Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Прологъ.

Вотъ, я стоялъ въ сторон?, одинъ среди многихъ, одинокій среди окружавшей меня сплоченной толпы. И я былъ одинокъ, потому что среди братьевъ моихъ, людей, обладавшихъ знаніемъ, я одинъ и зналъ, и училъ. Я училъ в?рующихъ, толпой стоявшихъ у вратъ храма, и побудила меня къ этому власть, обитавшая во святилищ?. Я не могъ поступить иначе, ибо въ глубокомъ мрак? Святая Святыхъ я вид?лъ св?тъ внутренней жизни; а та власть вознесла меня, сд?лала сильнымъ и вел?ла открыто возв?стить о немъ міру. Я умеръ; но потребовалось десять жрецовъ храма, чтобы убить меня — такъ я былъ могучъ — и только собственное нев?жество могло внушить мн? ув?ренность въ ихъ могуществ?.

Книга I.

Глава I.

Очень рано, задолго до того времени какъ борода покрыла мой подбородокъ н?жнымъ пушкомъ, я переступилъ порогъ храма и въ качеств? послушника занялъ м?сто въ рядахъ жреческаго сословія.

Мой отецъ былъ пастухомъ и жилъ за чертой города, ч?мъ и объясняется то обстоятельство, что до того дня, когда мы съ матерью направились къ вратамъ храма, я всего одинъ разъ какъ-то побывалъ въ городскихъ ст?нахъ. Въ этотъ-же зам?чательный для меня день въ город? былъ праздникъ, и мать моя, разсчетливая и трудолюбивая женщина, задумала вдвойн? использовать свое пребываніе въ немъ, что ей и удалось: сначала она доставила меня къ м?сту назначенія, а зат?мъ отдалась своему короткому празднику и вполн? насладилась сценами и впечатл?ніями городской жизни.

Толпа людей и разноголосый шумъ, несшійся по улицамъ, сразу овлад?ли мной. Думаю, что у меня была одна изъ т?хъ натуръ, которыя всегда жаждутъ отдаться вполн? тому великому ц?лому, ничтожную часть котораго он? составляютъ и, отдаваясь, вносить въ него содержаніе своей жизни. Мы скоро выбрались изъ сновавшей взадъ и впередъ толпы и вступили на широкую зеленую равнину, на противоположномъ конц? которой протекала наша родная священная р?ка. Какъ отчетливо вижу я до сихъ поръ весь этотъ пейзажъ! Храмъ съ окружавшими его строеніями стоялъ на берегу Нила; причудливыя кровли и яркія украшенія р?зко выд?лялись на ясномъ фон? утренняго неба. Не им?я опред?леннаго представленія объ ожидавшей меня за его вратами участи, я не ощущалъ ни мал?йшаго страха, и только спрашивалъ себя, такъ-ли прекрасна въ немъ жизнь, какъ, по моему, она должна была быть.

У воротъ стоялъ послушникъ въ черной одежд? и говорилъ съ женщиной, по виду горожанкой; она принесла воды въ оплетенныхъ тростникомъ сосудахъ и уб?дительно просила, чтобы кто-нибудь изъ жрецовъ благословилъ ея ношу, что сразу подняло-бы ея ц?нность, такъ какъ суев?рная чернь дорого платила за святую воду. Стоя у воротъ въ ожиданіи очереди, я украдкой заглянулъ во дворъ, и то, что я въ немъ увид?лъ, сразу наполнило меня благогов?ніемъ. И это чувство сохранилось во мн? надолго, хотя впосл?дствіи мн? почти ежечасно приходилось сталкиваться съ челов?комъ, внушившимъ мн? такое глубокое благогов?ніе къ себ? съ первой встр?чи.

То былъ одинъ изъ высшихъ жрецовъ; на немъ была б?лая одежда, и онъ медленными, м?рными шагами шелъ по широкой алле?, ведшей къ вратамъ. До сихъ поръ я только разъ вид?лъ такихъ носящихъ б?лое од?яніе жрецовъ, и это было въ мое первое пос?щеніе города, когда они принимали участіе въ р?чной процессіи, стоя на священномъ судн?. Челов?къ подходилъ къ намъ, былъ уже близко, и я затаилъ дыханіе. Кругомъ стояла глубокая тишина, но и помимо этого, казалось, что никакое земное дуновеніе не могло-бы заставить шевелиться складки пышной б?лой одежды жреца, который шелъ въ т?ни аллеи все т?мъ-же разм?реннымъ шагомъ. Хотя онъ и подвигался впередъ, но, казалось, что ступаетъ онъ совс?мъ не такъ, какъ прочіе смертные. Глаза его были устремлены на землю, такъ что мн? ихъ не было видно, да я какъ-то и боялся того, чтобы не поднялись его опущенные в?ки. У него было бл?дное лицо, св?тло-золотистые волосы и длинная, густая борода такого-же цв?та, поразившая меня своей странной неподвижностью; она казалась — по крайней м?р?, мн? она казалась такой — изваянной или вылитой изъ золота, нав?ки неподвижной; я не представлялъ себ?, чтобы ее могло сдуть въ сторону в?тромъ. Вс?мъ своимъ видомъ онъ производилъ на меня впечатл?ніе челов?ка, далеко стоявшаго отъ мелкихъ интересовъ повседневной жизни.

Думаю, что мой пристальный взоръ, а не что-нибудь другое, заставилъ оглянуться послушника, потому что никакого звука отъ шаговъ жреца не долетало до моего слуха.

— Ахъ, вотъ святой жрецъ Агмахдъ! — сказалъ онъ. — Я его спрошу.

Притворивъ за собой ворота, онъ подошелъ къ жрецу и сказалъ ему что-то; этотъ въ отв?тъ слегка кивнулъ головой. Послушникъ вернулся, принялъ отъ женщины сосуды съ водой и поднесъ ихъ Агмахду, который на секунду какую-нибудь положилъ руку на нихъ. Получивъ воду обратно, горожанка принялась усердно благодарить жреца, а послушникъ занялся нами, и скоро я очутился одинъ въ его обществ?.

Я не чувствовалъ никакой грусти, хотя роб?лъ сильно; къ моимъ прежнимъ обязанностямъ, состоявшимъ въ уход? за отцовскими овцами, я никогда не чувствовалъ особеннаго влеченія; кром? того я, разум?ется, усп?лъ уже проникнуться мыслью, что мн? предстоитъ въ скоромъ будущемъ стать ч?мъ-то особеннымъ, отличнымъ отъ заурядныхъ представителей челов?ческого стада. Покинуть навсегда родительскій кровъ, чтобы вступить въ новую неизв?данную жизнь — тяжелый искусъ; но такого рода мысль можетъ заставить б?дную челов?ческую природу пройти еще бол?е тяжкія испытанія.

Ворота закрылись за мной, и челов?къ въ черной одежд? заперъ ихъ большимъ ключемъ, вис?вшимъ у него за поясомъ. Хотя посл? этого я и не почувствовалъ себя заключеннымъ въ темницу, но все-же меня охватило сознаніе своего одиночества и полной отр?занности отъ міра. Да и кто-бы могъ связать мысль о заточеніи съ открывавшейся передо мной картиной?

Двери храма приходились какъ разъ противъ воротъ, на другомъ конц? широкой, красивой аллеи. Это не была естественная аллея изъ посаженныхъ прямо въ грунтъ и пышно разросшихся на полной вол? деревьевъ; ее составляли большія каменныя кадки, въ которыхъ росли огромныхъ разм?ровъ кусты; было ясно, что ихъ тщательно подчищали и подр?зывали, стараясь придать имъ самыя причудливыя формы. Между кадками стояли квадратныя глыбы камня съ выс?ченными изъ камня-же изображеніями на верху; я усп?лъ разобрать, что ближайшія къ вратамъ фигуры были сфинксы и большія животныя съ челов?ческими головами; остальныя я ужъ не сталъ разсматривать съ т?мъ-же любопытствомъ, не см?лъ даже поднять глазъ на нихъ: златобородый жрецъ Агмахдъ, продолжавшій все еще свою прогулку взадъ и впередъ по алле?, направлялся въ нашу сторону и былъ уже близко. Я шелъ рядомъ со своимъ проводникомъ, не отрывая глазъ отъ земли, Онъ остановился, я — также, и взоръ мой упалъ на кайму б?лой одежды, которая была искусно вышита золотыми буквами; этого было достаточно, чтобы поглотить мое вниманіе и на н?сколько мгновеній преисполнить меня удивленія.

— Новый послушникъ? — произнесъ очень спокойный, мягкій голосъ. — Хорошо, отведи его въ школу: онъ еще только подростокъ. Взгляни на меня мальчикъ, не бойся.

Ободренный его голосомъ, я поднялъ глаза, и мы обмянялись съ нимъ взглядомъ. Несмотря на мое смущеніе, я тутъ же усп?лъ зам?тить, что глаза у него были какого-то изм?нчиваго цв?та, голубовато-с?рые; но какъ ни н?женъ былъ ихъ цв?тъ, все же я не нашелъ въ нихъ того поощренія, которое послышалось мн? въ звук? его голоса. Они были очень спокойны; да, и въ нихъ св?тилось глубокое знаніе, и все-же я, при взгляд? на нихъ, задрожалъ.

Онъ отпустилъ насъ движеніемъ руки и ровнымъ шагомъ пошелъ дальше, продолжая свою прогулку по величественной алле?, а я молча посл?довалъ за своимъ молчаливымъ проводникомъ, чувствуя себя теперь бол?е склоннымъ трепетать, ч?мъ былъ до этой встр?чи. Мы вступили въ большія среднія двери храма, об? половины которыхъ были сд?ланы изъ громадныхъ глыбъ ц?льнаго камня. В?роятно, проницательный взглядъ святого жреца нагналъ на меня что-то врод? страха, потому что я посмотр?лъ на эти каменныя двери съ какимъ-то смутнымъ чувствомъ ужаса. Я зам?тилъ, что внутри все зданіе прор?зывалось коридоромъ, начинавшимся сейчасъ-же за этими дверями и составлявшимъ съ аллеей длинную, прямую линію. Мы не вошли въ него, а свернули въ сторону и вступили въ ц?лую с?ть меньшихъ переходовъ. Пройдя черезъ н?сколько небольшихъ пустыхъ комнатъ, мы попали, наконецъ, въ просторный красивый залъ. Говорю, красивый, хотя онъ былъ совершенно пустъ, безъ всякой мебели, за исключеніемъ стола, стоявшаго въ одномъ изъ угловъ; но разм?ры его были такъ величественны и расположеніе частей его такъ изящно, что даже мои глаза, не привыкшіе распознавать архитектурныя красоты, со страннымъ ощущеніемъ удовлетворенія останавливались на вс?хъ деталяхъ.

Въ углу, за столомъ двое подростковъ не то списывали, не то срисовывали что-то, — я не могъ разобрать въ чемъ состояла ихъ работа; во всякомъ случа?, я уб?дился въ томъ, что они были очень заняты, такъ какъ, къ моему великому удивленію, едва подняли головы, чтобы взглянуть на насъ, когда мы вошли въ покой. Но сд?лавши н?сколько шаговъ впередъ, я зам?тилъ, что за однимъ изъ большихъ выступовъ каменной ст?ны сид?лъ пожилой жрецъ въ б?ломъ од?яніи и внимательно смотр?лъ въ книгу, лежавшую у него на кол?няхъ. На насъ онъ не обратилъ ни мал?йшаго вниманія. Мой проводникъ съ почтительнымъ поклономъ остановился прямо передъ нимъ.

— Новый ученикъ? — сказалъ жрецъ, пытливо разглядывая меня своими тусклыми гноящими глазами. — Что онъ ум?етъ д?лать?

— Да, должно быть, немного! — отв?тилъ мой проводникъ непринужденно и съ отт?нкомъ пренебреженія въ голос?. — В?дь онъ до сихъ поръ все былъ подпаскомъ.

— Подпаскомъ! — повторилъ, словно эхо, старикъ. — Такъ онъ зд?сь ни на что не нуженъ. Пускай его лучше работаетъ въ саду. А ты учился когда-нибудь письму или рисованію? — спросилъ онъ, обращаясь уже прямо ко мн?.

Такого рода познанія, за немногими исключеніями, были распространены только въ греческихъ школахъ, да еще среди представителей немногочисленныхъ образованныхъ классовъ; но я былъ обученъ этимъ искусствамъ настолько, насколько позволяли наши семейныя обстоятельства. Старый жрецъ посмотр?лъ на мои руки и снова вернулся къ своей книг?.

— Онъ потомъ будетъ учиться, — заявилъ онъ: — а сейчасъ у меня слишкомъ много д?ла, чтобы обучать его. Мн? требуется немало помощниковъ, но теперь, когда надо скор?й окончить переписку этихъ священныхъ писаній, мн? н?когда учить круглыхъ нев?ждъ. Отведи его къ садовнику, по крайней м?р?, не надолго, а современемъ я займусь имъ.

Мой проводникъ повернулся и вышелъ изъ зала; окинувъ его красоты прощальнымъ взглядомъ, я посл?довалъ за нимъ. Мы пошли длиннымъ, длиннымъ коридоромъ, полнымъ мрака и осв?жающей прохлады; на другомъ конц? его, вм?сто дверей, стояли р?шетчатыя ворота, у которыхъ мой проводникъ громко позвонилъ. Звукъ колокола замеръ, и мы стали ждать молча; но никто не явился, и послушникъ снова позвонилъ. Я совс?мъ не разд?лялъ его нетерп?нія. Просунувъ голову между р?шетками, я любовался такимъ волшебнымъ міромъ, что невольно подумалъ про себя: „Не будетъ худо для меня, если жрецъ съ больными глазами не пожелаетъ скоро меня взять отъ садовника“.

Трудно было идти въ жару, по пыльной дорог?, пролегавшей между нашимъ домомъ и городомъ; мощенныя городскія улицы оказались безконечно утомительными для моихъ деревенскихъ ногъ; зд?сь, я пока только прошелъ по большой алле? храма, но въ ней все внушало мн? чувство такого глубокаго благогов?нія, что я едва осм?ливался разглядывать ее. Сейчасъ же передо мной былъ ц?лый міръ, роскошный, изящный, бодрящій. Такого сада я никогда еще не видалъ. Онъ весь утопалъ въ зелени, густой и пышной; было ясно, что грандіозные разм?ры растеній съ ихъ богатой и разнообразной окраской были вызваны д?йствіемъ проведенной въ немъ воды, такъ какъ до нашего слуха доносился слабый звукъ, тихій плескъ воды, регулируемой и управляемой, очевидно, искусной рукой, воды, готовой и работать на челов?ка и осв?жать его въ пылающій зной.

Колоколъ прозвучалъ въ третій разъ, и изъ-за большихъ зеленыхъ листьевъ выступила, направляясь въ нашу сторону, какая-то од?тая въ черное фигура. До чего не у м?ста казалась зд?сь эта черная одежда! Съ тоской думалъ я о томъ, что и мн? самому скоро придется облечься въ подобное платье и бродить въ такомъ вид? среди н?ги и красоты этого волшебнаго м?ста, словно заблудившійся въ немъ представитель какой-то иной, мрачной сферы. Челов?къ все приближался между т?мъ и шелъ быстро, зад?вая н?жную листву краемъ своей грубой одежды. Я сразу заинтересовался имъ, предполагая, что ему-то я и буду скоро отданъ подъ опеку, и съ любопытствомъ заглянулъ ему въ лицо. И это лицо стоило того, чтобы обратили на него вниманіе: оно должно было возбуждать интересъ къ себ? въ каждой челов?ческой груди.

Глава II.

— Что такое? — проворчалъ мужчина, глядя на насъ сквозь р?шетку. — Плодовъ я утромъ послалъ на кухню больше, ч?мъ надо; а цв?товъ больше сегодня дать не могу: вс?, какіе только могутъ быть сорваны, нужны для завтрашней процессіи.

— Ни цв?товъ твоихъ, ни плодовъ мн? не надо, — сказалъ мой проводникъ, повидимому, любившій говорить свысока — я привелъ теб? новаго ученика, только и всего.

Онъ отомкнулъ ворота, жестомъ пригласилъ меня войти, зат?мъ закрылъ ихъ за мной и, не прибавивъ ни единаго слова, пошелъ назадъ т?мъ-же длиннымъ коридоромъ, казавшимся теперь при сравненіи съ садомъ, еще темн?е.

— Новый ученикъ для меня? — А чему мн? учить тебя, дитя полей.

Я молча смотр?лъ на страннаго челов?ка: откуда мн? было знать, чему онъ долженъ былъ учить меня?

— Тайны-ли роста растеній ты будешь изучать, или тайны роста гр?ха и лукавства? Н?тъ, дитя, не гляди такъ на меня, размышляй надъ моими словами и со временемъ ты поймешь ихъ смыслъ. Ну, а пока ступай со мной и не бойся!

Онъ взялъ меня за руку и повелъ подъ широко лиственными деревьями, направляясь къ тому м?сту, откуда несся шумъ воды. Какъ сладко отдавался въ моихъ ушахъ этотъ н?жный, радостный, музыкальный ритмъ!

— Вотъ зд?сь — жилище нашей повелительницы, Царицы Лотоса, — сказалъ мн? садовникъ: — Садись тутъ и полюбуйся ея красотой. А я пока буду работать: у меня много такого д?ла, въ которомъ ты мн? помочь не можешь.

Для меня ничего не могло быть пріятн?е возможности опуститься на зеленую траву и гляд?ть, гляд?ть безъ конца; я былъ весь — удивленіе, восторгъ благогов?ніе! Эта вода, эта сладкозвучная вода, была проведена сюда лишь для того, чтобы питать царицу цв?товъ; и я подумалъ про себя: — По истин?, ты — царица вс?хъ цв?товъ, какіе можно только себ? представить, ты, Б?лый Лотосъ!

Весь охваченный юношескимъ увлеченіемъ, я мечтательно смотр?лъ на б?лый цв?токъ, который со своимъ н?жнымъ, золотомъ опыленнымъ сердцемъ представлялся мн? настоящей эмблемой чистой романической любви. И вотъ, въ то время, какъ я гляд?лъ на него, мн? стало казаться, что форма его м?няется, что онъ распускается, тянется ко мн?… И вдругъ, передо мной явилась красавица со св?тлой, н?жной кожей и волосами, подобными золотой пыли. Я вид?лъ, какъ она пила струю н?жно-поющей воды, какъ она наклонялась, поднося къ устамъ своимъ осв?жающія капли. Пораженный, я, не спуская съ нея глазъ, хот?лъ было направиться къ ней, но не усн?лъ даже приступить къ осуществленію своего нам?ренія: я лишился внезапно сознанія. В?роятно, со мной сд?лался обморокъ, потому что первое, что я припоминаю посл? того, это — ощущеніе холодной воды на лиц?, зат?мъ, черезъ н?которое время, открываю глаза и вижу, что я самъ лежу на трав?, а надо мной склонилось загадочное лицо садовника въ черной одежд?.

— Или сегодня слишкомъ жарко для тебя? — спросилъ онъ, хмуря брови въ тревог?: — Смотришь такимъ здоровымъ парнемъ, а падаешь въ обморокъ отъ жары, да еще въ такомъ прохладномъ м?ст?.

— Гд? она? сказалъ я вм?сто всякаго отв?та, д?лая попытку приподняться на локт?, чтобы взглянуть на гряду съ лотосами.

— Что? — воскликнулъ садовникъ, сразу весь преображаясь. Я никогда не подумалъ-бы, что на такомъ некрасивомъ лиц?, могло-бы появиться выраженіе такой глубокой н?жности. — Разв? ты ее вид?лъ? Но н?тъ, это слишкомъ посп?шное предположеніе. Что ты вид?лъ, мальчикъ? Говори см?ло!

Кроткое выраженіе его лица помогло мн? опомниться и собраться съ мыслями. Не спуская глазъ съ гряды лотосовъ и все еще над?ясь, что красавица снова склонится надъ водой, чтобы утолить свою жажду, я сталъ описывать только что вид?нное мной. По м?р? того, какъ я говорилъ, мой странный наставникъ все больше и больше м?нялся въ лиц?; а я съ увлеченіемъ мальчика, никогда никого кром? представительницъ своей собственной темнокожей расы не видавшаго, съ жаромъ описывалъ ему красавицу. Когда я замолчалъ, онъ упалъ на кол?ни рядомъ со мной.

— Ты вид?лъ ее! — произнесъ онъ глубоко взволнованнымъ голосомъ. — Прив?тъ теб?! Ты призванъ стать учителемъ среди насъ, опорой для народа: ты — духовидецъ!

Сначала, я только гляд?лъ на него и молчалъ, такъ меня ошеломили его слова; но вскор? меня охватилъ ужасъ: мн? представилось, что онъ сошелъ съ ума, и я оглянулся кругомъ, соображая, нельзя-ли какъ-нибудь уб?жать отъ него и вернуться въ храмъ. Но я еще обдумывалъ, рискнуть уб?жать или н?тъ, когда онъ обратился ко мн? со своей кроткой улыбкой, совершенно скрывавшей все безобразіе его р?зко-очерченнаго лица и проговорилъ: „Пойдемъ!“

Я всталъ и посл?довалъ за нимъ. Мы пошли садомъ, въ немъ было такъ много привлекательнаго для меня, что я невольно замедлялъ шаги, идя за Себуа. Ахъ, что это были за яркіе цв?ты! Какое тутъ было богатство пурпуровыхъ и темно-малиновыхъ тоновъ! Какъ трудно было не останавливаться передъ каждымъ прекрасно-ликимъ цв?ткомъ, чтобы упиться его н?жнымъ ароматомъ! А все-же, посл? моего недавняго преклоненія передъ красотой лотоса, мн? казалось, что вс? остальные цв?ты — только бл?дныя отраженія этого недосягаемаго идеала совершенства и изящества.

Мы направились къ видн?вшимся издали вратамъ храма; только то были другія, а не т?, черезъ которыя я попалъ въ садъ. При нашемъ приближеніи, изъ нихъ вышло двое жрецовъ, од?тыхъ въ такія же б?лыя одежды изъ чистаго льна, какія я вид?лъ на златобородомъ Агмахд?. Оба были темнокожіе съ черными глазами и такими-же волосами; оба — какъ и онъ — отличались величавой осанкой и ровной, твердой походкой, которая д?лали ихъ похожими на какія-то непоколебимыя, глубоко-сидящія въ земл? деревья; только, — на мой взглядъ, — имъ не доставало чего-то, ч?мъ Агмахдъ обладалъ въ совершенств?, а именно: высшей степени спокойствія и ув?ренности въ себ?. Я скоро зам?тилъ, что они были моложе его, и въ этомъ-то, можетъ быть, и заключалась вся разница между ними. Мой темнолицый наставникъ отвелъ ихъ въ сторону и заговорилъ о чемъ-то съ большимъ воодушевленіемъ, хотя, вм?ст? съ т?мъ, и очень почтительно; жрецы слушали его съ выраженіемъ жив?йшаго интереса на смуглыхъ лицахъ и отъ времени до времени вскидывали на меня глазами; пока длилась ихъ бес?да, я стоялъ въ пріятной т?ни глубокаго свода, сд?ланнаго надъ дверями.

Выслушавъ челов?ка въ черной одежд?, жрецы направились въ мою сторону, а онъ повернулся и зашагалъ прямо по трав?, возвращаясь, повидимому, къ той тропинк?, по которой мы пришли сюда.

Од?тые въ б?лое жрецы шли къ моимъ дверямъ, разговаривая другъ съ другомъ тихимъ шопотомъ; дойдя до меня, они знакомъ пригласили меня сл?довать за ними, что я и исполнилъ. Мы пошли по прохладнымъ переходамъ съ высокими потолками, — я — по своей всегдашней привычк? — безпечно оглядывалъ все, что попадалось мн? на глаза по пути, они — продолжая перешептываться и изр?дка бросая на меня взгляды, смысла которыхъ я никакъ понять не могъ. Наконецъ, мы вышли изъ коридоровъ и очутились въ просторномъ поко?, въ род? вид?ннаго мной раньше, въ которомъ пожилой жрецъ обучалъ своихъ переписчиковъ. Этотъ покой д?лился на дв? части вышитой занав?сью, пышными складками спускавшейся съ высокаго потолка на полъ, и я, какъ большой любитель красивыхъ вещей, тотчасъ обратилъ вниманіе на то, что касаясь пола, она, благодаря тяжести золотой вышивки, не ложилась мягкими линіями, а стояла, не сгибаясь, прямо. Одинъ изъ жрецовъ выступилъ впередъ и проговорилъ, слегка отстраняя рукой конецъ занав?си: — Господинъ, можно-ли мн? войти?“

Тутъ меня снова охватило оторопь: хотя во взглядахъ, которые они бросали на меня, не было ничего непріязненнаго, все-же я не могъ знать, что меня ожидало, и боязливо поглядывалъ на занав?сь, спрашивая себя, кто за ней скрывается. Но мн? не пришлось долго дрожать, опасаясь, самъ не знаю чего: скрывшійся передъ т?мъ за ней жрецъ появился опять, но уже въ сопровожденіи златобородаго Агмахда, который, не сказавъ мн? ни слова, проговорилъ, обращаясь къ моимъ спутникамъ:

— Подождите съ нимъ зд?сь, пока я схожу къ брату Каменбаку, — и тотчасъ удалился, оставивъ насъ однихъ въ каменномъ зал?.

Мои опасенія вернулись ко мн? съ утроенной силой. Подари меня гордый жрецъ хотя-бы однимъ ласковымъ взглядомъ, я бы не поддался имъ такъ легко, но теперь я снова былъ охваченъ смутнымъ страхомъ передъ ч?мъ-то страшнымъ и неизв?стнымъ, что вотъ-вотъ могло случиться со мной. Кром? того, я все еще чувствовалъ слабость посл? моего недавняго обморока; и пока черноволосые жрецы продолжали прерванную бес?ду, я, дрожа отъ изнеможенія и страха, опустился на каменную скамью, шедшую вдоль ст?ны.

В?роятно, это томительное ожиданіе привело-бы къ новой потер? сознанія; но вскор? вернулся Агмахдъ, котораго сопровождалъ другой, очень красивой наружности, жрецъ, и я опять пришелъ въ волненіе. У этого жреца тоже были русые волосы и св?тлая кожа, хотя и т?, и другія были н?сколько темн?е, ч?мъ у Агмахда; онъ отличался той-же величаво-неподвижной осанкой, которая д?лала златобородаго жреца предметомъ такого глубокаго благогов?нія для меня; но въ его бол?е темныхъ глазахъ св?тилось благоволеніе, чего я еще ни у одного изъ жрецовъ не встр?чалъ. При взгляд? на него, я н?сколько успокоился.

— Вотъ онъ, — промолвилъ Агмахдъ своимъ холоднымъ, музыкальнымъ голосомъ.

Я недоум?валъ и никакъ не могъ понять, почему такъ много говорили обо мн?: в?дь я былъ всего лишь новымъ послушникомъ, да при томъ уже переданнымъ своему наставнику.

— Братья! — воскликнулъ Каменбака: — Не облечь-ли его въ б?лую одежду ясновидящаго! Отведите его въ ванну, пусть его вымоютъ и натрутъ благовонными маслами, а зат?мъ мы съ братомъ Агмахдомъ над?немъ на него б?лое од?яніе. Посл? этого дадимъ ему одохнуть, пока сами доложимъ обо всемъ собранію высшихъ жрецовъ. Итакъ, приведите его обратно сюда посл? ванны.

Молодые жрецы увели меня изъ зала. Я ужъ догадался, что они принадлежали къ низшему чину жреческаго сословія и, вглядываясь теперь въ нихъ пристальн?е, зам?тилъ, что на ихъ б?лой одежд? не было той прекрасной золотой вышивки, которую я вид?лъ на одежд? Агмахда и Каменбаки, а вм?сто нея, по краямъ были черныя линіи и стежки такого-же цв?та. Какъ пріятно было при моей усталости с?сть въ ароматическую ванну, къ которой они привели меня! Она успокоила, даже убаюкала меня. Когда я вышелъ изъ нея, меня натерли н?жнымъ благовоннымъ масломъ и завернули въ полотняную простыню, посл? чего мн? предложена была закуска, состоявшая изъ плодовъ и намазанныхъ масломъ сдобныхъ печеній, которую я запилъ какимъ-то очень душистымъ питьемъ, подкр?пившимъ и возбудившимъ меня. Зат?мъ былъ обратно приведенъ въ покой, гд? насъ ожидали старшіе жрецы.

Съ ними я засталъ другого, низшаго чина жреца, державшаго яркой б?лизны одежду изъ тонкаго полотна. Агмахдъ и Каменбака приняли ее изъ его рукъ, мои спутники сняли облекавшую мое т?ло простыню; высшіе жрецы сами, вдвоемъ, над?ли на меня б?лое од?яніе, посл? чего положили мн? на голову свои скрещенные руки, въ то время, какъ остальные опустились на кол?ни, кто гд? стоялъ.

Не понимая, что все это значило, я было снова заволновался; однако, ванна и ?да настолько благотворно под?йствовали на меня, что когда старшіе жрецы, безъ дальн?йшихъ церемоній, отослали меня съ т?ми двумя, къ которымъ я усп?лъ уже привыкнуть, я пріободрился и легкими шагами посл?довалъ за ними. Они привели меня въ небольшую комнату, въ которой ничего не было, кром? длинного, низкого ложа, покрытого полотняной простыней. Но я былъ радъ этому; я чувствовалъ, что глазамъ моимъ и мозгу необходимъ отдыхъ. Чего-чего я не пережилъ съ того момента, когда утромъ вступилъ въ храмъ! Сколько времени, казалось мн?, прошло съ т?хъ поръ, какъ я у вратъ его выпустилъ руку матери изъ своихъ!

— Отдыхай съ миромъ! — сказалъ одинъ изъ жрецовъ: — Высыпайся, потому что тебя разбудятъ съ наступленіемъ первыхъ прохладныхъ часовъ ночи.

И я остался одинъ.

Глава III.

Я прилегъ на это, оказавшееся довольно мягкимъ, ложе, съ удовольствіемъ расправилъ усталые члены; вскор?, несмотря на странную обстановку, окружавшую меня, я погрузился въ глубокій сонъ. Здоровье и молодость съ ея дов?рчивостью помогли мн? забыть новизну моего положенія, и я весь отдался временной роскоши полнаго отдыха. А давно-ли, войдя въ келью и разсматривая это ложе, я съ недоум?ніемъ спрашивал себя, куда д?валось то душевное спокойствіе, которымъ я наслаждался въ то время, когда былъ простымъ, нев?жественнымъ мальчишкою, а не послушникомъ великаго храма.

Было совершенно темно, когда я проснулся, и однако я сразу и ясно почувствовалъ присутствіе въ комнат? посторонняго челов?ка; я привскочилъ и прис?лъ на кровати. Внезапное пробужденіе выбило изъ моей памяти воспоминаніе о недавнихъ событіяхъ; мн? представилось, что я — дома, и что то — мать сидитъ у моего изголовья и молча охраняетъ мой сонъ.

„Мама!“ закричалъ я: „что случилось? Зач?мъ ты — зд?сь? Или ты — больна? Ужъ не разб?жались-ли овцы?“

Отв?та не посл?довало. Между т?мъ я пришелъ въ себя и сообразилъ, несмотря на окружавшій меня полный мракъ, что я — не дома, а въ какомъ-то незнакомомъ мн? м?ст?, что никого не знаю, кто-бы могъ стоять тутъ въ комнат? и молча подстерегать меня; и сердце мое сильно забилось. Мн? кажется, что въ общемъ я былъ мужественнымъ парнемъ, не подававшимся бабьимъ страхамъ, но вдругъ я упалъ навзничь на свое ложе и громко зарыдалъ.

„Принесите огня: онъ проснулся“, произнесъ чей-то спокойный голосъ. Послышались какіе-то звуки; до моихъ ноздрей донесся острый — пряный запахъ. Всл?дъ за этимъ въ дверяхъ показалось двое молодыхъ послушниковъ съ серебрянными св?тильниками въ рукахъ, и комната разомъ осв?тилась яркимъ св?томъ, при которомъ я увид?лъ, что она была полна высшихъ жрецовъ, неподвижно стоявшихъ въ своихъ б?лыхъ одеждахъ. Я былъ такъ ошеломленъ этимъ зр?лищемъ, что пересталъ плакать и забылъ тоску по дом?. Не удивительно, что я изнемогалъ подъ тягостнымъ ощущеніемъ присутствія какого-то посторонняго лица въ комнат?: меня окружала толпа людей, неподвижныхъ и безмолвныхъ, глаза которыхъ были опущены долу, а руки скрещены на груди. Я кр?пко прижался къ своей кровати, закрывъ лицо руками; толпа, огни, все производило на меня тяжелое впечатл?ніе, и, когда прошло первое чувство удивленія, я готовъ былъ снова залиться слезами, но на этотъ разъ уже отъ того, что мысли мои см?шались, и я ничего не могъ понять. Благоуханіе становилось сильн?е и сильн?е, комната наполнялась дымомъ отъ горящихъ куреній, открывъ глаза я увид?лъ двухъ молодыхъ жрецовъ, стоявшихъ по об? стороны ложа и державшихъ вазы съ дымящимся ?иміамомъ. Комната, какъ я ужъ сказалъ, была полна жрецовъ; но вокругъ меня они сплотились т?снымъ кольцомъ. Я съ благогов?ніемъ сталъ разглядывать лица ближайшихъ ко мн?, среди которыхъ находились Агмахдъ и Каменбака. Вс? эти люди отличались той странной неподвижностью лица и осанки, которая такъ сильно д?йствовала на меня. Я обвелъ глазами вс?хъ присутствовавшихъ и, снова, дрожа вс?мъ т?ломъ, закрылъ лицо руками. Я испытывалъ такое чувство неволи, точно былъ окруженъ непроницаемой ст?ной; и въ самомъ д?л? эти, стоявшіе вокругъ меня, жрецы образовали такую тюрьму, изъ которой мн? трудн?е было вырваться, ч?мъ изъ каменныхъ ст?нъ. Наконецъ, Агмахдъ прервалъ молчаніе словами: „Вставай, дитя, и иди съ нами“.

Я повиновался; хотя сознаюсь, охотн?е согласился-бы остаться зд?сь, въ темной комнат?, ч?мъ сопровождать эту странную, молчаливую толпу людей. Но всякій разъ, когда я встр?чался съ холоднымъ, непроницаемымъ взглядомъ обращенныхъ ко мн? голубыхъ глазъ Агмахда, мн? ничего другого не оставалось д?лать какъ безпрекословно покоряться. Такъ было и теперь: я всталъ и пошелъ впередъ, не выходя изъ т?снаго кольца окружавшихъ меня жрецовъ, которые шли спереди, сзади, съ боковъ; остальные подвигались въ полномъ порядк? вн? этого круга. Мы спускались по длинному коридору, пока не достигли большихъ входныхъ дверей храма, которыя оказались широко раскрытыми. Сквозь нихъ я мелькомъ взглянулъ на ус?янный зв?здами небесный сводъ и почувствовалъ себя бодр?е, точно увид?лъ лицо стараго друга. Но это длилось лишь одно мгновеніе, пока мы стояли какъ разъ внутри большихъ дверей. Н?сколько жрецовъ закрыли ихъ и заперли засовомъ, посл? чего мы пошли по большому центральному коридору на который я обратилъ вниманіе, когда въ первый разъ еще проходилъ мимо. Теперь я зам?тилъ, что, хотя онъ былъ и просторенъ и очень красивъ, въ немъ совс?мъ не было дверей, за исключеніемъ одной, подъ глубокой аркой, въ конц? его и какъ разъ противъ большой храмовой аллеи.

„Куда ведетъ эта одинокая дверь?“ спросилъ я себя но безъ особеннаго интереса. Было принесено и поставлено по средин? коридора низенькое сид?нье, на которое жрецы мн? вел?ли с?сть, лицомъ къ этой самой двери, что я и исполнилъ. Я молчалъ, хотя и былъ въ сильной тревог?. Что за странность? Ради чего долженъ я сид?ть зд?сь окруженный высшими жрецами? Какое мн? предстоитъ испытаніе? Но я положилъ быть мужественнымъ и не бояться. Разв? я не былъ облеченъ въ полотняное, безупречной б?лизны, од?яніе? Положимъ оно — не вышито золотомъ, но зато и не отм?чено черными линіями и стежками какъ платья жрецовъ, помоложе; да, оно — совершенно б?лое! Я гордился этимъ обстоятельствомъ, полагая, что въ немъ заключается особаго рода отличіе; и этой-то мыслью я и старался теперь поддержать свое слаб?ющее мужество.

Отъ сильнаго запаха куреній у меня начинало шум?ть въ голов?; я — не привыкъ къ благовоніямъ, такъ щедро расточавшимся зд?сь въ храм?.

Вдругъ, безъ единаго предварительно произнесеннаго слова или даннаго знака, вс? огни были разомъ потушены, и я снова очутился во мрак?, посреди странно безмолвной толпы жрецовъ. Я сд?лалъ попытку собраться съ мыслями и понять, гд? я. Я вспомнилъ, что главная масса присутствовавшихъ была позади меня, что жрецы впереди разступились, такъ что въ тотъ моментъ, когда были потушены огни, — хотя внутренній кругъ и продолжалъ отд?лять меня отъ другихъ, — передо мной открылся весь коридоръ вплоть до двери подъ аркой.

Повторяю я былъ сильно встревоженъ и чувствовалъ себя крайне несчастнымъ. Свернувшись въ клубокъ на своемъ сид?ньиц?, я р?шился проявить храбрость, если того потребуютъ обстоятельства, а пока старался сид?ть смирно и такъ, чтобы меня не было зам?тно.

Безстрастныя лица высшихъ жрецовъ, стоявшихъ, какъ я зналъ, неподвижно вокругъ меня, пугали меня; гробовое молчаніе вс?хъ прочихъ, наполняло меня благогов?йнымъ трепетомъ; временами на меня нападалъ такой страхъ, что я начиналъ соображать, удастся ли мн? уйти, незам?ченнымъ жрецами, если встать и направиться прямо впередъ, внизъ по коридору. Но я не см?лъ приступить къ осуществленію этого плана; кром? того, одуряющій запахъ куреній въ связи съ д?йствіемъ вчерашняго душистаго питья и предшествовавшаго сна, вызывалъ во мн? непривычное чувство оц?пененія; я сид?лъ съ полузакрытыми глазами и чувствовалъ, что вотъ-вотъ засну… Въ это самое время мое любопытство было внезапно пробуждено: въ противоположномъ конц? коридора по краямъ заинтересовавшей меня двери показалась узкая полоса св?та. Я широко раскрылъ глаза, чтобы лучше вид?ть, и скоро зам?тилъ, что дверь медленно очень медленно открывается… Наконецъ, она остановилась, открывшись на половину, и изъ пом?щенія, куда она вела, сталъ изливаться какой-то тусклый, словно ч?мъ-то закрытый св?тъ. Но на нашемъ конц? коридора тьма осталась нетронутой, полной; везд? не было видно признаковъ жизни, не было слышно никакихъ звуковъ, кром? тихаго, сдержаннаго дыханія окружавшихъ меня жрецовъ. Черезъ н?сколько минутъ мн? пришлось закрыть глаза: я такъ напряженно всматривался въ окружавшій меня мракъ, что они утомились; а когда открылъ снова, то увид?лъ, что какъ разъ передъ дверью стояла какая-то фигура.

Общіе контуры были ясно видны, хотя лицо и формы выд?лялись смутно, благодаря тому, что св?тъ падалъ на нее сзади. Какъ это ни было безрасудно, но меня сразу охватилъ какой-то ужасъ, отъ котораго я весь скорчился, и мн? пришлось сд?лать нев?роятное чисто физическое усиліе надъ собой, чтобы не испустить громкаго вопля. И это невыносимое чувство страха стала рости съ каждой минутой, какъ только мн? стало ясно, что фигура эта медленно направлялась ко мн? какимъ-то скользящимъ движеніемъ, въ которомъ не было ничего земного. По м?р? того, какъ она приближалась, я могъ разгляд?ть, что родъ темного од?янья, въ которое она была облечена, почти совершенно закрывало ей т?ло и голову; но вс? эти детали я вид?лъ смутно, такъ какъ св?тъ, выходившій изъ-за дверей, былъ очень слабъ. Тоска и ужасъ, ст?снявшіе мн? грудь, вдругъ удвоились: приблизившись ко мн?, скользившая по воздуху фигура зажгла св?тильникъ, который она держала; складки ея одежды тускло осв?тились, но все остальное продолжала оставаться невидимымъ… Громаднымъ усиліемъ воли мн? удалось оторвать очарованный взглядъ отъ таинственнаго вид?нія, и я повернулъ голову въ надежд? увид?ть стоявшихъ рядомъ со мной жрецовъ; но никого нельзя было разгляд?ть: кругомъ стоялъ густой, непроницаемый мракъ. Это разр?шило опутавшія меня страшныя чары: я испустилъ крикъ, крикъ тоски и ужаса, и спряталъ лицо руками.

До моего слуха донесся голосъ Агмахда: „Не бойся, дитя мое“, произнесъ онъ своимъ мелодичнымъ, невозмутимымъ голосомъ.

Я сд?лалъ усиліе, чтобы овлад?ть собой, ободренный звукомъ его голоса, въ которомъ было, по крайней м?р?, н?что не столь чуждое и страшное, какъ въ закутанной фигур? стоявшей передо мной. Она была зд?сь не очень близко, но все-же достаточно близко чтобы наполнить душу мою какимъ-то неземнымъ ужасомъ.

„Говори, дитя“, снова раздался голосъ Агмахда: „и скажи намъ, что тебя такъ взволновало“.

Я не см?лъ не повиноваться, хотя языкъ мой прилипъ къ нёбу, но чувство изумленія превозмогло чувство страха, и я заговорилъ легче, ч?мъ-бы могъ, не будь его.

„Какъ!“ воскликнулъ я: „Разв? ты не видишь св?та исходящаго изъ-за той двери? Разв? теб? не видно закрытой фигуры? Отгони ее! Она меня пугаетъ!“

Казалось, тихій сдержанный шепотъ проб?жалъ сразу по рядамъ толпы: было очевидно, что мои слова произвели потрясающее впечатл?ніе на вс?хъ. Зат?мъ, снова прозвучалъ ровный голосъ Агмахда: „Прив?тъ нашей Цариц?! Мы преклоняемъ передъ ней кол?ни!“

Закутанная фигура слегка кивнула головой и еще ближе придвинулась ко мн?. Наступило полное молчаніе, посл? чего златобородый жрецъ заговорилъ еще разъ.

„Не соизволитъ ли наша Повелительница открыть глаза своимъ рабамъ и отдавать имъ приказанія, какъ встарь“?

Фигура нагнулась и стала чертить что-то на полу. Я взглянулъ и прочелъ слова, начертанныя огненными буквами, которыя такъ же быстро исчезали, какъ и появлялись.

„Да, но для этого мальчикъ долженъ войти въ мое святилище одинъ, безъ другихъ“.

Повторяю, я вид?лъ слова и, прочитавъ ихъ, задрожалъ вс?мъ т?ломъ отъ ужаса. Необъяснимый страхъ передъ этой закрытой фигурой былъ такъ силенъ, что я скор?е согласился бы умереть, ч?мъ исполнить ея требованіе. Жрецы продолжали молчать, и я угадалъ, что какъ фигура, такъ и огненныя буквы были невидимы для нихъ, какъ ни казалось это мн? самому страннымъ и нев?роятнымъ. Я тотчасъ-же сообразилъ, что, если это — на самомъ д?л? такъ, то они не знаютъ объ ея приказаніи. А какъ могъ я, доведенный до крайней степени ужаса, заставить себя произнести эти слова, что повело-бы за собой такое страшное для меня испытаніе? И я промолчалъ. Вид?ніе внезапно повернулась ко мн? и, какъ мн? показалось, уставилось глазами на меня; зат?мъ, оно снова принялось чертить на полу быстро исчезавшія буквы, и я прочиталъ: „Передай имъ мое требованіе“.

Но я ужъ не былъ въ состояніи повиноваться; ужасъ, на самомъ д?л?, лишилъ меня физической возможности исполнить это порученіе: я чувствовалъ, что у меня распухъ языкъ и заполнилъ весь ротъ. Вид?ніе обратилось ко мн? съ жестомъ б?шенаго гн?ва; быстрымъ скользящимъ движеніемъ, оно устремилось ко мн? и мигомъ сорвало покрывало со своего лица, которое моментально оказалось въ непосредственной близости съ моимъ. При вид? его — мн? почудилось, что у меня глаза выскочили изъ орбитъ. Оно не было безобразно, хотя очи сверкавшія на немъ, были полны леденящаго гн?ва, не жгучаго, а именно леденящаго. Н?тъ, оно не было безобразно, и все же видъ его наполнилъ меня такимъ нечелов?ческимъ страхомъ и отвращеніемъ, какихъ я себ? и представить не могъ. Весь ужасъ этого лица состоялъ въ его неестественности, въ его нереальности. Казалось, что оно было сд?лано изъ элементовъ, входящихъ въ составъ плоти и крови, а между т?мъ получалось такое впечатл?ніе, точно это — лишь челов?ческая маска, казалось, будто это — какая-то страшная т?лесная нереальность, нечто, сд?ланное изъ плоти и крови, но лишенное того, что составляетъ жизнь плоти и крови. И вс? эти ужасы мн? пришлось переживать въ теченіе н?сколькихъ мгновеній. Тогда, испустивъ пронзительный крикъ, я — вторично въ этотъ день — упалъ въ обморокъ.

Такъ кончился первый день моего пребыванія въ храм?.

Глава IV.

Придя въ себя, я почувствовалъ, что т?ло мое покрыто испариной, а члены — точно омертв?ли. Я лежалъ въ полномъ изнеможеніи. Кругомъ было тихо и темно; сначала ощущеніе одиночества и покоя было очень пріятно, и мн? только хот?лось знать, гд? — я. Но вскор? я сталъ перебирать въ ум? событія, благодаря которымъ протекшій день показался мн? за годъ. Б?лый цв?токъ Лотоса всталъ передъ моимъ умственнымъ взоромъ и исчезъ: въ моемъ разстроенномъ воображеніи пронеслось воспоминаніе о поздн?йшемъ ужасномъ вид?ніи, о посл?днемъ, что мн? пришлось увид?ть до настоящаго момента, когда я проснулся во мрак?. Я снова вид?лъ его; снова смотр?лъ на это обращенное ко мн? лицо; вид?лъ его ужасъ наводившую нереальность, холодный блескъ жестокихъ глазъ… Я былъ такъ разстроенъ, обезсиленъ, изнуренъ, что не могъ удержать громкаго крика ужаса, хотя и сознавалъ ясно, что теперь это вид?ніе — лишь плодъ моего воображенія. Всл?дъ за этимъ я зам?тилъ приближавшійся къ двери моей комнаты св?тъ; и появился жрецъ, неся въ рукахъ серебрянный св?тильникъ. Теперь я могъ разсмотр?ть комнату, которая показалась мн? незнакомой, она была хорошо обставлена, ув?шена занав?сами, спадавшими внизъ мягкими складками; воздухъ въ ней былъ пропитанъ н?жнымъ благоуханіемъ.

Жрецъ направился въ мою сторону и, дойдя до меня, склонилъ голову.

„Что теб? угодно, повелитель?“ спросилъ онъ: „Можетъ быть тебя томитъ жажда? Не принести-ли св?жей воды“?

„Мн? не хочется пить“, отв?тилъ я. „Я боюсь, боюсь того страшнаго существа, которое вид?лъ вчера“.

„Н?тъ, это ты только такъ, по молодости, боишься нашей всемогущей Царицы“, возразилъ онъ, „хотя, д?йствительно, достаточно одного ея пристальнаго взгляда, чтобы во всякое время заставить и кр?пкаго мужчину упасть въ обморокъ. Не бойся; ты удостоился великой чести, ибо твои глаза открыты и видятъ вид?нія. Ч?мъ мн? успокоить тебя?“

„А что, теперь все еще ночь?“ спросилъ я, безпокойно ворочаясь на своемъ мягкомъ лож?.

„Скоро утро наступитъ“, отв?тилъ жрецъ.

„Ахъ, хоть бы скор?й насталъ день!“ — воскликнулъ я — „Хоть-бы ясное солнце стерло съ моихъ глазъ страшный образъ, приводящій меня въ трепетъ. Боюсь я этой тьмы! Везд? въ ней мерещится мн? то страшное лицо!“

„Я постою у твоего ложа“ спокойно промолвилъ мой собес?дникъ, опуская серебрянный св?тильникъ на подставку и садясь около меня. Его лицо сразу приняло прежнее выраженіе невозмутимаго спокойствія, и не прошло и н?сколькихъ минутъ, какъ онъ ужъ мн? казался какимъ-то каменнымъ изваяніемъ. У него былъ холодный взглядъ, и въ р?чи его, полной ласковыхъ словъ, не было душевной теплоты. Я отвернулся: когда я гляд?лъ на него, мн? казалось, что между нами встаетъ привид?ніе, вид?нное мной наканун? въ коридор?. Н?которое время я сдерживался, стараясь найти успокоеніе въ мысли, что я не одинъ кром? того, я боялся нарушить ч?мь-нибудь дисциплину; но наконецъ, не выдержалъ и разразился потокомъ словъ, забывъ вс? соображенія, которыя держали меня до сихъ поръ въ повиновеніи.

„Ахъ, не могу я больше выносить этого!“ закричалъ я. „Отпусти меня! Пусти меня въ садъ!.. Куда-нибудь!.. Вся комната полна этого вид?нія!.. Везд? оно мн? чудится!.. Даже съ закрытыми глазами вижу я его!.. О, отпусти меня! Отпусти!“

„Не противься вид?нію“ произнесъ жрецъ. „Оно вышло къ теб? изъ святилища, изъ священн?йшаго алтаря. Оно отм?тило тебя, какъ челов?ка, отличнаго отъ остальныхъ, какъ челов?ка, котораго мы будемъ отнын? почитать и о которомъ будемъ заботиться. Но все это ты долженъ заслужить, покоривъ свое строптивое сердце“.

Я молчалъ. Слова его падали мн? на сердце, словно куски льда; смысла ихъ я не понималъ, да и невозможно было мн? понять его; но что я живо чувствовалъ, такъ это былъ холодъ, в?явшій отъ его р?чей. Посл? продолжительной паузы, во время которой я изо всей силы старался изгнать тотъ образъ изъ ума, чтобы избавиться отъ угнетавшаго меня чувства страха, я вдругъ вспомнилъ н?что такое, отъ чего сразу почувствовалъ облегченіе, и спросилъ:

„А гд? тотъ смуглый челов?къ, котораго я вид?лъ вчера въ саду?“

„Что? гд? садовникъ Себуа? Да, в?роятно, спитъ у себя въ комнат?; а какъ разсв?тетъ, такъ встанетъ и выйдетъ въ садъ“.

„Можно мн? къ нему?“ спросилъ я съ лихорадочнымъ волненіемъ, при чемъ сложилъ даже молитвенно руки, такъ я боялся отказа.

„Въ садъ? Если ты — въ возбужденномъ состоніи, то прогулка по утренней рос?, среди цв?товъ, успокоитъ это ненормальное состояніе. Какъ станетъ разсв?тать, такъ я тотчасъ позову Себуа, чтобы онъ увелъ тебя къ себ?“.

Я никакъ не ожидалъ, что онъ такъ легко согласится исполнить мою просьбу, и, испустивъ глубокій вздохъ облегченія, отвернулся отъ него и закрылъ глаза. Я лежалъ тихо, стараясь отгонять отъ себя всякія страшныя картины и вид?нія и думалъ только о томъ наслажденіи, съ какимъ я вырвусь изъ этой спертой, надушенной искусственными благовоніями, атмосферы, чтобы упиться благоухающимъ дыханіемъ св?жаго воздуха. Я ждалъ молча, а жрецъ все сид?лъ неподвижно рядомъ со мной, и мн? казалось, что проходили часы за часами въ этомъ томительномъ ожиданіи. Наконецъ, онъ всталъ и погасилъ огонь въ серебрянномъ св?тильник?; и только тогда зам?тилъ я с?рый, тусклый св?тъ, проникавшій черезъ высокія окна въ комнату.

„Я позову Себуа и пошлю его къ теб?,“ промолвилъ жрецъ, повернувшись ко мн? лицомъ. „Помни, что эта комната — твоя, что отнын? она принадлежитъ теб?. Возвращайся сюда къ началу утреннихъ церемоній, потому что тебя зд?сь будутъ ждать послушники съ ванной и маслами“.

Мысль, что я по какой то странной игр? судьбы представляю изъ себя важное лицо, сильно меня смущала и я робко спросилъ:

„А почему я буду знать, что пора возвращаться сюда?“

„Теб? н?тъ нужды возвращаться раньше конца утренней трапезы, а къ ней сходятся по звонку. Впрочемъ, Себуа теб? скажетъ“.

И съ этими словами онъ удалился.

Мысль о св?жемъ воздух?, который снова придастъ бодрость моимъ переутомленнымъ членамъ, наполняла меня чувствомъ жив?йшаго удовольствія; кром? того, меня тянуло опять взглянуть на странное лицо Себуа и на его н?жную улыбку, по временамъ совершенно сглаживавшую его безобразіе. Казалось, будто это единственное челов?ческое лицо, которое мн? пришлось вид?ть съ т?хъ поръ, какъ я разстался съ матерью.

Я окинулся себя взоромъ, чтобы посмотр?ть, все-ли еще на мн? мое б?лое платье, и готовъ-ли я идти съ садовникомъ. Да, оно было на мн?, чистое, б?лое. Глядя на него, я испытывалъ чувство гордости, потому что никогда еще не случалось мн? носить одежды изъ такой тонкой ткани. Мысль, что я скоро буду въ обществ? Себуа, настолько успокоила меня, что я, лежа на своемъ лож?, безпечно разглядывалъ свое платье и спрашивалъ себя, чтобы подумала мать, увидавъ на мн? такое прекрасное, тонкое полотно.

Вскор? послышались шаги, которые сразу оторвали меня отъ мечтаній: въ дверяхъ показалось загадочное лицо Себуа, и смуглый обладатель его, направился прямо ко мн?… Да, онъ былъ безобразенъ, неуклюжъ; въ его вн?шности не было и сл?да изящества, а между т?мъ, когда онъ вошелъ и взглянулъ на меня, при чемъ все лицо его озарилось той особенной улыбкой, которую я такъ хорошо запомнилъ, я почувствовалъ въ немъ самомъ челов?ка, а въ сердц? его — присутствіе любви! Я протянулъ къ нему руки и привскочилъ съ ложа.

„О, Себау!“ воскликнулъ я, и при вид? кроткого выраженія этого лица мои глаза наполнились чисто-д?тскими слезами. „Себуа, зач?мъ я — зд?сь? Почему они говорятъ, что я — не такой, какъ вс? прочіе? Себуа, скажи, неужели мн? опять предстоитъ увид?ть тотъ ужасный образъ?“

Себуа подошелъ ко мн? и опустился на кол?ни; очевидно, преклонять кол?ни, когда его охватывало чувство благогов?нія, казалось этому смуглому челов?ку ч?мъ-то совс?мъ естественнымъ.

„Сынъ мой“, сказалъ онъ, „небо одарило тебя открытыми очами. Мужественно пользуйся этимъ даромъ и ты будешь св?точемъ, который засіяетъ во мрак?, спускающемся понемному на нашу несчастную родину“.

„Не хочу я быть св?точемъ!“ возразилъ я съ досадой; его я не боялся и сп?шилъ излить свои мятежныя чувства. „Не хочу я д?лать вещей, посл? которыхъ чувствуешь себя такъ странно! Зач?мъ только я вид?лъ лицо этого привид?нія, которое стоитъ теперь все время передо мной и заслоняетъ мн? дневной св?тъ?“ Вм?сто всякаго отв?та Себуа всталъ и проговорилъ, протягивая мн? руку:

„Пойдемъ со мной, пойдемъ! Будемъ гулять среди цв?товъ; утренній воздухъ осв?житъ твою голову, и тогда мы съ тобою поговоримъ обо всемъ этомъ“.

Я тотчасъ всталъ, не долго думая. Мы пошли руку въ руку по коридору и добрались такимъ образомъ до садовыхъ воротъ, черезъ которыя и вступили въ садъ. Какъ передать чувство радости, которое охватило меня сразу, чтобы зат?мъ разростаться все больше и больше, по м?р? того, какъ я вдыхалъ въ себя утренній воздухъ. Никогда еще ничто въ мір? природы не доставляло мн? такого высокого, живого наслажденія! Все меня радовало: и переходъ изъ спертаго, пропитаннаго куреніями, воздуха, совершенно отличнаго отъ того, къ которому я до сихъ поръ привыкъ; и то, что я вновь уб?дился въ томъ, что вн? храма міръ по старому прекрасенъ и реаленъ…

Себуа, все время не спускавшій глазъ съ моего лица, казалось, по какой-то чуткой симпатіи угадывалъ смутныя мысли, бродившія въ моей голов?, и истолковывалъ ихъ мн? самому.

„Солнце все еще восходитъ во всемъ своемъ блеск?“, проговорилъ онъ: „и цв?ты по прежнему раскрываютъ свои чашечки въ отв?тъ на его прив?тъ. Раскрой и ты свое сердце и будь доволенъ!“ Я не отв?чалъ ему: я былъ юнъ и неученъ. Словами я и не могъ бы отв?тить ему, и только поднялъ голову и взглянулъ на него, продолжая прогулку по саду, в?роятно, глаза мои говорили за меня, потому что онъ прибавилъ:

„Сынъ мой, хотя ты и былъ сегодня ночью во тьм?, все-же н?тъ основанія тебя сомн?ваться въ томъ, что за ней скрывается св?тъ. В?дь не опасаешься же ты, ложась спать вечеромъ, что не увидишь солнца по утру? Было время, когда тебя опутывалъ мракъ, темн?е мрака прошлой ночи, и настанетъ такое, когда ты узришь солнце, краше этого“.

Я не понималъ его словъ, хотя и вникалъ въ нихъ, а потому и промолчалъ, ибо съ меня было довольно сознанія участія ко мн? этого челов?ка и н?жнаго аромата цв?товъ и воздуха. Теперь, когда я вырвался изъ храма и очутился на св?жемъ воздух?, я ужъ такъ не стремился слышать челов?ческую р?чь или отдать себ? отчетъ въ пережитомъ; в?дь, я былъ только мальчикъ, и одного восхитительнаго ощущенія оживавшихъ во мн? силъ было достаточно, чтобы заставить меня позабыть обо всемъ прочемъ. Кругомъ все было естественно, а сегодня все, что обладало этимъ свойствомъ, казалось мн? очаровательнымъ. Но едва я усп?лъ снова вернуться въ сферу реальнаго и только что было началъ наслаждаться сознаніемъ своего возвращенія къ ней, какъ я, внезапно и совершенно для себя неожиданно, снова былъ вырванъ изъ нея. Куда я попалъ? Увы! какъ я могъ сказать? На языкахъ нашего міра н?тъ соотв?тствующихъ словъ для описанія д?йствительныхъ явленій, происходящихъ вн? этого узкаго круга, который принято называть кругомъ реальныхъ явленій. Разв? не стоялъ я собственными ногами на зеленой трав?? Разв? я сошелъ съ м?ста, на которомъ стоялъ? Разв? Себуа не стоялъ рядомъ со мной? Я жалъ его руку. Да, онъ зд?сь. А между т?мъ изъ своихъ ощущеній я понялъ, что міръ естественныхъ явленій ускользнулъ отъ меня, и что я снова очутился въ мір? т?хъ особенныхъ чувствъ… вид?ній… звуковъ… которыхъ я такъ страшился. Я еще ничего не слышалъ, не вид?лъ, но былъ уже весь охваченъ ужасомъ и дрожалъ, какъ листъ передъ бурей. Что мн? предстоитъ сейчасъ увид?ть? Кто стоитъ по сос?дству со мной? Что это такое, что словно облакомъ заволокло мн? очи? Я закрылъ глаза, не см?лъ гляд?ть… боялся всматриваться въ смутныя очертанія, окружавшихъ меня предметовъ… „Открой глаза сынъ“, громко промолвилъ Себуа: „и скажи мн?, зд?сь ли наша Царица?“

Я повиновался, все еще опасаясь увид?ть передъ собой грозное лицо, нагнавщее такой ужасъ на меня во мрак? ночи. Но его не было… въ теченіе н?сколькихъ мгновеній я ничего не вид?лъ… и облегченно вздохнулъ: в?дь, я ежеминутно ожидалъ увид?ть это обращенное ко мн? лицо съ оскаленными отъ гн?ва зубами. Но всл?дъ за этимъ я весь затрепеталъ отъ восторга: Себуа незам?тно провелъ меня какъ разъ къ лотосовому пруду; и снова зд?сь склонясь надъ нимъ и припавъ къ его св?тло текущимъ водамъ, пила красавица, золотистыя волосы которой наполовину скрывали отъ меня ея лицо.

„Заговори съ ней“! крикнулъ Себуа: „По твоему лицу вижу, что она зд?сь. О заговори съ ней! Изъ жрецовъ настоящаго покол?нія ни одинъ не удостоился чести говорить съ ней. Заговори съ ней: мы нуждаемся въ ея помощи!“

Какъ и вчера, онъ упалъ на кол?ни рядомъ со мной. Въ лиц? его выражались страсть и сознаніе важности момента, въ глазахъ св?тилось молитвенное благогов?ніе. При взгляд? на него я отступилъ, поб?жденный самъ не знаю ч?мъ; мн? казалось, будто, съ одной стороны, звала меня къ себ? златовласая красавица, а съ другой, толкалъ къ ней Себуа; и въ то же время я сознавалъ, что приподнялся на воздухъ и направился къ пруду съ лотосами; достигши края его, я перегнулся надъ нимъ и прикоснулся къ ея одежд?, лежавшей на поверхности воды. Поднявъ голову, я пробовалъ было заглянуть ей въ лицо, но не могъ разсмотр?ть его: изъ него исходилъ такой св?тъ, что мн? оставалось только любоваться имъ такъ, какъ сталъ бы любоваться солнцемъ. На голов? я ощущалъ прикосновеніе ея руки, до моего сознанія доходили исходившія изъ ея устъ слова, хотя я едва сознавалъ, что слышу ихъ. „Дитя съ открытыми очами“, говорила она: „на твоей чистой душ? лежитъ тяжелая обязанность; но оставайся только вблизи меня, источника св?та, и я укажу теб? путь, которымъ ты долженъ идти“.

„Мать“, произнесъ я: „а какъ быть относительно тьмы?“

Я не см?лъ поставить вопроса ясн?е; мн? казалось, что стоило только упомянуть о страшномъ образ?, чтобы оно тотчасъ же предстало передо мной, пылая б?шенствомъ. Я почувствовалъ какъ при этихъ словахъ легкая дрожь переб?жала съ ея руки на меня, и подумалъ уже, что сейчасъ разразится надо мной ея гн?въ; но слова ея по прежнему доносились до моего сознанія, н?жныя и мягкія какъ дождевыя капли, вызывая въ моей душ? то представленіе о божественномъ ниспосланіи, которое мы, жители в?чно жаждущей страны, связываемъ съ наступленіемъ дождливой поры.

„Не страшиться надо тьмы, а поб?ждать и отт?снять ее по м?р? того, какъ душа становится сильн?е подъ д?йствіемъ св?та и сама пропитывается вся св?томъ. Сынъ мой, въ святилищ? потому царствуетъ тьма, что поклоняющіеся въ немъ не могутъ выносить яркаго сіянія истиннаго св?та. Изъ твоего внутренняго міра исключенъ св?тъ умственный, чтобы св?тъ духовный одинъ осв?щалъ его. А сл?пые жрецы, пойманные въ с?ти собственнаго обмана, поклоняются порожденію тьмы. Они поносятъ мое имя, пользуясь имъ. Передай имъ, сынъ мой, что Цариц? ихъ н?тъ м?ста во тьм?, что н?тъ у нихъ Царицы, и н?тъ иного руководителя, кром? собственныхъ похотей. Они просили, чтобы я по прежнему сообщалась съ ними, не такъ ли? Такъ вотъ первое сообщеніе, которое поручаю теб? передать имъ“.

Въ этотъ моментъ мн? показалось, что меня кто-то или что-то отрываетъ отъ нея, и я ухватился за край ея одежды; но руки мои безсильно опустились; выпустивъ его, я словно пересталъ сознавать самое присутствіе Царицы. Я чувствовалъ невыносимое физическое раздраженіе. Отходя отъ нея, я закрылъ глаза; теперь я съ усиліемъ открылъ ихъ. Передо мной былъ только прудъ, весь испещренный экземлярами царицы цв?товъ, которые величественно плавали на поверхности воды. Солнце обливало своими лучами ихъ желтые сердцевины, въ которыхъ мн? мерещилось золотистое сіяніе ея волосъ. Но голосъ, въ которомъ слышалось скрытое б?шенство, хотя онъ говорилъ медленно и съ ровными интонаціями, вывелъ меня изъ задумчивости и сразу отогналъ прочь мои мечтанія. Повернувши голову, я съ удивленіемъ увид?лъ Себуа, стоявшаго съ опущенной головой и со скрещенными на груди руками между двумя послушниками, а рядомъ съ собой высшихъ жрецовъ, Агмахда и Каменбаку. Первый что-то говорилъ, обращаясь къ садовнику, и я скоро понялъ, что этотъ, посл?дній, впалъ въ немилость изъ-за меня, хотя я и не могъ угадать за что именно. Жрецы поставили меня между собой, и я увид?лъ, что мн? ничего другого не осталось д?лать, какъ идти съ ними. Мы молча направились къ храму, и я снова вступилъ въ его мрачныя н?дра.

Глава V.

Меня привели въ покой, гд? только что передъ т?мъ кончилась утренняя трапеза жрецовъ, онъ былъ почти пустъ. Каменбака и Агмахдъ остановились у одного изъ оконъ, продолжая разговаривать тихимъ, сдержаннымъ шопотомъ; двое послушниковъ посадили меня за столъ и принесли намазанныхъ масломъ пироговъ, плодовъ и молока. Они прислуживали мн?, не говаря ни слова, и я чувствовалъ себя неловко передъ этими юношами, на которыхъ смотр?лъ съ почтеніемъ, какъ на людей, бол?е меня знакомыхъ со страшными тайнами храма. Я ?лъ пироги, удивляясь про себя тому, что ни одинъ изъ вид?нныхъ мной до сихъ поръ послушниковъ даже не заговаривалъ со мной; но, оглянувшись мысленно на свое короткое пребываніе въ храм?, я вспомнилъ, что меня ни раза не оставляли наедин? ни съ однимъ изъ нихъ. Вотъ и теперь: Агмахдъ и Каменбака остались въ зал?, и на лицахъ прислуживавшихъ мн? мальчиковъ я читалъ н?мой страхъ. И мн? казалось, что то не была робость, внушаемая, вообще, школьнымъ учителемъ, который пользуется своими глазами, какъ обыкновенные смертные, а страхъ передъ какимъ-то волшебнымъ, многоокимъ наблюдателемъ, котораго нельзя обмануть. На лицахъ ихъ не видно было и проблеска выраженія: они д?йствовали, какъ автоматы.

Слабость, которую я чувствовалъ передъ т?мъ во всемъ т?л?, уменьшилась посл? завтрака, и я посп?шно всталъ изъ-за стола, чтобы посмотр?ть въ высокое окно, такъ мн? хот?лось знать, въ саду-ли еще Себуа; но Агмахдъ выступилъ впередъ, сталъ между мной и окномъ и устремилъ на меня свой невозмутимый, внушавшій мн? такую робость, взглядъ.

— Пойдемъ, произнесъ онъ и, повернувшись, вышелъ вонъ; я посл?довалъ за нимъ, опустивъ голову, чувствуя что теряю, не зная отчего, всякую энергію и надежду. Я не могъ-бы сказать, почему, глядя на расшитый край б?лой одежды, такъ плавно скользившей по полу впереди меня, мн? казалось, будто я иду за своей судьбой. Моя судьба! Агмахдъ, типичный храмовой жрецъ, истинный глава высшихъ жрецовъ — моя судьба!

Мы прошли н?сколько коридоровъ и вступили въ широкій проходъ, ведшій отъ большихъ дверей храма въ Святая Святыхъ. При вид? его меня охватилъ ужасъ, несмотря на то, что солнечный св?тъ врывался въ него сквозь р?шетки двери и, казалось, см?ялся надъ его густымъ мракомъ; и, однако, мой страхъ передъ Агмахдомъ былъ такъ великъ, что, оставшись съ нимъ одинъ на одинъ, я покорно посл?довалъ за нимъ въ полномъ молчаніи. Мы пошли по коридору; съ каждымъ робкимъ шагомъ я все больше приближался къ двери, изъ которой тогда, во мрак? ночи, выступило гнусное вид?ніе. Я внимательно разсматривалъ ст?ны, хотя при этомъ испытывалъ тотъ особенный страхъ, съ которымъ, в?роятно, приговоренная къ мукамъ душа, глядитъ на орудія духовной инквизиціи. Разъ только челов?къ ясно созналъ предстоящую ему неизб?жную гибель, онъ уже не въ силахъ оторвать отъ нея глазъ, такъ приковываетъ она къ себ? его вниманіе. Такъ и я, весь пронизанный сл?пымъ ужасомъ, всматривался въ ст?ны коридора; и мн? чудилось, что онъ замыкался за нами по м?р? того, какъ мы подвигались дальше, и окончательно отд?лялъ меня отъ того прекраснаго сіяющаго міра, въ которомъ я жилъ до сихъ поръ.

Благодаря внимательному изученію гладкихъ пугавшихъ меня, ст?нъ, я зам?тилъ, когда мы стали подходить къ ней, небольшую дверь, стоявшую подъ прямымъ угломъ къ двери капища. Не будь мое вниманіе такъ напряжено, я бы и не прим?тилъ ея, такъ былъ густъ мракъ на этомъ конц? прохода въ сравненіи съ яркимъ солнечнымъ св?томъ на другомъ. Какъ я ужъ сказалъ, дверь была подъ прямымъ угломъ къ ст?намъ святилища, совс?мъ рядомъ съ его дверью, но въ боковой ст?н? коридора. Мы приблизились къ ней. Теперь мн? казалось, что я шелъ помимо своей воли, потому что, располагай я собой, я-бы направилъ шаги назадъ, туда, гд? ярко сіяло солнце, украшавшее міръ цв?тами и д?лавшее жизнь прекрасною д?йствительностью, а не безобразнымъ, невообразимымъ кошмаромъ!

Мы подошли къ этой двери, Агмахдъ остановился и приложилъ къ ней руку, зат?мъ онъ обернулся и, глядя на меня, промолвилъ своимъ ровнымъ, спокойнымъ голосомъ: „Не бойся: это святилище — центръ нашей обители, и его близкаго сос?дства достаточно, чтобы исполнить насъ силы“.

Повторилось то-же самое, что произошло въ алле? при моей первой встр?ч? съ Агмахдомъ, когда голосъ его старался внушить мн? бодрость: и я съ усиліемъ поднялъ глаза и взглянулъ на него, думая найти на красивомъ лиц? то поощреніе, которое мн? слышалось въ тон? голоса. Но его тамъ не было; на меня спокойно, невозмутимо смотр?ли его голубые глаза, какъ всегда безжалостные, неподвижные; и въ одно мгновеніе душа моя, пораженная ужасомъ, ясно прочла въ нихъ всю жестокость хищнаго зв?ря. Онъ отвернулся отъ меня, отперъ дверь и прошелъ первый, держа ее открытой, чтобы пропустить и меня; и я посл?довалъ за нимъ, да, хотя мн? показалось, что ноги подо мной подкашиваются, и я проваливаюсь въ пропасть.

Мы очутились въ комнат? съ низкимъ потолкомъ, которая осв?щалась широкимъ окномъ, прод?ланнымъ высоко въ ст?н?; она была вся задрапирована дорогими тканями и ув?шана красивыми занав?сями; вдоль ст?ны стояло низкое ложе. При взгляд? на него я вздрогнулъ: самъ не знаю, почему мн? тотчасъ-же пришло на умъ, что это — то самое, на которомъ я спалъ въ прошлую ночь. Я не могъ глазъ отвести отъ него; а между т?мъ, комната была роскошно убрана, и въ ней было немало красивыхъ вещей, на которыя стоило-бы посмотр?ть. Но я съ замираніемъ сердца спрашивалъ себя, зач?мъ перенесли это ложе изъ кельи, въ которой я провелъ предыдущую ночь; я смотр?лъ на него и терялся въ догадкахъ… Вдругъ, я зам?тилъ, что кругомъ стояла глубокая, полная тишина, и меня охватило чувство одиночества; я быстро обернулся, сильно встревоженный. Да, его не было! Онъ ушелъ, страшный жрецъ Агмахдъ ушелъ, не прибавивши ни слова, и оставилъ меня одного. Что это значило? Я подошелъ къ двери и дернулъ ее; но оказалось, что она была не только закрытой, а даже запертой на замокъ: я былъ узникомъ.

За что?

Я обвелъ глазами толстыя каменныя ст?ны, взглянулъ на высокое окно, вспомнилъ о близкомъ сос?дств? святилища и бросился на ложе, закрывъ лицо руками…

Думаю, что пролежалъ такъ н?сколько часовъ. Я не см?лъ встать, не см?лъ произвести ни мал?йшаго шума. Мн? не къ кому было апеллировать, кром? какъ къ безжалостнымъ голубымъ глазамъ жреца Агмахда; и я лежалъ на своемъ лож?, плотно зажмуривъ глаза, не см?я разглядывать своей тюрьмы, молясь только объ одномъ, чтобы никогда не настала ночь. Пока была лишь ранняя пора дня, — въ этомъ я былъ ув?ренъ, хотя и не зналъ, сколько времени провелъ въ саду съ Себуа — солнце стояло высоко на неб?, и св?тъ его лился въ мою келью черезъ широкое окно. На это я обратилъ вниманіе только тогда, когда, по прошествіи долгаго времени, я вдругъ обернулся и съ безпокойствомъ огляд?лъ комнату: мн? почудилось, что въ ней кто-то есть. Но никого не было, разв? кто-нибудь спрятался за занав?си. Н?тъ, я былъ одинъ. Я успокоился и взглянулъ вверхъ, на окно, которое яркій солнечный св?тъ превратилъ въ н?что великол?пное. И тутъ только я ясно сталъ сознавать, что есть еще въ мір? солнце, и что самъ я, несмотря на недавніе ужасы, пережитые мной, — небольше, какъ мальчикъ, и притомъ большой любитель солнечнаго сіянія.

Св?тъ въ окн? все сильн?е привлекалъ меня, и мн?, наконецъ, захот?лось взобраться на окно и выглянуть изъ него. Я не могу теперь отдать себ? отчета во внезапномъ порыв?, возбудившемъ во мн? такое страстное желаніе привести въ исполненіе задуманную зат?ю, какъ не могу объяснить происхожденія пытливыхъ и упорно приводимыхъ въ исполненіе замысловъ, возникаюшихъ въ мозгу большинства мальчиковъ. Какъ-бы то ни было, я всталъ; теперь, когда у меня было въ виду ребяческое предпріятіе, достаточно соблазнительное, чтобы поглотить все мое вниманіе, я отбросилъ всякій страхъ передъ окружавшею меня таинственностью. Ст?на была совершенно гладкая; но я сообразилъ, что, стоя на стол?, находившемся какъ разъ подъ окномъ, мн? можно будетъ достать руками до подоконника, а на нихъ уже подняться настолько, чтобы выглянуть изъ окна. Я вскарабкался на столъ; но все-таки едва касался подоконника вытянутыми руками. В?роятно, эта часть моей зат?и въ особенности и привлекала меня, потому что кром? храмоваго сада я ничего не ожидалъ увид?ть. Въ томъ, что представилось моимъ взорамъ не было ничего поразительнаго, но этого было достаточно, чтобы ум?рить мое удовольствіе. Сада зд?сь не было, окно выходило на небольшой квадратный участокъ земли, окруженный высокими, б?лыми ст?нами, очевидно, не вн?шними, а внутренними, такъ какъ он? были совершенно гладки, безъ всякихъ украшеній; со вс?хъ сторонъ видн?лись крыши и колонны, изъ чего я заключилъ, что этотъ клочекъ земли находится въ самомъ центр? огромныхъ зданій. Кругомъ не было сл?довъ другихъ оконъ, кром? моего.

Въ это время послышался слабый шумъ въ комнат?. Я быстро опустился на столъ и въ сильномъ смущеніи огляд?лъ комнату. Звукъ, казалось, исходилъ изъ-за тяжелой занав?си, на половину закрывавшей одну изъ ст?нъ. Я стоялъ, затаивъ дыханіе; несмотря на то, что былъ только полдень, и солнце ярко сіяло, меня все-же взяла оторопь при мысли о томъ, что можетъ произойти н?что ужасное. Мн? не приходило на умъ, что въ комнат? могъ быть другой входъ, кром? того, черезъ который я самъ вошелъ, а потому и не см?лъ разсчитывать на присутствіе реальнаго существа. Однако, опасенія мои скоро разс?ялись: занав?сь была н?сколько отброшена въ сторону, и послушникъ въ черномъ од?яніи, крадучись, вышелъ изъ-за ея прикрытія. Я никогда еще не встр?чался съ съ нимъ, и манеры его удивили меня, хотя я не испугался, такъ какъ онъ держалъ въ рук? великол?пный экземпляръ царственнаго б?лаго лотоса. Я соскочилъ со стола и бросился къ нему, не спуская глазъ съ цв?тка: когда я очутился около него, онъ проговорилъ очень тихо, скороговоркой:

— Этотъ цв?токъ посылаетъ теб? Себуа. Лел?й его, но пусть никто изъ жрецовъ не увидитъ его, и онъ поможетъ теб? въ минуту опасности. Себуа настоятельно проситъ, чтобы ты всегда помнилъ все, что онъ говорилъ теб?, и чтобы ты прежде всего полагался на свою любовь къ истинно-прекрасному и на свои врожденныя симпатіи и антипатіи. Вотъ его порученіе, — продолжалъ онъ, направляясь назадъ къ занав?си. — Я рискую жизнью, чтобы угодить Себуа. Смотри, никогда не подходи къ этой двери и не показывай вида, что знаешь о ней; она ведетъ въ частные покои высшаго жреца Агмахда, въ которые никто не см?етъ проникнуть подъ страхомъ страшнаго наказанія.

— А какъ-же ты-то пробрался черезъ нихъ? — спросилъ я, сильно заинтересованный происшествіемъ.

— Вс? жрецы заняты утренними церемоніями, и мн? удалось ускользнуть незам?тно.

— Скажи мн?, вскрикнулъ я въ ту минуту, когда онъ посп?шно переступалъ порогъ двери, пытаясь удержать его: — почему Себуа не пришелъ самъ?

— Ему нельзя: строго сл?дятъ за т?мъ, чтобы онъ не сд?лалъ попытки добраться до тебя.

— Но почему же это? — вскричалъ я, охваченный страхомъ и удивленіемъ.

— Не знаю, — отв?тилъ послушникъ, вырывая край своей одежды изъ моей руки. — Помни мои слова.

Онъ торопливо проскользнулъ въ дверь и заперъ ее за собой. Я чуть не задохнулся подъ тяжестью опустившейся на меня занав?си. Это неожиданное появленіе и быстрое исчезновеніе послушника такъ меня удивили, что я не скоро опомнился. Наконецъ, я пришелъ въ себя, сбросивъ въ сторону придавившую меня занав?сь я выступилъ изъ-за нея, держа въ рук? лотосъ. Я не сталъ припоминать словъ, которыхъ мн? вел?но было не забывать, такъ какъ моею первою мыслью было подыскать безопасное м?сто для драгоц?ннаго цв?тка, который я держалъ такъ же н?жно и осторожно, какъ если бы это было любимое существо. Я озирался кругомъ, ища м?ста, гд? онъ могъ бы быть скрытъ отъ постороннихъ глазъ и въ полной безопасности. Посл? н?сколькихъ минутъ посп?шнаго осмотра, я зам?тилъ, что какъ разъ позади изголовья ложа былъ уголъ, въ которомъ спускавшаяся на полъ занав?съ н?сколько отступала отъ ст?ны. Я подумалъ, что его можно сюда пом?стить, по крайней м?р?, не надолго, такъ, какъ его не будетъ видно, да и воздуха ему будетъ достаточно; мн? казалось, что за моимъ ложемъ его трудн?е зам?тить — разв? снимутъ занав?сь, — ч?мъ во всякомъ другомъ м?ст?. Я посп?шилъ скрыть цв?токъ въ уголъ, чтобы не держать его въ рук?, боясь, что церемоніи кончатся, и Агмахдъ войдетъ ко мн? въ комнату. Спрятавъ его, я сталъ искать какой-нибудь сосудъ, чтобы посадить его въ воду, такъ какъ мн? пришла мысль, что мой другъ недолго проживетъ, если не снабдить его хоть небольшимъ количествомъ дорогой ему стихіи. Вскор? я нашелъ маленькую глиняную кружку съ водой, въ которую и опустилъ лотосъ, соображая все время, что я буду д?лать, если жрецы зам?тятъ ея исчезновеніе и станутъ спрашивать о ней. Я не зналъ, какъ поступлю въ такомъ случа?; но над?ялся, что, если цв?токъ и будетъ найденъ, на меня сойдетъ вдохновеніе, и мн? удастся оградить Себуа отъ дальн?йшихъ непріятностей. Для меня было ясно, что онъ страдаетъ изъ-за чего-то, им?ющаго отношеніе ко мн?, хотя и не могъ понять, изъ-за чего именно. Зат?мъ, я прис?лъ на свое ложе, чтобы быть ближе къ дорогому мн? цв?тку. Какъ мн? хот?лось поставить его на солнц? и любоваться его красой!

Такъ прошелъ весь день. Никто не приходилъ. Я сл?дилъ за т?мъ, какъ солнце мало-по-малу покидало мое окно, и какъ постепенно спускались вечернія т?ни. Я все былъ одинъ. Не помню, чтобы на меня напалъ страхъ, какъ не помню, чтобы наступившая, наконецъ, ночь снова принесла съ собой тоску и ужасъ. Я весь былъ проникнутъ чувствомъ глубокаго мира; можетъ быть, то былъ результатъ длинныхъ часовъ дня, проведенныхъ въ невозмутимомъ спокойствіи, а можетъ быть, я былъ обязанъ этимъ скрытому присутствію чуднаго цв?тка, который все время стоялъ передъ моимъ умственнымъ взоромъ во всей своей н?жной, пышной крас?. Меня не пресл?довали гнусныя вид?нія, которыхъ я не могъ нич?мъ отогнать отъ себя въ предшествовавшую ночь.

Было совершенно темно, когда дверь, выходившая въ коридоръ, отворилась и вошелъ Агмахдъ въ сопровожденіи молодого жреца, несшаго различныя явства и чашу съ неизв?стнымъ мн? сладкаго запаха напиткомъ. Я бы не сошелъ съ ложа, не будь я такъ голоденъ. До сихъ поръ мн? это не приходило на умъ, но тутъ я понялъ, что ослаб?лъ отъ продолжительнаго поста. Поэтому я быстро вскочилъ съ м?ста и, когда жрецъ, разложивши передъ мной ужинъ, протянулъ мн? чашу съ напиткомъ, опорожнилъ ее сразу; тутъ только мн? стало ясно, что я, д?йствительно, отощалъ за день. Поставивши пустую чашу на столъ, я бросилъ вызывающій взглядъ на Агмахда, который не спускалъ съ меня глазъ, пока я пилъ, и произнесъ см?ло:

— Я съ ума сойду, если ты меня снова оставишь одного въ этой комнат?: я никогда въ жизни не оставался такъ долго въ одиночеств?.

Сказалъ я это подъ вліяніемъ какого-то внезапнаго импульса. Пока тянулись въ уединеніи эти длинные часы, они не казались мн? такими страшными; теперь-же я вдругъ почувствовалъ весь вредъ такого полнаго одиночества, и высказалъ свое мн?ніе.

— Оставь все это и принеси ему книгу, лежащую на лож? въ моемъ переднемъ поко?, — проговорилъ Агмахдъ, обращаясь къ младшему жрецу, который тотчасъ-же вышелъ, чтобы исполнить данное ему порученіе. Высказываясь, я почти не разсчитывалъ остаться въ живыхъ; и т?мъ весел?е взялъ теперь съ блюда покрытый масломъ пирогъ и принялся за ?ду. Агмахдъ не прибавилъ ни слова. Пять л?тъ спустя, я не см?лъ-бы такъ гляд?ть на златобородаго жреца, какъ не могъ-бы спокойно ?сть, бросивши ему вызовъ. Но тогда полное нев?д?ніе молодости и равнодушіе ея д?лали меня см?лымъ. Кром? того, у меня не было критерія, который далъ бы мн? возможность составить себ? представленіе о глубин? его ума и сил? его всеобъемлющей и неумолимой жестокости. Да и откуда оно могло бы быть у меня? Я ничего не зналъ ни о род? этой жестокости, ни о ц?ляхъ и нам?реніяхъ его самого. Но зато я очень ясно сознавалъ, что совс?мъ не того искалъ, поступая въ храмъ, и ужъ совершенно по мальчишески мечталъ о поб?г? (хотя-бы и черезъ страшный коридоръ) въ случа?, если-бы и впредь мн? предстояло влачить такое горестное существованіе. Я и не подозр?валъ, думая такимъ образомъ, о томъ тщательномъ надзор?, подъ которымъ ужъ находился тогда.

Пока я былъ занятъ ?дой, Агмахдъ не проронилъ ни слова. Дверь отворилась, и вошелъ послушникъ, неся въ рукахъ большую черную книгу. Агмахдъ приказалъ придвинуть столъ ко моему ложу и положить на него книгу; посл? чего былъ принесенъ стоявшій въ углу св?тильникъ и поставленъ рядомъ съ книгой. Когда онъ былъ зажженъ, высшій жрецъ промолвилъ:

— Читай эту книгу и тогда не будешь больше одинокъ. Съ этими словами онъ повернулся и покинулъ комнату; молодой жрецъ посл?довалъ за нимъ. Я тотчасъ-же занялся книгой. Оглядываясь на это время, я вижу, что былъ любознателенъ, какъ большинство мальчиковъ; по крайней м?р?, всякій новый предметъ, хоть на время, привлекалъ къ себ? мое вниманіе. Я поднялъ черный переплетъ книги и сталъ гляд?ть на первую страницу, которая была такъ красиво раскрашена, что я съ удовольствіемъ остановился на краскахъ, прежде ч?мъ начать складывать буквы. Эти посл?днія были окрашены въ различные отт?нки какого то красиваго, блестящаго цв?та и, словно огненныя, выступали на с?ромъ фон?. Озаглавлена была книга: „Искусства и Силы Магіи“. Для меня это заглавіе не им?ло никакого смысла: в?дь, я былъ сравнительно нев?жественнымъ парнемъ, не больше, и я съ недоум?ніемъ спросилъ себя, какъ это Агмахдъ могъ думать, что такая книга займетъ меня. Я небрежно перелистывалъ страницы; не только содержаніе ихъ, но даже слова, которыми оно было изложено, были мн? непонятны. Со стороны Агмахда просто было см?шно дать мн? эту книгу для чтенія. Я з?внулъ, закрылъ ее и хот?лъ ужъ было прилечь на свое ложе, какъ вдругъ со внезапной тревогой зам?тилъ, что я — не одинъ: по ту сторону стола, на которомъ лежала книга и гор?лъ св?тильникъ, стоялъ од?тый въ черное челов?къ. Онъ серьезно смотр?лъ на меня; я тоже взглянулъ на него, и мн? показалось, будто онъ при этомъ н?сколько отступилъ назадъ. Меня сильно удивило то, что онъ могъ войти въ комнату и подойти такъ близко ко мн?, и все это — безъ мал?йшаго шума.

Глава VI.

— Есть ли у тебя какое-нибудь желаніе? — спросилъ челов?къ яснымъ, но очень тихимъ голосомъ.

Я посмотр?лъ на него съ удивленіемъ: онъ говорилъ не тономъ простого слуги, но такимъ, который указывалъ на то, что онъ могъ исполнить всякое мое желаніе; а между т?мъ, судя по платью, онъ былъ только послушникомъ.

— Я только что по?лъ, — отв?тилъ я! — и мн? ничего не хочется… Разв?, вотъ, вырваться изъ этой комнаты на свободу.

— Это легко исполнить, — промолвилъ онъ спокойно: — Ступайте за мной.

Я въ изумленіи вытаращилъ глаза на него: этотъ послушникъ долженъ былъ знать о моемъ положеніи, и воля Агмахда относительно меня, в?роятно, была ему изв?стна; неужели онъ все таки осм?ливался бросить ему такой вызовъ?

— Н?тъ, — возразилъ я: — высшіе жрецы заключили меня въ эту келью, и они меня накажутъ, если застигнутъ во время б?гства.

Вм?сто отв?та, онъ произнесъ только: — Пойдемъ! причемъ протянулъ руку повелительнымъ жестомъ. Точно подъ вліяніемъ внезапной физической боли, я громко вскрикнулъ, самъ не понимая ясно, отчего; я испытывалъ какое-то двойственное чувство: мн? показалось, что кто-то вц?пился, какъ когтями, въ мое т?ло и съ неопреодолимой силой тряхнулъ его, въ то время какъ кто-то или что-то другое держало меня, какъ клещами. Еще мгновеніе, и я ужъ стоялъ рядомъ со своимъ таинственнымъ пос?тителемъ, кр?пко державшимъ меня за руку.

— Не оглядывайся! — крикнулъ онъ: — иди со мной!

Я посл?довалъ за нимъ; но у двери мн? захот?лось повернуть голову и оглянуться, что я и сд?лалъ, хотя для этого мн? пришлось употребить большое усиліе.

Не удивительно, что онъ запретилъ мн? оборачиваться! Не удивительно, что онъ старался, какъ можно скор?е выбраться со мной изъ комнаты! Оглянувшись, я мгновенно остановился, словно прикованный къ м?сту волшебнымъ словомъ, не спуская глазъ съ того, что вид?лъ, противясь увлекавшей меня впередъ жел?зной рук?: на лож? лежалъ я, или, точн?е, моя физическая оболочка, въ безсознательномъ состояніи…

Тутъ только я понялъ, что мой пос?титель — не житель земли, и что я снова очутился въ мір? т?ней. Но это чудо было тотчасъ поглощено другимъ большимъ, которое придало мн? достаточно силы, чтобы оказать сопротивленіе усиліямъ послушника увести меня изъ кельи: Царица Лилій стояла за моимъ ложемъ, слегка склонившись надъ нимъ, въ той очаровательной поз?, въ которой я увид?лъ ее въ первый разъ, когда она нагнулась надъ прудомъ, чтобы утолить жажду его водой. Она заговорила, голосъ ея дошелъ до меня, какъ брызги фонтана, какъ звукъ падающей каплями воды.

— Проснись, спящій, оборви этотъ сонъ и не оставайся подъ д?йствіемъ этихъ злыхъ чаръ!

— Повелительница, я повинуюсь, — прошепталъ я про себя, и мн? показалось, будто меня тотчасъ окуталъ туманъ. Несмотря на то, что я лишь смутно сознавалъ окружавшее меня, я все же зналъ, что, повинуясь желанію красавицы-царицы, стараюсь вернуться къ своему обычному состоянію, чего мн? и удалось достигнуть, мало-по-малу. Наконецъ, я съ трудомъ поднялъ усталыя, отяжел?вшія в?ки и увидалъ пустую, унылую келью. Послушникъ оставилъ ее — чему я былъ радъ — но, увы! и Царица Лотоса также покинула меня. Теперь комната, казалось, совершенно опуст?ла; и сердце тоскливо заныло у меня въ груди, когда я обвелъ ее глазами.

Въ своей д?тской душ? я относился къ кроткой Цариц? Цв?тка, какъ къ прекрасной матери, и страстно желалъ ея присутствія зд?сь; но ея не было. Я отлично зналъ, что она не скрылась гд?-нибудь въ комнат?: мало того, что я могъ уб?диться въ ея отсутствіи глазами, я чувствовалъ его душой. Я томно поднялся съ ложа — эта посл?дняя борьба до крайности истощила меня — и направился въ уголъ, гд? былъ спрятанъ мой цв?токъ, чтобы взглянуть на него; я слегка отстранилъ занав?сь. Увы! мое сокровище склонило уже свою милую головку! Я прыгнулъ впередъ, чтобы удостов?риться въ томъ, что снабдилъ его водой. Да, стебель глубоко сид?лъ въ его любимой стихіи, и все-же цв?токъ склонился, какъ мертвый, а стебель безжизненно перев?сился черезъ край сосуда.

— Цв?токъ мой! — воскликнулъ я, опускаясь на кол?ни рядомъ съ нимъ: — неужели ты погибъ? Неужели я совершенно одинокъ! Я вынулъ дряблое т?льце лотоса изъ кружки и спряталъ его подъ свою одежду, за пазуху. Въ порыв? безут?шнаго горя я бросился на ложе и закрылъ глаза, стараясь окружить себя тьмой и отогнать отъ себя всякія вид?нія. Но какъ? Кто знаетъ средство закрыть вид?ніямъ доступъ къ духовному оку, одаренному страшною способностью все вид?ть и для котораго н?тъ мрака? Во всякомъ случа?, я тогда такого не зналъ.

Когда я пришелъ въ себя посл? продолжительнаго безмолвнаго отдыха, ночь уже спустилась на землю. На неб? сіялъ м?сяцъ; черезъ высокое окно врывалась къ комнату серебряная полоса св?та, въ которой я зам?тилъ вышитую золотомъ кайму б?лой жреческой одежды. Эта вьшіивка была мн? знакома, я медленно поднялъ глаза, ожидая увид?ть Агмахда. Такъ и случилось, хотя онъ и стоялъ въ полутьм?: осанку его нелегко было см?шать съ осанкой другого, если-бы даже лицо его и оставалось въ т?ни. Я лежалъ неподвижно; однако, онъ, повидимому, сразу узналъ, что я проснулся, потому что проговорилъ:

Вставай!

Я вставалъ съ ложа и выпрямился во весь ростъ, устремивъ на него широко раскрытые глаза.

— Выпей то, что поставлено передъ тобой, — продолжалъ онъ.

Я взглянулъ на столъ и увид?лъ стоявшую на немъ чашу съ какой-то красной влагой. Я жадно выпилъ напитокъ въ надежд?, что онъ дастъ мн? силы выдержать всякое испытаніе, которое могли принести съ собой молчаливые часы ночи.

— Идемъ! — сказалъ Агмахдъ, и я посл?довалъ за нимъ, глядя полубезсознательно на окно и думая, что меня, можетъ быть, ожидаетъ св?жій воздухъ, даже свобода… Вдругъ мн? показалось, что я внезапно осл?пъ… Я быстрымъ движеніемъ поднесъ руку къ глазамъ: они были повязаны ч?мъ-то мягкимъ… Я замеръ, охваченный неудом?ніемъ и страхомъ. Всл?дъ за этимъ, я почувствовалъ, какъ меня кто-то обхватилъ и осторожно повелъ впередъ; я вздрогнулъ при мысли, что то, в?роятно, была рука Агмахда, которая поддерживала меня, но мн? поневол? приходилось терп?ть ея прикосновеніе, которому я не могъ противиться. Мы медленно подвигались впередъ; мн? было ясно, что мы вышли изъ комнаты, прошли изв?стное пространство; но какъ далеко мы ушли отъ кельи, ни въ какомъ направленіи отъ нея мы шли, я не могъ никакъ отгадать, такъ меня сбила съ толка моя вынужденная сл?пота.

Наконецъ, мы остановились, и наступило полное молчаніе; обнимавшая меня рука опустилась, и я почувствовалъ, что съ моихъ глазъ снимаютъ повязку. Но и посл? этого, окружавшій меня мракъ остался такъ густъ, что я поднесъ руку къ глазамъ, чтобы удостов?риться въ томъ, что на нихъ больше не было повязки. Н?тъ, на нихъ ничего не лежало, они были открыты, и все же передо мной стояла непроницаемая ст?на глубокаго, полнаго мрака. У меня бол?ла голова; я плохо сознавалъ происходившее; казалось, пары выпитаго мной кр?пкаго напитка все перепутали въ моей голов?. Я стоялъ неподвижно въ надежд?, что такимъ образомъ скор?е приду въ себя и тогда разберусь въ своемъ положеніи. Вдругъ я почувствовалъ, что около меня… совс?мъ близко… стоялъ кто-то; я не отстранился; мн? показалось, будто я зналъ, что этотъ н?кто — прекрасенъ, дружелюбенъ, ос?ненъ славой… Меня наполнило чувство неизъяснимой н?жности; мн? почудилось, будто я духовно прильнулъ къ этому нев?домому н?кто. Среди молчанія, у самаго моего уха, раздалась тихая, ласкающая р?чь:

— Скажи Агмахду, что онъ преступаетъ законъ: заразъ можетъ только одинъ жрецъ вступать въ Святая Святыхъ, не больше.

Я тотчасъ призналъ подобный струящейся вод? голосъ Царицы Лотоса и безпрекословно повиновался ему, хотя и не подозр?валъ ничего о присутствіи жреца.

— Только по одному разр?шается жрецамъ входить въ Святая Святыхъ, не иначе: законъ нарушенъ, ибо Агмахдъ — зд?сь, — сказалъ я:

— Прошу, чтобы мн? было дано услышать это изъ устъ самой Царицы, торжественнымъ тономъ произнесъ Агмахдъ въ отв?тъ.

— Скажи ему, — возразилъ голосъ, пронизывавшій мн? душу и заставлявшій меня радостно трепетать вс?мъ т?ломъ; — что я не стала бы ждать твоего появленія въ храм?, если-бы могла открыться ему самому.

Я повторилъ ея слова; отв?та на нихъ не посл?довало; но всл?дъ за этимъ, послышалось движеніе, раздались шаги, и дверь тихо затворилась.

Мягкая рука тотчасъ коснулась меня, и въ это же время я зам?тилъ слабый св?тъ у себя на груди; въ одно мгновеніе рука опустилась ко мн? за пазуху и вынула спрятанный мной поблекшій лотосъ. Но я не сд?лалъ ни мал?йшей попытки пом?шать этому: надо мной блеснулъ св?тъ, привлекшій мое вниманіе, и, когда я поднялъ голову, чтобы взглянуть на него, я узналъ Царицу Лотоса. Я вид?лъ свою Царицу — какъ я ужъ сталъ называть про себя — лишь смутно, точно окутанную легкой дымкой, но все-же достаточно отчетливо, чтобы близкое присутствіе ея наполнило меня радостью. Она поднесла къ своей груди увядшій цв?токъ, который только что достала у меня изъ-за пазухи; и я съ изумленіемъ вид?лъ, какъ онъ сталъ вянуть все больше и больше, какъ очертанія его становились все мен?е ясны и какъ онъ, наконецъ, совс?мъ пропалъ изъ вида… И, однако, я не жал?лъ о немъ, такъ какъ по м?р? того, какъ онъ исчезалъ, сама Царица становилась все ясн?е, выступала все ярче среди окружавшаго насъ мрака, а когда его не стало видно, она предстала передо мною прекрасная, лучезарная, вся осіянная собственнымъ блескомъ. — Не страшись бол?е, — промалвила она: — они не могутъ повредить теб?, ибо ты вступилъ въ сферу, гд? д?йствуетъ мой св?тъ. Итакъ, не бойся ничего, хотя они и пом?стили тебя въ самую твердыню порока и обмана; наблюдай за вс?мъ и запомни все, чему свид?телями будутъ твои очи.

Казалось, самая тьма бл?дн?ла подъ бодрящимъ д?йствіемъ ея ув?ренныхъ, милостивыхъ словъ; и я чувствовалъ, какъ во мн? росло мужество. Ея протянутая рука н?жно коснулась меня; при этомъ прикосновеніи мн? показалось, будто я весь загор?лся такимъ огнемъ, сила котораго превосходила всякій испытанный мною до сихъ поръ зной.

— Царственный цв?токъ Египта покоится въ священныхъ водахъ чистота и нич?мъ ненарушимый міръ которыхъ создали подабающее ему в?чное жилище. Я — духъ цв?тка; я ношусь надъ водами Истины, и Любовь — дыханіе небесъ — источникъ, изъ котораго я черпаю жизнь. Этотъ храмъ, мое земное жилище, палъ, и обитатели его отвернулись отъ небеснаго св?та — Мудрости, а мои крылья все еще съ любовью распростерты надъ нимъ. Но духъ царственнаго Лотоса не можетъ долго жить во мрак?, и какъ цв?токъ клонится долу и чахнетъ, когда солнце скрывается отъ него, такъ и храмъ этотъ погибнетъ, если я его покину. Запомни мои слова, дитя, запечатл?й ихъ въ своемъ сердц?; и когда ты окр?пнешь духомъ и будещь въ состояніи уразум?ть ихъ сокровенный смыслъ, они объяснятъ теб? многое.

— Скажи, спросилъ я: — когда мн? снова можно будетъ пос?тить лотосы? Поведешь-ли меня къ нимъ завтра, при дневномъ св?т?? Сейчасъ — ночь, и я утомленъ; нельзя ли мн? теперь уснуть у твоихъ ногъ, а завтра быть съ тобою въ саду?

— Б?дное дитя! — произнесла она, такъ низко склоняясь надо мною, что ея н?жное, какъ благоуханіе дикихъ цв?товъ, дыханіе коснулось моего лица: — какъ они злоупотребили твоими силами! Отдохни зд?сь, на моихъ рукахъ, и я охраню тебя. Теб? предназначено быть моимъ пророкомъ и стать просв?тителемъ дорогой мн? страны; какъ алмазами украшу твое чело силой и здоровьемъ. Спи, дитя!

И я прилегъ тутъ-же, повинуясь ея повел?нію; я чувствовалъ, что голова моя покоится на мягкой рук?, изъ которой исходили волны успокаивавшаго меня магнетизма, хотя въ то-же время сознавалъ, что лежу на холодномъ, жесткомъ полу святилища. И я впалъ въ глубокій, не возмущенный никакими сновид?ніями, сонъ.

За эту ночь, въ ниш? тайныхъ л?тописей, веденыхъ Агмахдомъ, было начертано всего лишь одно слово:

„Напрасно!“

Глава VII.

Когда я проснулся, въ моей рук? лежалъ б?лый цв?токъ: то былъ полу распустившійся лотосъ, красота котораго тотчасъ наполнила сердце мое радостью. Я смотр?лъ на него и чувствовалъ себя бодрымъ и веселымъ, точно всю ночь проспалъ на рукахъ матери, а цв?токъ былъ ея поц?луемъ на моихъ устахъ, — я держалъ его у самыхъ губъ. Я не задавалъ себ? вопроса: откуда лотосъ у меня; онъ даже не приходилъ мн? въ голову; я просто любовался его красой и чувствовалъ себя счастливымъ: в?дь, онъ давалъ мн? знать, что моя Царица, мой единственный другъ, охраняла меня.

Вдругъ, я увид?лъ, что кто-то вошелъ въ комнату; собственно говоря, не вошелъ, а скор?е, казалось, выступилъ изъ т?ни. Я лежалъ, какъ теперь зам?тилъ, на лож?, въ томъ самомъ поко?, куда привелъ меня наканун? Агмахдъ. Я плохо соображалъ, какъ и въ какомъ м?ст? провелъ мрачные часы ночи, но ясно чувствовалъ, что сюда-то обратно онъ, а не кто другой, принесъ меня на своихъ рукахъ. Я былъ доволенъ т?мъ, что снова очутился въ своей комнат?, и еще больше обрадовался, когда увид?лъ приближавшагося ко мн? ребенка. То была д?вочка; она казалась моложе меня и была ясна, какъ солнечное сіяніе. Подойдя ко мн?, она остановилась, и я протянулъ ей руку.

— Дай мн? цв?токъ — произнесла она.

Я колебался: обладаніе цв?ткомъ доставляло мн? столько счастья; но я не могъ отказать ей: она улыбалась, а до сихъ поръ никто еще въ храм? не подарилъ меня улыбкой, и я отдалъ ей свой цв?токъ.

— Ахъ! воскликнула она: — на его листьяхъ — вода! — и бросила его съ отвращеніемъ. Я разсердился и быстро соскочилъ съ своего ложа, чтобы взять назадъ свое сокровище. Моментально д?вочка подняла его съ пола и съ громкимъ см?хомъ бросилась б?жать отъ меня, держа его въ рук?. Я погнался за нею во всю мочь и принялся ловить ее совершенно по-мальчишески, — да я и былъ настоящій мальчикъ, да къ тому же еще обозленный, — и р?шилъ, что не уступлю ей. Мы мчались по большимъ комнатамъ, никого не встр?чая на своемъ пути; д?вочка съ быстротою молніи проскальзывала за большія занав?си, а я сл?довалъ за нею со вс?мъ проворствомъ деревенскаго парня. Вдругъ, я очутился лицомъ къ чему-то, что я принялъ за кр?пкую каменную ст?ну. Какъ она могла скрыться отъ меня? В?дь я гнался за нею по пятамъ? Въ порыв? гн?ва, отъ котораго у меня потемн?ло въ глазахъ, я повернулся назадъ и… тутъ-же замолчалъ и притихъ: передо мною стоялъ жрецъ Агмахдъ. Ужъ не совершилъ-ли я какого нибудь проступка? Но н?тъ: онъ улыбался. — Ступай за мной, — произнесъ онъ такъ мягко, что я посл?довалъ за нимъ безъ мал?йшей робости. Онъ открылъ дверь, и я увид?лъ передъ собою квадратный садъ, весь въ цв?тахъ; его окружала изгородь, густо поросшая цв?тущими растеніями. Весь садъ былъ полонъ д?тей, проворно б?гавшихъ взадъ и впередъ; казалось, все вниманіе ихъ было поглощено такой замысловатой игрой, которой я не понималъ. Ихъ было такъ много, движенія ихъ были такъ быстры, что сначала я было растерялся; но тутъ я вдругъ увид?лъ среди нихъ д?вочку, отнявшую у меня цв?токъ: она приколола его къ своему платью и насм?шливо улыбалась, глядя на меня. Я бросился въ толпу, хотя не им?лъ никакого представленія объ этой игр? или танц?; но несмотря на это я, казалось, — ужъ самъ не знаю какъ — понялъ законы ея и подчинился имъ; я не могъ-бы сказать, въ ч?мъ была ц?ль игры, но присутствіе мое не внесло въ нее никакой путаницы и я, хотя и безсознательно, но в?рно двигался среди прочихъ д?тей. Я гонялся за д?вочкой, ловя ее; но она была такъ ловка, что мн? никакъ не удавалось нагнать ее. Несмотря на это, я вскор? весь отдался наслажденію, которое доставляли мн? движеніе, общее возбужденіе, видъ веселыхъ лицъ и звукъ см?ющихся голосовъ. Благоуханіе безчисленныхъ цв?товъ приводило меня въ восхищеніе, и мн? страстно захот?лось нарвать себ? немного цв?товъ. Думая о нихъ, я забылъ о своемъ лотос?, и р?шилъ, что нарву ихъ большой букетъ по окончаніи игры; а пока проворно сновалъ взадъ и впередъ, исполняя замысловатыя фигуры танца. Въ это мгновеніе я не боялся ни Агмахда, ни его гн?ва, хотя садъ могъ быть и его. Вдругъ, я услышалъ взрывъ сотни д?тскихъ веселыхъ голосовъ, кричавшихъ:

— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!

Когда раздались эти крики, я увид?лъ золотой мячъ, лежавшій у моихъ ногъ; я тотчасъ догадался, что онъ — мой, и поднялъ его, онъ былъ такъ легокъ, что я бросалъ его высоко, высоко въ воздухъ, и несмотря на это, онъ всякій разъ падалъ обратно въ мои протянутыя руки. Я оглянулся: вокругъ меня никого не было; я остался въ саду вдвоемъ съ д?вочкой похитившей мой цв?токъ, котораго больше ужъ не было на ея плать?; но я усп?лъ забыть о немъ. Она улыбалась; я засм?ялся, глядя на нее и бросилъ ей мячъ, который она ловко перебросила мн? обратно съ одного конца сада на другой… Вдругъ, въ воздух? разлились ясные звуки призывного колокола.

— Идемъ — проговорила д?вочка: — пора въ школу; пойдемъ!..

— Она взяла меня за руку и отбросила въ сторону мячъ. Я съ тоской посмотр?лъ на него.

— Онъ мой — произнесъ я.

— Теперь онъ ни къ чему, — возразила она: — Теперь, теб? предстоитъ выиграть другой призъ.

Рука въ руку, мы выб?жали изъ сада, проб?жали черезъ другой и попали въ большой, невиданный еще мною, покой, гд? оказались вс? д?ти, съ которыми я передъ т?мъ игралъ въ саду, а съ ними еще много другихъ. Воздухъ въ немъ былъ тяжелый, пропитанный благовоніями. Я нисколько не былъ утомленъ, такъ какъ незадолго передъ т?мъ всталъ посл? продолжительнаго сна, и утро было еще прохладно; но теперь, едва вступилъ я въ этотъ покой, какъ голова у меня стала гор?ть, и я почувствовалъ крайнюю усталость а вскор? посл? того заснулъ подъ шумъ раздававшихся вокругъ меня д?тскихъ голосовъ^[1].

Проснулся я отъ того-же крика, который уже слышалъ въ саду:

— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!

Я стоялъ на какомъ-то высокомъ мраморномъ кресл?, напоминавшемъ тронъ; меня обступили д?ти, расположившись группами на немъ и вокругъ него. Я вспомнилъ тутъ, что приведшая меня сюда д?вочка говорила, что это — м?сто учителя. Тогда зач?мъ-же мы-то, д?ти, на немъ? Оглянувшись кругомъ, я увид?лъ, что покой весь занятъ былъ жрецами, молча и неподвижно стоявшими на м?стахъ воспитанниковъ. Въ минуту пробужденія я слышалъ свой собственный голосъ; очевидно, я что-то говорилъ передъ т?мъ. Теперь я вновь услышалъ, какъ д?ти закричали!

— Онъ выигралъ его! Онъ его выигралъ!

— Въ припадк? какого то непонятнаго для меня изступленія я соскочилъ съ трона; очутившись на полу, я посмотр?лъ вокругъ себя и зам?тилъ, что вс? д?ти скрылись; по крайней м?р?, никого изъ д?тей, кром? самого себя и моего проводника, д?вочки, я не вид?лъ; она стояла на трон?, см?ялась и весело хлопала въ ладоши. Не понимая, что могло доставлять ей такое удовольствіе, я взглянулъ внизъ и увид?лъ передъ собою жрецовъ въ б?лыхъ одеждахъ: они лежали ницъ передо мною и касались пола лбами… Что все это значило? Я силился понять и не могъ, и стоялъ не шевелясь, схваченный страхомъ. Вдругъ, д?вочка, какъ-бы въ отв?тъ на мою мысль, воскликнула:

— Они поклоняются теб?!..

Ея слова меня поразили; но не мен?е того меня удивило другое обстоятельство, которое въ этотъ моментъ стало мн? ясно: я одинъ слышалъ ея голосъ!

Глава VIII.

Я былъ приведенъ обратно въ свою келью, куда молодые жрецы принесли мн? завтракъ, такъ какъ я съ утра еще не ?лъ. Я былъ голоденъ, и принесенныя явства показались мн? очень вкусными. Молодые жрецы, принесшіе ихъ, подавали мн? кушанья не иначе, какъ преклонивши одно кол?но; я съ недоум?ніемъ сл?дилъ за этими церемоніями, не понимая, зач?мъ он? прод?лывались. Одни принесли плодовъ, вкусныхъ лакомствъ и какой-то благоухающій напитокъ; другіе пришли съ цв?тами и съ ц?лыми снопами, которые были положены около меня, и съ растеніями въ полномъ цв?ту, которыя были разставлены вдоль ст?нъ. При вид? ихъ я испустилъ крикъ радости и въ то же мгновеніе зам?тилъ Агмахда, стоявшаго въ т?ни занав?си; онъ смотр?лъ на меня холодно, не улыбаясь. И, несмотря на это, я не испугался его: я былъ весь охваченъ какимъ-то новымъ радостнымъ чувствомъ, придававшимъ мн? см?лость, и переходилъ отъ цв?тка къ цв?тку, осыпая ихъ поц?луями. Чудное благоуханіе разлилось по комнат?. Сердце мое радостно билось отъ горделиваго сознанія, что мн? больше нечего было страшиться этого холоднаго жреца, который стоялъ зд?сь неподвижно, будто выс?ченный изъ мрамора. Это ощущеніе см?лости сняло съ моей д?тской души тяжесть, давившей ее тоски. Агмахдъ повернулся и пошелъ, а когда онъ скрылся за занав?сью, я увид?лъ возл? себя д?вочку.

— Видишь, — проговорила она. — Эти цв?ты достала для тебя я.

— Ты! — воскликнулъ я.

— Да. Я сказала имъ, что ты цв?ты любишь. А эти цв?ты — роскошные, благоухающіе; они растутъ въ земл?. Ты усталъ? Можетъ быть, мы играть пойдемъ? В ты знаешь, что тотъ садъ принадлежитъ намъ съ тобою, и что мячъ — въ немъ? Кто-то принесъ теб? его обратно.

— Скажи, почему жрецы стояли сегодня на кол?няхъ предо мною?

— Разв? ты не знаешь, почему? — спросила она, съ любопытствомъ глядя на меня. — А потому, что ты училъ съ трона, говорилъ мудрыя р?чи, которыя они понимали, а мы — н?тъ. Но мы вид?ли, что ты выигралъ большую награду. Ты вс? награды берешь.

Я с?лъ на ложе, обхватилъ свою голову руками и въ изумленіи уставился на нее глазами.

— Да какъ же я могъ учить ихъ, самъ ничего объ этомъ не зная?^[2]

— Ты станешь великъ, если только перестанешь сопротивляться; и тогда-то вотъ и будешъ вс? награды выигрывать, когда меньше всего будешь знать объ этомъ. Будь покоенъ и доволенъ вс?мъ, и вс? жрецы, даже самые гордые, преклонятся передъ тобою!

Я он?м?лъ отъ изумленія; зат?мъ, черезъ н?сколько мгновеній проговорилъ:

— Ты еще такая маленькая: откуда ты все это знаешь?

— Это цв?т? мн? все говорятъ, — сказала она со см?хомъ: они — твои друзья. Только все это — правда. Ну, а теперь, поиграй со мною!

— Н?тъ, подожди. — Я никакъ не могъ понять ея р?чей. На самомъ д?л?, я былъ до крайности озадаченъ, и кром? того чувствовалъ, что голова у меня отяжел?ла и горитъ.

— Не можетъ быть, чтобы я училъ ихъ съ трона! — воскликнулъ я еще разъ.

— Училъ! И высшіе жрецы благогов?йно склонили головы передъ тобой, потому что ты имъ объяснилъ, какъ устроить какую-то церемонію, центральнымъ лицомъ которой будешь ты самъ.

— Я!?

— Да! И ты сказалъ имъ, изъ чего должно быть сд?лано твое од?яніе, какъ его сшить и какія произносить слова, облекая тебя въ него.

Я вслушивался въ ея слова все съ большимъ интересомъ; когда она кончила, я закричалъ:

— Можешь ты мн? еще что-нибудь разсказать?

— Отнын?, ты будешь жить среди земныхъ цв?товъ и станешь часто съ д?тьми танцовать. О, тамъ многое было сказано тобой! Но насчетъ церемоніи я что-то не припомню. Впрочемъ самъ скоро увидишь: она, в?дь, произойдетъ сегодня ночью.

Я вскочилъ съ ложа, охваченный внезапнымъ порывомъ безумнаго ужаса.

— Не бойся — произнесла она, см?ясь: в?дь я же буду при теб?. Я очень рада этому, потому что, хотя и принадлежу къ храму, но ни разу еще мн? не приходилось присутствовать ни на одной изъ священныхъ церемоній.

— Ты, принадлежишь къ храму! Да в?дь они даже голоса-то твоего слышать не могутъ!

— А иногда они и меня самое не могутъ вид?ть! — проговорила она со см?хомъ. — Только одинъ Агмахдъ всегда меня видитъ, потому что я принадлежу ему. Но говорить съ нимъ мн? нельзя… А тебя я люблю, потому что могу бес?довать съ тобою… Пойдемъ играть, выйдемъ на воздухъ. Цв?ты въ саду не хуже этихъ, да и мячъ — тамъ. Пойдемъ!

Взявши меня за руку, она проворно пошла впередъ; погруженный въ размышленія, я не сталъ сопротивляться ей. Но въ саду воздухъ былъ напоенъ такимъ чуднымъ, н?жнымъ благоуханіемъ, цв?ты были такъ дивно хороши, а солнце такъ тепло, что я скоро совершенно забылъ, среди своего счастья, о всякихъ думахъ.

Глава IX.

Была ночь, когда я проснулся вялый, но довольный. Днемъ я былъ счастливъ, такъ какъ провелъ все время на чистомъ, благоухающемъ воздух?, забавлялся, б?галъ повсюду. Весь вечеръ я проспалъ на своемъ лож?, окруженный цв?тами, благоуханіями которыхъ пропиталась моя комната; я вид?лъ странные сны, въ которыхъ каждый цв?токъ превращался въ см?ющееся личико, а въ ушахъ раздавался звукъ магическихъ голосовъ. Я сразу пробудился отъ сна. Лунный св?тъ ворвался въ келью и облилъ своимъ сіяніемъ стоявшіе въ ней цв?ты: мн? представилось, будто я еще сплю. Я съ невольнымъ недоум?ніемъ вспомнилъ о простомъ домик?, въ которомъ выросъ: какъ это я только выносилъ его. Теперь мн? казалось, что лишь въ красот? была жизнь.

Лежа на своемъ лож?, я задумчиво гляд?лъ на лунное сіяніе, какъ вдругъ дверь, ведущая въ коридоръ, открылась настежъ. Коридоръ былъ такъ ярко осв?щенъ, что въ сравненіи съ блескомъ этого осв?щенія, лунный св?тъ казался тусклымъ. Н?сколько послушниковъ вошли въ комнату, неся какіе-то предметы, которыхъ я за сильнымъ, осл?пившимъ меня, св?томъ не могъ разгляд?ть, и тотчасъ же вышли, притворивъ за собою дверь. Я опять очутился одинъ, и при лунномъ св?т? увид?лъ дв? рослыя, неподвижныя фигуры, облеченныя въ б?лыя одежды; я зналъ кто это, хотя и не см?лъ поднять глазъ; я узналъ Агмахда и Каменбаку.

Я было задрожалъ, но вдругъ зам?тилъ д?вочку, выступавшую изъ т?ни, она приложила палецъ къ устамъ и улыбалась.

— Не бойся, — проговорила она: они хотятъ од?ть тебя въ красивую одежду, которую ты самъ вел?лъ имъ сд?лать.

Я всталъ съ ложа и взглянулъ на жрецовъ: я ужъ больше не боялся ихъ. Агмахдъ стоялъ не шевелясь, и въ упоръ смотр?лъ на меня; Каменбака приблизился ко мн?, держа б?лое платье въ рукахъ. Оно было изъ тонкаго полотна и украшенное богатой золотой вышивкой, въ вид? буквъ, которыхъ я не зналъ. Оно было красив?е платья Агмахда; съ т?хъ поръ, какъ я попалъ въ храмъ, я еще ничего прекрасн?е этого не видалъ.

Я остался чрезвычайно доволенъ своей одеждой и потянулся за ней; Каменбака подошелъ ко мн? вплотную и собственноручно облекъ меня въ нее, посл? того, какъ я сбросилъ съ себя бывшее на мн? платье. Эта одежда, пропитанная тонкими духами, которые я съ наслажденіемъ вдыхалъ въ себя, казалась мн? царскимъ од?яніемъ.

Каменбака направился къ двери и отворилъ ее; яркій св?тъ облилъ меня съ головы до ногъ. Агмахдъ продолжалъ стоять неподвижно, не отрывая отъ меня взоровъ.

Д?вочка смотр?ла на меня съ восхищеніемъ и хлопнула отъ восторга въ ладоши; она протянула мн? руку, и мы вм?ст? вышли въ коридоръ; Агмахдъ пошелъ всл?дъ за нами. Пораженный развернувшейся передо мною сценой, я остановился, какъ вкопанный. За исключеніемъ того м?ста, гд? я стоялъ — въ непосредственномъ сос?дств? съ дверью, ведущей въ Святая Св?тыхъ, — весь проходъ былъ сплошь занятъ жрецами; передъ святилищемъ оставалось свободнымъ значительное пространство, среди котораго стояло ложе; на немъ лежало шелковое покрывало, все вышитое золотыми буквами, подобными т?мъ, которыя были на моемъ од?яніи. Кругомъ ложа изгородью шла скамья съ душистыми растеніями, и весь полъ вокругъ него былъ усыпанъ сорванными цв?тами. Я невольно отступилъ назадъ при вид? этого громаднаго сборища од?тыхъ въ б?лыя одежды жрецовъ, которые стояли неподвижно съ устремленными на меня взорами; но прекрасныя сочетанія цв?товъ мн? понравились.

— Это ложе — для насъ съ тобою — промолвила д?вочка и повела меня къ нему. Никто, кром? насъ обоихъ, не сд?лалъ ни одного движенія, не произнесъ ни единаго слова, Я повиновался ей и мы подошли къ ложу; на немъ лежалъ золотой мячъ, тотъ самый, которымъ мы играли въ саду. Мн? вдругъ захот?лось узнать, наблюдаетъ-ли за нами Агмахдъ, и я оглянулся на него: онъ стоялъ у двери, ведущей въ Святая Святыхъ, устремивъ на меня глаза. Каменбака былъ ближе къ намъ и смотр?лъ на закрытую дверь святилища; губы его шевелились, какъ будто онъ тихо произносилъ какія-то слова. Очевидно, никто не сердился на насъ, и я взглянулъ на д?вочку; она схватила мячъ и подб?жала съ нимъ къ одному концу ложа; я не могъ устоять противъ ея веселости и, см?ясь, прыгнулъ къ другому концу. Она подбросила мячъ, я его подхватилъ; но прежде ч?мъ я бросилъ его назадъ, коридоръ въ одно мгновеніе погрузился въ глубокій мракъ. Отъ внезапно охватившаго меня страха у меня духъ занялся; но сейчасъ-же, всл?дъ за этимъ, я уб?дился въ томъ, что могу вид?ть д?вочку. Она см?ялась, и я бросилъ въ нее мячикомъ, который она со см?хомъ поймала. Вглядываясь въ окружавшую меня непроницаемую тьму, я вспомнилъ объ ужасномъ вид?ніи, которое явилось мн? зд?сь въ такомъ-же мрак?, и не будь зд?сь д?вочки, я бы закричалъ отъ ужаса. Подойдя ко мн?, она положила свою руку въ мою.

— Разв? ты боишься? — спросила она. — А я такъ не боюсь. Да и теб? нечего страшиться: в?дь жрецы теб? поклоняются; не захотятъ-же они причинить теб? вреда.

Она еще говорила, когда раздалась чудная музыка; звуки ея были такъ забористо веселы, что сердце мое радостно и быстро забилось, а ноги сами подо мною заходили. Черезъ минуту я зам?тилъ, что по краямъ двери капища показался св?тъ, а всл?дъ за этимъ она пріотворилась. Неужели сейчасъ выйдетъ изъ нея тотъ страшный образъ? При этой мысли я весь затрясся, но не лишился окончательно мужества, какъ въ первый разъ: присутствіе д?вочки и веселая музыка разогнали ужасъ одиночества. Все еще держа мою руку въ своей, д?вочка выпрямилась, и направилась къ двери святилища; я не хот?лъ идти туда, но не могъ, при всемъ желаніи, сопротивляться увлекавшей меня сил?. Мы переступили черезъ порогъ капища; музыка внезапно оборвалась, и снова наступило гробовое молчаніе. Въ святилищ? мерцалъ слабый св?тъ, исходившій, повидимому, изъ противоположнаго конца его, куда д?вочка и повела меня. Зд?сь была небольшая внутренняя келья, или углубленіе, выс?ченное, какъ я вид?лъ, въ ст?н?; зд?сь было достаточно св?тло, чтобы разгляд?ть это. На низкой каменной скамь? сид?ла женщина, опустивши голову надъ большой раскрытой книгой, лежавшей у нея на кол?няхъ. Въ одно мгновеніе мои глаза словно приковало къ ней, и я ужъ не былъ въ силахъ оторвать ихъ отъ нея. Я узналъ ее, и сердце дрогнуло въ моей груди при мысли, что она подниметъ голову, и я увижу ея лицо.

Вдругъ я понялъ, что моя товарка пропала; я не могъ оглянуться, такъ какъ глаза мои были во власти какой-то высшей силы, но я чувствовалъ, что не было отв?та на пожатіе моей руки, и зналъ, что д?вочка ушла. Я стоялъ неподвижно, подобно выс?ченнымъ изваяніямъ въ алле? храма, стоялъ и ждалъ…

Наконецъ, она подняла голову и взглянула на меня. Кровь въ моихъ жилахъ забурлила и застыла; мн? почудилось, что я замерзаю подъ этимъ острымъ, какъ сталь, взглядомъ; но я не былъ въ состояніи сопротивляться ему, не могъ оторваться отъ страшнаго вид?нія, ни хотя-бы даже закрыть глазъ…

— Ты пришелъ ко мн? учиться? Хорошо, я буду учить тебя — произнесла она тихимъ, мягкимъ голосомъ, звен?вшимъ, какъ мелодичные звуки музыкальнаго инструмента. — Ты любишь цв?ты и красивыя вещи, и живи ты для одной лишь красоты, ты сталъ-бы великимъ артистомъ. Но ты долженъ быть выше этого! — Она протянула мн? руку; я поднялъ свою и, противъ воли, далъ ее ей; она едва дотронулась до нея, но при этомъ прикосновеніи въ рук? моей очутились розы, благоуханіе которыхъ распространилось по всему святилищу. Она разсм?ялась мелодичнымъ см?хомъ: в?роятно, лицо мое ей понравилось.

— Ну, а теперь, подойди ко мн? ближе: — в?дь, ты больше не боишься меня.

Не отрывая глазъ съ розъ, я подошелъ къ ней; цв?ты поглотили все мое вниманіе, а она не была мн? страшна, пока мн? не видно было ея лица.

Она обняла меня рукой и привлекла къ себ?. Тутъ я вдругъ сбратилъ вниманіе на темное од?яніе, которое она носила; оно не было сд?лано изъ полотна, не изъ сукна; я зам?тилъ, что оно было… живое. Оно состояло изъ переплетавшихся между собою и вис?вшихъ вокругъ ея т?ла зм?й, которыя издали произвели на меня впечатл?ніе мягкихъ складокъ изящно задрапированной одежды. При этомъ вид? ужасъ овлад?лъ мною: я сд?лалъ усиліе, чтобы уб?жать отъ нея, и не могъ; хот?лъ крикнуть и не издалъ ни мал?йшаго звука… Она снова засм?ялась; на этотъ разъ см?хъ ея звучалъ р?зко. Я продолжалъ смотр?ть на нее; но все уже изм?нилось: платье опять стало темнымъ, но ужъ не было живымъ. Я стоялъ въ изумленіи, затаивъ дыханіе и похолод?въ отъ страха. Она подняла руку — другая все еще лежала на мн? — и поднесла ее къ моему лбу: я сразу почувствовалъ себя умиротвореннымъ и счастливымъ, — страха, какъ не бывало! Глаза мои закрылись, но я продолжалъ все вид?ть; я былъ въ полномъ сознаніи, но мн? не хот?лось шевелить ни однимъ суставомъ… Она встала съ м?ста, взяла меня на руки и посадила на то самое каменное сид?нье, которое сама занимала передъ т?мъ. Голова моя откинулась назадъ и коснулась каменной ст?ны, поднимавшейся позади меня; я сид?лъ тихо, молча, но при этомъ все вид?лъ. Она выпрямилась во весь ростъ и вытянула руки высоко надъ своей головой. Тутъ я вторично увид?лъ зм?й, которыя казались полны силъ и жизни; при этомъ я зам?тилъ, что он? не только служили ей одеждой, но еще окружали ея голову, только я не могъ-бы тогда сказать, составляли-ли он? ея волосы, или-же были въ нихъ. Вытянувши руки надъ головой, она ударила въ ладоши; ужасныя животныя сплелись и повисли у нея на рукахъ. Но я не испугался: казалось, страхъ меня навсегда оставилъ.

Вдругъ я ясно почувствовалъ присутствіе посторонняго лица въ святилищ?, и, д?йствительно, у входа во внутреннюю пещеру стоялъ Агмахдъ. Я съ удивленіемъ посмотр?лъ на него: его лицо было такъ-же невозмутимо, какъ если-бы онъ былъ сл?пой. Вдругъ, мн? стало ясно, что это на самомъ д?л? такъ; я понялъ, что онъ ничего не вид?лъ: ни вид?нія, ни этого св?та, ни меня самого…

Она не то повернулась ко мн?, не то наклонилась надо мной… Я могъ вид?ть ея лицо и глаза, прямо смотр?вшіе на мои. Никакого движенія, кром? этого, она не сд?лала. Острый взглядъ ея стальныхъ глазъ не внушалъ мн? больше страха, а только держалъ меня, какъ въ тискахъ. Въ то время, какъ я гляд?лъ на нее, я зам?тилъ, что зм?и преобразились и пропали, обратившись въ длинныя, извилистыя складки гибкаго од?янія блестящаго цв?та, головы ихъ со страшными глазами превратились въ группы розъ, напоминавшія зв?зды; и роскошный, сильный ароматъ розъ, наполнилъ Святая Святыхъ.

На устахъ Агмахда появилась улыбка.

— Царица моя — зд?сь, — промолвилъ онъ.

— Твоя царица — зд?сь — отозвался я безсознательно и только тогда сообразилъ, что говорю, когда услыхалъ собственный голосъ. Она ждетъ, чтобы ты ей сказалъ, чего желаешь.

— Опиши мн? ея одежду.

— Она сверкаетъ и переливается, а на плечахъ у Царицы — розы.

— Мн? не надо наслажденій: душа моя пресыщена ими. Я прошу власти.

До сихъ поръ устремленные на меня глаза женщины подсказывали мн? слова; теперь я услыхалъ ея голосъ.

— Въ храм?? — спросила она.

И снова я повторилъ за ней ея вопросъ, не сознавая этого, пока не уловилъ звука своего голоса.

— Н?тъ, — надменно отв?тилъ Агмахдъ. — Я хочу выйти изъ этихъ ст?нъ, чтобы общаться съ людьми, и вн? его и надъ ними творить свою волю. Я прошу, чтобы мн? была дана возможность добиться этого. Такое об?щаніе было мн? дано, но осталось до сихъ поръ не исполненнымъ.

— А это потому, что у тебя все не хватало мужества и силы добиться его осуществленія.

— Теперь, ни въ томъ, ни въ другомъ у меня больше н?тъ недостатка, — возразилъ жрецъ, и въ первый разъ за все время моего съ нимъ знакомства я отм?тилъ на его лиц? выраженіе страсти.

— Такъ произнеси-же роковыя слова, — приказала она.

Онъ изм?нился въ лиц?; въ теченіе н?сколькихъ короткихъ мгновеній онъ стоялъ тихо, неподвижно; зат?мъ лицо его окамен?ло, отъ него пов?яло холодомъ, какъ отъ бездушнаго истукана; наконецъ, онъ произнесъ медленно, р?зко отчеканивая слова, которыя, казалось, застывали неподвижно въ воздух?.

— Я отрекаюсь и отказываюсь отъ того, что д?лаетъ меня челов?комъ.

— Хорошо! — Но прибавила она: — ты не сможешь ничего достигнуть, пока будешь одинъ; ты долженъ, поэтому, привести ко мн? другихъ, подобныхъ теб?: безстрашныхъ и готовыхъ все познать. У меня должно быть дв?надцать преданныхъ слугъ, связанныхъ клятвой. Доставь ихъ мн?, и твое желаніе исполнится.

— А они будутъ равны мн? — спросилъ Агмахдъ.

— По сил? желанія и по мужеству вы вс? должны быть равны, но не по степени власти, такъ какъ у вс?хъ будутъ разныя желанія, ибо только тогда служеніе ихъ можетъ быть мн? угодно.

Наступила пауза; зат?мъ жрецъ сказалъ:

— Повинуюсь Цариц?. Но въ этомъ трудномъ д?л? мн? должна быть оказана помощь. Ч?мъ мн? ихъ соблазнять?

При этихъ словахъ она вытянула руки, поперем?нно то сжимая, то расжимая ладони такимъ-то страннымъ, непонятнымъ для меня движеніемъ, глаза ея при этомъ сверкали, какъ раскаленные угли; зат?мъ, они потускн?ли и взглядъ ихъ сталъ попрежнему холоденъ.

— Я буду руководить тобою — вымолвила она. — Исполняй только въ точности мои повел?нія, и тогда теб? нечего будетъ бояться; повинуйся мн?, и усп?ешь во всемъ. У тебя подъ рукой — вс? нужные элементы: въ этомъ храм? — десять жрецовъ, обуреваемыхъ страстями; они созр?ли для служенія мн?, и я утолю ихъ душевный голодъ. Тебя я удовлетворю, когда ты мн? на д?л? докажешь мужество свое и непоколебимость, не раньше, ибо твои требованія превосходятъ требованія прочихъ.

— А кто дополнитъ списокъ дв?надцати? — спросилъ Агмахдъ.

Она устремила взглядъ на меня и отв?тила.

— Это дитя! онъ — мой, мой избранникъ, мой возлюбленный слуга. Я буду учить его, а черезъ него — и тебя.

Глава X.

— Скажи Каменбак?, что мн? изв?стно его зав?тное желаніе, и что оно исполнится; но для этого ему необходимо произнести роковыя слова. — Агмахдъ склонилъ голову и, повернувшись, молча покинулъ святилищ?. Я снова очутился съ ней одинъ на одинъ, все продолжая смотр?ть на нее; она подошла ко мн? и въ упоръ уставилась на меня своими грозными очами. Вдругъ она пропала, а вм?сто нея, на томъ м?ст?, гд? она стояла, появился золотистый св?тъ, который постепенно превратился въ чудный предметъ, какого я до сихъ поръ еще никогда не видалъ. То было разв?систое дерево, густая листва котораго св?шивалась внизъ, подобно роскошнымъ волосамъ; тамъ и сямъ, среди в?токъ его, покрытыхъ большими пучками цв?товъ огненныхъ отт?нковъ, порхало множество веселыхъ птичекъ съ блестящимъ золотистымъ опереніемъ, При вид? ихъ у меня зарябило въ глазахъ, и я громко вскрикнулъ отъ восторга:

— О; дай мн? одну изъ этихъ пташекъ, чтобы она летала среди моихъ растеній и жила бы на нихъ, какъ на этомъ дерев?! — взмолился я.

— У тебя ихъ будутъ сотни, которыя станутъ любить тебя, ц?ловать въ уста и клевать у тебя изо рта; а со временемъ я теб? дамъ садъ, въ которомъ будетъ расти вотъ такое же дерево и вс? птицы небесныя полюбятъ тебя. Но для этого ты долженъ повиноваться моимъ приказаніямъ. А теперь заговори съ Каменбакой и вели ему войти въ капище.

— Входи — сказалъ я — пусть войдетъ Каменбака.

Онъ вошелъ и остановился у входа во внутреннюю пещеру. Въ то-же мгновеніе дерево исчезло, и я увид?лъ передъ собою мрачное вид?ніе съ его хищнымъ взглядомъ и разв?вающейся сверкающей одеждой; глаза его были устремлены на жреца.

— Передай ему, — медленно заговорило оно, что его зав?тное желаніе сбудется; онъ хочетъ любви и получитъ ее. Вокругъ себя, въ храм?, онъ видитъ лишь холодныя лица и чувствуетъ, что сердца жрецовъ охлад?ли къ нему; а ему хот?лось бы вид?ть ихъ у своихъ ногъ, поклоняющимися ему, ползающими на кол?няхъ, на все согласными рабами. Такъ оно теперь и будетъ, ибо, отнын?, онъ возьметъ на себя обязанность, лежавшую до сихъ поръ на мн?, заботу объ удовлетвореніи ихъ похотей, а они, взам?нъ этого, поставятъ его на пьедесталъ, выше котораго буду лишь я одна. Достаточно-ли высока награда.

Эти посл?днія слова были произнесены ею тономъ глубочайшаго пренебреженія, и на ея страшномъ лиц? я прочелъ презр?ніе къ ничтожнымъ, узкимъ пред?ламъ его честолюбія; но въ моей передач? всякая язвительность пропала изъ ея р?чи. Каменбака склонилъ голову, и лицо его загор?лось огнемъ какого-то страннаго упоенія.

— Да! — отв?тилъ онъ.

— Такъ произнеси же роковыя слова!

Лицо его мгновенно исказилось выраженіемъ смертельной тоски; онъ упалъ на кол?ни и, поднявъ высоко надъ головой вытянутыя руки, проговорилъ:

— Отнын? я никого не люблю, хотя самъ буду любимъ вс?ми! — Созданіе тьмы устремилось къ нему и коснулось рукой его головы, говоря: — Ты — мой!

Она отвернулась отъ него; на лиц? ея стояла усм?шка, мрачная и холодная, какъ с?верный морозъ. Мн? показалось, что по отношенію къ Каменбак? она была наставницей и руководительницей, тогда какъ съ Агмахдомъ она обращалась, скор?е, какъ царица съ главнымъ любимцемъ, какъ съ могущественнымъ челов?комъ, котораго она и ц?нила и боялась.

— А теперь, дитя, — обратилась она ко мн?: — теб? предстоитъ д?ло. Въ этой книг? — зав?тныя желанія, самыя сердца жрецовъ, которыхъ я предназначила себ? въ рабы. Возьми ее въ руки и унеси съ собой. Рано утромъ, какъ только проснешься, Каменбака придетъ къ теб?, и ты прочтешь ему первую страницу въ ней. Справившись съ первой задачей, онъ снова появится у тебя рано по утру, чтобы ты прочиталъ ему вторую страницу, и такъ дал?е, пока не будетъ прочтена вся книга. Передай ему мои слова, и пусть онъ никогда не отчаивается при вид? затрудненій, ибо по м?р? того, какъ онъ будетъ преодол?вать ихъ, его власть все будетъ расти, а когда все будетъ исполнено, онъ станетъ выше вс?хъ… А теперь теб? нуженъ отдыхъ: ты утомился, и я не хочу, чтобы жрецы причиняли теб? вредъ, такъ какъ ты долженъ вырасти сильнымъ, мощнымъ, достойнымъ моей милости.

Я повторилъ ея слова жрецу, стоявшему у входа, скрестивши на груди руки и такъ низко опустивъ голову, что я не могъ вид?ть его лица. Когда я кончилъ, онъ поднялъ ее и произнесъ:

— Повинуюсь! — Лицо его еще носило сл?ды того страннаго огня, который я вид?лъ на немъ передъ т?мъ.

— Вели ему удалиться и послать сюда Агмахда, — приказала она. Выслушавши эти слова, онъ спокойно вышелъ вонъ; его движенія ясно свид?тельствовали о томъ, что онъ ничего, кром? тьмы, зд?сь не видалъ. Минуту спустя, Агмахдъ стоялъ ужъ у входа. Женщина приблизилась къ нему и опустила руку на его лобъ; при этомъ прикосновеніи Агмахдъ улыбнулся, а я увид?лъ на голов? его в?нецъ.

— Онъ будетъ твоимъ, — проговорила она. — Передай Агмахду, что на земл? есть только одинъ в?нецъ выше этого, но того онъ и самъ не захот?лъ бы носить. Ну, теперь кр?пко обхвати книгу руками и вели ему взять тебя на руки и отнести на твое ложе.

Пока я повторялъ ея слова, она подошла ко мн? и коснулась моего чела; охваченный глубокой, сладкой истомой, я усп?лъ только подумать, что слова, в?роятно, замираютъ на моихъ устахъ, но повторить ихъ я ужъ не былъ въ состояніи: все исчезло передо мною, и я заснулъ.

Глава XI.

Проснулся я уже среди б?лаго дня, чувствуя, что спалъ долго и кр?пко. Я съ удовольствіемъ обвелъ глазами растенія, наполнявшія мою комнату и д?лавшія ее похожей на садъ. Вдругъ, взглядъ мой упалъ на стоявшую посреди кельи фигуру и остановился на ней: то стоялъ на кол?няхъ, низко опустивъ голову, жрецъ. Я узналъ Каменбаку. При слабомъ звук?, вызванномъ движеніемъ съ моей стороны, онъ поднялъ голову и взглянулъ на меня. Тутъ я обратилъ вниманіе на лежавшую рядомъ со мной открытую книгу, первая страница которой приковала къ себ? мои взоры; на ней стояли слова, начертанныя блестящими буквами, которыя я и принялся машинально читать вслухъ. Вдругъ, я запнулся и остановился: я прочелъ все, что было написано демотическимъ письмомъ, а дальше шли іероглифы. Я посмотр?лъ на жреца, лицо котораго загор?лось дикимъ торжествомъ.

— Сегодня-же будетъ онъ ц?ловать мои ноги! — воскликнулъ онъ. — Зат?мъ, уловивъ мой недоум?вающій взглядъ, онъ спросилъ:

— Ты все прочелъ?

— Все, что сум?лъ, — отв?тилъ я, а остальное написано какими-то странными, непонятными для меня буквами.

Онъ тотчасъ-же всталъ и, не оборачиваясь, вышелъ изъ комнаты. Я снова возвратился къ только что прочитанной мною страниц? книги, чтобы еще разъ взглянуть на такъ странно взволновавшія его слова; но и они тоже теперь были мн? непонятны: они обратились въ іероглифы, на которыя я смотр?лъ съ досадой, такъ какъ ничего не могъ припомнить изъ того, что прочелъ, и ломалъ себ? голову надъ этимъ страннымъ явленіемъ. Наконецъ, я утомился и опять заснулъ, положивъ голову на открытыя страницы мистической книги. Я впалъ въ глубокій сонъ безъ сновид?ній, отъ котораго проснулся внезапно, испугавшись какого-то шума. Въ моей комнат? стояли двое молодыхъ жрецовъ, принесшихъ мн? молока и явствъ. Если-бы не мой страхъ, я бы не могъ удержаться отъ см?ха, при вид? того, какъ они, подавая мн? блюда, всякій разъ преклоняли кол?ни передо мною, деревенскимъ парнемъ. Я по?лъ, и они покинули меня. Но я не долго оставался одинъ; занав?сь поднялась, и при вид? вошедшаго въ мою комнату челов?ка, я разсм?ялся отъ удовольствія: то былъ садовникъ Себуа.

— Какъ это ты попалъ ко мн?? — спросилъ я. — Я ужъ думалъ, что никогда больше не увижусь съ тобой!

— Меня Агмахдъ сюда послалъ, — отв?тилъ онъ.

— Агмахдъ! — воскликнулъ я въ изумленіи и подойдя къ нему, стиснулъ его руку въ своихъ.

— О, я вполн? реаленъ, произнесъ онъ. — Имъ не сд?лать изъ меня призрака, такъ что при вид? меня можешь не сомн?ваться въ томъ, что это — я самъ.

Онъ говорилъ сердитымъ, грубымъ тономъ, который было испугалъ меня, хотя и не надолго, такъ какъ на его безобразномъ лиц? появилась его обычная, загадочная улыбка, н?жная и ясная.

— Теб? вел?но идти со мною въ садъ — сказалъ онъ — протягивая мн? свою большую смуглую руку, въ которую я вложилъ свою, и мы покинули комнату. Мы быстро прошли черезъ большіе, пустые покои и длинные коридоры храма и достигли небольшой жел?зной калитки, сквозь которую я впервые увид?лъ лицо Себуа. Какъ и тогда за ней красовался садъ, полный зелени, св?та и яркихъ красокъ.

— Ахъ, какъ я радъ, что снова зд?сь! — сказалъ я въ восторг?.

— Въ первый разъ ты приходилъ сюда, чтобы работать; предполагалось сд?лать тебя моимъ помощникомъ, — проворчалъ Себуа. — Теперь все изм?нилось: сейчасъ ты явился сюда не работать, а играть, и я долженъ обращаться съ тобою, какъ съ маленькимъ княземъ. Ну, да ладно! Только хот?лось-бы мн? знать, дитя, усп?ли они уже испортить тебя?… Не хочешь-ли выкупаться?

— А гд?? — спросилъ я — въ какой вод?? Мн? хот?лось-бы окунуться въ глубокую, холодную воду, чтобы можно было плавать.

— Ты плавать ум?ешь и любишь воду? Хорошо, пойдемъ со мной, и я укажу теб? глубокое м?сто, въ которомъ вода будетъ прохладной.

Онъ такъ быстро пошелъ впередъ, что мн? пришлось посп?шить, чтобы не отстать отъ него; онъ бормоталъ что-то про себя на ходу, но словъ я разобрать не могъ. Признаться, я не очень-то вслушивался въ нихъ, и думалъ только о томъ, какъ славно будетъ окунуться въ прохладную воду въ это томительно жаркое утро. Мы вскор? очутились около широкаго и глубокаго бассейна; вода въ него была проведена изъ какого-то источника, расположеннаго выше, откуда она сб?гала въ него тонкой, быстро-текущей струей.

— Вотъ теб? вода — обратился ко мн? Себуа — да еще безъ цв?товъ, которые могли-бы повредить теб?.

Я сталъ на край бассейна подъ палящіе лучи солнца и сбросилъ съ себя свое б?лое платье; одно мгновеніе я стоялъ неподвижно, озирая, любуясь яснымъ солнечнымъ св?томъ, и быстро нырнулъ въ воду. Ахъ, какъ она, въ самомъ д?л?, была прохладна! Отъ внезапно охватившаго меня холода, у меня даже перехватило дыханіе; но тутъ-же я вынырнулъ и поплылъ, вполн? отдаваясь радостному ощущенію вернувшейся бодрости. Осв?жившись въ этой пріятно-прохладной вод?, я чувствовалъ себя сильнымъ и бодрымъ, а не томнымъ и вялымъ, что всегда со мной бывало среди опьяняющихъ куреній храма или пряныхъ ароматовъ, наполнявшихъ мою комнату цв?товъ. Черезъ н?которое время я пересталъ плавать, легъ на спину и тихо сталъ покачиваться на поверхности воды, закрывъ глаза отъ осл?плявшаго ихъ солнца. Какъ я былъ счастливъ! Какъ мн? хот?лось подольше оставаться зд?сь, на этой вод?, подъ этимъ солнцемъ! Вдругъ я ощутилъ на своихъ устахъ н?что, такое странное, что затаилъ дыханіе, но и такое н?жное, что я нисколько не ороб?лъ: то былъ поц?луй. Я широко раскрылъ глаза; рядомъ со мной, тоже на глади водъ, лежала моя Царица, Царица Лилій, Царица Лотоса. При вид? ея, я испустилъ крикъ радости. Мигомъ исчезло изъ моей памяти всякое воспоминаніе объ удовольствіяхъ, которыя я испытывалъ съ того дня, когда въ посл?дній разъ вид?лся съ ней. Когда она была со мной, моя красавица — царица, мой другъ, для меня ничего другого на земл? не существовало.

— Дитя, — тихо заговорила она — снова ты пришелъ ко мн?? Теперь ты скоро покинешь меня; а какъ я теб? помогать буду, если ты совершенно забудешь обо мн??

Я молчалъ, глубоко пристыженный. Я самъ едва в?рилъ тому, что могъ забыть о ней, хотя зналъ, что это на самомъ д?л? было такъ.

— Воды, въ которыхъ ты сейчасъ н?жишься, — продолжала она, — вытекаютъ изъ того пруда, гд? во всей слав? и крас? растутъ мои цв?ты, лотосы; и въ той вод?, въ которой они живутъ, ты не могъ-бы теперь такъ лежать — это убило-бы тебя. Въ этой-же вод?, берущей свое начало среди нихъ, почти н?тъ и сл?довъ ихъ жизни, а свою — она отдала имъ же. Окунись въ воды пруда лотосовъ, если можешь, и тогда ты будешь могучъ, какъ орелъ, бодръ и св?жъ, какъ молодая жизнь новорожденнаго дитяти. Сынъ мой, мужайся; отвернись отъ смущающей тебя лести, внимай одной лишь истин?. Оставайся подъ лучами солнца, милое дитя мое; не позволяй призракамъ вводить тебя въ обманъ. Тебя ждетъ Жизнь Жизней; чистый цв?токъ знанія и любви готовъ распуститься, теб? остается сорвать его. Или ты хочешь стать лишь орудіемъ въ рукахъ т?хъ, чьи желанія — только для самихъ себя. Н?тъ! Набирайся знанія и силы, чтобы изливать св?тъ на весь міръ. Иди ко мн?, дитя, дай мн? руку; вв?ряйся см?ло этой вод?: она снесетъ тебя. Опустись на кол?ни и обратись съ мольбой къ единому св?ту всякой жизни, чтобы онъ просв?тилъ тебя. Я поднялся съ лона водъ, держась за ея руку, и преклонилъ кол?ни рядомъ съ ней; зат?мъ, выпрямившись, я всталъ съ ней на воды и… все см?шалось…

— Или ты хочешь стать лишь простымъ орудіемъ въ рукахъ т?хъ, чьи желанія — только для самихъ себя? Н?тъ! Набирайся знанія и силы, чтобы изливать св?тъ на весь міръ…

Вотъ т? слова, которыя, казалось, кто-то нашептывалъ мн? на ухо, когда я проснулся. Я снова и снова повторялъ ихъ про себя и отлично помнилъ каждое отд?льное слово; но для меня они были неясны и лишены смысла. Услыхавъ ихъ впервые, я думалъ, что уразум?лъ ихъ сокровенный смыслъ; но зат?мъ они обратились въ пустой звукъ, который былъ для меня т?мъ-же, ч?мъ бываютъ благія глаголы пропов?дника, обращенные на празднеств? къ танцующимъ.

- - -

Я былъ почти ребенкомъ, когда слова эти коснулись моего слуха, подросткомъ, въ которомъ ключемъ била молодая жизнь, безпомощный въ своемъ нев?д?ніи. Я никогда не забылъ ихъ, хотя сокровенный смыслъ ихъ такъ-же ускользалъ отъ меня, какъ значеніе гимна жреца отъ младенца, который улавливаетъ лишь одну гармонію музыки Въ теченіе долгихъ годовъ физическаго роста, призывъ Царицы Лотоса, обращенный къ моей душ?, смутно звучалъ въ темныхъ глубинахъ моего сознанія. Жизнь моя была отдана въ руки людей, поработившихъ и духъ мой, и т?ло, тяжелыми узами сковавшихъ мою душу. Я былъ рабомъ; но въ то время, какъ т?ло покорно отдавалось руководительству своихъ безжалостныхъ владыкъ, въ душ? жило сознаніе возможности свободы подъ открытымъ небомъ. Но, несмотря на мое сл?пое повиновеніе и на то, что я отдавалъ свои физическія силы и душевныя способности для достиженія низкихъ ц?лей жрецовъ оскверненнаго храма, въ сердц? я свято хранилъ память о прекрасной Цариц?, а въ ум? моемъ ея слова были начертаны неизгладимыми огненными буквами. По м?р? того, какъ я становился старше, безнадежная тоска все больше грызла душу мн?, а слова эти, гор?вшія въ ней зв?здой, бросали загадочный св?тъ на мою постылую жизнь. И ч?мъ больше я сознавалъ это, подъ вліяніемъ развивавшагося разума, т?мъ тяжел?е становилось чувство утомленія, которое, какъ отчаяніе или смерть, закрывало отъ меня всю красу міра. Изъ веселаго ребенка, жизнерадостнаго созданія, какъ-бы насквозь пропитаннаго солнечнымъ сіяніемъ, я превратился въ печальнаго юношу съ грустными, полными слезъ, очами, избол?вшее сердце котораго таило въ себ? лишь на половину имъ самимъ сознаваемыя пов?сти горя, гр?ха и стыда, Иногда, блуждая по саду, я подходилъ къ пруду лотосовъ и съ н?мой мольбой гляд?лъ на тихія воды его, втайн? над?ясь на появленіе чуднаго вид?нія. Но оно не показывалось, ибо невинность д?тства ужъ была мной утрачена, а мощи возмужалости я еще не достигъ…

Книга II.

Глава I.

Я лежалъ на трав?, въ саду храма, подъ широко в?твистымъ деревомъ, распространявшимъ густую т?нь вокругъ себя; всю предыдущую ночь я провелъ въ святилищ?, служа посредникомъ между духомъ мрака и его жрецами, въ результат? чего я сильно переутомился, такъ что прилегъ зд?сь и заснулъ, убаюканный н?жнымъ тепломъ воздуха въ саду. Теперь я проснулся, весь охваченный какой-то странной грустью; я вдругъ ясно понялъ, что юность моя прошла безвозвратно и что она ни разу не согр?ла меня огнемъ счастья.

По оба стороны меня было по молодому жрецу; одинъ обв?валъ меня широкимъ листомъ, который онъ сорвалъ съ ос?нявшаго насъ дерева, а другой, опершись локтемъ въ землю и подперевъ голову рукой, задумчиво смотр?лъ на меня. У него были большіе темные глаза, съ мягкимъ выраженіемъ добродушнаго животнаго; я часто любовался его красивою наружностью и теперь мн? пріятно было вид?ть его около себя. Едва я, проснувшись и поднявъ отяжел?вшіе в?ки, устремилъ утомленный взоръ на него, какъ онъ сказалъ, обращаясь ко мн?:

— Ты слишкомъ засид?лся въ храм?. Нельзя-же убивать себя храмовыми церемоніями, хотя-бы ты одинъ могъ придать имъ и смыслъ и жизнь… Не хочешь-ли пойти съ нами въ городъ, попробовать чего-нибудь другого, не им?ющаго ничего общаго съ атмосферой храма?

— Да в?дь намъ нельзя! — возразилъ я.

— Нельзя? — презрительно протянулъ Маленъ. — Что-же ты полагаешь? Что мы зд?сь — узники?

— А если-бы намъ и удалось выбраться отъ сюда, народъ насъ узнаетъ, а жрецамъ не разр?шается см?шиваться съ мірянами.

— Не узнаютъ насъ міряне! — проговорилъ онъ съ веселымъ см?хомъ.

— Агмахдъ далъ намъ волю и научилъ насъ искусствамъ магіи. Итакъ, если хочешь, ступай съ нами: мы идемъ.

Оба жреца встали и протянули руки, чтобы помочь и мн? подняться; я вскочилъ на ноги и поправилъ свою смятую б?лую одежду.

— Разв? мы останемся въ этихъ платьяхъ? — спросилъ я.

— Да, да, только никто не признаетъ въ насъ жрецовъ; благодаря Агмахду, мы по желанію, являемся нищими или князьями. Пойдемъ!

Я не мен?е ихъ былъ въ восхищеніи отъ предстоявшаго намъ приключенія, и мы втроемъ поб?жали черезъ садъ; вскор? мы добрались до прод?ланной въ ст?н? калитки, которую Маленъ легко открылъ, едва дотронувшись до нея, и мы очутились вн? храма.

Мои товарищи, см?ясь и разговаривая на ходу, почти б?гомъ направлялись къ городу; я шелъ рядомъ, стараясь, посп?ть за ними и прислушивался къ ихъ бес?д?, изъ которой мало что понималъ. Повидимому, они хорошо знали городъ, представлявшій для меня не больше, какъ имя, хотя и я проходилъ когда-то черезъ него съ матерью, будучи еще босоногимъ, деревенскимъ мальчишкой. Теперь-же, насколько я могъ судить изъ бес?ды товарищей, мн? предстояло попасть въ богагые дома и встр?титься съ веселыми, счастливыми людьми, и мысль объ этомъ меня пугала. Между т?мъ, мы вс? сп?шили впередъ и попали на одну изъ самыхъ людныхъ улицъ, по которой, взадъ и впередъ, сновали жизнерадостные люди въ роскошныхъ одеждахъ, тогда какъ въ выходившихъ на нее лавкахъ, казалось, торговали одн?ми лишь дорого стоющими вещами, золотыми и серебряными изд?ліями и драгоц?нными камнями. Черезъ большія ворота мы попали во дворъ, отсюда въ просторныя мраморныя с?ни, посредин? нихъ билъ красивый фонтанъ, а по ст?намъ стояли большія цв?тущія растенія, распространявшія сильный пряный запахъ.

Мы поднялись по широкой мраморной л?стниц?, ведшей изъ с?ней во дворецъ, до площадки, гд? Маленъ открылъ двери, и очутились въ великол?пной палат?, задрапированной парчей, въ которой за большимъ столомъ сид?ли люди, пили вино и ?ли лакомства; ихъ пышныя одежды и над?тыя на нихъ драгоц?нности осл?пили меня. Воздухъ былъ пропитанъ благоуханіемъ духовъ и оглашался веселыми звуками р?чей и см?ха. При нашемъ вход? изъ-за стола поднялись три прелестныя женщины, которыя прив?тствовали насъ и, взявъ за руки, посадили рядомъ съ собой.

Спустя н?сколько мгновеній можно было подумать, что мы весь пиръ пров?ли зд?сь съ этимъ обществомъ, такъ скоро мы сошлись со вс?ми гостями и такъ непринужденно прим?шивали свои голоса и см?хъ къ общему шуму. Не знаю, было-ли тому причиной душистое вино, выпитое мной, или волшебное прикосновеніе хорошенькой ручки, которая часто опускалась на мою, лежавшую на вышитой скатерти, руку, но только въ голов? у меня стало какъ-то странно легко; я свободно говорилъ о такихъ вещахъ, о которыхъ до настоящаго времени не им?лъ ни мал?йшаго представленія, и см?ялся отъ души такимъ р?чамъ, которыя за часъ до того показались-бы мн? скучными, такъ какъ смыслъ ихъ былъ-бы мн? непонятенъ. Сид?вшая рядомъ со мной женщина положила свою руку въ мою, и, повернувшись къ ней, чтобы взглянуть на нее, я зам?тилъ, что она прильнула ко мн?. Лицо ея, сіявшее красотой и молодостью и пышный нарядъ смутили меня, и я почувствовалъ себя мальчикомъ передъ ней. Она казалась очень юной, моложе меня; но эта д?вочка по годамъ была женщиной по неотразимой сил? чаръ, такъ она была красива и мила. Я гляд?лъ въ ея чудныя очи, и мн? чудилось, будто я давно и хорошо знаю ее, что чары ея мн? знакомы и всл?дствіе этого еще неотразим?е. Сначала я плохо понималъ смыслъ ея р?чей, въ корыя на самомъ д?л? не вслушивался; но зат?мъ, по м?р? того, какъ я уд?лялъ имъ все больше вниманія, он? стали мн? ясны. Она говорила о своей тоск? по мн? въ мое отсутствіе, о своей любви ко мн? и о томъ, какъ устала она отъ вс?хъ другихъ людей и отъ всего земного.

— До твоего появленія въ этой палат?, она казалась мрачной и безмолвной — разсказывала она. — На пиру не было веселья для меня, и см?хъ пирующихъ, достигая моего слуха, превращался въ рыданія удрученныхъ горемъ людей. Мн?-ли, молодой, сильной, съ сердцемъ, охваченнымъ любовью, предаваться унынію? Н?тъ, н?тъ, не мн?! Ахъ, супругъ, возлюбленный, не покидай меня вторично! Останься со мной! Страсть моя придастъ теб? силы, чтобы свершить назначенное теб? судьбой д?ло!

При этихъ словахъ, я внезапно вскочилъ съ сид?нія, кр?пко стиснувъ ея руку въ своихъ.

— Ты права! — воскликнулъ я. — Напрасно я до сихъ поръ пренебрегалъ т?мъ, ч?мъ жизнь красна! Признаюсь, что твоя красота, а в?дь она принадлежитъ мн?, — совершенно изгладилась изъ моей памяти. Но теперь, когда мои глаза снова увид?ли тебя, я не поминаю, какъ могъ находить красоту въ чемъ-нибудь другомъ, земномъ или небесномъ!

Въ это время, среди пораженныхъ моими словами гостей, произошло смятеніе; они повскакали изъ-за стола и съ поразившей меня посп?шностью выб?жали изъ палаты вс?, за исключеніемъ обоихъ молодыхъ жрецовъ, глаза которыхъ обратились ко мн?; они показались мн? серіозными и разстроенными и медленно поднимались съ своихъ м?стъ.

— Ты что-же это? Не хочешь возвращаться въ храмъ? — обратился ко мн? съ вопросомъ Маленъ.

Въ отв?тъ я сд?лалъ нетерп?ливое движеніе.

— Или ты забылъ — продолжалъ онъ, — что мы им?ли въ виду лишь оставаться наблюдателями среди безумствъ городской жизни, но отнюдь не д?латься участниками ихъ, ибо мы хот?ли только узнать, изъ какой глины люди выл?плены. Ты знаешь, что посвященные жрецы храма обязаны хранить чистоту т?лесную, а т?мъ бол?е ты, пророкъ храма. Даже я, простой послушникъ, не см?ю отдаться горячей жажд? свободы и наслажденій, обуревающей мою душу. О, быть свободнымъ, жить въ город?, познать смыслъ жизни!.. А я не см?ю такъ поступить, потому что въ такомъ случа? мн? уже не было-бы м?ста ни въ храм?, ни въ міру; я сталъ-бы нич?мъ, даже меньше. Что-же сказать тогда про тебя, пророка? Что мы теперь скажемъ о теб? Агмахду?

Я промолчалъ; но сид?вшая около меня женщина поднялась съ м?ста и подошла къ Малену. Снявъ ожерелье со своей шеи, она передала его ему, говоря:

— Отдай это Агмахду, и тогда онъ больше ни о чемъ спрашивать не станетъ.

Глава II.

Съ этого момента въ моей жизни настаетъ періодъ, въ переживаніяхъ котораго я не могу отдать себ? такого точнаго отчета, какъ въ событіяхъ бол?е раннихъ дней моей жизни. Воспоминанія объ этомъ времени — смутны какъ-бы затушеваны однородностью испытанныхъ мной ощущеній, собственно говоря, они сливаются въ одно общее воспоминаніе. Каждый день я пилъ изъ чаши наслажденія и не могъ достаточно налюбоваться своей красавицей подругой, которая, казалось, съ каждымъ часомъ все хорош?ла. Она водила меня по палатамъ нашего дворца, бывшія одна другой краше, такъ что я не усп?валъ еще вполн? насладиться красотами одной, какъ уже хот?лось въ другую, еще великол?пн?е; мы бродили съ ней по чуднымъ садамъ, въ которыхъ произрастали роскошные благоухающіе цв?ты, какихъ я еще нигд? не встр?чалъ. За садами тянулись луга съ низкой, н?жной травкой, испещренные дикими цв?тами, а изъ воды р?ки, протекавшей посреди полей, поднимались водяныя лиліи. По вечерамъ къ ней собирались городскія д?вушки; одн? приходили, чтобы запастись водой; другія — чтобы выкупаться, и зат?мъ сид?ть на берегу, оглашая ночной воздухъ болтовней, см?хомъ и п?ніемъ. Ихъ красивая вн?шность и мелодичные голоса придавали двойную прелесть этимъ тихимъ, чуднымъ вечерамъ, озареннымъ ярко гор?вшими зв?здами, и я подолгу, часто до утренней зари, засиживался съ ними, разд?ляя ихъ забавы, нашептывая слова любви самымъ красивымъ. А когда он? съ п?ніемъ покидали насъ и голоса ихъ постепенно замирали вдали, она, красавица изъ красавицъ, шла со мной обратно въ нашъ чертогъ, гд? мы были такъ счастливы въ своемъ уединеніи, хотя и жили среди шумнаго города… Сколько времени прошло такимъ образомъ, сказать не могу…

Однажды я лежалъ у себя въ комнат?; моя подруга тихо нап?вала чудныя п?сни, положивъ голову на мою руку, какъ вдругъ п?снь замерла у нея на устахъ, и сама она, вся бл?дная, притихла. Среди внезапно наступившей тишины, я разслышалъ негромкій шумъ отъ медленно поднимавшихся по л?стниц? вкрадчивыхъ шаговъ, еще мгновеніе и дверь распахнулась: высшій жрецъ Агмахдъ, какъ вкопанный, остановился у входа въ покой. Въ теченіе одной минуты онъ въ упоръ гляд?лъ на меня своими грозными, съ холоднымъ блескомъ драгоц?нныхъ камней, очами; зат?мъ на его устахъ появилась улыбка, при вид? которой я весь затрепеталъ, охваченный страхомъ, и онъ произнесъ: — пойдемъ!

Я безъ мал?йшаго колебанія всталъ, зная хорошо, что долженъ повиноваться, и пошелъ къ нему, не оглядываясь. Вдругъ мн? послышалось сдержанное рыданіе, и я уловилъ звукъ, произведенный какимъ-то быстрымъ движеніемъ. Я обернулся: красавица исчезла. Куда? Можетъ быть, при этомъ неожиданномъ появленіи она укрылась въ свою комнату? Но я уже не могъ ни уб?диться въ этомъ, ни ут?шить ее, такъ какъ идти за жрецомъ представлялось мн? роковой необходимостью: сегодня ясн?е, ч?мъ когда-либо я чувствовалъ въ немъ своего господина. Дойдя до двери, я вдругъ зам?тилъ лежавшую поперекъ порога зм?ю, которая при моемъ приближеніи вытянула голову; я отскочилъ назадъ съ крикомъ отвращенія и страха. Агмахдъ усм?хнулся.

— Не бойся — насм?шливо произнесъ онъ, — это любимица твоей Царицы, и она ужъ, конечно, не причинитъ вреда избранному служителю ея. Пойдемъ!

При этомъ вторичномъ приказаніи, я почувствовалъ, что волей-неволей долженъ сл?довать за нимъ; устремивъ глаза въ противоположную сторону, я прошелъ мимо зм?и, которая злобно зашип?ла, и пошелъ всл?дъ за Агмахдомъ черезъ садъ и лежавшіе за ними луга, къ черн?вшей р?к?. Вечеръ ужъ наступилъ, и на неб? ярко гор?ли зв?зды, а на берегу священной р?ки группами сид?ли д?вушки, очи которыхъ въ блеск? не уступали зв?здамъ; на этотъ разъ, вопреки своему обыкновенію, он? не п?ли п?сенъ. На р?к? тихо покачивалась лодка съ сид?вшими въ ней двумя гребцами, въ которыхъ я узналъ молодыхъ жрецовъ, приходившихъ тогда со мной въ городъ; они сид?ли съ опущенными глазами, которыхъ не подняли даже при моемъ приближеніи. Проходя мимо д?вушекъ, я понялъ, что въ обоихъ послушникахъ он? кризнали старыхъ знакомыхъ и веселыхъ сотоварищей, и он?м?ли отъ удивленія, увид?въ ихъ въ такомъ од?яніи, наблюдая съ любопыствомъ ихъ изм?нившіяся манеры.

Агмахдъ с?лъ въ лодку, я посл?довалъ за нимъ, послушники налегли на весла, и мы медленно направились къ храму, изъ котораго, какъ я зналъ, хотя и никогда самъ не видалъ его — былъ выходъ на р?ку. Тутъ я припомнилъ, что слышалъ, когда былъ съ матерью въ город?, будто раньше часто пользовались этимъ входомъ, но что за посл?днее время онъ открывался лишь при особенныхъ торжествахъ, такъ что я н?сколько изумился, видя, что мы направлялись къ нему. Мое удивленіе возросло, когда я зам?тилъ, что принадлежавшая храму часть р?ки киш?ла убранными цв?тами лодками, въ которыхъ сид?ли, опустивши глаза, жрецы въ б?лыхъ одеждахъ. Скоро я понялъ, что наступилъ большой праздникь.

Этотъ храмъ! Мн? казалось что стол?тіе протекло сь т?хъ поръ, какъ я жилъ въ немъ, да и самъ Агмахдъ казался мн? страннымъ и совс?мъ чуждымъ. Ужъ не сталъ-ли я гораздо старше самъ? Я не могъ бы отв?тить на этотъ вопросъ: ни зеркало не было подъ рукой, чтобы взглянуть мн? на себя, ни друга я не встр?чалъ, котораго могъ бы спросить объ этомъ. Одно мн? было ясно: въ сравненіи съ юношей, который б?жалъ тогда изъ садовъ храма, гонимый жаждой приключеній, я теперь былъ мужчиной; но, вм?ст? съ т?мъ, я съ горечью сознавалъ, что перешелъ въ зр?лый возрастъ не въ слав? расцв?та духовныхъ и умственныхъ силъ, а въ позор? нравственнаго паденія и тяжкаго рабства. И при вступленіи въ храмъ меня охватило чувство глубокой, безпросв?тной тоски…

Лодка наша причалила къ широкимъ ступенямъ изъ б?лаго мрамора, выс?ченнымъ въ самомъ зданіи храма, такъ что кровля его приходилась и надъ ними. Я никогда не думалъ, чтобы великая р?ка протекала въ такомъ близкомъ сос?дств? съ нами. Поднявшись на посл?днюю ступень, Агмахдъ открылъ дверь, и мы очутились передъ самымъ входомъ въ Святая Святыхъ. Большой коридоръ слабо осв?щался немногими факелами, которые держали въ рукахъ безмолвно стоявшіе жрецы. Тамъ, на р?к?, было св?тло отъ зв?здъ, зд?сь-же стояла темная ночь. По знаку данному Агмахдомъ, факелы были потушены; однако, при этомъ не весь св?тъ пропалъ: вокругъ двери святилища видн?лось то странное сіяніе, которое когда-то нагоняло такой ужасъ на меня Теперь ужъ оно больше не пугало меня, и я зналъ, что мн? полагалось д?лать при его появленіи, а поэтому и тутъ, безъ робости и колебаній, пошелъ впередъ, открылъ дверь и вошелъ въ капище.

Внутри его стояла темная богиня: глаза ея смотр?ли холодно и злов?ще; одежда на ней сверкала и искрилась. При вид? меня она усм?хнулась и, протянувъ руку, опустила ее на мою; рука ея была такъ холодна, что я невольно вздрогнулъ отъ этого прикосновенія. — Скажи Агмахду — сказала она, — что я иду и буду съ тобой на судн?, онъ пусть станетъ посреди его, рядомъ съ нами, тогда какъ остальные мои в?рные рабы должны окружить насъ кольцомъ; и если только все будетъ сд?лано согласно моимъ предписаніямъ, я сотворю чудо на глазахъ у жрецовъ и всего народа. А сд?лаю я это потому, что довольна своими рабами и хочу доставить имъ богатствъ и могущества. — Когда я повторилъ до конца слова ея, изъ мрака раздался голосъ Агмахда: — Добро пожаловать, Царица! Приказанія Царицы будутъ исполнены. — И черезъ мгновеніе факелы снова запылали. Теперь я зам?тилъ, что ихъ было десять, по числу державшихъ ихъ десяти высшихъ жрецовъ, среди которыхъ находился и Каменбака; на вс?хъ нихъ, какъ и на Агмахд?, были б?лыя, богато расшитыя золотомъ одежды. Лицо Каменбаки меня поразило: оно напоминало лицо изступленнаго.

Агмахдъ отворилъ дверь, и мы вышли на мраморную л?стницу, ведшей къ священной р?ки, у подножія которой стояла теперь другая лодка. То было большихъ разм?ровъ судно, на просторной палуб? котораго кольцомъ стояли сосуды съ благовонными куреніями; внутри кольца этого былъ проведенъ малиноваго цв?та кругъ, съ которымъ переплетались линіи какой-то непонятной мн? фигуры; вдоль бортовъ судна, подъ этой высоко расположенной палубой, находились гребцы, — тоже од?тые въ б?лое жрецы, — которые, въ ожиданіи сигнала къ отплытію, сид?ли съ опущенными глазами, молча и не шевелясь; все судно, на носу и корм? котораго вис?ло по большому зажженному св?тильнику, было ув?шано гирляндами цв?товъ, такъ густо переплетенныхъ между собою, что гирлянды эти казались толстыми канатами.

Агмахдъ взошелъ на палубу судна и занялъ м?сто почти въ центр? малиноваго круга, я пом?стился рядомъ съ нимъ, а между нами, одному лишь мн? видное, встало грозное вид?ніе, распространявшее вокругъ себя св?тъ, подобный тому, который осв?щалъ святилище, хотя и не столь яркій. Всл?дъ за нами вступили на судно и расположились по окружности малиноваго круга прочіе десять высшихъ жрецовъ, совершенно отр?завъ насъ, такимъ образомъ, отъ вс?хъ остальныхъ жрецовъ, бывшихъ на судн?. Когда мы стали медленно удаляться отъ мраморной л?стницы, я увид?лъ впереди и позади насъ множество украшенныхъ цв?тами и фонарями лодокъ, въ которыхъ сид?ли жрецы въ б?лыхъ од?яніяхъ; вся эта величественная процессія въ глубокомъ молчаніи потянулась по широкой глади священной р?ки, направляясь къ городу.

Едва мы выступили изъ пред?ловъ влад?ній храма, какъ откуда-то поднялся и широкой волной разлился въ ночномъ воздух? неясный, но громкій гулъ, такой протяжный и могучій, что я вздрогнулъ отъ изумленія и неожиданности, хотя никого другого онъ не смутилъ. Мало-по-малу мои глаза привыкли къ темнот? и вскор?, при св?т? зв?здъ, я увид?лъ, что оба берега р?ки были заняты волновавшейся и двигавшейся толпой зрителей, многотысячное сборище т?снилось къ краю воды и покрыло вс? прилегавшіе къ р?к? поля, по крайней м?р?, на сколько хваталъ глазъ; и тутъ только понялъ я, что значилъ слышанный мной гулъ голосовъ, я принималъ участіе въ какомъ-то великомъ торжеств?, о которомъ до сихъ поръ ничего не зналъ. Сначала я удивился, но вскор? припомнилъ, что уже раньше слышалъ о немъ, хотя и не обратилъ вниманія на это сообщеніе, весь отдавшись окружавшимъ меня удовольствіямъ. Если-бы я остался въ город? до начала его, очень возможно, что я присоединился-бы къ народу; а теперь я былъ отд?ленъ не только отъ него, но, какъ мн? казалось, и отъ всего челов?ческаго. Я стоялъ безмолвно и неподвижно, какъ самъ Агмахдъ, въ то время, какъ душу мою терзало какое то невыразимое, безпред?льное отчаяніе, и я не изнемогалъ подъ тяжестью предчувствія чего-то ужаснаго, что должно было произойти.

Глава III.

Суда плавно скользили внизъ по р?к? среди глубокаго молчанія, которое было прервано жрецами-гребцами, затянувшими гимнъ, и изъ вс?хъ лодокъ поднялись и разлились въ прозрачномъ воздух? мощныя волны мелодичнаго нап?ва; среди стоявшихъ по берегамъ зрителей произошло сильное движеніе; несмотря на темноту я увид?лъ, что вс? опустились на кол?ни: в?рующіе молча поклонялись своей богин?, благогов?йно внимая голосамъ ея служителей, раздававшимся въ вечерней прохлад?.

П?ніе замерло и снова воцарилась тишина, въ теченіе н?сколькихъ минутъ ник?мъ не нарушавшаяся, ни жрецами, ни народомъ, который продолжалъ стоять на кол?няхъ, молча и не шевелясь. Но вотъ опять полились гармоничные переливы полнаго восторга и торжества гимна; толпа заколыхалась, разомъ распростерлась на земл?, и до меня донесся глубокій вздохъ умиленія, вырвавшійся изъ тысячи сердецъ… А жрецы могучими голосами громко и радостно п?ли: Богиня съ нами!. Она среди насъ!.. Падайте ницъ передъ ней, о люди, и поклоняйтесь ей!..

Въ это время стоявшая между мной и Агхмахдомъ женщина обратилась ко мн? и сказала, улыбаясь:

— Я требую отъ тебя теперь услуги, избранный рабъ мой, за которую я уже заран?е заплатила теб?, дабы ты не колебался; не бойся, я тебя еще вознагражу за нее, и на этотъ разъ — двойн?… Дай мн? руки, приложись устами къ моему лбу, и какую бы слабость ты не ощутилъ, какая дрожь не охватила-бы тебя, не бойся, не шевелись и не кричи. Сейчасъ твоя жизнь станетъ моей: я извлеку ее изъ тебя. Но, не страшись: я верну ее теб? обратно. Разв? она не драгоц?нна?

Меня объялъ неописуемый ужасъ, и все-таки я повиновался ей, не колеблясь. Да и какъ бы я могъ противиться ея вол?, сознавая себя ея рабомъ? Своими холодными руками она стиснула мои, и мн? сразу показалось, что эти обычно мягкія руки превратились въ кр?пко и неумолимо державшіе меня клещи. Доведенный до полнаго отчаянія сознаніемъ своей безпомощности, я приблизился къ ней вплотную, несмотря на страшный блескъ ея хищныхъ глазъ; я ужъ давно потерялъ надежду на чью-либо помощь, а въ эту минуту меня охватила страшная жажда смерти, которая одна, какъ я думалъ, могла освободить меня отъ ига этого ненавистнаго рабства, и я жадно прильнулъ устами къ ея холодному лбу. Передъ этимъ я чувствовалъ себя вялымъ, отяжел?вшимъ; дымъ, подымавшійся отъ св?тильниковъ съ благовонными маслами и отъ сосудовъ съ одуряющими куреніями, погрузилъ мой мозгъ въ какую-то странную сонливость. Теперь-же, едва я коснулся устами ея чела, сразу опалившаго ихъ, не знаю ч?м? — холодомъ или зноемъ, — какъ меня всего мгновенно пронизало какимъ-то острымъ чувствомъ изступленной радости, почти безумнаго восторга и какой-то крылатой легкости. Я не узнавалъ себя; во мн? разлилось какое-то бурное море неизв?данныхъ мной досел? чувствъ, которыя сразу овлад?ли мной всец?ло, хотя — какъ я это ясно сознавалъ — они и не были моими чувствами. Ихъ волна неудержимо проб?жала во мн? и своимъ стремительнымъ напоромъ, казалось, совершенно и навсегда смыла мою индивидуальность; при этомъ я не только не лишился сознанія, но, наоборотъ, почувствовалъ, что оно стало остр?е, шире и глубже. Зат?мъ произошло что-то странное, и я моментально забылъ о своей утерянной индивидуальности, и почувствовалъ, что живу въ мозгу, въ сердц?, въ самыхъ сокровенныхъ тайникахъ сущности того порожденія тьмы, которое всец?ло овлад?ло мной. Вдругъ дикій, мгновенно оборвавшійся крикъ изступленнаго восторга, пронесся надъ пораженной чудомъ многотысячной толпой: она увид?ла свою богиню…

Въ эту минуту я случайно опустилъ глаза и увид?лъ у своихъ ногъ распростертое и, повидимому, мертвое т?ло молодого жреца, облеченнаго въ б?лое, шитое золотомъ, од?яніе. Въ порыв? охватившаго меня радостнаго сознанія своей мощи, я лишь мелькомъ задалъ себ? вопросъ: — Что это онъ, умеръ? И тотчасъ забылъ о немъ.

Глава IV.

Я ясно различала громадное сборище народа, толпившагося на об?ихъ берегахъ р?ки, такъ какъ на него падалъ невидимый для людей св?тъ. То не было сіяніе зв?здъ, осв?щавшее ночь, то не былъ св?тъ, падавшій съ неба, но блескъ, сверкавшій въ моихъ очахъ, при которомъ я не т?ла ихъ вид?ла, но ихъ сердца, ихъ самихъ и безошибочно узнавала своихъ преданныхъ поклонниковъ. Одного б?глаго взгляда, брошеннаго на собравшіяся зд?сь толпы людей, было для меня достаточно, чтобы уб?диться въ томъ, что почти вс? они готовы были служить мн?. Да, у меня было доблестное воинство, готовое сл?по повиноваться мн?, если не по чувству долга, то по влеченію похоти.

Я вид?ла, что каждое сердце чего нибудь алчетъ, и знала, какъ и ч?мъ утолить его голодъ.

Въ теченіе долгаго мгновенія я стояла неподвижно подъ устремленными на меня взорами, посл? чего отдала приказаніе направить судно къ берегу, чтобы мн? можно было на время покинуть своихъ любимыхъ рабовъ. Тусклыя челов?ческія очи усп?ли нагляд?ться на меня, и теперь я р?шила см?шаться съ толпой, чтобы коснуться т?хъ, кого изберу, и дать имъ услышать свой голосъ. Пылкая жизнь молодого жреца была достаточно сильна, чтобы въ теченіе н?котораго времени питать физическій св?тильникъ моего могущества, если я только не использую ея слишкомъ быстро.

Я спустилась на берегъ и см?шалась съ толпой людей каждому нашептывая на ухо тайное желаніе его сердца и указывая способъ добиться осуществленія втайн? лел?емой мечты. Не было ни одного мужчины, ни одной женщины, которые не таили бы въ глубин? сердца такого гнуснаго желанія, что не р?шилась бы отъ стыда признаться въ немъ даже духовнику. Но я извлекала его изъ тайниковъ души, и оно переставало казаться ч?мъ-то постыднымъ; мало того, я показывала какого ничтожнаго напряженія воли, какой ничтожной ступени знанія было довольно, чтобы сд?лать первый шагъ на пути самоуслажденія. Я проходила тамъ и сямъ, по густымъ рядамъ народа, оставляя везд? за собой обезум?вшую отъ похотей толпу, которая, не будучи больше въ состояніи сдержать б?шенаго порыва страсти, вызваннаго моимъ присутствіемъ, разразилась дикой п?снью, отъ которой во мн? закип?ла кровь.

Разв? я ужъ раньше не слыхала, какъ подъ другими небесами ту же п?снь п?ли другіе голоса? Не возносилась ли она ко мн? отъ иныхъ, давно исчезнувшихъ народовъ? Не слагалась ли она въ честь меня на многихъ, теперь забытыхъ языкахъ? И не предстоитъ-ли мн? еще и еще услышать ее въ грядущіе в?ка отъ новыхъ, еще не родившихся расъ, м?ста поселеній которыхъ пока даже не созданы? Она для меня — источникъ жизни, проп?тая безъ словъ въ отд?льномъ сердц?; она — вопль невысказанной страсти, скрытое безуміе „я“; вырвавшаяся изъ груди многотысячной толпы, она — крикъ поклонниковъ наслажденія, изступленная р?чь открытой оргіи, потому что стыдъ пропалъ, и таиться больше нечего!..

Достигши своей ц?ли, — бросивши въ толпу искру, которая превратилась въ пламя, подобно л?сному пожару, охватившее ее всю, — я повернулась назадъ и направилась къ тому м?сту, куда причалило священное судно. Мои избранники, высшіе жрецы храма, все еще стояли неподвижно въ ожиданіи моего возвращенія. О, какъ они были велики въ своихъ страстяхъ, эти цари похоти, князья по желаніямъ!..

А зд?сь-ли еще молодой жрецъ? Все ли еще выглядитъ трупомъ? Да, онъ все еще лежалъ недвижимъ, смертельно бл?дный, посредин? круга, образованнаго десятью жрецами, распростертый у ногъ Агмахда, который стоялъ около него.

Едва пришла мн? на умъ мысль о Сенс?, какъ мн? показалось, что я въ силу какого-то таинственнаго процесса отрываюсь отъ бушевавшаго моря страстей, которое передъ этимъ захлестнуло меня и унесло на своихъ волнахъ. Снова почувствовалъ я себя самимъ собой — Сенсой — понялъ, что я — не богиня, а былъ лишь поглощенъ, всосанъ, такъ сказать, ея всеохватывающей личностью, но что теперь мы — вновь съ ней разъединены.

Но я не вернулся къ бл?дному образу, безжизненно лежавшему на палуб? священнаго судна, а перенесся въ храмъ и очутился во мрак?; и тутъ я понялъ, что я — въ Святая Святыхъ.

Вдругъ въ окружавшей меня тьм? забрезжилъ св?тъ. Я насторожился; св?тъ все разгорался, и я увид?лъ, что внутренняя пещера вдругъ ярко осв?тилась сіяніемъ, среди котораго стояла во весь ростъ Царица Лотоса.

Я остановился у входа въ пещеру, въ пол? зр?нія богини, въ ея непосредственномъ сос?дств?. Я сд?лалъ попытку, чтобы уб?жать… попробовалъ отвернуться… но не могъ… и задрожалъ такъ, какъ никогда въ жизни ни отъ чего не дрожалъ, даже отъ страха или ужаса. Она стояла неподвижно, не сводя съ меня очей, гор?вшихъ сильнымъ гн?вомъ. Та, которая была когда-то н?жнымъ другомъ для меня, которая ласкала меня, какъ любящая, кроткая мать, явилась теперь во всемъ своемъ величіи передо мной, и я сознавалъ, что прогн?валъ божество, самаго грознаго изъ вс?хъ изв?стныхъ людямъ боговъ.

— Для этого-ли ты былъ рожденъ на св?тъ, о Сенса, любимецъ боговъ? Разв? ради этого были открыты очи твои, а чувства сд?ланы доступны высшему воспріятію? Теперь ты знаешь, что не ради этого, потому что эти ясновидящіе глаза и тонкія чувства послужили, наконецъ, и теб? самому, своему владык?, показавъ теб? кому и чему ты до сихъ поръ служилъ. Что-же, ты и посл? этого нам?ренъ ей дальше служить? Теперь ты — мужчина: можешь выбирать сознательно. Или ты такъ низко палъ, что хочешь на в?къ остаться ея рабомъ? Въ такомъ случа? — иди! Я явилась сюда, чтобы очистить свое святилище, потому что не допущу дальн?йшаго оскверненія его. Пусть оно стоитъ безгласное, и пусть люди забудутъ о томъ, что есть боги! Но я не могу допустить, чтобы искушала ихъ тьма и обманывали лживыя уста. Иди! Святилище мое он?м?ло, и голосъ его замеръ; я замкну дверь его, и никто уже не вступитъ въ него! Я буду скрываться зд?сь, въ одиночеств? и молчаніи, да безгласной проживу в?ка, и люди скажутъ, что я умерла. Пусть такъ! Но пройдутъ в?ка, настанутъ другія времена, сыны мои снова возстанутъ, и тьма разс?ется! Иди! Ты выбралъ! Спускайся все ниже и ниже! Ты лишился своего высокаго званія! Оставь меня! Не нарушай молчанія святыни!

Она подняла руку такимъ повелительнымъ царственнымъ жестомъ, приглашая меня оставить ее, что я не могъ ослушаться; удрученный, съ низко опущенной головой, я повернулся и медленными шагами направился къ наружной двери святилища; но ни открыть ея, ни уйти изъ капища, ни даже двинуться съ м?ста я не могъ: тоска отчаянія сжала мн? сердце и приковала ноги мои къ полу. Я опустился на кол?ни, и изъ моей груди вырвался вопль: — Мать! Царица и мать!

Прошло н?сколько мгновеній въ благогов?йномъ молчаніи, въ теченіе которыхъ я все чего-то ждалъ, терзаемый душевнымъ голодомъ и отчаяніемъ.

Среди наступившей тишины воспоминанія прошлаго выступали изъ окружавшаго меня мрака и страшной вереницей проходили передо мной. Я вид?лъ себя глашатаемъ и оракуломъ того порожденія тьмы, черную душу котораго я теперь такъ хорошо зналъ; вид?лъ себя сл?по исполнявшимъ свои гнусныя обязанности, не разбираясь въ ихъ значеніи, помышлялъ лишь о предстоявшихъ удовольствіяхъ, служившихъ для меня приманкой и наградой; вид?лъ себя добровольно отдававшимъ душу и умъ на поруганіе, мирившимся съ оц?пен?ніемъ, въ которое ихъ сознательно повергали жрецы, какъ пьяница мирится съ похм?льемъ; и въ этихъ воспоминаніяхъ неизм?нно переплетались между собою постыдное д?ло и чувственныя наслажденія. И прошлое это показалось мн? такимъ грознымъ и живучимъ въ своей яркости, обвиненія его были такъ ужасны, что я вторично воззвалъ изъ мрака: — Мать! Спаси меня!

Въ тоже мгновеніе я почувствовалъ, какъ богиня коснулась моего лица и руки, а въ ушахъ и сердце у меня прозвучали слова: — Ты спасенъ! Будь силенъ!

И св?тъ озарилъ мои глаза. Но я ничего не вид?лъ: потоки слезъ смывали съ нихъ посл?дніе сл?ды страшныхъ картинъ, прошедшихъ передъ ними…

Глава V.

Я былъ вн? святилища и чувствовалъ на лиц? н?жное прикосновеніе воздуха; открывъ глаза, я увид?лъ надъ собой далекое небо съ ярко сіявшими въ его глубин? зв?здами; я лежалъ распростертый на палуб? съ ощущеніемъ какой-то странной разбитости и усталости во всемъ т?л?. Когда я проснулся, меня поразилъ стоявшій въ воздух? гулъ отъ криковъ и п?сенъ тысячеголосной толпы. Что бы это значило?

Я слегка приподнялся и осмотр?лся. Я лежалъ посреди малиноваго круга, окруженный десятью высшими жрецами. Агмахдъ стоялъ рядомъ со мной и внимательно сл?дилъ за мной глазами. Мой взглядъ остановился на немъ и я ужъ не могъ оторвать отъ него глазъ. Неужели я когда нибудь могъ бояться его, этого безжалостнаго, безсердечнаго, бездушнаго подобія челов?ка? И я боялся его, этого безчелов?чнаго созданія? Да, но теперь онъ больше не былъ мн? страшенъ! Я снова обвелъ глазами окружавшихъ меня кольцомъ жрецовъ, вглядываясь въ ихъ сосредоточенныя, полныя гордаго самомн?нія лица; и я вид?лъ, какъ въ сердц? каждаго изъ нихъ глубоко притаилась зм?я похоти, непрерывно жалившая ихъ, вид?лъ неутолимую жажду наслажденій, терзавшую ихъ. Н?тъ, роб?ть передъ этими людьми я ужъ больше не могъ: небесный св?тъ придалъ мн? мужества. Я всталъ на ноги и увид?лъ громадное стеченіе народа, т?снившагося на обоихъ берегахъ р?ки, подъ яснымъ зв?зднымъ небомъ. Теперь я понялъ откуда шли поразившіе мой слухъ крики: было ясно, что людей охватило безуміе; кто опьян?лъ отъ любви, кто — отъ вина, кто — былъ въ полномъ изступленіи…

Множество небольшихъ лодокъ покрыли р?ку, т?снясь вокругъ храмовыхъ суденъ, подплывая къ нимъ съ дарами для богини, которую ея поклонники въ эту ночь вид?ли, слышали, осязали.

Священное судно, на которомъ я находился, глубже погружалось въ воду подъ тяжестью приношеній, которыя люди, приподнимаясь въ лодкахъ и на плотахъ, стоявшихъ бокъ о бокъ съ нимъ, бросали на его палубу, тутъ были деньги, золотые и серебряные сосуды, украшенные ярко сверкавшими драгоц?нными камнями, богатые уборы, дорогія ткани… Агмахдъ, смотр?вшій на быстро разроставшіяся горы богатствъ, презрительно улыбался: конечно, они могли быть полезны храму, но для себя лично онъ не такихъ сокровищъ жаждалъ и не для достиженія этого трудился…

Вдругъ, душа во мн? проснулась и затрепетала; я почувствовалъ, что не могу оставаться дольше безучастнымъ и безгласнымъ свид?телемъ происходившаго вокругъ меня. Знакомъ я далъ понять народу, что хочу говорить; шумъ началъ стихать, мало-по-малу тишина распространилась на всю толпу и я заговорилъ громкимъ голосомъ:

— Выслушайте меня, поклонники богини! Знаете-ли вы, какому божеству служите? Вслушайтесь въ р?чи, которыя она только-что нашептывала вамъ на ухо и судите сами! Взгляните въ свои сердца и если она изсушила ихъ жгучимъ пламенемъ страстей, то знайте, что она — не истинная богиня! Ибо н?тъ истины вн? мудрости. Внемлите, я возв?щу вамъ слова, провозглашенныя въ Святая Святыхъ, духомъ св?та, нашей истинной Царицей — Матерью. Знайте, что лишь въ доброд?тельной жизни, въ чистыхъ помыслахъ и праведныхъ д?лахъ обр?тете вы душевный миръ. Оглянитесь вокругъ себя: разв? разыгравшаяся зд?сь оргія — подходящая обстановка для богини Истины? И разв? вы достойные поклонники ея, вы, подъ открытымъ небомъ опьян?вшіе отъ вина и страсти? Вамъ-ли съ наглыми р?чами и нечестивыми п?снями на устахъ, съ сердцами, омраченными гнусными помыслами, уже готовыми облечься въ постыдныя д?ла, называть себя служителями духа св?та и непорочности? Н?тъ и н?тъ! Тысячу разъ н?тъ!.. Преклоните слухъ къ моимъ словамъ: Царица мудрости ос?няетъ васъ крыльями своей безграничной и всепрощающей любви. Падите на кол?ни, прострите руки къ небу, обратитесь съ горячей мольбой къ ея в?чно благотворной сил?, да сжалится она надъ вашей духовной безпомощностью и да поможетъ вамъ сд?лать новое усиліе, чтобы вступить на стезю добра!

Слушайте: я только что зр?лъ ее во всемъ блеск? ея славы и знаю, что она продолжаетъ любить васъ, не смотря на тяжкія оскорбленія, которыя вы не переставали наносить ей. Я буду молиться вм?ст? съ вами; повторяйте-же за мной слова молитвы, и она услышитъ васъ!..

Потрясенный и голосомъ моимъ, и р?чью народъ густыми рядами упалъ на кол?ни; но въ то-же мгновеніе, жрецы посп?шили заглушить мой голосъ: н?сколько сотъ голосовъ зап?ли новый гимнъ подъ громкій аккомпаниментъ храмового оркестра. Опьяненные музыкой зрители съ горячимъ благогов?ніемъ присоединились къ нимъ, и могучія волны величественныхъ звуковъ торжественно понеслись къ небу. Острое, одурманивающее благоуханіе куреній защекотало мн? ноздри; я съ отвращеніемъ отвернулся; но ужъ было поздно: я почувствовалъ, что голова у меня затуманилась, а мозгъ замиралъ и отказывался мн? служить…

— Онъ въ изступленіи, — проговорилъ Каменбака.

— Онъ сошелъ съ ума.

Эти посл?днія слова были произнесены голосомъ, въ которомъ слышалось такое леденящее б?шенство, что я едва узналъ его, хотя и сознавалъ, что то говорилъ Агмахдъ.

Я сд?лалъ усиліе, чтобы отв?тить ему; во мн? проснулось какое-то странное мужество, и что-бы я ни д?лалъ, я не ощущалъ ни мал?йшаго страха; но одуряющія свойства душистыхъ куреній произвели свое д?йствіе: голова моя отяжел?ла, сонъ сковалъ мн? языкъ, и черезъ н?сколько мгновеній я уже спалъ.

Глава VI.

Проснулся я въ храм?, въ своей прежней комнат?, въ той самой, гд? я пережилъ свой первый въ жизни страхъ.

Я чувствовалъ себя совершенно разбитымъ, и первое ощущеніе, испытанное мной по пробужденіи, было ощущеніе невыносимой усталости, отъ которой ныло все т?ло. Н?которое время я лежалъ тихо, удивляясь этому странному недомоганію.

Вдругъ событія протекшей ночи всплыли въ моей памяти и подобно восходящему солнцу озарили мою душу радостнымъ св?томъ: я снова обр?лъ свою Царицу — Мать, взявшую меня вторично подъ свою защиту! При этой мысли я тутъ-же забылъ и о боли и объ утомленіи.

Разсв?тъ уже наступилъ, и сквозь высокія окна слабый, с?рый св?тъ мягко, словно крадучись, проникалъ въ комнату, которая была такъ богато украшена роскошными, красиво вышитыми тканями, такъ завалена причудливыми и изящными вещами, что скор?й напоминала княжескую палату, ч?мъ жреческую келью. Такъ что, если-бы не своеобразная ея форма и высокія окна, трудно было-бы узнать въ ней комнату, которую, н?когда, чтобы доставить мн? удовольствіе, обратили въ цв?тущій садъ. Атмосфера въ ней показалась мн? душной, тяжелой и меня потянуло наружу, на пропитанный благоухающій прелестью проснувшагося утра воздухъ. Зд?сь все меня давило: и искусственныя благоуханія, и тяжелыя занав?си, даже самая печать роскоши, лежавшая на всемъ; тамъ-же, казалось мн?, среди природы, я почувствую себя обновленнымъ притокомъ св?жихъ силъ и пробудившейся мошью юности.

Откинувъ край занав?си, я прошелъ черезъ сос?днюю комнату, оказавшуюся пустой и безмолвной, также какъ и большой коридоръ, въ который она выходила. Спустившись, не сп?ша, по немъ, я завернулъ въ проходъ, кончавшійся калиткой въ садъ, къ которой я и направился. Я только что еще тихо приближался къ ней, а сквозь жел?зныя р?шетки ужъ ясно вид?лъ сверкавшую подъ утренней росой траву. Какъ чудно хорошъ былъ этотъ садъ. Какъ пріятно было-бы выкупаться въ прохладныхъ струяхъ пруда лотосовъ!..

Но на жел?зной калитк? былъ кр?пкій запоръ и мн? оставалось лишь любоваться сквозь нея травой, цв?тами и небомъ, да жадно пить благоухающую св?жесть, растилавшагося за ней сада. Вдругъ на одной изъ дорожекъ сада я зам?тилъ Себуа, направлявшагося въ мою сторону и шедшаго прямо къ калитк?, у которой я облокотился; я его окликнулъ:

— Себуа!

— А ты — зд?сь, — проворчалъ онъ своимъ грубоватымъ тономъ: — Мужчина остался в?ренъ привязанностямъ ребенка! Но Себуа ужъ не можетъ быть теб? другомъ; потерп?вши разъ неудачу, я не хочу повторять попытки снова. Когда ты былъ ребенкомъ, я прогн?валъ обоихъ своихъ владыкъ и все таки ни для одного изъ нихъ мн? не удалось сохранить тебя. Ну, что-же? Пусть такъ будетъ! Но теперь ужъ стой одинъ!

— Не откроешь-ли мн? калитки? — спросилъ я, не отв?чая на его слова.

— Н?тъ! И, вообще, сомнительно, чтобы она когда либо снова открылась для тебя! До и не все-ли равно? Разв? ты не любимый жрецъ храма? Не общій баловень, за которымъ вс? ухаживаютъ?

— Н?тъ, ничего этого больше н?тъ! Жрецы говорятъ, что я сошелъ съ ума… и то же самое придется имъ сказать и завтра!

Себуа долго и сосредоточенно гляд?лъ на меня; наконецъ, онъ проговорилъ тихимъ голосомъ, въ которомъ слышались н?жность и жалость:

— Убьютъ они тебя!

Я усм?хнулся.

— Не могутъ они убить меня до т?хъ поръ, пока я не передамъ людямъ всего, что имъ скажетъ Царица, такъ какъ я — подъ ея покровительствомъ. А тамъ, мн? — все равно!

Себуа вынулъ руку изъ подъ широкихъ складокъ своей черной одежды, въ которыхъ она скрывалась и протянулъ ее; онъ держалъ въ ней бутонъ лотоса, лажавшій, какъ на лож?, на ярко зеленомъ лист?.

— Возьми — предложилъ онъ: — это для тебя: в?дь теб? понятенъ языкъ, на которомъ онъ говоритъ. Возьми его и да сопутствуетъ теб? благо! Радуйся, ибо ты слышишь и видишь можешь самъ учиться и другихъ учить! Я же н?мъ, такъ какъ знаю лишь общераспространенный языкъ; а все же меня сочли достойнымъ служить посредникомъ и в?стникомъ, а съ меня и этого довольно!

Онъ удалился, оставивъ цв?токъ между р?шетками калитки, куда онъ его засунулъ во время нашей бес?ды. Я осторожно досталъ его и направился въ свою комнату, счастливый и довольный, чувствуя что теперь мн? ничего другого не надо.

Вернувшись къ себ?, я прис?лъ на лож?, держа лотосъ въ рук?, и задумался. Вотъ такъ-же было много л?тъ тому назадъ, когда я ребенкомъ сид?лъ въ этой самой комнат? и на томъ-же лож?, держалъ лотосъ въ рукахъ и любовался его золотымъ сердечкомъ; тогда цв?токъ былъ для меня другомъ, руководителемъ, символомъ связи между мной и невидимой Матерью всякой благодати. Разница была лишь въ томъ, что теперь я хорошо зналъ ц?ну того, что им?лъ въ немъ, а тогда этого не было. Неужели и на этотъ разъ его отнимутъ у меня и при этомъ такъ-же легко, какъ и тогда? Конечно, н?тъ! И это потому, что я разум?лъ его языкъ, и онъ отверзалъ мн? очи и снималъ печать съ моихъ ушей; а тогда онъ говорилъ мн? лишь о своей крас?…

Вдругъ, я поднялъ голову и увид?лъ вокругъ себя людей; они окружили меня, какъ когда-то жреиы, которыхъ я, самъ того не подозр?вая, училъ въ храм?. Они были од?ты въ т?-же б?лыя жреческія одежды, какъ т?, которые, преклонивъ кол?ни, поклонялись мн?. Да, только эти мн? не поклонялись, а выпрямившись во весь ростъ, смотр?ли на меня, сверху внизъ, вдумчивыми глазами, полными состраданія и любви.

Одни изъ нихъ были пожилые люди, величественные и мощные; другіе — были молоды и стройны, и лица ихъ сіяли тихимъ св?томъ. Я благогов?йно обвелъ ихъ взглядомъ и затрепеталъ отъ радости и надежды, потому что сразу, безъ объясненій, понялъ, что это было за братство: то были мои предшественники, жрецы святилища, пророки, избранные служители Царицы Лотоса, сл?довавшіе одинъ за другимъ, свято соблюдая въ неприкосновенности зав?ты святилища въ теченіе в?ковъ, съ того самаго дня, когда оно впервые было выс?чено въ громадной скал?, къ которой прислонился храмъ.

— Готовъ-ли ты учиться? — обратился ко мн? одинъ изъ нихъ и мн? почудилось, будто голосъ его раздавался изъ мрака давно забытыхъ временъ.

— Готовъ, — отв?тилъ я, опускаясь на кол?ни на полъ, среди кольца святыхъ мужей, и чувствуя, что въ то время, какъ т?ло мое склонялось долу, духъ мой возносился гор?; что я преклонялъ кол?ни, а окружавшіе поднимали меня до себя, ибо отнын?, они — были моими друзьями.

— Займи зд?сь м?сто, — промолвилъ онъ, указывая на ложе: — я буду учить тебя.

Я всталъ и, повернувшись, чтобы идти къ нему, увид?лъ, что мы остались вдвоемъ съ говорившимъ со мной: прочіе покинули насъ.

Мой собес?дникъ с?лъ рядомъ со мной, и мы приступили къ ученію. Онъ изложилъ передо мной мудрость былыхъ временъ, в?чно-живую и в?чно-юную, которая стоитъ незыблемо, когда самая память о расахъ, къ коимъ принадлежали ея первые посл?дователи, давно исчезла. И подъ вліяніемъ животворящей силы древней науки и в?чной истины, сердце во мн? снова помолод?ло и расцв?ло.

Весь день просид?лъ наставникъ въ моей комнат?, просв?щая меня; а уходя, вечеромъ, коснулся моего чела рукой. Только ложась спать, я сообразилъ, что со вчерашней ночи ничего не ?лъ и никого, кром? своего учителя и его братьевъ, не видалъ; и, однако, я не отощалъ и не усталъ отъ ученія. Положивъ цв?токъ около себя, я легъ и заснулъ безмятежнымъ сномъ.

Проснувшись на другой день, я испуганно вскочилъ съ ложа; мн? показалось, будто кто то дотронулся до моего лотоса; но н?тъ, я былъ одинъ, и цв?токъ былъ тутъ въ сохранности. На стол?, поставленномъ около тяжелой занав?си, отд?лявшей мою комнату отъ сос?дней, я увид?лъ молоко и печенье. Наканун?, я совс?мъ не ?лъ и теперь обрадовался возможности утолить голодъ. Выпивъ молоко и съ?въ печенье, что придало мн? новыя силы, я было направился къ ложу съ нам?реніемъ глубже вникнуть въ суть преподаннаго мн? наканун? ученія; я зналъ, что эти золотыя с?мена должны со временемъ принести плодъ въ слав?. Но я остановился, какъ вкопанный, и сердце во мн? радостно забилось: я вновь очутился въ кругу прекрасныхъ сыновъ Царицы. Мой вчерашній учитель гляд?лъ на меня и молча улыбнулся; ко мн? приблизился другой и, взявъ меня за руку, подвелъ къ ложу. Я остался съ нимъ одинъ на одинъ.

Одинъ ли? Н?тъ, ужъ никогда больше не могъ я быть одинокимъ!

Мой новый наставникъ показалъ мн? душу мою и сердце во всей ихъ неприглядной нагот?, не прикряшенной никакой воображаемой святостью; онъ развернулъ передо мной мое прошлое, которое могло-бы быть такъ прекрасно, а оказалось такимъ нищенски-б?днымъ, отвратительно-грязнымъ. Слушая его, я вид?лъ, что истекшую до настоящаго времени жизнь, я прожилъ, не выходя изъ какого-то полубезсознательнаго состоянія; теперь-же, когда я подъ его руководствомъ какъ бы снова проходилъ жизненный путь, я смотр?лъ на содержаніе ея прозр?вшими глазами.

М?ста, по которымъ мы проходили, были угрюмы и безрадостны, многія — полны ужаса; и теперь мн? было ясно, что я былъ опутанъ т?ми-же чарами, которыми губилъ другихъ, переводя Каменбак? магическую книгу духа зла, — ибо подобно прочимъ я жилъ только желаніями и ради удовлетворенія ихъ. Погруженный въ наслажденія и радости, опьяненный окружавшей меня красотой, я многаго не зналъ изъ того, что самъ-же д?лалъ.

Оглядываясь на прошлое, я начиналъ понимать смыслъ словъ, сказанныхъ мн? наканун? у калитки Себуа, которыя до того оставались мн? непонятны. Да, д?йствительно, я былъ общимъ любимцемъ въ храм?, но не даромъ: по м?р? того, какъ мое погрязшее въ наслажденіяхъ т?ло слаб?ло, мозгъ подвергавшійся р?дко прекращавшемуся д?йствію волшебныхъ куреній, работалъ все л?нив?е, а умъ безд?йствовалъ, охваченный дремотой пресыщенія, связь между началами, входившими въ составъ моего существа, д?лалась все слаб?е, и я становился все бол?е и бол?е послушнымъ орудіемъ въ рукахъ моей мрачной наставницы. Пользуясь особенными свойствами, вызванными во мн? этимъ состояніемъ, она моими, покорными ея вол?, устами заявляла о своихъ желаніяхъ рабамъ, отдавшимъ ей все взам?нъ возможности удовлетворять свои похоти, либо требовала отъ нихъ т?хъ или иныхъ услугъ. Благодаря ум?нію читать въ мрачныхъ тайникахъ челов?ческой души, она вид?ла ихъ желанія и голосъ мой указывалъ имъ средство осуществить задуманное…

Я сид?лъ, пораженный, безгласный… А изъ глубины проснувшейся памяти вставали все новыя воспоминанія и, какъ ночныя вид?нія, медленно беззвучно плыли мимо меня и таяли въ воздух?. Я вид?лъ себя испуганнымъ, насторожившимся ребенкомъ, котораго развлекали и убаюкивали удовольствіями; вид?лъ себя во внутреннемъ святилище храма безпомощнымъ мальчикомъ, простымъ орудіемъ въ безпощадныхъ, злоупотреблявшихъ имъ, рукахъ; дальше, я ужъ вид?лъ себя юношей въ первомъ расцв?т? молодости и красоты, лежавшимъ въ безсознательномъ состояніи на палуб? священнаго судна, съ которой я внезапно вскакивалъ въ приподк? непонятнаго изступленія и выкрикивалъ странныя слова; потомъ я вид?лъ себя слабымъ и бл?днымъ, но все еще послушной игрушкой богини и жрецовъ, хотя душа во мн? начинала уже понемногу просыпаться, и между ей и т?ломъ завязалась борьба; подъ конецъ, я вид?лъ, какъ душа моя совершенно проснулась отъ давившаго ее кошмара, снова завязала порванныя когда-то сношенія со своей Матерью, Царицей св?та; и теперь ужъ нич?мъ нельзя было заставить ее замолчать…

Насталъ вечеръ и мой учитель покинулъ меня. За весь день никто другой не приходилъ ко мн? и я не принималъ пищи, если не считать утренняго завтрака. Я былъ потрясенъ страшными вид?ніями, прошедшиму въ теченіе этого короткаго дня передо мной, и, чувствуя сильную слабость, р?шился отправиться на поиски необходимой мн? пищи. Я приподнялъ тяжелую занав?сь, закрывавшую сводчатую дверь, которая вела въ сос?дній большой покой и увид?лъ, что эта массивная дверь, въ род? т?хъ, которыя бываютъ въ темницахъ, была кр?пко заперта. Тутъ я понялъ, что былъ узникомъ, и кром? того сообразилъ, что меня лишили пищи, какъ только р?шили, что я усп?лъ оправиться отъ слабости и возбужденія. Очевидно, Агмахду стало ясно, что духъ во мн? пробудился, а потому онъ и задумалъ убить его во мн? и сохранить для своихъ корыстныхъ ц?лей одно лишь разбитое т?ло мое.

Я вернулся въ свою комнату и легъ спать, приложивши къ губамъ усп?вшій уже завянуть лотосъ.

Проснувшись, я увид?лъ стоявшаго у моего изголовья жреца и тотчасъ угадалъ въ немъ своего третьяго наставника, такъ какъ ужъ встр?чалъ его устремленные на меня глаза, когда онъ, улыбаясь, стоялъ въ кругу другихъ учителей. Я въ радостномъ волненіи вскочилъ на ноги, чувствуя, что найду въ немъ опору; а онъ подошелъ ко мн? и, с?въ рядомъ со мной, взялъ мою руку въ свою.

И тутъ я узналъ, что эта улыбка была отраженіемъ великаго св?та душевнаго мира: много л?тъ тому назадъ онъ пострадалъ за правду и умеръ въ этой самой комнат?. Онъ меня назвалъ братомъ и я вдругъ понялъ, что радости, — розы жизни, — завяли для меня, опали и пропали навсегда; я понялъ, что отнын? мн? предстояло жить для одной лишь Истины, при немеркнущемъ св?т? непорочнаго духа и что никакое страданіе ужъ не должно было ослабить во мн? мужество. Но съ т?хъ поръ, какъ рука Учителя коснулась моей, я зналъ, что никакія муки не были мн? страшны, что я см?ло пойду навстр?чу страданію и безстрашно стисну его мощными руками, хотя до того оно наводило на меня безумный страхъ.

Въ эту ночь я легъ спать въ какомъ-то экстаз?; я не могу даже сказать, спалъ я или бодрствовалъ. Одно лишь зналъ: что этотъ духовный братъ, у котораго вырвали физическую жизнь, зд?сь, въ давно прошедшіе в?ка, влилъ огонь своей сильной души въ мою, и что я никогда уже не могъ лишиться его.

Глава VII.

Открывши глаза утромъ, я увид?лъ свое ложе окруженное Братьями. Взоры вс?хъ были устремлены на меня; лица были серьезныя, и ни на одномъ не играла улыбка; но я чувствовалъ, какъ исходя отъ нихъ и направляясь ко мн?, шли волны н?жнаго сочувствія, которыя удваивали мою силу. Глядя на нихъ, я понялъ, что приближался какой-то важный моментъ, а потому, вставши съ ложа, преклонилъ кол?ни около него. Тогда самый юный и прекрасный изъ нихъ отд?лился отъ круга и подошелъ ко мн?; опустившись на кол?ни рядомъ со мной, онъ взялъ съ подушки лежавшій на ней лотосъ, который усп?лъ ужъ совс?мъ поблекнуть, и кр?пко сжалъ мои руки съ цв?ткомъ въ своихъ. Оглянувшись, я зам?тилъ, что вс? скрылись, и вопросительно взглянулъ на своего товарища, который молчалъ, устремивъ глаза на меня. Какъ онъ былъ молодъ и прекрасенъ! Какъ чиста была его душа, на которой земля не оставила ни единаго пятна! И я съ грустью сознавалъ, что мн? в?ками жизни и страданія придется смывать со своей души приставшую къ ней грязь, пока она вновь не станетъ б?л?е сн?га. И я невольно роб?лъ передъ непорочной чистотой своего товарища.

— Подожди гляд?ть вверхъ, — прошепталъ онъ.

Вдругъ среди царившей въ комнат? тишины раздался знакомый, мягкій голосъ и н?жно коснулся моего слуха.

— О Сенса, посл?дній изъ длиннаго ряда пророковъ, создавшихъ мудрость храма и ув?нчавшихъ славой величіе Египта! Сыны мои, зв?зды близнецы, загор?вшіяся на вечернемъ неб? передъ наступленіемъ тьмы! Ночь близка, мракъ медленно спускается на землю и скоро скроетъ отъ нея растилающіяся надъ ней небесныя красоты; и все-же истина останется среди моего народа, погрязшихъ въ нев?д?ніи д?тей земли. Теб?, моему младшему сыну, предстоитъ оставить по себ? огненный сл?дъ, совершивши д?ло, пов?сть о которомъ люди съ умиленіемъ и восторгомъ будутъ передавать изъ рода въ родъ. Будьте тверды, сыны мои, ибо ваше д?ло — великое д?ло, и память о вашей жизни, неразрывно связанная съ истиной, вздохновлявшей васъ на великіе подвиги любви, перейдетъ къ другимъ расамъ, разойдется по инымъ частямъ печальной земли и попадетъ, наконецъ, къ народу, слышавшему о св?т?, но никогда не видавшему его. Ты, сынъ мой, съ б?лосн?жной душой, не былъ въ силахъ одинъ бороться со сгущавшейся уже въ твое время тьмой, и погибъ ея жертвой. Твой братъ въ познаніи сокровенной сущности духа зла почерпнулъ несокрушимую силу для борьбы съ нимъ; но крылья его запятнаны земной грязью. Под?лись-же съ нимъ своей чистотой и в?рой, необходимыми ему въ предстоящей борьб?. А ты, о Сенса, бейся до горькаго конца за свою Царицу Мать! Обратись къ моему народу и изложи передъ нимъ великія истины; скажи ему, что одухотворяющее челов?ка начало, безсмертный источникъ жизни, счастья и могущества, если только онъ не утопитъ его въ омут? зла; скажи ему, что свобода и миръ — доступны для всякаго, кто убьетъ въ себ? желаніе; научи его обращать свои взоры ко мн? и у меня, въ моей любви, искать покой и миръ; укажи ему на лотосъ, цв?тущій въ каждомъ челов?ческомъ существ? и широко раскрывающій свои лепестки для горячаго св?та, если только корни его не будутъ отравлены; уб?ждай его жить въ невинности и стремиться къ истин?; и тогда я спущусь къ нему и останусь среди него, чтобы указывать путь къ чертогу в?чнаго упокоенія, гд? всенемеркнущая краса и неизм?иное блаженство. Скажи людямъ, что я — Мать ихъ и люблю своихъ д?тей, что я хот?ла-бы прійти къ нимъ и, поселившись въ ихъ жилищахъ, дать имъ то довольство вс?мъ, которое — важн?е всякаго матеріальнаго благосостоянія, даже для ихъ домашняго очага. Пусть голосъ твой прозвучитъ надъ родной страной, какъ призывъ громко поющей трубы, смысла котораго нельзя не понять. Спаси т?хъ, кто готовъ внимать моему призыву, и пусть храмъ мой еще разъ будетъ в?стникомъ духа истины. Хотя ему и суждено пасть, но да не рушится онъ въ нечестіи, и если Египетъ и долженъ погибнуть, то все-же я не дамъ ему пасть въ нев?д?ніи: онъ услышитъ голосъ, котораго никогда не забудетъ, и р?чи, которыя составятъ сокровенное насл?діе грядущихъ в?ковъ. Настанетъ время, когда и этотъ голосъ, и эти р?чи снова раздадутся, но уже подъ другими небесами, возв?щая новую зарю, готовую загор?ться надъ землей, посл? долгаго мрака безпросв?тной ночи. Итакъ, самый юный изъ моихъ сыновъ, въ одно и то-же время и мощный и безсильный, борьба скоро настанетъ: приготовься къ ней и не отступай! У тебя одна обязанность, и это — учить людей. Не опасайся того, чтобы словамъ твоимъ не хватило мудрости, ибо я, сама Мудрость, буду стоять при теб? и говорить твоими устами! Подними глаза, сынъ мой, и черпай силы изъ источника вс?хъ силъ!

Повинуясь ея приказанію, я почувствовалъ сильное пожатіе руки моего брата-жреца, стоявшаго на кол?няхъ рядомъ со мной, и понялъ, что онъ хот?лъ поддержать меня и удвоить мое мужество, чтобы я могъ взглянуть на неизреченную славу, стоявшей передо мной богини Св?та и Истины.

Да, она стояла зд?сь, передъ нами, и я смотр?лъ на нее, какъ цв?токъ глядитъ на источникъ своей жизни — солнце, и вид?лъ ее безъ покрывала и убора, и красавица богиня, осушавшая когда-то мои д?тскія слезы, пропала у меня изъ глазъ, слившись съ Богомъ, присутствіе котораго зажгло мою душу огнемъ… Мн? показалось, что я умеръ… и, однако, я былъ живъ, вид?лъ, слышалъ и разум?лъ…

Глава VIII.

Пока я взиралъ на блескъ небесной славы, молодой красавецъ-жрецъ стоялъ неподвижно рядомъ со мной. Зат?мъ, онъ обратился ко мн? и сказалъ:

— Теперь, братъ мой, выслушай меня. Есть три в?чныя абсолютныя истины, которыя никогда не могутъ ни исчезнуть, ни погибнуть, хотя бы люди не слышали о нихъ, потому что некому провозглашать ихъ; вотъ он?:

— Душа челов?ка — безсмертна, а ростъ и слава ея — безпред?льны.

— Животворящее начало, источникъ жизни, лежитъ, какъ въ челов?к?, такъ и вн? его; оно — безначально и безконечно, неумирающее, в?чно благое; оно — недоступно челов?ческимъ чувствамъ, хотя и доступно воспріятію стремящагося къ единенію съ нимъ.

— Каждый челов?къ — самъ себ? законодатель, устроитель своихъ судебъ, онъ самъ предназначаетъ себ? славу и счастье, позоръ и горе; онъ же награждаетъ или наказываетъ себя.

— Эти истины — велики, какъ само бытіе, просты, какъ умъ первобытнаго челов?ка. Насыщай ими голодающія души.

А теперь, — прощай, солнце садится, и они сейчасъ придутъ за тобой. Приготовься ко всему!

Онъ ушелъ. Но я продолжалъ лицезр?ть истину, и св?тъ славы ея не скрылся изъ моихъ очей. Жаднымъ взглядомъ ловилъ я чудное вид?ніе, стараясь удержать его въ своей душ?…

Меня разбудило чье-то прикосновеніе; я вскочилъ, озираясь, и увид?лъ Агмахда, стоявшаго у моего изголовья. При вид? его меня мгновенно охватило тревожное чувство: я понялъ, что часъ борьбы насталъ.

Жрецъ смотр?лъ на меня серьезнымъ, сосредоточеннымъ взглядомъ, глаза его гор?ли огнемъ, котораго я раньше никогда еще не видалъ въ нихъ; но лицо его было не такъ холодно, какъ обыкновенно.

— Сенса, готовъ-ли ты? — спросилъ онъ тихимъ, но яснымъ и р?жущимъ, какъ сталь, голосомъ. — Наступающая ночь — посл?дняя ночь Великаго Праздника. Когда ты былъ съ нами въ посл?дній разъ, на тебя нашло безуміе; и нел?пыя измышленія твоего разстроеннаго мозга довели тебя до изступленія. Сегодня-же я требую отъ тебя безусловнаго повиновенія, какое ты оказывалъ мн? до сихъ поръ; ты намъ необходимъ, такъ какъ сегодня должно совершиться великое чудо, и ты долженъ остаться совершенно пассивнымъ, иначе будешь жестоко страдать. Если же не будешь покоренъ по старому, то умрешь: такъ положилъ сов?тъ десяти. Ты слишкомъ глубоко проникъ въ тайны жреческаго знанія, чтобы мы тебя оставили въ живыхъ, если только ты не присоединишься къ намъ. Предстоящій теб? выборъ не представляетъ затрудненій и такъ, р?шай скор?е!

— Мой выборъ — сд?ланъ, — отв?тилъ я.

Онъ пристально, внимательно гляд?лъ на меня. Я прочелъ мысли, занимавшія его въ эту минуту: онъ ожидалъ найти меня истощеннымъ продолжительнымъ постомъ, измученнымъ полнымъ одиночествомъ, разбитымъ душой и т?ломъ; а вм?сто того, онъ вид?лъ меня непреклоннымъ, бодрымъ, безстрашнымъ. На самомъ д?л?, я чувствовалъ въ своей душ? жаръ небеснаго огня, а за своей спиной — всю силу великаго воинства славы.

— Смерть мн? — не страшна, — продолжалъ я: — Я не хочу больше служить орудіемъ въ рукахъ горсти честолюбивыхъ людей, ради достиженія своихъ низменныхъ ц?лей губящихъ царственную религію Египта, единственно великую религію истины. Я понялъ ученіе, которое вы преподаете народу, вид?лъ чудеса, которыми вы его одурачиваете, и больше я вамъ не помощникъ! Я сказалъ.

Агмахдъ продолжалъ стоять неподвижно, не сводя съ меня проницательныхъ глазъ своихъ; только лицо его стало еще холодн?е, а выраженіе его — непреклонн?е, точно это была изъ мрамора выс?ченная статуя, а не челов?къ. Мн? пришли на память произнесенныя имъ въ роковую ночь въ святилищ? слова: — Я отрекаюсь отъ того, что д?лаетъ меня челов?комъ — и въ эту минуту я понялъ что отреченіе было, на самомъ д?л?, полное. Мн? было ясно, что мн? не будетъ пощады, что я им?ю д?ло не съ челов?комъ, а съ безусловно себялюбивой и жел?зной волей, облеченной въ челов?ческую форму.

Посл? небольшой паузы онъ произнесъ невозмутимо:

— Пусть будетъ по твоему. Я передамъ твой отв?тъ сов?ту Десяти, который и сд?лаетъ соотв?тствующее постановленіе; такъ какъ твое положеніе въ храм? не уступаетъ моему, то ты по праву будешь присутствовать на общемъ сов?щаніи. Это будетъ борьба между нашими соединенными силами и твоей одинокой силой, между нашей общей волей и твоей обособленной волей. Но предупреждаю тебя: тебя ждутъ страданія. — Онъ повернулся и удалился из? моей комнаты т?мъ медленнымъ, величественнымъ шагомъ, который такъ очаровывалъ меня въ д?тств?.

Я не испугался, но почему-то не могъ ни думать, ни соображать, а потому, въ ожиданіи грядущихъ событій, с?лъ на свое ложе; сознавая, что наступаетъ часъ, когда мн? потребуется вся моя духовная мощь и физическія силы, я сид?лъ, не шевелясь и не думая, чтобы не расходовать по пусту накопившуюся во мн? за это время энергію.

Вдругъ передо мной блеснула яркая зв?зда, формой своей напоминавшая цв?токъ лотоса. Пораженный этимъ страннымъ явленіемъ и прельщенный красотой зв?зды, я вскочилъ на ноги и бросился къ ней; она стала удаляться отъ меня и вдругъ исчезла, словно прошла сквозь дверь, ведшую изъ моей комнаты въ коридоръ; боясь потерять ее изъ вида, я поб?жалъ всл?дъ за ней и толкнулъ дверь, которая сейчасъ-же поддалась и отворилась. Очутившись на вол?, я не сталъ ломать себ? головы надъ вопросомъ, почему дверь оказалась не на запор?, а пустился вдогонку за зв?здой, св?тъ которой все разгорался; вм?ст? съ этимъ очертанія ея становились все р?зче, такъ что я ужъ различалъ б?лые лепестки царственнаго цв?тка, въ золотисто желтомъ центр? котораго сверкалъ ведшій меня св?тъ.

Охваченный какимъ-то непонятнымъ нетерп?ніемъ, я быстро спускался по большому, темному проходу, направляясь къ центральнымъ храмовымъ дверямъ, стоявшимъ настежь раскрытыми; зв?зда скользнула черезъ нихъ наружу, я посл?довалъ за ней и очутился въ алле? изъ загадочныхъ изваяній.

Я почувствовалъ внезапно, но ясно, что у наружныхъ воротъ храма кто-то стоитъ и зоветъ меня къ себ?, и я поб?жалъ по алле?, самъ не зная, куда и зач?мъ, но въ то-же время отчетливо сознавая, что обязанъ идти на этотъ зовъ.

У большихъ запертыхъ воротъ т?снилась громадная толпа народа въ ожиданіи заключительной церемоніи Великаго праздника, которая должна была им?ть м?сто въ эту ночь въ пред?лахъ самого храма. Люди такъ жались къ воротамъ, что мн? казалось, будто я — среди нихъ. Ища глазами приведшую меня сюда зв?зду, я увид?лъ Царицу Мать, стоявшую рядомъ со мной съ горящимъ факеломъ въ рук?, и понялъ, что его то пламя я и принялъ за зв?зду. Итакъ, привела меня сюда она, св?тъ жизни. Она улыбнулась и моментально скрылась; я остался одинъ передъ столпившимся у воротъ народомъ; я, обладавшій безц?ннымъ сокровищемъ истиннаго знанія, стоялъ передъ погруженнымъ въ мракъ нев?д?нія народомъ, пришедшимъ учиться у своихъ жрецовъ…

Тутъ мн? вспомнились слова моего брата, вручившаго мн? три великія истины, которыя я долженъ былъ провозгласить передъ міромъ, и, возвысивъ голосъ, я заговорилъ…

Волненіе охватило меня и разлилось безбрежнымъ моремъ вокругъ; слова мои, какъ могучія волны бушующаго моря, поднимали меня и уносили куда-то въ даль и въ высь. Я взглянулъ на затаившую дыханіе толпу и при вид? гор?вшихъ восторгомъ глазъ и одухотворенныхъ сознательной мыслью лицъ слушателей я понялъ, что и ихъ подхватилъ и унесъ далеко отъ земли бурный потокъ вдохновеннаго слова. Казалось, сердце во мн? росло и ширилось, охваченное божественнымъ огнемъ вдохновенія, которое заставляло меня д?литься съ людьми великими истинами, ставшими моими. Зат?мь, я перешелъ къ тому, какъ искра, упавшая съ факела святости, зажгла мою душу, посл? чего я твердо р?шилъ вступить на путь служенія истин? и мудрости, отказаться отъ роскошной жизни жрецовъ храма и навсегда отречься отъ вс?хъ желаній, кром? т?хъ, которыя им?ютъ отношеніе къ духовной жизни, Я громко призывалъ т?хъ, кто чувствовалъ, какъ загорался въ нихъ тотъ же огонь, сд?лать первый шагъ на пути самоотреченія теперь-же, живя въ город? или деревн?; ибо, говорилъ я, изъ того, что люди живутъ на улиц?, занимаются куплей и продажей, еще не сл?дуетъ, что они должны поэтому забыть о тл?ющей въ нихъ божественной искр?, или погасить ее. Я горячо уб?ждалъ своихъ слушателей зажечь костеръ духовнаго подвига и сжечь на немъ низменныя страсти и плотскія желанія, отвращающія ихъ отъ св?та истиннаго ученія и толпами приводящія ихъ къ алтарямъ Царицы всяческой похоти…

Тутъ я почувствовалъ, что больше не могу говорить, и замолкъ, охваченный ощущеніемъ какой-то давящей усталости и полнаго изнеможенія; при этомъ я ясно сознавалъ около себя чье то враждебное мн? присутствіе, а черезъ н?сколько мгновеній я ужъ увид?лъ себя окруженнымъ со вс?хъ сторонъ десятью высшими жрецами, впереди которыхъ стоялъ Каменбака, устремивъ на меня гор?вшіе фосфорическимъ блескомъ глаза.

Я все понялъ сразу; стоя среди этого т?снаго кольца, я собралъ посл?днія силы и крикнулъ звучнымъ голосомъ:

— Запомни мои слова, народъ Египта! Можетъ быть, никогда ужъ больше теб? не внимать голосу пророка матери бога истины. Я исполнилъ порученіе, возложенное на меня богиней, источникомъ твоей жизни. Возвращайтесь теперь по своимъ домамъ, запишите ея слова на долгов?чныхъ скрижаляхъ, запечатл?йте ихъ на камн?, дабы грядущія покол?нія со временемъ могли ихъ прочесть; повторяйте ихъ безъ устали своимъ д?тямъ, чтобы и они знали истину. Идите! Пусть ни одинъ изъ васъ не будетъ свид?телемъ богохульства; им?ющаго совершиться сегодня ночью въ храм?! Жрецы оскверняютъ храмъ богини непорочности безумствами похоти и растл?нія, предаваясь низменнымъ желаніямъ, не останавливаясь ни передъ ч?мъ для удовлетворенія ихъ. Ступайте вс? къ себ? домой; не преклоняйте слуха ко лживымъ и богохульнымъ р?чамъ жрецовъ духа тьмы. Въ сокровенныхъ глубинахъ каждаго челов?ческаго сердца тихо журчитъ источникъ в?чной истины; заставьте его бить ключемъ и припадите къ нему!

Тутъ силы окончательно мн? изм?нили: я ни слова больше не могъ произнести, и покорился грозному кольцу жрецовъ, сомкнувшемуся вокругъ меня; чувствуя себя физически разбитымъ, съ опущенной головой, я медленными шагами направился къ храму.

Мы въ полномъ молчаніи поднялись по алле? къ центральнымъ дверямъ храма, гд? и остановились; Каменбака обернулся назадъ къ алле? и сталъ прислушиваться къ чему-то, глядя по направленію къ воротамъ.

— Народъ ропчетъ, — проговорилъ онъ, посл? небольшой паузы, и мы вступили въ большой коридоръ. Агмахдъ вышелъ изъ боковой двери и остановился передъ нами.

— Да, такъ вотъ какъ? — произнесъ онъ какимъ-то страннымъ изм?нившимся голосомъ: очевидно, при одномъ взгляд? на остановившуюся передъ нимъ группу онъ сразу понялъ, что случилось. — Что же намъ теперь д?лать? — обратился къ нему Каменбака: — В?дь, онъ выдаетъ тайны храма и возбуждаетъ народъ противъ насъ.

— Онъ долженъ умереть! — отв?тилъ Агмахдъ: — это будетъ, несомн?нно, крупная потеря для храма; но онъ становится слишкомъ опасенъ для насъ. Такъ-ли я говорю, братья?

Негромкій гулъ, въ которомъ слышалось одобреніе, перешелъ отъ устъ къ устамъ и показалъ Агмахду, что вс? голоса были за него.

— Народъ ропчетъ, — повторилъ Каменбака съ безпокойствомъ. — Иди къ нему, — приказалъ Агмахдъ — и заяви, что сегодня ночью будетъ принесена великая жертва богин?, которая посл? этого лично обратится къ своимъ поклонникамъ, и они услышатъ ея голосъ.

Каменбака тотчасъ отд?лился отъ группы и направился къ воротамъ, а златобородый жрецъ занялъ его м?сто.

Я стоялъ молча, неподвижно, смутно сознавая, что участь моя р?шена, хотя еще не зналъ, да и не хот?лъ спрашивать объ этомъ, къ какому роду смерти меня приговорили. Одно мн? было ясно, что ничто не можетъ спасти меня и вырвать изъ рукъ высшихъ жрецовъ: на судъ ихъ не было апелляціи, а толпа жрецовъ низшихъ чиновъ была имъ рабски покорна, и я, одинокій среди этой т?сно сплоченной толпы, былъ совершенно беззащитенъ, въ полной ихъ власти. И однако, неминуемая смерть не наводила на меня ужаса: я находилъ, что в?рные слуги Матери-Царицы обязаны съ радостью исполнять всякое желаніе ея, хотя бы повиновеніе ея вол? вело ихъ къ смерти.

Это должно было быть посл?днимъ доказательствомъ на земл? моей преданности ей.

Глава IX.

Меня привели въ мою комнату и оставили одного. Я былъ такъ утомленъ, что едва прилегъ на свое лож?, какъ тотчасъ-же заснулъ кр?пкимъ, безмятежнымъ сномъ, никого и ничего не боясь, такъ какъ мн? казалось, что голова моя покоилась на рук? Царицы Лотоса. Но сонъ мой продолжался не долго, хотя былъ сладокъ и настолько глубокъ, что не допускалъ сновид?ній; я былъ выведенъ изъ него внезапно появившимся во мн? сознаніемъ, что я — больше не одинъ.

Проснувшись, я могъ уб?диться въ томъ, что кругомъ царили мракъ и тишина; но пронизавшее мое сознаніе ощущеніе было слишкомъ знакомо мн?, чтобы я могъ ошибиться, и я чувствовалъ, что былъ окруженъ большой толпой. Я лежалъ не шевелясь, вглядываясь въ темноту въ ожиданіи появленія св?та, спрашивая себя, чье присутствіе откроется мн? тогда. Вскор? я обратилъ вниманіе на странное состояніе, никогда не испытанное мною раньше и которое я переживалъ въ это время: я не находился въ безсознательномъ состояніи, хотя и лежалъ неподвижно, скованный не то душевнымъ миромъ, не то равнодушіемъ ко всему, но чувствовалъ себя безпомощнымъ, какимъ-то пустымъ, точно во мн? не осталось ни чувствъ, ни сознанія. Мн? захот?лось привстать и крикнуть, чтобы принесли св?та, но не могъ ни двинуться, ни издать звука. У меня было такое чувство, точно какая-то грозная воля боролась съ моей; мн? казалось, что эта мощная сила почти поб?дила меня, хотя я не хот?лъ уступать ей и продолжалъ сопротивляться, твердо р?шивъ, что не дамъ одол?ть себя невидимому врагу, сл?пымъ рабомъ котораго я уже больше не хот?лъ быть. Эта борьба волей за преобладаніе была такая напряженная, что я, наконецъ, понялъ, что ставкой была моя жизнь: не будучи въ силахъ поб?дить, враждебная мн? сила хот?ла меня убить, я это ясно чувствовалъ. Только кто-же это пытался вырвать душу изъ моего т?ла?

Не могу сказать, какъ долго длилась эта упорная, молчаливая борьба; наконецъ, около меня блеснулъ огонь: то зажгли факелъ, которымъ сейчасъ-же зажгли другой, этимъ третій… и вскор? кругомъ разлилось ц?лое море св?та. Я увид?лъ, что нахожусь въ большомъ коридор?, передъ дверью святилища; я лежалъ на томъ самомъ лож?, на которомъ н?когда игралъ въ золотой мячъ съ загадочной д?вочкой, впервые пробудившей во мн? жажду удовольствій, на которое былъ, в?роятно, перенесенъ соннымъ. Какъ и при той церемоніи, оно было сплошь усыпано розами, большими, роскошными розами малиноваго и кроваво-краснаго цв?та; он? лежали тысячами не только на немъ, но и вокругъ него, по всему полу, распространяя въ воздух? сильный ароматъ, отъ котораго мн? становилось тяжело. На мн? была странная узкая одежда изъ б?лаго полотна, вся покрытая какими-то никогда еще невиданными мной іероглифами, которые были вышиты по ней толстымъ краснымъ шелкомъ. Среди разсыпанныхъ по полу розъ, совс?мъ рядомъ съ ложемъ, былъ поставленъ изящный сосудъ, въ который съ ложа медленно стекала тонкой струйкой алая жидкость. Все это я вид?лъ смутно, сквозь дымку, точно у меня за это время сильно ослаб?ло зр?ніе.

Н?которое время я безпечно, хотя и съ н?которымъ любопытствомъ, сл?дилъ за стекавшей внизъ красной жидкостью, какъ вдругъ мн? стало ясно, что то была моя кровь, которую я терялъ вм?ст? съ жизнью. При этой мысли я поднялъ глаза и различилъ вокругъ себя десятерыхъ высшихъ жрецовъ, стоявшихъ неподвижно съ устремленными на меня хищными взорами; по неумолимо жестокому выраженію ихъ невозмутимыхъ лицъ я угадалъ, съ чьей жел?зной волей я до сихъ поръ боролся; понялъ, чья соединенная ненависть убивала меня… Я былъ озадаченъ. Неужели я, одинъ, безъ посторонней помощи, могъ противостать этой сплоченной толп?, т?сно связанной общностью интересовъ? Какъ это случилось, я не зналъ, но что я не былъ поб?жденъ, это я сознавалъ ясно.

Я сд?лалъ усиліе и на половину привсталъ на своемъ лож?, хотя ослаб?лъ отъ потери крови; зат?мъ, я почувствовалъ, что не могу дольше молчать и, вставъ на ноги, выпрямился во весь ростъ. Теперь мн? были видны ряды низшихъ жрецовъ, занимавшихъ весь коридоръ, а за ними, скучившись у самаго входа въ него, народная толпа, которая собралась зд?сь, чтобы посмотр?ть на об?щанное чудо. Но я былъ слишкомъ слабъ, чтобы обратиться со словомъ къ народу, и черезъ мгновеніе повалился на свое, покрытое розами, ложе…

Вдругъ, среди народа, поднялся глухой ропотъ, который становился все сильн?е и громче; зат?мъ послышались крики:

— Это — тотъ молодой жрецъ, который училъ у воротъ! Онъ — хорошій! Не дадимъ ему умереть! Спасемте его!

Народъ вид?лъ меня и узналъ. Глубокое чувство живой радости широкой волной залило мн? сердце.

Подъ вліяніемъ внезапно охватившаго ее порыва толпа бросилась впередъ на низшихъ жрецовъ, которыхъ оттиснула къ ложу, гд? я лежалъ. Высшіе жрецы не въ силахъ были удержаться вокругъ него, такъ что, когда волна борьбы докатилась до меня, многіе изъ нихъ бросились въ пустое пространство, лежавшее между ложемъ и дверью святилища, опрокинувъ въ общемъ смятеніи сосудъ съ моей кровью, которая пролилась вся. Дверь святилища открылась, и я увид?лъ Агмахда, стоявшаго у порога въ полной величія поз? и съ обычнымъ своимъ загадочнымъ спокойствіемъ гляд?вшаго прямо передъ собой на растерявшуюся толпу жрецовъ. Его холодный взглядъ заставилъ вс?хъ ихъ опомниться и, пришедши въ себя, они попытались удержать напиравшій на нихъ народъ; десять высшихъ жрецовъ сплотились и, съ трудомъ достигши моего ложа, образовали вокругъ него барьеръ. Но было поздно: кое-кто изъ мірянъ усп?лъ дойти до меня, и я слабо улыбался, глядя на добродушныя лица этихъ простыхъ, безхитростныхъ людей съ горячимъ сочувствіемъ и почтительнымъ благогов?ніемъ склонившихся надо мной. Вдругъ на лицо мое упала слеза, отъ которой у меня въ груди задрожало сердце; чьи-то грубыя руки схватили и стиснули мою уже холод?вшую руку… кто-то осыпалъ ее безумными поц?луями, обливалъ ее горючими слезами… и это прикосновеніе волновало мою душу, какъ никакое другое, никогда не могло этого сд?лать… Чей-то голосъ, полный неизбытнаго горя, громко крикнулъ:

— Сынъ мой!.. Это сынъ мой умеръ!.. Они убили его!.. Кто вернетъ мн? сына моего?..

И мать упала на кол?ни у моего смертнаго ложа. Я собралъ посл?днія силы и напрягъ потухавшее зр?ніе, чтобы въ посл?дній разъ взглянуть на нее: она постар?ла, сгорбилась, но лицо ея, носившее отпечатокъ утомленія и глубокаго страданія, было попрежнему полно любви и н?жности. А позади матери, среди толпы, стояла съ н?жной улыбкой на устахъ Царица Лотоса…

Я вид?лъ, какъ мать, лицо которой приняло торжественное выраженіе, встала и сказала, обращаясь къ народу!

— Т?ло его они убили, но души его убить не могли, потому что она — сильна; и это я прочла въ его очахъ въ тотъ мигъ, когда смерть смежила ихъ нав?ки!

Глава X.

До моего замиравшаго слуха донесся глубокій вздохъ, вырвавшійся изъ многотысячной груди народа, и я понялъ, что т?ло мое умерло не напрасно.

Но душа моя была жива, ибо она была не только сильна, но и неистребима. Наступилъ конецъ страданіямъ, которыя ей пришлось перенести въ этой бл?дной физической оболочк?, теперь безжизненно распростертой на усыпанномъ розами лож?; она вырвалась изъ этой такъ кр?пко и долго державшей ее тюрьмы; да, но лишь для того, чтобы очутиться въ другомъ, красивомъ и неоскверненномъ храм?.

Громадная толпа, доведенная до б?шенства сопротивленіемъ жрецовъ и моей смертью, грознымъ натискомъ опрокинула все, встр?чавшееся на ея пути, и н?сколько челов?къ тутъ же пали жертвами народнаго гн?ва; первыми были Агмахдъ и Маленъ. Великій жрецъ лежалъ рядомъ съ моимъ трупомъ, на полу, растоптанный разъяренной толпой; а еще ближе, прижатый ею-же къ ложу, на которомъ я находился, умиралъ Маленъ.

Я парилъ надъ вс?ми въ мистическомъ посмертномъ сознаніи души и сл?дилъ за оскверненными духами погибшихъ жрецовъ, пот?мн?вшими отъ всякихъ похотей и низкаго честолюбія, которыя раздула въ нихъ до степени всепожирающаго огня Царица Вождел?нія; и я могъ вид?ть, какъ они попадали въ тотъ роковой кругъ необходимости, изъ котораго н?тъ спасенія. Внезапный исходъ души Агмахда изъ его т?ла напомнилъ мн? мрачный полетъ ночной птицы; съ такой-же быстротой вырвалась изъ своей земной тюрьмы душа Малена, того самого молодого жреца, который когда-то привелъ меня въ городъ. Покорный уставу храма, онъ соблюдалъ т?лесную чистоту, и т?ло это, прислонившееся къ ложу, напоминало сорванный и брошенный цв?токъ и было прекрасно, какъ лилія, впервые развертывающая свою почку надъ ясной поверхностью водъ; но душа его почерн?ла отъ неудовлетворенныхъ жгучихъ желаній.

Я чувствовалъ, какъ Царица-Мать н?жно, но вм?ст? съ т?мъ кр?пко держитъ меня, не давая мн? вырваться изъ пред?ловъ храма, гд? разыгрывались ужасныя событія.

— Примись снова за свое д?ло, которое далеко еще не окончено, — сказала она и, указывая на бездыханный трупъ Малена, продолжала: — Вотъ — т?ло, въ которое к тебя облеку съ т?мъ, чтобы въ этомъ новомъ од?яніи ты могъ продолжать д?ло просв?щенія моего народа. Оно — безгр?шно, непорочно и прекрасно, хотя жившая въ немъ душа погибла. Теперь ты — моя собственность, которой я распоряжаюсь; а прійти ко мн?, значитъ — в?чно жить для истины и познанія. Итакъ, вотъ твоя новая одежда!

И вдругъ, я почувствовалъ, что я не только силенъ духомъ, но еще и полонъ физической жизни, что утомленіе мое пропало и зам?нилось бодростью. Покинувъ м?сто, гд? за минуту передъ т?мъ т?ло мое лежало безжизненной формой и стоя подъ эгидой своей повелительницы, я въ ужас? смотр?лъ на происходившее вокругъ меня.

— Ступай, Маленъ, — промолвила она, — пока ты — невредимъ. Какъ Сенса, ты будешь жить въ сердцахъ людей, ставши для нихъ символомъ в?чной славы, образомъ и подобіемъ ея; тебя прославятъ, какъ мученика за истину, о которомъ будутъ съ любовью вспоминать смуглыя д?ти Хеми, ибо ты умеръ, служа мн?.

Но отнын?, переходя изъ т?ла въ т?ло, ты не перестанешь служить мн?, на протяженіи в?ковъ, уча среди развалинъ этого храма; и хотя-бы тысячу разъ умеръ, служа моему д?лу, все-же наступитъ время, когда ты оживешь снова, чтобы въ святилищ? Новаго храма, воздвигнутаго на м?ст? настоящаго, возглашать неизм?нную, в?чную истину!

Повинуясь ея вол?, я посп?шилъ выбраться незам?ченнымъ и благополучно прошелъ среди бушевавшей толпы, которая опрокидывала статуи въ алле?, снимала двери и ворота съ петель и ломала ихъ…

Я пріунылъ душой и жаждалъ тишины и мира. Обведя взоромъ окрестности, я тоскующими глазами долго смотр?лъ на тихую деревню, гд? жила мать; но она считала своего сына мертвымъ и не признала-бы меня подъ этой новой оболочкой; и я направился къ городу, временно покинутому обезум?вшимъ отъ ярости народомъ.

Вдругъ неистовый, дикій вопль, вырвавшійся разомъ изъ тысячи грудей, потрясъ воздухъ и заставилъ меня остановиться. Оглянувшись я увид?лъ, что обманутый своими учителями народъ тяжко отомстилъ за поруганіе своей святыни: славный, древній храмъ былъ оскверненъ, а его преступные обитатели принесены въ жертву Богу мести; и скоро онъ долженъ былъ превратиться въ развалины…

Долго блуждалъ я по опуст?вшимъ улицамъ города, въ которомъ я въ прошломъ пилъ изъ чаши наслажденія а въ будущемъ долженъ былъ испытать радости труда. Истина, бывшая столь долго изгнанной изъ поруганнаго храма, должна была найти себ? уб?жище въ сердцахъ людей и пропов?дываться на улицахъ этого города, гд? голосу моему суждено было раздаваться неустанно. Сколько времени пройдетъ, прежде ч?мъ спадетъ съ моихъ плечъ бремя гр?ховъ, и я буду стоять чистый, непорочный, готовый вступить на путь совершенной жизни, ради которой я тружусь?..

И вотъ съ т?хъ поръ я живу, непрерывно м?няя одну физическую оболочку на другую и, несмотря на это, все время сознавая себя одной непрерывно перевоплощающейся, но единосущной индивидуальностью.

Египетъ умеръ, но духъ его — живъ и мудрость его свято сохранилась въ душ? т?хъ, кто остался в?ренъ его великому и таинственному прошлому и твердо помнитъ, что именно въ в?къ нев?рія и духовной сл?поты покажутся первые признаки грядущей славы. И то, что настанетъ, будетъ грандіозн?е, величественн?е и таинственн?е того, что прошло. Ибо, по м?р? того, какъ челов?чество въ своемъ непрерывномъ, хотя и малозам?тномъ, поступательномъ движеніи поднимается все выше и выше по спирали эволюціи, учителя его черпаютъ свои знанія изъ бол?е и бол?е чистыхъ источниковъ и соприкасаются все ближе и ближе съ Міровой Душой…

Время настало, и кличъ облекшейся въ слова Истины пронесся надъ міромъ! Проснитесь, угрюмыя души, прильнувшія къ земл? и живущія съ устремленными долу очами! Им?йте и очи и сердца гор? и да осв?титъ ихъ небесное сіяніе! Самое пылкое челов?ческое воображеніе не въ силахъ нарисовать себ? картину того сокровеннаго міра, который Жизнь таитъ въ себ?. Проникайте см?ло въ ея тайны!..

Въ сокровенной глубин? души каждаго челов?ка тл?ется искра божественнаго огня; раздуйте его въ яркое пламя, которое освятило-бы вс? темные закоулки вашей собственной индивидуальности, остававшейся вамъ чужой въ теченіе тысячел?тій существованія!

Египетъ — страна смуглыхъ т?лъ, и все-же онъ — б?лый цв?токъ среди прочихъ расъ земли; и никогда профессорамъ и ученымъ нашего времени, разбирающимъ іероглифы древнихъ іератическихъ письменъ, не удастся осквернить своими грубо матеріалистическими и нев?жественными толкованіями д?вственно-чистые лепестки этой великой лиліи нашей планеты. Стебель ея скрытъ отъ нихъ, и имъ не видно яркаго сіянія, просв?чивающагося сквозь ея лепестки; они не могутъ изуродовать ея, прим?няя къ ней методы современнаго садоводства, какъ за вн?шней формой ея не могутъ до сихъ поръ разгляд?ть сокровенной сущности ея, истиннаго лотоса, и это потому, что онъ вн? пред?ловъ досягаемости… для нихъ. Этотъ лотосъ поднимается выше роста челов?ка, и его цв?токъ распускается надъ головой его, тогда какъ луковица сидитъ глубоко подъ поверхностью р?ки Бытія и питается ея струями.

Онъ цв?тетъ въ мір?, въ которой челов?къ проникаетъ лишь въ минуты чистаго вдохновенія, когда, въ д?йствительности, онъ выше челов?ка. Хотя стебель его и находится въ нашемъ, или доступномъ намъ мір?, но самаго цв?тка его нельзя ни вид?ть, ни описать соотв?тствующими д?йствительности словами; сд?лать это дано только т?мъ, кто настолько переросъ средній ростъ челов?ческій, что въ состояніи смотр?ть сверху внизъ въ божественный ликъ священнаго цв?тка, гд?-бы онъ ни расцв?лъ, будь-то на св?тломъ восток?, или мрачномъ запад?. Въ немъ онъ откроетъ тайны управляющихъ физической сферой властей и прочтетъ начертанную на его лепесткахъ науку о мистическихъ силахъ; отъ него онъ узнаетъ, какъ излагать духовныя истины и какъ пріобщиться жизни своего высшаго „я“; у него онъ научится также искусству, не порывая связи со своимъ высшимъ „я“ и не лишаясь его славы, не прерывать нити жизни своей на нашей планет?, пока она будетъ держаться, если въ этомъ окажется необходимость. И въ этой жизни не опадетъ цв?тъ возмужалости, пока челов?къ не исполнитъ до конца добровольно взятой имъ на себя задачи и не научитъ вс?хъ ищущихъ св?та тремъ истинамъ:

— Душа челов?ка — безсмертна.

— Начало, служащее источникомъ жизни, живетъ въ челов?к? и вн? его; оно — безсмертно и в?чно благотворно.

— Всякій челов?къ — самъ себ? законодатель.

Комментаріи на „Идиллію Б?лаго Лотоса“
Т. Субба Рао.

Интересная пов?сть, напечатанная подъ этимъ заглавіемъ, уже усп?ла обратить на себя всеобщее вниманіе. Она во многихъ отношеніяхъ поучительна. Она в?рно описываетъ сословіе жрецовъ въ Египт? и египетскую религію въ тотъ періодъ, когда она начинала уже терять свою первоначальную чистоту и стала постепенно вырождаться въ поклоненіе темнымъ силамъ природы, когда жрецы осквернили ее, прививъ къ ней черную магію, которой они, не колеблясь, пользовались для достиженія личныхъ и безнравственныхъ ц?лей. Вм?ст? съ т?мъ, она, по всей в?роятности, описываетъ д?йствительное происшествіе, главное д?йствующее лицо котораго, Сенса, является посл?днимъ великимъ жрецомъ Египта. Всякое дерево оставляетъ с?мена, изъ которыхъ, даже въ томъ случа?, если оно само совершенно погибнетъ, могутъ впосл?дствіи развиться подобныя ему растенія. Повидимому, подобнаго рода явленіе повторяется и въ видахъ сохраненія жизненной силы каждой великой религіи: премудрость ея, во всей своей совокупности, передается одному или н?сколькимъ великимъ адептамъ, обязаннымъ хранить ее неприкосновенной. Впосл?дствіи, когда новый поворотъ колеса эволюціи принесетъ съ собой требуемыя для этого условія, изъ этихъ с?мянъ вырастетъ новое дерево. Великой древней религіи Хеми (древній Египетъ) предстоитъ снова появиться на нашей планет?, но въ иномъ, бол?е благородномъ вид?, и это — какъ только наступитъ предназначенное для того время. Поэтому ничего н?тъ нев?роятнаго въ предположеніи, что герой нашей пов?сти, Сенса, въ настоящее время — одинъ изъ такихъ высшихъ адептовъ, ожидающій только приказаній, чтобы приступить къ исполненію воли Царицы Б?лаго Лотоса. Но помимо этого разсказъ, о которомъ идетъ р?чь, преподаетъ намъ великій, благородный урокъ. Въ иносказательной форм?, онъ описываетъ намъ затрудненія и испытанія, которыя приходится переживать неофиту. Только непосвященному читателю не легко сорвать покрывало иносказаній и уразум?ть скрытый подъ нимъ смыслъ. Желая прійти на помощь этой категоріи читателей, я и приступаю къ изложенію объясненій значенія какъ д?йствующихъ въ этомъ разсказ? лицъ, такъ и событій, описанныхъ въ немъ.

1. Сенса, герой, олицетворяетъ челов?ческую душу. Это — Куташта Чайтаньямъ, или зародышъ Праньи, въ которомъ хранится индивидуальность челов?ка. Онъ въ соотв?тствіи съ высшимъ и пребывающимъ элементомъ въ 5 мъ начал? челов?ка. Это — „ego“ или „я“ личности, челов?ка, облеченнаго въ т?ло.

2. Себуа, садовникъ, — интуиція. „Имъ не сд?лать изъ меня призрака“, объясняетъ Себуа; и этими словами этотъ честный, безъискусственный поселянинъ, не обинуясь, выдаетъ тайну, скрывающуюся за нимъ.

3. Агмахдъ, Каменбака и остальные девять высшихъ жрецовъ храма, вс? — преданные служители темной богини, которой они поклоняются, — только личины, подъ которыми скрываются: 1-й жрецъ — Желаніе, 2-й — Ненависть, 3-й — Корыстолюбіе, 4-й — Нев?жество, 5-й — Заносчивость, 6-й — Ревность, 7-й, 8-й, 9-й, 10-й и 11-й — пять Чувствъ и соотв?тствующія имъ наслажденія.

4. Въ разсказ? фигурируютъ 4 представительницы женскаго пола, а именно: во первыхъ, таинственная темная богиня, которой поклоняются жрецы; во вторыхъ, д?вочка, съ которой играетъ Сенса; въ третьихъ, д?вушка, съ которой онъ сходится въ город?, и, наконецъ, въ четвертыхъ, Царица Б?лаго Лотоса.

Зд?сь я долженъ зам?тить, что 2-ое и 3-е изъ этихъ лицъ въ сущности — одно и то-же лицо. Описывая городскую красавицу, съ которой онъ, повидимому, встр?чается въ первый разъ, Сенса говоритъ, что, пока онъ гляд?лъ въ ея милыя очи, ему казалось, будто онъ хорошо ее знаетъ, будто чары ея ему давно изв?стны. Это обстоятельство ясно указываетъ на то, что д?вушка — никто иная, какъ та д?вочка, которая гонялась съ нимъ по всему храму.

Пракрити (матерія) говорятъ индусскіе философы, обладаетъ тремя Гунами (свойствами), а именно: Сатва, Раджасъ и Тамасъ. Посл?днее изъ этихъ свойствъ им?етъ отношеніе къ наибол?е грубымъ, чисто плотскимъ наслажденіямъ и страстямъ, связаннымъ съ физическимъ т?ломъ. Раджагуна является причиной неугомонной д?ятельности ума, тогда какъ Сатва т?сно связана съ чисто духовной стороной челов?ка и проявляется въ его высшихъ и благородн?йшихъ стремленіяхъ. Итакъ, въ этой пов?сти, Майя (иллюзія, матерія) выступаетъ въ трехъ различныхъ видахъ. Во первыхъ, подъ видомъ Царицы Б?лаго Лотоса, когда она — Видія, духовное проникновеніе, изв?стное у Буддійскихъ писателей подъ именемъ Праньи и Кванъ-ины. Она преобразуетъ ауру или св?тъ Логоса, который (св?тъ Логоса) есть мудрость; она источникъ потока сознательной жизни или Чайтаніи. Во вторыхъ, мы ее видимъ изображенной сначала д?вочкой, а зат?мъ взрослой д?вушкой; въ этомъ раздвоенномъ образ? она — челов?ческій умъ. Просыпающійся умъ Сенсы постепенно приводитъ его къ темной богин?, въ Святая Святыхъ, гд? поклоняются ей вышеописанные жрецы.

Самая темная богиня — Авидія. Она — олицетвореніе темной стороны челов?ческой природы. Она получаетъ свою жизнь и энергію изъ страстей и желаній челов?ческой души. На зар? міровой жизни, изъ Логоса, путемъ истеченія, исходятъ миріады лучей, несущихъ въ себ? жизнь и мудрость: по м?р? того, какъ подвигается впередъ процессъ дифференціаціи, они обособляются въ отд?льные центры жизненной энергіи и пріобр?таютъ со временемъ р?зко выраженную индивидуальность. Такой центръ энергіи, т. е. челов?къ, можетъ бол?е или мен?е, а иногда даже вполн?, превратиться въ такую богиню Кали; для этого нужно чтобы дурная Карма совершенно отстранила св?тъ Логоса отъ него; или чтобы до него не доходилъ голосъ интуиціи, либо не оказывалъ на него нитакого д?йствія; или чтобы челов?къ жилъ исключикельно для удовлетворенія своихъ страстей и желаній.

Прошу не терять изъ виду этихъ указаній, и тогда смыслъ разсказа станетъ совершенно яснымъ. Не им?я возможности дать полное толкованіе его, я остановлюсь только на важн?йшихъ событіяхъ, чтобы разяснить ихъ значеніе.

Итакъ, мы видимъ въ Сенс? челов?ческое существо, прошедшее черезъ длинный рядъ посл?довательныхъ перевоплощеній и усп?вшее въ теченіе ихъ достигнуть значительной степени духовнаго развитія. Когда онъ снова спускается въ нашъ міръ, способность къ духовному воспріятію настолько развита въ немъ, что даетъ ему возможность стать неофитомъ уже въ очень раннемъ возраст?. Вступая въ физическое т?ло, вм?стилище пяти чувствъ и вышеперечисленныхъ шести эмоцій, онъ оказывается подъ ихъ контролемъ. Сначала челов?ческая душа находится подъ руководительствомъ собственной интуиціи, простого и честнаго садовника при храм?, къ которому великіе жрецы, повидимому, ни уваженія, ни симпатіи не питаютъ; и пока она еще не утеряла своей первоначальной чистоты, въ ней появляются проблески высшаго духовнаго сознанія, т. е. Сенса мелькомъ видитъ Царицу Б?лаго Лотоса. Узнавъ объ этомъ, жрецы р?шаютъ на общемъ сов?т?, что надо лишить интуицію возможности д?лать свое д?ло; съ этой ц?лью они отбираютъ мальчика отъ садовника и знакомятъ его со своей собственной богиней, съ темной богиней челов?ческихъ страстей. Но при первомъ взгляд? на него, самый видъ этого божества производитъ отталкивающее впечатл?ніе на челов?ческую душу. Этимъ им?ется въ виду заставить ее (душу) перем?стить центръ сознанія изъ области духовнаго, въ область матеріальнаго, добиться того, чтобы она разлюбила св?тъ и полюбила мракъ; но этотъ переходъ отъ св?та къ тьм? оказывается и преждевременнымъ, и слишкомъ р?зкимъ: первая попытка жрецовъ кончается неудачей, и они начинаютъ измышлять новые планы, чтобы добиться лучшихъ результатовъ при повтореніи ея…

Но прежде, ч?мъ идти дальше, я долженъ обратить вниманіе читателя на истинное значеніе покрытаго лотосами пруда въ саду. Сахасрава Чакра, которая, какъ изв?стно, находится въ мозгу, часто упоминается въ индусскихъ мистическихъ книгахъ подъ названіемъ пруда Лотоса. „Сладко звучащія воды“ этого пруда представляются въ нихъ Амритой или нектаромъ. На стр. 349-й 2-й части „Разоблаченной Изиды“ читатель найдетъ немало намековъ на тайное значеніе этой магической воды. Падма, Б?лый Лотосъ, какъ и таинственная Сахасрава Іоговъ, им?етъ тысячу лепестковъ. У простого смертнаго она пока еще закрытая почка, но подобно тому какъ лотосъ развертываетъ лепестки и распускается во всей своей пышной крас?, когда солнце поднимается надъ горизонтомъ и обливаетъ цв?токъ своими лучами, такъ и Сахасрава неофита раскрывается и распускается, когда Лотосъ начинаетъ изливать св?тъ свой въ средину ея. Достигнувъ полнаго расцв?та, она становится престоломъ Царицы Б?лаго Лотоса, 6-го начала въ челов?к?; сидя на немъ, великая богиня возрождаетъ челов?ческую душу, изливая на нее воды жизни, полныя благодати и счастья.

Хатта Іоги говорять, что душа челов?ка, находящагося въ состояніи Самадхи, поднимаясь по Сушумн? (датъ Каббалистовъ), доходитъ до этого цв?тка о тысяч? лепесткахъ и удостаивается вид?ть хотя-бы въ теченіе мгновенія, яркое сіяніе духовнаго солнца.

Къ этому періоду жизни Сенсы относится случай, заслуживающій вниманія. Житель ближайшаго къ намъ астральнаго міра (elemental) является къ нему подъ видомъ неофита храма и пытается заставить его сбросить съ себя свою физическую оболочку. Этой опасности можетъ легко подвергнуться, вообще, всякій челов?къ, но въ особенности, подверженъ ей такой, у котораго до изв?стной степени развиты внутреннія чувства воспріятія; и это до т?хъ поръ, пока онъ не сд?лается адептомъ и не пріобр?тетъ достаточнаго навыка въ д?л? охраненія себя отъ подобнаго рода опасностей. Невинность и чистота Сенсы позволяютъ его ангелу хранителю вырвать его изъ б?ды.

Но вотъ наступаетъ пробужденіе ума, его д?ятельность все больше и больше поглощаетъ вниманіе ребенка, который вм?ст? съ т?мъ все дальше и дальше отступаетъ отъ св?та Логоса. Его интуиція ужъ больше не можетъ д?йствовать на него безпрепятственно. Ея внушенія доходятъ до него уже не въ чистомъ вид?, но съ прим?сью другихъ состояній сознанія; результатъ д?ятельности ума и пяти чувствъ. Не им?я возможности вид?ться и говорить съ нимъ непосредственно, Себуа посылаетъ ему тайкомъ, черезъ одного изъ неофитовъ храма, любимый его цв?токъ лотосъ.

Умственная д?ятельность начинается прежде всего съ ощущеній, собственно съ воспріятія ихъ; эмоціи появлются только впосл?дствіи. И сравненіе пробуждающагося ума съ маленькой д?вочкой, играющей съ Сенсой, очень удачно. Разъ умъ приступилъ къ исполненію своихъ функцій, удовольствіе, доставляемое пріятными ощущеніями, не замедлитъ проложить дорогу, по которой придутъ и сильныя, неукротимыя страсти, свойственныя челов?ческой душ?. Р?звушка начинаетъ забавлять Сенсу, и онъ отступаетъ на шагъ отъ божественнаго и теряетъ изъ вида чудный лотосъ съ его св?тлой богиней. „Ты отнын? будешь жить среди цв?товъ, питающихся земными соками“, говоритъ ему д?вочка, раскрывая этимъ смыслъ уже совершившейся перем?ны. Въ начал?, вниманіе Сенсы приковываетъ къ себ? природа со своей безыскусственной красотой; но зат?мъ умъ приводитъ его къ темной богин? святилища. Истинное м?стопребываніе Авидіи — умъ, и пока онъ не находится подъ строжайшимъ контролемъ челов?ка, совершенно невозможно устоять противъ ея вліянія. Разъ душа поддалась чарамъ этой темной богини, великіе жрецы храма начинаютъ пользоваться ея силами для своей пользы и удовольствія. Богиня требуетъ для себя дв?надцать жрецовъ, съ Сенсой включительно, которые исполняли-бы ея приказанія, потому что она не можетъ царствовать безразд?льно, пока вышеименованные шесть эмоцій и пять родовъ ощущеній не заключатъ т?снаго союза между собой. Всякій челов?къ знаетъ по опыту, что они другъ друга поддерживаютъ и усиливаютъ. Взятыя въ отд?льности, он? слабы и могутъ быть легко укрощены, но стоитъ имъ сплотиться и ихъ соединенныхъ усилій окажется достаточно, чтобы поработить душу. И теперь, паденіе Сенсы полное. Но прежде ч?мъ дойти до него, онъ еще разъ слышитъ голосъ садовника и голосъ Царицы Лотоса, первый — укоряющій, второй — предостерегающій.

Обращаясь къ Сенс?, Себуа говоритъ ему: „Въ первый разъ ты приходишь сюда, чтобы работать; предполагалось сд?лать тебя моимъ помощникомъ. Теперь, все изм?нилось: сейчасъ ты явился, сюда не работать, а играть; и я долженъ обращаться съ тобой какъ съ маленькимъ принцемъ. Ну, да ладно! Только хот?лось бы мн? знать, дитя, усп?ли-ли они уже испортить тебя?“ Эти слова — знаменательны, и смыслъ ихъ будетъ ясенъ, если впомнить вышеизложенныя соображенія.

Укажу зд?сь на одну интересную подробность: когда Сенса въ посл?дній разъ приходитъ въ садъ, садовникъ ведетъ его не къ пруду Лотоса, а къ другому, вода котораго берется изъ перваго. Всл?дствіе перем?ны, происшедшей въ немъ, онъ ужъ больше не можетъ воспринимать Св?тъ Лотоса непосредственно, и ему теперь поневол? приходится сноситься съ нимъ черезъ свое 5-ое начало. И онъ плаваетъ въ астральномъ св?т?, а не въ магическихъ водахъ пруда Лотоса. Все-же онъ видитъ Царицу Лотоса, которая обращается къ нему съ трогательными словами: „Ты меня скоро покинешь. Какъ я теб? помогать буду, если ты обо мн? забудешь?“

Вскор? посл? этого происшествія, Сенса д?лается de facto св?тскимъ челов?комъ и весь погружается въ удовольствія физической жизни. Его вполн? развившійся умъ, олицетворенный въ образ? молодой красавицы, становится его неизм?ннымъ другомъ, и жрецы храма извлекаютъ пользу для себя отъ этой перем?ны.

Прежде ч?мъ идти дальше, мн? хот?лось-бы обратить вниманіе читателя на возможность пріобр?сти какія угодно св?д?нія черезъ ребенка, для чего необходимо вызвать изв?стнаго рода представителей астральнаго міра и еще другія силы посредствомъ магическихъ обрядовъ и церемоній.

Когда душа совершенно подпадаетъ подъ вліяніе Авидіи, передъ ней все-таки дв? альтернативы: либо окончательно поддаться ему и быть какъ бы поглощенной Тамагуной Пракрити (груб?йшимъ свойствомъ матеріи) либо разс?ять собственное нев?д?ніе св?томъ духовной мудрости и сбросить съ себя эти роковыя путы. Въ жизни Сенсы наступаеіъ критическій моментъ: въ день праздника съ лодками, его жизненная сила на время сливается съ мрачной богиней челов?ческихъ страстей. Такое поглощеніе, какъ-бы кратковременно оно ни было, — первый шагъ къ полному уничтоженію. И въ этотъ критическій моментъ онъ долженъ или спастись, или погибнуть. Его ангелъ-хранитель, Царица Б?лаго Лотоса, д?лаетъ посл?днюю попытку спасти его, что ей и удается. Въ самомъ Святая Святыхъ, она срываетъ покрывало съ темной богини; Сенса понимаетъ свое безуміе и умоляетъ св?тлую богиню снять съ него проклятое иго подчиненія ненавистнымъ жрецамъ. Его молитва услышана; полагаясь на поддержку Царицы, онъ возстаетъ противъ власти жрецовъ и обращаетъ вниманіе народа на беззаконія, творимыя главами храма.

Въ связи съ этимъ, и чтобы лучше запечатл?лось въ ум? читателя ученіе, которое им?етъ въ виду эта книга, необходимо сказать н?сколько словъ о томъ, что такое, въ сущности, смерть души и какая судьба постигаетъ въ конц? концовъ чернаго мага. Какъ мы объяснили раньше, душа — отд?льная капля въ океан? міровой жизни, составляющей только св?тъ и ауру Логоса. Кром? Логоса, есть безчисленное множество другихъ существъ, духовныхъ и астральныхъ, живущихъ въ ней и въ ней принимающихъ участіе. Эти существа находятся въ особенныхъ отношеніяхъ къ отд?льнымъ эмоціямъ челов?ческой души и къ отличительнымъ свойствамъ челов?ческаго ума. У нихъ, разум?ется, есть свое собственное, отд?льное, ундивидуальное существованіе, которое кончится вм?ст? съ Манвантарой. Душа можетъ лишиться своей индивидуальности тремя путями. Разлученная со своимъ источникомъ, Логосомъ, она можетъ и не пріобр?сти своей собственной сильной, прочной индивидуальности и со временемъ окажется вновь поглощенной общимъ теченіемъ Міровой жизни. Это-то и есть настоящая, д?йствительная смерть души. Или она можетъ поставить себя въ изв?стныя отношенія къ духовному или астральному существу, сосредоточивая на немъ свое вниманіе, вызывая его, оказывая ему почести въ т?хъ случаяхъ, когда пресл?дуются ц?ли, связанныя съ черной магіей и Тантрическимъ поклоненіемъ. Въ этомъ случа?, душа передаетъ свою индивидуальность такому существу и какъ бы всасывается имъ; черный магъ живетъ въ немъ и съ нимъ до конца Манвантары.

Судьба Банасены можетъ служить иллюстраціей къ этому. Говорятъ, что со времени своей физической смерти, онъ живетъ подъ видомъ Махакалы, одного изъ самыхъ мугущественныхъ духовъ Прамадхаганы. Въ н?которыхъ отношеніяхъ, это равносильно безсмертію въ зл?, такъ сказать. Но оно отличается отъ безсмертія Логоса т?мъ, что оно не простирается за пред?лы Манвантары. Прочтите 8-ю главу Багаватъ-Гиты въ связи съ только что сказаннымъ, и при св?т? ученія Кришны то, что я хочу сказать, будетъ совершенно ясно. Происшествіе на судн? Изиды, описанное въ разсматриваемой книг?, даетъ н?которое представленіе о свойств? этого поглощенія и посл?дующаго сохраненія индивидуальности чернаго мага.

Если поглощающимъ центромъ является Логосъ, а не другая сила, или астральное существо, то челов?къ пріобр?таетъ Мукти или Нирвану и сливается съ в?чнымъ Логосомъ, не им?я больше нужды въ новыхъ рожденіяхъ.

Посл?дняя часть книги описываетъ посл?днюю, р?шительную борьбу души съ ея исконными врагами, ея посвященіе и окончательное освобожденіе отъ господства Пракрити.

Съ того момента, когда Царица Б?лаго Лотоса, въ Святая Святыхъ, об?щаетъ свою поддержку Сенс? и даетъ ему сов?ты, въ исторіи его жизни начинается новый періодъ. Онъ увид?лъ св?тъ Божественной мудрости и попадаетъ въ сферу его вліянія. Этотъ св?тъ Логоса представленъ въ нашей пов?сти въ вид? св?тлой богини священнаго цв?тка Египта; онъ — тотъ общій источникъ духовной жизни, который н?когда питалъ длинный рядъ другъ друга см?нявшихъ Египетскихъ жрецовъ и теперь еще питаетъ вс?хъ великихъ адептовъ нашего міра; онъ — средство духовнаго общенія ихъ; онъ — та живая, духовная ц?пь, которая неразрывно связываетъ ихъ другъ съ другомъ узами единенія, братства и взаимной симпатіи. Это — Святой Духъ, который не даетъ порваться ц?пи апостольской или Гурупарампаръ, какъ называютъ индусы іерархію Учителей. Это — тотъ духовный св?тъ, который передается отъ Учителя къ ученику, когда время д?йствительнаго посвященія наступило. Такъ называемая „передача жизни“ есть ничто иное, какъ передача этого св?та. Вм?ст? съ т?мъ, онъ — Святой Духъ, основаніе, даже сущность святаго причастія (принимать участіе, быть причастнымъ) такъ какъ онъ — покрывало, за которымъ, какъ-бы скрывается Логосъ, т?ло его, т. е. его плоть и кровь. Онъ — ц?пь, объединяющая всякое братство адептовъ, которую ни время, ни пространство никогда не могутъ порвать. Иногда, можетъ показаться, что эта см?на непрерывно сл?дующихъ другъ за другомъ Учителей прекратилась; но это — только въ физическомъ мір?; на самомъ-же д?л?, пусть только наступитъ благопріятное для того время — и никакой челов?къ, живущій согласно священному закону и стремящійся къ высшей жизни, не останется безъ руководительства и св?та, хотя-бы посл?дній Учитель умеръ за н?сколько тысячъ л?тъ до его рожденія. Всякій Будда, во время своего посл?дняго посвященія, встр?чается лицомъ къ лицу со вс?ми великими адептами, достигшими этого званія въ протекшіе в?ка. Точно такъ-же и вс? члены каждаго класса адептовъ своимъ отд?льнымъ теченіемъ этой духовной жизни связаны между собой, и оно то и д?лаетъ изъ нихъ правильно организованное братство. Если челов?къ желаетъ стать членомъ подобнаго братства, принять участіе въ святомъ общеніи, удостоится святого причастія, то единственный шагъ, который ему необходимо сд?лать, — ибо никакой другой не приведетъ его къ желанной ц?ли, — это вступить въ сферу вліянія духовнаго св?та, исходяшаго изъ его собственнаго Логоса. Не входя въ дальн?йшія подробности, я укажу на то, что подобное общеніе возможно только между людьми, души которыхъ происходятъ отъ одного и того-же божественнаго луча, питающаго ихъ своей жизнью. Вс? адепты и Дхіанъ-Чоханы д?лятся на семь классовъ, по числу отд?льныхъ лучей, исходящихъ изъ Центральнаго Духовнаго Солнца. Каждый классъ находится подъ руководительствомъ и контролемъ одного изъ семи видовъ или проявленій божественной мудрости.

Въ связи съ этимъ, я долженъ обратить вниманіе читателя на другой основной законъ, регулирующій теченіе духовной жизни и энергіи, которая д?йствуетъ черезъ вс?хъ принадлежащихъ къ одному братству адептовъ. Всякаго адепта можно разсматривать, какъ центръ, въ которомъ эта духовная сила производится и накопляется, и черезъ который она можетъ быть использована и распред?лена. Эта таинственная энергія представляетъ изъ себя родъ электро духовной силы, и при передач? ея изъ одного центра въ другой, можно констатировать наличность н?которыхъ явленій, наблюдаемыхъ при индукціи. Такъ зам?чается стремленіе со стороны этой энергіи распред?ляться равном?рно по разнымъ центрамъ. Количество свободной энергіи, им?ющееся въ любомъ центр?, зависитъ отъ Кармы челов?ка и отъ святости и чистоты его жизни. Будучи вызвана къ д?ятельности духовнымъ общеніемъ съ Учителемъ, или при посвященіи, этотъ избытокъ духовной энергіи приходитъ въ движеніе и устремляется въ бол?е слабые центры. Встр?чаются указанія на то, что при посл?днемъ посвященіи либо гіерофантъ, либо „новорожденный“ умираетъ, смотря потому, кто изъ нихъ обоихъ достойн?йшій. (см. 38 ст. „Teosophist“ ноябрь 1882 г.) Какого бы рода ни была въ д?йствительности эта смерть, она во всякомъ случа? вызывается д?йствіемъ этого закона. Зат?мъ, мы видимъ, что вновь посвященный, если онъ только страдаетъ недостаткомъ духовной энергіи, черпаетъ недостающія ему силы изъ святого причастія (святого общенія). Но онъ получитъ это преимущество лишъ въ томъ случа?, если онъ останется на земл? и будетъ употреблять свои силы на благо челов?чества, пока не наступитъ время окончательнаго освобожденія. Это правило вполн? гармонируетъ съ закономъ Кармы. Первоначальная слабость неофита — сл?дствіе недостатковъ, отм?ченныхъ его Кармой и обусловливающихъ необходимость бол?е продолжительнаго физическаго существованія. И этотъ излишекъ физическаго существованія ему придется посвятить д?лу челов?ческаго прогресса, взам?нъ выгоды, извлекаемой имъ изъ вышеуказаннаго общенія. Кром? того, накопленная за этотъ періодъ времени благая Карма, придастъ еще больше мощи его душ?, такъ что, когда онъ, наконецъ, займетъ м?сто въ рядахъ Священнаго Братства, онъ внесетъ въ общую сокровищницу его столько же духовныхъ богатствъ, сколько и всякій другой.

Теперь, посл? этихъ необходимыхъ отступленій, д?йствительный смыслъ событій, изложенныхъ въ посл?днихъ пяти главахъ, станетъ намъ вполн? ясенъ. По милости своего ангела-хранителя, Сенса снова овлад?ваетъ силой духовнаго воспріятія, но теперь ужъ онъ пользуется ей по своей вол? и съ полнымъ знаніемъ д?ла; ему больше не представляется случая приб?гнуть къ мерцающему св?ту интуиціи. „Ты теперь долженъ стоять одинъ“, говоритъ садовникъ и вручаетъ ему его любимый цв?токъ, все значеніе котораго Сенса начинаетъ понимать. Достигнувъ центра духовнаго ясновид?нія, онъ видитъ своихъ предшественниковъ, гіерофантовъ, въ братство которыхъ онъ вступилъ. Учитель всегда на лицо, когда ученикъ готовъ. Посвященіе, предшествующее посл?дней р?шительной битв?, которая должна вырвать его изъ рабства матеріи, очень ясно описано. Верховный Чоханъ раскрываетъ передъ нимъ тайны оккультической науки, а другой адептъ Братства знакомитъ его съ сущностью его собственной индивидуальности. Зат?мъ, на помощь къ нему приходитъ его непосредственный предшественникъ и излагаетъ ему тайну его собственнаго Логоса. „Покрывало Изиды“, т. е., Б?лый Лотосъ, которая скрываетъ отъ его взора истиннаго Спасителя его, сорвано. Св?тъ Логоса сходитъ въ его душу, и онъ принимаетъ „крещеніе божественнымъ огнемъ“. Онъ выслушиваетъ посл?днія приказанія своей Повелительницы и признаетъ возложенныя на него обязательства.

Его предшественнику съ „такой чистой, незапятнанной душой“ поручается вдохнуть въ Сенсу часть своей духовной мощи и энергіи Его учатъ, съ т?мъ, чтобы онъ провозглашалъ имъ передъ вс?мъ міромъ, тремъ великимъ истинамъ, которыя какъ-бы он? ни были изуродованы и искажены нев?жествомъ, суев?ріями и предразсудками, — лежатъ въ основ? всякой великой религіи. Н?тъ нужды истолковывать ихъ зд?сь, такъ какъ он? достаточно ясно формулированы въ разсказ?. Получивши необходимыя наставленія и запасшись силой, Сенса готовится къ посл?дней борьб?. Пока длится эта подготовительная стадія, страсти физическаго челов?ка какъ-бы спятъ, и Сенса остается на время въ полномъ одиночеств?, Но он? еще не вполн? укрощены, и р?шительная битва, въ которой онъ долженъ поб?дить, все еще впереди. Руководимый св?томъ мудрости, проникшимъ въ его душу, Сенса выступаетъ на арену высшей духовной жизни въ качеств? пров?дника и духовнаго вождя людей. Но сл?довать долго по этому пути, когда онъ еще не поб?дилъ своихъ враговъ, онъ не можетъ, и вскор? наступаетъ посл?дняя грозная борьба посл?дняго посвященія. О сущности этого посвященія большинство слышавшихъ о немъ людей им?етъ очень смутное и превратное представленіе. Въ неопред?ленныхъ выраженіяхъ, не ясно, говорится о какомъ то страшномъ испытаніи, черезъ которое яко-бы долженъ пройти неофитъ, прежде ч?мъ онъ станетъ настоящимъ адептомъ. Зат?мъ, оно характеризуется какъ „крещеніе кровью“. Эти общія указанія нисколько не разъясняютъ ни т?хъ трудностей, которыя приходится преодол?вать посвящаемому, ни т?хъ результатовъ, которыхъ онъ долженъ добиться. Чтобы уразум?ть тайну этого посвященія, необходимо вникнуть въ сущность той психической перем?ны (или превращенія), которую им?ется въ виду достигнуть. Согласно обыкновенной классификаціи Веданты есть четыре состоянія сознанія, а именно: Висуа (или Висва), Тайджаса, Пранья и Турія. Въ современныхъ языкахъ самыми подходящими терминами для ихъ обозначенія это: состояніе объективнаго сознанія, ясновид?нія, экстаза и сверхэкстаза. Упадхи, вм?стилища, если можно такъ выразиться, въ которыхъ заключены или д?йствуютъ, проявляются эти состоянія сознанія суть: физическое т?ло, астральное (Стула Шарира и Сукшма Сарира), Карана Сарира или Монада (Манасъ) и Логосъ или Параматма (Будхи Атма, первый — оболочка, вторая внутренняя сущность; первый — св?тъ Логоса, его плоть и кровь, Святой Духъ Царица Б?лаго Лотоса, вторая — Великій Богъ, о которомъ говорится въ разбираемомъ произведеніи). Душой я все время называлъ Монаду (Манасъ, неумирающую индивидуальность). Это, такъ сказать, нейтральная точка сознанія, зародышъ, с?мя Праньи. Челов?къ, погружаясь въ него, лишенъ всякаго сознанія, въ немъ — отсутствіе сознанія. Индусскіе писатели сравниваютъ это психическое состояніе со сномъ безъ сновид?ній. Съ одной стороны на него оказываютъ вліяніе физическое т?ло (Стула Шарира) и астральное (Сукшма Шарира), съ другой пятое и шестое начала (Будхи-Атма) или Логосъ (Параматма). Если одерживаетъ верхъ сила притяженія первыхъ, то Джива (индивидуализированная Пранья, Монада) становится Бадхой и находится тогда во власти вс?хъ страстей челов?ческихъ. По м?р? приближенія къ этой нейтральной точк?, власть этихъ страстей все слаб?етъ; но пока она не перейдена, ихъ сила притяженія все еще чувствуется. Но разъ этотъ переходъ — совершившійся фактъ, душа какъ-бы попадаетъ въ сферу притяженія другого противуположнаго полюса, — Логоса, и съ этихъ поръ она — подъ его контролемъ. Теперь челов?къ свободенъ, онъ — больше не рабъ матеріи; коротко, онъ — адептъ. На этой-то пограничной полос?, разд?ляющей міръ матеріи отъ міра духа, тьму отъ св?та, и происходитъ борьба за главенство между этими двумя силами притяженія. Въ теченіе всей этой битвы, челов?къ, въ интересахъ котораго она ведется, находится въ состояніи какого-то безразличнаго, безсознательнаго покоя; онъ не въ силахъ ни помочь своимъ друзьямъ, ни ударить на враговъ, хотя исходъ ея для него — вопросъ жизни и смерти. Это и есть то состояніе, которое переживаетъ Сенса во время посл?дняго испытанія. Благодаря предыдущимъ разъясненіямъ, описаніе этого состоянія въ разсматриваемой книг? д?лается вполн? яснымъ. Легко вид?ть, что исходъ борьбы зависитъ, главнымъ образомъ, отъ количества скрытой энергіи, заключающейся въ душ?, отъ ея (души) предыдущей духовкой тренировки и прошлой Кармы. Нашъ герой благополучно выдерживаетъ испытаніе; враги его — уничтожены; но самъ Сенса умираетъ въ сраженіи.

Не странно-ли, что личность Сенсы погибаетъ въ той самой битв?, въ которой врагъ его разбитъ? Это посл?дняя жертва, которую онъ приноситъ. Мать его, Пракрити — мать его личности, не индивидуальности — оплакиваетъ эту потерю, но радуется перспектив? воскресенія, ожидающей его душу. И воскресенье вскор? наступаетъ; подъ оживляющимъ д?йствіемъ его духа, душа Сенсы какъ-бы выходитъ изъ могилы, чтобы изливать высшія блага на челов?чество и трудиться надъ духовной эволюціей его.

На этомъ кончается такъ называемая трагедія души. Все, что въ разсказ? сл?дуетъ за этимъ, относится уже къ исторической сторон? фабулы и придаетъ литературную отд?лку заключенію.

Конецъ.

Примечания

1

Прим. русск. переводчика. Мимоходомъ позволю себ? разъяснить все описанное въ этой глав?. Храмъ — физическое т?ло челов?ка; сады — мозгъ со вс?ми его подразд?леніями; упоминаемая зд?сь комната — продолговатый мозгъ въ которомъ сосредоточивается сознаніе во сн? вообще, когда челов?къ проникаетъ въ міръ лучистой матеріи (въ астральный св?тъ). Д?вочка зоветъ Сенсу „въ школу“, а этотъ міръ называется у мистиковъ Палатой Ученія. Въ одномъ изъ произведеній М. Коллинзъ объ этой палат? говорится въ одномъ м?ст?, что она — изв?стное состояніе сознанія, а въ другомъ, — что для знающаго она — совершенно опред?ленное м?сто. Д?ти, играющія въ саду, — силы, вызывающія и сопровождающія работу мозга; он? распространяются по переплетеннымъ въ немъ нервнымъ путямъ въ строго опред?ленномъ порядк?, такъ что самъ Манасъ пользуясь мозгомъ челов?ка, не можетъ не подчиняться законамъ мышленія. Между высшимъ Манасомъ и низшимъ — непрерывное общеніе, символомъ чего является игра въ мячъ между Сенсой и д?вочкой. Когда оно происходитъ сознательно (напр. при самоуглубленіи), остальная работа мозга прекращается (д?ти исчезаютъ). При ясновид?ніи и пр. мозговая д?ятельность также на время пріостанавливается — что можетъ произойти непроизвольно или быть вызвано искусственнымъ путемъ — и вс? силы (называемыя въ мистическихъ произведеніяхъ огнями, дыханіями, духами, при чемъ напомню, что въ писаніи Манасъ, Господь названъ отцомъ вс?хъ духовъ или дыханій) сосредоточиваются въ продолговатомъ мозгу, отчасти въ мозжечк?.

(обратно)

2

Состояніе пассивнаго медіумизма. Прим. русск. перевод.

(обратно)

Оглавление

Прологъ.

Книга I.

  Глава I.

  Глава II.

  Глава III.

  Глава IV.

  Глава V.

  Глава VI.

  Глава VII.

  Глава VIII.

  Глава IX.

  Глава X.

  Глава XI.

Книга II.

  Глава I.

  Глава II.

  Глава III.

  Глава IV.

  Глава V.

  Глава VI.

  Глава VII.

  Глава VIII.

  Глава IX.

  Глава X.

Комментаріи на „Идиллію Б?лаго Лотоса“ Т. Субба Рао.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно