Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы

Энциклопедический отдел ИФИ Филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета серия «Aurora borealis»

ПОД НЕМЦАМИ

Воспоминания, свидетельства, документы

Историко-документальный сборник Составитель К. М. Александров

Скрипториум Санкт-Петербург 2011

Редакционная коллегия серии «Aurora borealis»

К. М. Александров, С. И. Богданов, П. Е. Бухаркин, А. А. Масленникова, В. В. Яковлев

ББК 11633(2)622.5

Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник / Составитель К. М. Александров. — СПб.: Скрипториум, 2011. — 608 с.

ISBN 978-5-905011-06-1

В сборнике опубликованы воспоминания, свидетельства и документы, посвященные повседневной жизни населения, деятельности местных органов самоуправления, террору и вооруженной борьбе на оккупированных территориях Советского Союза в 1941-1944 годах. В научный оборот вводятся новые источники, которые выявлены составителем в результате многолетних занятий в Гуверовском архиве Стэнфордского университета, и другие малоизвестные материалы.

Научные рецензенты: ведущий научный сотрудник СПбИИ РАН д. и. н.

A. Н. Цамутали, старший научный сотрудник СПбИИ РАН к. и. н.

B. Ю. Черняев, куратор коллекции России и СНГ Гуверовского архива Стэнфордского университета к. и. н. А. В. Шмелёв, д. и. н., профессор МГИМО(У) А. Б. Зубов, доцент кафедры истории западноевропейской и русской культуры исторического факультета СПбГУ к. и. н. И. Ю. Шауб

Научный редактор: к. и. н., доцент СПбГУ, главный редактор журналов «Новый Часовой», «STUDIO» и альманаха «Русское прошлое» А. В. Терещук

Полная или частичная перепечатка любых материалов сборника возможна только при получении письменного разрешения издательства и составителя сборника

ISBN 978-5-905011-06-1

СОДЕРЖАНИЕ

От автора-составителя.......................................................................................8

Глава I. БЕЛОРУССИЯ.....................................................................................11

Е. Ф, Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией

и коллаборация местного населения...................................................................11

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии.

(Жизнь Полоцкого округа 1941-1944 годов)......................................................42

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства

в условиях немецкой оккупации западных областей России.........................139

Немецкая оккупация Белоруссии в 1941-1944 годах......................................178

И. К. Соломоновский. Русские дети в рядах РОА............................................190

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ

М. фон Шенкендорф, генерал пехоты. Сообщение об обстановке

от 10 октября 1942 года......................................................................................195

Письмо командира особой партизанской группы — начальнику

отдела труда русского самоуправления.............................................................199

Результаты партизанских операций на железнодорожных коммуникациях в тылу группы армий «Центр» за период с апреля 1943 года по май 1944 года (по данным штаба группы армий «Центр»).....................................................200

Докладная записка от 23 июня 1944 года военного корреспондента «Правды» капитана Л. А. Коробова — члену Политбюро ЦК ВКП(б), секретарю Центрального Комитета КП(б)У тов. Н. С. Хрущёву......................................201

6 Под немцами. Историко-документалъный сборник

Глава II. КИЕВ..................................................................................................210

Э. К. Штеппа. Из воспоминаний......................................................................210

Л. В. Дудин. В оккупации...................................................................................263

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ

Из радиограмм 1943 года начальнику Украинского штаба партизанского движения комиссару госбезопасности III ранга Т. А. Строкачу.....................332

Из дневника за 1943 год Г. В. Балицкого, командира партизанского отряда

им. Сталина Черниговско-Волынского соединения........................................333

Докладная записка бывших партизан соединения им. Будённого

B. Г. Буслаева и М. Сидоренко наркому госбезопасности УССР

C. Р. Савченко о поведении партизан соединения...........................................338

Глава III. ОДЕССА...........................................................................................345

Е. Тверской. Румынская оккупация области между Бугом и Днестром

в 1941-1944 годах и ее политические и экономические черты......................345

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ

Сообщение директора румынской спецслужбы «Сигуранца» Е. Кристеску

премьер-министру Румынии Й. Антонеску и ряду других лиц

о людоедстве в одном из партизанских отрядов одесских катакомб.............359

Глава IV. СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЕ ОБЛАСТИ СССР..................................362

Русские и РОА в Пскове, 1943 год....................................................................362

Каров Д. П. Немецкая оккупация и советские люди в записках

русского офицера Абвера, 1941-1943 годы.......................................................383

Глава V. СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ......................................................................430

Письмо Л. Н. Леонидова-Польского — Г. А. Беликову...................................430

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ

М.-Д. фон Штакельберг. Положение в Терской области по состоянию

на сентябрь 1942 года.........................................................................................466

Содержание 5

Глава VI. ЛОКОТСКОЙ САМОУПРАВЛЯЮЩИЙСЯ ОКРУГ.............468

Документы и материалы....................................................................................468

Глава VII. РУССКИЕ В ТРЕТЬЕМ РЕЙХЕ...............................................512

Л. В. Дудин. Нацистская Германия глазами советского доцента....................512

Именной указатель.............................................................................................559

Сокращения.........................................................................................................577

Источники и литература, использованные автором-составителем................584

ОТ АВТОРА-СОСТАВИТЕЛЯ

Памяти митрофорного протоиерея Василия Ермакова (1927-2007), под влиянием пронзительных воспоминаний которого об оккупации Орловщины возник замысел настоящего сборника.

Традиционные представления о жизни на оккупированных территориях Советского Союза в 1941-1944 годах почти полвека формировались под влиянием идеологических установок партийно-политических органов и отечественного кинематографа. На протяжении десятилетий создавалось впечатление о том, как в оккупации советские люди страдали, умирали и мужественно сопротивлялись, тайком слушали по радио вселявшие оптимизм сводки Совинформбюро, расклеивали по ночам листовки и с нетерпением ждали приближения линии фронта, сохраняя верность идеалам и нравственной силе первого в мире социалистического государства.

В 1941-1942 годах коварный враг захватил значительную часть территории Советского Союза исключительно по причине внезапности совершенного вероломного нападения, а также превосходства в силах и средствах. Немецко-фашистские оккупанты и их союзники были жадны, тупы, безжалостны и примитивны в своих намерениях и действиях. В занятых противником областях с первых дней воцарились беспросветная нужда, голод и террор. Однако миллионы советских людей, с надеждой и нетерпением ожидая возвращения родной советской власти, под руководством Коммунистической партии уже летом 1941 года поднялись на самоотверженную борьбу в тылу врага. В результате линии коммуникаций врага оказались парализованы, а его живая сила таяла день ото дня благодаря дерзким операциям неуловимых партизан, опиравшихся на всенародную любовь и поддержку. За годы войны народные мстители уничтожили, ранили и пленили свыше 1,6 млн. солдат и офицеров Вермахта, служащих военно-строительных организаций, немецких чиновников, военных железнодорожников1. В тылу у захватчиков буквально горе-

1 Необоснованность данного утверждения П. К. Пономарснко убедительно показал в своей монографии смоленский исследователь И. П. Щсров. См.: Щеров И. Я. Партизаны: организация, методы и последствия борьбы (1941-1945). Смоленск, 2006. С. 360-365. И. П. Щеров, анализируя советские и немецкие документы о потерях, пришел к выводу о том, что общие потери противника в результате действий партизан в годы войны не превышают 25 тыс. человек, оказавшись в 64 раза меньшими по сравнению с цифрами П. К. Пономарснко.

От автора-составителя

ла земля под ногами, и, кроме жалкой кучки предателей и пособников, ни на кого не мог опереться кровожадный агрессор...

Набор подобных тезисов хорошо знаком нам со школьных времен. Единственное смутное сомнение в исторической достоверности этой лубочной картины вызывал вопрос, неизменный на протяжении долгих мирных десятилетий и неожиданно «цеплявший» в любой официальной анкете: «Проживали ли вы или ваши родственники на оккупированной территории в годы войны?»

В 1941-1944 годах представители советской власти, возвращавшиеся следом за наступавшими с Востока войсками, грозно вопрошали в освобожденных районах присмиревшее местное население: «Как смели жить без нее? Как смели пахать и сеять? Как смели ходить по земле, как смели готовить пищу, нянчить детей и спать по ночам? Как смели стирать белье, топить печи и выносить сор? Как смели кормить козу и делать запасы на зиму? Как смели дышать одним воздухом с теми, с кем, она, советская власть, воюет? А ну, кто тут живой остался? Кто не пошел в партизаны, кто надеялся без нас прожить? Кто мечтал, что мы не вернемся, кто тут радовался, что нас прогнали? Кто растаскивал без нас колхозы, кто сдавал немцам сало, кормил фашистских захватчиков? Кто заимел козу, выкармливал поросенка, кто держал без нас курицу, развивал частнособственнический инстинкт? Кто тут торговал на базаре? Кто открыл сапожную мастерскую? Кто спекулировал немецкими эрзацами, реставрировал капитализм? Кто подоставал с чердаков иконы, ремонтировал церкви, шил попам рясы, разводил религиозный дурман? Кто без нас тут открывал школы, кто вымарывал из букварей слово "Сталин"? Кто работал в больницах, лечил изменников родины? Кто служил в горуправах, холуйствовал перед оккупантами? Кто тут рвал сталинские портреты, кто ругал советскую власть, издавал грязные газетенки, восхвалял фашистское иго, утверждая, будто немцы сильнее нас? Кто пошел в полицейские отряды, стрелял в славных представителей советской власти, защищал фашистское отребье?»2

В результате о жизни населения под немцами и их союзниками мы знали только то, что власть разрешала знать.

В настоящий сборник автором-составителем включены прокомментированные документы и воспоминания соотечественников, описывающих реалии повседневной жизни в разных оккупированных областях Советского Союза. Большая часть подготовленных к печати материалов хранится в зарубежных архивах и частных коллекциях, ранее не публиковалась и представляет несомненный интерес, как для специалистов,

2 Цит. по: Редлих Р. Н. Предатель. Роман. Мельбурн, 1981. С. 201-202.

Под немцами. Историко-документалъный сборник

так и для широкого круга читателей. Разумеется, оккупация не выглядела только такой, какой ее увидели мемуаристы. Но, помимо всего прочего, она была и такой, — даже если приведенные факты и свидетельства не соответствуют укоренившимся стереотипам.

Настоящий проект состоялся благодаря хлопотам и попечению об издании председателя совета директоров национального банка «Траст» Ильи Юрова и генерального продюсера центра «Корабль» Андрея Кирисенко (Москва), при добром участии Иосифа Косинского (Санкт-Петербург), чьи солидарные усилия оказались незаменимы.

Автор сердечно благодарит за дружескую помощь в научных занятиях, многолетнюю поддержку и конструктивную критику: проректора СПбГУ Сергея Богданова и доцента Андрея Терещука (Санкт-Петербург), специалистов и ученых Санкт-Петербургского института истории РАН: Алексея Цамутали, Владимира Черняева, Сергея Куликова (Санкт-Петербург), профессора МГИМО(У) Андрея Зубова (Москва), Бориса Пушкарёва (Нью-Йорк), схиархимандрита Авраама (Рейдмана), монахинь Иаиль и Марфу (Екатеринбург), протоиерея Евгения Горячева, протоиерея Александра Степанова и сотрудников радиостанции «Град Петров» (Санкт-Петербург), куратора коллекции России и СНГ Архива Гуверовского института Стэнфордского университета Анатолия Шмелёва (Hoover Institution Archives, Stanford University), куратора Бахметьевского архива Колумбийского университета Татьяну Чеботарёву (Columbia University Libraries, Rare book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive), доктора Бернарда Фав-pa (Париж), доктора Карла Гёуста (Хельсинки), Ольгу и Георгия Вербицких (Сент-Женевьев-де-Буа), Юлию и Мило Хинденнах (Кёльн), коллег и друзей в США — Георгия Ависова, Бориса Анисимова, Людмилу и Ивана Афанасьевых, Надежду и Владимира Быкадоровых, [Николая Ващенко,| Лидию и Георгия Вербицких, Нину Грин, Марию и Андрея Забегалиных, Ирину и Олега Шид-ловских, Ростислава Полчанинова, Людмилу, Фёдора и Георгия Селинских, а также — [Сигизмунда Дичбалиса (Брисбен, Австралия), Олега Романько (Евпа-

тория), Павла Поляна, Армена Гаспаряна, Александра Ефимова, Оксану Кузнецову, Андрея Марыняка, Алексея Мельникова, Михаила и Бориса Нешки-ных, Бориса Тарасова, Владимира Чичерюкина-Мейнгардта, Юрия Цурганова (Москва), Антона Посадского и Фёдора Гущина (Саратов), Валерия Иринёва, Александра Дударева и Михаила Супруна (Архангельск), Светлану Шешунову (Дубна), Виктора Лебедева (Иваново), Михаила Бекетова, Алексея Жукова, Игоря Шауба, Виктора Правдюка, Лидию и Петра Бухаркиных, Михаила Герасимова, Сергея Манькова, Александра Пученкова, Анатолия Разумова, Олега Шевцова, Александра Бордоусова, Бориса Долгого, Марию и Евгения Никифоровых, Аллу и Виктора Никоновых, Светлану и Эдуарда Васюшкиных, Роберта Битюгова,

Анастасию Александрову и [Екатерину Карионову| (Санкт-Петербург)

К. М. Александров

ГЛАВА I. БЕЛОРУССИЯ

Б. Ф. Колубович

Оккупация Белоруссии немедкой армией и коллаборация местного населения1

Подготовительный период на территории оккупированной Польши

Хотя подготовка к войне против Советского Союза держалась немцами в строжайшей тайне, однако для всех было ясным, что немецко-советский флирт рано или поздно окончится. Чтобы скрыть свои действительные планы, немцы в продолжение всего 1940 года усиленно поддерживали даже среди своего населения и армии иллюзию о добрососедских отношениях с большевиками2.

Только в начале 1941 года мало-помалу настроение стало меняться, и в немецкой прессе все чаще и чаще проскальзывали нотки, критикующие в очень сдержанной форме коммунистическую систему как таковую. Официально поддерживалось мнение о самых дружественных отношениях с Советским Союзом. Однако одновременно с такой официальной позицией немецкой прессы уже в конце 1940 года по линии немецкой разведки (Абвера) среди белорусской и украинской эмиграции прощупывались настроения по отношению к большевикам. Акция эта проводилась, конечно, под всякими предлогами и очень осторожно3.

В начале 1941 года положение резко изменилось. С запада на восток стали перебрасываться немецкие войска беспрестанной вереницей. Переходы обычно совершались ночью. Это не могло не обратить [на себя] внимания опытного глаза. Всем стало очевидным, что приближается момент схватки. Такое передвижение войск, однако,

Глава I. Белоруссия

маскировалось тем, что «это измученные воинские части с западного фронта направляются на восток для переформирования и отдыха». Параллельно, однако, с этим представители Абвера в лице майоров Герулиса4 и Козловского5 проводили среди белорусов и украинцев, находящихся на оккупированной немцами польской территории, вербовку людей (добровольцев) в разведывательные группы с целью переброски их на территорию, занятую войсками Советского Союза. Все это делалось, безусловно, в большом секрете, при помощи вполне проверенных антикоммунистов — представителей белорусских и украинских организаций. Завербованные добровольцы направлялись в район города Остроленка, недалеко от Ломжи, где была устроена немцами специальная школа разведки.

Среди белорусов были набраны три такие группы численностью по 10-12 человек каждая, которые в ночь с 20 на 21 июня 1941 года и были переправлены через так называемую «зеленую границу»6 в район города Белостока. Насколько мне известно, первые две группы были сейчас же обнаружены советской пограничной охраной и уничтожены, третья же спаслась, потеряв убитыми лишь одного человека. Фактически и эта группа впоследствии попала в руки советского НКВД к вечеру 21 июня, но была освобождена 23 июня из белосток-ской тюрьмы уже немецкой армией, занявшей город Белосток. Здесь надо, кстати, отметить, что вся эта акция проводилась немцами весьма неумело, но передать ее в руки самих украинцев и белорусов для самостоятельного проведения немцы не соглашались. В результате погибли лучшие люди, а армия не получила желательной пользы.

Во время этого подготовительного периода на немецкой стороне очутились те белорусы, которые бежали в самом начале войны перед наступлением Красной армии, так как не верили в возможность внутренней перемены большевиков, о которой в то время очень много говорилось и о которой, к сожалению, некоторые политики мечтают еще и сегодня. Позже присоединились к ним и те, которые вскоре после оккупации большевиками Западной Белоруссии, убедившись воочию в лживости советской пропаганды, бежали через «зеленую границу» на сторону немцев, испытав частично «прелести» советской действительности на своей собственной шкуре7.

Политика немцев в то время [по отношению] ко всем неполякам, находившимся на оккупированной польской территории, была вполне корректна. Русские, украинцы, белорусы, а также и другие угнетаемые большевиками (а ранее и поляками) национальные меньшинства имели возможность организовать свои национальные комитеты,

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией..

с которыми официальные оккупационные немецкие власти вполне считались и всячески их поддерживали. Например, при выдаче продовольственных карточек все национальные меньшинства, имеющие удостоверения своих национальных комитетов, получали рацион точно такой же, как и все немцы. Поляки получали продовольственный паек значительно меньший и получали его значительно позже.

Таким образом, у русских, украинцев и белорусов не было никаких оснований жаловаться на свое положение. Оно было несравненно лучше, чем положение поляков, не говоря уже о евреях.

Белорусы, находившиеся на территории Польши, оккупированной немцами, вынуждены были из-за большевиков оставить свою родину, многие из них потеряли при этом свои семьи, которые были арестованы большевистским НКВД сейчас же по «освобождении» Западной Белоруссии «доблестной» Красной армией8. Кроме того, все время через разного рода перебежчиков наплывали сведения из Белоруссии о непрекращающемся там терроре, непрестанных депортациях в Сибирь не только интеллигенции, но и зажиточного крестьянства. Антибольшевистское, стало быть, настроение у этих людей было вполне обоснованным, определенным и принципиальным. Немцы в скором времени убедились, что в этих людях они могут иметь себе верных союзников в борьбе против Советского Союза, в чем фактически и не ошиблись.

Еще большее доверие к себе со стороны всех антикоммунистических элементов немцы сыскали своей политикой по отношению к военнопленным белорусам и украинцам, попавшим в плен вместе с солдатами польской армии. Они стали, как известно, освобождать этих военнопленных из лагерей и направлять их на всевозможные работы, приравняв их почти полностью в правах до немецких рабочих. Для этой, однако, акции необходима была помощь со стороны национальных организаций, которые могли бы установить безошибочно принадлежность военнопленного к той или иной национальной группе. В связи с этим в Берлине были организованы национальные представительства, или так называемые «фертрауэнсштелле»9, — белорусское, украинское, грузинское и другие, в обязанности которых входила и проверка освобождаемых военнопленных. Эти «фертрауэнсштелле» хотя и были по своей внутренней структуре учреждениями чисто национальными, но в связи с той функцией, которую они исполняли, они являлись по существу вспомогательными органами немецкой службы государственной безопасности и потому находились всецело на бюджете Гестапо.

Глава I. Белоруссия

Одновременно с этим понадобилась, конечно, и пресса для обслуживания, с одной стороны, освобождаемых военнопленных, а с другой — для пропаганды среди тех, кто еще продолжал оставаться в плену. Для этой цели, по настоянию белорусского представительства, в конце 1939 года была организована белорусская газета «Раница»10. Весь расход по печатанию этой газеты приняло на себя «Немецкое издательство» («Дойче ферлаг»), но на оплату редактора и хотя бы одного сотрудника газеты средств не было. Только после долгих усилий профессору Г. Менде", работавшему в то время в Восточном министерстве, удалось откуда-то добыть средства на оплату жалованья работникам газеты.

Таковы, в основном, некоторые мероприятия, которые были проведены немцами среди белорусов, находившихся на территории Польши, оккупированной немецкой армией.

Оккупация немецкой армией Западной Белоруссии и настроение местного населения по отношению к оккупантам в первой фазе оккупации

Испытав на себе весь гнет двадцатилетней польской оккупации, широкие белорусские массы с известного рода облегчением встречали «освобождающую» их в сентябре 1939 года советскую армию; более же левые элементы и молодежь проявляли даже неподдельный энтузиазм, надеясь на более свободную жизнь и широкие возможности для созидательной национально-государственной работы. Однако в скором времени все они горько разочаровались: вместе с освобождающей от поляков Красной армией пришло освобождающее от всего, вплоть до самой жизни, советское НКВД. Начались беспрестанные аресты не только всех так называемых врагов народа и разного рода «контрреволюционеров», но одновременно и всего сознательного белорусского актива, не исключая вполне просоветски настроенных элементов. За первой волной арестов наступали следующие — от «буржуев» и «капиталистов» НКВД постепенно переходило вниз к так называемый «кулакам», т. е. просто зажиточным крестьянам, затем к «подкулачникам» и, наконец, к «середнякам». Все эти жертвы бесцеремонным образом, без суда и следствия, грузились целыми эшелонами в товарные вагоны и вывозились в неизвестном направлении, о дальнейшей судьбе которых больше никто ничего не слышал и не знал.

После присоединения Западной Белоруссии к БССР, которое наступило уже в декабре 1939 года, советизация оккупированной

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

территории начала проводиться ускоренным темпом. На собраниях и митингах стали все чаще и чаще подниматься вопросы о коллективизации крестьянских индивидуальных хозяйств12, а всякая оппозиция вызывала немедленную реакцию со стороны органов НКВД, «черные вороны» которого забирали оппозиционеров в застенки, откуда уже они не возвращались. Всюду царил полный произвол, а то, что называлось «революционным правосудием», похоже было на самый грубый бандитизм.

Все это вместе взятое, конечно, вызвало колоссальное недовольство в широких белорусских массах, и потому во время объявления германско-советской войны 22 июня 1941 года все симпатии населения Белоруссии были на стороне немцев, которых народ помнил еще с Первой мировой войны 1918 года.

Первая фаза оккупации

Пережив весь кошмар советской действительности, население Западной Белоруссии желало за всякую цену освободиться от власти ненавистного НКВД и потому с нетерпением ждало немцев. Однако действительность после занятия немцами территории Западной Белоруссии оказалась несколько иной. Фактически во многих местах на смену большевикам пришли не немцы, а вновь поляки, которым удалось удержаться на этой территории при советской власти. Немецким военным властям нужны были люди, знающие местные условия для самоуправленческого аппарата. Поляки эти условия знали и, кроме того, имели почти весь административный аппарат готовым. Большинство из них при этом происходило из Галиции, где в свое время [они] оканчивали австрийские школы и потому в совершенстве владели немецким языком. Среди немецких передовых воинских частей было очень мало людей, знающих славянские языки и разбирающихся в местных национальных соотношениях, а потому они при налаживании местного административного аппарата воспользовались поляками, которые предложили им свои услуги. Воспользовавшись своим положением, поляки, в первую очередь, приступили к сведению счетов с белорусской интеллигенцией и сознательным деревенским активом, в которых они видели своих политических врагов. Начались систематические доносы и обвинения всех белорусов в коммунизме. Расправа была очень короткой: все они либо расстреливались самой же польской полицией якобы за принадлежность к коммунистическим подпольным группировкам или за попытку к побегу, или же

Глава I. Белоруссия

уничтожались немецким СД на основании ложных обвинений, состряпанных польской полицией и администрацией. Таким образом, за первые два месяца оккупации немцами Западной Белоруссии погибли сотни [представителей] белорусской интеллигенции и тысячи [представителей] деревенского актива.

Положение было спасено лишь спустя два месяца приехавшими вместе с немецкой армией белорусами, ушедшими в свое время на Запад. Они заняли все административные посты в столице Белоруссии — городе Минске, власть комендатуры которого распространялась частично и на территорию Западной Белоруссии. Столкнувшись с таким печальным явлением, они приложили все усилия к тому, чтобы разъяснить немцам истинное положение вещей и прекратить польскую провокацию. Давалось это, однако, нелегко, так как за это время местные немецкие коменданты уже успели обзавестись симпатиями среди местных полек, которые и продолжали свое подлое дело. В конце концов, однако, высшее немецкое командование поняло тактику поляков и во многих местах дало возможность белорусам заменить польскую полицию и польский самоуправленческий аппарат своим, белорусским. Конечно, в таких случаях обычно происходили перегибы в другую сторону и не менее дикая расправа с поляками, среди которых [по]падали[сь] и невинные жертвы. Но это была совершенно натуральная реакция на все безобразия, чинимые поляками над невиновным белорусским населением.

Надо не забывать при этом, что бежавшие в свое время на Запад польские помещики, имея поддержку со стороны польского самоуправленческого аппарата, стали массово возвращаться обратно и, конечно, восстанавливать свои разрушенные большевиками поместья, сваливая всецело вину за разграбление на белорусских крестьян.

Дабы окончательно ликвидировать польскую провокационную деятельность, белорусский актив обратился с воззванием ко всему белорусскому населению [насколько это] возможно теснее включиться в работу с немцами, чтобы этим путем уберечься от польской и большевистской провокации.

Таким образом, на некоторое время положение было стабилизировано, и повседневная жизнь вошла в нормальнее русло.

Вторая фаза оккупации

Население было довольно, что наконец освободилось и от поляков и от большевиков, а управление перешло, хотя и не целиком, в свои белорусские руки. В скором времени весь административный и

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

самоуправленческий аппарат был налажен, а немцы не чинили препятствий в развитии белорусской национальной культуры и искусства. Начали постепенно организовываться белорусские школы и всевозможные специальные курсы, амбулатории и больницы, стала работать кооперация, было восстановлено социальное страхование, пущены в ход некоторые промышленные предприятия.

Все это относится к тому короткому периоду времени, когда территория Белоруссии находилась под управлением 7-го отдела военных фельдкомендатур. Продолжалось это, однако, недолго. Через неполных три месяца военное управление вместе со своими комендатурами должно было продвигаться далее на Восток, а на его место прибыл так называемый «цивильфервальтунг»13 во главе с генеральным комиссаром Белоруссии, гауляйтером Кубе14, который в сопровождении своего многочисленного аппарата в сентябре 1941 года прибыл в столицу Белоруссии — Минск.

С этого момента вся территория Белоруссии была административно разделена на так называемые «гебиты» (округа)15, общим количеством 42 или 43, причем в это число вошли и некоторые районы Смоленской области. «Цивильфервальтунг», однако, занял только часть территории Белоруссии, а именно западную — до р. Березина. Далее на восток была уже прифронтовая полоса, которая осталась под управлением полевых комендатур. Однако такое деление Белоруссии было в скором времени нарушено. В связи с одновременной организацией генерального комиссариата16 «Украина» и назначением туда гауляйтера Коха17 произошло новое административное деление Белоруссии. Дело в том, что этому сумасброду Коху хотелось, видите ли, ездить из Кенигсберга в Киев «своей территорией», и потому он потребовал, чтобы вся полоса [территории] Белоруссии вдоль железной дороги Граево — Белосток — Брест и далее на Киев была включена в границы, подведомственные генеральному комиссариату «Украина». Это сумасбродное желание Коха было Берлином удовлетворено, и таким образом весь Белостокский округ вместе с городом Гродно был включен в состав Восточной Пруссии, а часть Брестского и Пинского округов— в состав генерального комиссариата «Украина». Таким образом, белорусская территория очутилась под административным управлением 4-х совершенно различных административных структур: гражданского управления генерального комиссариата «Белоруссия»; генерального комиссариата «Украина», возглавляемого Кохом; государственного аппарата Восточной Пруссии и военного управления, находящегося под верховным командованием обербефельсгабер геересгебит «Митте»18.

Глава I. Белоруссия

Перед белорусским активом стояла очень трудная задача, так как все эти административно-оккупационные аппараты, хотя и были официально подчинены Берлину, практически, на местах, пользовались неограниченными полномочиями по отношению к местному населению. Во главе гражданского управления Белоруссии и Украины, кроме того, стояли люди совершенно случайные, не знакомые не только с восточной проблемой, но и не имеющие за собой административного опыта, окруженные такими же случайными людьми из своего административного аппарата. Наибольшим, однако, злом было то, что люди эти (вчерашние кельнеры и портьеры) были заражены манией величия, они усвоили только одну аксиому из гитлеровского «талмуда», а именно ту, которая признавала их «юберменшами». Все не-немцы были, по их мнению, чем-то низшим, «унтерменшами»19, не достойными часто даже их внимания.

Во главе округов («гебитов») были поставлены часто полуграмотные вчерашние фурманы и кельнеры, а то и просто обычные немецкие мужики («бауэры»20) — это относится к Слуцку и Барановичам, — у которых от полноты власти буквально закружилась голова.

Наладить работу с такой публикой было очень трудно. Все они были слишком напыщенны и самоуверенны для того, чтобы прислушиваться к голосу местного самоуправленческого аппарата. Всякие замечания или протесты по адресу их бестолковых и преступных действий, которые делались бюргермайерами21, начальниками районов принимались как выражение нелояльности к немцам вообще. Таких людей обычно устраняли, а на их место часто выдвигались люди бесхребетные, но умевшие потворствовать всяким несуразностям гебитскомис-саров, а одновременно беспокоящиеся за свое личное благополучие и обогащающиеся за счет местного населения. Все это, конечно, способствовало нарастанию недовольства среди местного населения, которое очень умело использовалось большевистской агентурой.

Удивительно было то, что гебитскомиссары, будучи официально подчинены генеральному комиссариату, в большинстве случаев совершенно не считались с его мнением, а действовали на местах совершенно самостоятельно. Возможно, здесь была двойная игра: с одной стороны, генеральный комиссариат соглашался с логическими доводами представителей белорусских организаций и делал вид, что отдает соответствующие распоряжения своим подчиненным, а с другой стороны, молчаливо поддерживал политику своих комиссаров, видя в ней корысть или для себя лично, или для немецких интересов. Таково было положение на хозяйственном, так сказать, отрезке. Еще хуже

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

обстояло дело в политическом секторе. Здесь действовали совершенно независимо [друг от друга] такие факторы, как: гебитскомиссар, отдел 1с фельдкомендантуры, СД, ГФП и жандармерия. Все эти институции хотели, в первую очередь, выслужиться перед начальством и добыть наиболее выгодное положение для себя лично, конкурируя зачастую со своими же институциями.

Таким образом, часто создавалось прямо невыносимое положение: трудно было работать и нельзя было уйти, так как пример с поляками был памятен всем. Надо было очень искусно лавировать, чтобы не впасть в немилость одному из вышеперечисленных немецких органов, так как в этом последнем случае все они уже действовали согласованно для поддержания немецкого престижа.

На совещании белорусского актива в Минске в сентябре 1941 года было постановлено всю территорию Белоруссии разделить на округа и послать в каждый округ своих представителей, которые бы были активно и тесно связаны с администрацией этого округа. Для западных областей республики не представлялось это трудным, так как здесь жизнь была уже относительно налажена, а пушечного гула и бомбежки не было слышно. В самом Минске было оставлено более всего работников во главе с доктором Ермаченко22 как председателем Белорусского комитета самопомощи, ксендзом Годлевским23 как руководителем народного образования и профессором] Ивановским24, бюргермайстером города Минска.

Барановическая область была в ведении бывшего посла польского Сейма Юрия Соболевского25; Новогрудская — в ведении бывш[его] сенатора польского Сената Василия Рагуля26; в Лидский округ был послан инж[енер] Климович; на территорию, отошедшую к Восточной Пруссии, были посланы Ф. Ильяшевич27 и Лукашин как бюргер-майстер города Белостока; в Пинском округе был М. Василевский; в Слуцком округе — Бахман и Хихлуша.

На выезд в восточные области охотников было мало, так как там фактически шли еще бои. В Борисовский округ были сперва направлены Маркевич и Вишневский, но они вскоре оттуда бежали, так как не смогли справиться с возложенной на них задачей. Затем были посланы туда С. Станкевич28, Наронский29 и Б. Щорс, которым и удалось организовать весь Борисовский округ. В Витебск были отправлены В[севолод] Родзько30 и Михаил Рагуля, в Смоленск — Островский31, Витушко32 и Касмович33. Наибольшую роль в организации административного аппарата на территории генерального комиссариата сыграл доктор Ермаченко. На востоке наибольшую организационную деятельность

Глава I. Белоруссия

проявил профессор] Островский, который постепенно организовал Смоленскую, Брянскую и Могилевскую области, находящиеся в сфере военного управления обербефельсгабер геересгебит «Митте».

С началом деятельности «Белорусской самопомощи»34 положение на местах стало мало-помалу налаживаться, и настроение на местах (среди местного населения) было всецело на стороне немцев. Однако уже в конце 1941 года, а в некоторых местах несколько позже, оно сильно изменилось не в пользу немцев. Этому способствовали многие факторы, важнейшими из которых [являются] следующие:

1. Оставшиеся в тылу немецкой армии военнопленные красноармейцы частично разбрелись по деревням и пристроились там одни как «зятья», другие — как рабочие-«приписники». Они, естественно, были довольны тем, что война для них уже окончилась и воевать за советский режим никто их не заставит. Но вот вдруг кому-то из немецких сумасбродов пришло в голову, что этот элемент может быть со временем опасен для немцев, и потому [они] решили всех находящихся в деревнях красноармейцев (военнопленных), не связанных с данной местностью, изъять из деревень и заключить в лагеря военнопленных. Конечно, в результате этой необдуманной акции удалось забрать очень немногих, остальные ушли в леса и положили начало столь прославившейся впоследствии партизанщине.

2. Нечеловеческое обращение немцев с советскими военнопленными, которых часто на глазах населения пристреливали по дороге35, как это имело место повсюду, где только проходили толпы конвоируемых немцами военнопленных.

3. Дикая, бесчеловечная расправа над евреями36, которые, спасая свою жизнь, также уходили в леса, где уже их ждали прятавшиеся от местного населения, не успевшие эвакуироваться коммунистические партийные работники.

4. Дикая расправа частей СС над мирным населением вплоть до сжигания деревень вместе с находящимися там жителями — стариками, женщинами и детьми — во время так называемых очисток местности от партизан37.

5. Грубое и бестактное отношение разных «крайсляндвиртов»38 и жандармерии к местному населению.

Все эти акции происходили в Белоруссии не одновременно. В одной местности они уже имели место в конце 1941 года, в других местностях — в начале 1942 года, а в некоторых значительно позднее, но все они имели место повсюду в Белоруссии и послужили главным фактором, способствовавшим развитию партизанщины и озлоблению

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

мирного населения. Здесь надо объективно констатировать: партизанщину в Белоруссии создали не большевики и не НКВД39, а только и исключительно немцы.

Отношение немцев к колхозам и колхозникам

Уходящая на восток Красная армия имела задание — сжигать и взрывать фабрики, склады с запасами продовольствия, имущество колхозов и т. п. Местное же население — крестьянство, не желавшее эвакуироваться, — всячески старалось сохранить от уничтожения колхозное добро, что ему в значительной степени и удавалось.

По приходе немецкой армии крестьяне сразу же приступили к распределению сбереженного ими колхозного имущества между собой. В результате все, что было в колхозах, в кратчайший срок очутилось на крестьянских усадьбах. Немцы же посчитали колхозное имущество за военные трофеи и потому приказали колхозникам все забранное ими с колхоза возвратить на колхозный двор, чтобы впоследствии самим воспользоваться всем этим добром. Колхозники это распоряжение или исполняли неохотно, или вовсе не сочли нужным его исполнять. В ответ на это со стороны немцев последовали обыски и реквизиции, при которых вместе с колхозным добром зачастую забиралось и личное имущество колхозников. Одновременно с этим в удостоверениях, выдаваемых немецкими властями местному населению деревень (быв[шим] колхозникам), делалась отметка (напечатанная на русском и немецком языках): «Покидать пределы колхоза строго воспрещается!» Таким образом, крестьянин и здесь почувствовал, что его насильно заставляют пребывать в этом ненавистном ему колхозе, от которого он так жаждал избавиться. Желая сохранить колхозную организацию, немцы преследовали в данном случае ту же самую цель, что и большевики: держать деревню в своих руках и организованным порядком выкачивать сельскохозяйственные продукты для нужд немецкого рейха.

Структура и способ организации административно-самоуправленческого аппарата во время немецкой оккупации Белоруссии

Структура и способ организации административного аппарата в Белоруссии во время немецкой оккупации был не везде одинаков. Наибольшая разница была между структурой генерального комиссариата под управлением немецкого «цивильфервальтунга» и военным управлением геересгебит «Митте».

Глава I. Белоруссия

Каким был немецкий план организации административных учреждений на оккупируемой ими территории, мне не известно, но я уверен, что если Берлин в свое время, приготовляясь к войне против СССР, и разработал какой-то план, то впоследствии на местах его пришлось значительно изменить. Дело в том, что, как известно, первые административные местные учреждения организовывались всюду военным управлением армии (так называемыми 7-ми отделами фельд-комендатур) одновременно с занятием данной территории войсками немецкой армии.

Гражданское управление, или так называемый «цивильфервалыунг», пришло на эту территорию лишь спустя три месяца, когда было уже все организовано по известному шаблону, установленному белорусским активом. Прежнее советское административное деление целиком сохранить не удалось, так как территория военных фельдкомендатур (дивизий) не соответствовала в административном отношении гражданскому делению. Советы, как известно, в 1940 году разделили всю территорию Белоруссии на 10 областей, а каждую область на 15-20 районов, с 17-25 сельсоветами (волостями) в каждом районе. Прежнее польское административное деление в Западной Белоруссии— на воеводства (округа), поветы (уезды) и гмины (волости) — нигде во время немецкой оккупации восстановлено не было, так [как] советское было более удобным и целесообразным. Польское административное деление было более крупным, и отдельные местности были расположены иногда на значительном расстоянии — до 40 километров — от ближайшего административного центра (повета); советские же районные центры были расположены так, что расстояние каждого населенного пункта от районного центра не превышало 20-ти километров. Областное, однако, деление восстановить было невозможно, так как во время войны оккупируемая территория делилась на административные округа, соответствующие военным соединениям — полкам, дивизиям, корпусам.

Таким образом, во время военного управления территория была поделена фактически на военные округа («бецирки»40), которые не совпадали ни с прежними польскими границами воеводств, ни с советскими областными границами, ни, в конце концов, с немецкими «гебитами» позднейшего гражданского управления. Осталось зато ненарушенным районное и волостное (сельсоветское) деление, что значительно облегчило организацию всего административного аппарата.

Первым таким округом («бецирком»), с площадью равной приблизительно советской области, был Минский округ, организованный в то время управляющим этого округа — профессором] Р. Островским.

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

Для первоначальной быстрой организации всей этой территории, занимавшей 21 район с 395-ю сельсоветами (волостями) в них, Островский воспользовался своими прежними связями в городе Минске, сохранившимися еще со времен Первой мировой войны. Из этих людей, а частично из привезенных с собой из Западной Белоруссии, и были Островским организованы кадры начальников районов. Понадобился, таким образом, всего лишь 21 человек, который был в один день развезен на автомашинах во все районы данного округа. В обязанности начальников районов, знающих местные условия и людей, входило организовать в течение одной недели все волости района и сделать все необходимое для создания условий для нормальной жизни местному населению. После того как районные и волостные управления были сформированы, все руководители районов и волостей были созваны в Минск на совещание, где и были разработаны инструкции для линии деятельности в соответствии с новыми военными условиями.

Окружное и районные управления состояли из отделов по специальностям: административный отдел; отдел общественной безопасности (полиция), состоящий из трех подотделов — уголовного, политического и службы порядка; продовольственный отдел; отдел здравоохранения; культурно-просветительный [отдел] с подотделом народного образования; дорожно-строительный и транспортный отдел; финансовый [отдел]; сельскохозяйственный [отдел] с подотделом ветеринарным; [отдел] регистрации населения и записей актов гражданского состояния; земельный отдел; строительно-архитектурный [отдел] и учетно-статистический отдел. Специалистов, за исключением администраторов и полицейских, для всех этих отделов на местах нашлось вполне достаточно. Причем некоторые ответственные должности в окружном и районных управлениях были заполнены бывшими членами компартии, изъявившими согласие работать в новой системе, если о них имелись хорошие отзывы со стороны местного населения. И надо отдать [им] справедливость: почти все бывшие члены компартии в новой системе работали вполне честно и принесли большую пользу. Во вторую очередь, после организации административного аппарата, были организованы Белорусский банк, кооперативный союз, а также окружная и городские кассы.

Институт судей временно не был восстановлен. Судебные функции по уголовным делам исполнялись административными органами и криминальной полицией как первой инстанцией и аналогичными органами в окружном управлении как высшей инстанцией, решения которой утверждались военной немецкой комендатурой или военно-полевым судьей. Все гражданские дела были временно приостановлены.

Глава I. Белоруссия

Во всей этой довольно удовлетворительно функционировавшей административной системе наибольшую трудность представляло отсутствие опытных, политически проверенных администраторов, т. е. начальников районов и начальников полицейских учреждений. Второй не меньшей трудностью было отсутствие административных и полицейских законов, а также закона о семейном праве. Все советские законы, конечно, [были] абсолютно не применимы в условиях новой системы; немецкие же законы также не всегда соответствовали местным условиям и обычаям, а вдобавок их не было в белорусском или русском переводе. Вполне понятно поэтому, что отсутствие таких законов создавало трудности в работе опытных администраторов и полицейских, не говоря уже о тех, кто впервые выполнял эти функции временно, по необходимости.

Такая административная система (структура) была заведена впервые только на территории Минской фельдкомендатуры, а на территориях других фельдкомендатур — как на восток, так и на запад — окружных управлений организовано не было. Там каждая ортскомендатура организовывала местное управление по-своему. В одной местности была введена прусская система, в иной баварская — в зависимости от того, из какой местности происходил ортскомендант. В иных работали по старой советской или по старой польской системе.

В таком положении административный аппарат находился во время передачи его военными фельдкомендатурами немецкому гражданскому управлению («цивильфервальтунг») в сентябре 1941 года. Гражданское немецкое управление приехало на территорию Белоруссии с готовым административным аппаратом и совершенно иным административным делением. Вся территория Белоруссии, как известно, была разделена на так называемые «гебиты» — несравнимо меньшие, чем бывшие области, и большие, чем польские уезды. Без изменения осталось лишь районное и волостное распределение, и поэтому новая система не внесла больших изменений в уже существующую; так основное деление на районы и волости осталось прежним.

На первых порах в состав генерального комиссариата «Белоруссия» вошли только следующие «гебиты»: Минск, Слуцк, Барановичи, Новогрудок, Слоним, Лида, Вилейка, Глубокое и Ганцевичи. Во главе этих «гебитов» и стали немецкие гебитскомиссары со своим административным персоналом. В сфере влияния военного управления гее-ресгебит «Митте» заведенная административная структура фактически осталась та же, за незначительным изменением: в каждом районе были введены так называемые «крайсляндвирты», в задание которых

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

входило выкачивание сельскохозяйственных продуктов из населения и руководство бывшими совхозами, а также в ведение немецкого персонала «гебита» был передан «арбейтсамт»41 — бывший отдел биржи труда. Все остальные отрасли административного управления в районе оставались по-прежнему в руках белорусского персонала, который в зависимости от личности гебитскомиссара имел большую или меньшую самостоятельность. Таким образом, гебитскомиссары фактически заменили белорусские окружные управления и вместе с тем принесли колоссальный вред делу, ибо вся их деятельность оставалась без общественного контроля, что давало им возможность бесчинствовать и совершать такие действия, которые в нормальных условиях [считаются] уголовными. Находившиеся же под их контролем начальники районов часто были хозяевами положения, и от их моральных качеств зависело очень многое. Такое положение [дел] просуществовало до декабря 1943 года, когда была организована Белорусская Центральная Рада (БЦР).

Образование Белорусской Центральной Рады (БЦР)

Белорусская Центральная Рада возникла за счет двух предыдущих благотворительных организаций: Белорусского Красного Креста, организованного доктором Антоновичем, который в конце 1942 года реорганизовался в так называемую «Белорусскую самопомощь», во главе которой был доктор Ермаченко, и подпольной организации «Белорусская партия независимости», организованной майором Всеволодом Родзько. Эти обе организации действовали объединено, но официальную работу вела только легальная организация «Белорусская самопомощь».

«Белорусская самопомощь» как благотворительная организация сумела создать свои органы буквально в каждой волости Белоруссии и оказала большую услугу в деле подбора кадров на руководящие должности в административных учреждениях Белоруссии. Благодаря этой организации, в июле месяце42 1943 года в Минске была организована так называемая «Рада мужоу даверу» («Совет мужей доверия»), председателем которой был назначен бывший посол польского Сейма (белорус) Юрий Соболевский. В задания этой «Рады мужоу даверу» входило консультирование аппарата генерального комиссариата «Белоруссия» в вопросах, связанных с местными условиями.

Исполняя свои функции, «Рада мужоу даверу» всячески внушала генеральному комиссару фон Кубе необходимость создать координа

Глава I. Белоруссия

ционный административный центр, который, работая параллельно с аппаратом генерального комиссариата, облегчил бы деятельность генерального комиссариата путем мобилизации всех местных общественных сил. Комиссар Кубе разделял мнение «Рады мужоу даверу» и согласился было образовать такой центр. Но решение свое Кубе осуществить не успел — он был убит.

Новый Генеральный комиссар СС генерал-лейтенант (СС группен-фюрер) фон Готтберг43 21 декабря на торжественном заседании белорусского актива в Минске огласил утвержденный им Статут Белорусской Центральной Рады следующего содержания:

1. Белорусская Центральная Рада является созванным в рамках самоуправления представительством белорусского народа. Она имеет свое местонахождение в городе Минске.

2. Белорусская Центральная Рада имеет за основную задачу мобилизовать все силы белорусского народа для уничтожения большевизма и через это окончательно освободить белорусский народ от насилия [и] большевистского кровавого господства.

3. Белорусская Центральная Рада имеет право и обязана с согласия немецкого руководства проводить в жизнь все необходимые мероприятия. В рамках поставленных перед нею задач она будет принимать и осуществлять все необходимые мероприятия в отрасли социальной, культурной и школьной жизни. Она будет давать свои указания существующим в этих отраслях белорусским организациям и союзам.

4. Во главе Белорусской Центральной Рады стоит Президент, который назначается и смещается генеральным комиссаром. Остальных членов Рады назначает генеральный комиссар по представлению Президента.

5. Свои распоряжения и руководящие постановления издает Белорусская Центральная Рада с согласия Генерального Комиссара.

6. Статут Белорусской Центральной Рады [вступает] в законную силу немедленно.

Минск, 21 декабря 1943 года.

В этом Статуте немцы, с одной стороны, желают видеть в БЦР «белорусское народное представительство» (пункт 1 Статута), которое должно «мобилизовать все силы белорусского народа для уничтожения большевизма и этим окончательно освободить белорусский народ от рабства и большевистского кровавого господства» (пункт 2 Статута), а с другой стороны, желая сохранить за собою принцип «фюрерства» своей гитлеровской системы, официально оформляют это народное представительство в виде «эрзаца» (пункты 3, 4 и 5 Статута). Но все то, чего не желала сделать гитлеровская

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

администрация, проделал белорусский политический актив. Соглашаясь принять пост Президента Белорусской Центральной Рады, профессор] Радослав Островский ставит немецкой оккупационной власти свои условия:

1. Созыв не позднее чем в течение шести месяцев Второго Всебе-лорусского Конгресса44 для разрешения вопроса белорусского народного представительства.

2. Создание белорусской вооруженной силы.

3. Применение этой вооруженной силы исключительно против большевизма на территории Белоруссии.

Условия эти после длительной дискуссии в конце концов немцы вынуждены были принять. Таким образом, белорусский актив приобретает то, без чего нельзя разговаривать с оккупантом, каким бы он ни был, т. е. приобретает право на организацию вооруженной силы. Вслед за этим Президент БЦР профессор] Островский издает приказ45 о мобилизации населения в армию — Белорусскую Краевую Оборону. В соответствии с этим приказом в течение одной недели было сформировано 60 батальонов численностью до 600 человек каждый46. Все они были вооружены немецким оружием. Но на остальную часть мобилизованных — около 40 тыс. солдат и офицеров — немцы не дали вооружения, мотивируя [это] тем, что они не имеют такого большого запаса оружия, и потому этих людей пришлось временно распустить.

Наличие вооруженной силы, подчиненной БЦР, заставило немцев поменять направление своей политики, и Генеральный комиссар санкционировал созыв Второго Всебелорусского Конгресса. Постановления Конгресса выражают думы и чаяния белорусского народа:

1. Подтверждают необходимость осуществления идеи государственной независимости Белорусской Республики.

2. Подтверждают постановления Рады Белорусской Народной Республики от 1918 года.

3. Объявляют недействительными все условия, [принятые] большевиками и поляками в вопросе расчленения этнографической территории Белоруссии.

4. Разрешают вопрос народного представительства и единогласно избирают профессора] Р. Островского на пост Президента Белорусской Центральной Рады, которая и объявляется единым законным представительством белорусского народа.

На конгрессе47 присутствовало около 1200 делегатов, избранных народными собраниями по 5-7 человек от каждого района.

Глава I. Белоруссия

Утвержденное Вторым Всебелорусским Конгрессом административное устройство Белорусской Центральной Рады

Структура Белорусской Центральной Рады была следующая:

1. Коллегия Белорусской Центральной Рады в составе 12 членов.

2. Президент БЦР, он же главнокомандующий Белорусской краевой обороны.

3. Первый и второй вице-президенты, ответственные за отдельные отрасли руководства.

4. Управление по военным делам и штаб БКО.

5. Управление охраны безопасности.

6. Управление культуры и пропаганды.

7. Управление промышленности и сельского хозяйства.

8. Управление по землеустройству.

9. Финансовое управление и Белорусский банк.

10. Административное управление.

11. Конфессиональный отдел.

12. Юридический отдел.

13. Верховный суд и прокуратура.

14. Канцелярия Коллегии БЦР и адъютантура Президента.

15. Полномочные Представители БЦР — по одному на каждый округ.

Статут Белорусской Центральной Рады, принятый Вторым Всебелорусским Конгрессом:

I. Полномочия, обязанности и задания БЦР.

1. Белорусская Центральная Рада является единым законным представительством суверенных прав белорусского народа, созванным 27 июня 1944 года 2-м Всебелорусским Конгрессом в Минске.

2. Политические задания БЦР определены постановлением 2-го Всебело-русского Конгресса. Главным политическим заданием БЦР [является] организация всех сил белорусского народа на борьбу за освобождение Белоруссии и приобретения ею независимости. Кроме того, БЦР осуществляет законное, социальное и культурное попечительство над всеми белорусами, которые находятся вне территории Белоруссии.

3. Полученные от 2-го Всебелорусского Конгресса полномочия БЦР действительны до созыва 3-го Всебелорусского Конгресса. 3-й Всебелорусский Конгресс БЦР обязана созвать немедленно по освобождении Белоруссии.

II. Президент БЦР.

4. Во главе БЦР стоит Президент, назначенный 2-м Всебелорусским Конгрессом.

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией..

5. Президент БЦР является единоначальником всех белорусских вооруженных сил и протектором организации белорусской молодежи.

6. В компетенцию Президента БЦР входит:

а) репрезентация БЦР перед правительствами и национальными представительствами других государств и народов;

б) мобилизация в белорусскую армию, назначение ее главного руководства, присвоение и лишение воинских званий офицеров;

в) назначение заместителей президента БЦР, согласно с пунктом 17-6 Статута;

г) утверждение состава Коллегии БЦР;

д) утверждение постановлений и распоряжений Коллегии БЦР.

III. Положение о членах БЦР.

IV. Положение о Пленуме Рады.

V. Положение о Коллегии БЦР4*.

Несколько слов о вооруженных силах Белоруссии

До момента возникновения Белорусской Центральной Рады (до 21 декабря 1943 года) на территории Белоруссии действовало около 200 батальонов, так называемых ОД-батальонов49, в задание которых входило ведение борьбы с красной партизанщиной. После приказа о мобилизации была сформирована так называемая Белорусская Краевая Оборона (БКО) в составе около 60 батальонов50. Вся эта вооруженная сила находилась в ведении БЦР до момента эвакуации с территории Белоруссии, т. е. до 2 июля 1944 г. После эвакуации на территории Германии были сформированы: 1-я белорусская дивизия — численностью около 22 тыс. человек; 2-я штурмовая бригада ген[ерала] Езавитова51 — численностью около 12 тыс. человек; СС бригада «Зиглинг»52 — численностью около 10 тыс. человек. Эти обе бригады находились на Восточном фронте и сражались против Красной армии, а 1-я белорусская дивизия помимо воли Президента БЦР была переброшена на итальянский фронт под Монте-Кассино и должна была сражаться против II корпуса польской армии ген[ерала] Андерса53. Но II корпус состоял исключительно из белорусов-западников54, и потому 1-я дивизия отказалась принять бой, за что и был расстрелян весь штаб дивизии. После этого печального случая командование дивизией было передано майору Микула55.

Одновременно с этим дивизия была переброшена с итальянского фронта на р. Рейн и была включена в состав соединений, сражавшихся против американской армии. Начальник военного управления БЦР генерал Езавитов с согласия Президента Р. Островского вошел в контакт

Глава I. Белоруссия

с американским командованием, после чего командиру дивизии майору Микула было поручено договориться об условиях перехода дивизии на сторону американцев. Приказ о переходе на сторону американцев Островский передал лично при посещении дивизии. И в момент, когда дивизия обороняла переправу через р. Рейн, командир Микула отдал приказ открыть огонь по немецким соединениям, чтобы дать возможность американцам форсировать реку.

Американцы, однако, не сдержали своих обещаний и вместо того, чтобы принять личный состав дивизии в свои войсковые соединения, отправили всех в лагерь военнопленных. Из лагеря военнопленных многим удалось бежать, но примерно около 50% было (после капитуляции) передано в руки советчиков, которые и сложили свои головы в застенках сталинского МГБ.

Война против большевизма, конечно, неизбежна, и американцы еще вступят на нашу землю. Простит ли им народ за уже совершенное ими преступление, это еще вопрос, но будем надеяться, что вину свою они искупят путем оказания содействия в нашей освободительной борьбе!

Примечания:

1 Колубович [может быть Голубович] Евгений Фёдорович (1913, дер. Тихичи Рогачевско-го уезда Могилевской губ. — ?) — белорусский общественно-политический деятель. В 1930 осужден. До оккупации — учитель средней школы № 31 Минска, методист наркомата просвещения БССР. В оккупации — председатель Белорусского культурного объединения, член Комитета доверия (1943). С дек. 1943 член БЦР, и. о. начальника отдела культуры. На II Вссбслорусском конгрессе БЦР (27 июня 1944) выступал с докладом «Об окончательном разрыве Белоруссии с большевистской Москвой и о лишении большевиков голоса в делах Белоруссии», по результатам обсуждения которого конгресс принял решение не признавать БССР как форму государственного устройства Белоруссии, принудительно навязанную большевиками. Участвовал в деятельности БЦР в Германии, после 1945 — в эмиграции на Западе.

Источник: Hoover Institution Archives, Stanford University. Collection A. Dallin. Box 6. Foldcr 6-12. Машинопись на русском языке (1948-1951).

2 Окончательное решение о нападении на Советский Союз А. Гитлер принял вскоре после безрезультатных переговоров с председателем Совнаркома и наркомом иностранных дел СССР В. М. Молотовым, состоявшихся 12-14 ноября 1940 в Берлине. Внешнеполитические требования, выдвинутые 25 ноября советской стороной в качестве непременных условий участия в четырехстороннем пакте о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи между Германией, Италией, СССР и Японией, Гитлер не мог удовлетворить без ущерба собственным интересам и откровенно назвал Сталина шантажистом. Геополитическая ситуация, в которой оказалась Германия к концу 1940, не позволяла Гитлеру осуществить вторжение на Британские острова, захватить Гибралтар или вести полноценные боевые операции в Африке, так как с Востока рейху и его союзникам, особенно Румынии, потенциально угро

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией..

жал Советский Союз. Фактически своими требованиями в ноябре 1940 Сталин не оставил Гитлеру выбора. В реально сложившейся ситуации у фюрера не оставалось никакого другого выхода как принять самоубийственное решение напасть на СССР, надеясь в кратчайший срок разбить Красную армию и обезопасить собственный тыл на Востоке для продолжения борьбы с Великобританией.

Однако Германия фигурировала в материалах советского военного планирования в качестве главного противника еще зимой 1940. Интенсивное наращивание сил Красной армии на Западном театре военных действий в 1940 — первой половине 1941 свидетельствует о подготовке глубокой наступательной операции СССР против Германии в тот момент, когда не менее половины ее Вооруженных Сил увязнет на Британских островах или в Африке. Даже выполняя директиву № 21 от 18 декабря 1940 («Барбаросса»), по состоянию на 4 апреля 1941 на границе с СССР Вермахт имел всего 47 дивизий (3 танковых, 1 кавалерийскую, 43 пехотных). Войска Красной армии уже в середине января 1941 имели на Западе (в Одесском, а также Прибалтийском, Западном и Киевском особых военных округах) 104 дивизии (12 танковых, 6 моторизованных, 8 кавалерийских, 78 стрелковых) и 25 танковых бригад.

3 Начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Ф. Гальдер после совещания с участием адмирала В. Канариса 21 февраля 1941 сделал в своем дневнике такую запись: «Подготовительные мероприятия Абвера на Украине и в Прибалтике».

4 Кадровый офицер Абвера. В 1938 — первой половине 1939 посещал Вильно и западные области Белоруссии под предлогом сбора научно-исторических материалов.

5 Может быть, имеется в виду Козловский Вацлав (1896, д. Залесье Гродненского уезда Гродненской губ. — 1943, Минск) — белорусский общественно-политический деятель. Участник Первой мировой войны в рядах Русской Императорской армии, последний чин — поручик или капитан (на 1920-1921). В эмиграции в Польше. Секретарь газеты «Новы шлях» (Вильно). В 1930-е активный деятель Белорусской национал-социалистической партии. После немецкой оккупации Белоруссии участвовал в создании Белорусской народной самопомощи (БНС) и редактировал «Бсла-рускую газету». Убит в здании редакции советскими подпольщиками.

6 То есть совершили нелегальный переход границы.

7 К 15 сентября 1941 из западных областей БССР были депортированы 27887 человек, расселенных на положении ссыльнопоселенцев в Казахской ССР, Коми АССР, Алтайском и Красноярском краях, Новосибирской и Омской областях. Контингент ссыльнопоселенцев состоял из фабрикантов-заводчиков, помещиков-кулаков, духовенства, крупных торговцев и домовладельцев, жандармов и офицеров, проституток и т. д. Органы НКВД Белорусской ССР с 1 апреля 1937 по 15 января 1938 репрессировали свыше 50 тыс. человек, в том числе: по «объединенному антисоветскому подполью»— 1089 человек, около 15 тыс. поляков, по «военному заговору» — 2253 человека, «кулацкого элемента» — 24 тыс. и т. д. За январь — июнь 1938 органы НКВД Белорусской ССР репрессировали 11623 человека. К сожалению, автор не нашел точных сведений о жертвах политических репрессий в Западной Белоруссии в 1939-1941. Однако известно по результатам исследований специалистов Белоруссии в 1990-е, что в январе — июне 1941 ив 1944-1945 большевиками были репрессированы по политическим мотивам 55 тыс. человек, а в 1946-1953 — еще 50 тыс. Последняя цифра свидетельствует о размахе военно-политического коллаборационизма в годы оккупации.

8 Кавычки автора.

9 От нем. Vertrauensstelle — пункт доверия.

10 Правильно: «Ранща». Редактировали газету Н. Шкелёнок и В. Тумаш, а с 1941 — С. Гринкевич. В 1939-1940 на территории рейха функционировал Белорусский ко

Глава I. Белоруссия

митст самопомощи, имевший отделы в Берлине, Вене, Кенигсберге, Лодзи, Мюнхене, Познани, Торне и других городах. В 1940 Белорусский комитет был создан и в генерал-губернаторстве. Руководили общественно-политической деятельностью в белорусской диаспоре Ф. Акинчиц, В. Родзько, А. Сенксвич и др. 11 Менде фон, Герхард (1904, Рига Лифляндской губ. — 1963, Дюссельдорф, ФРГ) — профессор. Из семьи директора банка, расстрелянного большевиками в 1919. С 1919 в эмиграции в Германии, принял гражданство (1924). Окончил Берлинский университет (1932), стажировался за границей. В 1933 в Брсслау в Институте Восточной Европы защитил диссертацию «Очерки по истории колонизации в Советском Союзе». Занимался изучением национального вопроса в СССР. Член CA (с 1933), в 1936 официально вышел из CA. Работал в Высшей школе по изучению зарубежных стран Института по исследованию России, обобщая материалы о тюркских народах, готовил соответствующие отчеты для Внешнеполитического отдела НСДАП. В НСДАП не состоял. Сотрудник Немецкой академической службы обмена, обеспечивавшей научные контакты немецких ученых с зарубежными коллегами. В 1935 защитил докторскую диссертацию «Национальная борьба российских тюрков. Исследование национальной политики в Советском Союзе», внеординарный профессор по «изучению национальностей России» Высшей школы по изучению зарубежных стран (1936). Полиглот. Автор научных трудов по специальности и концепции создания единой государственности советских тюрков. Экстраординарный профессор Берлинского университета по специальности «Изучение народов и наций советских азиатских государств» (1940), ординарный профессор по изучению народов СССР в Познанском университете (1941). С 1941 — начальник отдела «Кавказ» Министерства по делам оккупированных восточных территорий, курировал деятельность учреждений и структур министерства, занимавшихся проблемами сотрудничества с народами Востока, национальных комитетов и т. д. С 1943 — начальник отдела «Чужие народы» Восточного министерства. После 1945 преследованиям не подвергался, занимался защитой граждан СССР от насильственных репатриаций и оказанием помощи бывшим легионерам. С 1951 работал в Дюссельдорфе, в Бюро изгнанных с родины иностранцев, руководил одним из центров по изучению Восточной Европы. Один из основателей Федерального института по исследованию марксизма-ленинизма (ныне — Федеральный институт по изучению востоковедческих и международных проблем) в Кёльне. Поддерживал деятельность представителей советских нацменьшинств в эмиграции.

2 К 1941 на территории БССР существовало более 10 тыс. колхозов, объединявших 97% крестьянских хозяйств. Судя по многочисленным письмам родственников бойцам Красной армии, за 10-12 часов изнурительного труда в колхозе в 1940 можно было выработать всего один-два «трудодня». Каждый «трудодень» оплачивался из расчета от 40 до 80 копеек, это означало, что в день колхозник мог заработать в среднем около 1 рубля. Кроме того, на один «трудодень» зимой 1940 колхознику начисляли «болотного» (то есть плохого) сена — 1 кг, пшеницы — 250 гр., лука — 5 (!) гр., меда — 1 (!) гр., капусты — 20 (!) гр. Средняя цена продуктов (за кг): сало — 20 руб., говядина — 15-18 руб., картошка — 60 коп., хлеб — 2-2,5 руб. Промтовары: мужское пальто — 300-600 руб., валенки (без галош) — 30-250 руб., пара носков — 3-4 руб., пиджак и брюки— 130-250 руб. Крестьянские хозяйства обкладывались непомерными налогами (на огород, на скотину, по сдаче скотины на мясозаготовку, принудительные госзаймы, самообложения и т. д.). В итоге цитируемое нами письмо в РККА (красноармейцу от отца из Орловской обл., зима 1940; стиль и орфография нами сохранены) выглядит обыденным: «Дома у нас пока ничего хотя очень трудно но что делать хлеба пока терпимо нонче только налог большой 100 руб. и займу 100 руб.

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

с меня и с ленки [дочь], самообложение 20 руб. страховки 20 руб. мясо-поставку за 40-й год тоже расплатился спасибо что ты нас поддержал деньгами ато нам бы никакого выхода небыло».

13 От нем. Zivilverwaltung — гражданское управление.

14 Кубе Вильгельм Рихард Пауль (1887-1943) — СС группенфюрер (1934). Генеральный секретарь Германской национальной партии (1920-1923), депутат рейхстага от ГНП (1924). Член НСДАП с 1927. Член СС в 1933-1936. С 17 июля 1941 — Генеральный комиссар Белоруссии, организатор безжалостной оккупационной политики. Убит в результате покушения, организованного советской разведывательно-диверсионной группой.

15 От нем. Gebiet — обл., территория.

16 Правильно: рейхскомиссариат (Reichskommissariat). В августе 1941 в соответствии с приказом Гитлера от 17 июля 1941 «О гражданском управлении во вновь оккупированных восточных областях», изымавшихся из административного подчинения командующих войсками Вермахта и передававшихся в ведение рейхсминистра А. Ро-зенберга, были созданы два первых (из пяти предполагавшихся) рейхскомиссариата: «Остланд» с центром в Риге и «Украина» с центром в Ровно. Рейхскомиссариаты делились на генеральные комиссариаты, состоявшие из районов. В состав рейхскомиссариата «Остланд» Г. Лозе входили генеральные комиссариаты «Эстония», «Латвия», «Литва» и «Белоруссия» (без юга Брестской области, района Белосток-Гродно, почти всей Гомельской, части Пинской и Полесской областей). В состав рейхскомиссариата «Украина» Э. Коха включались территория Украины (без Восточной Галиции, присоединенной к генерал-губернаторству) и перечисленные белорусские регионы, кроме района Белосток-Гродно, который был выделен в генеральный округ «Белосток» и отдельно подчинен Э. Коху как гауляйтеру Восточной Пруссии.

7 Кох Эрих (1896-1986?) — рейхскомиссар рейхскомиссариата «Украина» (с 9 мая 1942), член НСДАП в 1922-1923, 1926-1928, 1928-1945. Инициатор и руководитель немецкой колониальной политики в пределах вверенного рейхскомиссариата, враг украинского национального движения и противник А. Розенберга. По официальной версии, осужден к смертной казни в Польше, по неофициальной — освобожден польскими органами госбезопасности и в 1956-1957 проживал в Варшаве в качестве консультанта местной партийной номенклатуры. Еще по одной версии, смертная казнь была заменена пожизненным заключением, умер в тюрьме.

8 От нем. Oberbefehlshaber der Heeresgruppe «Mitte» — управление группы армий «Центр».

9 От нем. ?bermensch — сверхчеловек и Untermensch — недочеловек.

'° От нем. Bauer— крестьянин. Интересно, что другое значение этого слова — пешка. 11 От нем. B?rgermeister — бургомистр.

2 Ермаченко (Ермоченко) Иван Абрамович (1894, д. Копчевцы Борисовского уезда Минской губ. — 1970, Калифорния, США) — общественно-политический деятель белорусской эмиграции. По непроверенным сведениям, в 1920 сражался с большевиками в рядах Русской армии генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля. После 1920 — в эмиграции в Турции и Чехословакии. Окончил медицинский факультет Пражского университета (после 1922). Активно участвовал в деятельности белорусских организаций, руководитель Пражского белорусского комитета. В 1941 — один из организаторов БНС в Протекторате. После 22 июня 1941 работал в органах самоуправления на территории оккупированной Белоруссии. В 1942-1943 руководил деятельностью БНС, подчинявшейся отделу здравоохранения и социальной опеки Генерального комиссариата. С 29 июня 1942 — советник В. Кубе по белорусским делам. Автор проекта создания Корпуса белорусской самообороны (Беларускай Самааховы — БСА) от 5 июля 1942. Главный комендант (камандант) БНС, в задачу которого входило общее руководство БСА и ее

Глава I. Белоруссия

материальное обеспечение. Однако ввиду опасений СД по поводу возможной угрозы формирований БСА в перспективе немецким оккупационным властям смещен с должности (28 августа 1942), БСА была окончательно ликвидирована к маю 1943. Активный участник БЦР в 1944-1945. После 1945 — в эмиграции в Западной Германии и США. 1 Годлевский Винцент — ксендз. Во второй половине 1930-х — один из лидеров Белорусской Христианской демократии. Автор многочисленных публикаций в журнале «Беларусю фронт».

