Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Асеева Елена
Путь Святозара

… никогда и ничего не просите!

Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас.

Сами предложат и сами все дадут!

М. А. Булгаков " Мастер и Маргарита"

Предисловие

Высоко в небесной голубой дали летала маленькая, невзрачная, серая птичка — жаворонок и пела чудесную песню, возвещающую приход весны, тепла и мира! А под ее пение по широкой восурской земле шли, любуясь ее красотами, вольным и трудолюбивым народом, Боги Восурии супруги ДажьБог и Жива. Они осыпали свой народ благословлением, а их поля — зеленью наливающихся злаков, их луга — волшебной пестротой цветов, их леса — крепкими стволами и густой листвой. Они шли, смеясь и наслаждаясь любовью и теплом, ярким весенним солнцем, чистым голубым небом и хрустальными водами: ключами, родниками, ручьями, реками и озерами. ДажьБог, отец и прародитель восурского люда, держал под руку молодую, красивую супругу Богиню весны и возрождения всего сущего Живу.

И страна, что лежала перед ними, была также величественна и прекрасна. На севере Восурия омывалась Северным морем и Белым океаном и граничила с кочевым народом лонгилов. Восточная часть страны оканчивалась Арапайскими горами и Восточным морем. На юге страны жили извечные враги Восурии, когда-то могущественный, а ныне вымирающий народ неллов и кочевые племена нагаков, земли которых делило Южное море да Ултакские горы. Западная часть страны соседничала с единоверным и дружественным народом игников. Восуры были славным, могучим и вольным народом, которым издревле управляли мудрые правители и такие же мудрые и великие Боги: Сварог, Семаргл, Перун, Велес, Хорс, ДажьБог, Коляда, Лада, Макошь, Среча, Дива- Додола, Жива.

В это год страной управлял правитель Ярил прозванный народом Щедрый, сын Лучезара по реклу Благородный, потомок великого ведуна Богомудра. Ярил, как и его отец и дед, был доблестен и великодушен. Восуры, прозвали его Щедрым, еще наверно и потому, что во время праздников в честь славных Богов Восурии Ярил никогда не скупился, угощая свой народ. У Ярила рос сын Эрих, которому скоро должно было исполниться пятнадцать лет, сын Тур, которому едва минуло девять лет, и пятилетняя дочь Малуша. Все, что нужно для счастья человеку и правителю: любящая жена — Дола, дети, прекрасная, богатая страна и довольный своей судьбой народ. Но печаль не сходила с лица Ярила. Вот уже много лет, как он безуспешно пытался разыскать еще одного своего сына. Тогда, пятнадцать лет назад, судьба послала Ярилу по реклу Щедрый, радостное событие — на свет появилось два сына: Керк и Эрих.

Но едва минуло Керку девять дней, как он был похищен неизвестными людьми. Все те, кто приглядывал за Эрихом и Керком, были опрошены, но мальчика и след простыл. Боясь за судьбу Эриха, Ярил отослал всех, кто непосредственно общался с его сыновьями. Он предпринял все возможные поиски, чтобы отыскать Керка, но пока результатов не было. Время шло и казалось, что мальчик потерян навсегда, но Ярил знал и верил, что сын найдется, ведь у него, как и у всех первенцев правителей Восурии была отличительная черта — на левой ручке, около указательного пальчика малышу, будущему правителю, ставилась печать. Она была большой, в виде восьмиугольного золотого поля. Печать обладала необычной, волшебной силой, о которой знали только приближенные к правителю люди.

Глава первая

Солнце уже взошло. Оно выкатилось на весеннее небо и своим теплом озарило прекрасную землю, засееные поля, долгие и чистые реки, уютные и теплые деревни. Люди деревень, как всегда, поднялись рано, управились по хозяйству, выгнали скотину пастись. Мужчины и женщины принялись за свои повседневные, хлопотные дела.

А дворец правителя все еще находился в дреме. По коридорам плавно скользили слуги, на кухне уже начали готовить завтрак. Но в опочивальнях правителей и детей, царила тишина и покой, там все еще спали. И это потому, что правитель Ярил, по реклу Щедрый, уже десятый день как отсутствовал во дворце, а его семья позволяла себе нарушить строгие его традиции.

Но сон, столь мирный и затяжной, был внезапно прерван. Правитель Ярил вместе со своей дружиной ворвался во дворец с поразительным известием и громко закричал:

— Дола, Эрих, дети! Где вы? У меня прекрасные вести! Вы слышите? Дола, Эрих!

Правитель Ярил был всегда спокойным и сдержанным человеком, но в этот раз неудержимая радость и счастье выплескивались из него. Его супруга — Дола под стать правителю была настоя-щей владычицей, высокая, с белокурыми волосами, прекрасными небесно-голубыми глазами уже входила в общий зал:

— Ярил, что случилось? Какая-то беда, ты напугаешь детей.

Старый слуга Сенич, принявший от правителя хлыст, низко поклонился правительнице и дви-нулся из зала.

— Сенич, пошли слуг к Малуше и Туру. И позови Эриха, — прокричал вслед Ярил, а затем он при-близился к супруге, поднял ее на руки и закружил по залу.

— Ярил, Ярил, что случилось? — смеясь, спросила Дола.

— Ого! Что с тобой отец? — зашедший в зал сын Эрих был так же ошарашен и удивлен поступком отца — правителя.

— Эрих, у меня прекрасная новость! — немного смущаясь и опуская на пол жену, ответил отец. — Да, да сынок прекрасная новость, но где же Тур и Малуша? — нетерпеливо спросил Ярил у подо-шедшего слуги.

С противоположной стороны зала через открытые двери, навстречу отцу, уже бежала малышка Малуша, а за ней вбегал заспанный младший сын Тур:

— Здравствуй, отец! Что случилось, меня разбудили, не дав даже досмотреть прекрасный сон, а в этом сне…

— Подожди, подожди Тур…., о своем сне ты расскажешь нам потом, — перебил его отец. — Сейчас моя новость — сказал торжественно Ярил, и оглядел присутствующих. — Наконец — то после стольких лет поисков, я нашел вашего брата и нашего сына!

— Что? — покачнувшись, спросила правительница, и ее лицо побледнело. — Что ты сказал?

Ярил бережно поддержал под руку любимую жену, заглянул ей в лицо и повторил, но уже об-ращаясь лишь к ней:

— Я нашел нашего сына — Керка.

В зале наступила тишина. Только слышно было, что где-то по коридору неспешно прошел слуга. Первыми на эту новость откликнулись младшие дети — Тур и Малуша. Они обрадовано заголосили: "Брат, брат, нашелся братик!". А маленькая Малуша даже подпрыгнула от радости.

Но Эриха и мать эта весть явно не обрадовала. Эрих стоял, насупив брови и нервно покусывая губы. Вообще этот молодой юноша, так мало похожий на своих высоких, крепких и прекрасных ликом предков, был слишком худ, не высок ростом, с тонкими чертами лица. Его белокурые волосы, беспорядочно лежали на голове, голубые, с какими-то черными брызгами внутри глаза, были неприятны, можно было бы назвать его похожим на мать, но в его лице не хватало ее миловидности и красоты, и поэтому оно выглядело не привлекательно и даже отталкивающе.

Однако больше всего была испуганна, да именно испуганна, правительница Дола, она вдруг нервно прикрикнула на радостно расшалившихся младших детей, чего никогда раньше не дела-ла. Тур и Малуша примолкли, удивленно глядя на мать.

— Что с тобой, Дола? — коротко спросил правитель, исподволь наблюдя за всем, что происходит в семье. — Ты что не рада моим словам, или ты не рада, что мы нашли Керка?

— О нет, Ярил… Просто…просто я очень взволнована. Как ты его нашел? И ты уверен, уверен, что это наш сын?

— Ну, насчет того, что это наш сын можешь не сомневаться. Ты же знаешь, у него есть заметное отличие от всех мальчиков его возраста, такое же, как и у Эриха. Ну, а как я его нашел, это очень долгий рассказ, и я думаю, что расскажу его тебе потом, позже.

— Ярил, и еще один вопрос, — еле сдерживая себя, сказала повелительница. — А ты нашел тех, кто стоит за похищение Керка?

Ярил внимательно посмотрел на жену, немного помолчал и нехотя ответил:

— Пока мы знаем только тех людей, у которых он все это время жил, но кто его украл и зачем неизвестно. Однако я уверен, я найду этих людей и во всем разберусь, — правитель опять замолчал, а немного погодя добавил, — Странно, что тебя волнует именно этот вопрос, а не сам сын. Интересно, почему ты не спросишь как он, что с ним, где все это время жил. Странно?! Ты меня удивляешь, Дола. Что с тобой?

Но повелительница молчала, не зная как ответить, и неизвестно чем бы все это кончилось, если бы в разговор не вмешался Эрих:

— Забыть? Да разве можно забыть любимого, дорогого сыночка Керка! Ведь его имя не сходит с уст твоих, отец.

После этих слов в зале опять наступила тишина, даже младшие дети примолкли, раскрыв рот и слушая словесный выпад Эриха.

— Эрих, что я слышу! — изумленно сказал отец. — Может, ты завидуешь судьбе своего брата или хотел бы с ним поменяться местом?

— Я не о том, отец…

— Ну, раз не о том, тогда думай, что говоришь. Плох тот восур, который сначала говорит, а потом думает. Помни это, — строго заметил правитель.

Эрих умолк, снедаемый страхом, злобой и возмущением. Он вдруг резко развернулся и выбе-жал из зала, громко хлопнув дверью. Ярил хотел было что-то крикнуть вслед удаляющемуся сыну, но махнул рукой и повернулся к жене:

— Дола, через несколько дней Керк приедет домой. Прошу тебя, проследи, чтобы ему подготовили комнату рядом с комнатой Эриха, — правительница Дола было пыталась что-то вставить, но Ярил остановил ее жестом и продолжил. — Я надеюсь, ты помнишь, что наследник престола еще не выбран. И кто им станет решать мне, поэтому до тех пор и Эрих, и Керк будут иметь одинаковые условия жизни, тем более Керк так много за это время перенес. А теперь я пойду отдохнуть. Увидимся за обедом.

Правитель развернулся и направился через зал к двери, которая вела к его опочивальне. По-сле ухода из зала мужа Дола взяла за руку маленькую Малушу и вышла следом. В зале остался один Тур. Он долго не мог решиться, что же ему делать: то ли бежать за отцом и все, все у него узнать о брате Керке, то ли последовать за рассерженной матерью и Малушей. Наконец, он принял решение и вышел в ту дверь, в которую до этого выскочил Эрих.

Дверь вела в длинный коридор, называемый Славным коридором, по одной стороне которого висели в полный рост портреты его дедов и прадедов — великих правителей Восурии. А другая сторона стены имела большие окна, и через них прекрасно просматривался парк. Тур пошел по коридору, всматриваясь в портреты правителей. Он, как и его отец, был очень похож на них и внешностью, и характером. Тур рос крепким и сильным мальчиком. Темноволосый и зеленогла-зый, как его отец, как все правители Восурии. Тур смотрел на своих предков и думал о своем найденном брате Керке. Какой он, на кого похож: на мать или отца?

Вдруг его привлек шум, который доносился со стороны парка, он посмотрел в окно и увидел Эриха, который что-то топтал на клумбе. Тур подошел ближе к окну, прижался лбом к еще прохладному стеклу и стал смотреть на старшего брата. Эрих явно был не в себе. Он махал руками и яростно вытаптывал цветы, которые незадолго до этого посадил их садовник Орех. Однако Тура не удивило поведение Эриха, он знал, что Эриху многое прощается и разрешается, и это не потому, что отец не строг, а потому что мать всегда его защищает. Вот и сейчас по дорожке к нему бежал его слуга Нук. Он подскочил вплотную к Эриху, схватил его за шиворот и хорошенько тряханул, а потом что-то закричал. Эрих моментально присмирел, и было видно, как сказал что-то в ответ, но широкие стекла не дали Туру возможность разобрать их разговор. Тогда Нук резко развернулся, махнул рукой и пошел, а Эрих, понуро опустив голову, побрел следом. Они пошли в сторону сада. "Наверное, на Ратный двор," — предположил Тур, постоял немного, а потом двинулся по коридору в сторону выхода. Он был только девятилетним мальчиком и поэтому быстро забыл о том, что сейчас видел. Тур представил себя сильнейшим воином- ратником из великой дружины отца, схватил воображаемый меч и, каждый миг убивая и будучи убитым, отправился к двери, ведущей в парк.

Глава вторая

Керк ехал в рыдване — повозке с крытым верхом. Путь был дальним. Вот уже десятые сутки он находился в дороге, редкие остановки, чтобы поесть и пройтись и опять в дорогу. Воины, которые сопровождали его в пути, хотя и кланялись, но все время поторапливали его, а Керк, с детства привыкший слушать старших, подчинялся.

Шел пятнадцатый день, как его жизнь резко изменилась. До этого он жил спокойно и более-менее благополучно. Он был сыном рыбака, скажем так, что считал себя сыном рыбака. Честно трудился, вставая рано утром, выходя вместе с дядей в море. После смерти родителей он жил с дядей Веселином и тетей Жданой на берегу Северного моря. У дяди и тети было еще трое ребя-тишек — два брата Сем и Лель и сестра Желя. Братья были ровесники. Сему было пятнадцать, Лелю четырнадцать, а сестре едва пошел третий год. Керк был очень близок с братьями. Ведь с самого детства он проводил все свое время с ними. И выход в море, и игры, и драки — всего было поровну. И всем одинаково доставалось от дяди и тети, надо отдать им должное, любили и на-казывали они всех детей поровну.

А пятнадцать дней назад к ним явились воины правителя, вызвали всех ребят от четырна-дцати до семнадцати лет и стали проверять руки. У Керка на левой руке, около указательного пальца, была небольшая печать в виде восьмиугольного знака. Как только воины правителя увидели эту печать на руке Керка, то сразу низко приклонили голову. Керка в тот же день забрали из дома и увезли в небольшой дворец воеводы, что приказывал в городе Святограде, где он и прожил пять дней. Первый раз в жизни он так много ел и так много спал, и хотя уважение к нему чувствовалось во всем, но объяснений никаких не следовало. Устав от однооб-разной и тоскливой жизни, Керк было решился бежать домой. Он поднялся очень рано утром, но побег его был прерван. Именно в тот момент, когда открыв окно, он хотел было уже спрыгнуть, благо до земли было не далеко, в дверь его комнаты постучали. Пришли воины правителя, которые увозили его из дома, и предложили ему ехать с ними.

Керк хотел возмутиться и потребовать, чтобы его вернули домой, но почему-то удержался, что-то подсказывало ему, что надо обязательно поехать с этими людьми. И так как Керк привык доверять своим ощущениям, которые ни разу еще в жизни его не подводили, он подчинился воинам правителя.

И вот теперь Керк трясся в рыдване, правда надо отдать должное, в нем было очень тепло, мягко и уютно. Но Керк, привыкший жить вольной жизнью, когда не всегда ему удавалось дойти до дома, и уставший от дневных трудов, он засыпал на берегу моря около рыбацких лодок, не очень дорожил, выпавшим на него, благополучием.

Всю дорогу он терялся в мыслях: куда и зачем его везут, почему эти люди так почтительны с ним. А на все его вопросы они отвечали очень уклончиво, вроде того, что скоро он все поймет. Ко всему прочему ему еще доставляло неудобство одежда, в которую его нарядили. Дома он ходил в легких длинных штанах, подпоясанных на талии, в рубахе, да одевал чекмень — бурый, широкий и короткополый кафтан с перехватом. Сейчас же его так вырядили: в долгополый с запахом синий кафтан, в шелковую, белую рубаху, штаны и подпоясали кожаным поясом, который все время давил на живот. На ноги ему надели черные кожаные сапоги, которые дома он носил лишь в случае необходимости, а теперь эти сапоги доставляли ему страшное неудобство. Керк первое время стоически переносил свои страдания, но потом начал снимать их в пути и одевал, только когда надо было выходить на двор. Еще ему очень хотелось снять такой тугой кафтан и шелковую рубаху, которая так неприятно струилась по телу, но глядя на воинов, сопровождающих его, он пересиливал это желание.

Наконец, вдалеке, Керк увидел прекрасный город. В месте, где сливаются реки Бурная и Спо-койная, на небольшом возвышении величественно красовался большой престольный город Славград, окруженный крепостными стенами с круглыми башнями. Ниже по склону в долине, называемой Речной ветер, расположились три деревни. Дорога пролегала как раз через одну из них. Уютные, деревянные дома напомнили Керку о родных. Процессия, которая везла Керка, выглядела довольно внушительно. Впереди ехали воины на лошадях, они же сопровождали рыдван по бокам и сзади. Керк в окно рыдвана видел, как на улицу выходили люди: женщины и мужчины. Многие кланялись проезжающим или радостно махали руками. Процессия въехала на возвышение, и Керк смог лучше рассмотреть крепостные стены, окружающие город. Крепость выглядела укрепленной твердыней, об этом говорили не только гигантские башни, но и крепкие ворота из твердого дерева, обитые железом, которые охраняли воины правителя. Рыдван Керка беспрепятственно въехал в город, так как ворота были открыты, а воины приветственно склонили свои головы.

Проехав по одной из извилистых улочек, где по правую и левую стороны размещались вель-можные дома, избы и разные лавки, рыдван остановился на небольшой солнечной площади. Подбежавший слуга открыл дверцу, и Керк, наконец-то, оказался на свободе. Он выскочил из рыдвана и первое, что увидел — огромный, как древний великан, дворец.

Дворец представлял собой прямоугольное здание, столь внушительного вида, что сердце Керка застучало от восторга. Около дверей, распахнутых настежь, выстроились слуги, при виде Керка, они приклонили головы, то же самое сделали воины, сопровождавшие Керка в пути. И тогда Керк увидел высокого, статного мужчину, который выходил из дверей дворца. Мужчина был очень красив, темные, словно каштан, волнистые волосы, прямой нос, большой высокий лоб и тонко очерченные алые губы. Керк посмотрел ему в лицо и поразился, как сильно он похож на этот человека. К лицу прихлынула кровь, и одна за другой побежали мысли. Но мужчина подошел ближе, раскрыл свои объятия и, ухватив Керка, крепко накрепко его обнял.

— Сын мой, Керк! — только и смог произнести он. — Наконец — то ты дома, — он отодвинул его от себя, посмотрел ему в лицо, улыбнулся, и добавил. — И, конечно же, как все первенцы похож на своего отца.

Керк был потрясен словами мужчины. Он вгляделся в его лицо и понял, что этот человек — правитель Восурии. И еще ему показалось, что он его отец.

— Ваша светлость, — только и смог пролепетать Керк, пытаясь, высвободиться из объятий.

— Нет, нет, мой мальчик, мой сын, мой наследник. Я тебе не светлость, я твой отец, — все еще крепко держа его за плечи, сказал правитель.

— Но, как это может быть, ведь я простой рыбак, мой отец умер…,- взволновано начал Керк.

— Тебя обманули, ты не рыбак, а наследник престола страны Восуров, — гневно заметил правитель и нахмурил лоб, — Я объясню тебе все попозже. А сейчас давай пройдем в наш дворец, я познакомлю тебя с матерью, братьями и сестрой….,- и ласково добавил, — Сын мой, мой мальчик.

Ошарашенный Керк двинулся вслед за правителем, и, думая, что это все ему сниться, попытался проснуться, он даже ущипнул себя за руку и закрыл при этом глаза. Отец засмеялся:

— Ты что не веришь мне или может, ты думаешь, что спишь?

— Если честно, да. Я думаю, что все еще сплю. Скажите, ваша светлость, с чего Вы решили, что я Ваш сын? — удивленно спросил Керк.

— Мальчик мой, я покажу тебе свою руку, — отец раскрыл свою левую ладонь, и на ее поверхно-сти Керк увидел печать. — Ты видишь эту печать, Керк? У тебя точно такая же, эту печать я поставил тебе на девятый день твоего рождения, — он раскрыл руку Керка и нежно погладил печать на ладони сына. — Теперь ты видишь, мы с тобой из одного рода, из одной семьи, из правителей славной Восурии. На этом свете такая печать стоит только у трех людей: у меня, тебя и твоего брата Эриха, — сказал отец и почему — то тяжело вздохнул. Но потом, глянув на Керка, ласково похлопал его по спине. — Ну, а теперь пока отложим этот разговор и пойдем. Ведь тебя ждут родные.

Правитель приобнял Керка за плечи и повлек его за собой. Они вошли через распахнутые парадные двери в громадный коридор и, пройдя немного, повернули налево и зашли в зал. Когда Керк вошел в зал, его поразило это впечатляющее помещение, стены которого были украшены искусной мозаикой, из мелких цветных камней и стекол. В правую стену были встроены два огромных камина, с выкованными резными дверцами, с левой стороны зала в ряд стояли широкие прямоугольные столы и лавки, а на стене разместились пять квадратных окон с овальным полукругом наверху. В первый момент, пораженный красотой этого зала, он даже не обратил внимания на людей, находящихся в зале. Но отец не давал времени очнуться и подвел его к высокой и красивой белокурой женщине:

— Это твоя мать — Дола, сын мой, — сказал правитель и подтолкнул Керка в объятия прави-тельницы.

Но если отец обнимал Керка с нежностью и любовью, то объятья матери были лишь сухой вежливостью. Керк был ростом с мать, и когда она заглянула ему в лицо с любопытством, он увидел яркие голубые глаза, такие же были и у Керка.

— Надо же, Ярил! — сказала через мгновение она. — У него мои глаза.

— Да, я это заметил, Дола, но похож он на меня, — и он счастливо засмеялся.

Мать отстранила от себя Керка и добавила:

— Познакомься со своими братьями. Это Эрих, младший — Тур, а это малышка Малуша — твоя сест-ра.

Керк оглянулся и только теперь смог разглядеть всех членов своей семьи. Тур и Малуша при этом движении уже кинулись обнимать Керка. И Керк заметил, что Тур — очень похож на отца — правителя, а Малуша — на мать. Когда объятия с младшими закончились, Керк повернул голову к Эриху. И точно так же как от матери, почувствовал от Эриха неприязнь. Эта неприязнь была во всем: во взгляде, в движениях и, особенно, в объятиях. И если мать, хотя бы себя сдерживала себя и выглядела, как бы любящей и внимательной, то Эрих напротив, слишком сухо обнял Керка. Керк всегда отличался способностью чувствовать отношение к себе людей, их любовь и неприязнь. И теперь его очень сильно поразила это отношение матери и брата. Керк внимательно посмотрел на Эриха и увидел в нем черты матери, но если мать была красавицей, то Эрих почему- то был наоборот слишком неприятен и некрасив.

Керк перевел взгляд на отца и увидел, как тот пристально наблюдает за поведением брата. И этот взгляд, и отношение матери и брата — все вдруг смутило Керка. Он опустил голову и ему так захотелось вернуться домой на берег моря, к родным, к братьям, которые по-настоящему могут любить.

— Ну, что, сын мой? — очнулся, от затянувшихся приветствий, отец. — Я думаю, ты устал с дороги, тебе надо потрапезничать, помыться и отдохнуть.

Керк было попытался что-то сказать отцу, но тот знаком руки остановил его:

— Сынок, у нас с тобой много времени, ты вернулся домой, поэтому мы обо всем успеем погово-рить. А теперь ты отдохнешь, — и он подошел к сыну и еще раз крепко обнял его. — Сенич, — обратился он к слуге, который все это время спокойно стоял у одной из дверей. — Будь добр, проводи моего сына к нему в опочивальню, он должен отдохнуть.

При первых же словах Сенич, не высокого роста, плотный старец, с седыми волосами, и такими же седыми бородой и усами, да добрым лицом, на котором светились светло-карие глаза, подошел к Керку, ласково улыбнулся и показал рукой направление, куда надо идти. Уже выходя из зала, Керк обернулся. Он увидел, как отец взял на руки Малушу и закружил ее по залу. А мать подошла к Эриху и крепко обняла того. Но больше всего Керка потряс взгляд Эриха, лишь на мгновение Керк посмотрел прямо в глаза брату и прочитал в них нестерпимую, жгучую ненависть.

Глава третья

На следующий день Керк проснулся поздно. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, вспоминая все пережитое за вчерашний день. Мысль о том, что он будущий правитель как-то не очень его радовала, не то чтобы он был безразличен к тому, что с ним произошло, но он просто понимал, сколько сразу ответственности свалилось на него. Ведь он рос в море, учился ставить сети и рыбачить, солить рыбу, этому он учился, это он умел. Но сейчас, когда жизнь так резко из-менилась, он был потрясен и даже чуть-чуть напуган. Неизвестно сколько бы времени продолжались его думы, если бы они вдруг не были прерваны тихим покашливанием и кряхтением.

От неожиданности Керк подскочил на ложе и открыл глаза. Прямо перед ним находился ма-ленький старичок, словно поленце, весь покрытый седенькой шерстью, с длинной бородой, черты его лица напоминали отца правителя, только и само лицо и даже ладошки были у него волосатые. Одет он был в красную рубаху и красные штаны, подпоясан на талии пояском, а на ногах красовались красные сапожки, в руках он держал высокую лохматую шапку:

— Кхе, кхе… здравствуй, хозяин! Гляжу я, ты меня увидел.

— Да, — немного помедля, ответил Керк. — Конечно, я тебя вижу, почтенный доброжил, — и он низ-ко поклонился старичку.

— О, будущий правитель, не стоит тебе опускать так низко голову. Тебе это не пристало делать, — прокряхтел старичок — доброжил и показал довольную улыбку. — Но все-таки приятно, что ты так почтителен со мной.

— Конечно, доброжил, ведь ты — хранитель домашнего очага, незримый помощник хозяев, как же можно быть непочтительным к тебе. Но ты пришел ко мне не просто так, тебе что-то надо, скажи, и если это будет возможно, я выполню твою просьбу, — поспешил спросить Керк.

— Да, ты настоящий правитель, вернее будущий правитель. А просьбы у меня никакой нет. Я просто пришел познакомиться с тобой и посмотреть, видишь ли ты меня, — погладив бороду, сказал старичок.

— Конечно, вижу, — заметил Керк, и, улыбнувшись, добавил, — И только не обижайся, но ты не пер-вый доброжил, которого я вижу. Я и сам всегда удивлялся, почему я вижу духов, а другие нет. Но с вашим воинством я уже давно знаком.

— И это понятно почему. Разве ты не знаешь, почему нас видишь? — спросил доброжил, у изумленного Керка. — Кхе, кхе, конечно не знаешь. Ты думаешь, мне стоит тебе об этом рассказать, — и старичок еще пристальней посмотрел на Керка.

Керка распирало любопытство, но, с детства воспитанный в уважении к духам, охраняющим дома, постройки, дворы, реки, моря, леса и поля, он взял себя в руки и с уважением произнес:

— Дедушка домовой — доброжил, открой мне свой секрет, поведай мне, все что знаешь, — и опять низко наклонил голову.

Старичок был потрясен, проявленным к нему уважением, и начал свой рассказ:

— Давным-давно жил один ведун, звали его Богомудр. Владел он великими знаниями. Умел говорить с самим ДажьБогом Перуновичем и Духами, с живыми и мертвыми, с птицами и жи-вотными. Много добрых дел совершил он для людей. Всесильный ДажьБог очень любил его, и когда пришло время, и Богомудр отправился в обитель Богов в Ирий- сад, то прежде чем уйти с земли, попросил Богомудр от ДажьБога оставить своим детям в наследство свои знания, но Небесный Владыка Божьего Царства Сварог, отец Громовержца Бога Перуна и дед ДажьБога побоялся, что дети Богомудра могут не стать подобными отцу и разрешил оставить им лишь часть его знаний, да, и, то, только первенцу. С тех пор первый ребенок мужского пола, наследует лишь жалкие крохи знаний ведуна Богомудра, — закончил доброжил, немного помолчал, потер волосатой ладошкой свой маленький нос и пристально взглянул на Керка.

— Так, что я и есть потомок Богомудра? — спросил Керк.

— Кхе, кхе… Смышлен, ничего не скажешь. Ты и есть потомок Богомудра. От этого и печать на руке у тебя стоит. Хотя твоя мать и пыталась отнять у тебя первородство, — услышав такое, глаза Керка округлились. — А…, - продолжил, как ни в чем не бывало старичок. — Ты не знаешь…, тебе наверно еще не рассказали, а может и совсем, не расскажут…. Не расскажут, что когда ты родился, мать твоя решила передать первородство твоему брату и еще до того, как вас увидел отец, переложила его, второго сына, в твою люльку, сделав тебя вторым сыном, а его первым. Все первенцы, которые рождались в вашем роду на протяжении веков, были похожи на Богомудра, и прадед твой, и дед, и отец твой. Когда твой отец увидел брата твоего, выданного за первенца, не поверил, что тот появился первым, но мать твоя настаивала, и бабки-повитухи тоже кивали головой. А на девятый день, как положено по обычаю, отец твой наложил печать Эриху на указательный палец, в этот момент на него должен был сойти столп света, но он не сошел, отец твой был ошарашен, он, было, подумал, что сын его лишился дара Богомудра. Но потом подошел к тебе и наложил печать на твою руку, и тогда на тебя сошел столп света. Твой отец был очень рассержен, но мать твоя сказала, что она не виновна, что это бабки-повитухи напутали. Но что толку, ведь у твоего отца теперь стало вроде бы как два наследника. Эхе, хе.

— И что теперь? Разве это так важно, что у престола два наследника? — осведомился Керк.

— Что, ты! Конечно, это важно, ведь очень плохо, что вас двое, — недовольно поморщив свое волосатое личико, сказал старичок, — Теперь вы как бы оба имеете право на престол, имея знак первенца на руке. Но у Эриха нет магических способностей, а у тебя есть.

— Но если Эрих более достоин сидеть на престоле, так тому и быть, — спокойно заметил Керк, и пожал плечами. — Тем более я столько времени отсутствовал и вряд ли смогу быть правителем — подобным отцу.

— Смотрю я на тебя, — сказал доброжил. — И понимаю, какое зло совершила твоя мать, переменив вас.

— Погоди, ты же сказал, что виноваты бабки-повитухи, а мать непричем, — переспросил Керк.

— В том-то и дело, что причем. Она свалила вину на повитух, а виновата была сама. Отец твой очень любит ее, вот ей и верит…. Но, я, то знаю, кто виноват. Когда все это произошло, я видел, как она заплатила повитухам золотом за обман. И отцу твоему я об этом сказал…. Но он, ослеп-ленный любовью, ничего не слышал и обидел меня. С тех пор я к нему не прихожу, за домом слежу плохо и матери твоей волосы ночами путаю…. Но на тебя я захотел посмотреть…, брат твой Эрих — плохой, злой и думает только о власти. А ты, я гляжу, уважительный, — доброжил немного помолчал и добавил. — Да ты самый настоящий потомок Богомудра. Ага, — вновь поморщив личико, и как бы прислушиваясь, заметил старичок, — Я слышу, к тебе кто-то идет… а, да это слуга твой — Борщ, кстати, хороший паренек. Ну, ладно, я ухожу, до скорого, — и в мгновенье ока, доброжил исчез с ложа.

— Спасибо, — только и успел промолвить Керк.

Он прилег на ложе и попытался обдумать все, что услышал от доброжила. Но в это время в дверь постучали. Керк решил было притвориться, что спит. Но после непродолжительного стука, открылась дверь, и слуга Борщ вошел в опочивальню. Он некоторое время потоптался у двери и неуверенно стал будить Керка:

— Ваша милость, проснитесь. Ваш отец хочет с вами поговорить.

Делать нечего, пришлось Керку сделать вид, будто он только, что проснулся. Он открыл глаза, лениво потянулся и спросил:

— Ты что-то сказал?

Слугу явно обрадовало такое быстрое пробуждение, и он затараторил:

— Ах, ваша милость, как хорошо, что вы проснулись, а то ваш отец, любимый наш правитель, уже раз пять о вас спрашивали: " Ну что же, Борщ, поднялся сын мой или нет," — переходя с тенора на бас, продолжил слуга. — "Почивает, ваша светлость. "- отвечаю я. " Ну пусть, пусть отдохнет, но как только проснется, приведи его ко мне". Уж вы простите, ваша милость, но его светлость очень хочет вас видеть. Поэтому только я и посмел вас разбудить, а так, конечно, спите, отды-хайте.

Керк поднялся с ложа и теперь умывался в тазу, Борщ услужливо поливал на голову и шею из ковша и, не переставая, говорил:

— Его светлость уже с утра на ногах, он всегда рано встает и рано поднимает ваших братьев — его милость Эриха и Тура…. Вас же уже познакомили с ними. Его милость Тур очень смелый и храб-рый мальчик, такой уважительный, никогда от него грубого слова не услышишь, ни то, что его милость Эрих, — сказал Борщ, поперхнулся и примолк, глядя на Керка.

Керк отнял от лица полотенце и взглянул в испуганное лицо слуги, и в этот момент он вспом-нил слова доброжила: "Хороший паренек". Борщ, надо прямо сказать, имел доброе и честное лицо. Чуть пониже, чем Керк, ростом, но такого, же крепкого телосложения, со светлыми, как ковыль волосами и серыми глазами. Лишь посмотрев в его лицо, Керк сразу понял, что Борщ говорит всегда все, что думает и ему за это часто влетает. Вот и теперь так случилось, и, не зная, как поведет себя Керк, он даже немного склонил голову. Но Керк, воспитанный среди простых людей, всегда уважал честность и прямоту:

— Значит, мой брат Эрих груб и неуважителен? — как ни в чем не бывало, осведомился Керк.

— Ну, не то, чтобы груб… — промямлил слуга.

— Да ладно, Борщ. Я такой же, как ты, простой человек и вырос на берегу моря. А о людях сужу по их человеческим качествам, — без ложной скромности заметил Керк.

— Зачем вы так о себе говорите, ваша милость! Какой же вы простой человек? — Борщ посмотрел с восхищением на Керка и подал ему голубую рубаху, — Я думаю, что вы наш будущий правитель. И хотя вы выросли на берегу моря, все равно по крови и благородству, сразу в вас видно вашего отца — нашего правителя.

Керк надел рубаху, а когда Борщ подал ему голубой терлик, длиннополый кафтан, с перехва-том и короткими рукавами, то недовольно оглядел его, подумав о том, что может не стоит его, и вообще одевать, однако бросив взгляд на восхищенное лицо слуги, решил смириться со своей участью и натянул терлик на себя. Борщ попытался застегнуть терлик, но Керк с достоинством отклонил его помощь, сказав:

— Не переживай, Борщ, я сам привык одеваться.

— Да, я это вижу, — ответил слуга.

Керк уже был одет и собрался идти, но Борщ принес и подал на подносе еду, поставив ее на стол, и хотя Керку не терпелось поговорить с отцом, он все же задержался, чтобы поесть. Еда была легкая и вкусная: вареные яйца, белый хлеб, который Керк ел дома только по праздникам, масло, сыр из творога со сметаной и, конечно, кувшин молока. Керк сам налил в чашу молока, взял кусок хлеба с сыром и по-быстрому запихал в рот.

Борщ в это время застилал ложе, и Керк, с удовольствием дожевывая, услышал еле слышный смех, он повернулся и увидел, что Борщ еле сдерживает себя:

— Ах, ваша милость, ну и едите же вы, куда же вы торопитесь? Ведь еду же от вас не заберут.

— Я всегда быстро ем, — немного озадаченно сказал Керк. — А что, тут так не принято есть?

— Не-а, так не принято, — глубокомысленно заявил Борщ, все еще посмеиваясь, и упер руки в бока, — Правители едят не торопясь.

— Эх, беда с этими правителями, — сам переходя на смех, сказал Керк. — Придется всему по-новому учиться. Но я уже позавтракал и готов идти.

Керк подошел к двери, открыл ее, вышел в коридор и остановился, поджидая Борща. В тот же миг слуга выскочил следом за Керком и на ходу сказал ему:

— Ваша милость, двери то должен я открывать.

— А это- то зачем? У меня, что рук нет?

— Ну, как зачем? Так положено…. Ваша милость, прошу вас или мне иначе опять влетит от Сенича, что я лодырничаю и страдаю от безделья, — вздохнув, добавил слуга.

— Ну, ладно…,остальные двери открывай сам. Не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятно-сти, — тоже вздыхая, согласился Керк, — А теперь веди меня к отцу.

И Борщ повел Керка по коридору, тот был не широким и выходил на лестницу. В этом коридоре было несколько дверей, около одной из них Борщ остановился и, кивая на нее, шепотом сказал:

— Это опочивальня вашего брата Эриха.

Керк и Борщ спустились по лестнице и оказались в прямоугольном, широком, полутемном коридоре, по правую руку от них была дверь, которая вела в комнату, дальше виднелся узкий коридор, отделяющий одну комнату от другой, указав на дверь слуга, сказал:

— Это, ваша милость, светлая комната, в ней занимаются магией, туда можно заходить только правителю, — и показав на узкий коридор, добавил, — Этот коридор ведет в тронный зал, там находится, так называемая потайная дверь.

Борщ пошел вперед, и, открыв находящуюся напротив лестницы дверь, вывел Керка в огромный коридор, с двумя разветвлениями: прямо и направо, в этом коридоре стены были украшены набором мелких цветных камней, которые переливались и поблескивали от света факелов вставленных в укрепления на стене. Слуга остановился, и, поясняя да указывая рукой, сказал:

— Налево тронный зал, в него ведут эти прекрасные украшенные резьбой двери, прямо лестница на второй этаж, где находятся опочивальни ваших младших брата и сестры. По левую сторону от лестницы белая столовая, там обедают и ужинают правители. А по правую сторону лежат опочи-вальни правителя и правительницы.

Борщ повернул направо, и, пройдя немного, остановился, указал на широкие двери впереди, добавил:

— Эти двери ведут из дворца на площадь, а мы сейчас повернем и войдем в эти двери, — и он пока-зал рукой на двери, которые находились справа от него, — Это общий зал, его еще называют грид-ницей. Здесь собирается дружина правителя на пиры и советы. В гриднице два входа, один это тот через который мы войдем, — и слуга, открыв дверь, впустил Керка в зал, — А тот, что, напротив, приведет нас в Славный коридор.

Керк вошел в зал и, оглядевшись, заметил:

— Я вчера в этом зале был.

— Точно, ваша милость, были, — и продолжил, — Ниже под первым этажом находится подземный этаж, там разместились кухня, топка с печами, кладовые разные и комнаты слуг. Правда, во дворце не все слуги живут. У многих в городе избы, да дома и они приходят во дворец лишь утром.

— А, ты? — спросил Керк.

— А, я, сирота, ваша милость. Мои родители умерли, поэтому правитель взял меня во дворец. И я живу здесь постоянно, — грустно сказал Борщ, а затем глянул на Керка и улыбнулся.

Пройдя гридницу насквозь, они вышли в Славный коридор, по одной стороне которого на стене висели в полный рост портреты. А другая часть коридора имела большие окна и обозревала парк. Керк взглянул на первый портрет и нашел много общего между высоким темноволосым мужчиной и собой. Керк догадался, что это его предки.

— Это правители Восурии, — огласил Борщ и, показывая на первый портрет, добавил. — Это прави-тель Ярил, по реклу Разумный.

Керк было хотел остановиться и осмотреть портреты, но Борщ сказал:

— Ваша милость, правитель ждет вас, поторопимся, — и показал на окно, через которое Керк уви-дел отца.

Правитель Ярил, по реклу Щедрый, сидел на скамье, возле прекрасно украшенных клумб с цветами, в ожидании сына.

Глава четвертая

Когда Керк вышел в парк, он увидел, что отец-правитель уже поднялся и идет к нему навстре-чу. Как и при первой встрече, отец раскрыл объятия и заключил в них сына. Керк был почти одного роста с отцом и сейчас смог хорошо разглядеть черты его лица, да, несомненно Керк был очень похож на Ярила: тот же высокий лоб, черные большие брови, прямой нос и тонко очерченные алые губы. Только в отличие от Керка у отца были зеленые глаза.

— Здравствуй, сын мой! Очень рад тебя видеть. Как ты отдыхал?

— Все хорошо, ваша светлость, — отвечал Керк.

— Нет, нет, мальчик мой. Прошу тебя, называй меня отцом…. Я, конечно, понимаю, что ты меня не знаешь, но я очень хочу познакомиться с тобой, хочу быть близким тебе, хочу стать тебе отцом, которого ты был лишен, — сказал правитель и улыбнулся сыну.

— Я постараюсь звать вас отцом, — согласно кивнув головой, добавил Керк, — Но мне нужно время, чтобы привыкнуть к новой жизни.

— Конечно, тебе нужно время. Но у нас с тобой времени достаточно, — заметил правитель и, тяжело вздохнув, положил руку на плечо Керка.

Во время разговора они тихонько шли по дорожке, и Керк, слушая отца, поглядывал по сторо-нам, любуясь цветами, фонтанами и зеленью.

— Здесь очень красиво, — заметил он.

— Что ты сказал? — на мгновение отвлекшись на свои мысли и затихнув, поспешил спросить отец.

— Я сказал, что здесь очень красиво, — повторил Керк.

— Да, ты прав, здесь очень красиво, это все создал и посадил наш садовник Орех со своими деть-ми — Первушей и Ершом, — сказал правитель, а потом задумчиво протянул, — Но мне, если честно, больше по душе вольная красота нашей Восурии с ее зелеными дубравами, колосящимися поля-ми и цветущими лугами…. Ну, а мы с тобой сейчас пройдем по этой дорожке и попадем в сад, да сможем там спокойно поговорить, ведь разговор наш будет долгим.

Некоторое время они шли молча, но, пройдя небольшую парковую зону, вошли в сень сада. В саду в основном росли фруктовые деревья, особенно много было вишни, и так как весна была в полном разгаре, шел второй ее месяц — цветень, вишня распустила цветочную почку, и кругом все пахло и благоухало. Пройдя еще немного, они остановились возле небольшой скамейки.

— Присядем, — предложил отец. — Знаешь, я тут часто бываю, здесь как-то дышится легче. Люблю здесь посидеть и подумать. Мне кажется, сынок, что у тебя накопилось много вопросов ко мне, и я попробую тебе сейчас все объяснить.

Отец немного помолчал, а потом начал рассказывать о том, как Керк родился, как его случайно подменили, а потом украли, поэтому у правителя Восурии пока нет наследника. Но так как Керк все это услышал уже раньше от доброжила, то рассказ отца он слушал уже не с таким интересом. Керк заметил, что во всем что случилось, отец не винил мать. И он понял, что правитель очень любит ее. Потом отец рассказал о том, как искал Керка все эти долгие пятна-дцать лет и наконец- то нашел, а теперь сын вернулся домой, и правитель этому очень рад. После этих слов отец замолчал, и опять о чем-то задумался.

— Отец, — после небольшой паузы окликнул его Керк. — А кто меня украл и зачем?

— Кто организовал это похищение, я пока не выяснил. Из разговора с твоими, так называемыми, дядей и тетей, я понял, что пятнадцать лет назад им привезли тебя какие-то люди. Они сказали, что ты находишься в беде и нуждаешься в укрытии, да приказали растить, как собственного пле-мянника…, в противном случае обещали их покарать. Вот они и растили тебя, молча. Хотя видели на твоей руке печать и верно могли догадаться, что она неспроста там поставлена, — очень гневно закончил правитель.

— Они хорошие люди, мои дядя и тетя, никогда меня не обижали. Я был у них счастлив, — поспе-шил заметить Керк. — Что ты с ними сделаешь?

— Ничего, ведь они воспитали тебя, — сказал правитель и успокоительно похлопал сына по плечу, — И ты сам говоришь, были хорошими людьми. Мне нужно узнать про тех, других — похитителей, кто за этим стоял.

— Неужели это так важно, — потерев пальцем бровь, добавил Керк, — Ведь теперь я вернулся, и я уже взрослый. Меня больше никто не украдет.

— Да, теперь ты дома, ты взрослый, — согласился отец, — Но пока ты в большой опасности, ведь ты еще не наследник престола.

— Скажите правитель…, отец, а кто должен стать наследником престола — Эрих или я, — поинтере-совался Керк.

— Это очень сложный вопрос, и пока я не могу на него ответить. Через год, когда вам исполнится по шестнадцать лет, я должен буду принять решение и назначить наследника. И я надеюсь, им окажешься ты, — заметил он, и, посмотрев на Керка, улыбнулся. — Ты очень похож на меня.

— Но, по — моему, правителем должен стать не тот, кто похож на тебя, а тот, кто сможет разумно и правильно управлять нашей любимой Родиной и славным народом. И я, конечно, не знаю хорошо Эриха, но думаю, что все эти пятнадцать лет он учился быть хорошим правителем. А я учился быть…,- Керк замолчал, обдумывая слова, а затем добавил, — Быть хорошим рыбаком. Так что выбор твой…, ваша светлость…, извините отец, очевиден.

Керк сказал эти слова с таким достоинством, что сомнений не могло возникнуть, слова сказаны от сердца.

Правитель внимательно посмотрел на своего сына и вновь улыбнулся, было видно, что он доволен Керком, а потом покачал головой и сказал:

— Да, Эрих учился многому, но Эрих не умеет и не владеет главным — магическими способностями, которые сходят каждому первенцу из рода Богомудра. А…! Да, ты, наверно не понимаешь о чем я.

Но Керк не дав правителю объяснить, поспешил ответить:

— Нет, отец, я знаю, о чем ты.

— В смысле, ты знаешь, о чем я? — удивился отец, и пристально поглядев на сына, убрал с ресницы слетевший на нее лепесток вишни.

Керк скривил лицо, пожалев о выскочивших словах, но будучи по природе честным попытался объяснить:

— Ну, я сегодня утром видел доброжила, и он мне кое-что рассказал. Я имею в виду Богомудра и его дар.

— А…. ты видел доброжила! — ещё более удивляясь, продолжил отец, а затем усмехнулся. — И это был твой первый дух, которого ты встречал в жизни?

Керк немного помялся, но приободренный взглядом отца, продолжил:

— Да нет, не первый. В доме у нас тоже жил доброжил. Правда, он сапоги не носил, босой был. Ну, еще я видел баенника, дворового, винного жихаря. А раз видел, как винный жихарь с баенником дрался — вот потеха была… В море встречал русалок, знаешь, они очень красивы: белолицые, полногрудые девы, с распущенными светлыми волосами и зелеными глазами. Начинаешь на них смотреть, как они плещутся на волнах, играют и песни поют, да и забудешь о времени. Мой дядя и братья их не видят, а песни слышат…., а я и видел…. Дядя говорил, что у меня дар, и я никому не должен об этом говорить, и я молчал…. Тебе первому об этом рассказал.

— Да, — сказал правитель, — Это дар, дар, который ты, как первенец, получил от Богомудра. Но это еще не всё, только первый сын получает этот дар и печать с перстня, — отец снял с указательного пальца левой руки перстень, и Керк увидел, что на перстне изображена такая, же печать, как и у него на пальце.

Керк взял протянутый отцом перстень и стал разглядывать его. Перстень был из чистого золота, очень тяжелый и массивный, в голове которого было восьмиугольное поле, на нем изображен старец в длинных одеждах с огромным посохом в руке, от головы во все стороны расходились лучи, а по краю поля легко прочитывались слова: "Род Богомудра храни верность Богу Сварогу".

— Это Бог Сварог? — понизив голос, спросил у отца Керк, возвращая перстень.

— Да, это Сварог. По преданию этот перстень был подарен Лучезару, по реклу Сильнейший, его отцом Богомудром, — ответил Ярил, надевая перстень на палец.

— Я никогда не мог прочитать эту надпись на руке, она у меня плохо читается — заметил Керк, и, открыв ладонь, показал печать отцу.

— Знаешь, у меня она тоже плохо прочитывается, но каждый наследник Богомудра держит эти слова в своем сердце, — заметил отец.

— Мой дядя всегда говорил мне, чтобы я никому не показывал этот знак, говорил, что у меня будут неприятности. А в детстве тряпицей перевязывал мне руку, чтобы другие не увидели. И мне всегда казалось, что эта печать что-то темное… Но когда я стал старше и научился читать, я прочел имя Бога Сварога и понял, что это необычный знак, — Керк примолк, как бы собираясь с силами, потер правую бровь пальцем, а потом добавил. — Говорят, что ведуны отмечают своих учеников, ставя им знак на руке, и я думал, что стану когда-нибудь ведуном. А оказалось….

— Оказалось, что ты не ведун…, а будущий правитель, — сказал отец, посмотрел внимательно на сына и продолжил, — Но также как и ведун, ты тоже обладаешь магическими способностями, а со временем научишься использовать заговоры, обереги и присухи.

— Ты, будешь учить меня магии? — удивленно переспросил Керк.

— Да, я буду учить тебя магии, потому что престол Восурии может наследовать только человек, обладающий магическими способностями, — заметил отец и почему-то радостно посмотрел на Керка.

— А этих способностей нет у моего брата Эриха, я правильно понимаю?

— Правильно. У Эриха этих способностей нет, потому что они могут передаваться лишь двумя спо-собами, первый — это на девятый день первенцу от самого Бога Сварога, а второй — это когда пе-ред кончиной правитель по доброй воле передаст их наследнику, — ответил правитель и устремил пристальный взгляд в сад, точно пытаясь там, что-то разглядеть.

— Значит Эрих, может получить эти способности от тебя? — переспосил Керк, и глянул туда, куда посмотрел отец, и где среди стволов деревьев мелькнул силуэт собаки.

— Или от тебя… — добавил отец, и, встав со скамьи, осмотрелся.

— Там была собака, — заметил Керк, увидев, что именно ее движение привлекло отца.

— Да, — удивленно посмотрев на сына и присаживаясь на скамейку, переспросил правитель, до-вольным голосом добавив, — Ишь, ты, глазастый какой…,- он еще какое-то мгновение смотрел на сына, а потом пояснил, — Но, знаешь именно этого я боюсь, чтобы каким-либо обманным обра-зом у тебя не забрали эти способности…. Я вижу ты очень достойный юноша, не властолюбивый, умный и добрый, а Эрих…

— Может ты, отец, не прав, может Эрих не таков каким хочет казаться? Может он хороший сын, — сам не зная почему, заступился за брата Керк.

— Сын, может, он и хороший, но он, я думаю, не очень хороший брат….,- задумчиво добавил пра-витель, — Скажи мне честно, что ты вчера почувствовал, когда его обнимал?

Керк замялся, ему не хотелось врать, но сказать правду было тоже сложно.

— Ну же, — нетерпеливо сказал правитель и пристально посмотрел на сына.

— Мне кажется, что я ему не понравился, — ответил Керк.

— Не понравился…, наверно ты почувствовал неприязнь или что-то более? — уточнил отец.

— Ну, что-то вроде неприязни, — согласился Керк и кивнул головой.

— Я так и думал… Знай, что твое восприятие человеческого отношения к тебе — это тоже дар. Эрих и к Туру, и к Малуше так же относится — неприязненно. Это меня очень пугает, — Ярил немного помолчал и смахнул с волос Керка, нападавшие с дерева, лепестки вишни, а потом мягко добавил. — Ты будь осторожен в общении с ним. Хорошо?

— Хорошо, — пообещал Керк.

— Ну, а теперь пойдем, уже право пора обедать, — сказал, поднимаясь, отец.

— Отец, и последний вопрос, а почему ты меня назвал Керком? Или это не ты мне дал имя?

— Нет, это имя я дал тебе. Так звали моего названного брата. Его страну, что граничит с Восурией, захватили враги, и он вместе со своей матерью попросил у нас защиты. Мой отец, Лучезар, по реклу Благородный, предоставил ему убежище и воспитал его, так как мать у него вскоре умерла, а когда ему исполнилось семнадцать лет, помог ему вернуть трон. А Эриха я назвал в честь отца твоей матери. Именно твой дед Эрих и захватил трон принца Керка. Когда я поставил печать на руку Эриха, и магического обряда не свершилось, я не смог дать ему наше имя, поэтому дал временное, как и тебе. Когда вам исполнится по шестнадцать лет, я смогу выбрать для вас и дать вам подлинные восурские имена. Все понятно? — поинтересовался отец и тяжело вздохнул.

— Да, все понятно. Я, конечно, привык к этому имени, — Керк поднялся со скамейки и скривил гу-бы, — Но мне все же нравятся наши имена.

Правитель улыбнулся и в знак согласия кивнул головой, и, продолжая разговор, они пошли во дворец.

Глава пятая

Теперь жизнь Керка потекла по другому руслу. Все было ново и необычно. Он начал учиться стрелять из лука, ездить на лошадях, биться на мечах, а отец стал обучать его магии. Керк был очень послушным и трудолюбивым юношей, поэтому наставники хвалили его. Вместе с Керком уроки получал также младший брат Тур. По началу Тур во всем превосходил Керка, но Тур был добрым мальчиком, и поэтому вместе с Керком печалился его неудачам и радовался, когда у Керка что-то получалось. У Керка и Тура возникли сразу прекрасные отношения, еще и потому, наверное, что Керк очень скучал за своими "братьями" — Семом и Лелем, и всю свою любовь теперь стал отдавать Туру. Вечерами когда, устав от дневных трудов, Керк приходил к себе в опочивальню, раздавался стук в дверь, и на пороге появлялся Тур. Сначала он лишь робко стоял в дверях, не решаясь войти, но Керк всегда так радостно встречал его, что со временем Тур стал входить без стука. Керк, поведавший и познавший народную жизнь изнутри, мог подолгу рассказывать Туру о Духах и героях, о великанах и о волшебных существах. А Тур зачарованно слушал старшего брата. Иногда при их разговорах присутствовал старичок-доброжил, он всегда внезапно возникал на краю ложа, где лежали Керк и Тур, легонько кланялся Керку и, посмеиваясь в бороду, слушал рассказы.

Керк всегда почтительно приветствовал доброжила, чем вызывал еще большее уважение у Тура. Когда это случилось в первый раз, Тур поинтересовался, кому поклонился Керк, а услышав ответ, весь загорелся от желания видеть старичка. Но, увы, способностей Керка у него не было и ему только, и оставалось, что восхищаться старшим братом. Иногда, доброжил не приходил в опочивальню Керка, тогда тот рассказывал Туру, что и ему со временем может показаться стари-чок-доброжил, надо быть только уважительным к нему. И Тур клятвенно обещал, что всегда будет уважителен ко всем Духам.

У Тура до сих пор никогда не было такого друга и брата, каким был Керк, и он искренне стал любить его. Вообще у Керка складывались хорошие отношения и с Малушей, и с отцом. Слуги также полюбили скромного, простого Керка. И жизнь бы его протекала спокойно, если бы ни мать и Эрих. Мать старалась не замечать Керка, вначале она при отце еще как-то интересовалась успехами Керка, но постепенно наблюдая какие показывает способности Керк, в магии, совершенно перестала говорить о нем. Вечерами, когда они собирались на ужин все вместе, в белой столовой. И отец хвалил Керка, она всегда старалась перевести разговор на другую тему. Это замечал, не только Керк, теперь сидевший по правую руку от отца, но и сам отец. Очень часто, он стал перебивать супругу или просто запрещал ей говорить. Керк не получал от матери ни любви, ни ласки, ни доброго слова. Однако мать так относилась не только к Керку, она также была безразлична к Туру и даже к Малуше. Мать любила и выделяла одного Эриха, который как правильно подметил доброжил, вырос властолюбивым и злобным. Его злость особенно была сильна тогда, когда рядом находился Керк. В-первое, время Керк стараясь наладить отношения с Эрихом, пытался заговорить с ним, но в ответ получал лишь полные ненависти взгляды, в лучшем случае, а в худшем оскорбления. Тогда Керк решил просто не связываться с братом и перестал его замечать.

Но чем лучше у Керка, что-то получалось, чем больше его хвалили наставники, тем более не сдержанным становился Эрих. Особенно злили Эриха, даваемые отцом магические уроки Керку, ведь не обладающий способностями Эрих, никогда не имел возможности чему- то научиться у отца.

Но Эриху, грех было жаловаться, всему другому его учили очень хорошо. Обучающейся ратному мастерству с шести лет, он был очень хорошим воином. Мастерски владел мечом, прекрасно метал копье, хорошо стрелял из лука и был отличным наездником.

В отличие от Эриха, Керку тяжело давалось овладение мечом. Однако копье и лук он освоил быстро, обладая не малой силой, закаленный морем, Керк легко научился стрелять из лука, к тому же у него оказался, как говорят, "меткий глаз" и вскоре он уже прекрасно поражал ми-шени. Так же легко и быстро он научился метать копье, попадая точно в цель.

На заднем дворе дворца, за парком и садами, было устроено место для занятий, так называемый Ратный двор. Там упражнялись на мечах, стрельбе из лука и метании копья. На лошадях ежедневно совершали двух-трех часовые поездки из крепости. И этому мастерству, Керка и Тура, учил дружинник Дубыня. Это был богатырского сложения мужчина, высокого роста, дородный и статный. С необычайно светлым и добрым лицом, со белокурыми волосами и небольшой бородой. Каждое утро, они втроем, оседлав лошадей, выезжали в поле, прихватив с собой луки, а иногда и копья, изредка к ним присоединялся Храбр и отец — правитель. Проехав мимо деревни, они пускали лошадей в галоп и останавливались где-то в лугах, там, отпустив лошадей пастись и отдохнуть, они метали копья и стреляли из луков. Керк в такие моменты ощущал себя свободным и счастливым. Иногда они задерживались надолго и возвращались только к вечеру усталые и голодные. Храбр встречал их у дверей дворца и бурчал на них, что они опять пропустили занятия, при этом особенно доставалось Дубыне. Но тот лишь весело посмеивался, над словами Храбра, брал лошадей у Керка и Тура и уводил в конюшню. Керк особенно полюбил Дубыню, так как за все время обучения ни разу не услышал от него грубого слова. Дубыня был могучим богатырем, умелым воином, и на ратном поле враги бежали не раз от него, боясь погибнуть. А теперь он стал спокойным и щедрым на похвалу наставником, и даже когда у Тура и Керка что-то не выходило, он всегда их подбадривал, считая, что только в похвале лежит ключ к умелому обучению.

Другой учитель Керка — Храбр был полной противоположностью Дубыни, резкий и грубый, скупой на похвалу. Однако не менее, чем Дубыня дородный и высокий, с темными едва тронутыми сединой волосами и бородой, с серыми глазами, обучая Керка владеть мечом, он показывал чудеса мастерства и чаще всего на уроках ругал своего ученика, но один на один с отцом-правителем хвалил его, говоря, что из Керка выйдет толк. Оттого эта похвала была еще дороже Керку.

А вечером с Керком занимался отец. Отец не просто рассказывал ему о всех его предках, но и учил его магическим заговорам. В магии Керк особенно преуспевал — сказывались полученные магические способности. На занятиях с отцом Керк научился останавливать кровь, лечить раны, заговаривать стрелы и копья. Керк понимал, каким даром, а теперь и знаниями обладает он. Иногда отец на таких занятиях просто подолгу разговаривал с Керком или отвечал на его во-просы:

— Помни, сын, что слова обладают могучей силой, иногда даже опасной. Но чем глубже ты пости-гаешь магию, чем сильнее и могущественнее становишься, тем становись более осторожным. Будь мудрецом, помни, что заговоры, присухи и обереги, которые ты постиг, попав в недостойные руки, могут стать опасными для людей.

Керк слушал и понимал, о чем говорит отец. Иногда в такие моменты он почему-то вспоминал об Эрихе.

Однажды, после очередного занятия с отцом, Керк пошел к себе в опочивальню и видел, что впереди него кто-то метнулся от двери, он прибавил шагу и на лестнице догнал Эриха.

— Ты что тут делаешь? — не удержался от вопроса Керк.

Эрих с ненавистью посмотрел на Керка и сказал:

— Что надо, то и делаю. Я может тоже уроки беру…, - потом он подумал и добавил. — Мерзкий рыбак, ты зачем сюда приехал, от тебя воняет тухлой рыбой, если не хочешь получить кинжалом в спину, убирайся, — Эрих резко повернулся и побежал вверх по лестнице к себе в опо-чивальню.

Керк был потрясен, он, конечно, видел, что брат подслушивает возле дверей во время занятий его с отцом, но, что он способен на такие слова. Его потрясла сама мысль, что Эрих может так спокойно говорить о такой подлости — об ударе в спину.

Некоторое время он стоял на лестнице, а потом, поднявшись по ней, оказался в коридоре. Уже было поздно, и Борщ его не провожал. Мрачный темный коридор после слов Эриха внушил Керку страх. Но Керк знал, что страх легко прогнать, он глубоко вздохнул и тронулся к своей двери. Проходя мимо комнаты брата, он почувствовал, как Эрих приник и, тяжело дыша, уткнулся лбом в дверь. И Керку почему-то стало жалко Эриха, он остановился около двери и шепотом стал говорить оберег на усыпление врага — этому заговору отец недавно научил Керка, после произнесенной над человеком присухи, человек засыпал: "Вылетал ворон из-за Смородины реки, Смородины реки, огненной реки, разбросал по крутым берегам злобу да злость. И вышла грозная туча, громовая стрела от огненного лука бога Перуна. И пролился дождь, и покорилась им злоба и злость. И как дождь воды пролил, так ты меня сына Ярила, внука Богомудра, Керка не тронул. И как от воды камни отпрядывают, и пузыри отскакивают, так и ты, глаза закрыв, в сон впади. И слово мое крепко!" — сказал Керк слова заветные и прислушался, а за дверью дыхание Эриха выровнялось, и чувствует Керк, что и глаза Эрих сомкнул. Вспомнил Керк слова отца, что действие заговора зависит от способности сделать живой саму мысль, и опять повторил оберег, а когда закончил, услышал, как отяжелевшее тело Эриха опустилось на пол.

— Спи спокойно, брат, — сказал довольный собой Керк и отправился к себе.

Утром Керка разбудил доброжил. Керк открыл глаза и удивился, так как на ложе сидел не только старичок — доброжил, он привел с собой еще своих собратьев: дворового и винного жихаря. Дворовой обликом походил на старичка — доброжила, такие же черты лица и так же весь был покрыт седенькой шерсткой, вот только вместо красных сапожек, у него были копытца, как у лошади, ведь живущий во дворе, он был хозяином всех домашних животных, а во дворце правителя осуществлял уход за лошадьми. Жихарь хоть и был такого же роста, что и доброжил с дворовым, но в отличие от них не имел копытц, ни волосатых ладошек, черты его лица были похожи на бараньи, и вместо седеньких волос, и борода, и волосы жихаря были белого цвета. Ведь он, оберегающий хлеб от всякой напасти и беды, чаще всего показывался людям в образе белого барана.

И с дворовым, и с винным жихарем Керк уже давно познакомился. С одним — во дворе, а с дру-гим — в овине, куда ходил с Дубыней. Но в гости к нему они еще никогда не приходили. Было ра-нее утро. Солнце только-только начало подниматься, и в комнате стоял полумрак. Но своих гостей Керк разглядел очень хорошо. Он низко склонил голову в знак приветствия и в ответ получил поклоны, а потом спросил, снедаемый любопытством:

— Добрые мои Духи, берегущие дом, скот и хлеб, что так рано привело Вас ко мне, иль беда, иль радость?

— Здравствуй, хозяин, — с некоторых пор доброжил стал так называть Керка. — Прости, что потре-вожили твой сон, но мы не могли не прийти к тебе в такой день.

— В такой день, а что сегодня за день? — удивленно переспросил Керк.

— Ну, как же, ведь вчера ты впервые воспользовался присухой. И победил своего злобного брата, — с нескрываемым восторгом сказал доброжил, а дворовой и жихарь в согласии закивали го-ловой.

— Как вы об этом узнали?

— Очень просто, — добавил доброжил. — Ведь я бываю везде во дворце, вчера я видел, как Эрих опять, заметь, опять подглядывал за дверью, и так как я не люблю не порядок, я задержался по-глядеть, что же будет. Потом вышел ты, а этот злыдень припустился бежать по коридору. Я видел, как на лестнице вы встретились, и поспешил к тебе. Но больше всего мне понравилось, как ты его усыпил. Ха-ха, свалился и всю ночь проспал на полу. Вот же правительница расстро-ится.

— Ах, ты, а я и не подумал, что он всю ночь будет спать на полу, — искренне огорчившись, изрек Керк.

— Ага! — вмешался в разговор дворовой. — И еще весь день до ночи спать будет!

— Еще весь день до ночи, как же я об этом не подумал. Отец огорчится, что я так использовал свой дар в ущерб Эриху, — расстроенно закачав головой, заметил Керк.

— Не-а, не огорчится, — пояснил доброжил.

— Не огорчится? Почему, почтенный доброжил? — переспросил Керк, и правой ладонью оправил волосы.

— Не огорчится, потому что он уже обо всем знает, — радостно сказал старичок и погладил свою бородку.

— Откуда? — тревожно спросил Керк и поглядел сначало на доброжила, а затем перевел взгляд на дворового.

— От меня, я все ему рассказал, — довольный собой пояснил доброжил и с удовольствием потер волосатые ладошки.

— Ты, ты ему рассказал? Когда? Зачем? — расстроено заметил Керк, и его губы дрогнули.

— Как зачем? Ведь этот предатель замышляет тебя убить, — повышая голос, ответил доброжил.

— Да нет, я уверен, это он просто так сказал по злобе, — махнув рукой в сторону двери, объяснил Керк.

— Нет…, не по злобе…, я уже не раз замечал, какие он метает в тебя ненавистные взгляды. И все время носит кинжал за поясом, а раньше не носил. А еще все время шепчется с матерью и со своим слугой, скверный такой, скверный слуга, я однажды подслушал их разговор. Он все говорил, что ненавидит тебя, что ты недостоин престола…, что ты никто…, и оскорблял, оскорблял тебя. А мать твоя тоже хороша. Успокаивает его, говорит ему, чтобы он не злился, чтобы не волновался. Нет, они точно что-то задумали против тебя, — расстроено сказал доброжил, и утер свои глазки, а дворовой тяжело вздохнул, и похлопал собрата по спине.

— Задумали? — переспросил Керк и удивленно посмотрел на духов.

— Да, задумали, я так твоему отцу об этом и сказал, — добавил доброжил.

— Сказал, а он что? — заинтересовался Керк.

— Он молчал, молчал, но слушал. Сказал, что Эрих глупый мальчишка и ему полезно поспать, — не довольно покрутив головой, заметил старичок, а потом поднялся и прошелся по ложу.

— А про мать, что он сказал, про мать? — взволновано переспросил Керк, когда к нему подошел доброжил.

— А про мать, он ничего не сказал, но видно было, что думы тяжелые на него налегли, — певуче закончил доброжил и почесал затылок.

Керк примолк, обдумывая сказанное доброжилом, замолчал и старичок — доброжил, а вместе с ним и дворовой с жихарем. А потом Керк лукаво глянул на доброжила и спросил:

— Погоди доброжил, но ты ведь не разговариваешь с отцом- правителем, ты же обижен.

— Конечно, обижен и никогда бы не заговорил, — добавил старичок, и, подойдя вплотную к Керку, погладил его своей волосатой ладошкой по лицу, — Но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Я ведь, хозяин, долго живу на свете, видел всех твоих предков: и твоего прадеда, и твоего деда, и отца, вижу я каков ты и каков твой брат. Я не хочу, чтобы такой бесчестный, властолюбивый и злобный мальчишка правил этой страной. Нет, только ты достоин, занять престол Восуров, ты — первенец Богомудра… В этом нет никаких сомнений.

— Спасибо, доброжил, за добрые слова, — благодарно ответил Керк и провел рукой по голове ста-ричка, — Но может, не стоило говорить отцу о том, что случилось вчера между мной и Эрихом, я не хочу, чтобы Эрих думал, что я не могу постоять за себя.

— Тут дело не в том, что будет думать Эрих, важно чтобы ты был жив, — заметил басом, до этого молчавший, овинный жихарь и словно баран потряс головой, а затем добавил. — Так отец прави-тель будет знать всю правду, а так лишь то, что скажет ему правительница. А она скажет, что ты свой дар используешь во вред Эриху.

— Да, я теперь понимаю, что не должен был так поступать, надо было пройти мимо, — сказал Керк.

— Нет, ты поступил правильно, — теперь в разговор вмешался и дворовой, который до этого внимательно слушал разговор, и при этом также внимательно осматривал свое правое копытце. — Ты ведь видел, о чем думал Эрих, что у него было в голове.

— Думал…, - протянул Керк. — Он думал о чем-то нехорошем.

— Тогда ты поступил правильно, — вместе сказали доброжил и дворовой.

Но разговор столь интересный внезапно был прерван стуком в дверь — это пришел Борщ, под-нимать Керка. Доброжил, дворовой и жихарь низко поклонились и моментально исчезли.

Глава шестая

Керку, несмотря на все доводы Духов, было боязно и стыдно смотреть на правителя. И когда к ним, выезжающим со двора на лошадях, присоединился отец и Храбр, Керк совсем пал духом. Всю дорогу от дворца Керк ехал с опущенной головой, позади всех, постоянно отставая. Миновав деревню, Дубыня, Тур и Храбр пустили коней галопом, отец же, до этого ехавший впереди, придержал коня и, дождавшись Керка, поравнялся с ним. У Керка было припротивно на душе, но, ехавший рядом молчащий, отец, был еще большим укором для его совести, и тогда Керк решился:

— Отец, — робко начал он.

— Что, Керк? — как ни в чем не бывало, спросил правитель.

— Отец, прости меня, я знаю про твой разговор с доброжилом. И думаю, да нет, я уверен, ты мною недоволен. Может я смогу объяснить тебе свой поступок, и ты тогда поймешь меня.

Отец молчал, а потом глянул в лицо Керка и улыбнулся. И приободренный этой улыбкой, Керк рассказал о вчерашнем происшествии, ничего не утаивая и не скрывая, и о грубых словах Эриха, и о собственном страхе, и даже о, возникшей в душе, жалости. Когда Керк закончил, он почувствовал, как будто большой камень свалился с его плеч, и даже стало легче дышать. Он теперь смог смело посмотреть в глаза отцу.

— Что же, Керк, скажем так, ты поступил правильно, ну может ты выбрал не тот оберег, который следовало в данном случае выбрать. Но я рад, что в твоем сердце не возникло ответной злобы на грубые слова Эриха, — отец немного помолчал, а потом добавил. — И особенно я рад, что ты смог правильно и верно сказать слова оберега, и они сработали. На тебя я, Керк, не сержусь, и ты зря думал, что я буду тобой недоволен. Ты, как будущий правитель, просто обязан уметь себя защитить и не только мечом, но и оберегом. В данном случае меня больше тревожит злоба твоего брата — Эриха. Именно она расстраивает, именно его поступок меня пугает.

— Значит, ты на меня не сердишься, — обрадовался Керк.

— Нисколечко, сын, — ответил правитель. — А теперь, я думаю, раз мы с тобой разобрались в этом вопросе, пустим лошадей галопом и нагоним наших. Давай кто быстрее, — и, хлопнув лошадь по крупу, он помчался вперед.

Керк понудил лошадь, и та двинулась следом за отцом. Но отец был хорошим наездником в отличие от Керка и намного обогнал сына, а когда Керк, наконец-то, нагнал отца, тот уже спешился. Керк спрыгнул с лошади и упал на пахучую траву, уставший, но успокоенный и до-вольный собой.

Шел первый месяц лета, прозванный в народе — червень. Травы поднялись высоко и налились зеленью и злаком. Поднявшись на локтях, Керк увидел, бегущего к нему, Тура. Добежав до Керка, Тур тоже упал на траву и засмеялся:

— Как хорошо, Керк. Знаешь, я обогнал и Дубыню, и Храбра. Я буду самым лучшим наездником, правда? — ожидая поддержки, спросил Тур.

— Без сомнения, Тур, ты будешь лучшим наездником и лучшим воином, — обняв брата за плечи, поддержал его Керк.

— Да, я буду лучшим воином, и когда ты займешь престол, стану возглавлять дружину. Ты же на-значишь меня воеводой?

Керк засмеялся, потрепал Тура по волосам и ответил:

— Знаешь, если я буду правителем, то ты обязательно станешь воеводой, обещаю. Но понима-ешь, в народе говорят: "Не дели шкуру, не убитого медведя", а это значит, что пока отец не выбрал престолонаследника, все мои и твои слова пусты.

— Не выбрал, ты, что думаешь, отец сделает наследником Эриха? — возмутился Тур.

— Я об этом не думаю, знаешь, и тебе не советую.

Тур, было хотел что-то возразить, но братьев позвал Храбр.

— Керк, Тур идите сюда, пора заниматься, — пробасил он.

Керк и Тур вскочили и наперегонки побежали к Храбру, который поджидал их с луками.

Оказалось, что незадавшийся с утра, день был очень даже хорошим. Керка особенно сильно хвалили и Дубыня, и Тур, и отец, и даже, скупой на похвалы, Храбр. А когда Керку удалось сбить все мишени и ни разу не промахнуться, он понял, что сегодня был прямо-таки удачный день.

Но Керк не знал главного, что сегодня произойдет. Вечером, за ужином в столовой, где появил-ся, наконец-то, проспавшийся Эрих, отец был как никогда молчалив, и поэтому все ели в тишине. Белая столовая была небольшой комнатой, по середине ее стоял широкий прямоугольный стол, стены столовой были затейливо украшены, как и в гриднице, искусной мозаикой, на которой были изображены святые деревья Восурии: дуб, береза, ель, вяз и вишня. Напротив двери через широкое окно вливался дневной свет, но так как уже вечерело, слуги зажгли в канделябрах, стоящих по углам комнаты, свечи. Ужин уже подходил к концу, когда отец очнулся от своих мыслей. Он призвал всех к вниманию и сказал:

— Я хочу вам всем кое-что сообщить. Вы знаете, что следующей весной Керку и Эриху исполнится по шестнадцать лет, а, значит, в третий весенний месяц — травень, я смогу назначить наследника престола. По закону, оставленному Богомудром, наследником престола должен стать первенец, обладающий магическими способностями и душевной чистотой. Все это время, как к нам вернулся Керк, я очень внимательно наблюдал за его обучением и сам, как обладающий

магическими способностями, учил его. И, — он немного помолчал, и добавил, — Нет никаких со-мнений, что Керк — первенец, обладающий и магическими способностями, и душевной чистотой. Поэтому я выбираю его в наследники престола Восурского. В третий весенний месяц — травень будет совершен обряд на Синь — камне, и Керк станет наследником престола. Но так как лишь мужчина или младенец может стать престолонаследником, то Керку придется пройти посвящение и добыть себе в Сумрачном лесу древко для лука. Теперь по поводу Эриха. Так как наследник престола выбран, ты, Эрих, переселишься из своей опочивальни на этаж к Туру. И я думаю, что ты тоже готов стать мужчиной, поэтому во втором осеннем месяце — листопаде ты так же, как и Керк, отправишься в Сумрачный лес за древком. И если у тебя, Эрих, все получится, я назначу тебя воеводой в город Вегры, который находится на западе нашей страны, тамошний воевода Доброгнев уже давно просится оставить службу.

Закончив свою речь, отец поднялся, внимательно осмотрел каждого из членов своей семьи и вышел из-за стола. Он подошел к Эриху, который низко склонил свою голову так, чтобы не было видно лица, потрепал его по волосам и пошел из столовой, кинув Керку на ходу:

— Керк, поторопись, я жду тебя в светлой комнате.

Услышав зов отца Керк, до сих пор не пришедший в себя от случившегося, встал из-за стола и двинулся, было, следом. Эрих лишь на мгновение поднял голову, и тогда Керк увидел его лицо. Оно было все мокрое от слез с каким-то диким выражением злобы и ненависти. Керку стало не по себе, а потом вдруг нахлынула такая жалость к брату. И проходя мимо него, он заметил, как Эрих уронил голову на стол и зарыдал. Теперь это было не просто видно, но и слышно. Ошара-шенный Керк остановился, ему показалось, что во всем, что сейчас происходит с братом, виноват только он. Ему вдруг так захотелось подойти к Эриху, обнять его по-братски и успокоить. Но, уже было, дернувшийся к брату Керк был остановлен поступком матери.

— Эрих, сынок, любимый мой, не плачь, — она спешила к своему сыну, при этом несколько грубовато оттолкнув Керка. — Не плачь, мальчик мой. Твоя мать рядом с тобой, — Дола обняла Эриха за плечи и стала целовать в волосы.

Малуша и Тур, все еще находившиеся в столовой, начали тихонько подниматься со своих мест. Тур, сухо глянув на мать и Эриха, двинулся к выходу, а Малуша подбежала к матери и обняла ее сзади, но в той, же грубой форме Дола оттолкнула и маленькую Малушу. Когда мать толкнула Керка, то он даже не покачнулся, но маленькая Малуша от толчка упала на пол, и по ее бледному прелестному личику потекли слезы. Керк кинулся к сестре, поднял ее на руки и утер ее слезки.

— Как вы так можете, правительница? — не выдержав, спросил Керк. — Вы же ее мать. Нельзя любить одного ребенка и ненавидеть других.

— Ах, ты, мальчишка, — прошептала в ответ мать. — Ты еще смеешь меня поучать. Да если бы не я… Ты бы давно уже…, тебя бы уже давно не было в живых.

Кровь прилила к лицу Керка от этих слов, и не просто не любовь, а какая-то угроза прозвучала в них.

— Мать ли Вы мне?! — сказал ей Керк, унося на руках Малушу, и выйдя из столовой. Следом за ним вышел Тур.

Малуша прижалась к Керку, обхватив его шею руками, она еще тихонько всхлипывала и что-то говорила на своем детском непонятном языке. В коридоре Керк передал Малушу няне Бажене, старой, полноватой женщине, с волнистыми седыми волосами и добрыми зелено-серыми глаза-ми, та, ласково поглаживая, понесла Малушу в ее комнаты вверх по лестнице, но потом вдруг остановилась, повернулась, и Малуша прокричала Керку:

— Блатик, ты самый лучший. Покойной ночи тебе.

— И тебе, малышка Малуша, спокойной ночи, пусть тебе приснится сегодня сказка. Пока.

Керк и Тур подошли к лестнице. Тур на прощание прижался к Керку и сказал:

— Как подумаю, что этот прескверный Эрих будет спать теперь со мной в одном коридоре, идти теперь туда не хочется…

Но Керк не дал договорить Туру и заметил:

— Не говори так, Тур, Эрих — он несчастный.

— Ха, — засмеялся Тур. — Чем же он несчастен. Ты видел, как мать его любит. То же, мне, нашел несчастного.

— Конечно, он несчастный. А знаешь, чем он несчастен? Тем, что он любить не умеет, он любит только себя, не замечая кругом никого: ни отца, ни брата, ни сестру, ни даже мать. А когда чело-век не умеет любить, он злится и все воспринимает в дурном свете. Все видит черным, ни за кого не может порадоваться, никому не может прийти на помощь. Ты на него не злись, ладно.

— Да, я не злюсь на него, — сказал Тур, глядя Керку в глаза, — Просто мне тоже хочется, чтобы мать меня также сильно любила, — он помолчал и тяжело вздохнув, добавил. — Я только не пойму, за что она тебя не любит, ты такой хороший, и ты тоже ее сын, — затем он гневно сдвинул брови и стал еще сильнее похож на отца-правителя.

— Наверно она тоже не умеет любить, я так думаю… Ну, да, ладно, мне пора, отец ждет, — заторо-пился Керк и пошел по коридору в светлую комнату.

— Керк, Керк, — окликнул его Тур, Керк оглянулся. — Знаешь, а я очень рад, что ты будешь наследником, правда, я никогда не сомневался в этом.

— Спасибо, Тур, — помахав рукой, откликнулся Керк, и, открыв дверь, попал в коридор, который вел к светлой комнате.

Светлой — эта комната называлась, потому что на протяжении всех поколений юные правители получали в ней свои магические знания. Посередине комнаты стоял большой прямоугольный стол так, что за него с разных сторон садились учитель и ученик, на столе лежала большая, обернутая бурой, потертой от времени кожей, книга. Сама комната была небольшой, напротив двери окно, а по четырем углам поставлены канделябры с восковыми свечами, которые зажигал отец, когда темнело.

Отец сидел за столом и что-то читал в книге. Первое, чему научил отец Керка, это читать в кни-ге. В книге находились не только заветы Богомудра, но и обереги, заговоры, присухи. Простой человек не мог ни открыть, ни прочесть эту книгу. Для того, чтобы ее открыть, надо знать заветные слова, и только тогда книга открывалась, но чтобы прочитать ее нужно иметь магический знак первенца на руке. Вся книга исперещена непонятными знаками, а в левом углу на каждой странице находится печать, такая же, как и у всех первенцев на руке. Приложишь печать к книге, и ярким светом заполыхает и сама рука и книга, а как спадет сияние, все знаки превратятся в читаемые слова. А так как читать Керка учил с девяти лет дядя Веселин, который знал грамоту и даже говорил на чуждых языках, и полагал, что это когда- нибудь обязательно пригодится и самому Керку, то благодаря этим навыкам Керк быстро овладевал знаниями, заключенными в книге. На первом листе книги был изображен Бог Сварог в полном своем великолепии. Высокий старец с белой длинной бородой, в роскошных одеяниях и с нимбом на голове, от которого во все стороны расходились лучи сияния. Старец держал в руках длинный посох. А вокруг старца золотым светом горели слова: "Род Богомудра, храни верность Богу Сва-рогу"

Когда Керк зашел в комнату, отец оторвался от книги, закрыв ее, и приветливо глянул на Керка:

— Керк, твой путь был очень долгим.

— Да, отец, прости, я заговорился с Туром.

— Я гляжу, у тебя очень хорошие отношения с братом. Ты быстро с ним сошелся, — улыбнувшись сказал правитель.

— Тур очень хороший мальчуган, и он стал за эти месяцы мне очень близок.

— Это хорошо. Хорошо, что у тебя здесь появился верный друг и брат, — негромко заметил прави-тель.

— Да, брат…, - протянул Керк, и сердце его больно сжалось, вспомнив своих братьев, Сема и Леля, с которыми он вырос и за которыми все это время очень сильно тосковал.

— О чем ты думаешь, Керк? — спросил отец, увидев, как дрогнуло лицо сына.

Керк, уже подошедший к столу и сев на сиденье, глубоко вздохнул, и ответил:

— Я подумал о своих названных братьях — о Семе и Леле. Мы с детства были очень близки, ни-когда не разлучались. И мне не хватает их.

Отец встряхнул голову и поморщив лоб, заметил:

— Да, я и не подумал, что ты за ними скучаешь. Прости, сын, что был к тебе так не внимателен, — расстроено добавил правитель, — А почему ты сказал мне об этом только сейчас?

— Думал, что ты будешь не рад о них услышать, — пожав плечами, объяснил Керк, — Ведь они, по сути, мне не родные.

— Ну, может они тебе и не родные, но ты сам только, что сказал, что они твои названные братья, — правитель, посмотрел на сына, подумал, а немного погодя предложил, — Знаешь, а давай я от-правлю их учиться ратному делу в город Святоград к воеводе Горазду. И тогда на твоем наречении в наследники, они смогут присоединиться к тебе, как твои дружинники. Что ты ду-маешь об этом?

— Да, это было бы хорошо, — процедил сквозь зубы Керк, думая сейчас о чем-то другом, уставив-шись на бурую кожу книги.

— Ты, что чем-то недоволен или чему — то не рад. Что с тобой, Керк? — удивился отец, не увидев радости в ответе сына.

— Правитель…, отец, — поправился Керк. — Может ты поторопился в своем выборе. Может, не стоило выбирать меня в наследники, может быть Эрих достоин престола больше меня. Знаешь, когда ты ушел, он плакал. И я подумал, что если бы ты с ним позанимался, как со мной, гляди, и он научился магии, — Керк замолк, переводя дыхание.

— Ты подумал обо мне не очень хорошо, сын, — сказал, весь вспыхнувший, отец, чем привел в трепет Керка.

— Я, я не хотел ничего такого, — залепетал Керк. — Я просто…, я думаю, я — рыбак… Я видел, как бьется на мечах Эрих, как ездит на лошадях, он так благороден, а я…

— А ты, ты — мой первый сын… Ты наследник Богомудра. И у тебя есть магические способности, которых нет у твоего брата. Когда Эрих подрос, и ему исполнилось шесть лет, я пытался научить его магии, но, несмотря на то, что у него стоит печать на руке, книга ему не открылась. Я пробовал много раз, но ничего, никакого толку…. А насчет его благородства… У правителя должна быть душевная чистота, любовь к своей Родине и своему народу и справедливость, но ни в коем случае ни злоба и ненависть. Нет, ты можешь не сомневаться в моем выборе… А биться на мечах, — добавил отец после некоторой паузы. — Ты со временем научишься лучше, чем Эрих. Вон как ты стреляешь из лука и метаешь копье, даже Храбр поражается твоему умению, — и правитель замолчал.

— Отец, я не сомневаюсь в твоей справедливости. Просто, мне тяжело на него смотреть, он так несчастен, — опустив голову, добавил Керк.

— Смири в своем сердце жалость, Керк. На престоле должен сидеть лучший, иначе наш вольный и славный народ будет жить плохо. Знаешь, есть такая мудрость: "Каждый народ достоин того правителя, который им правит". Разве ты хочешь, чтобы твоим народом правил не разумный правитель? — спросил отец и внимательно посмотрел на сына, он отер рукой глаза, словно снимая с них пелену, и добавил, — Вообще — то я думал, Керк, что ты спросишь меня об испытании, которое тебе предстоит выполнить.

— Об испытании? — переспросил Керк и вспомнил слова отца о Сумрачном лесе.

Когда отец сказал за столом Керку об испытании, ему захотелось как можно скорее все узнать, но пережитое в столовой затмило любопытство.

— Конечно, об испытании. Ведь я уверен, что ты слышишь о нем впервые, — заметил отец.

— Да, это так, — откликнулся Керк. — Ах, отец, прости меня за лишние слова, и прошу тебя, рас-скажи мне об испытании.

— Как уже я сказал раньше, в середине второго осеннего месяца листопада ты и твой брат отпра-витесь в Сумрачный лес, чтобы стать мужчинами. Ты должен сделать лук. Главное в луке — это прочное древко. Древко ты должен вырубить с ветвей дерева Старого Дуба, которое много столетий растет в этом лесу и охраняется Духами. Только смелому и сильному человеку Духи разрешат приблизится к дереву и только чистому сердцем можно будет срубить будущее древко. Однако лишь храбрый сможет добраться до Старого Дуба и вынести древко из леса. На пути тебя встретят лесные и водные божества. А в руках будет только меч. Поэтому я хочу, чтобы ты как можно усерднее учился магии и владению мечом. И так как ты показываешь чудеса в освоении магией, именно она поможет тебе выполнить задание, — правитель немного помолчал, посмотрел внимательно на сына, который сидел напротив, и добавил. — Да, я уверен, именно магия защитит тебя от всех опасностей в лесу. А по поводу Эриха ты можешь не волноваться, когда ты пойдешь в лес, я дам тебе оберег, и он будет охранять тебя от брата.

— Скажи, отец, а сколько дней мне будет дано на испытание? — спросил Керк, стараясь больше не говорить об Эрихе.

— Семь дней, сын, — коротко ответил отец.

— Значит, кроме меча я с собой ничего не могу взять, — задумчиво переспросил Керк.

— Меч и кинжал. И больше ничего, ни лука, ни копья, ни пращи, — покачал головой правитель, и убрал с лица упавший на него локон волос.

— Жалко. Потому что с лука у меня хорошо получается стрелять. И из пращи тоже.

— Из пращи? Ты умеешь пользоваться пращей? — удивленно приподняв брови, поинтересовался правитель.

— Да, отец, умею, меня научил дядя Веселин. Он очень хорошо ею владел и научил меня, Сема и Леля. Мы на берегу моря занимались с пращей, покрутишь ее несколько раз и выпустишь из руки гладкий конец, а камень-пуля далеко летит в море. Наберем мы таких камней и запускаем кто дальше. Я, если честно, всегда победителем выходил, даже дальше дяди метал. Дядя Веселин говорил, что это самое простое и дешевое оружие. А по силе не хуже лука и копья, тоже убить может, — ответил Керк.

— Молодец Веселин, правильно он говорил. Но так как ты наследник престола Богомудра, тебе надо хорошо владеть мечом и луком, — улыбнувшись, заметил правитель.

— А почему мы должны добыть себе этот лук, — не унимался с расспросами Керк.

— О, об этом я и хотел тебе рассказать сегодня, — и отец придвинул к Керку книгу.

Керк понял отца без слов и зашептал над ней заветные слова: "Полети птица Гамаюн, светлый посланник Сварога, во славные Рипейские горы, поклонись Богу Сварогу, что пирует со небесными Богами, трижды поклонись, трижды попроси, чтоб раскрыл он великую книгу заключающую в себе знания Мира. И как отверну лицо от Кривды, противницы Правды. Так и мысли мои чисты будут. Да достанутся знания только достойному Бога. И слово мое крепко. И слово мое светло".

И как только произнес слова заветные Керк, книга раскрылась. Отец аккуратно стал перелисты-вать листы, наконец, он остановился на одном из них, испещренным неизвестными знаками, и сказал Керку:

— Прочти это.

Керк глубоко вздохнул, так как очень разволновался, а затем, чтобы хоть немного успокоиться произнес в полголоса:

— Во славу Сварога, — и приложил левую руку с печатью на лист.

И в тот же миг рука заполыхала ярким огнем, а затем с руки стали стекать и капать на лист огнен-ные капли и растекаться, словно жидкость по листу. И вот уже и сам весь лист горит ослепитель-ным светом, еще мгновение и свет иссяк, впитавшись в лист, а неведомые знаки теперь превра-тились в читаемые слова.

— Ну же… — поторопил отец сына, а Керк поднял голову, посмотрел на правителя и стал читать.

— Каждый сын рода Богомудра должен пройти испытание, прежде чем называться мужчиной. Сие испытание положено самим Богомудром, когда тому было пятнадцать годков. Чтобы спасти людей из дальнего города Светославль от разорений горного великана Горыни, отправился в Су-мрачный лес и срубил там с Дуба Старого, Дуба Сильного, Дуба Смелого, Дуба Чистого древко на лук свой. Усмирил он в Сумрачном лесу всех Духов и существ. Из древка того сделал лук себе, прозванный Всеметким, и победил великана Горыню да согнал его в подземный мир, где и ныне стоит тот, охраняя вход в Пекло.

— Хватит, — мягко сказал отец. — Теперь ты все понял? Ты идешь в тот лес потому, что туда ходил сам Богомудр.

— Значит, и ты там бывал, отец? — спросил Керк и потер правую бровь.

— Конечно, бывал. Когда я родился, и на девятый день был отмечен знаком и выбран наследни-ком. И еще в младенчестве был отвезен на Синь-камень — "всем камням — камень" и назначен престолонаследником. Но в пятнадцать лет, как и положено, в роду Богомудра, я пошел в Су-мрачный лес и добыл себе древко для лука.

Керк посмотрел на отца с восхищением, так как из рассказов много слышал о Сумрачном лесе и существах, населяющих его.

— Древко для лука должен добыть каждый мужчина из рода Богомудра, не только наследник. Ты, Эрих и Тур, — продолжил отец.

— Но Эрих и Тур не обладают магическими способностями и им, наверно, будет сложно выпол-нить задание, — заметил Керк.

— У них будет смелость и храбрость, сын, желание стать мужчиной, ну, и, конечно же, меч. — доба-вил правитель, с интересом наблюдая за Керком.

— Ну, как-то это не очень справедливо, отец. Разве тебе не кажется, у наследника и меч, и магические способности, а у его брата лишь один меч.

— Ты забыл еще про храбрость, — улыбнувшись, сказал правитель. — А потом, я хочу заметить, что наследнику будет намного сложнее, ведь он видит Духов, а простому человеку они не всегда показываются. Поэтому, честно сказать — это еще неизвестно кому легче.

— Легче тому, кто видит лицо опасности, — яростно добавил Керк, и вновь потер рукой бровь.

— О, Керк, не кидайся так словами, может, ты сильно в этом ошибаешься, — вздохнув, сказал отец, и, немного помолчав, продолжил. — Ну, а теперь на время оставим этот разговор и займемся учебой. Сегодня я хотел…

Но Керк, вдруг перебил правителя, чего не позволял себе никогда, и тихо спросил:

— Отец, прошу тебя, ответь еще мне на один вопрос.

— Вопрос…, ну хорошо, Керк, последний вопрос и заниматься, — согласился отец, и, посмотрев на сына, кивнул головой.

— Мой вопрос непосредственно касается наших занятий, — Керк немного помолчал, собираясь с мыслями и подбирая слова, а потом сказал. — Просто, чем дольше мы занимаемся, чем больше я узнаю заговоров, присух и оберегов, тем больше я не понимаю, почему ты, обладая такими зна-ниями и такой книгой, не смог меня найти раньше. Почему ты не воспользовался заговором "О похищенном человеке" или "О потерянном младенце", ведь эти несложные заговоры могли бы вернуть меня еще тогда, пятнадцать лет назад, когда я был очень сильно связан с тобой и…, - он немного осекся, но договорил. — Матерью. Объясни мне, пожалуйста.

— Керк, мальчик, — очень мягко начал правитель, — С самого первого дня, как мы стали заниматься с тобой магией, я ждал, что ты задашь мне этот вопрос. Но на этот вопрос, я не могу дать тебе точного ответа. Это только мои догадки. Ты же знаешь, что на свете существует не только белая — светлая магия, это та, которой учу тебя я, но существует и черная магия, магия зла. Много раз и я, и ведуны с Синь-камня пытались тебя разыскать, применяя то один, то другой заговоры, но все было безуспешно. Наверно, те которые тебя похитили наложили очень мощный заговор, такой который мы не смогли разрушить и через который не смогли пробиться. Наша магия оказалась бессильна, — отец глубоко и тяжело вздохнул, добавив, — Поэтому после всех безуспешных магических поисков я отправил своих воинов на твои поиски. Я подумал, что скрыть знак первенца на руке будет невозможно и оказался прав. И если тебя устраивает мой ответ, то начнем тогда занятия.

Керк хотел было еще что-то спросить, но отец прервал его знаком, сказав:

— Керк, похитителей твоих я не нашел, кто и зачем это сделал — неизвестно. Но я думаю, эти лю-ди еще проявят себя. И когда они себя проявят, я хочу, чтобы ты знал и умел, как можно больше. Не будем терять времени, до месяца листопада осталось не так много дней, а тебе надо узнать еще очень много.

Керк посмотрел на отца и увидел в его глазах такую заботу и тревогу, что в согласие кивнул головой.

— Тогда начнем, — добавил правитель.

Глава седьмая

Незаметно для Керка месяц червень сменился грозником, а за ним наступил третий летний месяц — серпень. Керк все больше и больше постигал науку магии, все крепче в руках держал меч и отражал атаки Храбра. За учебой и битвами незаметно накатил первый осенний месяц — вересень, совсем немного оставалось до испытания в Сумрачном лесу. И чем ближе был этот день, тем больше старался и трудился Керк, тем сильнее росло в сердце чувство, что он может провалить испытание. Раз он спросил у отца на одном из уроков:

— Отец, а, что если я не смогу добыть древко. Что если я провалю испытание.

Отец посмотрел на Керка внимательно и твердым голосом ответил:

— Нет, Керк, ты не провалишь испытание. Ты обязательно его пройдешь, ты должен его пройти.

— Мне кажется, я плохо владею мечом, мало знаю магию. Отец, я боюсь, — тихо сказал Керк и опустил голову, чтобы правитель не видел его тревоги.

— Не страшись, сын, ты знаешь достаточно, чтобы выполнить испытание. У тебя есть дар в пости-жении магии. И я верю, что ты исполнишь предначертанное тебе, — заметил правитель и по-хлопал сына по руке.

— А что, разве нельзя отложить испытание на год. За год я смогу научиться многому, и тогда…

Но отец не дал договорить Керку и ответил:

— Нет. Не будем откладывать испытание. Я хочу, чтобы ты стал мужчиной в этом году, тогда в ме-сяце травень на Синь-камне ты будешь назначен наследником. Я хочу защитить тебя, и поэтому испытание надо обязательно пройти. Тебе надо просто верить в себя, быть смелым и храбрым, и главное, ничего не бояться.

После этого вечера Керк больше не заводил с отцом разговоров об испытании, он не изменил своего отношения к испытанию и считал, что его надо отложить, но он не хотел расстраивать отца и с ним спорить. За все то время, что Керк находился дома, он очень близко сошелся с отцом. Отец стал дорогим и необходимым человеком, он был очень умным и мудрым, и охотно делился своими знаниями с сыном, чем вызывал в Керке уважение. Единственного чего не мог понять Керк — это каким образом назначение наследником может защитить его. Но вскоре ему представился случай раскрыть и этот секрет.

Это произошло в середине месяца вересень, отец за ужином объявил всем, что на десять дней покинет дворец, а за, старшего оставит Керка. Данную новость мать и Эрих выслушали, молча, только Эрих еще сильнее насупил свои брови. Тур и Малуша радостно захлопали в ладоши.

Назавтра отец уехал. А Керк, Тур и Дубыня выехали на лошадях в луг. Как всегда они пустили ло-шадей галопом, а потом долго упражнялись. Тур с луком, а Керк с Дубыней на мечах. Позже, обессиленные и мокрые от пота, они с Туром упали на стог сена, который хлеборобы еще не вы-везли с луга. Дубыня расположился рядом, чистя меч о землю и вытирая его сухой травой. Некоторое время все хранили молчание, но самый говорливый Тур, передохнув немного, завел разговор с наставником:

— А это правда, Дубыня, что наш дед Лучезар назначил тебя дружинником к отцу перед его похо-дом в Сумрачный лес?

— Нет, — сказал, скупой на рассказы, Дубыня, потом помедлил и продолжил. — Я вошел в его дру-жину уже после того, как он прошел испытание в лесу и стал мужчиной. А что?

— Просто я слышал, извини, конечно, твой разговор с Храбром. Вы рассказывали о трудностях ис-пытания в Сумрачном лесу, и я подумал, что вы там тоже бывали, — объяснил Тур, взял длинную соломинку в руки и стал ее разламывать на мелкие кусочки.

— Нет, не бывали. Мы знаем об этом из рассказов правителя — Вашего отца.

— А — а, — разочарованно протянул Тур. — А, скажи, Дубыня, — после непродолжительного молчания продолжил Тур, — А в походе на страну Игников ты участвовал.

— Конечно, участвовал. Ведь тогда вашему отцу было годков девятнадцать, двадцать. Дед ваш — правитель Лучезар прозванный народом Благородным, действительно был достойный и славный человек и правитель, он мало того, что приютил принца Керка, кстати твоего тезку, Керк, — заметил Дубыня и посмотрел на него. — Так воспитал его, как своего сына, и решил вернуть ему его законный трон, Керку исполнилось тогда семнадцать лет, он снарядил дружину и направился в страну Игников в главный их город Эмен. Дружина была большая, делилась, как и сегодня, на старшую и младшую. Старшей командовал Лучезар, и она состояла из лучших и опытных воинов, а младшую возглавлял ваш отец Ярил, она состояла в основном из дружинников победивших на состязаниях и обученной молодежи, многие из них были сыновьями старших дружинников.

— А ты? — перебил его торопыжка Тур.

— А я и Храбр, и многие другие были просто сильными воинами, которые как и положено победили на состязаниях в честь Бога Коляды, и вашим отцом были отобраны в дружину. В стране Игников правил тогда захватчик Эрих, отец вашей матери — правительницы Долы, — как бы смущаясь, сообщил Дубыня. — Ну, я думаю, вы об этом и сами знаете.

И он замолчал, обдумывая дальнейший рассказ. Керк, до этого слышавший от отца только часть истории, очень заинтересовался повествованием Дубыни и весь обратился в слух. А Дубыня продолжил:

— Я помню, это было летом, по-моему, шел третий летний месяц серпень. Лето тогда выдалось сухое и жаркое. Мы подошли почти вплотную к городу Эмен, но ваш дед Эрих вывел свои войска навстречу. Понимал, хитрец, что осаду город не выдержит и сдастся. Лучезар вызвал Эриха на поединок, чтобы выяснить, кто сильнейший и за кем Правда и Боги, чтобы, как сказал Лучезар, не лить кровь простых воинов. Но Эрих отказался, — Дубыня вздохнул и сказал, как отрезал. — Трус верно был, вот и прятался за спинами других. И когда сражение началось он отправил своих вои-нов на бой с дружиной Лучезара, а сам ждал в шатре исхода боя, полагая, что его конница силь-нее. Но мы прямо-таки смяли их и обратили в бегство, да, что ж и немудрено ведь наших ратни-ков вел ваш дед, ваш отец, да и сам принц Керк не отставал. Но Эриху не удалось уйти от наказа-ния. Когда войска Эриха стали покидать поле боя, тот выскочил из шатра. Помню, стоял он на поле брани и держал меч, поняв, что в западне. Ваш дед Лучезар спрыгнул с коня…, - Дубыня по-медлил, переводя дух, и продолжил. — И началась битва. Эрих прекрасно владел мечом, но Лучезар был сильнее. Вскоре Эрих пал от меча Лучезара. Но подлый слуга Эриха пустил стрелу и попал в сердце Лучезара. Правитель наш даже не успел опустить меч, глубоко вздохнул и упал замертво. Правда и трус, который пустил эту стрелу, тоже упал замертво, но что толку то.

— А этого подлеца, который убил деда, кто убил, что-то я не понял? — переспросил Керк.

— Да никто его не убил, магия его убила, — с сокрушенным сердцем ответил Дубыня.

— То есть как магия? — переспросил Керк и недоуменно посмотрел на наставника.

— Ну как, ты, что не знаешь, что тот, кто убьет правителя или наследника, сам умрет в тот же миг.

— Умрет в тот же миг? — переспросил Керк, до конца не понимая смысл сказанного.

Дубыня удивленно уставился на Керка, а потом сказал, немного понизив голос:

— Тебе что отец не говорил?

— Не говорил, — точно не понимая о чем идет речь, ответил Керк.

— Когда на Синь-камне будет сын правителя наречен наследником, на него спуститься оберег с небес, и он будет защищен магией от внезапной смерти. Всякий, кто, убьет престолонаследника или правителя, в тот же миг и сам умрет. Это же дар Богов. Я думал, ты знал, — заметил негромко наставник.

— Нет, не знал, — протянул Керк, теперь наконец-то понявший, почему отец торопит его с прохождением испытания.

Тогда, если Керк станет мужчиной, и в травень месяц на Синь-камне его нарекут наследником его жизнь будет защищена магией. Вот, оказывается, о чем беспокоится правитель. И такое чувство тепла накатило на Керка, такое чувство благодарности к отцу.

Но Керк, отвлекшийся на собственные мысли, был возвращен к действительности дальнейшим рассказом Дубыни.

— Отец ваш вместе с названным братом вошел в Эмен, народ-то радовался возвращению законного принца Керка и приветствовал их. А у Эриха была одна дочь, ваша мать Дола, ей тогда пятнадцатый год пошел, она то и сейчас прекрасна, а тогда, как бутон розы цвела, красивая была. Правитель Ярил, как увидел ее, так сразу же и влюбился. Увез ее к себе во дворец, а когда ей исполнилось семнадцать лет, женился на ней. О…, хо…,хо, любовь…

После этих слов Дубыня еще тяжелее вздохнул и замолчал, обдумывая что-то, но через некоторое время продолжил:

— Когда правитель увозил вашу мать, то с его разрешения она взяла с собой няню Селесу и верного слугу Нука. Нук, оказалось, был когда — то воином, потом он обучал воинскому искусству Эриха, отец ваш, когда об этом узнал, рассердился на жену и на слугу, потом правда отошел, но занятия Эриха и Нука прекратил. А я все же думаю, что Нук продолжает заниматься с Эрихом потому, что Эрих знает такое, чему его ни Храбр, ни я не учили.

— А няня? — спросил Тур. — Няня матери, где она? Что-то я о ней не слышал.

— Няня… Так няня умерла. Когда Керка украли, так ее утром мертвой и нашли. Говорили, что ее похитители напугали до смерти. Но я думаю по-другому, — и Дубыня замолчал.

Керк внимательно посмотрел на наставника и еще более заинтригованный его словами, спро-сил:

— Ты думаешь по-другому почему?

— А, да это не важно, — отмахнулся наставник.

— Дубыня, скажи, почему ты так думаешь? Мне важно знать твое мнение.

— Ну, — помедлив, сказал Дубыня и потер руки. — Просто есть такое поверье, что когда что-то тем-ное творится, правитель подземного мира Чернобог требует себе жертву. Вот и получается, что Керка украли, а в жертву принесли няню Селес.

— Принесли в жертву, ее что убили? — подскочив на месте, спросил ошарашенный Тур.

— Ну, не обязательно проливать кровь, если ты об этом, Тур. Убить можно магическим заго-вором.

— А разве бывают заговоры на смерть? — удивился Керк, впервые услышав такое.

— Да, Керк, и не только на смерть. Я в свое время видел деревню, где люди из одного рода умирали от заговора черного ведуна. Страшно было на них смотреть. Сначала они худели до

такой степени, что были видны кости, потом кожа начинала темнеть, а потом начинали отпадать части тела — волосы, пальцы рук, ног. Страх, да и только!

— И что, что дальше? — торопил Тур.

— Дальше светлый ведун Велей с Синь-камня обрызгал их водой из молочной реки, прочитал заговор, и все прекратилось, — ответил Дубыня.

— Погоди, Дубыня, — теперь наставника перебил Керк. — Откуда ведун взял воду из молочной реки. Ведь молочная река течет по волшебной стране Беловодья, считается, что из самого вымени небесной коровы Земун вытекает.

— Ага, — откликнулся наставник. — Вытекает. Так ту воду я и Храбр добыли, чтоб людей из беды выручить.

Керк, резко сел, глаза у него округлились, он уставился на наставника, и срывающимся от вол-нения голосом, переспросил:

— Погоди, погоди, Дубыня, но ведь добраться до страны Беловодья невозможно…

— Да нет, возможно, — тихо вздохнув и бросив взгляд на Керка, добавил Дубыня. — Только храб-рый и смелый найдет туда дорогу, пройдет через все трудности, и если помыслы его будут чисты, то откроется ему вход в волшебную страну Беловодье.

— Вот это да! — воскликнул пораженный Керк, он даже вскочил на ноги и поближе подошел к Ду-быне, чтобы рассмотреть человека, который проявил чудеса доблести. Он был так взволнован, что несколько раз повторял одну и ту же фразу — "Вот это да!" так, что в конце концов вызвал улыбку у Дубыни и смех у Тура. Тур так звонко засмеялся, схватился за живот и покатился по земле. Глядя на хохочущего Тура, засмеялся и Дубыня, а затем и Керк.

— Ох, Керк, ох, Керк, — переведя дыхание, почти выкрикнул Тур. — Ну, видел бы ты себя со сторо-ны. Ха-ха-ха…

— Ладно, заканчивай, Тур, — ничуть не обидевшись, заметил Керк. — Ты просто не представляешь, о чем рассказал Дубыня. Ведь в страну Беловодье не так-то легко попасть. Надо проплыть великую Ра-реку, Восточное холодное море, добраться до легендарного острова Буян и найти на этом острове страну Беловодья. Ого, да это ведь легенда!

— Нет, Керк, не легенда, — сказал, довольный восхищением своего ученика, Дубыня. — Мы там с Храбром были. Но путь туда правда опасен и труден.

После этих слов Тур немного присмирел, а потом сказал торжественно наставнику:

— Знаешь, Дубыня, а я и не знал, что ты такой Великий Воин, это честь для меня, что я могу назы-вать тебя своим учителем.

А Керк, согласно кивнув головой, добавил:

— Большая честь для нас обоих!

И оба они — и Тур, и Керк низко склонили свои головы перед бессмертным подвигом простого восурского воина.

Весь обратный путь домой они лишь редко перебрасывались словами, каждый обдумывая рас-сказ Дубыни. Тур думал о том, что когда — нибудь он станет таким же славным воином, как Дубы-ня, отправится на остров Буян и привезет воды из молочной реки, чтобы освободить несчастных от темных заклятий. А Керк думал о словах Дубыни про няню Селес, про ее смерть и его похищение. И понимал, что Дубыня прав. Магия поэтому и не была разрушена отцовскими заговорами потому, что была верно связана со смертью няни.

Весь день у Тура и Керка не было и минуты отдыха. Вернувшись с Дубыней с луга, они по — быстрому перекусили на Ратном дворе, куда слуга Керка принес еду, и принялись упражняться на мечах. Теперь оба они по-другому смотрели на наставника Храбра, открывшиеся подробности его героического прошлого внушали не только уважение, но и трепет.

Вечер в отличие от удачного дня сразу не заладился. За ужином не оказалось Малуши, и когда Керк обратился к старшему слуге Сеничу с вопросом, где сестра, услышал, что Малуша приболе-ла и к ужину ее не будет. Мать и Эрих сидели на своих местах с такими лицами, словно собирались сделать, что-то ужасное. Над столом витала какая-то тревога. Керк хотел было совсем уйти из столовой, но глянув на поникшего Тура, пересилил себя и остался. На ужин Керк попробовал лишь запеченного зайца и выпил немного горячего сбитня с расстегаями. Ужин, не в меру тихий, уже было подходил к концу, когда мать — правительница жестом приказала слуге выйти из столовой, а потом обратилась к Керку:

— Керк, я хочу тебе кое-что предложить, — голос ее, как певучая песнь, пролетел по столовой.

Керк поднял голову и взглянул матери в лицо, высказывая внимание и уважение.

— Я, как твоя мать, хочу, чтобы ты уступил свое первородство Эриху. Эрих все эти пятнадцать лет воспитывался как престолонаследник. Я всегда считала, что только он может быть правителем после смерти отца. Ты же вырос в рыбацкой семье, и как бы ты не старался, не сможешь стать достойным правителем. Ты простой рыбак, ты не наследник. Я хочу, чтобы ты, пока отсутствует правитель, уехал. Я дам тебе золото, столько сколько захочешь.

Керк слушал мать, смотрел ей в лицо, и ему казалось, что говорит она эти слова лениво и, вро-де бы даже как-то с неохотой, но когда она сказала о золоте, внутри Керка, что-то перевернулось, и он почувствовал боль и обиду. Он вдруг резко поднялся со стула и, прервав ее, ответил:

— Не продолжайте! Вы достаточно сказали, чтобы я мог понять, чего вы хотите. Я отвечу вам ко-ротко, — Керк замолчал, чтобы подавить и унять, рвущуюся наружу, обиду и более спокойным, но твердым голосом сказал. — Нет, нет, и еще раз нет! Я никогда не уступлю первородство Эриху, и совсем не потому, что ненавижу его, а потому, что понимаю, что за всем за этим стоите Вы. Как только я появился во дворце, я сразу почувствовал от вас не просто нелюбовь, я почувствовал от вас зло. Как может женщина ненавидеть собственное дитя? Я долго мучился от этого вопроса, а потом пришел к простому ответу. Вы не умеете любить, вы не любите никого, даже Эриха. Что вы хотите? Погубить меня, отца, брата или вообще весь наш род. И это вы женщина, которая подарила нам жизнь. Вы вкладываете в душу моему брату зло, уча его ненависти и нетерпимости. И поэтому я, никогда не передам ему наш престол! Не хочу и не могу я отдать свою горячо любимую Родину в руки брата, за которым стоит недостойный наставник.

Керк говорил все эти слова на одном дыхании, смело смотрел в лицо матери и видел он, как она побледнела и хотела что-то сказать, но в разговор внезапно вмешался Эрих, он тоже соско-чил со стула, сжал руки в кулаки и, размахивая ими, закричал:

— Ты, змей, как ты смеешь? Как? — и затрясся в беззвучной злобе, потом рука его рванулась к поя-су, на котором в ножнах находился кинжал.

Но Керк поднял руку, направил ее на Эриха и шепотом сказал:

— Остынь и осядь! И водой плакучей умойся! Да будет слово мое крепко!

И, чудо, Эрих упал на стул и зарыдал, уткнувшись в ладони. Керк посмотрел на плачущего Эриха и добавил:

— Брат, Эрих! Ведь мы с тобой одного рода, рода Богомудра. Зачем ты слушаешь неразумные речи этой женщины, что пламенит в твоем сердце злобу и ненависть? — он поднял глаза на правительницу и сказал ей то, в чем сейчас был уверен. — Я знаю, кто стоит за моим похищением, за ним стоите вы. Я думаю, и отец об этом догадывается, но он слишком сильно любит вас. А я свободен от любви к вам и вижу ваши помыслы насквозь.

Керк повысил голос и позвал слугу, а когда Сенич вошел в столовую, громко так, чтобы слышал рыдающий Эрих, сказал:

— Сенич, до приезда правителя я более не буду ужинать в белой столовой. Приноси мне ужин на Ратный двор, мне надо как можно больше упражняться, — затем он вышел из-за стола, обогнул его и пошел мимо рыдающего Эриха.

И в это момент Керк взглянул на Тура, который во время разговора, сидел по правую руку от ма-тери. Тур весь сжался и превратился в маленького сгорбленного старичка. Керк посмотрел в рас-строенное лицо брата и добавил:

— Да, и Туру будете приносить ужин на Ратный двор. Ему тоже надо больше упражняться.

Услышав слова брата, уже было совсем поникший, Тур вдруг радостно вскочил со своего места и кинулся вслед за Керком, выходящим из столовой. Как только за ними слуга закрыл двери, Тур догнал брата и обнял его сзади. Керк развернулся, присел на одно колено и заглянул в лицо Тура.

— Ну, ты как? — участливо спросил Керк.

— Я боялся, что Эрих убьет тебя, — ответил Тур и заплакал.

Керк крепко обнял младшего брата, ласково погладил его по спине и добавил:

— Ты знаешь, я этого тоже испугался, но потом я вспомнил присуху, которую вчера выучил. И все так легко вышло. Ну, да ладно, все уже кончилось. Не плачь, Тур, не хорошо мужчине плакать.

— А я не мужчина, я пока еще мальчик, — всхлипывая, заметил Тур.

— Нет, ты мужчина, ты будущий воевода, а, значит, плакать не должен, — заметил Керк, и немного подумав, добавил. — Тур, я прошу тебя, только об одном не говори, о том, что случилось сегодня в столовой, отцу, когда он приедет, хорошо?

— Почему? — немного успокаиваясь, прекращая плакать и утирая глаза руками, спросил Тур.

— Не надо расстраивать отца. У него и так много неприятностей. Пусть это останется между нами. Это будет нашим секретом. Ладно?

— Ладно, — не очень понимая просьбу Керка, согласился Тур. — Хорошо, что ты меня не оставил ужинать с ними. А ты теперь куда? В светлую комнату, пойдешь, учиться?

— Нет, учиться я пойду позже. А сейчас я пойду, проведаю Малушу, ведь ты слышал, что отец оставил меня за старшего, а это значит, что я за всем должен следить и знать обо всем, что происходит в семье. Ты со мной?

— Нет, — ответил Тур. — Я очень устал, пойду отдыхать.

— Ну, хорошо. Тогда я тебя провожу, — сказал Керк, поднявшись с колена.

Керк и Тур пошли вверх по лестнице на второй этаж, где находились опочивальни Тура и Эриха с левой стороны от лестницы, а Малуши с правой. Тур повернул в полутемный коридор и напра-вился в свои покои, пожелав на прощание брату, доброй ночи. А Керк развернулся и двинулся в опочивальню сестренки.

Подходя к покоям Малуши, он увидел выходящую из дверей, няню Бажену и окликнул ее:

— Бажена…

— Ах, ваша милость, вы пришли? А я хочу пойти к правительнице. Малуша-то наша приболела и хочет видеть матушку.

— Ну, что ж, сходи, Бажена, а я пока побуду у Малуши, она там с кем?

— Она с няней Радой, — ответила Бажена, поклонилась и мимо Керка проследовала по коридору.

Керк открыл дверь и зашел в покои Малуши. В опочивальне стоя полумрак, в середине покоев стояло маленькое ложе Малуши, на котором, раскинув ручки, лежала сестра. Навстречу Керку, поднялась со скамейки женщина пожилая, с добрыми чертами лица, она улыбнулась Керку и тихонько сказала Малуше:

— Свет наш, Малушенька, посмотрите, ваш брат к вам пришел, проведать вас.

Керк подошел к ложу и увидел, что Малуша не спит, а задорно улыбается ему:

— Здравствуй, Малуша, как ты?

Малуша захлопала длинными ресницами и, вздохнув, сказала:

— Да вот, ножки вчела пломочила и тепель болею. Голова болит, ножки…., ножки тоже болят.

Керк потрогал ее лоб, он был немного горячеватым, и наклонившись, нежно поцеловал ее в щеку, да присел на ложе.

— Это плохо, что ножки с головкой болят. А где же ты вчера ножки промочила?

— Да, я в фонтанчик залезла, — лукаво глянув на няню Раду, сказала сестра и засмеялась.

— Ах, ваша милость, — запричитала Рада. — Такая она баловница — наша Малуша. Залезла вчера в фонтан и ножки промочила, а ведь на улице уже не лето, а осень.

— Ну, ничего. Ничего, — оправдал сестру Керк. — Малуша больше не будет, правда?

Но Малуша по-озорному взглянула на Керка и кивнула головой, и Керк понял, что Малуша обя-зательно еще раз попробует залезть в фонтан.

— Не будешь? — переспросил Керк и ласково поцеловал ее горечеватую ладошку.

— Не буду, — улыбаясь проявленной нежности, ответила Малуша.

Керк поднялся, так как он не хотел встретиться с правительницей в комнате Малуши и собрался уходить.

— Ты уходишь? — опечалилась сестра.

— Да, я ухожу. Мне надо учиться, но завтра я приду, чтобы проверить, как ты себя чувствуешь, — он наклонился и еще раз поцеловал сестру, а Малуша обхватила своими маленькими ручонками шею брата и крепко — накрепко поцеловала его в губы.

— Выздоравливай!

— А ты завтла точно плидешь?

— Обещаю, — Керк развернулся и пошел к дверям.

Но около двери он остановился и подозвав няню Раду сказал ей:

— Если Малуше ночью будет хуже, придите ко мне.

— Слушаюсь, ваша милость.

Весь оставшийся вечер Керк посвятил магии. Отец уезжая, дал задание Керку — выучить некото-рые обереги и присухи. И Керк, четко повинуясь указаниям отца, учил обереги. Но в этот вечер обереги давались тяжело. Керк все время мысленно возвращался к происшедшему в столовой и не мог сосредоточиться на учебе. Единственное, что понял хорошо в этот вечер Керк, что мать, не хочет видеть его наследником престола. Керку хотелось рассказать отцу обо всем, что случилось сегодня, но ему не хотелось тревожить отца. И потом Керку тяжело было признать, что их мать, мать, которая дала жизнь и ему, и Эриху, и Туру, и Малуше, способна на такие слова и действия. Одно дело думать и подозревать, а другое дело сказать об этом отцу вслух. И Керк опять пришел к выводу, что лучше об этом совсем не вспоминать, забыть и ничего не говорить правителю.

Когда, наконец — то, обереги были выучены и даже испробованы, Керк закрыл книгу и вышел из комнаты. И первое, что увидел в коридоре, это, прилегшего на скамейке и уже дремавшего, слугу Борща.

— Борщ, ты, что тут делаешь? — удивился Керк.

Борщ открыл глаза, и поднял голову, оторвав ее от скамьи а, увидев Керка, широко зевнул, и резко сев, ответил:

— Ваша милость, как, что я тут делаю? Жду вас. Ваш отец. Правитель Ярил перед отъездом вы-звал меня к себе и приказал, чтобы я каждый вечер зажигал факел и провожал вас до дверей ва-ших покоев, — он поднялся со скамьи, взял факел из укрепления на стене и пошел вперед, осве-щая путь.

Керк шел по коридору к своей опочивальне и благодарно думал об отце, который все преду-смотрел, уезжая. Приказав слуге провожать сына до покоев и наложив заговор на опочивальню, так чтобы туда никто кроме Керка, отца, Тура и слуги не мог войти. Борщ проводил Керка до по-коев, открыл дверь, зажег свечи в канделябрах, и, вставив потушенный факел в укрепление в стене, поклонился и вышел, напоследок пожелав доброй ночи. Керк разделся и лег на ложе, не потушив свечи, думая и переваривая происшедшее за день. Он лежал и рассматривал свои по-кои, где кроме ложа стояли два небольших стола, один возле самого ложа, на нем Борщ оставлял, блюдо с едой по утрам, а другой, напротив, на нем ставился таз для умывания. В покоях также находились два сидения со спинками устланные небольшими коврами. Скромный и простой быт точно такой, же какой царил и во всем дворце. И так за думами он не заметил, как сомкнулись усталые очи, и навалился сон.

Но вдруг сон Керка был прерван, его кто-то тряс за плечо, дул в лицо и давил на грудь все время, причитая, и пытаясь разбудить:

— Хозяин, хозяин проснись, проснись, пробудись…

Керк открыл глаза, увидел доброжила, который стоял на его груди и производил весь этот шум, и вновь закрыл их.

— Пробудись, пробудись хозяин, — шептал старичок.

Тогда Керк, чтобы проснуться, резко сел, а доброжил кубарем скатился Керку на колени.

— О, прости, доброжил, — заспанным голосом сказал Керк. — Я не хотел тебя обидеть. Просто не могу глаза разлепить.

Кряхтя, старичок поднялся на ноги, и его маленькое волосатое лицо оказалось очень рядом с лицом Керка. Керк заглянул в черные глаза Духа и увидел там беду.

— Что, что случилось, добрый хозяин дома, доброжил.

— Беда, беда, хозяин, — спрыгивая с колен, запричитал домовой. — Одевайтесь скорей и бегите к сестре Малуше, ей очень плохо.

Керк, услышав эту страшную новость, соскочил с кровати и стал быстро одеваться, при этом продолжая разговаривать с доброжилом.

— Как же плохо, почему же няньки не пришли, ведь я их предупредил.

— А что няньки? — шептал старичок. — Они, что… Им правительница запретила к тебе ходить.

Керк подбежал к стене, снял оттуда факел и, от еще недогоревшей свечи, попытался зажечь его, но свеча, лишь до нее дотронулся факел, потухла. В темноте Керк усиленно пытался вспомнить присуху, которую говорил отец, разжигая свечи в светлой комнате. Но на помощь пришел домовой, он вдруг раскрыл свою ладошку, и на ней заплясали языки пламени, комната ярко осветилась, Керк подскочил к ложу и глянул на доброжила, спрашивая разрешения, и домовой, улыбнувшись, в знак согласия кивнул головой. Факел быстро вспыхнул, а Керк выскочил из покоев, побежал по коридорам и лестницам к опочивальне Малуши. Дверь в покои сестры была открыта, и в коридоре и в самой опочивальне горели свечи. Керк перешел на шаг и когда оказался в дверях, уже более — менее дышал ровней.

У ложа Малуши суетились Бажена и Рада, они вскрикнули при входе Керка и, радостно всплес-нув руками, кинулись к нему. Но он, молча, показал им на дверь, няни также молча, вышли, из опочивальни Малуши, закрыв за собой дверь. Керк подошел к ложу сестры и посмотрел на нее, та лежала с раскинутыми волосиками, ручками и тяжело дышала. Керк притронулся к Малуше, она была горяча. Затушив и вставив факел в укрепление в стене, Керк тихо сел на край ложа. Уб-рал волосики с лица девочки, и, взяв ее ручки в свои, весь ушел в себя. Такой заговор он проводил впервые, и надо было успокоить дыхание, собраться с мыслями и вложить в них живое слово, чтобы помочь Малуше.

Через некоторое время Керк зашептал: "Как от бел-горюч камня из — под камня камней Ала-тырь-камня, да по всей Мать — Сыра — Земле побегут воды светлые, воды чистые, воды живительные. Подымусь поутру, по утренней Заре, когда выкатит Хорс — красно солнышко из-под сине неба. Поклонюсь я в пояс Богу Солнца, поклонюсь я в пояс Мать — Сыра — Земле, поклонюсь я в пояс Алатырь — камню. Дай ты мне, отец всех камней Алатырь — камень, живой воды. Дай ты мне, Мать — Сыра — Земля, да сырой земли. Дай ты мне, Хорс — красно солнышко, да света светлого да лика ясного. Да умою теми водами я младенца Малушу. Да утру сырой землей я младенца Малушу. До окачу светом светлым да ликом ясным я младенца Малушу. И спадет тотчас и боль, и невзгода, и жар, и ломота. И спадет и пройдет. Заговариваю я, Керк, сим твердым моим заговором младенца Малушу, дочь Ярила и Долы. И мой заговор крепок, как сам камень — Алатырь. И слово мое верно!"

Когда Керк произнес последнее слово, дыхание Малуши немного выровнялось, пот проступил на лобике, Керк взял полотенце и вытер его, да потрогал лобик, он был еще горяч, а, значит, заговор не сработал в полной мере. Керк понимал, что в этом виноват он, ведь он так сильно волновался, у него так дрожал голос, и не мудрено, что заговор не подействовал. Керк поднялся с ложа и немного прошелся по опочивальне, он понимал, что только человеку с сильной волей удастся использовать заговор по назначению. И он опять вспомнил слова отца: "Сила заговора в том, чтобы сделать живой эту мысль". Керк приблизился к ложу Малуши и опять сел. Он ласково посмотрел ей в лицо и почувствовал такую нежность и умиление, что слова заговора сами вырвались из уст: "Как от бел-горюч камня…. И слово мое верно!" — закончил Керк. И в тот же миг, как сказал он последние слова, жар спал, дыхание выровнялось, Малуша открыла глазки и, приветливо глянув на Керка, спросила:

— Блатик, ты пришел… а-а, — зевнула Малуша, повернулась на бочок и добавила. — Спой мне песенку.

Керк улыбнулся и обрадовался, и тому, что жар спал, и тому, что непосредственное дитя про-сит его спеть песенку, он поморщил лоб, вспоминая колыбельные песенки, какие пела тетя Ждана, и запел в полголоса:

— А баиньки — баиньки,

В огороде заиньки,

Зайки травушку едят,

Малуше спаточки велят.

Керк припомнил еще парочку таких же песенок, а когда допел последнюю, Малуша спала крепким, здоровым сном. Он поднялся с ложа, тихонько взял факел и, наконец-то, вспомнив присуху для разжигания огня, тут же ее опробовал: "А возьму я искру да золотую от Семаргла — Бога Огня, а взмахну я ей, да покатятся из нее искры подучаи, да как по взгляду Бога Огня

разгорается огонь, так падут искры на этот факел, и вспыхнет он ярким светлым светом. Да так и будет". Да так и стало, запылал факел светом, а Керк обрадовано засмеялся и пошел из Малу-шинной опочивальни.

За дверями его ждали няня Рада и Бажена, они с надеждой глянули на улыбающегося выходя-щего Керка и кинулись к ложу Малуши. Керк остановил рукой Раду, глянул в ее доброе заботли-вое лицо и спросил в полголоса:

— Почему за мной не послали?

На глаза Рады накатились слезы, она всхлипнула и опустила голову, да тихо добавила:

— Правительница не велела.

— А если бы Малуша…, - Керк осекся и, не договорив, грозно посмотрел на Раду.

Та, поняв не договоренное, в страхе замотала головой.

— Правитель Ярил оставил меня за старшего именно потому, что я владею магией, — пояснил Керк. — И жизнь Малуши дороже страха. Если правительница узнает, что я был здесь ночью, скажешь ей, что меня предупредил доброжил, — он немного подумал, и вздохнув, заметил, — Не делайте больше так, Рада, — и пошел по коридору к себе в опочивальню.

Этой ночью Керку так и не удалось хорошо поспать потому, что, придя в свои покои, он застал там доброжила. Тот сидел на ложе Керка и ласково поглаживал свою лохматую шапку, которую положил на колени. Керк, войдя в опочивальню, в знак приветствия поклонился доброжилу и сказал:

— Добрый дедушка домовой, хозяин, доброжил, незримый хранитель домашнего очага и помощник хозяев, благодарю тебя за твою бескорыстную помощь, за спасение жизни сестры моей Малуши.

Доброжил поднялся на ложе Керка, поклонился ему и ответил:

— О, добрый хозяин, не я. А ты спас сестру твою Малушу.

Керк устало приблизился к ложу и добавил:

— Ах, доброжил, чтобы стоил мой заговор, если бы ты вовремя не пришел и не разбудил меня. Ведь няньки бы так и не пришли бы. Они бояться повелительницы, — он немного помолчал, а по-том добавил. — Не понимаю, чего она добивается.

— Кхе, — закряхтел домовой. — Не понимаешь? Да она хочет тебе навредить. Ведь правитель в отъезде, ты старший, а Малуше не помог, так бы получилось.

— Но разве можно так поступать и подвергать опасности жизнь Малуши. Неужели я прав в своих подозрениях?

— Это ты о то, что она собирается весь род Богомудра извести? — переспросил дедушка доб-рожил.

— Ну, да, об этом, — устало ответил Керк, и сев на ложе начал снимать сапоги.

— Так я уверен, что она этим и занимается. Вон и Эрих, ведь брат твой единокровный, как тебя ненавидит. А, что она тебе предложила сегодня…, - и возмущенный старичок закряхтел.

Керк немного подумал, и наполненным печалью голосом, сказал:

— Знаешь, дедушка доброжил, я когда на нее смотрю, не вижу матери, вроде, кажется мне, и доброго то ничего в ней нет.

— Что есть, Керк, в ней, то ты и видишь. Эхе-хе. Жалко так мне тебя. Не такой ты матери заслу-жил. Вот бабка твоя — жена Лучезара Радмила была заботливая и милая, и сыновей своих любила и приемыша Керка. А как Долу отец твой привез из похода, как глянул я на нее, так и увидел на ней печать смерти. Уж и мать Радмила, и я, Ярилу говорили, что бы одумался, другую взял из вашего рода племени, а он нет, люблю и все, — домовой помолчал, добавив, — А знаешь, она хоть и маленькая была, а уже тогда все козни строила. Над матерью Ярила смеялась, почтения не высказывала, уважения не проявляла. Плохая, плохая она! Она, кроме отца своего, — и старичок при этих словах перешел на шепот. — Никого не любила, скажу я тебе, — да маленькими умными глазками посмотрел на Керка.

— Ну, хоть отца своего любила, и то хорошо, а что ты думаешь, она из-за отца своего к нам так от-носится? — недоговаривая спросил Керк, продолжая сидеть на ложе.

— Она не просто плохая, но она еще и очень умная, и хитрая. А в женщине ум и хитрость, да при-правленная красотой — это страшная сила, — не слыша вопроса Керка сказал домовой и помедлив добавил. — Но уже слишком поздно хозяин, а у тебя завтра длинный, и трудный день. Поэтому — спи, спи, хозяин, — и старичок легонько подул в лицо Керка. И как только легкий ветерок коснулся усталых глаз Керка, они сомкнулись. Керк повалился на свое ложе и крепко-накрепко заснул.

— Спи, спи, хозяин, — выронил доброжил. — Я когда увидел тебя впервые, сразу узрел на тебе печать страданий. Но пока до них далеко, пусть сон твой будет спокойным.

Глава восьмая

Как и обещал отец, он возвратился во дворец через десять дней. И потекла жизнь по-прежнему руслу: утром конный выезд с Дубыней и Туром, днем упражнения с Храбром, вечером ужин в столовой, а потом занятия по магии с отцом.

В-первое же занятие отец похвалил Керка за излечение Малуши и, смеясь, поведал, как Малуша ему об этом рассказала:

— Тятя, а Келк тоже шептал, шептал надо мной, ну плямо как ты, потом замолчал, походил, похо-дил, сел и опять зашептал. Я лежала смилно, как ты меня учил. А потом мне так холошо — холо-шо стало. И не стало жалко, и головка и ножки не болят. Он еще песенку спел, и я уснула, а ты не поешь песенки. Почему? А песенки холошие были. Даже Бажена и Лада такие холошие песенки не поют. Ты ему скажи, чтобы он плиходил и пел песенки. Ладно?

И Керк тоже рассмеялся простоте сестренки. Видно было, что отец не только доволен по-ступком Керка, он прямо-таки горд им, и правитель не преминул об этом сказать:

— Знаешь, Керк, я не просто благодарен тебе за то, что ты вылечил Малушу, я тобой восхищен. Ты занимаешься магией несколько месяцев, а показываешь небывалые успехи. И если кому-то

нужны годы, то ты запоминаешь и можешь использовать обереги и заговоры в их полной силе уже сейчас. Я сразу заметил, что у тебя невероятные способности, но теперь, если честно, я просто потрясен.

— Отец, может ты, просто преувеличиваешь мои дарования. Ведь Малуше я смог помочь только со второго раза.

— Так вот и я про это. Первый раз я смог попробовать этот заговор, когда мне было восемнадцать лет, а моя учеба, не в пример твоей, шла с шести лет, и мне он не удался ни в первый, ни во вто-рой, ни в пятый раз. Ведь это очень тяжелый заговор. И не всякому он поддается и на десятый раз. Ты уж мне поверь, — отец замолчал, что-то обдумывая, внимательно посмотрев на Керка и добавил. — У тебя поразительный дар. Но до испытания осталось лишь четырнадцать дней, и я хочу дать тебе как можно больше.

Отец достал из ножен и положил на стол кинжал. Он был небольшой, с крепким отливающим зеленым светом лезвием, рукоятка была выточена из моржового клыка и украшена изумрудом и янтарем с затейливым рисунком.

— Это твой кинжал, Керк. На испытание ты можешь взять свой кинжал и меч. Меч ты выберешь по жребию, а кинжал возьмешь свой. И этот кинжал отныне принадлежит тебе. Этот кинжал перед испытанием мне вручил мой отец Лучезар. Есть поверье, что он когда-то принадлежал самому Богомудру, и он с ним ходил в Сумрачный лес. Поэтому я передаю этот кинжал тебе сейчас, чтобы в дальнейшем, когда придет время, твоему первенцу идти в Сумрачный лес, ты передал его ему. Этот кинжал не простой, в нем заключена магическая сила. Куда бы ты ни попал, как бы ты не заплутал, воткни этот кинжал в тропинку, прямо за своими ногами, произнеси заговор, и тропа приведет тебя туда, куда надо. Тебе нужно только выучить заговор.

Последние дни перед испытанием отец уделял повышенное внимание магическим занятиям с Керком. Иногда даже занимался с ним утром и днем, освобождая его от конных поездок и ратных упражнений. Отец чувствовал и видел успехи сына в магии и пытался научить его боль-шему.

День испытания близился. Этим утром Керк проснулся необычайно рано. Бог Солнца Хорс еще не начал свой дневной путь по небу, он еще даже и не проснулся. Керк лежал с открытыми глазами и, уставившись в темноту, думал о сегодняшнем дне. Сегодня они приступали с Эрихом к испытанию. Чтобы добраться до Сумрачного леса нужно потратить пять дней на дорогу. И на сегодня был назначен отъезд. Разные чувства посещали Керка, и страх провалить испытание, и сомнения в собственных магических и физических способностях, и вообще…. Керк знал, что в Сумрачном лесу он встретит других духов. Духов леса, а это не домашние духи, такие как доброжил, баенник, амбарник, дворовой, овинник — духи, которые хоть и могут наказать нерадивого хозяина или хозяйку, все же живут и зависят от них. Духи леса в основном были суровыми. Вот к примеру, боровой, хоть и живет в светлом бору, а похож на страшного, лохматого медведя, и коль попадешь к нему в лапы, задерет и человека, и зверя. А чего стоит пущевик, который, властвует в непроходимой чащобе. Сверкающие очи, косматые зеленые волосы, и прикидывается то кустом колючим, то корягой, а руки у него, как сучья, так и норовят глаза выколоть. А уж про лешака и подумать страшно. Он хозяин леса и зверей, только злобный хозяин. Пугает он людей, сбивает их с пути. Попади к нему в сети и погибнешь. Есть, правда, и добрые духи. Например, дед Лесовик, он со своими помощниками — колток, деревяник, стебловик, ягодник, грибник — за лесом ухаживают, порядок наводят. Да и мало ли там духов лесных, озерных, болотных! С кем предстоит встретиться Керку — кто знает!

Вдруг Керк ощутил, что на ложе кто-то появился и, уже догадавшись кто это, он тихонько спро-сил:

— Доброжил, здравствуй, ты пришел?

— Нет, хозяин, это не доброжил, это я дворовой. Зажги, пожалуйста, свечи, мне надо с тобой поговорить.

— Да, сейчас, — отозвался на просьбу Керк.

Он протянул руку в ту сторону, где должен был находиться канделябр со свечами, и произнес присуху. В тот же миг свечи загорелись. Керк захлопал глазами и увидел, что на краю ложа сидит дворовой.

— Здорово у тебя это получается, — довольно кивнул в сторону канделябра дворовой.

— Здравствуй, дворовой, хозяин двора и всех домашних животных. С чем ты пожаловал ко мне?

— Здравствуй, добрый хозяин. Я кое-что тебе принес.

Дворовой залез к себе за пазуху и достал оттуда лоскуток льняной ткани. Он уважительно положил ее на ложе и, нежно расправив, что-то пробормотал. Лоскуток вдруг на глазах раскрылся и превратился в чудо-скатерть.

— Догадываешься что это? — спросил дворовой.

От удивления и неожиданности у Керка увеличились глаза, и он, задыхаясь от восторга, выдох-нул:

— Да не, уж то скатерть-самобранка?

— Она, она самая, скатерть — самобранка. Она у меня очень долго хранится, много-много времени. Еще с тех пор как я в другом доме дворовым служил. Ее какой-то подгулявший воин обронил, я уж и не помню, кто это был. Время все стирает, особенно имена. Мне, то она без надобности, я ее так, как магическую вещь, хранил, так уж у нас заведено. Но я решил, что тебе, то она в походе нужнее будет, ведь ты у нас рыбу ловил, а вот на зверя не охотился, тебе, там, на испытании тяжело будет.

— Да, нет, отец мне несколько присух сказал, чтоб дичь подманить, — сказал Керк и поспешно, чтобы не обидеть дворового, добавил. — Но я буду очень, очень рад, если ты мне дашь на время скатерть.

— Нет, хозяин. Ты меня не понял, я тебе не дам скатерть, я тебе ее подарю навсегда. Ты ко мне только поближе наклонись, и я тебе слова заветные скажу, — и когда Керк приблизил свою голову к голове дворового, тот зашептал ему на ухо. — "Ах, ты, скатерть-самобранка, развернись, распрямись, да меня, доброго молодца, накорми, напои, подчинись именем могучего скотьего бога Велеса". А когда потрапезничаешь прикажи ей просто: "Свернись". Запомнил? — спросил дворовой.

— Запомнил, добрый дворовой, — ответил Керк.

— И помни, хозяин, слова надо говорить все, нельзя выбрасывать не одного слова, а так же нельзя прибавлять слова по своему усмотрению, — и дворовой внимательно посмотрел на Керка.

Керк еще раз повторил про себя слова и, кивнув головой, ответил:

— Все понял и все запомнил.

— И еще, — добавил дворовой. — Никогда и никому не показывай скатерть, не раскрывай ее при посторонних, иначе она потеряет свои магические силы.

Керк опять кивнул головой, и голосом наполненым благодарности, сказал:

— Как мне, добрый дворовой, отблагодарить тебя за твой дар?

Дворовой ласково посмотрел на Керка, склонил голову на бок и сказал:

— Пройди обязательно, пройди испытание. Это и будет твоя благодарность. Счастливо тебе!

И в тот же момент исчез с ложа, словно растворился в воздухе. После того как дворовой, ос-тавив свой дар, покинул опочивальню Керка, Керк аккуратно сложил скатерть, и она опять превратилась в льняную тряпицу. Он, было, хотел прямо сейчас ее опробовать, но удержался, чувствуя, что подарки еще не окончились. И точно, на смену дворовому прибыл винный жихарь. Он появился на том самом месте, где только что находился дворовой, и тихонечко чихнул, потом поднял свою голову и добродушно посмотрел на Керка.

— Здравствуй, хозяин.

— Доброго здоровья тебе, винный жихарь, — ответил Керк, всматриваясь в лицо овинника, чертами который напоминал барашка, и добавил. — Хранитель хлеба от бед и напастей, с чем ты пожаловал ко мне?

— Я принес тебе дар — лутовку, — сказал жихарь и положил на ложе, очищенный от коры, кусочек липового дерева в виде восьмиугольника.

Лутовка была закреплена на тонкой свитой пеньке.

— Знаешь, что это? — спросил винный батюшка.

Керк отрицательно замотал головой.

— Это старинный оберег, называется лутовка. Одень его на шею, когда пойдешь в Сумрачный лес. А если поймешь, что леший тебя сбивает с пути, или увидишь его, покажи ему лутовку, и он сразу тебя оставит в покое.

— Овинушко, добрый, чем я заслужил от тебя этот дар и как могу тебя отблагодарить?

— Благодарить меня не надо. Я принес тебе этот оберег потому, что вижу чистое и доброе сердце. И только такой человек может получить лутовку от винного жихаря. А тебе я желаю пройти испытание и вернуться с древком. Счастливого пути! — и винный жихарь исчез с ложа так же внезапно, как и появился.

Керк взял лутовку, нежно ее погладил, одел на шею и спрятал под ночную рубашку. А когда поднял глаза, увидел домового. Тот сидел на ложе и посмеивался, глядя на довольного Керка.

— Кхе-кхе. Гляжу я, тебе понравились дары дворового и винного жихаря.

— Еще бы! — восхищенно и одновременно благодарно ответил Керк, а потом спросил. — А ты откуда ведаешь про их дары?

— А то, как же, они мне сегодня все рассказали. Сначала дворовой мне, как старшему брату, про-шептал, а потом и овинник про лутовку рассказал. А ты знаешь, что каждый овинник долгие годы делает вот такую лутовку и потом долгие годы ее хранит, вкладывая в нее сильнейшую магию Бога Велеса. Бога, от которого мы — духи и переняли свою силу. А потом он дарит лутовку лучшему из людей, тому, которого выберет. У того, у кого чистое и доброе сердце, кто скромен и справедлив. Так-то! — доброжил немного помолчал, и, кряхтя, добавил. — Он очень долго хранил лутовку и надо же выбрал тебя, — старичок посмотрел своими маленькими пронзительными глазками в лицо Керка, улыбнулся и договорил. — Значит это действительно ты?

— Что я? — не поняв утверждения домового, переспросил Керк.

— Ты величайший ведун будешь. Потому что овинники дают лутовки только великим ведунам. Они, овинные жихари, будущее видят. Понимаешь?

— Если честно, с трудом.

— Овинник увидел твое будущее, а в будущем ты будешь великим ведуном, и он поэтому-то подарил тебе лутовку. Ведь, если ты заметил, то лутовка имеет форму восьмиугольную, как и перстень Богомудра. — заметил доброжил и потер ладошки.

Керк рукой потрогал лутовку под рубахой и согласно кивнул головой.

— Это-то я заметил, что она той же формы, что и перстень Богомудра. Но, батюшка, овинник ничего мне не рассказал о будущем и о вложенном в нее времени и труде.

— Ага, — сказал старичок. — Он такой. Ничего из него не выудишь, хоть и брат мой младший. Да, и знаешь, тебе ведь не нужно знать своего будущего, надо жить только настоящим. Но я ведь при-шел к тебе тоже не с пустыми руками. Я принес тебе заветный мешочек, — он достал из-за пазухи малюсенький холщевый мешочек с человеческий ноготок, крепко перетянутый бечевкой, и передал его Керку. — Привяжи это мешочек на руку повыше кисти, и когда какой — нибудь нечистый дух, такой как езерица или болотная купалка, захочет забрать тебя с собой на дно, скажи мешочку: "Откройся именем Бога Велеса", и мешочек откроется, зачерпни пригоршню сухой полынь травы и брось им в лицо. И они отпустят тебя, оставят живым и здоровым.

— О, — протянул Керк, принимая мешочек. — Добрый доможил, нет слов, чтобы выразить мою благодарность и тебе, и дворовому, и овиннику. Чем мне вознаградить тебя за этот дар?

— Кхе-кхе, — закряхтел довольный доброжил. — Ты меня уже вознаградил, никогда еще я не видел такого уважения ко мне, какое проявляешь ты. И главное, что это у тебя не напускное, а идет из души твоей светлой, этим то еще приятней. Я желаю тебе добыть древко и скорей вернуться домой. Да, и самое главное, помни, что среди лесных духов главенствует лесное бо-жество Свято — Бор. Именно он и охраняет Старый Дуб. Будь очень почтителен, открой ему свое сердце и помыслы. И у тебя все получится. Удачи тебе! — и старичок так же, как и дворовой, и винный жихарь, до этого моментально исчез.

Керк глянул в окно и увидел, что Бог Солнца Хорс уже выехал на белых конях в небо и начал свой дневной путь.

Дорога была дальняя. В поход отец взял, кроме наставников Храбра и Дубыни, еще троих вои-нов из дружины — Беляна, Богдана и Ратибора. А с Эрихом ехал его слуга Нук — пожилой мужчина со смуглой кожей, резкими чертами лица и черными глазами, с длинными до плеч седыми волосами и такими же длинными седыми усами. Керк видел Нука впервые и был потрясен его злобным внешним обликом. Тур показал в сторону Нука и сказал:

— Это и есть Нук, помнишь, про него Дубыня рассказывал.

Керк кивнул в знак согласия головой, а сам подумал: " И не мудрено, что Эрих вырос таким не-приветливым. Если все время видеть перед собой такое злобное лицо слуги, то поневоле сдела-ешься жестоким. И как только отец разрешил Нуку быть слугой Эриха!"

Керк в поход не взял с собой своего слугу Борща. Вместо Борща ехал Тур, он целых три дня уго-варивал отца взять его вместо Борща, клятвенно обещая во всем быть верным брату Керку, но когда об этом отца попросил сам Керк, то правитель уступил просьбам сыновей. И теперь Тур красовался рядом с Керком на своем гнедом жеребце, такой гордый, выпавшей на его долю удачей. Весь путь с редкими ночными остановками, чтобы могли передохнуть и подкрепиться кони и люди, Керк и Тур разговаривали. Керк так волновался и, чтобы хоть как-то снять напряжение, рассказывал Туру о преданиях про Богов, которые слышал с детства.

— Бог Сварог- владыка земли и правитель небесного царства богов Сварги. Он творец Неба, Земли и Подземного мира. Это неутомимый Бог Сварог напоил Землю водой, наполнил все океаны, моря, реки, родники. Он заселил Землю людьми, дал им первые законы. Бог Сварог полюбил прекрасную Богиню Любовь Ладу — матерь богов и защитницу верующих — и взял ее себе в супруги.

Любимый сын Сварога — Бог правителей и воинов Перун Громовержец, именно он дает победу в битвах и следит за порядком на земле. Когда Перун рождался, земля разрывалась и шаталась, разрушая горы, а на небосводе гремели громы и сверкали в тучах молнии. В руках у Бога небес-ная радуга — лук, а колчан набит стрелами. Метнет Бог Перун в гневе стрелы огненные, и видим мы во время грозы, молнии в землю ударяют. Значит, Бог Перун на кого-то сердится и кем-то не-доволен. Надо ублажить рассерженного Бога принести в дар ему масло и мед. Тогда смирит Пе-рун свой гнев и в знойную пору прольет на землю живительную воду. Супруга Бога Перуна — богиня лета, молодости и плодородия Земли — Дива-Додола-Перунница. Дочь Бога ночного неба Дыя и богини луны Ливии. У Додолы в засушливое лето люди просят дождя, водят хороводы, поют песни, приносят в дар мед и масло.

Живет в небесной Сварге и крылатый Бог Огня Светозарый Семаргл. Когда Семаргл родился явившись в огненном вихре, то словно Солнце, озарил нашу землю. Вначале веков вместе с отцом своим Сварогом и братом Перуном победил он злобного Чернобога и разделил Землю на царство Яви, где правит Сварог и Семаргл, да царство Нави, где правит Чернобог.

Могучая Богиня Мать Сыра Земля лежит под нашими ногами и дает жизнь всему, что на ней растет и живет: деревьям и травам, птицам и зверям и, конечно же людям. Восуры всегда любили, уважали и берегли свою землю, называя ее не только Богиней, но и матушкой кормилицей, потому, что без нее не будет ничего сущего, не будет и самой земли.

— А скажи, — перебивал неугомонный Тур Керка. — А почему говорят, что духи имеют силу от Бога Велеса?

— Слышал я от своего дяди Веселина, что действительно духи, но только домашние, то есть те, которые живут вблизи с нами, переняли свою силу от могучего Бога Велеса. Бог Велеса научил людей пахать и сеять, научил людей звездной мудрости и грамоте, он так же является богом богатства и скота, сторожит людское счастье. Сила у Бога Велеса великая, сам он похож на могучего медведя, и голова у него медвежья. Когда-то он стал соперником Бога Перуна на свадебном пире и его низвергли на Землю с небесного свода. Упал Велес на Землю, и на мгнове-ние выскочила из него вся его сила, а Духи домашние эту силу поймали и к нему принесли, вот он с ними и поделился ею немного в благодарность.

И много еще чего поведал Керк Туру. И про страну Беловодье, которая раскинулась на Буян острове, омываемом Восточным холодным морем, в котором живут царь морской Черномор и светловолосые русалки. И про небесную Сваргу, где пируют Великие и Славные Боги во главе со Сварогом. И про Богиню Макошь, что следит за соблюдением обычаев и обрядов и высоко в небесном чертоге прядет нити людских судеб. И про Алатырь — камень — священную скалу в Ри-пейских горах, из-под которого текут воды живые и мертвые, которые дают силу могучую.

— Ну, что такое Алатырь — камень я знаю, — перебил Тур брата. — А ты мне лучше расскажи, что такое Синь — камень.

— Синь — камень — это младший брат Алатырь — камня, — рассказывал Керк. — По преданию, млад-ший брат Алатырь-камня — Синь-камень упал с неба, а на нем были написаны все законы Сварога и все заговоры от болезней и бед людских. Поэтому ведуны его и охраняют, чтобы не попали в злые руки обереги, присухи и заговоры.

И так незаметно за разговорами пролетела дорога. Процессия съехала с небольшого пригорка, и все увидели легенду легенд — Сумрачный лес. Дорога, по которой ехали Керк и Тур, уходила вправо, огибая Сумрачный лес, а они напрямки через, раскинувшийся выгоревший под жарким летним солнцем, луг поехали к лесу, который со стороны казался самым обычным. Стан решили обустроить на лугу, так как около леса было опасно останавливаться. Путники спешились, развели костер и устроили привал. Было решено переночевать всем здесь, а утром Керк и Эрих отправятся в лес, остальные же будут ждать их возвращения к седьмому дню.

В этот вечер Керку долго не удавалось уснуть, Тур было попытался его разговорить, но, увидев волнение на лице брата, оставил свои попытки и, пожелав доброй ночи, пошел спать. Керк лежал на спине возле костра и смотрел, как искорки улетают высоко в небо, как переменчиво мигают небесные светила, и думал о своих братьях Семе и Леле, о дяде Веселине и тете Ждане, о маленькой сестренке Желе. И так тоскливо было у него на душе, так хотелось увидеть их, обнять и уйти с братьями на лодке в море, чтобы крепкая волна била в корму лодки, чтобы руки болели от сетей, чтобы под ногами билась живая рыба. От воспоминаний на глаза Керка навернулись слезы, но так как его никто не видел, он разрешил им стекать по лицу. Слезы сняли напряжение, которое все это время владело Керком и немного успокоили его, он повернулся на бок и сладко уснул так, как спится только в юности.

Глава девятая

Утром Керк проснулся одним из первых, так как немного озяб, он быстро поднялся на ноги и потянулся, стряхивая с себя дремоту. Все еще спали, воин Ратибор, дежуривший всю ночь у костра, поднял голову и, улыбаясь, кивнул. Керк стал собирать заплечный мешок, аккуратно сложил плащ и положил его на дно, сверху положил запасную рубаху, а поверх нее скатерть-самобранку — подарок дворового. Отец разрешил взять кремень для разжигания огня, но так как Керк знал присуху, он решил не брать его. На левую руку, как и учил доброжил, он крепко привязал волшебный мешочек, на груди проверил лутовку, переоделся в чистую шелковую рубаху. Подпоясался широким поясом, на который повесил ножны с кинжалом и ножны для меча, поверх рубахи одел короткий, но теплый, темно-зеленый кафтан, так как уже было прохладно, отряхнул штаны и надел сапоги, до колен с высокими железными подборами с множеством серебряных гвоздей по всей подошве.

А когда Керк закончил сборы, то заметил, что и другие стали подниматься. Первым поднялся отец, за ним Дубыня, Храбр и остальные воины. Затем слуга Нук разбудил Эриха. Последним проснулся Тур и первым делом глянул на готового к походу Керка. Подошел Дубыня и осмотрел, переминавшегося с ноги на ногу, Керка, потянул его за пояс и остался довольным проделанной работой. Отец глянул на Керка и, засмеясь, подозвал к себе.

— Керк, ты, я гляжу, уже готов. Но погоди, надо перекусить прежде. Подойди ко мне.

Керк, все больше и больше волнуясь, подошел к отцу и сказал:

— Не-а, я есть, не буду, в рот ничего не полезет. Может, мы уже приступим.

— Все в свое время, Керк. А перекусить тебе надо, ведь неизвестно, когда тебе удастся нормально поесть, — заметил отец.

Керк, помнящий наказ дворового, никому не говорить о скатерти-самобранке, в знак согласия кивнул головой, добавив:

— Как скажешь, отец.

Воины стали готовить еду, но Керк, несмотря на приготовленную пищу, так к ней и не прикоснулся. Эрих же в отличие от брата ел все с удовольствием и жадностью. Керку стало неудобно за свой секрет и за то, что его так одарили духи.

После завтрака отец отозвал Керка в сторону и показал ему небольшой осколок темно-синего камня, он повесил его на шею Керку и сказал:

— Это оберег. Я специально ездил на Синь — камень, чтобы его тебе привезти. Ведун Велей заговорил его, чтобы тебя не коснулись черные помыслы твоего брата. А я наложил на него сильнейший родительский заговор от черных поступков твоего брата. Десять дней этот оберег будет защищать тебя от Эриха. На одинацатый день он потеряет силу, — потом отец помолчал немного и добавил. — Помни, ты должен вернуться на седьмой день, иначе ты провалишь испытание. Я надеюсь, у тебя все получится, — и он крепко обнял сына.

Отпустив Керка из объятий, отец пошел к Храбру и Дубыни и что-то сказал им. Храбр подозвал Эриха и Керка.

— Керк, Эрих, подойдите сюда, — братья приблизились, — Ваш отец дает вам право воспользоваться жребием и выбрать мечи, — он присел на колени перед, завернутыми в ткань, мечами, уважительно и аккуратно раскрыл их и торжественно сказал. — Керк и Эрих, это два знаменитых меча. Один из них, что лежит справа, принадлежал вашему деду Лучезару, по реклу Благородный, а другой, что лежит слева, когда-то принадлежал великому Даждьбогу — прародителю восурского народа, сыну Бога Перуна, повелителю Белого Света. Долгие века этот меч хранил в себе сам Синь — камень, но недавно, когда ваш отец был там, он выпал к его ногам, верно для того, чтобы один из вас воспользовался им во время испытания в Сумрачном лесу. У меня в руке две тростинки — одна короткая, другая длинная, — он раскрыл ладонь и показал. — Длинная — меч Даждьбога, короткая — меч Лучезара, выбирать будет Керк…

Однако, Эрих перебил Храбра и сказал, нагло и злобно глядя в лицо Керка:

— Почему это должен выбирать Керк?

— Потому, что он старший, — разумно заметил отец.

— Так всегда, — все, более раздражаясь и злясь, так, что его лицо стало покрываться красными пят-нами, сказал Эрих.

Керк посмотрел в лицо брата, которое покрытое красными пятнами стало совсем без-образным, и, помня о Дарах, которые ему достались, миролюбиво сказал:

— Пусть выберет Эрих, я не против.

Храбр глянул на отца — правителя, а тот, нахмурив лоб, согласно кивнул.

Тогда наставник завел руку назад и через секунду вновь показал ее, в ней торчали две тростин-ки. Эрих мгновение молча, взирал на тростинки, а потом протянул руку и вытащил короткую. Храбр открыл руку и показал длинную тростинку. Теперь Эрих побледнел, как полотно, наклонился и поднял, лежащий справа, меч правителя Лучезара, и, что-то шепча про себя, отошел к своему слуге. Керк встал на одно колено, взял за рукоять меч, поцеловал его в клинок, поднялся, при этом ласково поглаживая меч. Меч был прекрасен. Рукоять меча сделана была из "красна золота" и украшена драгоценными камнями: изумрудами и сапфирами. А сам клинок был обоюдоострым, заточенным с двух сторон и светился необычным желтоватым светом. На самом клинке было написано имя Даждьбога. Керк поднял глаза на отца и наставников и, увидев их одобрительные взгляды, вложил меч в ножны. Затем слово взял отец:

— Керк и Эрих, теперь вы можете отправляться в Сумрачный лес. Тропа, что ведет отсюда в лес, в скором времени разобьется на две, выберете каждый свою и следуйте своей судьбе. Помните, что вы должны вернуться к концу седьмого дня с древком для лука. И помните, что вы должны быть храбрыми и смелыми. Да, прибудет с с вами наш великий ДажьБог, сыны мои! Идите! — и он властно махнул рукой в сторону Сумрачного леса.

Первым двинулся Эрих, так как Тур в самый последний момент прибежал обнять Керка и шеп-нуть ему на ухо:

— Керк, счастливо тебе! И знай, у твоего меча есть имя — это знаменитый Меч Кладенец. Я подслушал разговор отца с Храбром. Это великий меч, и я очень рад, что он достался тебе! Я жду тебя! — Тур еще крепче прижался к Керку и поцеловал его в щеку.

— Я скоро вернусь, Тур! — ответил Керк, выпустив брата из объятий.

Он посмотрел на отца, наставников Храбра и Дубыню и других воинов, наклонил голову в знак уважения и пошел следом за Эрихом, а вслед услышал напутственные слова наставников.

— Будь смелым и сильным, Керк! Удачи тебе!

Керк оглянулся уже почти около самого леса, глянул на отца и Тура и приветливо помахал им рукой.

Впереди Керка петляла едва заметная тропка, это даже была не тропка, а какая-то узкая поло-сочка, по ней шел Эрих. Керк видел его спину перед собой и думал, что Эрих наверно расстроен, что такой прекрасный меч Даждьбога ему не достался, и почему-то ему стало и самому обидно за брата. Но пройдя совсем немного, Керк увидел, как Эрих резко взял влево. Подойдя поближе Керк заметил, что в этом месте тропа делилась на две: на правую и левую. И так как Эрих выбрал левую, Керк тронулся вправо, но, в последний раз взглянув на удаляющегося Эриха, он вдруг окликнул его:

— Эрих! Брат! — тот не остановился, лишь мотнул плечом, вроде отгоняя назойливую муху, а Керк прокричал вслед ему. — Брат! Счастливого пути! Желаю тебе добыть древко!

Но, так и не дождавшись ответа от Эриха, Керк пошел своим путем. В начале пути лес казался самым обыкновенным. Здесь росло много различных деревьев: дуб, ясень, бук, липа, клен. С деревьев уже большей частью опали листья, а где не опали, держались желто-зеленые, желто-красные и багряные. Под ногами шуршала листва, еле слышно трещали опавшие веточки. Керк шел и думал о Туре и его последних словах про меч. И если Тур прав, то в руках у Керка не просто Божественный меч, а меч — загадка и легенда. Люди говорят, что это меч сам выбирает хозяина и долгие годы, верно, служит ему, а когда хозяин умирает, то меч исчезает и невозможно, понять, куда он пропал и где находится. Поэтому и имя у него такое — Кладенец. И очень странно, что при приезде отца меч выпал из Синь-камня, вот значит где он хоронился долгие века, и интересно почему выпал, неужели потому что выбрал для себя нового хозяина, его- Керка.

Тропка, по которой шел Керк, все время петляла. И тогда Керк решил воспользоваться кинжа-лом, он достал его из ножен и, как учил отец, воткнул позади сапог, произнес заговор: "О, ты, великий кинжал ведуна Богомудра, отрежь все непрямые пути, все долгие пути, направь тропу именем Богини Мать Сыра Земля вглубь леса, внутрь леса, к самому почетному Старому Дубу. И слово мое крепко! И слово мое сильно!". И вдруг тропа резко взяла вправо и стала виднее, Керку даже показалось, что ее вроде кто-то подмел. Значит, заговор подействовал, Керк оглянулся взять кинжал и поразился, прямо за его сапогами лежала еле заметная, вся в опавшей листве, тропинка. Да, несомненно, заговор уже действовал, и Керк прибавил шагу. Он шел быстро и легко так, как ходится только в юности, не обремененной житейскими невзгодами и трудами.

Солнце уже высоко поднялось, когда Керк понял одну неприятную вещь. Тропинка после заго-вора совершенно "не выбирала" дороги и шла, скорее всего, напрямки, и хотя видно ее было хорошо, но она не огибала лужицы и родники, бьющие из-под земли, овраги и валежники, буреломы и болота. Постепенно лес менялся, стали чаще появляться хвойные деревья, а также береза, ольха, осина и рябина. Кое-где встречались непроходимые буреломы, но попадались и чистые ельники. Керк большей частью шел по светлому бору, он знал, что эта часть леса находится под началом страшилы борового, который очень не любит не прошеных гостей и может задрать и зверя, и человека.

Вдруг позади себя Керк услышал страшный шум, сердце прыгнуло в груди. Но Керк взял себя в руки и повернулся. Не зря говорят: "Помяни нечистого, и он тут как тут". Позади Керка высилось гигантское чудовище. Чудовище смахивало на медведя — это был боровой. Громадная лохматая медвежья голова и такое же громадное тело, однако, вместо шерсти по телу росли хвойные иголки, вместо когтей — сучья деревьев, черные звериные глаза, перекошенный черный рот, показал два ряда острых звериных зубов. Керк на мгновение остолбенел, а потом резко повернулся и кинулся бежать, не разбирая дороги, вслед за ним двинулся и страшила боровой. И если Керк бежал легко и быстро, на ходу ломая лишь тонкие ветви, то боровой двигался с таким шумом и грохотом, ломая тонкие деревья и толстые ветки. Керк увидел впереди небольшой овраг и попытался его перепрыгнуть, но на другом конце поскользнулся и кубарем слетел в овраг. Не долго думая, Керк вскочил на ноги и, вытащив меч из ножен, развернулся к боровому. Тот стоял на краю оврага и, посмеиваясь, смотрел на Керка. Внезапно боровой громко зарычал, и Керк увидел такое злобное выражение морды, что отступил назад. Боровой спрыгнул в овраг, и продолжая рычать, спросил Керка:

— Ты кто таков? Зачем пришел в мой лес?

— Я пришел к Старому Дубу, к лесному Богу Свято- Бору, просить себе древко для лука.

— Ы…, ы…,ы, — зарычал боровой. — Опять рубить дерево.

— Зачем дерево? — не согласился Керк. — Только одну ветвь.

— Ветвь…. А-а-а. если я тебе сейчас руку оторву, тебе понравится?

— Нет, руку оторвать не понравится…, - не зная что сказать, ответил Керк.

— А как же ты тогда ветвь у дерева хочешь отрубить. Ее не жалко, а свою руку жалко. Вот я тебе сейчас устрою.

Но Керк не стал ждать, когда боровой ему устроит, он вдруг резко взмахнулся мечом и срубил голову боровому. Голова покатилась по оврагу, подпрыгивая на кочках, а тело в тот же миг осыпалось вниз на землю, словно опавшая листва. Керк глянул на лежащую голову и увидел, что та широко улыбнулась, высунула и показала язык. Но через мгновение голова стала приподниматься над землей, так как из земли начало расти тело, прежде появились плечи, потом руки, и вот боровой торчит из-под земли по пояс, а мгновение спустя опять стоит во весь рост. Керк взмахнулся мечом и вновь срубил голову, голова запрыгала по кочкам, а тело опять осыпалось на землю. И через секунду все вновь повторилось — улыбающаяся голова, а затем вылезающие из земли плечи, руки, ноги. Керк в третий раз взмахнул мечом, а потом еще и еще раз, и все повторилось вновь. Наконец Керк устал бесполезно махать мечом и, глубоко дыша, опустил его. Боровой очередной раз вылез из-под земли, весело глянул на Керка и громко захохотал. Так, что последняя листва осыпалась с ближайших деревьев. И в тот же миг Керк, протянув руку в сторону борового, зашептал заговор: "О, ты, Бог Перун! Всем грозам хозяин! Всем дождям владыка! Всем водам повелитель! Пролей потоки бурливые, реки быстрые, ключи струящиеся на духа светлого бора — борового. Смой его ноги, смой его руки, смой его тело! Да потечет он по земле, да воткнется каждой иголочкой в землю, да увязнет он в земле надолго — долго! Да будет слово мое крепко, как сила твоя, славный Перун!". И как только сказал эти слова Керк, в тот же миг над боровым громыхнул гром, закружилась, завертелась темная, словно бочка, пузатая туча. В туче-бочке засверкали яркие молнии. И тогда оттуда полилась, на него вода вначале по одной капельке, а затем все больше и больше и в конце как будто бочку перевернули и разом на него вылили. Все иголочки с его головы и тела осыпались и вместе с водой потекли вниз по оврагу. А Керк прокричал вслед утекающему боровому:

— Дух боровой, я буду почтителен к деревьям. Обещаю.

Керк выбрался из оврага и оглянулся, теперь он оказался в какой-то глухой чащобе. Убегая от борового, он сбился с пути и потерял тропинку, а без тропинки нельзя было найти Старый Дуб. Керк прошел было назад, пытаясь найти ее, но безуспешно. Он знал, что достаточно найти хоть какую — нибудь тропку, и тогда он сможет направить ее в нужном направлении и поэтому, немного безнадежно поплутав, решил идти вперед.

В этой части леса встречался валежник, было много отмерших деревьев и сломанных ветвей, множество кустарников, пробираться стало тяжело. Пройдя еще немного, Керк вдруг заметил какое — то, едва заметное, движение впереди, в опавшей листве. Он внимательно пригляделся. А потом резко кинулся и, прыгнув на землю, что-то схватил. Когда Керк поднялся на ноги, то в руках у него оказался крохотный старичок — боровичок, который служил посыльным у страшилы борового, в отличие от своего хозяина он был очень миролюбивым и дружелюбным. Сам он был размером с небольшой пенечек, плотное, словно ножка гриба тело, короткие едва видимые ручки, вместо ножек толстые грибные корешки, а на едва округлой голове с маленькими бурыми глазками и ротиком-щелочкой красовалась бурая шляпка гриба, и если хорошенько присмотреться, ну один в один огромный белый гриб. Керк поклонился старичку — боровичку и сказал, все еще продолжая крепко держать его в руках:

— Здравствуй, добрый старичок — боровичок. Прошу тебя, окажи мне услугу, выведи на тропинку.

— Ты сначала меня на землю поставь, — пропищал старичок — боровичок.

Керк утвердительно кивнул головой и опустил старичка на землю. Тот немного поправил свою шляпку, слезшую с головы, и взглянул на Керка, да ласково улыбнувшись щелочкой-ртом, пома-нил его за собой. Долгое время они шли, молча, старичок — боровичок впереди, шурша и колыхая опавшей листвой, а вслед за ним, преодолевая буреломы и опавшие деревья, Керк. Первым заговорил старичок:

— Ишь ты, куда мы забрели с тобой. Смотри, лес все мрачнее и мрачнее становится, здесь уже мой владыка боровой не управляет, — старичок остановился и стал оглядываться по сторонам, добавив еле слышно. — Это непроходимая чащоба, а командует здесь пущевик. Он враг моего хозяина и если поймает меня, мне не сдобровать. Керк опустился на присядки и сказал:

— Милый старичок — боровичок, не покидай меня, укажи мне тропу, а я тебя от пущевика — владыки непроходимой чащобы сберегу.

Старичок посмотрел на Керка, отрицательно покачал головой и добавил:

— Нет, мне здесь нельзя, но я тебе все же помогу, милый отрок.

И он засунул в щелочку- рот два толстых, овальных пальца, чем-то напоминающих сосновые шишки, и негромко свистнул. По лесу прокатилась мелодичная трель, как-будто ранней весной запел жаворонок в небесной выси.

Внезапно около старичка — боровичка зашуршала листва и появились двое маленьких сереньких ежика, но когда ежики поднялись на ножки, оказалось, что это вовсе и не ежи, а лесавки. Лесавки — дед и бабка лешего, но в отличие от своего злобного внука, эти духи добрые. С конца лета и всю осень лесавки бодрствуют: весело водят хороводы, копошатся в опавшей листве, шелестят и шебуршат ею. А как последний лист упадет с дерева, лесавки засыпают и спят до следующего лета. Эти маленькие лохматые духи при близком рассмотрении оказывались очень милыми и симпатичными. Личики их напоминали мордочки ежей, маленькие светящиеся глазки, черный носик и маленький тонкий ротик. Ручки похожие на толстые веточки деревьев, ножки, словно лапки ежа, а на месте колючек серые хвоинки.

Старичок — боровичок поклонился лесавкам и сказал:

— Братья лесавки, проводите этого славного юношу до тропы и сберегите от злобного пущевика, — сказал и в тот же миг упал в опавшую листву, только грибную шапку и видно, а еще через секунду и шапка, совсем пропав, превратилась в опавший лист.

Керк поклонился деду и бабке лесавкам, их то отличить друг от друга легко было, так как на бабке лесавке был одет сарафан подстать телу, серый да зелеными каменьями, украшенный и сказал:

— Добрые, дед и бабка лесавки, я в лесу заплутал, сбился с тропы. Прошу вас, проводите меня до ближайшей тропинки. А я вас отблагодарю, чем попросите.

Дед лесавик важно глянул на Керка и сказал:

— Ну, что ж пойдем, мы тебя до тропы проводим, — и побежал вперед, бабка в знак согласия кив-нула и тронулась следом.

Керк не отставал. И опять началась трудная дорога, Керку приходилось перелазить через сло-манные деревья и ветви, кое-где обходить их. И все время казалось Керку, что кто-то со стороны наблюдает за его движением, следит зорким и злобным взглядом. Чувства Керка стали мешаться, все чаще появлялся непреодолимый страх и ужас, который туманил разум. Внезапно глаза покрылись пеленой и, почудилось Керку, что вместо кустов стоят безобразные чудища, поблескивают горящими глазами, шевелят уродливыми, покрытыми мхом, руками да щелкают зубами, а по зубам сочится и капает на землю алая кровь. Отер глаза рукой Керк, потряс головой, и уже ничего нет. А потом вновь пелена перед глазами плывет, и слышится Керку то удаляющийся, то приближающийся вой волчьей стаи, душераздирающие человеческие и звериные вопли и стоны. И видится Керку, что высится впереди него исполинского роста мужчина. Волосы у него длинные, словно женские, а на концах змеиные головы шипят. Темное лицо, покрытое морщинами, со страшной гримасой, а в руках он держит черепа человеческие с пустыми глазницами. Внезапно из земли, разрывая ее на части, стали вылезать безголовые, бледные, невнятно бормочущие существа, которые постоянно ощупывали свои шеи, руками верно ища там головы. Керк вновь отер глаза рукой, потряс головой и видение пропало. Керк понимал, что владыка пущевик где — то рядом, это он нагоняет ужас на него, но нельзя поддаваться гнету пущевика, иначе затуманит он твой разум окончательно, и не выйдешь ты из чащобы никогда. Керк пытался вспомнить охранный оберег, чтобы защитить свой разум, но в голове было пусто, как-будто все знания оттуда высосали.

— Врешь, — вдруг остановившись, закричал Керк, оглядываясь. — Не боюсь я тебя, слышишь, не боюсь!

Остановились и лесавки. Дед лесавик посмотрел на Керка и тихонько сказал:

— Отрок, освободи сердце от страха, а разум — от ужаса.

Керк услышал слова деда лесавка, закрыл глаза, глубоко вздохнул и вдруг почувствовал запах моря, ощутил брызги соленые на лице, услышал голоса братьев своих Сема и Леля, и напутственные слова Тура — "Я жду тебя!" — да так стало легко и свободно Керку. Он открыл глаза и в тот же миг увидел перед собой злобного старика пущевика. Тот стоял совсем близко от Керка и был с ним почти одного роста. Сверкающие черные глаза, косматые зеленые волосы и борода, длинный крючковатый нос, как сучья, руки и ноги и такое же корявое голое тело, обмотанное какой-то рваной тряпкой, а на голове белая баранья шапка. Керк посмотрел в глаза пущевику и ровным, спокойным голосом сказал:

— Дух пущевик, владыка непроходимой чащобы, защитник леса от пожара, пропусти меня. Я пришел в лес не рубить и жечь деревья, а к Старому Дубу, к лесному Богу Свято — Бору. По-мыслы мои светлы, руки мои чисты, разум мой свободен.

Пущевик стоял молча, и верно что-то обдумывая, а потом он прохрипел своим жутким дребез-жащим голосом:

— Что ж, раз смог избавиться от моего гнета, так можешь идти дальше, — сказал и обернулся кустом колючим, будто и не было его вовсе.

Керк посмотрел сначала на куст, потом на топтавшихся у ног Лесавков и прошептал им:

— Спасибо тебе, дедушка, — и поклонился, а потом добавил. — И тебе, бабушка.

— Ну, что ж пойдем скорее, — поторопили его довольные и заулыбавшиеся лесавки.

Через некоторое время они вывели его на еле заметную тропу и сказали:

— Вот и тропа, отрок. Иди теперь по ней, и пусть тебе помогает удача.

— Как мне отблагодарить вас? — спросил Керк.

— Благодарностью станут добрые слова, — заметила бабка лесавка.

— Что ж, тогда большое вам спасибо, добрые дед и бабка лесавки. И желаю вам доброго пути, — сказал Керк и низко, до земли, поклонился.

Дед и бабка заулыбались, их личики засветились от удовольствия, они также низко поклони-лись Керку в ответ и, обернувшись в маленьких сереньких ежей, уползли по своим делам. Керк воткнул кинжал в тропу, прочитал заговор и пошел в указанном тропинкой направлении.

Осенью дни становятся короче, и Керк заметил, что Хорс Бог Солнца уже двигался на покой. Керк, переживший за сегодня столько событий, решил, что ему пора найти место для ночлега. Но так как он боялся опять потерять тропу, то решил устроить ночлег не далеко от нее. Тропинка увела Керка от непроходимой чащобы, и впереди он увидел чистый ельник — настоящий подарок для него. Он сошел с тропы, огляделся и стал собирать ветки для костра, при помощи присухи развел огонь и, встав спиной к костру, а лицом к лесу, провел рукой невидимый круг, шепча про себя: "Силой Бога Сварога, силой Бога Перуна, силой Богини Мать Сыра Земля отгоняю от себя всех нечистых Духов, всех зверей и птиц, кои могут доставить злобу и боль. Окружаю себя светом огненных стрел Сына Бога Перуна и земным светом любви Богини Мать Сыра Земля. Да будет крепок мой заговор, как сам камень Алатырь!" И тогда из земли вытяну-лись и устремились вверх едва видимые тонко-прозрачные паутинки, а затем они еле слышно зазвенели и начали переплетаться между собой, образовав над Керком сквозистый, кружевной шатер. После этого Керк, успокоенный созданным и защищающим его щитом, достал из заплечного мешка скатерть — самобранку и плащ. Плащ отложил в сторону, а над скатертью — самобранкой прочитал заветные слова. В тоже мгновение скатерть-самобранка развернулась, и на ней появились разные блюда: тут тебе и свиной печеный окорок, и буженина в сенной требухе, и стерляжья уха с печенками налима, и блины тебе красные, молочные, гречневые, и пироги с вишнями, творогом, грибами, и, конечно, горячий сбитень. Керк, целый день, будучи голодным, съел так много, что сам поразился. Наевшись, он поблагодарил скатерть и, сказав ей заветное слово "Свернись", убрал в мешок, а сам добрым словом помянул дворового. Затем Керк расстелил плащ, лег на одну его часть, положив под голову мешок, вытащил из ножен меч и положил его рядом, укрылся другой частью плаща и крепко заснул.

Глава десятая

Всю ночь Керк проспал, а лишь взошло солнце, проснулся оттого, что замерз, так как костер уже прогорел. Керк решил не разводить с утра костра, а оставшееся пепелище прикрыл землей. Раскрыл скатерть и наскоро позавтракал, прихватив оттуда немного хлеба и сыра, чтобы днем во время пути было что поесть. Все сложил в мешок, вложил меч в ножны и, встав на то место, где прежде был костер, провел рукой по невидимому кругу, шепча: "Огненные стрелы Бога Перуна отскочите, земная любовь Богини Мать Сыра Земля отпряди. Я, создавший сей невидимый щит, его разрушаю, его разламываю. И слово мое твердо, и слово мое крепко!" Только после этого Керк беспрепятственно вышел из своего ночного убежища и направился к тропинке. За ночь тропа потеряла свои магические способности, и Керк еле-еле разглядел ее в опавшей листве и хвои, ему пришлось опять повторить заговор, и только после этого он смог продолжить свой путь.

Теперь он шел по хвойному лесу. В основном здесь росли сосны, ели и пихты. Земля была устлана хвоей, то там, то здесь красовались грибы: грузди, маслята, мухоморы. В лесу было необычайно тихо, лишь изредка пролетит синичка или другая птичка и нарушит тишину своей трелью. Утро выдалось пасмурным и прохладным, а потом еще заморосил дождь, Керк достал плащ, одел его и продолжил свой путь. Чем дальше продвигался вглубь леса Керк, тем мрачнее и тише становилось в лесу. И если в начале своего пути еще изредка он встречал птиц, зайцев или, пробегающего через тропинку, ежа, то теперь лес казался совсем безжизненным. Дождь то прекращался, то опять начинал моросить, несмотря на плащ, Керк промок и озяб, но, зная как долог его путь, не прекращал ходьбы. Еще поразило Керка то, что до этого, столь полноводный ключами, ручейками, лес был совсем сухим, получалось, что в этой его части не просто никто не жил, но и не было даже капли воды. Керк шел и думал о воде, ему очень хотелось пить, можно было, конечно, остановиться, раскрыть скатерть и напиться, но этого Керк не стал делать, так как чувствовал, что расслабляться в таком месте опасно, тем более останавливаться на привал.

Утро сменилось днем, а пейзаж не менялся, все также хвойный, безжизненный, безводный лес. Керк уже не мог не о чем думать, кроме как о воде, сжигаемый жаждой, он решил пренеб-речь своими опасениями, и все-таки сделать привал, но для этого надо было сойти с тропы. Вы-глядывая место, он поворачивал голову то в одну сторону, то в другую и не заметил, как на тропу из-за деревьев вышел какой-то зверь. Животное по форме тела напоминало оленя, и было покрыто белоснежной шерстью, под которой переливались мускулы. Из центра лба между ушей торчало два рога, один был длиной в аршин, а другой вдвое короче. Рога были белые, витые, спиралеобразные и сияли, как жемчуг. Керк краем глаза заметил движение на тропе, резко повернул голову и застыл в изумлении. Прямо перед ним стоял Инорок — царь всех живущих на земле животных, отец всех зверей. Инорок стоял, гордо подняв свою голову, и темно-синими глазами смотрел на него. Керк слышал об этом животном много легенд и знал, что Инорок олицетворят чистоту, бесстрашие, гордость и излучает свет. Смертным Инорок являлся очень редко в качестве вестника перемен. А еще Инорок был владыкой лесных вод, ручьев, ключей и следил за чистотой воды. Керк встал на одно колено и низко склонил голову перед царем всех зверей. Инорок в ответ тоже поклонился Керку и, о чудо, заговорил с ним человеческим языком.

— Приветствую тебя, о внук великого Богомудра, в своих владениях.

— Здравствуй, отец и царь всех живущих на земле зверей, и я приветствую тебя, — гордо ответил Керк и поднялся с колена.

— Что привело тебя в мой лес, внук Богомудра? — спросил Инорок.

— Меня зовут Керк, и я иду к Старому Дубу за древком для лука. А как ты догадался, что я внук Богомудра? — поинтересовался Керк.

— В этот лес никто никогда не приходит из смертных, только наследники Богомудра. — объяснил Инорок и подошел ближе. — Значит, ты идешь за древком, как твой отец, твой дед и сам Богомудр? Похвально.

— Скажи, Инорок, что здесь происходит? — спросил Керк и обвел пустой и тихий лес рукой, — Поче-му эта часть леса такая безжизненная?

— О Керк, внук Богомудра, в этой части леса вот уже много лет как поселилось страшное чудище, его зовут Клыкастый Кабадос. Он съел всех зверей и птиц, высосал все родники и ручьи, поэтому здесь нет живых существ, и не звенит вода. А так как он создан нечистым духом, то мне не подчиняется и творит злодейства, — вздохнув, ответил Инорок и внимательно посмотрел на Керка своими прекрасными и умными глазами.

— Чем я могу помочь вам Инорок? — смело глянув в темно-синие глаза отца всех зверей, поинтересовался Керк, — Что могу сделать, чтобы спасти лес и живых существ?

— Если ты встретишь его на своем пути, а ты обязательно его встретишь, так как он никого не вы-пускает живым из леса, убей его, — ответил Инорок, в упор, глядя на Керка.

Керк, не колеблясь не секунды, ответил:

— Хорошо, царь зверей, да будет так, как ты сказал. Если я встречу Кабадоса, я его убью, но как мне понять, что это Кабадос?

— О, Керк, внук Богомудра, верь мне, что ты узнаешь Кабадоса, потому что лишь один он бродит в этом лесу и так страшен, что нельзя сказать на кого из живых существ, похож. Если ты выполнишь мою просьбу, я буду благодарен тебе вечно.

— Инорок, сама встреча с тобой — удача. И если мне удастся выполнить твою просьбу, то я буду этим очень горд. Однако, я слышал от людей, что ты, Инорок, являешься владыкой лесных ручьев, ключей и родников, так ли это? — все еще сжигаемый жаждой, сказал Керк.

— Да, это так. Я берегу лесную воду и делаю ее чистой, — разъяснил Инорок.

— О, гордый Инорок, прошу тебя тогда, напои меня, если это возможно, так как меня сильно мучает жажда, — едва склонив голову, попросил Керк.

— Хорошо, Керк, внук Богомудра. Да будет тебе вода, — в то же мгновение Инорок переступил своими ногами так, что под белой шкурой заиграли мускулы, а затем он стукнул своим лошади-ным копытом по тропинке, та разломилась надвое, и из нее забил и побежал родничок. — Пей скорее, Керк, так как только услышит Кабадос, как звенит прекрасная и чистая лесная вода, в тот же миг придет сюда, чтобы уничтожить ее.

Но Керка не пришлось просить дважды. Сжигаемый жаждой он присел на корточки возле ключа и жадно стал пить воду, набирая в ладони. Напившись воды, он поднялся поблагодарить Иноро-ка, но того уже и след простыл, как будто и вовсе его не было. Керк переступил через родничок и пошел по тропе дальше, теперь он шел с повышенной осторожностью, оглядываясь и прислушиваясь.

Как и предупреждал Инорок, Кабадос не замедлил появиться. Из ближайших деревьев, ломая ветки, страшно рыча и пуская пар из ноздрей, на тропу вышло чудище. Чудовище было гигантом, в холке достигая сажени в высоту, кабанообразное, безволосое, покрытое панцирем, который надежно защищал голову и тело. Ко всему прочему Кабадос был вооружен, направленными вперед, клыками, на вытянутой морде находились крошечные уши и глаза с мутным взглядом. Чудище остановилось на тропе и стало рыть землю лосиными копытами. Керк понял, что сейчас будет бой, он скинул с себя плащ и заплечный мешок, вытащил меч и, сняв ножны, откинул их в сторону. Магический меч Даждьбога в бою был почти невесом, когда Керк взял его в руку, то ощутил, что меч как будто врос в нее. Кабадос бросился на Керка, а Керк, увернувшись, взмахнул мечом и ударил его вертикально по голове. Меч взвизгнул и отскочил от головы чудища, как от камня. Панцирь крепко защищал своего хозяина. Кабадос развернулся и опять повторил нападение, Керк вновь увернулся, нанеся удар, теперь уже по телу Кабадоса, но меч также как ранее отскочил от его тела, как от камня, и здесь его защищал крепкий панцирь. Керк растерялся лишь на мгновение, и этого было достаточно, чтобы Кабадос ринулся на него и задел Керка клыком по левому плечу. В самый последний момент Керк отклонился вправо, упав на землю, но тут, же вскочил и почувствовал резкую боль в руке. Керк глянул на плечо и увидел разорванный кафтан и струящуюся кровь. Кабадос вновь развернулся, и, остановившись, тяжело задышал, пуская пар из ноздрей, да начал рыть землю копытом явно подзадоривая себя. А потом снова атаковал Керка, приклонив голову низко к земле, выставив вперед клыки и пытаясь подцепить его ими. Керк, превозмогая боль, схватил обеими руками меч и, не отрывая ступни ног от земли, чтобы не потерять равновесие, нанес страшной силы колющий удар в глаз приблизившемуся вплотную чудовищу. Меч вонзился в глаз, и глубоко ушел внутрь черепа, поражая мозг чудища. Кабадос взвыл и повалился на передние ноги. Керк выдернул меч и отскочил в сторону, наблюдая предсмертную агонию чудовища. Он вытер меч о землю, подобрал ножны, заплечный мешок, накинул на плечи плащ, и, постояв немного около мертвого чудовища, окончательно убедившись, что он не встанет, двинулся вперед.

Опять пошел мелкий дождь, плечо очень сильно болело, Керк засунул руку под плащ и крепко порванным кафтаном зажал рану. Идя по тропе, и оглядывая лес, Керк искал траву — покрыш. Эта трава используется в магических целях, и обладает могущественными свойствами — останавливать кровотечения. Такая трава в основном растет в хвойных местах, тонкими стебельками стелется по земле. Но сейчас, как назло, ее нигде не было видно. Кровь текла сильно, и уже вся рубашка и кафтан пропитались ею. Керк терял силы и чувствовал слабость, но не останавливал ход, в надежде все, же разыскать траву.

Вдруг над головой Керка пролетела сорока, едва не задев крылом его волосы и села на ветку ближайшего дерева. Керк остановился, посмотрел на птицу, та в клюве что-то держала, подойдя ближе, он протянул руку. Из клюва сороки выпала трава — покрыш. "Это Инорок послал сороку с магической травой", — догадался Керк.

— Спасибо, — поблагодарил Керк сороку и ее владыку Инорока, а та, глянув на него черными бу-синками глаз, крутанула хвостом, застрекотала и улетела прочь.

Керк положил траву в рот и стал ее жевать, трава была чуть сладковата на вкус. Пройдя еще не-много в поисках привала, он остановился около поваленного дерева и сел на него, потом снял с себя плащ, кафтан, рубаху, положил все это на ствол, а сам внимательно оглядел плечо. Оказывается, Кабадос вскользь задел руку, но кровь текла сильно, и рана была глубокая. Керк сплюнул пережеванную траву в ладонь, приложил к ране, закрыл глаза и зашептал заговор: "Как от бел-горюч камня из под камня камней Алатырь-камня, да по всей Мать Сыра Земле побегут воды светлые, воды чистые, воды живительные. Подымусь поутру, по утренней Заре, когда выкатит Хорс — красно солнышко из-под сине неба. Поклонюсь я в пояс Богу Солнца, поклонюсь я в пояс Мать Сыра Земле, поклонюсь я Алатырь — камню. Дай ты мне, отец всех камней Алатырь — камень, живой воды. Дай ты мне, Мать — Сыра — Земля, да сырой земли. Дай ты мне, Хорс — красно солнышко, да света светлого да лика ясного. Да умою теми водами рану свою. Да утру сырой землей раны свои. Да окачу светом светлым да ликом ясным раны свои. И спадет тотчас и боль, и невзгода, и жар, и ломота. И кровь остановится, и рана затянется. Заговариваю я сим твердым моим заговором раны свои. И мой заговор крепок, как сам камень — Алатырь. И слово мое верно!" Произнес Керк последнее слово и почувствовал, как кровь перестала сочиться через пальцы, а на месте раны образовался большой рубец. Но боль в руке до конца не утихла, видно потому, что Керк ослабел от потери крови, и заговор удался не в полную силу. Керк поменял рубаху на новую, а над кафтаном прочитал присуху: "О, всесильный Бог Семаргл — бог огня, посредник между людьми и богами. Сотки огнем своим светлым сей кафтан, соедини разрывы и дыры. И пусть вспыхнет огонь и, погаснув, возвратит этой вещи былой ее вид. Именем Сварога повелевай!" В тоже мгновение на кафтане вспыхнул яркий лепесток пламени, выбрасывая вверх и в стороны крошечные искорки, а когда они падали на кафтан то шипели, словно охлажденные водой и тухли. И на том месте, где они тухли, стала показываться ткань кафтана целая и чистая от крови. Еще мгновение и потух сам лепесток пламени, показав исправленную и словно заштопанную вещь. Довольный проделанной работой Керк, оделся и двинулся дальше.

Постепенно лес стал редеть. Керк миновал последние ряды хвойных деревьев и увидел, что впереди в низине лежали болота, покрытые сплошным ковром мхов. Среди мха изредка встречались кустарники: багульники, подбел — и травы, в основном росянки. Кое-где торчали одинокие сосны: низкие, тонкие, искривленные. Керк остановился, посмотрел на непривлекательный пейзаж и глубоко вздохнул. Он думал, что на сегодня приключений было достаточно, но тропа уводила в болота, а, значит, придется пройти сквозь них, обогнуть их не удастся. Керк постоял, немного подумал, и прошептав "Во славу великого ДажьБога!" подошел к дереву, вырубил длинную, толстую палку — посох, да двинулся вглубь болота. Теперь Керк шел, не торопясь, постоянно ощупывая посохом дорогу и ступая осторожно, чтобы не уйти под воду. Тропа большей частью не выбирала пути, и каждый шаг нужно было делать обдуманно. Кое-где Керк перепрыгивал с кочки на кочку, но большей частью шел по колено в воде, сапоги были полны воды, и идти в них было тяжело и неудобно. Частенько Керку приходилось садиться на ближайшую кочку, выливать воду, обуваться и идти дальше. Керк прошел уже довольно много, когда, перепрыгнув на очередную кочку, поскользнулся и ушел под воду с головой, но быстро вынырнул и поплыл к небольшому островку. Взобравшись на него, Керк почувствовал себя совершенно мокрым. Вода текла и с головы, и с плаща и из мешка, он снял сапоги и вылил из них воду. И в этот момент он услышал дивный женский голос.

Голос запел восхитительную песню. Божественная мелодия летела сквозь неприглядные болотные просторы, как птица, неся на себе тепло и свет. Услышав песню, Керк сразу почувствовал легкость и радость, забыв о своих невзгодах. Обернувшись в поисках певуна, он увидел не далеко на кочке красивую, стройную, молодую девушку. Девушка была голая, полногрудая, с зеленоватой кожей тела, с длинными распущенными зелеными волосами и большими зелеными глазами. Вместо ног у девушки был рыбий хвост. "Купалка!" — подумал Керк и поднялся, чтобы идти вперед. Он знал, что песни купалок обладают магической силой и могут свести с ума смертного. Керк слышал, что купалки — это жены болотника, встреча с кото-рым могла быть последней в его жизни. Керк подошел к краю островка и прощупал дно посо-хом, опять надо было ступать в воду, но не успел он сделать шаг, как из воды вынырнула купалка и, пристально глядя ему в лицо своими глубокими, словно речное дно глазами, обхватила ноги руками и резко дернула его в болото. Керк покачнулся, но смог устоять, успев воткнуть посох в островок, а высвободившись из объятий купалки, отскочил назад. Купалка исчезла в воде, но в тот, же миг Керк услышал всплеск воды сзади. Он обернулся и увидел, а затем почувствовал, как купалка схватила его левую ногу обеими руками и весело смеясь, дернула на себя. Через мгновение из воды показалась другая купалка, такая же полногрудая, с распущенными зелеными волосами, она схватила его за правую ногу и так же дернула Керка на себя. Керк взмахнул, словно птица руками, да не устояв на ногах, плашмя упал в болото и сильно ударился спиной о поверхность воды. Тогда купалки выпустили его ноги и, громко хохоча, схватили за плечи. Керк застонал от боли, когда длинные острые когти купалок впились в него, и купалки, увлекая его за собой, потянули на дно. Изо всех сил пытаясь вырваться от духов, Керк вынырнул из воды набрать воздуха, и сразу же голова скрылась под водой, так как сильные руки купалок тянули вниз на дно. В самую последнюю секунду, находясь уже под водой, Керк вспомнил о подарке доброжила — заветном мешочке. Он напряг все свои силы и рванулся из цепких рук купалок, выскочив на поверхность, крикнул мешочку "Откройся именем Бога Велеса". А когда мешочек открылся, увеличившись в десять раз, Керк зачерпнул из него пригоршню сухой полынь — травы и бросил через левое плечо прямо в лицо купалки, потом зачерпнул еще и бро-сил через правое плечо в лицо другой купалки. Те в испуге вскрикнули и отпустили Керка, а затем нырнули в воду. Выбравшись на островок, тяжело дыша и весь мокрый, Керк стал оглядываться по сторонам, прижимая к груди заветный мешочек. Но купалок нигде не было видно, зато на том месте, где только, что он боролся с ними, стали расходиться в разные стороны круги.

Внезапно вода забурлила, и прямо на огромной сучковатой, кривой коряге, поросшей черным мхом, из-под воды выехал болотник. Болотник — владыка и правитель топких болот — был про-сто безобразен. Голый, обросший зеленой тиной и водорослями, с распухшим от воды животом и носом, с небольшими мутно-зелеными глазами да рыбьим хвостом, а на голове у болотника высокая бобровая, увитая переплетенными между собой корневищами трав, шапка. Лицо болотника выражало крайнюю степень сердитости. Он, молча, посмотрел на Керка и поправил свою шапку. Керк пытался вспомнить хоть какой-нибудь оберег от водяного духа, но на ум вдруг пришел рассказ дяди Веселина о том, что водяные духи очень любят белый хлеб, и если им его поднести, сразу становятся дружелюбными. Керк скинул свой заплечный мешок и заглянул в него в поисках хлеба. Хлеб, оттого что находился в воде, весь размок. Керк аккуратно собрал его и достал из мешка, да встав на одно колено, протянул ладони болотнику со словами:

— Великий правитель всех болот, прошу тебя, прими от меня в дар этот белый хлеб. Я принес его нарочно для тебя, но он упал в воду и немного намок.

Увидев хлеб в руках Керка, болотник задрожал всем телом и затряс своим распухшим зеленым носом от желания съесть его поскорей, да подплыв на своей коряге к островку, протянул грязно-зеленые вспухшие руки. Керк неторопливо переложил хлеб из своих рук в ладони болотника, стараясь не уронить ни кусочка и стал наблюдать, как тот жадно поедает хлеб, уткнув голову пря-мо в ладони, при этом чавкая и давясь. Съев предложенный дар, болотник наклонился к воде, и, зачерпнув воду ладонями, также жадно напился, и уже более миролюбиво глянув на Керка, ска-зал:

— Это хорошо, что ты мне хлеба принес. Потому что если бы ты мне его не принес, пришлось бы мне тебя хорошенько наказать за то, что ты моих жен — купалок обидел. Это ж надо полынь-травой их засыпать! — и засмеявшись, добавил, — Они теперь до весны от нее не отмоются.

— Да, я просто хотел спасти свою жизнь, поэтому воспользовался травой. Прости меня, что принес тебе и твоим женам неприятности, — спокойным, ровным голосом, ответил Керк.

— А, да ничего, — посмеиваясь и довольно потирая распухший живот, добавил болотник. — Отмоются, им ведь не к спеху быть красивыми. Ха-ха-ха! — совсем развеселившись, сказал болот-ник. — А скажи мне, отрок, зачем ты пришел в мои владения. Разве ты не знаешь, что сюда смертным ходу нет?

— Великий владыка болотник, я Керк — внук Богомудра пришел в Сумрачный лес к Старому Дубу, чтобы добыть себе древко, а на болото меня привела тропа. Видишь, вон она поблескивает и убегает вдаль?

— А, так ты внук Богомудра?! Эхе-хе-хе! Значит, я вижу наследника страны Восуров! Ну что ж, Керк, наследник престола восурского, приветствую тебя в моих болотах! — и сказав это, болотник низко склонил голову, а потом добавил. — Дорога по моим болотам трудна и опасна. Близится ночь, а ты прошел только половину пути. За твой дар, что ты мне принес, я дам тебе совет — пройди по тропе до вон того дерева, — болотник указал вспухшим пальцем на, виднеющееся вдали искалеченное деревцо. — И остановись на том островке на ночь, а утром продолжишь свой путь. Дальше дорога топкая и тяжелая, остановиться негде и такого уютного островка тебе не найти. Да, и можешь идти спокойно, мои купалки тебя не тронут больше. Счастливого пути, Керк — внук Богомудра! — и, раскланявшись, Болотник нырнул с коряги прямо вниз головой в воду. По болоту пошли круги, а коряга так и осталась плавать по поверхности.

— Благодарю тебя, Владыка болот, за помощь, — сказал Керк и поклонился тому месту, где теперь сиротливо плавала коряга.

Керк сделал так, как сказал болотник. Он направился прямиком к искалеченной сосне, которая росла на островке. Островок был хорош для ночлега потому, что как небольшой холмик возвы-шался над болотами. Керк пометил то место, куда уходила тропинка, чтобы утром можно было без труда ее найти. Окружил островок на всякий случай невидимым щитом, и, сняв всю одежду, просушил ее заговором: "О Бог Солнца Хорс, лучиясный, светлоокий, Бог тепла и света. Пролей силу солнечного твоего луча на эти вещи. Как у солнышка лучи ясные, так и вещи эти да станут сухими! Светло солнце наше. Светел день наш. Как бежит от лика солнечного вся тьма и мрак, так бежит от моих слов вся вода и грязь из этих вещей. Да будет слово мое верно и крепко!" и тогда же вещи засветились нежным желтоватым светом, а мгновение спустя были уже сухими. Раскрыв скатерть — самобранку, он быстро поел и сложил в заплечный мешок еду на завтра, решив с утра отправиться в путь пораньше, да уставший и обессиленный лег на сухой плащ, укрылся им и крепко уснул.

Глава одиннадцатая

Едва с утра забрежил свет, Керк поднялся и отправился в путь. Шел третий день испытаний, и Керк понимал, что надо торопиться, так как неизвестно сколь долог путь до Старого Дуба. Отдох-нувший за ночь, полный сил и энергии, Керк быстро миновал оставшуюся часть болота, не встре-тив больше никаких неприятностей. Выйдя из болот, он опять вошел в лиственный лес, где вперемешку росли березы, дубы и липы, иногда встречались осины и рябины. Рябины были осыпаны ярко-красными ягодами, которые горели на деревьях, как драгоценные камни.

Сегодня день выдался теплым и ясным, ни одной тучи на небе. Керк остановился на поляне, просушил сапоги и немного перекусил, достав из мешка еду. Солнышко согревало не по-осеннему жарко, просохшая листва хрустела под ногами, по воздуху на своих длинных пау-тинках летали белые крошечные паучки. Керк, очарованный лесной красотой, сидел и наслаждался покоем, выпавшим на его долю, так не хотелось больше никуда идти.

"Век бы вот так сидел и смотрел на эти березки и осинки, — думал Керк. — Ах, береза, береза, краса нашей земли. Дядя Веселин рассказывал, что когда — то береза была молодой, красивой белолицей девой. Посватался к ней старый воевода. Отец девы боялся воеводу, и не смог отказать в его просьбе — согласился на брак. Дева долго просила отца не выдавать ее за нелюбимого, но отец был не приклонен. Тогда девица убежала в лес и, горько рыдая, упала в траву. Услышала рыдания девицы Мать Сыра Земля и, пожалев, обратила ее в белоствольную березу, а светлые волосы в зеленые гибкие веточки. С тех пор стоит береза и покачивает своими веточками, шелестит листочками, как будто оплакивает свою судьбу горькую. Наверно, поэтому береза — символ женщины, ее чистоты и красоты. Почитают ее девы, водят вокруг нее хороводы, поют песенки и просят себе в мужья молодых да ладных парней:

Ах, ты береза, береза!

Зелены твои косы.

Дай мне парня молодого,

Сильного, крепкого, удалого".

Пропел Керк песню и засмеялся: "Надо же, сколько может хранить в себе память человече-ская". Ведь этот рассказ и эту песню он слышал от дядьки давно, а надо же запомнил. А вчера во время встречи с болотником как его выручило поверье о хлебе. Если бы не вспомнил вовремя Керк о том, что болотника можно ублажить белым хлебом, может и не пришлось ему сейчас сидеть на этой полянке и наслаждаться видом берез, может был бы он сейчас на болотном дне, утопил бы его злой болотник. Подумал сейчас Керк и о брате своем Эрихе: "Как он, что с ним? Смог ли справиться с боровым и преодолеть пущевика? А что если на его пути будет лежать это болото, сможет ли он противостоять купалкам и болотнику?" Подумал и мысленно пожелал ему удачи. Но нельзя было долго рассиживаться, пора подниматься и идти. Керк собрал заплечный мешок и вскинул его на правое плечо, так как левое после вчерашней битвы с Кабадосом еще болело несмотря на то, что Керк с утра еще раз прочитал заговор. Наверно, клыки Кабадоса обладали какой-то магической силой, поэтому заговор не до конца излечил руку. Керк вышел на тропу и, отодвинув рукой ветви березы, нависающие над дорогой, пошел вперед. Идти было легко и хорошо, тропинка вела прямо, а потом резко стала поворачивать вправо. В лесу то здесь, то там раздавался резкий стук — это дятел долбит дерево в поисках еды. Керк остановился и пригляделся. Вот он красавец, черный как ворон, с красной "шапочкой" и крепким клювом на мгновение прекращает стук и в извлекает насекомое из дерева. То там, то тут порхали маленькие синички и свиристели. А вот на тропинку выскочил крупный заяц, уши у него длинные, а мех серый с белыми пятнами, видно еще до конца не полинял. Не далеко на поляне паслись олени около пяти голов в основном самки с молодняком. Когда Керк проходил мимо, они подняли голову, с интересом осмотрели его и принялись дальше кормиться. Видно было, что охотников здесь не бывает, и они совершенно не боятся человека.

Керку показалось, что тропа слишком круто взяла вправо. Создавалось ощущение, что он дви-жется по кругу. Керк заметил, что солнце тоже движется вместе с ним. Вначале оно находилось справа, но постепенно смещаясь, оказалось слева. Пройдя еще немного вперед, тропа опять сделала поворот, повернуло и солнце. Теперь Керк двигался в правильном направлении. Но что это? Вроде знакомая березка, нависающая над тропой, а дальше дятел с красной шапкой долбит дерево, а вот и знакомое стадо оленей вновь подняло головы посмотреть, кто идет и опять крутой поворот вправо. А когда Керк в очередной раз отодвинул ветви березы с дороги, он уже не сомневался, что это злобный лешак — хозяин леса и зверей сбивает тропинку с пути и водит его по кругу.

Керк остановился и огляделся, но лешака нигде не было видно. По поверьям, лешак может ме-нять свой рост, то сделаться вровень с деревьями, а то прикинется малой травинкой, попробуй разгляди его тогда. Если бы он только показался, Керк смог бы его прогнать при помощи оберега винного жихаря, а так что делать? Керк достал из ножен кинжал и, воткнув позади сапог, стал чи-тать заговор, пытаясь разрушить чары лешака. Дочитав присуху, он увидел, как тропинка резко дернулась, выпрямилась да побежала вдаль. Керк было двинулся по ней, но заметил, что она вновь дернулась, вроде живого существа, подпрыгнула и провернула вправо. Лешак был влады-кой в этих местах, и его магия без сомнения была сильней. Керк стоял и обдумывал свои действия, перебивая в памяти все заговоры, которые выучил за последнее время. Надо непременно увидеть лешака, а, значит, необходимо, чтобы он принял свой истинный вид. Для этого была какая-то присуха, она крутилась на языке, но Керк никак не мог ее вспомнить: "А что если самому придумать присуху, ведь все заговоры созданы человеком. Важно правильно подобрать слова, вложить в них свою живую мысль, и тогда все получится". Керк задумался, закрыл глаза, глубоко ушел в себя, вспоминая все народные поверья и заговоры, пройденные с отцом. Внезапно он улыбнулся, и волной прокатились по нему знания. Понял Керк, что одолел и, кажется, познал смысл заговоров и, не открывая глаз, чтобы не вспугнуть это ощущение, он зашептал: "Сварог — Дед Богов, так тебя мы восхваляли и воспевали. Ты бьющий родник, чистоты, света и любви! Ты мой Бог, Бог рода моего, Бог отца моего. Услышь слова мои и силой своей могучей оживи их. В чистом лесу сяду я на зелену траву — мураву, а в той траве течет сила великая, сила невидимая для ока человека, видимая для ока ведуна. Поклонюсь я каждому деревцу, каждой травинке, каждой былинке, и отроется мне все схороненное, все укрытое. И око мое будет видеть, как око орла, а слух мой будет подобен слуху волка. Да будет слово мое крепче камня, тверже булата. Как слову моему конец, так и делу венец!" Сказал Керк присуху, и наполнилось тело его легким лесным ветерком. Втянул он воздух носом и почувствовал тысячи запахов, услышал ухом своим сотни тончайших звуков. Вот где-то шуршит опавшая листва, в ней ползет еж, а вот легкой рысцой бежит лиса, остановилась, наклонила низко к земле морду и пошла по следу зайца, да не догнать ей быстроногого зайца, он давно уже запутал следы свои, запетлял, сбивая с толку преследователя. Вот стая волков, во главе которой сильный вожак, вышла на охоту. Керк открыл глаза и увидел весь мир по-новому. Предметы вдруг разом стали яснее и четче. Керк глянул вдаль и разглядел лису, бегущую по следу зайца. Повернул голову и за версту увидел стаю волков, а потом перевел взгляд себе под ноги и каждую травинку, пробивающуюся из-под тропы, заметил, каждый листок разглядел. Понял Керк, что сотворил он сильнейший заговор и стал обладать зрением орла, а слухом волка, а, значит, может разглядеть и, спрятавшегося где-то, лешака. Керк осмотрел близлежащие деревья — ничего, затем посмотрел на травы, растущие под ними, и увидел корявый кустик невдалеке от тропы. Моргнул кустик двумя черными глазами, и понял Керк, что это никакой не кустик, а сам хозяин леса и зве-рей — лешак. Постепенно Керку стала возвращаться его обычное состояние, сначала ухудшился слух, потом пропало и орлиное зрение. Но главное было сделано — лешак был найден. Керк прошел по тропе и остановился напротив кустика, вглядываясь в него, если бы не заговор, ни за что не отличишь этот кустик от других. Керк присел на корточки и, глядя в то место, где до этого видел моргающие глаза, сердито сказал:

— Ну, здравствуй, здравствуй, хозяин леса и зверей — лешак. Интересно, как долго ты собираешься прикидываться кустом и водить меня по кругу. Приказываю тебе, дед лешак, явись, покажись и истинный образ свой прими.

И в тот же миг на глазах у Керка кустик стал расти и превращаться в старого, худого, изможден-ного старика. Кожа на лице у него обвисла, вместо волос и бороды длинные кустистые ли-шайники зелено-бурого цвета, на голове высятся лосиные рога, тонкие, сухие, обтянутые бурой кожей, руки да ноги, а вместо ступней — оленьи копыта. Одет был лешак в старый длиннополый кафтан, запахнутый на правую сторону да перетянутый красным кушаком. Лешак недовольно крякнул, моргнул своими землистыми, словно яблоки, навыкате глазами, хлюпнул сучковатым носом и растянув едва обведенную черной линией лисью пасть, добавил, недобро глядя на Кер-ка:

— Чего пришел в мой лес? Кто тебя звал? Да еще без спроса мне обычный мой вид вернул. Вот я тебе ужо…. Напущу на тебя моих подчиненных ауку да манилу с водилой, вот они тебе зададут!

— Нет, дед лешак, никто мне ничего не задаст, — сказал Керк, поднимаясь с присядок, и полез под рубаху достать лутовку винного жихаря.

А когда лутовка оказалась на груди у Керка, то вдруг запылала неземным, золотисто-лазурным светом, и в миг этот свет разошелся кругом, накрыл и Керка, и лешака, и ближайшие деревья, кусты, травы, а мгновение спустя свет опустился на землю туманом да иссяк, вроде как впитался в землю — матушку. Керк был поражен увиденным. Но когда перевел взгляд на лешака, еще больше удивился. У деда лешака теперь не просто обвисла кожа, а стала кусками отрываться и падать на землю, а потом на землю посыпались рога его лосиные, борода да волосы, кушак, кафтан, руки, ноги. Распался лешак на части, и превратился в мокрую лужицу, впиталась лужица в землю, вроде как и не было здесь деда лешака. Керк стоял молча и смотрел на то место, где только что был лешак, и не мог понять, то ли лутовка так действует, то ли лешак опять что-то магическое придумал. Выяснить это можно было только одним способом — пройти по тропинке, что, не замедляя, сделал Керк. Тропа теперь шла прямо, не сворачивая вправо, а значит, это лутовка подействовала.

Керк прибавил шагу, зная, что потерял много времени в борьбе с лешаком и вспоминая последние угрозы деда. Манила и Водила, так называемые подчиненные лешака, были маленькими злобными духами. Говорят, что похожи они на обычных белок, прыгают с ветки на ветку, пушистыми хвостами помахивают, бусинками глазками поглядывают да заводят людей вглубь владений лешака, заставляя подолгу плутать. А молодых девушек, заблудившихся в лесу, превращают в ведьм, живут те в глубине таких лесов и творят злое. Брат же их Аука — маленький, щекастый, похожий на крошечную полевую мышку, так злобен, что сводит потерявшихся людей с ума, отзываясь эхом сразу со всех сторон, звоном отдаваясь в ушах.

Но пока в лесу было все спокойно, тропа шла вперед, а Керк, оглядываясь по сторонам, не при-мечал ничего подозрительного.

Глава двенадцатая

День уже близился к концу, когда Керк вышел на поляну, на которой стояла странная одинокая изба. Вроде как все избы, из деревянных бревен собрана, крыша тесом крыта, да стоит она не на земле, а на двух курьих лапках да повернута к лесу передом, а к Керку задом. Догадался Керк, что вышел он к избе Бабы — Яги, это ту, которую, по поверьям, манила с водилой в ведьму превратили.

Постоял Керк, посмотрел на странную избу, а потом сказал ей: "Изба, избушка! Стань по-старому, как мать поставила ко мне передом, а к лесу задом". Избушка послушалась Керка и по-вернулась к нему передом. Помедлил, немного Керк, а затем поднялся по ступенькам и открыв дверь, вошел в избу, и огляделся в ней. По правую от него сторону стоял простой деревянный стол, накрытый чистой скатертью, а слева высилась большая печь, занимавшая половину избы. Около печи на лавке перед прялкой сидела старуха и пряла шерсть. Подняла она голову и взгля-нула на Керка небесно-голубыми глазами. У старухи была белая кожа, длинные, аккуратно убранные, седые волосы и приветливое лицо. Одета она была в белый сарафан. Посмотрел Керк на старуху и понял, что в молодости та была необычайно красивой женщиной и свою былую красоту, не смотря на возраст, все еще сохраняла. Керк поклонился старухе, чувствуя, исходящую от нее теплоту, и сказал:

— Добрая Бабушка Яга, прими путника гостем в свой дом. Напои, накорми и обогрей, как положе-но по обычаю нашему.

Старуха ласково улыбнулась:

— Здравствуй, юный отрок. Что ж, заходи, коли пришел. И будь гостем в моем доме. Раздевайся да садись на лавку возле стола.

Керк послушал старушку, да так и сделал. Подошел к лавке, снял с себя мешок заплечный, положил его на лавку, потом снял меч с ножнами да кинжал, кафтан — и все положил туда же, а после и сам устало опустился на лавку. Старуха молча наблюдала, как Керк раздевается, а потом сказала:

— Я бы, отрок, и накормила, и напоила тебя да в бане искупала. Да вот беда — дрова закончились, надо бы их порубить, — указывая на топор, стоящий в углу, пояснила она. — Будь добр, отрок, возьми топор да сходи, наруби их мне.

— Хорошо, бабушка, — ответил Керк, поднимаясь.

Он взял топор и вышел во двор. Там где раньше была лишь пустая поляна, кое-где поросшая кустами малины, теперь высилась огромная гора дров. "Ее то и за десять дней не перерубишь," — подумал Керк, и еще понял он, что Баба Яга его испытывает, проверяет. И хотя плечо очень сильно болело, он взялся рубить дрова. Молодой и сильный Керк рубил легко и быстро, разрубленные части дерева разлетались в разные стороны. Изредка Керк останавливался и давал отдохнуть раненой руке. В один из таких моментов дверь избы открылась, и на порог вышла старушка. Она немного постояла, посмотрела на, проделанную ее гостем, работу, а подойдя ближе, завела разговор:

— Ты, значит, Богомудров будешь?

Керк вскинул голову, посмотрел в добрые старушечьи глаза и сказал:

— Да, я Керк, а мой предок Богомудр. А как вы догадались?

— А ты очень на него похож, душой своей чистой. Вот пришел без всякой чопорности, вежливо поклонился, поздоровался. Да без препираний за работу принялся. Мог дрова порубить при помощи заговора, он нет, смиренно взял топор, на который я указала, и хоть рука болит, а пошел им трудиться, — она немного помолчала, да добавила. — Истинный Богомудр. Помню я его, он такой же славный отрок был, как и ты.

— Бабушка, что вы такое говорите? Как это вы его помните? Вы что его видели? — удивленно переспросил Керк.

— А то как же, конечно видела. И видела, и говорила, и уму разуму учила. Я ведь, отрок, много-много уже живу на земле. Да разве ты про меня поверья не слышал?

— Слышать-то, слышал. Да они, — и Керк немного замялся, а затем честно продолжил. — Вас злой рисуют. Вроде как вы когда-то девой младой в лесу заплутали, а водила с манилой вас в ведьму превратили, да детей вы малых похищаете и в печи жарите, за счет этого так долго живете.

Старушка, услышав такое, весело засмеялась, по-молодому глянула на Керка и спросила:

— А ты, небось, и верил в эти сказки?

— Верил, — ничуть не лукавя, ответил Керк.

— Почему ж тогда ко мне в избу зашел? Не побоялся?

— Нет, почему-то не побоялся. Глянул я на вашу, бабушка, избу и показалось мне, что здесь нико-гда ничего злого не творилось, вот и вошел поэтому.

— Так, так, значит, почувствовал, это хорошо. Это значит способный ты отрок. Ну что ж, раз ты та-кой, я тебя научу уму разуму. А пока сходи, милый, в баньке искупайся, а я тут сама управлюсь.

Сказала старушка да рукой легонько взмахнула, дрова все порубленные в тот же миг в ряд сло-жились. Топор из рук Керка выскочил и давай все оставшиеся чурбаны рубить. Керк огляделся и увидел, что недалеко от избы стоит теперь маленькая деревянная банька, из трубы уже дым во-всю валит.

— Иди, иди, отрок. Баня тебя уже заждалась, — поторопила старушка.

Керк кивнул бабушке в ответ и пошел в баню. Войдя в предбанник, он быстро разделся и заско-чил в жарко натопленную парилку, не забыв при этом сказать: "Дух бани — баенник поди с полка, а я на полок". И заскочив на самую верхнюю полку, лег и удовлетворенно расслабился. На него навалилось такая слабость, что не было сил даже смахнуть стекающий пот с лица. Через некоторое время он услышал какое-то шебуршание и движение под полком, и хотя ему совершенно не хотелось двигаться, но все, же любопытство победило усталость. Керк свесил голову с полка и увидел там крошечного голого старика с длинными черными, в разные стороны растрепанными, волосами и, покрытой плесенью, бородой, его голое тело было все облеплено грязью да листьями от веников. "Это баенник — хозяин бани," — догадался Керк. Баенник был под полком не один. Он схватил, своего сынка, за черные лохматые волосенки и жестоко турзучил его о пол. Маленький баенник выглядел так же непривлекательно, как и его отец. Он был голым, с ежиными ногами и, покрытыми шерстью, длинными руками. Малыш ловко отбивался от отца, крепко колотя того по голове кулаками. Ошарашенный такой сценой, Керк какое-то время, молча, наблюдал за этим, а потом очень уважительно обратился к баеннику — отцу:

— Любезный хозяин бани баенник, что же вы так мотаете свое дитя, не мудрено ему так и голо-венку оторвать.

Баенник на мгновение поднял голову взглянуть на Керка и ослабил хватку, а его сынок только этого и ждал. Он ловко мотнул своей головенкой, оставил в руке отца клок черных волос и бро-сился под каменку. Баенник глянул на подаренные жидкие волосенки, которые вдруг непривлекательно стали стекать и капать на пол черной жидкостью, злобно сплюнул и выкинул их прочь, да не менее злобно глянув на Керка, сказал:

— Чего лезешь не в свое дело. Видишь, сынка воспитываю, уж больно расшалился, — но позже бо-лее миролюбиво добавил. — Может, двинешься да пригласишь меня на полок. Потолкует о том, о сем? — и вопросительно глянул на Керка.

— Конечно, конечно, — охотно уступая место баеннику, позвал его Керк. — Иди сюда на полок, лю-безный баенник.

Тот только и ждал этих слов, моментально взобрался на полок и уселся рядом с ногами Керка.

— Тебе удобно? — участливо спросил Керк. — А то я могу сесть, — и уже было собирался это сде-лать, как услышал в ответ.

— Нет, нет, лежи, мне и так хорошо. А как тебя звать, и что ты делаешь в гостях у моей хозяйки Бабы Яги?

— Меня зовут Керк, я из рода Богомудра, пришел в Сумрачный лес к Старому Дубу, чтобы добыть себе древко для лука.

— Ах, ну да, я-то это знаю. Помню, как твой предок Богомудр сюда приходил за древком для лука. Сколько ж годков прошло с того времени, — и баенник грязным пальцем стал чесать свои растрепанные волосы, да посмотрев на Керка, заметил, — Я уж и не упомню. Ну да это и неважно. Так ты тоже за древком пришел? А на что оно тебе надобно?

— Ну, — немного поразмыслив, объяснил Керк. — После того как Богомудр добыл древко, установилась в нашем роду такая традиция — каждый юноша должен добыть свое древко, чтобы стать мужчиной. Понимаешь? А ты, что кроме Богомудра, тут никогда никого больше не видел?

— Нет, никогда никого, сюда-то к избушке Бабы Яги не всякая тропа может привести, а только та, которой старуха разрешение даст. Значит, — с интересом оглядывая Керка, добавил баенник. — Ты ее чем-то заинтересовал. Она-то у нас не простая ведьма. Она, знаешь ли ты, дочь самой Бури Яги Усоньши Виевны. А Буря Яга Усоньша Виевна супруга самого Бога Велеса. Что командует нашими духами и силу от которого мы имеем. Буря Яга Усоньша Виевна живет на границе двух миров — мира живых и мира мертвых. Она Богиня Смерти, и переводит души умерших из мира Яви в Ирий-сад и Пекло. Но раз полюбила Буря Яга смертного юношу и родила от него дочь, да та дочь и есть моя хозяйка Баба Яга. Хозяйка моя когда-то жила с людьми и помогала им, лечила их, учила их уму разуму, защищала от злых колдунов. Но люди неблагодарные, боялись ее, говорили, что общается она с нечистыми духами, и стали гнать ее отовсюду. Обиделась тогда дочь Бури Яги да ушла в лес. Прошло много лет, и люди забыли ее истинное имя, а стали называть ее просто Бабой Ягой да плести про нее всякие небылицы, про то, что она де страшная, да костяная нога у нее, да длинные груди и нос — тьфу ты. Она то, иногда из леса еще выходит, людям помогает, лечит их неразумных, дарит им благополучие, да от дурного глаза защищает.

Баенник замолчал, он беспокойно замотал головой так, что с его черных волос в разные стороны разлетелась вода, и спрыгнув с полка, исчез под каменкой, и услышал Керк оттуда всхлипывания — видно баенник плакал. Керк был потрясен не только тем, что неблагодарные люди возвели столько навета на Бабу Ягу, но и тем, что баенник, который, по поверьям, жестокий, злой и может запарить человека до смерти, оказывается, умеет любить свою хозяйку и даже плакать.

Керк не стал больше окликать баенника, тихонько вымылся, вышел в предбанник, оделся во все чистое, Баба Яга и об этом позаботилась, и уже на выходе поклонился на четыре стороны да сказал: "Хозяин с хозяюшкой, с малыми детушками, благодарю вас за добрую баню, за теплую воду, за горячий пар", — и вышел из бани.

На улице уже совсем было темно, в избушке ярко горело окошко, и Керк двинулся к ней. Открыл дверь, а, войдя, увидел дивно накрытый стол, полный явств. С лавки поднялась Баба Яга и приветливо сказала:

— Что, отрок, помылся, а теперь садись и покушай, небось, за день-то проголодался.

— Ага, — согласно кивнул головой Керк, сел за стол и принялся за еду.

Баба Яга постаралась на славу. На большом блюде посреди стола высился жареный поросенок, фаршированный печенкой. Кругом были расставлены блюда из рыбы: тут тебе и линь варенный, и белуга жаренная, и крупные ерши, жаренные в кляре, и караси, жаренные со сметаной. В глиняных горшочках, закрытых сверху лепешкой, томилась говядина с грибами. Рядом красовалась телячья нога, поджаренная и обложенная яблоками. А уж расстегаям да блинам пересчету не было: расстегаи с грибами да с рыбой, блины ржаные, пшеничные, гречневые с яйцами, яблочные, кисло-сладкие да с припеком. Из соленья на столе было много грибов: рыжики, боровики, грузди, волнушки. А закончил свою трапезу Керк киселем из клюквы. Потом поднялся из-за стола да низко до земли поклонился Бабе Яге, сказав:

— Благодарствую, добрая бабушка, за такое вкусное угощение.

Баба Яга, молча, наблюдала за тем, как Керк насыщается едой, а когда он ее поблагодарил и низко поклонился, то ласково улыбнулась ему в ответ. Черты ее лица разгладились и засияли, и на миг Керку показалось, что видит он не старую женщину, а молодую прекрасную деву восхити-тельной красоты и словно близкой по духу, но мгновение прошло, и перед ним опять сидела ба-бушка с добрым и приветливым лицом.

— Что ж, отрок, пожалуйста, тебе. Наелся, гляжу, напился, теперь можно и спать ложиться. Ведь завтра у тебя тяжелый день будет. Ты уже почти дошел до Старого Дуба, а, значит, увидишь лесного бога Свято-Бора и сможешь попросить у него древко. Но прежде чем ляжешь, я хочу осмотреть твою рану, сними рубаху.

Керк подошел к Бабе Яге, придвинул к ней табурет и, сняв рубаху, сел так, чтобы она могла ос-мотреть больную руку. Баба Яга провела своими белыми старческими пальцами по большому рубцу, и Керк увидел, как на ее руке засветилась каждая жилочка, каждая веночка. Тепло из пальцев старухи передалось на руку, и боль вроде стала меньше. Баба Яга шептала заговор, Керк это не увидел, он это ощутил и почувствовал.

— Охо-хо, — через некоторое время проговорила старуха, покачивая головой. — Нехорошую рану ты получил, отрок. У Кабадоса в клыках была сила злобная, сила магическая. Долга твоя рука заживать будет. Ты еще молодец, что траву-покрыш использовал да заговор вовремя прочитал. Зло осталось в рубце, и нужно время, чтобы оно оттуда ушло. Ты, отрок, каждый вечер над рубцом читай заговор, и дней через десять рука окончательно пройдет.

— Бабушка, спасибо большое, — сказал благодарный Керк и, глянув в ее глаза, добавил. — Меня Керком зовут.

— Да, я знаю, как тебя зовут, отрок, ты уже говорил. Но только имя это не наше, не восурское, оттого я тебя отроком и кличу. Надевай рубаху, да укладывайся спать, — сказала Баба Яга, а затем взмахнула рукой в сторону стола, все еще уставленного едой, и в тот же миг еда исчезла, а на столе появилась беленькая чистая скатерть. — Полезай на печь, на лежанку, я печь немного протопила, чтобы ты согрелся и быстро уснул.

— А вы, бабушка, где ляжете? — спросил Керк, надевая рубаху и убирая табурет на прежнее ме-сто под стол.

— Да, ты обо мне не тревожься. Я человек старый, покуда за прялкой посижу.

— Так вы, что из-за меня и спать не ляжете?

— Не волнуйся, отрок, у меня жизнь длинная была, я много видела, познала, так что у меня есть о чем подумать. А ты, молодо-зелено, ложись, тебе отдохнуть надо, сил набраться.

Керк стоял, переминаясь с ноги на ногу, явно озабоченный тем, что занял место хозяина и ли-шил его ночлега.

— Ну, что ты? — улыбнувшись, спросила Баба Яга. — Да, полезай ты, полезай. Я же сказала, спать не буду, у прялки посижу.

— Может, я на лавку лягу? — не соглашался Керк. — Как же так, вы из-за меня и не поспите!

— Ах, ты мой милый отрок, — посмеиваясь, проговорила старуха, и черты ее лица опять расправи-лись, показывая прежнюю неземную красоту. — Не беспокойся за меня, я ночами не сплю, все о людях, да о жизни думаю. Ложись, беспокойный ты мой, ложись.

Керк еще немного постоял, а потом все же снял сапоги и полез на печку. Удобно улегся на бок, подложил кулак под щеку и стал наблюдать за Бабой Ягой, которая, как и обещала, села за прялку. Печка была теплая, и благодать разливалась по телу, глаза стали слипаться, но Керк пересилил дремоту и заговорил с работающей старушкой:

— Бабушка, а это правда, что вы дочь Бури Яги Усоньши Виевны?

Баба Яга немного помолчала, да как показалось Керку неохотно, добавила:

— Правда, отрок. Мать моя — сама Богиня смерти. Она переводит людей из мира живых в мир мертвых. Я родилась на заре человечества, когда люди были еще малочисленны и разбросаны по земле. Мой отец был первым восурским человеком, прародителем которого был сам ве-ликий ДажьБог и вождем нашего племени. Как-то повстречал он в Сумрачном лесу мою мать и полюбил ее. Мать моя была так прекрасна, что не только смертные, но и Боги добивались ее любви, одним из них был Бог Велес. Узнал он о любви моей матери к моему отцу и похитил ее, а потом сделал своей супругой. Когда родилась я, Велес отнес меня к моему отцу и отдал на воспитание, а в дар оставил мне способность повелевать ветрами и подчинять силы природы. Отец дал имя мне Дарена, что значит подаренная. Я очень рано стала показывать свои необычайные способности, чем сильно удивляла людей из своего племени, ведь отец скрывал от всех кто моя мать. И поэтому для них было необъяснимо то, что я понимаю язык птиц и зверей, останавливаю буйные ветры, вызываю дожди или развожу тучи руками. Пока был жив отец, соплеменники мирились с таким странным и невероятным соседством, но когда отца не стало, и он ушел в Ирий-сад, я поняла, что мне нет места среди них. Я поселилась в лесу и стала жить одна. Но всегда приходила на помощь к людям, когда было нужно: посылала им дожди в засушливые годы, отводила тучи во время покоса, смиряла ветры, уничтожала болезни…. Шло время, все те люди, которые меня знали и видели, ушли в мир иной. А я продолжала быть молодой, так как благодаря бессмертию матери могла жить намного дольше, чем простые смертные, но все, же и я смертна. Со временем я превратилась во взрослую женщину, а потом в старуху, и люди, которые окончательно обо мне забыли или не помнили мое добро стали гово-рить обо мне не Бог, весть что. Они даже поменяли мне имя и стали называть меня Бабой Ягой. Я конечно не обижаюсь, ведь я верно уже старая и мне положено быть бабкой.

Баба Яга замолчала и, прекратив работу, опустила свои старческие руки на колени, расправляя складки на сарафане. Керк не видел лица бабушки, так как она сидела в пол оборота, но он вдруг почувствовал такую горечь в ее словах, что сердце защемило жалостью и нежностью к этой ста-рушке. Так захотелось спрыгнуть с печки и прижать ее милое и доброе лицо, утереть слезы и крепко-накрепко обнять! Баба Яга вдруг подняла свое просветленное лицо, посмотрела на Керка чистыми голубыми глазами и добавила, как будто услышала его мысли:

— Спасибо, миленький. Доброе у тебя сердце, светлый и чистый ты отрок.

И увидел Керк, что глаза бабушки наполнились слезами. Керк приподнялся на руке и сказал срывающимся голосом:

— Бабушка, добрая, не плачьте, не стоят они, люди эти не благодарные, ваших слез.

А по лицу Бабы Яги уже текли старческие скупые слезы.

— Что ты, отрок, люди ни в чем не виноваты. Они просто всегда страшатся того, что не могут объ-яснить или понять. Я на людей не сержусь, что же на них неразумных обижаться. А плачу я совсем по другому поводу.

— Бабушка, — вдруг догадливо сказал Керк. — Вы, может, плачете, потому что боитесь смерти?

— Нет, отрок, я смерти не боюсь, но знаю я, что последние дни проживаю на земле-матушке. Скоро отправлюсь я в страну Ирий к своему отцу в гости. Знаешь, есть такая древняя книга имя ей Вед, а в ней есть такие слова: "…Сварог небесный промолвит:

"Ты ступай-ка, сын мой, до красы той вечной!

Там увидишь ты деда и бабу.

О, как будет им радостно, весело вдруг увидеть тебя!

До сего дня лили слезы они, а теперь они могут возрадоваться

о твоей вечной жизни до конца веков!"*** — сказала Баба Яга, утерла ладонью глаза и продолжила. — Как только ты вошел в Сумрачный лес, я сразу стала на-блюдать за тобой, следить за тем, как ты проходишь испытание, как преодолеваешь встречи с духами: боровым, пущевиком, болотником. Видела я твою встречу с царем всех зверей Иноро-ком, победу твою над Кабадосом, но сегодня когда ты сотворил собственный заговор и победил лешака…. Поняла я, что ты не просто обладаешь магическими способностями учить и применять заговоры да обереги, а ты настоящий ведун. Ведь только истинный ведун может созидать загово-ры и употреблять их. Я, знаешь ли, давно тут живу и всех твоих предков: и отца, и деда, и праде-дов — видела, наблюдала за ними со стороны, когда они в лес приходили. Но никто, кроме Бого-мудра и тебя, не обладал талантом ведуна, поэтому я и познакомилась с тобой поближе, приказав тропинке пройти около моей избы. Так-то, отрок.

— Бабушка, а скажи мне, я, если честно, не понял, почему лутовка засияла таким неземным светом, и почему лешак не ушел, а на части развалился, — негромко спросил Керк.

— Лешак, — ответила Баба Яга. — Нечистый, злобный дух леса, и если человек попадется у него на пути, водит его по кругу до смерти. А лутовка, что у тебя была, верно, прогнать его должна была. Но после того как ты сам создал заговор да еще и воплотил его к жизни, ты сам стал обладать си-лой удивительной и вместе с лутовкой просто разрушил и чары, и самого лешака. — Я, что ж, убил его? — испуганно переспросил Керк.

— Нет, отрок, не убил, он же бессмертный. Ты его разрушил, теперь ему нужно время, чтобы со-брать свою силу, а потом свои части тела, — сказала Баба Яга, повернула к Керку лицо и ласково заулыбалась, так что морщинки все разгладились. — Ничего, ничего, отрок, пускай потрудится теперь, а то он такой злой стал последнее время, что зверей и тех по кругу водит. Мне уж они давно жалуются на него.

Наступила тишина. Баба Яга опять принялась за работу, а Керк положил голову на подушку и задумался о словах старухи, но через некоторое время он спросил у Бабы Яги:

— Бабушка, а теперь что ж будет?

— Это ты о чем, отрок? — не поняла вопроса Баба Яга.

— Ну, ты сказала, что я обладаю талантом ведуна, и что ж теперь я должен делать?

— Да, что ж, отрок, ты жить должен. Только теперь ты свой дар — созидать и оживлять заговоры — можешь использовать. Тебе теперь нет нужды учить их и запоминать. Достаточно вернуть ощущение знаний, то ощущение, которое ты на тропе осмыслил, а твой разум сам слова под-скажет, и слова те будут крепче Алатырь — камня. Ну, а теперь спи, а то уж поздно совсем, — понизив голос сказала бабушка, словно в избе уже кто-то спал.

Керк повернулся на бок, и было, уже задремал, но потом поднял голову и с волнением в голосе спросил Бабу Ягу:

— Бабушка, а вы можете мне еще на один вопрос ответить?

— Что ж, говори свой вопрос, — таким же негромким голосом ответила старушка.

— Бабушка добрая, скажите мне, пожалуйста, а где сейчас мой брат Эрих? С ним все в порядке, он дойдет до Старого Дуба? — спросил Керк и напряженно затих, ожидая ответа.

В комнате вновь наступила тишина, Баба Яга прекратила работу, тяжело вздохнула и сказала:

— Ах, отрок, отрок! Брат твой Эрих очень плохой. Злой он, а таким дорога в Сумрачный лес к Ста-рому Дубу заказана. Нет ему пути. Он как с тобой на тропе расстался, не пожелав в ответ пути доброго, так сразу тропу потерял, проплутал целый день и попал в непроходимую чащобу, где правит пущевик, а тот уж душу на нем отвел — который день туманит его разум. Нет, не избавится твой брат от гнета пущевика, не дойдет он до Старого Дуба, не добудет древко.

— Бабушка, а разве вы не можете ему помочь? — спросил Керк с дрожью в голосе.

Баба Яга опять повернула к нему свое лицо, посмотрела на него и сказала:

— Нет, я ему помогать не стану. Поверь мне, отрок, лучше, если он сгинет в Сумрачном лесу и не вернется.

Услышав эти слова, Керк вздрогнул, подскочил на печке, яростно замотал головой из строны в сторону и, чуть ли не крича, сказал:

— Что вы такое говорите, бабушка! Да разве можно, чтобы он сгинул, он же брат мой, сын моего отца. Нет, я сейчас же отправлюсь к нему на выручку.

— А как же древко и испытание? — лукаво переспросила Баба Яга.

— Да ну его, это испытание, надо спасти Эриха, — добавил взволнованный Керк и принялся слазить с печи.

— Эх ты, молодо-зелено! — улыбаясь, сказала Баба Яга. — Куда слезаешь, ложись да спи. Брат твой сейчас тоже спит, забрался в огромный дуб в расщелину и спит. Ах, ты добрая душа! Так и быть, помогу я ему, выведу от пущевика, но и только. Лес он все равно не пройдет, он не достоин, иметь древко со Старого Дуба.

— Просто сразу было все не честно, — заметил Керк, успокоенный старухой. — У меня меч и магические способности, а у Эриха только меч, как же он сможет пройти духов.

— Но ведь младший брат твоего отца Велислав прошел испытание, когда пришел срок, а он тоже не обладал магическими способностями. Но он был смелым и храбрым, внимательно слушал наставления отца и старшего брата, старался и познавал, поэтому и получил древко. Лесной бог Свято — Бор все видит, за всем следит, и если видит в человеке доброе семя, обязательно поможет, но твой брат таким никогда не был. Он заносчив, дерзок, зол, таких Свято-Бор не допустит в лес, — Баба Яга немного помолчала, да поправив рукой волосы, договорила. — Я напущу на него сон, а когда ты вернешься с древком, разбужу его. Тогда ты создай заговор и выведи своего брата из леса. Согласен?

— А я никак не могу помочь ему добыть древко? — спросил озабоченный Керк.

— Нет, отрок, никак ты ему не поможешь. Но ты не ответил мне.

— Что ж, — вздохнув, сказал Керк. — Согласен, — и немного помолчал, спросил, — А если у меня заго-вор не получится?

— Получится, отрок, обязательно получится, ведь ты теперь ведун. И спи уж в конце концов, ночь на дворе, а я поработаю. Доброго сна тебе, — добавила старушка и придвинула к себе таз с шер-стью.

— И вам тоже, бабушка, доброй ночи. — Керк повернулся на правый бок, закрыл глаза и, утомлен-ный тяжелым днем да полученными знаниями, быстро заснул.

Утром Керк проснулся рано. В избе стоял полумрак, Керк свесил голову и увидел, что в избе кроме него никого нет. И тогда он потянулся, размял застоявшуюся кровь, потер болевшее плечо и слез с печи. Быстро натянул сапоги, чистый кафтан и вышел в лес. В лесу стоял густой туман, но прямо перед собой Керк увидел, опускающуюся медленно кружась, огромную ступу, из нее по-молодецки выскочила Баба Яга, что-то прошептала, и ступа подгоняемая пестом, растаяла в тумане. Баба Яга повернулась и подошла к Керку.

— Что, отрок, уже проснулся? — спросила его она.

— Ага, — сказал изумленный Керк. — Значит, это правда, что вы в ступе летаете, пестом погоняете, — и, махнув в сторону метлы, которая была в руках старухи, добавил. — Помелом след заметаете.

Баба Яга засмеялась и ответила:

— Видишь, отрок, это единственная, правда, обо мне, которую люди знают. Но пойдем в избу, я тебя накормлю, а потом тебе уже и в путь пора отправляться.

— Мне бы умыться, — попросил Керк старуху.

— Ну, что ж, вон там, — и она указала в сторону туда, где вчера высилась гора дров, а сегодня опять было пусто. — Находится чистый лесной источник, сходи, обмойся, а я пока стол накрою, — и пошла в избу.

Керк отправился туда, куда указала Баба Яга. И действительно, пройдя несколько шагов, он увидел небольшой ключ, бьющий из-под земли. Керк стал умываться, а когда закончил, то заметил, что туман весь рассеялся, на небе показалось солнце. "Нужно торопиться", — сам себе сказал Керк и тронулся к избе. Баба Яга накрыла богато стол, но Керк с утра не был голоден и лишь немного перекусил. Поднявшись из-за стола, он, как и в прошлый раз, низко поклонился и поблагодарил старуху. А потом стал готовиться к дороге.

Когда Керк и Баба Яга вышли на улицу, солнце уже поднялось. Баба Яга посмотрела ласково на Керка и сказала, открывая ладонь:

— Вот тебе маленький аука, — на ладони сидела крохотная щекастая полевая мышка, чем-то напо-минающая лешака. — Как выйдешь на тропу, пусти его вперед, он доведет тебя до деда Лесовика, а тот уже проводит к Старому дубу. Аука, — обратилась она к духу. — Смотри мне, не шали, я все вижу, — она постояла, помолчала, а немного погодя, добавила. — Брат твой спит, как я и обещала, проспит до того времени, как ты не вернешься с леса.

— Вы для этого на ступе летали, — догадался Керк.

— Да, отрок, для этого. И еще, что я хотела тебе сказать, имя у тебя нехорошее, не наше оно, не восурское. Когда лесной Бог Свято-Бор тебя примет и спросит имя, ты должен сказать ему наше имя, иначе он может отказать тебе в древке. Тебе об этом отец говорил?

Керк озадаченно замотал головой:

— Отец сказал, что выберет мне имя в шестнадцатилетие.

— Охо…хо…,хо! Что ж, все со временем забывается, но ты, отрок, знай — имя надо выбрать сейчас, до того как его спросит Свято-Бор. У тебя есть время, выбери себе сам. А теперь иди.

Керк низко поклонился Бабе Яге, поблагодарил за хлеб, соль, да науку и пошел, но потом он вдруг остановился и вернулся к старухе:

— Бабушка, — немного волнуясь, сказал Керк. — А как звали вашего отца?

— Моего отца? — удивилась Баба Яга, и лицо ее просветлело, она ласково улыбнулась и ответила, — Его звали Святозар, что значит озаряющий светом.

— Святозар, — повторил Керк. — Как красиво. Да, я буду Святозаром, бабушка, — и немного помолчав, добавил, — Бабушка Дарена, — а потом не выдержал и, обняв ее, поцеловав в старческие щеки. — Прощайте, бабушка Дарена, я вас никогда не забуду, — и повернувшись, Керк отправился к еле заметной тропе.

— Святозар, — услышал позади себя Керк новое свое имя, оглянулся, в свете падающих солнечных лучей, стояла бабушка Дарена, и ласково смотрела вслед Керку. — Святозар, — повторила она. — До скорой встречи, милый мой!

Керк хотел было что-то ответить, но к горлу подступил ком, а Баба Яга и сама изба, и поляна вдруг накрылись плотной пеленой, а когда пелена спала, на том месте уже росли высоченные дубы.

Керк сглотнул ком и, встав на тропу, пустил маленького ауку вперед, а сам в последний раз гля-нул на то место, где прежде была изба и, поклонившись ему, двинулся вперед за убегающим ау-кой.

Глава тринадцатая

Керк шел и думал о бабушке Дарене, о ее горькой судьбе, о одиночестве, которое, без сомне-ния, тяжелой ношей лежало на ее плечах. Керк думал о своем предке Богомудре: "Интересно, какой он видел бабушку? Наверно, она тогда была еще молода, а может он видел ее взрослой женщиной, и если она красива и теперь, то какой же она была красавицей раньше". А затем Керк вспомнил их прощание. Припомнил, что бабушка в отличие от положенного "Прощайте", которое говорят, расставаясь навсегда, сказала ему "До скорой встречи". Значит, он еще увидит Бабу Ягу, и, значит, встреча будет скорой. Но почему, же тогда у Керка так щемило сердце, почему у бабушки текли слезы? Верно, знает она то, чего не надо пока знать Керку. Может, она видела его будущее, ведь, скорее всего она умеет в него наперед заглядывать.

Керк шел, снедаемый такими мыслями, и в то же время зорко поглядывая за аукой. Первое время аука, как ему и было приказано старушкой, мирно бежал по тропе, указывая путь. Но чем дальше уходили они от того места, тем все более и более шалил аука. Вначале он стал прикиды-ваться опавшим листком: бежит, бежит по тропе и уже его нет, а на том месте, где он пропал, лежит крохотный бурый листочек да глазками бусинками шевелит. Подойдет Керк к листочку, наклонится да ткнет пальцем, а листочек опять обернется мышкой и вдаль убегает. Потом ауке этого показалось мало, и он стал оборачиваться зверем или птицей: то ежом из-под листка вы-скочит, то сорокой обернется, а то и зайцем быстроногим вперед ускачет — беги, догоняй его! И все время шумит: то стрекочет, как сорока, а то эхом отзывается с разных сторон. Совсем заму-чил Керка, и когда он в очередной раз принял свой истинный вид, Керк изловчился и поймал его. Зажал в ладони, да головенку между пальцев выпустил. Аука верещит, глаза увеличил, язычок розовый показывает — вот-вот помрет! Керк, молча, наблюдал за выкрутасами ауки, а потом, когда тот успокоился, сказал ему очень сторого:

— Аука, если ты не прекратишь шалить, я на тебя такой заговор нашлю, что ты так же, как твой владыка лешак, будешь себя по частям до весны собирать.

Аука совсем притих, глянул на Керка озабоченно и закивал головенкой, вроде: "Понимаю, ша-лить прекращаю".

— Смотри мне, — пригрозил Керк, сам чуть не лопаясь от смеха, глядя на испугавшегося ауку. — Ну, теперь я тебя пущу, а ты беги рядом и ни в кого больше не превращайся. Договорились?

Аука опять закивал головой. А когда Керк его пустил на тропу, неторопливо побежал впереди, постоянно оглядываясь, чтобы Керк не отстал. Некоторое время Керк шел и строго следил за ис-правившимся аукой, а потом опять отвлекся на свои мысли.

Святозар — это было его новое имя. Наверно, отец расстроится, что Керк сам выбрал его себе. Но как, же отец мог забыть, что к Богу Свято-Бору надо идти с восурским именем, или может он этого совсем и не знал, ведь того, что случилось в их семье никогда еще не было. Никто из матерей не подменял первенцев, и все его предки давали сыновья сразу имена восурские. Да, скорее всего, отец этого и не знал. А, что было бы, если бы Керк не встретил Бабу Ягу, что было бы если бы она не рассказала ему об имени. Он столько преодолел: и борового, и пущевика, и болотника, и лешака — бился с Кабадосом, а из-за имени мог не получить древко. Он назвал себя Святозаром. Такое красивое имя. "Бабушка сказала, что оно значит озаряющий светом. Это, наверно, доброе имя. Ведь имя очень важно для человека, оно творит его судьбу. Выберешь ты к примеру имя Злоба и будешь всегда злым и жестоким, а вот имя наставника — Храбр само за себя говорит — человек, который его носит, будет храбрым, а у Дубыни имя означает подобный дубу, несокрушимый, тоже очень хорошее имя. Интересно, какое хотел выбрать ему имя отец? А каким бы именем назвал его, если бы мать не поменяла их с Эрихом местами".

Керк вспомнил о брате и глубоко вздохнул. "Бедный Эрих спит теперь в глубоком дупле дуба, жалко, что он не добудет древко. Бабушка сказала, что ему дорога в Сумрачный лес к Старому Дубу заказана, то есть закрыта. Что же теперь будет, когда Эрих придет к отцу без древка". Керк знал, что Эрих будет очень зол и на него, и на отца. "Но ведь не все потеряно, — подумал Керк. — Я приду к Старому Дубу и попрошу Свято-Бора за Эриха, и, может, он ему поможет", — не очень веря в собственные надежды, сказал сам себе Керк.

Солнце уже перевалило за полдень, когда вдруг аука, до того спокойно бежавший впереди, остановился, а затем, оглянувшись на Керка, превратился в громадную черную ворону, облетел по кругу над головой Керка, яростно каркнул ему в ухо и улетел в ту сторону, откуда только что они пришли. Керк, не успевший опомниться от выходки ауки, повернулся следом за улетающей вороной и, открыв рот, что-то невнятно промычал. Но ауки уже и след простыл. Керк растерялся, а когда стал оглядываться, то невдалеке заметил фигуру деда Лесовика.

Дед Лесовик второй по главенству, после Бога Свято-Бора, который вместе со своими помощниками: кустином, деревянником, листичем, травником, корневиком, стебловиком — ухаживает за лесом, наводит в лесу порядок и не дает озорничать и буйствовать лешему. Дед Лесовик стоял около высокого дуба. Сам он был ростом в шесть аршин, руки, ноги и тело покрыты дубовой корой, по щекам зеленый мох растет, вместо волос и бороды — длинные кустистые лишайники, только в отличие от лешака, ярко-зеленого цвета, а на голове у него птичье гнездо, как венец правителя, высится. Подошел к нему Керк и низко до земли поклонился, а потом сказал:

— Здравствуй, дед Лесовик, помощник лесного Бога Свято-Бора. Я Керк…, - осекся на полуслове, а поправившись, продолжил, — Святозар, сын Ярила и потомок Богомудра пришел в Сумрачный лес к Старому Дубу, чтобы просить у Бога Свято-Бора себе древко для лука. Прошу тебя, проводи меня к нему, — и еще раз низко поклонился.

Дед Лесовик внимательно оглядел Керка, кивнул головой в знак приветствия и проскрипел в ответ трескучим голосом, словно кто ветви ломает:

— Доброго дня тебе, Святозар, сын Ярила, внук Богомудра. Что ж, проводить тебя до Бога Свято-Бора я могу, но только помни, Святозар, что древко для лука, за которым ты пришел, может получить сильный, храбрый и чистый сердцем. Помни, что испытание твое еще не закончено. Как подойдешь к старому Дубу, обратись к нему со всем уважением, по нашему древнему обычаю и стой, жди, когда Свято-Бор решит с тобой заговорить, — дед Лесовик помолчал немного и добавил, — Ждать, может, будешь долго, хватит ли у тебя терпения?

Керк подумал и с достоинством ответил:

— Я думаю, хватит, дед Лесовик.

— Ну, что ж, тогда идем, — проскрипел дед Лесовик, повернулся и зашагал по лесу впереди Керка, указывая ему дорогу.

Они шли по тенистым широколиственных лесам, где в основном росли дубы и буки. Деревья были высокими, могучими красавцами. Керк посмотрел на этих дородных силачей и вспомнил, что дуб издавна почитается у восуров. Он является символом мужества и силы, любимым дере-вом Бога Перуна, в сени которого он любит отдыхать. Дед Лесовик вел Керка, молча, забавно размахивая своими длинными руками и делая громадные шаги так, что Керку приходилось очень быстро идти, иногда даже переходить на бег. Постепенно дубы совсем вытеснили буки. В этой части леса дубы были более молодыми, их стволы были еще нежны и защищены кустар-никами. Но вот, более молодые дубы сменились едва заметной порослью. Керк, оглядывая изменяющийся пейзаж, не сразу заметил, как поросль пропала, и они подошли к небольшому пригорку, поросшему едва заметной растительностью. На вершине пригорка рос громадный дуб. В высоту он достигал не меньше двадцати саженей, могучий толстый ствол, узловатые сучья и темная листва. Больше всего поразило Керка то, что до этого он видел деревья с уже почти облетевшей листвой, но этот Дуб стоял, весь укрытый зеленой листвой, как, будто на дворе была не осень, а жаркое лето.

Дед Лесовик остановился, и понизив голос до трескучего шепота, сказал:

— Иди, Святозар, это и есть Старый Дуб.

Сердце Керка тревожно прыгнуло в груди. Он посмотрел на деда Лесовика и увидел, что тот одобряюще кивает ему головой, а затем, глубоко вздохнув, поклонился Лесовику и сказал:

— Благодарствую, дед Лесовик, — и тронулся к Старому Дубу.

Керк поднимался по пригорку к Старому Дубу и с каждым шагом ощущал необыкновенную бла годать и чистоту этого места. Листва дерева чуть колыхалась на ветру, и казалось, что листья пе-решептываются друг с другом. Керк вошел под тенистую крону, где воздух был свеж и ароматен, остановился и, встав на одно колено, сказал:

— Лесной Бог Свято-Бор, я Святозар, сын Ярила, потомок Богомудра, пришел в Сумрачный Лес к Старому Дубу, чтобы просить у тебя древко для лука, как это делали все мои предки, начиная с самого Богомудра! Прошу тебя, лесной Бог Свято-Бор, услышь мои слова!

Керк замолсчал. Он сказал все, что было положено по обычаю, все чему обучил его отец, и те-перь, как предупредил дед Лесовик, надо ждать. Стало вечереть, подул прохладный ветерок, а Свято-Бор еще не показывался. Керк не подымался с колена, стоял, стойко преодолевая неудобства. Вначале у него заболела нога, на которую Керк опирался. Казалось, что он поставил колено на камень, и тот не просто давит, а свербит ногу. Потом стало затекать другая нога, спина, а в конце разболелось раненное плечо. Керк размышлял, что если все время думать о боли, то он не выдержит и поднимется, но отец на уроках магии учил его, что по обычаю Бога надо встречать на одном колене, а, значит, нужно терпеть. Тогда Керк решил отвлечь себя мыслями о чем-то другом. И подумал о бабушке Дарене. Она сказала ему, что теперь он ведун, что теперь может созидать сам заговоры, что он должен создать заговор и помочь Эриху выйти из леса.

Уже совсем стемнело, уставший Керк, простоявший на колене полдня, все еще размышлял. А, что если можно было бы создать заговор и вызвать Бога Свято-Бора. И только подумал об этом Керк, как почувствовал под рубахой тепло. Сначала тепло было слабым, но постепенно его сила стала нарастать, и вот уже горит не только грудь, но и все тело Керка, как будто кипятком его обварили. Внезапно сквозь вещи стал вырваться свет вначале лишь слабое сияние, но постепенно яркость света стала увеличиваться и вот уже Керк словно облако горит золотисто-лазурным светом. Облако стало подниматься над Керком, все больше увеличиваясь в размерах, и уже и Керк, и Старый Дуб, и весь пригорок в этом облаке. Внезапно облако лопнуло, как водяной пузырь, образующийся на водной глади, лишь поднеси к нему палец. И рассыпалось на тысячи мелких частиц размером не более ноготка. Еще мгновение, и часть из них, что упала на землю, впиталась в нее. А та часть, что упала на листву Старого Дуба, вдруг озарила каждый листочек золотистой лазурью, а потом побежало по веточкам, по сучьям к самому стволу, словно кровь, бегущая по венам. И видит Керк, что уже все листочки, все веточки и сам ствол горят золотисто-лазурным светом. Еще миг, и все потухло, как будто и не было ничего. Керк сразу догадался, что это он вызвал, своей магией, такое прекрасное зрелище. И ошарашенный тем, что он умудрился сотворить, Керк не сразу увидел, как Дуб вновь осветился. Только свет этот пришел откуда-то сверху и был голубовато-прозрачным. Свет стал нарастать и мгновение спустя весь Дуб уже плыл в прозрачной голубизне. Ослепленный ярким светом, Керк на миг закрыл глаза, а когда вновь открыл их, увидел, возвышающегося над кроной Дуба, голубовато-прозрачного старца, с длинными волнистыми волосами и бородой заплетенной в толстую косу, да перекинутую через правое плечо, с большими словно зеркальная гладь озера голубыми глазами, да в длинных прозрачных одеяниях и с венцом на голове. Все это великолепное сияние исходило от старца, окружало его и накрывало Дуб. Керк преклонил голову перед лесным Богом Свято-Бором.

— Кто ты, юноша? И зачем пришел в мой лес? — прозвучал мощный голос и наполнил до краев весь лес.

Керк поднял голову, посмотрел на Бога Свято-Бора и услышал, как громко бьется его сердце в груди, пытаясь оттуда выпрыгнуть. Керк глубоко вздохнул, так как всегда делал при волнении, и приказал сердцу биться ровней, да с почтением ответил:

— Я Святозар, сын Ярила, потомок Богомудра пришел в Сумрачный Лес к Старому Дубу, чтобы просить у тебя древко для лука. Как это делали все мои предки, начиная с Богомудра.

— Святозар, сын Ярила, внук Богомудра, а прошел ли ты все испытания, которые были тебе поло-жены в лесу?

Керк притих, обдумывая свой ответ, но вдруг по лесу прокатилась невидимая волна. Она вы-шла из Дуба и, легонько покачнув Керка, полетела вдаль. Удивленный Керк оглянулся и увидел, как под этой волной заколыхались травы, поросль, молодые и старые дубы, и чем дальше убегала волна, тем светлее становился лес, будто солнце опять взошло, но только свет был бледно-голубоватым и как бы шел от земли. А когда волна достигла конца леса, из дальней дали вдруг послышалось рычание борового: "Прошел испытание", — и легкая обратная волна, пролетев мимо, едва коснулась волос Керка. Потом послышался жуткий дребезжащий голос пущевика: "Прошел испытание", — и, опять вернувшаяся, волна легко задела Керка. Следующим прозвучал голос отца всех зверей Инорока: "Прошел испытание", из жутких болот прилетел булькающий голос болотника со словами: "Прошел испытание", а вот и голос лешака откуда-то крякнул: "Прошел испытание". И каждый раз волны пробегали по волосам Керка и как бы разрушали свет созданный позади и озаряющий лес, и когда ответ пришел в последний раз трескучим голосом деда Лесовика: "Прошел испытание", — то лес уже был опять в полной темноте, только пригорок и Дуб все еще пылали голубизной, исходящей от Свято-Бора.

— Что ж, Святозар, все Духи леса подтвердили, что ты прошел их испытания. А теперь ты должен принести мне в жертву три капли крови. Лесовик! — властно позвал Бог Свято-Бор.

И Керк услышал, как сзади кто-то подошел. Керк оглянулся и увидел деда Лесовика, который что-то держал в руках. Керк поднялся и приблизился к Лесовику, а тот протянул к нему длинную правую руку, в ней верещал и извивался, подвешенный за уши, маленький, белый зайчонок. Керк взял в руки зайчонка, малыш дрожал от страха, а его маленькое сердечко так быстро билось, что Керку передался весь страх и ужас малыша. Недолго думая, Керк раскрыл руки, а зайчонок спрыгнул и быстро ускакал с пригорка в темноту. Тогда Лесовик протянул Керку левую руку, в ней был зажат белый голубь. Керк аккуратно принял голубя и посмотрел на него. Так же как и у зайчонка, сердце голубя бешено стучало в груди, голубь смотрел, в глаза Керка, не мигая. Не раздумывая, Керк раскрыл ладони и позволил голубю улететь. Потом Керк развернулся и подошел к Дубу, Бог Свято-Бор протянул к нему свою прозрачно-голубоватую ладонь. Керк раскрыл ножны, вынул оттуда кинжал и, открыв свою руку, разрезал ладонь посередине, кровь потоком полилась из раны. Керк уронил капли крови на ладонь Бога, и как только третья капля коснулась руки Свято-Бора, в то же мгновение рана и кровь на руке у Керка исчезли, а боль прошла.

Свято-Бор поднял высоко свою ладонь, на которой все еще светились три кровавые капли тор-жественно и громко сказал:

— Святозар прошел испытание, — в тот же миг весь лес зашумел сзади, наполнился голосами жи-вых существ и духов, стрекотом насекомых и песнями птиц, и так же внезапно стих, а Свято-Бор, опустив руку, уже обращался к Керку. — Святозар, ты прошел все испытание и показал себя силь-ным, храбрым. Сердце твое доброе и чистое. Ты достоин получить древко для лука. Возьми меч свой и сруби со Старого Дуба ветвь могучую и крепкую.

Керк вложил кинжал в ножны и достал меч, оглядываясь в поисках доброй ветви, и тогда он увидел, как одна из них шелохнулась, приглашая его. Керк подошел ближе, оглядел ветвь и, ос-тавшись доволен, одним махом срубил ее. Тут же с ветви попадали на землю все листочки и мелкие веточки, а она сама окрасилась в красный цвет.

— Святозар! — вновь обратился к нему Свято-Бор. — Теперь ты можешь идти, но прежде чем ты покинешь лес, в котором из мальчика превратился в мужчину, ты должен дать мне клятву, что никогда не будешь использовать лук, который изготовишь из этого древка, во зло восурским людям.

Керк встал на одно колено, держа в левой руке древко, а в правой — меч Даждьбога, и громко сказал:

— Клянусь своей честью, честью добытого мною древка и честью полученного в дар меча, что я, Святозар, никогда не буду использовать свой меч, кинжал и лук во зло моему любимому народу, восурам. Клянусь в этом перед тобой, лесной бог Свято-Бор! Клянусь в этом перед тобой Старый Дуб! Клянусь в этом перед тобой, Сумрачный Лес! Да будет слово мое крепко! — и в тот же миг из тела Керка прямо из-под рубахи, штанов и сапог опять вырвалось золотисто-лазурное сияние, а затем отделившись от Керка собралось в небольшое облако и накрыло сверху древко. Облако распалось на крохотные искорки, и упало на древко. Теперь и оно само засветилось, запылало золотистой лазурью. Во все стороны от сияющего древка разошелся свет, который слепил глаза так, что Керку пришлось поднять его на вытянутой руке вверх. А потом сияние стало уменьшаться, как бы всасываясь в само древко, а когда оно совсем впиталось. Керк опустил руку и увидел, что древко поменяло свой цвет и, в отличие от положенного красного, сияло теперь, нежно-лазурным светом. Тогда Бог Свято-Бор промолвил:

— А теперь иди, Святозар, и помни о клятве, которую дал!

Керк поднялся с колена и уже было хотел повернуться, чтобы уходить, но вдруг обратился к Свято-Бору со словами:

— Лесной Бог Свято-Бор, в этот лес пришел мой брат, чтобы добыть себе древко, но…, - однако Керку так и не удалось договорить.

Свято-Бор остановил его движением руки, покачал головой, и тихим, наполненным грустью голосом, ответил:

— Нет, Святозар, не проси за своего брата, потому что он не достоин древка. В его сердце нет чис-тоты и добра. Душа его обращена во зло, она жестока и нечестива. Такой человек не может вла-деть луком от Старого Дуба! Прощай! — добавил Свято-Бор и стал подниматься в ночное небо, а сияние, что озаряло раньше пригорок, Старый Дуб, Керка стало пропадать.

Керк смотрел на, поднимающегося ввысь, Свято-Бора, и видел, как тот становится все меньше и меньше. Вот он уже лишь как пылающее облако, даже невозможно различить очертания, а вот уже, как мерцающая звезда, маленький огонек еще раз мигнул и потух окончательно. Все кру-гом погрузилось во тьму, и только в руках у Керка пылало древко. Керк поднялся на ноги и пошел, древком, как факелом, освещая путь. Он стал спускаться с пригорка и невдалеке увидел знакомую фигуру деда Лесовика, подошел к нему.

— Дед Лесовик, ты все еще тут? — удивленно спросил Керк.

— Да, Святозар, — ответил Лесовик своим трескучим голосом. — Теперь, когда ты получил древко и прошел испытание, я могу проводить тебя до тропы, которая выведет тебя из леса. Но это будет утром, а сейчас глубокая ночь, тебе надо расположиться на ночлег и отдохнуть. Давай пройдем немного вперед и остановимся под моим любимым дубом, — и он, развернувшись, зашагал впе-ред.

Ночь выдалась такая темная, что если бы не сияние древка, ничего невозможно было разгля-деть. Однако шагающий впереди, дед Лесовик как будто видел в темноте, а когда Керк предло-жил ему освещать путь древком, то только улыбнулся, покачал головой и отказался. Они прошли еще немного, и вышли на поляну, поросшую громадными деревьями. Под одним из дубов был разведен костер, а около него сидели какие-то существа, дед Лесовик двинулся к костру. Подходя ближе, Керк увидел, что вокруг костра сидят лесные духи — помощники деда Лесовика. Дед мотнул им головой в знак приветствия и предложил Керку располагаться около костра. Керк сел на предложенное место снял с себя заплечный мешок, ножны с мечом и положил рядом с древком, а потом огляделся внимательно, разглядывая духов. Дед Лесовик сидел по правую сторону от Керка, а по левую от него сторону сидел тоненький, сучковатый старичок, внешне похожий на куст барбариса. Вместо тела у него сероватый ствол, а вместо рук и ног тонкие ветви, и весь он усыпан длинными острыми колючками, собранными в пучки по три штуки, и ярко-красными продолговатыми плодами. Лицо у него находилось на стволе, маленькие черные глазки, сучковатый нос, а вместо рта простая изгибина — это был кустин. Рядом с ним примостился дух листич. Он был похож на плоский, громадного размера, лист дуба, вместо ножек и ручек у него длинные тонкие черешки, лицо как будто нарисовано угольком в середине листка. Дальше находился тонкий травник, и тело, и руки, и ноги которого напоминали стебель высокого цветка, а вместо головы у того большая корзинка соцветия, на которой и глаза, и рот, и нос. Корневик занимал слишком много места, так как от главного корня, на котором поместилось лицо и тело, в разные стороны отходили руки и ноги, а также боковые корни, и очень сложно было понять, где рука, а где лишь корень. Корневик, в отличие от других помощников, был измазан грязью, которая подсыхая около костра, отвалилась от него, оголяя буро-серое тело. Около него примостился стебловик — тонкий ребристый, похожий на стебель пшеницы, а вместо рук, ног — земляничные усы, еле видимые глаза — крапинки, тонкий рот. А дальше сидели, похожий на кедровую шишку темно-бурого цвета, шишковик, орешнич, похожий на округлый лесной орех, и, обернутый зелеными листочками, ягодник, у которого тело, как спелая земляника, а голова в виде рябиновой ягоды.

Один из духов поднялся и приблизился к Керку. Травник нес большое блюдо, полное еды и, подав его, сказал:

— Прими, Святозар, угощение от лесных духов в знак уважения и восхищения.

Керк, смущаясь, принял блюдо и, пристроив его на коленях, поблагодарил духов. На блюде ле-жали запеченные рыжики и яблоки, соленые грузди и волнушки, квашенная капуста и свекла, моченная клюква и брусника, и Керк хотел было приняться за еду, но дед Лесовик остановил его, что-то прошептал, сидящему рядом, ягоднику, тот едва кивнул своей круглой рябиновой головой и, подняв с земли сверток, передал Лесовику. Дед развернул сверток, в котором оказался большой ломоть хлеба, и отдал его Керку, сказав, своим трескучим голосом:

— Святозар, думаю, что так будет вкуснее. Теперь ешь.

— Спасибо, дед Лесовик, — благодарственно вымолвил Керк и принялся поглощать еду, так как с утра ничего не ел и очень проголодался.

Внезапно из кустов прямо под ноги Керку выскочил маленький белый зайчонок и, сев рядом, уставился ему в глаза.

— Здравствуй, малыш! — отвлекаясь от еды, погладил Керк зайчонка по голове и ушам. Тот от удо-вольствия закатил глаза и прижался к ногам Керка.

— Это тот заяц, которого ты сегодня выпустил, — отметил дед Лесавик.

— Да, — прожевывая пищу и согласно кивая головой, согласился Керк. — Я узнал его. Значит, я пра-вильно поступил, не пролив его крови?

— Конечно, правильно, — утвердительно сказал дед, поправляя с головы, съехавшее в сторону, гнездо. — Это было испытанием Бога Свято-Бора, ты должен был отказаться от пролития чужой крови, должен был пожертвовать свою, пожалев зверя и птицу. А ты как догадался, что именно так надо поступить?

Керк задумался, а потом, взяв с блюда запеченное яблоко, ответил:

— Я просто не смог бы нанести боль такому малышу. Я подумал и решил, что три капли могу дать сам, зачем губить жизни зверей и птиц.

— Молодец ты, Святозар, такое решение может принять только человек с чистым сердцем, — и дед Лесовик замолчал.

Некоторое время все сидели тихо и глядели на костер, слышно было, как трещат сучья и ветви, пожираемые огнем, да изредка от корневика отваливалась подсыхающая земля.

— Скоро придет зима, — вдруг не с того не сего прошелестел листич.

Керк посмотрел в его, будто нарисованные, глазки и спросил:

— Вы все уйдете на покой? Говорят, зимой вы спите.

За всех ответил дед Лесовик:

— Да, мои помощники уйдут на покой, а я буду бродить по, замерзшему занесенному снегом, ле-су и охранять Старый Дуб, — и, вздохнув, замолчал.

— Наверно, это грустно, быть тут одному? — с жалостью в голосе поинтересовался Керк.

— Нет, Святозар, совершенно не грустно. Это моя жизнь, — трескучим голосом ответил Лесовик и было не понятно радуется, он или грустит приходу зимы.

— А Свято-Бор ушел высоко в небо, он разве не живет в лесу? — не унимался с вопросами Керк.

— Лесной Бог Свято-Бор как и все Боги живет в небесной Сварге. Но в тоже время он всегда и вез-де. Он и на небе, и в лесу. То свысока следит за каждым духом, за каждым живым существом, за каждым деревом и растением, а то вдруг объявится в цветке каком-то или стебельке и творит порядок. У него свое Божье дело до всего. И так было, есть и будет, пока жив Сумрачный лес! — сказал, как выдохнул, дед Лесовик.

— Когда-то в этот лес приходил мой отец, дед и Богомудр, ты, дед Лесовик, видел их.

— Конечно, видел, Святозар. Как вижу сейчас тебя. Ведь и отец, и дед, и прадед твой приходили сюда, чтобы добыть себе древко, преодолеть все трудности и стать мужчинами. Лишь один Бого-мудр пришел сюда совсем по другой причине — ему нужно было древко для того, чтобы по-бедить великана Горыню, который разрушал город Светославль. Богомудр был великим ведуном, никто после него не был подобен ему…, - Лесовик замолчал, посмотрел на Керка внимательным взглядом, и добавил. — Никто, кроме тебя.

— Меня? — удивленно переспросил Керк.

— Тебя, тебя, Святозар. Ты думаешь, почему я позвал тебя к своему костру, показал тебе своих помощников, которых, кроме Богомудра, никто никогда не видел. Это все потому, что ты, как и Богомудр, великий ведун. Бог Свято-Бор явился к Старому Дубу совсем не потому, что ты позвал его, а потому что он увидел совершенное тобой чудо, которое покрыло Дуб золотисто-лазурным сиянием. Так когда-то Богомудр вызвал Свято-Бора.

— А мой отец, дед и все другие — они, что не взывали к Богу Свято-Бору?

— Они обращались к нему и ждали, когда он явится. Твой отец весь день и полночи прождал. Дед и того больше. А вызвать Бога они не могли, потому что не обладали той силой, какой владел Богомудр, и владеешь ты, — дед тяжело вздохнул и пояснил, — Я думаю, что, Святозар, твоя судьба будет так же необычна, как и судьба Богомудра.

Лесовик замолчал. Молчал и Керк, обдумывая его слова и понимая, что дед прав. Керк уже давно почувствовал, что его жизнь, так круто изменившаяся за последний год, принесет ему много неожиданностей. Прошло еще немного времени, и Лесовик вновь заговорил своим трескучим голосом:

— У твоего отца, и деда, и прадеда — у всех, кроме Богомудра, было красное древко лука, а у тебя, — и он указал корявым сучковатым пальцем на, лежащее около Керка, древко. — Оно сияет лазурным светом, у Богомудра сияние было золотое.

Прижавшийся к Керку зайчонок уже давно уснул, уткнувшись мордочкой в ногу, лишь изредка подрагивая длинными ушками. Керк смотрел на зайчонка и думал, обо всем услышанном за по-следние дни от Бабы Яги и деда. Но молчание в очередной раз прервал Лесовик, он обратился к своим помощникам:

— Ну, что ж, други мои, пора и вам отправиться на покой. Сегодня был последний день ваших тру-дов в этом году. Можете расходиться и укладываться спать до тех пор, пока не проснется от зим-ней стужи Мать Сыра Земля. Идите, время пришло!

И каждый из помощников деда Лесовика, низко кланяясь ему и Керку, стал уходить вглубь леса, последним попрощался корявый корневик и, смешно передвигаясь на своих корнях, пропал в темноте. Лесовик обратился теперь к Керку:

— И ты, Святозар, ложись, отдыхай до утра. Завтра я доведу тебя до тропы и попрощаюсь с тобой. Спокойного сна, — и поднявшись, тоже исчез в темном лесу.

Керк улегся на заплечный мешок, прижал к себе маленького зайчонка и, обдумывая все пережитое за день, погрузился в сон.

Глава четырнадцатая

Рано утром Керк проснулся оттого, что почувствовал, как кто-то пристально смотрит на него. Керк открыл глаза и увидел, что, прислонившись к дубу, стоит и внимательно его разглядывает дед Лесовик. Керк сел и увидел, что на том месте, где вчера уснул, прижавшись к Керку, малень-кий зайчонок, сейчас лежал громадный, уже почти полностью облинявший, белый заяц. "Вот это да!" — подумал Керк и, потревожил сон зайца. Тот проснулся, как в ни в чем не бывало пошеве-лил ушами, уселся на задние лапы и посмотрел на Керка.

— Доброе утро, дед Лесовик, — сказал Керк и, обращаясь к зайцу, добавил. — И тебе здравствуй, зайчишка, если можно так сказать.

— Доброе утро, Святозар, — приближаясь ко, все еще горящему, костру, около которого сидел Керк и заяц, ответил Лесовик. — Что, удивлен, такому быстрому росту зайца, — и засмеялся, как и голос, смех у деда был таким же трескучим, словно кто в лесу ветки ломал.

— Да, есть, немного значит, заяц был околдован и превращен в маленького, — догадался Керк.

— Ага, Святозар, именно так и было. С утра вся магия иссякла, и он опять приобрел свой истинный вид. Однако, если ты Святозар готов, то можно отправляться в путь, я, как и обещал, укажу тебе тропу, которая через два дня выведит тебя из леса.

Керк согласно кивнул головой, поднялся, оправился и через мгновение был готов идти. Дед Лесовик дунул на костер, пламя взметнулось вверх, а опускаясь, стало превращаться в опадающие красные, желтые, бурые листья и когда все листья опали, на том месте, где только, что горел костер, лежала побуревшая листва. Пока дед Лесовик тушил костер, Керк оглядел лес, невдалеке он заметил пригорок и сияющий зеленой листвой Старый Дуб, но кругом лес за ночь сильно преобразился. Еще вчера висевшая на ветках желтая, красная листва сейчас вся опала. Солнце, скрываемое тучами, не грело уже землю, прохладный легкий ветерок обдувал со всех сторон лес и, приподнимая листву, ворошил ее и перемешивал. Керк понял, что сегодняшняя ночь, была последней теплой ночью, в этом году. Все помощники деда заснули, а значит скоро, пойдет снег и ударят холода.

Лесовик, молча, повернулся и пошел вперед, Керк двинулся за ним, немного пройдя он увидел хорошо натоптанную тропинку.

— Это тропа доведет тебя до края леса. Теперь ты будешь идти спокойно. Ни один зверь, ни один дух не будет тебе вредить. Ведь ты прошел испытание, и у тебя в руках древко. Прощай, Свято-зар! — сказал дед.

— Лесовик, — обратился к нему Керк, — Скоро в этот лес придет мой младший брат Тур. Прошу тебя, будь к нему добр и благосклонен, чтобы он смог добыть свое древко. Ему будет очень тяжело, ведь он не обладает магическими способностями. Пожалуйста, помоги ему пройти испытание.

Дед внимательно посмотрел на Керка, и широко улыбнулся так, что улыбка его расползлась на покрытые мхом щеки и добавил:

— Молодец, Святозар! Попросил за брата, а значит, если его сердце чистое и доброе, а он смелый и храбрый, я смогу встретить его около владений пущевика, в виде старика и проводить до Старого Дуба. Каждый из твоих предков просил за младшего, поэтому не обладающие магическими способностями братья проходили Сумрачный лес и добывали свое древко.

— Значит, за Эриха не кому было попросить? — спросил Керк.

— Нет, за Эриха никто не просил, но если бы у него было в сердце добро, а не зло…., я бы пришел к нему на выручку. Тогда, когда ты пожелал ему счастливого пути, а он в ответ мысленно проклял тебя, то сразу был обречен на неудачу, — Лесовик, замолчал, а потом, качнув головой так, что гнездо съехало на сторону, сказал, — А теперь иди, твою просьбу я выполню. Тебе же надо торопиться, так как скоро пойдет снег, а твой брат хоть и надежно укрыт в расщелине дуба от хищников и духов, все же первый снег может не пережить. Я смогу сдерживать холодные ветры лишь четыре дня, потом же выпадет снег и ударит мороз. Иди, Святозар, доброго тебе пу-ти!

— Прощай, дед Лесовик, — ответил Керк и низко до земли поклонился.

— Светлый ты, юноша, — вдруг проскрипел Лесовик, протянул свою корявую с сучковатыми пальцами руку и нежно погладил Керка по голове. В ответ Керк прижал руку Лесовика к своей щеке, а потом развернулся и тронулся в путь, изредка оглядываясь и махая на прощание рукой деду Лесовику.

Впереди по тропинке какое-то время прыгал заяц, как бы указывая дорогу Керку, но вскоре он спрыгнул с тропы в кусты и тоже пропал.

Как и сказал дед Лесовик, в лесу наступала зима. Она шла следом за Керком, все время, подгоняя его. И если впереди высившиеся деревья были еще покрыты листвой, то оглядываясь назад, Керк видел, лишь голые деревья, с которых вся листва была ободрана. Там позади него уже дул холодный ветер он переворачивал и ломал побуревшие листья, а кое-где даже покрывал их белой поземкой. Керк, шел по тропе, подгоняемый напутственными словами деда Лесовика, и тревогой за жизнь Эриха, останавливаясь лишь на ночлег. Два дня и две ночи потратил Керк на обратную дорогу.

Этим утром Керк поднялся, лишь едва забрезжил рассвет, шел седьмой день, как он покинул отца и брата. Керк чувствовал, что его путь подходит к концу, и он вот-вот увидит родных. Возбужденный ожиданием встречи, он даже не стал есть. Затушил разведенный вчера вечером костер и двинулся по тропе. Вскоре Керк увидел, что лес стал редеть, а впереди стала проглядывать буро-рыжая полоса земли, там лежали не паханые луга, где станом рас-положились ожидающие Керка. Наконец и последние деревья закончились. Керк стоял на краю леса, в последний раз он оглянулся, посмотрел на лежащую позади тропу, которая привела его из самого сердца леса, и двинулся к своим.

Керк всматривался вдаль, пытаясь разглядеть отца и брата, но видел лишь едва очерченные силуэты людей сидящих у костра. Недалече от них паслись лошади, пощипываю пожухлую траву. Керк шел быстро, еле сдерживая себя, чтобы не побежать, теперь он был мужчиной и не мог себе позволить ребячество. Внезапно, сидевшие около костра, заметили идущего Керка. Один из них поднялся, всматриваясь в него. "Дубыня", — догадался Керк, узнав наставника по очертаниям его мощного стана. Но вот поднялись и другие, теперь уже Керк смог различить среди вставших отца стоявшего в напряженной позе, видно было, что тот очень взволнован, Храбра и наконец, Тура. Брат вдруг сорвался с места и кинулся бежать к Керку, но также внезапно встал и оглянулся, наверно его остановили старшие. Все были в ожидании, удалось ли Керку пройти испытание. И тогда, чтобы успокоить всех, Керк поднял вверх руку с древком и победно им потряс. В тот же момент он увидел, как в ответ ему воины подняли мечи, приветствуя его, а Тур более не сдерживаемый старшими кинулся бежать навстречу брату. Керк прибавил шагу и вскоре уже одной рукой крепко прижимал к себе Тура. Когда первые минуты встречи были пережиты, Тур указательным пальцем погладил древко и восхищенно сказал:

— Смотри, какое оно у тебя, лазурное и все сияет! Красиво-то как! — и глядя Керку в глаза, доба-вил, — Я верил, знал, что ты принесешь древко. Я вчера долго не ложился, все ждал, надеялся, что ты выйдешь из леса. И сам не заметил, как уснул. Я так рад, что ты вернулся.

Керк нежно потрепал брата по волосам, сказав ему:

— Давай, пойдем, отец наверно очень волнуется.

— Ага! — трещал, не умолкая, Тур, — Он все время волновался, я сегодня ночью проснулся, гляжу, а он не спит в лес смотрит. Смотрит, смотрит, я уже засыпаю, а он все продолжает смотреть.

Наконец Тур замолк, так как они уже вплотную подошли к стану и увидели, что навстречу к ним устремился отец. Правитель подошел ближе, внимательно осмотрел сына и только тогда обнял его со словами:

— Сын мой, как я рад, что ты вернулся. Как я горд, что ты прошел испытание и добыл древко, — и протянул руку к древку.

Керк передал его отцу. Правитель взял в руки лазурно-сияющее древко и с интересом стал раз-глядывать его, при этом ничего не говоря. Керк некоторое время молчал, а затем не выдержал и негромко сказал:

— Оно другого цвета, отец. Не такое как у тебя, не такое как у деда, и прадеда.

Правитель поднял глаза от древка, удивленно посмотрел на сына и заметил:

— Да, но оно и не такое как у Богомудра.

— Знаю. У Богомудра оно было золотое, а у меня лазурное.

— Ты знаешь, почему это так? — взволнованно спросил правитель.

— Вначале оно было красное, — немного смущаясь, начал Керк, — Но потом изменило свой цвет, — Керк вновь замолчал, пытаясь подобрать верные слова, и чуть тише добавил, — Дед Лесовик, сказал, что у меня будет необычная судьба, подобная Богомудру.

Правитель ничего не сказал сыну, он еще какое-то время подержал в руках древко, и улыбнувшись, вернул его сыну, да отошел в сторону. И тогда к Керку подошел Дубыня, заключив в такие крепкие объятья, что Керк побоялся за свои кости. Храбр и другие воины, также радостно приветствовали его, и не скупились на похвалу.

После недолгих приветствий Керк наконец-то смог подойти к костру, разоружиться и сняв с себя заплечный мешок и сапоги лечь на разостланный плащ, да расслабиться. Но не успел Керк еще как следует улечься, как к нему подбежал Тур, и немного столкнув его с плаща, лег рядом, да шепотом сообщил, что Эрих еще не пришел, и что если он не придет к концу дня, то, как сказал отец, провалит испытание. Услышав слова брата, Керк тяжело вздохнул, так как знал, что Эрих испытание уже провалил, но говорить об этом Туру и отцу он не решился. Керк хотел подняться ночью и помочь брату выйти из леса. А сейчас Керк думал только о сытной еде и отдыхе.

Дубыня в глубокой мисе принес ему кусок жареного оленя. Керк сел и взяв, мису принялся есть. Тур тут же оповестил Керка, что этого оленя убил Храбр, когда тот вышел из леса, а до этого в основном ели зайцев, которых тут "пруд пруди". А затем, немного помолчав, добавил, что он уже, если честно и смотреть не может на этих зайцев, неважно живые, они или жареные. Уставший и голодный Керк ел с удовольствием, посмеиваясь над без остановки щебечущем Туром и поглядывая на отца, который вместе с Храбром стоял невдалеке, и пристально вглядывался в лес в ожидании Эриха. Потом правитель развернулся, при этом сказав, что-то Храбру, а сам подошел к Керку.

Керк уже заканчивал доедать, когда отец сел рядом и обратился к Туру:

— Туруш, пора бы тебе упражняться на мечах. Посмотри, Храбр уже заждался тебя! — и показал рукой в сторону наставника, который, взяв мечи, развернулся и пошел по направлению к лесу.

Тур глубоко вздохнул, с тоской взглянул на Керка, в надежде, что брат за него заступится, но, так и не дождавшись поддержки, поднялся и пошел к Храбру. Затем также молча, поднялся Дубыня, понимая, что правителю нужно переговорить с сыном и отошел к воинам, которые сидели, за ближайшим костром, негромко переговариваясь.

Керк вытер губы утиральником, поднял голову, посмотрев на правителя, и только сейчас заме-тил, что у отца между бровями залегла тонкая морщинка, которой до этого там не было.

— Сын, — обратился к нему правитель, — Я хочу тебя спросить, разговаривая с дедом Лесовиком, ты попросил его, оказать помощь Туру, когда тот будет проходить испытание в Сумрачном лесу?

— Да, отец, не беспокойся дед Лесовик, поможет Туру, он обещал.

— Это хорошо, — негромко заметил правитель и замолчал.

— Скажи, отец, — обратился к нему Керк, — Я могу тебе рассказать об испытании.

Правитель посмотрел на сына и убрал со лба упавшую на него прядь волос, и, взяв в руки сухую ветку начал ее ломать, и подкидывать сломанные части в костер. Затянувшееся молчание, через некоторое время прервал Керк, подумав, что отец, верно, не правильно его понял и повторил свой вопрос:

— Отец, я могу поговорить с тобой об испытании? Я не буду рассказывать тебе о трудностях, кото-рые преодолел, но мне нужно рассказать тебе об одной встрече.

Керк замолчал и пристально посмотрел на правителя.

— Вообще-то об испытании не принято рассказывать, — несколько недовольным голосом ответил отец, но помолчав, добавил, — Однако если тебя, что-то тревожит… Тогда, я выслушаю тебя.

— Нет, это совсем не то, что ты думаешь, отец, — поспешил сказать Керк и остановился, подбирая слова, а затем продолжил, — Просто во время моего испытания в лесу, я встретил Бабу Ягу.

— Бабу Ягу!? — переспросил правитель, и бросив удивленный взгляд на сына поинтересовался, — Разве- это не поверье?

— Нет, отец, это не поверье. Она на самом деле живой человек. Вот уже много лет она живет в Сумрачном лесу. Моя тропа привела к ее избе. Ты знаешь отец, она совсем не такая, как ее описывают. Это очень добрый и светлый человек. И она такая красивая, даже сейчас в старости. Когда я уходил от нее, она помогла мне. Если бы не ее помощь, я бы провалил испытание, — Керк замолчал, и посмотрев на правителя, спросил, — Скажи, отец, ты не знал, что испытание может пройти только юноша с восурским именем?

Керк увидел, как побледнело лицо отца, капельки пота выступили на лбу, он смахнул их рукой, и добавил срывающимся голосом:

— С восурским именем!? Нет, сын, я этого не знал.

— Я так и думал, — продолжил Керк, — Баба Яга посоветовала мне выбрать имя, и только благодаря этому я пришел с древком.

Керк видел, как опечалился правитель, он опустил голову на грудь и наверно в этот момент подумал об Эрихе, которому не повезет, так как Керку. Ушедший в свои мысли отец молчал, а потом вдруг спохватился, и подняв голову посмотрел на Керка:

— Значит, ты, выбрал себе имя сам?

— Да, отец, мне пришлось. Но прежде, чем я его назову, мне хотелось бы узнать, какое имя ты бы выбрал для меня.

Лицо правителя посветлело, морщинка между бровей разгладилась и он, улыбнувшись, сказал:

— В нашем роду принято давать первенцам имена Лучезар и Ярил, но я хотел выбрать тебе имя Горислав, что значит горящий во славе.

— Хорошее имя — Горислав, красивое и сильное, — негромко заметил Керк, и глянув прямо в зеле-ные отцовские глаза, добавил, — Но я отец выбрал другое имя. Теперь мое имя Святозар, что зна-чит…

Но правитель договорил за Керка:

— Озаряющий светом…. Это имя еще лучше того, что я выбрал для тебя, сын. А ты знаешь, что имя Святозар, это имя далекого предка Богомудра, а значит и нашего предка. Святозар по преданию был первым правителем восурского народа. Ты выбрал себе доброе имя Керк, вернее Святозар, — добавил отец и потрепал сына по волосам.

Керк был потрясен и какое-то время молчал, обдумывая сказанное отцом. Значит вот почему, он почувствовал такую теплоту и нежность к бабушке Дарене, все потому что они были из одного рода и имели общего предка — Святозара.

— Ну, что ж, Святозар, теперь только так я буду звать тебя, я очень за тебя рад, — и похлопав Керка по спине, продолжил, — Но теперь ты должен отдохнуть, ведь у тебя был очень долгий и тяжелый путь, — правитель поднялся, собираясь уходить, и чуть тише добавил, — Ложись, сын и поспи.

— Хорошо, отец, — ответил Керк вслед уходящему отцу, и поправив плащ на котором сидел, поло-жил под голову заплечный мешок, да лег отдыхать, ведь впереди, знал он, будет еще тяжелая ночь.

Керк проснулся ближе к вечеру, потянулся и сел, оглядевшись. Около костра сидел Дубыня, он глянул, на пробудившегося Керка и спросил:

— Ну, что хорошо отдохнул, Керк? — и подоброму глянув, добавил, — Или тебя Святозаром кличить.?

— А, как хочешь, так и зови Дубыня, я, если честно сказать, к новому имени еще не привык, — отве-тил Керк и замолчал.

Дубыня вздохнул и продолжил:

— Мне больше Святозар нравится, это наше восурское имя, оно такое светлое и чистое, его даже произносить приятно. А, Керк, ну, что такое Керк, сразу и не поймешь каков человек, который носит это имя. Нет, — подумав, протянул Дубыня, — Я буду звать тебя Святозаром. — Дубыня немного помолчал, и кивнув в сторону леса, сказал, — Правитель с Храбром возвращаются. Правитель уже не верит, что Эрих вернется с древком, — затем Дубыня немного понизил голос и спросил Керка, — А, ты, Эриха там не видел?

Керк обернулся в ту сторону, которую указал Дубыня, и увидел, что отец и наставник действи-тельно идут со стороны леса. Так и не ответив на вопрос Дубыни, Керк лишь отрицательно пока-чал головой, и тихо спросил:

— Они, что по краю леса прошли?

— Да, вроде того, — нехотя ответил Дубыня, — Наверно звали его, может он на зов окликнится, правитель тревожится за Эриха, он должен был уже выйти. Охо-хо. Ну, а ты, что есть будешь?

Керк согласно кивнул, и принялся за поданную Дубыней еду. Теперь Керк ел не торопясь, глядя на возвращающихся отца и Храбра, мысленно успокаивая отца. С конной поездки вернулись дру-жинники отца и брат. Тур бросил поводья, спрыгнул с коня, и, подбежав к Керку, сел рядом.

— Керк, — обратился к нему Тур, — А, отец, рассказал нам, что ты выбрал себе имя, наше восурское — Святозар. Так, что я тебя теперь буду звать Святозар, — и полез в мису брата, за большим куском мяса.

— Хорошо, Тур, зови меня Святозаром, — улыбнулся брату Керк.

Дубыня заметив, как Тур забрал мясо у брата, передал ему другую мису, и добавил:

— Ты к брату, то в мису не лезь. Ешь вон, со своей, да ложись отдыхать, солнце уже низко.

Когда Керк и Тур поели, подошли отец с наставником. Керк посмотрел на лицо отца и увидел там тревогу и печаль, однако взглянув на сыновей, правитель ласково им улыбнулся и пошел к соседнему костру, сел около него и уставился на лес.

День близился к концу, а солнце, как и люди, готовилось на ночной покой, но прежде чем уснуть оно окрасило напоследок небо в красно-багряный цвет.

— Похоже, завтра будет ветер и похолодает, — глубокомысленно сообщил Дубыня.

Керк посмотрел на кровавый закат и добавил:

— Нет, завтра будет еще тепло. А вот послезавтра и верно придет зима, — а когда увидел удивлен-ный взгляд наставника, пояснил, — Так дед Лесовик сказал.

— Что ж, — вздохнув и понижая голос, сказал Дубыня, — Значит, у вашего брата еще теплый денек будет для возвращения, — и, обращаясь к Туру, добавил, — А, ты, Тур- сынок давай укладывайся. Спать тебе пора.

Тур послушался наставника и лег рядом с братом, касаясь своей головой головы Керка, устро-ился на покой и Дубыня. Около соседнего костра улеглись отец, Храбр и дружинники, один из них, по имени Белян остался дозорным. Невдалеке горел третий костер, около которого одиноко сидел слуга Эриха Нук.

Тур некоторое время еще говорил, рассказывая о прошедших днях, и вдруг резко прервался, да замолчал, засопел, во сне, все еще продолжая что-то изредка говорить. Уснул и Дубыня, его спокойное, монотонное дыхание слышалось издалека. Керк лежал с открытыми глазами на боку, подложив руку под щеку, и смотрел на огонь. Прошло еще какое-то время, и Керк приподнявшись на руке, стал оглядывать стан. Возле второго костра не спал только дозорный Белян, да отец лежал, опершись головой на руку, и глядел в лес. Керк посмотрел в сторону отца и зашептал заговор, тот самый которым когда-то усыпил Эриха. Видно было, что отец сначала крепился, пытаясь отогнать сон, но к концу заговора, прилег на плащ и уснул. Тот же заговор Керк прочитал над каждым из стана, мысленно представляя себе их и разворачивая лицо в сторону, где они лежали, а в последнюю очередь над дозорным Беляном. Тот так же, как раньше и отец, вначале крепился, но потом повалился на спину и крепко заснул. Тогда Керк поднялся, посмотрел на мерцающий невдалеке третий костер, где сидел слуга Эриха, и вздрогнул, потому что увидел над костром два горящих немигающих глаза, которые в упор смотрели на него, пламя осветило силуэт и Керку показалось, что около костра сидит не человек, а волк. Керк поднял руку, и отер глаза ладонью, а когда вновь посмотрел в сторону Нука увидел лишь силуэт человека. " Померещелось", — подумал Керк и зашептал заговор для Нука, а через некоторое время увидел как и слуга Эриха повалился на землю. Керк прошел и подкинул в костры сухих веток, чтобы те не прогорели, оглядел каждого спящего и удостоверился, что заговор действует и все спят. К последнему из спящих Нуку, Керк приблизился очень тихо, наклонился и присев, осмотрел его, тот лежал раскинув руки и тяжело дышал, словно зверь рычал, Керк потрогал его за плечо и тут же отдернул руку потому, что ему показалось, что дотронулся он не до живого тела, а до холодного, безжизненного камня.

Затем Керк поднялся и немного отойдя от стана, встал к нему лицом и очерчивая рукой невиди-мый круг вокруг стана стал читать заговор: " Силой Бога Сварога, силой Бога Перуна, силой Богини Мать Сыра Земля отгоняю от всех находящихся в этом стане, всех нечистых духов, всех зверей и птиц кои могут доставить злобу и боль. Окружаю этот стан светом огненных стрел Сына Бога Пе-руна и земным светом любви Богини Мать Сыра Земля. Да, будет крепок мой заговор, как сам камень- Алатырь!" Как только закончил читать заговор Керк, то увидел как из земли стали вылезать, словно ранней весной травы, только то были не травы, а еле видимые тонко-прозрачные, светящиеся паутинки, поднявшись над станом они зазвенели и начали переплетаться между собой образовав сквозистый, кружевной шатер который едва, едва светился в ночи. Тогда Керк наклонился к земле пытаясь найти камень или кусок земли. В руки попалось, что-то твердое, подняв и осмотрев предмет, Керк увидел, что это камень. В тот же миг Керк размахнулся и кинул находку в созданный им щит. Камень быстро полетел, и, ударившись о шатер, отскочил, а сам щит вдруг пошел едва видимыми волнами, заколыхался весь, и зазвенел, точно битая посуда. Теперь Керк был спокоен, окруженные таким мощным щитом отец, брат и воины проспят до следующего вечера и никто их не потревожит.

Керк еще раз посмотрел на ярко-пылающие костры, и развернувшись, двинулся к лесу. Он шел по направлению к высоким деревьям, каждую минуту спотыкаясь о ямы и водомоины. Приходи-лось идти не спеша, так как в темноте дорогу не было видно, очередной раз нога попала в яму, вытаскивая ее из нее Керк, оперся рукой о землю, и нащупала на ней ветку. Керк поднял ее с земли, осмотрел, а потом тихонько дунул на ветку, и, представив ее факелом, зашептал заговор. Лишь сказал последнее слово заговора Керк, ветка стала покрываться маленькими лазурными капельками, которые начали выбегать прямо из ладони. Через мгновение уже вся ветка была покрыта этими капельками, устремившимися вверх к верхушке ветки, а когда они все достигли верхушки, то сложились в единое целое и мигнули раз, другой, вспыхнули, но уже не лазурным светом, а, как и положено ярко-красным. Теперь в руках у Керка был факел, и сразу стало легче идти. Освещая дорогу факелом, Керк прибавил шагу, все время, думая об Эрихе.

Всю обратную дорогу, от Старого Дуба, до стана Керк обдумывал заговор, который сможет вывести Эриха из леса, вот только он не знал, сможет ли он создать и воплотить то, что задумал. Через некоторое время Керк приблизился почти вплотную к лесу, и увидел впереди очертания деревьев. Затушив факел- ветку, он воткнул его в землю, и, оглянувшись на далекий стан, где как маленькие светлячки поблескивали костры, повернул голову к лесу.

Керк закрыл глаза, глубоко вздохнул, вспомнил свежий лесной ветерок обдувающий теплом лицо, запах опавшей листвы и стал прислушиваться к себе. Вот четко и монотонно стучит сердце, бежит по венам красная кровь, которая как полноводная река омывает все его цельное существо. Керк чувствует свои ноги, руки, голову, глубоко вдыхая, ощущает свои легкие, каждая частичка тела проснулась в Керке, напряглась и в этом напряжении застыла, ожидая чего-то. Теперь Керк заглянул в свое бессмертное духовное существо, в свою душу. Она находилась в груди, вблизи сердца чистым лазурным светом светилась та внутри Керка. Душа посмотрела на Керка и встрепенулась, словно птица, пойманная в силки. А Керк прошептал ей, успокаивая: " Мы с тобой едины, ты и я, созданы, чтобы жить вместе, созданы, чтобы творить вместе". И как только душа легко в знак согласия качнула головой, Керк зашептал заговор: " На высокой Рипейской горе Березань, стоит и растет береза Солнечный свет. Та береза коренья тянет вверх, а ветвями за землю держится. О, великий ДажьБог, внук Бога Сварога, сын Бога Перуна, прародитель восурского племени. Из тебя я вышел, в тебя я войду. Вынь душу мою из моего тела и по стволу березы направь душу мою на поиски брата Эриха, который есть единокровный мой брат, который есть мои ветви, который есть моя крона. Да, найду его, да, выведу его из Сумрачного леса, да вернусь обратно в тело свое. Слово мое крепко, крепче силы и сна богатырского".

Керк замолчал, пытаясь понять, подействовал ли заговор, и заметил, что смотрит он в лес и как бы покачивается на ветру. Керк поднял руку и увидел очертания ее в легкой, прозрачной лазури, он посмотрел на вторую руку и вновь увидел лишь ее очертания в прозрачной лазури, такими же еле очерченными и лазурно прозрачными были ноги и тело Керка. А потом разглядел Керк, что он вовсе и не стоит на земле, а парит в воздухе, Керк обернулся и увидел себя со стороны. Тот другой стоял на земле с закрытыми глазами и тяжело дышал, из груди того Керка шла тонкая лазурная нить, вроде толстой паутины и уходила во внутрь души, крепко связывая их. И тогда Керк понял, что заговор действует, что душа его покинула его тело, и теперь может отправляться на поиски брата. Душа Керка развернулась к лесу и полетела.

Керк летел не высоко, но очень быстро, едва касаясь верхушек деревьев, не причиняя, ни себе, ни им никакого вреда. Он оглядывал все деревья, мимо которых пролетал, иногда опускаясь вниз и заглядывая в расщелины дубов. Керк пролетел уже довольно много, когда внезапно заметил впереди над одним из деревьев еле видимый легкий туман, он догадался, что этот туман оставила Баба Яга, чтобы помочь ему. Керк подлетел ближе и осмотрел дерево. Это был большой дуб с расщелиной в середине. Подлетев прямо к дубу, он заглянул в него. Дупло было очень глубокое и темное. И тогда легонько приоткрыв рот Керк, выпустил пузырь прозрачного, светящегося света. Пузырь стал опускаться на дно расщелины, а когда достиг дна, упал на Эриха и рассыпался на сотни маленьких огоньков, и в миг в дупле стало светло. Керк посмотрел на спящего брата, тот лежал на дне, свернувшись калачиком, и спал. Его кафтан был изорван, лицо местами покарябано и измазано в грязи, временами он вздрагивал всем телом и тихонько стонал, а на лице попеременно отражалась то обида, то боль, то страдания. То он вдруг выпячивал губы, вперед превращаясь в маленького обиженного мальчика, а то вдруг его лицо кривилось, подергивалось и казалось, что он вот-вот заплачет. Керк улыбнулся, а потом принялся будить брата:

— Эрих, Эрих, проснись, пробудись!

Брат проснулся не сразу, а когда наконец-то открыл глаза и увидел Керка, то громко закричал, да вновь закрыв глаза, замахал руками, пытаясь отогнать страшный кошмар.

" Неужели он меня узнал", — испугался Керк, но через мгновение догадался, что Эриха просто напугал вид прозрачного лазурного человека. Керк понизил голос и стал уговаривать брата.

Видно, Эрих, натерпевшийся за последние дни, впервые услышав добрые слова, стал успокаи-ваться. Вначале он перестал кричать и прекратил махать руками, а мгновения спустя открыл глаза и спросил дрожащим голосом:

— Ты, кто?

— Я, твой друг, — ответил Керк, — Вылезай из этого дуба, возьми меня за руку и я выведу тебя из ле-са.

— Тебя Нук, прислал, — не сразу соглашаясь, поинтересовался Эрих.

— Почему, Нук? — удивился Керк и зачем-то вспомнил силуэт волка над костром, — Нет, меня прислал не Нук, — и видя, что Эрих не торопиться вылезать из дуба добавил, — Поторопись Эрих, я не могу долго тут быть, я скоро уйду, и ты тогда останешься здесь один навсегда, — и вытащив голову из дупла, отлетел от дуба.

В тот же миг Эрих, что-то крикнул и бросился вылезать из расщелины следом за Керком:

— Погоди, погоди, я уже выхожу, — добавил он и спрыгнул вниз, а очутившись на земле, опасливо оглянулся по сторонам, но не заметив ничего страшного, обратился к Керку, — Ты пришел мне по-мочь, это хорошо. Ты доведешь меня до Старого Дуба?

Керк покачал головой, а потом сказал:

— Нет, Эрих, до дуба я не могу тебя довести. Я только могу вывести тебя из Сумрачного леса.

Эрих посмотрел на Керка, тяжело вздохнул и согласно кивнул головой, при этом на лице его внезапно отразился весь страх и ужас, который он пережил за это время в лесу. Керк протянул свою еле уловимую руку, и когда брат схватился за нее, внезапно почувствовал и это пожатие, и едва различимое подергивание пальцев брата от волнения.

Керк развернулся и двинулся вперед, ведомый лазурной нитью. Вначале они шли, молча, Керк одной рукой держался за нить и как бы втягивал ее в себя, а другой рукой крепко держал брата. Эрих постоянно оступался, ветви карябали его лицо и рвали кафтан, несколько раз он срывался в овраги, но Керк всякий раз поддерживал его и помогал ему встать и идти дальше, словно брата вела не душа Керка, а он сам. Однако надо отдать должное Эриху, как не тяжел был их путь, брат стоически переносил все невзгоды, выпадавшие на его долю, и терпеливо шел следом. Через некоторое время Эрих заговорил, спросив:

— Так значит ты, дух?

Подумав немного и в очередной раз, придерживая Эриха за руку, когда тот чуть было, не упал с поваленного дерева, через которое перелазил, Керк ответил:

— Да, скорее всего, дух.

— А почему ты пришел мне помочь, кто тебя послал? — допытывался Эрих.

— Я сам пришел. Меня никто не посылал.

— Так не может быть. Не может быть, чтобы ты пришел сам, помочь мне, — не унимался Эрих.

— Почему же не может быть? Разве нет тех людей, которые любят тебя и захотят тебе помочь? — спросил Керк.

— А, так значит, тебя все-таки кто-то прислал. Я так и думал. И кто это? Кто? — но Эрих не успел получить ответа, так как внезапно его рука резко вырвалась из ладони Керка, и он кубарем поле-тел в овраг.

Керк ринулся следом, а когда опустился на дно, стал беспокойно осматривать брата, который при падении, сильно стукнулся головой о камень, что как черная громадина лежал на самом дне оврага. Эрих сел и стал потирать место удара.

— Больно? — участливо спросил Керк.

— Ничего, — ответил Эрих, — Крови нет, просто будет шишка, — и тихо добавил, — Так ты мне не отве-тил, кто тебя прислал.

Керк посмотрел на брата и свет, который исходил из него, вдруг озарил, лицо брата, и он увидел, что у Эриха точно такие же голубые глаза, как и у него. Керк оторвался от земли и завис в возду-хе, протянул брату руку и сказал:

— Пойдем, нам надо торопиться. Я тебе уже сказал, что пришел сам, по своей воле и меня никто не посылал.

— Знаешь, — протяжно заговорил Эрих, — Ты мне кого-то напоминаешь…,- он пристально вгляделся в лицо Керка, и договорил, — Точно. На кого-то ты похож. Вот только не могу понять на кого.

— Эрих, это не важно, на кого я похож и кто я, потому что скоро взойдет солнце и мне придется тебя покинуть, а до этого времени я хочу как можно ближе подвести тебя к краю леса, — негром-ко сказал Керк.

— А, имя, ты мое, откуда знаешь, — поднимаясь, и подавая руку Керку, спросил Эрих.

— Ну, ты даешь, Эрих, ведь я же дух, я все знаю. Но оставим с тобой разговоры и продолжим наш путь, — сказал Керк, увлекая брата за собой.

Оставшуюся часть пути оба молчали, дорога теперь стала ровней, меньше было отмерших де-ревьев и сломанных ветвей, владения пущевика братья покинули. Вскоре слабый ветерок подул из глубин леса, возвещая новый день, темнота сменилась полумраком. И Керку внезапно показалось, знакомой местность, он оглянулся и вспомнил, что именно здесь был последний его привал. Керк внимательно пригляделся и увидел едва различимое место костра, а невдалеке заметил и тропку, что вывела его из леса в стан. Керк подлетел к тропе и повел по ней брата, а затем остановился, и, указывая рукой на тропу, обратился к брату:

— Эрих, видишь тропу?

Эрих посмотрел туда, куда указывал Керк, и радостно закивав головой, ответил:

— Ага, вижу дух. Вижу тропу.

— Это хорошо, — промолвил Керк и добавил, — Слушай меня внимательно, — и пристально посмотрел на Эриха, — Ты дождешься, когда взойдет солнце, и тропу будет видно хорошо, и тогда пойдешь по ней прямо, не сходя с нее и никуда не сворачивая.

Эрих посмотрел на брата и тревожно спросил:

— А, ты, меня, что дальше не проводишь?

— Нет, дальше ты пойдешь один. А мне надо возвращаться. Ты понял все, что я сказал, — переспросил Керк, а когда брат утвердительно качнул головой, добавил, — Эрих единственное, что я хочу попросить за свою помощь, это то, чтобы ты смерил злобу в своем сердце и перестал ненавидеть, да враждовать со своими близкими: отцом и братьями. И тогда у тебя может быть будет еще возможность вернуться в Сумрачный лес и пройти испытание.

Пока Керк говорил, Эрих стоял, молча, опустив голову, и смотрел себе под ноги, но как только Керк закончил, Эрих поднял глаза полные слез, и еле сдерживая рыдания, и понизив голос, почти до шепота, ответил:

— О, добрый дух, ты который пришел ко мне в тяжелый час, не проси меня о том, что я никогда не смогу выполнить, даже если бы я захотел. Есть вещи, которые я не могу изменить. Увы, и мой отец, и мои братья ничего от меня кроме нелюбви не могут получить. А теперь прощай. Лети свободный дух и помни мое сердце, никогда не забудет то, что сделал ты для меня.

Эрих выпустил руку Керка, и, развернувшись к нему спиной, горько заплакал. Керк еще неко-торое время оставался на месте потрясенный увиденным, еще какое-то время он был, рядом с братом ощущая, его искренние слезы, и едва уловимой рукой погладил брата по волосам, дунул ему: " Прощай". И схватившись за паутину, двумя руками полетел к собственному телу. Теперь Керк мог позволить себе лететь быстро, не выбирая дороги. Через некоторое время он очутился у края леса и замедлил свой полет. Миновав последние деревья, на самом краю луга он увидел себя, тело стояло на месте, немного покачиваясь и, что-то шептало. Керк подлетел ближе и посмотрел самому себе в лицо. Тот Керк был очень бледен, в лазурном свете, душа Керка разглядела синие, с черными прожилками губы, впавшие щеки, и закрытые, едва подергивающие глаза и мышцы лица. Керк обратил внимание, что губы монотонно, что-то шептали, он прислушался и разобрал повторяющиеся, отрывистые слова: " ДажьБог- спаси брата, ДажьБог- верни душу". Верно, тело Керка все еще продолжало шептать заговор. И тогда душа Керка просунула голову сквозь кафтан и грудь, и, втянув тело, оказалось на прежнем месте. Теперь слева от Керка едва колыхалось сердце, но, как только душа заняло свое положенное место, оно вдруг на мгновение остановилось, а потом застучало, как бешенное так, что казалось, еще миг и разорвется на части. Душа легонько дунула на него и выпустила изо рта пузырь прозрачного, светящегося света, а когда пузырь коснулся трепещущегося сердца, то тут же лопнул, рассыпавшись на сотни маленьких огоньков, которые окутали все сердце, и оно стало биться ровнее и тише.

Глава пятнадцатая

Когда Керк очнулся, то обнаружил, что он лежит на земле. Солнце уже озарило землю и стало подниматься на небосвод, а это значит, что Керк лежал в таком состоянии уже долго. Он попытался сесть, но руки, ноги и тело его плохо слушались, казалось, что он еще не до конца обрел его. Тогда Керк глубоко вздохнул и попытался ощутить каждую частичку тела, а также всю плоть в целом. И через некоторое время к Керку вернулось ощущение жизни, ощущение цельного, нераздельного, телесного существа. И как только это ощущение вернулось, Керк почувствовал страшную слабость и боль. Болело не просто раненое плечо, болело все тело, и руки, и ноги, и голова, при этом оказалось, что тело Керка очень замерзло, и он весь дрожал, чувствовалось, что Керк занедужил. Не было сил не то, чтобы идти, не было сил даже подняться. Но Керк сделал над собой усилие, и подгоняемый мыслью, что из леса скоро выйдет брат, поднялся на ноги.

У Керка закружилась голова, тяжело ступая и покачиваясь, он двинулся к стану. Идти приходи-лось не спеша, часто останавливаясь и тяжело дыша, дорога до стана, казалось, никогда не кон-чится. Наконец он достиг едва видимого, прозрачного шатра, который защищал стан, остановился и начал читать заговор, чтобы разрушить щит: " Огненные стрелы Бога Перуна отскачите, земная любовь богини Мать Сыра Земля отпряди. Я создавший сей невидимый щит, его разрушаю, его разламываю. И слово мое твердо, и слово мое крепко!" — закончил Керк и тяжело задышал, словно старик утомленный прожитыми годами и долгой дорогой. Пригляделся, стараясь разобрать, спала ли защита или нет. А затем вытянул руку вперед и двинулся к стану, но пройдя лишь немного, наткнулся на еле видимую преграду и легонько вдавил ее. И тут, же уловил едва слышимый, словно кто-то в колокольчик звенит, звук. Рука Керка ощутила неясную рябь, которая пробежала сквозь ладонь и прямо по щиту. Шатер внезапно вздрогнул под рукой, натянулся, словно тугая тетива лука и оттолкнул Керка назад, да с такой силой, что тот не удержался, и упал. Оказавшись на земле, Керк сел, поняв одно, щит ему разрушить, не удалось. Посидев немного, собираясь с силами Керк, поднялся, и, подойдя почти вплотную к сквозному шатру, начал вновь читать заговор. И тогда заметил, как внезапно стали отрываться от земли, звеня тонкие полупрозрачные, еле видимые паутины и испаряться в вышине, и когда последнее слово было сказано, паутинка-тетива напряглась, вздрогнула, оторвалась от земли, и, звеня, исчезла. Теперь щит был разрушен, Керк вошел в стан, и, остановившись, над почти уже потухшими кострами, прошептал присуху, чтобы разрушить над спящими людьми царящий магический сон: " Как вылетал ворон из-за Смородины реки, огненной реки. Как пролился дождь, и упала огненная молния Бога Перуна. И как Вы от слова моего закрыли глаза и впали в сон. Так лишь я преклоню голову свою к Мать Сыра Земле, и вы пробудитесь и проснитесь. И слово мое крепко!"

Дошептал Керк заговор, и, спотыкаясь, пошел к своему костру, у него не было сил даже подбро-сить сучья в затухающий огонь. Подойдя к своему плащу, он повалился на него, и едва коснулся головой земли и закрыл глаза, в тот же миг услышал, как мерное дыхание Дубыни прервалось, наставник крякнул, и сев потянулся за ветвями стараясь поддержать потухший костер. Тогда Керк тяжело вздохнул, расслабился и позволил себе уснуть.

Керк спал совсем немного, да и сном то- это назвать было нельзя, скорей всего забытье какое-то. Когда Керк открыл глаза, солнце показывало полдень. Чувствуя ломоту и сильный жар, страшную боль в руке, продрогший Керк сел, и огляделся. Около ярко-полыхающего костра, где он сидел, никого не было. Керк посмотрел на огонь, и ему вдруг так захотелось лечь на него сверху всей грудью, и верно тогда он смог бы согреться, не успел Керк подавить в себе это желание, как к нему подошел правитель и остановился рядом. Керку следовало поднять голову и приветствовать отца, раньше бы он так и сделал, но сейчас навалившаяся на него слабость, не позволила проявить положенное уважение к отцу, правителю и старшему. Керку казалось, что на него наступила сверху лошадь, да верно не один раз, поэтому он не подняв лица, лишь неотступно следил за горячими искорками, которые отрывались от сучьев и улетали в небо. Наконец отец сел, протянул руку и потрогал лоб Керка, спросив сына:

— Святозар, что с тобой? Ты, болен?

Керк с трудом поднял голову, посмотрел на правителя и ответил:

— Наверно, отец, я захворал.

Отец понизил голос и заговорил так, чтобы дружинники за соседним костром ничего не услыша-ли:

— Святозар, вчера ты лег совершенно здоровым, а проснулся больным. С чего бы это?

— Во время испытания отец, я был ранен чудовищем, Баба Яга сказала, что в рубце осталось зло и рану надо заговаривать каждый вечер, а я вчера так устал, что забыл его прочитать, верно, поэтому и захворал, — ответил Керк, и протянул озябшие руки к костру.

Правитель некоторое время молчал, а потом сказал, обращаясь к сыну по старому имени:

— Ты вроде, Керк, всегда мне казался честным юношей, и никогда не врал. Так почему же сейчас не поднимаешь глаз и не говоришь правды?

И тогда Керк поднял глаза, посмотрел в расстроенное лицо отца, на котором от ожидания сыно-вей пролегла между бровями морщинка и промолвил:

— Отец, я не лгу, тебе, — а когда после этих слов едва дрогнули мышцы на лице отца, добавил, — Я просто не рассказал тебе всего.

— Почему, сын? Почему ты мне не говоришь всего? — повышая голос, спросил правитель.

— Я пожалел тебя, отец, — еле слышно произнес Керк и опустил голову.

— Святозар, — чуть тише начал правитель, — Ты ходил в лес, ты вывел из леса Эриха? — догадливо спросил отец и Керк едва заметно кивнул головой, — Как ты смог это сделать? И откуда узнал, что брату нужна помощь? Эрих сказал, что его вывел не человек, а дух. Я никогда не учил тебя ни-чему подобному, и я жду ответа, Святозар.

Керк некоторое время молчал, обдумывая свои слова, и вздрогнув от холода всем телом, ответил:

— Отец, я расскажу тебе все. Но я хочу попросить тебя об одном, — он поднял голову, посмотрел прямо в лицо правителю, и добавил, — Ты не расскажешь об этом никому, тем более Эриху, — и, уловив в глазах отца согласие продолжил, — Когда в лесу я понял, что лешак водит меня по кругу, то не вспомнив ни одного заговора, которые я учил с тобой, решил придумать свой, и это мне удалось. Я разрушил его чары и смог продолжить свой путь. Потом я встретил Бабу Ягу, которая объяснила мне, что я как и Богомудр- ведун. Баба Яга сказала мне также, что Эрих испытание провалил, — Керк тяжело вздохнул, и не глядя на отца, продолжил, — Она сказала, что пущевик затуманил его разум и из леса он не выйдет. Но она ему поможет. Она усыпит его. А когда я выйду из леса с древком я смогу создать заговор и помогу ему вернуться к нам. Вчера вечером, когда вы все легли спать, я так и сделал, я создал заговор, и помог Эриху дойти до нас.

Керк замолчал, тяжело переведя дух и поеживаясь от холода, а затем добавил:

— Отец, я просил за Эриха… Я просил самого Бога Свято-Бора, но тот… — Керк запнулся, вспоминая слова, которые услышал от Бога, — Сказал следующее: " Нет, Святозар, не проси за своего брата, потому что он недостоин древка. В его сердце нет чистоты и добра. Душа его обращена во зло, она жестока и нечестива. Такой человек не может владеть луком от Старого Дуба!" Поверь, отец, я сделал все, что мог, — Керк немного помолчал, вспоминая расставание с Эрихом и закончил, — Но, я думаю, что Бог Свято-Бор ошибается, сегодня утром я видел светлого и чистого Эриха, — и Керк улыбнулся своим ощущениям.

Керк посмотрел на отца и увидел, как черты его лицо поменялись, тысячи чувств, пробежали по нему. Правитель внезапно встал и отошел от костра, за которым они сидели, по направлению к лесу, постоял, повернувшись спиной к сыну и низко склонив голову на грудь, и также внезапно развернулся, подошел и сев очень близко к сыну, взволнованно спросил:

— И какой ты создал заговор, чтобы вывести Эриха?

Керк вновь вздохнул и монотонно продолжил:

— Ты, когда-то сказал отец, что в лес из рода Богомудра может войти только мальчик, и знаю я, что не один смертный не заходит в Сумрачный лес. А значит, была только одна возможность спасти брата, это разрешить моей душе покинуть тело и направить ее на поиски брата. Именно это я и сделал.

Керк замолчал. Молчал и отец, он сидел совсем рядом, но лица его не было видно, и было не понятно, сердится он или радуется, находчивости сына. Затянувшееся молчание наконец-то прервал правитель:

— Знаешь, Святозар, если бы, хоть, что-то пошло не так, сегодня я потерял бы двоих сыновей.

— Отец, я был уверен в успехе, — оправдывался Керк.

— Сын, я не могу, хвалить тебя за то, что ты сделал. Потому что, то, что ты сотворил, было крайне опасно. Лишь великие кудесники могут покидать свое тело, и отправлять в путь свою душу. Лишь немногие могут правильно и главное во время вернуться в свое тело, до того как жизнь оконча-тельно его покинет и оно остынет. Это было очень опасно. И я просто уверен, посоветуйся ты со мной, мы бы смогли, при твоих способностях найти более разумный способ, чтобы помочь твоему брату.

— Может быть ты и прав, отец, — негромко ответил Керк, — Но знаешь, мне кажется, что это было последнее испытание, — Керк немного помолчал, и посмотрев на искорку, которая оторвалась от дров и упала рядом с сапогами, да зашипев, потухла, добавил, — Испытание, которое было послано Бабой Ягой.

— И все же ты, Святозар, был в большой опасности, — сказал правитель, — Я уже не говорю про душу, но ты оставил свое тело на краю леса, совершенно не защищенное, любой зверь мог на-вредить тебе. Это было не разумно.

— Может быть, отец, но в свое оправдание я могу сказать одно, Эрих жив, а это главное, — ответил Керк.

— Да, Святозар, Эрих жив, но потерять тебя вновь…,- голос правителя дрогнул и он не договорив, замолчал.

— Скажи, отец, — тихо спросил Керк, — А как, ты, догадался, что это я помог Эриху.

Керк посмотрел на отца и лицо того наконец-то озарилось улыбкой:

— Ты, сотворил факел из ветки, и на том месте, где стоял, воткнул его в землю. Когда Эрих расска-зал мне, что его вывел лазурно-прозрачный дух, я прошелся к лесу и нашел факел и место где, ты стоял. В том месте земля была почти на четверть аршина вдавлена, я понял, что тут совершался какой-то необычный заговор, но кроме меня и тебя здесь никто на это не способен, — отец похлопал сына по спине и добавил, — Больше тебе нечего мне сказать?

— Дед Лесовик, — заметил Керк, — Сказал, что лишь четыре дня сможет сдерживать зиму, а это значит, завтра пойдет снег. И раз Эрих вернулся, теперь можно отправляться в обратный путь.

— Что ж, сын, мы так и сделаем. Сегодня я напою тебя снадобьями и прочитаю положенные заго-воры, а к утру, когда тебе станет легче, мы отправимся домой.

Но отец, оказался не прав, к утру Керку легче не стало. Несмотря на это в обратный путь отправились рано утром, когда на землю стал падать снег. Как и обещал отец он ничего ни кому не рассказал о поступке сына, объяснив его состояние полученной раной от чудовища. Дорогу домой Керк плохо запомнил, так как весь обратный путь очень плохо себя чувствовал. Сидя в седле и поддерживаемый отцом он был очень ослаблен и все его мысли были лишь о том, чтобы скорее лечь у костра и закрыть глаза. Из-за болезни Керка правитель делал частые привалы и давал тому отдых. Поэтому домой добрались только на восьмой день.

Вымотанный Керк уже плохо соображал, и даже не помнил, как сошел с лошади и оказался в своем ложе. Но попав домой, хорошо отдохнув, выспавшись, и попарившись в бане, Керк почувствовал себя намного лучше и понял, что болезнь стала отступать, и вскоре молодость и сила взяла свое, а спустя пять дней Керк смог вернуться к былой жизни.

Хотя теперь кое-что в ней изменилось, во- первых отец разрешил Керку заниматься магией самостоятельно, а во-вторых как будущего наследника стал привлекать его к управлению страной. Теперь каждое утро в тронном зале, Керк стоял позади трона отца, на котором восседал правитель Восурии, и вместе с ним выслушивал донесения от вельмож и воевод. По началу, Керку, все эти вещи казались непонятными и скучными, но Керк внушал себе, что необходимо вдумчиво разбираться во всех тонкостях управления страны, чтобы со временем быть подобным отцу-правителю.

Древко, добытое Керком, отец отдал лучшему мастеру Умельцу, который обещал к концу второго зимнего месяца просимец изготовить из него прекрасный лук.

Глава шестнадцатая

Последний осенний месяц грудень подходил к концу. Керк знал, что начинающийся следом за ним зимний месяц студень был важным и любимым месяцем в жизни восурского народа, так как с шестого дня начинался праздник посвященный Богу Велесу, а заканчивался этот месяц не ме-нее важным праздником рождением Светлого Бога Коляды.

Праздник, посвященный Богу Велесу, был особенно любим молодежью, именно она резвилась и гуляла, веселилась и гадала, а под самый праздник Коляды начинала еще ходить по дворам и колядовать. До своего возвращения в семью, Керк очень любил этот светлый и радостный праздник потому, что именно тогда можно отдохнуть и вдоволь повеселиться. Но теперь жизнь изменилась, и Керк не знал, сможет ли он получить былое удовольствие от этих праздников.

За несколько дней до начала гуляний, с позволения отца Керк, Дубыня и Тур выехали на конную прогулку, а возвращаясь, заехали в одну из деревень, что лежала в непосредственной близи от крепости. Подъехав к большому, деревянному дому, остановились. Дубыня спешился, и, велев Керку и Туру обождать его, поднялся по высокому крыльцу, и вошел в дом.

— Святозар, — обратился к брату Тур, — Ты наверно не знаешь, что это дом Дубыни.

Керк осмотрел двор и богато украшенные резьбой окна, ставни и двери дома, когда двери открылись, и из него вышел наставник, а следом за ним, как сразу догадался Керк, его сыновья. Сыновья Дубыни были под стать отцу, трое рослых, дородных юношей, похожих внешне на наставника. У всех троих парней были такие же как, и у Дубыни добрые, простые лица, белокурые, прямые волосы и серые глаза, лишь у старшего из них высокий чуб едва ложился волнами, да в отличие от Дубыни, у всех троих были негустые бороды. Сразу было видно, что они унаследовали от Дубыни его необычайную силу и мощь. Спустившись с крыльца, они разом как по команде вытянулись перед Керком, и, поклонившись, замерли на месте.

— Это мои сыновья, Святозар. Старший Стоян, ему восемнадцать лет, средний Искрен, ему семнадцать лет, а третий Молчун ему шестнадцать лет. Правитель Ярил, хотел, чтобы я познакомил тебя с ними. Скоро будут гулянья в честь Бога Велеса, и чтобы тебе удалось хорошо погулять и отдохнуть ты должен быть знаком с нашей молодежью, и мои сыновья в этом тебе помогут, — сказал наставник и подтолкнул Стояна в спину. Тот, смущаясь, подошел к Керку, а когда Керк спешился с коня, и, держа в левой руке уздечку, протянул Стояну в знак приветствия и доброй воли правую руку, то Стоян широко улыбнулся, став еще больше похожим на отца и крепко ее пожал, следом руку пожали Искрен и Молчун. Братья толпились около Керка, молчали да бросали на него неуверенные взгляды. Дубыня не выдержал нерешительности сыновей и начил их понукать:

— Ну, чего вы. Чего я вам говорил вчера? Стоян, ты же старший, ну чего молчишь, — но братья, разом поглядев на отца, опустили глаза, — Ну, и храбрецы же вы, — уже совсем недовольно проворчал Дубыня.

Керк решив прервать, затянувшееся молчание, негромко спросил:

— А, вы что ж гулять-то будете?

Стоян и Искрен как будто ждали этих слов, в миг, подняли головы, и, заулыбавшись, закивали, сказав:

— Ага, ваша милость… Будем, будем гулять-то…

— Святозар, — поправил братьев Керк, — Уж если вы меня возьмете на гулянье, то зовите просто Свя-тозар.

— Хорошо, — пробасил старший Стоян, и искоса поглядев на отца, добавил, — Пока еще избу для гуляний не выбрали, но завтра Искрен с ребятами пойдет к бабке Умиле, она нам каждый год свою избу предоставляет для посиделок. Так, что дня через два все будет точно известно. А я, тебе, — и запнувшись, и беспокойно глянув на отца, который возился около лошади Тура, добавил, — Приеду к тебе, Святозар, во дворец и все расскажу.

— Ну, что ж, Стоян, тогда я буду ждать тебя, — согласно кивнув, сказал Керк.

Керк сел на коня, а братья вновь вытянулись, как по команде в струнку, и выехал со двора сле-дом за Дубыней и Туром, да на прощание, махнув им рукой.

Возвращаясь обратно во дворец, Керк благодарно думал об отце, который позаботился о другах для него. Ехавший рядом Дубыня, некоторое время молчал, поглядывая в сторону Керка, а потом спросил:

— Святозар, ну как тебе мои сыновья?

Керк улыбнулся, посмотрел на наставника и ответил:

— Очень уж они на тебя похожи, словно одно лицо. Видно сразу, что подобно отцу будут доблест-ными ратниками.

Дубыня удовлетворенно хмыкнул в бороду.

— А, я и не знал, Дубыня, что у тебя семья есть и такие славные сыновья, — добавил через некоторое время Керк.

— А, то, как же, Святозар, конечно есть семья. И супруга и дети. Это ведь мои старшие Стоян, Ис-крен, Молчун. А у меня еще и помельче имеются, как раз для дружины Тура, — и он бросил довольный взгляд на Тура, — Остромиру двенадцать лет, Путиславу одиннадцать лет, Разумнику девять лет. И еще у меня Святозар дочь есть Рада ей всего лишь третий год пошел, — наставник на миг прервался широко, счастливо улыбнулся, и досказал, — Вот как Святозар, шестеро сыновей и дочь.

— Значит ты, счастлив, Дубыня? — радуясь за наставника, осведомился Керк.

— Счастлив… Наверное, Святозар, счастлив. А, что ж. Я в свое время хорошо и славно бился, защи-щая мою любимую Родину, много видел чудес, а теперь вот сыновья мои жить будут, род мой продолжать. Я ж вроде как дерево, рос, цвел и наконец, завязался плодами. Да человеку так и положено жить. А без плодов, что ж человек, не человек он, так сухая ветвь.

Керк был еще слишком молод, чтобы понять всю мудрость слов Дубыни, но почувствовал глубокий смысл в словах наставника.

Вечером в светлой комнате Керк раскрыв книгу, изучал очередной заговор, когда в комнату вне-запно вошел отец. Керк привыкший к тому, что теперь самостоятелен в занятиях по магии поднял голову и вопросительно посмотрел на правителя, все еще обдумывая слова заговора, а потом вдруг резко поднялся, проявляя уважение, да почтение к отцу, и добавил:

— Отец, прости, что сразу тебя не приветствовал.

— Что, — улыбнувшись, спросил правитель, — Интересный заговор нашел, — и когда Керк утвердительно кивнул головой, махнул рукой, разрешая Керку сесть, а сам сев напротив, добавил, — Но я пришел поговорить с тобой вовсе не о магии, в которой я как посмотрю, ты и так преуспеваешь.

Правитель замолчал, с нежностью посмотрел в глаза сыну и спросил:

— Ну, что, Святозар, ты сегодня познакомился с сыновьями Дубыни.

— Да, — коротко ответил Керк.

— Ну, и как они тебе. Что ты о них думаешь?

— С виду они, отец, славные ребята. Ну, а судить о них пока рано.

— Что ж разумно, ты говоришь, Святозар, — согласившись, сказал правитель, — Но я не просто так тебя с ними познакомил. Знаешь, в народе говорят: " Каков отец, таков и сын". Дубыня — это самый славный воин в моей дружине, один из ближайших моих другов, поэтому я выбрал его в наставники своим сыновьям: тебе, Эриху и Туру. Но скоро ты станешь наследником престола, а значит, сможешь набрать свою дружину, ближайших людей, на которых сможешь всегда опереться. Вот я и подумал, про сыновей Дубыни, я уверен, что это будут смелые и преданные други. Конечно выбор за тобой, после праздника в честь Бога Коляды молодые люди, смелые и храбрые, будут устраивать состязания на Ратном дворе. Самые лучшие, победители, могут быть отобраны в твою дружину. Но ты сам будешь ее набирать и отбирать тех или иных по своему усмотрению. Однако я повторюсь, присмотрись к сыновьям Дубыни.

— Хорошо, отец, — кивнув головой, ответил Керк, но немного подумав, спросил, — Отец, а сколько людей я могу набрать в свою дружину?

— Ну, пока, немного лишь человек двенадцать. А, что? — удивился вопросу сына правитель.

— Это хорошо, что двенадцать. Потому что я хочу оставить там место для своих братьев: Сема и Леля. Ведь насколько я знаю, ты их уже отправил в город Святоград, к воеводе Горазду.

— Что ж Святозар, я выполнил, что обещал и отправил Сема и Леля на обучение, но если Сем еще, и может стать неплохим воином, со временем, то Лель…,- и отец замолчал, многозначительно посмотрев на Керка.

— Отец, ты же сам сказал, что в дружине должны быть смелые и преданные. А, я знаю, что Сем и Лель меня очень любят, и мне очень преданы, и может быть иногда это значит даже больше, чем сила. Хотя силы в Семе не меньше, чем в Стояне, старшем сыне Дубыни. А, Лель… — Керк замолчал, обдумывая, как объяснить отцу, в чем сила Леля, — Он знаешь, как прекрасно играет на гуслях, какие песни и сказания знает, заслушаться можно.

— Гуслями бой не выиграть, — качая головой, заметил правитель.

— Это еще неизвестно, чем бой выиграть можно. Иногда и гусли помочь могут. Вот ты отец зна-ешь, как Богомудр бой с нагаками выиграл, а? — и так как отец молчал, Керк договорил, — Ни одной капли крови не пролил. Он гусли заговорил и в стан к нагакам подбросил. Солнце взошло и нагаки стали плясать, солнце ушло на покой, и нагаки без сил упали и уснули. А на утро все повторилось, днем они плясали, ночью обессиленные спали, и так много дней подряд. Пока не послали к Богомудру посланников и те не выпросили мира. Вот как.

Отец звонко засмеялся, да так, что на глазах выступили слезы, и утерев глаза рукой, сказал:

— Сын, ну как можно верить в такое, это ведь сказанье.

— Нет, отец, это не сказанье, это я в книги прочитал.

— Ну, Святозар, значит это поверье, однако я никогда не поверю, что так можно победить врага, — все еще продолжая улыбаться, заметил правитель.

— Почему ты так думаешь, отец, — не унимался Керк, — Знаешь, я теперь после испытания, пройденного в Сумрачном лесу, на поверья по-другому стал смотреть. Так, что кто его знает, может на самом деле, все так и было. Просто Богомудр не только был великим ведуном, но и хорошо играл на гуслях.

— Ну, что ж, хорошо…., убедил, ты меня, сын…, убедил, — согласно кивнул правитель. — Верно, твоему сердцу, виднее кого себе в други выбирать. И еще, сын, я хотел, чтобы ты смог хорошо отдохнуть на празднике в честь Бога Велеса развеяться и погулять, тем более, что пройдя испытание, ты просто это заслужил, поэтому, — и он достал из кармана небольшой мешочек набитый монетами и положил на стол, — Это тебе на гулянье. Но помни, что ты будущий правитель. Гулять гуляй, но голову не теряй. Чтобы не мог потом люд восурский сказать, что наследник неразумен, и потерял свое достоинство.

Керк слушал правителя внимательно, а когда тот закончил, ответил:

— Отец, я всегда участвовал в гуляньях, но никогда не позволял себе ничего недостойного. Будь спокоен за меня, — и подумав, добавил, — Отец, а можно Эриха позвать на гулянье.

Улыбка с лица правителя тут же сошла, он сдвинул брови, вздохнул и сказал:

— Эрих, никогда не участвует в этих гуляньях. Хотя и я, и мой отец всегда веселились на праздниках. Но верно Эрих считает ниже своего достоинства бывать на них. Поэтому не стоит звать его с собой. Если Святозар твое отношение и изменилось к нему, после того, что ты для него сделал. То напомню тебе, Эрих не знает, кому обязан жизнью, а значит, его отношение к тебе не изменилось.

Отец замолчал, поднялся из-за стола, и, напомнив Святозару, чтобы тот долго не засиживался, так как завтра с утра он ждет его в тронном зале, попрощался и вышел.

Керк сидел и обдумывал разговор с отцом. Да, Керк изменил свое отношение к брату, видя в лесу искренние слезы и слова его, Керк почувствовал, что внутри Эриха живет добрый и чистый юноша, который по какой-то причине не может показать это ни отцу, ни ему Керку. И казалось, Керку, что на Эриха, словно кто-то очень сильно давит, и почему-то казалось, что этот кто-то слуга Нук. После возвращения во дворец Керк практически не видел Эриха, хотя знал от вездесущего Тура, что отец очень сердит на брата за то, что тот не прошел испытание, да еще и ко всему прочему потерял в лесу меч деда Лучезара. Когда Тур рассказал об этом Керку, то того пробил холодный пот, и стало плохо от мысли, что выводя брата он не заметил отсутствия меча. Мысль, что может быть он повинен еще и в этой неудаче Эриха, долгое время не давало покоя Керку. А когда он попытался поговорить об этом с отцом, пытаясь объяснить, что в потере меча виноват не Эрих. То был очень грубо прерван отцом, который заметил, что Святозар сделал, для Эриха и, так много, и оправдания сыну- Эриху он искать не хочет, а говорить со Святозаром об этом более не желает. И сейчас разговаривая с отцом о брате, Керк видел обиду в отношении правителя к Эриху. Керк знал, что отец лишил права Эриха обедать и ужинать в белой столовой со всеми вместе. И все это словно тяжелым камнем давило на Керка. " Все-таки", — подумав, решил Керк, "Встречу Эриха и приглашу его на гулянье". Успокоив себя принятым решением, Керк открыл мешочек, который оставил правитель, и пересчитал деньги, отец был очень щедр. В мешочке лежало десять серебряных монет, целое богатство, для непривыкшего к такой роскоши Керка.

Когда он жил с тетей и дядей в рыбацкой деревне, там тоже устраивались молодежные посидел-ки в честь Бога Велеса. Чаще всего избу, которую называли жировой, для таких посиделок за не-большую плату выкупали у одинокой старухи. Юноши выносили всю домашнюю утварь, оставляя лишь скамьи и табуреты. Плату за избу вносили все, не только юноши, но и девы. Иногда, когда дядя и тетя, по какой-то причине, не давали им необходимые деньги, то Сем и Керк отрабатывали ее у старухи: рубили дрова, ухаживали и убирали за скотиной, вообще делали все, что потребует старуха. Керк с детства наблюдал за такими посиделками, пока не повзрослев, смог в них влиться. На посиделках всегда присутствовали младшие ребятишки: братья, сестры, а то и во все соседские дети, которым свезло попасть на веселье старших. Ребятня, пристроившись в основном на печи, с интересом наблюдала, как играют, поют и пляшут старшие, учась у них обычаям своего народа.

Теперь же у Керка были деньги, чтобы заплатить за себя, были деньги, чтобы купить гостинцев для дев и ребятишек. Но все-таки Керк чувствовал себя не уверенно, не зная как должен себя вести наследник, и как он должен обряжаться.

Стоян, как и обещал, приехал на второй день, после встречи. Он пришел на Ратный двор, где Керк и Храбр, упражнялись на мечах. После встречи с Карбадосом Керк крепко держал меч в руках, и легко отражал выпады Храбра, но до совершенства наставника ему было еще ой как далеко. Стоян подошел к скамейке, на которой лежал обессилиный Тур, что-то рисующий палкой на снегу, и, поклонившись на приветствие Тура, остановился, застыв и ожидая разрешения подойти к Керку. Увидев прибывшего Стояна Керк на миг отвлекся, и, получив крепкий удар по левому боку полетел в грязь, которую они с наставникам замесили под ногами. Трепыхаясь, словно, рыба на берегу Керк пытался подняться, когда к нему подбежал Стоян, и, подав руку, помог встать, а затем с почтением поклонился ему и наставнику.

Храбр недовольно глянув на испачканного Керка, и ничуть не стесняясь Стояна, забурчал, словно старый дед:

— Вот и немудрено, что рану в лесу получил. Все головой, как сорока, вертишь. Никак сегодня со-браться не можешь, — а после, перевел взгляд на Стояна, и таким же раздраженным голосом, спросил, — А ты чего явился, кто звал?

Стоян от вопроса наставника, вдруг стал покрываться красными пятнами и невнятно забормотал:

— Я…, да, я…

— Он ко мне, Храбр, приехал, — прийдя на выручку Стояну, ответил Керк и вытер грязные руки о штаны, — Нам надо об одном деле переговорить. Можно, — со всем почтением в голосе спросил Керк.

Храбр оглядел вымазанного в грязи Керка, махнул рукой и ответил:

— А, что ж теперь, каков ты теперь воин. Вон весь в грязи, да мокрый. Поди, приведи себя в поря-док, не хватало еще вновь тебе заболеть, — и, смирив недовольство в голосе, добавил, — Ах, вы молодежь только о гулянье и думаете. Ну, иди, иди Святозар. Да переоденься.

Керк со Стояном только и ждали разрешения, тут же развернулись, прихватив со скамьи шапку и овчинник- короткополый тулуп, овчиной вовнутрь, да разговаривая, поспешили вон с Ратного двора. Тур было решивший бежать за ними, резво спрыгнул со скамейки, но был остановлен Храбром:

— А, Тур, я гляжу, ты уже отдохнул. Тогда прошу тебя ко мне.

Керк повернул голову и глянул на брата, лицо последнего недовольно вытянулось, и что-то бурча себе под нос, он двинулся к наставнику.

— Святозар, — рассказывал Стоян, когда они покинули Ратный двор и шли теперь по заснеженному саду, — Ну, жировую избу мы выкупили, как я и говорил, с бабкой Умилой сговорились, мы последние три года у нее гуляем. Завтра Искрен, Молчун, да другие ребята с утра сходят всю утварь вынесут, все для посиделок приготовят. Так, что мы как свечереет, собираемся. А я за тобой приеду, ты будь готов. Хорошо.

— Хорошо, Стоян, я только спросить хотел, у нас положено за жировую избу плату вносить так, что, сколько я должен, — спросил Керк.

Лицо Стояна зарделось, он снял шапку, оправил свои волосы, и тихо добавил:

— Ну, я думаю, что с тебя как с правителя мы брать не будем.

— Э, погоди, Стоян, во-первых, правитель не я, а мой отец. Во-вторых, кто не заплатит за жировую будет лишен достатка и здоровья, — накидывая на плечи овчинник, заметил Керк, — Ну, а я болеть не хочу, так что какова плата?

— Ну, тогда, — одевая шапку, но все еще неуверенно, ответил Стоян, — Мы собираем по сереб-ряному.

— Вот — это, другое дело, — радостно сказал Керк, и, достав из кармана грязных штанов мешочек, вынул серебряный и передал его Стояну.

Тот принял серебряный с почтением, зажал в руке и досказал:

— Да, и еще ты, Святозар, обрядись как-нибудь. Хорошо бы в медведя. Мой отец, сказал, что пра-вители так всегда обряжались.

— В медведя, — задумчиво проговорил Керк.

— Ну, да, — добавил Стоян, — Изображая бога Велеса.

— Хорошо, Стоян, я что-нибудь придумаю, — согласился Керк, и протянул Стояну руку.

Тот с достоинством пожал протянутую руку, подошел к коню, которого держал слуга, сел на него, и, развернув коня, понукая его поехал вон с дворцовой площади.

Керк стоял и смотрел вслед удаляющемуся Стояну, да думал о том, где же он сможет взять шкуру медведя. Наконец он решил спросить об этом своего слугу Борща, и отправился к себе в покои.

Борщ пообещал Керку разыскать медвежью шкуру среди старых вещей, что хранятся в кладовых. А к вечеру, когда Керк вернулся из светлой комнаты, слуга принес ему старую облезлую шкуру медведя, увенчанную такой же облезлой головой.

Когда Борщ положил шкуру на пол в опочивальне, то по покоям разошелся горьковатый запах полыни, которой та была обложена. Керк сел на ложе и уставился на шкуру, обдумывая какой же заговор применить, чтобы придать этой рухляди более-менее приличный вид. Внезапно на ложе Керка возник добрый старичок доброжил. Он церемонно поклонился Керку, и, получив в знак приветствия кивок от того, уселся рядом и уставился, как и Керк, на шкуру.

Некоторое время спустя доброжил потер нос, волосатой ладошкой, верно пытаясь отогнать застоявшейся запах полыни и сказал:

— Что, хозяин, жуткий вид у нее?

— Угу, доброжил, согласен. Ужасно жуткий, — улыбнувшись старичку, согласился Керк.

— А, что, если ее поправить немного заговором? — спросил старичок.

— Да, я о том, же и думаю. Вот только не знаю, какой заговор выбрать, — ответил Керк.

— Ну, а если, — доброжил чихнул, утер нос, и договорил, — Я попробую поправить. У меня на примете есть один заговор.

Керк утвердительно кивнул и добавил:

— О, добрый, доброжил, поправь, если тебе нетрудно.

Доброжил поднялся на свои маленькие ножки, потер ладошки, словно разогривая их, и, выпучив вперед прикрытые бородой едва заметные губки, что есть мочи, дунул на медвежью шкуру, да так, что шерсть, кое-где еще сохранившаяся местами, заколыхалась, будто трава в поле и зашеп-тал заговор. Тогда прямо на глазах в местах, где раньше были плешни, стала расти бурая, медве-жья шерсть. Доброжил дошептал заговор и еще раз дунул, теперь уже вся шерсть и сохранившаяся и только, что вылезшая на шкуре заколыхалась, а подровнявшись замерла.

— Красота! — очарованный, свершившимся чудом, вымолвил Керк. — Спасибо, добрый, доброжил.

— А, ничего, — довольный собой, как бы нехотя ответил старичок. — Я думаю, ты бы и сам справился. Но помочь тебе, мне всегда приятно. Так ты, значит, собираешься на гулянье?

— Угу…, доброжил, собираюсь. Ведь завтра уже шестой студень, а значит, начнутся молодежные гулянья. За мной приедит сын Дубыни- Стоян. И мы поедим на посиделки, — объяснил Керк.

— Ну, что ж, ты заслужил отдыха. А в шкуру, верно, обрядишься, чтобы Бога Велеса изображать? — спросил старичок и глянул на Керка, а тот в ответ утвердительно кивнул, — Это дело хорошое. Ведь правители всегда изображали Бога Велеса, так уж положено, — сказал старичок, а затем вновь присел на ложе рядом с Керком.

— А, что, доброжил, все хочу тебя спросить. Ты, Богомудра видел ли?

— Нет, хозяин, твоего предка Богомудра я не видел. Ведь этот дворец построил его правнук Ярил, по реклу Разумный, и когда дворец построили в него явились хозяйничать я со своими братьями, — ответил доброжил.

— Значит, до этого ты жил в другом месте? А, где? — заинтересованно спросил Керк.

— До этого, — начил старичок и расправил свою бородку, — Я жил в другом месте и у меня был другой хозяин. Но мой дом разрушили, хозяина убили, а маленькая дочь хозяина собрала золу и угольки из сломанной печи, и сохранила в них нас. А потом она выросла и вышла замуж за Ярила, по реклу Разумный, и когда тот построил для своей семьи этот дворец, принесла в него нас, и с тех пор мы тут хозяйничаем.

— Значит, ты пришел в нашу семью, через мою прабабку?

— Ага, через твою пра-пра-прабабку, — добавил старичок, все еще продолжая поглаживать свою бородку, — Хорошая она девочка была, а потом славная девушка, достойная женщина и мать. Восьмерым сыновьям жизнь подарила, да сыновья все были под стать матери и отцу, красивые, да удалые воины, — закончил старичок, замолчал и тихонько хлюпнул носом.

Тишину некоторое время никто не нарушал, а затем старичок сказал, обращаясь к Керку по новому имени:

— Я, что пришел тебе сказать, Святозар. Твой брат Эрих, что-то худое против тебя замышляет. Я недавно был у него в опочивальне, и видел, как он бегал по покоям из угла в угол, рвал на себе волосы, плакал и причитал. " Не могу, не могу, не хочу, не хочу слушать". Не знаю, кого он там слушать не хочет, но чувствую я, что-то тут нечисто. Знаю я, ты хотел его на гулянье позвать. Так вот ты его на гулянье не зови. Помни, что до дня рождения Бога Коляды на землю выползает всякая нечисть, они есть верные дружинники самого Бога Велеса и веселятся, празднуют в честь него. Будь очень осторожен и один никуда не ходи. Понял? — вопросительно глянув на Керка, спросил старичок.

Керк посмотрел в черные угольки глаз доброжила, и, уловив в них тревогу, ответил:

— Знаешь, добрый доброжил, я это никому не говорил, но тебе скажу. Раньше мне казалось, что это мать Эриха натравливает на меня, но теперь… — он немного потянул и продолжил, — Когда я был на испытании в лесу то взглянул ночью на костер, за которым сидел слуга Эриха Нук, и заметил два горящих глаза, да силуэт волка, я отер глаза, и, взглянув вновь, ничего не увидел. Но, потом чуть позже я дотронулся до спящего Нука и почувствовал словно не живое тело, а холодный безжизненный камень, и знаешь, доброжил, я просто уверен, что Нук не тот за которого себя выдает.

— Ты, думаешь, он вурколак человек-волк, — озабоченно спросил старичок.

— И не только это. Мне кажется он злой ведун, — понижая голос, заметил Керк.

— Что ж, хозяин, может ты и прав. Я за ним понаблюдаю. А ты об этом правителю говорил?

— Нет, доброжил, ведь это только мои ощущения и точно я не уверен. Поэтому я не хочу наводить напраслину на Нука.

— Тогда, хозяин, будь вдвойне внимательней и осторожней. Прощай, а я буду за тобой пригляды-вать, — негромко сказал доброжил и в тот же миг исчез, да, так внезапно, что Керк протянул руку и провел по тому месту где только, что сидел старичок, но ничего не почувствовав, и не уловив, очередной раз подивился великой магии духов, и пошел укладываться спать.

Глава семнадцатая

Весь следующий день Керк с волнением ждал приезда Стояна. Он знал, что Стоян приедит к вечеру, но уже с утра стал думать о гуляньях. Ему очень хотелось побыть среди молодых поговорить, посмеяться, увидить юные лица и свет, исходящий от них, не омраченный пережитыми бедами и невзгодами. Керк чувствовал, как сильно за это время он соскучился по простому общению со сверстниками и всей душой стремился скорее попасть на посиделки, и поэтому все время, поглядывал на солнце, которое в этот раз, слишком медленно двигалось по небосводу. Сегодня на удивленье, для месяца студень, был очень теплый и солнечный день. Выпавший недавно снег местами подтаял, образовал лужи, но к вечеру похолодало, подул порывистый, северный ветер и все лужи превратились в прозрачно-стеклянные озера. И когда, наконец- то Стоян приехал за Керком, то тот вышел обряженный в медвежью шкуру и с мешком гостинцев для ребятни и дев, и сев на коня двинулся из города. Они ехали неспешно, изредка перебрасываясь словами, так как оба были напряжены и взволнованы. Керк перед выездом, оглядел Стояна который, был выряжен столь нелепо, что сразу невозможно было понять, кого он изображает, но выехав за крепостные ворота, Стоян водрузил на голову накладную рожу с громадным клювом и Керк догадался, что тот изображает петуха. На дороге, что вела из города, прямо около незакрытых ворот крепости Керка и Стояна поджидала ватага парней тоже на лошадях, одетых кто во, что горазд. Тут тебе были и птицы, и звери, и духи, и существа: волки, лисы, орлы, лешие, вурколаки, страшилы и старики.

Как только Керк и Стоян подъехали к парням, те до этого громко гоготавшие в миг присмерели и низко поклонились наследнику. Керк кивнул головой им в ответ в знак приветствия, и, объеди-нившись в одну дружную гурьбу, они пустили лошадей галопом и поскакали на посиделки. Жировая изба находилась в той же деревне, где и дом Дубыни, поэтому дорога не заняла много времени.

Парни въехали на простой двор, ярко освещаемый факелами, поспрыгивали с лошадей и тут же к ним подбежали ребятишки, ожидая гостинцев. Стоян придержал коня Керка за уздечку, а Искрен, который был одет в седовласого старика, помог снять мешок, и раскрыл его. И тогда Керк изображая Бога Велеса даровавшего людям грамоту и законы, полез в мешок и стал доставать оттуда сладости: леденцы, да пряники, и, подражая Богу раздавать в подставляемые ребятней ладони. Детвора, получив сладости, кланялась, но не столько Керку, сколько самому Богу Велесу, и, славя его светлое имя, разбегалась. Когда ребятишки, получив дары, разбежались, Искрен взвалил изрядно полегчавший мешок на плечо, и, указывая рукой дорогу Керку, пригласил его пройти в избу. Стоян же увел коней в конюшню. Керк немного волнуясь, двинулся следом за Искреном, и, поднявшись по высокому крыльцу, вошел в жарко натоп-ленную избу. Следом за ними ввалились и другие парни, хохоча, и, подталкивая друг друга в спины.

Изба была большой, да простороной, высокой пузатой печкой, на которой чуть ли не на друг дружке лежали ребятишки, наблюдавшие за гуляньем старших, как бы делилась на две комнаты. Одна из комнат была небольшой, а другая широкая и светлая вдоль стен которой были расставлены скамейки укрытые коврами, для дев, и табуреты для парней. Девы подобно парням были наряжены в разных зверей, птиц и духов, но только в женских обличиях: кикиморы, русалки, старушки, лисички и зайчихи.

Как только Керк появился на пороге, девушки поднялись и низко поклонились ему. А Искрен по-ставил на середину избы мешок с гостинцами и сказал:

— Великий Бог Велес послал вам гостинцы, красны девицы, угошайтесь! — и не успел еще даже отойти, как девушки кинулись к мешку за дарами, у восуров считалось, что полученные таким образом дары будут защищать каждую деву от недоброго взгляда, и поэтому каждая стремилась хоть, что-то ухватить из мешка.

— Смотри, Искрен, — усмехнувшись, сказал Керк зазевавшемуся около мешка другу, — Не хватит на всех дев гостинцев и они тебя на кусочки разорвут, чтобы уберечь себя от недоброго взгляда.

Парни, топтавшиеся сзади, громко засмеялись, а Искрен схватил Керка за руку, да увлекая его на положенное ему место, тихо добавил:

— Эх, Святозар, да я, то и не против, только какая ж дева теперь на меня глянет коли около меня ты сидеть будешь. Ты кто, сам Бог Велес, а я кто старый немощный старик, уже во мне и жизни то нет, и дыхание слышишь, какое тяжкое.

В избу вошел Стоян, сел рядом с Керком по правую от него руку, и, приподняв рожу так посмот-рел на седовласого Искрена, который сидел слева от Керка, что тот сразу же и затих, верно, не решаясь говорить дальше. Рядом с Искреном сел Молчун который был выряжен в волка, и затих. Когда мешок окончательно опустел, а девы и парни расселись по своим местам, на середину избы вышел парень выряженный быком. В руках он держал, прямо перед собой укрытый бурой шкурой большой глиняный горшок с приделанными к нему настоящими рогами быка и громко мыча, словно разъяренный бык, принялся атаковать сначала дев, затем ребятишек на печке, а потом и парней, стараясь последних поддеть посильней. В избе поднялся гвалт, визг и крики. Девицы смеясь, вскакивали и убегали от быка. Ребятишки визжали, словно резанные когда парень стал атаковать их на печке, только один из ребят крепкий словно бочонок, с темными волосами вдруг сжал кулак и попытался нанести удар прямо по макушке атакующему. Бык вовремя увидел летящий ему в голову кулак и отскочил, и тогда развернулся, да принялся нападать на парней, но юноши резво уклонялись от быка и весело хохотали. Бык верно не получив радости от атаки парней которые легко уклонялись от его рогов, вновь развернулся и кинулся на девчат, и тогда те обратились к Богу Велесу с просьбой покарать злобное чудище и спасти восурских дев. Услышав просьбу дев, поднялся Керк, изображая Бога Велеса, и приказал своему воинству покарать обезумевшего быка, да прекратить вопли и стенания восуров. Все игры, в которые, играла молодежь, несли в себе единственную цель показать величие и славу Бога Велеса дарующего и защищающего восурский народ. И когда Керк властно махнул рукой в тот же миг Искрен схватил лежащее около печи полено и хватанул буйного быка по горшку-рогам, да так, что шкура развернулась и во все стороны по избе разлетелись осколки. Бык дико взревел и повалился на пол при этом, как и положено дернув всеми частями тела, да умер. Молчун тут же поднялся, взвалил убитого быка на спину, и, потрясая полученным от Искрена поленом, выскочил из избы. В избе на миг наступила тишина, а когда с улицы раздались вопли брошенного в снег быка, все победно загалдели и закричали. Молчун вернулся в избу, сбивая снег со штанин, а следом отряхиваясь от набившегося повсюду снега, заскочил парень, изображавший быка, каждую минуту отплевываясь и подпрыгивая от хо-лода, он кинулся к печи, и, распихивая малышню, полез греться, чем вызвал веселый смех дев и парней.

Один из ребят взял в руки гусли, и, перебирая струны, позвал дев: " О, девы восурские прийдите, спойте, похвалитесь, своей чистотой и красотой".

Пять девушек, вышло на середину избы. И выстроившись в ряд, запели песню, о великих Богах, прекрасной, любимой восурской Родине, о славных и сильных витязях, что защищают и берегут свою землю, своих матерей, жен, детей. Керк сидел и слушал переливчатые, девичьи голоса и наслаждался теплом и светом, исходящим из них. Вдруг девы резко прервали песню, замолчали и затопали ножками, приглашая парней продолжить ее. Поднялись пятеро ребят, среди которых был Стоян, и, встав напротив девиц, поклонились и продолжили песню, теперь уже восхваляя доброту и заботу своих матерей, чистоту и красоту восурских дев, а потом ребята подхватили девушек за талию и закружили в вихре хоровода.

Искрен приблизил к Керку свое лицо и шепнул ему на ухо:

— Видишь, Святозар, деву, с которой пляшет Стоян. Это старшая дочь Храбра, прекрасная Белослава. Наш Стоян души в ней не чает, — Искрен звонко, беззлобно засмеялся и добавил, — И если он когда- нибудь осмелеет перед отцом и Храбром может ему удастся стать ее супругом.

Керк тоже засмеялся, вдруг вспомнив, как при встрече Храбра и Стояна, тот невнятно, что-то лепетал, теперь становилась понятной его робость при виде отца возлюбленной. Однако на Стояна и Белославу, которая была обряжена в русалку, было любо дорого посмотреть, так они были молоды и красивы, с такой теплотой глядели друг на друга, лишь изредка одаривая неприметным пожатием. Белослава была высокой, худенькой девой с длинными светлыми, цветом пшеничного колоса, волосами, заплетенными в нетугую косу. С серыми, как у отца глазами, высокими черными, словно нарисованными бровями.

— А, что, — поинтересовался Керк, — У Храбра большая семья?

— Да, нет, не очень, — пожимая плечами, ответил Искрен, — У Храбра супруга умерла, родив ему сына, которому девять лет, и он больше не женился. У него правда, кроме Белославы, еще две дочери есть, но они сюда еще не приходят, маленькие, одной дочери двенадцать лет ее Верой зовут, другой около одиннадцати ее Голубой зовут. Я гляжу, их и среди ребятишек нет, он Храбр такой строгий, верно не пустил. А сын у него Ратиша, да вон он на печке видишь темненький такой, крепкий, словно бочонок лежит, около моих младших братьев Остромира и Путислава.

Керк взглянул на печку, и сразу приметил младших братьев Искрена, таких, же сбитых, крепких и сильных. А рядом примостившегося Ратишу, чем-то схожего с Храбром, Керк сразу узнал в нем того мальчонку который норовил садануть переодетого быком парня по макушке. Эта троица занимала, скорей всего отвоевав большую часть печи так, что остальные ребятишки теснились на меньшей ее половине.

— Он, знаешь, этот Ратиша еще тот шалопай. Если где драка в деревне, то там точно зачинщиком Ратиша был. И ты знаешь, сам- то маленький еще, а не боится и со старшими биться. Ох, верно, ему от отца крепко достается. Ведь, вот поверь, Святозар дня не пройдет, чтобы он с кем не под-рался, а следом за ним и мои братья озорничают, — Искрен замолчал, с восхищением оглядывая шалопая Ратишу, который, уже схватив какого- то мальчонку за шиворот пытался сбросить его с печки, а затем, добавил. — А, тебе брат твой, Тур ничего о нем не рассказывал, ведь они все вер-ные друзья. Как какие гулянья, они всегда вчетвером.

— Нет, мне Тур о друзьях своих ничего не рассказывал, наверно, подходящего случая не было. Я, что ж, совсем недавно домой вернулся, — негромко заметил Керк, и помолчав, спросил, — А, у вас вроде еще брат есть.

— Ага, точно, есть младший самый Разумник. Ну, тот не в нас пошел, он в мать, больно разумный у нас на гуслях играет, песни поет, не до битв ему, ни до боя, — добавил Искрен, и замолчал, так как музыка прервалась.

Запыхавшиеся девы и парни расселись по своим местам. И тогда юноша, по имени Боян, который играл на гуслях, запел старинное сказанье. В этом сказанье он пел про Светлого Бога Велеса"…. который взял плуг скованный самим Небесным Богом Сварогом, и коня железного. И пошел в поля восурские, чтоб учить людей пахать землю, сеять и жать. Учил он восуров звездной мудрости, грамоте, дал им первые законы, и, создав, подарил календарь, по которому и сейчас живет славный народ. Любил Бог Велес людей труда, а терпеть немог лодырей и лентяев. А если кто его не слушал, ни трудился, да ни учился такого Бог Велес наказывал. Неблагодарные люди стали роптать и жаловаться Сварогу на Бога Велеса. И тогда собрал Бог Велес славную дружину из леших, боровых, водяных и прочей нечести и пошел состязаться силой с восурским народом. Вырвал Велес столетний вяз с корнями и стал им помахивать, а люди испугались силе такой и покорились Богу Велесу и принесли золото, серебро и другие дары. Но не взял великий, светлый Бог Велес золото и серебро, отказался от других даров, повелев людям восурским приносить лишь дары ему от труда своего, и выпил с ними чашу мировую". Боян закончил петь, а слова песни все еще звучали в избе, да неслись, словно ретивые кони по всей восурской зем-ле.

Глубоко за полночь молодежь стала расходиться. Керка до самых дверей дворца сопровождали Стоян с братьями, они весело переговаривались и посмеивались всю дорогу. Керк договорился с братьями, что о том пойдет он или нет, на очередное ночное гулянье, Стоян будет узнавать от своего отца наставника Дубыни. И посвойски попрощавшись с парнями, расстался. Керк оставил коня поджидавшему его у дверей слуге, а сам быстро взбежав к себе в опочивальню, упал на ложе и мгновенно уснул.

Керку не удавалось побывать на всех посиделках, так как отец хоть и разрешил Керку гулять, все же требовал от него присутствия в тронном зале каждое утро. Поэтому Керк бывал на по-сиделках лишь раз в три дня.

На посиделках не только играли, пели и плясали, но и много гадали. Иногда девы гадали сами, не беря парней на такие чисто женские посиделки. Но чаще гаданья устраивали все вместе. Керк не участвовал в таких гаданьях, так как считал, что этот год у него и так достаточно был насыщенным, а узнать, что впереди его еще, ждет что-то необычное и совсем не хотелось. Одно из самых любимых гаданий проводилось на улице, на перекрестке дорог, куда молодежь приходила с песнями и смехом. При этом гадании парни и девушки садились в круг, а чертила, чаще всего им был, Керк укрывал их белой скатертью и очерчивал круг, шепча заветные слова. Сидевшая в кругу молодежь вслушивалась в ночную тишину стараясь разгадать, что принесет им будущее. Потом чертила, опять обводил кругом, гадающих, чтобы все услышанное в ночи обязательно сбылось.

А ближе к празднику в честь рождения бога Коляды все вместе начинали ходить по дворам петь колядки, благословляя людей на долгую и счастливую жизнь. Считалось, что колядовщики словно посланцы Бога Коляды приносят людям добро и поэтому в ответ люди угощали их дарами от своих трудов.

Глава восемнадцатая

Чем ближе был День Коляды, тем больше злых духов и всякой нечести появлялось на улице. Один раз Керк, Стоян, Искрен и Молчун отстали от ватаги ребят, задержавшись около одного из домов, и внезапно услышали какой-то треск. Керк повернул голову в сторону шума, и увидел, как из ближайшей избы прямо из трубы стали вылетать искры. Сначало искры были маленькие, как и положено, но дальше искры стали увеличиваться в размерах и вот уже из трубы вылетают искры с кулак. Искры упали на снег, зашипели и стали превращаться в маленьких злобных шуликунов- демонов связанных с водой и огнем. Шуликуны появлялись в основном в середине месяца студень, тогда когда проходил праздник посвященный Богу Велесу, ведь когда-то они были верными другами Велеса во время его долгого странствия по Яви- белому свету.

Шуликуны были ростом с кулак, имели тонкие еле видные ноги, увенчанные лошадиными копытами, тонкие длинные плети-хвосты, и заостренные, измазанные копотьс безволосые го-ловы, с огромными кроваво-красными глазами и такими же огромными ртами, из которых они выдыхали огонь. Одеты они были в короткие кафтаны, также измазанные сажей и печной ко-потью.

Шуликуны окружили Керка и братьев у каждого из них в руках были длинные каленые крюки, которыми они громко хохоча стали тыкать ребят в ноги. Керк посмотрел на братьев, которые изумленно оглядывались, охали и подпрыгивали на месте, но не могли увидеть нападавших. Ведь в отличие от Керка, самих шуликунов они не видели. Внезапно несколько шуликунов подскочили к Молчуну, схватили, его за штанины и сильно дернув, повалили на снег, а потом поволокли его в сторону реки. Стоян и Искрен сразу не сообразив, что произошло, стояли с рази-нутыми ртами и смотрели, как их брат исчезает в темноте. Керк сорвался с места, подскочил к забору, и, вырвав из него кол, кинулся вслед за Молчуном. Керк быстро догнал волочимого по снегу шуликунами Молчуна, подбежал к одному из них и сильно ударил того колом. Шуликун отлетел от Молчуна, а потом развернулся, и, рыча, да выбрасывая вперед огонь изо рта, кинулся на Керка.

Керк ударил по второму, третьему, четвертому шуликуну и тогда остальные отпустили Молчуна и ринулись на Керка, визжа, изрыгая огонь и бросая в него горячие угли. Керк замер и зашептал заговор: " О, Бог Велес, Бог мудрости, Бог богатства твоя сила…", но договорить заговор ему не удалось, так как подбежавшие вплотную к нему шуликуны так дохнули огнем, что у Керка вспыхнули штаны. Бросив на снег кол, Керк руками стал тушить горящие штаны, тут же два шуликуна подхватили кол, подпрыгнули и с такой силой огрели, Керка по спине, что тот вскрикнул и упал лицом в снег.

Шуликуны весело завизжали и еще раз стукнули колом Керка по спине. Хорошо, что на выручку пришли Стоян с братьями. Стоян, видя как кто-то, невидимый лупит, Керка колом, схватил кол за один конец, и, ощутив на другом его конце тяжесть, со всей силы тряханул кол, да так, что шиликуны разлетелись в разные стороны, славно опавшие яблоки. Искрен и Молчун в это время тушили горящие штаны Керка, забрасывая огонь снегом, а потом помогли ему подняться.

— Что, что — это? — все еще невидя врага спросили братья.

— Шуликуны, — ответил Керк.

И вытянув руку вверх, устремил взор в небо, закричал: " О, великий Бог Велес, озари руку мою светом твоей мудрости и силы, чтобы я мог этим светом, окропить всех нечистых духов, и про-явить их истинный вид на белом свете". И тут же пальцы Керка запылали золотисто-лазурным светом, и из них словно как из паука стали вылетать тонкие лазурные паутинки и падать на шули-кунов, а когда такая паутинка падала на шуликуна, то тот вдруг вспыхивал ярким лазурным светом и становился видимым для Стояна, Искрена и Молчуна.

Через некоторое время шуликуны уже все проявились и стали видимы простым смертным. Они яростно подпрыгивали на месте, злобно раззевали свои рты, и выпучивали огромные глазищи, потирая тонкие ручки о кафтан, стараясь вернуть себе невидимость. Керк недолго думая, выхва-тил у оторопевшего, и молча взирающего на духов Стояна, кол направил на него все еще светя-щуюся руку, да прошептал: " Именем Всесильного ДажьБога, ты кол раздвоись, разтроись, учет-верись", и провел по нему рукой. В тот же миг кол стал толстеть, пухнуть, прямо на глазах, а по-том вдруг треснул по середке, и из него на снег выпал второй кол. Керк опять провел рукой по колу и из него на землю выскочил такой же третий, а потом и четвертый кол. Стоян с братьями наклонились, схватили упавшие колы и принялись лупасить ими шуликунов. Духи же выкинули вперед свои маленькие ручки с калеными крюками и ринулись в бой. И закипело сражение, в котором, однако крепко доставалось и парням, и шуликунам. Стоян и братья так мощно размахивали кольями, что духи разлетались в разные стороны, но так как удары не приносили им никаких увечий, то падая на снег, они тут, же вскакивали, возвращались и с удвоенной силой жалили ребят крюками и забрасывали горящими углями. Первым не выдержал Керк. Он, все еще продолжая отбиваться от шуликунов, и. зашептал заговор, который прежде не успел договорить. " О, Бог Велес, Бог мудрости, Бог богатства, твоя сила подобна Рипейским горам, твоя мощь подобна Восточному морю, твоя мудрость как центр мира — Алатырь- камень. Смири своих, другов, нечистых духов-шуликунов, которым мы зла не желаем, которых мы победить не сможем. Пролей свою благодать на нас и заставь их вернуться туда, откуда они вырвались. Да, будет слово мое крепко, как сам камень Алатырь!" Прошептал заговор Керк и увидел, как шули-куны под ударами кольев стали лопаться и разлетаться на тысячи горящих угольков и искорок, а падая на снег, громко шипеть и тухнуть. Вот и последний дух. Искрен сильно ударил его колом, тот подлетел к небу, все еще яростно махая каленым крюком, затем лопнул, и, упав ярко-горящей искоркой в снег, потух.

— Ого, — только и вымолвил Стоян, тяжело дыша, да опустил кол.

— Славный был бой, и ловко мы с ними расправились, — добавил Искрен, а потом посмотрел на Керка и сказал, — Но, если бы не ты, Святозар… — и за него договорил Молчун, — Все бы сейчас в проруби купались.

Святозар посмотрел на братьев и крепко обнял каждого в знак дружбы.

После побоища, все обожженные и оборванные решили отправиться по домам, прежде проводив Керка до дверей дворца. Керк только зайдя к себе в опочивальню смог понять, как он пострадал. Руки, ноги были обожжены, штанины превратились в ошметки. Керк бросил их в угол и зашептал заговоры над ожогами. Пришлось повозиться с ними так, что спать Керк улегся лишь под утро и конечно проспал. Утром Керка разбудил Борщ, он не просто уговаривал того подняться, но, видя, что его слова не слышат, принялся толкать и теребить наследника. Наконец Керк смог открыть глаза и сонно, что-то недовольно буркнул слуге.

— Ваша милость, да проснитесь же, наконец. Ваш отец, правитель Ярил уже давно в тронном зале. Ох, и влетит же вам.

Керк разлепил все еще смыкающиеся глаза, услышал слова Борща, и, соскочив с ложа, принялся одеваться, отер лицо влажным утиральником и побежал в тронный зал.

Тронный зал был одним из самых больших залов во дворце, стены его были богато украшены стеклянной мозаикой, с затейливыми рисунками природы, зверей, да птиц, так же как и в грид-нице, в зале было два входа. Через один, потайной, который находился по правую сторону от трона, заходили приближенные и наследник, второй, парадный, через него в зал входил прави-тель и вызываемые вельможи, воеводы и посланники от других народов. Парадный вход охра-нялся двумя воинами из дружины, но только во время приема в тронном зале. Почти посередине залы, на возвышении, стоял золотой трон богато украшенный дорогими каменьями, на котором в долгополом, парчовом ферязе с венцом правителя, восседал Ярил, по реклу Щедрый. Позади трона высились огромные в две сажени окна, украшенные разноцветными стеклами, а с двух сторон зала были расставлены широкие укрытые легкими коврами скамьи, на которых сидели вельможи и воеводы. Рядом с троном на низеньком табурете примостился писака, который записывал за правителем распоряжения в берестяную грамоту.

Керк тихонько открыл дверь, и также тихо приблизившись к трону отца, встал позади. Правитель повернул голову, укоризненно глянул на сына, и продолжил слушать воеводу, который докладывал отцу об участившихся на юге набегах нагаков. Когда воевода закончил, отец помолчал, а потом, указав воеводе на скамью, сказал:

— Что, ж, Жировит, я думаю, что после празднования светлого праздника в честь рождения Бога Коляды, прийдется отправить, как ты и советуешь, посланников к нагакам, чтобы обуздать их по-пытки вредить Восурии, ну, а пока вы там будьте начеку.

Воевода Жировит низко поклонился правителю, и, отойдя к скамье сел. Отец повернул голову к Керку и строго спросил:

— Святозар, ты почему так поздно пришел? И, что у тебя с лицом?

Керк ощупал свое лицо и нашел на щеке незалеченный ожог, оставшийся от вчерашнего боя, он приблизил к отцу голову, и негромко ответил так, чтобы услышал лишь один правитель:

— Отец, прости, я проспал. А с лицом ничего страшного, это просто ожог.

— Ожог, — изумился отец, — И где же ты его успел получить.

— Да…, вчера, на гуляньях я с сыновьями Дубыни столкнулся с нечистыми духами — шуликунами. Ну, и у нас завязался бой.

Лицо правителя посветлело, он улыбнулся и спросил:

— И, кто же вышел победителем?

— Да, вроде никто, отец.

— Как так, никто? В побоище всегда бывает победивший и проигравший.

Керк потер висок рукой, задумался, и также негромко добавил:

— Я просто применил заговор, так как видел, что этот бой ни к чему не приведет, ведь духов силой не победить.

— А…, разумно, ты поступил Святозар, — все больше улыбаясь, сказал правитель, — Значит, поле битвы осталось за вами.

— Ну, — немного подумав, согласился Керк, — Поле битвы, так и есть осталось за нами, но надо отдать должное шуликунам, нам тоже крепко досталось.

— Тебе, а сыновьям Дубыни?

— И мне, и я думаю сыновьям Дубыни тоже, — вспоминая свои обгоревшие штаны, ответил Керк.

— Ты, все же ожог на лице заговори, Святозар, — добавил правитель, а когда Керк кивнул в знак со-гласия головой, обратился к писаке, который во время разговора, правителя с наследником, вытягивал шею и напрягал слух, чтобы хоть, что-то услышать. — Ну, что, Милонег, на сегодня у нас все?

Милонег принял исходное положение, приклонил голову и негромко пролепетал:

— Да, правитель, на сегодня у нас все.

И тогда правитель великой Восурии Ярил, по реклу Щедрый, поднялся и торжественно вышел из тронного зала, сопровождаемый наследником, через парадный вход.

Оставшиеся дни до праздника в честь Бога Коляды, Керк провел на гуляньях. Отец освободил его от посещения тронного зала по утрам, сославшись на то, что в следующий раз наследник явиться на прием без руки или ноги, и своим видом до смерти перепугает вельмож, воевод и посланни-ков. Обрадованный Керк теперь смог отдохнуть на славу, возвращаясь во дворец лишь глубокой ночью, а потом хорошо высыпаясь.

Глава девятнадцатая

В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое студня праздновали рождение светлого Бога Ко-ляды. С самого утра беспокойные слуги носились по коридорам, готовясь к ночному пиру, кото-рый устраивал правитель для своей семьи, дружины и близких вельмож. В общей зале — гриднице были поставлены столы, которые образовывали неполный квадрат. Столы накрыли белой скатертью. Пол в гриднице устлали соломой, а по углам расставили небольшие необмолотые снопы ржи, рядом на небольших табуретах поставили мисы с кутьей — круто сваренной кашей из ячменной и пшеничной крупы, разбавленной медом. По поверьям в эту ночь, открывался проход между миром живых и миром мертвых, и умершие предки могли прилетать в Явь — белый свет, чтобы благословить своих потомков. Именно поэтому на столах обязательно было много поминальной пищи — хлеб, кутья, блины и овсяной кисель. А вокруг дворца готовились громадные костры, которые с заходом солнца разжигались, чтобы усопшие прилетая, могли обогреться около них.

Как только зашло солнце, Керк одетый в голубой ферязь — мужское долгополое платье с длинны-ми рукавами и без воротника, вошел в гридницу, там уже собрались дружинники отца вместе с супругами. Керк низко кланяясь знакомым, и малознакомым другам правителя прошел на свое место, которое находилось за центральным столом по правую руку от отца и сел. Следом в зал ворвался Тур, и ловко лавируя между дружинниками и их супругами, доскакал до своего места и опустился рядом с братом, а затем потер руки, о свой белый ферязь явно согревая их, и тихо сказал:

— Ну, и жарища, опять они перетопили, а на улице красота, снега столько навалило, мы с мальчишками весь день с горок в деревне катались, так не хотелось уходить, а Храбр приехал за Ратишей и давай его домой гнать, да и меня заметил…, фу…,- выдохнул Тур и расстегнул ферязь, — Да, как закричит…, а ты чего тут делаешь, дома отец тебя обыскался. Ну, я трухнул и дал деру домой, а верно Ратише достанется потому, что он за меня заступаться стал и говорить Храбру, что мне надо тоже повеселиться и поиграть, не век же мне мечом махать.

— Значит, ты с сыном Храбра, очень дружен? — заинтересованно спросил Керк, вспомнив свой не-давний разговор с Искреном.

— Ага, с ним и с сыновьями Дубыни Остромиром и Путиславом, они знаешь какие боевые ребята. Ух…,- довольно глянув на Керка, заметил Тур, — Мы, если на горке все вместе катаемся, к нам никто не подойдет, потому что хоть Ратиша и самый младший, но как надает, мало не покажется, и знаешь…

Но Керк так и не узнал, что хотел сказать брат так, как в гридницу уже входил правитель с прави-тельницей и не только Керк, но и все кто был в зале, поднялись, приветствовать их. Отец, как и Тур в белом ферязи, широко улыбаясь, шел сквозь строй поднявшихся, изредка останавливаясь и по свойски обнимая другов, да похлопывая их по спине. А следом за ним шла, словно плыла мать, молча и почти не улыбаясь, высоко она несла свою прекрасную голову, с туго плетеной косой, в длинном, без рукавов ярко-голубом сарафане, в который были вшиты тонкие нежно-зеленые рубашечные рукава и опаясанная золотым, с каменьями, пояском.

Проходя мимо сыновей, отец задержался возле Тура, шепнул тому, что-то на ухо и Керк увидел, как брат покрылся пунцовыми пятнами, а затем правитель подошел к наследнику, и, улыбнувшись ему, потрепал того по волосам. Мать прошла, мимо сыновей также молча, лишь кинула на Керка, как ему показалось какой-то тревожный взгляд и села по левую руку от правителя. И как только правители опустились, люди в зале пришли в движение, и, громыхая табуретами, да сиденьями со спинками расселись по своим местам.

Правитель великой Восурии Ярил, по реклу Щедрый, поднял чашу полную сверкающей медо-вухи, а когда в гриднице наступила тишина, громко возгласил: " За нашего светлого и чистого Бога Коляду, который принес нам нашу веру, и за достойных наших предков поднимем други чашу прекрасной медовухи и выпьем ее до дна!", в тот же миг все други повторили брошенный отцом клич и пригубили свои чаши. Керк глотнул немного медовухи. Крепкий, ядреный напиток ударил в голову, и та немного закружилась. Керк протянул руку, положил себе в чашу запеченного зайца, принялся есть. Стол сегодня просто ломился от явств, очень много было блюд из мяса и рыбы, на середине стола высились жареные глухари, жареные молочные поросята, обложенные запечеными яблоками, жареные гуси, разнообразные студни и заливные из дичи и рыбы, громадное количество блинов, пирогов, расстегаев. Как всегда быстро поел, Керк стал оглядывать присутствующих на пиру, останавливая взгляд на знакомых ему дру-жинниках и разглядывая их жен.

Спустя какое-то время на середину зала вышел старец с длинной, седой бородой, в белых одея-ниях и с гуслями в руках. Сел на поставленное для него сиденье устланное легким ковром и запел сказанье, славя рождение Бога Коляды"…. Великий ДажьБог прародитель восурского народа и прекрасная Майя Златогорка родили Бога Коляду, который сошел с небосвода, держа в руках книгу Вед, чтобы дать людям веру и ведические знания. И приветствовали его рождение все небесные Боги, и сам Бог Сварог, и приветствовали Коляду все люди и народы. И пришел, посланный Богом Сварогом, сам Огнебог Семаргл, чтобы поклониться прекрасному младенцу. И увидел Семаргл в пещере Майю Златогорку с младенцом Колядой, который, держал в руках великую книгу Вед. И ударил Семаргл по горе золотым бичом и разломилась гора и из нее потекла вода и пили ту воду Златогорка, и Коляда, и сама книга Вед, и пили ту воду восурские люди. И славили Коляду, потому что он принес в Белый Свет Ведические знания, и он карал и изгонял демонов и всю нечесть и все зло!"

Лишь допел последние слова старец, как Керку приблизился Борщ, и, смущаясь возложенным на него поручением, заговорил шепотом:

— Ваша милость, там сын Дубыни, Молчун прибыл и просится вас увидеть. Верно, они собрались нечесть из города, да деревень выгонять.

Керк кивнул головой, и немного робея, обратился к правителю, повысив голос потому, как грид-ница была наполнена голосами, смехом и звяканьем посуды:

— Отец, я могу покинуть пир.

— А, что так, Святозар, — переспросил, удивленно глянув на сына, правитель.

Керк посмотрел прямо в зеленые искрящиеся счастьем глаза отца и ответил:

— Просто меня, дружина моя заждалась.

Отец громко засмеялся, и легонько стукнув сына по спине, добавил:

— Ну, что ж, сын, тогда иди, не хорошо когда други тебя на морозе ждут.

Керк благодарно посмотрел на отца, радостно в ответ улыбнулся и поспешил из гридницы. В коридоре Борщ подал наследнику короткополый кафтан и теплую одежу: кунтыш на меху, со шнурами и откидными рукавами и соболью шапку. Наспех переодевшись, Керк выскочил из дворца, и увидел Молчуна, который держал под уздцу двух лошадей, он приветливо помахал рукой наследнику.

— О, да, ты уже взял мне лошадь, — улыбнувшись, заговорил Керк.

— Ага, это твой слуга привел. Расторопный такой. Ну, что мы едим? — радостно приветствуя Керка, спросил Молчун.

— А, то, как же, вперед, — и Керк взял своего коня, быстро и легко вскочил в седло.

Около дверей дворца ярко полыхали костры, и было видно словно днем. Молчун и Керк понудили лошадей и направили их к крепостным воротам. Выехав за пределы, города Керк и Молчун подъехали к поджидавшим их ребятам. Как только они поравнялись с парнями, Стоян протянул наследнику длинную метлу со словами:

— А, теперь пора всю нечесть выгнать с улиц нашего города и из деревень. И начнем мы с нашей деревни, — да поскакал вперед, улюлюкая и махая точно такой же длинной метлой.

Всю ночь ватага парней носилась по деревням, и улицам города, стуча палками по воротам и дверям домов и изб. Они били метлами и кнутами, по углам и заборам выгоняя всю нечесть затаившуюся там от Велесовых праздников. И попеременно возвещали громкими голосами, что настал праздник Бога Коляды, а значит, всем нечистым духам положено отправляться в подземный мир — Пекло.

Керк прибыл домой уже под утро, он так устал от ночной поездки, что еле слез с коня, расстегнул кунтыш и передав коня Борщу, узнал от него, что пир еще не окончен, и что если его милость хочет… Но Керк отрицательно покачал головой, взял у Борща факел и пошел к своим покоям, пройдя мимо все еще пирующей гридницы. Керк уже подошел к лестнице, на второй этаж, уже сделал первый шаг на ступеньку, когда вдруг почувствовал движение сзади. Он обернулся и в свете горящего факела увидел Эриха, тот стоял совсем близко и смотрел на него невидящим, туманным взглядом. Керк захотел его окликнуть, и уже было открыл рот, но не успел. Он только вдруг заметил, как правая рука Эриха дернулась вперед и в ней, что-то блеснуло. Затем Керк ощутил, как в грудь воткнулось лезвие кинжала, сильная боль сдавила сердце и оно два раза стукнув, остановилось. Керк потерял равновесие, выронил факел и тихо опустился на лестницу. Уже плохо видя, он кинул последний, угасающий взгляд в прояснившиеся глаза Эриха и еле слышно прошептал:

— О, брат, что ты натворил, — он уронил голову на ступеньку, закрыл глаза и умер…

Глава двадцатая

Когда Керк открыл глаза, он увидел высокое золотое небо с белыми пушистыми облаками, плывущими по нему. Он лежал на спине в высокой зелени травы, вдыхая аромат цветов и не чувствуя боли. Сначало Керк удивился, не поняв, что с ним произошло и где он находится, но когда он поднял руку и разглядел на ее месте лишь легкое очертание в прозрачной лазури, догадался, что он умер. И так стало вдруг ему грустно и обидно, и если бы могла душа его заплакать, потекли бы по лицу Керка горючие слезы. Керк посмотрел на небо и подивился ведь в отличие от белого света — от Яви, на небесном своде не было солнца, да и сам небосвод был не голубым, а каким-то желто-оранжевым, наверно поэтому кругом было так светло и тепло. Высокие травы, в которых лежал Керк едва колыхались, теплый ветерок доносил до Керка нижнейшие запахи цветов и тончайший аромат земли. Керк приподнялся на локтях, а потом сел, и увидел впереди зеленые луга, да высокие деревья, а еще дальше в далекой дали лежали скошенные пшеничные поля и стоги сена на них. Видел Керк на тех дальних полях работающих людей, и долетела вдруг до Керка песня, которую они пели:

" Вы же все не такие…, вы имели славу иную,

И дошли до нашего Ирия, здесь цветы увидели чудные,

И деревья, а также луга.

Вы должны тут свивать снопы, на полях сих трудиться в жатву,

И ячмень полоть, и пшено собирать в закрома Сварога небесного.

Ибо то богатство иное!

На земле вы были во прахе и в болезнях все, и в страданиях,

Ныне ж будут мирные дни"***

Сначало песню было еле слышно, но постепенно слова стали яснее и громче, торжественная му-зыка уже наполнила весь небесный свод, слушая ее, Керк понимал, что эта песня звучит для него, что этой песней предки встречают и зовут его к себе. И сразу вся грусть, и обида вдруг пропала, душа наполнилась радостью и благодатью, и засветилась золотисто-лазурным светом. Керк поднялся на ноги, собираясь идти к людям, зовущим его, но внезапно ощутил сзади чье-то присутствие и оглянулся. Позади него стояла высокая, неземной красоты женщина и нежно, с любовью глядела на Керка. Женщина была белолица, с небесно-голубыми глазами, длинными до земли светлыми волосами, красиво заплетенными в нетугую косу, и в бело-золотом одеянии. Керку показалось знакомым и лицо женщины, и ее красота, а мгновение спустя пришло понимание, что пред ним сама Богиня Смерти Буря Яга Усоньша Виевна проводник усопших душ и мать Бабы Яги.

Керк низко до земли поклонился Богине, а та засветилась еще ярче и сказала:

— Здравствуй, милый отрок, Святозар. Вот ты и прибыл на границу двух миров.

— Разве — это не загробный мир, в народе прозванный Ирий-сад, — переспроси Керк.

— Он, он, Святозарушка. Только он дальше, там вот где начинаются поля. А здесь, где ты сейчас стоишь, проходит граница между Явью- белым светом, в котором живут люди и Ирий-садом, где живут души мертвых.

— Значит — это граница, — протянул Керк, — И мне надо туда, — и он махнул в сторону полей, откуда все еще звучала призывная песня.

— Все, кто приходит сюда, — продолжала Буря Яга, — Идут туда, вперед, там ждут их предки. Отцы, матери, деды и бабки. Они встречают своих потомков этой песнью, лобызают и обнимают их. Но ты… — Богиня Смерти замолчала, не договорив, и, с такой нежностью посмотрела на Керка, что душа его затрепетала, — Ты, можешь выбрать, куда тебе идти. Туда вперед к своим предкам, или назад.

И она повернулась и показала Керку то, что находилось позади нее. Вначале Керк увидел лишь темно-черную стену, затем по ней побежали небольшие волны, стена пришла в движение, по-крылась рябью и показала Керку Явь: темную заснеженную землю, огромный утопающий в огнях дворец, гридницу наполненную теплом, смехом и весельем, в которой все еще пировал отец со своей верной дружиной.

Керк перевел взгляд на Бурю Ягу и спросил:

— Значит выбор за мной?

— Да, Святозар, выбор за тобой, — не громко ответила Богиня и бросила на него пронзительный взгляд, своих, небесно-голубых глаз.

— Но, почему, ты даешь мне право сделать выбор? — удивленно переспросил Керк.

— Почему, даю тебе право выбора? Что, ж — очень тихо сказала Буря Яга и посмотрела на него с какой-то нежностью и даже любовью, а затем чуть громче добавила, — На, это есть несколько причин. Во-первых, потому, что за тебя попросила, моя дочь Дарена, а она никогда ничего не просила у меня и я не могу отказать ей в ее просьбе. Во-вторых, — и Богиня Смерти вновь замолчала, она повернула голову к далеким и скошенным полям и уже более громко сказала, — Потому, что совсем недавно на испытании ты подвергал опасности свою жизнь, чтобы вывести брата, и, увидев это ДажьБог, просил меня за тебя. И, в- третьих, — и тогда Буря Яга вновь посмотрела на Керка, словно пытаясь этим взглядом что-то ему напомнить, и почти шепотом заметила, — А, в-третьих, ты и сам все скоро поймешь.

Буря Яга замолчала, и отвела взгляд от Керка, устремив его на золотой небосвод, красота ее словно озаряемая изнутри вдруг заполыхала золотистой лазурью. А Керк посмотрел на ее прекрасные волосы, чистое белое лицо с нежно очерченными алыми губами и вновь затрепетал весь, как будто видел, что-то давно забытое, но дорогое, он перевел взгляд на великолепные поля, откуда все еще вытекала, словно долгая река, музыка и ответил:

— Я хочу вернуться обратно, в Явь.

— Что ж, — встрепенулась от долгого затишья Богиня Смерти, — Твой выбор, но я должна прежде тебя предупредить. Так как на кинжал твоего брата был наложен черный заговор, то зло до конца не сможет выйти из твоего раненого сердца.

— И, что… — дрожащим от волнения голосом спросил Керк.

— А, то, что ты не выздоровишь до конца.

— Я, что буду больным? И нет никакой надежды на выздоровление?

— Надежда всегда есть. Но, чтобы ты выздоровел, тебе прийдется применить все свои знания и силы, чтобы найти лекарство, — очень мягко ответила Буря Яга.

— А, до тех пор… — понизив голос, почти прошептал Керк.

— До тех пор, ты будешь слаб и болен. Ни отец, ни другие ведуны не смогут тебе помочь. Ты дол-жен сам себя вылечить, такова воля Богов.

Керк тяжело вздохнул, и вдруг вспомнил зеленые искрящиеся счастьем глаза отца, и уже более громче сказал:

— Хорошо.

— Да, и главное…,- Буря Яга как-то по озорному глянула на Керка, и вновь озарилась золотисто-лазурным сиянием.

Она протянула ему руку, и когда он вложил свою ладонь в ее и ощутил тепло и свет, исходящий от Богини, крепко ее сжала и добавила:

— Помни, Керк — сегодня умер, а к жизни я возвращаю тебя, Святозар, — и повела его к черной сте-не.

Они подошли вплотную к стене и остановились, Керк в последний раз оглянулся назад и заметил, что музыка уже затихла, а потом посмотрел на Бурю Ягу Усоньшу Виевну и спросил:

— Скажи, Богиня Смерти, почему в народе говорят, что ты приходишь в образе страшной, черной старухи с косой в руке, а я тебя вижу красивой, молодой женщиной.

Буря Яга усмехнувшись, ответила:

— Ты видишь меня красавицей потому, что у тебя доброе и чистое сердце, потому что в Яви ты не кому не делал зла. Если бы твое сердце было полно зла, порочности и нечистот ты бы меня уви-дел уродливой старухой в черном длинном плаще с косой в руках, которой я бы гнала тебя прямо в подземный мир, в само Пекло. Ну, а теперь, если ты готов? — добавила Богиня и бросила на него пронзительный взгляд. А когда Керк утвердительно кивнул головой, выпустил ее руку, да сделал робкий шаг в черноту. Буря Яга легонько подтолкнула Керка в спину, и он полетел вниз в черную пропасть. Керк летел, как ему показалось очень долго, нечувствуя своего тела, но ощущая ускоряющуюся быстроту полета, а когда вдруг приземлился, то почувствовал сильный удар, словно он плашмя всем телом упал на что-то твердое, и, ощутив страшную боль в груди, глубоко вздохнул и потерял сознание.

Глава двадцать первая

Святозар очнулся от глубокого обморока и почувствовал сильную боль в сердце, он с трудом от-крыл глаза и первое, что увидел — это потемневшее от страданий и горя лицо отца. Святозар ле-жал на своем ложе, а рядом сидел правитель и держал его за руку.

— Отец, — еле слышно прошептал Святозар.

— Молчи, молчи, сын, тебе нельзя говорить, — с тревогой в голосе сказал правитель, и поправил холодную тряпицу, которая лежала на лбу сына.

Святозар посмотрел на отца и вдруг заметил, что виски его темных волос побелели, ему так захотелось поддержать его, рассказать ему о встрече с Богиней Смерти, и, конечно же, успокоить. Святозар было, опять попробовал, что-то сказать, но лишь невнятно простонал. Правитель приложил свои пальцы к губам сына, и, замотав головой, добавил:

— Святозар, не говори ничего, тебе нельзя. Ты лучше поспи, поспи сынок, — и тогда Святозар вы-тянул губы, поцеловал пальцы отца, и закрыв глаза, забылся тяжелым сном.

Каждое последующее пробуждение Святозара было очень тяжелым и болезненным. Вся грудь и левая рука не просто болели, они пылали, словно Святозар очень сильно обжог их, но только боль была не снаружи, а шла изнутри. Но горела не только рука и грудь, жар не спадал со всего тела, временами Святозара лихорадило, а впадая в забытье, он бредил. Сколько это, длилось времени, Святозар не мог, понять, изредка приходя в себя, он видел лишь встревоженное лицо отца, да слышал жалостливое всхлипывание доброжила.

Наконец Святозару стало легче, это случилось ранним утром. Как и раньше до этого Святозар открыл глаза и заметил, что солнечный свет заливает его опочивальню, грудь и рука все еще бо-лели, но жар уже пошел на убыль. Святозар осмотрелся и увидел, что рядом находится отец, он сидел на сиденье, положив голову на ложе сына. Правитель, видимо утомленный бессонной ночью, крепко спал. Святозар аккуратно, так чтобы не потревожить отца, приподнялся на правой руке и оперевшись на подушку оглядел опочивальню. В покоях еще находилась няня Бажена, которая сидела в уголке, и что-то перебирала в руках. Как только Святозар зашевилился, она подскочила со своего места и бросилась к нему:

— Что, ты, Святозарушка, что? — и тихонько погладила правителя по волосам, отец резко поднял голову и испуганно посмотрел на сына, а увидев, что тот жив, тяжело вздохнул, протянул руку и потрогал ему лоб.

— Прости, отец, я не хотел разбудить тебя, — больным голосом проговорил Святозар и с укоризной посмотрел на няню Бажену.

— Зачем ты поднялся, Святозар. Сейчас же ляжь, — беспокойно сказал отец и помог сыну лечь, — Не подымайся, пока. Тебе нужен покой.

— Отец, мне кажется, что тебе надо отдохнуть. Ты плохо выглядишь, очень уставшим. А, за меня не тревожься, со мной все будет в порядке, — негромко заметил Святозар.

— О, сын, пусть твои слова исполняться. Но сейчас для меня важно одно, чтобы ты поправился, — добавил правитель и вновь потрогал лоб сыну.

— Отец, — продолжил Святозар, — Я хочу с тобой поговорить.

— Нет, нет, сын, оставим все разговоры на потом. Тебе нельзя волноваться. Ты должен отдыхать.,- поспешил сказать правитель.

— Я, чувствую себя намного лучше, отец. А мой разговор не может ждать.

Правитель посмотрел в лицо сына и явно терзаемый сомнениями, по поводу его состояния добавил:

— И этот разговор не может подождать?

— Нет, отец, не может, — негромким, но твердым голосом сказал Святозар.

— Что ж, хорошо. Бажена, — и он повернул голову в сторону няни, — Будь добра, сходи и принеси для наследника теплого молока, нам надо поговорить.

Бажена молча, кивнула головой и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

— Отец, скажи мне, что с Эрихом, — спросил Святозар.

Лицо правителя потемнело, уголки рта дрогнули, он тяжело вздохнул, а потом тихо ответил:

— Он в темнице.

— Отец, — сказал, дрогнувшим голосом Святозар. — В том, что случилось, виноват я, — и когда отец не-доуменно посмотрел на сына, то продолжил. — Да, виноват, я. Если бы я рассказал тебе то, что знал. Может быть, я сейчас не лежал на этом ложе. Тогда в лесу после испытания, когда я отпра-вился на выручку к Эриху, я видел около костра, за которым сидел слуга Эриха — Нук. Видел очер-тания и глаза волка, а позже когда я дотронулся до него, спящего, я почувствовал словно не жи-вую плоть, а каменное, бездыханное тело. Отец я уверен, что Нук не просто вурколак, человек — волк, он злой ведун. Именно он натравил Эриха на меня, именно он заговорил кинжал, именно его злобный взгляд и дух я видел в глазах брата перед нападением. Ты должен отправить его в темницу, это все он, поверь, я знаю, — Святозар замолчал и от долгой речи тяжело задышал.

Отец, услышав тяжелое дыхание сына, беспокойно осмотрел его, и тихо ответил:

— Я не могу взять Нука. После нападения на тебя он исчез из дворца. Но я пошлю своих людей на его поиски и сообщу во все города о нем как о тате!

— Нет, отец, он не тать, он ведун, злой ведун.

— Хорошо, Святозар, я сообщу людям кто таков Нук, — отец замолчал, а потом вдруг добавил, — Я думал, что потерял тебя, навсегда.

Святозар протянул руку и погладил отца по лежащей на ложе руке:

— Ты, думал, что я умер? — и когда отец утвердительно качнул головой, досказал, — Я, думаю, что теперь должен быть до конца честен с тобой. И я, верно, умер. Но Богиня Смерти — разрешила мне вернуться.

— Почему? — изумленно спросил правитель.

— Потому, что за меня попросила Баба Яга, и потому, что за меня попросил ДажьБог, который ви-дел, как я спас Эриха, — закончил Святозар.

Наступило молчание, которое прервал отец:

— Слава великому ДажьБогу, что он просил за тебя, видя твой светлый поступок, слава светлой ведунье Бабе Яге, что она попросила за тебя Богиню Смерти, и спасибо Буре Яге Усоньше Виевне, что она вознаградила тебя жизнью, мальчик мой. А, теперь, Святозар, если у тебя все, то я посоветую тебе отдохнуть, так как жар, хоть и спал, но рана твоя еще не зарубцевалась, и это меня очень тревожит.

— Отец, рана моя не зарубцуется, — еле слышно сказал Святозар, — Ни ты, ни какой другой ведун не сможет вылечить мою рану. Это одно из условий, с которым я вернулся в Белый Свет.

— И боль не пройдет, — тревожно спросил правитель.

— Нет, отец, боль не пройдет. Но есть надежда, отец, Буря Яга сказала мне, что я смогу выздоро-веть, если применю все свои знания и силы и найду лекарство, такова воля Богов.

— Что ж, сын, хорошо, что есть надежда, — тяжко вздохнув, добавил отец.

— Отец, прошу тебя, выпусти из темницы Эриха, он ни в чем не виноват, — начал было Святозар.

Но правитель вдруг грубо перебил сына, и, повысив голос, сказал:

— Нет, Святозар, не проси за Эриха. Он будет сидеть в темнице. Так будет мне спокойней. И это будет до тех пор, пока я не решу, как с ним поступить.

В опочивальню тихо постучали, открылась дверь и вошла няня Бажена, неся в руках кувшин с мо-локом. Она поставила кувшин на стол около ложа Святозара и налила в чашу молока, от которого шел пар, протянула правителю. Отец взял чашу и поднес к губам Святозара, а другой рукой при-поднял его голову, чтобы было удобно пить.

— Отец, я сам смогу пить, дай мне чашу. Что ж ты со мной словно с маленьким, — возмутился Свято-зар и резко протянул правую руку, чтобы взять у отца чашу, но тут, же ее уронил и застонал, так как почувствовал острую боль в груди.

— Тише, — негромко и очень мягко сказал отец, — Нетрепыхайся, а то опять кровь пойдет, лежи пока смирно и позволь мне самому напоить тебя молоком.

Святозар посмотрел в лицо отца, на складку, что залегла между бровями, на поседевшие виски и молча, принялся пить молоко. По телу стала разливаться живительная влага, которая словно ис-точник живой воды предала Святозару сил. Допив чашу почти до конца, Святозар оторвался от нее и промолвил:

— Спасибо, отец, я больше нехочу.

Правитель опустил голову сына на подушку, передал чашу Бажене, а потом, раскрыв рубаху, снял с раны кровавую тряпицу. Бажена подала чистую, и прежде чем положить ее на рану, отец зашептал заговор, и в том месте, где он водил рукой почувствовал Святозар едва легкое покалывающее тепло. Святозар закрыл глаза, и утомленный долгим разговором и теплым питьем, уснул.

А когда Святозар проснулся, то в комнате уже горели свечи, скорей всего был поздний вечер, на том месте, где с утра сидела Бажена, теперь поместился Борщ, и, опершись головой о стену, да приоткрыв рот, громко похрапывая, спал. Отца в опочивальне не было, но зато на краю ложа си-дел доброжил и своей маленькой ладошкой утирал глаза.

Святозар ласково улыбнулся старичку и сказал:

— Добрый доброжил, да не расстраивайся ты так, ведь я жив, — и протянул ему правую руку.

Старичок тут же поднялся, подошел к руке Святозара и приник к ней мокрой бородой.

— Жив, я, жив, доброжил.

— О, хозяин, если бы я не загулял в общем зале во время праздника, если бы я не пил медовухи и не ел кутьи, ты бы мой милый, Святозар не лежал бы сейчас тут, — закончил старичок, громко всхлипнул и уткнулся в ладонь Святозара.

— В этом нет твоей вины, доброжил. В том, что случилось, повинен только Нук. Это он одурманил ум Эриха и заставил взять в руки заговоренный кинжал. Послушай вот, что доброжил когда я летел с Ирий-сада в Явь, я вдруг увидел как Нук отдает Эриху заговоренный кинжал и приказывает брату, что он должен убить меня до восхода солнца, так как восходящие лучи изничтожат всю нечесть и сила кинжала иссякнет, и еще я видел как плакал брат, как он мучился и не хотел слушать Нука.

Святозар вздохнул и опустил на ложе мокрую от слез доброжила руку. Старичок приблизился к Святозару достал из кармашка крохотную глиняную кубышку, откупорил ее и поднес к его рту, со словами:

— Выпей хозяин — это предаст тебе силы.

Святозар не торопясь выпил предложенное снадобье, которого на удивление оказалось, очень много, в такой крохотной кубышке, и вскрикнул. Потому что в тот же момент и рот и все внутренности вдруг обдало ледяным огнем, но огонь пылал лишь мгновение, а потом и верно появились силы и боль вроде как притупилась. Святозар так громко вскрикнул, что чуть было, не разбудил Борща, тот даже приподнял голову, пытаясь разлепить скованные сном глаза, но доброжил лишь дунул в его сторону, и слуга вновь уронил голову, всхрапнул, да уснул еще крепче.

— Это старинное снадобье, которое давно, меня научила готовить моя мать. Я каждый вечер его приношу, отец твой, видя, что заговоры не затягивают рану, разрешил меня давать его тебе. И хотя я слышал твой разговор с правителем о том, что только ты сам сможешь себя вылечить, все же я думаю, оно придаст тебе силы, — сказал старичок.

— Знаешь, доброжил, может я неправильно сделал, что выбрал Явь, — глянув в глаза старичка, спросил Святозар, — Может мне не стоило возвращаться. Ведь, что я теперь — больной какой-то, совсем отца уже измучил. И сколько пройдет времени, прежде чем я смогу найти лекарство.

Доброжил отрицательно покачал головой, а потом еще раз всхлипнув, ответил:

— Что ты такое говоришь, Святозар. Если бы ты видел горе твоего отца, ту боль которую он пере-жил, чуть не потеряв тебя…,- старичок вдруг хлюпнул носом и досказал, — Разве ты не заметил, как побелели его виски.

Святозар молчал, пристыженный доброжилом, а потом спросил старичка:

— А, как, отец, узнал, что со мной случилось?

— Это я ему сказал. Ведь я, как и другие мои братья, тоже празднуем рождение Бога Коляды. Мы всю ночь пируем в гриднице, примостившись, на снопах ржи, пьем медовуху и едим кутью. Я ви-дел, как ты уехал с сыновьями Дубыни, знал, что Эрих наказанный сидит в своей опочивальне и позволил себе повеселиться. Внезапно я услышал стон и твои слова хозяин: " О, брат, что ты на-творил", я почувствовал, что случилась беда. И ринулся к тебе на выручку, но ты лежал на полу с кинжалом в груди и уже не дышал, рядом с тобой на полу сидел Эрих, и громко рыдал. Я вернулся в общий зал и закричал твоему отцу, который как раз поднимал чашу с медовухой: " Торопись Ярил, твой сын, убил твоего сына".- доброжил замолчал, утер концом бороды струя-щиеся по лицу слезы и продолжил, — Правитель вскочил с места выронив чашу из рук и побежал вслед за мной. Он бежал так быстро, что почти нагонял меня, но в отличие от меня он в темноте не видел и тогда я прочитал заговор, факел, лежащий возле тебя, вспыхнул. При свете факела правитель увидел тебя, на полу, всего в крови. Эрих лежал рядом и словно маленький кутек лишь изредка всхлипывал и стонал. Прибежавшие следом за правителем дружинники принесли факелы и увели Эриха. Отец встал на колени и принился осматривать тебя, но ты, верно, был уже мертв. Он вынул из тебя кинжал, положил рядом и зажал рану на груди руками. О, если бы ты видел его в этот момент. Я сказал, ему не молчи, говори заговор. Но он только мотал головой и твердил: " Убил, убил, моего сына". Я так разозлился, мне казалось, что он теряет последние возможности вернуть тебя к жизни. И я опять закричал: " Да, не молчи же ты хозяин, не молчи". И прибольно ударил его по макушке, — старичок замолчал, сжав кулачок, и показывая как он, стукнул правителя по голове, — И тогда он вроде как бы очнулся и зашептал заговор. Но ничего, ты был недвижим, он зашептал вновь и вновь и опять ничего. Все дружинники обступили правителя и многие из них, я это видел, утирали глаза. " Шепчи, шепчи…"- говорил я ему и он шептал. А потом ты вдруг весь дернулся и тихонько вздохнул. Правитель прошептал еще заговор, а когда приклонил голову к твоему рту, прислушался, то радостно сообщил всем: " Дышит, дышит, мальчик мой". Храбр и Дубыня подняли тебя на руки и осторожно отнесли тебя в опочивальню. Отец сам раздел тебя, непрерывно продолжая шептать заговор над тобой, сам отер всю кровь с тебя и десять дней не отходил от твоего ложа. А, ты, ты говоришь, что сделал неправильный выбор. Глупый ты еще, глупый мальчишка, — сказал доброжил и вновь залился слезами.

— Прости, прости доброжил, это я сказал не подумав, — проговорил расстроенный Святозар и почувствовал, как по его лицу бегут слезы. — Я, правда, еще мальчишка.

Старичок увидя слезы на щеках Святозара подошел и осторожно утер их своей бородой, а потом добавил:

— Ну, ничего, не расстраивайся. Тебе нельзя волноваться, а то опять кровь из раны пойдет, — он внезапно затих, вслушиваясь в тишину, и показав пальцми на губы, как бы призывая к молчанию, пропал.

Доброжил появился, через некоторое время, также внезапно, как и исчез, приблизился к Свято-зару и шепотом сообщил:

— Я у правительницы был, плачит она, — замолчал, поглядев на Святозара, а потом добавил, — Кото-рый день плачит, да причитает. И все по тебе.

— По мне? — удивленно переспросил Святозар.

— Вот, вот, по тебе. Плачит, ходит по своей опочивальне, да причитает: " Сын, мой, сын, Святоза-рушка, как же я могла это натворить. Прости меня, кровинушка, прости". Она знаешь даже к тебе приходила, у дверей стояла, хотела тебя увидеть, но правитель не позволил, — доброжил немного помолчал, и еще тише досказал. — Прогнал он ее, сказал ей, что это все она намудрила. Своим бабским умом, жизни сыновей перекроила, переломала.

— А, мать, что? — с жалостью в сердце спросил Святозар.

— Она молчала, только головой мотала из стороны в сторону. А потом, сказала правителю, что он ничего не поймет, и вряд ли она все сможет объяснить и ушла. А он вслед ей крикнул, чтобы она никогда не приближалась к тебе, а если она его ослушается, то он ее отправит прямо к Эриху в темницу, — старичок тяжело вздохнул и замолчал.

Молчал и Святозар, обдумывая рассказ доброжила, и чувствуя одновременно жалость к отцу и матери.

— Доброжил, а ты отцу о Нуке говорил? — прервав молчание, спросил Святозар.

— Охо-хо! Святозар! Сказать то я сказал, да видно поздно. Когда отец уложил тебя в ложе, отер от крови, так я ему наш разговор весь пересказал, он молча выслушал меня, потом, вышел в кори-дор и приказал Дубыни и Храбру разыскать Нука и привести к нему. Вернулся к тебе, а мне с уко-ризной сказал: " Эх, ты, хозяин дома, почему же ко мне не пришел и все не рассказал раньше, ну ладно — он, Святозар, дитя еще, но ты то…", замолчал и принялся заговор над тобой шептать. А мне то так стыдно стало, хотел было уйти, но пересилил стыд, сел на краешек твоего ложа и ждал. Через некоторое время явился Храбр и сказал, что они с Дубыней весь дворец обыскали, а Нука не нашли, из конюшни пропала лошадь Эриха, и поэтому они думают, что он сбежал. Дубы-ня с двумя дружинниками сели на лошадей и отправились на его поиски. Вот как все было, хозяин, — старичок закряхтел, а затем договорил, — Но, уже поздно, и ты, верно, утомился, от разговоров. Так, что поспи, и пусть твой сон будет спокойным, — и, сказав это, дунул в лицо, Святозара, веки его дрогнули, глаза закрылись, да как и пожелал старичок Святозар спокойно уснул.

Глава двадцать вторая

Последующие дни хоть и не принесли полного выздоровления, но добавили сил. Святозар вначале еще давал отцу заговаривать рану, но видя, что улучшений нет, отказался от его помощи и начил читать заговоры сам, это принесло небольшое облегчение, и хотя рана не рубцевалась, но все, же покрылась тонкой, почти прозрачной кожей. Однако та кожа была так тонка, что любое резкое движение приводило к ее разрыву. Поэтому Святозару приходилось почти не двигать левой рукой. Приносимое ежевечернее снадобье доброжила бодрило кровь и вызывало прилив сил, и вскоре, пока еще втайне от отца, Святозар позволил себе подниматься с ложа и ходить по опочивальне. Левую руку он сначало прижимал к груди, а потом повесил на длинный лоскут ткани, который перекинул через шею. Немного придерживая левую руку правой, теперь можно было, не приводя ее в движение спокойно ходить по покоям. Конечно, при этом Святозар все время чувствовал острую боль в сердце, большую слабость и быстро уставал. Но все же даже находясь в таком состоянии шел на поправку, превозмогая боль и заставляя себя привыкнуть к ней, чувствуя, что только притирпевшись к боли он сможет приступить к поиску лекарства.

Со дня нападения прошло почти тридцать дней, когда Святозар, с позволения правителя и в соровождении Борща наконец-то смог выйти из опочивальни на двор. Яркое солнце освещало усыпанную белым снегом землю. Деревья, кусты были нарядно обряжены в великолепные одеяния, которые под солнечными лучами искрились и сверкали, словно усыпанные алмазами и жемчугами. Было немного морозно, поскрипывающий снег под ногами придавал шедшему на Ратный двор Святозару ощущение жизни. Душа его наполнилась радостью при виде красот снежной зимы. Святозар широко шагал в надежде встретить на Ратном дворе брата и Храбра, а сзади постоянно причитая и беспокоясь за наследника, шел Борщ, пытаясь то поддержать Святозара под руку, а то и вовсе уговаривая его вернуться в покои. Наконец Святозар не выдержал бесконечных вскриков и оханья слуги, остановился и сказал ему:

— Послушай, Борщ, а ну- ка, сбегай, ко мне в покои и принеси оттуда чашу со снадобьем, а то я забыл выпить.

Борщ остановился, выпучил глаза, и, замотав головой, ответил:

— Да, вы, что ваша светлость, его милость правитель, ваш отец, приказал вас ни на миг ни остав-лять одного. А вдруг вы подскользнетесь и упадете, и что тогда, кто поможет встать, коли меня не будет рядом. И как я потом посмотрю в лицо правителя, что ему скажу…. Ведь все знают, что пережил наш дорогой правитель, и какую боль вы переживаете, нет я не уйду, давайте вернем-ся…, на дворе больно морозно. Ну, вышли, подышали воздухом и будет с вас, стоит ли на Ратный двор ходить, в такую- то даль.

— Ты, за меня Борщ не беспокойся, мы уже к Ратному двору подошли, так, что если мне станет не хорошо, то Храбр и Тур, которые там упражняются, мне помогут, а ты вот лучше, — и Святозар вздохнул, придав себе страдальческий вид, — Лучше не спорь, а сбегай принеси снадобье, ведь ты не хочешь, чтобы мне плохо стало. Тогда тебе точно от правителя влетит, он скажет, как же так Борщ, ты не сбегал, не принес моему сыну снадобье, и он вновь захворал.

Глаза Борща еще больше увеличились, он замотал отрицательно головой, верно представляя себе несчастное лицо правителя и умирающего от непринесенного снадобья наследника, и резко развернувшись, побежал обратно во дворец. Как только слуга покинул наследника, то Святозар смог теперь наслаждаться не только чистотой и красотой сада, но главное наступившей тишиной. Пройдя сквозь сад, Святозар вышел к Ратному двору. И увидел Храбра и Тура, которые, упражнялись на мечах, а невдалеке сидящего на скамье Дубыню.

Во все время болезни Святозар не видел не только наставников, но даже и брата. Отец, трево-жась за жизнь сына, никого к нему не допускал. Поэтому увидев дорогих его сердцу людей Святозар, прибавил шагу. Первым его заметил Храбр, он остановил бой, и, показав на идущего Святозара, приветствовал его мечом. Дубыня оглянулся, довольно улыбнувшись, и замахал рукой. А Тур прямо запрыгал от радости на месте, бросил меч на снег и, что есть мочи, побежал к брату.

— Тур, — встревожено закричал Храбр, — Тур, осторожно, Святозар еще слаб.

Но Тура не надо было предупреждать, несмотря на свой юный возраст Тур, понимал, какой опас-ности подвергся брат, и, подбежав достаточно близко, остановился, посмотрел в глаза Святозара и дрожащим голосом сказал:

— Ах, Святозар, как я рад, что ты выздоровел, — и в этих простых словах Тур смог передать своему брату весь страх от пережитой трагедии.

Святозар подошел к брату, снял с него шапку, наклонился и поцеловал его в пахнущие медом волосы. Тур поднял глаза и с нежность посмотрел на старшего брата.

— Святозар, — сказал Дубыня, когда тот приблизился к наставнику, — Если бы ты знал, как мне хочется обнять тебя, как светло стало в моей душе при виде тебя.

— Дубыня, Храбр, я так вас рад видеть, — негромко добавил Святозар и улыбнулся.

Скупой на слова Храбр подошел к Святозару и по отцовскими погладил его по правой руке.

— Святозар, — сказал он, и мышцы заиграли на его мужественном лице, — Наш правитель рассказал нам, о твоей доблести которую ты проявил, вызволяя своего брата из Сумрачного леса, я горжусь, что ты мой ученик, и я горжусь тем, что буду служить такому достойному и благородному наследнику.

И Храбр опустился на одно колено, склонив перед Святозаром голову, следом на колено опустился Дубыня и Тур.

Святозар зарделся, и срывающимся голосом ответил:

— Храбр, Дубыня, Тур поднимитесь, — а после, обращаясь к наставникам, добавил, — Не вы, а я дол-жен стоять перед вами на колене потому, что это вы и отец учили меня благородству.

— Нет, — замотал головой Храбр, — Этому мы тебя не учили, это в тебе, в твоей душе чистой и светлой. Это ты сам по себе таков.

Святозар смущаясь, посмотрел на поднявшихся наставников и брата, и чтобы перевести разговор спросил:

— Значит, вы с Туром упражняетесь, — и, получив положительный кивок от Храбра, заметил, — Ну, вы тогда продолжайте, а я сяду на скамью, да посмотрю, — и, направившись к скамейке, сел.

Храбр и Тур взяли мечи и продолжили занятия, а Дубыня подошел и сел рядом со Святозаром.

— Ну, ты, как? Как себя чувствуешь? Правитель сказал, что рана так твоя и не зажила, болит верно? — спросил Дубыня.

— Да, Дубыня, болит, — ответил Святозар и посмотрел на наставника, пытаясь понять, что из всего пережитого им, известно Дубыни.

Но тот вдруг почувствовав немой вопрос наследника, и ответил сам:

— В тот день, когда, ты пришел в себя, и отец твой сказал, что опасность миновала, и ты попра-вишься. Поздно вечером правитель вызвал нас всех тех, кто присутствовал во время испытания в Сумрачном лесу: меня, Храбра, Тура, Беляна, Ратибора и Богдана в тронный зал. Туда же вошла твоя мать, и привели из темницы Эриха. И тогда правитель рассказал всем, что произошло в Су-мрачном лесу. Он рассказал, что Эрих провалил испытание, что ты, узнав об этом от ведуньи Бабы Яги, просил за него у самого Бога Свято-Бора, но так как сердце Эриха полно зла, то Свято-Бор отказал ему в древке. Он рассказал, как ты, подвергая свою жизнь опасности, создал заговор, отделил душу от своего тела и направил ее на поиски брата. Правитель пояснил, что это очень опасно, что на такие заговоры и поступки способны только великие люди. Он рассказал, что тебе удалось найти Эриха и удалось вывести его из леса. — Дубыня немного помолчал, переводя дух, и продолжил, — А потом правитель, добавил, что ты просил его не рассказывать никому о том, что совершил и Эриху тоже. Ты всегда был добрым братом и всегда просил за Эриха, всегда заступался за него. Затем правитель помолчал и глядя в лицо Эриха сказал: " И вот как хорошо ты, Эрих, отблагодарил своего спасителя. Прямо кинжалом в сердце". Он сказал, что на кинжал, который, воткнулся, в твое сердце был, наложен злой заговор, и что из-за этого ты не скоро выздоровеешь. На этом свете, также добавил, правитель нет людей, которые смогут тебе помочь, и что Боги, которые вернули тебя к жизни, потребовали от тебя найти лекарство самому, но, сколько понадобится на это время, и как долго ты будешь болен неизвестно.

Дубыня вновь замолчал, тяжело вздохнул, словно вновь переживая сказанные правителем сло-ва, и негромко продолжил:

— Я видел, Святозар, как плакала твоя мать, а Эрих вдруг поднял, до этого опущенную голову и заговорил: " Отец, я не прошу пощады, — сказал он. — Мне нет ни пощады, ни прощения, ведь тогда в лесу, всеми покинутый и напуганный, я умирал от страха и жути, которые жили не только в моей душе, но и пробрались в мое тело, в мое сердце. Мучимый кошмарами и гонимый духами, я потерял меч, я потерял, что-то внутри себя, то, что верно придавало силы мне жить. Я забрался в дупло дерева, и, понимая, что мне нет пути из леса, смирился со своей судьбой и заснул. Добрый и светлый дух разбудил меня, он успокоил меня, он позволил мне почувствовать внутри себя тепло и он помог мне выйти из леса. Еще тогда в лесу, когда он проявлял заботу и любовь, мне на миг показалось, что я его знаю, что я его где-то видел, но я не смог вспомнить кто он. Я никогда не забуду его добрые, напутственные слова. Никогда не забуду своих слов сказанных ему в ответ: " А, теперь прощай. Лети свободный дух и помни мое сердце никогда не забудит то, что ты сделал для меня". Если бы только я знал, что это мой брат, если бы этого от меня не скрыл ты, отец. Я бы никогда его не послушал…", и Эрих замолчал и закрыл себе рот рукой, а потом стукнул кулаком себя по груди и продолжил: " Клянусь, я бы направил этот кинжал против себя, но только не против светлого духа. Я бы смог, смог, смог…. противостоять…", и Эрих замотал, замотал головой, и вновь стукнул себя по груди: " Когда я убил брата, и грудь его раскрылась, а из нее выплыл лазурно-прозрачный дух. Дух, который вывел меня из леса. То я весь содрогнулся и словно внутри меня, что-то заныло, закричало. Я подбежал к брату, наклонился и узнал его, узнал. Я упал рядом с братом и зарыдал. Но я не прошу, отец пощады, не прошу прощения. Та боль, что сжигает меня изнутри, слишком сильна и ей нет успокоения. Все это время, что я сидел в темнице я мечтал только об одном, лишь об одном я просил Богов, которые никогда меня не слышат, чтобы они вернули моему брату жизнь, дали ему возможность жить дальше. Каждый день я выглядывал в окошко темницы в надежде хоть, что-то узнать о брате, хоть что-то услышать о нем. Но слышал лишь дурные вести. Слышал, что он слаб, что его лихорадит, что он бредит и верно не выживет, так говорили дружинники, которые, стерегли меня, так говорили люди, что проходили мимо моего оконца. И тогда я падал на пол темницы и вновь молился Богам, которые могли помочь моему брату. А сегодня утром к моему оконцу прибежал Тур, он заглянул ко мне и сказал, что Святозар очнулся, и, что ты отец передал всем, что он будет жить. Он протянул мне через решетку руку, а я целовал его пальцы в знак благодарности". Эрих закончил говорить опустил голову и горько заплакал. Правитель молчал какое-то время, а потом сказал: " Эрих твой брат простил и просил за тебя. И так как я не хочу его расстраивать и не хочу, чтобы его раненное сердце тревожилось за тебя… То я решил отправить тебя из престольного града в город Вегры, туда, куда я хотел назначить тебя воеводой, если бы ты прошел испытание. Но ты теперь поедишь туда лишь как простой воин и будешь там служить в дружине под началом старого воеводы Доброгнева. И я надеюсь, что тяжелая воинская служба укрепит тебя и сделает наконец-то мужчиной". Правитель встал и молча, указал Эриху на дверь. "Белян, Богдан, — обратился он к дружинникам, — Сопроводите моего сына в город Вегры и сдайте в руки Доброгневу."- Дубыня замолчал и вновь перевел дух.

— Это Нук, направил руку Эриха против меня, — тихо заметил Святозар.

— Мы так и подумали с Храбром, когда в ночь нападения правитель отправил нас на розыски Ну-ка. Во дворце его не было. А я взял Беляна и Богдана, и мы поскакали на его поиски, мы скакали все утро и весь день, заезжали в деревни, которые стояли у дороги, но нигде его не видели. Мне даже показалось, что Нук выехал за пределы престольного города и пропал, словно испарился, а лошадь Эриха, через день вернулась одна. Странно…,- потянув, добавил наставник.

— Ничего странного Дубыня. Просто Нук вурколак.

— Вурколак, — изумленно переспросил Дубыня, — Ну, тогда, ясно почему, его след потерялся. Тогда, все понятно. Доскакал он до ближайшего леса, отпустил коня, а сам кувыркнулся через пень, превратился в волка и пропал. Попробуй, отыщи его теперь.

— Верно, отыскать мы его и не сможем. Но, я думаю, он еще объявится, ведь не зря он все это затеял, не зря натравил Эриха на меня, ведь это ему зачем-то надо было. А, скажи, Дубыня, а Эрих не говорил, зачем его Нук подговаривал на меня напасть, — негромко спросил Святозар, и поправил висящую на лоскуте ткани левую руку, и, почувствовав резкую боль в груди, по-морщился.

Дубыня беспокойно осмотрел наследника и ответил:

— Это было на третий день после нападения на тебя, правитель пришел в гридницу, куда вызвали нас и привели Эриха. И спросил его, почему он напал на тебя, и может его руку направил Нук, но Эрих ничего не ответил, низко склонил голову и заплакал. Правитель хотел было, что-то сказать, но прибежал Борщ, и закричал с порога, что тебе плохо и ты его зовешь…, отец твой так поблед-нел, что мы даже испугались за него, он поднялся, и, велев нам отвести Эриха в темницу, поспе-шил к тебе. Я, было, хотел, сам спросить Эриха, но он так рыдал, так бил себя по груди кулаками, что я решил, смолчать и больше его не о чем не спрашивать. Правитель еще несколько раз пытался с ним поговорить, но каждый раз все повторялось, он только рыдал и колотил себя кулаком по груди…, далась, же ему — эта грудь, словно другого места нет на теле.

— Дубыня, а вот ты мне ответь на такой вопрос…,- начал было Святозар, но внезапно услышал сзади тяжелое, прерывистое дыхание и обернулся.

Прямо за спиной Святозара и Дубыни стоял Борщ, с разинутым ртом, полными слез глазами, и, показывая руки наследнику, сбивчиво заговорил:

— Ваша милость, нет в чаше то никакого снадобья, нет, ваша милость, чаша та пуста.

Святозару вдруг стало так стыдно, что даже лицо его покрылось красными пятнами, потому что никакого снадобья в чаше то и не было, просто ему хотелось отделаться от назойливой заботы слуги.

— Ну, — протянул Святозар, — Я просто хотел отослать тебя, и поговорить с наставником. Поэтому ты пойди, пойди, да займись чем-нибудь.

— А, как же, наказ правителя? Он мне строго настрого велел вас одного не оставлять. Как же я правителя ослушаюсь? — с тревогой в голосе спросил Борщ, и несоглашаясь замотал головой.

Но на выручку Святозару пришел Дубыня:

— Ты, пойди, пойди, Борщ, тебе наследник говорит, займись чем-нибудь, а я Святозара сам прово-жу куда надо.

— Правда, и не на минуточку не оставите его одного, потому что тогда правитель будет очень сер-дится, если его милость останется без присмотра, — строго добавил Борщ и посмотрел на настав-ника.

— Да, ты, что Борщ, очумел, что ли, я же тебе говорю, сам его, приведу, нешто я не понимаю…, как за него тревожиться правитель, — повышая голос, гневно сказал Дубыня.

Услышав в ответе Дубыни гневные нотки, Борщ сразу присмирел, поклонился, и, бросив на на-следника заботливый взгляд, повернулся и пошел во дворец.

— Словно с маленьким, — с обидой в голосе заметил Святозар, посмотрев вслед слуге.

— Эх, Святозар, ты уж потерпи, столько- то отец твой пережил, дай время ему и его беспокойство уляжется, пройдет, — негромко сказал наставник.

— Да, я Дубыня, отца понимаю, но вот ты скажи, коли я вернулся и такое пережил, значит, Боги так хотят, а значит, нечего по пустикам тревожиться…. Ведь я отца уже пять дней уговариваю на двор меня отпустить, а он словно не слышит моих уговоров, нет говорит, ты еще слаб, ты еще не оправился, а я может Дубыня, небо хочу увидить, воздух морозный хочу вдохнуть, это же тоже надо понимать… И вот взял этого Борща приставил ко мне, он мне уже и так за эти дни надоел, все время трещит без остановки, и не встать, ни сесть нельзя. Ух, тяжко- то, как болеть, — выдохнув, добавил Святозар.

— Так, что ты хотел у меня спросить, Святозар, перед тем как наш разговор прервал Борщ, — усмех-нувшись словам наследника, спросил наставник.

— Спросить…, - потянул Святозар, вспоминая, что хотел спросить у наставника, а затем, припомнив, сказал, — Скажи, Дубыня, а как вы с Храбром добрались до страны Беловодья?

Дубыня тяжело вздохнул, осмотрел наследника каким-то тревожно-нежным взглядом и ответил:

— Так и думал, что ты меня о ней спросишь, — наставник, немного помолчал, и проведя рукой по лицу и бороде, пояснил, — Когда твой отец сказал, что на этом свете нет людей, которые смогут тебя вылечить. Мы с Храбром предложили, так как мы уже там бывали отправиться в страну Беловодья и добыть там для тебя воды из молочной реки. Но правитель только покачал головой, он сказал, что ты ведун, а значит, сможешь излечиться водой из молочной реки, только если сам в ней искупаешься. Это он в книги прочитал.

Святозар посмотрел в светло- серые глаза наставника и тихо заметил:

— Но, я Дубыня, спросил тебя об этой стране совсем не потому, что хотел кого-то отправить за водой. Я спросил тебя, потому что хотел знать как туда, добраться и смогу ли я это сделать. Когда я лежал в бреду, мне все время виделась какая-то прекрасная страна, виделась мне белая корова со светлым пятнышком во лбу, она смотрела на меня добрыми, небесно-голубыми глазами и говорила мне: " Святозар, найди меня, Святозар, прийди ко мне, окунись в воды мои, сын мой, и я мать твоя сниму все боли и невзгоды, и я позволю познать тебе свою душу". И когда я окончательно очнулся, я подумал, что я наверно видел страну Беловодья, а та корова это небесная корова Земун, прародительница восурского народа. Поэтому она называла меня сыном, а себя моей матерью.

— Что ж, Святозар, — ответил Дубыня, — Может оно и так, но поверь мне, тебе туда такому больному не добраться. Может потом, туда дальше, когда тебе станет легче…

Но Святозар вдруг как-то странно всхлипнул, словно сдерживая рвущиеся слезы, и дрожащим голосом добавил:

— Дубыня, ты, что не понял, мне не станет легче, не станет. Рана, наставник не рубцуется, что мы только с отцом не перепробывали, ничего, никакого рубца, лишь только тонкая прозрачная кожа, -

Святозар скрипнул зубами и заметил, — Если я не найду лекарство, а лекарство оно там в стране Беловодья, там где наша мать живет, то навсегда останусь так — получеловеком.

— Эх, ты, — сказал наставник и ласково посмотрел на наследника, — Молодо-зелено, да какой же ты получеловек, ведь ты человечище, у тебя сила, какая, храбрость какая. Ведь твой дух тебя с ло-жа поднял, на ноги поставил. Ах, ты дитя неразумное, не понимаешь ты, какой мощью об-ладаешь. Ведь перед ней ничто не устоит, никакая болезнь с ней не справится. Погляди на меня Святозар, — и когда наследник вновь посмотрел в серые глаза наставника, добавил, — Для тебя сейчас главное время, оно тебя лечить будет, оно поднимать станет. Ты не торопись, обожди. Чтобы дойти до Беловодья нужно тебе набраться сил, нужно, чтобы тебя окружали и поддер-живали верные други, а для этого, мальчик мой, нужно время. А ты пока в книге своей почитай, да в душе своей поищи, гляди, что и найдешь. А как окрепнешь, да решишь, что тебе пора в путь, в Беловодье, так я тебе про тот путь все и расскажу. Обещаю, — и по-доброму погладил Святозара по спине, — Обещаю, наследник.

Святозар согласно кивнул головой, и, обдумывая мудрые слова наставника, принялся смотреть на все еще сражающихся Храбра и Тура.

Глава двадцать третья

Как и посоветовал Дубыня, Святозар все свое свободное время, а это практически целый день стал проводить в светлой комнате, читая книгу в поисках заговора, который сможет помочь ему в излечении. Но поиски были тщетны. Все те заговоры, которые он находил и прочитывал, над ра-ной может, и приносили временное улучшение, но рану не рубцевали, над ней все также была тонкая прозрачная кожа, и если приглядеться видно было кроваво-красное тяжело бьющееся сердце. Временами казалось, что надежды нет, грусть и печаль охватывала все существо Святозара, и, когда он с такой поникшей головой приходил в белую столовую трапезничить, то отец, видя его состояние, очень сильно тревожился, беспокойно выспрашивая у сына, что так его расстроило. И все это словно громадный камень давило на Святозара, и беспокойство отца, и бесплодные поиски заговора, а когда после трапезы он вновь возвращался в светлую комнату, то позволял себе тихо плакать над раскрытой книгой. Слезы падали на магические листы и тихо шипя, испарялись.

В один из таких вечеров Святозар вернулся с ужина, раскрыл книгу и принялся вновь искать заго-вор, но он был так расстороен, и наверно слишком устал от бесплодных поисков, что приклонив голову на раскрытую книгу, закрыл глаза, да уснул. И почувствовал, он внезапно как под лежа-щим на книге лицом заполыхал, засветился лист, словно книга приветсвовала кого-то. А затем через сомкнутые веки увидел Святозар, как засветилась, заполыхала и сама комната, словно наполненная солнечным светом, теплом и любовью, и через мгновение Святозар услышал светлую прекрасную музыку и какой-то близкий, родной человек тихо шепнул ему на ухо: " Ты же, мальчик мой — ведун, ищи, ищи, заговор в своей душе. А как найдешь, ступай к матери корове Земун, лишь она тебя излечит, и позволит познать свою душу", как только услышал те слова Святозар, то сразу спало сияние в комнате, и поплыл черный туман перед очами.

Святозар открыл глаза и увидел, что лежит на раскрытой книге, он поднял голову, посмотрел на книгу и закрыл ее. Святозар прислушался к себе, было ли виденное им сном или же, это верно кто-то приходил, чтобы помочь ему. И когда он ощутил внутри себя радостную, светящуюся сча-стьем душу. То осознал, что это явился Бог, чтобы помочь ему и поддержать его, и еще почему-то показалось Святозару, что это верно не кто иной, как сам ДажьБог, который уже просил за него Бурю Ягу Усоньшу Виевну.

Тогда Святозар встал, осторожно прошелся по комнате, подошел к канделябру и снял свечной нагар, да скатав восковой круглешок, и посмотрел на него, перекатывая по ладони. " Ты же, мальчик мой — ведун, ищи, ищи, заговор в своей душе", — вспомнил слова Бога Святозар. И, бросив скатанный круглешек на пол, развернулся, и опять подойдя к столу, сел на сиденье со спинкой, которое специально распорядился принести сюда отец для сына. Он расстегнул кафтан и рубаху, коснулся раны, и, почувствовав под пальцами бьющееся, больное сердце, закрыл глаза. Святозар глубоко вздохнул, успокоил дыханием свою душу, которая затрепетала, заволновалась внутри, а потом представил себе свое сердце. Вот оно слева от его души, большое красно-кровавое, с резаной дырой посередине, колыхается внутри тела, тяжко бьется и при каждом ударе выплескивается из него ярко-алая кровь и падает куда-то вниз, вовнутрь бездонной пропасти — тела. Святозар приблизил свои пальцы вплотную к сердцу, и почувствовал, как тонкая кожа под ними порвалась и по телу и по пальцам заструилась кровь. И тогда он напряг все свои чувства, все ощущения и зашептал заговор: " Как на Восточном буйном море, на острове на Буяне, лежит волшебная страна Беловодье. Та страна да подобна великому Ирий-саду, и есть его отражение на Белом Свете. А в той стране Беловодье живет прародительница восурского народа корова Земун. Породил наш отец ДажьБог из ее вымени всех восуров. И вскормила мать корова Земун детей своих молоком из вымени. И кровь моя подобна крови ее, и плоть моя, подобна плоти ее. О, мать моя корова Земун! О, отец мой ДажьБог излей милость на рану мою и придай мне сил, чтоб те силы дали мне радость видеть мать мою Земун и пить молоко из ее вымени. И как скажу это слово, так то и исполнится, а слово то будет крепче Рипейских гор, тверже Алатырь — камня". Как только дочитал заговор Святозар, почувствовал, как под пальцами на сердце стал образовываться рубец, поспешил он вынуть пальцы из раны, и тут же на месте разреза, на теле тоже образовался красный твердый рубец. Святозар, радостно вскрикнул, и зажал правой рукой рот, боясь вспугнуть полученное творенье, но мгновение спустя оторвал руку от губ и вновь потрогал рубец. Да, вот он на месте выпирает вперед своим корявым боком. Святозар снял левую руку с лоскута ткани и тихонько пошевилил плечом, потом поднял руку, и хотя почувствовал боль в сердце, но потрогав рубец, нашел, что он на месте и не разошелся. Сняв лоскут ткани с шеи, он вытер, им кровь с груди и пальцев.

И тогда Святозар поднялся и прошелся по комнате. Теперь уже более свободно пошевелил левой рукой. Конечно, стрелять из лука не получится, нельзя будет биться на мечах, но можно спокойно ходить, и даже ходить быстро. Можно наклоняться вперед и назад, поворачивать корпус влево и вправо. И хотя боль еще не прошла и отдавалась острым уколом в плечо, но все, же впервые за столько дней Святозар ощутил себя почти здоровым человеком. Он хотел было сейчас побежать к отцу и рассказать о своей удаче, но вспомнил слова Бога, что лишь Земун излечит его, решил погодить с радостной вестью и понаблюдать за рубцом.

В таком приподнятом настроении Святозар вышел из светлой комнаты и в сопровождении, верного своего слуги Борща, пошел к себе в покои. Зайдя в опочивальню, Святозар первым делом подошел к тазу, что стоял на столе и был полон воды и отмыл руки от крови, потом снял кафтан, а когда Борщ кинулся ему помогать, тихо отстранил его, и, сняв следом за кафтаном кровавую рубаху, намочил ее в тазу и отер с груди кровь. Слуга, молча, подал чистую, и заметил:

— Ваша милость у вас опять кровь шла, может правителя позвать?

Святозар надел рубаху, сел на ложе и сказал:

— Борщ, помоги мне пожайлуста сапоги снять, — и когда слуга стал разувать наследника, едва по-морщил лицо от резкой боли в плече и негромко сказал ему, — Слушай, Борщ, не говори правите-лю, что у меня кровь сегодня шла.

— Не могу, ваша светлость, я же к нему каждый вечер прихожу в гридницу и рассказываю, как вы себя чувствовали, шла ли кровь и чем вы были расстроены. Вы же ему ничего не говорите, когда расстроены чем-то, а он беспокоится, вот у меня и спрашивает. Как же я ему не скажу, когда у вас за столько дней первый раз кровь пошла, нет, не могу я соврать, не умею, — без остановки трещал Борщ.

— Да, погоди ты, Борщ, затарахтел…, голова, даже, разболелась, — поморщившись, и, потерев висок, заметил Святозар. — Я же не предлагаю тебе врать…. Нет, я и сам противник всякой лжи. Ты просто к правителю сегодня не ходи в гридницу. А сразу иди к себе в опочивальню и ложись спать, — сказал наследник и глянул на вытянувшееся лицо слуги, — Да, послушай, я верно сегодня заговор нашел, вот кровь и текла, и если назавтра утром все будет благополучно, так я прави-теля порадую, что излечился. И он не грустить, а радоваться будет, ну, а если заговор не удался, тогда я сам все расскажу.

Борщ стоял и молча, взирал на наследника, и лишь, отрицательно качал головой.

— Вот, ты, упрямый, Борщ…, ну прости, словно баран. Ну, столько правитель за это время пере-жил, и тебе верно не жалко его…. Ну, какая тебе разница, сегодня ты ему расскажешь или завтра, а для правителя ведь все по-другому. Нет, не любишь ты моего отца…, не жалеешь его…,- негромко добавил Святозар и опустил голову, а сам исподлобья наблюдал за изменяющимся лицом слуги.

— Эх, зачем вы так ваша милость, зачем. Уж я очень люблю нашего правителя, и мне его очень жалко. Сколько лет живу во дворце, никогда от него грубого слова не слышал, никогда он на меня не крикнул. Что ж…,- и Борщ тяжело вздохнул, — Если вы, верно, говорите, что можете его завтра порадовать, то я конечно как вы и просите не пойду к нему в гридницу. Пойду тогда пройдусь, что ли…, а то он Сенича пошлет ко мне в опочивальню, чтобы я к нему явился, — сказал Борщ и поставил аккуратно сапоги Святозара около ложа, а затем переспросил, — А вам больше ничего не надо?

— Ну, ты только чистый кафтан принеси и чистую рубаху. И спасибо тебе…, знаешь, я думаю, завтра правителя обязательно порадую, и печаль с его лица сойдет, вот поверь мне. А теперь иди, я очень устал и хочу спать…, и спасибо тебе Борщ, хороший ты парень, — добавил Святозар и лег на ложе. А когда слуга вышел и закрыл дверь, вновь потрогал рубец, и довольный собой лег на правый бок, закрыл глаза, да уснул.

Но сон Святозара был очень беспокойным, всю ночь он, то и дело тревожно просыпался и ощупывал рубец, а нащупав его на месте, радостно улыбался и, вновь, засыпал. А под утро он вдруг почувствовал резкую боль, которая обожгла рану, Святозар открыл глаза, солнце едва-едва заливало комнату. Он лежал на боку, а рубаха на груди была вся в крови, резко поднявшись, и, ощутив тяжелое биение сердца внутри, Святозар пощупал рану, на том месте, где прежде был рубец, сейчас опять зияла резаная дыра, из которой струилась кровь.

Взяв тряпицу и отерев кровь, Святозар лег на спину, и, прижимая пальцами тряпицу к ране, стал читать заговор, который вчера создал. Дочитав заговор до конца, он почувствовал как под тряпи-цей приподнилась кожа и образовался рубец. Святозар попытался снять тряпицу, но понял, что та кончиком своим срослась с рубцом. Сжав зубы, он тихонько рванул тряпицу из рубца, тот еле слышно скрипнул, как будто порвали ткань, и отдал тряпицу, опять потекла кровь, но только со-всем немного, Святозар провел пальцами по тому месту и рубец, вновь, сомкнулся.

Поднявшись с ложа и сняв с себя кровавую рубаху и отерев ею грудь, Святозар задумался: " Зна-чит, заговор действует только временно, ровно ночь и скорее всего, ровно день". Он посмотрел на восходящее солнце и понял, что разрыв рубца происходит со сменой дня и ночи, с восходом и заходом солнца. " Ну, что ж, — подумал Святозар, — Это все — таки, что-то. Два раза в день мне надо будет заговаривать рану, а все оставшееся время я буду почти здоров. Надо сейчас же обрадовать отца". И Святозар даже знал, как это сделает. Все это время из-за своей слабости и быстрого утомления, он не мог, находится, как и положено наследнику, в тронном зале. Но сейчас Святозар чувствовал себя таким бодрым, лишь небольшая боль, в сердце к которой, он привыкнет. Святозар быстро надел чистую рубаху, лазурный кафтан и штаны, подпоясался пояском, и немного повозившись все-таки, натянул сапоги и вышел в коридор, он решил сделать отцу подарок, встретить его в тронном зале. Он неторопливо прошел по коридору, спустился по лестнице, и, подойдя к тронному залу, тихо открыл дверь. В зале уже сидели веломожи и какие-то незнакомые Святозару воеводы и негромко беседовали между собой, как только в зал вошел наследник, они оторвались от своих разговоров и удивленно уставились на него. Святозар вначале оторопел от этих взглядов, но затем, едва махнув им головой в знак приветствия, подошел и встал за троном отца, и как раз во время. Потому что минутой позже открылись двери и в тронный зал вошел правитель Ярил, по реклу Щедрый. Отец шел очень быстро, почти не обращая внимания на низко склонившихся вельмож и воевод, и был явно чем-то озабочен. Лишь подойдя почти вплотную к трону и поднявшись на возвышение, он увидел наследника. Сначало по его лицу пробежало изумление, а потом такое беспокойство, что сердце Святозара заныло в груди, и вдруг дрогнуло, он протянул руку, нащупал под кафтаном рубец и успокоенный вздохнул и улыбнулся отцу. Правитель вместо того, чтобы сесть на трон приблизился к наследнику и с тревогой в голосе спросил:

— Сын, ты, что тут делаешь? Что-то случилось?

— Отец, — ровным голосом ответил Святозар, — Ты только не тревожься…. Но действительно кое-что случилось, однако я расскажу тебе об этом потом, а сейчас давай выслушаем людей.

— Но ты, — не соглашался правитель, — Ты очень слаб, и не сможешь выстоять…. Погоди, я прикажу, слугам принести тебе сиденье.

— Не стоит, отец, — поторопился удержать правителя от распоряжения Святозар, — Поверь, мне, я выстою. А позже все тебе расскажу.

Правитель, молча, смотрел на сына, и, по лицу его было видно, как в нем боролся правитель с отцом. Святозар почувствовал, что отцовские чувства сейчас победят, и чтобы этого не допустить добавил:

— Отец, погляди, тебя ждут люди, прошу тебя.

Тогда правитель развернулся и сел на трон.

И как только правитель сел на трон, один из вельмож поднялся и подошел к отцу. Затем с досто-инством поклонился, и, принялся докладывать о строительстве городов на юге страны. Он гово-рил, что по рекам Лятка, большая Яза, Волха уже построены города и переселено туда народонаселение с востока. Но в новом году нужно заложить еще два города по рекам Белая и Волха, для того, чтобы защитить наши южные границы, и, хорошо бы правителю до праздника Масляницы назначить в будущие города воевод и направить туда дружины. Святозар обратил внимание, что отец слушает вельможу не внимательно, часто оборачивается и тревожно смотрит на сына, а ведь раньше такого правитель себе не позволял. Потом отец и вовсе остановил рукой вельможу и подозвал к себе Милонега, тот тихонько приблизился к правителю, низко склонив голову, а отец что-то шепнул ему. Милонег согласно мотнул головой и вышел из тронного зала, через потайной вход, некоторое время спустя слуги принесли невысокое сиденье со спинкой, устланное тонким ковром и поставили рядом с троном правителя. Отец повернул голову к Святозару и тихо сказал:

— Сядь, — а увидев, что сын, молча, подчинился и сел, махнул рукой вельможе, чтобы тот продол-жал.

До этого момента Святозар слушал вельможу с интересом, но как только сел на сиденье, опустил голову и отвлекся от доклада. Только теперь Святозар понял почему, отец так часто оборачивался и беспокойно смотрел на него, ведь правитель не знает, что Святозар зарубцевал рану. И наверно все это время думал лишь об одном: о боли и страдании сына, боялся, что тот, ослабев, может упасть в обморок, или может раскрыться рана и окрасить лазурный кафтан кровью. Как же можно было так не разумно поступить, подумав, что увидев наследника около трона правитель, обрадуется. Святозар поднял голову, посмотрел на отца и еще сильней стал себя корить: " Ах, глупый, глупый, ты Святозар. Надо было пойти с утра к отцу, показать рубец, обрадовать. А не приператься в тронный зал, и стоять тут с умным видом. Верно, Дубыня говорит молодо-зелено. Все мне кажется, что я такой мудрый, столько знаю, столько пережил, а поступить правильно не умею, вон опять переполошил отца". Святозар вновь, поднял голову, посмотрел, на седые виски отца и от обиды за него, прикусил губу. " Ну, же, дурень, дурень я. Вон погляди, Святозар как беспокойно на тебя поглядывает отец, все время оборачивается. Он наверно из речей вельмож то и понять ничего не смог, ничего внятного сказать в ответ не мо-жет".

Обвиняя себя в неразумности Святозар, так увлекся, что прослушал невнимательно, и другие доклады, которые делали воеводы и вельможи из разных частей великой Восурии. А когда вновь поднял голову, то увидел, как в тронный зал вошли посланники нагаков, принеся правителю восуров роскошные дары: хрустальные кубки, обложенные золотом, сапфирами и жемчугами; чаши серебряные обложенные изумрудами; какие-то тонкие высокие, словно стеклянные кувшины, затейливо украшенные драгоценными каменьями; разные материи — шелковые, бархатные и атласные; да два больших наподобие восурских сидения со спинкой, обитые синим бархатом и обшитые золотыми и серебрянными нитями.

Посланники нагаков их было трое, люди небольшого роста, смуглые, черноволосые с большими носами, узкими глазами и широкими выдающимися вперед скулами, были одеты в какие-то цве-тастые, длинные наподобие восурских сарафанов одежы. Они так низко поклонились, что Свято-зару показалось еще чуть-чуть, и упадут на колени. А затем один из них на чистом восурском языке заговорил, клятвенно убеждая правителя Восурии, что нагакский бек Турус против добрых соседей великой Восурии ничего подлого не замышляет, а в подтверждении своих слов шлет ему дары и передает на словах, что дружба их вечна и разрыву не подлежит.

Святозар смотрел прямо в черные, маленькие, бегающие глаза посланника и видел, что шельмец врет, бек его боится Восурского народа и правителя, боится и ненавидит, и дружба та вся лишь на страхе только и держится. Чуть ослабей Восурия и бек нагаков как стервятник кинется разрывать ее на части.

Когда нагакские посланники покинули тронный зал, отец снова подозвал Милонега, и что-то ска-зал тому, а затем поднялся, следом встал Святозар и люди в зале. Отец обернулся к сыну и тихо спросил:

— Ну, ты как? Как себя чувствуешь? Не ослаб, пока?

Святозар посмотрел в зеленые глаза правителя, наполненные беспокойством за сына, и также тихо ответил:

— Все хорошо, отец. Я не ослаб.

Правитель удовлетворенно качнул головой, и, развернувшись, двинулся из тронного зала в сопровождении наследника, уже на самом выходе, он вновь повернул голову в сторону сына и негромко сказал:

— Нам, верно, сын надо поговорить, я погодя прийду к тебе в светлую комнату. А пока, ты, свобо-ден.

Святозар поклонился правителю и как тот велел, пошел по коридору в светлую комнату. Не успел Святозар войти в комнату, как в дверь постучали, и с позволения наследника, в нее вошли слуги, которые внесли туда одно из нагакских сидений, что бек прислал в дар правителю Восурии. Они поднесли сиденье к столу, и, поставив его, поклонились и вышли. Святозар подошел к сиденью и погладил лоснящийся бархат и рисунок обшитый золотыми нитями рукой, догадавшись, что отец прислал сиденье для него, чтобы ему было удобно заниматься. Внезапно дверь открылась, и вошел правитель, он посмотрел на стоящего возле сиденья сына, улыбнулся и сказал:

— Я приказал принести — это сиденье в светлую комнату, чтобы тебе было удобно сидеть, когда ты занимаешься.

— Спасибо, отец, — тихо ответил Святозар. — Ты очень добр ко мне, хотя я этого не заслуживаю, — до-бавил Святозар и тяжело вздохнул, вспомнив свои, переживания в тронном зале.

Правитель, заметив расстроенное лицо сына, также тихо спросил:

— Сын, что с тобой? Что случилось? Может ты, наконец, мне все объяснишь?

— Да, отец, конечно, я все объясню, — немного волнуясь, ответил Святозар.

Он подошел почти вплотную к правителю, расстегнул кафтан и рубаху взял руку отца и провел его пальцами по рубцу. Когда пальцы правителя коснулись рубца, тот вдруг вздрогнул всем телом, и еле слышно прошептал:

— Неужели, Святозар, тебе удалось излечиться?

Святозар вздохнул, посмотрел в глаза отца, в которых где-то глубоко вдруг заискрилась, засвети-лась надежда, улыбнулся и сказал:

— Скажем, так отец. Я нашел заговор, который рубцует рану на время.

— На сколько? — протяжно выдохнув, спросил отец.

— До захода солнца здесь будет рубец, а потом, прочитав заговор, рубец будет держаться до вос-хода солнца.

— А, боль, сынок?

— Боль терпима, отец, — ответил Святозар, — Я конечно пока не могу рубиться на мечах и стрелять из лука, но на лошади спокойно могу ездить.

— Слава нашим великим восурским Бога, хотя бы пока так, — улыбаясь и потрепав сына по волосам, заметил отец, — Но когда ты создал заговор?

— Вчера вечером отец, когда я вернулся из белой столовой, я так был расстроен бесплодными поисками, что верно обессилиный уснул прямо на книге…,- начал свой рассказ Святозар, — И наверно мне приснился сон, а может…. Да, нет, я просто уверен то…, был не сон. Вдруг заполыхала вся комната каким-то небесным светом, зазвучала музыка, и я услышал голос, который сказал мне, чтобы я искал заговор в своей душе. Верно отец — это приходил сам Бог, — Святозар посмотрел в удивленные глаза отца, и, понизив голос, продолжил, — И я просто уверен, сам не знаю почему, что это был ДажьБог, что это он явился, чтобы поддержать и помочь мне. Он сказал мне, чтобы потом я ступал к корове Земун, которая меня излечит и даст возможность познать душу. А потом я очнулся, собрался с мыслями и создал заговор, я хотел было, сразу побежать к тебе, но решил дождаться утра и когда утром рубец раскрылся, то понял, что действие заговора связано с восходом и заходом солнца. Ведь вчера я создал его именно тогда, когда Ясноокий Бог Солнца Хорс завернул за край небосвода. Я так захотел тебе порадовать, что явился в тронный зал утром, думая, что ты меня увидешь и обрадуешься. Но потом я понял, видя твое встревоженное лицо, что поступил скверно и верно переполошил твою душу, прости меня отец, за это.

— Ах, сын, ты меня сейчас так порадовал…, что я даже не могу сердиться на тебя. Впервые с того дня, как ты после ранения очнулся, я так счастлив, — сказал правитель и голос его дрогнул, — Нако-нец-то я смогу спокойно вздохнуть, зная, что мой сын здоров и может теперь вернуться к преж-ней жизни. Слава великому ДажьБогу, что он явился к тебе и придал тебе силы и вселил в нас надежду. Теперь я просто уверен, раз ты нашел такой заговор, ты сможешь создать новый и полностью излечиться, — даже как то восторженно заметил правитель.

Святозар, покачал головой, а потом сказал:

— Отец, разве ты не слышал, что я сказал…. ДажьБог велел мне отправляться в страну Беловодье, лишь там я полностью излечусь.

Но правитель внезапно привлек сына, посадил на рядом стоящий табурет, и, прижав его голову к себе, добавил:

— Нет, нет, сын, не говори так, не расстраивай меня…. Я верю, что лекарство твое здесь, в твоей светлой голове, тебе только надо постараться.

Святозар поднял глаза, посмотрел на отца, и почувствовал такую тяжесть, такую боль и страдание, испытываемые отцом, что на миг захотелось ему согласно кивнуть головой, но только на миг, но пересилив это желание он, ответил:

— Отец, нет здесь никакого лекарства, ни в книге, ни в моей голове. Лекарство от такого зла, кото-рое было заложено в кинжале, есть только у нашей матери коровы Земун, и мне надо отправляться туда. Все дело в том, чтобы ты с этим смирился и разрешил мне ехать туда…, излечиться и выполнить волю Богов.

— Нет, Святозар, я никогда не позволю тебе покинуть дворец и уехать в страну Беловодье. Путь туда очень опасен. Многие храбрецы пытались туда добраться, но не вернулись. Я уже два раза тебя терял так, что теперь ни за что на свете не захочу подвергнуть твою жизнь опасности.

— Отец, но ведь Дубыня и Храбр, были там и вернулись живыми и здоровыми…,- негромко начал Святозар.

Но правитель вдруг глянул на него сверху вниз, каким-то недовольным взглядом и сказал:

— Откуда тебе известно, что Дубыня и Храбр были в Беловодье?

— Мне об этом, еще до испытания в Сумрачном лесу, рассказал Дубыня.

Правитель сдвинул брови, и между ними залегла большая морщина и твердым голосом заметил:

— Да, ты прав, Дубыня и Храбр там были и вернулись живыми, а вот остальные восемь дружинни-ков остались там навсегда. И это были все взрослые люди, опытные и славные ратники. А ты всего лишь дитя, отрок…, и то, что ты прошел испытание не значит, что ты стал мужчиной…. Нет, Святозар, — повысив голос, сказал правитель, и, приподняв голову сына за подбородок, глянул ему в лицо, — Ты, еще слишкои юн и не сможешь преодолеть такой трудный путь.

Святозар понял, что этот разговор пока не приведет не к чему, так как отец слишком напуган не-давними событиями и, чтобы больше не тревожить, правителя, тихо добавил:

— Отец, я сказал тебе, что знаю, сказал, где мое выздоровление и какова воля ДажьБога. Может быть, ты позже поймешь, что это единственная возможность, которой ты не должен меня ли-шать. Ну, а пока я подчинюсь твоей воле, отец.

— Да, сын, так и сделай, подчинись моей воле….,- уже более мягко сказал правитель, — Я хочу, в месяце травень отвезти тебя на Синь-камень и наречь наследником престола Восурии. И до тех пор прошу тебя не заводить со мной разговоры о Беловодье.

— Хорошо, отец, обещаю тебе — это. Ну, а потом, после возвращения с Синь-камня, мы вернемся к этому разговору, да, отец?

Правитель помолчал немного, и, проведя рукой по лицу, словно отирая глаза, добавил:

— Да, потом, мы может, вернемся к нему…. Потом мы посмотрим, как нам быть, сын.

И когда Святозар улыбнулся отцу, в знак согласия, правитель вновь прижал голову сына к себе.

Глава двадцать четвертая

После разговора с отцом в белой комнате Святозар, как и обещал, больше не говорил с ним о стране Беловодье, но это не значит, что он о ней не думал. Правитель после того как сын нашел заговор, стал чаще улыбаться и даже как-то посветлел весь, верно наполнившись изнутри счасть-ем. И сам дворец и все слуги словно переполненная водой бочка, до краев наполнились каким-то светом и ходили тоже веселые и радостные, как и сам правитель. Святозар по утрам приходил в тронный зал и вместе с довольным правителем выслушивал доклады вельмож и воевод. А днем он ходил на Ратный двор и упражнялся, вначале он просто держал в правой руке меч, потом немного занимался, совсем чуть-чуть, отражая лишь слабые выпады Храбра. Очень часто от резких движений сердце внутри гулко охало и начинало так стучать, что Святозар останавливался, глубоко дышал, пытаясь успокоить его биение. Храбр затихал рядом и тревожно смотрел на наследника, предлагая закончить занятия.

— Ничего, Храбр, ничего. Сейчас все пройдет, и мы продолжим, мне надо просто привыкнуть, — а когда сердце успокаивала свое биение, вновь приступал к занятиям.

Каждый день, читая заговор, и упражняясь с наставником на мечах Святозар, становился сильнее и крепче и вскоре уже смог взять в руки до этого не доступный ему лук. Чтобы натянуть тетиву, и, пустить стрелу, нужно было приложить, большое усилие и поначалу Святозару не удавалось, не просто выпустить стрелу, но даже натянуть саму тетиву. Однако и в этом случае он, преодолевал боль и убеждал себя, что у него все получится лишь тогда, когда он привыкнет к боли. Святозар прикусывая губу, настойчиво брал лук в левую руку, а правой оттягивал тетиву, и вскоре стрела уже стала вылетать из него, и хотя ее полеты были поначалу малы, но и сам Святозар и присутствовавшие при этом Храбр, Дубыня и Тур ликовали.

Сечень, третий зимний месяц, закончился, уступив свое место превому весеннему месяцу березозолу, когда наконец-то Святозару удалось пустить стрелу, и та почти долетела до мишени. Довольный собой Святозар опустился на скамью, когда к нему подошел Дубыня, сел рядом и благодушно посмотрев, сказал:

— Видишь, какой ты Святозар, молодец, еще чуток и в мишень попадешь.

Святозар потер грудь, которая все еще горела от натуги, набросил на спину кунтыш, и, поправив шапку, ответил:

— Точно, Дубыня, еще немного постараться и поупражняться и я опять метким стрелком стану, — он немного помолчал и добавил, — Дубыня, помнишь, ты мне сказал как-то, что если мне станет легче, то ты мне расскажешь как вы с Храбром дошли до страны Беловодье.

Наставник до этого радостно взиравший на наследника сразу сменил выражение лица, сурово свел густые темные брови и немного подумав, сказал:

— Святозар, правитель мне строго настрого запретил говорить с тобой об этом.

Обескураженный таким ответом Святозар опустил голову и негромко заметил:

— Ты, же мне обещал, Дубыня. Отец ничего не узнает. Я все равно без его согласия не поеду. Но я бы хотел знать о Беловодье побольше.

— Нет, — замотал головой наставник, — И не проси. Правитель сказал, что это я своими рассказами настроил тебя на эту мысль. Он, сказал, что ни за, что не отпустит тебя. И что если кто будет тебе еще об этом говорить и поддерживать в тебе эту мечту, он того из дружины…,- остановился на полуслове наставник, а потом словно сглотнув ком подступивший к горлу, добавил, — Ну, он того из дружины погонит. И добавил, лично для меня: " Дубыня, ты мне как брат, но пойми меня как отца". И я знаешь Святозар, я его понимаю, у меня хоть и шестеро сыновей, а они словно пальцы на руках, любой потерять жалко. Так, что ты пока потерпи, пока так как-нибудь…,- и, повесив голову, удрученно замолчал.

— Я, Дубыня, на тебя не обижаюсь…, и отца я понимаю, но я же, наставник…. Разве я чего-то худо-го хочу. Я просто хочу излечиться, стать вновь здоровым, как прежде…. Хочу, как и другие парни на гулянье ходить, жить и любить. А, что отец, словно я птица какая-то диковинная закрыл меня во дворце и каждый мой шаг под его бдительным оком, то Борща, то Храбра, то тебя в охрану мне приставит. В город один не ходи, к твоим сыновьям не ходи, и все тревожиться словно я дитя неразумное, словно я не понимаю, что мне можно, что нельзя…. Мне все равно прийдется идти в Беловодье, понимаешь наставник…, все равно прийдется, такова воля ДажьБога, и не сможет отец, ничего с этим поделать. Я, конечно, не ослушаюсь его, не поеду туда без позволения, но то что мой путь через эту волшебную страну пролегает, это я еще тогда понял, когда ты нам с Туром о ней в-первый раз рассказал, — закончил свою речь Святозар и потянулся, чтобы поправить спавший с левого плеча кунтыш.

Наставник протянул руку, поправил кунтыш наследнику, и тяжело вздохнув, заметил:

— Просто человек- это такое существо, которое всем недовольно. Еще совсем недавно, ты говорил мне, про себя, что ты получеловек, не прошло и месяца уже держишь меч, натягиваешь тетиву лука, и опять недоволен. Эх, ты, горе луковое, ты ж погоди, ты ж отца пойми, ведь в ту ночь он не только тебя чуть не потерял, он же Эриха потерял. Отправить своего сына, мальчишку совсем, в чужой город, простым ратником… У тебя ж Святозар, вроде сердце доброе, душа светлая и чистая, а простых вещей понять не можешь…. Не можешь понять, что отец боится потерять тебя, любит он тебя, дорог ты ему больше всех детей…. Столько лет искал, столько сил потратил, ни дня спокойно не жил, и вот вроде ты вернулся такой славный, светлый отрок…, и, что ж опять беда…, да какая беда…, брат на брата напал, убить тебя желал…, подлый Нук так и не найден. Неужели не понятно…. Тяжело тебе, видите ли, во дворце сидеть одному…, так ты скажи мне…, и я сыновей своих пришлю, они с радостью к тебе приедут. Да посидят с тобой, погутарят, и правителю спокойно и тебе хорошо. Ишь, ты, недоволен он отцом….,- добавил наставник, и, замолчал, затем он вдруг глянул с такой обидой на Святозара, что у того внутри сердце вновь подпрыгнуло, — И вообще, хоть это и не по-мужски обратно обещание забирать…. Ну, так вот ты слушай, я свое обещание забираю, и пока правитель не разрешит, не слово тебе о Беловодье не скажу… — вымолвил эти слова наставник, поднялся и отошел к Туру, который в это время как раз лук натягивал, да стрелу пускал.

А Святозару так стало стыдно, щеки его запылали, а душа внутри словно заплакала, обливаясь горячими слезами. "Да, что ж — это, верно наставник, говорит, только о себе и думаю, отца тре-вожу, вон Дубыню расстроил, что это со мной такое творится?" Встал тогда Святозар подошел к наставнику, и рукой того по плечу похлопал, а когда тот обернулся Святозар прерывающимся голосом сказал:

— Я, Дубыня, отцу обещал не разговаривать с ним о Беловодье до возвращения с Синь-камня, и слово свое сдержу. И тебе я тоже слово дам, покуда, отец не позволит, и с тобой об этом го-ворить не буду. И прости, ты меня глупого мальчишку, коли я тебя, чем обидел, — сказал и низко наставнику поклонился.

Дубыня глянул на наследника и расчувствовался совсем, махнул на него рукой и отвернулся, смахивая скупую слезу, сбегающую с лица.

Какое-то время Святозар стоял рядом с Туром и смотрел, как брат стреляет из лука, Дубыня под-сказывал тому и поправлял его руку. Внезапно позади себя он услышал негромкий разговор, оглянулся и увидел, что к Ратному двору подходят правитель и Храбр. Наставник что-то нес в руках завернутое в ткань.

Святозар поспешил навстречу отцу и тревожно спросил:

— Отец, что-то, случилось?

— Нет, Святозар, — успокоил правитель сына, — Все хорошо, не тревожься. Просто я кое-что принес тебе, — и, повернув голову к наставнику, шагающему рядом, добавил, — Пойдем Храбр к скамье.

Наставник подошел к скамье, положил на него то, что нес в руках и осторожно развернул. И как только он открыл укрытое, то Святозар увидел прекрасный лук, сделанный из добытого ла-зурного древка. Луч солнца пробежал по древку, рогам лука, которые были сделаны из золота, и по тетиве, и лук вдруг вспыхнул, засиял весь лазурным светом, да не только древко, но и рога и тетива.

— Ох! — только и смог вымолвить Святозар, взял лук в руки, а потом, перевел взгляд на правителя и заметил, — Отец, как он прекрасен.

Довольный правитель широко улыбнулся сыну, сказав:

— Я рад, что он тебе понравился. Умелец сделал его, как и обещал в конце месяца просимецъ. Но я не показывал его, боясь, что ты расстроишься. Однако теперь, ты чувствуешь себя намного лучше, и я решил, что тебе пора отдать добытое тобой. Пойди, сын, попробуй из него пустить стрелу.

Святозар посмотрел на правителя, черты лица его дрогнули, он отрицательно покачал головой и тихо ответил:

— Отец, лук безупречен, но я не могу пустить стрелу из детского лука Тура. А с этого, вряд ли, что у меня получиться. Посмотри, какой он мощный, какая тугая тетива, прости, но у меня не хватит сил.

— Сын, поверь мне, у тебя все получится. Поди, Святозар, попробуй…, возьми стрелу, натяни тети-ву.

Святозар еще мгновение колебался, но глянув в уверенное лицо отца, снял с головы шапку, скинул с плеч кунтыш, и, передав их Храбру, пошел к Туру, который все еще упражнялся с лу-ком.

— Ух, ты, красотища! — восхищенно сказал Тур и подал брату стрелу.

Святозар взял древко в левую руку, вставил стрелу, и, подняв лук, оттянул тетиву к правому уху, и о, чудо не почувствовал боли, казалось или силы вернулись к нему, или лук был так легок и послушен, но когда пущенная стрела полетела, лук весь заскрипел и завыл, такой он был тугой. Стрела летела быстро и попала в самый центр деревянного круга- мишени. Все кто находился рядом: отец, Храбр, Дубыня и Тур, радостно вскрикнули, Святозар взял вторую стрелу и пустил ее, она воткнулась в мишень, чуть левее первой, а потом пустил третью и четвертую. И когда четвертая стрела, почти коснулась первой, попав в центр мишени. Святозар оглянулся, радостно посмотрел на отца, и, не выдержав в порыве восторга, подбежал и обнял его. Отец ответил крепким пожатием, а когда Святозар немного смущаясь, отошел от правителя, спросил:

— Как же так отец, почему у меня получилось. Ведь совсем недавно, я пускал стрелу из лука Тура, и она не долетела до мишени, упала в пяти шагах.

— Сынок, ты забыл, что это магическое древко, а значит магический лук, и все волшебство Сумрачного леса в нем. С этого лука ты всегда сможешь пустить стрелу, даже если будешь болен и ранен. Но никто другой не сможет натянуть тетиву на нем и выпустить стрелу.

— Спасибо, отец, — сказал Святозар, и погладил древко лука.

— Сын, — обратился к нему правитель, и, взяв у Храбра кунтыш, накинул ему на плечи, — Скоро мы будем праздновать Масляницу, провожая зиму и встречая весну. Тогда я хочу устроить со-стязания на Ратном дворе, чтобы набрать тебе дружину, ведь нам не удалось провести состязания на празднике в честь Бога Коляды. Поэтому я дал указание воеводам, чтобы во всех городах, объявили, что наследник набирает себе близких другов и молодые люди, которые хотят такими называться прибудут к двадцать второму березозолу. А, ты, мой сын, уже сам смо-жешь, отобрать себе сильнейших и достойнейших. Хорошо, мальчик мой?

Святозар одел на голову, поданную Храбром шапку, помолчал какое-то время, а вместо ответа, сам спросил:

— Отец, а мои братья Сем и Лель приедут на эти состязания?

— Я гляжу, — недовольно поморщив лоб, заметил правитель, — Ты, все еще думаешь о том, чтобы своих названных братьев все же взять в дружину. Но ты должен понять, что нельзя брать в дружину только лишь потому, что ты к ним привязан. Други — это твоя опора, сила и мощь.

— И это отец, как ты и сам раньше говорил, это преданность, — заметил Святозар.

— Ну, хорошо, хорошо, не будем спорить. Я не хочу тебя расстраивать, коли ты так хочешь, то я дам распоряжение, чтобы они приехали. Но только, я одного не пойму, в каких состязаниях они будут учавствовать.

— Отец, — немного волнуясь, ответил Святозар. — Когда ты увидешь Сема, ты сам поймешь в каких.

— Ну, а, Лель, — заинтересованно спросил правитель и помог сыну поправить упавший с левого плеча кунтыш, — Ты же сам говорил, что он только на гуслях и умеет играть.

Святозар посмотрел на правителя и твердым голосом сказал:

— Знаешь, отец, дружину буду я набирать. И первый мой дружинник набран — это Лель. А осталь-ные покажут себя на состязаниях.

Храбр присутствавший при разговоре правителя с сыном тихонько хмыкнул, а потом заметил:

— Вот так, правитель. Сразу видно, чей он сын, — и благодушно посмотрел на наследника.

Правитель улыбнулся, посмотрел на друга, перевел довольный взгляд на сына, и радостно отве-тил:

— Ну, раз, сразу видно, что он мой сын, Храбр. Тогда Святозар, я попрошу Дубыню, чтобы он их принял в своем доме.

— Отец и еще, — волнуясь и теребя тетиву лука, сказал Святозар, — Пожайлуста, привези сюда дядю Веселина с семьей. Я столько лет с ними прожил и за это время истосковался по ним, — правителю явно не понравилась просьба сына, потому что он перестал улыбаться, нахмурил лоб и сдвинул брови, и бросил какой-то обиженный взгляд на сына, который однако, не смутил Святозара и он продолжил, — Отец, пойми все эти пятнадцать лет я жил с ними, я считал их родными людьми, я не могу и не хочу их забывать. И, прости если тебе неприятно. Но ради меня, сделай, то о чем я прошу.

Правитель помолчал еще немного, и поборов в себе желание отказать в просьбе сыну, ответил:

— Сын, я так долго искал тебя, перебывал во многих городах и деревнях нашей славной Родины. Вся моя дружина, вся Восурия искала тебя, а они догадывались, кто ты и не давали мне о тебе знать. Я не могу их простить.

— Но, отец, — не унимался Святозар, — Посмотри на это с другой стороны. Быть может и хорошо, что они не давали знать тебе обо мне, — и когда после этих слов правитель отрицательно закачал головой, Святозар положил ему руку на плечо и, добавил, — Что было бы, если бы я ребенком вернулся сюда, ты думаешь Нук, оставил бы меня живым?

Наверное, Святозар нашел нужные слова, потому что правитель вдруг похлопал сына по лежа-щей на его плече руке, и сказал уже более миролюбиво:

— Может ты и прав, сын. Я, подумаю, о твоей просьбе.

А Святозар обрадованный, как он уже чувствовал, согласием отца, крепко стукнул Храбра по плечу, и позвал его стрелять из лука.

Глава двадцать пятая

Так как ни с отцом, ни с Дубыней Святозар не мог теперь поговорить о Беловодье, то слы-шавший об этой стране лишь из поверий и преданий, Святозар решил поискать знания о ней в книге. Чем и занимался, по вечерам в светлой комнате.

Однажды Святозар перелистывая книгу, наткнулся на сказанье о Богомудре и его походе в страну Беловодье, сказ начинался так: " Да было тогда Богомудру двадцать пять годков, да занедюжила его любимая супруга, да много дней подряд не могла подняться с ложа. Да тогда, сказал ДажьБог Богомудру, а ступай-ка, ты, сын мой любезный, а в далекую то страну Беловодья, а принеси своей супруге, да воды из молочной реки, что течет прямо из вымени твоей матери, небесной коровы Земун, а еще познай ты там Богомудр душу свою. Да послушал, Богомудр, ДажьБога, да собрал свою дружину, да поплыл на ладье по реке Бурная, да по великой Ра-реке, да до устья великой Ра-реки, да в Восточное море вошли, да направили ладью свою прямо к острову Буяну. Но дорожку ту охраняли великаны горные, да стали те великаны бросать камни с гор, да топить ладью, но Богомудр произнес заговор, да усмирил их. Да поплыла ладья дальше, но вышел из моря сам поддонный царь Черномор, да хотел потягаться силой с Богомудром. Но пришел Богомудру на помощь ДажьБог, да метнул в Черномора молнии горящие прямо от лука самого Бога Перуна, склонил голову Черномор, да ушел на дно морское. Да поплыла ладья дальше, да пристала к дивному Буян острову. Да пошли по берегу к стране Беловодья, да через горы Сарачинские. Да увидели ворота в ту страну волшебную, охраняли ворота те василиск, да грифон. Долго бились с ними дружинники, да одолели, в конце концов, да открылись ворота. Да пошли они по стране Беловодья да видели деревья различные, да цветы, да плоды разные. На деревьях сидели птицы в опереньях золотых, да багряных, синих, да зеленых, красных, да белых. Да пели те птицы разные песни, да разными голосами, а где тихо, а где громко, а то звонко, а то нежно. Да звери диковинные бродили по той стране. Да встретил в той стране Богомудр мать свою небесную корову Земун. Да познал он душу свою, да набрал он воды из молочной реки. Да вернулся обратно, да излечил супругу свою. Да дорога та была долгая, да три месяца длилась".

— Вот, значит, как, — сам себе вслух сказал Святозар, — Значит, Богомудр, был в той стране, добыл воду и вернулся, излечив супругу.

Однако из всего повествования Святозара больше всего заинтересовал не сам путь, который подробно там не был описан, а те преграды, которые смог преодолеть Богомудр: великаны, василиск и грифон. " А с Черномором ему помог справиться ДажьБог", — подумал Святозар.

И теперь перелистывая книгу Святозар, не только искал путь в страну Беловодья, но постигал мудрость всех заговоров и оберегов, кои могут помочь ему победить врагов во много раз превышающего его силой и мощью, так как чувствовал и знал, что, как и в случае с Богомудром волю ДажьБога выполнить необходимо.

Как- то читая книгу, Святозар нашел заговор, который обращал ведуна в зверя или птицу. Заговор был короткий, лишь две- три строчки, но, что интересно название зверя и птицы было не написа-но. Святозар уставился в книгу, многократно перечитывая заговор и думая, почему же он не окончен, а потом вдруг догадался. Ведун должен, понять какой, зверь и какая, птица есть отражение его души и только тогда он сможет обернуться в нее. Святозар решил тут же его испробывать, прочитал заговор, выбрав волка, но ничего ни какого превращения, затем немного подумал, выбрал быка, прочитал заговор, но вновь ничего. Святозар стал переберать в памяти всех зверей, которых когда-либо видел, и о которых слышал. Он читал заговор, называл имя зверя и прислушивался к себе, к своей душе, но заговор всякий раз не действовал. Уже был назван медведь, кабан, росомаха, бобер, лось, олень, лиса. Святозар терялся в догадках, ну, не заяц, же, в конце концов. " Фу, не заяц…". Оставался последний зверь, он конечно не дикий и верно не последний, но почему-то, как только вспомнил о нем Святозар в душе вроде, что-то восторженно крякнуло. Святозар вздохнул и зашептал заговор: " На море, на окияне, на острове, на Буяне, светит месяц на волшебный пень, а тот пень не простой. Коли я его рукой трону, коли я его мыслью задену, да через него перекувыркнусь, то силой, которую мне Боги даровали, превращусь в коня." И только вымолвил Святозар имя зверя, как сейчас же перекувыркнулся через стол и обратился в белого, как снег коня. Топнул конь — Святозар копытом, огрел себя по спине хвостом, и, довольно оглядев себя, прочитал обратный заговор. " О, ты, пень Буянский, пень Волшебный, скинь образ зверя с меня, и отдай мне мой истинный, образ — Святозара", — и топнул копытом напоследок, да вновь перекувыркнувшись, упал на пол, в своем истинном обра-зе.

— Ого, — обрадовано вскрикнул Святозар, поднимаясь с пола и отряхивая одежу, — Значит, я могу ко-нем оборачиваться.

Так же долго выбирал Святозар и образ птицы, в которую может превращаться. Наконец заговор вновь подействовал, и, перекувыркнувшись через стол Святозар, превратился в орла. Святозар- орел сидел на столе и раскрыв громадные крылья оглядывал их. Оперенные когтистые пальцы ног крепко впились в стол. Орел взмахнул крыльями и немного оторвался от стола, но тут, же ощутив страшную боль в левом крыле, упал обратно. Святозар оглядел грудь и увидел, как на перьях выступила алая кровь, и чтобы не потерять силы, открыл клюв и зашептал обратный заговор. Когда Святозар поднимался с пола, то видел как рубаху все больше и больше, заливала кровь. Занятый найденными заговорами- оборотами, он не заметил, как зашло солнце, и рубец пропал, а из образовавшейся раны потекла кровь. Святозар поспешил сесть на нагакское сиденье и прочитал заговор, через мгновение на месте раны вновь красовался рубец. Святозар поднялся и только теперь заметил на столе где сидел орел дыры, оставленные его мощными когтями. " Завтра исправлю", — подумал Святозар, чувствуя легкую слабость, и двинулся к себе в опочивальню, желая поскорея переодеть кровавую рубашку. " Странное сочитание", — думал Святозар. " Лошадь и орел. Лошадь — это друг воина, опора его и поддержка. А орел — это по преданию птица Бога Перуна, именно в эту птицу превращается Перун, вылетая в Белый свет, в Явь."

Близился праздник Масляницы, и за два дня до его начало братья Святозара Сем и Лель прие-хали во дворец.

Святозар ожидающий их приезда с утра, даже не пошел в тронный зал. А когда братья сопровож-даемые дружинником отца Богданом подъехали на лошадях, Святозар выскочил на площадь и крепко обнял сначало Леля, а потом Сема. Лель был невысоким, худоватым юношей с волосами, цветом налитой в поле пшеницы, нешироким лицом на котором красовались два больших серых глаза, с высокими тонкими, светлыми бровями и ресницами, небольшим носом и ртом. За спиной у него на ремне висели гусли, с которыми тот никогда не расставался. Сем в отличие от брата был высоким, дородным, крепким, юношей с большими широкими руками, и сразу виделась в нем необычайная сила, да удаль. У Сема, так же как и у Леля были пшеничные волосы, светлые брови и ресницы, небольшой рот и нос, и темно-серые глаза.

— Керк! Мы так долго не виделись. Мы так рады опять обнять тебя брат, — сказал за себя и за Леля Сем и крепко по-старинки стукнул кулаком Святозара в грудь.

От удара Святозар покачнулся, сердце так кольнуло, что на мгновение перед глазами поплыл белый, густой туман. Святозар глубоко вздохнул и тихонько промолвил брату:

— Святозар, Сем. Я теперь Святозар, — и когда оба брата тревожно глянули на побелевшего Святозара. Тот вдруг оперся на плечо Сема и добавил, — Не бей больше в грудь брат, я ранен. Я все вам расскажу, только немного погодя.

На пороге дворца внезапно появился правитель, он оглядел дородную фигуру Сема, утвердительно хмыкнул и сказал:

— Ого, Святозар, так брат твой Сем истинный богатырь, — а когда братья низко склонились перед правителем, он перевел взгляд на сына и уже с тревогой в голосе, спросил, — Что с тобой, сын? Ты так бледен, тебе нехорошо?

Святозар замотал головой, потихоньку приходя в себя, все еще держась за плечо брата, и ответил:

— Нет, отец, не беспокойся, со мной все хорошо.

— Все хорошо? — недоверчиво оглядывая сына, переспросил правитель.

— Да, отец, все хорошо.

— И все же ты зайди во дворец, ты слишком бледен. Да, проводи братьев в гридницу, я распоря-жусь, чтобы их накормили, да, верно, вам есть, что обсудить. А позже Дубыня отвезет их к себе.

И правитель, еще раз бросив беспокойный взгляд на сына, подозвал к себе Богдана и двинулся с ним обратно во дворец.

Глава двадцать шестая

Сытная, разгульная масляница уже въезжала во дворы Восурии. Наверно этот праздник был осо-бенно любим всем народом. Ведь еще бы, восуры провожали холодную, злую зиму, а встречали добрую, веселую весну. Празднования масляницы начиналось двадцать второго березозола и длилось семь дней.

В первый день масляницу радостно встречали, накрывая столы и начиная печь блины, вспоминая своих предков.

Во второй и третий день молодежь, детвора, да и кто постарше ходили кататься с ледяных горок, устраивали катание на лошадях, на санях и качелях которые для этого праздника были по-строены на площади престольного града, и, конечно же, ходили в гости и на пиры.

В четвертый, пятый, шестой дни, когда праздник уже был в полном разгаре молодежь, устраи-вала ратные состязания и кулачные бои, показывая свою силу и удаль.

А седьмой день заканчивал празднования масляницы, в городах и деревнях делали чучело, обряжали его в злобную старуху зиму, да принародно сжигали, символизируя уход холодного времени года, при этом бросая в огонь поминальную пищу.

Правитель великой Восурии на масляницу устраивал пиры не только в общей зале гридницы для ближайщих другов и вельмож, он также выставлял столы возле дворца на площади и выкатывал бочки с медовухой, чтобы побаловать и порадовать свой любимый народ.

Святозар обрадованный приездом братьев и наступившим праздником, думал было погулять со всей молодежью, но правитель рано утром вызвал его в светлую комнату, и сказал сыну, что во время праздника ему прийдется быть рядом с отцом, что на гулянья он его не пустит.

Святозар повесил голову, и тяжело вздохнув, спросил:

— Но, отец, почему я не могу повеселиться, я, же чувствую себя хорошо, рана моя не болит, по-чему я должен провести все праздники возле тебя?

— Святозар, — ответил отец, положив руку сыну на плечо, — Нук еще не объявился и не найден. И я не хочу, чтобы масляница была испорчена, очередным нападением на тебя.

Затем правитель показал рукой на дыры на столе оставленные когтями орла, которые Святозар занятый приездом братьев, забыл убрать и спросил его:

— Что — это, сын?

Святозар глянул на дыры, и, покрывшись холодным потом еще ниже опустил голову не отвечая отцу. Правитель повысил голос и переспросил:

— Сын, ты слышишь меня? Я спросил, что — это? Сейчас же подними голову, посмотри на меня и ответь.

Святозар поднял зардевшееся лицо, посмотрел в строгие глаза отца, которые были наполнены беспокойством, и, ругая себя за свою оплошность, рассказал правителю о заговоре-обороте.

— Я забыл поправить стол, отец. Просто из головы вылетело.

Правитель некоторое время хранил молчание, и посмотрев на сына, более мягко заметил:

— Святозар, знаешь такие превращения, очень опасны. Когда ты их совершаешь, будь предельно собран. Иначе ты можешь не вернуть себе истинный образ. Я бы конечно мог бы пожурить тебя за использование такой сильной магии, но не буду. Так как понимаю, что может быть тебе когда-нибудь — это пригодится. Только прошу тебя быть осторожным, — и немного помолчав, спросил, — И в кого же ты обращаещься?

— В коня и орла, — радостно ответил Святозар, чувствуя, что буря миновала, — А ты, отец, в кого?

— О, нет, сынок. Я ни в кого, ни я, ни мой отец, ни мой дед. Нет, мы не можем обращаться. Ведь на — это способны лишь великие кудесники. Такие, как Богомудр, и такие как ты, — правитель посмотрел с нежностью на сына, погладил рукой дыры и добавил, — Орел- птица Бога Перуна, в нее мог обращаться Богомудр, ты знал?

И когда Святозар отрицательно покачал головой, правитель пояснил:

— Что ж, почитай об этом. И вообще, сын, я как погляжу, ты очень мало посвящаешь времени изу-чению жизни нашего рода и своих предков. Однако помни! Не быть тебе достойным человеком, если ты не будешь знать историю своего рода — племени. Так как без истоков своих, человек по-добен луже, взойдет солнце, и она испарится. Таким же человеку быть не должно, всякий чело-век, словно величавая река, что выплеснулась и потекла по матушке земле, и помнит, хранит в своем сердце, откуда взяла исток и где ее устье. — Правитель замолчал, вновь бросил строгий взгляд на сына, добавив, — А теперь поправь стол и пойдем в гридницу, дружина нас заждалась.

Святозар провел рукой по столу и зашептал заговор, и в местах дыр вдруг стали расти небольшие деревянные пузыри, они закрыли дыры, еще немного приподнялись, а потом лопнули и растек-лись по поверхности стола. А когда Святозар дочитал заговор, все лишнее дерево, словно вода впиталась в стол.

— Замечательно! — проведя по столу рукой, заметил правитель, и, развернувшись, направился из комнаты. Святозар двинулся вслед за отцом.

Они прошли по коридору, и, повернув направо, подошли к общему залу, слуга открыл двери пе-ред правителем и тот в сопровождении наследника вошел в гридницу. Святозар увидел празд-нично уставленные едой столы, дружинников и вельмож с супругами, которые поднялись и по-клонились своему правителю и наследнику.

Святозар шел за отцом, то кланяясь, то благодушно улыбаясь дружинникам и вельможам, а когда сел, как и положено, по правую руку от отца, то заметил, что в гриднице нет Тура и матери. Правитель поднял чашу с медовухой и громко на весь зал крикнул: " Выпьем же други за приход светлой красавицы весны, Богини Живы, за тепло и плодородие, которое она дарит нам восурам!" И тогда в гриднице раздались крики славящие Богиню жизни и весны Живу. Чаши поднялись вверх

и опустели. Святозар выпил, почти половину чаши, и не успел поставить ее на стол, как к нему наклонился отец и негромко сказал:

— Сын, ты, не очень-то на медовуху, налегай, а то ты молод и быстро захмелеешь. И прийдется тогда мне тебя под белы рученьки выводить из гридницы.

Святозар посмотрел на отца, улыбнулся и согласно кивнул головой.

Стол как всегда ломился от явств, но теперь в отличие от праздника в честь Бога Коляды, на столе было не много мясных и рыбных блюд, а в основном разнообразные каши; пироги; расстегаи; пирожки; крашенные в луковой шелухе бурые яйца, как символ Золотого Яйца, что в начале времен явил Всевышний и в котором был заключен сам Род то есть Родитель всего сущего; а также всевозможные блины, которые воспринимались восурами источником новой жизни, съедая блин восуры верили, что они съедают подаренное Богиней Живой тепло и могу-щество самого солнца.

Святозар немного потрапезничев, стал оглядывать гридницу и людей собравшихся в них. Ему бы-ло очень скучно сидеть в кругу другов отца, которые веселились, пили медовуху, ели и вели разговоры. Он тяжело вздохнул и подумал о своих братьях и сыновьях Дубыни, которые наверно сейчас веселятся где-то. Подумал о младшем брате Туре, который, скорее всего вместе с мальчишками катается где-то на санях с ледяных горок. И вновь тяжело вздохнул.

— Что ты, сын, так тяжко вздыхаешь? Словно тебе тут воздуха не хватает, — негромко спросил правитель.

Святозар посмотрел на отца и также негромко ответил:

— Отец, да, что ж ты хочешь. Ведь здесь лишь твои други, мне даже и поговорить не с кем.

— Что ж, сын, со мной поговори, а хочешь вон гуслиста послушай. Знаешь Соловей, так его зовут, пел еще твоему деду и прадеду. И когда я его слушаю, то словно вновь вижу своего отца и деда, вспоминаю гридницу, наполненную их другами, которых уже нет на свете и слышу далекие и родные их голоса. Вот и ты послушай его и наполнишься своими предками дедами и прадедами.

Правитель вдруг замолчал и устремил свой взор на гуслиста, верно, наполнившись воспомина-ниями. А Соловей вдруг провел пальцами по струнам на гуслях и запел сказанье: " В начале вре-мен, колесницей Солнца правил Бог Ра, тысячи лет правил он колесницей, но устал он от трудов своих праведных, и, состарившись, обратился в Ра — реку, что течет по небу и отделяет Явь от небесного царства, да еще течет она по Восурской земле и впадает в Восточное море. И тогда сын его светлый Бог Хорс взял колесницу отца своего и стал ею править:

Иди, Хорс, иди, во сини луга,

Да, веди свою колесницу туда,

Да, смотри на земли восурские со востока!"

Дослушал Святозар сказанье до конца, и впрямь засветился внутри каким-то светом, какой-то теплотой к своим предкам, прадедам и дедам, которые из самих веков глянули через это сказанье прямо в душу своего потомка.

Святозар улыбнулся, посмотрел на отца, разговаривавшего с Храбром, что сидел от правителя по левую руку. И вдруг, не с того не с сего, вспомнил про мать свою, которой не было на пиру. Печаль легла на чело наследника, и припомнил он как на празднике в честь Бога Коляды, входила она следом за отцом в гридницу такая красивая, с высоко поднятой головой и туго заплетенной косой, в длинном ярко-голубом сарафане. Вспомнились ему и слова доброжила, что мать плачит и причитает по нему, что отец запретил ей приближаться к сыну. Что с праздника в честь Бога Коляды Святозар еще ни разу ее не видел, так как они не трапезничает больше в белой столовой, верно именно из-за него нет и сейчас ее на пиру в гриднице. И так вдруг стало ему обидно за мать, что лицо все зарделось и покрылось красными пятнами. Святозар взял чашу отхлебнул пару глотков оранжево-желтой, сладкой медовухи, которая ударила в голову, и придала ему смелости, и обратился к правителю:

— Отец, отец…

Но правитель не слышал наследника продолжая беседовать о чем-то своем с Храбром. Святозар протянул руку и похлопал правителя по руке, и когда тот остановил жестом наставника и развер-нул свое улыбающееся и довольное лицо к сыну, то спросил его:

— Отец, скажи мне, а почему нет на празднике матери?

Правитель сразу перестал улыбаться, и, нахмурив лоб, негромко сказал сыну:

— У нее нет желания быть на празднике, — сказал и отвернул лицо от сына к Храбру и вновь продолжил с ним прерванный разговор.

— Я знаю, это все из-за меня. Это из-за меня ты не пустил ее на праздник. Но ведь, отец, она, ни в чем, ни виновата, — чуть громче, так чтобы правитель обязательно услышал, заметил Святозар, и посмотрел в затылок правителю.

Тот словно не слыша слов сына, беседовал с наставником, но наверно слова Святозара все, же долетели до слуха правителя и он изменился в лице. Потому что Святозар увидел, как внезапно беспокойно вытянулось лицо Храбра и тот кинул недовольный взгляд на наследника.

Святозар взял чашу и допил из нее медовуху, а когда почувствовал, как у него закружилась голо-ва, сказал правителю:

— Да, отец, она ни в чем не виновата. Уж если кого и наказывать то только меня. Потому что — это я все скрыл от тебя про Нука и я не заслужил прощения. Однако, погляди, я сижу здесь, вместе с тобой по правую от тебя руку, пью медовуху и ем, а мать сидит одна в своих покоях и плачит. Я ведь все знаю, отец, знаю, что ты запретил ей ко мне подходить… — лишь вылетели последние слова из уст Святозар, как он прикрыл рот рукой, побледнел и уставился на правителя.

Отец тоже слышал слова сына тихо развернул голову и так посмотрел на наследника, что тому захотелось провалится сквозь пол, и оказаться прямо в комнатах слуг.

— Будем считать…,- глянув на пустую чашу сына, заметил правитель, — Будем считать, сын, что это просто хмель ударил тебе в голову. Но я все, же тебя спрошу, откуда ты знаешь, что я запретил матери видиться с тобой.

Святозар опустил голову, и все еще закрывая рот рукой, замотал головой.

— Ну, так, что ж, сын, коли ты сам начал — этот разговор, так давай продолжим его. И откуда ты знаешь, что я запретил ей видиться с тобой?

Святозар отнял руку ото рта и тихо сказал:

— Прости, отец, прости, меня. Я, верно, такой неблагодарный, верно совсем тебя измучил…. Иногда мне кажется, что правильно, меня, Боги такого неблагодарного забрали от тебя. Ты не заслужил такого непутевого сына, который вечно, ведет себя ни так как положено наследнику, и постоянно приносит одни непрятности и боли.

— Ну, — глубокомысленно заметил правитель и усмехнулся, — Верно, не без этого. Но все, же я очень рад, что у меня такой живой и славный сын. Однако я не хочу, чтобы ты уходил от ответа, на мой вопрос.

Святозар робко поднял глаза и когда увидел, что правитель улыбается, ответил:

— Мне доброжил рассказал. В тот первый вечер, когда я пришел в себя…. Рассказал мне, что мать приходила и хотела меня видеть, а ты отец, запретил ей приближаться ко мне, в противном случае обещав посадить ее в темницу.

— Ах, этот доброжил! Ведь я запретил ему, что либо тебе рассказывать, и как- либо волновать те-бя…,- правитель приподнялся на своем сиденье и стал оглядывать зал, в надежде, наверно, заметить доброжила, но, так и не увидев его в гриднице, добавил, — Ну, ничего я с ним вечером поговорю.

— Отец, отец, доброжил ни в чем не виноват не надо его, ругать, — просящее зашептал Святозар.

— Это, что ж, сын у тебя все время никто не виноват. И верно опять и в этот раз виноват только ты?

— Что ты хочешь этим сказать, отец, я тебя не понимаю.

— А, что ж, тут не понимать. Эрих на тебя напал он не виноват, мать сюда — этого подлого Нука привезла опять не виновата, доброжилу я хозяин дворца велел молчать не тревожить больное сердце моего сына и вновь он не виноват. И положа руку на сердце, я думаю, во всех этих бедах ты опять обвинишь себя, да скажешь мне, что виновен лишь ты, — сказал правитель и усмехнулся.

Святозар смотрел в усмехающееся лицо отца и молчал, уже ругая себя, что вообще начал этот разговор.

— Ну, чего примолк. Ты же вроде хотел поговорить, ну вот давай с тобой и обговорим все, выясним, почему я так оберегаю тебя…, почему тревожусь за тебя и словно как это ты сказал…, словно диковинную птицу во дворце держу. Давай я тебе объясню, почему охрану к тебе приставил в виде Борща, Дубыни и Храбра, почему каждый шаг твой под моим бдительным оком, — дрогнувшим голосом сказал правитель.

Святозар услыша слова, которые когда то говорил наставнику, страшно побледнел, затем тяжело вздохнул и ответил:

— Я то, отец, Дубыни говорил, не думая, что он тебе передаст…. Тот разговор был лишь между нами, зачем он рассказал тебе, зачем, — и отер выступивший пот на лбу.

Правитель глянул на побледневшего сына и наверно тоже пожалел, что сказал это ему, поднял рядом стоявший высокий, хрустальный сосуд с водой, налил Святозару в чашу и тревожно доба-вил:

— Выпей, сынок, тебе наверно не хорошо, — а когда увидел, что Святозар взял чашу и отпил из нее, объяснил, — Это случайно у Дубыни вышло, он не хотел говорить, просто беспокоясь за тебя, начал обвинять меня в моей не обдуманной заботе…. И слово за слово передал мне всю твою обиду на меня.

— Отец, ты меня не верно, понял, как я могу обижаться на тебя, как могу обижаться на твою за-боту, нет, это не обида, это просто… Просто я к вольной жизни привык, а как сюда попал, так ее и потерял. А после болезни и вовсе, вовсе, вроде как я… — Святозар замолчал, не зная как объ-яснить.

Но правитель посмотрел на сына, протянул руку, потрепал его по голове и добавил:

— Погоди совсем чуть-чуть, как только мы съездием на Синь-камень и я нареку тебя наследником, то сразу успокоюсь потому, что ты тогда будешь защищен магией, и никто не захочет тебе навредить…, никто не захочет до тебя дотронуться…, даже Нук. А по поводу матери…

— Мне ее просто жалко, — еле слышно произнес Святозар.

— Я, тебя, сын, понимаю… Душа у тебя такая добрая и светлая, понятно, почему тебе ее жалко. Но я тебе вот, что расскажу. Когда доброжил сказал мне, что ты подозревал в Нуке злого ведуна. Я сразу все понял. Понял, я, мальчик мой, что именно мать повинна во всех наших бедах. Именно она поменяла тебя и Эриха местами, именно она повинна, что тебе украли и возможно именно она повинна, что Эрих напал на тебя…. Поэтому, как только, ты первый раз пришел в себя, и у меня появилась хоть какая-то надежда, что ты будешь жить. Я пришел к ней и потребовал объяснений. Но она молчала, мотала головой и просила меня оставить ее в покое…. Я, так сын и сделал…, я оставил ее в покое…. Но запретил ей подходить к моим сыновьям, до тех пор, пока она мне все не объяснит. Ведь, в конце концов, это по ее настойчивой просьбе я разрешил приехать с нами из страны Игников Нуку, по ее настойчивой просьбе дал своему сыну имя ее отца, по ее настойчивой просьбе разрешил Нуку быть слугой своего сына. Я был слишком добр к ней, слишком снисходителен и во, что это вылилось…. Тебя у меня отняли на долгие годы, лишив тебя отца, братьев, сестры. А когда я наконец-то тебя разыскал…, когда я, наконец- то убедился, и за, столько, лет обрадовался…, что род Богомудра, его магия жива и будет жить в тебе. На тебя нападают, тебя убивают, и кто…? Мой второй сын, сын который мне не менее дорог, которого я все эти годы растил, и сам не понимаю, где его не досмотрел…. А, что если бы Святозар, за тебя не заступились ведунья Баба Яга, да сам ДажьБог. Я ведь видел…, стоя около тебя на коленях видел…, что ты умер…, и шептал я заговор так, от собственного бессилия, что- либо поправить. А, Дола молчит…, молчит…, не хочет говорить, и что мне остается думать, а вот, что…. Наверно, жена моя захотела извести мой род и каким-то странным ужасным образом…,- правитель замолчал, тяжело переведя дух, и взяв чашу полную медовухи, залпом выпил.

— Отец, — негромко начал Святозар, — Послушай, меня. Я думаю, ты не прав…. Не прав, что объвиняешь мать, будто она повинна во всех наших бедах. Разве она владеет магическими знаниями, разве знает заговоры и присухи. Ну, сам посуди, если она собралась извести наш род, какая ей разница, я буду обладать магическими способностями или Эрих. Она ведь наша мать, что я, что Эрих, выросшие с ней, мы бы были ей послушны и любили ее. Не проще ли ей было оставить меня во дворце и растить меня в ненависти к тебе. Однако нет…, меня кто обладает магией, украли, а оставили Эриха, который, что может тебе противопоставить…. И потом, если бы мать хотела извести наш род вряд ли бы она родила тебе Тура и Малушу. Нет, отец, ты не прав…. Я вначале точно так же как ты думал, но потом, потом когда я увидел, как Нук травит на меня Эриха, понял, что не мать мне враг, а он Нук… И мне кажется, отец, что и мать и Эрих они жертвы…., и верно жертвы этого самого подлого Нука.

— Тогда, почему, она ничего не объяснит мне, — вдруг очень тихо спросил правитель, словно ожи-дая, что сын сейчас все ему поведает.

— Вот — это то и странно, отец, почему она тебе не объяснит, но может…,- и Святозар посмотрел в расстроенное и встревоженное лицо правителя и добавил, — Может она не может рассказать тебе. Но возможно сможет сказать мне. Если бы, отец, ты позволил, нам увидиться, поговорить.

— Нет, до поездки на Синь-камень не позволю. Я за тебя боюсь, пойми это наконец-то сын, — сказал эти слова правитель и почувствовал Святозар, такую боль в них, что не выдержал, протянул руку и похлопал отца по плечу.

— Отец, я ведь ведун, ну, что она мне сделает. Нука здесь нет, а значит, опасности тоже нет. Ты, позволь ей отец прийти на пир. Она сядет по левую руку от тебя, — Святозар увидел, что прави-тель отрицательно качает головой, и более настойчиво сказал, — Ну, что ты правда, отец, ты же будешь рядом, что она хрупкая женщина может сделать мне мужчине…, ну ты, сам подумай…. А мы с тобой, отец, посмотрим, понаблюдаем за ней. Гляди может она мне и довериться.

— Я подумаю, над твоими словами, сын, — через некоторое время добавил правитель и тяжело вздохнул.

— Слушай, наследник, — обратился к нему, подошедший сзади Храбр, — Может тебе хватит правителю праздники портить. Ты погляди на него, погляди, он ведь весь осунулся, почернел весь, как только ты свой разговор завел. Будет тебе его тревожить, коли не можешь чего доброго сказать, так сиди и молчи, да вон гуслиста Соловья слушай.

Святозар от неожиданности открыл рот, а отец, услышав речь друга, улыбнулся и ответил:

— Храбр, да не тревожься, мы с наследником хорошо поговорили и он меня не обижал, но верно ты прав, нынче праздник и стоит тяжелые разговоры оставить, стоит выпить медовухи нам с то-бой мой друг и побеседовать о чем-то более приятном.

— Вот то-то же, — сказал довольный собой Храбр, грозно глянул на Святозара и пошел к своему месту.

— Эх! — наконец-то смог выдохнуть из себя наследник, глядя вслед наставнику, — Да, я что ж, я тоже с отцом поговорить, хочу, не век же тебе Храбр с ним балякать, да медовуху пить.

Храбр так и недойдя до своего места вдруг развернулся и добавил:

— Я, тебе наследник предлагаю послушать лучше гуслиста, и чтобы мой правитель не грустил раз-говоры с ним поведу я. А коли ты не будешь слушать старших, то я как твой наставник, пошлю тебя в твою опочивальню, запру тебя там и ты будешь сидеть там один до завтра.

— Знаешь, Храбр, — вдруг усмехнулся Святозар, — Я бы может тебя и испугался, но вот видишь, между мной и тобой сидит, мой отец, а он никогда не допустит, чтобы ты запер меня на целые сутки одного в моей опочивальне. Так как только за тобой закроется дверь, я открою окно, создам заговор и когда от моего окна прямо во двор, ляжет прекрасная резная лестница, я выскочу на нее и убегу к сыновьям Дубыни на гулянье, ведь я точно знаю, где они сейчас гуляют.

Наставник уже севший на свое место подозрительно посмотрел на наследника, и как-то не очень уверенно, сказал:

— И ты, думаешь, тебе удастся, создать лестницу?

— А, вот давай попробуем, — улыбаясь, предложил Святозар.

— Нет, — вдруг очень громко сказал отец, — Пробывать ты, Святозар не будешь, вот лучше выпей ме-довухи и послушай Соловья, так мне будет спокойней.

Глава двадцать седьмая

Во второй день масляницы Святозар в сопровождении Борща вошел в гридницу. С самого утра Святозар чувствовал, какую- то непонятную слабость так, что по началу даже не хотел идти на пир, но подумав, что этим он расстроит отца, пересилил себя. " Верно- это от хмеля,"- вначале сам себе сказал Святозар, но потом понял, что медовуха тут не причем потому, что голова не болела, а как-то странно давила грудь и стонало внутри сердце, словно испытывая какое-то волнение. Сев на свое место Святозар заговорил с дружинником Ратибором, что сидел во время пира на месте Тура, правителя же пока в зале не было. Через некоторое время двери открылись, и, в гридницу вошел отец, Святозар поднялся и заметил, что следом за ним идет мать. Святозар прямо-таки весь засиял, но, внезапно перед глазами его поплыл едва уловимый легкий дым и на месте матери он вдруг увидел желтоватую сгорбленную старуху с длинными седыми волосами. Святозар покачнулся и оперся правой рукой о стол, он тяжело потряс головой, прогоняя видение, и отер левой рукой глаза. А когда убрал руку, то на месте старухи увидел красавицу мать, вот она идет, словно плывет, высоко держит свою прекрасную голову в нарядном бело-золотом сарафане. Отец поравнялся с сыном и едва повел в его сторону глазами, да прошел к своему месту. Следом за отцом подошла мать нерешительно остановилась, робко подняла свои голубые глаза и посмотрела на сына. Святозар шагнул навстречу матери, и та нежно обняла его. И тогда почувствовал Святозар, как быстрее забилось сердце матери, как тяжело она вздохнула, словно всхлипнув, как затрепыхалась душа ее в любовном порыве. Святозар отошел от матери первый, посмотрел ей в лицо и увидел, как из глаз ее потекли слезы.

— Не плачь, матушка, ведь нынче праздник, — сказал он ей.

Отец уже садился за стол, и мать увидя это поспешила к своему сиденью. Лишь мать отошла от Святозара, как он вновь почувствовал слабость и, чтобы не упасть поспешил сесть. " Что — это со мной, сегодня?" — испугано подумал Святозар, а подняв, как и все чашу медовухи лишь едва ее пригубил, и когда медовуха разлилась по телу вроде, как слабость пропала. Святозар посмотрел на отца, но тот был так сердит, близко сдвинутые брови говорили о его недовольстве, и Свя-тозару показалось, что отец недоволен именно порывом сына.

Святозар пытался заговорить с отцом, но тот словно не слыша, остановил его и устремил взгляд на гуслиста, а затем и вовсе подозвал Храбра и посадил его между собой и сыном. Святозар понял, что отец обиделся на него и не желает с ним говорить. Взял чашу отхлебнул еще немного медовухи, а когда наставник вырвал ее из рук наследника и вовсе повесил голову, не очень понимая ну, что так могло обидеть отца, неужели его объятие с матерью. И чтобы хоть как-то развеять неприятное ощущение принялся слушать сказанье гуслиста Соловья: " ДажьБог прародитель восурского народа и Жива богиня весны возродили землю после Великого Потопа. И сошли воды с Мать Сыра Земли и потекли они в реки и окияны, и впитались они в Мать Сыру Землю, а там где не впитались, потекли и родники, и ключи, и ручьи, образовались озера и болотца. Выглянуло солнце, и ожила, зацвела, заблогоухала Мать Сыра Земля. А Богиня Жива шла по ней и разбрасывала цветы по пригоркам. Останавливалась возле деревьев, и, расставив широко руки, над ними, вытрясала из своих ладоней белые, желтые, розовые цветы. И такая Жива была молодая, такая пригожая, что полюбилась она ДажьБогу и соединила их Любовь — Лада-матушка в браке. И славили и радовались восуры обручению Живы и ДажьБога, ибо пришла на землю весна и тепло. Да пели, да величали восуры имена светлых своих Богов из века в век!"

Святозар слушал гуслиста, наслаждался его голосом переливчатым и даже не заметил, как задремал. Перед глазами его поплыл туман густой, и ощутил он, что идет сквозь этот туман, раздвигая его руками, ни впереди, ни позади ничего не видно, лишь чувствует Святозар чье-то злобное, тяжелое дыхание, да липкий туман, проникающий вглубь тела. Святозар осторожно ступает по земле, идет вперед. И наконец, видит, что туман становится не плотным, редким, и вот совсем, слабее, пропадает. Святозар вышел в поле, покрытое густой, зеленой травой по тому полю гуляет девочка-отрок, лет одиннадцать- двенадцать. У девочки светлые волосы, сплетенные в две длинные косички и венок из полевых цветов на голове. Девочка та и не далеко и не близко, вроде бы хорошо ее видно, да лица не разглядеть. Девочка собирает цветы и плетет еще один венок, и хотя не слышно, но чувствует Святозар, что девочка, что-то поет, чистая и светлая та песня, такая, же как ее душа. А позади девочки лесок. Вдруг из него выскочил громадный волк, остановился, взглянул на нее и начал тихо подкрадываться. Да, нет то не волк, то вурколак, видно как у него задние ноги в коленях сгибаются вперед, словно человек шагает. Вурколак перекувыркнулся через пень, что стоял невдалеке, и вот уже идет сам человек, тихо ступает по земле, смотрит Святозар в лицо человека и узнает его: темная кожа, длинные до плеч седые волосы и такие же седые усы, да злобное выражение лица. Обернулся Нук, взглянул на Святозара своими черными, волчьими глазами и подло ухмыльнулся, а потом, подошел к девочке. Хочет Святозар к девочке броситься бежать, да не может, хочет ей крикнуть, да изо рта лишь стоны вырываются. Видит Святозар как подошел Нук к девочке, как всполошилась дитя, венок из рук выпустила, головку руками прикрыла, да ротик открыла, кричит верно. Опять было дернулся Святозар помочь, спасти дитя, и вновь ничего у него не выходит, словно ноги у него к земле приросли. А Нук вдруг упал в траву да обратился в змею, да та змея большая, черная. Стала змея приподниматься, как бы вставать на хвосте, а на спине у нее расправился капюшон, и увидел Святозар, что с капюшона не него не мигая смотрят глаза Нука. Змея стала жалить девочку в ноги, в длинное цветастое платье. Дернулся Святозар, и почувствовал как резко обо, что-то ударился, словно упал.

Святозар открыл глаза, он сидел за столом, опершись о локоть, и положив голову на ладонь, и весь дрожал. Сердце гулко стучало в груди, кружилась голова, и ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Святозар помотал головой и привалился спиной к спинке сиденья, тяжело вздохнул. И вдруг резкая боль пронзила грудь и сердце, пот выступил на лбу, руки и ноги ослабли, и Святозар услышал, как рвется в груди сердце на месте пореза, услышал, как рвется рубец на груди и почувствовал, как побежала кровь из раны. Он на мгновение закрыл глаза, и испуганно подумал: " Надо набраться сил и выйти из зала, чтобы не испортить праздник". Святозар посидел еще немного, но чувствуя, что скоро кровь окрасит белый кафтан в алый цвет, наклонился к Ратибору и сказал:

— Ратибор, помоги мне выйти из гридницы, — а когда дружинник изумленно взглянул на Святозара, добавил, — Мне, что-то не хорошо, надо воздухом свежим подышать.

Ратибор утвердительно кивнул головой и поднялся, следом встал Святозар и едва покачнувшись, двинулся за дружинником.

— Святозар, ты куда? — строго спросил правитель.

Святозар ухватился рукой за высокую спинку сиденья, чтобы не упасть, и, обернувшись, негромко сказал:

— Отец, я выйду во двор на немного, подышу свежим воздухом. Тут очень жарко. И не тревожься, Ратибор меня проводит.

— Ратибор, — громко обратился к другу правитель, — Вернись на место, а наследника проводит Храбр.

Святозар видел, как недоуменно глянул на правителя Ратибор и вернулся к своему месту. Свято-зар не стал спорить с отцом, так как чувствовал, что еще чуть-чуть и другам правителя прийдется уносить его из гридницы на руках и тихо пошел из зала. Святозар шел не спеша, придерживаясь за спинки сидений, ощущая, как подгибаются колени, временами легкая дымка покрывала глаза, наконец-то конец зала. Слуга открыл дверь, а Святозар выйдя из гридницы, остановился, покачиваясь.

— Ну, так, что пойдем, выйдем на площадь, что ли, — негромко сказал вышедший следом настав-ник.

Святозар едва развернулся к Храбру и упал тому на плечо, да заплетающимся языком сказал:

— Храбр, скорей веди меня в светлую комнату, а иначе я упаду в обморок.

Наставник подхватил Святозара, как то испуганно вскрикнул, и тихо спросил:

— Что, что с тобой Святозар? — и приобняв наследника за стан повел к светлой комнате.

— Может тебя Святозар отвести в опочивальню…, погляди, мальчик да ты весь в крови…. У тебя верно рана открылась. Давай я позову, кого из слуг и мы отнесем тебя в твои покои, — негромко уговаривая наследника, говорил Храбр.

— Не надо, я сейчас войду в комнату, и заговорю, и мне сразу станет легче, — чуть слышно ответил Святозар, когда они подошли к светлой комнате.

Святозар протянул руку, открыл дверь и Храбр почти внес его туда, осторожно усадив на нагак-ское сиденье.

— Храбр, ты выйди, подожди меня в коридоре, мне скоро станет лучше, и я вернусь на пир. Ниче-го не говори отцу, не расстраивай его, — побелевшими губами добавил Святозар.

Наставник как то странно глянул на наследника и ответил:

— Я побуду в коридоре, — и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Как только наставник покинул комнату, Святозар дрожащими руками расстегнул кафтан и ру-баху, и, положив пальцы на рану, стал читать заговор. Через некоторое время рана стянулась рубцом, однако лучше себя чувствовать он не стал. Все также кружилась голова, дрожало тело. Святозар собрался с силами и прочитал заговор на выздоровление. Вроде бы немного спала дрожь, и почти прошло головокружение, осталась лишь слабость, да сердце внутри тела еще гулко ухало. Святозар вновь прочитал заговор, но слабость не прошла, лишь сердце застучало ровнее и тише.

Внезапно дверь комнаты открылась, и на пороге появился правитель, закрыв дверь, он подо-шел к сыну, и, взяв табурет сел напротив, тревожно его оглядев:

— Что, случилось с тобой сын? У тебя, что раскрылась рана?

— Отец, зачем ты пришел? Оставил гостей, мать. Что они подумают? — тихо сказал Святозар, закрыл глаза и вздрогнул всем телом.

— Что с тобой, Святозар? Да, в конце концов, объясни мне…. Пришел Храбр и сказал мне, что у те-бя, наверно, открылась рана и ты весь в крови, — как то слишком строго спросил правитель.

— Отец, мне очень плохо…, и у меня нет сил тебе, что-либо рассказать. Позволь мне передохнуть, а позже я все расскажу.

Святозар устало открыл глаза и посмотрел на встревоженное лицо отца, а потом вымучено улыбнулся и добавил:

— Поверь мне, отец, я не совершил ничего плохого. Но если ты не хочешь, чтобы мне стало, хуже позволь, отдохнуть.

— Хорошо, — негромко сказал правитель и потрогал голову сына, — Я попрошу Храбра, чтобы он тебя проводил, а немного позже подойду к тебе.

— Да, отец, — согласно кивнул головой Святозар, и поднялся, все еще покачиваясь, правитель при-держал сына за руку, да помог ему выйти из комнаты.

В коридоре стоял Храбр, он беспокойно осмотрел сначало правителя, перевел взгляд на наслед-ника и вздохнул.

— Храбр, друг мой, прошу тебя, проводи Святозара до его опочивальни, и побудь с ним пока не прийдет Борщ, а потом, возвращайся в гридницу. Да, и прежде зайди ко мне в опочивальню и переодень кафтан, твой как я погляжу весь в крови моего сына, — сказал правитель.

Наставник подошел, приобнял Святозара за стан, и, согласно кивнул головой правителю, повел наследника в его опочивальню. Лишь только наследник и Храбр переступили порог опочивальни, Святозар высвободился из сильных рук последнего, подошел к своему ложу и повалился на него не раздеваясь и даже не разуваясь, да тяжело задышав, закрыл глаза.

— Святозар, да ты, что обутый, да в ложе, погоди, я помогу тебе разуться, — сказал Храбр и принялся снимать, сапоги с наследника, а затем, подошел и осторожно расстегнул кафтан и снял его, потом также осторожно снял рубашку.

Святозар лежал с закрытыми глазами на спине, совсем обессиленный и только почувствовал, как наставник отирает ему кровь влажной тряпицей.

— Брось Храбр, не трогай меня, у меня все внутри болит, словно меня палками били. Мне надо отдохнуть и тогда мне станет лучше, — тихо сказал Святозар и погрузился в сон.

Его разбудил отец, он тихонько вошел в опочивальню сына, и, подойдя к нему, пощупал голову. От неожиданности Святозар подскочил на месте и сел, сонно посмотрев на отца.

— Как ты? — встревоженным голосом, спросил правитель.

— Теперь все хорошо, отец.

— У тебя вся грудь в крови, — заметил правитель и показал на запекшуюся кровь на теле.

Святозар поглядел на грудь и тихо ответил:

— Да, Храбр пытался оттереть, но мне было так плохо, что я попросил его оставить меня в покое.

— Может баню натопить, чтобы ты помылся? — поинтересовался отец.

— Да, наверно, отец, хорошо бы баню натопить…, я буду тебе благодарен.

Правитель тогда встал, и, подойдя к двери, открыл ее и выглянув в коридор, сказал обращаясь к слуге:

— Борщ, будь добр, мальчик мой, сходи, натопи баню, для сына моего, ему хочется обмыться, — и неторопливо, закрыв дверь, вернулся, он взял с сиденья чистую рубаху, подал Святозару, ска-зав, — Одень, сын, а то мне смотреть больно.

Пока Святозар надевал рубаху, и оправлял ее, правитель, молча, наблюдал за ним, а потом при-сев на ложе, спросил:

— Теперь ты, можешь объяснить мне, что с тобой произошло?

Святозар тяжело вздохнул и рассказал отцу о видении. Правитель какое-то время молчал, и огладив волосы на голове, поинтересовался:

— И, ты думаешь, что это было?

— Я, думаю, отец по какой-то причине моя душа покинула мое тело, и что-то видела. И это что-то связано со мной и с Нуком. Ощущение были такие же, как тогда, когда я выпускал душу на поиски Эриха, но только сейчас я быстрее оправился, — заметил наследник.

— Может ты, читал заговор какой-нибудь, на пиру? — спросил правитель.

— Нет, отец, зачем мне этого надо было. Но ты знаешь, я сегодня с утра себя плохо чувствовал, у меня кружилась голова и вроде даже видения были, — ответил Святозар, и, оперев подушку на спинку ложа, прилег на нее.

— Почему ты мне не сказал об этом?

— Я пытался отец, заговорить с тобой, но ты не захотел меня слушать, вроде обидевшись на меня, а я так честно и не понял, что я сделал не так, — негромко заметил Святозар и посмотрел в глаза правителю.

Тот немного поморщил лоб, продолжив опрос сына, так и не ответив на его замечание:

— Может ты, много выпил медовухи?

— Да, где ж там много, Храбр, у меня тут же чашу и отнял, не успел я ее пригубить. А что ты дума-ешь, это может быть связано с хмелем?

— Твоя душа Святозар необычна, и раз ты ведун, то возможно она может выходить из тебя, чтобы показать или объяснить тебе, что- то. А хмель делает этот выход возможным. Поэтому ты больше не пей хмельного. Пока ты болен и окончательно не излечился, это может прескверно окончится, — добавил правитель.

— А, что ты думаешь о моем виденье, отец, — спросил Святозар.

— Честно сказать, сынок, я даже не знаю, что тебе ответить. Но раз Нук обернулся змеей и жалил ту девочку, то… — правитель помолчал верно, не зная, стоит ли это говорить сыну, а затем все, же досказал, — Это может значить лишь одно, он забрал в полон душу той девочки, и так как он хо-зяин ее души, то может мучить ее и жалить.

— Забрал душу? — ошарашено переспросил Святозар, и побледнел, — Да разве — это, возможно, забрать душу, да еще и мучить ее.

— Черные ведуны умеют такое творить. Они находят людей и сбивают их с истинного пути, вовле-кают в дурное и склоняют ко злу. Потом создают сговор, и люди те отдают им во владение свою душу, — тяжело вздохнув, ответил правиетель.

— Ужас, — прошептал Святозар, и отер лоб ладонью потому, как на нем выступил пот, — Чем же можно завлечь человека, чтобы он на такое согласился, отец. Значит та девочка, уже отдала ему душу. И я не мог ей помочь, не мог ее спасти.

— Наверно ты ей уже не мог помочь. Ведь ты сказал, что было тепло, трава высокая, значит скорей всего — это уже случилось, — раздумчиво сказал правитель, — Ну, да ладно, хватит об этом… Как Борщ баню натопит, сходи обмойся, да ложись отдыхать. А завтра знаешь на пир не ходи, побудь в ложе, отдохни и набирись сил.

— Отец, — разочарованно протянул Святозар, — Пожайлуста, только не запирай меня в опочивальне, лучше я с тобой на пиру побуду.

— Нет, ты еще болен, поэтому будешь слушать меня…. Завтра отлежишься, так как на послезавтра назначены состязания, и мне хочется, чтобы ты был здоров, и я их больше не откладывал…. И, еще, Святозар…, никаких лестниц, никаких орлов. Я буду приходить и проверять тебя, и право дело не обижайся на меня, если ты меня ослушаешься, — строго сказал правитель и поднялся.

— Отец, что же я буду делать здесь целый день? — с обидой в голосе спросил Святозар.

— Ну, — улыбнувшись, добавил правитель, — Наверно разговаривать с Борщем.

Правитель направился к двери, открыл ее, и вышел, но мгновение спустя вновь вернулся, по-смотрел на удрученное лицо сына и сказал:

— Мне было неприятно, сегодня сын, увидеть, как ты обнимаешь Долу, потому что все то, что перенес я, и до сих пор переносишь ты, все это произошло по ее вине, я это чувствую. И поэтому не стоило при всех показывать, что она заслуживает прощения.

— Отец, погоди…, погоди…, я совсем не хотел тебя обидеть и мой порыв…,- но правитель не стал слушать сына, закрыл дверь и ушел.

Весь следующий день Святозар, как и приказал отец провел в ложе. Проснувшись, рано утром он терялся, в догадках, что же ему здоровому человеку делать в ложе, когда вдруг в дверь постучали и с разрешения наследника, в покои вошел Стоян, Святозар так обрадовался, подскочил на месте и даже кинулся обнимать друга.

— А ты, чего тут? — удивленно спросил наследник у Стояна.

Тот немного смутился, вопросу наследника, но все же честно ответил:

— Ну, мой отец, вчера вечером вернулся с пира и попросил меня, от имени правителя, приехать и погутарить с тобой, ну, а так как мне, если честно всегда приятно с тобой поговорить, я с радо-стью и согласился. Но, ты только ложись, потому что мы все так готовились к состязаньям, что не хотим, чтобы их откладывали вновь.

Святозар посмотрел на Стояна, лег на ложе и вдруг захохотал.

— Ты, чего, Святозар? Чего? — удивленно спросил Стоян, и пригладил рукой свой высокий чуб.

— Слушай, Стоян, вот ведь ловко придумал отец, прислав тебя сюда. Теперь он верно спокоен, назначив мне такую мощную охрану. Теперь верно, куда я денусь, в какое окно выпрыгну или улечу, ты ж меня моментально скрутишь, — все еще хохоча, пояснил Святозар.

— Чего- то я тебя не понимаю, наследник, о чем это ты?

— Ты же Стоян я так думаю, хочешь погулять, ну чего ты со мной здесь скучать будешь, иди, дева тебя, верно, какая-то ждет, — прекращая смеяться, заметил Святозар.

— Да, нет, наследник, дева моя приболела, на гулянье нынче не пойдет, и я, поэтому очень обра-довался, что побуду с тобой, — ответил Стоян и очень грустно вздохнул.

— Ну, раз мне так повезло, что, прости, друг мой, дева твоя заболела, и я могу с тобой погутарить, то я этому буду очень рад, право дело, это даже лучше, чем сидеть в гриднице и слушать разговоры дружинников отца, — улыбаясь, добавил Святозар, а в душе поблагодарил чудесного своего отца.

Благодаря Стояну день незаметно пролетел за разговорами, и как показалось Святозару, это был за последнее время, самый замечательный день.

Глава двадцать восьмая

На четвертый день масляницы Святозар вместе с отцом присутствовал на состязаниях молодых людей, чтобы отобрать лучших в свою дружину. На Ратном дворе, за эти дни собрали небольшое возвышение, на котором установили трон для отца и высокое сиденье для наследника. Прави-тель опустился на трон, и указал Святозару на сиденье, дружинники отца расположились рядом и позади правителя и наследника. И тогда правитель великой Восурии Ярил, по реклу Щедрый, объявил начало состязаний. Отец был в очень приподнятом настроении и с нескрываемым восхищением смотрел на собственного наследника и юношей желающих вступить в дружину сына. На Ратном дворе собрались только желающие назваться близкими другами наследника, всего их было около ста ребят, а отбор, знали все, будет, очень жестким. Лишь десять человек первоначально будут отобраны и войдут в дружину наследника.

По традиции юноша избирал одно состязание, в котором показывал свои способности и удаль. Первым состязанием была стрельба из лука. Состязание заключалось в том, чтобы наездник, сидя на лошади, без седла, на полном ее скаку выпустил стрелу так, чтобы она, пролетев несколько колец, поразила мишень. В этом состязании учавствовал Молчун. Конечно, Святозар всей душой болел за своего друга, желая ему победы, и не ошибся. Из двадцати юношей вышедших на состязания Молчун был одним из лучших. Он, легко придерживая коня ногами, проскакал на полном скаку и поразил все мишени. Остальные четыре противника Молчуна не были так удачливы. В следующей пятерке все мишени поразил юноша, с темными волосами, высокий и худоватый. Правитель обратил внимание сына, на него сказав:

— Видишь этого юношу Святозар, это старший сын Умельца, того мастера, что сделал тебе лук, — и улыбаясь добавил, — Если ты его выберешь себе в дружину, мы лишимся прекрасного мастера лучника.

— А, что, отец, — переспросил Святозар, глядя, как метко поразил юноша все мишени, — У Умельца он единственный сын?

Стоявший сзади Храбр вмешался в разговор:

— Нет, Святозар, не один, у него еще три сына есть.

— А….- обрадовано ответил Святозар, — Тогда я обязательно возьму его в свою дружину, посмотри, отец, он стреляет так же хорошо, как и Молчун.

— Точно, — согласился правитель, и, глянув на сына, добавил, — Так же хорошо, как и ты.

Оставшиеся ребята, были тоже метки, но все, же не так как Молчун и Горазд, сын Умельца. И когда во втором туре Молчун и Горазд опять победили, Святозар обратился к правителю:

— Отец, не стоит продолжать состязания и выяснять кто лучше. Оба они достойны, войти в мою дружину.

Правитель посмотрел на сына и поднял руку, призывая к себе Молчуна и Горазда, те спешились с лошадей, подошли к правителю. Отец наклонился к сыну и тихонько вымолвил:

— Объявляй, свою волю наследник.

Святозар поднялся, и немного волнуясь, громко сказал:

— Оба вы, Молчун и Горазд, прекрасные воины. Оба достойны, назваться моими близкими друга-ми. Ныне вас так и называю и беру в свою дружину, — а когда Молчун и Горазд встали на одно ко-лено, Святозар добавил, — Помните, что вас я избрал не только как сильных, смелых и храбрых, но и как преданных воинов. Поднимитесь, и встаньте позади меня.

Молчун и Горазд приблизились, и тогда Святозар нарушая традиции каждого крепко обнял, а ко-гда вновь сел услышал недовольные слова наставника:

— Вечно ты наследник, что-то новое выкинешь, разве правитель тебе велел, что- то такое делать?

Святозар повернул голову, посмотрел на Храбра, и, улыбнувшись, сказал:

— Жалко Храбр, что твой сынок, еще мал, и не может войти в мою дружину, потому что как пра-вильно сказал правитель: " Каков отец, таков и сын". Я бы назначил твоего сына старшим, и он так же ревностно охранял меня и оберегал наши традиции. И знаешь, добрый мой наставник, все время также бурчал, как ты и вечно был мною недоволен.

— Ишь ты, какой разумный, — довольно засмеялся наставник, а затем добавил, — Уж поверь мне, сынок мой бурчать бы на тебя не стал, он бы еще, что похлеще выкинул.

— Храбр, — негромко, заметил правитель, — Не наговаривай на Ратишу чего лишнего он славный у тебя мальчуган. И я понимаю, порыв своего сына, мне тоже все время хотелось, что- либо такое сделать, но под строгим взглядом своего отца я всегда становился смирным. Но я, наверно, не могу быть таким строгим отцом со Святозаром потому, как он мне слишком дорого достался.

— Отец… — с замиранием сердца и разозлившись на себя, сказал Святозар, — Я право не хотел тебя расстроить своим поступком.

— Нет, сын, ты меня не расстроил, — посмотрев прямо в глаза наследника, спокойно ответил правитель, — Но все, же я согласен с наставником, что мы должны соблюдать свои традиции и следовать им, потому что наши традиции это оплот и опора нашей светлой Восурии.

Святозар выслушав правителя даже как- то поник, чувствуя, что вновь поступил не верно, и рас-строил отца.

— Наследник, — совсем тихо добавил Храбр, — Коли ты не хочешь, чтобы я вновь бурчать стал, подыми свою голову, придай своему лицу радостное выражение и продолжи выбирать свою дружину.

И тогда Святозар поднял голову, улыбнулся и принялся смотреть второе состязание.

Вторым и последним на сегодняшний день было состязание по метанию копья. Сыновья Дубыни в этом состязании не учавствовали, поэтому Святозар смотрел на метавших копье юношей спокойно, получая удовольствие от их силы и умения. Парни брали копья длиной в два аршина и метали их. Лучшие броски, попадающие в мишень, одобрительно приветствовались старшими дружинниками. Из двадцати ребят вскоре отобрались пять лучших.

Правитель сказал наследнику:

— Святозар, отбери из них, трех дружинников.

Но это оказалось очень сложно, так как пятеро юношей были одинаково успешны. Храбр накло-нился к Святозару и так, чтобы было слышно и правителю, предложил:

— Наследник, скажи им отойти от мишеней подальше, и посмотри, кто из них справится с задани-ем.

Святозар повернул голову благодарно посмотрев на Храбра и кивнул головой, да подозвав в себе ребят, сказал им:

— Все вы одинаково метки и сильны. Отойдите на пять шагов дальше. И начните метать копья. Только троих из вас я возьму в дружину.

Самый высокий из парней под стать Молчуну, поклонился наследнику, взял шест от которого ме-тали копье, и, сделав пять огромных шагов воткнул его. А потом немного отошел от него, сде-лал пару быстрых шагов, чуть переходя на бег, и, выкинув руку вперед, метнул копье, да так, что оно, просвистев, крепко воткнулось в щит и попало в середину мишени. Святозар, оглядел парня, тот был белокурым и очень красивым юношей, и, подозвав к себе, спросил его имя. Парень, немного смущаясь назвал себя Любимом. А Святозар припомнил, что видел его на гуляньях на празднике в честь Бога Велеса. Двое других дружинников определились следом, именно они попали точно в мишень. Они подошли к наследнику и назвали свои имена: одного из них коренастого, беловолосого звали Годлав, а другого с пшеничными волосами и зелено-серыми глазами звали Вторак. Святозар каждого из них назвал по имени, и, призвав их к преданности, взял в дружину, но в этот раз, глянув на отца, не стал их обнимать, более не собираясь нарушать традиции и расстраивать правителя. И Любим, и Годлав, и Вторак оказались, как позже узнал Святозар, сыновьями дружинников, только Любим и Годлав были сыновьями воинов из другов отца, а Вторак приехал из города Орла, что на реке большая Яза.

На сегодня состязания были окончены. И Святозар сопровождаемый своими дружинниками, вместе с правителем и его другами направился в гридницу, где теперь по правую от него руку сидели: Лель, Молчун, Горазд, Любим, Годлав, Вторак.

Правитель поднял чашу медовухи во славу: " Богини весны Живы, ее супруга, прародителя восу-ров ДажьБога, и Светлоясного Солнечного Бога Хорса!". Все выпили и принились за еду. Святозар, однако, помня наказ отца, оставил чашу не тронутой.

Празднования затянулись до поздней ночи. Наконец-то Святозар видел довольного отца, а когда тот разговаривал с сыном, замечал в его зеленых глазах искорки счастья. Мать сидела по левую руку от отца, и изредка смотрела в его сторону. И каждый раз, когда Святозар встречал ее взгляд, то внутри его, словно что-то гулко ухало. Потому, что в этом взгляде видел он не только раскаянье, но и еще какую-то холодную тоску, которая словно иссушила ее душу. Отец с матерью не разговаривал и даже не смотрел в ее сторону и тогда Святозар понял, что правитель разрешил ей присутствовать в гриднице лишь потому, что об этом попросил его сын.

Глава двадцать девятая

Утром следующего дня начались состязания на мечах и кулачные бои.

В первом состязании принимал участие Искрен. И, конечно же, Святозар всей душой переживал за сына Дубыни. Юноши выходили на бой в легкой кольчуге и шлеме, с щитом и учебным затупленным мечом. Главным правилом такого боя, было победить противника, не нанеся ему увечий. Разрешалось бить мечом по корпусу, и голове. Бой шел до первой крови, или до падения противника. Юношей вызвавшихся участвовать в этих состязаниях разбили на пары, каждый победивший после небольшой передышки бился с другим победившим. На поле сразу выходило несколько пар бойцов. Святозар был так встревожен, так внимательно следил за Искреном, что даже немного привстал с сиденья. Тяжелая рука наставника Храбра легла ему на плечо и придавила к сиденью. Святозар повернул лицо и беспокойно посмотрел на наставника:

— Уймись, наследник, чего так тревожишься за Искрена, я его сам учил меч в руках держать. Не боись и так видно, что он тут самый лучший.

— Ну, не скажи Храбр. Вон посмотри, как юноша хорошо бьется с сыном Богдана, я уже давно за ним наблюдаю, и сразу видно, что он тут самый лучший, — покачав головой, тихо заметил прави-тель.

— Это тот, что худ и белолиц, словно девица, — не лестно отзываясь о парне, заметил Храбр, — Этого юношу, я правитель никогда не видел, он верно не местный, но бьется он правда превосходно.

Святозар перевел взгляд, с только, что победившего Искрена, и увидел, как правильно заметил Храбр не высокого, худоватого и белолицого парня, который так ловко орудовал мечом, что сын дружинника Богдана, более высокий и в два раза мощнее его просто не успевал за ним. Парень внезапно изловчился и ударил сына Богдана плашмя мечом по шлему. Удар был такой мощный, что сын Богдана покачнулся и тяжело опустился на одно колено. Парень поднял меч и отошел от своего противника, а затем повернулся к Искрену.

Святозар почему-то испугался за Искрена, и хотел было прекратить бой, так как из этого состяза-ния набирал троих, но отец, словно не слыша его, сказал:

— Погоди, погоди, сын, давай увидим их бой.

Святозар недовольно посмотрел на правителя и перевел взгляд на поединщиков. И бой тут же начался. Искрен был намного крупнее и выше парня, но тот был так ловок и быстр, так вели-колепно держал меч, что со стороны казалось, что это не меч, а продолжение его руки, и он просто изматывал Искрена, нападая на него, то спереди, то вдруг сбоку. Искрен крутился на мес-те, отражая выпады и поставляя под тяжелые удары щит, а со стороны был похож на медведя, которого с разных сторон атакует и пытается разорвать на части стая голодных волков. Без сомнения бой выиграл бы парень и скорее всего Искрену бы хорошо досталось. Но Святозар повернул голову, и, обращаясь к правителю, сказал:

— Отец, отец…,- однако тот, словно не слышал встревоженного голоса сына.

Святозар протянул руку и похлопал отца по руке, которая лежала на широкой ручке трона. Правитель отвлекся от боя, посмотрел сначала на руку сына, а затем, перевел взгляд на его лицо и недовольно спросил:

— Что, случилось, Святозар?

— Отец, отец, останови бой. И так ясно кто его выиграет, не хочу, чтоб у моих другов были какие-то обиды. Останови, прошу тебя, — и просящее посмотрел на правителя.

Тот немного изменился в лице, но все, же внял словам сына, и так как бойцы не могли увидеть взмаха его руки, громко произнес:

— Остановите бой.

Было видно, как обрадовался этому возгласу Искрен, он отступил назад от парня, опустил меч и благодарно посмотрел на наследника. Парень же лишь мгновение спустя понял, что бой окончен и недовольно посмотрел сначало на противника, а проследив за его взглядом, на наследника. И отступив назад тоже, опустил меч.

— Подойди и назови себя, — обратился к парню правитель.

Тот шагнул вперед, снял с головы шлем и когда оттуда выпали такие же белые волосы, как лицо парня, низко поклонился и с достоинством ответил:

— Меня зовут Звенислав, я сын кузнеца Сбыслава, я из города Новыград. В котором воеводит славный воевода Велислав, и который стоит на великой Ра-реке.

— Хороший ты воин Звенислав, — заметил правитель, — А скажи мне Звенислав, так ли ты хорошо стреляешь из лука, так ли хорошо управляешь лошадью, как бьешься на мечах.

— Не буду похваляться, правитель, но и стреляю я из лука, и метаю я копье, и езжу на лошади, не хуже чем бьюсь на мечах.

— Покажи, — не унимался правитель.

Звенислав взял поданный Ратибором лук, и даже не отходя от возвышения, натянул тетиву и пус-тил стрелу. Стрела зазвенела, рассекая воздух, и воткнулась в центр мишени.

— Да, — восхищенно сказал правитель, добавив, — Молодец.

А Звенислав заулыбался и стал похож, как верно заметил Храбр, на девицу. Святозар поднялся, и, назвав их другами, позвал в свою дружину. Оставалось выбрать еще одного дружинника. Через некоторое время к другам наследника присоединился Часлав, сын Богдана, который без труда смог победить юношу, с которым бился до этого Искрен.

Последним, но не менее интересным, состязанием был кулачный бой. Как и в первом случае, соперники разделились на пары и принялись биться. Все парни, которые пришли состязаться, были, как на подбор рослыми и крепкими. В этом состязании, которое оказалось самым тяжелым для Святозара, бились Стоян, сын Дубыни и названный его брат Сем. И почему-то оглядев собравшихся ребят Святозар, сразу понял, что именно они сойдутся в решающем поединке.

Бойцы вставали друг, против друга обмотав руки тряпицами, сжимали их в кулаки и начинали биться. Бить можно было в любую часть тела выше пояса, даже в голову, в грудь, под ребра. Од-нако запрещалось бить в лицо, бить лежачего. Бой шел до первого кровотечения, или падения бойца. Что Сем, что Стоян оба бились превосходно. От рубящего удара кулаком, со стороны ми-зинца в ухо, который использовал Стоян, не один боец не устоял. Сем же бил в основном, своим любимым ударом в грудь, после чего противник падал, и некоторое время даже не мог поднять-ся. Святозар видел, как побеждали своих поединщиков Сем и Стоян, и знал, скоро они сойдутся в бою между собой, а посмотрев на удовлетворенное и радостное лицо правителя, понимал, что этот поединок тот явно не остановит. Вскоре на поле остались лишь Сем и Стоян. Оба молодые, сильные и разгороряченные одержанными победами, они встали друг против друга, сжали кула-ки. Первым ударил Сем, прямой удар в грудь, но Стоян лишь покачнулся. И ответил своим мощ-ным ударом по голове, приклонил голову Сем, потом поднял, потряс ею. И ударил Стояна, те-перь уже под ребра. Видел Святозар, как передернулось лицо друга от боли, но он сейчас, же развернулся и, что есть мочи ударил Сема опять по голове. Удар был таким мощным, что Святозар вскрикнул, чем опять вызвал недовольство Храбра. Сема же закачало, так, что он словно мельница взмахнул руками, но устоял, однако в месте удара появилось рассечение, и из уха побежала кровь. Стоян увидев у противника кровь, отступил назад, прекращая бой. Сем зажал рану рукой, и, недовольно посмотрел на Святозара, как будто тот был виноват в его проигрыше.

— Стоян, Сем, — подозвал их правитель, — Эх, славно вы бились, любо-дорого было на вас по-смотреть.

А Святозар вздохнул, радуясь, что други не покалечили друг друга, поднялся и сказал:

— Оба вы, Стоян и Сем, прекрасные воины. Оба достойны, назваться моими близкими другами. Ныне вас так и называю и беру в свою дружину, — а когда Стоян и Сем встали на одно колено, Свя-тозар добавил, — Помните, что вас я избрал не только как сильных, смелых и храбрых, но и как преданных воинов. Поднимитесь, и встаньте позади меня.

К вечеру в гридницу вошла уже вся дружина Святозара: Стоян, Лель, Молчун, Горазд, Любим, Годлав, Вторак, Звенислав, Искрен, Часлав и Сем.

Когда все расселись по своим местам, правитель произнес тост и взметнувшиеся чаши были опустошены, а отец вновь радостно засиял, Святозар окликнул его и сказал:

— Отец, ну, а теперь, когда я набрал дружину себе, я могу под ее бдительной охраной пойти на гулянье?

Правитель, словно не слыша сына, перевел взгляд на гуслиста и принялся слушать сказанье Соловья.

— Ну, ведь право, отец, — продолжил Святозар, — Ты погляди каких я себе другов набрал, самые сильные в Восурии, да с их силой, да моей магией, нам поверь не кто не страшен. И потом отец, даже если со мной, что случится, дружина моя уже набрана, праздники закончились и я, верно, тебе уже не смогу их испортить.

Отец усмехнулся, перевел взгляд на сына и добавил:

— Ну, только в сопровождении дружины.

Святозар так засиял, что увидев радость сына правитель, добавил:

— Но как едва начнет вечереть, чтобы ты сразу во дворец.

Глава тридцатая

Наутро, Святозар в сопровождении другов, которым правитель дал указания беречь наследника словно "зеницу ока", укатил на санях в деревню на ледяные горки. И веселился во всю, катаясь на санках с этих самых горок, а затем, когда к середине дня народ стал устраивать знаменитые кулачные бои " стенка на стенку", решил присоединиться к веселью и влез в одну из них, ко-торую возглавлял Стоян. Как только Стоян увидел наследника среди своих бойцов, так в тот же момент выпроводил его оттуда, громко сказав, что уж кому — кому, а ему точно не стоит биться. Святозар было хотел возмутиться, как, и положено наследнику, но Искрен добавил:

— Знаешь Святозар, если ты не хочешь, так мы тоже биться не будем, но тебя до боя мы точно не допустим, не хватало, — чуть тише заметил Искрен, — Чтобы впервый, же день, как ты с нами вышел на двор ты пострадал и тогда точно правитель тебя больше никогда никуда не пустит.

— Эх, — тяжело вздохнул Святозар, но в душе согласился со Стояном и Искреном, и, отойдя вместе с Молчуном, которого, оставили беречь наследника, к зрителям принялся наблюдать, как бьются люди восурские. Друг против друга выстроились две стенки, и начали бой, пытаясь обратить сво-его противника в бегство. Возглавляющие стенки старшие, определяли действие, подбадривали другов, и первые вступали в сражение. Не успел начаться бой, как Молчун сказал:

— Погляди правитель с дружиной приехал.

Святозар увидев отца, так расстроился, что Молчун беспокойно спросил:

— Ты, чего, Святозар, словно не рад его видеть. А, ты, верно, думаешь, он тут из-за тебя?

Святозар бросил недовольный взгляд на друга и мотнул головой.

— Кх, нет Святозар, — поспешил добавить Молчун, — Правитель тут не из-за тебя. Он приехал со своей дружиной биться, против пеших воинов кузнеца Братиши, они знаешь каждый год, силой меряются, красивое зрелище. Эй, ты куда, — разочарованно глядя вслед Святозару, который развернулся, чтобы уйти, кинул Молчун.

— Слушай, друг мой, дорогой, я очень люблю своего отца, и поверь мне с радостью, посмотрел бы на его бой, но я боюсь, что как только он меня увидит, то сразу решит, что меня надо вернуть во дворец. Поэтому хочешь, оставайся, а я пойду на ледяные горки. Вон я там вижу Тур с мальчишками, катается, — ответил Святозар и поспешил из толпы зрителей.

Потому, как правитель уже спешился и в сопровождении Храбра и Дубыни и ближайших другов пошел к месту проведения кулачного боя, где все еще продолжали биться други Святозара во главе со Стояном.

Как только правитель подошел к зрителям, люди, увидев его, низко поклонились, Святозар, тоже приклонил голову в надежде, что отец его не заметит, а потом, пробившись через толпу, побежал в сторону горок. Отбежав подальше, Святозар остановился, и, взявшись за грудь, так как сердце тревожно заухало, отдышался, и развернувшись, поглядел туда, откуда прибежал. Святозар, видел, как из толпы зрителей выскочил Молчун и стал тревожно оглядываться в поисках наследника. Святозар засунул два пальца в рот и громко свистнул другу. Тот, услышав свист, посмотрел в сторону наследника и быстро побежал к нему, а добежав раздраженно, сказал:

— Ты, куда, убежал Святозар. Ты чего не слышал, как тебя правитель звал. Что он теперь подума-ет?

— Он, подумает, — оперевшись на плечо Молчуна, добавил Святозар, — Что наследнику надоели бои, и ему очень захотелось покататься на санках с ледяных горок. Ведь, в конце концов, он меня отпустил на гулянье. И пойми, ты, Молчун я хочу погулять, вольным воздухом вздохнуть, за столько- то дней. Ну, ты идешь со мной или пойдешь глядеть кулачный бой.

Молчун с таким кислым видом посмотрел на наследника, и вздохнув, ответил:

— Как будто у меня есть выбор. Ты, вот видел, как вчера Стоян Сему ухо разбил, вот стоит мне его ослушаться у меня тоже так будет.

— Ну, что ж, Молчун, так как ты с разбитым ухом, как я погляжу, ходить не хочешь, прийдется те-бе идти со мной, — радостно сказал Святозар и пошел теперь уже спокойно на горку, где недавно видел радостно мелькающее лицо Тура.

Подойдя к высокой ледяной горке Святозар увидели Тура, Ратишу и младших братьев Молчуна, которые все вчетвером взгромоздились на деревянные сани и громко хохоча поехали вниз, при этом по дороге раскачав сани так, что, не успев доехать до низу повывалились с них, и до ног Святозара и Молчуна долетели на животах и спинах. Святозар подбежал к Туру подал ему руку и поднял его.

— Святозар, — радостно крикнул Тур, — Ты пришел покататься, поехали со мной. Идем на гору.

Тур развернулся и пошел вверх на ледяную горку, даже не посмотрев, ни едит ли кто сверху. Святозар точно почувствовал, поднял голову и похолодел от ужаса потому, как прямо на брата неслись санки полные ребятней. Святозар ни минуты не думая ринулся к брату, а подскочив к нему вплотную, что есть силы, толкнул его в спину. А мгновение спустя почувствовал, как со всей мощи ему в ноги врезались санки, ноги его подогнулись, а выпавшая от удара с саней ребетня, дала возможность упасть Святозару прямо на деревянные сани плашмя грудью и проехать еще какое-то время. Когда санки наконец-то остановились, Святозар перевернулся, упал на снег и тревожно ощупал грудь, боясь, что от такого удара, мог разойтись рубец, но нет рубец, был на месте. Радостно выдохнув, Святозар поднялся, и развернулся, увидев как позади него, закипел не шуточный бой. Ратиша, Тур, Остромир и Путислав нещадно колотили детишек, которые наехали на Святозара. Молчун подбежал к Святозару, бросил ему:

— Ты, как? — а увидев, что тот, улыбнувшись кивнул головой, кинулся разнимать детей.

Молчун сначало прикрикнул на них, но видя, что в пылу битвы они его не слышат, стал разда-вать такие подзатыльники, как своим, так и чужим детям, что Святозар испугалался за голову своего брата, и, схватившись за грудь, которая вновь за ухала, побежал спасать брата от громад-ных рук друга. Тур в это время не на шутку задрался с мальчишкой явно на несколько лет старшего его, а тот, схватив Тура за грудь, мотал его из стороны, в сторону пытаясь свободной рукой стукнуть брата в лицо. Но внезапно мотающегося из стороны в сторону Тура увидел Ратиша, и бросив своего обессиленного противника на снег бросился на выручку к другу, да так ударил мальчишку, в нос, что было видно как у того хлынула оттуда кровь.

— Что это тут происходит, — вдруг услышал Святозар голос наставника позади себя и вздрогнул. — А, я гляжу, ты наследник все же решил взять себе в дружину моего сына. Ну, ну, молодец.

— Да, нет, — попытался обясниться с Храбром Святозар, и развернулся навстречу наставнику, — Просто ребята задрались.

— Что у тебя с лицом, Святозар? Ну, право дело на миг тебя одного не оставишь, — сказал настав-ник, и подойдя ближе, беспокойным взглядом осмотрел наследника.

Святозар пощупал лицо, и, отняв от нее руку, увидел, что на ней кровь, которая текла из носа.

— Отец, отец, — вдруг закричал Ратиша, — Они хотели сбить Тура, а наследник кинулся, и оттолкнул Тура, а они, они…, подлые такие сами с санок попадали, а те санки прямо в наследника…, а он как бабахнится…. Они, отец, это сделали назло мне, ведь я говорил им, чтобы они не приходили сюда, это наша горка…. А наследник бабах прямо на грудь, да верно нос об санки и разбил.

— Ратиша, — вдруг с таким видом сказал Храбр, что Святозар вообще пожалел, что тот решил за него заступиться, — А ты, что тут делаешь. По-моему ты наказан. Сейчас же марш домой, шалопай такой, опять бабушку и сестер не слушаешься…, ну погоди я домой приеду вечером, устрою тебе…. Быстро домой. Ишь, ты ихняя это горка… — усмехнувшись, добавил Храбр, глядя как недовольный сын, оглядываясь, поспешил домой.

Святозар взял снег, и приложил к носу. Тур тихо подошел к брату и обнял его. Молчун, что-то не-громко говорил повесившим голову братьям. А мальчишки, которые бились с Туром и Ратишей, увидев дружинника правителя, благоразумно разбежались.

— Тур, — негромко сказал Святозар, — Ты, когда на горку поднимаешься, все-таки смотри, кто оттуда съезжает. Хорошо, что я увидел, и сбили меня, а не тебя. Потому что поверь, ты бы разбитым носом не отделался.

Храбр протянул руку и пощупал нос наследника, а потом негромко заметил:

— Вроде цел, — наставник подозвал Молчуна и сурово спросил, — Тебя вроде Стоян назначил беречь наследника, а ты, что ж глазами блямкаешь, не видишь, что по твоему не досмотру его чуть не покалечили.

— Да, ничего, Храбр, я не пострадал. Кровь уже прошла, — успокоил наставника Святозар, засту-паясь за Молчуна, — Все так быстро произошло, Молчун даже не успел сообразить. А, ты чего пришел-то Храбр? Ты же вроде с отцом приехал биться?

— Да, — добавил наставник, видя, как наследник откинул, кровавый снежок и приложил, к носу но-вый который ему подал Тур, — Мы приехали биться, и правитель хочет, чтобы ты посмотрел. Ты, что не слышал, как он тебя звал, что ли.

— Храбр, я не пойду, отец отпустил меня погулять, и… — начал было Святозар, но не успел за-кончить.

— Не пойдешь ты…, да куда ты денешься, правитель хочет, чтобы ты сын его, наследник посмот-рел. Да, я тебя сейчас за шиворот возьму…, и куда ты денешься…, будешь ты мне еще тут настроение портить, моему дорогому другу. Уж больно с этой болезнью, я как погляжу, правитель тебя распустил, совсем старших перестал слушать.

— Да, Храбр, погоди, ты посмотри, у меня весь кунтыш кровью забрызган, ты представляешь меня, отец, таким увидит. Вот радость то ему будит….,- оправдывался Святозар, — Ну, право дело, Храбр, скажи, что я не хочу, а я поеду во дворец, да переоденусь.

Наставник оглядел наследника тяжелым взглядом и сказал:

— Ты, ему — это сам скажешь. Да, и я думаю, прихватим с собой Тура, чтобы он смог объяснить своему отцу, как он так катается на горке, что если бы не старший брат, сам бы весь кровью обливался.

Наставник взял под руку Святозара, и строго глянув на Тура приказав, идти за собой повлек на-следника следом. Святозар выбросил кровавый снежок, наклонился и отер нос, да руки о снег и попытался смахнуть со светлого кунтуша кровь, тихо добавил:

— Храбр, ну дай мне хотеть заговор прочитать, кунтыш от крови очистить. Ну, чего тебе так нравиться расстраивать отца, ведь ты слышал, я не виноват.

Храбр, ничего не ответил, и, подтолкнув Тура вперед, пошел через толпу зрителей к правителю, все, также крепко держа наследника за руку, словно боясь, что тот убежит.

— Вот, — негромко сказал наставник, когда они подошли к правителю и дружинникам, — Привел я твоих сыновей, правитель.

Правитель посмотрел на Святозара, у которого, кунтыш был забрызган кровью, и негромко заме-тил:

— Стой, Святозар, тут и никуда не ходи, сейчас пройдет бой и ты поедишь во дворец, и больше до поездки на Синь- камень за двери дворца не выйдешь.

— Отец, — подбежал к нему Тур, и обнял его, — Не наказывай Святозара, он ничего плохого не натворил, он меня спас. Я пошел на горку и не глянул, что на меня летят санки, а он подбежал и оттолкнул меня, в самый последний момент, если бы ты слышал отец, как сильно он ударился об санки грудью и разбил себе нос. Он не виноват, прости его…,- и, уткнувшись головой в правителя, замолчал.

Правитель снял шапку с младшего сына, и погладил его по голове, да более миролюбиво обра-тился к Святозару:

— Что ж, сын, коли так, то я верно не должен тебя наказывать, однако после боя оба поедите до-мой, и наверно теперь мне прийдется наказать тебя Тур.

— Знаешь, правитель, по- моему, не стоит никого наказывать, — улыбнувшись. И похлопав Святозара по плечу заметил, рядом стоящий, Дубыня, — У тебя такие славные сыновья.

— Славные, славные, — добавил Храбр. — Но наказать все- таки надо, и это конечно не Святозара, который проявил храбрость в данном случае и спас брата. А наказать надо вот его…,- и наставник указал пальцем на все еще прижимающегося к правителю Тура, — Ведь он уже не первый раз так по горкам ходит. Я же тебе правитель рассказывал, как я его перед праздником в честь Бога Коляды, в самый последний момент, выхватил из- под летящих на него санок. И раз он не понимает, то его верно надо наказать…, а то в следующий раз, мой дорогой наследник, таким как сказал Ратиша бабах…, просто не отделается, и ему вообще…, слышишь Тур…, вообще бабах не надо делать…, потому, как оно этот — бабах, может плохо для него кончится.

Святозар стоял, рядом молча, ему хотелось заступиться за брата, но он подумал, что если откроет рот, то вновь вызовит неудовольствие правителя.

