Тай Геннадий - Тайное искусство ночных демонов

VIII. МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

Стать невидимкой было совсем не просто; кроме отлично тренированного тела здесь нужны были и соответствующие аксессуары. Специфич-ная одежда ниндзя (синоби сёдзоку) состояла из целы-ного либо составного капюшона-маски прикрывающего лицо; куртки с поясом и многочисленными потайными карманами и крючочками; специальных крепких и просторных брюк; кожных обмоток и мягкой обуви с расщепленным носком (таби), подошва которой была снабжена ватной подушечкой и подшита парусиной ИЛИ просмоленным холстом, что обеспечивало как бесшумное передвижение, так и легкость зацепа при головоломных проходах по самым отвесным скалам или могучим стенам недружественных и вечно опасных замковых и монастырских твердынь.

Под курткой иногда носили гибкую кольчужную рубашку, прообраз современных кевларовых бронежилетов, причем в боевом варианте той же броней прикрывали кисти, подбородок и шею, а на голов надевали гибкий кольчужный шлем. Надо лбом под капюшоном могли крепить тонкий удобный кинжал, а на запястьях располагали металлические пластинки с щелевыми выступами, куда при защитной подставке соскальзывало лезвие атакующего меча, давая лазутчику чудный шанс резким движением руки обезоружить незадачливого и ничего не понимающего противника.

Цвет униформы определялся спецификой работы; действуя в основном ночью или в полутемных лабиринтах замка, ниндзя предпочитал черную с красноватым отливом одежду, изнанка которой, расширяя возможности камуфляжа, была темно-голубой, зеленой или желтовато-коричневой. Зимой, когда земля покрывалась снегом, вся экипировка лазутчика, включая ножны меча и обувь, выглядела белой.

Облачение ниндзя было по-монашески мешковатым; оглаживая контуры тела, оно мешало выделить фигуру человека в окружающей среде, помогая ему "раствориться" даже вблизи ничего не подозревающего противника. Будучи схвачен, призрак мог мгновенно выскользнуть из рук озадаченного преследователя, оставив тому на память свою экзотическую одежду, а при необходимости - быстро соорудить из нее собственного "двойника", используя его в качестве приманки или отвлечения в самых разнообразных и дерзко одурачивающих трюках (амэтори но дзюцу).

Отправляясь на дело, ниндзя брал с собой все необходимое как для одиночного существования, так и для технического обеспечения необходимой акции. Обычно сюда входили: полотенце (саидзяку тэнугуи), которое, кроме основного предназначения, заглушало звон металлических предметов и использовалось как водяной фильтр, а иногда и как спасающий респиратор в ситуациях с удушающим дымом, веревка с крюком (каги нава), изготовляемая для крепости из тонкого женского волоса; каменный карандаш (ежи хицу); ослепляющий порошок и спасающие лекарства (кусури); энергетический паек и пилюли, подавляющие жажду (кито-ган), укороченный меч (синоби-кэн); останавливающие преследователей подножные "ежи" (тэцубиси) и метательные звездочки (сюрикэн), а также различные специализированные средства и приспособления вроде железных когтей (тэкаги) или портативного скрываемого в ладони факела (тана-гокоро-таймацу).

Хитроумные приспособления (нинки) вообще были слабостью лазутчика; они значительно облегчали его деятельность и экономили ему силы. Ниндзя ничуть не страдал комплексом избыточного эстетства, свойственным некоторым мастерам Востока, кои безапелляционно считали применение механических спецсредств зазорным принижением своей способности обходиться без них. Лазутчику сия любопытная мысль попросту не приходила в голову; главным было дело, и здесь уж в ход шло все, что помогало сделать его лучше и быстрее.

Получив задание, ниндзя зачастую обрекал себя на долгое автономное существование, стараясь не вступать ни в какие контакты ни с какими людьми. Действуя рационально, лазутчик закладывал на местности тайники, где оставлял припасенные им для акции громоздкие механизмы, оружие и химсоставы, а также пищевые запасы, явно не лишние при быстром ускользании на свою основную базу.

Кроме подножного корма, который, к сожалению, не всегда мог оказаться под рукой, питание при длительной миссии иногда обеспечивал специальный энергетический паек, куда, например, входили: равные части обесцвеченного риса, сушеной сливы, сушеного тунца, сушеной форели и порошка из подкорной мякоти сосны, смешанные с небольшим количеством пшеничной муки.

Чтобы преодолеть жажду, сосали камешек, быстро и ритмично покусывали кончик языка или, сложив последний желобком, звучно втягивали через него воздух. В простых случаях также кусали лук-рорей или замазывали его сок в ноздри, а в усложненном варианте использовали специальные разнорецептурные пилюли (кито-ган), составленные на основе растительных ингредиентов (порошок мокричника, рисовая мука, морковное пюре, просяная пыль и т.д.) и позволяющие обходиться без воды в течение пяти дней.

Основными требованиями, предъявляемыми к походной ходьбе лазутчика, были бесшумность, быстрота и экономичность. При прыжковом движении (тоби-аруки) перемещались мощным толчком ног с фазой полета.

Концентрируясь на брюшном центре хара и установив с помощью тайных слов ритм дыхания, опытный агент мог таким образом быстро и без какой-либо усталости преодолевать очень большие (порой до нескольких сотен километров) расстояния.

В узких проходах и лесистых районах стремительное и бесшумное продвижение обеспечивала боковая ходьба (ёко-аруки), выполняя которую ноги, скрещиваясь при каждом промежуточном шаге, перемещались по одной прямой, лежащей в боковой плоскости тела, а стопы располагались перпендикулярно направлению движения (рис. 62а). Интересно, что при этом трудно было понять, куда же все-таки шел человек, оставивший такой след.

В случае повышенной осмотрительности лазутчик мог использовать ходьбу с поворотами (мавари-аруки), при которой в обычный шаг гармонично вплетался задний поворот с вышагиванием вокруг передней ноги. Колени здесь, как обычно, были постоянно упруго согнуты, центр тяжести несколько понижен, а стопы устанавливались так, чтобы их не было необходимости прокручивать на земной поверхности (рис. 62б), тоща как все тело, включая голову, поворачивалось как одно целое. Такое передвижение позволяло постоянно озирать окружающее пространство и при возникающей опасности мгновенно уходить из поля зрения возможного наблюдателя, используя для этого техники вертикального распластывания (тати нагарэ) или ускользающего переката (кайтэн).

Рис. 62. Схемы передвижения полевого лазутчика: а) еко-аруки, б) мавари-аруки.

Чтобы отработать легкие и бесшумные движения, лазутчик часами бродил в деревянных башмаках (гэта) по льду или же пытался ходить по рисовой бумаге, которую, усложняя упражнение, либо смачивали водой, либо помещал на песчаную дорожку. Особое внимание при этом уделяли контролю дыхания, концентрации на энергетическом центре хара и ментальному представлению легкости своего тела.

Следуя своей особой репутации, ниндзя и здесь не уронили чести ночных демонов. Изощренный ум и ловкие руки лазутчика создали много хитрейших приспособлений, несказанно изумляя и пугая врагов и свидетелей быстротой и необычностью своих перемещений. Так, бамбуковые ролики на подошвах таби позволяли вихрем пролетать по недружественным коридорам опасного замка, ножные поплавки мидзугомо ("водяной паук") обеспечивали переход через водную преграду, а прообраз современного дельтаплана хито-васи ("человек-орел"), изготовленный из бамбука и полотна, давал возможность спланировать во вражеский район с какой-либо возвышенности. Ручной блок (кася) позволял мгновенно пронестись по веревке с одного места на другое, а используя ручные и ножные острийные обручи тэ-каги, можно было ползти по стене огромного замка или идти на руках по потолочной балке во вражеской цитадели.
Зимой к таби крепили поперечные пятилезвенные железки вроде современных альпинистских кошек, которые облегчали передвижение по снежному насту или льду, причем далеко не всякий мог сообразить, что следы от них оставлены в общем-то живым человеком. Если снег был рыхлый и мокрый, то для уверенности движений применяли снежные сандалии (юки-вараги), смонтированные из коротких отрезков бамбука, прикрепленных к подошвам обычной обуви.

Рутинной обыденностью любого лазутчика были всевозможные подъемы и спуски, и, чтобы не терять на это силы и время, ниндзя, пораскинув умом, разработали множество конструкций портативных лестниц (басиго), изготовляемых из дерева, бамбука или веревок в самых различных их сочетаниях (рис. 63). В одном случае это было сборное изделие, состоящее из двух бамбуковых шестов с металлическими кольцами, куда при сборке вставляли бамбуковые перекладины (рис. 63а). Иногда боковые опоры составлялись из полых кусков бамбука, а вся конструкция скреплялась прочной веревкой, пропущенной внутри бамбуковых трубок (рис. 636). В еще одном варианте вместо шестов использовали веревки с петлями, на которых свободно вращались металлические усы, загоняемые в щели стены и предохраняющие лестницу от раскачивания (рис. 63в). Неплохим приспособление был дубовый шест длиной за два метра с большим зацепляющим крюком и металлическими поперечинами (рис. 63г), хотя чаще применялась сходная, но складная конструкция, состоящая из кусков бамбука, скрепленных внутри крепкой веревкой (рис. 63д). Любопытную модель представляли телескопические грабли синоби-ку-мадэ (рис. 63е), зубцами которых можно было зацепиться за край преграды и по черенку взобраться наверх. В сложенном состоянии такой инструмент имел длину около полуметра, а будучи раздвинутым, позволял преодолеть стены высотой до пяти метров.

Конструкции переносных лестниц (басиго).

Среди всех этих спецсредств вне конкуренции, однако, была и оставалась крепкая волосяная веревка с одинарным, двойным или тройным зацепляющим крюком, привязанным к одному из ее концов, тогда как по всей длине ее иногда размещались пособляющие опорные узлы или петли (рис. 63ж). Взбираясь по веревке, ее обвивали вокруг правой ноги, пропуская вдоль внутренней стороны бедра, под коленом, по внешней части голени и поперек верха стопы, где она прижималась подошвой левой ноги с тем, чтобы в любой момент там можно было найти схватывающую точку опоры. Руки держали веревку в диагональном "мечевом" захвате и после блокировки стоп обретали определенную свободу, так что могли использоваться в некоторых побочных действиях (веревка при этом придерживалась у тела верхом (локтем) правой руки).

Следуя извечной традиции, любой из вышеописанных образцов, кроме своего основного рабочего предназначения, служил и отличным оружием, в чем, несомненно, сумели убедиться, но не успели рассказать многие незадачливые самураи, вольно или невольно оказавшиеся на безжалостном пути яро устремленного к своей очередной цели лазутчика-невидимки.

Идя на задание, ниндзя привычно подмечал все, что происходило вокруг. Стихание лягушечьего гама или стрекота насекомых говорили ему о приближающейся опасности, молчание встречной собаки - об отсутствии с ней хозяина, навоз пасущегося скота - о близости села или хутора. Встревоженные птицы предупреждали о скрывающемся враге, причем в своем полете они всегда устремлялись к безлюдным местам.

Уходя от погони, агент-демон разбрасывал позади себя четырехострийные металлические ежи тэцубиси, одно острие которых - как бы они ни упали - всегда смотрело вверх (рис. 64а). Такой двух - трех сантиметровый шип легко пробивал соломенную обувку преследователя и отбивал у него всякую охоту продолжать свою злосчастную погоню. Вместо тэцубиси иногда применяли игадама - железные шарики с торчащими из них иглами (рис. 646), которые к тому же очень хорошо швырялись в лицо набегающего агрессора, и докубари - отравленные иглы, втиснутые в протянувшиеся поперек тропы корни какого-либо дерева.

Подножные ежи: а) тэцубиси, б) игадама, в) хиси.

В качестве яда в последнем случае часто использовали кровь или навоз лошади, что обеспечивало у возможной жертвы заражение крови и смерть от развивающегося затем столбняка. Когда никаких железных ежей под рукой не было, на помощь приходила природная первомодель - засохшие водяные каштаны хиси (рис. 64в).

Совсем не лишним в извечном автономном существовании суперагента был навык в лечении тех или иных повреждений и способность оказать первую медицинскую помощь в самых неприятных ситуациях той сложной и до непредсказуемости жестокой средневековой эпохи.

Рис. 65. Спасение повешенного.

Так, на рану от меча ниндзя накладывал размятые корни нарцисса, пулевое ранение лечил кашицей из лука-порея, а при возможности столбняка (наступив, к примеру, на заржавленную иглу докубари) помещал на область инфекции кожу гольца, время от времени заменяя ее свежим куском. Чтобы спасти повешенного следовало перерезать веревку и подхватив жертву сзади посадить горемыку на землю, слегка наклонив вперед его голову. После этого надо было двумя пальцами (большим и указательным) энергично промассировать две симметричные точки и - фун, расположенные по бокам его затылка, а затем постукать ладонью по седьмому (выступающему) шейному позвонку и, при необходи-мости, прижечь точку ин-паку, находящуюся на большом пальце каждой стопы возле и несколько внутри от его ногтевого ложа (рис. 65).

IX. НАУКА ПРОКРАДЫВАНИЯ

В чем-чем, а в искусстве тайного проникновения в любые, казалось бы, сверхнадежно охраняемые помещения и лагеря скромный лазутчик не знал себе равных. Ошарашенная стража никак не могла понять, какая неведомая сила всадила нож в горло их суровому господину или отчего это вдруг так ярко запылали их в меру оберегаемые и явно необходимые в условиях жесточайшей осады фуражные и продовольственные склады.

Побуждаемый судьбой и жизнью, ниндзя в совершенстве владел искусством беззвучного и бестеневого движения дзёэи но дзюцу, составной частью которого была крадущаяся ходьба синоби-аруки. Техники такого передвижения обычно зависели от типа ходовой поверхности, но в них явно проскальзывали и некоторые общие моменты. Ноги, как правило, сильно сгибали в коленях, и тело оседало, но не наклонялось вперед, что придавало перемещениям повышенную устойчивость. Все сочленения конечностей трудились в плавной текучести хода как единый хорошо смазанный механизм, не допуская никакой скованности в суставах, а также излишней торопливости, могущих привести к неосторожным шумовым движениям. Если же таковое случалось, то следовало застыть на месте и чуть присесть, снимая этим подсознательное напряжение, а затем глубоко вздохнуть и медленно расслабляюще выдохнуть. Вес, как правило, размещали на одной ноге, тогда как другая легко прощупывала преодолеваемое пространство и в любой момент могла мгновенно убраться назад. Шаги согласовывали с дыханием и никогда не шли дальше, чем надо.

Лазутчик остерегался ходить по сухим листьям, соломе или бамбуку, производящим шуршащий звук. При ходьбе по высокой траве, тростнику или другой подобной растительности использовали сметающий шаг, при котором выступающая нога с оттянутым книзу носком вонзалась сверху в зеленый ковер, затем поворотным движением от бедра укладывала растения вбок и только после этого ступала на них, производя значительно меньше шума, чем могло было быть при беспорядочной ломке стеблей, характерной для обычного продирающегося движения.

Чтобы пересечь скользкую и мокрую поверхность (кровлю, перекинутое мостиком бревно и т.д.), часто применяли скользящий, притирочный шаг, выполняя который колени сохраняли постоянно согнутыми, корпус вертикальным, а ноги перемещали короткими скользящими движениями, причем сначала вперед выдвигалась передняя стопа, а затем вплотную к ней подскальзывала задняя.

Когда под ногой возникала сыпучая поверхность или гравий, в ход шел плотный катящийся шаг, при котором ноги опять же оставались сильно согнутыми, выпукло-скругленные стопы раз за разом перекатывались с пятки на носок, а колени и лодыжки шли впритирку друг к другу, причем шаги были небольшие, но довольно быстрые; частицы ходовой трассы при этом уплотнялись книзу, а не отшаркивались в сторону.

При наличии мешающих людей перемещаться вне сферы их визуального восприятия (например, за спиной) следовало очень быстро, а на границах периферийного зрения - медленно, ибо в последнем случае глаз замечает быстрые, но не фиксирует замедленные движения.

Вернейшим другом лазутчика была темнота, и он досконально изучил ее возможности и недостатки. Невидимка знал, что даже слабый свет в кромешной тьме снижает чувствительность ночного зрения в сотни раз, а потому охрана, сидящая у костра, хотя и вглядывалась во тьму, но видела не так уж и много. По той же причине он и сам избегал смотреть на огонь, а в случае необходимости использовал только один глаз (чаще правый), тогда как второй прикрывал при этом капюшоном или рукой. Чтобы уменьшить засветку действующего глаза, применяли различные приемы ограничения угла зрения. Можно было, например, смотреть сквозь регулируемое отверстие, образованное большим и указательным пальцами одной руки (рис. 66а), либо через такое же изменяемое отверстие, возникающее между большими и указательными пальцами обеих кистей при их наложении друг на друга (рис. 66б).

Рис. 66. Способы улучшения фокусировки ночного зрения и предохранения глаз от засветки.

Перемещаясь в потемках, ниндзя избегал открытых к горизонту пространств, стараясь не выделяться четкой фигурой на фоне светлеющего неба или зеркальных поверхностей, а двигаясь вокруг жилых помещений, не заглядывал в окна, если за спиной был какой-либо, пусть даже лунный свет. Хорошо освещенную площадку преодолевали короткими - от прикрытия к прикрытию - рывками или перекатами, тогда как в полутьме использовали медленное равномерное движение от тени к тени. Учитывая явную выделяемость открытой кожи, лицо часто мазали грязью, землей или углем, а на тыльные стороны кистей надевали специальные темные чехлы.

Остерегаясь нюха сторожевых собак, провести которых было не так-то просто, подходить к лагерю или замку старались с подветренной стороны. Для нейтрализации сих четвероногих иногда подпускали к ним течную суку, которая, увлекая за собою псов, вынуждала их оставлять охраняемое место. Другим трюком, способствующим спокойствию злобной собаки, было смазывание течкой суки своей одежды. Если же животное все-таки набрасывалось на лазутчика, его попросту убивали коротким и резким ударом краем кисти по носу.

Рис. 67. Вползание по стене в стиле паука.

Чтобы преодолеть стены вражеского замка или недружественного монастыря, применяли различные спецсредства вроде веревок, шестов или лестниц, но значительно менее заметным (особенно ночью) было вползание по стене в стиле паука с использованием ножных и ручных когтей (асико и сюко), а чаще и вообще без каких-то там приспособлений. В технике такого лазания действовали с растянутыми конечностями и всегда сохраняли опорный контакт трех точек, тогда как четвертая смещалась и выбирала для себя новое базовое место (рис. 67). Распластывание тела по рабочей поверхности с естественным положением рук и ног устраняло излишнее напряжение и усталость мышц, сокращение и расслабление которых согласовывали с ритмом дыхания. Поскольку стены любой, даже неприступной, твердыни имели много щелей и выбоин, применение утонченной техники ментального вживания в камень, используемой иногда в скалолазании (тохэки-дзюцу), здесь было обычно излишним.

Стремясь проскользнуть в нужную ему цитадель, лазутчик тщательно продумывал основные и запасные маршруты, а также пути ускользания и другие действия в случае своего маловероятного, но возможного, обнаружения, хотя последнее рассматривалось как нечто отвлеченное, ибо удачу могла дать только абсолютная уверенность в своем успехе. Чтобы проникнуть на охраняемую территорию, практики и теоретики ниндзюцу разработали и освоили некоторые специальные тактики, бравшие в учет психологию, физиологию, привычки и другие особенности обитателей намеченного для дела объекта. Многие из таких приемов исчезли вместе с исполнителями, тогда как другие стали классическими, и в интерпретации господина Окусэ представлены нами ниже. Сюда, в частности, входили:

- Выбор благоприятного момента (нюкё но дзюцу). В намеченное место чаще всего проникали ночью, когда часть возможных свидетелей спала, а зрение других было значительно притуплено тьмой. С учетом метеоусловий особенно подходили безлунные, туманные, снежные и дождливые ночи, скрадывающие шум шагов и других необходимых движений порывами сильного ветра, звуками грозового ливня или шелестом зимнего снегопада. Лучшим сезоном для тайного проникновения считали весну или лето, поскольку в начале весны людей одолевает сонливость, а летом, утомясь от дневной жары, они спят несколько глубже, чем в другие сезоны.

Удобной для прокрадывания была ночь после прибытия врага из утомительного похода или следующая за продолжавшимся весь день боем, ибо мысли и тела смертельно уставших воинов бредили отдыхом и не очень-то отзывались на всевозможные настораживающие в иной ситуации мелочи. Хорошей считали ночь и после того, как враг победил в бою или провел успешную ночную атаку; победа рождала самоуверенность и - так уж устроен человек - притупляла бдительность.

Проникать в чужой лагерь часто пытались, когда его обитатели были отвлечены каким-либо делом вроде приготовления пищи, ухода за лошадьми, изготовки к ночному рейду, а также во время их обеда или подготовления ко сну. Очень удобным считалось время сразу после несчастного случая, так как мысли противника были заняты только им и восприимчивость к другим раздражителям при сём резко ухудшалась. Неплохим вариантом выглядела первая пара дней после возведения лагеря, ибо враг не успел еще организоваться и войти в форму, а также момент, когда основная часть его сил по той или иной причине отсутствовала.

В личную резиденцию врага чаще всего проникали под завесой ночной грозы либо в ночь, когда возле дома случался пожар или другое (часто инспирированное) необычное происшествие. Благоприятным рассматривался час после дневного празднества, вроде свадьбы, а также после того, как важный член семьи неожиданно выздоравливал. Удобным полагали момент и следующий сразу за несчастным случаем или смертью в семье.

- Обнаружение слабого места в охране цитадели (мономи но дзюцу). Обычно таковыми считали малопосещаемые места, расположенные в стороне от людных помещений (кухня, столовая, кладовая...).

Перспективными для проникновения были черный ход, световой люк, гостевая комната, туалет.

- Отвлечение внимания стража бросанием какого-либо предмета (ёдзи-гакурэ но дзюцу). Предмет здесь использовали любой: зубочистку (ёдзи), камень, монету, сюрикэн и т.д. Бросая вещицу в ту или иную сторону, можно было отвлечь внимание стража и, когда тот удалялся проверить, что там случилось, мгновенно проскользнуть за его спиной в лагерь. Трюк этот, впрочем, был довольно известен, и опытный воин на него, как правило, реагировал, но не ловился.

- Ослепление стражи (хидама но дзюцу). В данном варианте в костер незаметно подбрасывали вспышковую гранату (хидама), изготовлявшуюся обычно из пустой яичной скорлупы, заполненной смесью пороха с магнием. Яркая вспышка мгновенно слепила стражу и давала лазутчику (который прикрывал свои глаза) неоценимую возможность легко проскользнуть прямо под носом у ошалелых от неожиданности охранников.

- Отвлечение противника атакой (суйгэцу но дзюцу). При этом хорошо известном в любой военной разведке способе небольшая группа союзников предпринимала отвлекающую атаку, тогда как лазутчик проскальзывал на вражескую территорию совсем в ином, не внушающем противной стороне никакого подозрения, месте.

- Отвлечение стражи собой (энню но дзюцу). Убедившись, что охрана обнаружила его, ниндзя притворялся убегающим, но, отбежав на несколько шагов в темноту, останавливался и далеко отбрасывая от себя какой-либо предмет, отвлекая туда внимание стражи, тогда как сам возвращался назад и пробирался в цитадель в исходном, но опустевшем на данный момент, месте. В одном из вариантов этого трюка лазутчик старался убедить врага, что он стремится проскользнуть внутрь через одни ворота, а когда тот, поверив в это, отвлекал туда свое внимание, проникал в крепость через другие.

- Прикидывание другом (рякухон но дзюцу). В некоторых случаях ниндзя открыто проходил к врагу, нагло притворившись его сотоварищем. Такой вариант мог сойти при туповатом страже, недавноприбывшем пополнении и хорошей ориентации во внутренних делах и порядках противника.

- Присоединение к вражескому шествию, становясь частью сопровождающих (санса но дзюцу). Это был весьма неплохой трюк, обеспечивающий безопасный проход через заставы и ограждения даже в дневное время. Можно было пристроиться к группе вражеских союзников, так чтобы каждая из сторон думала, что это человек соседей, или же присоединиться к какой-либо веселой и праздничной народной процессии, пересекающей нужную территорию.

- Имитация слабости (ёдзя но дзюцу). При данной тактике ниндзя мог, например, прибиться к толпе маркитантов в качестве не внушающего никакого опасения нищего, калеки либо слепца, и вместе с ними проникнуть к врагу или же имитировать перед охраной щемящую болезненную беспомощность в расчете на то, что она, жалеючи, занесет его в караульное помещение.

- Использование слабостей стражника (нюдаки но дзюцу). В некоторых случаях ниндзя старался узнать характер, привычки и слабости отдельных охранников, а затем, исходя из этого, использовал для своего проникновения тот или иной из уже описанных трюков. Так, при глуповатом страже проходил отвлекающий маневр с бросанием предмета (ёдзи-гакурэ но дзюцу), при горячащемся воине - отвлечение внимание собой (энню но дзюцу), при жалостливом - имитация обморока (ёдзя но дзюцу), при беспечном - прикидывание другом (рякухон но дзюцу).

- Отвлечение огнем (хицукэ но дзюцу). Чтобы убрать людей из интересующих его помещений, пробравшийся в цитадель лазутчик мог применить сей метод и устроить внутри крепости хороший пожар на стороне, противоположной той, куда он хотел проникнуть.

Проскользнув в помещения желанного замка, ниндзя оказывался среди врагов, и его дальнейшие действия определяло конкретное задание. Это могло быть убийство вражеского господина, подслушивание важного совещания, кража нужного документа, диверсионная акция и многое-многое другое. Спрятавшись в укромном месте, агент порой по нескольку дней выжидал удобного момента, чтобы провести намеченное им деяние.

Активные действия осуществлялись в основном ночью, поэтому невидимка должен был хорошо ориентироваться в психологии спящих. Суждения о глубине сна основывались на возрасте, телосложении и привычках конкретного человека, а также на времени года и моменте ночи. Лазутчик знал, что старые спят меньше, чем молодые, что полные спят хорошо, а худощавые - чутко, что осенью и зимой сон менее глубок, чем весной, а летом он особенно крепок после полуночи. По дыханию и храпу можно было определить количество людей в комнате, их пол и возраст, а также отличить притворный сон от реального. Исходили здесь из того, что естественный храп не ровен, тогда как подражания ему - ритмичны. Вдобавок ко всему крепкоспящий обычно не ворочается, а кости и суставы его не производят характерного слабохрустящего звука, который можно услышать в темноте. При выполнении задания спящих обычно обходили, а притворяющихся бесшумно убивали.

Прокрадываясь среди отдыхающих, ниндзя время от времени имити-ровал звуки мелких животных вроде кошки или крысы, маскируя этим свой шум и успокаивая природной естественностью подсознательный ум врага. Будучи на грани обнаружения, он мог также громко и неожиданно заговорить, притворяясь для спящих воинов как бы одним из своих.

Постоянное присутствие бодрствующих людей в нужном агенту помещении порой казалось неустранимой помехой, и тогда на помощь приходил снотворный дым, выделяемый при сгорании бумаги, пропитанной смесью из крови крота,тритона и змеи. При случае можно было подмешать в питье охраны и порошок из семян дурмана, вызывая этим эффект, хорошо знакомый нашим отечественным путанам, применяющим с той же нехорошей целью довольно известный лечебный синтетический препарат клофелин.

Темные коридоры замка делали фигуру ниндзя в оглаживающем контуры тела мешковатом черном одеянии почти незаметной, а прикрытый капюшоном рот заглушал шум его дыхания. Прокрадываясь по каменному или деревянному полу, лазутчик обычно использовал зондирующий шаг, при выполнении которого колени были значительно согнуты, вес удерживался на одной ноге, а проносимая возле опорной лодыжки выступающая стопа легко и осторожно прощупывала преодолеваемое пространство и, не выявив там препятствий или возможности шума, становилась на носок, а затем мягко принимала вес тела, смещаемый теперь на внешний край ступни и пятку. Если впереди оказывалось что-либо настораживающее, зондирующая стопа мгновенно убиралась назад и начинала свое прощупывание в несколько ином направлении. При изменении курса опорная нога становилась так, чтобы у лазутчика не было необходимости проворачивать ее на полу, вызывая этим излишний шум.

Иногда, чтобы не споткнуться о что-либо в темном помещении, ниндзя шел на руках (синсо тохо но дзюцу) либо исследовал путь выставленными вперед ножнами (сайя) меча, которые, упираясь торцом в кончик оружия, как бы удлиняли его и удерживались на нем с помощью веревки (перевязи меча), один из концов которой крепился к сайя, а другой зажимался в зубах. Когда такой щуп случайно задевал спящего, а тот просыпался и вскакивал, ниндзя, опуская веревку, ронял ножны и, делая выпад, поражал мечом ошарашенную жертву, причем трюк этот был довольно надежен, поскольку даже агрессивно реагирующий самурай никак не предполагал, что неожиданный враг находится от него так далеко.

Прокрадываясь по цитадели, лазутчик периодически останавливался, зондируя слухом, зрением, обонянием и осязанием окружающую среду. Обостренное ночное зрение допускало неплохую ориентацию в затемненных помещениях, слух привычно подмечал обеспокоенное жужжание комаров под потолком, позволяющее предполагать, что там устроена засада; кожа надежно улавливала малейшие изменения в температуре и колебаниях воздуха, облегчающие ориентацию в помещениях, коридорах и тупиках замка; изощренное обоняние помогало понять расположение и предназначение комнат и говорило о присутствии невидимых людей и животных, ну а знаменитое "шестое чувство" (гокуи) предупреждало агента о надвигающейся опасности.

Все эти предосторожности, кстати, были совсем не излишни, ибо ниндзя-лазутчик нередко сталкивался с не менее умелым ниндзей-охранником, и физическое противостояние противников перерастало таким образом в изобретательное соперничество изощренных умов. Дощаты настил веранды, например, конструировали так, что незакрепленный конец доски скрипел под давлением шагов; коридор мог иметь опускающуюся дверь, которая срабатывала от веса тела; проваливающийся люк сбрасывал нежеланного гостя в яму с водой, а отработанная схема тычков копьем из нижнего помещения задевала всякого, кто прятался наверху. Пространство между крышей и потолком оплетали проволокой, соединенной с колокольчиками, а на подходах к резиденции разбрасывали металлические ежи (тэцубиси) и ставили самые разнообразные капканы и западни.

X. ПУТИ СПАСЕНИЯ

В желаемом идеале любая акция ниндзя с позиции обычного человека должна была выглядеть совершенно необъяснимой. Он незаметно проникал куда надо, незаметно творил там свое темное дело и также незаметно исчезал, оставляя позади себя пылающий замок, холодеющий труп вражеского господина или абсолютно уверенных в том, что в их тайные замыслы никто не проник, даймё.

Но оставаться незримым лазутчику удавалось далеко не всегда, да и результат его акций часто будоражил врагов, так что перед возвра-ущающимся призраком возникала очередная нелегкая задача - как бы aio-приличнее ускользнуть из возникающей переделки, ибо захват в тлен означал для него явную мучительную смерть вроде той, которой подвергли знаменитого невидимку Исикава Гоэмона, сварив его заживо в подвешенном над огнем огромном медном котле, заполненном медленно, но упрямо закипающим маслом.

Именно методы ускользания создали вокруг ниндзя мистический ореол некоего сверхнормального существа, и в огне не горящего, поскольку оно само становилось огнем, и в воде не тонущего, ибо почти пойманный призрак неизменно исчезал в обозримых просторах очередной оказавшейся на его пути водяной преграды. В сущности, во всем этом была изрядная доля правды, так как мастерство демона и волшебные техники кудзи но хо неизменно перевоплощали адепта в нужную ему на данный момент стихию: землю, огонь, воду...

Составной частью искусства невидимости (онсин-дзюцу) было овладение пятью принципами ускользания (готон но дзюцу), основанными на китайской теории пяти первоэлементов (кит. усин; япон. гогё). В состав этих элементов, который несколько отличается от тантрического варианта, входили: дерево (моку), огонь (ка), земля" (дзи), металл (сын), вода (суй). Классификация по такой системе, кроме философского осмысления, включала в себя и явный прикладной аспект, суть коего заключалась в отталкивании от предмета, а не от тактики*. Другими словами, подвернувшаяся под руку вещь тут же рождала мысль о том, как ее использовать, тогда как при ином подходе сначала определяли, что не мешало бы сделать, а уж потом, теряя драгоценные мгновения, искали, чем для этого можно воспользоваться. Определенное представление о приложении данной теории к ниндзиным техникам ускользания (тонко) можно найти в нижеследующих и далеко неисчерпывающих примерах.

- Использование при ускользании "дерева" (мокутон). Под "деревом" подразумевались обычные деревья, листва, кусты, трава, лыковые веревки, а также многие другие предметы, ассоциируемые с древесностью. Возможностей здесь было много. Кусты и высокая трава так и манили спрятаться за ними; высокое дерево приглашало взобраться на него и слиться с ветвями и листвой, причем оказавшаяся рядом лиана позволяла незаметно ускользнуть, оставив врага в блаженной уверенности, что призрак находится там, куда он только, что взобрался. Свисающая сверху веревка давала возможность перемахнуть маятником через неодолимое обычным способом пространство, а подвернувшейся палкой тут же оглушали набегающего противника. Очутившиеся под рукой опилки швыряли в глаза преследователей, а бросая в отдаленный куст кусок дерева, можно было отвлечь их внимание в новом и при том спасительно-ложном для лазутчика направлении.

- Использование при ускользании "огня" (катон). В учет шли все эффекты, ассоциируемые с огнем: свет, жар, взрыв, удушающий и маскирующий дым и т.д. Горящий огонь давал идею отвлекающего поджога, причем подпалить можно было либо строение в цитадели, либо, подстроившись под ветер, сухую траву в поле, направляя пожар к встревоженному визитом лазутчика лагерю. Полыхающий костер вызывал острое желание выхватить из него кусок пламенеющего дерева и ткнуть им в лицо настигающего самурая либо метнуть в огонь вспышковую гранату (хидама), мгновенно ломая этим визуальную ориентацию взъяренных преследователей.

Отличными отвлекателями внимания были петарды (райкадама). В импровизированном варианте их хорошо заменяли бросаемые в огонь куски бамбука или каштаны (элемент "дерево"), которые, взрываясь, имитировали оружейные выстрелы и, вызывая у врага мысль о нападении, сеяли в его рядах явную и желанную панику. Лучшую защиту при ускользании давал, впрочем, прикрывающий и подчас ядовитый дым (докуэн-гакурэ), создаваемый специальными дымокурами или дымовыми гранатами, а иногда и простым подбрасыванием в огонь зеленой листвы, аконита или сырого мха.

- Использование при ускользании "земли" (дзитон). К "земле" относились камни, песок, почва и все их производные, вроде каменных стен и глиняных сосудов, а также особенности земного рельефа. Вид стены или соседствующего утеса рождал мысль, что туда можно взобраться и слиться с их монотонным фоном; камни на ночном ландшафте давали идею свернуться клубком и уподобиться им; засеянное поле намекало, что неплохо бы застыть посреди него, имитируя пугало; валун у края скалы так и просил, чтобы его сбросили на головы преследователей; подвернувшийся камешек далеко отбрасывался, отвлекая внимание врага, оказавшийся под рукой песок тут же швырялся в глаза подбегающего агрессора.

- Использование при ускользании "металла" (кинтон). Классикой ниндзя было отвлечение противника бросаемыми сюрикэнами, пачка которых носилась за пазухой у всякого уважающего себя невидимки. Врага можно было задержать, швыряя ему в глаза завалявшуюся в кармане монету либо резко ударяя каким-либо подвернувшимся под руку металлическим изделием наподобие подсвечника или храмовой статуэтки.

Вид раскаленного предмета вызывал неодолимое желание остудить его о тело противника, а при возвращении на базу позади себя обычно разбрасывали хранимые в подсумке железные ежи тэцубиси, кои при возникшей необходимости можно было также швырнуть в лицо набегающего самурая. Четкий звон ударяющей о камень металлической вещицы - монетки, сюрикэна и т.д. - давал еще один вариант уже знакомого нам трюка, отвлекающего внимание преследователей совсем в ином, чем им хотелось бы, направлении.

- Использование при ускользании "воды" (суйтон). Весьма эффективным "растворением" был уход под воду, дыша через выставленную над ее поверхностью тростинку, стебель бамбука или ножны меча. В экстремальных случаях можно было быстро нырнуть в водоем, захватив с собой большой пузырь воздуха, который удерживался в капюшоне и позволял переждать под водой несколько весьма опасных и щекотливых минут.

Плывущий по реке лист наводил на мысль скрыть лицо в зелени маячащей на воде ряски и улизнуть вместе с ней подальше от праведного гнева недоумевающего противника (кицунэ-гакурэ), а водяная гладь замкового рва шептала что, если бросить в нее камень, враг явно ринется проверять, не там ли скрывается лазутчик. Вид горячей воды вызывал естественное желание плеснуть ею в лицо нападающего, тогда как кастрюля над очагом намекала, что ее можно опрокинуть на огонь, вызывая отвлекающий водяной взрыв и облако прикры-авющего уход коварной бестии пара.

Рис. 68. Способы связывания (ходзе-дзюцу).

Очень помогало в процессе ускользания творческое использование атмосферных явлений (тэн-мон).

Убегать, например, можно было так, чтобы солнце слепило глаза преследователей; наползающая на луну туча предвещала момент не ожидаемого противником изменения метода или направления ухода, а волшебный лунный свет создавал многочисленные тени, в которых легко растворялась смутная фигура хладнокровного невидимки. Падающий снег шутя заметал все следы, а неистовый ливень заглушал шум любых движений и отбивал у догоняющих всякое желание продолжать свою явно сомнительную погоню.

Интересной тактикой было использование при ускользании разнообразных животных (инубуэ но дзюцу). Иногда, например, чтобы испугать врага, в лицо ему бросали вытащенную из кармана змею, а снаружи недружественного замка мо-гли оставить натасканную собаку или обезьяну, которых в момент ухода натравливали на преследователей.

Самое широкое применение у агентов находили различные ослепляющие средства (мэцубуси), изготовляемые на основе едких или абразивных порошков (размельченный перец, зола, известь, толченое стекло и т.д.), которые помещались в пустую оболочку яйца, скорлупу грецкого ореха или бумажный пакет, а иногда и в трубку с затычкой. В последнем варианте в лицо врагу иной раз выдували горящий состав, что наряду с использованием лазутчиком пугающей демонической маски (тактика ониби-гакурэ) наводило на суеверных самураев панический ужас.

Наряду с ослепляющими порошками ниндзя мог применить и "беспокоящие составы", изготовляемые, например, из крапивных колючек, которые высыпали за шиворот наседающему врагу, так что у последнего сразу пропадало всякое желание заниматься чем-либо еще, кроме своего дико зудящегося тела, а также медленно горящие огневые составы, обволакивающие кожу и несколько напоминающие современный боевой напалм.

Насущно необходимым умением любого лазутчика было искусство ускользания из сковывающих его тело узлов (наванукэ но дзюцу). Хотя техники связывания (ходзё-дзюцу) были в то время хорошо разработаны (рис. 68), ниндзе порой удавалось уходить из самых невероятных опутываний и заломов. Способы освобождения обычно базировались на трех основных методах: смещении суставов, распускании узлов путем катания по полу или различных изгибаний и, наконец, разрезании веревки крошечным лезвием, которое незаметно скрывали в складках одежды, а также в кисти, в ухе, во рту, в волосах, между пальцев ног, под мошонкой и в других не менее оригинальных местах своего тела.

Наиболее сложным, но верным был первый способ, овладение которым было долгим и болезненным. Расшатывание суставной сумки в сочетании с наработкой силы и эластичности связок давало возможность вытащить из сустава любую часть руки или ноги и придать им самое невероятное положение. Кроме ухода из узлов, такая техника позволяла "просочиться" сквозь очень маленькое отверстие и была неоценимой в совершенно непривычных для самураев приемах ведения безоружной или вооруженной схватки.

Подвергаясь связыванию, следовало раздуть грудь и напрячь, расширяя, свои мышцы, с тем чтобы при последующем расслаблении и выдохе наложенные путы несколько ослабевали. Поскольку в некоторых школах адептам "спрямляли" суставы, и кисти их рук (включая пальцы) не имели никаких зацепляющих выступов, то даже такого простого трюка вполне хватало, чтобы быстро уйти из узлов добротного, но не очень изощренного связывания.

Техники ниндзиного исчезновения (интон), кроме уже упоминавшегося мастерства ускользания (тонко), заключали в себе и искусство прятанья (инпо), которое было полезно не только при неуловимом уходе, но и в моменты прокрадывания или подготовки какой-либо акции. Некоторые из приемов инпо уже упоминались в тактиках готон но дзюцу, ну а здесь мы взглянем на них с несколько иной позиции, опираясь не на используемый элемент, а на техническую общность применяемых способов, среди которых, в частности, отметим:

- Слияние с тенью. В качестве последних обычно выступали тени деревьев, садовых камней, стен, ворот и т.д., причем наименее различимой для людских глаз считалась темновая граница на перепаде светлот.

Особенно богатые возможности предоставляли причудливые тени от лунного света, которые не были жестко унифицированы и обладали широкой изменчивостью, что в сочетании с определенным ухудшением сумеречного зрения противника давало лазутчику неплохой шанс для вполне неожиданного "исчезновения".

- Слияние с объектом. В данном случае моделью для невидимки послужили самоспасающие уловки некоторых диких представителей живой природы, таких, как барсук (тануки), тритон (имори), перепелка (удзура)... Можно было, например, взобраться на дерево и подобно барсуку прижаться к его могучему стволу или толстой ветке, становясь их естественной частью (такунэ-гакурэ), можно было в манере тритона прильнуть к скале или стене и полностью слиться с их неброской поверхностью (имори-гакурэ), и, наконец, можно было подобно перепелу втиснуться в небольшую щель между двумя различными объектами вроде двух деревьев, двух камней, камнем и деревом, скалой и землей и т.д., принимая ее форму и заполняя имеющуюся пустоту своим телом (удзура-гакурэ).

- Имитация объекта. Поскольку в темноте или полумраке многие детали ландшафта были слишком привычны, чтобы вызвать у противни-ка какие-либо подозрения, хитроумный лазутчик мог, сжавшись в ко- мок, притвориться кочкой или камнем; приняв соответствующую позу, стать храмовым изваянием или вазой, а в некоторых случаях и привычным для многих японских полей огородным пугалом (какаси-гакурэ).

- Прятание за объектом. Оказавшись среди товарных запасов - бочонков с маслом, тюков с углем, лесоматериалов и т.д. - скрывающийся агент с удобством устраивался за ними, а в безветренный день с успехом хоронился в высокой траве или кустах (куса-гакурэ). При наличии водных бассейнов призрак мог уйти под воду и дышать через какую-либо трубку (камэ-гакурэ) или прикрыть лицо оказавшимися на водной поверхности водорослями (укигуса-гакурэ).

- Прятание в замкнутом пространстве. Хорошим вариантом являлось затаивание в заранее просмотренном и невидимом снизу дупле большого дерева или же в загодя подготовленной и отменно замаскированной яме. Можно было спрятаться в пустой бочке, ящике, соломенном мешке, каменной вазе и т.д., но при ускользании этот метод не рекомендовали, так как вероятность укрытия там была слишком очевидна, а возможности противодействия связанного замкнутым пространством призрака несколько ограничены. Что же касается классических вариантов пережидания под полом или на чердаке, то они были довольно известны, и многие самураи имели гнусную (с точки зрения лазутчика) привычку: войдя в комнату, первым делом потыкать копьем или мечом вверх и вниз.

Техникам исчезновения очень способствовала уже упоминавшаяся специфично черная маскировочная одежда, растворяющая лазутчика во мраке плохо освещаемых помещений неласкового замка либо на привычном фоне того или иного природного и зачастую ночного ландшафта. Мешковатые балахоны стирали контуры тела, и глаз самурая, настроенный на очертания человеческой фигуры, плохо воспринимал неожидаемое. Сливаясь с предметом или его тенью, ниндзя прикрывал лицо (которое, чтобы не выделяться, было зачернено землей или грязью), закрывал глаза и сосредотачивался на звуках.

Гармонировать с избранной тактикой и сохранять долгую неподвижность невидимке позволяло вживание в соответствующую стихию методами кудзи-ин или специальная медитационная техника остановки дыхания, при которой вдох и выдох делались как бы одним целым и растворялся во всеохватывающем потоке зеликой и универсальной биокосмической энергии ки.

Высшим классом исчезновения, однако, было использование ментальной невидимости, основанной на групповом внушении (а в техническом аспекте - на самовнушении) своего неприсутствия в данном месте. При всей своей изощренности этот трюк требовал определенной предрасположенности, а также хорошего владения техниками ментальной мощи и утонченного гипноза (саймин-дзюцу).

XI ТЕХНИКИ ШПИОНАЖА И АКЦИИ СПЕЦНАЗА

В сложных перипетиях средневековой истории японские ниндзя нашли свое истинное предназначение в тайной поддержке "воли небес", воплощая в жизнь знаменитый даосистский принцип недеяния (кит. увэй; яп. муго), согласно которому действие, способствующее (или не мешающее) естественному ходу событий, не является деянием. И ниндзя стал подлинным мастаком такого вот "недеяния". Волю небес, впрочем, каждый толковал по-своему, и кто знает, что было важнее: божественное предначертание или мастерство человека, проводящего его в жизнь.

Действуя тайно, призрак превращал себя в анонима. Согласно принципу мугэй-мумэй ("ни мастерства, ни имени"), кто он такой, е должен был знать ни друг, ни враг. Он скрывал свое имя и биографию, возможности своего тела и знания ума, место рождения и время своей смерти. Следуя тактике ёмогами но дзюцу, он должен был иметь две параллельные жизни, в каждой из которых у него было свое имя, свое занятие, своя семья. Углубясь в лабиринты истории, можно узнать, что две из трех крупнейших группировок ниндзей, действовавших во второй половине XVI столетия, возглавлял, как полагают, один и тот же человек, выступающий в первом случае под своим родовым именем Момоти Сандаю, а во втором - под псевдонимом Фудзибаяси Нагата. Принцип анонимности работал и на низовом уровне; будучи на грани захвата, лазутчик порой безжалостно изрезал себе лицо, сохраняя при этом сатанинскую репутацию и хотя бы таким образом сберегая свою извечную неузнаваемость.

Далеко не лишним в виртуозной работе умелого шпиона являлось обеспечение деловой безопасности, и поэтому последний тщательно изучал искусство маскировки и играния роли (хэнсо-дзюцу). Исходя из жизненного опыта, были отработаны "семь способов поведения" (сити хо дэ), позволяющие лазутчику бесследно растворяться в обыденной жизни средневековой Японии. Он мог предстать там обычным селянином (цунэгата) или бродячим актером (сарукагу), мог выступить в роли торговца (акиндо) или скитающегося монаха (комусо), мог развлекать толпу как фокусник и жонглер (хокаси) или совершать религиозные обряды под видом буддийского священника (сюк-кэ), ну а при случае принять и облик горного шаманствующего отшельника той же веры (ямабуси).

Этим, однако, дело не ограничивалось; ситуация далеко не всегда умещалась в узкие рамки жестких предписаний, так что мужчине порой приходилось играть роль женщины, бродящего самурая (ронин), а иногда и какого-либо местного божества (коми) из многочисленного пантеона любезной японскому народу религии синто. Надо сказать, что работа под тем или иным прикрытием требовала от лазутчика досконального знания образа жизни и умений применяемой маски (хэнгэн каси но дзюцу), ибо свирепые самураи не очень-то церемонились со всякими подозрительными лицами, резонно полагая, что лучше всего решает сомнительную ситуацию их бритвенно-острый и привыкший подпитывать себя чужой кровью меч.

Одним из основных направлений шпионской работы (тё-хо) ниндзя был сбор различной информации с целью выявления намерений и возможностей предполагаемого или реального противника. Решению такой задачи весьма способствовала структура ниндзиной организации, построенной на основе обширной разведывательной сети, состоящей порой из тысячи и более человек.

Во главе жесткоструктированного клана стоял дзёнин ("верхний человек"), призрак, который благодаря духовному совершенству осознавал окружающую реальность во всей ее первозданной глубине и исходя из этого определял политику наемных контактов, форсировал ход исторических событий и направлял в нужное русло деятельность своей группы. В его распоряжении было несколько - от одного до десятков - руководителей среднего звена (тюнин), выполнявших планирование операций, подбор и подготовку рядовых агентов, а иногда и принимавших непосредственное участие в наиболее одиозных акциях. Каждый тюнин имел в своем подчинении десятки низовых агентов (гэнин), чьими руками и осуществлялась основная черновая работа ночных демонов. Гэнин обычно не знал своего дзёнина, так что, попав в плен, рядовой лазутчик просто не мог сказать, кто стоит за той или иной осуществляемой акцией, и не ставил под удар невидимого главу своего шпионствующего и таинственного клана.

Иногда одна и та же задача поручалась двум не знающим друг о друге ниндзям. Такое дублирование увеличивало вероятность успеха, способствовало получению взаимодополняющей информации, а иной раз позволяло выявить и агента-двойника. Некоторые кланы, однако, состояли всего из трех человек (отца и двух сыновей) и не могли позволить себе разбрасываться людьми, так что порой тот, кто договаривался с даймё, сам же и выполнял доверяемое ему дело.

Получив задание, ниндзя определял возможности его осуществления. Это могла быть одиночная или групповая тайная миссия с незаметным проскальзыванием на территорию и в ставку противника для оценки его сил, подслушивания важного совещания, кражи нужного документа, убийства опасного лидера, "разжигания великой смуты""и проведения других не менее важных диверсионно-террористических мероприятий.

Довольно просто во вражеские владения удавалось проникнуть перед самым началом войны (дзюэи но дзюцу), когда большое скопление людей затрудняло высвечивание и должную проверку инородных лиц.

Действуя подобным образом, ниндзя находил себе из местных жителей помощника (мицумиси), который оказывал ему содействие и предоставлял под базу свой дом.

При долговременной работе предпочитали легальное внедрение во вражеские структуры. Используя тактику фукуро гаэси ("вывернутый мешок"), лазутчик под тем или иным обликом появлялся во вражеском лагере, завоевывал там доверие и в нужный момент наносил решающий удар.

В труднодоступный замок помогала попасть извилистая тактика коми гакурэ "прикрытие богом"), при которой призрак проникал в нужную цитадель весьма обходным путем. Сначала он обеспечивал себя рекомендательным письмом к настоятелю краевого святилища, чтобы заполучить место в призамковом храме или часовне, где обычно хранились семейные документы тамошнего сюзерена. Просматривая их, ниндзя узнавал характер даймё, его привычки, слабости и личные связи. Прощупывая эти связи, он подбирал подходящего человека и через него, наконец, пытался обрести желанный доступ (или устроиться на службу) в намеченную резиденцию.

Другой популярной тактикой легализации в ставке врага была элегантная ямабико ("горное эхо"), следуя которой, известный человек, имитируя разногласия со своим господином, переходил на сторону противника, где умной и верной службой старался обрести его доверие и благосклонность. В уточненном варианте тикю ("опускание тетивы") перебежчик признавался, что его бегство подстроено, но он и сам давно уже хотел сменить своего хозяина. Иногда вместо одного человека к врагу могла "перебежать" и команда ниндзей (таниири но дзюцу).

Особо перспективным в отдельных ситуациях являлось задействование женщины-ниндзя (куноити-дзюцу), которую можно было внедрить в замок в качестве танцовщицы, воспитательницы или культовой жрицы мико. Кроме стандартного владения телом и оружием, куноити обучались должным манерам и этикету. Предназначенные в наложницы проходили специальную выучку в искусстве обольщения, используя, например, такие трюки, как применение в моменты встречи дыхания через обе ноздри, смазывание секретом своих половых желез за ушами и позади шеи или употребление особой возбуждающей косметики, изготовленной на основе возгоняемой камфоры в сочетании с некоторыми другими природными летучими веществами.

Обосновавшись на месте, ниндзя приглядывался к окружающим, помятую вещие слова старокитайского эрудита Ду My (803-852 гг.): "Среди чиновников противника есть люди умные, но потерявшие должность; есть люди провинившиеся в чем-то и подвергшиеся за это наказаниям; есть любимцы, жадные до богатства; есть люди, поставленные на низшие должности; есть люди, не выполнившие возложенных на них поручений; есть люди, стремящиеся приобрести более широкое поле для приложения своих способностей, пользуясь несчастьем других; есть люди, склонные к хитрости и обману, двоедушные. С такими людьми надлежит тайно вступить в шпионские сношения, щедро одарить их, привязать их к себе и через них узнавать о положении в их стране, разведывать о планах против себя, а также заставлять их сеять рознь между их государем и его вассалами".

Следуя своей "темной" мудрости, призрак действовал при этом по двум направлениям: разузнавал о лицах, по той или иной причине недовольных своим сюзереном, желающих разбогатеть, повышенно амбициозных (сатобито но дзюцу), и оценивал людей, которые по своему социальному или служебному положению могли быть в чем-то полезны, если бы к ним удалось подобрать ключик (миномуси но дзюцу). В первом случае он через слабости человека выходил на его полезность, а во втором - исходя из его полезности, искал у него слабости, стремясь сделать разрабатываемого вассала "червем в теле" (миномуси) своего господина.

Изучая личность, учитывали мнение окружающих и факты биографии, анализировали слова и поступки, использовали технику чтения людей по лицу и фигуре. Последняя методика давала мгновенное знание человека и была поэтому особенно популярна. Так, разно-растущие зубы (одни - вовнутрь, другие - наружу) говорили о склонности изменять свои намерения, прямоугольность рта при смехе ("рот дьявола") намекал на эгоцентризм, хорошо развитые ноздри свидетельствовали о решительности и храбрости, заостренные вверху уши заявляли об агрессивности и узкомькугаи, а большие глаза сообщали о мягкости характера.

Особое внимание обращали на состояние санпаку ("тройная белизна"), когда либо сверху, либо снизу глазной радужки просматривалась белизна склеры. При верхнем санпаку от человека следв-вало ожидать жестокости, агрессивности и необузданности, тогда как нижнее санпаку говорило о неспособности ума принять правильное решение, а при особой выраженности - о большой вероятности скорой насильственной смерти.

Подход к людям ниндзя осуществлял на основе принципа пяти душевных состояний и пяти желаний (годзё-гоёку) человека. Здесь использовали: его сострадательность (аися), вспыльчивость (дося), чувственность (кися), леность (ракуся), кротость и трусливость (кёся). При этом сострадательных нужно было брать жалкостыо (тактика ветра), вспыльчивых - провоцировать на опрометчивый поступок (тактика воды), чувственных - ублажать удовольствиями и женщинами (тактика пустоты), ленивых - привлекать красотой беспечной и легкой жизни (тактика земли), а трусливых - покорять устрашающими трюками (тактика огня).

Пятью желаньями человека являлись стремления: к славе, к удовольствиям, к богатству, к сексуальным наслаждениям, к обладанию землей. Подгоняя ситуацию под возможность осуществления этих же-ла-ний, призрак легко манипулировал той или иной личностью, верно, но осторожно направляя ее подрывную деятельность в нужное для себя русло.

Интересные возможности одурачивания врага и получения от него нужной информации представлял вариант фукурогаэси дээн дзюцу. Следуя сей тактике, ниндзя изготовлял фальшивое письмо от вражеского даймё и вручал его одному из дальних родственников данного сюзерена, обещая передать назад ответ. Прочитав этот ответ, призрак подменял его своим текстом и таким образом поддерживал возникшую по его воле переписку. Благодаря читаемым письмам, он мог не только узнавать планы врага, но и стребовать с него нужную информацию, а при необходимости и поссорить родственников.

Весьма популярным средством управления любым противником являлась дезинформация. "Война - это путь обмана", - утверждал китайский стратег Сунь-цзы, и ниндзя в полной мере осознали великие возможности такого изысканного пути. Подсовываемые врагу сведения могли содержать: неверную дату нападения, ложное направление удара, занижение (или завышение) численности своих сил, фальшивые планы боевых операций, оговор важных лиц и т.д. Подбирая обманывающие материалы, следовало учитывать характер человека, для которого они предназначались, ибо различные люди на одни и те же факты реагируют совсем по-разному.

Методов запуска дезинформации существовало много. Можно было "потерять" документ или подсунуть его вычисленному шпиону; можно было, переодевшись странствующим монахом, сообщить вражескому чиновнику о том, что якобы видел по дороге; можно было разыграть роль перебежчика, обладающего важными сведениями, ну а при более сложном варианте позволить схватить себя, идя через земли противника с "секретным" посланием (хатаруби но дзюцу). Главным условием всех этих действий считалась естественность, ибо умный враг мог не клюнуть (или только сделать вид, что клюнул) на грубо сработанную и неумело подкинутую фальшивку.

Составной частью искусства шпионажа являлось выявление и нейтрализация чужих агентов. Чаще всего при этом использовали знаменитую тактику ямабико ситю ("прислушивание к эху"), ставшую классической для многих контрразведок как прошлого, так и настоящего времени. Действуя по такому методу, подозреваемым подбрасывали "горячую" информацию и наблюдали за их поведением. Специально подобранные сведения требовали быстрого реагирования, ибо пренебрежение ими и непринятие срочных контрмер были бы губительны как для шпиона, так и для его господина. В качестве фактуры обычно предлагались: данные о ниндзя, посланном с террористической акцией, свидетельство об опасном внутреннем заговоре, скорая дата предполагаемой атаки, намек на разоблачение и т.д.

Раскрытого, а порой и просто подозреваемого агента обычно убивали, хотя в некоторых случаях ему предлагали работать на нового хозяина, разыгрывая на сей раз роль двойника или, по терминологии Сунь-цзы, "обратного шпиона" (тэнсуи но дзюцу). При этом, однако, следовало учитывать (а иной раз и специально рассчитывать), что схваченный лазутчик мог лишь притвориться в своей измене и, "затаившись подобно ослабленному луку", всегда быть готовым к действию, используя любую подвернувшуюся возможность, чтобы ускользнуть к своему прежнему сюзерену (тикю но дзюцу).

Одной из важнейших задач ниндзя в период непрекращающихся войн являлась диверсионная работа в тылах противника, явно способствующая достижению несомненной победы союзного господина (тикаири но дзюцу). Очутившись тем или иным образом на вражеской территории, лазутчик мог, притворившись собратом-воином, сеять там панические слухи и, выражая шумное недовольство, подстрекать народ к неповиновению (гэйню но дзюцу); он мог во время боя подпалить в лагере неприятеля несколько строений, вызывая в его рядах замешательство и панику (хока но дзюцу); он мог открыть ворота осаждаемого замка своим войскам или, воспользовавшись уходом врага в ночную атаку, захватить цитадель с помощью небольшой группы сотоварищей (катагатаэ но дзюцу)', он мог также похитить важного сановника, и, оперируя им как заложником, потребовать у противной стороны определенных уступок (рёхан но дзюцу) и, наконец, он мог использовать страхи и суеверия врагов, чтобы вынудить их поступить так, как ему хочется (кёнин но дзюцу).

Когда союзные войска обкладывали непокорную крепость, очень действенным средством считалось тайное уничтожение (поджог, отравление, загрязнение) всех пищевых запасов запертых там людей (тосёку но дзюцу), так что руками коварного лазутчика противника вынуждали либо капитулировать, либо умереть от голода, либо попытаться прорваться, либо, спасая свою честь, совершить массовое самоубийство (сэппуку).

XII. ИСКУССТВО ГАСИТЬ ОБЛИКИ

Одной из самых неприятных для врагов, но ценных для друзей обязанностей ниндзя было фатальное устранение различных лиц, мешающих, по их мнению, "естественному ходу событий"; и именно эти попытки привели к тому, что разгневанный Ода Нобунага разгромил объединенные силы ниндзей Ига и Кога, положив отчетливое начало закату сих некогда могущественных и таинственных кланов.

Но призраки "брали жизнь" не только у лидеров. Порой следовало устранить и предателя, изменившего семье, и становившегося опасным свидетеля, и мешающую делу охрану, а при необходимости - совершить пугающее массовое уничтожение той или иной группы недружественных самураев. "Искусство гашения обликов" (катакэси но дзюцу) было отточено ниндзя до пугающих тонкостей. Основным условием здесь была таинственность смерти; никто не должен был знать, чьи это руки отсекли голову неугодного клану князя, и почему вдруг ни с того ни с сего скончался пышущий здоровьем любимец даймё. Попытки ретивых слуг задержать убийцу на месте преступления кончались для них летально, а непостижи-мое исчезновение врага с по-ля событий заставляло васса- лов верить, что все это дело рук коварного дьявола.

Рис. 69. Использование духового ружья (фукия)

Незаметное уничтожение человека в толпе было для каждого невидимки рядовым делом. Одна из стандартных техник с использованием ножа, известная, впрочем, и во многих других странах, была весьма проста. В исходном положении опущенных рук лезвие сжимаемого в кисти оружия скрытно ложилось вдоль внутренней стороны предплечья, так что ниндзя ничем не отличался от обычного безобидного прохожего.

Проходя мимо идущего навстречу индивида, следовало простым щелчком запястья выставить клинок и коротким нечитаемым взмахом руки всадить его в ближайшую почку ничего не подозревающей жертвы, а затем спокойно, не ломая ритма и направления своего движения, раствориться в обыденно шумящей и ни о чем не догадывающейся толпе окружающих.

Техника бесконтактного убирания часовых или своих же только что схваченных врагом собратьев с целью не допустить малейшей утечки информации о проводимой акции была довольно проста. При этом обычно применяли отравленные иглы, посланные из миниатюрного духового ружья (фукия), весьма точного и опасного на ближней дистанции, не превышающей где-то десяти шагов (рис. 69). Крошечность иглы, бесшумность выстрела и быстрота действия яда вызывали у врага паническое непонимание и вынуждали считать такие атаки происками каких-то злых демонов. В качестве яда здесь, как пра-вило, использовали желчь рыбы фуга или выделения из желез, расположенных позади глаз одного из видов японской жабы.

Чтобы извлечь токсин, жабу накалывали на вертел и поджаривали на огне, пока на коже не образовывались волдыри. Просочившийся секрет собирали в сосуд и подвергали ферментации. Яды, как очень сильный аргумент во всяком хитром противодействии, всегда были излюбленным и хорошо изученным оружием любого опытного лазутчика. Для "гашения" отдельных лиц, например, можно было накрошить им в салат листьев томата, вызывая этим сердечную аритмию, или же накормить их не имеющей никакого противоядия но приятной, на вкус .бледной поганкой. причём для смертельного отравления вполне хватало половины сего коварного гриба. Очень эффективным считалось протирание пищевой посуды куском сырого мяса одного из видов рыбы фуга (иглобрюха), в результате такой акции едок получал паралич мышц, потерю сознания и смерть от остановки дыхания. Особой изощренностью обладала система замедленного отравления, когда жертва умирала через несколько месяцев (а иной раз и лет) после приема яда. Полагают, что такое действие оказывала, в частности крепкая заварка японского зеленого чая, протомившаяся в земле около полутора месяцев.

Задачу по одновременной ликвидации большой группировки излишних, по мнению клана, лиц чаще всего осуществляли на общих праздничных трапезах, добавляя в пищу пирующих яд (цианид), изготовленный из косточек слив, вишен, миндаля, персика, а иногда и из молодых побегов бамбука. В некоторых случаях можно было подмешать к питью мелкие (1-2 мм) острые волоски бамбуковой оболочки, которые легко проникали в кровь и обеспечивали ее отравление бактериями, находящимися на своей совершенно нестерильной поверхности. Эти же бамбуковые волоски могли входить и в состав контактного яда, которым, при необходимости, смазывали одежду намечаемой жертвы.

Любопытным методом устранения опасных субъектов было искусство смертельного касания или отсроченной смерти (сан-нэн-гор оси и дзю-нэн-гороси). Эта система значительно отличалась от простого силового воздействия на уязвимые точки, хотя и там, как уже говорилось, смерть могла наступить без какого-либо внешнего повреждения. При смертельном касании атака шла на энергетическом уровне; с помощью своей ки здесь пытались создать летальный разбаланс жизненной энергии, текущей по меридианам тела противника. Техника была сложна не столько в исполнении, сколько в знании особых точек и космологическом выборе опасного для данного индивида (и точки) момента, а также в умении управлять течением своей собственной ки.

Энергия сердца, к примеру, максимальна жарким летом, при полнолунии, в час дракона (с 11 до 13 часов), и у лиц ё-конституции, родившихся в августе. Чтобы поразить такого противника смертельным касанием, следовало в уязвимый момент легко ткнуть его в точку ко-кэцу (точно под подложечной ямкой) кверху (в направлении течения ки) на своем выдохе (чтобы дать выброс энергии), а его - вдохе (чтобы он поглотил эту энергию). Результат подобного воздействия зависел от мастерства исполнителя. Если удар был слишком силен, то происходило перевозбуждение сердца, вызывающее мгновенную смерть; более слабый физический контакт давал эффект через несколько часов, а при легком касании мастера, не оставляющем никаких следов, нарушения в энергетическом балансе приводили к летальному исходу через несколько дней, месяцев или даже лет.

Используя тот же принцип, можно было, как утверждают некоторые, убивать врага даже в бесконтактном варианте. Выждав соответствующий предыдущему случаю момент, следовало создать ситуацию, вызывающую у намеченной жертвы сильную эмоцию (гнев, радость, горе), в результате которой в кровь выбрасывался адреналин и перевозбужденное сердце ломало свой ритм и останавливалось.

Значительно меньше мастерства, но больше хитрости и коварства требовал другой "бесконтактный" метод, следуя которому опасного человека убирали руками его господина. В этом стиле, например, любил работать умнейший феодал, но злейший враг ниндзя Ода Но-бунага. Одна из его первых операций такого рода заключалась в том, будучи женат на дочери крупного даймё из соседней провинции, он вдруг стал каждую ночь на несколько часов удаляться из спальни. На почтительны вопрос жены, чем это вызвано, Ода "откровенно" ответил, что переманил на свою сторону двух влиятельных вассалов ее отца, которые должны ночью убить последнего и подать сигнал, с тем чтобы одни войска пошли на захват обезглавленных земель; и вот он таким образом каждую ночь в назначенный час ждет этого сигнала.

Рис. 70. "Гашение" клязя внедренной к нему в наложницы куноити.

Услышав коварный рассказ, взволнованная жена Нобунага тут же дала знать о "заговоре" отцу, а тот, поверив словам дочери, казнил двух верных военачальников, значительно облегчив вероломному соседу последующий захват своей богатой территории.

Получив задание, ниндзя тщательно изучал возможности его осуществления. В учет брались: фактор времени, характеристики окружения и охраны, нрав и привычки самой жертвы, распорядок ее дня, а также различные предполагаемые события, ломающие эту обыденность. Прокручивая в уме все вышеупомянутые моменты, агент искал в них слабое звено, не забывая, впрочем, и про случай, который порой подворачивался в самый неожиданный момент и давал шанс, упустить каковой представлялось бы роковой ошибкой.

При наличии времени можно было, применяя уже известные нам тактики камигакурэ и ямабико, легально внедриться в замок, ну а там действовать по возникающим обстоятельствам. Используя принцип человеческих слабостей (годзё-гоёку), призрак мог найти в лидере какую-либо уязвимость и, если тот, к примеру, был сладострастником, подсунуть ему прелестную женщину (тактика к у н о и т и) с тем, чтобы после ночи любви она прикончила своего высокопоставленного любовника, пронзая его горло специально предназначенной для этой цели удлиненной заколкой для волос (кансаси), причем последняя зачастую, была еще и отравлена (рис. 70). Вариантом данной тактики проходил случай, когда в роли красавицы выступал сам ниндзя, как это имело место в истории с легендарным воином Ямато Такэру, который под таким видом проник на пир к возглавлявшим мятеж на острове Кюсю братьям Кумасо и прикончил не ожидавших от юной прелестницы такой прыти обоих.

Искомым слабым звеном мог оказаться и ненадежный человек из свиты лидера. Прощупывая его на тот же принцип пяти слабостей (г о дзё-гоёку), призрак в случае удачи подкупал изменника или же каким-либо другим образом убеждал его в явной необходимости уничтожения своего господина.

Когда времени на психологическую обработку объекта или его ближайшего окружения не было, да и сам ниндзя предпочитал работать в несколько ином стиле, предпринималось тайное проникновение в цитадель с упованием на необычайную изощренность уникального ниндзиного мышления и феноменальную подготовку его сильного и ловкого тела. Так, при одном из покушений на Ода Нобунага, уже упоминавшийся нами призрак Исикава Гоэмон ухитрился проскользнуть в мансарду над спальней грозного феодала и, проделав в потолке точно над изголовьем его постели отверстие, свесил оттуда тонкую нить, разместившуюся над губами спящего господина, а затем, капля за каплей, стал отправлять по этой дорожке жидкий смертельный яд в рот своей жертвы. Чуткость сна воина спасла полководца, и он вовремя проснулся, но поймать ловкого ниндзю на сей раз, однако, так и не удалось.

Еще одним нестандартным способом уничтожения князей являлось, как полагают, подбрасывание в спальню врага ядовитого скорпиона, хотя, надо признать, смертоносность этого существа несколько преувеличена, и здесь больше бы подошла знаменитая "черная вдова" (каракурт), которая по своей собственной инициативе не (раз проводила подобные акции во многих сельских клозетах калифорнийской Америки.

Поскольку в родной резиденции при соответствующей охране осуществить покушение на крупного лидера порой было очень трудно, для этого иногда использовали его выходы из ставки. Убийство в таких случаях могло, например, происходить в форме изобретательного ночного выстрела, показанного Акира Куросава в его довольно известном фильме "Тень воина" или наподобие "загадочного" вздергивания на дерево, которое удосужился испытать некий высокопоставленный самурай, когда он на несколько секунд скрылся за лесным поворотом из глаз своих многочисленных и хорошо вооруженных конных сопровождающих.

Определенное представление о практике ниндзиных акций дает" хорошо известная история о покушении на крупнейшего полководца и феодала Уэсуги Кэнсина, осуществлявшемся по заданию его жестокого конкурента Ода Нобунага. Задуманная операция осложнялась тем, что охрану Уэсуги обеспечивал хорошо знающий свое дело и все возможные трюки противника опытный и умный ниндзя Касуми Дандзё.

Противники стоили друг друга, и группе одних ниндзей под руководством некоего Кэмпати удалось-таки проскользнуть в резиденцию даймё; однако их присутствие там не осталось незамеченным.

Организовавшему поиск Касуми удалось засечь ускользающую фигуру человека, но когда он с несколькими телохранителями бросился в погоню, то был встречен отравленными иглами, выпущенными из духовых трубок затаившихся на потолке ниндзей Кэмпати. Касуми и его люди были сражены наповал. Форсируя акцию, Кэмпати кинулся в покои их господина, но неожиданно наткнулся там на "ожившего" Дандзё, который в яростной схватке свернул ему шею.

Дело, однако, этим не ограничилось. Неделей раньше в замок Уэсуги с тем же заданием был послан карликовый ниндзя Укифунэ Дзинаи, имевший рост не более одного метра. Изучив ситуацию, он выбрал свой вариант действий, и пока в цитадели шел вышеупомянутый поединок ниндзей, Укифунэ в скрюченном состоянии висел над фекалиями в нижнем отделении личной уборной могущественного даймё. И вот, когда умиротворенный удачей своей охраны Кэнсин устроился там на корточках, копье Дзинаи пронзило князя, войдя в анус и выйдя через рот. Прибежавшие на душераздирающий вопль сюзерена телохранители обнаружили его уже мертвым, но убийцы нигде не было. Сделав дело, Укифунэ погрузился под массу фекалий и, дыша через трубку, затаился, выжидая, пока Дандзё и его люди не унесли охладевающий труп своего злосчастного господина. После этого он выбрался из уборной и беспрепятственно ускользнул из горемычного замка, с честью выполнив суровый приказ грозного и всесильного властелина - Ода Нобунага.

Анализируя сие покушение, мы можем найти в нем многие весьма характерные для тайных деяний наших извечно загадочных и роковых воинов-невидимок моменты. Сюда входят и посыл с одним заданием двух не знающих друг о друге команд, и "засада с живцом" для уничтожения охраны, и имитация смерти, позволяющая сбросить себя со счетов, а затем ошарашить успокоенного врага неожиданностью, и нахождение слабого звена в распорядке дня своей жертвы, и, наконец, полное отсутствие брезгливости ради достижения намеченной цели.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, мы прошли по зыбким следам неуловимых ночных демонов средневековой Японии. Наш обзор был вынужденно фрагментарен и, пожалуй, не всегда точен; трудно говорить о тайнах, отблеск которых сохранился лишь в глазах современных энтузиастов, пытающихся воссоздать это таинственное и беспощадное к себе искусство. Но что они могут возродить? Систему боевой подготовки и психофизический тренинг? А ведь клановое ниндзюцу не только это и даже совсем не это. Нетрудно, конечно, облачиться в черный балахон и нацепить на руки когтевые браслеты, но можно ли имитировать саму жизнь?

Одним из принципов ниндзя было стремление добиваться максимума эффекта минимумом усилий, и потому немножечко дико смотрятся в популярных фильмах средневековые мечи, противостоящие современному автомату. Но не стоит впадать и в другую крайность; еще "белокурые бестии" "третьего рейха" пытались использовать для бесшумного снятия часовых древний арбалет, а в боевой арсенал современных спедгрупп прочно вошли и ниндзины сюрикэн и окинавское нунчаку.

Пожалуй, элитарный спецназ в какой-то мере продолжает традиции ниндзюцу; но только в какой-то мере. В такой же небольшой мере следуют по этому пути политическая и военная разведки. Подобрались к ниндзя и асы промышленного шпионажа, поражающие деловой мир исключительной изобретательностью, изощренными техсредствами и личным авантюризмом. И кто знает, может, со временем на нашей грешной земле возникнет новый клан, пропитанный неумирающим духом этого древнего японского искусства, который, развив забытые и восприняв новые идеи в технике, магии и психологии, будет следовать великим путем мироздания и, оставаясь невидимым, созидать историю, опираясь на свои сверхчеловеческие умения, недоступные усталым и думающим только о своей жалкой судьбе обывателям.