Однажды не в Америке

Сделано «Однажды»

storymanagement.ru

Мы нашли и написали эти истории, потому что считаем их важными, правдивыми и вдохновляющими. Мы видим вокруг сотни предпринимательских сюжетов и преобразуем их в книжные бестселлеры, захватывающие публикации для СМИ, живую корпоративную литературу.

Вы действуете — мы пишем

Вы строите передовые компании, создаете новые рынки, решаете сложнейшие менеджерские задачи. Мы — осмысляем, выражаем, рассказываем.

Лаборатория «Однажды» — это ювелирная мастерская по производству историй и кузница культуры оптимизма, которая и есть главный ресурс любой национальной экономики.

Информация от издательства

Издано с разрешения автора

Моисеев, Владислав

Однажды не в Америке: краткое пособие по завоеванию мира подручными средствами / Владислав Моисеев. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2017.

ISBN 978-5-00100-871-2

Это правдивая и увлекательная история о том, как построить успешный бизнес с миллиардным оборотом в сегодняшней России. История о героях, которые, кажется, смогли преодолеть все, что подкинули им нулевые: жизнь в «бабушкиной» однушке на окраине мегаполиса, существование на сто долларов в месяц, разборки с бандитами и освоение рынка при полном отсутствии предпринимательской культуры.

Это практический и вдохновляющий пример целеустремленности, честности, нестандартных подходов в управлении и манифест «новых» предпринимательских ценностей: клиентоориентированности, прозрачности, гибкости, продвинутых технологий, — ценностей, которые сегодня становятся основным конкурентным преимуществом в бизнес-среде.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Предисловие

Это невероятная история про «сумасшедших» предпринимателей, которые вопреки всем обстоятельствам идут к своей мечте. Семнадцать лет назад Барно и Шерзод Турсуновы уехали из солнечного Узбекистана в серую Москву. Они собирались переехать в США, но Шерзоду в последний момент не дали визу. В Москве Барно и Шерзод с нуля постепенно построили огромный эффективный бизнес. Турсуновы начинали на Мытищинской ярмарке и выросли в большую сеть «Евродизайн» со своим производством и большим потоком клиентов. Потом они с нуля построили инновационную сеть автосервисов «Вилгуд», объединив их собственной IT-системой. Это история о том, что нет ничего невозможного, и интереснейший практический кейс для предпринимателей. Как за счет целеустремленности, нестандартного мышления, IT-технологий и отношения к качеству добиться успеха на таком старом и сложном рынке.

Я познакомился с Барно и Шерзодом три года назад, когда «Додо Пицца» еще не была большой сетью. Турсуновым был интересен наш опыт франчайзинга. Они приезжали к нам в Сыктывкар, смотрели, как все устроено, ездили по пиццериям. Они говорили, что тоже делают управленческую IT-платформу. Оказалось, что у наших бизнесов схожие ценности: желание создать качественный продукт, сделать каждый процесс эффективным и прозрачным, максимализм и вера в современные технологии. Нам было что обсудить.

Пиццерия и автосервис имеют гораздо больше общего, чем может показаться. Продукт создается не в офисе и не в рекламном отделе, а в конкретном автосервисе и пиццерии. От того, как работает механик или пиццемейкер, как будет сделана каждая операция, зависит потребительский опыт и прибыль. По сути, мы делаем одно и то же: оптимизируем все эти маленькие процессы, делаем их прозрачными. Разумеется, везде своя специфика — и в общепите, и в автомобильном сегменте. Наверное, у Турсуновых более сложный бизнес — большая вариативность, разные машины, разные поломки, — все-таки с пиццей проще. И это вдвойне интересно.

Консервативных и неповоротливых сегментов рынка услуг еще очень много, и не только в России, но и по всему миру. Так что подход «Додо Пиццы», «Вилгуд» и других эффективных компаний с развитой IT-инфраструктурой можно применить к огромному количеству отраслей. Настоящую революцию произвела бы оптимизация медицины. Все эти карточки теряются в больницах, царит неразбериха. А если бы вся информация хранилась в одном приложении? Представьте, как такое приложение улучшило бы жизнь людей. Насколько стало бы проще диагностировать болезни, анализируя эти данные, — это был бы гигантский шаг вперед.

Сегодня все больше людей понимают, что зарабатывать деньги — это не цель, это способ самореализации, гармонизации окружающего мира. Многие франчайзи приходят к нам даже не столько за прибылью, сколько потому, что разделяют наши ценности, хотят делать какие-то крутые вещи вот с этими ребятами. Меняется поколение: сегодняшние предприниматели смотрят, как делают бизнес на Западе, у них есть хорошее образование, они мыслят глобально, пользуются интернетом и экспериментируют.

Кстати, об экспериментах. Вы знаете, что в сети «Вилгуд» IT-система блокирует компьютер директора автосервиса, если накопилось пять отрицательных отзывов? Управляющему центром просто необходимо решить проблемы клиентов, чтобы продолжить работать. Это фантастика. Вот это подход! Рекомендую всем историю Барно и Шерзода — она действительно того стоит.

Федор Овчинников,

основатель и глава компании «Додо Пицца»

От автора

Двухтысячный год, первая зима нового тысячелетия, самолет Ташкент — Москва мягко приземляется на взлетно-посадочную полосу аэропорта «Шереметьево». Двое пассажиров экономкласса, супруги Шерзод и Барно Турсуновы, конечно, догадываются, что по ту сторону стойки пограничного контроля счастье наступит не сразу. Съемная квартира на окраине, насквозь пропахшая хрущевской оттепелью; брюзжащие соседи, которые уже звонят в миграционную службу; сто долларов в месяц на жизнь, которая даже буддийскому монаху показалась бы аскетичной. Москва всегда недолюбливала приезжих. Снисходительное «дорогие гости столицы» — большее, на что можно рассчитывать, если ты решил погреться в лучах этого немощного, укутанного в смог солнца. И уж точно тебе здесь нечего делать, если ты приехал не подбирать крошки с праздничного стола, а завоевывать мир.

Да, Турсуновы оказались в чуть лучших условиях, чем строители из Средней Азии на положении полурабов. Но все равно они были самыми настоящими гастарбайтерами с одной парой зимних перчаток на двоих и коробкой «Доширака» в старом кухонном столе. Они должны были просто раствориться в жерле этого города. Но этого не произошло. А случилось вот что.

Спустя несколько месяцев после приземления Шерзод и Барно смотрели на большой синий контейнер. Большой синий контейнер смотрел на них. Он был точно такой же, как сотни других торговых контейнеров на Мытищинской ярмарке и сотни тысяч по всей стране. Он был создан когда-то для благородных морских перевозок, но в конец одичал в условиях раннего ярмарочного капитализма. В голливудских фильмах такие контейнеры используют для расчленения трупов или перевозки контрабанды. Барно и Шерзод смотрели на него, друг на друга и снова на него. Все это было очень странно. Они приехали покорять один из самых больших городов в мире, но сейчас перед ними был только чертов контейнер, арендованный на скудные семейные накопления, которые таяли на глазах. И все это не сулило ничего хорошего.

За дальнейшие 15 лет Турсуновы на своей шкуре испытали все превратности эволюции российского предпринимательства — от первичного бульона уличной торговли до миллиардных оборотов. Из точки на Мытищинской ярмарке по торговле обоями и ламинатом они выросли в крупнейшего российского дистрибьютора этих товаров — компанию «Евродизайн». А затем, выгодно продав свою долю, построили собственную сеть умных автосервисов «Вилгуд», которая на момент выхода этой книги достигла миллиарда в обороте и останавливаться на достигнутом не собирается.

Нынешний бизнес Турсуновых вовсе не про закручивание гаек в прокуренном гараже, а про экономику знаний. Они уже давно не строят автотехцентры сами, потому что в какой-то момент поняли: гораздо выгодней создать суперэффективную систему управления, и тогда сотни, тысячи участников рынка, страдающих от хронической убыточности, сами присоединятся к твоей системе и будут работать под твоим брендом. В результате ничего не надо будет завоевывать — эти люди принесут тебе индустрию на блюдечке и еще заплатят за это. Управление ресурсами, IT-инфраструктура и тотальная автоматизация, Uber в мире автосервисов — будет слишком громко сказано, но Турсуновы отчаянно к этому стремятся.

Представим себе самое обычное заведение под вывеской «Ремонт автомобилей». Чаще всего оно устроено так: дядя Вася в вытянутых трениках расслабленно покуривает на стуле, его приятно припекает солнце и обдувает ветер, в гараже маринуется разобранная машина. Процесс ремонта больше похож на шаманское камлание или ритуал экзорцизма — в итоге автомобиль выкатывается из гаража целым и невредимым только по воле небесной администрации. Немногим лучше дело обстоит в автосервисе цивилизованного типа. Разумеется, там дядя Вася будет одет в идеально чистую спецовку, покуривать он будет чуть менее расслабленно, но суть от этого не изменится. И даже не так важно, есть ли там хорошее диагностическое оборудование, — этот сервис все равно останется непонятным, неудобным и непрозрачным из-за того, что все его внутренние процессы и идеологические установки выстроены еще в лохматые времена раннего постсоветского капитализма. Он приносит мало денег, и, как следствие, сотрудники зарабатывают полулегальными способами, воруют детали и мошенничают. Никакого учета и контроля над этим магическим циклом превращения сломанных машин в рабочие установить невозможно, если не перетряхнуть бизнес с ног до головы. Так выглядит автосервис курильщика, из которых эта отрасль в России состоит на 99 процентов.

Заставить заядлого курильщика бросить свою вредную привычку — затея сомнительная: пока он сам не захочет, ничего не изменится. Так и с ремонтом машин: курильщиков много, чувствуют они себя нормально, хотя могло быть и лучше. Возможно, поэтому «автосервис здорового человека» — понятный, прозрачный, современный и очень даже прибыльный — звучит утопично. Но только не для Турсуновых, которые с маниакальным упорством совершенствуют свой бизнес и пытаются оздоровить целый сегмент рынка, попутно завоевав его.

Для того чтобы понять, как устроен идеальный автосервис, представим центр управления полетами. В кино это выглядит так: повсюду висят экраны с контрольной информацией, звучат сирены, все процессы автоматизированы, новейшие компьютеры управляют работой всех систем, над этой махиной трудится целый научно-исследовательский институт. Сотрудники проходят на работу по отпечаткам пальцев, камеры наблюдения висят не для украшения — они автоматически фиксируют нарушения и сообщают о них на центральный пульт управления. Каждая операция просчитана и выверена с точностью до секунды. Весь этот виртуозный ансамбль людей и машин работает в такт, и в итоге космический корабль отправляется ввысь, садится на неизвестную планету, ученые получают Нобелевскую премию, контакт с инопланетянами установлен.

Примерно так выглядит «Вилгуд» Барно и Шерзода Турсуновых с поправкой на земную реальность. Разумеется, получается не все и не сразу, но даже у Илона Маска ракеты взлетают не с первого раза. Сейчас их бизнес напоминает нечто среднее между лабораторией по исследованию коллективного разума, IT-компанией, просчитывающей до мельчайших деталей алгоритмы управления процессами, пиццерией с идеальными представлениями о клиентоориентированности и бизнес-акселератором, который выращивает из собственных сотрудников предпринимателей и франчайзи.

Когда я начинал писать эту книгу, Шерзод и Барно ставили себе амбициозную и, как тогда казалось, невероятную цель — открыть 100 автосервисов по всей стране. Иначе просто неинтересно. Но за год их оборот вырос в три раза, и стало понятно, что 100 — это слишком достижимо. Вот 1000 автосервисов — это совсем другой разговор.

Разумеется, все это звучит как «Тысяча и одна ночь», а Турсуновы напоминают сказочных героев, которым слишком легко все удается. Но если проследить их предпринимательский путь с самого начала, то станет ясно, что их история успеха, как и любая другая, — это бесконечная череда проблем, в которой иногда случаются большие и маленькие победы. Разница лишь в том, что Турсуновы невероятно выносливы и упрямы. Они умеют добиваться своего в любых условиях, и остановить этих творческих узбеков сможет разве что огромный астероид, который протаранит Землю насквозь.

Возможно, расшифровать таинственный узор истории про Барно и Шерзода помогут народные узбекские сказки. Почти все они рассказывают о чудесах предприимчивости и находчивости, о победе изощренного разума над грубой силой. Вот, например, очень поучительная история об умном бедняке и жестоком падишахе.

С давних времен один славный город вел войну с народом горных сел. Никто уже и не помнил, за что они воевали, но договориться о мире никак не получалось. Злой падишах убивал всех послов, никакие уговоры не могли растопить его сердце. И вот однажды у ворот дворца объявился странный посетитель. Одет как босяк, верхом на огромном верблюде, а поперек седла — козел с бородой до земли.

— Ты кто такой? — спросил падишах. — И почему тебя пустили ко мне в таком виде?

Гость ответил:

— Пришел я послом с гор, что близ города.

— Что ж, там у вас более подходящего человека не нашлось, чтобы послом посылать? Не было ли кого получше одетого, повыше ростом, с бородой подлиннее?

Посол ответил:

— А какой вам более подходящий посол нужен? Я такой же человек, как и все: у меня две ноги, две руки. Если вам нужен кто-то в одежде поновее, ростом повыше, так вот вам мой верблюд, он только недавно вылинял, да и рост у него высокий. А если вам нужен некто с бородой подлиннее, так вот вам мой козел: у него борода в две четверти. А если вам нужен кто с умом, так это я.

Посмеялся падишах, смилостивился над старым табунщиком да усадил его за дастархан. Так они и заключили мир.

Глава 1. Шерзод

Четкое и уверенное знание о том, что время — едва ли не главная ценность, которой нужно научиться управлять, передавалось в семье Турсуновых по наследству. Шерзоду оно досталось в третьем классе. До этого он был настоящим уличным мальчишкой, гулял с друзьями по раскаленным улочкам Ташкента, пока мама-стоматолог и папа-госслужащий были на работе. Это счастливое детство продолжалось ровно до тех пор, пока однажды родители не нашли у своего маленького сына две пачки сигарет «Ту-154». Самое обидное, что сам Шерзод не курил, а сигареты были получены от друга на ответственное хранение в рамках дворового джентльменского соглашения. Но отца это совершенно не убедило: он твердо решил оптимизировать жизнь сына и сделал так, чтобы у Шерзода просто не осталось свободного времени ни на джентльменские соглашения, ни на сигареты, ни на курящих друзей. Он отдал его одновременно учиться играть на баяне и плавать в спортивную секцию. Шерзод носился, как пинбольный мяч: утром школа, в обед музыкалка, потом бассейн, ночью крепкий и здоровый сон, и так каждый день. Именно тогда он понял, что время — это вещь очень важная и часто недооцененная.

Отец Шерзода Шухрат Маруфович Турсунов постепенно продвигался по партийной линии, возглавлял производственный отдел целого района, курировал на своей территории все промышленные предприятия. Без особой протекции и влиятельных друзей он мелкими шажками шел вперед по служебной прямой и когда-нибудь бы пришел к успеху, если бы однажды не потерял партбилет. Был 1986 год, по всему Советскому Союзу дули разнообразные ветры перемен, но партийным функционерам все еще всерьез попадало за такие провинности. В качестве дауншифтинга Шухрату предложили возглавить любое из подведомственных ему предприятий. Турсунов-старший решил стать директором «Ташавтоматики» — большого завода, который производил «товары народного потребления», — все, что было связано с пластмассами и металлом. Нетрудно догадаться, где проходил в дальнейшем свое становление его сын Шерзод.

В узбекских сказках, как и почти в любом другом фольклоре, всегда очень остро чувствуется классовый подтекст и проблема отсутствия взаимопонимания между подчиненным и начальником. Часто это выливается в жестокое обращение с первым и, как следствие, не менее жестокое убийство второго. Обязательно существует какой-нибудь своенравный и часто недалекий бай, который заставляет своего батрака делать всякие глупости, например носить воду в решете. А ну пошевеливайся, черная кость, притащи сейчас же воды, да поживей. А дальше хитроумная и элегантная расправа без особых угрызений совести. На заводе «Ташавтоматика» фольклорный сюжет перевернулся с точностью до наоборот: токари прикалывались над директорским сыном, отправляли его принести в ведре электричества, а когда он возвращался с пустыми руками, ругали и отсылали назад. Несмотря на высокое положение отца, Шерзод занял самую низкую ступень в производственной иерархии «Ташавтоматики» и изучал заводскую жизнь без преференций и поблажек. Естественно, это была отцовская идея.

— Если ты намерен чего-то добиться, если хочешь научиться управлять людьми, нужно начинать с самого низа. Ты должен понимать, как они работают на своих местах, как с ними разговаривать, какие существуют технологические процессы, — наставлял Шерзода отец. — Тогда никто из сотрудников не сможет тебя обмануть. Если какой-нибудь лодырь скажет тебе: «Это сделать невозможно!» — ты всегда найдешь что ответить.

Так Шерзод стал токарем. А потом фрезеровщиком. Еще через какое-то время мастером цеха. Но Турсунов-старший вовсе не собирался готовить себе преемника на тепленьком месте. Он и сам не связывал свою дальнейшую жизнь с одним конкретным заводом, и тем более не желал этого своему сыну. Мудрый Шухрат Маруфович спинным мозгом чувствовал, что скоро все тепленькие места заметно остынут.

— Он просто хотел, чтобы я научился разбираться в бизнесе, — спустя годы говорит повзрослевший Шерзод. — Отец понимал, что Советский Союз заканчивается, и учил меня предпринимательству. А для этого необходимо было понять, как устроены процессы любого производственного цикла. Но тогда, почти тридцать лет назад, отцовская правота для него была так же неочевидна, как очевидна сейчас.

Все свободное от школы время Турсунов-младший проводил на заводе, а в редкие часы досуга гонял на новом мопеде, который купил с первой токарской зарплаты. Отец платил ему в два раза меньше, чем остальным, но все равно для школьника это были хорошие деньги.

Однажды Шухрат Маруфович смотрел телевизор и увидел рекламу уникальной школы с физико-математическим уклоном. Отец подозвал сына и сказал, что тот должен туда поступить. В класс с углубленным изучением физико-математических наук попали тридцать старшеклассников со всего Узбекистана — старательные, успешные и подающие надежды ребята, бальзам на душу классной руководительницы. Но едва ли так можно было сказать о Шерзоде, который попросту спал на непрофильных предметах. Для классного руководителя это стало непростой педагогической задачей, которую надо было решить. Этот мальчик не был похож на лентяя, ночного гуляку или просто недоумка. В чем же дело? Руководительница долго пыталась разобраться сама, что происходит с Турсуновым, но так и не смогла. Версия о том, что виной всему Советский Союз, который неустанно подходил к своему логическому концу и требует от молодежи освоения новых навыков, естественно, не рассматривалась.

Шел 1989 год. Шухрат Маруфович снова подозвал своего сына и сообщил ему, что времена меняются. Понятие «государственная собственность» уходит, скоро все просто начнут зарабатывать деньги, с этих денег надо будет платить налоги, и если не автоматизировать все процессы и не систематизировать нормальный оборот данных, то у любого проверяльщика всегда будет шанс взять тебя за известное место. Отец сообщил Шерзоду, что именно ему в силу юного возраста будет легче разбираться с автоматизацией и компьютерами. Шерзод вздохнул и кивнул. Так на заводе появился IT-отдел.

Узбеки слишком древняя нация для того, чтобы расстраиваться по таким пустякам, как приближающийся крах Советского Союза. За многие тысячелетия своей истории они видали столько «величайших геополитических катастроф», что как-то уже привыкли — не эта первая, не эта последняя. Государства приходят и уходят — народ остается. Переход от социалистического мышления к капиталистическому произошел в этой республике безболезненно по причине практически полного отсутствия первого. Уже в конце 80-х в Ташкенте все подрабатывали где придется. Например, декан Института связи приходил на «Ташавтоматику» и работал наладчиком. Предприимчивый отец Шерзода подумал и сказал: «Он ходит к нам сюда, а ты будешь ходить к ним туда. Станешь его учеником, он тебя хорошему научит».

С этого момента каждый вечер Шерзод стал ходить в Институт связи, где стояли древние компьютеры. Он учился работать на «Бейсике», писал первые программы: IF… TO… THEN… Тем временем Шухрат Маруфович провозгласил на заводе окончательную и бесповоротную компьютеризацию. Он отправился в Москву и купил у «МММ» три компьютера — в те времена Сергей Мавроди еще не строил финансовых пирамид, а всего лишь продавал оргтехнику. Из этих трех компьютеров и одного Шерзода и был сформирован IT-отдел. Турсунов-старший поставил перед сыном четкую задачу, а точнее две: первая — научиться программировать, вторая — собственноручно автоматизировать бухгалтерию.

Но уже тогда Шерзод обнаружил в себе навыки оптимизатора. Для него самого программирование все еще оставалось пыткой. Зато в классе с углубленным изучением физики и математики нашелся мальчик, который программировал очень хорошо. Так зачем мучиться самому, если есть человек, который готов тебе помочь совершенно бесплатно — за простое человеческое счастье поработать на компьютерах с цветными мониторами. В те времена это было даже круче, чем сегодня покататься на электромобиле Илона Маска. Вдвоем они безвылазно проторчали за этими компьютерами два месяца. Они написали большой код, но до конца работы было еще далеко.

— Получается? — спустя какое-то время после того, как Шерзод с другом сели за код, спросил Шухрат Маруфович.

— Конечно, получается! — ответил Шерзод. И в целом он не соврал, вот только была одна небольшая проблема. Отец знал, что его сын не один работает над поставленной задачей, но он и не догадывался, что код писал преимущественно друг. И, конечно, даже счастье сидеть за цветными мониторами в конце концов приедается, если оно никак не подкреплено материально. Так что вскоре друг стал не столько программировать, сколько играть в «Принца», а затем и вовсе сказал, что больше не хочет этим заниматься. А код был написан только наполовину.

Когда отец Шерзода в очередной раз поинтересовался, когда уже все будет готово, и, наконец, понял, что происходит, он сказал:

— Я тебе всего одну вещь поручил, и ты даже с ней не справился. Делай что хочешь, но чтобы программа была написана. Иначе ты конченый неудачник и ничего в жизни не добьешься.

И Шерзод сам сел за цветной монитор. Ему было очень обидно, он не хотел становиться конченым неудачником, поэтому решил во что бы то ни стало одолеть чертов код. Вечером рабочие разъезжались с завода, а он приходил и программировал — ночью никто не мешал. Он читал код два месяца и в итоге сам всему научился. Утром после бессонной ночи Турсунов-младший шел в школу и, естественно, спал на всех уроках. Классная руководительница, которая уже совсем сломала голову, пытаясь разгадать загадку крепкого и здорового сна ее ученика, в конце концов однажды пришла к отцу домой. Он ее выслушал и сам честно рассказал о ночной трудовой вахте своего сына.

— Вы вроде бы директор, денег, наверное, хватает. Так зачем вы своего сына мучаете? — возмутилась классная руководительница. — Почему он не учится и работает по ночам?

— Математике, физике и всем точным наукам Шерзод пусть учится без послабления, а остальному я и сам его научу, — спокойно ответил Шухрат Маруфович.

Турсунов-старший был внешне строг по отношению к сыну, но внутренне — снисходителен. Он не любил перегибать палку и уж тем более использовать ее как инструмент воспитания. Отец Шерзода тоже когда-то услышал от своего отца, что он ничего не добьется в жизни. Ему тоже когда-то досталось семейное знание об управлении временем и неописуемый ужас от одной только мысли, что ты можешь разочаровать отца.

Когда-то очень-очень давно Шухрат Маруфович был просто Шухратом и сыном уважаемого человека — боевого полковника, прошедшего всю войну и служившего теперь военкомом целого района. Разумеется, это был очень необычный военком. Вместо того чтобы одним росчерком пера отмазать своего отпрыска от армии, он своевременно отправил его на службу, причем не в самую благополучную часть. Дедовщина там была бешеная, выживать можно было только объединяясь в группировки земляков, и тут Шухрат смог проявить себя. Он стал лидером одной из таких команд, причем сделал это вовсе не при помощи грубой физической силы. Турсунов поступил не как политик, а как менеджер. Заключив тактический союз с поваром, он получил возможность подкармливать своих. Мера оказалась настолько эффективной, что вскоре команда Шухрата стала состоять не только из земляков, но и была сформирована по всем актуальным тогда нормам интернациональной дружбы. «Братья по добавке» успешно отбивались от неприятелей и завоевывали в части авторитет. Но однажды в увольнительной на дискотеке случилась потасовка с местными, одного из них пырнули ножом. Не смертельно, но достаточно для того, чтобы событие приобрело статус ЧП всего военного округа и на уши подняли генералитет. Виновного не нашли, никто не сознавался, поэтому почетное звание ответственного за инцидент было присвоено лидеру группы — рядовому Турсунову. Ему грозила тюрьма или штрафбат.

Шухрат понимал, что его отец, военком-полковник, прошедший всю войну, не переживет такого позора. Надо было срочно решить сложнейшую задачу — смыть позор собственной кровью и в то же время остаться в живых. Для этого пришлось экстренно осваивать управление процессами и работу со временем. Шухрат написал предсмертную записку, в которой глубоко раскаивался и объяснял, что не может так опозорить семью — лучше смерть. Потом он подговорил товарища, чтобы тот в строго условленное время прибежал на выручку. После этого встал на табуретку, сунул голову в петлю и…

В соответствии со статьей 15.1 Федерального закона «Об информации» мы не можем рассказать в подробностях о том, как можно повеситься и остаться в живых. Поэтому ограничимся лишь констатацией того факта, что товарищ оказался надежным, рядового Турсунова спасти удалось, а командование оказалось так впечатлено деятельным раскаянием, что эту историю замяли, и она так и не дошла до отца-военкома.

Не пытайтесь проводить подобные эксперименты самостоятельно.

Глава 2. Барно

Барно с детства готовили к тому, чтобы стать принцессой или, как минимум, депутатом, а лучше и принцессой, и депутатом. Мама Халида Ахмедовна определенно была мудрой женщиной. Впрочем, по имени-отчеству в Узбекистане уважаемых людей зовут крайне редко, для этого есть более короткое и универсальное слово «опа» (сестра) или «ака» (брат). Халида опа ни секунды не сомневалась, что ее дочери предначертано великое будущее, и делала все, чтобы это будущее наступило. Возможно, тут сказывалось происхождение самой Халиды. И она, и ее муж Закиджан были выходцами из очень знатных семей из города Ош. Этот город хоть и находится на юге Киргизии, но узбеки составляют большинство местного населения, причем очень влиятельное большинство. Время от времени представители титульной нации борются с этим влиянием при помощи массовых погромов, но против природы не попрешь — как только в городе налаживается мирная жизнь, узбеки снова восстанавливают свое могущество как в местной экономике, так и в органах власти.

Главным пунктом в системе воспитания принцесс-депутатов, по мнению Халиды Ахмедовны, было неумение шить. Мама Барно была категорически против кройки и шитья и внятно аргументировала свою позицию. Она считала, что, если дочь научится шить, она почти наверняка будет зарабатывать себе этим ремеслом на хлеб и не поднимется выше по социальной лестнице. «Каких-то навыков лучше не иметь вовсе», — говорила она и постоянно повышала планку амбиций дочери.

Вторым пунктом в системе воспитания принцесс-депутатов стал русский язык. У самой матери Барно с этим были проблемы, она с трудом окончила матфак просто потому, что преподавали там не на родном языке. Халида Ахмедовна была убеждена, что будущий депутат просто обязан хорошо говорить по-русски, ведь это язык большой науки и политики. Поэтому дочь отдали в русскую школу, несмотря на предостережения родни, что это плохо скажется на воспитании. Спустя некоторое время Барно все-таки перевели в узбекскую школу, потому что ей предстояло стать не только депутатом, но все-таки еще и невестой, а в этом деле необходимо культурное соответствие будущему жениху.

Доподлинно известно, что главной ценностью Республики Узбекистан всегда был хлопок («пахта»). Там его производят, экспортируют, совершенствуют в лабораториях, он буквально повсюду: в школьных учебниках, на гербе страны, в названии главной футбольной команды Пахтакор («хлопкороб»). Отец Барно Закиджан Шадманович (а точнее — Закиджан ака) работал в научно-исследовательском институте по изучению хлопка, а она сама пела в «Пахта-Ой» — самом известном девичьем вокальном ансамбле Узбекистана. Туда был сумасшедший конкурс, все ее подружки не прошли и благополучно оказались на курсах кройки и шитья, а Барно взяли. Она не особо была рада этому счастью, потому что одной ей там было невероятно скучно, и она сбегала на шитье к подружкам, чем ужасно расстраивала маму, которая растила принцессу-депутата, а не швею.

Однажды в «Пахта-Ой» пришли представители киностудии «Узбекфильм» и пригласили всех участниц на пробы для роли в фильме «Алмазный пояс». Мама Халида моментально приняла решение, что ее дочь будет не только депутатом, но и кинозвездой, и следующие три месяца они вместе регулярно ходили на «Узбекфильм». Сначала количество желающих сниматься в кино измерялось сотнями, но постепенно люди отсеивались, и за три месяца Барно дошла до финала. В последних турах кастинга всем говорили утешительное «мы вам позвоним». В финале то же самое сказали Барно: на роль взяли ее соперницу, которая уже не раз снималась в других фильмах. Но Барно была достойной дочерью своей матери. К тому времени у нее уже начал оформляться взрослый характер. Смириться с таким решением она не могла.

— Ничего ты не можешь сделать! — подлила масла в огонь Халида опа. — Столько месяцев я с тобой ходила, а ты все провалила. Ничего до конца не доводишь!

Это было уже слишком. Как только мать ушла из дома по делам, дочь решила позвонить на «Узбекфильм» и во всем разобраться. Барно достала телефонный справочник и нашла там номер телефона директора киностудии. Трубку поднял секретарь.

— Прошу пригласить к телефону режиссера-постановщика «Алмазного пояса» Гияса Шермухамедова! — потребовал на другом конце провода взросло-детский голосок.

Киностудия «Узбекфильм» представляла собой в те времена целый город — сотни гектаров съемочных павильонов, тысячи сотрудников и десятки тысяч жаждущих получить роль хотя бы в массовке. Режиссеры-постановщики на этой ярмарке тщеславия котировались в ранге богов, никак не ниже. Найти в этом Вавилоне товарища Гияса Шермухамедова, да еще и ради разговора с какой-то дерзкой маленькой девочкой, — легче было организовать сеанс публичного общения Леонида Ильича Брежнева с Микки-Маусом. Но секретарь «Узбекфильма» совершенно необъяснимым образом находит товарища Шермухамедова и дает ему трубку.

— Меня зовут Барно, вы мне обещали позвонить и, наверное, уже звонили, но у меня не работал телефон. Может, мне приехать на студию?

На том конце провода — изумленная тишина. Через двадцать лет Барно поймет, что именно с этой паузы, которую проглатывает покупатель, и начинается любая успешная продажа.

— Ты вообще кто такая? — не понял режиссер.

— Я проходила пробы, со мной должны были связаться, но не работал телефон.

— Ну ладно, приходи завтра. Фамилия? Пропуск закажем. Пока.

Разумеется, с мамой идти было нельзя, она бы в два счета раскусила аферу дочери и все испортила. Одной идти на встречу со взрослым мужчиной нельзя тоже — традиции не позволяют. Поэтому сразу после разговора с Шермухамедовым Барно позвонила подруге и договорилась пойти вместе, потому что «их взяли». Наглость — второе счастье, особенно если это не просто наглость, а здоровая дерзость.

В Советском Союзе охранный бизнес был представлен вечно скучающими вахтерами — на лицо ужасными, но добрыми внутри, — так что на следующий день Барно прошла по пропуску, а подружка благополучно просочилась. Когда они добрались до нужного гектара «Узбекфильма», их поджидал еще один сюрприз: малолетняя актриса, которую утвердили на роль, не явилась на съемки — она заболела. Режиссер Шермухамедов посмотрел на Барно и глубокомысленно сказал: «А что? Мне эта даже больше нравится. Заключайте с ней контракт».

Это был первый день съемок, Барно сразу пришлось играть, и в конце дня юную актрису привезли домой на «Чайке», как когда-то возили ее высокопоставленного деда, руководителя исполкома города Ош. Вся махалля смотрела на эту странную картину и не понимала, что происходит. Еще недавно сердитая и разочарованная мама Халида потом долго звонила всем знакомым и рассказывала, какая у нее талантливая дочь, ведь ее взяли сниматься в кино без всякого знакомства и блата — на совершенно конкурентных условиях. Роль Малики, дочери главного героя, была хоть и второстепенной, но не эпизодической. За съемки Барно заплатили 500 рублей, практически пять месячных зарплат Халиды Ахмедовны. И только через несколько лет она узнала, что дочери попасть на киноэкраны помогли не манеры принцессы-депутата и не исключительные актерские данные, а обыкновенная настойчивость, предприимчивость и случай.

Актерская карьера пошла в гору. Барно снялась еще в двух фильмах — «Каменный идол» и «По второму кругу». Звезда телеэкрана — не самая плохая альтернатива должности депутата, но у самой «принцессы» на этот счет уже было свое мнение. Барно внимательно изучала изнанку фабрики грез, и она ей все больше не нравилась. Все мужчины пьют, все женщины незамужние, и те и другие — глубоко несчастные люди, это было видно даже невооруженным детским глазом. Барно твердо решила, что из киноиндустрии нужно спасаться бегством, но еще не определилась с датой. И тут ей снова помог закономерный случай.

Восходящей звезде телеэкрана предложили совсем не детскую роль в невероятном по масштабам проекте, обреченном на большой успех всесоюзного масштаба. Она должна была играть молодую жену главного героя и получить за это 2000 долларов — просто бешеную по тем временам сумму. Но работники фабрики грез недооценили королевский характер своей подопечной. Выйти замуж, пусть даже понарошку, — это уже серьезный репутационный риск для юной особы, которая намерена создать в будущем крепкую узбекскую семью. Когда же Барно взяла в руки сценарий и увидела, что ей предстоит на всю страну целоваться со своим игрушечным мужем, последние сомнения отпали. Приоритеты в голове Барно были расставлены намертво: лучше быть счастливой женой, чем несчастной звездой. Все, ее актерская карьера закончена, хорошенького понемножку.

Глава 3. Шерзод и Барно

Несостоявшаяся принцесса-депутат и самопровозглашенный IT-специалист завода «Ташавтоматика» встретились в десятом физико-математическом классе для продвинутых узбекских школьников. Барно была отличницей и играла в кино, Шерзод спал на уроках и все ночи проводил на заводе. Между ними просто не могла не пробежать искра. Но их взаимную симпатию быстро раскусили учителя, которые в тесном ташкентском мире по совместительству всегда выполняли роль полиции нравов. Однажды вечером классный руководитель позвонила маме Барно.

— Вы хотите, чтобы ваша дочь удачно вышла замуж?! Вы же понимаете, что никто ее не возьмет в жены, если эти ухаживания не прекратятся?!

И Барно, и Шерзод были послушными детьми, поэтому на следующий же день после взбучки от родителей они образцово-показательно поссорились и до выпускного бала не разговаривали. Это своего рода местная версия печальной повести о Ромео и Джульетте — гораздо менее романтическая, чем шекспировская. В ней не только нет крови, слез и вендетты, но даже сами молодые охотно занимают позицию своих родителей — по крайней мере, на время. Все дело в том, что в Узбекистане перед тем, как заслать в семью невесты сватов, родственники жениха с настойчивостью следователей убойного отдела изучают ее бэкграунд. Идут в школу и университет, спрашивают, как она себя вела, не была ли, случаем, свободных взглядов — и учителя относятся к подобным допросам с пониманием. Впрочем, в случае с Шерзодом и Барно повесть эта была чуть более печальной: для узбекского брака не характерно возрастное равенство, поэтому Шерзода как кандидата всерьез никто не рассматривал.

Семьи Барно и Шерзода находились еще и на разных идеологических полюсах. Турсуновы, как и все узбекское большинство, были предприимчивы, даже в советское время они жили по-капиталистически. Шухрат Маруфович, предчувствуя падение Советского Союза, не упускал ни одной возможности подзаработать и готовил сына к тому, чтобы тот стал предпринимателем. В семье Шадмановых, наоборот, «продавать» было ругательным словом: научные сотрудники последовательно придерживались социалистической траектории личностного развития. Их знакомые — сплошь ученые, они всю жизнь работали за зарплату и косо смотрели на соседей, которые торговали семечками на улице. Тем не менее Барно всегда казалось, что родственники Шерзода живут как-то правильнее, ее привлекала романтика ранней перестроечной коммерции. Впрочем, вскоре эта романтика накрыла с головой всех без исключения. Когда стало окончательно ясно, что СССР разваливается, обстоятельства вынудили семью Барно тоже перестроиться на капиталистические рельсы: отец начал активно заниматься репетиторством, мать с братом — шить норковые шапки. С этими шапками они, зажмурившись, выходили на рынок, продавали их и, вопреки ожиданиям, возвращались безумно довольными. Разумеется, это была маленькая мировоззренческая революция.

Ритуальная холодная война между Шерзодом и Барно продолжалась до поступления на физфак Ташкентского государственного технологического университета. Шел 1990 год, перемены ощущались в воздухе — в такую эпоху даже многовековые национальные традиции дают слабину, так что родители Барно и Шерзода смогли договориться и поженили детей на третьем курсе университета. А вскоре в Узбекистане вышел и вступил в силу указ о том, что единственных сыновей в армию не забирают. Шерзоду университет был нужен лишь для того, чтобы не идти в армию, поэтому, как только указ вступил в силу, он пришел домой и сказал Барно:

— Все, ты остаешься доучиваться, а я пошел работать. Ура!

К науке вообще и к ученым людям в частности Шерзод испытывал примерно те же эмоции, что Барно — к актрисам. В Институте связи, куда его папа в школьном возрасте отправил по обмену премудростями, он насмотрелся на ученых и хорошо усвоил, что 80 процентов времени они играют в настольный теннис, а остальные 20 — делают сомнительные отчеты. Шерзод для себя такого будущего не желал. Он с детства был нацелен на результат, уважал знания прикладного характера и целенаправленно собирался заниматься производством — работать на заводе, делать востребованные вещи и продавать их. Тем более что после первого соприкосновения с 1С он понял, что больше ничего программировать на коленке не придется — все уже есть.

К 1992 году его отец начал создавать на производственной базе завода собственный кооператив. Вопрос о специализации бизнеса в те времена звучал глупо. Абсолютное большинство предпринимателей на постсоветском пространстве занимались всем подряд. Сегодня ты продал 100 мешков цемента, завтра на эти деньги съездил в Китай и привез оттуда КамАЗ пуховиков, послезавтра ты уже рыботорговец, а через неделю — скупщик металла. Бизнесом называлось зарабатывание денег любыми доступными способами — другой тактики во времена первоначального накопления просто не существует. Шухрат Маруфович вместе с сыном тоже были послушны законам истории. Один их цех клепал сумки, другой шил постельное белье, а третий делал хромированные клетки для попугаев — в эпоху «величайшей геополитической катастрофы XXI века» они почему-то имели бешеный спрос и вагонами отправлялись в Россию. Вместе с тем отец Шерзода был не чужд инноваций. Он часто уезжал за границу в поисках производственных идей. Так, однажды в Югославии он заметил трехколесные велосипеды и решил, что срочно нужно их производить в Узбекистане. Вскоре все постсоветское пространство закупало узбекские трехколесники, так что, если вам не больше 25 лет, семья Турсуновых приложила руку и к вашему счастливому детству. Разумеется, на российских рынках ташкентские велосипеды выдавали за итальянские, но тут уж папа Шерзода был бессилен.

Чтобы сын «что-нибудь все-таки закончил», Шухрат ака отправил его на заочку изучать механизацию сельского хозяйства в Ташкентский институт ирригации и механизации сельского хозяйства. Разумеется, в лицо Шерзода там никто так и не запомнил, он постоянно крутился на заводе, помогал отцу, диплом самостоятельно не писал, но когда перед защитой его прочитал, то все понял. Выпускная работа носила гордое название «Как автоматизировать фермерское хозяйство для сотни коров». Совершенно не готовый к экзамену Шерзод, мысленно продолжающий отправлять клетки для попугаев в Россию, пришел и практически экспромтом начал докладывать, как изменить коровью жизнь к лучшему. Экзаменаторы отнеслись к злостному прогульщику с пристрастием, на студента Турсунова посыпались технические вопросы: как и что поставить, какую шестеренку куда прикрутить, но злостный прогульщик рассказал все без запинки. Просто он уже давно проходил это на заводе. Преподаватели бессильно развели руками, поставили 5+ с пометкой о том, что теоретическое исследование студента Турсунова нужно реализовывать в полевых условиях, и как можно скорее.

Наррация в узбекских сказках обычно очень прерывиста. Один сюжет резко сменяет другой, рассказчик так и говорит: «Пусть пока наш батыр посидит в зиндане, а вы послушайте про дракона». В какой-то момент все ниточки собираются в один клубок. Практически «Игра престолов». Так вот, чтобы чуть лучше понимать менталитет наших героев, оставим Шерзода с умным видом стоять перед университетской аттестационной комиссией. А сами послушаем сказку о шелковом ковре и удивительной пользе, которую приносит человеку способность делать хоть что-то собственными руками.

Сказка о шелковом ковре

Давным-давно жил какой-то царь. Однажды он узнал, что у одного бедняка есть красавица-дочь, и заслал к нему сватов. Сваты пришли в дом бедняка и сказали слово царя. Дочь бедняка ответила сватам:

— Пойдите и скажите царю — раз хочет он на мне жениться, я согласна выйти за него, но при одном условии: если царь знает какое-нибудь ремесло, умеет что-нибудь делать, я за него пойду, если не умеет — не пойду.

Сваты вернулись к царю и рассказали про условие дочери бедняка. Сначала царя охватил гнев. Потом он подумал-подумал и решил: «Выходит, править государством — это еще не ремесло. Ладно, научусь я какому-нибудь делу!»

Много ремесел он пересмотрел, перепробовал, и больше всего ему понравилось ковроделие. Оставил он вместо себя во дворце визирей, а сам нашел хорошего мастера-ковровщика и поступил к нему в ученики. Через три года и три месяца царь научился ткать ковры. Соткал он ковер и послал в дом бедняка.

— Ремесло выучил, условие выполнил, — приказал он сообщить ему.

Дочь бедняка ответила:

— Раз царь выполнил условие, то и я стою на своем слове. Теперь я пойду за него.

Царь устроил большой пир, отпраздновал со всей пышностью свадьбу и взял себе в жены дочь бедняка.

В один из дней в государстве этого царя вдруг бесследно исчезло несколько богатых купцов. Царь приказал послать людей искать купцов. Искали долго, но и следов их не нашли.

— Теперь я сам их поищу. В городе есть какая-то тайна. Не успокоюсь, пока не раскрою ее! — сказал царь.

Сняв с себя царские одежды и надев другие так, чтобы его нельзя было узнать, ночью, когда стража спала, он вышел потихоньку из дворца в город и пошел по улицам. Долго он ходил и вдруг заметил вдали огонек. Двинулся он прямо на огонек, видит, что это харчевня, а в ней сидят люди и ужинают. Только царь открыл дверь, как хозяин харчевни посмотрел на него и спросил:

— Что тебе нужно?

— Я голоден, хочу поесть, — сказал он смиренно.

— Ну, если ты голоден, проходи, — сказал хозяин и повел его в заднюю комнату. Только царь прошел в передний угол, как вдруг под ногами провалился пол, и он упал. Смотрит — перед ним стоит разбойник. Схватил он царя за руку и потащил в темный подвал. Здесь сидел еще один разбойник. Поднялся он с места, выхватил из-за пояса большущий нож, а первый разбойник схватил царя за голову и крепко ее держал. У царя от ужаса помутился рассудок, и он взмолился:

— Подождите минутку, кто вы такие? Что вам нужно? Если я вам достану много денег, вы меня отпустите?

Разбойники ответили:

— Отпустим!

— Если так, то я сотку ковер. Вы его отнесете во дворец царю, и он вам даст тысячу золотых!

Разбойники посовещались между собой и решили:

— Ну ладно, покажи свое ремесло, посмотрим! А пока будешь ткать ковер, отсюда не выйдешь.

Разбойники пошли на базар, купили все, что сказал царь. Царь соткал ковер из шелка и сказал:

— Вот этот ковер отнесите во дворец. Царь вам даст тысячу золотых.

Разбойники так и сделали. Дворцовый слуга взял ковер и отнес его визирю. Визирь показал ковер жене царя. Она узнала работу своего мужа и сразу поняла, что с царем что-то случилось. По ее приказу разбойникам дали за ковер тысячу золотых, а следом за ними тайком послали стражников. Получив золото, разбойники обрадовались и прямо побежали в харчевню.

Визирь взял много воинов, окружил харчевню, вошел внутрь и освободил царя. Тут же в подвале нашли купцов и много других людей. А разбойников этих поймали и казнили.

Глава 4. О пользе жены

У Барно всегда были четко расставлены приоритеты — повторим это еще раз. Ее прежде всего интересовала семья, а положение счастливой жены в глазах Барно было гораздо выше положения депутата, кинозвезды или даже президента Соединенных Штатов. Ее жизненная стратегия состояла в том, чтобы проводить с мужем как можно больше времени, всегда иметь возможность приготовить ему завтрак, обед и ужин. Парадоксально, но именно такая патриархальная установка и сделала из Барно бизнес-леди, едва ли не списанную с икон эмансипации: строгий голос, топовая должность в крупной компании, на фотографиях в прессе всегда вместе с мужем, но вовсе не в тени, а очень даже на первом плане. Впоследствии ее часто будут спрашивать о секретах успеха, об искусстве целеполагания и прочих тайнах большого бизнеса. Но в ответ она всегда будет только расплываться в недоуменной улыбке. Ей и правда смешно. Какие еще тайны? Она всего лишь хотела быть ближе к мужу, и поэтому пришлось заниматься тем, чем он, — то есть бизнесом.

Шерзод захотел миллион долларов — вместе пошли его зарабатывать.

Шерзод уже хочет миллиард в обороте — куда деваться, миллиард так миллиард.

Сто автосервисов за три года? О’кей, поехали.

Если проводить параллели между узбекским эпосом и русским, то Барно — это Василиса Премудрая, которая отправляет замученного Иванушку спать и за ночь решает все его проблемы. Она не претендует на то, чтобы ставить общие стратегические цели, — это компетенция мужа. Но зато она способна разрулить любую сопутствующую тактическую задачу, предпринимательский талант у нее в крови, особенно умение продавать и налаживать связи. Она словно родилась с четким знанием о том, что продажа — это не искусство манипуляции, а важнейший инструмент общественной коммуникации. Мы постоянно друг другу что-нибудь продаем, даже если не получаем за это деньги. Любой искренний, заинтересованный контакт между людьми — это и есть акт купли-продажи. Деньги — лишь мера этой искренности и заинтересованности.

Свою первую серьезную сделку Барно провела по телефону, дозвонившись до режиссера «Узбекфильма». Сделка вторая случилась столь же непроизвольно, случайно и закономерно.

Однажды отец Шерзода высказал соображение, что чужие бухгалтеры — это небезопасно, им доверять нельзя. Да и времена настали сложные, зачем платить лишнюю зарплату? Следовательно, надо научить жену бухгалтерии. Шерзод всегда слушался отца, а Барно всегда слушалась Шерзода. Так она оказалась в семейном кооперативе.

Шухрат Маруфович вообще считал, что надеяться можно только на себя. Достижение полной независимости от всякого рода начальников было для него принципиальным вопросом. Извечная дилемма — работать на дядю или быть индивидуальным предпринимателем — для Шухрата была решена благодаря личному и очень неприятному опыту. Он потратил невероятное количество сил, чтобы в новых исторических условиях сделать из «Ташавтоматики» что-то живое и прибыльное, проводил там целые сутки и жил производством. Но он был не собственником, а всего лишь директором. В советские времена его завод никто особо не трогал, но с приходом новых рыночных отношений за «Ташавтоматику» взялись всерьез. Шухрат Маруфович видел, как всякого рода инициативные реформаторы уничтожают его детище на глазах. Разумеется, он не хотел быть участником умерщвления своего завода и ушел. Шерзод видел, как тяжело отец переживает свой уход, и тогда твердо решил, что они с Барно точно никогда не будут работать на дядю. Только на себя. Потому что дяде ты сегодня нужен, завтра нет. А себе самому ты нужен всегда.

Первое, что увидела Барно в кооперативе, были большие упаковки авторучек, лежащие на полу. Это были «волшебные ручки», которые складывались пополам. Их придумал Шухрат Маруфович. Ну, то есть не придумал, а скорее импортозаместил — опять подсмотрел где-то за границей и внедрил их у себя на производстве. Металлические вставки для этих ручек поставлялись из России, а потом все вместе отправлялось обратно на рынок бывшего «большого брата». Но после ухудшения отношений двух государств железяки для этих ручек поставлять перестали. В результате неликвид в количестве 10 тысяч штук остался лежать на складе и дожидаться лучших времен. Брать хоть и исправно пишущий, но все же полуфабрикат никто не хотел.

В 1994 году дела шли особенно паршиво, причем практически у всех. Никто ничего не продавал и не покупал, рынок стоял, предприятия закрывались. Кооператив терял выручку, да еще и нагрянула неожиданная государственная проверка, что автоматически означало безоговорочную выплату контрибуций. За безоблачные результаты их трудов инспекторы запросили совсем уж крупную сумму — видимо, дела у них тоже были не очень. У Турсуновых просто не было денег, чтобы заплатить.

Шерзод начал искать выход. Он поехал на городской рынок разыскивать своих должников, чтобы хоть как-то пополнить запасы наличности. Барно, которая всегда хотела быть рядом с мужем, поехала тоже — и на всякий случай захватила с собой несколько упаковок неликвидных авторучек. Пока муж с переменным успехом собирал долги, она пошла к автобусной станции, где было в избытке провинциалов-челноков, приехавших закупать товар в столицу. Обходя стороной рейсы из Оша — там могли сидеть родственники и земляки, — Барно смело заходила в автобусы до Бухары и Самарканда и, словно актер на средневековой ярмарке, декламировала:

— Скоро первое сентября! Покупайте ручки! Самый ходовой товар!

Челноки, как загипнотизированные, вдруг наперегонки начали совать Барно деньги. Действительно, как же они могли забыть! Первое сентября! Ручки! В общем, когда через час понурый Шерзод вернулся от своих должников ни с чем, жена встретила его веером наличности. Она продала все ручки до единой. Даже сейчас она не может объяснить, как это у нее получилось. Как-то само собой. Барно продала этот товар так же естественно, как Винни Пух съел мед ослика Иа-Иа. Потому что мед для того и создан, чтобы Винни Пух его ел. А товар для того и создан, чтобы Барно его продавала.

Вечером вся семья была в шоке. Стало вдруг ясно, какое сокровище до сих пор таилось под личиной патриархальной хранительницы очага. На следующий же день Барно с Шерзодом вернулись на ту же автобусную станцию и продали оставшиеся девять с лишним тысяч ручек. Больше Барно никто не предлагал заниматься бухгалтерией.

Шло время, тяжкие 90-е подходили к концу, Шухрат Маруфович уехал из Ташкента работать в другой город, кооператив видоизменялся, Барно ждала второго ребенка. В Узбекистане цвели самые разнообразные формы коммерческих отношений, страну для себя открывал крупный международный бизнес. Корейский автогигант Daewoo наладил здесь сборку своих машин, по Ташкенту начали рассекать белые иномарки — почему-то тогда этот цвет был особенно модным, — а Шерзоду предложили возглавить один из многочисленных дилерских центров, который эти машины должен был продавать. Он принес домой папку документов с требованиями к вывеске и интерьеру. Ему нужен был художник, чтобы все правильно оформить.

— А сколько ты ему заплатишь? — поинтересовалась Барно.

— Ну, 300 долларов, — ответил Шерзод.

— А давай я сама все сделаю! — Барно остро нуждалась в новом кожаном плаще, который стоил 200 долларов, но в семье денег катастрофически не хватало: новый бизнес, новые расходы. А плащ хотелось.

По итогам совещания с мужем она договорилась на 100 долларов и приступила к работе. Со стороны это может показаться странным, но в семье Турсуновых всегда были хозрасчетные отношения. Еще отец приучил Шерзода к тому, что доступ к холодильнику свободный, но за остальное он должен платить сам. Разумеется, этот принцип не превращался в оголтелое скряжничество, но учил ответственности и очень осторожному обращению с деньгами.

Дилерский центр начинал оживать. Вывеска уже висела, шла реклама, машины дожидались своих покупателей. Но те заходили, прогуливались по салону и уходили с озадаченными лицами. Так шли день за днем, неделя за неделей — тишина крепчала. Возможно, проблема была в том, что Daewoo привезла Турсуновым на реализацию всего три модели, и практически все они были красного цвета. В Ташкенте на таких никто не ездил — всем подавай «белоснежек», «брызги шампанского» или хотя бы беж. Люди приходили и уходили. Шерзод даже пытался дарить покупателям бак бензина, но толку от этого не было.

— А есть у вас другие цвета? А когда будут? — спрашивал очередной покупатель у продавца. В этот момент Барно проходила мимо.

— А вы, наверное, удивились, почему у нас столько красных машин? — сказала она покупателю, который уже собрался уходить.

— Ну, да. Почему? — промямлил он.

— Вы откуда?

— Из России. Туда гоню.

— Мы специально их под Россию и заказали. У нас тут все ездят на белых, а у вас там почему-то в моде красный. Мы с партнером только успеваем отгружать. Завтра он за очередной партией приедет.

Они поговорили еще какое-то время, и клиент взял красный автомобиль. Это была первая продажа за все время работы автосалона. Вскоре последовала вторая. Барно просто подошла к клиенту, просто поговорила — и вот уже он просто несет деньги в кассу.

— Что ты с ними делаешь? — не понимал восхищенный Шерзод. — Тебя нет — никто не покупает. Ты приходишь — и все работает! У тебя в родственниках цыган случайно не было?

Но полезная жена быстро объяснила мужу, что никакой цыганщины тут нет. Просто его сотрудники ведут себя так, словно от них вообще ничего не зависит: не здороваются, не улыбаются, не общаются с покупателями и вообще не прикладывают никаких усилий, чтобы продать эти красные машины, которые ничуть не хуже белых. Но и сотрудники не виноваты — их просто никто этому не научил. «Тебе тоже надо с ними поговорить, Шерзод, — с мягкой настойчивостью Варвары Путятишны советовала Барно. — Попробуй, вот увидишь: они начнут продавать не хуже меня».

Шерзод попробовал — и действительно получилось. Автомобильный бизнес пошел в гору. Но Узбекистан 90-х годов — это такая страна, где не всем людям было позволено расти выше определенного предела. И скоро для Турсуновых это стало проблемой.

Глава 5. «Ты не местный»

Узбекский бизнес — вещь весьма специфическая. В способе ведения дел едва ли не лучшим образом раскрывается исторический опыт и менталитет этого древнего народа.

Подобно купцам, которые загружали на верблюдов самые разные товары и караваном отправляли все это по Шелковому пути, узбекские предприниматели не особо любят заниматься каким-то одним направлением и продают все, что можно продать. До сих пор многие ташкентские друзья Барно и Шерзода с трудом объясняют, чем они занимаются: поставка картона идет под руку с выращиванием фасоли, производство карандашей — с торговлей рубероидом. Интуитивно узбеки максимально диверсифицируют бизнес. Похоже, это такой национальный инструмент минимизации рисков, вышитый таинственным узором где-то на подкорке. Шерзод и сам постоянно занимался совершенно разным бизнесом — мебелью, машинами, мукой и всем на свете. При этом его всегда тянуло к чему-то одному, чтобы наконец сконцентрироваться на своем деле и стать в нем лидером. Но в условиях Узбекистана 90-х годов для человека без серьезных связей это было весьма проблематично. Главное препятствие заключалось в том, что, как только ты преуспевал в чем-то одном и твоя компания становилась заметной, риски критически возрастали — слишком много появлялось желающих этот бизнес отобрать. Поэтому приходилось развиваться по горизонтали.

— Какой-то он не местный, — смеялся Шухрат Маруфович, кивая на своего сына. Сначала он так шутил, а потом все серьезнее и серьезнее стал повторять: — Нет, ты все-таки не местный.

О договороспособности узбекских бизнесменов ходят легенды. Чтобы расти не только по горизонтали, но и по вертикали, нужно уметь договариваться, правильно выстраивать отношения, постепенно переходить в новую весовую категорию, наращивать политическое влияние, работать над этим постоянно. Даже с гаишником нужно общаться по-особому: выйти из машины, поздороваться, выбрать правильную интонацию, назвать ласковым словом. А Шерзод, когда его останавливали, вел себя как прирожденный европеец — просто сидел в салоне и ждал, когда гаишник сам к нему подойдет. Шухрат ака понимал, что у сына не вполне восточный менталитет: он воспринимал окружающую жизнь через логику и законы, а не при помощи таинственных ритуалов. У Барно с этими важными для выживания навыками все было значительно лучше. Но в Узбекистане с женщинами не заключали серьезных сделок и не разговаривали о бизнесе.

Со временем у Шухрата Маруфовича появилась гипотеза, что сыну нужно переехать в другую страну, чтобы состояться в жизни. Он был убежден, что среди тех, у кого такой же прямой характер, у Шерзода все непременно получится лучше. Нельзя сказать, что на тот момент Турсунов-младший был каким-то отщепенцем или неудачником. По формальным показателям у него все было значительно лучше, чем у друзей, — дом, машина, бизнес. Но Шухрат Маруфович хотел для своего сына большего, да и сам Шерзод не собирался провести свою жизнь в среднем регистре возможностей. У него уже давно зрели собственные амбиции, и с каждым месяцем эти амбиции все настойчивей превращались в обстоятельство непреодолимой силы.

Турсунов-младший никогда не любил читать, но, разменяв третий десяток, он вдруг все чаще стал притормаживать возле книжного магазина. Чтение деловой и экономической литературы стало для него отдушиной и главным фактором личностного роста. Особенно хорошо шли всевозможные рецепты настоящего успеха и истории о великих предпринимателях — в основном американских. Однажды он купил книгу «Думай и богатей» Наполеона Хилла и провалился в нее с головой. После этого у Шерзода не оставалось сомнений, куда нужно уезжать. Разумеется, туда, где каждый может стать миллионером, если будет долго и упорно работать. Закрыв последнюю страницу и пережив небольшой инкубационный период, он понял, что насмерть заражен американской мечтой и в Ташкенте ему больше делать нечего.

Шел 1998 год. Каждый день Шерзод брал в видеопрокате кассеты с американскими фильмами, и каждый вечер они с Барно укреплялись в мысли переселиться за океан. Герои этих фильмов были похожи на них один в один — выходцы из не самых передовых стран этого мира, переехавшие в Америку без гроша за душой и ставшие богатыми, знаменитыми, счастливыми. Когда кассеты в видеопрокате закончились, начались бесконечные походы к репетиторам по английскому. Шерзод, Барно и их старшая дочь усиленно штудировали Past Perfect и психологически готовились к тому, как будет круто в новой стране. У Шерзода говорить на английском получалось лучше всех, он сдал TOEFL и заочно поступил в американский университет. Разумеется, он и в этот раз не собирался учиться. Ему просто нужна была виза, а для обычного человека стопроцентный способ попасть в США был только один — поехать туда на обучение.

Затея Турсуновых не была такой уж безумной. В те времена российская экономика продолжала биться в конвульсиях — и еще было не понятно, это конвульсии родовые или предсмертные. Поэтому основными направлениями для тех, кто хотел уехать из Узбекистана на заработки или навсегда, были США и Южная Корея. Переправка людей в эти страны представляла собой целую индустрию. Специальная команда консультантов готовила очередную группу соотечественников к эмиграции. И все эти консультанты в один голос говорили, что уж Шерзоду точно не смогут отказать в визе. У него была жена, недвижимость, дети, бизнес, вполне западная внешность, а главное — мозги.

Возможно, именно этот фактор и не понравился консульскому чиновнику, который смекнул, что с такими мозгами обратно не возвращаются. Шерзод оказался единственным из всей группы, кого зарубили на подступах к новой жизни. Консультанты были в шоке — они только округляли глаза и причитали, какая несправедливость. Вместо того чтобы годик отсидеться в окопе до следующего похода в консульство, Шерзод упрямо подает на визу второй раз и снова нарывается на отказ. Консультанты еще сильнее закачали головами, расспрашивали, что он такого наговорил, раз его уже второй раз разворачивают. По законам сказочного нарратива, в третий раз герой должен непременно пройти сложное испытание. Но бог американской логики почему-то не любит троицу, поэтому Шерзода снова отправили домой — на этот раз окончательно и бесповоротно.

— Ну что, опять? — спросил Шухрат Маруфович едва переступившего порог сына, словно тот опять получил двойку.

— Ага.

— Ну что делать… Езжай тогда в Москву.

Глава 6. 100 долларов

Шерзод как будто торопился сжечь мосты. Он закрыл все свои многочисленные ООО-шки. Он их не продавал, а просто ликвидировал — время было для Шерзода дороже денег. Он избавлялся от своего маленького успешного прошлого ради большого успешного будущего. Его здесь больше ничего не держало: отец давно работал в другом городе, лучший друг погиб в автокатастрофе, развиваться вверх не получалось, а по горизонтали — теперь, после отравления сладким ядом американской мечты — это было просто неинтересно. Новое качество амбиций, почерпнутое из американских книг, уже не укладывалось в местный мир — древний, красивый, но исчерпанный.

В сентябре 2000 года Шерзод сбросил последний балласт, купил билет в Москву и улетел на разведку. Знакомые его отца держали в то время небольшой ресторан на ВДНХ. Шерзод прилетел в «Шереметьево» и оттуда поехал сразу к ним. Хозяйка ресторана предложила ему пожить на съемной квартире вместе с официантами-земляками, пока что-нибудь не подвернется. Он согласился.

Шерзод привез с собой 15 тысяч долларов семейных запасов. Он взял оттуда 100 долларов на текущие расходы, остальное положил в сейф еще одного знакомого отца, который держал фирму на Белорусской. В те времена недвижимость в столице стоила дешево и этих денег вполне хватило бы на скромную однушку где-нибудь в Мытищах. Но Шерзод не торопился. У него было два варианта: первый — снять квартиру и остальное вложить в бизнес, второй — купить квартиру, но тогда бизнес пришлось бы делать с нуля. Вариант первый был предпочтительней.

Каждый день рано утром Шерзод выходил из скромного убежища семи официантов, покупал газету с объявлениями об аренде и искал подходящее съемное жилье. Но оказалось, что это не так-то просто. Несколько раз ему отказывали, потому что «только для славян». Несколько раз он нарывался на мошенников — простодушному провинциалу продавали базу данных с адресами квартир, он ехал на место, но там, разумеется, никто ничего не сдавал.

Довольно быстро Шерзод разуверился в столичном рынке аренды и решил перейти к варианту № 2 — купить собственное жилье и начать бизнес с нуля, чтоб уж совсем как в американских фильмах. Он нашел подходящий вариант, взял из дружеского сейфа 500 долларов для задатка и на следующий день должен был встретиться с владельцем своего будущего жилья для подписания договора. Но иногда бывает так, что нехорошие люди привносят в нашу судьбу хорошие поправки. Утром никаких пятисот долларов в кармане не оказалось — кто-то из живущих в квартире официантов их украл.

Сейчас Шерзод вспоминает эту историю с улыбкой и говорит, что непременно пожал бы руку тому человеку, потому что благодаря ему он добился успеха значительно быстрей, чем мог бы. Но в тот злополучный день гастарбайтер Турсунов был на грани отчаяния. Опять у него ничего не получается! Может, и здесь он не местный? Нет, Шерзод не стал обращаться к хозяину ресторана за справедливостью, не возбудил против соседей по квартире товарищеское расследование, он даже словом не обмолвился с ними о произошедшем. Он просто позвонил отцу, рассказал о своих злоключениях и услышал на обратном конце провода короткое «Возвращайся».

Шерзод собрал вещи и полетел. Он никогда не спорил с отцом, но теперь — не тот случай! Время быть послушным закончилось. Он точно знал, что ни за что не останется в Узбекистане, а просто возьмет Барно и тут же вернется в этот огромный и неуютный город больших возможностей.

Жил да был в Ташкенте один пожилой узбек, и была у него пустая квартира в Москве. Нет, на этот раз это не сказка, а продолжение реальной истории. Пожилой узбек тоже был человеком невезучим и все никак не мог сдать свою недвижимость в аренду. Он постоянно давал объявление в ташкентскую газету, но хотел слишком многого — оплаты за год вперед. Это было очень специфическое предложение, и вряд ли он нашел бы себе арендаторов. Но на его счастье объявились Турсуновы. Они подумали и решили, что им это подходит.

20 декабря 2000 года самолет из Ташкента мягко приземлился в «Шереметьево». Барно и Шерзод оставили на родине детей, комфортную жизнь и хоть какую-то определенность. Они ехали в полную неизвестность большого холодного города, который никогда не был рад приезжим. Особенно если они хотели во что бы то ни стало его завоевать.

Квартира пожилого узбека находилась на окраине — метро «Бабушкинская». Ее хозяин вдохновенно рассказывал о замечательном паркетном поле, протекающей чуть ли не под окном речке Яузе и прочих радостях столичной жизни. Барно и Шерзод представляли, что будут жить в прекрасной высотке наподобие МГУ. Каково же было их изумление, когда они увидели унылую обшарпанную девятиэтажку, хмурый подъезд с ароматным лифтом и квартиру из фильма ужасов. Там не было ничего, кроме толстого слоя пыли и армии пауков, которые четыре года строили оборонительные сооружения на случай, если кто-нибудь все-таки сюда заявится. Из кранов едва сочилась ржавая вода, старые красные обои давили на психику, хваленый паркетный пол на деле оказался куском гнилой древесины, а сама квартира — удивительным островком ранней хрущевской эпохи, затерянным во времени и пространстве. После ташкентского дома с бассейном на крыше это было не просто унизительно, это было страшно.

Шерзод и Барно уже давно отвыкли строго контролировать издержки. Там, в Узбекистане, это казалось совершенно излишней аскезой: как-то это странно — жить в отличном доме, зарабатывать приличные деньги и при этом постоянно себя ограничивать, маниакально отвечать за каждую копейку. Но, переехав в Москву, Шерзоду пришлось вспоминать детские уроки оптимизации, когда-то преподанные отцом.

В Москве деньги всегда разлетаются непозволительно быстро и в неизвестном направлении. Турсунов-младший быстро это понял и завел серую тетрадку — это был бортовой журнал на пути к успеху. Туда он записывал все без исключения траты: билет на автобус — пять рублей, газета «Из рук в руки» — два с половиной рубля. Чтобы не вернуться с позором в Ташкент, Шерзод поставил верхнюю границу трат — сто долларов на двоих в месяц. Пятнадцать тысяч медленно, но верно таяли, а у них еще не было не только своего бизнеса, но даже идеи — на чем именно делать этот бизнес.

Барно плакала едва ли не каждый день. Ее тошнило от Москвы, она скучала по детям и искренне надеялась, что скоро это все закончится, они воспользуются обратными билетами на открытую дату и вернутся в Ташкент. Но Шерзод был непреклонен.

Раз в неделю Турсуновы отправлялись на Белорусскую к другу Шухрата Маруфовича, хранителя дружеского сейфа. Он бесплатно разрешал звонить им по межгороду. Сами они такой роскоши позволить себе не могли, потому что еще ничего не зарабатывали. Барно постоянно просилась назад, хотела повидать детей, но Шерзод отвечал, что он никуда не вернется, пока не добьется успеха. Ей оставалось только уезжать одной или держаться.

Однажды вечером в этом большом и сером городе было особенно холодно. Супруги Турсуновы шли за продуктами. Они вычислили, что дешевле всего еду покупать на рынке, и морозными зимними вечерами прогуливались за едой пешком. После раскаленного Ташкента продрогшая серая столица казалась настоящей пыткой, безжизненной лунной поверхностью. У Барно и Шерзода были одни перчатки на двоих, каждый надевал по одной, а вторую руку засовывал в карман. Так они шли несколько километров до рынка и обратно.

Порог своей квартиры они называли таможней. Дальше него проносить сумки с продуктами запрещалось, пока Шерзод не достанет серый бортовой журнал и скрупулезно не опишет каждую позицию. Если цифра сходилась с оставшейся в кармане суммой, товары могли пересекать таможню. Благодаря этому ритуалу Шерзод вычислял самые крупные статьи расходов, сокращал их и прикидывал, получится ли дожить до следующего месяца. В графе доходов постоянно зиял предательский ноль.

Спустя шестнадцать лет этот ноль в графе месячных доходов превратился во внушительную цифру с большим количеством таких нолей. Бортовой журнал закончился и лег на почетное место в семейном архиве. Но на смену серой тетрадке пришло мобильное приложение — в нем Шерзод до сих пор тщательно фиксирует каждую копейку и знает, на что потратил 120 рублей три года назад. Почему эта привычка никуда не уходит? Потому что если бы не она, то эту историю пришлось бы закончить прямо сейчас. А еще лучше — не начинать вовсе.

В узбекском эпосе редко встретишь приторные голливудские сюжетные повороты. Но свой специфический хеппи-энд тут все-таки есть. Он наступает, когда герои «достигают своих желаний». Пусть пока Барно и Шерзод переживают интоксикацию Москвой, а мы послушаем сказку про упертого комара, который доказал, что если долбить в одну точку очень долго, то все непременно получится.

Сказка про хитрого комара

Комар сел на колючку и уколол себе нос. Обозлился он и полетел к козлу.

— Братец козел, — сказал он, — а братец козел, съешь колючку.

Козел ответил:

— Убирайся! Что ты мне говоришь о какой-то колючке, когда есть клевер и молодая травка.

Комар сказал:

— Ну погоди же, я тебе это припомню! Пойду к братцу волку и скажу ему, где ты. Я не я, если он не слопает тебя.

Прилетел комар к волку и сказал ему:

— Братец волк, а братец волк, слопай козла! Говорю ему, съешь колючку, а он не ест.

Волк рассердился:

— Отстань! У меня есть сколько угодно баранины, стану я есть мясо старого козла-шайтана!

Комар сказал:

— Ну погоди же! Скажу охотнику, чтобы он пристрелил тебя!

И прямо полетел к охотнику.

— Братец охотник, а братец охотник, — сказал комар. — Застрели волка. Говорю ему, съешь козла, он не ест!

Охотник рассердился:

— Отстань. Буду я стрелять волка, когда у меня сколько угодно дичи.

Комар сказал:

— Погоди же! Скажу я сестрице мышке. Не буду я комаром, если не заставлю ее прогрызть у тебя мешок, чтобы вся дробь рассыпалась.

Прилетел комар к мыши и сказал:

— Сестрица мышь! Прогрызи охотнику мешок, чтобы вся дробь у него просыпалась. Много этот охотник бед причиняет всем зверям.

Мышь возмутилась:

— Сколько есть у меня пшеницы, ячменя. Буду я еще грызть мешок какой-то у охотника.

Комар заволновался:

— Погоди же! Скажу братцу коту. Не буду я комар, если тебя кот не слопает.

Полетел комар к коту и закричал:

— Братец кот, а братец кот, съешь, пожалуйста, мышь!

Кот даже обиделся:

— Отстань! Я найду сколько угодно мяса и сала. Стану я ловить какую-то еще мышь?

Комар сказал:

— Погоди же! Скажу я братцу псу про тебя. Не буду я комаром, если он тебя не загрызет!

Полетел к собаке и сказал:

— Братец пес, а братец пес, загрызи вон того кота! Я ему говорю, чтобы он съел мышь, а он не ест.

Пес сказал:

— Почему это ни за что ни про что я должен загрызть кота? Отстань!

Комар совсем разозлился:

— Погоди же! Скажу мальчишкам, они тебя изобьют, в твоей собственной крови тебя искупают. Не буду я комаром, если так не сделаю!

Полетел он по дороге и повстречал ребят.

— Эй, ребятишки, — закричал комар. — Пойдите и поколотите собаку. Я ей сказал «загрызи кота!», а она не хочет.

Ребята засмеялись:

— Не кружи нам голову, комар. Не видишь, мы играем. Что же, бросим игру и пойдем ловить какую-то собаку?

— Погодите же! — закричал комар. — Скажу вашим матерям, не буду я комар, если они вас не высекут.

Прилетел комар к женщине, которая из хлопкового волокна пряла нитки.

— Эй, мамаша, поучила бы ты своих ребят палкой!

Мать ответила:

— У меня работы выше головы! Что же я теперь должна бросить все дела и бегать за ребятами?

Комар сказал:

— Погоди же! Я пойду и скажу братцу ветру, чтобы он растрепал и развеял все твое волокно. Не буду я комар, если так не сделаю!

Только он так сказал, как поднялась сильная буря. Ветер растрепал и разнес по воздуху волокно. Женщина взяла в руки палку и погналась за ребятами, ребята побили собаку, собака погналась за котом, мышь начала грызть мешок с дробью, охотник выстрелил в волка, волк погнался за козлом, а козел съел колючку.

Так комар достиг своих желаний.

Глава 7. Битва за Москву

Однажды, в очередной раз отправляясь на рынок, Турсуновы заметили первые признаки очередного новогоднего безумия. Россия потихоньку приходила в себя после дефолта 1998 года, маховик потребления раскручивался, начиналось десятилетие большой жратвы. Люди тащили на себе огромные пакеты с едой, самозабвенно катали тележки в первых настоящих супермаркетах и готовились отчаянно праздновать Новый год две недели подряд, подаренные народу только что избранным президентом Путиным. Для Барно и Шерзода это был культурный шок. В Ташкенте единственным выходным было первое января, остальные дни оставались вполне обычными и рабочими.

— Смотри, как много они покупают еды, сколько пакетов с продуктами! Мы просто обязаны открыть продуктовый магазин, — говорил удивленный Шерзод. — Никогда не видел, чтобы люди столько тратили на еду!

Вскоре он в очередной раз пришел к другу своего отца, у которого на Белорусской хранились остатки пятнадцати тысяч долларов. Тот поинтересовался, определился ли сын его друга с нишей для бизнеса.

— Наверное, продуктовый магазин? — Шерзод еще сам толком не понимал, что делать, и рассматривал разные варианты, но первое впечатление было очень заманчивым. Мудрый друг Шухрата Маруфовича сказал, что один знакомый как раз держит большой продуктовый на Садовом кольце, и настоятельно рекомендовал с ним посоветоваться прежде, чем предпринимать конкретные действия.

Они отправились к знакомому. Тот без лишних объяснений спросил:

— Сколько у тебя денег?

— Пятнадцать тысяч, — робко ответил Шерзод, уже понимая, что говорит что-то не то.

Приятель улыбнулся и сказал:

— Не смеши меня, пожалуйста. Ты на эти деньги можешь точку на рынке где-нибудь снять и открыть мясной отдел. Знаешь, сколько сюда вложить нужно?

Шерзод и сам постоянно присматривался к рынкам, узнавал, что сколько стоит и как открыть там свой бизнес. Попутно он пытался устроиться хоть на какую-нибудь работу, чтобы наконец перестать видеть этот унизительный ноль в графе доходов. Его приглашали на собеседования, обещали перезвонить и благополучно забывали. Тогда Турсуновы решили, что если у мужа не получается устроиться на работу, значит, пойдет жена.

Когда Барно пришла на собеседование в отдел спиртных напитков продуктового магазина, ей задали всего один вопрос.

— Вы пьете?

— Нет, — честно ответила Барно. Ей поверили, но, видимо, у будущих работодателей был большой печальный опыт с ее предшественниками, поэтому новую сотрудницу все-таки попросили написать официальную расписку о том, что на рабочем месте она употреблять алкоголь не будет, и только после этого приняли и назначили зарплату в сто долларов.

Барно ничего не понимала в алкоголе, путалась в марках сигарет и российской валюте. Периодически ей приходилось таскать тяжелые ящики с бутылками. Шерзод попросил хозяев магазина разрешить ему бесплатно помогать жене. Так они вдвоем нашли первую работу в Москве.

В отделе алкогольной продукции дела шли с переменным успехом. У него был мощный пул лояльных клиентов, которые приходили завернутыми в халаты, со следами бессонных ночей и героических сражений с собственным здоровьем. Лояльные клиенты почему-то видели в трезвой Барно личного врага. Грозные тетки кричали, что выселят ее из страны. Красноносые носители вытянутых маек хамили и ругали за нерасторопность. Хмурые представители люмпен-интеллигенции просто напряженно молчали. Но особенности воздействия этилового спирта на человеческий мозг интересовали Турсуновых меньше всего. Их даже не очень волновала собственная зарплата. Они устроились сюда не для заработка, а для обучения. Они наблюдали, как устроен типичный московский торговый бизнес. И вечерами, за семейным столом приходили к выводу, что устроен он крайне примитивно. Кроме постоянной аудитории, лояльной не столько магазину, сколько крепким напиткам, похвастаться этому бизнесу было решительно нечем. Хозяева попросту не знали, чего и сколько у них лежит, когда нужно привезти новый товар, сколько они заработали за день. Это был странный дрейф в море больших возможностей, которые эти люди упорно не желали замечать. Чем-то они были похожи на собственных покупателей в растянутых майках и обвисших трениках. И те и другие и не думали поддаваться эволюции. Впрочем, нет. Алкаши — они хоть как-то совершенствовались, постоянно развивая норму потребления алкоголя на единицу своего веса. Хозяева же этой скорбной алкашки намертво застыли в своем развитии. Они были вполне удовлетворены тем, что имели ежемесячный фиксированный доход, который благополучно проедали.

Раз в два-три дня в магазине проходила глобальная инвентаризация. Поздно вечером после закрытия продавцы садились считать товар. Это занимало около шести часов. У них не было никаких дополнительных приспособлений, кроме листочка и ручки. Шел XXI век.

Первые два раза Барно и Шерзод делали все ровно так, как просили хозяева — с ручкой и листочком шесть часов подряд. Но на третий раз Шерзод сказал, что сделает все по-своему. Компьютер, Exсel, немного магии, и инвентаризация закончилась, не успев начаться, — за два часа. Хозяева магазина недоуменно смотрели на происходящее и пытались найти подвох. Но когда им на стол лег внятный, адекватный и читабельный отчет, они предложили Шерзоду должность управляющего и зарплату 500 долларов в месяц.

Следующим шоком для хозяев алкогольного магазина стал отказ Шерзода от этого заманчивого предложения. Несмотря на то что они с Барно жили в режиме чрезвычайного финансового положения, магазин был нужен прежде всего для разведки, а все, что они хотели разведать, уже было разведано: алкогольный бизнес им тоже не подходит, денег на первоначальные вложения попросту не хватит, надо искать что-то другое. Над этим вопросом супруги ломали голову целыми днями, как бригада охранников над кроссвордом. Они обсуждали и даже пробовали разные варианты. Хотели открыть ресторан, цветочный магазин, отдел канцтоваров. Но едва что-то наклевывалось, как сделка магическим образом срывалась.

Как известно, последний оплот независимости любого мужчины — это домашний туалет. Здесь, за надежной завесой грубой человеческой физиологии, он надежно спрятан от постоянных семейных треволнений и забот. Здесь он огражден от чрезмерного женского внимания, потому что даже женская логика бессильна перед очевидным фактом: отсюда не сбежишь. Чем старше становится семейный мужчина, тем больше в этом помещении скапливается журналов, книг и прочих предметов первой необходимости для решения важнейших экзистенциальных вопросов. Не удивительно, что именно здесь, в домашнем туалете, истерзанный мужской рассудок посещают самые важные мысли и удачные идеи. Так случилось и с Шерзодом. Однажды он выскочил из уборной с горящими глазами и изрек:

— Я вспомнил! Когда я продавал в Ташкенте машины, ко мне приезжал один русский парень. Он хотел купить микровэн Damas. Через месяц он приехал и снова купил машину, на этот раз легковую — для жены. Еще через два месяца он уже хотел Daewoo Nexia — для себя. Я однажды не удержался и спросил его, чем он таким занимается, раз может позволить себе три автомобиля за полгода купить. Он ответил, что торгует обоями на рынке.

— И что? — не сразу поняла Барно, которая уже изрядно запуталась в бизнес-идеях.

— А то! Раз он так быстро поднялся на обоях, значит, и мы сможем!

Глава 8. Обои

Старый раздолбанный микровэн Daewoo Damas уже несколько часов колесил по МКАД. Это была суровая ранняя весна. Руки Шерзода давно примерзли к рулю, Барно дрожала от холода и стучала зубами. Они купили этот микроавтобус за 1390 долларов. Это был старый микровэн узбекской сборки, точно такой, какими когда-то в Ташкенте торговал сам Шерзод. Они твердо решили, что будут заниматься обоями, и для этого просто необходим надежный и вместительный автомобиль. Но хватило лишь на этот семилетний пепелац с дырками в полу, в которые было видно, как под ногами пролетает трасса. Печка наотрез отказывалась работать, и каждые десять секунд Барно выцарапывала на замерзшем стекле крохотный кусочек обзора. Сказать, что эта колымага дышала на ладан, — сделать ей слишком щедрый комплимент.

Барно и Шерзод объезжали все окрестные рынки, они пытались узнать, что сколько стоит и где им обосноваться. Сильный ветер раскачивал их Damas из стороны в сторону. Казалось, что он вот-вот перевернется.

— Шерзод, мне холодно, — жаловалась Барно.

— А ты песни пой, — невозмутимо отвечал Шерзод. И Барно пела: сначала все, что приходило на ум — из эстрады, из репертуара узбекского девичьего ансамбля «Пахта-Ой». Когда все песни кончались, она просто мелодекламировала мелькавшие надписи на рекламных щитах, раскачиваясь в такт, чтобы согреться: «Про-да-еееет-ся ла-ми-наааат, сдам в ареееен-ду не-жи-лооооо-е». Они странствовали от рынка к рынку, ходили по торговым контейнерам и делали вид, что пытаются устроиться на работу. Тратить время на настоящее разведывательное трудоустройство было уже невозможно — деньги стремительно кончались. Барно и Шерзод узнавали у продавцов на точках, какие наценки, обороты, как платят зарплату — в общем, занимались чистой воды промышленным шпионажем. Результат исследования показал, что средняя цена аренды контейнера на более-менее центральных рынках — 2000 долларов в месяц, и это не считая всех попутных расходов. Конечная сумма получалась космической для изрядно похудевшего стартового капитала Турсуновых. Единственный доступный вариант светил на Мытищинской ярмарке. Там в месяц просили всего 200 долларов.

Чтобы чуть лучше понимать весь абсурд ситуации, стоит немного рассказать о самой ярмарке. Это было огромное пространство, заполненное контейнерами, ларьками и стойками. Там продавали стройматериалы — дерево, арматуру, всякого рода сыпучку. Армяне контролировали инструмент, шурупы и прочий строительный инвентарь, киргизы занимались краской, русские — гипсокартоном. В этом не было какого-то умышленного деления, просто так сложилось исторически. Разумеется, на Мытищинской ярмарке не было ничего, что можно было бы отнести к отделочным материалам: ни обоев, ни линолеума и ламината. Но цена была настолько привлекательной, что Барно и Шерзод решили действовать, как герои бородатого анекдота про мужика, который ищет свои три рубля не там, где потерял, а под фонарем, потому что там светлее.

И вот в один прекрасный день, который тогда им вовсе не казался таким уж прекрасным, они увидели его — свой контейнер. Узкий, обшарпанный, ржавый. Созданный когда-то для благородных морских перевозок, но угодивший в эпоху перемен и вконец одичавший в условиях раннего ярмарочного капитализма. В голливудских фильмах такие контейнеры используют для расчленения трупов или перевозки контрабанды. Барно и Шерзод смотрели на него, он — на них.

Два изможденных неудачами человека на дырявом старом корыте, узкий контейнер в Мытищах, холодная весна 2001 года — кажется, великие истории успеха должны начинаться как-то иначе. Но парадокс состоит в том, что чаще всего они начинаются именно так — в гаражах, на коленках, на ощупь, наотмашь и наобум. Они смотрели на свой контейнер, и каждый думал о своем: Шерзод — о том, как масштабировать их будущий бизнес и превратить его в целую империю. Барно — о том, сколько же придется пережевать земли и пробить головой потолков, чтобы все устроить в соответствии с наполеоновскими планами мужа. Ведь он давно сказал, что проигравшим отсюда не вернется, а значит, нужно скорее придумать, как стать победителями, чтобы зажить уже наконец нормальной семейной жизнью.

И они вцепились в этот несчастный контейнер зубами — скрупулезно отдраивали его, приводили в чувство, обустраивали, отделывали, вложили в это кучу сил и денег. Когда все работы закончились, они поставили кассовый аппарат и ноутбук. Соседи смотрели на них как на идиотов и с трудом понимали, что происходит. Ну, кассовый аппарат — еще куда ни шло. Но при чем тут компьютер? Они что — в косынку играть на нем собрались?

Во всем этом великолепии был один изъян: Турсуновым не хватило денег на последнюю статью расходов — сам товар. Получилось заполнить лишь четыре стойки обоев на одной стене контейнера, другая была пустой. Но делать нечего, аренда пошла — нужно открываться.

В первый день поглазеть на странных узбеков заходили только продавцы-соседи. Барно и Шерзод воодушевленно ждали первого покупателя, но он почему-то задерживался. И только к концу дня на них рухнуло неприятное осознание того, что где-то они просчитались. Например, при выборе рынка. Люди приезжали сюда за первичной отделкой, а вовсе не за косметикой. Они покупали краску, дерево, гипсокартон и решительно проходили мимо их непонятной лавочки. А когда им все-таки понадобятся обои, они явно будут их искать совсем в другом месте.

— Кажется, что-то пошло не так, — под конец дня заключил Шерзод.

Турсуновы довольно быстро поняли, что никто к ним по своей воле не придет, поэтому придется привлекать силой. Шерзод достал справочник и нашел номер телефона мытищинской кабельной телесети. Он решил, что нужно нагонять трафик рекламой — на тот момент телевидение было лучшим решением проблемы. Он договорился, и вскоре на Мытищинскую ярмарку приехали телевизионщики. Пока они расчехляли камеры, продавцы соседних контейнеров разбегались, чтобы не попасть в кадр. И если раньше у кого-то еще оставались сомнения в том, что эти узбеки невменяемые, то съемочная группа окончательно их разрушила.

В рекламном ролике сообщалось, что на Мытищинской ярмарке открылся большой магазин обоев с невероятно богатым ассортиментом. Это, конечно, была наглая ложь: ассортимент по-прежнему исчерпывался четырьмя стойками, которые добросовестные телевизионщики снимали под разными ракурсами. В итоге им удалось создать впечатление, что это и правда большой магазин с широким выбором обоев, а не жалкие несколько катушек на одной стене контейнера.

Вскоре рекламу пустили в эфир, и начали приходить люди. Они недоуменно рассматривали контейнер Турсуновых и спрашивали, где же огромный ассортимент. Но закатить скандал покупатели не успевали — к ним моментально подходила Барно, гипнотизировала своим даром убеждения, и они выходили из контейнера с рулонами обоев.

Каждый день окрестные продавцы жевали вареную курицу, которую им приносили на обед. Одна порция — 25 рублей. После еды они собирались в кулуарах Мытищинской ярмарки на перекур и обсуждали своих новых чокнутых соседей, которые делали все словно наперекор среде, в которой очутились. Турсуновы даже коллективную курицу есть отказывались — они купили большой ящик «Доширака» и жили на нем целый месяц.

Никто из других собственников торговых точек Мытищинской ярмарки не давал рекламы на ТВ, никто не пользовался компьютерами и лишь единицы имели кассовые аппараты. Да и вообще, хозяева считали выше собственного достоинства самолично стоять за прилавком. Никто из них не опускался до того, чтобы предлагать людям купить их замечательный гипсокартон или краску. Они появлялись на своих точках в лучшем случае раз в день, чтобы привезти какой-то товар или забрать выручку. Их бизнес, как ежик в тумане, просто плыл по течению. Это были хмурые люди, которые источали уверенность в том, что бизнес открывают для того, чтобы за тебя работали другие. Они еще не успели побывать в Европе или Америке, где можно легко увидеть, как, например, хозяин ресторана сам обслуживает своих клиентов и крутится на работе с утра до ночи. А если и побывали, если и увидели — то предпочитали скорей забыть, чтобы не рушить своей удобной реальности.

Наверное, было бы глупо ожидать, что за десять постсоветских лет в России созреет институт частной собственности наподобие европейского. Но Барно и Шерзод отчаянно взращивали его в своем контейнере. Они еще в Узбекистане усвоили несколько важных вещей, которые заметили и на Мытищинской ярмарке. Продавец все время пытается надуть своего патрона — в этом он видит доблесть и кураж профессии. Когда собственник сам постоянно занимается своим бизнесом и контролирует все процессы, конверсия резко повышается. Разумеется, это не значит, что продавцы — неисправимое зло и должны быть уничтожены как класс, а собственникам следует всю жизнь провести за прилавком. В какой-то момент масштабы бизнеса уже не позволяют контролировать все вокруг в ручном режиме. И вот тогда приходит момент тяжелого выбора. Вариант первый — перестать расти, окуклиться в состоянии первоначального успеха и довольствоваться тем, что ты в месяц зарабатываешь чуть больше, чем какие-нибудь нищие бюджетники. Вариант второй — начать создавать разумную структуру, организовывать эффективные процессы, делегировать полномочия и выстраивать контроль. Ответ на вопрос, что выбрали Турсуновы, очевиден. Весь их предпринимательский путь — это история оптимизации окружающей их реальности. Если ты не можешь разделиться на пятьдесят частей и ментом стоять у каждого чек-пойнта, через который проходят твои деньги, то выстраивай процессы так, чтобы никто не мог обмануть логику твоего бизнеса.

Глава 9. Конкурент

Продавать обои на Мытищинской ярмарке оказалось не такой уж плохой идеей. Рекламу постоянно крутили по кабельному, клиенты шли, Шерзод садился в хромой Damas, покупал на оптовом рынке товар, привозил его и разгружал, Барно продавала его любому, кто окажется в зоне ее воздействия, — и так по кругу. К концу месяца Турсуновы заработали три тысячи долларов. Им казалось, что это невероятный успех. Но вместо того чтобы праздновать победу, они заваривали свой скорбный «Доширак», скрупулезно записывали все в серую тетрадку и продолжали неистово экономить.

Когда успех стал очевиден, Барно и Шерзод отметили его, как настоящие фанатики бизнеса. Они тут же открыли еще одну точку на том же рынке. Турсуновы видели именно здесь, в Мытищах, свой клондайк, огромное пространство для роста. Они хотели увеличивать оборот, создать на этом рынке видимость разнообразия и конкуренции. Но вскоре необходимость в последнем отпала — у них появился настоящий соперник.

На соседних рынках отделочными материалами торговали организованно и массово. Высокая концентрация компаний и широкий ассортимент генерировали большой трафик покупателей, но аренда на тех площадках стоила дороже и конкуренция была ожесточенней. Поэтому Турсуновы сначала решили полностью выработать ресурс Мытищинской ярмарки и только потом приходить в другие места. Но другие места сами решили прийти к ним раньше, чем Турсуновы начали свою экспансию.

Весть о том, что в Мытищах хорошо идут обои, быстро распространилась по примыкающим ко МКАД строительным рынкам. Один из тамошних обойных королей, серьезный предприниматель с крупной компанией в кармане, увидел по телевизору рекламу Турсуновых и приехал на разведку. Он осмотрел их точки и презрительно бросил: «Я вас сделаю».

Конкурент выкупил лучшее место в центре рынка. Он поставил туда сразу два контейнера и соединил их в один по-настоящему большой магазин. Это был совсем другой уровень: дорогой ремонт, масштабные работы — одним словом, серьезная заявка на то, чтобы и правда оставить без шансов чахлый контейнер Турсуновых на окраине рынка. Удар был выверен точно: кабельная реклама «крупного магазина обоев с широким ассортиментом» теперь работала скорее на конкурента.

Шерзод понимал, что в долгосрочной перспективе появление сильного конкурента на ярмарке — в их собственных интересах. Все книги по маркетингу, которые он успел прочитать, единогласно утверждали: чем больше на условном рынке точек и шире ассортимент, тем больше сюда будет приходить людей — и до определенного момента в выигрыше будут все игроки. Осталось только придумать, как сделать так, чтобы эти новые покупатели или хотя бы внушительная их часть шли мимо нового красивого магазина прямиком к Турсуновым. Они ломали над этим голову каждый день, а времени оставалось все меньше: строительные и отделочные работы у обойного короля подходили к концу. И вот, за день до открытия злосчастного магазина, решение созрело. В шахматной терминологии это называется «занять ближнюю оппозицию»: белый и черный короли оказываются друг перед другом на расстоянии одной клетки. Шерзод в тот же день договорился и выкупил еще один контейнер прямо напротив конкурента, но не успел его как следует обустроить и наполнить товарами. Делать было нечего: он заплатил крановщику, и за ночь тот устроил им небольшую рокировку — он просто переместил их старый, уже готовый контейнер на место нового.

Наутро радостный конкурент пришел с табличкой «Мы открылись». Каково же было его удивление, когда напротив своего магазина обоев он увидел ничуть не уступающего по масштабам конкурента. Теперь «делать узбеков» надо было не за счет выгодного местоположения, а благодаря умению продавать, которого королю явно недоставало. Разумеется, он сам не собирался стоять за прилавком. Он посадил за него какую-то пожилую даму. Она отчаянно старалась что-то продать, но, когда клиент шел в соседний контейнер, чтобы прицениться, он попадал в зону действия Барно, которая уже не давала никому уйти с пустыми руками.

Пока супруга боролась за покупателя на передовой, Шерзод задумчиво прогуливался по рынку. Это была его основная обязанность помимо доставки и разгрузки товара. Он просто ходил и думал, изучал расстановку сил и чуть не выучил армянский язык, пока общался с коллегами. Не сказать, что там было сплоченное сообщество, но все-таки на рынке действовало джентльменское соглашение: соседи друг у друга товар не копируют. Но люди видели, что у этих сумасшедших Турсуновых дела идут неплохо — Шерзод не успевал разгружать старый Damas. И в какой-то момент Шерзод стал замечать, что многие на ярмарке начали привозить на продажу пробные партии отделочных материалов. Джентльменское соглашение рухнуло.

Турсуновы никогда не были конфликтными соседями, они не любили выяснять отношения и качать права. Но, посмотрев, что коллеги вовсю пренебрегают рыночной этикой, решили тоже не строить из себя святош.

По пути от оптового рынка до Мытищинской ярмарки Шерзод часто видел на других торговых площадках стандартные рекламные щиты: «Обои, потолки, пленка». Он тоже решил сделать большой щит и выбрал стандартный шаблон, какой был у всех. Разумеется, ничего кроме обоев у Турсуновых не было, но, как только повесили баннер, к ним начали приходить люди и спрашивать, есть ли потолки и пленка. Так продолжалось несколько дней подряд. Соседи по ярмарке уже вовсю привозили партии обоев под покраску и другие отделочные материалы. И поскольку этическим ограничителем все злостно пренебрегали, Шерзод сел в Damas и купил все, что требовали покупатели. Рынок начал постепенно мутировать из строительного в отделочный.

Но пусть пока Барно и Шерзод торгуют обоями, потолками и пленкой, а вы послушайте совершенно реальную историю о директоре Мытищинской ярмарки Андрее Григорьеве.

Глава 10. Повесть о капитане Григорьеве

Андрей Станиславович Григорьев производит впечатление абсолютно счастливого человека. Он говорит размеренно и неторопливо, иронично относится ко всему происходящему, на его лице читается глубокое философское умиротворение. Возможно, это своего рода компенсация за очень беспокойную молодость, о которой сегодня напоминают лишь едва уловимые детали.

Андрею Станиславовичу за пятьдесят, но он до сих пор в отличной форме и выглядит моложе своих лет. Спортивное прошлое быстро выветривается только у безвольных лентяев, но это точно не про Григорьева. Он с каким-то особым ностальгическим смаком произносит слово «кент» в значении «соратник, друг, товарищ по бизнесу». А еще о его прошлом периодически напоминает писк металлоискателей в аэропортах и супермаркетах. Просто у него в теле застряли две пули — одна в ноге, другая в голове, остальные три удалось вытащить. Эти пять выстрелов должны были прозвучать для него почетным похоронным залпом. Но сегодня бывший генеральный директор Мытищинской ярмарки Андрей Григорьев с улыбкой вспоминает об этом не самом приятном моменте своей жизни и даже не собирается никому мстить, хотя точно знает имя и фамилию того, кто этого заслужил.

— Если вас никогда не пытались посадить или убить, стоит задаться вопросом: а были вы вообще на этом свете или нет? — говорит он. Еще Григорьев рекомендует в случае, если вас пытаются расстрелять в упор, выпрыгнуть вперед на три метра и вытащить киллеру пальцем глаз. Возможно, это и не спасет вам жизнь, но смерть будет эффектной и запоминающейся.

Совершенно очевидно, что жизнь Андрея Григорьева была полна удивительных событий, которые заслуживают отдельного лирического отступления в этой книге. Тем более что именно ему Шерзод и Барно Турсуновы во многом обязаны своим успехом.

История России для Андрея Григорьева четко делится на два этапа — при социализме и после него. При социализме он учился в школе и университете, успел поработать на заводе по производству железобетонных конструкций. Григорьев всерьез занимался яхтенным спортом и даже стал КМС. Он работал ремонтником, служил дьяконом в те времена, когда это еще не было модно, а в последние годы Советского Союза Григорьева с кентом позвали работать в школу: там нужны были учителя физики.

Когда страна вступила в фазу «после социализма», Григорьев со своим верным другом и соратником решили, что пора вспомнить спортивное прошлое. И они занялись морским частным извозом. Они катали на яхте по Черному и Средиземному морям нарождающихся новых русских, которые уже успели заработать на развалинах СССР достаточно, чтобы позволить себе элементы красивой жизни. Капитан корабля Григорьев возил своих клиентов во Францию, Болгарию, Монако, там они спускали всю припрятанную в трусах валюту на игровых автоматах и меняли золотые цепи на выпивку. Григорьев с пониманием относился к причудам своих пассажиров и никому не устраивал корабельный трибунал. В одном из таких круизов он и познакомился со своими будущими начальниками и компаньонами, которые открыли ему дорогу в дивный мир раннего российского капитализма. А потом попытались ее перекрыть с применением огнестрельного оружия.

Поначалу Григорьев с компаньонами занимались производством кондитерских изделий. Они привозили какао-бобы на одну известную украинскую фабрику и увозили оттуда конфеты с обертками, почти в точности повторяющими знаменитых «Мишек на севере» и «Котов в сапогах». Но под оберткой скрывалось не самое вкусное содержание: украинским кондитерам отлично удавалось пилить деньги, а со сладостями получалось значительно хуже. Улучшить качество конфет решительно не удавалось.

Однажды Григорьев с компаньонами парились в бане. К ним в гости заглянули знакомые озеленители. Нет, это не зашифрованное обозначение какой-то нелегальной профессии — то были самые настоящие озеленители, которые вели работы по благоустройству на ВДНХ. Хорошие, веселые ребята. А главное, умные.

— Да что вы с этими конфетами возитесь? — неожиданно сказал один из них в пылу банной дискуссии. — Вы вообще слышали, что такое оптовый рынок?

Григорьев ничего не слышал про оптовые рынки и вообще был слабо знаком с этой тематикой. На тот момент в Москве их от силы было несколько штук. У озеленителей на этот счет были более обширные познания. Они недавно выполняли подряд на ВДНХ, хорошо знали руководителей этой огромной и еще не перепаханной под тотальную торговлю территории. Им не составило труда познакомить с ними Григорьева и его товарищей.

В результате этого знакомства в 1994 году Григорьев поставил свой первый торговый контейнер на ВДНХ. Он продавал всякие растворимые напитки кислотных цветов, сладости и прочую условно съедобную дрянь, торговать которой в те времена не считалось ни зазорным, ни противозаконным. Этот контейнер начал быстро обрастать соседними точками и превратился в большую экосистему. Дела пошли в гору, и компаньоны решили искать новые площадки для строительства контейнерных рынков.

В то время на месте будущей Мытищинской ярмарки был большой пустырь, и ничто не предвещало возникновения здесь каких-либо форм жизни. Но Григорьев прозрел будущее, поставил на пустыре свою первую торговую точку со всякой мелочовкой и тем самым застолбил место. Земля в те времена в дефиците не была. В дефиците были контейнеры, их катастрофически не хватало. Дошло до того, что он тормозил на дороге фуры и предлагал дальнобойщикам продать их товаровместилища, но они смотрели на него как на ненормального. В итоге удалось договориться с руководством одной железнодорожной товарной станции, и дело пошло.

Мытищинская ярмарка начиналась как продуктовый рынок. Но генеральный директор Григорьев с компаньонами не собирались на этом останавливаться и планировали расширять ассортимент. По обмену опытом к ним приезжали люберецкие бизнесмены, у которых хорошо продавалось все, что касалось автомобилей, но совершенно не шли продукты. Они выясняли, как наладить торговлю едой, и взамен рассказывали, как устроен бизнес у них самих. Так на Мытищинской ярмарке появились запчасти и все, что связано с автомобилями. Рынок буксовал, брыкался и словно не хотел расширяться в ассортименте. Но Григорьев был настроен решительно. Он выбрал ярмарку своей вотчиной, постоянно находился там и упорно культивировал продажу строительных материалов. В итоге ему удалось расшевелить и эту отрасль…

Будни директора Мытищинской ярмарки были довольно однообразны. К нему постоянно прорывались на аудиенцию разные люди — в основном предлагали посидеть где-нибудь в ресторане и пообщаться. Мялись и пытались понять, как правильно предложить взятку, получить каких-нибудь преференций. А еще на рынке проходили перманентные государственные проверки с целью улучшения материального благосостояния представителей правопорядка. Милиционеры напористо требовали денег и обязательно еще чего-нибудь спиртного. Григорьева всегда удивлял этот факт: о’кей, почему хотят денег — это понятно, но зачем еще просить бутылку водки, если ты и так уже имеешь неплохую сумму в кармане? Возможно, в этом был какой-то непостижимый символизм, но история об этом умалчивает. Со временем служители закона эволюционировали и уже сами угощали выпивкой, но денег все равно хотели, и много.

Сам Григорьев скромно описывает свои тогдашние полномочия так: «Я был простым администратором, который помогал людям развиваться и брал за это деньги». Директора ярмарки действительно интересовало не только зарабатывание налички — это было само собой. Григорьев внимательно наблюдал, как его подопечные развиваются, и расстраивался, глядя на то, что развиваться хотят не многие. Временами директор Мытищинской ярмарки приходил в ярость от того, что кто-нибудь не убрал за собой мусор или содержит контейнер в совсем уж антисанитарных условиях. Тогда Григорьев шел и закрывал точку, пока провинившийся не пересмотрит свое отношение к жизни и бизнесу. В глубине души он был созидателем и неподдельно страдал от недостатка фермента развития в окружающей среде. Родись он на пятнадцать-двадцать лет позже — наверняка выбился бы в серьезные венчурные инвесторы. Но в те времена такого слова не слыхали не только на Мытищинской ярмарке, но даже в Министерстве экономики РФ.

Однажды в числе злостных неплательщиков оказался хозяин рыночной парковки. Андрею Григорьеву это не понравилось, и он распорядился наказать проштрафившегося. В этот солнечный день сотрудники торговых точек пришли на работу, им нужно было открываться и ехать за товаром. Вот только ехать оказалось не на чем. Директор ярмарки попросил крановщика перекрыть большой бетонной плитой выезд с парковки, где стояли рабочие автомобили бизнесменов. Григорьев, как человек образованный и интеллигентный, воспользовался в данном случае метафорой: «Если ты не платишь за аренду, ты перекрываешь кислород развитию всей ярмарки и ответственность тоже несешь перед всей ярмаркой».

Через полчаса у администрации рынка стояла толпа армян, которые занимались грузовыми перевозками. Они понуро переминались с ноги на ногу, ворчали и нервно курили. Григорьева боялись как огня, и никто не решался пойти к нему в кабинет. Среди замурованных автомобилей стояла и «Газель» Турсуновых, которую они как раз недавно купили. Барно и Шерзод раньше никогда не видели Григорьева, не были с ним знакомы и слышали о нем только многозначительное «он человек авторитетный».

«Газель» была жизненно важным элементом рабочего цикла Турсуновых. За короткое время им удалось открыть несколько точек, торговля шла полным ходом — только успевай товар завозить. Барно и Шерзод уже давно подсчитали, что «Газель» приносила по сто долларов в день — да, они и здесь высчитывали эффективность всего «производственного» цикла и понимали, что сколько стоит, до мельчайших подробностей.

Шерзод расстроенно смотрел на здание администрации и мнущихся у него армян. Барно же не скрывала своего возмущения.

— Как так? Неизвестно, когда этот тип заплатит за парковку, а кто вернет нам упущенную прибыль? — сокрушалась она.

— Ну, сходи к директору и спроси, — отвечал Шерзод.

Турсуновы всегда работали по схеме: Барно — боксер, Шерзод — тренер. Барно шла на ринг, Шерзод советовал из-за канатов. Он предложил жене несколько возможных коммуникативных стратегий в разговоре с директором рынка.

— Если он скажет: «А что это я должен только твою машину выпускать», — ты ответь: «Я тебе плачу аренду? Ко мне есть какие-то претензии как к арендатору? Моя машина в день по 100 долларов приносит. Если хочешь, плати мне эти деньги, и пусть она там стоит. Если нет — выпускай».

Барно, как Рокки Бальбоа, рванула к администрации ярмарки и с порога вежливо, но напористо высказала все, чему научил ее тренер. Григорьев был в нокдауне. Он явно не ожидал такой наглости. Но еще больше он не ожидал такого четкого делового подхода — ссылка на грамотно вычисленные 100 долларов в день сразила его наповал. Директор ярмарки слегка растерялся, потом улыбнулся и мягко спросил:

— Тебя как зовут?

— Барно.

— А откуда ты?

— Из Ташкента.

— Давно на ярмарке?

— Еще года нет.

— Ну ладно, — вздохнул Григорьев, — сейчас разберемся и выпустим твою машину.

Шерзод сидел и ждал. Он смотрел на недовольную толпу, считал убытки и думал, как выкручиваться. Он особо не верил, что визит жены что-то изменит. Но вот из администрации вышла Барно.

— Сейчас все будет, — радостно сказала она.

Спустя несколько минут подъехал кран. Барно и Шерзод пошли на парковку, армяне гуськом за ними. Крановщику по рации передали, что нужно выпустить только одну машину и вернуть бетонную плиту на место. Крановщик поднял ее, Турсуновы уехали, а толпа армян безмолвно стояла, провожала их «Газель» непонимающими взглядами, пока большую бетонную плиту ставили на место.

Так началась странная дружба Турсуновых и директора Мытищинской ярмарки. На первый взгляд в ней было мало рационального: где он — большой воротила, практически небожитель, а где они — скромные торговцы отделочными материалами из солнечного Ташкента? Но Григорьеву были интересны эти наивные узбеки, которые, несмотря на всю свою наивность, росли от месяца к месяцу. Было в них что-то от новых времен, которые еще не наступили, но должны ведь когда-нибудь наступить. Еще вчера у этих людей был один обшарпанный контейнер, а сегодня уже точки на всех пролетах ярмарки, штат привезенных из Узбекистана продавцов и постоянно растущий оборот. В том океане возможностей, который представляла собой Мытищинская ярмарка, большинство обитателей медленно, но верно шли ко дну, очень немногие барахтались и считаные единицы были готовы выйти на сушу, чтобы эволюционировать в человека. В некотором смысле Григорьев был управляющим бизнес-акселератора. У него на рынке были полные контейнеры сомнительных стартапов, и он выбирал, кому из тысячи предпринимателей помочь, кто этого действительно заслуживает, кто окупит эту помощь и принесет в конечном счете дополнительный доход и самой ярмарке.

Григорьев был прежде всего бизнесменом, он отвечал перед партнерами, но кое-что все-таки решала и его личная иррациональная симпатия. Например, на Мытищинской ярмарке держал кафе один правозащитник. У него это получалось, мягко говоря, не очень, доход от кафе был невыразительный, еда так себе, толку ноль. Но директор всегда шел ему навстречу просто потому, что тот вкладывал все свои деньги в правозащитную организацию, и это у него получалось гораздо лучше, чем стряпать пирожки с изжогой. Григорьев сам был в глубине души аристократом, он хорошо распознавал нотки благородства в других людях и всегда был готов им подыграть.

С Турсуновыми же не было никакой благотворительности. Просто их будущий покровитель умел играть вдолгую, он видел потенциал в этих творческих узбеках и помогал им по мере возможности, потому что это было интересно и выгодно.

Как-то раз сосед Шерзода предложил ему перекупить у него контейнер. У Турсуновых на тот момент дела шли уже хорошо, они активно расширялись. За право пользования контейнером нужно было платить 2 тысячи долларов, но это была только базовая стоимость, установленная администрацией. Контейнеров по такой цене на всех не хватало, ждать новых поступлений приходилось долго, поэтому на ярмарке уже давно расцвел черный рынок торговых точек, люди перепродавали их друг другу с двойной наценкой и даже больше. В далекой перспективе выгоднее было не ждать своей очереди в администрации, а купить в два раза дороже. И Шерзод согласился. Правда, он договорился на двухмесячную рассрочку.

Все тайное становится явным, и особенно подпольная торговля. Однажды Андрей Григорьев узнал о том, что за его спиной протекает такая бурная экономическая деятельность. Чтобы уничтожить перекупщиков как класс, он распорядился по одному и тому же контейнеру сделки проводить не чаще одного раза в год. Новое решение директора Мытищинской ярмарки как раз совпало со сделкой Турсуновых. Шерзод уже заплатил соседу половину суммы, но в условиях сложившегося форс-мажора документы в администрации рынка ему оформлять отказались. Сосед посмеялся и сказал, что теперь это не его забота — пусть выкручиваются как хотят, но денег он не вернет. Барно тут же вспылила и направилась прямиком к Григорьеву. Один раз она уже там была, теперь ей было не страшно.

— Вы не могли бы нам переоформить контейнер? Мы уже заплатили половину суммы, а нам не хотят оформлять бумаги, ссылаются на ваше распоряжение. Сосед деньги не вернет — сказал, что не его проблемы.

— А сколько заплатили? — спросил Григорьев.

— Да разве это важно? Давайте это останется тайной. — Барно попыталась уйти от этой темы, но Григорьев был непреклонен.

— Сколько заплатили? — повторил он строго.

— Четыре тысячи. Две отдали, две в следующем месяце.

— Ладно, веди его сюда.

Барно пошла искать соседа, нашла его, и тот послушно поплелся в администрацию.

— Ты сколько за контейнер заплатил мне? — грозно спросил Григорьев.

— Две тысячи.

— Тебе сколько за него дали уже?

— Две тысячи.

— Вот и пошел отсюда. Контейнер переходит к Турсуновым. Оформляйте.

Испуганный сосед быстро ретировался. Барно стояла перед Григорьевым и непонимающе хлопала глазами. Она достала две тысячи долларов и робко спросила:

— А это куда? Вам?

— Ты что, самая богатая тут? Убери с глаз долой. Все. Пока.

Турсуновых стали уважать и бояться. У них часто спрашивали, сколько они отстегивают Григорьеву за расположение. Никто не верил, что он не берет с них ни копейки. На ярмарку с завидной периодичностью приходили разнообразные проверки, но чаще всего мирные и бумажные. Случались и маски-шоу — вооруженные силовики устраивали облавы и парализовывали на рынке все живое. Но Григорьев всегда ставил условие — чтобы узбеков не трогали. После такого за ними прочно закрепилась слава тайного проекта Григорьева. Сначала они возражали, а потом поняли, что выгодней соглашаться, и стали поддакивать. Больше к ним никто не лез.

Парадоксально, но Григорьев не только ничего не требовал взамен, но даже вкладывал в проект «Турсуновы» собственные деньги. Но не как инвестор, а скорее как банкир. Они зарабатывали благодаря ему, он — благодаря им.

Однажды Барно и Шерзоду понадобился кредит — 20 тысяч долларов. Они хотели купить погрузчик. Турсуновы пришли в банк, там их спросили, что у них есть. Они честно рассказали, сколько они арендовали контейнеров и так далее. Разумеется, им покрутили пальцем у виска и отправили домой.

На выходе из банка расстроенные супруги-предприниматели встретили Григорьева. Он быстро понял, что у тех проблема, и заставил обо всем рассказать. Турсуновы поведали ему о своем провале. Он сочувственно вздохнул, пожал плечами и сказал: «Ну, пойдемте». Они пришли в его кабинет, он вытащил из сейфа 20 тысяч и отправил покупать погрузчик. Разумеется, это был не подарок. Григорьев назначил процент чуть выше, чем в банке, но все равно это было выгодно. Без какой бы то ни было собственности им никто бы не дал в кредит такие деньги. Хитрые Турсуновы воспользовались этой возможностью не только для того, чтобы купить погрузчик, но и чтобы отблагодарить своего покровителя, который категорически не принимал от них подарков и подношений. Они намеренно не возвращали ему эти двадцать тысяч досрочно, хотя могли это сделать легко уже через несколько месяцев. Григорьев никуда не торопился, и Турсуновы выплачивали свой долг еще несколько лет. Проценты благодарности, маленькая восточная хитрость.

Но кавалергарда век недолог. За свою насыщенную предпринимательскую жизнь Андрей Григорьев нажил уйму врагов, многим перешел дорогу, его хотели убрать, и время от времени это слово можно было трактовать по-разному.

Григорьев уже давно не волновался по поводу постоянного присутствия на орбите Мытищинской ярмарки всякого рода органов. Чаще всего они хотели чего-то хрустящего и зеленого. Но однажды органы захотели его самого. Всех предпринимателей вызывали в ГУВД и расспрашивали, сколько они давали Григорьеву. Тогда Шерзод позвонил ему и спросил, что говорить. Григорьев ответил: «Как есть, так и говори». На допросе следователь долго удивлялся и не верил: как так — все давали, а ты нет. Потом на допросе об этом спрашивали и у Барно, то же самое интересовало и бывших компаньонов Григорьева, которые вдруг резко стали врагами.

Причина этой перемены была проста и закономерна. Время контейнеров прошло. В Москву потянулись крупные ретейловые сети — в основном иностранного происхождения («Ашан», «Икеа», «Мега»), но иногда и отечественного («Твой дом», «Крокус-Сити»). МКАД стала обрастать крупными мегамоллами, которые скупали привлекательные участки земли под застройку не торгуясь. Партнеры Григорьева решили выйти в кэш, оставив его самого за бортом. Но не на того напали.

— Я быстро понял, к чему они клонят, и успел зарегистрировать на себя «участок государственной границы», — смеется спустя пятнадцать лет бывший капитан, директор и просто ярчайший представитель своей эпохи. Под «границей» он имеет в виду ключевой участок земли, единственную возможность выезда на трассу с территории ярмарки. Без этого участка империи Араза Агаларова, которая решила построить на месте ярмарки мегамолл, земля компаньонов Григорьева была даром не нужна. Кроме того, в качестве гарантии справедливого развода с бывшими партнерами директор ярмарки удерживал в заложниках некий финансовый «депозит». Это было приглашение к переговорам, но бывшие соратники сделали правильные выводы не сразу.

Конец этой истории вы знаете. Соратники восприняли случившееся как объявление войны, попробовали решить проблему устаревшими методами, и, если бы не умение Григорьева прыгать с места на три метра вперед с растопыренными пальцами, — у них бы все получилось. Пяти пулевых ранений оказалось недостаточно, бывший директор ярмарки все-таки взял свое в твердой валюте. Сегодня он живет в режиме сохранения капитала, прекрасно себя чувствует и часто пересматривает свой любимый фильм «Однажды в Америке». Он и сам очень похож на мудрого, постаревшего Лапшу в исполнении Роберта де Ниро, который знает, кому мстить, но уверен, что мусоровоз справедливости всегда приходит неотвратимо и незачем ему помогать. Вот только каждый раз, когда на экране появляются титры, Григорьев задается вопросом — о чем была эта жизнь? О большой дружбе, которая всегда приходит под руку с предательством? Или о том, как один конченый наркоман обкурился опиума и увидел сон, который ему уже никогда не прожить наяву?

Глава 11. Окно в Китай

Итак, когда соседи по Мытищинской ярмарке начали вероломно торговать обоями и джентльменское соглашение о невмешательстве в чужой ассортимент рухнуло, Шерзод тоже решил купить ламинат. Но первое соприкосновение Турсуновых с напольными покрытиями оказалось неудачным. Они ничего в нем не понимали и доверились менеджеру оптовой компании. Шерзод попросил продать ему что-то суперходовое. Разумеется, менеджер предложил самый неликвидный товар по самой завышенной цене. Никто не хотел брать шестимиллиметровый ламинат — все предпочитали восьмерку. В итоге Турсуновы с трудом продали этот первый блин с убытком, но зато разобрались, что нужно брать, а что — нет. Это была приемлемая плата за обучение.

Вскоре вероломные соседи уже пожалели, что перешли черту. Барно и Шерзод стали наращивать обороты и осваивать новые товарные сегменты. Они расширяли ассортимент, открывали точки во всех проходах Мытищинской ярмарки, всю эту монструозную структуру назвали «Евродизайн» и действовали под новым брендом. Разветвленная и сложносочиненная система торговли потребовала сложной логистики и повышенного маниакального контроля. У всех продавцов были рации, и, как только где-то заканчивался товар, ближний помогал ближнему. Вся информация о продажах оперативно заносилась в головной центр и отправлялась на склад. Любое перемещение товара сопровождалось специальными бумагами о приеме-сдаче, словно это не рынок, а какой-то режимный объект. И это не говоря о статистике и прогнозировании — без соответствующего программного обеспечения и педантичного учета большая экосистема была обречена на увядание. Но Турсуновы свою экосистему держали в постоянном напряжении и уже в конце 2001 года в месяц стали зарабатывать по миллиону рублей чистой прибыли. В те времена это была сумма, сопоставимая с зарплатами генеральных директоров крупнейших госкорпораций.

Теперь уже им не хватало не денег, а товара. После первого облома Турсуновы стали покупать ламинат у компании «СтройСити». Она была лидером на рынке и гордо называла себя в этой нише компанией номер один. Но даже у такого монструозного оптовика «Евродизайн» уже числился в списке VIP-клиентов. Турсуновы покупали у «компании номер один» огромное количество товара, и однажды, в честь ее пятилетия, их пригласили на торжественный прием. Барно и Шерзода повели знакомиться с собственником.

— Это Барно и Шерзод, они — наши самые крупные клиенты, — представили их собственнику.

— А вы ламинатная компания номер один, да? — спросила Барно.

— Ну да, — слегка растерянно ответил собственник.

— Значит, скоро будете номер два! — неожиданно для себя выпалила она.

Собственник принял это за глупую шутку, но предпочел вежливо поулыбаться в ответ. Зато Шерзод-тренер тут же поймал супругу-боксера на слове:

— За язык тебя никто не тянул, но раз пообещала, придется выполнять, — сказал он, как только владелец «СтройСити» удалился.

Нельзя сказать, что этот вызов не был подкреплен ничем, кроме пустых амбиций. Компания «Евродизайн» уже активно наращивала обороты в розничной торговле, а Турсуновы обладали редкой на рынке способностью смотреть далеко вперед. Каждый раз, когда Шерзод ездил за товаром, он с интересом наблюдал, как возле МКАД строится первый «Ашан». Этот пришелец из нового мира постепенно вырастал из-под земли — сначала серый, бетонный и чужой. Но в конце концов он принял известную всему миру форму и предстал перед Шерзодом во всем своем пугающем величии. Турсунов ехал и гадал, что же будет дальше, продолжится ли это нашествие инопланетян, и если да — то что теперь делать им, маленьким землянам. Однажды за ужином он наткнулся на статью в газете о том, что рядом с «Ашаном» будет построен еще и «Леруа Мерлен». Сеть собиралась открыть 50 магазинов по всей стране. Узнав об этом, он сказал: «Барно, надо уходить. Сейчас вся розница схлопнется. Нужно заниматься оптом и продавать стройматериалы не конечным покупателям, а “Леруа Мерлену”».

Барно и сама уже давно держала в голове мысль, что нужно менять объемы и профиль бизнеса. Тем более что обороты «Евродизайна» вплотную приближались к оборотам оптовиков, у которых они закупались. План был прост. У Турсуновых есть некоторое количество торговых точек. Они прибыльные, конкурентоспособные и постоянно растут в цене. Но когда появится мощный конкурент-инопланетянин, ситуация изменится. Следовательно, от точек надо избавляться на пике и выводить их из собственности. Барно и Шерзод решили, что начнут продавать свой бизнес своим же продавцам. И будут уже как оптовая компания поставлять товар и им, и «Леруа Мерлену», и всем на свете, а победит сильнейший. В будущем этот план отлично сработает: их наемные продавцы охотно станут покупать точки по 25–30 тысяч долларов. Они станут прекрасными мелкими лавочниками, в совершенстве знающими все тонкости своего бизнеса. Многие из них и сейчас сидят на рынках и торгуют в розницу стройматериалами. Это никак их не характеризует ни с хорошей стороны, ни с плохой — просто не всем в этом мире дано маниакальное стремление развиваться.

Между тем у самих Турсуновых появилась новая сверхзадача — строительство большой оптовой фирмы, нового лидера в своем сегменте.

Компания «СтройСити» в свое время действительно стала компанией номер один на рынке ламината. Одной из главных причин успеха стало то, что ее основатели первыми начали привозить товар из Китая. Это было простое решение, которое тем не менее почему-то не сразу пришло в голову другим участникам рынка. Россияне по инерции сотрудничали в основном с неторопливыми и несговорчивыми европейскими компаниями, которые технически не могли поставлять много ламината по низким ценам. В результате этот отделочный материал на первых порах приобрел в России неоправданно элитный статус. Турсуновы тоже пытались вести дела с европейцами напрямую. Но те были слишком высокомерны. Им не нравился имидж Мытищинской ярмарки, на которой находился офис «Евродизайна». На все уверения Барно и Шерзода в их финансовой дееспособности представители европейских компаний постоянно отвечали вежливым отказом. Турсуновым надоело стучаться в закрытые двери. Они решили тоже прорубить окно в Китай.

Еще будучи в Ташкенте, Шерзод много сотрудничал с китайцами, понимал их менталитет, имел кое-какие связи в Поднебесной и знал там хорошего переводчика. В то время многие узбекские бизнесмены работали с большим южным соседом. Однажды он даже целый месяц прожил в этой стране, пока договаривался о поставках мебели для отцовского кооператива. Поэтому на семейном совете Турсуновы решили отправить туда Шерзода снова. План был прост и дерзок: надо завезти сюда столько этого товара, чтобы можно было уложить им в два слоя всю Москву. И не оставить шанса конкурентам.

Шерзод поехал в город ламината. В прямом смысле этого слова. В Чжэнчжоу было больше сотни заводов, которые занимались производством напольного покрытия. Неподготовленный человек наверняка начал бы биться в истерике от обилия предложений и обязательно купил бы что-нибудь ненужное, причем значительно дороже реальной цены. Производители постоянно предлагали запредельные скидки, пытались всеми правдами и неправдами всучить неподготовленным оптовикам именно их продукцию. Но Шерзод понимал, куда ехал. Шерзод всегда просил сначала показать ему производственную линию. Он все детство провел на заводе и прекрасно знал, какие существуют уловки для удешевления производства и надувательства клиентов. Человек без заводского прошлого вряд ли бы на глаз определил, где нарушены технологии и через какое время этот ламинат придет в негодность.

С виду весь ламинат в городе Чжэнчжоу казался идеальным и долговечным — так зачем платить больше? Так рассуждали 90 процентов российских закупщиков и везли в Москву то, что подешевле. Именно из-за такого подхода и возник стереотип о том, что все китайское имеет очень низкое качество. На самом деле просто каждый товар имеет свою цену. В Поднебесной полно высококачественного ламината, который ничем не уступает европейскому, кроме цены. Его всего лишь нужно опознать, а для этого закупщик должен обладать соответствующей квалификацией.

У Шерзода такая квалификация была. Он постоянно инспектировал китайские заводы, выявлял производственные недостатки и настаивал на том, что купит их продукцию только тогда, когда они устранят все огрехи. В итоге в Россию отправились шесть контейнеров действительно качественного и недорогого ламината, который не уступал европейским аналогам и был существенно лучше, чем то, что возили московские оптовики.

Турсуновы думали, что шести контейнеров им хватит надолго. Но весь их товар разобрали за три дня. Тогда в Москву поехали еще двадцать контейнеров. Потом шестьдесят. Сто. Из розницы Барно и Шерзод очень быстро перешли в оптовую торговлю и стали наступать на пятки бывшим поставщикам. У них уже был готовый сбыл в виде собственной торговой сети, постепенно перешедшей в руки бывших распорядителей торговых точек и рядовых продавцов. Цифры в договорах Турсуновых росли, но вместе с ними усиливался и страх. «Евродизайн» становился слишком большим. Он выходил из уютной норки малого и среднего бизнеса — в большие и все еще дикие джунгли российской экономики.

В ностальгических разговорах об эволюции российской бизнес-культуры часто забывают об одном очень важном человеке. Сегодня его принято называть венчурным инвестором — и в общественном сознании это настоящая рок-звезда интеллектуального предпринимательства, человек с передовой экономического развития. Однако институт венчурного инвестирования в новой России существовал давно, правда, в несколько иных формах. А логика его развития во многом определила специфику нашей сегодняшней экономической жизни.

Как ни парадоксально, но на заре 90-х в России роль инвесторов нередко выполняли бандиты. Разумеется, не все, а только те, кто оказался поумнее своих сородичей. Тогда лишь некоторые из них понимали одну простую вещь: взимание дани — это слишком примитивный вид силового предпринимательства. Коммерсантов не нужно дербанить, с коммерсантами нужно дружить. Самые организованные и продвинутые бандиты теперь не только бряцали оружием, но и включали голову. Вместо того чтобы отбирать у бизнесменов деньги, они теперь им деньги давали, становились партнерами, получали растущий легализованный доход. Благодаря такому симбиозу самые энергичные компании не только банально выживали, но и становились крупными и успешными игроками на рынке. Многие из них на слуху и сегодня, хотя, разумеется, теперь вид имеют белый и пушистый.

Вот, например, как описывает свою дружбу с подобными структурами Алексей Панферов, сегодня — управляющий партнер инвестиционного фонда New Russia Growth с активами на 400 миллионов долларов, а в 90-е — средней руки поставщик товаров народного потребления из-за рубежа: «К тому времени бандиты потихоньку стали делиться на тех, кто умел работать только паяльниками-утюгами, и тех, кто уже научился дружить с головой. Криминалитет второго типа очень быстро смекнул, что банальный рэкет много денег не приносит — с предпринимателями нужно выстраивать совместные проекты. Те же солнцевские, например, были для своего времени, если так можно выразиться, очень передовыми бандитами. Умные, вменяемые, бизнесово ориентированные ребята. У них по отношению к нам был чисто предпринимательский подход: мы вам предоставляем безопасность, вы занимаетесь бизнесом — и мы вместе зарабатываем. Решим любые ваши проблемы по первому требованию»^[1].

Это лишь один пример того, как избыточный силовой ресурс преобразовывался в финансовый. Аналогичный процесс происходил в административном поле, только там с бизнесом стали дружить люди в погонах. Сначала государственных силовиков стали привлекать банки — в качестве гарантов крупных сделок. Ведь во времена гиперинфляции ни у одного коммерсанта не было никакой залоговой базы, кроме собственной жизни и свободы. Потом самые умные из этих силовиков стали и сами входить в эти сделки, а кроме того, помогать предпринимателям организовывать новые выгодные проекты — разумеется, не бесплатно.

Вот как это выглядело на практике. Рассказывает Леонид Новицкий, сегодня еще крупный международный инвестор, владелец компании «Аватар». Человек, который создал компанию «Росагролизинг», а в 90-е занимался оптовой скупкой вторчермета в своей родной Челябинской области: «Помню свой первый опыт общения с банком. Мы запросили 400 тысяч долларов в рублевом эквиваленте. Тогда уже началась гиперинфляция, банки выдавали деньги под 60 процентов годовых с плавающей ставкой, но брать все равно было выгодно. И вот передо мной сидят члены кредитного комитета — сцена, которую сегодня можно было бы показывать в юмористической передаче. Критериев оценки риска вообще никаких, да и откуда им быть, когда вся национальная экономика — один сплошной риск. В конце концов заявку мне одобряют, но тут же подводят к одному человеку с очень серьезным лицом: “Познакомьтесь, это подполковник из шестого отделения МВД. Он твою фамилию в тетрадочку записал, копию с твоего паспорта снял, так что теперь мы очень не советуем тебе делать глупости. Если что — будешь иметь дело не с нами, будешь иметь дело с ними”.

Поначалу эти люди из будущего УБОПа просто выполняли для предпринимателей-заемщиков роль пугала. Но очень скоро самые умные и продвинутые из них становились партнерами. Коммерсанты сами искали дружбы с людьми в погонах. И даже не потому, что хотели лишний раз обеспечить свою безопасность. Просто у этих людей был очень важный ресурс — информация, связи и контакты. Эти ребята очень хорошо разбирались в реальной экономике, гораздо лучше лабораторных экономистов. По большому счету, они были первым поколением бизнес-консультантов в нашей стране. С поправкой на свое время эти офицеры занимались тем же, чем в развитых экономиках занимаются крупные консалтинговые компании. Сводили людей, организовывали сделки, обеспечивали достаточный уровень доверия. Сначала — по долгу службы, потом — за деньги, а вскоре — и за долю в бизнесе»^[2].

По мере укрепления государства влиятельные чиновники и приближенные к ним подрядчики искали и находили все новые способы приумножения собственного благосостояния. Наиболее умные из них тоже понимали, что взятки и откаты — история временная, на ней всю жизнь не проживешь. Этим путем можно лишь аккумулировать стартовый капитал, который затем нужно научиться грамотно инвестировать в реальную экономику. Когда бешеными темпами рос рынок недвижимости, эти люди вкладывали деньги в недвижимость. Когда проснулся фондовый рынок — в акции привлекательных компаний. Но скоро и этому счастью пришел конец. Для тех, кто хотел не просто всю оставшуюся жизнь брать деньги из припрятанной тумбочки, а реально расти и развиваться, остался единственный источник прироста капитала — прямые инвестиции в компании, которые имеют шансы круто вырасти. Иными словами — честный и благородный инвестиционный бизнес. Дело, конечно, хлопотное, но что делать — законы социальной и экономической эволюции неумолимы.

Барно и Шерзод тоже ощущали трансформацию бизнес-среды. На Мытищинской ярмарке их не беспокоили крышеватели — гарантом безопасности был Андрей Григорьев. Но Турсуновы чувствовали, что рынок набирает обороты, и, чтобы выйти на новый уровень, им нужно было перекраивать свою коммерческую структуру. А еще необходимы были совсем другие деньги. И совсем другие связи.

Шерзод и Барно все отчетливей осознавали: Россия — это, конечно, не Узбекистан, но расти слишком высоко без надежного покровителя здесь тоже небезопасно. Да и мало таких стран на свете, где талантливым выскочкам, достигшим большого успеха, дадут выжить в одиночку. Им нужен был кто-то вроде капитана Григорьева, но на новом витке развития. Им нужен был Большой Партнер.

Глава 12. Большой партнер

В 2004 году в Москву помогать детям приехал Шухрат Маруфович. Его очень радовали успехи сына Шерзода и его супруги Барно, но он все больше волновался за их бизнес. Он считал, что одной благосклонности и протекции директора Мытищинской ярмарки недостаточно.

Опасения Шухрата Маруфовича были понятны. С одной стороны, бандиты из 90-х давно разошлись по тюрьмам, райским кущам, госструктурам и коммерческим фирмам. С другой стороны, в Москве процветало рейдерство, и Шухрат ака боялся, что быстро растущий бизнес сына может кого-нибудь заинтересовать и его просто отожмут. Более того, компанию нужно было выводить на новый уровень, перепрофилировать, а это очень недешевая затея, которую вряд ли можно было провернуть без партнера.

Турсуновы долго обсуждали этот вопрос и пришли к тому, что папа все-таки прав. Тогда Шухрат Маруфович подключил свои связи и через цепочку знакомств вышел на Большого Партнера.

До начала 90-х Большой Партнер жил и работал в Узбекистане, взаимодействовал с местными чиновниками и элитами, а после развала СССР переехал в Москву. Поначалу он занимался бизнесом сам, затем стал вице-президентом одного в меру крупного банка, потом переключился на подряды крупных госкорпораций, и с этого момента масштаб его деятельности стал расти в геометрической прогрессии.

Наладить коммуникацию с потенциальным Большим Партнером удалось. Но он честно признался, что царство «Евродизайна» для него мелковато, и если уж и подключаться к этой истории — то не меньше чем за 50 процентов. Турсуновых это устраивало, осталось подсчитать, сколько это будет в деньгах. Другие люди в аналогичной ситуации обычно брали цифру с потолка — все равно компаньоны из породы диспетчеров админресурса ничего не понимали в том, из чего складывается стоимость компаний. Но Шерзод подошел к делу с дотошностью Перельмана. Он на неделю зарылся в бумагах, изучал параметры аналогичных сделок на российском и мировом рынке, все взвешивал, прикидывал — и получил результат: 498 тысяч долларов. Через неделю он передал ворох бумаг с отчетом Большому Партнеру.

Большой Партнер оказался очень комфортным инвестором. Он занял предельно отстраненную позицию — дал денег и как будто о них забыл. Сейчас так ведут себя диспетчеры посевных инвестиций, которые раздают по 50 тысяч долларов всем подряд: выстрелит — хорошо, нет — ну и ладно. Инвестор полностью доверял Турсуновым. Он не особо им помогал, но и вмешивался в их дела крайне редко, да и то чаще всего когда они сами этого просили. Фактически он был всего лишь гарантом безопасности на случай, если кто-то захочет их обидеть.

После сделки в «Евродизайне» начался новый этап роста, компания очень скоро выполнила обещание, данное Барно руководителю «СтройСити», и стала крупнейшим оптовиком в своем сегменте. Турсуновы покупали все больше ламината, обоев и потолочных панелей и стремительно наращивали долю на рынке. И тогда Турсуновы приняли стратегическое решение: раз уж они стали такими крупными оптовиками — зачем им китайцы? Пора делать следующий шаг — налаживать собственное производство. Да, здесь, в России.

Они выкупили один цех Ярцевского ХБК в Смоленской области и начали строить завод по производству пластиковых потолочных панелей. Для отца Шерзода настал звездный час. Шухрат Маруфович, бывалый производственник, поехал курировать этот проект лично. Он поселился прямо на заводе и круглосуточно все контролировал, отдался этому делу со всей страстью, ночевал на территории предприятия в небольшом закутке, оборудованном под однокомнатную квартиру.

Разумеется, строительство такого объекта не осталось незамеченным на уровне местного социума. Смоленские крышеватели областного масштаба вскоре пришли к Шухрату Маруфовичу и потребовали ежемесячно платить дань за спокойствие и безопасность. Турсунов-старший к такому обращению не привык и отослал их туда, откуда они возникли. Шел 2005 год. В столице уже давно перевелись лысые братки с понятиями, а выжившие стали заниматься бандитизмом гораздо более элегантно, не марая обувь. Но Смоленск словно слегка застрял в эпохе дикого капитализма, и методы незаконного обогащения там оставались на том же уровне. Крышевателей не устроил ответ Шухрата Маруфовича, и они начали подавать сигналы. Все началось с мелких пакостей вроде перерезанных проводов, потом была сожженная машина Шухрата Маруфовича. Он максимально усилил охрану, поставил на каждом шагу камеры слежения, но ничего не помогало. Последней каплей стал вполне прозрачный намек:

— Мы ведь в курсе, что у тебя есть сын в Москве, внуки, невестка, — вкрадчиво сообщили крышеватели Шухрату Маруфовичу, и, конечно, это была их серьезная ошибка.

В тот же день дети Турсуновых экстренно улетели в Ташкент. А Шерзод и его отец позвонили Большому Партнеру. Ему эта история очень не понравилась, и уже на следующий день по направлению к Смоленску выехал автобус. В нем была боевая группа одного из силовых ведомств. Они засели в лесу неподалеку от строящегося завода и держали позицию несколько дней, поджидая местную братву, как партизаны Наполеона. Было принято решение ловить обидчиков на живца: главного инженера Ярцевского завода нарядили в бронежилет, увешали прослушкой и отправили общаться. Этим же днем вся смоленская банда была задержана. Ее потом долго мариновали по судам, предъявляли обвинения, но в итоге отпустили — у них тоже оказались кое-какие связи. Но теперь Турсуновых никто не трогал: они спокойно вели бизнес, прибегать к такой силовой поддержке не приходилось.

Глава 13. Система. Система. Система

Строительство завода стало настоящим испытанием для Турсуновых. Шерзод и Шухрат Маруфович словно вернулись в прошлое, когда они круглые сутки проводили на «Ташавтоматике». Они постоянно достраивали и перестраивали свое детище. Их охватил лихорадочный дух социалистических строек и романтика производства ради производства. Вот только само детище не спешило приносить им хоть что-то, кроме расстройств и убытков.

«Евродизайн» зарабатывал, завод тратил. Еще со времен черных валютных рынков в Узбекистане доллары называли укропом, рубли — картошкой. Так вот, Шухрат Маруфович постоянно звонил и говорил, что нужен еще килограмм картошки — то есть миллион рублей, а потом еще три кило — три миллиона. Они вкладывали и вкладывали, свято веря, что у каждого крупного оптовика должно быть свое производство. Шерзод снова окунулся в промышленный шпионаж — прикидываясь потенциальным покупателем, он посещал все аналогичные заводы. Он сделал сотни фотографий, как все устроено у конкурентов, рассчитывал рентабельность и к удивлению своему видел, что у них те же самые проблемы. Наконец, Шерзоду стало ясно, что производство собственных пластиковых панелей — весьма сомнительная затея. Как ни крути, получалось, что китайские товары импортировать гораздо выгоднее, чем производить свои, даже с учетом дороги и растаможивания. В России сырье производил ограниченный круг предприятий по существенно более высоким ценам. В то время как в Китае таких заводов были тысячи и они дотировались государством.

Вторая российская проблема, которая отсутствовала в Китае, — это человеческий фактор и вытекающая из его особенностей производительность труда. Едва ли не самая большая сложность состояла в том, что мотивация, понятная Турсуновым, не действовала на рабочих завода, которых они набрали в Смоленской области. Они не хотели работать лучше и зарабатывать больше, они просили просто оклад и с раздражением воспринимали любые схемы по повышению эффективности. Пусть будет меньше денег — главное, не лезьте нам в душу. Разумеется, на следующий день после зарплаты производство останавливалось — никто не приходил на работу, все отправлялись на героическую борьбу с собственным здоровьем. Атмосфера все больше напоминала то, что Турсуновы видели в алкогольном отделе московского магазина. Шерзод не мог терпеть этот разброд и шатание. Он решил привезти рабочих из Узбекистана. Специально для них он построил общежитие, оформил им разрешения на работу. Но и это не сработало. Узбеки, конечно, были потрезвей и поактивней, но эксперименты с эффективностью тоже встречали тихим саботажем.

В итоге Шерзод понял, что нужно принимать радикальные меры. Из-за того, что завод постоянно строился, трансформировался, был убыточным и сидел на бюджете «Евродизайна», ко дну могли пойти все вместе. И первое, что он сделал, — перерезал пуповину между прибыльным и убыточным предприятиями. Он перестал гонять из Москвы «мешки с картошкой» и на полгода переехал в Смоленскую область, чтобы полностью перетряхнуть все процессы производства, оптимизировать и подчинить их Системе, по логике которой был выстроен бизнес в «Евродизайне».

Система. Система. Система. И еще раз Система. Это слово Барно и Шерзод во время интервью произносят постоянно. Объяснить, что такое Система Турсуновых, довольно трудно. Это слишком сложносочиненное явление, которое глубоко вросло в их представление о том, как вести бизнес. Если совсем коротко, то это мировоззрение.

Все началось со страха. Прообраз Системы стал формироваться еще тогда, когда запускалась оптовая история «Евродизайна». Шерзод занимался стратегией, Барно же выполняла функции коммерческого директора, рулила всеми делами. И еще она была беременна. Существенная часть всех бизнес-процессов была закольцована на ней. Барно была единственным человеком в компании, которому Шерзод мог доверять на все сто процентов, но было совершенно непонятно, как заменить ее на время декретного отпуска. Да и вообще, сосредоточенность бизнеса целиком и полностью в руках одного или двух человек — большой риск, и Шерзод все чаще думал об этом.

Как обезопасить бизнес для собственника? Как сделать так, чтобы менеджмент управлял им эффективно, но не претендуя на сам бизнес, — это всегда был краеугольный вопрос для Турсуновых, он всегда подспудно был на повестке, но по-настоящему остро встал лишь тогда, когда Барно приходилось на какое-то время отойти от дел. Нужно было искать заместителя с кристальной честностью, максимальной лояльностью и неординарным умом. Разумеется, это оказалось большой проблемой. Часто так бывает, что некий топ-менеджер или коммерческий директор, через которого проходят все коммуникации, в определенный момент решает, что пришло время стать боссом, и уводит всю экосистему клиентских связей и договоренностей с собой, оставляя собственникам пустую оболочку от их бизнеса. Поэтому Шерзод очень не хотел брать кого-то на позицию Барно. Это было слишком рискованно. Вместо этого он решил строить Систему.

Шерзод начал расспрашивать жену, чем именно она занимается в своей должности, какие вопросы решает, сколько времени на что тратит. Шерзод разобрал функционал жены до мельчайших подробностей, практически по винтикам, и стал собирать заново — но уже не под одного человека, а под разные процессы. В итоге он пришел к тому, что эту большую программу можно распределить между разными сотрудниками, чтобы не класть все яйца в одну корзину. Шерзод поступил практически как Волдеморт из «Гарри Поттера», разделивший свою душу на крестражи. Или как Генри Форд, который разобрал по винтикам батальон автомехаников, каждый из которых был способен в одиночку сделать автомобиль, и собрал из них высокопродуктивный конвейер. Каждый работник этого конвейера с точки зрения производительности труда был гораздо полезней, а главное — с его уходом бизнес никак не страдал, потому что компетенции этого работника за пределами заводской производственной цепочки не значили ровным счетом ничего. Только раньше, на заре эпохи индустриализации, эти процессы касались физического труда, но теперь пришло время конвейеров для труда умственного. Для начала Шерзод делегировал функции коммерческого директора нескольким менеджерам отдела продаж. Идея была в том, чтобы сузить их общий обзор, но предоставить больше локальной самостоятельности. Пусть принимают решения, исходя из того, выгодна эта конкретная сделка или нет, но не дирижируют всем оркестром. Во-первых, чтобы не увели с собой музыкантов и зрителей, а во-вторых — потому что так работать гораздо эффективней.

Вот конкретный пример такой эффективности. Раньше менеджеру отдела продаж, который делал более 15 миллионов оборота, полагался помощник. Это мог быть совершенно бестолковый заваривальщик чая. Но так было положено — статус, понты, бесплатная боксерская груша. Шерзод отменил это правило и сказал, что теперь в отделе продаж вообще нет должностей, есть только функции — привлечение клиента и текущая работа с ним. Фонд оплаты труда при этом не поменялся — теперь, по новым правилам игры, он делился в соответствии с выполненными работами. Результат этой меры не заставил себя ждать. Менеджеры быстро поняли, что зарабатывать больше и для себя, и для компании им гораздо интереснее, чем иметь незаменимого заваривальщика чая. Моментально количество помощников сократилось вдвое, а продуктивность менеджеров на столько же возросла. Их доход тоже пробил потолок рынка. И все это результат элементарного математического действия — Шерзод всего лишь немного скорректировал правила игры.

Затем последовали другие меры, которые объединяла одна и та же идеология, и она состояла в том, чтобы каждый участник цепочки боролся за ресурс как за свой собственный, чтобы у каждого звена общего процесса был свой хозяин. Больше никто не сидел на окладах. По сути, каждый становился предпринимателем и конкурировал друг с другом. Модель внутренней конкуренции проецировалась и на другие отделы, и это давало моментальные результаты. И Турсуновы, и их работники наконец узнали, на что они все способны.

Разумеется, такой подход давал не только плюсы, но и минусы: например, портились отношения в коллективе. Мирное социалистическое болото превратилось в поле боя, начались картельные сговоры. Шерзод считал, что когда конкуренты ругаются — это нормально. В определенный момент они все равно понимают, что им выгоднее сотрудничать. При необходимости эти болезни легко лечились путем поиска новых управленческих решений. Барно и Шерзод изучали поведение сотрудников и умело управляли им. Очень скоро тактика «каждый сам за себя» уступила место стратегии эффективной внутренней кооперации. По сути, это были математические игры — в зависимости от текущих потребностей компании Турсуновы устанавливали новые коэффициенты, выводили новые формулы взаимодействия; неизменным оставалось лишь одно — предпринимательская культура внутри компании, где каждый сотрудник действовал не как наемник, а как бизнесмен. И, разумеется, все эти эксперименты проходили под надзором математиков, программистов, которые просчитывали и прописывали все процессы, писали софт для мозгов — железных и живых.

«Хотеть — значит мочь», — писал французский драматург Эжен Скриб. И он был отчасти прав. Уже тогда, на начальных стадиях создания оптовой компании, Барно и Шерзод осознали важную вещь: самое сложное — это понять, каков на самом деле ресурс работника, на что он способен. Одной из основных бизнес-задач было найти способ это выяснить. В результате Турсуновы пришли к выводу, что наилучшим образом решить ее поможет модель биржи. Участники этой биржи могли управлять своим доходом, а операторы биржи — условиями, по которым этот доход зарабатывается. В результате высвобожденная творческая энергия сотрудников, помноженная на снижение транзакционных издержек, давала потрясающий экономический эффект.

Система. Система. Система. И еще раз Система. Это последнее, что могло спасти опрометчиво затеянное производство на Ярцевском ХБК. Сырье для потолочных панелей в России дороже, чем в Китае, рабочая сила — тоже, государственных дотаций — никаких. Остается последний ресурс — математика. В высшей степени грамотная организация производственного процесса.

Идея персональной ответственности сотрудника за свой доход была перенесена из оптовой торговли в производство. Перед Шерзодом стояла сложная задача: нужно было сделать так, чтобы у каждого работника на конвейере была своего рода частная собственность. Он хотел отучить людей от мысли жить на оклад. Например, экструдерщик получает 18 тысяч рублей в месяц, а управляет 100 тысячами долларов сырья. Не совсем справедливо. Нужно было придумать, как увеличить экструдерщику зарплату в несколько раз, но и в такой же прогрессии повысить производительность его труда.

Тут стоит немного пояснить, как вообще было устроено производство пластиковых панелей. Первый этап — подготовка сырья (аддитивов и ПВХ-смол). Этап второй — горячая белая масса направляется в экструдер, устройство для формирования пластичных материалов. Оттуда выходит одна длинная полуготовая панель. Далее она проходит обработку, ее формируют под прессами, выравнивают, разрезают, и еще через несколько чек-пойнтов она попадает к упаковщикам, после чего отправляется на склад.

Как в этом процессе наделить каждое звено «частной собственностью»? Шерзод нашел такое решение. Каждый участник цепи — экструдерщик, упаковщик, сотрудник склада — все становились предпринимателями. Каждый продавал следующему участнику цепи свой полуфабрикат для дальнейшей обработки. Его ценность при этом увеличивалась шаг за шагом. Это почти как некогда популярная телевикторина «Слабое звено» — участники правильно отвечают на вопросы, и за каждый следующий ответ бонус увеличивается, а если кто-то ошибается — бонус сгорает. Если экструдерщик видит брак, он останавливает производство. Тогда за простой платит человек, который смешивал сырье и сделал это некачественно, а экструдерщик получает бонус. Если же он пропускает брак — то делит ответственность с тем, кто накосячил изначально. Внимательно следить за качеством работы стало выгодно. Идея состояла в том, чтобы выталкивать брак наверх и так сокращать издержки. Если продукция была некондиционной, ее можно было переработать, и это было выгоднее, чем продавать брак клиенту, а потом делать возврат. Некондицию принимали, как макулатуру, за 50 процентов от стоимости, и каждый был заинтересован в том, чтобы обнаружить некачественный продукт до того, как он уйдет следующему звену цепи, иначе его бонус сгорит. Но еще выгодней было работать совсем без сбоев: если каждый сделает все правильно, прибыль будет сверхощутимой для всех.

Качество продукции сильно зависело от состояния техники и человеческого фактора. Машину нужно было холить и лелеять, вовремя чистить и ответственно к ней относиться, следить за показателями. Но в условиях зарплатного социализма ни у кого не было стимула работать максимально качественно. Экструдерщик получал свои 18 тысяч вне зависимости от того, насколько он будет внимателен, брак можно было попытаться скрыть, и с большой вероятностью никто бы ничего не заметил. Но когда появилась Система, ситуация сильно изменилась. Оказалось, что, например, тот же экструдерщик может обслуживать не одну линию, а три, и если он будет внимателен и крут, то качество продукции при этом не ухудшится, а его доход увеличится с 18 до 54 тысяч рублей. Но в таком случае ему понадобится ответственный сменщик, который будет работать не хуже него, идеально обслуживать линию и не мошенничать. Это как таксист в таксопарке. Если он каждый день работает на новой машине — все автомобили будут убитые. Если дать таксисту одну машину, которую через пять лет он сможет забрать себе, весь автопарк будет в идеальном состоянии.

Рабочие из Узбекистана первыми просекли, что честность и солидарность теперь вознаграждаются. Они стали работать на одной линии семьями — брат доверял брату, муж мог найти общий язык с женой, — все понимали, что от их стараний вся семья будет в плюсе. И завод тоже.

Мытищинская ярмарка оказалась для Барно и Шерзода универсальной моделью. По сути, Андрей Григорьев предоставлял инфраструктуру, в рамках которой осуществлялась конкуренция. Турсуновы создавали нечто подобное везде, куда вкладывали деньги. Они становились Григорьевым, давали контейнеры возможностей предпринимателям, которые конкурировали между собой. Естественный биржевой отбор помогал тем, кто умел управлять собственными ресурсами и издержками, но топил привыкших получать деньги за факт собственного существования. За 15 лет дикого российского капитализма и его относительной нормализации в России так и не сформировался институт частной собственности и персональной ответственности за свое благосостояние. И Турсуновы, сами того не осознавая, противостояли целой культурной норме, оставшейся в наследство от Советского Союза.

Глава 14. Все сначала

Когда в середине 2016 года Герман Греф вернулся из Кремниевой долины, он был крайне впечатлен уровнем и размахом американской IT-индустрии, да и вообще культурой высокотехнологичного предпринимательства. Глава Сбербанка сформулировал 33 наблюдения, принципиально важных для ведения бизнеса в эру айфона и искусственного интеллекта. Вот лишь некоторые:

— Нет конкуренции товаров и услуг, есть конкуренция моделей управления. Китай ворует за один день. Netflix просыпается с новой идеей, а к обеду Китай уже это воспроизводит.

— Технологическое отставание/неравенство нарастает, нужно менять модель управления и культуру.

— Искусственный интеллект — точка роста (narrative science), AI победил в го чемпиона мира, шахматы уже давно проигрываем.

— Жизненный успех = отношение правильных решений к общему числу решений. Нужно понимать правила, минимизировать ошибки с эмоциями и когнитивными аномалиями, применять жизненный опыт.

— Client-centric, client-oriented сервисы.

— DATA — это новая нефть.

— Всем учить английский.

Барно и Шерзод Турсуновы отлично осознавали важность этих тезисов еще в нулевых, когда торговали обоями и ламинатом. Они развивали собственную модель управления и IT-инфраструктуру, двигали предпринимательскую культуру, клиентоориентировались, когда это еще не стало мейнстримом. Получалось самодельно, но очень эффективно и даже местами инновационно. Разумеется, «Евродизайн» не был каким-то абсолютным ноу-хау — Шерзод перелопатил сотни книг о бизнесе, он выбирал все лучшее для своей Системы. Но эта компания не имела привычной структуры и была заточена под своих создателей, так что никакой сторонний менеджер не смог бы с легкостью усесться в их кресла и начать рулить процессами.

Часто бывает, что молодой бизнес начинает развиваться по какой-то уникальной траектории, бунтует против общепринятых взглядов на ведение дел, эпатирует, решительно захватывает рынки. Но подростковый возраст проходит, и наступает время переодеться из футболки в солидный костюм и затянуть потуже галстук, стать спокойным и серьезным. Турсуновы построили большую компанию, но им не хотелось взрослеть и становиться скучными: они слишком долго шли наперекор культуре российского предпринимательства и уже привыкли казаться со стороны белыми воронами. Их дело развивалось аномально быстро, а что еще надо? Но Большой Партнер к тому времени уже стал относиться к своей случайной инвестиции всерьез, внедрил в руководство нескольких своих людей, а те были приверженцами классической модели управления, в рамках которой есть один руководитель, у которого есть руководитель, а у руководителя руководителя, в свою очередь (сюрприз), тоже есть руководитель. Турсуновы же больше всего пеклись об эффективности. Им говорили: «Ну мы ведь уже миллиардный бизнес, пора принять соответствующий внешний вид». Под этим подразумевалась управляющая компания, куча директоров по всевозможным вопросам. Но такая логика шла вразрез с представлениями Турсуновых о том, как вести дела. Получалось, что «Евродизайн» нужно было строить заново и все эти семь лет потрачены впустую.

Сначала это были просто разговоры, за ними последовало легкое внутрикорпоративное похолодание, рос ком разнообразных эстетических противоречий. А последней каплей в истории «Евродизайна» для Барно и Шерзода стало неожиданное нашествие консультантов. Чтобы убедить несговорчивых Турсуновых поменять модель управления, к ним привели бизнес-аналитиков. Те долго и с умным видом изучали всю систему, что-то рассчитывали и выражали глубокую озабоченность. Консультанты очень удивились, что эта конструкция под названием «Евродизайн» работает не так, как написано в книжках, и предрекли ей неминуемое банкротство в самое ближайшее время, если ничего не поменять. Шерзода такой подход принципиально не устраивал, и он понял, что корабль надо покинуть до столкновения с айсбергом.

Задача Турсуновых была очень непростой. Нужно было выйти из бизнеса так, чтобы после их ухода он продолжал эффективно работать. Вместе с тем им предстояло построить что-то новое, и сделать это за короткий срок. Уже приняв для себя решение об уходе, Шерзод согласился на управленческие реформы, и в «Евродизайне» появились всевозможные директора с миллионными зарплатами, руководители с секретаршами и прочее пиджачно-галстучное безобразие. Необходимо было хоть как-то поженить ежа с ужом и отстроить все процессы так, чтобы классическая система управления не вошла в конфликт с предпринимательским геном Турсуновых.

На должность самого главного управленца Шерзод долго искал человека с программистским мышлением и отсутствием шаловливых ручек, которые бы покрутили все рычаги и нажали бы все кнопки сразу. Когда Шерзод нашел этого человека, он так и сказал: «Хочешь, чтобы все это нормально работало? Тогда ничего не трогай. Что-то тронешь — все рассыплется». Три года этот новый директор ничего не менял, и все действительно работало. Возможно, он до конца и не понимал, как устроены бизнес-процессы компании, но был человеком умным, деликатным и исполнительным, поэтому все шло нормально.

Такое разрешение ситуации всех более чем устраивало. Турсуновы ушли в спящий режим, свою долю они не трогали, и весь следующий год «Евродизайн» показывал положительную динамику, рост составлял около 30 процентов.

Между тем у Большого Партнера подрос сын — представитель новой генерации российской бизнес-элиты. Еще со студенческих лет отец отправил его учиться реальному бизнесу у Турсуновых, и после университета тот прилежно приезжал и проводил долгие вечера в их офисе. По сути, Большой Партнер самостоятельно не участвовал в жизни «Евродизайна», его интересы представлял сын. Перед выходом Турсуновых из бизнеса он поинтересовался, чем Барно и Шерзод планируют заниматься дальше. Разумеется, у них уже были наброски плана.

— Наверное, откроем новый бизнес, — сказали они.

— Тогда я с вами! — ответил сын. Он был открыт к экспериментам и отлично понимал, что эти узбеки знают, как превратить что угодно в золото. И он не прогадал. У Турсуновых не было достаточно денег, чтобы начинать бизнес в одиночку. Шерзод мыслил масштабно, и снова стартовать с какой-то мелочи ему не хотелось. Поэтому они договорились, что партнер-младший вкладывает свои деньги, получает 49 процентов компании и постепенно выкупает их долю в «Евродизайне», а управление всецело ложится на плечи Турсуновых. Ему предлагали половину, но он, как человек рассудительный, отдал контрольный процент и доверился своим старым компаньонам. Возможно, он где-то в глубине души понимал, что переодевание «Евродизайна» в деловой костюм было не лучшей идеей.

Если ты стал крупной рыбой на оптовом рынке отделочных материалов, съел на этом не одну собаку и запил все собственными слезами и кровью конкурентов, но нужно выходить из бизнеса, самое логичное, что можно сделать, — снова заняться отделочными материалами. За столько лет Турсуновы досконально изучили свою область, их хорошо знали клиенты, на имя Барно реагировали как на фамилию какого-нибудь федерального чиновника. Турсуновы сами оказались именно в той ситуации, которой очень боялся Шерзод и с которой началось построение Системы и оптимизации процессов. Они были главным локомотивом продаж и вообще внутреннего устройства «Евродизайна», так что вполне смогли бы построить аналогичную компанию всего за несколько месяцев, перетянув за собой всех клиентов и рабочие связи. Идея была заманчива, но от нее Турсуновы решительно отказались. Это был принципиальный момент — выйти из бизнеса, не замазавшись по дороге никакими неприятными субстанциями, да еще и так, чтобы «Евродизайн» продолжал без них работать. А на новой поляне построить что-то принципиально новое.

5 сентября 2011 года Шерзод окончательно самоустранился с орбиты «Евродизайна». Он оставил свои координаты новому руководству и сказал, что ответит на все вопросы, если они возникнут. Но за три следующих года вопросов ни у кого не появилось. Барно еще какое-то время работала в компании и закрывала дела. И на это время Шерзод погрузился в любимое дело своей жизни — он просто сел и стал думать.

Главное, чего не хотели делать Турсуновы в своем новом бизнесе, — это иметь дело с собственным товаром, который нужно держать на складе. За долгие годы в производстве и оптовых продажах Шерзод уяснил очень простую вещь: Китай не переплюнуть, это как охотиться с вилкой на дракона. Поэтому оставалось либо строительство, либо услуги. Первое было привлекательно потому, что этой темой в Узбекистане вовсю занимался Шухрат Маруфович и уже неплохо в ней освоился. Второе оставалось непознанным.

Шерзод упорно ковырялся в цифрах, изучал динамику рынков, перелопатил все деловые СМИ, а когда этого стало мало, начал покупать маркетинговые исследования. Задача была и простой, и сложной. С одной стороны, необходимо было найти большой рынок, который еще не был как следует освоен, с другой — нужно было придумать, как работать с этим сегментом, не обладая никаким серьезным имуществом и не вкладывая деньги в бизнес постоянно, на протяжении всей его жизни. Когда до бизнесмена хотят докопаться разнообразные органы, часто в первую очередь атакуют его товары на складе, оборудование и прочую собственность. Турсуновы хотели, чтобы их новый бизнес был интеллектуальным, чтобы главным ресурсом стала модель управления и сама логика зарабатывания денег, а не то, что можно арестовать или отобрать. «Евродизайн» был успешным, но на стадии расставания со своими создателями превратился в настоящий чемодан без ручки, огромного слона, которого тяжело куда-то тащить, продать сложно, разделить напополам невозможно, бросить — жалко. Шерзод больше не хотел заниматься разведением слонов и точно понимал, что следующий бизнес должен быть скорее как отара овец: ее можно спокойно разделить, каждую овцу продать по отдельности, постричь, пустить на плов или шашлык, но вместе они составляют неделимый поток, настоящее море возможностей.

Вот так, считая в уме овец и взвешивая слонов, Турсуновы проводили конец 2011 года. Они отказались от идеи заниматься строительством, глядя на то, как эту отрасль трясло от экономического кризиса. Рецессия все никак не заканчивалась и стала перманентной формой существования мира. Именно кризис дал окончательный ответ на вопрос, что же делать дальше. Логика была простая: если экономическая ситуация ухудшается и бьет по кошелькам обычных людей, то покупать дорогие вещи (например, машины или квартиры) в массовом сегменте будут реже. Но люди все равно не откажутся от крыши над головой или личного транспорта. А если покупать, например, новые машины станут реже, значит ремонтировать старые — чаще. Исследования подтверждали эту гипотезу: автосервисы росли, несмотря на кризис. Так Турсуновы решили делать сеть автосервисов.

Шерзод сразу поставил амбициозную задачу — открыть 100 отделений. Он уже научился мыслить масштабно, хотел создать империю и думал далеко вперед. И это был не только вопрос амбиций, но и математическая производная от самой бизнес-модели. Если бы он захотел 5 или 10 автосервисов, потребовались бы совершенно иные задачи и подходы. Все было бы просто, но не очень интересно. Поэтому было решено взять завышенную планку. По крайней мере тогда 100 автосервисов выглядели именно таковой.

Турсуновы всегда любили наполеоновские планы, но только с опытом поняли, что прыгнуть выше головы и придумывать сверхмасштабные цели — это не только красиво звучит, но еще и продуктивно работает. Главным аргументом для создания целой сети было то, что большое количество компонентов одной системы даст объективную статистическую картину, так легче будет определять показатели продуктивности, да и вообще гетерогенность и поливариантность — залог здоровья. При большой выборке сразу понятно, где пределы нормы, где отклонения, а где слабые звенья. Амбициозное целеполагание заставляло думать на много ходов вперед и ставить задачи совершенно иного порядка, нежели в микробизнесе. И практика показывала, что это работает. «Евродизайн» был придуман Турсуновыми где-то на второй месяц сидения в контейнере с обоями. «Вилгуд» Шерзод придумал уже на старте.

Глава 15. В поисках утраченного времени

Фронт работы был определен. Шерзоду он очень нравился, но не потому, что его интересовали машины или он умел их чинить. Весь его бэкграунд в этой области сводился к одной серьезной аварии и ковырянию под капотами советских развалюх в юношеском возрасте. Привлекательно было то, что ремонт машин — весьма консервативная и катастрофически неэффективная область бизнеса, непаханое поле для оптимизаторов и перфекционистов. Такое ощущение, что, придумав безукоризненный конвейер для производства машин, Генри Форд специально не стал этого делать в индустрии ремонта, из жалости к неэффективным людям, которым ведь тоже в этой жизни нужно как-то существовать. В России же эта проблема обострена до предела. Сама отрасль существует давно, но почему-то большинство собственников автосервисов едва сводят концы с концами, работают в ноль, а процесс обслуживания клиента выглядит так, словно мастер, который непременно попытается вас облапошить, делает вам при этом огромное одолжение. И это касается не только авторемонта, но и культуры любого сервиса: при всем гостеприимстве и широте русской души у нас до сих пор не только не научились хорошо обслуживать клиента, но и честно зарабатывать на нем деньги. Возможно, именно поэтому многие стартапы, нацеленные на трансформацию замшелых сервисных механизмов и моделей их управления, сегодня выстреливают и на глазах меняют среду.

Сначала Турсуновы занялись привычным для них делом — промышленным шпионажем. Они всегда начинали новый бизнес с разведки, и этот не стал исключением. Они ничего не понимали в ремонте машин, но это на первых порах было и не нужно. Пока что важно было понять, как устроены сетевые автосервисы, как они масштабируются и делают деньги. На рынке в то время работали всего несколько более-менее серьезных сетевых игроков, но даже они хорошо умели чинить, но плохо умели управлять своим бизнесом и развивать его. У одних доход едва покрывал операционные расходы и зарплаты паре человек, которые в ручном режиме управляли целой франшизой. Другие отчаянно пытались зарабатывать на каких-то невнятных мелочах, но ничего не получалось.

Барно и Шерзод ездили по разным сервисам, смотрели, насколько обслуживание в филиалах соответствует стандартам компаний. И все это выглядело как их персональный ад: никакого учета, никакой системности, данные о клиентах и процессах не собирались и не обрабатывались. Одни компании предлагали слишком мягкие условия франшизы, и поэтому собственники продолжали вести бизнес стихийно и по наитию — то есть, по сути, менялся только брендинг, но не механика зарабатывания. Другие просто не имели четкого понимания, где они зарабатывают и зачем им все это нужно. Главная ставка большинства автосервисменов была сделана на продажу запчастей. Логика заключалась в следующем: люди все больше покупают запчасти в интернете и на точках обслуживания и все меньше — в магазинах. Значит, нужно делать ставку на продажу деталей в автосервисах. Ремонт становился просто неизбежным обстоятельством, декорацией покупки комплектующих и расходников. Грубо говоря, если сервисмены и шли на какие-то реформы, то лишь следуя за меняющейся инфраструктурой. Но они не пытались сами ее изменить.

Барно и Шерзоду не хотелось тратить время на собственные ошибки и создавать автосервис с нуля. Поэтому они решили просто купить готовый бизнес, разобрать его по полочкам и переделать под себя. Турсуновы отсмотрели несколько вариантов, но все они вгоняли их в какую-то непроходимую тоску — унылые гаражи, непонятно устроенное пространство, обшарпанность и тлен. В итоге Барно и Шерзод остановили свой выбор на нечто под названием «Артс-моторс» — там были разделены приемная и ремонтная зоны, клиентам предлагали бесплатные чай и кофе, на ресепшен стоял аквариум. В целом этот сервис выглядел более-менее прилично и был скорее исключением из правил, к тому же он находился практически в центре — на «Автозаводской». Собственницей оказалась женщина, которая любила Италию, спортивные машины и красивую жизнь. В 2001 году она открыла свой клубный автосервис, который обслуживал только «Мазды». Больше десяти лет хозяйка холила и лелеяла свое детище, но в итоге ей все это надоело, и она решила уехать жить в Италию. Девушка как следует подготовилась к продаже, переодела работников в новые спецовки, привела все в презентабельный вид. У этого автосервиса был приличный сайт, и впечатление создавалось весьма положительное. Но это оказалась только картинка.

Когда Шерзод на стадии знакомства попросил собственницу показать цифры, та наотрез отказалась, сославшись на то, что они с этими знаниями могут открыть рядом точно такой же и уничтожить ее. Турсуновы на это купились и решили не настаивать. Оказалось, что никаких данных у нее просто не было, а этот сервис был своего рода спойлером «Мазда-клуба», который поставлял ему клиентов. Но собственница поссорилась со своими партнерами, и поставки быстро прекратились. Обороты, которые она назвала, были суммарной цифрой интернет-магазина запчастей и сервиса. В общем, Турсуновы лоханулись по полной. Они торопились скорее купить что-то работающее, чтобы не тратить время напрасно. Картинка была приятная, в базе значились порядка 7 тысяч клиентов, но, разумеется, было непонятно, кто из них активный, кто пассивный, а кто уже давно умер.

29 ноября, за день до заключения сделки, у партнера Турсуновых родилась дочь. Он с размахом отмечал это событие, целый день был в хлопотах и не успел передать часть денег для сделки своим компаньонам. Он попросил заехать Шерзода вечером, а заодно и слегка отметить рождение первенца.

В пять утра Шерзод на бровях заполз домой, бросил пакет с несколькими миллионами в прихожей и вырубился. Встреча с нотариусом была запланирована на раннее утро. Когда Барно обнаружила среди обуви пакет, плотно набитый наличностью, и неподъемного мужа, от которого разило перегаром за километр, она пришла в ярость. Шерзод решительно не хотел сдвигаться с места и с трудом понимал, что происходит. Тогда Барно спрятала пакет и грозным тоном спросила:

— Ты деньги вчера привез?

— Привез, — промямлил Шерзод.

— Где?!

— Там, внизу пакет…

— Его нигде нет! — Барно изобразила ложное отчаяние и ужас. Шерзод тут же вскочил, начал наматывать круги по дому и моментально пришел в себя. Сначала он ничего не понимал, потом картина начала проясняться, и наконец, после нескольких марш-бросков по жилплощади, похмелье улетучилось. И только тогда Барно вытащила спрятанный пакет. Потеря стартового капитала для нового бизнеса в опохмелительных целях работает лучше холодного пива и кефира — проверено.

К нотариусу Турсуновы приехали вовремя. Шерзод выглядел как настоящий стереотипический сервисмен — помятый и проспиртованный, с пакетом денег и горящими глазами. Сделка была заключена: Турсуновы купили автосервис за 18 миллионов рублей из расчета чистой прибыли в миллион, умноженной на 18 месяцев.

Поводов для отрезвления в этот день было еще немало. Все оказалось совсем не так радужно, как это было представлено. Да, автосервис немного отличался от гаражного бизнеса дяди Васи в вытянутых трениках: приемом машин занимались приемщики, ремонтом — ремонтники. Но в остальном все было точно так же: расписание велось в гуглдоке или на первой попавшейся бумажке, никакого контроля ни за чем не осуществлялось, царил полнейший хаос.

Здесь можно было бы написать о том, как Барно и Шерзод после покупки триумфально вошли в роскошный офис, окинули взглядом владения и торжественно подняли бокалы шампанского. Но никакого офиса, шампанского и торжественных взглядов не было. На втором этаже автосервиса располагался административный кабинет, и это было выдающееся зрелище — там стояло пианино, висели оранжевые шторы, подиум, на котором раньше сидела помощница бывшей хозяйки автосервиса. Когда-то там стояла еще и дорогая итальянская мебель, которую Турсуновым попытались продать за 15 тысяч долларов, но они отказались. Все это великолепное убранство имело только один маленький недостаток: там смертельно воняло. Когда в цехе делали промывку инжектора, вытяжка доставляла все ароматы прямиком в административный офис, так что новые владельцы «Артс-моторс» целыми днями угорали в мистической бензиновой дымке.

Слух о том, что Турсуновы начинают какой-то новый невероятный и чуть ли не секретный проект, быстро разнесся среди их старых коллег. Бывшие поставщики «Евродизайна» по инерции звонили Барно и хотели о чем-то поговорить. Она отвечала, что больше не при делах, но они все равно напрашивались на чашечку кофе. Кто-то действительно хотел обсудить бизнес, кому-то просто было интересно посмотреть на новое начинание Турсуновых. И вот эти люди в дорогих костюмах и на автомобилях премиум-класса приезжали в «Артс-моторс». Они смотрели на все большими, похожими на блюдца глазами и не понимали, что происходит. Руководство ютилось в одном закутке, Барно сама бегала и заваривала чай, но насладиться его ароматом было несколько проблематично из-за того, что солярка забивала вкус, она забиралась в нос и глаза, въедалась в одежду и кожу. Поставщики с ужасом смотрели на эту картину и быстро уходили восвояси. Никто не верил, что это начало империи, и на рынке заговорили, что Турсуновых попросту выгнали из «Евродизайна», выставили с голым задом на мороз, если выражаться точнее. Бывшие конкуренты торжественно покачивали головами и изображали сочувствие, а один даже пригласил на ужин, был невероятно учтив, а под конец встречи пригласил их на работу. Звали и другие, но Турсуновы не соглашались ни на какие условия и говорили, что через пять лет их бизнес всех порвет. Точнее, об этом в основном говорил Шерзод, а Барно только сдержанно кивала. На самом деле ей самой все это дико не нравилось, и она плакала едва ли не каждый день.

— Через десять лет, после того, как мы построили такую компанию, ты снова вернул меня на Мытищинскую ярмарку! Мы заработали столько денег! У нас статус! Как так?! — Барно возмущалась и плакала, плакала и возмущалась. Две недели ее просто тошнило от запаха солярки, от неприветливых лиц персонала и от мысли, что утром нужно на работу.

Шерзод же был безумно счастлив, что все нужно делать с нуля. В «Евродизайне» он уже не мог творить жирными мазками, как Джексон Поллок, — максимум как деликатный реставратор с тонкой кистью. Тут же можно было сделать что угодно, и никаких ограничений.

Ну, а пока Барно и Шерзод с восторгом и ужасом смотрят на свой новый бизнес, послушаем короткую историю о Юле, которая была администратором, но потом в ее жизни все резко поменялось.

Глава 16. Этот город захвачен

За несколько месяцев до появления Турсуновых в «Артс-моторс» туда на работу устроилась молодая девушка Юля Саловатова. Она с детства помогала отцу, у которого была своя маленькая автомастерская. Когда пришло время выбирать профессию, Юля решила связать свою жизнь с транспортом. Она училась в МАДИ на кафедре эксплуатации автомобилей, изучала управление автосервисами. Там было много всего интересного — матан, тайная жизнь автобусных парков и проектирование маршрутов. Но основной уклон преподаватели делали в техническую эксплуатацию — про бизнес-процессы никто особо не рассказывал.

Когда Юля пришла в «Артс-моторс», оказалось, что жизнь независимого автосервиса устроена не так увлекательно, как это было на занятиях. Она попробовала себя на позиции мастера-консультанта, но ее быстро выдавили с этой должности, потому что Юля оказалась не очень сговорчивой и не участвовала в махинациях и теневых заработках персонала. Поэтому путем закулисных договоренностей ее сместили на позицию администратора, в которой она и встретила новых собственников.

На ресепшен было не очень здорово: Юля целыми днями сидела и смотрела преимущественно в стену. Она постоянно приставала к людям и просила дать ей возможность что-нибудь поделать. Но ее отправляли преимущественно в интернет или в «Косынку». Единственное, что было забавно, — так это наблюдать, как сотрудники ухитряются зарабатывать всеми возможными способами, обгрызая общий пирог со всех сторон. По большому счету, собственнице доставались одни объедки. Она никогда особо и не проявляла инициативу и появлялась на час-полтора, чтобы узнать, как дела. Дела всегда были нормально. Касса велась в Exсel (в лучшем случае), собственница получала нарисованную отчетность по выручке и со спокойной душой уезжала. Клиентам хамили, инвентаризация если и проводилась, то как попало. Все варилось в собственном соку.

Это была типичная история. Вообще, глупо ожидать, что собственник должен все время сидеть на своей точке как наседка. Но чаще всего только это и гарантирует, что его не обманут его же сотрудники. Единственным способом выйти из этого порочного круга была тотальная автоматизация, но об этом никто и не думал. Так продолжалось, пока в «Артс-моторс» не пришли Турсуновы.

В первый день новоиспеченные собственники собрали весь персонал вокруг себя и устроили небольшое публичное выступление. Это напоминало установление новой власти в средневековом городе. Завоеватели вышли к народу и сообщили, что теперь это их город, но все, кто хочет остаться, могут остаться. Никаких сокращений и гонений не планировалось. Пока. Барно сказала, что хочет научиться вести этот бизнес и сделать образцовый сервис. Юле сразу понравилась подача новых собственников — пока было непонятно, чего от них ждать, но казалось, что им хотя бы не плевать на то, что они купили за 18 миллионов. Остальные похихикали по поводу образцового сервиса, но никто не уволился, и все разошлись по своим рабочим местам.

Первое время все действительно шло ровно так, как было. Собственники ни к кому не лезли и вообще особо не показывались в ремонтном цехе, отсиживаясь в административной коморке. Это всех устраивало — никто и подумать не мог, что грядет настоящая революция.

Поначалу Шерзод действительно не рвался в ремонтную зону, не вникал в тонкости работы каждого сотрудника и даже не спускался в цех поговорить с народом. Он понимал, что ничего не понимает, так что лезть сейчас в текущие процессы — это все равно что бегать с завязанными глазами по лесу. Сотрудники уже было решили, что собственников хватило ровно на одно пламенное выступление, но дела обстояли иначе. Первое, что сделал Шерзод, — установил восьмую версию 1С, которая давала гораздо больше возможностей для оперативного контроля, чем клочки бумаги и базовый пакет программ Microsoft. Целый месяц он, как настоящий чемпион мира по шахматам, разрабатывал стратегию и уже на стадии дебюта высчитывал эндшпиль, составлял всевозможные таблицы, схемы и пытался обрисовать общую модель управления. Сам для себя он описывал ее двумя словами — Мытищинская ярмарка. Пока еще было непонятно, как это сделать, но очень хотелось выстроить новый бизнес по образу и подобию того удивительного места: ты даешь людям точки роста, они становятся предпринимателями в рамках какой-то понятной системы и платят тебе за инфраструктуру и заботу. Предстояло сотворить новую версию фордовского конвейера, только на этот раз не для физического труда, а для умственного. Пока же все шло своим чередом, Шерзод только смотрел со стороны на все творившееся безобразие и хладнокровно помечал что-то в блокноте.

Барно тем временем продолжала страдать и плакать. Автосервис отторгал ее как совершенно инородное тело, и она это отлично чувствовала. Она жаловалась мужу, но он был непреклонен. Вместо того чтобы утешать жену, Шерзод дал ей книгу Дмитрия Дубровского об акциях для автосервисов и попросил придумать что-нибудь к Новому году. Барно нехотя согласилась и стала размышлять. Акция получилась вполне тривиальная, но сработала — это была простенькая СМС-рассылка со специальным праздничным предложением. Как результат — в преддверии новогодних торжеств ни у кого не было клиентов, а в «Артс-моторс» все под завязку. Барно это жутко понравилось: ты только сделал шаг, и вот уже клиенты, вот их деньги в кассе. Это было необычное и приятное ощущение. В оптовых продажах результат всегда отложен. Он большой, но случится не сейчас, а когда-то в будущем. В автосервисе же эффект виден сразу, и усилия, если они приложены в правильном направлении, моментально дают результат. Для Барно это было в новинку, и ей понравилось. Так она смогла примириться с новым бизнесом и перестала плакать.

Пока Шерзод рисовал бизнес-модель, его супруга решила не останавливаться на мелких маркетинговых хитростях и устроила настоящую микрореволюцию. Ее первыми жертвами стали закупщики запчастей. Оказалось, что «Артс-моторс» работает с оптовиками по полной предоплате, закупщиков никто не трогает, и им очень хорошо и спокойно сидеть и не напрягаться. Барно привыкла, что на Мытищинской ярмарке она была генералом и все отдавали ей честь, а «Евродизайну» поставщики всегда предоставляли товар с отсрочкой оплаты. Генералу контейнерных войск очень не понравилось, как обстоят дела на новом фронте, и Барно потребовала, чтобы всем поставщикам автосервиса разослали письма. В этих письмах сообщалось, что пришел новый собственник, который согласен работать только на условиях отсрочки в тридцать дней. Барно забыла, что она уже не в многомиллиардном «Евродизайне» и этот сервис для поставщиков — совершеннейшая мелочь. Такой подход выглядел до неприличия самоуверенно, но половина из контрагентов почему-то согласились. Отказались только самые крупные игроки вроде Major. Когда Барно доложили об этом, она стала звонить и лично выяснять, почему так происходит. В Major очень удивились такой наглости и, очевидно, в состоянии аффекта тоже согласились, предложив приехать к ним за отсрочкой. Но Барно привыкла, что это к ней приезжают договариваться и становятся в очередь, поэтому она предложила руководителю отдела самому заехать на огонек. Видимо, вконец растерявшись от такого обращения, представитель Major согласился. Примерно так же произошло и с другими отказниками. В итоге Турсуновым пришлось разорвать отношения только с одним поставщиком, да и то лишь на время — через полгода он сам пришел и попросился назад.

В отсрочке не было какого-то сакрального смысла и самоутверждения на рынке, ее суть была предельно проста: когда у тебя есть деньги — это хорошо, когда нет — плохо. Если нужно что-то вкинуть в развитие, содержать склад или вбрасывать экстренные суммы, ты не морозишь свои деньги, а вкладываешь деньги поставщика, который становится очень податливым и сговорчивым заложником, как только его ресурсы оказываются взаперти. Если для крупных игроков, каким был «Евродизайн», такая схема вполне подходила и по статусу, и по потребностям, то от пузатой мелочи вроде автосервиса на «Автозаводской» никто ничего подобного не ждал. И, по идее, никто не должен был согласиться. Но напор и блеф Барно были такими убедительными, что дело выгорело, и она в который раз подтвердила свои таланты продавца и манипулятора. Не пытайтесь повторить это дома.

2011 год подходил к концу. После месяца наблюдений Турсуновы объявили о том, что грядет праздничный корпоратив. Были приглашены все — от мастеров до уборщиц. Это был очень странный ресторан с характерным названием «Кино-плов»: узбекская роскошь вперемешку с голливудской эстетикой, самса, лагман и манекен Шварценеггера в полный рост с ружьем наперевес. За длинным столом сидели двадцать пять человек. Шерзод решил выступить с торжественной речью. Он встал и вдохновенно сообщил о том, что с нового года их жизнь сильно изменится и уже скоро у них будет очень крутая сеть, 100 автосервисов, а все присутствующие стоят у истоков великой империи.

— Сегодня нас немного. Но в следующем году будет уже больше. А еще через год мы просто не поместимся в этом крохотном зале! — сказал Шерзод. Сотрудники отреагировали сдержанно, а когда пошли курить, крутили пальцами у висков и смеялись над своими самоуверенными начальниками. Все эти наполеоновские планы и голливудско-узбекский колорит создавали ощущение полнейшей фантасмагории с неочевидным хеппи-эндом. Какие 100 автосервисов? Кому это вообще надо? Но Шерзод говорил не просто так — то был результат тщательного планирования и месяца напряженной работы. Куда более напряженной, чем думали собравшиеся. В уме гроссмейстер уже выиграл, осталось только начать двигать фигуры.

Когда Юля сидела за новогодним столом, сказанное ей почему-то не показалось заоблачным или смешным. Не то чтобы она фанатично уверовала в идею завоевания мира, но она уже тогда знала чуть больше, чем остальные. Шерзод давно заметил скучающую девушку на ресепшен и начал нагружать ее работой, которой ей так хотелось. Только это был не полевой ремонт и не консультации, а работа с бизнес-процессами. Так вышло, что у нее лучше всех получалось находить общий язык с 1С, которую еще пару недель назад она звала «один цэ». Юля начала пропускать через себя все таблицы, составлять базы данных и быстро стала понимать, к чему все это нагромождение цифр и ранее невостребованных сведений. Это было как раз то, о чем ей забыли рассказать в университете: все дело в том, что автосервис — это не только и даже не столько крутить гайки, это думать о том, кто, куда и когда идет, зачем брать в руки вот этот ключ на шестнадцать, что там за машина болтается на подъемнике уже вторую неделю, остался ли доволен клиент, или ему опять нахамили, и почему за день приехал только один человек. Юля с головой ушла в детальный разбор каждого чек-пойнта, на ее глазах рождалась развернутая модель, по которой нужно делать бизнес. Юле это дико нравилось, и она просиживала с базами, таблицами и цифрами до ночи. А когда 30 декабря в районе 22 часов Турсуновы попытались отправить ее домой нарезать оливье и охлаждать шампанское, она просто попросила оставить ей ключ. Юля ни перед кем не хотела выслужиться, просто наконец-то ей стало интересно. Тогда она и представить не могла, что уже через несколько месяцев будет финансовым директором, чуть позже — правой рукой Шерзода и одним из главных людей в компании, а затем станет франчайзи и сама откроет свой первый автосервис под вывеской Турсуновых. Но это уже немного другая история.

Глава 17. Изобретение «Макдоналдса»

Самое ужасное, с чем пришлось столкнуться Барно и Шерзоду на новом месте, были не вороватые сотрудники и даже не хаос в отчетности. Главной проблемой было то, что они смутно понимали: реализация их плана (сеть из ста отделений за пять лет) требует построения не образцового автосервиса и даже не бизнес-модели образцового автосервиса, а сложной инфраструктуры, во главе которой бы находился клиент. В традиционном независимом СТО главным человеком всегда был мастер, вокруг него вращались Луна и звезды, клиенты и собственник. Человек, который хотел починить машину, был просто обстоятельством, и непонятно, откуда и почему он возникает и по каким причинам возникать перестает.

Чтобы осознать логику круговорота клиентов в природе, Турсуновым пришлось снова пойти учиться. Они записались на миллион курсов по автосервисному делу, по самым изощренным стратегиям маркетинга и контекстной рекламе. Когда они только начали свое рискованное предприятие, они жили в прошлом веке: ни Барно, ни Шерзод толком не понимали, зачем нужен сайт и что такое лидогенерация. Еще в «Евродизайне» к ним приходили бодрые молодые ребята в очках и рассказывали, что сайт их компании неприлично устарел и нужно накрутить туда кучу всяких опций за совершенно дикие деньги. Но для Шерзода это все были просто картинки. Он воспринимал сайт как визитку, а не инструмент продажи. А интернет — как большой склад таких визиток и всякого полезного (и не очень) хлама.

Пока страна самоотверженно праздновала Новый год и все вытекающие из него праздники, Турсуновы читали книжки, изучали контекстную рекламу, и когда окружающий мир начал приходить к своему относительно стабильному безалкогольному состоянию, начались настоящие масштабные реформы.

Начитавшись, Шерзод спустился наконец в ремзону. В цехе делали и слесарный, и кузовной ремонт, поэтому дышать было не очень удобно — повсюду летала пыль, а пространство было организовано откровенно криво. Когда Шерзод сообщил своим сотрудникам, что здесь придется все переделать — разделить кузовной цех и слесарный, поставить пять дополнительных подъемников и обслуживать не только «Мазды», но и одноплатформенные «Форды», и «Вольво», — повисла неловкая пауза. Механики смотрели на него как на идиота и не понимали, что происходит: все консультанты в один голос говорили, что нужно нишеваться и концентрироваться на какой-то конкретной марке, и персонал был полностью с этим согласен. В «Артс-моторс» с горем пополам приезжали три калеки, а где брать новых, никто не знал. Но Шерзод уже мысленно забил все расписание под завязку на много месяцев вперед: тонны освоенной информации срочно нужно было куда-то выплеснуть. Он четко понимал, что этот автосервис не должен быть бутиком, специализированным рестораном по подаче фуа-гра. Теперь это будет «Макдоналдс» для автомобилей.

Турсуновы приняли стратегическое решение тратить по 100 долларов в день на контекстную рекламу, и это сработало. Люди начали звонить, но было не очень понятно, какова реальная конверсия этого клиентского ручейка и сколько стоит один звонок. Единственное, что было совершенно ясно, — заниматься общением с клиентом по телефону должен специальный человек, который бы одновременно не чинил одной рукой машину, заполняя карточку клиента другой. Выбор пал на специалиста по запчастям, который хорошо говорил. Его пригласили на серьезный разговор и сообщили, что теперь он — человек-колл-центр. Ему повысили зарплату, посадили в отдельный кабинет и объяснили, как нужно общаться с людьми. Но проблема решилась лишь отчасти: как только человек-колл-центр шел покурить (а курил он много), обязательно раздавался звонок и заказ улетал в трубу. Тогда к этому человеку добавили еще и оператора. Теперь они по очереди ходили курить и тоже не успевали брать все трубки. Тем не менее ситуация начала выправляться, мастерам строго-настрого запретили давать свои личные телефоны клиентам, поток звонков централизовался.

Разумеется, построение колл-центра шло не без проблем: снова пришлось перелопатить гору литературы, понять, что все неправильно, а впоследствии и нанять специалиста по телефонии. Человека-колл-центра и его верного помощника приходилось постоянно пинать, чтобы они курили не очень долго и соблюдали специфический церемониал официального телефонного общения. Турсуновы хотели построить единый распределитель клиентов, ведь этот колл-центр должен был в будущем обслуживать все 100 сервисов сети. Но они тогда еще не могли позволить себе и помечтать о том, что через пару лет тут будет сидеть какое-то немыслимое число людей, а звонить будут каждые тридцать секунд.

Создание колл-центра как отдельной единицы, обособленного бизнеса, было первоначальным и стратегическим решением. И дело было не только в качестве общения с клиентами. Барно и Шерзод хотели максимально разделить формирование клиентской базы и ремонт машин. Тогда еще не было речи о франшизе, но проблемы были уже очевидны. Нужно было обезопасить бизнес, чтобы мастера не уводили клиентов и не перетягивали за собой базу контактов. Разделяй и властвуй — таким принципом они руководствовались еще со времен «Евродизайна», когда надо было обезопасить себя от увода компании каким-нибудь топ-менеджером. Шерзод строил конвейер, на котором каждый отлично знал свои полномочия и справлялся с обязанностями, но никто не представлял, как это все работает целиком, и колл-центр был вполне закономерным решением. Создавать свой маленький пункт приема звонков на каждой из ста будущих точек, отстроить и стабилизировать их, привести к общему стандарту качества было не только невозможно, но и совершенно бессмысленно. Шерзод еще на этапе шпионажа понял, что именно из-за коммуникативной беспомощности независимые сервисы теряют своих клиентов. Турсуновы тогда еще не вполне понимали, что централизованный колл-центр можно продавать как услугу своим франчайзи, но до этого было еще далеко.

Еще одно нововведение, нехарактерное для автосервиса (да и для многих других сервисов в России), родилось почти одновременно с колл-центром. Шерзоду хотелось узнать клиента получше и разобраться, что он думает о том, как его обслуживают. Так появилось понятие ТЗК — точка зрения клиента. Раньше учитывалось только мнение мастера — он мог сказать, хороший это клиент или плохой, доволен он или нет. Разумеется, мастера были единодушны: клиент всегда плохой, но при этом довольный и счастливый, как ребенок. Теперь же оператору нужно было спустя три дня звонить клиентам и по анкете спрашивать, все ли было хорошо. И постобзвон подарил новоиспеченным автосервисменам массу открытий. Оказалось, что если клиент улыбается — это далеко не всегда значит, что он доволен. Шерзод стал изучать анкетные данные и снова рисовать какие-то таблицы, графики и схемы.

Турсуновым пришлось бороться не только с сомнительной логикой бизнес-процессов, но и с такими банальными вещами, как воровство и пьянство. Постобзвон моментально выявил самую распространенную хитрость ушлых мастеров, которая обычно и составляет львиную долю их нелегального дохода. Если коротко, то очень часто они просто не меняют запчасти, но берут за них деньги. Или меняют, но на бэушные. Клиенты радостно уезжали на отремонтированной машине и не подозревали, что их надули. Неспециалистам бывает действительно трудно проверить качество работы и понять, установлены ли новые запчасти, — разумеется, старые никто не отдавал. Шерзод распорядился в обязательном порядке отдавать клиентам их старые неисправные железяки без всяких отговорок, причем в коробках от новых запчастей. Приставить к каждому надсмотрщика нереально, поэтому решено было включить этот вопрос в постобзвон. Клиентов спрашивали, вернули ли им старые запчасти, и если нет, то мастера автоматически депремировали на тысячу рублей. Естественно, такое решение вызвало шквал недовольства, начинались крики и скандалы, недовольные сотрудники начали увольняться.

Еще при прежнем владельце дела со старыми запчастями обстояли очень странно. В «Артс-моторс» была своего рода «выручай-комната». Собственница покупала старые машины, сотрудники разбирали ее на запчасти и ставили клиентам. По идее, клиент должен был понимать, что ему ставят хорошую б/у деталь и это специфическая услуга для экономии его бюджета, но как это происходило в реальности — большой вопрос. Удавалось ли слесарям побороть естественное в такой ситуации желание впарить клиенту точно такую же бэушку, но уже вместо новой детали, — известно, скорее всего, только им самим. Залежи старых запчастей хранились на складе, все это напоминало нечто среднее между кладбищем и помойкой. Турсуновы распорядились освободить помещение и больше никому не ставить старые запчасти. Сотрудники, разумеется, взбунтовались: это их «выручай-комната», вдруг не будет каких-то деталей! Но новые собственники были непреклонны.

Еще один трюк ушлых мастеров — снижение стоимости работы на бумаге при сохранении реальной стоимости. Разница — в карман. Итераций подобных финтов ушами было не счесть. И все они упирались в центральную проблему: слово мастера было законом, а собственник — спойлером. Например, мастера уверяли Барно и Шерзода, что ремонт двигателей — это главнейшая из задач и хлеб автосервиса, но на деле все оказалось не совсем так.

Как-то раз Барно спустилась в ремзону и увидела картину, которая не менялась уже несколько дней: машина стоит в разобранном состоянии, занимает место на подъемнике и не приносит никаких денег.

— Что вы с ней делаете? — спросила Барно.

— Двигатель.

— А сколько это будет стоить?

— Пятьдесят тысяч.

— Ну ладно.

Машина в таком состоянии простояла еще неделю, потом исчезла, но никаких пятидесяти тысяч в кассе не появилось.

— Ну и что, где деньги? — спросила Барно, когда подъемник все-таки освободился.

— Да мы не смогли ничего сделать, так и отдали, — пожали плечами мастера.

Так случилось один раз, потом другой. Турсуновы изучили вопрос и выяснили, что процент брака, возврата и осложнений был наиболее высокий именно по ремонтам двигателей. Да и вообще сотрудники могут запросто мотор починить, возврат провести по бумагам, а деньги положить себе в карман. Так что Барно сказала, что никаких двигателей больше не будет. Простаивает подъемник, проблем с клиентами много, денег — нет. За это же время можно сделать сотню техобслуживаний, которые, в отличие от моторных работ, деньги приносят стабильно.

— Вы че?! Это же самые дорогие услуги! Мы без них загнемся. Никто кроме нас не делает, — говорили мастера. Действительно, от двигателей отказывались даже дилеры, но лишь потому, что это было совершенно убыточное дело. Работы стоили больше, чем за них платил клиент, действительно хороших мотористов найти трудно, платить им еще труднее, контролировать — невозможно. В итоге от моторов отказались в пользу более простых работ и постоянных заказов. Позже Шерзод разобрался, что и ремонт двигателей можно сделать прибыльным, но это совершенно отдельный бизнес, который должен быть выстроен особым конвейерным образом, и только тогда он начнет приносить деньги.

Персонал смотрел на все нововведения и только разводил руками. Ну совсем эти узбеки не понимают, что творят! Но настоящей революцией стало изменение системы формирования зарплаты. В мире гаражных автосервисов принято платить от 30 до 50 процентов мастеру, он выступает одновременно и в роли партнера, лишенного собственных рисков и какой бы то ни было финансовой ответственности, и в роли своеобразного организатора трафика клиентов. Тут автосервисы мало чем отличаются от стоматологических клиник: у каждого в телефоне записан номер конкретного лечащего врача, который делает лучше всех и сверлит не больно, а не безликой больницы. Поэтому, когда врач уходит со старого места работы, клиент уходит вместе с ним. Так вот, в автосервисе то же самое — клиент идет к конкретному мастеру, который агрегирует лояльность не к сервису, а к себе и формирует собственную базу.

Турсуновы постановили: теперь вы ноунеймы, безликие и безупречные одновременно, ваша задача — хорошо чинить, но не лезть в поле маркетинга. Зарплата же отныне складывалась из стандартной минимальной суммы за час плюс мотивационных процентов. При хорошей работе выходило не меньше средней температуры по рынку, а то и больше. Впоследствии система начисления зарплаты не раз трансформировалась и в итоге стала полностью прозрачной и автоматизированной, но о ней поговорим позже. Сейчас же стоит сказать, что, как только начались реформы, люди начали массово сбегать. Кому-то не нравилось, что теперь сложно воровать, кого-то просто не устроило, что Земля крутится вокруг Солнца, а не вокруг мастера.

В заключение этой главы хочется задаться логичным вопросом: неужели все авторемонтники — просто прирожденные клептоманы и жить не могут без того, чтобы не надуть клиента и начальника? Разумеется, нет. Если кто-то и виноват в том, что крадут у собственника и безобразничают его же люди, так это он сам. Закручивание гаек и жесткая дисциплина возможны только тогда, когда владелец автосервиса может обеспечить свой бизнес клиентами и работники могут те же самые деньги, что они подворовывали, заработать честным трудом. Если точка не загружена, естественно, люди начнут мошенничать, но, когда есть возможность этого не делать, люди этого не делают. И только если сотрудники воруют из принципа, можно их в чем-то обвинять. Но в первую очередь стоит предъявить претензии к тому, кто создал кривую бизнес-модель, рассчитанную на унылое барахтанье около ноля и дающую простор для махинаций.

Глава 18. Нужно больше ошибок

В конце тоннеля было темно. Барно и Шерзод постоянно исправляли какие-то косяки — или оставшиеся в наследство от предыдущей собственницы, или внезапно возникшие при внедрении очередной фичи. Но их количество все никак не уменьшалось. Казалось бы, вот-вот вся эта махина приобретет законченный вид и начнет стабильно приносить деньги. Но все время выходило, что где-то за кем-то недоглядели. Сотрудники сервиса не хотели сдаваться без боя и выходить из теневого сектора заработка. Так что Шерзод чуть ли не каждую неделю шел по ремонтной зоне и натыкался на что-нибудь новенькое. Временами это были изощренные надувательства, находить которые было приятно, и за сообразительность мошеннику хотелось выписать премию. Но чаще это были самые банальные левые машины, проведенные мимо кассы. Они скромно стояли в тени и не отсвечивали, кто-то ковырялся в них, пока Турсуновы занимались мысленным построением великого интеграла. По крайней мере, так было поначалу. Вскоре Шерзод окончательно осатанел от того, что у него на территории неопознанные въезжающие и выезжающие объекты, и постановил: если у машины нет специального талона на бардачке, который можно распечатать только у него, заказ считается левым. Тот, кто прикасался к нему, платит 10 тысяч рублей, никакие отмазки не принимались. Разумеется, люди начали попадаться, скандалили, выдумывали небылицы о том, что машина только въехала, бумажку съела собака и так далее. Но механика работы уже тогда была выстроена так, что вранье легко можно было проверить и вычислить всех, кто причастен. Если «левая» машина уже на подъемнике, значит, ответственность несут как минимум трое соучастников производственного цикла, без каждого из которых это было просто невозможно. И неважно, кто инициатор — администратор, приемщик или механик. С каждым днем от старого уютного мира мастеров «Артс-моторс» отваливалось по кирпичику.

Еще в Узбекистане, будучи мальчишкой, Шерзод наблюдал за тем, как грузные женщины с секундомерами ходят по отцовскому заводу и замеряют, кто и за сколько производит свой продукт. Это называлось ОТИЗ — отдел труда и зарплаты. Отец тогда объяснил Шерзоду, что это необходимо, чтобы понимать, кто и за что получает деньги, как можно оптимизировать производство. Глядя на разброд и шатание в своем автосервисе, Шерзод решил реанимировать идею ОТИЗ, вместе с Юлей ходил и секундомером замерял, кто, как и на что тратит время. Сначала сотрудники этого боялись, но постепенно привыкли, что новое руководство все маниакально фиксирует.

Результат измерительных работ проявился не сразу. Никого не увольняли и не наказывали, просто Турсуновым была необходима информация, как можно больше информации о том, что у них происходит. Ее критически не хватало, и новые собственники впитывали все мелочи, как две жадные высохшие губки. В итоге им удалось выяснить практически все: сколько времени уходит на замену масла, на разговор по телефону, на перекур и на полный техосмотр.

Администраторы теперь должны были собирать информацию о клиентах. Домашний адрес, имейл, телефон, день рождения и прочее. Это делалось и раньше, но база велась из рук вон плохо — у кого-то не хватало одной графы, о ком-то не было известно ничего вообще. Тогда Шерзод сказал, что за каждую заполненную строчку клиентской карточки будет начисляться балл, за незаполненную балл снимается. Администраторы поняли, что хорошо сделанная работа может принести им дополнительный доход, и база начала стремительно наполняться.

Со стороны все эти мелочи могут показаться беспомощными, отчаянными попытками оживить монстра Франкенштейна. Но сразу из хаоса создать структуру невозможно. Нужно было начинать перекладывать хоть какие-то кирпичики. Сложно сказать, что даже сейчас, спустя пять лет после открытия, бизнес Турсуновых приобрел законченную структуру. Борьба порядка и хаоса — процесс бесконечный, но в определенный момент порядка становится больше, чем хаоса, и бизнес выкристаллизовывается в понятную картину. Постепенно дела в «Артс-моторс» начали налаживаться. За шесть месяцев состав персонала сменился едва ли не полностью, остались только самые стойкие. Клиенты приезжали, машины чинились, минус постепенно сменился на ноль, ноль — на плюс. Барно и Шерзод думали, что они пришли к какой-то более-менее рабочей модели прибыльного автосервиса. Цифры были не бог весть какие, но Турсуновых это не пугало и даже не особо интересовало. Они прошли первую подготовительную стадию, на которой необходимо было просто вынести весь хлам, оставить за порогом всех воришек и мошенников и научиться привлекать клиентов — в основном через контекстную рекламу. Клиенты в целом были, воришки ушли, хлам вынесли — нужно двигаться дальше.

— Нужно двигаться дальше, — говорил Шерзод. Барно тяжело вздыхала и кивала. Они практически круглосуточно сидели на точке, собирали информацию и думали о том, как построить огромную сеть. Весь рабочий процесс проходил под их зримым или незримым контролем. Но они пока и представить не могли, каково это — управлять хотя бы двумя или тремя сервисами, когда ты всего один и голова у тебя тоже одна.

Шерзод понимал, что относительный и весьма скромный успех его автосервиса может оказаться статистической ошибкой, просто случайностью. Ему нужно было больше данных, больше ошибок, которые можно было бы проанализировать и усовершенствовать имеющуюся модель. Тщедушный плюс одного автосервиса совсем не гарантировал, что другие будут такими же. Так что вскоре Турсуновы арендовали еще два помещения и начали ремонт.

Да, название «Вилгуд» родилось спонтанно. Вопрос о том, как переименоваться, поднимался постоянно, но никак не решался. Кто-то хотел название на английском, кто-то на русском, кому-то нравилась буква «W», кто-то пекся о возможности зарегистрировать все эти варианты. Это примерно как придумывать название для группы — миссия практически невыполнима, и либо оно родится внезапно, как озарение, либо группа разругается и разбредется по углам. В результате долгих переговоров было решено назвать сеть «Вилгуд». Вышло немного странно и не вполне понятно, что это слово означало. Будет ли все хорошо (will good), или это хорошее колесо (wheel good), но название было запоминающимся и вполне регистрируемым в качестве бренда.

Итак, два новых помещения «Вилгуд» постепенно приходили в жизнеспособное состояние. Барно и Шерзод решили, что там они реализуют ровно ту модель, которая у них уже была, а одновременно начнут отрабатывать модель не единичного автосервиса, а сети. За восемь месяцев они достаточно хорошо поняли, как устроен этот бизнес, он приносил деньги. Были, конечно, и проблемы: что делать со всей той информацией, которую они накопили, и почему их плюс такой невыразительный. Но долго сидеть над этой проблемой времени не было, и Турсуновы решили разбираться по дороге.

На новые точки взяли столько же человек, сколько было на первом сервисе, столько же подъемников, администраторов, столов и стульев. Барно и Шерзод были готовы к тому, что первое время отклонения в показателях будут, но они и представить не могли, что эти отклонения окажутся настолько шокирующими.

К ним просто никто не шел! С каждым месяцем они уходили все глубже в минус. Достаточно быстро стало понятно, что их первый и прибыльный автосервис во многом жил за счет постоянных клиентов. Новые же сервисы никто не знал и особо не рвался туда приезжать на ремонт. Турсуновы с ужасом смотрели на то, как тают их деньги. Нет, точки постепенно росли, но динамика не оставляла никаких шансов для оптимизма. Но пока Барно в ужасе пыталась оптимизировать расходы, Шерзод уже думал о четвертом и пятом сервисе.

Глава 19. Отчаяние

Две тысячи тринадцатый год год оказался самым мучительным и несчастливым. Даже когда Барно и Шерзод давились «Дошираком» и мерзли в контейнере на Мытищинской ярмарке, было веселее. Там все было хоть и непросто, но чувствовался рост, точки можно было открывать одну за другой. С «Вилгуд» все вышло не так героически. Их амбициозный план «100 автосервисов» казался еще более невыполнимым, чем это было на старте. Вялотекущий минус вгонял в непроходимую тоску.

Бороться с депрессией можно по-разному. Кто-то прибегает к помощи психотерапевта, кто-то начинает заниматься спортом или хотя бы просто двигаться, кто-то отправляется в удивительный мир разнообразных веществ. Применительно к бизнесу это работает примерно так же: можно обратиться к бизнес-консультанту, можно начать судорожно дергать все рычаги и интуитивно что-то делать, а можно просто спиться. Турсуновы стали пробовать все, кроме последнего варианта. Пункт первый, как и раньше, не давал особых результатов. Большинство консультантов предрекали всем предприятиям Турсуновых мучительную смерть, но все же они шли учиться, доказывая тем самым известную истину, что толковый человек может научиться чему-нибудь полезному даже у дурака. Но бизнес-умники тем временем повторяли им одно и то же: нужно нишеваться, нужно нишеваться, нужно нишеваться.

Специализация по бренду — обычная история на рынке. Нельзя сказать, что формат бутика — принципиально жизнеспособнее или нежизнеспособнее, чем всеядного сервиса. Но это два совершенно разных подхода, и если единичные кейсы успешных «бутиков», безусловно, существуют, то их масштабируемость до сложной разветвленной сети вызывает сомнения. Турсуновы хотели большую сеть, которая бы состояла не из элитных ресторанов, а из «Макдоналдсов». Но неприятный ком отчаяния все сильнее ощущался в горле, и они решили попробовать пункт второй — стали дергать за все рычаги одновременно.

Барно и Шерзод действительно перенаправили потоки клиентов. Теперь на одной точке чинили одну марку машин, на другой другую, на третьей — третью. В принципе, можно было сразу догадаться, что такая логика ни к чему хорошему не приведет. Контекстная реклама по Москве, на которую Турсуновы сделали ставку, шла пока еще не для конкретного района или округа, а на весь город. Соответственно, конверсия была крайне сомнительной, клиент — дорогим и непонятным. Владельцу BMW из центра Москвы не было никакого смысла тащиться на Домодедовскую, чтобы починить машину, но он все равно получал ту рекламу, которую давал «Вилгуд».

Специализация автосервисов по брендам быстро показала свою несостоятельность и разонравилась Турсуновым. Они понимали, что это идет вразрез с общей логикой проекта, нужны будут совсем другие механизмы продвижения, да и вообще консультанты еще ничего особенно хорошего никогда не советовали. Поэтому проект быстро вернулся на старые рельсы, но теперь, по крайней мере, они не сомневались в правильности выбранного пути.

После того как идея нишеваться с треском провалилась, Барно и Шерзод решили, что ничего не остается, кроме как ввести полный мультибренд и начать чинить все подряд. Это был своего рода жест отчаяния, не первый и не последний. Кроме этого, им пришлось переехать в маленький неудобный офис черт знает где. В «Божественной комедии» последний круг ада, вопреки всеобщему стереотипу, был весьма холодным местом. Так вот, в новом офисе «Вилгуд» было холодно, далеко и неудобно, как в аду. Люди сидели в куртках, излучали ненависть и готовы были начать грызть руководителям головы.

Примерно на этом этапе и заканчиваются многие бизнес-истории. Когда погружаешься глубоко под воду и преодолеваешь тот рубеж, после которого кислорода хватит ровно на столько вдохов, чтобы вернуться на поверхность, есть только два варианта — всплывать или погружаться дальше в надежде на то, что на самом дне неожиданно окажется полный баллон кислорода и сундук с пиратским золотом. Большинство выбирает первый вариант, и только немногие погружаются глубже. Марк Цукерберг на вопрос о главной причине его успеха однажды ответил так: «Я просто не вышел из бизнеса». Турсуновы тоже оказались из этой категории предпринимателей. Они решили идти до конца, и, как только решение было принято, двигатель их проекта переключился в турборежим.

На самом деле к правильному решению они шли уже давно. Самое главное у них уже было — это большой массив информации. По сути, весь бизнес Турсуновых был просчитан до мельчайшей детали, нужно было только понять, что с этим делать, и сложить все таблицы, графики и данные в единую IT-инфраструктуру. Шерзод уже давно работал над этим и разрабатывал свой собственный программный продукт и всю сопутствующую модель эффективности. Он много общался с программистами, писал техзадания и рисовал схемы будущей системы управления.

Зачем в автосервисе нужна управленческая IT-инфраструктура? Ответ очень простой. Потому что роботы уже давно побеждают людей в шахматы. Так получилось, что одной из главных проблем любого автосервиса является человеческий фактор. Под этим можно понимать что угодно — от лени до воровства. Шерзоду хотелось сделать инструмент абсолютного контроля над усилиями людей, который бы исключал или как минимум эксплицировал все ошибки, чтобы их нельзя было спрятать и можно было исправлять.

Чтобы понять, как это работает, возьмем типичную ситуацию. Есть бизнес, он оказывает услуги. В какой-то момент кто-то из принимающих решения узнает, что постобзвон — выяснение у клиентов, все ли было нормально, — это модно и прогрессивно. В компании появляется постобзвон. Выясняется, что клиент доволен не всем: тут косяк, тут надули, а здесь вообще сексуально домогались или говорили про политику. Что делать руководителю в такой ситуации? Разруливать, делать так, чтобы клиент вернулся. А если таких клиентов пять и все претензии надо разруливать? А если их двадцать пять? А если есть еще миллион дел — беспокоят проверки, тупят поставщики, падает метеорит? Совершенно верно! Половина всех недовольств останется без внимания и будет навеки погребена под лавиной рутины, забывчивости и непрофессионализма. Даже если компания вводит постобзвон, важно, насколько эффективно применяются его результаты. Ведь смысл не в том, чтобы показать клиенту, что нам не все равно, и тем самым эмоционально его подогреть. Смысл в том, чтобы совершенствовать саму систему управления и учиться на своих ошибках.

Шерзоду же хотелось сделать так, чтобы его IT-инфраструктура заставляла человека не откладывать работу с недовольными клиентами в долгий ящик. В итоге он пришел к простому решению: в программе, через которую идут все бизнес-процессы, надо прописать алгоритм, в соответствии с которым работа сервиса блокировалась, если бы количество клиентских претензий достигло, например, пяти. То есть даже если ты директор автосервиса, ты просто не можешь пошевелить мышкой и уйти на другой экран, пока не разделаешься с недовольными клиентами. Жестко, но эффективно. И этот простой кейс наилучшим образом отражает логику системы «Вилгуд» — ты можешь обмануть клиента, можешь обмануть собственника, но не робота. Он собирает всю статистику, знает, где ты схалтурил, и отправляет уведомления о любых отклонениях собственнику. В таких условиях можно либо работать честно, либо уволиться.

Шерзоду хотелось невозможного: чтобы персонал проходил на рабочее место по отпечатку пальцев (исключает прогулы), чтобы камеры не просто бездумно снимали все происходящее, но чтобы считывали номера машин и распознавали те, которые въехали на территорию сервиса без ведома администратора, а значит, могут оказаться левым заработком мастеров. Шерзод думал, что нужно сделать рейтинг всех мастеров по разным критериям, чтобы каждый мог в любой момент посмотреть, сколько он уже заработал и за что, а клиент бы видел ремонт своей машины на сайте компании в прямом эфире.

Реализовать все фантазии Турсуновых в области IT-инфраструктуры удалось не сразу, что-то добавлялось со временем. Но уже на первых этапах работы офис «Вилгуд» стал походить на генштаб небольшого государства. Когда колл-центр не успевал поднимать трубки, теперь на весь офис ревела сирена, словно начинается ядерная война. Каждый процесс, прошлый, настоящий и будущий, можно было посмотреть в программе и понять, как хорошо и быстро он сделан, насколько он соответствует стандартам и средним значениям, которые высчитывали Турсуновы. По сути, каждая из точек была как на ладони.

Барно и Шерзод стали анализировать свои сервисы сквозь призму программного обеспечения. Они изучали, кто и на что тратит время, и поняли, что та штатная модель, которая была на первом автосервисе, оказалась нежизнеспособной на других. Получалось, что многие сотрудники просто были не задействованы, их ресурсы простаивали. Клиентопоток рос, но рос медленно, и искусственно его стимулировать было проблематично. Тогда Турсуновы вспомнили старую добрую Мытищинскую ярмарку. Когда-то они уже придумали отличную оптимизаторскую штуку — уничтожить должности и оставить только работы. Это отлично сработало в отделе продаж «Евродизайна», когда нужно было очистить ряды от бесконечных наливальщиков кофе. Так почему это не может сработать здесь?

Разумеется, в условиях автосервиса уничтожить все должности не получалось, но некоторые не требовали уникальной квалификации, а значит, свободные люди могли подменять тех, кто занят. Наиболее работоспособные оставались, наименее трудоспособные уходили — происходил своего рода естественный отбор. Те, кто выжил, стали получать зарплату выше рынка, и во многом на это повлияла мотивационная система оплаты. Дело в том, что Барно и Шерзод точно знали, сколько времени на какой бизнес-процесс уходит. Они разработали статусную систему выполнения этих задач, и, если каждый конкретный работник выполнял конкретную задачу в соответствии со стандартом качества и времени, он получал бонусные начисления, если нет — ничего не получал. Впоследствии Турсуновы ввели правило, что за несоответствие стандартам баллы снимались, но чтобы их сотрудники спокойно перестроились, наказательная часть была введена значительно позже. Персонал быстро понял, что выполнять нормативы — это чертовски выгодно, зарплата увеличивалась на 10, а то и 20 процентов.

Три этих кита — мультибренд, оптимизация штата плюс реформа логики оплаты труда и доделанная IT-система — дали моментальный выхлоп. Вскоре оба новых автосервиса начали расти. Это случилось как-то само собой. Ничто не предвещало выхода из депрессии. Решения были продиктованы не столько удивительной находчивостью и стратегическим талантом, сколько острой нуждой. Но они сработали.

К апрелю 2014 года «Вилгуд» состоял из пяти автосервисов. Все они были собственностью партнеров. Но даже несмотря на то, что Турсуновым удалось придумать жизнеспособную бизнес-модель, отстроить колл-центр и маркетинг, такими темпами они бы никогда не открыли 100 собственных точек.

Барно часто ходила на конференции автосервисменов и прочие профессиональные сборища. Для нее это было лекарством от депрессии: среди коллег по несчастью она понимала, что дела у них идут далеко не так плохо, как им кажется. А когда все их точки начали расти, именно на этих конференциях она впервые задумалась о том, что их опыт чего-то стоит и его можно продавать. Она рассказывала своим коллегам о том, какие фишки они придумывают, как оптимизируются, и коллеги округляли глаза.

Шерзод тоже постоянно посещал разные тренинги и тоже понимал, что «Вилгуд» вышел из фазы свободного падения и начинает набирать высоту. Он расспрашивал коллег, какие у них проблемы, и понимал, что лишь немногие созрели до того, чтобы размышлять о категориях вроде модели управления: большинство автосервисменов всю жизнь боролись с воровством и некомпетентностью, так что времени подумать о чем-то другом у них просто не оставалось.

После регулярного посещения тренингов Барно окончательно сформулировала мысль, которая зрела у нее довольно давно. Ей казалось, что открывать 100 собственных автосервисов совсем не обязательно. Это было не просто тяжело, но и нерационально. Вместо этого можно предложить другим сервисменам, которые испытывают управленческие и маркетинговые проблемы, свое решение, и от этого будет хорошо всем — и бренду, и собственникам.

Барно целеустремленно начала продавливать эту идею. Она постоянно говорила Шерзоду: «Давай франшизу, давай франшизу». На своих семинарах Барно уже нашла нескольких человек — из Якутии, Казахстана и других мест, все они были заинтересованы и хотели пробовать. Барно говорила, что нужно ковать железо, пока горячо. Но Шерзод был против. Он считал, что если и продавать кому-то Систему, то в Москве, чтобы можно было оперативно разбираться с возникающими проблемами.

На самом деле Шерзод просто не хотел франшизу. Его амбиции отчаянно нашептывали ему: «Нет, не делай этого, не отдавай свой бизнес другим, он твой и только твой!» Ему было плевать на убытки, на глубокий минус, он словно был одержим цифрой 100 и пребывал в каком-то настоящем продолженном времени. Но у них с Барно всегда так и получалось: Шерзод находится в облаках и планирует завоевание мира, Барно считает деньги и колет его иголочкой в зад: «Давай оптимизироваться, давай сокращаться, возвращайся в реальность».

С франшизой к тому же была еще одна небольшая проблема: ее пока просто не было. Готовая модель так и не выкристаллизовалась. Бизнес постоянно менялся, Шерзод прикручивал новые фичи, удалял старые, все находилось в постоянном становлении. У «Макдоналдса», например, есть целый талмуд — 800 страниц о том, как сделать обычный ресторан «Макдоналдсом». Шерзода дико пугала эта перспектива, ведь нужно было сказать «замри!» процессу, который замереть не в состоянии, потому что требует постоянной корректировки в соответствии со стремительно меняющейся реальностью.

Но оставим пока Шерзода с его страхами и послушаем историю об Андрее Варнавском, который неожиданно для себя оказался первым франчайзи Турсуновых.

Глава 20. Варнавский

Если бы книги с названием «И ботаники делают бизнес» еще не существовало, то ее вполне можно было написать об Андрее Варнавском. Он, конечно, не совсем каноничный ботаник, да и его бизнес-история местами больше похожа на перестроечный боевик, чем на приключенческую трагикомедию. Но Варнавский — ходячее доказательство того, что учиться можно и нужно, желательно всегда. И часто именно этот процесс не только обеспечивает материальный успех, но и помогает выжить в самых неожиданных ситуациях и во всех смыслах сразу. Но обо всем по порядку.

Андрей Варнавский родился в небольшом селе в Ставропольском крае. Он никогда не был тем самым зубрящим всезнайкой, который с пеленок шел на красный диплом. Но учился Варнавский хорошо. Его постоянно отправляли на олимпиады вместе с главным отличником в классе. Папа Андрея был директором музыкальной школы, играл на трубе. Он отправил сына учиться на фортепиано. Примерно так и проходила жизнь юного Варнавского — олимпиады, музыкалка, чуть позже выступления на дискотеках и ковыряние в отцовском мотоцикле.

Наиболее жизнеспособные односельчане Андрея Варнавского старались как можно скорее уехать в Ростов, Ставрополь, Питер или Москву: мужчины ехали на заработки, женщины выходили замуж, школьники уезжали поступать. Андрея тоже захлестнул этот поток, и после одиннадцатого класса он захотел в Москву. Многие отговаривали его, убеждали, что поступить из деревни в московский вуз без блата невозможно. Но ему срочно нужно было в столицу, поэтому он собрал чемодан и улетел.

Чтобы поступить в Московский инженерно-физический институт (МИФИ), Варнавскому не хватило одного балла. Было чертовски обидно, мама потребовала, чтобы он возвращался домой и поступал куда-нибудь в Ростове. Но он решил пробовать еще, забрал документы из МИФИ и подал в Московский политех (МАМИ), куда и был принят без экзаменов.

Предпринимательская история Андрея Варнавского началась примерно тогда же, когда и студенческая. Он жил в общежитии, учился по специальности «автоматика и управление». По сути, там преподавали автоматизацию бизнес-процессов на автопроизводствах, было много математики и работы с компьютером, а еще там были машины. Вскоре номер комнаты Варнавского в общежитии уже знал каждый второй студент МАМИ — Андрей помогал писать курсовые и дипломы за скромное вознаграждение. Больше всего сложностей у людей вызывал сопромат, но у Варнавского с этим как раз было отлично. Так он и зарабатывал себе на жизнь — учился, подрабатывал, проходил практику и даже должен был попасть по распределению на КамАЗ. Но вскоре произошли два события, которые в корне поменяли его жизнь.

Первое — развал СССР. После этого ни о каком распределении на КамАЗ никто и не заикался — дела там шли неважно. Второе событие случилось чуть позже, когда Варнавский шел на почту отправлять маме посылку. По дороге он встретил свою будущую жену, в которую тут же влюбился. Они встречались полтора года, после чего расписались.

Чтобы накопить на свадьбу и содержать семью, студенческой стипендии и курсовых по сопромату было явно недостаточно. Всюду цвела мелкая коммерция, и, когда одногруппник предложил поработать продавцом в автомобильном магазине, Варнавский не раздумывая согласился. Деньги по студенческим меркам были отличные. Он продавал горюче-смазочные материалы, параллельно делал домашку и писал страждущим курсовые. Шел 1994 год.

Варнавский не очень понимал в горюче-смазочных жидкостях, но пришлось быстро во всем разобраться. Рынок активно развивался, появился тосол и другие ранее неведомые товары. Клиенты тоже ничего не понимали, но задавали слишком много вопросов, и кто-то должен был на них отвечать. Экспедитором Варнавского часто отправляли закупаться в Чебоксары, там он ходил на завод по производству ГСМ и изучал в теории, что же он продает клиентам.

Бизнес шел в гору. Люди самоотверженно покупали тосол, объемы поставок увеличивались. Варнавский посменно работал с одногруппниками, они вместе прочувствовали все невзгоды и радости розничной и оптовой торговли, но миллиона не заработали даже в складчину. Для этого нужен был решительный шаг. Например — открыть собственный бизнес.

Сложно сказать, что Варнавский излучает какие-то особые флюиды лидера: он скромный, щуплый, с залысинами и тихим голосом. Тем не менее весь его дальнейший опыт показал, что естественный отбор — это не когда побеждает самый сильный. Естественный отбор — это когда побеждает самый хитрый. И обхват бицепса при этом не имеет никакого значения.

Итак, Варнавский с однокурсниками отправился в удивительное путешествие по миру ранней предпринимательской культуры России. У них были передвижные палатки, горюче-смазочные материалы и острое желание заработать деньги. Молодые предприниматели располагали свои точки на трассах и поначалу сами стояли за прилавком. Торговля шла отлично, а Варнавский руководил этой сетью и решал административные вопросы.

За три года маленькая горюче-смазочная палатка разрослась в целую микроимперию. Друзья смогли купить себе нормальные машины, сыграть все необходимые свадьбы. Но сложно сказать, что успех их предприятия был обусловлен каким-то выдающимся бизнес-подходом или инновационной моделью управления. Просто конкурентов было не очень много, сил и амбиций — хоть отбавляй, и ветер эпохи пока еще был попутным.

Учет компании велся в тетрадке, все делалось на коленке, инвентаризировали товар вручную. Варнавскому и компаньонам приходилось собственноручно разливать тосол из огромных тар в более маленькие и вообще ежедневно изобретать какой-нибудь велосипед, чтобы хоть немного упростить себе жизнь. Управлять сетью приходилось руками и ногами, но на каком-то этапе это стало физически невозможно. Тогда они садились за компьютеры и писали какой-нибудь софт, придумывали, как оптимизировать склад и заставить продавцов на точках не разбодяживать тосол.

С персоналом вообще были большие проблемы. В середине 90-х искусства грамотного хантинга еще не существовало (как и бизнес-культуры, какой мы ее знаем сейчас), поэтому молодым коммерсантам приходилось учиться всему на собственных ошибках. Как-то раз они взяли на работу двух гопников. После смены те ходили по метро и просто грабили людей. Однажды таким образом они порезали ножом женщину, и к Варнавскому пришли люди в погонах. Ничего страшного не произошло, но с тех пор компаньоны поняли, что такое HR, стали более внимательно относиться к набору сотрудников и вообще к тому, что и как они делают. Вместо того чтобы нанимать кого попало, они ходили по университетам и приглашали к себе в штат студентов из МГУ и Бауманки.

Увеличивалось количество товарных позиций, прибыль росла, бизнес-процессы необходимо было автоматизировать. Соответственно, в это предприятие нужно было вкладывать не только материальные ресурсы. Прежде всего важно было думать о том, как развиваться, какие есть проблемы и каковы возможные пути решения.

Но думать о бизнес-модели и оптимизации у Варнавского и его друзей никак не получалось. По сути, большую часть времени они решали какие-нибудь проблемы с очередной крышей, которая внезапно подъехала, чтобы стрясти с них деньги. Одни бандиты сменяли других, третьих сменяли милиционеры, которые отличались от всех предыдущих только погонами и фатальной неорганизованностью. Обычно бандиты приезжали на точку под видом покупателей, потом выясняли, под кем бизнес и прочие нюансы. Тут стоит отметить, что все компаньоны Варнавского были иногородними мальчиками из общежития, у них не было никакого дяди-прокурора или дедушки-министра. Когда бандиты это понимали, они провозглашали, что теперь бизнес под ними и им нужно платить дань. Потом приезжали другие бандиты. Опять звучал тот же самый вопрос: «Вы под кем?» Когда Варнавский отвечал, что под теми-то, ему говорили, что так не пойдет и нужно забивать стрелку. Стрелок и разборок было много, компаньоны ездили на эти встречи как на рабочие совещания. С тех пор Варнавский научился не говорить лишнего и отвечать за свои слова. Ну, и заодно познакомился с разнообразными видами огнестрельного оружия. Днем Андрей с компаньонами занимались общением с крышевателями и тратили время на совершенно нерациональную возню; ночью думали о том, как оптимизировать бизнес и сделать так, чтобы продавцы не воровали на точках.

Иногда бандиты приезжали и громили магазины просто так, по велению души. Они могли внезапно заявиться и потребовать еще денег или просто ответить за базар. В основном крышеватели представляли собой слепое движение неконтролируемого зла, обращенное к конкретному представителю бизнеса не по причине какого-то замысла или строго спланированной устрашающей акции, а просто потому, что так получалось. Ехали на машине, перекурили лишнего и полезли выяснять в первую попавшуюся палатку ГСМ, кто эти продавцы по жизни и уважают ли они пацанов. Но век таких бандитов был недолог. Внутрикорпоративная культура их планомерно уничтожала.

Настоящие войны разворачивались между наиболее организованными преступниками и милицией. Первые были дисциплинированными и жесткими; этого же они требовали и от предпринимателей, которых крышевали. Они отлично умели воздействовать на людей, и прокатиться в лес на машине без ручек за просроченный платеж было далеко не самым страшным приключением. Варнавскому доводилось участвовать в таких круизах. Спустя двадцать лет он вспоминает об этом с улыбкой, словно бы никогда и не был на волосок от смерти.

Правоохранительные органы не отставали. Они были не так организованы, но имели админресурс и вроде бы легитимную социальную миссию. Но на деле эти люди просто отбивали точки, и платить теперь приходилось уже им. Вместе с органами приходила дополнительная коррупционная нагрузка, и в некотором смысле с бандитами было даже легче.

В целом бизнес развивался непредсказуемо и стихийно. Но самое ужасное было даже не то, что бизнесменам из 90-х приходилось периодически смотреть в дуло пистолета, а то, что от этого страдала предпринимательская культура в целом. Потому что приходилось заниматься совсем не управленческими проблемами, а балансировать и воевать со всеми, кто хотел повоевать с тобой. Все, что было сделано, неведомые стихийные силы природы могли разрушить в один момент.

Но время балабановских сюжетов ушло. Те, кто его пережил, изменились, стали более собранными и организованными, осторожными. Варнавский с ироничной усмешкой замечает, что как минимум один плюс из всей этой истории он извлек. Это дисциплина и какая-то нефиксируемая медициной джедайская сила. Просто если бандиты чувствовали, что человек слаб, его давили. Но они всегда ценили, когда их вынужденные партнеры знали, о чем говорят, и не были хлюпиками.

Парадоксально, но перестроечная бизнес-история Андрея Варнавского закончилась не из-за каких-то масштабных бандитских разборок и передела территории. За три года они с компаньонами смогли создать и удержать за собой пятнадцать разнокалиберных торговых точек. Залогом их успеха было расположение — дорога была золотой жилой. Компаньоны готовились к выходу на другой уровень и возлагали большие надежды на реконструкцию МКАД. В 1998 году она должна была закончиться, и на развязках Варнавский и его товарищи построили специальные торговые павильоны. Они заключили официальный годовой контракт на аренду, все необходимые договоренности с властями были достигнуты, точки открыты, товар загружен. И вдруг, вскоре после переезда, им внезапно присылают предписание свернуть бизнес за 24 часа без всяких компенсаций. Никаких альтернативных вариантов предложено не было — только уходить в область. По сути, весь их бизнес смели, как какой-нибудь ларек на Чистых прудах.

Такой сюрприз от московской мэрии сильно подкосил команду. Открыться заново у них не получилось, и бизнес развалился. Двое компаньонов ушли работать на рынок, один вернулся домой, а Варнавский остался в раздумьях. Все, что у него было, — это какие-то накопления, квартира в подмосковном Троицке, где они жили с женой, и неприятный осадок на всю жизнь.

Делать было нечего. Андрей снял павильон в Троицке и продолжил заниматься тем, в чем понимал лучше всего, — торговать ГСМ. В этом городе был всего один хороший автомагазин, который специализировался на российском автопроме. Но на рынке уже было много иномарок, на которые где-то нужно было брать запчасти, и Варнавский решил расширить ассортимент. Дела шли нормально, и вскоре он попробовал снять более крупное помещение в только что построенном торговом центре. Туда перешли все запчасти.

Как-то раз к Варнавскому в магазин зашел клиент, что-то купил и говорит: «Вот хорошо, если бы у вас был еще и Bosh-сервис». Сказав это, клиент тут же удалился. Это было странно. Варнавский, конечно, знал, что Bosh производит стиральные машинки и, вероятно, чинит их. Но он ничего не знал про сеть автосервисов, которая работает в России под этим же брендом. Он навел справки и выяснил, что не просто работает, а выдает франшизы.

В Троицке на тот момент было много гаражных авторемонтов, и два более-менее приличных. Варнавский понимал, что время территориального завоевания рынка ушло и началась конкуренция и битва за качество. В этом контексте слово Bosh звучало очень даже неплохо, и Варнавского захватила эта идея. ГСМ и запчасти у него уже были, так почему бы не чинить машины самому? До начала нулевых люди в основном ремонтировали автомобили своими силами, но, когда в машинах появилась сложная электроника, это стало проблематично. Граждане стали больше ценить свое время, и количество сервисов увеличивалось. Вот только был один нюанс. Обычно клиенты сами приносили комплектующие, в автосервисе их часто портили, и из-за этого возникали бесконечные конфликты: кто виноват — продавец фуфла или криворукий мастер? Варнавский подумал, что раз у него свой большой магазин запчастей, он может лишить всех этой дурацкой проблемы, ведь он сам давал гарантии на то, что продавал.

Он поговорил с Bosh и начал перестраивать свое помещение, чтобы разделить клиентскую зону и ремонтный цех. Впереди был еще целый ряд внутренних реформ. Высокая планка требований этой сети диктовала много такого, что было на грани возможного. У руководителя должно было быть высшее автомобильное образование, а еще нужен был профессиональный диагност, который прошел бы несколько курсов обучения в школе Bosh.

В Троицке таких хороших диагностов не было, и тут история автосервисмена Варнавского должна была подойти к концу, если бы он не был Варнавским. Учеба для него была чем-то совершенно нормальным и даже неотъемлемым, после МАМИ он успел получить еще одно высшее образование и в душе так и не перестал быть тем самым студентом из прошлого. Так что он решил пойти учиться на диагноста самостоятельно и через полтора года получил квалификацию международного эксперта.

В 2008 году Варнавский купил подъемники, диагностическое оборудование и начал работать под брендом Bosh. Нужного сотрудника так и не удалось найти, так что ему пришлось самому принимать машины и даже ремонтировать их.

На тот момент Bosh мог предоставить, по сути, только бренд и повышение квалификации диагностов. И то и другое было высочайшего качества, но оставалась одна проблемка. Франшиза не предлагала ничего особенного с точки зрения модели управления.

Вроде бы все шло своим чередом, автосервис работал, даже что-то зарабатывал, но адекватных денег все равно не приносил. Варнавский понимал, что загрузки клиентов не хватало. То есть на жизнь хватало, но бизнес не развивался. В какой-то момент эта апатия ему надоела, и он начал искать пути решения. Ему казалось, что самый простой способ привлечь клиентов — играть на стоимости услуг. Он все время пытался быть в рынке или даже ниже рынка, делал бесплатную замену масла и прочие элементарные акции, но люди просто приезжали за халявой, меняли масло и уезжали. А колодки им все равно менял дядя Вася в своем гараже.

Деваться было некуда — Варнавский понял, что нужно учиться дальше. Он стал читать журналы, книги про автосервисы. Автором одной из них оказался Дмитрий Дубровский, который помимо писательства вел еще и многочисленные семинары и тренинги по успешному управлению автосервисом. Варнавский стал посещать какое-то совершенно бесконечное количество образовательных ивентов. Там была разношерстная публика, некоторая кочевала от одного семинара к другому, но самым заядлым учеником был Шерзод. Его лицо Варнавский постепенно запомнил, спустя какое-то время они начали здороваться.

Тренинги автосервисменов — это вообще крайне занятная штука. Все приходят туда по разным причинам. У кого-то действительно проблемы, кто-то хочет самоутвердиться, кто-то — засветиться, кто-то по-тихому занимается промышленным шпионажем. Из-за этого там часто случаются комичные ситуации, когда кто-нибудь пытается преувеличить собственные показатели или не хочет честно рассказывать о проблемах, раздувая щеки и изображая запредельную успешность. Варнавскому нравилось, что Шерзод был без понтов и говорил только по делу. Он постоянно развивался, учился и по сути был таким же вечным студентом. Со временем они даже начали помогать друг другу делать домашку.

Варнавский видел, что Шерзод погружается в предмет очень глубоко, много внимания уделяет автоматизации и модели управления. Варнавского и самого жутко захватывали эти проблемы, только вот времени самому экспериментировать критически не хватало. Но самое главное — он увидел в Шерзоде потерянного единомышленника.

В один прекрасный день весной 2014 года Андрей все утро простоял в пробках и злобно ругался на весь окружающий мир. Он опаздывал на очередную конференцию автосервисменов Дмитрия Дубровского. Там должна была выступать Барно, жена Шерзода. В итоге Варнавский успел под конец ее выступления, на котором она объявила о том, что они собираются продавать франшизу. Несмотря на то что само выступление Барно Варнавский почти не услышал, он примерно представлял, как думает и к чему стремится Шерзод. В тот день они встретились, и Варнавский спросил, не хотят ли они продать ему франшизу.

На самом деле ответ у Шерзода уже был готов. После конференции несколько человек уже выразили свое желание встать под знамена «Вилгуд», но Шерзод ответил им отказом.

— Если продавать, то только Варнавскому, — говорил он Барно в ответ на ее недоуменные возмущения. Один человек хотел открыть «Вилгуд» на другом конце страны, еще один — вообще в бывшей республике СССР. Но Шерзоду все это поначалу не нравилось: он боялся, что на расстоянии отстраивать работу будет очень тяжело, и дело накроется медным тазом. Выбор первого франчайзи — дело слишком ответственное, чтобы иметь дело с первым встречным. Это должен быть не просто человек с деньгами. Это должен быть единомышленник до мозга костей.

Тут можно задаться простым вопросом: если Варнавский хорошо знал, что и как делает Шерзод, почему он не мог просто скопировать его идеи? Ответ очень простой: не было времени и денег, потому что он сам занимался всем подряд, начиная от диагностики автомобилей и заканчивая стратегическим планированием. Он понимал, что у Турсуновых работают программисты, у них есть своя IT-инфраструктура и маркетинг — все то, что дешевле купить, чем построить.

Когда Барно на конференции объявила, что франшиза стоит миллион рублей, по залу пронесся возмущенный ропот. Многие скептически отнеслись к идее платить кому-то миллион, во многом потому, что представляли себе франшизу как что-то сугубо из области брендинга и симпатичных фирменных спецовок. Но Варнавский отлично понимал: чтобы развиваться самостоятельно, ему пришлось бы тратить соизмеримые суммы, если не больше. Ведь эти двое уже прошли большой путь, набили много шишек, исправили кучу ошибок, а ему еще только предстоит это сделать.

Главное, что подкупило Варнавского, — это привлечение клиентов, которое обещали в «Вилгуд». У него совершенно не хватало времени на контекстную рекламу, баннеры и все это знакомство с новым дивным миром. Отдельным пунктом был, разумеется, колл-центр. Из-за того что работа с клиентом не была как следует отстроена, терялась примерно половина клиентов. Варнавский пробовал нанять администратора, но ничего не вышло. Он понимал, что может и умеет ремонтировать машины, но работать с клиентом — это просто катастрофа.

Вскоре после конференции Варнавский и еще несколько потенциальных франчайзи пришли на экскурсию в «Вилгуд». Барно и Шерзод дико комплексовали, что у них все скромно и без особого лоска, но со стороны это выглядело очень даже прилично. Один только колл-центр уже внушал ощущение, что тут все очень серьезно.

Варнавский не стал долго раздумывать. Он все посчитал, прикинул и решил, что франшиза себя окупит. Он заплатил и вместе с мастерами-консультантами опять отправился учиться, только на этот раз в «Вилгуд».

Раньше Варнавскому казалось, что в целом дела у него идут неплохо. Но когда он перевел свой сервис на новые рельсы, оказалось, что он сильно ошибался. Он получил в пользование трех китов — колл-центр, маркетинг и IT-инфраструктуру, главный результат бесконечных подсчетов эффективности, которые постоянно делали Турсуновы.

В общем-то, в жизни автосервиса Варнавского изменилось практически все, начиная от самых элементарных вещей вроде расписания. Например, оказалось, что высокоразвитая доска планирования сильно упрощает жизнь. Раньше все велось вручную, и человеческий фактор постоянно портил кровь — про кого-то непременно забывали, кто-то звонил и отменял заезд, но запись об этом терялась. В итоге все превращалось в бардак. Раньше можно было только приблизительно понимать, что и когда будет готово. Поэтому одних клиентов записывали с запасом и отказывали другим. Сетка систематизировала время выполнения всех работ. Появился четкий график, стало ясно, что и когда произойдет — от появления заказа до оплаты. Каждое действие было ограничено по времени, Турсуновы разработали стандарты практически всех бизнес-процессов, и им нужно было соответствовать. В результате выяснилось, что в день можно обслуживать гораздо больше клиентов, чем казалось.

В отдельном блоке программы Варнавский видел ключевые показатели сервиса. Раньше высчитывать их приходилось вручную, да и то если было время. Теперь он мог оперативно реагировать на то, что происходило у него на точке, и такое многоуровневое планирование сильно изменило восприятие бизнеса. Он наконец-то почувствовал, что это все принадлежит и подчиняется ему.

В режиме реального времени велся расчет зарплаты каждого сотрудника. Больше не надо было ждать бумажек из бухгалтерии. Теперь можно было постоянно контролировать, сколько ты заработал и по каким показателям нужно подтянуться.

Раньше средний чек своего сервиса Варнавский знал только приблизительно, в формате общебольничной температуры. Теперь в программе он мог узнать его точно, и не только по сервису, но и по каждому мастеру. Все работали индивидуально — кто-то лучше продавал услуги, кто-то запасные части. Оказалось, что с этим можно и нужно работать.

Вообще, каждый мастер всех автосервисов «Вилгуд» знал, как он работает относительно других. В программе была информация по производительности всех в режиме рейтинга, можно было посмотреть, кто и как справляется с задачами, сколько успевает обслужить клиентов, у кого самый большой средний чек и так далее. Варнавский видел, что этот соревновательный эффект подстегивает. Людям не хотелось быть лузерами, они равнялись на тех, кто на самой верхушке этого рейтинга.

Разумеется, переход к новой системе работы был жутко болезненным. Сотрудникам не нравилось, что приходилось работать под контролем. И прежде всего под контролем времени. Они привыкли работать в комфортном темпе, и непонятно откуда взявшиеся стандарты всех жутко бесили. Людям не нравилось отмечаться в начале и конце выполнения работ, они ворчали и возмущались. Варнавскому ничего не оставалось, кроме как работать с каждым индивидуально и убеждать, что нужно попробовать. Это был самый сложный момент — терпеливо, медленно и внятно рассказать, что есть клиент и чем быстрее и лучше его обслужишь, тем больше денег заработаешь. Варнавский оказался человеком терпеливым, и он ценил свою команду. Так что в итоге удалось сохранить всех сотрудников, а им было ой как нелегко.

Единственным, чья жизнь резко стала легче и приятнее, был сам Варнавский. Во-первых, теперь он анализировал и контролировал все. Возможность воровства практически исключалась. Сговор клиента и мастера был технически очень затруднителен: в случае каких-то изменений в заказе управляющему тут же приходило оповещение. Программа видела отклонения в действиях сотрудников и отправляла сообщения обо всем, что казалось подозрительным. Если менялось время выдачи или перечень работ, все это отражалось в базе, а собственник мог узнать, что происходит и почему.

А во-вторых, у Варнавского появилось время, чтобы думать. И это было невероятно. Именно этого ему так не хватало за все время своего предпринимательства, начиная от бандитов и ментов и заканчивая постоянным тушением пожаров и прикрыванием черных дыр в самых неожиданных местах его автосервиса.

С первого месяца было понятно, что бизнес меняется. И Варнавский, и его сотрудники увидели, как увеличился поток клиентов. Они перестали принимать звонки и заявки напрямую, поэтому экономили теперь уйму времени на приемке. Сотрудников ничто не отвлекало от работы.

В результате оказалось, что за полтора месяца оборот сервиса увеличился почти в полтора раза. Через три месяца он вышел на стабильную прибыль. И Варнавскому захотелось еще. Раньше он совершенно не понимал, как можно управлять хотя бы двумя автосервисами, не говоря уже о трех или четырех. Теперь он почувствовал, что на самом деле значит слово «неплохо».

Вскоре Андрей отыскал площадку и через четыре месяца после покупки франшизы открыл новую точку, а потом еще три. Но это уже другая история.

Глава 21. Франшиза, или Искусство жениться

Сказать, что Турсуновы были на седьмом небе от счастья, — не сказать ничего. Они были в полном восторге. Они видели, как на глазах автосервис Варнавского преображается и начинает выдавать совершенно неожиданные результаты, на которые они особо не надеялись. Даже у них самих все было не настолько результативно и стремительно, как у их первого франчайзи.

Скепсис Шерзода почти улетучился, Барно уже выстраивала планы, где она сможет найти еще 94 франчайзи, чтобы выполнить план. Успешный кейс Варнавского подарил им веру в то, что они на правильном пути и нужно вплотную заниматься именно франшизой.

Публичные выступления Турсуновых на конференциях, участие в семинарах и прочая околопредпринимательская активность тем временем давали свои плоды. Люди узнавали о том, что есть «Вилгуд», и начинали осторожно интересоваться. Были и такие, кто влюблялся с первого взгляда. Но что бы ни говорили романтики, это чувство бывает обманчиво.

Любовь с первого взгляда — именно так и произошло со вторым франчайзи «Вилгуд». Турсуновы познакомились с ним в Питере, и вскоре он приехал в Москву посмотреть, как работает система. Гость был просто в восторге от Барно и Шерзода, радостно расстался со своим миллионом и приготовился к золотому дождю.

Доподлинно известно, что золотой дождь лучше всего встречать где-нибудь в отпуске, попивая коктейль в шезлонге. Тогда он непременно прольется. Второй франчайзи «Вилгуд» об этом знал, поэтому в день открытия филиала он просто куда-то пропал вместе с женой.

Собственник не приезжал на обучение, а его сотрудники не особо рвались на занятия и постоянно их пропускали. Турсуновы напряглись, но надеялись, что все люди взрослые, ответственные и работа второй франшизы отстроится по ходу.

Нетрудно догадаться, что происходило в том автосервисе в первый день работы по новым правилам. Собственник отсутствовал, а сотрудники массово восстали против «Вилгуд». Они целый день ругались с колл-центром, жаловались, что ничего не получается. В перерывах между перебранками они постоянно звонили собственнику и рассказывали, что все плохо и ничего не работает, а он купил кота в мешке, и вообще тупость какая-то.

Барно и Шерзод пребывали в полнейшем ауте. Они были уверены, что если Варнавский выдал такие показатели и даже не потерял никого из команды, то и у второго франчайзи все будет гладко. Но гладко не получилось. Вечером он позвонил и начал ругаться, потому что их система не работает. Турсуновы выслушали эту тираду и на следующий день отправили Юлю, чтобы она на месте разобралась со всеми проблемами и обучила нерадивых сотрудников. Но обучаться никто не хотел. Ее воспринимали в штыки, как и их детище. На второй день собственник снова позвонил. На этот раз он уже кричал, что все из рук вон плохо, а где же его показатели?

Барно и Шерзод ехали в машине. Целый день они воевали с новым франчайзи и его персоналом. К концу второго дня оба были на нервах. Барно начала одолевать настоящая паника.

— Шерзод, что делать? — сквозь слезы спрашивала она.

— Знаешь, выбрать партнера по бизнесу — это как пожениться, — вымученно ответил Шерзод. — Франшиза — это тоже партнерство. Вот ты представь, тебе каждый день с ним придется разговаривать. Каждый! Ты можешь себе представить, что каждое утро ты просыпаешься и видишь вот этого человека. Что нужно сделать?

— Позвонить и предложить вернуть деньги, — ответила она.

Барно тут же набрала нового франчайзи и спросила, как дела. В ответ, разумеется, из трубки вылилась очередная тирада о том, что «Вилгуд» не работает, посыпались обвинения и претензии.

— Подождите, я вам самого главного не сказала, — деликатно ответила Барно. — Дело в том, что это ваш бизнес! Показатели будете делать вы, они от вас зависят прежде всего.

Собственник был ошарашен. Повисла неловкая пауза.

— Это ваш бизнес, — продолжила Барно. — Мы только помогаем вам его развивать. Но у меня для вас есть предложение: давайте я вам все деньги верну? Мы не гарантируем результат. Мы не продаем франшизу без обучения собственника.

Он немного помолчал и согласился.

Вторая точка стала полным провалом. И что особенно неприятно — провалом первым, но не последним. Если порыться в интернете, то там и сегодня можно найти десятки проклятий возмущенных клиентов, которые желают сотрудникам «Вилгуд» гореть в аду, желательно вместе с его владельцами. Все это последствия великой битвы, которую вели теперь Шерзод и Барно, овладевая непростым искусством масштабировать свой бизнес при помощи франчайзинга, не теряя при этом в качестве услуг. Первые несколько раундов были проиграны вчистую.

«Начитавшись положительных отзывов про “Вилгуд”, сдуру поехал в этот полусервис на Каширке. Приняли сразу же и отправили на диагностику, которая ничего не показала. Вышел менеджер и предложил оставить машину. Я его послушал и жестоко пожалел об этом. Более трех месяцев машину ремонтировали, несколько раз разбирали двигатель, заменили кольца, вкладыши, колпачки, перешивали мозги и так далее. Слава богу, отказался от капитального ремонта, который настоятельно рекомендовали сделать. С трудом удалось забрать автомобиль с приличными финансовыми потерями»^[3].

«Решил поменять ремень ГРМ на “Хонде-Цивик”. Договорились с ценой работ 5500 р. Цена запчастей тоже была оговорена. Обещали все сделать за три часа. Приезжаю вовремя с беременной женой. Оказалось, запчастей нет, сделать в указанное время они не смогут, цена работ выросла почти до 7000 р. Потерял день впустую. Никому не советую этот “Вилгуд”. Они даже между собой не могут согласовать время ремонта, а цену сочиняют сразу на ходу на усмотрение мастера»^[4].

«Обратился к данным деятелям с просьбой поменять резину. Все сделали без нареканий. Снятые покрышки упаковали в двойные пакеты. Уехал довольный. Спустя время обнаружил, что два баллона из четырех не мои. Вместо резины с пробегом 2000 км мне, вероятно случайно, положили совершенно изношенную»^[5].

«Мне уже не жалко репутации этой компании. Почитав другие отзывы, понимаю, что людям еще повезло. Мне же был запорот движок по обычной регламентной работе. Видимо, будем общаться в судебном порядке»^[6].

Шерзод и Барно читали эти отзывы на сайтах, потом они начали им сниться по ночам. Они запустили серию служебных проверок и клиентских расследований — в результате выяснилось, что примерно половина этого «голоса народа» наколдована SMM-щиками конкурентов. Отзывы были написаны с одного и того же IP-адреса, а попытки связаться с возмущенными клиентами на предмет компенсации остались без ответа. Еще одна «улика» — все чаще в конце подобных «криков души» их авторы услужливо предлагали читателям «более достойную альтернативу», какой-нибудь идеальный автосервис «Трудолюбивый муравей», адрес и телефон прилагается.

Но новые познания в области недобросовестного социального маркетинга служили слабым утешением. Шерзод и Барно понимали, что, даже если вычесть «подделку», количество недовольных клиентов у них пока недопустимо велико. Если они собираются в день обслуживать хотя бы 500 машин и 1 % посетителей останутся недовольны, то это уже 150 разгневанных автовладельцев в месяц плюс все, с кем они поделятся своими негативными впечатлениями. За год может собраться небольшая армия. И это прямое следствие того, что Турсуновы пока так и не научились правильно работать со своими франчайзи.

Проблема эта существует ровно столько же, сколько и сам франчайзинговый бизнес. Во всем мире довольно трудно найти два «Макдоналдса» с абсолютно одинаковыми показателями качества. Особенно сильно это чувствуется, когда сравнишь шикарный московский «бигмак» и его брата по разуму из какого-нибудь захолустья Нью-Джерси. Они правда очень отличаются. Чтобы хоть как-то подвести под тысячами ресторанов черту и общий знаменатель, корпорация тратит значительные усилия, специальные люди постоянно инспектируют франчайзи и переучивают их. И все равно находятся тысячи отравившихся, ошпарившихся и просто очень злых клиентов, которые строчат жалобы и подают иски в суд. От этого никуда не уйти, но это не значит, что ничего не нужно предпринимать и просто ждать, когда армия хейтеров возьмет офис управляющей компании штурмом.

Новая полоса неудач, конечно, расстроила Барно и Шерзода, но ненадолго. В их предпринимательской карьере было столько взлетов и падений, что их уже не тошнило при любой турбулентности. Осадок остался, но нужно было двигаться дальше. Количество партнеров постоянно росло, Варнавский хотел еще одну франшизу, другие тоже интересовались. Оказалось, что тусовка автосервисменов не такая уж большая и разрозненная и о чем-то действительно стоящем все узнавали моментально.

Но теперь Турсуновы понимали, что быстрый рост — это не менее серьезная проблема, чем стремительное падение. Нужно было во что бы то ни стало найти человека, который будет отвечать за развитие сети, помогать будущим франчайзи правильно внедрять новые инструменты управления и сводить к минимуму «шумы» на местах. По идее, это должен был быть кто-то из руководящего тандема, но клонировать Барно или Шерзода не входило в планы компании.

Глава 22. Настоящий детектив и немного христианизатор

Годом ранее в «Вилгуд» пришел новый мастер-приемщик Александр Михайленко. Он занимался машинами с шестнадцати лет, был подмастерьем у маляра, мотористом, механиком, арматурщиком — одним словом, перепробовал все возможные позиции. До «Вилгуд» Александр работал мастером-приемщиком у официальных дилеров Honda и Volkswagen. Михайленко везде числился на хорошем счету, его отмечали как лучшего работника, выписывали грамоты и премии.

Первое, что почувствовал Михайленко, когда пришел в «Вилгуд», было физическое отторжение и непонимание. Поначалу он просто не мог смириться с тем, что напридумывали Турсуновы. Нет, он, конечно, многое повидал, разные фишки его новых работодателей были реализованы у других высокоразвитых автосервисменов. Но все это выглядело поверхностно, они казались скорее незначительными штрихами в аранжировке рабочего процесса и не меняли работу принципиально. Нигде не было такого тотального и концентрированного контроля. Михайленко не особо нравился контроль. Вся эта сложная махина, конечно, вызывала у него уважение как плод качественной и кропотливой работы. Но он не понимал, зачем контроль нужен лично ему, ведь он и так профессионал с грамотами на стенке. Раньше он был сам по себе, выполнял задачи, когда и как хотел. Тут же все было иначе.

Два месяца шла война. В голове Михайленко сражались два человека. Один — инертный, но отличный профессионал со слегка завышенной самооценкой, который был выше всяких дурацких нормативов. А другой — рациональный и организованный человек, который был приучен не просто к дисциплине, а к дисциплине в специальных войсках, о которых обычно не сильно распространяются. Михайленко прошел через все стадии — от отрицания до принятия. И если вначале ему казалось, что он все знает лучше всех и умеет ездить без дополнительных палок в колесах, то к концу, когда его доход сильно вырос, он наконец понял, в чем прикол. Александр уже тогда осознал, что «Вилгуд» не для всех. И это правда: многие отфильтровываются, боятся системной работы или просто не тянут из-за природной лени. Это не значит, что они плохие, — есть разные темпы и способы организации труда. Просто это место оказалось со своей атмосферой. В конце концов он почувствовал эту атмосферу, проникся ею и понял, что «Вилгуд» ему подходит.

После того как рациональный и дисциплинированный Александр Михайленко победил инертного зазнайку, у них обоих дела резко пошли в гору. Шесть месяцев он работал мастером-приемщиком. Шерзод видел, как меняется его подопечный, насколько он прочувствовал те ценности, которые культивировали Турсуновы. Так что, когда встал вопрос о том, кого сделать управляющим точки, у Шерзода не было никаких сомнений.

За три месяца на новой позиции Михайленко отлично себя показал, и после этого ему предложили быть руководителем сразу двух сервисов. А через два месяца ему вверили еще и третью станцию. Все дело в том, что IT-инфраструктура «Вилгуд» позволяла не присутствовать в трех местах одновременно, но держать все под контролем из одной точки, так что Александру не приходилось разрываться на части и сходить с ума.

Главная функция Михайленко заключалась в том, чтобы разбираться, что идет не так, отстроить на новых точках все механизмы и найти ошибки. Он смотрел статистику, показатели и приходил общаться с персоналом, после чего понимал, в чем проблема. Часто она заключалась в том, что мастера не были лояльны к системе и не разделяли идеологию компании. Михайленко это отлично чувствовал, поскольку и сам еще недавно был точно таким же. Когда Михайленко находил лояльных мастеров, показатели резко увеличивались и все шло в гору.

Турсуновы рассудили, что у Александра получается хорошо управляться одновременно с большим количеством точек, он досконально знает, что такое автосервис, был сомневающимся, но уверовал и стал одним из главных сторонников идеологии «Вилгуд». Значит, ему и быть директором по развитию сети. Они понимали, что продать франшизу — это одно, но совсем другое — правильно ее установить и проследить за тем, чтобы все работало. А уж совсем третье — это развивать и поддерживать образовавшуюся партнерскую цепь, чтобы от нее не отваливались звенья по ходу дела. Михайленко работал и на точках-стартапах, которые открывались с нуля, и на готовых сервисах; он тонко чувствовал отклонения в работе точек и настроения мастеров. А что еще надо?

Барно и Шерзод наделили Александра специфическими должностными обязанностями. С одной стороны, он был ходячим носителем идеологии и должен был ее внедрять. То есть буквально заражать людей верой в то, что если они будут следовать Системе и не лениться, то все будет очень хорошо. Он был своего рода просветленным христианизатором, апостолом Павлом, который приходил на землю язычников и предлагал им кое-что поинтереснее. А с другой стороны, ему приходилось быть настоящим детективом — выезжать в поле, работать с уликами и разбираться, кто убил статистику за прошлый месяц и потихоньку подворовывает у собственника.

Проработав на своей должности больше двух лет, Александр Михайленко сегодня четко понимает, что в России культуры сервиса как таковой нет, а если и есть, то ее очень немного. Но его задача — не просто настроить франшизу, чтобы шестеренки приводили в движение другие шестеренки. По сути, Михайленко воюет именно с культурной инерцией, когда на полном серьезе приходится объяснять, что клиент — это ресурс, причем важнейший. Казалось бы, некоторые внешние признаки клиентоориентированности и оптимизации, вроде талонов электронной очереди в поликлиниках и почтовых отделениях, уже давно появились, но в корне ситуация не меняется. Михайленко приходится объяснять, что жесткое планирование действительно помогает быть пунктуальным, клиент может рассчитывать на то, что машина будет готова ровно тогда, когда это написано в его СМС. Если человек чувствует, что все прозрачно, он видит весь процесс, то начинает доверять. Когда он может посмотреть, как чинится его машина онлайн, он наверняка вернется сюда снова. Все это вроде бы простые вещи, которые, тем не менее, оказываются для «язычников» далеко не такими очевидными, как хотелось бы.

В роли христианизатора Михайленко непосредственно занимается обучением неофитов. Франчайзи делятся на две категории. Одни дошли до какого-то уровня и не могут дальше развиваться. Другие не имеют опыта в автосервисе вообще, но хотят научиться. В компании и к тем, и к другим относятся хорошо. Потому что все, кто готов мыслить системно, могут работать. В середине второго месяца даже самые неопытные выходят на операционный ноль.

За время работы франшизной программы в «Вилгуд» разработали вполне простую и понятную схему внедрения своего продукта. После того как собственник становится партнером, он приезжает в главный офис и проходит все ступени обучения. От работы администратора до бухгалтера. Есть теоретическая часть, есть практическая. Первый этап обучения длится три дня, за которые он должен усвоить всю механику работы.

Следующая часть — теоретическое обучение его сотрудников. Если это другой город, то обычно это происходит по скайпу. Но, как правило, первый же созвон превращается в бомбардировку вопросами, которые можно объединить примерно в один — зачем нам все это нужно?! Когда люди еще на стадии обучения видят, что их ждет, они начинают увольняться. Просто они понимают, что дальше подворовывать и халтурить не получится. Но бывает и так, что сотрудники не увольняются, а объявляют войну новому мировоззрению. И тут в дело вступает детектив Михайленко.

Вот конкретная история. Однажды бизнесмен из Петрозаводска решил купить франшизу. После первичного обучения собственника и персонала Михайленко пришлось выехать в командировку. Прошло уже две недели работы сервиса, а показатели росли не в том объеме, в котором это было запланировано. Все выглядело очень странно, и в руководстве «Вилгуд» решили, что необходимо изучить слабые места в полевых условиях. Михайленко отправили вести расследование.

Сотрудники сервиса уже на стадии обучения изначально воспринимали все в штыки. Один из мастеров, амбициозный, харизматичный молодой смутьян, по сути, выполнял функцию управляющего и был лидером коллектива. Он убеждал собственника, что «Вилгуд» от лукавого, им все это не нужно и они могут справиться самостоятельно. Когда Михайленко приехал туда, он увидел, что система работала не в полную мощность. Сотрудники просто игнорировали мотивационную часть и ежеминутно говорили собственнику, что пора возвращаться к прежним порядкам — поиграли и хватит.

Три дня Михайленко находился в Петрозаводске. За это время он успел разобраться, что во всем виноваты личные симпатии и неверно выстроенная иерархия рабочих взаимоотношений. Александр еще раз показал собственнику, как запустить систему на полную катушку, и рекомендовал не сдаваться под гнетом сотрудников, проявить твердость.

Это типичная ситуация, когда за первые две недели работы во франшизе у коллектива и собственника скапливается колоссальное количество вопросов и противоречий. Александр к ним давно привык и уже может издавать сборники претензий и ответов на них. Механики больше всего ненавидят учет рабочего времени. У них колоссальное отторжение. Часто дело даже не в том, что они какие-то воришки. Многие просто боятся, не хотят выходить из зоны комфорта, говорят, что ничего не понимают в компьютерах, их дело гайки крутить, а не нажимать на кнопки.

Почти все терпеть не могут отмечаться и приходить на работу по отпечатку пальца. Контроль за этим во всем мире обычно осуществляется при помощи карточек. В «Вилгуд» тоже пытались вводить карточки. Сотрудники должны были отмечаться в начале и конце рабочего дня. Но, разумеется, они быстро нашли высокоорганизованное решение. Сотрудники выбирали человека, который был дежурным и приходил всегда вовремя. Пакет с карточками находился у него. Он отмечал всех разом. Разница во времени составляла иногда доли секунды, словно пробежала толпа, которая отчаянно расталкивала друг друга, чтобы скорее отметиться. Вечером то же самое. На этом мошенники и погорели. В один прекрасный день Шерзод сказал «стоп». Он понимал, что нужно было ввести учет рабочего времени по какому-то опознавательному знаку, который один сотрудник не сможет передать другому. Вряд ли кто-то будет отрезать себе пальцы и передавать их на хранение дежурному, подумал Шерзод и ввел именно такую учетную систему. Все быстро нормализовалось, хотя многие еще ворчат, что отпечаток — это их интимный телесный слепок, которым они не обязаны делиться.

Петрозаводский собственник искренне пытался преодолеть недовольный бубнеж своих сотрудников, он понимал, что перейти на систему «Вилгуд» было в его интересах. Его показатели за месяц увеличились, и довольно стремительно. Но все могло бы сложиться еще лучше, если бы при этом сотрудники не старались во что бы то ни стало помешать системе. Они умышленно создавали проблемы своему патрону. Отключали камеры, не открывали заказ-наряды, заведомо увеличивали время обслуживания автомобиля, чтобы не было возможности брать другие заказы. Творилось что-то невообразимое. В итоге сотрудники победили собственника. Это был самый жесткий саботаж, который смог припомнить Михайленко. Но нечто подобное в его детективной практике происходит постоянно.

За это время Александр понял, что главная проблема при внедрении франшизы — личностные отношения. Они должны уйти на второй план. Ничего лишнего — только бизнес. А в Петрозаводске были сложно устроенные личные отношения мастера и собственника. В таких историях до последнего обычно доходит только малая доля заработка. Но он закрывает на это глаза. Чаще всего из-за страха. Не многие готовы в какой-то момент остановить локомотив, сказать всем «стоп!», закрыть двери и безжалостно навести порядок. Собственники боятся саботажа, боятся, что, если они начнут вводить дисциплину, сотрудники уйдут и некому будет чинить машины. Да и машин никаких не будет, потому что все клиенты принадлежат мастеру, а не сервису. Дефицит кадров и обучение — это трата времени и денег. Получается замкнутый порочный круг. Но есть и другие собственники, которые, узнав, что происходит за их спиной, находят в себе силы и железной рукой наводят порядок. Вплоть до того, что полностью набирают новую команду.

Но это редкость. Чаще перед собственником ставят выбор: либо мы, либо «Вилгуд». Многие боятся этапа «стоп» и выбирают терпеть. Либо просто не хотят верить в то, что их обманывают их же друзья-товарищи, с которыми они пьют в пятницу вечером. Наверняка такой кейс понравился бы специалистам по семейному насилию.

Сам Михайленко не считает себя детективом. Он говорит, что IT-инфраструктура сама является сыщиком чужих косяков и махинаций, она делает все за него. В отчетах можно посмотреть показатели и сделать выводы, ну а дальше действовать. Самый сложный момент — психологический барьер, когда нужно перебороть себя и давление коллектива.

Михайленко уже привык, что его все воспринимают в штыки. Он как ревизор и вражеский агент в одном лице — его все ненавидят и боятся. Бывало даже так, что через час после его приезда на точку механики вставали и коллективно уходили в знак протеста, не дожидаясь результатов изучения их темных делишек. Они понимали, что их карты будут раскрыты. А для Александра это уже стало рутиной, потому что статистика показывает: после запуска «Вилгуд» за первый же месяц команда мастеров меняется практически полностью, люди бегут группами и поодиночке. Это неизбежно, как похмелье после слишком веселой попойки.

За три года работы Михайленко побывал во многих городах, он видел тысячи людей и пришел к простой мысли, что «Вилгуд» было бы неплохо имплантировать не только в индустрии автосервисов, но и во все структуры, до каких только дотянутся руки. Перевозка мебели, ремонт телефонов, прокат машин, даже учеба детей в школах — все это какие-то совершенно неповоротливые, инертные области, которые можно и нужно оптимизировать в соответствии с той логикой, которую реализовали Турсуновы. Дети, по сути, не сильно отличаются от автомобилей: их тоже можно оцифровать, прописать бизнес-процессы и оптимизировать.

Михайленко, конечно, понимает, что это утопия. В России предпринимательство чаще всего построено на личностных отношениях от начала и до конца, это можно назвать одной из главных черт национального ведения бизнеса. Представления о выгоде и эффективности, конечно, существуют, но применять их к своим друзьям и близким не особо получается, ведь дружба дороже денег. И это рождает кучу проблем и комплексов. А еще собственник практически ничего не знает о том, что у него происходит. Чем больше сотрудников, тем меньше он понимает о своем бизнесе в целом, сколько бы камер и жучков он ни установил. С этим странным попустительством и запустением и борется Александр Михайленко — вот главный его враг, который, несомненно, пока сильнее даже «Вилгуд» и всех нас переживет. Но это не значит, что бороться не надо.

Одним из прямых признаков того, что в кафе готовят из нормальных продуктов и не плюют в тарелки, является то, что сотрудники сами там едят и не чувствуют никакой опасности. Вообще, когда сотрудник настолько лоялен, что по собственному добровольному выбору пользуется продукцией работодателя, — это большой успех последнего. Именно так впоследствии и случилось с Михайленко. Он открывал точки-стартапы, делал все с нуля. В какой-то момент он задумался: если ты открываешь точки для «Вилгуд» и они за месяц-два начинают расти и показывать хорошие цифры, то что тебе стоит сделать такой же центр для себя. Только отсутствие стартового капитала, но это дело поправимое. Александр нашел инвестора, который помог деньгами. Все обошлось в сумму порядка шести миллионов рублей. Михайленко взял отпуск на две недели, чтобы запустить собственный сервис. Нужно было просто передать идеологию сотрудникам и обучить их Системе. Дальше ему не нужно было присутствовать на работе.

За полтора месяца техцентр полностью вышел на орбиту и работал без Михайленко. Он лишь скрупулезно заезжал туда 12 раз за месяц (все учтено), и то не на весь рабочий день, а лишь проведать. Уже на второй месяц был операционный ноль. Оборот c третьего месяца и далее составил более двух миллионов. Но это уже немного другая история.

Пример Александра Михайленко оказался заразительным. Очень скоро оказалось, что он далеко не единственный сотрудник «Вилгуд», который хочет купить франшизу у своего работодателя. За ним потянулись новые люди, и это были не только состоятельные менеджеры, но и рядовые работники: кто-то занимал у знакомых, кто-то продавал квартиру, кто-то искал инвестора. Как по сигналу они стали ходить к Барно и Шерзоду и просить произвести их в ранг франчайзи.

Для Турсуновых это стало сюрпризом. Они хоть и научились налаживать бизнес-процессы на складах, заводах и автосервисах, но не могли оптимизировать собственные страхи и сомнения. Это только со стороны казалось, что они уверенно прут напролом, но сами часто думали, что делают все не так и вообще завтра разорятся. Когда же их собственные сотрудники, которые видят компанию глубоко изнутри, сами стали проситься в собственники, это подарило Барно и Шерзоду невероятную уверенность в том, что они все делают правильно.

А еще Турсуновы поняли, что продавать франшизы своим сотрудникам — это гораздо выгодней, чем сторонним франчайзи. Риск провала минимальный, эти люди знают, как все устроено, верят в оптимизацию и понимают, что их ждет — им не нужно с нуля читать катехизис. Нечто похожее уже было, когда Барно и Шерзод продавали контейнеры на Мытищинской ярмарке своим же сотрудникам: отработав какое-то время, те уже точно знали, что это предприятие — не кот в мешке, а приносит реальные деньги. С «Вилгуд» все получилось примерно так же, только лучше. Проект не распадался, но масштабировался, империя прирастала и множилась.

Желание сотрудников компании стать франчайзи можно объяснить простой шкурной выгодой: они изнутри видели, как идут дела, предчувствовали резкий скачок и первый миллиард «Вилгуд» в обороте. Нужно было ковать железо, пока по стоимости оно еще соизмеримо с однушкой в Москве. Может быть, это и справедливое объяснение, но не исчерпывающее. Те, кто просто привык работать на дядю, из года в год взращивают в себе эту психологию исполнителя, дрейфующего в поисках комфортного офисного стула. Далеко не все могут и хотят стать этим самым дядей и взять ответственность за свою жизнь в свои руки.

Но сама логика устройства «Вилгуд» планомерно шла к тому, чтобы люди не просто зарабатывали деньги, но взращивали в себе предпринимательскую культуру и то самое осознание ответственности. Шерзод уже давно понял, что бизнес может быть успешным только тогда, когда каждый участник процесса четко понимает, что вот это конкретное действие приносит ему и его работодателю вот эти конкретные деньги. Так было на Ярцевском заводе, так было в «Евродизайне», так случилось и здесь.

Идея Турсуновых формулировалась очень просто: каждый на своем месте должен стать предпринимателем. А чем занимается предприниматель? Он тратит свои ресурсы, чтобы приумножить их и гармонизировать мир вокруг себя. Но возникает вопрос: какое отношение к этому имеет скромный сотрудник колл-центра или мастер-приемщик? В обычном автосервисе никакого, да и большая удача, если мастер-приемщик там работает как отдельный субъект, не говоря уже о самостоятельном колл-центре. Но Турсуновых такой расклад не устраивал. Им хотелось создать цепь, в которой каждое звено инвестирует в клиента, и если работа сделана как надо, то получает дивиденды. На практике это значит, что, когда вы звоните в «Вилгуд», человек на том конце провода тратит на ваш заказ свои кровные условные 50 рублей — столько ему стоит снять трубку. Если он не внушил вам доверия и вы сказали «спасибо, до свидания», он эти 50 рублей условно теряет. Если же сотрудник колл-центра все сделал правильно, заинтересовал клиента и передал звонок дальше по цепочке мастеру-приемщику, его инвестиция отобьется в несколько раз. Конверсия мастеров тоже высчитывается в режиме реального времени. Система рейтингует их эффективность и дает сигнал сотруднику колл-центра: если ты передашь звонок вот этому, который в зеленой зоне, — больше шансов, что вы вместе заработаете больше, а если вот этому, который в красной, — то шансов меньше. Каждый участник этой цепи — от сотрудника колл-центра до механика — по очереди как бы продает заказ следующему, каждый вкладывает и старается отбить вложение и приумножить его добросовестным трудом. В результате неправильные поступки корректируются, а неэффективные люди рано или поздно сами выходят из игры и ищут себе другое применение на рынке труда.

Разумеется, психологически это непросто — каждый день в программе видеть, сколько ты заработал, понимать, что спокойно отсидеться не получится. Быть в легком неведении и удивляться каждый месяц, когда приходит платежка, — гораздо проще, чем видеть, что сегодня ты схалтурил, поленился и именно поэтому лично ты несешь ответственность за то, сколько получишь в конце, а не какой-то коварный урод из бухгалтерии.

Кому-то такой подход может показаться странным и слишком жестким. Но если ты не справляешься с темпом, есть предел, ниже которого тебя не уронят: все возможные потери — это лишение бонусов, а не базовой зарплаты. Ты не уходишь в минус, у тебя не отнимают квартиру и кота и даже не обращают в рабство. Просто довольно быстро становится понятно, свой ты человек или чужой, подходит тебе эффективность на сверхзвуковых скоростях или нет. И если да, то дальше «Вилгуд», как вытяжная труба, неизбежно вытащит тебя наверх — сначала по карьерной лестнице, а потом и по предпринимательской. Может быть, это и случайность, но для многих устройство в «Вилгуд» совпало с заметным личностным ростом и удивительными трансформациями.

Глава 23. Сладкий дым букваря

Количество сервисов в сети увеличивалось и к 2015 году перевалило за десять, положительные результаты были практически на всех точках. Конечно, динамика была разной, не у каждого в цифрах был такой космос, как у Варнавского, но многие после нескольких месяцев работы в программе начинали переговоры о покупке второй и третьей франшизы. Успешные кейсы действительно множились, но эта книга не была бы правдивой, если бы всем франчайзи на ее страницах все давалось легко и непринужденно. На самом деле за каждым случаем хотя бы относительного успеха стояла тяжелая работа, и далеко не всегда это были истории о трансформации бизнес-процессов и моделей управления. Для многих участие во франшизе стало прежде всего фактором личностного роста. Потому что «Вилгуд» всегда предъявлял повышенные требования именно к собственникам, к их осознанности и ответственности. Так случилось и с Дмитрием Бобровым.

— Бизнес, который не приносит ничего, кроме денег, — бедный бизнес. Знаешь, кто это сказал? — глубокомысленно говорит Бобров. И сам отвечает: — Это Генри Форд!

Спустя полгода участия в программе он начал отчетливо осознавать, что помимо денег «Вилгуд» дал ему кое-что гораздо более ценное.

В 2000 году Дмитрий Бобров приехал в Москву из Казахстана. Он родился и жил под Карагандой. Говорит, что в Казахстане у него вообще не было никаких шансов. Родители Боброва были русскими, он почти не знал казахского, и коммуникация с коренным населением у него выстраивалась не слишком успешно. Он говорит, что стереотипы о казахской национальной сплоченности (в том числе и не самые приятные) — это чистая правда. Местным отдавали предпочтение при приеме на работу, их этническое происхождение было дополнительным конкурентным преимуществом. У Боброва этого фактора не было, и его это откровенно угнетало. Он был хулиганистым мальчишкой, часто дрался, но всегда оказывался виноватым, даже если это было не так. Одним словом, уже в юношеском возрасте круговая порука и бытовой национализм его прилично достали.

Бобров честно признается, что букварь скурил еще в детстве. Его не взяли в девятый класс, потому что он был полным разгильдяем. И вместо того чтобы учиться, ему пришлось пойти работать. На стройке, в шахте и везде, где удавалось устроиться.

Армия встряхнула хулиганистого Боброва, и оттуда он вернулся уже немного другим человеком. Ему хотелось чего-то добиться в жизни, а не просто кочевать сорняком по подработкам. И в 2000 году он купил билет до Москвы в один конец. В сумке у него были трусы, рубашка, зубная щетка и больше ничего. Денег не было даже на еду.

В Москве Бобров никого не знал и никому не был нужен. Но он очень хотел заработать. Днями напролет он работал в разных гаражных мастерских маляром. Не сказать, что получалось очень хорошо, но деньги начали появляться, как и профессиональный навык. Он жил в гаражах, месяцами ел «Доширак» и карабкался. Иногда это принимало совсем отчаянные формы, вроде двух суток работы без остановки на сон. В результате через какое-то время ему удалось снять место и открыть собственное дело. Бобров сделал самодельную покрасочную камеру, купил кое-какие инструменты, и дело пошло.

Бизнес Боброва постепенно рос. При его скромных запросах и спартанском образе жизни это было вполне предсказуемо. Заказы шли один за одним, пришлось даже нанять сначала одного человека, потом двух. Места критически не хватало. В итоге он решил рискнуть и купить три незаконных самостройных гаража.

Так получалось, что без стартового капитала Боброву приходилось все время жить в долг, он занимал с первого дня в Москве. Путем безумных усилий Бобров наращивал свою территорию, докупил оборудование и сделал ремонтный кузовной цех. Счастливый случай познакомил его с одним из водителей элитного чиновничьего гаража, и к нему стали ездить большие шишки. Со стороны его контора выглядела как жалкий маленький гаражный кооператив, но внутри скрывались пятиметровые потолки, отличное оборудование и машины премиум-класса. И все равно из долгов вылезти до конца не получалось. Наш герой еще не совсем понимал, что бизнес — это не только привлечение новых заказов и генерация денежного потока, но и грамотное управление издержками.

Вслед за золотым дождем из чиновничьих машин на Боброва свалился аутсорсинг от «Пеликан-авто». Они отдавали много заказов субподрядчикам, и у Боброва начался резкий рост. Появилась стабильная загрузка, нужно было только успевать чинить. Казалось, он вот-вот выкарабкается из долговой ямы и перестанет седеть от мыслей о завтрашнем дне. Его уже физически тошнило от долговых обязательств перед банками, бандитами, силовиками и политиками. И вот он наконец поймал удачу за хвост.

Но все изменилось меньше чем за один год. Бобров называет это Катастрофой. В апреле 2015 года в Москве окончательно утвердилась собянинская эпоха, самостройные гаражи снесли, и весь его бизнес превратился в свалку. С тех пор все пошло наперекосяк. Цены на КАСКО скакнули, и «Пеликан-авто» начал пикировать вниз, так что аутсорс пропал. Бобров переехал на новое место, но тут не было кузовного цеха. Он так же стремительно грохнулся о землю, как еще недавно взмыл к небесам. Выяснилось, что до сих пор его успехи были обусловлены не столько расчетом и стратегическим подходом к развитию, сколько удачей, тяжелым ручным трудом и личными знакомствами.

С 2014 года Дмитрий неожиданно для себя начал ходить на конференции автосервисменов. Он понимал, что нужно развиваться, но не знал как. Боброву нравилось, что там были совершенно разные люди со всей страны, никто особо ни с кем не конкурировал и можно было открыто говорить о своих проблемах. Там Бобров впервые увидел Барно. Ее речь его очень впечатлила, и он начал задумываться о том, чтобы стать франчайзи. Но получилось это у него не сразу. Сначала он долго прикидывал, стоит или нет, колебался, но, когда весь его бизнес уничтожили и он остался ни с чем, в «Вилгуд» он увидел единственный шанс на спасение. Потому что он как раз не очень хорошо умел и просто не успевал делать то, что обещали закрыть своей партнерской программой Турсуновы. У Боброва было 135 тысяч рублей платежей по кредитам в месяц, не считая всех частных долгов. И другого выхода, кроме как продолжить заниматься бизнесом, попросту не было. А еще он был авантюристом.

Первая попытка стать франчайзи сорвалась из-за несчастного случая. Бобров занял миллион на оплату франшизы, заплатил, договорился, что в условленный день приедет в офис в 11 часов для подробного разбора его кейса и более плотного знакомства. Но за день до встречи Боброву позвонил друг. Он попал в серьезную аварию на Пятницком шоссе, и Дима помчался к нему на помощь. До 4 ночи они вытаскивали машину из кювета под проливным дождем. В итоге голодный и усталый Бобров добрался до дома под утро и вырубился. Он забыл поставить телефон на зарядку и попросту проспал.

Утром Бобров продрал глаза и обнаружил, что телефон разряжен, а время встречи давно прошло. Реанимировав смартфон, он увидел, что у него миллион пропущенных звонков. Он перезвонил, объяснил одному из менеджеров «Вилгуд» ситуацию и договорился перенести встречу на завтра. Но вскоре перезвонила Барно и попросила приехать сегодня. Бобров приехал, и Барно сказала:

— Дмитрий, пожалуйста, заберите ваши деньги. Нам ничего не надо. У нас нельзя опаздывать. — Барно была непреклонна, непунктуальных она к себе не брала.

Вторая попытка вышла чуть успешнее. У Боброва получилось дойти до конца обучения. Он прошел курс, набрал штат, открылся и расслабился. Две недели за его бизнесом пристально наблюдали Турсуновы, Михайленко и другие уполномоченные Большого Брата. Все они видели, что у Боброва творится какой-то бардак. И вскоре Барно снова пригласила его к себе.

— Дима, обычно я деньги не возвращаю. Но ради тебя пойду на беспрецедентный шаг. Я тебе их верну. Ну не нужен тебе «Вилгуд».

Бобров был в легком шоке. В своем сознании он покупал очень дорогую услугу, но продавец отказывался и хотел вернуть деньги, просто чтобы не сотрудничать с ним. Это заставило его серьезно задуматься о жизни. В итоге он пришел к болезненной мысли, что расслабиться не получится и что жизнь вообще устроена по-другому. Никогда ты не будешь курить бамбук, любой бизнес — это череда проблем, среди которых иногда случаются победы и в лучшем случае один вид напряга будет сменять другой. Применительно к «Вилгуд» это означает, что невозможно запустить систему и зарабатывать деньги, пока ты не прижмешь зад и не включишь голову.

У Боброва на телефоне установлена программа, которая считает, сколько шагов он проходит в день. Обычно было 13 тысяч. После того как Бобров приехал к Александру Михайленко на точку и попросил, чтобы тот с ним позанимался, количество шагов сократилось до 4 тысяч. Посыл Михайленко был предельно прост: нужно вкалывать, пока не пробьешь головой стенку. И Бобров начал мучительно изучать систему, разбираться в программе и осознавать, как она устроена и почему просто покупка франшизы моментально не проливает на него золотой дождь.

— Я сам в своих глазах вырос знаешь как? Словно институт окончил. А я ведь букварь скурил! Я же не понимал даже, что такое средний чек, — спустя полгода после запуска франшизы рассказывает Бобров. — Я раньше как работал? Вот приехал ко мне человек, я старался сделать так, чтобы он как можно меньше денег оставил. Думал, что так смогу удержать клиента. Если видел, что с какими-то проблемами он еще может поездить, так и говорил — забей, не парься. А мне потом перезванивали и отчитывали меня, что в другом сервисе сказали, что нужно менять, иначе в любой момент может случиться авария. Клиент сам хотел дать мне деньги, а я отказывался, — смеется Бобров.

С третьей попытки у него действительно открылись глаза. Отсидев как следует пятую точку, он разобрался в механике системы и почувствовал себя просветленным. Он даже сбрил бороду после того, как кто-то из менеджеров шутя сказал, что она у него такая страшная. Для него это было началом новой жизни. Бородатый маляр, 24 часа в сутки работавший руками, а не головой, должен был остаться в прошлом.

Вот только люди Боброва его энтузиазма и просветления не разделяли. Слесари каждый день ругались матом — они просто не понимали, зачем им страдать ерундой, если можно оставить все как есть. Боброву пришлось три раза полностью менять коллектив, пока наконец он не нашел тех, кто был готов отмечаться после каждого выполненного шага и приходить на работу по отпечатку пальца. Когда он искал персонал и говорил по телефону, что это «Вилгуд», мастера быстро сливались и вешали трубку. На рынке уже прошел слух о том, что появился беспощадный дракон, пожирающий человеческую свободу и левый доход. И лишь немногие понимали, что, если приручить дракона, он станет лучшим другом.

Со временем Боброву все-таки удалось найти адекватных мастеров, и его бизнес упорядочился не только в программе, но и у него в голове. Глядя на свой прошлый опыт с высоты нового полета, Бобров признается, что был полным разгильдяем и вообще непонятно, как выжил. Он толком не фиксировал, сколько зарабатывал и откуда. Если в кузовном еще велся какой-то учет (там было 400 тысяч в месяц), то в слесарном цехе царил полный бардак. А из этой совокупной суммы необходимо было заплатить зарплату, аренду, и ничего практически не оставалось.

После подключения к франшизе слесарка стала зарабатывать больше, чем проблемный кузовной цех. Начался рост. Бобров с совершенно детским восторгом показывает в программе, какая у него получилась динамика роста: январь — 172 тысячи, полная катастрофа; февраль — 327 тысяч, дело пошло; март — 1,1 млн, просто космос; апрель — 1,27 млн — улет; май — 1,23, кажется, начинается несезон. Два месяца назад он наконец понял, как увеличивать средний чек — раньше он составлял 3–4 тысячи, сейчас 9. Бобров с умным видом рассказывает, как он это сделал, как работают рекомендации по необходимым работам:

— У мастеров-консультантов это вписано в программу — мотивационная часть. Если ты дал клиенту рекомендации сделать что-то еще, кроме интересующих работ, и в соответствии с ними клиент отремонтируется, ты получишь деньги. Даже если это случается в следующий заезд. Это сильно стимулирует людей двигаться, они начинают друг за другом смотреть, не дают расслабляться и филонить.

Безусловно, для Боброва участие во франшизе стало настоящей школой личностного роста. Постепенно продираясь сквозь логику системы, он понимал, сколько мог бы заработать за 15 лет работы, если бы работал не 24 часа, а головой. А еще он понял, что уповать только на франшизу, пусть даже самую замечательную и прекрасную, нельзя. Сейчас он думает, как еще улучшить свой сервис, где добавить маркетинга или чего-то еще, главное не расслабляться. Например, если в колл-центре трубку взял какой-нибудь стажер, который говорил неуверенно и не смог что-то подсказать, надо проверять сообщения об упущенной продаже, послушать звонок, перезвонить клиенту и вернуть его, а не сидеть и ждать золотых дождей. Бобров наконец-то поменял режим ожидания удачи на режим непрерывного действия.

Спустя некоторое время после запуска точки Боброва Барно пригласила его выступить на конференции. Он, конечно, повторил ей свое коронное выражение про букварь, но Барно настояла. Она немного помогла ему сложить нужные буквы в правильные слова, но он все равно дико стеснялся — это было первое его публичное выступление в жизни.

Бобров говорит довольно просто, но подкупающе искренне. Он рассказал, как кайфует от того, что теперь есть расписание, что информацию о любой работе можно поднять и посмотреть, как она выполнена. Он говорил о том, как поднял средний чек, пугал кнопкой претензий (если постобзвон выявляет больше пяти претензий от клиентов, то программа просто не открывается и работать невозможно, пока не разберешься с недовольными клиентами и не поправишь ситуацию). Бобров честно признался, как ему хотелось поначалу швырнуть чертов монитор о стену и хорошенько на нем попрыгать, потому что он ничего не понимал, и как потом он все это преодолел.

После выступления Боброва еще полчаса не отпускали и расспрашивали о его опыте, брали контакты и пожимали руки. И это был уже немного другой человек.

Сказать, что история Боброва — пример удивительного коммерческого успеха, строго говоря, нельзя. Ему все еще тяжело, у него все еще долги, что-то пока не получается. У Турсуновых есть гораздо более успешные кейсы с точки зрения показателей и системности. Но именно случай Боброва объясняет, зачем это все было сделано. Барно и Шерзод никогда не хотели бизнес ради бизнеса, рост ради роста. Предпринимательство для них всегда было какой-то глубоко личной историей преодоления собственных страхов и возможностей, а не просто зарабатыванием на квартиру. Делиться возможностью роста, развивать культуру предпринимательства, создавать, а не копировать — это задачи куда более амбициозные, чем просто бабки. И когда в процессе появляются люди, которые волей или неволей прыгают выше головы вместе с тобой, достигают предпринимательского просветления и меняют свою жизнь чуть менее, чем полностью, — значит, все было не зря.

Глава 24. Хеппи-энда не будет

В китайской культуре есть одно очень специфическое проклятие: «Пусть исполнятся все твои желания!» Наверное, оно самое удивительное и парадоксальное из всех, что существуют на земле. Его можно понимать по-разному. С одной стороны, то, чего хотят люди, часто оказывается столь пугающим, что исполнение их желаний может показаться чем-то запредельно ужасным. С другой стороны, исполнение желаний обнажает истинную, глубоко интимную изнанку человеческой сущности, и сложно представить, что может быть страшнее, чем выставить ее напоказ. С третьей стороны, совершенно непонятно, как и зачем жить, если все твои желания уже исполнились. Апатия, депрессия, суицид.

Забавно, что в узбекском эпосе исполнение желаний как раз является довольно частым итогом страданий и мытарств лирического героя. Не нужно путать это со счастливым концом диснеевских сказок — исполнение желаний героев далеко не всегда означает, что мир вокруг них стал лучше и все слились в экстатическом танце любви и счастья. Часто это просто кровь, возмездие, социальная справедливость, сопровождаемая убийствами и мучениями, но никак не счастье всех и вся.

Философию американской мечты лучше всех сформулировал Джеймс Адамс. Это мечта о стране, где жизнь каждого человека будет лучше, богаче и полнее, где у каждого появится возможность получить то, чего он заслуживает. Великая американская литература не раз объяснила, почему такая мечта мертва, как бы ни убеждал в обратном белое мужское население США Дональд Трамп.

Истории, рассказанные в этой книге, могут мотивировать, смешить, вызывать сомнения в искренности героев или автора. Но почти все они посвящены одной простой мысли — научиться хотеть гораздо важнее, чем получать желаемое. Ставить цели, определять задачи, писать бизнес-планы и даже оптимизировать производства — это все мелочи по сравнению с настоящим свободным потоком желания.

Человек, который говорит, что он достиг всего, чего хотел, либо лжец, либо ему можно только посочувствовать. Но скорее всего, лжец. Потому что желание не статично, и на пути к достижению одной формулировки счастья непременно возникнет гораздо более емкая и сложная, отличная от первоначальной. Желание всегда выкидывает в какую-то совершенно неожиданную местность без карты и компаса.

Понять, чего хотели Барно и Шерзод, когда только затевали все это странное приключение, довольно сложно. Скорее всего, они хотели американской мечты и должны были попасть в США, если бы американский консул в Узбекистане не завернул Шерзода на низком старте и с чемоданом в руках. Так желание найти прекрасную страну возможностей неожиданно выкинуло их в перестроечную Россию, которую таковой можно было назвать с большой натяжкой. Они и представить не могли, что через 26 лет приедут в Америку не робкими гастарбайтерами, а состоятельными бизнесменами, которые планируют масштабировать свою компанию в этой стране. А еще в Китае и многих, многих других странах.

Когда-то Турсуновы всерьез думали, что хотят открыть 100 автосервисов за пять лет. У них ничего не получилось: к концу 2016-го они запустили только 61. Но на середине пути они уже поняли, что хотят не 100, а 1000. Но и это сложно назвать настоящим желанием. Это, скорее, его тусклая тень. Потому что настоящее желание почти неартикулируемо, оно сродни страсти сделать нечто большее, чем ты можешь получить прямо здесь и сейчас. И этот поток может доставить совершенно не туда, куда ты думал, что хочешь попасть. И это тоже будет исполнением желаний.

Шестнадцать лет назад Турсуновы и представить не могли, куда их закинет поток. Может быть, они думали, что хотят денег, и даже много денег. И у них два раза получилось построить компанию с миллиардными оборотами (к моменту выхода этой книги «Вилгуд» таки достиг миллиарда). Но сложно сказать, что Шерзод и Барно стали неприлично богаты. Да и страсть к деньгам в какой-то момент испарилась сама собой.

Возможно, они хотели славы, но и представить не могли, что им придется выступать перед тысячами людей, раздавать интервью, получать комплименты от министров и предложения от крупнейших компаний в мире.

Возможно, Шерзод просто боялся опозориться перед отцом, а Барно просто хотела нормальную семью, как диктует традиция. Но в итоге они оказались в какой-то совершенно неожиданной точке, которую ни за что не смогли бы нафантазировать. И однозначно сказать, достигли они своих желаний или нет, невозможно.

Но оставим Барно и Шерзода нагуливать второй миллиард и строить гигантскую империю из автосервисов… И напоследок послушаем историю о том, как обычная домашняя кошка завоевала весь лес.

Кошка всегда на дух не переносила своих хозяев, которые лупили ее метлой за малейший проступок. Их дети постоянно гоняли ее по двору и кидались камнями. А соседские собаки не давали ей продыху и каждый день пытались разодрать на мелкие кусочки. Она в ужасе забивалась под сарай и мечтала о том, как станет самой сильной и всех победит.

Однажды кошка твердо решила уйти жить в лес — там не было ни детей, ни злых собак, а дальше будь что будет. По дороге ей повстречалась лиса.

«Что это за зверь? — подумала кошка. — Как бы он не съел меня!» И кошка взъерошила свою шерсть. А лиса подумала: «Кто же это может быть? В жизни не видела такое свирепое животное! Похоже, что оно сильное. Ой-ой, как у него горят глаза!»

Вслух она спросила:

— Куда держишь путь, друг?

— Когти мои колючие, зубы мои острые, иду я в лес, — проворчала в ответ кошка.

— Зачем? — спросила лиса.

— За мясом. Я голодна. Мяу! Мяу! — сердито замяукала кошка.

У лисы от страха горло перехватило.

— Пойдем со мной! — сказала лиса, почтительно сложив лапки на брюхе. — Поищем пропитания.

Пошли дальше вместе.

По дороге встретили они волка. Кошка выгнула спину, глаза у нее загорелись, шерсть ощетинилась. Волк перепугался.

— Кто же это? — спросил он тихонько лису.

— Новый царь, — шепнула лиса ему на ухо. — Тише, а то он тебя разорвет на куски.

— Неужели правда? — спросил волк, дрожа от страха, и пошел за кошкой и лисой.

По дороге встретился им медведь.

— Доброго пути вам, — сказал медведь, и вдруг взгляд его упал на кошку.

— Это что еще за зверь? — заревел он.

Кошка взъерошила шерсть, выгнула спину, а глаза у нее загорелись точно угли.

— Когти у меня колючие, зубы у меня острые, мясо ем, мясо… Мяу! — мяукнула кошка.

Подскочила лиса к медведю, зашептала ему на ухо:

— Будь осторожен, как бы этот зверь не содрал с тебя шкуру.

— Неужели он такой свирепый? — заворчал медведь. — Поживем — увидим.

Ворчать-то он ворчал, а на душе у него было неспокойно: «А вдруг и вправду сдерет с меня шкуру», — сказал себе медведь.

Всю дорогу кошка сердито мяукала, а сама думала: «Как я избавлюсь теперь от своих опасных спутников?» Вдруг из клеверного поля выпорхнула перепелка. Кошка прыгнула на нее и в один миг съела.

Лиса, волк и медведь еще больше перетрусили. Стали они тихонько между собой советоваться:

— Давайте пока угостим этого зверя, а потом как-нибудь избавимся от него.

Пришли они в лес, притащили баранью тушу и бросили ее перед кошкой.

— Подсмотрим, что зверь будет делать, — шепнули они друг другу.

Волк залез в яму, лиса спряталась в сухой траве, а медведь залез на дерево и притаился в листве.

Загорелись глаза у кошки, заурчала она, зашипела, замяукала. Когтями и зубами мясо начала рвать, целыми кусками глотать.

Затряслись волк и медведь от ужаса. А лиса, сидевшая в траве, подумала: «Дай-ка я посмотрю, что этот зверь там делает?» — и тихонько выглянула.

Кошка повернула голову на шорох и увидела: что-то в траве шевелится. Подумала, что это мышь, да как вцепится когтями в мордочку лисы. Лиса завизжала что было мочи:

— Вай, умираю! — И кинулась бежать. С перепугу кошка кинулась в яму, прямо на волка. Тот с воем выскочил и бросился наутек.

«Ну, я пропала, — подумала кошка, — надо спасать жизнь», — и полезла на дерево.

Увидел ее медведь и сказал себе: «Ой, этот зверь лезет содрать с меня шкуру», — и свалился вниз с дерева.

Забралась кошка на самую верхушку дерева, тряслась и думала: «Куда же мне теперь деваться?» А волк, лиса и медведь бежали во весь дух по лесу и никак не могли остановиться.

Так кошка неожиданно для себя достигла своих желаний.

Максимально полезные книги

Если у вас есть замечания и комментарии к содержанию, переводу, редактуре и корректуре, то просим написать на be_better@m-i-f.ru, вы поможете нам исправить недочеты и стать лучше.

Наши электронные книги

Дарите электронные книги