Судья показывает на центр

Футбол — моя профессия

Сначала я хотел написать: «мое призвание». Но подумал, что профессия — это точнее. Футбол властно вошел в мою жизнь, и я рад, что принадлежу ему. Человеку свойственно гордиться делом, которому он отдает себя всего, без остатка. Лет двадцать назад мне пришлось видеть, как один мой знакомый, высококвалифицированный токарь, в ремесленном училище, куда мы были приглашены, вдруг застрял у старенького разбитого станка. Он с живым вниманием следил, как работает смуглый, с быстрыми черными глазами парнишка.

— Душу станка чувствует, — шепнул он мне. — Из такого может вырасти мастер, — и, виновато улыбнувшись, развел руками. — Ничего не могу поделать с собой. Профессиональный интерес.

Этот случай накрепко врезался мне в память. И я всегда вспоминаю его, когда вдруг ловлю себя на том, что, вместо того чтобы бежать на лекцию, смотрю, опустив к ногам тяжелый портфель, как гоняют соседские ребята мяч в нашем узком и тихом переулке.

Футбол… К нему у нас относятся по-разному. Кое-кто считает его детской забавой, кое-кто возводит чуть ли не в ранг большой политики. Истина, как всегда, лежит посередине. Просто, футбол — это серьезно. Иначе миллионы людей не отдавали бы ему дорогие часы своего времени.

Они идут на матч, удобно усаживаются у телевизоров, чтобы увидеть, как любят писать спортивные журналисты, красивый и напряженный поединок. А поединок, если верить словарю, — это борьба один на один. Я бы уточнил — не борьба, а соревнование характеров.

И вот тут-то особенно велика роль судьи. Зазевался арбитр, отпустил вожжи — и на поле уже борьба, а то и настоящий кетч. Сумел удержать футболистов в игровых рамках — и их характер спортивных бойцов проявился зримо и ярко.

В этой книжке я пытаюсь рассказать о футболе с колокольни арбитра. И арбитра не вообще, а конкретного, Тофика Бахрамова. Говорят, сколько людей, столько мнений. Поэтому мои взгляды на тот или иной матч, мои оценки судей и игроков чрезвычайно субъективны и не могут считаться, так сказать, «официальными».

Я не случайно акцентирую на этом внимание. Меня в свое время очень огорчило, что после выхода моей первой книги — «1001 матч» кое-кто упрекал меня за критику действий некоторых футболистов и арбитров. И я еще раз хочу подчеркнуть: я пишу о своем восприятии футбола, и мой субъективный анализ обусловлен именно этим восприятием. Я анализирую, но не выставляю оценки, не занимаюсь «раздачей слонов», как говорили Ильф и Петров.

С этих же позиций я рассказываю и о себе, футболисте и арбитре. Я откровенно говорю о своих промахах и удачах, огорчениях и надеждах, делюсь своими сомнениями и находками. Моя жизнь в футболе на виду, и я не вижу причин что-то скрывать.

В жизни каждого человека есть свои вершины. Есть они и у футбольного арбитра. Это — судейство матчей национальных сборных и сильнейших клубных команд в официальных турнирах и, конечно же, участие в мировых первенствах. Мне довелось выходить на поле с судейским свистком в двух из них, на стадионах Англии и Мексики…

Пишу, а перед глазами встают картины поединков.

Я вижу лица игроков, потемневшие, прилипшие к телам майки, слышу их тяжелое прерывистое дыхание. Сердце стучит, как там, на зеленых газонах, иногда сухих под беспощадным солнцем, иногда залитых дождями, укрытых туманами, и я долго не могу унять волнения. Но ничего не поделаешь. Я давно сделал выбор. Футбол — моя профессия.

Я становлюсь судьей

…Сезон 1948 года был в разгаре. Неподалеку от Баку, в местечке Бильгя, на берегу уютной бухты, игроки «Нефтяника», в составе которого я выступал, проводили очередную тренировку. Ветра не было, и море гигантским зеркалом лежало в оправе серых скал, обросших кое-где серебристым мхом. Скалы отбрасывали синие тени на площадку — солнце клонилось к закату. Почти все ребята уже спустились на пляж — окунуться перед ужином. А мы на спор с моим коллегой, защитником Валентином Хлыстовым, продолжали гонять мяч. Продвигаясь вперед, я вышел на хорошую позицию и занес ногу для удара. В пылу борьбы Валентин наложил мне бутсу на голеностопный сустав. Словно подкошенный я рухнул на теплый песок…

Трагическое совпадение, но через несколько лет аналогичная травма прервала и выступления Хлыстова. По иронии судьбы это произошло во время дружеской встречи между торпедовцами столицы и нефтяниками, которую я судил. Валентин, совершив свой излюбленный рывок через все поле, намеревался ударить по воротам, когда «накладка» защитника свалила его с ног.

Через месяц, после операции, мы встретились, и я невесело пошутил:

— Не рой яму другому, Валя, сам в нее попадешь.

Несмотря на то что моя операция прошла удачно, о серьезных матчах не приходилось и мечтать. Правда, я регулярно выходил на соревнования в составе институтской команды «Большевик», но играл очень осторожно, с оглядкой.

«Неужели придется расстаться с футболом?» — часто задумывался я. Постепенно я смирился с этой мыслью. Начал даже потихоньку готовиться в технический вуз. Но судьба распорядилась иначе, на этот раз счастливо.

Весной 1951 года по старой привычке я заглянул на стадион «Динамо». В первом матче очередного календарного первенства Баку встречались молодежные команды «Динамо» и «Пищевик». Вернее, должны были встретиться. На стадионе переполох: не приехал судья. Ко мне бросился тренер динамовцев Виктор Пацевич.

— У тебя и высшее физкультурное образование, и играл ты немало, Тофик, — убеждал меня он. — Ты не только можешь, ты должен судить.

Я отнекивался. Я хорошо помнил, как мы, игроки, относились к судьям. Во время матча не стеснялись открыто выражать свое возмущение, взывали к публике. Среди футболистов ходила шутка, что главное назначение судьи — быть козлом отпущения. И, конечно, влезать в эту шкуру мне совсем не хотелось.

— Послушай, — уговаривал меня уже вконец отчаявшийся Пацевич. — Ведь это последний шанс для тебя вернуться в футбол, снова выйти на поле…

«Вернуться в футбол! Как я мог забыть об этом?!».

— Согласен, — вырвалось у меня.

Через несколько минут я вызвал команды на поле.

Динамовцы были на голову сильнее и играли спокойно, уверенные в своем превосходстве. Однако, несмотря на очевидное территориальное преимущество, добиться результата им никак не удавалось, А во втором тайме случилось непредвиденное. Одна из редких контратак «Пищевика» завершилась взятием ворот. Причем ни вратарь, ни защитник даже не сделали попытки преградить путь мячу. Они словно замерли, глядя на меня. Я же зафиксировал взятие ворот и направился к центру. Но меня догнал защитник.

— Товарищ судья, — выкрикнул он, едва переводя дух, — нападающий подыграл мяч рукой!

«Прозевал, — молнией пронеслось у меня в голове. — Но не отменять же теперь решения!» — и я сухо ответил:

— Не видел. Гол правильный.

Динамовцы всей командой рванулись вперед. Однако мяч, как назло, не лез в ворота. Он «перепробовал» обо штанги и перекладину, попал в лежащего на земле вратаря, дважды отбивался защитниками. Я чувствовал свою вину перед динамовцами и судил их заметно мягче, чем вначале. Они поняли мое состояние и при каждом столкновении в пределах штрафной валились на землю, вымаливая одиннадцатиметровый. Сами же — и откровенно, и исподтишка — все чаще нарушали правила. Это меня злило все больше и больше, и я невольно стал даже «прижимать» динамовцев. А тут эффектное падение нападающего «Пищевика» во вратарской площадке, и я незамедлительно указываю на одиннадцатиметровую отметку. После короткой и бурной дискуссии с динамовцами, утверждавшими, что игрок «просто наступил на мяч», пенальти был все же пробит. 2:0.

После этого выдержка окончательно изменила футболистам «Динамо». Вот один из них, думая, что я не вижу его, без мяча ударил соперника. Я немедленно удалил его с поля. Страсти накалились до предела. Особенно после того, как перевес «Пищевика» после меткого удара динамовского нападающего стал минимальным. Спортсмен «Пищевика», преграждая путь к своим воротам, грубо нарушил правила, явно провоцируя динамовца. И тот не удержался — ударил противника по лицу. Второе удаление. Оставшись вдевятером, динамовцы сникли. 2:1 — с таким счетом и закончился матч.

С тяжелым сердцем уходил я с поля. Нельзя было засчитывать первый мяч. А пенальти? Его назначение выглядело более чем сомнительным. Было обидно, что вовремя не спохватился, не удержал ребят от хулиганских выходок. Неправильным было и второе удаление. Покинуть поле должны были оба игрока.

Я с надеждой взглянул на вошедшего в раздевалку Пацевича, полагая, что он успокоит меня. Но Виктор Сергеевич только разбередил и без того ноющую рану.

— Спасибо большое тебе, Тофик, — сухо сказал он. — Бывает, блажь ударит в голову. Чего я тебя уговаривал? — И со свойственным ему остроумием он по косточкам разобрал наиболее грубые из допущенных мной ошибок. Выходя, он бросил через плечо: — Беда, коль сапоги начнет тачать пирожник…

Но даже такая оценка уже ничего не могла изменить. Я принял твердое решение: буду судьей. Через много лет я нашел оправдание своему решению в словах английского тренера Альфа Рамсея: «Футбол — моя жизнь. А я — хочу жить».

Теперь на футбольных матчах я не столько следил за игроками, сколько за действиями судьи. Стараясь опередить арбитра, я пытался мысленно предугадать его действия. И был рад, когда мне на трибуне удавалось «провести» матч на одном уровне с судьей на поле.

Особенно внимательно изучал я манеру работы своих земляков — арбитров всесоюзной категории Ашота Аракелова и Бориса Зайонца. После игры я подолгу засиживался с ними, анализируя различные эпизоды, выясняя причины, которые побудили их принять то или иное решение.

Великолепно провел Аракелов встречу «Динамо» (Тбилиси) — ЦДКА. Первая половина закончилась со счетом 4:0 в пользу армейцев. Мне казалось, что игра сложилась легко, что судить ее проще простого. Но во втором тайме, словно по мановению волшебной палочки, роли переменились. Один за другим в ворота столичных футболистов влетают пять мячей. Это был какой-то неповторимый фейерверк! Однако пожара чувств футболистов он не вызвал. Аракелов твердо держал в руках бразды правления, решительно пресекая малейшую грубость. Попытки москвичей спровоцировать арбитра, вывести его из равновесия ни к чему не привели. Этот матч стал для меня большой школой. Позже, оказываясь в трудных условиях, я всякий раз мысленно возвращался к нему.

Большое впечатление произвела на меня и удивительная твердость эстонского судьи Эльмара Саара. В один из первых своих приездов в Москву на стадионе «Динамо» я смотрел матч между хозяевами поля и их ленинградскими одноклубниками. Во время атаки правый крайний гостей из глубины прошел вдоль кромки поля до самого углового флага и с силой послал мяч во вратарскую площадку. Там, освободившись от защитников, ждал передачи центральный нападающий ленинградцев. Неотразимым ударом он вколотил мяч в сетку. Боковой судья дал отмашку. Но Саар, одной рукой показав ему, что видит сигнал, вытянул другую по направлению к центровому кругу. Москвичи долго и тщетно упрямились. Но судья не изменил своего мнения. Это был смелый поступок. И мне думается, именно умение принять единственно верное решение и не отступаться от него и создает в конечном итоге успех арбитру.

Судейство Саара так захватило меня, что я ждал его целый час у раздевалки, чтобы поблагодарить за урок судейского искусства.

В Баку я начал обслуживать игры городского первенства. Перед каждым матчем ставил перед собой определенные задачи и строго контролировал себя. Порой просил опытных судей с трибуны проследить за моими действиями. Часто приходили «болеть» за меня Аракелов и Зайонц. Их советы очень помогали мне. Однажды после удачно проведенной игры Аракелов пригласил меня к себе и подарил судейскую форму.

Она хранится у меня как одна из самых дорогих реликвий. И со временем я передам ее, словно эстафету, одному из тех, кто только начинает…

В конце сезона 1951 года мне доверили судить матчи первенства Азербайджана. Я возомнил себя опытным арбитром и действовал твердо и решительно. Но забыл о самом простом: твердость и решительность хороши, когда твои действия логичны и подкреплены достаточно вескими аргументами.

Окончательно покончить с ложным самомнением мне помогла игра в Худате, небольшом рыбацком поселке на севере Азербайджана. Худатцы встречались со своими соседями — футболистами районного центра Хачмаса. Как всегда, добрые соседи — наиболее яростные соперники на футбольном поле. Не успевая следить за событиями, я несколько раз подряд принимал неверные решения. Одно из них оказалось роковым. Вместо удара от ворот худатцев я назначил угловой. Мяч был послан на дальнюю штангу. Миновав скопище игроков в центре штрафной, он опустился на ногу подоспевшего полузащитника из команды Хачмаса. Удар был точным. Я окончательно растерялся. Серия грубых ошибок, «украшенных» безапелляционной жестикуляцией, довершила дело.

Едва истекло время, разгневанные худатцы ринулись на поле. Футболисты, окружив меня плотным кольцом, вежливо проводили до гостиницы. Дорога заняла минут пять-шесть. Однако и за этот короткий отрезок времени болельщики успели в довольно яркой и образной форме исчерпывающе высказать свое мнение о моих судейских способностях…

Этим худатским провалом в значительной степени объяснялось мое стремление во что бы то ни стало попасть зимой на Всесоюзные курсы по подготовке судей. Мне не удалось добиться командировки. И я поехал в Москву на свой страх и риск.

Николай Гаврилович Латышев был немало удивлен неожиданному, «внеплановому» слушателю. А я сбивчиво и горячо объяснял ему, почему так рвусь учиться, что судейство удерживает меня в любимом деле жизни — футболе. Так или иначе, но Латышев внял моим доводам. Я вошел в аудиторию курсов вместе со своими маститыми коллегами.

В 1952 году я сделал еще один шаг вперед. Меня назначили судьей на линии в матчах на первенство Советского Союза.

Наученный горьким опытом, я уже не задирал носа. Выполняя дружеские наставления Латышева, я для практики почти ежедневно судил игры уличных и дворовых команд, разбирая потом вместе с ребятишками самые интересные и сложные ситуации. Надо было видеть, с каким жаром обсуждали они непростые проблемы судейства, нередко с успехом подсказывая мне линию поведения арбитра в том или другом эпизоде. Не вызывало споров только одно: рефери всегда и во всем должен быть объективным.

Незаметно минул год. Я отсудил немало матчей. Азербайджанская коллегия судей присвоила мне республиканскую категорию и выдвинула мою кандидатуру на обслуживание первенства страны. С плохо скрываемым нетерпением ждал я ответа из Москвы. И когда он пришел, я поначалу даже не поверил. Снова и снова перечитывал я свою фамилию в коротком судейском списке.

Лиха беда начало

Дебют мой проходил в Тбилиси, где встречались коллективы армейских клубов хозяев поля и Ташкента. В ночь перед игрой я долго не мог уснуть.

Днем же я, как ни странно, чувствовал себя довольно бодро. Правда, незадолго до игры испытал нечто вроде предстартовой лихорадки, но это было вполне понятное волнение, знакомое каждому спортсмену.

С первых же минут на поле развернулась упорная борьба. И я тщательно следил, чтобы она не выходила за рамки правил. Мне это удалось. И вскоре я почувствовал, что судить стало легче, — игроки признали мои решения авторитетными.

Не вызвал споров на поле и назначенный мною одиннадцатиметровый в ворота тбилисцев. Я вынужден был прибегнуть к такой крайней мере из-за того, что защитник хозяев, ухватившись за майку центрфорварда ташкентцев, задержал его в своей штрафной площади. Кстати, гол, забитый с пенальти, определил исход напряженного поединка.

Теперь настал черед новых волнений. Какую оценку вынесет мне просмотровая комиссия? Что возьмет верх — огорчение за проигрыш «своей» команды или объективность? Томили меня долго. Наконец председатель комиссии судья всесоюзной категории Кравченко поздравил меня с успешным началом и объявил оценку — «отлично»!

В этой связи мне хочется сказать несколько слов по поводу бытующего у некоторой части арбитров представления о «вынужденном» либерализме по отношению к хозяевам поля.

Я не могу согласиться с такой точкой зрения. Твердость судьи, уверенного в своей правоте, на поверку всегда оборачивается укреплением авторитета, укреплением доверия со стороны клубов. И напротив, арбитры, идущие у кого-либо на поводу, как правило, быстро теряют уважение. Вот почему мне кажется, дело не столько в оздоровлении обстановки, сколько в воспитании у судей таких качеств, как непредвзятость, объективность, умение отстоять свою трактовку игрового эпизода…

Спустя некоторое время после матча в Тбилиси я получил сообщение, что мне поручено провести в Баку международную встречу «Нефтяник» — сборная Эфиопии. Еще перед началом состязания я испытывал неуверенность: поймут ли мою жестикуляцию зарубежные игроки?

Поединок показал, что опасения мои были не напрасными. Несмотря на то что каждый свисток я сопровождал выразительной жестикуляцией, эфиопские футболисты, казалось, не хотели меня понимать, всячески демонстрируя свое недовольство судейством. Не понимая, чем вызвана эта реакция, я сразу растерялся, допустил несколько небольших ошибок, что еще больше усугубило положение. Чувствовалось, назревает взрыв. И ждать себя он не заставил.

Вратарь бакинцев Чингиз Исмайлов спокойно выходил на навесную передачу. В этот момент нападающий соперников, оттолкнув голкипера, завладел мячом и послал его в ворота. Я, разумеется, не засчитал гола. Эфиопские футболисты организовали на поле настоящий митинг, пытаясь заставить меня изменить свое решение. Действовали они с подлинным африканским темпераментом, но я все же выдержал характер. И когда страсти немного улеглись, я с грехом пополам довел матч до конца.

В последующие годы я не раз возвращался мыслями к своему первому международному состязанию. Это было для меня, молодого арбитра, чрезвычайно важно, ибо проблема взаимоотношений судьи и игроков одна из самых кардинальных в современном футболе.

Плохо, когда судья на поле сам по себе, а игроки сами по себе. Показательным в этом отношении было состязание между «Нефтяником» и сталинградским «Трактором» в 1952 году, которое проводил довольно опытный куйбышевский арбитр.

Судья сухо, без замечаний, я бы даже рискнул заметить — равнодушно фиксировал нарушения, назначал штрафные и свободные удары. Словом, искренней заинтересованности в том, чтобы состязание проходило корректно, со стороны рефери не замечалось. Как-то незаметно футболисты распоясались, и арбитру так и не удалось вернуть игру в нормальное русло.

Также плохо, когда судья, не учитывая эмоционального напряжения матча, возбужденности игроков, ограничивается небрежной, а порой даже пренебрежительной мотивировкой своих поступков. Я помню, как во время очень упорного поединка «Нефтяника» с «Локомотивом» (Москва) ереванский судья Едигарян объяснял игрокам свои решения весьма неполно, а порой даже в оскорбительном тоне. В результате во время очередной остановки игры оба капитана с довольно угрожающим видом бросились к арбитру за разъяснением. Едигарян не нашел ничего лучшего, чем грубо оттолкнуть их.

На заседании просмотровой комиссии я спросил Едигаряна, чем объяснить его поступок.

— Если бы я их не оттолкнул, они бы подняли на меня руку, — ответил Едигарян.

Комментарии тут, мне кажется, излишни. С такими представлениями о поведении рефери на поле вряд ли можно успешно обслуживать серьезные состязания.

А в чем же была моя ошибка? Ведь в матче со сборной Эфиопии я старательно сопровождал жестом каждый свисток. Однако именно это усердие и было излишним. Древняя азербайджанская поговорка гласит: «Ты сказал один раз — я поверил, повторил второй раз — начал сомневаться, повторил третий раз — я подумал, что это ложь».

Дело в том, что не всякое нарушение правил требует пояснения. Я же своей беспрестанной жестикуляцией нервировал футболистов — им, естественно, думалось, что я, демонстрируя свои познания правил, не ставлю и в грош их понимание игры. Нарастало недовольство, которое и вылилось в конце концов в скандал.

Очень хорошо я понял свою ошибку, когда в 1954 году мне довелось быть судьей на линии в бригаде одного из лучших арбитров мира — Николая Гавриловича Латышева. Мы проводили матч «Динамо» (Тбилиси) — «Зенит» (Ленинград). Понимая мое волнение, он с утра в игровой день не оставлял меня…

Наблюдая за Латышевым в игре, я обнаружил, что он не всегда сопровождал свои свистки жестами. Он объяснял свои решения лишь в том случае, если футболисты, остановленные свистком, бросали вопросительный взгляд в его сторону. Судейский почерк Николая Гавриловича был безукоризнен, редкие жесты скромны и оригинальны, а умение держать себя на поле импонировало и игрокам, и зрителям. Матч прошел гладко, без единого инцидента. И воспоминание об этом поединке в Тбилиси — одно из самых приятных за всю мою многолетнюю судейскую карьеру.

Наконец наступил день, когда мне поручили самому возглавить судейскую бригаду — в матче первой лиги: ЦСКА — «Трудовые резервы» (Ленинград). Накануне встречи, которая проводилась на киевском поле, ко мне в гостиницу зашли опытные арбитры — киевлянин Александр Мугурдумов и сочинец Петр Гаврилиади. Оба, как бы между прочим, рассказали мне несколько случаев из своей практики судейства этих клубов.

— Ты знаешь, — говорил Мугурдумов, пряча улыбку, — матчи с ЦСКА судить вообще не очень трудно. Армейская дисциплина — это вещь. И особенно хорошо она срабатывает, когда судья ее уважает. Я лично во встречах с участием ЦСКА всегда стараюсь находиться как можно ближе к игровому моменту, не упускать ни одного нарушения.

— Точно, — подхватил Гаврилиади. — Свисток по всякому поводу, как я заметил, «заводит» армейцев…

Я, в глубине души благодарный им за такую эзоповскую форму подачи совета, наматывал себе на ус их замечания.

Матч армейцев с ленинградцами я провел довольно спокойно. Просмотровая комиссия выставила мне хорошую оценку, а старший тренер москвичей сердечно поблагодарил за судейство.

Зато первое мое выступление в Москве удачным не назовешь. В поединке между московским «Динамо» и «Крыльями Советов» (Куйбышев) меня подвел мой земляк Алекспер Мамедов. Я знал, что, прикрываясь корпусом, он в пылу борьбы, случается, подталкивает противника рукой. Случается, а не всегда! Я же фиксировал нарушение с его стороны и тогда, когда он отнюдь не преступал правил. Неудивительно, что трибуны бурно реагировали на мои свистки.

«Зрители недовольны» — под таким заголовком был опубликован на следующий день отчет о состязании в газете «Труд». Автор корреспонденции тщательно разбирал допущенные мной ошибки и утверждал, что именно арбитр испортил поединок. Журналист высказывал упреки и в адрес Федерации футбола СССР, допустившей к игре слабо подготовленного рефери.

И все же, хотя первый экзамен перед столичными болельщиками я не выдержал, уверенность в своих силах мне удалось сохранить. Очень помог мне Александр Меньшиков, назначенный в мою бригаду на матч «Торпедо» (Москва) — «Шахтер» (Донецк). Он сделал все, чтобы снять напряжение, ликвидировать горький осадок, оставшийся от первого моего выступления в столице. Игра прошла удачно. Были довольны, кажется, все — и зрители, и футболисты, и просмотровая комиссия…

В течение сезона я провел еще несколько игр. Неожиданную радость доставил мне известный алмаатинский рефери Владимир Толчинский, которого я случайно встретил в ашхабадском аэропорту.

— Тофик! Поздравляю. Тебе присвоили звание судьи всесоюзной категории!

А вскоре последовала еще одна новость — мне предложили должность второго тренера «Нефтяника».

В «Нефтянике» я провел три года, сначала в качестве тренера, а потом начальника команды.

Я стал видеть больше матчей, больше судей. Не раз я бывал неудовлетворен как начальник команды чьим-то судейством. Но эта неудовлетворенность быстро переходила в анализ игр и завершалась накоплением ценнейшего опыта. Именно ценнейшего. Потому что мастерство судьи имеет свои весьма специфические возрастные рубежи, совсем иные, чем у игрока. Такой пример. Футболист может быть участником финального матча на Кубок СССР в 19 лет. Но вряд ли когда-нибудь мы увидим арбитром финала судью такого же возраста.

Может возникнуть вопрос: справедливо ли это? Предпочитая опыт, не отказываем ли мы арбитрам в праве на талантливость?

Конечно, нет. Просто в мастерстве рефери талантливость — лишь одно из слагаемых, пусть и весьма существенное. Но куда весомее накопленный годами опыт! Глубокий смысл заложен в существовании длинной судейской иерархии от третьей категории до всесоюзной и международной. Решение же начать карьеру арбитра принимают обычно те, кто закончил выступления на зеленом ковре.

Лучший способ избавиться от искушения

— Ох, не хватало мне только этого футбола! — сказала мама, с грустью рассматривая мои рваные ботинки. — Тебе четырнадцать лет, на голову выше меня уже… — Она тяжело вздохнула. — Не напасешься на тебя…

Понурив голову, я молча слушал маму, проклиная в душе здоровенный булыжник. Его я сам, пыхтя от натуги, притащил во двор. Он служил штангой в воротах, которые мне доверили защищать ребята из нашего дома. И разве я виноват, что, пытаясь ногой отбить мяч, угодил в камень и ушиб пальцы? Но это полбеды. А вот ботинки… В те трудные военные годы они стоили недешево, и я понимал, что нечаянно создал огромную брешь в нашем скромном семейном бюджете.

«Не буду играть в футбол», — твердо решил я.

Но там, где начинался футбол, кончалась моя воля. Воистину, лучший способ избавиться от искушения — это поддаться ему!

Оправдание у меня было наготове. Я учился во второй смене, с часу дня. И не ложился в постель, пока не были приготовлены все уроки. Мама сначала сердилась на меня, но потом четверки и пятерки в школьном табеле как-то смягчили ее.

Зато утром, когда в окно нашей комнаты летели мелкие камешки, я с легким сердцем молниеносно натягивал на ноги башмаки, кое-как подлатанные дядей Гришей, соседским сапожником, и мчался по крутой скрипучей лестнице вниз, во двор.

Старые бакинские дворы моего детства… До сих пор у меня щемит сердце, когда в каком-нибудь потемневшем от времени доме я вижу каре остекленных веранд, раскидистый тутовник или инжир — излюбленное место наших пиршеств в период сбора урожая и военных игр, серый, в глубоких трещинах асфальт, сквозь который весной пробиваются острые и нежные ростки изумрудной травы.

На этом асфальте, исчерченном мелом, развертываются великие футбольные битвы: двор на двор, улица на улицу. На время сражений девчонки и малыши изгоняются. Пусть смотрят на нас с лестниц, ведущих на второй этаж, пусть забираются на дерево или еще куда — внизу им места сейчас нет. Внизу мы самозабвенно гоняем мяч.

Но какого бы накала ни достигали футбольные страсти, и нападающие, и защитники всегда старались помнить: бить мячом куда угодно, но ни за что — в сторону веранд. Легко сказать — не бить! Как ни старайся, рано или поздно после лихого удара раздавался тонкий звон бьющегося стекла и в тон ему — взвинченный голос разгневанной хозяйки. Подхватив мяч, мы мчались сломя голову кто куда. Дай бог унести ноги!

И по секрету: даже сегодня, через добрых тридцать лет, когда я слышу, как разбивается стекло, мне с трудом удается удержать себя на месте…

Самым большим праздником для меня и моих сверстников были матчи с участием бакинского «Динамо». Конечно, просить деньги на футбол у родителей никто из нас не смел. В лучшем случае можно было заработать продолжительную нотацию. Впрочем, в деньгах не было особой нужды. Мы отлично знали «слабые» места уютного динамовского стадиона, расположенного на берегу Каспия, в самом центре города.

С верхушки стены, в которую упирался последний ряд невысоких трибун, можно одним взглядом окинуть жесткое песчаное поле. По нему, вздымаемые свирепым северным ветром «хазри», гуляют густые облака пыли, скрывая нередко не только мяч, но и целые группы футболистов. Но мы ничего не замечали. Нас увлекала игра, и мы истошно орали: «Ма-а-ази-ла!», или «Г-о-ол!» (тогда еще никому незнаком был «хоккейный» вариант — «шайбу!»), или «Судью — на мы-ыло!..»

А после матча, когда народ растекался со стадиона, мы тесной стайкой шли по набережной, через Приморский бульвар, домой, и наши звонкие ребячьи голоса далеко разносились в сгустившемся вечернем воздухе…

В один из теплых сентябрьских дней 1943 года мой друг — юный спартаковец Ариф Садыхов — привел меня в детскую футбольную команду «Спартака». Началась моя футбольная карьера.

…После шести месяцев напряженных тренировок я принял участие в играх на первенство Баку. На первый матч с футболистами «Буревестника» в полном составе явился и весь наш класс, и весь наш двор. Друзья изо всех сил подбадривали меня.

— Тофик, давай!

— Тофик, жми!

— Тофик, бей! — неслось над стадионом, едва мне стоило овладеть мячом.

И я изо всех сил старался не подкачать. Особенно запомнился мне момент в конце второго тайма. Ребята сгрудились на правой половине поля, у ворот «Буревестника», между угловым флангом и штрафной. Мяч словно пуля вылетел оттуда прямо ко мне в ноги. И тут же я уловил рывок полузащитника Миши Эфендиева, мчавшегося по «пустому» левому краю. Наискосок, через все поле я точно выложил мяч ему на ногу. Удар. Гол. Мы победили 2:1.

После игры тренер Беник Саркисов и ребята тепло поздравили меня.

На следующий день после тренировки Беник попросил задержаться меня и Мишу Эфендиева:

— У меня замечательный индийский чай, — сказал Беник. И шепотом, сделав большие глаза, добавил: — Контрабандный,

Пока Беник заваривал чай в видавшем виды пузатом фарфоровом чайничке, я не мог отвести глаз от свежего снимка, висевшего над серой тарелкой комнатного репродуктора. В шпагате, в окружении двух соперников я проталкивал мяч одному из своих товарищей.

— Нравится? — спросил Беник, разливая душистый, густого коричневого цвета чай в маленькие грушевидные стаканчики-«армуди». И добавил: — Футбол — такая вещь. Если полюбишь, то уже навсегда!

…Вскоре ваша команда выехала в Нальчик, где проводилось первенство Центрального совета «Спартак» среди юношей. В первой игре встречались мы с хозяевами поля. Ночь перед игрой провели без сна — шутка ли, первый выезд за пределы республики! И, как говорится, перегорели. Мы еле двигались, находясь в состоянии какой-то апатии. Соответственным был и результат: проигрыш со счетом 0:3.

Когда вконец расстроенные мы вернулись в гостиницу, меня отозвал в сторону плотный тренер спартаковцев Нальчика.

— Послушай, Бахрамов, — сказал он свистящим шепотом, — переходи в нашу команду…

Я опешил от этого неожиданного предложения. Уехать в чужой город, оставить друзей, маму, родных!..

— Нет, это невозможно! — горячо воскликнул я.

И совсем уж неожиданно прореагировал на это приглашение Беник. Он обнял меня и негромко, будто про себя, произнес:

— Вот видишь, Беник, как выросли твои ребята! Пора им наверх, пора…

Беник как в воду глядел. Вскоре мастер спорта Виктор Пацевич, тренер команды «Динамо», выступавший от Баку в классе «Б», настоял в отделе футбола республиканского комитета физкультуры на моем переводе. Как потом выяснилось, рекомендовал меня в другой коллектив мой же тренер.

— Тебе надо совершенствоваться, малыш, — объяснил он мне свою позицию. — А вырасти в классного футболиста можно только в классной команде. Понял?

Да, очень скоро я понял, как много дают юноше тренировки, постоянное общение с подлинными мастерами футбола. Возвращаясь сейчас к тем годам, я с любовью вспоминаю старших товарищей, не жалевших ни времени, ни сил, чтобы открыть мне свои «профессиональные» секреты, повысить мое тактическое мышление.

Об одной игре мне хочется рассказать подробнее.

Было это в Горьком. Я сидел на скамейке запасных и с живым интересом наблюдал, как складываются события в матче. И впервые — неожиданно для себя — обнаружил, что совсем забыл, есть ли на поле судья. Ленинградец Николай Усов все время находился как бы в тени. Его свисток безмолвствовал, если нарушение было на пользу провинившимся, в каждой отдельной ситуации, казалось, он словно выжидал чего-то. Но ни одно его решение не было запоздавшим! А четкая, грамотная жестикуляция до последней точки объясняла тот или иной проступок игрока.

Усов, невысокий, полный, колобком катился по зеленому газону. Добродушное круглое лицо его было сосредоточенно, а маленькие зоркие глазки не упускали ни одного движения игроков.

Наш футболист Апрес Хачатуров славился в команде тем, что ему почти всякий раз удавалось обвести судью вокруг пальца. То он выторгует штрафной или аут, то вымолит угловой. А однажды даже спровоцировал арбитра на назначение одиннадцатиметрового удара! Вот и сейчас, столкнувшись с противником, он с несчастным видом растянулся на влажной после недавнего дождя траве. Усов, пробегая мимо него, довольно громко бросил:

— Вставай быстренько, а то простудишься.

Апрес тут же, как ни в чем не бывало, вскочил на ноги и под аплодисменты зрителей включился в игру. До конца матча он, как и другой наш заядлый спорщик, защитник Ашот Абрамов, словно воды в рот набрал.

После матча, уже в гостинице, я подошел к Усову и не очень связно, но с чувством выразил свое восхищение его судейством. Врезалась в память высказанная им мысль.

— Нельзя быть хорошим судьей, не имея за плечами серьезного игрового стажа. Взять, например, грубость. Даже только умышленную. Футболист может допустить недозволенный прием и потому, что его обходит более техничный соперник, и потому, что не выдержали нервы, и потому, что ответил на провокацию… А ведь каждое из этих нарушений требует своего, только своего наказания. И я сильно сомневаюсь, что судья, не обладающий игровым опытом, зафиксировав проступок, разберется в подспудных причинах, вызвавших его.

Сегодня я с уверенностью могу подтвердить глубокую справедливость высказывания Усова. Но тогда… Тогда судейская карьера меня не привлекала.

В 1948 году бакинский «Нефтяник» включили в класс «А». Я начал играть за дублирующий состав этого коллектива. Со мной много занимался один из лучших защитников того времени — Наум Наумцев. Самым крупным моим огрехом был выбор позиции. Однажды, в матче с дублем ленинградского «Зенита», я из-за этого аккуратно положил головой мяч в сетку собственных ворот, которые защищал Владимир Кармаев.

Постепенно этот недостаток изживался, и меня чаще стали вводить в основной состав. Не скрою, в глубине души я лелеял самые честолюбивые мечты. Мне хотелось достигнуть класса таких мастеров, как Семичастный, Кочетков, Станкевич, Василий Соколов. И, наверное, поэтому я с огромным старанием занимался и на поле, и в аудиториях Азербайджанского государственного института физкультуры. Но травма, полученная в Бильгя…

Будни арбитра

Закончив тренерскую работу в команде мастеров, я вновь готовил себя к судейской практике, смирившись с мыслью, что все придется начинать сначала. «Футбол требует жертв», — невесело думал я, втайне надеясь, что мне поручат обслуживание матчей класса «Б». Но очередной номер «Футбола» принес приятную неожиданность — моя фамилия была в списке судей первой лиги.

Я всячески поддерживал форму, много судил матчей на первенство города. И все же перед первым серьезным испытанием на душе было тревожно.

Поединок «Пахтакора» и ленинградского «Зенита» не вызвал никаких осложнений.

В свой следующий судейский день я вновь вызвал на поле ленинградский «Зенит». У себя дома он принимал московское «Торпедо». Едва выйдя со своими помощниками из бетонного зева туннеля, я промок до нитки. Проливной дождь разразился к началу матча, будто специально сверившись с футбольным календарем.

Мокрое поле, напряженный характер состязания вывели некоторых футболистов из состояния равновесия. Особенно «досаждал» мне нападающий торпедовцев Валентин Иванов. Он оспаривал каждый мой свисток, каждое принятое мной решение. Терпение мое лопнуло, когда в середине первой половины игры он, поймав после свистка мяч, спросил меня с издевкой:

— В какую сторону пробить, товарищ судья?

Я сухо отрезал:

— Следующий вопрос в этом матче вы зададите уже со скамьи запасных.

После этого Иванов несколько поостыл. То ли внушение подействовало, то ли холодный ливень… Ко мне он больше не обращался, но на некотором отдалении продолжал все же время от времени жестами выражать свое несогласие с моими решениями.

В перерыве я пригласил тренера торпедовцев Николая Петровича Морозова вместе с Валентином Ивановым зайти в судейскую комнату. Внушение было коротким и строгим.

Во второй половине состязания Валентина было не узнать — он вел себя идеально.

Через несколько дней, уже в Баку, меня догнал номер ленинградской газеты «Смена» с опубликованным там обзором писем «Футбол волнует сердца». Из корреспонденции было ясно, что ленинградцы разошлись в оценке поединка.

«Трудно свести к одному знаменателю все выводы: сколько авторов, столько мыслей. Но в двух случаях они единодушны. Во-первых, все — большие поклонники «Зенита», и это невольно делает многих необъективными в оценках. Во-вторых (что очень приятно!), нет ни одного отчета, в котором бы не отмечалось хорошее судейство бакинской бригады…»

Да простит мне читатель эту цитату. Так часто на долю рефери выпадают несправедливые и обидные упреки и так редко — благожелательные, добрые слова…

До конца сезона я провел еще несколько игр. В общем, на приемлемом уровне, хотя и без особого блеска. Поэтому приятной неожиданностью было узнать, что мне доверено обслуживание состязания в Москве между «Шахтером» и «Динамо». Поединок этот имел особое значение: в случав победы столичные футболисты за несколько туров до конца обеспечивали себе первенство в чемпионате страны.

Несмотря на шестиградусный мороз, состязание проходило очень остро. Динамовцы жаждали победы, но и соперники не думали уступать. Мяч с такой скоростью путешествовал по полю, что мне приходилось быть предельно внимательным и собранным. К тому же команды демонстрировали далеко не «чистую» игру. Правда, в большинстве случаев нарушения правил не носили умышленного характера. И я трудился в поте лица, чтобы, как говорится, «не пересвистеть», не сбить высокого темпа частыми остановками состязания.

Минут за пятнадцать до конца встречи я поскользнулся и сильно потянул ногу. К счастью, передвигаться много не пришлось — в этот период игра целиком переместилась к воротам «Шахтера»: динамовцы, чувствуя, что победа ускользает из рук, резко усилили натиск. И тут случилось непредвиденное. Кто-то из горняков сильнейшим ударом отбил мяч, и он очутился в центральном круге, в ногах одиноко стоявшего там Сапронова. Сделать длинный рывок и войти в непосредственный контакт с Яшиным было для него делом считанных секунд.

Превозмогая боль, я что было сил кинулся вслед за форвардом. «Достать» его мне удалось в ту секунду, когда он приготовился пробить по цели. Пытаясь опередить события, я едва не дал сигнал о взятии ворот — настолько правдоподобным был сапроновский финт. Но Яшин — это же Яшин! — разгадал маневр нападающего и в отчаянном броске вытащил мяч из дальнего угла…

Матч закончился вничью — 0:0. Динамовцы все же стали чемпионами, завоевав недостающее очко в следующем поединке.

В том, 1963 году я был включен в десятку лучших футбольных арбитров страны, вместе с Сергеем Алимовым, Кестутисом Андзюлисом, Петром Беловым, Павлом Казаковым, Карло Круашвили, Николаем Латышевым, Александром Меньшиковым, Николаем Хлопотиным и Владимиром Ходиным.

Бакинская коллегия судей отмечала в 1964 году свой полувековой юбилей. Начинала она в мае 1914 года, когда по инициативе представителей футбольных организаций в Баку, по примеру многих крупных городов России — Петербурга, Москвы, Одессы, Харькова была создана футбольная лига, а при ней — коллегия судей. До этого все футбольные встречи проводили сами участники турниров, теперь же в поле появился «дирижер» матча.

У нас в Азербайджане имена лучших судей болельщики знают не хуже, чем ведущих футболистов «Нефтчи».

…Страстного болельщика, сотрудника бакинской милиции Ризвана Наджафова в путешествии по Венгрии случай привел в часовую мастерскую. На дверях мастерской красовалась вывеска: «Ураш мейстер Зайонц Пал».

Наджафов разговорился с пожилым часовщиком, отлично владевшим русским языком.

— У нас в Баку есть судья всесоюзной категории по футболу Зайонц. Не ваш ли родственник? — поинтересовался Наджафов.

— Как его имя? — Пал Зайонц приподнялся со стула.

— Имя? Борис.

— Борис? — переспросил часовщик, лицо его побелело. — Не может быть! Борис… Если это так, то Борис мой младший брат. Мы не виделись с ним 57 лет.

Через несколько часов братья уже говорили по телефону. А вскоре встретились «очно». В последние годы свои отпуска они проводят обычно в гостях друг у друга.

Вот живой пример популярности арбитра. И Бакинская коллегия судей дорожит своим заслуженным авторитетом, всячески оберегает его. Принципиальность и доброжелательность — вот два принципа, которые позволили коллегии стать одной из ведущих в стране.

В последние годы Бакинская коллегия судей значительно выросла и заметно окрепла. Так, в полный голос заявили о себе Ал. Балаян, Э. Давидашвили, А. Кулиев, Р. Адигезалов, Ю. Заманов, А. Агаджанов, X. Новрузов, Ф. Ниязов. Люди разных характеров, разных специальностей. Заманов — текстильщик. Балаян — журналист. Давидашвили — преподаватель вуза. Агаджанов — токарь… И всех их объединяет футбол.

…XXVI чемпионат страны сложился для меня удачно. Болельщики «приняли» меня.

Но как ни беспристрастен судья, он — человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Ему приятно, когда его хвалят, он огорчается, когда получает очередную дозу упреков.

Много споров вызвал пенальти в ворота футболистов ЦСКА во время их встречи с киевским «Динамо». Я находился в двух шагах от места событий. После навесной передачи Василия Турянчика мяч отлетел от руки армейца Альберта Шестернева и спустя секунду попал в руку динамовца Федора Медвидя. Зрители и большинство игроков видели «вторую» руку — Медвидя. Но я видел первую и дал свисток. На трибунах царил невероятный гул, однако, к сожалению, у судьи нет возможности объяснить тысячам зрителей, почему он принял то или иное решение.

Был ли я прав? Формально — да! Мяч изменил направление полета в непосредственной близости от ворот. Но дело в том, что и рука явно была неумышленной, и откровенной голевой ситуации не возникло. Восемь лет назад на страницах «Футбола» я с жаром отстаивал свою правоту. Сегодня я, вероятно, не назначил бы одиннадцатиметровый…

Я находился еще под впечатлением споров вокруг этого пенальти, когда получил сообщение о назначении на международную игру «Пахтакор» — «Насьональ» (Уругвай). Южноамериканцы удачно начали турне, выиграв три встречи подряд. Не скрывали они своих агрессивных намерений и перед заключительным состязанием в Ташкенте.

Было ясно, что узбекские спортсмены дадут уругвайцам настоящий бой: ведь на карту в какой-то степени был поставлен престиж отечественного футбола! Это придавало поединку дополнительную остроту, тем более что в предыдущих матчах игроки «Насьоналя» проявили себя отнюдь не ангелами. В Алма-Ате, например, они вели себя мало сказать нетактично — просто вызывающе.

Учитывая все это, я решил поначалу несколько изменить собственной манере и реагировать на каждое нарушение. Когда же футболисты привыкнут к мысли, что арбитр ничего им не прощает, допустить свободную игру.

Мой план оказался удачным. Несмотря на проигрыш своих питомцев, их наставник, бывший тренер сборной Бразилии Альфредо Зезе Морейро, пожимая мне руку после матча, отметил, что у него нет никаких претензий. В этот же день вечером он преподнес мне на память скромный сувенир вместе с программой матча, на которой оставили автографы футболисты «Насьоналя».

Вскоре после проведения матча «Насьональ» — «Пахтакор» в список судей ФИФА на обслуживание официальных международных состязаний внесли и мою фамилию. И снова радость была двойной — одновременно мне сообщили, что я назначен арбитром на финал Кубка СССР: «Крылья Советов» (Куйбышев) — «Динамо» (Киев).

Подъехав к стадиону, я не поверил своим глазам — столько было болельщиков с Украины. На стоянках у Лужников выстроились целые колонны машин с украинскими номерами, а вокруг звучала мягкая украинская «мова».

Обычное «таинство» в судейской комнате перед встречей: я, мои коллеги — Карло Круашвили и Владимир Ходин, представители команд, киевлянин Виктор Терентьев и куйбышевец Иван Ширяев, выбираем мяч.

И вот он в центре поля. Сразу же над трибунами взметнулись плакаты болельщиков. Обе команды быстры, поэтому вначале они пробовали играть длинными передачами, но мяч везде находил преграды. Киевляне быстрее поняли необходимость в более гибкой тактике. Даже их стражи тыла не гнушались пройти с мячом подальше от своих ворот. Вот так и получилось, что смелый рейд Островского к самой штрафной площадке «Крыльев Советов» должен был закончиться передачей в центр. Но этому помешал куйбышевский полузащитник. Угловой. Досадная срезка защитника «Крылышек» — и мяч после пушечного удара Виктора Каневского вонзается в сетку.

На третьей минуте второго тайма мяч еще раз побывал в воротах волжан. Но я заметил, что Серебряников подправил его рукой. Это была, пожалуй, единственная сложная ситуация в матче. Он, кстати, закончился с минимальным счетом.

Динамовцы в Киев увезли Кубок, волжане в Куйбышев — дипломы второй степени. А я остался в Москве. Мне предстояло вместе с Александром Меньшиковым и Сергеем Алимовым вылететь в Стокгольм на встречу первых национальных сборных Швеции и Польши.

Стокгольмский аэропорт «Орландо» встретил нас прохладным ветром и теплыми улыбками президента Шведской футбольной федерации министерства торговли господина Ланге и его свиты. Нам сразу сказали, что шведская сборная готовилась к матчу тщательно, настроена «воинственно» и проигрывать не собирается. Меньшиков, опытный «футбольный дипломат», в долгу не остался и тонко заметил, что не мешало бы узнать и мнение поляков на этот счет…

Встреча состоялась на знаменитом стокгольмском стадионе «Росунда», том самом, где проводился финал первенства мира в 1958 году и где в отборочном состязании Кубка Европы встречались сборные Советского Союза и Швеции. «Росунда» — футбольный стадион. Трибуны на 52 тысячи зрителей покрыты легкими козырьками, а зеленое поле, несмотря на глубокую осень, выглядело весенним.

Игра началась поздно вечером. Но ни футболисты, ни мы, судьи, особых неудобств не ощущали. Только потом я понял, что электрическое освещение настолько ярко, настолько искусно спроектировано, что моментами даже теряешь представление о времени суток.

Уже на шестой минуте хозяева поля вели со счетом 2:0. Очевидно, поляки, как и мы, все это время не могли свыкнуться с тем шумом, который царил на трибунах. Шведская публика оказалась весьма темпераментной, то и дело пускала в ход трубы, трещотки, колокольчики. Когда же игроки сборной Польши справились с собственным волнением, они легко подобрали ключи к шведской обороне, и к концу тайма счет стал 3:2 в их пользу. Окончательный же результат — 3:3 шведы установили на 55-й минуте.

В целом нашим судейством остались в Стокгольме довольны. Об этом говорили недвусмысленные отзывы господина Ланге и его коллег по Федерации футбола Швеции, дружеские рукопожатия капитанов команд и приглашение селекционера шведской сборной господина Нимана провести один из ближайших матчей шведов.

На прощальном приеме нам вручили почетные судейские значки Федерации футбола Швеции, которыми обычно награждаются арбитры, проведшие 75 и более международных и лиговых матчей. А потом, как бы между прочим, рассказали о том, что встречу смотрели многочисленные коммивояжеры, приценивающиеся к новой футбольной звезде Швеции — правому крайнему Огеру Магненссону. Нам осталось только посочувствовать шведскому футболу и вспомнить незавидную долю Хамрина и его друзей, подвизающихся в иностранных клубах вдали от родины…

В 1965 году вместе с ленинградцем Анваром Зверевым и москвичом Павлом Казаковым я прибыл в столицу Суоми. Нам предстояло судить отборочный матч между первыми национальными сборными Финляндии и Италии.

Что сказать о матче? Гости технически и тактически превосходили хозяев, но это неравенство финны стремились компенсировать боевым духом и энергичными действиями. Причем нередко им это удавалось. Итальянцы, со своей стороны, старались перевести игру в спокойное русло. Но порой увлекались и сами же взвинчивали темп.

Любопытно, что именно в один из таких моментов они добились успеха. Стремительный проход Паскутти на 33-й минуте был прерван недозволенным приемом. Штрафной решил пробить Маццола. Он мастерски, метров с двадцати пяти, послал крученый мяч через «стенку» в угол ворот.

После пропущенного мяча финны стали действовать еще резче, обвиняя порой в резкости… своих соперников. После того как я раз или два жестами объяснил неправомерность их притязаний, ход поединка вновь вошел в нормальное русло.

Та же 33-я минута оказалась для финнов роковой и во втором тайме. Получив точный пас Мора, Булгарелли аккуратно впечатал мяч в сетку.

Матч, по мнению финских специалистов, мы, советские арбитры, провели уверенно и четко. Тренер сборной Италии Э. Фаббри заявил после игры:

— В адрес судей могу сказать коротко — браво!

Его поддержал и президент Финской коллегии футбольных рефери А. Пеккинен:

— Отлично действовала советская бригада, улавливая и фиксируя своевременно даже тонкие нарушения правил с обеих сторон.

Вечером на приеме в знак признания наших судейских заслуг мы были награждены золотыми медалями Федерации футбола Италии. Представитель федерации подчеркнул, что награждение это уже само по себе является свидетельством международного авторитета советского футбола.

Через десять дней в Лужниках перед матчем «Спартак» — «Динамо» (Киев) представитель Всесоюзной коллегии судей Виктор Михайлович Архипов вручил мне значок ФИФА. Я ждал этого дня, готовился к нему, и все-таки радость была так велика, что я просто потерял голову. Из-за этого возникло несколько смешных моментов. Подняв руку, я ждал, когда футболисты «Спартака» введут мяч в игру. Спортсмены же с удивлением смотрели на меня. Прошло добрых полминуты, пока я сообразил, что надо дать свисток к началу матча. Да и в ходе состязания я ловил себя на том, что отвлекаюсь от поединка…

Вернувшись после игры в судейскую раздевалку, я вытащил значок и долго рассматривал его. Мне все не верилось, что я стал седьмым советским арбитром в списке ФИФА вслед за Николаем Латышевым, Сергеем Алимовым, Петром Беловым, Иваном Лукьяновым, Николаем Хлопотиным и Николаем Балакиным…

Никогда мне не доводилось судить столько трудных и ответственных поединков, сколько в тот год. Счет им открыла встреча в Финляндии. Затем подряд два сложнейших состязания: «Спартак» — «Динамо» (Киев) и «Торпедо» (Москва) — «Динамо» (Тбилиси). Вторая игра проходила в дождливую погоду. Лило как из ведра. И все же десятки тысяч зрителей, укрывшись под зонтиками, наблюдали за игрой — у всех в памяти были живы воспоминания о поражении торпедовцев (4:1) в Ташкенте прошлой осенью в переигровке за звание чемпиона страны.

Матч складывался нервозно. Тон задавали Эдуард Стрельцов и Муртаз Хурцилава, то и дело затевавшие стычки друг с другом. Вскоре «эпидемия» нарушений охватила всех, включая и вратарей. Как быть? Решил начать с зачинщиков. После двух-трех внушений Хурцилава и Стрельцов несколько поубавили свой пыл. Игра стала несколько корректнее, по до конца поединка так и не выровнялась.

В конце состязания новая вспышка грубости после непростительной ошибки торпедовца Анзора Кавазашвили. В простейшей ситуации он выронил мяч из рук, и Славе Метревели ничего не оставалось, как протолкнуть этот мяч в сетку. На силовое давление автозаводцев южане ответили еще большей резкостью в защите. Даже холодная ванна — дождь хлестал, не прекращаясь ни на минуту, — не могла остудить страсти.

Чувствуя, что поводья вырываются из рук, я фиксировал буквально каждое нарушение, стремясь выиграть время и успокоить расшалившиеся нервы футболистов. Наконец торпедовцу Воронину удалось использовать штрафной. Блестящим резаным ударом он послал мяч в ворота гостей. Не скрою, когда стрелка секундомера поползла последний круг, я почувствовал некоторое облегчение. Мне думалось, что вряд ли будет еще в течение сезона поединок такой же сложный и трудный, как этот. Такой же точки зрения придерживались и некоторые мои коллеги. Но все мы ошиблись.

Конечно, ни Кестутис Андзюлис, назначенный судьей финального состязания на Кубок СССР между московским «Спартаком» и минским «Динамо», ни его помощники — таллинец Евгений Хярмс и я не предполагали, что этот матч окажется своего рода «эталоном» грубости. Как известно, соперникам пришлось встречаться дважды. 240 минут финала — такого еще не знала история отечественного футбола. Четыре часа понадобилось спартаковцам, чтобы вырвать победу у минчан. Именно вырвать. Другого определения тут не придумаешь.

Дело дошло до того, что Андзюлис в перерыве между таймами основного времени отказывался продолжать судейство. Тренеры, обращаясь к спортсменам, заявили, что они просили арбитров при малейшей грубости удалять с поля. Наставники буквально взывали к своим питомцам:

— Играйте, как честные спортивные бойцы. Уважайте зрителей и себя.

Но увы… Зрители и миллионы болельщиков у экранов телевизора видели, как футбольное поле, залитое водой, постепенно превращалось в боксерский ринг.

Думается, ошибка наша была в том, что мы «пожалели» команды, сразу не применили высшую меру наказания к тем, кто этого заслуживал. А на штрафные и свободные удары футболисты не реагировали — они воспринимали их в тот день, если хотите, как слон булавочный укол.

Правда, пресса на этот раз настроилась довольно благодушно по отношению к судьям. А. Вит, например, писал в «Советском спорте»:

«Арбитр Андзюлис и его помощники Бахрамов и Хярмс справились с судейством матчей, потребовавшим от них огромного нервного напряжения и энергии, и заслуживают благодарности. Но можно ли мириться с манерой судейства, принятой в нашем футболе, манерой, которая попустительствует тактике фола? Разумеется, борьба за Кубок накаляет страсти. Но пять травм — не слишком ли дорогая цена за формализм в оценке умышленных нарушений?»

Я целиком разделяю эту точку зрения. В своей практике, при всей своей приверженности к «мягкому» судейству, я становлюсь твердым, когда вижу, что промедление к добру не приведет. Важно не дать разгореться огню. Пожар легко потушить в зародыше, но трудно справиться с ним, когда пламя бушует в полную силу.

Весьма показательным в этом отношении был матч киевских динамовцев с автозаводцами столицы, основными конкурентами в борьбе за золотые медали чемпионов. Уже с первых минут встречи стало ясно, что киевляне настроены агрессивно. Они обрушили шквал атак на ворота лидера. Развязка наступила на 32-й минуте игры, когда Виктор Серебряников забил первый мяч. Спустя минуту динамовцы вновь заставляют гостей начать с центра поля. Третий гол в ворота москвичей забивает тот же Серебряников.

После перерыва москвичи усилили натиск, и Эдуард Стрельцов сквитал два мяча. Но большего столичные спортсмены добиться не смогли.

Матч нельзя было назвать корректным. Но я был готов к этому. И едва начинал тлеть огонек грубости, я вступал в «дипломатические переговоры» с футболистами. Как шутили после игры члены просмотровой комиссии, в состязании в конечном счете восторжествовала моя «тактика».

Но, к сожалению, даже корректные в целом матчи не обходились без инцидентов. Порой виновниками их становятся не футболисты.

Волею спортивной фортуны перед заключительным матчем с одесским «Черноморцем» торпедовцы Москвы на одно очко (по потерянным) опережали динамовцев Киева и в случае победы завоевывали чемпионский титул. О некрасивых событиях, развернувшихся вокруг этого состязания, назначенного на 15 ноября, тогда же рассказал спортивный обозреватель «Известий» Борис Федосов. В своей корреспонденции «Арбитр вне игры» он писал:

«…Страсти вокруг матча московского «Торпедо» с «Черноморцем» начали разгораться еще 11 ноября, когда Федерация футбола Украины вдруг выказала недоверие назначенному на встречу минскому арбитру В. Ходину. Как сообщили из Киева по телефону в Федерацию футбола страны, Ходину припомнили, что когда-то в Ленинграде он не назначил в ворота «Зенита», встречавшегося с киевским «Динамо», два пенальти, припомнили и еще какие-то обиды. Москва с этими аргументами вроде бы не согласилась, и 13 ноября наладчик одного из минских заводов В. Ходин и помощники судьи Н. Почиваленко из Могилева и Л. Барановский из Минска прибыли в Одессу. Однако в тот же день из Москвы в Баку была отправлена телеграмма с вызовом заведующего кафедрой института физкультуры Т. Бахрамова на судейство… «Торпедо» с «Черноморцем». …На этот раз с протестом выступили торпедовцы: судья назначен, пусть он и вызывает команды на поле.

Дело осложнялось… Телефонистки междугородной станции едва успевали соединять портовый город с Киевом и Москвой.

Вечером 14 ноября в Одессу прилетел Бахрамов. Но вопрос о судье еще не был решен… Телефонная связь Одесса — Киев — Москва — Одесса не размыкалась.

Неизвестно, какими ухищрениями Украинской федерации футбола удалось отвести В. Ходина, однако перед самой игрой 15 ноября из Москвы пришло конечное заключение: «Матч судит Бахрамов. Помощников определите сами». Судьями на линии были Н. Почиваленко из Могилева и москвич А. Меньшиков. Справедливость требует сказать, что бригада справилась со своей задачей хорошо. Больше того, на разборе судейства просмотровой комиссией арбитрам даже аплодировали.

Но, думается, отнюдь не аплодисментов заслуживают люди, которые допустили непонятную чехарду, которые фактически оскорбили человека, оскорбили грубо. Все знали, что В. Ходин назначен арбитром решающего поединка. Он давно готовился к матчу. Для поездки в Одессу его отпустили с работы. И вдруг отстранили от судейства. Почему? Никто этому человеку не объяснил, никто перед ним не извинился. Убрали «неугодного судью» — да и только. Возмутительна эта бесцеремонность. Некоторые руководители футбола забыли о том, какой вред наносят их действия благороднейшим воспитательным задачам спорта, как глубоко травмируют людей».

Что касается меня, я полностью поддерживаю Б. Федосова. Я глубоко убежден: Владимир Ходин — прекрасный, высококвалифицированный арбитр. Он сумел бы отлично провести эту игру. А искусственно нагнетенное напряжение привело к нездоровому ажиотажу вокруг матча.

По окончании футбольного чемпионата мне предстояло вылететь в Грецию на матч розыгрыша Кубка обладателей кубков между «Олимпиакосом» (Греция) и «Вест Хэмом» (Англия).

В Афины я отправился вместе со своими помощниками Сергеем Алимовым и Александром Меньшиковым. Советским судьям впервые предстояло выступать в Греции. Нам рассказывали, что на греческих стадионах арбитрам приходится нелегко. Из раздевалки до центра поля их обычно сопровождают усиленные наряды полиции, почти все сигналы арбитров встречаются оглушительным свистом трибун.

Вот почему не без тревоги выходили мы на стадион в Пирее. Однако опасения наши оказались напрасными. Верно, греческие зрители шумны, экспансивны, то и дело слышится барабанный бой, треск трещоток, взрывы петард. Но по отношению к арбитру зрители настроились с самого начала доброжелательно, щедро встречая аплодисментами каждый своевременный свисток.

Также, против ожиданий, мы не увидели легкого, южного футбола. Греки играли жестко, как говорится, в кость. Англичане же, как известно, тоже не прочь продемонстрировать силу и атлетизм. В этом поединке гости оказались сильнее. Сначала Питере открыл счет, а во второй половине увеличил его до 2:0. Тут же английский защитник Боинг проводит третий мяч, но на этот раз в свои ворота. А вскоре в пределах штрафной площадки британцы грубо сносят греческого нападающего, владевшего мячом. Пенальти четко реализует Полихрониоу. 2:2.

После игры один из сотрудников нашего посольства, смеясь, говорил мне, что мое решение вызвало на трибунах недоумение, несмотря на то что одиннадцатиметровый был пробит в ворота «Вест Хэма».

— Греческие арбитры, — продолжал он, — назначают пенальти только в тех случаях, когда на поле появляются эскулапы, а пострадавшего уносят на носилках…

Еду на чемпионат

Новый сезон сулил еще более трудные испытания. От Советского Союза для обслуживания чемпионата мира были выдвинуты кандидатуры Сергея Алимова и моя.

Кого же выберет Судейский комитет на своем февральском заседании в Барселоне? Кто же те счастливчики, имена которых он назовет? Я знал, что все судьи для обслуживания игр чемпионата мира избираются из числа тех, кто внесен в списки ФИФА. Причем предпочтение отдается рефери стран, команды которых попали в число финалистов. Логика, очевидно, такая: поскольку высок уровень футбола, то соответственно близок ему и уровень судейства.

Вместе с тем по рассказам Николая Гавриловича Латышева мне было известно, что, так сказать, анкетные данные еще далеко не решающие. Комитет тщательно анализирует судейство кандидата в ответственных международных матчах и состязаниях внутреннего календаря за последние 4 года, обсуждает оценки просмотровых комиссий, отчеты в прессе, выносит свое суждение о правомерности протестов, если они бывали поданы. Словом, волнений, понятно, хватало с головой. Тем более что на 31 место претендовали 141 арбитр из 81 страны.

20 февраля сессия Судейского комитета ФИФА закончила свою работу. В списке судей, утвержденных для проведения матчей первенства мира, значилась моя фамилия.

В преддверии чемпионата мира мне пришлось судить в Ростове очень тяжелый матч первенства страны между местными армейцами и московским «Спартаком». Обе команды не потеряли в первых турах ни одного очка. Столичные футболисты играли жестко, и болельщики ждали жестких мер с моей стороны. Они давили на меня, пытаясь буквально вырвать благоприятное для своей команды решение. Я не могу утверждать, что провел состязание совершенно безукоризненно. Арбитр не застрахован от ошибок. Но страшно и непростительно, если он ошибается намеренно, под влиянием недружелюбно настроенных трибун или же слишком хлебосольного приема хозяев поля.

Чтобы улучшить свою спортивную форму, я приступил к выполнению специального комплекса упражнений: штанга, плавание, кроссы. Поздней весной я без особых усилий преодолевал до 15 километров.

Занялся я и тщательной отработкой жестикуляции, добиваясь точности и выразительности. Репетировал на внутренних состязаниях я с таким усердием, что некоторые журналисты с улыбкой подметили, будто в моей судейской манере все явственнее стали проглядываться актерские черточки. Впрочем, после матча сборной СССР с итальянским клубом «Ланеросси» они признали — уже без улыбки: игроки и зрители отлично понимали меня.

Во время той игры я тщательно следил за реакцией итальянских футболистов на мои свистки. Вот центральный нападающий Виничио в борьбе за мяч с Афониным поднял ногу на уровень лица защитника. В ответ на свой сигнал встречаю его удивленный взгляд. Тотчас же сжимаю пальцы в кулак, поднимаю руку выше груди: опасная игра. Виничио кивает головой, произносит, старательно выговаривая слоги:

— Спа-си-бо.

Вот Россети неподалеку от своей штрафной отталкивает Банишевского. Одновременно со свистком демонстрирую жестом его нарушение. Он молча идет выстраивать стенку.

Вместе с тем после игры многие меня спрашивали, о чем я переговаривался при нарушениях правил с итальянскими футболистами. Здесь нет секрета. Я выучил по-английски и по-испански всю футбольную терминологию, и такие фразы, как «Пожмите друг другу руки», «Футбол не балет, но и не бокс», «Так поступать не делает чести спортсмену», «Вы сыграли грубо», «Постарайтесь не вынуждать меня к крайним мерам», и т. п. Большинство итальянцев более или менее сносно понимали по-испански, и контакт быстро наладился. Может возникнуть вопрос, почему я остановился на этих двух языках. Отвечу. Испанский — родной язык для спортсменов аргентинской, чилийской, мексиканской, уругвайской и собственно испанской команд, им владеют футболисты итальянской, бразильской, португальской, французской и частично швейцарской сборных. По-английски я мог объясниться с хозяевами чемпионата, а также с немцами. Ну, а с болгарами, венграми и корейцами — по-русски.

На земле родины футбола

Незаметно летели дни. Давно покинули родные края футболисты и тренеры сборной, затем вслед за ними отправились журналисты, туристы и специалисты. Пробил и мой час. Вместе с государственным тренером по футболу Борисом Павловичем Набоковым мы вылетели 8 июля в Лондон с пересадкой в Париже.

С отличным настроением спускались мы по трапу навстречу встречающим, среди которых были Николай Гаврилович Латышев, тогдашний председатель Федерации футбола СССР Николай Николаевич Ряшенцев, работник советского посольства Кузнецов.

После обмена рукопожатиями и приветствиями мы неторопливо направились с вещами в таможню. Со стен, с чемоданов, с косынок, с костюмов, с витрин смотрел на нас добродушно и весело львенок Вилли — эмблема вступающего в свои права чемпионата. Глазея по сторонам, мы продвигались медленно. И были наказаны, оказавшись в самом хвосте длиннющей очереди. Томиться в ней пришлось бы по меньшей мере часа полтора, если бы Ряшенцев не нашел выхода. Он пробился к таможенникам и, показывая на меня, доверительно прошептал:

— Вон тот высокий господин — судья послезавтрашнего матча Англия — Уругвай. На вашем месте я бы не решился держать его в очереди.

К счастью, таможенник внял этому совету, и меня без обычного досмотра выпустили из зала. Выйдя к автомобильной стоянке, мы дружно расхохотались. Дело в том, что никому не было известно, кто какой матч судит. Еще зимой, в Барселоне, было решено — первое назначение произведут за 24 часа до начала состязания.

10 июля в Лондоне состоялось заседание Судейского комитета ФИФА. На заседание были приглашены все арбитры. Заседание проходило четко и организованно. Были оглашены списки судей. Организация судейства игр чемпионата возлагалась на С. Роуза, А. Ликденберга (Швейцария), П. Эскортина (Испания), Кол Еве-Тейк (Малайзия) и нашего Н. Латышева.

Вслед за этим Стэнли Роуз передал каждому из судей бронзовый свисток и пожелал беспощадной, как он выразился, борьбы с нарушителями правил. Роуз подчеркнул, что после матчей в специальных рапортах арбитры должны сообщить свое мнение о поведении отдельных игроков, команды в целом и зрителей. Если судья проявит излишний либерализм, не сделает соответствующей записи в рапорт, это за него сделает специальный комиссар, контролирующий работу и поведение судьи и поддерживающий постоянный контакт с дисциплинарной комиссией и оргкомитетом чемпионата.

В заключение Роуз сказал:

— Передайте игрокам, что после каждого матча будут приняты меры и дисциплинарная комиссия будет очень строга.

Особое внимание на заседании уделили борьбе с допингом. С общего согласия было решено проверять по два игрока от каждой команды. Члены первой в истории мирового футбола антидопинговой комиссии должны были направлять взятые пробы на анализ в две крупные лондонские лаборатории и поступивший через 18 часов ответ немедленно доводить до сведения ФИФА. Возможное наказание — пожизненная дисквалификация игрока, а то и исключение всей команды из числа участников первенства. Доктор Алан Басс, организатор антидопинговой службы, обращаясь к нам, арбитрам чемпионата, заметил, что мы вольны направить на проверку не только заранее намеченных спортсменов, но и любого футболиста, который покажется подозрительным.

— Мы хотим, чтобы рефери сам мог судить об этом, — закончил он свое выступление. — Находясь ближе к игрокам, он скорее может заметить признаки допинга.

С совещания я отправился к себе в «Кингстон Глос отель». Этот отель был полностью отдан в распоряжение судей. На матчи мы выезжали в Ливерпуль и Мидлсборо, Бирмингем и Шеффилд, Манчестер и Сандерленд, чтобы через несколько часов вновь вернуться в Лондон. Эта система была очень удобна, поскольку, с одной стороны, она помогла нам лучше узнать друг друга, а с другой — способствовала эффективности семинаров и разборов судейства после каждого игрового дня.

В холле отеля уже появились вечерние выпуски газет с отчетами о заседании, фотоснимки судейского трио — венгра Жолта, болгарина Руменчева и меня: нам выпала честь проводить первый матч чемпионата.

Несколько колонок было уделено разным разностям. С особенной скрупулезностью рассматривались финансовые проблемы. В заголовки выносилось, что доход от всех источников превысил 2 миллиона фунтов стерлингов, заметно превысив одновременно и надежды организаторов мирового первенства. «Небывалые премии ожидают футболистов!» — кричали газеты. И тут же сообщали, что их размеры достигли 2 тысяч фунтов! А это — годовой доход довольно состоятельного англичанина.

Рядом с этими сногсшибательными суммами арбитры — чистые бессребреники. Судье оплачиваются проезд к месту соревнования, питание в эти дни, гостиница и карманные расходы. Никакой компенсации заработной платы или вознаграждения за матч мы не получали. Единственным преимуществом оставалось сознание, что на поле все-таки именно мы были хозяевами положения, да закрепленные за нами великолепные места на трибуне неподалеку от королевской ложи…

…Венгерский арбитр, в четвертый (!) раз обслуживавший финал мирового первенства, котировался очень высоко. Газеты в подписях под снимками нашей бригады мельком упомянув о Димитре Руменчеве и обо мне, подробно рассказывали о Жолте. И все сообщения заканчивались одной и той же фразой: «Жолт — фаворит среди судей нынешнего чемпионата; как говорят в высших сферах, ему предстоит судить и последний матч…»

Групповой турнир

Перед встречей британцев с уругвайцами я еще верил на слово футбольным «пророкам». Ведь незадолго до отлета в Англию я сам уверенно предсказал победу сборной Бразилии. И если я доверял себе, почему не доверять другим?

Однако после финального свистка Жолта я раз и навсегда зарекся авторитетно угадывать результаты футбольных битв. Ведь почти все журналисты, тренеры, игроки, специалисты футбола и я среди них, будто сговорившись, прочили победу англичанам в первом поединке.

Об этом же, как о чем-то само собой разумеющемся, было обронено несколько слов и в судейской комнате стадиона «Уэмбли», где Жолт за час до состязания провел с Руменчевым и со мной тридцатиминутную беседу. Разговор шел о подаче сигналов, о формах взаимоотношений помощников и арбитра на поле.

— Я буду целиком полагаться на вас при фиксации положения «вне игры» и выходов мяча за боковую и лицевую линии, — закончил Жолт.

Время. Настал и наш черед «опробовать» прославленное футбольное поле. Перед самым выходом сухой и хмурый Жолт вдруг порывисто обнял и поцеловал Руменчева и меня, вручил по специально припасенному для нас сувениру.

— Желаю вам успешного, успешного дебюта, — сказал он, с трудом подавив волнение.

Улыбнувшись ему в ответ, я по старой студенческой привычке на всякий случай про себя послал его к черту.

И вот мы вышли из комнаты на воздух. Невольно вспоминаю старинную судейскую присказку: «Тот не судья, кто не пробовал поле «Уэмбли». С удовольствием отмечаю, что ко мне она уже не относится…

Почти весь поединок уругвайцы провели в глухой обороне. Их соперники действовали мощно и целеустремленно. Они бросали в атаки нападающих, полузащитников, даже крайнего защитника Коэпа. Но безупречная игра «чистильщика» Троче и вратаря Мазуркевича сводила на нет их усилия. Не хватило британцам и доли спортивного счастья: однажды мяч скользнул по верхней перекладине, несколько раз проходил буквально в сантиметрах от боковых стоек.

Жолт в целом, по-моему, хорошо провел состязание. Мне понравилось, что он реагировал на нарушение правил только после завершения той или иной ситуации. В большей степени его заслуга, что журналисты с удовлетворением отмечали: «матч в целом прошел в рамках правил и не отличался грубостью».

Впрочем, это утверждение не совсем точно. В конце матча Стайлз, самый маленький и самый задиристый игрок английской команды, чувствуя, что время уходит, и будучи не в силах справиться с охватившей его досадой, дважды на глазах судьи ударил кулаком в лицо уругвайского футболиста. Жолт ограничился замечанием.

Наблюдая за этим моментом, я мучительно пытался решить для себя: удалил бы я сам Стайлза или нет? Ответа на этот вопрос я ни тогда, ни сейчас дать так и не могу. Столько привходящих обстоятельств, которые нельзя не учитывать: первая игра, торжественная обстановка, омрачить которую представлялось кощунством… Видимо, только самому оказавшись «в шкуре» Жолта, можно было бы получить сколько-нибудь однозначный ответ.

Все английские газеты на следующий день либо ничего не писали о хулиганском поступке Стайлза, либо едва касались его. Зато они устроили настоящий погром Рамсею.

Сам Рамсей был честен.

— Я разочарован результатом игры, по не самой игрой, — заявил он. — Уругвайцы оказались достойными партнерами. Конечно, обидно, что мы не забили гола, но, имея в штрафной площадке соперника 7-8 его игроков, трудно добиться этого. Уругвайцы умело защищались, были хороши в борьбе за верховые мячи, редко ошибались. Несмотря на результат игры, я верю, что мы можем завоевать Кубок.

После матча открытия я решил посмотреть матч с участием Швейцарии, игру которой с Испанией предстояло судить во втором туре. Я старался внимательно приглядеться к команде, выявить ее слабинки. Одновременно меня интересовал арбитр X. Филипп из Шотландии, его методика, трактовка правил.

Я сразу же обратил внимание, что Филипп, например, в отличие от своих английских коллег, в зародыше пресекает малейшую грубость. В условиях, когда одна команда — сборная Швейцарии — чуть ли не вся оттянулась в защиту, а другая — сборная ФРГ — чуть ли не целиком была в атаке, он добился угрозой наказания резкого сокращения числа силовых приемов. Филипп, несмотря даже на пенальти в ворота швейцарцев во втором тайме, добился корректной игры.

На следующий день утром руководитель судей Астон, наставляя арбитров, которым предстояло проводить матчи, особо обратился к Готфриду Динсту, рефери матча итальянской и чилийской команд.

— Самым позорным состязанием в моей практике был поединок сборных Италии и Чили на прошлом чемпионате мира, — сказал он. — Прошу вас, Готфрид, сделайте все, чтобы не повторить мой печальный опыт.

Через несколько часов в интервью журналистам Динст заявил:

— Я не собираюсь обращаться с особым напутствием к игрокам. Надеюсь, они сами понимают, что им дается шанс на реабилитацию в глазах болельщиков.

Как швейцарский арбитр провел встречу, я не видел, но на разборе, который состоялся 14 июля, его хвалили. Все выступавшие подчеркивали исключительную взаимную корректность футболистов. Такие разборы — всегда дотошные и нелицеприятные — проводились после каждого игрового дня, и в ходе их мне, как и моим коллегам, довелось почерпнуть немало поучительного.

В свободные дни со своими коллегами, иногда с Николаем Гавриловичем Латышевым я часами бродил по Лондону, стараясь лучше познакомиться с этим городом.

Шеффилд, где мне предстояло проводить матч второго тура, — в трех часах езды от британской столицы.

Перед началом поединка мне перевели напутствие тренера швейцарцев Альфредо Фони своим футболистам: «Я разочарован вашей игрой против Западной Германии, поэтому призываю всех — сегодня должно засверкать солнце для Швейцарии».

Увы, шеффилдское небо, затянутое непроницаемой пеленой облаков, обмануло и его, и мои ожидания. Я выходил на поле с некоторой тревогой. В дождь на скользком английском газоне чувствуешь себя как на катке. Ощущение не из приятных.

Как ни странно, тон задали швейцарцы. На 29-й минуте их нападающий Квентин, получив диагональную — с края на край — передачу, ворвался в штрафную, обыграл центрального защитника испанцев и спокойно послал мяч в сетку мимо бросившегося ему навстречу вратаря Ирибара.

В начале второй половины игры форвард швейцарцев забивает головой еще один мяч. За секунду до этого с невероятной силой нападающий оттолкнул от себя Ирибара, тот отлетел к дальней штанге. Швейцарец пытался опротестовать назначенный мной штрафной, но напрасно.

А вскоре испанский защитник Санчис после ошибки вратаря сравнял счет. Испанцы заметно прибавили, значительно усилив мощь своих атак. Блестяще защищал ворота швейцарец Эльзенер, отразивший несколько чрезвычайно трудных мячей. Но и его искусство оказалось бессильным после удара Амансио.

— Находясь на правом краю, я увидел, что Хенто сделал в мою сторону сильную передачу, — рассказывал Амансио обступившим его испанским журналистам после матча. — Мяч летел высоко над землей, и я успел подумать, что если не сделаю броска, то шанс будет упущен. Прыгнул, ударил по мячу головой и… потерял сознание. Очнулся — лежу в воротах, а вокруг наши футболисты. Спрашиваю: «Что случилось?». Они говорят: «Ты забил гол. Мы почти победили». Этот мяч действительно был решающим.

Поздно вечером по телевизору я смотрел видеозапись захватывающего поединка Бразилия — Венгрия. Впервые за восемь лет непобедимые бразильцы познали горечь поражения.

Я глубоко сочувствовал замечательной команде Пеле. Ведь я сам некогда с уверенностью предсказывал им третью победу подряд! Однако, как показал чемпионат, никто не хотел считаться со старыми заслугами. В каждом состязании противники выкладывались до конца. Бразильцы же надеялись, что от них таких усилий не потребуется, — и просчитались. По существу, они не были как следует готовы к первенству. У меня сохранилась выписка об итогах медосмотра футболистов Бразилии за полтора месяца до открытия первенства мира. Бразильские журналисты с тревогой обращали внимание руководителей сборной на низкую психологическую и физическую готовность спортсменов. В частности, например, психологическая готовность Пеле и Гарринчи была определена специалистами в 30, а физическая — в 50 процентов. И они не были в числе последних! Даже лучший — Жильмар набрал только 70 процентов. Конечно, при таком уровне нельзя было рассчитывать на успех.

На неудачи своих кумиров бурно реагировали бразильские болельщики, жившие с нами в одном отеле. Один из них в сердцах выбросил в мусор искусно сделанный ящик. Он намеревался передать его руководителям команды для транспортировки Кубка Жюля Риме через океан. Другой болельщик закатил скандал администрации отеля за то, что кто-то из ребятишек мелом нарисовал близ его двери череп и кости, приписав нетвердой рукой: «Бразилия».

На следующий день я с волнением следил за поединком сборных СССР и Италии. Первый раз по приезде в Англию я видел наших ребят в деле. Они провели игру с подъемом, прочно взяв инициативу в свои руки. Не случайно газета «Пипл» писала, что временами течение матча было похоже на «одностороннее уличное движение в направлении итальянских ворот». Наши форварды выбили из седла итальянских защитников, постоянно создавая все новые и новые острые ситуации. «Гол, забитый Численко, — словно русская ракета» — озаглавила отчет о матче газета «Ньюс оф Уорлд».

Несмотря на неожиданности, а порой и просто сенсационные результаты второго тура, ни одна команда, за исключением Швейцарии, не потеряла шансов войти в заветную восьмерку. Лишнее свидетельство тому, что на чемпионате мира слабых не бывает!

Через полгода после завершения чемпионата английский журналист Эрик Бетти обвинил судей в том, «что они получают удовольствие от матчей, внимательно следя за игрой».

— Это колоссальная оплошность, — безапелляционно утверждал Бетти, — ибо для арбитров футбол — работа, тяжелая работа, трудная и только.

Однако, вопреки мнению Бетти, в тяжелой и трудной работе рефери, как и в работе журналиста, всегда должно присутствовать творческое начало. И именно об этом в первую очередь и должен думать футбольный судья. Если же он об этом забывает, ему не помогут никакие молитвы.

Истово помолившись, португалец Кампос вышел со мной и Жолтом на поле в Шеффилде и проявил себя неплохо. Но через три дня, когда я уже помогал Кампосу в том же Шеффилде, его было не узнать.

Видно было, что ответственность за предстоящий поединок гнетет его. Он то целовал нательный крестик, то высоким голосом обращался ко мне и Жолту, умоляя, чтобы мы были внимательны и не подвели его. Перед самым выходом, несмотря на наши уговоры, он «для храбрости» еще хлебнул изрядную долю виски из плоской стеклянной фляги и только потом, прижав к груди мяч, отправился на поле.

Встречались сборные Аргентины и Швейцарии, команды явно неравные по силам. Аргентинцы легко переигрывали своих соперников, но реализовать преимущество никак не могли. Первый тайм Кампос провел весьма успешно. И все же в судейской комнате он выкладывал нам свои «промахи», которые, честное слово, если и были, то, право же, микроскопические. Мы пытались его успокоить, но тщетно. Он все больше и больше распалял себя. И результаты не замедлили сказаться.

Вызвав команды после перерыва на поле, он обнаружил, что забыл мяч. Схватился руками за голову и бегом бросился в судейскую комнату. В итоге второй тайм начался с пятиминутным опозданием. Это происшествие окончательно выбило его из колеи. Естественно, судейство Кампоса, так и не сумевшего совладать со своими нервами, было оценено невысоко. Обидно. Видимо, и верующему арбитру нельзя надеяться только на покровительство небес…

А вот перуанский рефери Ямасаки в отличие от Кампоса провел следующим вечером встречу сборных Англии и Франции, напротив, излишне сухо, я бы даже сказал, бесстрастно. Мне лично такая манера судейства не импонирует. Арбитр, я думаю, одинаково должен уметь не перебивать ритм матча и жить как бы одной жизнью с футболистами.

Тогда характер судейства Ямасаки не удивил меня. Так же замкнуто, обособленно он держался и в нашей дружной судейской семье. Сухо здоровался, ни с кем не делился своими впечатлениями.

На поле «Уэмбли» он присутствовал не как живой человек с нервами, эмоциями, темпераментом, а как фиксатор нарушений. Это было тем более заметно, что страсти соперников были достаточно накалены.

Для французов перед этим матчем еще не все было потеряно. Они могли рассчитывать на выход в четвертьфинал, добившись победы с разницей в два мяча. На 35-й минуте «страдающий» неточным глазомером британец Стайлз так «подрубил» Эрбена, что тот кулем рухнул на траву. Правда, все было в рамках правил, но, мне кажется, стоило остановить игру, чтобы оказать помощь Эрбену. Однако долгие три минуты спортсмен от боли катался по земле, пока… после удара Ханта мяч не влетел в сетку ворот французской команды. Лишь после этого Ямасаки разрешил санитарам вынести Эрбена с поля.

В дальнейшем Эрбен участвовал в игре, можно сказать, лишь символически, несмотря на оказанную ему врачебную помощь. Трудно предположить, чего добились бы французы в полном составе, но так или иначе травма Эрбена и последовавшие за ней события повлияли на окончательный результат.

Тем неожиданнее было для меня своеобразное второе открытие Ямасаки на чемпионате в Мехико. Кстати, он заключил контракт с профессиональной судейской коллегией в Мексике и последние годы жил в этой стране. Матч ФРГ — Италия он провел, на мой взгляд, на лучшем уровне, который когда-либо знала судейская практика. Он не изменил своей обычной невозмутимости. Но теперь спокойствие его не было «сторонним», ему будто передалось то огромное нервное напряжение, которое испытывали футболисты…

Мне кажется, что ни одного рефери, несмотря на то, что порой допускались очень и очень серьезные ошибки, нельзя обвинить в открытом, намеренном и откровенно осуществленном на поле подсуживании в пользу избранной команды. Огромное влияние оказывали печать, болельщики, всяческие разговоры — словом, сам «климат» мирового первенства. И не все одинаково переносили его, не всем — и по справедливости — он был по душе. На одном из разборов, помнится, очень горячо выступил шведский судья Леев.

Он говорил, что его возмущает обстановка психологического давления на чемпионате, что нельзя заранее определять обладателя Кубка Жюля Риме, как это делают английская пресса и английские болельщики.

— Я не могу выносить такую неспортивную обстановку, — закончил Леев. — Я лучше уеду отсюда. (И он действительно уехал, не дождавшись даже четвертьфиналов).

Леев затронул вопрос, волновавший многих арбитров. На этом же заседании они подчеркивали, что накал поединков будет возрастать и вдвойне опасно поддаваться на провокации, подпадать под влияние фанатично настроенной публики и части печатных изданий. Однако, как это нередко бывает, гладко было только на бумаге…

На пути к финалу

После окончания групповых турниров ФИФА устроила прощальный прием, как невесело шутили футболисты, для потерпевших. И хотя за столами произносились правильные речи о том, что в спорте нет побежденных, что состязания способствовали укреплению дружеских связей, лучшему знакомству друг с другом, по все это не могло затянуть свежие раны. Особенно больно переживали неудачу бразильцы, испанцы, итальянцы и французы, которым перед началом лондонских баталий выход в четвертьфинал казался обеспеченным. Однако справедливости ради надо сказать, что все же уступили они неслучайно, уступили тем, кто больше жаждал победы, кто сражался с большим вдохновением.

В целом групповые турниры прошли, с точки зрения судейства, на хорошем уровне. Несмотря на отдельные ошибки — от них, как известно, никто не застрахован, — финальный свисток арбитров фиксировал результат, отвечающий действительным силам команд в том или ином поединке.

Зато в последующих шести матчах (четвертьфинал и полуфинал) не всегда оправданные решения рефери существенно влияли на ход состязаний.

С нетерпением ожидал я встречи между фаворитом первенства — сборной Англии и сильной аргентинской командой. Предвкушая хороший футбол, я надеялся немало почерпнуть и из наблюдений за судейством Рудольфа Крейтлейна из Федеративной Республики Германии, одного из самых опытных рефери на чемпионате. Мне нравилось, что Крейтлейн строго следит за своей спортивной формой, усердно тренируется, несмотря на солидный даже для арбитра возраст — 47 лет. Матчи групповых турниров он, по общему мнению, судит отлично. Безукоризненно провел он и трудный поединок между сборными СССР и Италии. Такой факт: ни один итальянский корреспондент, ни один даже самый экспансивный «тиффози» ни в чем не упрекнули его.

И поначалу матч Англия — Аргентина оправдывал ожидания. Игра разворачивалась стремительно, задорно и продуманно. На настойчивые атаки англичан аргентинцы отвечали стремительными контрвыпадами. Защитники британцев все время были в напряжении, и даже самый агрессивный из них — Коэн значительно реже, чем обычно, устремлялся вперед. Оборонительные редуты аргентинцев оказались труднопроходимыми для английских форвардов, которым не давали ни приблизиться к воротам, ни выйти на ударную позицию даже в относительной дали от них. Постепенно страсти стали накаляться, тем более что аргентинцы откровенно использовали печально известную «тактику» фола. Первым перчатку, брошенную южанами, подхватил Нобби Стайлз. Свисток раздавался за свистком, но взаимная «рубка» не только не утихала, а захватывала все новых и новых игроков.

Разрядка наступила неожиданно. В ответ на назначение очередного штрафного в сторону аргентинцев их капитан Антонио Раттин, что-то выкрикнув, подбежал к судье. Крейтлейн указал ему в сторону раздевалок. «Мне показалось, что на поле вспыхнул такой пожар, который можно наблюдать при взрыве нефтяных вышек, — заявил комментатор Би-Би-Си. — Создалось впечатление, что разбушевавшиеся страсти сожгут сам матч и продолжать его никто не сможет. Но аргентинская буря сменилась восьмиминутной забастовкой. Пожар стал стихать».

На поле появились тренеры команд, представитель Судейского комитета ФИФА Астон, наконец, два полицейских. В их сопровождении гигант Раттин, тяжело ступая, покидал своих товарищей.

После матча, спустившись в судейскую комнату, я спросил Крейтлейна, что сказал ему Раттин.

— Я не понимаю по-испански, — ответил он мне. — Но по выражению лица Раттина я прочел все.

Право судьи, ориентируясь в обстановке, принимать единственные решения. И все же, я думаю, выражение лица не предлог для удаления. Тем более во время отчаянного поединка национальных сборных в официальном соревновании.

Впрочем, я отвлекся. Итак, после восьмиминутного перерыва игра возобновилась. Внешне футболисты не выдавали своих чувств, по видно было, что все они, а особенно аргентинцы, очень напряжены. Южане валились на газон при каждом столкновении, явно провоцируя Крейтлейна. А когда увидели, что и здесь его не удастся провести, начали в отместку, якобы нечаянно падая, грубо сбивать его с ног. До конца состязания, закончившегося победой англичан с минимальным счетом, Крейтлейн трижды побывал на земле.

С поля он шел в сопровождении полицейских. Но он еще не испил чашу горьких унижений до конца. На трибунах аргентинские болельщики демонстративно размахивали бумажниками, выкрикивая по-испански, по-английски, по-немецки:

— Продажный! За сколько тебя купили!

А второй тренер аргентинцев прорвал полицейский эскорт и, будто кошка, вцепился в Крейтлейна, разодрав ему рубашку…

Для нас, арбитров, едва ли не самым горьким в этом скандале было заявление тренера аргентинцев Хуана Карлоса Лоренца, что «после чемпионата англичане должны воздвигнуть памятник в честь судей». Конечно, это было сказано сгоряча. Аргентинская сборная откровенно «фолила». А грубость, как известно, привилегия слабого.

Однако судейские злоключения в тот солнечный день 23 июля не ограничились одним состязанием. В матче ФРГ — Уругвай свисток английского рефери Финнея буквально захлебывался, а штрафной следовал за штрафным. Потом пошли удаления. На 50-й минуте поле покинул капитан уругвайцев Троче, а через 5 минут — Сильва. Удаления эти были справедливы, но они нуждались, как не без юмора отметил тренер сборной Уругвая Ондино Виера, в одной «маленькой» поправке: следовало попросить с поля и двух немецких игроков.

После четвертьфинала «Дейли экспресс» писала: «Немецкие футболисты заслужили награды за свои… актерские способности».

Впрочем, Виера признал, что немцы победили заслуженно.

— В этот день светило такое солнце, которого мы не видели с тех пор, как покинули родину, — сказал он. — Но наше солнце быстро закатилось… Осторожный южноамериканский футбол в нашем исполнении не имел никаких шансов перед агрессивным футболом немцев. Их команда в целом поразила меня больше, чем кто-либо из игроков в отдельности…

Зато два других четвертьфинала прошли безукоризненно. И испанец Гардезабал с блеском доказал, что судьи тоже не лыком шиты. Этот невысокий худощавый человек покорил меня своей прямотой, своей нескрываемой симпатией к советскому футболу. Неоднократно он говорил мне, что лучшим арбитром века считает Николая Латышева, а лучшей судейской школой — нашу, советскую.

— Все советские рефери, которых я видел, доброжелательны и эмоциональны на поле, — делился он своими мыслями. — И именно это позволяет им, сохраняя объективность, уводить игроков от грубости, от бессмысленного ожесточения. В своей практике я стараюсь придерживаться этой же стратегии.

На поле «Рокер парка» в Сандерленде Гардезабал наглядно продемонстрировал урок судейского мастерства. Ни венгры, ни наши ребята не расшаркивались друг перед другом. С первых же минут на зеленом прямоугольнике стадиона развернулась напряженная борьба. И задачей судьи было заключить ее в тесную камеру правил, оставив футболистам в то же время бескрайний простор для творчества. И ему это удалось. Поединок Венгрия — СССР, по общему мнению, явился одним из самых красивых и острых на чемпионате. Сюжетный стержень его составила дуэль Валерия Воронина и Флориана Альберта, которую начисто выиграл советский спортсмен. Альберт оказался лишенным своего главного козыря — быстрого движения с мячом. То, что позволял ему делать итальянец Беллини в групповом турнире в Ливерпуле, не позволял Воронин в Сандерленде.

С самого начала игры инициативу прочно захватила наша сборная. Гелей с трудом парирует дальний удар Банишевского, буквально через минуту выпускает из рук мяч, пробитый с углового Паркуяном. Подоспевший Игорь Численко проталкивает его в сетку. 1:0.

В дальнейшем атаки наших ребят все нарастали и нарастали. По логике борьбы мы должны были забить еще гол. Численко, исполняя штрафной удар, хорошо навесил мяч на 11-метровую отметку, но Малофеев послал его в перекладину. Впрочем, на первых минутах второго тайма в аналогичной ситуации Паркуян, приняв передачу Хусаинова, в прыжке переправил мяч в ворота.

И тут наших футболистов словно подменили. Жажда удержать счет взяла верх. После ответного мяча Бене венгры всей командой пошли вперед. И кто знает, чем все это могло обернуться, не промахнись Ракоши перед нашими воротами, которые были пусты. Эта неудача как будто отняла у венгров последние силы, прибавив их нашим парням. Они, словно обретя второе дыхание, рванулись вперед. Банишевский, Численко, Малофеев наносят прицельные удары, но Гелей больше не совершает ошибок. Финальный свисток Гардезабала фиксирует победу советской команды — 2:1.

Судья не отпускал команды до тех пор, пока на поле не выбежали репортеры и не сфотографировали Гардезабалу с обеими командами, а потом отдельно — с Львом Яшиным. Такое мог позволить только арбитр, чувствовавший себя на подъеме после уверенно проведенной встречи. И предчувствие не обмануло его. На следующий день на разборе Гардезабалу были выставлены за судейство самые высшие баллы.

Однако, раскрыв утренние газеты, мы увидели, что в отчетах арбитрам не нашлось места. Огромные шапки на первых полосах гласили: «Успех европейского футбола». «Полуфиналы без южноамериканцев», «Победа организованного футбола»…

Итальянский судья Лобелло перед первенством мира считался в неофициальной иерархии одним из лучших в Европе. Как говорят спортсмены, «сидел в первой тройке». Неплохо провел он свои встречи в групповых турнирах, и потому никто не удивился его назначению на очень ответственный матч между командами СССР и ФРГ.

Я говорил уже о судьях, которые ведут состязание словно с пьедестала. Это одна крайность. Другая — стать в один ряд с футболистом, видеть матч не своими, а его глазами. Должен признаться, что подобного рода срывы случались у многих арбитров, в том числе и у меня. Особенно после того, как ошибешься в пользу какой-нибудь команды. Стремишься исправить положение и невольно где-то либеральничаешь, на что-то закрываешь глаза. Такой подход моментально используется игроками как потерпевшей, так и пострадавшей команд. И вскоре на поле в каждом свистке одни видят лишь злой умысел рефери, а другие всячески провоцируют арбитра на принятие все новых и новых решений в свою пользу.

Ситуация, увы, довольно типичная, но из нее судье не так-то просто найти выход. Именно в подобной переделке, по-моему, и оказался Лобелло.

Матч изобиловал спорными моментами, в которых нелегко было разобраться на ходу. Вот в столкновении у немецких ворот падает Банишевский. Лобелло назначает угловой удар. После просмотра фильма я убедился, что советского футболиста снесли мгновением позже того, как мяч был отправлен за линию ворот.

Наши ребята, к сожалению, не сумели проявить выдержку. Вызывающе отвечая на каждый вольный или невольный проступок немецких спортсменов, они способствовали тому, что Лобелло с подозрением стал относиться к их действиям, пресекая даже мельчайшие нарушения, из-за которых в другом матче не стал бы останавливать игры.

Вот и получилось, что нить состязания была утеряна. Матч распался на серию стычек между футболистами, где далеко не просто было отделить правого от виноватого.

Лобелло удаляет с поля Игоря Численко. А после столкновения с Беккенбауэром, по существу, выбывает из игры Сабо. Ясно, что девятерым нашим было чрезвычайно трудно переломить ход поединка.

И все же, несмотря на проигрыш, английские газеты единодушно подчеркивали мужество и выдержку советских футболистов. «Немцы не смогли сломить дух девяти русских и тем более великолепия их вратаря Яшина» («Дейли миррор»). «Хотя русские остались в меньшинстве, они играли с большей решимостью и большей целенаправленностью» («Гардиан»). «Супермальчики из Фатерланда не смогли доказать своего превосходства… над девятью русскими» («Сан»).

В то же время почти все газеты заговорили о многочисленных падениях немецких футболистов после каждого столкновения. Страницы газет запестрели снимками красноречивых жестов и сцен почти всех встреч команды ФРГ. Собранные воедино, эти факты, надо сказать, производили впечатление. И старший тренер немецкой сборной Гельмут Шен вынужден был даже выступить с публичным заявлением:

— Мои игроки не провоцировали удаления. Это не их вина.

Думаю, эти слова близки к истине. Я всегда считал и считаю команду ФРГ мужественным и волевым коллективом. Кстати, эти свои качества она в полной мере проявила в финальном матче в Англии, в ряде игр в Мексике. Но сейчас речь не об этом. Мне хочется сказать о роли прессы…

В самом деле, раз не виноваты футболисты, значит, виноват арбитр. И по Лобелло был «открыт огонь» из орудий всех калибров. «Лобелло явился плохим постановщиком в театрализованном представлении, разыгранном немцами на поле «Гудисон парка» («Гардиан»). «Немцы начали «сортировку» почти без всяких препятствий со стороны излишне снисходительного арбитра Кончетто Лобелло из Италии» («Дейли экспресс»). «Глаза всех немецких болельщиков на стадионе «Гудисон парка» были прикованы к арбитру Лобелло, когда индивидуальный проход Банишевского завершился его сносом в штрафной площади. Но пенальти не было назначено» («Дейли мейл»).

Невольно возникает вопрос: для чего понадобилась эта массированная атака сначала на команду, а когда она захлебнулась, то на судью? Ответ один: в дискредитации — хоть в какой-то степени — противника английской сборной в финале. Расчет на то, что обыватель решит: мол, нет дыма без огня, мол, в отличие от хозяев команда ФРГ пробилась в финал немножко «с черного хода».

Сразу хочу сказать, что английским судьям, англичанам — деятелям ФИФА и УЕФА, английским футболистам, с которыми мне довелось говорить, этот тон печати явно был не по душе. Англичане — замечательные спортсмены, и этот психологический «допинг» был им совершенно не нужен.

Не достигла пресса своей цели и в плане оказания давления на арбитров. Это со всей убедительностью продемонстрировало безупречное судейство французом Швинте матча сборных Англии и Португалии. Этот красивый, яркий матч протекал исключительно остро и исключительно корректно (всего 13 раз останавливал Швинте игру). Лишь однажды нарушение правил было умышленным. «Отличился», конечно же, Нобби Стайлз, тот самый Стайлз, супруга которого со страниц английской спортивной газеты во всеуслышание заявила, что ее Нобби — милый и вежливый джентльмен, не позволяющий себе не то что грубого жеста — неласкового слова. Швинте, по его словам, напомнил на поле Нобби об этом интервью.

— Подействовало, — улыбался после матча Швинте. — Ни одного нарушения в течение 60 минут! Рекорд для Стайлза!

Действительно, рекорд. Ведь позднее, глубокой осенью, уже после первых туров чемпионата Англии, «маленький забияка Нобби» был дисквалифицирован за грубость на длительный период времени. На поле уже не было «волшебника» Швинте, который один только и мог остановить его…

Швинте очень веселый, остроумный собеседник, неистощимый на выдумки и шутки, он был душой нашего небольшого судейского отряда. И с такой же легкостью, с какой он пускался на разного рода озорные проделки, он делился «секретами» своего замечательного мастерства. Немало полезного я, например, почерпнул не только из наблюдения за ним на поле, но и из интереснейших лекций о своей методике судейства, которые он прочел арбитрам, обслуживающим игры первенства.

В поединке достойных на «Уэмбли» победили англичане. Но, покоренный игрой южан, чопорный английский зритель также устроил им восторженную овацию. Под неумолкающий крик трибун, вытирая рукавом слезы, брел по зеленой траве лучший игрок первенства — негр из Мозамбика Эйсебио. На майке его красовался номер —«13».

Первый раз в эти июльские дни чертова дюжина не принесла ему успеха.

Решающие матчи

Передо мной газета «Эбенинг стандарт», датированная 28 июля, днем поединка сборных Португалии и СССР. На первой полосе наши ребята смотрят на меня в упор с поля стадиона «Рокер парк» в Сандерленде. Над ними замерли на фотоснимке португальцы. Но стоит взглянуть на последнюю страницу газеты, и впечатление монументальности исчезает бесследно. Живые парни с живыми характерами, страдающие, борющиеся, побеждающие: распластавшись над землей, Яшин отбивает немыслимый мяч; плачущий Эйсебио покидает «Уэмбли»; Паркуян, опередив на мгновение Халлера, бьет по воротам сборной Западной Германии; Численко рассматривает располосованное Шнеллингером колено, через минуту его удалят с поля: мяч, пущенный Эйсебио с одиннадцатиметровой отметки, ядром влетает в правый нижний угол ворот, англичанин Бенкс беспомощно лежит в противоположном углу…

Комментируя предстоящий матч, спортивный обозреватель этой газеты Бернард Джоу, как и большинство его товарищей по перу, отдавал предпочтение нашей сборной. Его прогноз основывался на высказывании тренера португальцев Отто Глория:

— Мы считаем свою миссию здесь выполненной…

«Русские же стремятся к славе, — подчеркивал Джоу. — Сильное честолюбие во всем, что касается спорта, заставляет их делать невозможное. В частности, именно это способствовало их успеху на Олимпийских играх и первенстве Европы».

В заключение Джоу выражал надежду, что в предстоящем состязании оба коллектива покажут боевой и корректный футбол. И журналист тут не ошибся. Встреча действительно прошла в захватывающей борьбе. Ошибся Джоу только в ее исходе.

Судье Дагналлу было на поле немного работы. Игра шла легко, в рамках правил, которые футболисты преступали весьма редко. Решения арбитра, на мой взгляд, были объективны и справедливы. Некоторые журналисты обвиняли Дагналла в том, что он во втором тайме не назначил пенальти, когда Банишевский, отобрав мяч у Феста, влетел в штрафную и упал, столкнувшись с Перейрой. Позднее я несколько раз смотрел этот эпизод в видеозаписи по телевизору и, говоря откровенно, тоже вряд ли бы назначил одиннадцатиметровый.

Самый большой интерес, конечно, вызвала дуэль Воронина и Эйсебио. Она закончилась в пользу Воронина. Он, играя на перехвате, отрезал «Черную жемчужину» от партнеров. В глубине же поля, куда Эйсебио вынужден был оттягиваться, он не представлял серьезной опасности для наших ворот. Однако «местная» победа, одержанная Ворониным в блестящем стиле, не спасла нас от поражения.

Как ни самоотверженно сражался Муртаз Хурцилава, он все же проигрывал верховые мячи высокорослому Торресу, который в этот день сыграл едва ли не лучший свой матч. Сначала Муртаз отбил рукой навесной мяч, опасаясь стоявшего за спиной Торреса, и Эйсебио четко реализовал пенальти, а за две минуты до конца не дотянулся до передачи, и Торрес с ходу мощно пробил в «девятку». Яшин был бессилен что-либо сделать…

Я не виню Муртаза. Спорт есть спорт, кто-то выступает сильнее, кто-то слабее. Это был поединок равных. И если после встречи с ФРГ наши ребята покидали поле раздосадованными, то сейчас они шли в обнимку со своими соперниками, и по их лицам я видел, что они играли в «охотку», получив сами, как и зрители, как и их противники-португальцы, огромное эмоциональное удовольствие от классного футбола.

Неистребимый оптимизм английских газет достиг своей наивысшей точки. Какой-то остряк пустил шутку: оптимисты — люди без воображения. О лондонской прессе этого не скажешь. Журналисты предвидели не только победу британской сборной, но и мельчайшие детали той или иной церемонии, начиная от круга почета по «Уэмбли» и кончая маршрутом, по которому должен будет двигаться автобус с футболистами со стадиона. Словно из рога изобилия сыпались предложения о наградах и почестях, ожидающих английских игроков. Еще не прозвучал победный клич — знаменитая песня английских болельщиков «Когда святые входят в рай», — а на родине братьев Чарльтонов — в шахтерском городке Шингтон — уже разработали программу их торжественного чествования. Психологический пресс давил все с большей и большей силой, и мы, судьи, все чаще и чаще вспоминали Леева и его демонстративный отъезд.

В беседах между арбитрами была высказана мысль, что вольно или невольно, но буря, бушующая в Англии вокруг ее национальной сборной, влияла на качество судейства и в известной степени была причиной нареканий, которые раздавались в наш адрес. Уже после завершения чемпионата я обратил внимание на одну любопытную деталь: точка зрения футбольных специалистов по вопросу общего уровня судейства совпала в целом с мнением, сложившимся в среде арбитров. Зато журналисты и болельщики предъявляли рефери требования, приемлемые разве что к роботу, а не к живому человеку. Они словно забывали, что у судьи есть и сердце, и нервы.

Что же касается повышенной нервозности, легкой возбудимости арбитров, то они не ускользнули от внимания Судейского комитета ФИФА. По его инициативе, чтобы хоть немного снять напряжение, организовали несколько увлекательных экскурсий.

Наиболее яркая из них — посещение заповедника в имении лорда Маргеса Бата. В огромном парке без присмотра гуляют львы, довольно равнодушно поглядывающие на посетителей. Поначалу мы немного дичились этих «добродушных» животных, но потом настолько осмелели, что принялись фотографироваться в их компании. Готфрид Динст даже взял на руки львенка и, приняв надлежащую позу, повернулся к объективу. Стоящий рядом Швинте потянул малыша за хвост. От неожиданности львенок выпустил когти и поцарапал Динста.

Динст рассвирепел.

— Я не посмотрю на то, что мы с тобой старые друзья! — закричал он на Швинте.

Но тут, перекрывая его голос, заговорил спрятанный где-то репродуктор.

— Внимание! Только что объявлено: финал судят Динст (Швейцария), Гальба (Чехословакия), Бахрамов (СССР). Повторяю…

Динст осекся на полуслове и выпустил из рук львенка, который, поджав хвост с маленькой темной кисточкой на конце, припустил к родителям, с видимым интересом наблюдавшим за своим дитятей.

Флегматичный, бледный юрист доктор Гальба сразу порозовел и, не скрывая радости, принялся колотить меня по спине.

Немедленно мы оказались в центре внимания. Впервые в истории мировых футбольных чемпионатов все трое арбитров награждались золотыми свистками и копиями золотой статуэтки богини Нике.

— Исполнилась моя самая заветная мечта! — воскликнул, обращаясь к нам, Динст.

А охотник пошутить Швинте, намекая на любовь Динста беседовать с журналистами, добавил:

— Теперь у Готфрида возьмут больше интервью, чем у всех остальных арбитров мира, вместе взятых.

Вернувшись в Лондон, Гальба, Динст и я провели несколько совместных тренировок, подолгу бродили по Лондону, беседуя о всякой всячине. Я узнал, что Готфрид — управляющий почтово-телеграфной конторой в Цюрихе, что он свободно владеет немецким и английским языками, что, достигнув вершины, он собирается бросить судейскую карьеру, посвятив себя целиком делам и семье…

За день до матча мы обсудили и приняли методику при стандартных положениях, договорились при угловых стоять ближе к стойке, при взятии ворот не двигаться с места, за минуту до конца встречи поднять флажок.

Предвидя транспортные пробки, мы прибыли на «Уэмбли» за три часа до поединка. Однако, несмотря на раннее утро, трибуны были почти заполнены. Грохот людского прибоя заглушал оркестр. В судейской комнате на столике рядом с телевизором в ворохе телеграмм лежали три огромных букета роз. Чтобы как-то снять напряжение, мы принялись разбирать почту. С глубоким волнением читал я обращенные ко мне слова поддержки от родных, от близких друзей, от незнакомых из разных городов нашей Родины и даже из других стран.

Пора. По свистку Динста начинается поединок, последний поединок VIII чемпионата мира. Кому улыбнется Нике? Я стою у немецких ворот. Замечаю, что Тилковски действует неуверенно. Может быть, потому, что после столкновения в самом начале с Херстом вернулся на поле только с помощью врача?

Вот Тилковски выронил легкий мяч, Болл направил его вдоль пустых ворот, и только находчивость Оверата спасла немцев от гола. Затем Тилковски в спокойной ситуации отбивает мяч прямо на голову Херста, тот сбрасывает его на удар Ханту. Мяч летит мимо. Тилковски довольно потирает руки.

Наконец, на 12-й минуте мяч побывал в сетке ворот. Бенкс, закрытый своими игроками, проморгал дальний удар Халлера. Британцы не остаются в долгу. Через 6 минут Херст головой забивает мяч. 1:1. Этот счет продержался до 78-й минуты, когда Питере, подобрав мяч после углового в 4-5 метрах от Тилковски, вывел свою команду вперед.

В оставшиеся 13 минут пронзительная трель свистка Динста звучала чаще, чем в предыдущие 77 минут. Стремясь отыграться, немцы усиливают давление, но ничего реального добиться не могут. Неумолимо ползет стрелка секундомера. На последней минуте защитник англичан Джеки Чарльтон, отбивая мяч, оперся на плечи «подвернувшегося» под руку немецкого нападающего. Такая ситуация является нарушением футбольных правил и соответственно карается. Динст назначает штрафной. Эммерих навешивает мяч на дальнюю штангу. Он попадает к Веберу, и тот с угла вратарской площадки сравнивает счет.

В перерыве никто не уходит с поля. Футболисты сосут лимоны, полощут горло, слушая одновременно наставления тренеров. Динст, опустив гетры, усиленно массирует икры. Карел Гальба и я сидим прямо на мокрой траве на глазах у десятков тысяч зрителей.

— У немцев в руках все козыри, — говорю я Карелу. — Они на подъеме.

— Мяч круглый, — замечает в ответ мой коллега. И с улыбкой, намекая на свою профессию, добавляет: — Всякое может случиться, когда адвокат выступает в роли следователя.

И действительно, Карел словно в воду глядел. С первых же минут британцы заставляют своих соперников обороняться. Град ударов обрушивается на ворота, защищаемые Тилковски. Один за другим берет он два трудных мяча. Третий отражает перекладина, четвертый отскакивает от чьей-то подставленной ноги, пятый летит мимо…

Завладев мячом, наискосок пересекает штрафную площадь Херст. Где-то на углу вратарской он наконец разворачивается и бьет.

Да, это я увидел отчетливо. Растерянное лицо Тилковски, вскинувшего над головой руки, мяч, горбом вздыбивший белую нейлоновую сетку позади перекладины, замершую недвижимо широкую спину Херста. Картина эта словно застыла перед глазами, и я даже не заметил, как кто-то из немецких игроков головой выбил отскочивший от земли мяч за ворота.

— Гол? — в абсолютной тишине, охватившей на мгновение «Уэмбли», неожиданно громко прозвучал вопрос рефери Готфрида Динста, подбежавшего ко мне.

Я решительно показал на центр. И тишина взорвалась грохотом трещоток и труб, немыслимым ревом стотысячной глотки болельщиков. В этом диком реве трибун потонули протесты немецких футболистов. По выражению их лиц я понял, что пришлось испытать моему коллеге Крейтлейну в матче англичан и аргентинцев. Но отступать было некуда…

Последние 15 минут. Для немцев время летит, для англичан — едва тащится. Для меня тоже. Честно говоря, окончание матча я провел как в тумане. Механически фиксировал положение «вне игры», выходы мяча за боковую и лицевую линии. А в голове одна мысль: не ошибся ли? И память тут же восстанавливала напряженное лицо Тилковски, спину Херста…

Наконец потянулась последняя минута матча. И снова она стала роковой для немцев. Херст забил четвертый мяч, лишив соперников последней, едва теплившейся надежды.

Дав финальный свисток, Динст сразу же бросился за мячом, оцененным в 5000 фунтов стерлингов. Было решено передать его для продажи на аукционе благотворительной организации. Но Динста опередил немецкий игрок Халлер. Прижимая к себе оранжевый кожаный шар, он гигантскими прыжками понесся к раздевалке. Динст во вратарском броске пытался перехватить его. Тщетно. Через минуту Халлер вновь появился на поле, но уже с пустыми руками.

На все вопросы он отвечал:

— Мяча не брал. Ничего не знаю.

Это происшествие прошло мимо внимания зрителей, шумно приветствовавших своих любимцев. С южноамериканским темпераментом отмечали англичане победу своей сборной. Вытирая потные руки о грязные трусы и зеленое сукно королевской ложи, плача от счастья, английские футболисты получили из рук своей королевы золотые медали и статуэтку Нике. За ними, вытирая слезы горечи и досады, позолоченные медали получили спортсмены ФРГ. Затем в ложу поднялись мы, арбитры. Королева Елизавета тепло поблагодарила нас за судейство, вручила каждому копию золотой богини.

Спустившись вниз, мы, не сговариваясь, бросились в судейскую комнату. Кто-то угадал наши волнения — телевизор уже включен. Не говоря ни слова, все трое валимся в низкие удобные кресла. По доброй английской традиции (о, какой она мне показалась в тот летний день доброй!) по телевизору прокручивают пленку с видеозаписью голов и наиболее острых моментов игры. Вот он, злополучный третий мяч. Чертовски медленно — все-таки великая это вещь — техника! — вздымает немецкий вратарь руки, неторопливо, словно пушинка, летит мяч, пробитый Херстом с пушечной силой, медленно набухает за перекладиной тугая нейлоновая сетка.

Гол!

— Sie haben meine Reputation gerattet, Herr Bachramoff, — глухо говорит Динст, подойдя к моему креслу и крепко пожимая мне руку. — Danke schon.

— Он сказал: «Вы спасли мою репутацию, господин Бахрамов. Большое спасибо», — переводит мне Гальба.

И тут меня прорывает:

— Гол! — кричу я. — Верный мяч!

…На следующее утро, перед отлетом, в ближайшем кинотеатре я смотрел цветной фильм о финальном поединке. С экрана напряженно улыбалось мне мое собственное лицо. И я невольно дернул рукой, когда увидел, как я показываю желтым флажком на центр.

Ветер перемен

Честно говоря, после английского чемпионата хотелось немного отдохнуть, спокойно осмыслить то новое, что он дал как футболу в целом, так и судейству. Кроме того, меня оглушила лавина теплых писем от болельщиков со всех концов страны и из-за рубежа. Было приятно по приезде в Баку узнать, что Указом Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР мне присвоено почетное звание «Заслуженный деятель физической культуры и спорта Азербайджанской ССР». Словом, казалось, наступило самое время вознести себя на судейский Олимп и почивать там на лаврах славы.

Тем неожиданнее было для меня назначение — уже в начале августа — на второстепенные, на мой взгляд, матчи: кубковый — «Авынтул» (Кишинев) — «Спартак» (Москва) и второй лиги — «Судостроитель» (Николаев) — СКА (Львов). Про себя я долго ворчал на наших судейских распорядителей, но скрепя сердце все же поехал.

Игра в Кишиневе сложилась легко. Спартаковцы заметно переигрывали своих соперников, много и настойчиво атаковали. Я не особенно утруждал себя, ограничивая радиус действий центральным кругом. Не удивительно, что порой запаздывал со свистком, не всегда верно определял нарушения. Но никто из футболистов не возражал, не спорил против принятых мною решений. «Вот что значит авторитет, — после одной из своих ошибок подумал я. — В другое время целый митинг бы развели…»

Матч закончился с минимальным перевесом спартаковцев — 1:0, отнюдь не отражавшим истинного соотношения сил. Протестов на судейство ни в перерыве, ни после игры не поступило. Но поблагодарили меня за арбитраж очень вежливо и очень сухо, несмотря на то что я ожидал выражения горячей благодарности — если не от видавших виды москвичей, то хотя бы от кишиневцев.

Это меня обидело. Сославшись на легкое недомогание, я отправился в гостиницу, заново переживая назначения, «не соответствующие» моему нынешнему положению. Поздно вечером в гордом одиночестве я решил пойти поужинать в гостиничный ресторан. Не спеша пересек коридор, вышел на лестничную площадку.

Впереди меня медленно, стуча палкой по ступеням, спускался .пожилой мужчина. Его бережно поддерживал под руку высокий парень в ярко-синем вязаном свитере.

— Ты был сегодня на футболе? — донеслось до меня.

— Да, Александр Васильевич. Конечно.

— Ну и как?

— Что говорить. Скушал «Спартак» наших.

— Нет, я не о том. Судья-то тебе как? Бахрамов, знаменитость?..

— Ничего… Нормально, по-моему.

Старик остановился. В сердцах ударил палкой по ступени.

— «Нормально»! — он презрительно вскинул плечи к седой голове. — Не нормально, а недостойно он судил! Подумаешь, великое одолжение сделал — снизошел до Кишинева. Да я бы за такое судейство… Тьфу! — он двинулся вниз по лестнице.

Я несколько мгновений стоял остолбенев, пока в пролете не скрылась его тучная фигура в мешковатом коричневом костюме. Идти в ресторан мне расхотелось. Я вернулся в номер, как был в одежде бросился на кровать. «А ведь прав старик, — думал я. — На кого я обиделся? На своих друзей? Разве они мне желают зла? А я-то хорош… Сколько людей огорчил ни за что ни про что!»

Приподнявшись на локте, я глянул в зеркало. На меня смотрело утомленное лицо. Глаза чуть припухли. Над верхней губой топорщилась полоска усов.

— Смотри, Тофик, — неожиданно вслух сказал я себе. — Намотай на ус и чтоб такого больше не повторялось!

Через два дня в Николаеве я провел игру совсем иначе. Будто стремясь загладить свою вину за предыдущий матч, я действовал с полной отдачей.

Теперь каждую игру я старался проводить особенно собранно, поддерживая, так сказать, свою английскую марку. Запомнился матч на Кубок СССР в Киеве, где мне довелось впервые как следует наблюдать новую звезду «Динамо» — вратаря Евгения Рудакова. В этом состязании с «Зенитом» украинские футболисты все время владели инициативой. Однако, проигрывая, ленинградцы продолжали по-спортивному энергично вести борьбу, с разных дистанций обстреливая ворота динамовцев. Вратарь киевлян часто вступал в игру, взял несколько очень трудных мячей, проявив и смелость, и не по годам футбольную мудрость. Когда в конце матча Рудакова за несколько минут до финального свистка сменил Банников, зрители проводили молодого вратаря горячими аплодисментами.

«Не удивлюсь, если вскоре увижу его в сборной», — подумал я, ожидая, пока Банников займет свое привычное место в воротах.

А вскоре мне довелось вновь вызвать на поле киевлян. На этот раз в Лужниках, где спартаковцы, накануне разгромленные в столице Украины в матче на Кубок СССР, надеялись взять реванш в игре на первенство страны.

Судить такой поединок, понятно, очень нелегко. Не нужно быть провидцем, чтобы предположить яростный характер предстоящего состязания. Так и случилось. «Спартак» играл с азартом. Киевляне в отдельные моменты выглядели даже несколько растерянно.

Но после перерыва им, видимо, наскучило обороняться. Теперь атаки накатывались то на одни, то на другие ворота. Дважды возникали ситуации, когда защитники команд (в одном случае москвич В. Житкус, в другом — киевлянин Л. Островский) буквально в последнюю секунду предвосхищали мой свисток о взятии ворот.

Опыт, мастерство и, конечно, хладнокровие помогли киевлянам доказать, что они не случайно впереди на всех футбольных фронтах года. Единственный гол Бышовца за 15 минут до конца состязания рассудил соперников.

От игры я получил истинное удовольствие. По-моему, это был лучший матч чемпионата, доставивший наслаждение и тем, кто был на трибунах, и тем, кто был на поле…

Через две недели я вновь оказался в стокгольмском аэропорту «Орландо». Два года назад меня и моих коллег здесь встречали лишь представители Шведской футбольной федерации. Теперь здесь же К. Андзюлиса, С. Архипова и меня ожидала целая толпа журналистов. Посыпались вопросы все о том же третьем мяче в ворота команды ФРГ, о советской школе судейства, о мерах по борьбе с грубостью. К. Андзюлис, судья в поле матча сборных Швеции и Австрии, выразил уверенность, что поединок пройдет в честной спортивной борьбе.

— Мы приложим все усилия, — сказал он, — чтобы матч не вышел за рамки правил.

Через несколько часов очень доброжелательные интервью с ним были опубликованы в вечерних выпусках газет.

Прогноз Кестутиса Андзюлиса оправдался. Игра была корректной, хотя осложнения на поле возникали. Однако своевременные и решительные действия арбитра заставили футболистов обуздать свои страсти. Примечательно, даже шведские болельщики не протестовали, когда судья назначил одиннадцатиметровый в ворота хозяев (правда, реализовать его не удалось: австриец Глехнер угодил в штангу). В итоге на четыре мяча шведов гости ответили лишь одним. На следующий день обозреватели в один голос отмечали принципиальность К. Андзюлиса и его бригады, еще раз продемонстрировавшей «высокую объективность и решительность».

…Судейство во второй половине чемпионата страны — после Англии стало более жестким и принципиальным.

Если раньше отмечалась известная «пенальтибоязнь», нерешительность там, где следовало власть употребить, то во втором круге судьи неумолимо пресекали нарушения. Не буду голословным: в 1965 году 97 игроков получили предупреждения и 27 были удалены с поля; в 1966-м соответственно 121 и 43.

А решиться на жесткость нам, судьям, всегда было нелегко. Сколько гневных, раздраженных, порой истерических возгласов приходится выслушивать каждому арбитру после матча, сколько несправедливых, да к тому же и малограмотных упреков. У тренеров и игроков (а также, к сожалению, и у прессы) вошло в привычку в трудных обстоятельствах обрушивать свой гнев на судью, тогда как уместнее было бы оглянуться во гневе на самих себя.

Разве я или мои коллеги испытываем удовольствие, удаляя или предупреждая игрока под негодующий аккомпанемент тысяч болельщиков? Но если мы хотим вернуть футболу зрелищность и привлекательность, то нам незачем идти по пути школьных учителей, выставляющих недорослям тройки в погоне за пресловутым высоким процентом успеваемости.

Конфликты существовали и будут существовать. Невозможно гарантировать безошибочность судей. Но нельзя допустить, чтобы за нашими ошибками, как за деревьями, не видели леса, пытались представить дело так, что будто не спортсмены в честной борьбе, а арбитры определяют исход поединка.

Вот почему по настоянию Н. Г. Латышева советские арбитры стали судить более решительно и жестко. Хочу подчеркнуть, что эта тенденция, появившаяся в тот памятный год, довольно быстро получила широкое признание не только у нас, но и у лучших рефери Европы и Латинской Америки. А несколько позже была одобрена и «официально». Результаты такой судейской политики постепенно, с годами, стали приносить плоды. Думаю, заслуга арбитров и в том, что сегодняшний футбол стал техничнее и мягче…

Сезон 1967 года предстоял напряженный. Начался он необыкновенно рано — в феврале. Особенно напряженными для меня оказались весенние месяцы: я должен был провести целую серию ответственных матчей в нашей стране и за рубежом. К ним надо было серьезно готовиться. А между тем оставалось много дел на кафедре футбола Азербайджанского института физкультуры, где надо было завершить работу над плановой темой. Говоря языком шахматистов, я оказался в остром цейтноте. На общем собрании работников института меня выдвинули кандидатом в депутаты Бакинского городского совета.

На встречах с избирателями я еще и еще раз убедился, как популярен футбол в нашем городе. Передав мне свои пожелания и наказы, в заключение они обычно просили меня поделиться своими взглядами на состояние современного футбола. Я не скрывал, что, на мой взгляд, чемпионат мира в Англии знаменовал собой крутой поворот в истории этой увлекательной игры. На смену принятым тактическим схемам, в прошлом нередко обеспечивавшим победы, пришло движение. Выигрывали команды, игроки которых, хотя и уступали соперникам в технике, много и неожиданно двигались по полю. Естественно, резко возросла опасность столкновений, причем не только в борьбе за мяч, а уже на пути к нему.

— В итоге, — подчеркивал я, — арбитрам заметно прибавилось работы. А футболисты оставляют судьям совсем немного времени для оценки того или иного эпизода.

…В полной мере «вкус перемен» вместе со своими помощниками А. Меньшиковым и Н. Кирсановым я ощутил уже при судействе в Амстердаме четвертьфинала Кубка европейских чемпионов между местным «Аяксом» и пражской «Дуклой». Голландцы атаковали весь первый тайм — изобретательно, быстро, остро. Мяч «перепробовал» штанги, долгие минуты крутился во вратарской площадке, но пересечь линию ворот так и не сумел. «Дукла» отвечала довольно частыми и неожиданными массированными контратаками, в которых участвовали 6-7 игроков.

Во втором тайме рисунок остался прежним. И право же, счет 1:1 вполне отразил соотношение сил в этой красивой, полной и страсти, и мысли игре.

Как «Аякс», так и «Дукла», на мой взгляд, уступали по классу нашему чемпиону — киевскому «Динамо». И я не без удовольствия думал о предстоящей вскоре встрече с этой командой. Тем более что соперник киевлян был хоть куда — московский «Спартак», жаждавший отмщения за прошлогодние «обиды».

И вот я в Москве. Долгожданная встреча со спартаковцами и динамовцами. Минут через 15-20 после начала состязания я обратил внимание, что оно по своему содержанию и характеру заметно отличается от их осеннего матча.

Качественно изменилась игра и киевлян, и москвичей. Динамовцы впервые мне показались не командой ярких индивидуальностей, а великолепно отлаженным механизмом. В их игре было куда меньше души, чем в прошлом году. Но зато больше трезвости, высококачественного стандарта, наконец, уверенности в своем превосходстве.

А что же «Спартак»? Для меня то, что москвичи дрогнули, заранее отдали инициативу, было чрезвычайно огорчительным. С первых минут они оттянулись к своим воротам. Нулевую ничью они, видимо, считали пределом своих возможностей.

Кто-кто, а умудренные опытом спартаковцы должны были знать — нет такого защитного варианта, который под давлением неослабевающей атаки рано или поздно не даст трещины. Так и случилось. Дальний удар Сабо во втором тайме принес победу киевлянам.

Я же испытывал странное чувство от того, что динамовцы еще до игры считали своего соперника обреченным на поражение. «Не начало ли это кризиса?» — подумалось тогда мне. Еще больше я укрепился в этом мнении, когда через несколько дней украинские футболисты потерпели на своем поле сенсационное поражение от московского «Динамо». Правда, и мне, и другим специалистам футбола было ясно, что в конечном итоге позиции киевской команды достаточно прочны. Но первый тревожный звонок уже прозвенел.

В конце апреля я выехал в Софию, где вместе с А. Меньшиковым и П. Казаковым провел полуфинальный матч на Кубок кубков. Встречались «Славия» и «Глазго Рейнджере». Шел совсем не весенний, холодный проливной дождь. 70 тысяч билетов были проданы задолго до матча, а на трибунах были лишь маленькие островки зрителей.

При такой «мокрой» погоде шотландцы чувствовали себя как рыба в воде. Болгары же, напротив, никак не могли справиться с мячом. Единственный гол был забит Вильсоном в пустые ворота «Славии», неосмотрительно покинутые Симеоновым.

За завесой дождя не всегда удавалось точно определить, поскользнулся ли игрок, или его подтолкнули умышленно, или в борьбе было допущено нарушение. Правда, в целом арбитраж нашей бригады был оценен неплохо — в восемь баллов (по десятибалльной системе)…

Не успел я вернуться домой, как мне сообщили о новой поездке. С 5 по 13 мая в Турции проходил очередной турнир УЕФА для юношеских команд. Я судил матчи IV группы в Измире, где собралась довольно сильная компания — сборные Англии, Югославии, Италии и Испании.

Англичане, две игры которых мне довелось судить, привезли в Турцию солидную команду, если так можно говорить о юношах. Во всяком случае, все игроки британской сборной юниоров состояли в таких клубах, как «Манчестер Юнайтед», «Ливерпуль», «Арсенал», «Лидс», «Тотенхэм» и др. Тренер команды Шортхауз после очередной победы своих ребят сказал мне в судейской комнате:

— Мы приехали сюда побеждать. У нас в составе великолепный вратарь, монолитная оборона и быстрые форварды.

— Вы недооцениваете соперников, — возразил я и добавил известные на Востоке строки казахского поэта Абая: — «Будь разумен, укрепляй свой дух в борьбе, лишь бездарный покоряется судьбе». А ваши противники далеко не бездарны.

Когда после финального матча, который выиграли наши юниоры, я подошел к Шортхаузу, он развел руками:

— Действительно, «лишь бездарный покоряется судьбе». Ваша команда нас перехитрила. Я думал, она так же, как французская в полуфинале, пойдет сразу в атаку. Мы готовились к этому. Однако советская сборная, создав у своих ворот мощный оборонительный заслон, за счет хорошо организованных контратак переиграла нас…

Вместе с тем, отдавая должное нашим ребятам, продемонстрировавшим отличный футбол, хочу сказать, что игра британцев произвела на меня и других специалистов большое впечатление. По стилю, по почерку это была копия, и копия неплохая, английской национальной сборной.

Изменения в характере футбольных поединков настоятельно требовали известных перемен. Возросшие скорости, массированные атаки и оборона, когда на ограниченном пространстве скапливалось много игроков, привели к увеличению случаев травматизма. В результате без чьего-либо злого умысла нередко какая-то команда в важном поединке оставалась в меньшинстве. Это было несправедливо. Летом 1967 года ФИФА, рассмотрев предложения Судейского комитета, обобщившего практику последних лет, признала целесообразным разрешить замену вратаря и в случае травмы в первом тайме — полевого игрока.

Таким образом, был сделан важный шаг вперед. Однако он не решал проблему до конца. Для поддержания высокого темпа, организации тактической перестройки в ходе состязания следовало покончить с затяжкой времени, позволить командам более свободно маневрировать. Вскоре было объявлено, что с будущего, 1968 года вступают в силу «правило 4 шагов» и замена двух футболистов в течение уже всего матча.

Таким образом, после многих лет дискуссий, в основном по настоянию Всесоюзной коллегии судей и Федерации футбола СССР, футбольные федерации мира внесли изменения в правила.

Эти новшества вызвали весьма противоречивые толки. Спортивные издания запестрели выступлениями, в которых пропагандировалась необходимость более широких изменений, которые одни только якобы способны вернуть футболу привлекательность. «Вирус реформ», как образно сказал Н. Г. Латышев, овладел многими футбольными деятелями мира. «Надо отменить положение «вне игры», — твердили одни. «Вводить мяч из-за боковой линии ногой», — уговаривали другие…

К чести Судейского комитета ФИФА и Международного совета футбольных ассоциаций, они не пошли на поводу у реформистов. Я лично считаю, что частые изменения правил не только не способствуют стабильности, а напротив, приводят к разному толкованию игры. Есть печальный пример видов спорта, в которых часто меняются правила, что не добавляет им ни содержательности, ни популярности у публики.

Футбол же далеко не исчерпал своих возможностей в рамках традиционных, даже — как кое-кто полагает — «консервативных». Конечно, проблемы остаются. Но их — и я в этом глубоко убежден — надо решать…

Скажем, то же судейство. У нас в стране в середине сезона после нескольких срывов собралось специальное совещание арбитров, на котором выступил Н. Г. Латышев. Он вновь призвал покончить с пресловутым судейским либерализмом, подчеркнул, что в случае недисциплинированных действий игроков рефери обязаны строго выполнять требования правил об удалении с поля.

Особый резонанс на совещании получил вопрос о взаимодействии судей и помощников. Приводилось много недопустимых фактов, когда арбитры не замечали или не принимали во внимание сигналов боковых судей о нарушениях футболистами правил. Интерес к этой проблеме, на мой взгляд, неслучаен. Я всегда, хотя нередко и без особого успеха, выступал за то, чтобы помощник чувствовал себя исполняющим судейские обязанности, а не присутствующим при исполнении судейских обязанностей своего коллеги в поле. Поэтому я всегда старался поощрить активность помощника, демонстративно показать футболистам и зрителям, что чутко прислушиваюсь к его сигналу.

В этом отношении весьма примечателен был матч динамовцев Москвы и Тбилиси, судить который мне помогал молодой бакинский арбитр Алексей Балаян. Я видел, что он вышел на поле несколько подавленный обстановкой столичного стадиона, высокой ответственностью (ведь встречались лидеры первенства!).

— Алеша, — обратился к нему я, — суди смело. И не бойся авторитетов.

Тбилисцы, изменив на этот раз своей печальной традиции проигрывать на чужих полях, начали поединок агрессивно, зубасто. Раз за разом их грозное трио — Месхи, Метревели и Нодия — создавало острые моменты у ворот москвичей.

Алексей внимательно следил за событиями на своей половине поля. Вот у самого углового флага Метревели в борьбе за мяч отталкивает соперника. Даст ли Алексей отмашку? Смотрю, поднял флаг, помахал над головой, указал в сторону тбилисцев. Вслед за этим он очень четко дважды «поймал» положение «вне игры», заметил скрытый толчок. Каждый раз я немедленно выражал согласие с его решением.

Во втором тайме Алексей, ободренный успехом, действовал еще увереннее. Когда к нему подбежал возбужденный Метревели, он — и это мне понравилось — спокойно выслушал его, потом так же спокойно объяснил, почему он поднял флажок. Понравилось мне и то, что после игры, в которой, кстати, победу одержали тбилисцы, Метревели тут же на поле подошел к Балаяну и извинился за свою невыдержанность.

Судейская бригада — нерасторжимое целое. И если арбитр в поле не добьется взаимопонимания со своими товарищами, не будет поддерживать их принципиальные решения, то он в значительной степени потеряет и свой собственный авторитет.

Заключал я этот в целом удачный для себя сезон матчами первенства Европы и Кубка чемпионов.

В одной восьмой финала Кубка европейских чемпионов встречались «Рапид» (Австрия) и «Эйнтрахт» (ФРГ). Опасался я не столько самой игры, к которой готовился как никогда тщательно, сколько предубежденности футболистов, тренеров и прессы: мол, Бахрамов, настроен анти-немецки, засудит команду ФРГ… Едва наша бригада, в которую входили также С. Архипов и К. Круашвили, оказалась в зале аэропорта, как нас плотным кольцом окружили репортеры. Наряду со «стандартными» и порядком успевшими мне надоесть вопросами о том самом третьем голе звучали и такие;

— Господин Бахрамов, можете ли вы со спокойной совестью судить этот матч?

— Скажите, господин Бахрамов, испытываете ли вы чувство вины?

— Как вы полагаете, ваше назначение именно на эту игру не связано с общим потеплением политического климата?

Пробиваясь сквозь толпу, я отвечал коротко, даже резковато:

— Со спокойной совестью. Советские арбитры всегда объективны.

— Я не чувствую за собой никакой вины. В Лондоне по праву победили сильнейшие.

— Мы всегда выступали за расширение контактов, в том числе и спортивных.

Ясно, что такая обстановка не способствовала хорошему настроению. Мои коллеги перед игрой зашли ко мне в номер с Иштваном Жолтом, который накануне судил на «Пратере» очередной матч на Кубок ярмарок. Все трое в один голос подчеркнули, что хотя для волнения у меня достаточно причин, надо собраться, взять себя в руки.

— Ты помнишь, как Кампос не смог совладать с нервами? — сказал Жолт.

Я кивнул.

— Так вот, если ты не хочешь повторить его ошибок, пойди остуди голову холодной водой.

Мы рассмеялись. Но я все же отправился в ванную и долго держал лицо под студеной струей.

— Пожалуй, немного успокоился, — сообщил я, до красноты растирая лицо полотенцем. — Нет, я не сорвусь.

…55 тысяч болельщиков на «Пратере» встретили команды оглушительным ревом. С первых же минут разгорелась острая борьба. Команды играли жестко, хотя до грубости дело, как правило, не доходило. С самого начала каждый свисток, даже самый очевидный, я пояснял жестикуляцией, чтобы футболисты и зрители могли разобраться в мотивах принимаемых мною решений. На 54-й минуте австриец Хазль сильнейшим ударом из-за штрафной площадки забил единственный в этом матче гол. Окончание игры я провел совершенно спокойно, полностью взяв ее в свои руки.

У бровки поля меня остановил тренер западногерманской команды.

— У нас нет претензий к судейству советской бригады, — подчеркнул он. — Оно было объективным и справедливым.

Стоявший рядом с ним представитель Федерации футбола ФРГ пригласил меня посетить Западную Германию. Я поблагодарил, но побывать там мне, к сожалению, ни тогда, ни позже так и не удалось.

Мое состояние, вероятно, хорошо понимали и в ФИФА. Я глубоко благодарен генеральному секретарю ФИФА доктору Кайзеру, немцу по национальности, специально приславшему в Федерацию футбола СССР положительный отзыв о судействе этого матча.

Авторитет наказания

В середине мая я проводил встречу киевских динамовцев и ЦСКА. В начале игры киевляне сражались выше всяких похвал, но, добившись успеха, заметно ослабили натиск. Встречая плотную защиту армейцев, они стремились не столько обыграть соперников, сколько, как мы говорим, «задавить» их. Когда же я фиксировал нарушения, они демонстративно разводили руками, апеллировали к трибунам.

Я подозвал к себе капитана «Динамо» Турянчика.

— В моей практике почти нет удалений. Но если ваши ребята будут продолжать в том же духе, я нарушу эту традицию.

Киевляне стали вести себя дисциплинированнее, но зрители были уже возбуждены. Каждое мое решение, идущее вразрез с интересами их земляков, трибуны встречали свистом и криками. Думаю, что такое поведение стадиона нервировало и самих киевских динамовцев. В конце матча они были буквально зажаты в своей штрафной площади и только чудом удержали победный счет — 2:1.

Как ни горько, эпидемия подобной «психической» атаки на судей распространилась довольно широко. Большая группа арбитров — Теймур Велиев, Кестутис Андзюлис, Анвар Зверев, Хуго Стренцис, Владимир Толчинский, Юрий Бочаров и другие — со страниц печати решительно заявили о своем намерении в интересах футбола продолжать избранный курс. Они привели целый ряд примеров, показывавших, как далеко порой заходит уверенность некоторых именитых игроков в своей безнаказанности. Особенно решительно высказался многоопытный Кестутис Андзюлис: «Хватит в конце концов обманывать себя! Если мы хотим добиться порядка на полях, возрождения красоты футбола, мы не должны избегать строгости. Она не во вред, а во спасение…»

Серия этих выступлений ведущих судей, активно поддержанная спортивными журналистами, явилась как бы «водоразделом». Уже в ближайшие месяцы выяснилось, что в сознании игроков произошел своеобразный психологический перелом. Они наконец признали за арбитром право направлять игру, быть вместе с футболистами активным ее созидателем.

К осени «двадцать третий игрок» утвердил свой авторитет. Именно поэтому год 1968-й, по-моему, явился переломным. И не только для арбитров нашего отечественного футбола. За рубежом критической точкой отношений между футболистами и судьями стал финальный матч Олимпийских игр в Мехико, который провел мексиканец итальянского происхождения Диего ди Лео.

При счете 2:1 в пользу венгров арбитр за грубую игру удалил болгарина Димитрова. Через несколько минут за удар соперника покинул поле Ивков, а за спор с судьей — Христов. Болгарская сборная, естественно, ушла в глухую защиту. Голы в их ворота аплодисментами зрителей не сопровождались. При счете 4:1 в пользу венгров игроки просто-напросто передвигались по полю пешком. Одним было неловко наращивать результат, другие демонстрировали полное равнодушие к конечному счету. Трибуны бурлили. Темпераментные мексиканские болельщики метали с трибун не только громы и молнии, но даже и подушки, которые служащие стадиона едва успевали убирать с беговых дорожек. Однако рефери упорно продолжал вести свою линию. Стоило венгру Юхасу допустить умышленную грубость, как он немедленно составил компанию трем болгарам.

Не спорю, может быть, из-за ди Лео было потеряно впечатление от решающего поединка Олимпиады, но зато благодаря ему необыкновенно много выиграл мировой футбол. Ди Лео проявил себя мужественным и волевым человеком, не испугавшись тяжелого груза последствий. Игроки и тренеры со всей наглядностью увидели, что ни ранг турнира, ни психологическое давление впредь не смогут позволить им использовать все средства, в том числе и грубость, для достижения цели.

При желании можно было на все закрыть глаза, можно было вообще никого не удалять и не предупреждать, но это меньше всего гарантировало бы соблюдение принципов спортивности и корректности. Процесс утверждения личности арбитра, как неотъемлемая часть общего процесса восстановления красоты, зрелищности футбола, оказался совсем не легким, потребовав себе в жертву, в частности, даже финальный матч Олимпиады…

Кстати, руководство ФИФА, представителем Судейского комитета которой на Олимпийских играх был Н. Г. Латышев, положительно оценило действия ди Лео. Вскоре именно ему было поручено провести матч между сборными Бразилии и остального мира в Рио-де-Жанейро.

…Любопытно, что у нас в ходе первенства страны на шаг, подобный тому, какой совершил позднее ди Лео, решился арбитр из Еревана Амбарцумян. Во время игры «Динамо» (Минск) — ЦСКА он удалил с поля четырех спортсменов. Факт сам по себе разительный. И очень важно, что поступок судьи получил широкое одобрение тысяч любителей и специалистов футбола.

Я тоже несколько изменил свой судейский почерк. Стал жестче, требовательнее, менее снисходителен к нарушениям. Именно в таком стиле я провел игру динамовцев Минска с московскими железнодорожниками.

Запомнилась она мне хорошо. Может быть, потому, что за многолетнюю судейскую и футбольную практику в столицу Белоруссии я попал впервые. Матч был достаточно напряженным. В один из моментов в борьбе с Малофеевым защитник москвичей Дикарев нарушил правила. Малофеев упал, мяч отскочил в сторону. Но я подождал со свистком, так как заметил, что к мячу устремился Сахаров. Через секунду его удар потряс штангу. Как говорится, до гола чуть-чуть не хватило.

В другое время я бы спокойно продолжал игру. Теперь при первой же остановке я подозвал Дикарева и сделал ему строгое внушение. Несколько таких эпизодов в конце концов повлияли на футболистов, среди которых было немало любителей чрезмерно жесткой игры. Не без удивления спортивные обозреватели отмечали необычайно корректный характер поединка (победили минчане — 2:0).

В этом же новом плане я проводил и свои «традиционные» матчи между московским «Спартаком» и динамовцами Киева. На этот раз я судил две их встречи — на Кубок СССР и на первенство страны. Киевляне выиграли 3:0 и 1:0. Однако обе победы достались им нелегко. Команды мне понравились своей бескомпромиссностью, волевым настроем, которого так не хватало нашей сборной в решающих поединках чемпионата Европы на полях Неаполя и Рима.

Вместе с тем мне бросилось в глаза, что киевляне — наши бесспорные лидеры — стали в своей технической оснащенности отставать от лучших европейских команд. Я поделился своими сомнениями кое с кем из коллег, но они довольно легко убедили меня, что отставание это кажущееся.

Их доводы показались еще убедительнее после того, как мне довелось участвовать в судействе матча на Межконтинентальный кубок между аргентинским «Эстудиантисом» и моими старыми знакомыми — футболистами «Манчестер Юнайтед». Вместе со мной этот матч должны были судить югослав Константин Жечевич и итальянец Кончетто Лобелло, так же, как и я, участники английского чемпионата.

За прошедшие после мирового первенства два года они не раз «подтверждали» свою репутацию высококлассных арбитров. Так, например, именно Лобелло была доверена финальная игра на Кубок европейских чемпионов между тем же «Манчестер Юнайтед» и «Бенфикой», которую он, на мой взгляд, провел безукоризненно.

Накануне встречи Матт Басби заявил, что его ребята, проигравшие в Буэнос-Айресе со счетом 0:1, непременно отыграют два мяча. Столь же оптимистично был настроен и тренер аргентинцев Зубелдиа, уверявший, что его команда ни за что не потерпит поражения.

И верно, аргентинцы играли мужественно, смело, так, как нравится английским зрителям. И хотя в конце состязания Жечевич удалил Медину («Эстудиантес») и Беста («Манчестер Юнайтед»), матч в целом прошел достаточно корректно.

Поединок, закончившийся со счетом 1:1, принес Межконтинентальный кубок «Эстудиантесу». Поздно вечером на приеме в «Манчестер-отеле» руководители британской и аргентинской команд тепло поблагодарили нас за принципиальное и объективное судейство.

И любители, и специалисты футбола давно привыкли к этому сочетанию: «принципиальное и объективное». Но мало кто, кроме, пожалуй, нас, судей, понимает, как трудно и сложно их сочетать. Твердость, неуклонно демонстрируемая арбитрами во всем мире, неожиданно обернулась палкой о двух концах. Верно, футболисты теперь не часто решались на откровенные нарушения правил, но…

Вот, скажем, нападающий с мячом рвется к воротам. Защитник, заведомо проигрывая, пытается остановить его не грубым приемом, как большей частью бывало еще недавно, а «вежливо», придерживая его рукой либо ухватив за майку или трусы. Что делать? Дать свисток? А вдруг нападающий все же вырвется из «нежных» объятий противника, выйдет на ворота? А если нет? Тем более что один из пунктов правил предостерегает арбитра от излишнего вмешательства в игру, от непрерывной подачи свистков из-за незначительных — не говоря уже о сомнительных! — нарушений, так как это делает ее неинтересной, приводит даже в раздражение футболистов и зрителей.

Словом, теория «мелкого фола» на практике начала приносить весьма крупные неприятности. Особенно затруднительные ситуации возникли из-за того, что не все игроки: вели борьбу одинаково.

Помнится, изрядно потрепал мне нервы матч между армейцами Ростова и торпедовцами Кутаиси. Ростовчанин Афонин регулярно «придерживал» лучшего бомбардира «Торпедо» Херхадзе. Раз за разом он выходил победителем в этой «вольной» борьбе, и я, естественно, не останавливал игры. Армеец же Еськов, едва его «прихватывали» за руку или за майку, немедленно останавливался словно вкопанный и вопросительно смотрел в мою сторону. Мне ничего не оставалось делать, как фиксировать нарушение.

После матча, выигранного ростовчанами со счетом 1:0, тренеры торпедовцев, не оспаривая закономерности победы армейцев, упрекнули меня, что за одни и те же нарушения против Еськова и Херхадзе я в первом случае останавливал игру, а во втором нет. Мои рассуждения о тонкостях психологии не очень-то убедили наставников «Торпедо».

Значит, все-таки безостановочно свистеть? Некоторые арбитры выбрали такой метод. Однако Н. Г. Латышев, анализируя матч «Спартак» (Москва) — «Черноморец» (Одесса), весьма четко показал отрицательные стороны такого судейства. Рефери, что называется, не вынимал свистка изо рта, а игра была скомкана, и обе стороны по окончании матча дружно выразили свое недовольство. Разочарование испытали и зрители, увидевшие вместо ожидаемого боевого и интересного поединка нервную, то и дело прерывавшуюся игру.

Изучив мнение арбитров, в том числе и некоторых зарубежных, о «мелком» фоле, Всесоюзная коллегия судей рекомендовала нам быть категоричнее в своих действиях. И действительно, решительные предупреждения, четко обозначенные судьей, так, чтобы все — и игроки, и зрители — ясно это видели, в большинстве случаев быстро охлаждали любителей «пофолить». Произвели впечатление на команды и несколько предупреждений, занесенных в протоколы, и даже удаления за такие «безобидные» мелочи, как откидка мяча, несоблюдение «правила 9 метров».

В конце концов такая линия поведения судей против, «мелкого» фола заставила футболистов куда как серьезнее относиться к нему. Огромную помощь в борьбе с этой неприятной эпидемией нарушений оказали тренеры и ведущие игроки многих клубов. Дело не только в том, что «мелкий» фол наносил чувствительный ущерб эстетическому восприятию футбола — из-за фола большинство комбинаций не доводилось до логического конца. И главное — «мелкий» фол стал страшным бичом для футболистов техничных и настоящей панацеей для тех, кто не обладал высокой культурой игры.

Позднее, после мексиканского чемпионата, я часто думал: не в этот ли сезон, когда «мелкий» фол распустился на наших полях пышным цветом, мы резко отстали в техническом оснащении от западных команд, с которыми в 1967 и 1968 годах были почти на равных? (Вспомните, первенство мира в Англии, матчи киевлян с «Селтиком».)

Но так или иначе осенью «мелкий» фол под ударами, сыпавшимися со всех сторон, постепенно пошел на убыль. И мои коллеги, и я сам чувствовали это от игры к игре. Может быть, поэтому, получив известие о своем назначении на финальный матч Кубка СССР, я был почти уверен, что проведу его без инцидентов. Тем более что соперников, оспаривающих хрустальный приз, я хорошо знал. Мне и моим помощникам Карло Круашвили и Евгению Хярмсу не раз доводилось судить матчи с участием московского «Торпедо» и ташкентского «Пахтакора».

Пробил час финала. Выбегая на жухлое поле лужниковского стадиона, обрамленное снежными сугробами, я невольно вспомнил ясный мартовский день открытия сезона, когда в Ташкенте я вызвал на залитый солнцем газон эти же самые команды. Я тогда ожидал, что ташкентцы, как обычно, создадут прочный оборонительный заслон у своих ворот. Но я ошибся. «Пахтакор», особенно во втором тайме, много и интересно атаковал. Поменяются ли команды ролями сейчас, через семь месяцев?

Нападали торпедовцы. Но защита ташкентцев и особенно их вратарь Любарцев держались отменно. Лишь во втором тайме после великолепнейшей передачи назад Стрельцова мяч от удара Савченко вонзился в сетку ворот «Пахтакора». Так был одновременно открыт и закрыт счет в финале 27-го розыгрыша Кубка СССР.

Каким будет следующий сезон?

Заботы, заботы… Депутатские и судейские

Обычно зимой у арбитров блаженная пора отдыха. Можно не очень внимательно следить за формой, с легкой иронией вспоминать даже о самых трудных и нервных поединках.

Зима 1969 года у меня была совсем не такой идиллической. Приходилось много и напряженно работать, отчитываться перед избирателями, вновь выдвинувшими меня в Бакинский городской Совет. Что же было сделано за два года? Этот вопрос чаще всего звучал на собраниях.

Ответить на него было и легко, и сложно. Легко — потому, что действительно сделано было немало. Сложно — потому, что ограничиваться простым перечислением сделанного значило попросту проявить неуважение к людям.

После тех памятных для меня выборов группа депутатов добилась создания в Бакинском Совете постоянной комиссии по физкультуре и спорту. В ее состав вошли многие уважаемые в нашем городе люди: вязальщица Е. Елизарова, слесарь Г. Бабаян и др.

Значение такой комиссии трудно переоценить. Ведь то, что не под силу даже крупному аппарату работников, с успехом могут претворять в жизнь депутаты и их актив.

В результате стало возможным заняться, и серьезно, организацией физкультурной и спортивной работы по месту жительства населения, внедрением на предприятиях и в учреждениях производственной гимнастики и других столь же насущных дел.

На одном из первых заседаний комиссии депутат Н. Костенко и я предложили провести спартакиаду среди бакинских жилищно-эксплуатационных контор (ЖЭКов). Дело это было новое, нигде в стране не опробованное, и все-таки мы решили за него взяться.

Мы опасались вначале, что не хватит энтузиастов для организации спортивной работы во всех ЖЭКах. Но жизнь вскоре убедила нас, что «резервы» просто неисчерпаемы. На зов депутатов откликнулись общественники, студенты и именитые спортсмены. В итоге физкультурная работа по месту жительства была заметно активизирована, удалось также выявить сотни способных спортсменов и привлечь их к занятиям в спортивных секциях.

Особенно много энергии у меня и некоторых других членов комиссии отнимала работа с подростками. Известно, спорт не только отвлекает школьников от дурного влияния улицы, но и прививает им чувство коллективизма, дисциплинирует, приучает к целеустремленности. Поэтому я охотно взвалил на себя такой груз, как руководство футбольным клубом мальчишек «Севиндж», в рядах которого насчитывается ныне до 300 тысяч ребят.

Пусть эта цифра не вызывает удивления. Примерно столько юных футболистов ежегодно участвует в розыгрыше приза клуба. Я с удовольствием присутствую на матчах, сужу их и, право же, во многих командах часто встречаю ребят, у которых неплохо отработаны элементы техники, особенно мелкий дриблинг и эффектные удары — в падении, через себя и другие. Кое-кого из них я рекомепдую в группы подготовки в команды мастеров, и нет для меня большей награды, чем видеть, как они вырастают в настоящих футбольных бойцов…

Сразу по окончании избирательной компании я выехал в Москву, чтобы принять участие во Всесоюзном совещании судей. Сезон предстоял сложный. Первенство должно было пройти в два этапа. Сначала после игр в двух подгруппах предполагалось выявить 14 «счастливчиков» и 6 «неудачников». Затем первые должны были разыграть призы чемпионата, вторые — две вакансии в высшую лигу.

В большом докладе председателя Всесоюзной коллегии судей Н. Латышева был сделан акцент на промахи арбитров, с тем чтобы в этом сезоне они постарались избавиться от них. Н. Г. Латышев, в частности, вновь много говорил о недопустимости судейского либерализма, о необходимости продолжения активной борьбы с «мелким» фолом. Он рекомендовал арбитрам иметь при себе записные книжки, чтобы прямо на поле заносить в них фамилии игроков, нарушающих правила, а также и другие сведения, которые могут понадобиться по ходу матча и при заполнении протокола.

Разногласий в судейской среде не было — решили продолжать линию строгого и принципиального арбитража.

Из игр предварительного турнира мне запомнились матчи «Спартак» (Москва) — «Динамо» (Тбилиси) и «Динамо» (Киев) — СКА (Ростов). Оба они, я убежден, доставили удовольствие и десяткам тысяч болельщиков, заполнившим трибуны, и миллионам телезрителей.

Обе игры были боевые, атлетические в полном смысле этого слова. Поединки шли где-то на грани фола, но грань эта не переступалась, и свистеть мне приходилось редко.

Яркое впечатление оставили обе встречи и все-таки — горький осадок. Я задумывался, почему за сезон таких игр раз-два и обчелся? Одно дело, когда спортсмены играют на высоком уровне, стабильно. Другое — когда цепь выступлений команды словно скована из звеньев разного калибра.

И «Спартак», и «Динамо» выдали много игр посредственных, несколько хороших и лишь две-три отличнейших. Отсутствие стабильности, собранности невольно вызывало тревогу. Ведь оба коллектива — основа сборной страны, которой предстояло выступать в Мексике…

Должен сказать, что это тревожило не только меня. Сейчас и не вспомнить, сколько велось разговоров на эту тему. Но все в кулуарах, вполголоса. Мы ошиблись, не придав тогда должного значения проблемам воспитания высоких морально-волевых качеств у игроков ведущих клубов.

Во второй половине чемпионата мне запомнилось состязание армейцев Ростова с торпедовцами столицы. Здесь, как говорится, нашла коса на камень. Если почерк торпедовцев был легким, изящным, то игра ростовчан привлекала динамикой, энергией, носила взрывной характер.

И голы были забиты «соответственно»: сначала Чумаков вынырнул откуда-то из-за спин защитников СКА на мягкую передачу Шалимова и головой по дуге красиво послал мяч в сетку; потом Корнеев на скорости разыграл стенку с Проскуриным и под очень острым углом влетел вместе с мячом в ворота.

После матча я сказал корреспонденту «Советского спорта»:

— Получил сегодня огромное удовольствие. Не так уж часто чувствуешь себя с футболистами единомышленником, как это случилось сегодня. Содержательный красивый матч судить всегда приятно.

Те же слова я мог повторить и после финального матча на Кубок СССР, который наконец-то — и надо надеяться, теперь так будет всегда! — состоялся в августе не на обледеневшем, а на самом что ни на есть упругом зеленом газоне Лужников. Судьей в поле был Карло Круашвили, помогали ему Евгений Хярмс и я. Игра удалась. Впервые в истории нашего футбола команда второго эшелона — это были львовские «Карпаты» — взяла верх, победив фаворитов — армейцев Ростова.

«Карпаты» играли лучше, красивее, острее. Проигрывая один мяч, они во втором тайме нашли силы забить два. У меня сложилось впечатление, что армейцы просто не ожидали подобной «дерзости». И, выбитые из колеи, уже не смогли наладить свою игру.

Для судейства матч, проходивший в вихревом темпе, когда мяч в какие-то секунды мечется от ворот до ворот, когда на «пятачке» вдруг скапливается 10-15 игроков, был трудным. Но Карло справился с ним неплохо. Он сумел помочь футболистам раскрыться, не «задергал» их свистками. И Евгений Хярмс, и я уловили внутренний ритм, с которым вел поединок Круашвили, и потому смогли взаимодействовать с ним достаточно четко и слаженно.

Вскоре после финала Кубка СССР по футболу я вместе с Ю. Бочаровым и П. Казаковым вылетел в Финляндию. Там без особых происшествий мы отсудили отборочный матч Кубка европейских чемпионов между «Паллосеура» и KB (Дания). Датчане без труда довели встречу до победы — 1:0. Борьбы, по существу, не было, настолько «вежливой» оказалась игра. Понятно, и судьям работы было самую малость, что единодушно отметили на следующий день все финские газеты.

Отчет об этом матче, как и о многих предыдущих, которые я проводил после английского чемпионата, был отправлен в Комитет судей ФИФА, который собирался рассмотреть предложенные ему кандидатуры 88 арбитров на поездку в Мехико. На заседании комитета в сентябре, как рассказывал Н. Г. Латышев, главным критерием при отборе являлась квалификация. Для этого комитет пользовался рапортами инспекторов с международных матчей, в которых оценивались действия рефери. В итоге круг претендентов сузился до 50. В списке остались и два представителя Советского Союза — Карло Круашвили и я. Теперь нам, как и остальным 48 претендентам, предстояло провести международные матчи, где за нашим судейством должны были следить особо внимательно.

На мою долю таких игр выпало две. В первой я вместе с Сергеем Архиповым помогал Карло Круашвили в отборочном матче чемпионата мира между сборными командами Австрии и Шотландии. Встреча носила сугубо престижный характер, ибо в этой группе путевку в Мексику уже завоевали футболисты ФРГ. Так что австрийцам победа со счетом 2:0 принесла лишь моральное удовлетворение.

Но зато матч очень много значил для Карло Круашвили. «Безукоризненно», по свидетельству газет, отсудив его, он выполнил наконец норму арбитра международной категории, в полный голос заявив о себе как об одном из наиболее вероятных кандидатов в «тридцатку мексиканцев».

Таким образом, мое участие в завершающей стадии первенства мира прямо зависело от того, на каком уровне мне удастся отсудить одну восьмую финала Кубка европейских чемпионов между такими грандами футбола, как «Лидс Юнайтед» (Англия) и «Ференцварош» (Венгрия). Я надеялся, что земля Британии и на этот раз окажется счастливой.

Однако известно, каждый сам кует свое счастье. И я тщательно готовился к игре. Особенно меня беспокоило, что «Ференцварош» и «Лидс» были командами совершенно разного стиля. Венгры всегда играли импровизационно, легко, но очень нервно и раздраженно, если встречали плотную опеку. «Лидс» же как раз и славился своей жесткой, силовой игрой. По своей манере этот клуб, не очень богатый звездами, напоминал мне бульдога, вцепившегося мертвой хваткой в горло соперников. Короче, упорство, стойкость, крепость, выносливость, цепкость, терпеливость, организованность, с одной стороны, противостояли высокой техничности, непринужденности, импровизационности, нетерпению, с другой.

Мою озабоченность хорошо понимали помогавшие мне Юрий Бочаров из Москвы и тбилисец Георгий Баканидзе. Я глубоко благодарен им за теплую душевную поддержку, которую я ощущал накануне этой важной встречи, за четкое взаимодействие со мной во время игры.

А это было сложно. Сплошной поток воды низвергался на стадион с низкого, обложенного толстыми серыми тучами неба. Газон был залит по щиколотку. Уже в 10-15 шагах не удавалось разглядеть футболиста. Поэтому приходилось передвигаться вдвое-втрое больше обычного, гораздо внимательнее следить за сигналами боковых арбитров, особенно когда мяч неожиданно исчезал из поля зрения где-то на противоположной стороне поля.

«Ференцварош» не смог приспособиться к этим условиям и фактически без борьбы сдался на милость хозяев. «Лидс» победил 3:0, но счет мог быть и внушительней.

По мере приближения матча к концу я чувствовал себя все увереннее. И с финальным свистком волнение окончательно уступило место спокойствию. Теперь оставалось только ждать.

Я вновь и вновь анализировал прошедший сезон, оценивал свои шансы. Надо сказать, двухступенчатая формула чемпионата страны наложила отпечаток и на судейство. Слишком велика была цена каждого очка в предварительном турнире. Быть или не быть? — этот вопрос стоял перед многими командами, и едва ли не всякую неудачу игроки и тренеры были готовы объяснить перебоями судейской машины. От арбитров потребовалась особая устойчивость к психологическому давлению тренеров и зрителей. И они ее в целом проявили.

Думаю, что во многом это объясняется высокой квалификацией наших рефери. Я разделяю точку зрения моего коллеги, доцента Харьковского политехнического института М. Пинского, что у нас в стране есть 25-30 судей, которые могут обслуживать соревнования любого масштаба. Например, в восьмерку лучших в 1969 году не попали такие арбитры, как В. Ходин, В. Толчинский, Ю. Бочаров, Г. Баканидзе, А. Цаповецкий, В. Липатов, Т. Велиев, М. Пинский и другие, — все с богатым опытом и достаточно высоким классом.

Восьмерку же лучших составили журналист Кестутис Андзюлис, старший мастер часового завода Сергей Архипов, тренер Петр Гаврилиади, радиотехник Анатолий Иванов, заведующий кафедрой Центрального института физкультуры Павел Казаков, тренер Карло Круашвили, заместитель директора парфюмерного комбината Евгений Хярмс и я, заведующий кафедрой Азербайджанского института физкультуры.

Я с умыслом перечислил профессии и должности арбитров, чтобы еще раз подчеркнуть новые тенденции в судействе. Посудите сами, может ли быть случайным тот факт, что в результате объективного, тщательного до придирчивости отбора среди лучших остались командиры производства, преподаватели вузов, журналисты, научные работники, причем почти все с высшим образованием.

Мы теперь постоянно говорим об интеллектуальном футболе — игре, где творческая мысль исполнителей приобретает особую, порой решающую роль. Очевидно, что интеллектуальному футболу соответствует интеллектуальное судейство, основанное на глубоком, творческом понимании игры и событий, разворачивающихся в ходе каждого поединка.

Однако судье, как показали последние годы, мало обладать высокой культурой. Ему надо также быть и физически сильным, выносливым человеком. Ушли в прошлое времена, когда арбитр неторопливой трусцой поспевал за мячом, бегая вдоль боковой линии. Теперь, чтобы не отставать от возросшего темпа игры, рефери вынужден двигаться энергичнее и больше. Зона его действия практически расширилась до размеров всего поля.

Оригинальный эксперимент, осуществленный врачами, с научной достоверностью показал, что хотя судьи, в отличие от полевых игроков, и не принимают участия в атлетической силовой борьбе, потери в весе у них больше. Это объяснялось высокими затратами нервной энергии, активно влияющими на физический тонус организма.

Таким образом, стало ясно, что в ходе развития футбола возросли и требования, предъявляемые как к судейству вообще, так и к арбитрам в частности. Постепенно накапливаясь, они, эти требования, принимали уже не расплывчатые, аморфные, а довольно четкие очертания.

Большой судейский совет

Европейская федерация футбола (УЕФА), обменявшись мнениями с Комитетом судей ФИФА, решила провести осенью 1969 года представительное совещание лучших арбитров континента. Семинар на таком уровне проводился впервые в истории УЕФА. На этот форум лучших судей Европы в итальянский город Флоренцию были приглашены по три арбитра из 33 стран. Судейскую коллегию Советского Союза представляли судья международной категории тбилисец Карло Круашвили, судья всесоюзной категории москвич Павел Казаков и я.

Руководство семинаром было возложено на Судейский комитета УЕФА. Семинар шел в четырех «языковых» группах — английской, французской, немецкой, итальянской.

После обсуждения каждого вопроса участники групп выносили свое решение по конкретному моменту судейства и затем обсуждали его на общем занятии. Это давало возможность каждому из нас глубоко' проанализировать все спорные игровые ситуации, затронутые в докладах.

В семинаре приняли участие виднейшие деятели мирового футбола — президент ФИФА Стэнли Роуз, президент УЕФА Густав Видеркер, председатель Итальянской федерации футбола Артемио Франки, тренер сборной ФРГ Гельмут Шен, тренер команды «Манчестер Юнайтед» Матт Басби и другие.

Основной целью семинара была выработка единого толкования правил. Теоретические занятия включали в себя и обсуждение характерных изменений в методике и наиболее ярких отклонений от правил игры в сезоне 1969 года.

С приветственным словом к нам обратился генеральный секретарь УЕФА Ганс Бангертер. Он сказал, что подобные семинары станут традиционными и в дальнейшем будут проводиться через каждые два года. Очередной семинар намечается провести в 1971 году в Мюнхене.

И чтобы с первой же минуты направить работу семинара по избранному руслу, он не замедлил еще раз напомнить нам о его цели. В частности, он привел такой пример: в Англии судьи обычно, как говорится, «дают поиграть» футболистам. А те это воспринимают по-своему и зачастую применяют жесткие приемы. В подавляющем же большинстве европейских стран жесткие приемы игры наказываются. И вот когда встречаются команды этих противоположных, своеобразных групп, нередко у арбитров возникают затруднения в судействе, приводящие иногда к заметным осложнениям.

Большой разговор на семинаре состоялся по поводу отношений между арбитрами и игроками. Судьи не должны пренебрегать встречами с футболистами. Например, австрийские судьи очень часто посещают футбольные клубы, где общаются с коллективами различных команд. Это дает возможность им поближе познакомиться с игроками, распознать их положительные и отрицательные качества и, несомненно, облегчает затем работу на поле.

Судейский комитет УЕФА вынес на рассмотрение участников семинара несколько конкретных вопросов, которые пока по-разному трактуются в европейских странах.

Например, правило четырех шагов для вратарей. Практика показала, что это правило, введенное ФИФА с целью выиграть больше игрового времени, не оправдало себя в полной мере. Вратари научились при необходимости опять-таки задерживать мяч и тянуть время. Овладев мячом, вратарь может бросить его партнеру, а затем вновь получить от последнего мяч. Эта процедура проделывается неоднократно и, естественно, снижает темп игры. Большинство участников семинара остановилось на том, что не следует разрешать голкиперам повторять это более трех раз. А немецкая группа предложила даже наказывать свободным ударом вратарей, которые неоднократно разыгрывают мяч со своими партнерами.

Однако нашлись и противники. Так, английский арбитр Финней считал, что судьи не должны фиксировать этого момента. Ведь тогда, как он выразился, «рефери должны будут для этого вооружиться еще и счетными машинами».

Впрочем, на семинаре выступали не только против вратарей, но и в их защиту. В частности, много говорилось и об уточнениях, которые полностью идут на пользу стражам ворот. К примеру, если вратарь держит мяч в руках и делает ложные движения, чтобы ввести его в игру, не считать эти попытки вратаря за лишний шаг. Вместе с тем, если голкипер все же сделает лишний шаг, но судья будет уверен в том, что сделал он его непреднамеренно, арбитр должен принять решение на свое усмотрение.

Было условлено, что игроки команды соперника не имеют права стоять перед вратарями, когда те овладевают мячом и пытаются ввести его в игру. Английская группа предложила любое прикосновение к вратарю классифицировать как опасное нападение на голкипера. Правда, участники итальянской группы не согласились с английскими коллегами в вопросе о нападении на вратаря в момент, когда тот приравнивается к игроку.

Особо рассматривалась на семинаре работа дисциплинарной комиссии УЕФА. С ней подробно ознакомил слушателей президент Итальянской федерации футбола Артемио Франки.

Дисциплинарная комиссия регулярно рассматривает конфликтные вопросы, которые возникают на европейских турнирах. Детально разбираются все протоколы и рапорты судей, поступающие в УЕФА. И, естественно, чем выше квалификация судей, тем меньше рапортов поступает в комиссию.

Иногда случается, что некоторые арбитры, стремясь скрыть эти конфликты, не отмечают их в протоколах. Однако нынче трудно скрыть недостойное поведение не только футболистов, но и зрителей. Не секрет, что поведение зрителей и игроков на стадионах Южной Америки и некоторых стран Европы оставляет желать много лучшего. На поле здесь летят различные предметы, которые могут нанести увечья спортсменам. Это делается еще и для того, чтобы оказать психологическое давление на арбитра.

Телевидение, пришедшее на помощь не только «квартирным» болельщикам, но и специалистам и руководителям футбола, очень часто помогает нам стать свидетелями матчей и наблюдать все те безобразия, которые почему-то иногда не фиксируются судьями.

Арбитры обязаны в рапортах подробно анализировать нарушения, давать им точную формулировку, чтобы дисциплинарная комиссия могла немедленно принять решение о мере наказания.

— Надо быть беспощадными к грубиянам на поле, ко всем тем, кто портит красивую идею футбола! — призвал нас в заключение доктор Франки.

Быть более строгими, принципиальными, вести непримиримую борьбу с нарушителями правил призвал судей и тренер сборной ФРГ Гельмут Шен. Он отметил также и то, что судьи должны быть в какой-то степени партнерами тренеров. От тренеров в большей степени зависит техническая подготовка футболистов, а от судей, как ни странно, на первый взгляд, их моральная выдержка. От квалификации судьи иногда даже зависит и успех работы тренеров. Шен привел конкретные примеры, когда судьи неправильно определяют игру рукой в штрафной площадке и за случайное попадание мяча в руку назначают одиннадцатиметровый удар. Тем самым сводятся на нет усилия тренеров, одной ошибкой арбитр может испортить всю игру.

Постоянно растущая интенсификация игры требует от судей повышенной физической готовности. Если судья будет отставать от игрового момента, он не сможет своевременно фиксировать нарушения правил, не станет настоящим дирижером игры.

Часто при производстве штрафного или свободного удара футболисты, выстраивая живую «стенку», не отходят на положенные 9 метров. Некоторые судьи в этом случает толкают игроков с целью отодвинуть их на необходимую дистанцию. Судья должен быть требовательным и добиваться исполнения своих указаний без помощи рук.

Арбитры не должны терять самообладания при игре в штрафной площадке. Однако еще нередко судьи, заметив нарушение в штрафной, останавливают игру и выносят мяч за ее пределы. Одна только эта ошибка уже не может дать арбитру полного удовлетворения от своего судейства.

Эти высказывания своего коллеги поддержал и тренер английской команды «Манчестер Юнайтед» Матт Басби. Он добавил, что рефери — это главная фигура на поле, на которого футболисты, как правило, смотрят как на врача-исцелителя. Поэтому здесь следует особенно тщательно определять нарушение: свершилось оно с умыслом или без него. Формальное отношение к подобным ситуациям ставит под сомнение авторитет судьи, и игроки, в свою очередь, начинают дискуссию на поле.

Генеральный секретарь УЕФА Ганс Бангертер в своем докладе рассказал о работе 15 комиссий и комитетов при УЕФА. Он изложил некоторые рекомендации Судейского комитета. В частности, всем арбитрам было предложено проверять перед матчем разметку поля и качество травяного покрова, тщательно и аккуратно заполнять протоколы состязаний (заполняются они на трех языках — английском, немецком и французском).

Генеральный секретарь УЕФА сообщил, что в последнее время, дабы исключить неожиданности, Судейский комитет регулярно посылает на все серьезные игры своих наблюдателей.

В ходе обсуждения докладов участниками семинара были внесены проекты изменения правил игры. Все «языковые» группы сошлись на том, что следует поступать следующим образом:

1) если футболисту судья разрешил уйти с поля, но, несмотря на это, тот все же затем принял участие в игре, следует матч остановить и назначить свободный удар с той точки, где коснулся мяча этот спортсмен;

2) если игрок вошел в поле без разрешения арбитра, то следует остановить состязание и назначить свободный удар в сторону провинившейся команды;

3) если игрок, потеряв равновесие, опирается руками на своего соперника, его не следует штрафовать;

4) если игрок получил травму, не допускать на поле тренеров и фоторепортеров и как можно быстрее возобновить игру.

Член Судейского комитета УЕФА Карел Гальба (Чехословакия), мой партнер по финальному матчу в Англии, остановился на некоторых рекомендациях по поводу устранения симуляций, затеваемых футболистами.

При обсуждении этих вопросов в «языковых» группах большинство участников семинара пришло к выводу, что если заведомо определена симуляция, то игроку следует сделать предупреждение. За повторное же — удалить его с поля и одновременно прибавить время, потраченное на определение симуляции. Разумеется, во всех случаях следует допускать на поле врача команды.

Отвечая судьям, выступавшим со своими предложениями об изменениях в правилах игры, сэр Стэнли Роуз подчеркнул, что все же главным на сегодняшний день остается не изменение правил, а единое толкование всех параграфов. Вот уже с 1945 года ФИФА, сказал он, не меняет ни одного параграфа правил игры. И правильно делает, ибо тут легко можно дойти до абсурда.

Рефери всегда должен быть спокойным, особенно в тот момент, когда матч достигает наивысшего накала. Все спорные ситуации он обязан решать с холодной головой, четко и оперативно, и тогда у футболистов не возникнет никаких сомнений в авторитете судьи. А то ведь в Австрии, например, дело дошло до того, что футболисты, окружив плотным кольцом судью, толкали и били его по ногам, требуя, чтобы он изменил свое решение. Судья же на это не реагировал, не воспользовался правами, которыми наделен. Такое поведение, конечно, отметил Роуз, вызывает крайнее удивление.

Чтобы поднять авторитет арбитра, придать весомость его замечаниям, Комитет судей ФИФА, как сообщил Роуз, разработал специальные желтые и красные карточки. Подняв их прямо на поле, рефери тем самым сообщит зрителям и футболистам свое решение о предупреждении или удалении игрока, нарушившего правила.

Председатель Судейского комитета УЕФА Фридрих Зейпелт, говоря о характерных чертах современного футбола, рассказал о новых тенденциях арбитража. Переход футболистов на систему игры «все в обороне, все в нападении» в корне изменил тактику судейства. Рефери приходится преодолевать очень большие расстояния, вклиниваться в самую гущу игроков. Судья ныне, говорил Зейпелт, должен всегда находиться в непосредственной близости к игровому моменту, не упуская в то же время из поля зрения сигналы своих помощников на линии.

Особое внимание на семинаре обращалось на синхронную работу всей судейской бригады. Она сравнивалась с трио музыкантов, которому никогда не добиться гармонии, если хотя бы один из исполнителей фальшивит. К сожалению, как отмечалось, во многих матчах согласованность судей со своими помощниками оставляла желать много лучшего. Это приводило к осложнениям. Судьи на линии, говорили участники семинара, тотчас должны реагировать на все, даже мелкие, нарушения, а главный арбитр обязан хорошо изучить все манеры и жесты своих помощников, и тогда четкость в судействе весьма повысится. Указывалась и другая крайность. Нередко судья, сам находясь вблизи места нарушения, для перестраховки бежит к помощнику, чтобы уточнить свое решение. Это неверно. Окончательное решение принадлежит рефери, и он не должен делить свою ответственность с другим.

С интересным докладом о психологической подготовке арбитров выступил член Судейского комитета УЕФА доктор Вацлав Каплинский (Польша). Он опроверг мнения тех судей, которые считают, что первостепенное значение для судьи имеет только физическая готовность. Рефери для успешного проведения ответственных матчей необходимо постоянно развивать свои психо-физические качества. Эти два компонента должны быть всегда в тесной взаимосвязи. Систематические тренировки укрепляют нервную систему, улучшают, если можно так выразиться, качество рефлекса на внимание, так нужного любому арбитру.

Нет сомнения, заключил Каплинский, что современный футбол требует от судей высокой психологической устойчивости. Только тогда никакой инцидент не сможет вывести арбитра из равновесия.

О личности судьи, твердости судейского характера, решительных действиях арбитров, их интеллекте говорил член Судейского комитета УЕФА Джулио Камланатти (Италия), сравнивший творчество футбольных рефери с писательским. Широта кругозора и быстрота реакции, по его мнению, непременные качества первоклассного судьи.

Как видно, многие выводы и суждения участников семинара во Флоренции, где собралось около 100 лучших судей Европы, весьма спорны, иногда неожиданны и противоречивы. Что ж, это только подтверждает сложность проблем, связанных с футболом вообще и с судейством этой привлекательной и зрелищной игры в частности.

Семинар позволил нам разобраться во многих «больных» вопросах, определить линию, которой предполагалось твердо придерживаться на чемпионате мира в Мексике.

Увертюра чемпионата

Весна 1970 года не предвещала грозы. Первые туры всесоюзного розыгрыша проходили под знаком подготовки наших сборников к финальным стартам в Мексике. И это обстоятельство накладывало свой отпечаток на ход первенства. Ведущие игроки осторожничали, да и судьи еще решительнее, чем в прежние годы, обнажили свой меч против нарушителей футбольных законов. Неудивительно, что счет О : 0 был одним из самых популярных.

Быстро летели дни. И наконец 20 мая я вылетел в Мексику с остановкой в самом большом и самом неамериканском городе Соединенных Штатов — Нью-Йорке. В гигантском аэропорту имени Кеннеди меня встретил корреспондент «Правды» Борис Орехов. Отделенный от меня широкой стеклянной стеной, он терпеливо ждал, пока я вырвусь из железных объятий дотошных таможенников.

Наконец с формальностями было покончено, и Борис повел меня по каким-то бетонным коридорам, через какие-то полные электрического света «аквариумы» и полутемные длинные и тоскливые помещения, пока мы не «вынырнули» у стоянки машин.

Неожиданно прямо над головой раздался оглушительный рев реактивных двигателей. Я вздрогнул. По эстакаде, задрав кверху нос, мчался на взлет огромный «Боинг».

— Это тебе не Европа, — засмеялся Борис. — Привыкай к американским масштабам. Только учти, гигантизм этот, в отличие от нашего, русского, советского, рассчитан не на восхищение человека делами рук своих, а на подавление его. На подавление духа, воли, характера…

Когда я сегодня вспоминаю сутки, проведенные в Нью-Йорке, я не могу отделаться от ощущения, что небоскребы, улицы, машины, памятники, парки словно существовали сами по себе, как некий абсолют, а люди — это так, между прочим, необходимый фон, своеобразная деталь общего пейзажа.

…На другой день еще один бросок по воздуху — и вот она, долгожданная Мексика. Здесь встреча с таможенниками носила мимолетный характер. Я не успел осмотреться, как оказался в плотном кольце журналистов. Вопросы сыпались градом, и все опять на тему, о которой я стал уже было забывать.

— Ваша позиция при третьем мяче в ворота ФРГ?

— Я стоял в нескольких шагах от углового флага, и мне отчетливо было видно…

— Вы никогда не страдали болезнями глаз?

— Нет. Наверное, поэтому я не закрываю глаза на нарушения.

— Вы по-прежнему уверены в своей правоте?

— Безусловно. У меня нет и тени сомнения.

— Повторят ли свой успех англичане?

— Время покажет. Я плохой пророк…

Постепенно, по мере того как я пробивался к выходу, журналисты «переключились» на прилетевшего вместе со мной заместителя председателя Комитета по делам физической культуры и спорта СССР Рагульского. На этот раз репортеры не были оригинальны. Коротко и длинно и почему-то в замысловатой форме они спрашивали в конечном счете об одном: каков будет результат первого матча чемпионата СССР — Мексика. В отличие от них Рагульский не прятался за ширмой витиеватых фраз.

— Вы узнаете все после игры, — был его ответ.

Съезд судей намечался только через два дня, поэтому прямо из аэропорта я поспешил за Рагульским в отель «Л'Эскаргот», где находились наши ребята.

Хлопнул за спиной металлический замок двери, и мы сразу окунулись в тишину. Двухэтажное здание отеля расположено в центре зеленой поляны, окруженной тенистым парком. Я подумал, что выбрана гостиница очень удачно. Именно в таком месте, как говорится, душа отдыхает. Несколько озадачило, правда, меня то, что ребята накинулись на нас, словно голодные волки:

— Каковы результаты последних туров?

— Нет ли газет?

— Книг не привезли?

К сожалению, этот «голод» мы могли удовлетворить лишь частично. Мне показалось странным, что футболистов держат в такой строгой изоляции. Ведь в посольстве, насколько я знал, есть неплохая библиотека, получают и свежую прессу. Наладить бы связь… Впрочем, мысль эта только мелькнула и исчезла.

К нам подошел врач сборной Савелий Евсеевич Мышалов.

— Как акклиматизация? — спросил я его. — Тяжело проходит?

Он покачал головой.

— После первого дня будет общее утомление, страшные головные боли… Впрочем, при первой же тренировке увидишь.

Ясно, что тренировки я ожидал с плохо скрываемой тревогой. Все мои надежды на благодатный кисловодский климат были похоронены суровым приговором Мышалова.

Вместе с игроками я выполнил комплекс разминочных упражнений, пробежал в хорошем темпе один круг, второй, третий. Хотя солнце стояло в зените и майка моя потемнела от пота, я чувствовал себя отменно.

— Послушай, Савелий! — окликнул я Мышалова. — Я чувствую себя хорошо.

— Да? — полуутвердительно-полувопросительно бросил он. — Значит, я ошибся. Это будет после второй тренировки.

— Чуть прибавьте нагрузки, Тофик Бахрамович, и сразу упадете в судорогах! — кричал неугомонный Муртаз Хурцилава.

— Верно, — пряча улыбку, подхватил Гавриил Дмитриевич Качалин. — Куда это годится? Пробежал два круга и удивляется, что ему еще не выписали больничный.

— Да ну вас, — я махнул рукой, поняв, что стал жертвой хорошо организованного розыгрыша. — Серьезно, на первый день достаточно?

— Еще минут пятнадцать. Пробежки и легкие упражнения, — Мышалов наморщил лоб. — И, пожалуй, хватит.

После тренировки, когда я шел к автобусу, двенадцатилетний малыш в широкополой соломенной шляпе ловким движением сунул мне в руку записку. Не поднимаясь в салон, я тут же раскрыл ее. «31 май. Русские сильные. Они выигрывают Мексику». Я оглянулся, но мальчишки и след простыл. Из толпы, окружавшей автобус, тянулись руки с листками бумаги, сувенирами, значками.

— Ченч! Ченч! — стояло в воздухе…

В отеле нашего возвращения поджидала большая группа западногерманских журналистов. Узнав о моем пребывании, они решили организовать небольшую пресс-конференцию и пригласили меня в один из уютных маленьких холлов, где сама обстановка располагает к доверительной и откровенной беседе. С самого начала она и приняла такой характер. Предупреждая традиционный вопрос, я подробно рассказал о финальном матче английского чемпионата, дал свою оценку действиям немецкой команды, поделился мнением об отдельных игроках. Естественно, кое в чем мне возражали, кое с чем согласились. Но и в спорах «домашний» тон разговора не нарушался. В заключение почти одновременно раздались два вопроса:

— Будете ли вы, господин Бахрамов, судить игры с участием ФРГ?

— Возможно ли для западногерманской команды вновь пробиться в финал?

Я поднял руку.

— В своей практике я всегда руководствовался принципами объективности. И поэтому внутренне готов к судейству матчей любых команд, в том числе и ФРГ. Что касается второго вопроса, то ни я, ни любой другой специалист футбола, уверен, не увидит никакой сенсации в факте участия в финале такого высококлассного коллектива, как сборная ФРГ.

На следующий день, 23 мая, я с утра отправился в 18-этажный отель «Касабланка», где были забронированы номера для арбитров. Разместив свои вещи, я спустился в обширный высокий зал. Здесь уже собрались судьи. Кандил из ОАР, англичанин Тейлор, немец Ченчер, мексиканец Ямасаки и я, как старые знакомые, как-то сразу сгруппировались вместе.

Еще ни разу, пожалуй, Международная федерация футбола так резко не ограничивала представительство на чемпионате мира судей стран-участниц. Подавляющее большинство арбитров, приглашенных обслуживать турнир, были из «незаинтересованных» государств. С одной стороны, было очень приятно, что Судейский комитет ФИФА взял решительный курс на привлечение свежих судейских сил к соревнованиям на высшем уровне, а с другой — все-таки было немножко грустно.

После представления нас всех по инициативе Мексиканской судейской коллегии повезли на экскурсию в Олимпийскую деревню.

Встреча с Олимпийской деревней оставила горький осадок. Нельзя по достоинству не оценить этот комплекс гигантских зданий. Он впечатляет. Но в то же время на нем лежит печать запустения. На огромной территории редко-редко где мелькнет человеческая фигура.

На легкоатлетическом стадионе деревни в этот час шла репетиция церемониала открытия первенства мира по футболу. Шестнадцать стройных смуглянок в розовых, трепещущих на ветру платьях несли по кругу транспаранты с названиями команд.

Нам рассказали, что около 300 девушек, чей рост не превышал 158 сантиметров, а возраст был в пределах 18-22 лет, предстали перед строгой отборочной комиссией, которая и выбрала 16 красавиц…

Из Олимпийской деревни мы отправились на «Ацтека». Снизу, с поля, такое впечатление, что находишься на дне гигантского котлована. Прямо над центром поблескивал на солнце висящий на тросах огромный металлический громкоговоритель.

Я попробовал газон. Он был неплох, хотя и жестковат.

— Да, на «Уэмбли» поле лучше, — сказал Тейлор.

— Не будем критиковать хозяев, тем более что газон отличный, — ответил ему Кандил. — Хотя, конечно, признаю, что на «Уэмбли» он превосходнейший.

Мы поднялись по широкому проходу на трибуны стадиона. На железобетонных скамьях кое-где лежали подушки. Мне вспомнилось, как во время финала Олимпиады в Мексике они дождем падали на поле. На свободных площадках громоздились картонные ящики с прохладительными напитками. У некоторых лож возились маляры, обновляя облупившуюся кое-где краску.

— Большинство лож арендовано на все матчи на 99 лет вперед. — Ямасаки выступал в роли гида и очень удачно предварял наши вопросы…

Снизу закричали нам, чтобы мы спускались. Судьи хотели осмотреть расположенную рядом со стадионом тренировочную базу мексиканской команды. Через несколько минут ходьбы мы наткнулись на плотный полицейский кордон. После длительных объяснений цепь стражей порядка словно нехотя разомкнулась, пропустив нас к приоткрытым воротам, за которыми виднелись низкие белые домики, слышались гулкие удары по мячу.

Нас принял старший тренер мексиканской сборной Рауль Карденас. Он был в узких спортивных брюках, в свободной кофте с широким воротником, из которого, словно пушечное ядро, торчала на сильной шее круглая, коротко остриженная голова. Загорелое лицо, изрезанное глубокими морщинами, с нависающими над глазами мохнатыми бровями, выглядело усталым. Карденас довольно скупо рассказал о своих питомцах. Мы довольно вежливо пожелали им успеха и отправились восвояси. Тем более что совсем немного времени оставалось до официального приема, назначенного руководством ФИФА в отеле «Касабланка».

24 мая в просторном зале крупнейшего в Мехико национального банка начал работу наш судейский семинар. Открыл его Стэнли Роуз.

— Здесь собрались лучшие судьи мира, — сказал он. — Поэтому в ходе первенства не может быть никаких ошибок, так как ошибаются лишь плохие, неподготовленные арбитры. Правда, мы знаем, что пока нет единой трактовки по ряду вопросов. Больше с этим мириться мы не будем и потому проводим не летучий, как обычно, а фундаментальный семинар судей. Судейский комитет ФИФА выслушает ваши соображения, а затем уже примет обязательные для всех решения.

Генеральный секретарь ФИФА господин Кайзер, взявший слово после Стэнли Роуза, ознакомил нас с регламентом семинара. Нам предстояло посмотреть нарушения, зафиксированные на кинопленку в Англии, дать им свое толкование, осуществить довольно солидную программу физической подготовки и практических занятий.

За время семинара мы просмотрели фильмы некоторых матчей английского чемпионата. Вернее, не самих матчей, а наиболее сложных с точки зрения судейства эпизодов. В замедленном темпе крупным планом мы видели на экране, какое нарушение допускал футболист, отмечали, достаточно ли справедливо карал его арбитр. Затем обычно по каждому эпизоду мы писали свои соображения, чтобы с ними мог ознакомиться Судейский комитет ФИФА. Два фильма были посвящены вратарям — главным мастерам по затяжке времени. Наконец, несколько десятков короткометражных эпизодов убедительно рассказали о различных ухищрениях футбольных хулиганов.

В ходе довольно бурных дискуссий, разгоревшихся между латиноамериканскими и европейскими судьями, была разработана и официально утверждена единая оценка спорных игровых ситуаций. В отношении вратаря, например, было решено: строжайшим образом карать нарушение правила «четырех шагов». Кроме того, мы пришли к выводу о наказании голкипера свободным ударом, если он со своими товарищами по команде занимается откидыванием мяча с единственной целью потянуть время. Вместе с тем мы приняли во внимание и то, что нередко футболисты соперников, избегая сами борьбы, не дают вратарю ввести мяч в игру, закрывают ему обзор. В этих случаях в интересах спортивной справедливости караться будут уже игроки.

Были устранены все разногласия в отношении «подката» сзади. Не помню уже, кто из нас после ожесточенных споров о невозможности найти здесь единую трактовку предложил считать отбор «чистым», если игрок коснулся сперва мяча, а не ног соперника. Эта мысль пришлась всем по душе и была принята без возражений.

С особой тщательностью и вниманием мы анализировали свои отношения с игроками. В конце концов единогласно согласились с тем, что любой протест против решения судьи должен повлечь за собой замечание.

Такое же наказание теперь ожидало и игрока, мешающего произвести штрафной, свободный или угловой удар. За любой повторный проступок следовало более суровое наказание — удаление с поля. Кроме того, к этой крайней мере мы решили прибегать в случае, если футболист допускает умышленно грубую игру, не реагирует на судейский свисток.

В последний день семинара была отработана единая трактовка жестов. Поскольку по всем принципиальным вопросам было достигнуто соглашение, то Судейский комитет ФИФА здесь принял компромиссные решения, устраивающие всех. Так, если европейские арбитры, фиксируя свободный, поднимали руку вверх, зажимая кулак, а латиноамериканские при том же жесте выбрасывали еще два пальца, то теперь следовало поднимать руку с открытой ладонью.

Когда итоги нашего семинара стали достоянием гласности, многие тренеры и футболисты поспешили выступить с осуждением линии Судейского комитета вообще и принятых решений в частности.

— Мне не симпатичен так называемый поучительный стиль судейства, — заявил англичанин Р. Чарльтон. — Мы, профессиональные игроки, находимся на работе, а арбитр-любитель грозит нам пальцем, как малышам, читает нотации, демонстрируя, что он здесь главный. Главный же не он, а игра.

— Будет очень плохо, — поддержал его тренер бельгийской сборной Гутало, — если судьи станут трактовать любую попытку капитанов команд опровергнуть несправедливость как неуважение к арбитрам.

— Главная опасность, — сказал тренер бразильцев Загало, — в том, что судьи слишком подчеркивают свой авторитет и берут полностью на себя руководство игрой.

Любопытно, что осенью, через несколько месяцев после окончания чемпионата, прошедшего, как известно, без особых инцидентов и ошибок, тот же Загало в Лондоне произнес целый панегирик во славу арбитрам.

— В Мексике мировой футбол поддержал свою репутацию, — подчеркнул он, — прежде всего благодаря жесткому и решительному судейству. Грязная игра не оставалась там безнаказанной. Это еще раз показало, что если футболист твердо знает о неизбежности наказания за грязный прием, он непременно избегает его применения. — И добавил фразу, о которой многие из нас, судей, думали и которую никто не решался произнести вслух: — Будущее мирового футбола во многом зависит от арбитров…

Впрочем, тогда, в те жаркие и душные, полные напряженной работы майские дни, мы меньше всего думали об оценках. Каждое утро с 9 до И часов мы отправлялись на спортивную базу, где один из лучших специалистов по физической подготовке — тренер ФИФА господин Краймер из ФРГ занимался с нами. Занятия были очень интересны, ибо Краймер каждому из нас предлагал наиболее подходящий по физическим возможностям цикл упражнений, умело регулировал нагрузку.

Буквально через четыре-пять дней почти все мы почувствовали себя на пике формы. Доктор Андреевич из Судейского комитета ФИФА, который, несмотря на свой преклонный возраст, тренировался с нами, искренне поблагодарил Краймера за его высокое искусство.

Теоретические занятия начинались во второй половине дня, и обычно мы не торопились вернуться в отель, небольшими группами бродили по городу. Я очень подружился с Кандилом, нередко во время прогулок мы вырабатывали какие-то совместные предложения по тому или иному обсуждаемому на семинаре пункту. Часто к нам присоединялись Ландор, Ченчер, Ямасаки, ди Лео. Беседы наши, протекавшие на странном англо-русско-испанском языке, в общем, были, на мой взгляд, довольно интересны. Помню, мы страшно удивились, когда вдруг обнаружили в витрине колоссального универмага «Ливерпуль» статуэтку «Золотой богини», небрежно охраняемую всего лишь двумя полицейскими. Предупредительный администратор, склонив отлакированную голову, внимательно выслушал наши сбивчивые вопросы, а потом, после того как долго выяснял, кто мы такие и почему нас, собственно, удивляет месторасположение Нике, холодно, сквозь зубы объяснил:

— Это копия. Любой человек, сделавший покупку в нашем магазине, может сфотографироваться со статуэткой. Цветная фотография — через 60 секунд. Разумеется, мы не афишируем, что у нас выставлен дубликат. Коммерция. — По гладкому лбу администратора пробежала легкая тень. Он вдруг преобразился, вежливо и очень симпатично открыл в улыбке безукоризненные зубы. — Может быть, господа судьи пожелают сфотографироваться. Без покупок и с сувениром от магазина.

Мы переглянулись.

— Спасибо, — сказал Кандил, — как-нибудь обойдемся, — и сквозь огромные стеклянные двери мы вышли на улицу.

Улицы Мехико, я имею в виду центральные, в дни чемпионата представляли яркий, незабываемый калейдоскоп. Я не говорю о рекламе. Не было уголка, где бы не виднелась эмблема чемпионата — маленький Хуанито. Потрясало другое — колонны автомобилей с непрерывно гудящими клаксонами, рев которых перекрывало могучее:

— Ра-ра-ра! Мехико! Мехико!

А на тротуарах многочисленные группы туристов, размахивая флагами, скандировали:

— Ингленд! Ингленд!

А чуть дальше слышалось!

— Дейчланд юбер аллес!

В общем, обстановку эту трудно передать словами. Ее надо видеть, слышать, осязать…

Вечерами арбитры собирались обычно в бассейне, расположенном на крыше отеля, ходили иногда в кино, в театры. Очень тепло, по-домашнему прошел прием, организованный в пашу честь Мексиканской судейской ассоциацией, где нам вручили эмблему и памятный значок.

Тем временем наши занятия подходили к концу. На одной из тренировок порвал мышцу и выбыл из нашей судейской компании югослав Драго Хорват. Еще одну потерю мы понесли при сдаче физических нормативов комиссии ФИФА. Все-таки коварная высота взяла свое…

Однако в целом наша физическая готовность была достаточно высока. А с ней поднялся и психологический тонус. Тем более что круг наших прав был очерчен достаточно четко. Обмениваясь мнениями, мы выражали уверенность, что сумеем погасить вспышки грубости, не доведем дело до драк и кулачных стычек, как бывало, к сожалению, в недавнем прошлом.

Это чувство уверенности в своих силах, умело раскрытое в каждом из нас благодаря усилиям руководителей семинара, позволило довольно спокойно встретить распределение по группам. Конечно, всем хотелось попасть в первую группу, где в Мехико встречались сборные хозяев поля, СССР, Бельгии и Сальвадора. Тут все на виду. Многие, особенно молодые судьи, рвались в Гвадалахару. Там, в третьей группе, мерились силами Бразилия, Англия, Румыния и Чехословакия. Меньше желающих было попасть в Пуэбла и Толуку, на битву самых жестких команд — Уругвая, Италии, Швеции и Израиля, и в Леон, где выступали Перу, ФРГ, Болгария и Марокко.

Поскольку для меня, как представителя СССР, первая группа была закрыта, то, конечно, хотелось в третью. Однако меня назначили в четвертую.

За день до открытия чемпионата на заключительной пресс-конференции президент ФИФА Стэнли Роуз сообщил об основных результатах семинара. Затем были доложены принципы определения победителей в подгруппах: по лучшей разнице мячей или — в случае равенства этого показателя — по жребию; назначение добавочного времени в четверть- и полуфиналах; переигровки в финале. Жребий больше не вверялся капризной монете. На виду у всех из чаши кому-то из представителей спорящих команд предстояло вытащить победный листок.

После церемонии вручения бронзовых свистков представитель швейцарской фирмы «Булов» торжественно преподнес нам секундомеры.

— Они столь же точны, — патетически заявил он, — как и судьи, которым мы их передаем.

Наконец, от имени западногерманской фирмы «Адидас» нам были вручены специальные приборы для измерения давления и размера мяча (к слову, все матчи чемпионата проводились отличными мячами этой фирмы) и судейская форма.

Напутствиям и приветствиям, казалось, не будет конца. Я видел, что всех томит ожидание, что каждому хочется побыть немного наедине с собой. Но в Мексике это сделать не так просто. Добравшись до номера, я не мог заснуть, ибо даже сквозь плотно притворенные окна доносилось непрерывное:

— Ра-ра-ра! Мехико! Мехико!

Я махнул рукой, оделся, спустился вниз. Услужливый мальчуган, заметив меня, поднес газету с портретами арбитров. Я купил газету и из холла позвонил Кандилу.

— Хорошо, что ты не спишь, — сказал я. — Сейчас поднимусь.

Из опубликованной корреспонденции мы узнали множество подробностей о нашем судейском корпусе. Так, сообщалось, что его старейшине, сидевшему рядом со мной на широкой кровати в гладкой голубой пижаме Генеральному секретарю Олимпийского комитета ОАР Хусейну Али Кандилу, стукнуло сорок девять. А самому молодому — уругвайскому бизнесмену Рамону Баррету Руису — на 20 лет меньше. Кандил был назван первым претендентом и на титул полиглота среди арбитров. Он владеет, писал журналист, кроме родного арабского английским, французским и русским. Больше всех матчей на чемпионатах мира, как явствовало из газеты, провели Роберт Давидсон из Шотландии и Артуро Ямасаки. На несколько абзацев растянулось объяснение, почему самая длинная фамилия у испанца Хосе-Мария Орреса де Мендивила. Столь же подробно обсуждалась проблема сохранения растительности на лице. Среди бритых арбитров, восклицал автор, лишь трое усатых: де Мендивил, Абель Агилар Элизальде из Мексики и азербайджанец Тофик Бахрамов.

Я решительно поднялся.

— Извини за позднее вторжение. Но я думал, что накануне чемпионата газету заинтересует что-либо и кроме моих усов.

— Ты никак не привыкнешь к их стилю. Побольше ерунды, поменьше мысли, — Кандил проводил меня к двери. — Постарайся заснуть. А газету сохрани. Все-таки память.

Занавес поднят

Воскресным утром в последний день мая я сразу после завтрака, как обещал накануне, навестил Курта Ченчера. Он сидел в низком кресле у окна и смотрел вниз, на забитый машинами проспект. Сквозь стекла доносилось приглушенное «ра-ра-ра!», хотя и не так отчетливо, как ночью. На столике перед креслом дымилась чашка чаю.

Ченчер, обычно очень приятный и душевный собеседник, хорошо владеющий собой, на этот раз с трудом удерживал себя в руках. Мне было понятно его состояние. Четыре года назад в Лондоне я видел, что такое же волнение испытывал опытнейший венгерский арбитр Иштван Жолт, которому я помогал в матче между сборными Англии и

Уругвая. Как мог, я успокоил Ченчера, рассказав ему несколько забавных историй из своей практики. На прощание мы обменялись с ним бронзовыми свистками и от сердца пожелали друг другу, чтобы они свистели только «по делу», только на пользу футболу.

За три часа до начала первой игры мы, арбитры, выехали на автобусе из отеля на стадион. В сплошном потоке машин не было, кажется, ни одной, на которой (на крыше, дверцах, капоте, багажнике) не красовалось бы «Мехико!». Кроме того, это слово, многократно повторенное тысячами уст, лилось в открытые окна автобуса. Особенно впечатляюще выглядела группа девушек в национальных костюмах, с флажками в руках, непрерывно и звонко скандирующих:

— Мехико! Ра-ра-ра!

Латиноамериканские арбитры, вскочив с сидений, присоединились к их и без того мощному хору. Я резко приподнялся, но черноглазый итальянец Антонио Сбарделла опередил меня.

— Вы забываете, — крикнул он по-испански, — что являетесь арбитрами! Где же объективность и беспристрастность?

Подействовало. Самодеятельный судейский хор моментально умолк. А за окнами автобуса по-прежнему гремела огромная толпа болельщиков.

Кое-как, с трудом выбравшись из многочисленных заторов, наш автобус наконец «причалил» у служебного входа на «Ацтека». Распорядители подарили каждому из нас соломенные сомбреро, проводили на места участников.

Ровно в одиннадцать утра по местному времени на поле торжественным маршем «выплыл» сводный оркестр морского флота. Густая медная мелодия заполнила чашу стадиона, и тотчас же на дорожку мерным шагом вышли знаменосцы с флагами стран — членов Международной федерации футбола. Начался парад.

На трибуне в сопровождении руководителей ФИФА и оргкомитета первенства появился тогдашний президент Мексики Густаво Диас Ордас. Он объявил чемпионат открытым. В белесое от полуденной жары небо взмыли тысячи воздушных шаров.

Первыми на разминку выбежали наши ребята. Однако сразу до мячей им добраться не удалось. Десятки фотокорреспондентов отпустили их только тогда, когда сделали не одну сотню снимков.

С известным интервалом выскочили на газон мексиканские футболисты в ярко-зеленых майках. Стадион словно взорвался, приветствуя своих любимцев. И так же быстро шум пошел на убыль.

Однако через несколько минут экспансивные мексиканцы, сидевшие вокруг нас, вдруг вскочили на ноги, размахивая в такт подушками и шляпами. Я, как и другие судьи, вертел головой во все стороны, пытаясь понять, что же происходит. Вскоре, обтирая со лба пот, рядом со мной появился Лев Яшин, его товарищи, запасные игроки нашей сборной. Оказывается, публика узнала знаменитого вратаря, и ее приветствия относились именно к нему.

В каждом секторе гигантского стадиона на строго определенных местах находились ярко одетые дирижеры. Все руководство шумовыми «эффектами» было сосредоточено у них в руках. И своей властью, надо сказать, они распоряжались весьма умело.

Быстро летят минуты последнего этапа церемониала. Звучат гимны. Наши ребята и судьи — Ченчер, Тейлор и Давидсон — стоят по стойке смирно. Мексиканцы скрестили на груди руки.

И вот долгожданный свисток, после которого Толя Бышовец наносит первый удар по мячу. Но уже второй или третий пас неточен. Инициативу захватывают мексиканцы. Зелеными волнами по зеленому газону накатываются они на наши ворота. Надвинутые над полем трибуны неистовствуют. Они просят, умоляют, заклинают, требуют гола. Тщетно. Наша оборона играет надежно и четко, не оставляя соперникам практически никаких шансов.

Во втором тайме картина переменилась. Теперь уже наши ребята, сбросив оковы волнения, обрушились на мексиканские ворота. Стадион, только что громогласно рукоплескавший, затих. Моменты создаются, но поставить заключительную точку не хватает техники и решительности. Мунтян, обладающий отменным ударом с обеих ног, словно боится пустить в ход свой козырь. А нападающим, которые не решаются нанести удар с ходу, не хватает единственного мгновения для обработки мяча.

Ченчер, педантично фиксируя каждое нарушение, в целом задал, на мой взгляд, правильный тон чемпионату. Тренеры и футболисты получили урок, из которого явствовало, что ни один случай несоблюдения действующих футбольных правил не останется безнаказанным. Например, хотя многие осуждали Ченчера за назначение свободного в сторону наших ворот за передержку мяча Анзором Кавазашвили, я думаю, что скорее следовало в этом эпизоде упрекнуть вратаря.

Тогда все для нас обошлось благополучно. Но напуганные стражи ворот в дальнейшем на чемпионате не ждали к себе снисхождения и, едва овладев мячом, стремились скорее вновь ввести его в игру. Так кто же, спрашивается, выиграл от этого свистка? Ответ один. Только футбол!

Понятно, что жесткое судейство не многим пришлось по вкусу. Большинство спортивных журналистов, ряд тренеров поспешили высказать свое недовольство. К примеру, Кен Джонс, обозреватель английской «Дейли миррор», писал, что советская команда стала жертвой слишком строгого судейства, а обозреватель «Тайме» обвинил судью в слишком буквальном и несколько одностороннем применении правил. А между прочим, наша команда била 22 штрафных, в том числе три в непосредственной близости от линии штрафной площадки, мексиканцы — 28, в том числе вблизи от наших ворот — один (плюс еще тот пресловутый свободный). Цифры, как видно, убедительно опровергают намек на какую-то предвзятость арбитра.

Примечательно, что в отличие от иных «защитников» сборных Мексики и СССР наставники команд положительно оценили судейство.

— Судья Ченчер, — сказал Карденас, — на наш взгляд, провел матч хорошо…

— Для Ченчера, — сказал Качалин, — матч был не из легких. Но он совладал с ним.

Не оставил без внимания необоснованные выпады против арбитра и обычно молчаливый Судейский комитет ФИФА. К. Астон заявил:

— Мы подходим к нашим обязанностям с чувством большой ответственности. После матча сборных Мексики и СССР многие называли Ченчера суетливым и нервным. Нам нет никакого дела, суетлив ли арбитр или нет. Он выходит на трудную и сложную работу. Но пусть помнят все: судьи никогда не ошибаются.

Его поддержал и Стэнли Роуз:

— Ченчер действовал очень строго. Он в точности выполнил указания. Судья постоянно был в центре игры.

Вечером, вдоволь наплававшись в бассейне, я пришел к себе в номер, чтобы уложить вещи перед отъездом в Леон. Стоя над раскрытым чемоданом, я почти физически ощутил, как уходит предстартовое напряжение. Чемпионат вступил в рабочую фазу, пришел черед не рассуждать, а действовать.

И только одна ничья…

В холле отеля «Рекс» нас встретил мэр Леона, пожилой невысокий человек с широко распахнутыми круглыми глазами.

— Добро пожаловать, господа, — сказал он. — Чувствуйте себя в Леоне как дома.

Мы охотно воспользовались советом любезного мэра, тем более что постоянно ощущали неназойливое и радушное внимание хозяев.

На следующее утро под предводительством Годесаля, энергичного бизнесмена, владельца магазина автозапчастей в Монтевидео, мы отправились на уютную спортивную базу, раскинувшуюся неподалеку от отеля. Годесаль, ярый поклонник системы господина Краймера, сказал, что он считает ежедневные занятия по физической подготовке совершенно необходимыми. Впрочем, поскольку эта система всем нам была по душе, то и эта, и другие тренировки проходили весело и, я бы даже сказал, непринужденно.

Вечерами мы устраивали «коллективные хождения» в кино или собирались в номере у итальянца Антонио Сбарделла, обладающего прекрасным голосом. Он неутомимо напевал нам великолепные неаполитанские песенки, причем то и дело к нему подключался колумбиец Веласкес, которому, видимо, не давали покоя артистические лавры итальянского коллеги.

2 июня Антонио Сбарделла «подпевали» уже Агилар и Марияма: на поле городского стадиона он вызвал команды Перу и Болгарии.

Перед игрой Антонио с помощью массажиста стадиона сделал глубокий массаж, чтобы, как он сказал, не дай бог потянуть мышцу.

— Ну что же, с богом! — Сбарделла, подхватив под мышку черно-белый пятнистый мяч фирмы «Адидас», тронулся к выходу.

Перуанцы вышли на поле низко опустив головы, с широкими черными повязками на руках. Траурные повязки были и у большей части зрителей — болельщиков из Перу. Накануне пришло сообщение о грандиозном землетрясении, и весь день перед матчем был посвящен тщетным попыткам наладить связь с родиной.

…Над притихшим стадионом звучат государственные гимны. Затем 16 тысяч болельщиков и спортсмены минутой молчания почтили память трагически погибших людей.

У тренера команды Перу, знаменитого бразильца Диди, плотно сжаты губы, чуть вздрагивает тонкая полоска усов, темная кожа на лице, на скулах натянулась. Мне кажется, что в этот момент он мысленно заклинает своих ребят преодолеть себя, свои чувства.

Невольно вспомнилось, как несколько дней назад, проиграв на пари тысячу долларов, поставленных на победу мексиканской команды против ничьей или выигрыша советской, он говорил:

— Я могу проигрывать такие пари, потому что мои оценки все же приблизительны. Но я готов поставить любую сумму, что моя команда пробьется как минимум в четвертьфинал. Да, в Перу культивировали всегда и культивируют теперь рациональный жесткий футбол. Поэтому из-за отставания в технике, в оригинальном тактическом мышлении успехи перуанских футболистов на международной арене были более чем скромными. Теперь же, не растеряв своих природных качеств — энергии, настойчивости и выносливости, — они овладели столь важными футбольными достоинствами, как тактика и особенно техника. Вы убедитесь, что представлениям о Перу как об отсталой футбольной стране здесь, на мексиканских полях, будет положен конец самым решительным образом…

И вот такой удар перед первой игрой! Даже если перуанцы и потерпят поражение, повернется ли у кого язык и тут объявить Диди плохим провидцем….

Тишину нарушает свисток Антонио Сбарделла, и болгары тотчас бросаются в атаку. Перуанцы отбиваются вяло, то и дело выпуская своих соперников на ударные позиции.

В один из моментов Чумпитас недозволенным приемом остановил болгарина Бонева в нескольких метрах от линии штрафной площадки. Пострадавший разбежался, но удар нанес безучастно стоявший рядом с мячом Якимов. Бонев, не останавливаясь, подхватил катящийся мяч и за спиной «стенки» точно выложил его выскочившему к воротам Дерменджиеву. Никто из перуанцев, включая вратаря, не шелохнулся — так стремительно и точно, словно по нотам, была разыграна эта красивая комбинация.

Шла 12-я минута матча. Я взглянул на Диди. Выражение лица его не изменилось.

Тем временем игра выровнялась. Не то чтобы перуанцы перехватили инициативу, просто болгары считали их сломленными. Они, вероятно, еще более утвердились в победе, когда в самом начале второго тайма Бонев со штрафного великолепным «сухим листом» положил мяч в «девятку», точно бильярдный шар в лузу.

Диди по-прежнему сидел, углубившись в свои мысли. Наверное, не очень веселые…

Антонио Сбарделла отлично вел игру. По манере скромно держаться на поле, лаконично объясняться с футболистами с помощью жестов и свистка он напоминал мне Эльмара Саара. Фиксируя нарушение, он неизменно оглядывался в нашу сторону. Годесаль немедленно поднимал вверх руку: мол, все в порядке, Антонио. Мы дружно, словно маленькие дети, подхватывали:

— Вива, Антонио, вива!

Только голос де Мендивила, глубоко убежденного в силе критики, выбивался из общего хора.

— Но форс, Антонио! — кричал он. (Не форси, не задавайся, Антонио!)

А игра неожиданно прочно переместилась к болгарским воротам. Перуанцы пробудились от спячки и теперь наращивали атаки. Перед нами была мощная, техничная команда, совсем не похожая на ту, что мы видели в первом тайме. Болгарская защита затрещала по швам. Несколько быстрых передач — и Галлардо сквитал один гол.

Диди в той же позе. На его лице — ни торжества, ни удивления.

Через пять минут Чумпитас, «косвенный» виновник первого мяча в ворота перуанцев, исправил свою ошибку. Его товарищи по команде заняли места в «стенке», выстроенной болгарами. А в момент удара бросились врассыпную. Мяч, просвистев над головой растерявшегося вратаря Симеонова, врезался в сетку.

Еще двадцать пять минут игры, и Кубиллас выводит команду Перу вперед.

Диди стоит на скамейке. Руки сжаты в кулаки. На лице — бесконечная усталость, в глазах — радость.

Тут же четвертый мяч влетает в болгарские ворота. Агилар не дает отмашки, однако Антонио фиксирует положение «вне игры», правда, не на точке удара.

После матча, уже в автобусе, которым мы возвращались со стадиона в «Рекс», разгорелась короткая стычка между Сбарделла и Агиларом.

— Ты был совершенно прав, что не дал отмашки, — выслушав претензии мексиканца, сказал Антонио. — Конечно, игрок, нанесший удар, не был в «офсайде». Но я был у ворот и видел, что другой нападающий из сборной Перу полностью закрыл Симеонова. Согласись, разве это пассивное положение?

Большинство из нас, в том числе и Годесаль, поддержали итальянского арбитра. Конфликт был быстро улажен.

На другой день держал «экзамен» голландский арбитр ван Равенс. На наших тренировках он являлся главным «запевалой». На него, казалось, не действовали ни жара, ни высокогорье. И в этот раз за несколько часов до матча он, как всегда, выполнил полный комплекс упражнений по системе Краймера, поплавал в бассейне и, не потеряв ни капли из своего неисчерпаемого запаса сил, отправился на стадион.

Встречались потенциальный победитель группового турнира сборная ФРГ и заведомый аутсайдер сборная Марокко. Однако выигрыш был завоеван западногерманской командой лишь за двенадцать минут до конца состязания.

Поначалу игра развернулась в центре поля. Очень корректная, очень спокойная, очень нецелеустремленная. Ван Равенс, его помощники де Мендивил и Салданья не испытывали никаких затруднений. Тем неожиданней, словно молния среди ясного неба, сверкнул мяч в воротах ФРГ. Защитник Хеттгес, не глядя, откинул мяч вратарю Майеру, который в этот момент находился в другой части штрафной площадки. Медленно прыгавший по зеленой траве черно-белый мяч в нескольких метрах от линии ворот первым догнал марокканец Жарир и носком толкнул его в сетку.

Немцы заспешили, засуетились. Однако африканские футболисты спокойно отражали наскоки соперников, а время от времени и сами беспокоили Майера.

В один из моментов в столкновении получил травму марокканский игрок. Нарушения правил не было, и ван Равенс знаком показал, что следует продолжать игру. Но едва мяч вышел за пределы поля, он со всех ног кинулся к лежащему на поле футболисту, вызвал врача и массажиста. Не ожидавший приглашения судьи врач выбежал на поле без своей сумки, и под хохот зрителей ему пришлось еще раз повторить свой путь. Попытался проникнуть на поле и тренер марокканской команды. Но, следуя полученным инструкциям, ван Равенс немедленно удалил его.

Второй тайм начался с курьеза. Марокканцы ввели мяч в игру, не заметив, что в воротах нет… голкипера, который задержался в раздевалке. Их капитан попросил ван Равенса остановить поединок. Естественно, судья на это не пошел. Однако в течение этих бесконечно долгих для марокканской сборной трех минут футболисты ФРГ так и не смогли поразить цель.

По мере того как вязли в гуще игроков атаки западногерманской команды, они все больше и больше принимали оттенок какой-то отчаянной безнадежности. И тут надо отдать должное Уве Зеелеру, чьи боевая настроенность, настоящий спортивный характер восхищали меня еще в Англии. В совершенно безвыходном положении, в окружении нескольких марокканских игроков, он овладел мячом, немыслимым финтом проскользнул во вратарскую площадку и нанес могучий удар.

Марокканцы целиком оттянулись в защиту. Однако это их не спасло. Лучший бомбардир сборной ФРГ Мюллер, долго находившийся в тени, забил-таки «свой» гол. Западногерманские болельщики, пришедшие на стадион, наконец «подали» голос. Трибуны взорвались треском трещоток, ревом сотен труб. Небольшая группа марокканцев, расположившихся позади нас, опустила национальный флаг. Надежды хотя бы на ничью окончательно угасли…

После матча в интервью корреспондентам тренер западногерманских футболистов Гельмут Шен отметил, что его игроки не выполнили указаний, проявили бесхарактерность.

— Не столь страшно пропустить гол, — сказал он, — сколько поверить, что его нельзя отыграть.

Корреспонденты давно ушли, а болельщики еще долго «с пристрастием» допрашивали Шена. Их волновало, как бы в других играх не повторилась сегодняшняя картина.

Надо отметить, что в Леон съехалось довольно много туристов из ФРГ. Во время прогулок по городу я неизменно встречал их. Однако, вопреки ожиданиям, они не слишком «преследовали» меня. Лишь изредка я ловил чей-нибудь внимательный взгляд да слышал характерный щелчок затвора фотоаппарата.

День отдыха оказался для меня хорошей разрядкой перед предстоящим на следующий день матчем сборных Перу и Марокко, который мне было поручено судить. Неубедительная победа латиноамериканцев над болгарами и упорное сопротивление, оказанное сборной ФРГ, вселяли в африканских спортсменов некоторые надежды на успех. Перед мексиканским турниром один из ведущих игроков марокканской команды заявил:

— Попасть в число шестнадцати сильнейших команд мира — большое достижение. Но останавливаться на нем нам не следует…

С утра, еще в отеле, я вместе с Марияма и Сбарделла обсудили вопросы взаимодействия. На стадион мы приехали к самому началу матча. На флагштоке рядом с государственными флагами Марокко и Перу реял и наш, советский.

— Приятная новость, — сказал я.

— Э, да ты совсем не наблюдателен, — Марияма укоризненно покачал головой. — Когда судил Антонио, например, был вывешен итальянский…

В судейской комнате меня уже ждал врач, представитель антидопинговой службы, действовавшей в Мексике столь же эффективно, как и в Англии. Я немедленно вызвал по два игрока из каждой команды. Врач взял пробы и, отпустив футболистов, в моем присутствии запечатал пробирки.

— Желаю успеха, — прощаясь, он протянул мне руку.

Я взвесил основной и запасные мячи, тщательно проверил давление. Поправил форму. И все еще оставалось время, которое на моих часах двигалось удивительно медленно.

Пора! Такой знакомый и волнующий шум стадиона! Под флагом, которым размахивает группа африканцев, сидят мои коллеги. До сих пор я был арбитром их судейства. Теперь роли поменялись.

После исполнения национального гимна каждый марокканский футболист, опустившись на колено, подносил к губам полотнище государственного флага, вынесенное на поле капитаном. Прорвавшись сквозь редкий заслон полицейских, на зеленый газон выскочил молодой араб, раскручивая над головой… сочный кусок свежего мяса. Он успел сделать «магический» крут, обежав своих любимцев, прежде чем запыхавшиеся блюстители порядка вернули его на трибуну.

А талисман перуанцев — пятилетний сынишка капитана команды, одетый в форму сборной, все это время чинно стоял рядом со своим папой, очень солидно, по-взрослому, не замечая «детской» выходки марокканского болельщика.

В первом тайме почти все попытки перуанцев пробиться к воротам соперников были бесплодными. Лишь однажды Сотил — невысокий юркий индеец, владеющий своеобразным дриблингом, — вышел один на один с Кассу. Но вместо того чтобы выстрелить мимо бросавшегося ему навстречу вратаря, он попытался его обвести и потерял мяч.

Чувствуя, что им не удается переломить ход поединка, перуанцы к концу тайма все чаще стали допускать брак в передачах, совершать ошибки. Вот Кубиллас, раздосадованный очередной неудачей, грубо играет против Мааруфи. Используя свой довольно скудный запас испанских слов, я все же строю фразу, смысл которой сводится к тому, что он может оказаться на скамье запасных. Мааруфи тем временем лежит на траве. Я вижу, как к нему, смешно семеня, торопится врач.

Однако момент столкновения был отчетливо мной зафиксирован, ни о какой травме там не могло быть и речи. Я решительным жестом останавливаю на полпути врача, а Мааруфи делаю знак подняться. Он встает. Игра продолжается.

Жарко. Раскаленный воздух обжигает легкие. Тренеры бросают на газон куски льда, которыми на ходу обтирают лицо и шею футболисты. А я им завидую, мечтая о прохладе судейской комнаты…

После перерыва перуанцы сразу же раскрутили колесо атаки. Африканские футболисты отбиваются. Но я чувствую, что их уже покинула уверенность в своих силах. Может быть, молодому арабу с его странным талисманом следовало бы повторить свое «действо» и перед вторым таймом?

В один из моментов стремительный рывок Кубилласа завершается голом. Через две минуты Чалле забивает второй мяч. Последнюю точку за пятнадцать минут до конца поставил тот же Кубиллас.

Перед финальным свистком в сетку марокканцев, правда, влетел четвертый мяч. Но Марияма размахивал над головой флажком. Да и я видел, что перуанцы подталкивали руками вратаря Кассу. Назначаю штрафной от ворот марокканцев, но на всякий случай оглядываюсь на трибуну. Годесаль поднял вверх руку. Сквозь шум трибун доносится нестройное:

— Вива, Тофик, вива!

И скорее угадываю, чем слышу, возглас де Мендивилаз:

— Но форс, Тофик! (Не задавайся!..)

В судейской комнате горячо благодарю своих помощников. Оба помогали эффективно и четко. Я буквально ни на минуту не терял с ними связи.

В дверь постучали. Антонио открыл ее. На пороге остановился комиссар ФИФА шотландец Кеван.

— От души поздравляю вас с успешным дебютом на девятом чемпионате, — сказал он. — Желаю дальнейших успехов.

Когда он вышел, Антонио, сделав важное лицо, заявил:

— По поводу такого случая приглашаю весь судейский корпус к себе на спагетти!

— Принято, — тотчас же откликнулись Марияма и я.

На улицах Леона творилось что-то невообразимое. Справедливо полагая, что после этой победы команда Перу обеспечила себе место в четвертьфинале, болельщики дефилировали по улицам тысячными колоннами. Они размахивали флагами, били в барабаны, пели национальный гимн.

У входа в отель меня поджидала молодая пара — туристы из Перу. Они решили пожениться в час торжества своей сборной. Из их сбивчивых объяснений я понял, что они уже сфотографировались с перуанскими футболистами, а теперь хотят повторить эту процедуру со мной. Я не мог отказать и им и себе в этом удовольствии.

Жених и невеста поблагодарили меня и под крики друзей тронулись в церковь на открытой машине, обвешанной консервными банками, жестяными бидонами и другими предметами, способными при движении тарахтеть и скрежетать. Да, о чем, о чем, а о тишине в Мексике можно было только мечтать!

Вечером мы собрались у Антонио. Он встретил нас в белоснежном халате, в поварском колпаке. Обещанное спагетти пахло необыкновенно вкусно. Должен сказать, что в Риме и Флоренции, где мне доводилось пробовать это блюдо, оно было даже «на запах» куда хуже. Того же мнения придерживался и де Мендивил, уплетавший, как, впрочем, и все остальные, «произведение» Антонио за обе щеки.

Де Мендивилу предстояло завтра судить матч ФРГ — Болгария. Он спрашивал меня о немецких и болгарских футболистах, особенностях их игрового почерка.

— Интересно, — вмешался в нашу беседу Годесаль, — как это вы объясняетесь друг с другом?

— Телепатически, с полуслова, — парировал де Мендивил.

…Встреча с западногерманской командой для болгар имела особое значение. Только в случае победы они могли рассчитывать пробиться в четвертьфинал. С самого начала де Мендивил, которому помогали Салданья и Веласкес, взял нить игры в свои руки. Он не много свистел, стараясь дать футболистам побольше «простора», но сурово пресекал умышленную грубость. Какое-то обостренное чувство игровой ситуации позволяло ему без промаха принимать правильное решение.

Матч опять начался драматически для немцев. Уже на 12-й минуте болгары, успешно разыграв свободный, повели в счете. Но в отличие от первого поединка с Марокко немецкая команда не дрогнула. Уже в первом тайме после ударов Либуды и Мюллера она вышла вперед. А затем дважды Мюллер и Зеелер забили еще три мяча. Болгары ответили одним.

Де Мендивилу по ходу встречи пришлось решить несколько сложных задач. И он с честью справился с ними. Когда Гаганелов сбил с ног рвущегося на острую передачу Либуду в пределах штрафной площадки, он сразу же указал на одиннадцатиметровую отметку, как бы подчеркнув еще раз, что возможность «свободно поиграть» и возможность «свободно погрубить» не одно и то же.

А несколько позже стадион замер после того, как Мюллер с угла вратарской площадки пушечным ударом вогнал мяч под перекладину. Мяч отлетел вниз, ударился о землю и тотчас был отбит болгарскими защитниками. Немецкие футболисты в едином порыве взметнули вверх руки. Болгарские вопросительно смотрели на арбитра. Де Мендивил взглянул на Веласкеса. Тот показал на центр. Тогда и де Мендивил, ни секунды больше не колеблясь, зафиксировал гол.

Туристы из ФРГ, вскочив с мест, почти до конца состязания скандировали:

— Лондон! Лондон!

В этот день, хотя я и не принимал участия в игре, на улицах Леона мне не было проходу от болельщиков из Западной Германии. Каждый из них считал необходимым сфотографироваться рядом со мной, приговаривая при этом:

— Лондон! Лондон!

Я и Гиви Чохели, старший тренер динамовцев Тбилиси, который наблюдал за соревнованиями в четвертой группе и с которым мы обычно прогуливались по городу, буквально не знали, куда деться. У афиши кинотеатра меня окружила еще одна группа туристов. Мужчина в белой рубашке, испещренной множеством подписей, заставил меня оставить на ней и свой автограф. А потом представил миловидную женщину, оказавшуюся женой известного футболиста Беккенбауэра. Я сфотографировался с ней, с ее спутниками. Они поблагодарили и, довольные, ушли. На смену им явились было другие, но тут меня «спас» Гиви, затащив в зал кинотеатра. Мы просидели два сеанса и вышли на улицу, когда уже стемнело.

…Две последние игры в четвертой подгруппе уже ничего не решали. Однако и немцам, и перуанцам хотелось остаться на четвертьфинал в Леоне, а не ехать в Гвадалахару, болгары же и марокканцы не хотели оказаться последними.

Мексиканец Агилар Элизальде, самый молодой из нашей восьмерки, провел матч между лидерами группы весьма уверенно. Несмотря на высокий темп, он поспевал за мячом, своевременно фиксировал немногочисленные нарушения, четко взаимодействовал со своими помощниками де Мендивилом и Сбарделла. Приехавшие на матч Стэнли Роуз, Андреевич, Кайзер остались довольны его действиями.

Сразу после матча доктор Андреевич собрал нас, арбитров четвертой группы, и поблагодарил за хорошее судейство, получившее в целом положительную оценку в прессе и у специалистов. Он выразил надежду, что и другие игры, которые нам поручат, мы проведем на таком же уровне…

Последний поединок, в котором ван Равенс и я помогали Сальданье, не удался. Он был начисто лишен той напряженной атмосферы, которая сопровождала остальные матчи. В нем было мало голов и много бестолковой беготни. Глядя на бледную, невыразительную игру, трудно было поверить, что идет официальный матч чемпионата мира.

В конце первого тайма счет открыл Жечев, опять же после отлично разыгранного штрафного. Верно, болгары в Мексике великолепно использовали стандартные положения. Но ведь надо уметь еще и забивать мячи в ходе игры, не надеяться только на тренера, а самим проявлять волю, настойчивость, тактическую хитрость, чтобы создавать острые голевые ситуации.

После перерыва ответный гол провел Мухоб. Болгары вяло пытались добиться перевеса, но тщетно.

Виноватого нашли сразу после игры. Расшаркавшись друг перед другом, тренеры марокканцев и болгар Видинич и Божков за футбол низкого качества обвинили… арбитра Салданью. Вот уж действительно без вины виноватый!

Это была единственная ничья в нашей группе…

Рассуждения и размышления

Сразу после тренировки на нашей «судейской» спортивной базе в Мехико я направился в гостиницу «Мария Изабель», где в салоне «Империо» проходила жеребьевка для команд СССР и Мексики. И поспел вовремя. Улыбающийся Валерий Паркуян сообщил: «Первое место наше».

Я спросил о процедуре. Она была довольно проста. В ведерко, в каких обычно подают шампанское, опустили две карточки с надписями «Канэда» и «Гранаткин». (Канэда и Гранаткин — председатели федерации футбола Мексики и СССР). Стэнли Роуз вытащил вторую и пригласил Валерия Паркуяна к ведерку, где покоились уже две другие карточки, на которых было выведено: «№ 1», «№ 2». Валерий оказался удачливым. Наша команда заняла первое место в группе и встречалась теперь с уругвайцами, которым до сих пор никогда не проигрывала. Да и, кроме того, по классу, как мне думалось, они уступали всем четвертьфиналистам, за исключением, пожалуй, хозяев, мексиканцев.

Удовлетворение буквально было написано и на лицах наших журналистов, и Андрея Старостина, и многочисленных советских туристов, столпившихся в холле. Мы оживленно обменивались мнениями, когда я вдруг вспомнил, что договорился встретиться с Арифом Мансуровым, инженером-строителем из Баку. По моей просьбе он вел «стенограммы» матчей нашей сборной, и я хотел сопоставить их со своими телевпечатлениями.

Времени оставалось в обрез. И конечно, когда я, запыхавшись, примчался в «Касабланку». Ариф со своей толстой тетрадью в черной клеенчатой обложке уже поджидал меня.

Мы удобно устроились в креслах. Ариф задымил сигаретой, раскрыл свои записи.

— Двенадцатая минута. Атака бельгийцев. Подряд два удара. Последний приходится в штангу…

Точно. Я помню этот момент на экране огромного цветного телевизора в отеле «Рекс». Сильнейший удар, мяч отлетает от рук Анзора прямо на ногу Ван Муру. Гиви Чохели, сидевший рядом, схватил меня за руку. Гол? Слава богу… Мы облегченно вздыхаем, удивляясь, что вокруг нас в полутемном холле никто глубоко не переживает перипетий матча…

— Четырнадцатая минута, — продолжает Ариф. — После передачи Хмельницкого Бышовец метров с двадцати бьет в нижний угол.

А мне показалось, что с линии штрафной. Упрямо нагнув голову, этаким красным метеором мелькнул по краю Виталий Хмельницкий, по диагонали выбросив мяч назад на набегавшего партнера.

Впрочем, Арифу виднее. Вон в тетрадке в аккуратно нарисованных воротах синие круги забитых голов в окружении целой свиты цифр: минута, номер игрока, тайм, расстояние…

— Тридцать пятая минута. Уходит с поля Капличный. Его заменяет Ловчев.

Отлично оценил ситуацию судья — швейцарец Рудольф Шерер. У Капличного разбита голова, но вины соперника тут нет. Скорее сам действовал неосмотрительно, слишком азартно. Однако арбитр заметил, что повреждение серьезное. Вызвал врача. А кто помогал Шереру? А-а, Роберт Давидсон и… Кто же второй? Конечно, Ландор.

— Пятьдесят пятая минута, — перебивает мои мысли Ариф. — Удар Асатиани…

— Обрати внимание, — шепчет Чохели, — какой накатистый бег у Кахи. Незаметно выигрывает расстояние, на ровном месте. Защитник ахнул только, а он уже на два корпуса впереди. И исполнение отличное.

Пио, бельгийский вратарь, только дернулся. А мяч — об штангу и прыг — лежит в сетке…

— Шестьдесят третья минута. «Девятка».

Верно, мертвый мяч. Бышовец «раскидал» финтами защитников, почти без замаха нанес удар. И хотя до ворот метров двадцать пять, в таких случаях вратари бессильны. Они лишь взглядом провожают мяч, который летит, летит, летит, как в «замедленном» фильме, пока не врежется под самую крестовину…

— Семьдесят пятая минута. Хмельницкий головой забивает четвертый гол.

Признаться, не думал, что Хмельницкий из-за спины защитника достанет низкий мяч, посланный Еврюжихиным. Но Виталий нырнул, словно прыгнул в воду…

— Наши немного расслабились. И опять штанга после удара бельгийца Ламберта. Но Пуи счастливее Ван Мура. Его повторный удар приходится в цель. Это была восемьдесят пятая минута.

Мы несколько минут молчали, вспоминая тот действительно яркий матч. В групповом турнире таких встреч было раз-два и обчелся. Ариф будто угадал, о чем я думаю:

— «Советская сборная победила бельгийцев, показав прекрасную игру». Газета «Эль дио». «Россия продемонстрировала результативный футбол». Газета «Эль соль де Мехико». «Русские — первоклассная команда». Капитан бельгийцев Поль ван Химст. «Красиво забитые голы, чистая игра на поле вызвали бурю одобрения». Шведская газета «Экспрессен». «Русская команда — одна из самых блестящих и высокоорганизованных». Тренер бельгийской сборной Гуталс. «Сборная СССР выглядела намного лучше по сравнению со своей первой игрой». «Жорнал ду Бразил». Еще?

— Хватит, — останавливаю его я. — Давай лучше матч с Сальвадором.

Ариф пожимает плечами. И мне понятен его жест. Как будто на поле вышла совсем другая команда, не та, что накануне блистательно разгромила отличную бельгийскую сборную. Весь первый тайм — сумбурное топтание у штрафной площади противника. Ни одного голевого момента за сорок пять минут!

Да и после перерыва оба гола-близнеца, забитые Бышовцем с подач Мунтяна, скорее нежданный каприз судьбы…

— Мы, туристы, ездили в «Л'Эскаргот», — рассказывает Ариф. — Спрашивали ребят, в чем дело. Говорят: «Не пошла игра». — Он подымается. — Исчерпывающее объяснение, не правда ли?

Я растерянно молчу. Возразить нечего. Хочется верить, что следующий матч по качеству не уступит встрече СССР — Бельгия.

Из окна номера мне видно, как Ариф пересекает улицу и скоро исчезает в людском потоке. «Не пошла игра». Нет, для первенства мира это не годится. Безусловно, матч на матч не похож. Но классная команда может выступить лишь несколько хуже своего обычного уровня, без заметных перепадов. У нас же…

Вот сборная Мексики. И с нами, и с Сальвадором, и с Бельгией звезд с неба не хватала. Но было немного удачи, и она использовала свой шанс. Николай Гаврилович Латышев рассказывал, что в перерыве матча между бельгийцами и мексиканцами к нему, инспектировавшему эту встречу, подошел аргентинский арбитр Анхель Корезза, который назначил пенальти в ворота бельгийской команды.

— Как, было? — взволнованно спросил он.

— А я хотел у вас узнать, — не без юмора ответил Латышев.

На мой взгляд, этот мяч ничего не решал. Ведь и при счете 0:0 бельгийцы выбывали из турнира. Да и Судейский комитет посчитал, что Корезза действовал в рамках полученных инструкций. Бельгиец Тиссен, вытянув вперед ногу, прыгнул на передачу со штрафного, к которой устремился и нападающий сборной Мексики Валдивиа. Наткнувшись на ногу соперника, Валдивиа растянулся на траве. А в правилах записано: «11-метровый удар назначается независимо от места нахождения мяча, лишь бы он был в игре и нарушение правил произошло в штрафной площади».

Надо сказать, что некоторые латиноамериканские тренеры, игроки и журналисты еще до начала первенства почему-то весьма подозрительно относились к деятельности судей. Бразильская печать, например, едва начался чемпионат, объявила, что в Мексике создана судейская мафия, которой руководят Роуз и Астон. Причем, как ни странно, огонь критики направлялся прежде всего на латиноамериканских же судей. Так, вдруг распространился слух, что рефери матча сборных Швеции и Уругвая де Мораес из Бразилии якобы кем-то подкуплен. Тот самый де Мораес, который имеет репутацию самого мужественного судьи Южной Америки после того, как в 1966 году удалил с поля сразу девять игроков — пять «Банги» и четырех «Фламенго». И все же Стэнли Роуз немедленно отправился в Пуэбло. Между ним и де Мораесом в присутствии очевидцев состоялся короткий разговор.

— Правда ли, что вам было обещано одной из сторон сто тысяч песо? — спросил Роуз.

— Если вы сомневаетесь в моей искренности, — ответил арбитр, — я отказываюсь судить эту встречу. Я человек честный.

Мы, рефери, постоянно чувствовали, что и ФИФА и Судейский комитет занимали твердую позицию и не давали нас в обиду. Эту позицию им было отстаивать все легче: чем жарче разгорались футбольные сражения, тем меньше нареканий вызывали судьи.

А поединок, в котором, как известно, победу одержали бразильские футболисты со счетом 1:0, выдался не из легких. О нервном напряжении и в то же время о высоком уважении противников друг к другу говорило, например, такое заявление Пеле об английском вратаре Бенксе, в немыслимом броске отразившем его удар:

— Я возненавидел Бенкса в тот момент, но затем он покорил меня своей игрой.

В начале состязания и англичане, и особенно часто бразильцы при каждом столкновении валились на траву, вымаливая штрафной. Однако Клейн не стал выяснять отношений с футболистами. Если, по его мнению, не было нарушения правил, то он просто не давал свистка. И естественно, на каком-то участке поля команда, игрок которой не лежал, а продолжал борьбу, получала известное преимущество. Таким образом, вызывая сочувствие у публики, спортсмен в то же время просто подводил своих товарищей. И бразильцы, и англичане довольно быстро разобрались в ситуации. Хотя ни характер встречи, ни характер судейства не изменились, где-то на 10-15-й минуте падения вдруг разом прекратились.

После встречи Альф Рамсей, наставник сборной Англии, сказал:

— Мы атаковали ничуть не меньше, чем бразильцы. Гол в такой высококлассной игре мог быть забит в любую секунду. Мы сделали все для того, чтобы забить его. Бразильцы сделали то же самое, но гол, в отличие от нас, забили.

Загало вторил ему:

— Я ни на секунду не верил в нашу окончательную победу, пока не прозвучал финальный свисток. У нас были равные возможности. Все могло измениться в любое мгновение. — И, секунду поколебавшись, добавил: — Если еще раз встретиться с Англией, то лучше в видеозаписи этого матча…

И в заключение еще о двух встречах группового турнира, которые я смотрел по телевизору. Это Италия — Швеция и Италия — Уругвай.

Первый, выигранный итальянцами со счетом 1:0, прошел в очень сложной борьбе (любопытно, что это первая их победа над шведами за последние… 58 лет). Раз за разом на поле вспыхивали стычки, после которых приходилось прибегать к помощи врачей. В этих условиях судья Джон Тейлор вынужден был строго карать футболистов за каждый проступок. Однако он, как и А. Клейн, не обращал внимания на просьбы и жестикуляцию игроков, апеллировавших к нему без достаточных оснований.

На симулянта редко хорошо действуют увещевания. Он выиграл на «торговле» с арбитром минуту-другую — и доволен. Метод же, который взяли на вооружение А. Клейн и Д. Тейлор, начисто исключал такую возможность. Видимо, и нашим судьям следует при встречах команд, чьи игроки любят «поговорить» и «полежать», реагировать на их проступки продолжением состязания.

Что же касается встречи сборных Италии и Уругвая, то мне, участнику первого матча чемпионата в Англии, естественно, хотелось увидеть, изменилась ли за четыре года мало привлекательная манера ведения поединка латиноамериканскими футболистами. Увы, нет. Как и там, здесь уругвайцы не скрывали, что готовы довольствоваться ничьей. Как и там, они поначалу пытались «ввести» в практику недозволенные приемы. Но не тут-то было! После двух-трех случаев грубой игры, когда стало очевидно, что это своеобразная «политика», судья Руди Глехнер из ГДР следующему провинившемуся — им оказался Кортес, нанесший травму де Систи, — немедленно записал предупреждение.

Подействовало. Игра пошла мягче, но по-прежнему оставалась медленной, «вязкой». Уругвайцы неторопливо плели сеть мелких передач, конечной трелью которых было подольше подержать мяч. Итальянцы, которых ничья выводила в четвертьфинал, немедленно пошли на такой обмен «ударами». Обозреватели отмечали, что голевые моменты в этой встрече «выдавались по нищенским нормам».

Меня и многих других специалистов футбола удивило, что тренер итальянцев Валькареджи решительно опроверг обвинения в футбольном практицизме. Его поддержали и футболисты. Вот, например, мнение Маццолы:

— Мы получили задание поддерживать форвардов систематически, но у меня и моих товарищей не хватило сил в страшной жаре и на этой высоте, да и соперник вынуждал к осмотрительности.

Тогда я полагал, что их заявления лишь попытка приукрасить не очень привлекательное решение играть на ничью. А между тем, как потом оказалось, они были вполне искренни. С уругвайцами шутить было нельзя.

Между тем многим предстоящий матч СССР — Уругвай в четвертьфинале представлялся значительно более легким для нашей команды, чем с хозяевами чемпионата и бельгийцами. Даже сами уругвайские журналисты не очень высоко расценивали шансы своей сборной. Антонио Чичи, освещавший ход семи из девяти мировых первенств, писал:

«Если говорить объективно, у советской сборной много шансов выиграть эту встречу. Но пути футбольного мяча неисповедимы…»

Были прогнозы и на поединок Италия — Мексика.

— В матче со сборной Италии мы должны выиграть, — объявил президент Федерации футбола Мексики Канэда.

— Мы должны выиграть, забив один гол, — уточнил второй тренер мексиканской сборной Хавьер Торре.

— Даже по мнению самих итальянцев — тренера Ферручио Валькареджи и большинства игроков, — сборная Мексики может победить, — заявил спортивный обозреватель газеты «Ультимас нотисиас» Рейес Естрада.

В то же время примечательно, что, определяя возможных победителей в парах Бразилия — Перу и ФРГ — Англия, спортивные журналисты и специалисты футбола были более осторожны в своих прогнозах. Они оптимистично оценивали возможности всех четырех команд, отдавая, правда, хотя и не в прямой форме, определенное предпочтение сборной Бразилии.

Но, в общем, прогнозы прогнозами, а футбол футболом…

Решает воля

К назначению арбитров на четвертьфинальные матчи Судейский комитет ФИФА подходил лишь с одним критерием: на поле не допускались рефери из тех стран, команды которых сражались за право обладания золотой статуэткой Нике. Естественно, судьи представляли государства, футбол в которых развит относительно слабо. Однако тревог особых это не вызывало. В групповых турнирах не было ни одного удаления, как, впрочем, и в последующем, до конца чемпионата, хотя 30 предупреждений, полученных футболистами, говорили о том, что порядок достигался отнюдь не малой кровью.

Три из четырех четвертьфинальных матчей я смотрел по телевизору, уже зная результат и порой завидуя тем зрителям, которые несколькими часами ранее с полной остротой воспринимали весь ход поединков.

Бразилия — Перу. Пожалуй, самый спокойный матч, когда преимущество одной команды в течение всего состязания имело прочное материальное воплощение. Судить матч бельгийскому арбитру Виталю Лору и его помощникам австрийцу Фердинанду Маршаллу и венгру Дьюле Эмсбергеру было легко. Футболисты играли в открытый футбол, на удар по воротам отвечали ударом по воротам, а не по ногам. Защитники много ошибались, но совершать ошибки их вынуждали нападающие.

Пятнадцатиминутная волна бразильских атак привела к двум голам в ворота перуанцев. Сначала Ривелино с ходу пробил по мячу, отброшенному Тостао, а потом Тостао, приняв мяч, посланный Ривелино с углового, изящно перебросил его в сетку.

Почувствовав, что игра сделана, бразильские футболисты резко снизили темп. Инициативу сразу же прочно захватили перуанцы. Они штурмуют ворота соперников, и наконец Галлардо мощным ударом под очень острым углом сократил разрыв в счете. Во втором тайме атаки перуанцев, несмотря на то что они пропустили еще один мяч, забитый Тостао, продолжались, пока, в конце концов, Кубиллас снова не сводит разницу к минимуму.

Казалось, команде Перу остается приложить лишь немного усилий, чтобы добиться перелома, ибо их противник, явно не ожидавший такого поворота, растерян. Но бразильцы не стали беспорядочно отбиваться. Как и в начале состязания, они повели такое наступление, будто отыгрываться надо им, а не перуанцам. В этот ключевой момент стало ясно, что у них куда больше запас нервной и физической энергии. Четвертый гол забил Жаирзинье, красиво обыгравший бросившегося ему в ноги вратаря Рубиноса.

В Гвадалахаре после этого удивительно красивого спектакля недовольных не оказалось. Игрой были удовлетворены и футболисты, и тренеры, и судьи, и, конечно же, тысячи болельщиков.

— Чуть больше счастья, — сетовал Диди, — и мы забили бы не два гола, а все четыре.

Однако, по-моему, при той же доле везения бразильцы могли поразить цель не четыре, а шесть-семь раз. Великолепен был Пеле. В этом матче он напомнил мне англичанина Болла, который на чемпионате мира в Англии, словно ткацкий челнок, сновал между штрафными площадками.

Пеле проделал не меньший объем работы, но, разумеется, на куда более высоком техническом уровне…

Италия — Мексика. Судья матча Рудольф Шерер из Швейцарии рассказывал, что накануне игры в Толуке итальянцы всю ночь не могли сомкнуть глаз. Сотни автомобилей, окруживших гостиницу плотным кольцом, до самого рассвета ревели клаксонами. Полиция, правда, пыталась унять самых ретивых почитателей мексиканской команды, но ей это, к сожалению, плохо удавалось.

Добиться тишины, утихомирив громкоголосых любителей футбола, удалось самим итальянским спортсменам. По мере того как разворачивались события на поле в Толуке, накаленные трибуны постепенно остывали, и голос диктора, которому уже не мешал громовой шум стадиона, звучал за экраном телевизора непривычно громко.

Конец матча, проходивший при гробовом молчании зрителей, был совсем не похож на его начало. В первые сорок пять минут поединка мексиканцы непрерывно наступали. Оправдывая предсказание своего второго тренера Хавьера Торре, они даже забили гол после отличного удара Гонзалеса.

И хотя Доменгини вскоре сравнял счет, это не изменило впечатления от первого тайма. Слабо посланный им мяч чудом миновал скопление игроков и едва пересек линию ворот, даже не докатившись до сетки. Как и в матче с уругвайцами, на поле присутствовала робкая в нападении итальянская команда, больше ожидавшая подарка судьбы, чем сама ковавшая свое счастье.

Тем неожиданнее была метаморфоза, свидетелем которой явился затихший стадион. Мексиканские футболисты, потрясенные мощью итальянской машины, заработавшей на полных оборотах, будто остановились. Крупным планом на экране цветного телевизора возникали растерянные лица Пеньи, Валдивиа, Фрагоса, раз за разом проигрывавших единоборства. Итальянцы, гости сборной Мексики, «хозяйничали» на ее поле как хотели. Дважды Рива и полузащитник Ривера, заменивший Маццолу, добились успеха, не оставив соперникам никаких надежд.

Мне понравились действия арбитра Р. Шерера, который, несмотря на массированное, особенно вначале, давление трибун, оставался спокоен и решителен. Хорошо физически подготовленный, он успевал за мячом и всегда находился в наиболее «острой» точке. Это видели и зрители, и игроки, которые молча, без апелляций к стадиону и «выразительных» жестов выполняли его указания.

Сложная ситуация, например, возникла на 42-й минуте после прорыва Бонисеньи, которого снес в штрафной один из игроков сборной Мексики. Пенальти? Но судья его не назначил. За мгновение до того, как защитник «заплел» ноги Бонисеньи, тот незаметно рукой оттолкнул шедшего ему наперерез другого соперника. После падения итальянского футболиста мячом овладели мексиканцы, и Р. Шерер совершенно справедливо не дал свистка, чтобы лишний раз не прерывать игры. А что же итальянцы? Они же почти наверняка видели только нарушение правил со стороны противника. Характерно, что в этот очень спорный момент никто, включая, разумеется, и «пострадавшего», немедленно вскочившего на ноги, не прекратил борьбы. Все помнили, видимо, что право остановиться дает лишь судейская сирена.

После матча ошеломленные мексиканские журналисты не сразу пришли в себя. А едва пришли, принялись расставлять «вылетевшие» из чемпионата мира сборные по полочкам. По их подсчетам выходило, что мексиканская команда заняла шестое место, вслед за советской.

О нашей сборной речь впереди, а здесь мне хочется сказать, что подобные сладкие «пилюли», которыми кое-кто пытается подсластить горечь поражений, наносят определенный ущерб развитию национального футбола. Они утверждают успокоенность там, где надо бить тревогу, прячут вглубь, а не выносят на свет причины неудач.

Нет спора, мексиканцы добились большого успеха, пробившись в число восьми сильнейших футбольных коллективов мира. Но объективно они были слабее своих остальных партнеров по четвертьфиналу, не сильнее многих других команд, оставшихся за бортом групповых турниров. А ведь этого не скажешь, например, о сборных ФРГ и Англии, которые в тот же день, 14 июня, встретились в Леоне!

Англичане действовали в своей обычной манере, хотя и, на мой взгляд, более остро, чем в других встречах мексиканского чемпионата. Их натиск, как и четыре года назад, был стремительным, массированным. Немецкая же команда выглядела несколько иначе. Она напоминала боксера, который хорошо держит удары и упорно, несмотря на промахи, снова и снова пытается прорвать защиту соперника. Два стремительных прохода защитника Ньютона, две передачи-близнецы на угол вратарской площадки — ив начале второго тайма британцы повели 2:0.

— Игра сделана, — с известным апломбом сказал я пожилому немецкому обозревателю, сидевшему рядом со мной. — У кого, у кого, а у чемпионов два мяча не отквитаешь.

Умудренный опытом спортивный журналист, — кстати, отлично владевший русским, — только пожал плечами. Мол, не мешай смотреть, а какой будет результат — увидим. И вот следует мощный выстрел Беккенбауэра — 2:1. Теперь роли поменялись. Но если немецкая команда, пропуская удары, сохраняла силы для ответных, то англичане только хватали ртом воздух, точно рыба, выброшенная на песок. За девять минут до конца тайма Уве Зеелер головой забил второй мяч.

В короткий перерыв после основного времени игроки изнемогая, лежали на траве. Если немцы с нетерпением ждали свистка, то, думаю, их соперники много бы дали, чтобы не услышать сигнала. Да, поединок при всей его схожести с лондонским приобрел прямо противоположную окраску.

Когда аргентинец Анхель Коррезо вызвал футболистов на третий тайм, мой сосед деликатно напомнил о моей неосторожной реплике.

— А британцы-то сдались, — с ноткой нарочитого сожаления проговорил он. — Борьбы больше не будет. Вопрос только в том, как скоро мои соотечественники забьют гол.

Они его провели через восемнадцать минут. Сделал это их лучший снайпер — Герд Мюллер.

— Я дорого бы дал, чтобы не писать отчета об игре, — с горечью сказал после матча английский журналист, корреспондент Би-Би-Си.

Судейство встречи нареканий не вызвало. Правда, Альф Рамсей и Гельмут Шен сказали, что действия Корезза их не совсем удовлетворили, но внятно пояснить эту свою мысль так и не смогли. Вероятно, тут сыграло свою роль их предубеждение против аргентинского рефери, которого они накануне матча просили заменить.

Нам, судьям, представляется, что Корезза и его помощники де Мендивил и Веласкес весьма успешно справились с труднейшей игрой. Не случайно почти все обозреватели искали корни поражения англичан и победы западногерманских футболистов вне тех или иных решений арбитра. Отсутствие по болезни вратаря Бенкса и слабое выступление его дублера Бонетти, ранняя замена Б. Чарльтона, самоуспокоенность, «оборонительный характер мышления» и тому подобные причины выдвигались при попытках как-то осмыслить проигрыш английской команды. Успех же немцев единодушно объяснялся высокими морально-волевыми качествами, умением выложиться до конца…

СССР — Уругвай

…Голландский рефери Лоренс ван Равенс засчитал гол в ворота сборной СССР после того, как мяч вышел будто бы за лицевую линию. Допустим, что судья ошибся.

Но это не дает право некоторым обозревателям подогревать страсти недозволенным приемом, утверждая, что ван Равенс «штрафовал одну сторону за те же нарушения, которые упорно не замечал у другой стороны». У любого видевшего игру подобное заявление вызовет только справедливое чувство протеста. Можно сколько угодно оспаривать правильность гола, но в целом непредвзятость голландского судьи была совершенно очевидна.

Весьма точно определил суть этого печального происшествия специальный корреспондент «Советского спорта» Лев Филатов:

«Не вдаваясь в подробности — остался ли мяч на лицевой линии или пересек ее, должен заметить, что у игроков нет права прекращать борьбу по собственному усмотрению до сигнала судьи. Наши футболисты позволили себе вольность и были жестоко наказаны».

Мы проиграли уругвайцам не на 116-й минуте, когда Эспараго головой послал мяч в ворота, опрометчиво оставленные Кавазашвили, а где-то в середине первого тайма, застряв в навязанной нам нарочито медленной игре. У наших ребят не нашлось сил, энергии, воли, наконец, чтобы перехватить инициативу, заставить противника играть в не свойственном ему стиле.

«Сборная СССР, — писал известный французский футбольный обозреватель Жак Ферран, — команда с подкупающей, открытой манерой игры стала жертвой уругвайского спрута, в чьи щупальца стал неизменно попадать мяч, чтобы застревать там надолго… Разрушительный уругвайский футбол может хоть кого выбить из колеи. С ним трудно бороться, особенно когда силы на исходе. Трудно, но не невозможно! Невозможного не бывает для тех, кто решил мужественно и твердо идти до конца».

Обидно! Вдвойне обидно, что единственную сенсацию в четвертьфинале подарила чемпионату мира советская сборная, впервые в своей истории уступив победу уругвайской команде, отнюдь не блиставшей сколько-нибудь крупными достоинствами…

В большом парке на приеме для выбывших команд у меня было горестно на сердце. Настроение не улучшалось ни от обильно уставленных всевозможными лакомствами столов, ни от зажигательных ритмов ансамблей с неизменными гитарами, ни от страстных мексиканских серенад. Куда более соответствовала моему настроению песня, исполненная в конце вечера Пеле. Называлась она «Прощальная». Я стоял недалеко от эстрады, на которую падали лучи прожекторов, скрещиваясь на выразительном лице знаменитого бразильца. Он держался на сцене непринужденно и свободно. И так же целиком отдавался мелодии, как на поле — игре.

— Он поет: «Мы расстаемся, чтобы встретиться снова», — перевел мне де Мендивил. И добавил: — Ты знаешь, мы вместе судим полуфинал 17 июня.

Я кивнул. Я знал. И подумал, что лучше бы до полуфинала дошла наша команда, а я переживал за нее не на торжественном и печальном приеме, а сидя где-нибудь на трибуне неистово ревущего стадиона.

Победа открытого футбола

В Англии латиноамериканский футбол потерпел полное фиаско. В Мехико европейский футбол подтвердил свою возросшую силу. Как ни великолепны бразильцы, все же наиболее близки им по классу оказались не другие команды Южной Америки, а сборные Англии, ФРГ, Италии.

Безусловно, англичане выступали не хуже, чем четыре года назад. Только в одной встрече из шести превосходство бразильцев было минимальным. И было это в групповом турнире, в матче с чемпионами. Теперь уже экс-чемпионами мира.

Мексиканские баталии показали, что европейцы подняли свою техническую оснащенность до уровня лучших южноамериканских звезд. Но и игроки сборных Бразилии и Перу, в свою очередь, ни на йоту не уступили на этот раз европейцам в своей атлетической подготовке.

Однако при приблизительном равенстве сил бразильцы обладали большим числом игроков высокого класса, способных не только безоговорочно выполнять указания тренера, но и творчески в ходе состязания осмысливать их. Очень ярко проявились именно эти их качества в полуфинальной встрече с уругвайцами, демонстрировавшими жесткий оборонительный футбол.

Тренер сборной Бразилии Загало перед матчем не скрывал тревоги. Его волновала дополнительная психологическая нагрузка, которую испытывали бразильские футболисты, решившие во что бы то ни стало взять реванш за поражение 16 июня 1950 года на стадионе «Маракана» в финале четвертого чемпионата мира.

Наставник уругвайцев был более категоричен в своих высказываниях.

— Мы приехали сюда побеждать, — самоуверенно заявил он, доставив своих питомцев на стадион «Халиско» в Гвадалахаре.

С первых же минут на поле развернулась борьба двух противоположных тенденций в футболе: открытого, созидательного и оборонительного, разрушающего. Причем, как и в «доброй, старой Англии», уругвайцы не стеснялись «мелкого» фола, сознательно шли на нарушения правил. К чести бразильцев, они не отвечали грубостью на грубость, в отличие от первых минут матча с британцами не имитировали травмы. Они, презрев синяки, отвечали на медлительный и злой антифутбол быстрым и красивым футболом.

Конечно, де Мендивилу и его помощникам Ф. Маршаллу и мне пришлось нелегко. Свисток то и дело фиксировал нарушения уругвайцев почти при каждом столкновении. Из-за этого «почти» разгорелся спор в середине первого тайма, когда на поперечный пас одновременно вышли Пеле и кто-то из защитников уругвайской команды. Оба упали около одиннадцатиметровой отметки, а мяч отлетел к Мазуркевичу. Единственный раз в матче бразильцы попытались склонить арбитра на свою сторону, устроив нечто вроде импровизированного митинга. Но де Мендивил не пошел у них на поводу.

— Надо выигрывать у противника, а не у судьи, — сказал он.

К тому времени бразильцы уже проигрывали 0:1. На 18-й минуте в одну из редких контратак уругваец Кубилла, приняв навесную передачу партнера, на ходу обыграл защитника и с близкого расстояния протолкнул мяч в сетку мимо оцепеневшего Феликса. Этот гол был отыгран на последней минуте тайма, когда уругвайцы остановились, ожидая сирены на перерыв. Они услышали свисток, зафиксировавший взятие их ворот после быстротечной комбинации Тостао — Клодоалдо.

Тренер сборной Уругвая Хохберг впоследствии утверждал, что не пропусти его футболисты этот мяч, конечный исход поединка был бы иным. Смею утверждать, что такое оптимистическое заявление практически не имело никакого основания. Гол, и не один, как и случилось, несомненно, был бы пропущен. Уругвайцы могли противопоставить острой мысли и высокой технике бразильцев только грубость и насыщенную «отбойную» защиту. А это очень ненадежный фактор победы.

Полчаса во втором тайме уругвайцы еще сдерживали натиск бразильских форвардов, а потом оборона их рухнула. Тостао и Ривелино дважды в последние пятнадцать минут заставили их начать с центра поля.

Прозвучал финальный свисток, и все — игроки обеих команд, судьи, тренеры — бросились к экрану телевизора. В Мехико в дополнительное время оспаривали право на выход в финал сборные Италии и ФРГ. Крупным планом показывают операторы, как массажисты отчаянно разминают мышцы игрокам, как врач подвязывает руку Беккенбауэру, как бушуют трибуны на стадионе.

Кто-то из служащих стадиона, смотревших наш матч Бразилия — Уругвай с транзисторным телевизором на коленях, захлебываясь, рассказывает, как на 92-й минуте — Ямасаки прибавил время — Шнеллингер уложил мяч в сетку, поймав прострельную передачу Хелда.

— В четырех матчах из пяти немцы проигрывали, — говорит он и, загибая пальцы, перечисляет: — С Марокко, с Болгарией, с Англией, с Италией. Вот это мужество!

В просторной комнате служебного помещения, где установлен большой телевизор, тесно. Я сижу, правда, в кресле — судейская привилегия. Рядом на металлическом стульчике примостился Пеле. Он без майки, в синих трусах. Многие сидят перед нами на полу. Многие расположились позади, в «амфитеатре». Никто, по-моему, не пошел в душевую. Затаив дыхание, все следят за захватывающим поединком.

Итальянцы наконец-то, как и в матче с Мексикой, только в дополнительное время, а не во втором тайме, отбросили оборонительные тенденции. И футбол засверкал. Я краем глаза наблюдаю за Пеле. Просто удивительна детская непосредственность его восприятия! Когда Мюллер смело идет навстречу вратарю Альбертози и защитнику Полетти, овладевает мячом и посылает его в сетку, я вижу, что Пеле непроизвольно повторяет его движения. Как не хватает многим нашим умудренным футбольным «волкам» вот такого чистого игрового азарта!

На гол Мюллера итальянцы отвечают двумя. Сначала защитник Бургинч сравнивает счет, потом Рива мощным ударом выводит сборную Италии вперед. Команды меняются воротами. Я включаю секундомер. Неумолимо бежит время. Остается 14, 13, 12 минут. Либуда бьет штрафной. Зеелер головой ловит мяч и с ходу переправляет его в ворота. Наперерез, вытянув руки, летит Альбертози. Но в прыжке, словно камень, выпущенный из пращи, его опережает Мюллер. Изменив направление полета мяча, он посылает его в противоположный, незащищенный, угол. Пеле вскакивает, бьет в ладоши.

— Мюллер! Мюллер! — восклицает он.

Действительно, «несчастливый» тринадцатый номер западногерманской команды Герд Мюллер во всей красе раскрыл на чемпионате свой незаурядный талант бомбардира. Десять раз после его ударов исполняли вратари печальную обязанность — доставали мячи из собственной сетки. Счастливое сочетание редкой интуиции на острый момент и смелости, готовности в любую секунду включиться в самую острую схватку.

А время бежит. Секундомер отсчитывал 111-ю минуту матча, когда Рива с подачи Бертини забил победный гол. Прозвучала сирена Ямасаки, безупречно, на мой взгляд, проведшего этот сложнейший поединок. Футболисты пожимают друг другу руки, обмениваются майками, а мы все еще недвижимы, потрясенные великолепным футбольным спектаклем. Я достаю из кармана судейский блокнот, шариковый карандаш и протягиваю Пеле. Он смотрит на меня непонимающим взглядом.

— Автограф, автограф, — объясняю я.

— Ах автограф, — словно очнувшись, повторяет Пеле и, сильно нажимая, аккуратно выводит свою подпись.

Да, подобного матча я не припомню за всю свою более чем двадцатилетнюю футбольную карьеру. И не я один.

— Я слишком стар для таких переживаний, — сказал после победы тренер итальянцев Валькареджи.

— Такой поединок не для моих нервов, — в тон ему заметил тренер сборной ФРГ Шен.

Уже возвратившись в Мехико, я долго беседовал об этой игре с Хусейном Али Кандилом, который смотрел ее с трибуны стадиона «Ацтека». По его мнению, матч этот знаменателен окончательной победой открытого футбола.

— Мрачные времена массированной обороны канули в прошлое, — говорил он. — Чтобы выиграть, надо забить гол. А защищающиеся всегда делают это хуже, чем атакующие. Помяни мое слово, как ни устали немцы, уругвайцам нечего рассчитывать на третье место. Сегодня команда, ставящая своей главной целью сохранить свои ворота, а не поразить ворота противника, обречена.

Кандил точно в воду глядел. В матче за третье место во втором тайме уругвайцы полностью овладели инициативой. Но промахивались из самых выгодных ситуаций. Вероятно, действительно, забивать голы было для них делом непривычным.

Кроме того, даже ослабленная западногерманская команда — без вратаря Майера, защитников Шульца и Шнеллингера, полузащитника Беккенбауэра, нападающего Грабовского, — обескровленная в предыдущих поединках, оказалась слишком крепким орешком для уругвайцев. И хотя Хохберг склонен видеть причину поражения в том, что его ребятам «фатально не везло», мне кажется — по организации игры сборная ФРГ была несомненно выше своих соперников на протяжении всего этого матча.

Французский футбольный обозреватель Р. Мессмер верно подметил: «То, что удалось уругвайцам против сборной СССР в четвертьфинале и против Италии в групповом турнире — я имею в виду уругвайское «каттеначчио», сосредоточение сил в обороне, — предопределило их поражение от бразильцев и немцев, так как и те, и другие располагают футболистами высокой техники, которым не страшна никакая опека».

…Либуда прорвался по правому краю и высоко прострелил на одиннадцатиметровую отметку. Зеелер в характерном для него стиле сбросил верховой мяч на ногу Мюллеру. Но тому бить было неудобно, и он сделал пас назад, на набегающего Оверата. Мяч мог бы перехватить защитник, опекавший Зеелера, но он не решился оставить своего подопечного. Наверное, подумал: «А вдруг в борьбе мяч отскочит к нему, никем не прикрытому?..» В результате Оверат, которому никто не помешал, хлестко пробил в угол с линии штрафной.

После игры я спустился в судейскую комнату и от души поздравил своих коллег по Леону — Антонио Сбарделла и его помощников Агилара Элизальде и Веласкеса — с хорошо проведенным матчем. В этой встрече они практически не допустили ни одного сколько-нибудь серьезного промаха.

Вместе с тем, подчеркивая принципиальность и объективность арбитров, я вовсе не собираюсь вообще выводить себя и своих коллег из-под огня критики, без которой просто немыслимо поступательное движение вперед. Анализ спорных решений и ошибок, допущенных судьями в ходе чемпионата, несомненно, принес определенную пользу. Весьма знаменательно, что Судейский комитет принял предложение вице-президента ФИФА В. Гранаткина о повышении ответственности арбитров и необходимости обсуждения этого вопроса с целью выработки каких-то конкретных мер.

Но вместе с тем я смею снова утверждать, что даже неверные в некоторых эпизодах действия арбитров не сказались на турнирной судьбе команд. В целом, как я уже говорил выше, судейство получило положительную оценку, причем отмечалось, что сделан большой шаг вперед по сравнению с чемпионатом мира в Англии. Многолетний капитан сборной Англии Билли Райт, излагая обозревателю «Ассошиэйтед Пресс» Колину Фросту свою точку зрения на судейство, подчеркнул:

— Не думаю, что судейские ошибки серьезно повлияли на итоги. В матчах, которые я наблюдал, катастрофических решений не было, как не было предвзятости или злого умысла. Правда, я не видел всех игр. Но, с другой стороны, здесь, в Мексике, с поля не был удален ни один игрок. Это положительный факт.

Справедливость выводов Билли Райта да и многих других специалистов футбола как бы подтвердило и уверенное судейство Руди Глехнером из ГДР и его помощниками Рудольфом Шерером и Анхельмом Корезза финального поединка чемпионата. Всем троим после состязания ФИФА выразила признательность.

Лишь однажды в ходе встречи возник спорный момент. Итальянцы утверждали, что Пеле, отдававший мяч Жаирзиньо, который и забил третий гол, находился в офсайде. Верно, Р. Шерер поднял флаг. Но Р. Глехнер находился в двух шагах от места событий и принял решение засчитать мяч. Просмотр пленки убедительно показал, что между Пеле и воротами в момент удара — бразильцы били штрафной — находилось по меньшей мере два итальянца. Они прозевали рывок бразильца, головой отбросившего мяч к дальней штанге, куда на всех парах устремился Жаирзиньо.

В этом матче итальянцы вновь избрали стратегию, основанную на благосклонности «госпожи Удачи». Непрерывные атаки бразильцев в первом тайме лишь однажды увенчались успехом. Пеле головой послал мяч в сетку после дальней передачи Ривелино. Это произошло на 19-й минуте игры. А на 38-й промахнулся сначала Клодоалдо, за ним — Феликс, и против пустых ворот с мячом оказались Рива и Бонисенья. Они едва не помешали друг другу, но все же Бонисенья успел закатить мяч в сетку.

Бразильцы были огорчены случившимся. А итальянцы даже не попытались возблагодарить судьбу за нежданный подарок, использовать свой шанс. 112 тысяч зрителей на «Ацтека», 800 миллионов у экранов телевизоров увидели, что итальянская команда не может сбросить оковы «персоналки», играть свободно, с выдумкой, изобретательно, как она это сделала во втором тайме четвертьфинала, в дополнительное время полуфинала.

А бразильцы тем временем оправились от шока. Они словно в стальных тисках многотонного пресса зажали итальянскую сборную на ее половине поля. И многослойный бетон не выдержал давления, брызнул во все стороны осколками.

Сразу же открылись бреши, в которые таранами врывались бразильские игроки — нападающие, полузащитники, защитники.

Все в атаке — вот девиз бразильцев. Переломный второй гол в ворота итальянцев забил представитель средней линии — Герсон, четвертый — игрок обороны Альберто.

— Мы не умеем и не хотим играть в закрытый футбол, — сказал счастливый Пеле. — Мы победили, атакуя в нашем, бразильском, стиле.

С последним свистком Р. Глехнера трибуны и поле стадиона «Ацтека» превратились в огромный танцевальный зал. Просто чудо, как сквозь этот бушующий ураган страстей смогли пробиться бразильцы к ложе президента Мексики, получить из его рук статуэтку «Золотой богини» и пронести ее вокруг футбольного поля в тесных объятиях обезумевшей от восторга толпы…

Эхо Мексики на ташкентском стадионе

Когда казалось, что вершина сезона пройдена мной в Мексике, неожиданно пришлось совершить еще одно «восхождение». В конце ноября мне предложили судить дополнительный матч на первенство страны между ЦСКА и «Динамо» (Москва), который должен был определить нового чемпиона СССР.

И вот я в Ташкенте. Со своими помощниками — ленинградцем А. Ивановым и москвичом А. Табаковым я хорошо знаком. Их судейский почерк мне близок, а это немаловажно в таком ответственном поединке, который нам предстояло провести.

Перед матчем мы втроем провели коротенькое «производственное» совещание. Наша главная задача, как мы отлично понимали, — сразу же пресечь малейшее проявление грубости.

Первые пятнадцать минут матча игры, по-существу, не было. Обе команды словно состязались, кто больше допустит брака. Однако такой футбол чреват опасными последствиями. Досада за нелепо отданный сопернику мяч — плохой советчик…

Особенно беспокоила меня дуэль Авруцкого и Капличного, обычно не очень-то ладивших друг с другом на поле. Я сразу же дал им понять, что держу их на «контроле». После двух замечаний, с умыслом высказанных мною в легкой, деликатной форме, дело пошло на лад.

Конечно, счет в матче мог бы быть открыт, однако блистательно сыграли вратари. Пильгуй дважды спас свою команду от неприятностей после коварных ударов армейца Поликарпова. Пшеничников, в свою очередь, сумел фантастически отразить удар Авруцкого.

На следующий день прогнозы нашей судейской тройки были не слишком оптимистичными. Я, например, полагал, что футболисты не смогут полностью восстановить силы и будут поэтому играть жестко. В этих условиях исход состязания должен был решить один мяч. Даже два забитых мяча казались мне чистейшей утопией.

Но — в который раз! — я ошибся в прогнозах…

Вот оно, эхо Мексики! Футболисты играли без оглядки. Атака и только атака была их девизом.

Пильгуй неудачно отбивает мяч, посланный Истоминым на Дударенко. Армейские футболисты повели в счете.

Динамовцы рвутся вперед. Они отнюдь не хотят проигрывать. Наконец Жуков сравнивает счет. Затем Еврюжихин с близкого расстояния вгоняет мяч в ворота, а позже в сутолоке на вратарской площадке в падении посылает мяч в сетку В. Маслов. 3:1.

— Игра сделана, — говорит в перерыве А. Иванов.

Я не возражаю. Так оно, очевидно, и есть.

И верно, второй тайм поначалу идет в вялой, маневренной борьбе. Судить по-прежнему легко. Прибегать к свистку приходится очень редко. Каждая выигранная минута — это шаг динамовцев к золотым медалям. И блеск золота, думается, ослепил их раньше времени. Они потеряли бдительность, и Федотов, на мгновение оставленный Масловым без присмотра, получая мяч, тут же примерно с линии штрафной неотразимо бьет под планку. Разрыв сократился. Пока ликующие армейцы спешат к центру, я бросаю взгляд на секундомер. До конца минут двадцать.

Но что это? Расстроенные динамовцы сникли. Армейские футболисты хозяйничают в чужой штрафной, как в своей собственной. Упустив контроль над игрой, динамовские футболисты постепенно теряют самообладание. Теперь свисток следует за свистком.

Армейцы же, напротив, воодушевлены, охвачены единым порывом. Они борются за любой, даже безнадежный, мяч. Вот Федотов врывается в штрафную площадь за уходящим мячом, безнадежным мячом. Даже обладая скоростью Джеси Оуэнса, вряд ли он смог бы его достать. Но Аничкин аккуратно укладывает Федотова на газон прямо у одиннадцатиметровой отметки. Нервы, нервы…

Пенальти. Игроки принимают его без обычных в таких случаях споров. Значит, решение правильное. Теперь я смотрю на Поликарпова — совладает ли он с собой? Нет, он спокоен. Пильгуй поднимается с земли в правом углу ворот. Мяч покоится в левом. 3:3. И до конца пятнадцать минут.

После этого я уже не сомневался в исходе состязания. В случайном решающем голе Владимира Федотова своя, если хотите, закономерность. Это — закономерность неукротимой воли, неуемной жажды победы. Армейцы не искали счастья в этом трагическом поединке. Они беззаветно боролись за него и по справедливости были вознаграждены.

После игры я от всего сердца поблагодарил помощников, четкие действия которых чрезвычайно облегчили мне проведение этого матча. А. Иванов и А. Табаков были просто безупречны. Как показал просмотр видеомагнитофонной ленты, они не пропустили ни одного положения «вне игры», уверенно фиксировали нарушения и сигнализировали об этом.

На другой день ранним утром перед отлетом в Баку в полупустом зале аэропорта ко мне подошел какой-то мальчуган.

— Извините меня, — сказал он, протягивая мне мяч, испещренный автографами футболистов ЦСКА. — Я не спал всю ночь, сидел здесь и сторожил футболистов и вас. Дайте, пожалуйста, автограф.

— Ну что с тобой делать! — Я достал ручку, расписался и поставил в конце огромную точку.

Последнюю точку большого и напряженного сезона.

И все-таки гол

Вот и пришел праздник на улице атакующего футбола. Как и всякий праздник, он был завоеван нелегко, в трудной, длившейся много лет борьбе со всякими «защелками», «зацепками», «замками» и, наконец, «бетоном». Но в конечном счете он не мог — раньше ли, позже ли — не заявить во весь голос о себе.

Футбол не стоит на месте. Он движется, развивается, совершенствуется. В послевоенное время мы были свидетелями крушения многих систем: «дубль-ве», «4+2+4», «каттеначчио»… Мы в Англии четыре года назад явились свидетелями рождения нового направления — «все в обороне, все в атаке» и ныне — полного утверждения его в Мексике.

Футбол стал чище, красивее, результативнее. Не случайно же в Мексике при изнурительной жаре, кислородном голодании было забито 95 мячей — на 6 больше, чем в Англии!

Забитый гол… Что, казалось бы, судье до него!.. И все-таки момент, когда усилия команды завершены решающим ударом и мяч со свистом проносится мимо рук вратаря в сетку, заставляет забыть на мгновение об обязанностях арбитра. В этом мяче, по-моему, и есть главный смысл футбола, то, что привлекает к нему сердца многих миллионов людей. Вот он лежит у штанги, черно-белый шар на нетронутом зеленом газоне за полосой линии ворот. Мне хочется вместе с десятками тысяч на трибунах торжествовать победу или вместе с ними больно переживать горечь неудачи. Но футбол — моя профессия. И вытянув вперед руку, я молча указываю на центр.