* Ивановский Вацлав Леонардович (1880, фольварк Лебёдка Гродненской губ. — 1943, Минск) — белорусский общественно-политический деятель, бургомистр Минска (1941-1943). Инженер-технолог. Доктор технических наук, профессор Варшавского политехнического института и Виленского университета. В юности участвовал в деятельности культурно-просветительских студенческих кружков, создававшихся представителями национальной разночинной интеллигенции. В 1902 — один из создателей, идеологов и руководителей Белорусской революционной (с 1903 — социалистической) громады. Участник Всебелорусского съезда (декабрь 1917). После захвата власти большевиками подвергался политическим репрессиям, сидел в тюрьме в Смоленске (1918-1919). С 1920 — в эмиграции в Польше. В 1924-1939 жил в Варшаве и Вильно, участвовал в деятельности белорусских организаций. С лета 1941 — бургомистр Минска, состоял председателем Белорусского научного товарищества. В 1943, по одной версии, убит советским подпольем, по другой — местными органами СД.

5 Соболевский Георгий Александрович (1889, Столбцы Минской губ. — ?) — белорусский общественно-политический деятель. После 1917 — в эмиграции в Литве и в Польше. В 1921-1927 — делегат сейма от белорусского национального меньшинства, активный противник дискриминации. После сентября 1939 — на территории СССР. Подвергался репрессиям органами НКВД. После немецкой оккупации Белоруссии — бургомистр в Столбцах (1941), Несвиже и Барановичах (1942-1943). С 1943 руководил деятельностью Белорусской самопомощи. С 24 января 1944 — вице-президент БЦР, участвовал в подготовке II Всебелорусского конгресса (1944). С лета 1944 — в эмиграции в Германии, дальнейшая судьба не установлена.

s Возможно, имеется в виду: Рагуля (Рогуля) Борис Дмитриевич (1920, дер. Турец Минской губ. — ?) — белорусский военно-политический деятель, один из создателей БКО. По профессии врач. В 1939 служил в Польской армии, участник германско-польской войны 1939. Из плена бежал в СССР (или переброшен Абвером?), работал учителем физкультуры в дер. Любча Новогрудского р-на Гродненской обл. 31 января 1941 арестован органами НКВД, но после 22 июня 1941 освобожден немцами (?). В оккупации преподавал в Новогрудской учительской семинарии, преподавал немецкий язык и физкультуру, работал в органах самоуправления. С начала создания БКО (1944) сформировал 68-й батальон, с которым отличился в боевых операциях против партизан в Докшицком и Новогрудском уездах Новогрудского района (в мае-июне 1944— совместно с частями Казачьего Стана Походного Атамана полковника С. В. Павлова). Слета 1944 — в Германии; руководил подготовкой агентуры в Дальвицкой разведывательной школе. Участвовал в деятельности БЦР (1944-1945). После 1945— в лагерях для перемещенных лиц, учился на медицинских факультетах университетов в Бельгии, сотрудничал с резидентурами ЦРУ. С начала 1950-х — в эмиграции в Канаде, жил в Лондоне (штат Онтарио). Занимался частной врачебной практикой (с 1954) и общественно-политической деятельностью в белорусской диаспоре. 1 Руководитель Белостокского комитета Белорусского объединения, участник деятельности БЦР в Германии (1944-1945).

* Станкевич Станислав белорусский общественно-политический деятель. Окончил Виленский университет, по профессии учитель. В 1939-1941 работал в Новогрудке.

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией..

После немецкой оккупации Белоруссии — бургомистр Борисовского района Минской области, затем школьный инспектор. Наместник президента БЦР в Барановичском округе (1944), организатор окружной мобилизации в части БКО. Делегат II Всебс-лорусского конгресса БЦР. С лета 1944 — в эмиграции в Германии. Редактор газеты «Ранща». Член БЦР с января 1945.

-9 Наронский (Неронский) Иван Николаевич (1909, Несвиж Минской губ. — ?) — белорусский общественно-политический деятель. Из семьи земледельцев. Занимался предпринимательством. После немецкой оккупации западных областей СССР работал в органах самоуправления в Смоленске (1941-1943?). Единомышленник Р. К. Островского; с 1944 работал в БЦР, обеспечивал охрану Островского. С лета 1944 — в эмиграции в Германии, затем оказался в англо-американской оккупационной зоне.

10 Родзько (Родъко) Всеволод Филаретович (1920, дер. Чучевичи Брестского уезда Гродненской губ. — после июня 1945) — белорусский военно-политический деятель. Окончил Новогрудскую белорусскую гимназию (1938), школу подофицеров Польской армии (1939). После немецкой оккупации Белоруссии — бургомистр Витебска. Член президиума БЦР. В 1944 участвовал в формировании БКО и боевых операциях против партизан в районе Вилейки. Делегат II Всебелорусского конгресса (1944). С лета 1944 — в эмиграции в Германии, политический руководитель и заместитель начальника Дальвицкой разведывательной школы. С апреля 1945 — вице-президент БЦР. Нелегально переброшен в Западную Белоруссию и руководил антисоветским подпольем. В июне 1945 раскрыт и арестован в Белостоке советскими органами госбезопасности. Дальнейшая судьба не установлена.

1 Островский Радослав Казимирович (1887, фольварк Заполье Слуцкого уезда Минской губ. — 1976, Кливленд (?), штат Огайо, США) — белорусский общественно-политический деятель, президент БЦР (1944-1964). Окончил Слуцкую гимназию (1908), учился на математическом факультете Санкт-Петербургского университета (не окончил), сдал экстерном экзамены в Дсрптском университете. Служил учителем математики в Ченстохове. С 1914 преподавал в частной гимназии в Минске и других учебных заведениях. Эвакуировался в Ярославль. С апреля 1917 — комиссар Временного правительства в Слуцком округе, директор Слуцкой гимназии. В 1919-1920 — в белых войсках на Юге России по мобилизации (?), сотрудник ОСВАГ ВСЮР. В 1920 вернулся в Слуцк, служил директором гимназии, затем переселился в Пружаны. В 1920-1928 работал в органах местного самоуправления, служил управляющим имения в Брестском уезде. С 1924 — директор белорусской гимназии в Вильно. Неоднократно исключал из гимназии учащихся за принадлежность к левым молодежным организациям. В 1926 избран членом правления, а позднее председателем Товарищества белорусской школы в Литве, активный участник белорусского национального движения. Депутат сейма (1928), член Белорусской рабоче-крестьянской громады. Исключен из Товарищества по политическим мотивам в связи с обвинениями в потворстве польской политике дискриминации белорусских общественных организаций (1929). В 1936-1941 — учитель и директор польской гимназии в Лодзи.

После 22 июня 1941 — на оккупированной территории СССР. И. о. руководителя Минской окружной управы (июль — октябрь 1941), начальник Брянской окружной управы (под псевдонимом «Роман Калюш», октябрь 1941 — март 1942). По некоторым данным, кандидатура Островского планировалась немцами на должность бургомистра Москвы в случае взятия столицы. С апреля 1942 по 6 июня 1943 — начальник Смоленской окружной управы; участвовал в формировании окружной стражи и антипартизанских отрядов самообороны, затем — начальник Могилёвского округа. С декабря 1943 участвовал в подготовке провозглашения БЦР. 21 декабря 1943 Генеральным комиссаром Белоруссии СС группенфюрсром и генерал-лейтенантом войск СС и

Глава I. Белоруссия

полиции К. фон Готтбергом назначен президентом БЦР, торжественное провозглашение которой состоялось в Минске 22 января 1944. Организатор II Всебелорусского конгресса. С лета 1944 — в эмиграции в Германии, продолжал руководить деятельностью БЦР. После капитуляции Германии жил под именем Андрея Кривицкого в лагерях перемещенных лиц в британской оккупационной зоне (1945-1946), затем под именем Андрея Корбута скрывался под Ганновером (1947). После кратковременного пребывания в Аргентине (до 1952) возвратился в Европу (ФРГ) и продолжал активную деятельность в БЦР. Во второй половине 1950-х переехал в США. В 1964 ввиду преклонного возраста оставил должность президента БЦР.

1 Витушко Михаил (около 1915, р-н Несвижа Минской губ. — после ноября 1944) — организатор сил местной службы порядка (ОД — от нем. Ordnungsdienst) в оккупированных западных областях СССР (1941-1943), майор БКО (1944). По некоторым данным, до войны и немецкой оккупации (1940-1941) служил начальником райотдела милиции в Гродно. Заместитель начальника окружной ОД в Брянском округе (октябрь 1941 — март 1942), затем руководил ОД в Смоленском и Могилсв-ском округах, участвовал в боевых операциях против партизан. С 1943 — инспектор сил безопасности тыла группы армий «Центр». Участвовал в формировании БКО. Делегат II Всебелорусского конгресса (1944). С лета 1944 — в эмиграции в Германии. Осенью 1944 заброшен с группой на территорию Западной Белоруссии для организации повстанческой деятельности. Дальнейшая судьба не установлена.

3 Касмович (Космович) Дмитрий — по некоторым данным, до войны был членом Верховного Совета СССР. На 1944 — инспектор БКО. Делегат II Всебелорусского конгресса (1944).

4 Белорусская народная самопомощь (Беларуска народна самапомач — БНС) — общественная организация со скромной программой материальной помощи органам самоуправления и местным нуждам. Создана в Генеральном комиссариате в октябре 1941, позднее переименована в «Белорусскую самопомощь» (Беларуска самапомач — БС) во главе с доктором И. А. Ермаченко. В январе 1942 была образована Центральная рада БНС, однако оккупационные власти упорно игнорировали инициативы значительной части местной интеллигенции и руководителей БНС-БС добиться создания собственных органов государственной власти и вооруженных формирований, рассматривая их как потенциальную угрозу колониальной политике рейха. Белорусский исследователь А. М. Литвин привел интересную цитату из докладной записки шефа местных органов СД Э. Штрауха на имя рейхсфюрсра СС Г. Гиммлера (лето 1943): «Он [Кубе] дал ему [Ермаченко] понять, что он мог бы быть белорусским премьером. Ермаченко шел к этой цели всеми имеющимися в его распоряжении средствами при поддержке гауляйтера. Дело могло зайти очень далеко, учитывая сделанные нами в этом направлении ошибки. Считаю достаточным, если отмечу, что я целый год затратил на то, чтобы угробить Ермаченко» (курсив наш. — К. А.).

5 Общее число советских военнопленных, погибших в 1941 на этапах движения в лагеря, с трудом поддается установлению. Известные нам данные позволяют утверждать, что смертность на этапах в отдельных случаях могла достигать почти 10%. Так, например, в середине ноября 1941 в пересыльно-транзитный лагерь № 131 (Бобруйск) прибыл этап по списку в 158 тыс. пленных, но при проверке выяснилось, что 14777 из них погибли в пути. На основании направленных в ОКХ донесений общая цифра советских военнопленных, взятых в 1941, определяется в 3,8 млн человек, однако после проверки и учета по лагерям в зонах ответственности ОКХ и ОКВ выяснилось, что пленных в наличии — 3,35 млн. Что могло произойти в 1941 с пленными (450 тыс. человек), попавшими в категорию убыли? По официальным немецким данным, в период с 25 июля по 13 ноября 1941 в зоне ответственности ОКХ были освобожде

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

ны из плена 292 702 человека, в зоне ответственности ОКБ — 26 068 человек (итого 318770). Вероятно, оставшиеся (более 130 тыс.) пали жертвами бессудных убийств, в том числе на этапах. Не исключено, что эта цифра может оказаться еще большей, так как в категории взятых в плен, скорее всего, не учитывались евреи, а также те бойцы и представители комначполитсостава, которые расстреливались прямо на поле боя в соответствии с «приказом о комиссарах» (директива ОКВ от 12 мая 1941) или в качестве репрессивной меры за убийства красноармейцами немецких военнопленных.

6 На оккупированных противником в 1941-1942 территориях Советского Союза, по известным нам данным, осталось примерно от 2,5 до 2,8 млн евреев. Большинство из них были уничтожены нацистами и активистами из местного населения.

7 По опубликованным еще в советское время данным, в Белоруссии в период карательных акций оккупанты уничтожили 5295 деревень вместе со всем населением или с частью жителей. При этом многие деревни сжигались по нескольку раз. Так, например, в Витебской области 243 деревни были сожжены дважды, 83 — трижды, 22 — четыре и более раз. В Минской области оказались сожжены 92 деревни дважды, 40 — трижды, 9 — четырежды и так далее. Однако в указанную цифру в 5295 пострадавших деревень специалистами Института истории партии при ЦК Коммунистической партии Белоруссии в 1970-1980-е включались и те населенные пункты, которые были сожжены самими партизанами или карателями, но в результате партизанских провокаций, цель которых заключалась в ужесточении репрессий оккупационных властей против гражданского населения. Вероятно, статистика деревень и сел, пострадавших от действий партизан, станет известна еще не скоро.

8 От нем. Kreis — район, Land — земля и Wirt — хозяин.

9 По состоянию на 8 августа 1941 на территории БССР в тылу противника (по официальным данным) действовали 14 партизанских отрядов (1162 человека), сформированных из работников НКВД и милиции. Всего в 1941 на оккупированных территориях БССР, КФССР, РСФСР, УССР для действий в тылу противника были оставлены 1,6 тыс. партизанских отрядов (27 тыс. чел.) и 500 диверсионных групп (2250 чел.), кроме того, дополнительно переброшены через линию фронта 198 партизанских отрядов (43 796 чел.) и 1033 диверсионные группы (4893 чел.). Из спецсообщения № 191/6 Л. П. Берия от 13 февраля 1942 на имя И. В. Сталина следует: «Базой для формирования перебрасываемых отрядов и групп в тыл противника являлись лучшие бойцы и командиры истребительных батальонов НКВД, партийный и советский актив на местах». Уже в 1941 одной из важнейших задач партизан было уничтожение на оккупированных территориях СССР сотрудников органов местного самоуправления, «предателей и пособников из числа местных жителей», ведение политической агитации среди населения. Вот как, например, адвокат М. Иоффе описывал обстоятельства знаменитого дела партизана В. М. Кононова, которого несколько лет назад преследовали власти современной Латвии, обвиняя его в военном преступлении: «Когда группа партизан не вышла на связь, из Москвы было дано указание в ближайший партизанский отряд выяснить судьбу пропавшей группы. В этом партизанском отряде и находился Василий Макарович Кононов. Особист этого партизанского отряда провел дознание и выяснил, что в Малых Батах 29 февраля был бой, что сгорел овин, где скрывались партизаны, что жителям [деревни Малые Баты] за помощь немцы дали лес, зерно, спирт и другие поощрения. По законам военного времени трибунал партизанского отряда вынес приговор: "Предателей Родины расстрелять ". Исполнение этого приговора было поручено группе, в которую входил Василий Макарович Кононов. 27 мая 1944 все лица, которые принимали активное участие в уничтожении партизанского отряда, были расстреляны».

0 От нем. Bezirk — округ.

Глава I. Белоруссия

41 От нем. Arbeitsamt — бюро (отдел) труда.

42 По другим данным, 27 июня 1943.

43 Готтберг фон, Курт (1896-1945) — СС обергруппенфюрер, генерал войск СС и полиции (30 июня 1944). Член НСДАП с 1932; принят в СС. Служил в Главном ведомстве по расовой политике и поселениям (1937-1939). Начальник регистрационного ведомства в Главном управлении СС (октябрь 1940 — июль 1942). С осени 1942 командовал боевой группой «Готтберг», руководитель СС и полиции в Белоруссии. СС группенфюрер и генерал-лейтенант войск СС и полиции (1943). После убийства В. Кубе — и. о. генерального комиссара. С 30 июня 1944 — верховный фюрер СС и полиции в Центральной России. Затем, на Западном фронте, командир XII армейского корпуса СС (7 августа— 17 октября 1944). После ареста союзниками покончил жизнь самоубийством.

44 Первым Всебелорусским форумом организаторы БЦР считали I Белорусский съезд, состоявшийся в Минске 14 декабря 1917.

45 23 февраля 1944 СС обергруппенфюрер К. фон Готтберг издал приказ, подтверждающий предложение президента БЦР Р. К. Островского (от 18 февраля) о создании БКО. При БЦР было сформировано Главное управление БКО во главе с майором Ф. В. Кушелсм. Мобилизация в БКО началась 6 марта 1944 в соответствии с приказом Островского и велась достаточно профессионально, начиная с призыва 7 марта офицеров (в возрасте до 57 лет включительно) и подофицеров (до 55 лет включительно). Призыв рядовых (мужчин 1908-1924 годов рождения) начался 10 марта. По данным специалиста по истории Восточных войск в составе Вермахта С. И. Дробяз-ко, через три недели после начала призыва БКО насчитывала в составе 34 батальонов 21 629 чинов. Официально мобилизация завершилась 15 апреля 1944.

46 По данным СИ. Дробязко, на призывные пункты явились более 40 тыс. человек, но поголовный призыв мог сорвать полевые работы, и более 50% призывников окружные комиссары отсеяли. С. И. Дробязко считает, что в ходе создания БКО было сформировано 39 стрелковых и 6 саперных батальонов (по 600-800 человек в каждом). По данным одного из офицеров БКО, было сформировано 49 батальонов общей численностью более 27 тыс. человек, при этом еще около 70 тыс. призывников немцы не смогли вооружить.

47 Открытие конгресса состоялось 27 июня 1944 в 8 утра в здании Минского городского театра. Из приглашенных 1151 делегата в работе конгресса приняли участие 1039, из которых 685 человек представляли западные районы Белоруссии, а 286 человек — Минск и Минский округ. Таким образом, восточные округа были представлены гораздо слабее, а белорусское население, проживавшее на территории за пределами генерального комиссариата «Белоруссия», оказалось вообще не представлено. Тем не менее, определенной политической представительности в условиях прогрессировавшего военного поражения нацистской Германии лидеры БЦР несомненно добились.

48 Примечание автора машинописи: «Не помещаю, т. к. они обширны по своему содержанию».

49 Один из офицеров БКО, начальник управления охраны и безопасности БКО, в своей рукописи указывает, что в 1943 на территории Белоруссии (195 районов в 12 областях) против партизан оперировало около 200 батальонов (мобильных отрядов) Ordnungsdienst (ОД), общей численностью в 100 тыс. бойцов. В каждом батальоне насчитывалось от 420 до 500 бойцов. На каждую область приходилось 15-18 батальонов и в среднем — один батальон на район. Батальон состоял из трех рот. Каждая рота включала в себя стрелковый взвод (3 отделения по 15-18 бойцов), пулеметный взвод (3 станковых и несколько ручных пулеметов, 30-35 бойцов), минометный взвод (3 отделения ротных минометов, 30-35 бойцов) и резервный отряд (конный или лыжный,

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией..

40-50 бойцов). Не исключено, что количество батальонов ОД и их общая численность в данном случае завышены или под батальонами ОД упомянутый офицер БКО подразумевал все охранно-полицейские формирования на бывшей территории БССР, включая те белорусские регионы, которые оказались за пределами генерального комиссариата «Белоруссия».

3 Как уже упоминалось, численность сформированных батальонов БКО, по разным источникам, колебалась в пределах от 45 до 49.

1 Езавитов (Езовитов) Константин Борисович (1893, Двинск Витебской губ. — 23 мая 1946, Минск) — военно-политический деятель Белорусской народной республики (БНР), начальник управления войсковых дел (военного отдела) БЦР, генерал-майор БКО (1944). Родился в семье офицера 100-го пехотного Островского полка. В 1910 выдержал экзамен на звание народного учителя. С 1911 работал в школе. Студент Витебского учительского института (1913-1916). Участник Первой мировой войны. Окончил Павловское военное училище (1916), служил младшим офицером в 151-м Пятигорском полку 38-й пехотной дивизии. Подпоручик, командир роты (апрель 1917). Член полкового комитета по выборам (июнь 1917). В июне — июле

1917 будучи адъютантом командира полка участвовал в формировании ударного батальона. Поручик за отличия, делегат съезда воинов-бслоруссов Северного фронта в Витебске, на котором избран членом Исполкома Белорусской центральной войсковой рады (ноябрь 1917).

С 20 ноября 1917 занимался формированием 1 -го Белорусского полка в Минске. Делегат I Белорусского съезда (декабрь 1917), на котором избран руководителем войскового отдела Рады БНР. С января 1918 — временный старшина Рады, затем военный комендант Минска, секретарь войсковых дел Рады БНР. Капитан, подполковник (январь 1918), полковник — за организацию охраны порядка в Минске накануне немецкой оккупации (февраль 1918). С 19 марта 1918 — член, с 20 марта — секретарь Рады БНР. Затем на нелегальном положении в Витебске; участник антибольшевистского подполья. Вторично избран секретарем Рады БНР 2 августа 1918. С 30 сентября

1918 — руководитель секретариата Рады. В эмиграции в Литве. Служил комиссаром литовского правительства в Белостоке, начальником Плснтово-Щучинского уезда, командиром полка в Гродно. С марта 1919 по 1921 — на дипломатической службе в Латвии и Эстонии в качестве начальника военно-дипломатической миссии БНР, исполнял должность государственного секретаря Рады БНР. За заслуги правительством БНР произведен в генерал-майоры (май 1920). Гражданин Латвии. В 1920-1921 оказывал помощь и содействие генерал-майору С. Н. Булак-Балаховичу.

Один из организаторов и руководителей белорусского культурно-просветительского общества «Бацькаяшчына» в Латвии, заместитель председателя общества. Занимался созданием в Латвии белорусских национальных школ, содействовал открытию белорусского национального театра, издатель газеты «Голас Бсларуса» и журнала «Бе-ларуская школа у Латвн». По собственным показаниям, в 1925-1934 был советским агентом под псевдонимом «Озол» и сотрудничал с полпредством СССР. После советской оккупации Латвии (1940) работал заведующим вечерней школы для взрослых в Риге, заведующим хозяйством наркомата просвещения. В НКВД Латвийской ССР проходил под псевдонимом «Озол». В марте 1941 в Москве получил задание от представителей НКГБ о внедрении в круги белорусской эмиграции в случае войны, но в какой степени эти показания носят достоверный характер, остается неизвестным. Тем более трудно сказать, не использовал ли Езавитов сотрудничество с советскими органами госбезопасности просто ради того, чтобы избежать политических репрессий.

После немецкой оккупации в 1941 — председатель Белорусского комитета в Латвии (1941-1944), участвовал в формировании воинских частей и подразделений.

Глава I. Белоруссия

Способствовал открытию в Латвии четырех белорусских школ и двух гимназий. Участник II Всебелорусского конгресса БЦР в Минске (27 июня 1944), член почетного президиума. Затем эвакуировался в Ригу, с августа 1944 — в эмиграции в Германии. Генерал-майор БКО, начальник управления войсковых дел (военного отдела) БЦР, занимавшегося формированием воинских частей из белорусов и подготовкой агентуры для повстанческой деятельности в тылу Красной армии. В апреле 1945 арестован органами контрразведки «СМЕРШ» 1-го Украинского фронта и этапирован в Москву. С ноября 1945 содержался в городской тюрьме МВД в Минске, писал воспоминания. По официальной версии, после 12 февраля 1946 тяжело заболел и скончался в тюремной больнице.

2 Крымский исследователь истории белорусских формирований в составе Вермахта и войск СС О. В. Романько полагает, что централизованно в регулярных частях и подразделениях Вермахта сражались около 7 тыс. белорусов, а в войсках СС — около 12 тыс. К сожалению, ни О. В. Романько, ни А. Муноц не пытались обобщить статистику о количестве белорусов, прошедших в 1941-1944 через антипартизанские, охранные и полицейские формирования на территории Белоруссии, с учетом всех категорий убыли (боевых и небоевых потерь, пополнений, дезертирства, переходов на сторону партизан и т. д.). О действиях 2-й штурмовой бригады против частей Красной армии, равно как и о се истории, мы не нашли никаких сведений. По-видимому, под «1-й белорусской дивизией» и «СС бригадой "Зиглинг"» автор машинописи имеет в виду одно и то же формирование. Бригада СС оберштурмбаннфюрсра Г. Зиглинга создавалась в июле 1944, и на ее комплектование первоначально были обращены 61-й, 62-й и 63-й украинские, 60-й, 64-й и 65-й белорусские полицейские батальоны, 56-й артиллерийский, 68-й казачий конный дивизионы, а также, вероятно, и какие-то подразделения БКО.

Московский исследователь истории войск СС К. К. Семенов указывает, что 1 августа бригада была переименована в 30-ю гренадерскую дивизию войск СС (русскую № 2), или 30. Waffen Grenadier Division der SS (russische № 2). Судя по нумерации полевых почт, в дивизию входили 75-й, 76-й и 77-й гренадерские полки СС, артиллерийский дивизион, моторизованный батальон и медсанбат. С 27 октября 1944 дивизия под командованием СС оберштурмбаннфюрсра Г. Зиглинга участвовала в боях на Рейне против союзников (1 -я французская армия и др.), прикрывая отступление 19-й армии Вермахта через Рейн. Не исключено, что инциденты, о которых пишет Е. Ф. Колубо-вич, в том числе и с участием американцев, произошли именно здесь. Зимой 1944/45 дивизия была расформирована. Ее русские военнослужащие (из 654-го восточного батальона и др.) убыли в войска КОНР, а часть личного состава была обращена на комплектование (февраль-апрель 1945) 1-й штурмбригады СС «Беларусь» (1094 солдата и офицера, по данным С. И. Дробязко), которой сначала командовал СС штурмбаннфю-рер Гснигфельд, а с апреля 1945 — подполковник БКО Ф. В. Кушсль. Вместе с частями ВВС КОНР генерал-майора В. И. Мальцева бригада 30 апреля 1945 в Лангдорфе между Цвизелем и Регсном (90 км южнее Пльзеня) сдалась представителям 2-й танковой группы XII корпуса 3-й армии США. Возможно, что Е. Ф. Колубович именно бригаду Гснигфсльда — Кушсля называет «2-й штурмовой бригадой генерала Езавитова». ^Лидере Владислав Владиславович (11 августа 1892, имение Кросневицы Кутнов-ского уезда Варшавской губ. — 12 мая 1970, Лондон) — генерал брони Польской армии. Сын немецкого дворянина, управляющего имением. Окончил среднее учебное заведение в Варшаве и Рижский политехнический институт (1913), по окончании которого призван в Русскую Императорскую армию. Офицер из вольноопределяющихся (1914). Летом 1914 учился в кавалерийской школе. Участник Первой мировой войны. В августе 1914 — в рядах 2-го Лейб-гусарского Павлоградского императора Александра III полка 2-й кавалерийской дивизии, затем сражался в рядах 9-го дра

Е. Ф. Колубович. Оккупация Белоруссии немецкой армией.

гунского Казанского Ее Императорского Высочества Великой Княжны Марии Николаевны полка 9-й кавалерийской дивизии. Трижды ранен, Георгиевский кавалер, командовал эскадроном. Окончил курсы при Академии Генерального штаба, капитан (1917). Участвовал в формировании 1-го уланского полка I польского корпуса генерал-лейтенанта Ю. Р. Довбор-Мусницкого. На октябрь 1917 — начальник штаба

I -й польской дивизии, участник боестолкновений с отрядами Красной гвардии в Белоруссии (1918). После расформирования корпуса (май 1918) вернулся в Польшу. На январь 1919 — подполковник, начальник штаба Великопольской армии. Участвовал в боестолкновениях с немцами в Познани (январь-февраль 1919). С апреля 1919 формировал 15-й Познаньский уланский полк, с которым участвовал в советско-польской войне 1920.

В 1920-1923 — на военной учебе в Париже, затем — на курсах для высшего комсостава в Варшаве. Доктор военных наук, полковник. С ноября 1925 — военный комендант Варшавы. За организацию сопротивления путчистам во главе с Ю. Пилсудским (12-14 мая 1926) снят с должности и назначен начальником штаба генерального инспектора кавалерии. С 1928 — командир Волынской кавалерийской бригады. Неоднократно обвинялся в растрате казенного фуража на собственных лошадей, однако некоторые исследователи полагают, что эти обвинения были следствиями позиции, занятой Андерсом в 1926 во время установления режима санации. С 1937 — командир Новогрудской кавалерийской бригады. В 1938-1939 — под суцом чести в Варшаве. Участник германско-польской войны 1939, командовал бригадой в сражениях под Млавой, Плоцком, Миньск-Мазовецким, Томашувом. При попытке пробиться в Восточной Польше через боевые порядки Красной армии к венгерской границе тяжело ранен и взят в плен.

В 1939-1941 — во внутренней тюрьме НКВД в Москве. С 4 августа 1941 — генерал дивизии, командующий Польских Вооруженных Сил на территории СССР. 3 декабря

1941 вместе с В. Сикорским встречался с И. В. Сталиным на предмет переговоров о судьбе польских граждан в СССР и о формировании польских воинских частей. 13 января 1942 части армии Андерса начали передислокацию в Среднюю Азию. В марте

1942 в последний раз встречался со Сталиным. Организовывал эвакуацию польской армии из Красноводска в Пехлеви (Иран) в марте — августе 1942. С 12 августа 1942 — командующий Польской армией на Востоке (Armia Polska na Wschodzie). Командир

II польского корпуса (21 июля 1943), части которого с декабря 1943 участвовали в боевых действиях в Италии. Главнокомандующий польских сил на Западе (февраль 1945). Закончил войну 21 апреля 1945 в Болонье, потеряв за время боевых действий 174 офицера и 2023 солдата. В эмиграции в Великобритании. Коммунистами в Польской народной республике лишен польского гражданства. Похоронен на Монте-Кассино.

54 Трудно сказать, насколько это утверждение соответствует действительности.

55 Микула Виталий — майор БКО. Поручик Польской армии (?). Во время немецкой оккупации Белоруссии работал учителем в Несвиже. Участвовал в работе «Белорусской самопомощи» (1942-1943), участник формирования и заместитель командующего БКО (1944).

При подготовке ряда биографических справок и комментариев использованы опубликованные результаты исследований 1990-х годов белорусских историков А. К. Соловьёва и А. М. Литвина, которым автор приносит сердечную благодарность.

П. Д. Ильинский

Три года

под немецкой оккупацией в Белоруссии (Жизнь Полоцкого округа 1941-1944 годов)1

Первое знакомство с оккупационной зоной

В своем беженстве с линии фронта, откуда немцы при зимнем отступлении из-под Москвы выселяли гражданское население, я попал, наконец, в г. Полоцк2 25 декабря 1941 года. Была лютая зима, и наше многочисленное семейство приютил первый встречный, оказавшийся бывшим местным железнодорожником. Обогревшись и отоспавшись, мы начали расспрашивать своего хозяина о житье-бытье под новой германской властью. Полоцк был захвачен немцами чуть ли не в первые же дни войны3; таким образом, к декабрю месяцу 1941 года за спиной у него была уже почти полугодовая оккупация. Многое должно было выясниться и определиться за этот относительно большой срок: недаром же в военное время месяц считается за год. Было не только захватывающе интересно, но и очень важно знать, как организована новая жизнь без НКВД, без колхозов и коммунистов, без горсоветов и сельсоветов, одним словом, без всего того, от чего немцы в своих незатейливых пропагандных листовках так самоотверженно обещали освободить многострадальную Россию.

От Бреста до Владивостока взволнованные войной люди, не имея почти никаких исходных данных, строили самые разнообразные предположения; о будущем, гадали, так сказать, «на кофейной гуще», взирая одновременно и с надеждой, и со страхом на стремительно атакующий Запад. Что несет он нам: освобождение или новое рабство? Жизнь или смерть? Ведь это был самый жгучий, самый насущный и самый трудный вопрос вашего «сегодня» на протяжении ряда месяцев.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

И вот наконец мы стоим перед исчерпывающим, как нам тогда казалось, ответом; на этот вопрос. За сутки товарный поезд-порожняк, на который нам под конец так необычайно счастливо удалось попасть, увез нас далеко-далеко от фронта, от царства пожаров, взрывов и «на-прасныя смерти».

«Отвечайте же нам, ради Бога, что творится здесь, в глубоком тылу?»

К нашему великому удивлению, этот естественный для всякого вновь прибывшего вопрос не вызывает никакого энтузиазма у наших собеседников. Они жмутся, в глазах у них смущение и страх, совсем так, как бывало в СССР, если разговор случайно переходил узкие рамки безопасного и дозволенного. Но это ненадолго. Хозяин — бывалый человек, подсоветский человек; он видит наше поистине жалкое положение и наше полное невежество. Он ясно понимает, с кем имеет дело: ему нет никаких оснований нас бояться. И он начинает вполголоса страшный, непостижимый рассказ, какого мы, так же как и всякие другие на нашем месте, меньше всего могли бы ожидать в это время и именно здесь. «НКВД действительно больше нет, — говорит он, — но сотрудники НКВД остались и работают в полиции и в Гестапо по-прежнему. Горсовета тоже нет; но в городской управе работают те же сотрудники горсовета и другие бывшие коммунисты. Люди, подвергавшиеся преследованиям при большевиках, подвергаются им и сейчас. Административно высланные ранее принуждены скрываться и прятаться до сих пор, ибо городские коммунисты, занимающие лучшие административные посты в русских учреждениях, боятся разоблачений; горе тому лицу, которое может им показаться в этом отношении подозрительным. Люди, освобожденные немцами из советских тюрем, — боятся прописываться в городе; вернувшиеся из ссылок — не идут за получением продовольственных карточек и т. д. и т. п».

«Сходите на базарную площадь, — посоветовал в заключение нам собеседник, — полюбуйтесь на повешенного. Вот уже несколько недель болтается он на перекладине с доской на шее. На доске надпись: "Советский шпион и бандит". А его знает весь город: убежденный противник советской власти, много лет подвергавшийся преследованиям НКВД, не имеющий даже права проживания в родном городе. Уже при немцах вернулся он домой и вздумал протестовать против коммунистического засилья. В результате — арест, зверское избиение в так называемой русской полиции4 резиновыми палками и бессмысленное обвинение в шпионаже».

Много подобного рассказал нам тогда добрый человек, желая ввести нас в курс местной жизни и предостеречь от вынужденного путе-

Глава I. Белоруссия

шествия на базарную площадь через горуправу, в русскую полицию и Гестапо. Дай ему Бог здоровья! В глубоко подавленном состоянии начали мы «оформляться» в городе. Больше всего нам хотелось бежать отсюда, куда глаза глядят. А глаза глядели на Ревель5 и на Ригу, где у нас были близкие друзья. Ортскомендатура6 в пропуске на Прибалтику нам категорически отказала. Полоцк был «военным гебитом», чем-то вроде прифронтовой полосы (хотя фронт был уже далеко на востоке, за Смоленском), непреодолимая стена отделяла тогда почему-то зону военного управления от прочих «мирных гебитов». Здесь был «Милитерфервальтунг»7, там — «Цивильфервальтунг». Немцам из ортскомендатуры казалось, что этим абсолютно все сказано. Они разводили руками и делали такой вид, что нам самим стало стыдно своих «необосновательных» претензий на Прибалтику.

Таким образом, попытка обратиться в бегство не удалась. Нужно было оставаться в Полоцке, нужно было идти в горуправу и в полицию, то есть начинать тот самый, слишком далеко ведущий, путь, от которого после рассказов железнодорожника нам более всего хотелось уклониться. Адъютант коменданта сказал, что в горуправе очень нуждаются в культурных силах; а переводчик коменданта — холодный, очень подтянутый и еще довольно молодой человек, который, несмотря на наше знание немецкого языка, никак не хотел допустить нас до непосредственной беседы с немцами, дал от себя записку к начальнику местного банка. Этот последний якобы тоже имел хорошие вакансии.

Страшный путь начался с представления городскому голове или, что то же, бургомистру8. Он принял нас в своем кабинете в присутствии двух дам: управляющей делами и переводчицы. Со слов нашего железнодорожника мы уже знали, что первая — сожительница бургомистра и бывшая жена крупного энкаведиста, уехавшего перед самой войной в отпуск на юг, а вторая — известный в городе осведомитель НКВД, погубивший многих педагогов. Нас любезно и подробно расспрашивали обо всем; мы старались быть осторожными в ответах, как это полагается в Советском Союзе. Никакой работы для нас не нашлось, но нас обещали «иметь в виду». На прощание бургомистр, несколько утративший свою первоначальную любезность, посоветовал нам обратиться к начальнику банка, «который, может быть, что-нибудь для вас сделает».

Пришлось идти в банк, нам уже нечего было есть, а сидеть бесконечно на шее железнодорожника тоже не годилось.

Первое, что мне бросилось в глаза при входе в это учреждение, была фигура энкаведиста высокого роста, стоявшего в полной форме

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

посередине большой комнаты. Высшие чины НКВД в СССР резко отличались по костюму от всех прочих граждан: они носили так называемую «бекешь», совершенно особого покроя пальто-шинель с поясом и меховым воротником.

Бекеша была символом работы в НКВД: ее нельзя было ни покупать, ни носить обыкновенным, смертным. Итак, человек в бекеше оказался начальником банка. У него не было времени для разговора со мной сейчас же, но, прочитав записку переводчика, он сказал, что будет меня ждать вечером того же дня дома и дал свой адрес. Когда через несколько часов после этого я шел, покачиваясь от голода, по абсолютно темным улицам незнакомого города в поисках квартиры начальника банка, мне все казалось, что из темноты смотрят на меня его глаза, маленькие, злые, близко посаженные, с очень тяжелым взглядом. Они казались мне еще хуже бекеши и очень удачно ее дополняли. Такие глаза знает всякий гражданин СССР, которого когда-либо допрашивали в Москве на Лубянке.

Вечерняя встреча и беседа с начальником банка запомнилась мне навсегда. Хозяин был уже сильно пьян, когда я пришел. От водки и от благодушного настроения духа его глаза совершенно утратили волевую целеустремленность следователя, тем не менее он учинил мне с самого начала откровенный допрос: кто, откуда и куда, зачем, как и почему.

В ярко освещенном кругу от сильной электрической лампы я сидел перед пьяным начальником банка, рассказывая ему самую банальную беженскую историю, а его жена сбоку, из темноты, молча наблюдала за нами. Моя болтовня, едва ли вообще удовлетворительная, ему, однако, понравилась; он все ободрял меня, хвалил почему-то за осторожность (?) и непрестанно возвращался пьяной мыслью к каким-то «инструкциям», которыми он сегодня не хочет заниматься. Я так и не понял толком, кто кому должен давать инструкции — я ему или он мне.

В заключение, несмотря на протесты жены, он потребовал, чтобы я распил с ним бутылку самогона. Как ни боялся я пить — голодный и истощенный, — было ясно, что вырваться без скандала из властных объятий моего нового знакомого совершенно невозможно. Поэтому я не стал особенно возражать, тем более, что решить в этот момент, что опаснее — остаться или уйти, — было очень трудно. Я остался, а безнадежно протестующая и совершенно трезвая жена была вскоре не без рукоприкладства выпровожена мужем из комнаты.

Мы начали есть и пить, и я, то ли от жадности к еде, то ли от страха, пьянел очень медленно. И чего же я только тогда не наслушался! Говорилось, конечно, не все прямо, а больше намеками; многое просто

Глава I. Белоруссия

как бы само собой подразумевалось. Но что такое «намек» в устах пьяного человека? — Он часто яснее самой беззастенчивой откровенности. Одним словом, если бы и не было в свое время сделано предупреждений со стороны приютившего нас железнодорожника, то я бы уже из одной этой беседы мог убедиться, что, несмотря на немецкую оккупацию, городские дела в значительной своей части находятся по-прежнему в руках большевиков, которые по-прежнему терроризируют население до последней степени.

Только тут я окончательно понял весь ужас нашего положения: уже не просто об опасности, а скорее о ничтожных шансах на спасение приходилось теперь думать. Собутыльник мой окончательно захмелел. Для меня возникал мучительный вопрос: помнит ли он на другой день то, что говорит и делает в пьяном виде? В комнате появилась его жена, ловкая, складная, выдержанная женщина. С ее появлением возник другой, не менее мучительный вопрос: слышала ли она наш пьяный разговор?

В ту минуту мне пришло, однако, в голову, что, может быть, не все еще потеряно и что осталось еще одно последнее средство для спасения. Многолетний опыт трудной подсоветской жизни подсказывал, что в этих условиях следует попробовать притвориться дураком и никудышным с практической точки зрения человеком. Прием известный и испытанный: старый и, в то же время, вечно новый. Утопающий хватается за соломинку — я и посвятил этому весь остаток вечера, имея в виду не столько пьяного начальника, сколько его совершенно трезвую супругу. Когда вся самогонка была выпита, мы расстались с хозяином на том, что я на другой день утром прихожу к нему на работу для зачисления в штаты. А с хозяйкой, которая пошла меня провожать до калитки, на том, что муж ее спьяна «все врет: штатного места у него для меня нет, и чтобы я вообще и думать забыл о поступлении в банк». Последнее можно было расценивать скорее как хороший симптом: мистификация, очевидно, удалась, я этому искренне возрадовался.

Серьезная дама оказалась более чем права. Меня не только не приняли в банк, но очень скоро выяснилось и другое: что меня вообще никуда не примут. Зато и на перекладину около базарной площади я тоже не попал. Где-то, очевидно, было решено, что торопиться со мной особенно нечего. Лютая зима, отсутствие пригодного для жилья помещения, голод, вши и инфекционные заболевания должны были медленно, но верно выполнять роль палача. Если бы не помощь добрых людей, а потом и Православной Церкви, никто из нашей семьи все равно не дожил бы до весны. В действительности же получилось

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

несколько иначе: из шести человек мы потеряли (и то несколько позднее) только двоих, наиболее пожилых, слабых и неподготовленных к такому совершенно особому образу жизни.

Общее положение в городе в первый год войны и оккупации

Ориентироваться в жизни маленького провинциального города было нетрудно. Вскоре я собрал все интересующие меня о Полоцке сведения. С первых же дней войны Полоцк попал в зону колоссального немецкого окружения: в результате немцы, которых большевики ждали с запада, пришли в город с востока, от Витебска9. Это обстоятельство исключило возможность эвакуации, и город, с прилегающими к нему районами, был захвачен почти со всем своим населением мирного времени. Выполняя приказ Сталина, в Полоцке, как и повсюду в других местах, отступающие войска и специальные комсомольские бригады10 зажигали жилые постройки, магазины и склады". Под страшный вопль и плач населения они ходили из дома в дом, бросая бутылки с бензином. Люди едва успевали выскочить на улицу, сохраняя из имущества только то, что было на себе. Никакие протесты не помогли: в пытавшихся оказать сопротивление или тушить пожар стреляли12.

Ужас этого первого и для многих русских, может быть, самого главного бедствия Второй мировой войны, имевшего место еще до вступления немцев в город, не поддается описанию. Город был почти весь деревянный; он сгорел на три четверти, оставляя тысячи людей без крова, имущества и каких-либо средств к существованию. Значительная часть из них разошлась потом по окружным деревням. Немцы входили среди дымящихся развалин: на многих улицах не осталось ни одного жилого дома. Они пытались вместе с жителями тушить пожар, но было уже слишком поздно. Огромные военно-продовольственные склады хлеба, мяса и масла, созданные заблаговременно Сталиным около Полоцка в расчете на наступательную войну, горели в течение многих месяцев уже при немцах; к ним нельзя было близко подойти.

Население, в том числе и евреи, знакомые с немецкой оккупацией еще по Первой мировой войне, не боялись немцев и даже приветствовали их приход, как это было почти повсеместно в России13. Ненависть к советской власти пересиливала у советских граждан все другие чувства и соображения14.

В центре экономических интересов народа была земля и свободная торговля; земля, конечно, прежде всего. Когда местные крестьяне, мобилизованные большевиками перед самым приходом немцев,

Глава I. Белоруссия

проходили уже в качестве военнопленных по городу и встречали глазами родственников и знакомых, они, совершенно забывая о своем собственном незавидном положении, кричали в голос: «Что вы тут зря болтаетесь? Бегите скорее домой делить землю! А мы пока будем вместе с немцами добивать Сталина!» Убеждение в том, что колхозы будут ликвидированы немедленно, а военнопленным дадут возможность принять участие в освобождении России, было в первое время всеобщим и абсолютно непоколебимым. Ближайшего будущего никто иначе просто не мог бы себе и представить. Все ждали также с полной готовностью мобилизации мужского населения в армию (большевики не успели провести мобилизацию полностью), сотни заявлений о приеме добровольцев посылались в ортскомендатуру, которая еще не успела даже хорошенько осмотреться на месте.

Фронтовые части немцев были прекрасно снабжены всем необходимым; они, как правило, не грабили и не обижали гражданского населения. Это производило на людей самое благоприятное впечатление. Доверие к немцам подкреплялось также и тем обстоятельством, что они в первое время весьма охотно отпускали пленных: местных — по домам, а дальних — во всех тех случаях, когда какая-либо местная семья или одинокая женщина соглашалась взять пленного «приймаком». Немцев в то время почти никто еще не рассматривал как врагов: очевидными для всех врагами были только Сталин, партийцы и комсомольцы, которые сожгли город. Однако восторженный подъем продолжался недолго. Прокатились дальше отборные фронтовые воинские части, началась «спокойная» организация новой жизни, и настроение людей стало не повышаться, а, наоборот, быстро падать. Немцы не оправдали ни одной заветной мечты, ни одной законной надежды населения: они все время делали такие вещи, которые никак не укладывались в рамки здравого смысла. И уже одно то, что понять их было просто невозможно, заставило людей сразу насторожиться и заподозрить что-то недоброе.

Началось с «призвания коммунистов на царство», как выразился один местный священник. Затем, при участии тех же коммунистов, занявших командные места в штате вновь сформированной городской полиции, последовали умопомрачительные репрессии по отношению к евреям. Затем немцы не разрешили крестьянам поделить землю и фактически сохранили колхозную систему. Затем немцы отказались допустить в какой бы то ни было форме участие русского народа в освобождении своей собственной страны от большевиков. Затем они почему-то вдруг перестали отпускать пленных, а вместо этого принялись

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 47

уничтожать их так же, как до этого уничтожали евреев. Затем в оккупированной зоне как апофеоз политического недомыслия были введены публичные казни и телесные наказания. Перечислять дальше, пожалуй, не стоит, ибо все остальное, зачастую тоже весьма существенное, совершенно меркнет по сравнению с вышеуказанным. К перечисленному же выше необходимо дать некоторые пояснения. Коммунисты завладели русскими административными учреждениями без особого труда или, даже вернее сказать, без всякого со своей стороны участия. Совсем по русской пословице: «Без меня меня женили».

Сейчас же по приходе немцев последние издали распоряжение, согласно которому все бывшие советские служащие и рабочие должны были вернуться на прежнюю работу. Таким простым образом вся партийная верхушка просто автоматически оказалась снова у власти. При этом ортскомендант даже официально заявил, что, с немецкой точки зрения, политические убеждения — личное дело каждого, и никакие заявления о бывшей принадлежности кого-либо из служащих к Коммунистической партии немцами рассматриваться не будут. В частном же разговоре, немедленно распространившемся по всему городу, он развивал несколько иную концепцию. Он сказал: «Нам нужны люди, имеющие опыт управления народными массами. В России такими людьми являются сейчас только коммунисты. Мы знаем, что это беспринципный элемент: им все равно кому служить: служили Сталину, будут служить и нам». Сути дела это, конечно, не меняло15.

Но если приход коммунистов к власти и был с их стороны актом чисто пассивным, то из этого, конечно, еще отнюдь не следует, что, оказавшись наверху, они так и не захотят или не смогут дальше организоваться по своему обычному партийному принципу, а будут покорно служить немцам не за страх, а за совесть. По-нашему выходило скорее как раз наоборот, по-немецки же казалось именно так. Мы увидим дальше, какие это имело последствия и для немцев, и для самих партийцев, и для все того же многострадального русского гражданского населения.

Другим, крайне тягостным для всех, впечатлением была непостижимая в своей жестокости и бессмысленности массовая расправа с евреями. Фронтовые части не проявили к евреям ни особого интереса, ни заметной враждебности. Они даже кормили их наравне со всеми прочими «цивилистами»16 из своих походных кухонь в первые дни по занятии города. И вдруг, недели две или три спустя после этого, как гром из ясного неба, появился приказ о создании гетто17! И этот приказ, и все дальнейшее, что за ним последовало, вызвало волну глубо

Глава I. Белоруссия

чайшего негодования и открытого протеста абсолютно во всех слоях населения. В Белоруссии, где так много еврейской бедноты, жизнь которой ни в чем в сущности не отличается от остального угнетаемого советской властью населения, антисемитизма нет, и масштаб вопиющего немецкого злодеяния буквально не укладывался людям в голову. Принципиальная сторона дела была, конечно, как всегда у русских, на первом месте. Но, кроме того, каждый думал, что если немцы могли поступать так с евреями, то им ничто не помешает при случае поступить так же и со всеми другими. Это последнее вполне здравое соображение оправдало себя скорее, чем можно было предположить, когда началось массовое уничтожение людей в лагерях военнопленных.

Как известно, с землей, то есть с роспуском колхозов и с переходом на единоличное крестьянское хозяйство, при немцах получилось тоже совсем неладно. Немцы прилагали все усилия к тому, чтобы оттянуть роспуск колхозов как можно дольше. Каждому крестьянину было ясно, что немцы, как и большевики, считают обобществленную форму землепользования лучшей системой для выкачивания из населения сельскохозяйственных продуктов. Таким образом, совместная с немцами борьба против большевиков теряла для крестьянина в значительной степени свой смысл.

Нарезка индивидуальных участков земли крестьянам в Полоцком районе началась только к концу 1943 года. С политической точки зрения это было, конечно, более чем поздно. Но немцы и сами отказывались от помощи русского народа. Только теперь, в ретроспективном плане, зная досконально чудовищные идеологические основы Третьего рейха, мы можем понять, в какое бешенство должна была приводить столпов национал-социализма наша претензия на участие в вооруженной борьбе против большевиков. Ни о русских формированиях, ни о мобилизации, ни о приеме добровольцев не могло быть тогда, конечно, и речи! Протянутая рука была отвергнута и осталась беспомощно висеть в воздухе. А на сердце росла обида и самые нехорошие подозрения. «Что ж это без нас хотят? — говорили крестьяне. — Если без нас, то, похоже, что и не для нас. Ну, пущай попробуют!»

И в то же самое время, то есть в конце 1941 года и в начале 1942 года, в Белоруссии вдруг необычайно пошли в ход украинцы. Хотелось бы мне знать, были ли тогда на оккупированной Украине в таком же почете белорусы? В Полоцке слово «украинец» быстро стало нарицательным и обозначало человека, пользующегося незаслуженными привилегиями. Украинцам — доверие, украинцам — особый паек, только украинцев принимают на всевозможные вспомогательные должности

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 49

при немецких военных и гражданских учреждениях: украинцы десятники, надсмотрщики и погонщики. Спрос, как известно, родит предложение, а люди советской жизненной школы зевать не любят. Уж и наплодилось же тогда в Белоруссии новоявленных «украинцев»! Я думаю, что тогда и на самой Украине-то их столько не было. От своей «мудрой» политики с так называемыми украинцами немцы очень быстро сами стали в тупик: было ясно, что очень скоро в Белоруссии не останется ни одного белоруса — все станут украинцами. Немцам пришлось прекратить эту акцию, но у населения надолго остался неприятный осадок на душе от нее. Всем было понятно, откуда ветер дует, и до 1944 года включительно в Полоцке сохранилось ироническое выражение «пойти в украинцы».

Особо должно быть отмечено впечатление, которое произвело на народ введение публичных казней через повешение и телесных наказаний. Этой частной мерой, совершенно оставленной уже к весне 1942 года, немцы навредили себе не меньше, чем всеми остальными, вместе взятыми. Почему немцам нельзя было этого втолковать даже тогда, когда под давлением явно неблагоприятных результатов публичные казни и порки были давно отменены? Всем известно, что в личных отношениях немцы при желании могут быть даже очень приятны по отношению к отдельным лицам. Но ни один народ в мире не обладает такой исключительной способностью в организованном порядке восстанавливать против себя все другие народы, как немцы.

Частные взаимоотношения между немцами и местным населением

Уж так повелось, что пропаганда воюющих между собой стран поливает друг друга грязью без всякого зазрения совести. Война есть война, а слово, как известно, может быть очень вредоносным оружием. Использовать это оружие против немцев было особенно удобно и легко, потому что они действительно совершили ряд возмутительных поступков. Но война давно окончена. С точки зрения исторической правды было бы неправильно продолжать ругать немцев без всякого разбора и абсолютно за все или приписывать и то, чего в действительности никогда не было. Немцам, как и многим другим народам, вполне хватает их действительных настоящих грехов, чтобы нужно было эти грехи для них еще специально придумывать.

Я беру на себя смелость высказать следующее положение: насколько плоха была немецкая политика в занятых областях, настолько же

Глава I. Белоруссия

хорошо вели себя в массе немецкие военнослужащие по отношению к местному населению. Говорят, что там, где было так называемое «гражданское управление», было вообще много хуже, чем у нас. Этому не приходится удивляться, ибо гражданское немецкое управление было сплошь партийным. Хозяйственники, работники так называемых «Виртшафтскоманды»18 (ВИРО) и Центрального торгового общества (ЦТО) и у нас были в массе значительно хуже военных. Кстати сказать, и это тоже очень характерно, что между теми и другими шла непрекращающаяся вражда на принципиальной почве. Военные немцы будто были сделаны совсем из другого теста, чем гражданские, партийные. Отнюдь нередки были случаи, когда офицеры и солдаты в разговоре с нами, русскими, подчеркивали свою беспартийность. Отмежевывались от нелепых или жестоких мероприятий власти и от всей души старались смягчить или даже вовсе не проводить их в жизнь.

Первые годы оккупации немцы в большом количестве размещались на постой в частных домах, разделяя в какой-то степени не только помещение, но и саму жизнь со своими хозяевами. При этом в подавляющем большинстве случаев между теми и другими устанавливались хорошие отношения и даже настоящая дружба. Уезжая в другой город или на фронт, немцы иногда подолгу переписывались со своими бывшими хозяевами. Известны случаи, когда такая переписка продолжается даже теперь, в эмиграции.

Усиленная меновая торговля также весьма содействовала установлению дружеских взаимоотношений между завоеванными и завоевателями. Хулиганства со стороны немцев на улице не было совершенно. Этому содействовала не только природная дисциплинированность немцев, но и многочисленные патрули полевой жандармерии, день и ночь циркулировавшие по городу. Можно предполагать, что официальные правила поведения, предписанные уставом, были очень строги: и солдаты, и офицеры боялись своей жандармерии, как огня. Нужно ли из сказанного сделать заключение, что частная жизнь при немцах была сплошным раем, а сами немцы — ангелами? Конечно, нет. Были и неприятности, было и хамство со стороны отдельных немцев. Но масштаб всего этого по условиям военного времени был очень незначителен.

Реквизиции, конфискации и кражи имущества, фуража и скота, несомненно, также должны были иметь место. Но в то же время тысячи жителей в городе, не говоря уже о деревне, имели и собственных лошадей, и коров, и коз, и овец. Очень многие жители получали коров и даже лошадей уже при немцах, из числа так называемых «трофейных», организованным порядком за самую умеренную плату. Вероят

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 51

но, были случаи кражи немецкими солдатами у местных жителей и кур, и свиней, и коров, хотя мне почти не приходилось об этом слышать (за три года слышал всего один раз). Но совершенно очевидно, что это не носило массового характера, так как, несмотря на большое количество войск в городе, почти все семьи имели кур, безбоязненно расхаживавших везде, где им только вздумается. Свиньи похрюкивали почти в каждом дворе, а поросенка можно было, хотя и не без хлопот, купить каждому в племенном животноводческом немецком хозяйстве около города. Породистых свиней и рогатый скот немцы систематически привозили из Германии.

Особого рассмотрения требует вопрос о взаимоотношении полов. Зная значительно большую, по сравнению с Западной Европой, чопорность и строгость русской женщины, советская пропаганда, желая не только заранее напугать население, но и совершенно восстановить его против немцев, приписывало последним чуть ли не поголовные изнасилования. Это была, конечно, самая беспардонная ложь. Случаи изнасилований должны были иметь место, но это было отнюдь не правило, а скорее редчайшее исключение. О ничтожном количестве их можно судить из следующего. Я пробыл в зоне немецкой оккупации почти три года: за все это время я слышал всего о двух таких случаях. В первом случае очень пьяный немецкий солдат на железнодорожной станции Вязьма ночью тянул за рукав уже немолодую женщину-беженку к пустому вагону стоявшего на запасных путях товарного поезда. Тянул вяло, пытаясь ей что-то объяснить, причем они все время фактически оставались стоять на одном месте. Проходившие мимо другие немецкие солдаты с котелками дали ему пинка и освободили таким образом женщину. Это я видел сам из вагона в декабре 1941 года. Другой случай произошел в том же 1941 году, только несколько раньше, в самом городе Полоцке, еще до моего прибытия туда; мне о нем потом рассказывали местные жители. При обстоятельствах, мне в точности не известных, немецкий солдат ночью вломился в чей-то чужой дом и, угрожая оружием, изнасиловал там девушку. Преступление было обжаловано, доказано и по постановлению военного суда солдата расстреляли. Об этом знал весь город.

Совсем другое дело — добровольные сожительства: они имели место в довольно значительном количестве19. Тем не менее, немцы со своей стороны неизменно жаловались на трудность заведения любовных связей в России по сравнению с другими странами, где им приходилось стоять раньше. Связи возникали по преимуществу в местах совместной работы, когда русские женщины служили в немецких

Глава I. Белоруссия

учреждениях и предприятиях. Несравненно реже — по месту жительства немцев, что легко объяснимо и по-своему примечательно. Деревенские любовные связи немцев могли иметь место только в качестве самого редчайшего исключения.

Из числа известных в городе связей (а они в глухой провинции известны, конечно, все) к 1944 году заметный процент приходился на женщин, связанных с партизанами или с советской разведкой. Такие женщины были и пришлые, и из местных комсомолок. В этом отношении наивности немцев не было границ: они принципиально не считали женщину, да еще молоденькую и хорошенькую, способной на такую работу20. Многим из них пришлось за это жестоко поплатиться. Большевики, зная слабость немцев, засылали смазливых девиц, прошедших специальную школу разведки НКВД в довольно большом количестве. Действие их на немцев было неотразимо и всегда безотказно. В лучшем случае такая девица неожиданно исчезала из города, захватив с собой документы, бланки и печати. А бывало и хуже. Но для русского гражданского населения любовница-разведчица была несравненно опаснее не тогда, когда она сбегала из города, а тогда, когда она, оставаясь в нем, за спиной своего покровителя и самым энергичным образом занималась провокацией. Зловредное, тонко инспирированное влияние такой женщины было несравненно труднее преодолеть, чем немецкий эгоцентризм и бездарные национал-социалистические правила и приказы. Сколько хороших людей погубили такие женщины, сколько антибольшевистски настроенных деревень было сожжено их усилиями!

Военные власти не вмешивались в добровольные отношения полов. Однако законные браки между немецкими военнослужащими и русскими женщинами были строго запрещены. Мне известно несколько пар, которые пытались обойти это запрещение. Говорят, будто бы в других местах, например, в Витебске, были устроены специальные публичные дома для солдат, куда без разбора помещали русских молодых женщин против их воли. Зная национал-социалистические установки во взглядах на другие народы, этому не приходится особенно удивляться. Но в Полоцке ничего подобного не было. Венерических заболеваний среди немецких солдат наблюдалось очень немного. В целях борьбы с таковыми женщин, которые заражали немцев, после тщательной проверки в бактериологической лаборатории местного военного госпиталя расстреливали. Мне лично пришлось слышать про один такой случай.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

Административная структура управления. Учреждения и предприятия

Высшим административным органом в г. Полоцке, как и во всяком другом более или менее крупном населенном пункте оккупированной территории с военным управлением, была ортскомендатура. Главным назначением этого учреждения было, конечно, всемерное обеспечение воинских частей как мимопроходящих, так и расположенных на месте21. Однако ведению ортскомендатуры подлежали не только воинские части, но в какой-то степени и все хозяйственные немецкие учреждении, а также русское гражданское население и местная промышленность. Ортскомендатура22 должна была быть хорошим для немцев хозяином своего района, с фактически неограниченной властью по отношению ко всему «туземному».

Русскими учреждениями, через которые ортскомендатура и некоторые другие инстанции осуществляли управление гражданским населением, а также отчасти и местной промышленностью, являлись: городская управа («магистрат»), районная управа, земельное управление и банк. Всё это были относительно большие учреждения. В городской и районных управах насчитывались десятки служащих в одном только аппарате. Многие думают, что русские учреждения при немцах были лишены какой бы то ни было самостоятельности и должны были играть очень незначительную и даже жалкую, чисто вспомогательную роль. Может быть, гордые завоеватели как раз именно этого и хотели. Но на самом деле это было далеко не так.

В действительности немцы диктовали только основные мероприятия, да и то, главным образом, в их принципиальной части, техническими деталями у них не было ни охоты, ни времени заниматься. Между тем, с точки зрения интересов местного населения, именно эти-то самые технические детали и были часто важнее всего. Я уж не говорю о том, что город и район имели много более мелких своих, чисто местных забот, которыми немцы вообще никогда, очевидно, и не собирались заниматься. Штат ортскомендатуры был, как правило, очень мал: всего каких-нибудь 3-4 человека. Сам комендант, его адъютант и переводчик были так сильно загружены своими военными обязанностями, что для гражданских дел могли уделить никак не больше тридцати — сорока минут в день. Где же тут еще вникать в детали! Дать общие установки по текущим делам, выслушать краткий доклад об исполнении вчерашних распоряжений и о том, что дела

Глава I. Белоруссия

ется в городе, — вот и вся их дневная работа по гражданской линии. Во всем остальном инициативе местного русского начальства была фактически предоставлена почти полная свобода.

Благодаря сложной, двойной, а иногда и тройной подчиненности совершенно разным немецким инстанциям, кроме ортскомендатуры, ловкий русский администратор, искусно лавируя между многочисленным и нередко враждебным друг другу немецким начальством, мог достигнуть даже и очень большой относительной самостоятельности в делах. Успех зависел, главным образом, от его способности и умения использовать обстоятельства, так как случаев сложного подчинения в административной структуре оккупационного управления было более чем достаточно.

Так, местная промышленность, находившаяся в системе горуправы, подлежала одновременно по разным линиям ведению и ортскомендатуры, и «Виртшафтскоманды», и Центрального торгового общества «ОСТ». Школьный и церковный отделы горуправы и отдельное от последней дорожно-строительное управление, работавшее не в масштабе района, а в масштабе округа, были в одновременном непосредственном подчинении и ортскомендатуры, и других, выше ее стоящих военных учреждений, как-то фельдкомендатуры23 и штаба армии. Городские больницы, принадлежащие также к учреждениям горуправы, были одновременно в какой-то степени подчинены и ортскоменданту, и старшему врачу гарнизона, и начальнику немецкого военного госпиталя, и фельдкомендатуре.

Большая или меньшая зависимость русских учреждений от немецких военных частей могла в чрезвычайно широких пределах колебаться и под влиянием личных отношений между русской и немецкой администрацией. А личные отношения очень часто зависели от взяток и подарков. Суть сказанного может быть коротко выражена следующей простой формулировкой: «Чем больше подарков дает русский начальник начальнику немецкому, тем меньше начальник немецкий интересуется делами русского начальника». Тут, пожалуй, будет уместно сразу же привести и некоторую другую формулу. Она дополняет и как бы несколько развивает предыдущую: «Чем больше получает немецкий начальник лично для себя от подчиненного ему русского начальника, тем меньше получает через них обоих Германия и германская армия». Если при этом принять во внимание, что немцы в массе своей оказались страшными взяточниками, то можно себе легко представить, какие большие последствия всё сказанное должно было иметь в практической жизни.

Из сказанного следует, что не только русские учреждения, не обладая полной самостоятельностью, очень сильно зависели от немцев, но

Я. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 55

и немецкие учреждения, будучи абсолютно самостоятельными, очень сильно зависели от русских. А всё вместе взятое зависело от того, в какую сторону были направлены усилия людей, какую цель ставили себе те или иные действующие лица: личную ли выгоду, успех ли какой-то отвлеченной политической доктрины или непосредственное благо ближнего во имя Высшей Справедливости. Людей много, и «каждый молодец — на свой образец». Таким образом, в практической жизни и то, и другое, и третье всегда тесно переплетаются между собой. В качестве равнодействующей получается сложное явление, зачастую очень трудное для расшифровки и понимания. Именно поэтому здесь приходится так подробно останавливаться на всех деталях оккупации. Беспристрастный историк тем лучше поймет и оценит события, чем большее число составляющих такую равнодействующую он будет иметь в своем распоряжении.

Для полноты картины городской жизни необходимо еще особо остановиться на таких немаловажных, с общественной точки зрения, предметах, как местная промышленность, продовольствие, народное образование, медико-санитарная часть и церковные дела. Рассмотрим их по порядку.

а) Несмотря на колоссальные разрушения, причиненные пожаром, город имел целый ряд предприятий, как-то: хлебозавод, маслозавод, винный завод, бойни, мельницу, мыловаренный завод, кирпичный завод, кожевенный завод, валяльное, гончарное, бондарное заведения, общественную столовую, парикмахерскую, бани, портняжную и сапожную мастерские, электростанцию, водокачку, театр, пригородное хозяйство (бывший совхоз) с племенной станцией рогатого скота, свинофермой и молочным хозяйством и садоводство-огородничество. Все это было, так оказать, государственное и работало, главным образом, на немцев, но все же не только на одних немцев. Продукция местной промышленности для русского, то есть гражданского населения, главным образом, для рабочих и служащих, отпускалась по очень низким, «твердым» ценам в незначительном, строго регламентированном количестве. Но за взятки или при содействии подарков — кур, масла или яиц — каждый мог получить почти всё и в достаточном количестве.

Лица, работавшие на тех или иных предприятиях местной промышленности, а таких в городе было чуть ли не большинство, имели возможность нелегально или полулегально получать очень многое с других каких-либо предприятий местной промышленности, так сказать, «в порядке обмена» или, вернее, незаконной взаимной любезности. Всякое начальство смотрело на это сквозь пальцы. Немцы,

Глава I. Белоруссия

в свою очередь, тащили и продавали (особенно охотно на золото) все, что подлежало их ведению, даже бензин, за продажу и покупку которого, согласно расклеенному по городу объявлению, полагался расстрел обеих сторон, заключавших сделку. К слову сказать, в конце оккупации, в 1943 и 1944 годах у немцев, вернее сказать, у разных иностранцев, служивших в немецкой армии, можно было покупать даже такие вещи, как ручные гранаты, пулеметы и легкие противотанковые пушки. Таким именно образом снабжались многие партизанские отряды около Полоцка, Десны (Луначарска) и Дриссы, а вероятно, и во многих других местах (винтовок и автоматов партизаны сами не хотели покупать, потому что имели их всегда в достаточном количестве).

Частных магазинов в городе не было, зато базар и разные спекулянты, торговавшие на дому, процветали. Люди, натащившие во время пожара перед сдачей города немцам много разного товара из горящих лавок и складов, торговали этим добром вплоть до 1944 года. Полицейские продавали еврейское имущество. Всевозможные кустарные производства на дому, считавшиеся нелегальными, от выжимания льняного масла до курения самогона включительно, были в большом ходу. Кустарничество было строго запрещено, так как подрывало сырьевую базу «государственной» местной промышленности, но практически преследовалось оно очень слабо. Под конец оккупации в городе появилось два частных предприятия — фотография и «ресторан», то есть, в сущности говоря, маленький грязный трактирчик с подачей самогона и пива.

По продовольственным карточкам население получало фактически только один хлеб и то в небольшом количестве и плохого качества. Это могло бы быть причиной голода, как мы знаем по опыту больших городов: Киева, Харькова и других, попавших в зону немецкой оккупации. Но жители маленького города были в более благоприятных условиях. Они вросли глубокими корнями в окружающую деревню и сами в какой-то, довольно значительной, степени строили свою экономику на сельском хозяйстве и огородничестве. Это спасало постоянных местных жителей от голода, избежать которого при иных обстоятельствах было бы невозможно. Крестьяне также, конечно, были совершенно сыты. Голодали, и подчас довольно жестоко, только беженцы-пришельцы да одинокие престарелые погорельцы. В первый год оккупации голодал городской Инвалидный дом и огромный детский приют для сирот. В дальнейшем им для прокормления были отведены большие и хорошие земельные участки.

При немцах были в обращении одновременно и советские деньги, и германские оккупационные марки, по паритету одна германская марка

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

равнялась десяти советским рублям. Огромную цену имело золото и в «рыжиках» царской чеканки, и в вещах; его было в обращении несравненно больше, чем можно было бы предполагать после двадцати пяти лет советской власти с ее торгсинами и «парильнями для буржуев»24 в НКВД. Бумажные деньги царского времени хотя и хранились еще у очень многих жителей под спудом, но никакой цены не имели.

б) С народным образованием при немцах дело обстояло во всех отношениях скверно. Все, что было при Советах по уровню выше средней школы или относилось к профессиональному образованию, оказалось закрытым. Это произошло по двум разным причинам, действия которых складывались: с одной стороны, сгорели или были заняты под немецкие учреждения и войска потребные для этого помещения, а с другой стороны, немцы не видели для себя ровно никакой нужды слишком много учить побежденные народы. Из средних школ, и то не полностью (без старших классов), функционировали при немцах только три с общим числом учащихся в 150-260 душ (количество учащихся в разные годы сильно колебалось в зависимости от очень многих причин). Таким образом, не будет ошибкой сказать, что фактически имело место только начальное, низшее образование.

В первый год оккупации учителя были почти сплошь из бывших коммунистов или комсомольцев, а советские учебники, употреблявшиеся за отсутствием других, пестрели портретами советских вождей. Немцев ни то, ни другое отнюдь не смущало. Зато немцы официально запретили преподавание Закона Божьего, истории и всякой географии, кроме физической. При таких условиях академическая часть быстро пришла в упадок. Педагоги занимались на уроках, главным образом, восхвалением советского режима и агитацией против немцев и делали это совершенно беспрепятственно. В результате большинство родителей, совершенно иначе тогда настроенных, перестали пускать своих детей в школу. После 1942 года была сделана попытка если не перестройки, то, во всяком случае, значительного обновления школьного дела. Несмотря на исключительно трудную обстановку, она все же дала некоторые положительные результаты. В изложении хода городских событий на протяжении 1943 года и 1944 года мы еще вернемся к этому вопросу.

К школам и учению имеют большое отношение библиотеки. С книгами в городе дело обстояло тоже неважно. Огромное количество книг сгорело от комсомольских пожаров перед приходом немцев. Остатками немцы топили в первое время печи и свои походные кухни. Тем не менее, к концу 1942 года удалось собрать городскую библиотеку в несколько десятков тысяч томов. Весной 1943 года она сгорела дотла от советской воздушной

Глава I. Белоруссия

бомбардировки. После этого уже ценою огромных трудов удалось собрать еще 2-3 тыс. книг, которые составляли тогда все богатство города.

в) Город имел две больницы, одна из которых была очень большая. Во главе их стояли не местные врачи, мобилизованные еще в самом начале войны в Красную армию, а какие-то случайные, пришлые люди из беженцев и военнопленных. В городе поговаривали, что пришлый элемент работает в контакте с бывшими коммунистами25 и полицией, уничтожая под шумок нежелательные для себя элементы населения. Многие в связи с этим даже боялись ложиться в больницу. Может быть, для этих слухов и были реальные основания, так как часть врачей городской больницы позднее ушла в партизаны26, а другие лица из медперсонала были пойманы на передаче «в лес» медикаментов и хирургических инструментов27. Часть младших врачей — и это были как раз лучшие — принадлежала к местным уроженцам.

Больницы очень плохо отапливались, снабжение продовольствием было бы более или менее удовлетворительным, если бы значительная часть его не раскрадывалась служащими. Впоследствии это положение удалось несколько улучшить. Снабжение медикаментами было, наоборот, самое скудное, и лекарства, практически говоря, почти совсем отсутствовали. Даже дифтеритной вакцины, имевшейся в очень большом количестве у соседнего немецкого военного госпиталя, для русских больных совсем не отпускали. Ни бактериологической лаборатории, ни рентгеновского кабинета при русских больницах в это время тоже не существовало. Но этого рода работы для них время от времени все же выполнял немецкий госпиталь. Инфекционные отделения больниц были всегда переполнены. Тиф и дифтерит, обычные в то время болезни немецких солдат, косили и русское население. Дважды за три года вспыхивала сильная эпидемия скарлатины. Зубов гражданским лицам лечить было негде. За отсутствием медикаментов их не лечили, а только рвали, и, конечно, без кокаина.

г) До революции в Полоцке было 12 или 14 разных храмов28. Из них: один католический, один протестантский, один старообрядческий, один единоверческий, одна еврейская синагога, остальные — православные. В городе было также два монастыря, мужской29 и женский. Последний — знаменитый на всю Россию, Спасо-Евфросиньевский, основанный внучкой князя Владимира Святого еще в XII веке30. Ко времени Второй мировой войны все храмы уже давно были закрыты большевиками. Древние здания, часто высокохудожественной архитектуры, использовались под склады или стояли в руинах. В огромном соборе за Двиной была устроена тюрьма НКВД.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 59

Отношение немецких оккупационных властей к религии проще всего определить формулой «дружественный нейтралитет». Только иудаизм и католицизм были в другом, значительно более худшем, положении: первый по расовым, второй — по национальным, антипольским соображениям. Ко всем другим конфессиям отношение было благосклонно-снисходительное. Как ни плохо понимал немецкий национал-социализм не только духовную сущность религии, но и ее политическое значение для такой страны, как Россия, он все же пытался, елико возможно, использовать в своих интересах все предыдущие большевистские «несправедливости» и гонения на Церковь. Завоеванный Восток должен был, наконец, хоть в чем-нибудь почувствовать резкую разницу между немцами и большевиками. И он ее почувствовал: немцы предоставили религии и Церкви свободу жить или умирать, как это им заблагорассудится, а затем перестали этим делом вообще сколько-нибудь серьезно интересоваться. На первый раз и это уже было не так плохо. Свободное и независимое положение составляло для верующих почти все, о чем только можно было мечтать. И это тем более, что в тот момент и большевики как-то не обращали никакого внимания на религиозную жизнь оккупированных немцами районов. Таким образом, может быть, впервые на протяжении всей русской истории религиозные чувства народа были предоставлены исключительно самим себе. Это был очень интересный опыт.

Вскоре после прихода немцев в городе открылись два православных храма, один католический, один старообрядческий и одна баптистская община. Народ повалил в православные церкви валом. Католиков в городе было около тысячи, баптистов меньше ста человек. Деревня была вся православная. Крещения детей разного возраста насчитывались тысячами, церковные браки, по большей части запоздалые, — многими сотнями. Наличные священнослужители, которых было явно недостаточно для удовлетворения всех духовных нужд, трудились до полного изнеможения. Пока не было партизан, то есть почти до лета 1942 года, священники, служившие по праздникам в городе, всю неделю разъезжали по ближним и дальним деревням. По воскресеньям около городских храмов стояли сотни деревенских подвод. Религиозный подъем был стихийным и необычайным по силе.

Доходы Церкви были также очень велики, немцы не облагали их налогами. Таким образом, открывалась возможность ремонтировать церковные здания как уже действовавшие, так и остальные. К 1944 году в городе было открыто уже восемь христианских храмов, не считая баптистской молельни. Возобновил свою деятельность также

Глава I. Белоруссия

и женский Спасо-Евфросиньевский монастырь31. Крестные ходы по особо торжественным случаям, как, например, перенесение мощей, и по большим праздникам собирали многие тысячи людей из города и деревни, совершенно запружая улицы и останавливая движение военных автомашин. Немцы, хотя и не особенно охотно, принуждены были мириться с этим. Церковный звон, совершенно запрещенный большевиками еще в 1925 или 1926 году32, опять зазвучал над городом. Верно, хороших колоколов взять было уже негде.

В январе 1942 года немцы арестовали католического ксёндза, и ни он, ни какой-либо другой католический священник так и не был больше допущен в город на постоянное жительство. В костёле регулярно служил, один раз в месяц, специально приезжавший для этого из Западной Белоруссии ксёндз-поляк, а иногда, в свободное от своих прямых обязанностей время, немецкий военный патер. Немецкие солдаты и офицеры имели для молитвы свои богослужения в походных храмах, но из любопытства заходили, конечно, и в городские церкви. В подавляющем большинстве случаев они вели себя вполне корректно.

Русская национальная общественность

Вопреки мнению немецких национал-социалистов, здоровая национальная общественность не выродилась и не умерла за длительный период большевистского владычества. Правильнее было бы даже сказать как раз наоборот: необходимые для нее душевные силы народа, как и следовало ожидать, только обновились и окрепли от гонений, преследований и борьбы. Сорок миллионов русских людей, уничтоженных советской властью за тридцать лет33, пять миллионов солдат, добровольно сдавшихся в плен немцам в начале Второй мировой войны34, десятки миллионов находящихся сейчас в сибирских концлагерях35 и еще небывалое по своим масштабам во всей мировой истории явление старой и новой российской эмиграции — тому порукой. Когда будет написана история бесконечных восстаний36 против советской власти — а над ней уже работают, — никто больше в Европе и Америке не посмеет сказать, что русский народ безропотно покорился черной силе. Как с этой силой справятся сейчас Европа и Америка, мы еще не знаем, но в том, что русский народ ее в конце концов переварит, как переварил в свое время нашествие монголов, это уже очевидно.

Здоровые ростки, новые побеги так и прут в России отовсюду. Жизненная цепкость и принципиальная несгибаемость нашей эмиграции стала «притчей во языцех». Весь мир, опять же, теперь знает

Я. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 61

о событиях 15-16 октября 1941 года в Москве, когда коммунисты, милиция и НКВД, подавшись панике, в одну ночь сбежали из города, а рабочие и служащие на утро, как ни в чем не бывало, выбрали из своей среды новую администрацию и спокойно остались на прежних местах37. Даже миллионы расстрелянных и замученных НКВД молчаливо свидетельствуют всему миру о том, что русский народ отнюдь не побежден. Замучены, расстреляны и сосланы не все. На воле остались родственники, единомышленники и друзья. Их больше, чем пострадавших, и это грозная сила. Пускай в нее не верит Запад. Большевики о ней знают и трепещут. Недаром же во многих городах западной половины европейской России до Москвы включительно по мере приближения волны германского наступления одновременно с беспорядочной эвакуацией учреждений и предприятий происходили под шумок планомерные аресты наиболее активных граждан из всех слоев населения, а особенно из среды интеллигенции38.

Город Полоцк не мог и не должен был быть, конечно, каким-то особым исключением из общего правила. После знакомства с местным начальником банка и его женой я в долгие зимние ночи, ложась спать на голодный желудок в холодной комнате, все думал и думал о том, где нужно искать родники народной жизни, которые коммунистам не удалось уничтожить ни перед приходом немцев, ни после него. Думал, думал и, наконец, надумал...

На самой дальней окраине города Полоцка, в слободе, когда-то давно разросшейся около стен знаменитого Спасо-Евфросиньевского монастыря, в хибарке-сторожке жил маленький тщедушный семидесятисемилетний священник, о. Иоанн. История его проста и может быть рассказана в нескольких словах. Крестьянин по происхождению, очень умный и одаренный от природы, но без большого образования, он, прослужив свыше пятидесяти лет в качестве деревенского фельдшера, в 1936 страшном году, т. е. в самый разгар «ежовщины»39, принял священство. Непосредственным толчком к его рукоположению послужил арест последнего в городе Полоцке священника, которому, как надеялись власти, не найдется больше преемника. Ивана Константиновича Соколовского знал, любил и уважал весь округ, а деревня — в особенности. Он был членом тайной (или «катакомбной») церкви40 и, может быть, пошел на подвиг не по своей инициативе, а из послушания.

Время служения алтарю о. Иоанна Соколовского при советской власти исчислялось всего несколькими неделями: его, как и его предшественника, вместе с женой очень скоро забрали в НКВД и продержали до самого прихода немцев. Престарелая чета сидела в Полоцке

Глава I. Белоруссия

и испытала на себе все виды «морального» воздействия. Большевики хотели во что бы то ни стало добиться, чтобы популярный в городе старик снял с себя сан. В «ежовских рукавицах» матушка быстро скончалась, а батюшку морили голодом и продолжали время от времени бить в течение нескольких лет. По свидетельству сидевших с ним вместе лиц (он сам о себе никогда ничего не рассказывал), о. Иоанн имел обыкновение после каждого удара произносить: «Спаси, Господи!», что особенно приводило в ярость его палачей. Когда пришли немцы, старого священника, полуживого, с переломанными ребрами, выбитыми зубами и с незначительными остатками медленно выдерганных усов и бороды, вынесли на руках другие освободившиеся заключенные.

Когда я познакомился с ним, он не только уже служил в маленькой монастырской церкви, но и довольно бодро расхаживал, прихрамывая, с палочкой по всему городу.

В келье этого совершенно больного, но очень сильного и бодрого духом человека начали постепенно собираться и объединяться лучшие представители тех многочисленных русских людей, которые, с одной стороны, ненавидели большевиков и советскую власть, а с другой — не хотели быть только послушным орудием в руках завоевателей. Среди них был Михаил Евсеевич Зуев41, известный в дальнейшем начальник отрядов крестьянской самообороны, который, несмотря на свое старообрядчество, очень любил и почитал православного священника, о. Иоанна. Группа, собиравшаяся около о. Иоанна, состояла первоначально из 8-10 лиц самого разного социального происхождения.

Располагавшая прекрасной информацией о том, что происходит вокруг, группа, когда я в нее вошел ранней весной 1942 года, определяла и расценивала создавшееся положение примерно следующим образом:

A. Наилучший вариант исхода войны заключается в том, чтобы немцы успели окончательно разгромить Сталина раньше, чем союзники раздавят Германию. Вероятность такого варианта тогда казалась весьма большой. С этой точки зрения, было желательно, чтобы события на западе развивались медленно, а на востоке — быстро.

Б. Медленные действия союзников и вступление в войну Японии расценивались положительно. Немецкая политическая близорукость — отрицательно. Однако после зимнего поражения немцев под Москвой можно было надеяться, что немцы поумнеют и обратятся за помощью к русскому народу.

B. Насколько выгодными казались с этой точки зрения поддержка немцев и создание русской национальной армии из военнопленных и перебежчиков42, настолько же опасным и вредным — коммунистичес

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 64

кое засилье в организованных немцами на оккупированной территории русских учреждениях и зарождающееся при помощи советских парашютистов партизанское движение.

Г. Все сходились на том, что тактика работающих у немцев коммунистов сводится к прямому вредительству, провокации и физическому уничтожению русских антибольшевиков. Это достигалось путем шпионажа в пользу Советов, путем дезорганизации городской и деревенской жизни, путем умышленного притеснения местных жителей и путем ложных доносов. Коммунисты больше всего на свете боялись дружественных отношений между немцами и местным населением43.

Д. Всем было ясно, что тактика советских парашютистов — первых партизан — перекликается с тактикой городских коммунистов и обнаруживает таким образом один и тот же источник того и другого, т. е. Кремль. Парашютисты, весьма впрочем тогда еще немногочисленные, провокационными методами старались прежде всего вызвать суровые репрессии со стороны немцев по отношению к местному деревенскому населению. Они стреляли ночью с окраин безусловно «мирных» деревень в направлении едущих по шоссе немецких грузовиков. Они подбрасывали в темноте на деревенские улицы изуродованные трупы замученных специально для этого в лесу германских солдат и т. п.

Е. Ясно, что немцы совершенно не понимают и не ценят доброжелательного к себе отношения со стороны основной массы населения, которая в сотрудничестве с немцами видит очевидную взаимовыгодную возможность борьбы против Советов44. Немцы совершенно не понимают и недооценивают также опасности со стороны организованно действующих у них за спиной коммунистов и других сталинских агентов, как бы они ни назывались — парашютистами, партизанами, шпионами или провокаторами.

Ж. Единственным надежным местом пристанища для народа сейчас может быть Православная Церковь. Церковные люди не заражены коммунизмом, немцы относятся к Церкви и благосклонно, и неподозрительно, местные же большевики не обращают на нее пока никакого внимания. Поэтому только около Церкви можно незаметно организовать национальную работу, найти нужных людей, взаимно поддержать друг друга и в случае необходимости общими усилиями оказать сопротивление проискам любого противника.

Все это, а также и многое менее важное другое, было тщательно разобрано и взвешено сообща в группе. Оценка положения имела целью

Глава I. Белоруссия

составить план действия; сидеть, сложа руки и ждать у моря погоды было поистине нетерпимо. Решение вынесли примерно такое:

1. Для того чтобы в официальных сношениях с немецкими властями иметь права юридического лица, нужно принять срочные меры к организации в городе какого-нибудь чисто церковного учреждения, будь то самостоятельное епархиальное управление или церковный отдел при одной из существующих уже служебных инстанций. Само собой разумеется, что в будущем учреждении должны быть только свои люди.

2. Поручить этому новому учреждению заняться срочным ремонтом храмов и организацией новых приходов в городе и в деревне. Войти в сношения с активными и определенно антисоветски настроенными представителями всех наличных в городе и в районе вероисповеданий и содействовать им в развитии аналогичной деятельности.

3. Начать сейчас же, обязательно с разрешения соответствующих властей, добровольный сбор денежных пожертвований на ремонт храмов. Сборщикам, ответственным перед группой и вообще во всех отношениях надежным людям, поручить тщательное и неустанное наблюдение за всем, что делается в городе и в районе, в их обязанности входят также поиски активных единомышленников, хороших старых знакомых и друзей для привлечения последних к нашей работе.

4. Оказывать общественным порядком, через свое будущее церковное учреждение и через приходы, всемерное противодействие большевистской провокации. Для чего отстаивать «всем миром» каждого несправедливо обвиненного перед немцами или незаконно арестованного русской полицией человека и каждую предназначенную немцами к сожжению деревню.

5. Искать пути к непосредственному общению с более высокими, чем наши городские, немецкими военными учреждениями или отдельными влиятельными лицами из командования для разъяснения им роковых политических ошибок германского управления на занятой территории45. При этом в первую очередь настаивать на удалении от власти всех бывших коммунистов.

6. Составить и послать «куда-нибудь повыше» следующие докладные записки: об организации русской антибольшевистской армии, о немедленном роспуске колхозов, об укомплектовании полиции людьми, облеченными общественным доверием, и, наконец, об организации крестьянской самообороны для борьбы с партизанами.

7. Не дожидаясь немецкого разрешения на отряды самообороны, немедленно заняться организацией в ряде деревень на свой страх и риск системы взаимной поддержки для отпора парашютистам или

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

партизанам. В каждом деревенском отряде иметь, хотя бы и нелегально, какое-то оружие, не доводя об этом, по возможности, до сведения всех жителей.

8. Направить в ближайшие к городу лагеря военнопленных священника для совершения богослужений и для выяснения на месте возможности облегчить положение находящихся там людей.

9. Распределить между членами группы труды и заботы по проведению в жизнь всех вышеуказанных мероприятий.

При распределении обязанностей мне, в частности, было поручено будущее церковное учреждение и сношения с немцами, М. Е. Зуеву и еще двум лицам — организация деревенской самообороны, трое других взялись за сбор денег на ремонт храмов, а о. Иоанн, объединявший и вдохновлявший всю группу, должен был отправиться в лагерь военнопленных.

Третья сила

Немцы и большевики в смертельной схватке между собой подминали под себя города, нации и чуть ли на целые части света. Какой жалкой и смешной рядом с ними казалась и в действительности, конечно, была маленькая группа бесправных русских людей во главе со стареньким, колченогим и едва живым священником! И как бесконечно трудна, как малоосуществима казалась тогда задача, взятая на себя этой группой. Однако значение группы заключалось, конечно, отнюдь не в ней самой как таковой, а в том, что стояло за ней, в тех миллионах единомышленников и друзей, которые вместе составляли независимую, национально-мыслящую силу, так называемую третью силу. Этот термин взят из популярной в то время формулы: «Ни немцы, ни большевики, а третья сила»46. Идея третьей силы носилась в воздухе. Она была синонимом действия и борьбы. После заседания группы о. Иоанн служил молебен перед началом всякого дела...

Ни немцы, ни притаившиеся за их спиной бывшие коммунисты не возражали против создания церковного отдела при горуправе. Денежных средств для этого в городе, конечно, не нашлось, но приходы очень охотно взяли на себя все затраты по содержанию своего отдела, тем более что таким образом отдел становился как бы в менее зависимое положение от русской гражданской администрации. Почти сейчас же по организации отдела начался сбор денег на ремонт храмов. В связи со сбором три члена нашей группы получили постоянные

Глава I. Белоруссия

пропуска для беспрепятственного передвижения по всему району, что тогда было большой редкостью. Началась работа также и по составлению докладных записок немцам по всем намеченным группой темам. Вскоре несколько записок было готово, зачитано на группе и одобрено, но вопрос о том, куда их посылать, оставался пока открытым.

Еще труднее было с «высокими связями». Завели знакомство с несколькими офицерами, квартировавшими поблизости. Но все это было не то. И вдруг так называемый случай совершенно неожиданно помог нам. Однажды мы с о. Иоанном отправились в ортскомендатуру ходатайствовать за одного только что арестованного местного человека. У русской полиции с ним были свои счеты. В первое время по приходе немцев этот человек сам было поступил в полицию, но, увидав, что там делается, сейчас же ушел. Очевидно, его поступок не прошел незамеченным и вызвал чьи-то опасения. И вот, как оказалось, у него недавно был сделан обыск, во время которого полиция подбросила ему пачку советских листовок (после налетов советской авиации полиция обычно собирала такие листовки, и в ее распоряжении их всегда было очень много). Листовки послужили формальным предлогом для ареста и последующего обвинения в шпионаже в пользу Советов. Опять невинному человеку угрожала смерть, и мы, собрав в приходе несколько десятков подписей, направились в ортскомендатуру, чтобы выяснить, что можно было для него сделать.

Наша миссия прямого успеха не имела. К самому коменданту нас не допустили, а всесильный переводчик весьма нелюбезно выпроводил нас вон и рекомендовал никогда больше не соваться в дела, которые нас совсем не касаются. Однако в перебранке с нами, которая под конец приобрела довольно резкую форму, переводчик обмолвился словом, которое глубоко запало нам обоим в душу. «Если вам не нравятся наши действия, обратитесь в фельдкомендатуру, в армию или хоть к самому Гитлеру», — сказал он. Вечером того же дня я узнал от знакомого немецкого хозяйственного офицера, что такое фельдкомен-датура и «армия» (то есть штаб армии фронта); о Гитлере я уже и сам имел к тому времени некоторое представление. Самое же главное, что мне сообщил офицер, было то, что фельдкомендатура нашего военного округа территориально находится в непосредственной близости от нас, то есть в самом городе Полоцке.

Эта фельдкомендатура была чисто немецким военным учреждением штабного типа с несколькими десятками человек штатного персонала и в то время еще не имела никаких непосредственных точек соприкосновения ни с местным населением, ни с русскими граждан

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

скими учреждениями. Она занимала огромное здание бывшей школы на противоположной монастырю окраине города. Жила своей довольно замкнутой жизнью, и о ней тогда никто из русских, должно быть, просто ничего и не знал. Кто ж его действительно знает, что там у немцев внутри делается? Это была удача. Мы отправились в фельдкомендатуру на другой же день, захватив с собой на всякий случай и докладную записку о немедленном роспуске колхозов47.

Нашему приходу очень удивились, но приняли нас вежливо и выслушали внимательно. Взяли рекомендательное заявление от приходов касательно арестованного и обещали навести справки в Гестапо о положении дела. Тогда мы показали докладную записку о колхозах. Записке удивились еще больше, чем факту нашего посещения, но, однако, предложили ее оставить для доклада фельдкоменданту. Мы оставили. Через несколько дней после этого немецкий солдат-вестовой принес в церковный отдел срочный вызов для нас обоих в фельдкомендатуру. Оказалось, что сам комендант, полковник и барон, как предупредительно сообщил нам дежурный офицер, желает с нами лично познакомиться. Эта наша первая беседа с фельдкомендантом, сыгравшая такую огромную, решающую роль в целом ряде последующих событий, продолжалась несколько часов подряд.

Комендант, оказавшийся сухоньким, донельзя вылощенным и подтянутым военным старичком аристократической внешности, был не только светски приятным, но даже и очень интересным собеседником. Все указывало на то, что это человек старой школы, живущий понятиями дисциплины, чести и воинского долга. В его обращении с нами не было и тени высокомерия, хотя ни мой нагольный полушубок с чужого плеча, ни заплатанная ряска о. Иоанна, сшитая из каких-то старых женских юбок, не могли, конечно, ему импонировать. После ряда вопросов, имеющих целью выяснить, с кем он имеет дело, комендант рассказал нам кое-что о себе, и, в частности, как он в Первую мировую войну провел несколько лет на русском фронте. При этом он заметил, что сейчас не узнает России — так изменился к худшему ее внешний облик, люди и вся жизнь. Мы невольно при этом взглянули сами на себя и усмехнулись. «Да-да, — сказал он, — и это тоже; я никогда раньше не предполагал, что русского интеллигента или священника можно встретить в таком виде. Но тем приятнее мне познакомиться с вами. Расскажите мне, пожалуйста, как это все у вас получается».

С нашей запиской о колхозах комендант был уже прекрасно знаком. Он не возражал против нее принципиально, но выразил зато недвусмысленное сомнение в том, чтобы Берлин мог с ней согласиться.

Глава I. Белоруссия

«Они никогда не были сами на Востоке, и это очень жаль», — прибавил он, посмотрев куда-то в сторону. Мы переглянулись с о. Иоанном; нужно было рискнуть: такой случай мог больше не повториться. И вот о. Иоанн, который при всей своей безграничной скромности одинаково спокойно и уверенно, притом еще с какой-то детской простотой говорил и со следователем НКВД, и с беглым военнопленным из красноармейцев, и с немецким фельдкомендантом, начал говорить. Он высказал все, чем болела тогда русская душа, почти все, что говорилось на нашей группе. Полковник долго слушал молча, прямо глядя в глаза, кивая время от времени головой. Отдельные вопросы показывали, что он напряженно следит за разговором и все воспринимает правильно. Но когда речь дошла до городских коммунистов и их провокационной работы, направленной на то, чтобы взаимно ожесточить немцев и русских друг против друга, когда о. Иоанн перечислил лиц, невинно казненных на базарной площади немцами, комендант вдруг вскочил, побагровел и закричал: «Вы священник, Вы должны думать о том, что Вы говорите», и забегал по кабинету из угла в угол.

Мы встали: трудно было предвидеть, что может произойти в следующую минуту. «Скажите ему, — попросил о. Иоанн, — что я думаю вот уже почти 77 лет, а теперь перед смертью пришел откровенно рассказать ему о том, что я думаю. Я говорю правду. Меня несколько лет подряд допрашивали в НКВД, но я и там всегда говорил только правду». Эти слова, а может быть и то невозмутимое спокойствие и скромное достоинство, с которым они были сказаны, произвели на коменданта очень сильное действие. Он взял себя в руки, подошел к нам и стал нас опять усаживать. Острый момент, очевидно, прошел. Однако лицо полковника было взволнованно: было ясно, что рассказ о. Иоанна произвел на него просто потрясающее впечатление. Он сказал, что прежде чем продолжать разговор, он хочет сначала подумать и навести справки. Он обещал нам дело арестованного, с которого началось наше знакомство с фельдкомендатурой, взять из Гестапо и передать в военный суд. Он хотел, чтобы мы пришли к нему снова через неделю и привели с собой двух-трех городских старожилов по своему усмотрению. Кроме того, ему нужен был список всех известных нам невинно пострадавших от немцев лиц. Но уже после того, как мы простились у дверей кабинета, он начал было снова говорить: «Если все, что вы сказали, правда, то...», но не окончил, махнул рукой и, повернувшись на каблуках, быстро пошел по направлению к своему столу. Так мы и не поняли тогда, что же будет, если мы сказали правду. Это выяснилось само собой уже много-много спустя.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

Весна и лето 1942 года

С первыми признаками весны, выражавшейся еще только ярким солнцем и живописными синими тенями на глубоком снегу, началась немецкая подготовка к новому наступлению. День и ночь через город шли и ехали войска на Восток. Люди в городе забыли о тишине: скрип саней, рычание моторов, громкая перебранка людей на чужом, непривычном для слуха наречии, непрерывно, всегда на протяжении многих-многих недель оглашали воздух. Поездами, автомашинами и гужом везли немцы огнеприпасы, амуницию и продовольствие для фронта. После бесконечного ряда очень крупных немецких лошадей, блестевших красивой, новой, хорошо пригнанной сбруей и запряженных опять же в новенькие деревянные, абсолютно однотипные сани военного образца, следовали жалкие, донельзя разнообразные, готовые каждую минуту развалиться подводы мобилизованных белорусских крестьян, больше всего похожие на старую, давно сломанную детскую игрушку, запряженную для смеха мышонком. Под наплывом постороннего шума город молчал, затаив дыхание.

С замиранием сердца следила Белоруссия за тем, кто же, в конце концов, наделает больше глупостей — «гениальный» ли Гитлер или «мудрейший» Сталин, ибо от этого прежде всего зависела теперь ее судьба. Казалось, что оба вождя со своей стороны уже успели к этому времени сделать все от них зависящее для того, чтобы проиграть битву за русский народ. Но вот игра начиналась сызнова. И не было почти никаких данных для того, чтобы судить, чем она кончится. А время шло, как полагается, своим чередом. Постепенно начали обнажаться поля, приближалась пора сельскохозяйственных работ. Немецкие хозяйственные учреждения где-то вперемежку с воинскими эшелонами пригнали в город составы с высококачественным семенным зерном и племенным скотом. Около земельной управы постоянно стояли десятки крестьянских подвод в ожидании выдачи семян. Немцы явно имели большие виды на расцвет колхозной системы землепользования под целесообразным управлением прусских, саксонских, баварских и прочих крестьян, самодовольно напяливших на себя форму хозяйственных унтер-офицеров и видевших свою главную обязанность в изображении из себя очень высокого начальства.

Наши встречи с благородным фельдкомендантом, полковником и бароном продолжались, и взаимное доверие раз от разу росло. Однако заметных реальных результатов от этого не было. Наш подопечный, арестованный с советскими листовками, был переведен из

Глава I. Белоруссия

Гестапо в военную тюрьму. Его не били и не допрашивали даже, но и не выпускали на свободу. Комендант хмурился и бурчал: «Сложное дело, сложное дело». А что в нем было сложного? Целая серия докладных записок была отправлена нами через фельдкомендатуру в Берлин, но никакого ответа на них не последовало. При вопросах на эту тему фельдкомендант махал неопределенно рукой и цедил сквозь зубы: «Там у них тысячи подобных записок сложены...»

Относительно системы использований бывших коммунистов в гражданском управлении на занятой территории мы постепенно выведали у него следующее: партия была за использование, армия — против. Спор по этому поводу в высших сферах все больше и больше разгорался, а с мест все чаще и чаще поступали в центр сведения, вполне подтверждающие наши слова. Симпатии самого коменданта были в этом вопросе явно на нашей стороне, но положение вещей в городе от этого не менялось.

Мы рассказали фельдкоменданту, что кое-где по деревням жители для защиты от парашютистов и зарождающегося «партизанского движения» пытаются организовать самоохрану. Это вызвало с его стороны самый живейший интерес и сочувствие. Но вооружать мужиков он не видел абсолютно никакой возможности: «Я вижу, вы хотите, чтобы Гестапо сделало из меня главного партизана», — шутил он. Так и стояли наши воинственные мужички по ночам вокруг деревень, прикрывая свои контрабандные винтовки от «дурного глаза» одной только темнотой и рискуя одновременно получить или партизанскую пулю спереди, или визит карательного отряда — сзади. Это казалось каким-то символом исторической России вообще, которая вот уже тысячу лет честно и самоотверженно стояла на часах между неистовым Востоком и холодно-жестоким Западом. В серьезную опасность партизанского движения48 тогда не верил никто из немцев: не верил даже наш относительно разумный фельдкомендант, который в других случаях был склонен более внимательно прислушиваться к чужому мнению.

Между тем город продолжал жить своей странной, ненормальной жизнью военного времени в условиях иностранной оккупации. В силу совершенно исключительной, небывалой еще политической ситуации и эта жизнь, и эта оккупация настолько не походили на всякую другую жизнь и на всякую другую иностранную оккупацию, что для понимания ее (а вместе с ней — и всей современной России) обычные человеческие мерки абсолютно не годились.

Чтобы дать хоть какую-то возможность всякому «непосвященному» составить себе собственное, более или менее обоснованное представление о том, что происходило в полоцком микрокосмосе весной и

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 71

летом 1942 года, мы постараемся перечислить ниже все главнейшие события того времени, особенно волновавшие умы и сердца. Анализ и оценку их мы предоставляем читателю. Но во избежание грубых ошибок последний должен предварительно отрешиться от очень многих общепринятых в так называемом культурном обществе взглядов и представлений.

1. Однажды, еще очень ранней весной, немецкий военный чиновник зашел по ошибке во время обеденного перерыва в помещение банка. Увидев его, писавшая на машинке девушка быстро выдернула работу и как-то уж слишком опасливо спрятала ее в стол. Чиновнику показалось это подозрительным. Он вышел на улицу, а через несколько минут вернулся обратно вместе с уличным патрулем. Оказалось, что машинистка размножала советскую инструкцию по принудительной мобилизации крестьян в партизанские отряды. Машинистка и начальник банка были тут же арестованы. Переводчик банка, который в эту минуту был в отсутствии, в тот же день бежал из города.

2. Служащий городской полиции, переодетый партизаном, пришел ночью к одному из пригородных крестьян и, угрожая оружием, потребовал письменного согласия работать на стороне Советов. Крестьянин против воли подписал готовую бумажку, а на утро прибежал в город к о. Иоанну за помощью и советом. Мы направили его в фельдкомендатуру. Там его допросили и оставили временно при рабочей команде. На другой день Гестапо явилось в деревню за мужиком. Не найдя его дома, власти чуть-чуть не расстреляли его жену и детей. Смилостивившись, они все же подожгли хату, а жену сбежавшего крестьянина, его соседа и деревенского старосту арестовали. Скандал получился страшный. Неприятности из-за него между Гестапо и фельдкомен-датурой продолжались несколько месяцев. Кончилось дело, однако, ничем, если не считать сгоревшей хаты. Из людей не пострадал никто — ни сам «партизан», ни его семья, ни полицейский-провокатор.

3. В самую распутицу в городскую больницу из деревни Россоно, расположенной в 25-30 километрах от Полоцка, привезли «на излечение» трех женщин — мать и двух дочерей. У матери были отрезаны груди и выколоты глаза, у девушек были отрублены ноги выше колена. Все три, конечно, очень скоро скончались в страшных мучениях, ибо у них, кроме того, были отбиты все внутренности. Это была семья крестьянина, которого незадолго перед тем партизаны попытались насильно взять к себе в отряд. Крестьянину удалось обмануть начальника отряда и бежать к родственникам в город. В наказание за бегство, а главное «чтобы и другим было неповадно», партизаны зверски расправились с его семьей.

Глава I. Белоруссия

4. В марте на Полоцк был сделан большой налет советской авиации. Город, совершенно засыпанный снегом, сливался во мраке с окружающей равниной, а на небе были развешаны зловещие «лампады» осветительных ракет, которые медленно спускались на парашютах. В разгар бомбежки, когда сильные фугасные бомбы беспорядочно падали на огромные пустыри и на оставшиеся от пожара немногочисленные жилые дома, в окнах большого каменного здания ортскомендатуры, стоявшего на высоком берегу Западной Двины, вспыхнул яркий электрический свет. Кто-то повернул, очевидно, выключатель в комнате с незавешанными окнами, и верхний этаж здания сиял, как фонарь. Немецкие часовые, которые во время бомбежки предпочитают обыкновенно сидеть в укрытии, не сразу заметили с земли этот свет. Зато самолеты ринулись на огонь со всех сторон. Свет был, в общем, все-таки довольно быстро потушен, зато бомбы еще в течение целого часа ложились около ортскомендатуры. Последнюю, очевидно, спасло высившееся рядом здание бывших Иезуитских коллегий, занятое под немецкий лазарет, а также громада Николаевского кафедрального собора, расположенного на той же площади. Комендатура совершенно тушевалась рядом с ними. И бомбы попадали в госпиталь, в собор, в реку, на площадь, но только не в комендатуру. Причина несвоевременной иллюминации не была выяснена, но с той поры во время воздушной тревоги стали выключать ток сразу во всем городе прямо с электростанции.

5. В связи с участившимися визитами парашютистов и партизан в отдаленные деревни и непринятием немцами действительных мер для охраны и защиты от них населения, началось массовое бегство крестьян в город. Весной они наводняли со своими семьями улицы Полоцка, не находя для себя ни крова, ни работы. От полной безвыходности своего положения они начали добровольно записываться на работу в Германию. Около биржи труда, где шла запись, и на вокзале железной дороги, где происходила погрузка в вагоны, целыми неделями стояли очереди в десятки и сотни человек. Немцы были этим очень довольны.

6. Ранним июньским утром к дому, где жил один из младших врачей городской больницы, хирург по специальности, подъехала подвода. Врача просили оказать срочную помощь опасно больному крестьянину в пригородной деревне. Врач собрал инструменты и отправился. К вечеру он не вернулся. Так его больше никто и не видал. Нарождающиеся партизанские отряды постепенно обзаводились собственным медицинским персоналом. Но на немцев подобные случаи по-прежнему производили удивительно малое впечатление.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 73

7. С наступлением темноты в городе по ночам время от времени были слышны сильные отдаленные взрывы. Это партизаны взрывали полотно железной дороги. Зимой этого совсем не было. Немцам пришлось пустить для охраны полотна подвижные патрули, кроме того, они из предосторожности стали всегда прицеплять перед паровозом по две порожних платформы. Крупная катастрофа от взрыва поезда в течение лета 1942 года мне известна только одна. Тогда целую ночь и весь последующий день возили раненых в полоцкий военный госпиталь, единственный между Витебском и Двинском. Что же касается взрывов полотна, не имевших серьезных последствий, то к концу лета они имели место почти каждую ночь.

8. Вернувшись в середине лета 1942 года на родину, местный житель, высланный в свое время из Полоцка большевиками за политическую неблагонадежность, встретился на улице нос к носу с бывшим следователем НКВД, который несколько лет тому назад вел его дело и на допросе собственноручно выбил ему все передние зубы. До крайности удивленный и взволнованный господин последовал за своим бывшим следователем, благо тот его не заметил. Так они дошли до дверей городской управы: бывший энкаведист занимал там должность заведующего финансовым отделом. Тут пострадавший разразился, наконец, бурным негодованием и поднял такой крик, что сбежались все сотрудники. С помощью дежурной полиции его долго пытались унять и наконец выпроводили вон силой. Вечером того же дня он был арестован. Опять для спасения человека должен был выступить на сцену фельдкомендант. Человека спасли, но бывший следователь НКВД так и остался в горуправе на своем финансовом посту. Он, как оказалось, кроме горуправы весьма предусмотрительно работал еще и в Гестапо. Фельдкомендатура не имела реальной власти над этим особым учреждением.

9. На собранные путем добровольных пожертвований довольно крупные суммы уже с весны энергично производился ремонт старых церковных зданий. О. Иоанн жил сам более чем скромно, на хлебе и воде в буквальном, а не переносном смысле этого слова. Все свои личные, очень большие доходы он отдавал на восстановление монастыря, где за лето собралось уже свыше 35 монахинь.

Для вновь открываемых церквей нужны были священники. Верующие стали выдвигать из своей среды подходящих кандидатов. Их можно было тогда уже посылать или в Смоленск к епископу Стефану49, или в Минск к епископу Филофею50 для рукоположения. Но вот однажды к общему удивлению, действуя через головы церковной

Глава I. Белоруссия

общественности, предложил сам свою кандидатуру один старый городской педагог, естественник по специальности, хорошо известный местной молодежи при большевиках в качестве добровольного антирелигиозного пропагандиста. Он не был никогда в партии, но всегда старался перещеголять своим усердием партийных товарищей. Когда церковный отдел его категорически отверг, заведующему отделом была предложена крупная взятка. Приходилось только удивляться, откуда у скромного человека могут быть такие большие средства. Но и это ему не помогло. Решением Совета приходов кандидат был окончательно отвергнут.

Каково же было общее удивление и недоумение, когда через некоторое время мы узнали, что вышеуказанное лицо, получив прекрасную рекомендацию от бургомистра города и проездные документы от ортскомендатуры, отправилось через голову церковного отдела в Минск на рукоположение. Пришлось срочно принимать меры: провести это было уже не так трудно. За один день под заявлением протеста собрали сотни подписей. Бумага была послана епископу, и рукоположению удалось помешать в последнюю минуту. Из-за этой истории я имел большие неприятности от ортскоменданта. Ему это дело кто-то представил в превратном виде, и он был в полной ярости на меня и на Совет.

Случай этот показал, что оживление церковной работы наконец обратило на себя чье-то совсем не благосклонное внимание. Приходилось, очевидно, держать ухо особенно востро. К слову сказать, самозваный кандидат в священники, спустя значительное время, был изобличен в причастности к активной коммунистической организации города.

10. В казармах русской полиции с ведома гестаповского начальства был устроен самосуд. Полицейские целую ночь истязали одного из своих же товарищей за измену. Дикие, нечеловеческие крики и стоны были слышны далеко за полночь, приводя в ужас и смятение всех соседей. Замученный человек не был близко известен никому из членов нашей группы, так же как и старым прихожанам наших церквей. Что в действительности было причиной его ужасной участи, так и осталось невыясненным. Но всем было ясно, что под тонкой пленкой поверхностного натяжения в городе что-то кипит и клокочет. Ясно ощущаемые подземные удары следовали один за другим.

11. Качество хлеба, выдаваемого в городе по карточкам и выпекаемого на городском хлебозаводе, в течение весны непрерывно ухудшалось, а летом казенный хлеб не могли есть уже не только люди, но и домашние животные. Мы показали краюху карточного хлеба фельдкоменданту; он долго с великим удивлением его рассматривал,

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

потом пожевал, выплюнул и распорядился послать для ознакомления к великим мира сего в Берлин. Самым удивительным было то, что зимой, весной и летом для выпечки хлеба отпускалась одна и та же более или менее удовлетворительная мука, а качество хлеба все ухудшалось и ухудшалось. Никакие жалобы и расследования не помогали. Общее возмущение достигло крайних пределов. Самые терпеливые — и те приходили в бешенство. Для беженцев это был просто зарез. В горуп-раве пожимали плечами, разводили руками и совсем недвусмысленно намекали, что если немцы отпускают для гражданского населения мякину пополам с соломой вместо муки, то нет такого пекаря, который бы мог из этой смеси сделать хороший хлеб. Это был явно несправедливый намек, хотя отдельные немцы могли, конечно, принимать в этой акции какое-то гнусное участие. Переплет между русскими и немецкими инстанциями, воровство и, несомненно, злая воля делали следствие над плохим хлебом безнадежно трудным. Но всем было ясно, что преобладает в этом деле именно злая воля.

12. Партизаны во многих местах пытались помешать весеннему севу. Советские листовки, сбрасываемые с самолета, запрещали крестьянам под страхом смерти обрабатывать землю «для немцев». В Белоруссии очень много леса, поля обычно окаймлены деревьями. По работающим в полях из леса нет-нет, да и постреливали из винтовок. Были убитые и раненые. Создавалась далеко не уютная обстановка для работы. Местами из-за этого почти совсем нельзя было выходить в поле. Крестьяне, возлагавшие всю свою надежду на урожай, впадали в отчаяние и — по большей части тщетно — взывали к немцам о помощи. Наконец прибыли немецкие отряды для охраны полей. Это были чаще всего маленькие группы, состоявшие из пожилых нестроевых людей. Потом появились какие-то русские казачьи отряды51. Трудно было понять, почему чужим казакам можно дать оружие в руки, а крестьянам, которые пламенно желали сами охранять свое добро, нельзя.

Тем не менее, присланные отряды все же позволили с грехом пополам засеять почти всю земельную площадь: силы партизан в то время были ничтожны. Стрельба из леса по работающим крестьянам производилась пока, как правило, единичными гастролерами, непрестанно переходившими с одного места на другое. У дальновидных людей возникали, однако, сомнения в том, как придется осенью собирать урожай. Но немцы обещали прислать к осени для охраны сильные отряды. Урожай интересовал их не менее, чем крестьян, и можно было надеяться, что они сдержат обещание. Они его, собственно, и сдержали, но за лето количество партизан и парашютистов так возросло, что в итоге

Глава I. Белоруссия

соотношение сил изменилось далеко не в пользу немцев. Урожай собрали. Но если засеяно было почти все, то собрать всего урожая не удалось. Партизаны к осени не только стреляли в людей, но и жгли хлеб на полях, а это было хуже. Легкомысленное отношение немцев к партизанской проблеме и полное непонимание того, какого совершенно особого противника имеют они в лице большевиков, начинало сказываться.

13. Насильственная вербовка крестьян в партизанские отряды стала в течение лета 1942 года обычным явлением. Успеху этого мероприятия в значительной степени содействовали сами же немцы своей косностью, примитивным формализмом и строгостью, применяемой без всякого смысла и разбора. По немецким правилам крестьянам запрещалось без особого на то разрешения выходить за пределы своих земель. Всякое исчезновение человека из деревни на один день считалось уже большим преступлением, почти доказательством связи с партизанами. Родственные связи с другими деревнями не принимались во внимание. Отсутствие документа с немецкой печатью, удостоверяющего личность, расценивалось тоже как принадлежность к партизанам, парашютистам или шпионам, хотя бы человека давно и хорошо знали все в окрестностях. Бефель есть бефель52: не взял вовремя документ или утратил его — пеняй сам на себя. Все это упрощало задачу советчиков до последней степени. Они уводили крестьянина из деревни силой (пусть даже при свидетелях — свидетелям немцы не верили, да и некому их было опрашивать), сейчас же уничтожали все его документы, перегоняли его под конвоем в другой район. После этого человек был кончен, он не мог больше возвратиться к легальному положению и должен был — хотел он этого или не хотел — остаться навсегда у партизан. Худшей трагедии трудно себе представить.

Немцы ужасно любили в качестве наказания и острастки жечь деревни, а после этого вообще нечего уже было терять. Разве это тоже не надежный способ пополнения партизан? А тут еще двухсторонняя провокация со стороны полиции и других «русских» властей — невозможность своими силами сопротивляться разбойникам за отсутствием оружия и сомнительная помощь охранных отрядов, которые сами были иногда не лучше других партизан. Комментарии, конечно, излишни.

14. Три района, в которых у нас была заведена крестьянская самооборона, были единственным, которые не обращались к немцам за помощью во время сельскохозяйственных работ. Они сеяли и растили в условиях относительного спокойствия, вводя этим в заблуждение многочисленное немецкое начальство и вызывая нездоровое любопытство русской администрации. Только членам группы было

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

известно, какие маленькие кровавые трагедии скрываются под этим завидным спокойствием. Иногда же это были не только трагедии, но и страшные тайны. Так, например, еще во время весеннего сева в мужичка одной из зуевских деревень53, работавшего в поле, было из леса сделано несколько выстрелов. Пока удивленный мужик делал вид, что бросил работу и уходит с поля, дежурная группа самоохраны, скрывавшаяся тоже в лесу, вышла в тыл стрелявшему и быстро покончила с ним. К всеобщему удивлению и замешательству лесной стрелок оказался городским полицейским, проходившим, очевидно, со своим казенным оружием по какому-то тоже казенному делу в этих местах. Полицейского зарыли вместе с его винтовкой под тем же самым кустом, из-под которого он стрелял. Предполагал ли кто-нибудь в городе, где и как окончил он свои дни?

Единственным человеком из немцев, не столько удивлявшимся, сколько восхищавшимся внешнему спокойствию, царившему в районах крестьянской самоохраны, был, конечно, наш милый фельдкомен-дант. Все благополучные деревни «Республики Зуева», как их тогда в независимости от района начали в шутку называть, были у фельдко-менданта тщательно занесены на его собственную карту Полоцкого округа. Комендант, конечно, был уже давно лично знаком и с Зуевым, и с двумя другими членами группы, приставленными к делу крестьянской самоохраны. Догадывался ли он о том, что мы имеем оружие? Не знаю; до поры до времени ни он, ни мы больше не касались этого вопроса. Но комендант ведь был военный человек...

15. Я заканчиваю свой перечень одним любопытным явлением. Начиная с лета 1942 года, особенно после шума, разгоревшегося вокруг недоброкачественного хлеба, фельдкомендатура начала все больше и больше интересоваться городскими делами, вызывая этим ревнивое недовольство ортскоменданта. Скоро этот интерес стал приобретать и конкретные формы. Церковные, школьные, финансовые и дорожно-строительные дела перешли почти целиком в ведение фельдкоменда-туры. Но самое важное было то, что, желая «разгрузить» ортскомен-датуру, фельдкомендатура взяла на себя выдачу пропусков из города. Прием посетителей в фельдкомендатуре был поручен двум прекрасно говорившим по-русски зондерфюрерам, балтийским немцам, неизменно внимательным и вежливым в обращении с населением. Народ повалил в фельдкомендатуру не только за пропусками, но вообще чуть ли не со всеми своими нуждами и делами. Замкнутый порочный круг — горуправа, русская полиция, Гестапо, ортскомендатура — был таким образом окончательно разорван.

Глава 1. Белоруссия

Осенний кризис 1942 года

Нельзя отрицать, что нашей группе сразу же сильно повезло: за несколько месяцев ей удалось достигнуть многого, о чем она раньше и не могла мечтать.

Тем не менее, несмотря на успехи, может быть, даже частично именно благодаря им, группа быстро зашла как бы в тупик: и так уже неопределенное положение ее становилось с каждым днем все труднее и труднее. Было ясно, что и как дальше делать. Слава Богу, о существовании группы в городе никто еще не знал. Но за голову о. Иоанна уже было назначено партизанами сначала пять, а потом десять и, наконец, пятнадцать пудов хлеба. Это была очень хорошая цена по тем временам. Мои постоянные встречи со стареньким священником были также у всех на виду. Кроме того, на протяжении короткого времени, каких-нибудь полутора-двух месяцев, меня уже несколько раз вызывали на «беседы» в Гестапо. Со мной были вполне вежливы («Не то, что НКВД», — невольно думалось мне) и как бы не допрашивали, а просто «разговаривали» обо всем понемногу и ни о чем в особенности. Но Гестапо было создано не для салонных разговоров, и интерес этого учреждения ко мне никак нельзя было считать хорошим признаком.

Приглашали в Гестапо два раза и о. Иоанна. «Разговор» вертелся больше вокруг его проповедей, всегда окрашенных в русские национальные цвета и очень смелых по тому времени. Ему намекнули, что желательно было бы, чтобы он представлял свои «конспекты» на предварительную цензуру. Умный старик, ссылаясь на свою малограмотность, предложил им со своей стороны, чтобы Гестапо составило для него несколько хороших «конспектов» на богословские темы. Так из этого разговора ничего не вышло. В другой раз ему предложили попробовать служить не на славянском, как обычно, а на так называемом белорусском языке. Отец Иоанн не возражал, но выразил пожелание, чтобы немцы сейчас же открыли школу белорусского языка, ибо он, хоть и чистокровный белорус, но такого языка не знает. «Стар уж я для учения, да и коллеги ваши из НКВД отшибли у меня разум, — сказал он. — Но для вас я постараюсь: года через три начну служить не то что на белорусском, а хоть и на немецком языке — на каком прикажете. Только вот курсы, курсы скорее открывайте». Так они от него ничего и не добились. Отпустили с миром, но чувство неусыпно наблюдающего глаза родило у нас в душе тревогу.

Церковный староста Софийского собора, один из самых деятельных членов группы, имел неосторожность непочтительно выразиться

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

при посторонних об «отцах города»: были употреблены такие слова, как «безбожники» и «большевики». И его и меня (как заведующего церковным отделом), каждого порознь, сейчас же вслед за этим вызвали для объяснения в ортскомендатуру. Старосте переводчик, он же непререкаемый глашатай воли коменданта, прямо сказал, что за дискредитацию властей, поставленных германским командованием, его загонят «куда Макар телят не гонял». Мне же объяснили более вежливо и пространно, что я несу персональную ответственность «за нездоровые настроения в приходах» и что, если я «не уйму своих попов», то меня придется заменить другим, более подходящим лицом. Очень выдержанный вообще переводчик был на этот раз явно не в своей тарелке.

Однако все это были относительные пустяки по сравнению с заботой о дальнейшей судьбе крестьянской самообороны, которую мы сами толкнули на такие рискованные пути. В этом деле кризис чувствовался особенно сильно. Нажим партизан быстро усиливался. Партизаны подбрасывали Зуеву письма, в которых сначала уговаривали его, а потом стали угрожать. Можно было думать, что партизаны готовят серьезное нападение на гнезда крестьянского сопротивления, чтобы разом покончить с ним. Их, очевидно, еще удерживали от этого недостаток собственных сил и неизвестность: они понимали, что у крестьян самоохраны есть какое-то оружие, но не знали точно, сколько и на каких правах. И тем не менее все соображения, особенно те, которые мы старались строить от лица самих партизан, заставляли нас вот-вот ожидать большого нападения. Отбивать его, имея по одной винтовке на деревню, нечего было и думать. А вынуть из тайников большее количество оружия (оно хранилось в достаточном количестве на дне озера) — к чему, может быть, хотели нас вынудить партизаны своими письмами — это значило подвергаться смертельной опасности со стороны полиции и немцев, которые могли обвинить нас в подготовке восстания или еще Бог знает в чем.

Кстати, с русской полицией у самоохраны уже были такие неоднократные столкновения, не считая того случая, который был описан в предыдущей главе. Полицейские по два, по три и больше человека захаживали в «наши» деревни, и часто трудно было понять, зачем. Это, во всяком случае, было очень похоже на соглядатайство. Они держали себя нагло, грубо и вызывающе оскорбительно. Они не задерживались в деревне на ночь, а дать им решительный отпор без оружия днем было невозможно. Показать же оружие значило навлечь на себя карательную экспедицию.

Наше любимое детище, крестьянская самоохрана, оказалось в отчаянном положении, между молотом и наковальней. Ждать больше

Глава I. Белоруссия

было нельзя. Мы решили не останавливаться ни перед чем и во что бы то ни стало достать от немцев официальное разрешение хоть на одну винтовку для каждой деревни. Только это одно и могло тогда спасти положение. Если бы кто-нибудь только знал, каких это нам стоило усилий и трудов! Мучительно трудный это был период, он чуть-чуть не привел нас к ссоре с нашим благодетелем, полковником из фельдкомендатуры. Зуевская деревня Гендики, как и некоторые другие «наши» деревни, стояла на большом озере: фельдкомендатура объедалась у нас свежей рыбой. Самогон и для фельдкомендатуры, и для штаба армии54 привозили бочками. Но сам комендант, надо ему отдать справедливость, хоть и ел, конечно, рыбу, был несомненно нашим искренним и совершенно бескорыстным другом. Мы не давали ему спокойно жить, непрестанно надоедая своими просьбами о винтовках, а он надоедал в свою очередь армии, всячески расхваливая крестьянскую самоохрану.

Дело это тянулось уже почти от самой Пасхи, то есть, во всяком случае, не меньше двух месяцев. И до сих пор невозможно сказать, что сыграло для него решающую положительную роль: бесконечные надоедания, живая рыба, посланная с полковником в армию, близость ли сбора урожая или последняя выдумка нашего барона-фельдкоменданта, который сказал в штабе армии, что безоружные крестьяне отобрали у партизан винтовки и просят оставить их для охраны своих деревень. Но наконец разрешение на восемь винтовок было все-таки получено. Заложников как таковых, которых мы все время предлагали из своей среды за винтовки, немцы при этом не взяли, но три человека из группы все же должны были отвечать своей головой за оружие. Немцы любят такие штучки. Что значит в данном случае «отвечать», было совершенно не ясно, но на радостях и не хотели особенно уточнять.

Ликованию в группе и в деревнях не было границ. Но времени терять было нельзя. Наш «генералиссимус», М. Е. Зуев, распорядился немедленно поднять со дна озера два ящика винтовок и привести их в боевую готовность. Каждое разрешение должно было прикрыть собой, по крайней мере, пять винтовок. В местной деревенской кузнице фабричные номера оружия исчезли как по волшебству, на их место сейчас же были набиты новые. Но — чудо — что ни винтовка, все один и тот же номер, и при этом как раз тот самый, который указан в разрешении фельдкомендатуры. И так на каждый комплект из пяти винтовок. На деревенском участке полоцкого фронта «жизнь стала легче, жизнь стала веселей», как сказал бы товарищ Сталин. Но к Сталину после получения разрешения на винтовки мы стали относиться уже несколько свысока, теперь у нас был действительно свой генералиссимус: сорок винтовок — это не шутка!

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 81

Почти в то же самое время на другом участке фронта, в самом городе Полоцке, назревал в высшей степени серьезный кризис, получивший, однако, вскоре сколь неожиданное, столь же и благоприятное свое разрешение. В один из ясных августовских дней к зданию фельдкомендатуры приехал на своей машине ортскомендант со своим переводчиком, бургомистром города и начальником полиции. Вид у всей четверки был мрачный и озабоченный. Ортскомендант приехал для того, чтобы договориться о посылке карательной экспедиции против нескольких мятежных деревень. Обстоятельство дела было следующим. Накануне русская полиция случайно наткнулась около одной из этих деревень на изуродованный труп немецкого солдата. Все указывало на то, что это дело местных крестьян. Полиция уже давно наблюдала за ними, им приписывались следующие тяжкие преступления: укрывательство советских парашютистов, незаконное хранение оружия и неоднократные попытки подрыва близлежащего железнодорожного полотна. Не менее убедительным доказательством виновности несчастных деревень, чем труп солдата, уже привезенный в город, служили несколько перехваченных писем от какого-то начальника партизанского отряда к одному из крестьян вышеуказанной деревни.

Дело было ясное и простое. Все четверо представителей власти во главе с ортскомендантом требовали самых срочных мер, жестокого наказания в назидание прочим. Они считали нужным послать для расправы хорошую строевую воинскую часть. Если она обнаружит при обыске в деревнях, упоминаемых в письме партизанского начальника, оружие, деревни должны быть сметены с лица земли. Если же оружия не окажется, полиция арестует только наиболее подозрительных и сама произведет дальнейшее расследование. Все было логично, просто и ясно за исключением одного: деревни, предназначенные к разгрому, были зуевские!

Полковник забрал все «вещественные доказательства» для доклада в штаб армии. Затем распрощался со своими гостями, вызвал к себе старшего врача гарнизона и поехал с ним осматривать труп. Когда вечером того же дня мы — я, о. Иоанн и М. Е. Зуев — по срочному вызову входили в кабинет фельдкоменданта, он, как можно было предполагать, уже принял какое-то определенное решение. Он изложил нам суть дела, как она была ему самому преподнесена ортскомендантом, и задал несколько отрывочных вопросов. Видно было, что он взбешен до последней степени. Наши уроки, очевидно, не пропали даром: полковнику было ясно, что это грубая фальшивка, рассчитанная на прихотливый немецкий вкус. Осмотр трупа только подтвердил эту уверенность: труп был свежий, а немецкий военный мундир, слишком

Глава I. Белоруссия

большой и широкий, был надет на него уже много спустя после смерти. Очень многое указывало на то, что покойник вообще не немец. Полковник в этот наш визит был как-то необычно сух и сдержан. Он ничего не сказал нам о своих планах и, кажется, в первый раз за все наше знакомство простился с нами холодно и невнимательно. Мы не знали, уходя, чего теперь следует ждать.

Дом, в котором я тогда жил в Полоцке, стоял как раз напротив ворот двора, в глубине которого была квартира начальника русской полиции. На другой день утром, завязывая галстук перед отходом на службу, я увидел в окно небольшую группу немецких солдат с винтовками, которая под командой унтер-офицера быстро пошла через ворота во двор. У них был какой-то не совсем обычный, слишком уж деловой вид. За чашкой чая я все посматривал и посматривал во двор, но группа не возвращалась. Так и не дождавшись ее, я пошел на службу. Чем дальше я шел, тем больше мне попадалось вооруженных солдат. В центре города они стояли уже правильными, хотя и не очень плотными шпалерами по обеим сторонам улицы, куда только хватает глаз. Было совершенно очевидно, что в городе находится какое-то новое крупное войсковое соединение. Люди были пыльные, они пришли издалека. Прохожие стояли кучками, недоумевающее поглядывая и шушукаясь между собой. Как раз в тот момент, когда я переступил порог городской управы, все пешеходное движение было приостановлено — каждый должен был оставаться там, где застала его операция. Началась поголовная проверка документов. У проверяющих в руках были большие списки, с которыми они постоянно справлялись. Несколько человек из числа сотрудников арестовали тут же в магистрате. Затем к дверям здания приставили караул и ушли. Время в ожидании и неизвестности тянулось медленно. Кое-кто сел было от скуки за работу. И вдруг часа через два от окна закричали, что солдаты уходят. Они исчезали из города так же быстро, как и появились. Караул у дверей был тоже снят. Большинство служащих сейчас же разбрелись по домам. Без всякого предварительного соглашения вся группа вечером того же дня собралась в келье о. Иоанна. Только тут явилась какая-то возможность охватить и проанализировать все происшедшее. Ничего себе отколол штучку наш полковник! Всем было ясно, что это его рук дело.

Число арестованных не было, конечно, еще известно в городе, но оно измерялось сотнями. Переводчик ортскомендатуры, бургомистр города, начальник полиции, все заведующие отделами горуправы и многие переводчики при немецких учреждениях оказались под замком55. Обыски у них продолжались почти всю ночь: поднимали полы,

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 83

разламывали печи и потолки, переворошили чердаки и сараи. Тут же или несколько позднее мы узнали о результатах некоторых обысков. Например, при обыске у переводчика ортскоменданта нашли под полом списки всей коммунистической организации города, диспозицию немецких войск, перечень воинских соединений и частей, а также военных грузов, проследовавших через город за последний месяц. Кроме того, у него, как у бургомистра города, были найдены свежие советские инструкции и предписания, партизанские явки, шифры, всевозможные предложенные документы, немецкие бланки, штампы и печати. Среди прочих интересных вещей у переводчика было найдено также и его собственное советское удостоверение личности, выданное Ленинградским окружным отделением НКВД56.

Немцы руководствовались при первых арестах главным образом списками городской партийной организации ВКП(б) времен 1941 года, которые благодаря окружению целиком попали к ним в руки. С тех пор многое, конечно, изменилось. Целый ряд видных местных коммунистов к осени 1942 года уже ушел в партизаны, и наоборот — много новых, неизвестных до того в городе людей, как, например, начальник банка или сам переводчик ортскомендатуры, прибыли неизвестно откуда. Поэтому списки, найденные у переводчика, были особенно важны: они дали немцам самые свежие сведения, чрезвычайно ценные и при последующих арестах и особенно при производстве следствия.

После получения этих списков общая картина и все детали стали для немцев яснее, чем для нас. Подавляющее большинство арестованных были служащие. Рабочих было очень мало, слободских крестьян не было совсем. Среди церковных людей всех вероисповеданий не был арестован никто. Следствие по делу тянулось не менее месяца, а может быть, даже и значительно дольше: мы так и не узнали, когда оно действительно кончилось. Результаты следствия, к сожалению, также остались почти неизвестными. В город сведений не просачивалось совсем, а наш фельдкомендант, даже наиболее хорошо знакомый членам группы, не сказал ничего, кроме нескольких общих фраз, вроде: «Вы были совершенно правы во всем» или «Вы не можете себе представить, что они тут натворили!». И это было все. Главой организации после ареста и расстрела начальника банка был, очевидно, переводчик ортскомендатуры. Менее чем по прошествии недели многих арестованных стали отпускать на волю за невиновностью; однако одновременно с этим последовала волна новых арестов. В конечном итоге, по нашим подсчетам, сделанным уже в 1943 году, из тюрьмы не вернулось от 125 до 130 человек.

Глава I. Белоруссия

Есть основания думать, что лица, признанные виновными, попали в три разные основные категории: одни были расстреляны тут же в Полоцке, других отправили в Германию, а третьи отбывали принудительные работы где-то около Смоленска. Последние писали время от времени родственникам в Полоцк из мест заключения, хотя гражданская почта тогда и не работала. Часть из этих последних к весне 1944 года вернулась даже домой в Полоцк на постоянное жительство. Они получили обычный в то время для всех немецкий вид на жительство и по большей части были прописаны на своих же старых квартирах.

Новая эра оккупации

Не вызывает никакого сомнения, что немцы, пришедшие в Россию как бы с завязанными глазами, за годы оккупации очень многому научились. Те из немцев, которые были на оккупированной территории лично, научились больше, другие, там, на верхах, — конечно, несоизмеримо меньше. Но чему-то научились все, даже эти последние. Решающим фактором оккупационной эволюции к лучшему были, конечно, военные неудачи немцев. Но опыт организации гражданской жизни на занятой территории и непосредственное соприкосновение с русскими вообще должны были неминуемо сыграть здесь какую-то свою немаловажную роль. По крайней мере, про Полоцк и окружающие его районы можно смело сказать, что после ареста коммунистов там началась как бы новая эра оккупации. Но, прежде чем перейти к описанию, хочется сказать несколько слов о том, какое впечатление произвели аресты на местное население.

В первый момент город был, конечно, очень ошеломлен: уж слишком неожиданно все произошло, слишком трудно было сразу учесть все далеко идущие последствия произведенной операции. Но замешательство продолжалось недолго, смысл происшедшего был всем достаточно ясен. Население квалифицировало его как поворот в политике, и при том — поворот в лучшую сторону. За время советской власти русские люди привыкли к крутым поворотам и научились быстро и хорошо разбираться в них. Здесь был типичный случай поворота политики, причем на этот раз «беспартийной сволочи» ничто как будто бы не угрожало. Удар впервые был направлен совсем в другую сторону, поэтому среди массы гражданского населения не чувствовалось ни подавленности, ни страха. Все с любопытством ждали, что будет дальше. В большинстве случаев арестованные за время своего пребывания у власти успели досадить всем: о чувстве сожаления к ним не

Л. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 85

могло быть и речи. Наоборот, многие люди ликовали и злорадствовали, готовые под влиянием ненависти приписать арестованным абсолютно все жизненные невзгоды и все неприятности оккупационного режима. Уж такова психика толпы.

На другой же день после арестов на улице можно было слышать такие фразы: «Слава Тебе, Господи, забрали, наконец, гадов», или «Попили нашей кровушки и довольно», или «А у немцев-то, видно, не все дураки — есть и умные». Доносы на вредительскую и провокационную деятельность арестованных посылались сотнями, так что никому уже нельзя было укрыться больше от правосудия, «народного гнева» и людской подлости. Говорят, что были доносы даже на членов нашей группы. Однако в маленьком провинциальном городке все настолько хорошо знают друг друга, что разобрать, где правда и где ложь, даже для немцев не представляло особого труда. В конечном итоге благодаря всеобщей ненависти к коммунистам немцы извлекли из доносов огромный дополнительный материал.

Русское гражданское управление было совершенно обезглавлено арестами. Фельдкомендант пригласил к себе несколько человек из нашей группы, в том числе и меня, для совещания о том, каким образом лучше всего замещать освободившиеся административные должности. Мы были к этому готовы: у нас уже был список главных кандидатур, но нам хотелось воспользоваться случаем и придать смене властей в немецких глазах елико возможно более общественный характер. Было очень важно создать некий прецедент. Мы предложили полковнику собрать, хотя бы неофициально, совещание местных старожилов. Мы напирали на то, что только круговая порука может гарантировать прочное спокойствие в городе, поддержку новых русских властей, а значит, и немцев гражданским населением и предотвратить возможность всяких опасных сюрпризов. Очень боялся фельдкомендант какого бы то ни было призрака «ответственного министерства», но после двух с половиной часов оживленной беседы уступил. Между нами было заключено конфиденциальное соглашение «о дружбе и взаимной поддержке по мере возможности», которое, кстати сказать, старый немецкий джентльмен ни разу впоследствии не нарушил.

В силу этого соглашения мы, хотя и неофициально, собрали в помещении фельдкомендатуры не только всю группу, но и некоторое количество своих прихожан, старожилов города. Это было очень длинное заседание. Выдвинутые на нем люди, всем известные и всеми уважаемые, заведомо непримиримые противники советской власти, были утверждены фельдкомендатурой без каких-либо изъятий и немедленно

Глава I. Белоруссия

приступили к работе. До 75% не занятых до того членов группы были назначены на ответственные посты в городской и районной управах. О. Иоанн по своему сану и по своей физической слабости не получил никакого нового назначения, хотя на этом настаивали как немцы, так и члены импровизированного «учредительного собрания»; я остался по-прежнему во главе церковного отдела. Нам казалось очень удобным также, чтобы несколько человек из группы не получили никаких административных назначений и, занимаясь своими обычными делами (сельским хозяйством, ремеслами, церковью и т. п.), оставались в толще народа, целиком разделяя интересы и представляя точку зрения последнего. Добиться этого было совсем не трудно. При таких условиях любое мероприятие можно было обсуждать и проверять всегда с двух разных, противоположных концов.

Единственная область, в которой ни нам, ни честному фельдкомен-данту не удалось достигнуть никаких улучшений, была полиция. Идти на то, чтобы заменить своими людьми места арестованных полицейских чинов, значило посадить порядочных людей в осиное гнездо. Нужна была не частичная, а полная замена всего наличного состава полиции, но Гестапо не хотело об этом и слышать. Власть фельдкомендатуры не распространялась на Гестапо. Поэтому мы решили на этот раз совсем отказаться от рекомендации людей в полицию. При создавшихся условиях нам было удобнее и безопаснее вместо того, чтобы прослаивать честными людьми бесчестную организацию, создавать в противовес гестаповской полиции свою собственную вооруженную силу. Зачатком такой силы уже являлись наши отряды крестьянской самообороны. Значит, дело было только в дальнейшем расширении и укреплении последней. Будущее показало, что мы были в своих расчетах совершенно правы. В усиленных с течением времени крестьянских отрядах мы нашли не только опору против той или иной угрозы со стороны большевиков, но и хорошую острастку против своеволия «казенной» полиции.

Заседания группы при новом порядке вещей стали регулярно-еженедельными. Население о них по-прежнему ничего не знало, ибо они, как и раньше, происходили неофициально, в разных местах, а чаще всего в помещении расширенного теперь церковного отдела, получившего в свое распоряжение отдельный маленький домик. За все свои действия городские служащие — члены группы и, в том числе, оба бургомистра, городской и районный, — несли ответственность прежде всего перед группой. Все важнейшие мероприятия обсуждались и решались только сообща.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 87

Немцы в лице фельдкомендатуры, обратившись однажды за помощью к русской общественности, неминуемо в какой-то, хотя бы и незначительной, степени уже связывали этим себя. Группа со своей стороны старалась, конечно, закрепить случайное положение и заставить немцев считаться со своими мнениями и решениями. Благодаря благожелательному отношению фельдкоменданта, с одной стороны, и нашей умеренности — с другой, это дело довольно успешно налаживалось. Не видя для себя в этом большого ущерба, полоцкие оккупационные власти постепенно привыкли к такому положению, и оно стало даже как бы своего рода традицией.

Придя к власти на смену коммунистам, русская национальная общественность, кстати сказать, очень оживившаяся и расшевелившаяся в городе после арестов, поставила своей целью прежде всего исправить то зло, которое было умышленно привнесено в жизнь провокаторами. Сделать это сразу, особенно принимая во внимание условие оккупации и крайней тупости некоторых немецких хозяйственников, было, конечно, не только очень трудно, но и просто невозможно. Поэтому в группе был тщательно разработан план действий на довольно продолжительный период времени. О нем можно составить некоторое представление, если перечислить основные мероприятия, осуществленные в течение зимы 1942-1943 года. Вот они:

А. Перемена политического и общего курса в работе русских учреждений.

Бывшим коммунистам и советским активистам было не место на ответственных должностях после городского переворота. Администрация старалась опереться, наоборот, больше на лиц, враждебных коммунизму или пострадавших от советской власти. Таким образом, какая-то «чистка» аппарата вначале была неизбежна. Но мы не хотели делать ее по-советски. Бывших рядовых коммунистов, не замеченных в последнее время в особо вредной деятельности, не следовало совсем выбрасывать из жизни, лишая куска хлеба, толкать обратно в объятия и их и наших врагов. При благоприятных условиях они могли еще стать самыми обыкновенными, вполне благонадежными и даже весьма полезными членами некоммунистического общества. Этими соображениями мы все время руководствовались при перестройке работы.

Перестановка старых и подбор новых людей в учреждениях и предприятиях потребляли массу внимания, времени и сил. Особую нашу заботу составляло выработавшееся у многих сотрудников при немцах под коммунистическим руководством небрежное отношение к интересам просителей и всяких иных посетителей, обращавшихся по своим делам в учреждения. Отныне каждый посетитель должен был ясно

Глава I. Белоруссия

чувствовать, что он как русский обращается к своим естественным друзьям, русским, которые рады сделать для него все, что только находится в пределах возможного. Нужно отдать должное: все русские учреждения очень быстро и охотно усвоили общий резко антисоветский, подчеркнуто национальный дух. Даже многие бывшие коммунисты старались в этом отношении не отставать от других. Дальнейшая практика работы показала, как неглубоко вообще сидят в людях идейные корни «марксизма-ленинизма». Клочок хорошей земли под огород и возможность спокойно жить и честно зарабатывать на кусок хлеба с маслом любой случайный коммунист (а ведь таких большинство) легко предпочитал мировой революции. В каждом русском коммунисте, если, конечно, не говорить об отдельных фанатиках или просто глубоко преступных натурах, собственник и хозяин сидит также глубоко, как и во всяком другом нормальном человеке.

Б. Борьба со взяточничеством составляла также одну из первейших наших работ. В Советском Союзе, как бы ни было в нем много дурного, взяточничество жестоко преследуется и распространено мало. При немцах на оккупированной территории взяточничество стало обычным явлением, какой-то классической формой официальных деловых взаимоотношений и настоящим бичом для бедного населения. Мы сразу же объявили жестокую войну взяточничеству. Только мы тут пошли несколько иным путем, чем большевики. На все должности, где взятка может играть особенно большую роль, мы тщательно подбирали особенно надежных людей. Так, например, самым «хлебным» местом в городе считался квартирный отдел, который распределял не только жилую площадь, но, что самое главное, и землю под огороды. На должность заведующего этим отделом был назначен, несмотря на его протесты, самый богатый человек в городе, семидесятилетний, но еще очень бодрый одинокий старик, хозяин частного кожевенного завода. Он много жертвовал на церковь и при всей своей деловитости не отличался жадностью. В связи с новым назначением ему пришлось взять на свой завод опытного мастера, что было явно не выгодно, но он был одним из старейших членов группы и, как и другие, не посмел отказаться от назначения. Есть основания думать, что в городской и районной управах количество взяток сократилось до минимума. Во всяком случае, народ громко и откровенно высказывал разницу между этими учреждениями и недоступной нашему влиянию полицией.

В. Распределение земли под огороды.

Земля, как уже было неоднократно указано, являлась чуть ли не главным источником благосостояния во время оккупации. Справед

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 89

ливому распределению земли еще зимой было уделено очень много внимания. Под наблюдением заведующего квартирным отделом распределение земли было поручено комиссии из трех свободных от служебной работы членов группы и, в том числе, живущему вне города М. Е. Зуеву. На Зуева в этом деле у нас были особые виды. Мы удовлетворили землей, кажется, всех, благо в городе было так много пустырей. По крайней мере, в течение двух лет недоразумений и жалоб по поводу распределения земли почти не было, если не считать нескольких очень серьезных стычек с полицейскими, которые привыкли уже самовольно хватать все, что им понравится. Но, имея за собой чистую совесть, содействие фельдкомендатуры и, главное, винтовки Зуева, комиссия уже могла с незаконными требованиями полицейских совсем не считаться.

Г. Реорганизация школ была одним из самых трудных и безнадежных дел. Наверху — немцы, которые хотят сокращать программы, выкидывать отдельные предметы и вводить белорусский язык. Внизу — учителя-комсомольцы, малообразованные и полные советского энтузиазма. После упорной борьбы с немцами к весне 1943 года удалось добиться включения в программу Закона Божьего и географии России. Что же касается истории и, в частности, русской, то систематические лекции по этому предмету для молодежи (и то вне школ) удалось начать только осенью 1943 года. С педагогическим персоналом было труднее. Часть наиболее активных учителей-большевиков оказалась изъятой во время арестов, другие после кризиса ушли в партизаны, третьих пришлось перевести на иную, менее ответственную работу. С великим трудом удалось вернуть к педагогической деятельности бывших преподавателей высших учебных заведений и техникумов, которые при немцах по большей части работали в немецких хозяйственных учреждениях. Из числа этих последних назначены были и новые директора.

Некоторое косвенное благоприятное влияние на другие школы оказало новое, созданное летом 1943 года, учебное заведение — пастырские курсы. Последние были подчинены даже не церковному отделу (то есть не горуправе), а вновь образованному епархиальному управлению и не терпели совсем никаких стеснений в смысле программ от немцев. Ректором их был священник, член НТС, настоятель Софийского собора. Преподавателями — разные лица, по большей части непрофессионалы из городской околоцерковной интеллигенции. Слушателями — учащая и учащаяся молодежь из местных школ и районов. Без всякой помехи и постороннего вмешательства мы собирали и развивали на пасторских курсах своих молодых городских друзей.

Глава I. Белоруссия

Далеко не все из них собирались идти в духовное звание. Мы никому не отказывали. Через эту молодежь мы осуществляли свое идейное влияние на остальные школы. Новые учебники для школ взамен советских нам удалось, в конце концов, выписать из Риги через ту же фельдко-мендатуру. Это были учебники на русском языке, что чисто механическим путем разрешило в отрицательном смысле вопрос о белорусизации школ. После получения учебников немцы больше не стали настаивать на обязательном преподавании всех предметов по-белорусски.

Д. Укрепление религиозной жизни в результате непрерывного кропотливого труда продолжалось своим чередом. К ранней весне 1943 года параллельно церковному отделу горуправы, ведавшему по преимуществу сношениями всех имеющихся в городе вероисповеданий с оккупационными властями, было создано независимое церковное учреждение «Православное епархиальное управление». Все должности в нем были выборные, подчинялось оно смоленской епископской кафедре. Попытка этого учреждения установить непосредственную связь с митрополитом Германским и Берлинским Серафимом57, однако, не удалась, немцы сказали, что это категорически запрещено58. Со своим епископом мы сносились письменно и через нарочных из числа командировочных.

Ремонт храма все время шел полным ходом; уже к началу лета 1943 года успели открыть два новых. К тому же времени окончательно оформился организационно и признан юридически женский монастырь с 35-40 монахинями. К осени в монастырь удалось с необычайным торжеством перевезти из Витебска мощи основательницы этого самого монастыря св. Евфросинии, княжны Полоцкой, которые раньше хранились у большевиков в антирелигиозном музее. Недостаток в священнослужителях поставил перед епархиальным управлением вопрос об организации пасторских курсов, о которых уже было сказано выше.

Е. Расширение и довооружение крестьянской самообороны было и осталось нашей постоянной, неустанной заботой. После стольких, почти бесплодных, трудов нас наконец посетил в этом отношении неожиданный успех. Вскоре после городского кризиса зуевская цитадель действительно подверглась большому нападению партизан. Плохо бы пришлось крестьянам, если бы они располагали только теми восемью винтовками, на которое первоначально было выдано разрешение фельдкомендатуры. Партизаны, очевидно, не ожидали серьезного сопротивления. Бросив на эту операцию несколько десятков хорошо вооруженных людей, они был уверены в легкой победе. За ближним лесом они оставили свои подводы, на которых приехали

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 91

и посредством которых собирались везти назад пленных и награбленное имущество.

Благодаря угрожающим письмам и некоторым другим признакам, Зуев ждал нападения и хорошо подготовился к нему. Только незначительная часть его «вооруженных сил», какие-нибудь семь — восемь человек, оставалась на ночь в деревне и держала оборону в окопах по околице. Остальные составляли силу главного подвижного ударного отряда под командой самого Зуева. Эти последние с наступлением сумерек уходили куда-нибудь на опушку леса в овраг или в придорожные кусты. Секреты были расставлены со всех сторон в достаточном количестве. Для связи служили мальчишки-посыльные по двенадцать — пятнадцать лет.

Когда неосторожно продвигавшийся в темноте отряд подвыпивших партизан стал приближаться к деревне Гендики, Зуев со своим ударным отрядом бесшумно пошел вслед за ними. У околицы партизаны оказались между окопами первой линии обороны спереди и ударным отрядом — с тыла. Это был, конечно, самый подходящий момент для начала военных действий. Раньше, чем партизаны успели что-либо сообразить, несколько дружных залпов в упор выкосили их ряды чуть ли не до полного уничтожения. Оставшиеся в живых бросились врассыпную — кто куда. Пленных не брали, все было кончено буквально в несколько минут. Винтовки, автоматы, ручные гранаты, пистолеты и один ручной пулемет стали легкой добычей победителя. У Зуева потерь не было. Эта операция, наглядно показавшая серьезность партизанской опасности и эффективность крестьянской самообороны, дала нам возможность вырвать у немцев разрешение еще на 50 винтовок, на несколько автоматов и пистолетов, а также на ручной пулемет. Дальнейшее развертывание крестьянской самообороны было таким образом сразу обеспечено.

Ж. Попытка облегчения участи военнопленных была запроектирована группой еще очень давно. Но дело это было нелегкое, и другие события городской жизни его сильно задерживали. О. Иоанн, проникнув в лагерь военнопленных на предмет удовлетворения их религиозных нужд, подвергся сначала со стороны русской администрации лагеря, назначенной немцами среди самих же военнопленных (так называемая лагерная полиция), ожесточенной травле. Лишь путем длительных усилий упорный священник добился возможности беседовать без помехи с отдельными заключенными и таким образом сблизиться с ними. Сколько дней потратил он для этого перехватывания людей на дорогах или разыскивая их где-то на работе в городе, знает один Бог.

Глава I. Белоруссия

В лагере говорить свободно с заключенными было невозможно: там царил чудовищный красный террор. В лагерях полновластно распоряжалась лагерная полиция, которая сплошь состояла из бывшего политсостава. Эти люди действовали в контакте с лагерным немецким начальством и помогали ему красть и так уже скудные пайки заключенных. Больше всего они боялись какого-либо доброжелательства между военнопленными и немцами. Путем докладов, лжи и изыскания фактов они старались всячески ожесточить немцев. Действуя от имени немецких властей, они, в свою очередь, всячески издевались над военнопленными, пытаясь таким образом довести последних до отчаянных поступков. Одним словом, в лагере происходило почти то же самое, что и в городе, только в еще худшей, еще более страшной редакции. Это был настоящий ад. Отнимание у голодных людей пищи или бессмысленная порча ее, страшное избиение резиновыми палками и другие необычайно жестокие и при этом совершенно не заслуженные наказания происходили по преимуществу от своих, а не от немцев. Критическое отношение к советской власти каралось тихой смертью. Только после отстранения коммунистов от власти в городе группа смогла предпринять какие-то решительные шаги и в отношении лагеря военнопленных. Благожелательность фельдкомендатуры и свежее впечатление в немецких военных кругах от городских событий премного тому способствовали.

Сначала в лагере произошла смена немецкого начальства, затем из него сразу же удалили всю русскую полицию. С остальными негодяями, а их было немало, военнопленные расправились в первую же ночь сами, немцы этому не препятствовали. Несколько позднее общими усилиями удалось добиться от немцев разрешения собирать для лагеря продовольствие в городе (главным образом, картофель и другие овощи). Но этого, конечно, было недостаточно, поэтому картошку возили время от времени и прямо из городских складов, что было, конечно, уже незаконно. «Хищения» картошки покрывали общими усилиями сотрудников продовольственного отдела. Еще позднее имели место отдельные случаи полного освобождения военнопленных из лагеря или перевода их на работу во вспомогательные команды при немецких военных учреждениях. Но и то и другое коснулось, конечно, ничтожного меньшинства. Что сталось с лагерем при последнем отступлении немцев, мне не известно.

К описываемому времени относятся еще два общественно-политических мероприятия, о которых я считаю необходимым сказать именно здесь несколько слов. Речь идет о раскопках развалин «архитек

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 93

турного ансамбля» НКВД в Полоцке и о раскопках братских могил прибалтийских народностей около города Улы.

О раскопках развалин комбината НКВД, разрушенного авиабомбами и пожаром еще в 1941 году, неоднократно ходатайствовали перед горуправой многие жители города. Эти раскопки позволили наконец открыть для всеобщего обозрения много «чудес» коммунистического правосудия, как-то: бассейн для холодной воды, при помощи которого при длительных допросах заключенного по нескольку раз подряд то топили, то опять откачивали; камеры, в которых «поджаривали» или наоборот — подмораживали людей, желая их заставить отдать спрятанное золото; «операционную», где над людьми с целью пытки производились разные «хирургические» операции и многое-многое другое. Лица, оставшиеся в живых после допросов и проживавшие при немцах в Полоцке, рассказывали, что все эти «операции» и «чудеса» производились под наблюдением и руководством молоденькой женщины — врача, исчезнувшей из города в первые же дни после прихода немцев.

В засыпанных подвалах здания были откопаны склады одежды расстрелянных. Одежду эту разложили для обозрения на огромном дворе бывшей территории [отдела] НКВД, и какие же душераздирающие сцены происходили здесь! В первый же день на место раскопок сбежался весь город. Жены опознавали одежду мужей, дети — родителей, родители — детей. Самым страшным из всех был, кажется, момент, когда пожилая женщина, смотревшая на все с безразличным любопытством, вдруг увидела окровавленное платье своей дочери, которую она считала живой. Ее дочь была арестована незадолго до начала войны и, по официальным данным, якобы отправлена в Москву в качестве свидетельницы по какому-то делу местной молодежи. Матери и в голову не приходило, что дочь ее давным-давно расстреляна в самом Полоцке.

Братские могилы около Улы были указаны немцам местными крестьянами. История этих могил следующая. Летом 1941 года большевики гнали этапом из Прибалтики колонну арестованных приблизительно в 3 тыс. человек. Это был цвет интеллигенции Эстонии, Латвии и Литвы: врачи, адвокаты, профессора, журналисты и т. п. По большей части, все люди средних лет, пожилые или даже старые. Известия о начале войны и стремительном немецком наступлении застали колонну на этапе. Согласно предписанию свыше, все три тысячи были сейчас же перебиты конвоем прямо на походе — в них стреляли, забрасывали их ручными гранатами, кололи штыками59. Несколько человек из местного населения, проявивших слишком большое любопытство к происходящему, были тоже убиты конвоем и похоронены вместе с

Глава I. Белоруссия

балтийской интеллигенцией. Время трагедии, способ убийства, социальная и национальная принадлежность не вызывали никаких сомнений. Раскопки целиком подтвердили рассказы местных крестьян. При всех убитых сохранились в малоповрежденном виде их документы.

Весна, лето и осень 1943 года

Весна и лето 1943 года начались для нас очень неудачно. Неудачи вообще стали как бы знамением этого времени. Сначала «после непродолжительной, но тяжкой болезни» скончался семидесяти семи лет от роду о. Иоанн, духовный руководитель и вдохновитель нашей группы. Он захворал классической смертной болезнью старости, крупозным воспалением легких, и, желая обязательно умереть на посту, продолжал служить в церкви с температурой в 40 градусов. Через сутки или несколько больше после того, как он лег, его не стало.

На похороны о. Иоанна из деревни и города собралась масса народа, что не только большой собор, но и весь монастырский двор не могли вместить всех. Это было всеобщее горе православного и национально настроенного Полоцка: тысячи людей заливались слезами, подхватывая проникновенные погребальные песнопения. Похоронили старенького священника около алтаря большого монастырского собора, только что отремонтированного его же собственными трудами и заботами.

Второй по значению для нас тяжелый удар последовал вскоре вслед за первым: нашего друга-полковника, фельдкоменданта, отозвали в Берлин. Пришло, очевидно, время рассчитаться ему за свою отсталость от национал-социалистического века. Ортскомендант был заменен еще раньше того, но это для нас не было сколько-нибудь существенно. В городе оказалось новое начальство, может быть, только для того и присланное, чтобы прекратить «попущения» старых, слишком либеральных, с национал-социалистической точки зрения, властей. Это сознание вселяло в нас всех кроме грусти еще и большую тревогу.

Приближающийся фронт делал жизнь также все менее и менее уютной. Слабые стекла в окнах, дверцы буфетов и посуда на столе круглые сутки позвякивали от отдаленной артиллерийской стрельбы. А стрельба не смолкала ни днем, ни ночью. Воздушные бомбардировки города повторялись все чаще и чаще и наконец стали почти ежедневными. В ночь с 31 мая на 1 июня 1943 г. город подвергся почему-то особенно сильной, прямо чудовищной, бомбардировке советской авиации. Все этого давно ждали, ибо сведения о беспощадных

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии

бомбардировках с воздуха Смоленска, Витебска и Минска уже дошли до Полоцка. Ясно было, что очередь за нами. Так и случилось.

На маленький, уже и так очень сильно разрушенный пожарами городок в одну ночь было сброшено свыше 1200 бомб крупного и самого крупного калибра. Сохранившаяся лучше других задвинская часть Полоцка горела, как куча сухих веток. Масса ни в чем не повинных русских людей опять осталась без крова и имущества60. Многие огороды пришлось после бомбежки перекапывать и сажать заново. Однако, как это ни странно может на первый взгляд показаться, человеческих жертв было относительно мало — 73 человека из числа гражданского населения и 5 или 6 немцев. К этому времени мы были уже достаточно хорошо натренированы быстро скрываться в убежища или покидать город при первых звуках воздушной тревоги.

Деморализующее действие Сталинградского поражения, приближающегося фронта и бомбежек с воздуха явно сказывалось не только на русских, но и на немцах. У гордых и самовлюбленных завоевателей появилась нотка замешательства и тревоги. Население стремилось покинуть город; особенно сильна была тяга в Западную Белоруссию и прибалтийские страны.

Как раз в этот момент свалилось новое величайшее бедствие — принудительная вербовка на работу в Германию. По сравнению со многими другими областями оккупированной территории, до Полоцка это мероприятие докатилось удивительно поздно61. И протекало оно беспорядочно, вяло и, я бы сказал, с немецкой точки зрения, весьма неудовлетворительно. Никаких вопиющих безобразий в самой технике проведения этого гнусного дела у нас не было: людей не хватали на улице или в общественных местах, не забирали «в чем есть», как это, говорят, имело место в Киеве и других городах с немецким гражданским управлением. Даже наоборот — внешне все происходило довольно прилично, как бы законным путем: заранее развешенные объявления, расписание явки на сборные пункты, митинг перед отъездом и т. п. Но были допущены многие вопиющие несправедливости, если в таком деле вообще можно говорить о какой-либо справедливости.

Так, например, родственников полиции и «секретных» осведомителей Гестапо (в провинциальном городке это отнюдь не секрет) не брали; немецких любовниц и добровольных проституток — тоже. За цинично таксированную взятку в 20 рублей золотом немецкий военный врач высокого ранга освобождал «по болезни» вообще кого угодно. Этим многие, конечно, сейчас же воспользовались. Молодежь из дальних деревень по дорогам следования в город на вербовочный

Глава I. Белоруссия

пункт перенимали партизаны. Зуев, в районе влияния которого партизаны были бессильны, сам отказался наотрез отпускать кого-либо из молодежи на работу в Германию, во-первых, потому что тогда «будет некому драться с партизанами», во-вторых, потому что его деревни «нисколько не хуже полиции». Немцам было очень трудно со всеми справляться. Мало рабочей силы получили они из Полоцка и Полоцкого района летом 1943 года в порядке мобилизации, много меньше, чем уехало летом 1942 года добровольно.

Толку для немцев из мобилизации не вышло почти никакого, а шум, неприятности и политические осложнения получились большие62. Недаром мы так настойчиво пытались отговорить нового фельдкомен-данта отказаться в виде исключения вообще от всякой вербовки в Полоцком районе.

На этот же несчастный период лета 1943 года приходится новая, весьма странная немецкая попытка белорусизации города Полоцка. После «артиллерийской подготовки», выражавшейся в неоднократном вызове ряда общественных деятелей города в Гестапо на предмет внушения им идей белорусского (читай — антирусского) национализма, в Полоцк прибыли из Минска агитаторы, представители якобы недавно образованного белорусского правительства (Рады)63. Эти последние держались до последней степени глупо и бестактно. Большинство населения не понимало их нарочитого, искусственного, псевдо-белорусского языка, каким никто и никогда не говорил в Полоцке. А они сами делали вид, что не понимают по-русски. Получилось Бог знает что. Ни один деловой разговор, ни одна запроектированная немцами встреча при таких условиях не могла фактически состояться. На «белорусский» митинг, неоднократно объявлявшийся посредством разъездного громкоговорителя немецкой пропаганды, никто не пришел. Во время официального визита в горуправу минских гостей с их провинциальным шовинизмом подняли на смех и уличили в полном незнании истории края. На этом белорусизация у нас и закончилась. Люди уехали обратно в Минск, если действительно приезжали из Минска, а не из Берлина.

Однако от грубых приемов нечистой игры, обнаруживших колонизационные приемы немецкой политики в занятых областях, у всех остался один неприятный осадок, как бы ни хотели отдельные представители германских властей замазать потом этот поистине «скверный анекдот». В особенной ярости были, конечно, те, кому внушали белорусский национализм через Гестапо.

Замена нашего милого полковника, фельдкоменданта, новым лицом, столь огорчительная для группы сама по себе, не повлекла, тем

Я. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 97

не менее, за собой каких-либо резких политических перемен. Очевидно, общая ситуация уже была такова, что новому фельдкоменданту, безусловно неглупому человеку, ничего более не оставалось делать, как продолжать политику старого.

Только через несколько месяцев в тенденциях фельдкомендатуры обозначились некоторые нотки, которые при желании можно было истолковать как попытку если не изменить вообще, то, во всяком случае, как-то ослабить (и уж, конечно, отнюдь не усилять) русскую национальную линию в Полоцком округе. Укажу три случая, которые заставили нас в этом отношении особенно насторожиться, быть может, даже и без достаточных к тому оснований. Вот они.

1. Быстрое распространение и усиление партизанщины, сильно осложняя и гражданскую и военную жизнь Полоцкого района, не встречало фактически большого противодействия со стороны немцев в 1941-1942 годах. За лето 1943 года немцы уже почувствовали серьезную опасность с этой стороны, но они теперь уже не имели достаточных свободных резервов для борьбы на внутреннем фронте.

Учитывая это обстоятельство, группа предложила немцам вытеснить партизан из ряда прилегающих к городу районов своими, русскими, силами. Для этого нужно было крестьянское воинство Зуева увеличить до 1-1,5 тыс. человек и снабдить его несколькими легкими полевыми орудиями. Полное устранение немцев от активного участия в операциях и амнистия добровольно сдающимся партизанам, конечно, при этом подразумевалась.

Немцы от предложения категорически отказались. Выходило так, что «сами не можем и вам не позволим». Или, может быть, даже так: «Партизан не любим, но вас боимся больше, чем партизан».

2. Не говоря нам ни слова, фельдкомендатура осенью 1943 года сделала попытку организовать в одном из особо угрожаемых со стороны партизан районов свою, совершенно не связанную с нашей, крестьянскую самооборону. Для этой цели один «украинец» из бывших военнопленных был назначен на должность бургомистра вышеуказанного района. Ему выдали сразу же и некоторое количество винтовок для будущей самообороны, которую он легкомысленно взялся организовать. Мы узнали о всей этой затее уже постфактум, когда новоявленный бургомистр, спасая свою собственную шкуру, бросил район и прибежал обратно в Полоцк. Район прочно заняли партизаны.

3. К осени 1943 года фельдкомендатура постановила создать новое русское учреждение — Полоцкое окружное управление. По замыслу оно должно было стать посредником между фельдкомендатурой и русским

Глава I. Белоруссия

населением округа, так же как городская и районная управы состояли между ортскомендатурой и русским населением города и района. Такого учреждения до этого времени не было, идея сама [по себе] казалась вполне разумной. Однако при проведении в жизнь этого мероприятия обращало на себя внимание то обстоятельство, что к участию в новом учреждении не было привлечено ни одного человека не только из города и района, но даже из всего Полоцкого [округа]. Весь аппарат целиком был составлен из людей, работавших до того где-то совсем в другом месте.

Мы, конечно, увидели в таком подходе к делу также скрытые коварные замыслы нового фельдкоменданта. Не странно ли действительно: если крестьянская самоохрана, то, по возможности, без Зуева; если Окружное русское управление, то без всякого участия со стороны округа? Мы внутренне приготовились к осложнениям, но осложнений не последовало.

На деле, может быть, вопреки проискам коменданта, а может быть, и без всякого к ним отношения, все уладилось в конце концов совершенно благополучно. Новых людей, предназначенных на округ, мы проверили через НТС64 по месту их прежней деятельности. Народ оказался вполне доброкачественный, надежный, весьма близкий по духу к нашей группе. Поэтому большинство из них вскоре к взаимному удовольствию и было принято в последнюю. Мы приобрели в их лице очень ценных, жизненно опытных и самоотверженных товарищей. В результате национальная работа только выиграла от назначения «чужих» людей: она покатилась по прежним рельсам дальше, захватывая теперь не только с полным основанием, но уже и с практической необходимостью весь округ и соблазняя нас к еще более широкому распространению. В немецкие расчеты все это, конечно, не входило.

Переходя опять к изложению дальнейших событий, может быть, именно здесь следует указать, что к этому времени группа получила некоторое подкрепление и за счет новых беженцев. Среди лиц, эвакуированных немцами из Смоленска и распределенных у нас на работу по различным гражданским учреждениям, оказались очень ценные люди. Они сейчас же стали в строй. Пополнение группы в это время было вообще [как] нельзя более кстати, т. к. все мы просто задыхались от работы. С одной стороны, от нас требовало много сил политическое завоевание белых пятен на карте новоявленного округа; это была, так сказать, наша «периферия». С другой — все больше и больше требовала от нас внимания разгорающаяся не на шутку гражданская война между красными партизанами и крестьянской самообороной. Остановлюсь несколько подробнее на том и на другом.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 99

Группы, подобные полоцкой, были скоро созданы и в других населенных пунктах округа, как-то: в Дриссе, в Десне (Луначарск), в Бигосове, в Боровухе и в Ветрине. Эти периферийные молодые группы, естественно, стали как бы в подчиненное положение к Полоцку, требуя от него на первое время и помощи и руководства. Старые члены группы в связи с этим все время разъезжали и иногда сидели на местах целыми неделями.

Сила бессильных только в моральном праве и в их организованности, а суть организованности — в единстве и в централизации управления. Наша когда-то совсем маленькая группа, поначалу более похожая на какое-то религиозно-церковное братство, превращалась постепенно под давлением обстоятельств в русскую национальную организацию партийного типа. Идеологической основой этой организации, как и более широких масс населения, на которые опиралась и в которые она уходила своими корнями, кроме чисто отрицательного момента— непримиримости к большевизму, — было знаменитое в свое время Смоленское воззвание генерала А. А. Власова65, выпущенное, кажется, еще осенью 1942 года. Воззвание содержало краткую и простую программу66, чрезвычайно широкую и терпимую; его цель и ближайшие конкретные задачи были ясны каждому до полной очевидности. Несмотря на то, что в расширенную группу входили люди самого разного уровня развития, воспитания и взглядов, политических споров и недоразумений у нас совсем не было. Когда люди заняты делом, им не до пустой болтовни.

С крестьянской самообороной у нас было много забот, во-первых, потому, что она все время расширялась, а во-вторых, потому, что еще более расширяющееся одновременно с ней партизанское движение привело нас к острому столкновению этих двух сил, к настоящей гражданской войне чисто местного, конечно, значения.

Летом 1942 года у нас было уже не три, а целых четыре группы деревень с крестьянской самоохраной. Тяжелый, постоянно непрекращающийся нажим на них красных партизан потребовал перед уборкой урожая разработки новой тактики обороны и выделения грамотных в военном отношении людей для усиления крестьянского «генерального штаба». Особенно полезными оказались в этом отношении два новых члена группы: недавно рукоположенный для вновь открытого храма молодой священник (в прошлом член тайной «катакомбной» церкви, советский артиллерийский офицер, а затем военнопленный) и один уже пожилой агроном из офицеров Великой войны67, руководивший в Белоруссии до 1927 года неуловимыми отрядами антисоветских повстанцев68.

100

Глава I. Белоруссия

Новая тактика заключалась в активной обороне. В то время как основная масса крестьян занималась уборкой, их сильный ударный отряд должен [был] совершать набеги на соседние районы, контролируемые красными партизанами. Сковывая партизанские силы на их собственной территории и забирая инициативу военных действий в свои руки, мы могли, таким образом, более или менее надежно обеспечить крестьянам, работающим на полях, необходимые для этого мир и безопасность.

Операции ударного отряда по большей части носили характер вылазок или кратковременных набегов, что давало возможность не занимать этим делом слишком много людей. Но иногда происходили настоящие длительные сражения. При одном таком набеге, имевшем целью захват вновь открытого по приказу Москвы сельсовета, сам Зуев чуть-чуть не погиб вместе с ударным отрядом. Дело это было так. На пути к намеченной в качестве объекта нападения дальней деревне отряд Зуева, состоявший из пятнадцати-двадцати человек стрелков, неожиданно нарвался на значительно превосходящие силы противника. Была ли то засада в результате измены или случайная встреча с красным отрядом, направляющимся в свою очередь в «Республику Зуева», — так и не удалось выяснить.

Зуевцы быстро двигались прямо по полевой дороге, проходящей метрах в двухстах от леса. Партизаны же засели почти на их пути, в большой группе кустарника, примыкавшего одним краем к лесной опушке и заполнявшей в этом месте более половины пространства между лесом и дорогой.

Не ожидая встретить здесь противника, зуевские дозорные слишком поздно обнаружили партизан в кустах напротив дороги, но двигающийся отряд все же успел залечь в придорожную канаву. Партизаны открыли бешеный огонь из автоматов, который, однако, не мог причинить лежащим в канаве сколько-нибудь существенного вреда. Зуевцы начали отвечать редкими выстрелами из винтовок. Никто не заметил сгоряча, как и когда ехавшие вслед за зуевским отрядом две подводы — обоз ударного отряда — повернули оглобли и ускакали прочь.

Часа через два бесплодной перестрелки партизаны предложили зу-евцам сдаться, им ответили дружным залпом, хотя ударному отряду и приходилось уже подумывать об экономии патронов. Перестрелка продолжалась. Партизаны боялись зайти к зуевцам с тыла по совершенно открытой местности. Но зато они приволокли откуда-то миномет. Скоро дорога и канава покрылись шапками черных разрывов от маленьких мин и густыми клубами пыли. Эхо рокотало по лесу со всех сторон, шум получался прямо как на фронте.

Л. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 102

Такую картину застали сильные подкрепления, вызванные из деревень крестьянской самообороны своевременно ускакавшим назад обозом. Тихо и незаметно подошли они под прикрытием леса с той и с другой стороны к месту сражения и стали быстро устанавливать пулеметы для ведения перекрестного огня по кустам. Им в это время казалось, что в придорожной канаве почти никого уже не осталось в живых; в действительности же к этому времени там было всего только двое легко раненых в руки.

Кусты — плохая защита от пулеметного огня. Обстреливаемые с флангов из пулеметов, а с фронта из винтовок партизаны в полном беспорядке бросились в лес, где попали в заранее поставленную, конечно, на пути их предполагаемого отхода засаду. Это был разгром. Недаром загнала отцовскую лошадь младшая дочка Зуева, которая первой прискакала в деревню на одной из сопровождавших ударный отряд подвод.

С этого времени зуевский ударный отряд не выезжал уже на операции без ротного миномета, взятого у партизан. Все трофейные автоматы пошли на вооружение новой команды автоматчиков, сформированной Зуевым несколько позднее из партизанских перебежчиков.

Итак, весной, летом и осенью 1943 года труды и заботы группы все время перемежались с огорчениями и скорбями. Каким-то образом Гестапо узнало о наших связях с партизанами; весьма вероятно, что об этом было сообщено с советской стороны через агентуру, работающую на обе стороны. Сразу же заварилась страшная кутерьма. Мы не знали точно, что известно Гестапо; я постарался прямо и открыто объяснить фельдкомендатуре суть дела и в подтверждение своих слов предоставил уже готовый к тому времени в письменном виде проект лагеря для «раскаявшихся партизан». Увы, нашего барона — фельд-коменданта — уже не было тогда в Полоцке. Гестапо настаивало на аресте всей группы. Военные власти, однако, понимали, что для этого нужно сначала разоружить крестьянскую самоохрану. На этом основании фельдкомендатура категорически возражала против арестов. В результате все дело было передано на рассмотрение смешанной воинской комиссии из представителей штаба армии и фельдкоменда-туры. На наше счастье, туда попали культурные и доброжелательные люди; они вынесли нам только порицание за слишком самостоятельные действия и прекратили дело. Но проект был при этом, конечно, окончательно загублен.

Едва успела кончиться история о нашей связи с партизанами, как пришел указ об эвакуации. Он свалился как снег на голову. Очевидно, усилившиеся атаки большевиков на Витебск или какой-нибудь неожи

103

Глава I. Белоруссия

данный прорыв красных вызвали у немцев самые сильные опасения. Весь округ всполошился. О кровавой бане, которую устраивают большевики для местных жителей после «освобождения», знали уже все69. Если партизаны и их родственники еще рассчитывали как-то на свои заслуги перед батькой-Сталиным, то у остальных граждан не было ни надежд, ни иллюзий70. Немцы предоставляли для желающих эвакуироваться жителей железнодорожные составы; людей направляли в Ригу. Наплыв желающих был колоссальный. Сотрудники всех главных русских учреждений работали над составлением списков и день и ночь и прямо-таки валились с ног от усталости. Поезда один за другим уходили в направлении на Двинск, увозя сотни и тысячи людей. Принуждения к выезду в тот период не было. Всем разрешалось брать с собой довольно много имущества. Эвакуирующиеся крестьяне оставляли ежедневно около железнодорожной станции десятки запряженных лошадей, которых они бросали, садясь в поезд. Вести животных не разрешалось. План эвакуации был рассчитан примерно на две недели. За первую неполную неделю из самого города Полоцка успело выехать около 4 тыс. жителей. О количестве выехавших крестьян судить очень трудно.

И вдруг эвакуация кончилась так же неожиданно и быстро, как и началась. Очевидно, благоприятные перемены на фронте принесли в город приказ о ее полном прекращении. Те, кто успел уехать, больше не вернулись, и город потом получал от них через фельдкомендатуру многочисленные письма из Латвии. Все люди устроились на работу по вольному найму и жили более или менее удовлетворительно. Те же, кто не успел уехать, остались, и остались прочно. Остались еще почти на целый год, до июня 1944 года, когда произошла вторая, и последняя, эвакуация перед окончательным занятием Полоцка советскими войсками.

Последний период оккупации. НТС, РОА и Национал-социалистическая трудовая партия России

Этот последний период оккупации, т. е. вторая половина зимы и весна 1944 года, был во многом не похож на все предыдущее время. После осенней частичной эвакуации 1943 года, так неожиданно возникшей и так неожиданно прекращенной, всем стало сразу как-то особенно ясно, что немцам приходит конец и они очень скоро уйдут из России.

За это говорило все. И неуклонное приближение фронта, и беспрепятственный рост партизанского движения, с которым немцы совсем перестали активно бороться, и откровенные высказывания самих немцев, конечно, в частных, конфиденциальных разговорах. Но са

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 103

мым убедительным симптомом приближающегося конца было то, как немцы распустили вожжи управления оккупированной территории. Давно ли они с болезненной ревностью оберегали все прерогативы своей хозяйской власти, считали долгом всюду совать свой нос и вообще — держались так, как будто бы они устраиваются в Белоруссии навсегда. После осенней эвакуации все это сразу переменилось. Немцы, конечно, продолжали заниматься делами, но лишь по инерции, вяло и неохотно. К специфически русским делам они потеряли почти всякий вкус и интерес. По всему было видно, что жадная душа колонизатора покидает еще двигающееся, но уже холодеющее тело оккупации.

Гражданское население, которого после прекращения эвакуации оставалось в городе тысяч 14-15, понемножку разбегалось. Кто хотел уходить к партизанам, делал это почти открыто: грузили на подводы наиболее ценное имущество, забирали целиком семьи «со чады и домочадцы» и уезжали утром на рассвете «в неизвестном направлении». Аргумент партизанствующих был самый понятный и простой: «Лучше вернуться обратно в город вместе с победителями, чем ожидать расправы НКВД дома в качестве побежденных». Опять же, если окажется, что расправа с гражданским населением будет слишком сурова или бессмысленно несправедлива, то в город можно будет и совсем не возвращаться, а остаться пока в лесу или же пытаться переехать на жительство в какое-либо другое место.

Здесь можно прибавить, что во время наших дальнейших переговоров с партизанами уже весною 1944 года последние неоднократно высказывали то же самое намерение остаться на нелегальном положении после возвращения красных. Отсиживаясь в относительно безопасном месте, люди хотели посмотреть со стороны, действительно ли сдержат большевики обещания, данные народу во время войны71. У многих партизан было также и другое, не менее существенное соображение в пользу политики выжидания. Под влиянием беззастенчивой советской пропаганды против своих же собственных союзников, Англии и Америки, все ожидали тогда скоро [начала] новой войны, войны между «англо-американцами» и Советским Союзом. В этом последнем случае антибольшевистски настроенным партизанам не имело смысла слишком спешить с выходом из леса: Америка пользовалась тогда огромной популярностью, все симпатии были на ее стороне.

Весьма характерно, однако, что в это тревожное переходное время из города к партизанам ушло очень немного народу, всего лишь несколько десятков человек. По отношению ко всему населению города это составляет совершенно ничтожный процент — приблизительно] полпроцента.

104

Глава I. Белоруссия

Значительно больше народа уплывало постепенно в Западную Белоруссию. Люди отправлялись туда как бы временно, под видом посещения родственников, закупки продуктов и тому подобного, и оставались навсегда. Это делалось как законно — с пропуском по железной дороге, так и не законно — без пропуска, пешком. В Западную Белоруссию или просто в «Западную», как говорят в Полоцке, ушли многие десятки, чтобы не сказать сотни, семейств. В процентном отношении это должно составить не менее 5-6%.

Новая обстановка — ожидаемый скорый приход красных и значительное ослабление оккупационного режима — ставили перед нами, т. е. перед группой и всем, что к ней примыкало, совершенно новые задачи. Что нужно успеть сделать до прихода большевиков? Как наилучшим образом использовать немецкую слабость? — вот вопросы, которые стали тогда перед каждым из нас во весь рост.

Однако разрешением этих вопросов Группа занималась уже не одними только своими силами, а совместно с представителями Национально-Трудового Союза (солидаристы) и представителями Русской Освободительной Армии (власовцы)72. Поэтому, прежде чем продолжать дальше повествование, здесь придется сначала довольно подробно остановиться на нашем знакомстве и сотрудничестве с обеими вышеуказанными организациями.

О Национально-Трудовом Союзе Нового Поколения, как его тогда называли, мы узнали впервые ранней весной 1943 года. Одно временно прикомандированное в город духовное лицо доставило к нам из Польши различную «союзную» литературу. Мы сейчас же, конечно, занялись ее жадным изучением и в общем одобрили. Более личное знакомство с другим представителем Нац[ионально-]Труд[ового] Союза состоялось несколько позднее, уже в середине лета того же года. Этот во всех отношениях интересный для нас русский человек с типично немецкой фамилией73 был командирован из Берлина в Белоруссию какими-то государственными учреждениями и должен был везде входить в официальные отношения с высшими местными германскими властями. Во время делового разговора в нашей фельдкомендатуре один из старших офицеров последней, приняв приезжего за настоящего немца, сказал ему между прочим: «Есть тут местная русская национальная организация; без нее было бы трудно сейчас обойтись, но со временем эти люди станут нашими очень опасными противниками». Приезжий насторожился и выразил желание познакомиться с руководством группы. После обеда офицер привез его к нам, а сам уехал.

Началась взаимная прощупка. Приезжий «немец», к нашему крайнему удивлению, говорил по-русски [так], как может говорить только

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 106

прирожденный москвич. Неосторожно сказанная в фельдкомендатуре фраза о нас до крайности упрощала все дело. Не больше чем через час мы стали друзьями. Наш новый знакомец, и ныне еще благополучно здравствующий в эмиграции, оказался одним из старших, руководящих членов НТС... С той поры «союзники» всех рангов зачастили в Полоцк и всегда останавливались уже прямо у нас74. Они знакомились с нашей группой, читали доклады на наших собраниях и вели длинные частные беседы на политические темы. Через некоторое время руководство НТС не только одобрило, но и высоко оценило нашу самостоятельную национальную работу. Двери Союза были для нас широко открыты. Желая координировать свои скромные местные усилия с более старой, широко разбросавшей свою сеть боевой организацией, мы, т. е. я и еще несколько ведущих членов группы, осенью 1943 года вступили в Национально-Трудовой Союз.

Этот последний свел нас вскоре с чинами так наз[ываемой] Русской Освободительной Армии, или РОА. Неизвестными нам тогда путями он направлял этих людей в Полоцк, видя взаимную пользу в нашем с ними постоянном общении и сотрудничестве. Приезжие чины РОА, как правило, были членами НТС. Они посещали лагеря военнопленных, хотели организовать запись добровольцев из гражданского населения и поддерживали связь с немногочисленными русскими воинскими частями, сражавшимися уже тогда на Восточном фронте. Мы старались по мере сил помочь приезжим в выполнении служебных поручений; они со своей стороны не оставались у нас в долгу. Они посещали деревни крестьянской самообороны, решали тактические задачи в борьбе с партизанами, объезжали вместе с нами местные отделения группы и давили в том или ином отношении на немецкие учреждения, если это зачем-либо было нужно. Я уже не говорю о таких вещах, как передача писем и материалов, закупка для нас в Германии книг и т. п.

Поздней осенью 1943 года в Полоцке появился новый немецкий армейский отдел пропаганды. Его главной задачей были антикоммунистические выступления но радио на фронте для советской армии. Из трех его главных работников двое были русские, оба члены НТС. В связи с пребыванием этой «пропаганды» служебные посещения чинов РОА в Полоцк значительно участились, и русско-немецкая форма стала более обычным явлением на улицах города. Наши поездки, общественные доклады и политические беседы, проводимые по округу совместно с ними, быстро дали реальный результат: поднялась новая волна заявлений о приеме добровольцев во власовскую армию. Эти заявления опять, как ив 1941 году, несли в обе комендатуры, во все

106

Глава I. Белоруссия

русские гражданские учреждения и передавали на улицах города прямо в руки русским, одетым в военную форму. Это дало нам основание снова ходатайствовать перед немцами об открытии в округе вербовочных пунктов. Переписка по этому поводу между фельдкомендатурой и выше нее стоящими военными учреждениями тянулась несколько недель. Наконец пришел окончательный отрицательный ответ. В нем было сказано, что это «пока еще несвоевременно». Зато через приезжих военных наши крестьянские отряды быстро и легко договорились с командованием РОА об автоматическом включении их в русские воинские части при уходе немцев из России. Эта полуофициальная договоренность оказалась впоследствии более реальной, чем можно было бы думать: многие участники отрядов полоцкой самообороны пробрались таки в 1944-1945 годах на юго-запад Германии, где под конец происходило формирование частей и соединений РОА. При зачислении в армию служба в крестьянских отрядах всегда принималась во внимание.

Зимой 1943-1944 годов у нас в группе совместно с приезжими представителями НТС происходили длинные совещания о том, что теперь делать. Всем было ясно, что до прихода большевиков нужно как можно больше распропагандировать население в национальном антикоммунистическом духе, вернее, просто подвести более солидную теоретическую основу под имеющиеся уже и так почти у всех русских людей здоровые социальные инстинкты и стихийную ненависть к советской власти. Мы не располагали временем. А быстро охватить все население политической работой можно было при условии совершенно открытых действий, хотя бы частично или условно санкционированных германскими оккупационными властями. Кроме того, для обращения к населению нужно было выступать от лица какой-то независимой русской общественно-политической организации. НТС для этого тогда совершенно не подходил — он уже подвергался жестоким преследованиям со стороны германского национал-социалистического правительства: семьдесят старших чинов его — ив том числе почти все руководство — сидели в Берлине за решеткой, а Гестапо исподтишка убивало отдельных наиболее деятельных членов организации прямо на улицах городов75.

Поэтому руководство Национально-Трудового Союза76 поручало нам, новым и еще недеконспирированным своим членам, создать немедленно для открытой работы какую-нибудь особую, временную, обязательно легальную по отношению к немцам русскую политическую партию на основе группы и ее разветвлений. Мы уже имели достаточный для этого технический аппарат, недоставало только разрешения властей и соответствующего ярлыка или названия. Ярлык нужно

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 108

было прикрепить не только к самой организации, но и к «союзным» изданиям, лежащим на секретных складах втуне, т. к. распространять их от лица самого Союза было уже невозможно. Группа обратилась в фельдкомендатуру за разрешением на партию, предоставив упрощенную краткую программу, составленную на основе Смоленского воззвания генерала Власова и «Схемы» НТС77.

Идея партии была встречена в фельдкомендатуре очень сочувственно, но после месяца переписки по этому делу нам все же отказали. Однако при отказе мы получили неофициально драгоценный дружеский совет «примазаться», хотя бы фиктивно, к какой-нибудь из существующих, уже ранее признанных немцами организаций. Для открытия филиала разрешения не требовалось, достаточно было зарегистрироваться у местных властей односторонним заявлением. Это была блестящая идея. Двое старших приезжих чинов Союза ринулись сейчас же на поиски подходящих «приемных родителей», будущей партии, а мы на месте занялись деятельным приготовлением к ее открытию. Работа закипела. Были составлены проекты воззваний к местному населению, планы организационных собраний и конспекты докладов для публичных выступлений. Не забыли мы и трехцветных национальных флагов, которые с величайшим трудом и почти детским восторгом были наконец сшиты из старых крашеных простыней. Для инструктажа местных групп на случай быстрого разворачивания партийной работы из Полоцка были посланы по округу наиболее способные и энергичные люди.

Таким образом, под несмолкаемый отдаленный гул артиллерии со стороны Витебска к марту месяцу 1944 года у нас уже все было готово. Между тем от друзей, уехавших за названием партии, не было ни ответа ни привета. Мы стали изнывать от бездействия и неизвестности; время на возможный рывок в дальнейшей работе сокращалось с катастрофической быстротой: красные уже заняли Велиж, Невель и Городок; всем было ясно, что Витебск долго не продержится. А Полоцк стоял на очереди вслед за Витебском. Мы старались сами перебирать в уме все существующие в «европах» русские антибольшевистские партии и организации: эсеров, социал-демократов78, монархистов79, фашистов80, какое-то Штабс-капитанское движение81, Общевоинский союз82 и т. д. Одни из них были запрещены, так же, как и НТС, немцами, другие не годились потому, что уже имели свою определенную, общеизвестную политическую программу и под их фирмой распространять «союзные» издания было неудобно.

На занятой территории разные беспокойные политические деятели тоже пытались шевелиться по своим углам, кто как умел. В Борисове или в Орле

109

Глава I. Белоруссия

существовала какая-то организация или партия Октана83; в Минске, около Рады, была своя белорусская партия84; где-то за Лепелем немцы отдали или предполагали отдать целый округ в управление командиру отдельной дивизии85 русских головорезов Каминскому86, там могла быть тоже какая-нибудь русская национальная политическая организация. Неужели же из всего этого солидного ассортимента нельзя было выбрать какую-нибудь подходящую фикцию, пригодную для нашей цели на два-три месяца работы?

И вдруг, кажется, уже в апреле месяце 1944 года, к нам прикатила наконец целая группа руководящих работников НТС: наш вопрос был разрешен, можно было приступать к работе. Как оказалось с их слов, в округе, которым управлял в это время Каминский, была только что организована новая русская политическая партия под весьма одиозным по нашим временам названием — Национал-социалистическая трудовая партия России87. Она не была разрешена немцами; но ее не запрещали. Легализация партии прошла как-то сама собой или, вернее, явочным порядком. Не дожидаясь немецкого разрешения, а ориентируясь только на предварительный ни к чему не обязывающий разговор с командующим немецким генералом, группа предприимчивых русских людей, не без участия НТС, пользуясь оккупационной экстерриториальностью округа Каминского, устроила организационное собрание своей партии, а потом поместила об этом подробный отчет в контролируемой немцами немецкой прессе. Цензура пропустила, опровержения не последовало. Дело сейчас же закрутилось, а немцы со своей приближающейся катастрофой не обращали на него серьезного внимания.

Нам было приказано взять псевдоним НСТПР. План, выработанный в верхах НТС, сводился к следующему. В ближайшее время в нашу фельдко-мендатуру вместе с другой периодической прессой из немецкого армейского отдела пропаганды должны поступить газеты с отчетами об организации и работе НСТПР. Нам привезли этих газет тоже целую пачку вместе с формальными полномочиями от партийного центра на открытие филиала в Полоцке. При таких условиях оставалось только выждать несколько дней и уведомить фельдкомендатуру об открытии в Полоцком округе отделения партии. План был хорош, прост и вполне осуществим. В нем было, верно, две очень неприятные стороны: глубоко отвратительное название партии (хотя в него для самоутешения, в виде намека на НТС, и включили слово «трудовая») и связь, пусть и чисто фиктивная, с Каминским, которого многие считали полубандитом88. Однако выбирать дальше было уже некогда. Да и многочисленные ящики с литературой НТС, напечатанной без каких-либо изъятий или изменений и лишь снабженной везде нелепым ярлыком «Национал-социалистическая трудовая партия России», уже стояли у нас в сарае.

Л. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 109

Сказано — сделано. Фельдкомендатура пошла нам навстречу даже больше, чем мы этого ожидали. А заранее подготовленная и переполненная всяческого нетерпения человеческая машина по первому сигналу пришла в самое интенсивное действие. В течение одной недели весь округ снизу доверху был оклеен нашим воззванием, по всем крупным населенным пунктам прошли организационные собрания, а грандиозные открытые митинги собирали сотни и даже тысячи людей из местного населения. Немцы, не ожидая ничего подобного, только руками разводили от удивления: расовая теория трещала по всем швам.

«Союзная» литература, благо у нас ее было вполне достаточно, расходилась в чрезвычайно большом количестве. Это была бурная вспышка жизни перед самой смертью. Все было ново, невероятно и привлекательно для русского сердца — и трехцветные флаги, и категорическое требование признания российского суверенитета, и открытая критика немецких ошибок, и восхваление исторических заслуг перед Европой, и громогласное, несмолкаемое «ура» Русской Освободительной Армии.

Люди, привыкшие только мрачно молчать, приходили в настоящее неистовство от восторженного возбуждения. И при всем этом— полный порядок, несмотря на отсутствие полиции, жандармерии и немецких солдат, которые вот уже три года как были всегда и везде. Почетный караул на митингах несли вооруженные крестьяне отрядов самообороны. Было бы просто неправильно сказать, что все переживали тогда вместе с народом в минуты жгучей, незабываемой радости, которая с лихвой вознаградила нас за все волнения, опасности, чудовищно большие предварительные труды.

В Полоцке первый митинг89 происходил в помещении огромного концертного зала бывшего Дома Красной армии на 800 с лишним сидячих мест. Зал ломился от людей, во всех проходах и у задней стенки стояли люди. Митинг продолжался больше трех часов. План его был примерно следующим:

1. Информация о постановлении организационного собрания.

2. Исторические пути России на протяжении 1000 лет.

3. Большевики, немцы и русский народ.

4. Партизанское движение и крестьянская самооборона.

5. Русская Освободительная Армия и ее вождь генерал А. А. Власов. После докладов были бесконечные выступления с мест и ответы

на вопросы. Мы добились того, чего хотели, большего ждать было нельзя, и терять нам было уже нечего. Поэтому на митинге говорили буквально всё, что хотели. А хотелось сказать очень-очень многое.

Началось прямо с объяснения того, что название партии — искусственно выдуманное, что у нас оно не имеет ничего общего ни

110

Глава I. Белоруссия

с немецким национал-социализмом, ни с каким-либо другим фашизмом вообще. А потом и пошло, пошло все в том же духе. Немцев не только критиковали, но и своеобразно похваливали. Похваливали за то, что они подняли меч против Советов; за то, что разрешили формирование русской армии; за то, что они, наконец, задумались и дали нашей общественности свободу политической деятельности. Похвалы, конечно, явно сомнительного свойства. Присутствующий на митинге в качестве почетного гостя немецкий полковник-фельдкомендант сидел в первом ряду, ничего, очевидно, не понимал и время от времени одобрительно кивал головой. Всякие чудеса бывают на свете, к чуду можно было отнести и то, что нас при выходе из зала не забрали прямо в Гестапо. Но, очевидно, времена были уже не те. Арестовывать кого-либо в присутствии возбужденной тысячной толпы, в которой, кроме почетного караула, сидело еще не менее полусотни вооруженных крестьян, было просто невозможно.

Итак, я без помехи сделал свой исторический доклад; мой ближайший друг из числа освобожденных при помощи группы советских военнопленных, тоже «союзник», — доклад политический; Зуев говорил о партизанах и крестьянах; а приезжий офицер-власовец — о РОА.

Мы вышли из зала, дружески разговаривая с фельдкомендантом, который, несмотря на присутствие двух переводчиков, едва ли что-нибудь толком понял, но был, как и все, радостно возбужден и взволнован. После того, как у нас в Полоцке все сошло благополучно и о митинге появилось сообщение в местной печати, провести то же самое в других населенных пунктах округа было уже сущим пустяком. Во всех других местах митинги проходили по той же примерно программе. Только в деревне отрядов крестьянской самообороны они носили несколько иной, еще более откровенный и несравненно более интимный характер. Там мы знали наверное, что ни один тайный агент Гестапо нас не подслушивает.

Через две недели после первых митингов мы имели по округу более 600 членов партии, которые для того чтобы записаться, должны были приходить сами лично в местный комитет. О каком-либо давлении или принуждении к вступлению в партию не могло быть, конечно, и речи, да в наших руках просто и не было никаких средств для такого принуждения, если мы даже и хотели им заниматься. Скорее вызывает удивление, как люди вступали в партию в каких-[то] сорока-шестиде-сяти километрах от надвигающегося фронта, накануне страшной развязки и при откровенном запугивании со стороны советской агентуры. Кстати сказать, мы очень надеялись, что на наших митингах будет достаточное количество партизан, и мы в этом не ошиблись. «Зараза» пошла таким образом в лес и наделала там тоже много шума.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 111

Объехав весь округ с сильной группой своих пропагандистов и наладив везде текущую работу, мы посвятили небольшой остаток времени, который нам еще предоставляли надвигающиеся события, установлению личных связей с русскими национальными кругами ближайших крупных городов — Двинска, Вильны, Режицы и Риги. Одновременно мы составили общий план вывода своих людей на Запад в случае ожидаемого ухода немцев. Все остальное наше внимание было обращено на подготовку специальной пропагандной литературы, которую мы хотели в расклеенном и разбросанном повсюду виде оставить для наступающей советской армии. Некоторое количество политической литературы систематически выделялось также партизанам в лес, мы с успехом использовали для этой цели связи, оставшиеся еще с 1943 года. Те же связи очень пригодились нам, когда НТС стал направлять через нас отдельных людей150 и даже целые вооруженные группы в тыл красным. Отсутствие сплошной линии фронта, объясняющееся недостатком людей как у немцев, так и у большевиков, как нельзя более [кстати] способствовало всегда таким нелегальным переброскам.

Надеюсь, что в какой-то довольно значительной степени мы успели вовремя справиться со всеми этими задачами. Знакомства, заведенные в больших городах, особенно в Режице и в Риге, не только обещали самое плодотворное дальнейшее развитие, что, пожалуй, теперь уже и не было особенно нужно, но очень нам помогли при дальнейшем бегстве на Запад. Благодаря плану организованного отхода, мы во время последующего бегства через партизанские районы потеряли сравнительно очень немного людей и, кроме того, имели возможность помочь местному населению, тоже эвакуировавшемуся в огромном количестве, своей вооруженной охраной. Ведь на немцев тогда уже нельзя было рассчитывать — им было [дело только] до самих себя.

А о некоторых лицах, прошедших в начале лета 1944 года через нас в тыл к красным, я имел сведения еще в 1947 году. НТС, в котором я больше не состою, имеет, может быть, такие сведения еще и сейчас. И уж во всяком случае, можно с полной уверенностью сказать, что большевики получили Полоцкий округ обратно в свои руки с хорошей политической начинкой91.

Рано утром 30 июня 1944 года, когда снаряды советской полевой артиллерии начали ложиться по городу, мы вместе с многочисленными другими местными жителями вышли из Полоцка и взяли направление на единственную еще не отрезанную красными железнодорожную станцию — Бигосово. Нам предстояло пройти до нее через леса 104 километра...

112

Глава I. Белоруссия

Примечания:

1 Ильинский Павел Дмитриевич — профессор, искусствовед. По некоторым данным, до войны служил в РККА и был чемпионом по стрельбе из пистолета. С 1941 в оккупации. В 1942-1944 — сотрудник Полоцкого самоуправления, член НТС (1944 — до 1955). В 1944 через Ригу эвакуировался на Запад. После 1945 — в американской оккупационной зоне Германии, директор русской гимназии (с октября 1945) при Доме «Милосердного Самарянина» протоиерея Александра Киселева в Мюнхене. Затем в эмиграции в США. Умер в Нью-Йорке.

Источник: HIA. Collection А. Dallin. Box 2. Folder 2-16. Рукописная тетрадь и часть машинописи на русском языке (1948-1951). Впервые опубликовано с небольшими сокращениями: Грани (Франкфурт-на-Майне). 1956. Март — июнь. № 30. С. 85-122; № 31. 1956. Июль — сентябрь. № 31. С. 94-127. Автор-составитель любезно благодарит Б. С. Пушкарёва, а также некоммерческое партнерство и содружество «Посев» (Москва) за возможность повторной публикации в настоящем сборнике. Текст сверен с рукописью и машинописью и полностью восстановлен.

2 С 1924 в составе Белорусской ССР, с 1938 город областного подчинения.

3 Полоцк был оккупирован 16 июля 1941, освобожден 4 июля 1944.

4 Организация местных сил (служб) по поддержанию порядка (Ordnungsdienst—далее ОД) с осени 1941 стала общей тенденцией на восточных оккупированных территориях. ОД подчинялись волостным, уездным и городским управам, насчитывая в аппарате на каждом уровне 10-20 сотрудников. Примечательно, что первое время сотрудники ОД не имели обмундирования, знаков различия, оружия. Им запрещалось действовать без санкции VII отдела полевых немецких комендатур. Но уже зимой 1941/42 оружие у служащих ОД, вооружавшихся за счет советских трофеев, стало появляться почти повсеместно. Структурно на уровне района (уезда) организация ОД выглядела следующим образом:

Номенклатура	Подчиненность	Функции
Начальник ОД и его заместитель	Административно: — бургомистру; оперативно: — местной комендатуре и фельджандармерии	Отвечали за практическую деятельность вверенного аппарата на уровне района (уезда)
Общая канцелярия	Начальнику и зам. начальника ОД	Вела необходимое делопроизводство
I отдел (криминальный)	Начальнику и зам. начальника ОД	Борьба с уголовной преступностью и правонарушителями
II отдел (оперативно-следственный)	Начальнику и зам. начальника ОД	Борьба с политическими преступлениями; по своим функциям близко сотрудничал с политическим отделом местной СД
III отдел (охранно-караульный)	Начальнику и зам. начальника ОД	Вахтенная, караульная и охранная служба в зоне ответственности
IV отдел (учетно-паспортный)	Начальнику и зам. начальника ОД	Учет населения, регистрация, выдача паспортов и пропусков

5 Таллинн.

6 Комендатура постоянного местопребывания (чаще всего городская). В Полоцке размещались: 335-я (1943) и 930-я (1944) ортскомендатуры. Нумерация комендатур на 1941-1942 не установлена.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 113

7 От нем. Milit?rverwaltung — военное управление.

8 Бургомистром Полоцка был Д. Б. Петровский, участвовавший в деятельности местного советского подполья и способствовавший трудоустройству подпольщиков.

9 Витебск был оккупирован 11 июля 1941. В последующие дни произошло окружение 16-й, 19-й и 20-й советских армий Западного фронта между Витебском и Смоленском. Непосредственно Полоцк с 29 июня 1941 обороняли части 174-й стрелковой дивизии полковника А. И. Зыгина (из состава 62-го стрелкового корпуса 22-й армии).

10 Вполне возможно, что уничтожением инфраструктуры Полоцка занимались в июле 1941 бойцы отряда внутренней обороны города под командованием С. П. Портнова.

11 Во время эвакуации на рубеже сентября — октября 1941 в пос. Локоть Брасовского р-на Брянской обл. инженер-технолог местного спиртзавода Б. В. Каминский по воспоминаниям локотчан (1994) вместо того, чтобы сжечь оставшееся просо, распорядился раздать по пять мешков каждому заводскому рабочему.

12 Ср. с записями из дневника дочери ялтинского врача 3. А. Хабаровой, девочкой-подростком пережившей оккупацию Ялты:

«10 ноября 1941 <...>

3-го начали взрывать Ялту. Ночью мы смотрели, как горит Набережная, большие дома, санатории. На том конце за Массандрой слышалась стрельба. Там оставили сражаться ополченцев.

Мама в ужасе — у нас все сгорит.

Ночью к Троицкому прибежала медсестра. В госпитале осталось 60 раненых. Папа с Троицким побежали в госпиталь. Вынесли всех раненых, распределили их по жителям. Тут подскочил подонок из НКВД, хотел взрывать, но какой-то парень не дал. Он очень ругался, орал на папу и Троицкого из-за того, что они не имели права выносить раненых, чтобы не оставлять врагу. Орал, что так это не оставит. Но парень поддал ему как следует и тот убежал. Когда папа с Троицким пришли домой, э/сена Троицкого сказала, чтоб мы немедленно убирались. Мы с мамой просидели до рассвета на кухне, потом ушли в санаторий. Никто не спал, НКВДшники уэ/се уехали, но нагадили в кровати. <...>

22 ноября 194К...>

Перед отходом наши сожгли и уничтожши все что можно. Пшеницу в колхозах обливали керосином и сжигали. А теперь из этого зерна пекут хлеб и дают русским».

Кроме того, ср. с воспоминаниями конца 1940-х бывшего кадета Киевского кадетского корпуса, журналиста газеты «Новое Слово» (Берлин) Н. М. Февра, побывавшего во Пскове зимой 1941/42: «За несколько дней до падения Пскова местные комсомольцы, руководимые ответственными партийцами, приступили к организованному сжиганию города. Разграбленные ими предварительно винные лавки несколько нарушили эту организованность. Нарушил ее и отпор, встреченный со стороны псковичей. Отпор, правда, пассивный — псковичи сами старались скорее потушить подожженные дома. Препятствовать поджогу они не могли».

13 Ср. с записями из дневника 3. А. Хабаровой:

«18 ноября 1941 <...>

Немцы повесили приказ: "Всем евреям надеть три звезды ". Дураки! Понадели, кто знает, где еврей. И еще друг друга ругают. Сегодня на улице одна еврейка кричали другому: "Ах ты, пархатый жид". Сидели б тихо. <...>

12 декабря 1941

Повесили приказ: "Всем евреям собраться в Гестапо с вещами в течение 3-х дней ".

Евреи потащились. Несут кровати, матрасы, ковры, чемоданы. Папа встретил знакомого врача. Говорит ему: "Беги в лес ". А тот отвечает: "Нас отправят в Папестину". Папа ему говорит, что везде, где немцы, давно уже всех перестреляли.

114

Глава I. Белоруссия

А тот твердит свое: "Немцы люди культурные, они не обманут, а большевики все врут ". Отец просил его оставить у нас хоть дочь. Но он не хочет.

И еще один папин знакомый пришел прощаться. Адвокат. Прощается и говорит: "Нас все равно убьют. В лес нельзя, туда без пропуска не пускают. Там только райком, горком и дурачки молодые для охраны. А нас всех бросили на растерзание. Самое страшное то, что свои холуи прислуживают, доносят, выдают евреев и коммунистов"». 4 Ср. это утверждение мемуариста с воспоминаниями лейтенанта Вермахта А. Шей-дербауера, с 1942 воевавшего на Восточном фронте: «Не было никаких сомнений в том, что написало руководство рейха в своем заявлении, направленном в адрес Советского правительства в связи с объявлением войны: "Немецкий народ осознает, что он призван спасти весь цивилизованный мир от смертельной опасности большевизма и открыть путь для подлинного процесса социального развития Европы ". Этот отрывок из заявления немецкого правительства был напечатан мелким шрифтом на верхнем крае многих фронтовых почтовых открыток. Кто из нас мог сомневаться в истине того, что нам говорилось? Кто мог доказать, что это было не так?»

15 Воспоминания П. Д. Ильинского согласуются с известными нам фактами. Одну из первых подпольных групп в Полоцке создал бывший заведующий Полоцким райотделом народного образования, капитан пограничных войск НКВД и член ВКП(б) С. В. Суховей. В группу вошли Ф. К. Безср, Д. И. Клепиков, Ф. Н. Лоевский, Н. А. Мание и др. С. В. Суховей пошел работать в городскую управу и вскоре был назначен сельским бургомистром (!) Полоцкого района, после чего возможности подполья резко возросли — бургомистр снабжал подпольщиков пропусками и помогал им в случае арестов. Ф. К. Безер служил переводчиком в ортскомендатурс и устраивал на работу в органы самоуправления своих соратников.

16 Гражданским населением.

17 Гетто было создано в декабре 1941 на окраине города, около кирпичного завода. По официальным оценкам советских исследователей, здесь погибли 7 тыс. полоцких евреев.

18 От нем. Wirtschaftkommando — Хозяйственная команда (организация) центрального подчинения.

19 Ср. это утверждение мемуариста с воспоминаниями лейтенанта Вермахта А. Шсй-дербаусра (август 1943, деревня Ляды, западнее Вязьмы): «Через несколько дней я был гостем капитана Кригля, командира "прославленного" строительного батальона. Он э/сил один в маленьком домике. У него не было ординарца, и его обслуживала местная женщина. Вера была приятной и интеллигентной чертежницей из Белостока. Она не скрывала своих большевистских убеждений и свою веру в победу Советского Союза. Но это не мешало ей жить с Криглем, которому было за сорок, как жене с мужем. У нее было пухлое лицо, красные щеки, большая грудь, и она всегда была в хорошем настроении. Даже если она и притворялась, то все равно в ее положении у нее были все причины радоваться, поскольку единственная работа, которая от нее требовалась, заключалась в уходе за капитаном Криглем.

Не только я, но и находившийся вместе со мной местный командир, мы оба были поражены бессовестной откровенностью, с которой Кригль пренебрегал понятиями чистой жизни и супруэ/сеской верности. Более того, то же самое происходило и с его подчиненными. Гражданские лица, исключительно женщины и подростки, не содержались под охраной. За ними просто присматривали музыканты полкового оркестра. Я слышал, что у каждого из этих фельдфебелей и унтер-офицеров, военных музыкантов на действительной службе, была своя "жена" из женщин-работниц».

20 Ср. это утверждение мемуариста с одним из свидетельств об организации партизанского движения в Белоруссии: «В Рудне (Смоленского округа) сильно выпивший немецкий майор вскочил в дом местного жителя и расстрелял всю семью в количестве

П. Д Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 116

6 человек (двое родителей, четверо детей). Этот случай сильно взволновал местное население и усилил ненависть к немцам. Этим вопросом заинтересовалось местное самоуправление, выразившее энергичный протест и требование расследования дела и предания виновного суду. В результате, майор был арестован, предан военно-полевому суду, который разжаловал его в лейтенанты и отправил немедленно на фронт. Спустя четыре месяца была раскрыта эта кровавая тайна. Убитый был в прошлом членом Коммунистической партии, по-видимому, в силу своего служебного положения (он был агрономом, занимал довольно видный пост в сельском хозяйстве). Вернувшись из плена, он стал открыто высказывать свои антисоветские настроения и заявил о своем порыве навсегда с Коммунистической партией. Не обращая внимания на его слова, подпольная группа, через некую Марию, уже пожилую женщину, пред-ложила ему вступить в подпольную организацию. Он категорически отказался, но, несмотря на это, ему настойчиво повторили предложение. Не помогли, конечно, и запугивания, агроном оставался неумолим и даже более того — заявил, что будет бороться с большевиками всеми своими силами.

Мария, будучи в интимной связи с немецким майором, при содействии некоторых членов подпольного движения, устроила вечеринку, на которую пригласила и майора. После подкрепления изрядным количеством водки, присутствующие заявили, что недалеко живет один агроном, грозивший донести, в случае прихода Красной армии, на Марию за ее связь с немецким майором. Не забыли, конечно, при этом сказать майору, что это бывший член Коммунистической партии, подкрепляя свои доводы все большим и большим подливанием водки. Мария далее стала плакать и просить майора защитить ее. Под влиянием слов и водки майор вскочил в дом агронома и выстрелом из пистолета покончил со всей семьей агронома. Таких случаев было немало. Если же им провокация не удавалась, а люди были для них опасны, то они просто убивали их сами».

1 В Полоцке находился штаб 201-й охранной дивизии из состава войск безопасности тыла группы армий «Центр» (на 15 октября 1942), а также из состава дивизии: штаб 1-го батальона 601-го охранного полка и 3-я рота, 6-я рота 2-го батальона и т. д.

2 В результате проведенного в ходе «Гарвардского проекта» (1948-1951) анкетирования лиц, переживших немецкую оккупацию, 809 бывших граждан Советского Союза из «второй» волны российской политической эмиграции ответили следующим образом на вопрос: «Кто из представителей германских структур, войск и ведомств вел себя наилучшим образом по отношению к местному населению»:

Гражданские немецкие власти	162
Войска Вермахта фронтовой линии	545
Местные гарнизоны	69
Органы СС, СД, жандармерии	10
Другие	23

Полевая комендатура. В Полоцке размещались: 749-я (1941-1942), 815-я (июль 1942— январь 1943), 754-я (1943) и 194-я фельдкомендатуры (1944), 399-я обер-фельдкомендатура (1944).

} Специальные камеры с высокой температурой отопления, в которые в 1928-1930 сажали бывших нэпманов и частных торговцев с целью склонения к «добровольной выдаче» государству денег и ценностей, накопленных в период НЭПа. ' Отчасти это соответствовало действительности. Подпольщики осенью 1941 сумели добиться освобождения из Полоцкого лагеря военнопленных нескольких врачей

116

Глава I. Белоруссия

коммунистов — Г. М. Зязина, Н. Н. Ковалева, И. Мороза и др. При участии бывшей заведующей райздравотделом Н. П. Крупиной, связанной с подпольем, всех их трудоустроили в городскую больницу. 3 Г. М. Зязин, Н. Н. Ковалев, И. Мороз.

1 Руководили этой деятельность врач П. А. Порозов и фельдшер Ф. К. Козлов. * До революции в Полоцке действовали 17 православных церквей (в том числе 8 в монастырях), 23 синагоги, костел, лютеранская кирха, единоверческая церковь, 7 цер-ковно-приходских православных школ и т. д.

? Богоявленский братский мужской монастырь. Упоминается в 1633. } Основан около 1125-1128 кнг. Предславой (в монашестве — Евфросинья). Закрыт после Октябрьского переворота 1917. В 1921-1922 мощи св. прп. Евфросинии Полоцкой подверглись поруганию: они были вскрыты большевиками и выставлены на атеистической выставке в Москве, а затем отправлены в Витебский краеведческий музей. В начале 1920-х коммунисты ограбили монастырь, а в 1928 закрыли.

1 В оккупации осенью 1943 началось возрождение иноческой жизни. 25 октября 1943 из Витебска в Полоцкую обитель вернулись нетленные мощи ее святой основательницы. В 1960 монастырь закрыт вторично. Возрождение монастыря началось только в 1989.

2 В 1929 секретариат ВЦИК принял постановление «Об урегулировании колокольного звона в церквах», которым предоставил право «регулирования колокольного звона» местным горсоветам и исполкомам.

3 Распространенные в послевоенной эмиграции цифры, которые сегодня необходимо скорректировать, чтобы представлять более реалистичные, но на самом деле не менее ужасные последствия социалистического эксперимента в России.

В 1917-1940 большевики физически уничтожили 134 тыс. клириков Православной Российской Церкви и членов их семей. К концу 1930-х из 1246 российских монастырей более 1200 были ограблены, разорены или взорваны по распоряжению властей. Более 70 тыс. храмов подверглись разорению, закрытию или осквернению. Из храмовых зданий органы советской власти изъяли ценностей более чем на 7 млрд. рублей. По статистике МВД СССР (на декабрь 1953), за 1921-1938 органами ВЧК-ОГПУ-НКВД за «контрреволюционные преступления» были арестованы более 3,3 млн. человек, из которых осуждены около 3 млн. человек. В том числе во время «ежовщины» (октябрь 1936 — ноябрь 1938) органы НКВД арестовали 1420711 человек, из них расстреляли — 678407. В жертвы «ежовщины» включены и около 10 тыс. представителей ком-начполитсостава РККА (от среднего звена и выше), репрессированных в 1936-1938.

В 1930-1932 во время коллективизации оказалось раскулачено более 1 млн. крестьянских и казачьих хозяйств с общим населением 6-8 млн. человек. За период 1930-1940 принудительным депортациям и массовому переселению в отдаленные районы страны в результате раскулачивания подверглись около 4 млн. человек, из которых по ныне опубликованным данным умерли в созданных властью нечеловеческих условиях спецпоселков и мест спецпоселения от 1,1 до 2,2 млн. крестьян, казаков и членов их семей. Осенью 1932 для того чтобы сломить пассивное сопротивление коллективизации в хлебопроизводящих районах Советского Союза (Украина, Дон, Кубань) и некоторых других регионах (Казахстан, Киргизия, Молдавская АССР, Поволжье, Западная Сибирь), Политбюро ЦК ВКП (б) предприняло ряд спецмер (насильственные хлебозаготовки вплоть до изъятия семенного хлеба) для организации в перечисленных районах массового голодного мора. Секретными постановлениями Политбюро и ЦК ВКП (б) указанные районы блокировались по административным границам, выезд населению за пределы пораженных голодом областей запрещался. В итоге зимой и весной 1933 в указанных районах (в Молдавии голодали уже со вто

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 117

рой половины лета 1932) разразился невиданный голод, жертвами которого пали, по оценкам историков и демографов, не менее 6-7 млн. человек. Это был уникальный случай в истории, когда правительство собственной страны по политическим мотивам уморило голодом несколько миллионов своих граждан, включая женщин и детей.

С начала принудительной коллективизации зимой 1930 и вплоть до лета 1940 в СССР неуклонно и поступательно создавалась система принудительного труда трудоспособного населения. Малейшее нарушение трудового законодательства влекло беспощадные репрессии — вплоть до заключения в концлагеря и расстрела. В массовом порядке репрессии следовали за нарушение следующих нормативных актов: закона от 7 августа 1932 «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности» и указа ПВС СССР от 26 июня 1940 «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих с предприятий и учреждений». Закон от 7 августа 1932 предусматривал применение к «расхитителям социалистической собственности» расстрела с конфискацией имущества, а при смягчающих обстоятельствах — лишение свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества. Универсальность бесчеловечного юридического постановления, прозванного «указом семь-восемь», узаконила и расширила террор государства против граждан СССР, так как почти что каждого можно было обвинить в «расхищении социалистической собственности». Работница с фабрики, укравшая катушку ниток («80 метров пошивочного материала»), или полуголодный колхозник, подбирающий оставшиеся после уборки хлеба колоски, чтобы спасти детей от голодной смерти, стали жертвами этого закона. Оказались осуждены многие колхозники, действительно подбиравшие колоски после уборки хлеба, поэтому он получил еще одно название — «закон о колосках». По подсчетам доктора юридических наук Ю. И. Стецовского, за время действия драконовского постановления арестам «за колоски» подверглись не менее 1,5 млн. крестьян.

По указу ПВС СССР от 26 июня 1940 только за июнь — декабрь 1940 в СССР были осуждены 2091438 человек. Таким образом, в 1930-1940 большевики физически уничтожили более 9 млн. граждан Советского Союза, из которых абсолютное большинство составили жертвы организованного Политбюро ЦК ВКП (б) в 1932-1933 голодомора (в среднем 6,5 млн.) и погибшие после раскулачивания спецпере-есленцы (в среднем 1,5 млн.). Исходя из опубликованных материалов по динамике численности и среднегодовой смертности заключенных ГУЛАГа в 1930-1940, мы можем с осторожностью предположить, что в лагерях погибли не менее 500 тыс. человек. Остальные пали жертвами расстрелов и карательных акций при подавлении крестьянских восстаний 1930-1932. (4 К январю 1942 по оценкам ОКХ на Восточном фронте были взяты в плен от 3,35 млн. до 3,8 млн. человек. В советском плену к 1 января 1942 находились чуть более 9 тыс. немецких военнопленных. *5 Летом 1950 общая численность заключенных в лагерях, тюрьмах, колониях и на этапах достигла 2,8 млн. человек, на 1 января 1953 — 2472247 чел. в лагерях и колониях и 152614 чел. в тюрьмах. *6 По расчетам краеведа Б. В. Сенникова, численность населения Тамбовской губернии после знаменитого восстания 1920-1921 сократилась на 200-240 тыс. человек. По официальным данным ОГПУ за январь — апрель 1930, по Советскому Союзу было отмечено более 6 тыс. случаев разных протестных выступлений и вооруженных акций в связи с принудительной коллективизацией, в которых участвовали почти 1,8 млн. человек. 37 Это преувеличение автора воспоминаний, но, тем не менее, паника и кризис местной власти в Москве 15-16 октября 1941 остаются историческим фактом. По неполным

119

Глава I. Белоруссия

данным военной комендатуры Москвы, в эти дни из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежали 779 руководящих работников, похитивших около 1,5 млн. рублей и угнавших более 100 легковых и грузовых автомобилей. Партийная комиссия при Московском комитете ВКП (б) за период с 25 октября по 9 декабря 1941 исключила из партии за паническое поведение 16 октября около 950 человек, в том числе многих ответственных партработников и руководителей предприятий (заместителя заведующего оргинструкторского отдела МК ВКП (б) А. С. Глебова, директора Московского планового института В. Л. Игнатьева, директора Молокозавода № 2 Л. С. Мороза, секретаря Шаховского PK ВКП (б) М. В. Мухина, инструктора сектора единого партбилета оргинструкторского отдела МК ВКП (б) Р. И. Трифонова и др.).

8 По официальной статистике МВД СССР (по состоянию на декабрь 1953), за 1941 за «контрреволюционные преступления» были осуждены 75411 человек, в том числе за «антисоветскую агитацию и пропаганду» — 35 116 человек. Из 75411 человек 8001 был осужден к расстрелу, на срок от 11 до 15 лет — 507 человек, от 6 до 10 лет — 40 678 человек, на срок от 3 до 5 лет — 23 815 человек и т. д.

9 Апогеем «ежовщины» считается период с 5 августа, когда вступил в действие оперативный приказ № 00447 от 30 июля 1937 наркома внутренних дел, генерального комиссара госбезопасности Н. И. Ежова, по 31 декабря 1937. За указанный период по Союзу ССР был арестован 555 641 человек, из них осуждены «тройками» — 553362 человека (в том числе к расстрелу — 239252 человека; из расстрелянных 105 124 чел. относились к категории «бывших кулаков»).

0 Вероятно, речь идет о клириках и мирянах («иосифлянах») — последователях митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых) (1872-1937), расстрелянного органами НКВД 20 ноября 1937 в Чимкенте вместе с митрополитом Кириллом (Смирновым), первым кандидатом на должность Патриаршего Местоблюстителя по завещательному распоряжению Святейшего Патриарха Тихона (Беллавина) от 25 декабря 1924.

После знаменитого Послания («Декларации») Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского) от 16/29 июля 1927 митрополит Иосиф подверг его жесткой критике, затем отказался признавать законность своего перевода на Одесскую кафедру и не пожелал оставить Ленинградскую епархию. В ноябре 1927 в Ленинграде появились первые приходы «иосифлян» («непоминающих») во главе с епископом Дмитрием (Любимовым), то есть тех клириков и мирян, которые отказывались поминать за богослужением митрополита Сергия (Страгородского). В ответ 17/30 декабря митрополит Сергий и временный Патриарший Священный Синод запретили в священнослужении всех оппозиционных ленинградских епископов. В январе 1928 «иосифлянский» раскол стал очевидным фактом и вышел за пределы Ленинградской епархии, затронув Воронежскую, Вятскую и Ярославскую епархии. В следующие месяцы сторонники митрополита Иосифа стали принимать документы с каноническим обоснованием своего отделения от митрополита Сергия. 14/27 марта 1928 сергианский Синод запретил в служении 8 архиереев, в том числе митрополита Иосифа. С 1928 органы ОГПУ жестоко преследовали «иосифлян», священники которых к середине 1930-х практически все перешли на нелегальное (катакомбное) положение. На оккупированных территориях РСФСР в 1941-1942 часть «иосифлян» легализовала свою деятельность, отчасти при помощи Псковской православной миссии. Истинно-православные христиане (ИПХ) в 1930-е близко примыкали к «иосифлянам», но их позиция по отношению к митрополиту Сергию и советской власти отличалась большей непримиримостью. В наибольшей степени движение ИПХ было представлено в Центрально-Черноземных областях РСФСР (Воронежская, Тамбовская обл.) и в 1942-1943 — в Локотском самоуправляющемся округе Б. В. Каминского.

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 119

1 Зуев Михаил Евсеевич (около 1890 — после 1945) — организатор крестьянского самоуправления и самообороны на оккупированной территории в районе Полоцка (1941-1944), поручик ВС KOHR Старовер. К июню 1941 жил в деревне Саскорки. Офицер Абвера Д. П. Каров (Кандауров) описывал его так: «Среднего роста, широкоплечий, крепко стоящий на ногах, обутый в мягкие сапоги. Почти лыс, носил огромную бороду и усы рыже-седого цвета. Маленькие глаза из-под густых бровей смотрели на меня ласково-притворно улыбаясь. Поверх рубахи — городской черный пиджак». В 1929-1940 трижды подвергался репрессиям органами ОГПУ-НКВД за критику коллективизации и «религиозную агитацию». Имел двух сыновей, сосланных в 1930-е в Сибирь. В 1941-1942 создал своеобразный самоуправляющийся район с преобладанием частного крестьянского землепользования, общинного суда, староверческой дисциплины и сельсоветов из стариков. Колхозы были распущены, землю делили по едокам. Птицу разделили по частным хозяйствам, скот остался в общественном пользовании. На каждую семью с детьми полагалась корова. К концу 1942 сформировал самооборону численностью около 100 человек при четырех трофейных пулеметах. Полностью контролировал несколько удаленных от Полоцка деревень, в которых не было ни немецкой администрации, ни партизан. От отправки молодежи на работу в Германию отказался. Неоднократно выигрывал стычки с партизанами, отразил несколько попыток партизанского вторжения на территорию самоуправления и в то же время не допускал вмешательства в жизнь самоуправления оккупационных властей. В 1943-1944 за отличия в борьбе с партизанами награжден двумя знаками отличия для восточных добровольцев «За заслуги» II кл. «в бронзе» и одним (весна 1944) II кл. «в серебре». Летом 1944 организовал эвакуацию желающих в Восточную Пруссию, вывел около 700 беженцев и около 300 бойцов самообороны. На апрель 1945 — в Хойберге, при штабе формировавшейся 2-й пехотной дивизии ВС КОНР; произведен в поручики власовской армии. Во второй половине апреля решил пробираться из Германии в родные места для организации антисоветской повстанческой деятельности и пропал без вести.

2 Осенью 1941, зимой 1941/42 и весной 1942 с аналогичными инициативами выступил ряд высокопоставленных генералов и офицеров Вермахта. Среди них, в первую очередь, стоит назвать генерал-квартирмейстера Генерального штаба ОКХ генерал-лейтенанта Э. Вагнера, участников антинацистского сопротивления в штабе группы армий «Центр» — начальника оперативного отдела полковника X. фон Трескова и начальника разведывательного отдела майора Р. К. фон Герсдорфа, командующего войсками безопасности тыла группы армий «Центр» генерала пехоты М. фон Шен-кендорфа и др. Однако подобного рода предложения кардинальным образом противоречили основам нацистской восточной политики, поэтому чаще всего категорически отклонялись или попросту игнорировались вышестоящими берлинскими инстанциями. Все же в марте 1942 в районе между Оршей и Смоленском по инициативе прибывшей из Берлина группы русских эмигрантов (хорунжего Русской народной армии С. Н. Иванова, генерал-майора С. Н. Булак-Балаховича, участника Белого движения на Юге России полковника К. Г. Кромиади, лейтенанта Национальной армии генерала Ф. Франко И. К. Сахарова и др.) началось создание Русской национальной народной армии (РННА, или подразделение Абверкоманды-203), первой крупной экспериментальной части из советских военнопленных. Со стороны Вермахта акцию курировал начальник Абверкоманды-203 подполковник В. фон Геттинг-Зеебург.

* С этим утверждением сочетаются результаты исследований по истории оккупации Ленинградской области петербургского историка Н. А. Ломагина, одного из наиболее авторитетных специалистов по изучению общественных настроений в годы войны.

Здесь уместно процитировать отрывок из монографии Ломагина: «С целью преодоления крайне нежелательной для советского режима тенденции [партизанами]

120

Глава I. Белоруссия

предпринимались попытки спровоцировать немцев на жестокие действия по отношению к гралсданскому населению. Примером такой деятельности был спецотряд [разведуправления Ленинградского фронта?] В. И. Силачёва, который 29 октября [1941] уничтожил несколько лиц, сотрудничавших с немцами. В ответ на это 5-6 ноября были расстреляны 15 человек из числа местного населения. "Тут уж население не стало говорить, что немцы не зверствуют, не расстреливают ", — с удовлетворением отмечал [в дневнике] Силачёв. Помимо уничтожения пособников оккупационных органов отряд Силачёва фактически занимался устрашением, распространяя слухи о том, что ожидает коллаборанта. После операции по уничтожению некоего кулака Матвея, оказывавшего содействие немцам в Славковском районе, "была создана такая легенда [легенда ли?], что Матвей был рассечен на куски и что всех ожидает это, если они будут воевать против советской власти ". Таким лее образом советская разведка боролась и с антипартизанскими отрядами. Примером может служить отряд капитана Фирзанова, который был послан со специальным заданием проникнуть в антипартизанский отряд, разложить его, а жестокими и безрассудными мерами возбудить в местном населении отчаяние и ненависть к немцам и вообще ко всем, кто находится у них на службе. "Отряд и действия Фирзанова наделали очень много вреда ", — отмечали в Абвере».

Ср. также воспоминания автора мемуаров с заявлением 1-го секретаря Смоленского обкома ВКП(б) Хомицкого: «Нужно как можно больше портить взаимоотношения населения с немцами, чтобы они грызлись».

4 В другом месте Н. А. Ломагин пишет: «В своем дневнике Силачев писал, что 80% советских людей во время оккупации так или иначе сотрудничали с немцами». Разумеется, в первую очередь, это сотрудничество определялось естественными обстоятельствами оккупации. Тем не менее, размах и ценность этого сотрудничества, одновременно с которым «подсоветское» население как минимум в первый период сохраняло надежду на установление с оккупантами человеческих взаимоотношений, были, видимо, таковы, что позволили немецкому историку К. Г. Пфефферу еще в 1950-е констатировать: «Немецкие фронтовые войска и служба тыла на Востоке были бы не в состоянии продолжать борьбу в течение долгого времени, если бы значительная часть населения не работала на немцев и не помогала немецким войскам».

5 Меморандумы с аналогичными взглядами на ситуацию в 1941-1942 неоднократно подавались представителям оккупационных властей от гражданских самоуправлений Локотского округа, Киева, Пскова, Орла, Смоленска и некоторых других городов.

6 Вероятно, наиболее убежденными носителями этой идеи на оккупированных территориях в 1941-1943 выступали члены НТС, как приехавшие из Европы, так и вступившие в организацию на родине. Председатель НТС, участник Белого движения на Юге России и инженер В. М. Байдалаков, выступая еще 22 февраля 1939 на большом собрании в Русском доме в Белграде, отвечая на вопрос, на чьей стороне окажется Союз в случае большой войны, заявил: «Ни со Сталиным, ни с иноземными завоевателями, а со всем русским народом. <...> Россию спасет русская сила на русской земле, на каждом из нас лежит обязанность отдать себя делу создания этой силы».

7 По крайней мере, в начальный период оккупации новые власти, особенно на территории установленных рейхскомиссариатов, выступали за сохранение старого советского порядка землепользования, облегчавшего эксплуатацию сельского хозяйства. Однако многие военные коменданты Вермахта сочувственно относились к идее восстановления частных крестьянских хозяйств и в зоне ответственности армии часто не препятствовали фактической ликвидации колхозной системы и явочному разделу населением колхозной земли.

8 Оставленный летом 1941 в районе Заболотье — Кополь отряд Н. Т. Козлова (около 40 чел.) осенью 1941 разошелся по домам. Действующий партизанский отряд под

Я Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 121

командованием А. Я. Марченко — участника группы С. В. Суховея — появился в окрестностях Полоцка в мае 1942. Одновременно в районе совхоза «Полота» появился и более крупный отряд Я. X. Сташкевича. Оба эти отряда послужили основой для 3-й партизанской бригады, оперировавшей в Полоцком районе. В других районах в прифронтовом тылу местное население неоднократно демонстрировало враждебность по отношению к партизанам. Так, например, в донесении связного Дмитровского отряда (Курская обл.) В. М. Болотина сообщалось, что с 28 октября 1941 партизаны прекратили боевую деятельность по требованию местных колхозников. } Филофей [в миру — Владимир Евдокимович Нарко] (1905, село Заноточки Вилсн-ской губ. — 24 сентября 1986, Гамбург) — архиепископ РПЦЗ. Сын учителя, ставшего позднее священником. Окончил Виленскую духовную семинарию (1924), богословский факультет Варшавского университета (1929). Зимой 1927/28 пострижен в Почаевской Лавре в монахи. Служил наместником монастыря св. Онуфрия (с 1929). С 1933 — настоятель, благочинный и заведующий Духовной миссией в Галиции. Архимандрит (1934). Преподавал в Варшавской духовной семинарии, магистр богословия (1937). С 1938 — доцент по кафедре нравственного богословия на богословском факультете Варшавского университета. Настоятель Белорусского православного прихода в Варшаве (1940), член Варшавской духовной консистории (1941). 23 ноября 1941 собором епископов Белорусской Автономной Церкви хиротонисан во епископа Слуцкого. С 9 марта 1942 — на кафедре епископа Могилевского и Мстиславского. Член Синода Белорусской Православной Церкви (БПЦ), заместитель митрополита всея Белоруссии Пантелеймона (Рожновского). Архиепископ БПЦ. С 1944 в эмиграции. В 1946 принят в состав епископата РПЦЗ. Окормлял паству в лагерях перемещенных лиц в Германии. Управляющий Северо-Западным викариатством Германской епархии. С 1982 на покое.

0 Стефан [в миру — Симеон Севбо] (17/29 апреля 1872 — 25 января 1965, Зальцбург) — архиепископ РПЦЗ. Сын сельского псаломщика. Окончил духовное училище, Минскую духовную семинарию и рукоположен в сан священника (1896). Служил в Минской епархии, с частью которой в 1920 оказался на территории Польши. За защиту православной веры подвергался репрессиям со стороны властей. В 1941 принял монашеский постриг. После июля 1941 наречен во епископа Смоленского, хиротонисан 17 мая 1942. С осени 1943 в эмиграции. В 1946 назначен архиереем на Венскую и Австрийскую кафедру РПЦЗ. Неустанно занимался духовным окормлени-см беженцев, эмигрантов «второй волны» и миссионерской деятельностью.

1 По некоторым признакам весной 1942 это могли быть только подразделения 102-го казачьего батальона (Ost Kosakenabteilung 102.) майора И. Н. Кононова из состава корпуса сил безопасности группы армий «Центр», подчинявшегося командующему тыловым районом генералу пехоты М. фон Шенкендорфу. Все остальные казачьи батальоны (622-й, 623-й, 624-й, 625-й) появились в этом районе в тылу 3-й танковой армии Вермахта только осенью 1942. При этом в районе Полоцка оперировал 622-й батальон (на май — июнь 1943).

2 От нем. Befehl — приказ.

3 То есть тех деревень, которые входили в своеобразную автономную староверческую «республику Зуева».

4 Мы предполагаем, что речь идет о 3-й танковой армии Вермахта.

5 Позднее бывший бургомистр Д. Б. Петровский и бывший переводчик ортскомендатуры Ф. К. Безер были расстреляны. По такому же сценарию в июле 1942 развивались события в самоуправлении Бобруйска, в котором к 14 июля оказались арестованы 7 человек, из них двоих затем расстреляли.

6 Правильно: управлением НКВД по Ленинградской обл.

122

Глава I. Белоруссия

Серафим [в миру — Карл Георг Альберт Ляде, в крещении Серафим] (4 июня 1893, Лейпциг — 14 сентября 1950, Золльн под Мюнхеном) — митрополит РПЦЗ. Родился в лютеранской семье. Окончил реальную гимназию в Дрездене (1900). В 1904 принял православие. Окончил семинарию (1907), Московскую духовную академию (1916). Служил на приходах Харьковской епархии, преподавал в учебных заведениях немецкий язык и литературу, Закон Божий. В 1924 принял монашество. В 1923-1929 в обновленческом расколе на епархиях Ахтырской, Изюмской, Змиевской. Архимандрит, епископ Змисвский (1924). В 1930 как немецкий подданный уволен в заграничный отпуск, из которого в СССР не возвратился. Жил в Германии. Принят Синодом РПЦЗ в общение в сущем сане. Управляющий Православной епархией в Австрии (1931-1937), затем на Берлинской кафедре. Архиепископ (1939), митрополит Берлинский, Германский и Среднеевропейский (1942). В годы войны сыграл незаурядную роль в организации духовного окормления десятков тысяч восточных рабочих и военнопленных, горячо поддерживал развитие Власовского движения и мероприятия КОНР в 1944-1945. После 1945 окормлял паству в лагерях перемещенных лиц. i Уже в августе 1941 со стороны ряда высших инстанций нацистского государства, включая Имперское Главное управление безопасности, последовал ряд директив и циркуляров, в соответствии с которыми категорически исключался доступ зарубежных православных священников на оккупированные восточные территории. Аналогичным образом пресекались попытки контактов с зарубежным духовенством. } На 20 июня 1941 в подчинении НКВД находились 484 тюрьмы на 210 тыс. лимитных мест, в которых тем не менее содержались 317183 заключенных, из которых 159212 человек (50%) были уже осуждены. Возглавлял Тюремное управление НКВД капитан госбезопасности М. И. Никольский. Автор-составитель сборника первоначально нашел лишь два документа, которые косвенно могут быть связаны с фактами массовых расстрелов заключенных на этапах эвакуации летом 1941. Во-первых, это директива НКГБ СССР № 136/6171 от 24 июня 1941 «О задачах органов госбезопасности прифронтовых областей», которая была подписана наркомом госбезопасности СССР комиссаром госбезопасности III ранга В. Н. Меркуловым. Меркулов предложил территориальным органам НКГБ форсировать эвакуацию арестованных и заключенных, в первую очередь, из угрожаемых районов. Во-вторых, это циркуляр НКВД СССР № 30/6549/02 от 28 июня 1941 «Об эвакуации лагерей НКВД», подписанный заместителем наркома внутренних дел комиссаром госбезопасности III ранга В. В. Чернышевым. Чернышов в циркуляре предлагал при эвакуации заключенных излишне не занимать железные дороги или водный транспорт. По официальным данным, в 1941 были эвакуированы 141 527 заключенных. К сожалению, нам неизвестно, сколько заключенных содержалось в тюрьмах именно западных областей СССР по состоянию на 23 июня 1941, тем более неизвестно, сколько оказалось арестовано и заключено в тюрьмы до эвакуации (23-25 июня) в связи с началом войны.

Проблема получила некоторое освещение благодаря ценным публикациям сотрудника ГА РФ А. И. Кокурина, установившего факты массовых расстрелов заключенных еще на рубеже 1980-1990 в результате подготовки ответов по запросам территориальных органов госбезопасности СССР. Специалист по истории ГУЛАГа В. А. Козлов, анализируя настроения среди заключенных в связи с началом войны между Германией и Советским Союзом, считает необходимым отметить: «Оперативная обстановка в лагерях кардинально изменилась, возникли условия для распространения активных форм организованного сопротивления и борьбы. У заключенных, особенно осужденных за контрреволюционные преступления, появилась вполне понятная боязнь, что неудачи первого периода войны и быстрое наступление немцев могут спровоцировать власть на акции массового уничтожения в лагерях,

П. Д Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 123

оказавшихся в непосредственной близости от районов боевых действий. Потенциально этот страх мог стать важным фактором сплочения и консолидации перед лицом смертельной угрозы. В лагерях широко распространились слухи об уже имевших место массовых акциях, о некоем секретном приказе НКВД — уничтожать заключенных в случае приближения немцев. Слухи были основаны как на подлинных фактах расстрелов заключенных — и политических, и уголовных, — так и на долетевших до зеков разговорах охранников о неких секретных совещаниях оперативного состава того или иного лагеря. На этих совещаниях якобы зачитывался какой-то секретный приказ НКВД о превентивных расстрелах. Среди приказов НКВД, хранящихся в ГА РФ, нам не удалось обнаружить ни самого приказа, ни ссылок на него. Но независимо от того, был приказ или его не было, слухи об угрозе, поверить в которую заставлял весь предыдущий тюремно-лагерный опыт зеков, составили один из ключевых компонентов новой социально-психологической реальности, коллективной мобилизации и самоорганизации».

Свидетельства выживших жертв политических репрессий (например, подполковника польской армии Я. Првдица-Шляского, отправленного на этап с другими узниками минской тюрьмы 24 июня 1941) подтверждают факты массовых расстрелов заключенных при поспешной эвакуации летом 1941. Из опубликованных документов следует, что по состоянию на 4 июля 1941 советскими органами госбезопасности были расстреляны («убыли по 1-й категории») заключенные [в огромном большинстве политические]: 2464 — в тюрьмах Львовской обл. (закопаны во дворе тюрем, в Злочсве— в саду), 1101 — в тюрьмах Дрогобычской обл. (Самбор, Стрий; при этом 27 июня 1941 надзиратель тюрьмы в Самборе Либман застрелился), 1000 — в тюрьмах Станиславской области (Станислав, Коломия, Псченсжино; закопаны в районе тюрьмы Станислава), в Тарнопольской обл.: 500 человек — в Тарнополе (закопаны в ямах близ тюрьмы), 174— в Берсжанах (закопаны в крепости), в Ровенской области: 230 — в Дубно, в Волынской обл.: 195 — в Ковелс, 36 — во Владимиро-Волынске, в Черновицкой обл. — расстреляли всех осужденных к ВМН [число не установлено], в Житомирской обл. — 47 человек в Житомире, в Киевской обл. — 113 человек и т. д. По Белоруссии известны отрывочные данные. В Ошмянах при бомбежке населенного пункта расстреляли около 30 заключенных, обвиняемых по 58-й ст. На этапе эвакуации из Глубокого начальник тюрьмы Присмышев организовал расстрел 600 человек и т. д. Интересно, что в Новогрудке 23 июня 1941 толпа местных жителей напала ш эшелон, где содержались предназначенные к эвакуации заключенные из местной тюрьмы и освободила их. Перечисленные факты заставляют признать публикуемое свидетельство сотрудника Полоцкого городского самоуправления вполне реалистичным. ,0 Ср. с записями из ялтинского дневника 3. А. Хабаровой:

«1 февраля 1942 <...>

Опять бомбят. Сегодня пошли опять в санаторий. На минуту задержались у нашего парадного. Впереди метров за 50 шли два немца. Вдруг налетел самолет. Мы кинулись в сторону в городской сад. Немцев уже не было, была воронка и обрывки шинелей. А ведь это были бы мы с мамой. И кинотеатр "Аре" тоже в развалинах. Почему наши самолеты так бомбят? Ведь гибнут здания и русские. Два немца впервые.<.. .>

1 мая 1942

Нас стали бомбить ежедневно.

У нас интересная кошка. Она чувствует, что будет бомбежка, и ведет котят под лестницу на 1-й этаж.

Мы теперь чаще живем под лестницей, а не на 2-м этаже.

Я все так же хожу к технику и на базар. Меняю масло и рыбу на пшеницу или на хлеб. Румыны на базаре меняют все что можно, далее вино.

124

Глава I. Белоруссия

Вчера шла по Набережной домой, сзади шла девочка. Вдруг на бреющем налетел наш самолет. Я видела его лицо. Он сбросил бомбу. У "Интуриста" стояли хорваты. Они закричали: "Ложись ". Все произошло мгновенно: выскочил хорват, дап мне подножку, я упала. Бомба взорвалась у городского сада. Девочку убило осколком. Хорват отвел меня домой. Меня трясло.

Немцы громят Севастополь, а наши "соколы " Ялту».

jl Действительно, уже по состоянию на 27 февраля 1942 общее число завербованных и отправленных на работы в рейх (за январь-февраль 1942) гражданских лиц с оккупированных территорий на Востоке (в первую очередь, из районов Харькова и Ста-лино) составило 39292 человека, при этом подавляющее большинство еще ехали с энтузиазмом и добровольно. Гауляйтер Тюрингии Ф. Заукель, назначенный фюрером 21 марта 1942 на должность генерального уполномоченного по трудоиспользованию, развил интенсивную деятельность по вывозу остарбайтеров. К июню 1943, когда принудительный набор на работы достиг Полоцка, в рейхе уже трудились почти 2 млн. советских граждан.

,2 Специалист по истории использования в рейхе принудительного труда советских граждан московский исследователь и литератор П. М. Полян подчеркивает применительно уже к ситуации 1942: «Постепенно, как и предсказывали эксперты Абвера, практически повсеместно зарождалось и ширилось партизанское движение — и вербовка [на работы] была тому одной из главных причин».

3 По-видимому, «Рады мужей доверия» при генеральном комиссаре Белоруссии В. Кубе.

4 НТС — Народно-Трудовой Союз (российских солидаристов) (с июля 1930 по декабрь 1931 — Национальный Союз русской молодежи (НСРМ), с декабря 1931 по февраль 1936 — Национальный Союз нового поколения (НСНП), с февраля 1936 по ноябрь 1942— Национально-Трудовой Союз нового поколения (НТСНП), с ноября 1942 по июль 1945 — Национально-Труцовой Союз (НТС), с июля 1945 по июль 1957 — Национально-Трудовой Союз (российских солидаристов), с 7 июля 1957 — Народно-трудовой союз (российских солидаристов)) — российская антикоммунистическая политическая организация, идеология которой опирается на принципы христианского солидаризма.

НСРМ возник в Белграде на съезде руководителей национальных молодежных союзов и кружков (1-5 июля 1930) Русского Зарубежья, представленных делегатами из Болгарии, Франции, Чехословакии и Югославии. Основным стимулом к созданию НСРМ послужил новопоколенческий активизм — стремление молодежных кругов русской политической эмиграции принять деятельное участие в борьбе против советской власти. В 1930-е в отличие от большинства военно-политических организаций эмиграции (РОВС и др.) Союз предлагал отказаться от ожидания новой европейской войны и призывал к самостоятельной организации активного сопротивления. Основой стратегии Союза в 1933-1939 стала идея антибольшевистской национальной революции — свержения народами России сталинского режима. Собственную задачу НСНП видел в переброске членов организации в СССР и создании на родине подпольных групп, которые должны были готовить вооруженное общественное выступление. В 1938-1939 НТСНП имел отделы и группы в Болгарии, Германии, Маньчжурии, Румынии, Франции, Чехословакии, Югославии и др. странах, закрытые (пограничные) отделы в Польше, Финляндии, Эстонии (всего около 2 тыс. членов). Председатели Союза (1930-1955): с 4 июля 1930 по ноябрь 1933 — герцог С. Н. Лсйхтенбсргский (1903-1966), с декабря 1933 по 30 января 1955 — участник Белого движения на Юге России инженер В. М. Байдалаков (1900-1967). Генеральным секретарем Исполнительного бюро (ИБ) Совета НТС в период с декабря 1931 по апрель 1941 был профессор древнееврейского языка Белградского университета М. А. Георгиевский (1888-1950).

П. Д Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 125

В эмиграции Союз вел активную общественно-политическую деятельность. Информация о деятельности НТСНП появлялась на страницах русских правых периодических изданий: «Часовой», «Русское слово», «Харбинское время», «Русский голос». Члены НТСНП во Франции Б. В. Прянишников, Р. П. Рончевский и др. в 1935-1937 приняли участие в конфликте, связанном с деятельностью «Внутренней линии» — контрразведки РОВС, инфильтрированной, по мнению Исполбюро НТСНП, советской агентурой. В Югославии в 1937-1941 новопоколенцы приобрели известность воспитательно-педагогической деятельностью с детьми и юношеством в рядах Национальной Организации Русских Скаутов-Разведчиков (НОРС-Р) Старшего Русского Скаута, Гвардии полковника О. И. Пантюхова («сараевцы» — группа Б. Б. Мартино).

Основным видом внутренней деятельности местных групп и отделений НТСНП являлись политическое самообразование, подготовка и издание учебных конспектов по вопросам современной политики, экономики, социальных учений и т. д. Несмотря на ярко выраженный авторитарный характер организации Союза, в идеологии НТСНП сохранялись приверженность новопоколенцев внутренней свободе духа и мнений, приоритет духовного начала над грубой силой. Именно поэтому в 1934—1939 и не произошло отождествления идейных исканий и тактики НСНП с идеологией и практикой НСДАП и европейских фашистских организаций. Ввиду давления со стороны нацистского государства отдел Союза в Германии в 1938 формально самораспустился. Со второй половины января 1938 по 1 ноября 1939 в Фалькензее (западнее Берлина) действовала конспиративная типографская база НТСНП «Льдина», созданная по соглашению между ИБ Совета НТСНП и представителем военного атташата Императорской Японии в Берлине полковником Саито. Японская сторона брала на себя обязательства организации и минимального финансирования конспиративной типографии, изготовлявшей листовки и брошюры, предназначавшиеся для распространения в СССР. ИБ НТСНП предоставлял атташату аналитические отчеты о советской действительности, разрабатывавшиеся сотрудниками «Льдины». Важнейшим условием атташата было соблюдение полной конспиративности базы и ее сотрудников на территории Германии. На «Льдине» работали члены Союза Б. В. Прянишников, Г. С. Като, С. А. Зсзин и Д. С. Лукницкий. За время существования базы се сотрудниками были написаны десятки статей для союзной периодики, отпечатаны несколько тысяч листовок, составлен ряд аналитических обзоров. После заключения 23 августа 1939 советско-германского пакта база прекратила свою деятельность, а работавшие на ней члены НТСНП покинули Германию.

В 1932-1940 Исполнительное бюро Совета Союза пыталось нелегально перебросить через границу до 15 групп, насчитывавших в общей сложности около 35 человек. Заброска групп в СССР проводилась с территории Латвии, Польши, Румынии и Финляндии при содействии разведотделов Генеральных штабов армий пограничных государств, которым взамен доставлялась информация о техническом обеспечении и способах преодоления пограничной полосы. Однако пересечь границу и временно легализоваться в СССР удалось лишь 9 новопоколенцам, не менее 25 человек погибли в перестрелках с погранохраной (В. Н. Бабкин, К. Гурский, В. Г. Конява-Фишер, Д. С. Лукницкий, С. А. Спица и др.), оказались раскрыты НКВД и расстреляны (М. С. Дурново, Г И. Казнаков и др.) или после перестрелок на границе оказались вынуждены возвратиться (М. Л. Ольгский, М. С. Бржостовский, Г. Е. Прилуцкий и др.). Первыми в СССР успешно прошли из Польши в августе 1938 на минском направлении Г. С. Околович и А. Г. Колков. Они посетили около двух десятков городов и в декабре благополучно возвратились.

В феврале 1939 В. М. Байдалаков заявил о том, что в грядущей войне Союз будет играть роль «третьей силы» («Ни со Сталиным, ни с Гитлером, а с русским народом!»). В августе 1941 при посредничестве редактора русской берлинской газеты

126

Глава I. Белоруссия

«Новое слово» В. М. Деспотули ряд членов Совета и Исполнительного бюро НТСНП (В. М Байдалаков, К. Д. Вергун, Г. С. Околович и др.) переехали из Белграда в Берлин для организации политического центра Союза. В 1941-1944 руководство НТС сотрудничало с оппозиционными кругами в министерстве по делам оккупированных восточных территорий, отделе пропаганды Верховного командования Вермахта, Абвере. Несмотря на то, что по распоряжению А. Розенбсрга въезд русским эмигрантам на оккупированные территории Востока был категорически запрещен, около 250 членов Союза (С. И. Бевад, Б. Г. Врангель, П. В. Жадан, Ю. П. Жсдилягин, К. А. Кирий, Е. И. Мамуков, Е. Р. Мир-кович, С. В. Пелипец, Р. В. Полчанинов, С. А. Тарасов, А. Е. Ширинкина и др.) как по собственной инициативе, так и при помощи представителей антигитлеровской оппозиции в Вермахте сумели проникнуть в оккупированные области с целью создания собственных подпольных групп. К 1943 на оккупированных территориях в 54 населенных пунктах (Брянске, Витебске, Днепропетровске, Минске, Одессе, Орле, Полтаве, Пскове, Симферополе, Смоленске и др.) действовали до 120 групп.

В 1942-1944 члены НТС вели активную пропаганду в лагерях пропагандистов Вус-трау и Циттенхорст, отбирая необходимые для Союза кадры. Члены НТС А. С. Казанцев, А. А. Кандауров, А. Н. Зайцев, А. А. Тенсон, Н. Г. Штифанов и др. в 1943-1945 приняли активное участие во Власовском движении, оказав влияние на политическую программу власовцев. Около 60 офицеров РОА (генерал-майоры М. А. Меандров, Ф. И. Трухин, полковник А. И. Спиридонов, капитан Н. Ф. Лапин и др.) вступили в НТС. Однако репрессии Гестапо и СД 1943-1944, советизация восточноевропейских государств, насильственные репатриации союзников в 1945 нанесли кадрам Союза огромные потери. Летом 1945 НТС возобновил политическую деятельность в западных оккупационных зонах Германии. Центры Союза в послевоенный период находились в лагере перемещенных лиц Менхсгоф под Касселем (1945-1946), Лимбургс-на-Лане (1947-1952), Франкфурте-на-Майнс (1952-1993), Москве (с 1993).

За 75 лет существования идеология НСРМ-НТС претерпела значительные изменения и прошла последовательно-эволюционный путь от идей корпоративного, беспартийного, национально-трудового государства с сильной «надклассовой» властью до признания ценностей консервативного либерализма и гражданского общества. На эволюцию идеологии Союза повлияли взгляды представителей русской религиозной философской школы С. Л. Франка, И. А. Ильина, С. А. Левицкого и Р. Н. Рсдлиха, обосновывавших необходимость солидарного государственного устройства на основе общенациональных ценностей, взаимодополнения прав общества и личности, а также регулирующей роли государства в социальной жизни.

5 Власов Андрей Андреевич (1 сентября 1901, село Ломакино Покровской волости Ссргачсвского уезда Нижегородской губернии — 1 августа 1946, Москва) -— генерал-лейтенант Красной армии (1942), председатель Президиума КОНР и Главнокомандующий войсками КОНР (1944-1945). Подробнее о нем, см.: Александров К. М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А. А. Власова 1944-1945 / 2-е изд. Биографический справочник. М., 2009. С. 254-328.

6 Датированное 27 декабря 1942 Смоленское воззвание Русского комитета («Обращение к бойцам и командирам Красной армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза») в теории рассматривалось сотрудниками IV отделения («Активная пропаганда на Востоке») отдела пропаганды Верховного командования Вооруженных Сил Германии (Oberkommando der Wchrmacht/Wchrmachtspropaganda — ОКВ/ВПр.-IV) исключительно в качестве документа, предназначенного для использования в спецпро-пагандс в войсках Красной армии. Вероятно, именно поэтому при его тиражировании были исключены подписи бригадного комиссара Г. Н. Жилснкова, батальонного комиссара М. А. Зыкова и бургомистра Смоленска Б. Г. Мсньшагина. Однако, получив

П. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 127

широкое распространение зимой — весной 1943 и на оккупированных территориях, и в лагерях военнопленных, воззвание, с нашей точки зрения, приобрело политический характер, фактически положив начало Власовскому движению. Естественно, что в тексте документа нашли отражение типичные штампы нацистской пропаганды (например, «Германия не ведет войны против России, а лишь против большевизма <...>, не посягает на жизненное пространство русского народа и его национально-политическую свободу» и т. п.). Но в то же время в Смоленском воззвании содержались программные положения, сформулированные самими власовцами (М. А. Зыковым, В. Ф. Малышкиным) и придававшие декларации откровенно политический, антисталинский характер, а именно: «Ликвидация принудительного труда <...>, ликвидация колхозов и передача земли в частную собственность крестьянам <...>, уничтожение режима террора и насилия, введение свободы слова, печати» и т. д. При этом речь шла об уничтожении не только советского режима террора и насилия. Эти слова употреблялись в более широком смысле. Фактически в «Обращении» Русского комитета были сформулированы политические цели Власовского движения, независимо от степени реальности их достижения.

7 Первой мировой.

8 Очевидно, речь идет о партизанских отрядах Братства Русской Правды, в которое в середине 1920-х влились белорусские отряды Братства «Зеленого дуба» (около 3,5 тыс. человек в 1920-е).

9 Так, например, после стремительного захвата Невеля 6 октября 1943 частями 3-й Ударной армии генерал-лейтенанта К. Н. Галицкого в считанные дни были убиты не только все застигнутые врасплох в городе служащие вспомогательной полиции и добровольческих восточных формирований, но и члены их семей, пожарные, вольнонаемный персонал при немецких частях и учреждениях, часть железнодорожных рабочих и т. д. После эксцессов в Невеле значительная часть местных партизан, участвовавших в операции и оказавших поддержку наступавшим войскам 3-й Ударной армии, перешла на сторону отрядов крестьянской самообороны в районе Полоцка. К сожалению, документы политотделов, военно-судных органов и ОКР «СМЕРШ» воинских частей и соединений, участвовавших в захвате Невеля, до сих пор находятся на закрытом хранении.

0 Секретарь военного трибунала Армавирского гарнизона Северо-Кавказского фронта (на 1943) Я. Айзенштат после войны вспоминал: «Только военный трибунал Армавирского гарнизона рассмотрел тысячи дел о старостах, полицаях и жандармах, действовавших на Кубани. Дела рассматривались не только в Армавире, но и на выездных сессиях трибунала в станицах Успенская, Новокубанская, Гулькевичи, Ла-бинская и других. Дел было столько, что они не размещались в шкафах и хранились в обширном подполье трибунала. <...> Константин Симонов писал, что на Кубани не набралось и сотни предателей, а они исчислялись тысячами. На плодородной Кубани в период оккупации никто не голодал, не пух от голода, а на службу к немцам шли». Другой источник указывает, что, например, из 62 судимых в марте 1943 в Буденновске (Святой Крест) за сотрудничество с противником в период оккупации 38 были приговорены к расстрелу, 12 — к 10 годам исправительно-трудовых лагерей, 7 — к 4 годам лагерей, 5 — оправданы.

1 С лета 1942 в работе с местным населением партизаны стараются избегать упоминаний о колхозной системе. Новгородский историк Б. Н. Ковалев, специализирующийся на изучении оккупационного режима в достаточно традиционном для советской историографии ключе, все-таки подчеркивает, ссылаясь на архивные документы УФСБ РФ по Брянской обл.: «Некоторые пропагандисты [партизан] по собственной инициативе говорили о том, что "после войны колхозов не будет; если разобьем

129

Глава I. Белоруссия

немцев, народу послабление будет"». Однако в воспоминаниях советских граждан, переживших оккупацию в самых разных регионах, многократно встречаются свидетельства об обещаниях и распространенных надеждах на послевоенное «послабление», которое так и не наступило.

" От политических способов ведения войны против СССР высшая номенклатура нацистской партии отказалась еще до нападения на Советский Союз. Было бы ошибочно полагать, что власовцам была предоставлена ограниченная свобода действий и в 1943-1944. После патриотических выступлений А. А. Власова на оккупированных территориях (январь-апрель 1943) 17 апреля генерал-фельдмаршал В. Кейтель отдал приказ о заключении Власова в лагерь военнопленных, а в случае рецидивов потребовал его «передать тайной полиции и обезвредить». 1 июля Кейтель сообщил, что «развертывание власов-ской освободительной армии сведено к масштабам, предусмотренным фюрером» на совещании 8 июня 1943, а «великорусская идея Власова отменена». Санкцию на создание КОНР и собственной армии А. А. Власов получил лишь 16 сентября 1944.

Термин «Русская Освободительная Армия» начинает широко использоваться в пропаганде, вероятно, после известного приказа начальника Генерального штаба ОКХ генерал-полковника К. Цейтцлера № 5000/43 от 29 апреля 1943, в котором указывалось, что все русские добровольцы Вермахта в совокупности образуют РОА, которой как оперативного объединения в тот момент не существовало. В конце 1943 — начале 1944 в распыленных русских подразделениях и частях, не считая казачьих формирований и добровольных помощников («хиви»), служило, по разным оценкам, от 75 до 100 тыс. человек, строго подчинявшихся немецкому командованию. До осени 1944 «власовцами» с большим или меньшим основанием себя могли называть лишь курсанты и выпускники Дабендорфской школы пропагандистов РОА (Ostpropagandaabteilung zur besonderen Verwendung; полевая почта № 28 264), через которую в 1943-1945 прошли от 4,5 до 5 тыс. человек. Из них от 40 до 50 были приняты в НТС. Именно выпускники Дабендорфа в силу служебной специфики располагали возможностями для разъездов в прифронтовой полосе и могли беспрепятственно посещать Полоцк. О значении Дабендорфской школы в 1943-1944 для развития Вла-совского движения см. нашу статью: К истории Дабендорфской школы РОА // Александров К. М. Русские солдаты Вермахта. М., 2005. С. 142-168.

3 Этим членом Совета НТС был Р. Н. Редлих. Редлих Роман Николаевич (12 ноября 1911, Москва — 20 августа 2005, Франкфурт-на-Майнс) — общественно-политический деятель, публицист, философ, педагог. Последний прижизненный ученик профессора И. А. Ильина. Родился в обрусевшей дворянской семье выходцев из Германии. Прадед Ф. Ф. Редлих выслужил дворянство за отличия в войне против Наполеона в 1813-1814, сражаясь в рядах Ганзейского легиона. Дед А. Ф. Редлих — главный хирург московской Старо-Екатерининской больницы, создатель системы реабилитации пациентов, открывший первые в Москве водолечебницу и клинику лечебной гимнастики (1864). О гимнастическом обществе А. Ф. Рсдлиха писали В. А. Гиляровский и А. П. Чехов. Отец Н. А. Редлих — московский предприниматель, создатель первого в Москве промышленного производства (закрыто большевиками в 1928) лимонада, столовых, фруктовых и лечебных вод; отбывал срок на Беломорканале (1929-1932). В 1929 окончил среднюю школу, но в вуз поступить не смог из-за социального происхождения. Работал слесарем на железной дороге, затем младшим научным сотрудником в Государственном институте психологии, педологии и психотехники. Учился в школе-студии при Камерном театре А. Таирова. Благодаря тому, что дед по матери сохранил часть капитала в Эстонской республике и смог заплатить 5 тыс. рублей золотом за заграничный паспорт, в конце 1932 семья выехала из СССР за границу. До конца жизни оставался лицом без гражданства. В эмиграции в Берлине (с 1933).

Я. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 129

Слушал лекции Б. П. Вышеславцева, И. А. Ильина и С. Л. Франка, последнего всю жизнь считал наиболее крупным русским философом. Участвовал в философских семинарах. Окончил отделение классической археологии Берлинского университета (1940) и защитил диссертацию о сюжетах амазономахии на римских саркофагах у профессора Г. Роденвальдта. Доктор философии. Член НТСНП с 1940. В 1942-1943 занимался пропагандистской деятельностью среди советских военнопленных (лагеря Вустрау и Циттенхорст министерства по делам восточных территорий). Бессменный член Совета НТС (1943-2001). В 1943-1944 — на оккупированных территориях. Занимался созданием ячеек и групп НТС в средней полосе России и в Белоруссии. В январе — июне 1944 — в чине капитана переводчик Б. В. Каминского, командира антипартизанской бригады в составе сил безопасности высшего руководителя СС и полиции на территории генерального комиссариата «Белоруссия» СС группенфюрсра, генерал-лейтенанта полиции и войск СС К. фон Готтберга (районы Л спел ь и Дятлово). С июля 1944 — в розыске Гестапо по обвинению в принадлежности к нелегальной организации НТС. Скрывался в Северной Италии.

После капитуляции Германии через Австрию попытался пробраться на Юг Германии, но был арестован на зональной границе англичанами и четыре месяца просидел в тюрьме. Затем работал в центре НТС, жил в ФРГ. Идеолог российского солидариз-ма, последователь философских взглядов С. Л. Франка и Н. О. Лосского. В 1947-1955 возглавлял группу Института по изучению СССР, автор публикаций по аналитике сталинщины и советского общества. Совместно с А. Г. Авторхановым разрабатывал для радиостанции «Освобождение» концепцию вещания на СССР в первую очередь для русского народа, которая позднее была отвергнута руководством радиостанции в Мюнхене и заменена концепцией вещания для советских людей и национальных меньшинств СССР. В 1955-1958 — организатор и руководитель радиовещания на СССР на Дальнем Востоке (Тайвань, Манила, Сеул). На рубеже 1950-1960-х— политический советник правительства Южного Вьетнама. Автор трудов «Сталинщина как духовный феномен» (1971), «Советское общество» (1972), «Солидарность и свобода» (1984), романа «Предатель» (ФРГ — 1981; РФ — 1991; 1992) — пронзительного философского повествования о судьбе человека, оказавшегося в тисках сталинской и нацистской диктатуры. Вице-редактор газеты «Русская мысль» (Париж, 1968-1972), соредактор журнала «Грани» (Франкфурт-на-Майне, 1982-1983). Постоянный эксперт по вопросам стратегии политической деятельности НТС. Еще в 1970-е сформулировал теорию о том, что организатором ликвидации власти КПСС в СССР выступит секретарь провинциального обкома партии. Автор более пятисот общественно-политических, философских и публицистических статей. Перевел с немецкого книгу экономиста Л. Эрхарда «Благосостояние для всех» (1957) и труд философа О. фон Нелль Бренинга «Построение общества» (1987). Участвовал в Конгрессе соотечественников в Москве (август 1991) и защите Белого дома (19-21 августа). В 1992-1998 жил в Москве, преподавал историю русской философии в Новом гуманитарном университете, читал лекции в Смоленской духовной семинарии. Автор курса по истории русской философской мысли (1995-1996). После 1998 по состоянию здоровья вернулся в ФРГ, но продолжал приезжать на родину до последних лет. Похоронен 25 августа 2005 на русском кладбище в Висбадене.

4 Среди известных нам членов НТС, приезжавших в Полоцк, мы можем назвать В. И. Алексеева и П. Д. Пономарёва.

5 Первые члены НТСНП полулегально и с приключениями приехали из Варшавы в Смоленск в середине сентября 1941. Руководил группой двадцатичетырехлетний Н. Ф. Алфсрчик (в эмиграции — Павлов), родственники которого до войны были расстреляны органами НКВД в Пинске. Узнав об этом, Алферчик оставил Союз

131

Глава I. Белоруссия

и поступил на службу в окружную полицию, где занял должность начальника 2-го (секретно-политического) отдела. Другими прибывшими из Польши членами Союза были восемнадцатилетний В. Н. Кашников и семнадцатилетний Г. Соловьёв. Осенью 1941 группы и ячейки НТС возникли в Смоленске, Минске, Витебске. В Смоленске всю деятельность групп Союза на оккупированных территориях возглавил участник Белого движения Г. С. Околович, прибывший сюда в ноябре 1941 вместе с подполковником Северо-Западной Добровольческой армии В. В. Брандом. Первоначально Околович служил в горуправе начальником лесного склада, а затем начальником топливного и транспортного отделов. Уже 10 марта 1942 начальник отдела пропаганды при штабе группы армий «Центр» в специальной докладной записке подчеркивал, что главная цель НТС — «возрождение Великой России» с сохранением «преимущественного положения за Православной Церковью». Автор записки констатировал: «Агитация членов Союза очень быстро может создать зародыш новой, национально-шовинистической оппозиции, которая была бы не менее опасна, чем остатки большевистских элементов в занятых советских областях». В 1943 против членов НТС на оккупированных территориях начинаются репрессии Гестапо, в результате которых по обвинениям в антинемецкой деятельности были расстреляны около 30 членов Союза, чьи фамилии известны: С. Алексеснко (Моло-дечно), М. Бондарснко (Пинск), Е. Волновский (Могилев), С. Гладков, А. Шумский (Минск), И. Горин (Смоленск), К. Зудшин (Борисов), Г. Косинов (Бобруйск), Ю. Пян-ков, И. Сущснко (Одесса), Н. Шалдыкин (Вязьма) и др. 23 декабря 1943 агентами Гестапо (или СД?) на улице Варшавы был убит гражданин Швейцарии, доктор экономических наук А. Э. Вюрглер (1901-1943), руководивший с конца 1930-х закрытым отделом НТС в Польше и отправкой членов Союза в Россию.

6 В тот момент в руководство (Совет) НТС входили В. М. Байдалаков, Д. В. Брунст, К. Д. Вергун, М. А. Георгиевский, Д. М. Завжалов, Г. С. Околович, В. Д. Порсмский, Р. Н. Редлих, Ф. И. Трухин.

7 «Схема национально-трудового строя» — первая полноценная политическая программа НТС, которой в законченном виде до войны не существовало. До 1941 были разработаны лишь несколько черновиков, набросков и отдельных положений, отражавших взгляд организации на ее цели, задачи и облик послесталинской России. С конца 1941 в группах НТСНП на оккупированных территориях, в Европе, а также в Вустрау и Циттенхорсте с активным участием новых членов Союза из «подсовет-ских» людей разрабатываются части будущей общесоюзной программы. Структурно «Схема» была разработана на нелегальном идеологическом семинаре НТСНП в Берлине под руководством члена Совета и Исполнительного бюро К. Д. Всргуна (1907-1945). Состоявшийся 26-28 ноября 1942 съезд Совета утвердил проект. Название («Схема») должно было указывать на доработку программы в перспективе.

«Схема» состояла из 6 разделов, охватывавших около 40 глав по важнейшим вопросам философии, историософии, социологии, права, экономики, социальной политики, стратегии и тактики антибольшевистского сопротивления. Несколько глав в 1943-1944 («Внешняя политика», «Об обороне» и др.) отредактировал и написал заново генерал-майор Ф. И. Трухин. Громоздкость «Схемы» была обусловлена влиянием некоторых новых членов НТС из представителей «подсоветской» интеллигенции, которым хотелось, чтобы документ давал ответы на все философские и социально-политические вопросы. В «Схеме» была сделана попытка сочетания умеренного этатизма и элементов консервативного либерализма, в первую очередь, в области организации судебной власти, защиты гражданских прав. «Схема» не предрешала будущей формы государственного устройства послесталинской России (монархия или республика), но считала необходимым существование «твердой национальной

Я. Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 131

власти», стоящей над союзами и классами, при сильном местном самоуправлении. Вероятно, единственным дискриминационным пунктом «Схемы» было утверждение

0 том, что евреи «могут покинуть Россию без права вывоза капитала» или «проживать в специальной области», предлагался вариант создания национально-культурной еврейской автономии в Крыму. Любопытно, что пункт этот был внесен в «Схему» по настоянию нескольких членов Союза из советских граждан. Сами идеологи Союза рассматривали позднее это положение в качестве «досадной ошибки, не отвечавшей делу и облику Союза». Уже в Пражском манифесте КОНР 1944, в составлении которого участвовал член НТС капитан А. Н. Зайцев, и в программных документах Союза 1946 подобных утверждений не было. В мае 1944 «Схема» большим тиражом была напечатана в Дятлово (район Лиды), в расположении бригады «РОНА» Б. В. Каминского, но основная часть тиража погибла при эвакуации на Запад.

1 Руководители эсеров Н. Д. Авксентьев, М. В. Вишняк, В. М. Зензинов, активные социал-демократы и члены Заграничной делегации РСДРП Г. Я. Аронсон, Д. Ю. Дал-лин, Ф. И. Дан, Ю. П. Денике, Б. И. Николаевский и др. покинули Европу преимущественно в 1940 и выехали в США, возобновив общественно-политическую и литературную деятельность в Нью-Йорке. По естественным причинам в установлении контактов с «подсоветскими» людьми в 1941-1944 они участвовать не могли. Однако необходимо подчеркнуть, что представители русской социалистической эмиграции в 1946-1950 проявили живой интерес к оказавшимся на Западе участникам Власовско-го движения и именно по вопросам об отношении к ним и в оценках антисталинского протеста непримиримо разошлись друг с другом.

9 Члены Высшего Монархического Совета (ВМС), которым с 1940 руководил П. В. Скаржинский, в 1941-1944 не сумели организовать какой-либо военно-политической деятельности на оккупированных территориях СССР. Из представителей довоенных монархических организаций эмиграции вероятно лишь члены Российского Имперского Союза-Ордена (РИС-О) во главе с Н. И. Сахновским, участвовавшие в боевых действиях на Восточном фронте в составе Валлонского легиона (с 1943 - SS Freiwilligen Sturmbrigade «Wallonien»), сумели повлиять на настроения части местного населения в районе Черкасс осенью и зимой 1943/44. Однако интересно отметить, что в ноябре 1941 в Минском лагере военнопленных (Mannschaftstammlager № 352) взятый в плен в Вяземском окружении интендант I ранга, доцент кафедры высшей математики Московского института цветмстзолота В. В. Минаев (1894-1949) выступил с инициативой создания Всероссийской национальной партии (ВНП), комитеты которой до конца 1943 возникли в Берлине, Дрездене, Катовице и Лодзи. Разработав программные и уставные документы, Минаев вовлек в партию более 30 единомышленников. Главная цель партии заключалась в свержении сталинского режима при ориентации на наследника российского престола Великого Князя Владимира Кирилловича. °9 апреля 1933 в Германии по инициативе группы русских эмигрантов во главе с Н. П. Дмитриевым возникло пронацистское Российское освободительное национальное движение (РОНД) во главе с А. П. Светозаровым (Г. Псльхау). Летом 1933 РОНД имело отделения в Берлине, Бреслау, Гамбурге, Брсслау, Дрездене и др. городах, насчитывая, по разным данным, от 600 до 1,2 тыс. членов. Штаб-квартира РОНД размещалась в Берлине, здесь же издавалась газета «Пробуждение России» и функционировали разные отделы. В сентябре РОНД в Пруссии было закрыто по распоряжению властей, но часть его активистов в октябре создали Партию российских освобожденцев (Российское национал-социалистическое движение), которую возглавил генерал-майор П. Р. Бермондт (он же князь П. М. Авалов). Осенью 1934 в результате серии расколов партия прекратила существование, и вместо нее в Германии (за пределами Пруссии) зимой 1935 возникло Российское национальное и социальное

133

Глава I. Белоруссия

движение (РНСД) во главе с полковником Н. Д. Скалоном. РНСД имело 20-25 представительств и отделов, включая позднее территорию Австрии и Протектората. В 1938 в руководство РНСД входили Н. Д. Скалой, В. М. Дсспотули, П. П. Жемчужин, барон А. В. Меллер-Закомельский и др. Деятельность РНСД в основном ограничивалась изданием печатного органа («Вестник РНСД»), устройством докладов и лекций.

В январе 1938 вместе с Русским национальным союзом участников войны (РНСУВ) генерал-майора А. В. Туркула, кружками друзей «Голоса России» И. Л. Солоневича и другими организациями РНСД объединилось в Национальный фронт (НФ) по принципу близости некоторых мировоззренческих позиций. Однако в 1939, после заключения советско-германского пакта о ненападении, НФ и РНСД были распущены властями рейха и фактически прекратили существование. В целом русская копия национал-социалистического движения оказалась весьма посредственной. Движение реально насчитывало лишь несколько сот активистов и не получило серьезного отклика в русской диаспоре, не говоря уже о «подсоветских» людях в годы войны. Естественная для эмиграции приверженность руководителей и участников РНСД ценностям Православной Церкви так и не позволила им стать настоящими национал-социалистами, категорически отрицавшими христианскую этику и культуру.

1 Российское народно-имперское (штабс-капитанское) движение возникло к 1940 на основе объединения читательских кружков, в которых состояли друзья и единомышленники газеты «Голос России» (1936-1938, София) и «Нашей газеты» (1938-1940, Берлин). Обе газеты издавались журналистом и публицистом И. Л. Солонсвичсм, бежавшим вместе с сыном Юрием и братом Борисом летом 1934 из Белбалтлага в Финляндию. На страницах своих периодических изданий Солоневич отстаивал теорию народно-монархического строя, спасительного для освобожденной от большевиков России. По замыслу И. Л. Солоневича, народная монархия должна была сочетать в себе сильную самодержавную власть и крепкое местное самоуправление. Опору народно-монархического строя издатель видел в национально мыслящей «земской» интеллигенции (учителях, врачах, офицерах младшего и среднего звена, сельском духовенстве и т. д.), которую образно называл «штабс-капитанами». Реально весьма пассивными участниками движения были лишь активные читатели изданий Солоневича, которого нацистские власти полностью лишили возможности какой-либо активной работы в 1941-1945. В годы войны И. Л. Солоневич находился под надзором Гестапо в изоляции в провинциальной ссылке, любая публицистическая деятельность ему была строго запрещена, в связи с чем «штабс-капитанское» движение фактически прекратилось, никак не повлияв на умонастроения «подсоветских» людей. После войны И. Л. Солоневич оказался в Аргентине и возродил движение (с новым названием — Российское народно-монархическое движение), приступив в 1948 в Буэнос-Айресе к изданию еженедельной газеты «Наша страна».

2 РОВС — Русский Обще-Воинский Союз — учрежден 1 сентября 1924 приказом № 35 Главнокомандующего Русской армии генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля с целью сохранения в эмиграции воинских кадров, полковых объединений Русской Императорской и Белых армий, а также для военного образования эмигрантов, взаимопомощи и подготовки молодой смены. К 1937 на регистрации в РОВС состояли около 30 тыс. чинов. К 1 сентября 1939 Союз включал в себя 4 отдела в Европе (I Французский генерал-лейтенанта В. К. Витковского, III Болгарский генерал-лейтенанта Ф. Ф. Абрамова, IV Югославский генерал-лейтенанта И. Г. Барбовича, V Бельгийский генерал-майора Б. Г. Гартмана), 2 отдела в Северной Америке (I Североамериканский на Востоке США генерал-майора Е. С. Имнадзс и II Североамериканский на Западе США генерал-майора Н. П. Вессловского), 7 подотделов (I Аргентинский полковника А. Н. Ефремова, II Бразильский полковника К. 3. Ахатнина, III Параг

Я Д Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 133

вайский генерал-майора Н. Ф. Эрна, IV Уругвайский полковника С. А. Мельшикова, V Австралийский полковника В. В. Корженевского, VI Дальневосточный генерал-лейтенанта К. Ф. Вальтера и VII Финляндский капитана Ф. Д. Шульгина). В 1938-1939 II Германский и VI Чехословацкий отделы в Европе были выделены Председателем РОВС в самостоятельное Объединение Русских Воинских Союзов (ОРВС) во главе с бывшим начальником II отдела Генерального штаба генерал-майором А. А. фон Лампе. Председателем (начальником) РОВС с 22 марта 1938 был Генерального штаба генерал-лейтенант А. П. Архангельский, проживавший в Брюсселе.

После обособления ОРВС главной опорой Архангельского стал I (Французский) отдел, объединявший 15 воинских союзов и 45 отдельных групп на подведомственной отделу территории (Франция с колониями, Голландия, Египет, Италия). К лету 1941, по мере расширения зоны немецкой оккупации, в состав ОРВС вошла большая часть европейских отделов РОВС, хотя А. А. фон Лампе сохранял живую связь с А. П. Архангельским. Деятельность РОВС и ОРВС в Европе была направлена на сохранение и подготовку кадров, способных послужить основой для развертывания в благоприятной военно-политической ситуации массовой антисталинской армии с участием «подсоветских» людей, враждебно настроенных по отношению к советской действительности. По самым осторожным подсчетам, к моменту нападения Германии на Советский Союз эмиграция могла мобилизовать в кратчайшие сроки не менее 20 тыс. офицеров и добровольцев. Ими было бы возможно укомплектовать командно-начальствующие должности 4-5 общевойсковых корпусов (8-10 дивизий) антисталинской армии, на формирование которой в массовом порядке могли бы поступать десятки тысяч военнопленных бывших бойцов и командиров Красной армии.

В феврале 1940 во время «зимней войны» чины VII Финляндского подотдела РОВС во главе с капитаном Шульгиным с успехом впервые участвовали в создании 5 добровольческих отрядов из пленных красноармейцев. После 22 июня 1941 только в I (Французском) отделе для отправки на Восточный фронт зарегистрировались 1160 русских офицеров. Из них выразили желание служить на строевых должностях: 3 генерала, 94 штаб-офицера и 343 обер-офицера, на административных должностях — 36 генералов, 165 штаб-офицеров и 420 обер-офицеров, остальные определенного желания не высказали. Из 1160 человек были готовы немедленно отправиться в Россию 327 офицеров — в строевые части и 44 — на административные должности. До 7 июля 1942 из Парижа сумели уехать на Восточный фронт в составе трех групп лишь 71 человек, преимущественно чины ОРВС. Однако директива ОКВ № 46 от 18 августа 1942 категорически запретила подобные отправки. На Балканах чины III и IV отделов в массовом порядке вступали на службу в Русский Корпус, а с 1942 — в формировавшиеся казачьи части. Но еще весной 1941 нацисты по политическим мотивам решительно отказались от привлечения белоэмигрантов в воинские части на Восточном фронте, тем более — от создания при их участии русской антисталинской армии. Зимой — весной 1943 последние офицеры РОВС были отозваны с Восточного фронта в Европу. А. П. Архангельскому и начальникам отделов оккупационными властями была запрещена любая военно-политическая деятельность.

Фактически в 1941-1945 чины РОВС и ОРВС принимали участие в событиях, в том числе несли службу в антисоветских вооруженных формированиях, в частном порядке. Сегодня мы можем назвать лишь 85 чинов РОВС и ОРВС, в разнос время и в единичном порядке служивших в 1941-1944 на Восточном фронте. В полной мерс полноценное знакомство чинов РОВС и ОРВС с «подсоветскими» людьми состоялось зимой 1943/44 после переброски во Францию русских батальонов (РОА) Восточных войск Вермахта. Начальник Тулузского района РОВС капитан А. С. Шторх вынес такое впечатление от первой встречи с прибывшими на «Атлантический вал»

135

Глава I. Белоруссия

военнослужащими РОА: «Общение с ними показало, что никакого "рва" между нами не существует — мы познали их, прозревших подсоветских людей, они нас — белых эмигрантов. В других встречах, единении, мы увидели нашу общность в борьбе за освобождение русского народа и непримиримости к советской власти».

3 Октан Михаил — сотрудник Орловского самоуправления, журналист, с деятельностью которого было связано издание многотиражной газеты «Речь» (6 тыс. экз.). В некоторых публикациях можно встретить утверждение о том, что Октан был бургомистром Орла. По сведениям автора, бургомистром Орла с осени 1941 был некто Шалимов, а с марта 1942 — А. С. Старов. Октан был только редактором «Речи». После войны участники событий характеризовали деятельность Октана резко негативно, хотя сама «Речь» остается любопытным источником информации о жизни города и области в период оккупации. Дмитрий Сошальский утверждал, что организация Октана существовала не в Орле, а в Бобруйске.

4 Возможно, автор мемуаров имеет в виду уже упоминавшуюся нами БНС или созданный летом 1943 Союз белорусской молодежи — организацию, через ряды которой в 1943-1944 прошло, по данным минского исследователя Ю. Туронока, около 100 тыс. детей и подростков — юношей и девушек в возрасте от 10 до 20 лет.

5 Под Лепелем в Витебском округе (сентябрь 1943 — февраль 1944) в подчинении у Б. В. Каминского не было дивизии. Динамика численности бригады Б. В. Каминского в этот период выглядела так: 3665 человек на 4 октября 1943; более 5 тыс. на 25 ноября 1943; около 6 тыс. на 15 февраля 1944.

5 Каминский Бронислав Владиславович (1899, Полоцкий уезд Витебской губ. — 19 августа (?) 1944, Лодзь) — обер-бургомистр Локотского округа в 1942-1943. По происхождению — из мещан; по национальности отец поляк, мать — немка. На 1917 — студент Петроградского Политехнического института (не окончил). В 1918-1921 — на службе в РККА, участник гражданской войны. По демобилизации с перерывами завершил образование в Петроградском (Ленинградском) химико-технологическом институте по специальности «инженер-технолог по производству красок» (диплом 1930). Член ВКП (б). В период дискуссии в партии по вопросу о «правом уклоне» (1928-1929) подписал один из документов бухаринской оппозиции. Работал на химическом заводе «Республика». В период работы на заводе познакомился с немецкими специалистами, от которых получил первые представления о национал-социализме образца конца 1920-х. В первом браке имел четверых детей. Исключен из партии в августе 1935 за критику коллективизации. В 1937 репрессирован органами НКВД по обвинению в троцкистской деятельности. По другой версии, арестован был в 1935, сразу же после исключения из партии. Срок (1937 (1935?) — 1940) отбывал, по одной версии, в «шарашке» в Шадринске (северо-западнее Кургана, лагерь 514/2, возможно, на алюминиевом заводе), по другой — в районе Нижнего Тагила (менее вероятно). По утверждению сотрудников УФСК по Брянской области (на 1994), во время отбытия заключения был сексотом, однако, насколько эта информация соответствует действительности, сказать сложно.

После освобождения направлен в ссылку с разрешением на жительство в Европейской части РСФСР, жил в пос. Локоть Брасовского района Орловской области, работал инженером на Локотском спиртзаводс. Организовав эвакуацию заводского имущества в сентябре — начале октября 1941, сам остался в Локте. С 16 октября

1941 — член самоуправления Локотской волости, заместитель и ближайший соратник его организатора К. П. Воскобойника. После гибели Воскобойника при налете партизан на Локоть (8 января 1942) — бургомистр Локотского уезда. С 19 июля

1942 — обер-бургомистр Локотского самоуправляющегося округа и командир милиционных окружных войск на правах командира бригады (РОНА — Русская освобо

Я Д. Ильинский. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии 135

дитсльная народная армия). 26 августа 1943 с чинами бригады, членами их семей, беженцами и имуществом переехал в Лепель Витебского округа, где бригада размещалась и боролась с партизанами до середины февраля 1944. 15 февраля 1944 отдал приказ о перемещении бригады и беженцев в район Дятлово (Западная Белоруссия). Вместе с бригадой входил в состав сил и войск безопасности СС группенфюрера К. фон Готтберга, участвовал в антипартизанских операциях. За отличия в боях с партизанами награжден орденом Железного креста I кл. В июне — июле организовал эвакуацию бригады и беженцев в Польшу. СС бригадефюрер и генерал-майор войск СС, командир СС штурмбригады «РОНА» (на 31 июля 1944). Дал согласие на использование сводного усиленного полка (1,7 тыс. чинов) бригады под командованием СС ваффен-штурмбаннфюрера И. Д. Фролова (на 1941 — капитан Красной армии) в боях против повстанцев в Варшаве в августе 1944. В Варшаве полком не командовал, был наездами. По официальной версии, расстрелян по приговору военно-полевого суда в Лодзи за воинские преступления, совершенные его подчиненными в Варшаве. Однако, на наш взгляд, скорее всего был убит по другим мотивам, так как командир сводного полка СС ваффен-штурмбаннфюрер И. Д Фролов, непосредственно командовавший полком каминцев в польской столице в августе 1944, был награжден орденом Железного креста I кл.

7 Национал-социалистическая трудовая партия России (другой вариант названия: Российская национал-социалистическая партия) возникла в октябре 1943 в период пребывания каминцев в районе Лепсля. Под видом НСТПР была сделана попытка реанимировать Народную социалистическую партию России (НСПР), создание которой в Локте было провозглашено К. П. Воскобойником 26 ноября 1941. Инициатором этой попытки стал бывший командир батальона 341-й стрелковой дивизии старший лейтенант Красной армии Г. Е. Хомутов, рассчитывавший использовать вывеску партии для прикрытия деятельности НТС и создания в районе Минска и Витебска новых союзных групп. Д. Сошальский вспоминал в конце 1940-х о Хомутове так: «Хомутов производил впечатление человека честного, решительного и убежденного патриота-антибольшевика. На немцев он смотрел как на временное орудие борьбы с большевизмом, рассчитывая, что со временем жизненная сила и способности русского народа освободят его от подчиненной роли в общей борьбе русских патриотов и немецкой армии против советской власти. Хомутов, как и другие работавшие с немцами русские, думал прежде всего о ближайших задачах борьбы, предоставляя будущее судьбе». ЦК партии располагался в Лепеле (члены П. Бакшанский, М. В. Васюков, С. В. Мосин, Д. Сошальский, Г. Е. Хомутов), затем в Дятлово. Кроме учреждения ЦК в Лепеле известно о деятельности Минского комитета НСТПР, которым с марта 1944 руководил Д. Сошальский. В Минске в НСТПР вступили не более 15-20 человек. Вся деятельность партии в белорусской столице ограничилась двумя политическими докладами и большим благотворительным вечером с концертом (9 мая 1944), доход от которого поступил членам семей каминцев, погибших в боях с партизанами.

i «Дальнейшее показало, что Каминский, поляк по происхождению, не был только бандитом. Его вскоре расстреляли немцы, как говорят, за отказ вести свою дивизию на усмирение восставшей Варшавы» (Прим. П. Д. Ильинского). Реальность выглядела иначе. До 1 августа 1944 Каминский действительно отказывался участвовать в операциях против формирований Армии Крайовой. Однако после того как Главное управление СС пригрозило отказать в эвакуации из Польши на Запад гражданским беженцам и членам семей каминцев, Каминский был вынужден дать согласие на отправку в Варшаву одного сводного полка (1700 чел.), который был укомплектован добровольцами из всех бригадных частей и подразделений, преимущественно белорусскими полицейскими, пополнившими личный состав бригады «РОНА» осенью

136

Глава I. Белоруссия

1943 и зимой 1944. Оценки современников в отношении личности и морального облика Б. В. Каминского в период пребывания бригады в Лспелс и Дятлово (сентябрь 1943 — июнь 1944) расходятся. Так, например, литератор Т. Н. Данилевич, пережившая в 1943-1944 эвакуацию на Запад вместе с частями Казачьего Стана полковника С. В. Павлова и полковника Т. И. Доманова, встретилась с Б. В. Каминским в апреле — мае 1944 в Дятлово и оставила о нем и чинах его бригады такой отзыв: «Порядок строгий, повсюду разбросаны посты, но бывшие советские бойцы в немецкой форме не производили выгодное впечатление. Каминский выглядел подкупающе — деловой, представительный, в мундире английского сукна и покроя, без всяких знаков отличия. Он держался непринужденно, с чувством собственного достоинства, и его литературная, без советского налета речь оставляла благоприятное впечатление». Однако, с другой стороны, как раз в период пребывания бригады в Дятлово, может быть, не без влияния Р. Н. Редлиха, бывшего у Каминского переводчиком, Совет НТС констатировал (апрель — май 1944): «Вместо того чтобы обрасти военными и политическими руководителями из числа русских патриотов, Каминский уже в Локте оброс морально нечистоплотными элементами».

5 В проведении этого митинга участвовали члены НТС В. И. Алексеев и П. Д. Пономарёв. 3 После смещения линии фронта на Запад в 1943-1944 на территории СССР осталось, по некоторым подсчетам, несколько десятков членов НТС, включая тех, кто проник в СССР до 22 июня 1941 (Е. Акулов, Б. Г. Врангель, В. С. Дурново, А. Г. Колков, М. Д. Мондич, Д. Потапов, И. Хлобыстов, А. А. Чупрунов и др.). В 1944-1946 к ним прибавились около ста членов Союза, арестованных органами контрразведки «СМЕРШ» в Восточной Европе и этапированных в исправительно-трудовые лагеря на родине (П. Н. Воропонов, А. Г. Высота, И. Д. Делибалта, Е. И. Дивнич, И. А. Мелких, О. С. Поляков и др.). Многие граждане СССР после войны были осуждены трибуналами и внесудебными органами за принадлежность к НТС в 1941-1943 (К. В. Кошлаков, П. И. Нсгрстов, М. А. Туманова и др.). Вступивший в НТС в 1943 и служивший в бригаде «РОНА» Б. В. Каминского Г. Е. Хомутов летом 1944 решил вернуться из Западной Белоруссии на Брянщину с группой единомышленников (среди них были члены НТС Цыганков и Фомин) для партизанских действий. М. Д. Мондич в декабре 1944 был призван в армию и с января по июль 1945 служил переводчиком в Управлении контрразведки «СМЕРШ» 4-го Украинского фронта, сумев бежать в Чехословакию, а в 1947 добрался до Лимбурга-на-Лане, где тогда размещался центр НТС. Но судьба большинства членов НТС, оставшихся после войны на родине, остается неизвестной. Сегодня известны имена более двухсот членов НТС, погибших в результате советских и нацистских репрессий в 1930-1950-е.

1 На Брянщинс последние вооруженные антисоветские партизанские группы из ка-минцсв — бывших бойцов ополчения Локотского самоуправляющегося округа — были ликвидированы органами МГБ лишь в феврале — марте 1951 в деревнях Ла-геревка (Комаричского р-на Брянской обл.), Лбы и Лески.

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства в условиях немецкой оккупадии западных областей России1

[Введение]

Современная социологическая наука Запада невольно пришла к необходимости трансплантировать мировые социологические проблемы в проблемы России. Это совершенно естественно, так как всякое научное исследование мирового плана неизменно придет и приходит к выводу, что без решения вопроса о месте, которое занимает Россия в мировом общественном процессе, невозможно сделать конечные выводы и избежать однобокости построений. При этом для всякого объективного исследования и исследователя, работающего в широкой перспективе будущего, важно установить критерии рассмотрения и оценки не России сегодняшнего дня, а России будущего. Именно желание предвидеть это будущее приводит исследователей к необходимости изучать главным образом душевный мир России, комплекс мировоззрений, существующий в России, устремления, свойственные русским, в которых естественно отражены проблемы будущего России.

Одним из важнейших вопросов, привлекающих внимание исследователей, является вопрос о государственном инстинкте народов России. Каким представляют себе русские свое государство, к какому государству они стремятся? Какие формы государственного бытия наиболее привлекательны для них? Поиски ответа на этот вопрос часто приводят западных исследователей и политиков к грубым, трудно исправимым ошибкам, накладывающим отпечаток на все дальнейшее. Между прочим, ответ на этот вопрос можно, хоть и отчасти, найти в недавнем прошлом — в первых годах войны с Германией, когда проявился не только

138

Глава I. Белоруссия

политический, но и национальный инстинкт, нашедший и свое практическое воплощение. В этом недавнем прошлом можно найти и ответ на вопрос о том, к какому государственному типу стремятся русские и куда ведет их национальный инстинкт. И это тем более важно, что этот национальный инстинкт действовал в условиях абсолютного отсутствия организации (политической, общественной и пр.), следовательно, в данном случае мы имеем этот инстинкт в чистом виде2, поддающемся рассмотрению вне воздействующих на него внешних фактов.

Не претендуя на ответ на поставленные вопросы в полной мере, я хотел бы этой запиской рассказать, по возможности просто и без выводов, о проявлении государственного и национального инстинкта в первые годы немецкой оккупации западных областей России, с тем чтобы исследователь мог по-своему оценить эти факты и сделать из них выводы.

Появление немцев

Можно считать установленным, что немецкая военная машина в наименьшей мере была приспособлена для решения политических задач лишь своими средствами3. Именно этим объясняется, что, заняв огромные территории с десятками миллионов населения, немецкая армия на первых порах предоставила их самим себе, тогда как освоение их немецкими тылами происходило медленно и часто растягивалось на годы4. Известное значение имело и то, что немецкая армия по своей структуре строит очень глубокие тылы, часто до трехсот километров в глубину. И в этих тылах влияние немецких тыловых учреждений было сведено до минимума. Это создавало довольно странную картину. Занятые области в России резко делились на две части: лежащие в зоне германского военного тыла и отошедшие во власть германского гражданского управления. И это не было только условным делением. Строй жизни, порядки, вводимые оккупантами, даже налоги на население — все было различным. Все, что я буду рассказывать в дальнейшем, относится к областям, находившимся под немецким военным, но не под гражданским управлением. Под военным управлением до самого отступления немцев из России находились территории с тридцатью миллионами населения, тогда как территории с пятьюдесятью миллионами населения управлялись немецкими гражданскими управлениями5.

Общеизвестны два факта6 из первых дней советско-германской войны:

1. Пятимиллионная советская армия7, находившаяся на Западе, распалась и проявила откровенное нежелание воевать против немцев8.

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства... 139

2. Население встречало немцев как освободителей от большевизма, оно не только не сопротивлялось немцам, но старалось создать условия, при которых бы немцы быстрее оккупировали территорию.

Оба эти факта одного порядка. В них воплотился политический инстинкт народа, не желающего мириться с большевизмом, первая фаза активного сопротивления большевизму, находящего свое выражение в отрицании большевизма и в готовности примириться со всякой силой, являющейся антибольшевистской. Готовность эта необязательно должна учитывать также качества и особенности той силы, которая борется против большевизма. Дело в том, что врагом № 1 для народа был большевизм, и поэтому всякая система, действующая против него, принималась как дружелюбная9. Это совсем не значит, что у русских не было страха перед немцами, — он, конечно, был, — но надежда на лучшее свойственна народам в беде, и поэтому от немцев ждали все же лучшего, чем то, что давал большевизм.

Как я уже сказал, сама немецкая военная машина не была приспособлена для решения политических задач в оккупированных землях лишь своими средствами, и эта кажущаяся слабость на самом деле увеличивала силы оккупации и отдаляла столкновение их с населением. Германская армия была заинтересована только в одном — в сохранении спокойствия тыла. Организация оккупированных земель, управление ими и даже взыскание налогов, кроме случаев прямой военной необходимости, — все это интересовало армию лишь в минимальной степени и постольку, поскольку вызывалось прямой необходимостью. В связи с этим в землях России, занятых германской армией, но не получивших гражданского немецкого управления, создавалась обстановка некоторой свободы населения. Конечно, это был суррогат свободы, и воплощался он, главным образом, в том, что германская армия не интересовалась населением без особой нужды, но все-таки в этих условиях условной свободы могло проявиться стремление народа к устроению начальных форм общежития. И оно проявилось. Если в городах военные коменданты все-таки назначали каких-то лиц из среды русского населения для поддерживания порядка, то в селах и этого не делалось — население предоставлялось собственной инициативе.

Взгляды населения на имущественное право государства

Только условно это можно назвать «взглядом». На самом же деле, с первого дня прихода немцев в населении заговорил инстинкт возвращения имущества, отнятого государством у народа. Так как это было

140

Глава 1. Белоруссия

в первые дни оккупации, то этот инстинкт действовал вне влияния какой бы то ни было внешней обстановки, поскольку немцы не считали для себя нужным вмешиваться в то, что происходило.

На западе советское правительство концентрировало огромные запасы военного снабжения. Следует иметь в виду, что вся советская стратегия была стратегией наступления, а не обороны. Она получила свое законченное выражение в утверждении наркома Ворошилова, сказавшего на одном из съездов: «Мы врага будем бить на его собственной территории». Эта стратегия воплотилась не только в характере подготовки армии, но и в географии распределения военных запасов страны. Именно на западе, во всех больших и малых городах, а часто и в селах, были созданы огромные интендантские склады, которые и попали в руки немцев. В это время немецкая армия интересовалась, главным образом, складами военной амуниции, да и то для того лишь, чтобы уничтожить эту амуницию; продовольственными же и вещевыми базами интересовалась мало.

Население на западе, как и во всей стране, во все предвоенные годы испытывало большие продовольственные затруднения. Сахар, жиры, мясо получались населением в очень ограниченном размере, хотя [обычно] торговля была свободная и без карточек. Магазины стояли перманентно пустыми, и достать килограмм сахара считалось за счастье. Когда немцы заняли города, в которых были продовольственные базы армии, население ринулось к этим базам, открыло запасы, и их обилие и разнообразие поразило изголодавшихся. Законом поведения населения в первые дни оккупации стал известный лозунг Ленина «грабь награбленное», бывший до этого полузабытым, а теперь зазвучавший в смысле, противоположном тому, какой ему придавал Ленин в 1917 году. В народе очень сильно было развито сознание, что государство Сталина — грабительское государство, что оно живет за счет грабежа народа. Это порождало сознание права народа вернуть себе награбленное государством. Понятие «государственная собственность» в сознании населения перевоплотилось в понятие «награбленная государством собственность», которая должна вернуться к народу.

В условиях первых дней войны и речи не могло быть о том, чтобы решить этот вопрос о государственном имуществе по справедливости. Поступали так, как в этот момент подсказывал инстинкт, а он вел к возвращению народу отнятого у него государством имущества только одним путем — путем грабежа народом государственного имущества. Если вначале этот инстинкт сдерживался страхом перед немцами, которые могли бы наказать [за] ограбление военных складов, брошен

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства... 141

ных советской армией, то потом этот страх исчез, так как немцы всем своим поведением показывали, что это их не интересует. Иногда они сами давали населению приказ разобрать по домам то, что оказывалось на базах советской армии.

Все это привело к тому, что население оккупированных немцами областей в первые дни оккупации осуществило путем грабежа свой взгляд на имущественное право сталинского государства и в уродливых формах отняло у него то, что было им, по мнению населения, [отнято] у народа.

Пуховичи

Это небольшой городок у железной дороги Бобруйск — Минск. Население — около 10 тыс. человек. До войны стоял здесь гарнизон из двух полков. У города [были] созданы огромные базы продовольственного снабжения Красной армии. По данным интендантства, к началу войны на этих базах имелось:

Сахара — 3 тыс. т Жиров в бочках — 2,5 тыс. т Мясных консервов — 4 тыс. банок Круп различных — 1,2 тыс. т Муки — 900 т

Растительного масла — 500 т

Рыбы в бочках по 100 кг — 1,5 тыс. бочек

Пакетов НЗ (неприкосновенного запаса; 5-дневный рацион солдата) — 10 тыс. штук

Данные приводятся по ведомостям, оставшимся в городской управе Пухо-вичей. Цифры округлены.

Немцы вошли в городок 2 июля, т. е. через десять дней после начала советско-германской войны. Первыми вошли танковые части, принадлежащие к 3-й танковой армии. Население вначале боялось выходить из домов. Городок был занят в полночь, население появилось на улицах только с рассветом, часов в пять. Первыми вышли старики и старухи. Немецкие войска проходили через город. Постепенно у уцелевшей церкви собралась большая толпа. Неизвестно, как родилась идея приветствовать немцев, но толпа двинулась к дороге. Предводительствовали толпу двое — старик рабочий и бывший начальник городского коммунального хозяйства, коммунист. Жандарм, регулировавший движение войск, понял, что от него хотят жители, и приказал ждать. Вскоре появился командир немецкой части с переводчиком.

142

Глава I. Белоруссия

Командир выслушал население, поблагодарил за приветствие и просил соблюдать спокойствие и не допускать актов саботажа. На вопрос, что делать с военными складами, командир ответил, что армия не заинтересована в них и население может поступить с ними [так], как найдет нужным.

Это был сигнал к началу грабежа. Население ринулось к складам, взломало их, начало растаскивать сахар и другие продукты по домам. Тащили на плечах, так как транспорта в городе не было, тот, который был, был взят отступающими войсками. На складе происходила давка, женщин затаптывали насмерть, несколько детей тоже было затоптано. Склад заполнялся рассыпанным сахаром, крупой, мукой, все это смешивалось в кучки, и в этом месиве люди барахтались, пытаясь вытащить со склада продовольствие. Если человек не мог поднять на плечи мешок с сахаром, он взрезал его и половину высыпал на пол, чтобы другую половину утащить домой. Очень скоро появились крестьяне из окрестных деревень. Они приехали с подводами и стали нагружать [их]. Городские жители стали избивать крестьян, у складов начались драки. Это продолжалось до тех пор, пока немецкий командир части не прислал наряд солдат для наведения порядка. Солдаты установили очередь, и ограбление склада приняло организованный характер.

В тот же день наполовину склады были пусты. Если считать, что в их ограблении приняли участие три тысячи городских семей и три тысячи крестьян, то и тогда в среднем на каждую семью пришлось немало продовольствия. На короткое время ограбление склада было приостановлено немцами, которые выставили охрану у того отделения, которое содержало половину всех запасов продовольствия (это продовольствие было передано городу позже), так что всего в первый день населением была занята половина продовольственных запасов. Но и это означает, что на каждую семью, принявшую участие в ограблении складов, в среднем пришлось больше 200 кг сахара, около 200 кг жиров, около 35 кг круп, не считая рыбы, индивидуальных пакетов НЗ и растительного масла, которое по большей части погибло. Такого богатства жители города давно уже не видели.

Ограбление складов было, по существу, первой реакцией населения на уход советских войск. Конечно, это чисто русская реакция; вероятно, в других странах все это выглядело бы иначе, но и основания для нее в России иные, чем где бы то ни было. Сознание, что государство грабит народ, настолько глубоко [сидит] в народе, что при первой же возможности население старается вернуть себе отнятое у него государством.

Обги/геппвеннъйинагшяктигюпътюп 144

Бобруйск

Здесь также имелись огромные склады военного ведомства, и также произошло их ограбление населением, когда оно увидело, что немцы не возбраняют этого грабежа. Но здесь уже, в довольно большом городе (до 100 тыс. жителей), грабеж принял более развитые формы и охватил не только военные склады, но и магазины и государственные аптеки. И по времени грабеж начался иначе. Здесь не стали ждать прихода немцев и как только увидели, что советская армия распадается и отступает, в городе началось ограбление магазинов, перекинувшееся потом и на военные склады. Что важно отметить, так это то, что в грабеже приняли участие и отступающие войска советской армии с той только разницей, пожалуй, что пока население грабило магазины, красноармейцы грабили население.

Однако, как и в других местах, в Бобруйске ограбление не затронуло предприятий города, которые остались в неприкосновенном виде. Пострадали предприятия только в тех местах, где не было военных складов, и население поэтому не могло удовлетворить своего инстинкта за счет военных запасов.

Ограбление военных запасов и магазинов государственной торговли было первым стихийным проявлением чувства свободы, охватившего население. В нем, в этом ограблении, неправильно было бы усматривать только низменный инстинкт, который не раз проявлялся и до этого; правильнее будет сказать, что этот низкий инстинкт на этот раз сочетался с чувством большой вражды к советской власти, которая держала население без сахара и без необходимого снабжения вообще и в то же время создавала большие запасы продовольствия для войны. Больше того, эту полосу грабежей надо рассматривать как способ сведения народом старых счетов, как своеобразный имущественный спор народа и государства, возникший в единственно возможной тогда обстановке и в единственно возможном виде.

Возникновение администрации в городах

Как уже сказано, немецкая армия не проявляла особого интереса к вопросам управления занятыми областями, ограничившись назначением в городах военных комендантов. Германская гражданская администрация в германских тылах, весьма глубоких, на что я уже указал, не появлялась. Между тем обширные области нуждались в гражданской администрации для налаживания жизни и сохранения порядка.

144

Глава I. Белоруссия

Таким образом, русская администрация появилась как бы самотеком и была вызвана к жизни образовавшейся после распадения советов пустотой, которую надо было заполнить. Насколько у немцев не было выработано особого подхода к проблеме создания администрации, видно из того, что она в различных городах возникала по-разному, и это объяснялось не разностью условий — они везде примерно были одинаковы, — а сочетанием случайностей, в цепи которых не последнее место занимала точка зрения на русскую администрацию, какой придерживались военные коменданты германской армии. Отчасти этой личной точкой зрения, вернее ее различностью у различных лиц, определяется принцип создания русской администрации. Прежде чем перейти к описанию приемов возникновения русской администрации, следует несколько слов сказать о военных комендантах германской армии. Институт военных комендантов в Германии существовал во всех районах. Он начинал действовать, как только немецкая армия выходила из пределов Германии и занимала чужие территории. Кадр военных комендантов пополнялся офицерами, не пригодными по преклонности возраста к строевой или штабной службе. Именно этим объясняется, что в занятых областях России все военные коменданты были людьми пожилыми, в прошлом офицерами кайзеровской армии, сохранившими традиции этой армии и только очень в малой степени воспринявшими идеологию национал-социализма10.

Военные коменданты видели свою задачу в том, чтобы сохранить спокойствие в занятых немецких областях, обеспечить расквартирование немецкой армии, ее снабжение и выполнение населением приказов военного командования. Как правило, дальше этого военные коменданты не шли. Поэтому когда дело касалось гражданского управления, они предоставляли известную свободу действий населению. Одни из них вообще отказывались вмешиваться или вмешивались только в необходимых случаях в дела местного населения, другие вмешивались не в силу приказов, данных им, а по собственной инициативе, и при этом решали вопросы управления в соответствии со своей точкой зрения и своим пониманием обстановки, третьи действовали чисто военными средствами и пытались сами наметить вид и форму гражданской администрации и подобрать людей для этой администрации. Вот поэтому-то в создании гражданской администрации была допущена такая «пестрота», как в смысле характера этой администрации, так и [в отношении] лиц, ее возглавляющих.

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства,.. 147 Гомель

Некоторое время город вообще не имел администрации, составленной из местного населения. Он управлялся военным комендантом, который категорически отказывался решать чисто гражданские дела. Вступая в управление городом, комендант издал приказ, в котором установил, что гражданское население до конца войны не должно стремиться к разрешению политических проблем. Вот этот приказ, восстановленный по воспоминаниям жителей города Гомеля:

Населению приказывается:

1. С полным доверием относиться к германской армии, которая несет русским освобождение от большевизма.

2. Акты саботажа и неповиновения будут караться смертью.

3. Жители должны трудиться для себя и не искать помощи от германской армии, так как армия не имеет сейчас возможности оказать эту помощь.

4. Жители должны жить мирно, без ссор, грабежей и нарушения общественной благопристойности. За невыполнение этого пункта приказа — тюремное заключение и принудительная работа.

5. Школы, больницы, магазины, заводы должны продолжать работать под ответственность тех, кто в них работает. Если какое-либо из этих учреждений не будет выполнять своей обязанности по отношению к германской армии и населению города, оно будет отобрано и передано в другие руки.

6. После 8 часов вечера появление на улицах строжайше запрещается до 6 часов утра.

Из этого приказа военного коменданта города Гомеля видно, что он сам очень смутно отдавал себе отчет в том, как действительно можно организовать жизнь в занятом городе. И тем не менее это был единственный приказ в продолжение первых полутора месяцев, если не считать приказа об обязанности населения сообщать комендатуре о всех случаях заболевания сыпным тифом среди населения. Этот приказ как нельзя лучше характеризует ту административную «пустоту», какая образовалась на первых порах оккупации в городах.

Жизнь большого города, естественно, не могла развиваться в узких рамках, определенных приказом военной комендатуры, с каждым днем она все более настойчиво требовала установления администрации. Город оставался без продовольствия, заводы, к которым немцы не проявляли интереса, бездействовали (несколько нужных им заводов они заняли), медицинское обслуживание населения разрушалось, наступало время открытия школ, но неизвестно было, возможно ли было возобновить работу школ и на какой основе.

146

Глава I. Белоруссия

Работники школ, больниц, городского хозяйства осаждали комендатуру с вопросами, на которые та не могла ответить и не считала себя обязанной отвечать, так как они никакого отношения к армии не имели. Только после длительных переговоров комендант признал необходимость создания городской администрации, которая существовала при Советах, и предложил ее восстановить, за некоторым, конечно, исключением. Во главе города он предложил поставить бургомистра, которого население сейчас же переименовало в городского голову. Однако определить, кто такой бургомистр, комендант не хотел. По его мысли, было бы самым лучшим, если бы все сотрудники, работавшие при советском управлении, снова вернулись и продолжали свою работу. Но так как верхушечная часть советского аппарата бежала, то комендант не находил возможным назначить кого-нибудь бургомистром. Он предложил избрать его на общегородском собрании. Такое собрание не было возможно, да и строжайше было воспрещено самой германской армией. Тогда комендант предложил собраться к нему в комендатуру всех лиц, которые уже работали в администрации. Им он и предложил выбрать бургомистра, что и было сделано.

Через несколько дней появился приказ коменданта:

1. Я по просьбе лиц, принадлежащих к управлению города, назначил бургомистра и его помощников.

2. К этим лицам и надлежит населению обращаться по всем вопросам гражданской жизни.

3. По этим вопросам запрещено обращаться к ортскоменданту.

Когда дело коснулось структуры городского управления, комендант оказался непреклонным. Он не знал, какая структура будет наилучшей, и не верил, что назначенные им лица способны создать хорошую структуру. Поэтому он предложил восстановить структуру, существовавшую при Советах, на том основании, что менять ее надо будет «после войны». Таким образом, в городе возникло городское управление, почти в точности копирующее городской совет. Городское управление, как и городской совет, имело следующие отделы:

— отдел снабжения;

— отдел коммунального хозяйства;

— финансовый отдел;

— отдел народного образования;

— отдел здравоохранения;

— отдел учета и статистики;

— промышленный отдел;

Общественнъ&инагшытгигюпьа^ 147

— отдел планировки;

— правовой суд;

— суд;

— отдел охраны порядка (полиция).

Конечно, восстановление старой структуры выглядело несколько странным, но было в этом много разумного. Население привыкло к структуре власти, и, когда она была восстановлена на прежней структурной базе, все пришло в надлежащий порядок, и население уже знало, где и кем могут быть разрешены вопросы, нуждающиеся в разрешении.

Городское управление приняло в свое ведение больницы, аптеки, школы, предприятия, рынки, коммунальное хозяйство, бани и т. д. Первые же шаги показали, что городское управление может действовать во многих областях самостоятельно, согласовывая с комендатурой только вопросы, которые как-либо затрагивают армию. При этом ясно стало и то, что на чью-либо помощь рассчитывать нельзя и надо на месте искать возможности наладить жизнь. Начал создаваться городской бюджет. Упорядочены были налоги с населения (старые долги были прощены). Школы получили топливо. Учителя получили хоть небольшое жалование и открыли школы. Не было учебников, но тогда стали учить по советским учебникам, удалив из них явную пропаганду. Начали работать больницы, пополненные врачами из лагерей военнопленных. Восстановление коммунального хозяйства (водопровод, бани, санпункты, канализация) было проведено под наблюдением немецких специалистов (армия нуждалась во всем этом) и, главным образом, за счет германской армии. Город начинал жить нормально, имея администрацию, возникшую на описанной выше основе.

Мглин

Небольшой городок Белоруссии. В нем сложились такие же условия, как и в Гомеле, но здесь все это происходило в значительно меньших размерах. Комендант Мглина объявил, что население само должно избрать свою администрацию. В приказе коменданта так и было написано: «Для налаживания жизни без коммунистов необходимо, чтобы население на прежней основе восстановило совет».

И совет был восстановлен. На собрании жителей города был избран состав совета, в который вошли наиболее популярные среди жителей люди, в том числе и два коммуниста, оставшиеся в городе и не эвакуировавшиеся с Красной армией. Так как этот совет был порожден именно антисоветскими настроениями населения, то он был назван

148

Глава I. Белоруссия

Народный совет города Мглина, чем, по мысли жителей, подчеркивалась его разница с антинародным советом большевиков. Впоследствии совет Мглина был преобразован в городскую управу по типу, который уже складывался в других городах Белоруссии.

Осиповичи

Военный комендант здесь считал, что в его обязанности не входит заниматься обязанностями русской администрации. В то же время он не разрешал собираться этой администрации. Он назначил бургомистра, ограничив его функции обслуживанием нужд армии и выполнением приказов комендатуры, какой бургомистр никак не мог решать городских проблем. И тогда в городе при молчаливом согласии комендатуры произошло избрание выборщиков. Каждая улица выбрала одного выборщика, который должен был от имени жителей улицы участвовать в избрании городских властей. Так как выборщиков было немногим больше ста человек, то городской комендант разрешил их собрания в здании комендатуры и сам присутствовал на нем. Инициатива созыва этого собрания выборщиков и выборов представителей улиц принадлежала учителям и врачам города, которые нуждались в помощи власти для продолжения своей работы. Собрание выборщиков избрало городского голову (один из старейших и заслуженных учителей) и к нему в помощь — десять уполномоченных, которые в дальнейшем и стали во главе отдельных участников работы городского управления.

Рогачев

Здесь все городское управление было назначено комендантом города по собственному вкусу, именно поэтому рогачевское городское управление прославилось своей враждебной деятельностью по отношению к населению.

Четыре различных метода формирования русской администрации в оккупированных землях дают возможность сделать вывод о том, что население занятых немцами русских городов инстинктивно стремилось к созданию таких органов власти, которые были бы демократическими по своему существу. Если не забывать, что такая тенденция проявилась населением в условиях оккупации армией тоталитарно-фашистского государства, то тем яснее становится, что инстинктивное влечение русского народа в сторону подлинной демократии в других, более благоприятных условиях, могло бы стать решающим.

Обьцрстгженнъ&инстгшнктитюпьмлк^ 150

Следует сделать еще некоторые выводы:

1. В дореволюционной России не было бесплатного медицинского обслуживания населения. Большевизм ввел его. Отрицая сам большевизм, жгуче ненавидя его, население оккупированных немцами земель, тем не менее, даже не помышляло о том, чтобы вернуться к дореволюционной системе медицинского обслуживания. В частности, не было ни одного случая, когда бы поднялся вопрос о платном лечении. Если он иногда и поднялся, то только в силу финансовой слабости городских управлений, которые не могли дать медицинским управлениям достаточных средств, но тогда плата за лечение установилась в таком минимальном размере, что она не была ни для кого обременительной. Были случаи, когда отдельные врачи желали покинуть больницы и желали открыть частную практику. Против этого обычно восставало все население. Врачи должны были работать в существующих медицинских учреждениях. Впрочем, к чести врачей, случаи нежелания работать в очень трудных условиях больниц и амбулаторий были очень редкими.

2. Население стремилось сохранить систему всеобщего бесплатного обучения. Во имя этого приходилось городским управам повышать налоги с населения, но это никогда не вызывало предложения ввести ограничения обучения.

3. Даже в условиях немецкой оккупации, известной своей бесцеремонностью, население рассматривало себя как хозяев города. Именно поэтому коммунальные предприятия, бани, мастерские и даже заводы забирались в руки городских управ и рассматривались как их собственность. И когда позже немецкие власти наложили руки на все это имущество, населением это было воспринято как попытка немцев отнять то, что принадлежит населению, а не оккупантам. Население считало законным, когда немцы забирали военные объекты, но все остальное оно считало принадлежащим городам, поэтому начавшийся вскоре грабеж оккупированных областей (осуществляемый не армией, а специально для этого созданными организациями) нанес весьма чувствительный удар представлениям населения о собственных имущественных правах.

4. Поиски новых форм администрации — это в миниатюре поиски нового государственного строя, и то, что эти поиски велись в направлении демократического решения этого вопроса, за немногими исключениями, говорит об инстинктивном стремлении народа к созданию демократического правопорядка.

150

Глава I. Белоруссия

Возникновение администрации в селах

В селах масштабы этого процесса были еще более мелкими и настолько отличными, что весьма трудно идти по линии обобщений; дифференциация в этом отношении была настолько сильной, что свести происходившие тогда процессы хотя бы к нескольким типовым — дело нелегкое. И тем не менее, это единственный путь представить себе, как развивался процесс в русской деревне, на землях, занятых германской армией. При этом мы опять подчеркиваем, что речь идет об областях, занятых армией, но не подпавших под власть германского гражданского управления (министерство Розенберга"), где положение было иным, коренным образом отличным от тех мест, на примере которых мы строим свое обозрение.

Русский крестьянин привык смотреть на колхозное имущество как на свою собственность, временно у него отобранную советской властью12. Поэтому всякие жизненные изменения в советской деревне будут начинаться с экономических изменений, квинтэссенцией которых является перестройка сельского хозяйства на новых основах, исключающих колхозное рабство, но в то же время и не ведущих к возрождению дореволюционных земельных порядков.

Особенно ярко все это проявилось с первых дней германской оккупации России. Вопрос экономических изменений, внесенных этой оккупацией, вернее, фактом исчезновения большевизма, сам по себе очень интересен и нуждается в специальном рассмотрении, но здесь следует сказать, что он теснейшим образом переплетался с созданием администрации в селах, а часто и определял тип, характер и направление деятельности этой администрации.

Если в городах перед администрацией стояла задача восстановления условий, при которых может развиваться жизнь, если там вопрос пуска предприятий, снабжения населения питанием, предоставление заработков населению, не имеющему никакого своего личного хозяйства, является самым важным и, по существу, эти вопросы вызывали к жизни русскую администрацию, то в селах она порождалась совершенно иными задачами, и в первую очередь, задачей сохранения экономической основы села и поддерживания порядка, при котором эта основа была бы уничтожена. Практика в оккупированных немцами областях намного определила появление декрета Розенберга о земле. По существу, этот декрет в целом ряде областей смотрелся странно, так как вопрос о земле был уже решен без всякого участия министерства Розенберга, и, по правде говоря, никто всерьез не думал, что министерство Розенберга может распоряжаться русской землей.

Общественный инстинкт и гюпьстка государственною строительства... 151

Но оставим все эти вопросы в стороне, они заслуживают отдельного рассмотрения, и ограничимся лишь рассмотрением путей, по которым шло создание русской администрации в селах с тем, чтобы установить и в них наличие инстинктивного тяготения крестьян в ту или иную сторону. Если города были сразу же охвачены немецкой оккупацией, то для сел оккупация сама по себе выглядела несколько иначе. Проходили через села войска, если села лежали у больших дорог, иногда они забирали фураж или продовольствие, иногда останавливались на постой, а потом опять уходили. Если же села лежали вдалеке от больших дорог, то и такого ограниченного общения с немцами они не имели, и было немало сел, которые до ухода немцев из России не видели на своих улицах ни одного немецкого солдата. Во всяком случае, государственная самостоятельность сельских жителей была затруднена в еще меньшей мере, чем городских, и это делает государственное творчество крестьян в оккупированных областях чрезвычайно интересным для изучения. Я полагаю, что будет правильно свести это творчество к трем основным видам:

1) разрушение советского уклада и попытка создать совершенно новый уклад;

2) приспособление существовавшего ранее государственного строя, изменение его в деталях, наполнение новым содержанием;

3) сохранение существовавшего уклада.

Разрушение советского уклада и попытка создать совершенно новый уклад

Такой подход к решению проблемы наиболее оправдан теоретически. Народ резко отрицательно настроен [по отношению] к советскому укладу государственного управления, и естественным его побуждением при падении этого уклада является создавать на его обломках нечто новое. Но для строительства этого нового нужна организующая политическая сила или хотя бы организующая идея государственного строя. Опыт оккупации показывает, что такой разрушительный подход и имел место как раз там, где находилась организованная сила и организующая идея нового уклада. При этом сразу надо сказать, что это не обязательно должна быть положительная, в смысле общественно-моральном, сила, может быть, и сила отрицательная, и тогда начинается процесс создания нового зла на развалинах старого зла. Пример такой отрицательной силы мы и приводим.

152

Глава I. Белоруссия

Село Кличево Бобруйской области

Оно лежит далеко в лесах, поэтому немцы в нем не появились. Однако после занятия области немцами в селе появился местный житель Григорий Пашенный с двумя сыновьями. В 1935 году он был осужден судом к десяти годам тюрьмы за то, что ограбил и ранил соседа. Ему удалось бежать. Вскоре из села исчезли и два его сына, тоже весьма склонных к воровству и разбою. Теперь они вернулись в родное село. И вернулись не просто, а в роли доверенных лиц немцев. В городе Пашенный явился в комендатуру к немцам, предъявил свои бумаги, из которых видно, что немецкие войска освободили его из тюрьмы, захваченной ими на западной границе, и попросил полномочий на наведение порядка в родном селе. Комендант дал ему такие полномочия как узнику большевизма, тем более что Пашенный сказал, что он сидел в тюрьме за борьбу против Советов и коммунистов. Снабженный бумагой, на которой крестьянам был понятен только германский орел и печати со свастикой, Пашенный приступил к «управлению» селом. Два его сына заняли места милиционеров, которые были в этом селе при советской власти. При этом одного милиционера они убили. Теперь они стали называться полицейскими.

Григорий Пашенный, бургомистр, назначенный немцами, почувствовал себя полновластным хозяином в лесном селе. Естественно, никто не смел противиться ему. У него была «идея» перестройки села и создания нового политического и экономического уклада. Для человека вообще склонного к преступлению и к насилию это была, может быть, даже не совсем неразумная «идея». Ничего нового Пашенный не мог, конечно, придумать, все его мысли были направлены лишь на то, чтобы обеспечить свое личное положение и благополучие. Поэтому в то время как кругом происходил раздел земли между крестьянами и устанавливались новые порядки землепользования, возникала новая структура жизни и администрации. В это время в селе Кличеве семья Пашенного, имеющая «идею» «нового строя» производила переустройство села на свой лад.

Село имело 1,2 тыс. гектаров пахотной земли. Пашенный выделил из этой земли 300 гектаров, которые когда-то принадлежали местному помещику. Эти 300 гектаров он объявил «государственной собственностью», находящейся в распоряжении бургомистра. Остальная земля была объявлена «общественной собственностью» и передана крестьянам в пользование на принципах издельщины. Крестьянин должен был обработать эту землю, но четверть своего урожая сдавать Пашенному. В дальнейшем, когда немцы установили налог на землю,

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства... 153

Пашенный снизил поборы в свою пользу до 15% урожая. Земля, отнесенная Пашенным к «государственной собственности», сдавалась им в аренду крестьянам. Это в течение одного года сделало Пашенного богатым человеком. В этом и заключается смысл его «идеи». Однако кончилось тем, что немцы расстреляли Пашенного за насилие над крестьянами.

Об этом случае и не стоило бы говорить, если бы в условиях России в случае войны не возникали тенденции, подобные той, какую проводил Пашенный. Однако удивления достойно не то, что Пашенный возможен, а то, что Пашенных было очень мало, и автору этой записки известно всего два подобных случая. Между тем как попыток осуществить положительную идею было немало, не все эти попытки можно одобрить, но все они исходили из мысли о необходимости разрушить большевистский уклад жизни и заменить его новым. Учесть опыт именно такого рода попыток значительно важнее для будущего.

Независимый Локотской округ[3

Локоть лежит глубоко в брянских лесах. Это небольшой городок [с населением] до 6 тыс. жителей, с винокуренным заводом и находящийся в том переходном состоянии, когда трудно сказать, является ли он городом или селом14. Такое состояние типично для довольно большого числа населенных пунктов, прогрессирующих от поселений сельского типа к типу городских поселений. Вокруг Локтя лежат чисто сельскохозяйственные районы с довольно развитым полеводством. Известное значение имеют лесные промыслы, главным образом, смолокурение. Если попытаться определить районы, тяготеющие к Локтю как к своему естественному центру, то мы получим довольно большую лесную область, населенную приблизительно 100 тыс. жителей.

В начале войны в Локте появился инженер Воскобойник. Он [был] участник старой партии социалистов-революционеров, к которой принадлежал еще до революции. Это при советской власти делало его опасным, и он много лет провел в тюрьме, откуда был освобожден немецкой армией15. Локоть по существу не был занят германской армией, [так] как находился он вдалеке от всех стратегических направлений на Москву. Тем не менее, германское командование понимало значение этого лесного пункта, который мог быть использован Советами для действий против немецкой армии в тылу, и поэтому держало в Локте маленький гарнизон, больше для наблюдения, чем для борьбы с противником. Воскобойник понял значение Локтя по-своему. Здесь могли быть созданы условия относительной свободы

154

Глава I. Белоруссия

для населения. Здесь мог быть проведен тот социологический опыт, над которым он раздумывал в тюрьме. И он предложил немецкому командованию обезопасить округ для немцев при условии, что они признают независимость округа и не будут вмешиваться в его внутреннюю жизнь. Для немцев — имеется в виду немецкая армия, в зоне которой округ находился, — предложение Воскобойника показалось заманчивым. Пойдя на условия, поставленные им, они избавлялись от опасности использования лесного округа противником. Они избавились от необходимости посылать в этот округ гарнизон. К тому же Воскобойник гарантировал им, что район будет поставлять германской армии причитающиеся с него запасы продовольствия. Одним словом, предложение Воскобойника было принято.

Воскобойник приступил к переустройству округа. Воодушевлен он был большой идеей народной самодеятельности. Он считал, что в условиях свободы народ сам найдет наилучшее решение всех стоящих перед ним задач. На первое время он ставил задачу сохранения экономической базы крестьянского хозяйства, поэтому автоматической ломки колхозов он не допустил. Землю поделили между крестьянами, но трактора и сельскохозяйственные машины, принадлежавшие колхозам и МТС16, остались в общественном пользовании. По мысли Воскобойника, крестьяне, единолично владеющие землей, будут собираться в машинные товарищества, которые и будут использовать машинный парк, оставшийся в округе от прежнего режима. Машине предоставлялась роль организатора коллективной обработки земли, а крестьянин становился коллективным собственником машины.

На первый взгляд покажется, что это было продолжение политики МТС, но на самом деле это было нечто совершенно иное: машина потеряла свое значение, приданное ей советской властью, но идея реконструкции и машинизации сельского хозяйства оставалась. Теперь она базировалась не на принудительных колхозах и не на принудительных МТС, а на добровольных машинных товариществах крестьян, в которых все отношения строились самими крестьянами. Создание административной структуры Воскобойник ставил в зависимость от самодеятельности населения. Итакая структура вскоре определилась. Независимый Локотский округ управлялся начальником округа, имеющим исполнительную власть. Законодательная власть концентрировалась в собрании общественных представителей, неком подобии маленького парламента. Это собрание составлялось из представителей, выбранных сельскими обществами. Районы управлялись по тому же принципу — начальник района и совещание сельских представителей. Села избирали старост.

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства... 155

В данном случае не имелось законченного демократического пути создания власти, но надо учитывать обстановку, в какой это происходило, и цель, к которой шли в Локотском округе. Воскобойник, человек, безусловно, сильный и свободолюбивый, привил всему населению мысль о том, что Локотский округ призван сыграть историческую роль, создав в маленьком масштабе прообраз будущей антибольшевистской России. При этом, будучи человеком умным, будущую Россию Воскобойник не связывал только с победой германцев. Ему казалось, что у русских есть две возможности получить свободную Россию:

— победа немцев, изгнание немцев из России (или, если возможно, их уход) и создание нового российского государства;

— поражение немцев от большевизма, временное усиление большевизма, новые его столкновения с внешним миром и с собственным народом и все же разрушение большевизма.

Опыт Локтя Воскобойник рассматривал нужным для обоих этих вариантов будущего. На весь этот опыт он смотрел как на создание начальной ячейки, которая могла потом послужить прообразом устроения жизни на более широких пространствах России. Именно поэтому, учитывая настроенность в пользу демократического решения вопросов государственного устройства, Воскобойник все время усиливал элемент демократичности в строительстве местных органов власти. Он создал систему выборности старост и их ответственности перед населением села. Он ввел обязательные отчетные доклады всех выборных лиц перед избирателями и очень тщательно следил, чтобы эти отчетные доклады делались. Одновременно он поставил оценку деятельности администрации в зависимость от практических достижений. Открытие школ, налаживание медицинского обслуживания населения, помощь семьям, кормильцы которых ушли с Красной армией, будучи мобилизованными в армию, — все это были критерии, по которым определялась деятельность организаций и лиц округа. В то же время развивалась бурная хозяйственная деятельность населения17. Достаточно сказать, что всего лишь за один год крестьяне создали и укрепили единоличные свои хозяйства, сохранив при этом коллективистическую смычку между ними, осуществляемую, главным образом, через коллективное использование машинного парка. Опыт Воскобойника привлек внимание Москвы к Локотскому округу. В нем увидели большую опасность. Сброшенные десантники убили Воскобойника18.

С этого времени округ пошел по совершенно иному пути, продиктованному немцами, и в конце концов вылился в совершенно противоположное тому, что замышлял вначале Воскобойник.

156

Глава I. Белоруссия

Округ стал местом формирования бригады Каминского. Опыт Воскобойника чрезвычайно интересен с точки зрения искания новых форм государственного режима. И снова здесь, как и применительно к большинству мест оккупации, где народ получал возможность действовать, ясно проступает стремление к демократическому устройству жизни и государственного правления. Именно такого рода попытки типичны для всех мест, где подсоветские люди получали возможность осуществить свое стремление в формировании органов власти, а это как нельзя лучше говорит о том инстинкте, который руководил в это время русскими.

Приспособление существовавшего ранее государственного уклада, изменение его в деталях, наполнение новым содержанием

Администрация такого типа возникала особенно часто [в тех районах], где не имелось нужных культурных кадров для решения проблемы управления, и особенно в тех местах, где оккупация ощущалась населением лишь косвенно, прямо же жизненного уклада она не затрагивала. Этот вид администрации чаще всего можно было найти в глухих лесных местах, покинутых советской администрацией, но не привлекших внимание немцев. При этом уходила самая верхушечная часть администрации, аппарат же оставался, и он продолжал работать по инерции и в [том] направлении, в каком работал и до этого. По этой причине сохранялись формы прежней государственной власти, лишь изменившие свои названия. Районные исполкомы стали называться районными народными комитетами, районные съезды советов заменились районными собраниями сельских делегатов, заведующие отделами стали называться начальниками отделов и т. д. А по существу аппарат власти стал продолжать свою же деятельность и был в основном заполнен теми же людьми, какими был заполнен и при Советах, исключая, конечно, верхушечную часть этого аппарата.

Инерция в этом направлении была столь большой, что сохранилось многое из того, что существовало и при Советах. В таких районах обычно продолжали существовать МТС, земельные отделы, отделы культпросвета и пр. Налоги взимались с населения в размерах, существовавших при советской власти, проводился сбор культналога на содержание школ и т. д. Стороннему наблюдателю показалось бы, что существует та же советская власть. И лишь при ближайшем рассмотрении можно было обнаружить коренное отличие этой власти от той, какая была. Дело в том, что население, не проявившие активного государственного импульса, не могло построить здание новой государственности хотя бы в узких рамках

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства,.. 158

ограниченной территории, а людей, способных по-новому решить проблему устроения власти, в данном месте не оказалось. И тогда шли по линии сохранения формы власти, наполняя ее отличным от прошлого содержанием. Вот это-то отличие и не было заметно сразу, но становилось совершенно ясным при ближайшем знакомстве с деятельностью органов власти, действующих в старой форме, но на новой основе.

Глусский район

Глухой лесной район19, оторванный от больших дорог сотнями километров пути через лес. Железной дороги нет. Район исключительно сельскохозяйственный. Немецкие войска не появились в этом районе. Старая администрация бежала. Начинался развал района, кое-где вспыхивал грабеж. Тогда во главе района по собственному желанию встали два брата — простые крестьяне этого же района. Они создали отряд из десятка вооруженных людей и усмирили грабителей, прекратили террор уголовных элементов по отношению к населению. В районе наступило успокоение, и появилась возможность для установления администрации. Братья Макаровы и все, кто с ними в это время сотрудничал, пошли по простейшему пути. Они обязали всех сотрудников районных учреждений, существовавших при советской власти, явиться в свои учреждения. Из их среды они выбрали начальников отделов. Перед этими учреждениями были поставлены те же задачи, какие стояли перед ними при советской власти. Письменная инструкция Макаровых гласила:

Отдел народного образования должен обеспечить работу школ. Дрова для школы должно поставлять население, дети которого в данной школе обучаются. Учителя должны получать жалованье от района. Так как время тяжелое, то население должно в порядке самообложения помочь учителям продовольствием. Учебники надо употреблять старые, при советской власти изданные, но только удалить из этих учебников страницы, где говорится о Ленине, Сталине, коммунизме.

Финансовый отдел должен собирать с населения такие же налоги, как и при советской власти, обращая эти налоги на районные нужды. Если немцы наложат налог на район, то его надо будет платить из собранных с населения средств по налогу. Если этих средств не хватит, то тогда изменить налоги с таким расчетом, чтобы покрыть самые неотложные районные нужды и уплатить немцам.

Административный отдел (милиция) должен наблюдать за порядком в районе и отдавать под суд всех, кто этот порядок будет нарушать.

Суд должен работать по старым законам, но только так, чтобы наказать уголовные преступления. Суд должен стараться не перегружать тюрьму заключенными и всегда, когда это можно, ограничиваться штрафом и передачей виновного на поруки сельского хозяйства, из которого он происходит.

158

Глава I. Белоруссия

Машинно-тракторная станция остается собственностью района. Она должна заключать с сельскими общинами и с группами крестьян договора на обработку земли и предоставление машинно-тракторного парка, но цены надо установить и справедливые и для крестьян необременительные.

Эта инструкция братьев Макаровых — в значительной мере экспромт, порожденный чрезвычайной обстановкой в районе, но в ней именно и отражен страх разрушить старую форму государственности и оказаться в условиях административной пустоты, тем более что население уже видело, что без постоянной администрации жизнь наладить нельзя. (До возникновения этой администрации район захлестнула волна грабежей.) В сохранении старой формы государственности Глусский район пошел еще дальше: он восстановил советы под названием «общные советы»; он привлек к работе в них прежде всего старых членов прежних сельсоветов, воссоздал секции советов как способ привлечения населения к постоянной работе в управлении. При этом надо сказать, что впервые массовые органы советов заполнились подлинной деятельностью только после разрушения советской власти в целом. Впервые они получили возможность [действовать] в духе собственной инициативы, которая при советской [власти], или при диктатуре партии, не могла проявиться, так как была скована руководящей ролью коммунистов и враждебными народу законами.

В советской государственной системе созданию массовой базы советов придается огромное значение. Советы низовые окружены, в соответствии с советской Конституцией, целой сетью массовых органов — секций советов. По мысли творцов советской государственности, в этих массовых органах должно осуществляться участие народа в управлении государством. Это те самые органы, которые должны приготовить из ленинской кухарки государственного деятеля. Но в условиях всепронизывающей диктатуры партии секции советов выродились в формальность — ненужную государству и неприятную для тех, кто в них должен был принять участие20. В новых же условиях те же секции вдруг приобрели свое настоящее значение. Они стали именно теми органами, в которых предварительно решались важнейшие вопросы крестьянского бытия. Особенное значение приобрели земельные секции, которые должны были найти правильный путь решения земельного вопроса. Раздел земли в Глусском районе прошел наиболее организованно, и это заслуга секций советов, предварительно наметивших формы вопросов раздела земли и его порядок.

Через пять месяцев после начала оккупации в Глусском районе были восстановлены все 22 совета. Каждый совет имел от шести до девяти секций. Обычно это были такие секции:

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства... 159

— земельная;

— культурно-просветительская;

— налоговая;

— дорожная;

— благоустройства;

— санитарии и гигиены.

Кроме этих секций, имевшихся во всех советах, возникли новые секции [например, такие], как мостовая, там, где надо было заново отстраивать мосты, разрушенные отступающей Красной армией; заготовительная, которая собирала по лесам имущество, брошенное Красной армией; учетная, которая учитывала на территории совета новое население и вела его общественную проверку. Вскоре в Глусском районе произошло и пополнение сельских (общинных) советов. Для этого по всем селам были произведены довыборы членов советов, а в отдельных селах — и перевыборы. Местное государственное творчество в Глусском районе продолжалось до мая 1942 года, когда немцы охватили этот район своими ландвиршафткомендатурами и распустили общинные советы, заменив их бургомистрами, действующими уже вне воздействия со стороны местного населения. А вскоре после этого Глусский район стал одним из центров партизанского движения.

Сохранение существующего уклада

При этом имеемся в виду не форма, а существо уклада, т. е. его отношение к населению. Советский строй именно тем и характерен, что он при внешней своей демократичности, по существу, совершенно от населения не зависим и действует вне всякого влияния [на него со стороны] населения. Это законченная форма разрыва власти с народом, хотя и прикрытая демократическими покрывалами, прозрачность которых общеизвестна. Советский строй может принимать различные формы, не меняя при этом своего существа — диктаторского управления страной и средствами террора, подавления национальных и государственных инстинктов народа, подавления его стремления к свободе. Время оккупации показало, что советский строй в видоизмененном облике способен сохраниться в обществе. Форма власти, как это видно из практики оккупации, — в конце концов одно из производных от ее существа; она может быть различна, но существо, если она основана на принципе подавления народа, неизменно приближается к советскому, как бы оно ни называлось.

Нижеследующее утверждение может показаться парадоксом, но оно вытекает из множества наблюдений: существо советского строя

160

Глава I. Белоруссия

могло быть очень легко сохранено в недрах немецкой оккупации. Это объясняется, по-видимому, чрезвычайной близостью национал-социализма и большевизма в вопросах управления массами. В целом ряде районов Белоруссии старый вид власти был разрушен до основания. Ничего не осталось от советов и исполкомов, существовавших при советской власти. На развалинах старого строя начал возникать новый строй, приспособленный для военных нужд Германии. И чем больше этот строй оформлялся, тем яснее становилось, что он почти в точности по своему существу повторяет то, что было. Возникли управления уполномоченных по заготовкам для немецкой армии (Кировский и др. районы). Они стали облагать население налогом в виде продразверстки. На село накладывалась обязанность поставить известное количество продовольствия. Были взяты существовавшие при Советах нормы, впоследствии еще повышенные. Это в точности копировало институт уполномоченных комитета заготовок при Совнаркоме СССР. Те действовали тоже в районах и тоже методами продразверстки, накладывая налог на колхозы. А так как в этих местах колхоз в прошлом неизменно совпадал с селом, то наложение налога на село при немцах означало то же самое, что налог на колхоз при Сталине.

Появились бургомистры районов и сел, которые стояли над общинными самоуправлениями. Вся власть оказалась в руках этих бургомистров. Они руководили общинными самоуправлениями, наказывали виновных, разрешали или не разрешали открытие школ. Это в точности напоминало и повторяло практику деятельности партийных секретарей в районах и селах. Те точно так же руководили советами, могли разрешать им или не разрешать принимать решения, наказывали и миловали. Партийные секретари были глазом и аппаратом Сталина; бургомистры в данных условиях становились представителями немцев. В школах было запрещено преподавание по старым учебникам. Потом оно было разрешено. Но учебники подверглись «переработке». Там, где в советских изданиях писалось: «Ленин и Сталин дали нам хорошую жизнь», теперь стояло: «Гитлер дал нам хорошую жизнь». [Лозунг] «Спасибо товарищу Сталину за наше хорошее детство!» теперь звучал так: «Спасибо Гитлеру за счастливое детство!». Появлялись уже и признаки того же раболепства перед вождем. В школах появились лозунги «Слава великому Гитлеру-освободителю!». Они висели на тех местах, где раньше висели лозунги «Слава великому Сталину!».

Аналогии можно было бы продолжать до бесконечности, но сказанного достаточно для установления факта, что в практике оккупированных областей имело место разрушение формы старой государственности при

Общественный инстинкт и поггътгкагосударственнсж стрштельства... 161

одновременном сохранении диктаторского существа ее. А так как примат существа над формой власти бесспорен, а вопрос о единстве формы и существа весьма спорен, то это и дает нам право выделить все подобные тенденции к сохранению диктаторского существа власти в тип, сохраняющий старый уклад власти, характеризующийся антинародностью и особыми целями, ничего общего с интересами народа не имеющими.

Не претендуя дать законченные выводы из всего вышесказанного, я все же полагал бы необходимым рекомендовать исследователю этого вопроса обратить внимание на следующее:

1. Существо советского строя заключается в подавлении стремления к свободе. Это вызывает незримую, но непрекращающуюся борьбу правительства с народом, в котором до известного сочетания обстоятельств государство как сила организованная одерживает победу над народом как силой неорганизованной.

2. Гитлеризм является откровенной формой подавления воли народа своего и закабаления народов чужих. Сходство облика гитлеризма и облика большевизма бывает иногда разительным.

3. Активность народа в условиях гитлеризма или большевизма сводится к минимуму; проявляемая активность ведет к пополнению концлагерей, к повышению числа жертв режима.

4. Однако это нисколько не уменьшает инстинктивного стремления народа к свободе, если он ее лишен. Свобода становится важнее всего, и убить ее в сознании народа невозможно. Это придает новое освещение сказанному когда-то поэтом и историком Ламартином21: «Свободу можно заглушить, но убить ее невозможно» (цитирую по памяти).

5. Всякое изменение отношения внутренних сил в России с неизменностью поставит во главу угла проблему свободы для народа. Даже в условиях гитлеровской оккупации эта проблема была поднята, и ее пытались разрешить.

Но поиски решения этой проблемы будут мучительно трудными для России после тридцати лет большевизма, так как понятие свободы для русского народа стало отвлеченным, лишенным реальных очертаний. Поэтому порыв к свободе в изменившихся условиях (в момент борьбы против большевизма и даже после победы над ним) будет означать не прямой путь к свободе, а поиски пути, не всегда удачные, часто мучительные и требующие жертв.

6. Вот почему проблема организующей идеи для России — проблема чрезвычайной важности. И вот почему помощь внешнего мира России должна быть выражена прежде всего в форме создания у русских представления о внешнем мире как о мире дружественном, несущем помощь России. С этой

162

Глава I. Белоруссия

точки зрения атомная политика США, из которой, к общему счастью, Штаты уже выходят, является наихудшей политикой по отношению к России.

7. Организующая идея, которую внешний мир должен принести с собой в Россию (я не говорю, в каких это должно быть сделано формах), избавит Россию в момент критического столкновения с большевизмом от раздробления сил борьбы против большевизма, сделает народ России единым в его устремлении.

8. Вот почему идея свободы, которую в России никто не будет оспаривать, не является идеей борьбы против большевизма. «Свобода народов» — это не лозунг для России. Несомненен приоритет социальных проблем над национальными. Несомненно, отсутствие в России серьезных устремлений сепаратизма. Несомненно, народ сейчас так един, как никогда един он не был. И создает это единство не принцип свободы народов (автоматизированное представление, какое существует на Западе, несомненно, культивируется большевизмом, который сам уже давно от такого автоматизма в решении национального вопроса отказался и пытается выступать в роли защитника единства России), а стремление к всеобщей свободе и освобождению от большевизма.

Все факты, которые я приводил выше, относятся к Белоруссии [кроме Локотского округа], однако в этих фактах, как и в жизни тех лет, вы не найдете указания на то, что людьми, или хотя бы маленькими группами людей, белорусов, двигало стремление к созданию свободной от России государственности.

Примечания

1 Источник: HIA. Collcction А. Daliin. Box 6. Folder 6-10. Машинопись на русском языке неизвестного автора (1948-1952).

2 Курсив автора.

3 Правильнее говорить о том, что военно-политическое руководство рейха вообще их перед собой не ставило. В 1941 необходимость верной постановки и разрешения политических задач во время неизбежной для Германии войны с Советским Союзом ощущалась только в кругах христианско-консервативной антигитлеровской оппозиции. Летом 1941 гражданский руководитель антигитлеровского заговора, бывший обер-бургомистр Лейпцига (1930-1937) К. Ф. Гёрделер (1884-1945) закончил составление обширного политического меморандума «Цель», предназначавшегося для оппозиции и западных союзников. Автор меморандума резко критиковал Гитлера, упустившего «возможность избавить русский народ от большевизма». С точки зрения глубоко верующего христианина Гёрделера, после ликвидации нацистского режима освобожденная от большевиков и «антихристианского коллективизма» Россия должна была бы быть включена в Европейский союз в качестве равноправного партнера.

4 К концу 1942 на Востоке Германия и ее союзники оккупировали огромную территорию площадью в 1,926 млн. кв. км. В некоторых отдаленных селах и деревнях немцев так и не увидели или практически почти не видели весь период оккупации.

Общестпвенньсй инстинкт и попытка государственного строительства... 163

5 На оккупированных территориях до войны проживало 88 млн. человек (46% населения СССР). От 10 до 15 млн. человек оказались в эвакуации, какая-то часть была призвана в Красную армию, поэтому мы согласны с теми исследователями, которые оценивают общее число граждан СССР, оказавшихся в оккупации, примерно в 70 млн. человек. Таким образом, из них условно 25 млн. проживали в областях ответственности командования Вермахта и 35 млн. — в областях с гражданским управлением.

6 В наибольшей степени дискутируются в современной историографии.

7 К 22 июня 1941 не завершившая мобилизацию группировка советских войск на Западе насчитывала 3 289 851 человека (в том числе 215 878 — в составе военно-морского флота СССР и 153 608 — в войсках НКВД). К 1 сентября 1941, по разным оценкам, на Восточном фронте противником было взято в плен от 1,5 до 2 млн. человек.

8 Из материалов Политуправления Западного фронта (по состоянию на февраль 1942) следует, что в каждом районе БССР, а также Смоленской, Калужской и других оккупированных областей находились по селам и деревням 5-6 тыс. бывших военнослужащих-красноармейцев, которые, избежав плена или будучи освобожденными из него, летом — осенью 1941 приобрели у местного населения статус «зятьев», «сынков», «примаков» и т. д.

9 Военная прокуратура КВО в спецсводках (за январь — октябрь 1937) сообщала о многочисленных «прогитлеровских» высказываниях военнослужащих войск округа (преимущественно беспартийных колхозников), затем арестованных органами НКВД:

«Если бы удалось перейти на сторону фашистов, то тогда я совместно с фашистами нагнал бы страху советской власти... Если начнется война с фашистами, то в тылу РККА вспыхнет восстание против советской власти» (к/а 60-го ап А. М. Чаплин);

«Только Гитлер сможет освободить Украину от большевистского ига» (врач 134-го мбр П. И. Татарик);

«В Италии и Германии э/сивут лучше, чем в СССР. СССР боится войны потому, что правительство не уверено в верности ему Красной армии. Правительство знает, что Красная армия им недовольна, совсем другое дело в фашистских странах, они воюют и будут воевать потому, что у них народ лучше живет, чем у нас» (к/а 72-го отдельного пулеметного батальона П. А. Гусак);

«7"итлер — гений. Вы меня не переубедите» (воентехник II ранга И. Ф. Савельев);

«Если бы мне пришлось воевать с фашистаии, я бы их не рубил, а перешел бы на их сторону; это все неправда, что наши газеты пишут о фашистах» (к/а отдельного эскадрона связи 5-й кавалерийской дивизии М. С. Омельчук);

«С помощью Адольфа Гитлера в СССР будет восстановлена фашистская диктатура, которая освободит народы России от тяжелого переэ/сивания. Я не военнослужащий [РККА. — К. А.], я — военнопленный» (к/а 4-го стройбата Г. Я. Варфоломеев) и т. д.

Здесь уместно привести важное замечание члена НТС и журналиста Г. С. Като (А. С. Казанцева), пытавшегося объяснить подобные предвоенные настроения совсем не симпатиями к Гитлеру или к политической доктрине национал-социализма. Скрытый ненавистник советской власти, например, упомянутый в сводке НКВД единоличник Буланов, или любой другой антисоветчик, с точки зрения Казанцева, «не верил и не верит ни одному слову советской пропаганды, не без основания считая, что она органически не способна сказать ни одного слова правды. Он читал казенную советскую печать (а другой никакой нет) наизнанку или справа налево: что поносит советская власть, то для него, наоборот, хорошо; что хвалит — плохо. Если ТАСС... что-либо опровергает (почти единственная форма сообщений из международной жизни), значит, это опровергаемое имело место уж обязательно. Каждый успех советского правительства в межгосударственных отношениях он привык считать своей личной неудачей, и наоборот. Каждый договор Запада с советским правительством рассматривал как предательство культурного свободного

165

Глава I. Белоруссия

человечества по отношению к себе. Не зная остального, несоветского мира, не имея ни возможности общения с ним, ни права поездки за границу (попытка покинуть страну карается по закону 1934 г. расстрелам), ни права получать иностранные газеты, книги и журналы (все это монополизировано властью), фактически будучи лишенным далее права переписки с заграницей, он создал свой особый мир взаимоотношений, симпатий и антипатий, совсем не оправданный действительностью. Гитлер, пришедший к власти в 1933 году, был встречен в штыки советской пропагандой. Русский антибольшевизм, ничего не зная о национал-социализме и рассматривая Гитлера только как врага большевизма, сразу лее зачислил его в число своих друзей и союзников. Годы 1933-1939 быпи годами травли Германии советской прессой и одновременно годами роста симпатий к ней».

Другой пример. В пути следования на финский фронт в январе 1940 в эшелоне 539-го стрелкового полка майора Соколова (на тот момент — 131-я стрелковая дивизия) сотрудниками Особого отдела НКВД были арестованы два младших командира 2-го батальона Борец и Целик, в разговоре с красноармейцами заявившие: «Гитлер лучше заботится [о своих солдатах и крестьянах. — К. А.], чем Сталин; у нас нет родины». На предварительном следствии выяснилось, что родители арестованных были раскулачены во время коллективизации.

10 Правильнее было бы говорить о том, что именно такие офицеры Вермахта достаточно равнодушно относились к ценностным установкам национал-социализма.

11 Розенберг Альфред (1893-1946) — рейхсминистр по делам оккупированных восточных территорий (с 17 июля 1941). Член НСДАП с 1919. Оказал сильное влияние на идеологию национал-социалистического движения в 1920-е. Выступал за предоставление Украине автономии, украинофильскую политику и в перспективе— за создание Украинского государства под немецким протекторатом в противовес «Московии». Взгляды рейхсминистра были раскритикованы фюрером. Повешен по приговору Нюрнбергского трибунала.

12 Сравним с распространенной накануне войны в сельской местности поговоркой: «Все вокруг колхозное, все вокруг мое». Подобного рода настроения обострялись в условиях кризиса. Так, например, на финском фронте, по сообщению Особого отдела НКВД 9-й армии, в феврале 1940 красноармеец 204-го противотанкового дивизиона 163-й стрелковой дивизии Лаврснко в беседе с товарищами заявил: «Серп и молот — смерть и голод». Тогда же красноармеец кабельно-шестовой роты отдельного батальона связи 47-го стрелкового корпуса Соловьев в разговоре с сослуживцами в сердцах высказался так: «В деревне хлеб стоит 70-80 руб. за пуд. Мы здесь финнов освоболсдаем, а свой народ привели к голоду».

13 О хозяйственной и культурной жизни Локотского самоуправляющегося округа (1941-1943) подробнее см.: Ермолов И. Г., Дробязко С И. Антипартизанская республика. М., 2001; Грибков И. В. «Локотская республика» // Под оккупацией в 1941-1944 гг. Статьи и воспоминания. М., 2004; Грибков И. В. Хозяин Брянских лесов. Бронислав Каминский, Русская Освободительная Народная Армия и Локотскос окружное самоуправление. М., 2008; Ермолов И. Г. Русское государство в немецком тылу. История Локотского самоуправления 1941-1943. М., 2009.

14 Поселок городского типа. 6 октября танкисты 17-й дивизии генерал-майора Ю. Г. фон Арнима стремительным броском овладели Брянском. К 8 декабря 1941 немцы оккупировали 64 из 66 районов Орловской обл. В ходе наступления в январе 1942 войска Красной армии освободили 8 восточных районов, а еще 7 районов были разделены установившейся линией фронта. Всю территорию Орловской обл. противник полностью оставил к 25 сентября 1943. 46 районов Орловщины, включая интересующие нас западные и юго-западные (Брасовский, Комаричский, Навлинский и др.), находились в оккупации практически два года. Вся оккупированная противником тер

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства... 165

ритория Орловской обл. была названа губернией и подразделялась на округа. Округ составляли несколько районов (или уездов), подразделявшихся в свою очередь на волости, состоявшие из сел и деревень. Всего в оккупации на территории Орловской обл., по оценкам орловского исследователя А. Ю. Сарана, оказалось около двух млн. человек. Советская власть в пос. Локоть Брасовского района исчезла фактически на рубеже сентября — октября 1941. При эвакуации большевики успели причинить в поселке значительные разрушения, особенно хозяйственных объектов, в частности, так пострадали известный на весь район спиртовой завод и учебные заведения. Правда, кое-что удалось спасти. Так, например, старейший работник местной типографии А. И. Бояров спас основные части типографской машины, восстановленной уже в конце ноября 1941.

Не вызывает удивления, что в оккупации остались представители местной интеллигенции. Кроме ранее репрессированных К. П. Воскобойника и Б. В. Каминского назовем и С. В. Мосина — директора деревенской школы и заведующего Брасовским районным отделом народного образования. В 1937 Мосин был исключен из ВКП (б) и затем осужден за «антисоветскую агитацию и пропаганду». Отсидев 1,5 года, он освободился и вернулся в Брасовский район, здесь работал по специальности. Однако весьма интересно, что под разными предлогами от эвакуации из Брасовского района уклонились многие представителей районной советско-партийной номенклатуры, чья внешняя лояльность партии Ленина — Сталина ранее не вызывала сомнений. Среди них наибольшую известность снискали: М. В. Васюков — председатель Брасовского райплана, В. Л. Гарбузов — сельский учитель, Я. П. Горбачев — заведующий базой Цснтроспирта, В. И. Королёв — член ВКП (б) и В ЦИК (1929-1934), директор швейной мастерской, М. И. Морозов — бухгалтер Брасовского райпотребсоюза, С. Н. Павлю-ченко — бывший председатель Брасовского райисполкома, К. Терешкин — председатель колхоза «Авангард» и др. 4 октября 1941 в Локте появились немцы. 5 Автор ошибается. К. П. Воскобойник к моменту оккупации района находился на свободе и занимал определенное положение. Воскобойник Константин Павлович [он же инженер «Земля» (КПВ) в 1941-1942] (1895, местечко Смела Черкасского уезда Киевской губ. — 8 января 1942, пос. Локоть) — создатель Локотского самоуправления и Народной социалистической партии России (НСПР) «Витязь» (1941). По национальности малоросс. Сын железнодорожника. В детстве и юности жил в Саранске Пензенской губ., затем в Нижнем Новгороде. В 1915-1916 учился на юридическом факультете Московского университета, ушел добровольцем на фронт. Участник Первой мировой войны. После Февральской революции 1917 — член партии социалистов-революционеров. Участник гражданской войны в рядах РККА (1919-1920). В 1920 демобилизовался по ранению, женился на А. В. Колокольцевой. С 1921 жил с семьей в Хвалынске Саратовской губ. Здесь вступил в повстанческий отряд эсеров Бакунина и Попова во время восстания 1921, в котором служил пулеметчиком. После подавления восстания с подложными документами на имя И. Я. Лошакова скрывался от органов ОГПУ в Астрахани, Сызрани, Нижнем Новгороде. С 1924 жил в Москве, работал инструктором охотоведения в Народном комиссариате земледелия. Окончил электромеханический факультет Института народного хозяйства. Затем работал начальником электроизмерительных мастерских при Всесоюзной палате мер и весов. В 1931 арестован органами ОГПУ (по др. версии — явился с повинной), в 1932-1935 — в заключении. После освобождения работал в строительных организациях Кривого Рога, в Орске (1935-1937) сменным инженером организации химпрома «Орскхимстрой». С 1938 жил в пос. Локоть Брасовского р-на Орловской обл., работал преподавателем физики в Лесохимическом техникуме.

В первой декаде октября 1941 по собственной инициативе объявил друзьям, знакомым и бывшим студентам техникума, что в помещении локотской больницы будет читать лекцию. Весть довольно быстро распространилась по поселку, лишенному

167

Глава I. Белоруссия

газет и новостей. Вряд ли больничная аудитория могла вместить более чем несколько десятков человек, но для растерявшегося поселка это, конечно, стало подлинным событием, тем более что преподаватель физики пользовался определенными известностью и уважением. Храбро объявив «первое собрание граждан жителей поселка Локоть» открытым, Воскобойник произнес страшные и немыслимые ранее слова: «24 года мы не имели права говорить правду, и только сейчас, сбросив каторжные цепи рабства и лжи, можно послать проклятие злодею Сталину, затопившему кровью Россию». Вероятно, не с приходом немецких мотоциклистов, а только с этими словами, от которых сразу же кому-то захотелось явиться в органы НКВД с повинной, присутствующие действительно поняли, что в жизни поселка произошли непостижимые изменения. Можно представить себе, какое состояние шока испытали слушатели, услышав и невероятные слова о Сталине, и о том, что они должны теперь сами брать в руки хозяйство и самостоятельно строить новую жизнь. Без парторгов? Без исполкома и райкома? Без НКВД? Без советско-партийного актива? Конечно, существовали еще и непонятные, немногочисленные немцы, но о них Воскобойник говорил достаточно туманно, потому что ничего конкретного и сам себе не представлял. С 16 октября 1941 — староста управления Локотской волости Брасовского р-на (уезда), в состав которого вошли К. П. Воскобойник, Б. В. Каминский, С. В. Мосин и Р. Т. Иванин (начальник полиции, в рядах которой к концу октября 1941 состояли 12-18 бойцов, вооруженных трофейным и брошенным оружием, к январю 1942 — более двухсот бойцов).

Ранним утром 23 ноября 1941 на совещании в кабинете Воскобойника при участии Мосина, Каминского и Иванина было принято решение срочно найти человека, способного восстановить и организовать работу типографии. Видимо, к тому дню основные программно-политические положения новой партии уже были разработаны, теперь для их распространения среди населения не только Брасовского района, но и Орловщины, и соседних областей требовалась типографская печать. Интересно, что Воскобойник не стал обращаться с подобной просьбой ни в комендатуру, ни искать поддержки в Брянске, может быть, не будучи уверенным в безусловно положительной реакции со стороны оккупационных властей. Глава волости решил поставить их перед фактом. В 2 часа дня перед Воскобойником сидел старейший работник типографии А. И. Бояров, подтвердивший, что ему удалось спасти и сохранить основные детали типографской машины. При участии Боярова типографское оборудование перевезли в другое помещение, а еще через несколько часов машина была собрана и подготовлена к работе.

25 ноября Бояров, работая и за наборщика, и за печатника, напечатал первый заказ — воззвание к населению о начале новой жизни, обращение к партизанам с призывом прекратить борьбу, выходить из лесов и возвращаться к своим семьям. На следующий день Бояров напечатал манифест Народной социалистической партии России (НСПР) «Викинг» («Витязь»), хотя реально, конечно, вся партия в тот момент состояла из Воскобойника, Каминского и Мосина. Но Воскобойнику было важно растиражировать программу, содержавшую его потаенные мысли на протяжении долгих лет. В том, что программа не оставит население равнодушным, Воскобойник не сомневался, чему убедительным доказательством является поведение и отношение к прочитанному Боярова: вряд ли бы он стал при негативном восприятии надрываться два дня в типографии, имея возможность вообще уклониться от ее организации, сославшись на недостаток деталей, шрифта и т. д. В силу важности документов приводим оба текста полностью по типографским оригиналам, хранящимся в архивной коллекции А. Д. Даллина (HIA).

МАНИФЕСТ

25 ноября 1941 года

Сего числа приступила к работе Народная социалистическая партия России. Народная социалистическая партия была создана в подполье в сибирских концлагерях. Краткое название Народной социалистической партии — «Викинг» («Витязь»).

Общественнъсй инстинкт и попытка государственного строительства... 167

Народная социалистическая партия берет на себя ответственность за судьбы России. Она берет на себя обязательство создать правительство, которое обеспечит спокойствие, порядок и все условия, необходимые для процветания мирного труда в России, для поддержания ее чести и достоинства.

В своей деятельности Народная социалистическая партия будет руководствоваться следующей программой:

1. Полное уничтожение в России коммунистического и колхозного строя.

2. Бесплатная передача крестьянству в вечное, наследственное пользование всей пахотной земли с правом аренды и обмена участков, но без права их продажи. (В руках одного гражданина может быть только один участок.) Размер участка — около 10 гк [гектаров. — К. А.] в средней полосе России.

3. Бесплатное наделение в вечное, наследственное пользование каждого гражданина России усадебным участком, с правом обмена, но без права продажи. Размер участка в средней полосе России определяется приблизительно в 1 гектар.

4. Свободное развертывание частной инициативы, в соответствии с чем разрешается частным лицам свободное занятие всеми ремеслами, промыслами, постройка фабрик и заводов. Размер капитала в частном владении ограничивается пятью миллионами золотых рублей на каждого совершеннолетнего гражданина.

5. Установление на всех видах производств 2-х месячного годового отпуска в целях использования его для работы на собственных усадебных участках.

Примечание. На вредных производствах продолжительность отпуска увеличивается до 4-х месяцев.

6. Наделение всех граждан бесплатно лесом из государственных дач для постройки жилищ.

7. Закрепление в собственности государства лесов, железных дорог, содержимого недр земли и всех основных фабрик и заводов.

8. Амнистия всех комсомольцев.

9. Амнистия рядовых членов партии, не запятнавших себя издевательством над народом.

10. Амнистия всех коммунистов, с оружием в руках участвовавших в свержении сталинского режима.

11. Амнистия героев Советского Союза.

12. Беспощадное уничтожение евреев, бывших комиссарами.

Свободный труд, частная собственность в пределах, установленных законом, государственный капитализм, дополненный и исправленный частной инициативой, и гражданская доблесть явятся основой построения нового государственного порядка в России.

Настоящая программа будет осуществлена после окончания войны и после прихода Народной социалистической партии к власти.

В первую очередь все льготы получат граждане, с оружием в руках, не щадя жизни, участвовавшие в построении и укреплении нового строя.

Всякому паразитизму и воровству объявляется смертельная борьба.

Наша партия — партия национальная. Она помнит и ценит лучшие традиции русского народа. Она знает, что викинги — витязи, опираясь на русский народ, создали в седой древности Русское государство.

Наша страна разрушена и разорена под властью большевиков. Бессмысленная и позорная война, вызванная большевиками, превратила в развалины многие тысячи городов и заводов нашей страны.

Но партия «Викинг» верит в могущество и гражданскую доблесть русского народа и дает клятву возродить русское государство из большевистских развалин.

С образом Георгия Победоносца сражалась и побеждала русская армия в старину, так будет и впредь, а потому наше национальное знамя -— белое полотнище с образом Георгия Победоносца и с георгиевским крестом в верхнем левом углу знамени.

168

Глава I. Белоруссия

Каждый гражданин, разделяющий программу нашей партии, должен вести запись граждан, желающих в нее вступить.

По всем областным и районным центрам необходимо организовать комитеты партии «Викинг».

Народная социалистическая партия шлет привет мужественному германскому народу, уничтожившему в России сталинское крепостное право.

Руководитель Народной социалистической партии ИНЖЕНЕР ЗЕМЛЯ (КПВ)

ВОЗЗВАНИЕ

Безграничны преступления сталинского режима.

Голод и тюрьмы, концлагеря и непосильный труд, ложь и провокация, издевательства и полное разорение всех слоев населения — вот достижение нашей страны за последнее десятилетие.

Выбито все лучшее, честное, смелое в стране, выбиты почти все, кто имел личное достоинство, кто не соглашался хотя бы в мелочах с гениальным идиотом, сидящим в Кремле. Сталин не щадил даже и своих. Лучшие и наиболее честные члены партии, лучшие полководцы Красной армии, те люди, которые открыто говорили Сталину правду в глаза, были или уничтожены, или замучены в тюрьмах. Были уничтожены Рыков, Бухарин, Пятаков, Раковский. Были уничтожены герои Красной армии — Блюхер, Ковтюх, Егоров, Тухачевский, Якир и др. Было выбито все ленинское политбюро. Мало того, они были опозорены и объявлены шпионами и диверсантами.

Свобода была вдавлена в грязь. Раньше люди боролись за то, чтобы иметь право говорить. У нас же даже молчать было нельзя. Каждый должен был хвалить подлый режим, созданный этим кавказским ослом. Кто молчал — брались уже под подозрение. Людей насильно заставляли выступать и разносить ложь в массы. Свободно можно было только стоя приветствовать Сталина, хлопать в ладоши и унижаться в похвалах этому кретину.

И вот наперебой тысячи негодяев соревновались в своей подлости и унижении — кому быть подлее, кто ниже наклонит голову перед этим гением человечества, другом и отцом народов.

Страна нищала, народ ходил в лохмотьях, даже лапти во многих местах стали роскошью и были не по средствам, а кремлевский негодяй Сталин и свора его приспешников и прихлебателей объявили, что «жить стало лучше, жить стало веселее». По их словам, у нас огромные достижения, мы уже имеем социализм и уже вступаем в коммунизм. Да, им стало жить лучше, вернее, им жилось хорошо все эти 24 года, но народ бедствовал нестерпимо. Не только от голода и нищеты, но даже студеной смертью гибли люди. Люди гибли от холода — и это в нашей лесной стране, где огромные, неисчерпаемые запасы леса.

Десятки тысяч людей кончали жизнь самоубийством — бросались под колеса вагонов, вешались, травились, лишь бы уйти от этой невозможно «счастливой» жизни. 13 миллионов человек погибли на одной Украине от голода. Лес безвестных крестов покрыл снежные пространства Сибири. Ни звука не сообщалось об этом в газетах, правда замалчивалась, расстрел и ссылка были уделом смельчаков, которые говорили хоть одно слово против.

Сталин был смел в своих расправах с собственным беззащитным населением, но он знал силу германского оружия и вот, желая сохранить свою кровавую власть, он опять прибегнул ко лжи, распространяя по радио, в газетах и листовках вздорные, нелепые слухи, что германцы насилуют девушек, убивают мирных жителей, обливают вес керосином и сжигают. Теперь знают все, что это подлая ложь. Та самая ложь, которая всегда была постоянным орудием Сталина.

Общественный инстинкт и попытка государственного строительства... 169

Избавление от сталинской каторги принесла нам германская армия, она несет свободную счастливую жизнь нашему народу.

Война длится уже 6-й месяц. Погибли миллионы молодых невинных жизней, миллионы детей остались сиротами и все это ради сохранения кровавого сталинского режима.

Сейчас, зимой, сталинские бандиты сжигают деревни и города, население выбрасывается на улицу и должно погибнуть в муках голода и холода.

Пора покончить с этим безумием! Пора покончить с бешеным кремлевским кровавым псом. Страшная смерть грозила нашему многострадальному народу.

Бойцы и командиры! Ведь вы же не уничтожаете собственных жен и детей! Опомнитесь, пока не поздно!

Сталинский режим обречен, все равно он погибнет, но надо спасти миллионы невинных жизней.

ПРИКАЗ № 1

Всем командирам, бойцам и политработникам!

Война с германской армией проиграна. Ни Америка, ни Англия не спасут каторжный сталинский режим. Он обречен, обречен потому, что ненавистен русскому народу. Русский солдат, русский народ не хотят воевать, а поэтому приказываю: немедленно по получении сего приказа сложить оружие. Всю материальную часть и оружие сохранить в полном порядке.

Каждый сдающийся должен повесить винтовку через плечо накрест и взять в правую руку белый платок. Каждый командир и политработник, передавший свою часть в полной боевой готовности в руки германского командования, безусловно сохранит жизнь.

Всех сопротивляющихся настоящему приказу уничтожать на месте.

Руководитель Народной социалистической партии Инженер Земля (КПВ)

Опубликованные документы, безусловно, нуждаются в комментариях, и в этой связи надлежит сказать следующее. Очевидно, что данная характеристика общественно-политической ситуации в стране практически полностью соответствовала действительному положению вещей. Например, в Германии принципиальным отличием национал-социалистической диктатуры от сталинщины была возможность демонстрировать лояльность режиму путем сохранения корректного молчания или неучастия в мероприятиях НСДАП. Советский же человек понуждался к повседневному проявлению энтузиазма, окружавшими его атмосферой, бесчисленными государственно-партийными органами и организациями. Молчание и неучастие рассматривались как подозрительное поведение и скрытое несогласие. Здесь, кстати, мы видим и саморазоблачение авторов локотского воззвания. «Людей насильно заставляли выступать и разносить ложь в массы», — читаем в документе. Нетрудно предположить — авторы-составители имели в виду и собственные поступки. Однако они оказались способны понять, что периодически произносили лживые речи, давали лживые клятвы, фиктивно голосовали за лживых кандидатов, своим поведением вольно или невольно участвуя в укреплении и расширении системы активной несвободы. Тотальная нищета населения, репрессии, массовая смертность от организованного Политбюро ЦК ВКП(б) голода 1933 — все это можно было наблюдать воочию тем, кто сохранил способность критично оценивать действительность на фоне пропагандистских речей и фальшивых достижений первых пятилеток, не искупавших невосполнимых демографических и экономических потерь, понесенных обществом. Существенно, что авторы «Воззвания» сумели интуитивно почувствовать господствовавший главный принцип сталинской социальной мобильности («Тысячи негодяев соревновались в своей подлости и унижении — кому быть подлее,

171

Глава I. Белоруссия

кто ниже наклонит голову перед этим гением человечества, другом и отцам народов»), метко названный И. Л. Солоневичем за несколько лет до появления локотских документов «ставкой на сволочь». «Реалистичность большевизма, — писал Солоневич,—выразилась, в частности, в том, что ставка на сволочь была поставлена прямо и бестрепетно... Ибо для сволочи нет ни сомнения, ни мысли, ни сожаления, ни сострадания».

Действительно, для того чтобы совершить беспримерное в истории уничтожение собственного народа коллективизацией, искусственным голодом и массовыми расстрелами, нужно было заполнить вертикаль власти людьми, по выражению Соло-невича, «с мозгами барана, челюстями волка и моральным чувством протоплазмы», вызвать к жизни «тип человека, участвующего шестнадцатым в очереди в коллективном изнасиловании». Ведь в СССР в 1930-1932 было раскулачено более миллиона крестьянских хозяйств (с населением более 6 млн. человек). Подобного рода бесчеловечную политику ВКП(б) могли реализовывать только тс, кто не сомневался, не думал, не испытывал ни жалости, ни страха, ни сострадания. И чем выше человек хотел продвинуться по социальной лестнице, тем больше отрицательных поступков ему приходилось совершать, оправдывая собственное поведение «субъективными» и «объективными» обстоятельствами. Ничтожные в процентном отношении к массе населения представители партийной, комсомольской, чекистской, армейской номенклатуры в бытовом смысле всегда жили несравнимо лучше рядового гражданина СССР, убеждая прочих в неуклонном росте благосостоянии советского народа. Это обстоятельство особенно хотели подчеркнуть составители документа.

Р. Н. Редлих объяснял реалистичность локотского «Воззвания» тем, что «подсовст-ская» интеллигенция понимала природу и характер советской власти гораздо лучше, чем старая, разносторонне образованная русская интеллигенция. «А понимать сталинизм, — заканчивал свою мысль ученик И. А. Ильина,—значит сознательно или подсознательно его ненавидеть». На самом деле, сравнивая локотское «Воззвание» с изданным в тот же период документами русских эмигрантских организаций, отмечаешь, возможно, его более грубый и прямолинейный тон, но зато несравненно и более глубокую характеристику сталинской социально-политической системы. При чтении документов в глаза особенно бросается тот факт, что авторами их были люди с глубоко советской ментальностью, травмированные системой. Например, ни в «Манифесте», ни в «Воззвании» нет ни слова о свободе вероисповедания и Церкви, пережившей в 1929-1941 самый страшный период гонений. Причем это совершенно не означает, что К. П. Воскобойник и его единомышленники положительно относились к антицерковной политике советского государства. Процесс стихийного религиозного возрождения, пережитый в оккупации и населением Орловщины, по мере сил поддерживался немецкими полевыми комендатурами Вермахта. Следовательно, в своих первых обращениях создатели Локотского самоуправления, скорее всего, просто забыли коснуться проблематики религиозного возрождения, хотя символически и апеллировали к образу св. Георгия Победоносца. Это в достаточной степени свидетельствует об их личной нецерковности, первоначально свойственной большинству представителей «подсоветской» интеллигенции, избравших для себя путь сотрудничества с оккупационными властями.

В той же степени характерно и упоминание о репрессированных в 1930-е «врагах народа», значимых, скорее, для представителей партийно-советского аппарата, чем для забитых колхозников или концлагерников. Впрочем, подбор фамилий репрессированных, возможно, и не был случайным. Н. И. Бухарин и А. И. Рыков прочно ассоциировались с «правым уклоном», противостоявшим и коллективизации, и сталинской фракции во внутрипартийной борьбе, поэтому их имена должны были привлечь сторонников Октябрьского переворота без сталинских извращений. Фамилии репрессированных командиров РККА (кроме «народного» героя Е. И. Ков

Общественнъсй инстинкт и попытка государственного строительства... 171

тюха) предназначались для бойцов и командиров Красной армии с учетом симпатий, сохранявшихся у части представителей командно-начальствующего состава к пострадавшим в 1937-1938 по делу «троцкистского военно-фашистского заговора». В армии очень многие не сомневались, что М. Н. Тухачевского, В. К. Блюхера и др. репрессированных командиров расстреляли безвинно, следовательно, упоминание о них в «Воззвании» укрепляло доверие к его авторам. Вряд ли стоит удивляться и тем избранным местам, которые сегодня справедливо воспринимаются исключительно в качестве пропагандистских штампов. Но в ноябре 1941, во-первых, авторы «Воззвания» искренне не сомневались, что приход Вермахта знаменует окончание сталинской каторги и наступление счастливой жизни — поводы для подобных сомнений появятся гораздо позже. Во-вторых, немцы, побывавшие в Локте, включая комендатуру, в октябре — ноябре 1941 никого не ограбили и не изнасиловали, а вот советские активисты при эвакуации как раз обливали продовольствие керосином и уничтожали хозяйственные объекты. Следовательно, по логике вещей, Сталин лгал в очередной раз. Впрочем, мы уже писали о своеобразной деформации сознания советского человека, жившего в мире перевернутых и искаженных представлений, в котором весь довоенный негатив, исходившей от власти в адрес нацистской Германии, волшебным образом воспринимался наоборот.

Составители «Воззвания», несомненно, учитывали и возможную отрицательную реакцию на первые акции оставленных НКВД для диверсий и терактов партизанских групп. («Сейчас, зимой, сталинские бандиты ежгигают деревни и города, население выбрасывается на улицу и должно погибнуть в муках голода и холода».) В ноябре — декабре 1941 очень часто подобные группы вместо сбора разведданных и нападений на мелкие подразделения противника преимущественно занимались сожжением жилых домов, «выгоняя немецко-фашистских оккупантов на лютый мороз». Но страдали-то от подобных «методов» борьбы в первую очередь местные жители. К. П. Воскобойник, избравший романтическо-народнический псевдоним «инженер Земля», был неплохим психологом. Ранее многочисленных антикоммунистических организаций Русского Зарубежья и за год до людей из ближайшего окружения А. А. Власова создатель Локотского самоуправления осознал простую истину, что людей необходимо привлекать к себе не только отрицанием сталинских безобразий, но и конкретной положительной программой, воплотившейся в манифесте НСПР от 25 ноября 1941.

Не имеет значения, насколько жизнеспособной оказался бы замысел К. П. Воскобойника о создании антисоветской партии на оккупированной территории. Историческим фактом остается то, что Воскобойник, Каминский и Мосин, участвовавшие в составлении манифеста, отчетливо выразили настроения значительной части «под-советского» населения, оказавшегося в оккупации, и нашедшего в себе силы открыто выразить несогласие с общественно-политической и социально-экономической моделью, господствовавшей в стране долгие годы. Справедливое отношение к описываемым событиям будет заключаться в достаточном признании той горькой истины, что сталинщина вызвала к жизни и противоположные по реакции политические процессы, обострившиеся в связи с внешними потрясениями. Одним из подобных региональных процессов и стало явочное создание НСПР в Локотском волостном управлении в ноябре 1941. К. П. Воскобойник, сохранивший верность эсеровским идеалам молодости, на наш взгляд, в ноябре 1941 ни в коем случае не создавал подобия русской нацистской партии. На эту принципиальную деталь никто из зарубежных исследователей истории Локотского самоуправления не обратил должного внимания, кроме А. Д. Даллина, сына марксиста-меньшевика. Само название партии («народная» и «социалистическая») указывает на приверженность Воскобойника политической традиции дореволюционного народничества, достаточно популярной

173

Глава I. Белоруссия

среди тех представителей «подсоветской» интеллигенции, кто в силу собственных антисталинских взглядов согласился на сотрудничество с противником. Не исключительно, что, упоминая о зарождении НСПР в сибирских концлагерях, «инженер Земля» был отчасти искренен. Детали положительной антисталинской программы вполне могли обсуждаться заключенными. Главным программным положением НСПР по замыслу Воскобойника стало естественное требование о ликвидации колхозного строя — экономически убыточного и нерентабельного, социально безнравственного и политически вредного. Рабовладельческая колхозная система обеспечивала не эффективное ведение сельского хозяйства, а устойчивость власти номенклатуры ВКП(б). И разве первое глас-нос и открытое требование ликвидации пагубного колхозного строя было меньшим патриотическим поступком, чем призывы к защите территориальной целостности страны?

Требование ликвидации колхозного строя в манифесте НСПР коррелировалось со старой эсеровской идеей о передаче земли крестьянам в вечное наследственное пользование, но не в собствованис. В реализации патриархальных крестьянских представлений о земле как «всеобщем достоянии» идеологи партии социалистов-революционеров и усматривали подлинный социализм — тем же взглядам следовал и Воскобойник, недаром назвавший партию социалистической. В рамки умеренно-социалистических взглядов вполне укладываются признание НСПР необходимости для нормальной жизни частной экономической инициативы - фундаментальной основы гражданской свободы - и преобладания государства в тяжелой промышленности. Независимо от создателей НСПР к аналогичным взглядам о будущем хозяйственном устройстве послссталинской России пришла летом - осенью 1942 группа кадровых командиров Красной армии, объединившихся в немецком плену вокруг бывшего командира 102-й стрелковой дивизии комбрига И. Г. Бессонова (Политический центр борьбы с большевизмом). Умолчание в манифесте НСПР о свободе политической, скорее всего, объясняется даже не тем, что Воскобойник опасался непредсказуемой реакции оккупационных властей. Ведь и создавалась НСПР явочным порядком, без уведомления и санкции немецкого командования, чем, в принципе, создавалась конфликтная ситуация: нацистская «восточная политика» не допускала никаких самостоятельных политических инициатив. Видимо, Воскобойник понимал, что в условиях полномасштабных военных действий ни о какой политической свободе говорить не придется, да и после окончания войны в случае ликвидации сталинского режима политическая оттепель в России наступит очень не скоро. В то же время роспуск колхозов, восстановление частной инициативы и нормальной хозяйственной жизни представлялись вполне реальными, о чем и следовало говорить. К сожалению, о конкретных политических предпочтениях К. П. Воскобойника почти не осталось никаких свидетельств и документов.

Все прочие программные положения манифеста НСПР обусловливались субъективными обстоятельствами, в которых оказалась и страна, и инициаторы создания партии. Амнистия комсомольцам и рядовым членам ВКП(б) — о пионерах даже и не упоминалось всерьез — выглядит вполне разумной и согласуется с принципами послевоенной политики денацификации в Западной Германии, когда от ответственности в подавляющем большинстве были освобождены рядовые члены нацистских молодежных организаций и НСДАП, если они, перефразируя локотских народников, не запятнали себя издевательствами над другими народами. Обещание амнистии всем Героям Советского Союза вполне согласуется с традицией возвышенно-подобострастного отношения к носителям столь почетного звания, прочно укоренившегося в СССР в 1930-е. Интересно, что идеологи НСПР были готовы амнистировать даже ответственных членов ВКП(б) в том случае, если те примут участие в борьбе против Сталина. Этот пункт программы по духу вполне согласуется с известным положением власовского Пражского манифеста 1944, звучавшего еще более примирительно: «Никакой мести и преследования тем, кто прекратит борьбу за Сталина и большевизм, независимо от того, вел ли он ее по убеждению или вынужденно».

Обгиественнъсй инстинкт и попытка государственного строительства... 173

Наиболее резкую реакцию исследователей, как правило, вызывает пункт о беспощадном уничтожении евреев, бывших комиссарами. Именно в нем и усматривают чуть ли не главное доказательство нацистского характера НСПР. На самом деле, на наш взгляд, ситуация выглядит противоположным образом. К ноябрю 1941 до Воскобойника, вероятно, уже могли дойти слухи о поголовном уничтожении нацистами еврейского населения на оккупированных территориях. Подчеркиваем, это могли быть только слухи, так как своими глазами создатели Локотского самоуправления ничего подобного в октябре — ноябре 1941 не видели. В первую очередь, по причине отсутствия компактного еврейского населения в Брасовском р-не. Тем не менее, Воскобойник ясно дал понять: НСПР не солидаризируется с геноцидом в отношении целого народа. В глазах основателя НСПР в теории евреи могли подлежать преследованию, но только не по национальному признаку, а в случаях непомерно активного участия в деятельности партийно-карательных органов. Хотя, на наш взгляд, акцент на конкретной национальности отдельных представителей советско-партийного актива выглядит предосудительно. Однако, например, евреями были подряд четыре начальника УНКВД по Западной и Орловской обл., несущие ответственность за массовые репрессии и расстрелы на Орловщине и Брянщине: майор госбезопасности И. М. Блат (1934-1936), старший майор госбезопасности С. Г. Гендин (1936-1937), комиссар госбезопасности III ранга В. А. Каруцкий (1937), майор госбезопасности П. Ш. Симановский (1937-1939). В глазах создателей Локотского самоуправления только один этот факт вполне мог иметь гипертрофированное значение.

Пожалуй, единственным аргументом в пользу желания деятелей Локотского самоуправления укрепить собственное положение в глазах оккупационных властей можно рассматривать название партии — «Викинг». И то, скорее всего, это название — не более чем неудачная попытка найти понятный для немцев синоним эпичсско-героичсского слова «Витязь». Иначе совершенно туманное для населения Брянщины и Орловщины упоминание о малопонятных викингах не объяснить. Кстати, заметим, что из всех русских коллаборационистских организаций НСПР выбрала самое экзотическое и наименее вразумительное название, с которым создатели, несомненно, перемудрили. Упоминание о флаге и образе св. Георгия выглядит гораздо более уместным и естественным. В 1916-1917 К. П. Воскобойник был младшим офицером русской армии. Возможно, ценность каких-то отдельных фрагментов давно минувшего прошлого оказалась им осознана лишь в жестоких условиях сталинской реальности. Здесь можно отметить, что, судя по мемуарной литературе, ностальгия по навсегда утраченной дореволюционной России, в которой прошли детство и юность, в СССР кому-то оказалась свойственна именно в мрачные 1930-е. У нецерковного советского инженера Воскобойника Георгиевский крест подсознательно ассоциировался с образом некой справедливой и традиционной России, систематически отвергавшейся и истреблявшейся большевиками. Поэтому ему и хотелось, чтобы символика этой абстрактной, так до конца и не прочувствованной России, воплотилась в символике НСПР.

Наконец, почти исключительным нам представляется то обстоятельство, что авторы документов НСПР ни словом не упомянули: ни о национал-социализме, ни о фюрере, ни о своих возможных обязательствах по отношению к Германии. Даже о дружбе и сотрудничестве с нацистской Германией в программном документе НСПР нет ни одного слова, лишь в форме привета сдержанно выражается благодарность за освобождение от «Второго Крепостного Права (большевиков)» — и то, не фюреру и даже не германскому командованию, а абстрактному германскому народу. Конечно, позднее тон документов и официальной печати Локотского округа станет совершенно иным. Но, на наш взгляд, неподобострастный и независимый характер первого,

175

Глава I. Белоруссия

спонтанно родившегося, манифеста НСПР допустимо рассматривать в качестве серьезного доказательства самостоятельности возникновения стихийного антисталинского протеста на оккупированных территориях РСФСР. В партизанской мемуарной литературе, издававшейся в Советском Союзе в 1952-1953 в период острого противостояния СССР и США, особенности «контрреволюционной программы» НСПР объяснялись. .. влиянием не столько нацистов, сколько «буржуазно-интеллигентских» кругов США. На взгляд А. Д. Даллина, отождествление большевиками инициатив К. П. Воскобойника с американскими ценностями стоит рассматривать в качестве лишнего доказательства независимости намерений создателей Локотского самоуправления, чьи цели несомненно отличались от целей как Москвы, так и Берлина.

Прилагавшийся к «Воззванию» «приказ № 1» носил исключительно пропагандистский характер и в отдельности сам по себе не производил никакого впечатления. Таких или почти таких обращений немцы достаточно распространяли на Восточном фронте в 1941-1942. Достаточно заметить, что у инженера Земля не было никаких средств и сил ни для распространения приказа на фронте, ни для контроля над его выполнением. Но в связке с тезисами других документов («Долой сталинскую колхозную каторгу, мы распускаем колхозы, поэтому приказываю прекратить сопротивление») приказ имел смысл и определенное впечатление производил — особенно на бойцов партизанских групп, среди которых осенью 1941 многие испытывали естественные колебания и сомнения («За родину воевать еще хотелось, но по поводу колхозов товарищ Сталин ничего не сказал, а тут на тебе...»). Поэтому обращался Воскобойник в первую очередь не к бойцам действующей армии, а к партизанам в окрестностях Локтя. В западных и юго-западных районах Орловской обл. ядро и организационный костяк партизанских групп составляли сотрудники Брянского УНКВД; только на Брянщине, по одному из частных свидетельств, действовали шесть подобных отрядов, общее руководство которыми с декабря 1941 осуществлял начальник Брянского УНКВД В. И. Суровягин. Именно сотрудникам НКВД и адресовался последний, устрашающий пункт приказа.

6 Машинно-тракторным станциям.

7 Все это произошло уже после гибели К. П. Воскобойника.

8 К. П. Воскобойник не был убит десантниками. Он получил смертельное ранение 8 января 1942 во время нападения на Локоть более пятисот партизан под командованием Д. В. Емлютина (1907-1966) — бывшего начальника Мглинского райотдела НКВД по Орловской области. Причем роковую рану Воскобойник получил уже в конце боя, когда под пулями вышел на крыльцо атакованного партизанами здания техникума и произносил патетическую антисталинскую речь. По сообщению неизвестного капитана Вермахта, автора докладной записки от 26 апреля 1942 в штаб 2-й армии: «Он [Воскобойник] показал пример исключительной храбрости». Прибывшие на самолете из Орла немецкие врачи не сумели спасти организатора Локотского самоуправления — он умер на операционном столе со словами: «А я-то надеялся сыграть роль...».

19 Райцентр Могилёвской области.

?° Трудно не согласиться с неизвестным нам автором. Еще в 1921, выступая на X съезде РКП(б), В. И. Ленин в полной мере выразил суть основанной им политической системы: «Наша партия — правительственная партия, и то постановление, которое вынесет партийный съезд, будет обязательным для всей Республики». Создававшееся большевиками государство начало приобретать партийно-бюрократический характер сразу же после Октябрьского переворота 1917. Его отличительным признаком стала концентрация законодательной, исполнительной и судебной власти, а также права назначения на государственные должности в руках партийной бюрократии (номенклатуры), которая именовала себя «правящей партией». Связанные партийной идеологией и дисциплиной большевики принимали политические решения, а затем реализовывали их как руководители соответствующих ведомств, исполнительных и судеб-

Общественнъш. инстинкт и попытка государственного строительства... 175

ных органов. Позднее подобную модель государственности зарубежные политологи стали называть однопартийной или двусоставной. Через несколько месяцев после Октябрьского переворота Ленин небезосновательно утверждал, что Россия завоевана большевиками.

В октябре 1917 ленинцы совершили государственный переворот от имени советов, в результате чего созданный ими режим стал называться советской властью. Первоначально, до созыва Учредительного Собрания 1918, ленинский Совнарком был всего лишь еще одной разновидностью Временного правительства, подотчетного ВЦИК Съезда советов. Однако очень быстро Совнарком присвоил себе права не только исполнительного, но и законодательного органа власти, превратив ВЦИК и Съезд советов из законодательных институций в заурядные консультативные. В 1917-1920 на пути создания и совершенствования однопартийного государства Ленину пришлось преодолеть три важных этапа: избавиться от отчетности советам, разогнать Учредительное Собрание и превратить советы в послушный инструмент РКП(б). При этом вплоть до 1936 роль большевистской партии в общественно-политической жизни страны формально никак не выделялась. Программа РКП(б) (март 1919) характеризовала ленинскую партию лишь как организатора и вождя пролетариата, разъясняющего природу классовой борьбы. Какие-либо указания на то, что партия и се руководящие органы осуществляют в советском государстве реальные управленческие функции, в программе отсутствовали. Процесс превращения советского государства в однопартийное, наряду с другими причинами, был неизбежен еще и потому, что сами советы в реальности оказались неполноценными органами власти. Мифом оказался их демократизм. Уже на III Съезде советов в январе 1918 лидер РСДРП(м) Ю. О. Мартов в своем выступлении заявил, что форма советских организаций ниже демократических во всех отношениях, а выборы в советы были не всеобщие, не прямые, не равные и не всегда тайные. Региональные советы — областные, губернские, уездные —- вели себя бесконтрольно и произвольно. В наступившем вслед за Октябрьским переворотом хаосе местные советы очень часто существовали и действовали так, как диктовала им окружавшая обстановка и воля их председателей, на глазах дичавших и превращавшихся в удельных князьков. В феврале 1918 Петроград предоставил губернским советам право добывать средства, облагая «безжалостными налогами имущие классы». Русских обывателей в провинции захлестнула волна форменного грабежа, творимого руками местных властей.

Позднее Мартов с горечью признавал: «Очарование, которым в глазах крестьянских и отсталой части рабочих масс пользовался лозунг "Вся власть Советам!", в значительной мере объясняется тем, что в этот лозунг они вкладывают примитивную идею господства рабочих или местных крестьян над данной территорией, как в лозунг рабочего контроля вкладывается идея захвата данной фабрики, а в лозунг аграрной революции — захват данной деревней данного поместья». Конец неполноценной «советской демократии» наступил в конце весны — первой половине лета 1918. В ночь с 11 на 12 апреля в Москве чекисты и латышские стрелки арестовали более шестисот активистов анархистских групп. Вслед за анархистами быстро пришла очередь эсеров и меньшевиков, которых 4 июня Ленин публично обвинил в контрреволюционной деятельности, организации голода и восстаний. 14 июня на заседании ВЦИК IV созыва после непродолжительных прений большевики приняли решение об исключении из ВЦИК и советов по обвинению в мифической контрреволюционности представителей оппозиционных социалистических партий — правых эсеров и меньшевиков. После подавления опереточного мятежа левых социалистов-революционеров 6 июля 1918 советы окончательно превратились в ширму, призванную маскировать подлинный характер установившейся в России диктатуры номенклатуры большевистской партии. 21 Ламартин, Альфонс Мари Луи де (1790-1869) — французский поэт и государственный деятель.

Немецкая оккупация Белоруссии в 1941-1944 годах1

По приходе немцев в Белоруссию преимущественное большинство населения встречало немцев радостно и было довольно тем, что рухнул колхозный строй и советская власть2. Еще немецкая армия не входила в деревню, а Красная армия уже отступила из деревни, как крестьяне начали разбирать колхозное и общественное имущество. При занятии немецкой армией данной территории имущество, которое не успело население разобрать, было забрано немецкой армией, как-то: магазины, склады, базы, мельницы и другое общественное богатство. Крестьяне начали заниматься разделом колхозного имущества, то есть [брать] инвентарь, скот и землю. (Скот — который не успели большевики угнать.) Раздел происходил неодинаково в каждом колхозе. В некоторых колхозах раздел земли происходил просто на душу, то есть бывший колхозный урожай, а после уборки урожая еще раз делилась земля уже на постоянно. В других колхозах уборка урожая происходила совместно, то есть как в колхозе, и собранный хлеб делили по трудодням, а уже осенью, после зимовых, и вообще вся земля делилась по хозяйствам (единоличным).

В тех деревнях, где люди были высланы на Урал в 1929-1931 годах3, земля которых по приходе немцев оставалась свободной, там крестьяне брали земли больше, чем он имел до колхоза, но для формальности нужно было писать заявление в земельное управление и просить, что я, член общины такой-то, прошу [о] начислении меня землей в количестве таком-то (при немецкой оккупации деревню называли общиной). В тех деревнях, где крестьяне не высылались на Урал и запасной земли не было, там крестьяне получили свою землю, которую имели до коллективизации. Раздел земли происходил более-менее спокойнее, чем раздел скота и инвентаря.

Раздел скота и инвентаря происходил в большинстве случаев скандально лишь только потому, что советская армия угнала скот,

Немецкая оккупация Белоруссии в 1941-1944 годах

178

машины и другой сельскохозяйственный инвентарь. Но, несмотря на отсутствие мужских рабочих рук, машин и рабочего скота, с неожиданной быстротой возродилось единоличное хозяйство, и, несмотря на большие налоги немецких оккупационных властей, крестьянство подняло свой жизненный уровень и показало преимущество над рабским колхозным трудом. Но этот расцвет единоличного хозяйства был недолгим. Немецкие оккупационные власти стали убивать население, забирать на работы в Германию и проводить другие репрессии, что привело к созданию партизанского движения. Немецкая сельскохозяйственная комендатура старалась организовывать так называемые МТС. Но эта помощь могла быть только до организации партизанского движения. При появлении партизанского движения ни один трактор уже не мог работать, ибо будет уничтожен.

Участие немцев в разделе земли, инвентаря, рабочего скота было пассивным. Приезжали в деревню немецкие представители военных комендатур, где собирали общие собрания и слушали мнения крестьян, как лучше поступить с уборкой урожая. Немцев интересовало главное — чтобы крестьяне своевременно убрали урожай и сдали им военные поставки, то есть продналоги всех видов. По приезде немецкой сельскохозяйственной комендатуры были даны планы, сколько и какая община должна сдать военные поставки.

Немецкое сельскохозяйственное управление работало при помощи работников местного населения, преимущественно бывших работников советского земельного управления. Управление имело данные, сколько в какой общине земли, скота, птиц; исходя из этого спускался посевной план и план военных поставок в общем на общину. Главная работа сельхозуправления сводилась к тому, чтобы доведенные планы военных поставок выполнялись точно в срок. Там, где добровольно крестьяне не выполняли или мешали партизаны, туда посылались отряды милиции. Это были первые времена немецкой оккупации, когда партизаны не имели больших сил. Но когда партизанское движение было в больших масштабах, тогда военные поставки населением не выполнялись. После чего работа сельхозуправлений встала в тупик. Они не могли контролировать, какая община и какой член общины и чего не выполнил. Тогда работа управления свелась к тому, что [крестьяне] давали сведения военным властям, какая община и какое количество имеет задолженность в целом.

Военные власти мобилизовали большое количество подвод, то есть транспорт, и выезжали отрядом войск, окружали деревню и занимались выкачиванием необходимого количества военных поставок.

179

Глава I. Белоруссия

В последние времена немецкой оккупации, когда вообще целые районы были заняты партизанами, малые военные немецкие отряды [были] не в состоянии выполнять прежнюю работу. Тогда сельхозкомендатура вместе с крупными соединениями немецких войск выезжала на операцию [против] партизан. И если последним [немцам] удавалось занять оккупированную территорию партизан, то на этой территории забирали весь скот, хлеб, картошку, сено, последние женские тряпки и все возможное и нужное для немцев, казачьих войск4 и французских легионов5 СС.

Операции [против] партизан, которые они [иностранные добровольцы] производили, для них были лакомым кусочком. При появлении казачьих частей в районе, оккупированном партизанами, все местное население убегало в леса и все [имущество] оставляли [на месте], боясь, чтобы [его] не забрали на работу в Германию. И все брошенное населением было для них [казаков] военной добычей6. После такой операции, возвращаясь обратно, казаки пьянствовали, продавали или меняли на водку привезенные разные вещи. Одни казаки продавали и потом рассказывали другим казакам, кому они продавали. Последние шли [к покупателям] и, угрожая тем, что это [купленные] партизанские вещи, забирали [имущество] обратно.

Поведение партизан было еще хуже. В тех местах, где временно пребывали немецкие войска или их сообщники и позже уезжали на фронт или другое место, а население оставалось одно, после чего приходили партизаны и жестоко расправлялись с населением за то, что они работали у немцев, или даже за то, что немцы стояли в их квартирах, выполняя лозунг «кто работал для немцев два часа, тот наш враг». [Партизаны] убивали невинное население, грабили все основательно, дома и даже целые деревни. Те деревни и местечки, которые находились недалеко от железных дорог, автомагистралей и станций, партизаны выпаливали начисто, для того чтобы немцы не могли там расположить свои воинские части или сделать опорный пункт. В населенных пунктах, которые были далеко расположены от немецких войск и оккупировались партизанами, или местах, которые служили для укрытия партизанам, немецкие войска с большими силами разбивали партизан, а с населением поступали еще жестче7, чем партизаны: грабили, убивали, забирали на работы, вылавливая целые районы. Это делалось для того, чтобы партизаны не могли иметь места пристанища и извлекать пользу из населения.

Были партизаны, которые боролись против немцев и так жестоко с населением не поступали. Они были убеждены, что после войны колхозов не будет и законы советской власти изменятся. К таким партиза

Немецкая оккупация Белоруссии в 1941-1944 годах

180

нам относился отряд Кошелева8. Были еще партизаны такие, которые не хотели воевать ни за Гитлера, ни за Сталина, а просто избегали немцев, чтобы их не забрали на работы или [в] лагеря военнопленных, но не помогали и Сталину, и называли себя «самосохранение»9, и надеялись на какую-то третью силу извне.

Обращение немцев с населением

С первых дней немецкой оккупации можно было наблюдать недовольство населения: одни были униженные, а другие обиженные, третьи оскорбленные, четвертые расстреляны. Чем дальше продолжалась немецкая оккупация, тем больше создавалось недовольство у населения. Немецкие солдаты и офицеры брали последние продукты питания, насиловали молодых девушек и престарелых женщин, отправляли людей в Германию на работы, [происходили] массовые убийства невинных детей, женщин и стариков еврейского происхождения. Вот что служило [причинами для] создания большого партизанского движения.

Некоторые примеры немецкого обращения [с местным населением]. Недалеко от местечка N. была расположена одна немецкая компания10, которая отдыхала после [анти]партизанских операций. Два немецких солдата или подофицера11 в пьяном виде пришли в рядом расположенную деревню, где зашли к одному крестьянину в дом, семья которого состояла из двух подростков, мужа и жены. Дети, видя появление немецких солдат, спрятались под печку, мужу предложили удалиться с квартиры. Последний, не понимая разговора, не уходил с квартиры, после чего солдаты применили насилие, сперва избили, потом прострелили руку и выбросили в зимнее время голого на улицу. Оставшаяся в хате бедная 40-летняя женщина и двое подростков подняли крик, но бедным никто не пришел на помощь. Сила оружия заставила молчать, после чего кровожадные немецкие изверги начали использовать отбивающуюся женщину. Было заявлено в ближайшую немецкую комендатуру, но там ответили: мы не знаем, из какой компании были эти солдаты12.

В одной деревне партизаны убили старосту деревни13. Этот староста имел два сына, одному [исполнилось] 17, а другому — 20 [лет]. Вскоре после убийства отца старшего сына забрали немцы на работу на один лесопильный завод, где работали военнопленные — 200-300 человек. В одно прекрасное время военнопленные убили часового, и 15 военнопленных бежали. Тогда немецкие власти построили всех военнопленных и работающих там гражданских и расстреливали каждого десятого, где [и] пал жертвой гитлеризма сын старосты. Отца убили

180

Глава I. Белоруссия

партизаны, брата — немцы, и 17-летнего юношу ждала участь брата, который после [его гибели] решил пойти в партизаны.

Потерпевшая поражение от партизан одна немецкая компания возвращалась назад и проезжала через одну из деревень, в которой в эту ночь одна молодая девушка отказалась поехать в Германию и ушла в партизаны, но семья ее оставалась в данной деревне. Узнав об этом, немцы избили прикладами винтовок всю семью (трех человек) и бросили полуживыми в колодец.

В одной немецкой сельхозкомендатуре, где мне приходилось ежедневно бывать, работала переводчицей одна молодая девушка 16—17 лет. Один из офицеров комендатуры неоднократно пытался использовать эту переводчицу, несмотря на его 45-50-летний возраст. Последняя не хотела быть жертвой [его домогательств] и заявила в военную комендатуру. Узнав об этом, офицер сельхозкомендатуры написал ложное заявление в Гестапо, что эта переводчица имеет связь с партизанами. Гестапо арестовало [девушку] и после жестоких пыток отправило [ее] на работу в Германию.

В одну деревню приехал верховой немецкий солдат, чтобы достать яиц, но не успел собрать и двух десятков, как партизаны были уже в деревне... Солдат, заметив партизан, начал удирать, но пуля была быстрее лошади, и солдат упал убитым. Узнав об этом происшествии, недалеко стоявшая немецкая военная часть приехала на расправу с партизанами. Партизаны были уже в лесу, куда немцы малыми силами боялись ехать, и обозленные немцы решили отомстить мирному населению. Люди, зная свою участь, прятались, кто куда мог. Тогда немцы решили запалить деревню. Из горящих домов и сараев стали выскакивать люди, по которым немцы открыли огонь. Тем самым немцы выполнили свой приказ [уничтожить] за одного [убитого] солдата 100 мирных жителей.

Подобных случаев были сотни.

Поведение французских СС легионов

Стоявшие в местечке N. французские легионы14 часто грабили население. Однажды группа солдат пошла в деревню, расположенную в полукилометре от местечка, где [они] забрали у крестьянина лошадь с повозкой и убили свинью-матку, а сами скрылись. Крестьянин обратился за помощью в сельхозкомендатуру. Сельхозкомендатура была заинтересована в развитии свиноводства, тем более деревня находилась вне угрозы нападения со стороны партизан. Сельхозкомендатура при помощи ортскомендатуры нашли свинью на кухне у французов

Немецкая оккупация Белоруссии в 1941-1944 годах

182

и отдали [ее] снова крестьянину. Но крестьянин не успел выехать за местечко, как группы французских солдат снова забрали свинью, а крестьянина избили и бросили в речку. Проходящие люди, видя совершившееся, заявили первостоящему полицейскому посту, который подал сигнал тревоги, по которому пришла полицейская группа. В результате стычки французских солдат с полицейской группой был убит один французский солдат и ранен один полицейский.

Поведение немецких чиновников было крайне грубым. Гражданское население, не зная [немецкого] языка, не могло правильно поступать, а в ответ на это можно было слышать со стороны чиновника: «Вон, свиньи!». Обиженный служащий или рабочий, получавший во время немецкой оккупации в месяц 6 кг муки, 160 гр. соли и две коробки спичек, уходил униженный и оскорбленный.

Обращение немцев с евреями

По приходе немцев в Белоруссию немцы с евреями не везде поступали одинаково. В одних местечках [евреи] были расстреляны фазу, в других [их] сгоняли в несколько домов или квартир, где они охранялись, и оттуда гоняли их на разного вида работы. Но были и такие места, где евреев было небольшое количество (30-40 человек), они жили без охраны до момента их убийства или перевозились в другие места, где их было больше, то есть [шла] подготовка для уничтожения. Все евреи носили на спине желтый кусок полотна круглого вида и шестиконечную желтую звезду.

Примеры некоторых жестокостей и убийств евреев. В одно из местечек, где жило преимущественное количество евреев, приехал один СС отряд. Окружили местечко, согнали всех евреев в одно место, собрали мужчин и погнали недалеко от местечка рыть яму. После окончания рытья ямы евреями CC отряды начали свою бандитскую работу. Поубивали сперва тех, которые копали ямы, а потом начали пригонять к яме женщин и детей, старух и стариков, партиями 10-15 человек, ставили над ямой у трупов павших отцов и сыновей и повторяли свое злодеяние. Крики детей, стоны женщин, мольбы молодых девушек — ничто не могло остановить разъяренных палачей.

Одна молодая девушка упала на колени и просила пощадить ее жизнь. Но ни ее мольба, ни одаренная красота не могли смягчить сердца пиратов. Некоторые [евреи], не прося пощады, просто покорно ожидали своей смерти. Спасались лишь только те, которые или бежали каким-либо образом, или просто при расстрелах были ранены и притаились, что они убиты, и, имея большую силу воли и терпение,

182

Глава I. Белоруссия

ожидали, пока убийцы не уедут, если только ямы сразу не засыпались, а просто присыпались.

В других местах, где немецкие войска и Гестапо находились постоянно, производились одиночные расстрелы. Постепенно забирали людей и сажали в тюрьмы, пытками вымогали золото и другие драгоценности, и потом Гестапо и СД [их] расстреливали. Те семьи, которые были смешанные, то есть муж белорус, жена еврейка и наоборот, — с теми поступали по-другому. Сперва забирался член еврейского происхождения и уничтожался. Детей и взрослых забирали и отправляли на работы или тоже уничтожали, были [и такие] случаи. Член семьи не еврейского происхождения в последнюю очередь арестовывался и исчезал в неизвестность.

Были еще и другие методы уничтожения евреев. Недалеко от города Вильно15 был большой еврейский лагерь, из которого гоняли на работы и частично расстреливали. К 1943 году в данной местности появилось много партизан, которые имели связи с лагерем, что угрожало немцам. Немцы, видя опасное положение, решили лагерь уничтожить, вызвали самолеты и бомбили лагерь, а со стороны охраны СС обстреливали минами из минометов. Таким образом, лагерь был уничтожен. Были сотни случаев разного вида убийства евреев, но на паре страниц описать [все] невозможно.

Как немцы забирали людей на работы

С первого времени немецкой оккупации военные власти назначили нужное им количество людей. Районные управления и биржа труда назначали [людей] на каждую волость. Волость назначала на каждую общину, где староста общины назначал персонально. [Если] люди добровольно не являлись, высылалась волостная полиция, и забирали [на работы] насильно. Но это было до появления партизан, при появлении партизан волостная полиция не могла выполнить первой роли, после чего высылались немецкие войска и вместе с полицией окружали деревню. И [немцы] забирали всех трудоспособных людей, пригоняли в район и запирали в школу или церковь и потом молодых отправляли в Германию, а старших летами посылали на местные работы или брали в воинские части рыть окопы.

Когда и почему изменилось отношение населения к немцам

С первых дней немецкой оккупации население относилось [к немцам] относительно хорошо и считало их освободителями16. Но, узнав дальнейшее их поведение, хамское отношение, посылание на работу в

Немецкая оккупация Белоруссии в 1941-1944 годах

183

Германию, раздевание населения среди улицы (снимали валенки и полушубки), непосильные военные налоги, репрессии и расстрелы, [белорусы] изменили отношение к немцам. Некоторые крестьяне выражались, что лучше колхоз, чем немецкое освобождение. К концу 1943 и началу 1944 года в деревне исчезло все, начиная с курицы и кончая коровой, кроме картошки и кое у кого [оставшегося] хлеба. В 1941 году, по приходе немцев, в районе насчитывалось 6 тыс. коров; к началу 1944 года в районе осталось 400^-50 голов и [только] те, которые находились в самом районе или на опорных пунктах.

По приходе немцев в Белоруссию первые полтора года были открыты церкви, молодежь женилась, венчалась в церквях, устраивали гуляния, вечеринки, устраивали пьянки. Но время быстро сменилось: из церквей сделали сараи, куда постилали солому и загоняли людей полно, как скот, после чего отправляли на работы разного вида. В селах и местечках молодежь исчезла, все закрылось, никаких гулянок-вечеринок не устраивали. От большинства сел остался только пепел [в итоге их] обоюдного уничтожения немцами и партизанами.

Как отступали и кто отходил

Начиная с осени 1943 года, когда немцам пришлось отступать, население эвакуировали подчистую, конечно, где это им удавалось. [Немцы] посылали [местных жителей] в глубокий тыл, размещали в оккупационных зонах или отправляли в Германию. Чем дольше немцам приходилось пребывать на Восточном фронте, тем реже удавалась массовая эвакуация. Весной 1944 года немецкий фронт в Белоруссии находился по линии Витебск-Орша-Могилев. И когда советская армия пошла в наступление по всему фронту, [то советские войска] разрезали немецкий фронт на несколько частей и перерезали главную автомагистраль Москва-Минск, по которой немцы могли бы легко отступать. Немецким армиям пришлось отступать по узкой шоссейной дороге, которая проходила через белорусские леса и болота. Армии с оршинского и могилевского направлений отступали по этой единственной дороге, по которой впереди [на] 100-120 км на реке Березине советскими самолетами был разбит мост. Немецкая армия подвергалась уничтожению как со стороны самолетов, десанта, так и со стороны партизан.

Тысячи солдат и гражданских отступающих, переплывая реку, погибли. На протяжении 60-70 км перед мостом через Березину все шоссе было завалено разбитыми и сгоревшими машинами и танками, подводами, убитыми лошадьми и людьми. Для того чтобы проехать

184

Глава I. Белоруссия

этой дорогой, приходилось целыми километрами расчищать дорогу и сваливать все в сторону. Население, отступавшее с немцами, боявшееся Красной армии, металось как кот в мешке, не зная, что делать. Целые опорные пункты полицейских с пулеметами, винтовками, гранатами шли в леса, превращаясь в новых партизан. Немногим счастливым удалось вырваться из этого котла и попасть в Европу17.

Примечания

1 Источник: HIA. Collection А. Daliin. Box 2. Foldcr 2-14. Машинопись на русском языке (1950-1953) неизвестного автора, который, по всей видимости, был малообразованным сельским жителем. Авторский стиль сохранен. Допущены правка орфографии и пунктуации и вставка слов, уточняющих смысл предложения.

2 Сравним с докладом от 19 апреля 1943 руководителя подпольного Комитета содействия Красной армии в Могилеве К. Ю. Мэттэ в ЦШПД: «Значительная часть советски настроенного населения ушла с Красной армией [в 1941 ] или же вынуждена была молчать и маскироваться. Основной тон в настроении населения давали контрреволюционные элементы (имеющие судимость, всякие "бывшие люди" и т. д.) и широкие обывательские слои, которые очень приветливо встретили немцев, спешили занять лучшие места по слуэ/сбе и оказать им всевозможную помощь. В этом числе оказалась и значительная часть интеллигенции, в частности много учителей, врачей, бухгалтеров и инэ/сенеров. Очень многие молодые женщины и девушки начали усиленно знакомиться с немецкими офицерами и солдатами, приглашать их на свои квартиры, гулять с ними и т. д. Казалось как-то странным и удивительным, почему немцы имеют так много своих сторонников среди нашего населения». Новгородский историк Б. Н. Ковалёв, ссылаясь на архивные документы, признает: «Пропагандистский натиск [германского государства] принес свои результаты: в ряде деревень немцев встречали хлебом-солью, как освободителей от колхозов, налогов и репрессий». Таким образом, нелояльное по отношению к советскому государству поведение крестьян объясняется воздействием немецкой пропаганды.

Необоснованность подобного тезиса Б. Н. Ковалёва очевидна. До оккупации в какой-либо серьезной форме никакого серьезного «пропагандистского натиска» на рассеянное на огромной территории малограмотное сельское население в условиях тоталитарной советской реальности немцы осуществить не могли. Радиоприемников деревня практически не имела, листовки были редкостью, поэтому крестьяне летом 1941 встречали противника хлебом-солью не в результате каких-либо мифических пропагандистских акций врага, а исходя из личного опыта «подсоветской» жизни, резкого отрицания сталинской социально-экономической системы и собственных внутренних представлений о том, что бремя любой другой власти будет легче колхозного. Пропаганда противника в 1941-1942 гораздо в большей степени влияла на мотивацию поступков не сельского населения, а бойцов и командиров РККА, имевших возможность достаточно часто знакомиться с листовками врага. Трудно сомневаться и в том, что антисоветские радиопередачи имели возможность слушать по немногочисленным радиоприемникам горожане, а не крестьяне.

3 Сроки начала принудительных выселений раскулаченных крестьян из Белоруссии были согласованы 30-31 января 1930 на совместных заседаниях Коллегии ОГПУ, полномочных представителей и руководящих работников территориальных отделов органов госбезопасности. Начало операции назначалось на 1 марта, а отправка

Немецкая оккупация Белоруссии в 1941-1944 годах

185

депортированных эшелонами со сборных пунктов — на 5 марта. В феврале были составлены списки первых депортируемых из Белоруссии 8000 семей (43 500 человек), для которых выделялись 23 эшелона. В каждом эшелоне планировалось иметь 44 вагона для перевозки людей из расчета по 40 человек в вагоне, 8 товарных (на семью — не более 480 кг груза) и классный вагон для команды ОГПУ. Кормили раз в двое суток. Двери вагонов надлежало держать плотно закрытыми и только в пути разрешалось ненадолго приоткрывать их для притока через щели свежего воздуха. При покушении на побег конвою предписывалось стрелять без предупреждения. В вагонах царили духота, вонь, смрад, здесь же рожали детей, умирали, все вместе отправляли в одно ведро естественные надобности. И на этапе, и по прибытии на конечный пункт ссыльные часто становились жертвами голодного мора и болезней. На Урале раскулаченные белорусские крестьяне направлялись на спецпоселение в районы Надеждинска, Соликамска, Григорьевска, Тюмени и Тавды. Очень быстро органы госбезопасности превысили установленный лимит, и к 20 маю 1930 депортации из Белоруссии подверглись не 8 тыс., а 9701 раскулаченная семья (47392 человека), а всего в 1930-1931 в отдаленные районы страны, преимущественно в условия нечеловеческого существования, были отправлены из этой республики 15 724 семьи, насчитывавшие 73415 человек. Однако депортации на этом не закончились, они продолжались и в последующие годы.

До осени 1942 на территории Белоруссии (преимущественно в радиусе 40-50 км от Могилёва) оперировал 102-й Донской казачий батальон (Ost Kosakenabteilung 102., с октября 1942 — 600-й) майора И. Н. Кононова. Осенью 1942 в Белоруссии появились сформированные летом на Украине четыре казачьих батальона, получивших в ноябре номера: 622-й, 623-й, 624-й и 625-й. Эти батальоны оперировали в тылу 3-й танковой армии Вермахта. Принадлежность на период 21 марта — 2 апреля 1943 — к 201-й охранной дивизии. Принадлежность на 18-21 мая 1943 — группа майора Э. фон Рентельна (623-й и 625-й батальоны, 638-я казачья рота), приданная объединенным силам командира 87-й пехотной дивизии Вермахта генерал-лейтенанта артиллерии В. Гартма-на. Ему же (в составе сил полковника фон Скотта) в тот момент подчинялся пятый (631-й) казачий батальон, сформированный в сентябре 1942 и оперировавший зимой 1942/43 в районе Невель-Сурож. Батальон Кононова, переименованный зимой 1943 в 600-й казачий дивизион (полк), в июне убыл в Млаву на формирование 1-й казачьей кавалерийской дивизии. 622-й, 623-й, 624-й, 625-й батальоны и 638-я рота убыли в конце сентября 1943 во Францию (750-й казачий полк особого назначения; Kosaken Festungs-Grenadier Regiment 360.). 631-й батальон остался в составе LIX армейского корпуса войск группы армий «Центр». Кроме перечисленных батальонов с января 1944 из района Проскурова в район Новогрудка начали прибывать группы и подразделения строевых частей Казачьего Стана Походного Атамана полковника СВ. Павлова под общим командованием полковника А. И. Медынского. К концу марта 1944 в группе Медынского насчитывалось не менее 4 тыс. строевых казаков.

Правильно — легионеров. На самом деле, вероятно, речь идет не о французских легионерах ваффен СС, а о чинах Легиона французских добровольцев (Legion des Vo-luntaires Francais contre lc Bolschevisme — LVF/ЛФД), который прибыл осенью 1941 из Европы на Восточный фронт в составе 638-го полка (181 офицер, 2271 легионер) 7-й пехотной дивизии Вермахта. После больших потерь, особенно во 2-м батальоне, в боях под Москвой зимой 1941/42 ЛФД был выведен в тыл группы армий «Центр». Принадлежность на 6 февраля 1942 — Wehrmacht Befehlshaber Heeresgebiet Mitte 102. В 1942-1943 два батальона (1-й майора Лакро и 3-й майора Демессин-не) активно участвовали в антипартизанских операциях. Зимой 1943/44 ЛФД был восстановлен в прежнем трехбатальонном составе и под командованием бригадного

186

Глава I. Белоруссия

генерала французской армии Э. Пуа продолжал участвовать в борьбе с партизанами, а затем — в ожесточенных боях и с Красной армией. В ваффен СС ЛФД был передан только 1 августа (по другим данным — 1 сентября) 1944. Личный состав Легиона поступил на формирование 2-го французского (58-го) полка 7-й войсковой гренадерской бригады СС «Шарлемань».

6 По-видимому, речь идет в первую очередь о чинах 102-го казачьего батальона, об антипартизанских операциях которого осенью 1942 один из офицеров РННА, капитан М. В. Шатов (Каштанов), оставил следующий отзыв. Батальон Кононова, с точки зрения Шатова, «отличался боевой настойчивостью, упорством, частыми схватками и жестокой расправой с партизанами, безобразным отношением к местному населению, у которого казаки отбирали все, что им попадалось на глаза, грабя кладовые, а то и карманы».

7 Так, например, 20 марта 1942 около деревни Новосёлки (Вяземский р-н Смоленской обл.) партизаны из засады убили пять военнослужащих Вермахта, следовавших на санях в Белый. Затем в Новосёлки прибыли около 100 немцев-каратслей, которые оцепили деревню и расстреляли 24 местных жителя — мужчин и мальчиков в возрасте от 10 лет.

Кроме того, сравним настоящее утверждение мемуариста с одним из свидетельств об организации партизанского движения в Белоруссии: «Деревня Кусачи не поддавалась влиянию подпольного движения, несмотря на давление партизанского окружения. Силами деревни была создана самооборона, в которую вошло все мужское население деревни. Устроены были опорные пункты вокруг деревни для обороны во время нападения партизан. Деревня парализовала все попытки большевиков втянуть ее в орбиту подпольного партизанского движения. Партийные большевистские органы района, учитывая антисоветское настроение деревни, а также поведение и методы борьбы оккупационных сил с подпольным партизанским движением, устроили следующую провокацию: недалеко от местечка Радашковичи, в одну из соседних де-ревнь, обманным путем был завлечен немецкий фельдфебель, которого партизаны убили, изуродовали его до неузнаваемости и подбросили в располоэ/сение деревни Кусачи. Утром местные жители обнаруженный труп передали немецким военным властям. Спустя несколько часов вся деревня Кусачи была окружена немецкой военной жандармерией и войсками. Деревне был поставлен ультиматум: в течение двух часов выдать лиц, совершивших преступление, в противном случае вся деревня будет уничтожена. Конечно, деревня не могла выдать виновников. Не помогли также и доказательства непричастности деревни в совершенном преступлении и указания на то, что это партизаны таким провокационным поступком хотят отомстить деревне за ее стойкость в борьбе против партизан. По истечении поставленного срока началось поголовное уничтожение всех находящихся в деревне. Была при этом уничтожена самооборона деревни. Только очень немногим удалось спастись от смерти, спрятавшись в такие места, где немцы их не обнаружили. Известие об инциденте в Косачах [так в тексте машинописи. — Прим. К. А.] с быстротою молнии облетело все соседние деревни. Многие деревни, несмотря на антибольшевистское настроение, сейчас э/се поспешили уйти в лес, другие были наготове».

8 Может быть, речь идет о 2-м Трубчевском отряде им. Чапаева, который создал из 10-15 человек в районе с. Белая Берёзка в декабре 1941 беспартийный рабочий Се-лецкого лесокомбината (завода) Василий Иванович Кошелев. В декабре 1942 бригада им. Чапаева под командованием капитана Кошелева насчитывала около пятисот человек и совершала глубокие рейды в Брянских лесах.

9 Правильно: самоохрансние.

10 От нем. Kompanie — рота, подразделение.

Немецкая оккупация Белоруссии в 1941-1944 годах

187

11 То есть унтер-офицера.

12 Ср. с записями из ялтинского дневника 3. А. Хабаровой:

«28 января 1942

К соседке пришел немец развлекаться. Напился и пришел к нам требовать у папы спирт. Спирта нет. Тогда он приставил пистолет мне ко лбу и орал: "На колени ". На колени я не встала. Папа с мамой перепугались до смерти. Потом папа сказал, что принесет вино, а сам пошел к соседке. Немец все держал пистолет, когда соседка, тоже напуганная, увела его.

Через час он снова ворвался и опять требовал спирт. Потом он увидел мои белые перчатки и забрал.

Утром пришел Винко [Данчевич — пациент отца-стоматолога, военнослужащий Хорватского легиона. — К. А.], и мы ему рассказали, что произошло. Он пошел к своему офицеру и все рассказал.

30 января 1942

Пришел Винко. Рассказал, что офицер ходил к коменданту. Этот подонок оказался солдатом из комендатуры. Он был пьян и ходил в белых перчатках. Комендант дал приказ расстрелять его за мародерство, за постоянное пьянство, за то, что разлагает других и за незаконную связь с проституткой. Так рассказал нам Винко. Не знаю, правда или нет, но здесь он никогда не появлялся».

13 По неполным данным, только к августу 1942 на Востоке партизаны убили более 1,5 тыс. сельских и деревенских старост.

14 Правильно: легионеры.

15 То есть Вильнюса.

16 Настоящее утверждение белорусского автора коррелирустся с донесениями органов СД (июль 1941), отмечавшими энтузиазм белорусского населения при приходе войск Вермахта. Некоторые из таких документов впервые ввел в научный оборот А. Д. Даллин.

17 По данным управления уполномоченного СНК СССР по делам репатриации, за границей по состоянию на 1 января 1952 находился 451 561 гражданин СССР. Из них относили себя к белорусам лишь 9856 человек (2,2%). При этом стоит отметить, что в эту категорию наверняка попала какая-то часть русских, называвших себя уроженцами Западной Белоруссии, чтобы избежать насильственных репатриаций.

БОБРУЙСК

И. К. Соломоновский

Русские дети в рядах РОА1

Один из них был 14 лет, Вася Пискарёв [принятый в полк] из лагеря2 под Смоленском в конце ноября 1942 года. Его взяли денщиком командира 4-й роты батальона «Березина»3. ГФП числила его как «опасного партизана». Ваську увезли в ГФП. Потом звонят: «Забирайте, безопасен». А он не хочет. «Почему?» «Там немцы хлеб белый дают и конфеты, а у вас нет». Через три дня, когда конфеты закончились, Васька опять сбежал. [Я] рассердился и посадил его в карцер. Через 30 минут прибегает [заведующий карцером] фельдфебель Маяковский4. Ваську стали сидевшие там дразнить, а он в драку. Избил одного (лет 25) довольно сильно. [Я] пошел разбираться. Васька заревел:

— А чего они дразнятся, я тоже солдат.

— Удерешь?

— Удеру.

— Сиди хоть год.

Через две недели Маяковский доложил, что Васька лезет на разговор. Все его баловали, каждая рота — передачи, плюс от офицерской кухни усиленное питание. Передо мной стоял уже не Васька, а «рядовой 4-й роты русского Восточного полка5 по личному делу».

— Господин капитан, разрешите служить в вашей команде, не хочу быть денщиком.

— Не обманешь?

Васька обиделся. Я его зачислил... Как разведчик Васька работал прекрасно, уходил переодетым в партизанские места и приносил ценные сведения.

Летом 1943 г. мы издали воззвание к [местному] населению с предложением идти к нам [в полк]. Но добровольцев почти не было. Васька был ефрейтор, имел пистолет и медаль за Восточный фронт на зеленой ленте6. Спустя [некоторое] время звонит начальник полевой германской жандармерии Бем7: «Забери своего, он черти что делает». Васька собрал «митинг» на главной улице [Бобруйска]8. Я протолкался.

И. К. Соломоновскхш. Русские дети в рядах РОА

189

Васька, красный и потный, бил себя кулаком в грудь: «Вы что же, под юбками у баб сидите, а мы кровь должны за вас проливать, как вас честно просят — поступайте в полк, а вы морды воротите, небось у коммунистов так бы с вами не разговаривали». Увидев меня, Васька вытянулся: «Господин капитан, так что уговариваю вот этих — он презрительно махнул рукой в сторону толпы, — сопливых, к нам в полк идти». Бабы [зашумели]: «Господин офицер, он правильно говорит, нечего мужикам прохлаждаться, пусть к вам идут, чтобы коммуна опять не вернулась».

Однажды дежурный говорит: «Ефрейтор Пискарев просит разрешения войти». Вошел Васька, а за ним оборванный мальчик, лет 11, худой, босиком, испуганный. «Господин капитан, добровольца привел. Парень что надо, и большую охоту имеет». «Митька», — прошептал мальчик. Васька ткнул его в бок: «Уж очень напуганный, еще с детства. Энкавэдисты его испугали».

— Ты, Митя, есть хочешь?

— Хочу, — прошептал мальчик.

— Ну вот что, Васька. Идите к старшине и скажи, я приказал: «Вымыть Митю в бане, накормить, пригнать обмундирование».

Через два часа явились. История [Мити такова]. Отец — колхозник, был арестован НКВД и пропал, там же исчезла и мать, но дед его взял к себе, плел корзинки, делал свистульки. Но много не заработаешь...

— Так ты не любишь коммунистов?

— Не люблю, они моих батьку и мамку забили.

— Ну а дед тебе позволил?

— «Как теперь царя нет, ничего не понять, а если против комму-нии — иди и служи», — сказал лишь дед.

— А знаешь кто такой царь?

— Не знаю.

— А где ты его нашел? [— спрашиваю у Васьки]

— На базаре. Там его все какой-то пакет уговаривали отнести, а он не соглашался. Он и раньше партизанам пакеты носил, а увидел, как партизаны пленных немцев расстреляли, не захотел больше.

— Как же ты его привел?

— А Митька знает, где у партизан тут штаб в Бобруйске, и где что у них запрятано. Вы нам дайте велосипед и 5 человек, и через 30 минут все Вам доставим.

Через полчаса явились с двумя людьми в штатском.

— Вот, — торжественно проговорил Вася, поставив передо мной английскую магнитную мину, несколько германских печатей и целую большую стопку разных германских бланков.

— А эти? (на поясе у Митьки висел новенький TT9).

— Начальник Бобруйского штаба и связной.

190

Глава I. Белоруссия

По сообщению Митьки, германские саперы осмотрели электростанцию и нашли еще три точно таких же мины. Я отобрал, пока не будет формы, у Митьки пистолет, и он ходил каждый день и любовался им, приговаривая: «Эх, мне бы хоть одного энкавэдиста поймать, я бы ему и батьку, и мамку вспомнил». Пока ему шили обмундирование, вместе с Васькой они ходили на базар в штатском и ловили партизан. Они помогли раскрыть многих коммунистов. Русский Восточный полк ушел на Запад—Митька [остался] в России с дедом в деревни недалеко от Бобруйска, судьба их неизвестна.

Васька уехал с нами во Францию.

Васька, якобы по доносу хозяина кафе, украл хлеб. Он этого не мог сделать, но его арестовали. Из тюрьмы полевой жандармерии в городе Рен10 Васька бежал и явился ко мне. Я прятал его под кроватью десять дней, а потом сделал документы и устроил в русский батальон майора Иванова11. Васькина служба на побережье была отмечена в приказе по 7-й армии. Он получил Железный крест, ручные часы и радиоприемник за разоблачение четырех английских разведчиков в [зоне] дислокации 7-й армии. Они разъезжали в форме Вермахта: один «полковник», два «капитана» и шофер. Васька был унтер-офицером и командиром отделения. «Немцы» подъезжали к его посту, но он потребовал документы, «полковник» начал орать. Васька вызвал караул, шпионы [бросились] врассыпную, русские открыли огонь и всех убили. Васька догонял «полковника», тот отстреливался, тогда Васька бросил гранату и убил его. У разведчиков нашли важные документы.

В июле 1944 года маки12 убили трех стрелков и захватили Васю, который перевозил почту. Через трое суток батальон Васи разбил лагерь партизан, нашел мундир Васи с кровавыми пятнами на груди и на спине. Но Васи так и не нашли. В отместку батальон сжег одну из деревень маки, где только убитыми потерял 30 человек. Погибло все отделение (10 из 12), которым командовал Вася. Пленных не брали. Батальон Васи дрался так, что немцы дали ему высший знак отличия, разрешив носить «мертвую голову» на пилотках, не будучи зачисленным в войска СС. Стрелки этого батальона были все добровольцы, из ближних к Бобруйску деревень, не старше 18 лет.

Впоследствии в моей роте особого назначения13 в Мюнзингене14 были еще четыре мальчика, которых в 1942 году подобрала какая-то германская часть и в 1944 году передала русским.

Примечания:

1 Соломоновский Игорь Константинович (2/15 мая 1901, Киев— 10 июня 1974, Сан-Рокэ [Сан-Паулу], Бразилия) — участник Белого движения на Юге России и Второй мировой войны. Георгиевский кавалер (1920), майор Вермахта (1944). Из семьи чиновника Киевского окружного суда. В 1911 поступил в Петровский Полтавский кадетский корпус, уче-

И. К. Соломоновский. Русские дети в рядах РОА

192

бу в котором прервал из-за революционных событий 1917. Учился в Могилевской гимназии, затем с родителями вернулся в Киев. В Могилеве и в Киеве активно участвовал в русском скаутском движении. В конце 1918 вступил в один из Киевских добровольческих отрядов для защиты города от петлюровцев. После прихода в Киев (август 1919) частей В СЮР добровольцем вступил в 3-й эскадрон Кирасирского (быв. Его Императорского Величества) полка. Тяжело отморозив ноги, находился на излечении в госпиталях Киева и Одессы, откуда был эвакуирован в Варну (Болгария). Летом 1920 из Варны вернулся в Крым, зачислен в Сводно-гвардейский полк 1 -й кавалерийской дивизии, в рядах которого служил в чине вахмистра. За боевые отличия в кавалерийской атаке у деревни Ключевой на Днепре (август 1920) награжден Знаком отличия Военного ордена (Георгиевским крестом) IV ст. В бою был ранен, после выздоровления получил направление в команду мотоциклистов запасного бронедивизиона. В составе Крымского кадетского корпуса эвакуировался из Ялты в Константинополь 1-2 (14-15) ноября 1920.

В 1921 в числе 78 кадет I вып. окончил Крымский кадетский корпус, размещавшийся в тот момент в Стрнище при Птуи (Словения) на территории Королевства СХС. Окончив Белградский университет, работал шофером такси, чин РОВС. В апреле 1941 призван в чине наредника (сержанта) в 101-й автомобильный полк Королевской армии, попал в немецкий плен. В 1941-1942 — в лагере военнопленных Offizierslager VI-C (Оснабрюк), в котором содержался вместе с группой русских эмигрантов, служивших в Королевской армии Югославии. После нападения Германии на СССР подал рапорт с просьбой об отправке на Восточный фронт. В мае 1942 в чине фельдфебеля Вермахта прибыл в Бобруйск, где формировался русский полк «Центр», включенный позднее в состав Восточный войск Вермахта. В 1942-1944 служил в штабе полка (р-н Бобруйск — Могилёв) начальником отделения 1с, произведен во все офицерские чины до майора. В период с осени 1944 по весну 1945 руководил немецкой разведывательной агентурной службой по выявлению настроений личного состава в частях формировавшейся власовской армии. В марте 1945 со своим небольшим подразделением ушел из Мюнзингена (Германия) в Альпы, где встретил окончание войны. В 1945-1946 находился в тюрьме в американской оккупационной зоне, арестованный военной полицией как офицер Вермахта. Принудительной репатриации в советскую оккупационную зону избежал и был освобожден. В 1947-1948 работал в автомобильной фирме в Австрии, осенью 1948 выехал в Бразилию. С 1950-х сотрудничал с газетой «Россия» (Нью-Йорк), поддерживал связи с русскими воинскими организациями Зарубежья. В 1960-е писал воспоминания на разные темы, переданные родственниками на хранение в BAR.

Источник: Columbia University Libraries, Rare book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive (New York, USA). Collection I. Solomonovsky. Отрывок из одноименной рукописи (9 страниц) мемуаров на русском языке (1969-1970). Из контекста неясно, о каком лагере идет речь, возможно, о лагере для детей, потерявших родителей.

С 30 сентября 1942 — 601-й восточный батальон («Березина») (см.: Командующий генерал охранными войсками и командующий тылом армейской группы «Центр». Оперативный отдел. Регистрационный № 3245/42. Секретно. Приказ по корпусу. Главная квартира, 30.9.1942 г. // Личный архив Александрова К. М. Западный штаб партизанского движения. Перевод дневника боевых действий № 3 командующего генерала охранных войск и командующего тылом группы армий «Центр» Шенкендорфа с 1 июля по 31 декабря 1942 года с приложениями [по материалам ф. 8 ГАНИСО]. Л. 237-238, 287). К сожалению, нумерация батальонов полка «Центр», приводимая по памяти в мемуарных источниках И. К. Соломоновским и др. авторами, на материалы которых ранее ссылался автор-составитель (см. например: Восточные войска Вермахта и ВС КОНР. К истории разведывательных и контрразведывательных служб II Александров К. М. Русские солдаты Вермахта. М., 2005. С. 200), не всегда соответствует действительности и требует уточнения по дневнику генерала пехоты М. фон Шенкендорфа

193

Глава I. Белоруссия

(СИ. Дробязко в своем перечне частей и подразделений Восточных войск Вермахта приводит правильную нумерацию. См.. Дробязко С. И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских Вооруженных Сил 1941-1945. М, 2004. С. 532). Батальон «Березина» (на 15 октября 1942 — командир майор Г. А. Синицкий, по штату 1000 военнослужащих) начал формироваться в мае 1942 в Бобруйске на основе русской караульной роты из Гомеля и нес службу в составе войск безопасности тыла группы армий «Центр», в первую очередь по охране ж/д линии Орша — Борисов. Штаб батальона и штабная рота находились в Крупках, 1 -я рота — в Борисове, 2-я — в Тростянках, 3-я — (?). Под 4-й ротой Соломоновский, вероятно, имеет в виду штабную роту. В батальоне были случаи перехода на сторону партизан, в том числе наиболее драматичная — с попыткой вооруженного мятежа во 2-й роте (18 сентября 1942), в результате которой из 102 военнослужащих 2-й роты на сторону партизан перешли 67. Но подобные эксцессы носили эпизодический характер и на боеспособности батальона, чьи боевые качества неоднократно подчеркивал Шенкендорф, не отразились. Во второй половине осени 1943 601-й восточный батальон был отправлен во Францию.

4 На 1943 — унтер-офицер Восточных войск Вермахта, бывший колхозник из-под Бобруйска, семья которого погибла в результате партизанских репрессий.

5 22 июля 1942 по корпусу войск безопасности тыла был отдан приказ о создании русского запасного батальона «Центр», формированием которого занимался особый штаб капитана Гольфельда в Бобруйске. На комплектование батальона направлялись добровольцы из лагерей военнопленных. Батальон должен был служить резервом для пополнения действующих на тот момент в р-не Бобруйска восточных батальонов «Днепр» и «Березина». 18 августа 1942 командование группы армий «Центр» отдало приказ № 6431/42 о формировании в цитадели на территории Бобруйска добровольческого запасного полка «Центр» для «пополнения всех находящихся на территории армейской группы "Центр" и создающихся добровольческих формирований». В полк входили два резервных батальона: 1-й (три пехотные роты и рота тяжелого оружия) и 2-й (резервная саперная рота, казачий резервный эскадрон, резервная батарея, резервная рота связи), а также русская команда (рота?) пропагандистов. Рота связи насчитывала 100 чел., батарея — 150, все остальные роты — по 250. На формирование полка обращался запасной батальон «Центр». Снабжение и довольствие полка обеспечивала 203-я охранная дивизия Вермахта. Командиром полка был назначен офицер Русской армии (на 1920) Н. Г. Яненко (в 1944 — подполковник Вермахта). В октябре 1943 полк отправлен во Францию и подчинен 7-й армии Вермахта. В апреле 1944 — расформирован (личный состав частично передан в школу по подготовке личного состава Восточных войск).

6 Скорее всего — Знак отличия для восточных народов «За заслуги» (Verdienst-Auszeichnung) II кл. «в бронзе».

7 Не установлен.

8 Бобруйск — город в 150 км от Минска ив 110 км на юго-запад от Могилёва. С 1938 — город областного подчинения Могилёвской обл.

9 Пистолет «Тула — Токарев», разработан Ф. В. Токаревым в 1930.

10 Город на западе Франции, административный центр департамента Иль-и-Вилен, главный город Бретани.

11 Не установлен.

12 От франц. Maquis — макизары, французские партизаны.

13 Личный состав роты под командованием майора И. К. Сол омоновского занимался разведкой и наблюдением за формированием 1 -й пехотной дивизии войск КОНР.

14 Населенный пункт (западнее Ульма, земля Вюртембсрг) в V военном округе. Здесь в ноябре 1944 — феврале 1945 формировалась 1-я пехотная дивизия войск КОНР.

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВЕ I

Документ 1

Главная квартира 10.X.1942 года

Полевая почта 47340

Командующий генерал охранных войск

и командующий тылом армейской группы «Центр»

Оперативный отдел. Регистр. № 571/42, секр. командов.

ГЛАВНОМУ КОМАНДОВАНИЮ АРМЕЙСКОЙ ГРУППЫ «ЦЕНТР». ОПЕРАТИВНЫЙ ОТДЕЛ

СООБЩЕНИЕ ОБ ОБСТАНОВКЕ1

В сообщении за июнь 1942 года ОКХ / Главная квартира, датированном 14.7.42 г., указывалось на то, что приказ Сталина «создать в тылу немецкой армии невыносимые условия для врага»2 недалек от своего выполнения. Этим самым было лишь повторено то, что излагалось в прежних сообщениях об обстановке. В направленном сообщении об обстановке Главному командованию группы армий «Центр» от 10 апреля 1942 года в особенности указывалось на то, что необходимо срочное усиление сил, находящихся в распоряжении командующего тылом армейской группы «Центр», если мы хотим справиться с растущей бандитской деятельностью. Положение в тылу армейской группы «Центр» основательно обсуждалось также с начальником Орготдела ОКХ генералом Блюментритом3, в связи с его посещением 31.5.1942 года в том отношении, что передача в свое время в декабре месяце4 подчиненных командующему генералу войск Действующей армии постепенно, но вполне уверенно способствовала овладению бандитами территорией тыла армейской группы «Центр». Господину генералу Блюментриту настойчиво было указано на всю серьезность положения. В качестве выхода из критического положения ему было сделано давно выдвигаемое предложение о передислокации на территорию тыла армейской группы «Центр» в качестве «начинки»5 запасных армейских частей.

С тех пор обстановка развивалась следующим образом. При роспуске группы Шенкендорфа6 в июне этого года большое количество охранных

194

Глава I. Белоруссия

батальонов были оставлены при фронтовых соединениях, так что пополнение составило всего лишь 9 батальонов. Нельзя отрицать того факта, что прибытие этих 9 батальонов было весьма ценным пополнением сил, но их количество оказалось недостаточным, чтобы в целях охраны железнодорожных магистралей в основном оголенную от войск территорию снова прочно взять в свои руки. Пополнение сразу же было использовано, чтобы возобновить пришедшую в упадок по причине нехватки сил активную борьбу против партизан. Но за это время русские умножили свои усилия, чтобы добиться волнений. Если ранее прежде7 речь шла о более или менее случайно объединившихся силах из числа оставшихся красноармейцев, бежавших военнопленных и т. п., то теперь следует признать строгое, плановое руководство бандитским движением. Благодаря постоянному пополнению этого движения организаторами, обученными бойцами и подрывниками, забрасываемыми воздушным путем или наземным через брешь на фронтовом участке LIX армейского корпуса8, бандитское движение получает все больший размах9, если даже то там, то здесь и удалось разбить некоторые бандитские центры и в некоторых крупных операциях10 усмирить обширные районы.

Одновременно усиленно и ловко была популяризована пропаганда, призывающая массы русского народа на оккупированной территории к борьбе против «захватчиков и угнетателей Родины». Борьба бандитов, руководимых Москвой, получает отпечаток отечественного героизма, и нельзя отрицать тот факт, что под впечатлением успехов бандитской войны местное население все больше прислушивается к пропаганде и все больше и больше уклоняется от сотрудничества с немцами. Отрицательное влияние на население в городах оказывает тяжелое продовольственное положение. Не полностью проведенная реформа11 вызвала недоверие к нам крестьян. Вдохновляемая первыми успехами, бандитская война на территории тыла армейской группы «Центр» принимает все более серьезные формы.

«В ответ на призыв товарища Сталина по всему огромному фронту и на всей территории, временно оккупированной врагом, разгорается пламя партизанской войны. В огне партизанских сражений против немецко-фашистских оккупантов куются смелые и мужественные кадры народных мстителей, которые покрыли себя неувядаемой славой. Борьба не прекращается! Она разгорается, принимает все более ожесточенный характер», — с таким призывом обратился политический отдел русской армии ко всем партизанам и партизанкам. «Начальник Центрального штаба партизанского движения12 в ставке Верховного Главнокомандующего» в одной из боевых директив, попавшей в наши руки, призывает бандитов выполнить свой долг так, как выполняют его бойцы на фронте, разрушать немецкие коммуникации снабжения (в частности станцию Орша), уничтожать мосты и немецкие склады.

Призыв и директива создают новое положение.

Молниеносно, на основании этой директивы, усилилась бандитская война и следует рассчитывать на то, что еще до зимы будут возрастать усилия противника с целью добиться крупных успехов. Тем более вынужденное теперь использование почти всех частей только на охране дорог благоприятствует возможности

Документальное приложение к главе 1

196

таких успехов. Мы вынуждены отказываться от проведения срочно необходимых и хорошо подготовленных крупных операций против банд. Важные в хозяйственном отношении районы13 мы уже были вынуждены оставить врагу. Ожидаемый с большими надеждами урожай в этих районах будет уничтожаться. Населенные пункты, жители которых сотрудничали с немецкими учреждениями, сжигаются бандитами, пронемецки настроенные жители убиваются.

Располагающиеся еще в этих населенных пунктах команды военных или хозяйственных учреждений находятся под величайшей угрозой. Как уже показали примеры, банды стараются также актами саботажа, применением горючих веществ и т. д. сжечь на складах снабжения запасы продовольствия, сена, соломы. С грубой жестокостью принуждают бандиты пассивные русские массы к антинемецким действиям. Таким образом, нельзя даже привлечь рабочую силу для очистки дорог от снега. Предусмотренное обеспечение войск за счет страны больше неосуществимо. Население сожженных деревень, ищущее защиту у немецкого Вермахта, представляет дополнительную обузу. Несмотря ни на какое усиление охраны железнодорожных путей, можно будет только уменьшить количество диверсий14, а тем самым сократить и время простоя подвижного состава, но не предотвратить таковые15. Общие коммуникации снабжения армейской группы «Центр» остаются16. Как мы ведем борьбу против вражеского тоннажа, так и русские ведут борьбу против районов погрузки и наших эшелонов со снабжением.

Изложенная выше угрожаемая обстановка представляет большую опасность для территории между фронтом и рейхом и показывает, [какое] важное значение имеет усмирение этой территории. Некоторые надежды на ослабление деятельности банд связаны с переброской на территорию тыла учебно-полевых дивизий и запасных формирований Военно-воздушных сил, а также с возвращением 5 охранных батальонов. Однако не признается, что резервные части Вермахта и Люфтваффе смогли бы принести некоторое облегчение. В связи с тем, что эти части не могут быть использованы для активной борьбы против банд, их значение как «начинки» может проявиться в полной мере только тогда, когда рядом с ними появятся наготове охранные части дош наступательной борьбы против банд.

Запасные формирования и в районах расквартирования, и в районах усмирения будут предоставляться в распоряжение охранных дивизий только в ограниченных размерах. Решающее значение имеет возвращение охранных батальонов17. Отсутствие их означает еще большее усложнение обстановки в связи с тем, что возвращение двух батальонов, временно предоставленных в распоряжение LIX армейского корпуса, задерживается.

Я серьезно указываю на серьезность создавшегося положения. Используемые на охране дорог части располагают только незначительными ударными группами, но ни командующий генерал, ни командиры дивизий не имеют какого-либо резерва. Впрочем, нельзя не принять во внимание все возрастающую усталость войск, беспрерывно занятых в операциях и на охране дорог18. Части сознают свою полную ответственность перед фронтовыми войсками и прилагают все усилия к тому, чтобы обеспечить им безопасный тыл и беспрепятственное снабжение.

Что касается населения, то оно в основной массе настроено против Сталина, большевизма и бандитской деятельности. Оно одобряет защиту их немца

196

Глава 1. Белоруссия

ми и опасается слабости немцев в борьбе против банд, в результате которой оно подвергнется террору бандитов. Так как мы не можем сообщить населению свои политические цели19, то есть опасность, что оно в районах, не контролируемых нами, под давлением банд присоединится к ним, в особенности, когда ловкая и интенсивная русская пропаганда усиленно проповедует участие в бандитском движении как национальную обязанность.

В приложении обзор имеющихся в распоряжении охранных сил, а также распределение их по охраняемым дорогам и прочим объектам.

Командующий генерал ШЕНКЕНДОРФ. Генерал пехоты

Приложение к сообщению № 571/42, секр.

БОЕВОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ИМЕЮЩИХСЯ В РАСПОРЯЖЕНИИ СИЛ

а) На охране дорог 35 охранных батальонов

7 полицейских батальонов 3 русских батальона

Итого 45 батальона

б) На других охранных объектах 4 охранных батальона

5 полицейских батальонов 1 русский батальон

Итого 10 батальонов

Общее количество: 39 охранных батальонов

12 полицейских батальонов 4 русских батальона

Итого 55 батальонов20

Исходя из 13 500 человек боеспособного состава в 45 батальонах21, которые несут охрану дорог (300 чел. в каждом батальоне), в общем на каждую охраняемую линию в 2700 км в среднем приходится на каждые 400 метров один сдвоенный пост. Но так как патрули должны сменяться через 12 часов, то один сдвоенный пост приходится на 800 метров. При этом не учитывается, что значительные силы выделяются для охраны инженерных сооружений и в резерв ударной группы. Группой армий «Центр» отдан приказ о возвращении 44-го охранного полка с двумя батальонами (Главное командование группы армий «Центр», оперативный отдел, регистр. № 7 900/42, секр. командов.), в то время как возвращение двух охранных батальонов из 2-й танковой армии, одного охранного батальона из 4-й армии и двух охранных батальонов из 9-й армии, итого 5 батальонов, снова отложено.

Документальное приложение к главе I

197

Документ 2

ПИСЬМО КОМАНДИРА ОСОБОЙ ПАРТИЗАНСКОЙ ГРУППЫ — НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛА ТРУДА РУССКОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ22

Гражданину Кумейша Николаю23!

Нам известно, что вы работаете начальником отдела труда. Вы встали на путь предательства и измены Родине, на путь борьбы со славянским народом.

Вы славянин, за немецкие гроши встали на путь злодеяний и преступлений, творимых немцами на нашей земле. Каждый их шаг делает отпечаток крови тысячей замученных и расстрелянных славянских народов.

Вас в скором времени ожидает возмездие и суровая расправа народа. Час расплаты недалек. Красная Армия наступает и недалеко от наших краев. Немцы отступают на Запад, но им не уйти от расплаты. А что вы будете делать? Вас народ раздавит и задушит, как изменников Родины, как участников всех злодеяний и убийств, совершенных немцами на наших полях.

Для вас остается одна возможность, которая спасет вам жизни и вашей семье. Эту возможность мы вам предоставляем, если вы сейчас приложите все силы для борьбы с немцами, то есть, если вы изъявите свое согласие с нами работать и выполнять наши поручения.

Вам необходимо: 1) предоставить подробный список всех работников управы, указывая их возраст, национальность, местожительство и <...>24

2) Дать список лиц, с которыми вы имеете связь. Вот, Николай! Задача для вас очень легкая, но выполнение ее гарантирует вам жизнь. Смотрите — или жизнь или умереть от руки народа. Ответ и список, а также согласие о связи с нами передайте родителям в дер[евню] Подлесье к 29/XI. Делайте так, чтобы об этом знал я и вы.

Если вы только вздумаете предать подателя сего письма или об этом разболтаете, то <...>25 вместе со всей семьей, вы будете уничтожены.

Чтобы подтвердить ваше согласие о работе с нами, подпишите приложенную подписку.

Командир особой партизанской группы, 23X1. 43. Андрей1*

Я, Кумейша Николай, изъявляю свое согласие выполнять данные мне поручения командира партизанской группы. О своей связи обязуюсь никому не говорить.

В случае нарушения подписки буду расстрелян как изменник Родины вместе со всей своей семьей. Подпись:27

198

Глава I. Белоруссия

Документ 3

РЕЗУЛЬТАТЫ ПАРТИЗАНСКИХ ОПЕРАЦИЙ

НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫХ КОММУНИКАЦИЯХ

В ТЫЛУ ГРУППЫ АРМИЙ «Центр» за период с апреля 1943 года

по май 1944 года (по данным штаба группы армий «Центр»)28

Месяц	1 Количество диверсий, В нападений, засад и т. п.	1 Взорванные и ? поврежденные мосты	1 Поврежденные ж/д ? рельсы (в погонных 1 метрах)	1 Попытки вызвать 1 крушения поездов	? Поврежденные 1 локомотивы
Апрель	626	_	1760	210	_
Май	765	—	1640	232	35	106
Июнь	841	44	1780	272	298	1222
Июль	1 114	39	4290	306	—-	—
Август	1392	56	20505	205	266	1378
Сентябрь	1256	38	14150	343	109	600
Октябрь	1073	47	—	285	323	1 114
Ноябрь	—	26	—	—	353	989
Декабрь	750	—	—	—	233	506
Январь	870	_	17500		298	845
Февраль	907	—	23 000	—	291	645
Март	775	—	24000	—	237	824
Апрель	1013	—	—	—	330	1 108
Май	1052	—	14000	—	299	805

Знак «—» вероятно означает, что в оригинале документа сведения отсутствуют или не поступили. — К. А.

Документальное приложение к главе I

199

Документ 4

Члену Политбюро ЦК ВКП(б)

Секретарю Центрального Комитета КП(б)У

Тов. ХРУЩЕВУ Н. С.29

От военного корреспондента «Правды» капитана Л. Коробова30

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

В конце мая и в начале июня с. г., согласно решению ЦК КП(б)У, я побывал в 1-й Украинской партизанской дивизии им. дважды Героя Советского Союза генерал-майора Ковпака, действующей в тылу врага. Собирая материал для «Правды», я наткнулся на несколько вопросов, волнующих личный состав дивизии. Считаю своим долгом сообщить об этом Вам.

1. При выдвижении некоторых товарищей на заместителей командиров подразделений по политчасти было установлено, что не только они, но и многие, уже работавшие заместителями командиров по политчасти, имеют неоформленные партийные дела. Почти у всех кандидатов в члены партии и членов партии, принятых в парторганизации дивизии, нет окончательного решения о приеме. Окончательное решение должен выносить Райком. Но Райком там нет, а являться на большую землю31 в Райкомы, естественно, партизаны не могут. Сам командир дивизии подполковник ВЕРШИГОРА32 также не утвержден окончательно.

Коммунисты-партизаны просили меня передать Вам следующее по этому вопросу: может быть, можно ввести в дивизии партийную комиссию с правами партийной комиссии дивизии Красной Армии. Если этого сделать нельзя, то может быть ЦК КП(б)У пришлет в дивизию группу товарищей, которые на месте вынесут окончательное решение о вновь принятых в кандидаты партии и произведенных из кандидатов в члены партии.

Кроме того, в дивизии партийная организация нуждается в разъяснении в отношении приема в партию бывших пленных, «окруженцев», отличившихся в боях с немецкими захватчиками.

2. Многие партизаны дивизии выражали обиду на то, что после Карпатского рейда33 в дивизии осталась большая группа товарищей, отличившихся в боях, но не награжденных34.

3. Командиры, политработники и бойцы, заботясь о дальнейшей судьбе своей дивизии, выразили такое пожелание: после войны 1-ю Украинскую партизанскую дивизию им. дважды Героя Советского Союза генерал-майора КОВПАКА нужно закрепить за Наркоматом Обороны Украины и на базе ее развернуть дивизию с полным составом офицеров и бойцов. Многие партизаны выразили желание, чтобы дети украинских партизан, когда подрастут, проходили бы службу в своей родной партизанской дивизии.

201

Глава I. Белоруссия

4. Видимо, назрел вопрос о расширении дивизии. В каждой роте, батальоне, полку, где бы я ни был, всюду шли разговоры о росте, о введении третьих батальонов в полках (сейчас два батальона в полку). Я спросил командира дивизии о том, хватит ли для роста дивизии командного состава, подполковник ВЕРШИГОРА ответил, что командного состава хватит еще на такое же количество бойцов, народ вырос, и многих бойцов, в особенности старых партизан, можно вполне ставить командирами взводов и т. д.

Очевидно, дивизия нуждается в разъяснении — стоит ли ей развернуться до крупных размеров или же оставаться в прежнем составе, придерживаясь 1500-2000 человек35.

5. Ежедневно в дивизию приходят белорусские партизаны с просьбой принять их в украинские партизаны. Они заявляют, что наголодались по войне, что за время пребывания в белорусских отрядах многие из них по врагу не сделали ни одного выстрела.

Когда их принимают в дивизию, то вскоре от белорусских партизанских бригад начинают приезжать командиры и учиняют «розыски» сбежавших, называя их дезертирами. Несколько человек, ушедших из белорусских отрядов в дивизию, были отозваны обратно в бригады и в них расстреляны как предатели Родины36.

Некоторые белорусские бригады и отряды изъявили желание целиком перейти в 1 -ю Украинскую партизанскую дивизию. Почему большое количество белорусских партизан хочет уйти из подчинения партизанских краев и районов БССР?

Этот вопрос оказался весьма глубоким и сейчас как никогда требует срочного поправления.

Белорусское партизанское движение весьма мощное по количеству37. В советской печати я читал о боевых действиях белорусских партизан, сам три раза переходя линию фронта, в районе Витебск — Невель, имел возможность видеть боевые действия партизан БССР в 1942 году.

Но, дважды посетив партизан Минской группировки и встретившись с большим количеством партизан других областей на западе Белоруссии, я пришел к выводу, что сейчас в белорусском партизанском движении на западе республики не все благополучно.

В Пинской области движение мощное по количеству, такая же картина видимо и в других областях, но по силе воздействия на коммуникации врага и его военные объекты движение весьма слабое38.

Белорусский штаб партизанского движения39, об этом говорят многие партизаны БССР, по отношению к противнику принял оборонительную тактику. В областях были созданы группировки, в них посажены подпольные Обкомы и Райкомы, в задачу их входит — оборонять районы, в которых они дислоцируются. Это делается для того, чтобы сохранить от противника мирное население и воздействовать на коммуникации и военные объекты врага. В Пинской области, да по рассказам и в других областях, в результате этого партийные работники, будучи невоенными людьми, подмяли военных и ввели оборону

Документальное приложение к главе I

202

районов, где они находятся, сковали инициативу руководителей партизанских подразделений.

Если посмотреть на карту, то мы увидим следующее: болота и лесные массивы в руках партизан. Равнины, шоссейные и железные дороги — в руках противника.

На примере Пинской группировки, к которой по территории примыкает Барановичская и Минская, можно установить причины слабой активности белорусских партизан. Пинская группировка, как и другие, противником была оттеснена в болотистые районы. Немцы эту группировку обложили полицией, а свои силы поставили на охрану коммуникаций. Кроме того, противник ослабил удары партизан по коммуникациям тем, что организовал гражданскую войну на западе Белоруссии между партизанами, полицией и так называемой «самооховой», насчитывающей по разведданным 200000 штыков40.

Белорусские партизаны и бойцы 1 -й Украинской партизанской дивизии по этому поводу мне рассказали следующее: между партизанскими краями и немцами лежат нейтральные села и деревни. Пинские партизаны в такие села и деревни ездили на хозяйственные заготовки и по существу грабили их. Немцы, приезжая в такие села, говорили крестьянам: «Вас грабят бандиты, сочувствуем. Эти бандиты оккупанты из Белоруссии, и с ними надо бороться». Это нашло сочувствующий отклик среди жителей нейтральных населенных пунктов. В другой раз немцы привозят винтовки и, раздавая их населению, говорят: «Мы о Вас заботимся, мы Вас жалеем, вот Вам оружие, обороняйтесь». Вооруженные крестьяне начали бить мелкие заготовительные группы партизан. Тогда бригады Пинских партизан начали посылать в нейтральные села и деревни отряды. Эти отряды, конечно, одерживали победу и объявляли нейтральные села и деревни «сволочными и полицейскими».

После этого немцы в нейтральные села и деревни начали засылать комендантов, которые говорили крестьянам, что им нужна организация. Вооруженные мужчины разбивались на взводы, были введены караулы, заставы и засады. Тогда партизанские отряды, засидевшиеся в лесах, отвыкшие от настоящих боев, начали бояться нейтральных населенных пунктов.

И тогда немцы, одев взвода деревенской самообороны в свои шинели и обувь, повели их на партизанские отряды для того, чтобы отбить угнанных последних коров. Так противник организовал гражданскую войну, которая начала отвлекать партизан от разрушения коммуникаций и военных объектов.

А затем немцы стали увозить сформированные в деревнях подразделения в так называемую «белорусскую армию»41.

(О грабежах Пинскими партизанами нейтральных сел и деревень, об организации противником «самооховы» в Белоруссии и о раздувании немцами гражданской войны подробные материалы находятся у командования 1-й Украинской партизанской дивизии.)

О том, что немцы считают белорусских партизан оккупантами, свидетельствует следующий факт: Ганцевический гебитскомиссар прислал команди

202

Глава I. Белоруссия

ру дивизии подполковнику ВЕРШИГОРА письмо, в котором предлагает обменять находящихся у него пленных партизан, на плененных партизанами немцев и белорусов42.

То, что нейтральные населенные пункты не являются «сволочными и полицейскими» подполковник ВЕРШИГОРА проверил следующим образом. Без шума и выстрелов второй полк его дивизии под командованием майора КУЛЬ-БАКИ43 занял нейтральное село Морочь. Население встретило полк враждебно. «Самооховцы» частью разбежались, а большинство, не успев уйти, осталась. Комдив приказал полку не воевать44. Полк стоял в селе два дня и жители удивлялись — почему их не грабят. Тогда Кульбака собрал собрание и, учтя семьи красноармейцев, вдов и стариков, выделил часть лошадей полка для запашки последним земли. Полк в Морочно стоял 10 дней. Крестьяне с помощью партизан посеяли, «самооховцы», бежавшие ранее, стали группами возвращаться в село. Они рассказывали, как жестоко грабили село Пинские партизаны генерал-майора КОМАРОВА45. Немцы, увидя, что соседняя рота «самооховцы» разложилась, мгновенно вывезли ее в Барановичи.

Когда полк уходил из села, жители вышли провожать его и плакали, говоря: «Не уходите — придут партизаны и нас побьют».

После этого случая в нейтральных населенных пунктах пошел слух о том, что из Советского Союза прилетел сам КОВПАК46, спустил с парашютами лошадей, телеги, бойцов и помогает крестьянам сеять. КОВПАК стоит за мужиков, а немцы в Барановичской области жгут посевы.

КОМАРОВ утверждает, что он контролирует свою область. Это неверно. Его группировка загнана в болота, находится без районов, бригады ее выключены из войны, в боевом отношении подразложились. КОМАРОВ считает, что у него 40 ООО бойцов. Это сплошное очковтирательство. Он развил своеобразное крестьянское движение, отнюдь не похожее на партизанское, не работающее в интересах фронта.

Видимо, об этом не знает Белорусский штаб. Трусливые Пинские партизаны бегут от малочисленных немецких подразделений, оставляя врагу села и деревни. В этой группировке я был полтора года назад, видел села и деревни, сейчас же, побывав там, я нашел на месте населенных пунктов одни пепелища.

Видимо, люди, бывшие в командировках от руководящих органов у Пинских партизан, не подсказывали Белорусскому штабу, что после сбора партизанских сил необходимо перейти от оборонительной тактики к маневрен-но-наступательной, что не в традиции советских партизан ждать, когда на них пойдет противник, что в партизанских действиях решает не количество, а качество и военные приемы, как внезапность появления и стремительность удара.

Бойцы Пинской группировки не виноваты — они засиделись, обнищали, оборвались, их разлагает оборона. Они плохо вооружены, автоматическое оружие, в большинстве своем, стянуто к штабам для их охраны. Наиболее сознательные бойцы, чувствуя упреки совести, приходят в 1-ю Украинскую

Документальное приложение к главе I

204

партизанскую дивизию, боевая слава о которой гремит от Карпат до Варшавы, с просьбой включить их в войну.

Совершенно возмутителен тот факт, что в Пинской группировке людей, желающих воевать наступающе, а не оборонительно и ищущих поэтому пути к рейдирующим соединениям, считают дезертирами и расстреливают. При мне, в 1-ю Украинскую партизанскую дивизию было принято несколько десятков бойцов, перешедших из различных бригад и отрядов. Командование бригад, приезжавшее в дивизию, говорило о них как о предателях; характерна в этом отношении следующая записка: «Начальнику особого отдела 1-й Украинской партизанской дивизии47 от комбрига 118-й партизанской бригады им. Фрунзе — сообщаю по существу Вашего запроса о дезертирах моей бригады: предварительное заключение на ярых шпионов Вам дал мой начальник особого отдела. На других у меня также есть компрометирующий материал. Комбриг КЛИШКО48». Так командование Пинских партизан клеймит бойцов, желающих по-настоящему сражаться за Родину.

Для характеристики переходящих в дивизию можно привести хотя бы такой факт: один из минеров Пинской группировки пришел к подполковнику ВЕРШИГОРА и попросил взять его в дивизию. На вопрос командира: «Почему он хочет уйти из своей бригады?» — последний ответил: «Когда приходишь с диверсии, тебя заставляют охранять жен командиров, совершенную диверсию тебе не записывают, и если поднимешь об этом разговор, то грозят расстрелом. Непокорных расстреливают.

В 1-й Украинской партизанской дивизии командование правильно считает, что в Пинской, Минской и Барановичской группировках надо дать оружие не разложившимся, ввести жесткую партизанскую дисциплину, поставить задачи на рейды; нацелить на военные объекты противника и заставить воевать.

Находясь у генерал-майора Комарова, я почувствовал, что он заботится больше не о войне с немцами, а о достойном выходе из нее. В его штабе раздавались разговоры о том, что можно, не заметив того, остаться в тылу советских войск. КОМАРОВ мало похож на генерала. Он родом из деревни Хорустов (ныне сожженной), находящейся в расположении группировки, имеет по деревням много родных. Партизаны рейдирующих групп называют его помещиком. При встрече с командирами полков 1-й Украинской партизанской дивизии он говорил так: «Вы травите мои посевы, вы находитесь на моей земле, я Вам не дам своего аэродрома». Это трусливый человек, поэтому он отказался от наступательных действий и ушел в болота.

Надо было бы белорусских партизан вывести из болот и заставить работать на коммуникациях врага.

Вот все, что я хотел Вам доложить.

Л. КОРОБОВ /подпись/ 23 июня 1944 года

204

Глава I. Белоруссия

Примечания:

1 Источник: Личный архив Александрова К. М. (ЛАА). Западный штаб партизанского движения. Перевод дневника боевых действий № 3 командующего генерала охранных войск и командующего тылом группы армий «Центр» Шенкендорфа с 1 июля по 31 декабря 1942 года с приложениями [по материалам ф. 8 ГАНИ СО]. Машинопись. Копия. Л. 261-267. Это сообщение тем более интересно, что составлено в период кульминации успехов Вермахта на Восточном фронте.

2 Речь идет о постановлении ЦК ВКП(б) от 18 июля 1941 «Об организации борьбы в тылу германских войск»: «Задача заключается в том, чтобы создать невыносимые условия для германских интервентов, дезорганизовать их связь, транспорт и сами воинские части, срывать все их мероприятия, уничтожать захватчиков и их пособников, всемерно помогать созданию конных и пеших партизанских отрядов, диверсионных и истребительных групп, развернуть сеть наших подпольных большевистских организаций на захваченной территории для руководства всеми действиями против фашистских оккупантов».

3 Блюментрит Гюнтер (1892-1967) — генерал пехоты (1944). В службе с 1911. Участник Первой мировой войны, за боевые отличия награжден орденами Железного креста II и I кл., Рыцарским крестом ордена Дома Гогснцоллернов с мечами, обер-лейтенант (1918). С 17 января по 24 сентября 1942 — 1-й обер-квартирмейстер Генерального штаба ОКХ. Кавалер Рыцарского креста Железного креста (1944).

4 В период советского контрнаступления под Москвой.

5 То есть гарнизонов.

6 Шенкендорф фон, Макс (1875-1943) — генерал пехоты (на 1943). В службе с 1894. Участник Первой мировой войны, майор по особым поручениям при начальнике Генерального штаба (1918). В 1918-1930 — в рейхсвере, генерал-лейтенант (1929). С 1930 в отставке. Призван в 1941. Командующий войсками безопасности тыла группы армий «Центр» (с 1941). Противник нацистской колониальной политики на Востоке и участник антигитлеровского заговора (1942-1943).

7 Очевидно, речь идет о периоде до лета 1942.

8 С мая 1942 по январь 1943 — в группе армий «Центр» (р-н Великие Луки, Велиж).

9 По состоянию на 1 мая 1942 на территории Смоленской обл. действовали 40 партизанских отрядов (15 520 чел., из них местного населения — не более 4,5 тыс.). На территории Орловской обл. действовали 65 отрядов (связь поддерживалась с 47 общей численностью 10,7 тыс. чел.). Руководство указанными партизанскими отрядами осуществляли сотрудники НКВД, представители местных партийных и советских органов.

10 С июня 1942 в тылу группы армий «Центр» последовательно проводились антипартизанские операции «Лесной кот», «Майский жук», «Северный полюс I», «Северный полюс II», «Орел» и т. д.

11 Речь идет о медленном и противоречивом процессе ликвидации сталинской колхозной системы, в рамках которой подразумевалась на первых порах замена колхозов общинными хозяйствами с разделом между селянами (по подворной системе) инвентаря, средств обработки и земли. Формальным основанием служило распоряжение А. Розенберга от 16 февраля 1942 «Новый порядок землепользования». Однако ликвидация колхозов в 1942 велась хаотично и непоследовательно, вызывая настороженное отношение населения и недовольство крестьян мероприятиями оккупационных властей.

12 Пономаренко Пантелеймон Кондратьевич (1902-1984) — начальник Центрального штаба партизанского движения (1942-1944), председатель Совнаркома (Совета министров) БССР (1944-1948). Член Коммунистической партии с 1925. Член Президиума ЦК КПСС (1952-1953).

Документальное приложение к главе I

205

3 Подчеркнуто в документе.

4 За сентябрь 1942 по статистике штаба войск безопасности в тылу группы армий «Центр» на железнодорожных коммуникациях состоялись 373 диверсии, из них, благодаря бдительности охраны, удалось предотвратить 143 (38%). Уничтожены 3272 партизана, захвачены: самолет, 2 орудия, 3 противотанковых орудия, 49 станковых пулеметов, 11 минометов, 3 грузовика, большое количество взрывчатки и др. трофеи. В октябре количество диверсий возросло до 384, но возросло и количество предотвращенных диверсий. Абсолютное большинство диверсий на коммуникациях заключалось в подрыве или попытках подрыва железнодорожного полотна, которое сравнительно быстро восстанавливалось. Случаи удачных подрывов мостов с их полным уничтожением оставались достаточно редкими.

5 Подчеркнуто в документе.

6 Подчеркнуто в документе. Вероятно, автор хотел сказать о том, что коммуникации остаются основным объектом партизанских атак и диверсий. Здесь необходимо отметить следующий любопытный факт, приведенный в информационной сводке М. фон Шенкендорфа от 20 сентября 1942, направленной командирам 201-й, 203-й, 223-й и 286-й охранных дивизий. За период с 24 августа по 17 сентября 1942 в результате партизанских атак и диверсий на коммуникациях в день проходили 18 составов из ожидавшихся 23 (снижение на 22%). Однако наиболее важные санитарные поезда и составы с горючим «существенного ущерба не понесли». Ущерб, в первую очередь, понесли составы с товарами для солдатских лавок, почтовые, эшелоны с автотранспортом, дорожно-строительными материалами и продовольствием. Потери в технике в результате партизанских диверсий на железной дороге (за указанный период) составили 36 зенитных орудий, 14 тяжелых орудий, 5 легких пушек, одна мортира, 21 противотанковое орудие и 33 миномета. Вряд ли эти потери существенно отразились на боеспособности войск на фронте группы армий «Центр». Не менее М. фон Шенкендорф был встревожен тем, что в результате партизанских акций замедлилось поступление на фронт теплых вещей из Германии, а также возник дефицит товаров в солдатских автолавках.

7 Подчеркнуто в документе.

8 На момент составления документа общая численность официально учтенных Шен-кендорфом восточных добровольцев, служивших в русских боевых подразделениях по охране тыла группы армий «Центр» (без «хиви» и добровольцев из граждан СССР в немецких частях и подразделениях, а также соединения «Граукопф» или РННА) превысила 6700 военнослужащих, без участия которых охрана коммуникаций и борьба с партизанами была бы невозможной. В дальнейшем эти цифры неуклонно возрастали.

9 Генерал пехоты М. фон Шенкендорф неоднократно подчеркивал пагубные последствия игнорирования политических аспектов и целей войны. 12 декабря 1942 начальник оперативного отдела штаба группы армий «Центр» полковник X. фон Тресков переслал Шенкендорфу обращение от имени группы офицеров с призывом создать Русский национальный комитет. Этот документ предназначался для передачи командующему группой армий «Центр» и в ОКХ. Шенкендорф и некоторые его офицеры подписали документ.

'° Здесь не учтены на тот момент 600-й казачий дивизион (бывший 102-й казачий батальон) подполковника И. Н. Кононова, полк «Центр» майора Н. Г. Яненко (в составе двух батальонов), личный состав которых привлекался к охранно-караульной службе и антипартизанским операциям.

51 В данном случае речь идет только о немецких батальонах.

12 Источник: ША. Collection А. Daliin. Box 8. Асе. № 79093-10.10. Original. Рукописная записка. "3 Не установлен.

206

Глава I. Белоруссия

24 Не разборчиво.

25 Не разборчиво.

26 Не установлен.

27 Подпись отсутствует. Документ оказался в коллекции американского специалиста по немецкой оккупационной политике А. Д. Даллина, и это дает основание предположить, что Н. Кумейша, возможно, эвакуировался на Запад в 1944 и после 1945 остался в эмиграции, избежав принудительной репатриации в СССР.

28 ЛАА. Таблица составлена на основании рапортов и отчетных документов штаба группы армий «Центр». Roll 27-Т-454; 81-Т-175; lll-T-78. German captured records at the National Archivcs USA, Washington. Цит. по: ProninA. G. Guerrilla warfare in the German-occupied soviet territories 1941-1944 / A Dissertation submitted to the Faculty of the Graduate School of Georgetown University in partial fulfillment of the requirements for the degree of Doctor of Philosophy. Washington, 1965. P. 183.

29 Хрущёв Никита Сергеевич (1894-1971) — 1-й секретарь Московского горкома и обкома ВКП(б) (1934-1938), с января 1938 — и. о. 1-го секретаря ЦК КП(б)У (в должности с июня 1938). Активно участвовал в репрессиях 1937-1938. Председатель СНК УССР (1944-1947). Член Коммунистической партии с 1918. Член Политбюро (Президиума) ЦК (1939-1964).

30 Коробов Леонид А. — в годы войны военный корреспондент «Правды». Автор книги «Фронт без флангов» (М., 1971). На документе штамп: «Входящ. № 02540. 28 июня 1947 г.», а также рукописные пометки.

Источник: Централъний державний apxie громадських об'еднань (ЦДАГО) Украши. Ф. 1. Оп. 22. Спр 58. Арк. 51-60. Документ любезно предоставлен для публикации А. Гогуном (Берлин).

31 Советскую сторону фронта.

32 Вершигора Пётр Петрович (1905-1963) — командир 1-й Украинской партизанской дивизии (1943-1944), генерал-майор (1944), Герой Советского Союза (1944). Член ВКП(б) с 1943. В 1938-1941 работал на Киевской киностудии. В 1941-1942 — командир подразделений, начальник бригады кинофотокорреспондентов политотдела 40-й армии Брянского фронта. С июня 1942 — в тылу противника. В 1942-1943 — зам. командира по разведке в соединении С. А. Ковпака. Участник пяти рейдовых операций. После 1945 — преподавал, занимал журналистикой. Автор апологети-ческо-пропагандистских произведений о партизанах: «Люди с чистой совестью» (М., 1946), «Карпатский рейд» (М., 1950) и др. Награжден двумя орденами Ленина, орденом Богдана Хмельницкого 1-й ст. и др. наградами.

33 Июнь — сентябрь 1943. По официальным данным, ковпаковцы потеряли в рейде более трети личного состава.

34 Здесь на полях документа рукописная пометка: «Наградной] отд[ел]. [далее неразборчиво. — К А.]. 23. 6. Это проверить».

35 Здесь на полях документа рукописная пометка: «Увеличение численности нецелесообразно. 23. 6. [росчерк]».

36 Этот и предыдущий абзац документа обведены.

37 К 7 января 1944 в тылу противника насчитывалось 1116 партизанских отрядов и соединений общей численностью 181 392 бойца (в том числе в Белоруссии — 693 формирования, в которых сражались 120288 человек). Смоленский историк И. П. Щеров в своем ценном исследовании по истории партизанского движения в годы войны на основании анализа архивных материалов пришел к очень важному выводу: «Активной и составной частью (50%) участников партизанской войны были именно руководящие советско-партийные работники. Им было, что защищать в годы войны: свои привилегии, льготы, сытую жизнь, в отличие от основной массы "советского " народа».

Документальное приложение к главе I

207

38 Этот абзац документа обведен.

39 Начальником БШПД (1942-1944) был П. 3. Калинин (1902-1966) — 2-й секретарь ЦК КП(б)Б.

40 Правильно: самааховы. Проект указа о создании Корпуса белорусской самообороны (в пер. с бел. — беларускай самааховы) был опубликован В. Кубе 29 июня 1942. 16 июля последовал приказ о формировании Корпуса, в который предполагалось включить местные антипартизанские формирования от роты до батальона. Призыв в Корпус (в значительной степени на добровольной основе) шел на протяжении нескольких месяцев — в итоге командование КБС сформировало около 20 батальонов и несколько более мелких подразделений. Каждый батальон состоял из трех пехотных рот (по 100-120 бойцов каждая) и эскадрона (около 100 бойцов). К октябрю 1942 в ряды КБС было призвано около 15 тыс. человек, началась подготовка офицерского состава. Главным комендантом КБС стал руководитель Центрального совета БНС И. А. Ермаченко, начальником штаба — подполковник И. Гудько (Гутько), главным референтом — начальник военного отдела БНС капитан Ф. В. Кушель. В апреле 1943 на фоне конфликта между Кубе и Ермаченко оккупационные власти расформировали КБС, личный состав пошел на пополнение белорусских батальонов «Schuma» и полиции. Возможно, что Л. А. Коробов имел в виду формирования БКО, создание которой началось в конце января — феврале 1944. Но и личный состав подразделений БКО к маю 1944 насчитывал около 30 тыс. человек.

41 К маю 1944 в составе БКО были сформированы 39 пехотных и 6 саперных батальонов.

42 Подчеркнуто автором докладной записки.

43 Кульбака Пётр Леонтьевич (1902-1971) — командир Глуховского партизанского от