— Что ж, стой тут Тур рядом с братом, и смотри на своего отца, — обратился к сыну правитель, а по-том посмотрел на Святозара и негромко с тревогой в голосе спросил, — Я не поинтересовался, мальчик мой, как ты себя чувствуешь, и может тебе лучше поехать во дворец.

— Отец, не тревожься, со мной, все в порядке. Грудь у меня не болит. Только немного нос, по-хоже, я его все же свернул, — заметил Святозар и пощупал свой опухший нос.

Правитель протянул руку, ощупал нос сыну, и внезапно резко надавил, нос захрустел немного и встал на место, и опять с носа потекла кровь, но совсем немного, а потом, Святозар увидел как тихо, тихо зашептал правитель заговор.

— Ну, вот, — заметил он, — Теперь верно ничего не болит.

— Спасибо, отец, — потирая нос, сказал Святозар, и отер рукой кровь с лица.

— Стоян, Сем, подите сюда, — тихо подозвал другов наследника отец, и когда те подошли строгим голосом, недовольно на них поглядывая, сказал им, — Я же попросил вас, беречь моего сына. Стоян под твою ответственность отдал, а что же я вижу, не успел я приехать, у моего сына уже выбит нос. Так ребятки дело не пойдет. Стойте рядом с ним, и не отходите от него, пока я буду биться.

И развернувшись, в сопровождении Храбра, Дубыни и своей дружины пошел к месту боя. Пока ставились стенки, друг против друга и определялись действия боя, Святозар осмотрел противни-ков отца и их старшего то был высокий, дородный мужчина с темными волосами и темной густой бородой. Сразу была видна в нем недюжая сила и какая-то легкость, у Святозара на сердце стало так беспокойно за отца, что он обратился к стоящему рядом Стояну:

— А вообще, кто в таком бою, раньше побеждал дружина правителя или воины Братиши.

— Да, знаешь, Святозар, когда как. В том году победили воины Братиши они взяли в полон прави-теля, отца и Храбра, и как дружина правителя не пыталась отбить их, ничего не получилось, — начал Стоян, а потом, немного помолчав, добавил, — Но сейчас я думаю победит дружина правителя. Потому что твой брат Эрих никогда не приходил сюда наблюдать эти бои, а сегодня здесь стоишь ты сын и наследник нашего правителя и я просто уверен, твой отец захочет по-беды.

Стоян оказался прав потому, как дружинники правителя выбрали правильные действия. И какое-то время спустя, до этого почти плечо в плечо стоявшие други отца и отбивающиеся от нападав-ших, вдруг расступились, и, вырвав значительную часть противников, вновь сомкнули свои ряды, взяв как бы в полон Братишу и его самых сильных воинов, а позади стенки правителя их уже жда-ли мастера кулачного боя. Как только вывели из боя Братишу и его ближайших другов, сейчас же дружина отца перешла в наступление, и заставила стенку противника отступить, освобождая место битвы. Лишь первые воины перешли линию отделяющую поле боя, как кругом радостно закричали люди, признавая победу дружины правителя.

Стоян, как и другие, громко зашумел, приветствуя победителей, а затем развернулся и заметил Святозару:

— Ну, чего я говорил, наши победили.

Когда и последних воинов вытолкнули и выбили с поля боя. Правитель, прижимающий руку к правому боку, и Братиша, потирающий грудь, пожали друг другу руки и под восторженные крики людей обнялись.

Подошедший чуть позже отец, все еще державшийся за правый бок рукой, посмотрел на своих сыновей, и радостно улыбнулся. Следом, за ним пришел Храбр, у которого был оторван рукав кафтана, а из разбитого уха текла кровь, и, оглядев правителя, расстроенно спросил:

— Ну, чего у тебя с ребрами? Говорил же, не лезь нарожон, ты же никогда не послушаешь…,- а потом развернулся, показал оторванный ему рукав кафтана, и уже более довольно добавил, — Нет, ну, ты глянь правитель, опять Воило мне кафтан порвал.

— Это у вас уже традицией становится… — заметил подошедший Дубыня, у которого кафтан был не лучше, — Он, Воило то, никак забыть не может, как ты ему в детстве нос разбил, да еще и при на-следнике Яриле, вот и рвет тебе кафтан ежегодно…,- и засмеялся, подав Храбру снежок обернутый в тряпицу, — К уху приложили, а то пока правитель тебя излечит, весь кровью исте-чешь.

— Вот точно — это ты подметил Дубыня, никак мне Воило, нос свой не простит, — засмеялся в ответ Храбр, и приложил к уху тряпицу со снегом.

— Что ж, сынки, — приобняв левой рукой Тура сказал правитель, переставая смеяться, — Поедемте во дворец, да отпразднуем победу, которую я, Святозар, посвящаю тебе моему наследнику.

А в седьмой день, в последний праздничный день масляницы на площади сожгли роскошно оде-тое чучело зимы. Правитель всегда сам поджигающий костер в этот раз подошел к сыну и поднес факел, со словами:

— Сын мой, наследник престола восурского, сожги чучело масляницы и изгони зиму и старый год из наших городов и деревень!

Святозар взял факел и поджег костер, и сгорело чучело масляницы. И ушла зима, растаял снег, потекли ручьи, на реках пошел ледоход. Кругом зазеленели поля, зацвели цветы, распустились на деревьях почки. Птицы вернулись в родные края, чтобы вить гнезда и выводить потомство. Проснулись от долгой спячки насекомые: жуки, стрекозы, шмели, и бабочки. И тогда пролилась по лугам и полям восурским песня простого народа славящего теплую, живительную весну Живу!

Глава тридцать первая

Наверно теперь Святозар ощутил себя счастливым. Утром он приходил в тронный зал, выслушивал доклады вельмож и воевод. А потом вместе со своей верной дружиной выезжал в луга. Правитель, немного ослабив свою черезмерную заботу над Святозаром, разрешил ему конные прогулки под охраной его другов, однако всякий раз провожая дружину, напутствовал Стояна, чтобы тот берег его сына. Молодежь спокойно и благочинно покидала дворцовую площадь, сам город и деревни, а лишь выехав за жилые пределы, давали волю своим лошадям. И пуская коней в галоп, улюлюкая и крича, неслись не перегонки по дороге. Впереди всех скакал Святозар, с приходом весны, совсем забывший о своей болезни. Где-нибудь в лугах Святозар останавливал свою шумную ватагу и спешивался. Други спрыгивая с коней, и, довольные предоставленной свободой и юностью, упражнялись и состязались. И в такие моменты, глядя в высокое, голубое небо хотелось Святозару обернуться орлом и все же попробывать свои крылья. Однажды, приехав на луг поутру, Святозар призвал свою дружину к вниманию, объяснив, что хочет им кое-что поведать. Закрыл глаза и принился читать заговор. И как только с его уст слетело магическое слово орел, Святозар перекувыркнулся и превратился в птицу. Орел- Святозар сидел на земле, расправив крылья и легонько ими пошевелил, а потом сделав два, три шага как бы беря разбег, взмахнул ими и взлетел. Сначала Святозар поднялся не высоко, сделал круг над своей дружиной, которая широко открыв рты, следила за полетом наследника, а затем, взмахнув крыльями сильней, взлетел выше и полетел над лугом и дорогой, по которой только, что они приехали. Лететь было легко и свободно. Святозару даже показалось, что летать он научился раньше, чем ходить. Высоко в небо поднялся орел и глянул на далекую, дорогую сердцу землю. На еле видимые полоски полей и лугов, на темнеющие невдалеке покрытые густой листвой леса, на престольный град, что как древний витязь раскинулся на возвышении. На хрустальные, наполненные чистотой реки, что величаво несли вдаль свои воды. Орел взмахнул крыльями еще раз и опустился ниже, теперь он парил над дворцом. Очи Святозара разглядели парк, сад и даже Ратный двор, на котором Храбр обучал Тура, орел опустился еще ниже, и, сделав круг, пролетел, почти коснувшись головы брата. Тур испугался, резко нагнулся, а затем и вовсе присел. А Святозар уже вновь поднялся высоко и полетел в луга к своим другам. Он подлетел ближе, и, увидев свою дружину впереди, стал опускаться на землю, читая заговор. И как только нога Святозара коснулась трав, он перекувыркнулся, и, упав на живот, обрел свой истинный образ. Тяжело переводя дух, Святозар приподнялся на руках и увидел, как к нему подбегает встревоженная дружина. Стоян бежал первым, он упал на одно колено перед на-следником, верно решив, что тому плохо, но когда увидел, что тот довольно улыбается, под-нялся, и, вздохнув, сказал:

— Ох, Святозар, мы испугались, что тебе плохо.

Подбежавшие дружинники окружили его, и Звенислав, как-то непонятно хмыкнув, заметил:

— Ты, Святозар, великий кудесник. Только кудесники могут оборачиваться птицей или зверем. Но стоит ли улетать так высоко от своих другов. Случись, что с тобой, и мы не сможем прийти тебе на помощь. Так, что ты так далече больше не улетай. Не пугай нас.

Святозар, довольный собой сел на землю, оглядел ребят и запыхавшимся голосом ответил:

— Я други вас напугать, не хотел. Просто давно мне желалось испытать полет и свои крылья.

А Стоян, вдруг бросил сердитый на него взгляд и добавил:

— Может, тебе, наследник и желалось крылья свои попробывать, я конечно не знаю. Но если бы, что с тобой случилось в полете или ты бы не смог вернуться. Как бы я, да и все други…, как бы мы взглянули в лицо нашего правителя, который нам тебя доверил. Эх, ты… — закончил Стоян и ото-шел от Святозара.

— Ну, — недовольный тем, что други на него серчают, огрызнулся Святозар, — Ты, словно дед старый Стоян, забурчал, заворчал, словно Храбр ты.

Стоян обернулся, услыша слова наследника, и негромко сказал:

— А тебе верно, только с Храбром, где и бывать, ты его одного то и боишься.

Святозар хотел было, в ответ, что-то обидное сказать, но не стал, улегся спиной в траву и закрыл глаза. Парни еще какое-то время постояли рядом с наследником, а потом разошлись, и немного погодя услышал Святозар как загремели мечи и заскрипели натягиваемые тугие луки.

К Святозару подошел Лель, присел рядом, и, перебирая струны на гуслях, посмотрел на брата, наследник даже через сомкнутые веки почувствовал этот пристальный взгляд и открыл глаза.

— Что и ты будешь меня ругать? — усмехнувшись, спросил Святозар.

— Странный ты какой-то брат, стал.

— Чем же я странный? — не поняв Леля, переспросил его Святозар.

— Как чем странный? Ты считаешь — это не странно, сказать глядите, обернуться орлом и в небо улететь. Да, улетел в такую высь, что мы тебя из виду потеряли. Други перепугались, хотели было за тобой броситься, Стоян уже побежал к коню, а я ему кричу: " Погоди, погоди, он вернется, ведь не понятно куда улетел". Други все глаза проглядели, а Стоян как схватился за уздечку, так и стоял, вцепившись в нее, словно она знает, где ты есть. Хорошо тебя Горазд еле заметной точкой в небе увидел, а то бы верно Стоян куда-нибудь поскакал. Во-первых, — немного помолчав, добавил Лель, — Ты должен был нам сказать, что обернешься птицей, во-вторых, мы ведь все знаем, что ты еще недавно на смертном одре находился, смерти в глаза глядел, знаем, что рана твоя не излечилась, и что ты каждое утро, и каждый вечер ее заговариваешь. А любое твое движение сказывается болью в сердце. И после этого, такое вытворять.

Святозар покраснел пристыженный братом, а тихо спросил:

— Я ведь вам не говорил про рану и боль, откуда ты про это ведаешь?

Лель вздохнул, опять провел по струнам гуслей рукой и ответил:

— Правитель, отец твой рассказал. В тот же вечер как ты набрал нас в дружину и ушел к себе в по-кои, он нас собрал в гриднице и все рассказал, и велел нам беречь тебя. А, ты так не разумно по-ступаешь, нас всех под удар подставляешь, об отце своем совсем не думаешь, словно не юноша ты, а маленький мальчишка, к жизни своей так легкомысленно относишься.

Святозар посмотрел на брата, и покрылся теперь уже буро-красными пятнами, и, почувствовав всю неразумность своего поступка, еще тише добавил, пытаясь оправдаться:

— Мне ведь тоже надо упражняться.

— Да, ты упражняйся кто ж против. Да только рядом, возле нас летай, чтобы мы тебя видели.

— Хорошо, — согласно кивнув, ответил Святозар, и, закрыв глаза, лег не в силах больше смотреть в честные и мудрые глаза брата.

" Верно, — подумал Святозар, — До чего же я легкомысен. Разве можно быть таким не осторожным. Ставить под удар другов и спокойствие отца, отца который мною так дорожит, который за меня так тревожиться".

Настроение у Святозара сразу ухудшилось, да верно от тяжелого полета заболела вдруг левая рука, и застонало сердце, наследник пощупал рубец, и, почувствовав его на прежнем месте, все же благоразумно решил вернуться во дворец. Поднявшись, он позвал дружину домой, молча сел на коня и с опущенной головой поехал обратно, всю дорогу ему было стыдно за свое поведение и хотелось, сказать другам и особенно Стояну, что-то доброе, но тяжело вздохнув, он промол-чал.

Не успели Святозар с дружинной подъехать ко дворцу и спешиться, как к нему подбежал Борщ, и взяв коня сказал ему, что его в гриднице ждет правитель, и шепотом, добавил:

— Хмурый, такой, сердитый.

Святозар отпустил свою дружину и пошел в гридницу. Открыв дверь, он вошел вовнутрь зала и увидел, как за одним из широких столов, что поставлены, были вдоль стен сидели отец, Храбр и Дубыня и что-то обсуждали. Святозар подошел ближе, а отец поднял, как правильно выразился Борщ хмурое лицо, и, указав на место рядом, велел сесть. Святозар сел и, почувствовал как внут-ри, скорее забилось сердце, словно пытаясь через кафтан выскочить. Святозар, поднял руку, по-ложил ее на грудь, и тяжело выдохнул.

Отец посмотрел на сына, и ничего не сказав, продолжил прерванный разговор:

— Ну, что, ж Храбр. Так и порешим, старшим оставим Ратибора, а вы с Дубыней подготовьтесь. Богдана, Беляна и Градислава я уже предупредил их сыновья в дружине моего сына. А теперь можете идти.

Наставники молча поднялись, при этом Храбр бросил такой недовольный взгляд на наследника, что Святозар уже опустивший было руку от груди, вновь ее, поднял, чтобы успокоить расшалив-шееся сердце, а затем развернулись, и вышли из гридницы.

Правитель повернулся и так посмотрел на Святозара, что тот решил и вообще не убирать руку от груди, он втянул голову в плечи, понимая, что отец сейчас скажет уж, что-то очень непрятное.

— Святозар, я тебе, если, четно сказать удивляюсь. И знаешь почему?

Святозар замотал головой.

— А, мне казалось, ты сразу поймешь, — правитель помолчал немного, и продолжил, — Если ты подумал, что это будет смешно, то я тебя рассторою, это не смешно. Это еще раз говорит мне, как ты неразумен, и я правильно делаю, что лишний раз не выпускаю тебя из дворца.

— Отец, я не понимаю, о чем ты? — тихо спросил Святозар правителя.

— Так, прямо-таки, и не понимаешь… Ну, что ж, мне не тяжело, я объясню. Недавно ко мне прибе-жал Тур и сказал, что когда он вместе с Храбром занимался на Ратном дворе, над ним пролетел орел, да так низко, что чуть не задел его крылом. Он очень напугался. Еще больше был встрево-жен, Храбр, он пришел следом, предположив, что может быть, это злой ведун Нук творит худое, и пытается навредить Туру. Храбр уже взял лук и хотел убить птицу, но не успел натянуть тетиву, как та высоко взлетела, — правитель замолчал, и, видя как наследник, еще ниже опустил голову, продолжил, — Я разрешил тебе изучать заговоры-обороты, чтобы ты мог большему научиться. Но я никогда не думал, что ты обратишь эти великие знания в злую шутку.

Святозар молчал, так как чувствовал, что внутри просто разрывается душа и сердце, от собствен-ной глупости, и, чтобы хоть как-то оправдаться, сказал:

— Я хотел попробывать крылья и полет.

— Прекрасное оправдание, Святозар. Но я хочу тебе сказать, что этот полет мог оказаться послед-ним в твоей жизни, лишь пусти стрелу Храбр.

Святозар, содрогнулся всем телом, представив себе, как пущенная стрела наставника попадает ему в сердце, и еще плотнее прижал руку к нему, словно пытаясь закрыть его от летящей стре-лы. Правитель, увидев, как сильно вдавливает сын руку в грудь, встревожено спросил:

— Тебе, что плохо, сердце болит.

Святозар замотал головой, и, опустив руку, пояснил:

— Нет, отец не сердце, душа.

— Что ж, это очень хорошо, что болит душа, а не сердце. Значит, ты понимаешь, какой скверный поступок совершил, — правитель замолчал, а немного погодя добавил, — Вроде взрослый ты уже, вроде с виду мужчина, разумные вещи говоришь, мудро рассуждаешь, но иногда, выкинешь та-кое, что я, верно, гляжу на тебя и вижу в тебе дите еще глупое. Правильно говорит Храбр, я слишком тебя разбаловал, из-за твоей болезни…, вот ты меру и потерял…, не понимаешь как себя надо вести и, что можно делать.

Правитель поднялся с лавки и прошелся по гриднице, а потом вернулся к сыну, остановился около стола и спросил:

— Ты, ничего не хочешь мне сказать?

Святозар поставил локти на стол, спрятал в них лицо, сгорая от стыда, и негромко ответил:

— Что ж, я отец, могу тебе сказать… Оправдываться я не хочу, потому, что понимаю, как неразумно поступил. Дружина на меня тоже сердилась, за мой поступок. И я теперь сам вижу, что это было мальчишество. И наверно прав ты, отец, называя меня дитем, и наверно прав Храбр, говоря, что твоя забота разболовала меня.

Правитель, вновь присел рядом, помолчал немного, и уже более ровным, спокойным голосом, сказал:

— Чтобы ты, сын, смог до конца осмыслить свое безрассудное поведение, я более не позволяю тебе, до поездки на Синь-камень, совершать конные прогулки со своими другами. А после возвращения с Синь-камня в луга будете выезжать под присмотром старших моих дружинников. И я думаю тогда, при моих другах, ты как это и подобает наследнику, будешь вести себя более сдержанно и достойно…. А теперь главное, через три дня закончится второй весенний месяц цветень, и начнется месяц травень, на одиннадцатый день травня тебе исполнится шестнадцать лет, поэтому я решил выехать через шесть дней из дворца и отправиться к Синь-камню, чтобы как раз поспеть к тому дню, когда ты появился на Свет Белый. Я хочу, именно одиннадцатого травня, провести церемонию на Синь-камне, и наречь тебя наследником престола.

Святозар убрал ладони с лица и согласно кивнул в ответ правителю.

— Да, и еще, — продолжил отец и положил руку на плечо Святозару, — Ты отпустил уже свою дружи-ну?

— Да, отец, отпустил, — ответил Святозар.

— Жаль, а то я хотел объявить им о нашем походе. Ну, что ж, завтра, они, верно, приедут, наде-ясь, что вы поедите в луга, и я им все расскажу, — правитель снял руку с плеча сына и положив на стол, о чем — то задумался. А потом посмотрел на сына, и, очень мягко спросил, — Сын, я хочу знать, сможешь ли ты проехать пять дней на лошади, или взять с собой в дорогу рыдван.

Святозар замотал отрицательно головой, вздрогнул всем телом, с ужасом представляя себя в рыдване, окруженном гарцующими вокруг другами верхом на красавцах конях:

— О, нет, отец прошу тебя не надо брать рыдван, — и протяжно вздохнув, добавил, — Только не рыд-ван, как я буду в нем выглядеть, кошмар…, что скажут люди. Нет, нет, отец…, я чувствую себя очень хорошо, и прекрасно сижу в седле.

— Дорога дальняя, сын, и знаешь, не стоит стыдиться людей…. То что ты преодолеваешь каждый день боль и рану, не сделает тебя слабее. Я думаю, рыдван все же стоит взять. Поедишь верхом, но если станет не хорошо, сможешь всегда перейти в рыдван отдохнуть, и продолжить путь.

— Нет, нет, нет, отец, я тебя очень прошу, не бери рыдван. Вот послушай, что я скажу. Когда мы едим в луга с другами, я пускаю коня галопом. И поверь не чувствую боли, я уже свыкся с ней, — почти зашептал Святозар, и тревожно посмотрел прямо в глаза отцу.

— Нельзя, сын, окончательно привыкнуть к боли, она все равно дает о себе знать. Вот даже сейчас ты сидишь и постоянно потираешь грудь, и я думаю, что верно сердце твое болит. А в дороге ты можешь устать и обессиленный не сможешь продолжить путь, а я обязательно хочу провести церемонию именно одиннадцатого травня. Да, и вообще ты такой, что если тебе даже и станет плохо, то я это скорей увижу, по тому как ты упадешь с коня, чем услышу из твоих уст, — заметил правитель.

— Отец, даю тебе слово, если мне станет не хорошо, я тебе сразу об этом скажу, только не бери рыдван, — твердым голосом сказал Святозар.

Правитель некоторое время наблюдал за сыном, и подняв руку потер ладонью лоб, добавив:

— Ну, ладно, время еще есть, и я подумаю, как будет лучше, погляжу, как ты себя будешь чувство-вать. А теперь можешь идти и запомни, никаких превращений, никаких поездок из дворца, и если ты меня ослушаешься, то я, как и советует Храбр запру тебя в твоей опочивальне, без права выхода даже на трапезу в белую столовую. Иди, сын.

Святозар поднялся, поклонился отцу, и пошел думая и содрогаясь от мысли, что отец все же мо-жет заставить его ехать в рыдване, и, решил, что все эти шесть дней нужно быть "тише воды и ниже травы". А когда, уже подошел к двери, вдруг остановился, улыбнулся сам себе, и, повернув голову в сторону все еще сидящего за столом отца, сказал:

— Отец, прости меня за утреннее, я даю тебе слово, это никогда больше не повторится. И знаешь, еще, что отец, знаешь, как прекрасна, наша земля с высоты птичьего полета, наполненная такой чистотой, таким светом, буйными реками и зелеными полями, бескрайними красавцами лесами и нежно колыхающимся ветром, запахом далеких трав и цветов. Никогда, отец, никому я не дам в обиду мою дорогую Восурию! Никогда и никому, клянусь тебе в этом!

Правитель посмотрел на сына, улыбнулся его словам и тихо добавил:

— Правильно, сын, ты сказал. Так и живи, как своей душой чувствуешь. Как жили до тебя твои деды и прадеды, твои предки от начало времен.

Глава тридцать вторая

Рано утром четвертого травня вся дружина Святозара уже собралась на дворцовой площади. Ра-тибор оставленный в престольном граде за старшего, провожал собравшихся в поход. Как и ре-шил, отец, помимо дружины сына он взял в поход Храбра, Дубыню, Богдана, Беляна и Градислава. На площади также теснились груженые едой и скрабом несколько повозок, на одной из них везли походный шатер. И Святозар недовольно оглядев его, догадался, что этот шатер везут именно из-за него, ведь отец всегда в такие походы отправлялся налегке.

— Отец, — обратился к правителю Святозар, — Ты взял в дорогу столько повозок, зачем?

Правитель оглянулся на обоз и ответил:

— Нам надо поторапливаться, поэтому я решил взять в дорогу все необходимое, чтобы в походе не думать о хлебе насущном, — он повернулся к Ратибору и добавил, — Друг мой, Ратибор, остав-ляю тебя в престольном граде за старшего, — а затем подошел к заплаканному Туру, которого с собой не брали, и, потрепав его по волосам сказал, — А, ты Тур остаешься, за старшего в семье, береги мать и сестру.

Следом к Туру подошел Святозар, он, как и брат был очень расстроен тем, что отец не разрешил ехать ему на Синь-камень, и, обняв брата, прошептал:

— Брат, поверь мне, я тоже очень расстроен, что ты не едишь. Но прошу тебя, не плачь, будь муж-чиной и как сказал, отец, старшим в семье, — и поцеловав его в пахучие медом волосы, пошел к своему коню.

Лишь Святозар сел на коня, правитель поднял руку и на площади все затихли.

— В добрый путь, други, — сказал отец и тронул поводья.

— Святозар, — услышал позади себя голос матери наследник и оглянулся.

На пороге дворца стояла мать и держала за руку Малушу.

— Счастливого тебе пути, сын, — сказала она и помахала рукой.

Святозар помахал ей в ответ и почувствовал, как гулко ухнуло сердце внутри груди, и тронув поводья поехал следом за отцом.

Дорога, по которой ехали к Синь-камню, лежала через поля, деревни и города, по ней проезжало много груженных повозок, всадников, а иногда и рыдванов. Колонна правителя не въезжала в города и деревни, а объезжал их по окружным дорогам. Видно было сразу, что правитель очень торопится к Синь-камню и хочет прибыть к положенному сроку, поэтому остановки делали лишь на ночлег, а с утра уже вновь отправлялись в путь. Первые два дня Святозар даже и не заметил, всю дорогу он весело смеялся, переговариваясь с другами. Но на третий день, сначала, совсем немного, а потом все сильней и сильней стала болеть грудь. Святозар вначале крепился, и чтобы не было заметно, закрывал глаза и шептал заговор, боль проходила, но через какое-то время вновь возвращалась. Вымученный за день таким состоянием, он к концу дня так устал, что первый уснул у костра. Наутро боль не только не прошла, но стала усиливаться, ко всему прочему кружилась голова, и была такая слабость, что даже не хотелось отправляться в путь. Прочитав заговоры, Святозар вроде бы почувствовал себя получше, сел на коня и даже с удовольствием стал балякать со Стояном и Искреном которые ехали рядом. Но когда солнце по-весеннему высоко поднялось в небо и нагрело своим теплом землю, стал ощущать нестерпимое жжение в груди и большую слабость, временами перед глазами плыла легкая дымка. Святозар только сейчас чувствуя себя, так плохо понял, как прав был отец, предлагая взять в поход рыдван. Ехать дальше не было сил, и, вспомнив об обещании, которое он дал отцу, Святозар повернул голову к Искрену и сказал:

— Искрен, догони правителя и попроси его придержать коня, мне нужно ему кое-что сказать.

Искрен перебитый Святозаром на середине слова недовольно посмотрел на друга. Но увидев его побледневшее лицо, понудил лошадь и поскакал к правителю, который вместе с Храбром и Дубыней ехал в голове колонны.

Святозар видел, как Искрен, доскакал до правителя, и, поравнявшись с ним, что-то ему сказал. Отец остановил лошадь, поворотил ее, и сквозь расступающихся перед ним другов и дружинников сына, поехал навстречу Святозару.

— Что, сын? — обратился к нему правитель, подъехав, и бросил тревожный взгляд.

— Отец, ты можешь сделать привал, — наследник, немного понизил голос и стыдясь своей слабости, добавил, — Мне, что-то, не хорошо.

Правитель подъехал почти вплотную к сыну, остановил своего коня и сказал:

— Здесь кругом поля, и нам негде остановиться на привал, ты можешь потерпеть. Там впереди на реке Спокойная стоит Велесград, мы можем заехать туда к воеводе Доброжиру, и ты сможешь отдохнуть в его доме.

Святозар покачал головой, и посмотрев в лицо отцу, отер мокрый от пота лоб, добавив:

— Нет, отец, я не смогу доехать, до дома воеводы, мне как можно скорей нужно спешиться, — а за-тем, тяжело вздохнув, добавил, — Заговор не помогает, мне нужно полежать, а иначе, я чувствую, что упаду с лошади. Прости меня, отец.

— Хорошо, тогда, давай поедим вперед. Если, что я тебя придержу. Проедим поля и найдем где- нибудь привал, — согласился правитель, и, взяв под уздцы лошадь сына, понудил ее ехать за собой.

Выехав в голову колонны, правитель поравнялся с сыном, приблизившись почти вплотную к его коню.

— Храбр, — негромко добавил правитель, — Поезжай слева от моего сына, да посматривай на него, ему плохо.

Через некоторое время поля закончились, дорога разделялась на двое, одна поворачивала вверх на пригорок, где невдалеке маячила деревня и был виден большой раскинувшийся город, а другая резко брала вправо, проехав еще немного, отец повернул коня на пригожий лужок, поросший не высокой травой и объявил привал. Не успел отец еще, и договорить, как Святозар спрыгнул с коня и заплетающимися ногами прошел по лугу, тяжело дыша и стараясь все же взять себя в руки. Святозар чувствовал, как боль в груди прошла лишь осталась страшная слабость и головокружение, опустившись на траву, он немного посидел, все еще стараясь прийти в себя, а потом тихо лег на землю и уставился в далекое, голубое небо. Полежав так совсем немного, Святозар положил руку на грудь и зашептал заговор, сначало один, затем другой, но почему-то заговоры не помогали, и ему совсем не становилось лучше, а наоборот еще сильней стала кружиться голова.

Через некоторое время подошел правитель, опустился рядом с сыном и спросил:

— Ну, ты как? Тебе легче?

— Не знаю, право, что со мной отец… Мне так плохо…. Я уже и неупомню, когда со мной, что-то подобное случалось. Вот также плохо мне было на маслянице…, просто нет никаких сил, но я сейчас немного отлежусь, и отправимся в путь, отец.

— Нет, сын, — очень тихо, но настойчиво ответил правитель, — Ты слишком бледен и не стоит продолжать путь. Тебе надо отдохнуть, я дал распоряжение поставить для тебя шатер.

— Не надо, отец, — еле слышно сказал Святозар

— Я уже, сын, послушал тебя и не взял рыдван, где бы ты сейчас мог спокойно продолжить путь. Так, что теперь слушать не буду. Когда шатер разобьют, перейди в него и отдохни, а завтра с утра отправимся дальше, — правитель поднялся, с жалостью оглядел сына, а затем, спросил, — Тебе не нужна моя помощь? — а когда Святозар отрицательно мотнул головой, развернулся и ушел.

Святозар не стал спорить с отцом, чувствуя, что тот прав и ему просто необходимо отдохнуть, поэтому, когда походный шатер собрали и Стоян подойдя, позвал его туда, Святозар тяжело поднялся, и, опираясь на плечо друга, вошел вовнутрь. Лег на невысокое ложе, подоткнул руку под голову и закрыл глаза. И такая во всем теле чувствовалась слабость, такое головокружение, что Святозару вдруг почудилось, что душа его сейчас выйдет из тела. Перед глазами поплыл густой туман. Святозар ощутил, что идет он сквозь этот туман, да, нет, не идет он, а летит через этот туман Святозар-орел, крыльями тяжело взмахивает, пробиваясь, через липкие, холодные испарения. Святозар видит, что впереди туман становится менее плотным, редким и вот совсем слабея, пропадает. Наконец-то орел вырвался на простор небесный и полетел вперед. Опустил очи орлиные Святозар и разглядел землю, над которой летел. Да, та, земля, чужая, не восурская. Святозар взмахнул еще раз крыльями, да стал снижаться, чтобы лучше разглядеть эту землю. Перед взором орла открылись бескрайние степи, поросшие дикими, зелеными травами, прямо на них Святозар заметил огромное стадо коров, табуны лошадей и отары овец, которые пасли черноволосые, смуглокожие люди. Невдалеке раскинулись полукруглые шатры, и точно такие же черноволосые и смуглокожие люди ходили возле шатров, готовили еду на огне в каких-то высоких котлах и о чем- то переговаривались. Святозар опустился на самый большой шатер, сложил крылья, и огляделся, а потом вдруг скользнул вовнутрь шатра, через темную плотную ткань и вот уже он внутри шатра, и уже он не орел, а едва заметная дымка. Посмотрел Святозар вокруг себя и увидел богатые, цветастые ковры, да разбросанные кругом толстые, пузатые подушки. Посреди шатра сидит человек видно, что этот человек знатен, так как сидит на возвышение, одет он в парчовое, длинное, наподобие сарафана, одеяние. Человек тот, так же как и виденные раньше Святозаром люди, смуглый, черноволосый, у него круглое, плоское, точно блин лицо, узкие глаза, широкий нос и толстые, выпуклые губы, а на подбородке длинная жидкая бороденка. А пониже него на небольшой подушке сидит другой человек, пригляделся Святозар и узнал в нем Нука, еле слышно разговаривает с ним знатный человек, а Нук ему низко кланяется, да шепчет что-то в ответ.

Святозар захотел услышать, о чем они говорят и едва- едва потянувшись дымкой- телом, приблизился.

— О, многоуважаемый, достопочтенный, всесильный и всебогатый бек Турус. Твое войско крепко и сильно, не беспокойся, не устоит перед ним жидкая восурская дружина. Вся сила то в самом правителе Яриле и держится. Сын его, наследник болен и слаб, меч в руках не удержит, тетиву рукой не натянет. Да, знаю, я точно, знаю, не жилец он на Белом Свете, уж ты мне поверь. А второго сына тебе бояться не зачем, так как он весь до последней капли крови в моих руках. Слушай меня, бек Турус, собирай свое войско, да иди на Восурию, а я тебе своим колдовством помогу, и не справиться с моим колдовством магия Ярила.

— Ах, сладки твои речи, всевельможный Нук, да меня не обманешь, — потирая щеки жирными пальцами, отвечал бек, — Дружина у Ярила сильная, сам он молод и крепок. Да, всем, известно какой магией его жизнь защищена. Нет, торопиться я не буду, у меня на плечах мудрая голова, не зря народ мой считает меня богом. Я погляжу, посмотрю на Восурию, а затем решу нападать на нее или нет. А тем временем буду войско набирать, много нас нагаков по степи разбросано. Лишь к следующей весне, все подвластные моей воли воины смогут прибыть ко мне.

И слышит Святозар, что начил Нук бека уговаривать, но бек лишь головой покачивает, не согла-шается, поход на Восурию на следующую весну откладывает. Видел Святозар, как недовольный беком Нук покинул шатер, все также низко кланяясь до самой земли. Святозар хотел было двинутся за Нуком, но внезапно заметил, как вновь орлом над степью летит, летит и тяжело крыльями взмахивает, а кругом по бескрайней степи, то там, то тут, разбросаны нагакские шат-ры, да стада животных. А потом вдруг его дернули и потянули назад, и почувствовал Святозар, как резко обо что-то ударился, словно упал.

Через мгновение Святозар открыл глаза и увидел, что находится в шатре. Сердце тяжело стучало в груди, ноги и руки дрожали, голова кружилась. Вдруг резкая боль пронзила сердце, грудь и левую руку, и почувствовал Святозар как на месте пореза расходится рубец. Дрожащей рукой Святозар расстегнул рубаху и дотронулся до раны, оттуда сочилась кровь. Все еще чувствуя сильную боль, и слабость он положил ладонь на нее и зашептал заговор. Лишь дочитал заговор Святозар, как под пальцами образовался рубец, однако слабость не ушла, сердце все также давило и тяжело билось внутри, а читать новый заговор уже не было сил. Святозар лежал очень тихо, сотрясаемый дрожью и не в силах себе помочь, и, мечтая лишь об одном, чтобы в шатер пришел отец.

Некоторое время спустя в шатер кто-то вошел, Святозар открыл глаза, и, увидев Храбра, обрадо-вался его приходу. Наставник подошел к наследнику, наклонившись, потрогал голову и тихо спросил:

— Ну, ты как, Святозар?

— Храбр, хорошо, что ты пришел. Будь добр, позови отца, мне нужна его помощь, — еле слышно прошептал Святозар, и, утомленный закрыл глаза.

Храбр тут же развернулся и поспешил из шатра, а мгновение спустя туда уже входил правитель. Он подошел к ложу сына, сел рядом и спросил:

— Сын, ты звал меня?

— Отец, — открыв глаза, сказал Святозар, — Прочитай заговор, — а когда увидел, как у отца беспокойно дрогнуло лицо, договорил, — У меня нет сил…

Отец взял руки сына в свои ладони и зашептал заговор. Святозар закрыл глаза и почувствовал, как выровнилось его дыхание, сердце стало биться ровней, дрожь ушла, голова перестала кружиться и даже отступила слабость. Когда правитель закончил шептать, Святозар открыл очи, посмотрел на тревожное лицо отца, и, улыбнувшись, заметил:

— Вот так отец, с каждым разом, я все быстрее и быстрее поправляюсь.

— Я не понимаю тебя сын, о чем ты.

Святозар немного приподнялся на локтях и очень подробно рассказал правителю, как только, что его душа покидала тело и верно поэтому до того ему было так не хорошо, рассказал как летел он словно орел по небу, и как в степях нагакских он видел Нука. Как только Святозар произнес имя Нука, правитель вздрогнул всем телом и спросил сына:

— И, что Нук делал у нагакского бека?

— Подговаривал того идти войной на Восурии. Говорил, что у нас жидкая дружина, что сила ее лишь в тебе и держится. Сказал, что наследник твой болен и слаб, и вообще он точно знает, что я на Белом Свете не жилец. И еще он сказал, — Святозар замолчал, поглядел в такие родные глаза отца, и почему то очень тихо добавил, — Сказал, отец, что второго твоего сына беку боятся не за-чем, так как он весь до последней капли крови в его руках. Как ты, думаешь о чем — это он?

Правитель ничего не сказал, лишь отрицательно закачал головой.

А Святозар продолжил:

— Но бек Турус войной не хочет пока идти, потому что боится тебя и, знает какой ты, защищен ма-гией. Он сказал, что будет наблюдать за Восурией, а пока станет собирать нагаков, и выступить сможет лишь следующей весной. А потом Нук недовольный вышел из шатра, а я, было, хотел тронуться следом, но вдруг вновь очутился в небе и полетел над степью, и, правда, отец, видел много нагаков, да большие стада животных.

Святозар замолчал, чувствуя себя немного утомленным, и лег на ложе.

— Отец, я видел все так ясно, мне казалось протяни руку, и я смогу дотронуться до этого подлого Нука. И знаешь отец, это все же с хмелем не связано. Тогда почему это происходит. С самого ут-ра, я чувствовал слабость, я даже хотел попросить тебя не отправляться сегодня в путь, но прочитал заговор, и мне вроде стало легче, но только на время. Словно душа моя хотела, требо-вала, чтобы я лег и закрыл глаза. И как только я это сделал, то сразу она вышла из тела. Отец, ты можешь мне объяснить, что со мной происходит? — беспокойно спросил Святозар.

— Не знаю, мальчик мой, не знаю, почему это с тобой происходит. Может ведун Велей с Синь-камня нам, с тобой что-то объяснит. Я не могу дать тебе ответа, — сказал правитель и погладил сына по голове.

— Знаешь, отец, теперь я просто уверен. Что когда я видел ту девочку, то видел прошлое. А сего-дня, я видел настоящее. И верно поэтому так рвалась из меня душа, чтобы я ни в коем случае не пропустил встречу Нука и бека. Чтобы я знал об их грязных намерениях напасть на нашу Родину.

Святозар замолчал, и, глядя в лицо отца, словно требуя похвалы, добавил:

— Отец, хорошо все-таки, что я смог это увидеть, правда?

— Да, сынок, это очень хорошо, что ты увидел их разговор, и мы теперь сможем подтовиться к нападению, — ответил отец и улыбнулся, — А теперь, я думаю, что тебе надо отдохнуть, и может еще прочитать заговор?

— Нет, отец, не надо, мне, правда намного лучше, и мне, правда надо отдохнуть и если можно выпить бы чего-нибудь горячего, и хорошо бы сбитня, отец, — просящее сказал Святозар.

— Конечно, мальчик мой, я попрошу, и Дубыня тебе его принесет, — правитель поднялся, и напоследок вновь потрогав лоб сыну, вышел из шатра.

Святозар посмотрел вслед отцу, и сам того не ожидая, вдруг закрыл глаза и крепко уснул.

Проснулся Святозар уже вечером, потянулся и первым делом подумал о еде, ведь с самого утра у него во рту не было маковой росинки. Поднявшись с ложа, и вновь ощутив себя совершенно здоровым, Святозар вышел из шатра. Солнце еще не зашло на покой, но уже двинулось к краю небосвода. Святозар оглянулся, кругом были разведены костры, и сидели дружинники, мирно о чем-то беседуя, невдалеке стояли обозы. Прямо около шатра горел костер, за которым разместились Храбр и Дубыня, а рядом подложив под голову плащ, дремал отец.

— Гляди, — негромко сказал Дубыня, сидевший к шатру лицом, и улыбнулся, — Святозар проснулся, ну ты как сынок?

— Теперь хорошо, — ответил Святозар и подойдя ближе к костру, остановился.

— А я принес тебе сбитня, гляжу, а ты спишь, ну не стал будить. Думаю, верно, притомился, надо отдохнуть, — добавил наставник.

— Святозар, ты чего поднялся? — совсем тихо, так чтобы не разбудить правителя, вмешался в разго-вор Храбр, — Иди, полежи…. Тебе надо отлежаться…. Ты я видел днем, совсем плохой был, я за тебя дюже испугался.

— Испугался, испугался, — прервал его Дубыня, — Да принялся ругать правителя, что тот опять тебя послушал и не взял рыдван. Да, так бухтел, что и вовсе сморил правителя и тот уснул.

— Я пойду, искупаюсь, — сказал Святозар и направился к реке.

— Какой, такой, искупаюсь, — услышал сзади недовольный голос наставника Святозар и поспешил к реке, которая текла невдалеке. А подойдя к ней, быстро сбросил рубаху, сапоги и штаны, отошел подальше от берега и что есть мочи побежал к воде, а забежав чуть выше колена, нырнул, и поплыл.

Вода была по-весеннему холодна, но ее чистота и прозрачность словно вернули Святозару силу и крепость. Он вынырнул из воды на середине реки и тут же услышал голос Храбра:

— Святозар возвращайся, не хватало, чтобы ты там тонуть начал и мне пришлось в такую холоднючую воду лезть.

Святозар развернулся и вновь нырнув, подплыл к самому берегу, встал на ноги и принился отмы-вать грудь от запекшейся крови.

— Вылазь Святозар, ты чего одурел, днем умирал, а теперь залез в воду, да еще и ныряешь…, со-всем с тобой никакого сладу нет, совсем отца не жалеешь.

— Храбр, да ты погляди у меня вся грудь в крови, мне же отмыться надо, — оправдываясь, заметил Святозар, и, выйдя из реки, отерся рубахой да принялся одеваться.

— На вот, надень, — снимая с себя кафтан, сказал Храбр и накинул его на плечи наследнику, — Да за-стегни его.

Святозар не стал спорить и надел на себя кафтан наставника, который был явно ему большеват и пошел следом за Храбром к костру.

— Ты есть то будешь, — спросил у него Дубыня, как только они подошли к костру, — А то весь день голодный откуда силы то возьмутся.

А Святозар упал в траву рядом с костром, втянул в себя аромат горящих сучьев, дух родимой земли и вдруг ощутил себя таким мощным, таким молодым, таким сильным. Вспомнил слова Ну-ка: " Сын его, наследник болен и слаб, меч в руках не удержит, тетиву рукой не натянет". И вдруг засмеялся звонко так весело, а сам подумал и сказал вслух: " Это мы еще посмотрим, кто слаб, и кто тетиву не натянет".

— Чего ты сказал, — вдруг беспокойно вмешался в его мысли Дубыня.

— Я сказал Дубыня, что мы еще посмотрим, кто тетиву не натянет. Ты, погляди наставник до чего мать моя, земля восурская прекрасна, самая она пригожая, самая красивая, самая дорогая моему сердцу. Да, я за нее ничего не пожалею, никому ее в обиду не дам, никому ее копытами черными не позволю топтать, — сказал и затих тут же словно боясь спугнуть это громадное чувство уверенности в своих силах.

Святозар лежал и смотрел в высокое небо, в котором уже стали появляться далекие, неведомые звезды, а затем увидел, как и вовсе край солнца стал сливаться с краем земли, и, поднявшись, снял кафтан, отдал Храбру и поспешил в шатер, так как знал, что скоро раскроется рубец и надо его заговорить.

Прочитав заговор и надев рубаху, да терлик с короткими рукавами, Святозар пришел к выводу, что надо послушать Дубыню и поужинать, а, то и, верно, откуда силам взяться и вышел из шатра. Солнце уже скрылось за небосводом, а на черном небе появился большой серпивидный месяц, да кругом замерцали, засверкали маленькие и большие небесные тела. Святозар залюбовался царящей кругом тишиной и чистотой и уставился в звездное небо, думая о подлом Нуке и не менее подлых нагаках. Подумал Святозар о войне и содрогнулась его душа, так как жестокие и беспощадные нагаки нападая на Восурию никогда никого не жалели убивая стариков, детей, женщин, уводя прекрасных восурских дев в полон, сжигая деревни и разоряя города. Вот уже долгие, долгие годы, не смеют они приближаться к Восурии, боясь ее славного правителя и сильной дружины. А теперь этот мерзостный Нук подговаривает бека на войну, да еще обещает колдовством помочь. И наверно Нук очень сильный колдун, черный, как и его душа и такой же он верно жестокий как нагаки. Вспомнить только, как он ту девочку мучил. Но только Нук не знает, какой силой обладает Святозар, не знает он, что Святозар кудесник, ведун, что может он покидать свое тело, может оборачиваться птицей и зверем. И, наверное, лучше, пусть он продолжает думать, что Святозар на Белом Свете не жилец. Сейчас для него главное излечиться, а для этого надо отправиться в страну Беловодье, и когда Святозар победит хворь свою, то тогда ничего не будет страшно его любимой земле, потому что славная восурская дружина победит нагакское войско, а с Нуком…, с Нуком и с его колдовством обязательно справится Святозар.

— Сын, Святозар, поди сюда, — позвал его отец, — Что ты там один стоишь.

Святозар подошел к костру и сел рядом с отцом, который уже проснулся и сидел, держа ветку в руке да шевеля ею угли в костре.

— Ты, сегодня, ничего не ел, поешь, сын, — сказал отец.

— Да, мы уже ему предлагали, — откликнулся Дубыня, — А он все верно с кем- то воевал, так что мы с Храбром так и не поняли, хочет он или не хочет есть.

— Очень, очень я есть хочу, прямо умираю с голода, — сказал Святозар.

Дубыня нагнулся и поднял с земли завернутую в утиральник громадную мису, убрав утирало по-дал наследнику, а затем дал ему большой кусок хлеба и ложку:

— Поешь, поешь, мальчик. Это Стоян и Сем рыбы наловили, да для тебя ухи сварили, чтобы ты как поднялся жиденьким потрапезничал. Но она верно уже и остыла, как я ее тут не укрывал.

— Спасибо, — благодарно сказал Святозар и принился есть все еще теплую уху.

Как только наследник принялся хлебать уху, то по телу сразу разлилась такая благодать, такое тепло, что Святозар почувствовал себя довольным и даже каким-то радостным, а доев все до конца, вернул Дубыни мису и ложку и утерся поданным утиральником.

— Сын, — чуть слышно обратился к нему правитель, — Я хочу, чтобы ты рассказал Дубыни и Храбру о том, что пережил сегодня.

— Обо всем, отец? — переспросил Святозар.

— Да, с самого начала, мальчик мой, с того места как тебе стало утром плохо. Я хочу, чтобы мои други знали все, — добавил отец, и, кинув палку в костер, похлопал сына по спине.

Святозар глянул на поблескивающие в пламени костра удивленные лица наставников, и, смуща-ясь поведал им все, что прежде рассказал отцу.

— Значит, — тихо заметил Храбр, когда наследник замолчал, — Святозар поэтому и захворал, потому что душа его стремилась показать ему Нука и Туруса.

— Верно, — ответил правитель.

— Значит, я зря на тебя шумел Ярил, что ты не взял для сына рыдван, ему бы все равно было бы плохо, — сказал как бы оправдываясь Храбр, а Святозар заметил, что один на один Храбр называет правителя по имени.

— Да, Храбр, ему бы все равно было плохо, — отец немного помолчал, а потом добавил, — Ну, а, что вы думаете о Нуке и Турусе?

— Что ж, Ярил, — начал, вновь Храбр, — Я тебе уже давно говорил гони ты этого Нука, поганый он че-ловек, мерзостный, да ты разве слушаешь меня. Все тебе жалко слуг своих, все ты…

— Храбр, — вдруг влез в разговор Святозар, — Ну, хватит на отца бурчать, ну чего ты право.

Храбр посмотрел на наследника через вспыхивающие столпы огня, улыбнулся и досказал:

— А теперь, что ж, теперь коли у тебя такой Ярил заступник, с которым побоишься связываться. Думаю я, нужно первым делом предупредить Жировита так как его город ближе всего к границе с нагаками, затем оповестить всех других воевод, чьи города также близко к границе. Да, верно, прийдется этим летом провести набор воев, чтобы людей заранее подготовить к войне.

— Храбр, а кто такие вои, — услышав не знакомое слово, поинтересовался Святозар, и увидел, как у наставника округлились глаза.

— Ну, ты Святозар даешь, не знать кто такие вои, — а потом недовольно объяснил, — Вои это пешая часть войска, набранная из землепашцев, кузнецов, ремесленников, у нас в Славграде ее возглавляет кузнец Братиша, с которым мы бились на маслянице. И вообще, Ярил, — переклю-чился Храбр на правителя, — Он кроме заговоров и оберегов у тебя что-нибудь изучает?

Правитель посмотрел на сына и почему то радостно улыбнулся, затем, перевел взгляд на наставника и тихо вымолвил:

— Наверно, кроме магии его ничего больше не интересует.

— Ох, уж ладно, налетели на мальчонку, — вдруг вмешался в разговор Дубыня, — Да, давай его по-учать. А все ты Храбр недоволен. Да, что ваши знания значат, коли он бы сегодня вам такие вести не принес. Такой опасности жизнь свою подвергал.

— Да — это я вроде как не по своей воле делал, — пояснил Святозар.

— Эх, мальчик мой, да разве важно по своей воле или не по своей. Коли такие новости смог до-быть, значит по своей…. Это ведь душа у тебя такая, чует она беду, которая Родине нашей грозит и рвется, чтобы ей помочь и защитить. Как это ты сказал про землю нашу, — Дубыня замолча, потер лоб, вспоминая слова наследника, и торжественным голосом добавил, — Самая она пригожая, самая красивая, самая дорогая моему сердцу. Да, я за нее ничего не пожалею, никому ее в обиду не дам, никому ее копытами черными не позволю топтать. Во как сказано, Храбр. Ты верно, друг мой дорогой, так никогд и не вымолвишь, как наследник сказал. Сразу чувствуется в нем, что он со временем будет славным правителем и великим человком, как его отец, дед, прадед и все его светлые предки до него.

— Да, я, что по-другому думаю, что ли. Я что ж не вижу, каков он, какая у него душа, — стал оправдываться Храбр, — Но ему как будущему правителю стыдно не знать, кто такие вои.

— От…, опять ты, за свое, Храбр…, да ему нашему Святозару, пока ничего не может быть стыдно. Он же еще мальчонка совсем, — вновь заступился за наследника Дубыня.

Теперь в разговор вступил правитель, словно не слыша перебранку своих другов, сказал:

— Я с тобой, Храбр, согласен мы так и поступим. Отправим вести Жировиту, Бажену, Ярополку, Миролюбу о намерениях нагаков. Да, наберем и проверим боеспособность воев.

И до поздней ночи отец со своими близкими другами и Святозаром обсуждал, что нужно еще предпринять, чтобы защитить восурский народ и родимую землю от злобных нагаков.

Глава тридцать третья

Утром Святозар поднялся одним из первых, вышел из шатра, потянулся и огляделся. Солнце едва поднялось на небосвод. Большая часть другов и дружинники отца еще спали, только Дубыня поднял голову с плаща, и широко улыбнувшись Святозару, посмотрел на него. Внезапно Святозар услышал позади себя шелест крыльев и оглянулся, на его шатер приземлился и сел громадный черный ворон и посмотрел на него. Святозар пригляделся и вздрогнул всем телом, почувствовав, как внутри тела его душа встрепенулась, и громко, что-то закричала, потому, что у черного ворона от клюва вниз с двух сторон расходились и спадали длинные, седые волосы. " Нук", — догадался Святозар. А ворон, точно почуяв опасность, взмахнул крыльями и полетел. Святозар оглянулся в поисках лука, а потом не найдя его, побежал следом за вороном, читая оборотный заговор и перекувыркнувшись через голову, да обернувшись орлом, устремился в небо, следом за вороном.

Орел Святозар летел легко, и быстро приближаясь к черному ворону. Тот оглянулся, словно почуяв, что его догоняют и сильнее замахал крыльями, но разве можно улететь от орла. Нагнал его в небе Святозар, приблизился сверху и крепко стукнул в голову клювом. Ворон громко каркнул, и на мгновение, потеряв равновесие, немного снизился. Орел вновь подлетел ближе, да растопырил когти, схватив его за крыло и, что есть мочи мотанул его в воздухе, да так, что услышал как хрустят под когтями ломаемые кости в крыле Нука. Ворон резко дернулся, а орел на мгновение ослабил хватку и выпустил крыло Нука. Ворон тяжело махая одним крылов и свесив другое, полетел вниз к земле. Святозар сделал небольшой круг и двинулся за ним следом по направлению к земле. Еще немного и ворон будет вновь в когтях Святозара. Но тот вдруг упал на землю плашмя, и, распустив крылья, побежал, смешно ковыляя, к пню, что торчал из земли невдалеке, а затем, перекувыркнувшись через него, обратился в вурколака, и, схватив зубами воткнутый в пень кинжал, припадая на правую лапу, ринулся в близлежащий лесок. Святозар сильнее взмахнул крыльями стараясь все же догнать вурколака, но не успел и подлетев почти вплотную к деревьям резко взял вверх, да взлетел в небо закружив над лесом стараясь хотя бы разглядеть Нука, но в этом месте деревья росли так плотно, что увидеть сквозь них было почти невозможно, сделав еще пару кругов Святозар развернулся и полетел обратно к стану.

Подлетев к стану Святозар увидел другов, отца и дружинников правителя и стал снижаться, читая заговор, и как только его нога коснулась травы, он перекувыркнулся, и, упав грудью на траву, тяжело задышал. Не успел Святозар подняться, как услышал, что к нему кто-то подбегает. Внезапно, чьи- то сильные руки схватили его за плечи и резко поставили на ноги.

— Отец, — лишь слетело с уст Святозара.

Правитель, был явно не в себе, с перекошенным от гнева лицом, он с такой силой тряханул сы-на, что Святозар почувствовал, как порвалась рубаха, и тяжело заходило из стороны в сторону внутри тела сердце.

— Как ты смел? — почти выкрикнул правитель и поднял руку, чтобы ударить сына по лицу.

Святозар резко дернулся от занесенной над ним руки правителя и закричал:

— Отец, отец, погоди. Погоди, я все объясню. Тот ворон, за которым я погнался, тот ворон, это был Нук, я узнал его.

Правитель остановил движение руки, но не опустил ее, и все еще крепко держа сына другой, на мгновение затих. А Святозар поспешил все объяснить:

— Он прилетел подслушивать и верно не впервый раз. Я оглянулся, и внутри меня закричала душа, и я его узнал. Я хотел взять лук, но не нашел его и тогда я обернулся орлом и полетел за ним следом. Я нагнал его высоко в небе и стал его трепать, я чувствовал отец, как трещат его кости в моих когтях. Но этот подлец вывернулся, и, упав на землю, обернулся вурколаком и убежал в лес, — Святозар замолчал, тяжело перевел дух, и продолжил, — Но лес был такой плотный, что я не смог его разглядеть там, и, думая, что ты будешь тревожиться, поспешил вернуться, — Святозар вновь замолчал, отер струящийся пот со лба. И негромко добавил, — Я не хотел, чтобы он ведал, что я умею оборачиваться, но теперь я думаю, что зная, какой я владею магией, может он не станет больше подговаривать бека идти войной на Восурию.

Правитель опустил сначало занесенную руку, а затем, и самого сына и одернул на нем разорван-ную рубаху.

— А, ты, отец…, ты подумал, что я не хозяин своему слову, — с обидой в голосе сказал Святозар, — Что я могу тебя ослушаться и вновь начать дурить? — и посмотрел прямо в глаза отцу, да так и не дож-давшись ответа и не оглядываясь по сторонам, пошел к реке.

Святозара сотрясала дрожь от встречи с Нуком, и неприятного разговора с отцом и почему то очень захотелось вновь нырнуть в воду. Подойдя к реке, он снял с себя сапоги, и в штанах да в рубахе нырнул в воду и поплыл. Немного погодя, когда и дрожь и тревога улеглись смытые чистой, холодной речной водой Святозар вышел на берег и лег на речной песок, все еще обдумывая свою встречу с Нуком и почему то в душе радуясь, что смог так его хорошо потрепать.

— Святозар, — сказал подошедший Дубыня и протянул ему сухую рубаху и штаны, — Отец велит тебе переодеться, — а когда Святозар взял вещи, добавил, — И ведь верно, прав Храбр вода еще холод-ная, а ты в мокрой одеже да на земле, не ровен час захвораешь… Одевайся, и пойдем мы уже выступаем.

Святозар глянул на наставника и почему то ему стало вновь так обидно за себя, что он, молча, переоделся и пошел к поджидающим его другам. Взяв поводья у Молчуна Святозар сел верхом на коня и двинулся следом, за молча отъезжающим отцом и его дружиной.

Святозар в сопровождении Стояна и Молчуна ехал позади колонны и смотрел в мелькающие перед ним спины другов и дружинников отца, а сам думал обо всем, что пришлось пережить за эти два дня.

— Святозар, — прервав его раздумья, сказал подъехавший Звенислав, — Этот ворон Нук, это и есть тот колдун, от которого ты рану получил.

— Да, — кивнув головой, ответил наследник, — Это он и есть.

— Просто, знаешь, я подумал, может мы с другами, будем убивать всех воронов пролетающих над тобой.

Святозар глянул на друга и вдруг засмеялся, да так громко, что ехавшие впереди понурые други оглянулись и удивленно посмотрели на наследника, а потом сказал:

— Ну, ты и придумал Звенислав, ну и учудил, всех ворон убивать. Ага, верно, так и сделайте. А за-тем возьмите мечи, да ступайте в лес и всех волков тоже убейте, потому что этот подлец еще и в волка умеет оборачиваться.

Святозар увидел, как обидчиво дернулось лицо у друга, и, прекратив смеяться, пояснил:

— Да, разве вороны виноваты, что в них черные колдуны могут оборачиваться, разве можно из-за одного мерзавца, всех под один гребешок ставить. Нет, друг мой дорогой, никого убивать не надо, только один Нук и заслуживает смерти, только он и должен за свои злодеяния отвечать.

— Ну, тогда, — не унимался Звенислав, — В следующий раз я поскачу следом за тобой, и сам переруб-лю этого подлеца на две части, чтобы он более не смел, чего дурного против тебя замышлять.

— Знаешь, Звенислав, — заметил, ехавший рядом, Стоян, и встревожено глянул на наследника, — Наверно такого сильного колдуна, каким является этот Нук, кроме Святозара никто попалам разрубить то и не сможет. Ведь, я думаю, раз он может оборачиваться, верно, его магия, хоть и черная, но все, же очень сильная, — Стоян замолчал. ОН засунул руку к себе запазуху и достал оттуда ломоть белого хлеба укрытого в утиральнике, и, протянув наследнику, сказал, — Поешь, Святозар, а, то правитель так осерчал, что не дал тебе позавтракать…. А ты еще видно очень слаб и силы тебе верно нужны, так, что поешь.

Святозар взял протянутый Стояном хлеб, благодарно улыбнулся и принился есть.

Как только Святозар поел, так сразу почувствовал, как обида на отца куда-то испарилась. Святозар иногда привставал на стременах стараясь увидеть отца. Но тот ехал впереди с Храбром и Дубыней и даже не оборачивался на сына, словно того и совсем не было рядом. Святозару очень хотелось подъехать к отцу и поговорить, рассказать обо всем, что он чувствует и думает. Но непонятно почему было боязно — это сделать, а что если отец все, же на него серчает и не захочет слушать сына. Так до полудня мучиемый желанием подъехать к отцу и страхом быть вновь, им не понятым, Святозар опустил голову, и, уставившись в гриву коня, затих. Через не-которое время к нему подъехал Лель и завел разговор, поведав ему, как рано утром его разбудил вопль Дубыни, и он открыв глаза, увидел, не на шутку перепуганного наставника, который вскочил с места, при этом опрокинув большую мису в костер, да кинулся в след орлу, что-то громко крича. Тут же поднялся правитель и дружинники. Лель помолчал, а немного погодя продолжил:

— Он весь побледнел, когда услышал объяснения Дубыни, лицо его так передернулось гневом, что мы все те, которые уже поднялись, обратно сели на свои места. Правитель стоял на месте и смотрел туда, кула ты улетел. И было видно, как гнев на его лице сменяется тревогой. Прошло так много времени…. А затем Горазд, указал в небо, на еле заметную точку, и тихо сказал, что это ты возвращаешься…. Поэтому и немудрено, Святозар, что он тебя так встретил.

Услышав рассказ брата Святозар решил, что наверно отец, все же переживает, за свой гневный выпад и скорей всего захочет его выслушать, и, понудив лошадь, поехал к правителю, через рас-ступающихся другов. Приблизившись к отцу, Святозар уставился ему в спину, набираясь храбрости и думая, какие надо сказать слова, а правитель, словно почувствовав на спине чей-то пристальный взгляд, обернулся, а увидев сына, засиял, засветился весь.

— Отец, отец, прости меня, но я право ни виноват ни в чем. Мне надо с тобой поговорить, надо рассказать. Ты будешь меня слушать, — сказал дрожащим голосом Святозар.

— Конечно, сын. Конечно, я тебя с радостью выслушаю…, подъезжай ко мне, — обрадовано ответил правитель, и повернул коня правее, чтобы сын мог с ним поравняться.

— Знаешь, отец, — начал уже более спокойным голосом Святозар, — Я думаю, что Нук он не человек.

Правитель посмотрел на Святозара и спросил:

— Почему ты так думаешь?

— Я, отец, видел, как он оборачивается. Если бы он был человек, ведун то смог бы прочитав заго-вор, как я тут же обернуться. Если бы он был вурколаком, то для него достаточно было найти лю-бой пенек, и, прочитав заговор обернуться. Однако, Нук летел к тому пню в который был воткнут кинжал, лишь там он смог обернуться, и схватив кинжал зубами убежать в лес. И я отец вспомнил, как недавно я прочитал в книге. Есть такие существа, которые обитают в подземном мире — Пекло, они чтобы обернуться человеком, зверем или птицей, создают при помощи кин-жала пень, и только тогда могут оборачиваться, они как бы привязаны к тому пню, лишь около него могут принимать разные образы.

— Я, тоже читал об этом, сын, и скорее всего ты прав, называя Нука существом, — заметил отец, и немного погодив с ответом, продолжил, — Страшно даже подумать, какой ты опасности подвергал сегодня свою жизнь.

— Нет, отец, не тревожься. Я сегодня совсем не подвергался опасности, потому что та светлая ма-гия, что заключена во мне, намного сильнее злобы Нука. И сегодня, когда я его трепал в небе. Я думаю, он понял, что я не так слаб, как ему это представлялось, и я думаю, он понял, что ему не удастся так легко причинить боль моей любимой Восурии!

— Хорошие слова, Святозар, — вмешался в разговор Храбр. — На таких как ты, мой мальчик, на людях, которые, не задумываясь, могут жертвовать собой ради своего народа всегда держалась, и будет держаться наша Восурия!

— Знаешь, сынок, я очень горд, что у меня такой смелый, храбрый сын. И это верно я плохой отец, что могу не доверять и сомневаться в тебе, — заметил правитель и посмотрел прямо в глаза сына, при этом чуть придержав своего коня.

— Я, отец…, ты, словно, забыл…, твоей крови и твоей плоти. Поэтому, каков ты по духу, таков и я, — ответил Святозар.

А ехавший рядом Дубыня вдруг усмехнулся и добавил:

— Уж, это точно, ты сказал Святозар, что каков правитель, таков и ты его сын. Иногда, когда ты Ярил шумишь, на Святозара, я вспоминаю, каким ты был в его годы.

— Ох, — недовольно сказал Храбр, — Ну, чего ты при Святозаре говоришь, Дубыня.

— А, ты меня не перебивай, Храбр, я же помню каким и ты был в возрасте Святозара, — и, засмеяв-шись, так посмотрел на друга, что Храбр внезапно покрылся красными пятнами.

Святозар поглядел на Храбра, и, увидев его испуганное и покрытое пятнами лицо, вслед за Дубыней громко рассмеялся.

— Ну, — глубокомысленно добавил правитель и улыбнулся, — Не будем вспоминать былое.

— А, я, бы очень хотел, чтобы ты Дубыня рассказал мне каким был Храбр в моем возрасте, вот ин-тересно было бы послушать, да верно, посмотреть на него, — все еще продолжая смеяться, сказал Святозар.

— Да, что ж, ты на его Ратишу посмотри, ведь один в один… — начал было Дубыня, но был перебит Храбром.

— Знаешь, Дубыня, ты все-таки думай, что при Святозаре говоришь. А то он наслушается твоих рассказов…, ему в голову юность ударит, обернется он орлом, в небо улетит…, и тогда верно не только правитель, но и ты пожалеешь, что разболавали мальчонку…, растревожили глупыми россказнями, — многозначительно посмотрев на друга, заметил Храбр и рукой отер лоб.

Дубыня сразу посерьезнел и перестал улыбаться, наверно, припомнив утрешнее.

А Святозар повернул голову к правителю, и тоже вернув себе серьезность, сказал:

— Отец, меня только одно страшит из всего того, что я пережил вчера и сегодня. Это слова Нука про Эриха, что он весь до последней капли в его руках. И верно, отец, мы толком то и не знаем, ничего про брата. Не знаем, почему он так послушен Нуку, что смог исполнить его злую волю.

— Дело в том, — разумно заметил Храбр, — Что человек не может быть послушен воле другого…. Лишь в единственном случае, человек, подчиняется беспрекословно, тогда…

— Тогда, — договорил за него правитель, — Когда душа его принадлежит другому.

Глава тридцать четвертая

К полудню следующего дня процессия выехала на небольшой пригорок поросший леском, и впереди Святозар увидел прекрасную долину с небольшой деревенькой. Избы раскинулись по правую сторону от тихой, не быстрой речушки, а другой берег реки порос лесами, которые тянулись так далеко, что сливались с линией небосвода. Деревенька была небольшой, всего лишь десяток изб, да поля зеленеющей ржи, овса и ячменя. Дорога пролегала сквозь деревню и уводила дальше, а прямо за деревней виднелось громадное озеро с хрустальной водой, поросшее камышом. Святозар залюбовавшийся чудесным видом, тронул коня и догнал отца. Дружина спустилась с пригорка и остановилась около небольшой избы. Открылась дверь, и оттуда выскочили два отрока лет двенадцати, а следом вышел старец. Это был старец высокого роста, худой с длинными седыми, почти белыми волосами, перетянутыми на лбу тонкой бечевкой, с длинной седой бородой и усами. Он подошел к правителю и когда тот спешился, крепко обнял его со словами:

— Вот наконец-то Ярил и наступил этот день когда ты сможешь наречь наследником своего сы-на, — он погладил своей старческой, морщинистой рукой правителя по лицу и волосам и добавил, — Мальчик мой, Ярил, что тебе пришлось пережить за это время, твои виски поседели.

— Да, Велей, поседели, но об этом позже, — спокойно заметил отец, а Святозару сразу стало тяже-ло на душе от мысли, что в седине отца повинен он.

— Покажи мне своего сына, — тихим голосом попросил Велей.

Правитель развернулся, и, глянув на сына, который стоял позади отца, сказал:

— Святозар, подойди и познакомься, с великим ведуном Велеем, который оберегает Синь-камень.

Святозар приблизился к старцу и низко поклонился тому, а Велей взял его за плечи, привлек к себе и заглянул ему в лицо. Нежно-голубые, ясные очи старца посмотрели Святозару в глаза, и увидел он в них нескончаемую мудрость народа, ощутил он теплоту и свет, исходящий из самого старца и беспредельную его доброту.

— Ах, ты, свет мой, Ярилушка, — и ведун перевел взгляд на правителя, — Как же сын твой похож на тебя, словно опять я тебя отроком увидел.

Святозар стоял рядом и молчал не зная, что ответь и как себя повести.

— А по, что ж, Ярилушка, — начал старец, выпустив Святозара из цепких сильных рук, — По, что ты его кличешь Святозаром?

— Позже, позже старче, все объясню. Разговор у нас долгий будет, и поэтому не к чему нам торо-питься.

— Ну, что ж, Ярил будь по-твоему, — согласился старец, и глубоким голосом, добавил, — Изба, ты знаешь, Ярил у меня не большая так, что ты как и встарь прикажи дружине своей во дворе у меня стан ставить, — развел широко руки, да заметил, — А двор то у меня, широкий, словно вся наша земля матушка восурская.

Святозар услышав слова старца, да увидев распахнутые его обьятья, оглянулся и только теперь понял, о чем говорит ведун. Избы, разбросанные по деревне не были огорожены заборами и частоколами и словно редкие цветы на лесной опушке мелькали то там, то здесь.

Правитель повернулся к дружине и скомандовал спешиваться и обустраивать стан по правую от избы сторону. А сам, взяв осторожно, как большую драгоценность, старца под руку пошел с ним к раскидистому дубу, что рос невдалеке от избы Велея. Дуб был высокий и крепкий силач и стоял, широко раскинув свои ветви, словно пытаясь обхватить все кругом своей мощью да красотой.

Святозар смотрел вслед правителю и старцу, и видел как уважителен отец по отношению к Велею и как добр старец по отношению к правителю, а со стороны казалось, что это словно отец и сын которые давно не виделись, давно не говорили, спешат уединиться, чтобы поведать друг другу о пережитом за время долгой разлуки.

Святозар еще какое-то время смотрел вслед отцу и старцу, да развернувшись, пошел к Стояну, который уже давно спешился и готовил костер и становище. Подойдя ближе Святозар, остановился, посмотрел на друга, который суетился около только, что разгоревшегося костра, и, поглядев на пламя пожирающее ветви, спросил:

— А, что, друг мой, может сходить нам искупаться? Ты, как?

Стоян сидевший на корточках возле костра поднял голову и ответил:

— Да, я, как, а я никак. Видишь стан готовлю, костер развел. Поди лучше, — и он оглянулся да заме-тив Любима который зачесывал ладонью назад волосы, добавил, — Вон, Любима, позови. Он вечно от работы отлынивает, — и вновь опустил голову, да принялся раздувать с одного бока затухающий костер.

Святозар постоял немного рядом, и смущенно заметил:

— Может, я помогу. А то я вроде тоже все время от работы отлыниваю.

— Тебе, — подняв красное от жаркого огня лицо, ответил Стоян, — Тебе положено, так как ты наслед-ник. А вот ему не положено, — и он ткнул пальцем в стоящего невдалеке и не подозревающего, что разговор идет о нем, Любима. — Ох, ну верно не зря, его так мать с отцом назвали. Он ведь у них один сын, да еще семь дочерей. И видно как они его разбаловали, ну прямо совсем парня испортили, никакого от него толку нет, ничего его не допросишься. Беда с ним, да и только.

— А, он знаешь, Стоян, славный воин, — попытался заступиться за друга Святозар и улыбнулся.

— Ага, — хмыкнул себе в нос Стоян и продолжил, — Славный, славный, так вот, поди, и искупайся с ним. Тебе как наследнику положено, а ему как белоручке разрешено.

Стоян говорил последние слова с таким недовольством, и, даже с каким-то раздражением, что Святозар не выдержал, и тихо засмеявшись, сказал:

— Стоян.

— Ну, чего еще, Святозар.

— А, знаешь, что Стоян, — и прямо прыснул смехом, — Ты, знаешь, Стоян, очень по нраву будешь как зять Храбру. Он даже разрешит тебе с ним в доме жить.

У Стояна внезапно вытянулось лицо, он поднялся и еще больше покраснел.

— Да, точно, я тебе говорю. Ты ему люб будешь. Ну, ты представь, соберетесь вы вечером дома и как начнете в два голоса недовольно бурчать сначало на Белославу, а затем на Ратишу, бурчать, да поучать. Не жизнь, а красота, да и только настанет! Вот точно!

Со всех сторон громко грянул смех. Други и дружинники отца смеялись, утирая глаза, а Часлав аж присел, глядя, как наливается кровью лицо Стояна.

Святозар увидел лицо друга развернулся и побежал к реке, так как сорвавшийся за ним следом Стоян верно хотел сказать или сделать наследнику уж, что-то верно неприятное. Святозар почувствовав, что Стоян его вот — вот нагонит, на бегу позвал Любима и прибавил ходу, а добе-жав до

реки, лишь успел сбросить сапоги, и, заскочив в воду, нырнул и поплыл. Когда он выскочил из реки на другом берегу, то увидел, как на противоположном берегу из воды весь мокрый выходит Стоян.

— Ты, что, Стоян. Говорил, купаться не хочешь, а сам гляди, уже весь вымок.

Стоян развернулся, широко улыбнулся другу, и сев на берег принялся вылевать воду из сапог. К Святозару подплыл Любим, и, выйдя на берег сел рядом и засмеялся.

— Ну, что Любим, — обратился к нему Святозар, — Глянь, опасность миновала, Стоян ушел, верно, сушиться у костра, и мы с тобой тоже можем возвращаться в стан. Так что давай наперегонки.

— Нет, — тихо ответил Любим и зачесал мокрые волосы назад, — У тебя рана, так не честно, и потом я нехочу, чтобы тебе стало плохо.

— Рана не болит, — сказал наследник, и усмехаясь добавил, — Ты просто боишься, что я тебя обгоню, я ведь всегда лучше всех плавал.

— Че это, я тебя боюсь. А вот давай, кто первый, — соскочил с песка Любим и пошел к воде.

Ребята зашли в речку по колено, а Святозар скомандовав: " Раз, два, три", нырнул и поплыл. А так как выросший на берегу моря Святозар и вправду плавал лучше всех, то первым приплыл к берегу.

— Ого! — тяжело дыша и переводя дух, заметил, отставший от наследника Любим, — Тебя и верно не догнать.

Святозар взял свои сапоги и двинулся к костру. Стоян уже поменял штаны и рубаху, и теперь су-шил около костра сапоги, и, увидев наследника, улыбнулся, сменив гнев на милость. Святозар бросил сапоги на землю и лег около костра, так и не переодевшись.

— Святозар, не лето еще, чего улегся в мокрых вещах, сейчас же переоденься, — беспокойно сказал Стоян.

— А, ты, вроде Стоян, — как, не слыша слов друга, добавил Святозар, — Ты, вроде никогда раньше не бухтел. А теперь как не погляжу, все время бурчишь, и всеми недоволен, — и довольно вздохнув полной грудью, закрыл глаза, да продолжил, — Как же я тебя Стоян, в Беловодье с собой возьму. Ты же скрипеть там, как начнешь, так вся дружина и разбежиться, меня покинет, — и опять засмеялся.

— Это, кто же тут, в Беловодье собрался, — услышал над собой голос Храбра, Святозар, и, открыв глаза, увидел как наставник уперев руки в бока нависает над ним.

— Да, это я так, — пролепетал Святозар, и, поднявшись, сел, уставившись в недовольное лицо на-ставника.

— Так, что-то ты, Святозар, как я погляжу, часто вот так говоришь, не думая…,- но Храбр не успел договорить потому, что со всех сторон сначало не громкий, а затем все более нарастающий и раскатистый покатился смех.

Больше всего, прямо гоготали, старшие дружинники отца: Дубыня, Богдан, Белян и Градислав. Дубыня на мгновение затих, окликнул друга и заметил:

— А, что, Храбр, я как погляжу — то, Святозар выходит и прав. Хорошая вы пара со Стояном, — и еще сильней громыхнул своим басовитым смехом.

Теперь покраснел не только Стоян, но и Храбр. Он повернулся в сторону Дубыни, и, уже было открыл рот, что бы сказать что-то, но внезапно увидел как к стану подбежал отрок, что жил с Велеем, и закрыл рот. Отрок остановился посередине стана и стал оглядывать молодых дружинников, явно разыскивая кого-то. Дружина перестала смеяться и присмирела, а отрок остановил свой взгляд на Святозаре, и, приблизившись к нему, поклонился, и, тихо сказал:

— Святозар, вас правитель к себе просит, — поклонился и словно весенний легкий ветерок развер-нулся и убежал.

Святозар тут же поднялся, все еще улыбаясь и хотел было тронуться к дубу, но Храбр схватил его за руку и сказал:

— Святозар, погоди…, глянь ты весь мокрый, переоденься прежде, — и все еще держа наследника за руку, развернулся, крикнув одному из слуг правителя, — Вячко, принеси сухое наследнику.

Вячко, молодой, крепкий, как и все восуры, парень принес смену белья Святозару. Наследник быстро переоделся, натянул на ноги сапоги и поспешил под сень дуба.

Когда Святозар приблизился к дубу, то увидел, что под ним стоит небольшая скамья со спинкой и большой широкий стол. Отец сидел на скамье возле Велея, положив руки на стол и, что-то рассказывал старцу, а тот ласково на него поглядывал и поглаживал свою длинную бороду.

Святозар подошел неслышно к беседующим правителю и старцу, и остановился. Отец заметив подошедшего сына, повернул голову, улыбнулся и позвал к себе. А Велей поднялся и предложил Святозару сесть на скамью между ними.

Когда Святозар занял указанное место, то, так же как и отец положил руки на стол и стал смот-реть на свои пальцы.

— Сын, мы, хотели тебя спросить, вот о чем, — начал отец, и положил руку на плечо сына, — Завтра одиннадцатого травня, как и положено, по обычаю, пройдет церемония, и я объявлю тебя своим наследником. Но церемония должна пройти на закате солнца. И нас волнует следующее, что когда начнется обряд, а заговор спадет и на груди обнажится рана, хватит ли сил у тебя, мальчик мой, достоять церемонию до конца.

Святозар поднял голову, посмотрел в глаза отца наполненные беспокойством и ответил:

— Да, отец, я думаю, мне хватит сил достоять церемонию до конца.

— Просто, — негромко заметил правитель, — Позавчера, ты был так слаб, и я, и Велей, мы не уверены в твоих силах.

— Это было позавчера. А вчера и сегодня, я чувствую себя совершенно здоровым. И я же, отец, говорил тебе, что моя хворь была связана с выходом моей души из тела.

В разговор вмешался старец:

— Ярилушка, я думаю, что твой сын прав. И если он уверен в своих силах, то тебе не стоит более беспокоиться. Ведь не забывай, мы будем вместе с тобой подле него и всегда сможем прийти к нему на помощь.

— Что ж, — поднимаясь со скамьи, и убирая руку с плеча сына, сказал правитель. — Тогда я пойду, а ты, мальчик мой, поговори здесь с Велеем. Расскажи ему все, что тревожит твою душу…, что ты, сын мой, пережил за это время, расскажи так…, словно ты со мной говоришь, — и кивнув головой Велею и наследнику, пошел в стан к дружине.

Святозар сидел и смотрел вслед широко шагающему отцу, а затем перевел взгляд на Велея, по-смотрел ему в нежно-голубые, наполненные мудростью очи и как сказал отец, поведал обо всем, что тревожило и беспокоило его душу.

И долго они сидели так тихо, под сенью дуба и негромко беседуя. Велей был не просто великим ведуном, но был еще и очень умным, знающим человеком, который вызывал в слушающем его не просто уважение, а даже какой-то тревожный трепет. В конце разговора Велей положил свою руку на голову наследника, и, словно успокаивая его, погладил так нежно по голове, как никто никогда еще не гладил Святозара, и тот как будто наполнился изнутри светом и теплом исходящим из старца. А когда Святозар успокоился, Велей рассказал ему, как наследник должен себя вести на Синь-камне и, что должен говорить. И проведя старческой рукой, по лицу Святозара, отпустил с миром.

Святозар поднялся со скамьи, поклонился старцу и пошел в стан. Дойдя до костра, где располо-жились мирно беседовавшие Стоян, Лель и Искрен, тихо лег на землю и закрыл глаза. Стоян на-клонился над другом, осторожно приподнял голову и положил под нее свернутый плащ, а когда потревоженный Святозар открыл глаза, Искрен спросил:

— Ты, может, поешь?

— Нет, — негромко ответил Святозар, — Мне надо подумать, не беспокойте меня.

— Хорошо, — ответил за всех Стоян, сел рядом с головой наследника, словно оберегая его покой, а Искрен понизил голос до шепота и продолжил прерванный разговор с Лелем.

Святозар вновь закрыл глаза, и, прислушиваясь к себе, вспомнил разговор с Велеем. Старец, так же как и Святозар согласился с наследником, что раз велят Боги и указывают путь излечения, то ему надо отправляться в страну Беловодья. Велей добавил, что хотя путь туда труден и опасен, но Святозар обладая таким великим даром, обязательно его пройдет. Старец также сказал, что хотя правитель и не желает, пока слышать об Беловодье, но все, же спустя какое-то время поймет, что это необходимо его сыну, и не будет противиться воли Богов, а до этого времени Святозару нужно набраться терпения, и, пожалев отца, покуда не тревожить его. Велей также объяснил Святозару, что его способность выпускать в странствию душу, необыкновенна, это дар которым отмечаются лишь великие кудесники или любимцы Богов. А затем, посмотрев на Святозара, добавил: " А зная, что ты вернулся с Ирий-сада, можно говорить именно о том, что обладая даром ведуна, ты еще есть и любимец Богов". Велей вновь замолчал, а немного погодя продолжил: " Помни главное Святозарушка, тебе нужно научиться слушать свою душу, понимать ее и главное верить ей. Потому, что душа наша мудра, она живет на свете не первую жизнь и не последнюю. Она уже жила здесь, живет сейчас в этом теле и будет жить потом уже в другом зримом образе. Точно также как наш Бог Велес, живет не первую жизнь, он подобно человеку терял свое тело, а после вновь возрождаясь, жил в новом образе. Только потому, что он Бог душе его не было подвластно забвение, и каждый раз возрождаясь вновь, он помнил, кем был прежде. Но людям не дано помнить прошлые свои жизни, потому что обременненые прожитыми болями и горем, они не смогут жить и радоваться, любить и плодить детей. И все время, оборачиваясь назад, не смогут двигаться вперед".

Глава тридцать пятая

Весь следующий день Святозар, был сам не свой, он очень волновался, точно, как и перед испы-тание в Сумрачном лесу, да, нет…, еще сильней. Тогда на испытание он шел совершенно здоро-вый, а сейчас он был болен. Он сказал отцу, что выдержит церемонию, но сможет ли он выпол-нить свое обещание. Ведь только Святозар знал, какую он испытывает боль, каждый раз, когда открывается рана, словно опять в сердце втыкается кинжал. Но теперь он будет стоять там на Синь-камне, он не сможет обессиленный болью даже присесть. А что если и вовсе упадет в обморок, подведет отца, который столько сделал чтобы сюда его привести.

Все эти мысли не давали ему покоя, и он встревоженный ими, то тихо лежал около костра, то вставал и направлялся к реке, но, так и не дойдя до нее, возвращался обратно и опять ложился около костра и затихал. Други видя его беспокойство, все время пытались отвлечь его, наперебой предлагая искупаться или покушать. Стоян послал Искрена и Сема наловить рыбу, а затем, сварив из нее уху принился уговаривать наследника ее поесть. Святозар, молча, поднялся, посмотрел каким-то отрешенным взглядом на друга и тяжело вздохнув, пошел к дубу, под которым вчера разговаривал с Велеем. Зайдя под сень дуба, он остановился, скамейка была пуста. Святозар приблизился к дереву, положил на него правую ладонь, и провел по его слоистой коре, да обошел его покругу, все еще не отрывая руки от ствола, и внезапно подошел вплотную, обнял его словно близкого и родного человека, а когда почувствовал, восторженную радость души внутри тела, тихо ему прошептал: " Мы с тобой одно целое, ты и я, ты дерево жизни, а я твой росток — человечек", и словно обессиленый опустился рядом, сел, прижавшись к стволу дуба спиной, да стал глядеть вдаль, туда где колыхались поля ржи.

И наполненный чистотой природы, ее светом и красотой вспомнил сказанье, которое когда-то слышал, будучи ребенком. " В начале времен, когда по бескрайним полям мира струилась тьма. Всевышний явил миру Золотое Яйцо. И в том яйце был заключен сам прародитель всего сущего, отец всех Богов, источник великого начала Род. Род поднялся на ноги в своем склепе, и, распра-вив могучие руки, разбил Золотое Яйцо и явился в мир. Род создал все небесные тела, которые восуры, зовут звездами; он породил земной мир на котором мы живем; создал все то, что мы зовем природой; породил Богов: Сварога, Любовь-Ладу-матушку, Бога Солнца Ра, который вышел из его лица и поплыл в золотой лодочке, а также Месяц, что плавает в серебряной лодочке. Род родил Корову Земун и Козу Седунь, а из их молока создал Млечный Путь. Взяв в руки Алатырь-камень Род стал сбивать молоко и из полученного жирного и теплого масла создал Богиню Мать Сыра Земля."

Прошло какое-то время, а Святозар наполненный воспоминаниями и своими мыслями продолжал сидеть и смотреть вдаль, когда к дубу подошел правитель и оперевшись плечом о ствол посмотрел на сына сверху вниз и негромко сказал:

— Мальчик мой, не волнуйся, ты так…, ведь как правильно сказал Велей, ты будешь там не один. Я всегда поддержу тебя, если увижу, что тебе стало не хорошо и ты ослаб. Я верю, сынок, раз мы прошли с тобой такой трудный путь вместе, то вместе выдержим и последнее испытание.

Святозар поднял голову, поглядел на правителя, и внезапно его глаза наполнились слезами, сам не понимая почему, он ответил:

— Эх, отец, чувствую я, что это не последнее испытание в нашей с тобой жизни…, чую я, что скоро придется познать нам такое, что перевернет всю нашу с тобой жизнь.

— Что ты хочешь этим сказать сынок? — беспокойно спросил правитель.

Святозар опустил голову, посмотрел на кланяющиеся от легкого ветерка колоски ржи, и, помотав головой, добавил:

— Не знаю отец, но пока я сидел тут, вдруг накатила на меня такая тревога, словно кто-то мне ска-зал, оттуда с вышины. Наслаждайся Святозар, наслаждайся пока, есть миг, этой тишиной, этим спокойствием, потому, что время уже на исходе.

Правитель тяжело вздохнул, протянул руку и очень нежно погладил дорогого сердцу сына по голове, и сказал:

— Тогда сын, сделаем, так как советуют Боги, и будем наслаждаться с тобой этим спокойствием и тишиной, которая нам пока предоставлена… А теперь поднимайся, и пойдем, я видел, как ты весь день беспокойно метался и даже не поел….Нам уже скоро идти, поэтому тебе надо поужинать и одеться. Пойдем, сынок.

Когда Бог Солнца Хорс двинул свою колесницу к небесной черте отделяющей день от ночи. Святозар одетый в белую рубаху, белые штаны и подпоясанный ремнем обшитым золотыми нитями, с кинжалом и мечом ДажьБога, в сопровождении отца, другов и дружинников правителя прошел по дороге сквозь деревню и вышел к берегу озера. Водная гладь озера была словно стеклянная, не всплывет рыбка, не сядит на ее поверхность стрекозка или птичка. С трех сторон озеро поросло камышом, а со стороны, откуда пришли Святозар с отцом и дружинной в нескольких шагах от берега озера лежал громадный иссиня-черный камень. Когда Святозар приблизился к камню, то почувствовал, как от него во все стороны побежала невидимая рябь. Святозар остановился, как и учил Велей с левой стороны в нескольких шагах от камня. Дружина, не дойдя значительно до камня, тоже остановилась. Чуть поодаль, но уже ближе к Синь-камню стоял отец тоже в белой рубахе, в белых штанах и с венцом правителя на голове, а рядом с ним расположился Велей. Старец одетый в какие-то длинные, белые одеяния, с хрустальным, сверкающим посохом в руках, был похож на Бога явившегося с неба. Когда солнце коснулось края небосвода, Велей выкинул левую руку вверх, а дружина в тот же миг встала на одно колено и склонила головы, и громко не по-стариковски прокричал: " О, великий Бог Сварог, дед Богов, что ждет нас в Ирий-саде! О, Бог Перун, Громовержец, бог битв и борьбы, что ведет нас стезею правды, к великой тризне! О, ДажьБог, что рожден от стрелы Перуна и обтесан небесным кузнецом Сварогом, о, ты который породил восурский народ! Услыште, нас! " и поднял вверх свой посох, длинным тонким концом устремив его в небесную высь. И как только он поднял посох, в небе до того безоблачном, где-то в высокой дали громыхнули и заискрились молнии.

И тогда вперед вышел отец и сказал сыну:

— Святозар, сын мой, достойный юноша, с добрым и чистым сердцем, с храброй и смелой душой. Поклянись Богам, что будешь любить и почитать свою землю Восурскую, уважать и защищать свой народ.

Святозар извлек из ножен меч ДажьБога, и, пройдя мимо отца и Велея, подошел к Синь-камню, опустился на одно колено, и, приставив к нему меч острием очень громко сказал:

— Клянусь, мечом, который даровал мне, мой прародитель ДажьБог, что я буду преданным сыном и верным защитником моей матери Восурии и моего народа. Да, никогда, меч мой не будет направлен ко злу, да будет служить он как и раньше служил лишь добру.

И все еще продолжая стоять на колене, он почувствовал, как сзади подошел отец и опустил ему на голову тонкий, золотой обруч и сказал: " О, славный ДажьБог, прародитель восурского народа, это сын мой единокровный, ныне нарекаю его наследником восурского престола". В тот же миг солнце зашло за окраину земной поверхности и на мгновение, в котором Святозар услышал, как рвется внутри рубец и начинает течь кровь, наступила темнота. От резкой боли в груди Святозар покачнулся и ощутил, как сзади его поддержали за плечи руки отца, словно пере-давая ему свои силы. А затем внезапно ярко запылал камень, да так, что кругом стало светло точно днем. Меч Святозара подпрыгнул, а отец убрал руки с плеч сына, и почудилось Святозару, что меч словно ожил и напряг свои силы, чтобы теснее прижаться к Синь-камню. И тогда откуда-то сверху, от великих и славных восурских Богов упал на Святозара золотисто-лазурный столп света, и услышал Святозар далекое пение откуда-то из- под самых небес:

" Песни поем мы Ему, Бог Сварог- это Свет.

Видели мы через Него Белый Свет. Вы посмотрите- Явь существует!

Нас он от Нави уберегает — Мы восхваляем Его..!

Ибо тот Бог — Землю нашу носил,

Звезды держал, Свет укреплял! "***

Как только допели небеса песню, золотисто-лазурный свет померк. Но камень все также ярко горел. Святозар поднялся с колена и почувствовал, как нестерпимо жжет, горит все тело, словно пылает оно в огне, но еще более невыносимо горело раненное, обливающееся кровью сердце, как будто кто-то схватил его изнутри горящей рукой и пытался сжать. Он повернулся, глянул на стоящих невдалеке отца и Велея. И вдруг услышал сзади чуть слышный, словно, тихая птичья трель голос: " Иди, иди, мальчик мой к воде, она снимет твою боль, и уменьшит твою рану". Святозар развернулся, посмотрел на хрустальную водную гладь, что манила его своей холодной, прозрачностью вод, и более не в силах терпеть боль в груди и нестерпимый жар в теле, побежал к озеру. Подойдя к нему вплотную, он лишь на миг остановился, но затем, вновь услышав тихие подбадривающие его слова, шагнул в воду, и пошел вглубь озера. Вода была такой студеной, что ее холод ощущался даже через сапоги. Однако Святозар, точно, пылающий в огне не останавливаясь, шел все дальше и дальше, погружаясь в озеро, и вот он уже по грудь, по шею. Святозар вытянул руку с мечом вверх, набрал воздуха и глубоко нырнул. А когда вновь вынырнул, почувствовал, что жжение прошло, огонь сжигающий Святозара спал, и даже боль в груди уменьшилась вдвое.

Святозар развернулся и двинулся из озера, и с каждым шагом, который вел его из воды, ощущал он, как сначало лишь волосы. Затем плечи, руки, тело становятся сухими, словно и не нырял он в воду, вот он уже сух по пояс, по колено, а дальше вода ушла из сапог, как будто они были дыря-выми в подошве. Святозар ступил на берег одной ногой, а потом другой и ощупал себя левой рукой, словно до конца не осознавая, что он совершенно сух. Святозар опустил меч и поспешил к отцу, который стоял совсем рядом придерживаемый за руку Велеем.

Подойдя к отцу Святозар, посмотрел на его встревоженное лицо и улыбнулся, а отец раскрыл объятья и крепко обнял своего сына. Следом подошел Велей и когда правитель отпустил Святозара, то старец низко ему поклонился и сказал: " Святозар, любимец Богов, наследник восурского престола сегодня на тебя снизошла великая благодать. Боги нарекли тебя наследником, и Боги нарекли тебя ведуном, любимцем Богов". И когда Святозар удивленно посмотрел на Велея, тот добавил:

— По преданию, оставленному от самого Богомудра, лишь великий ведун, и любимец Богов может войти в это озеро и выйти из него сухим. Много много лет назад в него вошел Богомудр, чтобы по воле Богов вынуть из его глубин меч ДажьБога, который обронил туда ДажьБог в битве с Кащеем-Чернобогом. А теперь иди тебя ждет твоя дружина.

Святозар пошел к своей дружине, которая находилась на прежнем месте и стоя на одном колене ждала прихода своего наследника. Приблизившись к своим другам и другам правителя Святозар встал напротив Стояна, и, положив меч ДажьБога ему на плечо сказал:

— Именем прародителя нашего ДажьБога, клянись на этом мече в вечной преданности нашей Родине Восурии!

Стоян посмотрел прямо в глаза наследника, громко сказал: " Клянусь!", развернул голову и при-жался к холодному клинку ДажьБога губами. Святозар обошел каждого из своих другов и у каждого потребовал клятвы, а затем, подошел к дружинникам отца и обратился к ним: " Вы верные други отца моего, правителя Восурии Ярила, по реклу Щедрый, поднимитесь с колен и приветствуйте наследника престола Святозара". И каждый из другов отца поднимался с колена подходил к Святозару и крепко того обняв говорил ему: " Как верен я, любимой моей Родине Восурии, как верен я светлому моему восурскому народу и его правителю Ярилу, по реклу Щедрый, так буду верен и тебе наследник Святозар." Последним к Святозару подошел Дубыня, крепко обнял и сказал, что положено, да чуть тише добавил: " Бледен, как ты Святозар, да рубаха вся в крови". Святозар глянул на грудь и увидел, как верно заметил Дубыня, что рубаха вся в крови, но, что показалось странным боль в сердце все, же не была такой сильной как раньше. Святозар повернул голову к своим другам, которые после принесенной клятвы оставались на колене ожидая, когда поднимится поприветствовав наследника старшая дружина, и сказал им:

— Поднимитесь с колена мои верные други.

А когда молодая дружина поднялась с колена, к Святозару подошел правитель с двумя горя-щими факелами в руках, встревожено оглядел сына, остановившись взглядом на груди, залитой кровью и передав Храбру один из факелов, сказал тому:

— Храбр — старший среди другов моих, отведи дружину за свет Синь-камня и обожди меня.

Храбр взял протянутый факел, поклонился, и, махнув другам отца, пошел вперед, по направле-нию к деревне.

— Наследник, — обратился к сыну отец и передал ему второй факел, — Теперь ты, выбери в своей дружине старшего.

Святозар осмотрел своих другов, которые стояли на месте ожидая приказа наследника, протянул факел, и не минуты не колеблясь, сказал:

— Стоян — старший среди другов моих, отведи дружину за свет Синь-камня и обожди меня.

И увидел, как широкая улыбка озарила лицо Стояна, он подошел к наследнику, принял от него факел и как до этого Храбр, махнул рукой другам и увел их за свет Синь-камня.

Как только Стоян увел дружину, Святозар едва покачнулся, а отец подхватив его, приобнял за плечи, и тихо сказал:

— Все закончилось, теперь мальчик мой, ты сможешь заговорить свою рану и отдохнуть.

Правитель помог Святозару дойти до Синь-камня который все еще ярко пылал и уложил около него на землю, а затем, чтобы не мешать сыну, отошел к стоявшему невдалеке Велею.

Святозар расстегнул рубаху, дотронулся до раны из которой сочилась кровь и в тот же миг подскочил на месте, сел и встревоженно-радостно закричал:

— Отец, отец, поди скорей сюда.

Правитель до этого мирно беседовавший со старцом беспокойно глянул на сына, и, поспешив к нему, опустился рядом, Святозар ничего не объясняя, схватил руку правителя, и засунул под рубаху, пытаясь его пальцами нащупать рану, а сам зашептал:

— Чувствуешь, отец, чувствуешь, — правитель недоуменно посмотрел на сына и покачал головой, Святозар отпустил руку отца и сам потрогал рану, да широко улыбнулся, взволнованно сказал, — Да, как же, как же ты не чувствуешь рана то стала меньше почти вдвое.

Правитель вновь засунул руку под рубаху, провел по ране и весь засиял, заулыбался и ответил:

— Да, мальчик мой, верно ты говоришь, меньше стала, и точно вдвое.

— Дайте мне посмотреть, — тихо сказал Велеей и присев рядом, добавил, — Сними рубаху Святозар.

А когда Святозар снял рубаху и отер ею место ранения и увидел вдвое уменьшившуюся дыру в груди, то и сам засиял как отец.

Велей провел своими старческими, едва вздрагивающими пальцами по ране и как-то грустно сказал:

— Это все неспроста.

— Точно, — ответил довольный отец, — Наверно, когда Святозар зашел в озеро, и мы видели, тот свет, что исходил из него, тогда она и уменьшилась.

— Из меня исходил свет, — удивленно переспросил Святозар.

— Да, — добавил отец и потрепал его по волосам, — Ты прямо-таки весь горел лазурным светом. Ко-гда столп света упавший на тебя из небес ушел, ты стал лазурным, а потом словно загорался из-нутри и все сильней, сильней, какое-то время спустя ты прямо полыхал весь.

— Нет, Ярил, дело здесь не в свете. Свет, который исходил от Святозара, указывал на его дар веду-на, таким светом внутри груди, горит его душа, — заметил Велей.

— Да, отец, моя душа горит лазурным светом, — согласился Святозар, немного помолчал, а потом добавил, — Я пошел в озеро не просто так, отец. Когда в небесах затихла песня, тело мое стало гореть, словно его обжигал огонь, а в груди заболело сердце, словно его сжали горящей рукой. Мне стало так плохо, и я даже испугался, что мне не удастся закончить церемонию, но тогда, когда мне показалось, что я теряю силы, я услышал позади себя тихий, какой-то родной голос он сказал мне: " Иди, иди, мальчик мой к воде, она снимет твою боль, и уменьшит твою рану", и я поспешил к воде, а этот голос он вел меня, и когда я на миг заколебался у кромки воды, он вновь меня словно подтолкнул к озеру. Я знаю этот голос отец, он уже приходил ко мне на помощь, это он подсказал мне, что заговор надо искать в моей душе. И я теперь уверен, отец, что этот голос принадлежит ему, нашему прародителю великому ДажьБогу.

— Что ж, Святозар, без сомнения ты прав, раз так чувствует твоя душа, — тихо заметил Велей.

— Почему же — этот голос не пришел к тебе на помощь, тогда в ту ночь, когда Эрих напал на тебя, — вздрогнув всем телом, спросил отец.

— Наверно потому, что это должно было случиться, потому, что это путь Святозара, — тихо заметил Велей, и вновь провел пальцами по ране, досказав, — Это, все неспроста, и верно, что-то не очень хорошое.

— Велей, что ты такое говоришь, — вдруг как-то гневно сказал правитель, — Ты же слышал моего мальчика, это ДажьБог одарил его излечением, он скоро поправится, и ему не придется ехать в страну Беловодья. А ты, говоришь, что это не хорошо. Я всегда верил, что его выздоровление находится здесь. Слава нашему великому ДажьБогу! — добавил отец и посмотрел в темное набитое звездами ночное небо.

Велей лишь отрицательно закачал головой, встал, а затем сказал Святозару:

— Заговори рану, а ты Ярил, отойдем с тобой, — и взяв все еще радостно взирающего на небо правителя за руку, поднял и отошел с ним от камня.

Святозар вновь пощупал рану и ощутил под ней гулко стучащее сердце, он прилег на землю и зашептал заговор, а дочитав до конца, почувствовал под пальцами небольшой рубец. Свет исходящий от Синь-камня, стал меркнуть и, чтобы не потерять в темноте отца и Велея, Святозар поднялся, и, отерев кровавой рубахой грудь пошел к стоящим. Подойдя ближе к неясно очерченным в темноте правителю и старцу Святозар услышал слова последнего:

— Ты, должен понять, Ярил, что сын твой не излечиться пока не побывает в стране Беловодья. ДажьБог, Святозар мне сам говорил, указал ему его путь, и противиться этому ты не можешь, ты должен быть разумным.

— А, что же произошло сегодня, разве это не излечение? — не соглашаясь со словами старца, сказал отец.

— Это не излечение, так Ярилушка не излечиваются, нельзя избавиться от раны лишь на полови-ну, если бы ДажьБог хотел излечить Святозара, то сегодня бы пропала вся рана. Ан, нет, рана пропала лишь наполовину, потому что Святозар обязательно должен пойти по предначертанному пути, должен пойти в Беловодье, излечиться, и познать свою душу, — старец замолчал, и глубокомысленно добавил, — Может именно для того, чтобы познать свою душу, ДажьБог и отправляет его туда, пойми это Ярилушка.

— Не хочу этого слышать, — тихо сказал правитель, — Слышишь Велей, я столько лет его искал, я чуть не потерял его зимой, я столько пережил, пока он болел, нет отправить его такого юного на вер-ную смерть, я не смогу никогда.

— Ах, Ярилушка, ты словно вынуждаешь Богов, на тебя как-то повлиять, как-нибудь заставить изменить свое решение. Не стоит делать этого, поверь мне. У каждого свой путь. И каждый должен по нему идти сам. И не сможешь ты, уберечь своего наследника от жизненных бед и тяжестей, не сможешь укрыть его своими руками, своей любовью. Он уже достаточно взрослый, он прошел испытания в Сумрачном лесу, вернулся с Ирий-сада, хотя мог там остаться, он создал заговор и смог победить свою боль. Нет, такие люди никогда не сдаются, не падают духом, они живут, двигаются вперед и ведут за собой людей, народы. Таких сильных и смелых людей и любят Боги. Им нашим Богам не по нраву слабые, малосильные и вечно просящие, нет от таких Боги отворачивают свои лики и совсем забывают о них.

— Я подумаю о твоих словах Велей, и приму решение, — чуть слышно ответил отец.

— Да, Ярилушка, подумай, и обязательно прими разумное решение, не противься воле Богов, — добавил Велей, а затем разглядел притихшего в темноте Святозара, и, позвав его, заметил, — Ах, вот и наш наследник дорогой пришел. Ну, как заговорил рану.

А когда Святозар приблизился и утвердительно кивнул головой, обрадовано закончил:

— Ну, что ж, мальчики мои, теперь пойдем те праздновать. Потому, что человек обязательно дол-жен радоваться и веселиться, иначе душа его погрязнет в печали, страданиях и жизненных не-взгодах, и тогда словно почернеет вся, наполнится тьмой и злом, и погибнет, сойдя в Пекло. Лишь радость и счастье, веселье и смех наполняет душу светом и добром, и тогда видя кругом необыкновенную, созданную Богами земную красоту человек становится лучше и чище, а наполненный до краев этим светом и сам дарит и раскидывает его кругом себя.

— Да, старец, пойдем те праздновать, потому что эту ночь я ждал долгие шестнадцать лет, и не хочу портить свою радость. Сын мой, возьми и надень на себя рубаху, чтобы все видели какой ты славный и чистый наследник, — и отец протянул сыну шелковую, белую рубаху.

Святозар взял рубаху, поблагодарил отца, а надев ее, вместе с ним и Велеем поспешил к дружине.

Всю ночь правитель с дружиной праздновал наречение Святозара наследником. Слуги и люди из деревни принесли столы и накрыли их, простой деревенской пищей. Вокруг столов укрепили шесты с горящими факелами, и весенняя ночь не мешала людям пить и есть, да славить наслед-ника! Отец посадил Святозара по правую руку, и, подняв чашу в честь своего наследника, выпил крепкой медовухи, а потом поставил пустую чашу на стол, вздохнул и посмотрел на своего сына, и Святозар увидел, как в его зеленых глазах заплясали искорки счастья.

— Скажи, отец, — спросил через какое-то время Святозар у правителя, — А как нарекают младенца наследником, он же не может приносить клятву.

— Когда мой отец принес меня младенцом на Синь-камень, то клятву дал за меня. Поклявшись Богам, что вырастит меня достойным юношей, смелым правителем, который будет любить и уважать свою Родину и народ, — ответил правитель.

— Значит, мне прийдется приносить клятву два раза, — сказал Святозар, а когда отец недоуменно посмотрел на него, объяснил, — Сегодня я принес ее за себя, но когда-нибудь произнесу за моего сына.

Святозар видел, как счастливо заулыбался отец, и вновь спросил:

— Отец, а как тебе приносила клятву, твоя дружина.

— Моя дружина, — все еще продолжая улыбаться, добавил правитель, — Приносила мне клятву во дворце, в тронном зале. Точно также как теперь, все твои последующие дружинники будут приносить клятву тебе.

Святозар утомленный волнением, потерей крови и выпитой медовухой, вскоре после разговора с отцом, положил голову на стол и заснул.

Глава тридцать шестая

Когда Святозар проснулся, было раннее утро, солнце едва, едва позолотило небо. Он лежал у костра, так и не поняв, как он тут оказался. Святозар ждал, разрыва рубца и неотрывно следил за подымающимся солнцем. Но вот Бог Хорс начал свое движение на солнечной колеснице, направляя ее и своих золотых коней ввысь небесную. Святозар видел, как солнце, озаряет и со-гревает землю, слышал как проснувшиеся птицы запели на разные лады славя весну Живу, Бога Хорса и любимую восурскую землю!

Солнце уже поднялось высоко, а рубец все еще не разорвался. Святозар несколько раз ощупы-вал его, не понимая, почему же он не расходится, а потом догадался, значит, утреннего разрыва не будет, видно с той половиной, которая пропала ночью, ушел и утренний разрыв. Святозар сел и огляделся кругом, люди в стане все крепко спали, тогда он тихонько поднялся и пошел вдоль еще не убранных столов, по дороге мимо изб, жильцы которых уже поднялись и отправлялись на работу в поле. Святозар шел, оглядывая деревню и ее жителей, и поражался тому, что в деревне не было видно ни одной женщины, девицы и девочки, в ней жили лишь пожилые мужчины, да мальчики-отроки. Идя по дороге, он видел как останавливающиеся мужчины и мальчики деревни, улыбались ему и кланялись, ведь обруч наследника, по просьбе отца он так и не снял с головы. Святозар решил вновь увидеть Синь-камень, и теперь шел к нему. Подойдя к великому камню почти вплотную, Святозар остановился, и, залюбовался его переливающемся в лучах восходящего солнца иссиня-черным цветом. И вспомнил, что этот камень в народе зовут еще и малым студеным камнем, камнем в котором заключены и со-средоточены все знания мира, камнем который является посредником между человеком и Богами. Святозар постоял какое-то время около Синь-камня, а затем обошел его по кругу, разглядывая его необыкновенно гладкие, точно, обтесанные бока. И протянув руку, дотронулся до него, а когда точно также как и вчера ощутил вроде как пробежавшую невидимую рябь, тихо его спросил: " О, великий Синь-камень, младший брат Алатырь-камня, покажи мне врага моей Родины". И вгляделся в иссиня-черный Синь-камень, мгновение спустя по поверхности камня побежала рябь и в разные стороны стали расходится круги, словно в воду, что-то кинули, поверхность камня внезапно стала светлеть, и когда последний круг разошелся, Святозар увидел, громадного как гора великана. Тот был не только высок и силен, но и страшен. Его черные волосы клоками спадали вниз с головы. Набедренная повязка едва прикрывала бедра и ноги до колен. Все тело, руки и ноги были покрыты черной шерстью. А лицо искажала дикая злоба и ярость, да такая, что казалось, глаза его вспыхивают красно-черным огнем. Видел Святозар, как хватал великан людей и рвал на части, как разрушал, одним движением ноги избы. И везде, где он прошел, курились от пожаров деревни и города. Видел Святозар, как внезапно перед великаном появился юноша на белом коне. Святозар не видел лица юноши, но по-чувствовал к нему такое тепло, словно это был кто-то близкий и родной. Юноша спешился с коня, взял в руки лук, пылающий золотым светом и начил пускать стрелы, одну за другой, в великана. Но стрелы не долетали до великана, а останавливались в некотором отдалении, повисая в воздухе, и когда стрелы образовали огромное облако. Юноша перекинул лук через плечо, и что-то громко крикнув, направил стрелы на великана. И тогда же стрелы, ринулись на великана, и стали его жалить, словно разъяренные пчелы. Юноша стал водить рукой и в том месте, где он проводил рукой, прямо из высокой небесной дали опускался золотистый луч на землю, и, перед этим сияющим лучом расступалась земля, и образовывалась громадная пропасть. Стрелы продолжающие жалить великана, стали гнать его к пропасти. И вот уже великан на краю пропасти стоит, покачивается, а стрелы жалят, и толкают великана туда вниз. Взмахнул руками великан, пытаясь отогнать стрелы, да не удержался и упал в пропасть. Слышно было, как при падении он ударился о дно пропасти, и сотряслась земля матушка, как закачались деревья, да заходили ходуном горы. А юноша вновь стал водить рукой в месте разрыва, и, сомкнулась земля, а золотой луч поднялся ввысь и пропал в небесной голубизне. Юноша вновь, что-то закричал, и на том месте, где был разлом, появились наваленные со всех сторон камни, а когда взмахнул руками, камни обратились в гигантские горы.

По поверхности Синь-камня вновь пошла легкая рябь. И увидел Святозар высокие горы, а из под камней выбегающий еле видимый ручеек. А вот эти же горы, но только бежит здесь не слабый ручеек, а горная, бурливая река, и вытекает она из глубокой, большой пещеры. Святозар загля-нул в пещеру и в глубине ее, возле текущей горной реки увидел лежащего волка. Тот, был какой — то худой и изможденный, да с перебитой, искореженной правой лапой, и тяжело дыша, зализывал свою рану. Поднял голову волк и узнал в нем Святозар Нука, по спадающим с обоих сторон морды длинным седым усам.

А мгновение спустя по камню пошла рябь и вновь он окрасился в иссиня-черный цвет.

Святозар постоял еще немного на месте, думая, что может Синь-камень еще, что покажет, но поняв, что это все. Опустил руку, а затем и сам сел, прислонился спиной к камню и стал обдумывать виденное. "Тот юноша, что победил великана- это Богомудр, не зря так встре-пенулась моя душа, которая наверно почувствовала своего предка. А, тот волк, что зализывает раны в пещере, есть Нук. Но странно то, что Нук находится в горах, в которых разбойничал Горыня. Что бы это могло значить. Ведь из поверий известно, что Горыня побежденный Богомудром, теперь живет и охраняет подземный мир — Пекло".

Святозар закрыл глаза, ощущая легкую рябь, позади себя, и услышал нежный звук, исходящий из Синь-камня, вроде как кто-то перебирал мелодичные струны гуслей, и наслаждался этим не-обычным состоянием. А когда вновь открыл глаза, то увидел, что к нему подходит Велей, он остановился в двух шагах от наследника, внимательно посмотрел на него и тихо сказал:

— Я знал, Святозарушка, что найду тебя здесь.

— Доброе утро, Велей, — также тихо ответил Святозар, боясь спугнуть музыку вытекающую из Синь-камня.

— Ты, пришел сюда, чтобы задать Синь-камню вопрос?

— Да, Велей, я пришел сюда и попросил Синь-камень, чтобы он показал мне врага моей Родины.

Велей услышав слова наследника, улыбнулся, и, кивнув головой, приблизился и сел рядом, а немного погодя спросил:

— И, что же ты увидел?

Святозар повернул голову к старцу, посмотрел в его нежно-голубые глаза и ответил:

— Он показал мне Нука.

— Нук — это тот колдун, что вложил кинжал в руку твоего брата, и тот который теперь подговаривает нагакского бека идти войной на Восурию? — поинтересовался старец.

— Да — это он, его зовут Нук, — все еще продолжая смотреть в очи Велея, ответил Святозар.

— Молодец, Святозар, истинный ты наследник великой Восурии, продолжатель своего славного рода, — очень торжественно начал старец, — Ведь когда мы с тобой беседовали под сенью дуба, я тебе сказал, что ведун может задать Синь-камню один вопрос, на который обязательно получит ответ…. Поэтому я знал, что ты, сегодня с утра прийдешь к Синь-камню и обязательно спросишь его. Вот только о чем? О своем выздоровлении, о своем недруге или же о враге своей Родины Восурии. И ты поступил верно, как истинный наследник, как будущий правитель, принебрег собой во имя своей Родины. Сейчас ты показал, что благополучие земли восурской и его народа для тебя важнее, и выше собственных бед и страданий. Молодец…, молодец, Святозарушка. Значит, камень показал, что враг нашей Родины — Нук, теперь понятно, почему он хотел убить тебя рукой твоего брата. И, где же ты его видел?

— Я видел, — вспоминая свое видение рассказывал Святозар, — Видел Нука в глубокой пещере, все еще в образе волка, он лежал возле горной речки и зализывал рану. И видно было, что он не скоро оправится и продолжит вредить нашей любимой земле.

Святозар замолчал, молчал и старец, а потом внезапно сказал:

— Все потомки Богомудра были славными правителями, такими же, как и сам Богомудр, и все это потому, что больше жизни они любили свою землю и свой народ. Всегда хотели, чтобы народ восурский жил свободно и привольно. Не погрезали они в золоте и богатстве, пьянстве и лени. Поэтому Боги и сохранили род Богомудра, поэтому каждому отцу даровали сына. И ты, Святозар, так же как и твой отец, как и твой дед, будешь славным правителем. И теперь, когда прийдет время, и я отправлюсь к Сварожьим лугам, я буду спокоен за мою любимую землю!

Святозар слушал Велея и улыбался старцу, а оглядев раскинувшуюся впереди землю родную, вспомнил Ирий-сад с его золотым небосводом, чистыми, налитыми колосьями полями, и поду-мал, что все-таки как хорошо, что он жив. Как прекрасно глубоко вздохнуть и почувствовать запах родимой земли, видеть это далекое голубое небо и огромное жаркое солнце, слушать, как поет где-то в вышине жаворонок, а в лесу великий певец соловей, подхватывает его песню и выводит свои трели, слышать стрекот кузнечика днем, а ночью стрекот его дружка сверчка. " Как, прекрасна жизнь", — думал Святозар и от умиления закрыл глаза. И вновь ощутил сзади вроде плывущую музыку от камня.

— Велей, — обратился к нему Святозар, — Ты, слышишь, музыка идет от камня.

— Слышу, Святозар, это камень тебе песню поет, славит нового ведуна и наследника.

— А, скажи, Велей, почему в деревне, в которой ты живешь. Нет женщин, ни старых, ни молодых, живут тут лишь мужчины и отроки, — спросил Святозар.

— Это оттого Святозар, что в деревне живут ратники. Воины, которые охраняют Синь-камень от злых колдунов и людей. А в воинстве том, две дружины, одна старшая, а другая младшая. Стар-шие дружинники учат молодых не только магии, но и воинскому искусству. Потому, что каждый ведун с Синь-камня, должен уметь защитить наш великий камень и магией и оружием. Всегда найдется тот, кто захочет похитить святыню земли восурской Синь- камень, кто захочет его унич-тожить. А без великого Синь-камня, без его силы и законов, которые в него вложены мы уже не будем больше славными и вольными восурами. Придут тогда сюда другие Боги, те Боги, что пра-вят в других народах и похоронят наши святые традиции.

Велей замолчал, молчал и Святозар обдумывая услышанное, и понимая насколько мудры и верны слова старца. Через некоторое время Велей осторожно поднялся, и, позвав с собой Святозара, двинулся в деревню. Святозар еще немного посидел, все еще ощущая позади себя прекрасную музыку, вытекающую из камня, а затем, встал, прижался к камню грудью, и, сказав ему, словно близкому человеку, с которым прощаешься лишь на время: " До свидания", побежал вслед за старцем.

Подходя к избе Велея, Святозар увидел идущего к ним навстречу отца, и, помахал ему в знак приветствия рукой.

— Что, Велей, — спросил подошедший правитель, — Учишь моего сына уму — разуму.

Велей улыбнулся как-то по светлому, посмотрела на Ярила, а потом перевел взгляд на Святозара и ответил:

— Нет, Ярилушка, твоего сына не надо учить уму-разуму. Он очень мудрый юноша. Такой же муд-рый, как и его отец, — и развернувшись, пошел к себе в избу.

— Сын, — обратился к нему отец, когда дверь избы закрылась за старцем, — Сегодня мы еще задер-жимся в деревне. А, завтра, с утра отправимся в обратный путь.

— Да, будет так, как ты сказал, отец, — согласно кивнув в ответ, добавил Святозар.

Глава тридцать седьмая

Наутро окончательно убедившись, что рубец с утра не разрывается, Святозар рассказал об этом отцу. Правитель очень обрадовался этому известию, и, обняв сына, добавил, что теперь верно тому нет нужды ехать в Беловодье. Святозар вспомнил случайно услышанные ночью слова Велея о том, что отец словно вынуждает Богов на него как-то повлиять, как-нибудь заставить изменить его решение, и, понимая, что рана не могла пропасть бесследно, поднял глаза, посмотрел на отца, и, тяжело вздохнув, все же не стал с ним спорить и его расстраивать. А потом, Святозар поведал правителю о виденном на Синь-камне, и о раненном Нуке, в довершении добавив, что тот верно не скоро выздоровит. И тогда отец вновь засиял, засветился весь изнутри, и радостным, бодрым голосом, в котором словно горела надежда, объявил дружине в путь. А когда дружина села на коней и попрощавшись с Велеем, выехала за пределы деревни, отец подозвал к себе Святозара. И сказал так, чтобы хорошо было слышно другам:

— Сын, ты теперь всегда должен ехать, со мной по правую сторону. Чтобы восуры видели тебя и знали. Не прервался род Богомудра, и вот едит правитель со своим наследником.

Обратно домой, добрались к вечеру пятого дня. Всю дорогу Святозар, чувствовал себя так хорошо, словно и не было у него никакой раны. Правитель, видя как весел и бодр сын, делал привал лишь на ночь. Когда процессия подъехала к жилым пределам, отец одел на голову венец правителя и приказал тоже, самое, сделать Святозару. А затем вперед выехали Храбр и Стоян, и, трубя в рога громким голосом объявили:

— О, славный восурский люд, приветствуй и славь своего правителя Ярила, по реклу Щедрый, и его сына наследника престола Святозара!

И двинулись сквозь деревню, а когда из домов и изб стал высыпать народ, отец тронул поводья и поехал следом.

Только сейчас оценил Святозар, как любят своего правителя, его отца люди восурские. Все кто был в первой деревне, лежащей возле дороги, вышли и встали вдоль нее, они счастливо улыбались и бросали под копыта коней правителя и наследника цветы, и радостно приветствуя, кланялись. Люди выстроились по дороге вплоть до города, а в городе вплоть до дворцовой площади. Святозар ехал по правую руку от отца и видел, как впереди дочь Храбра, Белослава, тонкая словно березка, со светло-пшеничными волосами дева, вырвала цветок из своего снопика, и кинула в руки Стояну. Тот ловко подхватил подарок любимой, нежно посмотрел на нее и прикоснулся к цветку губами. На душе у Святозара, от увиденного, стала так тепло, словно этот цветок подарили ему и проезжая мимо Белославы, он радостно посмотрел на любимую своего друга.

На пороге дворца выстроились слуги и дружина правителя, впереди всех стоял Ратибор. Как только отец и Святозар спешились, дружина во главе с Ратибором встала на одно колено и громко сказала: " Приветствуем тебя Святозар, наследник престола восурского. Клянемся, как когда-то клялись твоему отцу, что будем верны нашему восурскому народу, правителю Ярилу, по реклу Щедрый, и тебе наследник Святозар".

— Поднимитесь, други отца моего, правителя Ярила, по реклу Щедрый, и не забывайте своей клятвы, — сказал Святозар и подойдя к Ратибору крепко его обнял.

— Здравствуй, Ратибор. Здравствуйте, други, — приветствовал дружину отец.

— Правитель, — понизив голос, сказал Ратибор, — В гриднице тебя ждет дружинник из города Вегры, он привез дурные вести от воеводы Доброгнева.

Услышав слова Ратибора, отец махнул рукой другам, отпуская их с площади, а сам поспешил в гридницу. Святозар стоял и смотрел вслед отцу, не зная, что предпринять, может пойти следом, потому, что от услышанного вдруг внутри беспокойно застонала душа, словно предчувствуя ка-кую-то беду. Но потом, он развернулся к своей дружине, и сказал им: " Други мои, жду вас здесь через два дня утром. А теперь поезжайте по домам и отдохните!" И когда дружина обрадованно приветствовала его слова, Святозар двинулся ко дворцу, слуги улыбаясь низко покланились на-следнику и пройдя мимо них, он увидел Борща. Тот подошел к Святозару, довольно оглядел на-следника, а затем бросил гордиливый взгляд на расходящихся слуг и поклонился.

— А, что, Борщ, — обратился к нему Святозар, — Может, ты, натопишь для уставшего наследника баньку?

— Ах, ваша милость, так баня то готова уже давно. Я, то ее сегодня решил натопить, прям душой почуял, что вы сегодня вернетесь, а уж зная, как вы любите попариться, сказал сам себе, иди Борщ, топи для нашего славного наследника баньку. Взял Первушу, да Ерша, нарубили мы дров, натаскали воды, и давай ее красавицу топить. А Сенич, как узнал, что мы баню затопили, прибе-жал, руками машет, кричит на нас: " Ах, вы, олухи такие, чего баню топите, дрова переводите, а коли правитель с наследником не вернутся, вот же я вам тогда уши то ваши и пообрываю". А, я, что, я ему отвечаю, спокойно так, без крика: " Ты, Сенич не кричи, ты мне не указ теперь. Мне его милость наследник престола, приказал баню к его приезду натопить, вот я его приказ и исполняю. А коли, что тебе не по нраву, так он приедит, ты ему это и скажи, расстрой его больное сердце, пусть он волноваться начнет и тогда наверно правитель поблагодарит тебя, что ты его дорогому сыну дров на баню пожалел". Ну, Сенич, как услышал, эти слова запыхтел, запыхтел, а потом все же ушел.

— Ну, ты даешь, Борщ. Что-то я не упомню, чтобы я тебе такие приказы давал, — заметил Святозар и глянул на слугу. А когда увидел как у того беспокойно дернулось лицо, добавил, — Но все-таки, я тебе благодарен, что ты натопил баню. Так, что, как верно сказал Сенич, пойдем мыться, чтобы попусту не переводить дрова, — и, повернувшись направо, через конюшни пошел к жарко натоп-ленной бане.

Как всегда и положено, наутро, Святозар пошел в тронный зал, но открыв двери, и войдя вовнутрь никого, там не обнаружил, чему очень удивился. Пройдя сквозь зал, Святозар вышел через парадные двери, остановился, и, огляделся, по коридору навстречу шел Сенич.

— Сенич, — окликнул его Святозар, — А почему тронный зал пуст?

— Ах, ваша милость, я же Борщу вчера сказал, что приема в тронном зале нонче не будет, а он лодырь такой, забыл вам об этом сказать. Ну, я ему задам…

— Ладно, ладно, не стоит Сенич, не кому задавать, — миролюбиво заметил Святозар, — А правитель то, где?

— Он, то? — беспокойно озираясь, ответил слуга. — Да, он — то занят, ваша милость, и просил его не беспокоить. А вы, наследник наш дорогой, сходили бы в сад погуляли, воздухом свежим подышали, оно вам полезно- то будет, ведь вы же гляньте, ваша милость, какой пригожий нонче день, солнышко так тепло пригревает нашу землю, — и, поклонившись, заспешил по своим делам.

Святозар посмотрел вслед удаляющемуся слуге и почувствовал, как беспокойно, зашептала, что-то душа. " Странно, почему отец, после стольких дней отсутствия в престольном граде, отменил прием в тронном зале. Ох, чую, я беда какая-то случилась", — подумал про себя Святозар. И, постояв немного в коридоре, повернулся и пошел к себе в опочивальню, чтобы снять обруч, а потом сходить и навестить Тура, мать и Малушу, которых вчера не видел.

Святозар прошел по коридору, поднялся по лестнице и вошел к себе в опочивальню. Сняв обруч, он хотел было положить его на стол, но услышал, как в дверь кто-то робко постучал. Все еще продолжая держать обруч в руках, Святозар подошел, открыл дверь, и увидел мать. Она стояла прямо за дверью, и когда на нее упал солнечный свет, наполняющий покои Святозара, то наследник вздрогнул всем телом. Потому, что лицо матери было каким-то землисто-серым, с красными от слез глазами.

— Матушка, — тихо сказал Святозар, — Что с тобой, ты вся заплаканная, тебя кто-то обидел?

— Здравствуй, Святозар, — также тихо ответила мать, — Ты разрешишь мне войти и поговорить с то-бой.

— Конечно, матушка. Входи, — ответил Святозар, рукой приглашая мать войти в покои.

— Отец, запретил мне приходить к тебе, и сказал, что наложил заговор на твои покои, чтобы я не смогла навредить тебе, — не много робея, добавила правительница.

— Да, матушка, я знаю. Но я сам могу впустить сюда любого, стоит мне проявить свою добрую во-лю. Поэтому входи, не бойся, — разъяснил Святозар.

Мать еще мгновение колебалась, но затем сделала неуверенный шаг, переступила порог покоев и вошла в опочивальню сына.

Глава тридцать восьмая

— Святозар, у нас будет с тобой долгий разговор, — добавила мать, когда сын закрыл за ней дверь.

— Что ж, матушка, тогда нам стоит присесть, — заметил Святозар и проводил ее до своего ложа, а сам, положив обруч на стол, взял сиденье и сел напротив матери.

Дола посмотрела на своего сына, и внезапно протянула руку, погладила его по волосам, да на-полненным грустью голосом, сказала:

— Как ты похож на Ярила, одно лицо. Он такой же красивый, видный юноша был, — а затем опустила руки на сарафан и тяжело вздохнув, продолжила. — Сын, прошу тебя только не пере-бивать меня. Я так долго готовилась к этому разговору, и чтобы меня не покинуло мужество, прошу тебя не останавливать мой рассказ. Потому, что то, что я тебе сейчас расскажу, изменит не только твою жизнь, но и жизнь всей нашей семьи, — мать вновь замолчала, как будто набираясь сил, а после опять начала свой сказ, — Позавчера вечером прискакал дружинник воеводы Доброгнева из города Вегры, где сейчас живет Эрих, он приехал с дурными вестями, — мать замолкла, и из глаз ее потекли слезы, она утерла их краем платка, что лежал на ее плечах, и продолжила, — Он сказал, что одиннадцатого травня, ночью Эрих вместе с другими двумя воинами из дружины стоял на карауле возле крепостных ворот, как внезапно он схватился за сердце, громко вскрикнул и упал бездыханный. Воины подбежали к нему и увидели, что грудь у него заливает кровь. Они перенесли его в караульню, сообщили воеводе. Призвав лучшего знахаря города Доброгнев отправился к Эриху, однако сколько знахарь не бился над ним, пытаясь прекратить течение крови, та не останавливалась. Затем Доброгнев отправил воинов к ведуну, что живет в Вышнем лесу недалече и оберегает священное в тех краях вишневое дерево. Когда приехавший ведун осмотрел Эриха и прочитал над ними заговоры, кровь прекратила течь из раны, и он поведал Доброгневу, что рана у Эриха от кинжала, и рана старая, и верно это какое-то колдовство, — мать замолчала, переводя дух.

А Святозар обхватил голову руками, вдруг тяжело застонал и тихо почти шепотом сказал:

— Эрих, Эрих, брат мой, вот куда подевалась моя рана.

Святозар сидел так какое-то время, а затем опустил руки обхватившие голову, и посмотрел на мать, а та поймав его взгляд продолжила:

— Как только я узнала, что произошло с Эрихом, то сразу догадалась… когда на тебя на Синь-камне сошла магия, которая будет оберегать твою жизнь от внезапной смерти, то рана твоя перешла к твоему брату.

— Нет, матушка, — пояснил Святозар, — Не вся рана, а лишь половина ее ушла к брату.

— Да, я знаю, отец, вчера вечером мне все объяснил. И поэтому, да сын, поэтому я пришла к тебе сегодня, чтобы открыться и все рассказать. Я думаю, что достаточно я таилась, достаточно натво-рила дел, и вот она пришла расплата. Это Боги покарали меня, за все, что я совершила, — мать вновь замолчала, поправила спадающий с плеч платок, и словно понимая, что пути назад нет, бодрым голосом продолжила, — Много лет назад, я родилась и выросла в далекой стране Иг-ников, в ней правил мой отец Эрих. Я всегда знала, что отец не имел право быть в этой стране правителем и захватил трон незаконно, но мой отец был всегда добрым и хорошим в отношении меня человеком, и так как я рано осталась без матери, всегда баловал меня и нежно любил. И поверь мне, Святозар, у меня никогда никого не было ближе и дороже отца. Никогда… Знаешь, сын, — и мать вдруг улыбнулась, черты ее лица разгладелись вернув ей ее красоту, — Я очень любила в отрочестве убежать в луг, что раскинулся неподалеку от дворца, одна и бродить там свободной и гордой собирать цветы и плести венки, да петь песни. Однажды когда мне было двенадцать лет, я, как и прежде убежала от нянюшек и слуг на луг, гуляла по нему, собирая цветы, и, внезапно на меня набросилась громадная, черная змея с капюшоном, здесь в Восурии такие не водятся, а у нас в стране Игников живут. Она стала нападать на меня пытаясь ужалить, я онемела то ужаса, а потом закричала, бросила венок, и, закрыв лицо и голову руками, застыла на месте. И тогда появился он, — лицо матери, перекосилось от страха, она замолчала, а затем приоткрыла рот, словно ей не хватало воздуха, и мгновение спустя немного понизив голос, продолжила, — Нук. Это был Нук. Я не видела, как он отогнал змею, но когда я убрала руки от лица, то увидела его. Он стоял рядом и улыбался мне, подавая венок. Он был очень добр, хотя внешне и неприятен. Но мой отец учил меня, не суди о человеке по наружности, он обманчива. О, мой дорогой отец, как ты был не прав. Нук ласково начал говорить со мной, объясняя, что нельзя такой маленькой девочке ходить одной на луг, что ее могут обидеть, вот как сейчас, не подбеги он вовремя и не прогони змею, та бы обязательно ужалила. Я стояла, смотрела на него, слушала его и кивала ему головой, он показался мне таким хорошим, словно со мной говорил отец. А потом он стал приходить на луг, каждый раз как я там бывала, и приносил мне гостинцы: то корзинку с земляникой, то с малиной, а то и вовсе какие-нибудь необыкновенные сласти, которые я никогда не видела и не ела. И мне все больше и больше он нравился, я всегда с нетерпением ждала встречи с ним. Ни кому, даже дорогому моему сердцу отцу, даже своей няне Селес, которая заменила мне мать, я не рассказывала об этом человеке. Я очень дорожила его дружбой и боялась, что если кто-то о нем узнает и донесет отцу, то отец запретит мне видеться с Нуком, а его посадит в темницу. Наша дружба длилось долгое время, а когда мне исполнилось пятнадцать лет, я убежала с пира, который мой отец устроил в честь меня, и побежала в луга. Нук уже ждал меня там, он подошел ко мне и вдруг заплакал. Мне стало, его очень жаль, и я кинулась успокаивать и выспрашивать о том, что случилось. Тогда он мне сказал, что скоро сюда явится войско нашего врага восурского правителя Лучезара, по реклу Спра-ведливый, который убьет моего отца и вернет трон его законному наследнику Керку. Нук сказал мне, что я все же могу спасти своего отца, для этого я должна довериться ему и отдать ему во владение свою душу. Когда я услышала эти слова, сын, то так испугалась, что кинулась бежать во дворец. И больше уже не ходила на луг. Но через некоторое время войска Лучезара подошли к нашему городу, и отец выступил им навстречу. Тогда я последний раз видела своего отца, — мать замолчала, утерла краешком платка сухие глаза и добавила, — Последний раз обняла его и поцеловала. Чуть позже, не знаю как ему это удалось, ко мне в опочивальню вошел Нук. Я вскрикнула при виде его, а он приложил палец к губам, и, призывая к тишине, сказал, что если я сейчас же не отдам свою душу, то Лучезар убъет моего отца. Он говорил мне: " Дола, Дола, что такое душа и что такое жизнь твоего отца. Так — то ты любишь человека, который никогда, ничего для тебя не жалел. Сейчас на поле битвы его пронзят мечом, а ты медлишь, боишься за себя. Такой ли дочери заслуживает твой отец". Я колебалась, а он тогда горестно вздохнул, развернулся и пошел к дверям. Я посмотрела ему вслед и тихо сказала: " Да". Он тут же вер-нулся, схватил мои руки в свои, и, глянув мне в глаза, своими черными очами зашептал заговор, а в конце, когда я вновь еле слышно сказала: " Да", радостно улыбнулся. В тот же миг в опочивальню ворвалась няня Селес, она кинулась ко мне, чтобы закрыть собой от Нука и крикнула, ему, что она все видела и сейчас же кликнет слуг, которым все расскажет и которые его казнят. Но он вдруг громко рассмеялся, да так, — и мать утерла пот, сбегающий со лба платком, — Да, так, что стены заходили ходуном и сказал, что и я, и Селес теперь навсегда во власти его. Так как одна по доброй воле отдала душу, а другая, как видевшая сговор и не разрушавшая его. И если мы кому-то, что-то расскажем, то тут же и будем им наказаны. А чтобы показать нам кто теперь над нами хозяин он вдруг оттолкнул от меня Селес, подошел ко мне вплотную и что-то зашептав, провел у меня по груди, в тот же миг из груди вышло желтоватое облако — моя душа. Он схватил руками мою душу за горло и стал бить ее по лицу. О, сын мой, я никогда до того момента не испытывала такой боли, правильно говорит народ: " Нет, ничего страшнее душевных страданий". Нук хлестал меня так, что я закричала, и стала просить его о пощаде, тогда он швырнул в меня душу, а я покачнулась, и, потеряв сознание, упала.

Некоторое время мать молчала, как бы собираясь с силами, а Святозар опустил голову, и от собственного бессилия сжал кулаки.

— Когда я пришла в себя, он уже ушел, — продолжила мать свой сказ, — Он обманул меня, потому, что мой отец погиб. И теперь я осталась совсем одна, без какой-либо защиты. Лишь робкая няня Селес, вот и все, что осталось у меня. Но твой отец, достойный и добрый юноша, меня пожалел, и полюбил, и, чтобы спасти от гнева народа Игников, который не любил моего отца и хотел избавиться от его правления, решил увезти меня к себе в Восурию. Мы, уже готовы были отправ-ляться, как явился Нук, и сказал мне, что поедит со мной как мой слуга, а я, боясь его, не отказала ему. Как только Ярил, увидел Нука, то верно сразу почувствовал от него зло и не захотел его брать с собой, но я подстегиваемая страхом упросила его. Когда мы приехали в Восурию, меня встретила мать Ярила — Радмила, не зря ее имя значит заботливая и милая, она именно такой и была, любила меня также как своих сыновей и дочерей, а мне, мне так хотелось ответить ей той же теплотой и заботой, ведь по сути я никогда не была злой и дерзкой, но я не могла. Я видела, что Нук хочит, чтобы я стала супругой Ярила, а я полюбив этого славного юношу боялась испортить ему жизнь. Поэтому вела себя в отношении к слугам и матери Ярила не почтительно и скверно, а ночами, ночами, сынок, я тихо плакала в подушку. Но Ярил слишком сильно любил меня и принебрег советом своей матери и взял меня в жены. И в тот день, когда у реки Бурная мы пустили общий венок нашей любви, и люди нарекли нас мужем и женой, я была счастлива и несчастна одновременно. А потом я почувствовала, что у меня будет дитя, бабки повитухи сказали мне, что деток будет двое. И тогда вновь поздно вечером, ко мне пришел Нук, он сказал мне, чтобы я отдала ему душу своего сына, того сына, которому первому на ладонь Ярил поставит печать. Когда он мне это сказал, ужас охватил меня. Ведь я поняла, чего он добивается. К чему шел все эти долгие годы. Он хочет взять душу первенца Ярила, душу на которую спустятся магические способности. И этот малыш, ребенок который обладает таким даром, будет принад-лежать этому чудовищу.

— Почему, почему, ты не рассказала все отцу, — тяжело дыша, и взявшись за грудь, так как там за-стонало сердце, спросил Святозар, и посмотрел на мать.

Правительница увидела движение руки сына, и, протянув свою руку, погладила его по голове и лицу, словно, от этого ему станет легче, да тихо ответила:

— Погоди, сын, я же просила не перебивать меня. Позволь мне закончить. Да, верно, тогда я так и решила сделать, и хотя страх сжигал мою душу изнутри. Я решила, что как только подарю вам жизнь, то сразу все расскажу Ярилу. Но пришла Селес, и, видя, мое состояние, стала меня выспрашивать, а так как она была повязана со мной и, ей единственной на Белом Свете, я могла все рассказать, никак при этом не пострадав, я поведала Селес о требовании Нука. Она долго молчала, а затем, сказала: " Нельзя, чтобы ты рассказала все Ярилу, нельзя, чтобы дети росли без матери. Вспомни, как тебе, не доставало материнского тепла и любви. Послушай меня, До-лушка, давай сделаем с тобой так". И она предложила, чтобы мы поменяли детей, как только они родятся. Первенца объявим вторым, а второго назовем первым. Тогда когда Ярил поставит второму ребенку печать, и мы отдадим Нуку его душу, то он получит малыша который не будет обладать магическими способностями. А истинный первенец, на которого сойдет дар, Нуку не достанется. Я долго с ней не соглашалась, говорила, нет, нет, но, в конце — концов, она меня уговорила. Она верила, что нам удастся обмануть Нука и расстроить все его намерения. А потом я спросила Селес: " А, что если вторым родится не сын, а дочь", но Селес посмотрела на меня, и, успокаивая, ответила: " Нет, по всем приметам, ты мальчонками ходишь". Так мы и порешили. И когда Нук явился, за моим ответом, я сказала: " Да, я отдам тебе сына, которому Ярил первому на ладонь поставит печать. Но когда я отдам тебе душу этого ребенка, ты поклянешься мне, что не потребуешь душу другого сын, а если не исполнишь клятвы, то моя душа и душа моего сына будут свободны". Когда вы родились, мы с Селес поменяли вас местами. Ярил поставил печать сначало Эриху, а когда увидел, что на него не сходит магия, побледнел, подскочил к тебе, поднял тебя на руку всмотрелся в тебя, а затем положив в колыбельку поставил печать и тебе на руку и в тот же миг на тебя сошел столп света, он был так сердит на меня и в таком гневе ушел от меня, что я даже пожалела, что пошла на этот обман. Следом явился Нук, он спросил меня, какому ребенку первому поставили печать, и я отдала ему Эриха. И тогда я поняла, Нук думает, что печать должны были поставить обоим мальчикам, а тому сыну, которому поставят первому печать и достанется магический дар. Он не знал, что дело не в печати, а в первородстве. Когда он уходил, мне стало так хорошо, наконец-то мне удалось его обмануть. Он явился много позже и принес Эриха, отдал мне его, а я прижала моего сына к груди и почувствовала, как он дрожит. Нук, посмотрел на меня и сказал, что я его обманула и ему нужен другой сын, не этот. Но я раскрыла ладошку Эриха и ответила, что этот сын получил первый печать, и его душа принадлежит ему. А душу того, другого он не может потребовать, потому, что он, Нук поклялся именем подземного воеводы Вия, — мать замолчала, тяжело переводя дух и закрыла лицо руками.

Святозар резко встал с сиденья, и, схватившись за голову, прошелся по опочивальне, не в силах более слушать, этот страшный сказ, он остановился напротив двери, тяжело вздохнул, а затем потер грудь, и, вернувшись к матери, сел на прежнее место. Правительница убрала руки от лица, посмотрела на сына и продолжила:

— Нук стоял и долго глядел на меня, и усмехнувшись, сказал: " Что ж, не думай, однако, что ты спасешь, своего первенца. А ты, — и он повернулся к Селес, — Горько заплатишь за то, что подучила ее". Потом он повернулся ко мне и добавил: " Я вернул тебе твоего сына, но его душа теперь в моей власти. Сегодня ночью, я пришлю человека, и ты отдашь ему первенца". " Нет, — крикнула я ему, — Ты взял одного, не тронь другого". А он, словно не слыша меня, продолжил: " Я не смогу забрать душу первенца, потому, что она защищена теперь моей клятвой, но ты отдашь его тому человеку, которого я укажу, он увезет его и отдаст на воспитание другим людям, так я покараю тебя за ослушание". Я положила Эриха в колыбельку, подошла к Нуку и сказала, что не отдам тебя, тогда он зашептал заговор, провел рукой у меня по груди, и в тот же миг душа вышла из меня, он схватил ее за горло и стал хлестать ее рукой по лицу, приговаривая: "Покорись, покорись". И я покорилась, а когда он швырнул мне душу обратно, я попросила его об одном, сохранить тебе твое имя, которое дал тебе твой отец, перед тем как в гневе ушел от меня. Он засмеялся и сказал, что наложит заговор, и Ярил не сможет найти сына, так, что имя, хорошо имя он тебе сохранит. Глубокой ночью он явился в сопровождении человека. " Селес, — сказал он, — Возьми младенца". Няня повиновалась, и, взяв тебя на руки, подошла к нему. Нук опять, что-то зашептал и водил возле тебя рукой, но, не дотрагиваясь, а потом приказал няне отдать тебя тому человеку, и как только она отдала тебя. Нук сказал тому человеку: " Младенца, зовут Керк", и устремив взгляд в пол, воскликнул: " Именем правителя подземного мира Чернобога, под пристальным оком воеводы Вия, и с желания великана Горыни сговор свершись". И в тот же миг Селес упала на пол и умерла.

— Значит, — не дожидаясь конца сказа, спросил Святозар и вздрогнул всем телом, — Ты пожертвовала душой Эриха, чтобы спасти мою душу.

— Да, я надеялась, что обладая магическими способностями, даже в далеке от нас ты вырастишь и сможешь ему помочь. Однако я не закончила. Душа Эриха была в руках Нука, и он несмотря на старания Ярила, рос злобным и жестоким, и даже моя материнская любовь не могла смирить это зло. Нук торжествовал видя, наши мучения с Эрихом, и бесплодные поиски тебя. Но отцу повезло и после стольких лет, он нашел тебя и вернул во дворец, и Нук увидев тебя, словно озверел, начил меня мучить, заставляя меня сделать все, чтобы удалить тебя из дворца, и прости, я не могла ему противостоять и исполняла все, что он требовал. А когда ты прошел испытания в Сумрачном лесу, он стал приходить, и каждый вечер мучить мою душу, и тогда я поняла, он боится, до смерти боится тебя. Я не знала, что он заставляет Эриха убить тебя, а если бы знала, клянусь все бы, рассказала Ярилу, лишь бы остановить руку Эриха. Прости, прости меня, если можешь, — мать замолчала, и горько заплакала.

Святозар посмотрел на плачущую мать, вновь потер грудь, потому, что от услышанного так забо-лело сердце, словно в него воткнули кинжал, а потом, сглотнув подступивший ком к горлу, сказал:

— Не у меня, у Эриха, тебе матушка стоит попросить прощения. Для меня ты сделала все, что смогла. Но почему, совершив такое… Такое… Почему ты матушка, почему не рассказала все отцу?

— У нас был сговор с Нуком, Святозар, — тяжело вздохнув и утирая, все еще текущие из глаз слезы, объяснила мать, — Поэтому сговору, если я кому-то, что-то расскажу, я очень быстро состарюсь и умру, каждый прожитый мною день будет равен одному году.

Святозар закрыл рот рукой, потому, что из груди его рвался крик ужаса, но, преодолев себя, он спросил:

— Значит положенные десять лет….

— Я проживу за десять дней, — досказала мать.

— Но, ты, ты мне все рассказала, а это значит…,- прошептал Святозар.

— Это значит, сыночек, что время пошло… Сговор, который убъет меня начил действовать, — чуть слышно добавила мать.

Святозар вскочил с сиденья, и, добежав до двери, прислонился к ней, тяжело переводя дух и ста-раясь справиться с рыданиями, рвавшимися из души, а затем оторвал голову от двери, повернул лицо к матери и почти прокричал:

— Но, тогда, тогда, зачем, зачем, ты мне все это рассказала…

— Святозар. Мне уже не спастись. Но я прошу тебя, помоги своему брату, спаси его жизнь и его душу.

— Но, что, что, я могу сделать…,-прокричал Святозар.

— Во-первых сын успокойся, подойди сюда, и сядь пожайлуста, — сказала мать и протянула к нему руки, Святозар подбежал к матери, упал в ее объятья, и на мгновенье затих.

Мать прижала к себе сына, поцеловала его нежно в волосы и начала гладить по голове, а когда Святозар немного успокоился, продолжила:

— Я недавно узнала, что если убить Нука, то сговор созданный между мной и Нуком разрушится, и душа Эриха будет свободна. Но это можно сделать позже, а сейчас надо спасти жизнь Эриху потому, что если он умрет не освобожденный от власти Нука, то отправится сразу в Пекло. Я знаю, что выздоровление твое находится в Беловодье, значит и Эриха можно спасти водой из молочной реки, что протекает по волшебной стране. Если ты отправишься туда и привезешь воду, вы оба поправитесь, и тогда ты сможешь разыскать Нука и спасти душу Эриха.

— Да, матушка, ты права. Но путь в Беловодье дальний, и даже если Эрих выдержит это время, то ты матушка, я не успею тебе помочь…,- тихо сказал, все еще не поднимая головы с груди матери, Святозар.

— Нет, сыночек, мне ты уже не сможешь помочь. Ведь я отдала свою душу по собственной воле, и мое место после смерти известно — это Пекло. Но душа Эриха, отдана насильно и у него есть возможность спастись. И, сыночек, мой дорогой, умоляю тебя, помоги своему брату, ведь лишь благодаря ему, ты мой мальчик, вырос человеком.

Глава тридцать девятая

Когда мать покинула опочивальню Святозара, то тот потрясенный услышанным и сотрясаемый дрожью, лег на свое ложе, и затих. Невыносима болело не только раненое сердце, не только горько плачущая внутри душа, но и все его тело. Особенно была невыносима мысль, что еще со-всем недавно жизнь Нука, было в его руках, и знай он об этом раньше, уж не выпустил бы его тогда Святозар из своих мощных когтей.

Мать перед уходом, попросила Святозара, рассказать обо всем отцу, возлагая эту тяжкую ношу на него, на своего первенца. И сейчас подумав о том, как он сможет все это передать ему…, отцу…, столь дорогому его сердцу, Святозар вдруг заплакал. Слезы тихо текли по его щекам, наполняя своей сыростью подушку, словно помогая Святозару осознать, что лишь поведав отцу всю правду, можно будет уменьшить ту ношу, которая так тяжело пригнула Святозара к ложу.

Святозар знал, что надо встать, надо идти, надо спасти брата, которому он обязан чистой, вольной душой. Он чувствовал, что сможет пройти весь трудный путь до Беловодья и излечить себя и Эриха, а затем сможет найти Нука и вытрести из его подлого тела черную, гнилую душу.

И поэтому он встал, подошел к столу, на котором стоял таз и умылся, наследник утерся утираль-ником, и все еще, немного покачиваясь, и придерживая гулко стонущее сердце в груди, двинулся из опочивальни. Спустившись по лестнице в коридор, Святозар увидел Сенича, и подозвал к себе. Тот приблизился к наследнику, постариковски всплеснул руками и встревожено спросил:

— Ах, ваша милость, что с вами? Вы, так бледны, вам верно опять не хорошо, вы верно опять захворали?

— Нет, Сенич, я здоров. Но скажи мне, не знаешь ли ты, где правитель, мне нужно с ним погово-рить, — тихо спросил Святозар.

Сенич оглядел наследника, и, решив, что с ним приключилась беда, так же тихо ответил:

— Правитель, просил его не беспокоить. Но верно у вас какая-то беда, раз вы так бледны и еле держитесь на ногах.

Святозар посмотрел в доброе, старческое лицо Сенича, и, подавив в себе рыдания, дрогнувшим голосом, сказал:

— Да, Сенич, у меня беда, страшная беда. И поэтому мне обязательно надо поговорить с отцом.

— Он, в гриднице, с дружинниками беседует, — добавил Сенич и ласково погладел наследника по плечу.

Святозар кивнул головой Сеничу и пошел в гридницу. Подойдя к гриднице, он взялся, за резную большую ручку, и, прижавшись головой к двери, остановился, чтобы подавить в себе рвущиеся слезы, крики и стенания души, да гулко стучащее внутри сердце, а потом, тяжело вздохнув, от-крыл дверь и вошел вовнутрь. В гриднице помимо отца находились Храбр и Дубыня. Как только Святозар открыл дверь и вошел в зал, отец сидевший за столом поднял голову, посмотрел на сы-на, и было видно, что он не рад ему. Храбр и Дубыня сидевшие напротив правителя, повернули головы, и тоже как-то недовольно уставились на Святозара.

— Отец, — негромко начал Святозар, пытаясь подавить в себе дрожь, — Мне надо с тобой пого-ворить.

— Сын, — очень спокойно ответил правитель, — Я сейчас занят, перенесем наш разговор на потом.

— Нет, отец, — повышая голос, сказал Святозар, — Мы не можем перенести этот разговор, — он перевел взгляд на другов правителя и добавил, — Храбр, Дубыня прошу вас, оставьте меня наедине с отцом.

Дружинники тревожно глянули на правителя и тут же поднялись. Когда они поравнялись со Святозаром, тот вдруг положил руку на плечо Храбра и сказал:

— Вы только никуда не уходите потому, что мне с вами тоже надо будет поговорить.

— Хорошо, Святозар, — ответил за обоих Храбр, — Мы побудем во дворце, — и, выйдя из гридницы, закрыл за собой и Дубыней дверь.

Как только за другами правителя закрылась дверь, Святозар направился к отцу и сел напротив него, на то место, где до этого сидели други. Сел и замолчал не в силах посмотреть отцу в глаза и не в силах что-либо сказать.

— Сын, — очень тихо начал отец, — Ты, что плакал? С тобой, что-то случилось?

Святозар замотал головой, а потом, пересилив себя, поднял лицо, посмотрел на правителя, и негромко сказал:

— Отец, прежде, чем я расскажу тебе то, что вызвало у меня слезы, прошу тебя призови к себе все свое мужество, потому, что то, что я расскажу тебе тяжкой ношей ляжет на твои плечи, до-рогой мой отец.

Святозар вновь замолчал, перевел дух и тогда поведал правителю все услышанное от матери. Святозар видел, что по мере сказа лицо отца бледнеет, а когда он сказал, что сговор вступил в силу и мать скоро состарится, то правитель, поставив локти на стол, уткнул в ладони лицо, и его также как сына стала сотрясать дрожь. Отец закачался из стороны в сторону, и, застонав, про-кричал:

— О, Боги, Боги, как же так! Этот подлый человек жил в моем доме, ел мою пищу и каждый день мучил моего сына и жену, а я слепец этого не видел. О, горе, горе мне! В любой момент, я мог прекратить это, скажи мне обо всем этом Дола. Я бы вытащил меч и отрубил бы этому низкому человеку голову. И все бы прекратилось!

— Нет, отец, — вдруг вступил в разговор Святозар, — Ничего бы не прекратилось. Знаешь Нук, очень умный, он все это время мучил мать, зная наверняка, что она не посмеет ничего сказать. Да, и поведала она наверно потому, что Эриху грозит смерть, а его душе уход в Пекло. Да, еще и верно потому, что Нук далеко сейчас и не имеет пока над ней власти. И знаешь отец, я думаю, что твой меч не справился бы с ним. Теперь я просто уверен, он не человек, он какое-то существо из пекельного царства и как-то связан с Чернобогом, воеводой Вием и великаном Горыней, которого победил Богомудр, так что твой меч тут бессилен. Если его и можно победить, то только мечом ДажьБога, или луком, добытым в Сумрачном лесу, и скорее всего только мой лук на это способен.

— Богиня Макошь — Небесная Мать, высоко в небесном царстве Богов Сварге, прядет нити судеб и верно уже давно сплела нить твоей судьбы Святозар, — открывая лицо и с нескрываемой болью, посмотрев на сына, сказал правитель.

— Да, отец. И я думаю, что мне следует идти по предначертанному пути и следует подчиниться воли Богов, — тихо добавил Святозар, — И так как Богиня Макошь любит и балует только сильных духом людей, которые не отчаиваются и борятся за свою мечту. Мне надо отправиться в Беловодье, чтобы спасти брата, излечиться самому и познать свою душу. И здесь для меня важно, чтобы ты отец дал мне на то разрешение. Ибо без твоего согласия мне не будет сопутствовать удача.

Правитель молчал какое-то время, а потом досказал:

— Богиня Макошь всегда дает человеку свободу выбора между добром и злом. И если человек выбирает добро и идет, как бы ни было тяжело по пути Прави, то Макошь посылает такому че-ловеку в помощь Богину Сречу, Богиню счастья и удачи. А я сын, хочу для тебя лишь одного, хочу, чтобы Богиня Среча всегда помогала и поддерживала тебя в твоем жизненном пути. И я теперь, понимаю, что мое упрямство, привело к болезне Эриха, поэтому я не буду больше про-тивиться воли ДажьБога, и…,- отец посмотрел в глаза Святозара, протянул руку и положил ее на руку сына, а затем, закончил, — Я разрешаю тебе ехать в страну Беловодья.

В гриднице наступила тишина, словно отец и сын приняв тяжелое решение, давали друг друга время на раздумья. Тишину первым прервал Святозар:

— Отец, можешь, не тревожиться, я знаю, коли это воля Богов, то они обязательно мне помогут пройти этот путь. Ты знал, что Богомудр тоже по воле ДажьБога ходил в Беловодье, чтобы изле-чить свою жену и познать свою душу, и ДажьБог помог ему победить царя Черномора. Я читал об этом в книге, и там было сказано еще, что свой путь Богомудр начал с реки Бурной, по ней доп-лыл до Ра-реки, а затем вошел в Восточное море.

— Да, я тоже читал об этом в книге. Но это было давно, и тогда река Бурная была полноводней. Сейчас же мы сделаем с тобой так, пошлем в Новыград гонца, как ты знаешь там воеводит мой младший брат Велислав, и я попрошу его снарядить ладью. Так как все военные ладьи находятся в Новыграде, на полноводной Ра-реке. А ты с дружиной через три дня отправишься следом на лошадях, и когда прибудешь в Новыград, ладья уже будет вас ждать.

— Согласен, отец, так и порешим. А теперь отец, прошу тебя разрешить мне позвать Храбра и Ду-быню, чтобы они могли поведать мне о Беловодье.

— Хорошо, мальчик мой, позови моих другов, — негромко сказал отец.

Святозар встал и направился к двери, а открыв и выйдя в коридор, увидел, что возле дверей дворца стоит Борщ и о чем-то оживленно беседует с сыном садовника Первушей.

— Борщ, поди сюда, — позвал его Святозар, и когда слуга приблизился, сказал ему, — Найди дружин-ников правителя Храбра и Дубыню и скажи им, чтобы они шли в гридницу, а после, возьми коня, скачи в город и деревни к моим другам и передай им, что я велю им тотчас же ехать во дворец, у меня к ним разговор.

Борщ низко поклонился и побежал исполнять порученья наследника, а Святозар вернулся в гридницу и сел на тоже место. Через мгновение двери открылись, и в зал вошли встревоженные Храбр и Дубыня. Они приблизились и внимательно посмотрев на правителя и наследника сели, Храбр возле отца, а Дубыня возле Святозара.

— Ярил, друг мой, — обратился к нему Храбр, — На тебе лица нет, что сказал тебе твой сын, какая бе-да у вас случилась?

— Да, Храбр, у нас со Святозаром беда, — тихо произнес правитель и не в силах больше говорить замотал головой.

— Это связано, с Эрихом, — также тихо спросил Дубыня.

— Храбр, Дубыня, — начал Святозар, понимая, что ему надо обязательно прийти на помощь к отцу, — Я вам отвечу, за моего отца, — и голос его дрогнул, — В нашей семье случилась беда, и да это связано с Эрихом. И чтобы его спасти от смерти, мы с отцом решили, что мне надо ехать в Беловодье.

— Как же так? — переспросил Дубыня, — Ты же, Ярил, сказал, что даже если Эриху станет хуже, ты не пустишь Святозара в Беловодье, не станешь подвергать опасности жизнь наследника. Ты же ска-зал…

Но Святозар перебил его:

— Дубыня, поверь мне, я сейчас не в силах рассказать все то, что знаю, об этом вам со временем поведает отец. Но скажу коротко, лишь следующее. Помните, когда мы ехали на Синь- камень, то разговаривали о моем брате и предположили, что возможно душа Эриха не свободна. Сегодня я узнал, — и Святозар тяжело вздохнув, перевел дух, — Узнал, что Нук владеет душой моего брата, и мучает его уже долгие годы. И еще я узнал, что могу ему помочь, освободить его от этой неволи. Поэтому мы с отцом решили, что я отправлюсь в Беловодье, излечусь сам и привезу воды для моего брата, а затем, когда его жизни ничего не будет угрожать, смогу спасти его душу из полона. — Святозар прервался и глянул на наставников, а когда увидел, что Храбр пытается что-то возразить добавил, — Прошу вас, не будем говорить о постороннем, о том, что сейчас не имеет значение. Сейчас важно одно как мне добраться со своей дружиной, до Беловодья и какие преграды будут на этом пути.

— Да, что ж, — ответил Дубыня, — Что рассказывать, да и зачем. Я, Святозар уже там бывал, и вновь с тобой туда пойду.

— Нет, Дубыня, ты туда не пойдешь. Это наставник мой путь, это было предначертано мне еще тогда, когда я вернулся с Ирий-сада. И теперь в Беловодье я отправлюсь со своей дружиной, — он посмотрел на Дубыню, и, положив ему руку на плечо, добавил, — Со мной пойдет лишь тот, из моей дружины, кто сам это решит, никого неволить не буду.

— Други мои, — наконец заговорил правитель, — Как бы мне не было тяжело это говорить. Но сын мой прав. Это путь Святозара, и ему надо по нему идти. Поэтому, прошу вас, поведайте моему сыну, все, что знаете, все, что пережили.

Разговор с наставниками был очень долгим, а когда он закончился, отец в сопровождении своих другов пошел отправлять гонца в Новыград, а Святозар оставшийся один в гриднице, опустил го-лову, и, уставился на стол, обдумывая все услышанное, внезапно сзади послышалось робкое по-кашливанье. Святозар от неожиданности подскочил на месте и резко развернулся.

— Фу…. Борщ, ты чего тут? — спросил, выдохнув наследник.

— Так как, чего, ваша милость, вы же приказали другов собрать ваших, — ответил слуга.

— Ну, и…

— Ну, что и…, ждут они вас на дворцовой площади.

— Всех собрал? — поинетересовался Святозар.

— А, то как же, ваша милость, конечно, всех, — заулыбавшись, добавил, довольный собой Борщ.

— Тогда, зови их в гридницу Борщ, — сказал наследник.

Борщ вышел из зала, а через некоторое время в гридницу вошли други Святозара: Стоян, Лель, Искрен, Звенислав, Сем, Молчун, Часлав, Любим, Годлав, Вторак и Горазд. Святозар развернулся к дружине, оглядел каждого из них, и позвал к себе, приказав всем сесть вокруг стола. Когда други расселись, наследник обратившись к ним и сказал:

— Други мои, то, что я вам расскажу пусть останется между нами. Вы все знаете, что зимой на празднике в честь Бога Коляды я был ранен, злой колдун Нук, одурманил ум моего младшего брата Эриха, вложил заговоренный кинжал в руку и направил на меня. Тогда, други мои, когда в мое сердце воткнулся кинжал, я умер. Богиня Смерти Буря Яга Усоньша Виевна позволила вернуться, передав мне волю Богов. Заговор, который я создал, вернувшись в Явь, рубцевал мою рану только на время, а ДажьБог помогший найти мне, этот заговор велел отправляться в Беловодье, ибо только там я смог бы излечиться полностью. Когда на Синь- камне меня нарекли наследником, и я вошел в озеро, то в тот же миг часть раны у меня пропала. Мы было, с правителем обрадовались, но старец Велей сказал, что это не излечение. И позже я тоже пришел к такому мнению, потому что я обязан исполнить волю Богов и пойти в Беловодье. А сегодня, сегодня, я узнал, что та часть раны перешла к моему брату Эриху, — Святозар на миг прервался, и дрогнувшим голосом, продолжил, — Верно, это случилось потому, что ДажьБог велит мне не противиться его воли, а следовать по предначертанному мне пути, и верно еще то, что он хочет облегчить мою боль и страдание, чтобы я все же смог дойти до Беловодья. Но для моей души было бы лучше, если бы рана осталась у меня и не мучила моего несчастного брата, потому что я узнал также, что не только смерть грозит Эриху, но и вечное Пекло. Нук- это злое существо, скорее всего даже не человек, и он связан с пекельным миром. Он похитил душу моего брата и держит ее в неволи. Поэтому, чтобы выполнить волю Богов, и спасти моего брата, я отправляюсь в страну Беловодье, что лежит на острове Буяне, в Восточном море. И зову вас с собой, но так как путь туда труден и опасен, зову с собой только тех, кто на это решится по собственной воле. Потому, что около одиннадцати лет назад дружинники правителя уже туда ходили и из десяти другов вернулись лишь двое: Храбр и Дубыня.

— С ними не было такого ведуна, как ты Святозар, — сказал до этого молчавший Годлав.

— Нет, с ними тоже был ведун, но он погиб, — тихо заметил Стоян, и посмотрев на Святозара, отве-тил, — Наследник престола восурского на Синь-камне я принес тебе клятву и не нарушу ее. Я от-вечу лишь за себя, раз ты так требуешь. Святозар, друг мой, я пойду с тобой и в Беловодье, и если понадобится и в Пекло, всюду, куда бы ты, не позвал.

— А, скажи Святозар, — вдруг спросил Лель, — А, нельзя, этого Нука изловить и предать смерти.

— Да, брат, именно это с ним и нужно сделать, нужно его предать смерти. Но сейчас — это сделать невозможно, на Синь-камне я видел видение. Нук прячится где-то в глубоких пещерах, далеко в горах. Да и пока сейчас главное спасти жизнь Эриху, а за его душу я еще побъюсь с Нуком.

— Святозар, но когда мы прийдем в Беловодье, ты тоже излечишься, я правильно понял, — пере-спросил Звенислав.

— Да, Звенислав, ты правильно понял, я тоже излечусь, — ответил Святозар.

— Что ж, тогда, наследник престола восурского Святозар, я скажу также как старший нашей дружи-ны Стоян. Я, друг мой, принес тебе клятву и не нарушу ее. Я отправляюсь с тобой в Беловодье.

Святозар выбрал славную дружину потому, что следом за Стояном и Звениславом, каждый из другов изъявил желание идти со Святозаром в страну Беловодье.

— Тогда, если вы все идете со мной, — сказал, улыбнувшись Святозар, — Ступайте по домам и соби-райтесь в путь. Через три дня мы выступаем в Новыград, откуда ты родом Звенислав, тамошний воевода мой дядя Велислав. Он снарядит нам ладью, и мы отправимся по Ра-реке великой, к Восточному морю.

Глава сороковая

Ровно через три дня, как и было, намечено, Святозар вместе с дружиной, отправлялся в поход в страну Беловодье. Наследника и его другов, с дворцовой площади, пришли провожать не только правитель с правительницей, не только дружина отца, но и вся многочисленная родня другов. Поэтому площадь наполнилась разговорами, вздохами, стонами, а кое-где и плачем маленьких детей, которых тоже принесли на проводы. Святозар вышел из гридницы со своими другами, где по древнему обычаю, они " присели на дорожку". Отец и мать подошли к сыну. Правитель первым его обнял, негромким, взволнованным голосом, сказав:

— Сын, прошу тебя, сбереги себя и другов своих. Велей сказал мне, что ты очень мудр. Поэтому пусть ваш путь озаряет свет и истина, что правит в твоей душе.

Потом к Святозару приблизилась мать, и он увидел, что за эти дни у матери появились две тонкие морщинки около глаз, сердце его сжалось от боли.

— Сынок, — сказала мать, — Я думаю, мы видимся с тобой последний раз. Чувствую я, что не дождусь тебя из Беловодья. Поэтому я прошу тебя лишь об одном, помоги своему брату и сбереги род Богомудра, — и, заплакав, она обняла сына, а затем взяла ладонями его щеки и крепко крепко поцеловала его в очи.

— Не плачь, не плачь, Дола, — тихо вымолвил правитель, — Нельзя отправлять сына в дальнюю дорогу слезами.

— Я так мало была с тобой, сыночек мой, — добавила мать, утирая глаза, — Так мало целовала тебя и прижимала к своей груди. И теперь, теперь мой сыночек мы расстаемся навсегда. Прости, прости меня за все, прости мой, сыночек, мой первенец.

Святозар посмотрел на мать, и, подавив дрожь в своем голосе, сказал:

— Матушка, я даю тебе слово, что сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти брата, — и, взяв руки матери в свои, поднес к губам, и поцеловал их.

Святозар пошел, уже было, к коню, но к нему подбежали Тур и Малуша. Он поднял сестру на руки, прижал ее к себе, нежно поцеловал ее прекрасные щечки.

— Братик, — чуть отстранившись от Святозара, заметила Малуша, — Ты слышишь, я р-р-р-р, научилась говолить.

— Да, сестренка, я слышу, ты у нас умница, — похвалил сестру Святозар и опустил ее на землю.

А, затем, обняв Тура, и поцеловав его в волосы, сказал:

— Тур, я уезжаю далеко и надолго. Помни брат, что после отца, ты теперь у нас в семье старший, береги сестру, мать и отца, — и тяжело вздохнув, добавил, — Особенно матушку.

Тур кивнул утвердительно Святозару, и когда тот выпустил его из объятий пошел вместе с ним к его коню.

— Брат, ты ведь вернешься? — негромко спросил Тур.

Святозар сел на коня и наклонившись к брату, потрепал того по волосам.

— Обещаю, Тур, обещаю, что вернусь.

К Святозару подошел отец и встал рядом с Туром, посмотрел на наследника и сказал:

— Сын, я хотел сделать тебе подарок и привезти сюда родителей Сема и Леля, но не успел. Когда ты вернешься, мальчик мой, — и голос отца дрогнул, — Они смогут тебя встретить.

К наследнику подъехал попрощавшийся с отцом и матерью Стоян и тогда правитель перевел на него взгляд и тихо так, чтобы слышал лишь Стоян, добавил:

— Стоян, дорогой мой мальчик, прошу тебя, сохрани моего сына в дальнем пути. И верни его жи-вым обратно.

Стоян придержал коня, который уже просился в путь и ответил:

— О, мой правитель, клянусь вам той кровью, что течет в моих венах, что я сделаю все, что от меня зависит, чтобы мой друг, ваш сын и наследник великой Восурии вернулся домой живым и здоровым!

Святозар больше не в силах выносить расставания, тронул коня и громко крикнул: " Други мои, пора в путь". И в тот же миг люди на площади выкрикнули все вместе хором: " Доброго вам пути, дети восурские, и пусть в дороге вам помогает наш прародитель великий и славный ДажьБог!"

Святозар и дружина выехали за город и деревни, да пустили лошадей галопом. Святозар очень торопился, хотел скорее прибыть в Новыград, а затем, поплыть на ладье по Ра-реке. Всю дорогу он, подгоняя коня, вспоминал, как отец, успокаивая, говорил ему, что ведун, который лечит Эриха, очень сильный, и он поможет ему продержаться до возвращения Святозара из Беловодья. Но Святозар, зная по себе, как изматывает боль и рана, боялся за жизнь брата, а еще сильнее боялся за его душу.

Дорога до Новыграда была очень оживленной, всюду раскинулись большие деревни, в которых по распоряжению правителя, старший деревни — большак, принимал в своем доме, кормил и менял лошадей наследнику и его другам. Не много передохнув, вновь отправлялись в дорогу. К концу четвертых суток, когда измотанная и почти не спавшая дружина, уже валилась с коней, Звеннислав объявил:

— Други мои, за этим холмом на великой Ра-реке стоит светлый Новыград, — и тронул поводья лошади.

Заехав следом за Звениславом на пригорок, Святозар придержал коня и увидел в заходящем солнце прямо перед собой большущую, широкую и полноводную реку, а врастая одним боком в эту реку раскинувшийся крупный город, обнесенный мощной крепостной стеной. Дружина въехала в город и ведомая Звениславом направилась по одной из улиц, мимо изб, домов и лавок ко дворцу воеводы. Так же как и дворец отца, дворец Велислава не был большим, имел круглую форму и скорее всего, там было также как и во дворце правителя немного комнат, лишь необхо-димые для жизни семьи воеводы. Святозар спешился на небольшой площади, и объявил подбе-жавшему слуге, что прибыл наследник Восурии Святозар. Не успел слуга скрыться в дверях двор-ца, как оттуда навстречу племяннику уже спешил сам воевода Велислав, высокий, рослый, моло-дой мужчина со светлыми, словно пшеница волосами и такого же цвета большой бородой. Велислав лишь на мгновение остановился и оглядел дружину, а потом подошел к Святозару, раскрыл объятья и крепко того обнял со словами:

— Святозар, братанок, как я рад тебя видеть, — он отодвинул его от себя, и, заглянув в лицо, улыб-нулся, добавив, — Ну, одно лицо с моим дорогим братом, — и еще раз прижал его к себе. — Однако, я ждал вас лишь к завтраму.

— Мы торопились, — ответил Святозар, и немного смущаясь, сказал, — Дядюх, мы все очень устали и голодны…

— Конечно, конечно, — не дав договорить Святозару, дядя, обернулся к слугам и крикнул, — Эй, робята примите у дружинников коней и отведите добрых молодцов в гридницу, да хорошенько накормите, — и уже обращаясь к племяннику, добавил, — Братанок, правитель приказал мне подготовить к твоему приезду ладью, на которой ты отправишься в страну Беловодья. Но даже если твоя дружина встанет на веслы, то тебе нужны опытные ладейники, поэтому помимо вас в плаванье отправятся еще двадцать пять воинов во главе со старшим Путятой, это Святозар, самый опытный воин- ладейник, и он сам вызвался пойти в плаванье. Но так как мы ждали вас лишь назавтра, то в путь отправитесь, послезавтра утром, тогда все будет готово к плаванью. А теперь, — и Велислав беспокойно оглядел племянника, — Брат мой велел мне позаботиться о тебе так, как ты болен.

Святозар устало глянул на дядю и ответил:

— Я, дядюх, себя чувствую хорошо. Но очень устал, поэтому буду благодарен тебе, если ты меня проводишь к моим другам в гридницу и хорошо накормишь, а потом, дядюх, потом хорошо бы в баньке попариться и отдохнуть.

Наутро Святозар проснулся отдохнувший и полный сил, он в сопровождении слуги, которого приставил к нему дядя, спустился в гридницу. Во дворце стояла тишина, не было слышно даже детского смеха и голосов многочисленного семейства дяди, так, как боясь потревожить племян-ника дядя, верно, отправил свою ребятню на двор, а другов Святозара разместил на эти дни в домах своих дружинников. Поэтому когда Святозар вошел в гридницу то, там находился лишь дядя да два воина. Велислав сидел за столом и беседовал с ними. Один из воинов, что поместился рядом с дядей, был под стать ему дородный, крепкий, пожилой мужчина с густой темно-рыжей бородой и волосами цвета налитой пшеницы, с зелеными и какими-то колючими очами. Как только в дверях появился Святозар, он поднял лицо, посмотрел на наследника, да так, словно оценивал его, как человека, как ведуна. Другой воин, что сидел к Святозару спиной, и чтобы разглядеть наследника повернул голову, был очень молод, темноволос с приветливым и светлым лицом, на котором словно горела широкая, чистая улыбка.

— О, братанок, поднялся. Как отдохнул? — спросил Велислав, и махнул рукой, подзывая к себе на-следника.

— Все хорошо, дядюх. Спасибо, — ответил Святозар, и приблизился к сидящим.

— Знакомься, братанок, — это, — и он показал на воина, что сидел рядом и разглядывал наследника своими зелеными глазами, — Это Путят- старший из воинов-ладейников, что поведет твою ладью.

Путят поднялся, а когда Святозар протянул ему руку, пожал ее, да так, что наследник сразу почувствовал в ней накопленную за долгие годы силу и мощь реки и моря.

— А — это, — и поднялся молодой воин, — Это мой старший дружинник Бажай, — и, тот также как и Путят пожал протянутую Святозаром руку.

— Ты, верно голоден? — спросил дядя.

— Есть немного, — ответил Святозар, усаживаясь за стол около Бажая.

— Благ, — громко крикнул Велислав, и в гридницу вошел слуга, — Принеси наследнику потрапезни-чить, — воевода перевел взгляд на Святозара, улыбнулся, и добавил, — У нас тут все попростому.

— Это хорошо, что попростому, — откликнулся Святозар.

Слуга Благ принес наследнику на большом блюде запеченного осетра затейливо украшенного солеными овощами, хлеб, кувшин молока и чашу.

— Покушай, братанок, покушай. А мы пока поговорим, — сказал дядя, и когда увидел, что племян-ник принялся за еду, продолжил прерванный разговор, — Значит Путят, ты говоришь, что ладья готова и воины тоже, и как мы намечали завтра с утра можно отправляться в путь.

— Да, воеводва, все верно, в путь можно отправляться завтра, — пробасил Путят, он перевел взгляд с Велислава, и уставился на наследника, да так, что Святозар на миг перестал жевать, — Если наследник с дружиной готовы, то можно выходить завтра, а если нет…

Святозар сглотнул, было, застрявший кусок еды во рту, и ответил:

— Мы готовы, нам надо торопиться.

— Эх, — недовольно заметил Путят, — Знаешь наследник, когда нужна спешка-то…,- и глянул много-значительно на Святозара, — А в походе, чтоб ты знал, спешка не к чему. Так — то оно? А, ты — то сам наследник по реке когда-нибудь ходил?

— Нет, — ответил Святозар, — По реке не ходил. А в море бывал, не скрою.

— И в каком же море ты бывал, в Восточном или Южном? — усмехнулся Путят.

— Я, Путят, вырос на берегу Северного моря, — негромко заметил Святозар, и принялся вновь за прерванную трапезу.

Путят оглядел наследника как-то очень недоверчиво, а потом перевел взгляд на воеводу.

— Уж, больно, ты, не знаешь, Путят, что Святозара пятнадцать лет назад похитили. И он вырос вда-ли от своих отца и матери, вдали от своей семьи, в семье рыбаков на берегу Северного моря, — с укором глянув на старшего воина-ладейника сказал Велислав.

Смущенный взглядом воеводы Путят примолк, и дал Святозару спокойно доесть до конца и вы-пить полную чашу молока, а когда Святозар утерся утиральником, он уже более миролюбиво обратился к наследнику:

— Путь на Буян остров труден и опасен. Одиннадцать лет назад мой старший брат уже ходил ту-да с дружинниками правителя, и потерял почти всех своих людей. Вернулось с Беловодья лишь два дружинника, на ладье они отправились в обратный путь, но, уже подходя к устью Ра-реки, попали в шторм. Ладья затонула, потонула и большая часть воинов — ладейников, а те, кто остался жив, смогли доплыть до берега. Мой брат, который уже умер, много рассказывал мне об этом плавании, поэтому — то я и вызвался идти с тобой наследник.

— Спасибо, Путят, тебе за твою смелость и помощь. И это очень хорошо, что именно ты пойдешь со мной в плаванье потому, что теперь нас двое тех, кто знает куда идти. Ты знаешь путь до Буян острова, а я до страны Беловодья, — сказал Святозар и благодарно посмотрел на воина — ла-дейника.

Путята тоже поглядел на наследника, и Святозар увидел, как в его глазах заходили, заиграли ка-кие- то тревожные огоньки, словно он хочет о чем — то спросить, но не ведает, какие слова надо сказать, чтобы не обидеть наследника.

— Путят, тебя, что-то тревожит, ты что-то хочешь у меня спросить? — поинтересовался Святозар, понимая, что перед дальней и тяжелой дорогой, необходимо все выяснить, и чтобы всякие недопонимания остались на берегу и не мешали в пути.

— Тревожит…,- вновь усмехнулся Путят, а потом добавил, — Да, наследник, тревожит. Знаешь в то плаванье с дружиной ходил ведун, он, правда, из страны Беловодья не вернулся. Но его помощь в походе была огромна. Я знаю, что ты Святозар как наследник Восурии тоже обладаешь магиче-скими способностями, но ты так юн… И, прости, наследник, но хватит ли у тебя сил и знаний пре-одолеть все преграды которые станут на нашем пути. И потом…,- Путят немного замялся, а под-бодренный взглядом Святозара продолжил, — Воевода сказал, ты болен. Сможешь ли ты выдер-жать путь. Ведь в пути нужен ведун, который сможет излечивать раны, лечить людей, а ты…

— Я, Путята, — перебил его наследник, — Достаточно силен, чтобы помочь преодолеть все трудности в походе и если нужно вылечить людей. А по поводу моей раны, — Святозар умолк на мгновение, а затем досказал, — Кроме меня она никому не доставляет никакого беспокойства.

— Что ж, — в первый раз, за это время, наконец-то улыбнувшись, сказал Путят, — Тогда наследник отправимся завтра утром в путь. И пусть нас ведут наши славные Боги.

— Братанок, — обратился к Святозару дядя, когда увидел, что Путят и наследник пришли к согласию, — Путята зовет тебя осмотреть ладью, ты как?

— Я с радостью, — ответил Святозар и поднялся.

— Бажай, друг мой, — обратился к своему старшему Велислав, — А ты поезжай к дружинникам и пре-дупреди их, чтобы завтра с утра они проводили другов наследника к пристани.

На площади, куда вышли Святозар, Велислав и Путят, их ждали слуги с лошадьми. Сев на коней по одной из извилистых улочек, где по правую и левую сторону лепились небольшие избы, или широкие, высокие дома, а также различные лавки торговцев и ремесленников выехали к большой пристани, на которой словно огромные великаны в ряд стояли разные ладьи: военные, торговые, промысловые. По пристани суетливо бегали люди, а около одной военной ладьи люди просто таки теснились, наполняя не только саму ладью, но и пристань возле нее. Подъехав к этой ладье воевода, Путят и Святозар спешились, а люди, окружавшие ее, расступились, и поклонились воеводе, да Путяте, а потом с интересом уставились на Святозара, и вдруг словно по команде все вместе разом заулыбались и тоже, низко поклонились, верно, признав в нем наследника престола восурского.

Святозар еще никогда в жизни не видел такую большую и красивую ладью. Обшивка ладьи была дубовая, с плоским днищем и вертикальными бортами корпуса. В каждом борту насчитывалось по восемь отверстий для весел, снаружи защищенных боевыми, каплевидными, богато украшенными щитами. Слегка заостренный нос венчала искусно вырезанная и украшенная голова медведя с двумя глазами и оскалившимися зубами. Медведь, как символ Бога Велеса, первого мореплавателя, был защитником и помошником воинов — ладейников. В середине ладьи был установлен украшенный золотой тесьмой и затейливым рисунком большой прямоугольный парус, а справа и слева от него были установлены лавки для гребцов и оборудован навес, который укрывал их от солнца и дождя.

Рулевое весло крепилось в кормовой части справа, там же распологалась квадратная надстройка с навесом, которая вела внутрь ладьи, где находились помещения называемые омшаник, для наследника, воинов и провизии.

Святозар вместе с Путятом и Велиславом оглядел, словно добротный хозяин всю ладью, вошел в омшаник и осмотрел количество провизии, и, оставшись довольным проделанной работой, по-хвалил Путята. Чем вызвал у того вторую улыбку за день, которому верно приглянулось, что хотя наследник и юн, но все же очень разумен и рассудителен.

— Что ж, провизии нам, верно, хватит на какое-то время, а если, что зайдем в прибрежный город и попросим пополнить запасы, — заметил Святозар.

— Да, братанок, — начал Велислав, — Я уже дал указания, как и приказал правитель, чтобы вам оказывали все возможную помощь в городах, что лежат по течению Ра-реки. Но зная наших людей можно и не сомневаться в их гостеприимстве. А когда вы подойдете к устью Ра-реки, то пополните запасы воды и провизии в городе Приславле, у воеводы Всеволода.

— Уж Всеволод, будет точно гостеприимен, не сомневайся Святозар, потому, что он мой хороший друг, и моя средняя дочь замужем за его старшим сыном, — добавил Путят, и почему то горделиво посмотрел на Святозара.

— Ишь, ты, — удивился дядя и хлопнул Путята по спине, — Куды ж ты ее загнал, в такую — то даль.

— Эх, — пояснил Путят, — Да нешто против их любви пойдешь. Сказала люб он ей, а я противиться и не посмел. Знаешь же Велислав у нас в этом деле главное воля ребенка, а не отца- матери. Да, я если честно и рад, уж они любят друг друга, деток у них уже двое, пусть живут и радуются жизни.

— Ну, раз любят, то и верно хорошо, — глубокомысленно заметил дядя, да развернувшись к Свято-зару и спросил, — Что, братанок, всем доволен?

— Дядюх, а скажи мне, воины- ладейники, которые с нами пойдут, они знают куда мы отправляемся и какие нам грозят опасности? — ответил вопросом на вопрос Святозар.

— Да, наследник, — сказал за воеводу Путят и погладил свою темно-рыжую красавицу бороду, — Все воины сами также как и я вызвались отправиться с тобой и твоей дружиной в путь.

— Ну, тогда я спокоен, — вздохнув, сказал Святозар, словно снял с души камень, — Тогда, дядюх, мож-но со спокойной совестью завтра с утра отправляться в волшебную страну Беловодье.

Наутро Святозар в сопровождении дяди прибыл на ладью, здесь его уже ждали други, Путят и воины — ладейники. Весь причал был забит людьми, все хотели посмотреть на наследника и проводить его в далекий и опасный путь. Велислав спешился с коня и обнял Святозара стоящего рядом, а потом сказал Путяту:

— Путят, я знаю, ты добрый воин, но прошу тебя, доверяй Святозару, потому что братанок очень разумный и мудрый юноша, он обладает великими магическими способностями, и я верю, что не раз выручит вас из беды.

— Дак, я что ж…,- недовольно буркнул Путят.

— А ты, Путят, все время думаешь, что юности, не присуща мудрость, — тихо добавил Велислав, и положив на плечо того руку крепко его сжал.

Путят посмотрел на воеводу, и хотел было, что-то сказать, но верно не решился, а когда дядя уб-рал руку, поклонился ему и пошел на ладью.

— Братанок, — сказал напоследок Велислав, — Я знаю, с каким тяжелым сердцем отпускал тебя в дальний путь твой отец, поэтому ради моего брата, сбереги себя.

Святозар посмотрел на дядю, который совсем не был похож внешне на своего старшего брата, но своей заботой и добротой напоминал наследнику горячо любимого отца и ответил:

— Верьте, чтобы не случилось, и сколько бы, не прошло времени, верьте, что мы обязательно вернемся, — и вновь обнял дядю и пошел на ладью.

Святозар встал у борта так, чтобы можно было видеть людей запрудивших пристань и дядю, под-нял руку, и когда народ затих, громко им крикнул:

— Люди восурские, уходим мы в далекое и трудное плаванье, но отправляясь туда, берем свою смелость и храбрость, идем по пути Прави, и, да сопутствует нам в этом пути наш Бог Велес и Бо-гиня Удачи Среча!

А когда люди в ответ громыхнули: " Да будет так!", воины убрали настил. Святозар махнув на прощание дяде рукой, пошел к носу ладьи, и, встав рядом с Путятом, глянул на него, и объявил: " В путь!", и в тот же миг гребцы ударили веслами по воде и ладья тронулась в путь, вниз по течению Ра-реки великой. А Святозар поднял глаза в голубое, бездонное небо и тихо шепнул тому, далекому, близкому голосу: " Да, исполнится твоя воля великий ДажьБог!"

По Ра-реке великой плыли спокойно без всяких неприятностей, берега реки были усыпаны де-ревнями и большими городами, в которых жил славный и гостеприимный народ восурский. Так как наследник все время поторапливал Путята, то остановки делали лишь, чтобы пополнить про-визию, а затем снова в путь. На восьмые сутки ладья прибыла в славный город Приславль, что находился в устье Ра-реки и был главным оплотом и пограничным городом Восурии на берегах Восточного моря, в чьих водах лежал волшебный остров Буян и чьими водами повелевал поддонный царь Черномор. Снабженные провизией, немного передохнувшие воины и дружинники к четвертому дню первого летнего месяца червень на своей ладье вышли из города Приславль и направились в просторы Восточного моря.

Глава сорок первая

В первые дни, плаванье по Восточному море проходило спокойно, Путят был опытным ладейни-ком и вел свою ладью по направлению к острову Буяну так, как ему когда-то поведал старший брат. К вечеру третьего дня небо внезапно заволокли тучи, подул сильный ветер. Путят приказал опустить парус, но гребцы пока оставались на веслах. Ветер стал крепчать, поднялись большие волны, и принялись кидать ладью из стороны в сторону, волны перекатывались через ладью, пытаясь смыть всех находящихся там в море. Весла пришлось убрать в ладью, и надеяться лишь на волю волн и Богов. Путят сам встал за руль, вместе с рулевым пытаясь выровнить ладью и приказав дружине и воинам уйти в омшаник. Святозар вышел из помещения, и, придерживаясь рукой за надстройку, огляделся, обдумывая заговор, который смог бы смирить такие огромные волны.

— Иди, иди, вовнутрь, Святозар, иначе тебя смоет волна, — прокричал ему Путят.

Святозар отрешенно посмотрел на старшего ладейника, словно, и, не слыша его вовсе, да приклонив голову, двинулся к носу ладьи.

— Наследник, наследник, сейчас же вернись, — услышал он позади вопль Путята, — Тебя смоет, волна, волна справа.

Святозар повернул голову направо и увидел огромную волну, лишь мгновение понадобилось ему, чтобы понять, что ладья не выдержит удара такой громадины и потонет. В тот же миг как пришло осознание надвигающейся страшной беды, Святозар поднял руки, направив их на приближающуюся волну, и громко закричал: " О, Великий Бог Громовержец Перун, Бог грозы и войны! Как когда-то ты победил Черномора, царя подводного мира и твоего соперника в битве за прекрасную Диву- Додолу! Так нынче даруй мне силы и мощь увидеть и преодолеть все преграды, созидаемые на моем пути, твоим соперником поддоннным царем Черномором! Да, будет мое слово, крепко как твои небесные молнии!"

В то же мгновение луч лазурного света вылетел из поднятых рук Святозара и высокой лазурной стеной стал между волной и ладьей, еще миг и волна налетела на ту стену, ударилась об нее, и Святозар увидел, как лазурная стена словно задрожала под мощной волной, закачалась, но вы-стояла и отбросила волну назад. Волна откатила, а затем словно набирая силы, собралась в вышине над морской поверхностью и снова ударила в стену, закачалась, затряслась и даже как-то зазвенела стена, но вновь оттолкнула от себя волну, не пуская поглатить находящуюся за ней ладью. И когда волне вновь не удалось пробиться через стену, то она упала в воду и пропала, а море тогда вдруг почернело все, и из него разрывая водную гладь, на золотой колеснице запряженной восьмью черными конями выехал сам поддонный царь Черномор. Он остановил свою колесницу, и, направив на стену лазури громадный черный батог увитый водорослями, что-то громко закричал. Стена лазури заколыхалась, задрожала, и, рассыпавшись на сотни крошечных крупинок, упала в море. Черномор вышел из своей колесницы и приблизился к ладье, ступая по воде как по земле, а море вдруг затихло, как будто и не было бури и шторма, даже ветер затих и прекратил всякое дуновение. Черномор был высокий, почти втрое выше любого человека, мужчина с руками и ногами, с зеленоватой кожей, одетый в легкое, прозрачное, голубоватое одеянье, с зелеными длинными волосами, и такой же бородой и усами. Как только он приблизился к ладье, тут же из воды стали появляться разные морские жители: фараонки — полурыбы — полулюди, голые с рыбьими хвостами с темными, почти черными лицами и светлыми, чуть голубоватыми волосами, с зелеными усами и бородой обмотанными водорослями и утыканные мелкими ракушками; на конях- полурыбах, темно-синего цвета у которых задняя часть тела в виде рыбьего хвоста; морские русалки — белолицые, красавицы со светлыми распущенными волосами и зелеными глазами, с высокой, полной грудью, они всплыли возле колесницы, и, придерживая буйных коней своего повелителя, безмолвно затихли. Выплыли также на морскую поверхность огромный сом с большим усом; налим — толстогуб; щука зубастая, которая оскалила громадный ряд зубов и громко ими щелкнула. Все рыбы были просто таки огромного размера и также как и русалки окружили колесницу и уставились своими прозрачными, рыбьими глазами на незваных гостей.

Черномор оглядел ладью, уставился на Святозара, и даже как-то поморщил свой высокий зе-леный лоб, а затем встряхнул головой. И, наклонившись, легонько дунул на ладью, да так, что ладья закачалась, словно ее вновь подтолкнули волны, он поднял голову вверх, и, устремив взгляд в небо, громко засмеялся, при этом так, что внутри у него вроде как забулькало, что-то.

— Ишь, ты каков, стену воздвиг, — прекращая смеяться, обратился к Святозару Черномор, — Чтоб, значит, волны мои ладью задеть не могли. Верно хороший ты ведун, да в себе слишком уверен, что вызвал меня самого царя подводного мира на бой.

Святозар услышав слова Черномора, весь побелел, а затем покрылся холодным потом, и, утерев лоб от него, громко прокричал:

— Великий морской царь Черномор, приветствую тебя в твоих владениях в Восточном море…

— Вот то тоже в моих владениях, — перебил Святозара морской царь и свел вместе свои зеленые мохнатые и шевелящиеся брови, — В моих владениях, слышь в моих. А ты кто таков будешь, что пришел сюды, магией своей волны мои останавливаешь, да не принес как положено в жертву, человека.

— Я, царь поддонный, Святозар, наследник престола славной Восурии, сын Ярила, по реклу Щед-рый, потомок великого ведуна Богомудра.

— Богомудра, Богомудра…,- озабоченно произнес Черномор, словно пытаясь, что-то вспомнить, а потом пристальней вгляделся в Святозара, и опять встряхнув головой, добавил, — Не знаю, ни какого, Богомудра. Хочу жертвы, где жертва, принеси мне в дар человека, а иначе не пущу дальше.

Святозар увидел, что на палубу стали выходить дружинники и воины, и замирать около кормы.

— Вот, — указав пальцем в Сема, крикнул морской царь, — Его хочу, добрый молодец, обращу его в своих слуг фараонок, мне надо войско свое пополнять.

Святозар обернулся на Сема, и, увидев как побледнел брат, крикнул в ответ:

— Мы, царь морской, великий восурский народ! Мы всегда имели истинную и чистую веру, которая не требует человеческих жертв! Богам своим мы приносим жертвы, но только жертвы от трудов своих!

— Ишь, ты, великий народ, который не приносит кровавые жертвы своим Богам, — сказал Черномор и засмеялся. — Ха, ха, ха…,- и повысив голос, да так, что море заходило ходуном, крикнул, — А я хочу человека, слышишь, ты, восур, человека.

Святозар повернул голову к другам и воинам и негромко им сказал: " Уходите, уходите в омша-ник", а когда увидел, что те тронулись в помещения, громко крикнул царю:

— О, царь морской Черномор, не бывать такому никогда. Восуры не принесут тебе в жертву чело-века.

— Может, ты, мальчишка, со мной силой потягаться хочешь? — спросил Святозара морской царь.

— Я, Черномор, человек, а ты Бог, и не может моя сила равняться твоей, — разумно заметил Свято-зар.

— Ха, так чего же ты хочешь тады?

— Вызови любого из своих слуг, и мы померяемся с ним силой. И коли победа будет за мной, ты отпустишь нас с миром.

— А коли победа будет за моим воином? — заинтересованно спросил морской царь.

— Тогда возьмешь жертвой меня, — ответил Святозар.

Черномор посмотрел на Святозара, нагнул голову и приблизил к нему свое лицо, а затем, заду-мался, да так словно лицо Святозара ему показалось знакомым, но верно так и неприпомнив где же он его видел, выпрямился и сказал:

— Что ж, согласен, коли выиграешь бой, Святозар не трону твою ладью, отпущу с миром, а коли проиграешь, заберу к себе, и, так как ты больно разумен, сделаю тебя своим головным подручником, — Черномор присел на корточки, тронул морскую гладь, и, когда она закрутилась, завертелась по кругу под его рукой и образовала неширокую уходящую вглубь дыру, громко в нее крикнул, — Ракушечка, поди, поди сюды…

Мгновение спустя позади Черномора пошли огромные круги и залопались громадные пузыри, морской царь встал и обернулся, наблюдая за движением воды. И тогда на поверхность моря вынырнуло чудище, около двух саженей в длину. Тело чудовища было как у краба овальной формы покрытое жестким панцирем, и восьмью ногами, да еще две ноги венчались мощными клешнями. Сзади как у рака был длинный толстый хвост зелено-бурого цвета, по обеим сторонам морды красовались длинные усы, которые словно змеи сами по себе шевелились. Ракушечка выплыл на поверхность и стукнул по воде хвостом так, что вызвал волну, а затем, привстав на хвосте, защелкал своими клешнями, как будто говорил, вот, вот, полюбуйся, как я тебя сейчас перекушу-то.

— Черномор, — обратился к морскому царю Святозар, — Дай только слово, что пока я буду биться с твоим воином, ты не тронешь моих ратников и ладью.

— Обещание…ха. ха. ха… Хорошо, даю табе обещание, Святозар, — очень торжественно прогремел морской царь, да пошел к своей колеснице, по пути погладив своего ракушечку, по громадной клешне. А когда взобрался в свою колесницу, развалился, решив верно получить от победы своего воина истинное наслаждение.

— Стоян, — оглянулся Святозар и позвал друга, который так и не ушел в омшаник, — Подойди, — и когда тот приблизился тихо, сказал, — Стоян вынеси мой меч и положи его на эту крайнюю лавку. И если я погибну, поворачивайте ладью и плывите обратно домой потому, что без меня вы до Беловодья все равно не доберетесь.

— Святозар, — еле выдавил из себя, бледный Стоян.

— Ты, был всегда добрым другом, Стоян. Но я, может быть, не смогу устоять перед желанием стать у самого морского царя Черномора головным подручником, и сойду к нему на дно. Кто знает? — и, улыбнувшись, посмотрел на друга, но тот от этих слов стал еще бледнее, — Что ж, Стоян верно ты не оценил мою шутку. Так что ступай и выполни тогда мое поручение, — добавил Святозар, а сам снял с себя кафтан, и, положив на скамью, обратился к Черномору, — Царь поддонный объявляй поединок!

И лишь только Черномор махнул рукой, как Святозар обернулся орлом и взлетел в небо. Он сде-лал круг, один, другой, а потом приблизился к чудищу и начал кружить над ним. Ракушечка при-поднялся на хвосте из воды и громко щелкая клешнями пытался ухватить птицу. Святозар проле-тая над ним, внезапно резко снизился и клюнул рака в голову возле глаза, но панцирь был таким плотным, что клюв орла не оставил на нем даже царапины. Святозар попытался тогда клюнуть ракушечку в глаз, но лишь он приблизился клювом к нему, как тут, же глаз закрылся плотным таким, же, как панцирь веком и клюв орла только проскользнул по нему. Святозар резко взлетел вверх, а мгновение спустя вновь снизился и вцепился клювом в длинный ус, пытаясь его оторвать, но не тут то было, потому, что рак вдруг резко мотнул из стороны в сторону усом, да так, что Святозар закружился, завертелся, как "волчок" и выпустил ус, да все так же крутясь словно попал в водоворот, полетел прямо к поверхности моря. В последний миг перед падением на воду Святозар тяжело взмахнул крылами, и почти коснувшись лапами воды, взлетел вверх, а сзади услышал страшный щелчок, это ракушечка всплыл на том месте, где только, что чуть не упал в воду орел.

Святозар развернулся и полетел на ладью. Обернулся собой, и упал на ее дно, но тут же вско-чил и тяжело задышав, подбежал и схватил лежащий на лавке великий меч ДажьБога, а затем поспешил к борту ладьи. Когда Святозар вскочил на борт ладьи, к ней подплыл щелкающий клешнями рак, и направил прямо на грудь наследника свою ужасную клешню, Святозар резко присел и услышал, как над головой вновь щелкнуло. Рак, на мгновение, опешив, попятился назад, чтобы разглядеть, куда же подевался его поединщик. А Святозар также резко вскочил, взмахнул волшебным мечом и отрубил раку сначала одну клешню, а потом, когда рак от неожиданности покачнулся на хвосте и другую клешню. Из образовавшихся ран на ладью и в воду потекла вязкая, зеленая жидкость. Чудище взревело, а Черномор громко вскрикнул. Святозар спрыгнул с борта, положил меч на лавку и стал читать заговор, а когда вновь обернулся в орла, взлетел ввысь и закружил в ночном небе. Внезапно Святозар почувствовал резкую боль в груди, перед очами орла на мгновение поплыл белый дым, и его едва закачало. Орел потряс головой, и взглянул на грудь, по перьям текла кровь. Святозар кинул взгляд на небосвод, за которым только, что скрылось солнце, и, опустив голову, увидел, как Черномор, ударил своим батогом по водной глади, и она вдруг засветилась изнутри ярко- зеленым светом, словно давая возможность продолжить бой при свете морского дна. Тогда Святозар преодолевая сильную боль в груди, подлетел и закружил над раком, а чудище начало привставать на хвосте, пытаясь култышками ног смахнуть птицу в воду.

Святозар выставил вперед лапы увенчанные когтями и зашептал заговор: " О, Велес, Бог Богов, которому вечно поклонялись мореплаватели! Услышь меня и вложи мне в когти сети рыбацкие, да такие сети мощные, чтобы не смог их враг мой, чудище морское разорвать, да такие крепкие, чтобы тянули они его к морскому дну, и чтобы выплыть, он не смел. Да, будет крепко слово мое, как камень Алатырь, всем камням — камень, всем отцам отец!" И как только дочитал заговор Свя-тозар, из мощных орлиных когтей выпали переливающиеся лазурью тонкие сети и полетели вниз, но по мере приближения к подпрыгивающему на воде раку, стали увеличиваться, а когда упали на чудища привратились в толстущие, громадные и крепкие сети. Рак, на которого упали сети, захотел было от них избавиться. Вначале он нырнул в воду, но те словно прилипнув к нему, нырнули следом, а когда он выплыл и попытался от них освободиться, да крутанулся, сети, словно живые, протянули к нему свои толстые ветви и оплели, да опутали его. Святозар опустился ниже и стал толкать спеленованного рака в воду, все время шепча: " На дно, на дно, тяните моего врага сети рыбацкие. Именем светлого мореплавателя Бога Велеса!"

И тогда вода забурлила, по ней пошли круги, да громадные лопающиеся пузыри, а мгновение спустя она расступилась и поглатила воина морского царя.

Святозар прерывисто дышал, возвращаясь на ладью, а подлетев к ней, тяжело опустился на дно, и, перекувыркнувшись, обрел свой истинный образ. Наследник поднявшись, подошел к борту и громко крикнул Черномору, который недовольно взирал на него со своей колесницы:

— Я победил твоего поединщика, морской царь. Теперь ты исполни свою часть уговора и пропус-ти нас!

— Я слово свое держу, — загромыхал Черномор, — Но мой поединщик табя задел, гляди ты весь в крови.

Святозар посмотрел на грудь, рубаха и верно была вся в крови, и ответил:

— Нет, твой поединщик меня не задел. Это рана оставлена злобным колдуном из-за нее я приплыл сюда, в поисках острова Буяна, чтобы в волшебной стране Беловодья излечиться.

— Хорошо, Святозар, наследник Восурии, я люблю смелых и храбрых воинов. Поэтому выполняю свою часть уговора и пропускаю вас. Плыви спокойно по моим водам! Прощай! — сказал Черномор, а сам тронул свою колесницу, кони заржали, да так громко, что Святозар закрыл уши руками, а затем, они затопали копытами по воде, и тогда под их копытами вода пришла в движение и, расступилась, образовав под собой огромную круто уходящую вниз расщелину. А кони как то странно подпрыгнули, словно нырнули в эту расщелину и утащили за собой колесницу с Черномором, который на прощание помахал Святозару батогом. Как только в расщелине исчез морской царь, за ним следом двинулись воины фараонки, погоняя своих полуконей — полурыб, морские русалки и морские рыбы. Сомкнувшаяся вода разошлась кругами и вызвала небольшие волны, которые докатились до ладьи и легонько ударились о ее борт.

И как только на море установилась тишина, Святозар обернулся к другам и воинам, которые спе-шили к нему и слабо улыбнулся.

— Святозар, — приблизился к нему Стоян и крепко обнял, — Слава Богам ты жив и победил это чуди-ще!

— Да, друг мой, я все же решил остаться наследником Восурии и не спускаться к Черномору на дно морское, да становиться у него самим головным подручником, — ответил Святозар.

— Эх, — заметил Стоян, — Все ты шутишь, даже в такие моменты.

— Да, что ж Стоян не пошутить, ведь поединок выигран. Путят, — обратился к старшему ладейнику, который стоял невдалеке, Святозар, — Принесите в жертву Черномору, как и положено у нас восу-ров, просо и жир. И отправляйся в путь, а то мы и так много времени потеряли, пока я тут свои крылья пробывал.

Путят подошел к Святозару и крепко по-отцовски обнял того, сказав:

— Ах, наследник, я был к тебе несправедлив, полагая, что ты слишком юн. Но сегодня, увидев твою магию и храбрость, я благодарю Богов, что именно ты как ведун отправился с нами. Шторм, который погубил ладью моего брата на обратном пути из Беловодья, был вызван Черномором, который требовал человеческой жертвы, но так как восуры отказались ее принести, а ведуна уже среди них не было, то морской царь, вызвал волну и потопил ладью.

— Спасибо, Путят за добрые слова. Но если я еще немного задержусь тут, — сказал Святозар и оперся о плечо Стояна, — То поверь мне, вам придется уже уносить меня в омшаник. И чтобы этого не случилось я пойду, а ты Путят выполни то, что я попросил.

Святозар все еще опираясь на плечо друга, двинулся к корме судна, среди расступающихся другов и воинов, а те радостно его, провожая, похлопывали Святозара по правому плечу и спине, выражая восхищение и благодарность наследнику, за спасение их жизней. Святозар на миг задержался возле Сема, и, поставив правую руку тому на плечо заметил:

— Что Сем тебе верно как и мне не хотелось идти в услужение к Черномору?

Сем усмехнулся и ответил:

— Да, уж верно брат не хотелось мне с таким черным, словно немытым лицом ходить, да на полу-конях скакать.

— И скажи ж, Сем сразу углядел тебя морской царь среди всех моих дружинников. Но, я брат, зна-ешь, тоже не глуп, и своими другами витязями не раскидываюсь, — сказал Святозар, и крепко сжал плечо брата, да в сопровождении Стояна пошел к себе в омшаник.

Глава сорок вторая

Утром, следующего дня, отдохнувший Святозар, вышел из омшаника, и, оглядевшись по сто-ронам, двинулся сквозь ряды гребцов на нос ладьи, где находился Путят, тот заметив и широко улыбнувшись, приветствовал Святозара:

— Здравствуй, наследник, ну как ты отдохнул, как твоя рана?

— Со мной все хорошо, — ответил Святозар, и, махнув рукой вдаль, спросил, — Что Путят далеко ли мы прошли?

— Трудно сказать наследник. Но мне кажется, что треть пути пройдено. После того, как мы вчера принесли жерту Черномору, подул ветер и мы за ночь прошли много, а с утра гребцы сели за весла так, что, — и он немного колебаясь, посмотрел на Святозара и добавил, — Так, что впереди верно ждут нас великанские острова.

— Что ты про них Путят слышал от брата? — спросил заинтересованно Святозар.

— Брат мой рассказывал мне, что они подошли очень близко к ним, а воин, заметив на берегу, движение их во время предупредил. Тогда ведун прочитал заговор, и великан заснул, — ответил Путят и погладил свою бороду.

— Да, я тоже — это слышал от Дубыни и Храбра. Вот только одно меня тревожит, как мы сможем распознать великанский это остров или нет, — заметил Святозар и снял с себя кафтан, так как под-нявшееся ввысь летнее жаркое солнце, нагрело не только воду, не только ладью, но и людей находящихся на ней.

— Будем наследник, надеяться на глаза наших воинов, — начал Путят, а потом посмотрел с нескры-ваемым уважением на Святозара и добавил, — И на твою магию.

— Хорошо, Путят, — согласно кивнув головой, сказал Святозар, — Тогда знаешь, что, я сейчас позову моего дружинника Горазда, он у меня лучший лучник, и мы поставим его на нос ладьи, да пусть он за морем — то и наблюдает.

— Вот и славно, наследник, — заулыбался Путят Святозару, — А я позову моего воина Волка. Он у меня тоже прекрасный лучник, и пускай они вместе за морем то и приглядывают.

Так Святозар и Путят и поступили. Они подозвали Горазда и Волка, да поставили их в нос ладьи, чтобы они как выразился Путят приглядывали за морем.

Но море на удивленье было спокойным, и насколько хватало глаз мирным. К середине дня на до этого почти безжизненном море вдруг появились какие-то большие рыбы с гладкой, бело-розоватой кожей с высокими плавниками и с длинными, узкими словно птичьи клювы мордами. Рыбы подплыли так близко, что их было хорошо видно, и начали высоко выпрыгивать из воды, словно старались разглядеть плывущих на ладье. Гребцы завороженные доселе никогда не видимыми рыбами даже перестали грести, и переклонившись через борт наблюдали за ними. Но Путят заметив замедлившийся ход ладьи, развернулся и прикрикнул на гребцов, те вновь взялись за весла и налегли на них. Рыбы еще некоторое время плыли рядом с ладьей, а затем, словно прощаясь выпругнули высоко, перекувыркнулись, и глубоко нырнув под воду, пропали:

— Может — это слуги Черномора? — спросил Путят Святозар, как будто тот, победив поединщика морского царя, мог теперь спокойно угадывать в любом морском существе слугу Черномора.

— Да, нет, не похоже. Ты ведь видел вчера, каковы слуги у морского царя, все как на подбор чуди-ща и страшилища. А эти рыбы, были явно мирными, — ответил Святозар.

— Я слышал, наследник, что помимо царства Черномора есть в море и еще одно. Когда-то давным давно солнечный бог Ра обратился в Ра-реку великую, а его супруга Владычица моря Волыня правившая в большом царстве на суше, где жили люди и Боги последовала за ним и опустилась вместе с царством на морское дно. Может — это и есть слуги Владычицы Волыни, — сказал Путят.

— Что ж, Путят, тогда нам, верно, их опасаться не стоит. Потому что Владычица моря Волыня, на сколько я слышал, справедлива и добра, — заметил Святозар.

— Твоими устами да мед пить, Святозар, — мудро изрек Путят.

— Земля, земля! — внезапно указуя в бездонное море, закричал Горазд.

Путят и Святозар подошли к Горазду и принялись всматриваться в ту сторону, куда указывал дру-жинник. Лишь через некоторое время, воин Путята Волк тоже сказал: " Вижу, вижу, остров-то".

— Ну, и глазастый же ты, — одобрительно глянув на Горазда, заметил Путят.

Прошло еще какое-то время и сначала Святозар, а затем, и сам Путят увидели еле видимую точку- остров.

— Что, ты видишь Горазд? — спросил наследник.

Горазд обхватив рукой, нос ладьи и почти прижавшись к голове медведя, затих, вглядываясь вдаль, а потом, уступив место Волку, подошел к Святозару и Путяту и сказал:

— Впереди большой остров, на острове возвышаются горы, а берег весь каменистый, ни одного деревца.

Святозар переглянулся с Путятом, а затем переспросил Горазда:

— А более ничего не видно, — и чуть понизив голос, добавил, — Ну, каких-нибудь существ?

— Нет, Святозар, лишь камни, — помотав отрицательно головой, ответил Горазд.

— Что наследник, будем делать, подойдем к острову или нет? — как-то встревожено спросил Пу-тят.

— Да, и не знаю право дело, — раздумывая и почесав пальцем бровь, заметил Святозар, — Наставники ничего не говорили о том, что на великанских островах есть горы. А вот на острове Буяне возвышается Сарачинская гора.

— Послушай, наследник, — предложил Путят и вновь погладил свою бороду, — Давай сделаем так, подойдем поближе к острову и осмотремся. Может это и не великанские острова, мало ли в Восточном море островов. А коли не великанские, так пристанем к берегу и пополним запасы пресной воды. Ну, а если великанские, так ты наследник будь на стороже.

— Хорошо, Путят, так и поступим, — согласился наследник, — Предупредим людей и на всякий случай приготовимся к бою, — добавил Святозар, и, оставив Горазда и Волка наблюдать за движением на острове. Развернулся, и, призвав воинов — ладейников и свою дружину, которые услышав о появлении земли, высыпали из омшаников, и толпились возле бортов ладьи, всматриваясь вдаль, к вниманию, громко сказал: " Воины и вы други мои! Впереди вы видите остров, мы незнаем остров ли это Буян, или какой другой, но мы должны быть готовы к бою, так как может быть — это так прозванные великанские острова, на котором живет злобный великан, который забрасывает проходящие ладьи камнями. Мы решили с Путятом подойти ближе к острову и оглядеть его. Если — это не великанский остров пристанем и пополним запасы пресной воды. Ну, а если великанский, то тогда, как можно скорее уплывем… А пока будьте начеку и вооружитесь". Святозар закончил, а затем перевел взгляд на Стояна и сказал ему: " Стоян, друг мой, принеси мне будь добр мой лук и колчан со стрелами". Стоян развернулся и пошел выполнять поручение наследника и тогда все еще до этого стоявшие на месте воины и дружинники тоже засуетились и пошли вооружаться.

Стоян вышел из омшаника и принес наследнику лук и стрелы. Святозар взял полный колчан стрел и повесил его через грудь на спину, а лук закинул на левое плечо.

Ладья быстро приближалась к острову, и вот он уже виден весь, высокие каменистые горы упи-раются в небесную высь, такой же каменистый берег, усыпанный громадными валунами, ни одного деревца, ни кустика, ни травинки. Остров явно был совсем безжизненным. Ладья, рассекая морскую гладь, быстро приближалась к берегу, а Святозар успокоенный тем, что это не великанские острова отвлекся на разговор со Стояном, который стоял рядом, и вдруг услышал крик Молчуна:

— Святозар, смотри, смотри! — он указывал рукой на берег.

Святозар посмотрел по направлению руки Молчуна и увидел, как там где только, что лежали бездыханные огромные валуны, вдруг, что-то зашевелилось, а вглядевшись, он понял, что на самом деле это не валуны, а голова, тело, ноги и руки великана, который заметив подходящую ладью, стал подниматься с берега. Великан сначало тяжело поднял голову, взмахнул руками, затем сел, повернул голову в сторону моря, а потом очень быстро вскочил, и, выпрямившись, встал в полный рост. Он был три сажени в высоту, с громадными руками и ногами, местами покрытой густой шерстью в тон камню. Великан был гол, и там где не росла шерсть, выглядывала смуглая, почти черная кожа. У него было очень крупное лицо и большой выдающийся вперед лоб, который нависал над лицом и делал его обладателя не просто страшным, а еще и уродливым. Громадные на пол лица, словно блюда глаза, широченный нос и какой — то безгубый рот, да черные, спадающие до плеч волосы.

Святозар подбежал к борту ладьи, и, направив руку на великана, было, зашептал заговор, но вдруг услышал крик Горазда: " Великан, смотрите, второй великан!" Повернул голову, и увидел, как от горы отделился второй великан. Он был также страшен, как и первый с таким же цветом кожи и волос, с таким же выдающимся вперед лбом, огромными глазами и безгубым ртом, но в отличие от первого был почти вполовину меньше его и менее порос шерстью.

В тот же миг первый великан схватил огромный валун и швырнул его в ладью. Святозар услышал, как Путят крикнул рулевому поворачивать, и сам кинулся к нему на помощь. Святозар следил за полетом громадного валуна, а когда тот стал приближаться, поднял руку и зашептал: " Высоко в небесном чертоге сидит сам Бог Перун, Бог грозы и войны! Повелевает Перун водой и молнией, расправляет серебряные усы и трясет серебряными кудрями! Как когда-то победил ты Скипер-зверя, как когда-то разломал леса в щепки, развел руками быстрые реки, и, наехав на высокие горы, подчинил себе толкучие горные твердыни! Так ныне дай мне мощь побороть горные камни и смирить их силы! И твоим именем да будет так!" Последние слова Святозар уже громко выкрикнул и в то же мгновение полет камня прекратился, он, словно завис в воздухе, все еще продолжая вертеться. Святозар поднял вторую руку, и почувствовал, как напряглись не только руки и ноги, но и все тело, желая удержать камень в воздухе. Еще чуть-чуть и Святозар, словно сам обладал великой силой, подтолкнул камень и тот, продолжая вертеться, полетел обратно к великану, но, не долетев, упал в пяти шагах от берега в воду. Святозар видел, как выпучив глаза, великан громко закричал и кинулся к скале, вырывать камень побольше. И тогда Святозар снял висевший на плече лук и оглянулся на другого великана, который тоже кидал камни в ладью. Но этот второй великан был явно слабее первого, поэтому бросал лишь небольшие камни, которые не до летали до ладьи, а вызывали лишь волны. Святозар натянул тетиву, пустил стрелу и начал читать заговор, его стрела подлетела к маленькому великану и остановилась в некотором удалении. Великан заметя жужжащую стрелу, бросил на берег, уже поднятый камень и остановился, он протянул руку пытаясь ее прогнать или сбить, но стрела словно поняв намерения великана взяла чуть правее так, чтобы он не смог до нее дотянуться. А Святозар тем временем пускал одну стрелу, за другой, и вот уже около великана рой стрел жужжит. Други попытались тоже стрелять в великана, но их стрелы не повисали в воздухе, а лишь едва задевали толстую кожу великана, не причиняя ему особого вреда. А когда Святозар пустил последнюю стрелу и она, так же как и ее сестры повисла в воздухе, образовав облако, то наследник перекинул лук через плечо, направил руки на облако стрел и громко крикнул: " О, стрелы каленые, пущеные из лука, сделанного из древка, добытого в Сумрачном лесу, от Старого Дуба, который стерегут духи леса и сам Бог Свято-Бор, гоните великана, жальте его как осы, и до тех пор, пока моя ладья, ладья ведуна Святозара, не покинет пределы острова!" И в тот же миг, как бы подтолкнул руками стрелы к великану. Стрелы как будто только и ждали этого, ринулись на великана и стали его жалить, но теперь в отличие от стрел дружинников, они верно, как осы доставляли великану боль. Потому что как только одна стрела воткнулась в кожу великана, а потом выскочила из тела и выровнилась в строю, великан громко закричал и стал потирать уколотое место, а на том месте образовался громадная черная шишка. Следом другая стрела, вонзилась в плечо, и тоже выскочила, и опять на месте укола образовалась огромная шишка. Не успел великан потереть плечо, как стрелы-осы уже начали жалить его в голову, щеки, руки, грудь. И каждый раз стрелы, словно, живые возвращались в строй, а на месте укола вскаки-вала черная шишка. Великан еще раз громко вскрикнул и кинулся бежать от жалящих его стрел.

Лишь маленький великан покинул отбиваясь от стрел берег и убежал, Святозар тут же перевел взгляд на первого великана, который, несмотря на то, что в него летели стрелы другов, уже ото-рвал большуший кусок скалы, и, развернувшись, сначало тревожно глянул на орущего и убегаю-щего маленького великана, а затем как то по злому заревел и поднял камень над головой. Святозар глянул на камень и понял одно, что такой он точно не сможет удержать своей магией, и, направив на великана руку, как можно громче закричал: " Остынь, осядь! И водой плакучей умойся! Да, будет слово мое крепко!" В то же мгновение из глаз великана потекли слезы, да так обильно, что не ожидавший этого великан опустил руки с поднятым наверх куском скалы вниз, и, положив камень на берег утер глаза. И как только он утер глаза, то слезы побежали еще обильнее и его прямо-таки стали сотрясать рыдания. Он вдруг страшно застонал, закачался и сел на берег, продолжая утирать слезы. Руки и ноги у него тряслись, голова подпрыгивала, и со стороны казалось, что у великана страшная беда, которая может быть смыта лишь такими потоками слез. Утирая глаза, великан поднял руку вверх, и, покачиваясь, сжал кулак, а затем вновь затрясся не в силах подавить рвущиеся из него рыдания.

Святозар оглянулся на Путята, который как только наследник стал читать заговоры, прекратил движение ладьи и сказал:

— Путят, поворачивай ладью, пока они оба так сильно заняты, — Святозар опять повернулся к вели-кану и громко крикнул, — Эй, великанша, дочь Анта Велесича и Прии Богумировны, мы не хотели ничего худого тебе и твоему сыну. Как только ладья отойдет от острова, магия иссякнет! Живи с миром!

Ладья уже уплывала от острова, когда Путят подошел к Святозару и спросил:

— Интересно мне узнать, с чего это ты наследник, решил, что она великанша, а он ее сын.

Святозар повернул лицо к Путяте, и, улыбаясь, сказал:

— Ты вроде пожилой уже Путят, странно, а грудь — то у нее и неприметил. А он точно ее сын. Первое уж очень на нее похож, и молод. Второе, одиннадцать лет назад дружинники отца видели здесь лишь одного великана, значит, второй появился здесь недавно. Вот и не мудрено понять, что она мать, а он ее сын.

— Ишь, ты… — удовлетворенно глянув на Святозара, и стукнув его ладонью по спине, добавил Путят, — Ну, и мудр же ты, наследник.

Немного времени спустя остров скрылся из виду, и оказалось, что все же один из камней брошенных маленьким великаном достиг цели и повредил обшивку ладьи, да так, что в ладью стала набираться вода. Путят вместе со своими воинами кинулся заделывать пробоину в обшивке. А когда весь мокрый и усталый вылез из омшаника, где хранили провизию и глянул на обеспокоенного Святозара, сказал:

— Дыра небольшая, мы ее конечно залатали, но хорошо бы к берегу пристать.

— Может я, что смогу сделать? — спросил Святозар.

— А ты такое когда-нибудь делал? — очень серьезно переспросил Путят, и, сняв мокрую рубаху, принялся вытирать утиральником голову и лицо.

— Да, нет вроде, но я, если честно, до этого момента и великанов тоже не побеждал, — пояснил Святозар и глянул на оторвавшегося от утиральника Путята.

— Ну, тогда…,- однако Путяту так и не удалось договорить потому, что Горазд и Искрен указуя в воду рукой, позвали наследника.

Святозар подошел к другам, а когда посмотрел за борт ладьи, то увидел в море тех же больших рыб с бело-розовой гладкой кожей, они высоко выпрыгивали из воды, приближаясь к ладье, а поравнявшись с ней, всплыли на поверхность, и один из них поглядел на Святозара чистыми голубыми глазами открыл свою узкую словно птичий клюв морду, и заговорил на человеческом языке: " О, великий ведун, называющий себя Святозар, наш владыка великий царь Альм, зовет тебя посетить блаженную лебединую страну альвинов Эвлисию, что покоится ныне на волшебном острове в Восточном море!" И когда, потрясенный Святозар, молча, кивнул головой, то рыба добавила: " Тогда следуйте за нами", и вместе с другими рыбами обогнала ладью и поплыла впереди нее. Наследник повернулся и крикнул рулевому и Путяту, следовать за рыбами.

А когда Путят и Стоян подошли к Святозару и тихо спросили: " Куда мы плывем?" То наследник оглянулся, и ответил так, чтобы слышали все на ладье: " Владыка Альм, что правит в блаженной лебединой стране альвинов — Эвлисии, пригласил нас к себе в гости!"

Глава сорок третья

Ладья, ведомая рыбой, бесшумно скользила по водной глади, когда внезапно прямо перед ней выросла из воды еле заметная туманная дымка, и как только ладья вошла в покрытый сквозящий курящимися испарениями завес, подул едва заметный ветерок и дым стал пропадать, а перед Святозаром и его людьми открылся удивительный остров. На сколько, хватало глаз, видел на-следник прекрасные хрустальные дворцы с многочисленными башнями, раскиданными среди цветущих садов и лугов. Издалека долетела чудесная музыка и высокий, тонкий голос выводил слова песни. Ладья приблизилась к причалу, который был сделан из прекрасного белого камня, гладко обтесанного, да так, что падающие на него лучи солнца отражались нежно голубоватым сиянием. Святозар видел, как рыбы, что вели ладью, подплыли к причалу, и высоко выпрыгнув из воды, обернулись в воздухе, и, приняв человеческий образ, опустились на него. А потом повернулись к уже причалившей ладье. На борт ладьи легли хрустальные сходни, и Святозар обратился к Путяту:

— Я пойду со своей дружиной во дворец. У царя Альма, я попорошу провизии и пресной воды, а ты Путят вместе с воинами заделайте дыру в обшивке, — и повернул голову, сказал обращаясь к рядом стоящему Лелю, — Брат, сходи, возьми гусли.

А когда Лель вернулся из омшаника с перекинутыми через спину гуслями, Святозар оглядел своих другов, словно, оценивая их, и оставшись довольным их бравым видом, двинулся по хру-стальным сходням вниз на причал. Альвины, что вели ладью и теперь встречали наследника, были очень высоки, почти на поларшина выше, самого высокого дружинника Любима, с белой, прозрачной кожей и такого же цвета длинными, волнистыми волосами. Их лица были не просто красивы, они были безупречны. Высокий лоб, небольшой с едва заметной горбинкой нос, алые, тонко очерченные губы и большие, глубокие небесно-голубые глаза. Одеты они в прекрасные бело-розовые одеянья похожие на длинные, тонкие, струящиеся точно вода рубахи, длина которых была чуть ниже колена и опоясанные широкими золотыми поясами украшенными дорогими каменьями, а ноги у них были обуты в легкие прозрачно-розовые сандалии. Святозар знал, что это древняя обувь, которую иногда еще носили другие народы, такие как неллы, которые жили на южной границе с Восурией и вели с ней торговлю. Альвины подошли ближе, и Святозар заметил, что вокруг незнакомцев курился слабый золотистый свет. Один из них низко поклонился Святозару и высоким, громким голосом сказал:

— Приветствуем тебя, великий ведун, называющий себя, Святозаром, в стране альвинов Эвлисии, и просим тебя и твоих могучих ратников посетить дворец нашего царя Альма!

А затем еще раз поклонились, и указуя рукой повел его сквозь хрустальный город, к высокому дворцу с затейливыми резными башенками, который стоял на небольшом возвышении в середине острова.

В городе утопающем в садах и парках повсюду высились прекрасные дворцы разной формы, то круглые, то квадратные, то даже овальные с множеством разных башенок и окошек и все они нежно светились и переливались всякими цветами: и голубым, и белым, и желтым, и розовым. Дорога, по которой вел Святозара с дружиной альвин, была подстать дворцам тоже хрустальная, и так прозрачна, что можно было разглядеть сквозь нее землю и даже двигающихся под ней су-ществ. В многочисленных садах ветви деревьев были увешаны крупными плодами. Святозар увидел вишню, яблоню, орешник, но многие деревья видел впервые. Одно из таких деревьев особенно поразило его, высокий с бурой корой ствол венчала густая крона с овальными, крупными листами, и небольшими приятно пахнущими белыми цветами, которые распускались прямо на коре ствола, а рядом на толстых ветвях, уже громоздились удлиненные ягоды красного цвета. Дальше росли еще более причудливые деревья с ярко-зеленой листвой, среди которой- то там, то тут мелькали бледно- розовые или белые цветы и ярко-оранжевые плоды. И плоды то сами были разного вида, на одном дереве сплюснутые, небольшие, на другом уже более крупные и круглые, а на третьем уже прямо гигантские. Но особенно поразили Святозара высокие травы, на стволах которых словно паруса развевались громадные листья и висели крупные желтые, похожие на пальцы ягоды. Всюду в садах летали, щебетали и сидели на ветках деревьев разные птицы в необыкновенных ярких опереньях. Ведомый сквозь волшебный город Святозар видел не только высокие дворцы, и диковинные деревья, чудесных птиц, но и необыкновенные цветы. Некоторые цветы, разбросанные вдоль прекрасно ограненных хрустальных дорожек напоминали насекомых, птиц и даже зверей, которые утопали в зелени листов. Продвигаясь дальше по городу, Святозар поражался замысловатости парков, где повсюду были разбросаны небольшие пруды, из которых били фонтаны. Берега прудов были украшены золотистой, розово-пурпурной, голубой и белой лилией, синими, лазуревыми, белыми васильками и ромашками, а также широколиственными раскидистыми голубыми и розовыми колокольчиками, и еще какими-то нежно-желтыми цветами, которых доселе Святозар никогда не видывал. Не широкая дорожка привела к большой дворцовой площади, и, глянув на дворец весь горящий в солнечных лучах, Святозар ахнул. Сама дворцовая площадь, так же как и причал, была сложена из белого гладко обтесанного камня, который переливался на солнце голубоватым светом. Но более всего поразился Святозар самому дворцу, тот имел восьмиугольную форму и был очень высок. Венчался он центральной башней из хрусталя голубоватого цвета с вырезанными на ней овальными окошками, чуть ниже центральную башню окружали еще пять башен, но уже из хрусталя зеленоватого цвета, а затем затейливо изгибаю-щиеся стены розоватого цвета с резными и богато украшенными драгоценными каменьями круг-лыми, квадратными окошками опускались к земле. На миг Святозару даже показалось, что дворец словно парит в воздухе. Во дворец вели высокие бело-золотые ступени и перила, которые были усеяны крупным жемчугом белого и розового цвета. Поднявшись по ним, Святозар с дружиной оказался возле распахнутых, прозрачных дверей.

Подведя к распахнутым дверям гостей, альвин остановился и указуя рукой вперед, низко покло-нился, предложил следовать дальше самим. Святозар с дружиной двинулся по длинному, широ-кому, иссиня-белому коридору к высоким, трепещущим, словно живые, едва видимым распахнутым дверям, и, пройдя мимо них, очутился в огромном тронном зале полном альвинов. Прямо перед собой Святозар увидел на возвышении, к которому вели три широкие ступени высокий с округлой спинкой золотой трон, от которого во все стороны расходился золотистый свет, а на троне восседал сам царь Альм. Это был еще молодой, красивый альвин, с белыми, длинными волосами и прозрачной тонкой кожей, с большими нежно-голубыми глазами, и ярко-алыми губами. Он был очень похож на тех альвинов которые провожали Святозара, и на тех которые стояли в зале. Только вот одеяние у него было не бело-розовое, а под стать трону золотое и украшенное белым переливающимся жемчугом, да на голове высился золотой венец, сведенный дугами на темени и усыпанный изумрудами, алмазами и сапфирами.

Как только Святозар вошел в зал, на лице царя Альма засияла широкая улыбка, придавшая его прекрасному лицу какую-то неземную одухотворенность. Святозар приблизился к трону и низко поклонился, а затем сказал:

— Здравствуй, во веки веков, великий царь мудрецов и волшебников, Альм! Я, наследник престола великой Восурии, Святозар, сын Ярила, по реклу Щедрый, и потомок ведуна Богомудра плыву вместе с моими другами на остров Буян в страну Беловодья, за водой, что течет из вымени нашей прародительницы коровы Земун! И прошу тебя оказать мне гостеприимство, снабдить провизией и питьевой водой, как это положено по обычаям оставленными Богами.

Не успел Святозар договорить слова, как увидел, что лицо царя внезапно удивленно вытянулось и напряглось, а затем он поднялся с трона, и, спустившись со ступеней, подошел к наследнику, очень внимательно посмотрел в лицо Святозара и спросил:

— Ты, сказал, что тебя звать Святозар?

— Да, царь Альм, меня зовут Святозар, — спокойно ответил наследник.

— Странно, — тихо заметил Альм, опустил голову и задумался, а потом вновь оглядел Святозара, и переспросил, — И ты, сказал, что ты потомок Богомудра?

— Верно, я именно — это и сказал. Я, далекий потомок Богомудра, — немного не понимая вопросов Альма, ответил Святозар.

— Нет, этого не может быть…. Ты, верно, ошибаешься…. А да, ты, верно, шутишь, мальчик мой… Я ведь знаю, как ты любишь пошутить…. Но меня не проведешь, мальчик. Нет, я тебя узнал, Бого-мудр, — сказал Альм и вновь заулыбался, словно, понял, что над ним хотели подшутить.

Теперь был удивлен и немного ошарашен Святозар, но мгновение спустя, прийдя в себя, объяс-нил:

— Нет, царь Альм, я не ошибаюсь, и уж конечно не собираюсь над тобой шутить. Мой далекий предок Богомудр уже давно умер и ушел в Сварожьи луга к своим праотцам. А я его потомок наследник престола восурского Святозар.

— Как же это может быть, — обходя по кругу Святозара и оглядывая его, словно не веря словам на-следника, не унимался с расспросами Альм, — Ты…, ты, так похож на него, словно одно лицо. И та магия, которую я видел сегодня днем, ее нельзя спутать, это моя магия, потому, что эту магию я вложил в душу Богомудра.

— Что ж, ту магию, которую ты видел, я как первый сын в роду Богомудра получил после рож-дения. Но ты, царь Альм, — и Святозар посмотрел в глаза Альма, приподняв голову, так как царь был намного выше наследника, заметил, — Ты, удивил меня не меньше, сказав, что знал и учил магии Богомудра.

Царь Альм озабоченно провел пальцами левой руки по лбу, едва задев темные, дугообразные брови и ничего не ответив наследнику, развернулся и пошел к своему трону. Все еще задумчи-вый и даже какой-то расстроенный он сел на трон, и принялся смотреть на пол, который в тронном зале был украшен необыкновенными рисунками диковинных птиц и зверей. Царь Альм молчал какое-то время, а Святозар поднял голову и осмотрел тронный зал. Белые стены также как и пол были разрисованы чудесными картинами, на которых мелькали изображения цветов, птиц и зверей, а высокий хрустальный потолок сиял золотисто-голубоватым светом. Наконец Альм поднял голову и ласково улыбнулся Святозару, а затем вскинул руки, вверх и громко хлопнул в ладоши. И тут же около него появилось золотое сидение, на подобие его трона, только, немного, пониже, он указал на него Святозару и пригласил сесть. А когда наследник сел на предложенное сиденье, Альм посмотрел на него так нежно, словно, перед ним сидел его любимый сын, и вновь подняв руки, громко хлопнул в ладоши и, что-то крикнул на певучем, словно соловьиная трель языке. И тогда как будто из воздуха появились столы, уставленные явствами и альвины низко поклонившись другам наследника, повели их к ним подчивать. Точно такой же уставленный явствами стол появился перед царем Альмом и Святозаром, и тот, указывая на кушанья, сказал:

— Угощайся, наследник Святозар, потомок Богомудра, а я тебе пока поведаю обо всем.

Альм протянул свои длинные, тонкие, прозрачные пальцы и взял высокий золотой кубок, а затем поднял его в честь наследника Святозара и его другов и едва пригубил. Святозар вслед за Альмом взял в руку изящный золотой кубок и отпил из него. Жидкость, которую он выпил, была багряного цвета и терпко-сладкая на вкус. Легкий хмель ударил в голову. Святозар поставил кубок на стол, и, положив себе на блюдо, кусок белого мяса, принялся есть.

— Альвины, никогда не едят мяса, мы вкушаем лишь фрукты. Но, я знал, что мои гости любят мяс-ные блюда, и приказал своим слугам их приготовить, — заметил царь и вновь отпил из кубка.

Святозар оторвался от еды, посмотрел в прекрасные глаза царя Альма и сказал:

— Благодарю тебя, владыка альвинов, от своего имени и имени моих другов, за богато накрытый стол!

Альм довольно улыбнулся, и кожа его чуть засветилась голубоватым сиянием изнутри, он поста-вил кубок на стол, и, повернув голову к Святозару, добавил:

— Не стоит благодарить меня Святозар, так как то, что я сделал, исполнено по обычаям, оставлен-ным нам Богами и моими родителями, — Святозар удивленно вскинул брови, а царь альвинов продолжил, — Когда-то на земле рядом с людьми жили иные народы, которые были детьми и внуками Богов. Я сам родился так давно, что уже даже не помню, сколько мне лет. Моими родителями были Алина Святогоровна и Ильм Сварожич. Вы восуры зовете моего отца Богом грозы и войны Перуном, а мать моя была рождена великой царицей страны Алтынтов — Пленкой и Святогором сыном самого Рода, который охраняет и поддерживает небесный свод. Это было за долго до того, как Ильм повстречал Диву- Додолу и женился на ней, а быть может моя мать Алина Святогоровна, также как и другие Боги рождалась много раз и имела множество ипостасей, и в разные времена являлась и рождалась от разных родителей, и быть может она и стала потом Дивой-Додолой, кто знает? Давно это было и во времени потеряно, да забыто, — заметил Альм и на мгновение задумался, проведя своими длинными прозрачными пальцами, по краю блюда, а затем продолжил, — Но я и мой старший брат Гмур родились, когда люди были малочисленны и слабы. Мой брат Гмур стал прекрасным мастером — кузнецом, он научился добывать руду и плавить металлы. Он основал величественные города, и породил великий народ гмуров, которых вы восуры называете гомозулями. Гомозули были очень добрым и трудолюбивым народом, когда-то они, помогая людям выжить, обучили их кузнечному и юве-лирному мастерству. Научили делать железные косы и плуги, серпы и наконечники стрел. Именно гомозули научили людей находить и обрабатывать золото, серебро и драгоценные камни. Но люди ответили гмурам неблагодарностью. Они научились ковать мечи, а наконечники стрел обратили против своих учителей, но гомозули, по своей сути, добрые и светлые существа не смогли сопротивляться злу людей. И так как мой брат Гмур, был небольшого роста, и такого же роста были и все гомозули, то он увел своих людей глубоко в горные пещеры…. Там он построил новые города и там он, верно, живет и теперь…,- Альм вновь прервался, и, взяв кубок, отпил из него терпко- сладкую жидкость, добавив, — Знаешь, Святозар, он звал меня к себе, говорил, что от злых и неблагодарных людей стоит укрыться в горах, но я не послушал старшего брата. Наверно потому, что очень любил людское племя и надеялся, что свет в их душах все же победит зло. Да и не мог я жить в глубоких подземельях, в горных пещерах, я просто невыносил царящий там вечный полумрак, холод и сырость. Нет, я всегда любил тепло, солнечный свет, зеленую траву и голубое небо. Я в отличие от Гмура, был очень похож на нашу мать — Алину Святогоровну, и от нее унаследовал дар волшебника. Долгие годы я вместе со своим народом альвинами жил рядом с людьми. И даже тогда когда их души поросли мхом жестокости и очерст-вели, наполнившись гневом, и даже тогда когда властители служащие силам тьмы начали вытес-нять нас с наших земель, а мы не могли им сопротивляться, так как наша магия служит лишь добру, а воины среди нас никогда не рождались. Даже тогда я продолжал верить в людей, но настал такой момент, когда я понял, что пришло время покинуть наши земли и уйти, найдя другой мир, так как в нашем добром волшебстве уже больше никто не нуждался. Я вместе со своими ближайшими альвинами отправился искать моему народу приют, но в дороге на нас напали подорожная вольница, они, несмотря на мои уговоры, убили моих альвинов, среди которых был мой старший любимый сын… А затем накинули на меня веревки и крепко связав, прикрипили конец веревки к коню и погоняя лошадь, громко хохоча, пустили ее галопом. Увидев смерть сына, и жестокость этих разбойников, я словно потерял свои силы, и растерялся так, что даже не смог защитить себя оберегом. Лошадь погоняемая подорожниками, скакала вперед волоча меня, обессилинного по земле, и тогда я увидел как наперерез моей лошади и подорожной вольнице, что скакала рядом, несутся десяток крепких воинов во главе с юным красивым отроком. Юноша остановил лошадь, и пока его воины бились с разбойниками, спрыгнул, развязал меня и помог подняться. Вот тогда, Святозар, я впервые увидел твоего предка Богомудра. Он был очень юн, всего лишь четырнадцать лет, но в его душе уже тогда царил свет, чистота и добро. Богомудр, как узнал я позже, был правителем небольшого, но набирающего силу, чистого народа восуров. Он рано остался без родителей и воспитывался своим наставником. Богомудр привез меня к себе в дом, и предложил быть там гостем. И знаешь, Святозар, мне так понравился этот простой, спокойный, вольный народ, который жил без всякой роскоши, без всякого чванства и лицемерия, что я решил передать Богомудру все свои знания, научить его владеть магией, при помощи которой он всегда бы смог уберечь свой народ. Богомудр, на редкость оказался одаренным учеником и уже через год смог сам создавать заговоры. А затем я покинул Богомудра и вернулся к своему народу, правда мы виделись еще несколько раз, до того как я навеки покинул те края.

Царь Альм прервал свой сказ и замолчал, а Святозар все это время слышаший лишь царя и смот-ревший на него, внезапно уловил, что по дворцу разливается чудная музыка, он повернул голову и увидел ее источник. В середине зала на невысоком, словно круглая лавка сиденье, поместился альвин и играл на белых высоких как будто поставленных на бок гуслях с длинными, тонкими, светящимися струнами. Святозар поборол в себе желание слушать дивную музыку и повернул голову к царю, а тот верно только- этого и ждал, посмотрел на наследника, улыбнулся и продолжил:

— Ведомые своей судьбой мы уплыли из мира людей на этот остров в Восточном море и основали здесь блаженную лебединую страну — Эвлисию. Мы закрыли этот остров магией, чтобы не один смертный не смог сюда проникнуть. Однако вчера вечером ко мне прибыли мои люди и рассказали о твоей битве с воином царя Черномора, о тех чудесах, что ты проявил. Я заинтересовался тем, что мне поведали, а когда сегодня днем твоя ладья подошла к острову великанов, я решил сам увидеть тебя и твою магию. Я обратился облаком и полетел к острову и видел, как ты победил великанов, я узнал твое лицо и узнал свою магию, которую когда- то вложил в своего любимого ученика. И я подумал, что явился Богомудр. Ведь я совсем не веду счет времени, я также как и мой народ бессмертен, и никогда не состарюсь, — царь Альм замолчал, он протянул свои длинные, тонкие, прозрачные пальцы, и, взяв Святозара за подбородок, заглянул ему в глаза, — Да, и немудрено, что я спутал, такое же красивое лицо, темные каштановые волосы и голубые глаза. Словно, на меня посмотрел Богомудр. А знаешь ли ты, Святозар, что великая, светлая, добрая магия подчиняется лишь человеку с голубыми глазами. Такими как у Богомудра, такими как у тебя, — и отпустив подбородок Святозара, провел пальцами по его глазам и щеке.

— Я думал, — заметил Святозар, — Что у Богомудра были зеленые глаза, как у моего отца и деда.

— Нет, — покачал головой Альм, — У него были голубые глаза. Знак великих свершений, великих магических способностей.

Святозар посмотрел в небесно- голубые глаза царя, вспомнил, что и у всех других альвинов глаза были такого же цвета, а потом почему-то припомнил, глаза бабы Дарены, и старца Велея, и согласился с Альмом.

— Красиво поет мой альвин, правда? — после некоторого молчания, внезапно спросил царь.

— Не просто красиво… И песня, и музыка, и голос твоего альвина восхитительны, — согласился Святозар.

— Но, ты Святозар, словно знал, что я попрошу, привел своего песенника. Давно я не слышал гор-дых и вольных восурских песен. Попроси своего ратника спеть для меня, — добавил Альм и широко улыбнулся.

Святозар окликнул Леля и попросил его от имени царя альвинов спеть для него восурскую песню. Лель немного смущенно посмотрел на Альма, и, кивнув головой, вышел в середину залы и сел рядом с альвином играющим на высоких перевернутых гуслях, который увидев нового песенника, остановил пальцами струны и затих. А Лель положил на колени гусли, погладил их переливающуюся поверхность, а затем тронул струны и заиграл, и когда вольная, резвая, словно табун буйных коней музыка наполнила дворец царя, запел своим мелодичным, нежным голосом о красоте восурской земли. Святозар слушал брата, и вспоминал свою землю, отца, мать, Тура, Малушу, он подумал об Эрихе, который сейчас где-то в далеких Веграх мучается от боли и кровоточащей раны, вспомнил берег Северного моря и своих дядю и тетю, и почувствовал внутри какую-то тоску и горечь. И чтобы поглотить эти чувства взял кубок и сделал большой глоток жидкости. Не успел он толком — то и выпить, как почувствовал резкую боль в груди и услышал, как порвался рубец, и потекла кровь. На мгновение у Святозара закружилась голова, он поставил кубок на стол и поднял голову, с высокого потолка все еще продолжало струится золотисто- голубое сияние.

— О, великий царь альвинов, — обратился к нему Святозар, — Почему у тебя во дворце пылает солнечный свет, когда солнце уже коснулось края небосвода.

— Что ж, — не отрывая взгляда от играющего и поющего Леля, ответил Альм, — Всегда приятно про-длить день, когда в гостях добрые люди.

У Святозара от боли поплыл еле видимый туман перед глазами, он встряхнул головой, и чтобы не испортить пир, сказал Альму:

— Гостеприимный хозяин, царь Альм, прошу тебя, позволить мне покинуть пир, — и немного помолчав, добавил тише, — Мне надо заговорить рану.

Услышав слова Святозара Альм все еще улыбаясь, повернул голову и посмотрел на наследника. И в тот же миг улыбка пропала с его лица, он глянул на грудь Святозара и вздрогнул всем телом, словно миг видеть сквозь плотную ткань рубахи. Затем он поднял руку и провел ею справа налево, и словно перед столом задвинул завесу в виде легкого серебристого дыма, а потом поднялся с трона и подал руку наследнику, добавив:

— О, мой светлый мальчик, Святозар. Обопрись на мою руку и проследуй со мной на балконы, где ты сможешь заговорить свою ужасную рану, и погасить боль.

Святозар чувствуя головокружение и слабость в ногах, поднялся и благоразумно оперся на руку царя и двинулся влекомый им вглубь зала, где виднелась хрустальная, резная дверь. Когда Альм и Святозар приблизились к двери, то царь взмахнул свободной рукой, и, что-то певуче напел, и в тот же миг дверь отворилась, пропуская их на так называемый балкон, который представлял со-бой широкий выступ, над дворцом огражденный золотыми и серебряными изваяниями по пояс Святозару. Выступ находился вне дворца и поэтому Святозар увидел, что уже наступила ночь, небо было черное и поблескивало далекими звездами, но кругом дворца, да и вообще всего острова все светилось и горело словно днем. Этот яркий свет исходил не только от ограждений, но и от внешних стен дворца, от венчающего его башни и окошек. Рядом также ярко полыхали и другие дворцы, переливаясь, поблескивая и сверкая. На выступе, куда вышли Альм и Святозар, находилось широкое деревянное ложе, устланное каким-то блестящим укрывалом, с высокой резной спинкой украшенной жемчугами. Альм подвел Святозара к ложу и предложил лечь, он провел рукой по воздуху и под ним, вновь оказался его золотой трон.

— Святозар, — спросил царь альвинов, — Что у тебя за рана и как ты ее получил?

Наследник положил голову на чуть приподнятое под нее ложе и негромко рассказал о ране.

— Мальчик мой, сними рубаху, и я осмотрю ее? — добавил Альм. А когда Святозар приподнявшись, снял рубаху, и, отерев рану, положил ее рядом, и вновь лег на ложе, то царь протянул свои длинные пальцы, дотронулся до раны и гулко стучащего и обливающегося кровью сердца, и, посмотрев на Святозара, тихо запел прекрасную песню. И показалось Святозару, что это не песня, а лишь чудесная, наполненная до краев волшебная музыка. И чтобы вдоволь насладится этой неземной музыкой, Святозар закрыл глаза, и забылся сном.

Когда Святозар открыл глаза, то увидел, что на груди у него образовался рубец, а царь Альм стоит возле ограждения к нему спиной и смотрит вдаль. Святозар поднялся, взял лежащую на ложе чистую и аккуратно свернутую рубаху, и, одев ее, приблизился к царю и стал рядом. Альм повернул голову и улыбнулся.

— Тебе удалось зарубцевать рану, — тихо сказал Святозар.

Альм грустно покачал головой и ответил:

— Зарубцевать лишь на время, до следующего захода солнца, но не излечить мальчик.

— Мое излечение находится в стране Беловодья, там где течет молочная река, и живет наша пра-родительница корова Земун. Там мне об этом поведали Боги, — объяснил Святозар.

— Очень странная рана, я еще никогда такой не видел. А уж ты мне поверь, в свое время я поведал много ран, и много их излечил у людей. Это же рана, словно, не желает рубцеваться. Странная, странная рана, — тихо заметил Альм, помолчал, посмотрев в лицо Святозара, да перевел взгляд в небо, добавив, — Ты очень сильный человек и такой же сильный ведун Святозар. Раз смог не только создать такой мощный заговор, но и преодолевая боль жить и биться с врагами. Да, сразу видется в тебе крепость твоего духа переданного тебе Богомудром, — царь оперся руками о головы изваяний.

Святозар стоял и, молчал, слушая слова царя, а когда тот затих погруженный в свои думы, разглядел изваяния, что ограждали выступ. Это были точные копии альвинов, только в уменьшенном виде. Маленькие альвины едва доходившие до пояса Святозару стояли на краю выступа, образуя полукруг, и нежно горели золотым, словно солнечный свет и серебристым, словно лунный свет, да, широко раскрыв ручки, крепко держали друг друга за пальчики. Их прелестные головки смотрели вдаль на город и сады, а когда Святозар немного переклонился и заглянул им в лица, то увидел вместо очей голубоватые испускающие свет камнями.

— Святозар, поведай мне, как живет вольный восурский народ, с кем соседствует и каковы эти люди, что населяют ныне нашу землю, — обратился Альм к наследнику, все еще продолжая смотреть вдаль, словно пытаясь через море, разглядеть горячо любимую землю, на которой прежде был счастлив.

Святозар вздохнул, вспомнив зеленые лесные дубравы, высокие налитые силой злаки, дурманя-щие своим запахом луга и широкие бурные, да полноводные реки, и сказал:

— Восурский народ живет на большой, широкой земле, где хрустальные реки, словно вены по телу напитали Мать Сыру Землю водами и чистотой. Богатые дичью и птицей наши леса, в которых словно древние великаны устремляют ввысь свои кроны крепыши дубы и буки, тонкоствольные березы и осины. Наши поля даруют нам богатые урожаи ржи и пшеницы, овса и ячменя. А широчущие луга снабжают скот травой и сеном. Наш народ живет вольно, избирая себе в деревнях старших- большаков, а в городах выбирая из лучших людей вельмож. Воеводы, следящие за порядком в городах, и охраняющие их назначаются правителем, но утверждаются на общем совете всеми жителями города. Да, восуры живут вольно, верят в свих светлых Богов и сохраняют свои традиции! — Святозар на мгновение притих, и улыбнувшись, продолжил, — На севере наши земли омывает Северное море и Белый океан, на востоке Восточное море, а между ними живут лонгилы, — это дикие кочевые племена, которые не строят городов и деревень, а кочуют со своими стадами по огромным землям. Эти племена поклоняются многим Богам, вырезая истуканов из камня и дерева. Они отрицают бытие Всевышнего, а потому восуры зовут их язычниками, но этот народ никогда не вел войн с Восурией и поэтому мы, уважая их обычаи и традиции, не навязываем свои. На юге наши земли граничат, с землями неллов, они еще живут по правому берегу Восточного моря и по левому берегу Южного моря. Когда- то неллы были великим народом, но их вера пуста и жестока, именно они приносят в жертвы своим Богам, имена которых и произнести то трудно, людей. Они давно погрязли в лени и распутстве, богатстве и золоте, а потому стали уменьшаться числом и вымирать. Поэтому — то их соседи на юге кочевые племена нагаков, очень хотят захватить их земли, и уже не раз приходили на их земли с войной. Нагаки, хотя, как и лонгилы кочевые племена, но они более сплоченные, и хотя они тоже не имеют городов и деревень, но они прекрасные воины и наездники и постоянно воюют с неллами и игниками, а иногда и с нами восурами. Нагаки злы и жестокосердны, когда то они также как и восуры поклонялись нашим Богам. Но затем, изменили веру извратили, и подстроили ее под свою знать, чтобы легче было управлять своим народом. И теперь подобно неллам приносят им кровавые жертвы, только не людьми, а домашним скотом. Их знать имеет много жен, а своего правителя они почитают как бога и считают, что он послан на землю, дабы править, казнить и миловать. А на западе Восурии живет славный народ игников, которые верят в наших Богов и живут с нами в мире.

Святозар закончил свой сказ и поднял голову, устремив свой взгляд на небо, где в невидимом высоком небесном чертоге жили и правили священные Боги Восурии, которые были чистыми и светлыми, которые всегда учили восуров идти по пути Правды.

— Я знал когда-то народ неллов, — задумчиво сказал Альм, — И даже учил их правителей своей магии. Это было задолго до встречи с Богомудром. Тогда они верили, так же как и восуры в Сварога, Перуна и Семаргла. Но затем, один из их правителей решил изменить веру и принять другую. Это был уже пожилой правитель, у которого было много сыновей и дочерей. И он очень боялся, что его дети не смогут поделить трон после его смерти, и убъют друг друга, верно уже задолго до этого в его душу вселилось зло. Он предал Сварога, и, построив в своем городе огромный дворец, назвал его жрище, и повелел приносить кровавые жертвы людьми. Я знаю Боги хотели помочь народу в борьбе с этим безумным правителем, но те кто был знатным принял новую веру с радостью, а кто был простым, побоялся и не стал бороться за своих Богов, приняв нового. И тогда Перун, Семаргл и Сварог отвернули от них свои лики и забыли про этих нечестивцев.

— Я, впервые слышу этот сказ, — содрогнувшись всем телом от предательства целого народа, заметил Святозар, — Как же можно придать Богов, и не выступить на защиту своей веры.

— Можно, можно, мальчик. Ведь не у всех в венах течет кровь великого и сильного витязя ДажьБога, — с такой болью вымолвил эти слова Альм, что Святозар почему-то вновь содрогнулся.

— Поведай мне Святозар еще вот о чем, — после некоторого молчания сказал Альм и провел паль-цами левой руки по лбу, едва коснувшись своей темной, дугообразной брови, — Когда-то перед отъездом в страну Эвлисию, я подарил Богомудру перстень, который мой брат Гмур изготовил по моей просьбе…,- Альм замолчал и посмотрел на Святозара.

— Этот перстень, носит мой отец, правитель Восурии, как знак правителя и ведуна, — ответил на немой вопрос Святозар и увидел как широко и радостно улыбнулся Альм.

— Тогда, мальчик мой, я тоже хочу отметить тебя как великого ведуна и наследника, — начал Альм, и, сняв с пальца огромный перстень с большим алмазом, показал Святозару, — Возьми этот пер-стень, и, одев на средний палец правой руки, никогда не снимай его. Это самый большой алмаз, найденный когда-то моим братом и ограненный им. В этот камень я вложил магию и теперь если к тебе приблизится человек или существо испытывающее злобу, то камень засияет кроваво-красным светом, а если человек или существо испытывающее любовь, то камень будет излучать белый свет, вот как сейчас. И позволь мне самому одеть его и тогда никто никогда не посмеет его у тебя украсть.

Святозар благодарно посмотрел на Альма и протянул ему правую руку, а тот начал одевать очень медленно перстень на средний палец и, что-то тихо певуче шептать. А когда царь полностью надел перстень на палец и сам перстень и палец Святозара и даже пальцы Альма вдруг на миг ярко вспыхнули лазурным светом. Альм поднял глаза и посмотрел на Святозара, да с таким интересом, что наследник не выдержал и спросил:

— Что-то не так?

— Да, нет, мальчик, все так. Просто сегодня у меня такой необычный день, необычный вечер и такая же необычная ночь, — Альм вновь поглядел на Святозара и добавил, словно обращаясь к самому себе, — Столько странностей, даже самому интересно….

— Моя душа, горит лазурным светом, — сам не зная, почему сказал Святозар.

— Это я увидел, и это-то и странно… — очень тихо добавил Альм и перевел взгляд со Святозара на перстень.

Святозар тоже опустил глаза и осмотрел перстень. Тот был золотой, очень тяжелый и массивный, в голове которого мерцал увитый серебряными лепестками громадный, восьмиугольный алмаз.

— Восьмиугольник, — еле слышно добавил Альм увидя, как внимательно оглядывает перстень Свя-тозар, — Знак волшебства и магии.

— Он прекрасен, так же как и все, что я видел здесь, и дворцы, и сады, и парки, и конечно великий народ альвинов, — ответил Святозар и низко поклонился царю Альму.

— Однако, мальчик мой, время уже позднее и тебе нужно отдохнуть. Ратники твои уже давно спят. Ладью твою починили, а омшаник наполнили провизией и пресной водой, утомленные ладейники, успокоенные легким покачиванием ладьи, светом, исходящим от дворцов, и теплом нашего острова тоже улеглись на покой. Так, что и ты ложись на ложе, закрывай глаза и поспи.

— А ты царь Альм, ты тоже пойдешь отдыхать? — спросил Святозар.

— О, нет, мой милый мальчик, я так долго живу, так много видел и знаю, что уже редко сплю. Я подолгу стою ночами на этом балконе и смотрю ввысь небесную и думаю о той судьбе, которую сплела и продолжает плести Богиня Макошь, — сказал Альм и устремил взор в небесную черноту, где изредка поблескивали звезды, добавил, — Укладывайся на покой Святозар.

Святозар согласно кивнул Альму и пошел к ложу, а когда, сняв сапоги, улегся, то увидел как на него удивленно — любопытно смотрит царь и мягко, вроде как разгадал какую-то тайну, улыбается. Святозар утомленный тяжелым днем закрыл глаза и услышал, как поплыла, словно густой туман чистая и прекрасная музыка.

Наутро царь Альм, в сопровождении альвинов проводил Святозара до причала, осмотрел ладью снаружи, а потом, поднявшись на нее, оглядел изнутри.

— Прекрасная ладья, — добавил Альм и подошел к голове медведя, что венчала заостренный нос.

Альм протянул правую руку и провел ею по голове медведя, а затем сжал кулак, поднес его к губам и, что-то шепнул. В тот же миг из зажатых в кулак пальцев, начал пробиваться яркий свет. Альм раскрыл руку и на ней оказался небольшой круглый предмет пылающий золотым светом с маленьким пупырышком на вершине. Внезапно пупырышек лопнул и оттуда появился тонкий золотой росток, который стал увеличиваться в длину и утолщаться в ширину. Мгновение спустя прямо на глазах у изумленного Святозара росток превратился в тонкую длинную, почти с локоть, прямую палицу с заостренным, словно наконечник стрелы, концом который немного покачивался из стороны в сторону. Альм положил предмет на голову медведя, а палица покачнулась и повернулась вправо.

— Святозар, — обратился царь Альм, — Видишь этот волшебный предмет, он называется водырь, что значит проводник. Если назвать водырю место, в которое надо попасть, то он повернет стрелку и покажет нужную сторону и тебе надо будет, лишь держаться этого направления. Я попросил во-дырь, чтобы он указал страну Беловодья, и он видишь, развернулся вправо, указывая, где она находится.

— О, царь Альм, твоя помощь просто неоценима. Как я могу отблагодарить тебя за твое гостеприимство?

Альм посмотрел на Святозара, и, улыбнувшись, ответил:

— Какие могут быть благодарности, Святозар, между людьми с чистыми сердцами. Плыви, мальчик мой, в чудесную страну Беловодья, излечи там свою рану, — а затем, Альм замолчал, посмотрел на Святозара, протянул свои длинные, словно переливающиеся в солнечных лучах, пальцы и провел ими нежно по глазам Святозара, и улыбнулся так, словно ведал о нем что-то такое, что не доступно было другим, да тихо добавил, — И познай там свою душу, ведь верно именно за этим тебя послали туда Боги.

Святозар удивленно поглядел на Альма, едва кивнул ему головой и спросил:

— Ты так говоришь о стране Беловодья, словно сам там бывал не раз, царь Альм.

— О, нет, мальчик мой, я никогда там не бывал, мне не дано пройти такой трудный путь, но зато мне дано знать тайну появления на земле этой волшебной страны. И я хочу тебе передать этот сказ, — Альм прервался на мгновение и устремил взгляд на далекое безоблачное небо, и тихонько вздохнув, продолжил, — Когда-то, в начале времен, когда хозяин земного Мира и владыка Божьего царства Сварог победил Чернобога, и на месте битвы повелел вырасти Рипейским горам, где он создал небесное царство Богов- Сваргу и Ирий-сад. То перед входом в Ирий-сад он воздвиг прекрасные, мощные ворота и поставил их охранять грифонов, василисков и горных великанов. А в радость об этом великом устроении был назначен пир. На пир были приглашены все Боги и Богини. Много столетий длился этот великий праздник, а в это время Чернобог обозленный тем, что его не позвали на пир, обратился в Черного Змея и стал грызть Рипейские горы. Он вгрызался в великие твердыни, и, вырывав огромные камни отбрасывал их, а в Сварге и Ирий-саде громко звучащая музыка заглушала шум, который он создавал. Но вот, наконец он полностью прогрыз одну из гор, и закачалась Сварга, разломилась на двое. И одна из частей, вместе с прекрасными воротами Ирий-сада упала в Восточное море, прямо на остров Буян. Многим жителям Ирий-сада не удалось спастись, к примеру, горные великаны попадали в море и утонули, а те которые все же не утопли, выбрались на великанские острова. Однако другие жители Ирий-сада благополучно переправились с неба на землю. Сварог подошел к краю оставшейся Сварги и посмотрел вниз туда, где в белой дымке облаков клубился далекий остров и на котором теперь покоились остатки Ирий-сада, и повелел называть ту страну Беловодьем.

— А, что, случилось с Чернобогом, после падения Ирий-сада на землю, — спросил Святозар, впервые слышаший такой сказ, лишь только замолчал Альм.

— А, Черный змей, случайно защемил свой длинный язык среди камней и упал вместе со своим воинством, которое помогало подгрызать Рипейские горы, вниз, в свое царство — Пекло.

Святозар посмотрел недоверчиво на Альма, а тот все еще продолжающий смотреть в бездонное голубое небо, словно почувствовав на себе этот взгляд, улыбнулся и добавил:

— Да, да, мальчик мой, все именно так и было. Я тогда был уже царем великого народа альвинов, и сам наблюдал падение Ирий-сада в Восточное море и падение Чернобога в Пекло. И навсегда — это запомнил. Грохот был такой, что земля вся закачалась, когда Ирий-сад отломился, а потом я увидел падение громадного куска земли, а под ним мелькающие и разлетающиеся в разные стороны молнии. Когда же Ирий-сад упал на остров Буян, в Восточном море поднялась страшная волна, которая потопила многие народы жившие на его берегу.

— Теперь понятно почему, когда я умер, я не увидел ворота. Потому что эти ворота находятся в стране Беловодья. А в поверьях нашего народа, все еще рассказывается о воротах в Ирий-сад, — раздумчиво проговорил Святозар.

— Да, мальчик мой. Поверья сохраняют сказ о воротах, потому что таких как ты, которые возвра-щаются из мира мертвых — нет. В начале веков, людям еще это удавалось, обмануть Богиню Смерти, но потом нет. Помню, был какой-то юноша, из какого-то малочисленного, но светлого племени, враги убили его совсем юным, а он все же смог вернуться и спасти своих людей от гибели, но я уже и не помню как его звали, — Альм замолчал, провел своими длинными пальцами по темной брове, а потом замотал головой и продолжил, — Нет, даже не помню из какого племени. Помню, что за него просили Боги, а Богиня Смерти увидев его полюбила, и разрешила ему вернуться. Ну, а теперь, — и Альм перевел взгляд с неба на Святозара, и, положив ему руку на плечо, добавил, — Отправляйся в путь и доброй тебе дороги, и помни, мое сердце всегда будет любить доброго и светлого юношу, который спас меня от подорожной вольницы.

Святозар недоуменно посмотрел на царя, а тот уже снял руку с плеча, и, повернувшись, направился к хрустальным сходням, да, спустившись по ним, встал и помахал рукой Святозару, словно прося его поскорей закончить это невыносимое его нежному и доброму сердцу расставание. Святозар скомандовал: " В путь!", гребцы налегли на весла, вывели ладью, и, развернув ее, поплыли по направлению, которое указывал водырь. Святозар подошел к корме, низко поклонился Альму и его народу который наводнил причал провожая отплывающих. И долго смотрел за исчезающим царем Альмом, причалом и прекрасной страной Эвлисией. А когда покрытая дымкой она окончательно, пропала из глаз, тяжело вздохнув, опустил голову на грудь и задумался.

— Прощай, — вдруг услышал позади себя Святозар, голос Леля и оглянулся, — Прощай блаженная, лебединая страна Эвлисия! Добрый и чудесный народ альвинов! Если Боги, даруют мне возвра-щение домой, в мою дорогую Восурию, я создам сказ и поведаю людям о гостепреимности этих людей, о той чистоте и о том свете, который они излучают.

— Да, брат, ты прав, — сказал Святозар и положил руку Лелю на плечо, — Сказ необходимо создать. Чтобы люди знали всю правду о великих наших учителях гмурах и альвинах, а не рассказывали всякие небылицы своим детям. Но ты также должен сказать и другое, — и Святозар внимательно посмотрел в глаза брата, — Ты, должен сказать, что добро обязательно должно быть с кулаками. Оно должно уметь за себя постоять и уметь бороться со злом. И я очень рад, что хотя я и знаю добрую и светлую магию альвинов, но все, же умею держать меч и лук в руках. И два дня назад, когда я боролся с воином Черномора, я мысленно благодарил моего наставника Храбра, за то, что он научил меня биться на мечах. А альвины и гмуры — эти великие и светлые народы, не смогли защитить себя, от врагов и бежали, покинув свои земли, и спрятавшись в глубоких горных пещерах и на далеких островах, и со временем почти исчезли из памяти людской. Благодарение нашим Богам, что мы восуры, умеем за себя постоять!

Глава сорок четвертая

К концу третьих суток как Святозар с воинами покинули блаженную страну Эвлисию, ладья при-стала к берегу острова Буян. Берег был песчаным, а отмель неглубокой, поэтому ладья прямо-таки въехала на берег. Святозар со Стояном спрыгнули с ладьи и пошли осмотреться. Впереди расстилались буйные леса, уходящие в подножия высоких Сарачинских гор. Святозар подошел к краю леса и заметил, что деревья в этом лесу были низкорослые и не превышали двух саженей в вышину, а кроны не густые, поэтому огромное количество кустарников и трав переплетались, образовывая сплошную, непроходимую стену. Самое, что интересное, что многие деревья такие как дуб и вяз выглядели здесь, как низкие кустарники. Зато выделелялись высотой и мощью деревья, которые Святозар никогда не видел. Так одно из них самое высокое, росло на границе с песчаным берегом и имело искривленный и сильно утолщенный в нижней части ствол, кожистые и удлиненные сверху зеленые, а снизу серебристо- серые листья и мелкие приятно пахнувшие белые и зеленоватые цветы. Стоян сорвал один листок и провел по серебристо-серой поверхности пальцами и в тот же миг вскрикнул, бросил лист и начал дуть на пальцы. Святозар подошел к другу и оглядел руку, на том месте, где поверхность листа коснулась кожи, зиял огромный красный ожог. Святозар зашептал заговор и провел пальцами по ожогу, в то же мгновение как он произнес последние слова, волдыри появившиеся на коже полопались, и, зашипев, впитались в руку, а кожа приобрела свой обычный, нормальный вид.

— Ничего себе листочек, — оторопев и глянув на лист который лежал на песке, сказал Стоян, да благоразумно отошел от дерева подальше.

— Да, — глубокомысленно протянул Святозар, — Надо быть осторожней. Ты заметил, какая непрохо-димая стена из кустарников и трав приграждает нам путь к Сарачинским горам, и еще неизвестно сможем ли мы сквозь нее пробиться. И скорее всего здесь прийдется применить магию. А, те-перь друг мой дорогой, раз ты больше не горишь желанием прижечь себе еще и правые пальцы, пойдем к ладье. Путят вместе с воинами уже готовит стан, мы потрапезничаем и ляжем отдыхать, а с утра отправимся в страну Беловодья.

Рано утром Святозар со своими другами уже готовился к дальней дороге, а перед самым уходом обратился к Путяту:

— Путят, ты останешься здесь за старшего. Если мы не вернемся через два месяца, уплывайте. По-тому, что провизии у вас мало и едва- едва хватит на дорогу обратно.

— Ах, наследник, что ты такое говоришь. Ведь мы все воины и рыбаки. Д а, неужели имея луки и сети, мы останемся голодными. Мы будем ждать вашего возвращения, — ответил Путят.

— Но, может так случиться, что нас постигнет неудача, и мы не вернемся, тогда…,- начал Святозар.

Однако Путят перебил Святозара, и, положив руку на его плечо, крепко сжал, сказав:

— Когда мы только выходили из Новыграда, я еще мог поверить, что нас может постигнуть неудача, так как ты слишком юн. Но теперь увидев твою необыкновенную магию, силу и отвагу, я, мой дорогой наследник престола великой Восурии Святозар, уверен в успехе. Поэтому мы будем ждать вас столько, сколько надо.

— Хорошо, Путят, тогда, как только мы выйдем из Беловодья, я пришлю вам весточку о нас, — Святозар поглядел на небо, улыбнулся, перевел взгляд на Путята и добавил, — Весточку я пришлю с птицей, она принесет тебе веточку и песню от меня.

— Да, наследник, — очень мягко сказал Путят, — Я буду ждать от тебя весть. И помни, я никогда не уплыву отсюда без тебя, а поэтому спокойно отправляйся в путь.

Святозар и Путят обнялись, и, похлопав старшего-ладейника по спине наследник поспешил к своим другам, которые уже ждали его возле кромки леса.

Святозар подошел к дружине, остановился, и, повернувшись лицом к лесу, закрыл глаза, глубо-ко вздохнул и зашептал заговор: " О, громовержец, Бог Перун, Бог битв и войны! Бог в чьем вой-ске, мы вечно живем. Призываю тебя! Как когда-то ты Перун в битве со Скипер- зверем, победил дремучие, непролазные леса, где коренья с кореньями сплетались и колючкой с колючкой свивались, так и сейчас даруй мне силы, чтобы я смог повелевать лесом и его подручными: деревьями, кустами и травами!" А затем Святозар открыл глаза поднял правую руку вверх и когда пальцы его засветились лазурным светом он направил руку на лес и громко закричал: " Вы, непролазные леса расступитесь, вы непроходимые чащобы разбежитесь, именем Бога Перуна, я, ведун Святозар вам приказываю!" И в тот же миг из пальцев Святозара вырвался луч света и полетел вперед, и тогда заколыхались, пришли в движение деренвья и отступили назад, а кусты и травы, словно тоже ожили, и, распутывая узлы, расползлись. Луч света упал на землю, туда, откуда ушли деревья, кусты и травы, а на том месте появилась тропа, которая нежно замерцала лазурным светом.

Святозар оглянулся на Путята и воинов-ладейников и махнул им на прощание рукой, а потом взял у Стояна лук перекинул его через плечо и пошел вперед, дружина двинулась следом.

— Да, — сказал идущий позади Святозара Искрен, — Так идти намного лучше. Мой отец рассказывал мне, чтобы пройти эти чащобы, они четверо суток бились с кустами и травами, вырубая их. Потому что ведун не смог победить их заговором. А, мы я думаю, дойдем до Сарачинских гор часа за три.

Святозар оглянулся на рассуждающего вслух Искрена, и, усмехнувшись, заметил:

— Точно часа за три дойдем если только, не встретим другие опасности на пути. Лес то видешь какой необычный переплетенные стволы, длинные словно веревки травы, листья которые сжигают кожу и кто его знают, может шмели плюющиеся жалами.

Святозар глянул, как у Искрена подернулось лицо, и он оглянулся, наверно, представив громадного шмеля, который сейчас вылетит из кустов и плюнет в него жалом, а затем перевел взгляд на наследника, и, увидев, как тот улыбается, добавил:

— От, ты, Святозар даешь, нешто ты серьезным не можешь быть. Вон давай шагай лучше, да впе-ред смотри, а то точно на какого-нибудь жука или червя наступишь.

Но тревога Искрена оказалась напрасной, потому что никакого шмеля плюющегося жалами из кустов не вылетело, да и отступившие травы и кусты не подбирались к мерцающей лазурным светом тропе, и как правильно предположил Искрен через три часа они подошли к подножию Сарачинских гор. И увидели невдалеке остатки некогда возвышающегося, а ныне разрушенного дворца. Святозар и други приблизились к руинам дворца и оглядели его. Наверно когда-то это было прекрасное жилище, в котором верно жили великие люди, а может и сами Боги. Дворец был построен из голубого и темно-синего камня, высокие стены еще где-то тянулись вверх и ярко переливались в солнечных лучах, в некоторых местах на стенах сохранились незастекленные окна, а белые, крученые колонны, верно, когда-то поддерживали крышу дворца. Невдалеке от развалин дворца рос величественный дуб и ель, а на дубе висела широкая золотая цепь. Святозар подошел к дубу и увидел, что по цепи важно ступает огромный черный кот, с белой грудкой и, что-то мурлычит на своем кошачьем языке.

Святозар пораженный необычным зрелищем, молча наблюдал, как кот сначало неторопливо шел направо, потом также не спеша разворачивался, и шагал налево, словно совсем не видя Святозара. Наконец первым не выдержал наследник, он сделал шаг вперед и низко поклонился коту до земли. Кот как будто ждал этого, остановился, посмотрел на Святозара, словно, только, что его увидел, и промурлыкал:

— Мур, мур, здравствуй смелый воин, что явился сюда на остров Буян вместе со своей дружиной. Что ты ищешь здесь?

— О, прекрасное создание имени, которого я неведаю, я, Святозар, прибыл на остров Буян в поис-ках страны Беловодья, — сказал Святозар пораженный красотой переливающейся шерсти кота, да и его способностью так легко говорить на человеческом языке.

— Что ж, мур, — кот уселся на цепи, словно она висела не в воздухе, а лежала на земле и уставив-шись своими круглыми, желтыми глазищами на Святозара, поднял правую лапку и махнул в сто-рону вершины гор, добавил, — Тогда тебе туда, наверх, мур.

— Могу ли я задать тебе вопрос, прекрасное создание, — спросил Святозар. А когда увидел, как кот в знак согласия кивнул головой, продолжил, — Кто ты, что здесь делаешь, и что это за дворец, руины которого здесь лежат?

Кот внимательно посмотрел на Святозара, а потом провел лапкой по своей мордочке, словно смахивая пыль, и ответил:

— Зовут меня кот Баюн, я приставлен здесь охранять и беречь священные деревья дуб и ель, символ любви Велеса и Азовушки. Когда-то очень, очень давно Бог Велес спас царевну Лебедь- Азовушку, от страшных когтей коршуна, которым обернулся злобный Чернобог. Велес и Азовушка полюбили друг друга, сыграли свадьбу, да стали жить вместе. Тогда Велес достал со дна морского голубой и темно- синий песок и бросил его на остров Буян, повелев превратиться в прекрасный дворец. Затем он посадил дуб- символ мужа, и ель- символ жены, а позже повесил на дуб золотую цепь и позвал меня служить здесь. Прошло много столетий и когда часть Рипейской горы подгрызанная Черным змеем упала с неба на остров Буян и разрушила великолепный дворец, а Велес будучи обманутым погиб от чары с отравой предложенной на пиру, никто не пришел сюда, чтобы восстановить чудесный дворец. А я остался здесь, я хожу по цепи направо — и пою песенку, иду налево — сказываю сказку! И берегу эти великие деревья!

— Брат, — услышал позади себя Святозар, голос подошедшего Сема, — Ты чего тут стоишь и с кем бе-седуешь?

Святозар обернулся, недовольно посмотрел на брата, который положил руку на плечо и отве-тил:

— Ты, что не видешь я с Баюном разговариваю.

Сем повертел головой, а потом недоуменно спросил:

— Это ты кота так, что ли назвал?

— Ну, да, а ты, что не слышал, что Баюн рассказывал, — заметил Святозар.

У Сема вдруг перекосилось лицо, как будто Святозар чем-то его сильно обидел, он хмыкнул и добавил:

— Ну, право Святозар — это совсем не смешно. Слышишь не смешно. Придумать — то такое, что кот и говорит, — он вновь хмыкнул, покачал головой, и, сняв руку с плеча, повернулся и пошел к другам, которые бродили около руин дворца.

Святозар некоторое время наблюдал за удаляющимся братом, затем потряс головой, словно пытаясь сбросить с себя наваждение и повернув голову, посмотрел на кота, тот все еще сидел на цепи, и даже как показалось Святозару приоткрыв пасть, тихо смеялся.

— Что? — как — то неуверенно спросил Баюна Святозар.

А тот перестал смеяться и удовлетворенно, замяукав, сказал:

— Что? Верно ты со стороны — то смешно выглядишь. Стоишь тут возле дуба и говоришь сам с со-бой.

— Как же сам с собой, ты же со мной говоришь? — недоуменно спросил наследник и озабоченно потер бровь.

— Так кроме тебя меня никто не слышит потому, что меня может услышать только тот, с кем я пожелаю вести беседы, да кто мне понравится. Вот ты, мне понравился и я тебе открылся, поэтому- то мы и можем вести с тобой умные беседы. А вот он, — и кот махнул в сторону Сема, который остановился около Стояна, и недовольно поглядывая на Святозара, что-то ему рассказывал, — Он мне не понравился. Нет, не понравился. Он меня не приветствовал, не проявил уважение и не поклонился, вот теперь пусть мучается, что не услышит моих великих сказов.

Святозар заулыбался, подумав, что Сем, верно совсем не будет мучаться от того, что не услышит сказов Баюна, а потом сказал:

— Что ж, прекрасный сказатель кот Баюн, благодарю тебя за твой сказ. И скажи мне, а нет ли у тебя какой ко мне просьбы, которую я в благодарность мог для тебя выполнить?

Услышав слова Святозара, кот вдруг беспокойно поднялся на лапы и посмотрел в сторону дворца, да каким-то прерывающимся мурлыканьем, ответил:

— Есть, есть у меня к тебе просьба, милый отрок. Прошу тебя исполни ее, — кот едва пошевелил длинными белыми усами и уже, более спокойно добавил, — Я вижу с тобой пришел песенник. Как вернешься на свою землю, прикажи ему написать обо мне сказ.

— Сказ, — удивленно приподняв брови, спросил Святозар.

— Да, сказ. Понимаешь тут очень скучно, люди очень редко посещают этот остров, но даже тогда когда посещают не приходят ко мне, ведь они не знают, что я здесь живу. А когда твой песенник напишит сказ и он полетит по земле, люди узнают обо мне, и, приплывая на остров, будут искать со мной встречи. А я буду петь для них, и сказывать им легенды далекой земли.

— Хорошо, Баюн, я обещаю тебе, что когда вернусь домой, попрошу своего песенника написать про тебя сказ, ведь песенник мой брат и не откажет моей просьбе, — улыбаясь, пообещал наследник.

— Это, хорошо, хорошо, что ты такой славный отрок, поэтому — то, я тебе и помогу. Ты, Святозар идешь в страну Беловодья. Но, чтобы ты смог туда войти должны открыться ворота. Знай, левые ворота охраняет василиск, чтобы их открыть ты должен убить василиска. А чтобы открылись пра-вые, ты должен победить грифона. Грифон — это очень мудрое животное, оно не будет биться с тобой мечом или луком, оно будет биться с тобой умом. Когда грифон задаст тебе вопрос, ты должен очень хорошо подумать, закрыть глаза и услышать свою душу, только твоя душа сможет найти ответ на вопрос грифона, — кот замолчал, вновь как-то мягко и красиво замурлыкав, словно запев песню, а потом, добавил, — Когда-то очень давно страна Беловодья была чудесным Ирием-садом, но потом, упав на остров Буян растеряла в воздухе большую часть своей охраны, горных великанов и еще трех или четырех василисков, они все потонули в Восточном море.

— Нет, — заметил Святозар, обдумывая рассказ Баюна, — Один великан выбрался и теперь живет на великанских островах.

— Да, ты, что? — удивился кот Баюн и потер лапкой свою мордочку, — Ах, какое упущенье, а я ведь это и не знал. Ах, ах, ах прийдется теперь пару сказок — то переписать, а то ведь верно, Святозар, не хорошо когда в сказаньях неправда поется, — кот вновь помолчал, и взволнованным мурлыканьем, спросил, — А, ты не знаешь, как того великана, что живет на этом острове зовут?

— Нет, — покачал головой Святозар, и увидел, как беспокойно задвигались у кота усы, — Она знаешь, мне не назвалась…, уж больно она была недовольна моим появлением там.

— А так — то великанша была? — переспросил кот и уставился желтющими глазами на наследника.

— Точно, Баюн, великанша, а с ней еще маленький великанчик, — добавил Святозар.

Кот немного помолчал, и удовлетворенно мурлыкнув, сказал:

— Мур, мур, интересные вести, интересные, — а потом заметил, — Спасибо, однако, и тебе Святозар за твой сказ.

— Что ж, Баюн, мне все же пора, — начал Святозар и повернув голову назад, посмотрел на другов, которые стояли невдалеке, и беспокойно его оглядывали, — Дорога у меня и моей дружины дальняя, так, что не обессудь, прощай. А просьбу я твою, как и обещал, исполню и спасибо тебе за помощь, — Святозар вновь низко поклонился, а кот как-то грустно замурлыкал, и, опустив голову в знак поклона до цепи, тронулся по ней, мягко ступая, и, что-то напевая себе под нос.

— Святозар, — спросил друга Стоян, когда они начали восхождение на Сарачинскую гору, — Тот кот с которым… Ну, с которым…

— С которым, я беседовал, друг мой, — помог закончить Святозар.

— Вот, вот, беседовал. Он, что, правда, с тобой говорил? А то Сем пришел и сказал, мне, что ты опять шутишь, и верно никогда не сможешь быть серьезным.

— Ну, Стоян, шутить я, правда, люблю, но в этот раз я не шутил. Этот кот Баюн, живет здесь века и охраняет великие деревья дуб и ель. А дворец, чьи руины вы видели, принадлежал когда-то Велесу и Азовушки.

— А, что ж, — услышал позади себя Святозар, обиженный голос Сема, — Что ж я тогда его не слышал.

— Да, ты, брат, извини, конечно, — засмеялся Святозар, — Уж больно ты не почтителен был к коту, не поклонился ты ему, вот он тебе и не открылся, и сказ ты его не услышал, и будешь теперь, верно, до смерти мучаться.

— От, еще чего не хватало, мучиться из-за сказа, — усмехнувшись, заметил Сем, — Да-к, меня этими сказами Лель уж так изнурил, что еще один, да от кота уж я бы точно не выдержал.

— Ишь, ты, скажи- ка, изнурил я его своими сказами, — возмутился Лель, который шел впереди, и остановился гневно поглядывая на Сема, — Слово то какое нашел…Эх! Изнурил…. я, что тебя в сани вместо коня впрегал, да погонял…

— Лель, — обратился к нему Святозар, — Кот Баюн попросил тебя, чтобы ты про него сказ создал, и когда мы вернемся, спел его для людей, чтобы люди знали про него.

— Хорошо, брат, — вдруг поозорному, глянув на Святозара, ответил Лель, — Я сказ напишу про кота, обязательно. А еще напишу, слышишь Сем, напишу, как ты оболтус невоспитанный не приветствовал, как положено у нас восуров, прекрасное создание и был лишен возможности слушать его чудесный сказ.

— Ох, Лель, — негромко начал Сем, — Ох, уж я тебе надаю тогда, как услышу такой сказ.

— Так ты же их наслышался, вроде, — начал Святозар, — Ты ж, вроде, словно конь был ими изнурен, сам только что говорил. Так что можешь Лель спокойно творить свой сказ, и про кота и про обол-туса нашего брата, он все равно такой изнуренный слушать их не станет.

— Радуйся, Святозар, — пробурчал в ответ Сем, — Радуйся, что идешь ты рядом со Стояном, а то бы я тебе, показал кто здесь старший брат.

— Слышишь, Стоян, — громко смеясь, добавил Святозар, и, прибавив шаг, двинулся вперед следом за хохочущим Лелем, — Ты его пока придержи там, чтобы мы с Лелем успели убежать от него вперед и как младшие братья не получили.

Поднимаясь на Сарачинскую гору, Святозар наблюдал, как меняется кругом местность. Вначале пути горы поросли буйными лесами, сплошь из широколиственных деревьев: дуба, ясеня, бука, липы, клена. Все эти деревья были высокими и могучими красавцами. Своими громадными кро-нами они задерживали свет и тепло, под ними росли лишь низкие травы, да кое-где такие же низенькие кустарники. Идти по такому лесу, было приятно и легко. Летнее солнце стояло очень высоко и жарко нагревало землю. Поэтому тень от крон деревьев спасала другов и наследника от духоты. Постепенно широколиственные деревья сменились на хвойные в основном ели, сосны, пихты. Эти деревья были такие же рослые и широкие в обхвате, но в отличие от широколиственных деревьев, под пологом хвойных деревьев росло множество трав, кустарников, мхов и лишайников. Множество птиц, зверей, насекомых обитало в этом лесу. Встречались не только знакомые птицы и звери, но те которых доселе и невидывали. Особенно поражали Святозара и дружину птицы. Белые, розовые или зеленые, ростом примерно с ворону, с большим хохолком на голове, и загнутым, словно, у хищной птицы клювом они летали по лесу и, что-то громко выкрикивали, и крик их был похож то на кваканье лягушек, то на собачий лай. Незаметно, для Святозара прошел день. Солнце, обогнув с востока на запад Сарачинские горы, двинулось к краю небосвода на покой, и тогда Святозар объявил привал на ночь. Други принялись разводить костры и готовить пищу, захваченную с собой и добытую по пути. Святозар сел около костра, который они разожгли со Стояном и задумался, когда внезапно Часлав, уже прилегший около огня и задремавший, громко вскрикнул, подскачил на месте и начал сдирать с себя рубаху и колотить по телу ладонями. Святозар тоже вскочил и побежал к другу на выручку, а когда подбежал и глянул на то, что вызвало такой пляс у Часлава, остановился и засмеялся.

По телу Часлава ползали маленькие красные, похожие на муравьев насекомые с большими головами и мощными челюстями, их было так много, что все тело друга прямо- таки кишило ими.

— Не смешно, не смешно Святозар, — закричал Часлав и стал колотить себя рукой по спине.

— Да, ты остановись на минуту, и я прочитаю заговор, — сказал Святозар, и когда Часлав с переко-шенным от боли лицом затих на месте.

Святозар подошел ближе, вытянул вперед руки и зашептал заговор, а потом провел руками по телу друга. В тот же миг насекомые, словно град с неба попадали вниз на землю. И лишь только они осыпались с Часлава, тот тут же подпрыгнул, как будто стряхивая оставшиеся, и принялся их яростно топтать на земле.

— Погоди, погоди, Часлав, — остановил друга Святозар и схватил за руку, — Не надо их топтать сейчас, когда они уснули. Ты немного пережди, они проснуться и тогда ты сможешь потягаться с ними силой, — пристыженный Часлав остановился, перестав топтать, словно разъяренный бык землю и, принялся потирать ужаленные места.

Святозар осмотрел друга, у которого по груди и спине пошли громадные бурые пятна и зашептал над ним заговор, а когда пятна поблекли, а мгновение спустя и вовсе пропали, добавил:

— Друг мой дорогой, ты хоть смотри, куда ложишься. Это же тебе не Восурия, тут нужно быть осторожней, — и развернувшись, направился к своему костру, за которым Стоян уже приготовил что-то съестное.

Святозар, как всегда быстро поел, улегся около костра, и уставился в небо, ожидая разрыва рубца. Тяжелые мысли вдруг накатили на него как морские волны, почему-то подумалось об отце, который там верно себе не находит место переживая за своего дорогого наследника и переживая за неменее дорогого Эриха. Подумалось еще и о матери, с которой так толком и не удалось ему Святозару побыть, поговорить. Как же она там? Уезжая Святозар, заметил морщинки, которые появились на ее лице, страшный сговор начал свое разрушение и скоро убъет ее, и что страшнее всего, что у матери даже нет никакой надежды. Потому, что всякий кто отдает свою душу в пользование другому уходит в Пекло. Как страшно за мать и страшнее всего, что он Святозар ничего с этим поделать не может, ничего не может исправить. Пекло- Пекельное царство, тьма, Навь. Где правит злой Чернобог, еще его зовут Кащеем, Черным Змеем. Это извечный враг светлых восурских Богов Сварога, Семаргла, Перуна, ДажьБога. Чернобог — Бог холода, уничтожения, он разрушает веру, сжигает книги, он учит людей как нужно извратить ведическую веру, создает новые верования, в которых отрицает существования Всевышнего, ему служат черные колдуны, дасуни, демоны, демоницы и всякая подлая нечесть. А воеводой у него состоит сам Вий, говорят что Вий брат Дыя- Бога ночного неба. Он следит за порядком в Пекле, следит за исполнением сговоров, а также наказывает души сошедшие в Пекло. Говорят, что у него в руках огненный хлыст, и он им учит души грешников. У Вия тяжелые веки, которые ему вилами держат его слуги, а если человек вдруг взглянет в его очи, то тут же умрет. Святозар подумал о тьме и холоде, которое, верно, царит в Нави вечно и тяжело застонал.

— Ты, чего, Святозар, — испуганно спросил сидевший рядом с наследником Стояном, — Тебе, что плохо?

— Да, друг мой, мне очень, очень плохо. И это не боль в груди с которой я могу справляться, это другая душевная боль, которую любому человеку тяжело пережить, — тихо ответил Святозар.

— Знаешь, Святозар ты лучше закрой глаза и поспи. Сегодня у тебя был тяжелый подъем, а завтра подъем будет еще тяжелее. И не надо, чтобы вымотанный душевной скорбью, ты не смог сделать, то зачем сюда явился, — добавил Стоян и посмотрел так на наследника, что Святозар внезапно осознал, что Стоян для него, словно Храбр для отца. Человек, которому можно доверить все, и который никогда никому ничего из доверенного не передаст. И когда Святозар это понял и это увидел в глазах друга, он приподнялся на локте, подпер рукой голову и рассказал Стояну все, что его так страшно сжигало болью изнутри.

С утра восхождение продолжилось, по мере того, как хвойные леса исчезали, горы стано-вились круче, к середине дня деревья окончательно устипили место лугам, покрытым буйной зеленой травой, а местами от цветения трав полыхали фиолетовые, сине-голубые и желтые ковры. Солнце поднялось высоко и жарко пригревало дружину. Святозар и многие из другов поснимали рубахи, и, обливаясь потом, шли к вершине. Огромные ярко окрашенные бабочки взлетали, потревоженные путниками, то там, то здесь. Завороженные дружинники и Святозар наблюдали за их полетом. Одни из них, бабочки ярко-голубого цвета с удивительными рисунками тяжело, поднимались с цветов, и сковано взмахивая крыльями, улетали вдаль. Другие бабочки имели еще более затейливые цвета, начиная от белого, желтого, розового и, заканчивая, черным и синим, и такие же необыкновенные цветовые узоры на крыльях.

Одна из них огненно-красного цвета пролетала над Годлавом, и тот смахнул ее рубахой в траву, а затем поднял и показал другам. Это была крупная бабочка, ее крылья, превышали размер ладони Годлава, сама она была красная, а на крыльях удивительный рисунок ярко- синего цвета. Бабочка сидела на ладони и шевелила усиками и большими глазами, которые занимали значительную часть ее головы. Бабочка взмахнула своими крыльями, поднялась в небо и полетела.

— Какая красота! — восхищенно следя за ее полетом, добавил Годлав.

— Эй, Годлав, — крикнул ушедший вперед Искрен, — Гляди сам не улети в небо, следом за ней, а то уж больно у тебя восторженное лицо, так гляди позади крылья- то и вырастут, взмахнешь ты ими и в небесную даль отправишься. А у нашего наследника, знаешь ли ты, каждый воин на счету.

Годлав околдованный полетом бабочки, опустил голову, и, засмеявшись, ответил:

— Да, уж, ты не беспокойся Искрен, крылья у меня не вырастут, я же все- таки не Святозар, котов не слышу, крылья не отращиваю.

— Вот, — добавил идущий рядом с Годлавом Сем, — Дался вам этот кот, прямо хоть, и, правда, оби-жайся.

— Э, нет, Сем, — крикнул ему Искрен, — Ты погоди, время обижаться тебе на кота, еще не пришло.

Сем кисло посмотрел вслед Искрену и шагающему по правую руку от него Лелю, поморщился, но благоразумно решил не отвечать и не гневить брата, который и впрям может создать сказ и показать там его Сема как невоспитанного юношу.

К концу дня зеленые луговые травы сменились на шелковые нити ковыля, дующий ветерок теребил ковыль, и казалось, что словно легкие морские волны пробегают по нему. Святозар видел, что солнце движется к закату, и необходимо было делать привал на ночь, но закончившиеся луга ковыля перешли в каменистую местность со скудной растительностью. Здесь в основном росли маленькие кустарнички, листики которого были окрашены в пурпурные и багряные цвета, а в трещинах и низинах встречались лишайники, красавцы маки на тонких, качающихся стебельках, да мхи.

Подъем вверх очень утомил Святозара, он остановился около одного из больших валунов и при-слонился к нему головой, тяжело переводя дух. Сзади подошел Стоян.

— Что, Святозар, ты верно утомился? Как твоя рана? — тревожным взглядом оглядев наследника, спросил он.

— Надо Стоян, сделать привал. Скоро зайдет солнце и рана раскроится, — ответил Святозар, оторвав голову от камня, и потерев ладонью грудь, добавил, — И я, верно, очень устал, и сердце стало бо-леть.

Подошедший Любим и Звенислав услышали слова Святозара, и крикнули шедшим впереди дру-гам:

— Эй, робята, ищите ночлег, Святозар устал.

Годлав, Часлав и Вторак развернулись, и согласно кивнув головой, ускорили шаг, двинувшись на-верх.

— Святозар, — предложил Звенислав, — Может тебя понести.

Наследник хмыкнул себе в нос, и, покачав головой, ответил:

— Ну, вот право дело, Звенислав. Ты уж вечно такое скажешь, что хоть стой, хоть падай. Ты, вообще себе как представляешь меня понести? На спину, верно, посадишь, а я возьму да перевешу, ну и мы тогда с тобой с этой кручи- то вниз как покатимся, да не заметят наши други, окажемся на берегу Восточного моря. Здравствуй, Путят, а мы вернулись.

— Ладно, — добавил заулыбавшийся Стоян, представивший лицо Путята, когда тот увидит прикатив-шегося наследника, — Сейчас не до шуток, — и предал своему лицу серьезность, — Солнце скоро зайдет, и любому со стороны сразу видно, как ты устал и как тебе тяжело идти, друг мой. По-этому я привяжу себе на ремень веревку, а другой конец привяжу за твой ремень, ты будешь держаться рукой за веревку и пойдем. Так тебе намного будет легче идти. А мою суму, — и Стоян снял суму с плеча и стал доставать веревку, — Понесет Звенислав, она его не перевесит, и он точно с кручи вниз не улетит.

— Нет, Стоян, не надо, Я отдохнул и могу сам, без помощи продолжить путь, — заметил Святозар.

— Что, ты верно как дитя, — сказал поравнявшийся с ними Молчун и грозно свел свои густые светлые брови, — Ты точно, хочешь тут обессилить, и, обливаясь кровью упасть, и тогда как правильно сказал Звенислав, нам придется тебя нести. Но не на спине, а уж извени меня, словно полено, за верхнюю часть тела, да за нижнюю. — А потом, обращаясь к Стояну, добавил, — Я брат пойду за наследником следом, и коли, что поддержу его, а ты как устанешь, скажешь, и мы поменяемся с тобой местами.

Стоян уже укрепивший у себя на ремне веревку, подошел к Святозару снял с его ремня ножны с мечом и передал их Любиму, а затем, крепко привязал другой конец веревки к его ремню, и, намотав тряпицу ему на правую руку, вложил туда веревку.

— Ну, что Святозар, ты готов? — спросил Стоян, а когда наследник мотнул головой, двинулся вверх на гору.

Теперь Святозару и верно было легче идти, почти не прилагая сил, и лишь переставляя ноги. Не-много погодя откуда-то сверху долетел окрик Вторака:

— Стоян, веди наследника, сюда, мы нашли пещеру.

Когда Святозар ведомый Стояном приблизился к пещере, то други разводившие костры внутри нее, помогли ему зайти и отвязали веревку от ремня, потому что вся рубаха наследника на груди уже была кроваво-алая. Святозар немного покачиваясь, пошел к костру и лег возле него, а затем, закрыв глаза, прочитал заговор. Некоторое время спустя к нему подошел Искрен и укрыл его плащом, а когда Святозар открыл глаза и посмотрел на друга, тот добавил:

— Холодает, как, чувствуешь? Ты, отдыхай, а мы приготовим поесть и принесем тебе.

Святозар благодарно улыбнулся и вновь закрыл глаза.

Глава сорок пятая

Наутро Святозар проснулся раньше всех, вышел из пещеры, где мирно дремали други и оглядел-ся. Вершина Сарачинской горы устремлялась ввысь, но одно было ясно точно, что сегодня они обязательно подойдут к воротам в страну Беловодья, а значит, ему Святозару необходимо создать заговор, который сможет защитить другов от василиска, когда они будут биться с ним. Потому, что василиск, который выглядел, как громадная змея с ярко раскрашенной петушиной головой и двумя огромными глазами, можно было победить только мечом. Но сделать это было очень тяжело так как, смотреть на василиска нельзя, всякий кто взглянет в его глаза, тут, же обернется в камень. Святозар знал, что именно так и погибли други Храбра и Дубыни, да и сам ведун. Наставники рассказывали, что ведун создал облако, которое закрывало людей, но если выйти из этого облака, то сразу попадешь под взгляд или клюв василиска. Спрятавшиеся за облаком дружинники, пытаясь поразить василиска, выскакивали из под его защиты и гибли, лишь Храбру удалось добраться до головы василиска и отрубить ее, однако это было слишком поздно, так как кроме Храбра, да раненного Дубыни в живых никого не осталось.

Святозар стоял и смотрел в небесную высь, до которой казалось, можно было дотянуться рукой, да обдумывал заговор. Немного погодя из пещеры вышел Стоян, тревожно огляделся, а заметив наследника, окликнул его и позвал обратно в пещеру. Святозар постоял еще какое-то время, а потом, приняв решение и улыбнувшись самому себе, направился к другам, которые уже верно принялись готовить съестное, и поэтому выходящий из пещеры текучий, словно река дым стал разносить по поверхности гор приятные запахи.

Когда дружина поела, а костры были затушены, Святозар призвал своих другов к вниманию и сказал:

— Други мои, сегодня, я уверен, мы подойдем к воротам в страну Беловодья. Эти ворота охраняет страшное чудовище василиск, которого мы должны убить, отрубив ему голову. Чтобы избежать смерти, я хочу создать перед очами каждого из вас небольшое облако, вернее, дымку. Я вложу в эту дымку все свои знания, и всю свою душу, но, что получится точно не смогу сказать, — и немного помолчав, как, бы обдумывая слова заговора, добавил, — Сем, брат, подойди сюда. Встань, напротив меня и закрой глаза, а вы други отойдите подальше и тихо стойте, не отвлекайте меня.

И когда Сем выполнил все, что сказал Святозар, и, встав напротив брата, затих. Святозар закрыл глаза: " О, огнекудрый, Бог огня Семаргл! Ты, что как ясное солнце, согреваешь землю! Ты, кото-рый не даешь черной мгле накрыть нас! Ты, который восходишь утром и горишь над землей на-шей днем! Повелевай моей рукой и создай перед глазами друга моего Сема зерцало — словно воинский доспех. Через которое он будет видеть все, но которое не позволит злобному взгляду василиска другу моему Сему навредить. Да, будет, так как я сказал, ибо слово мое крепче Рипейской горы, на которой покоится сама небесная Сварга!" — дошептал заговор Святозар, открыл глаза и увидел, как по пальцам правой руки побежали маленькие искорки, словно огонь занимается.

Святозар поднял руку, провел около глаз Сема, и на том месте образовалось, желтоватое, еле видимое облако.

— Сем, — позвал брата Святозар, — Открой глаза, — и когда Сем открыл свои очи, Святозар поинтересовался, — Меня видишь?

— Да, Святозар, вижу, только не очень четко.

— Ну, да это не беда, — добавил, довольный своим творением, Святозар, — А теперь Сем подвигайся, наклонись, повернись, походи.

Сем резко присел, и облако, немного не поспевая, все же опустилось к его глазам. Сем также резко поднялся, и вновь дымка едва запаздала и лишь мгновение спустя поднялась к глазам Се-ма. Святозару очень не понравилось, что облако не двигается вместе с глазами и запаздывает в движении. Он приказал Сему вновь закрыть глаза и создал новый заговор, но также как и впервом случае облако при резких движениях немного опаздывало.

— Святозар, — обратился к нему Стоян, когда недовольный собой наследник, создал уже и третий заговор, а дымка все также продолжала запаздывать, — Погляди, солнце уже поднялось, нам надо торопиться. Твой заговор и так прекрасен. Лишь на мгновение запаздывает облако, каждый из нас будет это помнить во время битвы.

— Это запаздывание, может стоить вам жизни, — заметил Святозар.

— Но, мы, друг мой, не можем ждать дольше. Если мы не поспешим, то битва с василиском может застать нас вечером. Тогда ты будешь очень утомлен и ослаблен раной, и от нас точно тогда от-вернется удача. — Разумно сказал Стоян, — Создавай эту дымку у каждого из нас и отправляемся в путь.

Святозар был очень недоволен собой, но понимал, что Стоян прав, и с тяжелым сердцем присту-пил к созданию такой дымки перед очами остальных другов, а последниму сотворил защиту себе.

Выйдя из пещеры, дружина двинулась вверх. Подъем был крутым и очень тяжелым. Мелкий ка-мень, превращенный почти в песок, скользил под ногами, большие камни, на которые иногда опирались руками или ногами други срывались и скатывались вниз. Кое-где приходилось прямо-таки ползти на четвереньках, да цепляться руками, за маленькие кустарники, которые единственные, кто рос на этих кручах. Отдыхая, Святозар садился и смотрел, сквозь желтоватую дымку вниз, и видел там сплошное зеленое месиво леса и голубое бескрайнее море. К середине дня гора вдруг постепенно стала снижать крутизну и вскоре стала более пологой. Святозар чувствуя конец восхождения, остановил другов возле огромного валуна и заставил всех передохнуть. И когда отдышавшиеся, перекусившие и попившие воды други, были готовы продолжить путь, Святозар сказал им:

— Я, думаю, что мы уже в конце пути. Будьте все осторожны и следуйте за мной, — и пошел вперед, обогнав Вторака и Годлава.

Святозар оказался прав потому, что пологий каменистый склон вывел их на немного покатую горную вершину, на которой стояли упирающиеся в небо высокие, деревянные ворота, с двумя створками и укрепленные на двух громадных столпах. Деревянные ворота были просты, лишь кое-где украшенные причудливой резьбой, но зато они были очень крепкими и массивными, видно было сразу, что когда их создавал Бог Сварог, он нестолько думал о красоте, сколько о прочности.

Когда Святозар и дружина подошли ближе, то увидели громадного василиска, который лежал прямо около ворот. Он поднял голову и двинулся к ним навстречу, передвигаясь на кольцах соб-ственного тела. Длинное черное змеиное тело венчала громадная петушиная голова, с высоким гребнем и длинными свисающим по обеим сторонам головы сережкам. Громадные оранжевые глаза и огромный клюв, который раскрылся и оттуда вылез раздвоенный язык.

Святозар скомандовал дружине приготовиться к битве и сам достал меч, а ножны, сняв с пояса, откинул в сторону. Святозар видел, как Горазд и Молчун натянули луки и пустили стрелы, одна из стрел попала в тело василиска, другая же была перехвачена его языком в воздухе, а из раны на теле потекла тонкая струйка крови на землю, но через мгновение, кровь вытекшая на землю, обернулась змеей. Эта была небольшая, лишь в сажень длиной змея, черного с просинью цвета, она кинулась на Искрена, а тот взмахнул мечом и перерубил ее надвое.

Увидев — это Святозар оглянулся назад, чтобы прекратить стрельбу из лука, но заметил лишь, как в воздух взвились стрелы, они опять попали в тело василиска, и когда из ран потекла кровь и попала на землю, то вновь обернулась в змей.

— Молчун, Горазд, не стреляйте, — крикнул Святозар, — Ему надо отрубить голову.

А потом следом за Звениславом и Искреном кинулся к василиску. Но тот обливаясь кровью, все больше и больше пораждал саженных змей. Тех было уже десятка два, други выставили вперед мечи, и, образовав стену, рубили их, да отмахивались от василиска, который, несмотря на обиль-но текущую с него кровь смело нападал на дружину, а с его новых ран все лезли и лезли змеи.

— Голову, голову надо срубить, — закричал Стоян, а потом крикнул Святозару, — Смотри, смотри, сзади Святозар.

Услышав окрик Стояна, Святозар оглянулся и увидел, что две змеи заходили на другов сзади, он кинулся их рубить, и внезапно услышал позади себя клацканье клюва — это василиск, прорвав стену из другов, напал сзади на Святозара. Резко присев наследник на мгновение потерял облако из виду, а сзади прямо над головой вновь услышал страшный клекот. Святозар поднялся, отпрыгнул в сторону и повернулся, дымка так и не поспевающая за ним, задержалась где-то позади головы, а развернувшийся наследник успел закрыть глаза, так как к нему уже приближалась голова василиска. Лишь мгновение спустя Святозар ощутил сильный толчок в правое плечо и такое же скрежетание клюва по груди, и упал на землю. Когда Святозар открыл глаза, то первое, что он увидел — это огромный белый валун перед собой, и услышал громкий вопль Часлава, который бежал наперерез камню и Святозару. Наследник вскочил и ощутил сильную боль в груди. Но осматривать себя было некогда, потому, что над камнем появилась громадная голова василиска.

— Святозар, — крикнул Сем, и, подбежав к брату, разрубил позади него змею.

А громадная голова уже нависала над Святозаром и Семом. Часлав разрубающий по дороге змей подбежал к василиску и рубанул его прямо по гребню, кровь хлынувшая во все стороны стала превращаться в змей, которые жутко шипя, поползли на Сема и Святозара. Василиск повернул свою голову с надвое разрубленным кровавым гребешком и кинулся на Часлава.

Святозар не видел дальнейшего боя Часлава и василиска, так как глаза стала застилать дымка, и это была не та дымка, которую Святозар создал. Наследник остановился на мгновение и посмот-рел на грудь, рубаха была разорвана и вся в крови, а значит — это василиск все-таки зацепил его клювом. Немного покачиваясь, Святозар, продолжал отбиваться от наползающих на него с разных сторон змей, когда на выручку ему прибежали Вторак и Любим. И тогда Святозар повернул голову и увидел, как Искрен и Звенислав напали на василиска, они ни на миг, ни прекращая разить его и змей, гнали василиска к громадным валунам, стоявшим возле самых ворот в Беловодье. Василиск отступал, пятясь на своих кольцах назад, и лишь Звенислав приблизился к одному из валунов, как Искрен рубанул василиска по правой сережке. Василиск повернул голову, чтобы напасть на Искрена, а Звенислав тем временем запрыгнул на камень, поднял меч и что есть мочи рубанул им василиска по тому месту, где у него срасталась голова и тело. Голова высоко подпрыгнула и полетела вниз на землю, а из тела прямо на Искрена брызнул целый поток красно-бурой крови. Тело василиска, лишившись головы, на мгновение затихло, а затем, внезапно вздрогнуло и стало разворачиваться, сотрясаясь и дрожа, да повалилось на землю. А все змеи наполнившие вершину горы тут же попадали, и, превратившись в бурую кровь, впитались в землю.

Святозар увидев, как голова василиска отлетела, и тут же сам покачнулся и выронил меч, Вторак и Любим бережно его подхватили и уложили на землю. Наследник провел пальцами по ране и почувствовал под ними громадную рану и поломанные кости. Глубоко вздохнув и понимая, что он сейчас не имеет право потерять сознание, Святозар заплетающимся языком начал читать заговор. Но обессиленный и потерявший много крови наследник лишь со второго раз смог полностью себя излечить, зарубцевать рану и поставить кости на место. Все еще чувствуя большую слабость Святозар поддерживаемый Втораком сел и осмотрел своих другов. Горазд, Лель, Сем и Годлав были также ранены, но не так тяжело как Святозар, поэтому прочитав над ними заговоры наследник излечил их раны и починил им кости. А немного отдышавшись, взмахнул рукой и громко крикнул дымке: " Именем, Семаргла спади!", в тот же миг дымка находящаяся перед очами Святозара и другов исчезла.

— Вторак, — добавил Святозар, — Помоги мне лечь и позови Стояна.

Вторак осторожно положил голову наследнику, а сам отвернул лицо от него и покачал отрица-тельно головой. И внезапно внутри Святозара вдруг заплакала, застонала душа, словно пытаясь ему, что-то сказать, наследник вздрогнул всем телом, а потом закричал:

— Стоян, старший из моих другов, — но Стоян ему не ответил.

Святозар приподнялся на руке и вновь оглядел другов, которые стояли вокруг него, опустив низко головы. Среди дружинников не было Стояна и Часлава.

— Нет, нет, — замотав головой, прошептал наследник, — Этого не может быть…

— Святозар, — также тихо сказал Искрен, и, подняв лицо, утер глаза ладонью, — Нет больше Стояна и Часлава. Василиск обратил их в камни.

Святозар услышав страшные слова, тяжело поднялся и оглядел место битвы. И когда его взгляд остановился на большом белом валуне, который внезапно появился между ним и василиском Святозар тогда понял, что этот валун и есть его дорогой друг. Стоян исполняя клятву данную пра-вителю, пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти Святозара. Покачиваясь, и едва передвигая ноги, Святозар двинулся к камню, и, обняв его, горько заплакал.

— Прости, прости меня Стоян. Если бы не я, ты мой дорогой друг был бы сейчас жив. Как я смогу посмотреть в глаза твоему отцу? Как я смогу посмотреть в глаза Белославы? — чуть слышно про-шептал Святозар и вновь приник к холодному камню лицом, словно пытаясь своим дыханием вернуть к жизни друга.

По лицу Святозара все еще продолжали течь слезы, когда вдруг левая створка ворот пришла в движение, покачнулась, и тяжело скрипя на громадных петлях начала отворяться. При первом скрипе ворот наследник оторвал голову от валуна, и, взглянув на открывающуюся створку, при-близился к ней. Прямо перед собой он увидел чудесную зеленую долину, испещеренную реками. Святозар сделал шаг вперед и протянул руку, но на границе вершины и волшебной страны Беловодья внезапно ощутил плотную, невидимую преграду, которая не давала путникам войти вовнутрь. " Надо ждать грифона", — догадался Святозар, а сзади услышал окрик Звени-слава.

— Святозар, поди скорей сюда.

Святозар оглянулся и увидел, что Звенислав и Искрен стоят возле головы василиска. Немного по-качиваясь, и все еще ощущая боль в груди, да слабость наследник приблизился к другам и оперся рукой о плечо Искрена. Звенислав протянул меч и показал им на клюв василиска. Вначале Святозар ничего не понял, но затем увидел, что клюв начал, совсем потихоньку, приоткрываться, словно кто-то изнутри пытается его распахнуть. Звенислав недоуменно посмотрел на наследника, как будто спрашивая у него, что это? Святозар видел, что глаза василиска были плотно закрыты. Однако клюв все больше и больше расширялся, внезапно голова подпрыгнула на месте, и, из широко раскрывшегося клюва на землю выкатилось огромное яйцо сизого цвета, оно завертелось на месте как заведенный волчок, а потом покатилось вниз к расщелине. Звенислав от неожиданности подскочил на месте и отпрянул в сторону, а мгновение спустя побежал следом за яйцом, при этом пытаясь на ходу ударить по нему мечом.

— Не тронь, не тронь его, Звенислав, — сам не ожидая от себя таких слов, закричал вслед другу Свя-тозар, и, опираясь на плечо Искрена, пошел к Звениславу, который, так и не разбив яйца, стоял возле края расщелины, куда до этого оно успело шмыгнуть.

Святозар приблизился к расщелине и заглянул в нее, та была не большой всего лишь в аршин глубиной, а дно ее было устлано мхом, прямо на котором теперь и лежало яйцо.

— Почему ты сказал, чтобы я его не трогал? Он убил наших другов, — раздраженно спросил Звени-слав.

Святозар покачал головой, и с дрожью в голосе, ответил:

— Нет, это сделал не он, а его отец.

— Какая разница он, не он. Вот я его сейчас разобью, и больше никто никогда никого не превратит в камень, — добавил Звенислав и просунул меч в расщелину.

Яйцо словно чувствуя, что ему грозит смерть, опять беспокойно завертелось на дне.

— Не смей, Звенислав, — почти крикнул на друга Святозар, — Слышишь, не смей! Никогда восуры не бились со слабыми и малыми, — наследник, взялся рукой за грудь, тяжело задышал и заметил, — Его убивать нельзя. Потому, что так положено самим Богом Сварогом, чтобы вечно василиски охраняли Беловодье, и чтобы род их никогда не перевелся.

Звенислав поднял голову, посмотрел на Святозара, и вытащил меч из расщелины, а как только он это сделал, яйцо перестало вертеться и затихло на месте. И лишь яйцо успокоилось, как над головой Святозара и другов послышался шум от взмахов крыльев. Святозар поднял голову и уви-дел опускающегося около правой створки ворот грифона.

Существо коснулось земли, сложило крылья, и посмотрело на дружину, словно стараясь разгля-деть каждого, а потом остановило свой взгляд на Святозаре и внимательно, и даже с каким-то интересом принялось его рассматривать. Святозар тоже оглядел грифона, ведь на самом деле — это прекрасное существо было необычайно красиво, на громадном теле кошки, покрытом желтоватой шерстью, находилась большая орлиная голова с желтым, ярко горящим клювом и крупными темно-карими пронзительными глазами. Два огромных в тон голове белоснежных крыла, покоились на теле. Четыре мощные лапы поддерживали тело, а на концах пальцы венчались крупными, острыми, серебристыми когтями, сзади изящно изгибался длинный змеиный хвост с острым, серебряным когтем на конце. Грифон по поверьям восуров был одновременно символом воздуха и земли, олицетворяя собой силу, бдительность и мудрость. Во всех восурских сказаниях он был стражем тайных знаний.

Дружина разбросанная по вершине в миг схватила мечи, и, выставив их вперед кинулась на гри-фона.

— Остановитесь, — повелительно сказал наследник, и, отпустив плечо Искрена, за которое все еще продолжался держаться, пошел к грифону.

Святозар приблизился к грифону, остановился и разглядел в его темно-карих глазах вспыхиваю-щие огоньки света, да низко поклонился.

Грифон поклонился в ответ, а когда позади Святозара други вложили мечи в ножны, немного с птичьим клекотом обратился к наследнику:

— Кто ты, юный отрок? Назовись, и назови причину, по которой ты явился к воротам страны Бело-водья.

— Я, мудрая птица, — начал свой ответ Святозар, — наследник восурского престола Святозар, сын правителя Ярила, по реклу Щедрый, потомок великого ведуна Богомудра. Я прибыл в страну Беловодья, чтобы добыть воду из молочной реки, и излечить свою рану, и рану моего младшего брата.

Грифон выслушал Святозара, и присев на задние лапы, поджав под себя змеевидный хвост, ска-зал:

— О, Святозар, наследник восурского престола вижу я, твоя цель прихода в Беловодье благородна. Вижу также, что ты и твои други проявили храбрость, победив василиска и мудрость, не убив его потомка. А поэтому и отворилась створка, а поэтому и явился я. Но, чтобы ты смог войти в волшебную страну Беловодья, необходимо, чтобы открылась и вторая створка, правая. Она открывается лишь умным и великим людям. Людям, которые смогут ответить на мой вопрос. Ты, Святозар, готов его услышать и готов ли ты на него ответить?

Святозар тяжело задышал, чувствуя, как на самом деле он обессилен сегодняшним боем и ра-ной, как душевно слаб потерей Стояна и Часлава, и внезапно вспомнил слова Стояна, которые недавно тот ему сказал: "…Не надо, чтобы вымотанный душевной скорбью, ты не смог сделать, то зачем сюда явился!" Вспомнил Святозар и своего брата Эриха, который где-то умирает, от тяжелой раны. Вспомнил тот трудный путь, который он прошел, чтобы достигнуть страны Беловодья. Вспомнил и мысленно поблагодарил своего друга, который даже сейчас после смерти помогает ему своим советом и поддержкой. И тогда понял Святозар главное, что не может он сейчас падать духом, хотя бы ради Стояна и Часлава, которые пожертвовали своими жизнями ради него, и поэтому успокоенный и благодарный своим другам, он поднял глаза, посмотрел прямо в очи мудрой птице и ответил:

— Да, мудрая птица, я готов выслушать твой вопрос.

Грифон некоторое время молчал, внимательно рассматривая Святозара, а потом сказал:

— Расскажи мне, Святозар, что такое человеческая жизнь, и какова ее цель? Да, ответь мне так, чтобы твой сказ, словно песня пролетела над вершиной Сарачинской горы.

Святозар услышав вопрос, первым делом подумал о том совете, который дал ему на прощание кот Баюн. И теперь только понял, что имел в виду он, говоря о том, что нужно доверить этот ответ своей душе, которая живет уже не одну жизнь, и которая на самом деле очень мудра. И поэтому Святозар закрыл глаза и вздохнул, он мысленно представил себе свою душу, которая находится в груди, вблизи сердца и горит лазурным светом: " Слышишь, — тихо прошептал душе Святозар, — Слышишь его вопрос. Ответь, ведь ты знаешь, что надо сказать?" А когда душа согласно кивнула ему в ответ, он открыл глаза и начал свой сказ:

— Ранним утром я вышел на зеленый луг, где в высоких травах прятались капельки прохладной, чистой росы. Прямо позади меня из глубины тверди показалось солнце. Я помню, что мне было совсем мало лет, не больше двух. Я поднял свою головку, посмотрел на все еще темное небо, посмотрел на расстелающееся зеленое поле трав и цветов, которые были так высоки, что доходили мне до груди. И вступил в этот мир. Вначале пути идти было очень тяжело, высокие злаки мне приходилось раздвигать руками, а серебристые капли росы стекали по рубахе, делая ее сырой и холодной. Но по мере того как я шел вперед солнце позади меня начало подниматься, а вместе с его подъемом сначало обсохли травы, затем моя рубаха. Теперь не испытывая холода я шагал бодрее, и видел, что травы стали уменьшаться, а я стал расти. Каждый шаг делал меня уверенней и сильней, наконец, я вырос настолько, что мог себе позволить побежать. Сначало лишь несколько быстрых шагов, а затем все быстрей и быстрей. О какое- это было прекрасное чувство, я ускорял свой бег и моя молодая, чистая душа и тело были легки и наполнены светом взошедшего позади меня солнца. Временами мне казалось еще мгновение, и я полечу, я был счастлив, я кричал от восторга, а когда я повернул голову, то увидел, что солнце поднялось на треть небосвода, и оно было таким теплым и ласковым, словно руки заботливого отца. Местность, по которой я продолжал свой бег, стала меняться, сначала, совсем немного яркие, пылающие ковры цветов, сменились на зеленые, но не менее, прекрасные травы, земля была чудесна. И в этот миг я почувствовал, что стал взрослеть, я видел, что поднимающееся выше к середине небосвода солнце стало нагревать землю, а вместе с этим прежде зеленые травы стали желтеть и выгорать. Но я продолжал свой бег, когда солнце показало середину небосвода, я начал обливаться потом, и ощутил, как оно стало немилосердно обжигать меня, однако я был еще полон сил, я был еще молод, и, не снижая быстроты своего бега, продолжал путь. Внезапно впереди себя я увидел небольшую расщелину, я подбежал к ее краю и легко ее, перепрыгнув, двинулся дальше. Теперь впереди себя я видел землю, сплошь покрытую безжизненным песком, с разбросанными по ней огромными камнями и широкими трещинами. Бежать с каждым вздохом становилось трудней, то ли потому, что ноги увязали в песке, то ли потому, что все время приходилось обегать камни и перепрыгивать глубокие расщелины, то ли потому, что опускающееся солнце стало светить мне в глаза, а может быть потому, что я стал стареть. Уже не было той прыти преодоления преград, все чаще и чаще казалось, что просторы земли лишь высасывают жизненные силы. Временами я с бега переходил на ходьбу, и тяжело дыша, грустно смотрел на заходящее солнце или оглядывался назад, туда, где был молод и так счастлив. А потом я вновь продолжал свой бег, но это уже был и не бег-то совсем, а так лишь жалкое его подобие. Наконец солнце закатилось за небесный свод, но оставило на поверхности земли тонкую полоску белого света. И тогда я понял, что все — это время бежал именно к этой полоске света. Теперь я знал, где закончится мой путь, и, выбиваясь из сил, побежал быстрей. Но, что — это? Передо мной расстелалась громадная бездна, я чувствовал, что это последняя преграда на моем пути и если я приложу силы и перепрыгну ее, то тогда поподу туда на полоску белого света. Но край бездны был так далек, а я так стар и слаб. И все же я крикнул себе громко, постариковски: " Беги, беги, что есть силы!" И прилагая все, что осталось в моем дряхлом теле, подбежал к краю бездны, оттолкнулся и полетел вперед".

Святозар замолчал, тяжело переводя дух, словно это он только, что совершил тот страшный полет над бездной, и посмотрел на грифона. А затем услышал, как с небес к вершине Сарачинской горы льется тихая и нежная музыка, словно кто-то там, в далекой небесной выси, заиграл на гуслях, чтобы лучше звучал сказ Святозара. Мгновение спустя музыка затихла, а грифон встал на свои лапы и низко до земли поклонился Святозару, расправил крылья, и, сделав пару быстрых шагов, взмахнул ими, и, полетел в высокое, голубое небо, он сделал один круг над вершиной, а потом, скрылся из глаз. И как только он пропал, правая створка ворот пришла в движение, покачнулась и, также как до этого левая, тяжело скрипя, отворилась.

Глава сорок шестая

Святозар двинулся к распахнутым воротам, и, подойдя к полосе разделяющей вершину, где зем-лю устилали лишь камни, ступил в страну Беловодья. И тут же услышал множество прекрасных звуков — это были птичьи голоса, крики зверей, шевеление ветерка и звон текущей где-то невда-леке реки. Наследник оглянулся на дружину и позвал их к себе, а напоследок кинул печальный взгляд на валуны, в которые превратились Стоян и Часлав, да тяжело вздохнул. Святозар продол-жал смотреть на валуны, когда к нему подошли Искрен и Звенислав.

— Искрен, — обратился он к другу, — Тебе не кажется странным, что все валуны, которые находятся на вершине, а их будет несколько десятков, черные, а те…,- и голос Святозара дрогнул, — Те, в которые превратились… други светлые.

Искрен обернулся, посмотрел на валун, в который превратился его брат, и, смахнув с лица набе-жавшую слезу, ничего не ответил, только печально покачал головой.

Когда все други уже вступили в Беловодье, то Святозар укрепив на ремне ножны с мечом подан-ные Лелем, и перекинув лук через плечо, двинулся вперед. У Святозара все еще болела грудь, и кружилась голова, но цель его пути была так близка, что он решил терпеть и идти пока идется.

Расстилавшаяся перед дружиной долина сверкала, словно драгоценный камень изумруд, трава-ми. Святозар и дружина спустились с небольшого возвышения, на котором находились ворота вниз в долину, поросшую низкими травами, да чудесными полевыми цветами: ярко-желтыми лютиками, нежно-голубыми колокольчиками, синими васильками, да белыми с желтой корзиночкой ромашками. Белые, желтые и едва голубоватые бабочки летали с цветка на цветок. В воздухе суетились стрекозы, пчелы и шмели. Дышалось так легко и свободно. У Святозара даже прошло головокружение, и ушла слабость.

— Словно, домой в Восурию попали, — внезапно нарушив молчание идущих, сказал Годлав, — А пах-нет жарким летним днем. Тогда когда выйдешь в луга, упадешь в траву, и надышаться этой див-ной чистотой не можешь.

Святозар улыбнулся словам друга, и добавил:

— Это когда — то был Ирий-сад, и сюда приходили души умерших восуров, поэтому и немудрено, что их встречала родимая земля.

Сопровождаемый дружиной Святозар шел вперед. Пройдя через долину, они очутились в не-большом березовом лесу, где, словно посаженные в ряд росли не высокие белоствольные березы, с тонкими плакучими ветвями, а кое-где ольха, покрытая гладкой серой корой, да небольшие кустарники лещины с овальными опущенными листами, усыпанные орехам. В лесу, наполненном травами и бьющими отовсюду родниками, не умолкала трель соловья и дрозда. Два великих певца Восурии сидели невысоко на ветвях берез и старались друг друга перепеть. Лес также наполняли звери, да звери которые обитали в Восурии: длинноухие зайцы, небольшие стада пятнистых оленей и кабанов, серые и бурые белки. Звери, не видевшие человека, совершенно не страшились Святозара и его дружины, и, поглядывая на людей, останавливались и затихали, а затем снова продолжали свой путь. В лесу Святозар наконец-то разглядел еле видимую звериную тропу. Он достал из ножен кинжал, воткнул позади сапогов и прочитал заговор, которому когда-то научил его отец: " О, ты, великий кинжал ведуна Богомудра, отрежь все непрямые пути, все долгие пути, направь тропу именем Богини Мать Сыра Земля, прямо к моей прародительнице корове Земун. Да, веди меня дорогой чистой и легкой! И слово мое крепко! И слово мое сильно!" Святозар закончил читать заговор, немного изменив его конец, чтобы не лезть через овраги и не прыгать через буераки, как это было в Сумрачном лесу. И увидел, что тропа изогнулась вправо и стала более видимой. Святозар вытащил кинжал и вместе с дружиной двинулся по тропе.

— Святозар, — обратился к нему Лель, который шел следом за ним, — А я и не знал, что ты так сказывать можешь.

— Это брат не я, а моя душа сказывала, — тихо ответил наследник.

— Значит, брат, у тебя и правда, великая душа, раз она так красиво может петь, — сказал Лель, и немного помолчав и добавил, — Как только ты запел, с небес на вершину Сарачинской горы потекла дивная музыка. Я поднял голову и посмотрел туда в высь, и мне показалось… Знаешь, брат, мне показалось, что там в лучах летнего солнца переливаясь словно радуга стоял Бог, и играл на гуслях.

Святозар оглянулся на брата, улыбнулся, и почему-то больше не ощущая внутри груди боль, заметил:

— Наверно, так и было….

— Да, ты так думаешь? Ты думаешь, я увидел Бога? — взволнованно спросил Лель.

— Может брат, ты и увидел Бога. Но одно точно, музыка и правда текла с небес.

— Это был ДажьБог, — после недолгого молчания, заметил Лель, — Именно ДажьБог один среди всех Богов играет на гуслях и творит божественные сказания. Поэтому и мы восуры, так любим сказанья и музыку, потому что наш прародитель ДажьБог, создавая нас, вложил в наши души эту любовь.

Святозар ничего не ответил брату, а сам подумал, что как когда-то ДажьБог явился к плывущему в Беловодье Богомудру на помощь и победил Черномора, так и сейчас он пришел, чтобы помочь ему Святозару, ответить на вопрос грифона и наполнить его сказ еще и чистой, светлой музыкой. А это значит, что ДажьБог следит за ним и видит как преодолевает Святозар все трудности на своем нелегком жизненном пути. И в тот же миг, как он это осознал, наполнилась душа его такой благодарностью и теплом, что ушла из нее всякая боль и страдание.

Тропа изгибаясь словно живая, повернула налево и вывела дружину из березового леса. Святозар и други поднялись на небольшую возвышенность, по правой стороне которой росли высокие восурские дубы, буки и вязы, а затем остановились на ее вершине и глянули вниз. Там впереди росли высоченные деревья, раза в два превышавшие высоту дубов и вязов, они были просто великанами в мире растений. Спустившись вниз со склона, Святозар смог рассмотреть их широкие бледно-бурые стволы, густые кроны, ветви которых поросли большими плоскими темно-зелеными листьями. Сами ветви переплитались длинными наподобие веревки бурыми лишайниками, скрученными между собой. Прямо на стволах и огромных ветках росли цветы и необычные желтые и бурые крупные ягоды. Где-то высоко в кроне деревьев слышны были крики зверей и птиц. По стволам бегали большие ярко-зеленые ящерицы, желтые змеи, и крупные пурпурные жуки. Земля ярко-красного цвета была устлана ковром из опавшей листвы, да кое-где на ней росли не высокие с широкими листьями кустарники и травы.

Святозар остановился и посмотрел, наверх, пытаясь разглядеть жителей этого чудесного места. Там где-то далеко в густо переплетенной кроне слышалась мелодичная песня — рев, с резкими отрывистыми выкриками. Одно из существ внезапно спрыгнуло с ветки и повисло на крепком, буром лишайнике осматривая путников — это был рыжий зверь, который висел, раскачиваясь на длинных передних похожих на человеческие руки, лапах. У существа была очень потешная мор-дочка, отдаленно напоминающая человечье лицо.

— Это обезьяна, — объяснил Звенислав и остановился рядом, — Я такую видел на базаре, куда ее привезли неллы, надеясь продать. Обезьяна сидела в деревянной клетке, ела фрукты и скалила на всех зубы. Но никто из восуров ее не покупал, а когда похолодало она подохла, жаль ее было. Они неллы держат их у себя в жилищах, вроде как лошади и собаки. А я, все время, приходя с мальчишками на базар, смотрел на нее и думал, ну, какой прок от такого зверя в доме. Она то и умела всего, что скалить зубы.

— Знаешь, — заметил Святозар, — Бог наш Сварог очень мудрый, поэтому он, и, разделил зверей на домашних, которые живут с нами и помогают нам, и диких, которые должны жить на воле, и ук-рашать наши поля, луга и леса. И, верно такой зверь должен жить в этом великолепном и мощном лесу, и быть вольным.

— Это ты Святозар верно сказал, — согласился с наследником Звенислав.

А обезьяна тем временем, закачалась на руках, и, схватившись за другой лишайник, пролетела на нем по воздуху, взобралась на ветку и исчезла в кроне. Святозар еще какое-то время смотрел вверх, а потом тронулся дальше. Но пройдя совсем немного, дружина увидела прямо на тропе еще одно существо. Это был небольшой зверь похожий на кабана, только в отличие от кабана, зверь был черным и на спине укрытый белым чепраком. Морда его была длинной, словно толстое рыльце. Зверь обернулся, посмотрел на людей, втянул в себя воздух рыльцем, а потом пошевилив небольшими треугольными ушами скрылся за ближайшим деревом.

Постепенно деревья стали уменьшаться и в высоте и в ширине, а под ними теперь росли высокие травы, да густые кустарники, на ветвях которых сидели диковенные птицы. Невиданные оперенья и роскошные цвета, украшали их. Наследник и други вновь остановились очарованные красотой одной из птиц, что сидела на ветке невысокого дерева. Птица по размеру не превышала сойку. Бархатные перья на голове, шеи и груди отливали золотисто-зеленым цветом. На задней части головы высился красный хохолок с золотистыми кончиками. Длинные крылья и хвост от нежно- желтого до ярко-оранжевого сверкали и переливались. Крупные ноги и согнутый клюв серо-голубого цвета, и черные, словно две бусинки глаза. Птица испускала мощные и пронзительные трели необыкновенно нежные, радостные и отрывистые. Святозар протянул руку и дотронулся до чудесной птицы, та ничуть не испугавшись, лишь на мгновение затихла, посмотрела на наследника, и, приподняв головку, продолжила прерванную песню.

Другие птицы, перелетающие с дерева на дерево, были также чудесны. Их цвета отливали темно-зеленым, фиолетовым, золотисто-желтым, багряно-красным цветами, с необыкновенно длинными перьями крыльев и хвостов изгибающимися, ступенчатыми, да имеющие различные завитки и вихоры.

Как только Святозар дотронулся до дивной птицы, сразу почувствовал внутри себя необыкновен-ную легкость. Он оглянулся и увидел лица своих другов, которые осветились улыбками радости и счастья. Веселый смех стал раздаваться все чаще, они шли по тропе, совершенно позабыв печаль и боль, получая удовольствие, словно дети, при виде каждой птицы, каждого зверя. Временами Святозар еще вспоминал, зачем он сюда прибыл, вспоминал цель своего пути, и погибших другов. Но чем дальше они продвигались вглубь страны Беловодья, тем меньше оставалось скорби в сердце. И какое-то время спустя, наполненный изнутри радостью и счастьем, Святозар совершенно забыл о том, зачем сюда явился.

Тропа привела их к небольшой бело-голубой речушке, на ее берегу росли невысокие кустарники с зеленой листвой и с ярко-красными круглыми плодами. Вторак подошел к кусту, сорвал один из плодов, и разломил его напополам, внутри плода оказались небольшие с ноготок алые ягоды. Он взял одну ягоду съел ее, а затем протянул плод наследнику. Святозар попробывал чудную ягоду, которая на вкус оказалась кисло-сладкой, а потом устремил взгляд на речушку, и пошел к воде, быстро сняв сапоги, штаны и рубаху, вошел в реку, и, нырнув, поплыл. Вода оказалась очень теплой, и, плавая в ней Святозар, ощущал необыкновенную легкость, чистоту и всепоглощающую радость. Казалось, что боли, страдания и зла вообще никогда не существовало.

Когда Святозар накупавшись, вышел из речушки и лег на мелкий песок, покрывающий ее берега. Дружина последовала его примеру и отправилась купаться в небесно- хрустальной воде. Закрыв глаза, Святозар почувствовал не жаркие лучи солнца, свежий обдувающий лицо ветерок, и не-обыкновенные медовые ароматы в воздухе. Все мысли покинули его голову, и только наслажде-ние и благодать царили в теле и душе.

Подошедший к нему Вторак, окликнул его и показал ему круглый большой плод бледно-желтого цвета. А затем сел рядом, кинжалом разрезал плод на четыре части. Внутри плода оказалась бледно-желтая мякоть, усыпанная белыми семенами, Вторак очистил мякоть от них и подал Святозару сказав:

— Ешь, это вкусно, — а когда увидел, что Святозар, поднявшись с песка, сел и приняв плод начал, есть сладкую мякоть, добавил, — Не помню, как она называется, — острием кинжала он почесал бровь, верно пытаясь вспомнить название, но так и не упомнив, махнул рукой и, принялся есть плод сам.

— Как хорошо и легко на душе, — громко крикнул вышедший из воды Искрен и сел рядом со Свято-заром, — Что это вы едите? — спросил он, а Вторак подал другу одну из частей плода.

Святозар посмотрел на улыбающегося Искрена, увидел, как тот принялся с удовольствием поедать плод и внезапно услышал внутри себе какой-то тихий возглас, словно душа Святозара хотела ему, что-то сказать и это что-то было очень важным. Святозар на миг закрыл глаза и прислушался к себе и тогда увидел он, сквозь легкую дымку, словно с высоты птичьего полета поля и луга, на которых поднимались травы; леса, что темнели покрытые густой листвой; большой город, который как древний витязь раскинулся на возвышении; хрустальные, наполненные чистотой реки, что величаво несли вдаль свои воды. И услышал внезапно Святозар далекую восурскую песню славящую красоту родной земли и славный, гордый народ. А еще услышал Святозар, как громко и четко внутри тела ему сказала его душа: " Очнись, нам надо с тобой очнуться".

Святозар открыл глаза, помотал головой и ощутил внутри себя горечь от потери Стояна и Часлава. Он поднялся на ноги, огляделся по сторонам и догадался, что волшебная страна поглотила боль и горе его, дала успокоение и душевное равновесие. Но Святозар явился сюда совсем не за этим, он пришел в страну Беловодья, чтобы не забыться в тишине и радости, а найти корову Земун и излечить себя и брата. Он вспомнил, что жив и на земле у него много не исполненных дел, и жизненный путь его пролегает там, в полях и лугах славной Восурии!

— Други, други мои, — окликнул Святозар дружину, те лениво повернули головы к наследнику и посмотрели на него, — Братья мои, вспомните, зачем мы сюда пришли. Вспомните, про погибших наших другов, — но дружина, словно не слыша его, отвернула от него головы, и принялись, одни бултыхаться в воде, а другие греться на солнце.

Искрен и Вторак продолжали, есть плоды, словно и совсем не слыша слов наследника. Святозар выбил из рук Искрена плод, а затем, схватил его за плечи и потряс.

— Искрен, Искрен, ты слышишь меня? Ты помнишь, зачем мы сюда пришли?

Искрен широко улыбнулся, положил наследнику руку на плечо и ответил:

— Мы пришли сюда, чтобы достигнуть душевного спокойствия, и отдаться в руки счастью. Я ощу-щаю, как радость заливает мою душу.

— Нет, нет, — почти панически закричал Святозар, — Мы пришли сюда к нашей прародительнице ко-рове Земун. Ты помнишь, своего погибшего брата, Стояна? Ты помнишь, как зовут меня? Ты помнишь, как зовут тебя?

Искрен вдруг радостно замотал головой и засмеялся.

— Посмотри, как здесь прекрасно, наслаждайся этой чистотой, — восторженно сказал Вторак, все еще держащий в руках плод.

— Брось, брось его, — крикнул Святозар и выбил из рук друга плод.

Вторак поднял голову и широко улыбнувшись, посмотрел на наследника.

Святозар вновь поднялся на ноги, и принялся бегать от друга к другу, пытаясь пробудить их к жиз-ни, но они лишь радостно улыбались ему в ответ, не понимая его тревоги и совсем забыв не только цель своего пути, но даже и собственные имена. Святозар пробывал читать заговоры над притихшими под теплым солнцем Годлавом и Гораздом, но в этой волшебной стране на их души, которые забыли себя, заговор уже не действовал.

Внезапно взгляд Святозара упал на гусли и лежащего рядом с ними Леля. Наследник подбежал к брату и стал теребить, пытаясь уговорами вернуть его к жизни, но тот лишь улыбался, да хохотал над словами брата. Тогда Святозар схватил Леля за плечи и посадил, а затем, наотмашь ударил его по лицу. Брат на миг закрыл глаза, улыбка с его лица сползла, но лишь он вновь открыл свои очи, то опять заулыбался и засмеялся. Святозар сжал кулак и сильно ударил Леля в нос, и когда у того из носа потекла кровь, брат резко вырвался из удерживающих его рук, и утирая нос рукой гневно сказал:

— Ты, что одурел совсем? Чего меня бьешь?

— Брат, Лель, ты меня слышишь? — дрожащим голосом спросил Святозар.

— Еще бы тебя не слышать, разбил мне нос, а теперь спрашивает? — ответил Лель.

— Брат, ты помнишь, зачем мы сюда пришли?

Лель сдвинул брови, удивленно посмотрел на Святозара и сказал:

— Мы пришли сюда, чтобы ты излечил свою рану, и добыл для своего брата воды из молочной реки.

— Хорошо, хорошо, что ты это вспомнил, — еще более обрадовано сказал Святозар, помогая выти-рать нос брату от текущей из него крови, но так и нерешаясь его заговорить, — Оглянись, Лель, по-гляди, что с нашими другами. Они забыли, зачем сюда пришли, они забыли кто они. Пусть у тебя пока течет кровь, пусть брат. Страдание и боль вернули твою память.

Лель оглянулся по сторонам, и, увидев ничего не помнящих другов, беспокойно спросил у Свято-зара:

— И, что же мы будем делать? Будем всем носы разбивать?

— Нет, — усмехнулся Святозар, — Носы мы больше бить не будем, а сделаем вот, что… Возьми Лель гусли и начни петь песни про Восурию, и я думаю они вернут наших другов к жизни.

Лель утер нос, взял гусли, и, положив их на колени, провел по струнам пальцами, и запел своим мелодичным, нежным голосом песню прославляющую родную Восурию. Песня сначала звучала не громко, но постепенно набирала силу и какое-то время спустя уже летела по всей стране Беловодья, заглушая песни птиц, крики зверей и шум бегущей воды. А еще через некоторое время други стали пробуждаться, словно после долгой спячки. Первым очнулся Искрен, он тяжело потряс головой, затем посмотрел на Святозара и спросил:

— Что- это было?

— Продолжай играть и петь, — кинул на ходу Лелю Святозар, и, подойдя к Искрену, спросил, — Ты помнишь, как тебя зовут и зачем ты пришел сюда?

— Конечно, помню. Меня зовут Искрен, а пришли мы сюда к корове Земун, чтобы ты смог изле-читься.

— Вот и славно, что ты это вспомнил. А теперь вставай и одевайся, — добавил Святозар и оглянулся, посмотрев на других другов.

Дружина под звуки родной песни пришла в себя и обеспокоенно оглядываясь, собралась около наследника.

— Святозар, — тихо споросил Молчун, — Что с нами произошло?

— Я уже говорил вам, что это когда-то был Ирий-сад, и верно в нем сохранилось волшебство, которое помогает забыть прошлую жизнь, страдание, беды и горе, даруя вечное счастье и благодать, — ответил Святозар Молчуну, а затем, обратился к дружине, — Други давайте одеваться и в путь.

— Святозар, — вновь окликнул его Молчун, — Я вспомнил, как отец мне говорил, чтобы мы не слушали здесь песни птиц, не прикасались к плодам и не любовались природой. А я, а я…. Я так был потрясен гибелью Стояна, что совсем об этом позабыл.

— Да, друг мой, — подойдя к Молчуну, и положив ему руку на плечо, добавил Святозар, — Не ты один — это забыл, — и повернув голову к Лелю, который не смолкая ни на миг продолжал петь и играть, спросил, — Брат, ты сможешь играть и петь на гуслях в дороге?

Лель кивнул головой и начал подниматься, а Святозар пошел одеваться, и подбирать разбросан-ные по земле меч, лук и колчан со стрелами.

Выйдя на все еще мерцающую тропу, Святозар с дружиной двинулся вперед теперь уже не любиясь красотами земли, а внимательно слушая голос Леля.

Постепенно кустарники и деревья стали редеть, а зайдя на небольшой пригорок, дружина увидела зеленые и желтые поля злаков, да белоснежную гору впереди, из которой вытекала широкая река. Тропа спустилась с пригорка и двинулась сквозь поля злаков. Травы здесь были необычайно высоки и скрывали дружину с головой. Святозар шел впереди, когда на тропу внезапно вышел гигантский зверь, раза в два тяжелее восурского быка и такой же, как бык высокий. Серо-коричневый цвет кожи, громадная голова, на которой прямо между глаз на лбу росли два крепких рога. Массивные большие ноги и тяжелая поступь. Зверь вышел из трав, потоптался, верно, заинтересованный идущими людьми, и повернувшись, пошел к ним навстречу. Впервый момент Святозар даже растерялся увидя, как это громадина движится прямо на него, но затем громко закричал и захлопал в ладоши, други шедшие позади наследника вторили ему криками и свистом. Зверь, услышав такой шум, вздрогнул всем телом, и, развернувшись, убежал в травы.

Растения, среди которых шла дружина, чем то напоминали растущие в Восурии рожь и пшеницу, но в отличие от восурских трав были очень высоки и имели толстые стебли, венчающиеся на концах громадным колосом. По мере продвижения среди злаков появлялись все более новые растения, с такими же высокими побегами, покрытые крупными широкими листьями, а между побегом и листом хоронились овально-вытянутые нежно-зеленые плоды. Святозар на мгновение засмотрелся на диковинное растение, а когда встряхнул головой, прогоняя очарование, услышал, что позади, стихли гусли. Святозар оглянулся и увидел, как остановившиеся невдалеке от него други столпились возле Вторака, который сорвал плод с диковинного растения, и начал, словно спеленованного ребенка, разворачивать и бросать листья на тропу.

— Лель, — крикнул Святозар, и подбежав, выбил плод из рук Вторака, — Да, что же вы, в самом де-ле, — он посмотрел так на другов, что те все разом вздрогнули, — Слушайте, Леля, и смотрите себе под ноги на тропу, коли не можете с собой справляться. А, ты Вторак, — наследник грозно свел брови и глянул на друга, — Словно голодный ты, словно наесться не можешь… Сорви мне хоть еще один плод, я тебе даю слово, что как Лелю нос разобью, чтобы ты более о еде-то и не думал.

Други увидев, как рассердился наследник, опустили головы, а Лель потер нос, и, тронув струны, вновь запел и заиграл. Святозар еще раз оглядел другов и пошел по тропе дальше.

Постепенно травы стали редеть, а впереди Святозар услышал звонкую, переливчатую трель воды. Пройдя еще немного, наследник увидел перед собой берег реки местами поросший камышом и рогозой. Тропа приблизилась почти вплотную к берегу, и наследник заметил, как белы воды, словно это была не вода, а молоко. Святозар свернул налево, туда, куда повернула тропа, и пошел между раздвинувшимися рядами рогозы и камыша. Теперь тропа вела наверх, словно впереди была небольшая возвышенность. Поднявшись на нее, Святозар увидел резко оборвавшуюся зелень камыша, и широкую поросшую мелкой шелковистой травой поляну.

Прямо посередине поляны, словно невысокий холм поместилась огромная корова. Она лежала на правом боку, подогнув под себя передние ноги, и вытянув задние, из большого нежно-розового вымени вытекали четыре ручейка и соединялись в небольшом озере, а уже оттуда вытекала молочная река. Корова была белая, и со стороны казалось, словно покрытая белыми пушистыми облаками. Как только на поляну вышли люди, она подняла свою большую голову увенчанную золотыми, кручеными рогами, и с небольшим молочной белизны и огнисто-радужным отливом камнем между рогов. Корова на них своими зелено-карими очами, и заговорила, обращаясь к Святозару:

— Здравствуй, сын мой, Святозар, как труден и долог был твой путь.

Святозар опустился на одно колено, поклонился корове и сказал:

— Приветствую тебя, прародительница восурского народа, великая корова Земун.

— Подымись, сын мой…, и вы верные его други, с колен, — а когда Святозар поднялся, Земун доба-вила, — Подойди ко мне ближе, дитятко, и я посмотрю на тебя.

Святозар неторопливо ступая по мягкой траве, приблизился к корове, та протянула к нему морду, и Святозар погладил ее по большому, влажному, розовому носу.

— Ты, пришел сюда, дитятко, чтобы излечить свою рану и спасти своего брата от смерти. Почему твой путь по стране Беловодья был так долог? Я видела, как открылись ворота и ты вошел, но ты шел так долго, что случилось с тобой в пути?

— В пути, корова Земун, мы предались радости и счастью, царящему в этой волшебной стране, и совсем позабыли, кто мы и зачем сюда пришли, — грустно вздохнув, ответил Святозар.

— Но, ты смог преодолеть благодать в своей душе, и побороть наслаждение?

— Да, корова Земун, я вспомнил свою прекрасную землю, мой народ и тот путь, которым я иду, — добавил Святозар.

— Ты, молодец, дитятко, молодец. И теперь ты достоин, излечить себя и своего брата. Но прежде, чем это случится, ты должен, по велению ДажьБога, познать свою душу, и узнать, кто ты есть на самом деле, — сказала Земун и с такой нежностью посмотрела на наследника, что на миг ему показалось, словно смотрит на него его отец.

— Как же мне — это сделать? — спросил Святозар.

— Подойди ко мне еще ближе, закрой глаза и прикоснись к камню, что сияет в моем лбу. Этот ка-мень называется " Око мира". Он показывает все, что было на земле вчера, позавчера, десять, сто, тысячу лет назад.

Святозар сделал шаг вперед, протянул руку, дотронулся до камня и закрыл глаза. И тогда он уви-дел себя, словно со стороны, словно на Святозара смотрел кто-то другой.

Теперь перед ним стоял высокий, рослый юноша с темными, каштановыми и немного волнисты-ми волосами, у юноши высокий лоб, прямой нос и большие голубые глаза. И жизнь этого Святозара полетела в обратном направлении, точно раскручивалась назад. Вот он видит, как Святозар идет по Беловодью, а вот приникнув головой к валуну, горько плачет о потере друга, огромный восьмиугольный дворец, а на нем широкий балкон огражденный золотыми и серебряными изваяниями, на балконе мирно беседующие Святозар и царь Альм. Мгновение спустя Святозар отплывает на ладье от Новыграда, а вот выходит из озера на Синь-камне, еще несколько ярких картин, и вот темная ночь высокий дремучий лес, а в нем лазурное сияние души Святозара, которая держит за руку вздрагивающего Эриха. Изображение вновь сменяется, а на нем Святозару лет восемь он на берегу Северного моря, жаркий летний день, а он плывет в воде, обгоняя Сема. А вот Святозар младенец, он завернут в толстый плащ, он лежит на коленях у человека который едит в рыдване, младенец громко плачет, он голоден и ему холодно, а человек этот страшен, и от него исходит зло, которое ощущается даже во времени.

Но изображение опять меняется, и теперь Святозар старец с длинной седой бородой, он стоит на Синь-камне, и, подняв руки вверх, что-то шепчет и внезапно в камне появляется узкая, словно щель дыра, старец вставляет в щель меч ДажьБога, и, взмахнув руками, смыкает камень. Но вот Святозар… Да, нет, то не Святозар, то уже Богомудр… Ведь и Богомудр, и Святозар — это одно единое, неразделимое целое, потому, что душа Святозара прежде жила в теле Богомудра. И вот Богомудр зрелый мужчина, он со своей крепкой дружиной стоит в покрытых ковылем лугах и смотрит на находящееся перед ним большое войско врага. Теперь Богомудр молод ему около двадцати пяти лет, он стоит около границы Беловодья на вершине Сарачинской горы и из кожаной кубышки, поливает светлые валуны водой из молочной реки и читает заговор. А вот Богомудр еще моложе, одной рукой он обнимает молодую, белолицую, с длинными темно-рыжими до пояса волосами, с нежными алыми губами и ярко-зелеными глазами, деву. На другой же руке он держит маленького мальчонку, у которого каштановые волосы отца, да зеленые глаза матери. Затем изображение меняется и видит он Богомудра в Сумрачном лесу около Старого дуба, а высоко в поднебесье поднимается Бог Свято-Бор. А вот юнный Богомудр скачет на коне, и, спрыгивая, спешит на помощь к попавшему в беду красивому, беловолосому, высокому человеку. Теперь Богомудр очень мал, совсем дитя, его держит на руках нежная, молодая женщина с длинными белокурыми волосами и голубыми глазами, она крепко прижимает его к груди и, что-то ласково напевает.

Но проходит и эта картина и по полю скачит всадник. Он останавливает коня, поворачивает голо-ву, и сразу видно, что этот человек, снова Святозар и Богомудр, только живший еще раньше. У воина темные, каштановые волосы, высокий лоб, прямой нос и большие голубые глаза. Мгнове-ние спустя, возле большой избы стоит молодая красивая девушка, ее белая кожа, да длинные, белокурые волосы аккуратно заплетены в широкую косу. Дева спешит к всаднику, обнимает его и тихо шепчет: " Отец, отец", а затем оборачивается и вновь ясно, что это очень юная дева, есть ведунья Дарена, Баба Яга. Но вот этот воин значительно помолодевший, нет, он еще юный, он протягивает руки, а Бог Велес в ярком сиянии лучей передает ему маленькое словно светящееся дитя. Картина вновь меняет изображение и тот же юноша идет по лугу и держит за руку женщину высокую, белолицую с неземной красотой, с длинными до земли светлыми волосами и небесно-голубыми глазами. Юноша поет для нее прекрасную, любовную песню, а она нежно ему улыбается. Но вот вместо юноши маленький мальчик лет семи, он стоит около дородного мужчины и смотрит, как тот низко опускается перед ним на колени. Мальчик поднимает глаза на небо и в вспышках молний видит дорогое и близкое, словно в небесной голубой дымке лицо своего отца ДажьБога. Он спускается на белом пенном облаке и подает мальчику меч. Теперь мальчик еще совсем дитя, он лежит на зеленой, мягкой траве, а рядом с ним корова Земун и великий ДажьБог, который бережно берет дитя на руки и летит высоко по небу.

И последнее, что увидел он, это тихий, темный полумрак, наполненный теплой водой, и гулко бухающее рядом сердце матери.

Святозар открыл глаза и убрал руку от камня, он стоял и обдумывал виденное только что, а потом поднял голову и спросил корову Земун:

— Мать моя, это в твоем чреве, я был только что?

— Да, сын мой, в моем. Ты первый восурский ребенок, которого я породила. Твой прародитель ДажьБог дал тебе первое восурское имя Святозар и вел тебя по пути жизни, всегда помогая и поддерживая, — ответила корова Земун.

— Значит, при первом своем рождении я был Святозаром вождем восурского племени. Это я по-любил Бурю Ягу Усоньшу Виевну, которая родила мне дочь Дарену. А когда я возродился на зем-ле во второй раз, я был ведуном Богомудром, это я победил великана Горыню, первый приходил в страну Беловодья за водой, и оставил своим детям заветы и магию. Я вспомнил, как когда я был Святозаром, то отец мой ДажьБог подарил мне меч Кладенец, а я перед смертью бросил его в воды холодного озера позади Синь-камня, чтобы вернуться за ним, когда буду жить вновь. А когда я, будучи Богомудром познал свою душу в Беловодье, то пришел к Синь-камню и достал меч из озера. И это именно я вложил перед своей смертью меч ДажьБога в Синь-камень, чтобы, когда я возродился и пошел, как положено наследнику престола в Сумрачный лес он смог вернуться на службу ко мне. Теперь мне все стало ясно. Понятно, почему я испытывал такое тепло к Дарене, ведь она моя дочь. Понятно, почему меня вернула к жизни Буря Яга, потому что мы когда-то любили друг друга. И понятно, почему не заживала у меня рана, потому что мой отец ДажьБог хотел, чтобы я пришел сюда к тебе и познал свою душу и вспомнил, что я должен исправить в этой жизни. И теперь ясно почему, ты корова Земун, называешь меня сыном. Потому что ты впервые породила меня, дав мне не только бренное тело, но и бессмертную душу.

— Да, дитятко мое. Да, мой ненаглядный первенец, ты все правильно понял. А теперь войди в молочное озеро и окунись в него с головой и тогда ты избавишься от своей раны, а твой брат избавиться от своей. Иди, дитятко, иди, — сказала корова Земун.

Святозар подошел к озеру, и, раздевшись на берегу, вошел в священную молочную воду. Вода была густого белого цвета и теплая, как парное молоко. Зайдя почти на середину озера, где вода доходила Святозару до груди, он остановился, набрал воздуха и нырнул. И в тот же миг сквозь белесый туман воды открытыми очами он увидел, что рубец на груди ярко засветилась, запылал, а потом по нему побежали тонкие, словно хвойные иголочки нити. Нити легли вертикально, и втянулись в кожу, теперь пылал уже не рубец, а сама кожа, которая появилась на его месте. Некоторое время кожа светилась, а затем брызнула во все стороны ярким светом и разлетелась по воде. Святозар вынырнул, и, пройдя немного, осмотрел грудь, лишь легкая белая полоска напоминала о былой ране.

Выйдя из воды, Святозар приблизился к Земун, а та тихонько дунула на грудь и пропала даже эта легкая белая полоска.

— Так лучше, мое дитятко, — сказала она ласково.

— Спасибо, — поблагодарил ее Святозар, а потом спросил, — Скажи мне, мать моя, а что с моим бра-том?

— Твой брат, мой первенец, излечился в тот же миг, что и ты. Ведь по сути та рана, которую он но-сил, была твоей.

— Светлая, моя матушка, — прерывающимся голосом начал Святозар, — Когда я был Богомудром и приплывал в Беловодье, то в бою с василиском потерял пятерых своих другов, но я смог их спасти. Я взял воду из молочной реки, и, обрызгав их ею, прочитал заговор и мои други вернулись к жизни. Разреши мне матушка поступить и сейчас также, и помочь моим, горячо любимым другам, вернуться к жизни.

— Ах, дитятко ты мое ненаглядное, конечно ты можешь взять воду, но когда ты подойдешь к воротам из Беловодья, твои други окончательно превратяться в камень, а души их уйдут в Ирий-сад, — грустно покачивая своей большой головой, ответила Земун.

— Почему, матушка?

— Потому, что прошло уже много времени, лишь три месяца души еще находятся в валуне, а затем уходят. А ты, дитятко, так долго шел по Беловодью, что, скорее всего не успеешь помочь своим другам.

— Матушка, я не понимаю тебя, — почему — то сотрясаясь дрожью, от слов коровы, сказал Свято-зар, — Какие три месяца? — он поднял голову наверх, посмотрел на высокое солнце и добавил, — Мы — то шли меньше трех часов. Посмотри, солнце едва сдвинулось.

— Здесь, мое дитятко, в стране Беловодья время идет подругому. И если здесь прошел лишь час, то там за воротами Беловодья, на вершине Сарачинской горы, пробежал почти месяц. И ты, прав, говоря, что вы шли меньше трех часов, но это здесь, а там за воротами, день и ночь уже много раз сменяли друг друга, — тихо ответила корова Земун.

— И, что же делать? — спросил Святозар и из глаз его потекли слезы.

Корова посмотрела на Святозара своими зелено-карими очами и добавила:

— Не плачь, дитятко мое родное. Ну, же не плачь, утри свои глаза и подумай, как ты можешь по-мочь своим другам, ведь ответ находиться в тебе.

Святозар отер глаза рукой и задумался над словами матери, а потом улыбнулся и сказал:

— Я знаю, что можно сделать. Но тогда мне прийдется покинуть дружину. А я боюсь, что они смогут совладать с собой и останутся тут навсегда.

— Возьми дитятко воды из молочной реки обрызгай ею каждого своего дружинника и прочитай над ними заговор, который скрепит их связь с матерью землей восурской, и тогда можешь быть спокоен. Они не услышат песен волшебных птиц и не увидят красоты этой страны, потому что их будет звать Восурия, — добавила Земун.

Святозар радостно встряхнул головой и побежал одеваться. Затем взял у Звенислава пустую кожаную кубышку набрал в нее воду из молочного озера. Поставил своих другов в ряд, и, обрызгав каждого водой, прочитал заговор: " О, великая Богиня Мать Сыра Земля, ты, что полна пшеницей и рожью ядреной, лесами высокими и могучими, ягодами спелыми и пахучими, птицами и зверями, да реками полноводными! Укрепи неразрывную связь между собой и своими детьми! Защити их в пути по волшебной стране Беловодья! И не на миг не прекращай звать их, словно мать, к себе! Да, укрепит мое слово, слово Святозара, сам великий ДажьБог!"

Святозар вновь наполнил кубышку, и плотно ее, закрыв, обратился к другам, сказав:

— Слушайте меня внимательно, други. Мать наша, корова Земун, рассказала мне, что мы пробыли в стране Беловодья не больше трех часов, но там, на вершине Сарачинской горы уже прошло почти три месяца. Сейчас я обращусь в коня, посажу на спину Молчуна и поскачу к воротам, потому что наши други еще живы и если я обрызгаю водой и прочитаю заговор то смогу снять с них каменные оковы. Но мне надо торопиться потому, что время их пребывания в камне на исходе. Вас я обрызгал водой и укрепил заговором, вашу связь с нашей родной землей. Но покидая вас, я буду очень тревожиться, поэтому прошу, следите, друг за другом, а ты Лель, — и Святозар посмотрел на брата, — Пой и играй на гуслях, чтобы мысли ваши были далеко от этих красот. Искрен, — окликнул он друга, — Тебя оставляю за старшего. Иди впереди и все время помни, кто ты и куда идешь. А теперь, Молчун одень на себя мой меч и лук, да возьми кубышку, а я попрощаюсь с матерью.

Святозар вновь подошел к Земун, приник головой к ее большой морде, и нежно поцеловал ее в очи.

— Прощай, мать моя! — сказал он ей и голос его дрогнул.

— Нет, дитятко мое светлое, лишь до свидание. Ты еще не раз прийдешь ко мне, когда вновь воз-родишься на земле. А теперь ступай, береги те знания, которые тебе открылись тут, и да поможет тебе твой отец великий ДажьБог.

Святозар провел напоследок по гладкому, влажному носу, а потом развернулся, и, глянув на Молчуна, который был уже готов к дороге, отошел от коровы Земун и зашептал заговор. " На море, на окияне, на острове, на Буяне, светит месяц на волшебный пень, а тот пень не простой. Коли я его рукой трону, коли я его мыслью задену, да через него перекувыркнусь, то силой, которую мне Боги даровали, превращусь в коня", лишь произнес Святозар последнее слово, как сейчас же перекувыркнулся через голову и обратился в белого, как снег коня. Громко заржал конь и забил копытом по земле. Молчун подошел ближе и запрыгнул на него, а Искрен подал брату кубышку с водой. Молчун обнял коня за шею, как огромную драгоценность прижал к своей груди кубышку. Святозар — конь обернулся, кинул последний взгляд на Земун, а та нежно как мать посмотрела на него и тихо добавила: " В добрый путь, милое мое дитятко!" Конь оглядел другов, громко заржал, словно пытаясь им сказать, чтобы не задерживались, да шли следом, и поскакал по тропе.

Глава сорок седьмая

Наверно Святозар еще никогда в жизни так не торопился, мысль, что он может не успеть спасти другов подгоняла его, сильные молодые ноги ни на миг, ни останавливались. Конь скакал и ска-кал вперед, лишь убыстряя свой бег, и дорога, которая только, что началась, внезапно также быстро и закончилась. Святозар увидел на возвышении стоящие и все еще открытые ворота, да вывез Молчуна прямо на вершину Сарачинской горы. Не успел Молчун толком то и спешится, как Святозар стал читать заговор, а затем перекувыркнулся через голову, обернулся собой и упал на грудь, но тут же вскочил, и, взяв кубышку у Молчуна побежал ко все еще светлому валуну, в который был обращен Стоян, и начал обрызгивая его водой шептать заговор, который когда-то шептал над другами Богомудра. " О, небесный отец и кузнец, великий Бог Сварог! Ты когда-то обтесал камень, в который попала молния Бога Перуна! Ты когда-то стал бить по камню молотом и тот лопнул и вышел из него сам ДажьБог, мой отец и прародитель восурского народа! Так и ныне ударь по камню молотом и разрушь его, да выйдет из него живой и невредимый, брат и друг мой, Стоян! И слово мое крепко, как нерушимая во веки великая Сварга!", как только прочитал заговор Святозар, тут же протянул руку к валуну и почувствовал, что по камню словно пошла волна. Он весь задрожал, напрягся и начал лопаться, точно переспевший плод, вначале совсем небольшие трещины побежали от его верхушки к основанию, но затем трещины увеличились, камень весь покачнулся, громко затрещал, а затем в разные стороны полетели его осколки. При первой же трещине показавшейся на камне, Святозар отступил подальше, а когда в разные стороны полетели его осколки, то Молчун и наследник накрыли головы руками и пригнулись к земле, а подняв головы, увидели фигуру Стояна, покрытого толстым слоем светлого песка. Мгновение спустя песок стал осыпаться с фигуры друга сначало лишь по одной крупинке, совсем чуть-чуть, а потом все больше и быстрей. И видно было, как вначале волосы, затем лицо, голова, грудь, тело и ноги освободились от песка. Стоян покачнулся, а после плашмя рухнул спиной на землю. Святозар подбежал к другу, упал на колени и приложил ухо к его груди и услышал тяжелое дыхание и надрывно-стучащее внутри сердце.

— Жив, — радостно сообщил он Молчуну, — Ты побудь с ним, а я освобожу Часлава.

Святозар вскочил с коленей и побежал к валуну Часлава, но приблизившись, тревожно вскрикнул, так как самое основание его стало медленно покрываться черным цветом. Святозар принялся обрызгивать валун водой и особенно его основание и шептать заговор, а потом все повторилось как раньше со Стояном, валун задрожал, напрягся, лопнул, при этом мелкие камни разлетелись в разные стороны. А когда Часлав покрытый толстым слоем песка освободился, и рухнул на землю Святозар подскочил к нему и наклонился над другом. Но Часлав уже не дышал, и сердце его не билось. Святозар положил руки ему на грудь, устремил взгляд в небо и громко крикнул: " О, отец мой, ДажьБог, молю тебя помоги!", и закрыв глаза, зашептал заговор, один, другой. И вдруг почувствовал, как под руками вздрогнуло тело друга, он приоткрыл рот и вздохнул. Святозар открыл глаза, вновь склонился над другом и услышал его тяжелое дыхание и биение сердца внутри.

Радостно выдохнув, Святозар вернулся к Стояну и Молчуну, который сидел рядом и беспокойно отирал лицо брата ладонью. Святозар вновь опустился над Стояном и осмотрел его, тот был очень бледен, и так тяжело прерывисто дышал, словно дыхание его постоянно сбивалось.

— Иди, Молчун, разведи костер, — но Молчун, словно не слышал наследника, лишь тревожно смахивал оставшийся песок с волос Стояна, — Ты, слышишь меня, Молчун? — спросил его Святозар, и похлопал по плечу.

Молчун поднял голову, посмотрел на наследника и тихо добавил:

— Погляди, погляди, как он тяжело дышит.

— Молчун, друг мой, я помогу ему, не переживай. А ты пойди, пока разведи костер, их надо будет согреть и напоить чем-нибудь теплым, — очень мягко сказал Святозар.

Молчун кивнул и побежал вниз по склону срубать мелкие ветви кустарника и собирать мох. А Святозар тем временем положил руки Стояну на грудь и зашептал заговор, а когда он сказал последнее слово, дыхание друга выровнилось, и сердце внутри застучало тише, ровнее, мгновение спустя веки Стояна дрогнули, он тяжело открыл глаза, посмотрел на наследника, и даже попытался, что-то сказать.

— Нет, нет, друг мой дорогой, ничего не говори. Молчи, прошу тебя, — обрадовано сказал Святозар, и закрыл другу рот ладонью.

Когда Молчун развел костер, они вместе перенесли к нему Часлава, а потом и Стояна, тяжело дыша Святозар, поднял голову, посмотрел на Молчуна, и добавил:

— Ну, и тяжелые же вы Дубыничи. Что Стоян, что ты, Молчун. Вот поверь мне друг мой, всю ты мне спину в пути отбил. Я даже думал, не довезу тебя, так она у меня и разломится надвое под твоим богатырским весом. До сих пор гудит и ломит, прямо хоть иди и опять ныряй в молочное озеро.

Молчун услышал слова наследника и впервый раз за последнее время улыбнулся. А Святозар обрызгал оставшейся водой из кубышки Стояна и Часлава и вновь прочитал над ними заговор.

— Посмотри, Святозар, — подозвал его Молчун и указал на ноги Часлава.

Наследник приблизился и увидел, что подошвы сапог Часлава оторваны, и торчат оттуда лишь голые ступни друга потертые о камень и кровоточащие.

— Я прочитаю заговор, а ты сними сапоги, и я их позже исправлю. Знаешь Молчун, это верно по-дошвы его сапог уже окаменели, я видел, что основание валуна почернело. Ох! Друг мой, еще бы немного и мы не успели бы его с тобой спасти.

Через некоторое время Стоян, а позже и Часлав пришли в себя, открыли глаза. Стоян приподнял голову и заплетающимся языком пролепетал:

— Святозар, ты жив, я так испугался за тебя… Мы победили василиска…? — и уронил голову.

Наследник присел рядом со Стояном, оправил волосы на голове друга, и тихо сказал ему:

— Дорогой мой друг, беспокойная твоя душа. Лежи спокойно и не тревожься. Тебе надо сохранять силы и отдыхать. Пройдет еще какое-то время прежде, чем ты поправишься… и, да…, мы василиска победили, и цели своей достигли.

— Святозар, — обратился к другу Молчун, отозвав его в сторону, — Что мы будем делать?

— Как, что Молчун? Будем ждать возвращения другов из Беловодья и выздоровления Стояна и Часлава, — ответил Святозар.

— Но, как долго — это будет? Ты, сказал, что время там и тут идет поразному. И даже если они будут идти быстро, даже если будут бежать, не более получаса, то у нас… — Молчун не договорил и замолчал.

— У нас пройдет дней пятнадцать, — досказал за друга Святозар.

— Может нам лучше вернуться в Беловодье и на границе, в долине, что лежит перед воротами дождаться их?

— Нет, Молчун, мы не можем больше войти в Беловодье, — заметил Святозар.

— Почему? — не унимался Молчун. А так как Святозар не отвечал, он развернулся и пошел к воро-там. Но приблизившись к границе, наткнулся на невидимое препятствие, и, повернувшись к наследнику, недоуменно посмотрел на него.

— Потому, что Молчун в Беловодье можно попасть, только если ты пройдешь все испытания. Победишь василиска, ответишь на вопрос грифона. Только тогда открываются ворота, и убирается невидимое препятствие. Ты же уже переступил черту, отделяющую волшебную страну от нашего мира, и если захочешь вернуться в Беловодье, должен будешь пройти этот путь вновь, — объяснил Святозар, а затем махнул рукой, и, позвав за собой Молчуна, приблизился к расщелине, в которой укрывалось яйцо василиска. — Но это случится не скоро, прежде должны закрыться ворота, и появится на свет василиск. А это произойдет тогда, когда наши други покинут Беловодье.

— А, если бы мы не вернулись, — тревожно спросил Молчун и потер рукой лоб.

— Если бы мы не вернулись, и, окончательно забыли свой путь и себя, то ворота бы закрылись. Не знаю, обратил ли ты внимание, — и Святозар указал рукой на ворота, — Что правая створка ворот, распахнута не так как левая. Наверно, когда мы забыли себя, она стала закрываться, а когда мы вернули себе свою цель, остановилась, — заметил Святозар.

— Значит, если наши други, потеряют себя и забудут свой путь, мы это увидим? — чуть вздрогнув телом, поинтересовался Молчун.

— Да, по закрывающимся воротам. Но я знаю точно, что этого не случится, и они вернуться из страны Беловодья.

— Знаешь, — немного погодя продолжил Молчун, — Я только переживаю, как мы сможем здесь вы-жить. На этой продуваемой со всех сторон вершине, без еды и воды?

— Не тревожься Молчун. За последнее время, мои знания так пополнились, что я смогу нам в этом помочь, — улыбнувшись, добавил Святозар.

Молчун некоторое время молчал, а потом поднял голову, посмотрел на наследника, и почему- то очень тихо сказал:

— Ты какой-то стал другой Святозар. У тебя даже пропал блеск в глазах, словно ты узнал, что-то таккое… Что — то такое, что вроде как придавило тебя к земле.

Святозар тяжело вздохнул, губы его дрогнули, и он также тихо ответил:

— Ты, прав, Молчун. Я узнал такое… Такое, что любого может придавить к земле. Но я, друг мой, не могу позволить жалеть себя потому, что то, что теперь гнет меня так к земле, нужно обязательно исправить… А теперь, более не будем с тобой об этом говорить, да пойдем заниматься делом.

Святозар выбрав более пологое место на вершине, невдалеке от ворот, создал шатер, наподобие того в котором жил во время похода к Синь-камню, затем наполнил водой одну из расщелин, вызвав при помощи заговора тучу с дождем. А после Молчун и Святозар перенесли в шатер другов, при этом Стоян так возмущался, пытаясь подняться, что даже потерял сознание от слабости, а когда наследник прочитал над ним заговор и он очнулся, то Святозар ему сказал:

— Вот, что Стоян. Покуда я тебя лечу, ты должен меня слушаться, а иначе мне прийдется восполь-зоваться своим правом наследника и я буду уже тогда не уговаривать, а приказывать тебе.

Стоян посмотрел на Святозара и добавил:

— Ты ведь ранен, а где все други, где Искрен?

— Послушай меня, Стоян, сейчас ты закроешь глаза и уснешь. И запомни, на этой вершине сейчас болен лишь ты и Часлав. Когда тебе станет легче, мы все вам с Молчуном расскажем. А теперь, спи, — сказал наследник и вышел из шатра.

— Вот, что Молчун, — начал Святозар, когда подошел к другу, который разжигал костер возле шатра, — Пусть Стоян и Часлав отдыхают, ты им нагрей воды в той чаше, что я создал и напои их, а я полечу вниз в долину, поохочусь. И знаешь, все же поглядывай за воротами и василиском. Я вернусь скоро, — а увидев тревожный взгляд Молчуна, добавил, — Не беспокойся, все будет хорошо, я это знаю точно.

Святозар отошел от шатра, прочитал заговор, обернулся орлом, и, взмахнув своими огромными крыльями, полетел вниз. Тревожась за другов, которых, оставил на вершине, Святозар торопился, и поэтому его полет был быстрым и стремительным. Приближаясь к пологой долине поросшей травами, Святозар рассмотрел, как за это время изменилась кругом местность. Вначале их подъема, эта долина была покрыта зелеными травами, да цветами, теперь же травы пожелтели, пожухли, лишь кое-где сохранялась еще зелень. Летая высоко над поляной, Святозар высматривал какую-либо дичь, внезапно его зоркие глаза увидели небольшого серого зайца, затихшего под кустом. Святозар наполовину сложил крылья, вытянул далеко вперед лапы и полетел к зайцу. Но тот верно давно приметил орла и как только заметил, что птица к нему подлетает, выскочил из-под кустов и кинулся бежать. Святозар приближался очень быстро, еще немного и он схватит зайца, но тот внезапно прыгнул влево, затем вправо, а потом и вовсе сделал огромный прыжок и пропал в лесочке, что раскинулся впереди. Орел, потерпев неудачу, поднялся выше и принялся кружить над поляной, однако дичи больше не было видно, верно его охоту видел не только удирающий заяц. Тогда Святозар поднялся еще выше в само поднебесье, и почти не махая крыльями, стал парить высоко в небе, надеясь, что звери, увидев, как орел улетел, выйдут на поляну. Немного погодя, Святозар опять снизился и закружил над поляной и тогда заметил, что на нее вышло небольшое стадо оленей. Это были самки с еще не взрослым потомством. Святозар внимательно осмотрел стадо и заметил одного олененка, который немного прихрамывал на правую переднюю ногу, и, изменив само нападение, внезапно, словно камень упал на этого олененка и лишь перед самой землей вытянул лапы, и, растопырив когти, схватил олененка за шкуру. Еще мгновение и орел оторвал олененка от земли и взмыл с ним в небо, а испуганное стадо побежало в лес.

Теперь лететь было тяжело потому, что олененок яростно брыкался, мотался из стороны в сторону, и все время норовил ударить своей головой по лапам орла. Тяжело взмахивая крыльями, Святозар приблизился к вершине Сарачинской горы и увидел Молчуна, который спешил к нему навстречу. Молчун обхватил олененка крепко руками и тогда Святозар выпустил его из своих когтей, а затем приземлился, и, обернувшись, лег на землю, чтобы передохнуть и отдышаться.

Когда Святозар наконец-то поднялся, то Молчун уже разделывал олененка.

— Ну, вот, а ты тревожился, попусту. Теперь, когда я понял, как надо охотиться, я буду вылетать в долину и добывать дичь, лишь она закончится. А сейчас, я опять обернусь орлом и улечу, но ненадолго, ты, же Молчун готовь оленя.

Святозар вновь обернулся орлом и направил свой полет вниз, но теперь орел не искал дичь, он летал высоко в небе, то снижаясь над поляной, а то подлетая к лесу. И наконец, он увидел то, зачем сюда прилетел. Невдалеке от него скользила маленькая птичка, орел погнался за ней, а догнав, аккуратно схватил когтями, стараясь не навредить ей, и полетел к лесу. Опустившись на дерево, Святозар оглядел птицу — это была маленькая серенькая птичка с блестящими, черными глазками. Великий певец Восурии — соловей. Птичка была так напугана, что вздрагивала всем те-лом и тяжело дышала. Святозар открыл клюв и тихо шепнул ей: " Не бойся, я тебя не трону!", а соловей, как будто поняв его, стал спокойней и задышал ровней. Святозар оглянулся, сорвал с дерева тонкую зеленую веточку и протянул соловью, а когда тот принял веточку в свой клюв, вновь шепнул ему: " О, брат мой, соловей, лети быстро. Быстрее, чем ветер лесной, к берегу Восточного моря, прямо к ладье. Отнеси весть обо мне моему другу Путяту. Скажи ему, что мы живы и здоровы. Скажи ему, чтобы не уплывал, а ждал нашего возвращения! Исполни повеленье мое, так как орел есть птица великого Бога Перуна, и ей подчиняются все птицы и выполняют его поручения. Именем Бога Перуна- лети!" и тут же разжал когти и положил птицу на ветку. Соловей подпрыгнул на ветке, сел, наклонил голову, словно кланялся, и вспорхнув с нее, полетел по направлению к берегу Восточного моря. Святозар некоторое время наблюдал за полетом соловья, а потом и сам взмахнул крыльями, да полетел на вершину Сарачинской горы.

— Где, ты был? — спросил его Молчун, когда он, обернувшись собой, подошел к костру.

— Я, отправлял послание Путяту, чтобы он знал, что мы живы и скоро вернемся, — ответил Святозар.

Через два дня совсем оправившиеся от окаменения Стоян и Часлав, стали подыматься, и ходить, потихоньку набираясь сил, всякий раз как над ними прочитывал заговоры Святозар. Молчун, в отсутствие наследника, когда тот летал на поляну за дичью, рассказал брату и другу, обо всем, что за это время случилось, и где находятся други.

Когда уставший от охоты, Святозар вернулся, принеся в когтях добытого серого зайца, к нему подошел Стоян и сказал:

— Друг мой, я обязан тебе жизнью.

— Нет, Стоян, — покачал головой наследник, — Это я тебе обязан жизнью. Ведь ты спас меня от васи-лиска, закрыв собой от его взгляда и клюва. А ты, что совсем ничего не помнишь, что с тобой произошло?

Стоян посмотрел на наследника, подумал и негромко ответил:

— Я помню только, что отбиваясь от змей, оглянулся и увидел, что на тебя напал василиск. Я кинулся к тебе на выручку, а потом только большие оранжевые глаза и все.

— А, я, — добавил рядом стоявший Часлав, — Помню не только эти глаза, но и высокое золотое небо с белыми пушистыми облаками, плывущими по нему, а потом я летел в глубокую черную пропасть.

Святозар глянул на Часлава, вздохнул и не решился сказать тому, что друг видел Ирий-сад.

Глава сорок восьмая

Через двенадцать дней ранним утром Святозар услышал далекую прекрасную песню, которая летела со стороны Беловодья. Он как раз сидел вместе с Молчуном около костра и подкладывал туда поломанные ветви кустарника и мох, которые они собрали, спускаясь вниз по склону.

Святозар и Молчун вскочили и подбежали к воротам, следом подошли Стоян и Часлав. А из ворот уже выходили други. Сначала показался Искрен, за ним Вторак и Горазд, Любим, Звенислав, Годлав, Лель играющий на гуслях, а позади всех Сем.

Искрен переступил через границу, остановился на миг, посмотрел на Стояна, да вздрогнув всем телом, кинулся к нему и крепко обняв, сказал:

— Добрый мой брат, Стоян, благодарение Богам ты жив! — Искрен подошел к Святозару и с дрожью в голосе добавил, — Наследник и великий ведун спасибо тебе за спасение жизни моего брата…

— Не надо, Искрен, — заметил Святозар и почему-то тяжело вздохнул.

Когда первые радостные мгновения от встречи утихли, и дружина расположилась у костра, пере-кусывая добытыми вчера Святозаром зайцами, внезапно заскрипели позади них ворота, сначало они лишь покачнулись, но затем с трудом и даже какой-то натугой начали закрываться. Святозар посмотрел на вората, кинулся к расщелине, в которой лежало яйцо василиска, а заглянув во-внутрь, увидел, как прямо на глазах оно стало увеличиваться в размерах.

— Тушите костер и уходим! Скорей! Скорей други! — закричал Святозар, а сам кинулся к шатру.

Наследник достал из шатра меч и лук, а выйдя наружу, зашептал заговор и когда шатер исчез, он поспешил следом за спускающейся вниз дружиной. И в последний раз, оглянувшись, увидел, как на вершине Сарачинской горы тяжело захлопнулись ворота и громко, что-то заскрипело внутри них, точно закрылся тугой замок. И в тот же миг из расщелины показался небольшой, красный петушиный гребень. Святозар не стал долее задерживаться, так как понял, что время пребывания на вершине Сарачинской горы закончилось, и, подгоняя другов, да изредка оглядываясь назад, двинулся к берегу Восточного моря.

Спуск с горы был не легче чем подъем, но теперь среди них не было больных, все други, включая и наследника, были молоды, здоровы и сильны. Поэтому к следующему же вечеру дружина спустилась с Сарачинской горы, но верно во время спуска взяла, намного левее и поэтому не увидела перед собой развалин дворца. Подойдя вплотную к лесу Святозар, как и в прошлый раз прочитал заговор, а пожелтевший и побуревший осенний лес расступился и позволил другам выйти по тропе к берегу Восточного моря. Остановившись на берегу, дружинники оглядывали даль, и решив повернуть налево, пошли вдоль кромки моря, некоторое время спустя Горазд и Молчун шедшие впереди указали рукой вдаль, и сказали, что там виднеется ладья. А вскоре уже и вся дружина увидела ладью, а затем и воинов-ладейников, которые, заметив наследника и его другов, поднялись и приветственно замахали им руками. А навстречу уже спешил Путят. Святозар и Путят сблизились и старший из ладейников крепко по- отцовски обнял наследника, а потом внимательно осмотрел Святозара и сказал:

— Ах, наследник, как долог был ваш путь. Вы отсутствовали три с половиной месяца, но мы верили, что вы живы и вернетесь. А пятнадцать дней назад на борт ладьи приземлился соловей, он выронил из клюва веточку, и запел прекрасную песню, и мне показалось, что это ты, наследник, тихо сквозь песню шепчешь: " Мы живы и здоровы, ждите нас!"

— Знаешь, Путят, я так рад тебя видеть. И спасибо тебе, мой верный друг, что ты дождался меня, — довольно улыбнувшись, заметил наследник и похлопал Путята по спине.

— Как же, наследник, не дождаться, ведь я ни минутой не сомневался в тебе, — начал Путят, — Но, раз вы вернулись, теперь мы можем отправляться в обратный путь. Да, нам надо поторапливаться, уже заканчивается первый осенний месяц вересень, а до заморозков необходимо добраться до Новыграда. Сегодня мы наполним пресной водой бочки, а завтра с утра выведем ладью в море. Мои воины наловчились ловить рыбу, которая в море просто огромна, и мы не пропадем, а дней через десять пристанем к Приславлю, а уж там нас провизией снабдят.

— Да, Путят, завтра с утра давай отправляться домой. Потому, что моя душа изболелась по моим близким и дорогой моему сердцу земле, — согласно кивнув, ответил Святозар.

Благодаря водырю, подаренному царем альвинов Альмом, к утру восьмого дня ладья прибыла к устью Ра-реки и встала на причал в городе Приславле. Воевода Всеволод приехал на ладью, чтобы приветствовать наследника и своего друга Путята, приказав поплнить провизией и водой омшаник ладьи, а затем позвал их к себе в гости. Но Святозар, извинившись, вежливо отказался:

— Спасибо, Всеволод, за приглашение, но мы не задержимя в Приславля, а как только пополнят запасы, сразу отправимся в Новыград. Мы так долго отсутствовали дома, что все уже давно исто-сковались, и я, и дружина, и воины Путята.

— Эх, наследник, — заметил Всеволод невысокий коренастый мужчина с седыми волосами и такой же седой, густой бородой, — Да, нечто, я вас не понимаю. Но вы, же верно в походе так намучи-лись, хорошо бы в баньке попариться, да поспать на чистой постельке.

— А, еще, хорошо бы, — ответил Путят за Светозара, — Хорошо бы поесть нашего родного хлебца ржаного, али белого, все едино. Разломить эток кусок, да побольше, да надвое и поднести его к носу, да насладиться запахом родной земли, да скошенных трав. Ох, красота, да и только… Ты, Всеволод вот, что. Ты не мучай наследника, он весь и так извелся по дому, как только вернулся с Беловодья, словно его там подменили, ходит с опущенной головой, не улыбнется. Верно, душа у него болит, так я говорю наследник?

Святозар насупил брови, замотал головой, не желая отвечать на вопрос Путята, и, чтобы перевести разговор, спросил у Всеволода:

— Скажи, лучше Всеволод, какие новости в Восурии?

— Да, пока наследник все тихо, — начал рассказывать воевода, — Слышно только, что нагаки собира-ются войной, да заверяют нас, что на неллов. Однако правитель, — и при этом слове сердце Свято-зара радостно забилось, — Повелел собрать воев по югу и провести ученья. А нам приказал глаз не спускать с неллов, и привести в порядок все военные ладьи. Да, мне это и не нужно, так как у нас в Приславле всегда ладьи в прекрасном состоянии потому, что, — и Всеволод погладил озабоченно свою бороду и добавил, — Потому, что от этих неллов и не знаешь, что ждать.

— Это ты о чем, Всеволод? Что-то случилось? — встревожено спросил наследник.

— Не тревожься, наследник, просто я об этом так в целом сказал. Неллы они такие подлые, чуть, что не так и они тут как тут. Да все норовят кусок, какой пожирней вырвать и утащить к себе в но-ру, — заметил Всеволод, — Словно и не люди они, а какие-то дикие звери.

— Чему же удивляться, Всеволод, — негромко сказал Святозар, — Какая вера, такой и народ, — сказал, а сам вспомнил рассказ царя Альма, про их измену вере, и вновь, как и тогда, когда был на балконе и слушал этот жуткий сказ, содрогнулся всем телом.

— Ты, чего, наследник, — удивленно глянув на Святозара, спросил Путят, — Верно перемерз, вон вздрагиваешь всем телом. Говорил я тебе утром, кафтан надень, а ты жарко, жарко, вот теперь верно и заболеешь.

— Да, нет Путят, мне не холодно, — улыбнувшись проявленной заботе, ответил Святозар, а потом потер пальцем бровь и обратился к воеводе, — Вот, что Всеволод, вы здесь будьте начеку. Потому что нагаки, если и прийдут войной, то не к неллам, а к нам, восурам…

— Почему ты так думаешь, наследник? — теперь удивился Всеволод.

Но за Святозара ответил Путят:

— Всеволод, сказал тебе наследник, что на нас нагаки придут, верно, так и будет. Если бы, ты знал, друг мой, какой наш наследник, великий ведун. Если бы ты видел его магию, его бой с воином самого царя Черномора…

— Не надо, не надо так говорить, Путят. Никакой я не великий, — заметил Святозар, и лицо его дрог-нуло, он горестно вздохнул и добавил, — Нечего меня нахваливать, я этого не заслуживаю…

— Да, разве я нахваливаю, наследник, — оправдывался Путят, — Чего видел, то и говорю. А видел я великую магию, да доблесть и храбрость в тебе.

— Да, Путят, — и Святозар, как то странно глянул на друга, да усмехнулся, — Великая магия…,- а затем добавил воеводе, — Все же вы знайте, что нагаки придут на нас, а значит опасайтесь и неллов.

— Хорошо, наследник, мы как ты и сказал, будем начеку, — согласно кивнул головой Всеволод.

— Ну, тогда будь здрав воевода, береги тут мою дочь и внуков, а по весне увидимся, — довольно заметил Путят и напоследок обнял друга.

Когда Всеволод покинул ладью, гребцы налегли на весла, вывели ладью на середину Ра-реки и поплыли вверх по течению.

Святозар чувствовал, как с каждым днем приближается к дому, все время торопил Путята и как верно тот заметил, ходил по ладье беспокойный, с опущенной головой, и не то, чтобы смеялся, но даже и не улыбался. Путят думая, что наследник дюже истоскавался по дому, поторапливал гребцов. А природа, ощущая какую-то затаенную боль в душе Святозара, помогала ладье быстрей плыть, крепко надувая ее паруса, и на десятые сутки наконец-то доплыли до Новыграда.

Не успела ладья пристать к причалу, как Святозар и дружина выскочили на берег, и остановились, ожидая Путята, который раздавал последние указания своим воинам. Звенислав подошел к Святозару и посмотрел на наследника, точно выпрашивая, что-то.

— Звенислав, друг мой, победитель василиска, иди домой, к матери и отцу. Отдохни и наберись сил, а потом возвращайся в Славград. Даю месяц тебе отдыха. А мы сегодня же отправимся в путь.

— Спасибо Святозар, — почти выкрикнул Звенислав, а потом обнялся с Искреном, и, повернувшись спиной к другам, побежал к родительскому дому.

— Счастливец, — внезапно сказал Любим, — А нам еще дня четыре на лошадях трястись.

Путят спустился с ладьи, все еще продолжая говорить, что-то двум воинам которые встретили ладью на причале, и пожав им руки, повел Святозара с другами ко дворцу дяди. Народ Новыгра-да, узнавший о благополучном возвращении наследника и его воинов, стал стекаться на причал, да так, что идти с каждым шагом становилось все труднее и труднее, приходилось прямо-таки проталкиваться. Путят не выдержавший этой толкотни, прикрикнул на людей:

— Да, что же вы здесь столпились, словно овцы в стойле. Не видете, что ли наследник устал в дороге, домой торопится. А ну, дорогу уступите.

И люди тут же раздвинулись, образовав длинный коридор по которому теперь и шли Путят, на-следник и его други. Почти на выходе с причала, Путят внезапно остановился, развернулся к лю-дям, приблизился к юной девушке и открыл объятья, та кинулась к нему, крепко прижалась и негромко сказала:

— Тятюшка, родименький, вернулся. Живой и здоровый. Как же я рада, тятюшка.

Путят поцеловал деву в волосы, а затем, выпустил из объятий. Дева глянула на наследника и по-клонилась ему. А у Святозара внутри так прыгнуло сердце, так радостно и даже как-то любовно вскрикнула душа, что на миг он покачнулся. Дева была чудесна высокая, стройная, белолицая с большим лбом, с длинными темно-рыжими до пояса волосами, туго заплетенными в косу, с нежными алыми губами и ярко-зелеными глазами. Святозар посмотрел в эти глаза и покрылся испариной. Путят повернулся, глянул на застывшего на месте наследника и усмехнулся, да с нескрываемой гордостью сказал:

— Это, наследник, дочь моя младшая и самая любимая, — он перевел взгляд на деву, и нежно добавил, — Любавушка.

Святозар какое-то время молчал, а после и сам тихо промолвил:

— Любавушка, и, правда, любавая какая.

Дева зарделась вся, бросила на Святозара такой взгляд, что его опять закачало, и, отпустив руки отца, скрылась в толпе. Святозар посмотрел вслед Любаве, и прибавив шагу, догнал, идущего впереди Путята, негромко окликнув его:

— Ох, Путят, до чего же у тебя красивая дочь? Чего же ты мне о ней не рассказывал?

Путят оглянулся, увидел, улыбающегося впервые за столько дней, Святозара и ответил:

— Да, что ж мне о ней говорить, она еще молода.

— А я, что, — поспешил радостно заметить Святозар, — Я тоже вроде молод…

— Вот и то тоже, — буркнул Путят.

Святозар посмотрел в спину другу, засветился весь изнутри и добавил:

— Нет, Путят. Не упрячешь ты от меня такой красоты. Приеду я за Любавой, да увезу к себе в Слав-град.

— Это мы еще посмотрим. Приедишь ли ты, да понравишься ли моей Любаве, — усмехнувшись, ответил Путят.

Наследник вспомнил зардевшееся лицо девы, ее красноречивый взгляд, ее зеленые глаза, да длинные темно-рыжие волосы и вспомнил супругу Богомудра, да подумал, что Богиня Макошь спряла уже не только нить его судьбы, но и нить судьбы Любавы.

Теперь Путят вел наследника и его другов по улицам города, которые были также полны народа. Люди радостно приветствовали и Путята, и наследника, и дружину, улыбаясь, пожимая руки и говоря добрые слова. Впереди внезапно появился всадник, и Святозар узнал в нем дядю Велислава, слышно было, что он что-то крикнул людям, а те расступившись, пропустили его. Велислав подъехал ближе, спешился, и, передав поводья Путяту, подошел к Святозару.

— Братанок, дорогой, жив и здоров. Наконец, наконец-то ты вернулся, — потом он бросил взгляд на дружину, наверно пересчитывая их, и опять посмотрел на Святозара.

— Все, все дядюх живы. Никто не погиб, просто я Звенислава отпустил домой.

И тогда Велислав успокоенный вздохнул и крепко обнял Святозара.

— Дядюх, как отец, мать, брат, — все еще находясь в объятиях дяди, взволновано спросил Святозар.

Велислав отстранил племянника, улыбнулся и ответил:

— С отцом все в порядке, он ждет твоего возвращения. Ярил писал, что брат твой Эрих излечился больше месяца назад, боялись, что он не выдержит так, как за последнее время сильно ослабел. Но когда месяц назад, рана у него внезапно исчезла, отец твой написал мне, чтобы я ждал твоего возвращения, и как только ты вернулся, сразу прислал гонца.

Святозар тяжело перевел дух, а потом переспросил:

— Ты, дядюх, не сказал мне про мать.

Велислав сразу весь сник, и тихо ответил:

— Святозар, мать твоя умерла. Ровно через месяц, как ты уплыл из Новыграда. Не хотелось мне встречать тебя такой вестью, но лучше, если это тебе скажу я…. Что ж, — добавил немного погодя Велислав, увидев, как передернулось лицо племянника, и дрогнули губы, — Но слава ДажьБогу, ты жив, пойдем, я отведу тебя во дворец, накормлю, напою,

— Нет, дядюх, — закачал головой Святозар, — Мы у тебя не задержимся. Возьмем коней и поскачим. Я хочу увидеть отца и хочу порадовать его своим возвращением.

— Братанок, давай я пошлю гонца, а ты отдохнешь, отоспишься, погляди, ты с лица весь спал, смурной какой-то, словно не излечился совсем, — тревожно добавил дядя.

— Нет, дядюх, я излечился, это я просто…

— Просто, — заступился за наследника Путят, — Просто он по дому истосковался весь. Который день беспокойно бьется, желая видеть отца и братьев. Ты, его воевода не тревожь, дозволь ехать, пусть он поскорей домой вернется, гляди душа его и успокоится, — он обнял Святозара и сказал лишь одному ему, — Ты же наследник, зря на себя не наговаривай, ты сразу видно великим человеком станешь, оттого в тебе такая доблесть, сила и магия. Оттого тебя сам царь альвинов в гости пригласил. И ты, верно, заслуживаешь, чтобы о тебе лишь хорошое говорили. А теперь, прощай!

Путят выпустил наследника из объятий, и, раздвигая толпу людей, по одной из улочек двинулся к своему дому. Святозар посмотрел ему вслед, улыбнулся и крикнул:

— Путят, ты зачем со мной попрощался, я что-то не понял? Ты же слышал мои слова, я приеду за Любавой. Так, что береги ее и не обижай. А пока, друг мой, до скорой встречи.

Путят услышав слова наследника, повернулся, и махнув в ответ рукой, громко сказал:

— Ну, что ж, будь по — твоему наследник, до скорой встречи, — да развернувшись двинулся дальше.

— Дядюх, когда будут готовы кони, — спросил Святозар лишь только они вошли на дворцовую пло-щадь.

— Ты, даже не поешь? — поинтересовался Велислав, а когда увидел, как Святозар замотал головой, пошел распоряжаться насчет коней для дружины.

Как только Святозар сел на коня и выехал за жилые пределы, то пустил его галопом, он так торо-пился, так хотел скорей попасть домой, и если бы не други, обернулся орлом и полетел. Дружина, чувствуя его тревогу, скакала, молча следом. Погоняя коней, наследник останавливался в пути лишь для того, чтобы сменить лошадей и перекусить. Восуры, встречающие другов были добры и благодушны, и очень счастливы, что живой наследник вернулся из волшебной страны Беловодья. На четвертые сутки по полудню, наконец-то въехав на склон, увидели, впереди, долину, называемую Речной ветер и разбросанные по ней деревни, да на возвышении престольный Славград. Кругом все было такое мирное, такое родное и дорогое, что душа Святозара возрадовалась так, как уже давно не радовалась. Наследник, было, хотел пустить галопом лошадь, но его остановил Стоян:

— Погоди, Святозар, пусть люди видят, что вернулся их наследник с победой, пусть радуются вме-сте с твоим отцом.

— Нет, Стоян, не надо, — сказал Святозар, и уже тронул поводья.

Стоян придержал коня наследника и добавил:

— Святозар, пойми это надо ни тебе, это надо людям. Им нужно знать, что род Богомудра славный и сильный и все также живет в нем магия, живет и помогает восурскому народу.

Святозар опустил голову, уставившись в гриву коня, и отрицательно замотал головой.

— Друг мой, ради твоего отца, нашего правителя, ради нашего народа, — уговаривал Святозара Сто-ян, но тот лишь качал головой, не соглашаясь, — Я право не узнаю тебя Святозар. Да, почему же, ты не хочешь порадовать своего отца, войдя в город как победитель.

— Потому, что Стоян я не победитель, — негромко ответил Святозар, а потом добавил, — Но ради от-ца…

И тогда Стоян развернулся, подозвал Сема, да, сняв с плеча два рога, передал один из них Сему, и направив коней, они съехали вниз по склону, а поравнявшись с первым домом, стали трубить в рога и громким голосом объявлять:

— О, славный восурский люд, приветствуй наследника престола Святозара, который вернулся из волшебной страны Беловодья и славь его за доблесть, храбрость и великую магию!

Святозар посмотрел вслед другам, грустно улыбнулся, и, обернувшись к Искрену, находящемуся позади, спросил:

— И, где же он, интересно рога раздобыл?

— А он их у твоего дяди в Новыграде взял, видишь какой предусмотрительный, — пояснил Искрен.

Святозар придержал коня, а когда увидел, что из домов и изб стал высыпать народ, тронул пово-дья и поехал следом за Стояном и Семом. Люди встречали Святозара, очень радостно, кидали его коню под ноги пшено- символ удачи и зерно- символ богатства, да улыбались. Святозар вспомнил, как вот точно также он совсем недавно возвращался с Синь-камня вместе с отцом, как люди радовались их приезду, и как светло и хорошо было на душе у него, Святозара. А сейчас уже почти возле дома, уже с излеченной раной Святозар ощущал внутри себя какую-то боль и пустоту. Люди, как и в прошлый раз, выстроились по дороге вплоть до дворцовой площади. Святозар все время сдерживающий своего коня, наконец-то миновал все улицы, и, въехав на площадь, остановил его. А увидев стоящих прямо перед распахнутыми дверьми дворца отца, Тура, Храбра и Дубыню, спрыгнул с коня, и, подбежав к отцу вымолвил:

— Отец, я вернулся.

Все мышцы, на лице отца разом дрогнули, он схватил Святозара за плечи и прямо-таки толкнул его в свои объятья.

— Мальчик мой, — еле слышно прошептал отец, — Жив, жив, здоров и невридим.

Святозар почувствовал, как быстро забилось сердце отца, и внезапно ощутил внутри себя, как ушла пустота и боль и наполнилась душа любовью и радостью.

— Конечно, отец, как ты мог сомневаться в моем возвращении. Помнишь, что сказал Велей про меня, что я любимец Богов, и они, конечно, не допустят моей гибели.

— Шутишь, опять, ты мой сын, шутишь, — добавил правитель, и, отстранив сына от себя, хорошенько его осмотрел.

А Святозар глянул на отца и увидел, что седина, которая прежде была лишь на висках, уже стала перебираться и на темные, каштановые волосы правителя.

— Бедный ты мой отц, — сказал Святозар и погладил правителя по волосам, — Как ты весь измучился. Но теперь я вернулся, теперь я узнал великую тайну своей души, теперь я не покину тебя и буду всегда с тобой рядом. Как это и положено по нашим восурским традициям, как отец и сын, как правитель и наследник.

— Святозар, Святозар, — так и не дождавшись окончания приветствий, подбежал Тур, — Брат мой, ты приехал, как и обещал.

Святозар подхватил брата на руки, крепко обнял, уткнувшись в его пахнущие медом волосы, и закружил. А Тур радостно захохотал и закричал:

— Славно- то, как славно!

Святозар опустил брата на землю и все еще прижимая одной рукой к себе подошел и обнял Ду-быню, а затем Храбра. Внезапно, на площади, что была переполнена набежавшим народом, встречающим наследника и дружину, появилась Белослава, и, подойдя к Храбру, остановилась возле него, Святозар оглянулся, посмотрел на стоящего позади себя бледного Стояна, и обратил-ся к правителю:

— Отец, прошу тебя выполнить мою просьбу.

— Все, что пожелаешь, сын мой, — не задумываясь, сказал правитель.

— Я хочу, кое-что, поведать тебе, про своего старшего дружинника Стояна. Когда на вершине Сарачинской горы, мы бились с василиском, Стоян спас мне жизнь. И так как он выполнил клятву, которую дал тебе, я прошу у тебя для него награды!

— Сын, за твою бесценную для меня жизнь, как по- твоему я могу его наградить? — спросил прави-тель.

— Отец, попроси у своего друга Храбра, руки его дочери Белославы для Стояна, — ответил Святозар, замолчал и глянул на отца.

Правитель подошел к Храбру и громко, так, чтобы слышно было всем, сказал:

— Храбр, друг мой, ты слышал просьбу моего сына и наследника. Позволь спасителю моего сына, светлому и храброму юноше Стояну, сыну друга нашего Дубыни, взять в жены твою дочь Белославу.

Храбр некоторое время молчал, и широко улыбнувшись, ответил:

— Я то правитель непротив. Но, что скажет, дочь моя. Последнее слово за ней.

Белослава посмотрела на отца своего, потом перевела взгляд на Стояна и чуть слышно прошептала:

— Да.

В тот же миг Стоян сорвался с места, кинулся к Белославе, и, упав на одно колено перед ней, едва коснулся ее опущенной руки и тихо, нежно ее поцеловал.

— Тогда, — вдруг пробасил, довольный Дубыня, — В середине последнего осеннего месяца грудня сыграем свадьбу и наречем их мужем и женой. Вот и славно!

— А теперь, отец, — сказал удовлетворенный Святозар, увидев как засиявший и поднявшийся с колена Стоян, что-то тихо говорил Белославе, а та в ответ, словно распустившийся цветок, нежно ему улыбалась. — Прикажи натопить баню, и прошу тебя, накорми меня, мы четыре дня скакали без сна и отдыха и я уже право не помню когда последний раз и ели- то, — правитель кивнул головой, тут же развернулся и пошел во дворец. Святозар же громко крикнул своей дружине, — Други мои, отправляйтесь по домам, да насладитесь едой и отдыхом потому, что вы это заслужили.

— Святозар, — обратился к нему подошедший Лель, — Поди сюда.

Святозар двинулся следом за Лелем и увидел невдалеке от конюшень Сема, а рядом знакомые фигуры дяди Веселина и тети Жданы.

— Родные мои, — только и вымолвил Святозар и крепко обнял дядю, а потом тетю. — Как вы? — спросил наследник, все еще крепко прижимая тетю, а та нежно гладила его по волосам, да утирала текущие из глаз слезы.

— Все хорошо сынок, мы приехали сюда в начале месяца червень. Правитель построил для нас дом, и мы уже обжились тут. Ждали только вашего возвращения, — сказал дядя Веселин, мужчина плотного телосложения, невысокого роста, с белокурыми волосами, да большими серыми глазами. Тетя Ждана была одного роста со своим мужем и такая же крупная дородная женщина, волосы у нее были такие же, как и у сыновей, пшеничного цвета, с очень добрым и светлым лицом на котором горели темно- серые глаза.

Сзади к Святозару подбежал Тур, обнял его, а потом поздоровался с тетей Жданой, которая отпустив из объятий Святозара, ласково погладила Тура по волосам, и добавил:

— Пойдем Святозар, отец тебя звал. Стол уже накрыли в белой столовой.

— Да, — откликнулся наследник, — Пойдем, Тур. Я очень устал, и хочу есть. Дядюх, я к вам приеду, как только передохну, — добавил Святозар, а тетя вновь крепко его обняла и поцеловала в щеку, так как делала раньше.

Святозар приобнял Тура за плечи и пошел во дворец, но зайдя вовнутрь, он остановился и огля-нулся. И вспомнил, как чуть больше года назад впервые приехал сюда, и какое все здесь было чужое, а теперь…, теперь эти стены, эта дверь в гридницу, и сама гридница и белая столовая, и тронный зал, и светлая комната и конечно его опочивальня, все- это теперь, казалось таким род-ным и близким, точно он всегда жил в этом прекрасном и дорогом его сердцу доме.

Святозар вместе с Туром вошел в белую столовую, отец, увидев сына, усадил наследника на его место и сев рядом стал наблюдать, как тот ест. А Святозар как будто и верно последний раз ел лишь на ладье принялся уплетать приготовленное. Тур уселся напротив Святозара, на том месте, где когда-то сидел Эрих, и, поставив на стол локти и уперев в ладони подбородок, стал так же, как и отец смотреть на брата.

Святозар под такими пристальными взглядами отца и брата поперхнулся, а затем, выпив с чаши воды, заметил:

— Просто последний раз я ел вчера утром, мы поменяли лошадей, взяли по ломтю хлеба и в дорогу, я не хотел задерживаться, как меня не уговаривал большак.

— Ешь, ешь, сынок, что ты? Я понимаю, как ты торопился, исхудал вон весь, даже осунулся как- то, — тихо сказал правитель.

— Просто, устал отец, — добавил Святозар и положил на блюдо огромный кусок пирога с грибами и мясом, а потом спросил правителя, — Отец, а вы с Туром, что не обедаете?

Но за правителя ответил Тур, он оторвал свой подбородок от ладоней, положил руки на стол и улыбнулся, сказав:

— Да, мы брат с отцом уже потрапезничали, мы же не знали, что ты вернешься сегодня, а то бы верно дождались тебя. Да, отец?

Правитель перевел взгляд со старшего сына, на младшего и ответил:

— Верно, Тур, мы бы его обязательно дождались.

В столовую вошел Сенич, Святозар поднял голову от блюда с пирогом, посмотрел на старого слугу, и, кивнув ему головой, поздоровался:

— Здравствуй, Сенич.

— Доброго здоровьеца, светлый вы наш наследник. Уж, как мы все рады, что вы вернулись, уж так вы порадовали отца своего, нашего доброго правителя…,- ответил старый слуга, и, всхлипнув, утер глаза.

— Ну, ты, что Сенич, — перебил расчувствовавшегося слугу правитель, — Да, разве можно плакать. Погляди, мой дорогой сын вернулся, живой и здоровый. Ты, лучше скажи мне, что там с баней. Святозар очень устал, обмыться хочет, да отдохнуть.

— Да, уж скоро натопиться. Как мы только услышали, что наследник, приехал, я тут же Ерша и Первушу послал ее топить, — добавил Сенич, — Да, я, что зашел… Узнать, может, что еще нужно?

— Сенич, — попросил его Святозар, — Ты мне, сбитня принеси с листьями малины, помнишь, ты мне его подавал, когда я болел, он такой горячий был и бодрил так хорошо, а то я боюсь бани и не-дождусь уроню голову, да засну.

— Хорошо, наследник, наш дорогой. Сейчас принесу, — заулыбавшись, сказал Сенич и вышел из столовой.

Не успел слуга выйти из столовой, как в нее вошел Храбр и неуверенно потоптался у дверей, правитель увидел друга и сказал ему:

— Храбр, чего там стоишь? Иди к нам за стол, — наставник подошел к столу сел рядом с Туром и принялся смотреть на Святозара, — Есть — то будешь? — спросил друга правитель, но тот лишь отрицательно покачал головой.

Святозар поглядел на Храбра, увидел его широкую и довольную улыбку и заметил:

— Что, Храбр, небось доволен, что дочь твоя за такого славного воина и человека замуж выходит.

Храбр засмеялся, утер глаза рукой и ответил:

— Да, мне то, что. Мне с ним век свой не жить. Я — то на нее поглядел, какая она с площади двор-цовой ушла, счастливая такая, довольная. Верно, очень рада, ну и мне тоже хорошо на душе ста-ло, светло, — а потом немного помолчал, убрал с лица улыбку и спросил наследника, — Святозар, ты, сказал, что в бою с василиском Стоян тебе жизнь спас, как дело было?

Святозар тяжело вздохнул, вспомнив пережитое, потом перевел взгляд с Храбра на отца, и когда увидел, что тот утвердительно кивнул головой, стал рассказывать:

— Когда на вершине Сарачинской горы, между нами и василиском разгорелся бой, и с его ран по-лезли на нас змеи. Василиск напал на меня, а Стоян в самый последний момент успел оттолкнуть меня и загородил собой. Благодаря его жертве я хоть и был ранен, все же остался жив, — Святозар затих, и чуть тише добавил, — Его василиск в камень превратил.

— Ужас, — пролепетал Тур, и, вытаращив глазенки, закрыл рот ладошкой, словно пытаясь удержать рвущийся оттуда крик.

— А, как же ты ему жизнь вернул? — почти шепотом, точно кто-то их может подслушать, спросил, побледневший, Храбр.

Святозар глянул на отца, который, так же как и Храбр побледнел, и пояснил:

— Во время боя в камень обратился не только Стоян, но и Часлав. Я смог их спасти, обрызгав водой из молочной реки и прочитав заговор.

Храбр, отер вспотевший лоб и тяжело вздохнув, заметил:

— А мы не смогли помочь своим другам, ведь ведун наш погиб.

— Три месяца души людей обращенные в камень не покидают его, а лишь по прошествию этого времени уходят в Ирий-сад. Мы успели как нельзя вовремя потому, что основание камня в кото-рый был обращен Часлав начало чернеть. Когда он освободился от оков, я увидел, что он не ды-шит, и, сердце его не бьется, но благодарение ДажьБогу, мне удалось вернуть его к жизни, — Святозар немного помолчал, а потом добавил, — Но ваш ведун, Храбр, не смог бы помочь вашим другам, даже если бы остался жив. Потому, что тот заговор, который я прочитал над камнями, тот заговор…, никто кроме меня не знает…

— Почему ты так думаешь, сынок, что этот заговор никто кроме тебя не знает? — спросил наслед-ника удивленный правитель.

— Я не думаю, я знаю отец… Ты просто не видел сколько там валунов… Да, и этот заговор, создал не я, а мне его подарили…,- задумчиво потерев бровь ответил Святозар.

— Подарили? — еще больше удивился правитель и посмотрел на сына.

— Что бы было с Белославой, — внезапно словно выдохнул Храб, — Если бы тебе не удалось спасти Стояна, Святозар. Даже страшно подумать. Теперь понятно, почему она так хворала. В середине месяца червень занедюжила, слегла, прямо вся ослабела. Вроде как с нее все силы высосали. Я уж и знахарку позвал, лечить ее. А знахарка говорит: " Это ее сердечная рана гложет, и снадобья тут не помогут". А перед тем, как гонец от воеводы Доброгнева прибыл с радостной вестью о выздоровлении Эриха, внезапно поправилась, с ложа поднялась, песни петь стала, улыбаться.

— А почему ты мне о болезни дочери не говорил, — спросил правитель, и, сдвинув брови, посмотрел на Храбра.

— Не до того тебе было, Ярил, — очень мягко сказал Храбр, и взяв чашу стоящую около Тура налил из глиняного кувшина воды, да залпом выпил.

— Ты, должен был мне рассказать, — заметил правитель, и немного помолчав, добавил, — Наверно Белослава почувствовала, что со Стояном случилось. Заболела, когда он в камень обратился, а поправилась, когда его Святозар от оков каменных избавил.

— Ах, наследник, век я тебе теперь обязанный буду, — поставив чашу на стол, заметил Храбр, — Ты, не только жизнь, Стояну, сыну Дубыни спас, но и жизнь моей дочери Белославы. Спасибо, тебе, славный мой мальчик за это, спасибо.

Святозар отодвинул от себя блюдо, взял утиральник, вытер руки и губы, а потом негромко сказал:

— Никакой я не славный, никакой… Эх, знал бы ты…,- и тяжело вздохнув поднялся с сиденья и ото-шел к окну.

Правитель и Храбр удивленно переглянулись, а какое-то время спустя, Святозар вернулся за стол и сев на прежнее место, тихо добавил:

— Прости меня, отец. Просто я устал в дороге.

— Конечно сын, я понимаю, — поддержал его правитель, и также тихо спросил, — С тобой, что-то случилось в дороге? Ты, словно сам не свой? На себя не похож.

— Нет, отец… Это я… Я потом с тобой поговорю, потом… И о смерти матери… И о себе…, потом не сейчас. Погоди, дай мне с силами собраться…,- Святозар говорил все правителю с такой дрожью в голосе, точно сдерживал в себе рыдания, а после и вовсе опустив голову, сказал, — Ты, отец лучше расскажи мне об Эрихе.

— Об Эрихе, да что ж мальчик мой рассказать. Брат твой поправился. Он был очень болен. Добро-гнев писал мне, что ведуну удалось покрыть рану тонким слоем кожи, но Эрих был очень слаб, даже не поднимался. А месяц назад прискакал гонец и сказал, что ночью рана с груди Эриха ис-чезла, а на утро тот был совершенно здоров.

— И твой отец, — усмехнувшись, закончил за правителя Храбр, — Тогда воспрял духом, он понял, что ты добрался до страны Беловодья и искупался в молочной реке.

— Да, сын мой, и тогда, как правильно заметил Храбр, я воспрял духом и стал ждать твоего возвращения, — бросив недовольный взгляд на друга, сказал правитель.

В столовую вошел Сенич, принеся наследнику, глиняный кувшин с горячим сбитнем, и поставив его на стол около Святозара, обратился к правителю:

— Ваша светлость, баня готова.

— Спасибо Сенич, — сказал правитель.

Святозар налил себе сбитня и стал торопливо пить.

— Да, не торопись, сынок. Баня не куда от тебя не убежит, — усмехнувшись, заметил правитель.

— Это верно, отец, но когда ты четыре месяца толком не мылся и не парился, чувствуешь себя так, словно по тебе войско какого-то грязного неприятеля идет и кажется, что если ты погодишь еще немного, точно от этого захватчика не отмоешься.

Отец и Храбр громко засмеялись, а Святозар поднялся, посмотрел на довольное, улыбающееся лицо брата и сказал:

— Ну, я пошел отмываться от неприятеля, а ты брат не хочешь ли мне помочь в этом святом деле?

Услышав приглашение Святозара, Тур вскочил со своего сиденья, и глянул на отца, выспрашивая разрешения, а когда правитель кивнул в знак согласия головой побежал следом, за выходившим из столовой старшим братом.

Глава сорок девятая

Когда братья зашли в жарко натопленную баню, и расположились на полку, то Тур лежавщий ря-дом со Святозаром на спине, внезапно сказал:

— Не люблю, я этого Храбра.

— Это почему же, — заинтересованно спросил Святозар, и, повернувшись на левый бок, поставил руку на локоть и подпер ладонью щеку, — Раньше, ты вроде в нем души не чаял.

— Это было раньше, а теперь все по-другому, — ответил Тур, утерев лицо от пота, — Ты, что не видел, как он отца обидел?

— Обидел? — удивленно спросил Святозар.

А Тур пробасил, пытаясь подрожать Храбру:

— И твой отец, тогда воспрял духом…,- а затем, возвращая свой голос, добавил, — Вот ведь против-ный какой, все пытается отца обидеть, словно он ему, что-то плохое сделал. Нет, я понял, не люблю я, Храбра, не люблю.

— Тур, я тебя, не пойму, может ты мне объяснишь с чего ты решил, что Храбр пытается обидеть отца, — погладив брата по мокрым волосам сказал Святозар.

Тур, видно давно таивший в себе пережитое, сел на полку, посмотрел на брата и стал рассказы-вать:

— Ты, когда уехал. Мать наша, вроде как…, вроде как заболела. Сначало я даже ничего не замечал, но потом вдруг увидел, что волосы ее покрыла седина, на лице появились морщины, а затем…,- и голос Тура дрогнул, — Она стала как старуха, знаешь, прямо за месяц превратилась в старуху. Мать перестала выходить из опачивальни и даже не виделась со мной и Малушей. А однажды ночью ко мне в покои пришел Храбр, ничего не сказал, только взял меня за руку и повел вниз к матери. Знаешь, братик, я так испугался… Около дверей опочивальни матери меня ждал отец, он был какой-то не такой, он обнял меня и тихо сказал мне, что мать умирает, и зовет меня попрощаться.

Тур замолчал, а Святозар услышал, как тяжело задышал брат, сдерживая слезы и рыдания, сел на полку и обнял Тура, а тот положил голову на грудь старшему брату и продолжил:

— Я зашел к матери, подошел к ее ложу и увидел там….,- Тур вздрогнул всем телом, и тяжело вы-дохнул, — Я увидел там мать… Совсем, совсем старую… Худую, худую старуху, с морщинистым ли-цом и руками. Только глаза ее были все также как и раньше голубы, как у тебя, братик. Она протянула ко мне руку и обняла меня, прижав к себе, и сказала мне, что она умирает… Что она была…,- и Тур всхлипнув, заплакал, — Что она была плохой для меня матерью, и что, что ты когда вернешься из Беловодья, все мне объяснишь, все расскажешь. А сейчас, она сказала, а сейчас уже нет времени и сил у нее… Она попросила у меня прощения и плакала, плакала, а я братик плакал вместе с ней потому, что понимал, что это какое-то страшное колдовство убивает ее.

Тур вновь замолчал, а Святозар протянул руку, взял полный ковш прохладной воды и облил сверху брата, тот всхлипнул, да тихим голосом, спросил:

— Ты уехал в Беловодье, чтобы спасти себя и Эриха, а разве ты не мог помочь матери? Отец гово-рил мне, что на Синь-камне старец Велей поведал ему, что Боги нарекли тебя ведуном. А раз ты ведун, твоя магия должна быть очень сильной, почему же ты не спас мать?

— Это, было не в моих силах. И я никак ей не мог помочь, поверь мне брат, — ответил Святозар и сильнее прижал к себе Тура, — Если бы Боги дали мне возможность… хоть какую-нибудь, хоть са-мую маленькую, хоть крупиночку…. Я бы приложил все свои силы, всю свою магию, только бы ей помочь, только бы сохранить ее жизнь и избавить ее душу…. Избавить ее душу от мучений, — тяжело вздохнув, добавил Святозар.

Тур хлюпнул носом и продолжил:

— Когда мать умерла, и мы, как и положено сожгли ее тело, а прах захоронили. Отец совсем поник, он совсем ничем не интересовался, не ходил в тронный зал на прием, не приходил ни к Малуше, ни ко мне, он даже не приходил трапезничить в белую столовую. Он сидел в гриднице, положив голову на стол, и даже не ел, даже ни с кем не разговаривал. Однажды я подошел к гриднице и услышал разговор отца с Храбром. Наставник ругал его… Знаешь, брат я никогда не слышал, чтобы кто-то так ругал правителя. Храбр говорил, что отец, словно дева предался печали, что стыдно правителю так себя вести, говорил ему: " Что подумает о тебе люд восурский? Скажут, что слабый и немощный у нас правитель, не справился с потерей жены, сам потерял свою волю и силу. Я, тоже потерял жену, и любил ее не меньше, но у меня остались дети, и я знал, что я им нужен. А у тебя Ярил на плечах не только дети, у тебя на плечах вся Восурия. Ты нужен своей стране, нужен Туру. Даже если Эрих умрет, даже если Святозар, не вернется, хотя я ни на миг не сомневаюсь в его успехе, у тебя остается еще один сын- Тур. Ты, думаешь, мальчонке легко. Сначало мать умерла, а теперь ты словно плаксивая дева, весь развалился, распался. Вроде даже не муж передо мной, а так и не знаешь как назвать… Возьми себя в руки Ярил, а не то я пойду, ты меня знаешь, пойду и заберу Тура и унесу его к себе домой… Раз тебе сын не нужен, пусть живет у меня, покуда его старший брат с Беловодья не вернется. А ты, потом Ярил, сам будешь перед старшим сыном объяснятся, куда его брат подевался".

Тур говорил все на одном дыхании, а потом прервался, тяжело перевел дух и продолжил:

— Ох, Святозар, я так испугался, что Храбр заберет меня у отца, и как только услышал, что он под-ходит к двери тут же убежал. Я не знал где спрятаться и побежал в баню. Зашел вовнутрь, лег на полку и заплакал. Я не хотел покидать отца, нет…, не хотел… ведь я так его люблю…, а потом я, верно уснул. Я проснулся оттого, что отец поднял меня на руки и понес, приговаривая: " Как же ты мой родненький сыночек, меня напугал. Мы с ног сбились, разыскивая тебя. Хорошо, что Сенич догадался в баню заглянуть", а я обнял отца за шею крепко- крепко и заплакал. — Тур замолчал, вновь переживая тот тяжелый для него день, и добавил, — А на утро, когда я пошел завтракать в столовую, то увидел там отца, он был добр и лицо его посветлело. И он опять стал прежним. А Храбр тем же утром на Ратном дворе начал меня стыдить, что как я так мог скверно поступить и спрятаться. И всех я переполошил, и отец так тревожился, и что они весь дворец обегали, и весь сад обегали. И добавил, что я совсем отца не жалею. А я знаешь не выдержал, братик, и сказал ему, что это он не жалеет правителя, и что я никогда не покину моего дорогого и любимого отца, и не уйду к нему жить. Он тогда замолчал, посмотрел на меня и сказал: " Не хорошо Тур подслушивать". А я так рассердился и ответил: " Не хорошо своего правителя мальчонкой обзывать". Он, знаешь брат, смутился и заметил, что я еще мал и ничего не понимаю. Я конечно не стал ему ничего отвечать потому, что я хотя и мал, но понимаю достаточно… И теперь я с ним не разговариваю, он все время норовит меня по голове погладить, да больше не ругается и не бурчит, но я так обижен за отца, что никогда ему не прощу его слов, пусть не подлизывается… А потом прошло много дней, и мы с отцом как-то сидели вечером в гриднице и разговаривали, когда Сенич ввел гонца воеводы Доброгнева. Я видел, как побледнел отец, но когда он услышал, что Эрих исцелился, подбежал к гонцу и крепко того обнял. Затем отец подхватил меня на руки, и крикнул Сеничу, чтобы позвали Дубыню и Храбра, а мне сказал: " Ты, слышал Тур, Эрих излечился, а это значит, что твой брат Святозар жив и добрался до страны Беловодья". Когда явились наставники, то Дубыня радовался вместе с отцом, а Храбр вновь был недоволен, и говорил, что он никогда и не сомневался в том, что наследнику удасться дойти до Беловодья, и что вообще рано еще радоваться, так как путь пройден лишь наполовину. Тогда не выдержал Дубыня и сказал ему: " Ну, что же ты такой упертый Храбр. Не видишь, что ли как Ярил рад, ты бы уж ради него, хоть помолчал, если ничего доброго вымолвить неможешь". Но отец почему — то подошел и обнял Храбра, да сказал ему спасибо. А я, брат, обнял Дубыню потому, что был согласен с ним. Он ведь и верно, этот Храбр ничего доброго вымолвить не может.

Святозар погладил брата по волосам, и заступаясь за Храбра, сказал:

— Нет, Тур, ты не прав. Наставник наш очень хороший и светлый человек, он очень мудрый. Храбр видел, как отец тяжело переживает смерть жены, болезнь Эриха и мое отсутствие, видел как он пал духом, и нашел те слова, которыми сумел встряхнуть его и которые предали отцу силы жить и бороться дальше. А ведь ты слышал, как Храбр рассказывал, что в это время его дочь Белослава болела… Он же не покидал нашего отца не в горе, не в радости… Ты еще очень юн и не понимаешь, каков он и что значит для нашего отца. И знаешь, брат, это только благодаря Храбру мне удалось победить воина поддонного царя Черномора и бесприпятственно доплыть до Буян острова и вернуться обратно. Нет, ты не должен на него сердиться и обижаться, ты должен за его преданность к нашему отцу и любовь к нам ко всем, ты должен уважать его и ценить.

— Святозар, — какое-то время спустя спросил Тур, — А, что случилось с матерью? И почему она сказала, что когда ты вернешься из страны Беловодья, то сможешь мне все объяснить.

— Нет, брат, я пока не смогу тебе все объяснить, что случилось с нашей матерью, дождемся, когда ты станешь постарше. А пока я скажу так, мать нашу заколдовал подлый колдун Нук, он все эти годы мучил ее, а теперь продолжает мучить нашего брата Эриха. И так как у меня не было воз-можности хоть как то помочь матери, я теперь Тур хочу одного, спасти нашего брата Эриха, а для этого я должен найти Нука и предать его смерти.

Внезапно в парилку вошел отец, он глянул на обнявшихся сыновей и заплаканного Тура и сказал:

— Что, сынки, а пустите ли отца погреться с вами? — Святозар и Тур тут же раздвинулись и правитель сел между ними.

— Душно, чего-то… — заметил Тур, и глянув на отца, добавил, — Выйду я, в пребанник, да кваску хо-лодного попью.

Когда Тур слез с полка и вышел из парилки, правитель перевел встревоженный взгляд на Святозара и спросил:

— Он, что плакал?

— Да, отец, он рассказал мне о смерти матери, и… — сказал Святозар, да вздохнув, добавил, — И о том, как ее смерть пережил ты.

Отец набрал ковшом из ведра воды и вылил ее на волосы сына, да заметил:

— Может ты тоже выйдешь, а то гляди с тебя сейчас пар, словно с каменки во все стороны повалит, — а когда увидел как наследник отрицательно замотал головой, сказал, — Я очень любил Долу и ее смерть для меня была тяжела, а мысль как она промучилась все эти годы по вине этого Нука, была невыносима. Но у меня верные и хорошие други, и они помогли мне пережить потерю жены, и переступить через эти мысли.

— Отец, — тихо начал Святозар, — Мне надо с тобой поговорить… И это будет очень тяжелый разговор. Я так долго к нему готовился, подбирал слова, все время думал как и что я должен тебе сказать… И должен ли вообще, что-то говорить…

— Что ж, сынок, я выслушаю тебя, но может, если ты не готов к этому разговору мы перенесем его, чтобы ты отдохнул и тогда…

— Нет, нет, отец, не надо переносить разговор… Надо сказать тебе все сейчас, тогда мне станет легче. Тогда я так не буду полыхать изнутри… — сказал Святозар и замолчал.

— Уж, я сын, не знаю как изнутри, но снаружи ты сейчас точно заполыхаешь, — довольно заметил правитель, а потом вдруг стал серьезным, погладил Святозара по волосам и спросил, — Что с тобой сынок? Рану ты вроде излечил, я посмотрел, даже шрама не осталось. Но я сразу увидел, как только ты вернулся, точно, тебя, что-то тревожит, беспокоит и это совсем не связано с Эрихом, я прав?

— И да, и нет отец…,- ответил Святозар, и начал беспокойно тереть друг о друга ладони рук.

— Откуда это у тебя? — решив прервать томительное молчание, и, указав на громадный перстень на пальце сына, спросил правитель.

Святозар сжал руку в кулак, посмотрел на ярко пылающий белым светом камень на перстне и ответил:

— Мне подарил его великий царь альвинов Альм, чтобы отметить меня, как наследника и веду-на, — а потом сам спросил правителя, — Отец, а ты знал, что магии Богомудра научил царь альвинов, много веков назад?

— Да, Святозар, мне об этом говорил мой отец и дед.

— А почему ты мне не рассказал об этом?

— Наверно потому, что просто не успел. Сначало я торопился подготовить тебя к испытанию в Су-мрачном лесу, а после, ты так тяжело болел… Да, я наверно очень много пропустил в твоем обу-чении, но я как погляжу, ты сам наверстываешь упущенное, — заметил правитель, и переспросил, — Где же ты встретил альвинов?

— Царь альвинов Альм пригласил меня в гости на остров, что сокрытый от всех лежит в водах Вос-точного моря. На этом острове они основали блаженную лебединую страну Эвлисию. Знаешь, отец, какой это прекрасный и добрый народ, как они гостеприимны, а какая чудесная у них стра-на, великолепные дворцы, диковенные сады и парки, дивные пруды и цветы. Когда-то этот народ жил на наших землях, но затем покинул их, так как люди были жестоки, злы и не справедливы, — вздохнув, заметил Святозар.

— Ну, сын мой, ты не совсем прав. Может люди и не справедливы, и жестоки, но ты для того и че-ловек, чтобы сам выбирать свой путь, следовать путем Правды и помогать другим. Ты должен не бояться трудностей и все время идти вперед, лишь тогда ты добьешься чего-то сам и сможешь помочь другим, — сказал отец.

— Не у всех в венах течет кровь великого и сильного витязя ДажьБога, — негромко добавил Святозар.

— Что ты сказал, повтори? — заинтересовался словами сына правитель.

— Это не я сказал, это сказал царь альвинов Альм. Но, как бы, ни были эти слова красивы, все, же я согласен с тобой отец. — Святозар немного помолчал, словно набираясь сил, а затем обратился к отцу с вопросом, — Скажи отец, а ты знаешь, почему все магические способности в нашем роду сходят лишь на первенца?

— Ну, — удивленно сказал отец, — Уж это ты должен знать, это я тебе точно говорил потому, что так повелел Бог Сварог.

— Нет, отец, ничего такого Сварог не велел… Богомудр, сам так поступил, сам так повелел. Он создал заговор и повелел магии сходить лишь на первого сына в роду. У Богомудра было два сына старший Лучезар и младший Красимир, и их обоих он учил магии. Но Красимир подался черным мыслям и захотел у брата своего старшего забрать право на престол, — Святозар на миг прервался, вспоминая прожитую жизнь Богомудра, и отер лицо от пота, продолжил, — Красимир хорошо владел магией, но не так как Лучезар и Богомудр. Когда он задумал убить брата, то не мог воспользоваться магией, потому что наша магия не может творить зло, поэтому он пошел к злому колдуну и взял отравленное зелье, и подлил в питье Лучезара. Именно после этого страшного случая Лучезар и получил рекло Сильнейший, он почувствовал яд и выплюнул питье, однако то, что попало в рот, стало его убивать. Богомудр спас Лучезара, а младшего Красимира в наказание лишил магической силы, — Святозар замолчал и лег на полок, точно вновь переживая боль от страшного поступка младшего сына.

— Сын, с чего ты решил, что это так было? Тебе царь Альм рассказал об этом? — пораженный рассказом спросил правитель.

Святозар посмотрел на правителя и ответил:

— Я не могу ответить тебе на этот вопрос, отец, но этот сказ мне поведал не царь Альм, а тот, кто его пережил.

— Я тебя не пойму, Святозар. Как это тот, кто его прежил, что ты хочешь этим сказать, объясни, — переспросил правитель и похлопал по руке затихшего на полке сына.

— Прости, отец, но более я тебе ничего не смогу сказать, да это и неважно, кто мне поведал этот сказ. Важно другое…, важно то, чтобы ты понял магии можно научиться.

— Конечно, — согласно кивнув, заметил правитель, — Магии можно научить первенца, на которого она сходит.

— В том-то и дело, — взволнованно сказал Святозар, и снова сел, — Что не только первенца… А любого из нашего рода, любого можно научить магии… Меня, Эриха, Тура. И я хочу отец, чтобы ты разрешил мне обучать магии Тура.

— Зачем? — недоуменно посмотрел правитель на сына и покачал головой, — Так не положено пред-ками.

— Да, нет, отец, ни предками, ни Богами. Это Богомудр все придумал, из-за одного непутевого сына, лишил всех своих потомков магических сил. И я уверен, пришло время исправить эту ошибку и обучать магии не только первенца, но и всех сыновей, которые этого будут достойны, и те которые имеют чистую душу и светлую голову.

Правитель внезапно спустился с полка на пол, встал в полный рост, и разочарованно глянув на своего наследника, сказал:

— Я не понимаю тебя, Святозар. Как ты можешь так об этом спокойно говорить… Ты уверен, что пора разрушить наши традиции, ты уверен, что наши обычаи ошибка. Разве я тебе это говорил, когда учил магии? Разве я учил тебя разрушать, а не воздвигать? Ты меня разочаровал сын, да нет — это даже не разочаровал, а страшно расстроил…

— Погоди, погоди отец, — почти выкрикнул Святозар, когда увидел, что отец хочет выйти из парной, он спрыгнул с полки, и встал спиной к двери, не выпуская отца, — Послушай меня, послушай. Не сердись только. Ты только подумай, какую страшную ошибку…, нет — это не то…, какой страшный заговор создал Богомудр. А что если матери не удалось бы обмануть Нука, и он взял в полон мою душу и стал ею управлять, и сделал меня чудовищем. Ты только подумай, что было бы тогда с тобой, с братьями и сестрой, с восурским народом, с нашей землей. Когда я себе это представляю, то содрогаюсь. Ведь его магия очень сильная и темная, а вместе с моей светлой, объединившись, мы были бы подобны Богу. Вот я и подумал… нет решил…,- Святозар тяжело вздохнул не зная как выразить то, что у него на душе, и, набрав в ковш холодной воды, облил себя, а затем, продолжил, — Не заговор и не первородство должны выбирать ученика, а отец. Отец должен решать, учить сына магии или нет.

— Тогда, зачем учить Тура магии, я не пойму? — не соглашаясь с доводами сына, спросил правитель и сел на нижнюю полку.

— Тура я обучу потому, что он достоин, знать магию. В нем сразу видна чистая душа и светлая голова. И даже если когда-то со мной что-то случится, он сможет передать эти знания своим детям, — тихо сказал наследник и сел рядом с правителем.

— Тур и так получит эти способности, потому что если с тобой что-то случится, то я перед смертью передам ему свою магию.

Святозар вскочил с полки, схватил почти полное деревянное ведро за уши и вылил на себя, а затем, повысив голос, почти выкрикнул:

— Это просто прекрасно, просто прекрасно… И, что, мне хочется узнать ты ему передашь? Что? Способность видеть духов, ну и на, что она ему? Ну, я видел пятнадцать лет духов, и мне это пригодилось? Нет, нет, не пригодилось, слышишь отец, не пригодилось. Знания вот, что важно. А знания хранятся в твоей и моей голове, да в книге, которую Тур не сможет открыть, а значит, не сможет познать заговоры, обереги и присухи.

— Ну, чего ты раскричался, — усаживая взволнованного сына возле себя, добавил правитель, — Вижу я, разумные ты слова говоришь, но я не могу, ни тебе, ни себе, ни кому, то бы, ни было позволить разрушить наши традиции.

Святозар тяжело застонал, закрыл лицо руками и закачался из стороны в сторону, словно теряя силы, а убрав руки от лица, посмотрел на отца и тихо спросил:

— И ты не изменишь своего решения?

— Нет, сын, не изменю, — негромко, но очень четко сказал правитель.

— Тогда у меня не остается, больше иного выбора…, и, зная каков ты, когда не хочешь уступать, я расскажу тебе вот, что. Знаешь, почему моя рана не заживала? Потому что ДажьБог хотел, чтобы я отправился в страну Беловодья, где живет наша мать корова Земун, и, дотронувшись до камня "Око мира", что горит в ее лбу, я смог бы познать свою душу. Видят Боги, я не хотел тебе это го-ворить. Но я имею право менять эту традицию потому, что ее создал я сам, когда возрождался на земле. Потому что я и есть Богомудр.

Святозар видел, как дрогнуло лицо правителя, он отер рукой стекающий пот со лба и тихо произ-нес:

— Ты, Богомудр? Нет, это не может быть…

— Ты, же знаешь, отец, — негромко начал наследник, — Знаешь, что наши души живут на земле много раз, после смерти вновь возрождаясь. Только в отличие от Богов, наши души не помнят прошлых жизней. Но со мной…, со мной все по-другому… И мне, дано право знать кем я был в прошлых своих жизнях. И еще, будучи Богомудром я знал, кем был в первой своей жизни.

— Это великая тайна…, почему Боги открыли ее тебе? — спросил правитель.

В парной некоторое время длилось молчание, только слышно было, как падающие на каменку капли воды шипят, да за дверью тихо напевает что-то Тур.

— Я возродился на земле вновь, не просто так, а для того, чтобы исправить ошибку…, страшную ошибку которую когда-то допустил, — сказал Святозар, вздохнул и мгновение спустя добавил, — Я обязан разрушить заговор, который создал на первенца и обязан победить Нука, который взял в полон душу моего брата.

Правитель сидел, молча, ничего не говоря, а потом вдруг поднялся, посмотрел как-то испуганно на наследника, и вышел из парной. Святозар увидел, как за отцом закрылась дверь, и, вздрогнув всем телом, утер побежавшие из глаз слезы.

— Ты чего тут отцу сказал? — тревожно спросил Тур, зашедший в парную, и протянул Святозару чашу с холодным квасом.

— Да, так брат, это мы о своем, — тихо ответил Святозар, и, отказавшись от кваса, поднялся на верх-нюю полку, лег на нее спиной, так чтобы Тур не мог увидеть его слез.

Тур было двинувшийся следом за братом, был остановлен окриком правителя, который долетел из-за закрытых дверей:

— Туруша, сынок, обмойся и выходи, мне надо со Святозаром поговорить.

— Совсем выходить отец? — приоткрыв дверь, разочарованно спросил Тур.

— Совсем, Туруша, совсем. Обмойся и выходи. Да, на дворе не бегай, иди сразу во дворец. Я со Святозаром поговорю и приду, да мы с тобой поужинаем вместе…

Тур закрыл дверь, обидчиво глянул на старшего брата, а затем, как и велел отец начал обмываться. Он налил в широкий полукруглый таз воды, и принялся было тереть себя мочалой, но когда понял, что Святозар за него не заступиться, и, облив себя водой, вышел из парной. Святозар лежал тихо на полке и вытирал рукой сбегающий соленый пот с лица, перемешанный с не менее солеными слезами, и думал о том, что это именно по его вине, именно из-за его необдуманного заговора мучается Эрих и горит в холодном пламене Пекла душа его матери.

Когда недовольный Тур покинул предбанник в парную вошел правитель, поднялся на полку и заглянул в лицо Святозара, и очень мягко сказал:

— Может ты выйдешь в предбанник, а то ты такой красный… Гляди еще сердце и невыдержит, такой жары — то…

— Эх, отец, сердце выдержит и не это… А вот душа- то моя…, душа-то точно не выдержит…,- ответил наследник, и тяжело вздохнув, добавил, — Я, если хочешь, сойду на нижнюю полку, выходить не буду.

— Ну, хоть так, сойди сынок, на нижнюю полку, — согласно кивнул головой правитель.

Святозар спустился вниз, а когда рядом с ним сел правитель, сказал ему:

— Знаешь, отец, как болит моя душа… Как только вспомнил я кем был в прошлой жизни и какую совершил ошибку, в тот же миг душа моя стала словно гореть в огне. Этот ужасный заговор, кото-рый разрушил жизнь моей матери, моего отца и моего брата. Я обязан, слышишь, отец обязан исправить эту ошибку, разрушить заговор, который я наложил на перстень и на книгу… Обязан обучить Тура и спасти душу моего брата Эриха…

— Я думаю, ты не должен так себя терзать, сын, — негромко начал отец, — Потому, что Богомудр ошибся, а людям… людям свойственно ошибаться. Он хотел защитить своих детей, поэтому и повелел сходить дару лишь на первенца. Когда тебя украли, я ведь тоже пытался обучить Эриха магии, а ведь, чтобы было, если бы мне это удалось…. Так что видишь, это оказалось даже и хорошо, что был такой заговор, и мои попытки были безуспешны.

— Нет, отец, ты не прав… То что я совершил не просто ошибка… Это, я даже не могу подобрать слово…., это ужасный, ужасный поступок, которому нет оправдания. Ведь когда царь Альм обучил меня своей магии, он дал мне возможность не только учить своих детей волшебству, но и если они не достойны этих знаний, лишать их всех магических сил, — Святозар тяжело вздохнул, и продолжил, — Когда Красимир совершил, то страшное злодеяние…, я так и поступил. Я наложил на него присуху и отнял у него знания, которых он был не достоин. И вместо того, чтобы научить Лучезара этой присухи, я создал заговор на первенца… Я так любил своего младшего сына Красимира…, так любил… У меня было семеро детей: старший сын Лучезар, затем пять дочерей, а последним родился Красимир. Он был очень похож на мою жену, женщину, которая так много мне дала, которая была моей верной частичкой на протяжении этой жизни… и не только этой. И когда Красимир подался злу, когда отравил своего брата, я был так потрясен…, я был словно разрушен изнутри…,- Святозар вздрогнул всем телом и заплакал, — Поэтому я и создал такой заговор… кого им я хотел наказать неизвестно: Красимира или детей Лучезара, своих внуков и правнуков, тебя, мать, Эриха… Ведь Красимир не имел детей…., а умер вскоре после этого злодеяния.

Правитель привлек сына к себе, обнял и начал гладить рукой по волосам, а потом тихо сказал:

— Я тебя понимаю, сынок…, понимаю. Я сам такое пережил.

— Конечно, отец, ты такое пережил. Но все это, все, что случилось плохого в твоей жизни, случи-лось по вине твоего горячо- любимого сына, твоего Святозара. И поэтому я прошу тебя отец, — Святозар отодвинулся от отца и посмотрел прямо в его зеленые глаза, — Я тебя очень прошу, позволь мне исправить мою ошибку и разрушить этот заговор, прошу тебя, позволь мне обучить магии Тура.

— Сначало, я хочу, чтобы ты успокоился, сынок, и перестал плакать, — негромко сказал правитель, и вновь притянув к себе сына, крепко обнял, добавив, — А теперь ответь мне на такой вопрос, почему ДажьБог разрешил познать тебе свою душу, не только в этой жизни, но и в жизни Богомудра?

Святозар перестал плакать, и, затихнув на груди отца, молчал, обдумывая его вопрос.

— Сынок, ты не можешь мне ответить? — переспросил правитель.

— Я думаю, что могу, отец, — негромко начал наследник, — Наверно, чтобы исправить то, что я натворил, должен быть перед тобой честен до конца. В первой своей жизни, отец, я был первым восурским ребенком, который родился от коровы Земун. На тех землях, на которых ныне живем мы, жил малочисленный народ, он верил в наших Богов, но у них не было сыновей, лишь дочери. И тогда они начали молить ДажьБога, чтобы он послал им отроков. Мой отец ДажьБог, как только я родился, отнес меня к моим названным родителям — божатым Богумиру и Славуне, и отдал им меня как измоленное.

— Значит ты, — и отец на мгновение затаил дыхание, а затем сказал, словно выдохнул, — Ты первый правитель Восурии Святозар?

— Да, отец, в первой своей жизни, я был первым восурским ребенком, и первым правителем нашего народа Святозаром. Понимаешь теперь, почему ко мне так благосклонен ДажьБог, почему мне подсказывает и помогает, потому что он мой отец, он создал меня первого своего сына, по своему образу и вложил в мои вены свою кровь. И поэтому позволяет мне познать свою душу, потому что знает, у меня хватит сил пронести эту ношу по моему жизненному пути, — Святозар на миг прервался, и чуть тише добавил, — Помнишь сегодня, когда мы сидели в белой столовой и ты спросил, кто подарил тебе заговор, который спас Стояна и Часлава, а я ничего не ответил… Я потому ничего не сказал, потому, что этот заговор мне подарил ДажьБог, когда я впервые посетил страну Беловодья будучи Богомудром и познал свою душу. Я был первым человеком, который туда смог дойти, до меня на это никто не решался. А когда я дотронулся до " Око мира", явился ДажьБог и преподнес мне в дар этот заговор, который он сам создал, очень давно. И вот как это было, однажды Бог Перун проезжал по берегу реки, и услышал прекрасный голос девы- русалки по имени Рось, которая увидев Перуна, спряталась за большим валуном и пела песни. Перун пустил через реку молнию, а та ударила в камень, и в тот же миг в валуне появился огненный образ. Рось прокричала Богу Сварогу, чтобы тот пришел и помог родиться ее сыну. Под яркими вспышками молний с неба сошел сам хозяин земного Мира Сварог. Он обтесал камень и стал бить по нему молотом, да шептать слова, и тогда из камня родился Тарх ДажьБог. Находясь там, в валуне он слышал, и видел, что творил его дед Сварог, а затем воплотил это в заговор, который позже и подарил мне.

Глава пятидесятая

После тяжелого разговора с отцом и бессонной дороги, Святозар сутки отсыпался в опочивальне. Лишь к вечеру следующего дня, выспавшись и набравшись сил, он пробудился, оделся и спустился по лестнице в коридор. Заглянув в тронный зал, в белую столовую и никого там не встретив, наследник очень удивился, в коридорах дворца царила такая тишина, словно во дворце никого и не было, даже слуг. Постояв немного у дверей столовой, Святозар решил сходить в гридницу и посмотреть там. Он подошел к двери в общий зал, и, открыв ее, наконец-то обрадовано улыбнулся. Потому, что в гриднице сидели и тихо беседовали отец, Дубыня и Храбр. Святозар спросил позволения войти, а когда просиявший правитель сказал:

— Конечно, сын входи.

Вошел вовнутрь и пошел к столу, за которым те сидели, что-то обсуждая. Навстречу поднялся улыбающийся Дубыня и обнял наследника, да так, что закряхтели кости, правитель испуганно вскрикнул:

— Да, ты что Дубыня, сына мне сломаешь.

А Дубыня отпустил наследника, который принялся потирать затрещавшие ребра рукой, и, утерев глаза, сказал:

— Как же мне, родный ты мой, Святозарушка, как же мне тебя отблагодарить, за то, что ты спас моему Стоянушке жизнь. Эх. хе. хе. Мне Молчун вчера все рассказал, как ты конем обернулся, его на спину посадил и поскакал Стояна и Часлава из беды выручать. Да, как потом оковы каменные разрушил, как лечил их, да как кормил и поил, пока други из Беловодья не вернулись. Славный у тебя Ярил сын, такой уж славный!

— Что ты говоришь такое Дубыня, какая же может быть благодарность. Я ведь другов из беды вы-ручал. Да, и вообще, — вздохнув, добавил Святозар, — Я бы умер от стыда, если бы их не привез до-мой живых и здоровых. Как бы я тебе Дубыня в глаза посмотрел тогда.

— Что ж, — разумно заметил Храбр, — Так часто бывает в походе, что приходится другов терять. И никто в этом не виноват. Мы вот тоже с Дубыней вернулись из Беловодья с тяжелыми сердцами, но нам никто ничего не сказал потому, что все понимали, мы воины. А по воинам и плакать нечего.

Дубыня перевел взгляд со Святозара на Храбра и недовольно сказал:

— Храбр, я вот гляжу на тебя, ты чего-то последнее время больно много рассуждать стал, сразу видно не к добру то.

— А, ты мне еще сделай замечание, сделай, — почти выкрикнул, рассердившийся не на шутку Храбр.

— Други, други, ну вы что право, я вас последнее время не узнаю, — миролюбиво заметил правитель и пригласил Святозара сесть рядом, и довольным взглядом оглядев сына, заулыбался.

Святозар сел рядом с отцом, положил руки на стол и посмотрел на присмиревшего Дубыню и недовольного Храбра и чтобы снять неловкость, наступившую за столом сказал им:

— Наставники, я хотел вас поблагодарить за то, что вы поддержали моего отца в трудный час. Спасибо вам большое, и не ссорьтесь больше, вы же скоро родней станете.

— Да, кто наследник ссориться, — все еще недовольно буркнул Храбр, а потом посмотрел на Дубы-ню, который сидел рядом, и, сменив гнев на милость, добавил, — Да, мы вот тут сидели и разгова-ривали о донесениях с юга. Воевода Жировит из города Лебедянь прислал гонца с вестью, что нагаки набирают войско и собираются походом. Жировит послал, как мы и велели посланников к беку Турусу, который клятвенно заверял, что войну готовит на неллов, но посланникам показа-лось, что он лжет.

— Отец, а о Нуке, что-либо слышно? — тихо спросил Святозар.

— Нет, сын, никаких вестей, и посланники, предупрежденные о нем, не видели его среди нагаков, — ответил отец.

— Это плохо, плохо, отец. Чувствую я этот подлое существо, что-то готовит, — взволнованно сказал наследник.

— Ну, я думаю, что ты тревожишься напрасно, — заговорил Дубыня, — Скоро зима, а значит, до весны ничего не случится. Нагаки на нас не нападут зимой потому, что они больно наших морозов бояться, а к весне, я предлагаю правителю выдвинуться с дружиной и воями к границе. Прихватим с собой дружину Велислава, по дороге к нам присоединтся дружины с городов Дубна, Орел и Лебедянь. И я думаю, нагаки увидев нашу силу, не посмеют ступить на нашу землю.

— Если с ними будет Нук, посмеют, — заметил Святозар и потер пальцем бровь, — Нук уверен в своем черном колдовстве и ничего не побоится.

— Может тогда нас побояться нагаки? — спросил Храбр.

— Я, думаю, что бек Турус уже ослеплен жаждой наживы, и тоже нас не побоится. А значит, нам не избежать войны. Так, что я согласен с Дубыней к маслянице необходимо подвести дружины к границе потому, что на юге теплеет быстрее, чем у нас.

Правитель тяжело вздохнул, и хлопнув ладонью сына по спине, сказал:

— Тогда, так и поступим, пошлем гонцов в города Орел, Дубна и Лебедянь, и скажем им выдви-гаться к границе, до масляницы. Да я думаю, что надо предупредить дружину Миролюба из города Прилятка, а когда к нам подойдет Велислав со своими другами, и мы отправимся в поход.

— Нет, отец, не бери Велислава, — заметил Святозар, — Мало ли, что с нами случится на войне, он тогда останется старшим. Будет Туру за место тебя и меня.

Отец повернул голову, посмотрел на сына, и покачав головой, добавил:

— Ты, Святозар на войну не пойдешь, я так решил. Хватит тебе по походам, война не для молодых. Ты, сын мой, останешься в престольном граде и заменишь меня, в случае чего…

— Нет, отец, — тихо вздохнув, сказал Святозар, — Не удасться мне в престольном граде отсидеться, не сможешь ты меня уберечь. Там среди нагаков будет Нук, а вам его без моей магии не победить.

— Уж, как-нибудь, — поддержал правителя Храбр.

— Нет, Храбр, никак. Никак вы без меня не справитесь. И придется вам взять меня с моей дружиной в поход. А Велислава оставить тут старшим, — Святозар положил руку на плечо отца и негромко добавил, — Отец, ты помнишь, что я вчера тебе сказал, что я обязан предать смерти Нука, обязан освободить душу брата из полона, а иначе мне не будет успокоения. Клянусь тебе отец, если бы там не было Нука, я бы тебе подчинился. Но и я, и ты, мы оба знаем, что он там будет, и я прошу тебя взять меня в поход.

Правитель молчал, обдумывая слова сына, и лишь тихо постукивал костяшками сомкнутых паль-цев правой руки по столу. Святозар видел, как сейчас тяжело дается принятие правильного решения отцу и поэтому опустил глаза, да уставился взглядом в ярко полыхающий белым светом перстень.

— Ох, — наконец-то вымолвил правитель, — Как мне не хочется это говорить, сын, знал бы ты. Но я вижу, что ты прав. И поверь мне, с тяжелым сердцем соглашаюсь с тобой. Пусть будет, так как ты решил, тебе, наверное, виднее, оставим Велислава старшим в Славграде, а ты с дружиной пой-дешь в поход.

Через некоторое время други покинули гридницу, а отец и Святозар отправились ужинать в белую столовую. Когда правитель и наследник вошли в столовую, то слуги уже накрыли стол. Святозар оглянулся в поисках Тура, а затем, спросил:

— А, где, Тур отец?

— Садись, — сказал правитель, а когда сын послушно сел на свое место ответил, — Тур приболел. Такой он у нас неслух, беда просто. Ведь я ему сказал вчера, иди во дворец, не бегай по двору, заболеешь, а он думаешь, послушал? Нет, конечно, убежал в сад, да бегал там, покуда его Вячко не разыскал и не привел в столовую трапезничить. А сегодня на утро захворал. Да ты не тревожься, я уже заговор прочитал над ним и ему легче, но я все же решил, что ему надо полежать, чтобы больше не было желания после бани раздетым бегать. А мы с тобой давай поедим, и если ты захочешь, то позже к нему сходишь.

— Хорошо отец, я так и сделаю, схожу к нему после ужина. А теперь и верно пора поесть, потому что я такой голодный, — сказал Святозар.

— Еще бы, мальчик мой, цельные сутки не ел. Да, и вообще сразу видно, как ты за время похода похудел. Даже Храбр это заметил, и сегодня меня все выспрашивал, что с тобой случилось, — добавил правитель и положил себе на тарелку часть тушеного зайца, да предложил другой кусок, что пожирней сыну.

Святозар увидел зайца и весь передернулся:

— Нет, нет, отец, только не зайца.

— Это почему же сынок, ты вроде любил зайчатинку, — глянув на сына, усмехнулся правитель.

— Да, отец, ты прав когда-то любил. Но после того как мы двенадцать дней жили на вершине Сарачинской горы ожидая возвращения дружины из Беловодья, и я каждый день кормил Молчуна, Стояна и Часлава добытыми зайцами, меня при виде уже неразделанного зайца передергивает, а при виде жаренного и тем более. Так, что нет, зайца я не буду.

— Ну, а, как насчет жареной рыбки или ушицы, — широко улыбаясь, спросил правитель.

— Нет, отец, и ухой я тоже пока сыт. Ведь до Приславля мы только рыбой и питались. Хлеб закон-чился, а что за еда для восура без хлеба, то не еда, а так никакого вкуса и аппетита. Хлебаешь эту уху, ешь рыбу, уж я не буду вспоминать зайца, и не ощущаешь ничего внутри, никакого насыще-ния вроде поел, а все же голодный остался. Когда в Приславле воевода Всеволод пополнил наши запасы и привез хлеба, так, не успев даже отплытить от причала, мы сразу кинулись к нему. Путят, я, други, воины, все хлеб похватали, да давай его родимый прежде нюхать, а потом есть. Знаешь отец на нашем восурском столе главное блюдо хлеб. Нет ничего важнее его. Ведь на хлебе, на нашем славном и чистом хлебе держится не только землепашец, не только рыбак, не только воин, но и правитель. Так, что отец, коли тебе кажется, что я дюже исхудал, ты мне покуда не предлагай мясо и рыбу, а лучше придвинь вон, те расстегаи, что поставили прямо около твоей левой руки, которые ты, верно, любишь, а теперь, верно, буду любить и я.

— Конечно, сынок, конечно, — поспешил сказать отец, и подал сыну блюдо с расстегаями, — Только уж извини, мальчик мой, но эти расстегаи с печенью налима.

— Ну, что ж, отец придется смириться и есть такие прекрасные расстегаи с печенью налима, — грустно добавил Святозар и положил себе на блюдо сразу пять штук.

— А ты, сынок, — заметил правитель, — Посмотри кругом, погляди, как для тебя слуги постарались, сколько приготовили. Вот тебе пироги с грибами, с капустой, с кашей и яйцами, с творогом, а вот и сладкие с земляникой и малиной, с яблоками и вишней. Кушай, сынок, кушай, все, что пожела-ешь, отъедайся…

— Отец, — спустя какое-то время, окликнул правителя Святозар, — Вчера в бане, ты мне так и не ска-зал, разрешаешь ли ты мне разрушить заговор и начать учить Тура.

Правитель посмотрел на наследника, и сразу было видно как в нем борится любовь к сыну и не-приятие изменения традиций, немного помедлив, он ответил:

— Я весь день думал, о том, сынок, что ты мне поведал. И конечно я во всем с тобой согласен, и особенно в том, что это неверная традиция, которая, в конечном счете, привела к такой трагедии в нашей семье. Но я думаю, что надо пока погодить с разрушением заговора, чтобы я свыкся с этой мыслью.

— Отец, — тихо сказал Святозар, — Весной мы пойдем на войну с нагаками, и кто знает…,- наследник тяжело вздохнул и продолжил, — Смогу ли я одолеть Нука и остаться живым. Поэтому до того вре-мени я хочу быть уверен, что хотя бы наполовину исправил то, что когда-то необдуманно совер-шил. А чтобы убедить тебя в своей правоте… Я расскажу тебе вот, что. Когда я был Богомудром и умер, то пришел в Ирий-сад, там меня встречала Богиня смерти Буря- Яга- Усоньша- Виевна. Она взяла меня за руку и довела до полей, что расстелались впереди и колосились ядреной пшени-цей. Навстречу мне вышел ДажьБог, он подошел и обнял меня, приветствуя как своего сына, а потом сказал мне: " Здравствуй, дорогой мой мальчик. Ах, что же ты натворил, что натворил. Как ты мог создать этот заговор и подвергнуть души своих потомков такой опасности. Как ты был неблагоразумен, из-за одного сына поставил под угрозу весь свой род, весь восурский люд. Но придет время, сын, и я дам тебе возможность исправить то, что ты натворил. А до тех пор буду сохранять, и оберегать твоих потомков, моих внуков". Это последнее, что я помню из жизни Богомудра. И теперь, отец, я прошу у тебя, разрешения выполнить повеление ДажьБога и вернуть все на круги своя, тогда я буду спокоен. Я разрушу заговор, обучу Тура магии, и даже если в бою с Нуком Боги даруют смерть, смогу обрести покой.

Правитель слушал наследника очень внимательно, а услышав последние слова сына, недовольно повел плечами и спросил:

— И как ты разрушишь заговор?

Святозар во время рассказа беспокойно водивший по краю блюда пальцем, поднял голову, и, посмотрев на отца, пояснил:

— Для этого мне нужен твой перстень и книга. Заговор я знаю, ведь я сам его создал, а разрушить смогу без труда. И тогда зная заветные слова, можно будет спокойно открыть книгу и прочитать скрываемое в ней. Печать, что находится на моей и твоей руке не понадобится.

— Хорошо, сын. Выполни повеление ДажьБога, и может быть ты тогда, и впрямь успокоишься, и ко мне вернется мой беззаботный шутник сын, — сказал отец, снял перстень с пальца и протянул его наследнику.

Святозар взял перстень протянутый правителем, и, улыбнувшись, добавил:

— Этот перстень, Богомудру подарил Альм перед самым его отъездом в страну Эвлисию. По просьбе царя Альма, его старший брат Гмур, который был прародителем великого народа гомозулей, изготовил его. Альм поведал мне, что я могу вложить в этот перстень магию, которая не иссякнет по происшествию многих веков, а я видишь отец, как неправильно воспользовался этим даром.

— Мальчик мой, — после недолгого молчания заметил правитель, — Я говорил тебе это вчера, скажу и сегодня. Мы ведь люди и нам свойственно ошибаться. И мне, и Богомудру, и тебе… Сейчас пришло твое время исправить эту ошибку, и наверно тебе не стоит так себя мучить, тем, что когда-то ты необдуманно совершил.

— Знаешь, отец, — словно не слыша слов правителя, сказал погруженный в свои мысли Святозар и потер пальцем бровь, — А ведь царь Альм когда я у него был узнал меня. Да, до меня только, что это дошло. Перед самым отплытием из страны Эвлисии, он сказал мне: "….Помни, мое сердце всегда будет любить доброго и светлого юношу, который спас меня от подорожной вольницы". Он узнал меня, когда одевал мне на палец подаренный перстень и мой палец и перстень засияли лазурным светом так, как горит моя душа. Он знал, что я познаю душу в Беловодье и вспомню его и оставил мне послание. Великий мой учитель, какой же я был у тебя скверный ученик…

— Святозар, — внезапно, как-то даже гневно прервал его отец, — Прекрати так говорить. Мне неприятно слышать, что ты постоянно стараешься себя обидеть. Я не знаю, может, ты получаешь от этого удовольствие, но мне это больно слышать. Я не считаю тебя скверным сыном, человеком или учеником. Ведь ты сам только, что сказал, что Альм назвал тебя добрым и светлым юношей. А значит прекрати себя терзать и мучить, исправь то, что натворил, и больше не оглядываясь назад, иди вперед, мальчик мой.

— Да, отец, ты прав…,- согласился Святозар, и, надев перстень отца на левый указательный палец, посмотрел на правителя, — Я должен исправить свою ошибку и идти вперед потому, что путь мой только начался.

— Вот- то тоже, — уже более мягко добавил правитель, и чтобы перевести думы сына спросил, — А скажи мне, сынок, если ты разрушишь заговор, то мы с тобой потеряем защиту от внезапной смерти, которая нас бережет.

— Это долгий сказ, отец, готов ли ты его выслушать, — улыбнувшись, и налив себе в чашу клюквенного напитка спросил наследник.

— Что ж, если ты мне тоже нальешь клюквенного напитка, я с удовольствием послушаю его, мальчик мой, — заметил правитель и придвинул свою чашу к сыну.

Святозар налил полную чашу отцу напитка, и поставив высокий хрустальный сосуд на стол, начал свой сказ:

— Когда я родился впервые на земле, и не только телесно, но и духовно. То мой отец ДажьБог хоть и принес меня на воспитание моим названным родителям божатым, но никогда меня не покидал, он вел меня по моему жизненному пути и всегда поддерживал, как теперь ты, отец. Когда мне было семь лет, он принес мне в дар свой меч — Кладенец. Люди видевшие, как дорог я самому Богу, любили меня и признавали старшим. А когда мне исполнилось тринадцать лет, они нарекли меня вождем племени. Рядом с нашим племенем проживал народ, этого народа уже много веков как нет на земле, но тогда, когда ДажьБог приносил отроков, из которых потом появилось сильное и могучее племя восуров, они еще жили и были очень сильны. Этот народ мы называли фантурами, мой отец ДажьБог говорил мне, что это был один из первых народов на земле, который породил Сварог, долгое время они верили в Сварога, почитали Семаргла и Перуна, но затем как это часто бывает среди людей, изменили своей вере, забыв истинных Богов и создав себе новых кумиров. Я был еще юн, но помню их прекрасные каменные города, с высокими треугольными постройками, где они хоронили своих кесарей. Мой народ набирал силу, нам помогали Боги, и, видя это фантуры стали нас бояться. А когда они прознали про то, что я сын ДажьБога, решили меня убить, и как только я умру, напасть на мой народ и уничтожить его, пока он молод еще. Они прислали ко мне посланников, для переговоров, но вместо переговоров те напали и убили меня, тогда мне было пятнадцать лет. Душа моя покинула тело и отправилась в Ирий-сад, я помню, что там еще стояли деревянные ворота, которые нужно было открыть, победив великанов и василисков, да ответив на вопрос грифона. Но я был слишком юн, чтобы пройти все эти испытания и попасть в Ирий-сад, тогда ко мне прилетел ДажьБог, он встал рядом, закрыв меня руками от разъяренных великанов которые кидали в меня камни и позвал Бурю-Ягу- Усоньшу- Виевну, а когда та появилась, потребовал от нее, чтобы она меня отпустила потому, что я его сын, и слишком молод, чтобы умирать. Буря долго стояла обдумывая слова отца, а потом…, потом посмотрела на меня, улыбнулась и разрешила вернуться. ДажьБог взял меня за правую руку и взлетел, но тут мы услышали голос Сварога, который не позволял мне возвратиться в мир. Отец вновь вернул меня на вершину и сказал мне, чтобы я не бился с василисками и великанами, и не слушал вопросов грифона, иначе ему не удастся мне помочь, а сам улетел. Я стоял на самом краю вершины и смотрел на злобных великанов, которые как только увидели, что ДажьБог покинул меня, начали звать меня на бой, а когда я не принял их вызов, вновь принялись кидать камни, пытаясь сбить меня с горной кручи. Рядом с их ногами ползало пять здоровых василисков и своими огромными оранжевыми глазами поглядывали на меня, но я был уже мертв, и не боялся их взглядов. А где-то высоко в небесной дали я видел летающего грифона. Некоторое время спустя вернулся отец, он сказал, что Сварог разрешил мне вернуться и тогда он вновь подхватил меня и понес, держа за правую руку. Я видел, как он приблизился к земле, к моему дому, к моему телу, а потом отпустил меня. Я попал в свое тело, глубоко вздохнул, и поднялся, а рана, от которой я умер, исчезла. И как только я поднялся, я по-звал своих людей и последовал на бой. Но боя между нами и фантурами не было потому, что рядом со мной ехал на своем прекрасном белом коне мой отец ДажьБог. Фантуры увидев моего отца, повернули лошадей и в страхе поскакали с места боя, тогда же во вспышках молний появился сам Бог Перун и принялся забрасывать их бегущие войска молниями. ДажьБог последовал к своему отцу на помощь и потом вместе они гнали фантуров до их городов и построек, которые сожгли, оставив там лишь пепелище. А затем ДажьБог привел меня к Синь-камню и нарек там меня правителем Восурии, да защитил меня волшебством, объяснив всем людям, что покрыл меня, своего сына, и весь мой род, оберегом, и если меня коснется чей-то меч или стрела и я умру, то мой убийца умрет вместе со мной. Поэтому, отец, ты не беспокойся, как когда-то на меня первого правителя Восурии сошел этот оберег, так и до конца времен он не потеряет своей силы, ведь это дар ДажьБога. И только в единственном случае, мы потеряем это волшебство — это когда изменим своим Богам и своей вере.

— Да, сынок, — заметил правитель, — Из всего, что ты мне рассказал за эти два дня, меня порадовало одно…

— Что, отец? — удивленно приподняв брови, спросил Святозар.

— Теперь мне не придется тебя ругать, что ты не интересуешься историей своего рода, — улыбнув-шись, ответил правитель.

— Уж — это точно, отец. Теперь поневоле будешь знать большую часть истории своего рода потому, что являешься сам его участником, — согласился наследник и засмеялся.

— Ну, а теперь, мальчик мой, когда ты засмеялся, и у меня на душе от звука твоего смеха стало светло и тепло, я бы хотел спросить у тебя вот, что… Когда же ты решил провести заговор и где?

— Я, отец, — прекращая смеяться, и сразу сделавшись серьезным, ответил наследник, — Хочу провести заговор завтра. Для этого мне нужен солнечный день. Ровно пополудню, я возьму перстень и книгу. Ну, а где? Подойдет светлая комната. Да, я только хотел, что сказать, отец… Когда заговор подействует, у меня и у тебя на левой руке пропадет печать, весьма необычно… Поэтому когда я пойду в светлую комнату, ты тоже должен остаться один, чтобы никто не видел, что с тобой произойдет, — Святозар замолчал, а потом тяжело вздохнув добавил, — Одно меня тревожит, отец, это Эрих. Ведь у него тоже пропадет печать, и что он мой несчастный брат подумает…

Правитель протянул руку, погладил сына по волосам и тихо заметил:

— Что ж, сын, наверно подумает, что это Боги лишили его печати.

— Бедный, бедный мой брат, весь он искалеченный и вот опять… Но если мне удастся победить Нука и освободить Эриха, может жизнь его наладится. И тогда давай отец вернем его домой, пусть живет среди нас и отогревается душой.

— Верно, мальчик мой, мы так и сделаем. Победим с тобой нагаков, предадим смерти этого низкого Нука и вернем нашего дорогого Эриха домой, и будем жить в мире!

Глава пятьдесят первая

Сами Боги желали, чтобы Святозар исправил страшную ошибку, которую когда-то допустил и по-этому на следующий день на небе до того пасмурном и покрытом тучами с утра светило солнце, да так ярко, словно на дворе была не осень, а жаркое лето.

Пополудню Святозар вошел в светлую комнату, подошел к окну. Яркие лучи солнца пробивались через стекло и заполняли комнату светом, но Святозару было мало этого света. Поэтому он встал напротив окна, протянул вперед руки и начал шептать заговор. В тот же момент стекло немного задрожав, стало, как бы испаряться, словно вода в теплых лучах солнца, а когда стекло в окне изчезло, сам проем окна начал увеличиваться в размерах, наполняя комнату потоками света, а когда в комнате не осталось ни одного темного уголочка, Святозар замолчал.

Отойдя от окна, он приблизился к столу, встав так, чтобы солнечный свет падал и освещал стол. Прочитав заветные слова над книгой, и открыв ее, он увидел на первом листе изображение Бога Сварога, старца с белыми длинными волосами и бородой, в длинных одеяниях, с огромным посохом в руках, и с нимбом на голове, от которого во все стороны расходилось сияние. А вокруг старца золотым светом горели непонятные знаки, которые как знал Святозар, складывались в надпись: " Род Богомудра, храни верность Богу Сварогу". Как только подумал Святозар про эту надпись, как только посмотрел на печать, что находилась в левом углу листа, так сразу же тяжело вздохнул. Наследник снял с левого указательного пальца перстень правителя и положил его на лист прямо под ноги Богу Сварогу. Когда солнце подошло к отметке полдень, Святозар протянул руки вперед и описал возле книги круг, при этом, не прикасаясь к ней. В тот же миг как круг замкнулся, прямо из стола также по кругу стала подниматься тонкая, колеблющаяся, прозрачная стена, которая постепенно сужаясь, сомкнулась над книгой и перстнем, образовав перевернутую вверх дном чашу. Прозрачная стена немного вздрагивала и пускала по своей поверхности небольшие волны, а со стороны казалось точно живая. Святозар едва оперся, сначало правой, а затем левой рукой о перевернутую прозрачную чашу и зашептал: " Род мой, род Святозара, первого человека Восурии, род Богомудра, положившего заветы сынам своим и народу восурскому, храни верность Богу Сварогу!" Затем наследник закрыл глаза и уже, более громко сказал: "О, ты Сварог — старший из рода Богов, услышь меня Святозара — старшего из рода Людей. Как когда-то сам Род сотворил Бога Барму, который принялся бормотать молитвы, прославление, заговоры, обряды, так и ныне я сотворю молтву обращенную заговором, и заговор обращенный молитвой, который изгладит и уничтожит всю Кривду, что создал я много веков назад. Идет по небу Бог Солнца Хорс, да несет одежды свои, а следом идет отец мой великий ДажьБог. Сотрясает, отец мой, с одежд Бога Хорса искры, да разлетаются искры по земле восурской, да летят они через широкое окно, прямо в комнату, да насыплются те искры на чашу, что я создал возле магических книги и перстня". Святозар открыл глаза и увидел, что прямо из окна на перевернутую прозрачную чашу по широкому солнечному лучу летят ярко-пурпурные, пылающие искры и падают на нее. А когда последняя искра сошла по лучу и упала на чашу, то вся она ярко запылала пурпурным светом.

Тогда Святозар уже больше не закрывая глаз, продолжил: " Как когда-то я умывался, омывался и мольбой творил чистоту своей души так, как повелел сам Сварог, так и ныне я умываюсь", — и, оторвав от чаши руки, которые светились лазурным светом, отер лицо. " Омываюсь", — и провел руками по телу. " Да, молюсь!" — и преклонил голову, коснувшись прозрачной чаши лбом, и тогда часть искр побежала по лбу, прямо на волосы Святозара, а потом словно скатившиеся крупные капли воды покрыли и все тело. Теперь горела не только чаша, но и сам Святозар ярко-пурпурным светом, лишь руки его все еще светились лазурью.

" Услышь Бог Сварог, услышь ДажьБог и разрушь тот заговор, который создал ведун Богомудр — силами небес!". Святозар соединил кисти рук вместе так, чтобы образовался один единый кулак, размахнулся и, что есть силы, ударил по пылающей чаше, но кажущаяся со стороны хрупкая и нежная чаша, на самом деле была так крепка, что кулак наследника отскочил от нее, не причинив ей вреда. Наследник опять поднял руки над головой и чуть громче сказал: " Услышь Бог Сварог, услышь ДажьБог и разрушь заговор, который создал ведун Богомудр — силами небес!", и вновь ударил сомкнутыми руками по чаше, но чаша лишь закачалась, так и не разрушившись.

Святозар видел, что у него не получается разрушить чашу и тогда еще выше поднял сомкнутые пальцы и прокричав слова, резко опустил кулак на чашу. В тот же миг когда руки упали на чашу та треснула и на ее поверхности появилась одна большая трещина, которая словно разделила чашу напополам. Затем от этой большой трещины в разные стороны побежали более мелкие, которые стали разламывать чашу на куски, и чем больше становилось трещин, тем мельче были куски чаши, которые все, уменьшаясь и разламываясь, постепенно превратились лишь в мелкие крошки, осыпавшиеся на стол. Но не успели эти крошки осыпаться на стол, как внезапно они поднялись вверх и образовали над книгой и перстнем небольшое облако. Из одного конца облака вылезло, удлиняясь наподобие змеи, тело, увенчанное тонким жалом на конце и пылающее ярко-пурпурным светом. И оторвавшись от облака, затихло в воздухе, а тело тихонько повернуло тонкое жало в сторону Святозара, и, ринувшись к опущенной руке наследника, внезапно ужалило его в то место, где у него была печать. Наследник от неожиданности и боли вскрикнул, а тело в тот же миг лопнуло на мелкие крупинки и разлетелось по комнате. Оставшееся облако разделилось на два шара, которые так же превратились в два длинных тонких тела с жалом на конце, какое-то мгновение они тихо висели в воздухе, лишь медленно поворачивая в сторону окна свои жала, а потом ринулись прямо в открытое окно.

Святозар тяжело вздохнул, представив себе тот ужас, какой испытает Эрих, когда к нему подлетит ярко-пурпурное тело с жалом на конце и ужалит его в руку. А затем отвлекся от своих невеселых мыслей, так как почувствовал, что с него стали осыпаться ярко-пурпурные искры, и, падая на пол тухнуть. Когда и последняя искра упала и потухла, наследник посмотрел на книгу и увидел, что ранее непрочитываемые знаки на первом листе, теперь легко читались и гласили: " Род Святозара, первого восурского человека, храни верность Богу Сварогу! Храни и передавай из века в век книгу Бога Коляды — Вед!" Святозар протянул пальцы и дотронулся до надписи и тихо сказал книге: " Прости меня — Вед…", а книга в ответ, словно живая, зашелестела листами.

Наследник взял перстень, с большим уважением закрыл книгу, и только теперь посмотрел на левую руку, туда где раньше была печать первенца, на том месте теперь зиял страшный красный шрам наподобие того длинного тела, и который все еще немного болел. Потерев больное место, Святозар подошел к окну, и, встав напротив, стал читать заговор, и мгновение спустя проем стал уменьшаться в размере, а когда вернул себе былой вид, Святозар провел по нему рукой, и в окне появилось стекло.

Теперь, когда Святозар разрушил заговор, и хотя бы немного успокоил беспокойство своей души, он вышел из светлой комнаты и пошел в гридницу, где его возвращения ожидал отец. Подойдя к дверям гридницы и открыв их, он увидел там правителя, который сидел за своим любимым столом посередине зала, и озабоченно потирая левую руку, разглядывал шрам.

Он поднял глаза, лишь открылась дверь, и, посмотрев на наследника, спросил, словно все еще не до конца осмысливая просходящее:

— Ну, что сын, тебе удалось разрушить заговор?

— Да, удалось, — ответил, заулыбавшись Святозар, и спросил, — А, что разве тебя не посещало приятное на вид, ярко-пурпурное пылающее тело с жалом на конце.

Отец усмехнулся, а затем сказал:

— Я даже струхнул немного, когда прямо сквозь стекло оно просочилось и ринулось ко мне, ужалив в руку, а потом лопнуло на мелкие крапинки и разлетелось по комнате. Ты, хотя бы предупредил, как это будет.

— Я, отец, — присаживаясь рядом с правителем за стол, и подавая ему его перстень, заметил Свято-зар, — Точно не знал как это будет, и не знал, что такое чудище будет жалить нас в руку, — да вздох-нув, тихо добавил, — Надеюсь, наш бедный Эрих, не очень испугается, когда к нему такое приле-тит…

Правитель одел на указательный палец левой руки перстень, и осмотрел руку.

— Что ж, отец, — заметил Святозар, видя как внимательно, рассматривает шрам правитель, — Все-таки мы с тобой останемся отмеченными. Ну, и если не печатью, то хотя бы шрамом.

— Ах, Святозар, как я рад слышать, что ты опять начал шутить, — улыбнувшись, сказал правитель.

— Да, отец, теперь мне на душе стало легче. А когда я спасу Эриха, может быть, и совсем оправ-люсь… Отец, и раз теперь я разрушил заговор, мы можем позвать Тура и сказать ему, что я начну его обучать магии, — добавил наследник и посмотрел на правителя.

— Хорошо, сын, так и поступим. Скоро он вернется с конной прогулки, и ты ему сам об этом ска-жешь. Ведь я вижу, как ты хочешь его порадовать

— Отец, — прервав томительное ожидание брата, обратился к правителю наследник, — Мне кажется нашим другам не стоит знать, что мы изменили традиции.

— Как же, мальчик мой, я скрою шрам? Нет, мне — это не удастся, — задумчиво ответил правитель.

— Но, что ты им скажешь? — с тревогой в голосе спросил Святозар и беспокойно повертел на своем пальце перстень.

— Скажу, сын, что так тебе повелел ДажьБог, когда ты побывал в Беловодье. Что он решил уничтожить различия между сыновьями моими, снял печать и позволил учить Тура, — сказал правитель.

— Я помню, как ты, отец, воспринял мои слова. И если бы я не рассказал тебе всей правды, то ты мне никогда бы не разрешил исполнить положенное, — тихо заметил Святозар, — Знаешь отец, ДажьБог так ко мне добр, чтобы меня не сжигал стыд за неправильный поступок, он дал мне по-знать свою душу тогда, когда я вырос и овладел магией. А мне кажется, что я недостоин ни его, ни твоей любви. И меня так страшит, что скажут твои други, узнав об изменении традиций, ведь эти изменения принес я.

— В Восурии не принято менять традиции — это верно, — сказал правитель и положил наследнику руку на плечо, — Именно наши обычаи, наша вера, поддерживает наш народ и землю. Но, чтобы ты не говорил о себе, сынок, как бы не думал, люди вокруг тебя уже создали мнение, создали сказ… И в этом сказе ты, мальчик мой, светлый и добрый юноша, который может жертвовать собой ради близких, а значит, не стоит тебе бояться моих другов, ведь они ведают о тебе достаточно, чтобы видеть твою смелость и мудрость, и я уверен они нас поймут. И потом, не забывай, это я позволил изменить традицию, ведь я правитель, а не ты, сынок.

— Хорошо, отец, что ты рядом со мной, — вздохнув, добавил Святозар, — Ты самый лучший отец на свете. Иногда, я удивляюсь, как все эти пятнадцать лет я мог жить без тебя, без твоих мудрых слов, без твоей поддержки…

Правитель приобнял наследника за плечи и привлек к себе, и тихо сказал:

— И я, сын мой, тоже не представляю, как мог жить так долго без такого чудесного и доброго мальчика…

Через некоторое время в гридницу постучали, а затем вошли Храбр и Дубыня, которые сопровождали Тура в конной прогулке.

— А, где Тур? — спросил правитель.

Дубыня широко улыбнулся и ответил:

— Да, где? Не успел спрыгнуть с коня, как куда-то на двух своих ножках ускакал.

— Дубыня, прошу тебя, найди этого скакунчика и позови в гридницу. Ему наследник, кое-что ска-зать хочет, — попросил Ярил, а когда Дубыня согласно кивнув головой вышел из зала, обратился к Храбру, — Ну а ты чего Храбр там встал, иди к нам садись.

Храбр приблизился, сел за стол напротив правителя и наследника. И с любопытством оглядел Ярила, потом перевел взгляд на Святозара и спросил:

— И скажи мне Ярил, что ты такой довольный? Улыбаешься так широко, да светишься изнутри, словно что-то случилось хорошое. Давно я тебя таким не видел.

— Сейчас, друг мой, Дубыня и Тур придут и я все расскажу, — ответил Ярил.

Не успел правитель сказать последнее слово, как в гридницу вошли Дубыня и Тур. Тур еще не успел раздеться, и был одет в забрызганный грязью куртик — короткополую с рукавами теплую одежу, наподобие кафтана.

— Туруш, сними куртик и иди за стол. И ты Дубыня тоже садись. Мы с наследником должны вам что-то рассказать, — добавил правитель. А когда Дубыня и снявший куртик Тур сели около Храбра, начал, — Вы знаете други мои, и ты Тур, что наш наследник, мой сын Святозар, не простой чело-век… Он не просто обладает великой магией, которая не доступна мне, да и другим ведунам, но он еще и любимец Богов. Когда Святозар вернулся из Беловодья он рассказал мне, что по веле-нию ДажьБога и с разрешения нашей прародительницы коровы Земун он дотронулся до " Око мира" и познал свою душу и свои прошлые жизни…

— Отец, — беспокойно сказал Святозар, испугавшись, что правитель раскроет тайну.

— Не тревожься, Святозар, я не скажу ничего такого, что может раскрыть доверенное тобой мне, — отец положил руку на плечо сына и успокоительно похлопав, продолжил, — Путь моего сына- это не только победа над Нуком, но и изменение традиций, которые оставил нам Богомудр. Так повелел Дажьбог моему сыну!

— Что ты имеешь в виду Ярил, говоря об изменении традиций, — негромко спросил Храбр и нахму-рил брови, да кинул такой взгляд на Святозара, что тот вздрогнул всем телом.

Правитель сжал крепко плечо сына, словно успокаивая его, и протянув левую руку, раскрыл ла-донь. Други глянули на шрам, и, подняв встревоженные лица, посмотрели на Святозара.

— Это не значит, что мы лишились магии, — прерывающимся голосом поспешил успокоить другов отца наследник, — Мы из рода Богомудра, как обладали магией, так и будем обладать. Только те-перь не перстень и первородство будет выбирать того, кто будет обучаться магии, а отец сам мо-жет выбирать себе ученика. И если у отца все сыновья достойны, получить магические знания, значит, все их получат, — выдохнув, закончил Святозар.

— А у тебя Святозар тоже пропала печать? — тихо спросил Дубыня.

— Да, Дубыня, — и Святозар открыл свою ладонь и показал свой шрам. — Просто вы, верно, знаете в какой беде, оказался мой брат Эрих. Знаете, что его душу взял в полон Нук, а все потому…,- и тя-жело вздохнув, Святозар продолжил, — Все потому, что Нук хотел взять душу первенца, который обладает магическими способностями. Но матери моей удалось меня спасти, взамен Эриха…,- наследник вновь замолчал, лицо его дрогнуло, и он опустил голову.

— И все это потому, — пришел на выручку сыну правитель, — Потому, что магия сходит на первенца. ДажьБог повелел Святозару разрушить заговор, который когда-то создал Богомудр, и уничтожить различия между сыновьями, разрешив всем отрокам из нашего рода познавать магию, если конечно они достойны этих знаний. И поэтому, Святозар теперь сможет обучить магии Тура, и даже если со мной или с наследником, что-то случится, останется Туруша, который будет знать магию и всегда сможет прийти на помощь нашему народу.

— Что ж, — сказал Храбр, и протянув руку, похлопал по руке Святозара, — Я думаю, что ДажьБог пра-вильно сделал, что повелел Святозару разрушить эту традицию. Потому, что я всегда считал ее не верной. Когда, тебя наследник украли, твой отец, пытался учить магии и Эриха, и даже Тура, но у него ничего не выходило. И значит, если бы ему не удалось тебя разыскать, все знания были бы утеряны.

— Да, я с тобой согласен Храбр, — поддержал друга Дубыня, — Что это не правильная традиция. Только одно меня тревожит, ты же Ярил, Эриха пытался научить магии, а что если бы у тебя получилось?

— Я, пытался учить Эриха потому, что у него стояла печать… Но если бы у меня было право выбора, я бы не стал его никогда учить магии, я бы стал учить Тура, ну и конечно Святозара потому, что только эти мои сыновья имеют чистые и светлые души, — посмотрев на Дубыню, сказал Ярил.

— И потом… потом у учителя, — начал Святозар подбодренный похлопыванием Храбра, — Всегда есть право лишить ученика всех тех знаний, которые он, как учитель, в него вложил, — наследник посмотрел на брата и добавил, — Слышишь Тур, слышишь, что я сказал?

Тур сидевший между Храбром и Дубыней и во время всего разговора тревожно следивший за братом и отцом, и верно совсем запутанный, отрицательно замотал головой.

— Затра вечером, — пояснил Святозар, — Мы начнем заниматься с тобой магией, но даю тебе слово брат мой, если ты окажешься недостоин этих знаний, я не задумываясь, тебя, их лишу.

Тур посмотрел на Святозара и тихо, почти шепотом спросил:

— Ты будешь учить меня магии?

— Да.

— Неужели я такой счастливчик и мне так повезло…,- внезапно повысив голос, почти прокричал Тур, — Мой брат, который победил страшного воина царя Черномора, и двух громадных, как гора великанов, который был приглашен в чудесную страну Эвлисию и сидел на золотом троне рядом с самим царем великого и древнего народа альвинов Альмом. Мой брат, который победил со своими другами василиска, и который ответил на вопрос грифона мудрым сказом, да таким, что явился сам ДажьБог и заиграл на гуслях. Мой брат, который искупался в молочном озере и цело-вал очи корове Земун прародительнице нашего народа. Мой брат, будет учить меня… меня ма-гии!

Когда Тур закончил, восторженно выкрикнув последние слова, в гриднице наступило молчание, которое кашлянув, прервал Храбр:

— А, мне кажется, Святозар, что Тура не стоит учить магии потому, что у него есть дурная привычка подслушивать под дверями.

— Нет! — вдруг выкрикнул Тур и подскочил на месте, — Я не подслушивал…,- и замолчал, опустив голову.

— Он не мог этого нигде подслушать, — заступился за брата Святозар, — Я никому этого не рассказы-вал.

— Верно, — согласился со старшим сыном правитель, — Большую часть рассказа Тура, я слышу впер-вые. Туруш, — обратился к младшему сыну правитель, — Ну, ка поведай мне где же ты это слышал, я тоже схожу послушаю, а то Святозар не хочет хвалиться как он сказ пел, а ДажьБог ему на гуслях играл… Туруш, ну ты чего примолк?

— Лель такой сказ создал и спел мне его, — пробурчал Тур неподнимая головы.

— А, где ты Леля видел? — спросил правитель.

Тур поднял голову, посмотрел на отца и старшего брата, а потом объяснил:

— Ты, вчера, когда прочитал заговор, отец, и приказал мне лежать в постели, то я нарушил твою волю и побежал в гости к тете и дяде Святозара, — Тур на миг остановился, вздохнул и договорил, — Я у них часто бываю в гостях. Тетя Ждана такая добрая, все время меня зовет к себе, а когда я прихожу, что-нибудь вкусное приготовит, да такое, что я люблю… И она всегда прижмет меня и поцелует, и мне там так хорошо, так легко становится…

— Они же далеко от нас живут. Как же ты туда добираешься? — с грустью в голосе спросил прави-тель.

— Да, я коня на конюшне беру и еду, — тихо добавил Тур.

— Это очень плохо, — начал Дубыня, — Что ты Тур волю отца нарушаешь, да без спроса ездиешь. И я согласен с Храбром, что Святозару стоит подумать, нужен ли ему такой ученик.

— Нужен, — негромко сказал Святозар, — Такой ученик, как Тур мне нужен. Но я хочу брат, чтобы ты дал мне слово, вот сейчас здесь в присутствии наших наставников, благодаря которым, я смог победить воина царя Черномора и сохранить жизнь не только себе, но и всем кто был со мной на ладье. Я хочу, чтобы ты мне дал слово, что будешь слушаться отца, и исполнять его волю и не станешь больше его расстраивать.

— Брат, Святозар, я даю тебе слово, что никогда больше не нарушу волю своего отца и буду послушен его слово, — очень торжественно сказал Тур и посмотрел в глаза старшего брата.

— Туруша, — заметил правитель, — Тебе, если хочется бывать у тети Жданы, так ты нетаись, я тебе позволяю туда ездить, всегда, когда захочешь. Только бери кого из слуг, чтобы я за тебя не тревожился.

— Спасибо, отец, — просияв весь, выдохнул Тур, а затем обнял Храбра, и, уткнувшись в него головой добавил, — До чего же сегодня, Храбр, славный день!

Глава пятьдесят вторая

Утром следующего дня Святозар поднялся рано, умылся, оделся и поспешил в тронный зал, где, как и всегда отец принимал вельмож и воевод, решая насущные дела страны. Святозар зашел через потайную дверь и встал позади трона отца, а когда правитель вошел в зал, вместе со всеми приветствовал его.

— Что Святозар, — подойдя к трону, спросил отец, — Ты уже как я погляжу, отдохнул и решил присту-пить к своим обязанностям наследника престола?

— Верно, отец, именно это я и должен делать, — ответил Святозар.

Сегодня в тронный зал на прием прибыли воевода и вельможа с города Кальковск, что стоит на Ра-реке. И поведали правителю и наследнику о том, что неллы стали заходить на своих судах в устье Ра-реки и грабить торговые ладьи восуров, которые отплывают с товаром в города Тангортам и Дирчим, что лежат у подножия Арапайских гор. Ладьи же, которые плывут с товаром на базары неллов в города Сарбия и Кантитавия они не трогают, и что хорошо бы правителю приструнить неллов и их бесчинства потому, что посадские люди бояться вести свои торговые ладьи в Тангортам и Дирчим.

— Словно вороны послетались, — невыдержал Святозар.

— Так всегда, сын, как только кто-то с одного бока начинает землю нашу кусать, то обязательно найдется и другой, который начнет ее кусать и с другого бока. И, что, Тишило, — обратился прави-тиль к вельможе, который управлял торговыми делами в Кальковске, — Много торговых ладей пострадало?

— Да, что правитель, — ответил невысокий, плотный мужчина с седыми волосами и густой, седова-той бородой, — Они эти неллы, словно тати какие, налетят на ладью, да добро соберут, людей по-калечат, а недавно уж совсем очумели… Напали на ладью, да людей вполон увели. Так ужо, вме-сте с этой ладьей, будет четвертая.

— А, что Гостомысл, людей отбить не удалось? — тревожно спросил Ярил.

— Да, нет правитель, не тревожься, воевода Всеволод выслал своих воинов-ладейников на двух ладьях и они сумели нагнать суда неллов и спасти людей. Правда, неллы, успели принести в жерту одного из восуров, — ответил воевода.

— Ужас, — выдохнул из себя Святозар.

— А когда Гостомысл произошло первое нападение? — поинтересовался Ярил.

— Первое нападение было месяц назад… — начал, было, воевода.

— Как же так, — перебил его наследник, — Месяц назад… Я был совсем недавно в Приславле, а воевода Всеволод мне ничего не сказал, почему?

— Когда было первое нападение, мы все и Всеволод тоже, подумали, что это тати, вот поэтому он тебе наследник и не рассказал, не хотел, попусту тревожить, — заступаясь за воеводу, заметил Гостомысел, молодой мужчина, высокий и крепкий с белокурыми волосами и очень красивым лицом.

— Ничего себе попусту тревожить…,- возмущенно сказал Святозар, — На ладью нападают, а он не хочет меня тревожить, что я дева красная, что тревожиться буду…. Правитель, пока лед на Ра-реке не стал, следует послать с десяток ладей из Новыграда в Приславль, я видел все равно стоят там на причале без толку. А к царю неллов надо отправить посланников, да не таится… А так ему прямо и сказать, что коли не прекратит нападения на наши торговые ладьи, то мы выдвинем свою дружину и покажем им кто на самом деле сильней…,- Святозар сказал все речь на одном дыхании, а потом глянул на выпучивших глаза вельможу и воеводу и осекся на полуслове. Перевел взгляд на правителя, и, увидев, как тот улыбается, смутился и тихо добавил, — Прости, отец, что даю советы, не спросив позволенья.

— Что ж, наследник, ничего. Совет, однако, ты дельный дал. Я думаю, так и надо поступить, сразу видно, что в твоих словах много мудрости, — ответил правитель, и перевел взгляд на воеводу, ска-зал, — Гостомысел передай Всеволоду, что я на него гневался потому, как он должен был наслед-нику про первое нападение все рассказать.

Святозар так расстроился, что показал себя перед Гостомыслом и Тишилой неуважительным к отцу и правителю, что поникнув головой, уже и не слышал остальной части разговора, да докладов других воевод, и вельмож, словно чувствуя, примерел он на свои плечи чужую ношу. А когда прием закончился, и правитель с наследником покинули тронный зал, попытался поскорее исчезнуть с глаз отца. И поэтому, лишь миновали они парадные двери, как Святозар развернулся и пошел по коридору, но не успел он сделать и нескольких шагов как услышал позади себя голос отца:

— Святозар, ты куда? Я вроде тебя еще не отпускал.

Святозар подошел к отцу и еще ниже опустил голову.

— Пойдем, сын, — как ни в чем не бывало, сказал правитель, — В столовую, да потрапезничаем. Я с утра маковой росинки во рту не держал, да и ты верно тоже.

Святозар все, также, не поднимая головы, пошел следом за отцом в столовую, а когда сел на свое место, уставился на блюдо и принялся по его расписному краю водить пальцем.

— Сын, ты чего словно в рот воды набрал. Сидишь, молчишь, не ешь. Ты думаешь, я тебя ругать буду? Думаешь, для этого звал? — негромко спросил правитель.

— Не должно наследнику, да еще при людях, говорить поперед правителя. Не дело это когда сын показывает себя умней отца, — очень тихо заметил Святозар.

— Ну, вот видишь, какой ты у меня разумный, даже не придется тебя поправлять, сам все понима-ешь, — усмехнувшись, сказал правитель, а потом положил наследнику на блюдо ячневой каши со сметаной, и добавил, — Давай, сын, принимайся за еду.

Святозар взял ложку, вздохнул и принялся есть.

— Скажи, сын, чем дальше будешь заниматься, — спросил правитель, чтобы хоть как-то развеять своего наследника.

— Да, что отец, пойду на Ратный двор упражняться на мечах с Храбром. Я когда с василиском бился на Сарачинской горе, понял главное… Плохо я отец, владею мечом, и мне надо этот промах обязательно исправить, потому что если я буду биться с Нуком, не удастся Стояну меня опять загородить. — Святозар какое-то время молчал, поедая кашу, а потом добавил, — А вечером, начну учить магии Тура.

— Знаешь, а я даже и рад, — сказал правитель, — Что Тура будешь учить магии ты потому, что я и не знаю с чего начинать. Ведь он не то, что мы с тобой, он даже духов не видит. И как это в нем от-крыть?

— Это, отец, открывается с помощью заговора. Я знаю, как это сделать, ведь меня учил сам царь Альм, и мне не составит труда открыть магические способности в Туре. Так, что назавтра он также как и мы с тобой будет видеть духов, — улыбаясь, ответил Святозар.

Закончив трапезу, Святозар попрощался с отцом, поймал в коридоре своего слугу Борща, который с серьезным видом куда-то спешил и сказал ему:

— Борщ, отнеси мой венец ко мне в опочивальню. И знаешь, хотя бы иногда появляйся перед моими очами, а то я как приехал, так толком и ни разу тебя и не видел. Я, конечно, понимаю, — добавил Святозар, подавая Борщу свой венец, — Что у тебя много поручений от Сенича, но хорошо бы исполнять и мои. Да, и еще Борщ, забери мои грязные вещи из опочивальни, они уже там третий день лежат.

Борщ выпучил глаза, открыл рот и зашевелил губами, словно пытаясь, что-то сказать, а со сторо-ны стал похож на рыбу, которую внезапно выкинуло на берег моря. Святозар посмотрел на слугу, засмеялся и пошел к гриднице, чтобы через нее выйти в парк, да пойти к Ратному двору, и оглянулся на ходу. Борщ стоял на прежнем месте и был каким-то несчастным, словно наследник попросил его выполнить не выполнимое.

— Ну же, Борщ, поспеши, отнеси венец, возьми вещи и беги по своим делам.

На дворе сегодня светило яркое, теплое солнце, в воздухе носились тонкие, серебряные паутинки, и неверилось, что уже наступил третий осенний месяц грудень. Святозар подошел к Ратному двору и пожалел, что не надел, как советовал отец, куртик потому, что в кафтане было уже прохладно, но увидев Храбра и Тура, совсем забыл о том, что только что замерзал. Как только Святозар приблизился Тур, что-то сказал Храбру, махнул рукой и побежал к брату.

— Ты, за мной, Святозар? Мы идем заниматься магией? — спросил подбежавший Тур.

— Я же вчера сказал тебе, что заниматься будем вечерами, — ответил Святозар.

— А, а, а… — разочарованно протянул Тур и повернувшись пошел следом за Святозаром, который уже подходил к Храбру.

— Святозар, ты вроде уроки магии на вечер намечал? — недовольно спросил Храбр.

— Ну, да на вечер, — согласно кивнув головой, добавил наследник.

— А, чего ты тогда убежал Тур. Ну, ты даешь… Нет, ты представляешь наследник, крикнул мне, что ты за ним пришел и побежал. Я ему говорю, вернись, а он как не слышит. Ну, и проказник же ты Тур. Бери давай меч и продолжим…,- строго глянув на Тура сказал Храбр, а затем обратился к Святозару, — А, ты чего наследник тогда пришел?

— Я пришел к тебе Храбр, чтобы ты со мной позанимался, — ответил Святозар.

— Ты пришел заниматься? — удивленно переспросил Храбр, и довольным голосом, добавил, — Да, ты вроде и так хорошо меч в руках держишь.

— Да, Храбр, меч я в руках держу не плохо, а должен держать еще лучше. Дубыня рассказывал, что Нук в тайне учил Эриха биться на мечах, да я и сам видел как владеет Эрих мечом, сразу вид-но, что этому его учил не только ты, но и Нук, — сказал Святозар и потер озябшие ладони друг о друга.

— Эриха, ты точно подметил, наследник, учил не только я, а и Нук тоже. Не понятно только зачем он это делал… Но мне казалось, что твоя сила не в мече, а в магии.

— Ты прав, Храбр, моя сила в магии, но если я хочу предать смерти Нука, а лишь только так я смогу освободить душу брата из полона, мне нужно владеть мечом лучше чем он так, как убить его при помощи магии у меня не получится. Моя магия добрая, она может лечить, защищать, оберегать, но… убивать она не может. И поэтому я хочу, чтобы ты наставник до весны помог мне, как можно лучше овладеть мечом, а иначе я могу погибнуть, — ответил Святозар.

— Вот наследник, я тебе прямо последнее время удивляюсь, все ты смурной ходишь, вздрагиваешь постоянно, теперь давай о смерти начни думать. Ты ж вроде с Беловодья вернулся, излечился только, что. Ты вот эти мысли, эту вот грусть и печаль из души и с лица своего сгони. Лучше лишний раз улыбнись, да посмейся, а то я уже и забыл, как ты смеешься. А обучать, я тебя наследник с радостью буду, — сказал Храбр, немного помолчал, оглядывая беспокойным взглядом Святозара, и спросил, — Когда ж мы начнем?

— Если ты не против, прямо сейчас, — ответил Святозар.

Храбр довольно кивнул головой, да обращаясь к Туру, который в это время нападал с мечом на безоружную скамейку, сказал:

— Вот, Тур, учись у старшего брата. Гляди, какой молодец, сам пришел потому, что понимает, вся-кий мужчина просто обязан, хорошо владеть мечом.

Тур оставил бесплодные попытки убить своего деревянного врага- скамейку, и, бросив невесе-лый взгляд на Святозара, ответил:

— Да, я, что… Я тоже понимаю. Просто мне очень хочется магии научиться. Я даже ночью не спал, все мне казалось, что вот дуну сейчас и появится доброжил.

Святозар и Храбр засмеялись, а наследник сказал:

— Магия, Тур, это тоже учеба. Придется читать, запоминать и стараться, а дуть, брат мой дорогой, дуть ты будешь не скоро.

— Ах, да, Святозар, пока вспомнил, — обратился к нему Храбр, — Хотел я тебе, что сказать, прежде чем мы приступим к занятиям. Ты бы это со слугой со своим построже, что ли, а то он обалдуй такой совсем обленился. Мне на него который день Сенич жалуется, говорит, что целыми днями он баклушу бьет, да по городу слоняется, ничего его не заставишь сделать. Ты уж его приструни, а то он Сеничу отвечает, что он де ему не указ, а слушать он будет лишь волю наследника.

— Вот же оболтус, — недовольно заметил Святозар, — А мне говорит, что его Сенич послал выполнять распоряжения отца… Ну, уж я ему… — Святозар затих пораженный наглостью слуги и снова потер ладони пытаясь их согреть, а затем продолжил, — Уж я ему…

— А, ты ему брат, по шее надавай, — сказал внезапно Тур и громко засмеялся, — Он ведь знаешь, по-чему по городу шляется? Он там в деву лавочника влюбился и ходит все возле ее дома, а она…,- и Тур прыснул от смеха, — А она ему говорит, что он ей не люб…Так, что брат, — и Тур схватившись за живот присел, — От такой любви которой он к ней воспылал, словами не излечишь, а нужно, брат по шее надавать.

Храбр и Святозар посмотрели на хохотавшего Тура и тоже засмеялись.

— Что ж, видно, Тур придется воспользоваться мне твоим советом, если сегодня он опять мои грязные вещи не унесет, — заметил Святозар.

— Ну, будет с тебя Тур смеяться, — все еще улыбаясь, добавил Храбр, — Бери меч Святозар, и начнем тогда.

Глава пятьдесят третья

Вечером Святозар и Тур поужинали, и пошли в светлую комнату. Войдя в нее, Святозар разжег свечи, и поставив табурет свой напротив сидящего Тура, опустившись на него, сел. Брат смотрел на Святозара, и было сразу видно, что он сильно волнуется и тревожно шевелит плечами.

Святозар протянул руку, положил на плечо брата и негромко сказал:

— Тур, да не волнуйся ты так. Все у нас с тобой получится. Сегодня я научу тебя видеть духов. Но прежде, чем мы начнем… Я хочу, рассказать тебе вот, что. Все наши знания, которыми владел Богомудр, твои прадеды и деды, которыми будешь владеть ты, подарены нам великим народом альвинов, что сегодня живут в прекрасной лебединой стране Эвлисии. Когда-то сам царь Альм обучил магии Богомудра и оставил эти знания в дар его детям. И помни, эта магия светлая, чистая и добрая. Ты никогда не сможешь этой магией убивать, разрушать и совершать зло потому, что ее путь, путь Правды. Но для того, чтобы магия жила, ты должен уметь ее защищать, поэтому меч и лук в твоих руках, должны быть также сильны.

Святозар погладил по волосам брата, как бы успокаивая его, и поднялся:

— А теперь, брат встань, и слушай меня внимательно, впитывай своей душой каждое мое слово, каждый звук исходящей от меня… Ты, готов, — поднявшийся Тур встал напротив наследника и со-гласно кивнул головой, Святозар положил руки на плечи брата и продолжил, — Хорошо. Тогда за-крой глаза и прислушайся к себе. Слышишь как бьется твое сердце, как бежит по твоим венам кровь, словно живительная влага, которая омывает все твое тело… Теперь когда ты почувствовал себя, свое тело, услышал свое сердце, начинай повторять за мной слова первого твоего заго-вора: " По земле идет, словно плывет, да легко ступает пахарь и воин Бог Ярило. Внук Солнца, он как солнечный Бог. Сын Велеса, он как лунный Бог. Идет Ярило по земле и дарит ее полям плодородие, здоровье семьям и домашнему скоту. А позади него идет его дружина: духи домашние, духи лесные, духи водные, духи полевые. И как раньше служили духи Богу Велесу, так и ныне служат они его сыну Богу Яриле. О, ты, Бог Ярило, чьим именем и чьей силой издавна творили добро альвины, услышь меня ведуна Святозара, первого из первых людей, и окропи своим светом познания мира волшебных вещей и волшебных духов, сего юного отрока по имени Тур, чтобы мог он познать духов из твоей дружины и владея магией альвинов мог творить добро!"

Святозар прочитал заговор, оторвал руки от плеч брата и поднял их над его головой. Тогда руки запылали золотисто-лазурным светом, свет пробежал от кончиков пальцев до локтей, а затем обратно, и когда вновь коснулся кончиков пальцев наследника, то тут же потух. Лишь на правом указательном палеце еще горел ноготь. Внезапно ноготь стал увеличиваться в размерах, превращаясь в большую золотисто-лазуревую каплю, которая немного покачнувшись, сорвалась и упала на голову Тура, да пропала в густых каштановых волосах брата, следом за первой каплей упала вторая, а за ней и третья. Но как только третья капля коснулась головы Тура, из- под волос брата по его коже побежали маленькие голубые нити. Они окутали все тело, и даже волосы, и даже сомкнутые веки и ресницы, и даже сомкнутые губы, а мгновение спустя впитались в кожу Тура, и тогда брат засветился весь голубым сиянием, но уже как бы изнутри, постепенно сияние стало меркнуть и вскоре совсем иссякло.

— Тур, — тихо позвал брата Святозар, и опустил поднятые руки, — Открой глаза, посмотри на меня, — а когда брат сделал, что велел наследник, спросил его, — Ты запомнил те слова, что мы сейчас произносили вместе?

— Да, брат, — тихо ответил Тур.

— Хорошо, и вот твое первое магическое задание, ты должен выучить эти слова так, чтобы я глубокой ночью разбудил тебя, а ты мне их смог сказать. А теперь, брат, я тебя порадую.

Святозар посмотрел в правый угол комнаты и тихо шепнул: " Доброжил объявись", и сейчас же в красном углу комнаты появился маленький старичок, весь покрытый седенькой шерстью, чертами лица напоминающий правителя в красной рубахе, штанах и сапожках. Старичок ласково заулыбался Святозару.

— Тур, — сказал Святозар, — Обернись и поприветствуй доброжила- хранителя домашнего очага.

Тур повернул голову, посмотрел радостно на доброжила, и низко тому поклонился со словами:

— Здравствуй во веки веков доброжил- хранитель домашнего очага, незримый помошник хозяев. Ах, знал бы ты, как я счастлив, видеть тебя и говорить с тобой.

— Здравствуй, здравствуй, маленький сын моего хозяина, светлый отрок, кхе, кхе, — прокряхтел старичок, и утер бородой глазки, на которых выступили слезы, — Видишь, как славно- то сделал хозяин брат твой старший, что помог тебе увидеть меня. Теперь я смогу приходить к тебе, как прихожу к нему и беседовать с тобой.

— Спасибо, доброжил, за то, что ты пришел по моему зову, — мягко сказал Святозар и поклонился старичку, доброжил в ответ тоже поклонился и пропал.

— Ой, — испуганно вскрикнул Тур и посмотрел на старшего брата, — Я его не вижу.

— Он ушел, Тур. Я его попросил сегодня утром, чтобы он по моему зову объявился в светлой комнате, чтобы ты смог его увидеть, если заговор удастся, — ответил Святозар.

— Так значит, я теперь его смогу все время видеть?

— Да, если он пожелает тебе показаться. Лесных и водных духов, мы можем заставить объявиться, прочитав заговор. Но с домашними духами так поступать нельзя. Они словно наша родня, достойны уважения, и поэтому ты должен проявлять к ним почтение, а они тогда будут приходить к тебе по первому твоему зову. Я попросил доброжила и он приведет к тебе своих младших братьев дворового и винного жихаря, чтобы вы познакомились, ну, а с баенником нашим я познакомлю тебя сам, — пояснил Святозар, и предложил Туру сесть за стол, да указав на книгу, сказал, — А теперь я хочу показать тебе книгу Вед, которую сам Бог Коляда принес в наш мир и подарил первому правителю Восурии, в этой книги хранятся знания о нашей вере и о наших Богах. Много позже в эту книгу Богомудр вложил обереги, присухи и заговоры которым обучил его царь Альм. Я хочу, чтобы ты понял Тур, эта книга живая потому, что содержит живую веру и вбирает в себя жизнь нашего народа. Общаясь с этой книгой, ты должен проявлять уважение и почтение, открывая ее, держи в своем сердце гордость и силу. Ибо эта книга любит вольный, отважный и смелый народ восуров, и никогда не откроет свои тайны смиренному и слабому. И еще запомни, никогда не твори над этой никакого заговора, никогда, потому, что тогда книга замолчит и не станет помогать и учить тебя.

Тур внимательно слушал брата, впитывая каждое сказанное им слово, понимая, что те мудрые слова, которые исходят из уст Святозара накоплены веками уважения к Богам и вере, и, чувствуя, что та тревога и беспокойство, что поселились в душе старшего брата, связанны с тем, что он прикоснувшись к "Око мира" смог узнать такое, что не дано познать простому человеку.

— На сегодня мы с тобой закончим, — сказал, поднимаясь из-за стола Святозар, и добавил, — Но зав-тра я спрошу у тебя заговор, который ты должен выучить и если ты мне скажешь его без запинки, то я обучу тебя присухе, очень, очень важной. Тот заговор который я прочитал сегодня и той при-сухе которой обучу завтра необходимо тебе знать, потому что брат мой, при помощи заговора ты сможешь открыть в своих детях магические способности, а при помощи присухи сможешь недостойного магических знаний ученика всегда их лишить. Я хочу брат, чтобы ты постарался, уча их, так как кроме меня, а теперь и тебя мой ученик, их никто больше не знает.

— Не беспокойся брат, я обязательно тебе расскажу этот заговор потому, что я не только понял, но и увидел, как он важен, — с серьезным видом заметил Тур, также как и наследник, вставший из-за стола.

— Хорошо, тогда иди отдыхать, а я затушу свечи и пойду к себе. Да, кстати Тур в коридоре темно, возьми факел, что воткнут в укрепление на стене.

— Нет, Святозар, он мне не нужен, — крикнул открывающий дверь Тур, — До завтра, — и, выскочив в коридор, убежал.

Святозар затушил свечи, вышел из комнаты и так как коридор едва освещался факелом, укреп-ленным в стене, и впереди был темен, наследник решил, осветить свой путь так, как делал прежде, когда был Богомудром. Для этого он поднял руку вверх, прошептал заговор, проведя правыми пальцами по левой руке сверху вниз, и когда левая рука от кончиков пальцев до локтя вначале покрылась искорками лазурного света, а затем, ярко вспыхнув, засияла необжигающим, лазурным светом пошел вперед, освещая ею себе дорогу. А на ходу Святозар вспоминал сегодняшнее занятие с Туром. Сияющее голубым светом тело брата говорило о том, что душа Тура сияет таким же голубым светом, точно также сияла душа и у его сына Лучезара.

Святозар вошел в опочивальню дунул на руку, шепнув: " Потухни", разжег свечи и оглянулся, на табурете возле стола с тазом полным воды от утреннего умывания, все еще продолжали лежать грязные вещи. Святозар, словно почувствовав, подбежал к ложу, возле которого стоял небольшой, круглый, деревянный с изогнутыми ножками столик, и на котором Святозар хранил все свои ценности укрытые в утиральник скатерть- самобранку, лутовку и мешочек доброжила, и где лежал обруч- венец. Но сейчас на столике лежал лишь утиральник с дарами духов, а венца не было. Наследник беспокойно обежал и оглядел покои, заглянув даже под ложе, но, не обнаружив венца, заскрипел зубами. Судя по не убранному ложу и полному грязной воды тазу, Борщ и вообще не был в опочивальне. Впервые Святозар рассердился на Борща потому, что знал как дорог его отцу венец-обруч наследника, который на протяжении веков носили все наследники из рода Богомудра. По преданию правнук Богомудра Ярил, по реклу Разумный, заказал его у прекрасного мастера из рода гомозулей для своего сына и наследника Радимира. Святозар стоял около ложа и беспомощно оглядывался думая, что же предпринять, а потом закрыл глаза и тихо сказал: " Доброжил- незримый помощник во дворце моего отца, приди ко мне, мне нужна твоя помощь". Святозар открыл глаза надеясь увидеть на ложе старичка, но ложе было пусто.

— Ах, да что же в самом деле, — расстроено сказал наследник, — Когда ты нужен, тебя во век не дозовешься.

Святозар постоял еще какое-то мгновение, а потом побежал вон из опочивальни, тихо шепча самому себе: " Ох, Борщ, ну только попадись ты мне", спускаясь по темной лестнице и идя по коридору, наследник вытащил из укрепления в стене горящий факел и пошел к тронному залу. Открыв дверь, он заглянул туда, но в тронном зале царила тишина и темнота. Святозар побежал по коридору, который был пуст, и, добежав до белой столовой, заглянул вовнутрь, надеясь, что Борщ помогает убирать со стола, но в столовой тоже царила темнота и тишина, а стол был давно уже убран. Святозар остановился возле лестницы на второй этаж, которая вела в опочивальни Тура и Малуши, оглядывая полутемные коридоры и лестницу, и не зная, что предпринять, а затем вновь закрыл глаза и позвал доброжила, но когда и на этот зов старичок не откликнулся, наследник расстроено топнул ногой и побежал в гридницу. Навстречу ему тихой, шаркаюшей походкой шел Сенич.

— Сенич, Сенич, — закричал Святозар, подбежав к слуге, — Ты не видел Борща?

Сенич от внезапной встречи с наследником и его крика вздрогнул и выронил на пол блюдо с ча-шей, Святозар наклонился, подобрал блюдо и чашу, и, подавая слуге, опять закричал:

— Сенич, Борща…, Борща, ты не видел?

— Да, как же, ваша милость, — испугано ответил Сенич, — Вы же его в город послали, какое-то поручение выполнять, он еще утром ушел, сказал, что вернется лишь завтра.

— Ах, ты! — не в силах себя сдерживать и все больше расстраиваясь, вновь прокричал Святозар, — Да, какое, какое поручение…,- и заскрежетал зубами.

— Что случилось? — спросил вышедший из гридницы правитель, верно шедший на покой.

Отец подошел ближе, осветил лицо Святозара факелом, а потом тревожно переспросил:

— Что случилось, Святозар, на тебе лица нет? Что-то с Туром?

— С Туром? — не понимая вопроса отца, почти выкрикнул Святозар, и увидев, как передернулось лицо правителя, взял себя в руки, да срывающимся голосом, ответил, — Нет, нет, отец, с Туром все хорошо. Он ушел отдыхать. Но…,- и голос наследника дрогнул, — Сегодня утром, я так торопился на Ратный двор, что отдал Борщу свой венец наследника и приказал отнести ко мне в покои. А когда сейчас вернулся из светлой комнаты, то венца там не обнаружил. А, Сенич…, Сенич говорит, что Борщ уехал куда-то в город и его не будет до утра. А куда, куда, отец, он тогда дел венец, ах я глупец… Зачем ему доверил такую вещь, зачем?

— Сынок, сынок, да ты, что право дело… Стоит разве так убиваться. Пойдем, пойдем в гридницу. Сенич, добрый мой друг, позови Вячко, будь добр. И принеси наследнику сбитня горячего того, что ты мне приносишь, — сказал правитель, и, взяв сына за плечо, повлек за собой в гридницу.

— Ах, отец, этот сорванец, куда он подевал венец… А я тоже хорош, нашел, что ему доверить, — говорил Святозар насильно усаженный правителем за стол.

— Ну, да ничего, сын. Объявится твой Борщ, куда он денется. Мы сейчас Вячко дождемся, он сходит его комнату осмотрит, — успокаивал правитель наследника.

— А, если там нет, отец, если он его с собой унес, да вдруг потерял, балбес такой… Даже страшно представить, — с дрожью в голосе сказал Святозар.

— Ну, тогда пошлем Вячко в город, — прогуливаясь мимо стола, за которым сидел наследник, не-громко начал правитель, — Он- то Борщ ясно, где сейчас. Он в дочку лавочника влюбился и к ней теперь ходит, порог оббивает, жениться хочет. Я его уже ругал, да его видно сам Бог Кама стрелой в сердце поразил, и оно воспылало любовной страстью, — закончил правитель, и, остано-вившись около сына, широко ему улыбнулся.

— Отец, как ты можешь шутить, когда я так расстроен, — обидчиво заметил Святозар.

В гридницу вошел Вячко, потирая заспанные глаза:

— Ваша светлость, вы меня звали? Что случилось?

— Вячко, ты Борща, давно видел? — продолжая стоять около сына, спросил правитель.

— Да- к, ваша светлость, — принялся отвечать Вячко, — Утром я его еще видел, он в колидоре с выпученными глазами стоял, а потом развернулся и побежал вон из дворца. А потом ни днем, ни вечером я его не видал. Да, он наверно в город к деве то своей и побежал, уж больно у него вид был переполошенный.

— Прибью, — прошептал, чуть не плача Святозар.

Правитель глянул на сына, и, положив ему на плечо руку, крепко его сжал, а затем продолжил:

— Поди, Вячко, к Борщу в опочивальню и посмотри там венец наследника. Он утром взял венец, чтобы отнести в покои к моему сыну, и верно забыл его положить. Так что огляди его комнату, может он там оставил.

— Хорошо, ваша светлость, я мигом, — сказал Вячко и выскочил из гридницы.

Как только Вячко вышел из гридницы, правитель сел рядом с наследником и все еще не снимая руки с плеча, очень мягко сказал:

— Сын, ты себя слышишь? Что ты такое говоришь? Это же всего лишь вещь, — правитель посмотрел на Святозара, и, увидев, как глаза последнего наполняются слезами, тихо добавил, — Разве может этот кусок золота, быть выше человеческой жизни, жизни Борща. Что ты, мальчик мой, успокой-ся, найдем мы твой венец. Я Борща знаю с детства, он хороший юноша.

— Ты, что ж отец, думаешь мне жалко золото…Нет, — почти выкрикнул Святозар, — Мне жалко этот венец, как символ, наших предков. Его носили все наследники до меня, берегли и уважали, возлагая потом на головы своих сыновей. А, я, а, я… — обиженно на самого себя докричал Святозар, — Я, что выходит потерял… Да, что же я за человек такой, что за наследник…Не путевый, не путевый какой-то….

— Самый лучший ты человек, наследник и сын, — погладив Святозара по голове, заметил правитель, — И не расстраивайся ты так, не стоит, сынок.

В гридницу вновь вошел Вячко, и жалостливо глянув на расстроенного наследника, сказал:

— Нет, ваша светлость, венца наследника в комнате, я все осмотрел, он верно дурень такой, его с собой прихватил. Я сейчас на коня сяду и поеду его найду. Найду, я его ваша милость наследник, да не расстраивайтесь вы так. Найду и привезу, и уши все по дороге поотрываю, — и, поклонившись, вышел из гридницы.

Святозар закрыл лицо ладонями, и, поставив локти на стол, затих. Отец погладил сына по воло-сам и добавил:

— Ну, Вячко ему теперь точно уши оторвет, уж ты мне поверь. А, если хочешь сынок, возьми себе другого слугу, вот, к примеру, Вячко, он очень славный парень, внук Сенича.

Святозар уткнувшись лицом в ладони, молчал потому, что ему было очень стыдно за то, что он потерял венец и так себя грубо вел сейчас.

— Ах, ваша милость, вот попейте, я вам сбитня принес горячего мятного да с ромашечкой. Попейте свет вы наш, да успокойтесь. Найдет Вячко этого повесу, найдет да привезет, — сказал вошедший в гридницу Сенич и поставил на стол чашу горячего сбитня, да тяжело вздохнув, продолжил, — Да, все это вы, ваша светлость, Ярилушко, ему этому шаромыжке, все позволяете, да жалеете его, а он этого не заслуживает никак. Вон поглядите, как он вашего сыночка расстроил.

— Ладно, Сенич, не надо. Сам же видишь, как наследник опечален, не будем его еще больше тре-вожить, — заметил правитель, и обращаясь к Святозару, добавил, — Попей сынок сбитня.

Святозар все еще не отрывая от лица ладоней, отрицательно покачал головой, но отец вроде этого, и, не видя, придвинул чашу к рукам сына, и, отпустив Сенича, сказал:

— Выпей мальчик мой сбитня, он тебя успокоит, а то погляди, ты всем телом вздрагиваешь, так растревожился.

Святозар открыл лицо и все еще сжигаемый стыдом за свое поведение, взял чашу и начал пить. Сбитень, и, правда был очень вкусным и быстро успокоил Святозара, а отец, чтобы отвлечь сына попросил его рассказать о первом магическом занятии с Туром.

Некоторое время спустя дверь в гридницу распахнулась, и туда прямо влетел Борщ, следом вошел Вячко, он бесцеремонно толкнул притихшего Борща, который прижимал правой рукой ухо, и, подойдя к столу, расстегнул куртик осторожно достал из запазухи венец наследника и положил на стол.

— Вот! — довольно сказал Вячко и улыбнулся, — Нашел у него, он около дома той девы крутился, а венец за куртик засунул.

Святозар протянул руку, взял обруч, и благодарно посмотрев на Вячко, добавил:

— Спасибо тебе большое, Вячко.

Слуга низко поклонился и направился из гридницы при этом, так пихнув Борща в бок, что тот чуть не упал на пол, тяжело покачнулся, но все, же устоял.

— Что ж, это ты Борщ наделал, — негромко, но очень строго начал правитель, — Тебе наследник с утра, что сказал? Куда ты должен был отнести венец? И почему ты опять к той деве в город ходил, тебе же сказали, что ты ей не люб, что замуж за тебя не пойдет. Ну, чего ты право дело, я тебе, ведь говорил, не ходи, не клони своей головы, не стоит она тебя… Совсем я тебя не узнаю, словно тебя подменили. Все обязанности забыл, Сенич на тебя жалуется, сына моего так расстроил сегодня, погляди на него, на нем лица нет. Разве так можно, Борщ?

Борщ стоял, молча, понурив голову и потирая красные уши, видно Вячко в пути все же пытался их оторвать, но они не поддались.

— Ну, Святозар, теперь слово за тобой, — закончил отец.

Святозар слушал отца, а сам в это время водил указательным пальцем по обручу. Венец наслед-ника был золотым в палец шириной, немного с загнутыми краями. Посередине обруча проходила тонкая белая нить, не серебряная, а из какого-то другого драгоценного материала, по поверхности этой нити на одинаковом друг от друга удалении сияли небольшие восьмиугольные изумруды. Святозар поднял глаза от обруча и посмотрел на Борща тот, как верно заметил отец, был поражен в самое сердце стрелой Бога Камы, стоял похудевший и осунувшийся.

— Борщ, — обратился к нему Святозар, — Знаешь, что я тебе хочу сказать. Бог наш Велес очень не лю-бит лентяев, да бездельников, таких в которого превратился ты. Ходит Бог Велес по земле и если где повстречает такого, то хватает его за руку и хорошенько раскрутив, швыряет его и это самое лучшее у него наказание. Вот, чтобы Борщ я так не поступил, не взял тебя за руку, да раскрутив, не швырнул, ты более так никогда не делай. Любить, люби, коли душа желает, но, что положено тебе, то исполняй.

Борщ поднял глаза на Святозара, вздрогнул всем телом и вдруг заплакал, да утирая глаза рукой, сказал:

— Да, что ж я… я…да… я ж… что ж. Да, я больше никогда, — наконец-то вымолвил Борщ, — Никогда туда не пойду, слово даю. А тока не надо меня швырять своей магией.

— Я тебя Борщ и без всякой магии швырну, поверь мне, — негромко добавил Святозар, — А теперь иди, и сейчас же поменяй воду в тазу и забери грязное белье.

Борщ поклонился, и испугано глядя на наследника и утирая глаза, вышел из гридницы.

— Думаю, что ты Борща отрезвил, и он больше так не поступит, — заговорил правитель, лишь за слугой закрылась дверь, — Ты так сказал это, сынок, что и меня напугал, не захотелось бы мне с твоей магией потягаться. Но если ты передумаешь насчет Борща, возьми моего слугу Вячко, он очень исполнительный юноша, и уж точно венец твой не утащит к деве.

— Спасибо отец, — ответил Святозар, — Не надо Вячко, оставь его у себя. Я к Борщу привык, да и не забыть мне как он за мной ухаживал, когда я болел, каждую мою прихоть выполнял, как волно-вался и тревожился за каждый мой стон и шаг. Нет, ни на кого Борща не поменяю.

— Это хорошо сынок, что ты такой благодарный, — удовлетворенно сказал правитель и ласково по-хлопал сына по спине, и вздохнув, добавил, — Да, сын, вот она любовь, что с людьми делает.

— И все же у тебя должна быть голова на плечах, — заметил Святозар и надел на свою голову венец.

Правитель чуть отодвинулся от сына, оглядел его довольным взглядом, и, усмехнувшись, сказал:

— Ну, мы посмотрим на тебя, когда ты полюбишь.

— Да, что ж, вроде она у меня на плечах, никуда не свалилась.

У отца удивленно вытянулось лицо, он покачал головой и спросил:

— Ты, что хочешь сказать, что тебя стрела Бога Камы уже задела?

Святозар помялся, и как-то неуверенно тихо, ответил:

— Ну, да.

— И кто же она, и главное когда ты успел?

— Она, дочь Путята, старшего воина-ладейника с которым мы вместе в Беловодье ходили. Ее Любавой зовут, и мне, отец, хватило всего лишь одного взгляда, чтобы понять, что она…,- Святозар на миг прервался, вспоминая глаза Любавы, а затем, закончил, — Чтобы узнать ее и понять, что она моя вторая частичка на этой земле.

Правитель некоторое время хранил молчание, да покачав головой, сказал:

— Ты еще очень молод Святозар. Пусть пройдет время, и если ты прав и она твоя вторая частичка на земле, то я твоему выбору противиться не буду, тем более ее отец такой славный воин.

Святозар посмотрел на отца, улыбнулся и добавил:

— Я отец уверен, что это она, моя Любава, — наследник замолчал, покрутил перстень царя Альма на пальце, и спросил, — Отец, я могу тебе кое-что, рассказать?.. Но я право не знаю как ты к этому отнесешься, не хотелось бы тебя тревожить, или обидеть.

— Что, мальчик мой, ты хотел бы мне рассказать? Говори, не хочу, чтобы тревожился ты, — подбад-ривающе добавил правитель.

— Да, нет, я то тревожиться не буду, — заметил Святозар, — Просто не знаю стоит ли тебе это расска-зывать, но так хочется отец.

— Ну, раз тебе хочется, лучше расскажи, сними груз со своей души, — очень мягко сказал правитель и положил сыну руку на плечо.

— Ладно, — решился Святозар, — Все равно не смогу этого скрывать от тебя. Сегодня во время заговора над Туром, я видел отец, как сияла его душа. И я отец, думаю… Нет, я просто уверен… Что в Туре живет душа Лучезара Сильнейшего, сына Богомудра.

— Может, ты ошибаешься? — тихо спросил правитель.

— Нет, отец, я не могу ошибаться. Ведь когда Лучезар был маленький, я проводил над ним этот самый заговор, и я знаю, как его душа сияла. И потом отец, знал бы ты, — и Святозар засмеялся, — Какой он был неслух. Ах, отец, мне так тебя жалко, поверь мне, ты еще с ним намучаешься.

Глава пятьдесят четвертая

В середине месяца грудень сыграли свадьбу Стоян и Белослава. Лишь солнечные лучи осветили землю, Стоян и Белослава в сопровождении родителей, близких и родственников пришли на берег реки Бурная, что еще не покрылась льдом и тянула свои быстрые, синие воды вниз прямо к Ра-реке великой. На берегу уже собрался люд восурский, чтобы наречь и объявить Стояна и Белославу одним единым целым — мужем и женой.

По обычаям восуров мать жениха должна была нарядить будущую свою дочь, невесту своего сына, считалось, чем красивее и лучше будет убрана невеста, тем дольше и счастливее будет жизнь молодых. Мать Стояна — Всемила, белокурая, полная женщина, с широким, добрым лицом, на котором светились зелено-серые глаза, одела Белославу во все белое. На длинный, белый распашной сарафан был надет шугай — короткополый женский куртик с рукавами, с отложным круглым воротником и с застежками, да с золотистой ленточной оторочкой кругом. Сверху голову и часть стана покрывала фата — два нарезных широких золотоцветных платка, укрепленные на голове тонким увитым золотистым переплетением обручем, а на ноги были обуты коты — женские круглые башмаки, будто с отрезными голенищами, с золотистой суконной оторочкой. Стоян держащий Белославу за руку был одет в утепленный белый ферязь — долгополое мужское платье, наподобие кафтана, с длинными рукавами, без воротника, да белые штаны и сапоги.

Стоян и Белослава подошли к берегу реки и повернулись лицом к людям. Храбр и Дубыня при-близились к своим детям, и, остановившись напротив их, громко спросили так, чтобы слышали люди, сначало спросил Дубыня:

— Сын мой! Хочешь ли ты взять эту деву, по имени Белослава, в жены. И быть ей верным и любя-щим мужем, быть с ней одним единым целым, как велят нам наши Боги.

— Да, отец, — немного волнуясь, громко ответил Стоян, — Я люблю эту деву, по имени Белослава, как свою вторую частичку, и хочу быть ее мужем.

Тогда к Белославе обратился Храбр:

— Дочь моя, — спросил он, — Хочешь ли ты взять этого юношу, по имени Стоян, в мужья. И быть ему верной и любящей женой, быть с ним одним единым целым, как велят нам наши Боги.

— Да, отец, — срывающимся голосом ответила Белослава, — Я люблю этого юношу, по имени Стоян, как свою вторую частичку, и хочу быть его женой.

— Да, будет так, как вы решили, — разом сказали Храбр и Дубыня.

И тогда к жениху и невесте вышла мать Стояна и подала им большой плетеный венок из сухих злаков, да ярко-алых роз. Стоян и Белослава взяли венок в руки, а люд восурский запел им песню сказанье: " А идет по небесному своду Бог любви Кама, да поглядывает он на люд восурский, да натягивает лук тугой и пускает стрелы, а стрела летит, да попадает в сердце и в тот же миг вспыхивает сердце любовной страстью. А лишь наденет Кама кольцо на палец любавых, да сыграют они свадьбу, нарекая друг друга мужем и женой, и дарит им Бог Кама алую розу — и тогда вечно цветет и благоухает их любовь".

Как только закончили петь люди, Стоян и Белослава развернулись, подошли к берегу реки, и, наклонившись, пустили венок их любви в воду. Река подхватила венок, закрутила в бурном водовороте воды и понесла вдаль. И как только венок скрылся из глаз, Стоян повернулся к Белославе, посмотрел на нее с такой нежностью и любовью и протянул ей вторую руку, а Белослава вложила в нее свою руку, символизируя соединение своей и его жизни в одно единое целое. А затем уже невыпуская сомкнутых рук они вновь повернулись к людям и в тот же миг люди, родители, родня громко сказали: " Нарекаем вас Стоян и Белослава мужем и женой, супругом и супругой, и пусть по жизни вас ведут алые розы Бога Камы, розы вечной любви!" Стоян приблизил голову к голове Белославы и нежно поцеловал ее в сомкнутые губы. И как только поцелуй любви окончил обряд наречения, вперед вышел Святозар. Он взмахнул рукой и что-то шепнул, и сейчас же над головами возлюбленных вдруг появились два еле видимых прозрачно- белых голубка, которые взмахивая крыльями, начали парить над Стояном и Белославой, едва касаясь друг друга крыльями, клювами и грудью. И когда они соприкасались телами на голову друга и его невесты опускались алые лепестки роз.

Народ, увидев чудо созданное наследником, восхищенно заохал и заахал. Стоян и Белослава подняли головы, посмотрели на голубков осыпающих их лепестками, перевели восторженные взляды на Святозара и поклонились ему, а затем пошли к небольшой, легкой коляске, наподобие рыдвана, но с открытым верхом, чтобы ехать к дому Дубыни, где были накрыты праздничные столы. Люди же, родня, близкие и други Стояна начали осыпать молодых пшеницей, рожью и пшеном, дарами от трудов своих.

Когда Стоян и Белослава сели в коляску, то родня, други, правитель и Святозар верхом на лошадях поехали следом за открытым рыдваном. Отец повернул голову к сыну, радостно его оглядел, и, улыбаясь, спросил:

— Сын, какое же прекрасное чудо ты создал, кто научил тебя этому?.. — да внезапно осекся на полуслове.

Святозар усмехнулся, и, расстегнув застежку на куртики, ответил:

— Это чудо придумал царь Альм, когда Богомудр женился… Затем Богомудр также украсил свадьбу младшего сына Красимира, — наследник замолчал, губы его дрогнули и вздохнув он продолжил, — Но после того, что Красимир натворил, Лучезар, хотя и знал этот заговор никогда его не использовал. А мне, отец, так захотелось порадовать моего доброго друга, и, поэтому я сотворил этот заговор, но я вложил в него кое-что еще, и это я уже придумал сам, — заулыбавшись, добавил Святозар.

— Что? — заинтересованно спросил правитель, заметив, как посветлело лицо сына.

— Увидишь отец.

День свадьбы Стояна и Белославы на редкость был теплым, словно осень на сутки уступила свои права лету, поэтому столы накрыли на дворе. Как и во дворце правителя, столы образовывали не полный квадрат, в небольшом удалении друг от друга. Центральную сторону квадрата зани-мал стол, за которым сидел Стоян и Белослава, за соседним столом возле Белославы сидели Дубыня и Всемила, а со стороны Стояна Храбр и его мать, пожилая женщина с седыми волосами и с необыкновенно добрым и светлым лицом. По левую руку от молодых, за широким, длинным столом усадили правителя и его дружину, а по правую руку от молодых сидела ее многочислен-ная родня. Для люда восурского были поставлены вдоль дороги накрытые столы и приготовлены две большие бочки медовухи, за этими столами распоряжались слуги правителя во главе с Вячко. Молодая дружина и Святозар за столами не сидела, так как другом выпала почетная обязанность следить за порядком, и во время выводить подвыпивших родственников, разводить и разнимать ссорившихся. Восуры считали, что как пройдет свадьба, такова будет и жизнь молодых, поэтому всех зачинщиков драк и хмельных, други тихо уводили со свадебного пира.

Первым молодых поздравил, как старший всей Восурии, правитель, пожелав им крепкой и доб-рой семьи, да побольше детей ратников, и приподнес от себя и своего сына наследника престола, богатые дары: ткани, хрустальную и серебряную домашнюю утварь — для Белославы, и гнедого жеребца- для Стояна. Затем Стояна и Белославу поздравили родители, родня и дружинники правителя, тоже одаривая их.

Други Стояна разделились потрое и поделили между собой столы, за порядком, на которых должны были следить. Святозару, Искрену и Молчуну достались столы, за которыми сидела родня Стояна и Белославы. Вначале пира други так разволновались, особенно Святозар и, чтобы снять тревогу Искрен принес каждому из них по чаше медовухи, которые они выпили незаметно от взрослых. Медовуха сняла беспокойство, придав другам уверенности в том, что их почетные обязанности будут исполнены ими как нельзя лучше.

Когда солнце, уже миновало середину дня, и на свадьбе заиграли гусли Леля, да Бояна, и то один, то другой своим молодыми, полными сил и красоты голосами стали славить восурского Бога любви Каму, и просить у него радостной и счастливой жизни для Стояна и Белославы, к Святозару подошел Искрен и вновь предложил чашу с медовухой. Святозар посмотрел сначало на чашу, потом перевел взгляд на друга и сказал:

— Знаешь Искрен, если мы сейчас выпьем с тобой эту чашу, то нашим другам придется выдворять нас со свадьбы, а я еще не сделал подарок своему другу и его молодой жене. Так, что ты мне не приноси больше медовухи, да и сам не пей, гляди, тебя уже покачивает.

Искрен потряс головой и заметил:

— И то верно, Святозар, хватит к медовухе прикладываться, а то мы с тобой, словно Молчун, отправимся спать так, и не проводив молодых со свадебного пира, — он подошел к столу и незаметно поставил на него чаши, — А, что ты им приготовил? — спросил он, вернувшись к другу.

— Погоди, скоро увидешь, — улыбнувшись, ответил Святозар.

Когда солнце опустилось еще ниже, уже собираясь отправляться на покой, Стоян и Белослава поднялись, чтобы идти к себе в покои, которые временно были созданы для них, в доме Дубыни, пока они не обзаведутся собственным домом.

И тогда Святозар обогнул стол, за которым сидела родня молодых и подойдя к столу, за которым затихли стоявшие Стоян и Белослава, увидевшие, что к ним спешит наследник, обратился к ним:

— Добрый мой друг Стоян, человек который закрыл меня собой, пожертвовав своей жизнью ради моей, и ты верная возлюбленная моего друга Белослава. Я хочу тоже сказать вам добрые слова, пожелав долгой и счастливой жизни, и как сейчас сияют ваши лица, так пусть всегда этот свет оза-ряет ваш жизненный путь. А теперь, — и Святозар поднял руку, направив ее на все еще парящих над молодыми прозрачно-белых голубков, и что-то шепнул.

Стоян и Белослава подняли головы и в тот же миг голубки рассыпались на множество алых лепе-стков розы, которые упали на молодых. Лишь два из оставшихся лепестков вдруг ярко вспыхнули и запылали, да начали, медленно вращаясь, опускаться к рукам Стояна и Белославы, те вытянули руки, раскрыли ладони и пылающие лепестки легли на них, а затем, вздрогнув, развернулись и показали сокрытые в них золотые кольца, обвитые серебряными завитками.

— Когда-то, — начал говорить Святозар, — Бог любви Кама встретил прекрасную Богиню Оку, и полю-бил ее, он приподнес ей в дар золотое кольцо, обвитое серебряными ветвями, как символ их вечной любви. И когда Кама и Ока умерли и обратились в реки, то смогли отыскать друг друга в бескрайних землях, благодаря этому кольцу, — наследник говорил речь, прерываясь и тяжело вздыхая, словно не мог справиться с волнением, а потом и вовсе, замолчал, но мгновение спустя досказал, — Наденьте эти кольца на правый мизинец, ибо мизинец, это палец возлюбленных…Носите эти кольца не снимая, я вложил в них магию, и их свет и чистота будут беречь, и охранять вашу любовь, и ваше счастье.

Стоян стоял, держа на вытянутой ладоне лепесток с кольцом, а когда Святозар закончил говорить, посмотрел благодарно на него. Затем взял свое кольцо и надел на правый мизинец Белославе, тихо шепнув ей: " Люблю, тебя!". Белослава вся зарделась, взяла свое кольцо, и, надев на палец Стояна, также тихо ответила: " Во век буду верна лишь тебе одному!" Потом они отвели влюбленные взгляды друг от друга, посмотрели на наследника и низко ему поклонились. А когда Святозар поклонился в ответ, Стоян подхватил на руки любимую, и, обогнув стол, понес ее к дому, а зайдя на крыльцо, скрылся с Белославой за распахнутыми дверьми.

Святозар стоял все еще на прежнем месте, низко опустив голову, когда к нему подошел отец и приобняв за плечи заглянул в лицо, спросив:

— Ты, чего сын, такой смурной? Какой прекрасный дар сотворил для своего друга и словно сам не рад.

— Да, нет, отец, — еле слышно ответил Святозар и поднял голову, — Это совсем по- другому, совсем о другом я вспомнил.

— О чем, — усмехнувшись, спросил правитель, — А, Любавушке?

— Нет, отец, ни о Любавушке, — улыбаясь правителю и качая головой, сказал Святозар, — Ее красу мою милую, не надо будет к себе никак привязывать.

— Да, ты, я гляжу хмельной уже вовсю, и когда же ты успел, вам же не положено… Ну, тогда давай домой отправляться. Ты свой долг перед другом выполнил, пора и честь в гостях знать. Поехали, — добавил отец, и, взяв сына за плечо, повел за собой.

— Правитель, — подведя к Ярилу и Святозару их лошадей, обратился Дубыня, — Вот кони ваши. Ах, Святозар, какой же ты молодец, такое чудо создал. Жена моя расплакалась, глядя на такую красоту, — сказал Дубыня, придерживая коня наследника.

— Спасибо Дубыня, — поблагодарил наставника Святозар, и сел на коня, да развернул его и глянув на другов, которые все еще продолжали нести свой долг, провожая покидающих свадьбу, громко крикнул, — Други мои, жду вас завтра поутру во дворце, мне надо с вами погутарить, — и тронув коня поспешил догнать правителя.

Святозар поравнялся с отцом и поехал с ним рядом, опустив голову и уставившись в гриву коня. Правитель оглядел сына и тихо ему сказал:

— Сын, ты, должен научиться жить не оглядываясь назад, а иначе… Иначе, сын, ты не только поте-ряешь смысл жизни, но и свою бесценную душу. Смотрю я на тебя, и кровью обливается моя ду-ша, наблюдая, как сжигаешь ты себя изнутри. Не надо все время думать о прошлом, не надо сын. Надо жить настоящим, сегодняшним днем, завтрашним. ДажьБог дал возможность познать тебе свою душу, совсем не затем, чтобы ты ее испепелял теперь… нет, не за этим. Он хотел, чтобы ты исправил ошибку, а исправив жил дальше, не обжигая себя стыдом и страданиями. Посмотри на себя со стороны, ты на себя не похож, у меня все други спрашивают, что с тобой случилось, что произошло, голова опущенная, все время ходишь печальный, слезы на глазах, постоянно блестят, и ведь это видят не только други, но и слуги и люди кругом. Так нельзя, мальчик мой, нельзя… Ну, что-то тревожит приди, расскажи мне, я помогу тебе, подскажу, поддержу, а так как ты, себя мучаешь, так нельзя. И я думаю, что не только мне это не нравится, но и ДажьБогу тоже, ему тоже больно видеть, что ты с собой делаешь. Прошу тебя, успокойся, что смог ты уже исправил, а дальше… ну, дальше как получится мальчик мой.

— Да, отец, ты во всем прав, — подняв голову и посмотрев на правителя, заметил Святозар, — Просто иногда так бывает тяжело… Внезапно наполнит тебя какая-то горечь. Вот как сейчас… Вспомнил я, что до супруги моей, еще впервой своей жизни, любил я… Любил я женщину. Я был тогда очень молод. И я любил ее так, как не любил никогда больше. Она ждала от меня дитя, и я предложил ей стать моей женой, но она поставила условие, чтобы я привез ей кольцо Бога Камы. Я собрался в путь. Помню, пришел тогда ДажьБог и стал меня отговаривать, говоря мне: " Не верь ей, сын, не верь. Она изменчива и не постоянна, как ее душа. Она не дождется тебя. А путь, который ты выбрал очень трудный и тяжелый, ты молод, тебе его не пройти, я не пущу тебя…". Но я не послушал ДажьБога, моя душа горела в любовном порыве, и мне казалось, что я могу сделать для нее все. Мне так хотелось, чтобы она была рядом, что я готов был ослушаться отца, подвергнуть свою жизнь любой опасности. ДажьБог долго меня уговаривал, но видя, что я его не послушаюсь, отправился вместе со мной в путь. В те времена, людское племя было не так многочисленно как сейчас. На земле жили разные народы: альвины, гомозули, великаны, лесные друды, волотоманы, псиголовцы, одноглазые орики, чудь белоглазая, ягыни и другие. И на каждой из дорожных развилок высились подобно Сумрачному лесу, высокие и дикие леса, полные лесных и водных духов. Однажды мы проходили с ДажьБогом мимо одного селения и на нас напали одноглазые орики, этот народ был похож на великанов высокие, сильные с белой кожей, белыми волосами и в середине лба у них горел один темно-карий глаз. Они потребовали от нас платы, за проход через их земли, а так как нам нечем было заплатить, схватили ДажьБога за руки желая оставить его у себя в работниках вместо платы. Однако незнали они, что схватили самого Бога, — Святозар прервался, широко улыбнулся, посмотрев на отца и вспоминая былое, — ДажьБог обернулся вдруг золотым, пылающим шаром, да принялся их обжигать, орики стали перекидывать его друг другу, а он, словно отскакивая от них, сжигал их тела до волдырей. Орики поняли, что перед ними Бог и опустились на колени. ДажьБог упал на землю обернулся собой, и приказал им — более никогда так не поступать к путникам, а проявлять уважение и гостеприимство. Помню, когда мы возвращались обратно с отцом, орики стоявшие на дороге и все еще покрытые волдырями, увидели его и поспешили скрыться в своих огромных каменных постройках, а ДажьБог посмотрел им вслед и сказал: " Хорошо бы их излечить, а то они не белые, а какие-то красные, но я боюсь, что как только им полегчает, они вновь принятся бесчинствовать на дорогах.", — Святозар опять прервался все еще улыбаясь, а немного погодя продолжил, — Когда мы пришли с отцом к реке, в которую был обращен Бог Кама, то отец попросил его от своего имени подарить его сыну кольцо любви. Бог Кама поднялся из воды, он был едва мерцающим полупрозрачным духом и сказал, что подарит мне кольцо взамен рыбы-золотое перо, что живет недалече от Южного моря в Ильмень-озере. Пришлось нам отправиться к Ильмень-озеру, по дороге на нас с отцом напали племя псиголовцев, полулюди- полусобаки, с головами псов. Это племя было очень злобное и воинственное, среди них рождались прекрасные лучники и копейщики. Мы не успели с отцом и опомниться, как в нас полетели стрелы и копья, но ДажьБог укрыл нас щитом, а затем, увидев, что я ранен в левый бок, так рассердился, взял свой горящий лук и молнии-стрелы Бога Перуна, и начал жечь посе-ление и самих псиголовцев, а когда те в страхе бежали, вытащил стрелу и излечил меня.

Добравшись до Ильмень-озера, мы позвали Ильм Озерного и попросили у него рыбу-золотое перо. Но Ильм, водный старец с батогом увитым водорослями, не захотел дать нам рыбу-золотое перо. Тогда ДажьБог взял свои золотые гусли и заиграл на них, а Ильм Озерный пустился в пляс, да такой, что волны, да ветры расходились, рыба из озера стала на берег выскакивать, да выскачила и сама рыба-золотое перо, небольшая с ладонь рыбка, а вместо хвоста у нее длинное, золотое перо. Да, такая она была юркая и быстрая, лишь в последний миг, перед самой водой удалось мне ее схватить. ДажьБог как увидел, что рыба у меня в руках, прекратил играть, дунул на рыбку, и она оказалась в прозрачном шаре, наполненном водой. Поклонился я Ильму Озерному, который стоял посередине озера тяжело дышал и нам с отцом батогом грозил, и пошли мы с ДажьБогом в обратный путь. Отдали рыбу-золотое перо Богу Каме, а тот подарил мне волшебное кольцо, — Святозар замолчал, расстегнул на куртики все застежки, расстегнул застежки на кафтане, словно, ему не хватало воздуха и тяжело вздохнув, добавил, — Да, только ДажьБог оказался прав, любимая моя меня не дождалась, и колечко мне не пригодилось…

— Значит, сын, не стоила она тебя, — тихо заметил правитель.

— Нет, отец, это я был недостоин ее… Потому, что она была Богиня, а я простой смертный человек.

— Что ж, мальчик мой, — сказал правитель, когда сын и отец доехали до дворца и спешились с ко-ней, — Пойдем тогда в столовую и выпьем чашу медовухи за прекрасных восурских дев, которые любят нас такими, какие мы есть… простыми, смертными людьми.

Глава пятьдесят пятая

Наутро у Святозара болела голова, видно вчера вечером с отцом они выпили не просто по одной чаше медовухи. Наследника разбудил Борщ, принеся воды в тазу. После случая с обручом, он совсем изменился, и стал прежним работящим и славным юношей, только иногда тяжко вздыхал. Святозар поднялся с ложа, и даже не одевая онучей и сапог, подошел к тазу и опустил в него голову.

— Ах, ваша милость, видно у вас голова болит? — беспокойно спросил слуга.

— Болит Борщ, очень болит, наверно, я вчера с отцом лишнюю чашу пригубил, — ответил наследник и вновь нырнул в таз головой.

— А, что если, ваша милость, я вам отвара принесу. Сенич, уже его сварил, да правителю нашему отнес, я видел, — предложил слуга.

— И, ты, думаешь, Борщ, что отвар поможет? — морщась от боли, и пытаясь вспомнить какой-либо заговор от головной боли, спросил Святозар.

— Да-к, конечно поможет, ведь не зря Сенич его для нашего правителя, вашего отца готовит, когда тот после пира хандрит.

— Ну, ты тогда принеси и я тоже выпью. А то голова так болит, что я ни одного заговора не вспомню никак, — попросил Святозар, и вновь нырнул головой в таз.

Борщ тут же вышел из опочивальни, даже не закрыв двери, а мгновение спустя вернулся, неся большую чашу, укутанную в утиральник.

— Борщ, да, ты уже здесь? — вынув голову из таза, радостно сказал наследник.

Слуга развернул чашу, и, подавая Святозару, ответил:

— Да, я же, сегодня пришел на кухню, ваша милость. Гляжу, Сенич правителю отвар готовит, а я сразу о вас и подумал. Наверно, думаю, и вам надо прихватить. Я же видел, что вы вчера допоздна с правителем в столовой сидели, — улыбаясь, заметил Борщ.

Святозар взял чашу с отваром, сел на ложе и стал не торопясь пить потому, что отвар был очень горячий. А когда он его допил, почувствовал, как по телу разлилась живительная влага, которая выгнала боль из головы.

— Вот же Борщ, посмотри какой ты добрый, да хороший юноша, светлый мой помошник, — сказал Святозар, отдавая чашу слуге и вытирая голову поданным утиральником.

— Да, ваша милость, это все она скверная эта любовь, совсем меня измучила. Вот если бы вы, ваша милость, были бы так добры и дали мне какое-нибудь снадобье, чтобы я свою Злату тем снадобьем напоил, да она меня полюбила, — тяжело вздохнув, добавил Борщ и подал наследнику рубаху и онучи.

— Ну, ты даешь, Борщ, — оборачивая ногу онучем и натягивая сапоги, заметил Святозар, — Я тебе, что знахарь, что ли, чтобы снадобья готовить. Нет, моя магия другая, она не может принуждать любить кого-либо. Да, и знаешь ты ее хоть снадобьем напои, хоть дарами осыпь, но коли ты ей не мил, ничего не поможет.

Святозар поднялся с ложа надел рубаху. Борщ подал ему синий, долгополый с косым воротом кафтан, а когда наследник его надел, чуть не плача сказал:

— Вчера вы для друга, я видел, такое чудо прекрасное создали, неужели мне никак не можете помочь.

— Послушай, Борщ, — начал наследник и положил слуге руку на плечо, — Нельзя принудить любить, нельзя насильно стать дорогим ему человеком, поверь мне. Придет время и тебя Борщ полюбит дева, и ты поймешь тогда, что только с ней ты будешь счастлив.

— Охо-хо, — тяжко застонал Борщ, и, отер рукавом слезы текущие по его щекам, — А, покуда, что так вот и мучится.

— Ну, а покуда, — сказал Святозар, — Покуда, прикуси нижнюю губу и терпи. Она, мой отец правильно сказал, она тебя не стоит.

— Это все потому, что я сирота, безродный, — обидчиво выпучив губы заметил Борщ, — Нет у меня матери, отца, божатых, родни… Один я на белом свете. Мои же родители не здешние, приехали откуда-то, да в дороге наверно позаболели, а доехав до Славграда и поумирали. Утром нашу повозку деревенские нашли… Родители мертвые, а я ели дышу, мне годика три — четыре было, они меня взяли, принесли к знахарке, что в деревне жила раньше, а та говорит, нет, не выживет мальчонка, помрет, надо к правителю нести. Ну, и понесли к правителю… Его светлость вылечил меня и оставил во дворце, и всегда он был ко мне добр, всегда заступался, жалел и как своих детей лечил… Наверно, думал он, что может кто-то и вас вот также любит, да заступается, — Борщ немного помолчал, и добавил, — А, Злата говорит, мне, что я так голь перекатная, а она дочь самого лавочника.

Святозар сжал крепко рукой плечо слуги и сказал:

— Знаешь, я тебя понимаю… Как бы меня не любили тетя и дядя, а мне всегда так хотелось иметь отца и мать… И я очень рад, что мне в жизни так свезло, что у меня такой чудесный и добрый отец… Отец, который меня так любит, который тревожится и помогает мне… Знал бы ты Борщ, как у меня сейчас плохо на душе, а отец, отец… Уж я бы и не знаю, как бы без него был бы сейчас. И мне очень жаль, что тебе не дано такого испытать, но ты все, же не должен падать духом, ни в коем случае. Если твоя Злата так про тебя говорит, то явно не любит тебя, ну а раз не любит, ты с ней счастлив не будешь никогда. Так, что прекращай о ней думать и начинай ждать ту, единственную свою частичку, с которой сможешь прожить всю жизнь, да оглянись, может она уже где-то рядом ходит, — добавил Святозар и заулыбался.

Борщ тоже заулыбался, а когда наследник снял руку с плеча, спросил:

— Вы, ваша милость, трапезничить пойдете в столовую или вам принести сюда?

— Нет, — ответил наследник, — Я пока есть не хочу. Я пойду в гридницу, а ты, сделай вот, что Борщ. Сбегай на дворцовую площадь, там должны были мои други приехать, и проводи их в гридницу ко мне.

Святозар вместе с Борщем вышел из покоев, спустился по лестнице, и, пройдя по коридорам, вошел в гридницу, слуга же пошел звать другов. Войдя в гридницу, наследник огляделся, а потом приблизился к большому камину, в котором уже начал затухать огонь, и, взяв с пола дрова, аккуратно сложенные возле стены, подкинул в камин, да кочергой пошурудил угли и когда языки пламени стали лизать дрова услышал, как позади открылась дверь и в зал вошли негромко переговаривающиеся други. Святозар оглянулся и застыл на месте так, как впереди всех другов стоял и широко улыбался Стоян. От неожиданности наследник выронил кочергу, и прерывающимся голосом спросил:

— Стоян? А ты чего тут делаешь?

— Как чего? Ты же сказал, чтобы мы пришли сегодня, — ответил Стоян, и пошел навстречу к Святозару.

— Да, тебя это не касалось… Я тебя не звал… У тебя же это, медовые дни. Ты, какого шута явился, молодую жену бросил. Да и вообще, кто тебе сказал, что я тебя звал, какой дурень? — повысив голос спросил Святозар и гневно оглядел другов, которые двинувшись за Стояном, внезапно увидели лицо наследника и остановились.

— Отец, мой сказал, — поведал подошедший вплотную Стоян, и, подняв кочергу, подал Святозару, — Он пришел с утра и сказал, что ты всех другов собираешь. Ну, а я как ты помнишь старший из них, поэтому и явился.

Святозар услыша слова друга покраснел, так как оказывается, дурнем назвал Дубыню и вертя в руках кочергу, тихо добавил:

— Да, кто ж его просил тебе говорить. И что ж теперь обо мне жена твоя Белослава подумает… Скажет совсем наследник одурел, впервый же день оторвал… Ах, как скверно вышло, — наследник наклонился, положил кочергу на место, негромко добавив, — Иди, Стоян, иди домой, я тебя не звал… Не хочу, чтобы обо мне Белослава плохо думала.

— Знаешь, Святозар, — сказал Стоян, — Раз уж я пришел, то уходить не буду, ты мне и другам все поведай, зачем звал, а я потом и уйду к своей жене, у нас с ней жизнь впереди долгая, времени набыться вместе хватит. И жена моя о тебе, друг мой, никогда плохо думать не станет, не такой она человек, чтобы плохо думать о тебе, который мне жизнь спас.

— Так ты не уйдешь? — не унимался наследник и посмотрел на Стояна.

— Нет, — улыбнувшись, ответил тот.

— Ну, хорошо, тогда, садитесь други за стол потому, что разговор у нас с вами будет долгий, — ска-зал Святозар и сам пошел к столу.

Когда други сели кругом стола, наследник каждого из них осмотрел, а затем, тяжело вздохнув начал говорить:

— Я позвал вас други, чтобы рассказать вам следующее. Наверно вы уже наслышаны, что весной дружина правителя и пешии вои, пойдут к нашей границе, чтобы упредить нападение на Восурию нагаков. Во главе нагакского войска стоит бек Турус и мой враг колдун Нук. Вы знаете, что чаще всего на такие войны молодую дружину, такую как нашу не берут. Но в этот раз мы пойдем вместе с дружиной правителя. Потому, что никто кроме меня не сможет победить Нука. Ну, а так, как мне надо быть на войне и вам придется идти со мной. Когда мы шли в Беловодье, я предложил вам всем право выбора идти со мной или остаться дома, никого не неволил. Теперь же все по- другому, сами знаете, идет наследник на войну, и дружина его тоже обязана идти с ним. — Святозар замолчал и покрутив на пальце ярко полыхающий белым светом перстень, продолжил, — Однако, так как неизвестно удастся ли мне выжить после поединка с Нуком, я хочу быть спокоен за то, что вы будете подготовлены к ратной битве, и сможете после моей смерти продолжить бой со старшими дружинниками, одолеете нагаков и останетесь живы. Мне не выносимо думать, что по моей вине…,- наследник замолчал, опустил голову и тяжело задышал, — Невыносимо думать, что вы или кто-то из восуров может погибнуть, погибнуть… из-за злобы и жестокости этого подлого Нука, который травит на Восурию нагакского бека.

— Ты, Святозар, — сказал, повышая голос Стоян, — Должен понять, что мы все и я, и ты, и каждый во-сур идем защищать свою землю. Мы все мужчины, все впервую очередь воины и ратники, и мы обязаны сберечь наших матерей, жен и сестер. И даже если кто-то погибнет, ни твоей, ни чьей вины в этом нет, потому что ратник погиб за самое дорогое и светлое — за наш род, за наших детей. А ты, Святозар смелый и отважный юноша, друг наш, должен верить, что ты победишь Нука, останешься жить и спасешь душу своего брата, мы же будем рядом с тобой до конца. И как тогда, когда все мы вместе бились с василиском, и текла наша алая кровь, перемешивая нас словно братьев, так и там с Нуком или с нагаками мы не покинем тебя до последнего нашего вздоха.

— Спасибо, Стоян, — тихо заметил Святозар, — А теперь я хочу вас попросить, чтобы вы все это время, как можно больше тренировались, обучая и помогая друг другу в ратном деле. В каждой деревне есть Ратный двор, ходите туда каждый день и занимайтесь. Да, а вас Звенислав, Искрен и Часлав, я прошу приходить утром во дворец на Ратный двор. Храбр продолжил занятия со мной, и я хочу, чтобы вы тоже позанимались со мной и помогли мне лучше освоить меч. Я знаю, что Нук прекрасно владеет мечом, а его магия явно не слабее моей, и поэтому моя надежда, это волшебный меч ДажьБога, и чем лучше вы меня обучите, тем больше у меня будет возможности одолеть Нука и остаться самому в живых.

— Хорошо, Святозар, — ответил за всех сидящий напротив Звенислав, — Мы будем приходить каждый день и заниматься с тобой. Но я думаю, что ты к себе несправедлив. Я видел, как ты победил воина Черномора, и ты явно принижаешь свои способности.

— Нет, — покачал головой Святозар и потер указательным пальцем бровь, — Мне помогла магия в этом бою, я всего лишь два раза взмахнул мечом.

— Да, — вступил в разговор Искрен, — Но зато, какие это были взмахи. Бах и клешни нет.

— Так с Нуком не получится, он ведь не краб, — поддержал наследника Вторак.

— Да, Вторак, ты прав Нук, хотя и служит злу, однако он сильный воин и такой же сильный колдун, — согласно кивнул головой Святозар, — И поэтому, чтобы я победил его и смог помочь нашему войско в битве с нагаками я должен превосходить его во всем.

Когда други покинули гридницу, Святозар, точно замер, задумавшись о том, что ждет его в буду-щем и есть ли оно у него вообще.

Неслышно в гридницу вошел отец, и только когда сел рядом и окликнул сына, Святозар ушедший в свои тяжкие думы очнулся, повернул голову, и, улыбнувшись, посмотрел на отца.

— Ты, их, зачем собирал, Святозар? — спросил правитель.

— Сказать, чтобы готовились к весеннему походу и сейчас как можно больше уделяли времени подготовке к ратному бою. И еще попросил Звенислава, Искрена и Часлава приходить на Ратный двор, чтобы заниматься со мной. А, то, отец, знаешь Храбр, славный наставник, но быстро устает, — ответил Святозар.

Правитель громко засмеялся, да схватив сына за волосы, легонько потрепал его:

— Ну, насмешил ты меня, сын…. Храбр и устает, ну же и выдумал… Это просто ты такой не насыт-ный, все тебе мало. Храбр говорил мне, дня два назад, что у тебя все прекрасно получается, и ты не хуже Искрена и Часлава бьешься.

— Нет, отец, — заметил Святозар, — Храбр последнее время слишком много меня хвалит, но я, же вижу, что у меня не все получается. И вообще отец я всегда был плохим воином. В первой моей жизни, мне помогал ДажьБог, да и я лучше владел луком, а не мечом. Во второй моя магия выручала меня. А теперь у меня так мало времени… Ведь, чтобы хорошо владеть мечом нужны годы тренировок, а я так учился лишь поверхностно.

— Ну, у тебя еще много времени, — успокоительно сказал правитель, — А так как ты очень трудолюбивый и упорный, как говорит Храбр, мы с ним оба думаем, у тебя хватит время наверстать упущенное. Тем более теперь у тебя будет не один наставник, а целых четыре, — улыбнувшись, добавил отец, помолчал, а затем спросил, — Ты, чем сейчас займешься?

— Так как Храбр сегодня не придет и заниматься со мной не будет, то я сейчас пойду к Малуше, чтобы починить ей деревянного кукленка, которому кое-кто отбил ухо, — ответил Святозар, и, по-смотрев на отца, улыбнулся.

— Отбил ухо, и кто же отбил ухо кукленку, и почему мне об этом не рассказали? — спросил прави-тель.

— А потому, отец, тот кто отбил это ухо, очень меня просил тебе об этом не говорить, а самому починить кукленка, — и Святозар громко засмеялся, — Если бы ты видел, отец, что он сделал с этим ухом, у Малуши так увеличились глаза, когда он своей неумелой магией приладил отбитое ухо к вытянутому носу кукленка.

Правитель посмотрел на хохочущего сына и тоже засмеялся.

— Малуша как увидела, — продолжая хохотать, рассказывал Святозар, — Что у ее кукленка теперь не только вытянутый нос, но и еще прилепленное к нему ухо, и заплакала, а Тур схватил кукленка и давай ухо отрывать, хорошо, что я вовремя подбежал, а то Малуша начала уже Тура кулачками бить по спине, боясь, что еще немного и от несчастного кукленка уже не носа, не уха не останется.

Святозар схватился за живот руками, не в силах подавить смех, и глубоко вздохнув, продолжил:

— Я еле- еле успокоил Малушу, пообещав обязательно исправить творение нашего неудачного мастера так, что мне надо выполнить данное слово сестре. Ведь вчера мне не удалось к ней по-пасть. Когда мы с тобой вышли из столовой, было уже поздно.

— Удивительно, я ведь видел сегодня с утра Малушу, а она мне не рассказала. Это на нее не похо-же, — тоже переставая смеяться, заметил правитель.

— Просто, отец, Тур так заплакал, когда меня увидел…. Испугался наверно, что я его, тут же не отходя от покалеченного кукленка лишу магических способностей, что я даже не стал его ругать, сказал ему, потом поговорим. А Малушу я попросил ничего пока тебе не рассказывать, чтобы ты не тревожился, ведь я представляю, как бы она тебе это описала, да в каких словах. Тур поздно ночью пришел к моим покоям, встал около двери, не в силах постучать и заплакал. Я вначале не понял, что случилось, кто рыдает в коридоре, соскочил с ложа, выбежал из покоев, а он стоит плачит… Чего его ругать, все сам понял, — наследник замолчал, провел рукой по взлахмоченым волосам приглаживая их, а затем спросил, — А ты, чего отец, собираешься делать?

— Да, пока ничего, не собираюсь.

— Ну, тогда, отец, — опять засмеявшись, сказал Святозар, — Я предлагаю тебе сходить вместе со мной в покои Малуши и посмотреть на пока еще не исправленного кукленка, честно сказать, на такое стоит посмотреть.

Глава пятьдесят шестая

Весь оставшийся, последний месяц осени, грудень и наступивший, первый зимний месяц, сту-день Святозар подолгу занимался и упражнялся с мечом под чутким взглядом наставника и дру-гов. Други звали его на молодежные посиделки, которые начались шестого студня, в честь Бога Велеса, но Святозар опасавшийся, что весной может погибнуть от руки Нука настойчиво обучал младшего брата магии, страшась, что открывшиеся благодаря корове Земун, знания могут вновь уйти вместе с ним и поэтому, когда утомленный Тур уходил к себе в опочивальню, Святозар по-долгу сидел над книгой Вед, дара Коляды, и вносил туда при помощи магии заговоры, обереги и присухи, которые будучи Богомудром не внес.

Святозар занимаясь с Туром каждый вечер, учил брата по новому, не так как учил его отец, не так как когда-то учил отца дед, а так как учил когда-то Богомудр Лучезара. И отец, и дед, и прадед, уже давно утеряли само название книги, и говорили о ней лишь как о книге. Когда Святозар впервые при отце назвал ее книгой Вед, то правитель вначале даже не понял о чем идет речь.

— Я говорю, о книге, по которой ты учил меня магии, наверно ты не знаешь, отец, что у нее есть имя Вед, — пояснил Святозар, когда они всей семьей, вчетвером ужинали в столовой.

— Нет, сын, я этого не знал, — удивленно заметил отец, прекращая есть, а затем добавил, — Мой отец тоже этого не знал.

Святозар некоторое время молчал, и грустно вздохнув, сказал:

— А Богомудр говорил это своим сыновьям, учил их уважать ее, ведь она живая, а потом когда он наложил на нее заговор, книга замолчала, и потомки его, забыли чему он их учил, — наследник поковырял в блюде, на котором лежало жаркое из свинины, и, положив ложку на стол дос-казал, — Я смотрел отец книгу, после смерти Богомудра было внесено туда совсем немного знаний, наверно это сделал сын его и внук, а затем только сухая история нашего рода. Правнуков уже не учили, как надо вносить в нее знания.

Но теперь, когда Святозар по ночам стал общаться с книгой, та словно простив его за заговор, ко-торый он на нее когда-то наложил, ожила. И во время чтения, часто тяжело вздыхала, или как будто охала, ахала и ухала, смотря по тому, что хотела выразить читающему. Когда книгу читал Тур, она именно ухала и ахала, а когда Святозар охала, да тяжело вздыхая, переворачивала ли-стья, не давая ему дочитать прежний. Очень сильно книга не любила приувеличения, которые в ней хранились, внесенные какой-то неопытной рукой потомка Богомудра, и тогда Вед настойчи-во показывала этот сказ и не просто вздыхала, а еще и тяжело стонала. Однажды на одном из занятий, книга, не давая Туру читать ее, то и дело переворачивала листы и останавливалась на одном сказании и всякий раз тяжело, да протяжно стонала. Святозар развернул к себе книгу и прочитал сказанье, оно было о том, как когда-то Богомудр победил нагаков с помощью волшебных гуслей. Святозар улыбнулся прочитанному, вспомнив, как рассказывал его отцу, доказывая как важны гусли. На самом деле оказался прав отец предположив, что это только поверье. Это именно и было поверье при этом сильно измененное. Потому, что Богомудр вообще никогда не бился с нагаками, во время его жизни, этот народ и не жил рядом с восурами. А воевал Богомудр с неллами. Богомудр был зрелым мужчиной, по возрасту как правитель Ярил, он вывел свои войска против неллов, которые тогда были сильнейшими воинами и порабощали всех своих соседей. Когда начался бой Богомудр, приказал всем своим воинам одновременно выстрелить из лука, а сам создал заговор и остановил в воздухе полет стрел, затем к первому строю стрел присоединился второй, а затем и третий ряд стрел, и когда стрелы превратились в огромную тучу, Богомудр махнул рукой, и они упали на неллов. Не только первые, но и последние ряды воинов неллов дрогнули, часть из них бросилась бежать. Тогда Богомудр поднял вверх свой волшебный меч и попросил помощи у ДажьБога, и когда меч блеснул золотым сиянием от упавшего с неба луча, Богомудр и его войско напали на неллов, смяли и растоптали прежде непоколибимых воинов. В той битве погибло много восуров, но еще больше неллов. Тела павших восуров сожгли, а прах захоронили в общей могиле, над которой раненный в том сражении в правую ногу Богомудр насыпал высокий земляной курган. И каким образом туда приписались гусли Святозар так и не понял.

— Кто же это, все так переврал? — озабоченно почесывая бровь, поинтересовался Святозар.

— Это ты у меня спрашиваешь? — спросил Тур, и, поставив локти на стол опер подбородок на ладони.

— Нет, брат, ни у тебя, у книги. Видишь, она не дает тебе читать, возвращает нас к этому сказанью потому, что здесь с первого до последнего слова не правда. Это же надо такое выдумать, да еще внести в книгу. Погоди, я сейчас поправлю, и мы продолжим занятия.

Святозар не только не таил от Тура тот заговор, при помощи которого вносил исправления, но настойчиво ему его показывал, чтобы он обязательно его запомнил, и всегда мог внести в книгу знания или исправить неверно описанное в ней. Наследник положил руку на лист, где написано было сказанье, да тихо зашептал: " О, святая книга Вед, что заключает в себе великие ведические знания, слышу я твои стенания, и именем Бога Коляды даровавшего нам тебя, вершу исправления в этом сказании". И как только произнес Святозар последнее слово, засияли его руки золотисто-лазурным светом, а под ними засуетились, забегали, словно муравьи, на муравьиной куче знаки, а когда сияние спала, Святозар смог прочитать исправленное сказанье. Книга вначале зашелестела листами, а затем как-то странно заскрипела.

— Это она, довольная, брат, и смеется, — догадался Тур и улыбнулся.

За день до празднования рождения Бога Коляды Святозар как всегда, после приема в тронном зале отправился на Ратный двор. Он шел такой уставший, еле переставляя ноги и все потому, что за последние дней пять совсем не спал, почти до утра засиживаясь над книгой Вед, а сегодня, как ему показалось, и вовсе сомкнул очи лишь на мгновение. " Сейчас немного позанимаюсь, совсем немного и тут же пойду спать, Туру тоже дам отдохнуть, а то я не только себя измучил, но и его", — рассуждал на ходу Святозар, подходя к Ратному двору, где его ожидали Звенислав, Искрен и Часлав.

— А, где Храбр? — спросил Святозар, подойдя к скамейке, на которой сидели, зевающие во весь рот други.

— Его еще не было, — ответил Искрен, — Святозар может мы сегодня не долго, а то вчера так загуля-лись и легли только под утро.

— Хорошо, — сказал Святозар, снимая с себя шапку и кунтыш, — Дождемся Храбра, и идите. Ну, а пока его нет, давай Звенислав приступим к учебе и раз наставник не видит щиты брать не будем, — предложил наследник, положил вещи на скамью и взял поданный Чаславом тренировочный меч.

Звенислав широко зевнул, сбросил накинутый на плечи легкий куртик и поднялся, также взяв у Часлава меч. Не успели други начать занятия, как Святозар стал теснить друга, похоже было, что тот совсем не расположен был сегодня упражняться, действовал как-то сонно и неуверенно.

— Ты, чего Звенислав, проснись… — прикрикнул на него наследник.

Звенислав на миг остановился, встряхнул головой, прогоняя сон, и бросился на Святозара, делая обманные движения, а сам при этом уклоняясь от меча наследника. Святозар пару раз достиг це-ли и даже ударил Звенислава не сильно по плечу, а тот вдруг не на шутку разгорячился и начал наносить удар за ударом. Святозар благополучно отражал их, пока внезапно правой ногой не ос-тупился, и, покачнувшись, не открылся под удар. Звенислав же сам того не ожидая, рубанул плашмя мечом наследника по левому боку. Святозар вскрикнул, отскочил назад, и, схватившись рукой за бок, застонал.

— Звенислав, — закричал на друга Искрен и подбежал к наследнику, — Ты, чего так бьешь? Видишь же, он оступился, одурел совсем, что ли?

Святозар прижал руку плотнее к кафтану и почувствовал резкую боль внутри и хруст.

— Что? — беспокойно спросил Искрен и подбежавший Часлав.

— Похоже, ребро сломал, — ответил Святозар, оторвал руку от кафтана и увидел, что она в крови.

— Ну, ты даешь Звенислав, — заметил Часлав, и, увидев на руке наследника кровь, развернулся, свел свои чуть рыжеватые брови и так посмотрел на друга, что тот вздрогнул.

— Да, я не хотел, не хотел я…,- стал оправдываться Звенислав, и, опустив меч, подошел и тревожно оглядел наследника, — Со мной такое бывает, разгорячусь, и…

— И не соображаешь совсем…,ты же его учить пришел, — все больше нахмуривая брови, говорил Часлав, — Ох, дать бы тебе Звенислав, прямо в нос…

— Да, чего ты, я хотел, что ли ему больно сделать? — все больше расстраиваясь, добавил Звенислав.

— Други не ссорьтесь. Ничего страшного, — сказал Святозар, вытер руку о штаны и отдал меч Искрену, — Сейчас дойду до опочивальни и заговорю.

Святозар развернулся, чтобы идти во дворец, и увидел, что к нему размашистой походкой при-ближается Храбр с Туром. Наставник подошел ближе, оглядел растерянных Звенислава и Искрена, сжимающего кулаки Часлава и полусогнутого Святозара, который тут же выпрямился, убрав руку от раны, в надежде, что Храбр ничего не заметит.

— Что случилось? — очень строго спросил Храбр.

— Ничего наставник, — ответил Святозар и шагнул в сторону дворца.

— Как ничего, я, что не вижу, у вас у всех лица, словно вы, что-то скверное натворили, — добавил Храбр, потом он вновь оглядел наследника, и, увидев на кафтане порез, направил в его сторону меч и спросил, — А это, что?

— Да, так ерунда, — тихо оправдывался наследник.

— Ерунда? — Храбр протянул меч еще ближе вплотную к кафтану и очень осторожно надавил острием на рану.

— А…а..! — закричал Святозар и покачнулся.

Искрен подскочил к другу, и, поддержав его, возмущенно сказал:

— Что ж не видно, что ли рана у него там, чего туда острие пихать… Ему же больно.

— Ах, больно ему? И кто же ему это больно сделал? — рассвирепев, спросил Храбр, и почему-то уставился на Звенислава, — Я вот не сомневаюсь, что это больно ему ты, Звенислав, сделал. Ты, чего сюда пришел? Учить или калечить, а?

— Вот и я тоже ему это сказал, — вступил в разговор Часлав, но Храбр так на него посмотрел, что он благоразумно замолчал.

— Да, я… да, я… — оправдывался Звенислав, — Случайно я, случайно.

— Я тебе сейчас уши надеру, и это будет не случайно… — очень гневно сказал Храбр.

— Храбр, да прекрати, — преодолевая боль, заметил Святозар, — Звенислав не виноват, это я оступился, да бок и подставил.

— Бок ты подставил, — переключился со Звенислава на Святозара наставник, — А почему ты без щита бился? С этим олухом Звениславом без щита нельзя, я тебе сколько раз говорил, ты чего запом-нить не можешь? А ну быстро во дворец лечиться. Погоди Святозар, приедит правитель я ему все расскажу, как ты меня случаешься, быстро я сказал во дворец. Искрен проводи наследника, да надень на него шапку и кунтыш, а то он мало побитый, еще и хворый станет, — добавил Храбр, а когда увидел, что Искрен уводит наследника во дворец крикнул вслед им, — И, чтобы без меня не смели больше начинать, олухи вы такие!- а затем, обратился к Звениславу и Чаславу, — А вы, оба, ушли сглаз моих долой, а то я вам сейчас покажу, как наследника калечить.

Святозар и Искрен поспешили с Ратного двора потому как слышали, что разбушевавшийся Храбр переключился теперь на убежавшего к мишеням Тура.

— Пройдем через гридницу, доведешь меня до опочивальни и поезжай домой, — говорил Святозар Искрену, когда они шли по занесенному снегом саду.

— Болит? — расстроено спросил Искрен, придерживая наследника за руку.

— Болит, похоже ребра мне сломал, ну да ничего, я вылечу. Плохо только, что Храбр знает, теперь точно правителю все расскажет, а мне так не хочется, чтобы отец расстраивался перед праздниками, знал бы ты, — заметил Святозар подойдя к двери, ведущей в Славный коридор, — Хорошо, еще, что отец уехал с твоим отцом в город так, что хотя он и узнает, что я был ранен, но уже тогда, когда я все вылечу.

Искрен открыл дверь в Славный коридор и пропустил вперед Святозара, который прижимал ле-вой рукой кафтан к кровоточащему боку, пройдя сквозь коридор, наследник открыл дверь в гридницу вошел и замер на месте, так как в зале за столом сидели отец, Дубыня и Ратибор и мирно беседовали. Святозар снял шапку с головы и убрал руку от кафтана, немного запахнув его кунтышом, так чтобы не было видно разреза и крови, и пошел, вперед надеясь, что занятый раз-говором отец не будет его останавливать. Однако правитель сидевший спиной к приближающе-муся Святозару, оглянулся, а увидев сына, радостно заулыбался и сказал:

— Сын, ты я гляжу, уже закончил, хорошо, а то я хотел за тобой послать Вячко. Присядь, да послу-шай, что Ратибор рассказывает. Он только, что от царя неллов прибыл.

Святозар остановился, не дойдя до правителя несколько шагов, и немного покачнулся, чувствуя, что просьбу отца никак нельзя выполнить, и не зная как же вежливо отказаться.

— Ваша милость… — начал было, шедший позади наследника Искрен, но Святозар обернулся и так на него глянул, что он тут, же и закончил.

— Отец, я сейчас не могу, — тихо сказал Святозар, — Я подойду попозже.

Правитель недоуменно посмотрел на сына и строго заметил:

— Ратибор, сын, не может ждать, он провел в дороге много дней, и очень устал. Неужели, твои дела не могут подождать?

Позади Святозара хлопнула дверь и в гридницу вошел Храбр, да недовольным голосом заявил:

— Нет, правитель, дела Святозара подождать не могут. Ты же верно не хочешь, чтобы он потерял сознание и упал тут прямо перед тобой на пол.

— Чего это я…,- хотел было возмутиться наследник, но почувствовал резкую боль в боку, и понял, что наставник прав.

— Что ты хочешь сказать, друг мой? — беспокойно оглядев сына, спросил Храбра правитель.

— А, эти повесы, — начил рассказывать Храбр, и грубо оттолкнув Искрена с дороги, подошел к столу, — Не дождались меня, стали биться на мечах, да не взяли щиты как я всегда велю, — и Храбр перевел взгляд на наследника, — И похоже Звенислав сломал твоему сыну, правитель, ребро.

Святозар посмотрел в глаза наставника, поражаясь, как тот острием меча смог почувствовать, что у него сломано ребро.

— Отец, — тихо сказал Святозар, — Там ничего страшного, просто царапина, я сейчас все быстро вылечу. И Звенислав не виноват, я сам…

— Ага, не виноват, — перебил наследника Храбр и сел рядом с Дубыней и Ратибором, — Ты, думаешь, я почему тебе велю брать щит, да потому, что вижу, взял Звенислав меч в руки и все забыл… Где он, с кем он бьется, и вообще зачем бьется. Правитель, отпусти наследника, погляди какой он бледный, наверно весь кафтан уже в крови.

— Подойди, сюда, Святозар, — мягко сказал отец.

Наследник подошел к правителю ближе, а тот развернулся к сыну, распахнул кунтыш, и, расстег-нув кафтан, принялся через разрыв на рубахе прощупывать рану.

— Верно, Храбр, ребро сломал, да, похоже, не одно, — заметил отец.

Святозар отпрянул от него, и, схватившись рукой за бок, застонал. Искрен приблизился к другу, и, поддержав его за плечи, возмущенно сказал:

— Больно же ему, чего не видно, что ли. Один меч сует, другой руку…,- а потом осекся на полуслове и затих, испуганно глянув вначале на отца своего, а потом на правителя.

— Искрен, — начал опрос правитель и строго глянул на друга наследника, — Как же так случилось, что ты позволил наследнику начать занятия без Храбра, да зная каков Звенислав, не на стоял, чтобы он взял щит. Объясни мне, пожайлуста.

— Отец, — попытался заступиться за друга Святозар, — Искрен непричем, да и Звенислав тоже, я сам виноват, сам предложил…

Но правитель не дал договорить сыну и очень резко перебил его:

— Замолчи, Святозар, у тебя всегда никто не виноват, лишь ты один, я уже не могу это слушать, — он перевел взгляд на Дубыню и добавил, — Друг мой, прошу тебя, проводи моего сына до опочивальни, чтобы я был спокоен, а я пока поговорю с Искреном.

Святозар обернулся, посмотрел на покрасневшего Искрена и пошел вон из гридницы в сопровождении наставника.

— Дубыня, — попытался оправдать другов в глазах наставника Святозар, лишь они вышли за двери гридницы, — Я, понимаешь, сам предложил без щита, да оступился, так как устал очень, потому, что который день не сплю, занимаюсь ночами магией. Пожайлуста заступись за Искрена и Звенислава, ну право они не виноваты.

— Ах, Святозар, ты словно не помнишь, что год назад было. Нельзя же быть таким безрассудным, видишь устал, не ходи на занятия, отдохни, кто тебя, в спину, что ли гонит, — тяжело вздохнув и придерживая за руку наследника сказал Дубыня, — Совсем тебе отца не жалко… На тебя же со сто-роны смотреть больно. Исхудал весь, словно тебя не кормят, черные круги под глазами от недо-сыпа, дерганный какой-то… Я на тебя смотрю и душа моя слезами обливается, а отцу то как. У него какой этот год тяжелый: жену похоронил, сын средний чуть не умер, ты в Беловодье уехал, мы уж и не знали с Храбром как его поддержать, что сказать. Одна у нас надежа была, что ты вернешься, и хоть что-то у него в жизни наладится, а что опять, он уж из-за тебя весь душой изболелся, говорит, что на тебе тяжкая ноша лежит и сил у тебя, верно, не хватает ее нести, а как помочь он и не знает. Что у тебя за ноша, а Святозар? Может Стояну расскажешь, он, чем поможет?

— Нет, — останавливаясь около дверей опочивальни, тихо ответил наследник, — Никто мне Дубыня не поможет. Ни отец, ни Стоян, ни даже Боги, и знаешь видно нет никакой у меня надежды эту ношу с плечей моих снять, потому как я во всем виноват, я и более никто.

— Ну, вот опять…, ты виноват и все. Согласен я с Ярилом, что ты всю вину на себя берешь, во всем себя обвиняешь, разве это дело? А насчет Искрена и Звенислава, даже и не подумаю за них заступаться, потому как слышал я, что им троим перед началом занятий Стоян говорил. А говорил он им, чтобы были осторожны, без Храбра не занимались с тобой, так как ты к себе не справедлив, и жалеть себя не станешь, а значит пожалеть тебя надо им твоим другам. Так что не знаю, что Искрену скажет правитель, но догадываюсь, что ему скажет Стоян, а теперь иди, а, то и правда сознание потеряешь, вон какой бледный, — добавил Дубыня, и подтолкнул Святозара к дверям.

Наследник не стал спорить с наставником, так как чувствовал, что кровь не только окрасила рубаху и кафтан, но залила уже и штаны. Войдя в покои Святозар бросил шапку и кунтыш на табурет, прикусив губу снял кафтан и рубаху и бросил их в угол, а затем взял утиральник намочил его в тазу с водой и отер им рану. Да, Звенислав постарался, рана была широкой, но что хуже всего два ребра были сломаны. Святозар подошел и лег на ложе, да приложив пальцы к ране, зашептал заговор. Кости внутри тела хрустнули и встали на место, а мгновение спустя на месте раны образовался небольшой рубец. Все еще держась за бок, так как он продолжал болеть, Святозар поднялся с ложа и отер кровь с тела утиральником, переоделся в чистые штаны, подпоясал их кожаным поясом, надел голубую рубаху и синий опашень, долгополый кафтан с короткими рукавами, который в основном наследник носил весной. И как только он привел себя в порядок, вышел из опочивальни, и, держась за бок, поспешил в гридницу на выручку Искрену. Не успел Святозар подойти к двери, как та распахнулась, и из гридницы выскочил красный, словно вареный рак, Искрен:

— Что? — тихо спросил друга, Святозар.

— Ты, как? — переспросил Искрен.

— Да, со мной все хорошо. Поболит еще денек и пройдет. Тебя, что ругали?

— Ругали, ругали, — долетел из гридницы голос правителя, — А ну-ка заступник покажись.

Святозар обошел друга, напоследок похлопав его ладонью по плечу и войдя в гридницу, закрыл дверь и пошел к правителю.

— Ты, что пришел, Искрена выручать? — спросил правитель.

— Ну, да, — останавливаясь возле отца, ответил Святозар.

— А, вот не повезло тебе, не успел выручить друга своего. Уж мы с Храбром его хорошенько поругали, — заметил правитель и улыбнулся.

— Можно я сяду с тобой, отец, я хочу послушать Ратибора, — поинтересовался наследник.

— Я думаю, что ты вообще зря пришел, после раны надо отдохнуть и полежать, а не бегать. Поэтому иди к себе в покои и отдыхай, — строго сказал правитель, и улыбка покинула его лицо.

— Ярил, пусть Святозар останется, — заступился за него Дубыня, — Это же его тоже касается, сам говорил, что это он тебе посоветовал посланников послать к неллам, а значит, он заслужил первый услышать сказ Ратибора.

— Тебе, Дубыня, лишь бы тока заступаться, а он не заслуживает, чтобы ты его защищал, — вступил в разговор Храбр, — И я согласен с Ярилом пусть идет отдыхать. Потому, как на него последнее время страшно смотреть… Мало того худой стал, с черными кругами под глазами, так который день замечаю, слышишь Ярил, я тебе уже этого говорил, качает твоего сына из стороны в сторону, ты проверял…, нет ли…, он вообще спит, у тебя?

— Слышал Святозар, что я и Храбр тебе сказали, раз ты не спишь по ночам, иди и сейчас же ложись отдыхать, а я прикажу, Борщ тебе поесть, принесет в опочивальню, — негромко сказал правитель и посмотрел на Святозара.

— Отец, прошу тебя, разреши мне остаться… Прости меня пожайлуста за сегодняшнее, но я очень хочу послушать Ратибора. И потом, помнишь, что я сказал тебе, когда мы вышли из тронного зала, мне надо с тобой поговорить, и поверь, сон мой подождет, а этот разговор нет, — заметил наследник и так взглянул на отца, что тот сразу двинулся, уступая ему место рядом на лавке.

— Вот, ты его разбаловал Ярил, — недовольно оглядев правителя, добавил Храбр, — И немудрено, что он меня не слышит, потом.

— Храбр, — обидчиво сказал Святозар и сел рядом с отцом, — Ну, чего я тебя не слушаю, ну скажи мне? Ну, раз не взял щит, и всего-то, а так я все выполняю, как ты велишь. Это я просто устал, и прав Дубыня, сегодня и вообще не надо было ходить на Ратный двор, надо было после приема в тронном зале идти спать, потому как… потому как…, ладно, пусть сначало Ратибор расскажет, а потом я. И может ты на меня Храбр гневаться то, и перестанешь тогда.

— Даже и не подумаю, перестать на тебя гневаться, — заметил Храбр, и замолчал.

— Ратибор, друг мой, ну теперь, когда мы все выяснили с наследником, прошу тебя, начни свой сказ с начала, чтобы мой сын все услышал, — обратился к другу правитель.

— Так вот правитель, — начал свой рассказ Ратибор, высокий мужчина, крепкого телосложения, с волнистыми волосами пшеничного цвета, едва подернувшиеся сединой, с густой длинной боро-дой и карими глазами. — Приехали мы в престольный их град Асандрию. Эх, правитель, как же люди могут так скверно жить, словно не люди они, а свиньи. Города у них большие, дома друг на дружке стоят, улицы грязные вроде никогда их не убирают, остатки пищи на дорогу выливают и выбрасывают прямо под ноги идущим, а в этих остатках ковыряются больные, калеченые, дети и старики. Зато дворец правителя полыхает золотом, да серебром, лестницы, стены, полы дворца мраморные, красными коврами устланы, а двери усыпаны драгоценными камнями, царь их Манялай — Палумит — Хресид — Килхус и еще как то там, я уже и не запомнил. Сам он маленький, тостый, словно не человек передо мной, а шар с ногами, да руками и малюсенькой головой, глаза такие же малюсенькие и навыкате. Сидит он на широченном, да высоченном золотом троне кругом усыпанном каменьями, сам тоже в золотых, парчовых одежах, на голове венец высокий того гляди с головы и свалится, да пальцы все в золотых перстнях так, что и гнутся не могут. Я как ты и велел, голову перед ним не клонил, сказал ему, чтобы он приструнил своих воинов, и запретил им нападать на наши торговые ладьи, а иначе мы выдвинем свои дружины и научим неллов уважать нашу силу. Видел, бы ты Ярил, как он затрясся от страха, да как начал либезить, тьфу ты, да и только, а потом заговорил, словно запел, что он де с великой Восурией не желает никак ссориться, что людей своих которые на наши ладьи нападали покарает, да смерти предаст, что правителя нашего уважает, да наслышан о чудесном его наследнике, который побывал в волшебной стране Раявке, это верно он Беловодье имеет в виду, да знает, он как наследник наш победил самого Черномора, который от них от неллов все время требует человеческих жертв. И в конце своей длинной речи сказал, что против Восурии ничего не замышляет, правителя уважает за силу, а его великого ведуна наследника за магию.

— Ишь ты, — заметил довольный Дубыня и погладил бороду, — Уже и о походе наследника все про-знали.

— Да, — продолжил Ратибор, — И хотел он меня перстнями со своих пальцев одарить, да я сказал, что они мне не надобны, а если мне, что понадобится, то я знаю, кто меня может одарить. Царь видно еще больше испугался моих слов и просил меня задержаться, чтобы я сам увидел, как он покарает тех кто напал на наши ладьи, но я ответил, что тороплюсь обратно в Восурию так как там меня с вестями ждет правитель и его наследник. Царь как услыхал про наследника, сказал мне, что хочет подарить ему, как великому победителю Черномора меч, щит, шлем и кольчугу, я было попытался отказаться, но Манялай- Палумит… добавил, что это дар не для меня, а для великого ведуна, и я отказываться не могу. Так, что я привез тебе Святозар дар от царя неллов, но правду сказать и меч, и щит, и шлем, и кольчуга великолепны, прекрасные все, же у них мастера.

— Еще бы, — тихо добавил Святозар, — Ведь их кузнечному мастерству сами гомозули учили, правда, это было очень, очень давно.

— И все — то ты знаешь, Святозар, откуда? — поинтересовался Дубыня.

Святозар опустил голову и покрутил перстень на пальце.

— Наверно, ему это царь Альм рассказал, — заметил Храбр и усмехнулся, — Слышал же сказ Леля, как он около царя альвинов на золотом троне сидел.

Святозар поднял голову, посмотрел на Храбра, и, покрывшись пунцовыми пятнами, ответил:

— Ну, дался же вам этот трон… Не трон то был, а сиденье, и то мне не царь Альм поведал, а совсем другой человек…

— Ратибор продолжай, — властно сказал правитель и недовольно поглядел на Храбра.

— Что ж продолжать, правитель, — добавил Ратибор, — Я поспешил оттуда потому, как дольше там находиться не мог. Словно там меня душила эта дурная, затхлая страна, где приносили людей в жертву в их верховных домах, которые они зовут жрище, да казнили прямо на площадях. И толь-ко когда пересекли мы с другами границу смог я свободно вздохнуть нашим чистым и славным воздухом вольной Восурии.

— Хорошо, Ратибор, спасибо тебе за сказ и за твои труды. Надеюсь, что его воины больше нетронут наши торговые ладьи, — заметил правитель.

— Не тревожься, правитель, больше они нападать не будут. Видел бы ты как он боится твоего сына, словно наследник не Черномора победил, а его царя Манялай- Палумита…, тьфу ты не выговоришь, его имя чудное, — добавил Ратибор, и пошевелил усталыми плечами.

Святозар облокотился руками о стол, и, поглядев на Ратибора, пояснил:

— Я не побеждал царя Черномора, кто вот интересно это плетет все время? Я с поединщиком его бился.

— Ну, ему наверно, пока этот сказ перевели, да объяснили… — Ратибор засмеялся, и потер рукой лоб, — Глаза та у него наверно от страха и выкатились…

Правитель и други громко засмеялись шутке Ратибора, а Святозар оглядел всех обиженным взглядом и добавил:

— Ну, и чего тут смешного, не пойму… Про меня, отец, такое плетут, а ты смеешься. Я вот уже не первый раз слышу, как люди говорят, что я Черномора победил, мне прямо неприятно такие наветы слышать. Ох, бы найти этого плетуна…

— И что бы ты сделал интересно с этим плетуном? — заинтересованно спросил Дубыня и утер глаза, на которых, от смеха выступили слезы.

— Да, что… чтобы сделал? Уж я и не знаю, чтобы сделал? — беспокойно начал Святозар, и, потер больной бок, да поморщился.

— Знаешь, Святозар, не успел ты до Новыграда доплыть, как народ понес сказ о тебе. И это очень хорошо, что царь неллов, слушал его именно такой, в котором ты победил Черномора. Пусть, трусливая его душонка, пусть теперь боится тебя, — прекращая смеяться, заметил Дубыня.

— Верно, Дубыня ты сказал, пусть боится моего сына, — согласно кивнув, и довольно оглядывая Святозара, сказал правитель, — Пусть думает, что наследник победил Черномора, и от этого еще сильней трясется, и когда он будет бояться и трястись, то не позволит своим людям напасть на нас тогда, когда мы будем биться с нагаками.

— Да, что ты правитель, кому там нападать. У них то воины…, не воины то, а так ходячие бродилы, они уже и забыли, как меч в руках держать надо. Я видел, как они выходили из лавок, пьяные и грязные, опираясь на мечи как на палку, смотреть противно, — добавил Ратибор и вновь повел усталыми плечами.

— Надо же, — словно самому себе тихо произнес Святозар, разглядывая свои пальцы, — А когда-то они были не только великими кузнецами, но и сильнейшими воинами, которые лучше всех владели мечом, и не было им равных на поле боя, а как они ценили и уважали свой меч…

— Святозар, — негромко сказал отец, и чтобы прекратить воспоминания сына, не сильно пихнул его локтем в грудь.

— А…,а…,а…,- застонал наследник и схватился за раненный бок, — Ты чего отец?

— Прости, сын, я забыл, — расстроено глядя, на потирающего больной бок наследника, добавил правитель, а когда Святозар вымучено улыбнулся отцу, обратился к Ратибору, — Ну, что, друг мой, поезжай домой да отдохни хорошенько, а то я вижу как ты устал. И жду тебя завтра с женой на пире. Иди.

Ратибор поднялся, пожал протянутые руки Храбра и Дубыни, и, кивнув головой правителю и на-следнику пошел из гридницы.

— Сынок, ты тоже иди отдыхать, а то ты плохо выглядешь, — заметил правитель.

— Хорошо, отец, я так и сделаю, как ты велишь, и даю слово, до следующего вечера не поднимусь с ложа, чтобы черные круги под моими глазами не портили пир и настроение моих наставников, — улыбаясь и поглядывая на Храбра и Дубыню сказал Святозар, — Ну, а сейчас мне хочется вам кое-что рассказать и спросить…. Вначале отец, спросить… Скажи, а не могут нагаки объединиться с игниками против нас.

— Никогда сын, — не задумываясь, ответил правитель, — Ведь в стране Игников правит мой названный брат, Керк, а он благороден и честен. Он никогда не пойдет против Восурии, которая его вскормила и воспитала, я в нем уверен. А почему ты спросил?

— Ты, только, не волнуйся, хорошо отец, — сам ужасно волнуясь, начал Святозар, — Сегодня ночью, моя душа вновь покинула мое тело. И я был в шатре бека Туруса, и видел там здорового Нука. Он говорил, чтобы бек к весне подходил с войсками к границе и напал на город Лебедянь…,- наследник прервался на мгновение, его лицо передернулось, губы вздрогнули, и, потирая больной бок он продолжил, — А Турус его спросил, а что будет все это время делать Нук, а тот ответил, что ему надо побывать в стране Игников, что ему там надо выполнить важное поручение, а потом он затих, начал вертеть головой, затем соскочил с места и принялся махать руками, и кричать, что их кто-то подслушивает….Ну, а меня словно кто-то схватил и прямо выдернул оттуда.

— А как ты себя чувствовал, и почему не пришел и сразу мне все не рассказал? — тревожно спросил правитель.

— Не беспокойся отец, чувствовал я себя хорошо. Лишь небольшая слабость, но она наверно была вызвана тем, что я почти не спал последние дни. А раньше, теперь я понял, мне было плохо потому, что меня изматывала рана. Ну, а не пришел я, так как было ранее утро, солнце едва-едва взошло, я не хотел тебя будить, — объяснил Святозар.

— Больше не делай так никогда, — строго сказал правитель, — Сразу приходи ко мне и все рассказы-вай.

— Понятно почему, его сегодня ранили, — вмешался в разговор Храбр, — Я как вспомню, каков ты был после того вылета из тела, тебе обязательно надо было отдохнуть, а не бегать на Ратный двор не искать неприятностей, — гневно закончил наставник.

— Я думал, ты перестанешь, гневаться на меня Храбр, а ты опять за свое, — Святозар помолчал не-много, а затем, добавил, — Теперь я отец знаю, почему это происходит с моей душой. Без моего ведома душа может покидать тело только по воле Бога, и сегодня когда я был в шатре Туруса, я должен был услышать, что-то важное, но я так непредусмотрительно низко опустился, что Нук меня почувствовал, и, то важное для чего посылал меня туда ДажьБог я не узнал, — наследник тяжело вздохнул, и спросил правителя, — Отец, зачем, же Нук поедит в страну Игников, как ты думаешь?

— Не знаю сын, но если ты хочешь, я сейчас же отправлю дружинника к моему брату Керку, и на-прямую спрошу у него про Нука, — сказал правитель и встревожено сжал кулаки.

— Ты же сказал, что ты в нем уверен. И я думал все утро, потому, как не мог уснуть, наверно это связано не с твоим братом, а с моим. Я уверен, что он отправится к Эриху, отец, ведь брат нашей с тобой крови и Нук его так просто не выпустит из своих когтей, — тихо заметил наследник, и при-жав к больному боку руку, потер его, — Отец, может стоит вернуть Эриха домой, чтобы уберечь от Нука, и чтобы я мог защитить его.

— Ни в коем случае, — повышая голос ответил правитель, — Ты слышишь, что ты предлагаешь Свято-зар… Нет, пока мы не покончим с Нуком, Эриха я не верну во дворец. Не хватало, еще, чтобы когда мы с тобой ушли на войну, Эрих ведомый черной рукой Нука напал и убил моего Тура. Нет, такому никогда не бывать. Я уже свыкся с мыслью, что потерял Эриха, как сына, свыкся с мыслью, что веду тебя моего любимого сына, моего наследника на бой с этими нагаками и Нуком. Но подставить под угрозу жизнь Туруши, никогда, слышишь… никогда такому не бывать… И как ты посмел, мне такое предложить, как?

Правитель говорил свою речь очень резко, все более и более повышая голос, и с таким неприятием смотрел на Святозара, что наследник вздрогнул под его взглядом, и чтобы хоть как-то оправдаться с дрожью в голосе сказал:

— Отец, да ты, что разве я могу поставить под угрозу жизнь Тура…

— Замолчи, — вдруг громко выкрикнул правитель, — Не смей мне такое предлагать, мальчишка…

Святозар внезапно вскочил, развернулся и побежал вон из гридницы, но добежав до двери, что ведет в Славный коридор остановился, схватился за больной бок, и, уткнувшись головой в дверь затих, его сотрясала дрожь, жалость и любовь к отцу, и ненависть к самому себе, ему так хотелось распахнуть собственную грудь схватить свою душу за горло, и как когда-то Нук бил душу матери вот точно также бить, бить ее за все, что она натворила.

— Ярил, — очень гневно и громко сказал Храбр, — Ты вообще слышишь себя, ты чего кричишь на Свя-тозара, словно ополоумел, он чего тебе предложил убить твоего Турушу, что ли? Он для себя старается, для себя, что ли. Ты, меня удивляешь, твой старший сын такой славный юноша в шестнадцать лет дошел до Беловодья, излечил твоего Эриха, спас жизни своим другам, учит твоего Турушу, собирается ради нас всех идти на войну, и это в шестнадцать лет, а ты чего на него говоришь? Какой он мальчишка? Ты чего его оскорбляешь перед нами, думаешь, я молчать буду?

— Нет, нет, — закричал Святозар, не в силах слышать про себя хорошое, — Прав, прав отец, как я смел, как смел… Но я никогда Турушу, никогда, слышишь, отец…,- наследник замолчал потому, как чувствовал по лицу текут слезы, он схватился за ручку двери и резко дернул на себя, а затем, застонал от боли и присел.

Слышно было, как поднялся из-за стола Храбр, и, подойдя к Святозару помог встать:

— Пойдем мальчик, я доведу тебя до опочивальни, — приобняв за плечи наследника, добавил Храбр, и повлек за собой, — Ты такой бледный и тебя всего трясет… Совсем, совсем я тебя Ярил не узнаю.

— Подожди, Храбр, — негромко сказал правитель, хватая его за руку, когда тот проходил мимо, — Да, подожди, ты, в самом деле, не уводи Святозара, я с ним поговорю.

Храбр остановился, но не потому, что захотел выполнить просьбу правителя, а потому, что остановился Святозар, который уже утер глаза, и, сдерживая дрожь, посмотрел на отца.

— Прости, меня сын, за резкие слова. Сядь рядом и давай мы спокойно все обсудим, — очень мягко сказал правитель и показал на лавку рядом с собой.

— Знаешь, что Храбр, отпусти ты Святозара, чего впился ему в плечи. Да, пойдем с тобой, пусть отец и сын поговорят, — сказал обращаясь к другу Дубыня, а затем, обратился к правителю, — Ты только Ярил и правда думай, что говоришь. У него, ты думаешь, у Святозара души, что ли нет, ты погляди на него, как только твой язык повернулся так его обидеть.

Глава пятьдесят седьмая

Когда наставники, недовольные правителем покинули гридницу, Святозар все еше продолжал стоять невдалеке от отца, не зная как поступить то ли остаться и поговорить с отцом и тогда точно станет легче или убежать, чтобы в тишине опочивальни продолжить ненавидеть себя.

— Сын, я же попросил тебя, сядь рядом. Сынок, ты слышишь меня? — тихо сказал правитель, и ви-дя, что сын, словно его не слышит, встал, подошел к нему, и, взяв его за плечи, насильно повел и усадил за стол.

Святозар опустился на лавку и почувствовал боль в боку, дрожь, которая сотрясала его тело, и, не выдержав такой тяжести, уткнулся лбом в стол и заплакал. Отец сел рядом и привлек к себе сына, и принялся, успокоительно поглаживать по голове.

— Отец, — сквозь слезы прошептал Святозар, — Отец, что я наделал, что натворил… Эрих же из-за меня мучается, из-за меня его бедную душу терзает этот низкий Нук. Только поэтому, только поэтому я тебе такое предложил, я не подумал, не подумал про Турушу, отец. Но я бы никогда не позволил себе или кому бы, то, ни было обидеть моего брата, что ты отец. Когда я думаю, что совершив одну ошибку, я разрушил жизнь матери, Эриха и твою…, когда я об этом думаю, я ненавижу себя. Я бы сам разорвал себе грудь, если бы я только знал этот заговор, я бы разорвал себе грудь и сам бы избил свою душу… Отец, отец, я задыхаюсь, о Боги нет мне прощения, как я вообще могу ступать по этой земле, как не испепилит меня гнев Перуна и ДажьБога… Я же не говорил, не говорил тебе, тогда когда мать рассказывала мне про сговор, она сказала мне, что ее душа после смерти уйдет в Пекло, слышишь отец, в Пекло… И если я еще могу помочь Эриху, то матери, матери никак…

Святозар замолчал, уткнувшись отцу в грудь и сотрясаемый рыданиями и дрожью, а отец нежно гладя его по волосам, сказал ему:

— Я знаю куда ушла душа Долы…, тот кто создает сговор с Пеклом, не достоин Ирий-сада… Но это не значит, что ты теперь так должен мучить себя. Давай с тобой сделаем так, сейчас ты успоко-ишься. Я схожу, принесу тебе горячего сбитня, потому что сразу видно тебе очень плохо. Мы поставим с тобой два сиденья поближе к камину, чтобы ты согрелся и тогда мы с тобой сможем поговорить и может быть я смогу потушить тот огонь, что сжигает тебя изнутри. Хорошо?

Святозар согласно кивнул головой, тогда отец выпустил его из объятий встал и пошел к выходу из гридницы, а наследник положил голову на стол, и, закрыв глаза, затих. Отец вернулся быстро, и, придвинув два сиденья к камину так, чтобы можно было согреться, да подкинув дрова, позвал сына. Святозар тяжело встал, его сильно качало из стороны в сторону, правитель подошел, и, поддержав наследника, помог ему дойти и сесть на сиденье. В гридницу постучали, отец сам открыл дверь, и, взяв кувшин и чашу негромко, сказал:

— Вячко пусть нас никто не тревожит, мне надо поговорить с наследником, — и когда Вячко понятливо кивнул головой, закрыл дверь. — Сынок, возьми чашу и попей, тебе надо успокоиться… И прошу тебя, прости меня за мои грубые слова, я меньше всего хотел тебя обидеть.

— Отец, — с дрожью в голосе сказал Святозар, — Какое прощение можешь ты просить у меня… Ты который столько для меня делает, так любит…

— Ну, ну, мы же договорились, ты успокоишься и поговорим, поэтому пей сбитень, — добавил отец, прохаживаясь вдоль столов, а когда увидел, что Святозар допил сбитень и бессильно опустил ча-шу, взял ее у сына, и, поставив на стол, вернулся к камину. Правитель сел на свое сиденье внима-тельно посмотрел на сына и сказал, — Послушай, Святозар, расскажи мне, почему ты, будучи Бого-мудром создал такой заговор, какие мысли тебя направляли?

— Мысли… — словно не понимая правителя, протянул Святозар.

— Ну, да мысли… Ведь не зря же ты запретил обучать других своих потомков, оставив магию лишь первенцу, — пояснил Ярил.

— Это очень долгий и тяжелый сказ, мне не хватит сил поведать его тебе, отец, — ответил наследник.

— Сынок, чтобы я смог тебе помочь, ты должен набраться сил и рассказать мне все. Лишь зная все о жизни Богомудра, я найду те слова, которыми успокою твою измученную душу, — тихо добавил правитель.

Святозар какое-то время молчал, смотря на огонь в камине, который пожирал дрова, а потом, тяжело вздохнув, сказал:

— Наверно, ты прав, отец, мне надо было давно тебе все рассказать… Поведать тебе, что меня подтолкнуло к созданию этого заговора, ведь это не только страшный поступок Красимира, нет… Это еще все те события в моей жизни, участником которых я был…. Но я начну по-порядку… Ты, же знаешь, отец, что на земле когда-то жили не только люди, но и другие народы. Некоторые народы были злыми, воинственными, а другие наоборот добрыми, чистыми, не умеющими проливать кровь, такими как гомозули, альвины, чудь белоглазая. Но на земле всегда билось добро со злом, и тогда когда я был Святозаром, и особенно тогда, когда я был Богомудром. В те времена, когда теснимые черными колдунами и жестокими людьми наш мир покинули гмуры и альвины, а чудь белоглазая была уничтожена, я возродился Богомудром, потому как я был необходим нашему народу. Черные колдуны научились творить страшное, они создавали сговор с белыми чародеями, и, объединив свою черную магию с белой становились подобны Богам. Моя победа над Горыней, была лишь крошкой тех знаний и силы, которыми при слиянии стали обладать такие чарколы, так стали звать их люди. Они не только сливались духовно, но и физически, превращая свои человеческие тела в уродливые подобия Богов. Поверь мне, отец, это было страшное время. Такие чарколы вели войны между собой, чтобы захватить власть над миром и править им, но пока они бились между собой, наши Боги их не трогали. Но пришло время и среди них остался лишь один чаркол, его звали Сатэга, он был очень страшен и силен, его магия не уступала магии Чернобога, когда он одержал вверх над другими чарколами, то первым делом решил уничтожить восуров, так как тогда на земле, наш молодой и сильный народ почитал и любил Сварога и его сыновей. Сатэга пришел войной на Восурию, и я выступил со своим войском ему навстречу. Он стоял, в широком поле, впереди своих воинов порабащенных народов, которых он обратил в чудовищ. Сатэга был очень высокий и плотный чаркол с белой покрытой зеленой плесенью кожей, с такими же белыми с плесенью волосами, стянутыми на голове в хвост, как у лошади. Его лицо одновременно было ужасным и красивым, словно он нес в себе кошмар зла, и свет добра, очи черные, как сама ночь, а зрачки наоборот белые, небольшой с легкой горбинкой нос, как у альвинов, тонкий с зелеными губами рот из которого по бокам вылазили устремленные вверх два огромных белых зуба. Он был одет в черное одеяние до земли, и подпоясан на талии белым поясом. Меня поразило в его внешности одно, длинные тонкие белые, белые пальцы, с кровавыми, словно живыми ногтями. Его воинство было не менее ужасным, сразу позади него стояли пешие воины высокие, худые, длиннорукие существа, которые держали в руках огромные в рост человека палицы — дубины с окованными набалдашниками на концах, головы их вращались по кругу, на месте глаз пустые глазницы, вместо рта и носа тонкие щели. Сразу за пешими воинами стояли всадники. Справа от Сатэга верхом на черных с развивающимися гривами лошадях сидели, словно мертвецы худые, худые воины с тонкой серой кожей, такой прозрачной, что было видно кости под ней, да с кроваво-красными полыхающими глазами, в руках они держали длинные, увитые колючками, да шипами хлысты. Рядом с их лошадьми стояли переменаясь с ноги на ногу, громко рыча, громадные псы с человеческими лицами, и раззевая пасть, показывали белые огромные зубы, с которых на землю стекала кровавая слюна. Слева от Сатэга поместились воины на колесницах — это повозки древних, сейчас таких нет, они небольшие, открытые в них стояли, и помещалось там не больше двух воинов, один правил колесницей, а другой держал в руках длинное копье, которым бился. Но в отличие от обычных колесниц, в которые запрягали коней, в эти были запряжены здоровые рыжие похожие на волков звери с огромной головой покрытой густой шерстью. Сами воины были низкорослые, с черной кожей, с вытянутыми лицами, с большими красными глазами, широким приплюснутым носом, большим несмыкающимся ртом, да кривыми острыми наподобие кинжала зубами, и торчащими во все стороны черными волосами. — Святозар на мгновение замолчал, вытер выступивший на лбу пот, да продолжил, — Это было страшно… Я вообще-то не из пугливых, но когда я увидел это войско, ужас проник в мою душу. Сатэга вызвал меня на поединок, как ведуна и как правителя, я знал, что ДажьБог придет на помощь, если, что пойдет не так, но он всегда считал, что я должен попытаться победить сам, преодолеть все припятствие без его помощи. Лишь только начался наш поединок, как я понял, что Сатэга мне никогда не одолеть, мой меч ДажьБога не мог мне помочь потому, как Сатэга бился только при помощи магии. Он посылал в меня потоки огня, которые сжигали и ледяные потоки воды, которые обращали все в лед, а я, укрывшись под созданным мною щитом, ели сдерживал их натиск. Затем он создал громадного зеленого змея с тремя головами, с большими крыльями, четырьмя лапами, да длинными когтями, который извергал пламя. Змей взлетел высоко в небо, а я схватил меч в надежде его убить, но он резко упал на меня выпустив огромный стлоб огня, я вновь закрылся щитом, а потом бросился на него, однако бой наш был недолгим, мне удалось срубить лишь одну голову, да разрубить напополам его правое крыло, он же не просто жег меня пламенем, а еще и бил меня лапами с когтями, и крыльями на концах, которых тоже были когти. Обливаясь кровью, я упал и потерял сознание, а когда очнулся, увидел около себя ДажьБога, который светом исходящих из своих рук лечил мои ожоги и плакал. " Отец, — спросил я его, — Почему ты плачешь?", ДажьБог посмотрел на меня и ответил: " Мальчик мой, лишь мои слезы могут излечить тебя". Я поднял голову и оглядел поле боя, на выручку мне пришел не только отец, но и Бог Перун, и Бог Семаргл. Они уже изничтожили змея и теперь бились с войском Сатэга. Перун натягивал лук и пускал золотые молнии, а Семаргл хлестал их плетью полыхающей огнем. Когда войско разбили, Семаргл и Перун начали битву с Сатэгой, но тот создал над собой огромную прозрачную не пробиваемую чашу и как Семаргл, и Перун не старались, они не могли ее разбить. Тогда Перун крикнул ДажьБогу: " Сын лети в небесную Сваргу и зови на помощь Бога Сварога, лишь он нам поможет, — он посмотрел на меня, и доба-вил, — Без отца моего, мы не сможем победить Сатэга и спасти твоего сына". ДажьБог положил мою голову, которую придерживал рукой на землю и полетел в небо. А я чувствовал, что умираю. Прошло немного времени, и, разрывая небесную синеву, с неба явился сам Бог Сварог, высокий старец с белыми длинными волосами и бородой, в роскошных белых одеяниях и с нимбом на голове, да огромным железным молотом в руках. Как только он спустился с неба и встал на землю, к нему приблизились его сыновья и ДажьБог летящий следом и низко поклонились, он осмотрел землю, покрытую телами павших воинов Сатэга, потом мое войско, которое при виде Богов опустилось на колено, самого Сатэга, который прятался в чаше, да перевел взгляд на меня. Он некоторое время смотрел мне в глаза своими синими, синими, словно морская вода очами, и, улыбнувшись, вырвал из своей бороды длинный, белый волосок, и, подойдя ко мне, положил его на меня, а как только этот волосок впитался в мое тело, я сразу почувствовал, словно ко мне вернулись силы. Сварог подошел к чаше, за которой скрывался Сатэга, поднял высоко волшебный молот и стукнул им по чаше, и та в тот же миг разломилась надвое. Семаргл взмахнул плетью, и она обвилась вокруг правой руки Сатэга, а Перун выпустил молнию, и та воткнулась влевую руку Сатэга, и тогда Перун схватился за свободный конец молнии, и одновременно сыны Сварога дернули на себя Сатэга, словно разрывая напополам, и в тоже мгновение Сатэга разломился надвое, на добро и зло, на колдуна и чародея. А Сварог поднял молот и ударил сначало по колдуну, а потом по чародею, — Святозар вновь замолчал, а улыбнувшись, добавил, — И долго потом ДажьБог и Перун проливали над моими ранами слезы, стараясь их излечить. Помню, Перун ругал ДажьБога, говоря ему: " Как мог ты позволить ему, простому человеку биться с этим злом, как мог ты поставить под угрозу все то, что мы с тобой долгое время создавали, защищали и любили."

Святозар опять прервался, и, поднявшись, подошел к камину, взял полено и подбросил в огонь, добавив:

— Боги излечили мои раны, но шрамы по всему телу остались, и не только по телу… Красимир всегда был очень хорошим и милым мальчиком, моим любимцем. Он также, как его брат прошел испытание в Сумрачном лесу и получил красное древко, он был всегда послушен и как мне, казалось, светел… Он рано женился и очень, очень сильно любил свою жену, а когда при родах она и ребенок умерли, он, словно потерял себя, в его сердце возникла обида на Богов и Лучезара, у которго уже был сын и три дочери. И тогда он решил отравить брата, а потом убить его детей. Он приехал к нему в дом и привез отравленную медовуху, не знаю о чем он думал, ведь если бы Лучезар и его сын Ярил умерли, он бы умер следом, так как они были защищены даром ДажьБога. Он говорил мне потом, что хотел сам править Восурией и ненавидел удачливого Лучезара… А мне, отец, показалось, показалось, что он перешел на сторону зла… И тогда я лишил его дара, а немного позже он убежал из темницы, где я его держал и утонул в Ра-реке, пытаясь ее переплыть, — Святозар взял кочергу и потревожил угли потому, как полено не разгоралось, — Я долго думал, как мне поступить… А потом решил, нельзя позволить этой чистой магии, которую даровал мне мой учитель Альм, превратиться в Сатэга, я решил пусть лучше эти знания исчезнут, чем какой-нибудь недостойный мои правнук превратит их в зло. Я попросил Лучезара не обучать магии его младших сыновей, сказав, что создам заговор и оставлю знания лишь старшему в нашем роду- первенцу, и он со мной согласился. Я создал заговор не задолго до своей смерти, все время колебался…, наверно чувствовал, что он может принести беды моим потомкам.

— Сын, вернись на сиденье, — сказал отец, а когда Святозар вновь сел, спросил его, — А почему, эти события не описаны в книге Вед? Я впервые слышу о них…

— Я не стал их вносить в книгу, — объяснил Святозар, — Потому, что мне было тяжело их вспоминать, а люди, видевшие все, видевшие мои шрамы писали сказанья, не упоминая моего имени, чтобы не тревожить мои раны. И ты много раз отец слышал это сказанье, но просто ты не знал, что оно о Богомудре, потому как там поменяли мне имя, назвав меня…

— Кудесником Ставром Великим, — сказал за сына правитель, — Но в том сказании не говорится, что тебя лечили Боги.

— Да, отец, об этом там не сказано, и не сказано как они проливали слезы потому, как это видел лишь я… Мои воины не смели подойти, покуда Боги не ушли. А когда ДажьБог и Перун излечили меня и покинули, я поднялся живой и почти невредимый точно, как в сказе.

— Удивительно, я даже никогда не думал, что это было на самом деле. Мне казалось, что это лишь поверье…,- заметил отец, он поднялся, подошел к столу и налил себе и сыну в чаши сбитня, — Возьми, сынок, — подал он чашу Святозару, — Сбитень, правда остыл, но он и холодным вкусен. Знаешь, сын, я думаю, ты обязательно должен внести эти события в книгу и описать их именно так, как они и были. А теперь, когда я знаю, обо всем, что с тобой произошло, я хочу тебе сказать вот, что… Без сомнения ты был не прав создавая такой заговор, но брать на себя вину и обвинять себя во всем, что случилось ты не имеешь право… Ты, жертвовал во время того боя своей жизнью, ради нашей земли и народа, и у тебя великая душа, которую не то, что бить, нельзя даже обижать. Во всем, что с нами произошло виноваты двое- это Нук, и как бы мне не было больно говорить Дола. Ну, Нук понятно — это зло, пришедшее из Пекла или созданное им. Но Дола виновата не меньше, она мне говорила перед смертью, что не должна была верить Нуку, тем более, когда он попросил у нее душу, она ведь поняла тогда, что он оттуда из тьмы, а значит верить ему нельзя, от него надо бежать как можно скорей, а она же поступила по другому, отдав ему свою душу… Но, что она сделала с Эрихом, этого нельзя простить… Ты, сам выбираешь свой путь, но ты не можешь жертвовать ради себя жизнью другого… Я понимаю почему это случилось с Долой, а например не с моей матушкой или бабушкой потому, что ни моя бабка, ни мать никогда бы не пожертвовали душами своих детей, чтобы продлить свою жизнь на земле. Ответь мне Святозар, ради собственной жизни смог бы ты пожертвовать моей душой?

— Что ты, отец, никогда, никогда…,- вскрикнул Святозар и так резко подскочил, что больной бок вновь дал о себе знать резкой болью, наследник застонал, схватился за него рукой.

— Ну, чего ты, — расстроено сказал отец, и забрал у сына чашу, поставив ее около своего сиденья, — Я спросил тебя потому, что я сам никогда бы не пожертвовал душой своего сына ради себя. Нет… силы зла, знали лучше Долу чем я…

— Отец, мать ошиблась, — опускаясь на спинку сиденья спиной и продолжая тереть бок, заметил наследник.

— Ошибся ты, — добавил Ярил, — Она же поступила первый раз необдуманно и непростительно, а второй раз пожертвовала Эрихом, а затем еще и отдала тебя…. Тебя, беззащитного младенца Нуку и разрешила увезти, а если бы слуги Нука убили тебя, ведь ты тогда не был защищен магией ДажьБога…

— Я тоже об этом думаю, отец, почему Нук и его люди не убили меня… Наверно они думали, что я уже защищен, та печать, что была у меня на руке, без сомнения спасла мне жизнь…

— Значит, Богомудр все же где-то поступил, верно…. И благодаря этой печати, сохранил себе жизнь, — улыбнувшись, заметил правитель, — Так что сын, как видишь если кто и виноват в трагедии нашей семьи, и в том, что душа нашего Эриха вполоне, то это явно не Богомудр, это не ты мальчик мой дорогой, а это подлый Нук и…. и моя любимая жена Дола. Надеюсь, ты это теперь осмыслишь, и перестанешь себя изводить потому, как я хочу, видить тебя прежним веселым и довольным мальчиком. Я понимаю, что груз прожитых жизней лежит на тебе, но заговор ты уничтожил, книгу Вед пробудил, ученика себе нашел и я думаю, что единственное, что ты должен еще сделать это помочь своему брату Эриху. Матери же ты ничем не обязан, сначало она позволила оторвать тебя от семьи, потом когда ты вернулся, ни разу ни захотела прижать тебя к своей груди, а когда на тебя напал Эрих и убил, не смогла найти в себе силы, все это прекратить. А ведь она видела как плохо тебе, мне и Эриху и все же ради себя, продолжала молчать…

Правитель прекратил говорить, и, откинувшись на спинку сиденья, затих.

— Отец, — спросил его Святозар, — Так как же нам пока поступить с Эрихом, как нам его защитить от Нука?

— Что ж, сынок, — откликнулся правитель, — Сегодня же я пошлю гонца в город Вегры к Доброгневу и прикажу ему не спускать глаз с Эриха. И я думаю, пока это все, что мы с тобой можем для него сделать, — отец перевел взгляд с полыхающего в камине полена на сына, и, улыбнувшись, доба-вил, — Ратибор привез тебе дар от царя неллов, я приказал пока положить его в своих покоях, пойдем, ты посмотришь, а потом Вячко и Борщ перенесут их в твою опочивальню.

— Нет, отец, я не возьму себе этот подарок, он мне не нужен. У меня есть меч ДажьБога, кольчуга, шлем и щит, которые ты мне подарил, — сказал Святозар и повертел перстень на пальце, — Я думаю, что оставим дар царя неллов для Тура, когда он пойдет на испытание в Сумрачный лес, мы его с тобой ему и отдадим. И если я погибну весной….

— Не говори такого при мне, сын… После того, что я узнал про тебя, моя душа успокоилась, теперь я уверен ДажьБог не позволит погибнуть своему и моему сыну, — заметил отец, он прервался на миг, и согласно кивнув головой, добавил, — Но если ты хочешь эти дары передать Туру, то пусть будет по-твоему, только уж сам ему и приподнесешь, тогда.

— Хорошо, отец, я сам и приподнесу их Туру, когда он вырастет. А теперь, отец, я пойду отдыхать, у меня так разболелся бок, что нет сил, сидеть, — сказал Святозар, и, поднявшись с сиденья, покачнулся.

Правитель протянул руку и придержал наследника, а после и сам поднялся:

— Ах, этот шалопай, Звенислав. Он решил вновь мне испортить праздник в честь Бога Коляды. Подожди, я доведу тебя до твоих покоев.

— Да, нет отец, он не виноват, я сам предложил биться без щита, — заступился за друга Святозар.

— Я же вроде тебя просил, не брать всю вину на себя, — заметил правитель, когда они вместе с на-следником подошли к дверям из гридницы, — Потому, как мне Искрен все рассказал, как ты осту-пился и как твой друг рубанул тебя по боку. Ну, и устрою я же этому Звениславу завтра, как только увижу.

— Нет, отец, не надо устраивать Звениславу, знал бы ты какой он великий воин. Ведь он одним махом срубил голову василиску. Он лучше всех владеет мечом в моей дружине, и если у меня когда-нибудь родится сын, то я Звенислава возьму ему в наставники, — добавил Святозар и открыл дверь.

Правитель, придерживающий наследника за руку, внезапно остановился, посмотрел удивленно на сына, засмеялся и сказал:

— Ну, ты даешь, сын, хорошо же ты придумал. Взять ребенку в наставники человека, который не может сдерживать себя, не может собою руководить, да он же дитя в первом учебном бою покалечит так, что не твоя, не чья другая магия ему уже не помогут. Может он воин и хороший, я не спорю, но судя по тому, как ты загибаешься учитель он никудышный. И если я доживу до своего внука, то поверь мне, ни позволю тебе взять в наставники для него Звенислава, никогда.

Когда правитель и наследник вышли из гридницы в коридор, то увидели там Вячко, который про-гуливался по коридору, охраняя двери гридницы от незваных посетителей.

— Вячко, пожайлуста, проводи наследника до его покоев, — обратился к слуге правитель, — А потом найди Борща и скажи ему, чтобы он принес моему сыну поесть в опочивальню. Наследник у нас приболел, ему надо хорошо потрапезничить и отдохнуть. Да, скажешь ему, чтобы потом явился ко мне, у меня для вас обоих есть задание. А, кстати, ты не видел Храбра?

— Он, ваша светлость, — ответил Вячко, — Видел я, уехал. Такой сердитый был, мене даже страшно стало. Я ему коня привел, а он уздечку вырвал из рук, сел и ускакал. А наставник Дубыня ему, что-то вслед крикнул, да он и неслышал, наставник Дубыня постоял немного, а затем и сам уе-хал.

— Ну, — заметил правитель, — Теперь Храбр, за тебя сынок, будет на меня дня два дуться. Золотой он у меня все же друг.

— Точно, отец, — согласился Святозар, — Золотой он человек, такой же, как и мой Стоян.

— Да, сын мой, Стоян мне тоже сразу понравился, когда я его впервые увидел… Он всегда был славным, послушным и светлым мальчиком, особенно тогда, когда лежал в люльке, — правитель улыбнулся, и, отпустив руку наследника, добавил, — Я прошу тебя сынок, пойти поспать и отдох-нуть, да до пира не подниматься с ложа, потому, как ты правы наставники, очень плохо выгля-дишь. А я Туру скажу, что занятий не будет. И я надеюсь, что с сегодняшнего дня твоей душе хотя бы на немного будет спокойней.

Глава пятьдесят восемь

Святозар проспал не только всю ночь, но и весь следующий день, лишь просыпаясь для того, что-бы поесть принесенное Борщом. Как только солнце двинулось к закату, слуга принес Святозару праздничную одежу белую рубаху, штаны, да золотистый кафтан. Святозар оделся, возложил на голову обруч-венец, как велел отец, и, выйдя из опочивальни, спустился вниз по лестнице, но прежде чем идти в гридницу, зашел в светлую комнату. Сегодня был не только день рождения Бога Коляды, который когда-то принес восурам ведические знания, но и день рождения самой книги Вед, и поэтому Святозар хотел поблагодарить ее за приход в Белый Свет, поклониться ей до земли так, как когда-то делал, будучи Богомудром.

Святозар зашел в комнату, разжег свечи потому, что там было очень темно, и, подойдя к столу, на котором лежала обернутая бурой, потертой от времени кожей книга, остановился. Наследник ласково погладил книгу, да поклонившись до земли, сказал:

— Великая книга Вед благодарю тебя, что ты пришла к нам в мир, вместе с моим братом Богом Колядой и принесла нам великие ведические знания! — Святозар немного помолчал, и добавил, — Надо тебе кожу поменять, погляди, какая землистая волоха стала, я отца попрошу, он закажет тебе обновку, а я ее и надену. — Он опять протянул руку, чтобы ее погладить, но книга внезапно подпрыгнула на месте, и из нее вырвался огромный, золотистый столп света, который ударил в потолок комнаты, и, рассыпавшись, осветил каждый уголок в ней. Книга же вновь подпрыгнула, без всяких заветных слов раскрылась, один из листков книги приподнялся, словно хотел перевернуться, но так и затих, а после он задрожал и начал пухнуть на глазах, мгновение спустя, он дрогнул и расспался на два листа. Святозар наклонился над раскрытыми листьями и посмотрел на то, что ему показала книга.

Когда наследник подходил к гриднице, то у распахнутых дверей увидел входящего в зал прави-теля и Тура. Отец заметил Святозара, на миг остановился, и сказал:

— Почему ты задержался, сын? Я уже послал за тобой Вячко.

— Прости, отец… Отец, мы можем задержаться, мне надо тебе кое-что показать, — взволнованно сказал Святозар.

— Сын, други уже поднялись приветствовать нас, это не может подождать? Это связано с твоим здоровьем? — тревожно спросил отец.

— Нет, отец, не с моим здоровьем. И не тревожься, это хорошое, не плохое… И верно, дружина уже поднялась, — подойдя к правителю и увидев поднявшихся другов, заметил Святозар, — Пойдем, тогда, отец, а как сядем я все расскажу.

Правитель вместе с сыновьями вошел в гридницу и как всегда сел за центральный стол, усадив Святозара по правую руку, а Тура по левую. Теперь на пиру присутствовала не только дружина отца с супругами, но и дружина Святозара. Справа от наследника сидел Стоян и Белослава, следом Искрен, Сем, Горазд, Молчун, Вторак, Часлав, Любим, Годлав, Звенислав и Лель. Когда правитель поднял чашу, и объявил тост за Бога Коляду, началось празднование. Святозар протянул руку и подергал отца за золотистый кафтан, призывая правителя к вниманию, тот повернул голову и спросил:

— Что, мальчик мой беспокойный, с тобой успело случиться, ведь насколько я знаю, ты только, что поднялся с ложа.

— Ах, отец, видел бы ты, что со мной случилось, — начал торопливо говорить Святозар, — Перед тем как прийти в гридницу, я зашел в светлую комнату, чтобы поблагодарить книгу Вед, которая к нам спустилась вместе с Богом Колядой. Но внезапно из книги вырвался столп света, она раскрылась, а потом показала мне лист, который распался надвое, а на этом листе, отец, изображен щит.

— Щит? — удивленно переспросил правитель.

— Щит, щит, отец… Да, какой щит… Это щит волшебный, а там под ним заговор, который надо на него наложить. Отец, отец, закажи мне такой щит, точно, точно такой щит… Я знаю чей это щит… Ах, отец, — восторженно говорил наследник, — Знал бы ты чей это щит, и кто мне его дарит…

— Ты, мне расскажешь, кто? — улыбаясь, спросил правитель.

— Да, я тебе расскажу попозже, и, только если ты выполнишь две мои просьбы, — прерывисто вздохнул наследник и посмотрел прямо в зеленые глаза отца.

— И какие же это просьбы, сынок?

— Первая, после пира, ты пойдешь и посмотришь этот щит и закажешь точную копию, а вторая мне нужна выделанная кожа, хорошо бы белая, так как книге Вед я пообещал надеть новую волоху, — добавил наследник и беспокойно расстегнул застежки на кафтане.

— Застегнись, — негромко заметил правитель, а когда наследник глянул на расстегнутый кафтан и застегнул его, добавил, — А кто поменяет волоху на книге?

— Я, отец, я… Я уже менял…,- Святозар засмеялся и пояснил, — Вед очень любит новые наряды, по-верь мне…

— Хорошо, сынок, я закажу новую кожу для Вед, раз ты так уверен, что она будет довольна, — улы-баясь, заметил правитель, — Ну, а щит, надо будет посмотреть вместе с Храбром, ему можно?

— Конечно, отец, можно.

— Тогда сделаем это завтра потому, как пир будет длиться до утра, а потом надо будет поспать и нестолько мне, сколько тебе… Хорошо, теперь будет возможность, Храбра задобрить, — сказал правитель и засмеялся, — А то он знаешь, сын, даже сегодня не приезжал во дворец. Я послал за ним Вячко, сказав, чтобы он явился ко мне, а он ответил, что болен. Представляешь, сын, Храбр и болен…,- правитель перестал смеяться посмотрел на сына, и, вздохнув, добавил, — Не простительные вчера я на тебя сказал слова, мальчик мой, это даже наставники поняли, а ведь они не знают всего того, что знаю я. Иногда мы гневаемся, говорим грубые слова, а потом переживаем…, что ж верно народ сказывает: " Слово не стрела, а пуще стрелы разит".

— Не тревожься, отец, я ведь понимаю, почему ты так сказал. Давай не будем это вспоминать… Мне знаешь, после вчерашнего разговора с тобой стало… стало как-то легко, словно с меня часть этой ноши сняли. Наверно поэтому книга и показала сегодня этот щит, я смог успокоиться и ДажьБогу это понравилось. Знаешь, отец ДажьБог не любит когда придаются унынию, он очень любит улыбаться, смеяться и шутить…,- улыбнувшись, добавил наследник.

— Как ты мой мальчик, ты ведь тоже любишь шутить, — заметил правитель. — Ну, тогда мы так с тобой и порешим, перед уходом с пира я позову Храбра, а ты предложи ему посмотреть щит, он теперь к тебе благоволит. Ну, а после праздников мы съездием с ним к кузницу Братише и закажем его для тебя, хорошо? — Святозар радостно кивнул головой отцу, — А теперь оставим разговоры и продолжим пир потому, как ты не только не пил, но и не ел. Так, что пока не поешь и невыпьешь чашу медовухи не отвлекай меня на разговоры, — добавил отец и отвернулся от Святозара, так как слева его настойчиво дергал за рукав Тур, явно, что-то выпрашивая.

Святозар положил себе на блюдо жаркое из тетерева, и, взяв ломоть хлеба, принялся есть, так как обрадованный увиденным щитом, и успокоенный мудрыми словами отца почувствовал себя очень голодным. Быстро насытившись, он огляделся, сидевший около Святозара Стоян был таким радостным и счастливым, ухаживая за Белославой, он ей нежно улыбался и что-то шептал на ухо, а Белослава лишь стыдливо морщил свой носик, и мотала головой. Святозар перевел взгляд с довольной парочки влюбленных, и глянул на другов, которые, так же как и Стоян радостно разговаривали ели и пили, лишь один Звенислав сидел с понурой головой и лениво ковырял ложкой в блюде. Святозар поглядел на друга, и ему так стало его жалко, что он решил поддержать Звенислава, и оглянулся на отца. Но правитель был занят разговором с Храбром, которого наконец-то дозвался, посадил между собой и Туром и теперь услужливо поил медовухой. Правда надо отдать должное наставнику, тот сидел очень хмурый, и недовольно отвечал на вопросы правителя о своем здоровье.

— Звенислав, — тихо позвал Святозар друга.

Но в гриднице было так шумно, от звяканья посуды и разговоров, что Звенислав его не слышал.

— Стоян, — толкнул наследник друга в плечо.

Стоян повернул голову и спросил:

— Что-то случилось, Святозар?

— Позови Звенислава, а то он меня не слышит, — попросил Святозар.

Стоян повернул головы и так громко крикнул, что Белослава прикрыла ладонями уши:

— Звенислав, глухой ты что ли, не слышишь, тебя наследник зовет.

— Ты, чего так орешь? — недовольно сказал Святозар, и обернулся на отца, но тот все еще продол-жал разговаривать с Храбром, у которого на лице уже проступило подобие улыбки.

Звенислав приблизился и встал между Святозаром и Стояном, кинул беспокойный взгляд на пра-вителя и тихо сказал:

— Святозар, ты меня звал?

— Друг мой, Звенислав, ты чего такой недовольный? Ты этого из-за вчерашнего, что ли? — спросил наследник.

— Да, что ж мне быть веселым, Святозар. Я как вчера вернулся домой, да как други прознали, что я тебя ранил, так и закончилась моя спокойная жизнь… Не только один Часлав мне хотел разбить нос, но предлагали его мне поправить и Горазд, и Вторак, и Молчун. Особлива его хотел попра-вить Стоян, — Звенислав замолчал, бросил испуганный взгляд на Стояна, и, приблизившись ближе к наследнику, еще тише продолжил, — Пришел и говорит, что я, верно, совсем одурел, учудив такое? И когда… прямо под праздник Бога Коляды… Говорит, что в том году Эрих напал на тебя именно на этот праздник, и что я ничуть не лучше этого Нука поступил. Говорил, что если не могу сдерживать свою силу, чтобы не подходил к тебе, и что если еще раз такое натворю, он меня возьмет и напополам сломает.

— Да, да, — вмешался в разговор до этого мирно беседующий с Белославой Стоян, — Я именно так и сделаю. Я с тобой Звенислав и без меча справлюсь. Ишь, ты пришел тут жалуется, наследнику, мало, что ли ты ему боли доставил.

— Стоян, — тихо так, чтобы не услышал отец, сказал Святозар, — Понимаешь он нечаенно, и нечего вам по таким пустякам меж собой ссориться.

— Ничего себе пустяк, он твой друг, твой дружинник, тебе мечом по груди и это, по-твоему, пустяк? А, по-моему, это не пустяк. Не можешь ты Звенислав наследника учить, иди вон с василисками бейся, — гневно заметил Стоян и отвернулся к Белославе.

— Во видел Святозар, и вчера точно также говорил. Да, я что нарочно, что ли… И с василиском я бился, себя тоже не жалеючи потому, что видел как Святозар кровью обливается. А вчера это случайность была. Слышишь, Стоян, — и Звенислав потряс друга за плечо.

Но Стоян ничего не ответил, а лишь сбросил со своего плеча руку Звенислава, явно показывая, что он им недоволен.

— Ну, что ж, Звенислав, не обращай внимания, — тихо заметил наследник, — Я на тебя не сержусь так, как сам виноват, нечего было предлагать биться без щитов. И у меня уже ничего, не болит, зажило все вчера.

— Да, уж, успокаивай его, успокаивай, — опять вмешался в разговор Стоян и повернул голову к на-следнику, — А ты лучше ему расскажи как ты вчера, загибаясь, прибежал выручать Искрена, такого же оболтуса, как и этот. Мне вчера отец, все рассказал…

— Стоян, — уговаривал его Святозар, — Поверь друг мой, Звенислав не виноват…

Но Стоян перебил наследника, усмехнулся и сказал:

— Ты, еще добавь свое любимое, что виноват ты. Наверно ты ему бок подставил, да попросил ру-бануть посильней, да так, чтобы два ребра сломал. Мне все Искрен и Часлав рассказали, и им обоим от меня тоже досталось. Так как я их предупреждал, чтобы слушали Храбра и без щита не позволяли тебе биться со Звениславом потому, что он даже на тренировочных боях все норовит, кому из другов кости поломать.

— Ты, смотри, — благодарно улыбнулся Святозар проявленной заботе, — Стоян, ты как мой отец, всех опросил, виновных нашел и наказал. Ты пойми, я предложил без щитов, неужели бы ты меня ослушался.

— Если бы я видел, что тебе грозит опасность, без сомнения ослушался. Твоя жизнь для меня бес-ценна, также как и для твоего отца, нашего правителя. А он олух такой, Звенислав, поставил под угрозу твою жизнь и спокойствие правителя, — громко закончил Стоян.

— Стоян, чего кричишь- то, — спросил Святозар, и похлопав Стояна по плечу, добавил, — Такой ты верный друг Стоян… Но у тебя есть недостаток любишь ты повозмущаться на пустом месте. — Стоян фыркнул в нос и опять развернулся к Белославе, а наследник продолжил, — Друг мой, Звенислав, прошу тебя не кручинься, это последний большой праздник, перед нашим походом, не порть мне настроение.

— Святозар, — добавил Звенислав, видно решивший рассказать наследнику о все своих вчерашних страданиях, — Стоян сказал еще, что в следующий раз он разговоры вести не будет, а привяжет меня к коню и отправит в Новыград.

— Ага, — усмехнувшись и опять вмешиваясь в разговор, сказал Стоян, — Вот это надо было сделать вчера, судя по тому, как ты сейчас себя ведешь…

Святозар открыл, было, рот, чтобы вновь заступиться за Звенислава, но судя по всему последние слова Стояна, услышал отец, так как внезапно сзади раздался громкий голос правителя:

— Гляди, Храбр, а вот и Звенислав, которого я весь день сегодня так желал увидеть. Как говорится: " На ловца и зверь бежит". А ну- ка воин, иди сюда, хочу с тобой поговорить.

Святозар посмотрел на друга, у которого перекосившееся лицо, покрылось пунцовыми пятнами, и развернувшись к правителю, зашептал:

— Отец, отец, не ругай Звенислава, его и так други обижали.

Правитель протянул руку, погладил Святозара по волосам, и очень мягко сказал:

— Ты мне так дорог, сын мой… Но прошу тебя, помолчи немного, я сам разберусь.

Святозар смутился и замолчал, а Звенислав подошел к правителю и встал между ним и Храбром, опустил голову и затих. Храбр как только увидел около себя Звенислава, недовольно посмотрел на него и отвернулся к Туру. Наследник не слышал, что говорил отец Звениславу, но зато видел как голова друга клонилось все ниже и ниже. Наконец правитель похлопал Звенислава по руке, что-то сказал и отпустил. Пунцово-красный Звенислав прошел мимо Святозара, ничего ему не сказав и подойдя к своему месту, сел, затем, взял чашу медовухи поднял ее, направляя в сторону правителя и выпил, а потом заулыбался.

— И чего ты за него заступаешься Святозар? — раздраженно буркнул Стоян, — Он этого никак не за-служивает.

Святозар перевел взгляд со Звенислава на Стояна, улыбнулся и сказал:

— Эх, Стоян, вот же не повезло другам иметь такого старшего над собой, если бы я так тобой не дорожил, то никогда бы, не снял с тебя каменные оковы. Ты понимаешь, друг мой дорогой, я так хотел сердце твое раздобрить, так старался… Полкубышки воды из молочного озера на тебя вы-лил, и гляжу никакого толку…, нет, никакого… Как бурчал ты, так и бурчишь, вот только вроде Белославу не трогаешь пока. И все время на другов бу-бу-бу бу-бу-бу, они уже мне не первый раз жалуются на тебя, как ты их этим бу-бу-бу замучил. Нет, надо срочно Белославе сына тебе родить, будешь ты к нему по ночам вставать, да своим бу-бу-бу укачивать, и тогда сразу всем легче станет.

Не успел Святозар закончить, как увидел, что вначале засмеялся Искрен, схватившись руками за живот, за ним Белослава, Стоян, и внезапно сзади брызнул смехом правитель. Святозар повернулся, посмотрел на довольного отца и почувствовал, как внутри душа его, словно запела, что-то доброе и хорошое.

— Ох, мальчик мой, — выдохнул правитель, на мгновение, прекратив смеяться, — Хорошо же ты ска-зал, я себе это даже представил, как Стоян будет бу-бу свое, сыну исполнять каждую ночь…,- а потом добавил, — Люблю я сынок, когда ты шутишь и улыбаешься, у меня сразу от этого на душе светло становится.

Как и в прошлом году на празднике в честь Бога Коляды, на середину залы вышел старец Соловей, с гуслями в руках, сел на поставленное для него сиденье и запел сказание славя рождение Бога Коляды: " Когда родился на земле великий учитель Бог Коляда, то мать его Майя Златогорка, чтобы исполнить предначертанное положила младенца Коляду в корзину и пустила по водам реки Смородины, что текла к небесной Сварге, а сама вернулась в царство мертвых, ибо жизнь Майе была возвращена Богами только на время, пока она не родит Коляду. Младенец Коляда лежал в корзиночке, а воды огненной реки Смородины несли его к небесной Сварге. Рано утром Бог Хорс подошел к реке, чтобы умыться чистой водой и увидел там корзину, а в корзине лежало златовласое дитятко. И была радость на небе и на земле, и славили младенца Коляду Боги и люди! И пришли к воротам, ведомые путеводной Звездой волхвы, и открыл им ворота Небесный Олень, с серебряными рогами и полыхающей солнечным светом шерстью. А волхвы увидели младенца Коляду на руках самой Зари-Зареницы и стали славить Бога Коляду. О, великий Бог! Коляда- сын Вышня- ДажьБога! Говорит Коляда: " Свети солнце!" — и оно светит! Говорит Коляда: " Сияй месяц!" — и он сияет! Говорит Коляда: " Дождь, смочи Землю-Мать!" — и идет с небес благодатный дождь! И будь славен и благ учитель наш Коляда от века до века!"

Не успел Соловей допеть сказанье про Бога Коляду, как на середину зала вышел Лель и немного волнуясь призвал всех к вниманию, и когда в гриднице наступила тишина он сказал: " Сейчас я спою вам новое сказанье. Этот сказ я создал совсем недавно. В походе, котором я учавствовал, я видел много чудес, видел, как наш наследник победил воина царя Черномора, усмирил велика-нов, побывал в гостях у царя альвинов Альма, разговаривал с волшебным котом Баюном, вместе с другами убил василиска, пропел великий сказ грифону, да так, что сам ДажьБог играл ему на гуслях, а затем он искупался в молочном озере и целовал очи корове Земун! Многие из вас уже слышали этот сказ, но тот, который я пропою сегодня не слышал никто, и я уверен никто никогда бы не узнал, о том, что сделал для нас всех наследник Святозар… Никто бы не вернулся из нас, никто бы не сидел здесь за этим прекрасным столом, если бы не великая душа Святозара! Наследник, я написал этот сказ для тебя и пусть люди знают какой ты чистый и светлый человек!"

Лель сел на сиденье тронул пальцами гусли и нежным, мелодичным голосом запел сказ о том, как попавшие в Беловодье други прильщенные его красотами, волшебными песнями, чудесными плодами и диковинными птицами и зверями, забыли зачем пришли в Беловодье, забыли все боли и радости, забыли свою Родину, своих близких и свои имена. И лишь благодаря чистой и великой душе Святозара, который смог преодолеть волшебную силу страны и пробудился, други вспомнили кто они, вспомнили зачем пришли сюда и очнулись. " Возьми гусли Лель!" — сказал Святозар, — " И пой, пой о нашей родной земле, о нашем любимом народе…", и тогда песня полетела по стране Беловодья и заглушила пенье птиц, говор листьев, дуновение ветерка…

Лель закончил сказанье, все еще продолжая перебирать пальцами струны, а в зале царила такая тишина, словно людей в гриднице и вообще не было. Святозар сидел, опустив голову на грудь и беспокойно вертел на пальце перстень, считая, что он столько натворивший просто не имеет право быть названным в сказанье великим, чистым и светлым. Отец точно почувствовал переживания сына и положил ему на плечо руку, но Святозар был не в силах даже поднять голову и, что-либо сказать, пытаясь, справится со словами, которые так и рвались наружу, которые хотели прокричать всем, как он виноват перед своей семьей и своей землей. Но внезапно поднялся Храбр, он негромко кашлянул, словно призывал наследника поднять голову и посмотреть на него, а затем, так и не дождавшись этого, сказал:

— Что ж, други, наверно никого и не удивило то, что в очередной раз наш наследник оказался дос-тойным юношей. Когда я впервые его увидел, я сразу понял, что передо мной стоит человек с великой душой, такой человек как Богомудр, такой как первый наш вождь Святозар! И вот, что я вам сейчас скажу, когда мы с моим другом Дубыней ходили в Беловодье, путь наш был очень труден, на вершине Сарачинской горы погибли все наши други, а Дубыня был тяжело ранен, но преодолевая боль, он поднялся, чтобы продолжить наш путь. Когда прилетел грифон и увидел, какие мы понесли потери, то в своем благородстве он нас пожалел, и, открыв ворота, сказал нам, чтобы мы шли и ни слушали музыку, ни пили воду, ни ели фрукты и ни смотрели на красоты волшебной страны. Тогда мы с Дубыней заткнули уши, закрыли глаза и попеременно вели друг друга, боясь забыть свой путь и свои имена. А когда ты наследник, слышишь Святозар…, подыми голову…, посмотри на меня…, когда ты пошел со своей молодой дружиной в Беловодье именно этого волшебства я боялся больше всего, боялся, что вы не сможете преодолеть царящую там магию и забудите себя. Но теперь когда я вижу твое лицо и лица твоих друзей, которым ты спас жизни, я понимаю, что не имел права сомневаться в тебе… Потому как такие люди как ты рождаются на земле не случайно. Таких людей, с такими сильными и светлыми душами наши Боги посылают нам в тяжелые для нашей земли испытания… И так как нам всем скоро предстоит идти на войну с нагаками я очень рад, что ты мой дорогой ученик, будешь там рядом с нами потому, как посмотрев на тебя, любому ратнику захочется победить подлых нагаков! Поэтому, хотя я и не могу объявлять тост, это как говорится привилегия правителя, но думаю, он меня простит… Я хочу, поднять чашу за тебя Святозар выпить ее до дна и пожелать тебе мой ученик удачи!

Храбр закончил говорить высоко поднял чашу и выпил ее до дна и все други отца, все жены дру-гов, и вся дружина наследника подняла разом чаши и выпила медовуху. Лишь один Святозар так и не притронулся к чаше с медовухой, он, подняв голову так, и затих, не сводя с наставника глаз, потрясенный тем, как мог Храбр догадаться и точно назвать имена людей которыми он был в прошлой жизни, ни мгновение не сомневаясь, что его отец ни открывал никому доверенное ему сыном.

— Сынок, — тихо сказал правитель, когда гридница наполнилась звуками, говором и смехом, — Ты, что сынок? Ты расстроился, из-за сказа? Да, сынок?

— Отец, откуда Храбр знает, что я Богомудр и первый Святозар? — с дрожью в голосе спросил Святозар и наконец-то перевел взгляд на правителя.

— Ты, что, думаешь, я мог ему рассказать то, что доверел мне мой сын? Нет, сынок, никогда…,- добавил правитель.

— Что ты отец, я в тебе не сомневаюсь, — расстроено сказал наследник, испугавшийся, что мог оби-деть отца.

— Я думаю, сынок, Храбр просто привел имена этих людей, так как они у всех на устах… А может он увидел в тебе то, что очень схоже с ними… Сила, храбрость, смелость и отвага. Способность ради других жертвовать собой…,- объяснил правитель, а затем налил сыну в чашу из глиняного кувшина медовухи, и спросил, — Так ты не будешь пить за свою удачу, сын? — наследник отрицательно покачал головой, — Ну, тогда ты может, выпьешь за удачу нашего войска?

Лицо Святозара прояснилось, он улыбнулся, взял чашу, поднял ее, и, направив в сторону настав-ника, громко сказал:

— Храбр! — а когда тот перевел взгляд с блюда, с которого брал кулебяку- длинный пирог с кашей, на Святозара и улыбнулся, и добавил, — Золотой ты человек, Храбр, самый лучший на свете! Я пью не за свою удачу, а я пью за то, чтобы ДажьБог даровал мне возможность защитить мой народ и уберечь каждого из вас от смерти!

Пир закончился почти под утро, уснувшего Тура уже давно унес на руках в опочивальню Дубыня, а дружина, вконец охмелевшая, стала потихоньку расходиться. Наконец поднялся и правитель:

— Что, мальчик мой, пойдем и мы с тобой отдыхать, — и обратился к другам, — Ну, что дружина моя славная, мы с наследником уходим спать, и желаем вам того же.

— Отец, — придерживая правителя за руку, сказал, поднявшийся Святозар, — А как же насчет щита?

Правитель посмотрел непонимающе на сына, а потом вспомнил, и, повернув голову в сторону Храбра, что-то ему сказал. Наставник кивнул головой, и подойдя к наследнику, спросил:

— Святозар, зачем ты меня хотел видеть?

— Храбр, — начал наследник, — Мне надо тебе показать… показать…

— Ему надо показать тебе изображение щита, — пришел на выручку сыну Ярил, — Который мы с тобой должны запомнить, чтобы потом в точности передать его Братише, когда я у него закажу такой щит для Святозара.

Храбр недовольно посмотрел на Ярила, а затем перевел взгляд на Святозара и улыбнувшись на-следнику поинтересовался:

— Когда ты нам его покажешь? Сейчас?

— Нет, Храбр, сейчас Святозар пойдет спать, — опять вмешался в разговор Ярил, — А то у него опять бессонная ночь получилась. Ну, а ты к вечеру подъезжай, да мы сходим втроем посмотрим, хо-рошо? А завтра, с утра поедим к Братише, чтобы он успел до похода его изготовить.

Храбр покачал головой, усмехнулся, явно желая отказать правителю в его просьбе, но так как помощь нужна была Святозару, пересилил себя, качнул утвердительно головой и спросил:

— Ты Святозар себя то, как чувствуешь? Ты вроде получше выглядешь, а все же сразу видно не оправился от вчерашнего…

— Да, нет, Храбр, я здоров, — ответил Святозар, и глянув на стоявшего позади наставника правите-ля, который все еще был не прощен Храбром, и, сделав беспокойное лицо сам, спросил, — А ты, как Храбр, себя чувствуешь, отец сказал ты сегодня не приезжал во дворец потому, как заболел. Может, я, чем помогу, может заговор надо прочитать, ты скажи…

Храбр оглянулся кинул прямо убийственный взгляд на Ярила, и усмехнувшись, добавил:

— Надо же, как вы похожи друг на друга. Ярил весь пир предлагал излечить меня заговором, те-перь ты наследник… Да, здоров я…, здоров…, и не болел я совсем…

— Ну, Храбр, это же хорошо, что ты не болел, — заметил Святозар, и вдруг громко засмеялся, — А то мы с отцом то и не знали, какой же надо заговор создать, чтобы излечить твою необъяснимую болезнь.

— Эх, наследник, мог бы я тебе чо и грубое сказать, — начал Храбр, — Да уж, ты последнее время так мало смеешься, что коли хочешь над моей необъяснимой болезнью посмеяться так я и непротив. Посмейся, мальчик, посмейся, гляди душа то твоя болеть более, и не будет, — негромко добавил Храбр, протянул руку и нежно погладил Святозара по волосам, а затем сказал, — Знаешь Ярил веди своего сына в его покои потому, что ему надо ложиться спать.

Правитель положил руку на плечо друга, и в благодарность крепко его сжал, и велев Святозару идти за ним, да пошел к выходу из гридницы. Когда отец и сын покинули общий зал, и, выйдя из него, остановились недалеко от опочивальни правителя, то отец немного подумал, и сказал сы-ну:

— Знаешь, что, сынок, пойдем- ка я провожу тебя до твоих покоев.

— Зачем, отец? Я не хмельной сам дойду, — удивленно ответил Святозар.

— Нет, сын, я все же провожу тебя, так мне будет спокойней, — сказал правитель и беспокойно по-тер лоб.

Святозар посмотрел на отца, на гридницу из распахнутых дверей, которой выходили други и не-громко спросил:

— Отец, ты боишься за мою жизнь? Но ведь во дворце нет Эриха, нет Нука, да и свою жизнь я те-перь так легко не уступлю.

— Как мне приятно слышать от тебя такие слова сын, — ласково сказал правитель и оглядел своего наследника с ног до головы, остановил взгляд, посмотрев в его голубые очи и добавил, — Но все, же я усну быстрее, когда увижу, как закроется за тобой дверь опочивальни.

— Хорошо, отец, как пожелаешь, — согласно сказал Святозар и повернулся к двери, что вела в коридор к лестнице на второй этаж. — Хотя, конечно, отец, не обижайся, — усмехнувшись, заметил Святозар, открывая дверь и пропуская правителя вперед, — Но я просто уверен, что уснешь ты очень быстро.

— Это ты о хмеле, — обижено спросил правитель, остановившись около полутемной лестницы, — Нет же, сынок, я не хмельной. Просто я как вспомню прошлый праздник, вспомню, как увидел тебя мой милый мальчик в свете вспыхнущего факела лежащего на этой лестнице всего в крови… До сих пор, мне тяжело подходить к этому месту, особенно ночью и когда здесь вот так темно…

— Добрый мой отец, посмотри, я здесь рядом с тобой, я жив и здоров, и даю тебе слово приложу все мои силы, чтобы ты больше никогда такого кошмара не переживал, — с дрожью в голосе сказал Святозар и крепко обнял отца. — А, чтобы тебя не пугал этот темный коридор, и ты всегда мог осветить свой путь, я тебе сейчас кое-что покажу….

Святозар поднял вверх руку, прошептал заговор, проведя правыми пальцами по левой руке сверху вниз и когда левая рука от кончиков пальцев до локтя вначале покрылась искорками лазурного света, а потом, вспыхнув засияла лазурным светом, добавил:

— Погляди отец, какая красота и совсем не нужен факел, только надо быть очень осторожным с такой рукой…,- наследник посмотрел на восторженно- удивленное лицо правителя, и, засмеявшись, добавил, — Этот заговор придумал, я, будучи Богомудром, когда был очень молодым, и однажды вот так с горящей рукой вошел в покои своей жены, знаешь отец, она так закричала…,- Святозар на миг затих, сдерживая рвущийся из себя смех, и продолжил, — Не хорошо конечно смеяться, но в тот момент, я так и не понял, кто больше испугался она увидя своего мужа с горящей рукой, или я услыша ее душераздирающие вопли. И ведь отец, я так напугался, что какое-то время так и стоял, держа руку впереди и не зная, куда ее спрятать, правда любимая пришла мне на выручку схватила, укрывало, подбежала и принялась ее тушить, — Святозар замолчал, посмотрел как от его сказа засмеялся отец, и добавил, — Ага, отец, тебе смешно, а мне то было тогда не смешно, потому как в тот же миг как моя жена укрыла мне руку, в надежде потушить ее, в тот же миг лазурным светом вспыхнуло и укрывало, и моя жена…

— И, что же было дальше? — продолжая смеяться, спросил отец.

— Да, ничего хорошего… Руку и жену я потушил, а укрывало, — Святозар оперся о плечо правителя, и громко хохоча, закончил, — А укрывало почему-то не тухло… Знаешь так и светилось несколько дней подряд пугая в темноте мою жену и маленького Лучезара.

— А почему укрывало не потухло? — поитересовался правитель, когда оба они успокоились и принялись подниматься по лестнице на второй этаж.

Святозар остановился, повернулся к правителю, и, улыбаясь, недоуменно пожал плечами и добавил:

— А, кто ж его знает, отец, почему оно не тухло. Поверь мне, чего я только не перепробывал, а оно продолжало сиять. Тогда жена сказала мне, чтобы я его раз не могу исправить и вообще убрал из покоев, так как маленький Лучезар, просыпаясь по ночам, пристально на него смотрел, а затем начинал так плакать, что жена подолгу немогла его успокоить. И чего его пугало в этом укрывале не понятно… Такое красивое, нежной лазурью горит… Я им, потом покрыл свое си-денье в тронном зале и приезжающие ко мне посланники от других народов поражались его красоте и сиянии.

— А потом, что с ним случилось? — подтолкнув сына вперед, и следуя за ним, спросил правитель.

— Со временем отец сияние стало спадать, а после и вовсе пропало, — ответил Святозар, и, подойдя к своей двери в опочивальню, толкнул ее, — Ну вот отец погляди, в моих покоях тихо и спокойно, и я могу благополучно укладываться на ночлег. А теперь дотронься до моей руки, — правитель едва коснулся полыхающей руки сына и в тот же миг по его руке побежали искорки лазурного света, а затем они ярко вспыхнули и на мгновение окрасились в золотистый свет, еще миг и они вновь лазурные, теперь и у Ярила рука сияла лазурным светом, — Отец, как захочешь потушить дунь на нее и скажи потухни, — добавил Святозар, он помолчал немного и увидев, что отец с любопытством рассматривает сияющую руку, сказал, — Знаешь отец, а твоя душа горит золотистым светом, интересно как… Несмотря на то, что моя душа лазурная, в магии мне доступны два цвета лазуревый и золотистый, поэтому древко Богомудра было золотым, а мое лазурным…

Правитель помолчал немного, посмотрел на наследника и тихо добавил:

— Иди, мальчик мой дорогой, отдыхать и доброго тебе сна!

Глава пятьдесят девятая

Закончившийся месяц студень сменил второй месяц просимец, Святозар был так все время занят с Храбром занимаясь с ним на мечах, и с Туром которого учил магии, что и не заметил, как начался последний зимний месяц сечень. Именно на середину этого месяца намечался поход к южным границам Восурии.

Святозар выехал вместе с правителем на лошадях из престольного града в деревню, так как оттуда сегодня уходила пешая часть воев с обозом во главе со старшим кузнецом Братишой. Людей собралось много, они пришли провожать ратников на войну, понимая, что многие могут не вернуться. Святозар оглядел собравшихся людей, груженные повозки и тяжело вздохнув спешился, и вместе с отцом подошел к Братише, который увидев приехавшего правителя обнял напоследок жену и поспешил навстречу. Святозар видел Братишу не впервый раз, но только сейчас смог хорошо разглядеть его. Это был высокий, крепкий, дородный мужчина с темными, каштановыми волосами и такой же темной, густой бородой, с большими ясными, серыми глазами.

— Здравствуй Братиша! — приветствовал кузнеца правитель и крепко обнял.

— Здрав и ты будь, правитель! — ответил кузнец, и, высвободившись из объятий правителя, немного приклонил голову, в знак уважения.

— Ты же не знаком с моим сыном, наследником Святозаром? — спросил правитель.

— Нет, правитель не знаком, но наслышан, — улыбнувшись, ответил Братиша.

Святозар протянул правую руку Братише, а тот взял ее да резко сжал так, что кости внутри затре-щали, а затем он притянул наследника к себе и крепко обнял:

— Сразу правитель видется в твоем сыне, твоя сила и мощь, — выпуская из объятий Святозара, заметил кузнец.

— А то как же, Братиша, мой сын, моя и мощь…,- довольно добавил отец, и радостно оглядел сво-его красавца сына, — Мы Братиша приехали с наследником вас проводить, да пожелать доброго пути. Ты в дорогу отправляешься на десять дней раньше нас так, что больно воинов не гони… Я же тебя знаю, Братиша, ты людей не больно- то пожалеешь. А мне нужно, чтобы ратники были живы, здоровы и готовы к битве.

— Так, все и будет, правитель, не тревожься, всех живых приведу, — усмехнувшись в бороду, ответил Братиша.

— Не только живых, но и здоровых, — повторил Ярил, а немного погодя, добавил, — Мы отправимся следом, через десять дней и догоним вас в пути.

— Добре, правитель, — заметил Братиша и оглядел кругом стоящих людей, а потом словно вспомнив, сказал, — Да, правитель, я сегодня со своим младшим сыном прислал щит, который ты заказал, — и перевел взгляд с правителя на наследника, — Надеюсь, наследник Святозар он тебе поможет и защитит потому, что я еще никогда ничего не создавал с такой любовью и желанием. Иногда мне даже казалось, что это вроде не я, а сам Светозарый ОгнеБог Семаргл раздувает мне огонь.

— Спасибо, Братиша. Я тоже надеюсь, что мне этот щит поможет, — сказал Святозар и в благодар-ность поклонился кузницу.

— Ну, правитель, долгие проводы, долгие слезы, пора нам, — заметил Братиша, и, оглядевшись кругом, крикнул своим воинам, — Так, робяты, хватит слезы девам утирать, пора нам мужам в поход отправляться.

Воины услыша призыв старшего, стали торопливо отрывать от себя плачущих жен и матерей, и на дороге становится в строй. Но плач и стенания не прекращались, и даже после того как на них прикрикнул Братиша, казалось женщины услышав призыв и окрик кузнеца еще больше расстроились и запричитали опасаясь и тревожась за судьбы близких им людей. Братиша развернулся к правителю и тихо попросил:

— Правитель дозволь наследнику людей успокоить. Народ наслышан, как он победил Черномора, а зная, что он пойдет вместе с нами на войну и вовсе успокоится, — а когда правитель утвердительно качнул головой, сказал Святозару, — Наследник скажи людям, что ты пойдешь с дружиной отца…

Святозар сделал недовольное лицо, лишь услышал опять, про победу над Черномором, но потом шагнул вперед и громко крикнул людям, в основном обращаясь к тем, кто остается:

— Люд восурский, прекращай плакать потому, как плакать надо над павшими. А я вижу перед со-бой живых, здоровых витязей, ваших сыновей и мужей. Сегодня они уходят на войну, а через де-сять дней наш правитель и я последуем за ними! И я верю, что моя магия и наши великие Боги обязательно защитят ваших близких, и даруют нам победу!

Лишь только Святозар стал говорить, люди до этого голосившие и рыдавшие затихли в надежде, что наследник сможет их успокоить, а когда они услышали, что он идет на войну, и будет обере-гать их близких своей магией, то тут же утерли глаза и даже если где-то еще слышался всхлип, то успокоившиеся уже недовольно буркали и цыкали на такого.

— Вот другое дело, — добавил, довольный, Братиша, — Да еще бы и про Черномора сказал.

— Нет, нет, — раздраженно ответил Святозар, — Только не про Черномора.

Братиша тяжело вздохнул явно, не довольный, тем, что Святозар не сказал про Черномора, и на-последок пожав руку правителю и наследнику, поспешил вперед колонны. Как только Братиша занял положенное ему как старшему воину место, ратники подравнялись и устремили свои взгляды на правителя. Пешие вои были многочисленны и поделены на три части, каждая из которой была вооружена одинаково. Основное оружие в каждой части было свое, следом за Братишей стояли воины дюжие и крепкие под стать своему старшему вооруженные мечами. Сразу за ними выстроились воины вооруженные булавами, длинной чуть меньше аршина, которые представляли собой укрепленные на деревянной ручке, обернутой медным листом, кубические железные или бронзововые шишки с тремя-шестью шипами, заполненными внутри свинцом. Третья часть войска, была вооружена боевыми топорами — деревянное топорище аршином в длину, с укрепленным к нему мысиками, изогнутым к низу не длинным лезвием, который дырочкой в лезвии пристегивался к кожанному чехлу на поясе, эта часть воинов была также вооружена пиками — в сажень длинной, с мечевидными наконечниками на концах. Помимо этого у все воев за плечами висел лук и колчан стрел, потому как все они были не только землепашцы, но и охотники. Воины, уходившие в поход, были жителями деревень престольного града, а также деревень, что лежали возле городов Новыград, Велесград, Кулебяки и Ковыль. Пешая часть воев выстроилась по дороге, правитель с наследником прошли вдоль строя, оглядев воинов, а затем, остановились посередине строя, и тогда правитель громко крикнул:

— Ратники! Сегодня выходите вы в поход. Помните, что вы идете защищать нашу горячо любимую землю, и наш славный и гордый народ! Будьте достойны своих предков! В добрый путь!

Правитель махнул рукой, а Братиша громко скомандовал: " Вертайсь!", и как только воины по-вернулись, старший шагнул вперед и повел за собой своих людей, сначало не быстро, но затем все более и более ускоряя шаг, и постепенно перешел на легкий бег, следом за воинами двину-лись груженные провизией, щитами и разным скарбом сани и повозки.

— Эх, Братиша…,- недовольно протянул правитель вслед убегающему войску, — Ведь просил же, времени много идите спокойно… Ну, ты погляди сын, он опять их бежать заставил. И ведь так бе-жать и будут до самого Лебедяня.

Святозар посмотрел на отца, усмехнулся и негромко сказал:

— Ну, ничего отец, уж как нибудь добегут, а мы с тобой, когда их догоним, излечим всех…

Правитель и наследник сели на лошадей, которых все это время придерживал за уздечки Вячко прибывший вместе с ними, и поехали в Славград.

— Завтра или послезавтра должен приехать Велислав со своей дружиной, — заметил правитель, когда они вместе с наследником и следующим позади них верхом на лошади Вячко заехали в город, — Он не знает, что в поход не идет, я ему не писал об этом, представляю себе, как он расстроится.

— Отец, а что ты будешь делать с его дружиной? — спросил Святозар.

— Как чего? Возьму с собой, ты ее и поведешь… — объяснил правитель, и, улыбнувшись, посмотрел на сына.

— Как же я ее поведу, у меня старший Стоян, а у дружины дядюхи старший Бажай. Кому же они подчиняться будут, я своего Стояна ни на кого не поменяю, — тревожно сказал Святозар и придер-жал своего коня, так как проезжая по одной из извилистых улочек города увидел внезапно выскочившего на дорогу малыша, и негромко прикрикнул, — Ох, да куда ж ты выскочил. Видишь же, всадники едут, — следом за малышом из распахнутых настежь ворот дома выскочила молодая дева, она остановилась около дитя, глянула на Святозара, зарделась вся, и, подхватив мальчонку на руки, побежала к воротам, а затем прямо около них вновь остановилась, оглянулась и посмотрела долгим взглядом на наследника.

— Ишь, ты, — удовлетворенно заметил отец, — Видал, каким она тебя взглядом одарила, наверно ты ей по сердцу пришелся.

— Чего? — словно не слыша правителя, спросил Святозар.

— Чего, чего, деве понравился ты, — усмехнувшись, ответил отец, и добавил, — Что ты все время се-бя изводишь мыслями сынок. Ты бы хоть оглянулся кругом, девы молодые смотрят на тебя, глаз не отведут, такой ты статный, да пригожий юноша…

— Отец, ну право ты даешь… — недовольно сказал Святозар и распахнул кунтыш, — Я тебе о войне, да дружине, а ты мне о девах… Вот нужны они мне, скажи… Нужны сейчас, когда я не знаю, что с Бажаем делать.

Правитель громко засмеялся, поглядывая на наследника, добавив:

— Ну, ты сын и даешь… Тебе, что Бажай дороже девы пригожей…

— Отец, ну, что ты в самом деле… Не до дев мне сейчас, и потом ты же знаешь, на какую бы деву я сейчас посмотрел, на Любаву, а она больно далеко, так, что и не стоит на других глядеть…

— Ну, это ты зря… — все еще улыбаясь, заметил отец, когда они въехали на дворцовую площадь, — На дев, чего бы и не посмотреть, коли они так красотой и пышут. Ну, а насчет Бажай, порешим так, раз он старший Велислава, так значит останется в Славграде вместе с ним, все равно часть дружины брата придется оставить в престольном граде, мало ли, что может случится.

Когда правитель и наследник спешились и передали коней Вячко, отец спросил:

— Ты, сынок, сейчас на Ратный двор к Храбру пойдешь?

— Нет, отец, я займусь сейчас щитом, — ответил Святозар, снял с себя шапку и погладив ее густой мех добавил, — Ты слышал, что Братиша сказал, насчет того кто ему огонь раздувал.

— Это ты насчет Бога Семаргла? — переспросил правитель.

— Помнишь, на празднике, я тебе сказал, что знаю, чей это щит, и кто мне его дарит, — поднимая глаза на правителя, ответил Святозар.

— Ты хочешь сказать…,- начал, было, отец, но замолчал.

— Да, я хочу сказать, что этот щит я видел у Бога Семаргла, когда он бился с войском Сатэги…,- Свя-тозар покачал головой и беспокойно отер лицо, — Семаргл дарит мне этот щит… Эх, отец, разве я заслуживаю такой любви от Богов…

— Богам, сынок, виднее, — негромко заметил правитель, — Люди все ошибаются, они не Боги… Но раз сам Семаргл пришел раздувать огонь в кузницу Братиши, если он подарил тебе этот щит и заговор, значит Семаргл, верит, что его дар защитит тебя и поможет тебе. И наверняка, он считает тебя достойным этого дара, иначе бы он тебе его не принес.

Святозар тяжело вздохнул и пошел следом за отцом во дворец, зайдя вовнутрь, они остановились около дверей гридницы, и увидели спешашего к ним Сенича, правитель снял шапку и кунтыш и отдал слуге, а тот негромко сказал:

— Ваша светлость, сын кузнеца Братиши, Годиша, привез щит для наследника, я велел его пока отнести в гридницу. Да, и еще прибыл гонец от воеводы Доброгнева, — и Сенич развернулся и показал вглубе дворца, где около тронного зала прогуливался воин, — Куды его отвезти?

— Наследник, — обратился к Святозару отец, — Забери щит из гридницы. Я пойду, переоденусь, а то весь вымок пока доехал, а ты Сенич проводи гонца в общий зал, пусть там меня обождет, — прави-тель закончил говорить и пошел к себе в покои.

Святозар посмотрел вслед отцу, а потом также как и Сенич принялся исполнять повеления правителя, и, открыв двери, вошел в гридницу. На столе посередине общего зала лежал завернутый в ткань щит. " Разверну в светлой комнате", — волнуясь, сам себе сказал Святозар, и, взяв щит, поспешил к выходу. Открыв дверь, он нос в нос столкнулся с гонцом Доброгнева, невысоким, худым юношей с пшеничными волосами и карими глазами. Гонец, увидев наследника, низко поклонился, пропуская его, а Святозар на миг остановился, решая, может все же остаться и узнать вести от Доброгнева, но потом передумал и отправился в светлую комнату, так как его распирало от желания, поскорее увидить щит и наложить на него заговор.

Подходя к светлой комнате, он увидел Борща, спускающегося с лестницы, и окликнул его:

— Борщ, возьми кунтыш и шапку, — и когда слуга подбежал и придержал щит, Святозар снял кунтыш и шапку, и, отдав слуге, добавил, — Отнеси в покои, и ты пока свободен.

Борщ поклонился и вновь побежал вверх по лестнице в опочивальню наследника. А Святозар подошел к светлой комнате, открыл ее и вошел вовнутрь. Прямо посередине комнаты стоял большой прямоугольный стол, на котором лежала книга Вед, но теперь книга была обернута не в бурую, потертую от времени кожу, а сияла белизной новой волохи. Святозар бережно отодвинул книгу на край, и, развернув ткань, положил рядом с Вед щит. И восторженно выдохнул, обращаясь к книге: " Ах, ты! Вед погляди, какая красота!" Щит был и вправду искусно выполнен, он был небольшой, круглый, выпуклой формы, и выкован из бронзового листа. С обратной стороны щита находились две кожаные петли в середине и ременная петля позволяющая носить щит на спине. Наследник положил щит так, чтобы он был обращен к нему внешней выпуклой стороной, и залюбовался им. В Восурии в основном изготавливали длинные каплевидные и прямоугольные щиты, а круглыми никто, никогда не пользовался. Святозар стоял, молча, осматривая щит, когда внезапно прямо на столе появился доброжил. Погруженный в свои мысли, и не ожидающий прихода старичка Святозар испуганно вскрикнул, и тяжело выдохнув, сказал:

— Ох, доброжил, ну и напугал ты меня, еще бы мгновение и сердце бы остановилось.

— Кхе, кхе, кхе, — засмеялся довольный собой старичок и погладил свою длинную бороду, — Здравствуй хозяин, гляжу не рад ты меня видеть?

— Да ты, что, доброжил, — успокаиваясь и поклонившись старичку, добавил Святозар, — Как я могу быть не рад твоему приходу. Я просто испугался, видишь, мне щит изготовили, и привезли. Ну, я стоял, задумавшись, и любовался им.

— Странный какой-то щит, — заметил доброжил, и, поднявшись на ножки, обошел его по кругу, — Я еще такой никогда не видел. У восуров, таких нет, он какой-то круглый и маленький, странный, странный щит…

— Это доброжил, дар… — объяснил Святозар, — Дар Бога Семаргла, я наложу на него заговор и ты увидишь каким он станет великолепным. А ты чего пришел, доброжил, что-то случилось?

— Ага, — добавил старичок, и, наклонившись, погладил поверхность щита, а затем выпрямился и сказал, — Да, что ж пришел пожаловаться на твоего ученика…

— На моего ученика…,- вначале не поняв о ком идет речь, переспоросил Святозар, а потом, дога-давшись, поинтересовался, — Это ты о Туре? И что же он опять учудил?

— А, я молчать не буду, кхе- кхе, — заметил старичок, — Все расскажу, так ему и передашь когда ругать будешь, — старичок замолчал, уткнул кулачки в бока и пояснил, — Вчера вечером этот сорванец пришел в покои Малуши, пожелать ей доброго сна, и говорит няне Бажене: " Няня вы сегодня жаловались Сеничу, что который день не можете выспаться, так как сон к вам нейдет, и просили у него снадобья какого. Так вот, чтобы вы не пили никакого снадобья, я вам могу помочь и подарить крепкий сон." А она ему заулыбалась и говорит: " Ах, что же вы светик наш Турушечка, коли можете подарить мне сон, так уж подарите, а то я ночами — то плохо спать стала…" Ну, Тур ей велел сесть на ложе, которое там установлено для нянь, и давай над ней шептать, ну Бажена только он дочитал заговор уронила голову на подушку, да и захрапела, да слышал бы ты хозяин как громко. Малуша закрыла уши ладошками и закричала Туру: " Разбуди, разбуди ее, как я при таком шуме спать буду". А разбудить то он еще и неумеет, — закончил старичок и осуждающе посмотрел на Святозара потому, как тот прямо упал на сиденье, громко хохоча, — И чего ты хозяин смеешься, не пойму. Разбудить то они ее вдвоем не смогли, как ни бились над ней, и пришлось Малуше идти в покои Тура ночевать потому, что няня и вправду так храпела…, что даже я убежал к своему брату винному жихарю, так как мне показалось, что ее храп наполнил каждый уголок дворца.

— А почему, почему, — на миг, прекращая смеяться, спросил Святозар, — Ты, доброжил, ко мне не пришел?

— Да, потому не пришел, что ты уже спал, чего же я тебя будить буду, — ответил доброжил и ласково поглядел на Святозара.

— Она, еще спит? — прижимая руки к животу и подавляя смех, поинтересовался наследник.

— Спит, спит…,- недовольно заметил старичок, — Спит и храпит… Рада с утра пыталась ее разбудить, но никак… А Тур и Малуша слезно умоляли Раду ничего не говорить правителю и тебе, пообещав, что к вечеру окончательно выспавшаяся Бажена проснется.

— Доброжил, — переставая смеяться, спросил Святозар, — А почему, ты не запретил Туру читать этот заговор, и откуда все так подробно знаешь, словно сам там присутствовал и наблюдал, как твой баловень Туруша, такое с няней творит?

У старичка внезапно вытянулось лицо, и беспокойно забегали глазки, он вновь наклонился к щиту, погладил его поверхность и сказал:

— Нет, все же красивый у тебя щит, мне понравился… Ну, я тогда пойду, пора мне…

— Нет, нет, нет, погоди теперь… Пойдет он… Ты мне чего не отвечаешь на вопрос?… — поинтересо-вался наследник, и поднявшись, оперся на стол, да приблизив свое лицо к лицу старичка спро-сил, — Это же ты Туру посоветовал испробывать магию на няне Бажене, правда? Так чего жаловаться пришел, тогда?

— Чего жаловаться пришел… чего…,- недовольно заметил доброжил, — Да, потому как во дворце находится невозможно, кто же знал, что она так громко храпеть будет…,- добавил старичок, и, взмахнув рукой, в мгновенье ока исчез со стола.

Доброжил так резко ушел, что у Святозара зарябило в глазах, и заплясали едва видимые серебристые искорки, все еще улыбаясь, он убрал руки со стола и негромко сказал вслед старичку:

— Вот и пусть поспит Бажена, отдохнет немного, а ты доброжил, в следующий раз не будешь под-бивать Тура на такие вещи. А я ему сорванцу вечером устрою, за то, что он магию использует не по делу…,- и вновь засмеявшись, добавил, — Хотя это как сказать, вроде бы и по делу…

Святозар перестал смеяться, расстегнул и снял кафтан, а затем подошел вплотную к столу и про-читал над книгой заветные слова. Лишь только он открыл книгу, та, словно понимая, что наслед-нику надо от нее зашуршала листьями, сама переворачивая их, пока не остановилась на нужном листе, на том где был изображен щит и заговор.

Святозар посмотрел на слова заговора, положил левую руку в центр щита и тихо зашептал: " О, великий Бог огня Семаргл, ты очищающий от скверны, освещающий нашу землю, словно Солнце, услышь меня. Как когда-то ты вступил в бой с черным Змеем и победил его, так и ныне я ведун- Святозар, идущий на бой с черным Нуком, вершу то, что ты мне повелеваешь! Призываю тебя Семаргл Святозарый Огнебог, поезжай на своем златогривом коне с серебряной гривой, да на мой щит, и придай ему несокрушимую силу твоего щита, щита Бога Огня! Да, сойдет дар твой, на меня и защитит меня в бою! Именем твоим Семаргл, силой твоей Семаргл, да будет так!" Еще даже не дошептав слова до конца, увидел Святозар, как рука его засветилась багряно-красным светом, и заметалась, словно ему не принадлежит, по щиту раскидывая багряно-красный цвет по его поверхности, а затем окрасила щит в темно-багряный цвет, и потухла. Но мгновение спустя вновь засветилась, но уже огненно-желтым светом и вновь заметалась по щиту, теперь раскидывая огненно-желтый цвет. И как только было сказано наследником последнее слово заговора, щит подпрыгнул на столе, а опустившись на него, выкинул вверх яркий столб огня, да обжег этим огнем руку Святозара. Наследник отдернул руку, и посмотрел на ладонь, та покраснела, словно после ожога и сильно заболела. Святозар еще не успел взглянуть на щит, как книга громко хлопнув, закрылась, выпустив и из себя оранжево-красные снежинки, которые упали на поверхность белой волохи, и, впитавшись в нее, окрасили ее в ярко-желтый цвет. Святозар подул на руку, которая полыхала, как в огне, перевел взгляд на новый желтоватый наряд книги, а после посмотрел на щит. Теперь щит был окрашен в красный цвет, лишь край его был золотым, да в середине вырисовывался юноша, на золотом коне, с серебряной гривой. Юноша сидел верхом на коне, одной рукой держась за его гриву, а в другой держал длинный золотой бич.

— Красота! — довольно сказал Святозар и вновь подул на руку, а затем приблизил к ней пальцы правой руки, и, водя по кругу, тихо зашептал заговор.

Но когда Святозар закончил шептать, ожог с руки не сошел, а ладонь и пальцы все также полыхали и болели. Наследник прошептал еще заговор, а потом другой, и вновь тот который шептал первым, но ожог не сходил, и боль не проходила, только на коже проступили громадные волдыри. Понимая, что заговор тут не поможет, Святозар схватил с сиденья кафтана и вышел из комнаты, все еще продолжая дуть на больную руку и немного встряхивая ее на ходу, пошел в гридницу.

Глава шестидесятая

Когда Святозар открыл двери и вошел в зал то увидел там правителя, который сидел с угрюмым лицом за столом и тревожно потирал ладони, но посмотрев наследника, просиял и спросил:

— Ну, что сын, заговор удался? Как твой щит?

Святозар подошел к столу, за которым сидел отец, бросил кафтан на лавку, сел, и, морщась от боли ответил:

— Знаешь, отец, мой щит выглядет намного лучше, чем я, — и протянул руку правителю.

— Ох, — выдохнул правитель, — Это, что ожог?

— Да, отец, и жутко, жутко болит, — добавил Святозар.

— Так, что же ты мучаешься, — сказал правитель и сердито посмотрел на наследника, — Гляди у тебя уже волдыри пошли. Сейчас же заговори.

— Попробуй, — протягивая ближе к отцу руку, предложил Святозар.

Отец осторожно взял руку сына в свою, и, водя правой рукой по кругу зашептал заговор, сначало один, затем другой.

— Отец, — не выдержав бесплодных попыток правителя вылечить наследника, сказал Святозар, — Ведь есть же какие-то снадобья. Ну, ты видишь, наша магия здесь бессильна, — и, уткнувшись лбом в стол, застонал.

— Почему, почему наша магия бессильна? — удивленно спросил правитель и выпустил руку сына.

Святозар опустил больную руку на стол и сквозь зубы процедил:

— Отец, мне так больно, избавь меня от мучений сначало, а потом и выспрашивай.

Правитель тут же встал и быстрым шагом вышел из гридницы, даже не закрыв дверь, но некото-рое время спустя вернулся, подошел к сыну сзади, а затем взял кафтан, и, расстегнув на нем за-стежки до конца, накинул наследнику на плечи, и вновь вернувшись на прежнее место, сел, да добавил:

— Сейчас Сенич принесет снадобье, потерпи. Ты зачем кафтан снял? На дворе не лето, зима, а во дворце прохладно.

— Просто я отец, когда был в светлой комнате, снял его потому, как он меня сковывал. А надеть уже не смог, не до этого было, рука так горела, что я поспешил к тебе, зная, что ты мне обязательно поможешь, — негромко ответил Святозар.

Слышно было, как тяжело вздохнул правитель, наследник поднял голову, улыбнулся отцу и добавил:

— Я уже договорил заговор, а из щита вырвался столп огня и обжег мне руку. Ну, отец, скажи, не мог, что ли Семаргл дописать ниже предупреждение: " Прочитай Святозар заговор и убери руку, а то я ее тебе подпалю".

Отец недовольно покачал головой и с такой жалостью посмотрел на сына, что Святозар и пожалел о своей шутке. В гридницу открылась дверь, и вошел Сенич, неся небольшую мису, он подошел и поставил ее на стол, потом взял руку наследника, и, осмотрев, покачал головой:

— А, что ваша светлость, заговорить не получается?

— Нет, Сенич, эта магия не наша, и излечить нам ее с наследником не удастся, — ответил правитель.

— Что ж, тогда положите руку, ваша милость, в мису и потерпите… Потому, что будет очень боль-но… А я, сейчас принесу мазь, — сказал Сенич и отпустив руку наследника пошел из гридницы.

Святозар придвинул мису, в которой находилась какая-то вязкая, маслянистая, бурая жидкость и опустил больную руку в нее.

— А… а… а… — застонал наследник, и лицо его дрогнуло, — Как же больно…

— Потерпи сынок, потерпи, — ласково сказал правитель и вновь поднявшись, укрыл сына упавшим с его плеч кафтаном.

— Это отец, магия Богов, она не доступна простому смертному, — негромко объяснил Святозар, — Дар Семаргла, его огонь, наверно это необходимо, нужно зачем-то… Но знаешь так больно, что второй раз и не захочется получить такой щит.

В гридницу вновь вошел Сенич и принес чистые тряпицы и пузыристую склянку с какой-то непри-ятно пахнущей желтоватой мазью.

— Ваша милость, вытаскивайте руку из мисы, — сказал Сенич, а когда наследник, подняв голову, вытащил руку, то слуга ее вновь осмотрел и покачал головой, — Охо-хо…! Поглядите, ваша свет-лость, правитель, до самого мяса ожог, плохо — это очень плохо… Надо знахаря позвать, ваша светлость, очень плохой ожог, уж такие шрамы останутся, такие…, если и вообще заживет.

— Не надо Сенич никакого знахаря, помажь вон мазями и в тряпицу заверни, заживет, — морщась от боли, добавил Святозар.

Сенич бережно держал руку наследника и ждал повеления правителя, но так как Ярил колебал-ся, заметил:

— Наследник, ваша светлость и руки может лишиться, поглядите сами, — и приблизил кровавое мессиво к правителю.

— Не тревожь отца, Сенич, ничего я ни лишусь. Этот ожог послан самим Богом Семарглом, неуже-ли ты думаешь, он может лишить меня руки? — спросил Святозар.

Сенич испуганно посмотрел на наследника, и осторожно положил его руку на стол. Потом от-крыл пузыристую склянку, и, расстелив тряпицу на столе, и выгреб из склянки мазь, да размазал ее по поверхности тряпицу, а затем бережно положил тряпицу с мазью на руку Святозара. На-следник опять застонал, покривил губы, а Сенич перевязал руку так, чтобы тряпица с мазью не слезла, и, погладив наследника по голове, поинтересовался:

— Может, ваша милость, вам сбитня принести, чтобы вы попили, и успокоилась ваша боль.

— Нет, Сенич не надо… Спасибо за все, — ответил Святозар.

Когда слуга, тяжело вздыхая и говоря сам себе под нос, покинул гридницу, наследник прижал больную руку к груди, и негромко добавил:

— Хорошо отец, что это левая рука, а не правая… Страшно даже подумать, что было бы с даром царя Альма, если бы перстень был надет на левую руку… Не было бы перстня, так как золото расплавилось, а волшебный алмаз так и остался навеки сиять в моем пальце, не смог бы я его тогда никак передать своим детям. Но зато, отец, как бы пугались моего пальца наши враги, представляешь, у наследника престола в пальце сияет камень-алмаз…

— Ох, сынок, это злая шутка. Мне не смешно…,- печально заметил правитель, — Давай лучше я помогу надеть тебе кафтан, не хочу, чтобы ты еще и захворал.

Правитель поднялся, и, подойдя к сыну, который тоже встал, помог надеть ему кафтан, да застег-нул застежки на нем, и, оправив кафтан, спросил:

— Может и вообще не стоило читать этот заговор?

— Как же, отец, не стоило, пойдем, я тебе покажу, какую мне красоту даровал Семаргл. Теперь у меня волшебный меч ДажьБога и волшебный щит Семаргла, трепищи теперь подлый Нук, — почти радостно выкрикнул Святозар, и положив правую руку на плечо к отцу и спросил, — А чего гонец от Доброгнева приезжал?

— Сынок, — словно не слыша вопроса наследника, сказал правитель, — Я только переживаю, как бы этот заговор с щитом не попал в какие-нибудь не умелые руки.

— Ты, отец, подумал о Туре? — переспросил Святозар и усмехнулся, вспомнив о спящей няне Бажене.

— Ну, и не только о Туре, я вообще, — посмотрев прямо в глаза Святозара, ответил правитель.

— Тревожиться не стоит, отец. Так как этот заговор Семаргл открыл лишь для меня. После того, как я его исполнил книга закрылась, выпустив из себя оранжево-красные похожие на снег крупинки, которые упали на волоху и окрасили ее в ярко-желтый цвет, — сказал наследник, и засмеялся, — Вот же любит Вед менять наряды, теперь еще не раз изменит цвет волохи пока, не станет какой-нибудь землистой…

Правитель успокоившись, улыбнулся сыну, и добавил:

— Доброгнев прислал гонца с плохими вестями, сынок. Ты правильно меня тогда предупреждал насчет Эриха… В середине месяца просимецъ, Эрих пропал из города. Доброгнев обыскал весь город и ближайшие деревни и узнал, что Эриха видели с человеком похожим на Нука, и кто-то даже видел как темной ночью они уезжали из города на лошадях.

Святозар державший отца за плечо при первых же его словах так крепко в него вцепился, точно пытаясь удержаться и не упасть, да побледнев, тихо вымолвил:

— Как же так, отец, ты же велел Доброгневу не спускать глаз с брата, почему он тебя ослушался, почему?

— Нет, сынок, он не ослушался… Как я и велел, он не спускал с него глаз, поселил его в своем до-ме… Но Эрих перед побегом был сам не свой, много плакал, сидел в своих покоях не выходя, и ничего не ел. Доброгнев подумал, что он заболел, вызывал к нему знахаря… А потом поздно но-чью он убежал, через окно. Доброгнев когда вошел к нему в покои был потрясен…,- голос правителя дрогнул, но он справился с собой и продолжил, — Все перевернуто вверх дном, укрывало, подушки, простыни разорваны на части, у столов и сидений сломаны ножки, и стекло в окне выбито, словно Эрих выпрыгнул, в него, не открывая.

Святозар покачнулся, губы его дрогнули, и чтобы хоть как-то с собой справится, он тяжело зады-шал.

— Ничего, сынок, ничего…,- протянул правитель, не зная больше, что сказать сыну, а потом привлек его к себе, и, обняв, начал гладить по голове.

— Надо, сказать, другам, — дрогнувшим голосом сказал Святозар, — Они должны знать, что Эрих мо-жет объявиться на стороне нагаков.

— Эх, сынок, други нас с тобой поймут, — тихо заметил правитель, — А что про меня люди скажут… Скажут, что вырастил я предателя…., который против земли своей, против народа пошел.

— Отец, — отстраняясь от него, добавил Святозар, — Но я то, я то буду с тобой… И я ни кому не позво-лю, так на тебя говорить, мой дорогой отец.

— Конечно мальчик мой, ты будешь рядом, и это уменьшит…, намного уменьшит боль в моей ду-ше, — вздохнув, сказал правитель, и немного погодя предложил, — А теперь пойдем, посмотрим твой щит и пора уже обедать.

После того, как Святозар показал отцу свой щит и новую волоху Вед, правитель покинул светлую комнату, сказав сыну, что ждет его в белой столовой на трапезу. Святозар взял щит и унес его в свою опочивальню, где положил сверху на большой темный с крышкой сундук, в котором уже лежали завернутые в ткань кольчуга, шлем, лук и меч ДажьБога. Святозар не стал убирать щит в сундук, так как оставил эту почетную обязанность Борщу. Наследник взял с сиденья аккуратно повешенный кунтыш и соболью шапку, надел их и пошел на Ратный двор к Храбру. Святозар вы-шел из дворца в парк и побежал потому, что очень хотел поскорее увидеть наставника и расска-зать ему об Эрихе и переживаниях отца. Сегодня на дворе было холодно, снег выпавший два дня назад укрывал землю ровным, белым ковром. Деревья и кусты стояли в роскошных одеяниях и поблескивали, да переливались в солнечных лучах. Святозар бежал, прижимая больную руку к груди по широкой очищенной дорожке, под ногами поскрипывал снег, и дышалось так легко мо-розным воздухом, и если бы не эта тяжесть на душе, тревога за Эриха, и отца и незаживаемая боль по матери, то можно было бы даже улыбнуться красоте сегодняшнего дня.

Подбежав к Ратному двору, Святозар перешел на шаг, чтобы выровнить дыхание и своим видом не напугать наставника. Наследник увидел Храбра и Тура, которые вместо занятий стояли и о чем-то оживленно беседовали.

— Храбр, — окликнул наследник наставника, и, подойдя ближе снял шапку, и утер мокрый лоб, — Здравствуй, а чего вы не занимаетесь?

— Да, вот, наследник, ждем тебя, — недовольно буркнул Храбр и осуждающе посмотрел на Святозара.

— Храбр, а зачем вы меня ждете? Я же вчера сказал, — возвращая шапку на голову и удивленно по-жимая плечами, ответил Святозар, — Что сегодня поеду провожать воев и не прийду.

— Это ты кому сказал, — гневаясь и хмуря брови, спросил Храбр, — Мне?

— Тебе, когда, уходил с занятий…, а потом еще, когда ты вечером в гриднице с отцом сидел, тоже говорил. Ты чего забыл? — поинтересовался Святозар и расстегнул кунтыш.

— Забыл он, забыл Святозар… Я ему говорю, что ты ему говорил, а он в ответ мне говорит, что ничего такого не слышал. И поэтому мы тут стоим и ждем тебя, — заметил Тур, и, закрыв рот, чтобы не было слышно, как он смеется, глянул на брата.

Храбр подозрительно посмотрел на Тура, с которого так и прыскал смех, перевел уже более ми-ролюбивый взгляд на Святозара, и, улыбнувшись, добавил:

— Верно, я забыл.

И тогда Тур оторвал ладошку от губ и громко захохотал.

— Тур, прекрати, — строго сказал Святозар, — Просто иногда у взрослых столько дел, что они могут и забыть что-либо. И знаешь, что гоготун сбегай-ка пока в сад, мне надо поговорить с Храбром, — но Тур, словно не слыша Святозара не прекращал смеяться, и, схватившись за живот уже присел на корточки, — Слышь меня гоготун, а то я сейчас пойду няню Бажену разбужу, и может она мне поведает, что-то не приятное для тебя.

Только Тур услышал про няню Бажену, как тут же перестал смеяться, отпустил живот, поднялся с присядок, и беспокойно глянув на Святозара, спросил:

— Куда брат, сбегать ты сказал?

— Вот то-тоже, в сад брат сбегай в сад, — строго добавил Святозар, Тур утвердительно кивнул голо-вой и побежал, как велел брат в сад, изредка оглядываясь, точно боясь, что старший брат его догонит и все- все выпытает про мирно спящую няню Бажену.

— Тур, ты, только в снег не лезь, а то весь намокнешь, — крикнул ему вдогонку Храбр, а потом перевел взгляд на наследника и спросил, — Что-то случилось Святозар? Ты какой-то взлахмочен-ный….

— Храбр, у нас опять беда, — тихо сказал Святозар, снял с головы шапку, затем вздохнул, и, опять ее надев, добавил, — Приехал гонец от Доброгнева и сказал, что в середине просимца Эрих вместе с Нуком покинули Вегры. Эх, Храбр, я чувствовал, что это случится, но когда мне об этом сказал отец… Этот Нук он нарочно Эриха увез, наверно хочет, чтобы тот вроде как предателя был, — Святозар прервался, посмотрел на наставника и продолжил, — Отцу так тяжело, что другам сказать, что людям сказать…Храбр, ну чего ты молчишь, скажи мне, как я могу помочь отцу… Ох, как ему бедному тяжело…

Храбр стоял, понурив голову, и осмотрев Святозара с ног до головы, да остановившись взглядом на перевязанной руке, спросил:

— А с рукой у тебя, что?

Святозар поднял руку завернутую тряпицей, поморщился и ответил:

— Эх, Храбр не до руки сейчас. Как отцу помочь?

— Я тебя спрашиваю, что с рукой, потому, как Святозар, если ты хочешь помочь отцу своему, перестань сначало калечить себя. То сердце под кинжал подставил, то левый бок под меч, теперь руку куда — то засунул, — сердито начал наставник, — И все время все треволнения к твоему отцу от тебя то и приходят. Чего с рукой с твоей я спросил?

Святозар так обиделся на Храбра, сорвал с головы шапку, топнул ногой, повернулся и пошел с Ратного двора, но потом остановился, вновь топнул ногой, и, развернувшись, вернулся к Храбру и срывающимся голосом сказал:

— Я прямо получаю удовольствие… прямо получаю удовольствие, когда мне в сердце кидают кинжал, когда рубят мечом по боку, но особенно я получил удовольствие сегодня, когда заговаривал щит и из него вырвался огонь Семаргла и сжег ладонь и пальцы до мяса, ты знаешь Храбр мне так хорошо, так приятно испытывать это жжение и эту боль…,- добавил наследник и тяжело задышал.

— Сынок, прости, — тихо сказал Храбр и расстроено посмотрел на наследника, — Прости погорячился я… А, что заговорить не удается?

— Нет, — тяжело вздохнув добавил Святозар, — Наверно это так надо… Ведь это магия Богов, я же тебе говорил. Но знаешь Храбр, теперь у меня две волшебные вещи меч ДажьБога и щит Бога Семаргла- это Семаргл подарил мне этот щит, я наложил на него заговор и покажу тебе, видел бы ты как он прекрасен.

— Что ж, Святозар, ты на меня не серчай. И ты, и Ярил, вы для меня оба дороги, и я за вас трево-жусь… — негромко начал Храбр, — Ну, а насчет другов не беспокойся, я их соберу и сам все объясню. А по поводу людей скажу так, что ж поживем, увидим, как нам быть… Ты пока об этом не думай, а то ты и так слишком много тревожишься, не стоит тебе это в голову брать, на это я есть, Дубыня, Ратибор, Богдан, и другие уж мы как-нибудь справимся. А ты не беспокой свою душу этими мыслями потому, как только ты начинаешь переживать — это у тебя сразу на лице и нарисуется, а отцу твоему и так тяжело, а видить как ты страдаешь и того хуже… Так, что мальчик, не думай об этом пока…, не думай. И давай пойдем во дворец, я поговорю с Ярилом, — наставник приблизился и похлопал Святозара по правому плечу, — Заниматься пока не будем, чтобы рука зажила. А отец знахаря позвал, руку ему показали, а то знаешь с ожогами шутить нельзя.

— Да, какой знахарь, Храбр… Ну, чего ты говоришь…,- заметил Святозар, и, надев шапку на голову, застегнул кунтыш, и взял в здоровую руку тренировочный меч, чтобы помочь Храбру донести его до дворца, — Это же огонь Семаргла, неужели ты думаешь он подарил мне щит, а взамен сжег руку, как же я тогда его держать буду, ну не в зубах же. Представляешь, выйду на бой, левой руки нет, в правой руке меч ДажьБога, а в зубах щит Бога Семаргла, клянусь все нагаки от смеха поумирают.

— Не знаю как нагаки, а восуры такой жути точно не смогут пережить, чтобы их наследник, да с боевым щитом в зубах…,- добавил Храбр и засмеялся.

Наставник повесил на спину два учебных щита, взял в руки тренировочные мечи и пошел сле-дом за Святозаром. Не успели они выйти с Ратного двора, как увидели, что навстречу им бежит Борщ, слуга, не добежав до Святозара и Храбра остановился, вытаращил глаза, перевел дух и закричал так, словно во дворце пожар:

— Ваша милость, ваша милость. Скорее, скорее вас правитель ищет.

У Святозара в груди екнуло сердце, лицо побледнело, он выронил тренировочный меч и не в силах ничего спросить, открыл рот.

— Что случилось? — испугано выкрикнул за наследника Храбр.

— Так, как, что…, приехал брат правителя с дружиной. И его светлость вас ищет, — ответил почему-то довольный собой слуга.

— Ты, — очень грубо сказал ему Храбр, — Ты чего так орал, ты погляди, наследник подумал, что-то с отцом его случилось, погляди какой белый стал… Ох, ну и глупый же ты, Борщ, можно разве так пугать…

— Так это, — испугано добавил Борщ, переминаясь с ноги на ногу, — Правитель обыскался наследника. Тот должен был прийти в столовую, и не пришел. А тут приехал брат правителя, мы все туда, сюда, нет нигде наследника. Я в покои заскочил, гляжу, нет кунтыша и шапки, да догадался, что он на дворе Ратном. Вот и прибежал…,- оправдывался Борщ.

— Ишь, ты догадался… — заметил Храбр, — Еще так заори мне, хоть раз, я тебе язык то твой подправлю, раз наследник не умеет. Напугай мне еще хоть раз Святозара, он и так все время тревожиться, да ты еще тут орешь. На вот бери, — сказал Храбр и подал снятые с плеча щиты и мечи Борщу, — Отнеси куды положено, да тот который наследник уронил, тоже подбери. А как отнесешь, сбегай в сад и найди там Тура, да скажи ему, чтобы возвращался во дворец, занятия я отменил.

Пройдя через сад и парк, Храбр и Святозар вошли в Славный коридор, и, открыв двери, попали в гридницу. В зале сидели правитель, Велислав и, старший дружины дяди, Бажай и негромко беседовали. Как только за Храбром и Святозаром хлопнули двери, сидящие повернули головы в сторону вошедших. Святозар снял шапку, и, не доходя до дяди, бросил ее на соседний стол. Велислав поднялся, подошел к племяннику, и, обняв его, сказал:

— Ты, что брат не кормишь братанка моего, погляди, какой он у тебя худой стал, да бледный… Ты чего болеешь, что ли Святозар?

— Нет дядюх, все в порядке, — успокоительно заметил Святозар, после того как дядя выпустил его из своих объятий, и поздоровался с Бажаем, который также приветственно поднялся.

Святозар подошел к столу, и, расстегнув застежки, принялся снимать кунтыш.

— Погоди, — сказал ему отец и встал, — Я помогу тебе, — и, придерживая сзади одежу, помог благопо-лучно вытащить больную руку из рукава, затем кинул кунтыш к шапке, — Ну ты как сынок, как рука, болит, — тревожно спросил правитель, сел и предложил, другим последовать его примеру.

— Болит, отец, — негромко ответил Святозар, присев рядом с отцом и устремив взгляд на сидевших напротив Велислава, Бажая и Храбра.

— Что у тебя с рукой братанок? — поинтересовался Велислав.

— Да, так, дядюх, положил туда, куда наверно не следовало, — улыбаясь, ответил Святозар и при-строил ноющую и подергивающуюся руку на стол.

— Ярил, чего у твоего сына с рукой, — перевел взгляд с наследника на правителя Велислав.

— Ожог, брат, — ответил правитель.

— Ожог…, и это на левой-то руке… И как он, будет щит во время боя держать…,- раздраженно на-чал Велислав, но Святозар и Храбр громко засмеялись, дядя прервался и недоуменно посмотрел на них.

— Мы с Храбром, — пояснил Святозар, прекращая смеяться, — Уже обсуждали это, и решили, если рука не выздоровет до боя, прийдется мне волшебный щит дар Бога Семаргла, держать в зубах.

— Вот же ты выглядить со стороны будешь… — громко засмеявшись шутке наследника, сказал Ба-жай, — Вот бы на это посмотреть…

— А тебе, Бажай, на это посмотреть не удастся, — опять начиная смеяться, заметил Святозар, — Так как ты с дядюхой останешься в Славграде с частью дружины, потому как, я моего спасителя и друга Стояна ни на кого, ни поменяю…

У Бажая сразу изменилось лицо, он перестал смеяться, перевел взгляд с наследника на правителя, а затем развернулся, удивленно посмотрел на Велислава и спросил:

— Не… ну, понятно Велислав старшим останется в Славграде заместо правителя, а я…

— А ты, — вмешался в разговор, широко улыбающийся Храбр, — Останешься вместо меня, будешь старшим дружины и наставником Тура.

— Ага, — поддержал Святозар Храбра все еще смеясь, — Будешь бегать за Туром, по всему городу и деревне отбивая его от его закадычных друзей, во главе которых стоит сам сын наставника Рати-ша. А ты дядюх…,- наследник обратился к дяде, который сидел, с нахмуренными бровями не по-нимая, чему так радуются Святозар и Храбр, — Знаешь… мне тебя больше всех жалко…, представ-ляю, что здесь будет творить Тур своей магией. Отец, наверно ни у одного кукленка нос вытянит-ся, а ухо поменяет свое место жительства…

— Вот че, вы гогочете? — не выдержал Велислав, когда увидел, что и правитель стал громко смеять-ся шутке Святозара, — Брат, я тебе прямо поражаюсь. Сын то твой, еще мальчонка, а ты его ведешь на войну, ни жалко, что ли.

За столом сразу наступила тишина, у правителя дрогнуло лицо, а возмущенный Храбр повысив голос, сказал:

— Велислав, ты чего такое говоришь? Да, правитель разве может жертвовать своим сыном? Да, он Святозара, больше жизни любит… Но деваться нам некуда. На стороне нагаков Нук, а он злой колдун и никто его кроме Святозара не может победить, пойми… Ни я, ни ты, ни Ярил…Ты чего хочешь, чтобы погибла наша Родина, погиб наш народ, чтобы эти нагаки топтали нашу землю, убивали детей, дев и стариков? — Храбр на миг прервался, тяжело задышал, а потом продолжил, — Не было бы Нука Ярил никогда бы Святозара не взял на войну. Я это знаю, слышишь Велислав, знаю… что для него дети значат, для друга моего…, так, что думай чего говоришь…

— Я не хотел обидить тебя брат, прости, — протянув руку и похлопав по руке Ярила, заметил Вели-слав, — Страшно только за Святозара. Такой он молодой, столько пережил…

Святозар беспокойно дернул больной рукой и застонал, сидящие за столом устремили на него взгляд, а он, улыбнувшись, добавил:

— Да, что ж, я свою жизнь так легко не уступлю, пусть Нук и не надеется… Меня в Новыграде Лю-бава ждет, я ведь Путяту обещал за ней приехать, так слово свое обязательно сдержу. Правильно отец, ни кому не уступим мою, Любаву…

— Точно сынок, — ответил правитель и потрепал его по волосам.

— А, то, ты словно Велислав не слышал, — начал Бажай, пытаясь перевести разговор в более веселое русло, — Какой народ поет сказ о победе наследника над Черномором.

— Ой, нет, нет, нет, — замотав головой, поспешил добавить Святозар, — Только не про это…

— Да, как же, у нас его каждый мальчонка знает, — Бажай словно не слыша просьбы Святозара, по-морщил лоб, наверно пытаясь вспомнить слова сказа, а потом махнул рукой и продолжил, — Не помню уж как точно там звучит… Но…. и взял великий ведун Святозар царя Черномора за его длинную зеленую бороду, а затем притянул к себе и его шевелящиеся усы, да намотал на руку, да поднял он силой своей волшебной царя над собой, да закружил, а затем бросил он его прямо в его многочисленное войско…

Святозар выпучил глаза, покраснел весь, и развернувшись к отцу, срывающимся голосом сказал:

— Отец, какой ужас… кто же отец, такое сказывает? Такую ложь…, такую ложь.,- а затем развернулся к Бажаю, и, обращаясь к нему, добавил, — Я, конечно, слышал, что про меня сказывают, что я победил Черномора, но такое…, такое… Он же Бог, а я человек… Да, я вообще с ним не бился, я бился с его поединщиком… — повышая голос, закончил Святозар.

Наконец-то заулыбался Велислав, и, довольно поглядывая на Святозара, заметил:

— Братанок, да не расстраивайся, это же люди сказывают, а мы то всю правду знаем. Мне сам Путят рассказывал о том, как ты вызвался биться с поединщиком, чтобы он не забрал в жертву Сема. И договорился с ним, что коли ты проиграешь, так вместо другов на дно пойдешь.

— Не надо, дядюх, об этом говорить, отца тревожить, — беспокойно сказал Святозар.

— Нет, почему расскажи Велислав, — покачивая головой, попросил правитель, — Потому, как Леля сказ я не слышал, а други сына моего ничего не рассказывают. Интересно будет послушать, как это было со слов многоопытного и славного воина.

— И то правда, от другов Святозара ничего не услышишь, — согласно поддакнул Храбр, — А я сказ Леля слышал, но в нем Ярил не рассказан сам бой, только упоминание о том, что наследник бился с поединщиком.

— Да, потому как Лель не видел боя, их всех Святозар согнал в омшаник, во внутренние помеще-ния ладьи, — пояснил Велислав, — На борту ладьи остался лишь Путят, который как он мне сам говорил, словно прирос к рулю, рулевой и Стоян. И они- то втрое весь бой и видили. Так, что если и хотите узнать, как все было выспрашивайте Стояна, или слушайте меня.

— Тебя, тебя, — разом ответили Храбр и Ярил.

— Значит, — начал свой рассказ Велислав, — приказал наследник вынести Стояну свой меч и положить на скамейку гребцов, а сам обернулся орлом и взлетел в небо, да давай в вышине над этим рако-крабом, кружить. А он этот рак громадный около четырех саженей в длину…

— Да, нет, — перебил дядю Святозар, — Небольше двух саженей он был, тело как у краба, да длинный толстый хвост, и две клешни…

— Вот, вот, — теперь перебил Святозара Велислав, — Ты погоди, теперь братанок, не хотел брату мо-ему рассказывать, как все было, теперь сиди и молчи. Я буду сказывать, так как мне Путят пове-дал. Ну, Путят говорил огромный был тот рако-краб, две громадные клешни и множество усов, которые на морде его крепились и словно живые шевелились…

— Два уса, — вновь перебил дядю наследник.

— Помолчи, сын, — недовольно сказал правитель и положил ему руку на плечо, — Не перебивай старших.

— Да, так вот, — расправив плечи и довольно потирая бороду, продолжил Велислав, — Значит, взлетел братанок орлом в небо, давай кружить над крабом, затем подлетел ближе к нему, да клюнул его в глаз, один, другой, и пробил их и вытекли глаза у чудища.

— Чего…,- начал было Святозар, но отец так сжал его плечо, что наследник решил дождаться конца сказа, а потом уж…

— Да, — не обращая внимания на гневный выпад племянника, продолжил Велислав, — Глаза у чудища вытекли, а братанок схватил его за ус и оторвал, один ус оторвал, затем другой, третий, так все и повыдергал.

— Нет, отец, ты как хочешь, а я молчать не стану, — повышая голос, сказал Святозар, — Какие глаза, какие усы… Глаза у него плотным, как панцирь веком закрываются там не пробьешься, а ус и вообще выдернуть невозможно, он этим усом меня так мотонул, что я чуть в воду не упал, перед самой поверхностью смог выровнить полет и взлететь.

— Не знаю, братанок, что слышал то и говорю, — как ни в чем не бывало, ответил Велислав и посмотрел прямо в глаза племянника, — А потом он камнем упал на ладью, обернулся собой, схватил меч и, как только чудище подплыло к ладье, срубил ему клешни, рак взвыл от боли. Братанок же, тут же обернулся орлом и взлетел в небо, а тут как на беду закатилось солнце, но Черномор, сидевший в колеснице стукнул батогом по воде и она засветилась, да так, что стало ясно словно днем… Путят посмотрел на братанка, а у того рана уже и открылась, да все перья орлиные в крови… Но братанок, превозмогая боль, подлетел к умирающему чудищу и давай его лапами в воду толкать и топить, вода разошлась и поглотила чудовище.

— Ужас, — возмущенно сказал Святозар и прижал к груди больную руку, — Какими лапами, какими лапами… Да, он громадина, а я птица- орел, да где мне его утопить. Я на него сеть сбросил, он в сети запутался, а я прочитал заговор, да едва его и подтолкнул на дно лапами…. Ужас! И это рассказал Путят, который к рулю прирос и весь бой видел, не мудрено теперь, что про меня такое народ плетет… Лучше дядюх, да и ты отец, сказ Леля слушайте, он хоть там меня и хвалит дюже сильно, но зато ничего не выдумывает, как было, все так и передает. А этот сказ, что Путят поведал, не на много лучше того, где я Черномора за бороду раскручиваю…,- сердито закончил Святозар.

В гриднице все громко засмеялись, а Святозар оглядел всех обиженным взглядом и покраснел.

— Интересно, Ярил, какой же сказ слышал царь неллов? — громко смеясь и утирая от смеха глаза, обратился к правителю Храбр, — Думаю, что явно не Путята. Теперь понятно, почему он так дрожал перед Ратибором… Еще бы самого Черномора наш наследник на руку бородой накрутил.

— Храбр, ну чего ты так радуешься, — расстроено сказал Святозар, и посмотрел на наставника, а затем повернулся к правителю, который сняв руку с плеча сына, так же как и Храбр смеялся и утирал глаза, — Отец, но ведь это неправда, разве можно так про меня плести…

— А, брат…, я тебе сейчас про великанов еще расскажу, — начал хохотавший Велислав.

— Нет, — громко выкрикнул Святозар и поднялся, — Если это дядюх, также как и про Черномора, то я умру от стыда.

Правитель взял сына за плечо и потянул вниз, да продолжая улыбаться, миролюбиво сказал:

— Ну, чего ты, сынок, не хочешь, Велислав не будет рассказывать, садись… А в следующий раз сам лучше расскажи, как все было.

— Так кто же, отец, такое рассказывает, — немного успокоившись, заметил Святозар и положил больную руку на стол.

— Так ты мне, да наставникам расскажи, а более никому и не надо, тогда бы мы Велислава слушать то и не стали, — добавил правитель, довольным взглядом оглядывая своего сына, — Пусть бы он слушал своего Путята, который к рулю прирос и сам не ведает, что видел.

— Ярил, — возмущенно сказал Велислав, — От сделай доброе дело расскажи, так ты всегда вместо благодарности еще и посмеешься. Вот с детства ты такой…, ужо вроде и сидина на голове, а каким был таким и остался, эт наверно неизменно в тебе… Во, — и Велислав указал пальцем на Святозара, — И этот такой же, как ты… Больше ничего тебе не расскажу, страдай теперь от неизвестности.

— Я, отцу, расскажу, если он захочет, — тихо добавил Святозар, — И тебе Храбр расскажу, только уж без всякой крови и геройства…

— Наследник, — вмешался в разговор Бажай, — А когда ты сказывать будешь, я тоже хочу прийти послушать?

— Ну, — добавил правитель, — Сейчас мы пойдем все вместе в столовую и потрапезничаем, так как все голодны, затем помоемся в бане, и тогда верно Святозар все и расскажет, потому как он Бажай, как и ты, подолгу может в бане на верхнем полку лежать и гутарить.

Глава шестьдесят первая

Дорога до города Лебедянь была не близкая, поэтому двенадцатого дня последнего зимнего месяца сечень дружина правителя, вместе с молодой дружиной Святозара и частью дружины Велислава покинула престольный град, и выехала к южным границам нагоняя пешую часть войска воев, которую вел кузнец Братиша. Покинув жилые пределы Славграда, поехали неспешно, чтобы не измучить лошадей, делая привалы лишь на ночь.

Святозар, как и положено ехал впереди колонны по правую руку от правителя. Лук он перекинул через плечо, и теперь он висел на спине, в ножнах лежал волшебный меч ДажьБога, а к седлу был прикреплен пылающий под солнечными лучами щит Семаргла. Наследник, также как и правитель, кольчугу и шлем укрыл тканью и уложил в повозку, которой управлял Вячко, взятый правителем с собой в поход, а сам ехал налегке в походном овчиннике — короткополом тулупе овчиной вовнутрь и высокой собольей шапке.

Перед самым походом отец подарил Святозару чудесного белого жеребца, которого дня за два до этого, по просьбе правителя, старший конюший Невзор пригнал из города Колежань, что находится на границе с кочевым народом лонгилы, которые выращивают и привозят на базары восуров коней и иной домашний скот. Коня, которого подарил отец, звали Снежин, и он полностью подходил под свое имя белый, ни одного темного пятнышко на теле, такие же белые хвост и грива. Снежин был молодым, сильным и своенравным конем, поэтому подчинялся Святозару не охотно, все время, стараясь взять над хозяином вверх.

Рука Святозара еще до конца не излечилась, и продолжала болеть, хотя пальцы и местами ладонь уже покрылись ранами, а мизинец почти зарубцевался. Сенич все это время пытался, как мог излечить наследника, прикладывая то одни, то другие дурно пахнущие мази, но заживления шло очень медленно, поэтому перед отъездом Сенич дал правителю несколько склянок с разными мазями, наказав мазать руку наследнику каждый день. Из-за больной руки Святозар держал уздечку лишь правой рукой, а Снежин, словно чувствуя это, всю дорогу вертел головой, пытаясь вырвать уздечку, да иногда норовил, подымаясь на задние ноги, и совсем скинуть наследника с себя.

— Ну, и коня ты наследнику подарил, Ярил, — возмущался Храбр, в очередной раз, помогая Святозару справиться со своенравным Снежином.

— Да, я и сам, расстроен Храбр, который день едим, а он словно бешенный какой, все норовит Святозара сбросить с себя. Я уже предлагал сыну поменяться лошадьми, уж я б его не пожалел, — гневно оглядывая Снежина, сказал правитель.

— Нет, отец, я тебе его не отдам… потому, как он мне по нраву. Такой же гордец, как и восуры. Да, все пытаеться меня за голову куснуть, хорошо, что ты заставил меня отец, шапку надеть, а то бы я сегодня точно без волос остался, а так лишь шапка пострадала, — говорил Святозар, и наклонил голову так, чтобы правитель мог полюбоваться на испорченный Снежином мех на шапке. — Он ведь, чувствует, что я одной рукой правлю, во вторую руку взять уздечку не могу вот и балует. Но ничего, скоро рука заживет, и ты почувствуешь Снежин, как крепко я могу держать уздечку…. Слышишь меня Снежин? — обратился к коню Святозар, а тот словно понимая, что речь идет о нем, что-то недовольно заржал и замотал головой.

— А, как Ярил рука у Святозара, — поинтересовался Дубыня ехавший по левую руку от правителя.

— Ты думаешь, он показывает? — ответил правитель, и придержал коня, так как его рыже — чалый жеребец, все время пытался перейти на трусцу, — В первый же вечер прислал ко мне твоего Стояна, чтобы он забрал склянки с мазями, и теперь там сам над ними ворожеет. Ты, Дубыня, возьми вот и спроси у своего сына, как там рука у моего наследника.

— Э… э…, э…, да разве Стоян расскажет, — протяжно заметил Дубыня, — Никогда. Если бы это был Искрен или Молчун, еще можно было бы, что выспросить, а Стоян никогда ничего про Святозара не скажет.

— Отец, рука скоро заживет, не тревожься…,- успокоительно сказал Святозар, и потянул на себя уздечку, так как Снежину совсем не понравилось, что конь правителя попытался перейти на трусцу и его обогнать, и чтобы проучить наглеца, Снежин попытался куснуть и жеребца правителя тоже.

— Гляди, — засмеялся правитель, — Твой Снежин кусает не только твою шапку, но и моего Удальца… Ну, приедим с похода, я уж Невзору то спасибо и скажу, нашел мне тоже кого для наследника покупать, — отец повернул голову к сыну и спросил, — Скоро — это по-твоему как?

— Ну, отец, дней через десять, щит я уже буду в руку брать, точно, — ответил наследник, а затем, обратился к наставнику, — Храбр, придержи Снежина, я овчинник расстегну, а то такая жара дышать нечем.

Храбр подъехал ближе к Снежину и взял его под уздцу, что совершенно не понравилось коню, и он, было, попытался возмущенно замотать головой, но потом почему- то передумал и затих.

— Отец, — наконец-то справившись с застежками на овчиннике, и распахнув его, да взяв уздечку, спросил Святозар, — Как ты думаешь, скоро мы Братишу догоним?

— Что, ты все время распахиваешься? — недовольно, вопросом на вопрос, ответил правитель.

— Да, что ж, отец, на дворе так тепло, словно весна пришла. Говорил я давай куртик надену на, что мне этот овчинник, я в нем угорю, — добавил Святозар, и, улыбнувшись заботе отца, заметил, — И так как я выполнил твое повеление, то теперь позволю себе распахнуться.

— Это, точно, на дворе весной пахнет, сразу видно к южным границам приближаемся, — согласился Храбр и, чтобы поддержать наследника распахнул свой овчинник.

Правитель глянул на друга, усмехнулся и добавил:

— Гляжу я последнее время, Храбр, ты все время Святозара поддерживаешь и защищаешь… С чего бы это?

— Это просто мы, с Храбром одинаково думаем, — заступился за наставника Святозар, — Ну, так, что насчет Братиши, ты словно, отец не слышал моего вопроса.

— Да, Братиша, думаю я, уже далеко убежал и не скоро мы его догоним, поверь мне сынок…,- на-чал, было, правитель.

— Смотри, отец, — перебил его Святозар, указывая больной рукой вперед, — Словно кто-то скачит нам навстречу, да быстро скачит, торопится…

Впереди насколько хватало глаз расстелалась дорога. По краям дороги лежали поля и луга ук-рытые снегами, да красовались могучие леса, верхушки деревьев которых были усыпаны таким густым снегом, что со стороны казалось, что на их тонкие стволы одели широкие, белые шапки-ушанки.

— Где? — переспросили Храбр и Дубыня, и, вглядываясь вдаль привстали на стременах.

— Да, вон же, впередите, не видите, что ли? — сказал Святозар и еще сильнее вытянул руку вперед, словно этим мог помочь увидить всадника.

Некоторое время спустя правитель так же, как и други беспокойно вглядываясь вперед, перевел взгляд на наследника, и, улыбнувшись, заметил:

— Ну, и глазастый же ты, сын.

Через некоторое время всадник приблизился настолько, что его сначало увидели Храбр и Дубыня, а потом правитель, разглядев его, признал в нем гонца воеводы Жировита. Подъехав ближе гонец остановил коня, затем снял с головы шапку отер струящийся из- под нее пот и поклонился правителю, да наследнику.

Правитель поворотил коня, и съехал с дороги, чтобы не задерживать ехавшие позади дружины, и, махнув гонцу, подозвал его к себе. Святозар обернулся и увидел, как гонец подъехал к отцу и начал, что-то говорить ему. Но Снежин в этот момент решил, что пора сбросить с себя надоевшего ему всадника и резко поднялся на задние ноги, Святозар не ожидающий такого, и чтобы не упасть вцепился в уздечку не только правой, но и больной левой рукой, и от боли чуть не свалился с коня. Дубыня и Храбр тут же пришли на помощь и осадили Снежина, ухватив его с двух сторон за уздцу.

— Тпру… тпру… — закричал на него Храбр, увидев как побледнел от боли наследник, — Что за бестолковый конь.

— Уж — это точно, — возмущенно согласился Дубыня, и, обратившись к наследнику, сказал, — Ты чего рукой больной хватаешь?

— Забыл, — прикусив губу, и прижав руку к груди, ответил Святозар.

— Ярил, едит, — негромко сказал Храбр, обернувшись и добавил, — Что-то случилось?

Правитель нагнал сына и другов, и, заняв свое место рядом с наследником, осмотрел его, а за-тем, выдохнув, рассказал:

— Гонец Жировита приезжал, и поведал, что к границе стали подходить войска нагаков. Их еще совсем мало, но наверно скоро подтянутся и другие. Но самое, что скверное…, это то, что лазутчик Жировита, который ходил к стану нагакскому сказал, — правитель замолчал, устремил взгляд на дорогу, тяжело вздохнул и продолжил, — Сказал ему, что видел человека по описанию похожего на Нука и юношу с ним. И этот лазутчик, часто бывавший у меня во дворце, признал в нем Эриха.

— Может он ошибся- этот лазутчик, — успокоительно и понизив голос заметил Дубыня.

— Нет, Дубыня, — добавил правитель, замотал головой, и, расстегнул застежки на овчинники, — Я Жировиту ничего не писал об Эрихе, как вы и советовали, и он не знает, что тот покинул Вег-ры…Жировит не поверил услышанному, но лазутчик у него проверенный человек, много раз ви-дел Эриха и говорит, не мог он ошибиться.

— Ну, не кручинься пока Ярил, скоро подойдем к границе и все точно узнаем, — сказал Храбр, — Слу-шай, а может пока там мало нагаков, пошлем к Жировиту гонца, чтобы он послал людей, да от-бил Эриха.

— Нет, нет, — испугано закричал Святозар, — Нет, отец, ни в коем случае… Нельзя посылать людей, не делай этого. Нельзя, чтобы Нук людей наших поубивал, или еще, что… Нет с его магией они не справятся, они воины, не ведуны. Не делай этого отец…Скоро, мы приедим и я сам постараюсь помочь Эриху, — уже более тихо добавил Святозар.

Правитель повернулся, и, осмотрев сына, спросил:

— Ты, чего такой бледный?

— Да, это его опять Снежин пытался сбросить, а Святозар забылся да рукой больной за уздечку и схватился, — объяснил Храбр.

Отец услыша объяснения Храбра поморщился, словно это он, а не его сын схватился больной рукой за уздечку и добавил:

— Что, ты, мальчик мой, вновь придумал?

— Я поведаю тебе об этом позже, отец, когда мы приедим в Лебедянь, а сейчас не зачем тебя по-пусту беспокоить, тебе и так треволнений хватает, — ответил правителю Святозар.

Каждый день приближал дружину, правителя и Святозара к южной границе, и с каждым днем отец становился все мрачнее и мрачнее, а душа Святозара болела все сильнее и сильнее. Пешую часть воев во главе с Братишой догнали в городе Прилятка. Люди Братиши отдыхали, там дожи-даясь дружину правителя. Объединившись с дружиной воеводы Миролюбом, из города Прилят-ки, двинулись дальше, и, перейдя вброд вскрывшуюся ото льда реку Большую Язу, наконец-то подошли к реке Волха. По пути следования войска к дружине правителя и Миролюба присоединилась дружина и вои воеводы Ярополка из города Орла.

К двадцать второму березозолу войска во главе с правителем и наследником подошли к городу Лебедянь, и, перебравшись через реку Волху и пройдя сквозь город стали станом недалеко от самого Лебедяня, где их уже дожидалась их дружина и вои воеводы Бажена из города Дубны. Правитель и наследник вместе с Храбром, Дубыней, Стояном, воеводами Миролюбом, Яропол-ком и Баженом поехали во дворец к воеводе Жировиту. Святозару очень понравился Лебедянь, почти везде в городе на широких дворах, окруженных низкими заборами стояли большие дере-вянные дома, с дубовых брусов, окна которых были украшенные затейливо вырезанными ста-веньками, резьба украшала не только ставни, но и сами дома, заборы, калитки и ворота. Почти все дома в городе были покрашены в разные цвета, в основном желтый, голубой и зеленый, на севере дома не красили, а здесь на юге при солнечных весенних лучах это было так красочно и чудесно. Жировит жил очень скромно, его большой дом даже не был выкрашен, и стоял такой широкий и словно вросший в землю, наверно был построен очень давно. Спешившись на дворе, правитель в сопровождении наследника, другов и воевод вошел в дом. Жировит провел гостей в гридницу, которая была похожа на столовую во дворце правителя. Посередине гридницы стоял большой прямоугольный стол, уставленный всякими явствами, особенно много было еды из рыбы: уха из налима, уха из осетрины и судака, стерляжья уха с печенками налима, тушеная щука, жареная щука, осетрина запеченная с сыром, осетрина печеная и жареная; а также разнообразные пироги, расстегаи и кулебяки. Жировит усадил правителя и наследника во главе стола, а сам сел по левую руку от отца.

— Эх, правитель, — какое-то время спустя негромко сказал Жировит пожилой мужчина, крепкий, как и все восуры, с рыжими тронутыми сединой волосами и бородой и серо-зелеными глазами, — Хоть и начался великий праздник масляница, а в народе гуляний нет, сам небось заметил проезжая по городу, — Жировит помолчал, тяжело вздохнул, и глянув на наследника продолжил, — Хорошо, что вы с наследником прибыли, люди сегодня вас как увидели, сразу повеселели.

— Что ж, Жировит, сейчас война на носу, не до веселья, вот победим нагаков, тогда и погуляем, отметим нашу победу и встретим Богиню Живу, — ответил правитель и потер пальцами висок.

— Охо. хо, — опять начал Жировит, когда увидел, что правитель положил ложку, а наследник, тихо сидевший около пустого блюда так ни к чему и не притронулся, — Надо тебе правитель наверно доложить обо всем, что я знаю… Ходили мои лазутчики вновь к нагакскому стану, говорят, что воины прибывают все время и их там уже очень много, но бека Туруса пока нет. Приказывает там всем человек похожий на того колдуна, о котором ты писал мне…, как же его зовут, — задумавшись протянул Жировит, — Ах, да Нук, имя то не наше не восурское. Да, приказывает там этот Нук, да ходит с ним юноша, — воевода скрипнул зубами и добавил, — И говорит Нук, что этот юноша твой сын Эрих, который перешел на сторону нагаков и ненавидит Восурию и желает победы беку Турусу. И этот юноша точно твой сын Эрих потому, как мой лазутчик Истом, да ты его знаешь он презжал не раз к тебе во дворец правитель… Так вот Истом узнал Эриха, это точно он, — Жировит замолчал, а потом сказал, — Я то может и пойму правитель, а, что народ скажет…

— Жировит, — внезапно встрял в разговор Святозар, — Надо будет, я народу все объясню…

— Что же ты интересно скажешь наследник, — поинтересовался воевода, — Людям то тяжело понять, как может сын правителя воспитанный им стать подлым предателем…, ведь все знают, что Эрих рос с отцом своим, в отличие от тебя. Что ж, люди думают так, каков правитель, таков его сын.

— Это ты так думаешь Жировит или люди, — вдруг резко выкрикнул Святозар, и вскочил со своего сиденья. В тот же миг в гриднице воцарилась тишина, все уставились на наследника, но он слов-но не видя этого, еще громче закричал, — Слышишь, не смей так говорить про моего отца, ты ничего не знаешь и судить не можешь. Да, и еще…, еще, — это ты правильно заметил каков отец, таков и сын… Погляди на меня Жировит- это я наследник престола, я а не Эрих, я сын Ярила и потомок Богомудра, и я ни кому ни позволю оскорблять моего отца.

Святозар развернулся, и толкнул сиденье так, что он, загромыхав, отлетел в сторону, а потом, тяжело ступая, вышел из гридницы и с такой силой, стукнул дверью, что старый дом Жировита заходил ходуном. Лицо Святозара горело от гнева, его била мелкая дрожь, а обидные слова жгли душу, он почти выскочил на двор, и, позвав слугу, потребовал своего коня. Не успел он сесть на коня, как из дома выскочил Стоян, подбежал к Святозару и схватил его за руку:

— Святозар, погоди, погоди… Ну, чего ты, чего… Что Жировит сказал, как тебя обидел… Ну, остынь же, остынь. Правитель расстроен твоим поведением, зовет тебя, ну не уезжай, ради отца, пере-силь себя. Я тебя понимаю, понимаю, друг… Но ты отца своего пожалей, останься…

— Нет, Стоян, не останусь… Еще мгновение и я бы разорвал этого Жировита за моего отца…, разо-рвал, — тяжело задышав ответил Святозар, и, высвободив руку сел на Снежина.

— Позволь я тогда с тобой поеду, Святозар? — придерживая Снежина за уздцу, спросил Стоян.

— Хочешь поезжай, но только ничего не говори, молчи… Мне надо подумать, — ответил Святозар и тронул коня.

Он выехал со двора на улицу, и остановился, ожидая друга, некоторое время спустя подъехал Стоян и подал ему куртик потому, как разгневанный Святозар даже не взял верхнюю одежду. Наследник одел куртик, но даже не застегнул, и, тронув Снежина в сопровождении Стояна молча, поехал через город к стану. В Лебедяне наступила уже весна, и на дворе было очень тепло, сразу чувствовалось, что это южный город. Солнце светило повесеннему нежно согревая землю, снег уже растаял, и только кое-где еще лежали небольшие бурые кучи. Святозар был очень расстроен, и чтобы не думать о той грубости, что позволил себе в отношении к старшему, думал об Эрихе…

Солнце клонилось к закату, когда они подъехали к стану и спешились. Для правителя и наследника был разбит прекрасный шатер, но Святозар туда не пошел. Он отдал Снежина поджидающему возвращения правителя и наследника Вячко, а сам пошел к костру, что разбили други около своего походного шатра, и возле которого сейчас сидели. Святозар сел рядом с Искреном, поставил локти на колени, а в ладони упер голову и затих, немного погодя, он тихо сказал:

— Стоян, мне нужна твоя помощь.

— Конечно, — откликнулся друг, как и пообещавший не проронивший за дорогу ни слова, — Говори, что нужно.

— Сегодня в ночь, правитель пошлет лазутчиков в стан к нагакам, нужно, чтобы кто-нибудь из вас други вызвался туда идти. И выполнил мое поручение, — добавил Святозар.

— Что ты задумал? — беспокойно спросил Искрен.

— Никаких вопросов ко мне, никаких…,- раздраженно ответил Святозар, и оторвал голову от ладо-ней, — Я вас, что часто о чем-то прошу, приказываю все время… Мне нужна ваша помощь…, по-мощь. Мне нужно, чтобы человек, который пойдет, разглядел в какой шатер заходит мой брат, разглядел как он выглядит и где находится, и главное можно ли оттуда вывести моего брата.

— Ты, что, — вновь начал Искрен, — Туда собираешься идти, хочешь вывести брата?

— Искрен, ты вообще, слышал наследника..? Он ведь просил не задавать вопросы, — заметил Горазд, а затем добавил, — Я пойду, Святозар, я самый глазастый, все увижу, все запомню. Только не знаю, разрешит ли мне правитель идти.

— Разрешит, — негромко сказал Стоян, — Лазутчиков будет отправлять Храбр, а значит, я смогу его уговорить, чтобы они взяли тебя. Я скажу, что это надо для наследника, и Храбр не откажется выполнить просьбу Святозара.

— И еще, — добавил Святозар, — Вы ходили к границе стана оглядывали степь, там что впереди, можно будет где-нибудь укрыться?

— Мы уже там сегодня были, — вновь встрял Искрен, — Там негде укрыться, лесов нет, деревья если и встречаются, то низкие и чахлые. И насколько хватает глаз степь, и где-то очень далеко видны вспыхивающие костры нагаков.

— Искрен, — уже более спокойно обратился к другу Святозар, — А далеко ли до нагаков, сколько человеку идти?

— Да наверно день или ночь и идти, не меньше, — довольно ответил Искрен, увидев, что наследник перестал на него сердиться.

— Далеко, далеко, — протянул Святозар, — Что же делать…

— Может ты, все же объяснишь, — спросил Молчун Святозара.

— Объясню, когда прийдет время, но не сейчас, — ответил Святозар и тяжело вздохнув, забрал у Искрена ветку, которой тот ворошил угли в костре, и, разломив ее, бросил в огонь.

Когда солнце закатилось за край небосвода, други ушли отдыхать в шатер, а Горазд пошел гото-виться к вылазке. У костра остались Святозар и Стоян.

— Святозар, — обратился к нему Стоян, — Что случилось у Жировита?

— Жировит, — дрогнувшим голосом сказал наследник, — Сказал про отца, что люди думают, каков Эрих таков и правитель.

— Ну, наверно, Жировит не подумав, ляпнул, — заметил Стоян, — Ты, не серчай, конечно, но ты был очень груб. Все же он настолько старше тебя, так не годится.

— Я знаю, знаю, Стоян… Но если бы ты видел как тяжело от этой мысли отцу… И если бы ты знал, друг мой, кто во всем этом повинен… Эх… эх… не говори со мной об этом, я не могу… — почти прошептал последние слова Святозар и тревожно стал тереть пальцем бровь.

— А, что ты с Эрихом, придумал? — спросил Стоян и посмотрел на наследника так, что даже в бликах костра Святозар увидел во взгляде друга беспокойство.

— Стоян, пусть Горазд сходит, и я тогда все тебе расскажу, так как мне будет нужна твоя помощь, — ответил Святозар.

Внезапно из наступающей темноты выступил Дубыня, он негромко хмыкнул и сел рядом с на-следником, да искоса на него глянул.

— Отец, — обратился к нему Стоян, — Вы уже вернулись? А где Храбр?

— Храбр и правитель в шатре, а я глянул, что там наследника нет, пошел его поискать, — ответил Дубыня.

Стоян поднялся и негромко спросил у наследника:

— Святозар, пойдем я тебя провожу, да переговорю с Храбром.

— Нет, иди один, я пока здесь посижу, за костром погляжу, пока ты не вернешься, — ответил Свято-зар и подкинул несколько поленьев в огонь.

— Хорошо, тогда я схожу, а потом тебя сменю около костра, — добавил Стоян, и, хлопнув Святозара по спине, ушел в сторону шатра правителя.

— Это… — начал Дубыня, лишь только в темноте пропал его сын, — Я, что тебе хотел сказать…

— Дубыня, не надо… не надо ничего говорить, — тяжело дыша, сказал наследник, — Все и так у меня в душе разрывается. Знал бы ты как, знал бы…

— Да, нет, сынок, я не о том, — очень мягко заметил Дубыня, — Отец тебя твой искал, больно он рас-строен и беспокоиться за тебя. Поди в шатер, а я дождусь Стояна… Поди, мальчик, не тревожь отца.

Святозар опять беспокойно потер пальцем бровь и продолжал сидеть, обдумывая то, что он хотел предпринять, чтобы вернуть спокойствие отцу, и снять со своей души хотя бы этот камень, а затем поднял голову, посмотрел на наставника, который вдруг улыбнулся ему, протянул руку, и, погладив его по голове, да добавил:

— Эх, ты, молодо-зелено.

А Святозар и сам внезапно улыбнулся и почему-то вспомнил Бабу Ягу, как когда-то во время испытания в Сумрачном лесу он был у нее в гостях, и она вот также называла его молодо-зелено. А потом вдруг усмехнулся, подумав, что это еще и неизвестно то, кто был молодо-зелено, она Баба Яга, или он отец молодой, красивой девы Дарены. И тогда поднялся, да пошел в шатер.

В шатре, предназначенном для правителя и наследника, стояли два небольших деревянных ложа, по правую и левую сторону шатра, посередине находился квадратный стол, да несколько табуретов, как всегда все по походному просто. Около шатра горел большой костер, и сидели два ратника, один из дружины, а другой из воев, которые охраняли шатер. Когда Святозар подошел к шатру, ратники посмотрели, кто идет, а узнав наследника, кивнули ему головой.

Святозар вошел вовнутрь шатра и увидел отца и Храбра, которые сидели за столом и разговаривали. Наследник опустил голову и пошел к своему ложу, но правитель взял его за руку, когда он поравнялся со столом и спросил его:

— Сын, тебя хоть други накормили? Ты же ничего не ел с утра?

— Я не голоден, — ответил Святозар, все еще не поднимая глаз.

— Ну, тогда, сядь с нами, поговорим. Обсудим наши военные действия, тебе чего не интересно? — спросил миролюбиво правитель.

Святозар поднял глаза, посмотрел на такое дорогое лицо отца и ответил:

— Я, отец, приложу все свои силы, чтобы не было никаких действий, и чтобы ни одна капля крови восурской не капнула.

— Ну, это ты, Святозар не прав. Одно дело победить Нука, а другое нагаков, — заметил Храбр, и придвинув табурет, добавил, — Да, сядь ты наконец, отец тебя просит.

Святозар сел, напротив Храбра, положил руки на стол и стал, молча их разглядывать. Левая ла-донь уже зажила и теперь была покрыта страшными, уродливыми и какими-то выпуклыми шра-мами, словно корни деревьев впились в ладонь и пальцы.

— Ужас, — вдруг сказал Храбр, Святозар поднял глаза и посмотрел на наставника, — Погляди какие шрамы у него Ярил, смотреть страшно. Я в жизни многое видел, но такого никогда.

Святозар улыбнулся, и встав, отдодвинул табурет, да пошел к своему ложу, за спинкой которого лежал обернутый в ткань щит. Наследник осторожно развернул щит и взял его правой рукой, а вернувшись к столу, повернул его внутренней стороной так, чтобы было видно отцу и Храбру, и тогда взял его левой рукой. И как только левая ладонь коснулась двух кожаных ремней, окрасив-шихся после заговора в красный цвет, то тут же из руки, словно живые корни деревьев вытяну-лись тугие, шевеляшиеся шрамы и крепко оплетя ремни, создали с рукой и ремнями одно единое целое.

— О, Боги! — прошептал правитель, — Что это?

— Это, отец, — широко улыбаясь, и перемещая щит из стороны в сторону, словно любуясь им, отве-тил Святозар, — Дар Семаргла. Я же говорил в щит вложена магия Богов… Эх, отец видел бы ты этот щит в руках самого Семаргла. И я думаю, что удивлю вас не меньше, когда буду биться с Нуком.

— Хм! — хмыкнул Храбр, — А, что если Нук не пожелает с тобой биться. Я бы вот, увидя это, не поже-лал.

— Да, куда же ему Храбр деваться, — , сказал наследник, и, положив щит на стол, убрал руку, при этом корни-шрамы распутались, и, выскользнув из ремней, вновь вросли в ладонь, — Он же беку Турусу обещал помочь колдовством. И так всегда было раньше положено, прежде бились веду-ны…

— Нет, Святозар, — перебил его наставник, — Вначале бьется сильнейшие воины.

— Уж, ты мне поверь, — усмехнулся Святозар, и, оперся руками о стол, — Когда земля была наша мо-лода, когда бился на ней ДажьБог с Кащеем-Чернобогом, и во время битвы ДажьБог был снача-ло сброшен в Пекло, затем, обращен в камень, а позже распят на Алатырской горе, то землю нашу заметала пурга, и погребали лютые морозы. И пришли на помощь ДажьБогу отец его Бог Перун и Богиня весны Жива. А когда ДажьБог все же одолел Кащея, добыл золотое Яйцо, в котором была заключена смерть Кащея, и которое явилось при сотворении Мира, и расколол его, чтобы освободить мир от скверны, очистить его в огне и водах. То в тот же миг, как только расколол Яйцо ДажьБог, то нарушилась целостность Мира, умер Кащей, погибло зло, а без зла нет добра, без смерти нет жизни. И чтобы вернуть Миру смерть и зло Род наслал на Землю огонь, да воды. Когда же сошли с земли воды великого потопа, когда на земле вновь возродилась жизнь, и Бог Коляда принес ведические знания и книгу " Вед", Боги помогали людям в борьбе и бились вместе с ними на ратном поле. Первый восурский правитель победил народ фантуров при помощи Богов, а затем ДажьБог даровал народу ведунов, окропив лучших людей медовой, солнечной Сурьей, которую варил Бог Квасура, для Богов в небесной Сварге. И так появились на земле восурской ведуны, знахари и кудесники. И именно после этого ведуны уже наравне с ратниками стали учавствовать в войнах. Поэтому — то за восурскими людьми и была сила, ведь им помогали их великие Боги, истинно сущие и живые, а не пустые каменные истуканы, да старые, покрытые плесенью кости. Ведуны первые вызывали на бой ведунов враждебной стороны и бились с ними до победы, мечом и магией.

— И откуда, ты только все это знаешь? — удивленно спросил Храбр, — Наверно, сам был в прошлой жизни таким ведуном.

Святозар тревожно глянул на Храбра, потом перевел взгляд на отца и наморщил лоб, явно выра-жая недовольство собой, и взяв щит правой рукой, понес его к своему ложу, чтобы укрыть в ткань и убрать на прежнее место.

— Чего замолчал, Святозар, — обратился к нему Храбр, — Знаешь, одно в тебе мне стало нравиться после возвращения из Беловодья, уж такие ты вещи стал рассказывать, которые я нигде никогда, и не слышал…,- Храбр широко заулыбался, добавив, — Может, еще чего интересного поведаешь? Мне любопытно послушать, а Святозар?

Наследник уже убравший на место щит, сел на ложе и посмотрев на наставника, ответил:

— Нет, сказывать больше не буду, буду спать…

— Ну, ладно, раз спать, так спать. Есть ты не голоден, как я понял, так уж хоть поспи, — заметил Храбр, поднялся из-за стола и обращаясь к правителю сказал, — И правда Ярил ложитесь, у тебя сегодня тяжелый день был, а я как мы и решили пошлю лазутчиков в стан к нагакам, — Храбр повернулся было уходить, но на мгновение задержался, посмотрел на Святозара, словно желая, что-то спросить, но потом передумал, махнул рукой, и, развернувшись, вышел из шатра.

Святозар снял куртик, положил его на рядом стоящий табурет, и принялся снимать сапоги.

— Сын, — спросил его правитель все еще продолжающий сидеть возле стола, — Скажи, ты зачем Го-разда отправил с лазутчиками? И почему меня не попросил, думаешь, я, что откажу твоей просьбе?

— Нет, отец, я знал, что ты не откажешь…, но просто я так грубо вел себя с Жировитом, я, думаю, ты на меня гневаешься, и… поэтому мне было бы тяжело тебя о чем-либо попросить, — вздохнув, ответил Святозар.

— Нет, сынок, я на тебя не гневаюсь….,- добавил правитель, и, поднявшись, подошел к ложу сына и сел рядом, — Я тебя понимаю, как никто другой, но все же не стоило так бить дверью и уезжать, ты же наследник престола, должен уметь сдерживать свой гнев…Мне то известно, что твориться в твоей душе, я ведаю как тебе, мой мальчик, тяжело, но другие это не знают, и не надо, чтобы они это знали или видели, и ты уж пожайлуста, мой дорогой, постарайся держать себя в руках… Не стоило так кричать сынок, я бы и сам Жировиту ответил.

— Ах, отец, чтобы ты ответил, что? — чуть не плача спросил Святозар, и посмотрел на правителя, — Что? Что… что твой ненаглядный наследник, которого так любит народ и про которого сказывает сказы, что это он повинен во всех твоих бедах и в бедах народа, или может быть ты скажешь, что Эрих ни причем потому, как его душа в полоне у злобного Нука и это опять же по вине дорогого наследника, или может быть стоило рассказать, что я, подлое такое существо, совершил с твоей женой…,- Святозар не в силах больше говорить, упал на ложе и уткнулся в подушку сжигаемый стыдом и ненавистью к себе, а потом зашептал, — Нет, нет, отец, нет в тебе тех слов, что могут по-тушить жар в моей груди, нет…. И у меня нет к себе оправдания, чтобы ты не говорил и, как бы меня не успокаивал.

— Не говори так сынок…,- сказал правитель и принялся гладить наследника по голове, — Мне каза-лось, что мы выяснили с тобой этот вопрос, и ты успокоился. Мне казалось, что ты перестал себя мучить этими мыслями и даже как-то повеселел, а ты опять запрежнее…

— Ах, отец, разве можно такое забыть, — шептал в ответ Святозар, — Разве я не вижу, как ты страда-ешь из-за Эриха, я смотреть в твои глаза не могу…

Правитель поднял наследника с подушки взял его лицо в ладони, и, повернув к себе, посмотрел в его голубые глаза, спросил:

— Что, ты собрался сделать, скажи? Я потерплю, Эрих тоже… Ты, не должен подвергать свою жизнь опасности потому, как мне не победить Нука, ты нужен своему народу, своей земле… Оставь пока все мысли о страданиях своей семьи, думай только о своем народе… Слышишь, меня, мальчик мой?

— Отец, я никогда не сделаю ничего такого, что может поставить под угрозу жизнь моего народа, — ответил Святозар, — Я знаю, как я нужен своей земле, именно для этого я и вернулся. Но, я, прав-да…, хочу помочь Эриху, и тебе, хочу хоть на немного уменьшить ту ношу, которую возложил на ваши плечи.

— Тогда расскажи мне, — попросил отец.

Святозар покачал головой, а когда правитель опустил лицо сына, добавил:

— Пока я не могу ничего сказать, но придет время, и я все тебе поведаю. Может, быть, мне понадобится твоя помощь.

— Ну, что ж сын, хорошо… Пусть будет как ты решил… — заметил правитель и поднявшись с ложа сына, добавил, — Давай укладываться на покой. И еще сынок…, Жировит был очень расстроен, что тебя обидел. Он когда узнал от слуги, что ты уехал, хотел поехать за тобой следом… Миролюб и Храбр убедили его, чтобы он дал тебе время остыть и не тревожил покуда поэтому, я тебя про-шу, если он к тебе подойдет не гневись больше на него… Ты наследник, но он пожилой человек и заслуживает уважение не меньше, чем ты.

— Конечно, отец, — положив голову на подушку, ответил Святозар, — Неужели ты думаешь, я доволен своим поступком.

— Послушай, мальчик мой, твой поступок, поступок любящего сына, все воеводы так и решили, — пояснил отец, и уже затушив свечи, добавил, — Спасибо тебе сынок, за твои добрые чувства ко мне.

Глава шестьдесят вторая

Утром Святозар проснулся раньше правителя, поднялся с ложа, натянул на себя сапоги, одел куртик, и, оправив ложе, тихо так, чтобы не разбудить отца вышел из шатра. Воины, охранявшие шатер приветственно поздоровались с наследником, а тот кивнул им в ответ. Святозар поднялся пораньше, так как хотел осмотреть место, где войско правителя стало станом. И поэтому решил, пока отец спит пройтись и оглядеться. Святозар шел по стану, где возле невысоких походных шатров, в которых спали воины, горели костры и сидели ратники. Подойдя к самому краю стана, он остановился. Прямо за спиной наследника на севере около реки лежал город Лебедянь, со своими широкими, чистыми улицами, деревянными, крашеными домами, лавками, да крупней-шими на юге базарами. А впереди, насколько хватало глаз, лежала бескрайняя степь, снег уже сошел с земли, и та теперь стала покрываться зелеными травами. Наследник стоял и смотрел вперед, там где-то совсем близко его брат Эрих, с измученной и забитой душой, подвластной злобному Нуку. Солнце уже поднялось высоко, а Святозар продолжал смотреть вдаль, словно взглядом своим хотел послать брату послание: " Жди, жди меня, я приду за тобой". Внезапно сзади себя он услышал чей-то недовольный возглас и оглянулся. Навстречу ему бежал Искрен с недовольным лицом, и, не добежав до него, остановился, и крикнул:

— Святозар! Вот ты где? Стоишь тут, смотришь…, тебя там обыскались все…. Правитель проснулся, а тебя нет, послал к нам, у нас тоже нет…. Ну, ты даешь, хоть бы кого предупредил, что ли… Пой-дем, заждались тебя.

— Да, куда же я денусь Искрен, — ответил Святозар, и, подойдя к Искрену, спросил, — Стоян отправил Горазда с лазутчиками?

— Отправил, отправил…, не беспокойся, я сам ночью видел, как он ушел, — ответил Искрен, когда они быстрым шагом шли по стану.

Не успел Святозар в сопровождении Искрена подойти к шатру правителя, как из него вышел сна-чало отец, а затем Храбр и Дубыня. Правитель увидел наследника и Искрена, и, улыбнувшись, сказал:

— Вот молодец, Искрен, нашел нашу потерю… И где же ты был Святозар? Мы тут все избегались, так искали тебя.

— Отец, — подходя ближе, ответил наследник, — Да, что со мной случится, я ходил стан оглядывал.

— От молодец, — заметил недовольно Храбр, — Стан он оглядывал, а предупредить, чо никого ни мог… взять кого с собой… Ну, ты Святозар, даешь, ты же на войне все же, можно разве быть таким легкомысленным.

— Ох..! Отец, прости не подумал я, — расстроено добавил Святозар.

— Ну, да ничего, — заступился правитель, — Поди сынок, покушаешь, Вячко в шатре все приготовил, а затем пойдем вместе с воеводами осмотрим наше становище. Скоро приедит Жировит, он нам покажет, где лучше встать войску, — добавил отец, но увидев, что сын не торопится исполнить его повеление, погруженный в свои мысли, взял его за руку и насильно втолкнул в шатер.

Правитель, наследник, воеводы и други отца обошли весь стан, и, пройдя по степи далеко вперед, осмотрели ее, выбирая место, где надо будет расположить войско, а затем пошли к шатру правителя. Жировит все время беспокойно поглядовавший на наследника, лишь они вошли в стан, подошел к нему, и, придержав за руку, сказал:

— Наследник, дозволь с тобой словом обмолвиться.

Святозар остановился и негромко заметил Стояну, который также встал рядом с наследником, видно собираясь не оставлять его один на один с Жировитом.

— Стоян, иди, я поговорю с Жировитом и догоню тебя.

Стоян, продолжал стоять и недовольно оглядевал плотную фигуру воеводы, а потом выдохнул и пошел неспешно, изредка оглядываясь на наследника и Жировита.

— Наследник, — начал Жировит, все еще продолжая держать Святозара за руку, — Ты, уж на меня не серчай. Да, разве я думал, что мои слова так тебя обидят… Уж если бы знал, то никогда бы и не сказал. Ты, уж мне поверь, наследник я нашего правителя очень уважаю. Но народ у меня спра-шивает, как же так воевода сын правителя и на стороне врага… Никогда, никогда у восуров такого не было.

— Эх, Жировит, — перебил воеводу Святозар, — Да, откуда ты знаешь, как было, откуда? Что же ты думаешь, никогда в Восурии не было предателей, татей и изменников? Что ты словно дитя, а не седой муж… такое говоришь. Да, на земле всегда билось добро и зло…, всегда, вечно. И была победа то на стороне добра, а то на стороне зла. Однажды Чернобог захватил всю Землю, и сковали ее великие Льды, и переполнилась Земля злом. Но Всевышний снизошел на нее, отделил зло от добра и выделил наш мир среди иных, неведомых нам миров. Но Всевышний не уничтожил Чернобога, хотя мог потому, как Кащей хотя и сражается вечно со Сварогом и его воинством, однако является важнейшей силой этого мира, силой уничтожения и силой поддержания равновесия в нем. Поэтому и восуры, и любой другой народ всегда защищал то, что ему дорого. Нам восурам дорога наша вера, наши Боги, народ и земля. И хотя и рождались среди нас изменники и тати, но мы умели с ними бороться и защищать то, что нами любимо. Вот и сейчас и я, и мой отец пришли сюда проливать свою кровь за то, что ценим больше жизни, и ты Жировит не имел права называть моего отца, своего правителя… предателем…

— Да, я же…,- попытался оправдаться Жировит.

— Погоди, не перебивай меня, — волнуясь, и крутя на пальце пылающий белым светом перстень, сказал Святозар, — Да, не имел право, особенно говорить это при мне потому, как только я знаю, что подтолкнуло Эриха перейти на сторону нагаков. Но, я надеюсь, что скоро брат изменится и вернется к нам… потому, что… просто я в это верю. И тебе Жировит советую то же самое, верить, что мой брат никогда не станет предателем.

— Да, что ж наследник, раз ты советуешь, я тоже тогда буду верить, — согласно кивнул головой вое-вода, и отпустил руку Святозара, а потом помолчав, добавил, — Такой ты молодой наследник, а столько в твоих словах мудрости, словно не шестнадцатилетний юноша со мной говорит, а седой взрослый муж, даже удивительно….Так ты на меня серчать не будешь?

— Нет, конечно, Жировит, — более спокойно сказал Святозар, — И ты меня тоже прости, за мой гнев, не следовало мне так себя вести.

— Уж, это точно, — улыбаясь, протянул воевода, и подоброму посмотрел на Святозара, — Дом то у меня наследник старый ужо, ты так еще раз дверью стукнешь, да он то и развалится.

— Ну, что ж, — тоже улыбаясь, добавил Святозар, — Сам развалю, сам и починю, ты же знаешь я ведун так, что не составит труда.

Жировит громко засмеялся шутке наследника, и вместе с ним пошел догонять правителя и вое-вод.

Весь день Святозар был сам не свой, очень тревожась за Горазда, и обдумывая свои действия, которые помогут спасти Эриха. Поэтому, как только воеводы ушли из шатра, после обсуждения военного расположения войска и его действий, Святозар сославшись на то, что плохо спал но-чью, лег на ложе и заснул. Проснувшись темной ночью и почувствовав как нетерпение и тревога, все сильнее и сильнее охватывают его душу, Святозар приподнялся на ложе, а увидев, что отец спит, оделся, вышел из шатра и оглянулся. На высоком ночном небе, усыпанном звездами, сиял серпевидный серебряный месяц, наследник посмотрел на одиноко сидевшего возле костра дружинника, который при виде Святозара поднял голову и поприветствовал его.

— Я, пойду, пройдусь, — сказал, обращаясь к дружиннику Святозар.

— Так, ночь уже… Куда же ты, наследник, на ночь глядя, пойдешь? Не спится? Садись рядом к костру, поговорим.

— А, ты, что Ярмир, один сегодня? А где из воев человек? — поинтересовался Святозар и сел рядом.

— Да, он пошел по нужде, сейчас вернется. — Ярмир наклонился, и налил из большого глиняного кувшина с крышкой укутанного в утирало жидкости в чашу, и подал Святозару. — На наследник попей сбитня, он, правда подостыл немного, но он и теплым вкусный, — а когда Святозар взял чашу и принялся пить спросил, — А ты, чего наследник такой смурной, невеселый ходишь, ты не болен часом?

Святозар посмотрел на Ярмира, это был уже пожилой воин, очень красивый, статный и крепкий мужчина с темно-пшеничными волосами и бородой. Когда-то Ярмир был воином в дружине деда Лучезара, но после смерти вошел в дружину отца, и, несмотря на свой возраст, сохранил былую силу и мощь и был опытным ратником и мудрым человеком. Святозар знал Ярмира не очень хорошо, встречая его на пирах, да на совете правителя, но всегда чувствовал к нему какое-то тепло и уважение, словно Ярмир был ему очень близким другом.

— А, что Ярмир, — не отвечая на вопрос дружинника, спросил Святозар, — А у деда моего ты долго служил?

— Да, нет, не долго, наследник, — ответил Ярмир, — Не успел я к нему в дружину вступить, заменив павшего в бою друга, как мы ушли на войну с игниками, да его там и потеряли. Я то сам не из Славграда, я из Лучедара, что на границе с неллами стоит на реке Суря. Оттуда меня твой дед и привез потому, как я помолодости славно меч в руках держал, как Храбр. Да беда только со мной была, начну коли с кем биться так никого кругом и не вижу, многим я дружинникам кости поломал…,- засмеявшись, и поглядывая на наследника, добавил Ярмир, — Не одному тока Храбру досталось… Но потом повзрослел ума-разума набрался, остепенился…

Святозар засмеялся, представляя себе Храбра с поломанными костями от меча Ярмира, и сказал:

— У меня тоже такой дружинник есть, его Звенислав зовут…

— Это, который василиску голову отрубил? — спросил Ярмир.

— Он самый, Звенислав, — гордясь своим другом, ответил Святозар, а потом поинтересовался, — А, что до войны с игниками, дед с кем-то воевал?

— Да, то и боем то назвать нельзя, так стычка с неллами. Все они подлые норовят натихую кусок от нашей земли оторвать, все время надо их в страхе держать. Я по молодости бывал в их престольном граде, мой отец старшим дружины воеводы был, ну и ездил туда повеления воеводы исполнять, да меня с собой брал. Видел я как они живут, нелюди одно слово, ну про их царей я и не говорю, но народ- то чего терпит не понятно… Ведь он — этот народ больше всего и страдает от них, в жертву приносят только простой народ, все ими выращенное воины ихние забирают до последнего кусочка, так что им и есть ничего не остается, а все же терпят, молчат… У них же вера такая, терпи значит царя, поклоняйся ему, восхваляй его и ни в коем случае не прикословь, словно они ни люди и думать не умеют, не умеют видеть, во что их жизнь превратилась… Эх…! — протянул Ярмир, — Как так можно жить, не понимаю…. Твой дед вывел дружину на границу с неллами, а ихний царь подвел свое войско, но отказался биться когда его Лучезар на бой вызвал. Тогда наша дружина двинулась на неллов, да они такие воины, были, что их не просто смяли, а словно расстоптали всех. Царь же их бросил войско и меч и убежал с поля боя. Да, только ему не удалось убежать далеко, так как его же свои люди и убили, толи племянник, толи брат…, не помню, уже кто это сделал, но он потом сам царем стал и приезжал к правителю Лучезару мира просил.

— Он и сейчас правит неллами? — заинтересованный рассказом в обнимку с пустой чашей спросил Святозар.

— Нет, это не тот, его потом тоже убили…,- ответил Ярмир и протянул руку за чашей, — Отец нынешнего царя и убил.

— А, все потому, — не выдержал Святозар, — Потому как они вере своей изменили и Сварога предали.

— С чего, ты наследник, решил, что они в Сварога верили? — удивленно поинтересовался Ярмир.

Но внезапно из темноты выступил Храбр, негромко кашлянул, а заметив наследника спросил:

— Святозар, ты чего- то я смотрю, ночь и день перепутал…День весь проспал, а ночью тут разгово-ры с Ярмиром ведешь.

Святозар вскочил с места, так как увидел позади Храбра трех воинов, одним из которых оказался Горазд, он кинулся к другу обнял его, а затем сказал наставнику:

— Да мне тут Ярмир рассказывал, как он у тебя Храбр ребра считал, разве я мог пропустить такой интересный сказ, — а потом схватил Горазда за руку, и повлек за собой к шатру другов.

— Эй, наследник, ты, куда повел Горазда, — услышал из темноты Святозар, довольный голос Храбра, — Вернитесь оба, прежде пусть он правителю доложит.

— Приведу, приведу, его позже, — ответил Святозар, — Прежде он мне доложит.

Когда Святозар и Горазд подошли к шатру дружины, то увидили на дозоре возле костра Молчуна, который при виде другов страшно обрадовался и засуетился, уступая место.

— Пить, пить хочу, — тихо сказал Горазд, и не приседая схватил протянутую Молчуном кубышку с водой, да припав к ней, стал жадно пить воду.

— Скорей, скорей, — беспокойно торопил его Святозар.

Напившись Горазд сел рядом со Святозаром и отдав кубышку Молчуну, заговорил:

— Стан у них громадный, брат твой все время словно привязанный ходит за Нуком, но живут они в разных шатрах. Твой брат живет в маленьком шатре почти на границе их стана, недалече от Ну-ковского. Вот я сейчас нарисую, Молчун посвети, — Горазд немного отстранился, и, расправив на земле поверхность руками стал рисовать виденное, а Молчун поджег факел и поднес ближе к рисунку, — Он пятый с правого края, видишь тут еще вот такой покатый шатер рядом. Но пройти туда тяжело, там, около входа в шатер костер горит и нагаки сидят, его охраняют.

— А, Нука, где шатер? — спросил Святозар.

— Немного прямее вглубь стана, третий от шатра Эриха. Он у него самый большой там и бело-желтый какой-то.

— Спасибо, тебе Горазд, спасибо, — потирая пальцем бровь, сказал Святозар, — Молчун убери факел. А ты Горазд иди в шатер к правителю, а про том, о чем мне говорил отцу не докладывай.

— А коли правитель спросит, что сказывать? — поднимаясь со своего места, поинтересовался Горазд.

— Скажешь, что наследник приказал молчать. А ты мой приказ нарушить не можешь. Иди, друг, иди, — сказал Святозар, а когда Горазд ушел к шатру правителя, наследник повернул голову к Молчуну, который стоял и продолжал держать факел в руках, и добавил, — А, ты, Молчун, сходи, да разбуди Стояна, Искрена и Звенислава, да скажи им, что я их жду. Сам же ложись спать, тебя это не касается.

Молчун недовольно глянул на наследника, но спорить не стал, затушил факел, и, положив его, пошел в шатер, поднимать другов. Не успел Молчун зайти в шатер как оттуда выскочил Стоян на ходу запихивая руки в куртик, следом за ним вышли Искрен и Звенислав, они подошли к костру оглядели тревожным взглядом Святозара, который вцепился в свои волоса точно пытаясь их ото-рвать, и спросили:

— Святозар, — обратился к другу Стоян и сел рядом, — Ты звал нас?

— Да, други, мне нужна ваша помощь. Вот, что… Сегодня с утра, — начал Святозар и отпустил свои взлахмаченные волосы, — Вы пойдете в степь, как можно ближе к нагакам и осмотритесь там, найдите место, где вы втроем сможете укрыться на ночь. Затем вы позовете меня и покажете мне направление, в котором мне нужно будет идти от нагаков, чтобы выйти к вам.

— Ты, что, Святозар? Ты собрался в стан нагаков? — беспокойно спросил Стоян и положил другу руку на плечо.

— Нет, это не то, что ты думаешь, — ответил наследник, — Завтра ночью, я создам заговор и пошлю свою душу на выручку Эриху. Я знаю, что мне удастся вывести из стана нагаков брата. Я поведу его по степи, а вы встретите и приведете к отцу.

— А, ты? — поинтересовался Искрен.

— А, я, вернусь в тело, как только, вы его возьмете под свою защиту. Вы должны будете надеть кольчуги, взять луки, стрелы и мечи, чтобы если вдруг, что-то пошло не так смогли отбиться от нагаков. Но, я буду рядом, я смогу в случае опасности быстро вернуться в тело и помочь вам, выслав подмогу, — тяжело вздохнув, сказал Святозар, потом похлопал по руке Стояна, что лежала на его плече, и добавил, — Но вы можете отказаться идти, потому, как это опасно…

— Нет, — разом ответили други.

— Может взять коней, — предложил Звенислав.

— Я — то же об этом думал, но потом пришел к выводу, что в этой голой степи, едва прикрытой травами, кони привлекут внимание, поэтому придется идти. — Святозар оглядел своих другов и добавил, — Вы же выйдите, как только стемнеет, быстрым шагом, или бегом отправитесь к месту встречи, и будете ждать Эриха, когда он придет спешно отправитесь обратно, а я вернусь в свое тело и приведу вам на выручку другов.

— И ты, думаешь, у тебя получится вывести Эриха, и это… покинуть тело? — встревожено спросил Искрен.

— Я просто уверен, друг, в успехе, — ровным голосом ответил Святозар и поднялся, а когда други встали следом, заметил, — Потому, что магия это- то чем я владею в совершенстве, и потому, как я уже такое делал не раз.

— Что ж, Святозар, — сказал Стоян и посмотрел в уже светлеющее небо, — Мы, поступим так, как ты решил. И да, поможет нам ДажьБог!

Расставшись с другами Святозар пошел в шатер, успокоенный благополучным возвращением Горазда и принятым решением, наследник решил, что теперь то можно и поспать, перед трудной ночью и набраться сил. В шатре помимо отца и Храбра, сидел еще Дубыня, которые уже выслушали донесения и о чем-то жарко спорили.

Святозар войдя в шатер, оглядел всех, а потом пошел к своему ложу, снял куртик, кафтан и пояс и сел на ложе, чтобы снять сапоги.

— Ты, скажи, Святозар, — очень громко, обратился к нему Храбр, — Что ты там задумал? Мы Горазда спрашивали, а он головой мотает, говорит ты ему приказал молчать. Вроде мы его с правителем отправляли, а он нам теперь говорить ничего не желает.

Святозар наконец-то справился с сапогами и онучами, усмехнулся, лег на ложе, подтолкнув под голову подушку, и сказал:

— Ты же знаешь, Храбр, что это я отправлял Горазда. Поэтому он пришел и все, что меня интересовало, мне доложил. Хороший он все же лазутчик, замечательный… А теперь я, Храбр, буду спать. Теперь я все знаю, и мне надо отдохнуть, чтобы у меня были силы выполнить задуманное. Так, что вы там втроем потише говорите, чтобы мне не мешали спать.

— Нет, ты, слышал, Ярил, что он нам говорит, — понизив голос, спросил Храбр.

— Сын, что ты задумал, скажи нам. Мы тебе поможем, — попросил правитель.

— Нет, отец, ты мне помочь не можешь, — негоромко сказал Святозар, и развернувшись на бок к стенке шатра, закрыл глаза, — Скоро, скоро ты все узнаешь, не тревожься. А сейчас мне надо по-спать и набраться сил, они мне необходимы… И прошу тебя, отец, не буди меня, я должен вы-спаться.

Глава шестьдесят третья

Святозара разбудил Стоян, он тряс его за плечо, пытаясь пробудить:

— Святозар, да открой же ты глаза, проснись, наконец.

Святозар открыл глаза, резко сел и встревожено посмотрев на друга, спросил:

— Что, что случилось?

— Да, ничего не случилось, — заметил Стоян, — Но я сначало не мог сюда попасть, так как правитель запретил кого-либо сюда пускать, а сам уехал в Лебедянь, а когда все- таки мне удалось сюда войти, то никак не получалось тебя разбудить. Ну, ты проснулся? — поинтересовался Стоян, и, увидев, что наследник утвердительно кивнул, продолжил, — Мы уже с Искреном выполнили твой наказ и нашли в степи небольшой овражек, совсем небольшой, но мы там втроем спокойно сможем укрыться на ночь, ожидая Эриха. Вставай, одевайся, солнце уже низко, я тебе покажу направление.

Святозар поднялся с ложа и быстро оделся, да вместе со Стояном вышел из шатра, где охраняю-щие шатер воины недовольно посмотрели на Стояна.

— Видел как, глянули, потому, что еле-еле через них к тебе пробился, не пускали, — жаловался Стоян Святозару, когда они шли к краю стана, чтобы увидеть направление, в котором лежит овражек, — Я им говорю, мне наследник велел его разбудить и доложить, а они мне, а им правитель велел никого не пускать. Так и стояли, спорили, пока я прямо не ворвался в шатер и того воя не толконул…

Стоян привел Святозара к границе степи, и, пройдя немного вперед по ней начал показывать и объяснять, где находится овражек.

— Ну, вроде разобрался, — сказал Святозар, немного помолчал и обратился к Стояну, — Послушай те-перь меня, внимательно Стоян… Я создам заговор на брата, и лишь он сможет увидеть мою душу. Но, ты, мой самый близкий друг, которому я обязан жизнью, можешь всегда слышать зов моей души. И если мне не удастся вывести Эриха, я приду к тебе и шепну: " Уходи!", и тогда ты бери Искрена и Звенислава и возвращайся в стан.

— Скажи, Святозар, ведь ты и сам мог бы довести Эриха до стана, но не делаешь этого, почему, я не пойму? — спросил Стоян, когда други развернувшись, пошли обратно к стану.

— Я боюсь не успеть, и если поднимится солнце, а Эрих будет еще в пути, нагаки могут его вернуть. Да, и наши люди, не зная его, могут подумать, что это лазутчик и убъют его. Тебя же Стоян они знают потому, как ты старший дружины наследника, и когда мой брат будет под твоей защитой его не тронут наши ратники, а под защитой Искрена и Звенислава я верю, ему удастся дойти до нашего стана. А там, друг мой, — Святозар остановился на самом краю стана, обернулся и посмотрел на далекие мерцающие огоньки костров нагаков, — Там я окружу его такой защитой, ни один Нук сквозь нее не пробъется. Ну, пойдем, как начнет темнеть, я вас провожу и осмотрюсь в темноте, чтобы я смог запомнить расположение звезд и движение месяца.

Ночью Святозар проводив другов, наконец-то вернулся в шатер, где его ждал отец, сидя на ложе.

— Ты, где был, Святозар? — спросил он сына, лишь только тот зашел в шатер.

— Давай отец, ложится…, я был у другов, — ответил наследник и принялся раздеваться.

— Вся моя душа изболелась за тебя, что ты там придумал опять, сынок? — вновь спросил правитель.

Святозар на миг прекратил раздеваться, затих на месте со снятым в руках кафтаном, потом тяже-ло вздохнул и ничего не ответив, положил кафтан на табурет и сел на ложе.

— Ну, чего ты молчишь? Ты же сказал, что расскажешь, может моя помощь понадобится…,- угова-ривал правитель наследника, — Почему же ты так упрям, в кого?

— Что ж, отец, упрям то я знаю в кого, — Святозар снял сапоги, поднял голову и посмотрел прямо в отцовские, зеленые глаза, — Спи, отец, даю слово, завтра тебе все расскажу. Доброй ночи, тебе, — и лег на ложе, укрывшись укрывалом.

— Точно расскажешь? — недоверчиво спросил отец.

— Точно, отец, обещаю, — сказал Святозар.

Правитель встал, затушил свечи, а когда лег на ложе тихо поинтересовался:

— Это насчет упрямства… я не понял на кого ты показал, на меня, что ли.

— Ага, отец, на тебя, — улыбаясь, добавил Святозар.

Правитель удовлетворенно хмыкнул, повернулся на бок, а через некоторое время Святозар ус-лышал его мерное, спокойное дыхание. Наследник полежал еще какое-то время, вглядываясь в темноту, а потом свернул, аккуратно, укрывало, и положил на край ложа, чтобы оно не мешало, лег на спину, вздохнул, закрыл глаза, успокоил дыхание и тихо зашептал: " На высокой Рипейской горе Березань, стоит и растет береза Солнечный свет. Та береза коренья тянет вверх, а ветвями за землю держится. О, великий ДажьБог, внук Бога Сварога, сын Бога Перуна, отец мой и отец моего народа. Из тебя я вышел, в тебя войду. Вынь душу мою из моего тела и по стволу березы направь душу мою на поиски и изволенье из полона брата Эриха, который есть единокровный мой брат, который есть мои ветви, который есть моя крона. Да, найду его в нагакском стане, да выведу его из полона, да вернусь обратно в тело свое. И слово мое крепко, крепче силы и сна богатырского". Святозар дошептал последнее слово и почувствовал, как душа его вышла из тела, и теперь едва-едва покачивалась над ложем, еле видимые, прозрачно- лазурные очертания рук и ног. Душа опустила голову и осмотрела свое тело, лежащее на ложе, губы тихо все еще продолжали шептать, тонкая лазурная нить, вроде паутины связывала их вместе, нерушимой силой. Святозар поднялся ввысь прямо сквозь шатер и полетел очень быстро к краю стана. Долетев до того места, где недавно он расстался с другами наследник еще раз огляделся и лишь потом полетел в степь.

Святозар летел очень быстро, однако успел приметить, тихо бегущих в ночи другов, а после и овражек, в котором они будут ждать Эриха. Немного погодя душа наследника увидела яркие огни костров и стан нагаков. Он подлетел к стану, и, поднявшись немного выше осмотрел его, было очень плохо видно, потому как серпивидный месяц не ярко освещал темный нагакский стан, но все же Святозар увидел, а скорее всего, почувствовал шатер в котором был брат, и тогда опустившись, он подлетел ближе к нему и даже задел плотную ткань его крыши. Прямо перед входом в шатер горел костер, и сидели четыре нагака, да что-то ели руками из громадного котла, и разговаривали:

— Зачем, Жархат, ты берешь куски побольше, ешь как все… — говорил один нагак и бил другого по руке.

— Э…,э…, Аскан, ты чего по руке бьешь, сам куски побольше выбираешь, да пожирнее… — возмущался другой.

Святозар не стал слушать дальнейшего разговора голодных нагаков, а облетев шатер со всех сто-рон, проник сквозь него вовнутрь. Горазд оказался прав шатер был не просто небольшим, он был маленьким, внутри был устлан одним цветастым ковром, а поверхность ковра усыпана подушками, и прямо на одной из этих подушек сидел Эрих, и низко наклонив голову, плакал. В шатре было темно, и разглядеть брата Святозар смог лишь приблизившись к нему вплотную, но так как Эрих головы не поднимал наследник, тихо окликнул брата: " Эрих!". Брат поднял голову, посмотрел на Святозара, и видно не поверив своим глазам, вдруг закрыл их, стал тереть их пальцами и мотать головой.

— Брат, брат, тебе это не кажется! Я здесь слышишь, я пришел за тобой! Пришел, чтобы увести тебя отсюда, — шептал Святозар.

Эрих оторвал руки от глаз, открыл их и дрожащим голосом спросил:

— Ты, ты, дух…, ты, брат, пришел за мной?

— Да, да, Эрих, поднимайся…, бери меч и разрежь шатер позади себя. Пойдем, я выведу тебя из нагакского стана, там в степи тебя ждут мои други. Они помогут дойти тебе до отца, — уговаривал брата наследник.

— Брат, брат, но я боюсь…, боюсь Нука, — сказал Эрих, и вдруг затих, тяжело задышал, округлил гла-за, а затем добавил, — Но он сейчас спит, спит… Ты, думаешь, я могу идти, думаешь, отец меня примет, простит..?

— Не трать время, брат, идти далеко. Давай поторопимся, пока все спят, — шепнул Святозар.

— Я боюсь, боюсь Нука, если он проснется, я не смогу с собой справиться, — испуганно сказал Эрих поднимаясь.

— Эрих, я буду рядом, не покину тебя. Идем, — громко, словно приказывая, сказал Святозар.

Эрих вытащил меч из ножен, что лежали рядом с подушкой, и подойдя к стене шатра, воткнул его и тихо стал разрезать.

— Я огляжусь вокруг, а ты разрежь шатер и выходи, — добавил Святозар.

— Не покидай меня, брат, — вздрогнув всем телом и прекращая распарывать шатер, сказал Эрих.

— Не бойся, я буду ждать тебя снаружи, — ответил Святозар, а когда Эрих кивнул в ответ, развернулся и подлетел к выходу, да вновь словно просочился сквозь толстые ткани шатра.

Нагаки сидевшие у костра продолжали есть, и ругаться:

— Э…, э…, опять ты Жархат куски пожирней берешь… — возмущался один.

— Да, что ты, видит Господин и Бог мой Васаоф, я самые маленькие куски беру, ты зря меня обижаешь Аскан.

Святозар усмехнулся жадности этого Аскана, который все время следил за рукой несчастного Жархата, и, облетев шатер по кругу, приблизился к дыре, через которую уже вылезал Эрих.

— Брат, — сказал Святозар и подлетел к нему, — Бери мою руку, и пойдем.

— Нет, — прошептал Эрих и тревожно обернулся, — Я пойду сам, так будет легче, а ты гляди кругом, чтобы нас не увидели. Брат, ты, так ярко горишь, я боюсь, не заметят ли тебя, — вздрогнув всем телом, спросил Эрих и опять оглянулся.

— Не беспокойся, брат, кроме тебя меня никто не видит. Пошли, — успокоил Эриха Святозар.

Наследник взялся рукой, за тонкую лазурную нить идущую из груди, и братья пошли из нагакского стана. Эрих прижимался к самой земле, тихо перебегая от одного шатра к другому, а Святозар осматривал путь, но нагаки уже спали, а те которые не спали, ели также как и Жархат с Асканом из котла и ругались. Наконец-то они обогнули, последний шатер и вышли в степь, Эрих все еще прижимался к земле, боясь, что его могут увидеть, Святозар же летел впереди, указывая брату дорогу. Эрих еще какое-то время таился и шел, но отойдя подальше от стана нагаков, выпрямился и побежал. Говорить было некогда, так как Эрих подгоняемый страхом бежал очень быстро, а когда он изредка останавливался, чтобы отдышаться, Святозар оборачивался и шептал брату:

— Скорей, скорей, брат, не останавливайся. Время на исходе, нам надо торопиться и обязательно дойти до другов.

Тогда Эрих опять начинал бежать, меч он держал крепко в левой руке, так как ножны забыл взять, а возвратиться за ними не решился, и теперь он бежал, размахивая им, иногда переходя на шаг, но потом тревожно оглядывался назад и вновь начинал бежать.

Наконец, впереди, замаячил знакомый овражек, подлетая к нему, Святозар остановил Эриха, и сказал ему:

— Брат, перейди на шаг, там впереди в овраге, мои други, окликни их, чтобы они знали, что это ты.

Эрих остановился, тяжело перевел дух, посмотрел на Святозара и срывающимся от бега голосом спросил:

— Как мне их позвать?

— Скажи…,- пояснил Святозар, — Стоян старший из дружины моего брата, это я Эрих.

Эрих кивнул головой, и, подбежав почти вплотную к оврагу, который вырисовывался впереди, негромко крикнул:

— Стоян, старший из дружины моего брата, это я Эрих.

В тот же миг из оврага выскочил Стоян он подбежал к Эриху, и, приклонив голову и стан его к земле, потянул за собой в овражек. Святозар последовал за ними и на дне неширокого оврага увидел сидевших Искрена и Звенислава.

— Ты, как? — спросил у Эриха Стоян.

— Я, устал, но страх, что подгоняет меня сильнее моей усталости. Ты, наверно, Стоян? — поинтересовался Эрих и утер струящийся пот со лба.

— Да, я, Стоян.

— Тогда возьми мой меч, Стоян, чтобы я не смог обратить его против вас и запомни…,- начал Эрих и протянул Стояну, свой меч, — Если я вдруг повернусь обратно и побегу. Схвати меня, свяжи, стукни так, чтобы я потерял сознание, но не отпускай. Хорошо?

— Хорошо, Эрих, — взяв меч у брата наследника, сказал Стоян, — Не беспокойся, я буду рядом, и не позволю тебе повернуть обратно. Скажи, Эрих, Святозар еще тут?

— Да, Стоян, брат тут, — развернувшись к душе Святозара, ответил Эрих, — Но он нас торопит…, он говорит ночь на исходе…, говорит, чтобы мы шли.

— Тогда поднимаемся и пойдем, — сказал Стоян и протянул меч Эриха своему брату, — Искрен возьми меч. Звенислав прикрывай нас, а ты Святозар, — и Стоян глянул в темноту туда, куда смотрел Эрих, — Лети к своему телу и веди на подмогу другов. Мы придем лишь к утру.

Святозар подлетел к поднявшемуся Стояну и шепнул ему: " Сбереги, брата", а затем сказал Эриху: " Я буду ждать тебя у границы стана. Торопитесь, не просто идите, а бегите". Святозар взлетел выше и оглядел степь, но в ней царила пустота и тишина. Наследник видел, как брат и други вылезли из оврага и побежали вперед, первым бежал Искрен, за ним следом Эрих, Стоян, а последним Звенислав. Святозар следил за другами и братом пока они не пропали в темноте, а потом развернулся и опять полетел к вражескому стану, не очень быстро, в полете осматривая степь, а долетев до самого стана остановился и пролетел по границе его. Но у нагаков было тихо, побег Эриха не был обнаружен, и тогда успокоенный Святозар поспешил вслед другам и брату, вскоре он догнал их, и, спустившись к бегущему Стояну шепнул: " Все хорошо, погони нет". Эрих, увидев сияние души брата обернулся, и немного замедлил бег.

— Беги, беги, — прикрикнул на него Стоян и подтолкнул его в спину, — Святозар сказал погони нет, но это не значит, что ее не будет.

— Я жду тебя, Эрих, — крикнул напоследок Святозар, помахал своей лазурно-прозрачной рукой и полетел к своему телу.

Теперь Святозар смог лететь очень быстро, так быстро, что через некоторое время увидел огни восурского стана и шатер правителя, немного замедля полет, он приблизился к нему и проскользнул сквозь ткань шатра. Отец мирно спал на спине, а тело Святозара едва-едва подергивалось, да, что-то монотонно шептали губы. Зная, что медлить нельзя наследник просунул голову через грудь, и, втянув тело, оказался на прежнем месте.

В тот же самый миг, как душа Святозара заняла положенное ей место, тело его дрогнуло, он тяжело вздохнул и открыл глаза. Его еще немного подергивало, но он сел на ложе и едва покачиваясь, начал надевать сапоги, затем поднялся, с трудом подпоясал штаны, и, взяв с табурета куртик, вышел из шатра.

На дворе еще была ночь, дружинник сидевший около костра поднял голову, посмотрел на Святозара, который с трудом запихивал руки в куртик.

— Я по нужде, — тихо сказал Святозар, и, покачиваясь, пошел к шатру другов.

Подойдя к костру, за которым сидел дозорный Вторак, Святозар остановился, и, переведя дух, добавил:

— Вторак, подымай другов, мне нужна помощь, — тот повернул голову, и тут же поднялся, да побежал в шатер.

Через мгновение оттуда вышли дружинники, и окружили Святозара:

— Молчун, подойди я обопрусь о тебя, мои ноги подгибаются, — друг тут же подошел и подставил плечо наследнику, Святозар оперся и тихо продолжил, — Берите мечи и луки со стрелами и идите за мной. А ты Лель оставайся здесь, гляди за костром, и если, что… скажешь, что я пришел спать к вам в шатер. Сем возьми меч и лук Молчуна, а он поможет мне дойти, у меня пока мало сил.

Други кивнули в ответ и быстрым шагом ушли в шатер, но вооружившись, также быстро вышли. Святозар поддерживаемый Молчуном вел другов к границе стана мимо шатров и костров. Воины, охранявшие стан поднимались и оглядывали идущих, но увидев наследника, кланялись и садились на прежнее место. Подойдя к краю стана, Святозар указал рукой направление, откуда должны были явиться други и Эрих и спросил:

— Горазд, смотри туда, оттуда должны прийти Стоян и други… Видно, что?

— Да, ты, что Святозар, темень такая, — ответил Горазд.

— Други, идите туда, куда я указал, — вздохнув и утерев струящийся пот со лба добавил Святозар, — Навстреу Стояну, Искрену и Звениславу, они ведут моего брата Эриха, вырванного из нагакского плена… Может им нужна помощь… У меня пока нет сил, я сяду здесь и отдохну, а как только мне полегчает, обернусь орлом и прилечу к вам.

— Наследник, — обратился к нему Часлав, — Смотри тебя так качает, садись здесь и жди нас… Мы же пойдем на выручку к другам, и не беспокойся, приведем твоего брата. Сем, Любим, возьмите около шатра бревно, и принесите сюда, мы посадим на него Святозара и пойдем.

Сем и Любим повернулись и побежали к шатру, возле которого Часлав видел небольшое брев-но, и принесли его, а затем Молчун осторожно усадил на него Святозара.

— Пошли, — скомандывал Часлав и махнул другам рукой.

Святозар сидел на бревне, изредка вздрагивая всем телом, и смотрел, как в темноте исчезают его други. Наверно время остановило свой бег, потому как до этого быстро летящая ночь сейчас потекла слишком медленно. Святозар неотступно смотрел в тихую, бескрайнюю степь, а затем переводил взгляд на восток и смотрел на выкатывающееся из- под земли солнце, и вновь возвращал свой взгляд в степь. Душа, уставшая во время полета, даже не тревожилась внутри, а словно замерла и затихла, не смея поверить, что побег Эриха удался. Когда же солнце чуть-чуть позолотило небо, Святозар не в силах более сидеть, поднялся и увидел далеко впереди приближающихся другов. И тогда все еще покачиваясь, наследник побежал навстречу брату. Они медленно сближались. Святозар смог разглядеть Искрена и Часлава, а позади них прикрытый с двух сторон Стояном и Любимом бежал Эрих. Святозар остановился, и тяжело задышав, схватился за грудь, а Эрих, увидев брата, обогнал Искрена и Часлава и побежал ему навстречу, но, не добежав шагов пять, внезапно остановился и робко глянул на наследника. Тогда Святозар раскрыл объятья, и Эрих прямо нырнул туда.

— Брат мой, Эрих. Слава ДажьБогу теперь ты под моей защитой, — тихо говорил Святозар, увлекая брата за собой, а затем дождался другов, оглядел их всех, и оперевшись о плечо Стояна, добавил, — Пойдем, я покажу тебя отцу.

— Брат, брат, — тревожно шептал Эрих, окруженный другами Святозара, — Как только Нук проснется, потребует меня к себе. А затем, затем, брат…, он будет мучить мою душу, призывая меня. Он это делал все время пока я был в Веграх, но я брат терпел и не откликался на его зов потому, что он был далеко… Но сейчас он близко, я не смогу себя побороть…

— Не бойся, не бойся, — приобняв другой рукой брата и словно, защищая, успокаивал его Свято-зар, — Я смогу закрыть тебя от него, смогу… Вот только дойдем до нашего шатра.

Когда Святозар поддерживаемый Стояном, Эрих и други вошли в стан, солнце уже поднялось и проснувшиеся воины стали выходить из шатров, да замирать на месте, а потом удивленно пере-шептываться, увидев Эриха вместе с наследником.

— Спасибо вам други, — обратился Святозар к дружинникам, когда они подошли к шатру правителя, — Идите отдыхать, и оставьте мне место потому, как я приду скоро к вам спать, — он развернулся и, отодвинув полог шатра, ввел туда брата.

Правитель лежал на ложе и еще спал. Святозар приобняв брата за плечи подвел его к самому ложу, и, остановившись, негромко сказал:

— Отец, проснись… Посмотри кто к нам пришел…

Правитель открыл глаза, резко сел, недоуменно посмотрел сначало на наследника, затем перевел взгляд на Эриха, вскочил, и, кинувшись к среднему сыну, крепко его обнял. Святозар оставив брата и отца наедине, вышел из шатра. Он попросил воинов, сидевших около костра отойти подальше, а сам, запахнув полог, встал напротив шатра. Его все еще покачивало и начинала болеть голова, но он приказал себе успокоиться так как теперь необходимо было укрыть брата от Нука в шатре заговором, а для этого нужны были силы и вся мощь его души. " Ну, же, — грубо обратился он к себе, — Что ты растекся весь, словно дева, ты еще не закончил… Возьми себя в руки". Святозар глубоко вздохнул, вытянул руки вперед и начал читать заговор, обходя шатер по кругу: " Свет исходящий от Бога Хорса, огонь исходящий от Бога Семаргла, сила исходящая от ДажьБога, соединись в одно единое целое, и создай непробиваемый щит, который оградит душу и тело моего брата Эриха от злого колдуна Нука. О, Бог Хорс, вложи в этот щит яркий свет великого Солнца, уничтожающий всю тьму! О, Бог Семаргл, вложи в этот щит огненный вихрь, пожирающий всякую скверну! О, ДажьБог, вложи в этот щит свою мощь и силу, защищающую моего брата Эриха! И, как когда-то воздвиг Сваргу, великий Небесный Отец- Бог Сварог, так и ныне создаю я, ведун, Святозар- этот щит!" Как только начал шептать наследник заговор, солнце, поднявшееся на небосвод, выбросило яркий луч света, который упал на шатер. Мгновение спустя луч, словно туман, окутал весь шатер, и по этой дымке замелькали, забегали вспыхивающие ярким светом, словно искры, огненные капли. Затем капли вздрогнули и мигнули все вместе разом, и дымка и сам капли впитались в саму ткань шатра, и теперь уже замелькали, забегали по самой ткани, все также ярко вспыхивая. А когда Святозар сказал последнее слово заговора и опустил руки, то огненные капли в тот же миг остановились и затихли. Теперь со стороны казалось, что шатер был словно усыпан крошечными крупинками дорогого камня, которые переливались и поблескивали в солнечных лучах. Святозар осмотрел шатер, вновь обойдя его по кругу, и оставшись довольным созданным заговором, отодвинул полог и вошел вовнутрь. Эрих сидел на ложе, и что-то торопливо говорил правителю, который разместился, напротив, на табурете.

— Святозар! — повернув голову навстречу брату, радостно вскрикнул Эрих, — Ты пришел?

— Да, Эрих, я и не уходил, — ответил Святозар, приблизился, сел рядом с ним на ложе, и устало об-локотился на стенку шатра, — Я создал щит, который будет охранять тебя в этом шатре.

— Мне так много вам с отцом надо рассказать, — шептал Эрих, и тревожно оглядывался по сторо-нам, словно боялся, что его могут подслушать, — Так много, так много. Но я боюсь, боюсь Нука. Когда он проснется и узнает, что меня нет, он начнет меня звать…, звать… И я не смогу, не смогу с собой справиться.

— Эрих, не тревожься, — успокаивал Святозар брата, и похлопал по лежащей на ложе и вздрагивающей руке, — Нук никогда не пробъется через эти стены, никогда.

— Но это не значит брат, что я буду защищен. Потому, что… потому, что моя душа принадлежит Нуку, — пролепетал Эрих, лицо его побледнело, и он в страхе, стал вновь озираться по сторонам, — Отец, он зовет меня все время, и я его слышу, и не могу ему противостоять…. Когда я жил в Веграх то каждый миг слышал его, но он был далеко и я сопротивлялся, и боролся с собой. Но теперь он так близко, так близко…

— Не волнуйся, сын, — сказал правитель, — Твой брат Святозар, великий ведун, и справится с черной магией Нука.

Святозар посмотрел на встревоженное лицо брата беспокойно озирающегося, на его вздраги-вающие руки, которые он не знал, куда надо положить и его душа внезапно заплакала, заголоси-ла, да так, что вновь стала болеть голова, и наследник почувствовал, как он устал, как ослаб за ночь.

— Тебе надо поспать Эрих, и мне тоже, я очень устал, — заметил Святозар и поднялся, покачнувшись, отец протянул руку и поддержал сына за локоть.

— Нет, нет, брат не уходи, — закричал Эрих и беспомощно протянул к нему руки, — Останься, я боюсь.

— Эрих, Эрих, ну ты, что, — сказал правитель и тоже поднялся, — Я побуду с тобой, а Святозару обяза-тельно надо отдохнуть. Погляди, сын, его качает, ему нужен покой. А мы с тобой поговорим, и может быть под защитой щита, который создал твой брат, ты расскажешь мне все… Все, что есть у тебя на душе, — закончил отец.

— Хорошо, отец, — беспокойно подскочив на ложе, торопливо сказал Эрих, — Но если со мной, что-то случится, или ты почувствуешь, что я сам не свой позови брата, ладно?

— Ладно, сын, я только провожу Святозара до выхода и спрошу у него кое-что, а ты посиди здесь, — добавил правитель и пошел следом за наследником.

Выйдя из шатра на свежий воздух, Святозар почувствовал себя немного бодрее, посмотрел на яркое, теплое солнце заливающее стан и глубоко вздохнул.

— Сын, как ты себя чувствуешь? — тревожно оглядев Святозара, спросил отец, — Ты, так бледен…

— Я устал отец, и мне надо выспаться, — ответил Святозар, он оперся рукой о плечо правителя и спросил сам, — Где же мы разместим Эриха, отец?

— Поставим для него шатер. Я распоряжусь, здесь кстати, — и отец указал на пустое место рядом с шатром правителя, — Как раз он станет, сейчас, пошлю к Жировиту, Вячко, чтобы он привез не-большой шатер. Ты, сможешь дойти до другов, может, кого попросить, чтобы тебя проводили?

— Нет, отец, никого просить не надо, я дойду, — Святозар снял руку с плеча правителя, и, посмотрев прямо в очи отца, добавил, — Запомни, отец, пока я не подымусь и не поговорю с братом… до тех самых пор пусть он остается в нашем шатре, на него наложена мощная защита, Нук сквозь нее не пробъется.

— Я вижу, — оглядывая поблескивающий шатер заметил правитель, — Не беспокойся мальчик мой, я все исполню, как ты велишь… И спасибо тебе за Эриха…

Святозар устало улыбнулся отцу, и, покачиваясь, пошел к шатру другов, думая лишь об одном как бы ему дойти, а не свалиться по дороге и не заснуть прямо на земле. Навстречу наследнику торопливой походкой шли Храбр и Дубыня.

— Храбр, — окликнул Святозар наставника, а когда тот подошел, оперся о его плечо, — Сами Боги те-бя послали, чтобы я позорно не свалился на землю. Будь добр, доведи меня до шатра другов, а то мои коленки трясутся от усталости. Дубыня, а ты, выстави около шатра правителя дополнительно людей. И пока вы оба не ходите туда.

— Святозар, — спросил Храбр, и бережно поддерживая наследника, повел к другам, — Это правда, что ты привел Эриха.

— Правда, Храбр. Только привел его не я, а Стоян, Искрен и Звенислав, — заметил Святозар, — А, я, в это время, добрый мой наставник, лежал на ложе, да подергивался.

— От шутишь, ты все, — буркнул в ответ наставник.

— Что ж, Храбр, теперь Эрих среди нас… Народ это увидит, и не станет больше говорить, что мой дорогой отец, воспитал предателя. И наверно, за это я заслужил пошутить, — ответил Святозар.

Храбр довел наследника до костра другов, вокруг которого сидели дружинники Святозара и раз-говаривали. Стоян поднялся и поспешил навстречу Святозару, который выпустив плечо наставни-ка, схватился за плечо друга и спросил:

— А, вы чего не ложитесь? Меня ждете?

— Тебя ждем, — негромко ответил Стоян, и поинтересовался, — Как там Эрих?

— С ним все в порядке… Пошлите други отдыхать, так как у меня уже нет сил бороться с желанием поспать, — добавил Святозар, а други, молча, поднялись и пошли в шатер укладываться на покой, который каждый из них заслужил.

Глава шестьдесят четвертая

Святозар проснулся очень поздно, свет почти не проникал в шатер, наверно уже вечерело. Накрытый сверху плащом Стояна, наследник сел и огляделся, в шатре никого не было, полог был опущен. Натянув сапоги и взяв куртик, он вышел из шатра на свет божий, потянулся, а потом огляделся. Как он и подумал, солнце уже клонилось к закату. Около костра сидел лишь Искрен и Молчун.

— А, где все? — удивленно спросил Святозар.

Други повернули головы и улыбнулись.

— Ну, ты как себя чувствуешь, оклемался уже, — беспокойно поинтересовался Искрен, а когда на-следник утвердительно кивнул головой, ответил, — Други пошли за съестным… А Стояна позвал Храбр и увел к правителю, так и не дав ему выспаться. А ты, есть будешь, мы тебе оставили?

— Да, не мешало бы, — чувствуя голод добавил Святозар, — А, что у вас есть?

— Вот, Горазд, днем принес зайца, и мы его зажарили, — открывая чашу, накрытую утиральником, сказал Искрен.

— Ох…, нет! — так и отпрянув от чаши и поморщив лицо, заметил Святозар, — Нет, нет…, только не зайца.

Молчун посмотрел на лицо наследника, которому будто предложили съесть не жареного зайца, а живого слизняка и сказал:

— Так, кто же виноват, Святозар, что ты сидючи на вершине Сарачинской горы никого кроме зайца

не на учился добывать…Вот кормил бы нас кабанчиками, да оленятами, так теперь бы так тебя не передергивало от вида зайца.

— Хорошо, друг, в следующий раз я предоставлю право добывать кабанчиков и оленят тебе, — за-смеявшись, ответил Святозар, — А пока пойду к отцу, он обязательно накормит своего дорогого сына, чем-нибудь вкусным, — добавил наследник и пошел к шатру правителя.

Дойдя до шатра, который все еще ярко блистал в лучах заходящего солнца, Святозар увидел не-вдалеке от него небольшой новый шатер, верно разбитый для Эриха. Около шатра правителя, возле костра сидел Богдан и еще два дружинника, один из другов отца, а другой из другов Вели-слава и еще один из воев. Богдан увидя Святозара, махнул ему в сторону нового шатра, указывая, где находится правитель.

Но пока не зашло солнце, Святозар остановился возле входа в шатер, опустил полог, и, читая заговор, прошел по кругу и создал щит такой же, как и над шатром правителя. И когда последний солнечный луч упал на шатер, а затем впитался и превратился в огненные капли, а те, остановившись, замерли, и лишь поблескивая, словно дорогие каменья засверкали, Святозар откинул полог и вошел вовнутрь. Шатер, который предназначался для Эриха, был небольшим, там стояло лишь одно ложе, на нем сейчас сидел отец, маленький стол и табуреты, на которых разместились Храбр, Дубыня и Стоян.

— Вы, чего тут, Стояна выспрашиваете? — спросил Святозар, и, взяв табурет, стоявший в углу, под-сел к столу, расстегнув, снял с себя куртик и кинул его на сиденье рядом.

Правитель, заулыбался, увидев сына, да довольным голосом, ответил:

— А, то… он, что разве расскажет. Из него ничего не вытянешь.

— Отец, Эрих как? — поинтересовался Святозар.

Лицо правителя дрогнуло, улыбка покинуло его губы, он немного нахмурил лоб, и протяжно выдохнув, ответил:

— Он выговорился, сынок, и уснул, совсем недавно.

— Это хорошо, что он уснул, ему надо отдохнуть, — задумчиво сказал наследник, а затем уже более бодро добавил, — А мне, отец, надо поесть. Ты меня случайно не накормишь, потому, как я бы сейчас и быка съел, так я голоден.

— А, что, — раздраженно спросил Стоян, — Други тебя не накормили, я же велел им оставить для тебя.

Святозар развернулся к Стояну, который сидел почти около выхода и поинтересовался:

— Вот скажи мне Стоян, неужели во время пребывания на вершине Сарачинской горы тебе не на-доела эта зайчатина?

— Ну, — не понимая вопроса друга, ответил Стоян, — Немного приелась, верно.

— И это всего лишь приелась…? — передернув плечами, удивился наследник, — А, я, так на нее и смотреть не могу, ни в каком виде… Ни в живом, ни в жареном… А все потому, наверное, что я ее не только ел, но и лапами своими хватал, — в шатре засмеялись, а Святозар устремил взглял на улыбающегося правителя и спросил, — Так, что отец, ты меня чем-нибудь вкусным накормишь, или мне придется возвращаться к другам и есть этого надоевшего зайца.

— Нет, нет, сынок, — заметил правитель, — Не стоит тебе так мучиться, мальчик мой, я тебя накормлю, и не этим противным зайцем, а как ты и просишь чем-нибудь повкусней. Стоян, сходи, будь добр, к Вячко и скажи ему, чтобы он принес потрапезничать наследнику.

Стоян кивнул головой и вышел, а через некоторое время вернулся с глиняным кувшином, полным молока, и чашей, поставил на стол, а следом зашел Вячко и принес блюдо полное кулебяк и расстегаев.

— Ого, отец, — удивленно оглядывая блюдо, спросил Святозар, — А откуда расстегаи и кулебяки?

— А это тебе Жировит, вместе с Вячко прислал, когда тот ездил в Лебедянь за шатром, — ответил правитель и опять улыбнулся.

— И откуда, это интересно, — наливая себя в чашу молока, переспросил наследник, и посмотрел на правителя, — Жировит знает, что я люблю расстегаи, — Святозар взял расстегай надкусил, и, проже-вав, добавил, — Э…, э…, да еще и с печенью налима, мои любимые.

— Да, откуда, Жировит знает… Я ему и сказал, да попросил приготовить, вчера, когда к нему заез-жал, — пояснил довольный собой правитель.

— Вот же, отец, — прекращая есть, и тяжело вздохнув заметил Святозар, — Уж и правда, ты самый лучший отец.

— Да, ешь, ешь, — добавил правитель, и усмехнулся.

— Смотри, Святозар, — спустя какое-то время, когда наследник принялся за очередной четвертый расстегай, сказал Храбр, — Смотри вместе с пальцами расстегай не съешь.

Святозар оторвался от еды, посмотрел на сидящего напротив, возле стола Храбра и ответил:

— Что ж, Храбр, коли откушу, так сам же себе их и прилиплю обратно. А вот тебе я шутить не советую потому, что если пальцы откусишь ты, то тебе уже их никто не прилепит обратно. Отец то мой, заговор этот не знает. Так то…

Дубыня и Стоян громко засмеялись над Храбром, у которого от слов наследника вытянулось лицо.

— Ну, и хороший же ты, ученик, благодарный такой, ничего не скажешь. Когда надо значит, я тебя учил, помогал, перед правителем заступался… А как пальцы отгрызу, ты значит в кусты. Ты значит, на место липить их не будешь? — улыбаясь, спросил Храбр.

— Нет, Храбр, не буду. Да и вообще, на что тебе такая куча пальцев, ну вот скажи… И потом, одним больше, одним меньше…, меч ты и так удержишь. А моему отцу, только это и надо, чтобы ты меч в бою мог удержать, — добавил Святозар, и накрыл оставшееся на блюде утиральником, да вытер руки о другой.

— Отец, — обратился наследник немного погодя, когда в шатре затих смех, — Что тебе рассказал Эрих?

— Ну, что, мы Ярил тогда пойдем, а вы поговорите, — сказал Дубыня, подымаясь.

— Нет, Дубыня, — заметил правитель, — Останьтесь, вы и так все уже знаете. Эрих рассказал мне Свя-тозар, что его душа вполоне у Нука, что он не может противостоять его приказам, но иногда он все же пытается бороться с ним, однако это не всегда удается. Если честно, он говорил, все это так, что я его не очень понял….,- правитель помолчал удивленно пожал плечами и продолжил, — Не понял, что он имеет ввиду, и как Нук его заставляет. Я спросил его, почему он мне не рассказывал об этом раньше, а он посмотрел на меня, словно не понял моего вопроса. А потом, сказал, что пока он не побывал в Сумрачном лесу и не увидел того духа, ну, то есть тебя, то ничего внутри не чувствовал, а когда кинул в тебя кинжал, и увидел выходящую из тебя душу и узнал ее, то внутри у него, что-то всколыхнулось и он смог какое-то время бороться с Нуком… — отец замолчал, тяжело вздохнул, и заметил, — Я его не смог успокоить, да и не смог понять, может это удасться тебе, когда он проснется.

Святозар сидел молча и слушал отца, теребя на руке перстень царя Альма, а когда тот закончил, поставил на стол локти и уткнул в ладони лицо, пытаясь подавить рвущийся из себя вопль ужаса.

— Святозар, — тревожно спросил Храбр, — Что с тобой?

Наследник не в силах ничего сказать, лишь замотал головой. Правитель поднялся, подошел к сы-ну, и, убрав ладони от его лица, заглянул ему в глаза и тихо сказал:

— Ты, что-то знаешь, сынок, скажи?

Святозар опять замотал головой, а потом поднялся, оперся руками о стол и срывающимся голо-сом ответил:

— Будем, будем…, отец, надеяться, что я ошибаюсь… Потому, как если я не ошибаюсь…,- наследник замолчал, тяжело вздохнул, и добавил, — Я пойду к Эриху, и проверю…, одну догадку…

Святозар развернулся и почти выбежал из шатра, и, поспешил к брату, а когда вошел вовнутрь и подошел к ложу, то увидел, что Эрих лежит, свернувшись калачиком, и крепко спит. Наследник разжег свечи, взял табурет и сел рядом, он смотрел на спящего брата, и никак не мог решиться сделать то зачем пришел. Но затем глубоко вздохнул, успокаивая свою стонущую душу, протянул правую руку и положил ее на спину брата, закрыл глаза и зашептал заговор: " О, великий мой отец, ДажьБог, услышь меня и даруй мне силы, и даруй мне зрение увидеть прошлое души моего брата, даруй мне мощь увидеть и саму его душу. Твоим именем отец мой, ДажьБог, повеливаю!" Мгновение спустя Святозар оказался в тумане, он тихо стоял, прислушиваясь к тому, что происходит кругом. И внезапно услышал впереди слабый писк, туман стал рассеиваться и наследник увидел, что стоит он в лесу, кругом темно, на небе почти нет звезд, нет месяца, впереди же на пне лежит развернутый младенец, а вокруг пня установлены факелы, образующие треугольник. Дитя громко плачит, но тут к нему подходит странный, страшный человек. Святозар знает, кто этот человек — это Нук. Тот наклоняется над ребенком, шепчет над ним что-то, проводит у дитя по груди, и видит наследник, как из груди ребенка вылетает еле видимое желтоватое облако-душа, и тихонько замирает над ним. Нук скидывает с себя рубаху, шепчет слова, а потом проводит пальцами по своей груди, а когда та раскрывается, то он левой рукой вытаскивает оттуда, точно из глубокой пропасти, черно-серое месиво- нечта, у этого нечта ноги, руки и голова. Но не только цвет, но и само положение частей этого месива пугает Святозара. Там где у чистой души находится голова, у нечта колышится толстая, сучковатая рука, а на месте руки овальная вытянутая, словно яйцо, голова, другая такая же сучковатая толстая рука, завернувшись, упирается в голову, создавая вроде кольца. Ноги раскинуты по другой стороне тела и выглядят, словно колья облитые жиром, да и ног то у него не две, а три…, ах, нет третья не нога…, то хвост с тупым наконечником. С ног капает жир, который, не долетая до земли, превращается в небольших, черных слизней. Теперь Нук берет вправую руку кинжал и отрезает небольшой кусочек от своей души- нечта и продолжает шептать. Кусок падает на землю и превращается в маленького, черного паука, тот разворачивает свои тонкие ножки, встает на них и немного покачивается. Нук наклоняет голову и смотрит на паука, затем ложит рядом с ним на землю кинжал, а паук, перебирая ножками, взбирается на его острие и затихает на нем. Тогда же Нук запихивает вовнутрь распахнутой груди сопротивляющуюся душу, и словно сдвигая руками, смыкает грудь. Теперь он берет кинжал правой рукой и подходит к маленькому желтому облачку душе, грубо хватает его другой рукой. Святозар видит, как внезапно вздрагивает тело младенца, и он громко всхлипывает. Нук опять шепчет и приближает острие кинжала прямо к душе дитя, и как только острие коснулось души, паук перелез на нее, и, обхватив ее кусочек лапками, затих на ней. А Нук вложил душу с сидящим на ней пауком обратно в грудь младенца, и, проведя пальцами, сомкнул ее, а потом вновь перед глазами наследника поплыл туман.

Святозар открыл глаза и увидел прямо перед собой на спине Эриха светящуюся золотой лазурью руку, а потом золотая лазурь растеклась по спине брата, и наследник стал смотреть как бы сквозь нее и увидел душу Эриха. Там внутри брата, жило страшное чудовище, которое пожирало еле видимое желтое облако. Душа Эриха наполовину была желтоватой и чистой. Другая же ее часть была черно-серой, с громадной овальной головой на месте руки и с одной толстой сучковатой рукой и тонким длинным хвостом. На лице были два огромных выпученных глаза, которые уставились на Святозара, да широкий, словно щель без губый рот, ни носа, ни ушей. Рот пытался, что-то сказать, и широко раззевался, кривился и перекашивался. Тогда Святозар положил на правую руку левую и зашептал заговор: " О, Бог Семаргл, ты, Светоозаряемый Бог огня, даровавший мне великое чудо твой волшебный щит и волшебные корни левой ладони. Твоими корнями и твоей силой заплетаю я уста страшного чудища внутри тела моего брата. Пусть никогда они не раскрываются, никогда не шепчут, никогда не приказывают душе моего брата! О, Семаргл, дым- твое знамя, огонь — твой конь, пламя- твоя сила и мощь! Повелевай даром своим Бог, и лишь мгновением Семаргл дай им мне владеть!" В тот же миг из левой ладони Святозара вытянулся тонкий горящий корешок света и двинулся сквозь правую руку, едва ее опалив, через спину брата ко рту чудовища. Глаза чудища увидели этот корешок и заметались, рука и хвост попытались схватить его, но Святозар подул на них, а они замахали, словно им было тяжело переносить чистое дыхание светлой души. Рот попытался раскрыться, затем он перекосился, раскрылся еще шире, и вдруг сомкнулся и тут же горящий корешок прыгнул и схватился за сомкнутый рот и стал точно иголка его зашивать. Корешок немного подтянулся, еще крепче сомкнув рот, и завязал громадный узел. Рука и хвост попробывали дотронуться до горящего узелка, но сразу же и отскочили, словно обожженные.

Святозар убрал с тела брата сначало левую, а потом правую руку и сияние со спины брата и рук тот час же спало. Наследник сидел, опустив руки на колени, и видел, как брат внезапно распря-мился на ложе, лег на спину, вытянув руки и ноги, черты его некрасивого лица разгладились и посветлели, и в них стала проглядывать красота матери.

Святозар поднялся, затушил свечи и вышел из шатра, немного пройдя вперед, он остановился так, чтобы его не было видно дружинникам, сидевшим около костра, и затих. Случилось то, чего он так страшился и, что его так напугало в рассказе отца, теперь это была не просто догадка, теперь это была уверенность. Душа брата не была вполоне, нет… Ошибалась мать, ошибался Святозар. Внутри Эриха жил сам Нук пожирая светлую часть его души уже долгие годы. Поэтому он и подчинялся так легко Нуку, поэтому направил кинжал на Святозара, поэтому ничего не рассказывал отцу, ведь он был одним единым с ним целым Эрих-Нук. И только после убийства, когда Эрих увидел душу, которая его спасла, в нем всколыхнулась та светлая, пожираемая часть и начала борьбу с захватчиком. Святозару стало невыносимо больно, захотелось закричать громко, громко, так, чтобы услышал отец его ДажьБог и схватил молнию и кинул в него и закончил эти мученья. Потому, как нет…, нет, возможности помочь Эриху… Потому, как нет заговора который может убить Нука внутри Эриха… Убить…, и если вообще убить Нука, сейчас то и Эрих не будет жить… Святозар застонал, схватил себя за волосы и так их дернул, словно пытаясь вырвать изнутри душу, что даже вскрикнул. И тогда ощутил боль в правой и левой руке, отпустил волосы и попытался рассмотреть руки, но уже так стемнело, что разглядеть, что-либо было невозможно. Святозар стоял и утирал бегущие по лицу слезы, а в высоком ночном небе мерцали далекие звезды, и горел серпевидный месяц. Наследник поднял лицо и посмотрел наверх, и внезапно откуда-то из вышины почудилось легкое дуновение ветерка, прилетевшая следом прозрачная дымка окутала лицо и точно шепнула: " Прекрати, прекрати…" И как то сразу нашлись силы, и захотелось жить и бороться дальше, а мгновение спустя Святозар опустил голову и почувствовал, как он сильно замерз, ведь убежав к Эриху, он даже не надел куртик, а находясь в расстроенных чувствах и незаметил, что стоит в одной рубахе. Но идти в шатер он не хотел, ждал, когда отец останется там один, немного погодя други правителя и Стоян вышли из шатра, и, опустив полог, ушли, и тогда вконец замерзший Святозар пошел к отцу.

— Святозар, ты вернулся? Ты что-то долго…, други тебя не дождались, — сказал правитель, когда увидел вошедшего в шатер сына, — Как там Эрих, спит?

— Да, отец, спит, — ответил Святозар, сел за стол, и, придвинув стоящую на нем свечу стал разглядывать руки.

На левой руке на том месте, откуда вылез тоненький корешок, прямо около мизинца, теперь зияла небольшое, красное углубление. А на правой руке, в том месте, через которое корешок просочился, находилась сквозная кровавая дырка.

Правитель встал с ложа, подошел к наследнику и посмотрел на его руки.

— Что это, сын, — он взял и осмотрел сначало левую руку, а потом правую, и, не опуская последней, добавил, — Сын, это дыра… Боги мои, что ты творишь с собой.

Святозар тяжело вздохнул, и, положив руки на стол, предложил отцу сесть, и не глядя ему в лицо, с дрожью в голосе и часто прерываясь, поведал о том, что сейчас видел. Рассказ наследника правитель выслушал, молча, только постукивал пальцами по столу, а когда сын закончил, отец встал, оправил на его голове волосы и сказал:

— Надо, принести мазь и помазать тебе руки. Наверно заговор опять не подействует, я схожу, а ты пока заговори раны на руках.

Когда отец вышел, Святозар положил подбородок на стол и стал глядеть, как стекает воск со све-чи. Правитель вернулся очень быстро, но он принес не только склянку с остатками мази, да тря-пицы, но и большую чашу от которой шел густой пар. Он поставил чашу на стол, и, взяв правую руку, стал читать заговор, но тот не помог, тогда отец помазал рану и перевязал ее, а потом про-делал, тоже с левой рукой.

— Ты, что, стоял на дворе? Не хотел заходить в шатер? — спросил правитель и вновь оправил волосы Святозара, — Ты весь холодный, как лед. Я принес тебя горячего сбитня, попей, согреешься, — добавил отец и придвинул чашу к сыну.

Святозар оторвал подбородок от стола, взял чашу и стал пить.

— И, что теперь, Святозар, — спросил правитель и сел напротив сына, — Что мы будем делать с Эри-хом.

— Отец, сейчас он спит, чудовище будет молчать, — Святозар поставил чашу на стол и подняв руки показал их отцу, — Семаргл помог мне и зашил ему рот… И это все, что я могу сделать для Эриха, все…

— Ты, убежал, отсюда так поспешно, — тяжело вздохнув и опять застучав пальцами по столу, спро-сил правитель, — Ты сказал, что у тебя есть догадка, и догадка подтвердилась. Ты видел такое раньше?

— Ах, отец, что я только не видел, — глубоко вздохнув, ответил Святозар, — Ну, не смешно ли отец… Я, такой глупец создал заговор на первенца, чтобы мои дети никогда не стали похожими на Сатэ-га, а что же я получил… мой безвинный потомок, не обладающий никакими магическими способностями и есть Сатэга, только он не колдун и не чародей…, но он также двояк духовно, как, и, то зло, с которым я когда-то бился.

— Но, ты говорил, сынок, — надрывно сказал отец, — Что Сатэга это не только духовное, но и телесное единение, наш же Эрих…

— Да, с Эрихом немного по-другому, отец, но понимание происходящего с ним одно, — наследник, замолчал подбирая слова, а потом добавил, — Кусок злобной души Нука пожирал моего брата все эти годы и съел его наполовину, точно такие же души были у чарколов, у Сатэга… Когда Перун и Семаргл разорвали его, он распался не только телесно, но и духовно, я это видел…, и эти обе части уничтожил Сварог. Ах, отец, отец, я…, я бессилен помочь брату…,- Святозар поставил локти на стол уткнул в ладони обернутые тряпицей лицо и затих.

— Сын, скажи мне последнее, — ровным голосом спросил правитель, — Что будет с Эрихом, если ты убьешь Нука? Я должен знать всю правду, до конца.

Святозар оторвал руки от лица, с невыразимой болью посмотрел на правителя, поднялся и опе-ревшись на стол, почти прокричал:

— Отец, отец, за что, ты меня мучаешь…, за что? Неужели не жалко… Правду, какую ты хочешь еще знать правду…Вот эту страшную правду ты хотел узнать, эту ужасную новость, эту жуть, — наследник опять сел, и дрогнувшим голосом сказал, — Что я натворил, отец…, что я натворил, я сейчас умру от этой боли…

Правитель тут же поднялся, подошел к сыну, и, обняв его, начал гладить по голове, а затем тихо добавил:

— Ты, слишком много на себя берешь, ты не можешь обвинять себя во всех бедах, ты забываешь главное, не ты творил черную магию, не ты взял в полон душу матери, не ты вселил чудовище в душу брата. Тебе надо отдохнуть, у тебя была тяжелая ночь и тяжелый вечер. Ложись здесь, а я пойду к Эриху, а завтра мы переведем его сюда, а ты вернешься на свое ложе. Спи, спокойно мальчик мой.

Святозар послушал правителя, пошел к ложу, разулся и лег, отец подошел и укрыл его укрыва-лом, а после затушил свечи.

— Отец, — негромко сказал Святозар, — Возьми склянку с мазью, у Эриха наверно тоже дыра в спине ее прожег корешок, когда проникал вовнутрь, помажь и брата.

— Спи, мальчик мой, — ответил отец, и, забрав склянку со стола, вышел из шатра.

Глава шестьдесят пятая

Проснувшись на следующий день около полудня, Святозар не спешил подниматься с ложа, от тяжелых дум и долгого сна болела голова. Но головную боль заглушала страшная душевная тоска, и даже те слова, которые, конечно же послал ДажьБог сейчас не помогали. Наследник лежал с открытыми глазами и смотрел на стол, что находился прямо перед ним, на его красивые, резные ножки, на гладко выстраганную, темно-бурую поверхность, и думал об Эрихе, к которому совсем не хотелось идти…. Совсем не было сил смотреть на него, успокаивать потому, как сама мысль, что в несчастьях и бедах брата виноват он, когда-то необдуманно создавший заговор на первенца была невыносима, а чувствовать рядом с собой каждый миг страдание брата казалось и вообще не возможным.

Вскоре отодвигая полог, закрывающий шатер вовнутрь вошел Храбр. Он негромко кашлянул, думая, что наследник спит, но увидев, что тот лежит с открытыми глазами, подошел ближе, и, отодвинув ноги Святозара сел на ложе.

— Ты, как, я погляжу, уже проснулся, — сказал наставник и похлопал его по ноге, — А чего не поднимаешься, лежишь тут один. Эрих уже изождался тебя, звал, а я ему говорю, что ты устал вчера и все еще отдыхаешь.

— А, отец, где? — поинтересовался Святозар.

— Уехал с Дубыней, да воеводами Ярополком и Баженом в Лебедянь, — ответил наставник и внимательно посмотрел на Святозара.

— Храбр, а ты чего не поехал, почему остался? На тебя это не похоже? — тяжело вздохнув, спросил наследник.

— Да- к потому, что Ярил попросил меня остаться и приглядеть за Эрихом…, и за тобой, — ответил наставник, и вновь похлопав наследника по ноге, сказал, — Ты, вчера вечером довольный был, шутил, а проснулся смурной какой-то, руки опять перевязаны… Ты часом не заболел?

— Храбр, я же уверен, уж кому, кому, а тебе отец, все про Эриха рассказал… Чего же ты меня выс-прашиваешь, сам ведь знаешь, что с моим братом… — с дрожью в голосе ответил Святозар и отер рукой глаз, точно смахивая с него слезу.

— Да, ты прав, Ярил мне и Дубыни все рассказал… Пришел под утро к нам в шатер и рассказал…,- заметил наставник, — И мы оба были потрясены тем, что узнали… Значит, Эриху ты не сможешь помочь и освободить его душу, — спросил Храбр и посмотрел на наследника, а когда тот отрицательно замотал головой, вздохнул, и продолжил, — Знаешь меня пугает, лишь одно Святозар.

— Что, Храбр? — негромко поинтересовался наследник.

— Да, то, что наверно погибнет моя любимая Восурия…

— О, чем, ты…, я тебя не понимаю, — поморщив лоб, переспросил Святозар.

— Да, как о чем… о том самом…,- начал Храбр, — Есть такое сказанье, про кудесника Ставра Великого, ты наверно его слышал. Когда- то на земле творили злое черные колдуны и хотели они уничтожить нашу Родину и наш народ, но кудесник Ставр вызвал их предводителя на бой и победил это зло.

— Не он победил, а Боги… — заметил наследник.

— Точно подмечено Боги, — согласился Храбр и кивнул головой, — Да, только Боги бы не пришли на выручку Ставру, если бы он не был сильным и храбрым. Если бы не ставил выше своей жизни свою веру, народ и землю. Нет к слабым и немощным Боги никогда не прийдут на помощь… Никогда! Слышишь, ты меня Святозар? Неужели обладая такими способностями, ты, Святозар, подашься слабости и забудешь, зачем ты сюда пришел? Ведь ты пришел не спасать Эриха, ты пришел, спасти нашу землю… Конечно с таким колдуном как Нук не справится твой отец, не справится Велей, а Ставр…, что скажет Ставр, а Святозар? Ведь ты и есть Ставр… Я это давно понял, я ведь учу тебя, разговариваю с тобой и вижу, какой ты… Боги послали тебя, чтобы ты спас нашу землю, наш народ, а ты… наверно ты забыл, зачем возродился вновь? Погряз в собственных страданиях и бедах, которые обрушились на твою семью…. Но я хочу тебе сказать душевные муки, которыми ты себя изводишь, самые страшные и тяжелые. Они подтачивают твою душу, душу кудесника Ставра…, а ослабевший и обессиленный душевной борьбой, ты не сможешь спасти нас всех, не сможешь нас защитить. Чернобог не только разрушает веру, сжигает книги истины, а вместо них пишет другие, кои извращают и уничтожает ведическую веру, но он также леденит души людей, заставляет их мучаться от допущенных ими когда-то ошибок, и все потому, что измученные такой борьбой, они легче подчиняются и перестают сопротивляться злу. Обессиленные и потухшие от бесконечного раскаянья, от бесконечной тревоги они саморазрушаются и еще при жизни начинают принадлежать Чернобогу…,- Храбр замолчал, затем взял Святозара за плечи, посадил на ложе и посмотрев прямо в очи наследника сказал, — Ставр очнись, это Чернобог разрушает твою душу, что ты делаешь с собой, прости сам себя…, прости, а иначе Святозару не победить Нука, слышишь Ставр…, никогда этот мальчик не победит это черное чудовище Пекельного царства, — наставник притянул к себе наследника, крепко обнял, и спросил, — Святозар, светлый мой ученик, ты готов идти дальше? Готов бороться и больше не оглядываться назад? Готов простить себя во имя жизни твоего народа?

— Да, мой учитель, я готов себя простить, готов прекратить мучить себя и истязать….,- твердым голосом ответил Святозар, и, отстранившись от Храбра, добавил, — Потому, как не о себе я должен думать, не о брате и своей семье, а я должен думать о моей Родине, точно как думал Ставр тогда, когда шел на бой с Сатэгой…

— Вот и славно, что ты это понимаешь, мальчик мой, — мягко заметил, наставник, — А теперь давай вставай… Переоденься, поешь и я перевяжу тебе руки, как велел мне Ярил. И пойдем к Эриху, а то он бедный мечется там, словно в клетке. Ему, что совсем на свет божий нельзя, он должен все время в шатре сидеть, я так и не понял, что твой отец про твои раны объяснял и про Эриха. Он был так взволнован, что я не стал его переспрашивать.

— Эриху, можно выходить на свет божий, наставник, — объяснил Святозар, поднимаясь и начиная переодеваться, — Я зашил при помощи корешка Семаргла рот чудовищу, что живет внутри него и теперь Нук не сможет ему приказывать и им управлять, от этого и дыры в моих руках.

— Ах, ты, страдалец наш, — очень тихо сказал Храбр и принялся перевязывать и мазать дыры на ру-ках Святозара.

— Удивительный ты, человек, Храбр…, такой мудрый, так можешь говорить…, отцу повезло, что с ним рядом такой верный и умный человек, — вздохнув, заметил Святозар.

— Да-к, я же Святозар наверно тоже не первую жизнь живу, только в отличие от тебя Боги не дали мне права узнать, кем я был в прошлой жизни…,- ответил Храбр. — Да и это хорошо потому, как у меня вряд ли бы хватило сил, нести эти знания и ведать теми вещами, что доступны тебе. И как бы ты не думал о себе, знай, мальчик мой, что не только Боги, но и люди видят в тебе достойного и светлого человека. А теперь садись и потрапезничай так, как я твоему отцу обещал не только поговорить с тобой, не только перевязать раны твои, но и обязательно накормить.

Святозар усмехнулся заботе отца и наставника и сел за стол, а Храбр вышел из шатра и позвал Вячко который принес Святозару на блюде изжаренных цыплят, фаршированных салом, хлеб, горячий взвар из сухофруктов и блины с припеком.

— Ого, — удивленно сказал Святозар, разглядывая стол, и перевел взгляд на сидящего напротив улыбающегося Храбра, — И откуда же такие разносолы? Вроде меня раньше скромнее кормили…

— Это Жировит с утра прислал, — ответил наставник и засмеялся, — Он наверно как и все решил, что тебе такому худющему и изголодавшемуся Нука не победить.

— Вот же спасибо ему, — благодарно заметил наследник, и добавил, — Но мне Храбр, это и за три раза не съесть, может, ты поможешь? Ты, ведь тоже на скромной, походной еде находишься?

— Нет, спасибочки, конечно, но я сыт, — замотав головой, откликнулся наставник, — А ты давай ешь, а то, и, правда меч в руках не удержишь, так изголодавшийся на этих зайцах, и свалишься, — Храбр замолчал, увидев, что наследник принялся кушать, а потом спросил, — Святозар, Сатэга- это тот колдун с которым бился Ставр?

— Да, наставник, его звали Сатэга, и он был не колдуном, а чарколом, слияние света и тьмы, добра и зла, белого чародея и черного колдуна, — прекращая есть, пояснил Святозар.

— А в сказаньях его имя не упоминается…,- протяжно заметил Храбр, и добавил, — Ну, ты, чего опять затих, ешь давай, а то все остынет.

Когда Святозар под пристальным взглядом наставника сытно поел, то сразу направился в шатер правителя, где его ждал Эрих. Брат сидел на ложе, и улыбался, а напротив него на табурете раз-местился Стоян и рассказывал ему о походе в Беловодье. Лишь только Святозар вошел в шатер, как Эрих, увидев его, тут же вскочил, и бросился навстречу и довольно улыбаясь, сказал:

— Ну, наконец-то ты пришел, брат. Я так ждал тебя, звал, а Храбр говорит, он спит, подымать не буду, ему надо отдохнуть, потому, что у него впереди тяжелый бой с Нуком и нагаками, потерпи Эрих. А потом пришел Стоян и стал рассказывать, как ты победил воина Черномора и великанов, когда ходил в Беловодье, — Эрих на миг прервался, взял Святозара за руку и повел на ложе отца, а когда они сели продолжил, — Какой же ты все-таки молодец, брат… А знаешь, я хотел тебе, что сказать. Вчера когда ты ушел оставив меня с отцом, я слышал зов Нука, но он был слабым, и я ему мог противостоять, я разговаривал с отцом, и заглушал его внутри себя. Но сегодня, когда я проснулся, то его не услышал, он молчит, ничего не шепчет и мне не надо с ним бороться… Это такое прекрасное чувство, мне впервые за это время так легко дышать, говорить и мне даже хочется смеяться…,- Эрих замолчал, посмотрел на Святозара, и наследник увидел, какой на самом деле его брат красивый юноша, так похожий на мать, замолчавший Нук пожирающий его изнутри затих и освободил не только чистую душу брата, но и его тело от своего злобного влияния.

— Теперь так Эрих будет всегда, — негромко сказал Святозар и положил руку ему на плечо.

— Я знаю. Отец, сегодня перевязывал мне рану на спине и рассказал, что ты меня защитил от ма-гии Нука, сказал, что Бог Семаргл помог мне, — добавил Эрих и откинул свои белокурые волосы со лба, — Но Боги не должны мне помогать так как я никогда в них не верил… Отец меня учил почитать и уважать Сварога, ДажьБога, Семаргла, а я молчал, и не говорил ему, что Нук учит верить меня лишь в Чернобога. Он говорил, что Чернобог истинный Бог, что он вечный, неизменный, всемогущий, вездесущий, что это Чернобог сотворил весь мир, содержит его в своей силе и власти, господствует, царствует и всем управляет. — Эрих прервался, задумался на миг, а после, точно припоминая слова Нука, продолжил, — Нук учил меня нерушимым наставлениям — законам, которые создал Чернобог, научил приносить кровавую жертву домашним скотом, чтобы очиститься от греха, если я нарушу эти законы.

Святозар убрал руку с плеча брата, тяжело вздохнул, и сказал:

— Знаешь Эрих, я думаю, что ты и сам понимаешь, Нук это зло…, слуга Чернобога, враг наших светлых Богов, а значит враг мой и твой. Все эти годы он мучил твою душу, вселяя в тебя зло и ненависть, но ему не удалось разрушить в тебе то чистое, что вселили в тебя наши Боги. Именно поэтому Бог Семаргл вчера помог тебе…. А теперь давай с тобой выйдем из шатра, и покажем нашим воинам, что мы с тобой братья и сыновья правителя Восурии вместе на стороне Правды, нашей веры и Родины!

Эрих вышел на свет божий в сопровождении Святозара и Стояна и тревожно оглянулся, а потом тяжело задышал, схватился за руку брата.

— Ты чего? — встревожено спросил Святозар.

— Нет, нет, все хорошо. Мне просто страшно, — побелевшими губами шепнул Эрих.

— Он не шепчет? — поинтересовался Святозар.

Эрих на мгновение затих, закрыл глаза, а открыв их, облегченно вздохнул и ответил:

— Молчит, брат, молчит, — и широко улыбнувшись, указав рукой на свой шатер, который, как и шатер правителя переливался на солнце, спросил, — Это ты его создал?

— Это щит, который впитался в ткань шатра, и сквозь, который Нук не проникнет вовнутрь, — пояснил наследник, — Ну, что брат, давай с тобой сходим к шатру моих другов и я познакомлю тебя с ними. И хотя ты их всех видел, когда они пришли к тебе на выручку, но вряд ли мог поговорить с ними и узнать их имена, — предложил Святозар, а когда Эрих утвердительно кивнул головой повел его к шатру другов.

Почти весь оставшийся день Святозар провел с братом, познакомив Эриха с другами, он отвел его в шатер, так как брат чувствовал себя спокойно лишь в нем, а затем оставался с ним и долго беседовал, успокаивая его больную душу.

Правитель вернулся в стан лишь к вечеру, и, зайдя к Эриху в шатер, переговорил с ним и увел с собой наследника. Перед уходом из шатра Святозар видел, как повеселевший брат лег на свое ложе, сомкнул глаза и заснул.

— Зачем, ты меня звал, отец? — заходя в шатер правителя, спросил Святозар.

— Садись, сын, поговорим, — сказал отец, и сняв с себя верхнюю одежу, сел за стол, где уже распо-ложился наследник, — Как твои раны, сынок?

— Еще немного болят, — ответил Святозар и снял тряпицы с правой и левой руки, показав почти затянувшуюся дыру на левой руке.

— Жировит дал мне мазь очень хорошую, как он сказал, и я привез ее тебе. Давай я помажу руки, чтобы они успели зажить, — правитель показал на маленькую глиняную чашу, наполненную гус-той мазью, что стояла на столе, и принялся мазать сыну раны, а затем, перевязав их чистыми тряпицами, добавил, — А теперь главное, я разговаривал с Жировитом и он согласился, чтобы Эрих пожил у него все то время, что будут длиться военные действия.

— Нет, что ты отец, — возмущенно сказал Святозар, — Эриху надо остаться тут. Никто кроме нас не знает всю правду о его душе, и только мы можем его поддержать и успокоить. А у Жировита, кто его будет слушать? Да и явись туда Нук, может пострадать не только Эрих, но и Жировит и его семья, вспомни, что рассказывал Доброгнев, про покои Эриха перед его побегом из Вегров. Нет, отец, я настаиваю, Эрих должен остаться здесь, лишь под моей защитой он будет не тронут Нуком, и не пострадает никто из людей. А когда мы отправимся на бой с нагаками, оставим его под защитой моих другов.

— Ну, раз ты настаиваешь, сынок, то я соглашусь с тобой, — задумчиво произнес правитель, — Только я уверен, что никто из твоих другов не захочет покинуть тебя во время боя…, так, что придется мне воспользоваться властью правителя и выбрать людей из дружин Ярополка и Бажена…. Теперь же давай с тобой отдыхать потому, что я провел бессонную ночь, думая о тебе и Эрихе, а за день очень устал.

— Отец, ты ложись, — сказал наследник, увидев, что правитель поднялся и пошел к своему ложу укладываться спать, — А, я, пойду, пройдусь немного потому, что в отличие от тебя, я ночью спал крепко.

Святозар поднялся, взял куртик и принялся его одевать, он посмотрел на правителя, который уже лег на ложе, устало закрыв глаза, и добавил:

— Отец, знаешь, а Храбр догадался, что я и Ставр одно и тоже лицо.

Правитель открыл глаза, улыбнулся наследнику и ответил:

— Да, сынок, я это знаю, он давно об этом догадался, еще тогда, когда мы были в Славграде, и ска-зал мне об этом. Ведь этот сказ про Ставра Великого у него был самым любимым с детства, он всегда восхищался этим человеком его силой и храбростью, его жертвенностью во имя народа и Родины.

— Наверно в той жизни, — негромко сказал Святозар, — Храбр был очень близким человеком Ставру…, потому, как с первого дня нашего знакомства я чувствовал к нему такое тепло, словно он был всегда дорогим для меня человеком.

— А, что, ты почувствовал ко мне? — заинтересованно спросил правитель наследника.

— То же, что я чувствую к своему отцу ДажьБогу, — ответил Святозар, вздохнул, вышел из шатра и закрыл полог.

Глава шестьдесят шестая

Святозар вернулся в шатер, когда стемнело, просидев все это время у костра другов, и так как отец уже крепко спал, то наследник быстро разделся, лег на ложе, и лишь его голова коснулась подушки, как в тот же миг глаза сомкнулись, и перед ними поплыл густой туман. Святозар ощутил быстрый полет орла сквозь этот туман, тяжело взмахивает он, большими крыльями пробиваясь через липкие, холодные испарения. Но впереди, видит Святозар, туман становится менее плотным, а постепенно редея, и вовсе пропадает. И перед очами орла расстелается темное, ночное небо, Святозар опускает голову и видит под собой огромную, бескрайнюю степь, да военный нагакский стан. Орел начинает опускаться к этому стану, все ниже и ниже и вот посреди стана высится большой, точно перевернутая чаша шатер, Святозар подлетает к этому шатру и опускается на него, а затем, сложив крылья, оборачивается еле видимым облаком. Слышит облако, как ему тихо кто-то шепчет: " Осторожней, будь осторожней, ты должен обязательно все узнать…" Облако-душа облетает шатер по кругу и замечает в его крыше большую зияющую дыру, через которую поднимается дым от костра, что горит внутри шатра. Святозар подлетает к этой дыре и осторожно, как шептал чудный голос, заглядывает вовнутрь. Как и в прошлые разы, душа- облако Святозар увидил внутри шатра богатые, цветастые ковры и раскиданные по ним большие красные подушки. Посреди этих подушек на возвышении сидел бек Турус, а перед ним на коротконогом столе стояло громадное блюдо с вареным мясом. Бек брал мясо руками, и, макая его в небольшую, круглую чашу с серой жидкостью подносил ко рту и жадно съедал. С правой стороны от Туруса сидит смуглый, с длинными до плеч седыми волосами и такими же длинными седыми усами человек, в котором сразу Святозар узнал Нука. Бек засовывает кусок мяса в рот, а по руке и одежде, по губам бежит неприятная на вид серая жидкость, потом он берет и вытирает руку, да и сами губы о край длинной, цветастой, словно бархат одежды. Его круглое, плоское точно блин лицо лоснится от жира, черные спутанные волосы поблескивают в неярких бликах от света установленных кругом факелов, он громко икает и недовольно поглядывая своими узкими глазами на Нука, говорит:

— Как же так, колдун, Нук… Говорил ты мне, обещал, что как я приду сюда со своим войском, то сразу же увижу здесь сына восурского правителя. Будет он, этот его сын, мне целовать ноги, — и бек выдвинул из- под одежи свои ноги, на которых были такие же бархатные точно обрезанные восурские коты, — Целовать ноги и кланяться и стоять на коленях… А что я вижу? Я приезжаю сегодня, привожу своих людей, а этого самого сына- то правителя и нет…

— О, многоуважаемый, бек Турус, достопочтенный, всесильный и всебогатый мальчишка, был здесь, и ждал вас, как я и обещал, чтобы целовать ваши ноги и показать нагакам, что он на вашей стороне, — зашептал Нук, и Святозару почудилось, словно зашипела в ответ беку змея. — Но, этот подлый змееныш, убежал вчера утром в стан отца, но ничего…, ничего всевеликий бек, я найду и верну его сюда… Он скоро вернется, поверьте мне.

— Экх…, экх…,экх, поверить тебе, — и Турус с принебрежением оглядел Нука, — Как же мне тебе поверить, если, все твои слова не сбываются. Год назад ты мне говорил, что средний сын правителя в твоих руках, а он убежал… Ты говорил, что наследник престола болен и нежилец…. А мне мои люди докладывали, что наследник великий колдун, да посильнее тебя. Говорили, что он ходил с дружиной в волшебную страну, что лежит в Восточном море и победил там самого царя Черномора, который правит в морском царстве. Слышал я также, что он проявил храбрость и показал великое волшебство, победив великанов и добыв волшебной воды, и это- то в шестнадцать лет, — бек прервался, поморщил свое лицо, утер струящийся со лба пот ладонью и продолжил, — И люди мои сказали, что это наследник вывел брата своего и наслал на весь стан сон, да такой, что воины мои только-то и пробудились. И еще они сказали мне, что теперь сияют в стане восурском два шатра усыпанные дорогими камнями, и подойти к ним никто не смеет, так как сразу тут же и умирает обращаясь в камень, и что воины мои которые пошли в их стан, не вернулись, так как обернулись сразу в камни, лишь одному и удалось добежать до своих и все это поведать. И ты, думаешь, колдун Нук, что после всего того, что я узнал…, я пойду войной на Восурию? Экх…, экх…, экх. Не такой я глупый… Одно дело дружина правителя, а другое дело его сын колдун, который всех усыпляет и в камень обращает, который самого Черномора за бороду раскручивал и в море глубокое кидал, — закончил Турус и погладил свою жидкую длинную бороденку.

— Да, это все выдумка, — опять зашептал Нук и его черные глаза беспокойно забегали, — Выдумка то Турус, ну как мальчишка может победить морского царя? И люди твои тебе лгут, не усыплял он твой стан, они сами проспали и не слышали, как убежал средний сын, и в стан восурский никто не ходил…, все они тебе лгут. Придумали от страха…

— Мои люди лгать мне не будут… потому, как они знают, что я бог, и могу их тут же осудить на смерть, — заметил Турус и громко икнул, да так, что изо рта у него вылетили, и разлетелись в раз-ные стороны слюни, — Завтра с утра я пошлю к правителю Восурии и его сыну посланников и по-прошу мира, а наследнику пошлю в дар трех своих гнедых жеребцов, — бек замолчал, почесал волосы, и добавил, — Нет, трех мало, надо пятерых…, да, трех гнедых и двух черных…, надеюсь он будет доволен… Нет, с таким народом во главе которого стоит такой сильный колдун я воевать не буду, так и знай Нук.

Нук утер, свое перекошенное от злобы лицо, на которое попали слюни бека и громко сказал:

— Мальчишка никакой ни колдун, он чародей.

— Колдун, чародей никакой для меня разницы нет, важно, что он владеет великой магией, — вновь икнув заметил Турус, — И наверно пять коней ему будет мало…, пошлю еще двух чалых… Да, семь коней — это хороший дар, — бек посмотрел с призрением на Нука и сказал, — У наследника великая магия в руках, а ты Нук ничего не можешь и не умеешь.

— Не бросайся такими словами бек, не бросайся, — гневно закричал Нук и с такой ненавистью и зло-бой глянул на Туруса, что Святозар содрогнулся, — Ты, не знаешь какая во мне сила, и чем я владею, а мальчишкина магия ничто в сравнении с моей…

— Ты, тут не кричи и не говори со мной так, — повелительно начал Турус, — Кто я — я бек самого нагак-ского народа, а кто ты, собака бесхвостая…

Но беку не удалось договорить потому, что Нук внезапно вскочил, опрокинув стол, и лежащее на нем блюдо с мясом и прохрипел:

— Собака бесхвостая…? Гляди бек, я покажу кто здесь бог, а кто собака…

Нук вышел на середину шатра, достал из-за пояса кинжал и присев на корточки, воткнул его пря-мо в ковер и вырезал в нем круг, а потом начал шептать и водить кинжалом снизу вверх, слева направо и по мере того как рука двигалась быстрее, а шепот становился громче из ковра стал вы-лазить круглый, наподобие пня бугорок. Как только бугорок поднялся на столько, что стал доста-вать до согнутых коленей, Нук затих. Он поднялся в полный рост, поклонился пню, и громко крикнул: " Именем Чернобога- повелителем Тьмы и Нави, господином Пекельного царства! Отец мой Горыня- появись!" и в тот же миг из пня стал расти громадный указательный палец, вытянувшись из пня почти на аршин, он замер, а затем немного пошевелился и согнулся точно приветствуя Нука. Тот также поклонился в ответ, и, взяв кинжал, воткнул его в верхушку пальца, и когда из- под кинжала потекла тонкая струйка черно-серой жидкости, Нук припал к ней и стал торопливо ее пить, словно боясь потерять хоть одну каплю ценного для него питья, а напившись, вынул из пальца кинжал, и, поклонившись, сказал: " Отец мой, Горыня, я сыт, поди прочь в Пекло". Палец вновь согнулся и медленно пополз обратно в пень, а Святозар услышал тихий шепот: " Иди, иди, мальчик, за ним", и тогда наследник полетел за пальцем следом. Стараясь не коснуться его вершины, Святозар проскользнул в дыру, которая на миг осталось после него, и оказался в черном, громадном, каменно-земляном коридоре.

Коридор был очень длинным и широким, и один его конец уходил куда-то вдаль, другой же конец оканчивался огромными пузатыми, черными, каменными воротами, укрепленными на высоких каменных столбах, упирающихся в потолок коридора, с буро-земляных стен коридора свисали длинные корни деревьев, на которых крепились, точно живые черные, черно-бурые, да бурые чудища. Святозар огляделся и около каменных ворот увидел великана, лишь взглянув на него, наследник сразу узнал в нем Горыню, которого когда-то победил и сбросил в Пекло. Горыня был высок, хотя теперь от долгого пребывания в коридоре у него на спине вырос горб, и очень страшен, с черными волосами, которые спадали клоками вниз с головы. Грязная набедренная повязка прикрывала бедра, но за время пребывания Горыни в пекельном царстве, она сильно укоротилась и была вся в дырах. Тело великана, его руки и ноги были покрыты черной шерстью, местами свалявшаяся, а местами и совсем поредевшая, кое-где огаляя зелено-черную кожу. Лицо Горыни было без шерсти и тоже зелено-черное, а от постоянной злобы превратилось в звериную морду с громадным разинутым ртом, из которого текли слюни, да торчали черно-зеленые длинные зубы. Выпуклый лоб нависал над глазами, а очи его были похожи на круглые, холодные, черные камни с мерцающим красноватым пламенем внутри. Широкий овальный нос, вскинутый кверху с двумя большими ноздрями, а по бокам головы толстые вытянувшиеся уши с острыми когтями на концах. Горыня все время двигал носом, точно принюхиваясь, перемещал из стороны в сторону глаза и шевелил ртом, словно все время злился и кричал.

Внезапно он повернул свою двигающуюся морду и посмотрел на душу наследника. Святозар вздрогнул от уставившихся на него черно-красных глаз, в которых замелькали, точно изображе-ние картинки былого.

Вот по земле идет, тяжело ступает молодой, белокожий великан Горыня, у него красивое лицо с высоким лбом и широким носом, большие темно-серые глаза и алые губы, его темные каштано-вые волосы прямы и послушно лежат на голове. Рядом с Горыней его лучшие друзья великаны Дубыня и Усыня, да сам Бог Велес, в дружине которого они состоят, и нет сильней тех четырех витязей, и нет крепче той дружбы.

Но изображение меняется и видит Святозар полыхающие огненные вихри на небосводе, да такие же огненные вихри, вздымающие и испепеляющие деревья, камни и воды на земле. И в этом вихре небесном бьются не на жизнь, на смерть Боги сыновья Сварожичи Семаргл и Перун, да и сам Сварог рядом с ними. У Перуна в руках золотые стрелы молнии, а на спине висит небесная радуга-лук, у Семаргла плеть полыхающая огнем, а у Сварога раскаленный молот. И видно, как Сварог с сыновьями борится с подлым черным Змеем, которым обернулся Чернобог, а на спине Змея сидит сам Горыня, который предал своих другов и добро, и перешел на службу к Чернобогу. Подлетел к небесному своду черный Змей, вцепился языком в него, а Горыня давай кулаками в свод стучать, пытаясь его расколоть, и падают искры от кулаков на белую его кожу, и темнеет она от этих искр, словно оплывает под ними. Да, тут Перун схватил лук и выпустил стрелу молнию в Горыню, а Семаргл хлестнул великана плетью, покачнулся Горыня, не удержался на Змее, да полетел вниз на землю.

Мелькает вновь изображение и видит Святозар новую картинку. Позабытый на долгие века об-росший черной шерсть, с позеленевшим лицом, и с черными глазами живет Горыня в высоких горах и творит зло, кидает камни в море, топит ладьи плывущие мимо. Но погрязшему во зле великану мало этого и он идет в горные города и деревни и разрушает дома, разрывает людей на части и теперь уже в его глазах горит, полыхает красное пламя. Плачут, вопиют люди, и ДажьБог посылает Богомудра за волшебным древком в Сумрачный лес, а затем на новой картинке красивый и светлый юноша гонит своими стрелами обезумевшего от злобы Горыню к краю пропасти и тот со страшным грохотом падает на дно и оказывается в самом Пекле.

И ходит, ходит Горыня по длинному коридору и носит, носит в себе злобу на род Богомудра. А кругом него свисают длинные корни деревьев, на которых висят точно переспелые плоды черно-серые, да бурые чудища с большими овальными головами, да длинными, тонкими словно плети двумя руками, нет у чудовищ ни лиц, ни ног, ни волос. И те чудовища были когда-то свергнуты в Пекло самим Сварогом за то, что творили на земле черное колдовство. Горыня долго стоит возле такого чудища, которое шевелит своими длинными руками-плетьми, а затем отрывает его от корня и глотает.

Вновь меняется изображение и видит Святозар, как пополневший великан разрывает себе живот и вытаскивает оттуда черно-серого ребенка. У того дитя две ноги, две руки, длинный хвост и вытянутая, как яйцо, овальная голова, на которой безобразно-большой в половину лица плоский нос, а по обоим от него сторонам выпуклые черные, как у Горыни глаза, да тонкий, словно щель без губый рот. Горыня садится, ложит дитя на ноги, а сам вырывает из стены корень и стряхивает с него, точно плод, чудище прямо на землю, а то чудище беспомощно ползет к стене на своих тонких руках, хватается за пустой корень длинным хвостом и повисает на нем. Горыня же засовывает вырванный корень в живот на место раны обкладывает его землей с пола, и тогда черно-серая жидкость вытекающая из раны, прекращает сочиться. Горыня берет дитя, который широко раззевает свой рот, в левую руку, а сам надкусывает указательный правый палец и засовывает его в рот младенца. И долгие, долгие годы, сменяющиеся картинки показывают сосущего кровь из пальца ребенка, который постепенно превращается во взрослого, подстать Горыни великана.

И последнее, что увидел Святозар, это уже взрослого сына Горыни шагающего по коридору, прямо к воротам. Подошел черно-серый с овальной головой и длинным хвостом сын великана и воткнул кинжал, который держал в руках в середину пузатых, черных, каменных ворот, оглянулся, посмотрел на горбатого Горыню, и когда ворота покачнулись и пришли в движение, да тяжело раскрылись, шагнул наверх в Явь.

Лишь мгновение спустя, как закрылась дверь за чудищем, Святозар встряхнул головой, освобож-даясь от виденного, и пристального взгляда Горыни. Великан вдруг задвигал своим носом, втянул воздух и громко закричал: " Чую, чую, светлой, чистой душой воняет!" Корни, на которых крепи-лись чудища пришли в движение, а безлицые головы завертелись на своих точно обрубленных телах, руки вытянулись, вперед стараясь схватить невидимую для них светлую, чистую душу. Ужас сковал Святозара, когда в него чуть не вцепилась длинная четырехпалая рука. Но также внезапно откуда-то сверху прямо на душу наследника упал золотой луч света и родной голос беспокойно шепнул: " Торопись, мальчик…! И помни, я рядом…!" Святозар тут же устремился вверх по этому лучу, а вылетев из пекельного мира, как можно скорее полетел к своему стану. Он был так напуган и так торопился, что чуть не пролетел шатер правителя, а, затем, не снижая быстроты полета, влетел в тело.

Святозар так сильно стукнулся душой о собственное тело, что ощутил страшную боль в каждой его частичке и наверно громко закричал. Потому, что когда он открыл глаза над ним стоял отец, он что-то говорил сыну, но Святозар его не слышал, лишь мгновение спустя он услышал резкий скрипящий звук в ушах, точно кто-то громко в них кричал, а после острую боль в голове и наконец-то услышал правителя:

— Сынок, сынок, что с тобой… Очнись, сын, ты меня слышишь? — негромко говорил правитель.

Святозар почувствовал страшный озноб в теле и головокружение, и дрожащим голосом ответил:

— Отец, все хорошо, не беспокойся.

Наследник ощутил, как холод покрывший все тело вышел изнутри, словно душа Святозара объятая смертельным ужасом Пекла коснувшись живой плоти, выпустила этот кошмар из себя. Наследник покрылся мельчайшими капельками холодного пота, и его стало трясти, как будто он только, что вышел из зимней проруби на мороз.

— Мальчик мой, да, что же с тобой случилось…. Подожди, я прочитаю заговор, — тревожно шептал отец, ощупывая голову и тело сына.

— Нет, отец, заговор не поможет, — подергиваясь и тяжело дыша сказал Святозар, — Я не болен- это другое…., другое… Мне нужно тепло, тепло отец. Укрой меня и принеси мне горячего… Да, по скорее, отец, я не могу согреться.

Правитель укрыл сына его укрывалом, которое лежало в ногах, затем принес свое укрывало, и поспешил из шатра, но мгновение спустя, которое трясущемуся от холоду Святозару показалось вечностью принес чашу, из которой шел пар. Святозар попытался сесть на ложе, но его так трясло, что он повалился обратно, а руки, которые он протянул к чаше и вообще не слушались его. Отец сел к нему на ложе и усадив сына, да поддерживая, стал поить горячим сбитнем. Когда горячая живительная жидкость растеклась по венам и согрела кровь, душу и сердце, Святозар почувствовал себя лучше, его еще сотрясала дрожь, но в тело пришла сила. Наследник лег на ложе и закрыл глаза, изредка вздрагивая всем телом.

— Мальчик мой, еще принести сбитня? — тихо спросил отец, и вытер утиральником проступивший на лбу сына пот.

— Не знаю, отец, не знаю, — не открывая глаза ответил Святозар.

— Я послал дружинника к Вячке, он принесет тебе горячего молока, — добавил правитель и плотнее укрыл сына укрывалом.

— Да, наверно горячее молоко меня окончательно согреет и прогонит из моего тела, — Святозар на миг прервался, открыл глаза и посмотрел в беспокойные очи отца и добавил, — Пекельный хо-лод… Ах, отец, знал бы ты где я побывал… Сейчас я согреюсь, наберусь сил и все тебе поведаю, — наследник вновь замолчал, тяжело выдохнул, точно собирался читать заговор, и начал рассказы-вать отцу про бека Туруса и Нука, про палец Горыни и полет в Пекло и про виденное там в пекельном царстве, и заканчивая свой сказ добавил, — Они там отец, уже давно плетут подлые замыслы против Восурии потому, как наша светлая Родина, почти не поставляет души в Пекло. А когда Горыня вырастил своего сына, они все обрадовались, Чернобог приказал воеводе Вию дать волшебный кинжал Нуку, при помощи которого тот выйдет из Пекла, да сможет обретать разные тела, а сын воеводы козлоногий Пан разузнал все про магический дар, что сходит на правителей Восурии, когда младенцу ставится печать. А когда ты родился, и Богиня Макошь стала прясть нить твоей судьбы, то Пан послал черного аиста Бака в Сваргу, чтобы тот подглядел нить твоей судьбы и узнал, кто будет твоей женой, — Святозар замолчал, и опять вздрогнул всем телом, — Прости, отец, что я так встревожил тебя…, я не хотел…, я так испугался, когда меня чуть не схватила рука того колдуна, и поспешив вылететь по лучу просто не согрелся душой в дороге…, и наверно очень резко вернулся в свое тело.

— Я услышал, как ты кричишь, сын, — сказал правитель, когда наследник закончил говорить, — Под-скочил к тебе, а ты лежал, тяжело дышал и подпрыгивал всем телом на ложе, — отец опять утер Святозару пот на лбу, и добавил, — Что ж, теперь мы с тобой знаем, кто такой Нук и, что он хочет от нас и от нашей земли.

— Да, отец, это все ДажьБог, это он даровал нам возможность узнать кто наш враг, и какой он об-ладает силой, — заметил наследник.

В шатер вошел Вячко и принес кувшин молока, две чаши, поставил на стол, а потом принес еще небольшую мису укрытую утиральником и тихо вышел из шатра.

— Я сейчас налью тебе молока и принесу, — поднимаясь, сказал правитель.

— Нет, отец, не неси, проводи меня до стола мне уже легче, — заметил Святозар, и поднялся. Правитель наклонился и помог сыну надеть сапоги, довел его до стола, да усадив, укрыл своим укрывалом.

Правитель сел напротив, налил сыну молока в чашу и убрал с мисы утиральник, под которым оказались теплые расстегаи. Святозар взял чашу, и, делая большие глотки, выпил горячее, обжигающее молоко, и как только белое коровье молоко растеклось по всему телу, то в тот же миг оно выгнало из него и из души наследника весь ужас и холод Пекла. Святозар же перестал вздрагивать, и, почувствовав страшный голод, взял расстегай, а правитель налил ему еще в чашу молока.

— Спасибо, все-таки Жировиту, — добавил Святозар, переставая жевать, — Что он такая добрая душа, кормит меня такими вкуснастями, а то бы на этой походной пищи, Храбр прав, я бы не смог удер-жать мой меч ДажьБога и мой щит Семаргла. Теперь, отец, я уверен в себе и знаю, что победа будет на мой стороне.

— Но магия Нука сильна в ней сила Пекла, тьмы, Нави, — тревожно сказал правитель и налил себе в чашу молока.

— Нет, отец, его магия это тот колдун, что висел на дереве и которого сглотнул Горыня, — заметил Святозар, и, сняв с себя укрывало правителя, бросил на ложе, — Она конечно сильная, но это не магия чарколов или магия Богов, перед которой я бессилен. И знаешь, я уверен, что ДажьБог не покинет меня потому, как перед самым моим улетом из Пекла он шепнул мне: " И помни, я ря-дом…!"

— Сын, так, ты думаешь, бек пойдет на нас войной? — взяв чашу с молоком в руки и замерев на миг поинтесовался правитель.

— Не сомневаюсь, отец, после того, что ему показал Нук, он не будет колебаться. Так, что отец не повезет мне обзавестись тремя гнедыми, двумя черными и двумя чалыми лошадьми, — улыбнув-шись сказал Святозар, а потом допил из чаши молока, вытер губы и руки утиральником, вздох-нул, устремил взгляд на отца и сказал, — Отец, я прошу тебя лишь об одном… Я вызову Нука на поединок, а ты не будешь меня останавливать.

— А, если он не пойдет? — тревожно глянув на наследника, спросил правитель.

— Я, думаю, пойдет…. Он считает себя сильней меня и это обязательно надо показать беку, — на-чал пояснять Святозар, — Но даже если он побоиться, то я скажу ему, что я Богомудр… Я видел в какой ненависти к Богомудру его растил Горыня, именно из-за Богомудра, он его и сглотнул… так, что я уверен узнав, кто я он не станет колебаться.

Правитель сидел, молча, и крутил на столе пустую чашу, а отставив ее в сторону, сказал:

— Хорошо, мальчик мой, я даю тебе слово, что не стану противиться твоей воле, и позволяю те-бе, вызвать Нука на поединок. Но…,- отец прервался, и лицо его дрогнуло, — Но тогда, я хочу, чтобы ты ответил мне, что будет с Эрихом, когда ты убьешь Нука.

Святозар опустил голову, не в силах поведать правитель всей правды, но потом вспомнил слова наставника Храбра, про душевные муки, которые саморазрушают его душу, и, подняв голову, посмотрел в зеленые глаза отца и сказал:

— Отец, ты понимаешь, что я должен убить Нука, должен согнать это чудовище туда, откуда оно вышло, чтобы оно никогда больше не мучало души людей, не творило зло и не вело на войну народы. Но как только я убью Нука, Эрих сразу умрет, потому, что его душа наполовину Нук, а душа не может быть полумертвой. Прости, меня отец, за это… Но выбирая между братом и своим народом, я не могу сделать иного выбора!

Наследник встал из-за стола, едва покачиваясь от пережитого, и пошел к своему ложу, снял сапоги и лег, правитель подошел к сыну укрыл его укрывалом и сказал:

— Да, сын, я знаю, что у тебя нет иного выбора…. И знаю я так же, что если бы ты мог помочь сво-ему брату, то сделал бы все возможное и приложил все свои силы. Но я так много переживший за последнее время, должен подготовить себя к смерти своего сына, — а затем отец наклонился, поцеловал Святозара в волосы и тихо добавил, — Ты пахнешь как Тур, спи, мальчик мой, твоя свет-лая, но измученная душа заслужила отдыха.

Глава шестьдесят седьмая

В полдень следующего дня, когда Святозар сидел в шатре вместе с Эрихом и Стояном и разгова-ривал, вовнутрь вошел взволнованный Дубыня и позвал наследника к выходу.

— Побудь с братом, Стоян, — негромко сказал Святозар, и встревоженный вышел в след за наставником. — Дубыня, что случилось? — спросил наследник, лишь за ним запахнулся полог.

— Идем в шатер правителя, к нам приехали посланники бека Туруса, и отец зовет тебя, — ответил наставник.

Святозар поспешил к шатру правителя, а зайдя, увидел, что ложа уже отодвинуты, и, посередине шатра стоит небольшой позолоченный трон правителя, не тот который был во дворце, а более простой, так называемый походный. Отец стоял рядом с троном одетый в белый ферязь, долгополое платье, с длинными рукавами, без воротника, и перехваченный золотым поясом, на котором в ножнах висел меч, и надевал подаваемый Вячко венец правителя, он оглянулся на вошедшего Святозара и сказал:

— Сын, надень белый ферязь, что принес Вячко, ножны с мечом и обруч наследника, к нам идут посланцы бека. С Эрихом кто-то есть?

— Да, отец, Стоян…, а двое дружинников, я видел, по приказу Дубыни, встали около полога охра-нять его шатер, — ответил Святозар, снимая синий кафтан и надевая белый ферязь подаваемый Вячко, да опоясав себя золотым поясом, повесил ножны с мечом ДажьБога, и, оправив волосы надел обруч наследника, а затем развязал тряпицу с правой руки и отдал ее Вячко, который по-клонился и ушел из шатра.

— Ты зря снял тряпицу с руки, — недовольно глянув на еще не затянувшуюся дыру в правой руке, заметил правитель, и сел на трон.

— Пусть посланцы видят, что я здоров, отец, — успокаивающе ответил Святозар, и подошел к трону правителя с правой стороны, — А как они уйдут, я опять ее помажу, необходимо, чтобы она также как и левая зажила до боя с Нуком.

В шатер в парадных голубых кафтанах, вошли Храбр, Дубыня, воеводы Жировит, Бажен, Яро-полк и Миролюб и встали позади трона правителя. Жировит встал прямо за Святозаром и наследник, обернувшись к нему, улыбнулся и сказал:

— Жировит, спасибо тебе, за то, что все эти дни снабжаешь меня едой.

— Да, что ж, наследник, мне приятно сделать тебе, что-то полезное, тем более, — Жировит замол-чал, вздохнул и добавил, — Тем более, что ты вернул своего брата, под сень его семьи и народа.

— Тише, прекратите говорить, — строго сказал Храбр, так как в шатер уже входили четыре нагакских посланника.

Святозар повернул голову и стал их рассматривать. Нагаки были невысокого роста, черноволосые, со смуглой кожей, с узкими глазами, большими носами и широкими выдающимися вперед скулами, они были одеты в длинные, зеленовато-желтые одеяния, наподобие женских сарафанов. Войдя в шатер они оглядели его скромную обстановку и поморщили свои лица, и едва приклонили головы, шагнув ближе, и как только они шагнули, на правой руке наследника ярко вспыхнул кроваво-красным светом перстень, дар царя Альма, и заполыхал, да так, что не только нагаки, но и правитель, и наставники, и воеводы повернули в сторону сияния свои головы. Святозар сам неожидающий такого, беспомощно глянул на перстень, потом перевел взгляд на правителя, и, улыбнувшись отцу, еле слышно шепнул:

— Ненавидят они нас…,- и кивнул на нагаков, отец улыбнулся в ответ, и повернул голову в сторону посланников.

Святозар тоже повернулся и увидел, как теперь низко, низко склонились перед правителем и наследником Восурии, четыре нагака, а тот, который стоял немного в стороне и вообще коснулся руками пола изгонувшись так, точно еще чуть-чуть и он вообще переломится напополам. Наконец посланники выпрямились, испуганно посмотрели на Святозара, перевели взгляд на его перстень, который продолжал полыхать красным светом, и замерли, не в силах ничего сказать. Наследник убрал руку с перстнем за спину, и прикоснулся к стоящему позади него Жировиту, и кроваво-красное сияние спало, постепенно сменившись на белое. Святозар благоразумно решил пока не выставлять перстень, а подержать его около воеводы, который судя по сиянию камня, испытывал к нему добро и любовь.

Нагаки какое-то время молчали, затем один из них заговорил на непонятном языке, а тот кото-рый стоял немного в стороне, и, кланяясь, чуть не сломался, дрожащим голосом стал переводить на восурский язык речь посланца. " Интересно… — подумал Святозар, — Как же я все это время их понимал и бека и нагаков..? Значит точно говорят, что душа наша многоязычна и понимает не только языки разных народов, но и язык Богов."

А переводчик, уже немного успокоившись, говорил:

— Великий и всеславный бек наш Турус, который господствует и управляет народом нагаков, что века живут и правят в Кочевой Южной Степи, требует от тебя правитель Восурии склонить свою голову и подчиниться беку, признав его Богом на земле, который может казнить и миловать кого угодно. А если ты правитель Восурии не подчинишься и не придешь на поклон, то завтра утром бек выведет свои войска на границу и даст тебе бой. И знай, правитель Восурии за нами идет очень сильный колдун Нук, он испепилит твоих воинов и поглотит твои города.

Правитель, молча, выслушал нагака, ни один мускул не дрогнул на его лице, потом он усмехнулся и громким, наполненным мощью и гордостью голосом, ответил:

— Передай беку, посланник, следующее. Никогда восурский правитель и восурский народ не пре-даст своих великих Богов! Никогда не признает простого смертного бека своим богом и господи-ном! Никогда я правитель вольной Восурии не пойду на поклон к Кочевой Южной Степи! А если твой бек хочет войны, так тому и быть! Да, и передай еще своему беку, что восуры били, бьют и будут всегда бить подлый и жестокий нагакский народ!

Видно было, как переводивший речь правителя нагак покрылся от страха зелеными пятнами, когда передал старшему его слова. Святозар тронул отца за руку, что лежала на широкой ручке трона, и спросил: " Правитель, я могу добавить?", а когда отец утвердительно кивнул головой, наследник повернул голову к покрытому зелеными пятнами нагаку, выставил вперед правую руку, на котором опять засиял кроваво-красным светом перстень, и громко сказал:

— И еще передай, посланник, своему беку, от чародея, наследника престола славной Восурии, следующее. Я вашего колдуна Нука знаю и не боюсь. Сам я обладаю великой магией, и не позво-лю испепелить воинов моего отца и поглотить города моей Родины! А если, твой бек, не понял, что моя магия намного сильнее магии колдуна Нука, то пусть послушает сказы про мою победу над царем Черномором и великанами! А если он опять не поймет, то пусть запомнит, как только я убью подлого колдуна Нука, схвачу вашего бека за его жиденькую бороденку намотаю на руку, — и Святозар протянул правую руку с полыхающим перстнем вперед и досказал, — И кину вашего бога-бека в великую Кочевую Южную Степь, как когда-то кинул в Восточном море самого Черномора. А вас всех кочевых нагаков в тот же миг обращу в камни, — наследник замолчал, посмотрел на переводившего его слова нагака, который внезапно затих, боясь перевести услышанное и глянув прямо в его узкие, словно щели глаза, добавил, — А, ты нагак, вот как я сказал, так и переводи, а то дуну на тебя и ты онемеешь, — и Святозар опустил выставленную вперед руку.

Как только вымолвил эти слова наследник, нагак испуганно подпрыгнул на месте, затрясся всем телом и торопливо стал переводить сказанное наследником. Лица нагаков тут же тревожно вздрогнули, они перевели свои взгляды с полыхающего перстня наследника на его меч, потом посмотрели ему в глаза и приклонили головы, не в силах передать то, что наверно велел им бек, однако затем тяжело вздохнули и сказали:

— Тогда, завтра будет бой, — и опять до самого пола поклонились правителю, а потом наследнику, и все еще не поднимая головы, двинулись к выходу, а тот нагак, что переводил, испуганно оглянулся и прикрыл рукой рот.

— Это тебе не поможет, — негромко сказал ему вслед Святозар и увидел, как нагак вновь подпрыгнул на месте и закрыл рот другой рукой.

— Ну, ты и сказанул, наследник, — усмехнувшись, добавил Ярополк, когда нагаки покинули шатер.

— Ты, же вроде, недоволен был, этим сказом про Черномора, — улыбаясь, добавил Храбр.

— Точно, Храбр, там один сплошной вымысел, — согласился Святозар, — Но раз его слушают, то пусть бек потрясется, представляя себе, как я сначало накручивал на ладонь густую бороду Черномора, а теперь буду накручивать на нее жидкую бороденку, его, бека Туруса.

В шатре все громко засмеялись и даже отец, а потом он поднялся с трона, положил руку на плечо своего сына и сказал:

— Хорошо, други смеяться, да полно. Берите свои дружины и начинайте выдвигаться, как мы с ва-ми и решили. Бажен, Ярополк вы людей отобрали, чтобы охранять моего сына Эриха?

— Да, — ответили воеводы.

— Ну, тогда начнем, — заметил правитель.

И в то же самое время стан пришел в движение. Дружинники правителя и воевод, пешие части воев выдвинулись в степь, ближе к нагакскому стану, чтобы занять более выгодное расположе-ние, взяв с собой только необходимое на ночь, ибо поутру, как все знали, начнется сражение. Подойдя к месту, выбранному заранее, правителем и воеводами, войска остановились и разо-жгли костры, чтобы ночью обогреться и поесть перед боем. Воеводы выставили дозорных по краям войска, которые должны были следить за степью и движением нагаков.

Воины восурские сидели у костров и беседовали, а правитель, Святозар, оставив за старшего воеводу Жировита и Ярополка, в сопровождении Храбра, Дубыни и Стояна вернулись в опустевший стан, чтобы попрощаться с Эрихом. Отец предупредил своих другов, что Эрих умрет, лишь только Святозар убъет Нука. Храбр и Дубыня тяжело вздохнули, и попросились ехать вместе с правителем, чтобы напоследок обнять своего ученика. Когда правитель и наследник подъехали к шатру Эриха, уже вечерело, около шатра за костром сидело шесть дружинников воевод Бажена и Ярополка, они поднялись и поприветствовали прибывших, а из шатра увидев Святозара, вышел Эрих, и, подбежав к спешившемуся брату, обнял его.

— Знаешь, брат, — сказал Эрих, — Я так рад, что перед боем вы приехали ко мне. Я бы тоже хотел быть с вами там в первом ряду и защищать землю моих предков… Но я боюсь Нука, и вряд ли смогу быть хорошим ратником.

— Ты, Эрих, был всегда славным ратником, — ответил Святозар, когда они все вошли в шатер брата и сели там, — Всегда прекрасно держал меч.

— Да, брат, это верно, — заулыбавшись согласился Эрих, — Если, Святозар, тебе завтра удастся побе-дить Нука, может моя душа будет свободна, и я перестану его бояться, и наконец-то я буду счаст-лив рядом с вами, тобой, отцом и Туром.

Святозар сидящий рядом с Эрихом на ложе, посмотрел на отца, который расположился напротив сыновей на табурете и увидел, как дрогнуло его лицо, а сам тяжело вздохнул и поборов набежавшую на него слабость, до боли сжавшую душу, ответил:

— Я тоже надеюсь победить Нука, брат…

— Помнишь, Святозар, — вновь начал, улыбающийся Эрих, — Когда ты пришел мне на выручку в Су-мрачном лесу, где покинутый всеми, и даже шепотом Нука, я чуть не погиб…,ты просил меня смирить злобу в моей душе, а я ответил, что ничего к вам кроме нелюбви не могу чувствовать… Но, знаешь, брат, я ошибался…, и не знал я тогда, как оказывается могу любить, не знал как станешь ты мне дорог, станешь таким близким братом и другом, — Эрих замолчал и обняв Святозара, срывающимся голосом добавил, — Прошу тебя, брат, сбереги себя в бою, на дай Нуку убить тебя… Потому как тот шепот, что ты усмирил в моей душе, больше не будет мешать мне быть самим собой, не будет заставлять ненавидеть моих близких и мою землю. И я благославляю Бога Семаргла, что помог мне…, мне который никогда в него не верил, никогда его не знал. Но я, брат, успею все наверстать, ведь, как только Нук умрет, и я от него освобожусь, то передо мной откроется долгая жизнь с дорогими мне людьми.

Святозар чувствовал, прижимая Эриха к себе, что еще миг, и он закричит от боли, но внезапно в их разговор вмешался Храбр:

— Ну, я думаю, Святозару, пора идти, — Эрих отпрянул от брата и удивленно посмотрел на подо-шедшего наставника, который взял наследника за плечо и поднял, — Да, Эрих, ему надо идти, по-тому, как ему надо отдохнуть, чтобы завтра он смог остаться живым. Стоян, — обратился он к сыну Дубыни, — Проводи Святозара до войска.

Эрих поднялся, и, обняв Святозара, которого все еще крепко держал за плечо Храбр, сказал:

— Желаю тебе, чтобы Богиня Среча, завтра не покидала тебя ни на миг, брат мой!

Святозар вышел из шатра, и, оглянувшись, увидел, что на землю уже опустилась ночь, он отошел подальше от полыхающего в ночи шатра и остановился так, чтобы никто не видел его слез. Сзади подошел Стоян, погладил его по волосам, так как это делал отец, и тихо добавил:

— Поплачь, поплачь, друг мой дорогой, тебе станет легче. А я постою тут рядом с тобой и послежу, чтобы никто ни видел твоих слез.

Выплакавшись вволю, Святозар и Стоян не дожидаясь, правителя с наставниками уехали к вой-скам. Некоторое время спустя вернулся отец, он спешился и отдал коня Храбру, а сам сел рядом со Святозаром около костра. Ночь была тихая и теплая, с мерцающим звездным небом и побле-скивающей кострами землей.

— Ты, сынок, давай укладывайся спать, у тебя завтра трудный день и тяжелый бой, — сказал прави-тель.

— Знаешь, отец, — ответил Святозар, — Я тебе хотел, что сказать, перед тем как выполню твою волю и пойду отдыхать. Я очень рад, что ты такой светлый, добрый и чистый человек — мой отец. Когда я жил свои прошлые жизни, то у меня никогда не было земного отца. Первый Святозар жил с божатыми- названными родителями. Богомудр рано остался сиротой и его воспитывал настав-ник… А теперь, хоть я и не вырос с тобой, но я очень рад, что последние годы прожил рядом…, я счастлив, что могу назвать такого заботливого и чуткого человека своим отцом. Когда я буду биться с Нуком, я буду думать о твоем благородстве, отец, и буду подобен тебе… Я, прошу тебя, отец, если вдруг я завтра погибну, то ты не должен падать духом, ты должен иметь силы довести бой с нагаками до конца и победить их, а затем вернуться домой к нашим Туруше и Малуше, и вырастить их. Я так мало дал знаний Туру, но научил его главному, уважать и понимать книгу Вед, и если он продолжит обучение под твоим присмотром и с помощью Вед, то станет очень сильным магом, потому, как знания в книге неисчерпаемы, просто надо хотеть и желать учиться.

— Ты, словно со мной прощаешься, — вздохнув, промолвил правитель.

— Нет, отец, я с тобой не прощаюсь…, но я хочу, чтобы мы оба были готовы к любому исходу по-единка, — заметил Святозар, он положил руку на плечо отца и добавил, — Потому, что даже если я погибну, душа моя никогда не умрет, и лишь на время затаится в Ирий-саду, а затем вновь вернется, чтобы жить на земле. И тогда я хочу одного…, хочу, чтобы только ты…, ты был моим земным отцом.

Глава шестьдесят восьмая

Рано утром, когда Бог Солнца Хорс только выводил своих солнечных коней на небесный свод, войска восуров и нагаков пришли в движение и выстроились друг против друга. Впереди восур-ского войска стояла сильная конница из дружинников, в позади всадников пешая часть воев, ко-торая должна вступить в бой, уже после атаки дружины на конников нагакского войска. В первых рядах дружины под треугольным ярко-лазурным стягом с золотыми краями стояли правитель и наследник. Слева от Ярила стояли воеводы Жировит, Бажен, Ярополк и Миролюб, а справа от Святозара други Храбр, Стоян, Дубыня и Искрен.

Святозар видел, как расступились первые нагакские ряды, пропуская вперед бека Туруса на гне-дом жеребце. И как только бек занял свое место рядом с черным квадратным стягом, на котором пылал серебряный конь, наследник тронул руку правителя, посмотрел на него и когда отец утвердительно кивнул головой, понудил Снежина и поехал к Турусу, следом за наследником последовали Храбр, Стоян и Дубыня.

Подъехав почти вплотную к беку, так, что можно было разглядеть его плоское точно блин лицо, Святозар придержал коня, а Снежин, словно чувствуя тревогу хозяина, был послушен и спокоен как никогда и сразу остановился. Легкий ветерок развевал его чудесную, длинную, белую гриву, а сидевший на нем сверху в голубом кафтане, поверх которого была надета короткая кольчуга, с укрепленными на поясе ножнами, в который был вставлен меч, Святозар был необычайно красив. Наследник оглядел нагакское войско, которое едва склонило перед ним головы, потом, посмотрел прямо в узкие глаза Туруса, и громко сказал:

— Бек Турус, я наследник престола великой и славной Восурии, ведун Святозар вызываю на поединок твоего подлого прихлебателя колдуна Нука, с которым хочу потягаться силой и показать на чьей стороне Боги и Правда!

Святозар видел, как раздвинулось войско, пропуская вперед вчерашнего все еще покрытого зелеными пятнами нагака, переводившего слова правителя и наследника. И видел наследник, как тот нагак спешился, испуганно глянул на Святозара, подбежал к беку, поцеловал его короткую, пыльную обувь, и, подняв голову, зашептал. Лицо Туруса дрогнуло, он обернулся и крикнул на своем каком-то каркающем языке, что-то воинам, и тогда их ряды вновь раздвинулись, и к беку подъехал на черном жеребце Нук. И как только Нук поравнявшись с беком, остановился от него по левую руку, на правом пальце наследника засиял кроваво-красным светом перстень, Нук посмотрел на полыхающий палец Святозара и ответил:

— Биться я с тобой не буду, мне не надо никому доказывать, как сильна моя магия, как велик Бог, что идет за мной! Как только нагаки сметут войско восурское, я войду в ваши города, обращу во-суров в покорных, безответных, безропотных своих служителей и заставлю верить в своего Бога.

— Это ты имеешь виду Чернобога, называя его своим Богом, Бога зла, смерти и лжи…? — спросил Святозар и увидел как вздрогнули губы Нука, — Ты зря думаешь, что мой народ предаст свою веру и своих Богов, и склонится перед твоим Чернобогом. Ты наверно сильно уверен в своей магии и в этих подлых безхвостых собаках, которые величают себя нагаками.

— Я не сомневаюсь, — усмехнувшись, ответил Нук, — В силе Чернобога, моей магии, и как ты правильно заметил, в силе этих безхвостых собак.

— Ах…, ну раз ты не сомневаешься в себе и своем Боге, то давай с тобой и потягаемся силой, или прав я и ты меня боишься…, точно также, как боится меня Турус, зная, что как только я тебя убью, то в тот же миг намотаю его жидкую бороденку, — и Святозар вытянул вперед, полыхающую красным светом со сквозной дыркой возле перстня, правую руку и, покрутив ее, добавил, — Намотаю его бороденку на эту руку, и запущу его в великую и бескрайнюю степь.

Наследник посмотрел на бека и увидел, как от последних слов Святозара тот покрылся зелеными пятнами, а затем повернул голову и закричал на Нука так громко, что в разные стороны из его рта полетели слюни, которые упали не только на черного жеребца Нука, но долетели и до его лица. Нук спокойно утер оплеванное лицо и так глянул на бека, что тот сразу перестал кричать и затих, и наследнику сразу стало ясно, что после увиденного вчера беком в шатре, Нук взял вверх над Турусом и больше его не опасался.

— Поединка не будет, — ровным голосом сказал Нук и тронул коня, чтобы вернуться на прежнее место.

— И даже тогда Нук, — крикнул ему Святозар, — И даже тогда, когда я тебе скажу, что я есть Богомудр. Богомудр который когда-то победил твоего отца Горыню и согнал его в Пекло.

Нук остановил коня, развернул его и подъехал к Святозару так близко, что наследник теперь очень хорошо мог его разглядеть, его темную кожу, немного отливающую зеленцой, резкие черты лица, большой плоский нос, искривленные тонкие губы, черные глаза, седые длинные до плеч волосы и такие же длинные, точно волчие, седые усы.

— Что ты сказал, повтори? — спросил Нук, и словно зашипела змея, тяжело задышал.

— Я, сказал, — громко ответил Святозар, — Что в прошлой жизни я был Богомудром и своими волшебными стрелами и луком, с помощью славного ДажьБога победил твоего отца великана Горыню. Я согнал его в Пекло, где он теперь ходит по длинному коридору, и до скончания веков будет охранять ворота пекельного царства…. А теперь, теперь, ты будешь со мной биться? Мстить за своего обезумевшего от злобы и жестокости отца Горыню? Или же ты отклонишь вызов, на бой, сославшись на то, что твоя магия и твой Бог сильней…, а попросту говоря, потому, что боишься меня, как когда-то боялся меня твой отец Горыня.

— Ах…, ты, — захлебнулся в безумной ярости Нук, и лицо его исказила злобная гримаса, — Ты…, ты…, мерзкий сопляк, червяк, мальчишка, возомнивший себя великим чародеем, да я раздавлю тебя, словно слизняка, и не останется от тебя и даже полыхающего перстня.

— Ну, это мы еще посмотрим, что от меня останется и с кого слизняки- то эти самые и посыплются, — засмеявшись, сказал наследник, а перестав смеяться, спросил, — Но ты мне не ответил, принимаешь ли ты мой вызов?

— Да, да, принимаю, я твой вызов, — зашипел в ответ Нук, и добавил, — И будем биться с тобой на мечах, без коней, без кольчуг. Поезжай в середину поля, а я спешусь и прийду следом.

Святозар поворотил Снежина и доехал до середины поля, он неторопливо спешился, отдал коня Храбру, снял с себя шлем и кольчугу и передал их Дубыни.

— Святозар, — негромко сказал наставник, — Он сказал без кольчуги, оставь, мальчик мой, шлем, он защитит тебя.

— Нет, наставник, шлем будет мне мешать, — ответил Святозар, а потом прошептал заговор над пылающим белым светом перстнем, и, сняв его с пальца, протянул Стояну, — Друг мой, если я погибну, отдай этот перстень моему брату Туру потому, как этот перстень дар царя Альма, который теперьбудет носить каждый наследник в моем роду, в роду Богомудра.

Стоян спрыгнул с коня, взял в руку перстень и ответил:

— Ты сам его передашь своему сыну, когда он родится, но чтобы он не мешал тебе во время боя пусть пока, побудет у меня, — и крепко обнял Святозара.

Наследник снял пояс отдал его Стояну, вытащил из ножен меч ДажьБога, и, подойдя к Снежину погладил его по белой, точно снег, морде, а затем снял щит, взял его в левую руку и в тоже мгновение, из ладони вытянулись корявые корешки, и, оплетя ремни, создали с ними одно единое целое. Святозар посмотрел на наставников и друга и сказал:

— Храбр, Дубыня, Стоян может видимся с вами в последний раз… Как бы не прошел поединок, останьтесь до конца верны своему правителю и нашей земле! И тогда, да поможет вам, мой отец, прародитель восурского племени ДажьБог! — и, развернувшись, пошел навстречку Нуку.

Нук уже стоял, невдалеке, ожидая, когда воины восурские уедут, а потом негромко сказал на-следнику:

— Сегодня я наконец-то выполню свое обещание, которое когда-то дал отцу, убью тебя Богомудр, а нагаки увидев твою смерть, уничтожат твоих потомков и твою землю.

— Нет, Нук, ничего у тебя не выйдет, не выполнишь ты обещания данного Горыни, — улыбаясь, ска-зал Святозар, — Надо было тебе убить меня тогда, младенцем… потому, как тогда моя жизнь не была защищена магией. Знаешь если, ты, что-то хочешь выяснить, не доверяй это никому, а старайся сам все разузнать. Ты, же глупец, понадеялся на козлоногого Пана, который не сказал тебе главного, не печать оберегает жизнь младенца престола Восурии, а дар, который сходит на него на Синь-камне. Ты бы мог убить меня — Богомудра, еще тогда, когда похитил и увез от моих родителей… Ну, а теперь, каков бы ни был исход боя, ты гнусное зло, все равно погибнишь, и для меня не важно, я убью тебя или, мой отец, ДажьБог. А дружина моего отца правителя Восурии, поверь мне Нук, сможет защитить свою землю и не дать на поругание свою веру потому, что мы всегда были преданы нашим великим, истинным Богам, которые породили нас восуров для жизни, любви и добра. И наши Боги всегда приходили к нам на помощь, и если надо прийдут и сейчас… И прийдет не только мой отец ДажьБог, но и Бог громовержец Перун, а если понадобится и сам Светозарый ОгнеБог Семаргл, и как вечно они били и побеждали, твоего дурно-пахнущего кровавыми жертвами, ЧерноБога, так и ныне будете вы все побеждены!

Святозар увидел, как злобно глянул на наследника Нук и точно зашипев, добавил:

— Ну, хотя бы, я утащу тебя вместе с собой в Пекло…

— Ха-ха-ха…,- засмеялся Святозар, — В Ирий-сад, к своему отцу, я уйду, а не в Пекло… Ну, а тебе так не повезет потому, что разрубив тебя, — и наследник поднял меч ДажьБога и потряс им, — Разрубив тебя мечом моего отца, ДажьБога, я уничтожу не только твое тело, но и твою уродливую душу. Я проделывал такое в прошлой жизни уже не раз, так что начинай трястись Нук… И не стоит более томиться безделием потому, как мой меч горит в моей руке желай уничтожить тебя, подлое существо.

Святозар шагнул вперед навстречу Нуку, а когда они сблизились и начали кружить друг около друга не решаясь напасть, то наследник поднял высоко свой меч, и обрушил его на выставленный вперед щит Нука. Волшебный клинок ударил по щиту и разломил его на две части. Нук отбросил на землю теперь уже бесполезный, поломанный щит, а сам поднял меч, сверкнувший в воздухе огнем, и ударил им по щиту Святозара, но клинок лишь скользнул по волшебному щиту, ни причинив ему никакого вреда.

— Мы не на равных с тобой Богомудр, — крикнул Нук, теснимый Святозаром, — Брось свой щит, будь благороден.

Наследник молча наступал на Нука, прикрываясь щитом Семаргла, а затем крикнул в ответ:

— А, каком, ты, просишь меня благородстве, ты, который долгие годы терзал и мучил душу моей матери и душу моего брата!

Сверкнувший меч Святозара опустился на правое плечо Нука и глубоко вонзился в тело, Святозар резко выдернул меч оттуда и увидел, как из раны потекла серо-красная густая кровь. Нук громко вскрикнул и перекинул свой меч в левую руку, и тогда наследник движимый чистотой своей души отступил назад, развернулся и откинул вдаль свой щит. И в тот же миг ощутил он страшный удар в левый бок, ниже сердца. У Святозара поплыл густой туман перед глазами, он покачнулся, встряхнул головой, резко повернулся к напавшему сзади подлому Нуку, и нанес ему ответный удар стукнув того по голове мечом, словно дубиной. От удара Нук отлетел в сторону и упал, а на месте правого уха, по которому соскользнул меч, образовалось красно-серое месиво. Нук тяжело поднялся на ноги и также тяжело потряс, точно зверь, головой, и, преодолевая боль, кинулся на своего противника. Нук, несмотря, на полученные раны, очень яростно нападал на Святозара и наносил удары один за другим, натиск был таким сильным, а выпады так стремительны, что к нему было тяжело подступиться. Святозар чувствуя, как из раненного бока течет кровь, а сломанные ребра скрипят и хрустят внутри тела, вел оборону, все время, отражая удары. Внезапно Нук оступился правой ногой, и едва покачнувшись, лишь на мгновение дрогнул, и в тот же миг Святозар перешел в наступление. Он взмахнул мечом один раз, другой, а затем ударил им Нука в правый бок. Клинок вошел вглубь тела, разрезая плоть и ломая кости, а Нук покачнувшись, сначало зычно вскрикнул, а после упал на левый бок и затих. Святозар опустил голову и тяжело дыша, оперся на свой меч, который упер в землю. И тогда Нук, точно змей пополз, к своему поломанному щиту, достал из ремня одной половины укрытый там кинжал, начертил круг и зашептал. Наследник поднял голову и увидев, творимое колдовство, прижал левую руку к кровавому боку и подняв меч ринулся на Нука. Но тот вдруг воткнул в выросший из земли пень, кинжал, перекувыркнулся через него, и, упав на землю, прямо на глазах у Святозара вырос и обратился в громадного чудища- великана. Черно- серая гладкая, с текучей, словно у слизня кожей, с двумя ногами и двумя руками, похожими больше на бесформенные столбы, на которые точно были намотаны выпукло-вогнутые корни деревьев; длинный, тонкий хвост, с круглым набалдашником на конце; овальная, вытянутая, яйцевидная голова с громадным наполовину лица приплюснутым носом, а по одну и другую от него стороны маленькие, еле видимые, не превышающие человеческие, черные глаза; да тонкий, как щель безгубый рот. Из ран, полученных в бою Нуком, теперь вытекала черно-серая жидкость, и, капая на землю, обращалась в слизней. Святозар с поднятым мечом подбежал к еще не поднявшемуся Нуку, и хотел было отрубить ему голову, но в тот, же миг, когда он остановился и занес над ней меч, хвост великана покачнулся, и, поднявшись в воздух со страшной силой, стукнул наследника в грудь круглым набалдашником. Удар был таков, что Святозара откинуло от Нука на несколько саженей, упав на землю плашмя, наследник ударился всем телом, и громко закашлял, а оперевшись на локоть выплянул на землю кровь, и увидел, как Нук уже вскочил на ноги и собирается бежать к нему, Святозар оглянулся в поисках щита.

В трех аршинах от него лежал спасительный щит Семаргла. Святозар тут же вскочил, подбежал к щиту и схватил его левой рукой, корни ладони намертво впились в ремни, развернувшись к Нуку и выставив щит вперед, наследник громко закричал: " О, волшебный щит, Бога огня Семаргла, укрой меня собой от злобного колдуна Нука! Именем и силой, дарованной мне тобою Светозарый Семаргл- повеливаю! Дым- мое знамя, огонь- мой конь, проезжаю я на этом коне и оставляю выжженный след! Сила твоя, да будет в нем Семаргл!" И в то же мгновение щит дрогнул и начал увеличиваться в размерах, а когда стал трех саженей в длину и ширину оторвался от руки наследника, при этом из его ладони вытянулись тонкие, красные корешки и полетел навстречу Нуку. Тот выставил вперед голову и со всей силы ударился о щит, который едва покачнулся, а Святозар почувствовал, точно кто-то его толкнул в левое плечо. Нук же отскочил от щита и схватился за голову потому, что в том месте где голова коснулась щита вспыхнул яркий огонь, пожирая безволосое тело Нука.

Затушив пылающую голову, великан вновь подскочил к щиту и начал стучать по нему кулаками. Святозар ощущал новые и новые толчки в левом плече, но напрягая силы, старался удержать щит длинными, тонкими корешками, что вылезли из его ладони. Нук вновь отступил так, как теперь полыхали его кулаки, и начал тушить их об землю, а затем попытался напасть на наследника слева. Но Святозар лишь немного развернул щит и тот укрыл его вновь. Великан дико взревел, уже несмея подойти к щиту, и побежал к пню, а перекувыркнувшись через него, взлетел в небо черным вороном. И тогда понял наследник, что бой выигран, и Нук решил больше его не продолжать. Святозар резко дернул щит корешками обратно к ладони, а когда тот уменьшился и прилип к руке, воткнул меч в землю, положил рядом щит, скинул через голову кафтан и оказавшись в одной рубахе, зашептал заговор, и, обернувшись орлом, полетел следом за вороном.

Нук летел очень быстро, но тяжело, поэтому Святозару не составило труда нагнать его в небе. Ворон в испуге оглянулся, а Святозар растопырил когти и схватил ими Нука за одно и второе крыло, да начал клевать его в голову. Из головы потекла серо-красная кровь, а ворон стал трепыхаться, пытаясь вырваться, наконец, ему удалось вырвать левое крыло, но наследник еще крепче впился когтями в правое. Ворон стал махать левым крылом и клевать Святозара в правую лапу, а когда из лапы потекла кровь, плюнул в рану серо-красной слюной. От неожиданной жгучей боли, когти орла разжались и выпустили врага, а ворон вновь взмахнул крыльями и попытался улететь. Но Святозар опять догнал Нука, схватил за голову левой лапой да так, что один из когтей попал ему в глаз, из которого заструилась серо-красная кровь. Ворон попытался взмахнуть крылом, но противостоять силе орла уже не мог. Святозар развернулся и понес Нука к месту поединка, туда, где был воткнут меч ДажьБога.

— Богомудр, Богомудр, отпусти меня…,- тихо шептал ворон, чуть приоткрыв рот.

— Я, Святозар, и я не отпущу тебя, мерзостное ты существо, — ответил наследник.

— Если ты меня убъешь, то убъешь и своего брата, а душа его, сожратая моей душой, уйдет в Пек-ло, прямо в услужение Чернобогу, — как змей, продолжал шептать Нук.

— Врешь, врешь ты все…,- крикнул Святозар, и, подлетев к месту поединка, и выпустил голову во-рона.

Затем схватил его, как и прежде за крылья, да сжал с такой силой, что услышал, как трещат кости под мощными когтями, ворон уже не сопротивлялся, его голова беспомощно качалась из стороны в сторону, а клюв тихо шептал: " В Пекло, в Пекло уйдет твой брат, пощади меня Свя-тозар… ради брата пощади". Святозар клюнул Нука в голову, а когда тот затих, стал спускаться с тяжелой ношей вниз, не долетев до земли совсем немного, орел выпустил крылья ворона, а сам устремился к земле и приземлившись обернулся собой, а потом вскочил на ноги, и подбежав к мечу вынул его из земли. Подняв голову вверх, он увидел, как с неба на землю упал большой ворон, истекающий красно- серой кровью и заковылял к пню. Святозар подскочил к Нуку, поднял меч и разрубил того пополам.

Как только ворон распался на две части, в тот же миг обернулась сначало одна его половина, а потом и другая в черно-серое тело великана. С одной стороны от Святозара лежал кусок тела с двумя ногами, хвостом, да рукой и еле-еле подергивался, а с другой стороны лежал кусок тела с рукой и головой. Один глаз на лице вытек, а другой уставился на наследника, рот расширился и зашептал. Тогда же правая рука, что была вместе с головой протянулась к Святозару, пытаясь его схватить пальцами, но наследник взмахнул мечом и отрубил ужасную черно-серую кисть с текучей кожей, а затем, припадая на правую ногу, подбежал к голове, высоко поднял меч и громко закричал: " Отец мой, ДажьБог, даруй мне силы!" и когда на меч упал с неба солнечный луч и он вспыхнув запылал Святозар опустил его на короткую, толстую шею Нука и отрубил ему голову.

Наследник отошел от тела великана, поднял меч вверх, и потряс им, и тогда услышал позади себя радостное, разливающееся по степи восурское: " Ра…! Ра…! Ра…!", славящее солнечный свет, победу добра над злом, и сияние вечного Бога Солнца Ра.

Святозар опустил меч и пройдя сквозь разрубленные части тела, тяжело хромая на правую руку, провел им длинную линию, а затем немного опираясь на меч отошел от частей тела Нука и про-черченной линии подальше, да тихо зашептал заговор: " О, Бог Перун, Бог воинов, что дает нам победу в сражениях! Ты, повелевающий громом и молнией! Ты, рожденный от Небесного Отца Бога Сварога! Ты, при чьем рождении разрывалась земля, и рушились горы! Даруй мне силы ра-зорвать землю и согнать в само Пекло части подлого колдуна Нука, сына великана Горыни, служителя Чернобога! И слово мое крепко, как основа основ Рипейская гора, как Алатырь- камень, как Небесная Сварга!" И тут же под ногами Святозара пришла в движение земля, и стала сотрясаться, а на месте линии появилась тонкая трещина. Земля все сильнее и сильнее сотрясалась, и наследник раскачивался вместе с ней, пытаясь не упасть, раненный левый бок болел, но еще сильней болела правая нога, на которую не было сил даже опираться. Тонкая трещина стала увеличиваться и углубляться, и вот уже подпрыгнув и покатившись к краю, летит туда, вниз, отрубленная голова Нука, а трещина все увеличивается и растет, и падает в нее сначало одна часть тела, затем другая. Трещина подходит к самым ногам Святозара, останавливается, показывает ему свою бездонную, черную внутренность, и, не прекращая сотрясать землю, постепенно начинает откатывать от наследника, и уменьшаться. И вот уже края земли приблизились и соприкоснулись, последний раз сотряслась земля, и на месте трещины образовалась тонкая линия проведенная мечом ДажьБога.

Святозар направил меч на Туруса, чувствуя, что сейчас от боли в ноге, боку и груди, да потери крови потеряет сознание и из последних сил громко крикнул беку:

— Эй, бек Турус, я теперь я схвачу тебя за твою бороденку!

Но язык Святозара почти его не слушался, густой туман плыл перед глазами, правая, расклеванная нога подгибалась в коленке, и нет уже сил не то, что биться, даже стоять. И внезапно откуда-то из небесной, голубой синевы прямо на Святозара опустился солнечный столп света и почувствовал наследник, как кто-то сзади, дорогой и близкий ему, подставил свое плечо, на которое Святозар смог опереться спиной. И видит Святозар, как в небе до этого ясном и безоблачном собрается темное, грозовое облако огромного размера. И видит Святозар, как мелькают внутри этого облака яркие вспышки молний. Внезапно от этой громадины отрывается небольшая бурая туча и быстро приближается к земле. А на этой туче стоит сам сын Сварога Бог Перун громовержец, Бог битв и борьбы. Перун горит голубовато-прозрачным сиянием, он в длинных одеяниях, высокий, красивый, молодой Бог с серебряными до плеч кудрями и такими же серебряными усами и бородой, а над головой его горит золотой нимб, от которого в разные стороны разлетаются солнечные лучи. В руках Бог держит небесную радугу-лук переливающуюся желтым, зеленым, красным, синим, голубым цветами, за плечами у него висит ярко полыхающий золотой колчан, полный огненных стрел- молний. Перун приблизился к земле, посмотрел на того, кто придерживал сзади Святозара, затем взял огненную стрелу, натянул тетиву своего лука и пустил ее прямо в войско нагаков. Наследник видел, как стрела упала где-то в середине войска, и услышал страшные вопли и крики ужаса, а Перун уже вновь и вновь натягивал тетиву и пускал стрелу за стрелой. Одна из стрел упала около копыт гнедого жеребца Туруса, конь в испуге подпрыгнул и заметил Святозар на смерть перепуганное лицо бека, выпученные глаза и открывшийся в немом крике рот. Турус бросил уздечку, обхватил коня за шею и сильно дернул того. Конь шарахнулся вправо, влево, потом развернулся и поскакал туда в свою Кочевую Южную Степь. А Бог Перун посмотрел на Святозара своими небесно-синими глазами, улыбнулся ему, и послал напоследок в бека, свою огненную стрелу, которая скользнула по одежде Туруса, и та ярко вспыхнула и загорелась, но напуганный бек даже этого не заметил. Как только Турус развернул своего коня, то нагаки уже более не сдерживаемые его гневом и подгоняемые стрелами Перуна, поскакали в свои степи, топча по дороге раненных, ослабевших и убитых нагаков. Святозар видел, как нагаки скрылись в степи преследуемые Перу-ном и лишь какое-то время на небе и на земле, еще полыхали его волшебные молнии. А когда на небе испарились, разлетелись грозовые тучи, наследник престола великой Восурии, Святозар опустил свой меч и почувствовал, как сзади пропала опора, столп света поднялся ввысь и исчез. И тогда Святозар покачнулся, упал на землю и потерял сознание.

Глава шестьдесят девятая

Святозар открыл глаза, он лежал в шатре правителя на своем ложе. Очень сильно болел левый бок и грудь, было трудно дышать, но еще сильнее болела правая нога. Наследник огляделся, в шатре никого не было, лишь неяркий свет проникал через приподнятый полог. Святозар ощупал себя, в левом боку находился громадный рубец, заговоренная рана отцом, а грудь болела от удара набалдашником Нука, наследник прочитал заговор и почувствовал, что боль в груди намного уменьшилась, и стало легче дышать. Святозар застонав, сел, приподнял штанину, и, сняв тряпицу, осмотрел рану на ноге. Чуть ниже колена зияла огромная кровавая дыра, точно из ноги вырвали кости и кусок плоти, наверно отцу не удалось заговорить рану, и она все еще кровоточила. Святозар морщась от боли, стал водить правой рукой по ране и шептать заговор, сначало один, потом другой, третий и увидел, как из раны перестала течь кровь, а края ее словно обуглились. Наследник еще какое-то время смотрел на рану, но тревожимый мыслью об Эрихе, оправил штанину, спустил ноги с ложа и одел сначало на левую ногу сапог, а затем, прикусив губу, натянул сапог на правую и громко застонав, утер со лба проступившие капельки пота. Святозар поднялся, опираясь лишь на левую ногу, и осторожно поставил правую, пытаясь на нее опереться, но она подогнулась, и, не устояв, наследник, тяжело взмахнул руками, точно птица, да повалившись на ложе, прерывисто задышал. Он вновь утер пот со лба и заметил, что на левой ладони кроваво- выпуклые шрамы пропали, и остались на ней, лишь едва заметные, тонкие красные прожилки. Наследник опять поднялся, и, поставив правую ногу на пол шатра, шагнул, впервый момент нога совсем не хотела идти, но после поняла, что деваться ей некуда и разрешила на себя операться. Каждый шаг давался с огромным трудом, придерживаясь за стенки шатра, Святозар все-таки доковылял до выхода из него.

Когда Святозар вышел на свет божий, то увидел, что солнце уже село, и лишь немного освещало землю теплым, не ярким светом. Наследник осмотрелся, и увидел около большого костра, прямо перед шатром Эриха, сидящих отца, Храбра, Дубыню, Стояна, воевод Жировита, Бажена, Ярополка и Миролюба, которые негромко о чем-то беседовали. Не успел Святозар выйти, как воины и дружинники, находившиеся невдалеке от шатра правителя, встали и громко крикнули: " Слава светлому наследнику Святозару!" Отец поднял голову, посмотрел на сына и улыбнулся, и сам тоже поднялся, а следом встали други и воеводы, и громко крикнули: " Слава светлому наследнику Святозару!"

Наследник покачнулся, пытаясь удержаться за полог шатра, да не упасть, и к нему тут же подбе-жал Стоян, крепко обнял его и сказал:

— Я знал, что ты победишь, — он раскрыл ладонь, и, показав лежащий на нем перстень царя Аль-ма, добавил, — Надень его и больше не снимай, покуда не решишь передать его своему сыну.

Святозар взял перстень надел его на правый указательный палец и оперся на плечо друга, а тот бережно его, поддерживая, повел к правителю, который поднялся навстречу сыну, и, перехва-тив его у Стояна, обнял, и тихо заметил:

— Мальчик мой, Святозар! Сегодня ты показал себя не только славным ведуном и воином, но и великим человеком, к которому сами Боги явились на выручку!

Наследник ничего не ответил, а когда отец и Стоян помогли ему сесть, спросил:

— Отец, а Эрих?

Правитель тяжело вздохнул, лицо его дрогнуло, и он ответил:

— Эриха больше нет с нами. В этом стане, сынок, только у нас с тобой потеря.

— Отец, проводи меня к брату, — попросил Святозар, и, опираясь на Стояна, поднялся, да тяжело застонал.

— Мальчик мой, — добавил отец, и поддержал сына, — Ты столько потерял крови, у тебя был такой тяжелый бой, а рану на ноге я так и не смог заговорить, мне кажется, тебе лучше сейчас отдох-нуть, набраться сил, а завтра я отведу тебя к брату.

— Сейчас мне необходимо увидеть брата, отец, поверь мне…, иначе моей душе не будет покоя, — положив руку на плечо правителя, пояснил Святозар, — А рана на ноге затянется не скоро потому, как подлый Нук плюнул туда своей слюной и кровью. Прошу тебя, отец, проводи меня к брату, так как я сам дойти до его шатра не смогу.

Отец кивнул головой и приобняв сына повел его в шатер Эриха. Воины же, которые все еще про-должали славить Святозара, в тот же миг затихли, понимая, что у правителя и наследника горе, чувствуя их страдания и боль. Потому, что каждый восур был истинным человеком, а это значит, мог сопереживать и сострадать боли не только близкого и родного, но даже незнакомого и неве-домого человека.

Святозар поддерживаемый отцом, вошел в шатер брата, и увидел его лежащего на ложе. Эрих был одет в белые одежды, а на груди его лежали скрещенные руки, которые держали покояв-шийся на ногах меч. Глаза брата были закрыты, волосы аккуратно убраны назад, черты разгла-девшегося и посветлевшего лица сияли красотой матери. Отец поставил табурет рядом с ложем Эриха, усадил на него Святозара, затем снял с себя кафтан, накинул его на плечи сына и тихо ска-зал:

— Я побуду снаружи, позовешь меня, — и вышел из шатра.

Наследник сидел и смотрел на брата, он протянул руку, дотронулся до его холодного лба и уб-рал волосок, который упал на лицо брата. Святозар тяжело вздохнул и, словно вновь услышал шептание Нука и его последние слова: " В Пекло, в Пекло уйдет твой брат…", а затем положил руку на грудь Эриха, закрыл глаза и зашептал заговор: " Силой, дарованной мне, отцом моим ДажьБогом, магией, подаренной мне, царем альвинов Альмом, соизволяю тебе душа моя, душа первого восурского человека Святозара, по реклу Достойный Бога, душа ведуна Богомудра, по реклу Великий, душа наследника Святозара, выйти из тела и отправиться в прошлое, чтобы видеть последний миг жизни души на земле, моего потомка и брата Эриха. О, ты, великое дерево береза, что растет на высокой Рипейской горе Березань, по имени Солнечный свет, по твоему стволу я ходил не раз, и позволь мне вновь следовать по нему, вверх и вниз, ибо потомок и брат мой, Эрих, был моими ветвями и кроной. Твоим именем ДажьБог повеливаю!" Перед глазами наследника поплыл густой туман, Святозар двинулся сквозь него, раздвигая его руками, липкие испарения окутали наследника и проникли вовнутрь души, она вскрикнула и в тот же миг туман рассеялся. Святозар стоял в шатре брата и видел, как Эрих развернулся и посмотрел на него, затем схватился за грудь и упал плашмя, больно ударившись головой и спиной о ложе, вздрогнул всем телом и тихо сполз на пол. Теперь он лежал на полу и подергивался всеми частями тела, точно его, что-то разрывало изнутри, а потом, тяжело вздохнув, закрыл глаза и умер. В то же мгновение грудь брата разломилась надвое и выпустила оттуда душу-чудовище Эриха-Нука. Левая сторона души брата была чистым, желтовато-прозрачным облаком, а правая сторона черно-серым чудовищем с овальной головой, двумя огромными глазами, да ртом, зашитым огненным корешком Бога Семаргла, с толстой сучковатой рукой и тонким длинным хвостом. Душа-чудовище взлетела над телом брата и немного перекосилась так, как черная его часть тянула светлую душу брата вниз. Внезапно шатер наполнился бело-черным светом, и рядом с Эрихом-Нуком появилась женщина, она была тоже какая-то половинчатая. Левая сторона ее тела сияла светом и неземной красотой, с белым цветом лица, небесно-голубым глазом, а с головы спадали, светлые до земли длинные волосы. Другая же сторона ее тела была ужасна и напоминала старуху, лицо ее испещеренное глубокими морщинами с землисто-серой и в черных пятнах кожей, волосы ее были спутаны, да черны как сажа и прикрыты таким же черным капюшоном. Женщина была очень высокой, и с левой стороны одета в бело-золотое одеяние, а с правой в черный длинный и пахнущий гнилью плащ, в правой руке она держала кривую косу, с которой, что-то капало на пол. А когда Святозар опустил глаза вслед за упавшей каплей, то увидел по правую сторону от ног женщины громадную расщелину, из которой шел густой пар, и слышались душераздирающие вопли и удары хлыста. Но внезапно по другую сторо-ну от женщины из далекой вышины небосвода упал золотисто-прозрачный столп света, и послышалась песня:

" Вы же все не такие…,

Вы имели славу иную, и дошли до нашего Ирия…" ***

И видит Святозар, как по столпу спускается, словно летит Бог. Он очень молод и красив, у него высокий лоб, прямой нос и большие голубые глаза, волнистые серебряные до плеч волосы. Наследник посмотрел в лицо Бога, увидел в нем черты своего лица и вспомнил, что это и есть, его отец великий ДажьБог.

Бог подлетел к затихшей колеблющей душе брата, поднял длинную тонкую, наподобие стрелы серебристо-золотую молнию и разрубил напополам душу-чудовище Эриха-Нука. И в тот же миг чудовище взмахнуло рукой и хвостом пытаясь схватиться за отделевшуюся от него душу Эриха, но часть черной Богини Смерти Бури-Яги, отделилась от Бури- Яги красавицы, и, подталкивая чудище косой, погнала его в расщелину прямо в само Пекло. Другая часть души брата, светло-желтая, словно половинка яблока, с одной рукой и ногой и частичкой головы едва покачивалась рядом, и тогда обращенная в красавицу Бура-Яга- Усоньша- Виевна взяла его за руку, и повлекла за собой в небесную высь по золотисто-прозрачному столпу света. ДажьБог посмотрел на Святозара, улыбнулся и тихо, что-то шепнул, и в то же мгновение наследник вернулся в свое тело.

Святозар огляделся кругом, и, увидев, что как и прежде он находится в шатре брата, убрал с его груди все еще нежно светящуюся золотистой лазурью руку, а потом позвал правителя:

— Отец, проводи меня до моего ложа, — сказал наследник, когда на пороге шатра появился прави-тель, — Я очень устал и хочу отдохнуть. Теперь моя душа спокойна, я узнал все, что хотел.

Глава семидесятая

Правитель раззул сына, уложил его на ложе, и направился к выходу:

— Отец, погоди, не уходи, — медленно произнося слова и морщась от потревоженной раны на ноге, сказал Святозар, — Мне надо кое-что тебе рассказать.

— Сын, теперь когда ты победил Нука, а Боги избавили нашу землю от жестоких нагаков, — подходя к наследнику заметил правитель, — Я, думаю, что у нас с тобой начнется спокойная жизнь, и будет много времени для разговоров… А, сейчас, я вижу, ты, так утомлен и обессилен, что тебе лучше поспать. Иначе завтра у тебя не будет сил, и ты не сможешь присутствовать на погребении брата.

— Отец, сядь, — настойчиво сказал наследник, — Ведь именно о брате, я хотел с тобой поговорить… о брате, и о матери.

Святозар, увидел, как вздрогнуло лицо отца, и между бровями на лбу залегла морщинка, еще какое-то мгновение он колебался — сесть или уйти, а когда наследник отодвинул ногу и застонал, сел рядом с ним на ложе.

— Отец, когда, во время боя Нук обернулся вороном и улетел в небо. Я понял, что он не хочет биться, так как боиться меня и моей магии, но я знал, что должен довести начатое дело до конца, я обернулся орлом и нагнал его в небе, я схватил его своими когтями, а он…,- Святозар вздохнул, точно вновь переживая бой, — Он сказал мне, что если я убью его, то душа Эриха уйдет в Пекло…,- наследник заметил, как тяжело задышал отец и склонил голову, — Но, я, отец не поверил ему… Этот подлец обманул меня во время боя, и я откинул щит Семаргла, и чуть не поплатился жизнью. Поэтому, как только я очнулся, я попросил тебя отвести меня к брату, чтобы я мог выяснить всю правду. Я направил свою душу в прошлое и видел…, видел, — наследник замолчал, закрыл на миг глаза, точно обессиленный, а открыв их, понизил голос и продолжил, — Я видел, как умер брат, как его душа покинула тело, а явившийся ДажьБог освободил ее от чудовища, что все эти годы пожирал его, и Эрих улетел в Ирий-сад, к своим предкам, дедам и бабкам. А ДажьБог посмотрел на меня и сказал: " Теперь Святозар слушай и знай! Вот точно также, как я сейчас освободил душу твоего брата, и ты можешь спасти душу своей матери, и, сойдя в Пекло, вывести ее оттуда. Но прежде, прежде, чем ты пойдешь, по пути, что начертан перед тобой, должен ты подарить своему отцу надежду!"

Правитель, молча, выслушал наследника, осторожно оправил штанину на больной ноге, а затем сказал:

— Теперь и моя душа обретет покой зная, что безвинный мой сын ушел в Ирий- сад, туда где ждет его моя мать и мой отец, и где они излечат его своей любовью и теплом.

— Отец, — спросил Святозар и тронул его за руку, — Ты, слышал, что я сказал про мать, ДажьБог указал мне, как я могу ее спасти, мне…

Но правитель перебил сына, сжал крепко его руку и ответил:

— Я слышал, что сказал тебе ДажьБог… Я очень сильно люблю Долу, и даже время не может поту-шить во мне эти чувства. Но сегодня, когда, ты, мой сын, моя плоть и кровь, бился за Родину с этим подлым Нуком, и обливался кровью, а я не мог тебе ничем помочь, то чувствовал я, что внутри меня обливалась кровью и тяжело вскрикивала и стонала моя душа. И если ДажьБогу тебя не жалко, то мне наоборот очень жалко… И хотя, я знаю, человек должен исполнять повеленья Богов, но я тебя мой дорогой сын, мой наследник и продолжение моего рода больше никуда не отпущу, тем более в Пекло, откуда нет выхода….Поэтому я не желаю больше об этом говорить, и не желаю это слышать…. Ты, так юн, так, красив, у тебя впереди вся жизнь…, там в Новыграде тебя ждет твоя Любава, у тебя будут дети, твои сыновья и дочери, и я знаю, что Дола хотела бы видить тебя живым, счастливым и здоровым…

— Отец, но моя душа, не узнает покоя, пока не освободит мать, — заметил Святозар.

— В пекельном царстве правит Чернобог, его сила могущественна и сильна, — сказал правитель и так, как Святозар хотел было, что-то возразить, закрыл ему рот рукой, — Смертному никогда не одолеть Бога, никогда… А я не хочу потерять тебя и иметь какую-то надежду, я хочу видеть своих детей и знать, что после моей смерти они продолжат на земле наш славный род!

Святозар посмотрел на отца, вспомнил, как вот точно также, еще совсем недавно, отец говорил про поход в страну Беловодья, и кивнул ему головой, чтобы больше не тревожить душу правителя, а затем, когда отец убрал руку от губ и нежно погладил сына по волосам, добавил:

— Хорошо, отец, пока я не буду говорить с тобой об этом… Отец, и последнее…, я хочу, чтобы Эриха погребли на том месте, где я бился и победил Нука. Я насыплю там высокий курган над его прахом и наложу на него заговор. И тогда все страдания, которые пережил мой брат по вине Нука сольются в одно единое целое с заговором и создадут щит, который никогда не позволит выйти наружу тому куску души, что отвалился от Эриха и ушел в Пекло, выйти наружу и как-либо навредить нашему роду.

— Хорошо, мальчик мой, так мы и сделаем…,- согласно кивнул в ответ правитель, — И завтра до по-лудня, как и положено по обычаю восуров, сожгем тело нашего Эриха.

На следующий день, на месте поединка Святозара и Нука, сложили огромный костер из бревен, и возложили наверх него ложе с телом Эриха, который все также крепко сжимал в руках меч. Бревна обложили сухой соломой, чтобы те быстрее разгорелись. Правитель, наследник, наставники, воеводы и дружина собрались возле церемониального костра и опустив головы, замерли, ожидая, когда их правитель Ярил, по реклу Щедрый, даст приказ, чтобы воины подожгли костер с телом сына. Святозар поддерживаемый Стояном стоял рядом и видел, как беспокойно покусывал губы отец не в силах отдать такой приказ, тогда наследник положил ему руку на плечо, а затем повернулся к дружинникам, что держали факелы и кивнул головой. Воины подошли к костру, низко поклонились телу Эриха и подожгли пучки соломы по всему кругу костра. Солома ярко вспыхнула и загорелась, а через некоторое время, уже запылали и сами бревна. Языки огня подобрались к телу Эриха и стали его лизать. Святозар тяжело вздохнул и сказал:

" То не кто иной- то… воин…. он светлого, славного рода, он пришел сюда,

Воспевая Матерь вашу, Сва Матерь нашу, — на твои луга о великий Сварог!

…Вы должны тут свивать снопы, на полях сих трудиться в жатву,

И ячмень полоть, и пшено собирать в закрома Сварога небесного.

Ибо то богатство иное!

На земле вы были во прахе и в болезнях все, и в страданиях,

Ныне ж будут мирные дни!" ***

Когда костер уже потух, пожрав тело брата, Святозар опираясь на плечо Стояна, подошел чуть ближе к пепелищу, и, отпустив друга, который немного отступил назад, взмахнул сначало правой, а после левой рукой и зашептал заговор: " О, великий, Бог Сварог, которому из века в век хранит верность род первого восурского человека, Святозара! О, великий Бог Перун, которому из века в век приносят дары от трудов своих потомки из рода первого восурского человека, Святозара! О, великий ДажьБог, которого из века в век почитают отцом потомки из рода первого человека, Святозара! Услышьте меня!!! Пусть Богиня Мать Сыра Земля, созданная из молока коровы Земун и козы Седун, дарует мне земли, дарует мне пески, дарует мне камни. При помощи этих даров я ведун Святозар, сын своего отца ДажьБога, создам высокий курган над телом моего потомка Эриха, чью душу, вы излечив забрали в Ирий-сад! Прах тела брата моего, сила Богов моих и магия царя Альма, да хранит вечно от злобных поступков пекельного царства род первого человека Святозара!" и в тот же миг из далекой степи, что раскинулась впереди пошли волны земли. Сначало волны были маленькими и несли, перекидывая друг на друга камни, и камни те падали, возле затухающего костра образуя круг и ложились друг на друга, точно растущие вверх стены, а затем пришли волны побольше они обсыпали каменные стены тонким слоем песка и погребли под собой костер, а потом пришла огромная волна земли, она словно в море нахлынула на сложенные, и, усыпанные песком, стены, да так и затихла, образовав высокий и широкий курган.

Святозар ступил назад, больная нога его дрогнула и подвернулась, он пошатнулся и едва не упал, но сразу с нескольких сторон его подхватили руки другов, наставников и воевод и поддержали. Наследник обернулся, посмотрел в чистые и светлые лица восурских воинов и благодарно им улыбнулся.

Эпилог

После похорон Эриха и поминок по нему, правитель распустил войска, и стан покинули дружины воеводы Жировита из города Лебедянь, воеводы Бажена из города Дубна, воеводы Ярополка из города Орел. На месте оставалась лишь дружина воеводы Миролюба из города Прилятки, и дру-жина правителя, который не мог двинуться так, как нога наследника никак ни хотела заживать, несмотря на то, что они вместе заговаривали ее и прикладовали мази и снадобья. Наконец пер-вым не выдержал Святозар и сказал отцу, что, наверно, рана затянится не скоро и надо отправ-ляться домой, где есть ведическая книга Вед, книга его брата Бога Коляды, которая сможет по-мочь ему, и покажет заговор.

Рано утром следующего дня, разобрав шатры, затушив костры дружины правителя и Миролюба, сопровождаемые пешей частью воев попрощавшись с воеводой Жировитом, и прекрасным городом Лебедянь двинулась в обратный путь. Святозар ехал с отцом по правую от него руку, и, свесил больную ногу вдоль стремени, а Снежин точно понимая, какую везет ценность шел неторопливо и степенно, показывая всему восурскому люду своего храброго, чистого и светлого хозяина.

А впереди правителя вольной Восурии Ярила, по реклу Щедрый, и его сына наследника престола Святозара, по земле шел, легко ступая сам ДажьБог, отец и прародитель всего восурского люда. Он держал под руку молодую, красивую супругу Богиню весны и возрождения всего сущего Живу. Они шли, смеясь и наслаждаясь любовью и теплом, ярким весенним солнцем, чистым голубым небом и хрустальными водами: ключами, родниками, ручьями, реками и озерами. Они любовались красотой этой земли, ее вольным и трудолюбивым народом и осыпали этот народ своим благословленьем, а их поля- зеленью наливающихся злаков, их луга- волшебной пестротой цветов, их леса- крепкими стволами и густой листвой. А в вышине небесной пела для них маленькая, невзрачная, серая птичка- жаворонок, возвещающая приход весны, тепла и мира!

КОНЕЦ.

г. Краснодар, ноябрь 2010 — февраль 2011 г.г.

Примечание автора: *** — В книге использованы тексты " Велесова книга", опубликованные Куренковым в журнале " Жар-птица", редактор Ю.П. Миролюбов.

Оглавление

Асеева Елена Путь Святозара

Предисловие

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

Глава тридцать третья

Глава тридцать четвертая

Глава тридцать пятая

Глава тридцать шестая

Глава тридцать седьмая

Глава тридцать восьмая

Глава тридцать девятая

Глава сороковая

Глава сорок первая

Глава сорок вторая

Глава сорок третья

Глава сорок четвертая

Глава сорок пятая

Глава сорок шестая

Глава сорок седьмая

Глава сорок восьмая

Глава сорок девятая

Глава пятидесятая

Глава пятьдесят первая

Глава пятьдесят вторая

Глава пятьдесят третья

Глава пятьдесят четвертая

Глава пятьдесят пятая

Глава пятьдесят шестая

Глава пятьдесят седьмая

Глава пятьдесят восемь

Глава пятьдесят девятая

Глава шестидесятая

Глава шестьдесят первая

Глава шестьдесят вторая

Глава шестьдесят третья

Глава шестьдесят четвертая

Глава шестьдесят пятая

Глава шестьдесят шестая

Глава шестьдесят седьмая

Глава шестьдесят восьмая

Глава шестьдесят девятая

Глава семидесятая

Эпилог

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно