Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; Дыхательные практики; Гороскоп; Правильное питание Эзотерика

Новое поколение выбирает службу

Узнав, что я собрался писать книгу о чиновниках, знающие люди предупредили: у каждого сочинения должен быть адрес. В смысле, целевая аудитория. И писать надо строго для нее. «А нельзя для всех и каждого? – наивно спросил я. – Ведь любой из нас пересекается с чиновником, зависит от него. Так что тема всеобщая». В ответ мне терпеливо растолковали, что сегодняшний книжный рынок необъятен, поэтому каждый автор осваивает определенную нишу; обращаться к городу и миру, как выражались древние римляне, бессмысленно и непродуктивно, в этом случае тебя вообще никто не заметит, проскользнешь между пальцев. Так что вычисли, вообрази себе своего читателя и работай на него.

Проскользнуть между пальцев не хотелось, и я начал перебирать, кому могут быть наиболее интересны мои персонажи – государственные служащие, функционеры, аппаратчики, мастера кабинетных и коридорных игр. Люди власти, одним словом.

Как раз в то время, когда я выискивал целевую аудиторию, услышал занятную историю. Дело в том, что в последние годы несколько областных и городских администраций затеяли игру, сформировав молодежные правительства. Отобрали по конкурсу ребят, главным образом студентов, и распределили их дублерами глав отраслевых и территориальных структур. В общем, провели кастинг будущих управленцев, а заодно припугнули действующих руководителей дыханием в спину.

Так вот, знакомому начальнику довелось поработать с таким дублером, о чем он мне и рассказал.

– Прислали парня – воспитанного, вдумчивого. В нашем деле не разбирался, но старался вникнуть. Мы с ним не один час проговорили, потом я отправил его пообщаться с замами, с аппаратом департамента. Распорядился никаких преград не ставить.

Пройдя длинный круг, он вернулся ко мне, и юношу было не узнать. С порога стал чинить допрос: почему такую-то идею не поддержали, другую высмеяли, третью вообще угробили. Все стало ясно: подружился с недовольными, с обиженными. Набравшись терпения, стал ему разъяснять, – так он то сморщится, то хмыкнет, то перебьет, а уж когда вскочил и начал сердито ходить по кабинету, я не выдержал и предложил ему прогуляться за дверь.

Назавтра дублер направил длинное письмо моему шефу, в котором смешал работу департамента с навозом, а на меня вывалил гору компромата. Ну, к этому-то не привыкать, но знаешь, что поразило? Он предложил себя на мое место! Так и написал: готов взять ответственность!

Это рассказал мне человек, прошедший за долгую службу все ступени карьерной лестницы. Конечно, ему неприятно, но удивляться-то чему? Не вчера ведь родился.

Я так думаю, просто завидует. Лихому цинизму, без усилий переходящему в наглость. Самоуверенности, которая не боится молний судьбы, поскольку не допускает мысли, что молния может ударить в тебя. Возможно, завидует бессовестности, не приносящей душевной смуты, ибо душа не в курсе, что существует совесть. Да что там долго говорить: просто завидует молодости! Этой непонятной новой молодости, желающей получить все и сразу, здесь и сейчас. Ну, в крайнем случае немножко подождать, но только немножко!

Согласно опросу крупного рекрутингового сайта, 55 процентов россиян хотели бы работать в государственном аппарате. Схожие данные дают и иные социологические выкладки. Так что новое поколение выбирает никакое не пепси, а службу. Хотя профессии газовика-нефтяника, банкира и портфельного инвестора тоже не исчерпали притягательной силы, но тут рассчитывать на успешную карьеру проблематично, – во всяком случае, без расчета на папины возможности. Однако с такими папами повезло немногим, а риск оказаться, говоря спортивным языком, в нижней части турнирной таблицы достаточно велик.

Но разве государственная служба дает соискателям высоких постов и широких полномочий какие-либо особые надежды? Разве не встречали мы пожилых людей, осевших на третьестепенных должностях? Да таковых не перечесть, и вид их жалок. Крупные козыри судьба сдает немногим, и даже с виду высокомерный молодняк в глубине души знает свою истинную, не показную цену. Что же тогда массово влечет юных в чиновное сословие?

Похоже, жизнь сделала их людьми дальновидными. Они понимают, что хорошее образование не гарантирует достойной работы в условиях, когда экономические кризисы пожирают рабочие места. В коммерческих структурах не лишенные инфантильности молодые москвичи обесцениваются в сравнении с «понаехавшими» сверстниками, готовыми впахивать до обморока и терпеть любые унижения за низкую зарплату.

На этом фоне госслужба выглядит островом безопасности. С минимальными шансами потерять работу. С гарантированной оплатой труда и социальной поддержкой. С осознанием себя представителем власти. Кому-то хватает и этого. Но многим другим нужно больше, гораздо больше. Им требуется настоящий успех, высокая карьера и все, что из нее проистекает.

Еще когда отдельные сюжеты этой книги имели вид газетных колонок, которые главный редактор «Вечерней Москвы» Александр Куприянов объединил рубрикой «Ревизор», вопрос о возможном, вероятном адресате допекал автора. И в один прекрасный день как прорвало: так вот же она, моя целевая аудитория! Молодежь, которая заряжена (или заражена) властными амбициями и держит курс на государственную службу. Она готова осваивать не только навыки управления, от которых, конечно, многое зависит, но и навыки поведения, от которых, смею утверждать, зависит ничуть не меньше. Вот он, мой дорогой читатель! Он уже на низком старте, он готов впитывать, как губка, полезные сведения, но только где ж он их возьмет? Зайдет с улицы в министерство или в мэрию и скажет: научите?

А мы ему раз – и книжку в руки! Здравствуй, дружок, я расскажу тебе о закрытом мире, населенном множеством несхожих и в большинстве своем умных и способных людей. Они каждый день и каждый час следуют определенным правилам и схемам, пренебрежение которыми там, куда стремишься и ты, не прощают. Этих правил сотни, порой их сознательно нарушают, но нарушают тоже по правилам, чем только подтверждают существование регламента. По молодости это не так легко понять, но наша книжка даст тебе, юный честолюбец, сокровенное, просто-таки сакральное знание, которое больше нигде не получишь.

Нет, конечно, есть достойные книги о чиновниках, и к ним тоже стоит прислушаться. Николая Васильевича Гоголя не вредно перечесть, чтобы потом в случае чего «на зеркало неча пенять» – дальше вы помните. Да и нынче о чиновниках пишут немало. На памяти недавний финалист «Русского Букера» – роман А.Терехова «Немцы». Там выведены чиновники московской префектуры. Их деятельность может быть описана нижеследующими глаголами: блефуют, впаривают, чморят, сливают, гадят, кидают, лижут, подставляют, пилят, шинкуют, срубают, откатывают, заносят… И одна страсть владеет ими – уцелеть. Любой ценой. Сохранишь себя в аппарате – будет тебе все. Однако выжить куда как непросто, вот и падают на поле служебной брани искусные воины, сраженные увольнительными приказами. Но на смену им спешат новые герои.

Печатному слову в России как верили, так и продолжают верить, и мощный приток «желтухи» и «чернухи» ничего не изменил. Ну, а уж если изложенные на бумаге мысли падают на унавоженную почву (военные истязают, силовики крышуют, менты кошмарят, врачи продают органы, учителя вымогают, судьи берут, чиновники, ясное дело, воруют), сила воздействия кратно возрастает.

Случается, группы граждан, сплоченные по профессиональному или иному признаку, устраивают протесты. Требуют прекратить искажение отечественной истории, шельмование людей в погонах, белых халатах, черных мантиях и прочей спецодежде. Иной раз им удается снять с эфира телесериал (тогда его раскупают на DVD-носителях) или потрепать нервы неугодному сочинителю, по факту выступив его пиар-агентом.

Но вот что примечательно: чиновники, чью честь и достоинство разносят в клочья, не протестовали ни разу. А ведь как интересно было бы увидеть такую, к примеру, картину. Сотни тысяч граждан в деловых костюмах, пройдя по Тверской, выходят на Красную площадь. Развернув транспаранты «Остановить клевету на госслужащих!» и «Защитим честь и достоинство российского чиновника!», демонстранты стройными рядами проходят вдоль мавзолея, с трибуны которого их приветствуют руководители министерств и ведомств, регионов и крупнейших городов страны.

Но ничего этого нет. Нет даже всероссийского литературного конкурса под девизом: «Сам не беру и другим не советую», цель которого – формирование позитивного образа государственного служащего. Чиновники хранят молчание. Не видят резона спорить с общественным мнением. Да и мнение-то это не лишено лукавства, поскольку многие из тех, кто обличает аппаратчиков, прекрасно видят преимущества их положения и при первой же возможности готовы пополнить ряды государственных служащих. Порок, что ни говори, притягателен.

Как бы то ни было, возвращаюсь к своей целевой аудитории и предлагаю ей считать эту книгу, где собраны несколько десятков историй из жизни современной отечественной бюрократии, своего рода учебником. Кратким курсом научного карьеризма. Пособием для начинающего чиновника. Лекторием молодого функционера. То, что речь идет в основном о начальниках, автору представляется правильным, ибо у кого еще учиться, как ни у них, «достигших степеней известных»? Тем более, что за вымышленными именами героев скрыты реальные персоны. Как говорится, типические характеры в типических обстоятельствах.

Рискуя понизить интерес читателя, честно предупреждаю: автор не оскорбит вас, просвещенного молодого человека, описанием разных вариантов классической триады: «занос – распил – откат», а также прочей уголовкой; всего этого навалом в периодике и Интернете. Перед вами же очерк нравов, которые я имел удовольствие наблюдать в течение ровно десяти лет работы на государственной службе. Многие руководили мной, да и я многими руководил. Командовать, конечно, круче, но и подчиняться тоже интересно, если начальник умный, а мои начальники в большинстве своем были умными, некоторые так даже очень. В общем, кое-что усвоил, но еще большему так и не научился. Как

у раннего Жванецкого: я не сделал того и не сделал этого, и я передам тебе свой опыт.

По указанию древних, человеку за жизнь надо выучить четыре урока: урок мудрости, урок здоровья, урок любви, урок труда. Вам, читатель, в этой книжке будет предложено целых двенадцать уроков, но в каждом из них будут и труд, и мудрость… Будет даже немного любви. Зато сколько все это стоит здоровья, лучше и не думать.

Урок чистописания

Полторы страницы для триллера

Не верьте, если кто-то скажет вам, будто нет чтения скучнее, чем казенный документооборот, проще говоря – деловая переписка. На самом деле в сравнении с ней меркнут письма Онегина и Татьяны, послания Ивана Грозного Андрею Курбскому, не говоря уж об эпистолярном жанре Твиттера и Фейсбука. За внешне безликими бумагами скрывается вся гамма страстей человеческих; умелый взгляд различит здесь гнев и страх, волю и покорность, хитрость и простодушие, дальновидность и ограниченность. За завесой бюрократических оборотов сшибаются крутые амбиции и недюжинные умы. Деловые письма строят и рушат карьеры, обогащают и разоряют, дают власть и лишают ее, возносят на Олимп и повергают в прах.

И вы мне скажете, что это скучно?

Итак, какого рода переписка интереснее всего? Конечно же, письма начальнику. В чем цель таких писем? Вы скажете: разумеется, в том, чтобы после прочтения у адресата возникло одно-единственное желание – начертать в левом верхнем углу резолюцию «Согласен». Верно, но все-таки эта цель не более чем промежуточная. Главная же – внушить тому, от кого зависит ваше про– и задвижение, свою нужность, незаменимость и преданность.

Этим высоким мастерством овладевают не сразу, тут в придачу к основным навыкам нужно обладать набором специфических знаний. Скажем, отчетливо представлять, где и когда шеф читает почту. Изрядно загруженный начальник, на подпись которому аппарат готовит десятки писем ежедневно, никогда не затягивает с этим делом; зачастую он забирает бумаги домой и отрабатывает их в ночную смену.

В этом случае незаменимы связи с теми, кто складывает письма в папку, – чтобы ваше письмо оказалось поближе к концу, когда у начальника начнут слипаться глаза и туманиться разум. Правда, это нужно в том случае, если письмо слабовато. Когда же в нем каждое слово золотое (иной раз не только в переносном, но и в прямом смысле), стоит похлопотать, чтобы его положили сверху, – путь еще бодрый босс почувствует вашу готовность свернуть горы.

Есть проблема иного рода: предположим, вы человек грамотный, обладаете внятным слогом, выделяете запятыми деепричастные обороты и раздельно с глаголами пишете частицы «не» и «ни». Если начальник в состоянии оценить эти нечасто встречающиеся достоинства, используйте свое преимущество на полную катушку. Если же адресат глубоко чужд правил орфографии и пунктуации, да к тому же мнителен и злопамятен, он может углядеть в вашей изящной словесности насмешку, издевку и даже демонстрацию превосходства. Вам это надо?

Реклама утверждает, что размер имеет значение, – к деловому письму это относится напрямую. Слишком короткая бумага покажет вашу легковесность и несерьезность, слишком длинная – неуважение к руководителю с его нечеловеческой занятостью. Полторы страницы – самое то. Верьте слову: нет такой темы, включая реорганизацию государственной системы и преодоление мирового финансового кризиса, которую нельзя было бы уместить на полутора страницах.

Есть еще немало деталей, в которых, как известно, кроется дьявол. К примеру, не лишним будет в начале нескольких абзацев письма обратиться к начальнику с такими примерно репризами: «Многоуважаемый Петр Кузьмич, понимая серьезность поставленной Вами задачи…» или: «Глубокоуважаемый Семен Прокофьевич, лично отвечая за выполнение Ваших указаний, докладываю…» Это придает посланию подобострастно-личностный характер.

Завершая письмо, не забудьте вставить фразу: «На Ваше решение». Этот ритуал совершенно необходим: вы как бы намекаете, что еще не спятили и не собираетесь предпринимать какие-либо действия без одобрения босса. Наконец, «с уважением» или «с глубоким уважением» (по вкусу) рекомендуется написать от руки. Так будет сердечнее.

Прошу вашего поручения

Деловая переписка с начальником при внешней официальности процесс глубоко интимный. Внимательное око разглядит здесь множество нюансов, иллюстрирующих взаимоотношения чиновников. Возьмем для примера обращение к боссу по собственной инициативе. Понятно, что в этом случае ваша активная позиция продиктована неким серьезным интересом, а раз так, то это предприятие требует высокого эпистолярного мастерства.

Итак, что может быть побудительным мотивом для депеши, о которой никто тебя не просит и к которой никто не обязывает? Назовем лишь наиболее типичные причины. Желание обратить на себя внимание, заинтересовать своей персоной, получить должностное повышение. Необходимость оправдаться, замолить грехи, вернуть доверие, избежать наказания. Предотвращение затеянной против тебя интриги, перекрытие кислорода противнику, сваливание на него ответственности, организация контратаки или массированного наступления. Намерение расширить сферу своих полномочий, захватить «чужие земли», увеличить контролируемые тобой бюджеты, возглавить реализацию масштабных проектов. Да мало ли что придет в голову инициативному чиновнику, всем сердцем любящему власть и дорожащему ею.

Итак, одна из перечисленных причин усаживает вас за стол и вкладывает в руку стило. Преодолев боязнь чистого листа, которая свойственна не только литераторам, но и госслужащим, вы выводите первые строки. Именно в это время перед вашим мысленным взором должно появиться лицо начальника – лучший контролер вашего труда. Ближе к концу сочинения желательно, чтобы лицо приняло одобрительно-уважительное выражение, пусть даже с оттенком удивления («Ух ты, не ожидал!»). Это означает, что вы на верном пути.

Однако вам хорошо известно, что написать петицию – это даже меньше, чем полдела. Как правило, письмо движется поэтапным курсом, и чем выше ранг адресата, тем сложнее путь. Бумага пройдет по отделам канцелярии, где сидят малозаметные, но совсем не глупые люди, которые испытывают и к вам, и к тем, кому вы, предположим, намерены насолить, вполне земные чувства.

Эти клерки могут задержать ваше послание, настучать о нем вашим противникам, которые тут же сыграют на опережение; на одном из «пересыльных пунктов» к вашему письму могут, согласно распространенной практике, подготовить проект резолюции начальника. Которую тот может, не вникая в суть дела, подписать. А уж что там будет написано – «не возражаю» или «считаю необоснованным» – вы узнаете, что называется, на выходе. И должны будете принять как уже свершившийся, непреложный факт.

Как же быть? Способ известен: доставить письмо лично. Добиться приема у начальника и продекламировать отрепетированный спич. Он должен длиться не дольше полутора минут, это так же просчитано, как и то, что письмо должно занимать не более полутора страниц. Именно их нужно положить перед боссом и, замерев, ждать, пока он соизволит наложить резолюцию. Если захочет, конечно.

Возьмем лучший вариант: захотел, наложил. Рассыпаясь в благодарностях, вы с драгоценной бумагой в руках выходите в приемную и немедленно регистрируете письмо. На вас смотрят уважительно: резолюция «на коленке» (так именуют рукописное волеизъявление руководителя) ценится очень высоко. Все чиновники, кому попадет в руки ксерокопия письма, поймут, что вы вхожи, а потому небезопасны.

И еще они обязательно заметят наиважнейшую деталь. В конце петиции, после изложения сути прошения, вы пишете: «Прошу Вашего поручения…» Волшебные слова! Они означают, что с момента начертания согласительной резолюции вы вооружены до зубов. Теперь вовсе не по своей инициативе вы будете вершить задуманное вами и скорее всего неугодное многим другим дело. Вам поручил это Сам, и во исполнение его поручения вы не пощадите себя.

И уж тем более других.

Учитесь читать шифровки

Вам, несомненно, известна фраза: «Мудрый человек никогда не попадет в ситуацию, из которой просто умный человек выйдет с честью». К деловой переписке это относится напрямую. Обдумаем такую, к примеру, комбинацию. К вашему начальнику обращается некто с просьбой поддержать прогрессивную идею (разработку, технологию, систему), крайне нужную для города (области, края, республики, страны), и выделить на ее реализацию сумму, адекватную масштабу задачи. А вы как раз тот самый руководитель, по ведомству которого проходит данная тема. Вполне логично, что босс направляет вам поручение рассмотреть вопрос и представить свое мнение.

Исполнительный, но недостаточно опытный чиновник даст самую что ни на есть объективную оценку. Бывалый же человек первым делом изучит по своим каналам личность просителя, и если выяснит, что тот вхож в дом босса, играет с ним в теннис или, предположим, содействует бизнесу его жены и детей, сразу поймет тайный смысл адресованного ему послания. Ну, не станет же босс, в самом деле, подставляться и тупо накладывать резолюцию: «Предложение поддерживаю. Исполнить и доложить». Он рассчитывает на ваше глубокое знание предметов и явлений. Это, знаете ли, доверие.

Итак, прозорливый, умеющий читать шифровки управленец направит вверх по инстанции хвалебный отзыв с предложением поскорее выделить искомую сумму и выразит готовность лично курировать все этапы реализации идеи. Вроде бы оптимальное решение, не так ли? Но это только один из вариантов, и он приемлем лишь в том случае, если вы уверены, что крах проекта (как правило, вкупе с пропажей казенных денег) не приведет к публичному затягиванию петли на вашей хрупкой шее. Притом это ритуальное действие легко может произвести тот самый руководитель, чьи интересы вы так тонко и преданно обслужили.

Но, предположим, вы видите (догадываетесь, просчитываете, чуете), что дело обернется скверно, – как поступить тогда? Грамотный человек отправит боссу письмо, в котором толково и подробно, со ссылками на все мыслимые авторитеты, похоронит предложенную идею (разработку, технологию, систему). Однако не стоит надеяться, что босс оценит усердие подчиненного, уберегающего его от возможного скандала; куда более вероятна противоположная реакция: начальник увидит, что вы не готовы рисковать ради него своей шкуркой, и переведет вас в разряд отработанного материала. Поэтому отправителю разносного отзыва целесообразно немедленно начать поиск новой работы. В принципе, это может быть не самым плохим выходом. Но точно не лучшим.

Умудренный же столоначальник поступит по-настоящему элегантно. Он напишет письмо, в котором придаст предлагаемому проекту грандиозное, планетарное значение. И доказательно разъяснит, что его реализация не под силу одному-единственному департаменту (управлению, комитету, агентству, министерству), тут предстоит сложение усилий. Поэтому необходимо создать комиссию, куда войдут представители смежных отраслей, и, поставив каждому внятную задачу, навалиться всем миром.

Даже если начальник все поймет (а он скорее всего поймет), ваши риски сведены к минимуму, ответственность размыта, зато в случае успеха предприятия можно оказаться среди победителей. И тогда вы со значением скажете: «Эту идею я первым поддержал», и крыть будет нечем.

Урок имитации

Искусство нести себя в массы

Он вошел в распахнутые перед ним двери не медленно и не быстро, а именно тем ровным и твердым шагом, каким несет свое тело руководитель категории «А».

Подстроившись под темп его движения, по бокам суетились встречающие и что-то докладывали в оба уха гостя, на что тот никак не реагировал, шагая строго по направлению к лифту, который для него уже держали открытым, оттеснив стремящихся в кабину участников торжественного мероприятия.

И вдруг, не меняя скорости, он, подобно балетному лебедю, взмахнул обеими руками и сбросил за спину пальто. Не успев долететь до земли, оно упало на руки свиты, кинувшейся за темно-синим кашемиром, как подружки за букетом невесты.

Остановись, мгновенье! Этот величавый, воистину царственный жест мог быть увековечен в живописных работах Глазунова, Шилова и Никаса Сафронова, и, право же, дело того стоило. Но, как на грех, кавалькаду сопровождал лишь один папарацци из пресс-центра, да и тот прозевал момент.

Плачьте, будущие посетители вернисажей, ибо не суждено вам, горемыкам, увидеть полотно под названием: «Заместитель главы Фердыщенской районной управы на открытии семинара по совершенствованию стиля управления».

Увы, мы с вами не угадали: под маской то ли министра, то ли губернатора, то ли мэра скрывался чиновник гораздо более скромного ранга. И вальяжное поведение свидетельствовало не столько о его административно-распорядительных возможностях, сколько о владении высоким искусством нести себя в массы.

На просторах государственной службы подобных людей не так уж мало. Они убеждены, что не место красит человека, а человек красит сам себя. И что если свита не желает играть короля, то эту роль надо сыграть самолично. Конечно, публика сперва может не поверить, не оценить, даже осмеять, но надо быть терпеливым и настойчивым. И когда упадет занавес, вы гордо выйдете на поклоны, и зал примет вас стоя.

Но надо понимать: никто не напишет вам роль, художественный образ предстоит собирать самому, основываясь на личной фантазии, знании человеческой натуры и наблюдательности. Приведу в качестве рекомендаций парочку примеров, подсмотренных из-за кулис.

Дождитесь, когда к вам на прием придет известный, пусть даже в узких кругах, проситель.

Выслушайте его, нажмите кнопку селектора и размашисто взгрейте подчиненного за невнимательное отношение к проблеме уважаемого человека. Громкую связь лучше не включать, – возражения и оправдания ответчика не важны, должен звучать только ваш гневный голос. Отключив селектор, с улыбкой прервите благодарственный пассаж просителя: «Да полноте, какие пустяки. Вот номер моего мобильного».

Если сыграете вдохновенно, нужный резонанс обеспечен.

Или вот еще красивый прием. У большого начальства так заведено, что, если босс участвует в публичном мероприятии или отбывает в командировку, для встреч-проводов выстраивается почетный караул заместителей и иных членов свиты. Кто прибывает на точку непосредственно перед виновником построения, тот и есть второе лицо в королевстве.

Так вот, имеет смысл заблаговременно выдвинуться на персональном автомобиле (если его нет, номер теряет смысл) к месту сбора, но затаиться где-нибудь поблизости. И когда мимо вас пронесутся машины с замами и станет ясно, что вот-вот прибудет босс, выкатывайтесь и лихо тормозите у ног почетного караула. Водитель распахнет вам заднюю дверь (крупные шишки всегда сидят сзади по диагонали от шофера, не перепутайте), и вы, радостно скаля зубы, поприветствуете ошалевших от такой наглости начальников.

Не спорю, дело рискованное, можно и нарваться, но ведь вы же актер! Вы азартный и целеустремленный лицедей. Вы приучаете публику к тому, что в вас скрыта какая-то тайна. Что вы имеете право вести себя именно так, а не иначе.

Как говорил знаменитый гастролер Мамонт Дальский, разъясняя партнерам мизансцены «Гамлета»: «Легко запомнить, господа: я в центре, вы по краям».

Слова просит цицерон

Интересно ли вам слушать публичные выступления руководителей? Если нет, тогда не тратьте время на эту главу. Если же речь официального лица рождает живой отклик (усмешку, гримасу, зависть и пр.), давайте поразмыслим об ораторских качествах чиновников. Опустим не столь уж давние времена, когда косноязычие руководителя демонстрировало правильное происхождение, а, к примеру, южное фрикативное «гэ» подчеркивало принадлежность к правящему землячеству. И случалось, что весьма культурные люди, наступив на горло собственному докладу, переставляли ударения, перемешивали падежи и ломали фонетику, дабы не вызывать раздражения коллег и начальства.

Настали иные времена, пришли иные тренды. Еще звучат на просторах родины «осужден» и «нежели чем», но надобно признать, что первые лица государства установили новый культурно-коммуникативный ценз, которому широкие массы руководителей по мере сил пытаются соответствовать. Честолюбивые люди увидели в красивой, грамотной, образной манере изъясняться ресурс для карьерного роста. И теперь иные государственные чиновники берут уроки по технике речи и актерскому мастерству, а тексты для них сочиняют букеровские лауреаты.

И ведь дело того стоит. Автору известен один человек с грандиозным ораторским дарованием. У него, как говорится, Цицерон с языка слетает. Он не появляется на телеэкране, ему это незачем, но на представительных заседаниях, где распределяют бюджеты, этот персонаж широко известен. Природный дар златоуста, умение убеждать и личное обаяние – эти невесомо-эфемерные качества доставляют его странным проектам очень даже увесистые суммы финансирования.

Кто-то делает из словесного воздуха деньги, кто-то раздувает свой административный масштаб, каждому – по способностям. Иной раз поиск изысканной фигуры речи рождает поистине выдающиеся сюжеты. Ярчайшим из них мне видится выступление одного губернатора, прибывшего на церемонию вступления в должность другого губернатора.

Губер-гость очень серьезно готовился, ему важно было задружиться с губером-хозяином, ставленником высших сфер, по слухам, нацеленным на пост крупного федерального руководителя. Две недели лучшие спичрайтеры области писали приветственный панегирик, но шеф все варианты браковал: не было «фишки». И вот когда он просматривал свой деловой ежедневник, глаз остановился на дате предстоящего торжества. Это было 9 января. В мозгу произошла вспышка, и в небе зажглись алмазы.

На инаугурации речь губера-гостя следовала сразу за выступлениями столичных грандов, что придавало ей особый вес. И наш герой не подкачал.

– Целый век 9 января считалось в России датой скорби, кровавым воскресеньем, – начал он таинственным полушепотом, и переполненный зал замер. – Именно в этот день в далеком 1905 году в Санкт-Петербурге была расстреляна мирная демонстрация рабочих. (Лица зрителей вытягиваются, голос оратора набирает силу.) Но сегодня наконец этот день обрел противоположный смысл, окрасился радостью, светлой верой в то, что худшее безвозвратно миновало (мощный голос взлетает над залом), и один из крупнейших регионов возглавил истинный лидер и патриот страны, которую больше не собьют с пути происки попов Гапонов!

Зал лишился сознания, президиум оцепенел. После паузы губер-хозяин подошел к трибуне и смачно расцеловал коллегу. Очнувшиеся зрители зашлись в овации.

Речь произвела фурор. Ее передали по нескольким телеканалам и откомментировали чуть ли не все СМИ, она сотрясла Интернет. Говорят, ее даже обсудили в Кремле и после дискуссии порешили оратора не наказывать. Но и не повышать. Все же чересчур речист.

На кого же вы похожи

Как известно, живущие вместе человек и собака с годами становятся похожи друг на друга. Остается вопрос, кто именно «идет на сближение», – то ли пес обретает черты хозяина, то ли наоборот. Впрочем, не исключено и встречное движение.

В мире чиновников этого вопроса не существует вовсе. Даже при долгой совместной работе начальник никогда не станет похожим на подчиненного, а вот обратный вариант вполне реален. Причем иной раз нижестоящий сознательно добивается сходства с шефом.

Вы спросите, в чем тут смысл, и я охотно поделюсь наблюдениями за таким человеком, с которым знаком немало лет и который бывает со мной откровенен.

Однажды на его карьерном пути возникла ситуация, когда над ним возвышался по-настоящему сильный, харизматичный руководитель, а в прямом подчинении находился чуждый трудового усердия аппарат. Расчет чиновника был прост и логичен: поскольку перед большим начальником трепетали все от мала до велика, нужно было добиться знакового сходства с ним и таким образом внушить вверенному болоту, что ты – наместник Самого. Каждое твое слово, каждый жест идет от него. Соответственно, неповиновение тебе, руководителю среднего звена, – суть неповиновение Самому. Со всеми вытекающими.

Первым делом мой знакомый скопировал рукопожатие шефа. Оно было мало сказать вялым, – возникало ощущение, будто тебе в ладонь вложили пустую перчатку. Пожимать руку приходилось крайне осторожно, что сразу устанавливало субординацию. При этом начальник отводил глаза и нос в сторону, будто вид твой был ему неприятен, а запах просто непереносим.

Потом началась работа над голосом. Шеф говорил очень тихо, поэтому слушатели не то что не шептались, – они боялись собственного дыхания. А когда наступал черед распеканий и разносов, начальник вообще переходил на змеиный шепот. Эффект воздействия усиливался тем, что он, «тыкая» всем без исключения, в минуты казни обращался к жертве на «вы», чем повергал ее в мистический ужас.

Освоив голосовую технику, наш герой перешел к манере вести диалог. У шефа был такой приемчик: во время беседы с подчиненным он долго говорил, потом раз – и замолкал, задумавшись. Собеседник, полагая, что начальник ожидает его мнения, осторожно произносил: «Мне кажется…»

Но большего сказать не успевал, потому что резко вступал шеф и, глядя мимо испуганно замолчавшего сотрудника, продолжал вещать. До следующей паузы. А потом все повторялось. Беседу завершал рефрен: «Идите и думайте». Люди выходили в поту.

Следом был разучен еще один номер из репертуара начальника: каждое утро звонишь наугад кому-нибудь из подчиненных и говоришь: «Думаешь, я не знаю, что там у тебя происходит? По-твоему, я буду это терпеть?» – и вешаешь трубку.

В общем, шаг за шагом наблюдательный и способный к подражанию мой знакомый принимал образ и подобие своего начальника. Иногда ему даже казалось, что он и есть Сам. Смущало лишь то, что дела в его хозяйстве шли все хуже. И подчиненные вели себя необъяснимо: в ответ на вялое рукопожатие некорректно сдавливали руку, перебивали тихие руководящие монологи хихиканьем и трепом, а один из заместителей, услышав: «Идите и думайте», ответил: «И вы тоже идите».

Наш герой терялся в догадках. Ясность внесла секретарша, которая работала с ним много лет и без труда считывала смысл его поступков.

– Бросьте вы это дело, – рубанула она. – Даже если загримируетесь под Самого, все равно не сработает.

– Что, масштаб личности не тот? – упал духом имитатор.

– Масштаб должности, – пояснила секретарша. – Ему – можно. Он шипит – и людям страшно.

Она уклонилась от сравнения и вышла. Шипеть вслед не имело смысла.

Шире округ!

Искатель чинов, уже усевшийся или еще карабкающийся на одну из трех главных ветвей власти, должен уметь работать с теми, кто занимает ветвь четвертую. То есть с масс-медиа. Это правило Матвей Самсонович, префект административного округа крупного города, умом понимал, но, будучи по характеру человеком непубличным, терялся при виде телекамер и диктофонов, да и вообще прессу не любил.

А полюбить следовало, потому что мэр города потребовал от префектов наладить работу с населением через вверенные им СМИ. В распоряжении Матвея Самсоновича имелись еженедельная газета, которую никто не читал, и студия кабельного телевидения, передачи которой никто не смотрел. Требовался сильный, общественно значимый ход, за который можно будет отчитаться перед мэром.

Такой ход был найден пресс-секретарем префекта, он предложил создать на окружном телевидении еженедельную программу, в которой жители в прямом эфире задают префекту наболевшие вопросы (естественно, подготовленные), тот либо отвечает сам, демонстрируя исчерпывающую компетентность, либо требует к ответу чиновника префектуры и в режиме онлайн устраивает ему разнос. Идея была проверенная, демократическая, смущало одно – робость Матвея Самсоновича. Нужен был сильный, опытный ведущий. Пресс-секретарь пообещал найти такового в Москве, в конце концов не все там Познеры и Кати Андреевы, кто-то и без дела томится.

Без дела томился Кавалеров. Некогда он работал комментатором на одном из центральных каналов, но внезапно исчез с экрана. По слухам, явился на прямой эфир в сильном подпитии и угробил программу с вице-спикером Госдумы, за что был изгнан вон и с тех пор пребывал в качестве «джентльмена в поисках десятки», как выражался тов. О.Бендер. Однако физиономия его, которую некогда знала вся страна, сильно измениться не успела и могла придать окружной передаче масштабный, даже федеральный размах.

Кавалерова привезли к Матвею Самсоновичу, который с ходу пообещал хорошие деньги, стометровую квартиру и полный набор социальных благ. Столичный гость для вида поломался, но, получив дополнительный бонус в виде земельного надела у реки, дал согласие.

Первым делом гость придумал название передачи. Вспомнив некогда знаменитую программу «Шире круг!», он трансформировал ее в «Шире округ!». Затем Кавалеров поработал с префектом, объяснив ему, что много говорить не надо, ибо слово царя должно звучать «во дни торжеств и бед народных», а публицистическое звучание передачи обеспечит ведущий. Мысль насчет царя префекту понравилась.

Передача пошла. Истосковавшийся по эфиру Кавалеров блистал, как в лучшие годы. Жители округа потянулись к экранам. Пресс-секретарь доложил префекту, что рейтинг программы неуклонно растет, хотя чем он его измерял, не объяснил. Однако прошло полгода, и «Шире округ!» стал меняться. То есть схема оставалась прежней, но акценты сместились, и уже не Матвей Самсонович был верховным жрецом. Он превратился в статиста, главную же роль, как вы догадались, присвоил звездный Кавалеров, и теперь он, а вовсе не префект, успокаивал обеспокоенных жителей и покрикивал на нерадивых чиновников.

Такая перемена не осталась незамеченной. Префекту нашептывали, что столичная штучка хоронит его авторитет. Пресс-секретарь попытался повлиять на Кавалерова, но тот только глянул на него, как солдат на вошь, и заискрил пуще прежнего. В итоге дошло до того, что мэр, посмотрев передачу, сказал Матвею Самсоновичу: «Я не понял, кто управляет округом – ты или этот московский перец? Может, вам поменяться?» Это могло значить только одно: до пропасти остался шаг.

И тогда пресс-секретарь, умевший читать мысли шефа, нашел выход: перед эфиром накачал Кавалерова до такой степени, что даже телезрители почувствовали, как от их экранов разит коньяком. Увольнение было стремительным, о чем Матвей Самсонович тут же доложил мэру. Квартиру и землю оформить на Кавалерова не успели, так что обошлось без потерь.

Тридцать три богатыря

В некотором царстве, в областном государстве жила-была дума. Она, собственно, и сейчас живет, а сказочный зачин избран автором лишь для того, чтобы донести до читателя былинную силу представленных в той думе тридцати трех избранников. Хотя по нерушимым своим убеждениям разделились они на четыре неравные фракции и следовали партийной дисциплине, каждый депутат мнил себя если не первым среди равных, то уж, во всяком случае, не вторым.

И вот однажды замаячила на горизонте важная дата – пятнадцатилетие славного органа законодательной и представительной власти. И пуще прежнего оживились депутаты, стали думать да гадать, как покрасивее напомнить о себе избирателям, а заодно и первым лицам родной дотационной области. Тут, уловив запах бюджетных субсидий, в думу обратилась местная киностудия, предложив снять к юбилею документальный сериал о думе и ее значении в развитии российского парламентаризма. Каждый депутат тут же представил себя на экране местного, а если повезет, и центрального телеканала, и своевременная, патриотичная инициатива была одобрена.

Законодатели незамедлительно обратились с просьбой о финансировании актуального проекта к дружественной исполнительной власти, и та выделила деньги. Не особо большие, рассудив, что негоже поднимать до небес депутатское собрание. Киностудия погрустила, пересчитала бюджет с учетом собственных аппетитов, получался фильм на сорок минут. Слабовато, но все же лучше, чем ничего.

Налетели злые коршуны и разнесли слух, что на экран попадут не все депутаты, предпочтение отдадут членам главной партии, а оппозиция, без которой конечно же немыслимы законодательный процесс и демократические преобразования, будет представлена в картине только лидерами фракций. Гадкий слух оказался былью. Несогласные потребовали, чтобы окончательный вариант фильма утверждался на общем заседании думы, и добились-таки своего.

Скоро сказка сказывается… да, собственно, и юбилейный фильм сделали по-скорому. В назначенный день и час в думский кинозал явились все без исключения депутаты. Просмотр картины сопровождался выкриками с мест и завершился долгим пронзительным свистом. Потом началось закрытое обсуждение, и тут случились совсем уж неожиданные вещи. Обиженная оппозиция еще не успела рта открыть, как вознегодовали депутаты, чьи говорящие головы как раз были представлены в фильме. Их решительно не устраивало все – от выбранного оператором ракурса, искажающего благородный облик, до оскопленных режиссером монологов о личных законодательных заслугах. Напрасно авторы картины пытались объяснить, что невозможно в сорокаминутную ленту вместить все синхроны думцев, равно как нереально представить всех без исключения тридцать трех богатырей. Последние слова вызвали гнев игнорированных законодателей, которые обвинили главную партию в политических интригах и узурпаторских замашках.

После двухчасовой перебранки, в которой звучали слова: «триллер», «ералаш» и даже «жесткое порно», постановили: картину в свет не выпускать как дискредитирующую областной законодательный орган. Один из депутатов попытался возразить в том смысле, что нельзя хоронить фильм, снятый на деньги налогоплательщиков, другой прокричал, что действия коллег сильно смахивают на цензуру, но обоих смутьянов зашикали.

Тут и сказке конец. Кино положили на полку, и пошла гулять по дотационной области молва, будто депутаты сделали смелый антикоррупционный фильм, а лютые вороги запретили показ. Что, в общем-то, стало неплохой предвыборной агитацией.

Две полярные звезды

Кто понимает истинную роль женщины, состоящей на госслужбе, тот никогда не скажет «руководительница». Строжайшее табу! В немецком языке можно, не ранив самолюбия, показать окончанием слова, к какому полу принадлежит представитель профессии; это вам не русские «врачиха» и «продавщица», тем более не «чиновница». Так что мы говорим исключительно о женщине с мужской профессией. Или, если угодно, о руководителе женского рода.

Прокручиваю в памяти созвездие высокопоставленных дам, с которыми знакомила судьба, и наиболее отчетливо вижу две яркие точки. Две звезды, две светлых повести. Насколько полярные, настолько и близкие. Зовут их Ирина и Марина, отчества и громкие титулы опускаем, возраст – от сорока до пятидесяти. Судьба сделана, но до финиша еще далеко.

Ирина на заре своей карьеры услышала фразу: «Для руководителя главное не знания и опыт, а сильный характер». Мысль стала путеводной. Руководить Ирина хотела всегда, цели быстро достигла, а силу характера закаляла и демонстрировала своим сотрудникам посредством натиска, агрессии и хамства. Естественно, она с самого начала понимала, что такого начальника будут ненавидеть и при возможности подставлять, но пошла на это «с отвагой и весельем победителя». Ради того, чтобы подчинить подчиненных, она истребила в себе главную женскую мотивацию – желание нравиться. Она не нравилась даже себе, но и это ей было безразлично.

Марина, также устремленная в руководящие выси, душить в себе «основной инстинкт» не собиралась. Ее гербом мог бы стать усыпанный розами танк. Она умела расхвалить подчиненных, даже польстить им, если того требовали обстоятельства, и они пахали на нее с удовольствием и предвкушали награду, которую всегда получали. При этом Марина обладала талантом преподнести поощрительную безделушку с той помпой, с какой дарят ключи от райских врат. Ей доверяли, ей симпатизировали, ею дорожили, ее даже любили, если можно чувство к руководителю назвать любовью, и она заливала это топливо в бензобак того самого танка, который тащил ее вперед и выше.

Обе руководящие дамы выбрали маски. Ирина орала матом на подчиненных ей взрослых мужчин, и те терпели. Как-то нашелся храбрец, который огрызнулся и швырнул заявление об уходе, так она увела его в кабинет, наедине уговорила остаться, слегка повысила и впредь лупцевала пуще прежнего. Однажды Ирина не отпустила с пустяшного совещания сотрудника, которому нужно было в больницу проститься с умирающей женой. Она знала, куда он отпрашивается, и все это знали. Но маска злодейки приросла.

Маринина маска позволяла сотрудникам обращаться с ней как с истинной женщиной: пытаться разжалобить, оправдаться, упросить и, наконец, попросту навесить на уши лапшу. И она, понимая эти штучки, иногда позволяла обставить себя. Но только по мелочам. При первой же попытке одного из заместителей сесть на шею она при всех показала ему танковый ствол. Присутствующие поняли, и броня мгновенно скрылась под кустами роз. Марине не нужны страх и озлобленность окружающих, ей требуется их лояльность.

К чему автору пришли на ум эти женщины-антиподы? А к тому, что в главном они удивительно схожи. Обе по-крупному амбициозны, безумно дорожат своим местом, трудоспособны до потери пульса. И как руководители стопроцентно эффективны, поэтому начальству невыгодно их менять, а подчиненным нет смысла им перечить. Обе понимают, что единожды ступив на руководящее поле, где пасутся мужские стада, они лишили себя права хоть в чем-то оказаться слабее. Тема тяжелой женской доли в аппаратных играх не прокатит.

Одно слово, родственные души. Хотя они даже не знакомы.

Качайте маятник и наслаждайтесь

На строительстве школы нервно – ждут префекта, вероятен разнос. А вот и он сам в центре суетливой свиты. Шаги неспешны, взгляд в землю; что задумал, непонятно. И вдруг, не поднимая головы: «Василий, у тебя шнурок развязался».

Идущий в свите мелкий клерк каменеет. Шнурок ботинка и в самом деле развязан, но главное, префект помнит имя Василия. Мало того: Сергей Максимович идентифицирует его по ботинкам, а ведь на пустого, никчемного человека он бы вообще глядеть не стал, пусть у того хоть шнурок развяжется, хоть штаны свалятся. Наконец, префект не иначе как сознательно дает понять окружению, что уж кого-кого, а Василия он помнит, ценит и в обиду не даст.

Через неделю парня уволили. По пустячному поводу. Удавили шнурком.

Ну и ладно, сказали в префектуре, не первый и не последний. Все давно знали, что их начальник – редкой души сукин сын. Это стало ясно еще четыре года назад, когда Сергей Максимович получил назначение в округ. В первый же день он объявил кадровику: «Каждое утро ты должен приносить мне чью-то голову». Дороживший собственным скальпом кадровик все понял, и головы полетели. Это была не новая метла, а гильотина. Казнь могла настичь любого, и даже самые битые аппаратчики сказали: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца».

Через пару месяцев, однако, репрессии разом прекратились, начальник стал приветлив и либерален, и чиновники постановили: все, кровушки напился, теперь можно жить. Но они не знали, что попали в сеть управленческой системы, которую Сергей Максимович создал еще в начале своей карьеры. Идея состояла в том, чтобы лишить всех без исключения подчиненных сна и покоя. Вечная неуверенность должна разливаться в воздухе, поражая служащих нервно-паралитическими флюидами.

Правда, для достижения успеха пришлось истребить в себе сочувствие к ближнему и чувство справедливости, стать натуральным говнюком, но цель оправдывала ломку гуманной от рождения натуры Сергея Максимовича.

Прочитав в молодости книгу Владимира Богомолова «В августе сорок четвертого», наш герой перенял метод старшего лейтенанта Таманцева. «Качание маятника» означало непрерывные обманные движения, дезорганизующие и вводящие в заблуждение противника. Творческое перенесение военных приемов на мирную с виду госслужбу вполне удалось.

Префект мог прилюдно расхвалить подчиненного, даже превознести, но это означало лишь то, что строго в отмеренный срок человек будет столь же публично выпорот. Причем мера устрашения, как правило, превосходила меру поощрения. Аутодафе было изнурительно долгим, с вкраплениями матюгов и мучительными для казнимого паузами.

На вооружении префекта состояло много проверенных инструментов. Стравливание коллег и поощрение взаимных доносов. Приближение «к телу» и отторжение от оного. Отрубание кошке хвоста по частям. Особым шиком Сергей Максимович считал увольнение вскоре после пышно отпразднованного юбилея.

Скажем честно: ничего нового для мировой теории и практики управления наш герой не создал. Но фокус в том, что погоняемая его иезуитским хлыстом префектура работала организованно, точно и результативно. Не исключено, что двигатель проработал бы еще долго, но этого мы уже не узнаем. Потому что мэр города после очередного пышного панегирика в адрес префекта отправил его в отставку. Возможно, градоначальник тоже уважал старшего лейтенанта Таманцева.

Урок обольщения

Лестница в небо

Как бы коллеги ни относились к Альберту Андреевичу (а большинство на дух его не выносило), никто не отрицал его редкостной способности строить отношения с окружающим миром и населяющими его руководителями. Страдая неисполнительностью, забывчивостью и склонностью терять важные бумаги, он с запасом компенсировал эти гибельные для чиновника качества умением соответствовать обстоятельствам.

Начальники областного комитета по связям с общественными организациями, где работал наш герой, сменялись быстро. За шумные, неприятные руководству скандалы, устроенные союзом солдатских матерей или лигой борцов за права животных, можно было потерять должность с точной и, главное, объективной формулировкой: не сумел договориться.

С другой стороны, получившие одобрение акции типа съезда ветеранских организаций, слета неформальных объединений с неизбежными, но минимальными телесными повреждениями или переговоров лидеров национальных диаспор о курировании продуковых рынков могли переместить начальника комитета в более фундаментальное кресло.

Что-то в этом роде и происходило с шефами Альберта Андреевича, в итоге за два с половиной года сменилось четыре начальника. Однако каждый из них успел повысить в должности нашего героя.

Первый начальник заприметил скромного ведущего специалиста на встрече с представителями профсоюзов. Руководитель комитета, который давно и прочно дружил с Бахусом, не мог не оценить, с каким проворством молодой сотрудник откупоривает емкости и наполняет рюмки, внося конструктивную ноту в переговорный процесс. С того дня Альберт Андреевич неизменно сопровождал шефа на подобных мероприятиях, а во время нечастых передышек дотемна засиживался с ним в кабинете, не забыв положить в холодильник чешское пиво на утро. Так ведущий специалист, прыгнув через ступеньку, стал заведующим отделом.

Второй начальник был помешан на брендовой одежде, и Альберт Андреевич организовал командировку в Милан – ознакомиться с практикой взаимодействия с ассоциацией таксистов, устраивающих забастовки по любому поводу. Изучение опыта шло на улицах Спига и Монтенаполеоне, знаменитых скоплением одежных бутиков. По возвращении заведующий отделом стал заместителем начальника управления.

Шеф номер три был сдвинут на футболе, и для обогащения методов и форм взаимодействия с клубами болельщиков Альберт Андреевич свозил его в гости к «Барселоне» и «Челси», а также на финал Лиги чемпионов, доставив оттуда личный трофей в виде должности начальника управления.

Четвертый босс тупо любил деньги. Поскольку бюджет комитета был не слишком убедителен, Альберту Андреевичу приходилось бегать по подведомственным структурам, грозить и клянчить, по крохам наполняя мошну, а потом внушать шефу, что, имея более широкие полномочия, чем начальник управления, он был бы значительно эффективнее. Так пришла должность заместителя начальника комитета.

Но дьявол кроется в деталях. У Альберта Андреевича была одна слабость: высмеивать уже ушедших руководителей. Что, принимая во внимание чувства коллег к выскочке, тут же становилось известно бывшим шефам.

И вот однажды произошло то, чего в природе не бывает: на место уволенного четвертого начальника вернули прежнего – «футболиста». Альберт Андреевич влетел в его кабинет с криком: «Ну, наконец-то!» – и был грубо выставлен за дверь. И пока он проклинал свой длинный язык, новый старый шеф решал дилемму: вышвырнуть негодяя вон из комитета или, подвергнув исправительным пыткам, повысить, отправив на пенсию первого заместителя.

Мотив был более чем серьезным: вскоре начинался чемпионат мира по футболу.

Вкусите прелести лести

Однажды автор был зван на большой и богатый официальный прием. Все шло заведенным порядком, как вдруг с той стороны, где находился столик главного босса и его присных, донесся раскатистый бас. В голосе была такая мощь, что звуки саксофона Игоря Бутмана, выступавшего в тот момент на сцене, показались комариным писком.

Встревоженная публика поспешила на зов иерихонской трубы, и по мере приближения из звукового потока стали проступать слова здравицы: «Вы истинно государственный человек, вы совесть нации», «Пока вы с нами, мы несокрушимы»… Тостующий был неподражаем: могучий голос срывался от волнения, взор устремился к небесам… Народ вокруг остолбенел, пытаясь угадать смысл этой оратории «лизатто фортиссимо».

Тем временем погрузившийся в шаманский транс исполнитель всосал воздух в легкие и дал финальный залп: «За великого сына России, опору и надежду россиян – троекратно, два коротких, один протяжный! Ура! Ура! Ура-а-а-а-а!»

Хор на всякий случай заорал вслед за солистом, и все одним махом, как водку, хлопнули «Вдову Клико». А главный босс ласково сказал: «Ну, это ты уж, Коля, чересчур».

Знаете, почему запомнилась эта история? Дело даже не в масштабе лести, а в личности оратора. Я хорошо знаю Колю, вернее, Николая Демьяновича, вполне успешного руководителя, эрудита, деликатного собеседника, всегда чуткого к вашему мнению.

Какой же должна быть жажда повышения, или ужас перед опалой, или желание не быть забытым, чтобы умертвить в себе один из главных страхов любого приличного человека – страх оказаться посмешищем!

Но в том-то и дело, что именно из таких бесстрашных получаются самые успешные, самые результативные льстецы. Они – актеры в театре одного зрителя, для него и играют. Знаменитую фразу о том, что ложь, чтобы в нее поверили, должна быть чудовищной, они переработали на свой лад: «Лесть, чтобы в нее поверили, должна быть беспардонной».

Вы будете долго изобретать изящный комплимент начальнику и ждать подходящего момента; настоящий же мастер без предварительных ласк лизнет так, что всех кругом стошнит, а ему по барабану. И в этом его изначальный перевес, его колоссальное преимущество перед вами. Не пытайтесь с ним тягаться, этот человек непобедим.

Слушая публичное выступление начальника, он дождется секундной паузы и воскликнет: «Как глубоко, как точно!» Он первым и громче остальных зааплодирует шефу и последним добавит три хлопка, когда уже смолкнет овация. Он знает множество приемов и всегда в поиске новых. И он понимает главное: за перебор не накажут. А вот наградить могут.

Надеюсь, вы поняли, что речь у нас вовсе не о порочных свойствах лести; тут, право же, нечего осуждать. Ведь что такое лесть, если разобраться? Вы говорите человеку приятное, он вам за это делает приятное. И оба в выигрыше. Разве нет?

А на десерт – сюжет особый, исключительный. Придумай автор такое – вы бы его осмеяли. Но жизнь, как известно, богаче любых фантазий, и правда не всегда правдоподобна. Итак, делегация высокого уровня летела с визитом. Руководитель делегации с тремя компаньонами из свиты играли в преферанс. И вдруг во время сдачи карт шеф задремал и через пару минут сделал то, что в народе называется «пустить шептуна». Для непосвященных – пукнул. Совсем тихонько. И тут же открыл глаза и обвел взглядом партнеров по игре.

В этот миг нюх чиновников подсказал, что неверная реакция перечеркнет их успешную карьеру. И тогда самый мудрый вымолвил нараспев: «Шеф, вы тут во сне пукнули. Но знаете, так нежно, мелодично, так приятно».

И вы мне скажете, что он не гений?

Испытание для фаворита

Может, и есть на свете чиновники, которые не мечтают войти в ближний круг своего начальника, но я таковых не встречал. Хотя чем может обернуться близость к телу, не всегда угадаешь.

Эту история случилась на сочинском берегу. Среди нас, отдыхающих, особняком держалась группа людей. После опознания главной фигуры – губернатора одной из зауральских областей, чей лик порой мелькал в теленовостях, – идентифицировать остальных было несложно: жена, двое сыновей-подростков, двое охранников и взвод из девяти подчиненных.

Компания вела себя слаженно. Утром бегали трусцой по парку, потом подолгу плавали, ныряли на время, катались на скутерах. После обеда исчезали, а вернувшись к вечеру, обсуждали олимпийские объекты.

Как-то спозаранку они ушли в море рыбачить. Все, кроме одного. Отступник, свесив ноги в прибой, пил пиво и пускал сигарный дым, будто отгоняя судно с коллегами от себя подальше.

«Оторвались от коллектива?» – спросил я. «Нечеловеческим усилием, – весело ответил он. – Морская болезнь».

Так и познакомились. Для чиновника Владислав Олегович был чересчур откровенен, но, с другой стороны, наутро они все равно улетали, так что риска никакого. Итак, он руководил культурой в областном правительстве. Ясное дело, искал пути к сердцу губернатора. Идея пришла после разгадки главной фобии вождя – боязни остаться провинциалом.

Владислав Олегович отправился в Москву и встретился с издателем альманаха «Персоны года», где представляли народу выдающихся деятелей, включая массажиста издателя и гинеколога его жены. Наличных денег, собранных с подведомственных структур, хватило, чтобы портрет губернатора появился в разделе «Опора страны» между двумя председателями – Совета Федерации и Конституционного суда. Шеф оценил и даже слетал на презентацию альманаха.

Воодушевленный чиновник снова собрал дань и привез из Белокаменной исполненный в красном дереве и позолоте сертификат об избрании губернатора действительным членом Международной академии политических открытий. К сему прилагалась пурпурная мантия, в которой начальника показали на двух федеральных каналах.

Вскоре Владислав Олегович был приглашен в загородную резиденцию губернатора на дружеский ужин. Это означало допуск к телу.

Шеф был активен и жаден до впечатлений. Помимо грибов и охоты, он устраивал себе и фаворитам горные восхождения, гонки на квадроциклах и собачьих упряжках, сплав по бурным рекам. Ему было мало статусных дзюдо и горных лыж, – к ним добавились полеты на дельтаплане, марафонские забеги, американский футбол и бобслей.

Разумеется, была и культурная программа: камерные венецианские карнавалы, игра в любительском театре, занятия вокалом и чечеткой, а также дудение на вувузелах.

Каждый четверг объявлялась повестка на выходные. Все командировки губернатора, кроме визитов в столицу, включали мероприятия с участием сопровождающих лиц. Трижды в году лидер отправлялся в отпуск, и свите полагалось быть при нем. Жены и дети не допускались, исключение шеф делал только для себя. Любая попытка откосить считалась бунтом.

В голове Владислава Олеговича воцарился хаос. Тело ныло от травм. Личной жизни не стало. Взроптавшее семейство грозилось пристукнуть кормильца тяжелой вувузелой. Тот не возражал: жить вообще не хотелось.

…Вернулись рыбаки, и мы простились. «Утром летим на Тянь-Шань, – сказал Владислав Олегович. – Будет поход верхом на каких-то ослах… А в принципе все идет хорошо. Шеф обещал сделать меня своим замом. После отпуска».

Последнюю фразу он произнес неуверенно. Черт его знает, что ждать от осла на горной тропе.

Разрешите дать вам пас

Вообразите себе зрелище: зима, трескучий мороз, полвосьмого утра. Над футбольным полем жутковато светят фонари, машина счищает лед с синтетического покрытия. Из раздевалки выползают тени в спортивных костюмах и вязаных шапочках. В этих мрачных, невыспавшихся мужчинах не сразу узнаешь разнокалиберных чиновников. Зачем явились, уважаемые? Ступайте по домам, какой к черту футбол в таких бесчеловечных условиях!

Но не уходят. Потому что тут не только игра, тут еще и работа. И даже в первую очередь – работа. Важная, ответственная, травмоопасная.

Прозвучал свисток. Мяч понемногу закатался в сонных ногах. Вот кто-то первым побежал. За ним другой, третий. Вот кто-то, зажмурившись, подставил голову летящему навстречу мячу, – и проклял себя последними словами. Вот со стоном: «Пропади все пропадом!» повалился на бок вратарь…

Эта картина, честью клянусь, списана с натуры. И даже со многих натур, ибо спортивные клубы, куда входят служащие министерств и правительств, мэрий и администраций, стали не просто распространенным явлением, но и признаком ведомственной зрелости. Воля ваша, есть какой-то изъян в госструктуре, не имеющей клуба.

Можно состязаться в городки, шахматы, гольф, хоккей на траве, хоть в салочки, – но настоящие мужчины, достойные государевой службы, играют в футбол. И не в теплом сухом спортзале, а на открытом поле при любой погоде.

…Мороз не отпускал, но игроки двигались все быстрее. И вот наконец жуткий ледяной мяч вприпрыжку отправился к воротам и, никем по пути не остановленный, затих в сетке. Радостно крякнули одни, злобно зафырчали другие – и началась рубка. За расширение служебных полномочий. За финансирование важной кампании. За место в официальной делегации. За повышение по службе. За снятие ранее наложенного взыскания. За победу!

Ну ладно, это я перегнул. Спорт есть спорт, надо забить в чужие ворота и не пропустить в свои. Но у футбола служебного есть нюансы. Запоминайте!

Если главный босс играет в одной команде с вами, при первой возможности передавайте ему мяч. Если вы вышли к воротам соперника, не бейте сразу – подождите, пока добежит руководитель, и мягко отпасуйте ему под удар. Это ценится высоко.

Если играете против босса, скажем, на позиции защитника, можно якобы попасться на финт начальника или уступить ему в скорости. В такой ситуации полезно воскликнуть вслед: «Что он творит!» Обычно запоминается.

Если же вы вратарь в команде противников, рекомендуется сначала переловить все, что летит, чтобы в момент, когда по воротам ударит начальник, а вы мудро прыгнете не в тот угол, забивающий получил истинное наслаждение. Советую закончить эпизод репликой: «Такие мячи не берутся». Это будет тонкий ход.

Надо к тому же помнить, что, помимо главного босса, по полю бегают другие достойные и влиятельные люди. Они тоже любят обводить и забивать, и с ними можно выстраивать комбинационные отношения. Так что служебный футбол хоть и любительское занятие, преуспевают в нем лишь искусные профессионалы.

А после матча начинается особо важный ритуал. В раздевалке ответственные работники, снявши трусы и бутсы, проводят переговоры; намыливаясь под душем, рассматривают кадровые передвижки; просохнув и вкусив чайку с лимоном, подписывают распоряжения и сметы.

Ну и, конечно, обсуждают игру. Потому что карьера карьерой, но как же иной раз она мелка по сравнению с каплями росы на утреннем футбольном газоне, со скворцом, присевшем на перекладину ворот. Сколько невыразимого блаженства таит в себе подножка, отправляющая тебя носом в июльскую лужу. Или хлесткий удар мячом в пах, после которого, откинувшись на спину, открываешь величие синих небес.

И чихать, что где-то рядом топчется босс.

Урок психологии

В жизни всегда есть место подлому

Есть два понятия, которые грамотный чиновник никогда не спутает: борьба и вражда. Борьба может идти за влияние, за сферы, за награды. Это чаще всего позиционное единоборство из разряда достойных мужских игр. Здесь обыгранный может легко простить обыгравшего и даже объединиться с ним для новой интриги. Вражда – это совсем иное, тут за столкновением интересов ясно читается схватка неравнодушных друг к другу людей. Вражда – это сильное чувство, это страсть, которая застит разум, лишает сна и покоя, изматывает нервы.

При этом следует знать, что только слабые воины не подают друг другу руки или посылают по матушке. Настоящие, умелые бойцы могут сообща посмеяться над анекдотом, посидеть в компании, помочь устроить сына в институт или тещу в больницу. При этом не должно быть сомнений в обоюдном желании всыпать визави лошадиную дозу яда в целебный зеленый чай.

Самое яркое, самое концентрированное проявление вражды случается, как несложно догадаться, между бывшими друзьями. И у меня на памяти есть такая история.

Жили-были два чиновника, оба прошли производственно-комсомольско-партийную школу жизни, адаптировались к новым реалиям и неплохо поднялись в краевой администрации: один руководил системой торговли (обозначим его как «Торг»), другой – продовольственными ресурсами (пусть будет «Прод»).

Дружны они были со студенческих лет, по жизни не раз выручали друг друга, общались семьями. Короче, «Торг» и «Прод» были вполне довольны общественным и материальным положением, а также тем, что, оказавшись на равнозначных постах, могли слаженно и взаимополезно, опираясь на полное доверие, укреплять свои позиции.

Но не так видел ситуацию их шеф, руководитель краевой администрации. Будучи человеком подозрительным, информированным о тонкостях взаимоотношений подчиненных и впитавший если не с молоком матери, то с коньяком прежних своих начальников систему сдержек и противовесов, он вовсе не испытывал эйфории оттого, что кто-то в его команде крепко дружит. Нехорошо, надо поправить.

Сделать это оказалось несложно, понадобилось лишь размыть грань, разделяющую торговую и продуктовую сферы. В самом деле, кто отвечает за продуктовый магазин, за продовольственный рынок? Ответственность можно четко регламентировать, а можно обозначить условно, пунктиром и даже вообще смешать. В последнем случае возникает полная возможность карать невиновного и награждать непричастного. Влепив строгача «Торгу» и превознеся «Прода», шеф вбил первый клин в их монолит.

Тут же были запущены легенды о том, что это «Прод» сдал «Торга», а тот, имея на вчерашнего товарища компромат, в отместку наслал на него контрольно-счетную палату (которая и вправду заявилась в ведомство «Прода», хотя и с тихой подачи сами понимаете кого).

И началось то, о чем мы, собственно, и говорим, – вражда. Оба, уверовав в предательство бывшего друга и подняв над головой незримый лозунг: «В жизни всегда есть место подлому», застрочили доносы, завели подковерные интриги, проплатили заказные материалы в СМИ, подключили силовые ведомства, наделенные правом возбуждать уголовные дела. Они вошли в такой раж, что даже напугали стравившего их главу администрации: тесто полезло из-под крышки. Вызвав бойцов на рандеву, он строго приказал им прекратить распрю. Оба сделали удивленные глаза.

Умудренный шеф подзабыл, что единожды начавшись, вражда, в отличие от борьбы, не кончается никогда. Вообще никогда. Люди могут менять должности, места работы, города и страны, могут не встречаться годами, а вражда между ними останется. В этом смысле они попугайчики-неразлучники.

Шутить изволите, гражданин начальник

Понятно, что власть – дело нешуточное, но ведь и шуточки – атрибуты власти. Не ясно? Тогда разберем одну историю. На заседании городского правительства обсуждается финансирование строительной отрасли. Мэр напряжен и нервен, постоянно перебивает докладчика и сжимает тиски: «Мы должны понимать, какую сумму господа строители намерены вытянуть из городского бюджета. Как по-вашему, вы просите много или мало?».

И запутанный, загнанный в угол докладчик, уже простившийся мысленно с должностью и потому «сняв ногу с тормоза», отвечает:

– Что значит – много или мало? Как посмотреть. Три волоса в супе – это много. А вот на голове…

Язык прикушен на полуслове, ужас в глазах. Как говорится, «это больше, чем преступление, это – ошибка». Потому что и сам мэр, и сидящие рядом два его заместителя блестят гладкими лысинами.

В зале повисает тишина. Председательствующий молчит и наверняка понимает, что нужен подобающий ответ. И все это понимают. И он понимает, что все понимают и ждут.

– Три волоса, говорите, – медленно начинает мэр. – А покажите мне, где вы видите эти три волоса, на чьей голове.

Он скашивает глаз на замов, которые мучительно обдумывают, как себя вести, и держит паузу. Чем больше актер, тем больше у него пауза, – это мы помним.

– Так вот что я вам скажу, – наконец возвышает голос оратор. – У нас нет даже трех волосин, мы абсолютно лысые! И знаете, почему? Потому что все, что только можно, у нас отобрали вы, строители!

Стены правительственного зала сотрясаются от хохота.

Свидетельствую, что это в самом деле было остроумно и смешно. Но, отсмеявшись, я подумал вот о чем: а мог бы такую шуточку запустить один из двух лысых замов в присутствии лысого же начальника? И как это было бы воспринято? Минимум – как бестактность. Максимум – как дерзость.

Сильные мира сего не терпят ироничного отношения к себе. Хотя сами зачастую обладают чувством юмора, а это качество вроде бы предполагает способность принять шутку в свой адрес. Но нет. Большой начальник может сам прилюдно посмеяться над своей лысиной, и тогда подчиненный обязан подхихикнуть. Однако, боже упаси последнего в ответ сострить, что лысому быстрее причесываться, зато дольше умываться. Ледяной взгляд и скорая опала будут ответом.

Скорее всего, тут дело не столько в болезненном самолюбии руководителя, сколько в твердо усвоенном им правиле: проглоченная тобой чужая шуточка – это знак подчиненным, что льва можно тронуть за хвост. Так что малейшая попытка сократить дистанцию должна подавляться в зародыше.

Впридачу предложу вам версию, основанную на подсматривании за успешными чиновниками: самоирония мешает выстроить по-настоящему крупную деловую карьеру. Не в том смысле, что истинный властолюбец должен быть неуязвим. Дело в другом: можно ведь трактовать способность посмеяться над собой не как признак ума и уверенности в себе, а как помеху, которая пусть даже по чуть-чуть, но все равно размягчает волю, ослабляет веру в собственную силу и, соответственно, в незыблемое право быть первым. Не просто среди равных, а среди первых!

Тот, кто предписал себе исключительную судьбу, осознанно отсекает все, что способно хоть на градус сбить его с курса. А самоирония – это частица философского отношения к жизни, которое в свою очередь позволяет человеку смириться с неудачей.

И фокус в том, что подлинные Гераклы власти возможный неуспех вообще не берут в расчет. Им противопоказаны любые сомнения. Единственное, с чем они сквозь зубы готовы смириться, – это естественный износ с общепринятым финалом.

Но тут, как вы понимаете, уже не до шуток.

Контрольная закупка

В далеком моем детстве водились конфеты, где на фантике была изображена девочка, дразнящая точно такой же конфетой собачку. Называлось это шоколадное лакомство «А ну-ка, отними!». А вспомнилось мне оно, вы не поверите, в связи с принятием закона о контроле за соответствием расходов чиновников их доходам. В период его обсуждения молва активизировалась чрезвычайно. Народ радостно воспринял тот факт, что госслужащих федеральных, региональных и муниципальных ведомств обяжут разъяснять, откуда они взяли средства на покупку, если ее стоимость превышает доход семьи за три года. Особое одобрение публики вызвала карательная мера: при выявлении несоответствия прокуратура через суд потребует обратить в доход государства незаконно приобретенную собственность.

В социальных сетях, телевизионных и радийных ток-шоу, газетных откликах и досужих разговорах граждане затеяли увлекательную игру «А ну-ка, отними!» (теперь вы уяснили «конфетный след»?). И с воодушевлением принялись придумывать ситуации, когда собачка так и не сможет урвать вожделенную конфету.

Ну, хорошо, говорили одни, закон предписывает впридачу к покупкам самого чиновника учесть приобретения дражайшей половины и несовершеннолетних детей. Но вот отпрыски постарше, состоящие не на подконтрольной госслужбе, а, наоборот, в бизнесе, купят папе с мамой трехсотметровую квартиру, – где тут нарушение? Кто видел, что перед входом в банк папа передал сыну портфель?

Да поймите, перебивали другие, суть не в размере расходов, а в объяснении доходов. Вот покойная бабушка продала перед кончиной семейную реликвию – бриллиантовый гарнитур времен Екатерины Великой. Чек из ломбарда старушка, видно, потеряла, а деньги в тумбочку сложила, на них пять гектаров и куплены. Где тут криминал?

А вот еще вариант, добавляли третьи: состоятельный приятель с безупречной налоговой декларацией предоставляет чиновнику крупный беспроцентный кредит. Скрепленный договором физлица с физлицом. На сорок, а лучше на семьдесят лет (правнуки сочтутся). На эти средства и приобретен пакет акций нефтяной компании. Вопросы есть?

Резвился народ, фантазировал. Все-то ему интересно: и что решение о проверке госслужащего будет принимать его прямой руководитель (а вдруг они в доле? Или, напротив, шеф своего подчиненного сдать хочет?), и что при сборе материала анонимки рассматриваться не будут, зато основанием для проверки может послужить некая «достаточная информация» (батюшки, неужто старые времена возвращаются?)…

А теперь я вам на полном серьезе так скажу: если уж широкие массы столь щедры на выдумку ситуационных моделей, то у тех, кого напрямую коснулся чрезвычайно важный, но конечно же пока не всеохватный новый закон, коллективный разум наверняка работает кратно интенсивней. И можно не сомневаться в его комбинационных способностях. Создают закон сотни людей, а придумывают, как его обойти, – сотни тысяч. Разный, как ни крути, интеллектуальный потенциал.

А народ – его иной раз не поймешь. Ведь всей душой не любит он коррупцию, зло смеется над декларациями министров и губернаторов, где записаны садовые домики на шести сотках, однокомнатные квартиры на паях с женой и автомобильные прицепы. Но порой в виртуальной игре люди куда охотнее ставят себя на место не требовательного правоохранителя, а хитрого подозреваемого. И, войдя в образ, радуются: нас голыми руками не возьмешь, не на тех напали. А ну-ка, отними!

Свой в доску

Эта тема засела в голове очень давно, после окончания четвертого курса университета. Нас, тогдашних студентов, отправили в военный лагерь на сборы, там разбили на взводы и назначили взводных командиров из числа сокурсников. Среди них было двое ребят, уже оттрубивших свой армейский срок до поступления в вуз и дослужившихся до сержантских погон.

И, вообразите себе, эта сладкая парочка на полном серьезе начала нами командовать. Новоявленные командиры требовали обращения к себе по всей форме, отчитывали нас перед строем, по собственному почину устраивали в жару марш-броски с полной боевой выкладкой, стучали на нас кадровым офицерам и даже отправляли в наряды. В одночасье свои в доску однокашники превратились в тупых солдафонов. Может, к ним вернулся казарменный рефлекс, а может, они радостно мстили нам за свои бесцельно прожитые армейские годы. Когда один смельчак прилюдно назвал одного из них калифом на час, тот, не поняв интеллигентного обращения, влепил ему три наряда вне очереди, и бедолага ночами драял на кухне котлы и кастрюли.

Неясно было одно: ведь всего через два месяца ретивым сержантам со всей неизбежностью предстояло вернуться в разряд рядовых пятикурсников, притом не самых смекалистых. И тогда придется просить у злопамятных и мстительных однокашников сдуть конспект, пособить с курсовой и дипломом, выручить шпаргалкой. Так неужели краткий миг дешевого превосходства настолько застит разум?

Начальниками не рождаются, ими становятся, притом не факт, что навсегда, но какие же чудесные метаморфозы происходят с людьми в этот миг! Когда осознаешь себя над кем-то. Когда получаешь пусть даже крохотную власть над другими. Человека назначают заведующим отделом из трех человек, и назавтра его не узнать. Кто-то скажет, что это непреложный закон службы, что с креслом меняются убеждения; надо признать, в этом есть правда, хотя и не вся.

Хорошо начальникам, пришедшим со стороны: установил свои правила – и будьте любезны исполнять. Сложнее тем, о ком Стругацкие писали: воспитаем Бабу-Ягу в своем коллективе. Тут встречаются разные типы: и подобия наших сержантов (которые, как вы догадываетесь, на гражданке свое получили по полной), и более сложные персонажи, которые не ломают с ходу об колено вчерашних товарищей, а продуманно и планомерно возвышаются над ними, используя все богатство административных приемов. Но есть еще один тип руководителя «из своих», и он, пожалуй, наиболее интересен.

Автор наблюдал такого персонажа – образованного, прекрасно воспитанного, доброго товарища. Когда его назначили руководителем министерского департамента, в котором проработал десяток лет, он начал управлять «мягкой лапой» – без нажима, демократично и либерально, надеясь на лояльное усердие давних коллег. Но вскоре убедился, что взаимопонимания не получается. Зная мирный нрав шефа, его не боялись, работали вяло, для вида. Департамент на глазах стал сдуваться, и не склонное к церемониям вышестоящее руководство устроило новому руководителю жестокий, грубый разнос.

И вот тогда, испытав нешуточный страх за собственную карьеру, он взъярился на сонных подчиненных и огнем и мечом начал наводить порядок. Он конечно же спасал себя. Всегда дороживший расположением коллег, теперь он осознанно делал все, чтобы его боялись и ненавидели. Изо всех сил истреблял гуманные чувства, это было очень трудно, противилась мягкая натура, мешал незлобивый характер. Он не был волкодавом по крови, – он лишь играл роль зверя, причем играл очень неплохо. Кстати, играет до сих пор.

Хотя уже перенес два инфаркта.

Замысел с размахом

Рано или поздно наступает момент, когда человек становится тем, что называют уходящей натурой. Тому причин немало. Возраст, несущий немощь. Ощущение своей ненужности. Потеря интереса к труду, к творчеству. Да мало ли что. Вот, к примеру, номенклатура советских времен утрачивала смысл существования, как только теряла руководящее кресло. Многие после этого превращались в труху, а то и покидали до времени бренный мир.

Эта категория граждан всегда занимала автора, вот почему с таким пристрастием допытывался о причинах добровольного ухода в отставку человека, которого давно знаю. Пройдя путь от инженера до директора крупного комбината и завершая карьеру членом коллегии промышленного министерства, в шестьдесят лет он, никем не понуждаемый, собрался на пенсию.

– Понимаешь, – ответил он на вопрос, не боится ли повторить судьбу советских чиновников, – у этих людей не было ни свободы, ни денег, одна должность. Но сейчас-то совсем другие возможности. Мир открыт, есть доступ ко всему, что тебе интересно. Удовольствия от работы я уже не получаю, без ощущения власти легко обойдусь, всем все давно доказал. Жизнь жалко, честное слово, много ли ее осталось?

По правде говоря, мне нравилась его логика. До той поры, пока не встретился с ним спустя три года и не узнал, что было дальше.

Он действовал согласно продуманному плану. Вышиб из памяти службу и отправился в африканскую саванну, откуда вернулся недовольный и искусанный тамошней фауной. Поплавал на яхте с богатыми друзьями, но открывшаяся морская болезнь превратила сладкое путешествие в галерные страдания. Погулял по Великой Китайской стене, потоптался по камням Тадж-Махала, побродил по святым местам Иерусалима – не взяло. Обратив взор к изящным искусствам, посетил Лувр, Прадо и Ватикан – тоже не возбудило. Рванул в брутальной мужской компании в Туруханский край на плато Путарано ловить тайменя, но ничего не поймал, лишь отравился костровой ухой в сопровождении местной водки.

Курсирование по свету не принесло радости. Он не был японцем, истово щелкающим фотоаппаратом. Не был и немцем, дегустирующим пиво в каждой точке мира и вечерами играющим в карты с такими же довольными жизнью бюргерами. Он был русским человеком, и ничего-то у него не клеилось. По словам принца Гамлета, «так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех».

Детям своим наш герой был неинтересен, внуки были неинтересны ему. Жена оставалась другом, товарищем и братом. Попытки создать романтические отношения на стороне привели к душевным кризисам и крупным финансовым потерям. Исторические и философские книги его не увлекали, в театрах и на концертах он скучал, блуждание в Интернете отупляло, иностранные языки не давались, занятия пилатесом с персональным тренером приелись, писать мемуары не было никакой охоты. Алкоголь ввергал в мизантропию, и даже в предвкушении вкусной и здоровой пищи у него перестал выделяться желудочный сок. Жизнь превратилась в черно-белое кино.

И вот тогда он почувствовал себя уходящей натурой.

И, что печально, он действительно ею стал.

Не ждите, читатель, моральных сентенций. Автор не сможет внятно объяснить, почему такое случилось с жизнелюбивым, деятельным человеком. Возможно, он плохо знал себя. Возможно, чего-то недопонял в жизни. Потому что жизнь – вы, быть может, это заметили – устроена таким лукавым образом, что с ней трудно договориться. Стоит задумать какой-то счастливый поворот в судьбе и основательно его подготовить, как кто-то сверху шепнет: «Нет, дружок, мне это не нравится. Зря старался».

Гром небесный телефонного звонка

Если бы телефонная трубка могла говорить, сколько штрихов к портрету чиновника узнали бы мы, сколькими примерами карьерного роста и низвержения обогатились бы наши представления о государственной службе! Как булыжник – оружие пролетариата, так телефонный аппарат – оружие аппарата бюрократического. Умение правильно пользоваться этим средством связи входит в реестр главных профессиональных навыков управленца. Тут разных приемов и нюансов не счесть, но сейчас давайте разберем простую с виду, но по-своему поучительную задачку.

Вводные таковы: с вами, руководителем неважно какой структуры, хочет переговорить другой руководитель, назовем его Павлом Григорьевичем. Казалось бы, всех дел-то – один набирает номер, другой снимает трубку. Но между вами находятся два посредника в виде секретарш. И вот его секретарша, получив указание, соединяется с вашей приемной, и ваша секретарша сообщает вам, кто желает с вами пообщаться. Если Павел Григорьевич выше вас чином-званием, вы тут же поднимете трубку, и его секретарша произнесет магическое: «Соединяю». Если ниже, ваша умная секретарша скажет: «Соединяйте», и только после того, как услышит голос Павла Григорьевича, включит вас.

Уловили тонкость? Тогда вы догадываетесь, что самое интересное – когда в деле участвуют два равнозначных руководителя. Это уже напоминает перетягивание каната, точнее – телефонного шнура. По идее, если Павел Григорьевич звонит вам, значит, вы ему нужнее, чем он вам, и поэтому он подождет, когда ваша секретарша соединит вас с ним. Но хитрец хочет дать вам почувствовать, что он поглавнее будет, и потому строго-настрого приказывает секретарше включить его, когда вы уже скажете: «Слушаю». Но ведь вы знаете эти аппаратные штучки, вы тоже дали инструкции своей секретарше, и она понимает, что за нарушение вашего указания крепко получит.

И вот две обученные дамы начинают разыгрывать партию. Ваша секретарша, понимая, куда гнет ее противница, говорит, что вы в данный момент общаетесь по другому телефону, и обещает немедленно перезвонить, как только вы освободитесь. В ответ слышит, что Павел Григорьевич с минуты на минуту уедет, и коллега готова подождать на трубке. Сам же Павел Григорьевич, нутром чувствуя, как развиваются события, начинает заводиться и обдумывать, чем он отплатит вам за эти финты. А вы уже в курсе, кто хочет с вами поговорить, потому что секретарша заглянула в дверь и шепнула, и вы подаете ей знак (мол, ты все понимаешь, действуй по схеме), но при этом тоже начинаете нервничать, поскольку Павел Григорьевич, как известно, мужик обидчивый и мстительный.

Но вечно так продолжаться не может, и не исключено, что Павел Григорьевич не выдержит, возьмет трубку и скажет вашей секретарше: «Милочка, попросите вашего шефа, очень важный разговор», и она с восторгом соединит вас, и вы запоете: «Павел Григорьевич, дорогой, тысячу извинений, шеф меня по “вертушке” прессовал, теперь я целиком к вашим услугам». Поздравляю, ваша позиция имеет преимущество.

Но не менее вероятно иное: быстро перебрав в уме проблемы, которые может устроить вам осерчавший коллега, вы смирите гордыню и, чертыхнувшись, поднимете трубку, а там скажут: «Соединяю», потом в телефоне зазвучит музыка, и пока она будет играть (а это зависит от того, сколь глубоко намерен опустить вас Павел Григорьевич), вы сто раз проклянете себя за малодушие (но повесить трубку уже нельзя, это будет вызовом, почти хамством), пока наконец не услышите: «Дорогой друг, простите ради бога, понимаю вашу нечеловеческую занятость…»

Увы, эта партия не за вами.

…И аз воздам!

Лучшие проповедники – раскаявшиеся грешники. Николай Сергеевич – превосходное тому подтверждение. Вдоволь вкусив от древа плотских радостей, с наступлением шестого десятка он преобразился. Трудно сказать, с чем это было связано; то ли духовные искания и удачный четвертый брак смирили норов мужчины в расцвете сил, то ли подоспевшее ко времени назначение руководителем федерального агентства.

Так или иначе, Николай Сергеевич не только утвердился в личной моральной стойкости, но и счел необходимым понести свою новую веру в массы подчиненных ему служащих. Нередко во время заседаний, отчитав нерадивых чиновников, начальник заводил речь о том, что главное условие эффективной работы – гармоничные семейные отношения, и только в них человек может черпать силы и полезные идеи.

Важной формой воспитания наш герой считал корпоративы, на которые обязал подчиненных являться непременно с женами-мужьями, а тем, у кого таковых не имелось, – с френдами противоположного пола. Главным концертным номером вечеринки была проповедь первого лица о магической силе супружеской преданности и нравственной чистоты. Размягченные к этому моменту сослуживцы принимали речь на ура, а четвертая супруга руководителя традиционно пускала слезу и нежно целовала мужа.

Однако, несмотря на неустанную работу по совершенствованию морального облика аппарата, жизнь в федеральном агентстве шла обычным чередом. Сотрудники влюблялись, заводили служебные романы, разводились и сочетались браком с новыми пассиями. Неудовольствие всесторонне осведомленного руководителя нарастало, несколько раз он даже применил карательные меры, под надуманным предлогом уволив разведенцев, но должного воздействия на коллектив санкции не возымели. И даже напротив: будто назло воинствующему поборнику супружеской верности, подчиненные с удвоенной страстью устремились в бездну порока.

Конец терпению Николая Сергеевича настал, когда в течение полугода развелись двое его заместителей, руководитель комитета и даже переваливший за пенсионный рубеж начальник управления кадров. И тогда руководитель агентства назначил очередной корпоратив. Без всякого формального повода. Сотрудники были приятно удивлены, никто не заподозрил подвоха.

В назначенный день и час сослуживцы со своими сужеными расселись за богато сервированными столами. К их удивлению, за столом руководителя агентства, рассчитанным на десять персон, сидели лишь шеф с супругой, остальные места пустовали. Николай Сергеевич встал и объявил, что это торжество он посвящает семейным ценностям. Они незыблемы, и никому не дозволено их разрушать. Если же кто-то пренебрегает основой основ, возвысил голос руководитель, пусть знает, что найдется сила, которая сумеет поддержать обиженных и воздать по заслугам отступникам.

Тут из динамиков грянул марш Мендельсона, и в зал вошла дивная процессия. Ее составляли нарядно одетые бывшие жены двух заместителей, руководителя департамента и начальника управления кадров, а также еще две оставленные супруги и двое брошенных мужей. Всех их аудитория, естественно, знала по прежним корпоративам. Процессия прошествовала к столу руководителя и заняла свободные места, а Николай Сергеевич оглядел ошалевшую публику и провозгласил здравицу за своих личных гостей, которые, невзирая на недостойное поведение бывших спутников и спутниц жизни, всегда могут считать его, руководителя агентства, своим личным другом и защитником.

Вечер удался на славу. Покровительство начальника придало сил обиженным, которые ближе к концу корпоратива устроили своим бывшим, а заодно и их нынешним полновесные скандалы с применением ненормативной лексики и даже рукоприкладства. А Николай Сергеевич в разгар свары удалился под руку с супругой, и прощальный взгляд его был подобен взгляду Великого инквизитора, наблюдающего за сожжением еретиков.

Все равно тебе водить

Есть замечательный анекдот: начальник обращается к своему водителю: «Вася, чем ты вечно недоволен? Машина прекрасная, работа не пыльная, доплату от меня получаешь, в Турцию тебя с семьей отправляю, квартиру тебе сделал – что не так?» – «Да все хорошо, вот только… Может, нам водителя нанять?»

Вы уже поняли: речь пойдет о водителях. О людях, с которыми чиновники солидного ранга проводят изрядную часть своей жизни, причем в замкнутой скорлупе кабины. Которые неприлично много знают о шефе (на шоферском сленге – пассажире), слышат его телефонные разговоры, осведомлены о его имуществе, имеют представление о «порочащих его связях», как говорено в «Семнадцати мгновениях весны». Кстати, в том же фильме партайгеноссе регулярно отправляли в лучший мир своих водителей. По вышеназванным причинам.

Надо заметить, что персональные водители – народ весьма занятный, не похожий ни на дальнобойщиков, ни на таксистов. Они чутко улавливают настроение пассажира, умеют подолгу молчать, что для того же таксиста физически непереносимо. Они наблюдательны, по каждому поводу имеют свое мнение и всем видом дают это понять. Они самолюбивы, иногда спесивы, но при этом ценят свою работу и кровно заинтересованы в карьерном росте шефа, поскольку это расширяет и их возможности.

Пассажиры же к водителям относятся разно. Бывает, шоферу дозволяются любые вольности, от работы в шортах и курения в салоне машины до оценочных высказываний о жене и подругах босса. А случается, его держат за извозчика, здороваясь через раз и отдавая односложные указания типа «в Совмин» и «домой». Второй вариант вызывает в памяти детскую считалку: «Буду резать, буду бить, все равно тебе водить». И ведь водят, куда денешься.

Пока пассажиры кучно заседают, занимаются спортом или проводят досуг, ожидающие их шоферы образуют своего рода клуб, где есть пусть не жесткая, но все же отчетливая иерархия. Те, кто возит первых лиц, слегка снисходительны к водилам замов, – и далее по вертикали. Причем замечено, что шоферы склонны идентифицировать себя с пассажирами, превращаясь в своем кругу кто в руководителя департамента, кто в главу районной управы, кто в начальника главка. Они даже не прочь за глаза ущучить шефа. Собственными ушами слышал, как один водитель говорил другому: «Я своему дуралею сколько раз объяснял, что надо быть жестче, не церемониться, а он все мямлит и мямлит».

Вообще наблюдать за этими ребятами страшно интересно, есть у них поистине выдающиеся «мульки». У знакомого водителя был вечно торопящийся пассажир, они всю дорогу нарушали правила, и когда сердитый гаишник подходил к машине, шофер опускал стекло и отчетливо говорил: «Смотри не ошибись, командир. Капитан Баранов будет очень недоволен». Никакого капитана Баранова в природе не существовало, но блеф срабатывал безупречно.

К чести пассажиров замечу, что они тоже не промах. Помните анекдот, пересказанный в начале этой главы, – так вот, моего товарища, большого чиновника, возил такой же борзый малый. Как-то раз, стоя в пробке, он понес пургу о вопиющей социальной несправедливости, выражающейся в том, что у сидящего сзади шефа есть все, а у него нет и половины.

Пассажир спокойно пересадил шофера на заднее сиденье, сам сел за руль и, лихо выскочив из пробки, прикатил на работу. Там он завел водителя

в свой кабинет и сказал: «Вот стол, слева телефоны, справа документы. Работай!» – и ушел обедать.

Водитель ответил достойно: вечером преподнес шефу бутылку водки. Типа, убедил.

Урок отставки

Не отставь меня, мой милый!

В день назначения новый федеральный министр устроил брифинг. И на вопрос: «Какова ваша перспектива?» иронично ответил: «Перспектива одна – перестать быть министром». Документальный, между прочим, случай.

Поговорим об отставке.

Отставки бывают разными: заслуженной и беспричинной, добровольной и вынужденной, внезапной и предрешенной, тихой и скандальной, с объяснениями и без, оскорбительной и щадящей, с трудоустройством (спуск вниз или перевод по горизонтали), зачислением в кадровый резерв (сиди и жди) и радикальной (с глаз долой, из сердца вон), с уголовным преследованием и с чистой совестью.

Соответственно, и ответная реакция отставленного типологически различается: истеричная, бравадная, агрессивная, мизантропическая, непокорная, наплевательская, запойная, умоляющая, всех не переберешь.

В любом случае отставка чиновника неминуема, как заход солнца. Умные люди говорят: к пенсии надо готовиться с юности. В отставку надо собираться с момента назначения. Работать над собой, тренировать волю и психику, проигрывать варианты, придумывать другие занятия, медитировать, наконец. Другое дело, будет ли толк.

Между прочим, того самого федерального министра через четыре года отставили. Перед самым переназначением кабинета он, уверенный в симпатиях Кремля, отъехал отдохнуть. На берегу теплого моря его и застал звонок о смене караула. Очевидцы говорят, что юмором там и не пахло.

Слаб человек, скажет читатель. Да нет, человек-то, может, и не слаб, но сильны потери. Отставленный всегда теряет. Статус. Связи. Власть. Деньги. Устойчивость. Будущее. Смысл жизни. Иногда что-то одно. Иногда все сразу.

Автору этих строк доводилось наблюдать немало отставок и общаться со многими отставленными. Но безусловный чемпион – тот, чей рассказ сейчас перескажу по памяти. Кадровый управленец из разряда высокой номенклатуры.

– У меня было девять отставок, впереди юбилейная. То начальник невзлюбил, то подчиненные проворовались, то мое место другому пообещали, то сам глупостей навалял – словом, выгоняли по-всякому.

Первый раз, еще по молодости, обиделся, уперся и восстал, собрался судиться, но старший коллега, век ему благодарен, объяснил: сутягу вообще нигде не возьмут. В другой раз пытался доказать шефу, что меня оговорили и всему виной происки врагов, – без толку, начальники не терпят даже мысли, что ими могут манипулировать.

И уходил я по-всякому: то задрав нос и всех послав, то высиживая сутками в приемной шефа, чтобы воззвать к справедливости. Бывало, подсылал ходоков. Или напоминал о былых заслугах, а этого, кстати, делать категорически нельзя, – ничего из прошлого не засчитывается.

Однажды, правда, удалось сохранить кресло. Забыл гордость, пал в ноги начальнику и клялся в вечной преданности. Так в роль вошел, что даже слезу пустил. И спасся. Правда, через год все равно вылетел.

В итоге я понял важную вещь: никогда ни на кого не надейся. Вроде бы ты человек системы, человек команды, но в момент опасности никто не придет на помощь. Почему? Потому что я и сам ни за кого не пойду. Каждый умирает в одиночку, закон службы.

После предпоследнего увольнения я спросил себя: разве тебе стало хуже? Ты освободился от хамства, интриг, бестолковых указаний, бездарных совещаний, идиотских звонков среди ночи, нервных расстройств. А то, что теперь тебе не на ком зло срывать, так это вопрос привычки.

Ну, а если так, – поблагодари тех, кто тебе нагадил. Кто стучал на тебя, кто подставлял, кто выгнал, – всем спасибо. Они дали тебе новую жизнь. Где конец, там всему начало, говорят древние.

Правда, до этой высшей мудрости я пока не дорос.

…И тьма падет на область

Какие только шалости не вошли в копилку избирательных технологий – от выдвижения нескольких однофамильцев реального кандидата А до забрасывания в почтовые ящики листовок, в которых союз геев и лесбиянок призывал голосовать за кандидата Б. Наша история не столь броская, но по-своему поучительная.

Елисей Емельянович был губернатором с большим стажем, стоял крепко, неприступно, но пришла напасть, откуда не ждали. Подоспели выборы в областное законодательное собрание. Люди там сидели правильные, губернаторской воле перечить не смели, так что устраивать чистку не было нужды. Беспокоило одно: согласно регламенту, если проголосуют меньше 25 процентов избирателей, выборы признаются недействительными. Раньше этот барьер преодолевали без труда, народ был охоч до политики. Но на этот раз сводки общественного мнения показали, что люди идти на выборы не собираются.

Елисей Емельянович велел взбодрить бюджетников – учителей, врачей и иных административно зависимых трудящихся, но те не сильно испугались.

Сказали, что не собираются дробить выходной день ради областных депутатов, которых в глаза не видели и которые вообще непонятно зачем нужны.

И самовластный губернатор понял, что на этот раз столкнулся с доселе неведомым явлением – народным наплевизмом. Как с ним совладать, он не знал. А совладать требовалось, иначе весть о сорванных выборах моментально достигнет верхней точки вертикали. Елисей Емельянович велел своей администрации устроить мозговой штурм, дабы любой ценой привести электорат к урнам для голосования.

На другой день хитромудрые чиновники внесли проект: представить дело так, чтобы голосование выглядело не столько выборами депутатов, сколько вотумом доверия самому Елисею Емельяновичу. По сценарию, одна из городских газет публикует материал о том, что губернатор в течение своего правления сформировал в области демократическую и эффективную систему власти. Без работоспособного законодательного собрания такая система рухнет. И вот из осведомленных источников стало известно, что, если из-за пассивности жителей деятельность депутатов окажется парализованной, губернатор подаст в отставку. Об этом он, дескать, сам заявил в узком кругу.

Вслед за запуском утки лучшие представители общественности через все возможные СМИ забьют в колокола, разъясняя инертным массам, какая тьма падет на область в случае отставки незаменимого Елисея Емельяновича, и напуганный народ хлынет на избирательные участки.

Идея была, что там говорить, лихая. На вопрос губернатора: «Думаете, сработает?» преданные хлопцы замахали руками: помилуйте, а как же, ваш авторитет огромен, народ любит вас еще со времен свободных выборов! И довольный Елисей Емельянович дал добро.

Сценарий запустили, утка полетела, встревоженные доброхоты прокричали: «Отец родной, не покинь!», вот только за неделю до выборов честные замерщики общественного мнения принесли сводку, от которой губернатор похолодел. Неблагодарный электорат, не убоявшись потери главы области, по-прежнему не собирался на избирательные участки. И Елисей Емельянович вдруг ясно понял, что легкомысленно поставил на кон собственную судьбу. А как иначе: назвался груздем – полезай в отставку.

На следующее утро была собрана пресс-конференция, где он назвал слух о своем возможном уходе подлой заказной провокацией, добавив: «Судьба депутатов в руках народа, а судьба губернатора…», – и выразительно поглядел в потолок.

Вотум доверия был спасен. Но осадочек остался.

Не оглядывайтесь, вдруг за вами погоня

Среди самых необходимых качеств чиновника есть одно, особо ценимое в профессиональной среде. Это талант вовремя уйти. Им обладают очень немногие; природа наделила их тонким нюхом, развитой интуицией и крепкой нервной системой, а опыт, сын ошибок трудных, даровал холодный расчет, наблюдательность и терпение. У таких людей можно и нужно учиться.

Карьера человека, чьи наставления автор добросовестно записал, шла в рваном ритме: то подолгу сидел на одном месте, то совершал быстрые и мало кому понятные перебежки, потом вновь замирал на одной точке на несколько лет… Траектория его трудового пути не была непрерывно восходящей, несколько раз слетал вниз, а однажды даже на полгода остался без работы. При этом, меняя сферы деятельности, он никогда не уходил с госслужбы. Никакого бизнеса, никакого предпринимательства, только структуры государственной власти. Короче, вот его монолог.

– Жизнь научила меня уходить по собственному желанию. Не в смысле записи в трудовой книжке, а по сути. Хочу – уйду, и никто меня не отговорит и не остановит. Эту науку преподал мне один из моих начальников – большой человек, между прочим. Мы проработали с ним четыре года душа в душу, а на пятый он стал меня мочить. Почему – до сих пор не понимаю, так уж карта легла или в уши ему насвистели. Надо сказать, что по части удушения подчиненных боссу было мало равных, и все виды пыток я испытал на собственной шкуре, пока не возненавидел сам себя. Наскоро подыскав новое место, явился к нему с заявлением об уходе. Он прочитал, ласково улыбнулся и изрек: «Запомни, здесь только я решаю, кому и когда уходить. Ты мне нужен».

Начиная со следующего дня он стал корректен, даже доброжелателен, на сердце у меня отлегло, я позвонил туда, где меня ждали, и с извинениями отказался. А через месяц меня вызвал заместитель босса и сообщил, что мне велено катиться вон. Удар был силен, я послушно послал в кадры заявление, и через полчаса мне сказали, что оно подписано.

Прокляв человеческое коварство и побожившись никогда не верить ни одному начальнику, я успокоился и провел разбор ошибок. Ведь, как ни крути, это не меня обманули, а я дал себя обмануть. Не меня выперли, а я позволил себя выпереть. И единственный способ избежать этого в дальнейшем – принимать решения самому и никому не подносить жареного себя на блюде. Иной раз это очень непросто, чиновник зависим от многих факторов, и можно ошибиться в расчетах, но зато ты самостоятельно будешь управлять своей судьбой. Я долго убеждал себя в этом и даже принял на вооружение слоган, вычитанный у Джона Стейнбека: «Не оглядывайтесь, вдруг за вами погоня».

Недавно я полистал свою трудовую книжку и сделал статистический подсчет. Оказалось, за тридцать три года на государственной службе я четырнадцать раз менял место работы, из них семь уходов – милое сердцу повышение и ровно столько же – увольнения под давлением. Фифти-фифти. Но вот что любопытно: ситуации, когда меня душили, а я искал и, как правило, находил выход, помнятся гораздо отчетливее, ярче. Вообще со временем я даже полюбил вынужденные уходы, – они испытывают твой характер, ум, профессиональную зрелость.

Надо заметить, что государственного служащего, в отличие от офисного планктона в коммерческой структуре, в одночасье за порог не выгонишь. Хотя, конечно, можно организовать давление такой силы, что не любой выдержит. Тут многое зависит от того, до какого предела человек готов снести опалу и унижения. Нужно знать свой болевой порог; чем он ниже, тем лучше, ибо ты должен заставить противника понять, что единственный способ избавиться от тебя – найти тебе новую работу. В идеале – не хуже прежней. А когда это случится, вы расстанетесь по-доброму и каждый перекрестится.

Многим чиновникам известно состояние, когда тебя «пасут» борцы с правонарушениями. Испытываешь чрезвычайно неприятные ощущения.

Но просто взять и уйти мешает иллюзия, что пока ты государственный кадр и состоишь в чьей-то команде, тебя не решатся тронуть, а вот стоит выйти наружу – тут же возьмут за горло. Все как раз наоборот: для ловцов добычи ты гораздо «вкуснее» именно в статусе чиновника. А рассчитывать, что собратья помогут и прикроют, не стоит; оказавшись в опасности, ты навлекаешь беду и на них. Поэтому, принимая решение, рассчитывай только на собственные силы.

В конфликтных ситуациях всегда важно знать, насколько крепки позиции прессующего тебя руководителя. И если в результате изучения вопроса приходишь к выводу, что он доживает свой век, появляется поле для маневра. Можно, конечно, упереться и ждать, когда его уберут, вот только следующий начальник скорее всего и тебя сметет в помойное ведро для старой команды.

Но можно сыграть ва-банк, и однажды в аналогичных обстоятельствах я так и сделал. Тогдашняя моя работа очень устраивала, уходить не хотелось, но вынуждали. И я, все просчитав, закатил нешуточный скандал с пресс-конференцией, на которой под камеры заявил, что не желаю работать с нечистоплотным руководителем. И, хлопнув дверью, ушел в никуда. Спустя полгода босса прогнали, и пришедший на его место начальник тут же пригласил меня в свою команду. Этой комбинацией я горжусь.

Что ж, спасибо собеседнику-консультанту за откровенный монолог. А от себя автор добавит, что в любом увольнении, даже вынужденном, есть сладость предвкушения. На неоглядном, хоть и труднопроходимом пространстве государственной службы то тут, то там загораются маяки вакансий, влекущие на свой свет искателей счастья. И ни на миг не ослабевает броуновское движение бюрократического аппарата.

Урок поздравления

Дай я тебя по-мужски расцелую

Одна из самых увлекательных аппаратных постановок – день рождения чиновника. Нет, речь не о примитивном кабинетном застолье, этим никого не удивишь. Автор имеет в виду церемонию поздравления крупных руководителей непосредственно на рабочем месте. Это вполне отработанный ритуал, когда виновник торжества (будем называть его ВТ) принимает знаки внимания и вкушает проявления чувств.

Сколь ни велика в этот праздничный день роль самого ВТ, есть человек, чья значимость как минимум не ниже. Этот человек – секретарша. Ее задача – правильно организовать доступ в кабинет.

Тут ведь как все устроено? Дня за три до заветной даты в приемную начинаются звонки: хотелось бы поздравить уважаемого ВТ, когда можно зайти? И секретарше, которая обязана знать систему иерархических и личных отношений шефа, необходимо создать такой график, чтобы важные и приятные люди имели возможность пообщаться с ним подольше и тет-а-тет, но при этом другие уважаемые и желательные персоны не должны ожидать в приемной. Что касается «мелких бесов», то отказать в посещении им, разумеется, неудобно, а вот подержать в коридоре и группой из пяти-семи человек запустить в кабинет, напутственно сказав: «Не дольше трех минут», – очень даже можно.

Понятно, что у ВТ есть старшие, младшие и равные. Старшие обычно до личных посещений не снисходят, но уважение проявляют. В любой момент в приемную может войти незнакомый секретарше мужчина с букетом и праздничным пакетом и сказать: «От Николая Степановича», – и секретарша должна мгновенно смекнуть, кто такой Николай Степанович, и впустить его помощника, доставившего дары, в кабинет. Ограничиться фразой: «Спасибо, я передам» недопустимо, ибо обижая коня, обижаешь хозяина. Помощник с удовольствием стукнет боссу, как сердечно его приняли у ВТ.

Младшими считаются руководители подведомственных и партнерских структур, которые пользуются благорасположением руководителя или желают такового добиться. С этим народом надо держать ухо востро, в порыве любви они могут привести в дар овчарку из питомника или казачий хор, который еще в приемной грянет: «Любо!» Желание припасть к бюджетному пирогу рождает в умах самые причудливые затеи.

Работа с равными требует предупредительности. Их необходимо знать в лицо, и когда это лицо мелькнет среди ожидающих очереди ходоков, немедленно чирикнуть: «Юрий Гаврилович, пожалуйста, ну что же вы там?» и тут же сказать по селектору: «Юрий Гаврилович» (некоторые секретарши могут сказать: «Юрий Гаврилович в приемной», но это плохой тон, равный может покривиться). Обычно сразу же ВТ распахивает дверь с возгласом: «Какие люди!» и уводит гостя в кабинет, откуда слышится: «Дай я тебя по-мужски расцелую!» У секретарши дергается веко; она, конечно, знает, что поцелуи чиновников не содержат ничего предосудительного, это просто знак корпоративного братства, но ее начальник иной раз может лобызнуть коллегу в губы.

Что касается прямых подчиненных (за исключением доблестных заместителей, которые, как правило, посещают шефа индивидуально), с ними можно особо не церемониться: впустить разом после всех, и они дружно продекламируют доморощенный стишок о лучшем в мире начальнике. Если ВТ пребывает в хорошем настроении, он допустит их до остатков пиршества, скоренько смывшись.

И лишь когда секретарша выдворит хмельных сотрудников и запрет дверь приемной изнутри, наступит ее час. Она не торопясь перемоет посуду, уберет в холодильник недоеденное и недопитое, расставит по заранее приготовленным вазам букеты (у чиновников считается хорошим тоном, когда мужчины дарят мужчинам цветы) и, окинув взглядом этот дендрарий, скажет: «Как на могиле вождя». Затем нальет себе фужер шампанского, сядет за стол руководителя и задумается.

О чем? Кто же знает, о чем думают секретарши.

Дары приносящий

Игорь Михайлович, с которым мы водим дружбу с малолетства, всегда любил получать подарки. При этом понимал, что все остальные люди любят то же самое. Хотя семья его жила бедно, никогда пустым в гости не ходил. Собираясь на дни рождения к одноклассникам, Игорек открывал старый раздвижной диван, в чреве которого хранилась легендарная «Библиотека приключений», долго копался, поднимая клубы пыли, и наконец со словами «Книга – лучший подарок» извлекал подходящий к случаю том – «Похитителей бриллиантов», «Трех мушкетеров» или «Остров сокровищ». Девочкам преподносились чувственные «Айвенго» и «Человек-амфибия».

Когда книги заканчивались, он применял специально разработанный метод: пристраивался к кому-то из гостей, несших подарок, входил в дом одновременно с ним и с ходу произносил здравицу. Преподнесенный следом презент, таким образом, автоматически считался от обоих гостей.

Давно прошли те времена, и теперь у Игоря Михайловича, масштабного чиновника, возможности иные, но изобретательность осталась прежней и даже выросла под воздействием тщательно скрываемой жадности. Дома в хозяйственной комнате на больших полках размещен тактико-стратегический запас – то, что надарили ему друзья, сослуживцы и партнеры и что рано или поздно должно обрести нового владельца.

На первой полке лежит то, что запрещено передаривать мало-мальски серьезным людям, ибо у них сложится впечатление, что даритель либо не в себе, либо в грош их не ставит. Сюда входят изделия вроде пластиковых рамок для фотографий, канцелярских наборов с лупами и брелоками и, разумеется, охотничьи фляжки, которых у Игоря Михайловича собралось такое количество, что в них можно разместить содержимое небольшого коньячного завода. Время от времени эти предметы переадресовываются тем, кого жена моего товарища именует словом «персонал».

Вторая группа подарков требует более внимательного отношения. Она представлена разноликими статуэтками (слившиеся в объятиях пары, дамы с борзыми собаками, знаки зодиака, черепахи и пузатые будды, приносящие богатство), аудио-видеоплеерами и мобильными телефонами, авторучками, галстуками и одеколонами, а также шоколадными наборами, сохранившими срок годности (не забыть проверить!). Это добро подходит для дарения людям средней нужности.

Наконец, самая сложная, третья группа подарков. Распределение презентов вип-категории – тонкий процесс, и дело не только в соответствии стоимости предметов статусу их получателей. Важно донести до последних глубоко личную весть, что одного почитают ценителем благородной старины (тут хороши антикварные фолианты, тронутые временем сабли и кинжалы, памятные монеты), другого – утонченным сибаритом (кашемировые пледы, письменные наборы слоновой кости, фотоальбомы в переплетах мягкой кожи), третьего – высоким гурманом (сеты хрустальных фужеров, столовое серебро, шампуры с позолоченными звериными мордами). Уж если отрываешь от себя ценную вещь, эффект должен быть максимальным.

Будучи опытным дароносцем, Игорь Михайлович старается учитывать все разновидности рисков. Нужно точно помнить, что от кого поступило, дабы не оконфузиться, преподнеся адресату им же подаренное. Тот скорее всего виду не подаст, но точно затаится. Уж сколько лет мой товарищ твердит себе, что необходимо к каждой такой вещи прикладывать памятку с фамилией дарителя, но все как-то недосуг. А ведь память с годами слабеет. Еще нужно обшарить коробки с предназначенным к передариванию товаром, дабы где-нибудь на дне не завалялась визитная карточка дарителя. Нашему герою доводилось получать такие вещицы, он отчетливо помнит, какие яркие чувства испытывал к небрежным визави и с ужасом представляет себе, что нечто подобное кто-либо испытает к нему.

Отдельной темой проходит алкоголь. У Игоря Михайловича солидный запас емкостей в коробках, они тоже классифицируются по понятным признакам, при этом каждая бутылка проходит тест на герметичность. Объясню, почему; по этому леденящему кровь делу я проходил соучастником.

Три года назад мы с Игорем Михайловичем решили посидеть, вспомнить молодость. Недобрали. Поехали к нему домой, и мой расщедрившийся друг достал из личной, не предназначенной для дарения коллекции бутылку дорогущего коньяка, которую мы после недолгих колебаний раскупорили и слегка почали. После чего убрали драгоценный сосуд в коробку, усталый Игорь Михайлович отвалился на диван, а я не без труда удалился восвояси.

Как позже выяснилось, сюжет имел роковое продолжение. На следующее после нашего загула утро жена друга сообщила, что ее маме сделали глазную операцию, оперировал лично главврач-академик, и нужно его отблагодарить. Игорь Михайлович, напрочь забывший окончание вчерашнего банкета, велел ей взять ту самую бутылку коньяка и вручить доктору. Что жена и исполнила.

Ближе к вечеру память Игоря Михайловича восстановилась, пришлось повиниться. Жена орала как безумная, а наутро схватила раритетный, но еще не тронутый идиотом-мужем коньяк, помчалась к врачу и, рыдая, во всем призналась. Суровый эскулап едва не лишился чувств. Оказалось, он еще вчера передарил злосчастную бутылку на день рождения заместителю министра здравоохранения.

Праздник со слезою на глазах

Празднование пятидесятилетия чиновника – церемония, не лишенная риска. Тут многое зависит от того, в каких летах пребывает твой шеф и, соответственно, кем он видит тебя – полным сил жеребцом или дряхлой клячей. Босс Владислава Андреевича, по счастью, двенадцатью годами старше него, так что шанс имеется. И предстоящий юбилей должен стать презентацией достоинств юбиляра.

Подготовка идет уже три месяца. Сначала Владислав Андреевич разъяснил директорам подведомственных унитарных предприятий, что, если они желают укрепить позиции своего шефа и не расшатать собственные, нужно сформировать праздничный бюджет. Искомая сумма превышала служебные возможности директоров и требовала личных жертвоприношений, но пришлось покориться.

Собрав оргкомитет из трех заместителей и двух помощников, Владислав Андреевич поставил задачи. Заказать десятиминутный фильм о богатой событиями жизни юбиляра. С остроумным дикторским текстом и вкраплениями кадров из советских комедий (типа: «Мама такая хорошая, про паровоз поет» и «Не виноватая я, он сам пришел!»). С использованием фотографий, где виновника торжества дружески обнимают первые лица государства, а также Гус Хиддинк, Олег Табаков и Лайза Минелли (тут не обойтись без фотошопа, но это ложь во благо).

Далее – ведущий церемонии. Разумеется, телемэн. Если бюджет потянет – Ургант, Малахов или Мартиросян. Если нет – Пельш или Верник. Ниже не уходим. Концертная программа – небольшая, но душевная. Никакой «Фабрики звезд», у босса это не прокатит. Бард – хорошо, романс – отлично, маленьких лебедей не предлагать.

Самое трудное дело – рассадка. Помимо босса, будут приглашены его замы, начальник службы безопасности и пара помощников, руководители всевозможных структур. Почетные гости: парочка олимпийских чемпионов, узнаваемые врач и военный; космонавты неактуальны. Руководитель дружественного федерального агентства и заместитель министра. Несколько депутатов. Если получится, губернатор (пусть дальний) и олигарх (пусть даже олигарх-лайт, не суть).

Всего человек сто, больше нескромно, меньше неприлично. Как их сажать? Надо ведь выдержать иерархию, соединить друзей и развести врагов, учесть массу нюансов. Расставлять на столах таблички – дурной тон. Свободная рассадка – демократично, но неосмотрительно. Обязательно нужно самому, не ленясь, хорошенько изучить зал, подвигать с официантами столики, понять, откуда какой обзор, наконец, многократно разложить гостевой пасьянс, пока не откроется оптимальная комбинация. Короче, мильон терзаний.

Наконец, надо во что бы то ни стало добиться, чтобы юбилей был вписан в рабочий план босса. Когда приглашенные узнают, что будет Сам, примчатся, как миленькие. А иначе все пойдет коту под хвост.

Да, чуть не забыл! Нужно заказать стихотворение, которое юбиляр прочтет как свое. Проникновенные стихи о человеке, на которого он мечтал бы походить. В общем, делать жизнь с кого. Имя названо не будет, но Владислав Андреевич взглядом сумеет показать, кому посвящены вирши.

И, кстати, понадобятся глазные капли. Слеза будет очень уместна.

Искренне ваш

Уж если кто понимает тайное движение номенклатуры, так это Юрий Ильич, руководитель департамента федерального министерства. Он отчетливо осознает жизненную необходимость напоминания о себе вышестоящим начальникам. Взять для примера самую простую ситуацию: руководители подбирают кандидатуру на ответственный пост, тасуют кадровую колоду, и ваша карта должна непременно лежать в этой колоде. Для этого нужно всегда быть на виду и на слуху.

Зимние праздники уникально хороши тем, что, помимо самого Нового года, включают Рождество и старый Новый год, так что есть возможность напомнить о себе трижды. И Юрий Ильич использует этот шанс на полную катушку, охватывая спектр из равнозначных коллег, начальников управления делами, финансово-хозяйственного управления и кадровой службы, семерых заместителей министра, первого зама и, разумеется, Самого. По три раза он рассылает и разносит поздравительные открытки, лично им сочиненные и исполненные красивым мужским почерком, который вырабатывал сызмальства. Он по праву считает себя знатоком человеческих душ и свято верит, что путь к сердцу лежит через открытку. Поэтому от него можно получить такой, к примеру, пассаж:

«Пусть наступающий год плеснет в праздничный бокал все лучшее из прожитого Вами, перемешает с рождественскими предвкушениями и фантазиями, добавит по вкусу того, к чему стремились, но не достигли, а также того, что само шло в руки, и приправит щепоткой чего-то эдакого, о чем даже не мечтали».

Каково? Но это неформальный слог, он годен не для каждого. Есть вариант сдержанный, однако не банальный: «Пусть новый год пополнит книгу Вашей жизни успешными делами, исполненными желаниями, яркими впечатлениями и многократными подтверждениями любви, дружбы и верности».

Людям с выраженными финансовыми интересами Юрий Ильич напишет так: «Желаю, чтобы в наступающем году кризисные явления и дестабилизирующие факторы не смогли раскачать стен Вашего персонального мироустройства и чтобы Ваша жизнь, невзирая на колебания курсов валют, была наполнена всем, что способно сделать ее продуктивной, а в отдельных случаях – не побоимся этого слова – беззаботной».

Персоны, имеющие тягу к искусству, получат следующую здравицу: «Пусть не покидает Вас чувство, что именно Вы (а вовсе не обстоятельства места и времени) пишете сценарий собственной судьбы и играете заглавную роль так, как считаете нужным».

А перед прошлым новым годом Юрий Ильич позвонил мне и с гордостью прочитал только что сочиненный текст:

«Желаю, чтобы новый год стал для Вас успешным по любви и по расчету, по плану и по факту, по наитию и по умыслу, по форме и по содержанию, а также благодаря, вопреки и невзирая». Умри, читатель, а лучше не скажешь!

К этой троекратной поздравительной системе Юрий Ильич шел долгим осторожным путем, понимая опасность: тех, кто слишком «хочет замуж», обычно недолюбливают. Но, с другой стороны, если кто-то, получив обильный набор сердечных приветствий и пожеланий, поморщится, имя отправителя все равно запомнит, а это главное. Пусть себе думает, мол, странный человек этот, как его, Юрий Ильич, но ведь не хамит, а лижет. Доброе слово и кошке приятно, не говоря уж о заместителе министра.

Карнавальная ночь

В новогоднюю пору случается событие, которое деятельному человеку открывает простор для завоевания новых служебных вершин или, на крайний случай, возвышенностей. Речь идет о новогоднем бале.

Само это мероприятие может именоваться по-разному: праздничный вечер, новогодний банкет, прием от имени большого начальника; оно может быть и скромным, с легким фуршетом, шампанским из расчета одна бутылка на пятерых и струнным квартетом, и грандиозным, на несколько тысяч человек, под сводами исторического памятника, с обильным угощением, освященным участием наипочетнейших гостей и знаменитых артистов. Последний вариант под силу немногим, но для нашего рассказа он, согласитесь, интереснее, поэтому пусть будет бал с размахом, чего уж мелочиться.

Если вы принадлежите к разряду вип-персон, вам, разумеется, заблаговременно пришлют именное приглашение. Но если вы чиновник средней руки, то для получения билета предстоит извести нытьем управление делами, которому поручена работа с гостями, пролить слезу перед собственным шефом, умоляя раздобыть контрамарку, или выяснить, кто, имея приглашение на два лица, пойдет без жены, и прибиться к нему, если он, конечно, согласится вытерпеть насмешливый взгляд фейс-контроля. Но вот цель достигнута, вы на балу, и гости, не понимающие, за какие заслуги вы сюда попали, тем не менее подумают: парень тут неспроста.

Важно помнить, что здесь все сканируют всех, поэтому оставьте на рабочем месте личную скромность и скорбное лицо по случаю недавней порки и явитесь в обличии светского льва, которому все как с гуся вода. Наденьте смокинг с бабочкой, только умоляю, не покупайте его на вещевом рынке, лучше возьмите напрокат в театре оперетты, там умеют шить. Можно потратиться на лаковые туфли, а вот на часы не стоит, попросите у друга на вечер Breguet или Rolex и время от времени как бы случайно задирайте манжет на левой руке.

Примерно через час после начала, когда отзвучат здравицы больших руководителей и веселящие напитки взбодрят публику, образуется броуновское движение по залу – важнейшая часть бала, поистине величественное зрелище! Вообразите, читатель, как из-за столов встают сотни гостей и начинают кружение. Эта людская река становится все шире и полноводнее, разделяется на ручьи и притоки, которые меняют направление, вокруг значительных персон образуются кипящие воронки. В этой стихии лавируют представители исполнительной и законодательной ветвей власти, силовых структур, знатные коммерсанты, врачи и адвокаты, и среди них – вы!

Здесь смеются, обнимаются и звенят бокалами, вы легко можете свести замечательное знакомство, получить визитку с написанным от руки номером мобилы, пригласить на тур вальса руководительницу департамента здравоохранения или начальницу контрольно-счетного управления, рассказать анекдот высокому лицу, заодно напросившись к нему на прием, вы даже можете подойти к столику с самыми-самыми и, шутливо улыбаясь, пожелать счастья в семейной и личной жизни, не рискуя при этом быть посланным.

Наутро вы проснетесь в чудесном настроении, переберете в памяти лица и слова вчерашнего вечера и начнете строить планы. И даже если ничего из них не сбудется, не грустите. Ведь через год, если повезет, вы снова окажетесь на балу.

Как пела Эдит Пиаф, на Балу Удачи.

Урок замещения

Имейте терпение, господин преемник

Кто-то всегда приходит за кем-то, и тут непременно скрыта интрига. Сменяемый (если только он не уходит наверх) рассчитывает на лояльность сменяющего; сменяющий решает, как вести себя в отношении сменяемого. В нашем случае речь пойдет о губернаторе и его первом заместителе. Губер работал давно, успел поднадоесть и местному люду, и московским вождям. Вопиющих претензий – тех, за которые прогоняют в одночасье, – к нему не имелось, но всем было ясно, что дело близится к финалу. Попросись он в отставку сам – обняли бы, расцеловали, да еще и предложили бы хорошее спокойное место – допустим, в Совете Федерации. Но он не торопился.

Своего первого зама губернатор методом проб и ошибок выбрал сам, несколько лет его пестовал, поручая курировать то промышленно-экономический блок, то социальный, то избирательные компании. В итоге обрел в высшей степени надежного соратника, способного эффективно решать любые задачи. Регулярно его хвалил и ставил в пример.

И всем было ясно: вот он, преемник.

Первый зам ничуть не возражал, он высоко ценил свои возможности. Уважая шефа, не лез на первый план, рассчитывая, что смена произойдет естественным образом, и мирно отходящий от дел губер публично обнимет его и напутствует. Взамен он пообещал себе, что никогда не даст благодетеля в обиду и позаботится о том, чтобы желающие покопаться в небезгрешном прошлом покинувшего свой пост руководителя смирили прыть и смежили уста.

Гревшую душу планы дали сбой за год до истечения срока губернаторских полномочий. На рядовой пресс-конференции первому заместителю был задан вопрос: «Считаете ли вы себя готовым сменить нынешнего главу администрации?»

Ответ был в высшей степени корректен и явно отрепетирован: доверие действующего губернатора, возможность поработать с ним плечом к плечу, перенять его бесценный опыт управления дают основания в случае его ухода принять на себя руководство областью.

Больше он ничего не сказал. Но и этого было достаточно.

На следующий же день во время заседания областного правительства губер, придравшись к мелочам, люто растоптал первого заместителя. И другие замы, почуяв запах крови, вдохновенно застрочили на соперника жалобы, которые глава области поручил расследовать злейшему врагу обвиняемого.

Без пяти минут преемник проклинал себя почем зря. Будучи опытнейшим чиновником, он пренебрег важнейшим правилом: никогда, ни под каким видом не показывать, что ты посягаешь на место власть имущего, то есть фактически на его «имущество». Молчи и жди, когда, по выражению Воланда, «сами предложат и сами же все дадут».

Травля длилась полгода, а потом на выборах в законодательное собрание бедолагу избрали областным депутатом, и он стал заместителем председателя комиссии по физической культуре и спорту.

Но никто не отменял закон равновесия: губернатора вызвали в Москву, выкрутили руки и заставили досрочно подать в отставку, не предложив ничего взамен. И вскоре новый руководитель области со всей принципиальностью поставил вопрос… догадались, о чем?

Вы правы: о коррупции, процветавшей при прежнем руководстве.

Губер и его команда

Шел в стародавние времена французский фильм под названием «Супружеская жизнь». Обычный мелодраматический сюжет: любовь, брак, измена, развод. Фишка же состояла в том, что в первой серии история была представлена глазами мужа, а во второй – глазами жены. И выяснялось, что между двумя этими версиями нет ничего общего, кроме имен героев.

Деловые отношения иной раз напоминают супружеские, только там ячейка общества называется семьей, а на службе – командой.

Один руководитель всегда был одержим идеей своей команды. Он сколачивал ее долго и упорно – сначала в руководимом им промышленном главке, потом она перекочевала за ним в отраслевое министерство, далее – в крупный город, который в качестве мэра и возглавил капитан.

И был в той команде вице-капитан, заместитель мэра. Они прошли вместе, плечом к плечу, ноздря в ноздрю, долгий карьерный путь, оставаясь по жизни если не друзьями, то неразлучными партнерами.

О мэре говорили: этот своих не сдает. Но случилось событие из ряда вон. Доблестный зам попал в переплет: в одном месте нахимичил, в другом накосячил, из-под крышки повалил пар, сквозь который проступили очертания могучих фигур правоохранителей с несколькими томами уголовного дела в руках.

И капитан сдался. Вернее, сдал. Устроил заму публичный разнос и приказом отстранил его от должности.

Это – схема, срисованная с жизни. А теперь вообразим, что автору поручено, по образу и подобию французского фильма, представить монологи главных героев. Итак…

Вице-капитан, он же зам. Ну, вот и кончилась легенда о команде. Люди для вождя – пешки, они интересуют его только до той поры, пока ему выгодны. Все остальное – чистой воды лицемерие. Своих не сдает – герой! С виду так и есть: если устраивает порку, то при закрытых дверях, если выгоняет с должности, то не на улицу, а на другую руководящую работу в зоне административной досягаемости. Да еще и преподносит это как повышение.

Он прекрасно понимает, что бывших своих игроков нельзя далеко отпускать, не нужно превращать человека в открытого врага, каждый ведь о капитане много чего знает.

Для многих мое изгнание было шоком. Да, нагрешил, но не больше других. Да, засветился. Но замять дело капитану ничего не стоило. Так нет, ему нужен был показательный процесс. Чтобы в Москве увидели и сказали: смотри-ка, своих холопов разгоняет, взялся за ум, может, рано его списывать.

Ну, хорошо, решил избавиться. Тогда вызови к себе, объясни, я повинюсь, сам уйду в отставку, а через полгода что-нибудь подберем. Тогда да – мы команда. Оберегаем лидера, который оберегает нас. А так оба в грязи. Одно хорошо: он себя показал, и все поняли: нет ни команды, ни капитана. Нет и не было. Один блеф.

Капитан, он же мэр. Команда – это когда личные интересы игроков совпадают с интересом капитана. По-другому не бывает. Конечно, персональные запросы капитана высоки, но он признает и ваши притязания, если они не превышают его собственных. Он не требует невозможного, – например, чтобы члены команды любили друг друга, в том числе его самого. Он требует иного – соблюдения законов и ритуалов.

У капитана надо просить. Не просишь – значит, в шефе не нуждаешься. Не смей брать без спроса. Пусть тебе достаточно намекнуть, чтобы желаемое принесли в клюве, – преодолей искушение. Зайди к капитану, сделай вид, что просишь, сыграй, – тебе не будет отказа, с тобой тоже сыграют. Но это правильная игра. И помни, что умный начальник знает больше, чем ты прячешь. Его, конечно, можно обмануть, – но только один раз.

И важнейший закон: стая всегда защищает вожака. Понятно, что никто не ждет самопожертвования, своя шкура всегда дороже, но – не смей подставлять! Капитан закроет глаза на твои шалости, если по работе дашь необходимый результат. Если же попал на крючок – шеф может, конечно, помочь, но только при условии, если это не безопасно для него самого. Так что лучше не жди защиты, спасайся сам. А не смог – не обессудь. Суров закон, но закон.

Про ректора и проректора

Прежде чем начать эту историю о преемнике, прошу читателя не искать несуществующих аналогий и намеков, гнать подальше неуместные ассоциации. Все произошло не в высших эшелонах власти, а в учебно-научной среде, точнее – в государственном университете областного центра.

Итак, с десяток лет у вузовского руля стояли ректор с проректором. Работали слаженно, неплохо подняли универ, и по жизни состояли в добрых отношениях. Проректор признавал первенство ректора и прощал ему авторитарные закидоны. Ректор в свою очередь ценил проректора за семижильность и закрывал глаза на научную заурядность.

Так они бы и управляли на пару, если бы губернатор не предложил ректору войти в правительство области в качестве министра образования. Ректор и проректор поразмышляли полночи за коньячком, и вскоре по предложению вновь назначенного министра проректор стал ректором, а сам министр провозгласил университет учебным и научным форпостом не только области, но целого региона России и направил в адрес своей бывшей вотчины полноводную финансовую струю.

За несколько последующих лет у вуза появились новые факультеты, кафедры и лаборатории были обеспечены по последнему слову, построили учебные корпуса, студенческое общежитие и жилой дом для профессуры. Не кто иной, как министр образования дал университету карт-бланш; не кто иной, как ректор крепил силу и славу альма-матер. И, кстати, оказалось, что он не только крепкий второй, но и не слабый первый. Он решал многие вопросы и в Москве, и лично у губернатора области, все чаще проходя к нему без ведома министра образования, которому это было неприятно, но он умел правильно оценить расстановку сил и внешне сберегал товарищеские отношения с ректором.

Но однажды губернатора отстранили от должности, и его сменщик отправил в отставку правительство, благородно предупредив, что на переназначение никто может не рассчитывать. И тогда экс-министр предложил ректору тему, которую они, как умные люди, напрямую не обсуждали, но которая как бы подразумевалась.

Экс-министр видел схему так: уходя в правительство, он ставит проректора на свое место, и они сообща капитализируют университет, не забывая и себя. Но поскольку, перефразируя известную песню, бывает служба долгою, а жизнь еще длинней, в случае карьерного облома министра нынешний ректор возвращает ему свое кресло. Ход в принципе не новый.

Однако визави подобных гарантий не подтвердил. Он считал, что выполнил все обязательства перед партнером. Да и что значит вернуть кресло? Такие вопросы согласовывают инстанции, наконец существуют демократические процедуры, ректора нужно избирать. И вообще, с какой стати?

Короче, каждый посчитал старого товарища неблагодарной свиньей, с тем и разошлись. В жизни так бывает. Бывает и по-другому. Но любые совпадения случайны.

Синяки и шишки получает зам

Как-то раз с одним чиновником высокого ранга разговорились мы о должности заместителя. Сам он прирожденный руководитель, абсолютное первое лицо, в этом качестве, собственно, и проработал премного лет, и замов у него было – пруд пруди. Так что всевозможных соображений на тему заместительства я наслушался от него вдоволь, и теперь избранное из этих, как говорили Ильф и Петров, записей на манжетах хочу сделать достоянием читателя.

«Есть поговорка: “Пироги и пышки получаю сам, синяки и шишки получает зам”. Идеальная модель вертикали власти. К ней и надо стремиться».

«Когда я впервые стал начальником, у меня был только один заместитель, и это казалось солидным. Спустя много лет у меня было уже пять замов, но в тот момент я считал, что маловато, и тайно завидовал тем, у кого их восемь. Хотя теория управления говорит, что заместителей не должно быть слишком много, потому что в этом случае руководящие рычаги работают хуже. Перебор замов ослабляет управляемость системы. Однако теория теорией, а по меркам госслужбы иметь под собой десяток замов означает, что ты по-настоящему крут».

«Один мой зам, когда я его с кем-то знакомил, представлялся так: “Иванов, пока еще заместитель”. И пояснял: “В том смысле, что шеф пока не уволил”. Это было глуповато, но мне почему-то нравилось».

«Есть очень квалифицированные люди, которых называют “вечный зам”. Никто из них не понимает, что именно в этом состоит их настоящее призвание, – прикрывать спину шефа. И объяснить им это невозможно».

«Иногда руководитель зовет к себе в замы старого товарища. Хочется иметь рядом человека, которому привык доверять. Строго говоря, это порочный путь, но сколько же умных и бдительных людей наступали на эту арбузную корку! Или на грабли, кому что нравится. И я наступал. Понимал риски, но надеялся, что пронесет. Типа, все умрут, а я останусь. Понадобились годы, чтобы я вывел алгоритм: приглашая заместителем товарища, будь готов к тому, что вашей дружбе конец. Потому что через месяц, не позже, ты должен будешь строго его отчитать, а еще через месяц – устроить нагоняй. Унизить его. Если не за что, придумай. Пусть ты потеряешь друга, но можешь получить обученного, качественного зама».

«Однажды я слышал, как очень большой руководитель преклонных лет произносил тост на юбилее своего заместителя. Расхвалив его деловые качества, через паузу со значением изрек: “Я достаточно силен, чтобы не опасаться сильного заместителя”. Зам все понял и вскоре ушел на другую работу».

«Никогда не приглашай заместителя к себе домой. Он увидит антикварную вазу или подлинник

Брюллова и начнет производить подсчеты. Зачем загружать человека?»

«Мне нравится выбирать заместителя из числа подчиненных. Вот образовалась вакансия, и ты мысленно прощупываешь кандидатов. Достаточно ли умен? А вдруг умнее меня? Недооценивать других – страшная ошибка. Будет ли благодарен? Тут не стоит обольщаться, благодарность – редчайшая добродетель, если хоть с одним кадром повезет, – считай это крупным бонусом. Обычно я выбираю того, кто меньше всего этого ждет. Люблю эффекты. Но перед тем как объявить решение, порадовать человека и почувствовать себя благодетелем, повторяю себе, как мантру: в ту самую минуту, когда будет вывешен приказ о его назначении, он захочет пересесть на твое место. И поэтому станет твоим противником. А уж опасным или нет, зависит от тебя».

Урок механики

Под колпаком

Считая себя большим трудягой, Роман Пантелеевич, тем не менее, не причисляет себя к трудоголикам. Последние, как известно, вкалывают с удовольствием, иные даже с восторгом, наш же герой в своем изнурительном труде не черпает вдохновения и радости. И это при том, что он успешный управленец, в качестве мэра руководит городом-миллионником; можно сказать, жизнь удалась. И все же.

Роман Пантелеевич с младых ногтей готовил себя к большой административной карьере и нередко размышлял над вечным вопросом: как управлять людьми? Когда их десять, ты в состоянии уследить за работой каждого, когда сто – за всеми точно не поспеешь, когда пятьсот – большинство из них просто не знаешь в лицо. Отдать все на веру заместителям как-то стремно, опасно. Где выход? Много лет назад он посмотрел американской вестерн, там старый гангстер посылает сына убить шерифа. «Почему я? – спрашивает юный бандит. – Скажу Джону, и тот его прикончит». А старик отвечает: «Запомни, если хочешь, чтобы было сделано хорошо, сделай это сам». Фраза засела в голове.

В общем, мысли молодого бюрократа путались и рвались, пока их не привел в порядок грамотный наставник, поседевший в коридорах власти. Угадав амбиции и оценив потенциал Романа Пантелеевича, он распахнул перед ним бархатную книгу аппаратной мудрости, где один из главных заветов выглядел примерно так: если вы настроены на большую карьеру, приучите себя контролировать все и вся. Это будет очень тяжело, вероятно, это вообще самое изнурительное занятие в жизни чиновника, но знайте: по-другому вам не подняться!

С тех пор Роман Пантелеевич сделался образцовым контролером. Когда в его подчинении было всего четыре человека, он отслеживал каждый их шаг и каждую бумагу, лишив несчастных покоя и сна. Теперь, когда под его началом работают тысячи человек, все приводные ремни, нити и ниточки тянутся к нему, и он распутывает их, пробует наощупь. Он создал большое управление мэра, в него поступают все мало-мальски важные деловые бумаги, которые в конце каждого дня, снабженные емкими комментариями и проектами резолюций, перемещаются в портфель мэра. Дома Роман Пантелеевич полночи сидит над документами. Никакая усталость, никакая хворь не вынудит его пренебречь раз и навсегда заведенным порядком: все содержимое портфеля должно быть отработано. Стоит дать себе поблажку, как получишь двойную, тройную порцию макулатуры. Приходится трудиться «через не могу».

Зато все под контролем, под колпаком. Мэра не застанешь врасплох, в любую минуту он готов ответить на самый неожиданный вопрос вышестоящего лица или уличить во вранье подчиненного. Память цепка, око зорко. Он умеет читать не только между строк, но и между букв. И если зам по строительству предлагает возвести новый стадион, Роман Пантелеевич без труда вспоминает, что родной сын зама владеет строительной компанией. Или когда другой зам, отвечающий за городскую торговлю, ратует за появление на лакомом участке земли мебельного салона, мэру не надо объяснять, что жена этого зама крупными партиями возит мебель из Италии и Индонезии.

Романа Пантелеевича не проведешь, мимо него муха не проскочит, он знает все про всех. И они знают, что он знает, и каждую секунду кожей ощущают его присутствие. А чиновник, который чувствует опасность, работает исправно. Так что наш герой добился всего, что задумал. Вот только жизнь проходит, как в старой шутке: «Сижу в президиуме, а счастья нет».

Богат и един в двух лицах

В последнее время пошли разговоры, что править нами должны очень богатые люди. У кого денег много, тот пилить бюджеты не станет и другим не даст. И, значит, будет честно работать на благо народа.

Существует и другая логика: не надо никого менять, старые уже упаковались, а придут новые, голодные – и начнется все сначала.

Обратите внимание, что антагонистические с виду взгляды в главном сходятся: управлять должны богачи.

Давайте поразмыслим о таком причудливом явлении, как сращение власти и бизнеса в одном физическом лице.

Олигарх переходит работать в федеральное правительство на должность заместителя премьер-министра. Через недолгое время возвращается к занятию бизнесом, провожаемый афоризмом премьера-златоуста: «Он хорошо поработал, но сделал для страны чуть меньше, чем для своей компании».

Владелец крупнейшей рекламной фирмы становится чиновником высокого ранга. Его оппонент ехидно комментирует назначение: «Если с доходов в миллионы баксов человек уходит на госслужбу со скромным фиксированным окладом, это означает лишь то, что он собирается получать больше, чем прежде».

Факты документальные, но совершенно не уникальные, чтобы не сказать – типовые. В среде истеблишмента принято хождение из власти в бизнес или наоборот. Возможно несколько заходов – в зависимости от клановых потребностей и личных ресурсов.

Надо заметить, что эта схема касается не только важных персон и высоких должностей, тенденция зеркально наблюдается и на более низких этажах. Мой знакомый, руководивший управлением в министерском аппарате, пожаловался своему начальнику, что не может найти сотрудников на маленькие зарплаты. Тот ответил: «Тогда берите тех, кому деньги не нужны», – и указал на стайку молодых людей с часами Patek Philippe и телефонами Vertu.

Конечно, правы мудрые: с креслом меняются убеждения. Но в нашем сюжете убеждения изначально разные.

Меньше всего автору хотелось бы выглядеть наивным, но все же иногда возникает мысль: а задумываются ли те, кто производит назначения, пересаживая человека из кресла бизнесмена в кресло чиновника, что у двух этих ипостасей отнюдь не тождественные задачи? Проще говоря, интерес госслужащего необязательно совместим с интересом предпринимателя, а иногда напрямую ему противостоит. Или уж совсем лобовая дилемма: на кого он будет работать – на общество или на себя?

Есть, правда, приятная примирительная формула: что выгодно личности, то выгодно государству. С ремаркой: личность – это лично я.

В таком случае кентавр, в котором сращены чиновник с бизнесменом, – существо в высшей степени полезное. А если смотреть шире, то мы имеем дело с кузницей руководящих кадров. Ибо только объятия бизнеса и власти способны породить обладателей по-настоящему крупных состояний. Тех, кого мы, подобно древним новгородцам, кличем: «Приходите княжить и володеть нами».

А ежели зовут, чего ж не прийти?

…И подписью своей скрепляю

Задумывались ли вы, читатель, что у каждой подписи, убористо либо размашисто венчающей документ, существует биография? Мастера аппаратно-бюрократических ритуалов и процедур знают, насколько важно правильно понять масштаб и значение фигуры подписавшего. Нечуткие же к деталям люди допускают ошибки, порой непоправимые. Вот, кстати, и сюжет в тему.

Давние приятели Петр и Павел (назовем их так) успешно шли по жизни, но аккурат к началу кризиса среднего возраста у Петра рухнули сначала научная карьера, а следом и семейный уклад. Надо было начинать с нуля, искать работу и жилье. Павел выразил готовность похлопотать за товарища в городской администрации, где и сам трудился не на последних ролях. Через месяц Петр был принят в департамент науки и образования и, к своему удивлению, оказался отличным чиновником – педантичным, креативным и семижильным.

Руководитель департамента высоко оценил достоинства новичка, дважды за год его повысил, и когда Петр осторожно тронул шефа насчет квартиры, тот на следующий же день отправил письмо префекту одного из административных округов с просьбой оказать содействие перспективному сотруднику в решении жилищного вопроса. И вскоре этот сотрудник получил ордер на «двушку» в новом жилом комплексе. Вопрос об оплате даже не возникал.

Прошел еще год, и Петр не то чтобы забил на службу, но плавно сбросил обороты. Начальник удивился, потом ясно выразил свое «фэ», однако Петр не сделал выводов и вскоре почувствовал на горле цепкие пальцы шефа. Стало больно.

Тогда давние приятели встретились для разбора полетов. Ну да, признал Петр, прежней прыти уже не проявляю, не мальчик все же, но тружусь исправно, за что же чморить? А что касается квартиры, то всего-то, что сделал начальник, – поставил подпись. Никуда не ходил и не звонил, никому не кланялся. Просто подписал письмо – великий труд! И что мне теперь, век на него горбатиться?

Павел выслушал и дал ответ. Всего одна подпись, говоришь? А с чего вдруг он ее поставил? Люди десятилетиями служат в администрации ради жилья, а в чем твоя особая заслуга? Ну, вкалывал на полную катушку, так за это хату не дарят. Причина в том, что ты всерьез понравился начальнику, он увидел в тебе будущего доверенного соратника, младшего партнера, и дал он тебе квартиру не как награду за труды, а как аванс.

Пойдем дальше. Он написал письмо префекту. Знаешь, сколько таких писем с просьбами от солидных людей получают префекты? Пачки! И большинству дают техничный отказ. А твоего шефа мигом уважили – ты задумывался, почему? Потому, что он реально в силе. Занимая не самую крутую должность, вхож к Самому – и в кабинет, и в семью. И префект понимает: такому человеку отказывать нельзя, себе дороже. К тому же можно чего-нибудь попросить в ответку, и твой начальник обязательно исполнит. Заметь, ради тебя.

А теперь задумайся, сколько труда и нервов стоит за просьбой, в которой нельзя отказать. Сколько надо было стерпеть унижений, сколько задов вылизать, сколько травм получить на шестом десятке, играя в паре с Самим в чертов теннис и катаясь с ним на чертовых горных лыжах. Да, одна подпись, а представляешь ее цену? В твой карман она положила сумму, равную рыночной стоимости твоей квартиры, – пятнадцать миллионов рублей. Тебе бы жизни не хватило, чтобы их собрать!

Так что, читатель, совет на будущее: внимательнее вглядывайтесь в подписи на документах. Все же есть в них что-то магнетическое.

Пряников хватит не всем

В каталоге волнений, опасений и подозрений, портящих кровь государственному служащему, есть особый раздел тревожных мыслей. Они посещают не всякого, а лишь тех избранных, кто наделен священным правом распределять бюджетные средства.

Надо заметить, что сам факт назначения на должность управленца, в чьем ведении находится прикосновенный денежный фонд, содержит зерно конфликта, которое непреложно прорастет.

Сначала подрядчики, привыкшие к регулярным бюджетным субсидиям, и их антиподы, не попавшие, но стремящиеся в избранный круг, заведут хоровод, похваляясь достижениями и выражая готовность проявить личную преданность новому руководителю.

Пение сирен ласкает слух, но мы помним бардовскую строку: «и пряников, кстати, всегда не хватало на всех». Наступит момент, когда придется произнести слово «нет». Объяснение может быть любым – сокращение финансирования на данный вид работ, неполный набор документов для участия в тендере, наступление Судного дня, – но суть одна: денег не будет. И ничто не переубедит обиженного в том, что отказ исходит лично от первого лица. Следом это самое лицо испытает многообразные формы и методы принуждения, которые применят неудачливые, но влиятельные просители. Понадобятся крепкие нервы.

Вы скажете, что это лишь легкое сотрясение воздуха на фоне золотого дождя, который прольют на чиновника счастливые получатели бюджетных денег. Но сейчас речь не о коррупции, а о рисках как раз некорумпированных чиновников (не поверите, такие тоже существуют). Законно обеспечивая финансированием даже проверенных и выигравших тендер подрядчиков, они не могут спать спокойно, пока не подписан финальный акт выполненных работ.

Нет смысла утомлять вас банальными историями, как изрядная доля денег, выделенных на строительство домов или дорог, на закупку медицинской техники или школьных учебников, бесследно исчезала в ходе взаиморасчетов с субподрядчиками, с фирмами-однодневками, так называемыми «помойками»… Схем тут множество, а в сухом остатке одно: кто-то должен ответить. И первый кандидат – распорядитель бюджетных средств.

Позабавлю вас историей из романтического мира кино, которую узнал от чиновника, отвечающего за выпуск отечественных фильмов. Авторитетная кинокомпания выиграла конкурс и получила государственный заказ на производство исторической эпопеи – с натурными съемками и батальными сражениями на суше и на море. Никаких компьютерных штучек, только Большой Стиль.

Дирекция отбывшей на съемки группы с похвальной регулярностью снабжала кураторов отчетами о работе, подкрепленными пробами артистов и фотографиями декораций роскошного графского замка, боевого корабля, артиллерийской батареи.

Однажды на съемки отправился сотрудник ведомства-заказчика – лишний раз убедиться, как все хорошо. И привез уже известные фотографии, но с существенным дополнением: рядом со съемочными объектами лежала пачка сигарет, не уступающая размерами пушке, кораблю и даже графскому замку. Хранители небесные, да как же так, да что же это? Миллионы казенных рублей потрачены – и на что, на крохотные макеты?!

В воспалившемся мозге распорядителя бюджетных средств возникла бегущая строка: «отсутствие ведомственного контроля, нецелевое расходование бюджетных средств, халатность при исполнении служебных обязанностей, организация преступной группы, состоящей из двух и более лиц…» В этот момент несчастный лишился чувств.

А когда очнулся, ему предстояло пройти оскорбительные порки у начальства, истошные скандалы и шантаж, расторжение госконтракта, судебные тяжбы с целью вернуть уворованное в бюджет… И каждый день он клялся и божился, что, если переживет весь этот кошмар, никогда в жизни не пойдет на должность, связанную с материальной ответственностью.

Но, конечно же, обещание не сдержал.

Лимон и лимонад

В знаменитых наставлениях Дейла Карнеги есть замечательный совет: «Если вам достался лимон, сделайте из него лимонад». Философски настроенный человек увидит в этом даже смысл жизни. Но мы будем мыслить прозаичнее и попробуем приложить афоризм к практике управления. Ибо, на взгляд автора, высший класс работы чиновника-управленца состоит не в том, чтобы грамотно разрулить тупиковую ситуацию, а в умении соорудить из нее новаторский проект. Такое под силу лишь настоящим мастерам, каковые хоть и редко, но встречаются.

Попробую объяснить предметно. В большом городе есть маленький старый парк. В нем по выходным собираются торговцы и меломаны. Первые приносят лотки и коробки с музыкальными дисками, вторые ходят по рядам, выбирают, покупают и обсуждают новинки. Милое такое времяпрепровождение, и народное название этой точки тоже милое – «Ля-ля-парк».

Но, если взглянуть на него под иным углом зрения, дело запахнет криминалом. Потому что торгуют здесь исключительно пиратским товаром, то есть выпущенным без всяких лицензий, что само по себе незаконно и к тому же противоречит актуальной мировой практике защиты интеллектуальной собственности. Да и городской администрации неприятно, что с огромного денежного оборота, сконцентрированного на крохотной территории парка, в казну не попадает ни копейки налоговых отчислений.

Обеспокоенный мэр выносит на обсуждение правительства города тему: кто виноват и что делать? Причем делать должен тот, кто виноват, а это, вообразим для наглядности, лично вы, читатель. Вот и готовьте доклад, а начальство решит, как поступить и с парком, и с вами.

И у вас сосет под ложечкой, потому что тема-то мутная. Если весь мир не в силах истребить контрафакт, мало шансов, что это получится у вас. Ну, прихлопните злачную точку – найдут другую. А горожане с подачи пиратов еще устроят митинг протеста, поскольку власть загубила их любимое место, где они не только культурно развивались, но и тратили денег в разы меньше, чем на покупку лицензионных дисков.

В поисках выхода вы бродите вокруг злосчастного парка и обнаруживаете неподалеку завод бытовой техники. Старое здание с большим двором. И светлая мысль заходит в вашу голову. На другой день директор завода сидит перед вами, и вы объясняете ему, что есть шанс отличиться: нужно перенести на территорию завода музыкальный рынок, организовав цивилизованную торговлю. Поддержка сверху гарантирована.

И вот уже вы вместе с сообразительным директором рисуете чудесные картины: стильное фабрично-эстетское пространство вроде модного московского «Винзавода», современные торговые ряды вместо колченогих лотков, жесткая система контроля, отсеивающая пиратскую нечисть и открывающая дорогу легальным производителям. Тут же кафе и ресторан, выставка художников, сценическая площадка для воскресных концертов звезд, развитие окрестной транспортной инфраструктуры… И рождаются строчки доклада: взамен изжившего себя стихийного рынка сбыта контрафактной продукции на привычном для горожан месте организован современный торгово-развлекательный центр под названием… ну конечно же «Ля-ля-парк»!

Остается правильно подать идею, но уж это вы умеете. И на заседании правительства после своего доклада поочередно выпускаете на трибуну инициативного директора завода, депутата законодательного собрания, работающего на этой территории, лидера наскоро сколоченной группы горожан-меломанов, а под занавес – специально выписанную эстрадную звезду, которую, как вы узнали, высоко ценит мэр. И звезда взволнованно благодарит руководство города за противодействие пиратам, лишающим российских исполнителей положенного авторского вознаграждения.

А председательствующий мэр – он очень умный и прекрасно понимает, кто именно сочинил всю эту комбинацию. Он даже не глядит в вашу сторону, но вы нервами чувствуете, что сделали лимонад. И, кажется, очень сладкий.

Золотой жук

Мир наш маленький, тем не менее путаный. Колумб плыл в Индию, но открыл Америку. Мне повезло почти так же: находясь в Англии, получил в руки тему, которую вполне мог бы «зацепить» за пять километров от собственной подмосковной дачи.

Итак, в гостях у живущих в Лондоне друзей автор познакомился с представительным джентльменом – видным экспертом по лесным угодьям, коими так богат туманный Альбион. Оказалось, он только что вернулся из России, где экспертировал состояние леса на территории санатория, принадлежащего крупному министерству.

Командировкой остался очень доволен: принимающая сторона оплатила перелет бизнес-классом и двухнедельное проживание в люксе отеля «Хайят». К оговоренному гонорару хозяева прибавили бонус: культурно-развлекательную программу, о которой эксперт рассказал в восторженных тонах, но при этом осталось ощущение, что лучшую ее часть он описывать не склонен.

Когда я просто так, для поддержания разговора, поинтересовался, что это за санаторий, неожиданно оказалось, что данное лечебно-оздоровительное учреждение находится в двух шагах от моей фазенды. Грех было, вернувшись на родину, не поинтересоваться коллизией.

Министерский санаторий раскинулся привольно, – во времена его постройки бесплатную землю не экономили. На территории – лес размером в полтора гектара. Был. Пока его не подпортил жук-короед.

Как этот супостат там очутился, теперь уж не узнаешь. Может, сам заполз, а может, кто-то отправил в лес гастарбайтера с парой ведер, наполненных до краев зловредными насекомыми, а тот и опрокинул их за здорово живешь. А надо знать, что, если короеды заселяют ствол по всей его окружности, гибель дерева – вопрос пары недель. Так что, глядишь, через полгода, максимум через год получишь сплошной сухостой. Что и вышло.

Делать нечего, надо лишить бывший лес статуса леса. Тогда можно будет провести санитарную вырубку деревьев и иные защитные мероприятия, иначе зараза пойдет гулять по соседним лесосекам. Заключение по сему поводу должны дать специалисты. Лучше, чтобы ими оказались не ведомственные экологи, а то у природоохранных и иных надзорных органов возникнут лишние вопросы. А кто на Руси издревле в авторитете? Ясное дело, иноземец. Титулованный и неподкупный эксперт, допустим, из Англии.

Чувствуете, как складывается пазл? Уже известный нам джентльмен изготовил в высшей степени объективное и независимое заключение о непригодности леса, уничтоженного жуком-короедом, от которого и в Англии спасу нет. Так что миссия его оказалась выполнима.

Вы спросите, какое отношение к этой истории имеют чиновники? Ну, как же, разве между строк не ощущаете вы чью-то направляющую волю? К тому же мы еще не дошли до финала.

Доклад англичанина был немедленно пущен по инстанциям с предложением использовать очищенную от погибших деревьев территорию под коттеджную застройку. Разумеется, не для наживы, а в интересах работников родного министерства. Люди смогут полноценно отдыхать, чтобы потом еще более полноценно трудиться. Вполне хозяйственный подход, разве нет?

Нужные резолюции были быстро собраны, коллегия министерства утвердила инициативу, создали некоммерческое партнерство, перевели землю под ЛПХ – личное приусадебное хозяйство. Началось строительство загородных домов, предназначенных для сотрудников. Каких именно? Как писал Джордж Оруэлл в повести «Скотный двор», все звери равны, но некоторые звери равнее. Вы меня понимаете.

Подозреваю, сюжет этот, к которому автор пришел извилистым путем, совсем не оригинален.

Потому что лесов в Подмосковье много. А уж в масштабах страны и вовсе не счесть.

Да и жуков тоже хватает.

Антикиллер на госслужбе

Истории о том, как чиновников отслеживают, берут с поличным, допрашивают, сажают, как на них покушаются и, случается, убивают, – все это вы знаете по сводкам новостей. Но есть и сюжеты, не попавшие в СМИ. Вот один из них.

Марат Тимофеевич отвечал за продовольственные ресурсы в администрации немелкого города. Оптовые закупки, базы, продмаги и рынки, – масштабы и возможности читателю, надеюсь, понятны. Долголетняя работа в сфере, где имеют хождение большие государственные деньги и черный нал, взятки и откаты, где приходится брать в расчет национальные, криминальные и иные вводные, сделала нашего героя одновременно решительным и осторожным.

Градоначальник держал продовольственную проблему под личным контролем и требовал ее постоянного реформирования. Марат Тимофеевич, избегая опасных поворотов, под каждый свой шаг подкладывал директивы администрации. Ему не раз случалось разъяснять «авторитетам», что вовсе не по его личной прихоти закрывают несколько оптовых рынков или меняют поставщика закупок.

Я всего лишь исполнитель, говорил он, все вопросы к администрации. Ему и верили, и не верили, однако придраться было не к чему, приходилось подчиниться властям.

Но однажды что-то не сработало, и автомобиль Марата Тимофеевича прямо в центре города подстерегли и обстреляли. Водитель и охранник были убиты, а глава экипажа с двумя огнестрельными ранениями оказался в реанимации. Шум был огромный. Градоначальник назвал инцидент местью криминалитета принципиальному работнику исполнительной власти. Преступников не нашли, а через полгода бледный и худой Марат Тимофеевич вошел в зал заседаний правительства, где его встретили овация коллег и ритуальное объятие начальника.

В тот же вечер руководитель силовой структуры сообщил ему, что, по оперативным данным, заказчики преступления не успокоились и есть вероятность нового покушения. Крепко подумав, Марат Тимофеевич направился к шефу. А через две недели номера его автомобиля перевесили на точно такой же служебный «мерседес», каким он прежде пользовался. Отличие машин было лишь в том, что вторая была намного тяжелее первой, – ее корпус защищал бронированный металл. Стекла были пуленепробиваемыми.

Совершив автомобильную рокировку, которая держалась в строжайшей тайне, Марат Тимофеевич по криминальным каналам запустил слух, что собирается заказать бронированную машину. На другом конце решили поторопиться, и вскоре на загородном шоссе чиновника ожидала засада. К изумлению нападавших, «мерседес» не пропустил внутрь ни одной пули, зато охранники нашего героя уложили всех трех киллеров.

Как дальше двигалось дело, кто с кем о чем договаривался и к чему в итоге пришли, история умалчивает. Марат Тимофеевич окончательно поправился и по сей день управляет в своем городе все теми же продовольственными ресурсами. Когда автор спросил, что изменилось в нем после того, как побывал на самом краю, он ответил: «Теперь стараюсь как можно меньше времени тратить на дураков».

Неожиданный ответ, но, если вдуматься, очень даже разумный.

Квартирный вопрос портит не всех

Рассказывая о нравах руководящего состава, автор отнюдь не желает нанести урон обитателям нижних этажей властной пирамиды. Сегодня среди них редко обнаружишь затравленных чиновников, зато число ярких личностей велико. Об одной из них пойдет речь.

Должность Аллы Петровны называется «главный специалист». Только над кем главный-то, если даже замзавотделом рангом выше? Так, одно название. Много лет она служит в городском комитете, который ведает распределением жилья. С ней, скромным клерком, напрямую имеют дело влиятельные и даже знаменитые люди. Потому что действие происходит в мегаполисе, где проживают лучшие из лучших, каковым свойственно бесконечно улучшать свои жилищные условия.

По этой веской причине они идут на прием к городскому голове и просят войти в положение. Голова понимающе кивает и накладывает резолюцию на прошение, которое тут же уходит председателю комитета – начальнику Аллы Петровны. За схожими директивами – «Решить вопрос», «Решите и доложите», «Просьбу поддерживаю», «Прошу выполнить», «Проработать варианты и помочь» – посвященный человек разглядит иные смыслы: «Придется дать, от него не отвяжешься», «Подбери что-нибудь, но не из стратегического запаса», «Перебьется, предложи ему то, что не возьмет»… Всю эту тайнопись превосходно знают и председатель комитета, и Алла Петровна.

Именно ей, пользующейся доверием и своего начальника, и даже городского головы, поручено лично разруливать вопросы деликатного свойства. В крохотном кабинете главного специалиста вершится участь многокомнатных хором. Разумеется, хочется получить новое жилье бесплатно, но для этого нужна ну очень большая политическая воля. Чаще всего действует система взаимозачетов: отдай в городской фонд свою квартиру (или квартиры) и получи взамен другую. Всю жилплощадь оценят, выведут разницу, и скорее всего придется законным порядком доплатить. Хотя цифра будет ниже рыночной. Схема проста и прозрачна, но читатель ведь чувствует, как много тут тонкостей, не правда ли? Именно поэтому игру ведет тонкая штучка.

Все, кому надо, знают, что Алле Петровне бессмысленно предлагать взятку, давить на нее авторитетом и жаловаться вышестоящим чинам. С ней просто надо грамотно и терпеливо сотрудничать. К примеру, она сообщает: есть прекрасная квартира, срочно смотрите. Посмотрел – не подходит. Жалко, но другой пока нет. Через месяц звонит: совершенно случайно выплыл замечательный вариант, надо решить до обеда. Как, опять не то? Ну, не знаю, до конца года ничего нового не предвидится. А через месяц новый звонок…

Так идет война нервов: соглашаться – не соглашаться. Алла Петровна думает, ворошит банки данных, комбинирует, блефует, тасует колоду, в которой отнюдь не 36 карт, а втрое, вдесятеро больше. И на каждого претендента, от шестерок до тузов, – поручение руководства, которое надо безоговорочно выполнить. Только в одних случаях лучше обойтись малой кровью (в смысле, жильем попроще), а в других – патронов не жалеть (в смысле, квадратных метров). И наша героиня работает с квартирами, как белошвейка – с иголкой, как династия Акопянов – с носовым платком, как китаец – с шариком для пинг-понга. Будучи главным специалистом, она не нуждается в атрибутах власти. Ей достаточно власти как таковой.

Кого-кого, а Аллу Петровну квартирный вопрос не портит. Пожалуй, даже украшает.

Урок искусствознания

Боссы и музы

С того момента, как по телевизору показали президента США Билла Клинтона, играющего на саксофоне на приеме в Белом доме, тема художественной самодеятельности среди больших начальников бесконечно занимает автора. И приходят на память разные сюжеты.

…Дело было в середине девяностых. На встречу с редакцией центральной газеты, где я в ту пору работал, пригласили руководителя крупной области. Он был тогда на гребне политической волны, его жаловали СМИ, ибо он хорошо знал дело, был умелым популистом и, по слухам, знатным лириком – писал стихи. С каждым ответом на вопросы журналистов он вырастал у нас на глазах, становился все крупнее и к концу двухчасовой беседы превратился в исполина.

А напоследок дошло дело до стихов. Отдадим должное: он оказался еще и хорошим чтецом – темпераментным, с выразительным голосом и одухотворенным взглядом. Но только все мы заметили, что с каждым следующим стихотворением вельможный гость почему-то сокращается в размерах. И к концу поэтического дивертисмента вместо гиганта, масштабного регионального лидера мы видели перед собой смешного напыщенного карлика. Поразительный эффект, объяснимый на самом деле очень просто: его стихи были ужасны.

Читатель не мог не заметить, что нередко чиновник, став публичной фигурой высокого ранга, предъявляет миру свои дополнительные таланты. И тут выясняется, что мэр сочиняет песни, министр пишет акварели, а губернатор обладает дивным баритоном. Понятно, что в юные годы будущие руководители, еще не догадывавшиеся о своем высоком административном предназначении, баловались пером и кистью, гитарой и баяном, одаривали своим творчеством круг друзей, строча эпиграммы или напевая на кухне «Лыжи у печки стоят». Как же объяснить, что, набрав вес на совершенно другой ниве, многие вдруг устремились на яркий свет рампы?

Приходит на память афоризм ушедшей эпохи: если ты Ойстрах, то почему не директор филармонии? Только в нашем случае он более уместен в перевернутом виде: если ты начальник, почему не выступаешь?

Вот они и выступают. Поют со сцены на собственной инаугурации. В ходе избирательной кампании устраивают вернисажи своих живописных полотен или фотографий. Пишут пьесы, которые с восторгом ставят местные театры. Один большой начальник обнаружил талант в новомодном искусстве инсталляции и, устроив персональную выставку, выложил среди прочих своих работ отлитую в бронзе кисть собственной левой руки. Назывался шедевр «Десница мастера». Безвестный посетитель выставки оставил в бархатной книге отзыв: «Десница – это правая рука, дядя!» Говорят, рецензента пытались найти по почерку, дабы отблагодарить.

Зачем им все это? Есть успешная карьера, есть общественное признание, – «чего ж вам боле?» Но нет, кому-то хочется услышать за спиной: смотри-ка, краем управляет (отраслью, областью, заксобранием, республикой), а при этом еще и поет (сочиняет, рисует, танцует, ваяет). А кто-то жаждет вкусить славы, черт ее дери, потому что овация публики – это даже не вручение государственной награды, это совсем другие ощущения, посильнее. Или, может быть, существует тайная директива: кто не обладает художественными дарованиями, того выше не пускать?

Ну, вот взять того же Клинтона – что и кому он хотел доказать, когда на весь мир дул в саксофон? Скорее всего, никто, кроме мистера Билла, нам не ответит, но вот одно мы знаем точно: играл он отлично. И в этот момент был, как минимум, лучшим президентом среди джазменов и лучшим джазменом среди президентов.

Минута славы

Рассуждая о страстном желании начальников высокого полета явить миру свои творческие таланты, автор рискует услышать упрек: мелко копаешь, не по таким вещам оценивают работу руководителя. Ну, не знаю. Вот я, например, не берусь судить, насколько успешно работает у нас большинство министерств, но если невзначай увижу министра, отбивающего чечетку, обязательно его запомню и буду к нему относиться в соответствии с тем, хорошо или плохо он цокает мысками и каблуками.

Пикантная деталь может сказать о руководящем кадре больше, чем сто томов отчетов. И начальники, как никто, понимают, как из красочных мазков складывается полотно общественного мнения. Деловые костюмы есть у всех, а хризантема в петлице – у избранных. Вот откуда проистекает желание блеснуть. Похвальное, хоть и рискованное.

В этой связи одна история, можно сказать, из ряда вон. Тихон Маркович несколько лет назад председательствовал в краевом законодательном собрании. Субъект он был своенравный, даже спесивый, в силу чего капитально испортил отношения с вновь назначенным главой исполнительной власти. Так что перед очередными выборами в местную думу приобрел все основания сгинуть под плитой административного ресурса. Просить пощады не позволяла гордыня, а место терять очень не хотелось, так что оставалось одно: завоевать сердце избирателя. Но как? Обленившиеся пиарщики не поднялись выше идеи похудеть и закрасить хной седину. Пришлось думать самому.

Перебирая в голове разные комбинации, Тихон Маркович ни с того ни с сего вспомнил, как в молодые годы пел и играл в факультетской рок-группе. И отважная, прорывная идея озарила его утомленный в законодательных ристалищах мозг. На следующий день он вылетел в Москву, откуда привез мобильную съемочно-музыкальную бригаду.

Работали денно и нощно, не щадя печени своей, и к началу избирательной кампании в распоряжении Тихона Марковича были два судьбоносных клипа, которые в нужный момент один за другим запустила местная телекомпания (эфирное время, естественно, оплачивалось из предвыборного фонда кандидата в депутаты).

В первом клипе председатель краевой думы исполнял вечно живой хит Фрэнка Синатры «My way», который в русскоязычной версии актуально звучал как «Мой край». Вокал, записанный певцом из подмосковного ресторана «Разгуляй», проникал в душу электората, а красный кардинальский плащ поющего под «фанеру» Тихона Марковича вызывал душевное смятение прекрасных дам, которые еще вчера даже не помышляли идти к избирательным урнам.

Второй клип был еще круче. Гимн группы «Queen» думский спикер исполнял в кожаной косухе с черепами, причем легендарное «We will, we will rock you!» звучало сначала в думском зале заседаний, затем на танцполе в ночном клубе, а финал выглядел так: перед зданием краевой администрации впавший в транс Тихон Маркович призывал своего политического оппонента выйти из кабинета и вместе поиграть рок.

Электрический шок прошел по всему краю, и чудный лик явился потрясенному народу: неистовый, непокорный председатель думы, исполненный любви к родному краю и бунтующий против коррупционного беспредела. Рейтинг Тихона Марковича достиг поднебесья, а проинформированная высшая власть постановила не вмешиваться, разумно отнеся экстравагантный сюжет к разряду местной специфики.

С кем вы, мастера культуры?

Искусство, как и бюрократия, принадлежит народу, и это их сближает. Автор просит считать эту богатую мысль эпиграфом к нижеследующей истории.

В большом российском городе, который его патриотичные жители ставят сразу за Москвой и Питером, проживали два человека. Первый был хорошим актером, в родном драматическом театре переиграл весь классический репертуар, а стране был известен по кинофильмам конца прошлого и сериалам начала нынешнего столетий. Награды и звания нашли героя, но душа жаждала административных возможностей.

Другой человек был мэром города. Он по всем статьям соответствовал должности, но вот на культурное развитие времени всю жизнь не хватало, поэтому к людям искусства испытывал боязливый пиетет.

Эти двое не могли пройти мимо друг друга. Стыковка состоялась на совещании по вопросам управления городскими театрами. Председательствующий мэр с трудом подавлял зевоту до той минуты, как на трибуну вышел актер, безошибочно угадавший, что сейчас ему предстоит сыграть свою самую главную роль. И он был бесподобен. В речь о тяготах репертуарных театров, о новых принципах организации театрального дела, о необходимости сохранения духовных традиций в городе, который наконец-то возглавляет человек высокой культуры, он вложил обходительность Глумова, темперамент Отеллло и обаяние Сергея Сергеевича Паратова, соблазнившего бесприданницу Ларису.

После совещания мэр привез актера в свой кабинет, где они вдвоем до поздней ночи беседовали о судьбах искусства.

С того памятного дня они стали неразлучны. Мэр посетил поочередно все спектакли, где актер исполнял главные роли, и во время поклонов последний неизменно объявлял публике, что в зале присутствует горячо любимый руководитель города.

Зрители аплодировали, мэр раскланивался из ложи, а на сцену в этот момент выносили и ставили перед актером корзину цветов – понятно, от кого.

Актер, разумеется, не остался в долгу; на вечный вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» он без колебаний ответил: «С победителем!» Поэтому в финале еженедельных встреч мэра с горожанами маэстро услаждал слух участников мероприятия стихами и монологами, а также произносил здравицу мудрому городскому голове. В кратчайшее время он стал другом семьи мэра, постановщиком домашних спектаклей с участием чад и домочадцев. Когда градоначальник назначил его своим советником, догадливые чины из городской администрации выделили семье актера новые апартаменты и организовали его сыну жилищно-коммунальный бизнес, обеспечиваемый через городской заказ.

А в один прекрасный день мэр торжественно открыл культурно-деловой центр, где значительная часть площадей отводилась под новый театр. Вполне справедливо, что генеральным директором центра был назначен актер. Дела идут недурно, аренда торговых и офисных площадей приносит немалый доход. Одна беда: хороший артист оказался слабым режиссером и никаким администратором, так что половина зрительного зала пустует. За исключением тех счастливых дней, когда на спектакль приходит мэр, – тут уж специально доставленные солдаты и гастарбайтеры обеспечивают аншлаг. А недавно прошел слух, что в театре репетируют новую пьесу о многотрудной жизни мэра большого города. Образ героя, конечно, собирательный, а исполнителя главной роли читатель угадает без труда.

Так уясним же, что в этом мире есть чиновники, которые, по Станиславскому, любят искусство в себе, и деятели культуры, которые, по жизни, любят в себе руководителя. Посетуем, что в реальности одаренные лицедеи редко справляются с амплуа начальников. Да и талантливые управленцы лучшие свои роли исполняют на подмостках зала заседаний, где и срывают не слышные нам аплодисменты.

Весь мир – театр, а театр, как известно, начинается с вешалки. Так что не перепутайте гардероб.

Урок тщеславия

Элегия о привилегиях

Этот дом, недавно стертый с лица столичной земли, не занесут в реестр невосполнимых архитектурных утрат. Он не был причислен к памятникам истории и культуры, по нему не заплачет общественность и не устроит поминки Архнадзор.

Пятиэтажное квадратное здание светлого кирпича, выполненное в сундучном стиле, стояло вплотную к Кутузовскому проспекту – там, где его пересекает Третье транспортное кольцо. Сейчас здесь раскинулся здоровенный бизнес-центр, и уже нет места дому, в котором четверть века назад размещалось прелюбопытное заведение – Предприятие бытового обслуживания Управления делами ЦК КПСС.

Привольно раскинувшиеся на пяти этажах салоны бытово обслуживали номенклатуру – ответственных работников аппарата ЦК и иных презентабельных учреждений. Вполне типовые сервисы: ателье, продажа готовой одежды и трикотажа, пошив и починка обуви, ремонт разных бытовых мелочей, химчистка, прачечная. Вообще-то все эти услуги можно было получить и за стенами заведения, в городе. Но!

Представьте, насколько легче и приятнее живется человеку, избавленному от необходимости отстаивать очереди в прачечную и к башмачнику, в химчистке самому пришивать бирки на вещи (кто помнит, был такой церемониал, приемщиц не хватало), заискивающе улыбаться тем, кто тебе хамит, – и тратить на этот идиотизм единожды данную тебе жизнь.

А тут – коммунизм в отдельно взятом заведении. Выбор тканей для платьев, костюмов и пальто – прекрасен. Кожи всех цветов для обуви разных моделей. Меха на отделку, на шапку и на шубку. Набойки на ботинках безупречны, вещи вычищены до первозданной чистоты. Не бесплатно, но цены щадящие.

Так уж вышло, что автор в бытность свою членом редколлегии газеты, выходящей под эгидой ЦК, имел допуск к этому, да и к некоторым другим номенклатурным предприятиям. Грешен, пользовался. И даже храню памятные вещицы той поры.

Вот, например, пожелтевшее от времени меню из столовой ЦК КПСС от 3 июня 1991 года. До путча – два с половиной месяца, уже обвалился рубль, столицу наводнили талоны на продукты, очереди стали звереть. А на Старой площади бог послал к обеду (цитирую) салат мясной, салат из ранней капусты с морковью, салат зеленый со сметаной, салат из помидоров с майонезом, салат из огурцов с маслом, салат из перца с сыром, сельдь с луком, свинину отварную с хреном, щи суточные со свининой, суп овощной с курицей, суп русский с шампиньонами, суп молочный пшенный, ставриду жареную, котлету по-домашнему, баранину тушеную с овощами, ромштекс, плов из свинины, печень жареную со сметанным соусом, капусту раннюю жареную, котлеты свекольные с изюмом, кашу рисовую молочную, булочку венскую. Самое дорогое блюдо – баранина тушеная с овощами – 1 рубль 57 копеек. Сколько это по нынешним меркам? Может, рублей тридцать…

Сегодня молодому человеку трудно понять, что все эти штучки – от тушеной баранины до ондатровой шапки, которую разрешалось раз в два года по специальной цене приобрести в воспетом нами заведении, – все это было не просто милым сердцу бонусом, но знаком избранности, атрибутом власти. И сколько же людей представительского класса пережили эсхилову трагедию, когда захлопнулись перед ними врата Предприятия бытового обслуживания. А для кого-то, быть может, кончилась жизнь.

Последний свой визит в этот дом я хорошо запомнил. Уже прошел август 1991-го, еще не наступил октябрь 1993-го. Компартия была запрещена, почила в бозе наша газета. По старой квитанции охрана впустила меня забрать кроссовки, сданные в ремонт еще до путча.

В салонах было пусто. Висели ткани. Стояли в витрине ботинки. За столами сидели те же женщины в темно-синих платьях. Вымерший город привилегий. Старые обитатели отставлены, новые еще не пришли. Но сомнений не было: они придут, обязательно придут, они уже у дверей…

Соло для часов с боем

Для начала поясню, откуда название главы. Возможно, кто-то помнит знаменитый спектакль «Соло для часов с боем», сыгранный в 70-х великими мхатовскими стариками. Там в центре сцены стояли напольные часы, и их грустный бой напоминал героям об уходящей жизни. У нас тоже речь о часах. Правда, не о напольных, а о наручных, но все равно с боем, – с той, однако, разницей, что бьют не они, а за них. И не гопстопники, а, напротив, широкая демократическая общественность.

Давно ли часы государственных мужей стали поводом для подозрения в служебной нечистоплотности? Из глубин памяти всплывает байка, как вновь назначенный первый секретарь ЦК Компартии Грузии Э.А.Шеварднадзе сгонял с должностей руководителей, чьи запястья украшали крутейшие по тем временам «сейки». Такие занимательные формы принимала борьба с коррупцией в 70-х годах ушедшего века.

А спустя четыре десятилетия первый заместитель прежнего московского мэра засветился в наручных «ходиках» за миллион евро. Скандал был велик, а СМИ для полного удовольствия отсканировали часы первых лиц государства. И только эта история начала забываться, как подоспел сюжет с часами Патриарха, завершившийся богопротивным резонансом.

Но я, признаться, пытаюсь понять другое: зачем вообще чиновник высокого ранга носит дорогие часы. Вот он склоняется над ларцом черного дерева, где вращается, подзаводясь, красавец в титановом или золотом корпусе, с турбийоном, украшенным гравировкой и драгоценными камнями, вот застегивает на руке ремешок крокодиловой кожи, – и мы прекрасно понимаем, что часы показывают не столько время, сколько хозяина.

Попробуем проникнуть в ход его мыслей. Они примерно таковы: успешный государственный руководитель с высокой зарплатой не просто имеет полное право, но и обязан носить дорогие часы, которые, как звезды на погонах, обозначают твой уровень, твой статус. К тому же они хорошо дополняют уверенный взгляд и властные манеры.

Конечно, еще остались чиновники, предпочитающие часы «Полет», подаренные отцом к получению аттестата зрелости. Такие люди уверены, что внушают мысль о своей честности и неподкупности, но этот номер давно не проходит. Грамотный современный служащий исповедует другой стиль, где дорогие часы говорят, что перед вами человек самодостаточный, а потому не смейте соваться к нему с вашими тремя рублями. Либо не соваться, либо не с тремя.

И не надо оглядываться на Европу, где этическое кредо «выглядеть не богаче других» довело до того, что даже парижане ходят черт знает в чем. В нашем королевстве скромность не в чести, если вы еще не заметили. А надлежащий хронометр на руке – это ваше послание тем, кто понимает суть. Кто видит под стеклом циферблата не время, а значок избранного клуба победителей.

Ну, а если ты принят в этот клуб, риски не особо страшны. От того, что противные папарацци покажут миру твои часы, отпущенное тебе время во власти не сократится. Всегда ведь можно сказать: это подарок. Тем более что так оно и есть, – ну кто, скажите, будет тратиться на дорогую вещь, которую и так подарят?

Все логично, но я почему-то вспоминаю, как два десятилетия назад стоял в протокольной шеренге коллег-журналистов, которым поочередно пожимал руку высокий приветливый мужчина. Когда дошло дело до меня, я увидел на его запястье черные пластиковые часы, смотревшиеся от силы долларов на сто. Мои часы были немного дороже, и это было приятно. За такого человека я бы проголосовал.

Но за него уже проголосовали другие. Это был Билл Клинтон. Он мог позволить себе недорогие часы.

…И служащих наших ведут в кабинет

«Я мысленно вхожу в ваш кабинет». Пусть поэтическая строка Максимилиана Волошина станет эпиграфом к этому рассказу, главным героем которой назначается Господин Кабинет. Поэту в этом священном месте являлись «Бодлера лик, нормандский ус Флобера, скептичный Франс, святой сатир Верлен», мы же вообразим здесь иных персонажей – более прозаических, что ли. Хотя как посмотреть.

Расскажу историю слегка мистическую – об отношениях человека и кабинета. Старинный товарищ получил достойное назначение и переехал на новое место. Человек он во всех отношениях современный (гаджеты последних моделей, три языка, брендовая одежда неформального кроя), с красивыми, подчас парадоксальными идеями и очевидной перспективой карьерного роста.

Спустя полгода я зашел на него поглядеть и обомлел. Он сидел в казенном помещении, дизайн которого создавался в эпоху раскулачивания и массовой коллективизации. Стены обшиты деревянными панелями, пол покрыт истертым дубовым паркетом, вдавленное сиденье массивного хозяйского стула демонстрирует знакомство со многими задами предшественников.

– Поздравляю, – сказал я, придя в себя. – Ну ладно, ты не хочешь развешивать свои фотографии в обнимку с министрами, депутатами и церковными иерархами, хотя они могли бы подчеркнуть масштаб твоих связей. Не украшаешь стену, как делают многие, собственным живописным портретом, который сообщал бы о твоих амбициях и эгоцентризме. Тебе противны элегантный письменный стол и катающееся кресло с регулировкой сиденья и спинки. Признайся, ты закосил под пещерного бюрократа?

Он засмеялся и произнес монолог, который я перескажу по памяти, но близко к оригиналу.

– Когда я впервые сюда вошел, – начал мой товарищ, – почувствовал рвотный позыв. Захотелось вышвырнуть это старье и устроить все под себя. Но было не до того, пришлось с ходу впрягаться. А когда спустя пару недель начальник финхозуправления спросил, каким сделаем интерьер, я поймал себя на том, что кабинет меня совсем не раздражает. Более того: он заставил себя уважать.

Кондовость стала казаться владельцу кабинета спартанской аскетичностью, присущей недюжинным натурам. Отсутствие застекленных этажерок, куда сваливают бестолковые подарки, и растений в кадках выражало деловую целесообразность и сосредоточенность на главном направлении. Портрет вождя над головой столоначальника подтверждал его государственные полномочия и намекал на причастность к тайному ордену.

Многоуважаемый Кабинет Кабинетыч почти физически внушал хозяину ощущение власти, доставшейся от пращуров, однако в минуты бронзовения давал понять, что все начальники сменяемы, и зачастую помимо собственной воли. Скольких шустрых ребят повидали эти стены, и где они теперь?

Не счесть случаев, когда кабинет становился бастионом, дающим отпор тем, кто явился требовать или качать права. А когда измотанный интригами противников хозяин приходил сюда зализывать раны, кабинет возвращал ему философское спокойствие: дескать, и это пройдет.

– Не поверишь, иногда ловлю себя на том, что у нас завязался какой-то кабинетный роман, – закончил рассказ мой товарищ. – Я просто чувствую, что нравлюсь ему – в смысле, кабинету. Как будем расставаться, не представляю.

Но расставаться пришлось – подоспело крупное повышение. На «отвальном» фуршете, устроенном в том же намоленном кабинете, мой товарищ был молчалив и печален. Все решили, что ему тяжело прощаться с коллективом.

Но мы-то знаем правду.

Учитесь властвовать собою

Этот новый памятник я заметил еще издалека. Он возвышался над окрестными надгробьями, как Гулливер над лилипутами. Раньше такие монументы ставили на могилах почивших братков; неужели, думал я, не забыт погребальный стиль лихих девяностых? Но, взглянув сначала в каменный лик, а затем для верности – на плиту с указанием имени, сам буквально окаменел. Это был памятник чиновнику, которого я знал. Весть о том, что он умер, почему-то прошла мимо, хотя персоной он был заметной, государственным служащим весьма высокого ранга, занимался вопросами социального обеспечения населения.

Позднее я попытался узнать, по чьему замыслу «вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа». Сказали, что жена так пожелала. Ну, не мне спорить, хотя нетрудно было предположить, что скажут посетители смиренного кладбища о прототипе дорогущего великана, при жизни отвечавшего за пенсии и пособия. А они, кстати, именно это и говорят.

Помнится, он был малозаметен, суховат, неулыбчив – классический тип чиновника. Не знаю, был ли он скромен, но манией величия точно не страдал. Сомневаюсь, что он одобрил бы идею возвыситься над последними приютами именитых соседей – выдающихся военачальников, артистов, ученых, спортсменов. Короче, создали человеку ложный образ.

Посещение кладбища нередко рождает неожиданные мысли. Причем не столько о вечном, сколько о сущем, суетном, бренном, преходящем. О занятных свойствах власти, например. Чем она хороша, помимо возможности устроить свое настоящее и будущее? А тем еще, что перемещает вас в иной круг общения. Вчера вы были заурядным чиновником и водили компанию с равными себе. Хотя всегда мечтали порассуждать о театре с Кириллом Серебренниковым, расспросить о Кубке Стэнли Павла Буре, предложить сюжет для книги Борису Акунину, постоять рядом с роялем, когда на нем играет Денис Мацуев, и для полного счастья испить коньячка с мудрецом Арменом Джигарханяном. Почему нет, мечтать не вредно.

Но вот по прошествии времени вы достигаете разряда уважаемых руководителей, и тут выясняется, что объекты ваших «мечт» сами желают с вами познакомиться, есть у каждого к вам какое-то дело. Предложение или просьба, последнее чаще. Таким образом, вы получаете возможность сблизиться, представить этим людям себя, о котором они еще вчера понятия не имели, в качестве не только полезного, но еще и приятного эсквайра. И вот уже Серебренников просит вас посидеть на репетиции, Буре зовет помахать клюшкой в компании с Фетисовым и Ларионовым, Акунин благодарит за подаренный сюжет, Мацуев предлагает сыграть в четыре руки, а Армен Борисович уже откупоривает заветный сосуд, который, оказывается, только вас и дожидался.

А дальше вы начнете шить костюмы у Юдашкина, обедать в ресторанах Новикова, позировать для Никаса, а если очень повезет, сниметесь в эпизоде у самого Никиты Сергеевича.

Представляете, какие открываются возможности для роста самооценки! Да и кто на вашем месте не уверовал бы в то, что служебный скачок всего лишь подтверждает ваше суверенное право сидеть за одним столом с грандами. Но вы пойдете еще дальше и всерьез уверуете, что, если завтра вас уволят с должности, эти люди будут по-прежнему звать вас на блины. Ну, может, кто-то и позовет, но это будет, как выразился академик Ландау, случай скорее единственный, нежели редкий.

Власть людьми дается, людьми и отбирается. В этом, если угодно, ее ироничность и лукавство. Так что подержались за власть – и отпустите без сожаления. Учитесь властвовать собою, как рекомендовал Евгений Онегин. Хотя он, кажется, не был чиновником.

Рыцарь местной подвязки

Сейчас уже и не вспомнить, когда у Ивана Леонтьевича проснулась страсть к перевоплощению и романтическим аксессуарам, вроде бы далеким и от предметного мира заместителя мэра по вопросам жилищно-коммунального хозяйства, и от потрепанной внешности города, где развивался наш сюжет. Видимо, началось с того, что на день рождения местный художник подарил ему портрет, выполненный в венецианской манере. На картине Иван Леонтьевич был изображен натуральным дожем, в камзоле и шляпе с пером, простецкий его нос был слегка вытянут и заужен, а длинные тонкие пальцы имели мало общего с бурлацкой пятерней оригинала. Сходство, тем не менее, угадывалось, и наш герой, опознав себя иного, загрустил о том, что родился не там и не тогда.

Надо заметить, что в городе своевременно подхватили столичную идею – в целях сближения с начальниками награждать последних всякими изысканными премиями. Иван Леонтьевич сначала от скуки, а потом вполне осознанно посещал мероприятия различных обществ, ассоциаций и фондов, где при зрителях и телекамерах чествовали «людей года», «лидеров города», «защитников идеалов», «радетелей прогресса», «поборников единства», – словом, персон, достойных во всех отношениях.

Постепенно Иван Леонтьевич собрал объемную коллекцию наградного имущества, куда входили расшитая золотыми звездами лиловая мантия (за вклад в науку и образование), бурка с папахой, халат с тюбетейкой и безумно дорогая шуба из голубых горностаев (за поддержку кавказской, среднеазиатской и северной диаспор), фрак с маской мистера Икс (за содействие в развитии театрального искусства), полная экипировка рыбака и охотника (за сохранение окружающей среды) и многое иное. Все это не помещалось в городской квартире и было перевезено в загородный дом, где для коллекции соорудили специальный флигель. В нем, помимо живописных нарядов, размещались разные виды оружия, таинственные ордена, медали и монеты, шкуры и чучела животных, спортивные кубки, музыкальные инструменты. Стену гостиной украшал огромный шелковый ковер, на котором Иван Леонтьевич был выткан в образе Зевса-громовержца.

Время от времени хозяин закрывался во флигеле и расхаживал перед зеркалом в том или ином облачении, размахивал казачьей шашкой, бренчал на дутаре «Светит месяц» и тыкал рогатиной чучело медведя. Он проживал другие жизни, которые были интереснее, ярче, острее. И ремонт аварийного жилья томил его душу.

А однажды Иван Леонтьевич получил письмо от фонда поддержки выдающихся сынов отечества. В изысканных выражениях заместителя мэра просили принять доселе невиданную награду – региональный орден Подвязки. Сердце нашего героя застучало сильнее, – благородным рыцарем он еще не был.

В назначенный час Иван Леонтьевич подъехал к оперному театру, где и происходило торжество. Первым выдающимся сыном, приглашенным московскими телеведущими на сцену, оказался директор городского оптового рынка. Заместитель мэра натужно поаплодировал вместе со зрителями, но холодок пробежал по его спине. Далее, вперемежку с концертными номерами и шуточками ведущих, награды получили владелица косметического салона, где хорошели жены и подруги городских бонз, тренер футбольного клуба, торчащего в зоне вылета в третьем дивизионе, и директор строительного треста, номинант сразу семи уголовных дел.

А под конец ведущие представили генерального спонсора мероприятия. Им оказался помощник депутата городской думы, он же знатный криминальный авторитет. Зазвучали фанфары, и на сцену пригласили самого дорогого гостя – заместителя мэра. Награждение, к ужасу доблестного Ивана Леонтьевича, лично осуществил генеральный спонсор, завершив церемонию истинно рыцарским напутствием: «Респект, братан!»

С тех пор в узком кругу наш герой именует орден Подвязки орденом удавки.

Люди в сером черном

Премудрый Талейран учил, как делать карьеру чиновника: держаться в тени, не проявлять инициативы и одеваться во все серое. Вполне вероятно, что это наставление со временем несколько одряхлело; во всяком случае, тезис о сером одеянии точно увял.

Понятно, что не благородный серый цвет вызвал иронию Талейрана, но безликость, стертость обладателя костюма. Серость может быть любого цвета, скажет читатель, и я немедленно соглашусь, но с одной оговоркой: порой с виду ординарные люди во власти кажутся более убедительными, более уместными.

Мысль эта пришла несколько лет назад в Китае, где российскую делегацию, в которой состоял и автор этих строк, принимали высокого ранга руководители Пекина. Они были поголовно в черных костюмах, черных туфлях и черных галстуках. Когда присели, один из китайцев снял пиджак и приоткрыл белые носки, – потом нам объяснили, что это олигарх, и ему позволительна легкая вольность.

Казалось бы, вот она, формула Талейрана, в действии. Но с виду скучные китайские чиновники демонстрировали смелые, воодушевляющие инициативы, выводили на яркий свет свою страну. Расцвеченный всеми мыслимыми красками современный Китай представляли люди в сером черном.

И, знаете, это неожиданно впечатлило. При том что автора всегда раздражал официозно-мундирный стиль, равно как и показная скромность на грани бедности, будто кричащая: «Я не беру!» Хотелось видеть в чиновниках людей со вкусом, следующих моде. Естественно, с хорошими манерами и грамотной речью. И обязательно не одинаковыми.

Ну, вот и наступило это время, скажет читатель. Спору нет, люди, представленные во власти, в большинстве своем подтянулись до означенных стандартов, но опять что-то не то. Хочется придраться, но вот к чему?

А, понял: не нравится то, что они нравятся себе. И поэтому не нравятся тебе. Или, выразимся мягче, не нравятся тебе настолько, насколько могли бы нравиться, если бы меньше нравились себе.

Кажется, автор окончательно запутался. Попробую быть понятнее.

Вы можете гордиться тем, что своим трудом добились положения во власти. Можете даже восхищаться собой. Но вы же не наивный человек и понимаете, что для окружающих ваши дорогие наряды, часы, автомобили и прочее вовсе не служат подтверждением ваших доблестей, заслуженной платой за усердный труд и талант. Вы сами прекрасно знаете, как люди все это воспринимают.

Хотя, возможно, вас это совершенно не тревожит, вы свой среди своих и чужой среди чужих. Вам за это ничего не будет. Просто вы не нравитесь, не более того. Но и не менее.

Нет, что ни говори, в черной китайской униформе есть мудрость: внешность власти ничего не говорит, говорят действия.

Впрочем, как мы знаем, внешность бывает обманчива. Однажды я оказался на Днях Москвы в Вене. На церемонии открытия в почетном президиуме сидел любопытного вида пожилой господин. При строгом официальном костюме на шее у него был повязан ярко-зеленый галстук, в нагрудном кармане пышно цвел зеленый платок, а кисть руки была обмотана такого же цвета шарфом.

Вечером на приеме он красовался с тем же набором аксессуаров, в том числе на руке, только уже лилового цвета. Какой-то суперфрант, подумал я и решил разузнать, кто этот господин.

Оказалось удивительное дело. Звали его Хельмут Циль, это был очень уважаемый в Австрии человек, в недавнем прошлом – обербургомистр Вены (по-нашему, мэр и губернатор в одном лице). Как-то во время ежедневного просмотра почты он вскрыл конверт, начиненный пластиковой взрывчаткой. Уцелел чудом, но кисть руки ампутировали. И искалеченный, но сохраняющий достоинство чиновник выбрал для себя такой вот костюм.

Не знаю, нравился ли он себе. Но всем, кто знал его историю, он очень нравился.

Небесная жизнь

Никак не мог я постичь смысл литературного сюжета, многократно описанного в американской прозе начала прошлого века. Живет себе миллионер (ну, это как сейчас форбсовский миллиардер), кует злато, и вдруг незадача: то ли в аферу влип, то ли кризис подкосил, бац – и нет половины состояния.

Зато другая-то половина цела, семья обута, одета и накормлена, денег еще и правнукам перепадет. Ну, чуток сократишь автопарк, жена сменит ювелира, а ты – клуб магнатов, велика беда! Так нет же, он хвать пистолет и пулю в висок. Что за малодушие, право!

Эту тему как-то на досуге неспешно обсуждали мы с давним знакомым, аппаратчиком не первого ряда, но и не из последних. Оказалось, он и сам данный феномен давно обдумывал, но, в отличие от меня, объяснение-таки нашел.

Всему причиной аэробус А380. Самый большой в мире двухпалубный пассажирский лайнер, если кто не в курсе. Собеседник летел с группой коллег в Австралию, и сильно заинтересованная в них тамошняя компания оплатила перелет из Москвы до Дубая (Аэрофлотом), а оттуда до Сиднея эмиратским бортом. Причем расщедрились даже не на бизнес-класс, а на персональные люксы, о которых российские чиновники прежде и не слышали.

А теперь, сказал мне знакомый, замри и внемли. Ты входишь в салон и понимаешь, что хотел бы остаться здесь навсегда.

Каждое посадочное место – персональная кабинка. С отделанными позолотой дверными створками со стороны прохода и тонкой стеклянной перегородкой возле соседа. Ее можно опустить, если придет охота поболтать или чокнуться за «сколько взлетов, столько посадок». А надоело – нажал на кнопку, и сосед уже за стеклом.

Внутри кабинки – большое кресло, которое принимает любые формы, угодные правому колену и левой ягодице. В твои приватные владения входят плазма последней модели, выдвижной видеоплеер, изобильный бар и зеркальный шкафчик, куда вешаешь свою одежду после того, как стюардесса вручит тебе мягкий дорожный костюм цвета слоновой кости.

Сходив в роскошный душ и вкусив деликатесов, выбранных в восьмистраничном меню, неплохо вздремнуть. Ты превращаешь кресло в просторную кровать и приспускаешь на лицо подобие шлема, а там приятный поддув и – только вообрази! – свечение звезд. Будто млеешь в эдемском саду. Можно добавить тихую музыку, чтобы окончательно усвоить: добрые эмиры уготовили себе райские кущи еще на земле. Вернее, в небесах.

Кто тут, тот крут. Или наоборот.

Посадку делегация пережила как личную трагедию. Хотелось рыдать. Сдерживало лишь ожидание обратного пути.

Перед вылетом принимающая сторона с извинениями сообщила, что в персональные люксы билетов не осталось, взяли бизнес-класс. В нем были те же удобнейшие кресла, новейшая видеотехника, вкуснейшая кормежка и стюардессы с шахерезадным шиком. Не было всего трех мелочей: дорожного костюма, душа и усыпительного шлема.

Наши чиновники были раздавлены. Их швырнули в грязь. Обдали помоями. Как заснуть, если над тобой не сияют звезды?!

Уже позднее, в Москве, рассказчик размышлял о подлой природе человеческой. Мозг питали

мудрые мысли – от народного сказания: «Не жили хорошо – и начинать не надо» до приписываемого Роману Абрамовичу афоризма: «Много – это когда хватает». Он уговаривал себя: не комплексуй, есть места, где ты только гость, и возблагодари судьбу, что тебя вообще туда сводили. Но все это было потом. А тогда…

Когда он с отвращением плюхнулся в кресло бизнес-класса, из глубин памяти выплыл американский магнат – тот самый, потерявший половину состояния. Бедняга глотнул бурбона, выдохнул сигарный дым и поднес револьвер «Смит-Вессон» 38-го калибра к вспотевшему виску.

– И, знаешь, я его понял, – сказал мой знакомый. – Более того: он стал мне другом и братом.

Урок терпения

Легко ли быть крепким орешком

Есть люди, о которых говорят: боец. И всем понятно, о чем речь. Но вот вопрос: причислим ли мы к этой почтенной касте не того, кто бьет, а кого бьют? Можно ли быть одновременно бойцом и жертвой? Вопрос, согласитесь, интересный. К тому же есть подходящий объект наблюдения.

Зовут его Валерий Сергеевич. Много лет руководит управлением благоустройства и озеленения в мэрии города-миллионника, и все эти годы сносит побои.

Его всегда есть за что поколотить. На трассе, по которой ездит мэр, стерлась дорожная разметка, – удар по корпусу. Во дворах не хватает детских площадок, – хук в голову. Не закрыли канализационный люк на улице, – джеб в солнечное сплетение. Вытоптан газон на площади, – получи с ноги в коленную чашечку. Плохое освещение в новом районе, – бросок через бедро с последующим удержанием.

Его лупят на заседаниях городского правительства, на селекторных разборках, на оперативках, на открытых и закрытых совещаниях. Навешивают в просторных залах, тесных кабинетах и на свежем воздухе. Молотят под телекамеры и с глазу на глаз. Охаживают ядовитым шепотом и ядреным матом.

Валерий Сергеевич никогда не спорит, знай себе записывает в блокнот претензии и тусклым голосом говорит: «Так точно. Исправим. Доложим». Иногда исправляет, чаще нет; он знает, что не стоит суетиться, ибо каждый новый день принесет новые нарекания. Огромный город не отполируешь, поэтому невозможно предугадать, откуда прилетит свежая оплеуха.

У его ведомства изрядное финансирование, и равные ему руководители постоянно пытаются выгрызть куски его бюджета. Одни тянут на себя ремонт фасадов, другие – парки культуры, третьи – кладбища… Но, право же, они выглядят забияками легчайшей весовой категории, повисшими на борце сумо, который стоит в центре татами и повторяет заклятье: «Исправим. Доложим».

Он увешан замечаниями, выговорами и строгими выговорами с предупреждением о неполном служебном соответствии. Он всегда готов к новым взысканиям и оргвыводам. Потому что обладает одной из основополагающих личностных черт, без которой не стать долгожителем госслужбы. Это конечно же терпение.

Держать удар – высокое мастерство, которое дано немногим. Чтобы им овладеть, нужно смешать в себе коктейль из низкого болевого порога и слоновьих нервов, притупленного самолюбия и умеренного пофигизма, огромного желания удержать должность и, по вкусу, нескольких капель садомазы.

Так что Валерий Сергеевич конечно же боец. Не мальчик для битья, но крепкий орешек. Он приучил людей всех рангов, что его можно бить, но нельзя заменить. Когда-то было можно, а теперь – поздно. Он как тот администратор, глядя на которого говорят: «Чем он там занимается?», но стоит ему отлучиться, вопят: «Куда он подевался?!»

Поэтому стоит нашему герою уйти в недельный отпуск (дольше не отпускают), улететь на банановые острова и опуститься с аквалангом на дно морское, к нему тут же подплывет рыбка с зажатым в плавнике мобильником и он услышит: «Где тебя носит? Тут мусор не убрали!»

Протокол одного заседания

Умеете ли вы, читатель, заседать так, как это умеют по-настоящему талантливые чиновники? Те, кто относится к важному деловому общению не как к пустому времяпрепровождению, так сказать, групповому протиранию штанов и юбок, но как к схватке интеллектов и опыта, к возможности проявить незаурядные личностные качества?

Нет, чувствую, вы не любите заседания. Вы их терпите, высиживаете, переносите, но не любите, и единственное, что я могу для вас сделать, это разыграть короткую, но полную скрытого смысла пьесу.

Итак, место действия – казенный зал. Длинный, человек на тридцать, стол для участников заседания. В торце – председательствующий. Справа от него трибуна докладчика. Вот и вся декорация.

А теперь – внутренние монологи героев.

Докладчик. Пусть не надеются, что я дамся им на съедение, не для того столько лет выступаю с докладами. Это только необстрелянный новичок думает, что пламенная речь, полная смелых идей и метафор, увлечет собравшихся. Что они подхватят мысли оратора, разовьют их, и в итоге примут прорывное решение, у истоков которого будет стоять он, управленец нового типа. Которого невозможно не оценить и, соответственно, не повысить.

Когда-то давно я сам так действовал, но пар уходил в свисток: злобные коллеги окатывали меня холодным душем непонимания и называли в лицо прожектером.

Теперь я иной. Буду нудно, еле слышно бухтеть, томить публику бессмысленными цифрами и казенными оборотами речи, отбивая всякую охоту задавать мне вопросы, на которые я скорее всего не знаю ответов. И в конце концов, дорогие товарищи, вы у меня уснете.

Председательствующий. Вот уж этого ты от меня не дождешься! По пять совещаний в день провожу и вышколил себя до того, что могу часами держать сосредоточенное выражение лица. Мысленно вставляю спички в глаза и строго осматриваю собравшихся.

В доводы выступающих вникать не собираюсь, я вообще их не слушаю, потому что мои помощники уже разобрали эту тему, обнаружили и изложили несуразицы. Я эти тезисы легко запоминаю, так что в нужный момент задам нужный вопрос, вставлю нужную реплику и, выслушав сказания выступающих, выдам единственно верное решение и поставлю задачи.

А вообще-то надо признать, что докладчик – мастер. Так засушить тему, так муторно ее подать – это не каждому под силу. Бьюсь об заклад, кто-нибудь в зале точно заснет.

Участник заседания. Не спать, не спать! Ну почему я никак не могу изжить этот проклятый рефлекс: как только начинается очередное заседание, накатывает зевота, голова падает на грудь, а там и вообще засыпаю. Хорошо еще, если соседи окажутся приличными людьми и вовремя толкнут ногой. А то ведь случалось, что мой мирный храп не то что не прерывали, а наоборот: подмигивали окружающим и выставляли меня на общее осмеяние.

Нет, с этим надо что-то делать, иголками, что ли, себя колоть. В конце концов, это непрофессионально. Вон председательствующий – ни черта не слушает и не понимает, а глаз как у орла. Он, кстати, собрался говорить, – надо срочно начинать записывать. Начальство любит, когда его бредни конспектируют. Писать лучше быстро, время от времени бросая на оратора восхищенный взгляд, будто он объясняет смысл мироздания. Ну, это я умею. Кстати, заодно и сон пройдет.

Докладчик. Надеюсь, в ходе совещания удастся выработать оптимальное решение этой сложной проблемы.

Председательствующий. У меня к вам, уважаемый, есть пара вопросов по существу.

Участник заседания пишет в блокноте: «Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым…»

Занавес.

Глаз да глаз

Если бы кому-то взбрело на ум понаблюдать за поведением Бориса Денисовича, он непременно решил бы, что перед ним либо заговорщик, организующий государственный переворот, либо коррупционер, готовящий финансовые аферы. Но фокус в том, что ни первым, ни вторым наш герой не являлся; он был и доныне остается добропорядочным государственным служащим неслабого ранга.

Просто давным-давно матерые чиновники, наставлявшие тогда еще юного клерка, внушили ему, что служба любит терпеливых и осторожных.

Наш герой крепко взял эту мысль в голову, а вот с исполнением завета, похоже, перестарался. Разговаривая с коллегами, он переходил на таинственный полушепот, подносил лицо к лицу, постоянно оглядывался по сторонам, многозначительно недоговаривал какие-то слова и фразы, заменяя их оборотом: «вы же все понимаете». С развитием технического прогресса Борис Денисович завел привычку во время диалогов вынимать из кармана мобильный телефон и отключать его, а иногда даже вынимать из него батарею, отчего собеседнику становилось жутко и казалось, что его втягивают в какую-то скверную историю.

Понемногу привычка стала натурой. Когда начальник Бориса Денисовича ушел на пенсию, нашему герою вышло повышение, и он переехал в новый кабинет. Начал он с того, что подолгу разглядывал телефонные аппараты и трубки, днище и ящики письменного стола, ощупывал портьеры, перетирал землю в кадке для фикуса, залезал под старый ковер и за портреты руководителей, традиционно украшающие стены.

После этого Борис Денисович пригласил к себе представителя известной лишь в очень узких кругах организации и объяснил задачу в такой примерно форме. Поскольку теперь он занимает ответственный пост, к нему может быть проявлен повышенный интерес… ну, вы же понимаете. Лично ему, разумеется, скрывать нечего, но в служебном кабинете приходится вести переговоры, предмет которых не подлежит огласке. Хотелось бы иметь уверенность… в общем, надеюсь, вы меня поняли.

Бориса Денисовича поняли отлично и вскоре прислали смету предстоящих работ, которая поразила его своей грандиозностью, но он справедливо рассудил, что в случае отказа подрядчик может и нагадить.

На следующий день Борис Денисович как бы приболел, а тем временем его секретарша впустила в кабинет трех спецов. Наутро мастера представили нашему герою изъятые ценности: устройства, вмонтированные в телефоны, и крохотные видеокамеры, спрятанные в стене напротив рабочего стола хозяина и в комнате отдыха. Взамен ликвидного инвентаря спецы продемонстрировали хозяину установленные ими защитные устройства, в том числе датчики на окнах, блокирующие прослушивание кабинетных бесед из дома напротив. А в финале презентации вручили металлический ящичек, который при включении создает некое поле, и тогда уши контрагента не опасны.

Душа нашего героя пела целых три дня, пока в гости к нему не заглянул поболтать прежний хозяин кабинета. И тут преемник не вытерпел и, включив таинственный ящичек, рассказал бывшему шефу, что спецы наковыряли в их кабинете. И услышал в ответ:

– Во-первых, Боренька, вполне возможно, что никаких «жучков» тут не было, просто ребята решили

срубить деньжат, ты же в их делах не сечешь. А во-вторых, когда я только пришел на это место, сразу спросил своего предшественника о прослушке. И он ответил мудро: не буди лихо, пока оно тихо. Пишут тебя – и на здоровье. А вот если их штучки отвинтить, они сразу забеспокоятся и втихаря такого тут насуют, что мало не покажется. Так что, сказал он, забудь. Я забыл и, как видишь, до пенсии досидел.

Высокая служебная мудрость сразила Бориса Денисовича. На другой день на совещании в кабинете он во весь голос рассказал политический анекдот, а вечером унес домой секретный ящичек. Авось, в хозяйстве пригодится.

Как искривлялась сталь

Придет ожидаемый день, и часов в пять вечера Анатолий Леонидович начнет готовиться к традиционной встрече «однополчан». Последние пятнадцать лет они собираются в грузинском ресторане на Остоженке, снимают зал мест на пятьдесят (хотя каждый раз их все меньше, уходят люди), обмениваются новостями, которые становятся все короче и скучнее, вспоминают былое и хором поют песни Пахмутовой.

Так бывает каждый год 29 октября, в день рождения комсомола.

Итак, за два часа до сбора Анатолий Леонидович раскроет платяной шкаф и задумается. Еще три года назад, занимая пост управляющего делами в ранге заместителя министра, он являлся к друзьям в дорогих, но неброских костюмах – подчеркнуть статус и при этом никого не обидеть. Теперь, переместившись после смены караула в родном министерстве на должность советника, он примеряет на себя образ серого кардинала.

Хотя, конечно, в этой компании никого не обманешь, – люди бывалые, битые, все просекают. В семидесятых Анатолий Леонидович трудился с ними в районном комитете ВЛКСМ, в восьмидесятых – в городском комитете, а дальше в силу известных причин каждый пошел своей дорогой и общался с бывшими коллегами уже, так сказать, в индивидуальном разряде. Но при этом товарищество сохранилось, все друг о друге информированы, не забывают звонить на день рождения и исправно посещают похороны.

Встречаются они с большим воодушевлением. Меряться автомобилями, загородной и заграничной «недвижкой» не принято. У некоторых жизнь вообще не задалась, – ну, и что с того? Здесь братство, здесь все равны и «крепки нашей верною дружбой». Нужно полечиться – вон кушает шашлык президент медицинского центра. Желаешь на премьеру в Ленком – справа сидит заместитель главы городского департамента культуры, пьет «Хванчкару», причем отборную, за это отвечает совладелец ресторана – бывший заворг райкома комсомола, он всегда и накрывает поляну.

Хочешь положить сбережения под хороший процент – смотри, воркуют два банкира, случись что – всегда деньги вернут. Желаешь заработать с минимальным риском – через два места от них председатель совета директоров инвестиционной компании, он как раз обнимается с послом, ради такого случая прилетевшим из приятной средиземноморской страны. Кстати, если нужен шенген за два дня – это к нему.

Словом, держатся ребята. «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым». Хотя с молодостью, понятно, проблемы. Анатолию Леонидовичу уже шестьдесят пять, но разве скажешь? Бассейн, гольф, лыжи, немного ботокса, щегольский вид, – кстати, что надеть-то? Пожалуй, вельветовые брюки с твидовым пиджаком, – британский интеллектуал на выгуле. Пусть даже идешь не на ярмарку тщеславия, а на дружеские посиделки, но общий вид важен. Никому не положено знать, что советником Анатолия Леонидовича оставили лишь из милости, советы его никому не нужны, а докладные никто не читает, с начальственного этажа его турнули в каморку без секретаря и «вертушки», в столовую, где обедают руководители, вход ему закрыт, а уж о персональной машине и говорить нечего.

Но все равно он каждый день ходит на работу, самолично заваривает чайник, читает газеты и уговаривает себя прекратить унижаться и послать их всех подальше, тем более что все нужное для безбедной жизни у него давно скомплектовано. Но пока не уговорил.

Что это – привычка к службе? Страх неведомо (или ведомо) чего? Несогласие перейти в разряд пенсионеров? Наверное, все вместе. И еще – стойкая боязнь оказаться «сбитым летчиком» в глазах товарищей по комсомольской юности. Кто бы кем ни стал, Анатолий Леонидович – их вождь, бывший первый секретарь районного комитета ВЛКСМ.

А первые стоят до последнего.

Урок мудрости

Держи себя в страхе

Каждому живому существу, чтобы выжить и преуспеть, необходимы инструменты. Слону – бивни, змее – хвост, хирургу – пластичные пальцы, боксеру – крепкий лоб.

Чиновнику нужен страх. Иначе нечего ловить.

С этим человеком мы знакомы давно, а встретились случайно на кладбище. Он что-то объяснял каменщикам, выкладывающим ограду на участке для захоронения. На вопрос, чье место, спокойно ответил: «Мое».

Большой руководитель, управлял отраслью в крупной области, чем занимается сейчас, не знаю. Ясно, что думает о вечном.

– Вот приобрел погост в хорошем месте. Смотрю на свою могилку – и не боязно. Я вообще человек не трусливый, в юности и вовсе был сорвиголова. Только на госслужбе пришлось нагнать на себя страха.

Тема зацепила, собеседник вспомнил былое, разговорился. Вот его рассказ.

– Карьерный чиновник должен постоянно испытывать страх, иначе он профнепригоден.

Страх надо холить и лелеять, молиться на него, ибо он – твой верховный охранитель. И стыдиться тут нечего; трусость и страх – разные чувства, низкое и высокое. В первом случае дрожат коленки, во втором – желудок наполняется холодом, ясна разница?

Поскольку я всегда стремился к большой власти, пришлось прорастить в себе основные страхи: перед старшим, от которого зависишь, перед младшим, который метит на твое место, перед равным, который спит и видит тебя обогнать.

Эти полезные фобии приучили меня во избежание проколов и подстав цепко запоминать цифры и документы, быть в курсе последних новостей, до тонкостей разбираться в любом вопросе. Короче, я стал превосходным специалистом, и меня точно стерли бы в порошок, если бы не помощь еще одного страха – страха показать себя умнее других.

А потом наступил День Икс. На областное правительство вынесли абсолютно гробовой для нашего департамента вопрос. Речь шла о развитии безнадежно запутанного транспортного узла. Такие места легче взорвать, чем переделать.

Мой шеф, понимая, что ему кирдык, изо всех сил выталкивал тему из повестки дня, а когда не получилось, провел интригу и смылся в срочную командировку, которую согласовал ему сам губернатор. А докладчиком вписали зама – меня. И вот тут я понял, что такое настоящий страх – до судорог, до паралича. Пугаясь собственной борзости, стал ломать принятые схемы и принципы, стыковал нестыкуемое, потом бегал по другим департаментам с листом согласований и доказывал недоказуемое…

Практически не приходя в сознание от страха, я выступил с докладом. И после обсуждения губер сказал: «А кто отпустил в командировку руководителя департамента? Я? Ну что ж, правильно сделал».

На другой день меня назначили на место шефа. Вот тогда я понял, что под напором страха чиновник может совершить свой самый смелый поступок.

…Собеседник сделал долгую паузу и тихо добавил:

– Даже жаль, что страха теперь совсем не осталось.

И ласково поглядел на свою могилку.

Три желания

С самого детства не давала мне покоя и сна одна задачка: почему в ответ на предложение золотой рыбки исполнить любые три желания нельзя первым же желанием потребовать, чтобы желаний было сколько угодно? Простейшее ведь решение, и потом можно всю жизнь просить, просить и просить, пока не надоест. А не надоест никогда. Но что-то ведь мешает старику, который со старухой, или Ивану, который с Царевной-лягушкой, или иным героям мировой сказочной антологии, оказавшимся в подобной ситуации. При том что они, может, и прикидываются дурачками, но на деле очень даже смекалистые.

Одна ученая дама, изучающая фольклор, объяснила мне, что у так называемых бродячих сказочных сюжетов есть непреложные правила. Желаний должно быть ровно три, а не сколько угодно, в противном случае пропадает интрига. Нет логики, есть закон жанра. И, знаете, я смирился. Поскольку в бродячих сюжетах власти обнаружил схожие ситуации, когда герой с высоким IQ в абсолютно выигрышном положении действует во зло себе. Расскажу вам сказку-быль, а вы судите.

Как-то раз в борьбе за знатную должность сошлись два претендента – Царевич и Королевич. У каждого была команда, составленная из политтехнологов, спонсоров, лоббистов, пиарщиков. Но у Царевича еще был Мудрец, по должности рядовой аппаратный чиновник с нерядовым, надо признать, потенциалом. Вскоре после начала схватки стало ясно, что этот скромняга мыслит шире, планирует точнее, вгрызается цепче, договаривается успешнее и вообще может заменить любого игрока, в том числе ловца спонсоров. Царевич высоко оценил значение фактора М – можно сказать, решающего для достижения победы.

Когда же победа была одержана, бывшему претенденту, а теперь полноправному боссу пришло время отблагодарить товарищей по оружию. Перебрав в уме всю команду, Царевич дошел до Мудреца и решил, что тому нужна какая-то особая награда за особые заслуги, он ее честно заслужил. В общем, надо подумать. Но Мудрец уже обо всем подумал и напрямик предъявил Царевичу три желания, которые, надо признать, поразили хозяина, а уж он-то видел в жизни немало наглецов. Итак, соратник желал здесь и сейчас получить должность первого заместителя, допуск к самым лакомым бизнесам и единовременную выплату размером с бюджет небольшого дотационного региона.

Царевич был в глубоком шоке, он собирался щедро одаривать, а к нему пришли требовать. И кто – зарвавшийся подчиненный! Как же ему ответить? Согласиться – он вконец обнаглеет. Отказать – значит, получить врага внутри команды. Остается одно: выгнать взашей, с грохотом и звоном. Тогда и самому спокойнее станет, и другим намек, чтоб не борзели. На том и порешил.

Сюжет старый, как мир, но он интересен именно своим повторением, и читатель при желании может присвоить реальные имена героям нашей сказки. Но кто, скажите, сможет объяснить поведение умного, прозорливого, знающего жизнь и людей персонажа, которого мы – вероятно, все же незаслуженно – вывели под именем Мудреца?

Ведь как все, казалось бы, просто: ты помог шефу взойти на Олимп, он не скрывает, что высоко ценит твое участие и, несомненно, связывает свое будущее с тобой. Но при этом он триумфатор, он преисполнен величия и никогда не скажет: если бы не ты, я бы пролетел.

И что надо сделать тебе? Поцеловать край мантии, подойти к руке, пасть ниц, да просто смочить глаза и сказать: шеф, я так за вас счастлив! И, услышав в ответ: спасибо, брат, в долгу не останусь, протестующее взмахнуть руками: нет-нет, ничего не надо! Правда, тогда могут ничего и не дать, но это вряд ли. Во всяком случае, смирение предоставляет куда больше шансов, чем декларация требований.

Но раз за разом, год за годом, век за веком люди допускают один и тот же просчет. А значит, у бродячих сюжетов власти тоже есть свой закон, который сформулирован задолго до нас: на всякого мудреца довольно простоты. В противном случае пропадает интрига.

Ведите себя прилично

Не вчера и не мной замечено, что репутация человека у нас существует отдельно от занимаемой им должности. И это стало уж слишком бросаться в глаза. К примеру, всем понятно, что министр N ну совсем не тянет, да и доказанных грехов за ним не счесть, и скандалов, а он в полном порядке. А раз общественное мнение на карьеру чиновника не влияет, то и стесняться нечего.

Но есть люди другой закваски. Вот Никита Викторович репутацию приличного человека не продаст ни за какие деньги. Хотя и деньги тоже нужны.

Жизнь сложилась так, что к моменту развала Союза наш герой был летами молодым, но профессионально зрелым и не лишенным талантов управленцем. Новая власть, поразмыслив, приняла его в команду и открыла перспективы карьерного роста, которыми Никита Викторович в целом воспользовался, пусть и не поднявшись на пик, но укрепившись в середине аппаратной пирамиды.

Такое положение полностью его устраивало и устраивает до сих пор. Ему не нужен первый вагон власти, он не раз видел, как из него на полном ходу вылетали и пребольно шлепались жутко важные персоны. А Никита Викторович старается избегать моральных травм и вообще любых ударов, способных поколебать его репутацию. Потому что репутация – важный рычаг его индивидуального предприятия, не означенного ни в одном государственном реестре и даже не имеющего статуса юридического лица.

По роду службы Никита Викторович довольно долго сотрудничал с представителями малого и среднего бизнеса, создавал условия для их производительного труда. И в один прекрасный день осознал, что «рубит фишку» лучше самих предпринимателей. Его рекомендации спасали от краха, помогали перенастроить производства и выйти в прибыль.

Его влияние и связи уберегали курируемую сферу от чрезмерного усердия контролеров и ревизоров.

Разумеется, мысль о том, что за его счет идет обогащение других людей, менее сообразительных и умелых, чем он сам, не раз постукивала в его мозгу. Поэтому когда в первый раз одновременно со словами сердечной благодарности Никита Викторович получил плотно запечатанный пакет, он не возразил. Это было справедливое вознаграждение за участие в проекте.

Впоследствии он никогда не нарушал принятого правила, – ни с малым предпринимательством, ни с большим, который ему за усердие тоже поручили курировать. Никаких взяток, казнокрадства, вымогательства и прочих пошлостей, только «заработанная» плата (именно так он формулировал), пропорциональная оказанной помощи. Иногда заранее оговоренная, иногда оставленная на усмотрение партнера, который, само собой, должен догадываться о вреде скупости.

При этом Никита Викторович никогда не ставил знак равенства между собой и бизнесменом. Для последнего нет верхних пределов, ему нужны все деньги мира; в этом, собственно, и состоит призвание капиталиста. У чиновника, считал наш герой, совсем иные задачи: нужно обеспечить себе и близким достойную жизнь, соорудить приятную и опять-таки справедливую ренту. И никаких личных яхт, вилл на Лазурке и самолетов, – все это есть у дружески настроенных партнеров, которые всегда рады гостям.

Надо заметить, что эти самые партнеры не раз предлагали мозговитому Никите Викторовичу хорошие должности в своих компаниях, готовы были даже уступить долю. Но человека с твердыми моральными принципами этим не прельстишь, он ясно осознавал: тот, кто сегодня дожидается аудиенции в его приемной, завтра, зачислив экс-чиновника в штат своей компании, растопчет его самолюбие и заставит пахать до посинения.

А вот этого Никита Викторович себе никак не желал, ценя душевное равновесие и не напрягаясь без крайней нужды. Он сроду не представлял себя на месте карьерного нефтяного магната, ибо всегда знал, что ни за какие деньги не согласится растрепать полжизни на буровых.

Вот так он и жил, да и сейчас живет. Он хочет не так мало и не так много: считаться приличным человеком. Во всех смыслах.

Хотя каждый волен вложить в это понятие свой смысл.

Неточность – невежливость некоролей

Каждый, кто хотя бы немного недоволен собой, имеет склонность с чем-либо в себе бороться. С ленью, например, с робостью, вспышками ярости, заниженной или, напротив, преувеличенной самооценкой, с доверчивостью или мнительностью, со своим дурным характером, наконец. Кто с чем.

Что касается Глеба Карловича, то он уже давно борется с собственной пунктуальностью. В том смысле, что очень хочет и всячески старается перестать быть пунктуальным. Ненавидит точность, которую вырабатывал долго и упрямо, мечтает от нее освободиться – и не может.

Когда-то очень давно, еще в юности, не будучи уверенным в отпущенных ему дарованиях, он полюбил расхожую фразу футбольных комментаторов: «Порядок бьет класс». И принялся этот порядок в себе устанавливать. Планировал жизнь на день, неделю, месяц, год, на длинные жизненные периоды. Шло время, кругом мелькали события и люди, генсека сменил президент, в стране поменялся государственный строй, пошли кризисы и передышки, – а Глеб Карлович все планировал и неуклонно исполнял. Он свято верил, что, если в том месте, где никогда не было, нет и вообще не может быть нефти, долго-долго бурить, обязательно забьет фонтан.

Одним из ключевых звеньев этой пожизненной программы была пунктуальность. Никуда и никогда не опаздывай, твердил он себе; пусть у тебя хоть сто встреч на дню в разных концах города, – успевай. Десятилетиями просыпался со списком дел в голове, включал счетчик и мчался, сверяясь с секундной стрелкой. Измотанный гонкой, возвращался домой и, засыпая, перебирал в памяти завтрашние встречи.

Но понемногу стал замечать безответность своих стараний. Люди не спешили увидеться с Глебом Карловичем. Они постоянно опаздывали, сбивая его графики. При этом многие даже не извинялись. Апофеозом стал случай, когда человек, который очень долго добивался встречи, опоздал на полтора часа и, войдя, небрежно бросил: «К Путину вызывали».

Мало того. Наш герой стал замечать, что, когда пригласившие и заинтересованные в тебе люди видят, что ты прибываешь вовремя, твои акции тут же падают в цене. Встречающая сторона должна трепетно ожидать, а твоя пунктуальность сообщает ей, что не такая уж ты важная птица. И еще неизвестно, кто тут проситель.

Самый же обидный вывод состоял в том, что непунктуальные люди ничего не теряют. Встречи все равно проходят, вопросы все равно решаются, но при этом они и нервы берегут, и обед не пропускают. Ценят свое время, а до чужого никому нет дела.

Короче говоря, он начал борьбу со своей пунктуальностью. Усилием воли заставлял себя выезжать попозже, надеясь застрять в пробке, но, как на грех, пробки расступались перед ним, и приходилось прибывать вовремя. Однако унизительнее всего были ситуации, когда он все-таки опаздывал, но тут выяснялось, что его визави еще не подошел. Или его вызвали к Путину.

И что было делать? Сохранять старую привычку к точности – накладно для нервной системы и неэффективно. Переламывать себя об колено, наверное, поздно. Да, откровенно говоря, и не хотелось, поскольку Глебу Карловичу всегда нравились точные люди. Педанты. Перфекционисты. Хотя они скорее всего тоже злились на себя.

Приятель, имеющий домик в Греции, рассказал ему, что, если вызываешь сантехника починить текущий кран или сливной бачок, тебе отвечают: придет завтра. И на твой вопрос, когда именно завтра, искренне удивляются. Что значит, когда? Сказано же – завтра.

Вероятно, так и стоит жить. Но до этой высоты Глеб Карлович пока не дорос. Надо вписать в план.

Помни свои долг неоплатный

Он окликнул меня из-за столика летнего кафе, устроенного прямо у его дома. Очень удобно: спустился на лифте в домашних тапках и сиди себе на солнышке, попивай капучино.

Признаться, я удивился, что он помнит мое имя, – с людьми, не входящими в круг его интересов, он был небрежен и говорил о рядом стоящем человеке «он». А тут вдруг позвал к себе за столик.

До недавнего времени Владимир Аркадьевич работал первым заместителем префекта столичного административного округа. Его непосредственный начальник, всей душой любя ненапряжную жизнь, с радостью передоверил активному первому заму реальное управление округом. И наш герой включил обороты на полную.

В округ чередой пошли крупные инвестиционные проекты, построили элитный жилой район, футбольный стадион европейского класса, расширили магистральные трассы, отреставрировали дюжину исторических палат, на небывалую высоту подняли торговое, сервисное и увеселительное обслуживание жителей.

Владимир Аркадьевич пахал как каторжный, но славы не искал. Напротив, любую похвалу переводил на шефа: вот, мол, истинный творец, а мыто так, подмастерья. Префект это ценил и не особо приглядывал за тем, как идет личное экономическое развитие его первого зама, хотя пересудов на эту тему было немало. Мы с вами тоже не станем заглядывать в карман делового и успешного человека. Отметим лишь одну пикантную черту: Владимир Аркадьевич никогда ни за что не платил.

Открывая дорогу бизнесам различного профиля, он совершенно искренне полагал, что все они ему должны. А потому не платил за завтраки, обеды и ужины, за стрижку, макникюр и педикюр, за ремонт и мойку машины, за все виды медицинских услуг, за обучение детей, за туристические вояжи, за бани, массажи и сопутствующие аксессуары. Автомобильный парк и объекты недвижимости в этот перечень не попадали, это уже было бы слишком, но тут первый заместитель префекта вводил внятную систему скидок.

Ну, а уж о том, чтобы оплачивать заказ в придомашнем кафе, куда он позвал меня попить кофе, естественно, и речи быть не могло.

Разговор наш, однако, вышел грустным. Дело в том, что первый заместитель префекта перестал быть таковым. Сменилась власть, пришлось уйти. Теперь Владимир Аркадьевич числился в одной из созданных им фирм, не напрягался, старался найти удовольствие в новой жизни. Но не находил, вот беда!

Все, кого он выпестовал, кого вскормил, кто раньше обмирал при одном его имени, поголовно оказались предателями. И теперь он истово жаловался мне на человеческую неблагодарность. Но я знал и другое: сойдя с должности, Владимир Аркадьевич не оставил вельможных замашек. То есть по-прежнему никому не платил.

Контрагентам, однако, это надоело. И вот однажды в стоматологической клинике набрались духу и выставили бывшему чиновнику счет. В ответ он нахамил. Ему предложили удалиться. Он понял, что бунт необходимо подавить, иначе зараза мгновенно распространится по округу. Напряг старые связи. Не сработало. И перед Владимиром Аркадьевичем стали закрываться двери.

Читатель скажет: так ему и надо, халявщику и жмоту. Но вся штука в том, что по природе своей он вовсе не был жадным человеком. Просто стал жертвой ошибки, наивно посчитав, что кормление должно осуществляться по гроб жизни.

Ему даже можно посочувствовать, как это сделал я, когда он полез в бумажник, чтобы оплатить кофе.

Не откажите мне в любезности

Вахтанг Георгиевич всего за полгода работы руководителем департамента в краевом правительстве изменился до неузнаваемости. Кто бы мог подумать, что высокая должность способна превратить душевного, дружелюбного мужчину в холодного, мрачного типа, абсолютно нечувствительного к чаяниям ближних.

Но не ждите, читатель, обличений по поводу того, что власть портит человека. Напротив, автор призывает вас к сочувствию, которого Вахтанг Георгиевич, сами убедитесь, достоин.

Но по порядку. Еще не стихли поздравления с давно ожидаемым повышением, как в приемной нашего героя образовалась группа граждан. Тут были одноклассник и однокурсник, бывшие сослуживцы, сосед по даче, участковый терапевт, футбольный тренер младшего сына и дама бальзаковского возраста, которая на вопрос секретарши, как ее представить, ответила: «Он знает».

Новый руководитель принял всех, каждый раз лично выходя в приемную и открывая объятия. Аудиенции закончились ближе к ночи. На столе Вахтанга Георгиевича лежал перечень личных просьб: поспособствовать служебному росту, помочь в продвижении бизнеса, положить в больницу жену, пособить с получением льготного жилья… Одноклассник и дама, которую «он знает», попросили денег с неопределенным сроком возврата.

Природная добросердечность смешалась с эйфорией карьерного взлета, и на следующее же утро наш герой методично приступил к выполнению просьб. Оказание гуманитарной помощи, однако, прервало сообщение секретарши, что пришли новые гости.

Дальнейший ход событий читатель легко предугадает. Полноводная река ходоков обвила горло руководителя департамента и давила его с нарастающей силой. Вахтанг Георгиевич честно старался поддержать отдельно взятых просителей, но довольно скоро уяснил две важные вещи.

Во-первых, многие из тех, кому он помог, остались недовольны и распустили слух, что он плевать хотел на старых товарищей. Это было незаслуженно и обидно. А во-вторых, практика показала, что стоит походатайствовать за кого-то перед коллегами-руководителями или партнерскими структурами, как тебе тут же выкатят три встречных просьбы, и каждую придется удовлетворить – нередко вопреки ведомственным интересам.

И тогда Вахтанг Георгиевич начал сворачивать благотворительную программу. Сначала продолжал обещать, но ничего не делал, а затем изобрел красивую формулировку и, к примеру, на просьбу трудоустроить чье-либо чадо, отвечал: «Сделаю, но твоя очередь – 148-я».

Случались, конечно, укусы совести, но ровно до того момента, как ему нанесли визит представители гордого грузинского землячества, к которому Вахтанг Георгиевич имел не более чем этническое отношение. Тем не менее он с почтением принял депутацию и выслушал свод пожеланий, где, в частности, значились предоставление льготной аренды для сети хинкальных, спонсирование патриотического телесериала «Витязь в тигровой шкуре» и выделение места на Новодевичьем кладбище для уважаемого человека из Кутаиси.

Проводив гостей, Вахтанг Георгиевич задумчиво просвистел «Чито-грито» из «Мимино» и вызвал секретаршу писать приказ.

На следующий день проход в здание департамента был жестко ограничен, на этаже руководства посадили охрану, над входом в приемную шефа установили видеокамеру и начали ремонт старого лифта – для подъема и спуска исключительно Вахтанга Георгиевича.

И тогда люди сказали: забронзовел. А он и не спорил.

Дорога, которую выбрал отец

Трудно не заметить, что появляется все больше новых людей со старыми фамилиями. К почтенной публике выходят распорядители нефтяных и газовых струй, повелители заводов, портов и компаний сотовой связи, контролеры финансовых потоков и банкиры, которые носят фамилии больших государственных мужей. Можно было бы объяснить сей факт простым совпадением, если бы отчества молодых людей не корреспондировались с именами упомянутых персон. Как поет Макаревич, «в этой жизни случайностей нет».

Вы угадали, читатель: это – дети. Их дети.

На привилегированной детской площадке трется немало прелюбопытных ребят. От мажоров, рожденных с золотой ложкой во рту, до жадных и жестоких флибустьеров. Очень пестрая компания. И лишь одно объединяет «племя младое, незнакомое»: дорога их жизни укатана папиным катком.

Это, конечно, облегчает движение. Но ничего не гарантирует.

Когда Илья Сергеевич получил первую в жизни руководящую должность, его сын Сергей пошел в первый класс. Когда спустя четверть века отец вышел на пик карьеры, сына убили. Двое дядек без всяких масок вошли в офис, застрелили Сергея и спокойно ушли.

Илья Сергеевич поднял на ноги силовиков, но никого не сыскали. И теперь каждый час, каждую минуту отец задает себе один и тот же вопрос: виновен ли он в смерти сына?

Еще когда Сергей оканчивал школу, отец рассчитал траекторию жизни единственного наследника. Причем судьбу сына он накрепко связал с собственной судьбой.

Надо заметить, что планировать и строить карьеру Илья Сергеевич умел. Он тонко чувствовал, когда разумно перейти из бизнеса в законодательную власть, оттуда скользнуть в исполнительную (как говорят, «на землю»), затем поиграть в политику, чтобы в подходящий момент приземлиться в федеральном агентстве с перспективой переезда в Белый дом.

При этом полагал, что тех усилий, которые он затрачивает на свое продвижение, должно хватить и на поддержку Сергея. Отцу нужен был сын-партнер, твердо стоящий на ногах. Поэтому никакой учебы и жизни в Лондоне, вскапывай отечественную грядку, учись дружить и враждовать, приобретать и терять, терпеть и побеждать. А английский можно выучить и в Москве.

Будучи человеком разносторонним и оборотистым, после каждого очередного назначения Илья

Сергеевич создавал под собой то малое предприятие, то скромный холдинг, то непубличный банк. Эти фирмы обеспечивались заказами в соответствии с его текущими возможностями, а возглавлял их, естественно, сын.

Сергей ответственно выполнял волю родителя, трудился много и усердно, правда, без вдохновения. Душа не лежала. Когда-то давно он увлекался зоологией, готов был день и ночь возиться со зверьем, но Илья Сергеевич эту блажь истребил. Его концепция требовала от сына иных навыков.

Отец действовал аккуратно: финансирование сыновьих компаний обкладывалось тендерными и иными документами, а суммы никогда не зашкаливали. Однако на очередном успешном витке карьеры Илья Сергеевич решил, что хватит мельчить, пора создавать для Сергея по-настоящему крупный бизнес. По опыту старших товарищей.

Сергей не был в восторге от этой идеи, она его даже напугала, но отец, как всегда, нашел верные слова – о качественно ином масштабе, о семейных ценностях. Сын с тяжелым сердцем согласился. Дальнейшее вам известно.

Люди, знавшие эту историю изнутри, говорили, что новое дело превратило Сергея в неврастеника, он наделал больших глупостей и сам навлек беду. Не исключали, впрочем, что убийство сына было предупреждением папе, хотя это и маловероятно.

А Илья Сергеевич иногда жалеет, что не пустил Сергея на биофак. Сейчас он был бы уже директором зоопарка.

Ежегодное послание себе

За пару недель до нового года Дмитрия Ивановича охватывает аналитический пыл. Он кладет перед собой два листа бумаги и начинает работу. На левом листе записывает то, что сделано в году уходящем, на правом – то, что предстоит совершить в наступающем. Бумага разграфлена на жизненно важные разделы: работа, здоровье, финансы, семья, дети, родители, образование, спорт, отдых… Этот свод, включающий подробный отчет и перспективный план, назван Дмитрием Ивановичем емко и солидно: «Конструкция жизни».

К этому, безусловно, продуктивному занятию, позволяющему не терять главные цели и поддерживать порядок на всех направлениях, наш герой приучил себя с младых ногтей, причем это было его ноу-хау. Само собой, за прожитые с той поры десятилетия конструкция существенно укрупнилась. С улучшением благосостояния появился раздел «недвижимость», с ухудшением отношений с женой возник засекреченный от случайных глаз раздел «отношения». Графа «работа» получила название «карьера», «друзья» были переименованы в «связи, контакты», «отдых» превратился в «путешествия», а «финансы» разделились на «активы», «инвестиции» и «диверсификацию рисков».

Согласно требованиям времени, Дмитрий Иванович ввел разделы «имидж», «PR», «IT», а также открыл раздел «Понты», в соответствии с которым по-скорому изучил особенности виноделия, сигарокурения и морских яхт класса «люкс». С взрослением наследников раздел «дети» усыхал, а графа «родители», к прискорбию, пропала вовсе.

Однако, заполняя и анализируя свою отчетноплановую документацию, Дмитрий Иванович стал ловить себя на том, что стройную конструкцию раскачивают отвлекающие мысли. О смысле жизни и прочих абстракциях. На первую позицию переместилось «здоровье», вытеснив аж на четвертое место извечного лидера – «финансы». Вторую строчку неожиданно заняла «семья», рокировавшись с «карьерой». «Имидж», «PR» и «IT» хором ушли в отходы, а взамен «Понтов» возникли таинственные «Мировая классика», «Религия» и совсем уж неожиданные «Домашние растения и животные».

Кто знает, что еще придет Дмитрию Ивановичу в его поседевшую и усталую голову. Заменяя элементы под воздействием вдохновения или депрессии, он, тем не менее, сохранит устойчивость конструкции. И в декабре наш герой наверняка сядет трудиться над ежегодным посланием самому себе, но вот незадача: какой-нибудь бес-искуситель, заглядывая ему через плечо, шепнет: «Хватить дурить, сожги эти бумаги, развей пепел по декабрьскому ветру, напейся у елки и проснись наутро с больной, но легкой головой. Ты уже все выполнил, всем все доказал, – так хотя бы на Новый год сделай то, ради чего ты все эти годы так старался, – подари себе свободу!»

И Дмитрий Иванович задумается: а и правда – не послать ли все это подальше, не напиться ли, в самом деле? Но рассеянный взгляд упадет на раздел «здоровье», где он только что начертал: «Исключить алкоголь».

Не робейте на минном поле

Послесловия, в отличие от послевкусия, всегда казались мне необязательными или просто лишними. Вроде как автор объясняет, что хотел сказать. Тем, кто дочитал до конца, излишне растолковывать смысл книжки, а если вы забросили ее, едва открыв, то до последней страницы по любому не дошли. Так что никаких эпилогов я писать не собирался – до той минуты, как один знакомый, прочитав рукопись, сказал: «Теперь я точно знаю, что ни за какие коврижки не пошел бы в чиновники, даже если бы меня очень просили».

Вот уж чего автор точно не хотел, так это отбить вкус к госслужбе. Скажите, читатель, неужели за описанием, пусть даже ерническим, нравов аппаратного мира вы совсем не разглядели его привлекательных черт? И у вас не мелькнула мысль, что речь идет об увлекательной профессии? Если нет – это конечно же авторский прокол, прошу извинить и хотя бы перед тем, как вы закроете книжку, выслушать мой комментарий. Глуповато, конечно, но уж как вышло.

Не знаю, как вам, а мне неоднократно доводилось встречать в бюрократических креслах людей в высшей степени достойных. И они реально помогали мне в разных жизненных переплетах. Не за деньги, не за подарок и не в обмен на услугу, хотя я был готов предложить и первое, и второе, и третье. Может, я им чем-то нравился, но на моих глазах они помогали

и другим просителям, – вероятно, они им тоже нравились. Так вот, по моей оценке, эти функционеры – в истинном, высоком смысле государственные люди. С полным основанием состоящие на государственной гражданской службе. Для меня все они – чиновники категории «А», все достойны высшего классного чина, независимо от того, на какой ступеньке служебной лестницы размещаются.

Можно сколь угодно думать о своей карьере, но ведь просто помочь человеку, если это в твоих силах, – разве не приятно? Или использовать свои возможности для реализации общественно полезного проекта? И разве не испытываешь нормальное человеческое удовольствие, разрулив загнанную в тупик ситуацию? Случалось наблюдать, как изрядно подготовленный чиновник с блеском разносил в пух программы, концепции и сметы, отшлифованные вроде бы профессионалами своего дела. И, утерев им носы, с ходу предлагал вариант, который никому не приходил в голову, но был очевидно сильнее проекта, поданного на обсуждение. Это было красивое зрелище, содержащее однозначно утвердительный ответ на редко задаваемый вопрос: а нужен ли вообще чиновнику талант?

Так уж устроена служебная жизнь, что любому человеку, построившему значительную карьеру, приходилось осваивать не близкие и даже противные его натуре, но непреложно действующие правила аппаратной жизни, перемещаться по бюрократическому минному полю. Таковы условия профессионального успеха. А что, в бизнесе, в политике, в науке, в армии, в искусстве, в спорте все устроено как-то иначе?

При этом чиновника регулярно посещает чувство, что растрачиваешь жизнь на сущую ерунду, и тогда он утешается старой заповедью: «Главное – не терять равнодушия». Но когда вы видите за деревьями лес, когда есть серьезная, не мелкая и сиюминутная цель, – право же, стоит притупить обоняние, укрепить острый ум свинцовым задом и – терпеть. Повторяю: если есть во имя чего. Автору хотелось, чтобы именно эту мысль ухватили читатели пособия для молодого чиновника. Хотя, как вы, вероятно, догадались, жанр беллетризованного учебника – не более чем простенькая авторская хитрость, игра. Книжка сочинялась для всех без разбору возрастов и профессий, в том числе для бывалых аппаратчиков, которые в персонажах моих баек могут угадать собственные черты. Как, собственно, и я вижу свои.

Еще когда книжка существовала только в задумке, было у меня одно сомнение. Пока напишешь, пока издашь, пока прочтут, пройдет уйма времени, а ситуация все же меняется. Мало-помалу складываются схемы и стандарты, когда полномочия чиновника ужимаются, его функция становится сугубо технической, и в этих обстоятельствах оказать специальную услугу ему все сложнее. Да и шалить становится весьма опасно, снаряды падают все ближе. Так, глядишь, еще немного – и все будет, как у знакомого мне голландского служащего, который в центральном районе Амстердама, не последнего города на свете, отвечает за выделение земли. В его руках земля! А он, виданное ли дело, двенадцатый год внатяжку выплачивает кредит за дом, который по рублевским меркам предназначается для прислуги. Может быть, и мы к тому же движемся? Короче, было опасение: не готовлю ли я читателя, так сказать, к прошлым войнам?

Но вспомнил российскую историю, вспомнил классическую литературу – и успокоился. На наш век хватит.

Оглавление

Новое поколение выбирает службу

Урок чистописания

  Полторы страницы для триллера

  Прошу вашего поручения

  Учитесь читать шифровки

Урок имитации

  Искусство нести себя в массы

  Слова просит цицерон

  На кого же вы похожи

  Шире округ!

  Тридцать три богатыря

  Две полярные звезды

  Качайте маятник и наслаждайтесь

Урок обольщения

  Лестница в небо

  Вкусите прелести лести

  Испытание для фаворита

  Разрешите дать вам пас

Урок психологии

  В жизни всегда есть место подлому

  Шутить изволите, гражданин начальник

  Контрольная закупка

  Свой в доску

  Замысел с размахом

  Гром небесный телефонного звонка

  …И аз воздам!

  Все равно тебе водить

Урок отставки

  Не отставь меня, мой милый!

  …И тьма падет на область

  Не оглядывайтесь, вдруг за вами погоня

Урок поздравления

  Дай я тебя по-мужски расцелую

  Дары приносящий

  Праздник со слезою на глазах

  Искренне ваш

  Карнавальная ночь

Урок замещения

  Имейте терпение, господин преемник

  Губер и его команда

  Про ректора и проректора

  Синяки и шишки получает зам

Урок механики

  Под колпаком

  Богат и един в двух лицах

  …И подписью своей скрепляю

  Пряников хватит не всем

  Лимон и лимонад

  Золотой жук

  Антикиллер на госслужбе

  Квартирный вопрос портит не всех

Урок искусствознания

  Боссы и музы

  Минута славы

  С кем вы, мастера культуры?

Урок тщеславия

  Элегия о привилегиях

  Соло для часов с боем

  …И служащих наших ведут в кабинет

  Учитесь властвовать собою

  Рыцарь местной подвязки

  Люди в сером черном

  Небесная жизнь

Урок терпения

  Легко ли быть крепким орешком

  Протокол одного заседания

  Глаз да глаз

  Как искривлялась сталь

Урок мудрости

  Держи себя в страхе

  Три желания

  Ведите себя прилично

  Неточность – невежливость некоролей

  Помни свои долг неоплатный

  Не откажите мне в любезности

  Дорога, которую выбрал отец

  Ежегодное послание себе

Не робейте на минном поле

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © читать книги бесплатно