Электронная библиотека


Понимаешь ли ты, что будешь иметь мир, когда прекратишь драться за него?
(Из Дзэн-эн Синги, китайского сборника монашеских правил 12-ого века)

Ты ищешь счастье и покой? Сначала хорошенько побеспокойся!
(Кодо Саваки роси, японский мастер Дзэн и 5-ый абт Антайдзи, 1880-1965) 

Содержание

Вопросы и ответы из интервью

Предисловие

1.
Мой путь в Антайдзи

2.
Что такое счастье

3.
Мои первые годы как ученик Дзэн

4.
Почему я недовольный?

5.
Путь из тупика

6.
За пределами довольства и недовольства

7.
Обратно в Антайдзи

8.
Как жить?

9.
Жизнь в парке

10.
Действительно ли любовь - это всё, что тебе нужно?

11.
Моё детство

12.
Счастье в семье?

13.
Моя жизнь сегодня как абт и как отец

14.
Как работать?

15.
Жизнь в Антайдзи

16.
Практика дзадзэн

17.
Дзадзэн - один из путей к счастью?

Послесловие

Вопросы и ответы из интервью


От чего умерла Ваша мать?

От рака.

Сколько Вам тогда было лет?

Семь.

Какими были первые конкретные вопросы, которые Вы задали себе в этой ситуации?

Первый совершенно конкретный вопрос был: "Можно ли мне пойти на похороны?"
Ответом было: "Нет, ты для этого ещё слишком маленький".
Все остальные вопросы пришли позже (может быть в 9, 10 или 11 лет), и они имели отношение к смерти моей матери только в том плане, что у меня дома не было близкого человека. Моим сёстрам было только 4 и 3 года, когда умерла моя мать, а мой отец, уставший, приходил с работы поздно вечером. И так в одиночестве в своей комнате я после школы проводил много времени за занятием, которое называл "мышлением". Я лежал на кровати и всё дальше и дальше плёл мысли, которые в тот момент приходили мне в голову. Некоторые из них больше не оставили меня:
1. Если каждый из нас всё равно когда-нибудь умрёт, то какой смысл имеет эта жизнь? Какая разница, сколько мы приживём, счастливы и успешны ли мы в своей жизни? Разве это играет какую-то роль, когда мы умрём?
2. Откуда на самом деле приходят все это мысли? Кто там думает? Ответ, конечно же, должен звучать "Я думаю!", но кто этот "я"? Что является субъектом мыслей, который, как кажется, не поддаётся их доступу?
3. Есть ли у меня какая-нибудь уверенность, что в действительности существует что-нибудь кроме этих мыслей? Не может ли это всё быть просто сном, галлюцинацией моего мозга? А что, если на самом деле я - это единственное реальное существо в этой вселенной, а всё остальное - выдумка.

Как вы жили дальше? Что давало Вам силы?

Я спросил своего отца, и он посоветовал мне спросить учителей в школе. Учителя в школе посмеялись и назвали меня "маленьким философом". На этом для "больших" тема была закрыта, и я потерял в них своё доверие.
Что давало мне силы? На самом деле ничего, пока я не наткнулся на дзадзэн, поэтому эта встреча имела для меня такое важное значение. Тут я в первый раз нашёл опору в жизни, причём сначала в своём теле. До этого в моём теле я только влачил своё жалкое существование, я даже не считал его реальным, тогда я считал реальными только свои мысли.

Когда Вы открыли для себя буддизм? Будучи студентом? Или раньше?

В 16 я попал в интернат в Брауншвейг, а там был "кружок Дзэн". Это произошло в то время, когда слово "медитация" ассоциировалось у меня с ездящими на роллс-ройсах гуру с длинными бородами, и я не хотел иметь к этому никакого отношения. Тогда руководитель этого кружка спросил меня: "Если ты этого никогда не пробовал, то откуда знаешь, хорошо это или плохо?". Я дал ему убедить себя принять в нём участие, по крайней мере, один раз... Тогда мне было 16 лет.

Существует ли какое-нибудь событие, на которое вы теперь, глядя назад, смотрели бы как на своё буддийское "пробуждение"?

Я бы не стал говорить о "буддийском пробуждении", но сначала для меня стояло открытие тела. Открытие, что я не только имею тело, которое служит инструментом мозга, а что на самом деле я
ЕСТЬ это тело, и что посредством этого тела я связан со всем окружающим миром. Это означает, что это не мир является пустой фантазией, а, наоборот, это представление о загадочном субъекте, который сидит за мыслями, и непреодолимая стена, которую я построил вокруг этого субъекта, не имеют реальности. Открытие моего тела позволило мне пробиться сквозь иллюзорную стену между "мной" и "миром", то есть признать, что никакой стены никогда и не существовало. Где-то через год я начал читать книги о Дзэн. Причиной этому послужило то, что руководитель кружка оставил свою работу и попросил меня вести группу дальше. Тогда я подумал, что должен больше знать о Дзэн и буддизме. В книгах я снова нашёл вопросы, которые задавал себе, будучи ребёнком, и на которые никто не мог мне ответить: Кто я? Как жить? Я также узнал, что Будда понимал саму жизнь как "страдание" - или, если быть точнее, как неудовлетворение. Это учение, которое многие считают устрашающим, но оно точно совпадало с тем, что я чувствовал. Мысль, что я должен выносить нескончаемую тоску своей жизни 70 или 80 лет, казалась мне в детстве тягостной. В лице Будды я нашёл первого, кто, как казалось, чувствовал то же, что и я.

Что Вы потом изучали?

В берлинском университете я сначала одновременно изучал японологию и философию на магистра и физику на диплом, но спустя два года, после преддиплома, я бросил физику, так как хотя она и больше всего подходила моим теоретически-математическим склонностям, но имела наименьшее отношение к моей жизни.

Когда Вы поехали в Японию, насколько хорошо Вы говорили по-японски?

В первый раз я поехал в Японию в 19 лет. В гимназии у меня был один год японского, поэтому я мог общаться знаками и немного по-японски. Когда я на год поехал в Японию во время учёбы в университете в 22 года, то мой язык был уже достаточно хорош для общения. Я говорил не свободно, но мог выразить всё, что хотел сказать, и понимал, что говорили другие. Когда я надолго поехал в Японию после университета, в 24 года, то у меня уже не было языковых проблем. Когда речь шла о буддийских специфических терминах, то я разбирался в них лучше, чем большинство японцев.

А насколько хорошо Вы были знакомы со страной и её правилами?

В 19 лет я почти не был с ними знаком, только из книг, но в реальности всё, конечно же, работает по-другому, чем в книгах. И в 22 и 24 года мне тоже ещё надо было подучиться.

Вы пошли в буддийский центр. В качестве гостя? Или как активный участник?

В 22 года я сначала был в университете Кёто в течение 6 месяцев, а после этого 6 месяцев в качестве гостя в Антайдзи. В 25 я стал в Антайдзи монахом, то есть активным участником (но в определённой степени это можно сказать и о первых 6 месяцах в 22 года, потому что и гости здесь тоже активно принимают участие в повседневных делах).

Что Вы сделали потом? Когда точно Вы стали монахом?

После 6 месяцев, которые я провёл в Антайдзи гостем в 1990 году, я вернулся в Берлин, получил степень магистра, и потом на короткое время начал писать докторскую работу, которую бросил, чтобы стать монахом в Антайдзи в 1993 году.

Что означает имя Мухо? Почему Вы приняли его?

Мухо означает "нет направления" или же, наоборот, "любое направление". Это означает быть открытым на 360 градусов для всех и каждого, не останавливаясь на каком-то определённом направлении. Я не хотел на чём-то останавливаться, и я не хотел имени, которое заставляет меня идти только в каком-то одном или другом направлении.

Через 10 лет Вы поехали в Осаку. Почему?

Моя учёба у моего мастера подошла к концу, то есть он передал мне Дхарму. Это означает, что он признал меня как самостоятельного мастера Дзэн. Поэтому я почувствовал, что пришло время стоять на своих собственных ногах. Я хотел открыть группу Дзэн в большом городе и сделал это в дворцовом парке Осаки, где жил в палатке с другими бездомными.

Когда и где Вы познакомились со своей женой?

В Осаке, 5 лет назад. Они приняла участие в группе дзадзэн.

Потом Вас позвали на должность абта. Что Вы почувствовали, когда узнали об этом?

В Осаке я чувствовал себя так легко и свободно, как никогда раньше. Когда меня назначили на должность абта, то я, хотя и чувствовал себя польщенным, но в то же время ощущал и тяжесть предстоящего задания. Взять на себя ответственность за монастырь означает дать обязательство, по меньшей мере, на 10, 15 или 20 лет, до тех пор, пока не найдётся преемник. Это немного похоже на капитана, который должен быть готов, в крайнем случае, утонуть вместе со своим кораблём. Будучи бездомным, я мог беззаботно жить ото дня ко дню.

Очевидно, Вы стали абтом, потому что у Вас была необходимая квалификация. Чему Вы научились с того времени?

Будучи монахом, я нёс ответственность только за свою собственную жизнь, свою практику и ограниченные задания в монастыре. Будучи абтом, я должен учиться нести ответственность не только за себя, но и за всех остальных. Я должен пытаться привести в гармонию самых разных индивидуумов с совершенно различными проблемами и представлениями о том, как должна выглядеть монастырская жизнь.

Когда Вы смотрите назад и видите себя как подростка, молодого человека, студента и взрослого: Что кажется Вам самым важным в вашем развитии?

Я учусь не принимать во внимание самого себя, то есть забывать себя, и открывать глаза для мира, то есть находить самого себя в мире. Я учусь, что речь идёт не о том, что другие могут сделать для меня, а о том, что я могу сделать для других. Я учусь, что жизнь не имеет смысла, пока я не придам ей его. И в то же время, что жизни на самом деле не нужен никакой "смысл", а что тот факт, что я жив в это мгновение, дышу, слышу звуки мира, уже сам по себе прекрасен. Что я благодарен за то, что жив, и хочу вернуть что-нибудь, вместо того чтобы требовать ещё больше удовлетворения, счастья или смысла, не зная, в чём же могли бы состоять это удовлетворение, это счастье или этот смысл.

Какие ошибки Вы совершили (и может быть поняли только сегодня)?

Вопросы, над которыми я ломал себе голову в детстве, были в действительности поставлены неправильно. Потом я сделал ошибку, когда пообещал себе от буддизма просветление, которое считал ответом на все эти неправильные вопросы. Только позднее я понял, что в куда большей степени речь идёт о том, чтобы отпустить: Отпустить неправильные преставления о скрытом "истинном 'Я'", отпустить навязчивую идею, что жизнь должна иметь тот или иной смысл, отпустить сам поиск просветления, счастья или чего-то ещё. Я слишком долго запирал себя в своём собственном умственном мире. Я должен был понять, что Дзэн означает не искать внутри себя, а открываться наружу.

Один мастер Дзэн сказал, что писать о Дзэн - это как лепить рыбе ноги. Почему Вы попробовали прилепить рыбе ноги?

Если повезет, то писать о Дзэн - это как давать человеку в руки карту, чтобы он знал, куда он должен идти. Это, конечно же, не означает, что карта местности является заменой самого путешествия, и также недостаточно просто гулять по карте пальцем. Но моя книга в меньшей степени должна быть картой местности, сколько вопросом читателю: Насколько точно ты сам знаешь, где находишься в этот момент?

Что такое дзадзэн, и почему Вы считаете его важнее, чем хорошо себя чувствовать?

Дзадзэн означает просто сидеть. Без ожиданий, без чего-то ещё. Тот, кто может, сидит в позе лотоса, так как это самая стабильная поза, а стабильная поза тела придаст стабильность и уму. Но дзадзэн не ограничивается позой лотоса, и все действия в течение 24 часов каждого дня должны быть частью дзадзэн.
Нет ничего плохого в том, чтобы хорошо себя чувствовать. Но должны ли мы постоянно чувствовать себя хорошо? Возможно ли это вообще? Я думаю, что нет. Это совершенно естественно, что мы иногда чувствуем себя хорошо, а иногда не так хорошо. Важно не потерять равновесие в этих сменах волн хороших и плохих чувств. В этом помогает дзадзэн.

В книге "Дзадзэн или путь к счастью", которая в первую очередь является автобиографией, а во вторую книгой о Дзэн, а также книгой, полной цитатами о счастье, снова и снова встречаются мнения о счастье, которые частично противоречат друг другу, и где я несколько раз спрашивал себя, какое это имеет отношение к Дзэн. Когда в последней главе написано: "Дзадзэн - это путь отпускания. Но ты не должен совершать ошибку, понимая отпускание как метод к тому, чтобы быть счастливым", то у меня появляется вопрос, почему тогда поднимается так много шума о различных концептах и взглядах на тему счастья?

Противоречия мне ничуть не мешают, частично они даже произошли намерено, потому что в этой книге речь идёт не о том, чтобы дать ответ на вопрос о счастье, а наоборот, для начала пригласить читателя задать самому себе вопрос "Что такое счастье?". Цитаты служат при этом просто пищей для размышления, они не строят последовательную цепь доказательств. Действительно, многие из цитат не имеют отношения к Дзэн в узком смысле, но я и не хотел ограничивать тему этой книги только Дзэн, потому что на самом деле речь идёт и о счастье в общем. Поэтому я начинаю с вопроса о счастье и разбираю, частично критически, в каждой второй главе книги под различными углами (недовольство, любовь, работа и семья и т.д.) некоторые концепты и взгляды на эту тему. В конце книги мне было важно поставить читателя, который может быть взял в руки эту книгу из-за названия "Дзадзэн или путь к счастью" - которое, кстати, выбрал не я - перед вопросом "Дзадзэн - один из путей к счастью?". Это не означает, что быть счастливым не так важно, или что дзадзэн важнее, чем счастье, а что счастье состоит в отпускании счастья, а не в том, чтобы бегать за ним: "Отпусти и смотри: Оно наполняет твои руки!". Но здесь всё ещё существует опасность, что читатель подумает, что нужно только отпустить, чтобы быть счастливым. Потому что в таком случае идея "Счастье означает отпускание" становится просто ещё одним методом бегания за счастьем и больше не является настоящим отпусканием. Поэтому я говорю, что мы должны отпустить даже само отпускание.

Одна из цитат Кодо Саваки о достижении естественного равновесия тела, приравнивающегося к пробуждению, которую Вы используете в своей книге, звучит очень похоже к тому, что говорят в йоге. Существуют ли параллели к практике йоги? И играют ли в японских монастырях Дзэн, наравне с физической работой, какую-нибудь роль и физические упражнения?

Я легко могу себе представить, что существуют какие-нибудь параллели, особенно когда Саваки говорит: "Дзэн не духовный, Дзэн практикуют телом!". Этим он, конечно же, хочет возразить предрассудку, что Дзэн в первую очередь является дисциплиной ума. А в йоге, может быть, можно было бы сказать наоборот: "Йога - это не терапия тела, в йоге речь идёт об уме!", так как кажется, что многие люди считают йогу не большим, чем упражнениями по растяжке. Наравне с работой мы, конечно же, понимаем сидение в дзадзэн и 10-15 минут ходьбы (яп. кинхин) между периодами сидения как физические упражнения, а также еда, уборка, мытьё и туалет - это тоже физические упражнения. Но мы не делаем никаких упражнений по растяжке или тай-чи, а также боевых искусств, по крайней мере, не в группе. Но каждый может практиковать свои собственные упражнения в свободные дни или по вечерам.

Когда Вы говорите, что в дзадзэн речь идёт о том, чтобы стать единым целым с болью, то это, во-первых, напоминает мне выражение одного индийского мастера йоги Б.К.С. Айенгар, который сказал: "Пусть боль будет твоим мастером", а во-вторых, такие указания имеют, на мой взгляд, фаталистический и враждебный по отношению к жизни привкус. Ожидаете ли Вы самоотречения, когда пишете в своей книге: "Если ты не сидишь с готовностью умереть, то не сможешь найти путь дзадзэн"? Чем отличается это отношение от отношения камикадзе или тоталитарных систем?

Сама боль - это часть жизни. Когда мы говорим: "Эта боль убьет меня, я не хочу этого, выпустите меня отсюда!", то мы закрываемся этим не только от боли, а и от всей жизни в её полноте. Поэтому по отношению к счастью я пишу, что мы должны сначала открыться по отношению к нашему недовольству. То же самое действительно и для боли. То есть если я говорю, что мы должны быть готовы умереть, то это, наоборот, также является и призывом открыться боли, а тем самым и жизни, какой она есть. Я также говорю: "В худшем случае ты умрёшь, но и это не так плохо!". Потому что мы умрём в любом случае, и жизнь и смерть принадлежат вместе с самого начала - хотя кажется, что никто в это не верит. Является ли это отношение самоотречением или нет, зависит от того, что понимать под "самоотречением". Часто я замечаю, что в тот момент, когда я думаю, что отрекаюсь от самого себя, то снова нахожу себя в том, в пользу чего я отрекаюсь от себя: Будь то боль, компромисс, всё то, на что я обычно не смотрю как на часть своей жизни. Но в таком случае самоотречение - это ни что иное, как самоосуществление.
Вопрос об отношении камикадзе довольно сложный. В действительности я думаю, что отношение монахов Дзэн, которые не цепляются за своё эго, делает их более восприимчивыми к влиянию тоталитарных или иных идеологий. Эта опасность существует всегда, когда отречение от личного эго происходит в пользу более большой инстанции (например, нации), но которая в свою очередь опять же не всеобща, а означает только увеличение эго.

Является ли то обстоятельство, что японский монастырь Дзэн и его абт присутствуют в интернете и в средствах массовой информации, признаком общей перемены японского Дзэн в сторону открытости и присутствия на телеэкране? Существуют ли в Японии монастыри, которые удаляются от общества и ценят сохранение традиций?

Вероятно, во все времена были монахи и абты, которые в большей степени уходили в уединение, и те, кто выходил в мир и в свет рампы. Слишком много шума средств массовой информации вредит стабильности собственной практики, но если мы полностью запрёмся в горах, то таким образом отказываемся от идеала быть здесь для всех людей. Речь идёт о том, чтобы найти срединный путь, но он не чётко определён, и у каждого есть свой собственный "срединный путь". Для Антайдзи это означает, что мы находимся 15 километров от ближайшего городка и 5 километра от автобусной остановки, но мы есть в интернете, и я написал книгу. У других монастырей есть другие пути сохранять свою близость к "миру" или отдалённость от него.

Вы живёте как буддийский монах и абт монастыря Антайдзи по правилам монахов Дзэн, и в то же время Вы отец семейства, чья жена и дети живут в монастыре вместе с Вами. Имеет ли один из этих двух пунктов для Вас больший приоритет или же снова и снова нужно находить новые компромиссы?

Действительно, мы постоянно должны находить новые компромиссы. Я понимаю оба аспекта своей жизни как часть моей практики Дзэн, и не думаю, что одно важнее другого. Но так как я не могу быть одновременно в двух местах, то часто должен констатировать, что тут и там должен делать уступки. Это не просто.

Число в основном западных учеников и учениц в Антайдзи намеренно держится небольшим или же Вы открыты также и для больших групп?

Я открыт для всех, кто хочет принимать участие в нашей программе как часть общины. Но многие, кто приходит сюда, к сожалению, вскоре выясняют, что это не так просто, как они себе это представляли при чтении книги или лазании по интернету. Было бы хорошо, если бы у нас в монастыре было между 10 и 30 практикующих, большинство которых остаются здесь надолго. Но, к сожалению, сейчас большинство посетителей приходит сюда только на короткое время.

Принадлежит ли стойка на голове, которую можно увидеть в конце документационного фильма "Абт Антайдзи", к "аду, через который надо пройти" или же эта перевёрнутая поза должна облегчить тяжёлую практику многочасового сидения? 

Стойка на голове была просто забавой. В отличие от йоги, в Дзэн мы обычно не стоим на голове. Ко мне пришла идея сделать пародию на фотографию левитирующего гуру. Так я встал на голову, попросил свою жену сфотографировать это и потом перевернул фотографию. Очевидно, создательницам фильма это понравилось, поэтому я должен был повторить это для фильма. Вот и всё, здесь нет никакого более глубокого значения.

Как Вы думаете, сколько часов в своей жизни Вы уже провели, занимаясь дзадзэн?

Наверное, по меньшей мере, 30000 часов. Это 1800 часов ежегодно в течение последних 15 лет (=27000 часов) плюс минимум 3000 часов за 8 лет, которое я практиковал, до того как пришёл в Антайдзи. Но точное количество не играет и никакой роли, так как время, проведённое в дзадзэн, можно и просто проспать, и, наоборот, медитировать можно и тогда, когда ты не сидишь на подушке. Целью является медитация в течение 24 часов каждого дня.

Не могли бы Вы описать, что происходит у Вас внутри, когда Вы садитесь на подушку?

Ничего особенного. Я просто сижу, отпускаю и открываюсь во все стороны. Поэтому теперь эти часы на подушке не сильно отличаются от того времени, которое я провожу за работой, едой или в туалете.

Сколько дисциплины нужно для дзадзэн?

Это зависит от того, с каким количеством физической боли и внутреннего сопротивления дерётся практикующий. Если они - особенно в начале пути - очень велики, то вполне может быть, что ему будет необходимо "пройти через ад" или "быть готовым умереть", как это иногда выражаю я.

Вам ещё нужна дисциплина, чтобы внутренне мотивировать себя практиковать дзадзэн?

Почти нет, так как похоже, что часы в дзадзэн напрягают меня меньше всего остального. Вне дзадзэн я должен быть аббатом или отцом семейства, и кажется, что у меня часто меньше времени и сил, чем необходимо, чтобы сделать всех счастливыми (хотя это, конечно же, иллюзия). Время в дзадзэн принадлежит мне на 100%.

Не делает ли строгость медитации человека внутренне чёрствым?

Нет, я бы скорее сказал, что она позволяет стать мягким и гибким. Конечно же, тут также требуется дисциплина и концентрация. Поиск правильного равновесия похож на настройку скрипки: Струны не должны быть натянуты ни слишком сильно, ни слишком слабо.

В своей книге Вы пишете, что в Японии Дзэн превратился в товар. Не могли бы Вы рассказать об этом немного больше?

Не только Дзэн, но и буддизм в общем понимается в Японии как священниками, так и их общинами, как бизнес, где родственники умершего покупают услуги священника в виде рецитации сутр и дарования буддийского имени. Священник может попросить за одни похороны 10000 евро, к этому можно ещё добавить ежегодные церемонии поминовения, аренду могилы и т.д. Большинство священников настолько заняты предоставлением таких услуг, что кажется, что у них не остаётся свободного времени для дзадзэн или других духовных дел.

Что Вы думаете о высказывании: "Каждый счастлив настолько, насколько он этого заслуживает"?

Это высказывание несколько двусмысленное. Если этим хотят сказать, что каждый, кто несчастлив, виноват в этом сам, то можно спросить: А что с голодающими детьми в Африке или жертвами бомб в Ираке? Но данное высказывание правильно в том смысле, что наше внутреннее отношение определяет, сколько счастья мы испытываем в какой-либо ситуации. Может быть менее двусмысленна фраза "Каждый сам кузнец своего счастья", хотя и здесь нужно обратить внимание на ту же проблематику: Мы можем напрямую влиять на внутренние условия счастья, но делать кого-то ответственным и за его внешнюю ситуацию ведёт слишком далеко.

Что доставляет лично Вам особенное счастье?

Время с моими детьми.

Думаете ли Вы, что в нашем сегодняшнем "обществе удовольствия" преобладает ложное представление о счастье?

Да, об этом я подробно написал в своей книге. Коротко говоря, я думаю, что счастье ложно понимается как чувство, за которым мы должны бегать или которое мы должны как-то "делать". Мне же кажется, что счастье - это не чувство, а практика, состоящая в том, чтобы полностью жить жизнь в каждое мгновение.

Согласно христианскому мировоззрению человеку доставляет внутреннее счастье быть хорошим по отношению к другим людям. В Дзэн-буддизме же в центре всегда стоит только сам человек. Играет ли вышеназванный аспект вообще какую-нибудь роль?

Быть здесь для других играет в Дзэн и вообще во всём буддизме Махаяны, к которому принадлежат все школы японского буддизма, очень важную роль. В моей книге я также описываю практику Бодхисаттвы. Это тот, кто пытается спасти всех страдающих существ, прежде чем он сам будет спасён. Это значит, что он отказывается от нирваны (то есть счастья) до тех пор, пока все остальные не окажутся в нирване. Парадокс состоит в том, что как только Бодхисаттва от чистого сердца возжелает быть здесь для других и таким образом забудет себя самого, то он увидит, что не может быть более счастливым, чем он уже есть.

В Вашей жизни ещё есть моменты, когда Вы испытываете недовольство?

Да, я постоянно недоволен. Но я не недоволен своим недовольством, то есть я счастлив со своим недовольством.

Разве недовольство не является важным мотором прогресса?

Да, именно так. Но также важен вопрос, в какую сторону нас на самом деле ведёт этот прогресс. От стрелы и лука до атомной бомбы - это тоже своего рода прогресс.

В своей книге Вы рассказываете о времени, проведённом в монастыре Сайфукудзи, и насилии в Риндзай-Дзэн. Что Вы думаете об этой жестокости, глядя на неё сейчас?

Лично мне это помогло отбросить большое количество ложных представлений и почувствовать благодарность за тот простой факт, что я сегодня жив. Но я бы никому не пожелал такой школы.

Что Вы думаете о целибате для католических священников?

Кажется, что целибат должен дать священникам возможность тратить всё своё время, силы и любовь на их общину. Если это работает, то всё хорошо. Если же это наоборот ведёт за кулисами к сексуальным извращениям, то необходимо подумать, не стоит ли отказаться от целибата. В своей собственной жизни я испытал, что одновременно быть священником и иметь семью действительно непросто. Но я сомневаюсь, что я сам смог бы вести жизнь в целибате.

Вы уже давно живёте в Японии. Чему на Ваш взгляд могли бы немцы научиться у японцев и японцы у немцев?

Немцы могут научиться у японцев тому, как поставить себя на место других. Японцы умеют видеть ситуацию не только из своей собственной перспективы, но и глазами других людей. Часто это облегчает решение конфликтов или, точнее говоря, это с самого начала ведёт к их гораздо меньшему количеству.
Японцы могут научиться у немцев ясно выражать свою позицию и ставить цели. Упомянутая ориентация на группу часто ведёт в Японии к тому, что общее решение совершенно не имеет чёткой позиции, и решения в группе принимаются бесцельно и для данного конкретного случая.

1800 часов дзадзэн в год - не слишком ли это много?

1800 часов в год - это где-то 5 часов в день. Много это или мало, должен решать каждый для себя сам. Мне этот вопрос кажется совершенно неважным. Мой мастер всегда говорил: "Средний японский служащий сидит 2000 часов в году в своём бюро. Так почему же мы, монахи Дзэн, сидим на подушке только 1800 часов?".

Назвали бы Вы себя просветлённым после 30000 часов дзадзэн?

Нет.

Или, выражаясь иначе: Просветлели ли Вы? Так как мне кажется, что просветление - это только момент. Момент, когда человек соприкасается со своей сутью, со светом. Это, вероятно, можно сравнить только со смертью, когда отпадает эго. Наверное, поэтому многие вернувшиеся говорят о сверкающем свете, который они видели. В любом случае я, будучи новичком, задаю себе вопрос, сколько времени имеет смысл инвестировать в это дело. Хотя я, конечно же, должен на него ответить себе сам, но все-таки бы хотел услышать Ваше мнение. При этом для меня речь идёт не столько о просветлении, сколько о теоретическом пути туда.

Просветление? Нет, спасибо, мне его не надо. Как Вы совершенно верно заметили, то, что обычно называют просветлением, это момент, в котором кажется, что ты соприкасаешься с тем, что потом называют "сутью", "светом", "вечной жизнью" или как-то ещё. Такие моменты существуют, по моему опыту особенно в течение первых 10 лет практики дзадзэн. Потом они становятся более редкими, поскольку практика уже не так сильно отличается от повседневной жизни. Только в начале, когда ещё существует резкий контраст между нашей повседневной жизнью и опытом в дзадзэн, у нас есть такие пиковые переживания. В своей книге я упоминаю это лишь вскользь (например, что не я делаю дзадзэн, а что дзадзэн делает дзадзэн - когда я в первый раз действительно сидел с готовностью умереть от боли, то эта боль вдруг стала не чем-то отдельным от меня, а я, боль, дзадзэн и всё вокруг были единой реальностью, несущей "меня"; Или же опыт, что "я живу" тем, что жизнь живёт посредством меня каждое отдельное мгновение). Я не думаю, что в дзадзэн речь идёт о том, чтобы иметь как можно больше таких переживаний или о том, что они должны быть как можно глубже, и поэтому меня не интересует теория просветления. Для меня просветление - это только слово, и к тому же совершенно излишнее.

Не скучаете ли Вы по радостным моментам наслаждения бокалом хорошего вина, хорошего хлеба с сыром или прекрасной сигарой время от времени? Не скучаете ли Вы по европейской культуре жизни в японских горах? Есть даже пословица, что еда создаёт единое целое из тела и души. Или "Скажи мне, что ты ешь, и я скажу тебе, кто ты" (в Вашей книге Вы, например, пишете "Ты есть, что ты ешь"). Не придают ли в Антайдзи слишком маленькое значение здоровой, приносящей наслаждение и разнообразной пище? Действительно ли путь Дзэн означает переживание такого большого количества лишений? По Вашим словам, еда в монастыре не играет такой большой роли. Так Вы, к примеру, пишете о "торопливом" завтраке и обеде во время сэссина и о том, что в комнатах запрещено есть.

Если бы хлеб и сыр были для меня важнее дзадзэн, то я бы, наверное, уехал отсюда. Тут каждый должен сам решать, что в его жизни ему важнее. И я не знаю, что Вы имеете в виду под "европейской культурой жизни", которая "создаёт единое целое из тела и души". И почему Вы считаете, что нам в Антайдзи в этом плане чего-то недостаёт? Во время сэссина мы едим 2 раза в день, в рабочие дни 3 раза в день (еда обычно состоит из коричневого неполированного риса, супа мисо с овощами и 2 дополнительных блюд, которые зависят от времени года), при этом еде придаётся большое значение. Важно и то, что мы едим, и то, как мы едим. Торопливой еда кажется только тому, кто не сосредоточен на ней, а размечтался в своих мыслях. У внимательного нет проблем, и он сможет пережить за столом также и моменты, полные наслаждения (это, конечно же, зависит от способностей повара!). Поэтому и запрещена еда в комнатах, поскольку тогда еда в общине и работа повара потеряли бы свой смысл. Не говоря уже о том, что в комнатах бы всё равно поедали только какие-нибудь покупные продукты. Вы действительно считаете, что вино и сигары создают единое целое из тела и души в большей степени, чем это делает своими собственными руками выращенная, экологическая еда, подходящая ко времени года? Конечно же, есть и сезоны, когда повару нужно быть очень изобретательным, но природа снабжает нас всё ещё лучше, чем ближайший супермаркет за углом в такой изысканной в плане кулинарии Германии. Я боюсь, что Вашему телу и Вашему духу недостаёт в этом смысле гораздо больше, чем нам.

Во время сэссина Вы медитируете 5 часов перед завтраком. А как это выглядит с медицинской точки зрения? Как Вы регулируете приём жидкости? Во время медитации тело (по крайней мере, моё) нагревается, и после этого мне всегда хочется пить.

Я не врач и не могу дать Вам какие-нибудь медицинские советы. Но ни у меня, ни у кого-либо другого в течение последних 15 лет в Антайдзи не было никаких проблем. Может быть, это также имеет отношение к высокой влажности воздуха в Японии, и к нежирному, здоровому питанию, которое не создаёт необходимости постоянно полоскать своё тело водой.

Есть ли у Вас в Антайдзи медицинская помощь?

Как я уже сказал, я не врач, и в близи у нас тоже нет врачей. Но с другой стороны это означает: Каждый должен быть своим собственным врачом. И: Смерть излечит любую болезнь!

Мне кажется, что непросто жить 15 км от ближайшего местечка. К тому же если у Вас есть семья с маленькими детьми.

Да, это так. С натуральным хозяйством не всегда легко жить. Многие представляют себе это чересчур романтичным. С другой стороны: Разве в городе так уж лучше жить? И тот, кто живёт рядом с больницей, тоже умрёт. Моя мать была врачом и в 37 лет умерла от рака. Тогда мы жили в городе.

С помощью дзадзэн человек достигает своего естественного равновесия, приводит в гармонию инь и янь, синхронизирует свою автономную нервную систему (говорят учёные), одним словом, человек приходит в порядок. Конечно же, не от одного или двух часов дзадзэн, но если стиснуть зубы, то когда-нибудь это произойдёт. И этот опыт прекрасен и является для меня в дзадзэн самым важным и желанным (хотя от дзадзэн ничего и нельзя ожидать, и в действительности я этого (больше) и не делаю). Но Вы совершенно не упоминаете данный "эффект" или же упоминаете, но вскользь. Но это - по моему мнению - центральный элемент и самый большой подарок, который может сделать человеку дзадзэн.

Вас не приведёт в порядок и сжатие зубов. Но это не единственная причина, по которой я рассматриваю побочные эффекты дзадзэн именно как побочные эффекты. Один пример: Я слышал, что учёные установили, что парочки, которые регулярно целуют друг друга, имеют большую ожидаемую продолжительность жизни, чем те, которые этого не делают. Предположим, я целую свою жену, и она спрашивает меня: "И чем я это заслужила?". Я не хочу знать, какое лицо она сделает, когда я скажу ей: "Ну, во-первых, это должно служить здоровью...". Разве это "центральный элемент" поцелуя? В дзадзэн это точно также. Я не хочу, чтобы люди начинали практиковать дзадзэн, чтобы синхронизировать свою автономную нервную систему. Тот, кто практикует дзадзэн, должен для начала отпустить свои эгоистичные цели. Если же он в конце решит, что дзадзэн принёс что-то и ему лично - хорошо, я ничего не имею против. Но если для тебя с самого начала речь идёт только о своём собственном здоровье, то лучше займись йогой, сходи в фитнесс или к макробиотам.

Я тоже медитирую в позе лотоса. После 30-45 минут у меня обычно начинаются сильные боли в ногах, части ног иногда затекают, я думаю, что нарушается кровообращение. Тогда, если у меня есть желание медитировать дальше, то я перехожу в позу полулотоса или же заканчиваю медитацию, когда достигаю этой болезненной границы. Правильно ли это? Или же мне нужно пытаться игнорировать боли и не думать о нарушении кровообращения (и стиснуть зубы)? Сколько времени нужно вообще сидеть, не вставая? Если память меня не подводит, то во время сэссина Вы каждый час делаете 15 минут кинхин. Делаете ли Вы эти паузы и в обычные дни, когда сидите 2 часа утром и 2 вечером? В нашей общине Дзэн во время сэссина мы делаем 5 минут кинхин каждые 30 минут. Можно ли вообще сидеть 2-3 часа без пауз?

Я бы действительно НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не советовал Вам стискивать зубы. Но: Если это хоть как-то возможно, то я бы посоветовал, просто принять боль такой, какая она есть. Не шевелясь, но - и это важно - не сжимая зубы и не "пробиваясь". Это очень сложная тропинка между "не сдаваться" и "не драться".
Я ещё хорошо помню, что в начале во время сэссинов в Антайдзи я всегда думал, что должен пройти через ад. Боли в ногах были просто невыносимыми! Меня ещё несколько удивляло то, что 3-4 дня после сэссина, хотя и уходили боли в ногах, но у меня болели челюсти и зубы. Прошло довольно много времени, пока я не заметил, что это происходило из-за того, что во время дзадзэн я постоянно стискивал зубы. Это было нехорошо. Мы должны пытаться расслабиться в боли, или же, так сказать, расслабиться "в" боль. То есть и не игнорировать её, а просто принять.
Во время сэссина мы сидим 1 час с 4:00 до 5:00, потом делаем 15 минут кинхин, за которым следуют ещё 14 периодов дзадзэн, которые длятся 45 минут и прерываются на 15 минут кинхин (кроме того, мы едим 2 раза в день). В нормальные дни мы сидим 1 час с 4:00 до 5:00, потом делаем 10 минут кинхин, потом ещё 1 час дзадзэн с 5:10 до 6:10. Вечером мы сидим 1 час, потом 10 минут кинхин, потом ещё 50 минут дзадзэн.
То есть мы не сидим более 60 минут. И я бы не советовал, чтобы Вы насиловали себя. Попытайтесь расслабиться в боль, так хорошо, насколько это возможно. Если Вы больше не можете, то не стискивайте зубы, а немного подвигайтесь, не мешая остальным членам общины. Вам не нужно беспокоиться об онемевших ногах, но если Вы сожмёте челюсти, то можете нанести Вашему здоровью и продолжительный вред (это произошло со мной: Когда я где-то 10 лет назад потерял чувство в большей части левой ступни).

Предисловие


Вопрос о счастье такой же старый, как и история человечества. Великие мыслители потратили много времени и сил, никогда не сумев найти на него ответ. Или лучше сказать: Уже были даны тысячи ответов, но они противоречат друг другу и не выдерживают критики. Ни один из них точно не соответствует твоей жизни, как ты живёшь её здесь и сейчас. Мы, люди 21-ого века, всё ещё задаём себе вопрос, как мы можем найти счастье в нашей жизни, и особенно в Германии, где материальное богатство часто идёт рука об руку с пессимистическим взглядом на мир и спиритуальной бедностью, этот вопрос стоит острее, чем когда бы то ни было.

В этой книге я не пытался дать конечный ответ на вопрос о твоём счастье. Скорее, я хочу пригласить тебя ещё раз вместе со мной задать себе этот вопрос и найти свой собственный ответ. Потому что никто кроме тебя не может дать его тебе. Я просто хочу показать путь, ведущий в том направлении, где могло бы быть спрятано счастье. При этом будут чередоваться главы, описывающие мой собственный путь от молодого искателя счастья к мастеру Дзэн, с главами об общем исследовании значения нашего поиска счастья для жизни. В конечном счёте я пытаюсь показать тебе, что твоё счастье совершенно не скрыто, а что ты давно держишь его в руке, сам того не осознавая.

Мне было семь лет, когда умерла моя мать, и в раннем возрасте я провёл много времени один со своими мыслями. Уже в скором времени я спрашивал себя: "Зачем мы вообще живём? Если нам всё равно придётся умереть, к чему все эти усилия в школе, спешка на работе, зачем основывать семью и прокармливать её - разве это не всё равно, когда мы окажемся в гробу?". Ни мой отец, ни учителя в школе не могли предложить мне на это ответ. Пожимая плечи, они говорили: "Ты поймёшь это, когда подрастёшь, маленький философ".

Но уже тогда у меня было подозрение, что и "большие" блуждали в темноте. Если жизнь вообще должны была бы иметь какой-нибудь смысл, то он мог состоять только в том, чтобы как можно больше развлекаться, думал я. Но в то тоже время у меня было чувство, что за мгновением удовольствия следовала волна пресыщения и скуки, смывающая короткие моменты удовлетворения. Каждый новый день казался мне скучной бесконечностью. В переходном возрасте для меня всегда существовала альтернатива - самоубийство. Но на это у меня не хватало смелости. Даже когда казалось, что жизнь не имеет ни малейшего смысла, хотя смерть и была соблазном, но я всё же не так торопился.

С 16 лет я ходил в интернат. Один из тамошних педагогов вёл медитационный кружок в стиле Дзэн. Он пригласил меня принять в нём участие. Это произошло в то же время, когда Бхагван в Индии объявил, что он хочет ездить каждый день в году на другом Роллс-ройсе. Так что дальневосточная медитация имела не лучшую репутацию, и я сразу же отказался. Через две недели он снова пришёл ко мне и спросил: "Ты действительно не хочешь попробовать?". "Нет спасибо, меня это не интересует", ответил я. Тут он спросил: "Если ты этого ещё ни разу не попробовал, то откуда ты знаешь, что тебя это не интересует?". Я не знал, что на это ответить и дал ему убедить себя принять участие, по крайней мере, один раз. В течение последующих трёх лет я был там каждый день - в конце как ведущий кружка - и довольно скоро мне стало ясно: Если я хочу продолжать идти какой-либо путь всю свою жизнь, то это будет путь Дзэн.

Что опровергнуло мои сомнения? Вначале это был очевидный опыт того, что у меня есть тело. До этого я жил только в своей голове. Если бы в то время кто-нибудь спросил меня, кто я, то я бы ответил: "Мой мозг, что же ещё?". Но на подушке я в первый раз осознанно почувствовал своё дыхание, удары моего сердца и положение моего позвоночника. И в школе и дома мне часто говорили, что у меня очень плохая осанка. Только посредством медитации я узнал, что поза моего тела изменяет и меня и мир вокруг меня. То, что происходит в моём уме, нельзя отделить от того, как я обращаюсь со своим телом. Через некоторое время в этом кружке я начал читать книги о Дзэн. И там я снова наткнулся на вопросы, на которые до этого никто не мог мне ответить: В чём смысл жизни? Кто я?

Позднее я решил изучать японский, физику и философию в берлинском университете. Во время одногоднего пребывания в университете в Кёто я познакомился с Антайдзи, монастырём Дзэн в японских горах. Там, как мне показалось, я нашёл для себя место, и после окончания учёбы попросил абта принять меня в ученики и посвятить в буддийские монахи. Но жизнь буддийского монаха была не так проста, как я представлял себе. Я никогда в своей жизни физически тяжело не работал и не держал в руке что-нибудь тяжелее толстой книги по философии. Я не был готов к монашеской жизни, основанной на натуральном хозяйстве. Меня ожидали работы на полях и строительные работы, рубка деревьев и дров. К этому пришла ещё работа на кухне: я умел готовить только яичницу, когда вдруг оказался один перед плитой и должен был готовить еду для монашеской общины. Много раз я запаковывал свои чемоданы и оставался в монастыре только потому, что было уже слишком поздно, и последний автобус давно ушёл. На следующее утро я всегда говорил себе: Я попробую это, по крайней мере, до обеда. А после обеда: Я останусь ещё до вечера. Вечером же было опять слишком поздно для отъезда, так я оставил позади ещё один день в монастыре Дзэн.

Первые годы были нечто совершенно иным, чем счастливые. Мне было тяжело перенести не только тяжёлую физическую работу, но и пристроится к строгой иерархии монастыря. Но однажды мой взгляд изменился. Я начал постепенно понимать, что ответы на мои вопросы не ждали меня где-нибудь в далёком будущем, а скорее вопросы направлены ко мне самому. То есть это я должен давать ответы. Если это делаю не я, то кто же? Если не сегодня, то когда? Если не здесь, на этом самом месте, то где? Так многое стало проще. Я научился, что мой путь начинается прямо под моими ногами и что каждый день, каждое мгновение и каждое дыхание означают новый шаг на этом пути. В то же время я должен был также научиться полностью отрекаться от себя, чтобы идти этот путь.

Десять лет после встречи с моим мастером в Антайдзи он формально передал мне учение, что означает, что он уполномочил меня самому принимать учеников как самостоятельному мастеру Дзэн. Последние слова, которые он сказал мне, были: "С сегодняшнего дня ты идёшь своим собственным путём. Тебе не надо беспокоиться о монастыре. Но когда я умру, то возвращайся назад". Я думаю, что на прощание мой мастер говорил эти слова каждому. Он ещё не решил, кто станет его преемником, но хотел, чтобы его ученики продолжали вести Антайдзи, если его смерть придёт неожиданно. Никто - кроме, может быть, него самого - не представлял себе, как скоро это произойдёт...

Я мог бы поехать обратно в Германию, но решил остаться на некоторое время в Японии, чтобы осуществить одну из своих идей. Это было моё желание, основать в каком-нибудь большом городе группу Дзэн, чтобы дать возможность обычным японцам прикоснуться к духовной традиции их собственной страны. Японское общество сильно уподобилось западному, и большинство японцев даже не знают иероглифов для дзадзэн, сидячей медитации Дзэн, потому что только в немногих, географически удалённых семинариях для священников у них ещё есть сегодня возможность принять участие в практике монахов Дзэн.

Для меня это моё намерение означало покрыть долг. Всё то, чему я научился, я хотел передать, по крайней мере, одному японцу. Так я поставил свои палатки в большом городе, причём это надо понимать дословно: две палатки в дворцовом парке Осаки, в центре миллионного города. Там я жил вместе с сотнями бездомных, которые натянули свои брезенты между деревьями. По утрам я медитировал 2 часа с каждым, кто хотел, а днём просил милостыню и переводил книги по Дзэн на немецкий.

В парке я устроился как дома, когда мне позвонили на сотовый телефон: мой мастер погиб при несчастном случае во время уборки снега, и я должен был приехать обратно в Антайдзи. Сегодня я несу ответственность за 50 гектаров земли, принадлежащих монастырю, и держу двери открытыми для каждого, кто хочет идти здесь с нами путь Дзэн. Я не хочу утверждать, что этот путь - единственный, ведущий к счастью. Ведёт ли он вообще к счастью, или скорее в гораздо большей степени речь идёт о том, чтобы отпустить, открыть себя и взять на себя ответственность за жизнь, какая она есть, об этом я написал в этой книге.

Мой путь в Антайдзи

Следовать пути счастья означает следовать самому себе. Следовать самому себе означает забыть себя. Забыть себя означает встречать счастье в каждой отдельной вещи.
(Вольный перевод Догэна Дзэндзи, основателя японского Дзэн, 1200-1253) 


Дзэн был единственным, о чём я знал, что хочу заниматься этим до конца жизни, потому что от моих других интересов - математики, физики, информатики - я вряд ли мог ожидать ответ на вопрос моей жизни. Так зачем бессмысленно тратить время в университете, вместо того чтобы сразу же стать монахом Дзэн в японском монастыре?

Все хотели отговорить меня от этого, но никакие аргументы не производили впечатления, пока Хуберт, учитель, который познакомил меня с Дзэн, не посоветовал мне не слишком торопиться: "Ты бы лучше сначала выучился на какую-нибудь профессию, так, чтобы у тебя всегда был открыт второй путь, если с Дзэн ничего не выйдет. Слишком многие остаются в монастыре, просто потому что у них нет другого выбора". Эти слова удивили меня. Я думал, что монахи Дзэн - это какие-то суперлюди. То, что кто-нибудь идёт в монастырь, просто потому что ему не найти подходящую работу или потому что он не ладит с обществом, выходило за рамки моего воображения. Я хотел попасть к просветлению прямо из переходного возраста, как это удачно выразила одна подруга. Но я дал себя убедить, что было бы лучше, по крайней мере, сначала выучить японский и получить образование.

В Берлине я учился японологии, философии и физике. "Тао физики" было одной из модных в то время книг, и я тоже наивно верил, что элементарные частицы носятся по своим орбитам по тем же самым правилам, которые тысячелетия назад уже были использованы в качестве основы в своих учениях Буддой и Лао-Цзы. Я хотел получить не только просветление Дзэн, но и надеялся на нобелевскую премию за большой прорыв в области кварков и галактик. Но я всё же бросил физику после преддиплома. Хотя она и была бы самым простым путём в рабочую жизнь, физика была тем предметом, который имел наименьшее отношение к моей собственной жизни.

Мечта о жизни как "настоящий монах Дзэн" не оставляла меня и в Берлине. Так что я регулярно участвовал во встречах одной группы Дзэн. Но я должен был поехать в Японию! В 22 года у меня появилась возможность учиться один год в университете в Кёто. Кёто считается центром Дзэн в Японии, так что с большим количеством ожиданий я отправился за три девять земель, где ожидал увидеть спиритуальный рай на земле. Тем большим было моё разочарование, когда я увидел, что Кёто ни касательно университета, ни касательно Дзэн, не представлял собой ничего особенного. Хотя там есть несколько главных храмов школы Дзэн, но никто не хочет видеть там людей со стороны - кроме как в качестве туристов. В Японии Дзэн опустился до уровня товара и монахи Дзэн в своём большинстве бизнесмены, делающие деньги на буддизме. Существует только несколько открытых групп Дзэн, но они встречаются реже, чем в немецких городах. После нескольких недель я по случайности узнал, что профессор, который курировал меня, сам был священником Дзэн. Я бы никогда не подумал об этом, потому что он всегда носил костюм с галстуком и преподавал в университете идеи Иммануила Канта.

Только в маленьком храме по имени Сёриндзи, лежащем один час от Кёто, каждый месяц я мог участвовать в 5-дневном сэссине. Сэссины - эти интенсивные дни практики, в которые делают дзадзэн, то есть сидячую медитацию, с 4 утра до 21 вечера. Дзадзэн прерывается только на то, чтобы поесть и сходить в туалет. Хотя у меня уже был 6-летний опыт с сидением, и я не считал себя новичком, эти сэссины были для меня адом. Казалось, что боли в ногах выходят за рамки того, что можно вынести - и если тебе целый день больше нечем заняться, кроме как смотреть на стену перед собой, то иногда может случиться, что ты думаешь, что должен выйти из себя. Но несмотря ни на что, это было именно тем испытанием, которого я ждал. Если вообще существует путь к жизни, наполненной смыслом, то он должен вести через ад, думал я.

После этого я решился провести в Сёриндзи 2 месяца летних каникул. Так как жизнь в "настоящем японском" монастыре Дзэн была для меня чем- то новым, то я ожидал, что другие жители покажут мне, как мне надо было всё делать. Храмом руководил мастер Дзэн Окумура Сёхаку роси, который ведёт сегодня важный центр Дзэн в Америке. Он мне подробно расскажет, как мне надо медитировать, какие работы в храме надо делать, как готовить еду по-буддийски, и может быть даже, как достигнуть просветления - думал я...

Когда ты ищешь счастье, то сначала убегаешь от него. Только когда ты увидишь это мгновение как счастье, то будешь единым целым с самим собой.
(Догэн Дзэндзи) 


Всё началось многообещающе, когда в первый же день меня поставили помощником на кухне для шведа Ханса. Я почти не умел готовить и радовался возможности научиться чему-нибудь новому. Но сам Ханс приехал в Сёриндзи неделю назад, и душная жара июля сильно действовала на него. Он постоянно говорил о кондиционере, которого ему очень не хватало, и девушке из Токио, которая дела ему свой номер телефона...

Через три дня он исчез, и ты можешь себе представить, какое озадаченное лицо было у меня, когда Окумура роси сказал: "Ты уже работал на кухне пару дней. Следующие 10 дней ты справишься и сам, не так ли?". "Как вы себе это представляете? Сначала мне кто-нибудь должен объяснить, как правильно готовить, прежде чем меня оставят на кухне одного!". Само собой разумеется, что я не считал себя достаточно способным для этого задания. Так как повар занимает одну из самых важных должностей в храме Дзэн. Она требует не только техническое умение, но и духовную зрелость. У меня было настолько же мало одного, сколько и второго. Но Окумура сказал только: "Разве ты никогда не слышал, что Дзэн означает глубоко исследовать самого себя? Ты ничему не можешь научиться у Будды, если ты сначала не научишься у самого себя. Всё, о чём здесь идёт речь, это ты сам, и кроме этого мне нечему научить тебя".

Какой бред! Какое отношение имела готовка пищи ко мне самому? Но мне не оставалось ни чего другого, кроме как стараться изо всех сил, чтобы не мучить остальную часть общины своими кулинарными промахами. Несмотря на это остальные, вероятно, страдали от этого решения Окумуры передать мне ответственность за кухню на 10 дней, больше чем я. Для меня это было первым большим опытом Дзэн: Всё, о чём идёт речь, это ты сам...

Не пялься по сторонам - речь идёт о тебе самом.
(Кодо Саваки) 


В августе у меня была возможность углубить свой опыт. В этом месяце все японские семьи приглашают к себе домой буддийских священников, чтобы провести церемонии для умерших предков. Окумура роси был настолько занят, помогая в других храмах, что приходил назад только поздно ночью, и снова пускался в путь на следующее утро ещё до рассвета. Другие жители монастыря, большинство из которых были иностранцами, прибывшие на короткое время, уехали в другие места, и я вдруг оказался там в одиночестве, за исключением жены и дочери Окумуры, которые жили отдельно. Это означало, что я каждое утро в 5 утра бегал с колокольчиком по пустым коридорам, хотя не было никого, кого надо было бы будить. Потом я звонил для начала дзадзэн, и после этого готовил завтрак, только для себя одного. Делать уборку, работать на полях и нагревать воду для ванной, все те дневные работы, которые обычно делали несколько человек, должен был делать я.

Если я вспоминаю об этом сегодня, то должен удивляться смелости Окумуры, оставлять такого новичка как я одного в храме - я же мог его по случайности и сжечь. Но тогда я думал: Как так может быть, что этот мастер Дзэн слишком занят, чтобы посвятить меня в тайны Дзэн? Я же хотел потратить эти два месяца летних каникул, чтобы научиться чему-нибудь о правде жизни. А теперь я сижу здесь, в этом маленьком храме, совсем один!

В конце летних каникул я стоял перед выбором - вернуться на оставшиеся пол года в университет Кёто или продолжить свой поиск Дзэн - который, без того, чтобы я это вообще заметил, превратился в поиск самого себя. Я выбрал второй вариант. Джордж из Алабамы, которого я встретил в Сёриндзи, рассказал мне о своём пребывании в Антайдзи. Там всё совсем по-другому, сказал он. Монастырь лежал глубоко в горах, 5 километров от маленького поселения Кутояма, и 4 японских монаха, которые жили там со своим мастером, сами снабжали себя рисом и овощами, выращиваемыми на полях. Дерево для кухонной плиты и ванной добывали сами монахи рубкой деревьев, а зимой монастырь лежал под 2-метровым слоем снега, так что он был полностью отрезан от внешнего мира. Там не было ни газет, ни телевидения, и я был удивлён услышать, что они имели телефон и электрический ток. А сэссины, интенсивные дни медитации, от которых я обещал себе просветление, проводились там аж 2 раза в месяц.

"Сейчас же туда", подумал я, а когда узнал, что и Окумура роси сам был из Антайдзи, то попросил его порекомендовать меня там. Он это так и сделал, и в конце сентября я сидел на поезде из Кёто в сторону северо-запада. Хамасака - это ближайший маленький вокзал на севере префектуры Ёго на побережье Японского моря. Оттуда каждый день ездят 4 автобуса в сторону Кутоямы, от остановки надо идти пешком в гору. Когда я прибыл, дождь лил как из ведра, но у меня было очень хорошее настроение, когда я вышел из автобуса и поприветствовал монаха из монастыря.

Зачем Бодхидхарма пришёл с запада?
(Коан Дзэн) 


Обычно посетителей не встречают. Тот, кто хочет принять участие в жизни в Антайдзи, должен сам подняться в гору 5 километров со своим багажом. Но 2 недели до моего прибытия большой тайфун смыл дорогу, и вся долина была сплошной кучей из выкорченных деревьев, скал и камней. Вдвоём мы вместе под дождём пошли в гору. Монаха, который вёл меня, звали Дзиун, что означает нечто вроде "Облако доброты". Большая часть моего багажа лежала на его плечах. Ему было чуть больше 30, и он пришёл из Гумма, одной из немногих японских префектур, которые не граничат с морем. Его круглое лицо было похоже на Ампаммана, популярную у японских детей манговскую фигуру. Некий вид супермена и всегда готов помочь людям в беде. Дзиун был в Антайдзи уже 6 лет и был вторым номером среди монахов.

Время от времени он останавливался, чтобы показать на остатки смытой дороги или части моста, на которые обрушился ручей, выросший из-за многонедельных дождей до маленького потока: "Что ты скажешь? Мы живём так глубоко в горах, а теперь у нас нет дороги. Даже почту мы должны сами доставлять из деревни внизу!". Так как я не был знаком с ситуацией перед тайфуном, то и не знал, что должен был сказать по этому поводу. На самом деле меня ничуть не удивило, что до монастыря нельзя добраться на машине, потому что я представлял себе монастырь Дзэн недосягаемым, высоко над облаками - с монахами, медитирующими ночами при горящих свечах...

Где-то через час мы достигли нашей цели. Так как мы насквозь промокли, повар Тайдзюн предложил нам горячую ванну, для чего он снизу подогревал огнём металлическую ванну. Японцы принимают ванну каждый день. При этом моющиеся помоются водой, которую они возьмут из ванной, а потом по очереди искупаются в ней самой. Мне бросилось в глаза, что вода в ванне была странно тёмная - почти как грязевая ванна. А также та вода, которая шла на кухне из крана, тоже имела этот странный свет. Причину этого я узнал через неделю, когда началась работа в монастыре. В первые 5 дней моего пребывания был сэссин: дзадзэн с утра до вечера. Так после короткого разговора с абтом и ужина, я сразу же пошёл в скудную комнату, которую мне дали, чтобы поспать. Обстановка состояла из 6 татами и пустого стенного шкафа, но простота - это не только признак японской архитектуры интерьера, но и выражение духа Дзэн. Несмотря на новое, совершенно непривычное окружение, у меня не было никаких проблем заснуть.

Но мой сон длился не долго. Где-то под моим окном раздались пения госпела из абсолютно тёмной ночи. Кто же постоянно кричал "Аллилуйя"? Могло ли так получиться, что в этой долине кроме монастыря Дзэн стояла ещё и христианская часовня? И в полночь хор заучивал свои песнопения? Лучшего объяснения я не нашёл. Единственное, что было ясно, так это то, что даже в большом городе я не знал такого шума. Хотя я только прибыл, но уже начал жалеть, что вообще пришёл.

Я почти не спал, когда в 4 утра один из монахов начал бегать по коридору с колокольчиком: пришло время вставать и практиковать в зале дзадзэн. Зал был построен для 20 монахов, но нас было только 6. Это не изменилось до весны. В Германии в сэссине могут принимать участие 100 человек, и опыт сидеть одному в углу большого зала был для меня нечто новым. Новым для меня было также то, что большинство монахов постоянно спали. Разве это не задание монаха Дзэн - посвящать себя дзадзэн? Я прошёл такой долгий путь, чтобы медитировать, а монахи спят! Было ли решение прийти в Антайдзи ошибкой?

Когда я размышлял над своей ситуацией, то уже забыл слова абта, которые он сказал мне день назад: "Ты создаёшь Антайдзи! Не думай, что Антайдзи лежит где-то высоко в облаках, с просветлёнными монахами и монашескими правилами, которые ты просто должен соблюдать, чтобы самому стать просветлённым. Антайдзи - не больше и не меньше, чем то, что ты сделаешь из него". Он говорил это, наверное, каждому новому посетителю. Ты сам должен создавать Антайдзи. Ты сам несёшь здесь ответственность за свою жизнь. Не ожидай, что другие помогут тебе. Это было одним из самых важных учений, которые он дал мне в течение своей жизни. И хотя я слышал всё это, но в мыслях уже начал жаловаться на всё. Но при этом мои жалобы были просто обратной стороной моих ожиданий от Антайдзи. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что это означает, самому создавать Антайдзи. Это также означает: самому создавать свою собственную жизнь. Причиной моего недовольства был не мой сосед, который всегда храпел во время дзадзэн, а также не ночной шум и грязная вода из крана: причиной был я сам, тот который цеплялся за свою мечту о прекрасном мире Дзэн, вместо того, чтобы сначала принять реальность такой, какая она есть.

Если ты не понимаешь, что такое счастье, то напрасно ждёшь, что мир изменится для тебя. Если ты увидишь, что счастье заключено в этом мгновении, то также поймёшь, что это ты должен измениться и быть счастливым.
(Вольный перевод Догэна Дзэндзи) 


Только после сэссина я узнал, откуда шёл ночной шум: Монахи собрали рис и повесили его на бамбуковую стойку перед монастырём. Каждую ночь приходили дикие свиньи, чтобы поесть его. Монахи подумали, что радио, включённое на полную мощность, может отпугнуть свиней. И хотя это ничего не дало, радио не давало заснуть обитателям монастыря... Пения Аллилуйя были только началом. После сэссина началась работа. Оползень, произошедший из-за тайфуна, наполнил до краёв грязью, камнями и ветками маленькое водохранилище в горах, откуда Антайдзи берёт питьевую воду. Нашей задачей было под проливным дождём позаботиться о том, чтобы в Антайдзи снова текла чистая вода. Я думал, что 2 сэссина в месяц представляют собой самую тяжёлую часть монашеской жизни, но это было не так. От сэссина болели ноги, но во время работы я должен был переступать через мои границы. Другие монахи, над сонливостью которых я смеялся во время сэссина, также старались изо всех сил. Даже когда уже стемнели, они всё ещё работали дальше.

После 3 рабочих дней был один свободный. Но это означало только то, что не было дзадзэн. Но зато мы шли вниз в деревню, чтобы получить почту, достать бензин и купить соевый соус и масло. Всё это надо было притащить обратно на гору. Вскоре после моего прибытия Эсин, один из монахов, купил поддержанный мотоцикл. С его помощью он мог, по крайней мере, одолеть часть пути, но последние 3 километра мы всё несли на спине. На следующий день работа продолжалась: вырванные деревья должны были быть распилены и превращены в дрова, надо было построить проходимую дорожку в долину и временные мосты через ручей. Надо было обмолотить рис, овощные поля надо было удобрить и прополоть.

Если ты оцениваешь 10000 вещей своей собственной меркой, то никогда не будешь счастливым. Только если ты спокойно ждёшь приближения 10000 вещей, то будешь невозмутимым и счастливым.
(Догэн Дзэндзи) 


При этом у монахов я научился, что медитация происходит не только на подушке. Дзадзэн был только подготовкой к тому, чтобы отдавать от себя всё в каждой области повседневной жизни. Причина, по которой это очень тяжело, лежит в том, что мы не хотим полностью отречься от себя. Нам страшно раскрыться в мгновении – но при этом именно в становлении единым целым с нашими действиями мы можем найти счастье жизни. Но тогда мне это не было ясно, и я часто считал минуты до следующей паузы в работе. Во время одной из них Тайдзюн досаждал мне: "Все вы, немцы, такие ленивые?".

Я совершенно не считал себя ленивым, а просто старался изо всех сил - но, к сожалению этого часто было недостаточно. И хотя для монахов я должен был быть обузой, мне казалось, что на самом деле это они работают неэффективно. Но меня никто не спрашивал о моём мнении, и даже если бы я высказал его, мне, скорее всего бы сказали: "Забудь теорию. Лучше шевелись!". В действительности это иногда вело к тому, что мы целыми днями занимались работой, которая - с хорошим планом - могла бы быть сделана за несколько часов. Например, мы провели много времени, загружая деревья на грузовик, чтобы перевести их с одного конца участка на другой, только для того, чтобы после разгрузки нам сказали: "Зачем здесь дерево! Отнесите его обратно!". И для того, чтобы не загружать грузовик ещё раз, мы несли деревья обратно на плечах. Но, глядя на это сейчас, мне кажется, что даже это было для меня хорошей лекцией Дзэн.

Часто нам кажется, что мы тратим своё время и силы на бессмысленные задания. Но тогда мы должны спросить себя: А что же имеет смысл? Имеет смысл лежать под солнцем на пляже? Или на диване перед телевизором? И какой вообще смысл имеет наша жизнь? Совершенно никакого, если мы не раскрываемся в нашем действии. И мы не можем этого, если каждый раз спрашиваем себя, что нам это даст. Мы часто видим смысл какого-нибудь дела только тогда, когда безоговорочно бросаем себя в него и просто делаем то, что должно быть сделано. Поэтому Кодо Саваки роси, который был абтом Антайдзи до его смерти в 1965 году, сказал: "Что могло бы быть большим счастьем, чем находиться в обстоятельствах, которые заставляют тебя отдавать от себя всё?".

Постепенно я больше узнавал об обитателях монастыря. Абт Мияура Синю роси был единственным с юга Японии. Он был самым младшим из семи детей и вырос на острове Сикоку. После окончания школы он пару лет работал в фирме по производству сыра, прежде чем в начале 70-ых отправился в кругосветное путешествие. Когда через 4 года он когда вернулся в Японию, то не хотел назад в устоявшееся общество. Он решил стать монахом Дзэн, хотя и был очень практичным человеком, и по своей природе ему не подходило ни молчаливое сидение в медитации, ни изучение буддийских писаний. Он был одним из тех мастеров Дзэн, которые не много говорят, а учат своим примером, по мере своих сил. Его ученики просто должны держать свои глаза открытыми. Когда я пришёл в Антайдзи, ему было 42 года, и он был абтом в течение трёх лет. В монастыре он жил 13 лет и после его назначения абтом женился на своей жене Рэйко. То, что священники Дзэн женятся, может показаться некоторым неожиданным, но в Японии это обычное дело.

Кроме Дзюина в Антайдзи уже 6 лет жил Тайдзюн, дословно "Большая чистота". Он пришёл на три недели раньше Дзюина и поэтому стоял в иерархии монахов на самом верху. Он был на 2 года моложе абта, и иногда вёл себя как будто бы был шефом не только кухни, но и всего монастыря. Прежде чем придти в Антайдзи, Тайдзюн жил 3 года в монастыре школы Риндзай, которая известна своей жёсткой строгостью и тем, что во время дзадзэн монахи должны концентрироваться на кажущиеся бессмысленными умственных заданиях, так называемых коанах. Один пример того - это коан "хлопка одной руки": на самом деле, чтобы произвести хлопок, нужны 2 руки. Но в этом коане мастер хочет от ученика знать, какой звук производит хлопок только одной руки. Логическое мышление ведёт только в тупик. В итоге от монаха требуется, чтобы он стал единым целым с "одной рукой".

Через несколько лет у меня самого была возможность пожить в монастыре Риндзай. Антайдзи же принадлежит к самой большой ветке японского Дзэн, школе Сото.

Таннэн, "Невозмутимый покой", был в Антайдзи уже 3 года. Он только частично оправдывал своё имя, которое получил скорее потому, что остальные надеялись, что монашеская жизнь сделает его поспокойнее. Будучи студентом, он был в коммунистическом движении, и когда он говорил, то это всё ещё звучало так, как будто бы он что-то пропагандировал. Так что жизнь с ним была иногда тяжёлой, но и ему самому было нелегко, так как он не только плохо слышал, но и почти ничего не видел. В самом низу иерархии стоял Эсин, " Милостивое сердце". Он пришёл только летом и был мне ближе всех. О нём я знал, что ночью он убежал из другого монастыря, для чьего абта речь шла менее о пути Будды, чем скорее о деньгах и славе. Когда Эсин пришёл в Антайдзи, у него не было ничего кроме разорванной рабочей одежды, которую он носил на себе. Голову он не брил уже несколько недель, его было тяжело отличить от бродяги.

Жизнь в Антайдзи не была простой, но когда я через пол года летел обратно в Берлин, то уже точно знал, что после окончания учёбы хочу вернуться назад и стать монахом Дзэн. Хотя работа на ветру и под дождём и была для меня очень тяжела, эта жизнь была мне гораздо более приятна, чем представление отсиживать свои 35 часов в неделю за письменным столом.

Что такое счастье?

Мы на земле для того, чтобы искать счастье, а не чтобы найти его.
(Сидони-Габриель Колетт, французская писательница, 1873-1954) 


Мы все хотим быть счастливыми, но что мы подразумеваем под словом "счастье"? Нам действительно ясно, в какую сторону должны идти наши поиски? Или же скорее это выглядит так: чем больше мы стараемся быть счастливыми, тем меньше понимаем, что такое счастье. Счастье: это может быть солнечный закат, на который смотрят двое со скамейки на берегу реки. Или новый год в кругу семьи. Или джек-пот в лотерею. Или букет цветов. Пятёрка в аттестате. Почтальон, который приносит долгожданное письмо. Улыбка. Дети. Успешная работа. Собственный дом.

Хотя мы всегда найдёмся, что ответить, но вопрос остаётся: что общего имеют те вещи, которые мы связываем со счастьем? Есть ли у них какая-нибудь общая основа? Или же счастье означает для каждого что-нибудь другое? Что действительно важно для твоего счастья? Состоит они из медиаторов в теле типа допамина, серотонина или норадреналина? Сидит оно в шоколаде? В бутылке пива на диване, в то время как по телевизору идёт футбол? Может быть, деньги всё же являются условием для счастья? Или же в итоге одна любовь даёт нам ключ от него? А что с сексом?

Мы можем задать ещё несколько вопросов: Является ли счастье смыслом жизни или только недосягаемой мечтой? Огромное враньё или самая большая правда? Означает ли оно удовлетворение инстинктов или же мы достигнем его только через преодоление самого себя? Мы счастливы, глядя на прожитую жизнь или же наоборот счастье означает забывчивость? Лежит оно в надежде на лучшее будущее или же находится в этом мгновении? Счастье - это твоя цель или твой путь? Означает оно иметь или давать?

Боже, что такое счастье! Суп с манной крупой, место, где можно поспать и отсутствие физической боли - это уже так много.
(Теодор Фонтане, немецкий писатель, 1819-1898) 


В моей юности счастье не было для меня важной темой. Я думал, что удовлетворение и неудовлетворение в моей жизни находятся в равновесии, и что стремление к счастью сегодня ведёт только к ещё большему пресыщению завтра. Для меня был скорее важен вопрос о смысле моей жизни. Я хотел знать, зачем я вообще должен проходить сквозь эти волны счастья и несчастья. Но если Далай Лама прав, что смысл жизни состоит в том, чтобы быть счастливым, то и я могу назвать себя искателем счастья. И не предвосхищая слишком много, я хочу сразу же назвать мой ответ: счастье означает отпускание. Счастье означает внутреннее равновесие, оно охарактеризовано благодарностью по отношению к твоей жизни, какая она есть.

Как этого можно достичь? Кажущийся парадоксальным ответ звучит опять же: посредством отпускания. Недостаточно освободиться от жажды денег, карьеры и социальных контактов. Чтобы быть счастливым, ты должен отпустить и само счастье. Это лежит в природе счастья, что оно бежит от тебя тем дальше, чем больше ты гонишься за ним. Это немного похоже на перетягивания каната с более сильным противником: ты не будешь иметь успех, как бы старательно не пытался тянуть счастье на свою сторону, потому что оно сильнее. Но если ты немного ослабишь хватку, то увидишь, что это счастье тянет тебя на свою сторону! Но так как ни один ответ не является для всех одинаково действительным, сначала я бы хотел представить другие возможные значения счастья.

Многие ищут своё счастье как шляпу, которую носят на голове.
(Николаус Ленау, австрийский писатель, 1802-1850) 


Слово "счастье" используется в немецком в различных значениях: во-первых счастье может означать счастливое стечение обстоятельств как в азартной игре, или же хорошей судьбе. Здесь речь идёт о счастье/удаче, с которым работают, например, астрологи. Если тебя интересует такое счастье, то ты должен искать его в гороскопах. В этой книге ты о нём ничего не найдёшь.

Во-вторых счастье может быть приятным чувством, которое мы испытываем, когда нам хорошо. Это чувствовать-себя-счастливым может быть коротким и восторженным или более длинным, обозначенным спокойствием и миром. С хорошими чувствами работают исследователи счастья. Там речь идёт о том, чтобы, во-первых выяснить, когда мы чувствуем себя хорошо, а во вторых какие нервы в нашем мозгу активны, когда нам хорошо.

В третьих счастье может быть состоянием, которое существует даже в несчастье. Только эта форма является бытиём счастливым в полном смысле этого слова, которое выходит за рамки случайности и хороших чувств. Оно имеет свои корни в отношении к жизни, которое охарактеризовано спокойствием, открытостью и принятием. Когда речь идёт о счастье жизни, то я думаю о счастье в его третьем значении, хотя с этим конечно также может быть связано длительное хорошее чувство.

На японском счастье - "сиавасэ". Это слово может быть написано 2 иероглифами, которые дословно означают "делать", "действовать" или "служить" ("си") и "обоюдный", "соединять" или " приспосабливаться" ("авасэ"). Первоначально это слово указывает, наверное, на счастливое взаимодействие, но интересно то, что ударение ставится на взаимодействие двух сил: собственное, направленное наружу действие и действие внешнего мира на человека.

То есть для такого вида счастья очень важно, чтобы существовала гармония между жизнью человека и ситуацией, в которой он находится. При этом важно не только активно создавать и изменять собственную ситуацию, но и сначала принять её такой, какая она есть. Только тогда ты поймёшь из ситуации, в которой находишься, что требуется от тебя самого, и спросишь себя, что ты можешь и должен отдать от себя самого. Потому что в сиавасэ речь идёт скорее об обоюдном служении, а не о том, что мы должны ожидать от других или жизни. Счастье нельзя заставить: твой первый шаг состоит в том, чтобы получить внутреннее равновесие и открыться по отношению к жизни. Тогда эта открытость позволяет тебе спокойно выйти из своих границ и в то же время подпустить к себе и впустить в себя твоё окружение. Таким образом описываемое взаимодействие между тобой, твоей жизненной ситуацией и миром в целом - это то, что называется на японском сиавасэ.

Шутка Дзэн: Однажды зимним утром монах открывает окно и удивлённо кричит: "Мастер, ночью выпал снег. Снег, куча снега!". Мастер спрашивает: "Какова глубина снега?". Монах отвечает: "Глубину я не знаю, но зато ширина огромна!". Я боюсь, что то, что говорится здесь о снеге, действительно и для многого из того, что в последние годы было написано о счастье. На полках книжных магазинов стоит много сборников советов "как быть счастливым", которые утверждают, что наконец-то нашли ответы на вопросы, над которыми безрезультатно бились мудрецы всех времён. Уже целая наука посвящана счастью, исследования счастья стали очень популярны. Но это не обязательно должно быть знаком того, что человечество приближается к счастью. Наоборот: Если бы мы были счастливы, то нам бы не нужны были книги о счастье. И потому что это книги не выполняют свои обещания, они снова и снова хорошо продаются.

Что же конкретно выяснили исследователи счастья до сих пор? Один профессор высчитал минимальный месячный доход, который гарантирует счастливую жизнь: он гораздо больше, чем мой годовой доход. Другой выяснил, что мы счастливы во время секса и менее счастливы утром в понедельник по дороге на работу. И действительно есть справочники по счастью, которые советуют нам сначала съесть свежий круасан, когда наконец-то рассосалась пробка на дороге. Почему? Потому что это улучшает настроение! Нам на самом деле нужны учёные, чтобы понять это?

Тот, кто ищет в интернете национальный индекс счастья, наткнётся на совершенно противоречивые результаты: Один раз на самом верху находится богатая Швейцария, другой раз бедный Бангладеш. Потом на верхушке можно найти латиноамериканские страны типа Венесуэлы, Пуэрто-Рико или Мексики, в то время как другие статистики ведут на первых местах Ирландию или ледяную Исландию. Откуда такая произвольность высказываний? Одной причиной тому является то, что учёные не знают, какие факторы определяют счастье и как его измерять. Поэтому часто людей просто спрашивают: "Насколько ты счастлив на шкале от 1 до 10?". Такой подход абсурден, как показывает пример работы: На одной шкале счастья, на которой люди определяют, как они чувствуют себя во время одного процесса, "работа" стоит в самом низу, ниже неё находится только "дорога на работу". Люди больше связывают счастье с отпуском на пляже. Но когда учёные исследуют, как люди чувствуют себя во время работы на самом деле, то выясняется, что они там сравнительно счастливы. Так называемые исследователи потока(flow), которые изучают феномен раскрытия в процессе, обосновывают это тем, что работа причисляется к тем процессам, которые позволяют нам забыть наше недовольство. То есть наоборот это означает: мы чувствуем себя недовольными тогда, когда мы бездеятельны, а не тогда, когда заняты.

Несмотря на все опросы и исследования нет причин полагать, что жители бедных стран более несчастливы, чем люди, так называемого первого мира. Но утверждать обратное тоже кажется мне только выражением романтического взгляда. В конце концов, ответ на вопрос "Ты счастлив?" будет зависеть не только от того, на самом ли деле счастлив этот человек, но и от того, что он понимает под счастьем. Думает он о счастье в игре или о счастье в любви? Кроме того определённую роль будет играть и то, насколько он хочет быть честен с самим собой и с тем, кто задаёт ему этот вопрос, насколько он склонен к преувеличению или преуменьшению. Его культурное прошлое тоже будет иметь определённое влияние, также как и точное значение, которое имеет слово "счастье" в его языке.

Насколько сомнительно измерение уровня счастья становится особенно очевидно перед лицом нейрофизиологического направления исследования счастья, в котором определяются объективные критерии. Согласно им ключ к счастью можно найти в активности коры головного мозга. Но нет единого мнения, делают нас счастливыми альфа-, бета- или гамма-волны, или же должны мы лучше думать правой или левой половиной, мозжечком или большим мозгом. Но даже когда нейрофизиологи со своими компьютерными томографами могут точно видеть, чем отличается деятельность нервов, когда человек, например, ест яблоко или грушу, то это ничего не меняет в особенном качестве восприятия вкуса. На экране не видно насколько мне нравится груша, когда её сочная мякоть тает у меня на языке. Разве поэтому часто произносимая фраза, что счастье состоит из допамина, не настолько же бессодержательна, как и констатация, что улыбка состоит из подтягивания уголков рта? Чтобы улыбаться, мне не нужно знать научный термин для мускулов лица. Что для тебя означает улыбаться, ты узнаёшь только делая это.

Исследователи генов даже думают, что своим геном счастья они могут сделать нас "более способными к счастью". Но может ли это быть единственным условием для счастливой жизни, остается открытым. В конце концов, дискуссия о манипуляции генов ещё во всю идёт, и последствия таких вмешательств в природу нельзя предвидеть.

Но, несмотря на это существуют научные открытия, которые помогают нам, когда речь идёт о счастье. Но при этом и нельзя забывать, что само исследования счастья никого не сделает счастливым. Важно то, что ты сам сделаешь в своей жизни из имеющегося в наличии знания.

Ты никогда не станешь счастливым до тех пор, пока не прекратишь спрашивать из чего состоит счастье. Ты никогда не начнёшь жить, пока ищешь смысл жизни.
(Альбер Камю, французский философ и писатель, 1913-1960) 


В статьях нейрофизиологии о буддийских монахах часто говорится, что это медитация делает их счастливыми и довольными. Но я спрашиваю себя, является ли счастье, о котором я хочу писать в этой книге, тем же самым счастьем, которое хотят измерить исследователи мозга. К этой теме маленький анекдот из области науки: Нейрофизиологи хотели замерить активность мозга во время медитации одного монаха Дзэн на юго-западном острове Сикоку. После того как они присоединили электроды измерительных приборов к его голове, они не поверили своим глазам: мозг монаха пускал волны на частотах, которые говорят о состоянии необычно стабильного спокойствия ума. Обычно такое состояние можно увидеть только у спящего человека. В каких же спиритуальных измерениях находился этот монах? Учёные были так заняты данными на экране, что даже не заметили, что монах на своей подушке действительно просто дремал.

Но если буддийские монахи имеют хорошие результаты при исследованиях о счастье, то это может иметь и совсем другие причины, потому что они не всегда умирающие с голоду аскеты, какими мы их обычно представляем. Наоборот: в большинстве азиатских стран монахи имеют много привилегий, и их уровень жизни лежит гораздо выше обычного населения. Поэтому дверь монастыря не открыта для любого бедного крестьянина - это более богатые фамилии посылают своих сыновей в монастырь и заботятся о том, чтобы им всего хватало. То, что монахи не работают за зарплату, обычно считается само собой разумеющимся. И о семьях они тоже не должны заботиться, потому что только японские священники могут жениться, а монахи в остальной части Азии живут в целибате. Поэтому не удивительно, что эти люди и без медитации счастливые и довольные.

Но в моей книге речь идёт не о таком виде беззаботности и спокойствия ума. Для большинства из нас такой путь всё равно закрыт. Мы должны заботиться о нашей повседневной жизни и о жизни наших близких. То, что счастье возможно и без монашеских привилегий, таблеток счастья или семинаров по нахождению себя, в этом меня убедил свой собственный путь.

Это правда, что деньги не делают счастливым. Но здесь имеются в виду деньги других.
(Джордж Бернард Шоу, ирландский писатель, 1856-1950) 


На этом месте я бы хотел упомянуть одну популярную тему, связанную со счастьем: деньги не делают счастливым, это знает каждый ребёнок - и всё равно хочет больше карманных денег. И хотя исследователи счастья выяснили, что богатые люди в среднем не счастливее бедных, мы всё равно соглашаемся с актёром Питерем Фальком, который говорит, что одни деньги не делают несчастным. Кто бы иначе играл в лотерею? Хотелось бы упомянуть, что это не деньги делают нас несчастными, а то, как мы с ними обращаемся. Сколько людей, которые выиграли миллион, легкомысленно разбазарили свои деньги и тем самым поломали свою жизнь. Другие тратят свои деньги более осторожно, но может случиться, что их знакомые станут им завидовать, и они потеряют своих друзей, которые хотели бы получить кусок выигрыша. Самые счастливые после выигрыша в лотерею всегда те, кто никому не рассказывают о деньгах, имеют миллионы в банке и живут, как и прежде. Семейная пара, которая умолчала выигрыш даже от своих детей, объяснила удивлённому репортёру: "Мы достигли цели нашей жизни". Разве не всегда в этом есть немного этого упрямства, когда кто-нибудь утверждает, что он полностью счастлив? Нужно иметь мужество, чтобы признаться в своём неудовлетворении, и поиск счастья часто не больше чем побег.

Большинство людей счастливы настолько, насколько они сами собрались быть ими.
(Авраам Линкольн, американский президент, 1809-1865) 


Часто говорят, что американская декларация независимости 1776 года признаёт право человеку на счастье. Там написано, "что все люди созданы равными и наделены Творцом определенными неотъемлемыми правами, к числу которых относится право на жизнь, на свободу и на стремление к счастью". Тот, кто внимательно читает эту декларацию, заметит, что счастье в ней не ставится на одну ступень с жизнью и свободой. Человек должен иметь право на жизнь и свободу, но ему не приписывают право на счастье, только на стремление к нему.

Это большая разница, так как не каждый, кто стремится к счастью, и получит его. Американские отцы-основатели были реалистичны со своей констатацией, что гораздо проще стремиться к счастью, чем достичь его. Вместо того чтобы показать людям конкретный путь, в новом мире счастье опускается до уровня мечты, которая осуществляется лишь для немногих. В этом плане со счастьем также как и с материальными вещами: один тот факт, что мы пытаемся получить больше и больше, не делает нас счастливыми. Разве это скорее не наоборот, что само стремление удерживает нас от того, чтобы быть счастливыми? Чем отчаяннее мы бежим за счастьем, тем больше отдаляемся от него. И в конце мы теряем из виду не только счастье, но и нас самих.

Ты никогда не можешь получить достаточно того, что тебе не нужно, чтобы быть счастливым.
(Эрик Хоффер, американский философ, 1902-1983) 


Другой важный вопрос, который появляется в связи со счастьем, это посредством чего сам человек может узнать насколько он счастлив. Довольно часто для этого он сравнивает свою собственную ситуацию с ситуацией своих соседей или близких. Часто в научных опросах, которые основаны на личной оценке, выясняется, что счастье другого означает меньше счастья для меня самого. Тем самым злорадство наоборот бы стало самой большой радостью. Или как написал Эзоп: "Несчастные получают утешение из большего страдания других". Но на самом ли деле это описывает то счастье и радость, о которых для нас идёт речь? Я надеюсь, что нет!

Так что ещё раз: что такое счастье? Мы знаем только то, что счастье нельзя схватить, и что человечество всегда стремилось к нему. Наиболее близко к нему подошли, наверное, те, кто смогли отпустить. Вопрос в том: Как мы можем этому научиться? И: Можно ли этому вообще научиться? В нашей повседневной жизни обычно речь идёт не о том, чтобы отпустить. Наоборот, мы всегда хотим больше: больше денег, больше секса, больше счастья... Но на практике мы часто познаём, что больше означает меньше: У нас больше денег, но духовно мы стали беднее. У нас больше секса, но меньше любви. У нас больше времени, но мы не знаем, что с ним делать. У нас больше возможностей, но мы ничего из них не делаем. Мы видим большую часть мира, но не знаем даже себя. И что такое счастье, мы тоже всё ещё не знаем.

Удовлетворение означает прекратить бегать за ним.
(Кодо Саваки) 


Десять лет назад я один год жил в Сайфукудзи в Кёто, одном из главных храмов школы Дзэн. О жизни в этом монастыре я более подробно расскажу в седьмой главе, а теперь только маленький анекдот, который показывает, куда нас может привести стремление к "немного больше":

Как и каждое утро, я с одной группой монахов просил милостыню на улицах. При этом мы не имели такого успеха, как бы нам этого хотелось, и в надежде на немного больше денег пара из нас удалилась настолько далеко от монастыря, что мы должны были взять такси, чтобы вернуться назад вовремя к обеду. Так мы потратили все собранные деньги на то, чтобы вернуться в монастырь, который покинули, чтобы собирать милостыню.

Водитель такси сразу понял, в чём дело: "Вы - монахи Дзэн, собирающие подаяние? Разве вы не знаете учение Будды о маленьких желаниях и понимании, что всего хватает?". "Что?", удивлённо спросил старший из нас. В Кёто многие водители такси знают учение Будды лучше, чем монахи Дзэн, которые часто вступают в монастырь только для того, чтобы иметь возможность быстро заработать деньги. Поэтому я не удивился, что наш водитель лишил монахов дара речи: "Разве вы не знаете, что у вас будет достаточно всего, если вы прекратите требовать больше, чем у вас уже есть? Разве вы не понимаете, что всё, что вам действительно надо, уже заключено в этом одном моменте жизни?". Он ссылался на знаменитое предложение, которое написано на некоторых старых японских монетах. Четыре иероглифа объединяются вокруг квадрата, который является общей частью каждого из четырёх понятий: "Я просто знаю, чего достаточно".

Маленькие желания и понимание, что всего достаточно - это два аспекта "восьмикратного пробуждения больших людей", отображающих содержание последнего учения Будды перед смертью. В них резюмируется учение Будды, что означает "пробуждённый". Мы тоже приглашены открыть глаза на Дхарму - то есть на истину или реальность, которую понял Будда 2500 лет назад - и сами стать Буддами. Восьмикратное пробуждение большого человека состоит из следующих элементов:

1. Иметь маленькие требования
2. Знать, что этого достаточно
3. Наслаждаться тишиной
4. Посвящать себя практике телом и душой
5. Никогда не быть невнимательным
6. Углубляться в концентрацию
7. Практиковать мудрость
8. Не придерживаться пустых теорий

В большинстве случаев наибольшее внимание уделяется первым двум аспектам, которые совершенно конкретно относятся к нашей повседневной ситуации: Иметь маленькие требования означает прекратить бегать за всеми теми вещами, которых у нас ещё нет. Знать, что этого достаточно содержит понимание, что у нас уже давно есть всё то, что нам нужно, чтобы быть счастливыми.

Цитата из последней проповеди Будды, которую в "Сёбогэндзо" Догэн передаёт в главе "Хатидайнинкаку", метко описывает это: "Человек, у которого много требований, имеет также много хлопот и бед, потому что он пытается много получить. Человек, у которого мало требований, не пытается ничего получить, и потому что у него нет требований, он не испытывает мук... Человек, который знает, что ему достаточно, доволен и счастлив, даже если он спит на земле. Тот, кто не знает, что ему достаточно, тому даже небесный дворец оставит желать лучшего. Тот, кто не знает, что ему достаточно, беден посреди своего богатства. Человек, который знает, что ему достаточно, богат даже в бедности".


Кажется, что наше счастье не приходит снаружи, а основывается на внутреннем отношении. Где мы хотим искать счастье, если не здесь? Когда мы хотим быть счастливыми, если не сейчас? Уже поэтому должно быть ясно, что любая попытка найти счастье вне настоящего момента обречена на провал. Но давайте вернёмся назад к молодому немецкому искателю счастья, который думал, что нашёл его в Антайдзи - назад к моей истории.

Мои первые годы как ученик Дзэн

Счастье - это бабочка, улетающая от тебя,
если ты бежишь за ней.
А если ты тихо сядешь,
то она сядет на тебя.
(Натаниел Готорн, американский поэт, 1804-1864) 


Снова в Берлине, я скоро начал писать свою дипломную работу на тему "Гэндзёкоан", одного текста Догэна Дзэндзи. Он был первым, кто принёс Дзэн из Китая в Японию в его чистой форме. Одним из его самых ранних произведений, которое он написал после возвращения в Японию, является этот текст, который я совершенно заново и вольно перевёл, и к которому я буду возвращаться снова и снова. Потому что когда в "Гэндзёкоан" Догэн говорит о практике жизни и пробуждении, то он очень часто попадает в точку и показывает нам таким образом путь поиска счастья в этой книге.

После получения диплома у меня появилась возможность написать докторскую диссертацию. Мне дали стипендию, чтобы ещё один год учиться в университете в Кёто. Там я мог бы написать работу о Догэне и потом сделать академическую карьеру. Но в Кёто я вскоре заметил, что пришло время наконец-то осуществить мою мечту о монашеской жизни. Мне было 24 года, с тех пор, как я в первый раз столкнулся с Дзэн, прошло уже 8 лет. Если я в ближайшее время не рискну оставить всё, то однажды из меня ещё выйдет профессор по Догэну. А это было последним, чего я хотел.

Два года после моего первого посещения Антайдзи я снова стучался в дверь монастыря. Следующей весной меня посвятил в монахи мой мастер Мияура роси. Имя "Мухо", которое мне было тогда дано, означает "нет направления". В то же время это означает: открытый во все стороны. Я сам выбрал его, потому что монах Дзэн живёт свою жизнь как рыба в воде - свободный в любую сторону, в любом месте чувствует себя в родной стихии.

С посвящением в монахи из мечты стала реальность, и снова реальность оказалась крепче, чем в моём представлении. От своего первого посещения Антайдзи я уже знал, что жизнь с натуральным хозяйством не так проста. Но в этот раз добавилась ещё и ответственность монаха. В течение 6 месяцев, которые я провёл в Антайдзи будучи студентом, мне не дали никаких особенных заданий. Но теперь я должен был делать все те вещи, которые никто не хотел делать: чистить туалеты, сжигать мусор, подготавливать комнаты для гостей, а после их отъезда стирать простыни.

Заданием, на которое я тратил больше всего времени, был уход за двумя козами монастыря, Юки и Таро. Козу Юки надо было каждый день доить. Мне как городскому человеку это было непросто. Она, неверное, чувствовала это, так что надо было сохранять терпение, потому что чем больше я пытался заставить её, тем меньше она была готова давать себя доить. Но через определённое время мы поладили. Ещё был козёл Таро. Он ночевал всегда снаружи и очень часто имел плохое настроение. Таро был не только сильнее Юки - что делало работу с ним вначале нелёгкой - он ещё и более интенсивно пах. Когда я, наконец, возвращался на кухню с ведром молока, то пах не только своим потом. Часто к этому времени уже началась работа в лесу или на полях, и я должен был торопиться, чтобы не слишком поздно присоединиться к остальным монахам.

Уход за козами и другие работы были не такой уж большой проблемой, я просто хотел иметь немного времени для себя. Часто у меня не было времени даже на то, чтобы почистить зубы после еды. Но то, что у монаха Дзэн нет времени для себя, это нечто само собой разумеющееся, об этом не дискутируют. Все 24 часа дня принадлежат практике пути Дзэн, и в монастыре это означает: служба общине.

Кроме того в монашеской общине существует строгая иерархия. В Германии я привык всегда выражать своё мнение, часто ещё до того, как выслушал других. Но в монастыре Дзэн никого не интересовало, что хочет сказать новичок. Ты должен подчиняться, даже когда мне часто казалось, что то, что говорили старшие монахи, не имело смысла. Как и у куриц, у нас существовала чёткая иерархия, но в моих глазах не каждый монах достиг высокой духовной зрелости. Некоторые из старших вполне могли быть подлыми, и я был разочарован, так как казалось, что даже мой мастер, от которого я ожидал руководство к просветлённой жизни, делал мои будни только ещё тяжелее. Я спрашивал себя, когда же я наконец-то буду понимать монахов, и когда они будут понимать меня.

Работа на кухне была тоже не из простых. В Антайдзи это было не так свободно как в Сёриндзи, где говорили: "Ты там справишься!". Один раз макароны были слишком твёрдыми, другой слишком мягкими. Один раз в супе было слишком много соли, другой слишком мало. Один день рис был слишком водянистым, в другой день говорили, что он слишком сухой. Когда я спрашивал, не существуют ли в жизни монаха Дзэн более важные вещи чем еда, то ответ был: "Нет, когда ты повар, то нет ничего более важного, чем еда!". "А что с дзадзэн? Разве мы все здесь не чтобы практиковать дзадзэн?". "Когда ты сидишь в зале для медитации, то не думай ни о чём другом, кроме сидения. Но когда ты стоишь на кухне, то не думай ни о чём другом, кроме готовки еды. Кто говорит, что одно важнее другого?".

Путь Будды вечен и безграничен - как он мог бы влазить в твои узкие рамки счастья и удовлетворения?
(Кодо Саваки) 


Монах Дзэн не даёт обязательство оставаться в монастыре всю жизнь. Но в Антайдзи говорят: Оставайся, по крайней мере, на 10 лет! Потому что в таком случае не имеет смысла считать дни как Робинзон Крузо. Когда не виден конец, недовольство с текущей ситуацией вдруг вырастает до бесконечности. Во время моего проживания я постоянно сталкивался со внутренними и внешними препятствиями: Разрыв сухожилия усложнил и работу, и сидячую медитацию. У меня постоянно были боли в животе, от которых я хотел избавиться за счёт поста, но сделал их таким образом только ещё сильнее. Зимой я страдал от геморроя. И однажды отказался исчезать спазм в левой икре, из-за чего я навсегда потерял большую часть чувства в моей ступне. Одним словом, я наткнулся на свои последние границы и чувствовал себя жертвой обстоятельств.

Я думал убежать от бессодержательной скукоты моей жизни тем, что стану монахом Дзэн. Но жизнь в монастыре, которая, как казалось в начале, поддерживала меня, не давала мне свободы. Мне казалось, что я задыхаюсь, и я даже не знал, что было тому причиной. Саваки Кодо роси описал то, как мы сами ставим себя в это тягостное положение: "Ты думаешь, что счастье и покой состоят из того, чтобы освободить тебя от страдания, чтобы всегда испытывать радость? Это наоборот: Каким бы большим ни было твоё страдание, речь идёт не о том, чтобы бить вокруг себя руками и ногами, а о том, чтобы просто сохранять спокойствие. Если ты хочешь посмотреть на состояние того, у кого нет спокойствия в своём уме, то взгляни на мышь в мышеловке: она дёргается изо всех сил. Человек, который увидит это, возьмёт её и бросит кошке на еду. Кошка с удовольствием проглотит её. Так ты понимаешь, что дёргаться руками и ногами - это бессмысленная трата сил. Лучше тихо сиди дзадзэн".

Мой мастер, конечно же, уже давно понял мою ситуацию. И что он сделал? Он принял роль кошки, когда сказал: "Ты не играешь никакой роли!". Это звучало совсем по-иному, чем начальное: "Ты создаёшь Антайдзи!". Разве он не противоречил сам себе? Как же я должен создавать Антайдзи, если у меня нет никакой свободы? И как он мог утверждать, что я не имею значения, если я сам должен создавать Антайдзи?

На самом деле, как я понял позднее, оба этих выражения составляют единое целое, как две стороны одной медали. Если я хочу создавать Антайдзи, чтобы за счёт этого изменить мир, то должен начать с самого себя. Но это не означает, что я делаю всё так, как хочу, и надеюсь на то, что всё случится так, как я себе это представляю. В конце концов, жизнь в Антайдзи - это жизнь в общине. И только потому, что я не хотел соглашаться с этим, то постоянно дёргался руками и ногами. "Ты не играешь никакой роли" - это означает ни что иное, как не принимать во внимание свои чисто личные интересы и наконец-то успокоиться. Чтобы сделать Антайдзи действительно местом для практики пути Будды, не только осмысленно, но и даже необходимо сказать: "В итоге лично я не играю совершенно никакой роли!". Путь Будды - это не моя исконная идея, он не влазит в мои рамки, он больше чем всё, что я могу видеть со своей перспективы. Путь Будды - это то, что ведёт за узкие рамки моего эго. Ему наплевать на мои предпочтения, он не средство для цели. Его даже не интересует моё счастье и несчастье.

"Ах", сказала мышка, "с каждым днём мир становится теснее. Вначале он был таким широким, что я испугалась, я побежала дальше и была счастлива, что наконец-то увидела вдалеке справа и слева стены, но эти длинные стены так быстро торопятся друг к другу, что я нахожусь уже в последней комнате, и там в углу стоит ловушка, в которую я бегу". "Ты просто должна изменить направление бега", сказала кошка и съела её.
(Франц Кафка, чешский писатель, 1883-1924) 


Действительно мой мастер и другие монахи в общине иногда более, иногда менее мягко обращали моё внимание на то, что в Антайдзи речь идёт не о моих личных идеях о счастье и удовлетворении. В Дзэн совместное проживание монахов описывают метафорой груды камней, в которой камни ударяются друг о друга и шлифуют неровные места друг друга до тех пор, пока из сырья скал не станут блестящие драгоценности. Именно это и есть община Дзэн - место, где необтёсанные индивидуумы счищают эгоизм друг друга. И иногда это больно.

Почему в монастыре Дзэн жизни придаётся такое большое значение, выражает Догэн Дзэндзи в "Гэндзёкоан" таким образом: "Когда ты плывёшь по озеру на лодке и смотришь во все стороны, то видишь только круг и ничего другого. Но море не круглое и не квадратное, у него есть неисчерпаемые возможности проявления. Рыбам оно кажется дворцом, а глядя на него с неба, оно выглядит как драгоценный камень. Только в твоих глазах оно сейчас кажется круглым... Но твои глаза видят всегда только то, что лежит на горизонте твоего понимания. Если ты спрашиваешь о положении вещей, то ты должен видеть не только квадратное и круглое, а должен распознать безграничные возможности проявления морей и гор во всех сторонах света. Знай, что это так не только вдалеке от тебя, но и прямо под твоими ногами".

Эта фраза означает, что каждый из нас живёт в своём собственном мире, на который он смотрит со своей совершенно личной точки зрения. То есть другие люди видят вещи по-другому, чем я, и важно понять, как выглядит их взгляд. Я должен распознать, насколько ограничен мой горизонт. Часто это нелегко понять, так как я сам не могу увидеть или постичь границы моего зрения и понимания. В ещё меньшей степени я могу понять и увидеть то, что лежит за пределами этих границ - особенно тогда, когда я не хочу слушать критику других, потому что как раз она позволяет мне увидеть себя самого в другом свете. И именно это важно: Догэн говорит не о каких-то морях и горах, а о земле под моими ногами - обо мне самом. Но так как течение первых двух лет в качестве ученика Дзэн я всегда направлял свой взгляд на других, то не видел самого себя. Я видел ошибки у других, но не у себя. Поэтому неудивительно, что мне не удавалось самому создавать Антайдзи.

Конечно же, каждый должен научиться думать своей собственной головой и смотреть своими собственными глазами. Но, по меньшей мере, настолько же важно понять, что это мышление и зрение очень ограничены. И это так в том числе и для слуха: Мы очень чувствительны, когда речь идёт о шуме, который создаёт сосед. Но понимаем ли мы также хорошо, как звучит шум, который создаём мы, в ушах соседа? То, что кажется сложным в одиночку, легче в группе, если ты только прислушаешься: Другие будут постоянно указывать тебе на твои ошибки, которые ты сам никогда бы не заметил. И здесь речь идёт действительно о руководстве на пути Дзэн. Но легче критиковать мир, чем признаться в собственных ошибках: Если бы я будучи учеником не ждал руководства к просветлению на высоком спиритуальном уровне, то и не потратил бы даром первые два года моей жизни как монах на то, чтобы искать ошибки у других.

Если опадают лепестки весны, то ты чувствуешь огорчение, и если летом растут сорняки, то ты испытываешь злость. Вот и всё.
(Догэн Дзэндзи) 


Первый год в Антайдзи не был лёгким, так как я должен был сначала перестроиться на жизнь в монастыре со своими собственными правилами, которые часто было тяжело понять. Но всё равно в это время у меня перед глазами ещё была цель, надежда, что моё неудовлетворение скоро исчезнет: Когда я в первый раз под осенним дождём должен был копаться в грязи, то считал дни до зимы, когда у нас, монахов, было время читать книги. Зимой, когда каждый день на столе появлялся один и тот же суп со слегка заплесневелой картошкой, я уже радовался весне. Но весной, когда начинало не хватать еды, была самая тяжёлая работа: дороги надо было сделать проходимыми, надо было обработать овощные поля и потом посадить рис. Но меня подгоняла надежда на лето со свежими овощами и возможностью поехать на море в свободный день.

Можно было бы предположить, что после первого года я уже вжился, но на самом деле на второй год моя ситуация стала тяжелее. Теперь я знал больше: Любое время года приносит с собой свои собственные проблемы, и если моя ситуация должны была бы измениться, то я сам должен был бы что-нибудь сделать - но я просто не знал как! Когда я пережил свою вторую зиму в Антайдзи, то потерял всякую надежду. В то время меня удерживали от побега снег и убеждение, что если я не справлюсь с жизнью в Антайдзи, то не справлюсь нигде. В то время я был не единственным, кого мучили сомнения: Дзиун, который по прибытию забрал меня с автобуса, поссорился с мастером и ушёл. И Сэйрю, молодой монах, который был в Антайдзи уже во второй раз, предпочёл ещё раз попробовать мирскую жизнь. В том же месяце до нас ещё дошла новость, что большое землетрясение разрушило город Кобэ, находящийся с юга от гор. Беспомощность в своей собственной ситуации усилилась из-за чувства невозможности помочь и другим людям в их беде.

Ты хочешь стать Буддой? Какая бессмысленная трата сил! Будь просто каждое мгновение самим собой. Что ты думаешь достичь, когда оставляешь это место?
(Кодо Саваки) 


Ситуация вышла из-под моего контроля. Занятость с казавшимся безвыходным положением забирала у меня силу, что только усилило моё страдание. В какой-то момент мне начало казаться, что это страдаю не я, а что страдание овладело мной. Таким образом это стало даже как-то проще: я потонул в этом состоянии пассивности. Простые задания как, например, уборка или работа на кухне занимали у меня втрое больше времени, чем раньше. Я двигался как в замедленном действии. Желание секса - не маленькая проблема для монаха Дзэн - больше не была для меня темой. Недели и месяцы я жил как зомби. Только спустя годы, когда я читал книги о психологии, то увидел, что у меня была депрессия. Но той зимой я всё же пытался убедить себя, что нахожусь в туннеле, в конце которого меня ждёт просветление.

Весной моё меланхоличное настроение немного улучшилось, но просветления я всё ещё не нашёл. Так я упаковал все свои книги в коробки и послал их обратно в Германию, чтобы иметь возможность в любой момент с лёгкой поклажей на плечах покинуть монастырь. Я посвятил в свои планы Тайдзюна, который к тому времени уже жил в собственном монастыре недалеко от Антайдзи. Он сказал: "Я бы мог сказать тебе с самого начала, что для такого маленького умника как ты, Антайдзи неподходящее место. Но хочешь ли ты возвращаться в Германию как неудачник? Тебе нужен более строгий монастырь!".

А я думал, что жизнь в Антайдзи была уже достаточно строгой, скорее даже слишком строгой. Но так как в Германии меня действительно не ожидало ничего кроме чувства, что я сдался, то я решил рискнуть ещё раз. Годы практики Дзэн не должны были быть бессмысленными. Осенью, спустя два полных года, с помощью Тайдзюнa я покинул монастырь Антайдзи. Вернусь ли я когда-нибудь назад, я не знал. Конечно же, я надеялся ещё раз увидеть моего мастера и моих братьев-монахов, но теперь мой путь вёл меня в другом направлении. Спустя несколько дней я стоял на коленях перед воротами монастыря Риндзай Сайфукудзи в Кёто, который порекомендовал мне Тайдзюн и который был известен господствующей там строгостью. Пути назад не было, и даже когда старший монах в качестве приветствия взял меня за шкирку и швырнул вниз по каменной лестнице, я знал, что мой путь ведёт только сквозь эти ворота.

Почему я недовольный?

Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это всё, всё! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту.
(Федор Михайлович Достоевский, русский писатель, 1821-1881) 


Чем больше мы стремимся к счастью, тем более неудовлетворёнными мы становимся самими собой. Почему нам так тяжело поверить, что мы уже давно счастливы и что нет совершенно ничего, к чему нам надо было бы стремиться? Откуда приходит это постоянное гложущее чувство недовольства, эта игла в нашей груди? У английской рок-группы Роллинг Стоунз в 1965 году был их первый хит под названием "I can't get no satisfaction" ("Я не могу получить удовлетворения"). Эта песня точно выразила дух того времени и с тех пор не потеряла ни капли своей актуальности. Сейчас, как и тогда, мы чувствуем, что нам чего-то не хватает.

Но что мы ищем на самом деле? Деньги, любовь и секс? Мы хотим сделать карьеру и получить больше свободного времени? Может быть мы хотим от всего понемногу, но то, чего нам в итоге не хватает, это чувство быть счастливым. Но странное дело: Чем больше мы бежим за счастьем, тем больше теряем из виду самих себя - то, как мы живём здесь и сейчас. Чем больше мы стараемся быть счастливыми, тем меньше понимаем, что означает счастье на самом деле. Счастье всегда лежит для нас с другой стороны горы. Мы вовсе не хотим быть довольными жизнью, какая она есть. Хотя нам на самом деле всего хватает, но мы всё равно чувствуем себя неудовлетворёнными.

Я убеждён, что это чувство испытывает не только современный человек, но и что оно существовало уже в древности. Разве стали бы выпрямляться человекообразные обезьяны, чтобы ходить на двух ногах и искать инструменты для своих освободившихся рук, если бы они были довольны своим обезьяньим бытиём? Стали бы они укрощать огонь, если бы внутренний импульс не позаботился о том, чтобы они смогли преодолеть инстинктивный страх перед ним? Я думаю, что этим стартовым механизмом является недовольство текущей ситуацией и что мы обязаны ему открытием колеса, бумаги и печатного станка. Оно также привело к нововведениям в философии и религии, как и в медицине и естественных науках. Мы не довольствуемся тем, что есть, и поэтому идём дальше. Но вопрос, который всегда по праву ставится, это в какую сторону мы в действительности идём? Подвёл ли нас прогресс к счастью на один шаг ближе? Вряд ли, потому что иначе мы бы не стали читать книги о счастье. Когда речь идёт о счастье, то единственное, что можно, как кажется, с уверенностью сказать, так это что недовольство не является чрезвычайным состоянием, из-за которого мы должны себя плохо чувствовать. Нет, это недовольство - наше нормальное состояние. Если мы не примем его, какое оно есть, то только ведём за нос самих себя, когда ищем счастье.

Но мы постоянно натыкаемся на вопрос, что же такое счастье на самом деле. К этому существуют различные подходы: Гедонисты говорят, что счастье означает наслаждаться жизнью. Уже греческий философ Эпикур утверждал: "Тому, кому достаточно слишком мало, тому никогда недостаточно". Так греки объявили самодостаточность счастьем. Но и здесь есть одна проблема: Мы ни в коей мере не хотим довольствоваться самими собой. Разве не это причина, по которой мы так стремимся к признанию и симпатии? А если люди увидели, на каких шатких ногах стоит не только всё материальное имущество, но и также социальный статус и межчеловеческие отношения, то многие направляют свой взгляд на загробную жизнь.

Так произошло в средневековье. Счастье, которое в античности ещё, как казалось, можно схватить в форме умеренного получения наслаждений, стало обещанием на следующую жизнь. Земной мир представлял собой только подготовку, само счастье ждало на небе. И когда в позапрошлом веке Фридрих Ницше объявил Бога мёртвым, то и философы уже давно похоронили счастье. Зигмунд Фрейд, основатель психоанализа, тоже списал его: "Намерение, чтобы человек был счастливым, не содержится в плане творения". В итоге это всё подытожил французский философ Мишель Фуко: "Счастье не существует, а счастье людей существует и того меньше".

Там, где тебя нет, там счастье.
(Польская пословица) 


Такие взгляды на счастье звучат очень негативно. Но с другой стороны именно поэтому они кажутся мне такими освежающими, потому что своим чётким отказом счастью они объясняют, по крайней мере, одно: Нам не нужно стыдиться нашего недовольства. В жизни есть более важные вещи, чем хорошо себя чувствовать. Тем не менее, откуда точно приходит это недовольство нами и жизнью, и как мы можем с ним обойтись?

"Сравнение - конец счастья и начало недовольства", написал датский философ и теолог Серен Кьеркегор и таким образом точно выражает нашу дилемму: Мы чувствуем себя недовольными, потому что всегда хотим быть ещё немного более счастливыми. "Только в несчастье человек действительно знает, кто он", говорит с другой стороны австрийский писатель Стефан Цвейг и таким образом понимает это состояние как экзамен, с которым мы приближаемся к себе. Писатель Герман Гессе добавляет: "Несчастье становится счастьем, если сказать ему 'да'". Мы могли бы дополнить: Счастье становится несчастьем, если его схватить. Счастье, которое состоит из того, чтобы принять несчастье, важнее для нашей жизни, чем чувство счастья, составляющее противоположность недовольству. Например, Тиль Эйленшпигель смеялся во время своих путешествий, когда он шёл в гору, потому что знал, что когда-нибудь дорога опять пойдёт с горы. Когда он шёл с горы, то плакал, так как видел перед собой следующий трудный подъём. Но нашу жизнь должны нести не такие перемены чувств, она должна стоять на обоснованной позиция духа. Для этого необходимо, чтобы мы поняли счастье и несчастье, удовлетворение и недовольство не как противоположности, а как составляющие единое целое.

Но мы всё ещё не знаем, какой смысл в недовольстве. Одним из ответов могло бы быть, что оно приносит пользу в эволюционной борьбе за выживание. Тогда Фрейд был бы прав, что индивидуальное счастье не предусмотрено в плане творения, потому что если бы мы всегда были такими довольными как после хорошего обеда или хорошего секса, то нас бы больше ничего не сдвинуло с кресла на терассе. Уже просто поэтому нашей целью не должно быть переполнение мозга допамином и другими гормонами счастья. Но нам и не надо просто мириться с нашим недовольством. Мы можем придать ему смысл.

Это хорошо, если с тобой случилось несчастье: Потому что в таком случае ты вдруг снова начинаешь ясно смотреть вперёд. Не так хорошо, если у тебя всегда всё получается: Тогда ты начинаешь делать лицо как кот, который сонливо потягивается на солнце.
(Кодо Саваки) 


Эта цитата указывает на то, что мы можем достигнуть счастья только за счёт недовольства и разочарования. Таким образом счастье - обратная сторона несчастья. В "Гэндзёкоан" Догэн Дзэндзи формулирует отношение, о котором здесь идёт речь, простыми словами: "Просветлённый тот, кто понимает размеры собственной иллюзии. Ошибается тот, кто заблуждается о просветлении". Если это применить к счастью: "Счастливый тот, кто распознаёт природу своего недовольства. Несчастлив тот, у кого есть иллюзии о большом счастье". Именно таким образом я был несчастлив после двух лет в монастыре Антайдзи. Я стал монахом, я пожертвовал карьерой, но счастье, на которое я надеялся, не хотело приходить.

Ты никогда не бываешь довольным: Ты недоволен даже самим собой, и поэтому пытаешься изо всех сил стать другим. Но это именно тот момент, в котором начинается твоя ошибка: Ты не другой, чем тот, кто в этот момент недовольный собой живёт свою жизнь. Никто бы не смог сделать это на твоём месте. И всё, что ты в этот момент думаешь, хочешь и делаешь, это ты сам, незаменимый такой, какой ты есть - это означает, что нет никакого истинного, счастливого "я" кроме этого недовольного "я" здесь и сейчас.
(Кодо Саваки) 


Если бы в 80-ые годы у молодых людей спросили, стали бы они счастливее, если бы могли поменяться с Майклом Джексоном, то вероятно многие из них ответили бы "Да!". Джексон достиг пика своей карьеры, танцевальный гений, который продал больше пластинок, чем в своё время Битлз. Сегодня у кумиров другие имена, но ничего не изменилось: Мы не хотим быть самими собой, мы хотим жизнь кого-то другого. Но при этом совершенно ясно, что и звезды не счастливее, чем мы - скорее наоборот. Может быть они не желают ничего больше, чем один раз спокойно сходить покушать, не прокладывая себе дорогу сквозь толпы журналистов. Если мы идём в супермаркет закупаться, то никто не просит у нас автографа - но мы не видим, какая же это привилегия.

Но, кажется, что одно мы всегда знаем точно: что нам всегда что-то не нравится в нашей текущей ситуации. И мы чувствуем, что на самом деле должны были быть счастливее, чем мы есть. Иногда мы даже испытываем необходимость объявить себя по отношению к другим более счастливыми или несчастливыми, чем мы есть на самом деле. Наоборот, мы тем меньше заботимся о нашем счастье, чем более счастливыми являемся в данный момент.

Ты хочешь быть таким счастливым как другие? Ты говоришь: "Я бы так хотел быть как ты"? Твоё счастье не похоже на счастье кого-то другого. Ты должен найти для себя своё собственное счастье.
(Кодо Саваки) 


У меня есть чувство, что многие люди, находящиеся в поиске счастья, хотят, чтобы в их буднях просто исчезло недовольство и чтобы они одним большим прыжком впрыгнули в счастье. Но это не так просто, недовольство не должно оставаться в стороне, когда речь идёт о счастье.

Для Шакьямуни, исторического Будды, жившего 2500 лет назад в Индии, недовольство представляло собой отправную точку его учения, что часто выражается в известной фразе "Жизнь - это страдание". Это не надо понимать неправильно; Буддизм не говорит, что жизнь - это одна единственная череда катастрофических ударов судьбы. В конце концов, жизнь молодого Шакьямуни был вовсе не полной горестей. Родившись принцем, у него было всё, что он мог себе пожелать. Ещё у него была жена и сын, а также - о чём часто умалчивают - большое количество конкубин. Что же тогда было страданием, которое имел в виду Шакьямуни? Ещё столетия до греческих философов он понял, что когда речь идёт о наслаждении и радости, никогда не бывает достаточно. Мы всегда хотим больше. "Жизнь - это страдание" означает поэтому "Ничего не делает действительно довольным".

Шакьямуни различал 8 аспектов страдания или же лучше сказать недовольства. Первые четыре - это жизнь, старение, болезнь и смерть. Многие согласятся, что тяжело быть довольным в старости, болезни и смерти. Но почему же сама жизнь должна быть причиной недовольства? Экзистенциалист, наверное, бы ответил: Потому что это означает бытиё выброшенным в абсурдность. Никого из нас не спросили, хочет ли он или она родиться в этом мире. И в какой-то момент мы спрашиваем себя: Почему я здесь? В моём детстве и юности это было моей самой большой проблемой. Мне всего хватало, о старении, болезни и смерти ещё не могло быть и речи. Но сама жизнь казалась мне темницей. Я могу себе представить, что с молодым Шакьямуни в его королевском дворце дело было также.

Другие четыре аспекта недовольства - это разлука с любимым, общество нелюбимого, невыполнение желаний и страдание от собственной ситуации. Первые два показывают на примере межчеловеческих отношений то, что в общей форме выражают вторые два: Мы никогда не получаем именно то, что хотим. И мы всегда хотим именно то, что не можем иметь. Это так не только для безответной любви. Хотя разлуку и можно преодолеть за счёт огня любви с обеих сторон и создать таким образом единение. Но часто влюблённые, которые уже видели себя счастливыми принцем и принцессой в конце сказки, должны констатировать, что их чувства затихают быстрее, чем ожидалось. Из большой любви таким образом становится "общество нелюбимого".

I can't live - with or without you (Я не могу жить - с тобой или без тебя).
(U2, ирландская поп-группа) 


Шакьямуни учит, что причину этого недовольства можно найти ни в каком ином месте, как в самом себе. Мы страдаем, потому что тоскуем по тому, что лежит по другую сторону горизонта, в то время как закрываем глаза перед реальностью. Выраженный в одном предложении, буддизм может быть понят как призыв: "Открой глаза и видь вещи такими, какие они есть!". Вначале буддизм учил трём свойствам реальности: Во-первых, факту, что ничего не делает довольным на долгий срок. Во-вторых, что нет ничего постоянно, всё преходяще. В-третьих, факт, который связан с предыдущими двумя, что ничего не имеет субстанции. Это означает, прежде всего, то, что в действительности нет ничего, что можно было бы назвать "я" или "мой", "ты" или "твой". Постоянное цепляние за собственную личность понимается в буддизме как причина страдания.

К этим трём признакам вскоре добавили четвёртый, который в течение исторического развития буддизма оттеснил первый признак - "Жизнь - это страдание". Четвёртый признак - это мирная тишина нирваны. Ты можешь спросить себя, где же находится место для нирваны в недовольстве жизнью? Некоторые школы буддизма отвечают, что нирвана достигается, если мы освобождаемся от страдания жизни. Для этого необходимо практиковать путь Будды в течение бесчисленных циклов перерождения, пока ты сам "в один прекрасный день" не станешь Буддой и войдёшь в нирвану. При этом нирвана имеет значение, похожее на царство небесное в христианстве, но её можно достичь не просто после одной, а только после бесчисленных жизней (и смертей).

Но это не подход Дзэн. Если нирвана лежит в потустороннем мире, то само стремление туда станет причиной страдания. Потому что таким образом нирвана станет "синей птицей", которую ещё надо найти. В Дзэн нирвана лежит не в потустороннем мире, противостоящем этому миру, который в буддизме описывается понятием "жизнь-и-смерть". Словами Догэна Дзэндзи: "Пойми, что жизнь-и-смерть - это ни что иное, как сама нирвана!". Далее он пишет в своём важном произведении "Сёдзи" (дословно: "Жизнь-и-смерть"): "Если ты ищешь счастье вне здесь и сейчас, то это как если бы ты шёл к южному полюсу, чтобы найти полярную звезду. Ты станешь ещё более недовольным своей текущей ситуацией, в то время как теряешь из виду самого себя и своё счастье. Пойми, что сама твоя текущая ситуация и есть нирвана. Не пытайся убежать от твоей ситуации. Не имеет смысла бежать за нирваной. Только если ты отпустишь и взойдёшь в здесь и сейчас, то тебе удастся осуществить нирвану в повседневной жизни".

Недовольство и счастье нельзя отделить друг от друга - они как две стороны одной медали. Речь идёт не о том, чтобы освободиться от нашего недовольства, а о том, чтобы открыться ему. Спустя годы после своего первого хита, Роллинг Стоунз спели другую песню: "You can't always get what you want, but if you try sometime, you just might find you get what you need" ("Ты не можешь всегда получить, что хочешь, но если ты это как-нибудь попробуешь, то можешь просто увидеть, что получил, что было нужно" ). Если мы принимаем жизнь и смерть такими, какие они есть, то увидим то, что так долго отказывались признавать: нам всего хватает. Нирвана означает жизнь в этом мгновении. Этой простой истине я вскоре должен был научиться в монастыре Сайфукудзи.

Путь из тупика

Счастье найдёт тот, кто пройдёт суровую школу. Он понимает, что беда не обязательно беда, а радость не обязательно радость. Заурядные люди делают много шума вокруг ничего. Они постоянно бегают по кругу, несутся за тем, что любят и от того, что они не любят - при этом самое большое счастье состоит в том, чтобы просто принять всё.
(Кодо Саваки) 


"ТАНОООМИМАААСЁЁ!", кричал я изо всех сил ранним утром прекрасного октябрьского дня в Кёто. Я находился при входе монастыря Сайфукудзи, а мои слова означали следующее: "Я прошу позволения войти!". За этим следовал ритуал: Появлялся старший монах, чтобы спросить, что происходит. Я ещё раз преподносил своё прошение - с головой на досках, на которых я стоял на коленях. Передо мной лежало письмо, которое должен написать каждый новоприбывший. Оно состоит из биографии и уверения не покидать монастырь до тех пор, пока не достигнуто просветление. Кроме того новичок должен подписать, что он согласен на самое безжалостное обращение с ним, каким бы оно ни было, даже если это будет стоить ему жизни. Насилие понимается в Риндзай-Дзэн как вспомогательное средство, необходимое, чтобы облегчить монахам прыжок через порог к просветлению. Потому что хотя буддизм и учит доброте и состраданию по отношению ко всем живым существам, от монахов он требует огромную строгость с самим собой: От них ожидается, что они отпустят даже свою телесную жизнь, чтобы помогать другим.

Монах почитал бумаги, вернулся на некоторое время в свой кабинет, потом сам опустился на колени и вежливо сказал: "Мне очень жаль, но из-за проблем с местом я должен Вас попросить постараться получить разрешение на проживание в каком-нибудь другом монастыре". Это было такой же частью ритуала, как и настойчивые просьбы новичка, принять его в монастырь. Когда я полчаса спустя всё ещё стоял на полу на коленях, на меня с криком накинулся монах, протащил сквозь ворота наружу и толкнул с лестницы.

Всё шло по плану: Два полных дня я с опущенной головой стоял на коленях при входе, и каждый день один раз до полудня и один раз после меня скидывали с лестницы. Это, по крайней мере, означало паузу в 10 минут, чтобы размять уставшие конечности. На третий день меня взяли в монастырь в качестве новичка на пробу. Следующие пять дней я просидел в медитации в маленькой комнате около входа, которые были прерваны только на два раза в день поесть и на несколько походов в туалет. Так как я привык к сидению на целый день и знал, что первая неделя должна быть своего рода тестом, то пережил это время очень хорошо.

В течение первой недели в монастыре я вставал в 3 утра и ложился в 9 вечера. Ночному покою мешал только звук храмного колокола на воротах монастыря ровно в полночь. Шесть часов сна, это было на один час меньше, чем я привык из Антайдзи. Но так как не надо было выполнять никакую работу, то я хорошо чувствовал себя и уже начал смеяться над мнимой строгостью монастыря. Разве это было не просто театром? Но я опять ошибался. Когда я подумал, что самое плохое позади, тут всё только и началось.

Через неделю меня формально приняли в монастырь. При этом я должен был заплатить одноразовый взнос в 1000 йен, это где-то 8 евро. Деньги были за первое общение с абтом, который полчаса произносил свои речи, пока мне было позволено его слушать с лицом, прижатым к татами. После этого меня представили монахам, у которых была как раз чайная пауза. У меня было чувство, что все радовались моему приходу, и атмосфера была очень раскованная - я ещё не знал, что каждый новичок был желанным мальчиком для битья.

Есть только один способ подняться в монастырской иерархии и вести лёгкую жизнь: Нужно ждать, пока придёт новичок. Мы были 11 монахов, но в отличие от Антайдзи, где я был самым молодым, здесь были только двое, которые были старше меня - к этому моменту ещё 27-летнего. Большинство из них было детьми священников Дзэн, которые сразу после окончания школы или колледжа вступили в монастырь и в Сайфукудзи хотели получить лицензию буддийского священника. Условием для этого являются три года пребывания в монастыре. Так что здесь в действительности никто не интересовался медитацией и учением Будды Шакьямуни, а у них речь в основном шла о том, чтобы унаследовать храм отца и зарабатывать себе деньги похоронами.

Сегодня большинство профессиональных священников в Японии рождаются монахами, для которых Дзэн - это не призвание, а только профессия. Конечно же, никто здесь не спрашивал меня о моём мнении, и что я уже два года прожил в Антайдзи, тоже не играло никакой роли. Я снова должен был пристроиться в самом низу и слушаться в своём большинстве более молодых и неопытных монахов. И при этом я сделал свою первую и самую большую ошибку: Хотя я и пытался оставить при себе своё мнение о других монахах, но для них было очевидным, что я думал. Я был надменным и смотрел на них сверху вниз. Скоро у меня была репутация высокомерного всезнайки. И монахи были в этом даже правы, так как хотя я и знал о теории буддизма больше них, и у меня было больше медитационного опыта, кое в чём они были впереди меня. Мне ещё многому надо было научиться.

Например, у Рё: Он пришёл три дня до меня и поэтому стоял в иерархии на одну ступеньку выше, хотя и был на один год моложе. Он вырос в храме, но работал в разных экспедиторских фирмах. Он не хотел иметь ничего общего с ремеслом священника, пока в один прекрасный день не узнал, что вдруг умер его отец. Чтобы позаботиться о своей матери, ему теперь надо было как можно скорее получить лицензию священника и всё-таки перенимать храм отца - пиетет считается в Японии самой большой добродетелью, и даже своенравные дети вспоминают о своих обязанностях по отношению к родителям, если дело дойдёт до крайности. Кандо тоже жил в это время в монастыре, ему было уже больше 30 лет, и у него была семья, которая ждала его.

Мы втроём пришли осенью, поэтому все считались новичками и вначале вместе должны были пройти огонь и воду. Но уже 2 недели после моего прибытия Кондо исчез, так что остались только я и Рё. Самый младший в иерархии монахов называется "баттан", что означает последнее место. С ним обходятся по-другому, чем с остальными. Во время еды он должен доедать остатки и во время чаепития предлагать всем чай и раздавать сладости. После работы он с готовностью держит ведро и тряпку, чтобы другие могли помыть себе ноги, а во время полуденной паузы он должен чистить туалеты. Ночью, когда другие уже спят, он ещё не спит, а чистит ёмкость с благовониями. Кроме того, баттан должен всё время следить за тем, чтобы сандалии всех монахов правильно стояли перед дверью - тут речь идёт о миллиметрах. Если что-то не так, то баттана бьют. Хотя я должен был играть эту роль до весны, Рё помогал мне, как только мог. Мы безоговорочно отвечали за ошибки друг друга. "Кто это был!?" - Если этот крик смотрителя за монахами в очередной раз раздавался в коридорах, то это я как баттан должен был поднимать руку в первую очередь: "Мне очень жаль, это был я". Но уже в следующий момент Рё кричал: "Нет, это был я!". Били нас обоих, но разделённые побои причиняли меньше боли.

Удары палкой во время медитации являются частью ритуала Риндзай-Дзэн, вне зала для медитации есть не только оплеухи, но и пинки и удары кулаком. Вначале это потрясло меня, потому что до этого меня никогда в жизни не били. Но вскоре я научился, что должен был быть благодарен монаху, который кричит на меня, потому что он не даёт мне оплеуху. А тому, кто даёт мне оплеуху, я был благодарен за то, что он не ударил кулаком. Даже тот монах, который меня однажды ударил с деревянным шлёпанцем на ноге в пах, бил не так сильно, чтобы произвести остающиеся увечья. Мы, новички, были просто рады - даже если иногда текла кровь - быть ещё живы.


Но также были и ещё некоторые новые моменты, к которым я должен был привыкнуть. Например, в Сайфукудзи день заканчивался ночным сидением. От 21 часа монахи сидели в одной линии снаружи в саду. С 22 часов они по очереди шли спать, первым шёл старший монах, потом каждые пять минут вставал следующий монах, пока в итоге уставший баттан не шёл в кровать уже после 23. То есть у меня было всего 4 часа сна до следующего утра, на 2 часа меньше, чем на первой испытательной неделе, которую я посчитал особенно строгой. Постоянная нехватка сна привела к тому, что я засыпал при любой возможности: и во время медитации и во время еды, и во время рецитации сутр - канона буддийских наставлений, который настолько же важен как Библия в христианстве, но гораздо более объёмен - и уж конечно, само собой разумеется, во время лекций абта. Даже во время ходьбы или стояния моё сознание постоянно выключалось на доли секунд.

Еда в монастыре состояла из смеси риса с пшеницей, к этому добавляли ещё суп мисо и 2 ломтика редьки. Она почти не содержала протеинов, витаминов и минеральных веществ. Старшие монахи почти не прикасались к еде, так как их привилегии позволяли им потом есть салами и шоколад, которые прислали им их родители. Монахи же, стоящие на нижней ступени лестницы, должны были поедать рис и суп. Обычно я, будучи баттаном, должен был одолеть три миски риса, в то время как старшие монахи кричали: "Ешь больше, ешь быстрее - или мы должны здесь вечно тебя ждать!?". Случилось даже так, что мы должны были ещё раз съесть нашу собственную рвоту. После еды моей обязанностью было убрать столовую и при этом съесть всё, что упало на пол во время торопливой еды - ничего же нельзя выбрасывать. Конечно, повару было бы легко готовить не так много, но речь шла не об этом: Нас, молодых монахов, должны были довести до наших границ и за их пределы - изнасилование желудка и кишечника составляет часть тренировки в монастыре Риндзай.

Моему организму понадобилось несколько недель, чтобы привыкнуть к этому ненормальному пищевому поведению. Перед этим было тяжело управлять мускулами мочевого пузыря и ануса. И так как я как новичок не мог сходить в туалет, пока не получил разрешение от какого-нибудь из старших монахов, то я даже пару раз наделал в штаны - неприятный опыт. Позднее я узнал, что многие монахи носили из-за этого подгузники.

Но это было ещё не всё: Холод зимы также доставлял мне много неприятностей. Даже когда температура падала ниже нуля, во время медитации бумажные окна в зале оставались открытыми. Но новичок имеет право носить кроме монашеской рясы и кимоно только футболку с короткими рукавами. Старшие монахи надеваются теплее; Когда я попробовал делать это как они, то меня побили: Я не думал, что звук деревянной палки, которой бьют по плечу во время медитации, выдаст, что я одел дополнительную одежду. Годы спустя монах, который бил меня тогда, сказал: "Ты должен был бы надеть под рясу кожаную куртку - она не издаёт другого звука. Я поступал так, когда был новичком!".

К тому же мой размер оказался недостатком, так как в монастыре со всеми обходятся одинаково. Все деревянные сандалии были одной длины: 24 сантиметра, то есть 36 размер обуви. Обычно я ношу 45 размер, так что пять сантиметров моей ступни всегда свешивались с края сандалий. И с ростом в 1.90 метров мне по ночам тоже было нелегко: Все футоны также имели одну и ту же длину, мои икры лежали на морозе на полу. Тут помогал только хронический недосып.

Я не знаю, почему мы здесь, но довольно таки уверен, что речь идёт не о том, чтобы доставлять нам удовольствие.
(Людвиг Витгенштейн, австрийский философ, 1889-1951)


Ещё один непривычный для меня опыт принесла особая форма медитации Риндзай-Дзэн. Монахи не просто сидят, а работают над коаном. При этом речь может, например, идти о кажущемся бессмысленным вопросе. Или же о разговоре между мастером Дзэн и учеником, отрывком из сутры или стихотворением. Часто это только простой приказ. От монахов потом ожидается, что они продемонстрируют мастеру Дзэн свой взгляд на коан. Два раза каждый день, во время сэссина даже пять раз в день, каждый монах должен давать абту монастыря "ответ" на коан. Обычно говорят, что этот ответ должен был бы быть выражением просветления - или, по крайней мере, одним шагом на пути туда. Можно подумать, что это очень трудно, но на самом деле это даже гораздо проще, чем представляют себе люди. Хотя на каждый коан можно ответить бесчисленным количеством способов, для большинства из них есть шаблонное решение, к которому монах должен подойти как можно ближе.

Первый и, наверное, самый известный коан описывает разговор между мастером Дзэн и учеником: "Есть ли у собаки природа Будды?", спрашивает монах. Мастер отвечает: "Му!". Му может означать "нет" или "ничто". После такого ответа монах, должно быть, растерялся, так как буддизм учит, что все без исключения существа обладают природой Будды. "Что такое Му?", спросит абт новичка, который в первый раз входит в комнату для формального разговора, называемого докусан.

Многие новички знают из книг, что ответ звучит так: "Муууу!". Тому, кто этого не знает, будни в монастыре не оставят времени для раздумья, для философских разговоров у монаха Дзэн нет ни времени, ни сил. Так что же такое Му? Му - это просто му, ни меньше и ни больше. И всё же, в какой-нибудь момент каждый доходит до точки, где он просто глубоко из живота орёт "МУУУУ!". И потом к своему удивлению услышит: "Хорошо, это ответ. В следующий раз скажи мне, почему это является ответом". Для этого нет причин, но чтобы не делать жизнь слишком простой для тех, у кого есть знание из книг, абт так просто не отстанет. Только когда монах действительно убедит абта, что для него не существует ничего кроме Му, ни собаки, ни природы Будды, ни даже себя самого, то тогда он получит от абта следующий коан. Но большинство монахов быстро понимают шаблон, по которому можно ответить на все коаны:

"Какой у Му цвет?" - Монах показывает на свою синюю одежду.

"Как Му движется?" - Монах встаёт и гуляет по комнате.

"Каково Му на ощупь" - Монах отвечает: "Хорошее, плохое, горячее, холодное".

"Какое есть спасение, когда тебя разрубает меч?" - Монах кричит от боли.

"Как прогнать приведение?" - Монах ведёт себя как приведение и кричит "Ууууу".

"Передвинь всю вселенную на кончике пальца!" - Монах поднимает палец.

"Сколько иголок у ёлки перед воротами монастыря?" - Монах пересчитывает свои пальцы.

"Заставь меня встать, не касаясь меня!" - Монах говорит: "Рядом для Вас готова еда".

"Прогуляйся на моей ладони!" - Монах встаёт и делает пару шагов по комнате.

"Застегни ремень вокруг горы Фудзи!" - Монах встаёт и показывает на свой ремень.

"Какой из восьми драконьих богов даёт дождю упасть?" - Монах встаёт и делает вид, как будто бы он писал на стену.

"Ворона насрала на голову каменного Будды" - Монах проводит рукой по голове и кричит: "Эта поганая птица!".

Когда я понял, что речь всегда шла о том, чтобы продемонстрировать единое целое с центральным аспектом каждого коана, не обращая внимания на его общую логику, дела пошли хорошо. Мне только нельзя было бояться стать посмешищем. Но так как монастырские будни и без того каждое мгновение требовали всех моих сил и заставляли меня полностью забыть самого себя, то в большинстве случаев встречи с абтом не представляли собой большой проблемы. Часто было гораздо сложнее разобрать иероглифы, которыми он писал для нас коаны на куске бумаги. Но так как я, в отличие от большинства других монахов, изучал буддийскую письменность, то в итоге это я помогал им расшифровать коаны. Через несколько недель я обогнал большинство монахов.

Тяжелее было выстоять сэссины, особенно Рохацу-сэссин, который каждый год начинается 1 декабря и заканчивается в 3 утра 8 декабря. Он проводится в память о Будде Шакьямуни, который по легенде просветлел 8 декабря, когда увидел восход утренней звезды. Во время этого сэссина монахам не разрешается ложиться. Ночью медитируют в саду, и только между 2 и 3 часами ночи разрешено немного сидя подремать. В конце этого времени мозг настолько устаёт, что собственное восприятие кажется порванной плёнкой: Несколько секунд сознание ясное, но ты постоянно теряешь его на секунды, даже не замечая этого.

После этого сэссина я мечтал - как и, наверное, каждый монах - нормально выспаться. Но уже 15 декабря начинался следующий сэссина, а до этого был обычный распорядок дня с 4 часами сна, дзадзэн с 3 утра до восхода солнца, утренним прошением милостыни, работой после полудня и дзадзэн с наступления темноты до 23 часов. Во время этого второго сэссина в декабре при раздаче еды я надломил себе большой палец ноги. Это случилось, когда я вставал, после того как, стоя на коленях на деревянном полу, накладывал монахам рис и суп. Сначала я почувствовал просто острую боль. Но так как я должен был двигаться между столами с той же скоростью, с которой ели монахи, то у меня не было времени заниматься своей ногой. Когда вечером боль всё ещё не ослабла, я сказал об этом одному старшему монаху, который ответил мне: "А ты что думаешь? У нас сэссин! Всем больно!".

Только через 3 недели мне разрешили пойти к врачу. Он констатировал, что кость уже срослась, но не совсем прямо - и поэтому были боли. Он дал мне пару костылей, который я должен был использовать "пока не ушла боль". Конечно же, с костылями в монастыре нельзя было осилить каждодневную работу, так что я вскоре снова оказался на ежедневном прошении милостыни - в соломенных сандалиях, которые не заслуживали такого названия. Монах даёт свои сандалии дальше тому, кто стоит в иерархии под ним, если они сломались или протекают. Так что когда я получил свои сандалии, то они уже давно разложились.

Перед лицом всех этих мук, меня поразило смиренное отношение, с которым японцы проходили эту суровую школу. Вместо того чтобы сопротивляться несправедливому обращению с ними старших монахов, они, например, говорили: "Теперь я понимаю, через что должны были пройти сами старшие монахи пару лет назад". Или: "То, что мы здесь терпим, трудно, но ещё труднее должна быть обязанность причинять это другому". Казалось, что они почти что жалеют старших монахов, когда принимают их точку зрения.

К примеру, я помню день Нового года, который я и Рё провели одни в зале, в то время как у других монахов был свободный день. Новички должны сначала наизусть выучить сутры, прежде чем им разрешат выйти на Новый год. Склоняясь над моей книгой с сутрами, я жаловался Рё на своё горе: "Зачем мы здесь на самом деле? Мы живём как в тюрьме!". Тут Рё рассмеялся: "Нет, в тюрьме топят, ты можешь сходить в туалет, и есть ты должен столько, сколько хочешь, и бьют там не так много как здесь". "Правильно!", согласился я, "Это не тюрьма, а полный ад!". И снова он должен был открыть мне глаза: "Ад? Нет, тут ты преувеличиваешь. В аду мы бы не стали так удобно сидеть вместе. Там ты постоянно горишь в огне, тонешь в океане фекалий или же тебя кидают на гору из игл. И ночью ты не можешь там спать 4 часа на своём футоне". Только тогда я понял, насколько же неверно смотрел на своё положение. Конечно, мне было, может быть, хуже, чем в тюрьме, но адом это тоже не было.

В Сайфукудзи нас во всех смыслах совершенно выгоняли за наши границы, только одно было здесь проще, чем в Антайдзи - работа. В большинстве случаев мне надо было только помочь при работе в саду и иногда при колке дров - но и здесь били, если я делал ошибки. Поэтому я всегда был готов сорваться с места, чтобы сделать именно то, что от меня ожидалось в каждом мгновении. Я должен был читать мысли и делать всё за секунды: Ни одно неправильное движение, ни одно лишнее слово не терпелось. Каким бы бесчеловечным это не показалось, но в этой ситуации было возможным отбросить весь излишний балласт. Я больше не мог понять, на что же на самом деле жаловался в Антайдзи. По сравнению с жизнью здесь, там у меня всё было хорошо. И даже в Сайфукудзи я больше не жаловался. Если я во время писанья на другой стороне туалетного окна видел капельку росы, в которой сверкали лучи утреннего солнца, то я был просто бесконечно благодарен: "Я живу!". В моей юности это было для меня самой большой проблемой: "Я живу, но почему?". Этот вопрос казался мне вдруг неважным. Я жил, и что бы могло быть великолепнее?

Когда я жил в Антайдзи, то приходили моменты, когда я думал, что не могу продолжать это - будь то во время работы или во время сэссина. Хотя я не находился в настоящей опасности для жизни, мне казалось, что практика может стоить мне жизни. Если я, несмотря на это, решался идти на один шаг дальше, то чувствовал, что при этом меня несла сила, которая не имела ничего общего с моими собственными усилиями. Я чувствовал, как будто бы сделал шаг в пропасть, чтобы вдруг понять, что всё это время я был в безопасности в руке Будды - или чтобы использовать менее религиозное понятие: в самой жизни. В Сайфукудзи из этого опыта стала уверенность: Ничто не может мне ничего сделать, даже смерть не представляла собой угрозы. Наконец-то мне стало ясно, что же имел в виду мой мастер, когда говорил: "Ты не играешь совершенно никакой роли!".

В несчастье будь просто несчастным. И когда ты умираешь, то просто умирай!
(Рёкан, японский поэт Дзэн, 1758-1831)


То есть мне стало легче, и к тому же весной приняли нового монаха. Теперь другой играл роль баттана. Но теперь было и моей обязанностью поручить ему все те вещи, которые раньше я делал сам. Это было не всегда приятно, монахи были правы, что менее больно самому выстоять экзамен, чем требовать это от другого. Но зато атмосфера в монастыре была более расслабленной. Казалось, что японское лето с температурами выше 40 градусов сделало всех равными. Даже старшие монахи не могли уйти от душной жары, которая, во-первых делала всех уставшими, а во-вторых действовала как баня: Мускулы расслабляются, тело и ум не так напряжены. Так в это время было меньше насилия.

В конце лета я стоял перед вопросом, провести мне и вторую зиму в Сайфукудзи или снова пуститься в путь. В начале я собирался пожить в монастыре Риндзай, по крайней мере, полгода или год. Теперь это время было позади, и я чувствовал соблазн остаться подольше. Но я ушёл. Одной причиной тому было то, что и через три четверти года ещё не исчезли боли в моём большом пальце. Но более важным мне показалось то, что я мало что видел в жизни, которую вели старшие монахи. Их задание состояло в том, чтобы погонять новичками. На меня этот метод подействовал, я пробил стену. Но молодые японцы выдерживали это время только потому, что хотели стать священниками, а не чтобы найти просветление. С лицензией в кармане они возвращаются в храмы своих отцов. Больше они никогда не будут практиковать дзадзэн. Если я сегодня снова вижу моих братьев-монахов того времени, то они кажутся мне только своей тенью. Из них вышел воздух, и совместная жизнь, и страдание в Сайфукудзи - это только блеклое воспоминание.

За пределами довольства и недовольства

Сухая кучка говна, которой больше не интересуются даже мухи. Это рай? Ах, нет.
(Коун, корейский поэт Дзэн, родился в 1933) 


Наши колебания настроения похожи на прилив и отлив. Когда мы внизу, то считаем себя несчастливыми, а верх мы путаем со счастьем. Оптимисты утешают себя тем, что всегда могло бы быть ещё хуже, пока вода не достигла своего абсолютного низкого уровня - а потом, говорят они, уровень воды опять поднимется. Пессимистам среди нас, напротив, всегда чего-то не хватает, если прилив не находится в своей самой высокой точке. И даже этот момент они видят только потом, когда море снова отошло назад, и мнимое счастье опустилось до уровня воспоминаний.

Я думаю, что мы должны спросить себя, какой же вклад мы сами можем внести в наше счастье. Мы должны найти твёрдый фундамент для нашей жизни, чтобы придать ей смысл - смысл, который мы бы могли назвать словом "счастье". Как уже упоминалось, этим не имеется в виду простое чувство довольства и недовольства. Нет, речь идёт о жизненном счастье, которое охватывает как счастье, так и несчастье, и которое появляется, только если оба эти состояния полностью приняты. Тот, кто в конце своего поиска найдёт удовлетворение в одном факте бытия в этом моменте тем, кто он есть, и жить так, как он живёт, тот испытает самое большое счастье.

Чтобы показать, как ведут себя по отношению друг к другу довольство и недовольство, счастье и несчастье, и почему нельзя иметь одно без другого, я бы хотел воспользоваться также и на западе известной моделью инь и янь. Но у неё есть один недостаток: Если мы смотрим только на инь- и янь-аспекты какого-нибудь положения вещей, то запихиваем его в чересчур узкие рамки. Реальность имеет не одно измерение. Но, несмотря на это, эта модель поможет нам понять в этом и других местах, как два аспекта, которые, как кажется, исключают друг друга, только совместно создают полную картину реальности.


Этот символ показывает, как инь и янь взаимно дополняют друг друга. При этом они постоянно находятся в движении. Маленький чёрный (инь) круг внутри белой (янь) области показывает так же, как и белый круг в чёрной области, что инь и янь носят в себе зародыш обратного аспекта.


Это два соответствующих знака читаются на японском как "дэко-боко". Левый, "дэко", представляет собой янь, расширяющуюся силу, стремящуюся наверх. Это так называемый мужской принцип, который, конечно же, действует и в женщинах, и проявляет себя, например, в форме способности проводить в жизнь свои намерения. Янь целенаправлен, напряжён и может привести к агрессивному поведению. "Боко" или инь представляется готовым к принятию как миска. Инь наслаждается мгновением, она ненапряжённая и расслабленная. Но так как она всегда выбирает путь наименьшего сопротивления, то ведёт вниз и заканчивается в скуке, вялости и пресыщении. Хотя её и называют женским принципом, она знакома также и мужчинам. Вместе иероглиф "дэко-боко" означает на японском "неровный", так как инь и янь стоят рядом друг с другом как выбоина рядом с камнем на ухабистой дороге. Хотя они и взаимодополняют друг друга, но мы переживаем их в повседневной жизни как чередование взлётов и падений.


Счастье - это инь или в большей степени янь? Мой ответ: ни то и ни это. Хотя янь, означающий также светлый, положительный или резвый, обозначает на востоке жизненную радость, в то время как инь - тёмная или отрицательная - выражает меланхолию. Даже говорят, что надо отдавать предпочтение янь перед инь, поэтому иероглиф янь является распространённой составной частью мужских имён, а инь постоянно обозначает что-нибудь отрицательное и не используется в женских именах. Может быть эта оценка и в чём-то права, так как там люди скорее склоняются к инь, что должно быть выровнено при помощи придавания большего значения янь. На западе, культуре янь, мы можем равноправно поставить инь рядом с янь, может быть даже должны поставить на неё ударение.

Но сначала важно заметить, что инь и янь не статичны, а находятся в движении. Янь в меньшей степени состояние счастья, сколько движение, которое стремится к счастью; в меньшей степени жизненная радость (её я понимаю как инь), сколько напор жизни "наверх". Простой пример этому из природы: Семена и ростки фруктов выжидают зимой под ледяным покровом (конечный пункт инь, меланхолия), пока весной они не прорастут. Прорастание семян, рост корней, рост веток и листьев, появление фрукта (конечный пункт янь, счастье) - это движение янь. Движение инь начинается с созревания нового плода: День ото дня он становится тяжелее и слаще и когда-нибудь падает с дерева. Его не интересует, съедят ли его играющие дети или же он сгниёт на обочине дороги. То, что произойдёт с его зёрнами, он предоставляет природе. Некоторые из них станут в конце зимы начальной точкой следующего движения янь.

Я бы хотел, чтобы это сравнение прояснило, насколько же бессмысленно хотеть постоянно хорошо себя чувствовать. Приятные чувства появляются в конце целенаправленного движения, движения янь, и таким образом начинающееся движение инь, которое хотя вначале и доставляет удовольствие, заканчивается пресыщением. Когда-нибудь мы прекращаем хорошо себя чувствовать и должны собираться с силами для следующего движения янь. Но: То, как мы себя чувствуем в какой-нибудь определённой точке движения, это второстепенно. Было бы лучше, если бы мы как в самом верху, так и в самом низу, ориентировали свою жизнь вдоль одной горизонтальной линии - "Я живу!". Только это делает возможным спокойствие и невозмутимость в счастье и несчастье. Это тяжелее, чем кажется, так как в основном мы не осознаём эту линию, и поэтому позволяем нашим моментальным чувствам отвлечь себя от неё.

Иногда тебе хорошо, иногда тебе плохо - но стоит ли позволять сводить себя с ума твоему сегодняшнему настроению? Если ты полностью отпустишь, то увидишь, что на самом деле это всё равно. Ты должен умереть, чтобы вести счастливую жизнь.
(Кодо Саваки)

Есть 2 совершенно различных формы счастья: хорошо-себя-чувствовать (Счастье А) и бытиё счастливым, которое основано на внутреннем равновесии (Счастье Б). То, что их часто кидают в одну кучу, только создаёт ненужную путаницу о природе счастье. Для счастья А действительно имеет силу, что "без труда не выловишь и рыбки из пруда". Здесь мы можем и должны что-то сделать, требуется наше усилие. Но этот путь не ведёт к счастью Б, здесь на переднем плане стоит отпускание. Только за счёт этого мы вступаем в контакт с тем аспектом реальности, который буддизм называет "мирной тишиной нирваны". Когда в Дзэн говорят о готовности умереть "большой смертью", то это относится к полному отпусканию. При этом самое важное, чтобы отдельный человек перестал принимать во внимание самого себя. Но многие люди думают только о своём собственном, индивидуальном счастье и забывают связи, в которых они живут. Это делает поиск счастья таким сложным.

Вся повседневная жизнь в нашем современном мире проходит в основном не так, чтобы мы что-нибудь отпустили. Саваки описывает это следующим образом: "Собака, тянущая нарты, бежит и бежит в попытке схватить мясо, которое каюр повесил болтаться перед её носом. Но только когда санки достигнут своей цели, мясо кинут собаке, и она проглотит его одним укусом. Это также и с зарплатой: До дня выплаты все бегут за своей зарплатой, которой махают у нас перед носом. Когда её выплатят, мы проглатываем всё одним укусом. И уже бежим за следующей получкой...". Даже повышение зарплаты не сделало бы нас счастливыми надолго, потому что мы всегда хотим больше и больше. Это так не только для денег, но и, например, для любовных отношений. Когда какая-нибудь любовь не доставляет нам того счастье, которое мы надеемся от неё получить, то мы просто переходим к следующей - и в конце мы расходуем наших партнёров как если бы они были потребительскими товарами. И не только деньги, известность, власть и секс держат нас на бегу: Само счастье может быть морковкой, которую мы сами повесили себе болтаться перед носом, чтобы постоянно двигаться дальше.

Но тот, кто действительно хочет быть счастливым, должен прекратить этот самообман и открыть глаза на реальность жизни. При этом лучше смотреть не на изображение в средствах массовой информации, так как кажется, как будто бы нас хотели убедить, что мы постоянно должны быть счастливыми. С первых страниц журналов нам улыбаются молодые, всегда счастливые лица, весёлое настроение звучит из радио, почти каждый фильм имеет счастливый конец. Разве мы не даём вести себя за нос, если путаем это с реальностью? Разве счастье - это необходимость?

Счастье всю жизнь! Никто бы не мог этого вынести: Это было бы адом на земле!
(Джордж Бернард Шоу)

Что на самом деле происходит с человеком, который любой ценой пытается быть счастливым? Учёные выяснили, что в таком случае ось кривой счастья идёт больше не горизонтально, а медленно, но постоянно падает. Пики волн каждый раз лежат чуть пониже, чем предыдущие, линия внутреннего равновесия идёт вниз. Это происходит потому, что такой человек понимает состояние чувствовать-себя-счастливым как нормальное. При этом это было бы внутреннее равновесие, "я-живу", вокруг которого двигаются волны настроения. Так что неудивительно, что такой человек плохо чувствует себя, когда возвращается к своему естественному состоянию. Он просто снова и снова требует от своего тела, чтобы оно производило больше и больше допамина, и таким образом переживает временное упоение. При таких условиях он, конечно же, будет воспринимать своё настоящее нормальное состояние как недостаточное и постоянную муку. Он полностью потерял равновесие.

Для Дзэн-мастера Вафу Нисидзима дзадзэн - это путь создания равновесия между симпатической и парасимпатической нервными системами. Вместе они создают автономную нервную систему, которая ответственна за управление бессознательными функциями тела, и таким образом имеет прямое влияние на наше самочувствие. Она также регулирует частоту сердцебиения и кровяное давление.

Если симпатическая нервная система (янь) господствует над парасимпатической (инь), то мы напрягаемся. Это помогает сконцентрироваться на умственных заданиях. Если это напряжение становится болезненным, то оно ведёт к бессоннице и отсутствию аппетита. Если же за дело берётся парасимпатическая нервная система, то мы расслабляемся - входим в модус инь. Наше телесное восприятие становится более интенсивным, и у нас снова появляется аппетит, но одновременно с этим мы также становимся сонливыми, не можем хорошо сконцентрироваться. Об уравновешивании этих двух аспектов заботится, во-первых глубокое дыхание, а во-вторых выпрямленная поза в дзадзэн.


То, как обстоит дело с нашим внутренним равновесием, зависит не только от того, как мы воспринимаем счастье и несчастье, но и ещё от того, как мы смотрим на выигрыш и проигрыш.

Ущипни себя один раз за ухо и подумай: Стоит ли вообще прыгать до потолка от радости и горя, волнуясь о своём лично выигрыше и проигрыше?
(Кодо Саваки)

У японских борцов в сумо есть такое отношение: "Выиграю я или проиграю, этого я не знаю. Важно только в каждом поединке стараться изо всех сил - результат не важен". Таким образом они живут путь сумо. А одна японская спортсменка по фигурному катанию сказала в интервью, после того как она неожиданно выиграла золотую медаль за своё выступление: "Я совершенно не думала о медали. Я просто хотела, чтобы зрители радовались моему танцу. Я не могу поверить, что выиграла!".

Это отношение совершенно ясно отличается от подхода позитивного мышления, который часто используют в сборниках советов по психологии. Хотя это действительно так, что мы скорее одолеем трудное задание, если скажем себе: "Я справлюсь" вместо "У меня всё равно ничего не получится". Но как дело обстоит с двумя боксёрами, которые ещё перед боем кричат изо всей глотки из своих углов: "Я уже выиграл, это точно. Я из тебя котлету сделаю!". Каждый ребёнок знает, что один из них проиграет, совершенно точно в жизни будет только смерть. Поэтому часто к позитивному мышлению принадлежит также и готовность закрыть глаза перед реальностью жизни.

Как вёл себя в свою очередь Ганс-счастливчик, который шёл домой вместе с тяжёлым куском золота, и которому после ряда нескольких, кажущимися неудачными, обменов остались только точильный камень и камень с окраины дороги? Когда Ганс увидел, как в конце камни тонут в колодце, он, освобождённый, вскочил: "Нет никого счастливее меня под этим солнцем!". Ему не надо себя ни в чём убеждать, для него счастье состоит не в выигрыше, а в проигрыше своей ноши.

Здесь раскрытие в мгновении и возможность отпускания - очень существенные факторы. Но часто мы настолько фиксированы на самом выигрыше, что теряем нашу ориентировку. Поэтому Саваки роси говорит: "Выигрывать означает сбиться с пути. Просветление лежит в проигрыше". И снова становится ясно, что то, что мы себе обычно желаем, не обязательно должно быть счастьем. Основа настоящего счастья - это всегда свой собственный путь - ясная ориентировка в жизни и смерти - о которой говорится в следующей цитате:

"Важно не выигрывать и не проигрывать. В победе не потерять путь, в поражении не потерять путь. Но ты забываешь обо всём остальном, если выигрываешь, и таким образом теряешь путь. А если ты потерпишь поражение, то теряешь его тем более.
(Кодо Саваки)

Я уже написал о том, что буддизм сначала ставит ударение на негативном аспекте жизни: Не только старение, болезнь и смерть понимаются как страдание, но и также сама жизнь. В то же время он учит о нирване, о которой Догэн Дзэндзи пишет в Сёдзи, уже упомянутом тексте о жизни-и-смерти: "Если ты счастлив в здесь и сейчас, то здесь и сейчас становится нирваной. Если ты здесь и сейчас забываешь счастье, то ты забываешь также и всё твоё недовольство". Важно: В Дзэн говорят о забывании, если достигается состояние бытия единым целым. Это не имеет никакого отношения к потере сознания. Особенно на западе для нас слишком часто речь идёт о понимании. Но если мы хотим что-то понять, то оно уклоняется от нас: В таком случае мы не можем быть с ним единым целым. И счастье мы тоже хотим понять, поэтому оно ускользает из нашей хватки. В бытие единым целым, напротив, нет промежутка между мной, наблюдающим сознанием, и моим действием. Поэтому мы говорим о бытие единым целым с сидением, с едой или работой. В тот момент, когда мы единое целое с жизнью, то прекращаем анализировать её и оценивать как "хорошую" или "плохую". Потому что важно не понимать жизнь, а слиться с ней.

В "Сёдзи" Догэн резюмирует то, что Дзэн-буддизм говорит о жизни за пределами довольства и недовольства: "Спокойствие внутри счастья и несчастья - это истинное счастье. Если ты пытаешься избавиться от своего несчастья, то таким образом только теряешь твоё спокойствие, и так делаешь себя ещё несчастливее. Если же ты цепляешься за счастье, то тоже теряешь своё спокойствие, а с ним также и счастье. Только если ты принимаешь свою жизнь, какая она есть, то будешь действительно счастливым и спокойным. Но не думай, что счастье и спокойствие можно понять и выразить словами. Просто забудь своё желание понять, прекрати стремиться быть счастливым. Отпусти своё тело и ум и предоставь себя счастью, чтобы быть таким, какой ты есть. Кем ты хочешь быть, если не собой? Где ты хочешь быть, если не здесь? Когда ты хочешь жить, если не сейчас? И именно тут ты есть в этом мгновении - какое счастье!".

Обратно в Антайдзи

Если ты чётко увидишь, что твоя жизнь непрерывно связана со вселенной и между тобой и Буддой не влезет ни одной волосинки, то для тебя не будет иметь никакого значения, играешь ты на сцене передние или задние ноги верблюжьего костюма: Ты будешь раскрывать всю свою жизненную силу в каждом твоём действии.
(Кодо Саваки) 


Когда я после одного года Сайфукудзи шёл со своими пожитками по дороге от монастыря к вокзалу, то чувствовал себя, как будто бы я заново родился. Солнечные лучи позднего лета на моей коже, трели птиц, играющие дети, запах цветов - мне казалось, как будто бы я переживал всё это в первый раз. Даже шум уличного движения был прекрасной музыкой в моих ушах. Я мог идти, куда хочу.

После короткого посещения Антайдзи я пошёл на 5 недель в горы, чтобы в одиночку медитировать и немного акклиматизироваться. Например, я должен был снова научиться контролировать себя. От природы я очень спокойный и рассудочный человек, и не помню, чтобы у меня когда-нибудь был припадок бешенства до прихода в Сайфукудзи. Но там моя внешняя оболочка вдруг полностью отвалилась, так что каждое впечатление снаружи также беспрепятственно входило в меня, как и мои внутренние импульсы стремились наружу. После того как я один год постоянно стоял под высоким напряжением, то должен был сначала снова привыкнуть к "нормальной" жизни с её правилами. Пять недель были первым шагом в этом направлении.

В течение этого времени, которое я провёл в палатке неподалёку от горы Ё-но-сэн на высоте 1000 метров, дождь шёл почти каждый день. Но проблемы создавали не только влажность и холод ранней осени. В одной из первых ночей я проснулся, потому что услышал шелест около моей головы. Когда я встал, наступила тишина, но через некоторое время что-то снова начала тихо шевелиться в темноте. Хотя меня хотели осмотреть и не медведи или дикие свиньи, а только полевые мыши проделали дыры в стене палатки и надгрызли мой и без того скудный провиант, мне было не заснуть. Остаток пяти недель был не дракой с одиночеством или самим собой, как я себе это на самом деле представлял, а с моими голодными друзьями, которые не выказали мне никакого уважения.

После этой короткой остановки я решил поступить ещё на один год на официальную буддийскую семинарию. Я выбрал Буссиндзи, монастырь Дзэн, который лежит где-то 200 километров восточнее Антайдзи на берегу Японского моря. Так как он принадлежит к школе Сото, то там у меня была возможность получить лицензию священника.

В то время как в Сайфукудзи речь шла о том, чтобы пробить невидимые стены, которыми я сам загородил себе дорогу, то ко времени в Буссиндзи я подошёл без особого напряжения: Там монахи наслаждались всеми свободами, какие только можно себе пожелать в монастыре Дзэн, так я провёл первые четыре месяца во сне. Конечно же и в Буссиндзи я не мог проводить весь день в кровати, но большое количество времени было отведено монахам для собственных дел: Один тренировался в каллиграфии, в то время как другой готовил чай. Третий читал комиксы, а четвёртые пили одну или другую чашечку сакэ. Безусловно, и здесь были немногие люди, которые серьёзно изучали сутры или в одиночестве практиковали дзадзэн. Но для меня речь шла не о том, чтобы соревноваться с ними. Я доверил себя своим импульсам инь, и, прежде чем успел оглянуться, уже прошла зима.

Тут я начал как сумасшедший читать книги. В Сайфукудзи в нашем распоряжении был только сборник коанов, и в течение двух лет в Антайдзи тоже не было особо много времени для чтения. Когда меня на 4 месяца зачислили на работу на кухне, я провёл много послеобеденных часов с отговоркой, что надо купить лук, в городской библиотеке. В другие дни я ходил в автошколу, чтобы сделать себе права на мотоцикл. А ночью я шёл вместе с единомышленниками играть в бильярд. Потому что когда я наконец до конца выспался, то искал для себя новые поля деятельности, которые не мог найти внутри монастырских стен. Хотя абт Буссиндзи в лекциях постоянно напоминал своим ученикам не ослабевать свой поиск просветления, но он сам был теоретиком, чья практика уличала во лжи его речи. Через год я был готов вернуться в Антайдзи, готов во второй раз взяться за учение моего мастера: "Ты создаёшь Антайдзи" и "Ты не играешь никакой роли".

Ещё смешнее, чем наблюдать за обезьянами в зоопарке, смотреть на людей, бегающих на свободе.
(Кодо Саваки)

После моего прощания в Буссиндзи я на три недели отправился в путешествие, на котором посетил многих мастеров в их храмах. Среди них был и Кохо Оябу, мастер моего собственного мастера, который был абтом Антайдзи с 1975 по 1987 годы. После того как он оставил пост абта, то отправился со своей женой и сыном в Италию, чтобы распространять там Дхарму. Когда я ещё учился в Берлине, то посетил его однажды у Эгейского моря, но после этого наша связь оборвалась, так как мой мастер Мияура и Оябу лишь немного общались друг с другом.

Оябу был в течении семи лет в Италии, когда один врач - где-то в то время, когда я стал монахом в Антайдзи - сказал ему после полного обследования: "У Вас рак, и Вам осталось жить пол года". Оябу хотел умереть на своей родине, северной оконечности главного японского острова. Он отказался от операции и по совету друга начал есть только нешлифованный коричневый рис и овощи. Большинство японских буддистов ест и рыбу и мясо - Оябу, который также любил и сакэ, до этого не был исключением. Целую зиму он с утра до вечера не делал ничего другого, как катался на лыжах. А когда через пол года он был всё ещё совершенно живым, то решил снова занять место священника в монастыре, а точнее в Вакаяма, на крайнем юге главного острова. Когда я посетил его там, то он сказал мне за пивом и сакэ, что не победил раковую опухоль у себя внутри: "Недавно на одном обследовании опухоль была всё ещё видна. Я не хочу побороть её, и она тоже не растёт. Рак и я просто живём теперь вместе". Его слова тронули меня, так как то, что он сказал, было правильным и для моих жизненных сомнений. В Сайфукудзи или в Буссиндзи я не победил своё недовольство и вместо этого нашёл счастье жизни. Нет, скорее это было так, что я заключил дружбу с жизнью и всеми её сложностями. Недовольство не уступило место довольству, скорее я просто научился обнимать их обоих. И если существует такая вещь как счастье, то как мне кажется, она лежит в этом объятии жизни.

Если ты примешь своё недовольство как недовольство, то ты спокоен. Как тот, кто умоляет сохранить ему жизнь и вдруг понимает, что он уже давно мёртв. Вдруг нету попрошайки, который ещё секунду назад дёргал тебя за рукав.
(Кодо Саваки)

Также и то, что Оябу рассказывал о своём отношении к его мастеру Косё Утияма роси, было интересным. Сам Утияма был в Кёто учеником наверное самого известного мастера Дзэн 20-ого века - Кодо Саваки роси, чьи слова ты часто встречаешь в этой книге. Саваки был харизматичной личностью, которая своим олицетворением идеала Дзэн увлекала многих людей. Он понимал себя как бродячего монаха, без семьи и дома. И хотя Саваки читал лекции в университете школы Сото, сам он никогда не получил высшего образования. Так он жил как лист на ветру и сам говорил о себе: "У меня нет даже просветления - и мне его и не надо!". Утияма был совершенно другим. У него была степень доктора наук, он был женат в третий раз и постоянно жил в Антайдзи, храме, который он унаследовал от Саваки. Но когда речь шла о просветлении, то он был настолько же радикальным в своём отношении отпускания, как и Саваки до него: "Дзадзэн ничего не приносит". Именно на этом учении основывали свою практику дзадзэн как Саваки, так и Утияма и все последующие абты Антайдзи.

Утияма однажды сказал: "Саваки был как роза, я как маргаритка". Розу и маргаритку нельзя сравнивать, каждый цветок может расцвести только таким, какой он есть. И хотя Саваки оказывал на своё окружение сильное впечатление, но он тоже был человеком. Словами Утиямы: "Ни один мастер не бывает совершенным. Это так и для моего мастера. Но для ученика об этом и не должна идти речь. Для него речь должна идти о том, чтобы следовать за своим несовершенным мастером таким совершенным образом, каким только возможно". В то же время у Утиямы было достаточно уверенности в себе, чтобы на похоронах Саваки сказать: "Говорят, что Саваки был последним настоящим монахом Дзэн в истории Дзэн. Сегодня я хочу собраться в путь, чтобы стать первым настоящим монахом Дзэн в истории Дзэн".

Традиция означает беречь огонь, а не хранить пепел.
(Папа Иоанн XXIII, 1881-1963)

Ещё больше я узнал, когда Оябу рассказывал мне в позднем часу: "Если бы я должен был оценивать харизму Утиямы как монаха Дзэн на шкале от '1' до '100', то я бы, наверное, дал ему '-50'. Но действительно важно то, что не только мастер создаёт ученика, но и также что ученик должен создавать своего мастера. Утияма роси - это моё собственное творение!". Этим он имел в виду цитату Догэна Дзэндзи, которая сравнивает отношения между мастером и учеником как между плотником и доской: То, что сделает мастер из дерева, зависит от его ремесленных способностей, в меньшей степени от качества дерева. Это означает, что полная ответственность за продвижение ученика Дзэн лежит на мастере. Это крайне важное учение не должен забывать ни один мастер. Но для ученика в этом кроется ловушка. Если он полагается на то, что мастер научит его всему в нужное время, то забывает, что в итоге это он сам должен понять учение своего мастера и воплотить его в своей собственной жизни. В японском монастыре Дзэн эту истину часто выражают довольно вульгарно: "Каждый должен сам вытирать свою жопу".

Оябу пошёл даже ещё дальше. "Если ученик - идиот, то и учитель будет идиотом", сказал он. И обращаясь ко мне лично: "Я знаю, что быть учеником Мияура может быть непросто. Я удивлён, что ты вообще хочешь назад в Антайдзи. Но если ты вернёшься, то чему ты у него научишься, зависит от тебя. Ты должен создать мастера и полностью следовать за ним". Мне это открыло новое измерение. Ученик должен отвечать не только за свою жизнь и должен не только сам создавать Антайдзи, но и он также несёт ответственность за то, чтобы активно "создавать" своего мастера. Задание ещё необозримой величины ждало меня в Антайдзи. Но в то время я ещё не знал, что уже в течение многих лет отношения между Оябу и Мияура были плохими, и об обоюдном создавании не могло быть и речи. Я также ещё не знал, какие большие последствия будет иметь контакт с Оябу на мою собственную жизнь, когда через несколько лет он показал своё другое лицо.

Когда я снова оказался в Антайдзи, то дела шли легче, чем я ожидал. Я боялся, что всё ещё не буду справляться с работой, к тому же в Сайфукудзи и Буссиндзи почти не было тяжёлых физических нагрузок. Но пришли несколько новичков, и так в течение следующих двух лет в монастыре было 10 человек. Таким образом работа лучше распределялась, каждый нёс меньшую ответственность. Только с Эсином, который влюбился в американку и уехал в Америку, ушёл последний монах, которого я знал из своего первого проживания. Сегодня он женат и живёт в Индиане, ни слова не говоря по-английски. Конечно же Мияура был моим мастером, но и Эсин играл важную роль при моём решении стать монахом в Антайдзи. Он до сегодняшнего дня является для меня примером. Также было неприятным, что он - как до него и Тайдзюн, Дзюин и Таннэн - перед уходом поссорился с Мияура. Таким образом большинство монахов, которые покидали Антайдзи, сжигали за собой все мосты. Только после смерти Мияура многие из них снова посещают Антайдзи - среди них и Эсин.

Меня радостно поприветствовали Август, Робби и Майк, один немец и два американца, которые в моём лице наконец-то нашли переводчика. Я постоянно должен был выслушивать жалобы на недостаточную эффективность работы, иерархию в монастыре или еду. Сомнения, которые мне и самому были очень хорошо знакомы из первых двух лет, но теперь потерявшие для меня какое-либо значение. Если меня спрашивали, чему я научился в Сайфукудзи, то я говорил: "Я прекратил жаловаться". Мы смеялись, когда эти трое делали подтягивания в сарае, а во время работы говорили: "Если мы должны так много работать, то у нас потом совсем нет сил для наших упражнений!".

В это время в монастыре жили и другие новички. Например, Канда, которого выгнали из школы, и он не мог найти работу. Его родители отправили его в Антайдзи. Он жил со мной в одной комнате, и мы были хорошей командой, пока Мияура не выкинул его спустя год. Если бы одного из нас спросили, зачем же мы живём в Антайдзи, то ответом бы было: "Потому что у нас нет другого выбора!".

Осю был сыном англиканского пастыря в Японии. Его тоже привела сюда своя собственная причина, которую он называл "поиск вечного счастья". Я думал, что понимал его, но безуспешно пытался объяснить, что это счастье лежит не "на другой стороне".

Рёко был поваром, у которого в Осаке сгорела кухня. Теперь он стоял за плитой в Антайдзи. Синго был со мной в Буссиндзи. Казалось, что Мияура много ожидает от него, но у него был подружка на острове Сикоку, к которой он переехал через два года, чтобы пожениться. Мияура тогда сказал ему: "Я не хочу тебя видеть следующие 20 лет!".

С Мияура не всегда было легко. Это было так и для Софу, где-то 40-летнего алкоголика из Осаки, который остановился в Антайдзи в том числе и потому, что здесь было много сакэ. Однажды вечером Мияура при всех сказал ему: "Ты как жвачка, которая прилипла к подошве моего ботинка - мне просто от тебя не избавиться!". Через пару дней Софу ушёл, и только спустя несколько недель мы услышали, что он снова был в Камагасаки, квартале Осаки, где живут подёнщики. Он был не первым, кто убежал под покровом темноты: Также и Кайдо, которого много лет до этого посвятили в монахи вместе со мной, однажды утром бесследно исчез. За день до этого у него вырвалась корова, и она растоптала поля. Хотя в Антайдзи не били, но из-за натурального хозяйства ответственность, лежащая на каждом из нас, часто бывала невыносимой.

Это давление еще больше увеличилось, когда однажды Мияура сказал: "У Антайдзи нет денег. Я не знаю, как нам покрыть расходы на починку, электричество и топливо. Но разве речь идёт не о вашей жизни? Почему вы не думаете над тем, как удержать Антайдзи на плаву?". В отличие от других буддийских храмов, которые часто очень не бедны за счёт своей общины и регулярных похоронных церемоний, у Антайдзи совершенно нет дохода. И сам абт не зарабатывает денег. Поэтому не удивительно, что Мияура беспокоился, так как уже тогда была дырявой крыша, и от стены отваливалась штукатурка. Всегда, когда выходила из строя одна из машин - всё равно трактор, машина для сбора риса, молотилка, бульдозер или экскаватор, то работа должна была продолжаться вручную, потому что не было денег на починку.

Для всех нас жизнь в Антайдзи была тяжёлой. Работа на полях была трудной, но ещё более трудной могла быть работа над внутренним сопротивлением. "Что я вообще здесь делаю?". Мучительные сомнение сопровождали каждый день. А когда к этому добавился призыв затыкать дыру в монастырской кассе, то для большинства граница того, что они могли вынести, была достигнута. Через несколько недель из десяти обитателей монастыря остались только четыре, среди которых был и абт Мияура, который в основном отошёл от жизни монастыря. Он больше не читал лекций и не принимал участия в работе. Иногда мы только коротко видели его утром, когда он клал список работ на день рядом с обувным шкафом. Он даже не отвечал на моё утреннее приветствие. Тогда я понимал его отношение так, что он подчёркивал свой призыв к нам, братьям-монахам: "Каждый из вас должен сам создавать Антайдзи!". В конце концов, Антайдзи - это не детский сад. Каждый, кто живёт в Антайдзи, должен сам отвечать за свою практику. Монахи не должны полагаться на абта, как ребёнок полагается на своих родителей. Но сегодня, четыре года после того, как я сам взял на себя задание абта, я знаю, что это было только половиной правды. Роль абта переросла Мияура, но в отличие от нас, монахов, он не мог просто собрать свои вещи и уйти.

Я был в то время уже самым старшим среди монахов и получил - также как и Тайдзюн, Таннэн и Синго до меня - передачу Дхармы (официальное разрешение учить как мастер Дзэн). Кроме меня в то время в монастыре был ещё Кэнго. Он служил в японской армии, но представление в случае военного конфликта стоять на линии огня привело его на монашеский путь. Потом он хотел помогать общине в маленьком монастыре и вести обеспеченную жизнь. Американец Майк снова был в Антайдзи после нескольких романтических приключений в других странах, но он всё ещё не мог выбрать между жизнью Дзэн, любовными приключениями и чайной церемонией, ещё одним своим хобби. Хотя я и чувствовал, что медленно, но верно, пришло время стоять на собственных ногах, но не мог решиться покинуть Антайдзи. К этому моменту мне бы самому моё поведение показалось, как будто бы я покидал тонущий корабль, так как казалось, что монастырь приходит в упадок. К тому же я был убеждён, что не ученик, а учитель решает, когда ученику нужно уходить. До этого моим заданием было создавать Антайдзи и находить своего мастера в практике текущего мгновения. Но Мияура со мной не разговаривал, а я не хотел касаться этой щекотливой темы - когда вдруг развитие событий было непредвиденным образом ускорено Оябу. Одним зимним вечером Мияура позвал меня к себе. Мы уже долго не общались, и я знал, что речь идёт о чём-то важном.

Он спросил: "Какие у тебя планы на будущее?"
Я сказал: "Планы? У меня нет планов, я полностью открыт для всего, что придёт".
"Хорошо, но что ты хочешь делать, когда уйдёшь из Антайдзи? Или же ты думаешь о том, чтобы перенять Антайдзи?".
"Нести ответственность за собственный центр Дзэн - это красивая мысль, но я не думаю, что моих сил хватило бы для требований, которые ставит Антайдзи".
"Да, я тоже думаю, что это слишком трудное задание. Я спрашиваю просто потому, что Оябу попросил меня оставить пост абта".

Но к этому моменту Мияура мне не сказал, что Оябу также написал и о том, чтобы он назначил меня на пост абта Антайдзи в течение следующих трёх лет. Но было ясно видно, что Мияура не хотел отказываться от своего поста. По атмосфере в комнате я почувствовал то, что уже должен был знать и в течение прошлых месяцев: Моё присутствие в монастыре не облегчало жизнь Мияура, а скорее усложняло её. Так как он заговорил о моих планах, то я воспользовался возможностью спросить его: "Я знаю, что ученик не должен уходить из Антайдзи без разрешения мастера. Если я ухожу, то не хочу сжигать за собой все мосты. Но всё же у меня есть чувство, что и для меня, и для Антайдзи, было бы лучше, если я возьму свою шапку монаха и пойду своим собственным путём".
"Тебе же для этого не нужно моего разрешения. Если хочешь идти, то просто иди!", прозвучал лаконичный ответ.

Так как кроме меня в монастыре были только Кэнго и Майк, и Мияура хотел летом поехать на три недели в Германию, чтобы провести сэссин, то мы договорились, что я покину Антайдзи в конце августа - то есть уже через 6 месяцев.

Я не знал, какими натянутыми были отношения между Мияура и Оябу, и до сегодняшнего дня мне не ясно, почему они не понимали друг друга. Я часто переписывался с Оябу после того как посетил его в Вакаяма. Он снова и снова призывал меня найти в личности Мияура мастера, которого он в своё время нашёл в Утияме. Но это создало для Мияура впечатление, как будто бы я сговорился с Оябу против него. Его подозрения усилились, когда весной того же года Оябу вдруг появился в Антайдзи и наехал на Мияура: "С тобой в качестве абта из Антайдзи никогда ничего не выйдет. Этим я снимаю тебя с должности. Я твой мастер, и если ты не следуешь за мной, то я тебе отлучу!". Мияура на это сказал только: "Вы же меня сами назначили мастером. Теперь слишком поздно снимать меня с должности". Когда Оябу заметил, кто Мияура не сдаст Антайдзи, то он показал на меня и крикнул: "А ты, ты никуда отсюда не уходишь!". И уехал.

Только тогда Мияура объяснил мне, что Оябу хочет поставить меня абтом на его месте. Мне было больно, что мой мастер больше не доверял мне. "Ты хочешь быть марионеткой Оябу?", спросил он. Конечно же, я не собирался делать этого. Только если бы мой собственный мастер попросил меня перенять Антайдзи, то я бы согласился. Я ему так это и сказал, но ему было тяжело мне поверить. Время до августа стало длинным, и когда я наконец ушёл из Антайдзи, то моё облегчение было почти таким же большим, как и 5 лет до этого, когда я покинул Сайфукудзи. Последними словами, которые сказал мне Мияура, были: "Теперь ты идёшь своим собственным путём. Я надеюсь, у тебя будет много учеников. Об Антайдзи тебе больше не надо волноваться. Только когда я умру, тогда возвращайся". В этот раз прощание было очень болезненным, потому что слишком много осталось несказанным между мной и моим мастером. Почему он так часто поворачивался ко мне спиной, не отвечая на мои вопросы? Почему он не хотел поверить мне? Только на его могиле всё снова вышло на поверхность - понадобились годы, чтобы всё это переварить.

There is no time to cry, happy happy, put it in your heart where tomorrow shines.
(Нет времени плакать. Счастливый, счастливый. Вложи это в своё сердце, где сияет завтрашний день)
(R.E.M., американская поп-группа)

Я ушёл из Антайдзи, не имея перед глазами никакой цели. Сначала я посетил Оябу в его храме, чтобы лично спросить, действительно ли он собирался назначить меня абтом. "Да", сказал он, "я и теперь это собираюсь сделать. Почему я тебя не спросил? А что, ты имеешь что-то против?". Я объяснил ему, что не хотел становиться абтом Антайдзи против воли моего мастера и считал это задание и без того слишком сложным для меня. "Не беспокойся, раньше или позже, но это произойдёт. До этого ты можешь жить в моём храме". Я отказался от этого великодушного предложения, потому что теперь мне действительно стало не по себе от мысли, что я буду не больше, чем марионетка в руках Оябу. Но он всё же оказался прав в вопросе о преемственности абтов.

На сегодняшний день я вижу конфликт между Мияура и Оябу таким образом: В 1977 году Мияура стал учеником Оябу, как раз в то время, когда Оябу снёс монастырь в Кёто и заново построил его в северном Ёго. Среди монахов у Мияура были большие практические способности. Он разбирался в сельском хозяйстве и умел пользоваться машинами. Хотя теория дзадзэн и изучение буддийских писаний меньше подходили ему, он стал правой рукой Оябу. Харизму Оябу часто сравнивают с харизмой босса якудзы. Он знает, как привлечь людей, которые ищут руководство. У самого Мияура этой харизмы не было. Он был честным, простым человеком, который был доволен чашечкой сакэ после сделанной работы. У Оябу, напротив, были цели: Он видел Антайдзи как центр революции Дзэн, которая должна охватить не только Японию, но и весь мир.

Реальность была более отрезвляющей: Десять лет после переезда в горы монастырь всё ещё не мог держаться на плаву от дохода из продажи овощей. Натуральное хозяйство превратилось в теорию, а когда начали заканчиваться все те деньги, которые наполнили кассы после продажи монастырского участка в Кёто, монахи один за другим покидали монастырь, чтобы въехать в свои собственные храмы. Оябу уехал с последними остатками денег в Италию и предоставил монастырь Мияура, не выяснив, как же Антайдзи должен финансироваться в будущем. С точки зрения Мияура такое поведение доказывало ужасную безответственность. Когда план Оябу не получился, Мияура должен был нести за это ответственность. К этому добавилось ещё и то, что очевидно во время своего пребывания в должности Оябу работал на свой кошелёк. Он продал участок монастыря не на свободном рынке недвижимости, а своему тестю, от которого он же и получал личную финансовую поддержку. А также некоторые из многочисленных старых ряс и каллиграфий, которые собрал и завещал Антайдзи Кодо Саваки роси, исчезли под управлением Оябу.

Всё это объясняет, почему Мияура не хотел отпускать Антайдзи. Хотя он должен был знать, что его время в качестве абта подходило к концу, но он хотел защитить храм от - так он, по крайней мере, верил - ещё одного захвата Оябу. Тот поручил Мияура сделать из Антайдзи самое лучшее, так же как и до этого попытался осуществить свои идеи. И поэтому он не мог молчать, когда видел, насколько потерянным был Мияура. Когда Мияура через почти что 15 лет в качестве абта Антайдзи всё ещё не смог выбрать себе преемника, то Оябу принял решение на его месте. И таким образом я попал между двух дерущихся петухов. Чтобы до конца освободиться от этого, я решился разбить свои палатки в дворцовом парке Осаки. Мне уже хватило политического раздора за монастырскими стенами, и я хотел наружу, на свежий воздух. Со мной это было также, как и со многими другими: В истории Дзэн снова и снова встречаются монахи, которые предпочли жизнь на улице или под мостом монастырской жизни.

"Восьмикратное бодрствование больших людей" уже упоминалось во второй главе. Его третий аспект - это "наслаждение тишиной". О нём написано в "Хатидайнинкаку", главе "Сёбогэндзо", в которой Догэн передаёт последнюю проповедь Будды: "Держитесь подальше от шумной возни и ищите счастье и мир в спокойствии уединения. Человек, который живёт в тишине, его почитают даже небесные силы. Избегайте общество родственников, как и других людей. Тот, кто любит толпу, будет иметь кучу проблем. Это как со старым деревом - если на нём соберётся большая стая птиц, то его ветки сломаются".

Здесь речь идёт не о том, чтобы уйти из мира. Здесь имеется в виду то, чтобы не дать свести себя самого с ума прямо посреди этого мира, например тем, что ты спрашиваешь себя "Почему у других больше успеха, чем у меня?" или "Почему я так одинок со своим несчастьем?". Наслаждаться тишиной означает жить свою собственную жизнь, твёрдо закрепившись в самом себе. Ты ещё помнишь? Розу и маргаритку нельзя сравнивать. Тишина никогда не приходит снаружи. Она приходит изнутри, когда ты открываешься миру и принимаешь вещи такими, какими они приходят. Ты найдёшь тишину даже в центре большого города, если только просто готов внимать звукам мира.


Для меня это было в меньшей степени романтическая тяга, сколько экономическая необходимость, которая пригнала меня в парк. У меня просто не было денег, чтобы снять помещение. Но я хотел разделить свою практику дзадзэн с людьми в большом японском городе. В Японии только в очень немногих храмах предлагают дзадзэн. Я представлял себе место, где люди могут собраться до и после работы, чтобы сидеть. Я хотел устроить Дзэн-додзё - в любом более-менее большом немецком городе это уже нечто само собой разумеющееся.

И так я выбрал жизнь бездомного. Тогда почти 1000 бездомных жила в палатках из голубого полиэтилена в дворцовом парке, лежащем в центре города. Меня привлекала простота жизни с минимальным количеством имущества. Мне нравилась мысль всегда быть доступным для людей в открытом пространстве парка. Ни одна стена не отделяла меня от остального мира, даже граница между "моим временем" и остальной частью дня исчезла: Не было ни одного мгновения, который бы не принадлежал мне, и в котором я бы одновременно не принадлежал другим. В день 13-ого сентября, два дня после нападения на башни торгового центра, я обосновался около дворцовых стен. С бутылкой сакэ в руке я спросил своего соседа, который представился как Хироси, не имел бы он что-нибудь против, если бы я поставил здесь на неопределённое время свои палатки. "Конечно", сказал он с приветливым взглядом, который был, естественно, направлен не на меня, а на бутылку, "нет проблем. Но здесь, в парке, каждый должен помогать себе сам". Это было уже знакомой для меня философией.

Как жить?

В Дзэн говорят: "Каждый день - это хороший день!". Но вопрос просто в том: Что тебе нужно сделать, чтобы каждый день был действительно хорошим днём? Что тебе нужно иметь, чтобы действительно наслаждаться каждым отдельным днём? И ответ звучит так: Совершенно ничего! Тебе совершенно ничего не нужно иметь или делать, чтобы быть счастливым. Тебя просто постоянно водит за нос идея, что ты должен делать то или же хочешь иметь это. Когда ты наконец-то увидишь, что эта идея была только выдумкой, то каждый день будет действительно хорошим днём.
(Кодо Саваки) 


"Быть или не быть?". Так звучал вопрос Гамлета. В 13 лет мы писали на школьных партах фразы типа этой: "Жизнь похожа на детскую рубашку: короткая и засранная!". На самом деле в то время никто из нас не чувствовал, что жизнь коротка - скорее она казалась бесконечно длинной. Только в том, что она засранная, не сомневались некоторые из нас, в том числе и я. Это было то время, когда в моде были мрачные группы как Joy Division. Их певец Ian Curtis сделал себе кровать из гроба, в котором он действительно спал. Когда он в то время на пике своей карьеры покончил жизнь самоубийством, то стал для нас героем. И Morrissey, вокалист группы The Smiths, пел: "When I'm lying in my bed, I think about life and I think about death, and neither one particularly appeals to me" (Когда я лежу в своей кровати, то думаю о жизни и думаю о смерти, и ни одна из них особо не привлекает меня). Он тоже совершенно точно высказывал мои мысли. Теперь я знаю, что тогда смотрел на свою жизнь как тот, кто жалуется, что спектакль очень скучный - не замечая, что он сам играет главную роль на сцене и в то же время должен быть режиссёром за кулисами. Жизнь имеет ровно столько смысла, сколько я ей даю, потому что она может быть только такой хорошей или плохой, какой я её живу. То есть вопрос не в том,
стоит ли мне жить, а в том, как мне надо жить.

Одна из книг, которую я прочитал в свободное время в Буссиндзи, была от Виктора Франкла. В ней был японский перевод трёх лекций, которые прочитал еврейский невролог после своего освобождения из концентрационного лагеря в 1945 году. Для Франкла, также известного из-за своей логотерапии, и в его жизни, и при лечении пациентов речь шла о поиске смысла. Уже в 16 лет он прочитал лекцию, которая называлась "О смысле жизни". В этих трёх лекциях, которые были выпущены в 1946 году под названием "...И все же сказать жизни 'Да'", он описывает "коперниканский переворот", каким его пережил и я. Обычно мы спрашиваем о смысле жизни, и если не находим его, то разочарованно утверждаем, что жизнь не стоит того, чтобы её жить. Но в действительности по мнению Франкла это сама жизнь ставит этот вопрос. Таким образом жизнь ставит нас под вопрос, и это мы должны давать ответ.

С логотерапией Франкл предлагает 3 различных пути обнаружить смысл в жизни: быть творческим, собирать опыт и - страдание. Например, художник находит смысл в жизни посредством своего творчества, но этот путь открыт не для всех. Даже наслаждение искусством - это один из путей туда, также как и мы можем найти смысл в путешествии или в любовных отношениях. Но и это могут не все. Если человек на больничной койке не может сделать ничего другого, как ждать своей смерти, то он может с полным правом спросить себя, имеет ли его жизнь ещё какой-то смысл. Только когда он примет само страдание, то и ответом на вопрос о смысле может быть Да.

Жизнь спрашивает нас не в виде слов, а в виде фактов, перед которыми она ставит нас, и мы тоже отвечаем ей не словами, а в виде действий, которые мы совершаем.
(Виктор Франкл, 1905-1997)

Забавно, что эти три лекции Франкла есть в любом большом японском книжном магазине, в то время как в Германии их нельзя достать, так как в 1977 году в Мюнхене под названием "... ...И все же сказать жизни 'Да'. Психолог в концентрационном лагере" снова выпустили не эти лекции, а вероятно самую известную работу Франкла. В Америке и Японии она стала бестселлером, но в Германии к ней отнеслись не очень ласково. В этой книге, которую, как считается, Франкл продиктовал только за 9 дней, он описывает свои опыты в концентрационных лагерях Терезиенштадт, Освенцим и Тюркхайм. Что несколько удивляет при чтении: Он полностью отказался оценивать Холокост. Мы напрасно ищем у него обвинение. Франкл находит смысл жизни даже в концентрационном лагере. Вероятно именно этот опыт привёл его к тому, что он стал понимать страдание как один из путей к смыслу жизни.

Я увидел себя в книгах Франкла, хотя мои собственные опыты были ничто по сравнению с его. Каким бесчеловечным бы ни было обращение в некоторых монастырях Дзэн, все монахи находятся в монастырях, потому что выбрали этот путь, и могут уйти в любой момент. Франкл выбрал и принял жизнь, хотя у него не было другого выбора. Он несмотря ни на что сказал жизни "да", и только за счёт этого она получила смысл. Само
 страдание - это ответ: "Я живу!".

I give what I've got to give
it's important if I wanna live.
(Я даю, что я должен дать
это важно, если я хочу жить)
(Ramones, американская панк-группа)

В позапрошлой главе я выступил в поддержку счастья, которое выходит за рамки простого хорошо-себя-чувствовать, и которое в основном состоит из отпускания. Но это только половина дела. Важно также, чтобы мы взяли свою жизнь в свои руки. "Здесь, в парке, каждый должен помогать себе сам" - этим Хироси не хотел сказать, что другие люди не важны. Он скорее имел в виду, что каждый сам несёт ответственность за свою жизнь, и что мы сами должны создавать нашу жизнь.

Так что "счастье Б" тоже имеет аспект инь и янь. Для стороны янь правильно: Это твоя жизнь, никто не может жить её, кроме тебя. Решение задачи жизни лежит в твоих руках. Веди свою жизнь не как марионетка, а как главный актёр! Инь, напротив, возражает: Разве это не воображение, думать, что человек может "вести" свою жизнь? Лучше позволь жизни взять тебя за руку, позволь ей вести тебя. Отпусти задачу, и ты увидишь, что уже давно живёшь в решении. Ты должен просто немного расслабить хватку, и, смотри: Жизнь тянет тебя в своё направление.

Счастье - это стул, который вдруг стоит там тогда, когда ты хотел сесть между двух других.
(Джордж Бернард Шоу)

Существует ли точка, где встречаются подходы инь и янь? Я думаю, что да. Несколько лет назад в поезде напротив меня сидел молодой японец, чью футболку украшало немецкое выражение: "Познай себя! Что это значит? Это значит: Будь просто - и также не будь" (Erkenne dich selbst! Was heisst das? Das heisst: sei nur - und sei auch nicht). Рубашки с надписями латинскими буквами, которые не понимает сам человек, который их носит, не редкость в Японии. Я бы тоже не обратил на эту надпись особого внимания, если бы она не напомнила мне в начало первой главы упоминавшуюся цитату Догэна: "Следовать самому себе означает забыть себя". Позднее в интернете я выяснил, что эта фраза является частью одного стихотворения Иоганна Вольфганга Гёте. Здесь удивительным образом гармонируют самопознание янь и самозабвение инь. Они встречают друг друга в только-бытие, которое в то же время не-бытие.

Я думаю, что это взаимодействие не такое загадочное, каким может показаться: Для Будды, как и для античных философов, речь шла о самопознании. Но он также открыл, что нет никакого "я", которое можно было бы познать. Потому что если бы было "я", которое можно познать, то должен был бы существовать и промежуток между "я", которое познаёт, и "я", которое познают, - что является абсурдом, так как в таком случае это не самопознание. "Я" существует не отдельно от жизни, и чтобы преодолеть этот промежуток к самому себе, "я" должно полностью взойти в жизни. Что означает: просто быть. Но тогда нет ничего кроме бытия, нет больше даже "я". Есть только "я" - и его нет. Или, выражаясь словами Догэна, чтобы быть полностью единым целым с самим собой, ты должен сначала забыть самого себя.

Именно в этом бытие единым целым и встречаются инь- и янь- аспекты жизни: отпускать и нести ответственность. И если слово счастье вообще имеет какое-то значение, то речь может идти только об этом бытие единым целым. Но - и это важно - так как в бытие единым целым нет промежутка, то тот, кто восходит в своей жизни, не считает себя счастливым или несчастливым. Потому что как только он спрашивает себя, счастлив ли он, то он снова выпадает из этого бытия единым целым - и таким образом из счастья.

Тот, кто действительно счастлив, не осознаёт, что он счастлив. Несмотря на это, он счастлив, а также делает счастливыми людей вокруг себя.
(Догэн Дзэндзи)

Сегодня я больше не смотрю на жизнь как на короткую и засранную. Наоборот: Жизнь похожа на твоё дыхание, без начала, без конца, непостижима, но прекрасна. Наша проблема - это не сама жизнь, так как жизнь "само по себе" существует всё равно только в наших головах. Речь идёт о нашем к ней отношении. Если мы не присутствуем в данном мгновении, то есть не чувствуем вдоха и выдоха, которые делаем сейчас, и не слышим песню птицы, поющей за нашим окном, то неудивительно, что жизнь кажется нам бесконечной серией скучных дождливых дней. "Зачем вообще жить?", спрашивал я себя, будучи ребёнком, потому что мои дни были страшно скучными, так что мысль, что я должен жить до старости, казалась мне ужасным представлением.

Саваки роси, напротив, говорит: "Ты хочешь дожить до 80? Лучше живи вечную жизнь!". Сегодня 80 лет кажутся мне куда более короткими. Тот, кто сейчас хочет жить долго, должен, вероятно, дожить, по крайней мере, до 100. Но даже жизнь 120-летнего не более длинная, чем та жизнь, которую ты живёшь в это мгновение, потому что жить ты можешь только сейчас, в настоящем моменте. "Вечная жизнь", о которой здесь говорит Саваки, не имеет в виду жизнь после смерти. Мы уже живём её с каждым вдохом и выдохом, так как у мгновения нет ни начала, ни конца. Или, может быть, ты можешь его измерить? Сколько времени длится "сейчас"? Одна минута, пять минут? Или же только одну тысячную секунды?

На самом деле всегда есть "сейчас", и если ты живёшь сейчас, то ты живёшь вечную жизнь. Жизнь больше не будет казаться тебе мукой, как только ты направишь своё внимание на настоящее мгновение и отпустишь все мысли о прошлом, которое ты всё равно больше не можешь изменить, и будущем, которое ещё никому неизвестно. Ты сам делаешь жизнь тем, чем она кажется тебе. Один считает её бесконечно длинной и обременительной, другой слишком короткой, чтобы действительно наслаждаться ей. Но может ли быть один вдох слишком длинным или слишком коротким? Нет, но мы часто теряем это вечное мгновение из виду. И это означает потерять жизнь. Как мы можем предотвратить это?

Счастлив только тот, кто живёт не во времени, а в настоящем.
(Людвиг Витгенштейн)

Парадоксальный ответ звучит следующим образом: Мы должны жить так, как будто бы уже давно были мертвы. Саваки роси говорит: "Подумай один раз обо всём с точки зрения смерти. Все твои проблемы растворяются, как только ты прекращаешь ломать над ними голову". В то же время это означает встречать сегодняшний день так, как будто бы он был твоим последним днём.

Это напоминание, которое должно пригласить к жизни, приводит тебя назад к настоящему мгновению. Что бы ты сделал, если бы сегодняшний день был твоим последним? Сел бы перед телевизором? Часами сидел в интернете? Искал бы счастье в книгах типа этой? Или напился бы до потери сознания? Я думаю, что я бы совершил ещё одну прогулку со своей женой и детьми. Может быть убрал бы на своём столе; наконец-то починил бы кран, который капает уже столько времени, заново бы прибил черепицу, которую сдул с крыши ветер. Я бы позаботился обо всех тех вещах, о которых могу позаботиться только в этот момент.

Я не думаю, что стал бы включать на полную мощность магнитофон и танцевать голым на балконе, даже если бы меня больше не должно было интересовать мнение моих соседей. Так как я жил свою жизнь не для других, то и нет причин, чтобы в свой последний день я хватал через край.

Этим я, конечно же, не хочу сказать, что мы не должны думать о других людях. Наоборот: Каждый должен сам жить свою жизнь - но таким образом, какой включает в себя и других, потому что её нельзя отделить от жизни других. Поэтому жить как мёртвый означает не обращать внимания на себя и развить чуткость по отношению к другим людям. Чуткость(Feingef?hl) - знает ещё вообще кто-нибудь в Германии это слово? Это отношение выражается также в том, что говорит Кодо Саваки на вопрос "Как жить": "Подстройся под своё окружение, доставь другим небольшую радость. Живи свою жизнь таким образом, который позволит твоему соседу быть довольным. Практикуйся в этом в браке. Практикуйся в этом, когда имеешь дело со своими родителями или детьми. Живи свою жизнь как труп - так ты никому не будешь действовать на нервы".

Есть простой способ быть счастливым: Не делай ничего, о чём ты знаешь, что не должен этого делать. Отождествляй себя со страданием всех существ. Слушайся того, что тебе говорят другие. Дай от себя всё тем, кому нужна твоя помощь. Не бойся никаких трудностей и отпусти все свои тысячи желаний, забот и мыслей. Это означает быть счастливым. Не ищи ничего другого.
(Догэн Дзэндзи)

В этих цитатах мы встречаем идеал, который в буддизме называется "Бодхисаттва". В своей 2500 истории буддизм развился от спасительного учения, в котором вначале речь шла об освобождении индивидуума от своего личного страдания, к совершенно новой религии, которую сегодня можно повстречать в Китае, Корее и Японии: Махаяна - это означает большая колесница. В старом буддизме целью был Будда, а тот, кто сам собирался стать Буддой, назывался Бодхисаттвой.

Буддизм Махаяны, к которому также принадлежит и Дзэн, переворачивает это отношение: Он исходит из того, что каждый из нас уже давно Будда. Как говорилось в конце 4 главы, в Дзэн нас делает Буддами не освобождение от жизни как страдания. В большей степени, наоборот, сама эта жизнь, полная страданий, понимается как жизнь Будды. Но это понимание не имеет ни малейшего значения, если оно остаётся пустой теорией. Мы также должны воплотить нашу буддовость. На практике Будда - это не больше, чем линия старта, начиная с который мы должны жить свою жизнь как Бодхисаттвы.

Обычно Бодхисаттва определяется как тот, кто хотя и стремится в нирвану, но не хочет попасть туда сам, прежде чем не спасёт туда всех остальных живых существ. Иными словами: Бодхисаттва решает не быть счастливым, пока все остальные тоже не будут счастливыми. Но это определение поднимает несколько вопросов. Почему Бодхисаттва ставит себя на последнее место, когда согласно Будде нет никакого "я", то есть нет ни малейших причин отрекаться от самого себя? Предположим, что все люди были бы Бодхисаттвами: В таком случае они бы все пропускали друг друга вперёд, и в итоге никто бы не решился перешагнуть через порог нирваны. Но это всё только теория, в действительности, конечно же, каждый хочет быть первым. Бодхисаттва отказывается лишь от того, чтобы пробиваться вперёд локтями, а предпочитает лучше заботиться о тех, кто отстал в пути.

Не трать своё время попусту на то, чтобы искать счастье и покой вне самого себя. Счастье ты не можешь ни иметь, ни получить, ты можешь его только давать. Откройся. Делись. Улыбайся. Обнимай. Счастье как одеколон, чей запах охватит тебя, когда ты льёшь его на других.
(Ог Мандино, американский писатель, 1923-1996)

И встаёт ещё один вопрос: Как может Бодхисаттва показать путь в нирвану другим, если он сам ещё не находится там? Разве можно сделать другого человека счастливым, не будучи счастливым самому? Бодхисаттву часто сравнивают с перевозчиком, который перевозит через реку других, не вступая на другой берег сам. Но этот пример неубедителен, так как на практике нужно нечто совсем другое, нужно освободить человека от страдания. Ответ - отношение Бодхисаттвы сначала спасти других означает нирвану внутри этой жизни. Для Бодхисаттвы речь идёт не о том, чтобы достичь нирваны только после всех остальных, а в действительности он достиг её ровно в то мгновение, в котором он полностью забывает её и отождествляет себя со страданием всех существ. Поэтому первым шагом к счастью является забыть себя и думать о других - я даже думаю, что нет другого пути. Как только ты примешь решение жить как Бодхисаттва, то парадоксальным образом будешь гораздо более счастливым, чем к тому моменту, когда ещё пытался быть более счастливым, чем другие.

Человек хочет не просто быть счастливым, а более счастливым, чем другие. И это так тяжело потому, что мы считаем других счастливее, чем они есть.
(Шарль Луи Монтескьё, французский писатель и философ, 1689-1755)

В "Себогэндзо" Догэн посвящает главу под названием "Бодайсаттасисёхо" отношению к жизни, которое имеет Бодхисаттва. В ней он описывает четыре способа Бодхисаттвы заботиться о страдающих существах: дарование, слова любви, бескорыстная помощь и бытиё единым целым.

"
1. Дарование: Дарование означает ничего не желать. Оно как сокровище, которое ты отпускаешь, чтобы дать незнакомцу. В то мгновение, когда ты предоставишь путь пути, путь станет твоим. Если ты делаешь путь своим, то он безупречно остаётся предоставленным самому себе. Если ты предоставишь сокровище сокровищу, то сокровище станет безупречным для дарования. Даруй себя себе и других другим. Даже одна единственная копейка или травинка - это сокровища, которые мы должны даровать. Не ожидай за это награды, а просто даруй, что находится в твоих силах. Постройка плота или моста - это тоже дары.

В повседневной жизни, в работе и делах нет ничего, что не было бы поступком дарования. Предоставить цветки ветру и пение птицам тоже поступки дарования. Тяжело изменить сердца страдающих существ. Началом всегда должно быть дарование. Есть времена, в которых сердце изменяет вещи, и есть поступки дарования, при которых вещи изменяют сердце.

2. Слова любви: Когда мы говорим словами, которые думают о страдающих существах с добрым сердцем, как если бы они были нашими новорождёнными детьми, то мы говорим слова любви. Там, где мы находим добродетель, мы должны похвалить. Там, где мы не находим добродетель, мы должны сжалиться. Победить ненависть врагов и примирить министров удаётся только из-за слов любви.

Если мы слышим слова любви от нашего собеседника, то светлым становится наше лицо, и мы радуемся от всего сердца. Если мы слышим слова любви окольными путями, то впечатаем их в сердце и душу. Знай, что слова любви исходят из любящего сердца, и что зародыш любящего сердца - это сердце доброты. Пойми, что слова любви имеют силу перевернуть небо.

3. Бескорыстная помощь: Люди, которые сжалились над пойманной черепахой или вылечили раненного воробья, делали это не из-за награды, а просто когда они увидели черепаху или воробья, то были глубоко тронуты и движимы к бескорыстной помощи.

Мы должны приходить на помощь одинаковым образом и другу и врагу, быть полезным другим в той же степени, что и себе. Если мы завладеем таким умом, то принцип непрерывного, самостоятельного действия бескорыстной помощи будет движим этой самой бескорыстной помощью даже под деревьями и травами, ветром и водой. Это единственное старание, прийти на помощь простодушным.

4. Бытиё единым целым: Быть единым целым означает самому не отличаться от себя и не отличаться от других. Как Будда, который единое целое с нами, людьми. Знай, что это означает бытиё единым целым, когда море не отвергает воду. Кроме того знай, что также и у воды есть добродетель не отвергать море. Таким образом собирается вода и становится большом морем, накапливается земля и становится высокой горой. Люди собираются и создают большую страну. Они ищут мудрого правителя, но редко понимают, что делает мудрого правителя мудрым правителем, и поэтому хотя они и радуются, когда мудрый правитель заботится о них, но не понимают, что и они принимают правителя. Бытиё единим целым действительно как для мудрых правителей, так и для глупых людей. Быть единым целым - это практикующийся обет Бодхисаттвы. Мы просто должны встречать все вещи с мягким выражением лица".



Чем отличаются рай и ад? В Японии это часто описывается так: Представь себе несколько человек, которые сидят вокруг стола с прекрасными яствами. Всё готово для еды, и есть только одна проблема. Столовые приборы - в Японии палочки, но это могли бы быть и вилки с ножами - имеют длину более одного метра. Даже с вытянутыми руками ими невозможно есть эти деликатесы. Люди, которые, конечно же, еду руками считают ниже своего достоинства, отчаянно пытаются хоть как-то дотянуться ртом до кусочка. А если им это не удаётся, то они, по крайней мере, хотят предотвратить, чтобы это удалось другим за столом. Почти как и в нашем обществе работы локтей, всё это заканчивается тем, что люди начинают драться друг с другом, в то время как еда, о которой на самом деле идёт речь, остаётся нетронутой. Это ад на земле.

А как выглядит рай? Палочки или вилки, длиной более метра, не подходят для того, чтобы доставить еду в собственный рот. Но они очень полезны, чтобы дать немного еды человеку напротив. У Бодхисаттв, которые думают в первую очередь не о самих себе, а охватывают взглядом всю ситуацию целиком, нет проблем со столовыми приборами. Никто не должен волноваться, что ему не хватит, потому что есть достаточно для всех, и темы для разговоров за столом тоже никогда не закончатся.

Счастье - диковинная вещь. Чем больше человек даёт, тем больше он имеет.
(Анна-Луиза Жермена де Сталь, французская писательница, 1766-1817)

Здесь важно, что Бодхисаттва никогда не ведет себя снисходительно. Он не навязывает другим своё милосердие, а просто разделяет свою жизнь с жизнью всех остальных существ. Это значит, что в действительности он не раздаёт бутерброды, а даёт что-то от самого себя. Что нужно Бодхисаттве, чтобы иметь возможность так поступать? Я думаю, что это уверенность, которую у него никто не может отнять: "Я живу!". Без этого первичного доверия я считаю настоящую любовь невозможной, потому что она обернётся зависимостью. Только Бодхисаттва может жертвовать себя и одновременно оставаться независимым. Конечно, в чрезвычайной ситуации это также может означать, что Бодхисаттва рискует своей жизнью. Но он знает то, что должно быть известно и каждому из нас: Так или сяк, мы умрём. "Я живу" содержит в себе также "Когда я умру, то я просто умру".

Ты спрашиваешь себя, какое отношение имеет этот идеал к реальности в Антайдзи и других монастырях Дзэн, о которых я писал? Я сам ещё не знал этого, когда решился на жизнь в парке. Конечно, мне до этого стало ясно, что реальность всегда будет отличаться от моего идеала. Но разве этому нет границ? Разве нельзя ожидать, по крайней мере, от мастеров Дзэн, что у них есть дела и получше, чем ссориться из-за монастыря? Когда я об этом думал, то мне вспомнилась фраза Саваки роси: "Будда означает тебя самого. Если
ты не живёшь как Будда, то тогда кто?". Мияура был просто человеком. Оябу тоже был просто человеком. Изменить я этого не мог, потому что и я был просто человеком. Но, будучи человеком, я, по крайней мере, мог попробовать изменить себя самого. Пришло время встать на свои собственные ноги - даже хотя я и был, и есть, очень далёк от идеала Бодхисаттвы: Тогда пришёл мой черёд сделать первый шаг на пути. И это так каждый день заново.

Жизнь в парке

Freedom is just another word for nothing left to lose.
(Свобода - это просто ещё одно слова, означающее, что нечего больше терять)
(Дженис Джоплин, американская певица, 1943-1970) 


В течение первых трёх дней в своей палатке на дворцовой стене в Осаке, я не думал о том, что моя бездомная жизнь будет продолжаться долго. Каждый раз, когда слышались приближающиеся шаги, я был готов к тому, что это полиция. И кто бы стал терпеть иностранца в парке? Но сначала ничего не происходило, и только через 2 недели на моей палатке я нашёл записку: "Пожалуйста, незамедлительно удалите этот объект из парка. Иначе мы конфискуем его именем города Осаки. Управление парка". Но тем временем я уже привык к своей новой свободе, так что эта угроза показалась мне изгнанием из райского сада. Должна ли была моя новая жизнь уже так скоро подойти к концу? Когда я спросил совета у моего соседа Хироси, на чьей палатке висела такая же записка, то он просто сказал: "Не беспокойся об этом. Люди из управления парка получают деньги за то, что они развешивают эти записки. Просто сорви её, и в следующие пару недель тебя никто не будет трогать".

Так оно и было. Кроме этих записок, которыми управление парка регулярно обращало наше внимание на то, что наше присутствие было на самом деле нежелательным, никто не создавал нам никаких проблем. Но с другой стороны и бездомные делали всё от них зависящее, чтобы не обращать на себя внимания. Ни одна часть парка не была такой чистой, как та, где мы разбили свои палатки, так как каждое утро сами обитатели парка подметали несколько метров вокруг своих жилищ. У многих перед входом стояли горшки с цветами, перед некоторыми палатками даже мирно спали собаки на поводке. И о том, чтобы публичные туалеты в парке постоянно оставались чистыми, тоже заботились бездомные. Поселение бездомных иногда напоминало мне мероприятие "Сделаем нашу деревню более красивой" в немецкой провинции.

Большинству жителей парка было где-то 50 лет. Они потеряли свою работу во время долгого экономического кризиса в 1990-ых годах, и теперь жили тем, что собирали и продавали банки из-под напитков. За один килограмм аллюминиевых банок скупщики металлолома платили им 100 иен, средний собиратель банок добывал за ночь где-то 8 килограмм. Это были приблизительно 500 банок, за которые он получал 6 евро. С этого в парке можно было жить. В "Super Tamade", японском супермаркете, можно было купить пачку вермишели за 29 иен, кусок тофу за 19 иен, сваренный рис стоил 78 иен, крокеты 35 иен - тот, кто приходил пораньше, получал их ещё тёплыми.

Не было проблем и с безопасностью. Во время шести месяцев, которые я прожил в парке, мне никогда не нужно было беспокоиться о сохранности своих вещей и ещё меньше о своей собственной безопасности. Когда я уходил днём, то оставлял свой паспорт и то небольшое количество денег, которое у меня было, в палатке. Когда меня потом позвали назад в Антайдзи, то моё жилище, которое тем временем превратилось в хижину, оставалось без присмотра 3 месяца, пока я его не снёс и увёз. В течение этого времени туда никто не входил.

У меня был интересный опыт, когда один репортёр снимал для телевидения документационный фильм о бездомных. Он спросил одного жителя, который мылся зимним утром в общественном туалете ледяной водой, как часто он это делал. Ответом было "Каждый день". На следующий вопрос, не боится ли он простудиться, этот бездомный сказал; "Во-первых, я моюсь ради моего окружения, чтобы не обременять своим запахом людей вокруг меня. А во-вторых холодная вода полезна для здоровья".

Сначала думать о других - это добродетель, которую можно найти везде в Японии. Но особенно это было так в парке среди бездомных. Если бы среди них был кто-нибудь, кто взял бы собственность других, чтобы извлечь себе из этого выгоду, то он вряд ли бы оказался на улице в течение экономического кризиса, а, вероятно, сидел бы в кресле шефа своей фирмы. Те бездомные, которых я повстречал, не были беспощадными к другим; Нет, в парке оказались только самые лучшие люди. Почти никто из них не пошёл на сделки с различными политическими и религиозными группами, которые хотели использовать бездомных в своих целях. Большинство этих митингов устраивалось из хороших мотивов, они хотели помочь, и иногда раздавали рис и суп. Но мешала только навязчивость любителей улучшения мира, которые бежали от своих личных проблем дома, чтобы проповедовать обитателям парка, как они должны жить свою жизнь.

Я же напротив хотел учиться у бездомных и разделить с ними свою жизнь. Для этого я не создавал себе никакого плана, только дзадзэн я хотел практиковать каждый день с 6 до 8 утра и по субботам с 7 до 9 вечера. Все 24 часа принадлежали исключительно мне, а эти 2 часа дзадзэн были красной нитью, дающей направление моей жизни. Смыслом моей жизни в парке было предложить в большом городе Дзэн-додзё, открытое во все стороны. Здесь, в парке, я наконец-то мог воздать должное своему имени. "Мухо": Нет направления, любое направление, то есть куда ведёт путь под моими ногами.

Мы думаем, что живём полностью из своих сил, но на самом деле это великая природа держит нас при жизни. Твоя жизнь не принадлежит только тебе - она универсальна. Эта универсальная жизнь - это твоё "Я", это истинное человеческое тело, которое заполняет весь космос. Когда я в одиночку практикую дзадзэн, то со мной практикует вся вселенная - включённая в дзадзэн.
(Кодо Саваки)

Отсутствие каких-либо стен имело, конечно же, и свою цену. В Японии почти нет мест для репетирования для музыкантов-любителей, поэтому многие из них встречаются после роботы в парке. Особенно в тёплые ночи грохотало из каждого угла. Поблизости моей палатки собрались любители духовых инструментов, под стеной лупил по своему инструменту барабанщик. Никто никому не мешал, и этот огромный джазовый оркестр снова учил меня нескольким лекциям по принятию и открытости.

Утром, когда музыканты наконец-то уходили домой, вначале я часто совершенно один сидел на стене. Особенно в дождливые дни у меня при этом исчезало желание. "Разве я не сижу здесь, чтобы у вас, людей большого города, была возможность практиковать дзадзэн? Почему же никто не приходит? Разве вы не видите, что пропускаете?". Нет, иногда снова должен был напомнить самому себе я, я сидел там ни для кого и ни для чего. Я просто сидел на том месте, которое мне предоставили небо и земля. Это всё, и этого достаточно.

Поздней осенью в парке стало потише, но и похолоднее, особенно влажность досаждала мне всё больше и больше. Хотя палатка защищала меня от дождя, но футон постоянно был мокрым. Я не мог высушить его, так как солнце почти не пробивалось через деревья. Меня мучили боли в спине, а воспаление мочевого пузыря гнало каждые полчаса в туалет. Эта проблема разрешилась только тогда, когда я нашёл старые железнодорожные шпалы. Я взял их с собой, положил на них доски и таким образом поставил палатку на более высокую основу. Её я хотел защитить от дождя, и раз уж начал, то построил из досок и внешние стены. Для крыши я использовал прозрачный полиэтилен, который купил в строительном магазине. За счёт этого в новой хижине было светло, и, когда выходило солнце, то и быстро становилось тепло. 18 бывших в употреблении матов из рисовой соломы подарил мне один продавец татами, и после Нового года мой новый дом был закончен. Теперь мне было не только тепло и сухо, но и стало даже действительно уютно.

Счастье как луна, отражающаяся в воде. Она светит ясным светом даже в маленькой лужице. Вся луна и всё небо находят место даже в одной капле росы на травинке. Капля не противится луне, и так и ты не должен противиться своему счастью. Не думай, что счастье заставит прыгать тебя до потолка. Нет, счастье находит место даже в самой бедной хижине, потому что оно идёт не в ширину, а в глубину. Не ищи вчерашнее или завтрашнее счастье: Когда ты хочешь быть счастливым, если не сию секунду на этом самом месте?
(свободный перевод Догэна Дзэндзи)

Постепенно я знакомился всё с большим количеством людей, которые посещали моё Дзэн-додзё. Вначале я также раздавал флайеры во время прошения милостыни, но без особого успеха. Большинство людей узнали о Дзэн-группе из бесплатных объявлений в журналах с анонсами и в интернете. Некоторых, таких как Кихара, Осю или Яманака, я уже знал из Антайдзи. По воскресеньям приходила Кихара, молодая японка, которая была в Антайдзи во время летних каникул. Днём она работала в супермаркете, чтобы оплатить свою учёбу юриспруденции в вечернем университете. Потом пришёл Яманака, японец моего возраста, которого я тоже знал из Антайдзи. Он ещё жил со своими родителями в Осаке и уже несколько лет мечтал о том, чтобы стать монахом Дзэн, но не мог решиться крепко связаться с каким-нибудь определённым мастером. Он посещал меня, когда у него было желание, и помог мне при постройке моей хижины в конце года. Кихара обычно приносила что-нибудь горячее поесть и попить. Спустя некоторое время она одолжила мне свою газовую плитку, так что после дзадзэн я мог предложить моим гостям чай и что-нибудь поесть. Часто мы сидели вместе часов до 10, прежде чем каждый начинал заниматься своими делами.

С Осю, искателем счастья, я прожил два года в Антайдзи. Однажды мы встретились на углу: Мы оба просили милостыню и были одинаково удивлены нашей встрече. Теперь Осю жил, как и я, в палатке, но не в парке, а в горах Икома на востоке города. Я пригласил его к дзадзэн, и каждый раз, когда он приходил в Осаку просить милостыню, то утром приходил в парк. В декабре мы даже сидели вместе однонедельный сэссин на городской стене.

Марика преподавала немецкий в языковой школе. Она приехала из Дюссельдорфа и до этого медитировала с тибетскими ламами. Только когда она уехала обратно в Германию, я заметил, что она меньше интересовалась своими японскими учениками, сколько мной, немецким бомжом в парке.

Джерри был американцем, и у него была своя собственная группа Дзэн, которая встречалась раз в месяц. Он любил сидеть с нами в парке, так как там он для разнообразия не был ни за что ответственным. Он приходил в течение всей зимы, даже когда все остальные больше не появлялись из-за ледяного ветра, дующего вокруг стены.

Банди был японским музыкантом и принадлежал к Сакогаккай, миссионирующей секте, которая выделяется не особо большой терпимостью по отношению к другим направлениям веры. Казалось, что он тоже наслаждается свободной и открытой атмосферой, но предпочитает общаться, чем сидеть на холоде. Зимой я несколько раз принимал участие в его радиопередаче, которую он делал вечером каждого четверга в Кобэ.

Когда к 10 часам утра все расходились, то и я сам брался за дело. Два или три раза в неделю я шёл просить милостыню. Большинство японцев очень щедры к монахам, и так я обычно набирал достаточно денег для нескольких последующих дней. В другие дни я шёл в интернет-кафе, чтобы работать над своей домашней страничкой. Поблизости дворца находится Osaka-Business-Park, на первом этаже здания Panasonic тогда было интернет-кафе, в котором можно было бесплатно пользоваться новой высокоскоростной связью. Когда мне было 14 лет, то в нашей школе была компьютерная группа, в которой мы писали программы на Бэйсике. Если бы в то время уже существовал интернет и компьютерные игры, то я бы, вероятно, утонул в киберпространстве. Мне нравились алгоритмы и виртуальный мир, который можно было создать с их помощью. В 16 лет я поменял школу, и в ней не было компьютеров. Сначала я был разочарован, но глядя на это теперь, я очень рад этому.

Когда спустя почти что 20 лет я в первый раз сидел за компьютером, то трудная задача программирования превратилась в детскую игрушку. Теперь с помощью простейших программ каждый может сделать себе страничку, и вскоре была создана страница моей группы Дзэн "Рутэнкай", что в вольном переводе означает "Община плывущих облаков". Слово "Рутэн" означает постоянные перемены, которым подвержено всё в мире. В течение первых недель я часто часами сидел за компьютером, чтобы работать над страничкой, над переводом или лазить по интернету, этому безграничному новому миру, и выставлять там свои объявления. Чтобы со мной можно было связаться напрямую, я даже приобрёл мобильный телефон. С предоплаченной карточкой, которая стоила где-то 7 евро, с ним можно было связаться в течение месяца, я же мог звонить по нему только 10 минут.

Ничто в мире не имеет на самом деле какого-нибудь значения: Деньги ничего не значат, твоя карьера ничего не значит, что тебе вкусно или невкусно не имеет никакого значения. Нет ничего более неинтересного, чем то, что интересно людям.
(Кодо Саваки)

В парке Осаки я также начал переводить изречения Кодо Саваки роси, чьи цитаты можно часто встретить в этой книге. Саваки - это самый известный из абтов Антайдзи, и поэтому он служит здесь для всех монахов большим примером. Перевод этих изречений, которые представляют собой суть его учения, предназначался сначала только как практика для меня самого. Но когда работа постепенно шла вперёд, то я хотел, чтобы и у других была возможность почитать их. Я ещё хорошо помню те солнечные осенние дни, которые провёл на дворцовой стене за переводом книги, появившейся в 2005 году под названием "Тебе". После наступления темноты я садился в вестибюль близлежащего отеля, где начисто переписывал свои записи. А на следующий день я перепечатывал это всё на компьютере. Свои заметки я выбрасывал, как только текст можно было почитать онлайн - моё доверие в тогда для меня совершенно новое коммуникативное средство ещё было безграничным.

В то время Guido Keller из Angkor Verlag проявил интерес выпустить мою книгу. Но насколько же велико было моё удивление, когда однажды утром после Нового года моя страничка вдруг перестала существовать! В конечном счете, я писал всё прямо на компьютере в интернет-кафе и не делал никаких резервных копий моих данных. Так по непонятным причинам в киберпространстве исчез только что законченный перевод вместе с домашней страничкой "Рутэнкай" - как плывущие облака, которые я сделал девизом своей жизни в парке. Хотя я знал, что в этой жизни речь идёт об отпускании, но для меня всё же было шоком, когда казалось, что потерялась работа многих месяцев. Может быть, я бы не смог собрать достаточно сил, чтобы снова перевести всё это, но через несколько недель файлы снова появились в качестве кэша у Google. Эта особая функция записывать и, так сказать, сохранять старые версии данных, сэкономила мне много сил и энергии. Но к этому моменту я жил уже не в парке, и моя жизнь в очередной раз сделала новый поворот.

Только 10 недель перед тем, как судьба неожиданно вырвала меня из моей жизни в парке, я встретил Томоми. Как и с большинством других участников группы, я познакомился с ней через интернет. Она искала кого-нибудь, чтобы поговорить о философии, и я предложил ей практиковать дзадзэн в парке. Она до утра работала в одном баре в Минами, квартале развлечений на юге города. Парк лежал прямо на её дороге домой, и однажды утром она зашла после работы. После дзадзэн мы разговаривали друг с другом за чаем на дворцовой стене, пока она снова не должна была вечером идти на работу. А после своего второго посещения она переехала ко мне в палатку. Тот факт, что парк лежал ближе к её работе, был не единственной тому причиной. Буйная решительность, с которой она искала свой путь в жизни, и мой собственный стиль жизни создали большое обоюдное влечение друг к другу. Хотя у неё был диплом хорошего университета, Томоми отказалась выбрать безопасность жизни служащего в большой фирме. Она не хотела позволить запереть себя как белку в колесо, в котором такое большое количество других людей проводят свои дни.

В середине февраля сливовые деревья в дворцовом парке вовсю цвели, а приятный ветерок нёс их запах в моём направлении. Это был день святого Валентина, и вечером я встречался с Томоми. До этого я хотел ещё коротко заскочить в интернет-кафе, чтобы проверить, не получил ли я какие-нибудь новые мейлы. Только я сел за компьютер, как зазвонил телефон. Это был Тайдзюн, от которого я уже довно ничего не слышал: "Привет, Тайдзюн? Как дела? Вот это сюрприз!".
Тайдзюн ответил не сразу, но потом он сказал: "Мне только что позвонили, что у Мияура случилась авария. Его сердце остановилось".
"Его сердце остановилось? Что это значит... он ещё жив?".
"Я этого сам не знаю", сказал Тайдзюн и повесил трубку.

Мне стало плохо. Через две минуты меня настиг второй звонок. В этот раз это был Оябу: "Мияура умер".

Я поторопился к своей хижине, запаковал рюкзак - и вскоре сидел на следующем поезде в сторону Антайдзи. Только почти что перед самым моим прибытием на северо-западном побережье Японии поздно вечером я дозвонился до Томоми: "Сегодня вечером мы, к сожалению, больше не сможем увидеться".

Действительно ли любовь - это всё, что тебе нужно?

All you need is love, all you need is love, all you need is love, love, love is all you need...
(Всё, что тебе нужно - это любовь, всё, что тебе нужно - это любовь, всё, что тебе нужно - это любовь, любовь, любовь - это всё, что тебе нужно)
(The Beatles, английская поп-группа) 


Так, по крайней мере, утверждали The Beatles во время 1960-ых годов - где-то в то же время, когда Mick Jagger воспевал неудовлетворение. Но может ли на самом деле одна любовь заполнить пустоту в нашей жизни? Понимаем ли мы сами, что составляет суть любви, и как её можно получить, или же мы понимаем под ней то, в чём нас хотят убедить средства массовой информации? Что мы имеем в виду под словом "любовь"? Разве с любовью дело обстоит не так же, как и со счастьем? Мы не только не понимаем, как можем схватить её, нет, мы даже чётко не знаем, что ищем. "I'm lovin' it" ("Я люблю это") - так делает в Японии рекламу одна интернациональная сеть фаст-фуд-ресторанов. На японский это перевести нельзя. Хотя и существует слово, означающее любовь, но любому японцу показалось бы смехотворным ассоциировать его с гамбургерами и кока-колой. В Германии никого не удивляет, когда идёт реклама "Ich liebe es" ("Я люблю это")? Или же это как-раз та любовь, которую мы имеем в виду?

Мы знаем о романтической и платонической любви, мы говорим о любви к Богу и к ближнему своему, о любви к людям и зверям, а также о половой любви. Любят дети своих родителей таким же образом, как и родители своих детей? Существует ли разница только в силе любви или также в её качестве? Как так может быть, что мы кидаем в одну кучу самоотверженность и трепет сердца подростка? Можно ли стричь под одну гребёнку и секс на одну ночь и жизнь Бодхисаттвы? В действительности даже не нужно указывать на то, что здесь речь идёт о совершенно разных явлениях. Скорее мы должны спросить себя, что же общего имеют все эти формы любви. За счёт этого, может быть, мы станем лучше понимать и счастье.

I was made for loving you, baby, you were made for loving me.
(Я был создан для того, чтобы любить тебя, бэйби, ты была создана для того, чтобы любить меня)
(Kiss, американская рок-группа)

Свою первую большую любовь я пережил в 16 лет, где-то в то же время, как и повстречал дзадзэн. Я познакомился с Катей во время "Недели встреч" на Троицу в Брауншвейге, в течение которой приблизительно 12 учеников со всей Германии проверяли на то, подходят ли они для одного определённого частного интерната. Я тогда жил в Тюбингене, а она была из Гарбсен, недалеко от Ганновера. В итоге в интернат попал только я, в то время как она оставалась до окончания школы у своих родителей. Но на протяжении следующих восьми лет мы виделись друг с другом, сначала раз в две недели, потом с более большими промежутками. Кроме моей встречи с дзадзэн контакт с Катей был, вероятно, самым большим событием в моё школьное время.

Хотя прошло 4 года, прежде чем мы в первый раз переспали друг с другом, но наши отношения с самого начала были не строго платоническими. Как и в дзадзэн, посредством моей любви к Кате я открыл своё - и её - тело. Однажды после обеда, когда мы были ещё в Брауншвейге, я спросил Катю, как ей там нравится, когда её рука вдруг оказалась на моём плече. Она молчала, и только тёплая ладонь гладила мою спину. Мне понадобилось довольно много времени, пока я смог осознать ситуацию, и мои руки ответили на её нежные ласки. Это было, как будто бы наконец-то лопнула твёрдая скорлупа моего сердца, как зрелый каштан. Всё своё детство я провёл за тем, чтобы ставить один камень за другим в стене, которую построил вокруг себя. Катя была первой, кто решился преодолеть этот барьер.

В конце недели встреч я дал Кате свой адрес, и она обещала писать мне. Я сам был слишком стеснительным, чтобы спросить у неё её адрес и в течение следующих недель нетерпеливо ждал от неё письма - безуспешно. А когда приблизились летние каникулы, то я всё ещё ничего от неё не услышал. Так я решил поехать на велосипеде из Тюбинген в Ганновер, чтобы увидеть её. Через 10 дней я был там, а также нашёл её в телефонной книге. Но её не было дома. Только к началу школьных занятий в Брауншвейге я смог связаться с ней. Нет, она меня не забыла. Да, она тоже хотела меня видеть. И так мы встречались следующие полгода каждые вторые выходные. Кроме этих слишком коротких встреч содержанием моей жизни в 16 лет ещё были письма, которые мы писали друг другу. То, что эта любовь не является смыслом жизни, в то время меня бы никто не смог убедить в этом. Я бы не колебался ни секунды, чтобы пожертвовать своей жизнью ради неё. Разве она была не той, кому я был обязан своей жизнью?

Когда в конце зимы Катя стала писать реже, и мы с ней некоторое время не виделись, то я позвонил ей. Она сказала, что у неё теперь новая причёска, и она слушает Depeche Mode. Мои волосы доставали мне тогда по пояс, и я слушал Rolling Stones и Doors. Разве любовь была не больше чем общие музыкальные интересы? Мы долго молчали в трубку, но это молчание больше не было наполнено желанием быть вместе. Она ждала, чтобы положить трубку, и когда она сделала это, то для меня рухнул маленький мир. Как и многие подростки, я верил, что сказка может стать былью, и проснулся от своего сна. Мои письма оставались без ответа, а дни были более серыми, чем когда-либо до этого.

Но через несколько месяцев она всё-таки позвонила. Да, она меня несколько разочаровала. Нет, я не злился на неё. Да, конечно, я хотел снова увидеть её. Мы сходились и расходились несколько раз, и в течение следующих лет в основном проходили только несколько недель или месяцев, когда один из нас бы не связался с другим. Мы снова время от времени встречались друг с другом, но это было уже не как вначале. Мы были слишком разными, чтобы вынести вместе слишком долго, но именно эти противоположности заботились о том, чтобы мы снова и снова тянулись друг к другу.

Why is it something so good just can't function no more.
Love, love will tear us apart again.
(Почему что-то такое хорошее больше не может работать.
Любовь, любовь снова разорвёт нас)
(Joy Division, английская группа)

Существуют разные теории, почему Ian Curtis, солист Joy Division, покончил жизнь самоубийством. Хотя он в это время разводился со своей женой Deborah, но его собственная карьера только начиналась. Группа стояла перед турне по Америке. Сегодня название его самой известной песни украшает его надгробный камень в его родном городе Maccesfield: "Love will tear us apart" ("Любовь разорвёт нас"). Я думаю, что Ian Curtis был не единственным, кто спрашивал себя, почему что-то такое хорошее как любовь в какой-то момент больше не хочет работать.

Как так получается, что то чувство, за которое вчера мы были готовы отдать всё, сегодня снова разделяет нас? Не только The Beatles и многие кинофильмы утверждают, что любовь - это ответ на все вопросы и проблемы. И сказки, которые нам читали в детстве, заканчивались, когда принц и принцесса счастливые обнимали друг друга: "Стали они жить-поживать и добра наживать" ("Und wenn sie nicht gestorben sind, dann leben sie noch heute", "И если они не умерли, то и сегодня ещё живут"). В действительности мы, к сожалению, должны очень часто констатировать: "И если они не умерли, то уже давно подали на развод и ссорятся из-за права опеки на детей". И детские сказки, и сказки для взрослых из Голливуда рассказывают в основном истории только до того момента, когда влюблённые находят друг друга. Всё, что идёт после этого, умалчивается: Если любовь должна выдержать испытание временем, то она должна пройти через большое количество проблематичных ситуаций. Это требует жертв, компромиссов и гораздо больше нервов и энергии, чем подростковый читатель "Ромео и Джульетты" Вильяма Шекспира может себе представить.

Самый счастливый брак, который я лично могу себе представить, был бы отношениями глухого мужа и слепой жены.
(Сэмюэл Тейлор Колридж, английский поэт, 1772-1834)

Сегодня в повседневной жизни каждому своя рубашка ближе к телу, даже отношения между родителями и детьми часто бывают напряжёнными. Так что неудивительно, если вдруг весь мир кажется нам в другом свете, только потому, что в данный момент мы по уши влюблены. Шаг в сторону Бодхисаттвы в маленьком масштабе происходит как бы сам собой: Мы не можем иначе, как думать только о нём или о ней, наша собственная жизнь больше не играет совершенно никакой роли. Бросить себя под поезд ради любимого человека было бы просто мелочью - удивительно, если вспомнить о том, насколько тяжело нам было ещё вчера пропустить в очереди вперёд незнакомого человека. Наши гормоны вдруг сходят с ума: "Я", которое стояло в центре жизни, отходит на край, и возлюбленный или возлюбленная занимают его место. Я думаю, что суть любви состоит в этом не принимании во внимание самого себя. Истинна эта любовь или нет, выясняется в основном тогда, когда прилив гормонов уменьшается, и наступают будни.

Осложняет это всё то, что мы просто чересчур много ожидаем от любви. Если мы только что влюбились, то, к примеру, хотим верить, что мы наконец-то получим всю ту любовь, которой нам не хватало, будучи детьми. Но таким образом мы предъявляем чересчур большие требования к любимому или любимой, которая не может быть заменой отцу или матери. Так как в наше время не хватает любви между родителями и детьми, то любовь между мальчиками и девочками получила такое большое значение.

Сегодня большое количество людей считают это признаком здравого ума, сказать, что Бог мёртв. Но потребность сотворить себе кумира осталась у человека, и поэтому многие обожествляют объект их безрассудной любви. Как только они понимают, что их возлюбленный/возлюбленная - это просто человек, то тогда звучит разочарованное: "И опять я вытянул не тот жребий!". Кажется, что только немногим приходит в голову, что это находится в их руках, удастся их любовь или нет. И если мы после такого количества разочарований всё ещё не нашли принца или принцессу, то может быть когда-нибудь начнём довольствоваться и счастьем на одну ночь. Так как даже отношения на одну ночь позволяют на одно мгновение забыть своё "я", разбить скорлупу и полностью раскрыться в оргазме. Но на следующее утро часто говорят: "Ты ещё выпьешь со мной кофе?" - "Нет, я лучше пойду". И из временно любимых снова становятся чужие.

Что мы делаем не так? Немецкий писатель Вольфдитрих Шнурре рассказывает историю одного мальчика, который так любит одну лягушку, что в банке берёт её с собой в кровать, где бедному животному, конечно же, слишком жарко. На следующее утро лягушка задохнулась. Мораль Шнурре: Любить означает иметь силы отпустить. Для любви действительно то же самое, что и для счастья. Если ты держишь её, то она разрушится. Любовь не требует, и она не навязывается. Когда ты имеешь дело с любовью, то важно расслабить хватку, вместо того чтобы постоянно тянуть её только в своём направлении. Но разве это не именно то, чем мы занимаемся? Когда мы говорим, что любим кого-то, то разве мы часто не имеем этим в виду, что мы любим быть любимыми? Или
 что мы любим владеть? Одна песня американской группы Cheap Trick описывает это так: "I want you to want me, I need you to need me, I'd love you to love me!" ("Я хочу, чтобы ты хотела меня. Мне надо, чтобы я был тебе нужен. Я бы любил, чтобы ты любила меня!"). Даже в любви для нас часто речь идёт только о нас самих, и другой человек не является для нас чем-то большим, чем средством для самоутверждения.

Любовь терпелива, она добра; Любовь не соперничает, любовь не хвастается, она не надувается, [...] она не ищет своё, [...] она не засчитывает зло; она не радуется несправедливости, но она радуется с истиной; она всё выносит, она всему верит, она на всё надеется, она все вытерпит. Любовь никогда не проходит.
(Цюрихская Библия, 18-ое издание 1982 года, Первое послание Павла к Коринфянам 13/4-8)

Любовь, которая действительно заслуживает этого слова, должна быть бескорыстной. Это любовь Бодхисаттвы, который не спрашивает, что он получит назад за свои дела. Но эта позиция ума не должна быть субъективным чувством, а она должна проявляться в повседневной жизни. Философ Эрнст Тугендхат однажды сказал что-то в своих Берлинских лекциях, что по смыслу, как я помню, значило где-то следующее: "Только ты знаешь, влюблён ли ты. Только другой знает, любишь ли ты". Это означает, что любовь - в отличие от влюблённости - это не чувство, а практика. Наша любовь должна манифестироваться в наших делах. И точно также как и счастье, любовь не ждёт нас, она не дар неба, а создаётся только нами самими в своей повседневной жизни.

Понятие "практика жизни" имеет в Дзэн центральное значение и понимается как ключ к счастью. Часто это слово переводится как "тренировка", но при этом скорее думают о тренировке пожарных как подготовке к реальному событию или о театральной репетиции как подготовке к выступлению. Но наша практика - это реальное событие, настоящее выступление. При этом речь идёт о том, чтобы воплотить на практике нашу внутреннюю позицию по отношению к жизни. Некоторые имеет высокое мнение о своём взгляде на жизнь, но жизнь хочет не только, чтобы на неё "глядели". И самый лучший взгляд на жизнь ни на что не годится, если его ещё и не живут. Твоя любовь не истинная, если ты чувствуешь её только в своём сердце, без того, чтобы она доходила и до других.

Но тот, кто живёт как Бодхисаттва, не будет пытаться произвести впечатление размером своей любви. "Сочувствие", "доброта", "самоотверженность"... для Бодхисаттвы нет ничего более чуждого, чем наряжать практику в такие красивые слова. В Дзэн это так и для сатори, так называемого просветления. Оно тоже не должно пониматься как субъективный опыт, а должно быть выражением практики. Тот, кто действительно просветлён, тому нет необходимости говорить об этом: Он уже давно забыл само просветление и раскрывается в практике жизни. Поэтому это недоразумение, думать, что цель дзадзэн - это достижение сатори. Сходство со счастьем очевидно: Речь идёт не о том, чтобы достичь этого, а о том, чтобы забыть и отпустить его. Только тогда оно манифестируется в жизни.

Счастлива только та душа, которая любит.
(Иоганн Вольфганг Гёте, немецкий поэт, 1749 - 1832)

Когда мой мастер попал в аварию, я знал Томоми меньше трёх месяцев. Конечно для меня было более важным как можно быстрее попасть в больницу в Хамасаку, чем наше свидание вечером дня Святого Валентина. Хотя чтобы попасть из Осаки в Хамасаку нужно потратить почти целый день, я пришёл первым из учеников Мияура роси. На вокзале ждали Майк, который ещё жил в Антайдзи, и Синрю, монах-брат Мияура, живущий недалеко от монастыря. Они ждали жену Мияура, которая приезжала со следующим поездом. Вместе мы поехали в больницу, где находился Мияура. Я в первый раз в своей жизни увидел труп.

Утром в день аварии Мияура поехал на бульдозере в деревню, находящуюся в четырёх километрах, чтобы отбуксировать к очищенной дороге машину одного посетителя, который застрял. Майк поехал за ним, чтобы забрать почту. Где-то в 12 часов они доехали до дороги, и так как пришло время обеда, то Майк первым поехал назад. Когда Мияура в 15 часов всё ещё не вернулся в монастырь, то Майк заволновался. Вместе с Асия, японским студентом, который проводил в Антайдзи свои каникулы, он снова поехал сквозь снег - слишком поздно, чтобы спасти Мияура, который от усталости заснул за рулём бульдозера и упал вниз. Он ещё смог пробиться 50 метров вниз по реке, но потом упал и утонул. Его труп был ледяным, когда я прикоснулся к нему многими часами позже.

Через несколько дней я снова был в Осаке, чтобы распустить группу дзадзэн. Томоми была в слезах, когда я ей всё рассказал. Наши отношения были ещё слишком молодыми, чтобы говорить о любви. Но я всё же попросил её переехать со мной в горы, когда стало ясно, что моё время в парке подошло к концу, и я стану следующим абтом Антайдзи. И для неё решение было не простым. Она не знала, что за жизнь ожидает её в горах, и все её друзья жили в Осаке. Сельское хозяйство интересовало её настолько же мало, как и строгость монастырской жизни, и она не любила холод. Она долго колебалась и сказала, чтобы я нашёл кого-нибудь получше. Но в итоге она всё же дала мне своё согласие, когда я попросил её руки. Теперь мы вместе уже 5 лет, и у нас двое детей. Наша жизнь и сегодня не проста, и мы каждый день открываем что-то новое в самих себе и в друг друге. Но и это тоже ценная практика в моей жизни.

Иногда меня спрашивают, что же было в Томоми такого, почему я хотел на ней жениться. Я не могу этого точно сказать, но думаю, что это было её умение приспосабливаться и готовность открыться совершенно новому. Она не закостенела на каком-либо взгляде на жизнь. В ней я видел для нас обоих возможность учиться друг у друга и построить настоящие любовные отношения. Когда мне было 14 лет, то один учитель в школе объяснил нам, что у индийцев совершенно иное отношение к любви, чем у нас, западных людей. На западе любовь похожа на кастрюлю с кипящей водой, которую ставят на холодную плиту. Раньше или позже страсть угасает и говорят: "Я всё-таки не нашёл свою половинку". В Индии же ставят кастрюлю с холодной водой на горячую плиту. Таким образом вода медленно нагревается и в итоге закипает.

Ты не знаешь, какой случайности обязан своим рождением, и ты также не знаешь, почему дышишь. Прежде чем ты успеешь оглянуться, ты уже влюбился в девушку и вдруг стоишь здесь с женой и детьми - и всё ещё ничего не знаешь.
(Кодо Саваки)

Не только в Индии, но и в большинстве других частей Азии свадьбы устраивались и частично всё ещё устраиваются членами семьи. На любовь с первого взгляда нет спроса, жених и невеста почти не знают друг друга. Но и поэтому всем с самого начала ясно, что любовь не падает с неба. Это муж и жена должны создавать их отношения со дня свадьбы. Закипит потом вода или нет, это зависит исключительно от них, а не от судьбы или стрел Амура. Это стоит в противоположность тому, как это выглядит сегодня на Западе, где, к сожалению, свадьба слишком часто означает конец любви, а не её начало. Поэтому некоторые люди хотят сохранить их обоюдное влечение друг к другу тем, что они вообще не женятся. Так они хотят предотвратить чувство попадания в ловушку. Я же всегда хотел иметь семью, и хотя у нас с Томоми уже были немаленькие ссоры, никто из нас - я, по крайней мере, надеюсь на это - не пожалел о свадьбе.

Четвёртый из восьми аспектов бодрствования большого человека - это "посвящать себя практике телом и душой". Догэн Дзэндзи замечает по этому поводу: "Это означает непрерывно посвящать себя всем хорошим вещам, шагать вперёд чистым и не рассеянным, не делая ни шага назад". Пункт, о котором здесь идёт речь, очень важен и для любви. Об этом цитата из "Сёбогэндзо Хатидайнинкаку".

"Если ты посвящаешь себя практике телом и душой, то у тебя не будет проблем ни с одним делом. Это как с каплей, которая точит камень. Представь себе, что ты пытаешься разжечь огонь из деревяшки с помощью крутящейся палочки. Если ты часто меняешь свои намерения и каждый раз прекращаешь крутить палочку, в то время как деревяшка ещё не стала горячей, то никогда не полетит искра, чтобы разжечь продолжительный огонь, как бы ты этого ни хотел. Поэтому посвящай себя практике телом и душой".


Хотя я не думаю, что любовь является простым путём к счастью, но эти двое стоят в тесной связи друг с другом. Потому что для обоих действительно: Давать лучше, чем получать. Ты будешь более счастливым, если для тебя речь идёт о том, что ты можешь сделать для счастья другого, чем, если ты сначала спрашиваешь себя, что могут сделать другие, чтобы ты стал более счастливым. Любовь и счастье нельзя требовать. Кроме того, не надо ожидать, что как только на тебя наконец-то свалятся любовь и счастье, то все проблемы разрешатся. И: Для обоих действительно, что они не должны опускаться до уровня чистого чувства, а должны быть видны на практике. В первую очередь важно выражение любви в повседневной жизни, чувства появляются потом - они берут своё начало в постоянной практике. Любовь и счастье требуют нашей постоянной самоотверженности, но они не дают себя "сделать". Искусство любви и счастья состоит в отпускании.

Моё детство

Я вырос сиротой, без денег и со слабым умом - все необходимые условия, чтобы быть несчастливым в этом мире. Ни один человек не должен был бы быть более несчастливым, чем я, но мне кажется, как будто бы я жил самую счастливую жизнь из всех. Я бы не мог быть более благодарным за эту жизнь.
(Кодо Саваки) 


Психолог Зигмунд Фрейд констатировал, насколько же на нас влияет наше детство. Переживания первых лет жизни, о которых мы либо вообще не помним, либо помним, но очень смутно, влияют на всю жизнь. Поэтому психоанализ ищет ключ к нашим проблемам в детских воспоминаниях. Но у этого подхода есть большой недостаток: Мы можем осознать, что наше детство определяет многое из того, кто мы есть сегодня, но этого нельзя изменить. Было бы абсурдом, пытаться "работать" над собственным детством. Ты можешь жить только в это мгновение, и при этом твой взгляд должен быть направлен вперёд.

Поэтому нам нравится видеть себя в роли жертвы. Наше детство - это куча воспоминаний, в которых мы видим себя не как преступника, а как бессильное существо. Есть большой соблазн смотреть на себя из этих картинок как на жертву родителей, судьбы и враждебной жизни вообще. Тут я не исключение. То, что я провёл своё раннее юношество как интровертированный скептик с постоянными мыслями о самоубийстве, частично произошло и из-за ранней смерти моей матери. Но мне всё же не придёт в голову мысль, обвинять её в моей жизни, какая она есть. Наоборот, то, что я сегодня веду жизнь, которой полностью доволен, я, конечно, обязан своим родителям. И если бы моя мать не умерла так рано, то моя жизнь пошла бы по другому, не обязательно лучшему, пути.

Счастливая мать более поучительна для детей, чем сто книг о воспитании.
(Пословица)

В Японии часто спрашивают о здоровье родителей. Когда я однажды сказал одному мастеру Дзэн, что моя мать умерла уже 30 лет назад, то он сказал то, что, вероятно, пришло бы в голову лишь немногим: "Поздравляю! Ты должен быть благодарен ей, что она так рано открыла тебе глаза на непостоянство мира". Но многие мои воспоминания о ней имеют отрицательный характер. Когда она, уставшая, приходила с работы, то у неё обычно не было ни времени, ни желания сидеть со мной. Если я всё же боролся за её внимание, то она могла превратиться и в злую ведьму - в моих глазах.

Я помню один день, когда мне было где-то 4 или 5 лет: Моя мать дала мне одну купюру и попросила купить в магазине на углу жареную курицу. Путь был недалёк, но по дороге я встретил пару подростков, которые пили пиво из бутылки. Один из них спросил:
"Эй, пацан, куда ты идёшь?"
"Моя мать послала меня за покупками!"
"И что ты хочешь купить?"
"Курицу, здесь, на углу".
"Курицу!? Разве курица вкуснее, чем жвачка из этого автомата?"
И действительно, содержимое автомата со жвачкой вдруг стало казаться мне очень соблазнительным, но мне нужна была мелочь, чтобы купить её.
"С 10 марками у тебя это не получится. Вот, я поменяю тебе их на пару пфенниговых монет!".

Довольный, я бежал домой, гордо сжимая жвачку в руке. Само собой разумеется, что дома меня ожидала не похвала, а строгий выговор - и снова рухнула маленькая надежда. Похожее переживание было у меня потом, когда моя мать однажды забыла забрать меня домой после урока рисования. Тогда мы уже жили в Тюбинген, но я ещё не ориентировался в новом городе. После того как я безрезультатно прождал один час, то, плача, сел на тротуар. Проходившая мимо старушка спросила меня, что случилось, и где я живу. Потом мы вместе прошли 10 минут, и я издалека увидел на вершине холма наш квартал.

"Теперь я и сам знаю дорогу!" закричал я. Моё сердце прыгало от радости, когда я бежал домой. Но тем временем моя мать вспомнила об уроке рисования, и мы разошлись. Дом был пустой, и когда она через некоторое время вернулась, то заорала: "Я тебя повсюду искала, почему ты не можешь просто подождать? Ты не можешь себе представить, как я волновалась!".

У меня, конечно же, есть и приятные воспоминания о моём детстве, на пример о чувстве, когда отец наконец-то забрал меня после долгого ожидания около ворот детского сада, потому что он пришёл с работы раньше, чем моя мать. Или об одном зимнем дне, когда я вместе с матерью ехал на велосипеде по очень скользкой булыжной мостовой, поскользнулся, и мы вместе упали: "Тебе больно?". Редко я слышал в её голосе так много заботы. Обычно она в большей степени руководствовалась своим разумом, чем чувствами, и это, наверное, действительно единственное воспоминание, когда я полностью чувствовал себя укрытым её любовью. Если я приходил домой из детского сада с лейкопластырем, то она срывала его, так как "на свежем воздухе раны лучше заживают". Но я гордился, что моя мать - врач, и разбирается в этом.

Когда во время дорожных работ за церковью нашли давно забытое кладбище, то моя мать позвала меня, когда вернулась с работы: "Посмотри, за домом лежит куча костей!". Мы вместе пошли искать череп, который она заметила. К сожалению, мы пришли слишком поздно, его уже кто-то забрал себе. Я ещё долго упрекал её, что она не забрала его домой сразу, но может быть она хотела предоставить мне возможность сделать эту находку. Зато она точно объяснила мне, какая кость принадлежала какой части тела.

Любовь моей матери выражалась не через жесты. Я не могу припомнить, чтобы она когда-нибудь крепко обнимала меня. Но зато она всегда была безоговорочно честной по отношению ко мне и моим двум сёстрам, которые на 3 и на 4 года младше меня. Незадолго до её смерти, может быть во время последнего посещения у её койки, она подняла ночную рубашку и показала нам раны, которые остались после того, как ей удалили грудь. Но рак груди уже перешёл на другие части тела, операция прошла слишком поздно.

Дети как мокрый бетон: Каждое прикосновение оставляет в них прочные отпечатки.
(Хайм Гинот, американский психолог, 1922-1973)

Когда моя мать должна была оставить свою работу врачом, то семья переехала в Тюбинген, где мой отец нашёл новую работу. Вскоре после этого я пошёл в школу. Свои первые летние каникулы я провёл с одной тётей в летнем домике моих дедушки и бабушки в Хартц. Я играл с мячиком на лужайке, когда она позвала меня к себе и сказала: "Сегодня умерла твоя мать". Может быть потому, что моя мать уже давно не подпускала к себе нас, детей, и уже до своей болезни проводила много времени за работой в больнице, но я спокойно принял эту новость. На мою просьбу участвовать в похоронах мне в очередной раз сказали: "Ты для этого ещё слишком маленький!". Когда я сегодня рассказываю это в Японии, то мне никто не верит. Здесь нельзя себе такое представить, что умерший не окружён на похоронах своими родными или же что ребёнку не дадут прийти на похороны матери. Во время любой религиозной церемонии можно увидеть и маленьких детей.

Вообще в Японии по-другому относятся к смерти: Как только в больнице констатируют смерть человека, то его ещё раз привезут оттуда домой. Там вся семья сидит с ним в течение одной ночи. На следующий день труп оденут для своего последнего путешествия, семья уложит его в гроб, который потом закроют самые близкие его родственники. После этого гроб вместе с трупом сжигают в крематории, и при этом следят за тем, чтобы температура была такой низкой, чтобы не сгорели кости. Из того, что осталось после огня, родственники вытаскивают кости палочками, которые похожи на обычные палочки для еды, и перекладывают их в урну. В этой церемонии участвуют и маленькие дети, и ни одному взрослому не пришло бы в голову ругаться и говорить им вести себя тихо, когда вдруг кто-нибудь рассмеётся. Наоборот, даже взрослые используют возможность, чтобы вечером напиться, смеяться, петь и вместе купаться в воспоминаниях.

Когда умер мой мастер, то понадобилось довольно много времени, пока все его ученики и спутники собрались вместе со всей Японии. Поэтому мы провели в одной комнате с трупом даже два дня и две ночи, где мы рядом с ним ели, пили и спали. Я ещё хорошо помню пятилетнего Рика, который с радостью помогал забить гвозди в крышку гроба. Для него это было особенное событие, и никто из "больших" не делал вид, что он понимает значение смерти лучше, чем этот пятилетний мальчик, которому и сами буддийские священники ничего не запрещали.

И по этому поводу мне помнится один случай из детства: Мой дедушка был пастором, и до того как мне исполнилось шесть лет мы жили в доме пастора за церковью Магни в центре Брауншвейга. Но всё же я, будучи ребёнком, никогда не чувствовал себя в церкви желанным. Обе мои сестры и я "ничего там не забыли". И когда я спрашивал, где находится Бог, то мне отвечали: "Ты это поймёшь только тогда, когда станешь постарше". Нет ничего более противоположного, чем торжественная тишина в христианской церкви и гвалт в буддийском храме в Азии. Это так и для семейной жизни: В детском возрасте мы проводили бесконечные часы за детским столиком на лестничной клетке во время ежегодной встречи семьи, а взрослые разговаривали в гостиной. Мне до сегодняшнего дня не ясно, какие глубокомысленные разговоры вели между собой за кофе и пирогами "большие", в которых нельзя было участвовать нам, "маленьким". Казалось, что между миром взрослых и детей есть непреодолимая стена, которая совершенно не существует в японских семьях. Я боюсь, что мы были не единственными немецкими детьми, которым говорили: "К сожалению, вы должны посидеть снаружи".

Во многих культурах мира дети представляют собой смысл жизни своих родителей. Вопрос о том, важнее ли счастье детей, чем счастье родителей, там не ставится с самого начала: Для большинства счастье их детей означает также и их счастье. Но, кажется, что на западе мы много ломаем себе голову над тем, сколько времени и энергии мы тратим на своих детей, а сколько на свою собственную жизнь. Мы проводим границу между своей жизнью и жизнью наших детей, и потом говорим: "Почему бы тебе не поиграть одному?" - "Почему ты не можешь заснуть, прежде чем начнутся новости?" - "Нет, у меня сейчас нет времени, ты разве не видишь, что я смотрю телевизор?".

Глядя на это сегодня, мне кажется, как будто бы постоянное пренебрежение мной - "ты для этого ещё слишком маленький" - ранило меня больше, чем смерть моей матери. Когда я заметил, что в мире взрослых меня никто не хотел видеть, то и сжёг все мосты со своей стороны. Я больше не хотел иметь дело со взрослыми и ушёл в свой собственный мир, который окружил высокими стенами. Ещё больше, чем смерть, меня пугала жизнь, и точно я знал только одно: Я не хотел становиться таким, как самозваные "большие", которые утверждали, что у них есть более важные дела, чем отвечать на мои вопросы о смысле жизни.

Теперь у меня самого есть двое маленьких детей. Как бы я себя чувствовал, если бы какой-нибудь врач сказал мне: "Вам осталось недолго"? Что бы я ощущал, если бы несчастный случай забрал у меня мою жену, и я должен был бы в одиночку воспитывать своих детей? Сегодня, с дистанции многих лет и со своим собственным опытом я могу видеть и другую сторону - не только страдание детей, но и страдание родителей. Я думаю, что теперь могу понять одиночество моей матери и моего отца - и любовь, которая не дошла до меня.

Я покинул отца и мать, жену и ребёнка. Я оставил позади друзей и соратников, чтобы уйти в бездомность. Это означает, что теперь все страдающие существа - это моя семья, я забочусь о них, как будто бы они были моими собственными детьми.
(Слова Шакьямуни Будды из "Большой Нирвана-сутры")

Во всех странах Азии любовь между родителями и детьми стоит высоко над любовью между мужчиной и женщиной. Поэтому для многих азиатских монахов отречение от семьи и обязательство исключительно пути Будды означает такой большой шаг. В некоторых частях Азии монах всё ещё должен не только обязаться блюсти целибат, но и он отказывается заботиться о своих родителях, даже если в старости им понадобится помощь. В Японии это уже изменилось: Здесь во многих случаях мастер монаха одновременно и его отец, так как священники могут жениться.

Одна сутра, которая вероятно была создана в почитающем старших Китае, посвящена этой теме. Она называется "Бумо-ондзюкё", что означает "Сутра большой родительской любви".

"Бумо-ондзюкё", которая, как и все буддийские сутры говорит лично от лица Шакьямуни, начинается так: "Говорят, что вероятность родиться в этом мире человеком настолько же мала, как и количество грязи под твоими ногтями по сравнению со всей землёй этой планеты. Тем, что мы всё же рождаемся в этот мир людьми, а не червями, мухами или лягушками, мы обязаны своим родителям. Поэтому обязательства по отношению к родителям более великие, чем какие-нибудь другие мирские обязательства".

То, что пишется в этой сутре дальше, может показаться западному читателю сильно преувеличенным, но азиатского читателя это не может не тронуть: "Беременная мать 9 месяцев разделяет свою плоть и кровь с ребенком, который растёт в ней. Даже когда ей так плохо, как во время тяжёлой болезни, у неё нет в голове других мыслей, как произвести на свет здорового ребёнка. Она полностью забыла желания хорошей еды, питья и красивой одежды. Когда приближается час родов, начинаются родовые схватки, и тогда нет ни одной кости, которая бы не причиняла боль. Она должна проливать пот, слёзы и кровь, а некоторые даже теряют свою жизнь во время родов. Отец дрожит от страха и ужаса о жизни матери и ребёнка. Тем более велика совместная радость родителей после успешного появления ребёнка на свет. Как и небо не знает границ, так и не знает границ их радость. Они чувствуют себя как бедная парочка, которой попало в руки безмерное сокровище. Когда ребёнок закричит в первый раз, то мать чувствует себя, как будто бы ей самой только что подарили жизнь. С этого дня ребёнок питается любовью матери, для которого она означает жизнь. Грудь матери - его постель, её колени - его место для игр. Он напивается богатым молоком матери. Потому что кто бы дал попить ненасытному ребёнку, если не мать? Кто бы согревал его в холодные времена, если не мать? Кто бы давал ему тень во время жары, если не мать?

Даже если самой матери нечего есть, она позаботится о еде ребёнка. Она будет есть горькие плоды, а сладкие оставит для своего ребёнка. Зимой она снимет свою собственную одежду, чтобы согреть ребёнка, и чтобы его постель была сухой, даже если она сама будет из-за этого спать на мокром. Мать меняет пелёнки ребёнка и не жалуется на те жертвы, которые она должна приносить.

Ребёнок не смог бы жить без матери. Даже когда мать покидает дом, чтобы достать воды или разжечь огонь, возделать поле или пойти на рынок - всё равно, какую работу она делает, её сердце всегда будет дома около ребёнка. Когда она думает, как её ребёнок кричит дома и плачет и скучает по ней, то ей больно на сердце. Но даже если это разорвёт ей грудь, она будет выносить эти страдания сердца и оставаться при своём деле, пока наконец-то не вернётся домой. Ребёнок, который видит, что пришла мать, оставит свои игрушки и поползёт к ней, махая руками и головой. Со слезами на глазах он торопится к матери, которая ускорит шаг, наклонится к ребёнку и возьмёт его на руки. Мать поцелует ребёнка и потом даст ему грудь, чтобы он попил. Она не знает большей радости, чем быть со своим ребёнком, и ребёнок не знает большей радости, чем быть с матерью. Таким образом сливается сердце матери с сердцем ребёнка, и ни одна любовь не могла бы быть больше этой.

Когда ребёнок начинает есть твёрдую пищу, то отец предупредит его о ядовитой еде, а мать объяснит правильное лекарство во время болезни. Когда он начнёт ходить, то отец научит ребёнка не подходить к огню, а мать обучит его, как не резаться ножом. Когда отец и мать находятся на работе, чтобы у ребёнка была пища, то они не забудут принести что-нибудь ребёнку, когда вернутся домой. В 9 из 10 случаев у них будет какая-нибудь сладость, которой ребёнок радуется и смеётся и ест её. Если же они один раз придут с пустыми руками, то ребёнок разочарован и не мешкает упрекнуть своих родителей.

Когда отец и мать посылают ребёнка учиться, то они оденут его в лучшие одежды, даже если они в таком случае будут должны носить лохмотья, только чтобы их ребёнок мог показаться в обществе. И после того как он покинет дом, то мысли родителей всегда с ним, не важно спят они или бодрствуют. Если они услышат, что ребёнок болен, то они пожелают вынести болезнь вместо него. Даже когда родители смотрят в глаза смерти, у них не будет другого желания, как иметь возможность защитить ребёнка и после своей смерти. Прежняя красота матери увянет как цветок, а блеск в глазах отца однажды исчезнет. Головы родителей становятся лысыми, их спины кривыми... Если отец умрёт до матери или мать до отца, то кто-то останется позади один на одиноком холоде. Теперь ни одно доброе слово не укоротит его дни, и когда он ночью в темноте открывает глаза, то кровать рядом холодна и пуста... Ах, насколько же глубока любовь в сердцах родителей, насколько же велик дух, которым они нас обнимают!".

Только одна мать знает, что такое любить и быть счастливой.
(Адельберт фон Камиссо, путешествующий немецкий натуралист и писатель, 1781-1838)

Из японской школы Дзёдо-син произошла форма созерцания, которая называется "Найкан" (буквально: Смотреть во внутрь) и используется также в западной психотерапии - но, конечно, без буддийского контекста. При этом медитирующие садятся на одну неделю за ширму, их созерцание прерывается только на три раза в день поесть и сходить в туалет. На первый взгляд это напоминает сэссины в Дзэн. Но большая разница состоит в том, что буддийский священник несколько раз в день ставит перед каждым медитирующим различные задания. Об определённом времени в детстве он хочет знать:
"Что в то время твоя мать сделала для тебя?".
"Что ты сделал в то время для своей матери?"
"Сколько проблем ты тогда создал для своей матери?"

Я сам никогда не участвовал в такой неделе созерцания, но у многих она совершает не только радикальный переворот в том, как они видят своих родителей, но и вообще показывает им совершенно новый взгляд на мир: Всей нашей жизнью мы обязаны помощи других, и вместо того, чтобы требовать больше, это мы должны быть благодарными и возвращать это назад. Обычно мы хотим больше любви от родителей и жалуемся, если нам в этом отказывают. Но мы редко спрашиваем себя, что мы можем сделать для наших родителей, и любим ли мы их так, как хотели бы, чтобы они любили нас. К сожалению, потом эти люди сами слишком часто забывают дать своим собственным детям ту любовь, которой им не хватало у своих родителей. Вместо этого они жалуются: "Мои дети занимают у меня столько времени, что у меня его совершенно не хватает на самого себя!".

Саваки роси описывает отношение ума, которого нам не хватает, таким образом:
"Всё что мы делаем, должно быть безвозмездно. Потому что всё, что мы получаем, безвозмездно. Дождь падает безвозмездно, солнце светит безвозмездно. Солнце не шлёт нам счёт за солнечную энергию. Ну и что с того, что ты ничего не можешь взять с собой после жизни? Счёт оплачен, всё, конец!... И всё равно ты постоянно пытаешься что-нибудь выиграть: Ты ничего не платил за своё рождение - а теперь даже ещё и хочешь получить деньги назад?".

Счастье в семье?

Родители ругаются на детей: "Вы совершенно не хотите ничего понимать!". Но что понимают родители? Тоже ничего!
(Кодо Саваки) 


Говорить о счастье в семье может звучать несколько старомодно. Многие думают, что такая форма жизни уже давно изжила своё и гораздо приятнее жить холостяком. И это не полностью неверно: У холостяков больше времени и денег на себя, они могут потратить всю свою силу и энергию на "работу, спорт и игры". И при этом они не обязательно должны быть одинокими: Они встречаются с друзьями, заводят романы и наслаждаются своей жизнью без тех требований, которые бы могла поставить перед ними семья. Для многих картина в голове выглядит следующим образом: Холостяки вечно молодые, ездят на спортивных машинах и делают карьеру. И при этом они ещё и помогают нашей планете, если подумать о её перенаселении. Так зачем же вообще жениться и основывать семью?

Каждого, кто хочет реализовать себя без какого-либо стеснения и обязательств, я могу только предупредить: Семья требует 24 часа твоего дня, всю твою энергию в течение всего года, а также больше денег, чем, может быть, ты себе это представляешь. У меня всегда было желание основать семью. Может быть это произошло потому, что у меня самого никогда не было чувства жить в настоящей семье. После ранней смерти моей матери мой отец никогда больше не женился. Хотя у него было несколько подружек, он старался изо всех сил, чтобы одновременно всё было в порядке и в семье, и в его отношениях - с переменным успехом.

Я помню, как он однажды сказал одной из своих подружек, что на самом деле не знает, что же означает слово "семья". Мой дедушка родился в Токио в 1910 году, где мой прадедушка работал инженером для японского предприятия Мицуи. Незадолго до Первой Мировой Войны семья вместе с японской няней, которую звали Аса, отправилась в Германию. После начала войны никто из них не вернулся в Японию. Мой прадедушка умер во время войны от туберкулёза, а дедушка вырос вместе со своими братом и сестрой в деревне в Южном Тироле. Воспитание детей полностью лежало в руках Аса. Почти что 60 лет - до её смерти - она, которая оставила в Японии мужа и детей, жила с семьёй в Альпах.

Позднее мой дедушка переехал в Берлин, где он женился и основал семью. Его брат остался в Италии, а сестра уехала в Англию. Мой отец родился в Берлине, но вырос, как и дедушка, в деревне в Альпах. Туда переехала и бабушка со своими 4 детьми, после того как дедушка начал изучать медицину в Португалии в конце войны. И после окончания войны он не вернулся в Германию, а когда привёз к себе в Португалию в 50-ых годах свою жену, то дети остались в интернате на юге Германии. Аса умерла в одиночестве в начале 70-ых, её похоронили в Альпах.

Счастливое детство - это точно самый лучший подарок, который может подарить отец.
(Peter Shumacher, немецкий публицист, родился в 1941)

В течение поколений у семьи не было внутренней сплочённости, понятие "Родины" было, наверное, чуждо моему отцу, когда он познакомился с моей матерью во время учёбы в Берлине. Она выросла вместе с пятью братьями/сёстрами в Брауншвейге в семье пастора. И её отец, и её мать изучали теологию, и почти все из её рода были клириками из Нижней Саксонии. Может быть, такая твёрдая опора в этой семье привлекала моего отца, или же это была сила характера моей матери, так как в их отношениях казалось, что всегда задаёт тон она. Поэтому неудивительно, что мой отец не знал, что ему делать, когда он в 37 лет оказался один с тремя детьми, которых он должен был не только прокармливать, но и воспитывать - не зная, что же составляет на самом деле суть семьи.

Я думаю, что он сделал всё, что было в его силах. Мой отец всегда оставлял нам, детям, как можно больше свободного пространства. Я почти не помню, что бы он накричал на меня, а оплеухи случались только 2 или 3 раза. Даже когда он поймал меня, когда я воровал деньги из кошелька, то не сказал ни слова. Он повёл себя таким же образом, когда я однажды угрожал своим двум лучшим друзьям охотничьим ножом - вероятно, меня привела к этому садистская радость от ужаса на их лицах. Когда в тот же вечер их родители потребовали объяснений от моего удивлённого отца, то, скорее всего, и в нём что-то сломалось. Но от меня он не требовал объяснений, после этого только ружьё и охотничий нож исчезли со стены в гостиной. В 13 лет я нашёл его коллекцию порнографических журналов, я почти что стал одержимым ими. Он, должно быть, заметил это, так как места, где они прятались, менялись. Но я не уставал находить их снова и снова.

Семья - это собрание людей, которые только в очень редких случаях подходят друг к другу.
(Элизабет Тэйлор, американская актриса, родилась в 1932)

Мы с отцом никогда не ссорились, и когда я поехал в Японию, то он ничего не имел против. Он всем своим детям позволял иметь собственную жизнь. То есть в действительности отношения с ним не были плохими. Но иногда мне кажется, что на самом деле у нас не было никаких отношений. Наша семейная жизнь была скорее похожа на жизнь в одной квартире, где отец и дети занимаются своими делами и иногда случайно встречаются на кухне.

И в Японии есть сегодня множество таких семей. Некоторые дети даже ведут жизнь, которая называется "хикикомори". Они целый день сидят в своей комнате и часто даже заклеивают окна газетной бумагой, чтобы быть полностью наедине с собой. Это касается почти что исключительно молодых мужчин. Либо им приносит еду до дверей комнаты мать, либо они сами быстро ночью сбегают к ближайшему супермаркету на углу (в Японии магазины не обязаны по закону быть закрытыми ночью), чтобы закупиться. Причина этой проблемы лежит не в отсутствии матери, а, вероятно, в том, что отец семейства почти не играет роли его главы. По традиции отца видят как главу семьи, как прочную основу, на которой всё устроено. Но из-за обязательств на рабочем месте, которые часто охватывают и время после работы, а также частично из-за доминирования японских домохозяек, мужчины часто приходят домой довольно поздно. А воскресенье в большинстве случаев проводится в кровати перед телевизором. То есть особенно у японских мальчиков отсутствует ролевая модель. Они спрашивают себя, что же это за жизнь, которая ожидает их, и их раздражение направлено в основном против отцов, которые не удовлетворяют своей отцовской роли.

А у матерей появляется проблема, которая - вероятно, даже в ещё большей степени - существует и в Германии. Современные японские женщины не хотят ограничиваться ролью матерей и домохозяек, а хотят также использовать те шансы, которых у них не было раньше. Так создаётся большое давление: С одной стороны у детей должно быть всё необходимое, с другой стороны женщины хотят иметь успех и в своей профессии. То есть после работы можно, например, посетить языковую школу, а ночью есть курсы повышения квалификации в интернете. Многие идут на коротко- или долговременные измены, когда исчезает влечение к мужу. Эти женщины чувствуют себя в таком случае стоящими перед слишком сложной задачей, когда не всё получается так идеально, как было запланировано. Не только женщины, но и их семьи страдают от слишком больших ожиданий к собственной личности.

И это так, хотя в Японии женщины гораздо сильнее мужчин. Это факт, который может быть не так известен на западе, потому что наружу Япония показывает себя как патриархальное общество. Даже если её муж просто подкаблучник, но жена говорит о нём как о своём "господине" и кажется, что следует за ним без малейшего сопротивления. Ещё несколько десятилетий назад японские женщины шли по тротуару 2 или 3 метра позади своих мужей. Но на самом деле силы распределены по-другому: Также как и мадам крепко держит на поводке свою собачку, так и японская жена определяет большую часть жизни своего мужа. Например, деньгами в Японии всегда руководит жена, а муж должен на выходных просить её о карманных деньгах. Может быть потому, что Япония, по сути, является культурой инь, мужчины здесь почти что не имеют права слова.

M?nner weinen heimlich, M?nner brauchen viel Z?rtlichkeit, ohh, M?nner sind so verletzlich, M?nner sind auf dieser Welt einfach unersetzlich... M?nner haben's schwer, nehmen's leicht, aussen hart und innen ganz weich...
(Мужчины плачут тайком, мужчинам нужно много нежности, оооо, мужчины такие ранимые, в этом мире мужчины просто незаменимые... Мужчинам тяжело, они легко ко всему относятся, снаружи твёрдые, а внутри совсем мягкие...)
(Herbert Gr?nemeyer, немецкий поп-музыкант, родился в 1956)

О Японии действительно можно сказать то, что требовала для Германии в 80-ые годы Ina Deter Band: "Neue M?nner braucht das Land!" ("Стране нужны новые мужчины!"). Но не более мягкие, а умеющие руководить и с чётким импульсом янь. Песня Gr?nemeyer была бы, может быть, пропитана ещё большим количеством жалости к самому себе, если бы он родился японцем. Как в Германии на самом деле обстоит дело? Действительно ли нашей стране нужны "немужские мужчины", которых искала Svende Merian в начале своего автобиографического романа "Der Tod des M?rchenprinzen" ("Смерть сказочного принца")? "Левая женщина, 24, хочет познакомиться с немужскими мужчинами, можно моложе". Когда я в 16 лет начал строить свои первые отношения с Катей, то она сначала сказала мне прочитать эту книгу. Послушный, каким я был, под проливным дождём я на велосипеде поехал в ближайший магазин с феминистскими книгами, чтобы купить её. Тогда я чувствовал себя почти что виноватым, что родился мужчиной. А ответ Arne Piewitz на эту книгу, "Ich war der M?rchenprinz" ("Я был сказочным принцем"), показался мне неприятным. Отсутствие серьёзности и глупые карикатуры - типично мужчина.

Сегодня мне наоборот кажется, что это Piewitz даёт в конце своей книги важное замечание, на которое почти никто не обратил внимание. Его история заканчивается объявлением, в котором он ищет "женственную женщину". Может ли так быть, что большое количество проблем в отношениях между мужчинами и женщинами происходят не потому, что мужчины чересчур мужчины, а потому что женщины не достаточно женственны? Я думаю, что это действительно является тому причиной, и это происходит ещё и потому, что женственность у нас в основном неправильно понимается.

Только женщина может создать семью. Но семья может и сломаться об неё.
(Мать Тереза, албанская монахиня и миссионер, 1910-1997)

Многих западных мужчин привлекают азиатские женщины из-за своей женственности, которую часто неправильно интерпретируют как слабость или покорность. И действительно большое количество женщин востока делают снаружи покорный вид, но внешность обманчива. За ней стоит сила, к которой мужчинам часто не подступиться. Эти женщины внешне производят очень мягкий вид, но внутри у них есть твёрдое, непоколебимое ядро. Только за счёт этого они могут выполнить свою роль, которая приписывается им и в "Бумо-онкдзюкё": Любящей матери, которая одновременно ведёт хозяйство и к тому же заботится о заработке. Отец появляется только после рождения ребёнка и потом за обеденным столом, у него роль только второго плана.

На западе же, напротив, говорят: "Ladies first!" ("Сначала дамы!"). Раньше казалось, что их таким образом пропускают вперёд. Мужчина придерживает даме дверь, становится на колено, чтобы поцеловать ей руку. Но, похоже, что такой вид кавалеров вымирает на западе, а на востоке это никогда бы не было возможным. Но что на самом деле стоит за этим? Мне кажется, как будто бы женщины за счёт этой формы беспомощности должны были обеспечить себе внимание мужчин. Поэтому на западе женственность понимается не как сила, а как слабость. Тут женственный идеал был не матери, а хрупкой феи. Поэтому не удивительно, что западные женщины отказались от него. Но вместо того, чтобы открыть свою настоящую женственность, мне кажется, что их феминизм просто копирует мужской мир: Теперь женщины хотят утвердиться против мужчин, и здесь действительно "Око за око, зуб за зуб".

Только когда мужчина и женщина ссорятся, то равноправие становится темой для обсуждения.
(Кодо Саваки)

Когда я прошу милостыню в Кёто, то иногда стою перед одним из большим храмов для туристов. И многие посетительницы с запада проходят мимо. Иногда я гадаю, откуда они, и часто оказываюсь прав, когда слышу, как они разговаривают друг с другом. Например, женщины из средиземноморских стран имеют гораздо более мягкие черты лица, чем североевропейки. Лица немецких женщин особенно ожесточённы, они ещё более агрессивные, чем лица американок. Не только во время работы, но и в отношениях с партнёром упорная настойчивость пользуется большим спросом. При этом эти женщины кажутся мне похожими на орехи, которые снаружи твёрдые, а внутри не очень мягкие, а очень пустые.

Является ли счастье в семье перед лицом такого положения вещей только несбыточной мечтой? Является ли брак ловушкой, в которую мы должны попасть максимально один раз, а лучше и вообще туда не попадать? Я думаю: нет. Но одновременно жизнь в браке и семье требует от всех сторон большие жертвы, чем мы себе представляем. Мы должны быть готовы к тому, что произойдёт, и как изменится наша жизнь, если мы поженимся, и родятся дети. Семья - это не хобби. И роль отца, и роль матери требуют намерения жить как маленький Бодхисаттва. Мы должны быть готовы давать, не спрашивая каждый раз, что мы за это получим. Потому что что же мы в итоге получаем за всё это время, силы и любовь, которые вкладываем?

Вначале, может быть, чувство, что мы кому-нибудь нужны. И уже одно это чувство может придать жизни смысл и сделать нас счастливыми. Но оно не остаётся навсегда. Даже если развод не разорвёт семью, то однажды с нами произойдет то же самое, что и с отцом и матерью из "Бумо-онкдзюкё": Дети покидают дом, супруг умирает и "когда он ночью в темноте открывает глаза, то кровать рядом холодна и пуста".

Ваши дети - это не ваши дети. Они приходят посредством вас, но они не от вас. И хотя они с вами, но не принадлежат вам. Вы можете давать им свою любовь, но не свои мысли. [...] Вы как луки, из которых пускают ваших детей как живые стрелы.
(Калил Гибран, ливанский художник, поет и философ, 1883-1931)

Поэтому нашим желанием должно быть безоговорочное жертвование собой. Часто я слышу родителей, которые жалуются, что дети отбирают у них время. "Где же остаётся моя собственная жизнь?", спрашивают они. Но что мы имеем в виду на самом деле, когда говорим, что у нас нет времени? Сколько времени и места в жизни ты хочешь посвятить своим детям? "Твою жизнь" нельзя отделить от жизни других, и уж тем более от жизни твоих детей. Поэтому я думаю, что дети принадлежат не в детскую комнату и не к детскому столу. Подпускай их к себе, даже если ты уставший и разбитый от работы. Потому что дети свяжут тебя с силами космоса, если ты примешь время, которое проводишь с ними, как своё время и как свою жизнь.

Другие, наоборот, жалуются после развода: "Моя жена не даёт мне видеть детей!". Часто взрослые делают ребёнка игрушкой между собой, когда они не сходятся во мнении. Вместо того чтобы перестать принимать во внимание самих себя, они думают только о своей собственной точке зрения. И всё же Herbert Gr?nemeyer снова неправ, когда в песне "Kinder an die Macht" ("Детей к власти") он требует: "Gebt den Kindern das Kommando, sie berechnen nicht, was sie tun. Die Welt geh?rt in Kinderh?nde, dem Tr?bsinn ein Ende. Wir werden in Grund und Boden gelacht, Kinder an die Macht" ("Передайте командование детям, они не подсчитывают, что делают. Мир принадлежит в детские руки, конец унынию. Нас рассмешат в пух и прах, детей к власти"). Потому что в таком случае у нас было бы ещё больше войн, чем те, которые и без того уже были затеяны детскими головками у рычагов власти. Нам нужны не немужские мужчины и не ребяческие взрослые, а зрелые люди, которые могут поразмыслить о собственном поведении и посвящать себя другим.

Взрослые - тоже люди, и что касается создания и разведения потомства, то они что-то по типу необученных рабочих.
(Vicco von B?low, немецкий юморист, родился в 1923)

Мне часто бросается в глаза, что восточные азиаты выражают больше эмоциональной симпатии по отношению к своим детям, чем мы делаем это на западе. Воспитание для них важнее, чем эротическое приключение, отношения между родителями и ребёнком стоят выше, чем между мужчиной и женщиной. В этом контексте также интересно упомянуть, что японцы становятся совершеннолетними только в 20 лет. Подростки не могут ни пить пиво, ни курить сигареты. Преступности почти нет, драки на улице не встречаются. И действительно японцы даже в 20 лет часто выглядят более по-детски, чем немцы в 14 или 15. Кажется, что в Японии (а также, наверное, и в Китае и Корее) период социализации длится гораздо дольше, чем у нас на западе. Может быть это происходит потому, что то, как здесь живут вместе люди, устроено более сложно и воспринимается более важным, чем у нас.

Даже язык уже подчёркивает это: В японском существует большое количество личных местоимений, которыми японцы указывают на себя, своего собеседника или других людей. Существует, по меньшей мере, дюжина разных слов, чтобы сказать "я", и каждое из них передаёт другое значение. "Отец" и "мать" японец тоже может сказать различными способами. И формы глагола изменяются на этом языке в зависимости от того, имеет ли говорящий уважительно-отстранённые или близкие отношения со своим собеседником. Его отношение к вещи, о которой он говорит, будет решать, каким словом он её обозначит. Японец говорит дома на совсем ином языке, чем на улице или на работе. Детали бесчисленны, и даже японцы часто не уверены, какое слово они должны использовать в определённой ситуации.

Довольно забавно, что японская жена побеждает своего мужа в семейной ссоре не тем, что использует особенно вульгарные выражения. Наоборот, она разговаривает с ним так вежливо, как с незнакомцем на улице. Расстояние, которое муж чувствует в словах своей жены, ранит его больше, чем это могло бы сделать какое-нибудь ругательство.


Восточные азиаты больше ориентируются на инь - даже лица мужчин часто имеют женские черты - и в обществе предпочтение отдают женским добродетелям. Мы, люди на западе, может быть можем научиться у них немного отказываться от своей агрессивности янь. И главным образом западные женщины ничему не могут научиться у нас, западных мужчин, а скорее должны бы вспомнить о своих инь-свойствах. Без них счастье в семье действительно невозможно, так как иначе семейное хозяйство превратится в поле боя, где янь сталкивается с янь.

Моя жизнь сегодня как абт и как отец

Я доволен своей жизнью и не очень доволен самим собой.
(Мишель Фуко, французский философ, 1926-1984) 


Недели после смертельной аварии моего мастера принадлежат к самым сложным в моей жизни. Я обосновался в парке в Осаке, а между Томоми и мной только начала пускать ростки нежная любовь. С другой стороны теперь кто-то должен был взять ответственность за Антайдзи. Кэнго, последний японский монах, покинул монастырь спустя неделю после несчастного случая. Поэтому меня попросили вести монастырь, пока не будет решён вопрос преемника. Мой мастер не оставил завещания, и все 4 ученика, которым, как и мне, он передал Дхарму, уже работали в своих собственных монастырях или же имели другие обязательства. Некоторые из них уже были женаты, и их жёны не хотели переезжать в глушь. Поэтому мне сказали: "Ты единственный, у кого нет дела. Просто присмотри за Антайдзи в течение следующих недель!".

Так я оставил свою хижину в парке и снова пошёл в горы, сначала ещё с надеждой, что вскоре снова окажусь со своей группой в парке. Когда речь шла о следующем абте, то слово Оябу, мастера моего мастера, было решающим. Ещё когда Мияура был жив, он уже настаивал на том, чтобы я стал следующим абтом. Я же хотел занять этот пост только в том случае, если никто из моих учеников-братьев не был в нём заинтересован, и мне бы дали полную свободу действий. Хотя Оябу согласился на это, но когда ему стало ясно, что он в таком случае и сам не имел права слова, то в марте он сам выдвинул себя на должность абта. Но уже через несколько дней он понял, что в его возрасте у него уже давно не было достаточно сил для горной жизни.

Единственным из моих учеников-братьев, который, как казалось, не был против вести Антайдзи, был Тайдзюн. Когда он ещё был монахом, то уже иногда вёл себя в монастыре как абт. Хотя он сказал, что не интересуется этой должностью, но в течение этого времени он либо сам часто появлялся в Антайдзи, либо звал к себе учеников Мияура, чтобы проверить настроения в окружении монастыря и оказывать влияние снаружи. Вероятно, это его жена предотвратила, чтобы он сам выдвинул свою кандидатуру на пост абта. Поэтому он ограничивался тем, что дискредитировал остальных возможных кандидатов.

И вообще женщины, как всегда в Японии, играли за кулисами более большую роль, чем их мужья хотели это признать. Казалось, что жена Оябу смотрела на Антайдзи как на свою собственность, так как это её отец купил у её мужа монастырский участок в Кёто 30 лет назад и заново построил здание на его теперешнем месте в горах. Вдова Мияура, бывшая одноклассница жены Оябу, не хотела позволить своей противнице прогнать себя. Хотя она покинула монастырь 6 месяцев до несчастного случая, так как хотела ухаживать за своими родителями, но вдруг вернулась назад и пыталась заменить Мияура в качестве абта. Казалось, что она возлагает большие надежды на Майка, американца, который был единственным, кто открыто говорил, что он хотел бы стать следующим абтом, и что Мияура наверняка бы решил в его пользу в вопросе преемства. К сожалению, у него отсутствовала для этого необходимая квалификация, так как Мияура не передал ему Дхарму.

Римским Папой может стать каждый. Лучшее доказательство тому - это я.
(Папа Римский Иоанн XXIII)

В то время как женщины старательно плели свои интриги, и все остальные выражали своё мнение, я должен был позаботиться о том, чтобы монастырь Дзэн работал бы более ли менее как полагается. Должны были проводиться дзадзэн и сэссины, надо было обрабатывать поля. К тому же уже давно протекала крыша, и надо было заново покрасить стены. Монастырь был похож на развалины не только внешне. Но самым большим заданием, которое предстояло выполнить, была подготовка к большой церемонии к сотому дню со дня смерти Мияура в конце мая, в которой его останки нужно было положить в гроб. Мы ожидали 70 гостей, в основном священники, которые годы или десятилетия назад когда-то жили в Антайдзи, и у которых были свои собственные представления о том, как надо вести Антайдзи.

Во время церемонии для Мияура произошёл конфликт между мной и Оябу, который написал маленькую тетрадку с воспоминаниями о своём ученике, где он не скупился с оскорблениями моего мастера. В том числе он объяснял аварию - не совсем без оснований - склонностью Мияура к чрезмерному потреблению алкоголя и привычке вдруг впадать в сон, и говорил, что Мияура заслужил эту смерть. Пару дней до того Оябу послал мне несколько этих тетрадей по почте и поручил раздать их гостям. Я же отказался от этого, так как их содержание навряд ли подходило к церемонии поминовения, где можно было найти и несколько личных родственников Мияура. Кроме того эта тетрадь ни в коем случае не должна быть роздана рукой ученика Мияура. Оябу сам должен сделать это, сказал я ему. Потом вместо него тетради раздавали двое его учеников, но только некоторым своим ученикам-братьям, в которых они были уверены, что те не поднимут шума. Когда Оябу узнал об этом, то он взбесился на меня: "Ты меня предал!". Сначала я не понял, что он имеет в виду, так как я только дал тетради его ученикам. Только позднее я узнал, что ему сказали, что я спрятал остальные тетради. Это было концом моих отношений с ним.

После церемонии многое стало проще. Оябу, также как и Тайдзюн, порвал с Антайдзи, вдова Мияура вернулась к своим родителям, и в монастыре вдруг были только я и Томоми. Потом пришёл Куматян, молодой японец, который услышал об Антайдзи во время поездки в Индию и помогал нам в первом году с работой на полях. Когда осенью Томоми стала беременной, то она решила провести зиму в Осаке, чтобы всегда быть недалеко от больницы, и Куматян тоже на некоторое время переехал в один храм на тёплом юге. Когда Эсин, мой старший брат-монах, который к тому времени уже жил в Америке, услышал, что я проведу зиму в Антайдзи в полном одиночестве, то он сел на следующий самолёт. Без него я навряд ли бы выдержал одиночество в покрытых снегом горах и разлуку с моей женой. Томоми снова вернулась только весной, и моя дочка Мэгуми родилась в начале июня. К этому времени у нас снова были несколько посетителей, большинство которых оставалось только на пару недель, или же даже пару дней. Это означало, что у Куматян, который вернулся в Антайдзи в конце мая, и у меня было больше работы вводить новичков в курс дела, чем мы могли ожидать от них помощи. Осенью Куматян окончательно исчез, после того как я "случайно" переехал трактором его маленькую плантацию марихуаны.

Зато в начале зимы к нам пришёл Фунами, молодой японец, который безуспешно испытал свои силы на нескольких работах, пока его отец не выкинул его и не посоветовал стать монахом Дзэн. С ним я провёл свою вторую зиму в Антайдзи, так как и в этот раз Томоми провела это время года в Осаке с новорождённым ребёнком - куда она переезжала и во все остальные зимы. Фунами скоро понял, что жизнь в монастыре Дзэн не так проста, как он себе это представлял, и следующим летом он решил ещё раз попробовать найти себе работу в Токио.

Тем временем в Антайдзи жил и Дайдо из Польши, который до этого провёл год в другом монастыре, но там не было ни сэссинов, ни самостоятельной работы. Когда в залах храма надо было сделать какой-нибудь ремонт, то там просто звали ремесленника. В Антайдзи он, наконец, нашё то, что искал: место, где жители сами должны залезть на крышу, чтобы, например, найти протекающее место и починить его. Но и никто не несёт ответственность, если кто-то упадёт, а несчастные случаи, к сожалению, здесь не редкость. Сегодня Дайдо, будучи старшим из монахов, организует многие из дел монастыря.

Счастье - это не цель. Счастье - это побочный продукт работы, игры, любви и жизни.
(Хайм Гинот)

В декабре родился мой сын Хикару, и со следующей весны я был очень занят: Я должен был заботиться о посетителях и помогать Томоми при уходе за детьми, насколько это было возможным. После третей весны вдвоём с Дайдо, по крайней мере, остались на более длительное время несколько посетителей монастыря, некоторые из них даже решились стать в Антайдзи монахами: Тассё, вышедший на пенсию университетский профессор германистики в Японии, уже 40 лет практиковал дзадзэн. Он хотел стать монахом, чтобы потом учить Дзэн в Германии. Сэйкан познакомился с Дзэн в Австралии и хотел жить как монах Дзэн вне монастыря, его семья и работа не позволяли ему оставаться в Антайдзи на годы. После своего посвящения он каждый год посещает Антайдзи, и продолжает свою практику дома в Австралии. Дзикай пришла из той же самой австралийской группы, и после того как её посветили в монахини, она несёт ответственность за зал дзадзэн в Антайдзи. Кстати то, что монахи и монахини живут вместе в одном монастыре, не очень типично. Синрю, как и Сэйкан, психолог с семьёй, приехал к нам из рурской области. Он в течение уже многих лет вёл свою собственную группу Дзэн и искал место, где мог стать монахом. Дзуйгэцу из Нюрнберга нашёл свою дорогу в Антайдзи с помощью шведской книжки. Совместная жизнь в монастыре пробудила в нём желание стать монахом, и теперь он заботится о рисовых полях. Дайсин был поваром в Берлине, прежде чем он ввёл нововведения на кухне в Антайдзи. И Доко, рейки-терапевт из Польши, уже 20 лет практиковал дзадзэн, прежде чем принял в Антайдзи рясу и миску монаха. Дзикисин, 26-летний японец, является первым, кто "для начала" хочет оставаться в Антайдзи 10 лет. Это Утияма роси в Кёто однажды посоветовал каждому ученику оставаться на 10 лет, потом ещё на 10 лет и в конце ещё на 10 лет.

Так что четвертая зима с тех пор, как я стал абтом, была первой, когда в Антайдзи жило больше двух человек, нас было восемь. К счастью, так как это была зима века с рекордным снегопадом везде на северо-западном побережье Японии. Четыре месяца мы были отрезаны от внешнего мира, и только на лыжах можно было добраться до деревни, чтобы забрать почту. Мы по очереди разгребали снег, а также, конечно, надо было выполнять работы по кухне и по разогреву ванной.

В Антайдзи господствует оживлённый приход и уход, теперь здесь живут в основном больше, чем 20 человек. Где-то две трети приходят с запада. Из-за этого английский стал в монастыре общим языком. Это часто приводит к проблемам, так как не все японцы говорят на этом языке. А потом кто-нибудь говорит: "Почему вы не можете общаться на английском? Это же язык всего мира!". В то время как японцы, конечно же, спрашивают себя, почему европейцы и американцы отказываются учить язык страны, в которой они живут. Не только языки отличаются друг от друга, но и формы общения на востоке и западе полностью различны. На западе мы без проблем напрямую высказываем своё мнение. Японцы, напротив, пытаются подстроиться под атмосферу группы, не заводя дискуссию по каждому поводу. Если же они всё-таки скажут своё мнение, то сделают это намеками. В качестве абта мне не всегда легко перекинуть мост между этими двумя сторонами.

И когда речь идёт о том, по каким правилам я должен вести монастырь, то я стою перед дилеммой. Пастух, который держит вместе своё стадо, чтобы ни одна овца не заблудилась, должен одновременно дать каждой отдельной овце достаточно места для прогулки и обеспечить ей место на пастбище. Также и я пытаюсь дать каждому отдельному человеку как можно больше свободного места, чтобы он мог взять на себя ответственность за свою собственную практику. Но одновременно я должен предоставить и стабильные рамки, которые дают общине ориентировку, так чтобы не всё пошло кувырком. Кто-то считает, что эти рамки слишком узкие, в то время как другие хотят более чёткое руководство. Но я ни в коем случае не хочу вести Антайдзи так, как это делается в Сайфукудзи, потому что хотя я в течение того года, который провёл там, и научился некоторым вещам, но не думаю, что есть большое количество людей, готовых подвергнуть себя такому грубому обращению. Да это и не нужно, так как в Антайдзи в основном приходят взрослые люди по собственному желанию - их не нужно заставлять практиковать Дзэн.

Все, кто приходили и приходят сюда, должны испытать, что и в монастыре есть проблемы. Антайдзи - это не духовный Диснейленд. Это заметил и Сэйкан, когда проснулся однажды утром: 16-летний мальчик, которого послали в монастырь его родители, и с которым он жил в одной комнате, исчез - а вместе с ним и деньги из кошелька Сэйкана. Но через год этот мальчик прислал по частям ту сумму, которая нужна была ему для покупки билета до Осаки.

Нами иногда интересуется и полиция, так как здесь, в труднодоступных горах, живёт много иностранцев, о которых в действительности никто не знает, чем же они занимаются целый день. А также наполовину автаркическая жизнь на 50 гектарах земли с тракторами, бульдозерами и экскаваторами, очевидно, пробуждает подозрение, что мы здесь вооружаемся для нападения на общество, как это уже произошло более десяти лет назад. Тогда псевдобуддийская секта Аум Синрике пустила в метро в Токио нервнопаралитический газ, от которого умерло 12 человек и 5000 было ранено.
Так мне регулярно звонит уполномоченный полиции по терроризму:
"У Вас там, наверху, есть арабы?".
"Нет, мне очень жаль, сейчас арабов нет".
"Какие-нибудь другие азиаты?".
"Только два японца. Вам нужны их личные данные?".
"Нет, спасибо. Сообщите нам, пожалуйста, если придут арабы!".

Для чего нужно счастье? Ты не можешь купить на него денег!
(Henry Youngman, американский юморист и скрипач, 1906-1998)

Разница между моей жизнью как абт Антайдзи и жизнью как бездомный в парке Осаки не могла бы быть больше. Тогда у меня не было обязательств, не было горы работы, которая ждёт меня в полях и на компьютере, не было финансовых забот, не говоря уже об ответственности отца семейства. И всё же я сделал этот шаг и никогда не пожалел об этом. Если бы в течение лет я праздно валялся на солнце в парке, как когда-то Диоген в своей бочке, то учение о Бодхисаттве в моей голове опустилось бы до уровня теории. Тогда я смотрел на людей, которые торопливо бежали в свои бюро в высотках Osaka-Business-Park, сидя наверху дворцовой стены. И без работы у меня не было проблем прокормить себя милостыней, которую я собрал за день.

Сегодня я снова зарабатываю себе на жизнь, как и многие азиаты: Я топчусь на вязких полях, чтобы прополоть сорняки, копаю картошку и рублю деревья, чтобы нагреть плиту на кухне и котёл для ванной. Это не означает, что я или монастырь полностью независимы от милостыни. Расходы Антайдзи каждый год составляют где-то 10000 евро: Одна десятая уходит на электричество, одна на телефон, на горючее, на автомобильный налог и на технадзор, на маленькие починки, на еду и на взносы в школу Сото-Дзэн. В отличие от церквей в Германии, отдельные храмы и монастыри не получают поддержки от главной организации, а наоборот должны платить большие членские взносы, за счёт которых финансируется главная организация. Оставшиеся 30 процентов уходят на всё остальное. К этому ещё надо добавить деньги, которые нужны мне лично, чтобы прокормить себя и свою семью. Это тоже составляет несколько 1000 евро в год. Детям нужна одежда и подгузники, а дикие травы тоже не могут служить едой весь год.

10000 евро в год могут показаться не очень большой суммой, но, в отличие от города, у меня здесь только редко представляется возможность просить милостыню. И когда где-нибудь в монастыре нужно провести ремонт, то это каждый раз создаёт дыру в кассе. Учение об отпускании, которое так важно для нашей практики, нужно согласовать с заботой о хлебе насущном. Но закон энтропии нельзя обратить назад, и Антайдзи тоже когда-нибудь развалится. Поэтому я не могу и не хочу просто предоставлять здание храма самому себе, а хочу позаботиться о том, чтобы отложить неминуемое падение монастыря на как можно более поздний срок, а может быть даже заново построить части здания. Чтобы у нас были на это деньги, мы один раз в год на неделю едем в Осаку, чтобы собирать милостыню для монастыря. А летом мы помогаем в проведении церемоний в других храмах, у которых больше денег. Кроме того многие посетители оставляют немного денег, когда покидают Антайдзи. Но как абту мне никто не выплачивает зарплаты, и другие монахи тоже должны зарабатывать себе карманные деньги личными походами за милостыней. Даже если в моих собственных резиновых сапогах есть дырки, я буду, по крайней мере, пытаться держать в тепле и сухости ноги моих детей. И это должно быть так и для будущих поколений монахов в Антайдзи. Деньги - это одна из тех вещей, о которых монах Дзэн научился не раздумывать. Теперь, так как я являюсь абтом, то они вдруг стали для меня важным вопросом.

No matter how I struggle and strive,
I'll never get out of this world alive.
(Не важно, насколько я сражаюсь и отбиваюсь,
Я никогда не выйду из этого мира живым)
(Hank Williams, американский певец кантри, 1923-1953)

Надёжность и гарантия, которые мы так хотим иметь, никогда не существует в жизни. Что станет из меня, моей семьи и Антайдзи через 10 или 20 лет, я не могу знать сегодня. Я могу только отдавать от себя всё - в каждый отдельный день. Я думал, что за счёт моего решения в пользу жизни как абт с семьёй, изменится моё отношение, как к моим собственным родителям, так и к моему умершему мастеру. В конце концов, человек, будучи ребёнком и учеником, видит вещи совсем по-другому, чем если он сам взял на себя роль отца и мастера. Например, когда я в первый раз читал "Бумо-ондзюкё", то он тронул меня до слёз. И когда я во время моего пребывания в Сайфукудзи впервые по-настоящему понял многое из того, что говорил мне мой мастер, то почувствовал и благодарность, и стыд, что не слушал его более внимательно раньше. Поэтому я надеялся, что моё новое задание снова откроет мне глаза. Но эта надежда, к сожалению, не была исполнена. Когда я вижу, как растут мои дети, то это пробуждает во мне давно забытые воспоминания об одиноких, проплаканных ночах и нехватке любви. К счастью, Томоми - это та мать, которую я бы сам хотел иметь, будучи ребёнком, и я тоже хочу попытаться сделать всё, что в моих силах, чтобы дать своим детям счастливое детство.

При этом, как я надеюсь, мне поможет то, что в Японии существует - как уже упоминалось - совершенно другое обращение с детьми, чем на западе. Так, например, детские коляски появились в Японии только очень поздно. Японские матери и бабушки предпочитают дать ребёнку почувствовать тепло собственного тела, так дольше сохраняется чувство единства. Мы поступили таким образом в Антайдзи уже и по той простой причине, что дороги здесь каменистые и болотистые. До тех пор, пока дети не научились ходить, их место было на руках Томоми или на моих руках или - во время работы - в платке на спине. Иногда я вспоминал, что произошло со мной, когда я был маленьким ребёнком. Мой дедушка рассказывал, что во время семейной прогулки в Харц меня оставили позади в коляске на краю дороги: "Хотя твоя мать сначала немного волновалась, что тебя кто-нибудь украдёт, но я сказал ей: 'Кто его украдёт, здесь, в горах!?', И когда мы вернулись, то ты уже давно накричался и заснул, плача".

Ещё одно изобретение, которое в Японии почти не используется, это манеж. Там люди скорее удивляются, когда видят, как цивилизованные люди запирают своё потомство в клетки. Или же это происходит потому, что японские квартиры гораздо более ориентированы на детей, чем немецкие? В комнате почти нет мебели - нет стульев и столов, на которые можно было бы залезть только для того, чтобы упасть оттуда, а также нет никаких дорогих украшений, которые только того и ждут, чтобы их сломали детские ручки. Нет невидимой стены между миром взрослых и детей.


Например, моя жена и я вместе с детьми занимаем 2 комнаты. Большая из них - 13 квадратных метров. Она служит в качестве столовой, гостиной и мне в качестве рабочей комнаты. Маленькая имеет 10 квадратных метров и служит как спальная. Дети играют то здесь, то там. То есть, в качестве родителей у нас и нет другого выбора, кроме как разделить с ними нашу жизнь. У нас нет детской комнаты, куда мы бы могли прогнать их, если они ноют. И ночью японские дети ещё долго остаются со своими родителями, в то время как немецкий ребёнок должен в одиночестве справляться со своими снами. На японском говорят о том, чтобы спать как иероглиф, означающий "река", где 2 длинных мазка кисти окружают один короткий. Если число детей растёт, то ночью семья скорее выглядит как иероглиф "местности".


Конечно же, совместная жизнь не всегда проходит без проблем. В то время как я пишу эти строки, слева пытается подобраться к клавиатуре Мэгуми. Я сажу её к себе на колени, но вместо того чтобы спокойно смотреть, как я пишу, она наклоняется обоими локтями вперёд и иногда открывает при этом функции компьютера, о существовании которых я даже не знаю. Но потом часто появляются сложности, когда я хочу снова найти документ, над которым работал. Это вообще можно сделать только в том случае, если Хикару справа от меня не вытащил вилку из розетки...

Японское воспитание, в котором не существует чёткой границы между миром детей и миром взрослых, имеет и свои недостатки. Обычно японцам нужно больше времени, чтобы стать самостоятельными личностями. У некоторых, как у упомянутых до этого "хикикомори", это вообще не получается. Ещё одно отличие от запада: Японская мать, которая совершает самоубийство, как правило, возьмёт с собой в смерть также и своих детей. Оставить их одних на свете показалось бы ей бессердечным. Может быть, поэтому такая форма самоубийства называется на японском "синтю", что дословно означает "в глубине сердца". На западе это исключение, если родители убивают себя вместе с детьми. Скорее они оставят детей в надежде, что судьба подарит им лучшую жизнь. В отличие от Японии, на западе мы понимаем нашу жизнь отдельно от жизни детей, иногда с положительными, иногда с отрицательными аспектами.

Конечно, все родители хотят, чтобы их детям было лучше, чем им самим, и не всегда дети будут довольны стараниями своих родителей. И мне и моей отцовской роли одним прекрасным днём мои дети дадут оценку, о которой я сегодня ещё не знаю, какой она будет. Я бы только хотел, чтобы мои дети всегда чувствовали себя желанными в этом мире - чувство, с которым я познакомился только очень поздно.

Догэн Дзэндзи выражает это в "Гэндзёкоан" метафорой о рыбе и птице: "Рыба, которая плывёт в воде, не натыкается на конец воды, как бы далеко он ни заплыла. Птица, которая летит в небе, не натыкается на границы неба, как бы далеко она ни залетела. Рыба и птица с самого начала не были отделены от воды и неба. Никогда не может быть так, чтобы они не полностью заполняли свою область, и нет места, где бы они не раскрывали всё своё действие. Это также, если ты ведёшь счастливую жизнь: В какой бы ситуации ты ни оказался, ты живёшь свою жизнь единым целым с этой ситуацией. Что бы ты ни делал, ты восходишь в этой деятельности. Здесь лежит место большого удовлетворения. В это мгновение ты раскрываешь действие счастья. Это счастье не имеет границ: В то мгновение, когда ты находишься в гармонии с самим собой и со своей жизнью, ты счастлив. Но не воображай, что ты можешь схватить это счастье, как камень у дороги. Ты счастлив, но так как это счастье состоит в бытие единым целым, то ты полностью забыл его. Только несчастный ищет счастье".

Иногда меня спрашивают, как можно согласовать отпускание и отношение Бодхисаттвы с семейной жизнью. Разве отец не привязан к своим детям, и не мешает ли это ему полностью отречься от себя для других? Иисус даёт ответ, когда призывает нас к любви ближнего своего. Отпускание не означает, что ты не берёшь на себя ответственность, а означает отдавать что-то от себя своим ближним. И Бодхисаттва тоже начинает со своих близких, со своей семьи. Оттуда он всё больше и больше пытается расширить кольцо любви, пока его самоотверженность не достигнет всего мира, как рыбы и птицы полностью заполняют своей жизнью море и небо.

Рыбы плавают, птицы летают и люди чувствуют.
(Хайм Гинот)

То, что я узнаю о точке зрения моих родителей и моей собственной роли как отца, также действительно и для меня в качестве мастера Дзэн: Сегодня я смотрю на своего мастера более критически, чем когда он ещё был жив. Своим холодным, отталкивающим поведением он хотел призвать нас стоять на своих собственных ногах - думал я тогда. Сегодня мне кажется, что ему просто не хватало сил, заниматься своими частично своенравными и имеющими кучу проблем учениками. Он отошёл от роли абта не только для того, чтобы предоставить ученикам место для своей собственной практики, осознающей свою ответственность. Одновременно там был и страх показать свою слабость, который в конце загнал его в алкоголизм.

И здесь тоже мои собственные ученики когда-нибудь дадут мне оценку, которая ещё никому не известна. Я могу только пытаться сделать это получше. Кроме того я думаю, что Мияура был на свой лад хорошим мастером. Так как всё, что говорит или делает мастер, похоже на палец, который показывает на луну, как говорят в Дзэн. Речь идёт не о пальце, а о луне. Это означает: Не мастер стоит в центре внимания, а то, что он сообщает своим ученикам более или менее несовершенным способом. Поэтому если ученик останавливается на личных странностях своего мастера, то это как если бы он жаловался на грязный ноготь на пальце, не обращая внимания на луну, на которую он показывает. "Ты создаёшь Антайдзи!", "Ты не играешь совершенно никакой роли!". Даже если бы кроме этого Мияура нечего было бы сказать, то этого всё же было бы достаточно, чтобы указать мне направление.

Я постоянно только теряю, теряю, теряю...
(Синю Мияура, японский мастер Дзэн, 1948-2002)

Пятый аспект восьмикратного бодрствования большого человека - это внимательность. Здесь это означает осознавать направление собственной жизни. О чём для меня в итоге идёт речь? Что действительно важно, а что мелочи? Этот вопрос должен давать направление нашей жизни. В "Сёбогэндзо Хатидайнинкаку" об этом говорится: "Если ты ищешь на пути совет и помощь, то нет ничего лучше, чем всегда сохранять внимательность. Если ты не потеряешь внимательность, то тебе не угрожает опасность со стороны иллюзий, так как они не могут овладеть тобой. Это как с тем, кто, одетый в прочные доспехи, проникает в ряды врага: Ему нечего бояться. Это означает никогда не быть невнимательным".

Как работать?

Что такое практика Дзэн? Это означает играть в Будду. Это не работа. Мы играем в Будду.
(Кодо Саваки) 


Моя жизнь никогда не была так приятна, как в парке Осаки. Каждый день принадлежал мне самому, каждая минута была моим собственным временем. Жизнь была свободным временем. Решение вернуться в Антайдзи было также решением в пользу большого количества работы. Почему, можешь спросить ты, вообще нужно работать буддийскому монаху? Утияма роси, преемник Саваки на должности абта Антайдзи, пишет в одной из своих книг, что в детстве на него произвело большое впечатление предложение, которое он прочитал в одной английской книге: "I don't live to work, I work to live!" ("Я не живу, чтобы работать, я работают, чтобы жить!"). Очевидно тот взгляд, что работа должна служить жизни, а не наоборот, был для него совершенно новым. И действительно о японцах часто говорят, что они не столько работают, чтобы жить, сколько живут, чтобы работать. Даже немцы, которых считают такими усердными в работе, не могут соревноваться с ними.

И я тоже был удивлён, когда во время моей первой поездки в Японию увидел на каждом углу так называемые convenience-store. Это магазины, которые открыты 24 часа каждого дня в году, и продают всё от колбасы и сыра, газет, пива и сигарет до зубной щётки и нижнего белья. О времени закрытия магазинов здесь никто не слышал, и в воскресенье на улицах творится такая же суматоха, как и в рабочие дни, потому что кроме банков и государственных организаций большинство магазинов открыто во все дни недели. Японские служащие знамениты тем, что они даже не берут отпуск, который им причитается, и бесплатно работают сверхурочно. Поэтому не удивительно, что говорят, что японцы работают как муравьи.

Одна поговорка гласит, что японцы потому такие успешные, что на работе они работают. Это бы означало, что они пашут всё время. Но по моему опыту это как раз не так. Японцы проводят на работе много времени, но при этом они не всегда много работают. Однажды один учитель взял меня с собой в свою школу в воскресенье. Так как не было уроков, то и в коридорах никого не было. Только в учительской было очень оживлённо. Учителя пришли в воскресенье в школу, чтобы проверить работы, подготовить занятия для следующей недели или пообщаться. Оживлённые разговоры и смех наполняли комнату, и было не понятно, понимают ли учителя эту воскресную работу как неоплачиваемую сверхурочную работу или скорее как ненапряженное времяпрепровождение со своими коллегами. Впечатление, что японцы чётко не разделяют между свободным и рабочим временем, появляется также и среди недели, так как в Японии работа часто сопровождается спокойным отношением. Кажется, что то, что из-за этого работа продолжается дольше, чем могла бы, никому не мешает, так как она понимается не как неотвратимое зло, а как образ жизни.

Человек должен устраивать свою работу не таким образом, чтобы она приносила как можно больше дохода. Человек должен устраивать свою работу таким образом, чтобы она делала людей счастливыми.
(Paul Ernst, немецкий писатель, 1866-1933)

В отличие от Германии: Здесь хотя и высоко ценятся успехи и достижения, но сама работа часто не считается полноценной частью жизни. Разве мы бы не согласились с Бертольдом Брехтом, который сказал: "Работа - это всё, что не доставляет удовольствия!"? Таким образом она становится просто средством для достижения цели, и стресс, который мы испытываем каждый день, появляется из-за того, что мы не раскрываемся в своей работе.

Ещё одной причиной тому является и то, что результаты нашей работы часто не влияют на нашу жизнь. Когда японца спрашивают, что такое жизнь, то женщина, может быть, ответит: "Дети!", а её муж скажет: "Работа!". В Германии же у нас, напротив, существует идея, что жизнь начинается только тогда, когда работа закончена, и дети лежат в своей кровати. В таком случае совершенно не удивительно, что мы недовольны работой и семьёй. Разве мы забыли, что наши обязательства на рабочем месте и дома тоже являются частью нашей жизни? Разве мы не понимаем, что взойти в работе и семье - это способ вести удовлетворённую жизнь?

В одном сборнике советов по счастью есть вопрос, стали бы мы сожалеть в момент смерти, что не проводили больше времени на работе. Ответ, на который при этом намекают, конечно же, звучит: "Боже мой, конечно нет!". Но при этом именно такое отношение портит нам время, которое мы проводим на работе. Мы несчастливы не потому, что работаем слишком много, а потому что работаем неправильно. Вопрос, живём мы для того, чтобы работать, или работаем для того, чтобы жить, не попадает в точку. Потому что в то мгновение, когда мы проводим разделительную линию между работой и жизнью, то попадаем в западню, из которой больше не вылезем: Мы работаем, чтобы жить, и в то же время думаем, что мы тем меньше живём, чем больше работаем.

Принося большие жертвы, движение рабочих в прошлых веках старалось улучшить условия работы. Одной из их целей всегда было также и уменьшить число рабочих часов в неделю: С 60 до 50, с 50 до 40, с 40 до 37 и в итоге до 35. Соответственно увеличилось и количество свободного времени. Сегодня в Германии мы работаем в среднем меньше, чем большинство рабочих во всём мире. Но означает ли это, что мы живём больше или счастливее? Я так не думаю, потому что до тех пор, пока мы строго отделяем свою жизнь от работы, мы всегда будем чувствовать себя как в кандалах.

Человек ругается на работу только до той поры, когда у него её больше не станет.
(Sinclair Lewis, американский писатель, 1885-1951)

Исследователи счастья констатировали, что большое количество людей, когда их спрашивают о том, довольны ли они своей работой, отвечают, что они хотят меньше работать и иметь больше свободного времени. Если же проводятся исследования, как чувствуют себя люди прямо во время их работы, то неожиданно выясняется, что они чувствуют, как будто бы им бросался вызов и поэтому ощущают себя более счастливыми, сильными, творческими и довольными. Они скорее скучают и чувствуют себя грустными, слабыми и недовольными в своё свободное время. Это показывает, что недовольными нас делает не сама работа, а наше представление о работе как о "потерянном времени". По наблюдениям исследователей счастья, самые несчастные люди не те, кто много работает, а безработные.

Единственный путь из дилеммы "работа или жизнь?" лежит в понимании, что рабочее время в той же степени является нашим временем, как и так называемое свободное время. Наша жизнь не начинается только после конца рабочего дня. Работа - это практика жизни, и она не должна быть просто ценой, которую мы должны заплатить за летний отпуск на берегу моря. Но почему мы чувствуем себя такими уставшими? Почему мы хотим лучше всего вообще не работать? Почему мы жалуемся, что работа в бюро и дети дома отнимают у нас время? Я думаю, что корень этого отношения к жизни лежит в истории нашей культуры и духа. Потому что Библия объясняет начало работы:

"[...] Потом посадил Господь Бог сад в земле на востоке и поместил туда человека, которого Он создал. И произрастил Господь Бог из земли всякие деревья, приятно смотреть и вкусно кушать, и дерево жизни посреди сада, и дерево познания добра и зла [...] И заповедовал Господь Бог человеку и сказал: Со всех деревьев ты можешь есть; только от дерева познания добра и зла, от него тебе нельзя есть; Потому что как только ты вкусишь от него, то должен умереть.
[...][Человек и его жена] были наги, и они не стыдились. Но змея была хитрее других зверей полевых [...] Она сказала: Вы ни в коем случае не умрёте; А Бог знает, что как только вы съедите от него, то откроются ваши глаза, и вы будете как Бог, и вы будете знать, что добро, а что зло. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что на него приятно смотреть, и что оно вожделенно, потому что делало умным, и она взяла от его плода и ела, а также давала мужу своему рядом с собой, и он ел. Тут у обоих открылись глаза, и они увидели, что были наги; И они скрепили фиговые листы и сделали себе опоясания [...] [Бог] сказал: Кто тебе сказал, что ты наг? Ты ел от дерева, от которого Я запретил тебе есть? Человек сказал: Жена, которую Ты дал мне, она дала мне от дерева; И я ел. [...] Жена ответила: Змея соблазнила меня; И я ела. [...] [И сказал Господь Бог жене:] Я создам тебе много трудностей во время беременности; С болями ты должна рождать детей! Ты должна желать своего мужа; Но он должен быть твоим господином! И сказал Бог человеку: Потому что ты послушался голоса жены своей и ел от дерева, от которого Я заповедовал тебе: Ты не должен от него есть, так из-за тебя проклята земля. Тягостным трудом ты должен питаться от неё во все дни жизни твоей. Терния и волчцы должна она произрастить тебе, и должен ты питаться полевою травою. В поте лица своего должен ты есть свой хлеб, пока не возвратишься в землю, из которой был взят".
(Цюрихская Библия, 18-ое издание 1982, Бытие 2/8-3/19)

Это означает, что перед грехопадением для человека не существовало ни работы, ни боли. А также чёткое разделение обязанностей, которое предписывает мужчине тяжёлую работу, а женщине место у яслей, понимается не из природы человека, а кажется дисциплинарной мерой Бога. Может быть поэтому и сегодня в наших головах бродит мысль, что работа - это наказание, а на самом деле нам причитается рай на земле?

Но в чём состоит грехопадение, за счёт которого мы проиграли жизнь в райском саду? Здесь возможны самые различные интерпретации, но лично я думаю, что центральным пунктом не является ни преступление заповеди Бога, ни открытие половой жизни. Скорее здесь речь идёт, как и говорит Библия, о познании. Но может ли одно это быть грехом? Конечно, это не грех в строгом смысле слова, в конце концов, в этом коротком тексте об этом и не говорится. Поэтому я понимаю боль и работу не как наказание, которое было наложено Богом, а как последствия того, что человек научился различать: Не только между добром и злом в моральном смысле, а между всем приятным и неприятным, тем, что удовлетворяет и не удовлетворяет. В итоге мы разделяем на то, что мы хотим, и то, что мы должны: работой и игрой. По моему мнению, Бог не прогнал человека из райского сада. Он всё ещё живёт именно в этом саду, который сначала казался ему райским, но в котором после познания он видит только терния и волчцы.

Единственное, что остаётся человеку согласно истории творения, это шаббат. На седьмой день недели ему разрешено отдыхать так же, как это сделал и Бог после создания мира. Но и это превращается в оковы: Из права отдыха становится обязанность ни в коем случае не делать ничего, что попадает в рубрику "работа". То есть даже в шаббат нам не дано стереть границу между работой и игрой. Это всегда или..или... - никогда и...и.... Хотя уже Иисус указал на то, что это не человек существует для шаббата, а, наоборот, шаббат существует для человека. Но, к сожалению, мы часто забываем, что это должно быть так не только для шаббата, но и для работы.

Для японцев работа, напротив, не представляет собой наказания. И в то же время они не знают ни юридических, ни религиозно-моральных законов, которые запрещают им работать в определённое время или в определённые дни. Но кажется, что в иудейско-христианской традиции работа связана с грехом. Наоборот, это праздник, по-английски "holiday" (holy day - святой день), считается у нас святым. И, как говорит одна поговорка, "кто спит, тот не грешит". А что касается работы, то кажется, что мы в этом не так уверены. Поэтому считается более плохим разбудить кого-нибудь, чем отвлечь его от работы. В Японии же работа считается святой, но она - как следует заметить - не понимается как самомучение: "Зачем человек работает? Какой смысл имеет эта жизнь, состоящая из работы? Мне кажется, что работа - это время и место, которые дарятся нам, людям, чтобы раскрыть свет жизни. Разве смысл жизни не состоит в том, чтобы светить сквозь свою работу и саму жизнь и посредством этого одновременно также заставлять светить и людей вокруг себя?". Разница между словами Тассё, японского монаха, который живёт в Антайдзи, и взглядом, который мы встречаем в Книге Бытия, не могла бы быть более большой.

Ты будешь самым счастливым, если даже работа станет для тебя игрой. Люди говорят мне: "Когда мы смотрим на твою повседневную жизнь, то тяжело сказать, работа это или просто времяпрепровождение. Можно сказать, что даже развлечение ты сделал своим делом. Лучше тебя этого не может никто - тебе действительно можно позавидовать!".
(Кодо Саваки)

Здесь отображается восточный взгляд инь, который не разделяет между тем, что мы должны, и тем, что мы хотим: работой и игрой. Люди янь не могут преодолеть это разделение, поэтому они пробиваются со стиснутыми зубами, чтобы как можно скорее закончить ненавистную работу и наслаждаться мучительно "за-служенным " вечером после работы с бутылкой пива перед телевизором. Хотя люди янь и работают более напряжённо и сконцентрировано, но из-за этого от них ускользает наслаждение жизнью. Но у взгляда инь тоже есть свои теневые стороны: Единство работы и игры легко становится теорией, и тогда на месте света в жизни на практике наступит простое безделье. Спокойствие и невозмутимость должны сочетаться с концентрацией и эффективностью. И японцам, и немцам часто тяжело найти здесь гармоничное равновесие.

Чтобы пояснить этот момент: Контраст между инь и янь можно увидеть и по телевизору. Передач с дискуссиями, которые показывают в Германии в любое время дня и ночи, нет в Японии. И это происходит потому, что тут речь идёт не о дискуссиях в настоящем смысле этого слова - обоюдном разговоре друг с другом и выслушивании, что хочет сказать другой - а об одностороннем пререкании янь. Речь идёт о том, чтобы проговорить "противника" в пух и прах, а тема играет при этом роль только второго плана. Японцы же, напротив, чемпионы мира в слушании других, своё собственное мнение они часто скрывают. По телевизору они смотрят, как другие японцы залезают в бассейн, а после этого уютно едят рыбу: "Ох, как это вкусно!". Любой немец сразу бы переключил это, в то время как японцев расслабляет смотреть как расслабляются другие. И, наоборот, они не могут понять, как немцам могут нравиться спорящие дискуссии.

Эта разница также бросается в глаза, если поподробнее взглянуть на христианство и буддизм. Иисус учит нас любви к врагам, так как самая большая проблема нашей нервной системы, где преобладает янь, это зависть и ненависть. Например, в Японии не бывает драк на футбольном стадионе, мачо - это нелепость, которую можно встретить только в фильмах про якудзу и самураях, и даже в Хиросиме нет почти никого, кто бы ненавидел американцев за сбрасывание атомной бомбы. Не из-за любви к врагам, а потому что понятие "врага" по самой своей сути чуждо японцам. А буддизм призывает к нетребовательности, так как самодисциплина - это не сильная сторона инь. Люди инь настолько же мало строги к себе, как и к другим: У них есть склонность давать себе волю.

А это в свою очередь не всегда положительно сказывается на качестве и эффективности работы. Вошедшая в Германии в поговорку ленивость госслужащих можно встретить и в Японии: Перерывы, чтобы попить кофе, считаются частью работы, и часто именно этой её части уделяют наибольшее внимание. А тот, кто когда-нибудь наблюдал за японской строительной площадкой, может спросить себя, действительно ли работают эти рабочие, или же они носят свои каски только для красоты. При этом полезно знать, что большая часть строительных проектов и без того служит не практическим целям, а является результатом сомнительных политических решений, где решающую роль играет коррупция. В горах вокруг Антайдзи в течение последних десятилетий на постройку плотин потратили 100 миллионов евро, в то время как дороги ждут, чтобы на них положили асфальт, а в соседних деревнях закрывают школы.

Но люди всё ещё рассказывают друг другу сказки об экономическом гиганте Японии с её усердными рабочими пчёлками. При этом мыльный пузырь японского бума лопнул уже почти что 20 лет назад. К тому же страна никогда не была так богата, как можно было предположить по блестящим фасадам больших городов. Хотя Япония ещё и лежит чуть-чуть впереди континентальной Азии, но кажется, что это только вопрос времени, когда страну обгонит янь-пульсирующий Китай. Даже в городах электропроводку кладут над землёй, а в провинции и сегодня многие японцы всё ещё живут без канализации - часто под крышей из листовой стали. Лицо бедной Японии неизвестно даже большому количеству самих японцев, лишь немногие знают огромный район трущоб на юго-востоке Кёто, где уже в течение поколений семьи живут на грани прожиточного минимума. Большее внимание - потому что бросается в глаза - привлекают поселения бездомных, которые разрастаются в парках больших городов.

Но вернёмся назад к начальному вопросу: Как работать? Как выглядит удавшаяся работа и удавшаяся жизнь? Чтобы достигнуть этой цели, нам нужно равновесие между янь-взглядом исполнения обязанностей и инь-идеей наслаждения жизнью. Работа и жизнь не должны быть или...или..., а мы должны понять, что время работы - это наше время, и что в работе мы живём свою жизнь. Если мы не находим удовлетворения на работе, то и в свободное время мы не будем знать, чем нам заняться.

Мы сильны только в одном стремлении, не спрашивая о "куда" и "зачем" - в работе.
(Friedrich Sieburg, немецкий журналист и писатель, 1893-1964)

То есть искусство состоит не в том, чтобы работать как можно меньше, чтобы потом иметь время для себя самого и для того, что ты хочешь. Искусство состоит в том, чтобы найти радость в самой трудовой деятельности. Русский писатель Лев Толстой выразил это так: "Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь". Но, конечно, вопрос в том: Как это сделать? Как можно снова закрыть ту пропасть между нашим желанием и нашим делом, которая, как кажется, неизмеримо раскрылась под нашими ногами, чтобы находиться в гармонии со всеми аспектами жизни? Если нам это не удастся, то всё, что я сказал о работе, просто пустая теория. Поэтому следующая глава покажет, какое конкретно значение имеет работа для нашей жизни в Антайдзи.

Жизнь в Антайдзи

Don't think about it: do it! Don't talk about it: do it! Just do it, do it!
(Не думай об этом: Делай это! Не говори об этом: Делай это! Просто делай это, делай это!)
(Henry Rollins Band, американская рок-группа)


После того как я, будучи студентом, прожил 6 месяцев в Антайдзи, мой матер Мияура попросил меня написать маленькое руководство для жизни в Антайдзи, в котором объясняется основное отношение к жизни Дзэн, расписание дня и различные детали практики. Это руководство, которое я тогда написал, мы используем и сегодня. Оно начинается со слов: "Что ты здесь ищешь?".

Этот вопрос направлен к каждому из нас. Зачем я здесь, в Антайдзи? Никто не сможет дать на это ответ - кроме того, кого касается этот вопрос. Его ответ должен состоять не из теоретического объяснения, а он должен отражаться в повседневной практике. "Как жить?", ответ на этот вопрос, который нам задаёт сама жизнь, даётся в той манере, как мы проводим 24 часа каждого дня. Для руководства монастыря Антайдзи я сформулировал это так:

"В Антайдзи Дзэн практикуется как естественное выражение повседневной жизни. Дзадзэн и работа являются не просто частью жизни, а полные 24 часа каждого дня, который ты здесь проводишь, должны быть манифестацией Дзэн. Кроме этого Антайдзи не предлагает какие-либо дальнейшие практики, учения, техники медитации или религиозное руководство. Это также не место для изучения дальневосточных тайн, переживание оккультных опытов или же просто для знакомства с японской культурой. Это то место, где ты можешь создавать свою жизнь в качестве практики Бодхисаттвы.

Каждый сам несёт ответственность за свою практику. Никто не будет вытирать твою задницу за тебя. Ты сам должен знать основу твоей практики и мотивы, которые привели тебя сюда. Если ты ожидаешь от твоего проживания здесь что-нибудь другое, чем то, что жизнь предлагает тебе в этот данный момент, то будешь разочарован. Поэтому хорошенько подумай, что ты здесь ищешь - не обманывай ни себя, ни других".

В этих словах содержится первое учение Мияура: "Ты создаёшь Антайдзи". Кому я писал свои слова? В первую очередь, вероятно, самому себе. В течение слишком многих лет мои поиски были направлены наружу. Я думал, что просветление ждёт меня в японских горах. Никто бы не смог убедить меня в том, что ответ на самый важный вопрос моей жизни можно найти и в Германии. И в ещё меньшей степени я подозревал, что это я сам должен быть тем, кто даёт этот ответ. Ни один мастер, каким бы просветлённым он ни был, не мог взять на себя это задание. Я поехал на другой конец мира, не замечая, что у меня уже давно было то, о чём в действительности шла речь: я сам. И это я наконец-то понял в Антайдзи. Но, будучи молодым монахом, я должен был констатировать, что это ни в коем случае не означает, что каждый может делать, что взбредёт ему в голову: "Ты не играешь совершенно никакой роли!". Поэтому в руководстве написано:

"В течение дня все живут и работают вместе. Ежедневная программа состоит из дзадзэн, уборки, работы в лесу и полях, еды, ванной и туалета. Посмотри, как и что делают другие и постарайся приспособиться к этому. Не выставляй свою индивидуальность на показ, это может повредить гармонии группы. Мы решаем практиковать в Сангхе (общине практикующих), потому что она дает нам силу, без которой мы бы не смогли вести такую жизнь. Поэтому мы должны сделать всё от нас зависящее, чтобы жизнь в Сангхе проходила в гармонии и без проблем. Тому, кто считает, что он может лучше практиковать без группы, незачем приходить в Антайдзи. Не составляй для себя свою собственную программу".

День в Антайдзи начинается в 3.45 утра. Во время сэссинов, которые проводятся каждый месяц с 1-ого по 5-ое и с 15-ого по 17-ое, после этого сидят до 21 часа вечера на подушке для медитации. Есть перерывы только на завтрак и обед. В остальные дни утренний дзадзэн заканчивается в 6, после него идёт завтрак и уборка. В 8 начинается работа снаружи, а вечером сидят ещё 2 часа.

Мы ведём простую жизнь. У Антайдзи нет прихожан и есть только минимум буддийских церемоний. Вместо этого натуральное хозяйство требует от нас большого количество работы на полях. Монастырю принадлежат 50 гектаров земли, на которых растут овощи и рис - наша ежедневная еда - и откуда берётся дерево, которым топят плиту на кухне и котёл для ванной. В общем, это означает, что надо пахать и сеять весной, потеть во время работы летом, собирать урожай под дождём и в грязи осенью, а зимой лежит так много снега, что храм отрезан от внешнего мира.

Но самая большая часть трудностей, которые мы испытываем каждый день, приходит не от продолжительных часов дзадзэн или работы, а создаётся нашим собственным умом, который отказывается принимать жизнь такой, какая она есть. Мы дерёмся больше со внутренним сопротивлением, чем с чем-нибудь ещё. И потому что мы всегда ищем большее счастье и освобождение, то недовольны самими собой. Повседневная жизнь в Антайдзи - это не аскетизм, а мы просто воплощаем на практике первоначальную, неприкрашенную форму жизни Дзэн. Поэтому не надо понимать натуральное хозяйство как цель: Оно только служит тому, чтобы мы могли практиковать дзадзэн.

Но мы проводим много времени на полях или в лесах для рубки деревьев, так что у нас либо редко, либо вообще нет времени на чтение книг, написание писем, прогулок и отдыха. Здесь каждый должен быть готов жить как Бодхисаттва и служить общине без перспективы какой-нибудь награды. Кто считает, что другие ему не нужны, ничего не забыл в Антайдзи. Но в совместном проживании есть один сложный пункт: Каждый проецирует проблемы, которые у него есть с самим собой, на других, сам того не замечая. Мы возмущаемся поведением других, и не видим, что они просто держат перед нами зеркало. Поэтому речь должна идти не о том, чтобы сначала изменить мир вокруг нас, мы должны начать революцию с нас самих.

You got a problem? The problem is you!
(У тебя проблемы? Проблема - это ты!)
(Sex Pistols, британская панк-группа)

На очень красивый манер это сформулировал принц Сётоку, который ввёл в Японии буддизм где-то в 600-ом году, в десятой из семнадцати статей его конституции, вдохновлённой духом Шакьямуни:

"Давайте прекратим ссоры и злые взгляды. Ну и что с того, что другие думают иначе, чем мы? Разве не у каждого из нас свой ум, и разве не думает каждый ум на свой собственный лад? Что они считают правильным, мы считаем неправильным. Что мы считаем правильным, они считают неправильным. Но разве мы самые мудрые? Можем ли мы быть так уверены, что они ошибаются? Разве не все мы просто заурядные люди? Кто бы мог в одиночку определить, что правильно и что неправильно? Потому что мудрецы и глупцы связаны между собой как круг без конца. Даже если другие впадают в ярость, мы должны подумать о своих собственных ошибках и - хотя мы и думаем, что правы - ориентироваться в своих действиях на всех остальных".

Кроме того Дзэн следует девизу: "День без работы - это день без еды". В Антайдзи работа и еда принадлежат вместе. Меньше всего еды весной, когда все зимние запасы уже подходят к концу. Но как только в конце мая растает снег, то тут же появляется и первая зелень: щавель, который приходит на стол в качестве салата. Скоро надо будет пахать поля, сажать картошку и сеять первые овощи - редиску, морковку, горох и бобы. Семена на лето - для огурца, помидора, баклажана, перца и тыквы - кладут в горшки, которые в течение первых недель ещё стоят в теплице. В конце апреля из земли пробивается дикий папоротник, который - сваренный с деревянными углями - можно кушать. Мы также едим грибы сиитакэ и побеги бамбука. В середине мая мы высаживаем рис, а сладкий картофель и соевые бобы следуют за ним в начале июня. Когда муссон вместе со своим дождём на несколько недель доходит до японских островов, то появляются и сорняки. В это время мы проводим много времени за сенокосом и полкой травы.

Летом достаточно овощей. В это время повар подносит к столу разнообразные, а часто также и новые блюда. В сентябре мы собираем рис, овощи тоже нужно собрать до того, как упадёт первый снег. К тому же надо заготовить запасы дерева на зиму. Мы рубим деревья, распиливаем их, перевозим к сараю и колем на дрова. Зимой мы едим рис и овощи, урожай осени, а в декабре дозревают и киви, которые приносят нам витамины зимой. И работа, и еда соответствуют времени года.

Мы пытаемся как можно больше из того, что нам нужно каждый день, производить сами, и как можно меньше покупать: Сахар, соль и масло - это те вещи, которые мы не можем произвести в Антайдзи, но тофу и пасту мисо мы делаем сами. Во-первых, это имеет экономические причины. У монастыря есть только ограниченное количество денег, и уже поэтому он вынужден в большой степени полагаться на самообеспечение. Но для нас речь идёт и о том, чтобы жить как можно ближе к природе. Каждое действие основывается и в то же время стремится к той силе, которая даёт нам жизнь. Именно она проявляется в таких опытах, как "Я живу!". А природа в свою очередь - это источник этой силы.

По этой причине мы не используем и средства для уничтожения сорняков и насекомых. Думать, что можно уничтожить другие формы жизни, не нанося при этом вреда самому себе, - это иллюзия. То, что уничтожает сорняки и насекомых, вредит и нам. Искусственные удобрения тоже не появляются на полях Антайдзи. Но зато мы регулярно опустошаем ямы под туалетами, чтобы положить на поля свои собственные продукты обмена веществ. Работа, которую любят не все члены общины, но она настолько же принадлежит к практике Дзэн, как и все остальные аспекты жизни на природе.

Когда я разговариваю со своими друзьями-интеллектуалами, то у меня крепчает убеждение, что совершенное счастье - это недостижимая мечта. А если я разговариваю со своим садовником, то уверен в противоположности.
(Бертран Рассел, английский философ, 1872-1970)

Связь между едой и работой придаёт нашей повседневной жизни больше смысла, так как любое действие имеет последствия, которые становятся видны совершенно конкретным образом. В храме, где не делается ничего, кроме как проводить церемонии и подметать сад, не играет никакой роли, раскрываются монахи в своей работе или нет. Прихожане хорошо заплатят им и за малодушную рецитацию сутр. И если монах не очень внимателен во время работы в саду, то ему не надо беспокоиться, что вечером из-за этого на столе будет меньше еды.

В Антайдзи это по-другому: Не позднее, чем во время сбора урожая, становится ясно, насколько внимательным был каждый человек при посадке овощей или полке сорняков. Тот, кто прожил в Антайдзи длительное время, совершенно точно знает, какое отношение к его жизни имеет каждая работа. Хотя в итоге при этом, как и для дзадзэн, действительно, что мы не должны ожидать от неё награды, но каждый сам по себе видит, почему необходимо стараться изо всех сил. Хотя мы и не получаем денег за свои старания, и тот, кто работает вдвое более усердно, чем другие, получит столько же еды, как и остальные, но здесь никто не прячется от работы. Потому что за счёт этого человек ничего не выигрывает, а только проигрывает ту жизнь, которая выражается в деятельности каждого мгновения.

Особенно ясно это становится в работе повара. Так как готовка еды на печке, которую топят дровами, требует очень много времени, и сборка урожая утром тоже принадлежит к обязанностям повара, то пока для общины будет что-нибудь сготовлено, пройдут часы. А сама еда проходит, наоборот, очень быстро, часто она закончена уже через несколько минут. Во время еды не разговаривают, и после неё миски моют молча. Никто не похвалит повара: "А сегодня еда мне особенно понравилась!". Поэтому тот, кто стоит на кухне, иногда спрашивает себя: "Что я здесь делаю? Стоит ли мне на самом деле тратит так много сил и времени на приготовление еды, когда в конце меня никто не поблагодарит?". Но если повар забудет эти сомнения, вложит всё от себя в свою работу и раскроется в процессе приготовления пищи, то потом каждый, кто принимает участие в еде, ощутит это отношение - даже если он и не знает, сколько времени и труда вложил туда повар. Именно такая невидимая работа, за которую никто никого не похвалит, особенно уважается в монастыре Дзэн. Тот же, кто хочет поразить других утончённостью, в большинстве случаев только сам себе испортит суп.

Догэн Дзэндзи посвятил повару в монастыре Дзэн одну свою небольшую работу, "Тэндзокёкун" (дословно: "Наставления для повара"). Догэн был одним из самых одарённых людей своего времени. Уже будучи подростком, он три раза прочитал буддийский канон, который заполняет пол библиотеки. А его главное произведение, "Сёбогэндзо", считается сегодня абсолютно образцовой работой японского мышления. Так почему он должен заниматься работой повара?

В "Тэндзокёкун" Догэн описывает в том числе и свою встречу с двумя старыми поварами в Китае, где он учился, будучи молодым монахом Дзэн. Не в последнюю очередь именно эти двое мужчин открыли молодому интеллектуалу глаза на то, что такое практика Дзэн. Первая встреча произошла, когда Догэн, чей корабль находился в гавани в Китае, ждал разрешения на въезд в страну. Повар из одного большого монастыря Дзэн, который лежал где-то в пол дня пути от гавани, пришёл, чтобы купить японские грибы для супа. Догэн пригласил его переночевать на корабле и пообщаться об учении Будды. Но повар отказался:

"'Нет, я нашёл грибы, которые искал, и теперь пришло время вернуться в монастырь'.
Я [Догэн] ответил: 'Разве это не особый знак судьбы, что мы встретились сегодня здесь, на корабле? Пожалуйста, дайте мне возможность пригласить Вас покушать и задать вопросы о Дзэн в Китае!'.
Но повар настаивал на своём: 'К сожалению, это невозможно. Я ещё должен позаботиться о подготовке для завтрашней еды'.
'Но в таком большом монастыре как Вашем на кухне наверняка есть большое количество ассистентов. Разве они не могут один раз обойтись без Вас?'.
'Мне поручили задание повара, хотя я уже очень стар и не могу много сделать для общины. Как бы я мог пренебрегать ещё и этим одним заданием и не стараться на кухне изо всех сил? Кроме того у меня нет разрешения оставаться вне монастыря на ночь'.
'Так как Вы такой старый, не было бы лучше, если бы Вы занимались дзадзэн или исследованием учения Будды, вместо того, чтобы тратить все свои силы на кухне? Для чего это нужно?'.
'Мой молодой друг, очевидно, ты ещё не знаешь, о чём идёт речь в практике Дзэн. Ты не знаешь значения твоих слов'.
'Так скажите мне, пожалуйста, что же означают практика и слова!'.
'Если ты не избегаешь своего собственного вопроса, то сам встретишься там с самим собой. Но становится темно, и мне действительно нужно уходить'.
С этими словами повар покинул корабль".

Как и я в течение своих первых лет в Антайдзи, так и молодой Догэн вдалеке искал учение Будды. Он надеялся, что просветлённый монах покажет ему направление, но слова повара оставили его растерянным. Вторая встреча, которая произошла в более позднее время в одном монастыре Дзэн, тронула его более сильно. Она произошла в жаркий летний день после обеда, вероятно Догэн шёл после еды в свою комнату:

"Когда я проходил по восточному коридору, то увидел повара, как он сушил грибы на каменном полу перед залом Будды. Он опирался на бамбуковую палку, но на его голове не было шляпы. Камни раскалились от жары, и у старого человека с тела капал пот, когда он переворачивал грибы под палящим солнцем. Я видел, что он переступал через свои границы. Его спина была согнута как лук, его брови были белыми как аист. Я спросил его, сколько ему лет. '68 лет' было его ответом.
'Почему Вы не скажите одному из помощников, чтобы они сделали это?' спросил я.
'Другой человек - это не я сам'.
'Я понимаю, какую ответственность Вы несёте посредством этой работы. Но не было бы лучше, по крайней мере, подождать, пока солнце не сядет чуть пониже?'.
'До скольки я должен ждать, если не сделаю это прямо сейчас?'.
Не говоря ни слова, я пошёл дальше. Когда я шёл, то мне стало ясно, что означает работа повара. В ней выражается деятельность учения Будды".

Я могу себе представить, как должен был чувствовать себя Догэн в этот момент. С этого дня практика и слова будут иметь для него иной вес. В конце "Тэндзокёкун" Догэн резюмирует, что является важным на Дзэн-кухне. Он говорит о трёх сердцах: радостном, старом и большом сердце. Радостное сердце испытывает благодарность за возможность стоять на кухне и готовить для общины. "Если бы ты родился на небе,", таков смысл написанного Догэном, "то голова у тебя постоянно была бы в облаках. К тебе не пришла бы даже мысль готовить для общины монахов. Если бы ты родился в аду, то сам бы горел в печи. Какое счастье, что ты родился человеком и повстречал учение Будды! Какое счастье, что ты можешь стоять на кухне для Будды, его учения и общины его монахов!".

Это такое отношение, которое иногда забывает повар. А потом он требует, чтобы другие благодарили его. А о том, что и он сам должен был бы быть благодарен, в этот момент он не думает.

Старое сердце Догэн также называет родительским сердцем. С ним родители и дедушки с бабушками любят своих детей и внуков. Ни одна мать не будет требовать от своего ребёнка, чтобы он каждый раз благодарил её, когда она меняет ему пелёнки. Если любовь родителей настоящая, то они любят своих детей только ради них самих. Они ничего не ожидают взамен. Только с таким отношением повар в монастыре Дзэн сможет день за днём полностью вкладывать себя в свою работу, не спрашивая себя в мыслях: "А что делают остальные? Они отдыхают на своих подушках, пока я здесь работаю!".

Большое сердце похоже на море: Оно принимает в себя всё, не оценивая и не отталкивая. Море не говорит рекам и ручьям: "Вы мне надоели - думайте сами, что вам делать со своей водой!". Большое сердце не знает границ. Оно не экономит себя. Также как оно принимает в себя всё, так оно и дарит себя всем и каждому. В действительности, само собой разумеется, что Догэн говорит здесь не о трёх различных отношениях, а что по своей сути три сердца - это одно сердца и один ум.

Небо и земля даруют, воздух дарует, вода дарует, растения даруют, звери даруют, люди даруют. Все обоюдно даруют друг другу самих себя. Мы можем жить только в этом обоюдном даровании.
(Кодо Саваки)

И с каким отношением община принимает блюда, которые сготовил повар? Правила еды слишком сложные, чтобы подробно описывать их здесь. Поэтому только коротко: У каждого монаха есть собственный набор из 6 лакированных деревянных мисок, которые точно входят друг в друга как матрёшки. Эти миски он получает вместе с рясами монаха от своего мастера во время посвящения, и он будет следить за ними всю свою жизнь также внимательно, как если бы речь шла о мисках самого Будды. На самом деле большая миска символизирует голову Будды, и говорят, что монах, который случайно уронит эту миску на пол, в некоторые монастырях даже исключается из общины. К мискам также пролагается маленький матерчатый мешочек, в котором лежит ложка, 2 палочки и 1 скребок, которым после еды съедают остатки из мисок. После еды прямо около стола миски споласкиваются горячей водой. Половину этой воды выпивает сам монах, а оставшуюся половину он выливает в специальную ёмкость в качестве пожертвования всем голодным существам мира. После этого миски больше не моются.

Во время еды царит молчание, потому что, как и при любой другой деятельности, речь идёт о том, чтобы быть единым целым. Для многих еда заканчивается на удивление быстро. "Разве не было бы лучше, если бы мы медленно жевали и ощущали вкус еды более осознанно? Повар же так старался во время готовки!", иногда спрашивают меня. Я думаю, что в японских монастырях так быстро едят, потому что посредством этого мы можем естественным образом преодолеть расстояние между нами как действующим субъектом и самим действием. У нас нет времени осознанно наблюдать. Но это не означает, что мы невнимательны. Наоборот: Мы должны быть такими быстрыми и сконцентрированными, что нам не остаётся ничего другого, как раскрываться в каждом отдельном движении. И именно это означает в Дзэн забыть самого себя.

Еда прерывается только на чтение одной сутры, которую можно понимать как буддийскую застольную молитву: "Давайте откроем миски Будды, чтобы мы вместе с тем, что мы едим, и теми, кому мы обязаны этой едой, познали тишину нирваны". С этими словами монахи ставят миски на стол. После этого рецитируются имена различных Будд и Бодхисаттв, и прежде чем монахи положат друг другу рис и суп, говорят: "Пусть эта еда служит Будде, его учению, монашеской общине и всем существам во вселенной".

Когда у каждого монаха достаточно еды в своей миске, то сутра продолжается: "Давайте не забудем, сколько работы и труда было вложено в эту еду. Каким образом она попала к нам?". Даже в таком монастыре как Антайдзи нам не обойтись без пожертвований других. И, конечно же, повар берёт овощи из огорода, который садовник вырастил со всей своей любовью. И садовнику нужна помощь земли, дождя, и солнца, ему помогают дождевые черви и другие насекомые, чего он часто не замечает. Еда, те, кто едят, и те, кто создали или вырастили еду, называются "тремя кольцами". По сути всё во вселенной является частью этих трёх колец, которые связаны друг с другом.


Если мы однажды подумаем, что мы сделали из своих собственных сил, до того момента, когда еда появляется перед нами, то констатируем: на самом деле ничего. Потому что даже тяжелая работа, которую мы проделали, была возможна только потому, что у нас было достаточно еды, и мы были здоровы. Поэтому сутра говорит дальше: "Действительно ли мы заслужили эту еду? Мы должны освободить наш ум от жадности и укрепить наше тело, чтобы вложить всё от себя в практику пути. Мы едим, чтобы делать то добро, которое мы должны делать, чтобы освободить от страдания все существа. Нам надо остерегаться ёще и не увеличивать страдания".

Будучи частью кольца тех, кто ест, мы должны вносить свой вклад в космическое целое, также как мы делаем это на кухне и в саду, когда являемся частью кольца тех, кто производит еду. И мы принимаем участие даже в кольце еды, когда служим пищей комарам или червям после нашей смерти. Для монаха Дзэн это является не мрачным представлением, а голой реальностью. В самом конце еды говорится: "Давайте вырастем как лотос над болотом наших желаний. С умом, который такой чистый и безграничный как сама пустота, мы преклоняем наши головы". Еда заканчивается совместным поклоном монахов.

Практиковать путь Будды означает взойти в своём актуальном действии. Мы не едим, чтобы срать. Мы не срём, чтобы производить удобрения.
(Кодо Саваки)

Готовка еды и сама еда - это два способа, посредством которых мы принимаем участие в обоюдном самодаровании всех существ во вселенной. Я не знаю, является ли слишком большим преувеличением сказать: "Ты есть, что ты ешь". Но с уверенностью можно утверждать, что на нашу жизнь имеет очень большое влияние то, что мы едим, и то, с каким отношением мы едим и готовим еду. В конце концов, каждый аспект нашего обмена веществ является частью космического круговорота, поэтому в повседневной жизни монастыря даже поход в туалет рассматривается как практика Дзэн. Перед дверью туалета в каждом монастыре Дзэн есть маленький алтарь, перед которым кланяются монахи, прежде чем войти в туалет и когда они из него выходят. В своей главной работе Сёбогэндзо, которая в основном имеет довольно философский оттенок, Догэн посвящает походу в туалет даже собственную главу. В ней он призывает монахов не только не петь там и не писать на стенах (Курение в туалете - сегодня обыденная вещь во многих японских монастырях Дзэн – очевидно, тогда ещё не было принято). В этой главе он очень подробно описывает, как вытирать себе задницу после сделанного дела - в 13-ом веке это было небольшим искусством, так как тогда, конечно же, ещё не было туалетной бумаги, и Догэн категорически запрещает использование старых книг с сутрами, которые брали для этой цели другие мастера Дзэн. От входа в туалет до поднятия рясы и мытья рук после удавшегося дела - Догэн не упускает ни одной детали.

Какое это имеет отношение к нашей жизни? Более большое, чем может быть ты себе представляешь. Во-первых, регулярный стул, конечно, является предпосылкой хорошего здоровья, но кроме того поход в туалет - это хороший пример того, что вообще важно при практике жизни. Во-первых, мы должны понять, что живём свою жизнь не в одиночестве, а как часть общины, которая в свою очередь тоже является частью чего-то большего. Излишне упоминать, что по этой причине Бодхисаттва не оставит туалет в таком виде, в котором он в него пришёл (и в монастыре Дзэн не всё попадает в цель), а в таком, в каком он бы сам хотел прийти в него в следующий раз.

Мы связаны с жизнью посредством своего тел и его обмена веществ. Или - выражаясь более точно - это не "наше" тело, посредством которого мы живём "нашу" жизнь, а жизнь живёт в нас и посредством нас в качестве этого тела. Я думаю, что сегодня мы часто вообще больше не осознаём свою телесность. Мы живём в голове, в нашем виртуальном мире, и многим интернет кажется более реальным, чем ближайший сосед (Когда ты разговаривал с ним в последний раз?). Поэтому неудивительно, если мы обращаем мало внимания на еду, редко готовим с любовью, и уж совершенно не думаем о туалете как о важной части жизни. Но можем ли мы так просто закрыть глаза на конкретную реальность нашего обмена веществ? Воздух становится хуже, вода из-под крана плохая на вкус, а по пути на работу остаётся время только на фастфуд - несмотря на материальный прогресс - или из-за него!

Мне кажется, что сегодня многие путают "свободу" с тем, чтобы делать то, что они хотят. Кажется, что современные люди страдают от хронической болезни хотеть делать только то, что им нравиться в данный момент. Лучше бы все аспекты нашей повседневной жизни были направлены на ясную цель - мы должны целиться как снайпер, и во время еды, и в туалете.
(Кодо Саваки)

В Антайдзи мы хотим предложить альтернативу. Наша жизнь настолько же тяжела, может быть даже тяжелее, чем в "нормальном" мире ("Разве он в действительности ещё нормальный?", спрашивают себя многие, кто приходит в Антайдзи). Разве мы в нашем монастыре все счастливые и довольные? Нет, мы должны драться с нашим внутренним сопротивлением и конфликтами в общине. Поэтому на домашней страничке Антайдзи написано: "Если ты когда-нибудь приедешь сюда, то может быть через некоторое время разочарованно заметишь, что жизнь здесь не так 'удовлетворительна', как ты представлял себе это при чтении сайта. Реальность всегда отличается от нашего представления о ней, и Антайдзи не идея в твоей голове, а реальность, которая часто разочаровывает то, что мы от неё ожидаем, и ставит наши представления с ног на голову".

Практика дзадзэн

Что даст тебе дзадзэн? Абсолютно ничего!
(Кодо Саваки) 


Каждый аспект повседневной жизни в Антайдзи является практикой. В центре нашей жизни стоит дзадзэн, неподвижное сидение. Но это не означает, что работа, еда или свободное время менее важны, чем дзадзэн. Скорее это похоже на колесо: Сама ось в середине неподвижна, и она позволяет колесу свободно крутиться. Это так и с практикой сидения, вокруг которой крутятся все действия нашей жизни. И в дзадзэн важно не забывать, что мы практикуем телом. Поэтому Саваки роси говорит: "Размышления не имеют к дзадзэн никакого отношения. Дзадзэн - это не теория. Дзадзэн - это практика тела: Практика, посредством которой ты сам делаешь самого себя самим собой. Ты делаешь это телом". Как выглядит эта практика конкретно? В "Дзадзэнги", одной из глав "Сёбогэндзо", Догэн даёт для дзадзэн подробные инструкции:

"Для дзадзэн лучше всего выбрать тихое место. Разверни на полу толстый мат. Не дай ветру и туману войти в комнату, не позволяй проникнуть туда росе и дождю. Место сидения должно быть хорошо освещено, не быть тёмным ни днем, ни ночью. Держи это место в чистоте и порядке, тёплым зимой и прохладным летом.

Отпусти все зависимости, оставь все дела. Не думай ни о хорошем, ни о плохом. Речь не идёт ни об уме и ни о сознании, ни о мыслях и ни о взглядах. Не пытайся сделать из себя Будду, отбрось сидение и лежание.

Не ешь и не пей слишком много. Используй для практики день и ночь: Не трать время попусту, практикуй, как будто бы ты хотел погасить огонь на своей голове.

Во время дзадзэн сиди на подушке. Не клади ее под весь таз, а пусть половина подушки торчит сзади. Таким образом мат лежит под ногами, а подушка под позвоночником.

Сиди либо в половинном, либо в полном лотосе. В полном положи правую ногу на левое бедро и левую на правое, при этом пальцы ног должны лежать на одной линии с бедрами. В половинном лотосе просто положи левую ногу на правое бедро.

Носи внешнее и внутреннее одеяние свободно, но аккуратно. Положи правую руку на левую ногу и левую руку на ладонь правой. Кончики больших пальцев слегка касаются друг друга и лежат на уровне пупка. В таком виде положи обе руки близко от тела.

Сиди прямо, в правильной позе. Не отклоняйся ни направо, ни налево, ни вперед, ни назад. Уши лежат на одной линии с плечами, нос с пупком. Язык лежит на верхнем нёбе. Дыши через нос и держи губы и зубы закрытыми. Глаза не должны быть открыты ни слишком широко, ни слишком узко.

Когда тело и ум приведены в порядок таким образом, глубоко вдохни и выдохни один раз через рот. Сиди стабильно и сконцентрировано, как могучая гора, и думай не-думанье. Как это делать? Отпусти мысли! Это и есть искусство дзадзэн.

Не практикуйся в медитации. Дзадзэн - это ворота Дхармы огромного мира и счастья. Это незагрязнённые практика и доказательство".

То, что ты представляешь собой как человек, зависит от напряжения и порядка твоих мускулов и сухожилий. Пробуждение означает почувствовать правильное равновесие в напряжении мускулов и сухожилий. Зачем приводить в порядок мускулы и сухожилия? Не спрашивай зачем, просто делай это! Делай это своим телом. Когда тело достигает своего естественного равновесия, то это пробуждение.
(Кодо Саваки)

Часто говорят, что в дзадзэн важно сначала обратить внимание на позу тела, потом отрегулировать дыхание и в итоге найти спокойствие ума. Тебе, наверное, бросилось в глаза, что в этом коротком тексте Догэн сравнительно подробно описывает позу. Он упоминает даже положение языка. Потому что тело не отделено от тебя, ты - это твоё тело. Или тело - это ты. Также подумай о том, что тело не заканчивается руками и ногами: Все вокруг принадлежит к нему. Поэтому Догэн упоминает, что место дзадзэн должно быть чистым и опрятным.

Но поиск описания какой-нибудь специальной техники дыхания закончится безрезультатно. Кроме одного глубокого вдоха и выдоха через рот, который надо делать вначале дзадзэн, говорится только: "Дыши через нос". Это не много. И об уме говорят только то, что мы должны думать не-думанье посредством отпускания мыслей. Почему, может быть спросил ты себя, Догэн задерживается на деталях позы сидения? Почему он не подскажет нам ничего о дыхании и уме дзадзэн, который в итоге и играет решающую роль? Ответ: Тело, дыхание и ум - это единое целое. Как только мы принимаем телом правильную позу, то и дыхание и ум естественным образом возвращаются в своё первоначальное состояние. Во время дзадзэн мы можем почувствовать, что наше тело идёт не от макушки до пяток, а что оно бесконечно расстилается и наружу, и вовнутрь. Все впечатление, такие как цвета и звуки, являются частью нас самих, мы испытываем их не отдельно от нас.

В Антайдзи один период дзадзэн длится между 45 и 60 минут. Обычно мы сидим 2 периода утром и 2 вечером, но во время 2 ежемесячных сэссинов мы каждый день сидим 15 периодов, и это 3 или 5 дней подряд. Мы проводим в дзадзэн 1800 часов в год. И хотя Догэн Дзэндзи описывает дзадзэн как "ворота великого покоя и счастья", вначале ты скорее почувствуешь в себе боль, усталость, желания, скуку, разочарование, ярость, безнадёжность и всевозможные остальные чувства и мысли.

Дай им всем пройти мимо. Если ты не сидишь с готовностью умереть, то не сможешь найти путь дзадзэн. Если ты цепляешься за что-нибудь – пусть это даже и твоя жизнь - то только бессмысленно тратишь своё время. Не борись, просто предоставь себя позе. Но, тем не менее, нелегко найти баланс между импульсом встать с подушки и прекратить дзадзэн с одной стороны и попыткой сжать зубы и пробиваться через боль с другой. Отпустить означает быть единым целым. Когда ты единое целое с болью, то, может быть, увидишь, что больше ничего не болит, так как отсутствует разрыв.

Например, настоящее счастье жизни ты почувствуешь, когда, уже посчитав себя умершим, вдруг неожиданно заметишь, что ещё жив: какое чудо! Но это, конечно, довольно редкий опыт. Может быть, тебе и самому уже удавалось однажды чуть-чуть избежать аварии, и ты вдруг испытывал большую благодарность за тот простой факт, что с тобой ничего не произошло. Обычно мы считаем, что в нашей жизни должно что-то случиться, чтобы мы могли быть счастливыми, но в этой экстремальной ситуации ты видишь, какая же это милость, если ничего не происходит. Может быть, ты уже и испытывал, каким прекрасным может выглядеть мир, когда после долгой болезни ты наконец-то снова выходишь на улицу. Похожий опыт ты можешь сделать и после сэссина, когда пройдёшь через ужаснейшие боли.

Дзадзэн означает лечь в свой собственный гроб: Тут не о чем больше дискутировать. Когда ты сидишь, то представь себе, что ты уже мёртв.
(Кодо Саваки)

Но если ты дерёшься со стиснутыми зубами и пытаешься делать дзадзэн, то он будет далеко от тебя. Только если ты предоставишь всё позе, то дзадзэн совершенно сам по себе манифестируется в тебе. Ты должен отказаться от себя, чтобы дзадзэн мог сам по себе осуществить себя. "Ты отдаёшься, как земля, которая восходит в горе?" - спрашивает один вопрос из китайского сборника монастырских правил под названием "Дзэн-эн Синги". Гора состоит из большого количества земли, но земля не пытается впечатлить своей массой. Она полностью исчезает под поверхностью горы, как если бы её вообще там не было. Сама гора впечатляет своей красотой именно потому, что земля отходит в ней на второй план и даёт опору деревьям и кустам. А эти в свою очередь тоже не лезут вперёд, а раскрываются в полноте горы, которую они украшают в разное время года по-разному. Когда Догэн наставляет нас сидеть так сконцентрировано "как могучая гора", то в этом лежит призыв полностью отдаться дзадзэн и не использовать его для наших личных целей. И это так, конечно же, не только для дзадзэн, а и для всех действий нашей повседневной жизни.

"Не практикуйся в медитации", говорит Догэн и может быть удивляет этим тебя. Речь идёт не о том, чтобы достичь чего-нибудь - даже если это сатори, просветление. Потому что дзадзэн - это не средство для достижения цели. Речь идёт только о том, чтобы отпустить и быть единым целым с текущим моментом. К сожалению, часто встречаются медитирующие, которые думают: "Я должен отпустить свои мысли, чтобы найти просветление и стать Буддой!". Само собой разумеется, что это абсурдно. Поэтому через некоторое время они говорят: "Я практикую дзадзэн уже так много лет, но мне всё ещё не удаётся отпустить мои мысли". При этом для начала и необходимо отпустить именно эту мысль. Потому что иначе отпускание становится просто навязчивой попыткой отключить собственные мысли. Это объясняют и следующие короткие цитаты.

Ты делаешь дзадзэн? Дзадзэн должен делать тебя!
Мы не ищем путь. Путь Будды ищет нас.
Мы не приходим к сатори через практику: Практика - это сатори. Каждый отдельный шаг - это цель.
Сатори начинается там, где ты прекращаешь искать его.
При практике Дзэн речь идёт не о том, чтобы получить сатори. Это само сатори тянет нашу практику. Мы практикуем, несомые вихрями сатори.
(Кодо Саваки)

Не практиковаться в медитации означает также отказаться от попытки постоянно наблюдать за самим собой и контролировать себя, а совершенно естественным образом быть самим собой. Дзадзэн иногда неправильно понимают как некий вид упражнения внимательности, где медитирующий пялится на собственный ум - как сознающий свой долг работник магазина, следящий, чтобы ничего не своровали, и непрерывно смотрящий на экраны видеокамер. При этом существует проблема, что мы создаём разрыв между наблюдающим "я" и объектом, за которым наблюдают, то есть нами самими. Вместо того чтобы быть единым целым, мы раскалываем свой собственный ум на двое. А то, что на самом деле речь идёт о том, чтобы предоставить себя сидячей позе тела, мы уже давно забыли. Поэтому я иногда советую людям, приходящим в Антайдзи, прекратить быть внимательными. Многие этому удивляются, так как существует широко распространённая вера, что практика дзадзэн состоит именно в том, чтобы быть внимательными. И я тоже был бы удивлён, если бы в начале моей практики Дзэн мне бы кто-нибудь сказал, что я должен "прекратить быть внимательным".

Я помню, что в додзё, где я был, будучи студентом, регулярно говорили, что дзадзэн надо практиковать "бессознательно, естественно и автоматически". У меня не было проблем с тем, что практика должна быть "естественной", но почему же "бессознательной" и "автоматической"? Казалось, что это даже противоположность бытия естественным, как будто бы мы должны были стать роботами. Разве в практике Дзэн речь шла не о том, чтобы жить собственную жизнь более осознанно? Осознавать каждый отдельный вдох, каждый отдельный шаг? Ответ: и да, и нет. Да, мы должны снять наглазники и держать глаза и уши открытыми для всего, что происходит вокруг нас. Мы должны быть бдительными как сидящая в засаде кошка. Но если в то же время мы не потеряем наше сознание о самом себе как о наблюдателе, то создаётся пропасть между нами в качестве субъекта и нами в качестве объекта. Практиковать неосознанно, наоборот, означает быть единым целым со всем, что ты делаешь.

Именно это практиковал исторический Шакьямуни Будда 2500 лет назад под деревом Бодхи: Дзадзэн. К сожалению, эта практика не всегда правильно понималась и передавалась. Большое количество людей думает, что дзадзэн просто означает неподвижно сидеть, в то время как самая важная часть практики происходит на духовном уровне: концентрировать ум, медитировать, быть осознанным и внимательным, достичь просветления.

Если ты поникнешь, то поникнет и твой ум. Если ты примешь исполненную достоинства позу, то это придаст достоинства и твоему уму. Поэтому если для нас речь идёт о том, чтобы стать как Шакьямуни Будда, то сначала мы должны принять позу, которая такая же прочная, как и поза Шакьямуни. Таким образом мы переключаемся на ту же длину волн, что и он: Форма определяет содержимое
(Кодо Саваки)

Дзэн - это религия, а не терапия для лечения тела, поэтому можно сказать, что в Дзэн речь идёт об уме и просветлении. Но умственную практику нельзя отделить от практики тела: Сама сидячая поза - это выражение ума, практика - это выражение сатори. Это тот пункт, на который часто указывает Догэн Дзэндзи, и это та практика, которую заново открыл в прошлом веке Саваки роси. Но кажется, что всё равно ещё есть практикующие Дзэн, которые считают, что Дзэн - это дело ума, а не тела. Они думают, что речь идёт о сатори - а не о том, чтобы просто сидеть. В одном китайском коане Дзэн в одном диалоге описываются сложности ученика Дзэн, прекратить заниматься своим умом:

"Великий путь нельзя понять умом и выразить словами, но ученик спрашивает учителя: 'Что такое ум? Что такое спокойствие ума?'
Мастер отвечает: 'Прекрати делать вид, что у тебя есть ум. Прекрати пытаться успокоить этот ум: Это означает спокойствие ума'.
Ученик: 'Но как мы можем научиться великому пути без ума?'.
Мастер: 'Даже если бы у тебя был ум, то ты бы не смог понять им путь - Путь полностью находится за пределами таких вещей как ум'".

Это напоминает мне Бодхидхарму, индийского монаха, который принёс практику из Индии в Китай и поэтому называется первым патриархом Дзэн. Когда китайский император спросил его, какую награду он может ожидать от практики, то его ответ был: "Никакой награды!". После того как его спросили, что является самой глубокой истиной буддизма, то он ответил: "Только пустое, широкое пространство - тут нет абсолютно ничего, что можно было бы схватить". А на вопрос императора, за кого он вообще себя принимает, Бодхидхарма в итоге ответил: "Понятия не имею - не знаю". После этого он ушёл в горы, чтобы сидеть там в одиночестве перед стеной 9 лет.

В конце концов, посреди зимы к нему пришёл Эка, второй патриарх Дзэн, и попросил принять его в ученики. Сначала Бодхидхарма не обращал на него внимания. После того как Эка всю ночь простоял на снегу, то он отрубил себе левую руку и не отставал : "Мой ум не может найти покоя. Пожалуйста, помоги мне достичь спокойствия ума".
Разве это не то, чего мы все желаем? Спокойствие ума?
Бодхидхарма ответил: "Покажи мне свой ум, и я подарю ему покой".
На это второй патриарх сказал: "Я уже так долго ищу его, но всё ещё не могу поймать!".
Бодхидхарма ответил: "Смотри, разве твой ум уже не успокоен?".

И здесь мы тоже слышим: Ты не найдёшь спокойствия ума, пока пытаешься манипулировать им, успокоить его или быть внимательным. Но как можно достичь спокойствия ума? Бодхидхарма дал свой ответ тем, что просто сидел перед стеной.

Глаза лежат горизонтально, нос вертикально, макушка возвышается до неба, и уши лежат на одной линии с плечами. Что нужно делать в этот момент? Не управляй своим умом обезьяны и волей лошади. Практикуй как лотос в огне.
(Догэн Дзэндзи)

В буддизме человеческий ум с давних времён сравнивают с обезьяной, которая прыгает с одной ветки на другую, как ей взбредёт в голову, или с дикой лошадью, которая не позволяет обуздать себя своему наезднику. В раннем буддизме монахи сначала пытались держать этот ум в узде тем, что они выполняли правила и размышляли об учении Будды. Но эта практика завела в тупик, так как эти монахи забыли, что сама контрольная инстанция, которой они хотели держать под контролем их ум, была только выдумкой их обезьяньего и лошадиного ума.

Поэтому Саваки роси дал медитирующим совет: "Чем больше ты будешь заниматься своим умом обезьяны и волей лошади, тем более сумасшедшим образом будут прыгать по кругу в твоём уме и забавляться с тобой эти обезьяна и лошадь. Ты можешь практиковать дзадзэн и придерживаться монашеских правил так строго, как пожелаешь - и ждать до старости: Но всё равно не избавишься от своих иллюзий. Как бы отчаянно ты ни пытался уничтожить твои иллюзии, ты не достигнешь состояния не-мышления и не-ума - ты только сам сведёшь себя с ума!". Означает ли это, что во время дзадзэн мы просто так сидим и ни на чём не концентрируемся? Ни в коем случае. В "Дзадзэнги" Догэн призывает тебя практиковать так, "как будто бы ты хотел погасить огонь на своей голове".

Если где-то в городе горит дом, то, может быть, мы из любопытства спросим, где этот дом и кому он принадлежит. Многие практикуют дзадзэн с таким отношением зеваки, который не понимает, что речь идет о его собственной жизни. Они надеются получить от дзадзэн лучшее здоровье, большее спокойствие и может быть даже просветление, но всё это они ищут вдалеке, а не под своими собственными ногами. Но если ты понимаешь, что горит твой собственный дом, то у тебя пропадёт желание коротать время за спиритуальным бредом. Тот, кто знает, что его собственное тело такое же преходящее, как песочный замок у моря, будет стремиться к освобождению в этой жизни. Но часто ещё остаётся иллюзия о постоянной инстанции внутри тела, "истинном 'Я'", которое должно войти в нирвану. Этого не произойдёт, если ты поймёшь, что пылает в огне не только твой дом, но и твоя голова - то есть в данном случае сердцевина тебя самого. Тогда нет времени на упражнения по внимательности: Речь идёт о твоей жизни. Излишне дополнительно упоминать, что поэтому ты должен быть не рассеянным, а полностью сконцентрированным в мгновении.

Ты должен бросить себя в дзадзэн, с твоим умом, пылающим мыслью: "Если я не найду освобождение в этой жизни, то когда тогда!?". Если таким образом твои тело и ум раскроются в дзадзэн, то ты не будешь тратить бессмысленно ни минуты, даже ни одной секунды твоей жизни.
(Кодо Саваки)

Дзадзэн - один из путей к счастью?


seeker of truth
follow no path
all paths lead where
truth is here.
(искатель истины
не следуй никакому пути
все пути куда-то ведут
истина здесь)
(E.E. Cummings, американский поэт, 1894 - 1962)


Понял ли ты название этой книги "Дзадзэн или путь к счастью" так, что тебе здесь дадут гарантированный рецепт к тому, чтобы быть счастливым? В таком случае, может быть, ты теперь разочарован, если заметил знак вопроса, который я поставил за словом счастье в названии этой главы. Но тот, кто внимательно читал эту книгу, знает, что знак вопроса стоит там намеренно, потому что счастье означает отпустить - в том числе и попытку быть счастливым любой ценой. Потому что тогда ты заново обретешь себя в счастье. Дзадзэн - это путь отпускания. Но ты не должен совершать ошибку, понимая отпускание как метод к тому, чтобы быть счастливым. Потому что в таком случае за этим скрывается желание иметь. Поэтому важно отпустить даже само отпускание и не надеется получить от дзадзэн никакой выгоды.

В Антайдзи в центре жизни стоит дзадзэн без прикрас. Это означает, что он практикуется только ради него самого. Дзадзэн не приносит выгоды. И он не приводит к просветлению. Скорее наоборот: Сам дзадзэн должен быть прожит как выражение просветления. Что это значит?

Мы постоянно чего-нибудь ищем. Одни хотят заработать деньги, другим не хватает любви или секса. Мы учимся в школе и институте для того, чтобы найти хорошую работу, сделать карьеру и иметь успех. Но что мы ищем на самом деле? Я думаю, что, в конце концов, нам не хватает счастья. Мы бежим за ним и теряем при этом из виду нас самих. Чем больше мы пытаемся быть счастливыми, тем меньше понимаем, что такое счастье на самом деле. Разве мы забыли, что самое большое счастье этого мира уже давно носим в самих себе? Остановись на один момент. Прекрати бегать от себя. Вернись обратно к себе и сиди. Отпусти всё и позволь дзадзэн просто быть дзадзэн. Тогда ты просто будешь ты, наконец-то единое.

Может быть после прочтения этой книги ты спрашиваешь себя, является ли дзадзэн единственным путём к счастью. Действительно ли необходимо, можешь подумать ты, выносить тягости в монастыре Дзэн, чтобы справиться с жизнью. Являются ли счастье и удовлетворение привилегией буддийских любителей медитации? Конечно же, ответ: нет! Каждый должен идти своим собственным путём. Найти его - это задание, которое никто не может сделать за тебя. Но жизнь приготовит для каждого и свои сложности. Твой путь к счастью будет каменистым.

"Don't worry, be happy!" ("Не волнуйся, будь счастлив!"), советует нам один хит, но, к сожалению, всё не так просто. Счастье не бывает без забот. Не беги от них, а прими их в свои объятия. Разве слёзы не принадлежат к жизни настолько же, как и облегченный смех? Прежде чем мы найдём покой, сначала мы должны как следует побеспокоиться. Мы должны оставить отчаянную попытку быть постоянно "happy" ("счастливыми") и "relaxed" ("расслабленными") и научиться не увиливать и от негативных сторон жизни со всеми её проблемами, напряжением и конфликтами. Дзэн - это не духовный наркоз, а нирвана - не мир без проблем. Истинное счастье также означает невозмутимость иногда мочь сказать себе: "Нет ничего плохого в том, что я иногда несчастлив!".

Я хочу сказать, что путь идёт не в обход трудностей или от них, а он идёт прямо сквозь них. Я бы хотел пригласить тебя искать твоё счастье не вне, а внутри твоего недовольства жизнью. Счастье находится в несчастье, если ты научишься принимать его. Для этого важно открыться и быть здесь для мгновения. Когда ты отдаёшь себя другим или раскрываешься в работе, не требуя ничего взамен, то может быть испытаешь, что счастье, которого тебе не хватало до этого, лежит ближе, чем ты ожидал. Но одно отпускание - это только половина дела, оно должно идти рука об руку с тем, что ты берёшь на себя ответственность за свою жизнь. Сколько в твоей жизни смысла определяешь только ты. Счастье и любовь должны быть в первую очередь поняты не как чувства, а как практика жизни. Чувства следуют за практикой естественным образом, если она истинная. Пробным камнем этому служат работа и семья. Для счастья действительно то, что Догэн написал в своём произведении "Бэндова": "Отпусти и смотри: Оно наполняет твои руки!".

Так что же в итоге важно? Отпускание и бытие единым целым, о которых часто говорится в этой книге. При этом они - не теория, а наша практика. А на практике мы должны начинать с одного из двух аспектов: ума или тела, просветления или практики. Кажется, что наш здравый смысл говорит нам, что ударение должно стоять на уме и просветлении. Но Догэн Дзэндзи переворачивает эту идею, когда приглашает нас начать с тела, этой практики и выражения в повседневной жизни. И слова Саваки роси тоже имеют в виду этот ум: "Будда - это не понятие. Когда мы приводим в равновесие наши мускулы и сухожилия, то само это тело станет Буддой. Сама практика - это сатори. Форма - это ум. Поза - это путь". И в итоге он чётко выражает это, когда говорит: "Дзэн не духовный. Дзэн практикуют телом".

Последние три из восьми аспектов бодрствования большого человека - это "Углубляться в концентрацию", "Практиковаться в мудрости" и "Не придерживаться пустых теорий". По словам Догэна, концентрация означает не терять спокойствия посреди вещей. В "Сёбогэндзо Хатидайнинкаку" он использует для этого метафору воды: "Если ум сконцентрирован, то он узнаёт структуру возникновения и исчезновения всех вещей этого мира. Поэтому вы должны углубляться в концентрацию и никогда не быть рассеянными. Как домашнее хозяйство, которое, заботясь о воде, собирает её в запруду. Кто практикует путь, должен таким же образом собирать воду мудрости, тем, что он углубляется в концентрацию и не даёт убежать ни одной капле. Это означает быть сконцентрированным".

Достижение мудрости представляет собой цель практики многих буддийских школ. О мудрости в "Хатидайнинкаку" говорится:

"У кого есть мудрость, у того нет желаний, он никогда не теряет себя из виду и поэтому не падает в иллюзию. Это означает найти освобождение. Мудрость - это надёжный корабль, который может нести через море старения, болезни и смерти. Она большая и светлая лампа посреди бесконечной темноты. Она хорошее лекарство, которое может излечить все болезни. Она острый топор, срубающий дерево невежества. Поэтому вы должны увеличивать свои заслуги тем, что слушаете, думаете и практикуете мудрость. Человек, у которого есть ясный свет мудрости, это человек чистого глаза, даже если его глаза всего лишь из плоти. Это означает мудрость".

То, что мудрость - это не окончание практики, а она представляет собой новую стартовую линию, подчёркивает последний аспект. Если мы не будем внимательными, то даже мнимая мудрость станет пустой теорией без практики:

"Тот, кто придерживается различных пустых теорий, его ум в беспокойстве. И монах, который ушёл из дома, должен сначала избавиться от пустых теорий, чтобы найти освобождение. Если вы хотите получить счастье нирваны, то должны просто откинуть груз пустых теорий. Это означает не придерживаться пустых теорий".

Догэн добавляет: "Посредством практики свидетельствовать реальность без различения означает не придерживаться пустых теорий".


Только небольшое количество людей настолько посвятили свою жизнь практике дзадзэн как Догэн и Саваки, слова которых я часто использовал в этой книге. Ну так что, дзадзэн - это путь к счастью? И являюсь ли я, абт Антайдзи, сегодня счастливым человеком? Здесь я бы хотел дать ответ двумя совершенно различными цитатами Саваки роси:

"Практиковать дзадзэн означает взять отпуск от своих личных дел. Только тогда ты увидишь, что являешься единым целым со вселенной. Пока ты беспокоишься о своей собственной туше, то тебе не помогут ни все деньги мира, ни вся твоя учёба и даже десятилетия практики дзадзэн".

"В то время как дзадзэн рассматривает тебя, обругивает тебя, встаёт у тебя на пути, волочит тебя по полу, каждый день проливать кровавые слёзы: Разве это не самый счастливый вид жизни, который можно себе представить?".

Послесловие



Мне бы никогда не пришла в голову идея писать книгу о счастье. Чем больше мы обсуждаем счастье, тем дальше отдаляемся от него. Предложение исходило от Andrea G?ppner из Ariadne-Buch, которая представила мне эту идею и особенно вначале очень интенсивно заботилась об этом проекте. После того как Rowohlt Verlag выказал свой интерес, и Julia Vorrath хотела видеть больше моей собственной истории, то первоначальный концепт был немного изменён. Таким образом книга стояла на двух ногах: общий взгляд на счастье в жизни и описание частей моей жизни до сегодняшнего дня. Ещё я бы хотел поблагодарить Cornelia R?ping, которая позже взяла на себя редактирование текста. Втроём эти женщины не жалели сил, чтобы снова и снова переделывать кусок глины в надежде придать ему правильную форму. Имели ли они успех в этом деле, решаешь ты, читатель. Ответственность за конечный продукт лежит, конечно же, на мне, авторе. Но в этой книге ударение должно стоять не на моей личной жизни и моих взглядах, а я бы хотел предложить тебе, читателю, пищу для размышления. История, которую я рассказываю, не фиктивная, но я изменил несколько имён и названий мест.

Если ты хочешь узнать побольше о счастье в общем, то и в интернете, и в книжном магазине можно найти много информации. Так, например, много сведений есть на
www.gluecksarchiv.de, там также есть дополнительные советы по книгам. Тот, кто ищет в интернет книги и введёт "путь к счастью", найдёт большое количество буддийских авторов: От Далай-ламы ("Der Weg zum Gl?ck. Sinn im Leben finden" - "Путь к счастью. Найти в жизни смысл", 2004) до австралийского монаха Тхаравады Аджан Брахм ("Die Kuh, die weinte. Buddhistische Geschichten ?ber den Weg zum Gl?ck" - "Корова, которая плакала. Буддийские истории о пути к счастью", 2006)

Если ты хочешь узнать побольше о Дзэн и дзадзэн, то найдёшь в интернете и книжных магазинах много информации. Кто ищет практические наставления: В каждом более ли менее большом городе есть Дзэн-додзё. Конечно же, есть различные учителя из различных традиций, но тот, кто держит глаза открытыми и полагается на свой здравый смысл, не собьется с пути. Я также хотел бы указать на нашу страничку
antaiji.dogen-zen.de, на которой можно найти информацию о дзадзэн и нашей жизни, а также некоторые тексты Догэна Дзэндзи и Кодо Саваки роси в соответствующем оригиналу переводе. Особенно тексты Догэна я перевёл для этой книги частично очень вольно, так, например, из просветления получилось "счастье", а из Будды "счастливый". А "бомпу", тяжело переводимый термин, который также можно понять как "человек в иллюзии" или "заурядный человек", я перевёл как "недовольный". Для каждого, кто - в отличие от меня - подходит к работе Догэна по-научному, это будет представлять собой непростительную манипуляцию текста.

Главная работа Догэна, "Сёбогэндзо", есть на немецком в двух различных переводах, каждый в четырёх томах. Из первого перевода появились первые два тома в Theseus(1989 и 2001), последние два в Angkor(2001 и 2002). Из второго перевода Kristkeitz-Verlag уже опубликовал три тома (2001, 2003, 2005), четвёртый появится предположительно в 2007.

Кроме того на немецком есть "Тэндзокёкун" (Косё Утияма: "Zen f?r K?che und Leben" - "Дзэн для кухни и жизни", 2002) и тоже очень важная работа Догэна, "Сёбогэндзо Дзуймонки"(2002). Прекрасный источник информации о Догэне и его работе можно найти на
www.dogen-zen.de.

Цитаты Саваки, которые разбросаны по всей книге, взяты из книг "Тебе" и "Дзэн - самое большое враньё всех времён и народов", которые появились в Angkor Verlag (2005). За любезное разрешение использовать их в этой книге я благодарю издателя Guido Keller.

Я также благодарю Daishin Sapion за фотографию на обложке и Zuigetsu Solivan и мою жену Томоми за некоторые из иллюстраций. Конечно же, я благодарю и своих детей Мэгуми и Хикару за желанные и нежеланные отвлечения во время работы (включая выдёргивание вилки из розетки) и всех остальных здесь, в монастыре, которые и тогда справляются с делами монастыря, когда я сижу за компьютером.

Эта книга посвящена всем людям и нелюдям, которые помогли мне стать тем, кто я есть.

Мухо в Антайдзи в конце периода цветения вишен 2006 года.

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно