за умеренную плату. Посвящая в духовную практику, которой надо заниматься двадцать минут утром и двадцать минут вечером: большее нашу цивилизацию утомляет. В общем, сложится один из видов духовности на коммерческой основе, для всех и каждого: по определенным расценкам и с приложением прейскуранта.

— Ну и что? Всё в мире нынче имеет коммерческую основу. Не надо бояться того, что духовные знания могут стать товаром, продаваться и покупаться… Всё — товар, и это — неизбежно! Почему Вы боитесь нашего объединения?

— Потому, что этот описываемый вами мир — это всего лишь звенья паучьей паутины. И не стоит именовать подобные структуры ячейками духовности, островками спасения, звёздной сетью — и всяким подобным образом. В них даже просто жизни нет по определению.

— Но ведь духовно развитый человек может и должен распространять знания дальше. И как же быть с этим? Легче и проще всего это сделать внутри готовой системы, встроившись в неё. Быть приглашенным — и читать лекции, вести группы, заниматься экстрасенсорным лечением… Кстати, и существовать за счет этого — не дворником же идти работать! Как же иначе? Система даст реальную возможность для распространения знаний, для проведения сеансов — и для элементарного выживания, даст возможность встроиться в социум!

— Человека, решившего реально распространять знания, несомненно, сожрут пауки. Они эти вещи нутром чуют: не свой, мол. И тоже кушать хотят. И, между прочим, весьма по-крупному. А знания бывают разные. И в области духа они в особенности невесомы. Можно сказать, что их иногда приносит ветер или навевают сны… Я — методолог. Я многое видел, потому что специально изучал. Я видел людей, достойных называться учителями, но живущих в деревне натуральным хозяйством. И учеников, которые их всё-таки находили, приезжали к ним за тысячи километров. Видел я и учителей, вещающих с трибуны с глубокомысленным видом всякую чушь, которым аплодировали толпы. У меня есть свое мнение о знаниях и способах их передачи. Честнее быть кем угодно, только не признанным Учителем.

— А всё-таки: вот Вы лично, не хотели бы хоть немного поработать… хотя бы недолго, вместе со мной? Если я бы устроила для Вас такую возможность, решила бы все ваши официальные вопросы? Мы бы вместе проводили лечебные сеансы, читали лекции. У меня система уже отработана! Это бы дало вам, хоть на время, положение в обществе, и жили бы вы потом — с машиной, крышей над головой… Даже, если бы потом оставили эту практику! Кроме того, вы наверняка любите путешествовать?

— Да, у меня нет дома. И никто меня не «крышует». Но мне всегда находится, где жить, у кого остановиться, где провести лечебный сеанс. И ученики тоже всегда находятся. Не все, правда, из них об этом ученичестве знают и помнят.

— Но вы всё-таки подумайте над моими словами.

— А вы — над моими. Вы же знаете, что люди иногда играют в очень странные игры… И я предлагаю вам пройти у меня небольшое обучение. Ведь я могу вас обучить нескольким приемам диагностики. Здесь, на Поляне.

— Зачем это вам?

— Ради дружбы. Так вы согласны?

— Я подумаю, — заколебалась Диана.

— Подумайте. Но времени осталось мало. Никто из нас здесь долго не задержится.

— Чушь, я собираюсь остаться ещё минимум на две недели. А сейчас — мне пора к своим. Они, наверное, заждались уже, — Диана улыбнулась, приподнимаясь с бревна.

— Ещё увидимся, — сказал Андрей.

Когда Диана удалилась, неожиданно откуда-то из-за кустов тут же вынырнул Гера с пластиковой бутылкой, полной воды. Он подошел к Андрею, присел рядом на бревно, открутил на бутылке крышку и сделал несколько глотков.

— Подслушивать невежливо, — бросил в его сторону Андрей.

— Я н-не специально. У меня здесь, н-на Поляне, так само собой выходит, что я вечно чужие разговоры слышу. Впрочем, слышать-то я слышал, но ничего не понял.

— Ставки сделаны. Начинается игра, — пояснил Андрей.

— И какова ставка? — поинтересовался Гера.

— Мне предложили продать душу.

— Ну и, какова цена такого предмета в наше время?

— В данном конкретном предложении — потянет на квартиру.

— А на что предполагается обречь душу? — спросил Гера.

— На пожизненное сотрудничество в области экстрасенсорики и прочего… Только, туда только сунь коготок, так и всей птичке увязть. Как ты думаешь, есть в наше время стукачи?

Гера счел вопрос риторическим, и потому повисло затянувшееся молчание. Затем Гера стал потихоньку бренчать на гитаре, еле слышно бормоча что-то себе под нос. И, наконец, не выдержал и произнес:

— Экспромт! Пес-сня!

И проникновенным голосом запел:

— Я скажу: испившие амриты —

Святы, как божественный нектар.

Совесть, — скажешь, — плесенью покрыта,

Вот амрита — выгодный товар.

Все живут меж страха и обмана,

Без души, без мыслей, просто так, —

Скажешь ты, — Душа — божок стеклянный.

Не продашь её и за пятак.

Я ж скажу тебе: когда ты веришь —

Поступай по совести своей.

Есть душа! И — распахнулись двери,

Улетела птичка меж цепей.

* * *

Когда Гера и Андрей вместе приблизились к большому лагерному костру, у костра сидел Евграфий, рядом с вернувшийся после «индивидуальной работы» Эльмирой, и пил чай с печеньем и конфетами.

— Чтобы я мог получать необходимые, конкретные и четкие послания и вести большую вселенскую работу, в лагере должна быть тишина. Здесь стало слишком шумно и грязно. Мне приходится постоянно куда-то уходить! Нет никакой культуры общественной жизни, никакой дисциплины! А ведь Учителя говорят, что надо работать над собой постоянно, в каждой мелочи добиваться совершенства! — возмущался Евграфий.

— Абсолютно правильно! — вторил ему Владимир Сергеевич.

Доедая последнюю из поднесенных ему кем-то из вновь прибывших шоколадную конфету, Евграфий затем обратился к восторженно внимавшей ему Матушке Марии:

— Самое важное, как я уже указывал неоднократно, на теперешнем этапе работы — это достижение ментального плана. Нас постоянно к этому подводят. Астрал мы уже взяли. Поскольку мы выходим на работу с менталом, надо свой индивидуальный ментал каждому дисциплинировать, а потому в группе между Магнитами не должно быть никаких посторонних разговоров, никаких вольных шатаний! Я сейчас с большим усилием добился примирения между возникшими группировками на Поляне. Его надо закрепить всеобщим, большим примирительным ночным Магнитом. Перессорились все, как дети малые!

Я всё проконтролировать не могу. А потому, за главного, кто будет следить за порядком в лагере, я назначаю Владимира Сергеевича. Его должны все слушаться. А вы, Матушка Мария, будете ему помогать. Он, как строгий батюшка, пускай указывает на нерадивых и наказывает их, и даже волен будет выгнать из лагеря за плохую дисциплину тех, кого пожелает. Он будет в моё отсутствие решать такие дела сам. В Магнит мы должны допускать всех, так как работать в Магните должен каждый, кто хочет. Пусть очищаются духовно! Но в лагере должен быть строгий порядок. Мы с Владимиром Сергеевичем это уже обсудили. А вам, Матушка Мария, я предлагаю стать, как и в прошлые годы, нашей матушкой: мягкой, гостеприимной, принимающей новичков с объятиями. Но — тоже иногда и строгой. Предстоит самая важная работа, и силы Света за нами наблюдают. Если вы согласны, то у меня пока всё. И я отправляюсь готовиться к Магниту.

После своей речи Евграфий удалился медитировать на «Шамбалу». А к Матушке Марии приблизились только что возвратившиеся на большую Поляну с вещами Василь и Виктор и присели рядом на лавочку.

— Ну вот, это мы! Окончательно к вам присоединяемся, — сообщил Виктор.

— Ну и как, Витя, значит, понравилась тебе вчера наша работа? Эльмирочка, подай мне чайку, — попросила Матушка Мария, вся расцветая от предчувствия интересной беседы.

— Что мне всегда в вас нравилось — так это ваш энтузиазм. Это, пожалуй, самое главное в жизни. Вы проводите колоссальную работу, привлекаете массу людей… Самое главное — это чтобы многие мыслить начали. Пускай, каждый по-своему. Задумались — значит, всё было не зря, начался духовный поиск. Все мы, в общем, не знаем, как именно работать, чего мы хотим… Но главное, что все мы делаем первый шаг в сторону неизвестного. А различные группы — это звенья, дающие многим первый толчок к поиску, к началу собственного пути, который индивидуален. Мы с вами в одном, уж точно, поступаем одинаково: и вы, и я. Мы даём людям первый толчок. Толчок в неизвестное.

— Виктор! Ты — просто замечательный человек! Самый умный из всех, кого я встречала, самый грамотный эзотерически. Но я всегда говорила, и сейчас скажу, чего тебе не хватает. Души, сердечности, раскрытости, принятия мира! Всё идет по плану Творца. Всё оправданно. Всё должно быть легким, радостным, искрящимся! Вечный поиск — это хорошо. Но он должен быть легким, как полет! Мы все должны стоять вместе — и радоваться! И тогда благодать изольется. Все мы — дети Бога. А сколько интересных миров вокруг нас, сколько Вселенных! Я их вижу, мне — дано, благодарение Господу! Но — можно и просто в них верить, никогда и не видя их. Как Надежда, как Галина Константиновна: открыться миру — и вместить его в себя. Ведь мы и есть этот мир. Вся Вселенная — в нас, и мы — в ней. Это сердцем надо почувствовать! Не зря сказал Господь: возлюби ближнего своего как самого себя. А это означает, что и себя надо любить. А как же иначе? Только тогда человек сможет понять и полюбить и то, что вокруг него, других людей.

— Но — как? Как полюбить человеку, который не знает любви? И как рассказать ему, что такое любовь? — допытывался Виктор, — И вообще, как говорится, человечество любить легко, соседа полюбить — сложней. В Магните, конечно, всё просто, стоят здесь все — чистые, открытые… А как потом, в жизни?

— А ты, Витя, сначала — в Магните. Это — первый опыт. Он необходим, как воздух. Здесь проще. Почувствовать единство, сплоченность, общность работы. И любовь, которой, конечно, пропитаны все миры. Ощутишь её — выйдешь на канал Отца-Творца. Мы все — работники духа. И от нас, здесь и сейчас, зависит, какой будет наша Земля. Как создадим на тонком плане — так проявится и на материальном!

* * *

— Володя, подойди ко мне, — скомандовал, продолжая стоять рядом со своей палаткой, которая находилась вблизи костра, Владимир Сергеевич, только что ставший «батюшкой» Поляны, — Мне нужно с тобой поговорить. Мне идет о тебе информация.

Володя робко приблизился.

— Я хочу тебе сказать, что у тебя — большие способности. Может быть, даже некая харизма. Конечно, тебе нужно ещё много работать над собой, но я чувствую в тебе большой потенциал. Главное — чаще обращайся к Учителям. Они будут вести тебя по жизни. И не отвлекайся на всякие глупости. В тебе ничего не должно быть личного. Все чувства должны быть подчинены одной великой идее, созданию великого общего братства, всеобщего планетарного единства, Иерархии Света. Ты действуешь на сознание других людей, и действие твоё — сильное действие, у тебя много психической энергии. Но чем больше ты будешь осознанно работать с массами, с народом, тем больше будет тебе в дальнейшем дано и позволено. Укрепятся твои силы. Ты будешь, передавая другим от Учителей, и сам накапливать мощную энергию. Ты станешь земным Учителем. Ведь что такое толпа? Овцы. Их надо пасти. В библии как сказано? Стадо! А ты станешь пастырем. Это, безусловно, ответственная и тяжкая миссия, но миссия почётная. И ты, в свою очередь, тоже подчинишь своё тело и душу ещё более опытному руководству…

Володя слушал Владимира Сергеевича, внимая его словам спокойно, и постепенно наполнялся уважением к себе и большой гордостью. Пока не почувствовал вдруг, будто проваливается куда-то. Вдруг всё поплыло у него перед глазами. И Володя внезапно увидел мысленным взором стройные ряды людей, марширующих под бравую мелодию. Он понял, что это были ряды фашистов. Настоящих. Парад в гитлеровской Германии… Он стоял сбоку, среди людей, наблюдающих парад. Ему в этой толпе стало плохо, и он чуть не потерял сознание, чуть не упал — но тут кто-то вдруг подхватил его и поддержал сзади, ухватив под локти. Обернувшись, он узнал человека в штатском. Это был Сергей.

— Пойдем, — прошептал он Володе, — пойдем поскорее отсюда…

И Володя вновь, по-прежнему, оказался на Поляне.

— Массы людей хотели бы, чтобы ими управляли, — продолжал Владимир Сергеевич властным тоном, — Большинство из них — роботы. Ими всегда надо руководить! Психическая энергия может всё! И её нужно накапливать! А для того, чтобы её накопить, полезен опыт работы с группой. Находясь в группе, ты почувствуешь прилив энергии, если будешь концентрировать общее поле группы на себе, создавая и поддерживая канал связи с Учителями, мысленно их призывая. Они помогут в самой сложной работе. Подскажут правильные мысли, слова и действия. И тогда управлять группой будет легко. Подумай над моими словами, — и Владимир Сергеевич гордо удалился.

Немного погодя, у реки, у самой воды, Володя долго сидел, любуясь на закатное солнце. Он смотрел на реку, слушал её журчание и наблюдал повсюду лёгкие светящиеся частички праны. Было тихо, лишь изредка налетающий ветерок шелестел листьями деревьев.

Володю приволок сюда Гера, который и сам теперь уединился неподалеку и выдавал свое присутствие лишь легким бренчаньем на гитаре. Гера подошел к Володе и предложил ему прогуляться. Сразу после речи Владимира Сергеевича, которую случайно услышал из палатки. Он понял, что Володя был почему-то не в себе, ощущал странное смятение чувств после той странной беседы. Когда Гера закончил бренчать, он стал бросать в воду камни, безуспешно пытаясь «печь блины». А потом подошел и присел рядом с Володей. Немного помолчав, он сказал:

— Ушли все мои блины под воду, с громким плюхом. Не получаются они у меня. И потому, хочешь, я лучше задам тебе коан?

— Валяй, — на всё согласился Володя.

— Н-ну, знаешь, есть какая-то побасенка, то ли про м-мышку, то ли про лягушку, которая попала в ёмкость с молоком, и вылезла оттуда только благодаря тому, что сбила его в масло?

— Ну?

— Это хорошо, когда вокруг — молоко… А если — дерьмо жидкое? Что в этом случае произойдёт? Полезно ли будет трепыхаться?

Володя не выдержал — и засмеялся. Но потом задумался и сказал важно:

— Шутки — это, конечно, весело. Но важнее этого — духовная работа, получение канала. Времени осталось мало. Скоро — снова в город. Мне нужно ещё многое успеть, о многом подумать…

— А все-таки, я тебя, как ассенизатор ассенизатора спрашиваю: можно ли сбить дерьмо во что-то хорошее? А главное — выбираться как будем?

— Мне правда не до шуток. Мне одно предложение надо срочно обдумать. Серьезно.

— А это и не была шутка. Коан такой. Впрочем, что ж, ты д-думай, а я пока песенку спою, — грустно ответил Гера. О м-мыслях, о времени, о себе. В общем, экспромт. И — начал, задумчиво:

— На душу надето тело,

На тело — пальто надето,

И сверху приплюснуто шляпой —

Сгодится, мол, без вранья.

На мысли надеты чувства,

На чувства слова надеты,

А сверху приплюснуто фразой —

Гаденькой и пустой.

Без слов непонятно фразы,

Без шляпы не выйдешь в город,

Но скоро приедет Мория —

Спасать тебя и меня!

Ему больше нечего делать…

На нем — сапоги и шпоры,

На нем — пушистый свитер,

И он — мужик непростой.

— По-моему, я к твоим песням уже начинаю привыкать, — сказал через некоторое время Володя, — Только вот уж не знаю, хорошо это или плохо.

— О, смотри! А вот — и Андрей! — воскликнул Гера.

Действительно, со стороны дороги показался Андрей, пришедший тоже сюда, на берег реки. Он подошел к Гере и Володе.

— Андрей, мне недавно пришла в голову идея трёхмерных шахмат! — выпалил Гера, — Как ты думаешь, такое возможно?

— Ну, что ж! Сама идея неоднократно встречается у фантастов, но вот конкретные разработки… Скорее всего, возможно большое количество вариантов: разное количество фигур, условия перехода с уровня на уровень, ходы, всяческие там рокировки… Дерзай! Думаю, что на эту тему есть множество идей, но каждая из них не похожа на другие.

Со стороны дороги, и будто высматривая кого-то, показалась Люба. Наконец, она увидела собравшихся здесь — и двинула в этом направлении. Похоже, она ещё с поляны выследила, куда пошел Андрей. Приблизившись, Люба без всяких предисловий спросила:

— Это вы здесь Андрей будете? — и далее с пулемётной скоростью, без перерыва:

— Вас на Поляне как раз сейчас обсуждать у костра принялись. Евграфий давно вычислил, что это вы козни строите чёрные. Поэтому, общая работа и тормозится, вперед не продвигается. Они решили отрядить Владимира Сергеевича, с полномочиями вас урезонить. Вы подрываете здесь дисциплину и ведёте какую-то собственную игру. Это нехорошо. Что вы сюда, кашу чужую есть приехали, или учиться работать в Магните? Ваше поведение несерьёзно! Идите, собирайте свои вещи — и убирайтесь прочь от общего костра! Гуляйте где-нибудь в другом месте! — на этом вестница, как запрограммированная, заученно поклонилась, исполнив свой гражданский долг, и гордо удалилась обратно — в сторону Поляны. Оставшиеся молча переглянулись.

— Ч-что это было? — спросил Гера.

— А вот это — уже действительно наезд, и теперь в самом разгаре! — ответил Андрей.

* * *

Он специально пошел один в сторону лагеря, попросив Геру и Володю еще ненадолго остаться на берегу… Андрей уже знал, что сейчас последует — тем более, что его уже предупредила «посланница Учителей» в полосатой майке… Он уже рассчитывал паковать вещи и переселяться куда-нибудь подальше, пока не стемнело.

Действительно, на подходе к лагерю его поджидал Владимир Сергеевич, уполномоченный представитель Евграфия.

При приближении Андрея Владимир Сергеевич расправился, принял театральную позу, и, набрав в легкие побольше воздуха, возгласил не своим голосом, изредка поглаживая черную окладистую бороду:

— Я, призванный силами Света, вынужден вам указать на ваше недостойное поведение. Да, вам дано многое. Но вы оторвались от коллектива, не сливаетесь с ним в общей вселенской работе. Вы лишены божественной любви, и, хоть у вас и борода, но вы и не мужчина вовсе: ни дров лишний раз наколоть, ни воды принести! Бегаете всё, бегаете! В ногах — всё нет покоя. Человек, прочно и основательно стоящий на земле, не будет так бегать! Вы считаете, по-видимому, что здесь — клуб знакомств. А нам и не до знакомств вовсе. Надо работать! Знаки указывают: скоро будет Переход! Готовьтесь! Внимайте! Действуйте! А таким, как вы, нет места у нашего дружного костра! Вы разрушаете здесь дисциплину! Подрываете веру в авторитеты! Вносите диссонанс! В общем, поищите себе другое место для отдыха! Сейчас же! А мы вас изгоняем, как беса!

И, передернув плечами, Владимир Сергеевич гордо отвернулся и направился прочь. А Андрей продолжил путь к своей палатке и начал упаковывать вещи. Когда он вылез из палатки наружу с уже упакованной сумкой, подоспел и Гера — и тоже быстро собрал свои вещи. Затем они, всё так же молча, вместе собрали и палатку, и колышки.

Только выйдя из лагеря на край поляны, первым заговорил Гера:

— Изгнанники, скитальцы и поэты,

Закрыт нам путь проверенных орбит!

— процитировал он громко.

— Макс Волошин — талантливейший из поэтов, — отозвался Андрей, — Знаешь, когда я был в Коктебеле, я своими глазами видел человека, который ходил в белом хитоне и плетеном венке из соломки и которого иностранцы принимали за хозяина, за Макса, и просили дать автограф на память. Ну, он и давал, конечно. Так и подписывался скромно: Макс Волошин, Коктебель…

— Прости, Андрей, а не ты был это? — спросил Гера, — А то — есть сходство, хотя и… у тебя борода светлая, а плотность фигуры отсутствует.

— Максом Волошиным? Я. Только — не тем, что автографы раздавал, а — настоящим. В прошлом своем воплощении, — пошутил Андрей.

   — Гаснут во времени, тонут в пространстве

   Мысли, событья, мечты, корабли…

   Я ж уношу в свое странствие странствий

   Лучшее из наваждений земли…,

— прочел вдруг Гера, — По-моему, это гениально. А?

   — Так минет всё — Европа и Россия.

   Гражданских смут горючая стихия

   Развеется… Расставит новый век

   В житейских заводях иные мрежи….

   Ветшают дни, проходит человек,

   Но небо и земля — извечно те же.

   Поэтому живи текущим днем.

   Благослови свой синий окоем.

   Будь прост, как ветр, неистощим, как море,

   И памятью насыщен как земля.

   Люби далекий парус корабля

   И песню волн, шумящих на просторе,

— подхватил тему Андрей, — Вот человек, оставивший нам великую дхарму, — добавил он.

Всё это недолгое время они неспешно двигались по краю Ромашковой поляны в сторону грунтовки, уводящей отсюда вверх, и намереваясь добраться по ней до тропы на дольмен, с которой можно было, пройдя лесом, свернуть и на дорогу к морю. Однако, неожиданно навстречу им от ближайшего родника, того самого, неподалеку от которого они сидели недавно, вышла Диана.

— Ну, и куда вы теперь? — спросила она, приблизившись.

— Куда ветер дует, — ответил Андрей словами дзенской притчи.

— А может, он дует в мою сторону? Я ведь, если еще не знаете, стою отдельно, своим небольшим лагерем, поближе к Дедушке. Там, у нас — всего несколько палаток, и Владимир Сергеевич нам не указ. Заходите на чаек-костерок! Милости просим!

— А не боитесь гнева высших сил в лице Евграфия? — спросил Андрей.

— Он уже сломал об меня свои зубы, — улыбнулась Диана, — Да и профиль у нас разный. Я не Учитель. Я экстрасенс. И потому — мы не конкуренты. Помните, вы обещали показать мне некоторые приёмы диагностики… Ваше предложение еще в силе? Научите своим методам работы меня и мою группу?

* * *

Еще один виток судьбы… Только теперь — как отголосок, как малый повторный круг. Было гораздо хуже, когда действительно, вполне реально, просто прижали материально к стенке, не давая ни глотка воздуха — и тут же поступило новое предложение. Одновременно, конечно открыта была на тебя охота. Да и, намеревались использовать лишь ради забавы. И ты это знал. Внешне это выглядит обычно безобидно: как неожиданное предложение вести лекции, медитации, семинары, участвовать в курсах изучения методов диагностики и лечения биополем… И так далее. На деле — тебя запеленговали и взяли под глобальную опеку. Всё готовенькое — на тебе! Спортзал, стадион, лекционный зал — да пожалуйста! Только за этим всем — громадный шлейф контроля и полная подотчетность о деятельности и составе группы. Ведь ты, по их мнению, уже попался, и тебя в любое время можно РАЗДАВИТЬ. Ты предсказуем и превратил даденный тебе дар действительно в РАБОТУ. В рутину. И в деньги. Это — омут, из которого мало кто выходил живым. Ты открыт для всех структур со всех уровней, и они уже мысленно съели тебя с потрохами.

Учить? Нет уж, увольте! Тут смываться надо. Только об этом — никогда не говорить прямо. Опасно… Не делать резких движений! До срока…

Время учителей безвозвратно прошло. Легализация эзотерики привела к тому, что от «Учителей» просто тошнит. Существует двойная провокация: ведется слежка, чтобы запеленговать тех, кто хоть что-нибудь реально может, и вдобавок запускаются в группы подсадные утки с целью дисквалифицировать эзотерику в принципе. Создав профанацию, жалкое внешнее подобие на основе полученных сведений, псевдоучителей со лжеучениями. Контингент учеников в последние времена тоже поменялся. Вместо ищущих истину интеллектуалов группы наводнили чувственные полные женщины, жаждущие любви.

Уходить надо классически. Не прощаясь. В самый неожиданный момент. Когда никто не ждет твоего ухода. Даже не возвращаясь на съемную квартиру. В такой момент, когда тебя уже мысленно слопали по самые гланды. И ты уже предчувствуешь вокруг себя едкое, удушливое зловоние. Надо резко перекрывать все каналы и обрубать все связи. Бой идет давно не по правилам. Да и белые волки не живут в городах подолгу. Что им там делать? Людей учить? А кто ты такой, чтобы чему-то учить? М-мучитель чертов! Распорядилась судьба — и потянулось сердце навстречу сердцу. Это бывает стихийно — и без ваших правил и условий. Резко, красиво и больно. Дальше — пути в разные стороны. Обрыв связи. Мир достоин молчания. И — не поймешь, кто был ученик, а кто — учитель. Ученикам дальше придется прорываться самим. Правила игры сменились: «не засветись», а не «передай дальше» — первая заповедь. Перевес не на нашей стороне. Мы все — Дон Кихоты, сражающиеся с ветряными мельницами…

Ну вот, впрочем, снова: поиграем, господа! Пока, похоже, еще не пора сматываться. Вначале предстоит небольшая грязная работа. Поиграем, господа! В поддавки…

* * *

— Ну что ж, Диана! Большое спасибо за приглашение, — сказал Андрей, глядя прямо в глаза этой необычной, еще не старой, крепкой и сильной женщины, — Мы заглянем к вам на костерок, если приютите. Да и мое предложение действительно осталось в силе.

Глава 25. На новом месте

Сергея, как только он отоспался, как ранее и Наталью, заставили пойти и обязательно окунуться в воду. И он, вместе с дядей Юрой, сразу же спустился к реке. К этому времени Людмила ушла в свой лагерь, а уже вернувшуюся с вещами Наталью Николай заставил срочно выбрать удобное место для палатки. Наталья долго бродила туда-сюда, и два из предполагаемых мест расположения были отвергнуты Николаем. Затем Наталья уже отчаялась и обреченно вышла из-под кроны деревьев прямо на заросшую длинную поляну и села там между двух небольших невысоких деревец, выросших на открытом месте, и сказала, что, в конце концов, поставит палатку прямо здесь. Неожиданно Николай одобрил выбранное ею место, и, не став наблюдать, как Наталья самостоятельно поставит палатку, ушёл к костру. Дядя Юра и Сергей, вернувшись от реки, подсели к Николаю, на деревянные лавочки. Поставив палатку, сюда подтянулась и Наталья.

— Ребята! — обратился к Наталье и Сергею Николай, когда все наконец-то уселись вокруг костра, — Не знаю, как у вас работа пойдёт, но со мной, когда я сюда попал, начало происходить нечто, похожее на отработку старой кармы: лезли в голову события из прошлых жизней… То в форме просто информации, а то — во снах и видениях. Нужно было их потом отработать в голове с точки зрения плюс: проиграть их так, как должно было быть, а не так, как случилось. И тогда — картина сразу уходит. Ещё, быть может, информация какая абстрактная начнёт поступать: о мире, о Вселенной. О других мирах. Мне, к примеру, идут сейчас символы и знаки… Сам не знаю, что с ними дальше делать. А ещё — структурки тут разные ходят. Бояться их не надо, с ними можно поговорить, подружиться… В общем, милости просим к нашему костру!

— Некоторые считают, вроде бы — такая им идёт информация, что будет здесь когда-нибудь духовный центр, — сказал Николай после небольшого раздумья, глядя в пламя костра, — Места здесь действительно замечательные, необыкновенные места… А как бы вы представили себе новый духовный центр? Говорят, чтобы что-то появилось, нужно сначала создать мыслеобраз…

— Ну… Я бы создал здесь что-нибудь, похожее на японские дома, — сказал Сергей, — И чтобы это всё хорошо сливалось с природой, гармонировало с ней. А кругом было много красивых растений, водопады, фонтаны… А в одном из заданий я сделал бы куполообразный потолок. Там был бы одновременно и планетарий, и большая статуя Будды в центре, это был бы также зал для медитации. И в нём были бы собраны различные изображения богов, святых и героев…

— Что ж! Хотелось бы верить, что это так и будет. Собралось бы здесь побольше сподвижников, возникла бы община, единение, — размечтался Николай.

— А мне кажется, — осадил его дядя Юра, — что нашим единением и так скоро заинтересуются лесники, менты и правоохранительные органы… Потом запретят собираться под каким-нибудь благовидным предлогом: к примеру, сделают Поляну территорией летнего палаточного пионерлагеря. Синюю глину со здешних мест будут грузовиками выкачивать. А воду по бутылкам разливать и продавать по цене лимонада… А около лагуны поставят придорожный кабак, куда будут заворачивать новые русские проездом на море и участники мотоциклетных гонок по горам… Впрочем, это я так, ёрничаю. Авось, всё-таки до этого не дойдет. Но пока мне больше всего, дать, в этих местах нравится именно то, что здесь пока почти совсем не пахнет цивилизацией.

Немного погодя, после «восстановительного» чайка, Николай решил показать Наталье и Сергею лагуну и подъем на скалистую гору, находящуюся сразу за ней: с этой горы открывался великолепный вид на окрестности. Чтобы попасть к лагуне, надо было пересечь мелкую, но быструю реку, прыгая по выступающим камням.

— Упражнение на внимание, — прокомментировал Николай, — главное — не сорваться в воду, а для этого интуитивно чувствовать, какой камень может оказаться «предательским»: или скользким, или нетвердо стоящим. Иногда — главное скорость: нужно, не успевая поскользнуться, прыгать дальше.

И Николай ловко поскакал по камням. Наталья довольно успешно, для первого раза, форсировала препятствие, только лишь пару раз поскользнувшись, но удержав равновесие. А Сергей выбрал для перехода довольно опасную гряду валунов, находящуюся выше по течению. Там поток был уже, но стремительней, и Сергей решил попытаться перейти реку одновременно с Натальей. И у него голова пошла кругом, когда он вдруг услышал под собой рокот реки, почти человеческое бормотание. Заслушавшись, он чуть не упал в воду. Его спасла хорошая координация движений и мгновенная реакция на пошатнувшийся под ногами камень.

— Молодец, — похвалила его Наталья уже на берегу, — Я бы в том месте переходить не рискнула. Ну что, пошли? Николай уже, наверное, купается: лагуна здесь, за поворотом дороги.

— Подожди! — попросил Сергей. При этом он потянул Наталью за рукав немного назад, — Слушай!

В полной тишине отчетливо звучала мелодия говорливой речки.

— Кажется, ещё миг — и я начну разбирать слова! — сказала Наталья, — Никогда такого не слышала! Говорящая вода! Удивительное место. Надо будет в другой раз здесь посидеть, помедитировать немного…

Лагуна же их очаровала. Кристально чистая, холодная вода, прозрачная до самого дна. Николай тут же быстро и шумно нырнул. Остальные, немного помявшись и попробовав ногами холодную воду, всё-таки тоже последовали его примеру.

— Ух, ты! Здорово! — завопила Наталья, нырнувшая в лагуну с обрывистого берега, сразу на глубину. Ледяная вода разом обожгла её — но потом будто тёплая волна прокатилась по телу.

Было видно, как глубоко под водой плавают шустрые, довольно крупные рыбки с красными плавниками. Тихонько опускались, кружась, на воду одиночные высохшие листья. Если не издавать всплесков, а плыть тихо, неспешно, то вокруг казалось неестественно тихо и таинственно: только слегка журчала вода, наполняя естественный природный бассейн, а вокруг высились живописные камни, лес и скалы. Над водой летали синие стрекозы с чёрными полупрозрачными крылышками.

— Здесь кто ни пробовал ловить рыбу, ни у кого не получалось, — говорил, уже одеваясь, Николай, — Рыба какая-то умная. Не клюёт… Ну, что: вылезайте уже — теперь пойдем на скалу! Не отставайте: сами вы, если отстанете, тропки наверх от грунтовки не найдете. Она идёт над крутым уступом, над гранитными плитами, нужно вначале подтянуться и залезть на них в определенном месте.

И вот они, уже преодолев гранитную плиту, похожую на бетонную — настолько же гладкую, да и направленную почти вертикально — стали подниматься выше по узкой тропке. Тропка вилась по опасному краю уходящего вверх лесистого склона, огибая деревья. Им приходилось в крутых местах цепляться за обнаженные корни деревьев, обвитые лианами, хвататься за скальные уступы и крепкие, хорошо укоренившиеся на каменистой почве, степные травы.

— А дальше здесь будет очень крутой подъем. Осторожней! Смотрите внимательней, за что можно ухватиться, не упадите! Зато, каких-то несколько метров — и мы уже на вершине! — бодро сказал Николай.

Действительно, вот и самая вершина! Здесь только камни и травы. Чабрец и бессмертник, дикий чеснок, незнакомые небольшие растения с маленькими, мясистыми листьями. А чуть пониже, спускаясь террасами в сторону реки, идут ровные площадки, поросшие колокольчиками и слегка колючими и довольно высокими растениями с крупными жёлтыми цветами. Деревья и кустарники здесь не растут, они остались на другой, пологой стороне возвышенности. Та сторона, что не обращена в сторону лагуны, имеет закруглённую форму и заросла непроходимой порослью странных деревьев с большими круглыми листьями, рыжеватыми и красноватыми. Если же стоять на открытом месте и смотреть на оставшуюся внизу реку, то впереди видишь несколько уступов-террас, а дальше слоистая скала почти вертикально уходит вниз. Там, глубоко внизу, и течет река: там лагуна, где они только что купались. Отсюда, сверху, виден и лес за рекой, и небольшая полянка за ним, а за полянкой — снова лес, и повсюду, с трёх сторон — горы. Близкие — зелёные, дальние — голубые, похожие на морские волны.

— Смотрите! Орёл полетел! — указал Сергей на птицу высоко в небе.

— Это тебе знак идёт. Хороший знак, — сказал Николай.

Наталья присела на плоский камень — и будто растворилась, постепенно уносясь мысленно ввысь, пролетая над горами, и уже будучи сознанием очень далеко отсюда. Ей привиделось очень странное видение, которое она вряд ли смогла бы в точности передать. Вначале было вихревое движение вверх по светящейся спирали, вокруг мирового древа, ветвями уходящего в бесконечность. Видение сопровождалось объясняющими ей что-то голосами. Дальше шёл ряд сменяющихся картинок: строительство храмов, сражения, войны… Во всем этом сквозило ощущение чего-то очень знакомого, но не уловимого памятью. Картинки сменяли друг друга и уносились прочь слишком быстро — так, что за них невозможно было уцепиться.

Более чётким ощущался только самый последний образ. Это был великолепный город с башенками, куполами, дворцами; а вот и что-то вроде длинной-длинной галереи с колоннами, уходящей вдаль. С неё и открывался вид на окрестности. Резные золотистые колонны, узорчатые навесные потолки, расписанные узорами, орнаментами и картинами, изумрудные стены с лёгким точёным рисунком… Повсюду здесь присутствуют люди: много людей. Пёстрая, многоликая толпа. На всех восточные одеяния, цветастые халаты, туфли с загнутыми вверх носами, на некоторых — длинные, заостренные кверху головные уборы, делающие их похожими на колдунов или звездочётов. А вот девушка необычайной красоты в едином порыве устремилась к краю и вскочила на перила — и тут же была подхвачена подлетевшей к ней большой белой птицей. Они летают на таких птицах! Но, только что девушка на птице поднялась чуть повыше в воздух — и вдруг, одновременно со всех сторон, стал нарастать неясный гул… Страх, общее смятение. Девушка на большой белой птице разворачивается и с тревогой смотрит вниз. А все люди, как под действием налетевшего ветра, тоже оборачиваются назад — и замирают, будто остекленев мгновенно. На тысячи звенящих осколков, острых и стеклянных, распадается мир. Меркнет яркий день…

И — снова светящаяся спираль, уходящая в небо, вихри золотого света…

Наталья неожиданно для себя моментом возвращается.

— Наталья, что с тобой? — оказывается, это Сергей судорожно трясет её за плечи.

— Да зачем ты её так жёстко выдергиваешь? Успокойся. Она и сама отлично умеет возвращаться. А ещё — такое, что нам с тобой и не снилось. Относись к таким явлениям спокойней, дай ей и полетать немножко, — урезонил Сергея Николай, — Лучше, давай с тобой подумаем, что на месте вот этой полянки, внизу, могло быть раньше? Ландшафт-то был, скорее всего, таким же. Мне недавно на этом самом месте картинка в голову пришла. Будто там, по ту сторону реки, расчищена гораздо более просторная и ровная площадка. Гораздо больше, чем сейчас занимает полянка. И на ней — очень много народу. Одежда на всех из льна и кожи. Причём, люди хоронят какого-то важного человека. Даже, может быть, вождя. Подмостки деревянные. На них лежит тело, одетое в белые длинные одежды. Оно украшено цветами. А погребение будто будет огненным: подмостки подожгут, как только все простятся с вождём. Женщины плачут, а мужчины стоят молча… В общем, возможно, что так когда-нибудь здесь и было… В этих краях очень много разных народов селилось, с разной культурой. А река часто была символом разделения двух миров: мира живых и мира мёртвых. Так, недалеко от того места, где мы сейчас стоим с палатками, тоже есть погребения: старые небольшие могильники. Ну что, спускаемся?

* * *

У костра сидел дядя Юра, уже приготовивший на всех обед. Все пришедшие налили себе по полной тарелке супа и принялись есть. Николай нарезал мягкого, вкусно пахнувшего хлеба.

— Главное, дать, что мне здесь нравится, в этих местах — это интенсивность событий, что ли… Насыщенность ими. И осязаемая, физическая реальность происходящего, — говорил, лежа на лавочке лицом к костру и опираясь головой на руку, дядя Юра, наблюдая за тем, с каким удовольствием поглощается его стряпня, — А то в городе я уже иной раз, дать, перестаю ощущать: я это, не я… Сплошная виртуальная реальность с заданными событиями. С дурацкой, надо сказать, программой… Эфемерный такой серенький мирок. Иногда кажется, дать, что вся планета становится эфемерной. Интегрируется в инфернальный мир. Чего, собственно говоря, и хочет дьявол.

— Не, знаю, но нюхом чую, что нынешнее развитие ему, по-видимому, на руку… Компьютеры там, интернет… Иллюзии событий и жизни. Не зря у тех, кто на этом всём «зависает», порой едет крыша. Для того чтобы человек в реальности рехнулся, приспешникам зла надо приложить какие-никакие усилия. А так… Человек же думает, что он просто играет… Отдых у него такой. Он расслаблен. А тут — раз, и нет собственного осознания. Съели, — отвечал в тон ему Николай.

— Я, дать, Никола, недавно байку слышал. Будто бы это в самом деле было… Идёт мальчик лет десяти по улице, в ушах — плейер. Прямо по курсу — столб. Кто-то из прохожих его за руку отдёргивает, орет: «Мальчик, ты же сейчас в столб врежешься!» А тот ему спокойно так, дать, отвечает: «Ничего, восстановлюсь на следующем уровне!» Каково? А впрочем, Никола, интернет, игрушки всякие — по идее, дать, нейтральны. Просто, идею — её завсегда можно в таком вывернутом и идиотском виде реализовать, что небу жарко станет. А вот главное, о чём действительно некоторые силы позаботились — так это о том, чтобы человеку по — нормальному жить было невмоготу. И чтобы он повсюду искал спасения, в водке ли, в компьютере ли — всё равно. И в этом отношении, уж конечно, не знаю какие там силы бесовские — больше всего о России заботятся…

— Не знаю, дать, — продолжал после некоторого молчания дядя Юра, — Говорят, это потому, что у нас здесь — сильная духовность. А быть может, наоборот, дать, слабая… Какое звено легче всего выбить? Слабое, конечно! Выбьют — а дальше разрастётся беда, как пожар. Как раковая опухоль. Но уж если не выйдет — пиши пропало. Совсем ничегоськи тогда у них не выйдет!

— Ну, вот, и выходит, дядя Юра, что приходится просто сцепить зубы и ждать. И на гнилые предложения не реагировать. И систему существующую — не поддерживать и жить так, будто тебя и нет вовсе. Всю энергию направить вовнутрь. На развитие духа. Просто — чтобы как-то продержаться.

— Чего, Никола, мне в тебе всегда нравится, так это умение ждать. А я — человек, дать, которому ещё и внешнее развитие подавай. Как растопку для внутреннего. Хожу, езжу по разным группам. Внедряюсь, изучаю. И ни с кем не в ссоре. Просто потому, что меня всерьез не воспринимают. А я, дать, изучаю, мотаю на ус и делаю выводы. Говорят, что с меня — всё, как с гуся вода: не меняюсь, дать, ни от чего, ничто не берет… Всё-таки, неконтактный ты человек, Никола! Совсем от общего стада отбился, — рассуждал дядя Юра.

— Да, что и скрывать — неконтактный… Сын-то у меня родился, как я отшутился на прошлый твой упрек в неконтактности, но… Где он, а где — я! Послали, значит, меня куда подальше. С моими эзотерическими закидонами и неумением деньгу зашибить… Развод и девичья фамилия, в общем. Или — уже новая, по новому мужу. О том не ведаю. Так что я — один, как старый ворон.

— Ну что ж, Никола! Жизнь — она полосатая, — вздохнул дядя Юра.

Костер уже давно пылал вовсю, а Николай всё подкладывал и подкладывал в него заготовленные заранее поленья. Наконец, спохватился, встал, сходил набрал котелок воды в речке и засыпал в него пшена. Затем, повесив над костром котелок, устроился напротив дяди Юры на деревянной лавочке, поглядывая, как горит огонь.

— Видишь этот сорняк? — нарушил снова молчание дядя Юра, — Тот, что растёт между камней? — И он показал на небольшую травку, пробившую рыхлую каменистую породу, — Как ты думаешь, мог бы тут прорасти, к примеру, садовый тюльпан?

— Нет, конечно. Но ты это о чем?

— О том, дать, что сорняки более живучи, чем культурные растения. Культурные растения — они как люди, живущие в обществе: имеют все болезни социума, социальные и биологические. Они ограничены в своем распространении: им нужен теплый полив, удобрения… В людском, дать, варианте — условия комфортного проживания, удовлетворение массы потребностей… Ну, и возможностей, дать, больше: для образования, для духовного роста. Зато и подверженность эпидемии в связи с теснотой, хлорированная вода и искусственная пища. Ненатуральность, искусственность жизни.

А теперь, дать, такой вопрос: а как и возможности такие иметь к развитию, как в социуме, и одновременно — такую мощь духа и тела, как у сорной травы, то есть не подвергаться болезненному влиянию этого самого социума? Мы ведь, все-таки, не тюльпаны, мы, к примеру, еще и перемещаться можем. В общем, задача — как жить в обществе, и быть свободным от него. Хотя бы в области духа. Ибо общество прежде всего больно духом. Вот и все, кто попал на Поляну, эту задачу для себя пытаются решить. Человек Поляны — это человек, свободный от происходящего в области духа, или же хотя бы пытающийся быть таковым. Тем самым, пытающийся совместить в себе и качества тюльпана, и качества сорняка, — заключил дядя Юра.

— Так вроде ж, нельзя быть свободным от общества.

— Нельзя. Свободны полностью только йоги в Гималаях. Но пытаться — надо. Особенно, от общества, существующего только для печатания и промывания денег, когда всё остальное, кроме удовлетворения материальных потребностей — вне такого общества. Всех остальных называют нынче — маргинальные, дать, структуры. А имеет право на существование только то, что приносит доход… Понятно, что такому обществу не нужны свободные. Ему нужны оголтелые… В общем, кого устраивает то, что вокруг происходит, тот пусть и живет по законам данного общества. А я — не хочу.

— И я — не хочу. Но я — вообще случай особый. Ни работы, ни прописки. Таких у нас называют БОМЖ, — усмехнулся Николай, — Живу у тётки. Подрабатываю, где придется. С женой развёлся. Так что, я в обществе, в общем-то, и не живу вовсе. Нигде не числюсь.

— А мне, Никола, до полного аскетизма ещё, дать, далеко. Живу пока на общей грядке, ем из общего корыта… Ты, Никола, живи как можешь. У тебя путь особый: ты можешь ни под кого не подстраиваться, тебя не съедят: зубы поломают, — сказал дядя Юра.

— Не знаю, чей путь сложнее: мой или твой. Не прост ты, ой, не прост! Между групп, говоришь, ходишь туда-сюда? И — связываешь между собой то, что ещё связать возможно… Что бы я без тебя делал здесь, один, как перст, сорняк ты тюльпанный, лещина огородная! Ты появился — люди рядом появились. Ты уйдешь — никого не будет! — вздохнул Николай.

Дядя Юра рассмеялся тихонько.

* * *

Наталью потянуло прогуляться одной на полянку, что находилась рядом с лагуной, за небольшой кромкой леса, отделяющей её от реки. На одном из краёв этой самой полянки росла старая, не очень большая, груша, и потому, как сообщил Николай, многие из эзотериков называли полянку «грушёвой», и в другие годы на ней тоже крутили Магниты. Изобилие в диком лесу плодовых деревьев — груш, яблонь, алычи — не удивляло Наталью после того, как Николай рассказал, что, по сообщению местных жителей, до революции здесь было множество фруктовых садов, одичавших после советской власти.

Наталья облюбовала местечко неподалеку от груши и присела, созерцая окрестности и решив немного здесь помедитировать. Неожиданно почти сразу в её голове возникло видение. Будто, неподалеку от неё находится некое строение, а может, и средство передвижения, в форме белого удлиненного яйца, у которого медленно, с нескольких сторон сразу, открываются круглые люки-двери и выдвигаются лестницы, по которым вниз спускаются люди, одетые во что-то, похожее на серебристые скафандры.

Ещё миг — и видение исчезает. По-прежнему жужжат, перелетая с цветка на цветок, пчёлы, летают бабочки-голубянки, раскачиваются головы ромашек. Наталья поднялась, будто испугавшись чего, и быстро пошла прочь с этой поляны…

У реки на том самом месте, которое запомнилось ей раньше своими говорливыми потоками, на камне сидел Сергей. Думая, что он сейчас погружён в себя, Наталья решила не мешать и обойти его стороной. Но Сергей приподнял голову, повернулся к ней и позвал её. Тогда Наталья подошла и присела рядом.

— Когда ты ушла, мне у костра стала идти информация. Дядя Юра и Николай работали на мандале, а я сидел под навесом и пытался читать. И тут мне такое стало катить… Будто я в фашистской Германии… Учёный, занимающийся экспериментами над людьми… Нет, я не ставил никаких жутких опытов. Я изучал результаты опытов, проведённых другими. И сделал важное открытие… Я работал в бункере, глубоко под землей. Я уже несколько месяцев не выходил наружу. И долго, очень долго я боролся с собой: делал выбор между гордостью ученого, чье имя останется в веках, как мне показалось, и необходимостью скрыть свои изыскания, важность которых не оставляла сомнений. Я не хотел служить рейху. Но, в своё время не смог отказаться от перспективной работы… Ещё и потому, что иначе меня ждала бы военная служба. В качестве рядового. Иногда на меня там, в бункере, начинали накатываться волны безумия… Впрочем, именно их я усиливал и изучал. Я был на сломе, на пределе, в нервном истощении. Мне жутко хотелось спать. Мне хотелось послать к чертям все мои графики, схемы, исследования, все мои достижения. Меня угнетала бессонница.

Я вызвал к себе секретаршу — единственного человека, которому я не был безразличен. По-моему, это была ты… Мы с тобой — в гитлеровской Германии… Ужас!

Я попросил у тебя снотворного. Но, в конце концов, сорвался и выложил тебе всё. Ты побледнела. Схватила мою рабочую тетрадь с записями и стала судорожно их просматривать. Потом вдруг вырвала несколько листков и разорвала их — один за другим — на мелкие клочки, и ещё, и ещё… Я смотрел на это спокойно. Мне было уже всё равно… Вдруг в комнату ворвался кто-то из охраны и увидел, как ты уничтожаешь последний лист записей. Он стрелял в тебя, но промахнулся, и не стал повторять вторично, только слегка ранив тебя в руку. Скорее всего, он подумал, что ты смалодушничала, решив, что все мы вот-вот попадем в плен, и стала уничтожать все записи по этой причине. А потому, махнув рукой, он приказал нам выходить наверх. Наверху дул свежий, холодный ветер. Я думал, что нас арестовали, пока не понял, что, видимо, просто собирались взорвать бункер, и потому вывели всех наверх и теперь выносили все записи, какие показались им важными, и аппаратуру. Была ранняя весна. Я впервые за много-много дней увидел пронзительно-синее небо и белые, мягкие облака. Впрочем, уже где-то поблизости воняло гарью и слышались выстрелы. Ближайший отсюда город был взят противником. И почему-то у меня на душе было легко. Хотя я и не знал, что нас ждёт впереди…

Сергей долго-долго молчал. Потом буднично закончил: «Такие вот дела».

Глава 26. Последний Магнит

Общий единый примирительный Магнит с согласия всех лидеров групп назначили на полночь. Закатное солнце в этот вечер тонуло в кроваво-красных облаках и казалось зловещим. По краям предполагающегося места Магнита и в его будущем центре, у Камня, разожгли огромные костры. Ожидая Магнита, никто не спал, группируясь вокруг костров и постепенно стягиваясь к центру. Явился Евграфий, Владимир Сергеевич, одевший белый костюм, и матушка Мария, совершившая предварительно вечернее омовение в реке. Диана перед самым Магнитом уединилась и крутила в одиночестве пассы. Вадим ушёл на маленькую полянку и сосредоточенно пытался ловить послание с Ориона. На Камне, вокруг которого было решено провести Магнит и у которого горел огромный центральный костер, непосредственно перед магнитом поставили и зажгли несколько больших свечей. Было обговорено, что на построение всех выводит Вадим, но возглавит Магнит Евграфий, вместе с которым в центре будут читать молитвы и веления Эльмира и матушка Мария.

Когда все собравшиеся были расставлены Вадимом в три круга, то и он сам, закончив построение, стал во внешний, защитный круг. И почти сразу Эльмира начала читать обращение громким, высоким и почти срывающимся на писк голосом:

— Призываем Великих Учителей, элементали, силы Огня и Земли, Воздуха и Воды! Вселенная да услышит наш зов!

— Призываю лучи света, Я-есмь-Присутствие, пронизать меня всю, прочистить все каналы и протоки, уничтожить всё темное, что во мне есть, и заменить светлым! — продолжила матушка Мария.

И вновь зазвучали веления, призывы, обращения к Учителям, но даже Гера, стоявший во внешнем круге рядом с Андреем, почувствовал, что что-то пошло не так. Казалось, что в воздухе застыла некая напряжённость. Тяжело было передвинуться, оторвать ноги от земли, и даже дышать. Гера всмотрелся, что же происходит в центре Магнита, и увидел прежде всего Евграфия, стоявшего к нему лицом. Он показался ему просто ехидным и глумливым человеком, перепутавшим Магнит с загородным пикником и попавшим сюда волей рокового случая. Евграфий стоял рядом с костром, позади Камня, довольно потирая толстое брюшко, как после сытного обеда, и откровенно всех разглядывая. Внезапно, неожиданно для себя, Гера УВИДЕЛ… И то, что он увидел, ему не понравилось. За Евграфием находилось существо, похожее на Молоха, как его изображают на картинах. Серое, хищное, толстое, с кровавыми глазами и с рожками. Оно сладострастно приплясывало, глядя вокруг с жадностью. А над точным центром Магнита, между костром и Камнем, висело НЕЧТО, похожее на тяжелое, свинцовое облако, растущее на глазах. Некий сгусток зловония, полный хоботков, присосок и щупалец, готовых присосаться и впиться во всех, кто здесь присутствовал, как только те почувствуют страх. Вокруг Магнита, за пределами последнего круга, обретались, кружась в хаотическом танце, всяческие мерзкие твари, образуя странный хоровод теней. Гера повернулся в сторону Андрея. Его фигура, казалось, была абсолютно белой и бесплотной, он судорожно, крепко сжимал в руке свой посох, но лицо Андрея было сосредоточенно-спокойным.

Голоса матушки Марии, пытавшейся читать молитвы, и Эльмиры, пытавшейся читать веления, звучали всё тише и прерывистей, и поэтому матушка Мария, сбившись в очередной раз и помолчав немного, начала читать призывы собственного сочинения, сумбурно и сбивчиво:

— Постарайтесь! — вещающе-строгим голосом начала она, — Постарайтесь вместить в себя то, что Вселенная не имеет ни конца, ни начала, и что множество миров этой совершенной и прекрасной Вселенной имеют бесконечное право на существование: добро и зло, лёд и огонь, мрак и свет… Всё надо пройти и постичь, все формы и сущности имеют одинаковое право на существование. Всё проистекает по велению Господа. И нет никаких в мире противоречий. Проводим канал соединения — и заякоряем его здесь, в нашем Магните!

Эльмира же стала постоянно и напевно повторять, раскачиваясь из стороны в сторону, странную мантру:

— Ом, мара, рам, радж, оаум, оаум, оаум, оаум!

Затем она перешла на кришнаитский напев о Кришне и пастушках и закончила и вовсе непонятной какофонией звуков.

— Все танцуют! Через танец легче выражать свои чувства! — воззвал неожиданно Евграфий.

Началось всеобщее метание — кто танцевал, кто плакал, кто раскачивался или судорожно дёргался. Некоторые пытались подпевать под мантру Эльмиры что-то вовсе невнятное и невразумительное.

Неожиданно Евграфий сдвинулся со своего места и двинулся к стоящей во втором круге девушке с длинными чёрными волосами, к Насте, и, резко выдернув её из круга, поставил в самый центр Магнита, около костра.

— Все повторяем за ней! Танцуем, как она! — провозгласил Евграфий.

Настя, как сомнамбула, закружилась в танце, будто кто-то невидимый двигал её за веревочки, будто она лишь механически выполняла движения, полностью отключившись сознанием.

— Неужели никто ничего не видит и не чувствует? Они — что? Усыплены, заторможены, заморочены? — с ужасом спросил Гера.

— Прорыв инферно! Паталический план! — жёстким голосом сказал Андрей.

Гера заметил тонкий лучик, уходящий вверх, над головой Насти, таявший постепенно, как задуваемая свечка.

И в этот момент на Камне появился большой светящийся кроваво-красный крест.

— Это — что? Жертвоприношение? Ледяные слова Геры, казалось, повисли в плотном воздухе — и, не находя слушателя, ледяными осколками опали на землю. Холодный ужас сковал сердце. Сковал — и не отпускал больше, будто не было больше никого вокруг, одни лишь серые, кружащиеся твари, тянущие свои костлявые, когтистые лапы. Откуда-то от деревьев отделилась старуха в чёрном одеянии и пошла по направлению к девушке. Лица под капюшоном у этой бабушки не было видно, и веяло от неё могильным холодом. С другой стороны к девушке вновь приближался какой-то окаменевший, с застекленелыми выпученными глазами, Евграфий.

— Господи! — хрипло, через силу, преодолевая сковавший его холод, выдавил Гера, — Святый Боже, святый и крепкий, святый и бессмертный, помилуй нас! Андрей! Андрей! Андрей! Заклинаю тебя всеми силами Света! Помоги! Только ты сможешь этому противостоять!

— Я призван, и я иду! — неожиданно громко отозвался тот.

И тут же Андрей устремился в самый центр вихря, в зону омертвения, где, казалось, даже время застыло, оледенело, и будто злой хохот сотрясал там землю: это смеялся Молох, поднявший вверх ритуальный нож. Андрей вихрем ворвался в центр, где стояла Настя, сам окруженный бледным сиянием, проделывая странные пассы и отсекая от центра стремящихся сюда страшных и уродливых тварей. Затем, издав победный клич, он взмахнул в сторону старухи посохом, как бы рисуя им в воздухе крест. Старуха тут же вмиг исчезла, как лопнувший шарик, оставив после себя только облачко зловония. Андрей, приготовясь встретить нападавшие на него сверху полчища серых тварей, кружащихся в воздухе, мгновенно принял боевую стойку и начал уничтожать их, одну за другой, отбивая своим посохом. Но казалось, что этих тварей не становилось меньше… И тут сверху, с небес, полился лучезарный голубой свет, тонкий лучик, следующий всюду за Андреем и охраняющий его. Этот луч, когда Андрей устремился к стоявшей внутри самого эпицентра Насте, прошел насквозь нависающей над ней огромной свинцовой тучи, прожёг её, а затем искромсал всё серое месиво в мелкое крошево, в то время как Андрей кружил вокруг Насти в диком воинском танце, нанося по сторонам рубящие движения посохом, отсекая по кругу от девушки всех мерзких сущностей.

И вот уже серое месиво растаяло. А мир постепенно начал приобретать некоторые реальные очертания. Многие из магнитчиков лежали на траве, провалившись в беспамятство. Матушка Мария судорожно крестилась. Евграфий застыл на месте, будто временно превратившись в соляной столб. Казалось, он ничего не видел и не воспринимал происходящее, полностью застыв. Кто-то во внешнем круге Магнита кричал и бился в истерике, а кто-то катался по земле, как в припадке. Твари, привидевшиеся многим, постепенно очищали воздух от своего присутствия. Андрей, оказавшийся стоящим рядом с Настей, обращаясь к фигуре Молоха, начавшей растворяться в воздухе, крикнул:

— Ты хотел жертвы? Получи! — и запустил в тварь своим посохом. Страшная фигура, вызванная бог знает кем из каких миров, издав леденящий душу звук, исказилась, скривилась, скрючилась и стала, постепенно растворяясь и дергаясь в конвульсиях, заваливаться в сторону Насти и Андрея. Тот, подхватив девушку на руки, закружился в бешеном вихре танца; кружась, он отошел от заваливающейся фигуры в сторону костра. Настя открыла глаза — и Андрей опустил её ноги на траву. Настя, став на землю, вдруг тоже закружилась вокруг Андрея, плавно и грациозно. Андрей подал ей руку — и они затанцевали вместе, с невероятной скоростью, всё более увеличивающейся, в бешеном, невероятном вальсе, почти не касаясь земли. Именно в танце они вошли в огонь костра — и кружились уже там, в самом его центре, быстро ступая по огню босыми ногами. Вот они, совершенно нетронутые пламенем, оказываются на другой стороне костра и обходят теперь весь Магнит по краю: медленнее, и ещё медленнее, описывая широкий полукруг…

Едкое зловоние постепенно заглушали теперь запахи ночи, деревьев и трав, дымный запах костра, вспыхнувшего вдруг с новой силой и ярко озарившего Поляну ровным желтым светом…

— Мы — не тело… Мы — пламя. Мы — память.

Мы проходим сквозь огонь.

Мы проходим сквозь годы, сквозь жизни, сквозь миры.

Мы у вас на глазах уходим в вечность.

Мы не возвращаемся никогда.

Мы вбираем пламя внутрь себя — и становимся пламенем.

Мы пройдем сквозь огонь, сквозь пламя.

Мы пройдем сквозь вас.

Но вы не заметите этого,

Как вы не замечаете ничего,

Что не укладывается в ваши схемы.

Вы забудете всё,

— громким речитативом, в полной тишине, прочитал Гера. Затем приблизился к костру — и медленно вошёл в пламя.

— Отче наш, иже еси на небесех, — начал Володя. Молитву подхватил Сан Саныч и немногие другие.

— Смотрите! — воскликнул, закончив молитву, Володя, — Крест стал звездой! — и он указал рукой на Камень.

Там, где раньше виделся кровавый крест, сияла голубая звезда. С неба на неё изливался белый столб света, очищавший и омывающий всё в округе.

Андрей остановился вместе с Настей, протанцевав с ней за пределы внешнего круга Магнита, и отошел в сторону. Он медленно поднял с травы свой посох. Затем, глядя на струящийся столб света, перекрестился и прошептал:

— Спасибо, Николай! Ты — молодец!

Потом последний раз взглянул на Настю, которая присела на траву от слабости, но больше не была бледно-восковой, и зашагал в сторону леса. Ему крайне необходимо было побыть теперь одному.

Глава 27. Ночь

Пока Наталья и Сергей возвращались к стоянке, внезапно стемнело. Будто они резко перешли в другое пространственно-временное измерение. Конечно, в лесу, в низине, с обеих сторон от которой начинались крутым подъёмом горы, всегда темнее, чем у реки, на открытом пространстве. И всё же…

У костра сидел дядя Юра и доваривал кашу, сооружая для неё весьма хитрую поджарку из корений, грибов и овощей.

— А, вот и ребятки пришли! Подсаживайтесь скорей к костру! Сейчас, дать, и ужин будет готов! Как работа? Идёт?

— Не знаю. Идёт, наверное, — ответил Сергей растерянно, — Может, у меня сейчас какая-то личная отработка происходит. Или по какой другой причине разные события мне показывают, из мировой истории. То в Египет древний заносит, то — в крестовый поход. А последнее время — фашистская Германия пошла… Вторая мировая.

— А сейчас, дать, можешь туда? — спросил дядя Юра.

— Не знаю… Хотите — попробую, — Сергей закрыл глаза. Все остальные тоже сосредоточились и молчали, уставившись в костер. Через некоторое время он сказал тихо:

— Вижу парад… На площади. Знамёна. Толпы людей. Я — в стороне, среди наблюдающих, как маршируют фашисты.

— Это — последняя твоя отработка этой темы. Не зависай там. Возвращайся! И — отбрасывай эту тему прочь. Обдумай с точки зрения плюс: какой опыт можно вынести, и отпусти всё. Понял? — посоветовал дядя Юра.

Сергей открыл глаза и сказал:

— Чувствую, что, кажется, действительно эти картины уже уходят. Больше меня с ними ничего не связывает… А знаете, кого я в этот раз неожиданно там увидел? Парня с Поляны, Володю. Он там был, на площади. Совсем мальчишка, в толпе. И мы узнали друг друга.

Все надолго замолчали. В лесу стало совсем тихо. Казалось, было слышно каждый, даже малейший, шорох.

— А ты, Наталья? С тобой что происходит? Что, дать, тебе показывают?

— Так… Отдельные образы, видения… Никаких знаков, голосов, путешествий во времени — ничего такого. Да я просто совсем не контактёр. Даже не представляю, как это: вспомнить что-то из другой жизни, — смутилась Наталья, — А образы, которые посещают, ко мне лично не имеют никакого отношения, они очень странные…

— Ты, дать, не унижай, не уничижай себя. Контактер — не контактер… Мы не на большой Поляне, где одни маститые контактёры, дать, собрались… Мы — люди простые. Не идёт образов, прошлых воплощений, или чего-то, что можно за них принять — и ладно. Значит, быть может, что всё уже давно отболело и прошло, уже заплачено по кармическим долгам, или — дана тебе передышка. Зато, тебе идут самые глубинные образы, из самой Души Мира, как говорят. Они и есть почти невыразимые словами… Мировое древо, например. Это ведь — совсем и не древо… Сама знаешь. Тебе идут образы, быть может, нашего будущего. Или — очень далекого прошлого…

Дядя Юра немного помолчал. Затем продолжил разговор, глядя в пламя костра:

— Кстати, дать, о большой Поляне. Тебе, наверное, говорилось там о том, что всех надо любить и всем посылать энергию? Да, это замечательно: любить, дать, всех и всем открываться. Здесь ведь все свои, правда?

Наталья промолчала, внимательно слушая и сочтя, что вопрос не требует ответа.

— И совсем забыли при этом, — продолжал дядя Юра, — добавить, что, как только ты открываешься и начинаешь кругом энергию кидать, это вызывает в ответ вовсе не любовь, а агрессию окружающих. А ещё и многие сущности решают, что кушать подано! И ты сама — тоже можешь войти в их меню. Будут постоянно тебя обесточивать. Я тебе скажу так: энергию, необходимую для жизни, отдавать нельзя. Никому. Отдавать то, что самой нужно — не альтруизм, а дурость. Никто памятник тебе за это не поставит. И энергия не бывает чёрная или белая. Любую энергию может употребить любая структура. И переработать. Почему некоторые люди очень любят толпы? Там подзарядиться можно. И недурно. Ты думаешь, что если только тонкие энергии посылать, то тебя не тронут? Конечно, они предпочитают вынудить производить тебя более питательные для них эманации скуки, боли, ненависти… Но кушают они всё. Разнообразные мохнатые структурки липнут к окружающим тебя людям, и через них тебя и кушают. Окружающие реагируют на твои энергии негативно, впитывая и ощущая их. И перерабатывают твои волны в низкие эманации. Самая малая среди которых — зависть. А эти эманации — пища для самых разных сущностей. Они одолевают этих людей, и за ними, в результате, тянется их шлейф, а «черной» — сочтут… тебя. Как же иначе?

— Ты, дядя Юра, как всегда, молодежь на ночь стращаешь? — засмеялся за спиной дяди Юры только что вынырнувший из леса к костру Николай, — Юра у нас — главный демонолог. Специально посвятил себя изучению всяких гадов.

— Дать, Никола, понимаешь, на Поляне молодежь учат, что нужно как можно больше отдать, и тогда в тебя ещё больше войдет, больше будет тебе дано, слышал я эти байки.

— Ну, а что, это — неверно? — спросил Николай.

— Понимаешь ли, при этом забывают сообщить, что при такой своей отдаче — ты, считай, что ЗАСВЕТИЛСЯ… А на твоё сияние слетается всё, что ни попадя. И вокруг нас обретаются не только ангелы. Об этом, почему-то, наши «учителя» не упоминают.

— Не упоминают, — подтвердил Николай, — Наверное, гадов тоже надо любить. Да? Какой-то особенной любовью.

— Да, так и говорится. ВСЕМ надо посылать любовь. Им тоже. Они, мол, от неё дохнут. Только, какая любовь, когда кровь в жилах стынет? Тут уж не до любви… Мочить их надо. Или хотя бы — смываться. На другой план сознания.

Николай засмеялся:

— Дядя Юра, а ты им — что посылаешь?

— Мне же, дать, довольно безобидные проходу не дают. Лешие там, русалки… Структурки всякие… Ну, вон, вроде тех, — и дядя Юра кивнул в сторону ближайших кустов… Около которых стояло несколько долговязых структур с ручками-палочками.

Наталья слегка поежилась.

— Это ты, дать, с непривычки, — заметил дядя Юра, — А вообще… Пока молоды — надо укреплять тело, сознание и дух. Совершенствовать энергоструктуру. Чтобы мочить гадов, дать. Чтобы не ты от них прятался — а они тебя боялись. А дух укрепляется любым целенаправленным действием. Тело — дыхательными упражнениями, движением и йогой. Сознание — размышлениями и правильными поступками. Вот так, дать, всё просто. Без всяких там «ключей к тайнам мироздания» и прочей чешуи.

— Дядя Юра, я хочу с тобой ещё об одном поговорить. Чувствую — кажется, скоро изменения пойдут. Глобальные. Меня будто подготавливают к какому-то конкретному делу, решительному шагу. Что-то будет, — сказал Николай неуверенно.

— А мы, дать, Никола, тоже здесь — не плюшки хаваем. Наготове сидим: только позови. Поработаем. Ну, а пока можно и кашки поесть. С грибками.

— Подождите! — вдруг воскликнул Сергей, — А как же мандала? Поток? Его тоже могут поглощать и тёмные? Энергия же цвета не имеет? И привлекает разные сущности?

— Мандала даёт в округе всплеск энергии. Спасение только в наличии запаса времени. У темных реакция замедленная. Они очень медлительны. И они могут использовать только ту энергию, которую человек пропустил через себя. Чистую космическую энергию им схватить не по зубам. Поток они не трогают. Но могут двигаться по созданному им проходу. Сюда, в наш мир: так же, как поток попадает к нам из высших сфер. При нападении они сначала «замораживают» сознание людей, работающих с потоком, создавая на них свои собственные каналы, затем выкидывают их на время в особый ментальный план иллюзий. Поток отключается в это время, а проход — нет. Создается возможность прохода в этот мир новых инфернальных существ. Поэтому, при работе с потоком или каналом его надо успеть вовремя закрыть. А после — желательно даже уйти на время. Иначе придётся вести астральные бои. И ещё вопрос, на чьей территории, — проговорил Николай быстро.

— А как эти сущности создают свои каналы на людей, работающих в потоке? — спросила Наталья.

— С помощью одержания, конечно, — ответил Николай, — Ой, о чем это я? Свят-свят — свят… Что я такое сейчас нёс?

Почему-то все замерли и замолчали.

— А я, дать, так скажу, — неожиданно врезался в застывшее молчание голос дяди Юры, — что самые, дать, страшные «тёмные» — это не те, которые нас пугают и щекочут, а всякие там, практически неприметные даже для видящих, только во сне и вываливающиеся, такие облачка коричневые, с длинными отростками-щупальцами… Которые висят, дать, над городами и смотрят: как только человек подумал о чём-то плохом, или, дать, уныние его одолело — так они его хвать! Щупальцами-присосками. И держат. Кушают они именно это. А ещё, нагнетают нужное им состояние. Ужесточают ситуацию. Высосут, дать, человека — а там и одержатели подоспели.

— Чур меня, чур! Не пугай на ночь, дядя Юра! — замахал на него руками Николай.

У костра Николы было уже совсем темно, когда лес неожиданно зашумел, будто бы взволновавшись. Зашелестели, перешёптываясь между собой, листья деревьев. Где-то поблизости страшным голосом прокричала какая-то ночная птица.

— Что, расслабились совсем уже, под чаек и разговоры? А я вот вам скажу, что работать пора, — сказал, медленно вставая с лавочки, Николай, — подождите здесь немного, сначала я схожу на мандалу один.

Он зачем-то захватил с собой небольшую сумку, висевшую около лавочки на гвоздике, и коробку спичек. Освещая фонариком дорогу перед собой, Николай дошёл до мандалы, и, осветив её, зажёг и поставил на каждый большой камень, по кругу, свечи. Затем он вернулся к костру, положил фонарик и сумку на лавочку, и, посмотрев на всех, но не проронив больше ни слова, пошёл обратно, к мандале. Оставшиеся у костра, на сговариваясь, встали и пошли следом за Николаем. Затем все так же молча стали на мандале по кругу. Благодаря свету свечей можно было разглядеть силуэты друг друга. Николай, после довольно долгого молчаливого сосредоточения, поднял вверх, к просвечивающимся сквозь деревья звёздам, руки, и громко запел:

— О-ом!

Его мантру подхватили по кругу: Сергей, дядя Юра, Наталья…

И — снова тишина.

— О-ом! — снова и снова пошло по кругу. Одновременно по кругу стали закручиваться энергии — будто сами собою. Очень легко.

И, наконец, хлынул Поток. Сильный, как никогда. Вдруг Николай, став, как показалось, выше и стройнее, высокий и прямой, с распростёртыми в стороны руками, стал вбирать этот поток, становясь будто бы сияющим, мерцающим в темноте маленькими капельками голубого света. Наталья стала направлять ему всю получаемую ей энергию, за ней — Сергей и дядя Юра. Почувствовав это, Николай стал собирать и закручивать энергопоток снова вверх. Одновременно, казалось, внутренняя суть Николая стала подниматься над землёй, над мандалой, над всем лесом… Сияние, воспринимаемое интуитивно окружающими, стало почти невыносимым.

И вдруг Николай, будто резко выдохнув, послал захваченный поток мощным залпом, внезапным ударом — вверх. Будто молния пролетела над лесом, будто штормовой ураганный вихрь взвился к звёздам, унося в бездонное небо импульс энергии.

Потом все по кругу стали закручивать остаточную энергию, направляя её по спирали вверх, вверх, всё шире, шире… Николай, по-прежнему прямой и громадный, стоял, вскинув к звёздам голову и руки. А общий поток всё уносился стремглав куда-то в безвоздушное пространство…

Затем и природа, и участвующие в Магните люди будто бы почувствовали опустошение после послания ими в неизвестность потока. И вдруг, когда всё замерло в ожидании, с неба, как долгожданный лёгкий дождик, заструились благодать и спокойствие. Значит, всё было сделано, как надо. Все, повторив действия Николая, теперь стояли, раскинув руки и ощущая лёгкое, воздушное прикосновение этой незримой благодати. И никто не заметил, что все свечи давно потухли и подул, сначала лёгкий, ветер… Который затем усилился, стал холодным, мощным. Как осенью, сверху стали опадать листья. И даже сорвались, непонятно откуда, довольно крупные дождевые капли. Ветер, казалось, образовал вокруг этого места вихрь, воронку. И теперь здесь было полностью, совершенно, до кромешной тьмы межзвёздного пространства — темно. Даже оставленный неподалёку костёр давно погас… Но вот ветер, погуляв немного между деревьев, умчался прочь…

Когда Наталья вышла из того состояния, в котором находилась во время работы, то осознала, что стоит одна, в лесу, а вокруг не видно и не слышно людей. Никого нет рядом, и темнота — хоть глаз выколи. Направляясь, как она подумала, в направлении костра, она наткнулась на дерево, а потом, продолжая блуждать, упала, попав ногой в небольшую ямку. После этого Наталья решила, что некоторое время лучше никуда не двигаться. Но орать «ау» казалось ей унизительным.

— Наташа! Ты где? — услышала она впереди себя, совсем рядом, тихий голос Сергея.

— Я — здесь.

И они, пробираясь в темноте друг к другу, ориентируясь на голос, встретились, наконец, и взялись за руки. Проблуждав немного вместе, по-прежнему полностью без ориентации, они набрели на небольшой пень. Ощупав его, Наталья присела, а Сергей примостился рядом с ней на корточках.

— И что теперь делать? — спросила Наталья, — У меня очень странное состояние: будто координация нарушена, как бывало в детстве после того, как накружишься вокруг собственной оси или на качелях накатаешься. Кажется, будто земля уходит из-под ног, а всё вокруг слегка плывёт и вращается. А ещё — хочется сесть, положить голову себе на колени, и немного поспать. Прямо здесь.

— Давай, посидим пока здесь немного. А дальше — видно будет, — предложил Сергей.

— Я сейчас, на мандале, думала об Андрее. Тревожно стало: как он там, на большой Поляне, а почему — не знаю.

— Я тоже думал о нём.

Они помолчали немного, взявшись за руки.

— Смотри! — сказал Сергей. Вдалеке показалась маленькая красная точка: кто-то пытался разжечь костер, — Пойдем?

Когда они, идя на огонь, подошли к скамейкам, костёр, прежде совсем потухший от ветра, пылал вовсю. Трещали подложенные в него дядей Юрой поленья.

— Садитесь, дать, — предложил тот по-хозяйски, — Чайку попейте со мной вместе. А помолчав немного, добавил:

— Потом — сразу спать идите. Я с фонариком провожу вас до палатки, если хотите. Чтоб не заблудились. Сил, дать, много ушло. Но к утру — как новенькие будете, и даже, дать, лучше. А чаёк не игнорируйте, пейте: он не простой, а восстановительный!

— А Николай где? — спросил Сергей, — Фонарик его здесь…

— Дать, на лагуну побрёл. Он здешние места хорошо знает, дойдёт и без фонарика. Да и по грунтовке пошёл, а не по лесу. А там посветлее будет. Не заблудится — не маленький.

Глава 28. Повальный исход

Раннее-раннее утро. Бодрящая прохлада, легкий туман стелется над землёю. Прямо из скалы бьёт чистая, ключевая вода. Как слеза камня. Андрей негромко поёт восточную мантру, обливаясь водой у родника и умывая лицо. Сзади, со стороны тропы, вдруг забренчала гитара, пытающаяся уловить ритм мантры, и вскоре здесь показалась длинная, долговязая фигура. Это был Гера. Андрей полуобернулся, продолжая обливаться. Бренчание прекратилось. Гера приблизился к роднику и сказал:

— Я т-тебя вчера искал… После Магнита. Но — как отключило. Будто — нет нигде. Обрыв связи. И в то же время, отчетливо ощущаю: будто с-сражение какое где идёт. На другом плане бытия.

Андрей не реагировал. Будто и не услышал ничего вовсе. Потом он отошёл от родника и пошёл по направлению к лагерю Дианы. Следом за ним потрусил и Гера, навязчивый, как банный лист.

— Ч-что, первый тайм мы уже отыграли? — спросил он в упор спину Андрея, ни на шаг от него не отставая.

— Похоже на то, — не оборачиваясь, ответил ему Андрей грустно, — Многие «учителя» сегодня уедут. Им все «каналы» поотрубало. Пока ещё останутся Диана и некоторые одиночки. И основная их часть отправится в гости к Николаю: есть тут один такой человек, он подальше в лес забрался и стоит там с палаткой. Там есть и ещё люди, которые с ним вместе работают. Да и я сам сегодня туда отправлюсь, навещу его.

— Так что, победа? — наседал Гера.

— Пиррова победа. Вернее, ничья: полный ноль-ноль. Если дошло дело до драки — побед не бывает. А поле битвы скоро опустеет. И будет долгий штиль. Застой. И не только здесь — но во всём и везде. А Поляна… Станет просто… поляной. Пастбищем. ОНИ не проникнут в область духа и не смогут и там диктовать свои условия и расценки. И не смогут духовность полностью изничтожить. Но всех нас — и ещё сильнее, чем сейчас — сдавят тиски материальности. Нас всех постараются просто истребить физически.

Андрей, мрачно замолчав, не проронил больше на эту тему ни слова, вдруг присев на одинокий валун и мрачно уставившись вдаль.

— А М-мишка Возлюбленный уже уезжать собирается. Меня п-подвезти сегодня предложил, — проронил Гера, — И, по-моему, он совсем н-ничего не помнит, что вчера было… Просто Магнит — и всё тут.

— Никто не помнит. Кроме тебя. Не удивляйся этому. Ты же — свидетель. Я тогда не шутил, — серьёзно и хмуро ответил Андрей, — А ты теперь всегда смотри, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО происходит. Если отключить звук и эмоции. Правда, картина часто бывает неприглядной.

И Андрей вдруг посмотрел повнимательней на Геру. И только сейчас заметил и лёгкую припаленность его волос и бороды, и слегка оплавленные кроссовки… «Интересно, почему всё же занесло на Поляну этого кадра? Случайно? Или это — мираж? Некое подобие меня в молодости?» — подумал Андрей и неожиданно для Геры расхохотался.

— Что тебе — Мишка? Ты, я смотрю, уже принял огненное крещение. Не спеши уезжать: у нас тут с тобой ещё осталась парочка неотложных дел, готовься! Ты же заявлял здесь, что с детства мечтал быть ассенизатором? Мне рассказывали. Впрочем, не бойся, самую главную ассенизационную работу буду я проводить, а ты будешь на подхвате: инструмент подавать! Ты не против вместе с моей палаткой к Николаю перебазироваться? Я тебя провожу. А сам вернусь и задержусь здесь еще ненадолго. А потом, тоже туда приду. Ты меня там подожди.

— Лучше бы и мне с тобой остаться, а то Д-диана уже растопырила свои наточенные на тебя коготки… Не д-доверяю я ей чего-то…

— Для того я свою палатку с тобой туда и переправлю. Чтобы в любом случае отступать к лесу, к Николаю.

— Что она, охомутать тебя решила, что ли?

— Если бы — охомутать, — мрачно бросил Андрей, — Ладно, авось — и на старуху найдётся проруха. За душу она хватать жертву может, но не словами, как думает, и не заговорами. Сила в ней действительно есть. Но если мне удастся направить её на путь истинный — ждет её тяжелая отработка своих действий, и она это нутром чует. В общем, астрально-ментальный поединок будет ещё тот! И почему меня по карме к ней разворачивает?

— Ах, вот какая ты, а я дарил цветы! — ни с того, ни с сего запел Гера.

* * *

Когда Андрей вместе с Герой пошел по грунтовке в сторону поселка, чтобы сделать крюк, запастись кашами и отправиться дальше, к Николаю, то он намеренно обогнул по дороге Поляну, пройдя неподалеку от большого лагерного костра.

А там, на обочине дороги, Владимир Сергеевич уже, что называется, шнуровал калоши: его рюкзак был уже упакован и вынут из общей палатки. И к нему спешила матушка Мария.

— Что, уезжаете? — спросила она важно.

— Да. А что здесь делать? Поразвели слишком много всякой ерунды, напустили мистицизму. Нет — просто посидеть у костра, агни-йогу вместе почитать, поразмышлять над ней… В ней — всё есть. Это — учение жизни. Последнее истинное откровение, обращённое к человечеству. Да и надо мне в город, давно уже дела там ждут, наотдыхался уже. Это ведь там — настоящая работа! Просто кипит! А то — здесь, по лесам-то, что долго шляться — то?

— Оно то и правильно. Я тоже скоро домой поеду. Только с Евграфием попрощаться надо, он скоро с Шамбалы спустится. Как раз, сегодня вечером машина за Зинаидой должна заехать, они и меня захватят. А группа Вадима уже уехала, с самого рассвета. Хотят то ли на автобус, то ли на поезд ранний какой-то попасть. Диана говорит, что ей информация пришла по каналу, что Поляна уже отработана. Ну, что ж! Поработали — пора и уезжать! Я сама чувствую: отработано уже это место! А на новое лето нужно будет другое подыскать.

Галина Константиновна, мама темноволосой девушки Насти, тоже уже собрала в дорогу рюкзаки.

— Доброе утро! Что, тоже дорога позвала? — спросила, проходя теперь и мимо Насти и Галины Константиновны, матушка Мария.

— Да вот… Пора, отпуск кончается, а надо ещё дома разносолов всяких успеть заготовить, — отвечала Галина Константиновна.

— Ну, что ж! Поляну мы уже отработали. Учителя говорят, что пора выходить на новый уровень. Работа с причинным телом, с рунным языком, обучение новичков в группах. Даже с каузальным телом пора уже вместе работать! Много новых задач! Новые книги идут, новые указания. Как же: такой важный для планеты период! Подготовка к переходу в шестую расу — это самый глобальный этап в истории человечества. И всё происходит под руководством не только Учителей, но и других цивилизаций, а также — самого Отца-Творца. Обязательно в индивидуальной работе обращайтесь и к Вселенскому Логосу, и к Отцу Творцу. К Акаше! Выходите на диалог с иными мирами и цивилизациями, на всепланетный уровень.

— Да, я как-то в городе в группах не работаю. Сама только молитвы дома читаю. Да и нет на большее даже времени свободного, — отвечала ей Галина Константиновна.

— Ну, это кому как дано, милая! Но, прежде всего, стройте сферу преуспевания, сферу здоровья! Осаждайте на наш план тонкие энергии! И — до встречи, мои дорогие, через год! Думаю, где-нибудь снова соберёмся: спишемся, организуем встречу… Жду вас, мои родные! — и матушка Мария обняла Настю и Галину Константиновну — по очереди, крепко.

Тем временем Мишка Возлюбленный осматривал и проверял свою машину перед дальней дорогой. С гор, с Шамбалы, уже спустился и Евграфий с собранным рюкзаком, который он сразу же закинул в багажник Мишкиной машины. К Евграфию подошёл проститься стоявший возле своей палатки и наблюдающий общий отъезд Анатолий:

— Что, так прямо и уезжаете? — спросил он Евграфия, — Быть может, надо ещё раз всем вместе собраться, помедитировать, веления почитать? Тем, кто ещё не разбежались? Или работу какую провести, указания дать желающим — вы не хотите? — предложил он.

— Тут, на Поляне, никогда заранее не знаешь, сколько здесь пробудешь и когда придёт твоё время уезжать, — как всегда уверенным, спокойным голосом, слегка потирая при этом толстое брюшко, проплямкал Евграфий, — Как-то, в позапрошлое лето, приехали с женой сюда ненадолго — и жили, жили, до самой осени — с различными группами работали. Они сменялись, а мы сидели на Шамбале. А в это лето я думал, что поработаю по полной, задержусь подольше. Но вот, Учителя сейчас советуют срочно собираться, и в город ехать. Дисциплина в духовной работе — прежде всего. А время пребывания здесь зависит от скорости отработки, от сложности взаимоотношений, от кармических связей. Сюда ехал — Учителей уже не вижу, лишь точку света в сознании, а кругом — тьма. Нужно было срочно вещи собирать — и сюда. Подзарядиться у природы, воздухом подышать свежим… И так же срочно теперь уже обратно надобно. Хотя, кто я там, в городе? Безработный. Группа, правда, своя есть, контакты и связи по переписке. Надеюсь, связь с Учителями у меня стабилизируется, вновь работать будем…

— А я поспешу в город, чтобы храм посетить. Как можно скорее. Помолиться, свечку поставить. Вчера мне такое в Магните привиделось — что я аж испугался, — хмуро и как всегда кратко ответил Анатолий.

— А вот уж это зависит от чистоты сознания: чем чище сознание, тем меньше в Магните всякой ерунды видишь. Подобное притягивает подобное, это космический закон. Видится что-то чёрное — значит, очищаться надо. Каяться. Учителей просить помочь. В магните должен идти только свет! Образы духовные, мысли возвышенные! Конечно, во многом ещё тёмные вредят. И те, кто мешает нашей общей работе, — подытожил Евграфий.

А Виктор и Василь, вновь вместе, шагали уже по проселочной дороге. Только теперь в противоположном направлении. Намереваясь поймать попутку до железнодорожного вокзала.

— Василь, а ты чего вдруг решил сегодня срочно уехать? — спросил Виктор, когда они уже порядком отшагали от леса.

— Да так, просто. По личным причинам, — ответил Василь быстро, — Да и тебе компанию составить.

— А я… И сам пока не пойму, чего это я рванул. Как отрезало. Да и скучно стало, серо. Что это за деятельность: стоять как истукан и всем посылать любовь! Тоже мне, занятие. А ещё, не понравилось вчера мне что-то здесь по энергетике. Что — сам не знаю, но бегу, как от огня. Наверное, нельзя мне Магнитами заниматься. Не моё это, — откровенно заявил Виктор.

— А у меня, Виктор, как-то складывается так по жизни… Только начинаю практикой какой-нибудь заниматься, духовным поиском — и на тебе: обязательно или друзья с бухлом лезут, которым — ну, никак не отказать, особенно, если они с моей работой связаны. Или девушки липнут, спасу нет, — продолжил разговор мрачный Василь.

— Даже на Поляне? Ха-ха-ха! А я-то думал, где ты потерялся! Небось, пришёл только под утро? Романтичная любовь на скалах! Слабость у тебя на слабый пол… Или — сила! Но — ха-ха-ха! На Поляне! Смешно! Тут все — постятся, молятся, духовно возрастают… А ты?

Немного посмеявшись, Виктор продолжил задумчиво:

— А если начинать серьезный разговор, то скажу, что всем нам рано или поздно приходится выбирать: долг или желания, возможности или потребности. Понятно, что отсутствие долга — это анархия. А один сплошной долг — это крайность, в итоге ведущая к тоталитарным режимам. Ну, ещё играет роль несоответствие потребностей и возможностей. Это — тоже проблема. И только те, кто решил для себя её кардинально, кто привел в соответствие потребности и возможности — могут продвигаться дальше, становясь на первую ступеньку пути духовного. Вот люди, у которых много денег, в действительности маги: они возымели желание и реализовали его, подтянули свои возможности до уровня своих потребностей. У них слово не расходится с делом.

И вообще: кто сейчас лидирует? Америка! А какова главная дхарма Америки? Её учение миру? Конечно, зарабатывание денег! Материальность, возведенная в культ. Европа уже вошла в этот круг новой религии. Россия — с трудом, но тоже приобщилась. Еще только отсталый мусульманский Восток сопротивляется. А почему? Потому что религии мусульманство и христианство — это религии треугольника. А религия Америки — а она духовная наследница евреев — религия квадрата. То есть, грубо говоря, духовные устремления — треугольник, материальные — квадрат. Квадрат — более устойчивая структура. Она подавляет всё остальное… Но не дает дальнейшего развития, ибо слишком устойчива.

— Печально. Остается накуриться травы, и уйти в круг. В дырку от бублика. Чтобы тебя не накололи треугольники и не задавили квадраты, — перебил Василь.

— Это твой разум сопротивляется знанию и продуцирует всякую белиберду. А почему? Потому что любое знание опасно. Знающий человек — это человек неестественный. Ему трудно жить в этом мире. И знание невозможно передать. Потому что человек, не испытывавший ничего подобного, ничего и не поймет. Я имею в виду, конечно, эзотерические знания. Ведь тут мы сталкиваемся с иными возможностями, чем обычно. К примеру, если ты научился кататься на велосипеде — так ты и через три года будешь это уметь, и через пять. А я, к примеру, было время, сумел сформировать своё энергетическое тело. И в моем присутствии целую группу людей могло плющить и корёжить, как от присутствия силы. Точка сборки у целой толпы смещалась. Как я это делал — теперь сам не знаю. Тогда понимал и мог, а теперь — нет. Теперь это лишь звук пустой. Больше я этого не могу.

Они прошагали немного молча. Затем Виктор сказал:

— А если честно, Василь, то я вчера в Магните жуть какую-то видел. Ты там не был… А как рассказать — даже не знаю. Глючно было — до дрожи в коленках. Не смотря на то, что обычно меня ничего не берёт, даже в Магнитах. К тому же, я почему-то совсем забыл об этом — и вдруг только сейчас вспомнил. Стал о себе рассказывать, о том, что со мной раньше было — и вдруг всё вспомнил…

— Василь! Подожди! — раздался неожиданно женский голос сзади. Они обернулись и увидели, что их догоняет Марина, бегущая с рюкзаком по пыльной дороге…

* * *

Андрей и Гера, насмотревшись мимоходом на уезжающих магнитчиков, а также пройдя наискосок поселок и углубившись в горы, вышли затем на открытое пространство и шагали по бесконечному травянистому лугу. Солнце было уже в самом зените, но сильной жары не ощущалось. Поворачивало к осени. Пахло травами. Безумно, невообразимо. Гудели, переговариваясь, пчёлы. И будто бы всё ещё продолжалась лента фильма, никогда не перематывающегося назад. Фильма о лете, о лесе, о звёздах ночного неба…

— Андрей! Д-давно хочу тебя спросить: как ты совмещаешь в себе боевое искусство, пранаяму, йогу — и христианство? Если я п-правильно понял, что совмещаешь. Ведь христианство — религия людей, стремящихся истребить свою плоть во имя духа… А боевое искусство вовсе не отрицает плоти, — начал беседу Гера.

— Если система живая и работает — то она обычно не укладывается ни в одну из известных нам схем, постоянно изменяясь. Слышал, как было на Востоке в порядке вещей? Изучил одну школу — собирай котомку и отправляйся к другому учителю. И много дорог надо исходить, прежде чем основать свою собственную школу. А иначе — это только голый ритуал будет, ничего общего с развитием не имеющий. Культ, а не культура. Кстати, и у нас на Руси какой-нибудь Илья Муромец вовсе не был тщедушным слабаком. А он покоится, между прочим, в святыне христианства — Киево-Печерской лавре. Просто, кому-то выгодно, чтобы люди были слабаками. А боевое искусство и христианство вполне совместимы. С помощью молитв и при наличии большой как телесной, так и духовной силы легче справиться с бесами — одержателями всех мастей. Действенность молитв зависит от того, кто их произносит. А плоть можно довести до состояния чистого духа, энергетического тела. И усмирение плоти — это наука овладения своей энергетической структурой. Осознание того, что мы — не только тело. Мы — чистая энергия.

— Я понял. Тогда ещё вопрос: кто такой методолог?

— Методолог — это человек, изучающий разные системы, который, в общем-то, ни в одну из них не погружается целиком, а только смотрит, как они работают.

— А каждый методолог имеет посох? — спросил Гера.

— Нет. Но посох — одно из оружий и друзей методолога. Он работает, как продолжение руки. Как своего рода накопленная сила, извлекаемая, когда это потребуется. Посох надо или найти — тогда это ещё знак, весть и судьба, которую ты принимаешь. Или — создать. Но, в любом случае, нужно провести целый ряд церемоний, связанных с посохом, после которых он — только твой.

— Андрей, а какой-нибудь методолог не смог бы, как предлагает Диана, явиться объединяющим звеном для эзотериков? — задал очередной вопрос Гера.

— Теоретически, какой-нибудь? Наверное, да, если он идет путем жертвы и готов завершить свой собственный личный опыт. Что же касается лично меня — то я ещё не слишком окреп энергетически для того, чтобы подвергнуться чему-либо вроде распятия. Или — для того, чтобы принять чашу с цикутой… Каждого зрелого методолога распинают на его собственной дыбе.

— А высшие силы? Н-неужели они совсем кинули нас на произвол судьбы, если здесь творится такое? Они не поддержат объединение?

— Для объединения нет никаких предпосылок. Нет почвы. А светлые силы уже выложили сюда всё, что могли. Если вспомнить всех замученных священников, непонятых учителей, забытые указания и учения… Были принесены совершенно немыслимые жертвы для того, чтобы хоть немного расшевелить болото. Сейчас требуется наша ответная отдача. И простые и примитивные, но чрезвычайно объёмные ассенизационные работы. Эту землю надо просто элементарно чистить от грязи, чтобы хоть что-то росло на ней. А перевес — не на нашей стороне. Вдобавок, если говорить чисто об эзотерике, здесь массово ведется широкомасштабная дискредитация и подрывная деятельность, создаются целые сети псевдодуховных организаций, засылаются подсадные утки для разрушения групп изнутри, устраняются или доводятся до самоуничтожения, нравственного или физического, лидеры групп… Время учителей прошло. Сейчас время, в лучшем случае, книжки читать.

— Т-то есть, сеятель засеял поле — и спокойно уходит, хотя вокруг кружат вороны?

— Да. Потому что иначе он привлечёт внимание этих чрезвычайно хищных птиц, и уж тогда они, без сомнения, склюют и сеятеля, и посевы. Ведь сеятелей — единицы. А ворон — миллионы. И зубы у них острые: это вороны-мутанты, они — с зубами.

— А ты тоже уйдешь, Андрей?

— Я — мелкая сошка, незаметный методолог, но и я уже с трудом выдерживаю вибрации этой земли. Тяжело. Скорее всего, я тоже уйду. Меня вытеснит отсюда реальность. Всё моё звено, все связанные со мной учителя — так или иначе, покинули эти края. И я уже нашел свой посох…

Андрей задумался, глядя на дорогу перед собою.

— Извини, Андрей, можно тогда последний вопрос: что такое логика видимого абсурда? Ты мне обещал пояснить это, — немного погодя вновь нарушил тишину Гера.

— Тебе понравился этот термин? Логика видимого абсурда — это один из уровней логики, типов логики. Всего их девять, но последние два — уровни, практически недостижимые для человеческого сознания. Можно сказать, что самый высший тип логики — седьмой. Это — язык притч, когда одними и теми же словами говорящий сообщает разным людям ровно столько знаний, сколько любой из них может вместить, в зависимости от их уровня восприятия. Шестой уровень — уровень поэтического, невыразимого нечто, шестого чувства. А логика видимого абсурда — это пятый тип логики: логики, впервые вышедшей и за пределы измерений, и за пределы смысла. Логика фразы, не говорящей ничего — и в то же время заключающей в себе больше, чем до конца законченная, устойчивая и умная фраза. На одно измерение за пределы трёхмерности выходит уже четвертый тип логики, логики фразы совершенной и самой ёмкой. Но с пятого уровня логики начинается выход и за пределы смысла. Ну, навроде…, - Андрей ненадолго задумался, — Скажем, так:

— Кто возвещает истину — мудрец,

а кто скрывает истину — безумец.

Ибо первый внешне безумен,

а второй — бесполезен.

Возвещающие истину порождают безумные толпы.

Скрывающие истину гибнут в одиночку.

Как найти середину?

Вначале — найди безумного мудреца.

А истина — лишь цветок,

Засушенный на страницах книги.

Глава 29. С точки зрения плюс

Наталья проснулась довольно рано и осторожно, чтобы не разбудить Сергея, вылезла из палатки. У костра уже сидел дядя Юра и заваривал чай. Наталья подошла к лавочкам и присела осторожно на самый край.

— Доброе утро! — сказала она дяде Юре.

— Доброе! — поддакнул тот.

Ещё по-утреннему звонко чирикали и пели птицы, было слегка прохладно. Резные листья липы и клёнов пропускали живительные утренние лучи. Над костром поднимался сизый дымок.

— Ну, что загрустила? О чем задумалась? — спросил Наталью дядя Юра, медленно приподнимая круглую свою голову с коротко подстриженными и от пробивающейся седины серыми волосами. Молодые пронзительно-голубые глаза с морщинками-лучиками смотрели ласково.

— Так… Подумалось, что многие на Поляне говорили об особом российском пути — а какой же это путь? Срам один и поругание…

Дядя Юра ответил:

— Не знаю сам, что здесь происходит. Разве кто правду скажет? Может, здесь действительно эксперимент какой ставят. Силы разные. Тяжело очень смотреть на то, что творится. Душу из нас всех вынуть хотят… Понимаешь, душу! Вопрос в одном только: не пора ли уже отступать к лесу?

— В смысле, уезжать? Куда? В Сибирь, на Алтай? А если и там — всё те же законы, те же правила, только в более жёстких природных условиях? Пэры, мэры, менты? В общем, всё — то же самое? Разве там дадут спокойно спрятаться? Появится лесник какой и спросит прописку. Или бандиты нагрянут.

— Я, дать, как видишь, сам никуда ещё не уехал. Хотя — не знаю, чего ещё ждать. Последние знаки идут. Всё не моё кругом, не мой это мир. Чужой, страшный. Только за городом и можно отдохнуть душой. Но — семья меня держит, друзья, работа. Какая-никакая хата. Молод был бы — может, валил бы уже куда подальше. А так — тяжеловато. Привык уже.

— Вот и я чувствую: не моя вся эта современная жизнь. Чужая, тяжёлая. Но — как не пускает что-то на волю. Карма, быть может, неотработанная. В леса, наверное, только святых и продвинутых уводит… Остальным — путь страшный, больной, тяжёлый.

— Ничего, дать, может, и прорвёмся. Страшнее всего, что мы все врозь. Разъединяют нас всеми возможными способами. Расколоты мы все, озлоблены. Уединиться хотим, отсидеться, раны зализать. Страшное время, чёрное. Особый путь России… Может, накрылся этот путь давно медным тазом. А страшный суд — давно уже начался. Страшный именно своей несправедливостью и болью. Ад… Он, пожалуй, здесь находится. Оторваны друг от друга и смертельно далеки мы от Бога…

Они помолчали, глядя, как горит огонь.

К костру в это время подошел и Николай, похлопывая себя по бокам, слегка потягиваясь и разминаясь.

— Вот ещё мне что непонятно, — продолжила разговор Наталья, — Я читала некоторые книги, в которых сказано, что у высокодуховных людей устанавливается непосредственная духовная связь с их конкретным учителем. Который их ведёт, курирует. Но, как же тогда — например, у Евграфия — уже не учитель, а Учителя? Они — что, сразу несколько его ведут? И все — мирового, так сказать, масштаба.

— Это ты, дать, правильно заметила! — засмеялся дядя Юра, — Одного, дать, учителя ему мало!

— Мало! — подтвердил Николай, — Подавай только всех Учителей сразу, а ещё всевозможных инопланетных представителей и Вселенский Логос в придачу. И — по-е-ха-ли!

— Поезд на Венеру отправляется в пять часов сорок две минуты… От третьей платформы. Осторожно! Двери закрываются! — засмеялся дядя Юра.

— Удивляюсь, Юра, твоему чувству юмора, — улыбнулся Николай, — Так же, как и умению наладить контакт с людьми. Как это тебе удаётся? Кстати, никогда не спрашивал: а где ты работаешь? А может, ты и впрямь — психолог?

— Нет, конечно, я не психолог. Я работаю санитаром на «скорой», в психиатрической больнице, — серьёзно ответил дядя Юра, — А ещё, в свободное от основной работы время, чиню людям крыши. Настоящие, старые, крытые шифером или листовым железом. Они часто протекают…

Позже всех проснулся и вылез из палатки Сергей. Он тоже подошёл к костру, у которого сидели теперь только Наталья и дядя Юра: Николай к тому времени отправился на лагуну.

— А, проснулся, наконец! Присаживайся, каши поешь, мы тебе оставили, — предложил дядя Юра.

— Да, разоспался я что-то, — смутился Сергей, — Сон мне снился. Странный. Не знаю уж, к чему.

— Сны — дать, тема интересная. Рассказывай, если хочешь, — предложил дядя Юра.

— Мне снился зал, старинный, даже — древний, наверное. То ли китайский, то ли японский. На стенах, на потолках — росписи, стены отделаны тёмным камнем и деревом. И в этом зале проходит то ли тренировка, то ли состязание. Я в нём участвую. Внезапно в зал врывается мой друг и кричит: «Убили! Учителя убили!» Мы — все, кто там в это время был — в страшном смятении. Я оглядываюсь на пустое кресло, в котором обычно сидел во время тренировки учитель. Я думал, что он всё ещё там, ведь я не заметил, когда он вышел. Мы переглядываемся с парнем, с которым я только что дрался на поединке. Никто не может осознать происшедшего, понять, что же случилось. Тем более что, как я начинаю понимать, учитель не успел до конца передать кому-либо из нас всё своё мастерство и назначить себе преемника. Мы ощущаем пустоту и отчаяние. Я, в растерянности, как и многие, выбегаю из храма на свет — и просыпаюсь, — закончил Сергей.

— Ну, дать, я — не трактователь снов, — продолжил разговор через некоторое время дядя Юра, — Но, мне кажется, что это или память о прошлой жизни, здесь многим «показывают» некоторые картинки из прошлого, или же это некий символ… В таком случае, скорее всего, означающий, что тебе в жизни нужно пробивать себе дорогу самостоятельно, так как твоя духовная линия прервана. Идти самому, в одиночку, на ощупь. У нас, в России, многие лишены своих духовных связей. В частности, из-за совершавшихся насилий, кровавого месива истории. Многие духовные линии здесь прерваны. Все у нас — одиночки… А быть может, сон ещё означает, что тебе ещё не хватает силы, которая тебе нужна: и физической, и энергетической. Быть может, тебе полезно будет заняться какой-нибудь практикой. К примеру, каким-либо боевым искусством.

В это время ещё издалека со стороны леса послышались голоса, и вскоре со стороны той дороги на лагуну, что шла по лесу, а не по грунтовке, показался Николай, а с ним — незнакомые парень и девушка, оба с небольшими рюкзаками и одетые по-походному.

— Знакомьтесь, это — ребята из Кропоткина, что на море ходили, они вернулись: знакомьтесь, Игорь и Инна! — представил Николай.

Те скинули на землю рюкзаки и вместе с Николаем подошли к костерку. Игорь был довольно плотным коренастым парнем, одетым в камуфляж, а Инна, его жена, была очень хрупкой на вид молоденькой девушкой в спортивном костюме, с темными короткими волосами и карими глазами. Николай налил вновь прибывшим по чашке чаю.

— Ну, Николай, раскрутился ты здесь за наше отсутствие, — улыбнулся Игорь, — Теперь я вижу твою Мандалу, а её необычную энергетику мы почувствовали ещё за много километров отсюда, почти сразу за перевалом.

— Неужели, на таком дальнем расстоянии ощутили? — удивился Николай.

— А то! — ответил Игорь.

— Ну, рассказывайте, как сходили, что видели? Как там море?

— Да, в общем-то, хорошо сходили. Шли по дороге, затем через перевал. На трассу вышли, до Дивноморска доехали. А там — пошли по берегу. Дельфинов видели. На берегу — сосны. Камни — светлые, ровные. Красивые места! Только, эпизод там был неприятный. Менты там купоны стригли со всех, за отсутствие временной регистрации. Или — не менты, а ряженые. Их не разберёшь. Да и себе дороже выяснять… Ну, и нас тоже ободрали, как липку. Потом, от моря, мы пошли на водопады. Места там очень красивые, а вот водопады оказались пересохшими: только в одном месте текла тоненькая струйка воды. А вот камни на той реке — очень живописные, водою обточенные… Назад мы по трассе снова на автобусе добирались, потом через перевал — пешком, конечно, — коротко рассказал об их приключениях Игорь.

— Ну что, ребята, а кашу будете? На вас варить? — спросил Николай.

— Да, можно бы… Только сперва мы хотим на лагуну сходить, поплавать немного. Да и размяться — немного покидать друг друга, — ответил Игорь.

— Сергея вот с собой возьмите, он айкидо интересуется, посмотрит на вас, — предложил дядя Юра.

— Это — пожалуйста. Ещё и поучим его перекат делать. Так что, Сергей, Наталья — пойдёмте с нами! Если только с дровами не надо вам помочь, дядя Юра! — сказал Игорь.

— Да нет, дров мы с Николой порядком натаскали! Идите с Богом! — ответил дядя Юра.

Когда у костра остались только Николай и дядя Юра, то Николай самозабвенно занялся варкой каши. А дядя Юра всё будто ждал кого, и всё время озирался назад. И вскоре он увидал, что по грунтовке мимо этой поляны следуют два человека. Приглядевшись, дядя Юра в первом из них сразу узнал Андрея, а его спутником был длинный волосатый и бородатый парень с гитарой, жутко похожий на каких-нибудь хиппи восьмидесятых или семидесятых годов. Дядя Юра привстал и призывно замахал руками: давайте, мол, сюда. Тогда Андрей свернул с дороги и пошёл к костру прямо по траве, густой и высокой. За ним засеменил и высокий парень с гитарой — это был Гера.

— Приветствую и тебя, Хранитель потока, и тебя, дядя Юра! — улыбнулся Андрей, — Спасибо за вчерашнюю помощь, Николай. Хорошо сработано, а главное — вовремя!

— Правда? — обрадовался Николай, — Я почувствовал, как что-то подтолкнуло: нужно работать!

Потом внезапно нахмурился.

— Что вдруг невесел? — спросил его Андрей, присаживаясь у костра на лавку. Тем временем к костру не спеша подошёл и Гера и присел в стороне, в тени ближайших деревьев, на присядки.

— Да я тут подумал, что, раз ты пришёл — предстоит сейчас нам поток закрывать, — грустно улыбнулся Николай.

— Нет, пока — не надо. Пускай он потихоньку работает. Правда, скорее всего — по затухающей. Храни его до конца. Людям помогай, лечи их потоком. Дядя Юра тебе поможет. А я тебе ещё одного парнишку подкину: пусть мою палатку здесь поставит. Я сам к вам чуточку попозже присоединюсь, только закончу пару дел на большой Поляне.

— Г-гера, — представился «новый парнишка».

— Ну что ж, нашего полку прибыло! — улыбнулся ему Николай.

— Однако, дать, похоже, что на большой Поляне было вчера светопреставление? — спросил ехидно дядя Юра, — Да и здесь, в окрестностях, видать, не всё просто? Не искупаться же в лагуне ты сюда пришел…

— В общем-то, и на лагуну схожу, хороша там водица! И паренька, как видишь, надо было сюда подбросить… Но ты, Юра, прав: и светопреставление вчера было, да и по поводу здешних мест подозрения некоторые имеются. Возможно, что нужно будет где-то поблизости от вас дыру латать. Огромная часть потока ушла вчера на работу на Поляне, и туда же ухнула часть положительной энергии, стянутой с окрестных мест, если можно так выразиться. А потому, ближайшая зона с отрицательной, условно говоря, энергией находится без должного равновесия. Возможно, что в таком месте может вскоре образоваться дыра, прорыв инферналов. Эту дыру нужно срочно залатать, причем без использования потока, своими силами, — ответил ему Андрей, — Но вначале надо отыскать эту зону.

— Есть здесь, дать, одно место, которое я обнаружил недавно и условно окрестил «тенью потока». Эта, так сказать, тень блуждает вокруг самого по себе, от природы, нестабильного, несбалансированного места со странной энергетикой. Возможно ли, что дыра сейчас будет образовываться там? — спросил дядя Юра.

— Это вероятно. Скорее всего, ты нашёл место будущего прорыва. Посмотреть надо. Чем скорее, тем лучше. Может, прямо сейчас покажешь мне это место? — насторожился Андрей.

— Тяжело там, дать, — вздохнул дядя Юра, — Я прошлый раз улепётывал оттуда — только пятки сверкали. Ну, да ладно, пошли, проведу.

— А ты, Николай, будь сейчас на Мандале, контролируй поток, строй связь с высшими силами, — распорядился Андрей быстро, — А ты, Гера, не ставь пока палатку, ещё успеешь, а возьми пока гитару и развлекай народ, и ни в коем случае не пускай никого близко к Николаю, чтобы ему никто не мешал.

— К-какой народ? — спросил, озадаченно оглядываясь по сторонам, Гера.

— Который сейчас сюда привалит, — бросил, быстро уходя вслед за Юрой, Андрей.

Дядя Юра и Андрей пошли по узкой тропке, идущей вдоль реки, пересекли её намного ниже лагуны и устремились далее вверх, прямо к дороге, ведущей на море, которая серпантином уводила их всё выше и выше. Позже от этой дороги они свернули в направлении, указанном Андрею дядей Юрой и долго молча петляли по лесным узким тропкам, пока не достигли вновь грунтовой дороги. По этой дороге, местами мокрой от луж, они пошли вдоль речного берега, то удаляясь от него в сторону, то снова к нему приближаясь.

— Дать, скоро придём, кажется, — сообщил наконец дядя Юра, — Хотя, не люблю я с инферналами работать.

— Ну, они в пышном цвете ещё не полезли, — заверил его Андрей, — Впрочем, возвращайся уже обратно, Юра, я уже почуял, где то самое место.

— Ну, раз привёл я тебя сюда — так уже не кину. Вместе и дальше пойдем, где наша не пропадала! — возразил ему дядя Юра.

У могилы погибшего во время боя лётчика было тихо. Куда-то вдруг подевались разом все птицы. Никто не шуршал в кустах. Было глухо и темно. Андрей свернул немного в сторону от дороги и остановился на небольшой ровной площадке, заросшей бурьяном. На этой площадке возвышался небольшой светло-серый камень. Андрей достал из холщовой сумки мелкие белые камешки кварца и выложил вокруг камня небольшой круг. Затем мелом прочертил на камне в нескольких местах различные знаки. В центре камня он закрепил вертикально с помощью воска небольшую свечу, а рядом со свечой таким же способом закрепил вынутый из холщовой сумки деревянный крестик. С другой стороны от свечи он положил половину буханки хлеба. Опустившись затем рядом с камнем на колени, он жестом пригласил дядю Юру к нему присоединиться, стать по другую сторону камня. Они оба оказались внутри белого круга.

Затем Андрей начал читать молитвы, канонические и не очень, а также на латыни и санскрите. При этом он зачем-то направил свой медальон — прозрачный круг с глазом — прямо на камень. И тут вдруг всё пространство вокруг быстро начало заполняться едким, зловонным коричневым туманом. Стало очень тяжело. Подкашивались и наливались свинцом ноги. Но Андрей продолжал читать то ли молитвы, то ли заклинания, то по-русски, то на незнакомых дяде Юре наречиях. Бурый газ стал темнеть и уплотняться, приобретая смутные очертания высокой фигуры. Амулет Андрея внезапно лопнул со звуком, похожим на звук расколовшегося большого оконного стекла.

Зловоние усилилось, и наступила тьма. Но, неровным голосом, переставляя и путая слова, Андрей продолжал читать молитвы, хотя кровь застывала в жилах и отказывала память. Но вот его голос зазвучал все тверже и тверже, он призвал внутренне Богоматерь и все силы небесные на помощь, и слабый свет заструился тонким лучиком. Голос Андрея окреп и зазвучал ярко и отчетливо, будто в храме. Затем Андрей резко вскинул вверх руки и с силой выкрикнул последнее заклинание, после чего фигура из бурого тумана стала расползаться на куски, оседать, таять, как дым… Когда она полностью исчезла, то Андрей трижды перекрестил камень. А затем вновь начал читать длинное, завершающее заклинание на латыни.

Но вдруг, когда смрад ещё оставался в круге, до конца растаяла и погасла свеча, установленная на камне. Коричневый туман вновь соткался и завис над камнем небольшим облачком. Андрей, вытянув вперед руки, стал спешно читать теперь уже православные молитвы, и вдруг над крестом внезапно появилось легкое сияние, которое, разрастаясь, стало сжигать плотный коричневый туман. Запахло ладаном. Смрад и коричневый дым постепенно исчезли. Андрей, не останавливаясь, прочитал ещё несколько раз запечатывающее заклинание. Потом встал на ноги во весь рост и начал читать нараспев «Отче наш»… Оттаявший дядя Юра приподнялся, и вместе с Андреем несколько раз прочёл «Отче наш» на старославянском. Затем Андрей прочитал «Отче наш» ещё и на латыни, и на древнегреческом, после чего, во всю силу лёгких, гаркнул:

— Амен!

…Не было уже сияния над камнем — но не было и зловония. Мир из ирреального, нездешнего вновь становился знакомым и привычным. Снова подул ветерок, засияло солнце, запели птицы, застрекотали кузнечики, и бледно-серые неясные очертания сменились разноцветьем красок, широким спектром разных звуков и пряным запахом трав.

Камень, впрочем, бывший и до того непрочным, слоистым сланцем, теперь был покрыт сетью мелких трещин и был готов при легчайшем прикосновении распасться на мелкие кусочки. Андрей молча открепил от рассыпающегося под его руками камня крест, собрал кусочки белого кварца, обозначавшие очертания круга, и положил в сумку тот самый хлеб, что тоже лежал на камне.

— «Глаза» жалко, — сказал он будничным голосом, обращаясь к застывшему столбом дяде Юре, — Хороший был амулет. Намоленный. Подарок. Но, видать, он своё отработал.

— Дать… Ничего себе дела, — только и сказал дядя Юра.

— Пойдем обратно, что ли? — предложил Андрей, — Теперь можно и на лагуне искупаться.

— Это, дать, можно, — ответил, приходя в себя, дядя Юра, — Там, дать, недавно кто-то около дерева на высоком берегу планку на пне закрепил. Если на неё стать и вниз прыгнуть, сразу на глубину уйдёшь. Здорово! Вниз головой, дать. В ледяную воду. Как раз то, что сейчас нужно.

— А потом и хлеб съедим, — добавил Андрей, — Хлеб — чистый продукт. Его можно съесть.

* * *

У костра теперь сидел только Гера, исполнявший на гитаре совершенно разные по стилю мелодии, от лирически-задумчивых до быстрых и ритмичных. Затем, побренчав немного что-то невразумительное, он затянул экспромт, в своей манере, и всё более и более воодушевляясь.

    — Спина открыта всем ветрам,

    Меня дубасит дождь заклятый.

    Но по кармическим долгам

    Я уплатил двойную плату.

    Теперь пуста моя сума,

    Душа вся в дырах и заплатах,

    Но по кармическим долгам

    Я уплатил двойную плату.

    Я не завидую царям,

    С врагов не требую расплаты.

    Ведь по кармическам долгам

    Я уплатил двойную плату.

Когда Гера оторвался от гитары, он услышал голоса и почти сразу увидел, что сюда по тропке, идущей не вдоль поляны, а по лесу, под деревьями, уже приближаются люди. Среди них он вскоре узнал Алексея, работавшего всегда со своей алюминиевой рамкой, маленькую худенькую бабушку с внуком Дениской, двух женщин, державшихся всегда вместе, но имён которых он не знал, Сан Саныча и замыкавшего шествие Петра Семёновича, который катил впереди себя тележку с деревянной коробкой, в которую он складывал сушёные грибы и травы.

— О, Гера! Ты нас уже опередил! — воскликнул Сан Саныч, — А моя группа решила тоже сюда перебазироваться.

— А где хозяин костра? Разрешит он нам здесь остановиться, пожить немного? — спросил Алексей.

— Тише! Не мешайте! Он сейчас на Мандале. Медитирует. П-просил, если люди придут, всех ч-чаем напоить и развлечь. Садитесь, пожалуйста! Там — к-кружки. На всех хватит. А не хватит, так будем пить по очереди. Чаёк свежий сейчас заварим, — ответил Гера.

— Ух, ты! Так он про нас заранее знал, что ли? — удивилась светловолосая полная женщина.

— Не знал, но предчувствовал; лес всё чувствует, и Николаю рассказывает… Шутка, конечно, — пояснил Гера.

— Ну, в каждой шутке — есть доля шутки. А всё остальное — как мы знаем, правда! — засмеялась светловолосая женщина.

— Правда — это то, что я всегда чувствовала, Валя, — обратилась к ней её подруга, темноволосая высокая женщина с короткой стрижкой, — И так скажу об этом: вот мы, магнитчики, бегаем по лесу, суетимся, человечество, говорим, спасаем, глобальные конструкции строим, невесть что о себе возомнили… А где-то в глубине леса сидят люди и ждут. И после нашего отъезда лес чистят. Духовно. От наших вредных эманаций. И вот, кажется, я, наконец, найду здесь обоснование для своих подобных чувств и ощущений.

— Как вас, обеих, зовут? А то я позабыл, — спросил Гера вежливым голосом.

— Не удивительно. Разве всех, кто на Поляне был, упомнишь? Меня зовут Татьяна, а её — Валя, — тут же отрекомендовала темноволосая.

— Спеть вам, Таня и Валя, что ли, песенку, пока греется кипяток для чая? — предложил Гера.

— Давай, — хором согласились те.

Гера взял гитару, лениво побренчал, что-то бормоча себе под нос, и, наконец, бодро начал:

— Хоть поверьте, хоть проверьте,

Но вчера приснилось мне:

Заплатил я все налоги,

И живу в другой стране.

Всё прекрасно, всё толково,

В римской тоге я одет.

И с улыбкой возле дома

Повстречался мне сосед…

Все крутые, все святые,

По-английски говорят.

И милиция, и панки —

Все меня боготворят.

Вот автобус мой споткнулся

На переднем колесе,

Тем же мигом я проснулся —

И чего предстало мне?

Сорок восемь контролеров

Ровно в линию стоят,

Сорок восемь контролеров,

На меня они глядят.

Хоть поверьте, хоть проверьте —

Был пленён прекрасным сном.

Мне приснилось на рассвете —

В передаче «за стеклом»

Я — единственный участник,

И меня боготворят.

Раскупили за доллары

И пижаму, и халат.

И купаюсь я в шампанском,

И катаюсь словно сыр,

А французские герольды

Расшивают мне мундир.

Хоть совсем я не из знати,

И совсем я не одет…

Просыпаюсь на кровати,

А в лицо мне — яркий свет!

Сорок восемь визажистов

Ровно в линию стоят,

Сорок восемь визажистов —

На меня они глядят.

Хоть поверьте, хоть проверьте,

Я вертелся, как волчок,

И поэтому, наверно,

И приснился мне толчок.

Я устроился на рынке —

Продаю там всё подряд.

И чернуха, и порнуха,

И иконочки висят…

Что хотите — то купите.

Книжки разные — на вкус.

Про интимность у вампиров,

И какой у них укус.

У забора я проснулся —

Нализался, в стенку пьян…

Чуть прополз и чертыхнулся,

ухватившись за карман…

Сорок восемь рэкетиров

Рядом в линию стоят,

Сорок восемь рэкетиров —

На меня они глядят.

Но скажу я вам с приветом —

Я когда-нибудь проснусь.

Если к этому моменту

Никуда я не свалюсь.

И тогда я с швалью этой

Непременно разберусь!

Та-ра-ра-рам, трам-пам-пам-пам!

Доиграв, в полной тишине, Гера сказал:

— С-спасибо!

— За что? — спросила Валя.

— З-за внимание. А ещё — за то, что вы меня не бьете. За мои песни меня обычно бьют.

— Ну, что вы! Нам понравилось. Спойте ещё что-нибудь! — попросила Валя.

— Н-ну, а это вы уже, наверное, зря. Я ведь действительно и ещё спою, — засмеялся Гера.

После чего немного побренчал — и выдал:

— Падают, падают кошки.

В нашем саду кошкопад.

К каждой привязан пропеллер,

К каждой привязан на зад.

Падают, падают мысли,

Медленно кружатся в ряд,

К каждой привязано время,

Что не вернется назад.

— Грустная песня! — сказал Сан Саныч, который к этому времени уже заварил новый чаёк из пахучих трав, — Давайте, разбирайте чашки! Будем чай пить! Подставляйте сюда, я наливаю!

Он также извлек из своего рюкзака пакет самодельных сухарей из черного хлеба, а бабушка Дениски — каким-то образом раздобытый у пасечников мёд, Алексей — две буханки хлеба, Татьяна и Валентина — конфеты. И все весело и дружно принялись всё это уплетать.

— А вы заметили, что здесь, в этих местах, всё какое-то более лёгкое, воздушное? Не такое, как на большой Поляне? — спросила Валя, — И люди здесь становятся умиротворённее.

— Лес — великая сила! Если находишься с ним в гармонии, сливаешься с ним. Когда заберёшься после города подальше в лес — душа радуется, силы тотчас восстанавливаются. Даже — многие проблемы после леса, по возвращении в город, вдруг исчезают или сами собой решаются, — улыбнулся Пётр Семёнович.

С лагуны вернулись Наталья, Сергей, Игорь и Инна, присели потихоньку тоже к костру. Пришел, наконец, и Николай с Мандалы. Поздоровался с каждым, улыбнулся.

— Ну, рассказывайте: как дела на большой Поляне? — спросил он.

— Лично я что-то ничего не понял, — отвечал Алексей, — Пошумели, разругались, разбежались… А после вчерашнего Магнита — так и вовсе разъезжаться стали. Будто испугались чего. Я сам на Магниты вообще не хожу. Как и Пётр Семёнович. Так что, уж не знаю, что там произошло.

— Не вышло, значит, объединения, — задумчиво произнёс Николай, — и, я думаю, так действительно и по всей России. Как на Поляне. Не лучше — и не хуже.

— По-видимому, из присутствовавших на последнем Магните здесь только Гера, Сан Саныч и я. Но и я ничего вразумительного сказать о нём не могу. Мне — будто память отрезало. Честно, — сказала Татьяна, — Об одном я только размышляю: вот говорят, будто в Магнитах нам тёмные воду мутят… А я смотрю — да ведь мы сами для себя эти «темные» и есть. Как мы себя ведём? Зависть, сплетни, выяснение, кто здесь наиболее святой, а кто — чашки моет… Посмотришь на всё это отстранённо — и вовсе непонятно делается, что же здесь происходит… Помешались все, что ли?

— Ну, многие из нас не так уж давно познакомились с возможностью существования иных миров, духовную реальность ощутили, море эзотерической литературы перелопатили — и что, все решили, что это всё за просто так допустят, разрешат безнаказанно, да ещё на нашей почве? Нет! Во-первых, на тех, кто хоть что-то понял, сильно надавит материальность — и жёстко надавит. За что? А ни за что! А — просто так. Потому, что другие, и в «понятия» не вписываются. Думаете, после революции и двух войн наша земля — святая? Да тут миллионы всяких сущностей неупокоенных летают, тут тысячи лет молений и панихид требуются, очищений и освящений… Одержателей — тьма. Одержимых — миллионы. А мы дружно кинулись каналы раскрывать! Кроме того, что получается? А то, что многие, кто эзотерикой увлекается, до некоторых вещей не своей головой дошли, а в книгах вычитали. А знания эти, теперь получается, нужно — что? Правильно: отработать! — мягко и успокаивающе произнес Николай.

— А я думаю, к тому же, что время больших тусняков и громких речей заканчивается. Наступает время одиночек: таких, как мы с Петром Семёновичем. Которые ходят по этим местам просто потому, что любят лес, — высказал вслух продолжение какой-то своей собственной мысли Сан Саныч.

— Да, вы правы. Наступает время одиночек, которые чистоту леса привезут с собой в пыльный и душный город. И будут чистить его, просто своим существованием, — отозвался Николай, — Пока и это время не закончится, и лес не объявят чьим-нибудь частным владением и не поделят его на кусочки.

— И что тогда дальше?

— Война, наверное. А впрочем, что это я? Не будем о грустном. Лес пока — наш! Сегодня и завтра! — улыбнулся Николай.

— Природа, чувствую, нами недовольна. Лес возмущается. Чужие эманации вторглись слишком резко. Надо очиститься нам всем, успокоиться… Оставить позади раздражение и ссоры. Не простое это место, и не всех оно принимает. Придем же к нему в гармонии и мире! — сказал вдруг, в полной тишине, Пётр Семёнович.

— Сергей! Наталья! Становитесь со мной в круг — будете сейчас мне помогать! — скомандовал Николай, — Сделаем небольшую личную раскрутку — и за работу! И вскоре они втроем, став за пределами группы людей, замкнули широкий круг, образованный ими.

— Отче наш, иже еси на небесех, — начал Алексей и прочитал молитву до конца.

— Спокойно! Идут сильные энергии! Сергей и Наталья, направляйте поток! Это — очень просто! Мы — лишь проводники силы. Направляйте её туда, куда считаете нужным! Она сама ведёт! Ни о чем не думайте, не пытайтесь анализировать происходящее! Чувствуйте, как проходит поток, а он сам подействует, как надо! — говорил тем временем Николай.

Наталья и Сергей впервые работали в потоке, который чистит и лечит людей, проводя через себя идущие сверху энергии.

Люди, сидевшие на лавочках, молча воспринимали эти энергии. Это длилось, как показалось, долго, намного дольше, чем обычно в Магните. Наконец, Сергей устало опустился на лавку. Потом и Николай опустил руки, подошел близко-близко, к самому костру, и протянул к огню ладони. Наталья, когда закончила проводить остаточные энергии, присела на лавку рядом с Сергеем.

— Спасибо! Родные мои! — заговорила бабушка Дениски, — Необычное ощущение покоя, мира и счастья! И легкость необычайная!

— Сохраните это ощущение. Живите с ним, — пожелал ей Николай.

После работы с потоком кто-то из вновь прибывших принялся ставить палатку, а кто-то пошёл на лагуну купаться. У костра остались Николай, Сергей, Наталья и Игорь.

— Николай! Ты предлагаешь отработку кармы проделывать, как рассмотрение событий жизни с дальнейшим проигрыванием их с точки зрения «плюс»… То есть, предполагая допустить более позитивный вариант их развития, — завёл Сергей новую тему разговора.

— Ну — и? — спросил Николай.

— А как бы вы все «переиграли» одно общемировое событие — арест Иисуса Христа? Если можно было бы таким образом пересмотреть общемировую карму? — спросил Сергей, — Я встречал у фантастов всякие альтернативные варианты развития событий, но ни одного — положительного. Ну, Христа, к примеру, не распинали, а колесовали, или он «взял себя на Слово» — то есть, висит где-то в межзвёздном пространстве. Неужели, никаких положительных альтернатив даже теоретически быть не может? Хотя бы, в каком-нибудь другом мире, работающем по иным законам… Могло ли быть всё иначе?

— А давайте, действительно попытаемся что-нибудь придумать, — предложил Игорь.

— Я тут на волне айкидо, только что показанного мне, и даже на мне, ребятами, хочу предложить небольшую идейку: Христос был мастером боевых искусств, — предложил Сергей.

— Хорошо! Поехали! — поддержал его Николай.

— Ну да… «Ударившему тебя по щеке — тотчас подставь другую, а затем сделай прием шихо — наге… Дабы не случилось удара, и насильник избежал его нанесения», — сказал Христос в своей проповеди, — начал Игорь, — А что, в этом что-то есть!

— Итак, Иуда, взяв отряд воинов и священнослужителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями, светильниками и оружием. Иисус же им говорит: это я! И когда сказал им: это я, они отступили назад и пали на землю, — как помнил, изложил отрывок писания Сергей.

— Это Симон Пётр, которого они пытались оттолкнуть, применил к ним приём ик-кё, — продолжил Игорь.

— Это я! — снова сказал Иисус, когда они поднялись, — И вы не сможете взять малых сих, ибо обучены они и против мечей, и против копий, и потому сбудется слово реченное: из тех, которых Ты мне дал, я не погубил никого, — продолжил Сергей.

— При этих словах Иисус прыгает через головы воинов, делает перекат и кричит: «А ну! Теперь — нападайте!» — продолжил Игорь.

— И была битва великая, но ни одной раны не получили ученики Иисуса, — подытожил Николай.

— И сказал Иисус: они не от мира, как и я — не от мира. И славу, которую Ты дал мне, я дал им: да будет едина, как мы едины. Отче праведный! И мир тебя не познал, а я познал Тебя, и они познали, что ты послал меня, — проговорил Сергей.

— И обрели они тонкое тело, и вознеслись на небо, став вознесёнными мастерами боевых искусств, приходящими на землю и обучающими желающих. И, годы спустя, возникло в Европе тайное рыцарство Ордена Христова. Алхимическое братство Розы и Креста, сохраняющее и передающее тайны боевых искусств и трансформации тела… И стали монастыри твердынями каменными, небом защищёнными, несущими знание и веру, — закончил Николай.

— Ой, а ну вас! Начинает казаться, будто так оно и было! Ну, может, в каком-то ином мире. Лучшем мире. И я скоро уверую в его реальность, — засмеялся Игорь, — Существуют же легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, аббатство Сен-Галгано, меч в камне… Христианство раньше было более воинственным и связанным с силами иной реальности, с волшебством.

Глава 30. Временной снайпер

К одиноко сидящей у костра Наталье — все остальные разошлись, кто куда, — подбежал запыхавшийся Сергей, который ходил за сушняком в лес через дорогу. Очень быстро вернувшись, он, ещё издали, закричал:

— Наталья! Здесь сейчас был Андрей! Он шел сейчас от лагуны! Представляешь? Я с ним только что говорил!

— Да ты что!

— Он сказал, что, если мы с ним хотим пойти, чтобы быстро собирали вещи — а он нас ждёт у развилки дорог, недалеко от того самого места, где недавно было осиное гнездо… Надо быстро палатку собирать.

— Это очень неожиданно. Я сейчас никуда не собиралась. Но раз так уже сложилось, что Андрей нас ждёт, то надо идти, — ответила Наталья.

Вещи и палатку они собрали быстро. Как-то мельком, мимоходом, наскоро, попрощались с задумчивым и отсутствующим Николаем, снова бродившим неподалёку от Мандалы.

— Жаль, что с дядей Юрой не попрощались, — посетовала Наталья, — Надо спешить!

— Не принято на Поляне долго прощаться, и со многими мы как бы и не прощаемся вовсе, — ответил Сергей.

И они двинулись. У развилки дорог, неподалеку от которой было когда-то осиное гнездо, их действительно ждал Андрей, но неожиданно не один, а со своими новыми спутниками. За это время его нагнали и вызвались ему в попутчики до Поляны новые лица: невесть откуда взявшиеся и шедшие по верхней дороге, ведущей отсюда к морю, Семён, парень им уже знакомый, так как работал вместе с ними однажды ночью со звёздами, и его спутница, назвавшаяся Анной.

— Лучше бы вам здесь оставаться. Но раз — судьба, то пойдёмте. Поможете мне в одном весьма непростом деле, — шепнул Андрей Наталье украдкой, как только они вышли с боковой тропы и зашагали по широкой грунтовой дороге.

— Как там, на Поляне, дела? Чем там занимаются? — спросила Наталья.

— Магниты раскололись. Почти все разъехались. А я — так, работаю с одной бабушкой.

«Странное занятие для Андрея», — подумала Наталья и хихикнула.

— А вы здесь какими судьбами оказались? — спросил в это время Сергей у Семёна и Анны.

— Да — так. С утра ещё решили совершить свободное путешествие по горам. Вот, возвращаемся, — ответил Семён.

Наталье эта неожиданная встреча показалась несколько странной подозрительной, хотя она не смогла бы ответить, чем. Будто бы, эти люди нарочно поджидали именно Андрея, да и они сами что-то показались ей странными для мест, далёких от поселений. Такие люди обычно не совершают долгих переходов. Как Семёну, так и Анне, с её точки зрения, место могло быть только в большом городе, в его пёстрой толпе. «Интересно, какими судьбами могло занести на Поляну этого парня? Самоуверенный до наглости, полностью закрытый тип, из таких, каким в наше время и в нашем мире весьма комфортно. И что связывает его с этой хрупкой, артистичного вида, дамой, которая выглядит лет на пятнадцать старше его самого? К тому же, на влюблённую пару они не похожи, на семейную — тем более. Но, будто бы, их внутренне явно что-то тесно связывает между собой», — подумала Наталья.

Семён был одет в джинсовую жилетку, джинсы, светлую футболку, в мягкие дорогие и модные туфли. На его голове лихо красовалась летняя ковбойская шляпа с широкими полями. А, глядя на Анну, в первую очередь Наталья приметила бросившиеся в глаза босоножки на довольно высоком каблуке-шпильке… Кроме того, на этой женщине была клетчатая рубашка, джинсы и женская соломенная шляпка от солнца, болтавшаяся сейчас сзади, на тесёмочке, в районе лопаток. И у этой пары с собой не было совершенно никакого груза: ни рюкзаков, ни даже тоненьких пакетиков, в которые можно было бы захватить с собой немного еды.

В это время, когда Наталья, идущая сзади со своим многострадальным рюкзаком, внимательно и откровенно разглядывала случайных попутчиков. Семен вдруг довольно зло и неожиданно обернулся и так же изучающе рассмотрел её саму. Смутившись, Наталья тут же отвела глаза в сторону…

Шли они все довольно быстро, и дорога обратно, кроме того, совершенно не походила на то магическое путешествие, которое было подарено им Андреем совсем недавно, ранним утром, и которое всё ж почему-то так чётко и ясно всплывало сейчас в памяти Натальи. Впереди лежала самая обыкновенная грунтовка, идущая по лесу. Никаких речек, кроме той, что была уже совсем недалеко от Поляны, они на этот раз и вовсе не пересекали…

Стояла знойная жара, под ногами пылилась дорога. Шли, большей частью молча или болтая ни о чём: о жаре, о лесе, о ящерицах… Пока не дошли до места, где над дорогой нависали слоистые обрывистые скалы, а где-то глубоко в ущелье внизу протекала река: та самая, в которую совсем недавно сверху полетели почти одновременно три посоха… На этом месте Семён неожиданно остановился и, став посередине дороги и заступив дальнейший путь Сергею, вдруг схватил его за ворот рубашки и довольно наглым, хамским и упёртым голосом спросил:

— Сергей! А ты не подаришь мне сейчас свой пацифик? Я давно такой хочу. Всю жизнь о таком мечтал, правда!

Но тут между парнями вдруг быстро и проворно вклинился Андрей, который строго, но мягко спросил Семёна, неожиданно и пристально глядя ему прямо в глаза:

— А ты — человек мирный? И пацифик по праву будет принадлежать тебе?

— Нет. Я — далеко не мирный человек. Я — грубый, и даже жестокий. Но я решил стать мирным, — вдруг ответил тот не своим, сильно изменившимся хриплым голосом.

— Так значит, ты решил с этих пор измениться и нести людям мир? — по-прежнему глядя Семену в глаза, жёстко допрашивал его Андрей.

— Да, — со странным взвизгиванием, громко подтвердил тот. Андрей продолжал глядеть Семёну прямо в глаза, и грозный парень странным образом вдруг полностью обмяк и стушевался.

— Ну, тогда пацифик — по праву твой. Но он, — и Андрей показал кивком в сторону Сергея, — Не может так просто подарить тебе его, задаром. Потому что тогда у тебя вырастут кармические долги. Ведь это обретение пацифика должно стать магическим актом. А потому, вы должны обменяться. Вещь на вещь. Ты должен будешь отдать ему то, что он в свою очередь пожелает, — твердо продолжил Андрей.

— Но у меня ничего нет! — запротестовал Семён, показывая всем свои пустые руки, — И никакого брелка, символа или талисмана в карманах я тоже не скрываю.

— Мне нравится твоя шляпа, — неожиданно сказал Сергей, указывая рукой на ковбойский стетсон Семёна.

— Ага! Обмен! — ликующе закричал Андрей.

Семен молча снял и протянул Сергею свой стетсон, а тот снял с шеи и отдал ему металлический пацифик.

— Обмен состоялся. Я свидетельствую, — заявил весело Андрей, — Да свершится обретение Семёном нового пути!

А Сергей тут же примерил ковбойскую шляпу, которая оказалась ему как влитая — и весело запрыгал по дороге, отбивая чечётку, в своих модельных итальянских туфлях на каблуках.

— Кажется, он получил какую-то завершённость. А то — ему явно чего-то не хватало, образ был не полным. Что ж, пусть эта шляпа будет магической, — ещё раз подытожил состоявшийся обмен Андрей.

Когда дорога, почти вплотную подошедшая к посёлку, приблизилась к ближайшей от него речке, то Андрей предложил всем перейти её вброд и затем вернуться вдоль противоположного, более крутого, берега под деревья и искупаться там в самом глубоком и живописном месте этой речушки. Наталья решила отсидеться на берегу, так как свой «верх» от купальника она засунула в рюкзак, но Андрей сказал, что выкупаться должны все, непременно и обязательно. Тем более что у Анны, как оказалось, купальника не было и вовсе, но она не делала из этого проблему.

— Вы с Анной зайдёте в воду здесь, а мы — дальше, в том месте, которое отгораживают большие камни. Здесь — более удобный спуск к воде, можно придерживаться за дерево и аккуратно спуститься, а там — надо прыгать с обрыва в воду, — пояснил Андрей, — Я изучил здесь все подступы к воде. И — не отказывайся! Это — не простое купание. Это — омовение.

Когда мужская часть их группки скрылась вне видимости — лишь голоса раздавались невдалеке, а люди были скрыты камнями и деревьями — первой разделась Анна и стремительно вошла в воду. Придерживаясь за ветви, затем вошла в реку и Наталья — и сразу, резко погрузилась по пояс. Стоявшая спиной к ней Анна в этот момент вдруг резко обернулась и неожиданно осмотрела Наталью пристальным, слишком внимательным, каким-то неженским и оценивающим взглядом. Но вот Наталья уже с бурным всплеском, резко полностью погрузилась в воду и поплыла. Вода здесь была редкостной даже для этих мест кристальной чистоты, очень холодная. Неожиданно речка в этом месте оказалась довольно глубокой: здесь было с головой. Но, несмотря на глубину, очень подробно были видны все подробности дна, каждый речной камешек. Среди камней встречались и очень крупные, выходящие грядой на поверхность, но между всеми ними легко можно было проплыть. За каменной стеной, за крупными валунами, раздавались шумные всплески: там кто-то прыгал с берега, а кто-то шумно нырял, деликатно не заплывая на «женскую половину». Наталью, кроме того, скрывали также ивовые, склоняющиеся в реку, ветви той самой ивы, держась за ствол которой, погруженный в воду, к воде спустились и она, и Анна.

Когда все оделись, а потом встретились на тропинке, поднявшись от реки на небольшую возвышенность, то снова продолжили путь. И двинулись, конечно, уже прямо к Ромашковой поляне. После реки идти стало легко и приятно.

Уже вблизи поляны им встретился Володя. Он возвращался из ближайшего продуктового магазина.

— Ну как, ещё не все отсюда уехали? Кто-нибудь ещё остался на поляне? — поздоровавшись, спросил у него Сергей.

— Уехали многие, но всё же пока не все: на краю Ромашковой, у ближайшего родника, ещё стоят с палатками матушка Мария, Зина и Зоя. Они ожидают машину, которая сегодня вечером должна приехать и их вывезти, и меня они за продуктами послали. А сам я, как только их провожу, то сегодня же или уже завтра утром, наверное, к лагуне отправлюсь, на Грушевую. Там больше всего теперь наших. А ещё, на поляне осталась по-прежнему группа Дианы. Ну, знаете, они у дальнего края поляны, в лесочке на дороге к роднику, стоят. Да, и вот что странно: всё место у нашего бывшего лагерного костра теперь заняли виссарионовцы. Не знаю, откуда их столько набежало. Виссарионовцы стоят теперь тут, на нашем прежнем главном месте и проводят что-то вроде наших Магнитов. Или — хороводы водят, уж не знаю. Песни странные поют. Советские. Их не поймешь, что они хотят. Как-то странно они себя ведут…

Через несколько минут вся немногочисленная группа во главе с Андреем вышла на поляну. Действительно, даже сейчас ближе к краю поляны стояли, собравшись в огромный кружок, виссарионовцы. Они нестройными голосами, вразнобой пели хором: «Солнечный круг, небо вокруг…»

— Идите к нам! Порадуемся солнышку! — предложил при появлении новых сейчас для них людей стоявший чуть в стороне от круга полноватый мужчина в спортивном хлопчатобумажном трико со вздутыми коленками. Наталья, после купания легкая и радостная, вдруг уже рванулась, чтобы побежать и стать вместе с виссарионовцами, в их круг.

— Стой! — внезапно схватил её за руку Сергей. Она остановилась, посмотрела удивлённо.

— Он прав. Лучше не надо, — коротко и без дальнейших объяснений отрезал Андрей. И Наталья не стала настаивать на своем.

На время Семён и Анна отошли к ближайшему роднику вместе с Володей: именно там, вблизи этого родника, ещё стояла с палаткой и маленьким костерком матушка Мария и другие люди, которые ещё оставались здесь, но уже ожидали своей машины. Володя отнёс и передал им купленные продукты, а Семён и Анна завернули к роднику, чтобы напиться воды.

Когда Наталья, Андрей и Сергей прошли небольшое расстояние по краю поляны и уже собирались повернуть по направлению к небольшому лесочку, в котором располагался лагерь Дианы, вдруг к ним приблизились от костра и заступили им дорогу несколько виссарионовцев.

— Давайте знакомиться! — приветливо улыбнулся им высокий худой мужчина с редкими зубами, — Я — Павел, это — Евгений, а девушки — Лора, Тома и Надя.

Евгений был небольшим, неприметным и ничем не запоминающимся человечком без возраста. Лора и Тома — невзрачными толстушками лет тридцати на вид. Зато Надежда явно среди них всех выделялась, будучи красивой хрупкой девушкой, одетой в странный в этих местах наряд, некий фольклорный костюм: белоснежную кофточку с вышивкой и зелёную, длинную, вышитую понизу юбку. Её одежда казалась только что отглаженной и была как-то неестественно материальной. С отчетливой, прямо-таки лезущей в глаза фактурой ткани, будто увеличивающейся и приближающейся к глазам по мере рассмотрения.

«Странно как-то, — подумала Наталья, — Никогда не видела таких девушек, хотя не пойму, что, собственно, в ней такого необычного. Просто, будто она совсем и не отсюда. Неестественная, как кукла заводная. А глаза — печальные».

— Хенаро! — представился в это время Сергей в ответ на просьбу Павла назваться. При этом он чуть приподнял край шляпы и бодро раскланялся. Наталья сильно удивилась: обычно Сергей так себя не вёл.

— Хенаро, а чем вы занимаетесь? — спросил теперь, слегка осклабившись, тот самый человек, который представился как Павел.

— Я немножько плёхо говорить русский, — с ломаным акцентом ответил ему Сергей, — Я недавно приехаль из Мексика!

Как ни странно, и это «прокатило» за непреложную истину: все присутствовавшие рядом виссарионовцы понимающе заулыбались и закивали.

— Приходите к нам вечерком! Песни попоём! — предложила Лора.

Когда же они отошли от виссарионовцев в сторону и двинулись к рощице, Андрей сказал, обращаясь к Сергею:

— Я говорил, что шляпа — магическая. Теперь ты — Хенаро. Из Мексики. Здорово! Правильно, чем меньше они о тебе узнают — тем лучше. А сейчас у нас есть ещё уйма времени: может, теперь вниз спустимся, теперь уже к этой, зелёной, реке сходим? Только закинем по-быстрому в лагерь Дианы ваши вещи.

В это время их снова нагнали Володя, Семён и Анна. Предложение сходить на ближайшую речку все они дружно одобрили. А Наталья в это время всё ещё продолжала с удивлением наблюдать за показавшейся ей странной Надеждой, которая уединилась ото всех и теперь, похожая на тургеневскую девушку, прогуливалась в тени деревьев, окружавших Поляну, с грустным и мечтательным взором.

— Может, пригласим и её с собою на речку? — неожиданно предложила Андрею Наталья.

— Думаешь, она у них — личность выдающаяся? — странным голосом спросил Андрей, — Ну, что ж… Может, ты права. Это — интересный пассаж. Только, что из этого выйдет — вот вопрос…

— Семён! Володя! Пригласите даму к речке прогуляться! — обратился затем он к парням, — А мы пока сходим, вот их вещи в лагерь закинем. Пойдёмте! — предложил он Сергею и Наталье, — За одно — проведаем моих бабушек.

— Каких бабушек? — спросила Наталья.

— Сейчас их увидишь: Валентину и Диану, конечно, — хитро усмехнулся в усы Андрей.

Наталья внутренне вздрогнула от неожиданности. Да, Диане, наверное, уже было лет пятьдесят, и теоретически она уже могла бы быть чьей-нибудь бабушкой. Но называть её так! Наталья припомнила высокую, статную фигуру со стальными мускулами и голос Дианы — то властный, то — лирически-напевный, её светлые, как лён, естественные волосы и умное, волевое и совсем без морщин лицо… Если это — бабушка… То, скорее всего, бабушка, владеющая йогой: баба-йога. «Да, Наталья, это ты попала под раздачу», — подумала она про себя. Она почему-то сильно побаивалась Диану.

Когда они втроем подошли к месту, где базировалась Диана и где стояла её огромная палатка и несколько маленьких палаток её пациентов, а также державшейся особняком бабушки Валентины, то Дианы в лагере в это время как раз не оказалось: она и бабушка Валентина, как сказали, пошли куда-то вместе немного поработать. Андрей поздоровался с хрупкой, бледной Таей, которая что-то варила у костра и с Александром Евгеньевичем. Потом предложил помочь Наталье наскоро поставить палатку: как раз на месте прежней своей, которую он отдал Гере. Потом он закинул к ним и свои немногие вещи, с утра провалявшиеся у костра. После чего они дружно направились обратно, туда, где их уже заждались Семён, Анна и Володя.

Наталья, когда предлагала пригласить с собою прогуляться и Надежду, сильно сомневалась в том, что та легко согласится пойти с ними на речку: ей казалось, что у виссарионовцев вряд ли можно вести себя так вольно и, возможно, что даже перед простой прогулкой Надежде придётся спросить разрешения у старшего. Но, вопреки её ожиданию, Семён и Володя довольно быстро уговорили девушку пойти вместе с ними на речку. И теперь все они выдвинулись и пошли сначала по узкой тропке вниз, к грунтовой дороге. Потом дорога повела их по открытому полю. И, наконец, завела в тень деревьев и завертелась по лесу, неподалёку от оставшейся чуть в стороне речки. Пока шли, то опять болтали о всякой чепухе, следуя за идущим впереди Андреем маленькими группками по одному — два человека. Но вот Андрей неожиданно вывел их всех на то самое, весьма загадочное, место у реки, на котором впервые прочёл Наталье и Сергею свою Молитву Молчания…

Только на этот раз всё было иначе. И даже спускаться к реке теперь всем предстояло с крутого обрывистого склона. За этим склоном следовала обширная площадка до самой реки, заваленная круглыми валунами самых разных размеров, вплоть до очень крупных. С самого верха склона надо было прыгать резко вниз, на камни, как это первым только что проделал Андрей. Или же, была ещё сомнительная возможность удержаться ненадолго, соскользнув ногами на небольшой уступ, располагавшийся где-то посередине, и постаравшись затем, аккуратно свешиваясь вниз ногами, попасть на небольшой одинокий камень — и лишь потом спрыгнуть вниз, с гораздо меньшей высоты. Андрей стоял внизу и наблюдал за осторожно спускающимся по склону Сергеем, а затем — и за Натальей, которая, с трудом, цепляясь руками за траву, дотянулась ногой до уступа. В этот момент Сергей протянул Наталье руку, чтобы помочь ей спрыгнуть. Одновременно стоявший неподалёку Андрей неожиданно и тихо сказал им, выбрав такой момент, чтобы никто из ещё остававшихся на уступе его слов не услышал:

— Смотрите! Скоро кто-то будет плакать. А для кого-то настали дни расставаний, невезения и разочарований.

Наталья, примеряя эти слова на себя, подумала: «Что? Неужели, это мы с Сергеем сейчас разлучимся? Почему?» — но времени на дальнейшие раздумья у неё сейчас не было: она чуть было не соскользнула с уступа, еле удержавшись, и еле успев развернуться и опереться на руку Сергея, прежде чем спрыгнуть вниз.

Когда спустились все, Андрей уже стоял на самом берегу реки, проскакав к нему по крупным валунам, будто рассыпанным кругом каким-то великаном. Когда все дружно последовали за ним, он предложил рассесться на камнях. Причём, выбрав каждый себе то место, которое покажется подходящим именно ему. И, когда каждый занял такое «своё» место, то разом все замолкли. И снова, как и раньше на этом самом месте, время будто остановилось… Оно стало тянуться тягуче-медленно. Казалось, вокруг ни с того ни с сего небо вдруг потемнело, а все звуки доносились сюда гулко, будто падая вниз, и будто они теперь находились в пещере или в тоннеле. И даже слова Андрея так же гулко, как капли, падали в беспредельную пустоту, медленно растворяясь в ней, постоянно затормаживаясь вязким, тягучим, отравленным воздухом.

Кажется, всё это уже было. Или — не было?

— Живые существа имеют перед неживыми преимущество чувства боли. Они чувствуют. Переживают. Плачут. Они испытывают постоянную трансформацию, с глубокими ранами души пробираясь сквозь тернии, прорастая душой к далёким звёздам, — начал Андрей, — Молчаливая жизнь этих камней, что нас сейчас окружают, и то более духовна, чем жизнь многих странных сущностей, инертных и замкнутых на себя. И существа без души ещё века прозябали бы в слое, которому нет названия и который является лишь слоем подобия жизни… Но у них тоже имеются свои гении. И они иногда пробивают дорогу сюда, в наш мир. А за такими их гениями просачиваются в наш мир и другие, отсталые сущности мира теней. А здесь им легко и весело. Им нравится пребывать здесь, в нашем мире.

Но лишь те из них, кто самостоятельно пробил сюда дорогу, видят и запоминают происходящее. Они чувствуют свою ущербность, свою временность здесь. Ведь они, как бабочки-подёнки, появляются здесь очень ненадолго. А для того, чтобы остаться здесь навсегда, подобной сущности необходимо одно: стать человеком. Ей, увы, нужно приобрести свой дар — и свою муку: преимущество чувства боли. Душу. То есть, обрести ещё один принцип в своём строении. Чтобы, родившись в своём собственном теле и не вытеснив на этот раз никого из чужого, и будучи среди людей, пройти сложное испытание приобретения чувств, получения опыта. Это испытание, подобное испытанию андерсоновской русалочки, проходят все иные существа, вновь обретающие душу. Испытание может быть дано лишь единожды, и не каждый с этим испытанием справляется. Тем, кто не сможет его пройти, это грозит стать вечно неприкаянным духом, ушедшим из своего мирка, но не добравшимся до нашего.

И всё же, сейчас мы, абсолютно осознанно, обращаемся к этим молчаливым камням, свидетелям… И предлагаем при их участии таким дремлющим, прозябающим сущностям ступить на путь мучительного и трудного приобретения души, на путь развития, вместо вечного их зависания в холодном и бесчувственном, благополучном, но безрадостном мире теней, куда не проникает солнечный свет. Просим их сказать жизни: «Да!» И мы сейчас посылаем им нашу энергию и нашу любовь. Да свершится их путь к звёздам! Да обретут они душу, а с нею — пусть обретут и радость, и боль, и счастье… Вот, наконец, их застывшее состояние проходит. И начинается движение. Живым дано право на движение. А мы помолимся за обретение ими жизни! Мы посылаем сейчас им, по своей доброй воле, свою энергию!

Вдруг стало ещё тяжелее. Воздух стал совсем вязким и тяжёлым. Несмотря на то, что сверху шли энергии, очень трудно давалось их проведение, которое требовало сейчас очень большой траты сил. Наконец, время, затормаживаясь, будто и совсем остановилось… Миг — и потом оно будто снова пошло. А внезапно наступившая темнота теперь вдруг снова стала наполняться привычным солнечным светом, а мир — обретать свои прежние звуки. Зажурчала снова речка, запели птицы. Зашевелились, до того казавшиеся застывшими каменными изваяниями, сидевшие на камнях люди…

И, пока ещё не все полностью вышли из этого странного, полусонного состояния, первой поднялась со своего камня Анна — и вдруг, не говоря ни слова, быстро поскакала по валунам, а затем быстро вскарабкалась на практически вертикальный склон: подтянувшись до уступа, легла животом на его травянистый край — и только мелькнула на прощание каблуками своих босоножек. Все остальные продолжали по-прежнему оставаться на своих местах, не говоря ни слова.

Потом встала Надежда, и так же молча, не говоря ни слова, пошла по лесной тропинке вдоль реки. Неподалёку она вышла к воде и села на берегу: сквозь ветки и кусты слегка выделялся её наряд белым и зеленым пятнами.

Затем куда-то в противоположную сторону леса ушел Андрей. Разделся и прямо здесь пошёл купаться в реке Володя.

— Пойду и я искупаюсь, только здесь неподалеку! — сказала Наталья.

Она пошла по лесной тропинке в ту же сторону, в которую ушла Надежда, но прошла мимо того места, где та свернула к реке от основной тропы, и, отыскав ближайший следующий подход к воде, приблизилась к берегу. Там, на берегу, она сняла рубашку и белые шорты и повесила их на ветви, а сама, быстро погрузившись в воду, с наслаждением поплыла.

В этой реке вода была не такая кристально чистая, как в далёкой отсюда лагуне, и была чуть зеленоватая. Но зато здесь вода прогревалась сильнее, была значительно теплей. Наталья купалась и ныряла довольно долго, а потом быстро выскочила из воды, оделась и поспешила к тропке вдоль реки, что вела обратно.

И в этот самый момент она увидела внезапно появившегося на тропе ухмыляющегося Семёна, направляющегося в её сторону. Его вид и странное выражение его лица насторожило Наталью. «Что он — и меня решил теперь заполучить, вместе с пацификом? — мелькнула у неё шальная мысль, — Уж как-то странно он себя ведёт и смотрит странно». Поэтому, она быстро метнулась назад, к реке, и, обнаружив почти незаметную и с трудом проходимую проплешину между кустами и деревьями, резко взяла вправо, и, промчавшись затем через сухостой, быстро достигла окольными путями главной тропы, оставив таким образом Семёна где-то позади себя. Миновав тропою то место, где сидела у воды, и, как теперь услышала Наталья, плакала Надежда, она пошла дальше, уже восстановив дыхание и спокойным шагом. И тут она увидела, что навстречу ей быстрыми и спешными, но абсолютно бесшумными шагами, внутренне сосредоточенный и собранный, двигался Андрей. Увидев Наталью, он, как показалось, испытал большое облегчение, но, тем не менее, не замедлил своего быстрого шага, и только бросил в её сторону:

— Иди быстро к ребятам!

Наталья, отправившись дальше по тропе, вскоре вышла к Володе и Сергею, которые сейчас неспешно кидали в воду камешки, пытаясь «печь блины». Володя был в плавках, а Сергей — по-прежнему в полной своей экипировке: джинсовой рубашке, джинсах, лакированных туфлях и в подаренном стетсоне, который никуда не испарился, в отличие от Анны, а теперь ещё и самого Семёна. Надежда, только что сидевшая на берегу и плакавшая, тоже, уйдя с берега, отнюдь здесь не появилась, будто навсегда растворившись где-то между деревьев.

Время шло. По-прежнему больше никто не возвращался сюда и даже не проходил мимо по верху, по дороге. Тем временем Сергей и Володя увлеклись обсуждением фантастической книги, которую Наталья не читала. А ей не оставалось ничего другого, как упорно продолжать ждать Андрея.

Наконец, он вернулся. Сосредоточенный, полностью ушедший в себя. Никакой Надежды или кого другого из недавних спутников с ним не было.

— Пойдемте! Пора возвращаться! — сказал Андрей быстро и нетерпеливо.

И они направились к Поляне. Но возвращались назад не по грунтовой дороге. Но — вдоль реки, где не было тропы, то прыгая по камням, то выходя на берег. Только после того, как уже приблизились к хорошо узнаваемым местам неподалёку от Поляны, они ступили на грунтовку, а затем свернули от неё в ближайший лесок, сразу к «Дедушке». Наталья, в отличие от Сергея и Володи, всю дорогу бурно обсуждавших что-то, шедшая до этой поры молча, уже в рощице, ведущей от родника к лагерю Дианы, решилась, наконец, потревожить тоже абсолютно молчаливого сейчас Андрея.

— Андрей! А где остальные? — спросила Наталья взволнованно.

— Какие — остальные? Семён, что ли, «остальные»? — искренне удивился Володя, — А больше никого с нами и не было! Надоело ему, наверное, в речке купаться, он и ушёл раньше всех, давно уже.

Только сейчас Наталья поняла, что и Сергей, и Володя не слишком озабочены произошедшими событиями и действительно полностью поглощены пересказом друг другу книг и фильмов.

— Семён был нашим временным снайпером. Помнишь, как мы работали со звёздами? — тихо и вкрадчиво спросил Наталью Андрей, когда они с ней чуть поотстали от устремившихся вперёд ребят, — Но, получив от Сергея пацифик, Семён, так сказать, ступил на мирный путь существования. Раз он сам, да ещё и при свидетелях, заявил, что этого хочет — это и произошло. Даже, если в глубине души он этого и не желал вовсе… Ты помнишь всё, что было, но не все это будут помнить. Срабатывает их защитная реакция.

Они помолчали.

— А временных снайперов — много? Или это — редкая способность? — тихо спросила, наконец, Наталья.

— К сожалению, нет, не очень редкая…Только, это был очень сильный снайпер, раз действовал даже здесь, на Поляне… Вот в городах всегда и везде действует очень большое количество временных и энергетических снайперов. Там им легче всего поживиться. И у них хорошо налажены и работают целые их сети. Все они отдают себе отчет в том, что происходит что-то не то, но не останавливаются, и, войдя в союз с неорганическими структурами, о чём даже не все из них догадываются, продолжают намеренно использовать других людей как энергетическую пищу для себя и для них. Особенно снайперов много в офисах и социальных конторах. Там все их дела поставлены на широкую ногу: людей-то через их руки проходит много. Думаешь, почему так тяжело пребывать в некоторых общественных учреждениях? Там просто с тебя высасывают и время, и силу, — ответил Андрей.

Но вот они, достигнув лагеря Дианы, вышли и на Поляну. Отсюда, с противоположного её края, далеко лежащее пространство бывшего лагеря тем не менее отчётливо просматривалось. Оказалось, что от бывшего лагерного общего костра теперь куда-то потерялись, будто растворились, разом все виссарионовцы, занявшие ненадолго те самые места, где ещё вчера стояли целые толпы эзотериков. Когда Наталья удивилась этому, Андрей ответил шёпотом:

— Я же тебе уже говорил: не виссарионовцы это были. И вообще, даже не люди. И Надежда — тоже… сущность. Да и Анна — лишь своего рода энергетическая проекция Семёна. И мы их всех больше никогда не увидим.

Дальнейших объяснений не последовало. Шутка? Странная шутка… Наталье стало несколько холодно и неуютно от странных, колючих мыслей.

Глава 31. Закрытие потока

За матушкой Марией, Зиной и Зоей уже приехала машина, и теперь они спешно собирали и грузили вещи. Увидев это, Володя сказал:

— Пойду, помогу: я им обещал. Потом настанет пора и мне палатку собирать — и на лагуну двигать. Надо до темноты успеть добраться, а то я дорогу туда плохо помню.

— Не успеешь уже посветлу. Не заблудись в темноте. А то, приходи сюда, к нам, в лагерь Дианы. Переночуешь здесь, у костерка с нами посидишь — а с утра и выдвигайся, — предложил Андрей.

— Да, так будет, наверное, лучше, я был у лагуны только в прошлом году, и плохо знаю туда дорогу. Могу заблудиться в сумерках, — решил Володя.

Когда Андрей, Наталья и Сергей пришли в лагерь Дианы, там на этот раз все были в сборе: Диана, бабушка Валентина, худенькая Тая, Виктория с двумя детьми: мальчиком Славой лет десяти и девочкой Жанной лет восьми, и Александр Евгеньевич. Они, все какие-то невесёлые, хлебали у костра гороховую похлёбку.

— Здравствуйте всем, кого я сегодня не видел! Чем это у вас так вкусно пахнет? — спросил Андрей, приближаясь, — Магнит уже проводили?

— Нет, хотели вот поесть, и на вечер что-нибудь приготовить: каши, овощей потушить. А потом — можно и поработать, — ответила Диана, — Садитесь с нами все кушать, супа у нас много ещё осталось!

Поев у костра гороховой похлёбки, Наталья и Сергей решили, наконец, по нормальному разложить вещи в своей палатке и расстелить там одеяло. Подошедший в это время Володя неподалеку сгрузил свои вещи и наскоро поставил палатку.

Через некоторое время к ним троим подошел Андрей и предложил:

— Поработаем?

— Прямо здесь? — удивился Сергей.

— А — что? Отойдём только чуть в сторонку, — простодушно улыбнулся тот.

И они стали неподалёку, на незанятом кустами и деревьями пространстве, увенчанном куполом леса, и стали выполнять вслед за Андреем комплекс дыхательных упражнений. Потом Андрей достал свой посох и стал проделывать боевые движения, будто нанося удары воображаемому противнику, совершая при этом невероятные прыжки и развороты. Володя же почти сразу стал подпрыгивать на одном месте вертикально вверх, пробормотав при этом: «Похоже, опять кундалини шарахнула!»

Андрей, приблизившись к нему, посоветовал покататься, покувыркаться на земле — так, как сейчас поведёт его тело. Володя стал кататься и кувыркаться через голову, затем — сел в позу лотоса, легко скрестив правильным образом ноги. Андрей же продолжал совершать свои странные движения. К нему вскоре присоединился и Сергей, включившись в ряд его движений, как в невероятный танец. Они то приближались, то уворачивались друг от друга, не нападая и не нанося ударов, а как бы увлечённые разными потоками и следующие за ними. Неожиданно к ним присоединилась, отойдя от костра, Диана, которая по-своему спонтанно включилась в работу. Она то «стягивала» сверху энергию, раскидывая её на работающих, то проделывала какие-то замысловатые пассы. Потом она вступила то ли в танец, то ли в энергетический поединок с Сергеем, работая в основном с его сердечной чакрой, то ли посылая ему импульс энергии, то ли пытаясь его вырубить. Затем вдруг резко развернулась и направилась к стоявшей сзади Сергея, почти у ствола дерева, Наталье, ввергнутой в немой созерцательный ступор. Но тут вдруг между ней и Натальей, единым рывком проделав в воздухе кульбит, близкий к сальто, оказался Андрей, в процессе своего невероятного движения вдобавок успевший кинуть Сергею посох, который тот поймал на лету. Он оказался немного сбоку от Натальи, и Диана замедлилась в своем движении, будто решая, к кому из них ей лучше направиться. Наталья же в это время подалась назад и прислонилась спиной к дереву.

— Постой так немного, затем — ложись на землю, на живот — и наблюдай, — быстро посоветовал ей Андрей, обернувшись. Затем стал приближаться к Диане, обходя её сбоку. Она же тоже боком стала разворачиваться в его сторону. Затем она стала совершать в направлении Андрея пассы, а он — уворачиваться от них мягко и плавно, иногда тоже проделывая пассы и сложные замысловатые движения. Диана, двигавшаяся поначалу резко и агрессивно, стала постепенно переходить на движения более ровные и спокойные. После этого Андрей медленно перешел на простые дыхательные упражнения и плавные движения, которые теперь совершенно спокойно повторяла за ним и Диана.

«По-моему, мы все здесь слегка тронутые», — подумала вдруг Наталья, оценив «картину маслом» сторонним взглядом: Сергей, борющийся посредством посоха с невидимым противником, Володя, сидящий в позе лотоса с закрытыми глазами, Андрей и Диана, стоящие друг напротив друга и дышащие друг на друга всем телом, и она сама, валяющаяся на животе около дерева. Затем она перевела свой взгляд в сторону костра. Все, кто там сидел ранее, вмиг куда-то рассосались.

— А может быть, и не слегка, — произнесла она неожиданно для себя самой вслух.

У костра же не просто никого не было, а он даже совсем потух. В лесу всё замерло, деревья уже успели погрузиться в сумерки, под их кронами стало до странности тихо. И все, кто здесь теперь находился, только что ощутили окружавшую их тишину. Андрей, стоявший напротив Дианы, делал теперь в её сторону несложные пассы руками. Диана же постепенно перестала двигаться, как-то обмякла и, закрыв глаза, похоже, стала проваливаться сознанием в другие миры.

— Станьте, образуя крест! — обернувшись, скомандовал Андрей остальным. Володя быстро стал за спиной Дианы, направив руки в её сторону, будто на расстоянии прикрыв её голову. А Наталья и Сергей стали по бокам Дианы, лицом к Андрею.

— Сосредоточься. С тобой сейчас будет говорить Оптина Пустынь, её старцы, христианские мученики, — тихо и твёрдо сказал Андрей Диане, — Попробуй воспринять идущую информацию. Говори вслух. Транслируй.

И Диана начала каким-то не своим, тихим и вкрадчивым голосом, передавать вслух послание старцев Пустыни, перечислив вначале всех их поимённо…

— …Мужайтесь. Слушайте молитву сердца. Идите на её зов. Не поддавайтесь на уговоры, лесть, увещевания. В сердце вашем есть все указания. Ваш путь — не от мира сего, — продолжала Диана прерывающимся, с придыханием, голосом, делая большие паузы, — И не по мирским дорогам он проходит. Вы — надежда страждущих, соломинка для утопающих. Вы — соль мира. Которая должна быть соленой и не бывает сладкой. Каким будет море, если не будет в нём соли? Не подаст руки тот, кто не испытал нужды, и не может подать тот, кто сам нужду имеет, ибо все его силы уходят на мечтания о хлебе. Мечтайте лишь о вере, и смело подавайте руку ищущим её. Только хлеб духовный сможете подать вы страждущим в годину испытаний. Но не давайте дважды. Сохраняйте свой родник чистым, ибо не свиньям на водопой льется мирра. Храните светоч своей души — и не коптите. Трудно только вначале, когда есть ещё пучина возврата. Пока вновь не научитесь доверять тем, кто ведёт вас и воссоединяется с вами в молитвах. Нет доброго зла и злого добра. Их различит идущий. Есть милосердие и вера. Есть истина и покой. Есть смелость и стремление. Да будет счастлив тот, кто бредёт в ночи и думает о свете. И тот, кто даёт свет. Ибо связаны они единым доверием. То, что явлено миру, выглядит как в зеркалах кривых, в которые смотрят земные, не божьи, судьи. Будьте же крепкими волей и невинными сердцем. И не судите судей своих, а идите своей дорогой. Судить же вас будут милосердней судьи небесные, чем земные. А мы любим вас, помним о вас и верим в ваши силы, благодать свою посылая ныне…

Даже лицо Дианы переменилось. Умиротворение и тишина изливалась из неё вместе с её голосом.

— Спасибо, — поблагодарил её в конце Андрей, по-прежнему направляя руки в её сторону, — Закрепляю тебе память о сегодняшнем дне, которая рано или поздно вернется к тебе внезапно. Запомни это состояние. Это был чистый канал. Отныне у тебя есть и у тебя будет — настоящий, чистый канал…

Володя поднялся и медленно пошёл раздувать ещё не совсем остывшие угли костра, подкладывая в него новый сушняк. Откуда-то вынырнул, вовремя подоспев ему на помощь, Александр Евгеньевич с охапкой свежих дров. Диана, тихая и замедленная в движениях, села на пень неподалеку от начинающего разгораться костра, и, по-видимому, у неё не было сейчас сил ни на продолжение какой-либо работы, ни даже для разговора.

— Давайте, что ли, чаёк попьём! — предложил всем подсевший на низкую деревянную лавочку, сооруженную из камней и лежащей на них доски, Андрей.

На чай собрались, выйдя из палаток, кроме уже присутствовавших, ещё Виктория, бабушка Валентина, Александр Евгеньевич и Тая. И когда Наталья и Сергей приблизились к костру, все остальные уже сидели вокруг него на лавочках — досках, положенных на камни. Присев на пень, находившийся чуть в стороне, Сергей, к ужасу Натальи, неожиданно громко запел:

— Аллах акбар! Аллах акбар!

Слава Аллаху, высокому и великому,

Владыке всех миров, повелителю Вселенной!

Аллах акбар! Аллах акбар!

— Говорит голос ислама! — прокомментировал Андрей, сидящий с краю на доске, и, подвинувшись дальше к потеснившимся плотнее людям, уступил маленький краешек доски Наталье. Она присела рядом.

— Впрочем, мы это сейчас проверим! Назови мне девяносто девять имён Аллаха.

И Сергей начал, строча, как пулемет.

— Достаточно, — сказал Андрей через некоторое время, — Этого ты запомнить не смог бы. Значит, это — канал чистого ислама… Н-да. Интересный ты экземпляр. А ну-ка, расскажи, кто ты… С самого начала.

— Я не знаю. Сейчас вспоминаю — звездолёт, похожий на замок. Или — замок, похожий на звездолёт. Я один. Совсем. В иллюминатор или прозрачный потолок видны звёзды. У меня много-много книг, большая библиотека. Прошло много-много лет с тех пор, как у меня был учитель. Его обвинили в чём-то, и собирались наказать. Я хотел вмешаться — и не смог: меня самого отправили в изгнание. Я не смог спасти своего учителя. Я всё время вспоминал это и мучился этим. Назад мне дороги не было. Никто меня там не ждал больше. Я сидел и смотрел в бесконечное звёздное небо. Я — странник. Теперь — одинокий странник… Мне стало всё равно. Я решил стать космическим странником. Я сел за пульт и нажал на первую попавшуюся кнопку. И высадился где-то на обитаемой, но далекой и заброшенной планете. И стал самым заурядным человеком. Через несколько жизней я забыл, откуда я родом. Помню только имена двенадцати лордов из Вселенского Совета. И главного лорда Сильберана.

Сергей умолк.

— Интересная сказка, — сказала Диана.

— А может, и не совсем сказка, — добавила Наталья.

А сама внутренне порадовалась, что они находятся сейчас в лесу и никому из присутствующих по этой причине не придёт в голову вызывать психушку.

— А может быть, ещё кто-нибудь хочет рассказать нам сейчас о себе? — спросил Андрей.

— О себе? А что — я? — вдруг заговорила ни с того ни с сего Виктория, — Вот, приехала на Поляну. И захотела тут контакт получить. Евграфий предложил мне над этим поработать. Потом я на Скалу ходила, в Магнитах участвовала. И — вроде пошло! Стали говорить мне… голоса. Что делать нужно. Стало всё просто, понятно. А теперь… Как-то снова всё мешается, переворачивается с ног на голову, того и гляди, снова всё будет по-прежнему непонятным. Странно это.

— А твои учителя — всегда всё правильно советовали? И всё знают? — быстро спросил Андрей.

— Да.

— И у тебя ни в чем не возникало сомнений?

— Ни в чем.

— И есть одна лишь истина, один рецепт хорошей жизни для всех? Сесть на канал? — продолжал спрашивать Андрей.

— Да.

— Всё ясно. Двухмерная логика, паталический план, — кивнул Андрей, — Сергей, запрашивай разрешение на работу!

— Запрашиваю Космический Совет, запрашиваю главного Лорда и членов Совета, разрешить работу! Работа разрешена! — проговорил Сергей.

— Я знал, что ты работаешь в космической полиции и занимаешься отловом всяких гадов! — пошутил Андрей.

— Направь одну руку к звёздам, — шепнул он Наталье, — А другую — на неё, — и он кивнул в сторону Виктории.

— Эй, вы чего? — удивилась та.

— Да — ничего, это мы так, шаманить будем потихоньку, — ответил быстро Андрей. И сказал Сергею:

— Назови код, с которым предстоит работа!

Сергей назвал пятизначное число.

— Это — не человеческий уровень! Требуется арест! — воскликнул Андрей.

Сергей начал совершать боевые движения, проделывая сложный танец с посохом. Он теперь двигался вокруг всех людей, сидящих у костра. Некоторые из них — Тая, бабушка Валентина, Александр Евгеньевич — решили потихоньку снова разойтись по палаткам. Сергей же стал двигаться по кругу, следуя за Андреем и выполняя комплекс движений из «Золотого дракона», впрочем, постепенно переходя на что-то действительно вполне шаманское.

Виктория сидела, как заторможенная, и слегка покачивалась. Потом вдруг сказала:

— Я что-то не понимаю, что происходит.

Андрей, резко перескочивший через лавку и ставший между ней и костром, спросил:

— А раньше — понимала?

— Здесь, на Поляне — поняла. Что нужно делать. Как жить. Мне нужно найти свою вторую половину. Наверное, я за этим сюда и приехала. Человек — это ведь целый космос. А что случается, если встречаются два космоса? Это ведь чудо!

В это время Сергей с посохом, который Андрей к тому времени передал ему, двигаясь по кругу, приблизился сюда и стал за спиной Виктории.

— Вот он! Сейчас прыгнет! Отсекай! — закричал Андрей. И Сергей, рассекая посохом воздух, оказался почти рядом с Андреем, где они начали отбивать и теснить в сторону, подальше от Виктории и Натальи, нечто невидимое. Затем Наталья, не глядевшая в ту сторону, всё-таки ощутила, что Андрей и Сергей сражаются там с кем-то или с чем-то, прижимая это что-то к земле, сама же она отвлекала в это время Викторию, закрыв собой от неё тот участок пространства. Она продолжала беседу:

— Но, для того, чтобы встретить свою половину, необходимо не искать её. Это сложно объяснить, но это — так. Нужно просто самой стать цельной и завершённой, добиться самостоятельности и доказать, что ты сама что-то можешь. Только тогда возможна нужная встреча: быть может — как награда.

— Самой стать цельной? Не искать? — повторила Виктория, — Да, да, это — действительно так! Я это чувствую!

А Сергей тем временем уже запрашивал Вселенский совет, куда отослать «гада». Пришла информация о помиловании со ссылкой на дальний астероид.

Потом Сергей присел рядом с Натальей и как-то обмяк. Наталья только сейчас заметила, что кроме неё, Виктории, Сергея и Андрея остался здесь только Володя, с изумлением наблюдавший происходящее. Но даже Диана уже успела куда-то незаметно уйти.

— А о чем вы тут секретничали? — спросил у Натальи подошедший поближе Андрей.

— Да — так. О своём, о женском, — ответила Наталья.

— Посмотри на Сергея. Ему пора в палатку. Идите спать. Немедленно!

Наталья посмотрела на Сергея и поняла, что его вот-вот вырубит прямо здесь.

— Пойдем в палатку! — строго сказала Наталья Сергею, — Пока ещё можешь хоть как-то ноги переставлять! — И, положив себе на плечо одну руку Сергея, поволокла его в нужном направлении. С другой стороны его подхватил Андрей. Сергей же совсем еле-еле передвигал ноги.

Так они и дошли до палатки.

— Спокойной ночи! — пожелал Андрей.

— Спокойной ночи! — ответила Наталья, рухнув вместе с Сергеем в палатку, слегка споткнувшись о её край.

Наталье не спалось. Она вновь и вновь размышляла о событиях этого дня, о непонятой ею и странной работе у костра. Что это было? Игра?

Неожиданно она услышала чьи-то шаги рядом с палаткой, недалеко от нее. А затем — обрывок разговора. Один из голосов принадлежал Диане, другой — Андрею.

— Даже если это и так, и нельзя напрямую передать свои знания — то можно же просто повысить энергетический уровень другого человека! — произнесла Диана.

— На время — можно. И за это тому, кто получил такой энергетический подарок, в большинстве случаев придется чем-нибудь платить. Возникают кармические долги. Кроме того, возникает взаимозависимость. Вы готовы будете к этому? — ответил ей Андрей, — Вечной группы не бывает, а зависимость остается.

— Это — как любовь. Может, любовь и есть попытка поднять свой энергетический уровень посредством группы из двух человек?

— Бывает и так. Если на то есть воля судьбы.

— Ну, тогда для не владеющих шактипатом, единственный оставшийся путь — это тантра. Говорят, тантрическая любовь пришла к нам из древней Атлантиды. Женщина — цветок, мужчина — луч. На сакральность этих отношений указывают и древние символы Египта. Мужчина направляет, а женщина аккумулирует божественную энергию. И оба прорываются на более высокий уровень, благодаря энергетическому всплеску. Это — не секс, хотя внешне иногда и похоже. Это — взаимодействие магическое. А вы не побоялись бы попробовать?

— Здесь есть одно «но»… Маги должны находиться на взлете, быть равными друг другу по силе и с радостным откровением идти навстречу друг другу. А я вообще сейчас наполовину не здесь, а на других планах сознания. Кроме прочего, меня мой теперешний уровень энергии вполне устраивает, и эта самоцель меня не трогает. Тантра — не мой путь. Я начинал с христианства.

— Что ж! Быть может, мы всё-таки померимся своими магическими силами. Когда-нибудь в другой раз! — и Диана, кажется, удалилась.

Наступила тишина.

«Наверное, Андрей теперь уже улегся спать. Его спальник где-то рядом с нашей палаткой», — подумала Наталья.

Утром, когда Наталья проснулась, Сергея уже рядом не было. Она вылезла из палатки и увидела, что все уже сидят у костра и пьют чай. Только Володя, по-видимому, уже ушёл к лагуне — его палатки не было. Все же остальные по-видимому были в сборе: она встала самой последней.

После чая Андрей решил сразу двинуться вместе с Сергеем в посёлок за хлебом, сперва распорядившись, чтобы Наталья была на подхвате у Дианы, для помощи по хозяйству. И они с Сергеем тут же ушли. Было пасмурно, сыро; не было ни ветерка. Погода явно менялась. Наталья даже не сразу сняла свитер, одетый на ночь. Стало совсем прохладно. Александр Евгеньевич пошёл с ведром и пластиковыми бутылками на родник за водой, Виктория — играть с детьми. Бабушка Валентина, как оказалось, ещё с утра ушла вместе с Володей, чтобы он показал ей по дороге другую, более холодную и чистую, речку. К обеду она собиралась вернуться обратно, не продолжая путь вместе с Володей до стоянки Николая.

Диана и бледная, хромающая Тая молча чистили картошку.

— Ну что, присоединяйся! — мрачно предложила Тая Наталье.

Наталья взяла лежащий среди посуды ножик и принялась тоже чистить картошку. Диана, во время совместной чистки картошки, всё время буравила её взглядом, будто пытаясь приподнять черепушку и ознакомиться с содержимым.

Потом принялись чистить морковь и лук.

— Наталья, у вас рис есть? Или — другие какие крупы? — строго спросила Диана, — Если есть — неси!

Наталья смутилась.

— Да… мы всё — там, у другого костра, что у нас было, оставили, — ответила она.

— Разве можно быть такой непрактичной! А что вы сегодня есть собирались, о чём думали? — упрекнула её Диана.

Молчаливая Тая смотрела строго.

Наконец, всё было почищено, котелок с супом повешен над огнем вариться. И Наталья, будучи свободной от кухонных забот — а главное, от надзора Дианы, взяв пластиковую бутылку для воды, пошла к роднику. На самом деле ей хотелось куда-нибудь сбежать. И поскорей. Здесь, в чужом лагере, в отсутствие Андрея, ей не было уютно. Наталья решила, что от родника с серебряной водой пойдет, минуя лагерь, на Поляну. К камню.

Андрей и Сергей вновь шагали по уже знакомой и не раз хоженой проселочной пыльной дороге. И снова к заборам жались испуганные куры, а под навесом автобусной остановки стояла чёрная грустная корова и жевала выброшенный кем-то грязный кочан капусты. Местный рейсовый автобус, обычно разворачивающийся здесь и следующий затем к железнодорожной станции, только что приехал, и в него шумно садилась толпа школьников с рюкзаками. Они возвращались домой из большого похода. Но последняя фигура была до странности знакомой. Следом за школьниками в плотно забитый автобус протиснулся Семён. Он по-прежнему был налегке, при нём абсолютно не было никаких вещей.

— Временной снайпер уезжает, — тихо сказал Андрей, — Я его ещё тогда, когда мы со звёздами работали, заподозрил.

Сергей поправил на голове ставший неразлучным с ним стетсон.

— Он правда изменился. Спасибо, что помог мне его обезоружить, — добавил Андрей.

— Не думаю, что в этом есть хоть доля моей заслуги, — ответил ему Сергей.

После магазина, повернув обратно, Андрей стал серьёзен и даже мрачен. Облака к тому времени уже закрыли всё небо, будто обложив его слоем плотной серой ваты. Изредка в пыль дороги срывались редкие капли дождя.

— Нам с тобой предстоит ещё одна, самая главная, работа. Сейчас. Вот и хлеб в тему, он нам пригодится. Нам с тобой надо сейчас, как можно скорей, на поляну. Давай, ускоримся немного, — скомандовал Андрей.

На поляне, сейчас ставшей неприютной, пустой и холодной, они сразу пошли к камню — в самый её центр. С другого конца поляны к ним, сюда же, как раз в это время, приближалась одинокая фигура. Это была Наталья. Увидев её, Андрей обрадовался. Все трое, встретившись, обнялись и подошли вместе к камню. Потом Андрей вынул из холщовой сумки и положил на камень буханку свежего хлеба.

— Мне предстоит самая важная, самая главная работа, ради которой, в общем-то, я и оказался здесь, на Поляне. Ситуация действительно вышла из-под контроля. Я всё-таки надеялся на лучшее, но… Грустное это дело. Но — необходимое. И хорошо, что я буду сейчас не один. Так будет лучше, — сказал Андрей.

— Но мы же ничего не умеем! — засомневалась Наталья.

— Это — не важно. Главное — будьте рядом и участвуйте.

И они втроём стали вокруг камня. В это время дождь усилился. Он был холодный, моросящий. Совсем как осенью.

— Отче наш, иже еси на небесех!

Да святится имя твоё! — начал Андрей напевно.

И Наталья нутром почувствовала, что сейчас участвует не просто в чистке пространства, хотя и это — тоже, наверное, происходило… Но участвует в закрытии, завершении чего-то важного. Когда-то это что-то родилось и передавалось от человека к человеку, от группы к группе. Почему-то вырвалось здесь, на Поляне, наружу — и проросло в виде мощного потока света, вышедшего после из-под контроля и действующего стихийно, непредсказуемо и опасно. Как заповедный цветок, приснившийся во сне Наталье, и сорванный ею. Созданный для духовных устремлений, поток постоянно трепали и использовали для своих материальных интересов и удовлетворения амбиций и лидеры всяческих групп, и различные эзотерики-одиночки, и толпы желающих получить каналы… Да, это был уже не тот, первоначальный, поток. Много чего вложили сюда самые разные силы. И события и последствия его действия были непредсказуемы и неконтролируемы. В чём Андрей недавно уже убедился. Да, они закрывали… Что? Канал? Поток? Или даже — сеть каналов и потоков, связанных между собою, родившихся друг от друга, связанную между собою таинственной нитью причинно-следственных связей. И Андрей действительно имел на это закрытие указания, права и полномочия. Он стоял у истоков возникновения этой нити, этой сети, и он имел право закрыть поток здесь и сейчас. В этом не было никаких сомнений. И он делал это, со слезами на глазах. И, в отличие от своих помощников, полностью сознавая всё происходящее и даже все его последствия. Сознавал он и то, что сейчас происходило на других уровнях сознания и в других планах бытия. И он полностью закрывал что-то, связующее сейчас между собою эти различные миры. Он был послан сюда для этого — и он это исполнит…

    — Великий боже! Создатель всего!

    Я умираю для мира,

    И я воскресну в тебе.

    Мы воскреснем в свете,

    Как частица и целое,

    Как начало и конец,

    Как альфа и омега.

    Другие миры и другие страны

    Принесу я к твоим ногам,

    Пути безначальные

    И чувства вечные,

    И силой своей

    К силе твоей взываю:

    Останови беззаконие!

    Верни безначальному безначальное,

    Форме — форму,

    Звуку — звук,

    Душе — душу.

    Выплесни радугу судеб,

    Рожденных по плану божественному,

    Верни овец заблудших

    К их водопою,

    Ибо воспел ты их

    И согрел своим светом.

    Друг мой единственный в вечности,

    Царе безначальный,

    Сутью бессущностный,

    Сердцем великий,

    На тебя уповаю!

    Спаси и сохрани,

    Дай свободу и волю,

    Прости и помилуй.

    Друзьям моим пошли весть о мире,

    Чтобы они возрадовались.

    И врагам моим пошли весть о мире —

    Они опечалятся.

    К тебе мы идём и к тебе взываем,

    С чистым сердцем и душою чистой,

    Да очистится всё вокруг,

    И предастся горе забвению.

    Пусть цельным будет мир,

    Водою будет вода

    И камнем будет камень.

    И всё, предначертанное тобою,

    Да свершится!

Андрей читал затем молитвы, канонические и не канонические, и перемежал это чтение своими словами и языками иных наречий. Он плёл сложную вязь санскрита, певуче произносил молитвы на латыни, раскатисто читал заклинания на древнегреческом, на иврите, на иных древних языках… Но ничего из сказанного не запомнили Сергей и Наталья, и не знали они, сколько времени провели они у этого камня: много или мало. Лил и лил дождь, но казалось, что он был благостный, и напитывалась им природа, и напитывалась им Поляна.

    — Отче наш! Который есть на небе и на земле!

    Да святится имя твоё! Да пришло уже царствие твоё!

    Да есть, и да будет всегда воля твоя!

    Так же на земле, как и на небе!

    Хлеб наш насущный ты дал нам на этот день.

    И оставил нам грехи наши,

    Как и мы простили всё должникам нашим.

    И не ввёл нас во искушение,

    Но избавил нас от лукавого!

    Ибо и есть, и будет твоя сила, твоя воля, твоя слава —

    И здесь, и везде, и ныне, и присно, и во веки веков!

    Аминь!

У них у всех в глазах теперь стояли слёзы. И, закончив молитву, Андрей подошел и обхватил руками своих случайных соратников. Ибо случайностей не бывает, и теперь навек связаны они между собою незримой нитью памяти… И долго ещё они и стояли так, тесным кругом, обнявшись, под проливным дождём.

Потом Андрей сказал:

— Хлеб — чистый продукт! Его обязательно нужно съесть. Прямо сейчас. И они ещё долго так стояли здесь, у камня, под дождём, перемешивавшимся с их слезами, и ели мокрый хлеб. Слёз не было видно, потому что дождь оставлял свои крупные капли на их лицах… Наконец, полностью съев хлеб, эти трое потихоньку отправились в лагерь.

— Мужайтесь! Самое главное и ответственное мы уже сделали. Радуйтесь в сердце, и не храните в памяти всё, что будет между нами после, — в последний раз обняв своих друзей, сказал Андрей странную, непонятную фразу…

Глава 32. Утро туманное…

Они пошли в лагерь далеко не прямым путем, огибая полукругом противоположный край Поляны.

— Утро туманное, утро седое… Кто-нибудь знает дальше строки этого стихотворения? — спросил вдруг Андрей.

— Я помню. Может быть, не совсем точно, — сказала Наталья.

— Прочти. Так, как помнишь, — попросил Андрей.

Наталья замялась. Ей всегда было очень сложно читать вслух стихи. Был у неё такой странный комплекс.

— Пожалуйста. В них, как мне кажется, содержится для меня определённая дхарма на теперешний период, — настаивал Андрей.

    — Утро. Туманное. Утро. Седое.

    Нивы печальные. Снегом покрытые.

    Нехотя вспомнишь и время былое,

    Вспомнишь и лица, давно позабытые,

— начала со странной интонацией Наталья и прочла всё стихотворение до конца. Вначале — будто нехотя, но потом — всё более оживляясь.

— Да, сейчас для меня это своего рода дхарма, — сказал Андрей, когда она закончила, — Как там… «Вспомнишь разлуку с улыбкою странною, многое вспомнишь родное, далекое»… Да, Тургенев воистину был настоящий маг. Он это смог. Просто взял — и вырвался. Из своей среды, от своей кармы… Прочь! Навсегда! Наверное, в этом и есть действительная, настоящая магия! Надо учиться уходить навсегда, никогда не возвращаясь…

В лагере Дианы навеса не было, и костер разжигали просто под открытым небом. А потому сейчас, как только начался дождь, вся еда от костра была унесена в самую большую палатку — палатку Дианы, где все теперь и собрались, пережидая внутри неё непогоду. Из палатки слышались голоса. Андрей подошёл и заглянул вовнутрь.

— Мы принесли вам хлеба, — и он протянул Диане сумку.

— А мы уже поели, вас не дождались, — укоризненно ответила та, — Залезайте в палатку, тут ещё много места!

В палатке Андрей, Наталья и Сергей уселись совсем рядом с выходом, где была постелена внизу клеёнка, так как одежда на них была мокрая — хоть выжимай.

— Да проходите дальше, смелее! Тут всё равно одни карематы сейчас постелены! — сказала им Диана. Она, бабушка Валентина и Тая сейчас рассматривали большую иллюстрированную книгу Дианы. А совсем в глубине палатки сидели и тихо беседовали Александр Евгеньевич и Виктория, и её дети сидели тоже рядом, совершенно притихшие.

— Давайте немного вместе поработаем с вашей книгой, — предложил Диане Андрей, — Мы уже начинали — и неплохо получалось.

Он взял в руки книгу Дианы и принялся листать её и внимательно рассматривать иллюстрации. Книга была весьма необычная: там, в ней, были какие-то фракталы, лучи и энергетические поля.

— У разных людей совершенно разный способ и образ жизни. И восприятие абсолютно разное. Мы не видим этот мир и происходящее в нём одинаково. Целой, общей картины — тоже. Я, например, не знаю, что сейчас происходит у неё в голове, — и Андрей указал кивком головы на Наталью, — Я не мыслю так, как она.

Андрей продолжал перелистывать книгу, считывал информацию кончиками пальцев, передавал разные виды энергии, считанные на основании книги, другим. Но далее Наталья перестала вникать в происходящее — так, будто её от него полностью отрезало. Она теперь воспринимала только внешний, поверхностный слой событий. И то — с трудом. Потом Андрей стал передавать «считанную» энергию исключительно Диане, а она — уже по кругу всем остальным. А Наталья почти сразу вышла из этой игры, поскольку совсем ничего не ощущала, а притворяться было не в её стиле.

— Не растекайтесь, сосредоточьтесь! Эта книга несёт в себе очень интересную информацию. И вы вряд ли где-нибудь сможете отыскать такую же точно! Сосредоточьтесь! Информация, которую я сейчас вам передам — чрезвычайно важна! — сказал Андрей Наталье, продолжая тем временем работать с книгой. Но Наталья по-прежнему совершенно не могла подключиться к этой работе, хотя ей очень хотелось поработать с Андреем. Она внутренне кляла себя за такую непроходимую тупость, но не чувствовала энергий и ничего не могла с этим поделать. Такого с ней при работе и в присутствии Андрея еще не бывало.

А Сергей сидел рядом тоже молча и абсолютно ни на что не реагировал. Посмотрев на него, Наталья поняла, что его того и гляди и вовсе полностью отключит. Голова Сергея полностью запрокинулась назад и он, похоже, уже засыпал. Придвинувшись к нему поближе и подхватив его под спину, пока он не завалился назад, Наталья стала его легонько трясти.

— А? Что? — вскоре спросил Сергей, повернув к ней голову. Наталья сняла свой амулет и надела ему на шею. Потом обхватила его, и как бы постаралась перекачать в него немного своей энергии.

— Тебе… Не станет плохо? — спросил Сергей.

— Идите в свою палатку — и скорей, советую вам немного поспать, — проговорил Андрей тихо и совершенно безэмоционально, как на автомате, и абсолютно не глядя в их сторону.

Наталья и Сергей вышли из палатки на дождь, который стал сейчас слабее, но всё ещё моросил. Потом, закинув руку Сергея себе на плечо, Наталья помогла ему добраться до палатки. Она слегка споткнулась о край тамбура палатки, и они вместе с Сергеем рухнули в неё. «Это уже становится доброй традицией», — подумала Наталья.

Как только они забрались вовнутрь, Наталья попыталась — и вроде бы, успешно, — лечить Сергея по принципу, которому научил их Николай: почувствовав поток, идущий сверху, пропускать его через себя и направлять с помощью рук, так, как он тебя ведёт. В основном работать пришлось с сердечной чакрой, а также немного с головой.

А потом, Наталья довольно долго пролежала в палатке, не засыпая, с открытыми глазами. Рядом спал Сергей. Наталья вспоминала, как работал с Дианой Андрей, вновь удивляясь, почему её саму так внезапно вышибло из этой работы. Потом вспоминала то, что произошло на камне, и мысленно вновь повторила стихотворение Тургенева, которое попросил её прочесть Андрей… И — его слова: «Надо уходить, никогда не возвращаясь»… Что-то грустное было во всем этом. Хотя, полностью она не понимала, что всё это значит, но понимала, что совершенно не представляет того, что с нею и её жизнью будет после, когда рядом больше не будет Андрея. И даже того, что должно случится позже здесь, на Поляне. И будет ли это, их совместное и с Андреем, и с Дианой «позже»? Потом Наталья вырвала из своей тетради, которую достала из рюкзака, небольшой листик в клетку, и, следуя поэтическому наитию, торопливо написала стихотворение. Листик с этим стихотворением она положила в карман своей рубашки…

Возьми с собою в дальний путь по свету

Немного хлеба и воды немного,

Трилистник, книгу, ладан и треножник.

Быть тигром не умеет подорожник.

Не знаем мы, зачем рождает ветер

Нездешний звон намерений нездешних,

Когда заходит за большие горы

Немое солнце, пахнущее горем.

На подорожник, на прибрежный камень —

Следы ложатся. Нас сжигает пламень.

Зачем мы здесь, зачем живем мы в мире —

Не ведомо ни палачу, ни лире…

* * *

Вскоре закончился дождь, и все, кто были в палатке Дианы, вылезли наружу и начали громыхать кружками около костра. Проснулся и Сергей, и они вдвоём с Натальей тоже вышли наружу и подсели к костру и чаю.

Немного погодя, сидевший у костра Андрей изъял из глубины своей холщовой сумки серую папку с верёвочками и вынул из кучи бумаг, в ней хранящихся, стандартного формата лист, наклеенный на картон. Он протянул его Сергею, который стал внимательно рассматривать имеющиеся на этом листе странные изображения.

— Это — карта галактики. Где ты сейчас находишься? — спросил у него Андрей, — Только, ты особенно не думай и не рассуждай. Как бы отключись — и веди руку туда, куда хочешь, куда её притягивает.

Сергей стал очень быстро двигать по карте рукой, выписывая очень сложные кривые.

— Что это? Траектория полёта? — усмехнулся Андрей, — Так я и думал: он находится везде! А ты, Наталья? Возьми карту. Наталья взяла в руки карту и попыталась сосредоточиться.

— Я не знаю, — сказала она через некоторое время, в смятении вернув карту Андрею.

Диана в этот момент оторвалась от разглядывания своей книги и строго посмотрела в её сторону. А затем повернулась к Андрею и спросила у него:

— И чего же это она такая… инфантильная?

— Этого не надо было говорить вслух, — мягко ответил Андрей, глядя на Диану. …Странный это был разговор! Будто сама Наталья не понимает или не слышит того, что о ней сейчас говорят, будто она — пустое место.

— Да я не понимаю, как она вообще живёт? Разве можно быть такой, как она, в нашем мире? — снова, и довольно зло, спросила Диана.

— Я же совсем недавно говорил, что каждый человек — это совершенно своеобразный мир, и эти миры не похожи один на другой. Я не могу мыслить так, как она, и не знаю, что происходит сейчас в её мире, Но это вовсе не означает, что её сознание в чем-то хуже или лучше моего, — ответил Андрей Диане, вкрадчиво, будто разговаривал с маленьким ребёнком.

Немного погодя, Андрей убежал за водой к «Дедушке», на обратном пути намереваясь запастись и ветками для костра. У костра, около Дианы, остались только ее пациенты, а также Наталья, Сергей и бабушка Валентина.

Диана сосредоточенно и молча пила чай, будто рассматривая что-то на дне стакана.

— Диана! Ты обещала вчера рассказать нам, кто такой Люцифер, — внезапно напомнила ей Тая.

— Значит, вы хотите знать всё о добре и зле? И хотите выяснить, наконец, кто такой Люцифер? — загадочным голосом спросила ее Диана.

Тая смутилась.

— Это очень просто… Я вам сейчас это объясню, — продолжила Диана тихо.

И, после некоторой паузы, проведенной в задумчивости и сосредоточении, начала:

— Перед некоторыми людьми и сущностями судьба ставит позитивные вопросы: помочь ли другому, пожертвовать ли собой, посвятить ли себя любимому делу… И — подобные им. И, отвечая на них утвердительно, человек становится положительным героем. Или даже — спасителем мира, или своего народа. Но иногда перед людьми судьбою ставятся совсем другие вопросы, предлагающие выбрать не позитив или негатив, а совершить гораздо более сложный выбор. К примеру: предать товарищей, чтобы близкие люди остались жить — или умереть вместе с близкими, никого не предав. Или: оставить семью ради веры и пуститься в дальний путь, или же — пахать на своих близких, севших тебе на шею, до конца жизни, из чувства долга, и отступиться от мечты. Разный бывает в жизни выбор. И многие делают его вроде бы неправильно. Предают, чтобы жить. Уходят от родственников ради духовной практики. Ставят искусство выше жизни. Это — выбор Люцифера. Выбор свободы от обстоятельств, от обязательства перед кем-то. Потому, что именно этот выбор предполагает внутреннее развитие, что бы ни говорили об этом окружающие.

И, кроме того, парадокс заключается в том, что Бог заранее знал о выборе, сделанном Люцифером, потому что знал всё о его внутренней сути. Люцифер же выбрал бросить человечество на произвол судьбы — и быть свободным от связывающих пут. Конечно, став при этом нелюбимым. Но думаю, что Бог может только позавидовать Люциферу в этом отношении: ведь Бога так любят! А что может быть обременительней чужой, ненужной тебе, любви? Тем более что люди требуют от любимых многого: чтобы и они нас любили, чтобы соответствовали нашему представлению о них, чтобы вели себя определенным образом и соответствовали нашим идеалам. Того же самого мы хотим и от Бога. А чего мы требуем от Люцифера? Сгинь, нечистый? Отвернись от нас? Смешно! Он это давно уже сделал: и отвернулся, и сгинул. И — устремился мыслью к звездам. Люцифер — означает «несущий свет». Чтобы быть собой, он позволил себе уйти от людей. За это человечество его и не любит.

— И что Вы предлагаете людям? — спросил Александр Евгеньевич.

— Просто сделать свой собственный выбор — и открыто посмотреть судьбе в глаза. Выбор этот был предопределен заранее, внутреннюю суть поменять невозможно. Нужно только иметь смелость ее проявить. Выбор между тем, чтобы вечно нянчиться с другими, стирая чужие пеленки — но тогда уж с полной отдачей, не раскаиваясь и помня о неизбежности этого выбора, который означает медленный путь развития, — или тем, чтобы полностью игнорировать этот мир, уйти от него, заботясь лишь о своем личном духовном росте, не стесняясь средств, и без дальнейшего раскаяния и горечи, ибо это — быстрый и болезненный путь развития. Выбрать или путь смертного человека — или путь Люцифера, — ответила Диана.

— А не кажется ли вам, что сатана и Бог — это только два теоретических абсолюта человеческой психики? А человек же не может и не должен выбирать между крайностями, поскольку находится посередине. Его психика — человечна, а не абстрактна, а жизнь — сложнее, чем идеальные образы и абстрактные категории? — спросила бабушка Валентина.

— Но должны же мы рано или поздно сделать прыжок за человеческий уровень? — ответно спросила Диана.

— Должны. Но — не этим путём. Ницше ошибался. Мы не станем богами. Этот путь ведет лишь к безумию. Мы — серые: не белые и не черные. А вернее, мы — разноцветные. Как радуга. Наш выход за пределы человеческого сознания — это не прыжок к одной из крайностей. Там обретаются другие сущности. Это просто иное понимание. Между минус бесконечностью и плюс бесконечностью есть еще и иррациональные числа. Наш выход «за пределы человеческого сознания» состоит в понимании их сути. Мы будем понимать, мыслить, чувствовать и видеть в происходящем гораздо больше, чем сейчас. И от этого мы не станем ни богами, ни демонами, — никто не заметил за разговором, когда именно подошел Андрей, но сейчас он стоял чуть позади Дианы.

— Кроме того, вы считаете, что бездействие в мире — есть зло, идущее от дьявола, а действие — обязательно благо, и направляется Богом? В нашем, человеческом, мире? А может, стоит поменять знаки на крайне противоположные? — неожиданно резко спросил он.

Диана развернулась к нему всем корпусом и посмотрела удивленно.

— Непростой это вопрос: о действии и бездействии, — мягко продолжил Андрей, — И весьма неоднозначный. Существам из высших миров очень сложно снизойти до материи плотной. Это мы, поднявшись выше материи и выше наших страстей, можем достигнуть лишь краешка, нижнего порога горних сфер. Боги неучастием спасают наш мир, как только они вмешаются — здесь камня не останется на камне. Этот мир уже не выносит яркого света… Зато силы зла давно прорубили сюда дорожку. И для них этот мир — просто курорт. Предел достижения. А потому, они хотят ввести сюда свои законы, поработить и захватить его.

После этих слов почему-то наступила долгая тишина.

— Андрей, мне кажется, что вы меня с самого начала, с нашего знакомства на Поляне, старательно избегаете. Даже — побаиваетесь. Разве это целесообразно? Ведь любая встреча — не случайна, она посылается нам для чего-то… Для развития души, по большому счету, — немного погодя, вкрадчиво сказала Диана, — А вы, во всяком случае здесь, на Поляне — какой-то одинокий. Вы отдалились ото всех, работая со всеми понемногу — но ни с кем конкретно. Вы тоже решили неучастием спасать мир?

— А что вы мне предлагаете?

— Объединить всех светлых, работоспособных. Я, кстати, хорошо чувствую людей, повышенную энергетику, если таковая есть. Могу дать совет, кого нужно включать в свою группу. А создав такую группу, можно плотно с ней поработать. Чтобы в ней никого не было из случайных и темных.

— Диана! Неужели и вы делите людей на светлых и темных? Ведь вы очень близки к тому, чтобы видеть. Действительно ВИДЕТЬ, а не индульгировать на заданную тематику. А вы когда-нибудь ощущали черные и белые ауры? Два сорта людей?

— Это же — только метафора… Кроме того, и в Агни Йоге, и в других подобных, ей последующих книгах, приводится постоянно термин «темные».

— Да. Но к этому не добавляется: «люди».

— Что вы этим хотите сказать?

— Только то, что уже сказал. Вам, как экстрасенсу, если вы говорите, что видите ауры, рано или поздно придется столкнуться с их полным отсутствием. Ну, и другими явлениями. Не будем сейчас еще и демонологии касаться.

— Вы говорите, как Алексей. Что же, и в Магните, как он считает, с нами работают только темные… «структуры», как вы говорите?

— Диана! Вы — неглупый человек. Кто и с кем работает, бывает по-разному. Вы рано или поздно разберетесь в этом сами. А я говорю лишь о том, что не бывает «темных» людей.

— Можно подумать, что вы не делите людей на «своих» и «чужих». А вы сам — что, со всеми подряд работаете? Нет, у вас даже больше градаций, чем просто «свои» и «чужие». Вы и вовсе выбираете неких «избранников», и удаляетесь с ними подальше, бродить по лесу. Я знаю, что на самом деле вы проповедуете: знание для избранных! — сказала Диана напряженно.

— А знание всегда для избранных, Диана. Так было, есть и будет. Передать толпе что-либо невозможно. Только — отдельному человеку. Знание достигается собственным трудом и собственным страданием, собственным усилием и следованием по своему пути. Иногда кто-то может сорвать и дать человеку плод. Но, всё равно этот человек должен будет потом отработать этот подарок. В одиночку.

— Как и всё человечество… Отрабатывает познание изгнанием из рая…

— Да, быть может, библейская легенда именно об этом: любое знание, даденное даром, надо потом отработать. И — начать с нуля. Новое знание дает иной уровень энергии и восприятия, иной образ мыслей. И если это знание было дадено лишь на время и утрачено — потом трудно будет смириться с возвратом в прежнее своё состояние. С падением. Иногда осознание такого падения толкает на неверные поступки. А потому, человеку нельзя давать слишком инородное знание, которое он не сможет самостоятельно охватить, и можно задать лишь направление, дать толчок к дальнейшему самостоятельному развитию… И главное — не ошибиться.

Через некоторое время Андрей неожиданно предложил Диане и всем остальным пойти и прямо сейчас «поработать на Поляне». Как ни странно, все к этому времени уже и думать забыли о Магнитах и предложение прозвучало странно. Но, тем не менее, Диана тут же поспешно согласилась. И тогда все, кто были сейчас у костра, пошли гуськом по кромке леса, окаймлявшего с этой стороны большую поляну. По другую от поляны сторону эта полоска леса ограничивалась довольно крутым обрывистым склоном, спускающимся к проселочной дороге и реке вдалеке за ней.

По дороге на поляну, в редком лесочке, Наталья догнала одиноко идущего Андрея и незаметно для остальных протянула ему листик со своими стихами, который она только что достала из кармана рубашки.

— Что это? — спросил Андрей.

— Это — мой подарок. Возьми — на память, — ответила Наталья.

И Андрей тотчас засунул этот тетрадный лист в свою вездесущую папку с веревочками…

— Только поэтом — не становись! Плохой это путь для женщины… Немытая посуда, нестиранные носки — и тетрадки со стихами. Зачем тебе быть второй Ахматовой? — неожиданно спросил он и пошел вперед.

Наталья остановилась и почему-то чуть не заплакала, глядя ему вслед.

Предварительная работа, состоявшая в проведении разного рода энергий, принимаемых Андреем и посылаемых им Диане, которые она направляла далее всем по очереди, работая с их чакрами, у Сергея и Натальи снова не заладилась. И они были выставлены Дианой из общего круга с позором. А в нём остались только Андрей, Диана, бабушка Валентина и Тая.

Наталья посмотрела немного на работу со стороны, но, так как всё равно ничего не понимала, решила и вовсе уйти к костру.

— Наталья! Позови всех, кто еще остался у костра, вернулся только сейчас в лагерь, сюда! Они не слышали о начале работы. А нам всем пора провести общий Магнит! — неожиданно предупредил ее намерение Андрей.

У костра оказались Александр Евгеньевич и Виктория, которые пришли на Магнит вместе с Натальей.

Почему-то было грустно, и теперешний «общий» Магнит смотрелся жалкими остатками былой роскоши.

Сергей в круг Магнита почему-то не стал, а отошел в сторону и всё время его проведения напряженно работал поодаль с найденной им неподалёку палкой. В центре Магнита теперь стояла Диана.

Работа была похожа на совместную вечернюю молитву. Андрей и бабушка Валентина, хотя и стояли в общем круге, по очереди читали в этом Магните, не сговариваясь, исключительно христианские молитвы. Энергии шли мягкие, успокаивающие. Последние… Это Наталья вдруг отчётливо осознала.

После Магнита Диана спросила, указывая рукой на Сергея:

— А что это он там делал?

— Работал с посохом, — ответил Андрей, — Просто, ему сейчас такая работа идёт. Магниты ему, наверное, пока не нужны.

Сергею же он потом сказал мягко, приблизившись к нему вдвоём с Натальей:

— Не бойся Магнитов. Магниты бывают разные…

После завершения работы уже стемнело. И обратно все шли, то и дело натыкаясь на кусты, не разбирая в темноте, где идёт тоненькая тропка. Наталья неожиданно споткнулась — из-за того, что её нога попала в ямку, а шедший сзади Андрей слегка поддержал её под локоть.

— Если встретишь в своей жизни следующего, другого, учителя, не бойся его, если он предложит тебе прогулку ночью в незнакомое место. Следующее посвящение тебе можно дать только при помощи прямого шактипата, — тихо прошелестел при этом Андрей ей на ухо и пошёл дальше.

«Что это, шутка? — подумала Наталья, — Странная какая-то шутка…» Ей это не послышалось? Какой шактипат? Какой «следующий учитель»? Наверное, все уже ушло безвозвратно, закончилось… Андрей! Наталье стало грустно до пронзительной сердечной боли, до ощущения невозвратимой утраты… Она не знала, к тому же, точно: прозвучала эта фраза Андрея — или же ей это только показалось…

Когда они все вернулись в лагерь и немного посидели у костра, снова внезапно начался моросящий дождь.

— Идите быстро в палатку! — проорал Наталье и Сергею Андрей, а сам пока остался помочь Диане убрать в палатку вещи.

Было еще только около девяти, но Наталья заснула под дождь, и довольно быстро. Но через некоторое время вновь проснулась, так как ей показалось, что кто-то ещё протискивается в их палатку. Она открыла глаза и увидела между собой и Сергеем Андрея. Потом она поняла, что Андрей находится в своем энергетическом, а не физическом, теле. Всё вокруг имело красноватый оттенок, и совсем не было темно. И почему-то совсем не было страшно. Хотя она и знала, что настоящее, физическое тело Андрея находится сейчас снаружи, в спальнике, сверху прикрытом клеенкой, где-то неподалёку от их палатки. От энергетического тела Андрея исходило тепло, спокойствие и сила.

«Интересно, он нас от Дианы охраняет — или просто ему там холодно, и он сюда перебрался, хитрец? Мог бы и в действительности сюда перебраться, в конце концов! Там же дождь,» — подумала Наталья, закрывая глаза и засыпая…

* * *

Утром, когда Наталья и Сергей проснулись, еще шёл тот же самый беспрерывный дождь: дробный, моросящий. Вылезать наружу совсем не хотелось. Тем более, что в лагере звенела посуда и на повышенных тонах общались люди. Утро начиналось, как завтрак на коммунальной кухне. Сергей предложил Наталье никого не бояться и поскорей выйти, но Наталье что-то совсем не хотелось этого делать. Она предпочла бы проваляться в палатке вечность. Тем более что есть оправдание: дождь… Но суета возле палаток длилась долго, не унимаясь, и ситуация пережидания затягивалась, постепенно переходя в патовую.

Но вот, вроде бы, стало тихо. Быть может, наконец, все отправились куда — или забились вновь по палаткам? А потом дождь временно прекратился. И тут как раз в это же время рядом с их палаткой раздался знакомый голос, поющий восточную мантру. Затем голос прервался, и послышался вопрос:

— Эй, лежебоки! Вы — здесь?

— Здесь, — хором ответили Андрею Сергей и Наталья.

— Выходите! Дождь уже закончился. А Диана — уехала.

Наталья и Сергей, удивлённые, тут же вылезли наружу.

— Как — уехала? — спросил Сергей.

— Я советую и вам тоже срочно собирать палатку. Теперь здесь зачастят сплошные ливни. Здесь делать больше нечего. А я перебазируюсь к Николаю. Диана поняла, что Поляна — полностью отработанное место. Так оно и есть. Вот она и уехала. Уезжайте и вы. Может, какие продукты присмотрите себе в дорогу — из того, что Диана оставила, — и Андрей кивнул в сторону кострища и кучи хлама неподалеку от него, а сам поспешил куда-то в сторону поляны.

Наталья, следуя совету Андрея, вынесла наружу все вещи, а Сергей тут же быстро собрал палатку и упаковал её в чехол.

— Пойдем, что ли, к роднику сходим, умоемся, бутылку воды наберем в дорогу, — предложил Сергей.

Когда они вернулись, Андрей сидел на пне со своей синей спортивной сумкой, в которую он уже упаковал свой спальник. Он опирался одной рукой на зачехлённый посох.

— Не спрашивайте меня сейчас ни о чем. Сейчас я абсолютно не здесь. Понимаете, совсем, абсолютно — не здесь, а очень далеко, — сообщил Андрей странным, незнакомым голосом, — Пойду, тоже на родник схожу.

Аккуратно переупаковав в дорогу все вещи, пытаясь таким образом потянуть время, Наталья затем подошла к кострищу. Лавочки были разобраны и раскиданы. Недалеко от костра обнаружилась большая куча проросшей картошки, мелкого лука и всяческих опустошенных пакетов. Будто люди совершали скорое, спешное отступление и повываливали сюда остатки продуктов. Наталья заметила в этой куче нечто блестящее — и извлекла наружу полную нераспечатанную банку растворимого кофе. Из того, что могло пригодиться в дороге, был ещё и кулек со слегка подмокшим печеньем…

Андрей всё никак не возвращался.

Сергей, глубоко ушедший в свои мысли, теперь сидел на пне неподалеку от кострища. Потухший костёр, мокрый лес… Как-то пусто и голо кругом. И невыразимо грустно.

— Пойдем на Поляну, попрощаемся с ней. Кажется, Андрей сюда уже не вернется, — предложила, наконец, Наталья, одеваясь на свой рюкзак.

Сергей молча взял свой портфель и палатку.

Они пересекли рощицу и часть поляны и присели неподалёку от зарослей борщевика, сразу за которыми начинался крутой обрыв, уходящий вниз, к грунтовой дороге. Сквозь обложные облака изредка, в просвет, светило тусклое солнце. На Поляне, поскольку эзотерики уже уехали, местные теперь пасли коров, овец и коз. Коровы потряхивали головами, жуя траву, и колокольчики на их шеях издавали мелодичный, успокаивающий звон.

— Нам — действительно уезжать? Прямо сейчас? — спросил Сергей.

— Конечно, я хотела бы ещё остаться ненадолго. Сходить к Николаю и дяде Юре. Но Андрей почему-то сказал, чтобы мы уезжали. Значит, так надо, — ответила Наталья.

— Странно всё это, — помолчав, добавил Сергей, — Ты хоть что-нибудь понимаешь?

— Нет. И — не только сейчас. Я давно ничего не понимаю, с первой работы с Андреем. Но я ему верю… Пойдем?

— Давай, посидим здесь ещё немного, помолчим на дорожку…

Вскоре, с другого конца поляны, от рощицы, по которой протекал ручей, показалась одинокая фигура. Это был Андрей, который, пересекая поляну наискосок, уклонялся в сторону, к дороге, уводящей в горы мимо дольмена. Андрей не оборачивался и не глядел по сторонам.

— По-моему, здесь его почти никто не понял. А многие — даже не заметили. Того, что он, в общем-то, резко выделяется из всех нас, — задумчиво сказала Наталья, — Что такого человека больше никогда не встретишь в своей жизни. Он уникален. Может, это даже уже не человек, а более высокий дух…

— Не знаю, не обидели ли мы его чем? Он так резко, не прощаясь, ушёл, — размышлял вслух Сергей, — Правильно ли мы действовали? Быть может, мы что-то сделали не так — а, может быть, он просто не любит прощаться…

— Наверное, мы никогда этого не узнаем. Хотя, чувство всё равно такое, будто мы с ним не простились. Будто мы теперь навсегда связаны и будем иногда ощущать его присутствие рядом с собою…

— Да, мы не простились. На Поляне бессмысленно прощаться, — ответил Сергей.

Снова закапал, а потом припустил посильнее, сперва мелкий, дождичек.

— Ну, что ж… Теперь — действительно, пора, — сказал Сергей через следующие, бесконечно долгие, минуты, — Пойдём!

— Смотри! — произнесла Наталья.

На другом конце поляны, от дороги на дольмен, из лесу показалась другая одинокая фигура. Это был Гера. Без гитары и сумки. Увидев Андрея, он ускорил шаги. Эти две фигуры долго двигались навстречу друг другу, потом встретились — и пошли теперь вместе. К лесу. К Николаю…

А дождь всё усиливался, переходя в ливень…

    Ощущение счастья проходит.

   И песня уносится ветром.

    Так же — поздно ли, рано —

   Приходится всем нам меняться.

   Мы сражаемся с болью.

   Сражаемся не до победы —

   Лишь до тусклых времен,

   Когда с небом придется расстаться.

   Мимо прожитой тенью

   Навеки уходят в былое

   И друзья, и враги;

   Их уносит листвой и печалью.

    Если что-то и помнишь —

    То помнишь иные мгновенья…

    Расставанья без боли

    И искренность по умолчанью.

    «Нет, помочь ей нельзя —

    За нее можно только молиться», —

    Говорили друзья,

    Ковыряясь с улыбкою в ранах.

    Но в забвенье уйдут

    Разговоры их, страхи и лица.

    Не исчезнет лишь то,

    Что несказанным было и странным.

Эпилог

Если вы захотите вдруг найти место, где расположена Поляна, на карте России, не утруждайтесь, это, увы — бесполезно. Она осталась в другом времени. И может быть, даже в другом пространстве. Много воды утекло с тех пор, многое изменилось…

Мы стали другими. Жестче, холоднее, активнее. Большинство устало от жизни и от бесконечной работы, а жизнь медленно и неуклонно несется все дальше под уклон.

Впрочем, Поляна… А что — Поляна? Просто, большая ровная площадка для выпаса скота неподалеку от ближайшего населенного пункта. Просто… Потому что больше не было никаких странностей и «чудес».

Вначале местные власти решили дать повадившимся сюда эзотерикам, неизменно приезжающим в эти места, смертельный бой: лесники и милиция стали проверять документы у всех по кустам, перегородили грунтовую дорогу на поселок, установив пост и обосновали на бывшей Поляне пионерский палаточный лагерь.

В результате, ни на большой поляне, ни в округе не осталось ни одной крупной ромашки и других диких душистых трав. Козы не смогли, но пионеры сделали своё чёрное дело. Долго именно на поляне проводились футбольные матчи и устраивались дискотеки юных «туристов», а ближайший дольмен весь загадили в прямом и переносном смысле: нанесли на него краской и процарапали надписи, а окружающую местность и внутренность дольмена превратили в бесплатный туалет. Из источника с синей глиной вычерпали всё, что можно, выскребли даже старую, заскорузлую грязь. И он почему-то перестал действовать. Весь лес в округе стал завален хламом, целыми горами мусора.

А затем, повсюду в этих местах, начали ездить джипы, устраивая для приезжих экскурсии по горам и окрестностям, с заездом на море, и гонять мотоциклисты. Старые лесные тропы и еле видная грунтовка превратились в разъезженное месиво грязи, с «бортом» по краям из засохшей грязи, высотой более метра. Зато около лагуны поставили красивое деревянное сооружение, крытое соломенной крышей, где устроили для всех проезжающих летнее кафе, в котором продают прохладительные и горячительные напитки и делают замечательный шашлык. Вино и шашлык там превосходные, хотя, в связи с дальностью мест и экзотикой обходятся они дорого и не всем по карману. Путники теперь могут выпить красного или белого вина и спуститься по выложенной камнями тропе к лагуне. И прыгнуть в холодную воду, моментально погрузившись в неё с головой. Правда, лагуна обмелела и форель там больше совсем не водится. Но, всё равно, это — самое глубокое место во всей округе.

Некоторое время спустя после окончившихся здесь глобальных Магнитов, ностальгируя по прошлому, ещё ходили отдельные люди по окрестным местам в поисках групп. На месте бывшей мандалы им встречался похожий на Николая человек, который тоже выкладывал из камней мандалу, но только свою. Про Николая он не знал ничего. А с Андреем, как выяснилось, был знаком и, по вычислениям, в последний раз видел его на следующий год после описываемых событий. Только, как он сказал, «Андрей был уже не такой», и ему сильно досталось от некоего нового «Учителя» из Москвы, после чего Андрей ушел из этих мест навсегда. Этому человеку, сидевшему теперь «на мандале», Андрей даже оставил свои координаты, и он заходил по указанному адресу, будучи в том городе проездом. Но хозяева квартиры сказали, что такой действительно был и действительно жил здесь — но, как раз недавно, навсегда уехал куда-то…

Мандала, которую каждый год выкладывает новый хранитель здешних мест, называется Мандала «Вечность»… Некоторые, постоянно мотающиеся по горам на джипах люди, её видели, иногда наведываясь сюда после кафе у лагуны. Это — если им вдруг хотелось бесплатно выпить травного чая. Только, как они говорят, угощающий их чаем человек постоянно «несёт» при этом «какую-то пургу»…

А ещё позже прошла сильная, глобальная полоса дождей. Дождь навсегда «смыл» из этих мест всех пионеров, их лагерь полностью опустел, палаток пионеров в этих местах с тех пор больше не встречалось.

В следующие же годы выдалась небывалая сушь. Река, близкая к «Ромашковой» поляне, не то что обмелела, но даже превратилась в ограниченное пересохшими местами длинное зловонное болото, вонючее и наполненное плавающим по нему ветхим сухостоем и заросшее камышами.

В общем, на Поляне действительно произошло то же, что и по всей России, как говаривал и предупреждал Николай. А дядя Юра — и вовсе оказался провидцем, предвидя начавшийся позже интерес правоохранительных органов к здешней тусовке и даже Мандалу «Вечность»…

Наталья и Сергей, которые однажды, много лет спустя, были на море, решили вернуться назад через эти места. Через перевал они добрались сюда на попутном джипе. А потом остановились около «белой» речки. Но, искупаться не получилось: воды здесь теперь было до середины голени в особо глубоких местах. Какая уж теперь «тарзанка»… К тому же, из-за небывалой сухости, быть может, здесь появилось множество гадких насекомых: клещей. Так что, отдых здесь грозил не из числа приятных, и Наталья и Сергей, будучи здесь, к тому же, с маленьким ребенком, решили спешно покинуть ставшие совершенно иными места.

В том месте у реки, с которого начиналась на другой стороне дорога на поселок, Наталья долго задумчиво просидела на большом камне.

— Ну, что? Пойдем уже на автобус? — предложил ей наконец Сергей.

— Нет. Пожалуй, я пойду, взгляну еще и на Поляну. Хотите — ждите меня здесь. Не надо и вам туда ходить. А я там воды наберу в дорогу из ближайшего родника.

— Если идти — тогда уж всем вместе, — И Сергей решительно поднялся, взяв спящего маленького ребенка из рук Натальи. Они перешли речку, миновали стороной поселок и пошли по дороге, с трудом узнаваемой.

Грунтовая дорога, проходящая неподалеку от поляны и ведущая на соседний поселок, почему-то была перетянута веревкой, как шлагбаумом. Эта веревка была украшена множеством завязанных кем-то цветных ленточек — будто дерево по бурятско-монгольскому обычаю.

На Поляне было пустынно и тихо. Никого в округе, в лесу, тоже не оказалось. Не было ни одной палатки. И даже скот здесь не пасся. Поляна была выжжена солнцем, с пожухшей, умершей от корня, травой. Наталья подошла к тому месту, где был родник, оборудованный для удобства чем-то наподобие колодца и украшенный памятной плитой, уложенной в девятнадцатом веке. Плита была сдвинута с места, колодец — замусорен. Воды ни в роднике, ни в колодце не было совершенно… Наталья даже не стала добираться к «Дедушке»: тот родник бежал тонкой струйкой и раньше, когда ближайший был мощным и бурным.

А потом Наталья села на краю Поляны под деревьями, улыбнулась горькой усмешкой. Кругом простиралась пустая, выжженная земля. Да, местные власти за что боролись — на то и напоролись. Легко и сладко им теперь, наверное. Нет здесь отдыхающих эзотериков.

От горьких дум Наталью отвлек Сергей.

    — …С годами станет улица иной,

    Кого любил я, тех уже не станет,

    И в сад мой за беленою стеной

   Тоскуя, только тень моя заглянет…,

— продекламировал он известные им обоим строки Хуана Рамона Хименеса.

— Наташенька, пойдем, поймаем попутку, и — на вокзал. Не ночевать же нам здесь! — сказал он затем.

— Действительно, нет. Не знаю, зачем я вообще сюда пришла. По-моему, лишь для того, чтобы окончательно забрать отсюда…себя.

Если вы хотите найти для души свою заповедную Поляну, не ищите это место на карте России. Наверное, ее можно теперь отыскать только где-то очень глубоко в собственном сердце.

Во всяком случае, теперь на месте, когда-то любимым многими людьми, с восхищенным «ах!» взиравшими на огромное ромашковое поле — то же, что и везде, повсюду в других местах необъятной страны. Курортно-развлекательная зона. И всё течёт — как течёт…

* * *

Из записной тетради Сергея.

    Уходят в море корабли и страны,

    И исчезают дни и города.

    Не знаю я, как мыслят океаны.

    Таким, как был, я не вернусь сюда.

    Уходят люди, исчезая  пылью.

    Стираются мечты и суета.

    Всё прорастёт и мифами, и былью.

    Таким, как был, я не вернусь сюда.

    Меняются, и, искажаясь болью,

    Стираются знакомые черты.

    Ушел Христос, вино оставив кровью,

    Но каждый день вздымаются кресты.

    Тебя распнут сомненья и тревоги,

    В ночь, в неизвестность, выплюнет среда…

    Не знаю я, о чем там мыслят боги!

    Таким, как был, я не вернусь сюда.

Оглавление

Глава 1. Поляна. Заезд

Глава 2. Лагерь

Глава 3. Новички

Глава 4. Светлана

Глава 5. Лагерь «тот, но и не тот»

Глава 6. Учителя и М-ученики

Глава 7. Случайные попутчики

Глава 8. «Поединок Силы»

Глава 9. Работа без конца

Глава 10. Николай и дядя Юра

Глава 11. «Скала» и чайки

Глава 12. Чистый контакт и шестая раса

Глава 13. Контактёр из Краснодара

Глава 14. Так вот ты какой!

Глава 15. Большая Поляна и Гера

Глава 16. Молчуны

Глава 17. Отлучение от Магнитов

Глава 18. Раскол назревает

Глава 19. Хранитель Потока

Глава 20. Появление «виссарионовцев»

Глава 21. Друнвало Мельхиседек и компания

Глава 22. Поход

Глава 23. Ключи знаний

Глава 24. Наезд

Глава 25. На новом месте

Глава 26. Последний Магнит

Глава 27. Ночь

Глава 28. Повальный исход

Глава 29. С точки зрения плюс

Глава 30. Временной снайпер

Глава 31. Закрытие потока

Глава 32. Утро туманное…

Эпилог

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно