Разговоры на общие темы, Вопросы по библиотеке, Обсуждение прочитанных книг и статей, Консультации специалистов: Рэйки; Космоэнергетика; Учение доктора Залманова; Йога; Практическая Философия и Психология; Развитие Личности; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй, Обмен опытом Психология смысла

Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки

Нашему деду (с философской точки зрения) ГРУЧО МАРКСУ, которому удалось сформулировать нашу идеологию в одной фразе:

«Вот мои принципы. Если они вам не нравятся — у меня есть другие».

Философские интермедии

Введение

Димитрий: Если Атлант держит мир на своих плечах, то что держит Атланта?

Тассо: Атлант стоит на спине у черепахи.

Димитрий: А на чем тогда стоит черепаха?

Тассо: На спине другой черепахи.

Димитрий: А та черепаха — она на чем стоит?

Тассо: Мой милый Димитрий, там, внизу, этих черепах без счета!

Этот отрывок из диалога древних греков прекрасно иллюстрирует философскую концепцию бесконечного регресса, всплывающую всякий раз, когда заходит разговор о первопричине всего сущего — жизни, Вселенной, времени и пространства и, что самое важное, создателя всего этого. Кто-то должен был создать самого Создателя, так что на каком-то парне — или черепахе — дело не может остановиться. Равно как и на следующем за ним существе. Создателей должно быть без счета — там, внизу, или, скорее, наверху: наверное, это все же более подходящее направление для поисков создателей.

Если вы уже поняли, что концепция бесконечного регресса быстро уводит вас в никуда, вы можете стать сторонником доктрины creatio ex nihilo — сотворения из ничего. В несколько ином контексте ее неплохо изложил Джон Леннон, заявив: «До Элвиса ничего не было».

Но давайте вновь прислушаемся к старому Тассо. Его аргумент: «Там, внизу, этих черепах без счета!» — не только дает ответ на вопрос, но и звучит, как развязка анекдота. Па-ба-ба-бам!

Это неудивительно. Фабула и развязка анекдота очень похожи на построение и выводы философских концепций. Они схожим образом путают наше сознание. Ведь философия и анекдот растут из одного стремления: запутать наши представления об окружающих вещах, вывернуть наш мир наизнанку и вытащить наружу тайную, часто неприятную, правду о жизни. То, что философы называют «озарением», гангстеры зовут «хорошей шуткой».

Прочтите, к примеру, следующий известный анекдот. На первый взгляд он кажется очаровательной глупостью, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что он затрагивает наиболее актуальный вопрос британской эмпирической философии — вопрос о том, на какие источники информации мы склонны полагаться:

Придя домой, Морти обнаруживает свою жену в постели со своим лучшим другом Лу. Морти изумленно открывает рот — и тут голый Лу, выскакивая из постели, говорит:

— Морти, друг! Прежде, чем ты что-нибудь скажешь, признайся, чему ты веришь — мне или своим глазам?

Подвергнув сомнению ценность сенсорного опыта, Лу поднимает вопрос о том, чему можно доверять и почему. На самом ли деле наблюдать за жизнью самому — к примеру, фиксируя происходящее посредством зрения — более надежно, нежели проявить смелость и довериться восприятию Лу?

Вот еще один пример философской интермедии. На сей раз он касается доказательства по аналогии, основанного на том, что у двух схожих результатов должна быть сходная причина:

Девяностолетний старик говорит своему врачу:

— Доктор, моя восемнадцатилетняя жена ждет ребенка!

— Послушайте, — говорит врач в ответ. — Я хочу рассказать вам историю. Как-то раз один человек отправился на охоту, однако по ошибке вместо ружья взял с собой зонтик. Когда на охоте на него неожиданно напал медведь, он выхватил зонтик, выстрелил и убил хищника.

— Это невозможно! — заявляет пациент. — Должно быть, выстрелил кто-то другой?

— Вот и я о том же! — восклицает доктор.

Невозможно найти лучшую иллюстрацию доказательства по аналогии — философской уловки, постоянно — и ошибочно — используемой в спорах о Высшем Разуме (мол, если у нас есть глаза, которыми вы смотрите в небеса, значит, в небесах имеется Создатель глаз).

Мы можем продолжать бесконечно. И сейчас мы этим займемся, последовательно двигаясь от агностицизма к дзен-буддизму, герменевтике — далее везде. Мы покажем вам, как анекдоты проливают свет на философские концепции, и как много анекдотов содержат в себе поразительные философские откровения. Постойте, кажется, эти два утверждения — об одном и том же? С вашего позволения, мы к этому еще вернемся.

Студенты, забредающие на занятия по философии, обычно надеются узнать что-нибудь, к примеру, о смысле жизни и всего прочего. Однако обычно на кафедру залезает какой-то помятый человечек в твидовом костюме, который сидит на нем, как на чучеле, и начинает вещать о смысле понятия «смысл».

«Начнем сначала, — говорит он. — Перед тем, как мы попытаемся найти ответ на тот или иной вопрос, мы должны разобраться, в чем смысл вопроса». Поначалу мы слушаем неохотно, однако вскоре становится понятно, что этот парень говорит чертовски интересные вещи!

Таковы они — философия и философы.

Вопросы порождают новые вопросы, из которых, в свою очередь, вырастают новые множества вопросов. Там, внизу, этих вопросов без счета!

Мы можем начать с базовых вопросов — таких, как «В чем смысл всего сущего?», «Есть ли Бог?», «Как быть честным с самим собой?» и «Похоже, я ошибся аудиторией?» Однако вскоре мы понимаем, что в поисках ответов на них нам предстоит найти ответы еще на целую кучу вопросов. Именно этот процесс дал жизнь бесчисленному множеству философских дисциплин, каждая из которых ищет ответы на собственный Главный Вопрос, для чего ей необходимо разрешить — или хотя бы попытаться разрешить — множество иных вопросов, составляющих его Главного. Итак, у вас есть вопросы?

Получается, вопрос «В чем смысл всего сущего?» относится к ведению метафизики, а вопрос «Есть ли Бог?» — к дисциплине, называемой философией религии. На вопрос «Как быть честным с самим собой?» пытается дать ответ экзистенциализм, а «Похоже, я попал не в ту аудиторию?» можно отнести к ведению новой философской дисциплины — метафилософии, которая пытается ответить на вопрос «Что такое философия?». Таким образом, различные сферы философии занимаются разными типами вопросов и идей.

Мы не стали строить эту книгу в хронологическом порядке. Вместо этого мы предпочли организовать содержание в соответствии с теми вопросами, которые волновали нас к моменту посещения того самого первого занятия по философии, и привязать их к соответствующим философским дисциплинам. Это построение кажется особенно логичным потому, что, как оказалось, понятия, охватываемые той или иной дисциплиной, иллюстрирует отдельная группа анекдотов (чистая случайность? Или за этим все же стоит некий Разумный замысел?) Есть и более значительная причина, придавшая книге ясность. Дело в том, что, когда мы вышли с того занятия по философии, мы были совершенно смущены и сбиты с толку, пребывая в полной уверенности, что нашим головам никогда не вместить все эти зубодробительные концепции. Именно в этот момент к нам подошел студент-старшекурсник и рассказал тот самый анекдот про Морти, который, явившись домой, обнаружил свою жену в объятиях своего друга Лу.

— Это и есть философия! — заявил он.

Мы назвали это философской интермедией.

Томас Каткарт

Дэниел Клейн

I
Метафизика

Главные вопросы метафизики: что есть бытие? Какова природа реальности? Обладаем ли мы свободой воли? Сколько ангелов могут танцевать на конце иглы? Сколько человек требуется, чтобы поменять лампочку?

Димитрий: Тассо, в последнее время меня беспокоит один вопрос.

Тассо: И какой же?

Димитрий: В чем смысл всего?

Тассо: Чего именно — всего?

Димитрий: Ну, всего — жизни, смерти, любви — всей этой житейской начинки?

Тассо: Почему ты думаешь, что во всем этом есть какой-то смысл?

Димитрий: Потому что его не может не быть. Если бы его не было, это означало бы, что…

Тассо: Что?

Димитрий: Мне нужно выпить. Рюмку анисового ликера.

Телеология

Есть ли цель у существования вселенной?

Если верить Аристотелю, все на свете имеет собственную цель, которой необходимо достигнуть. У желудя, к примеру, есть цель — стать дубом. Это его «предназначение». Цель есть и у птиц, и у пчел. В Бостоне, говорят, цель есть даже у бобов. Это часть мироустройства.

Если вам эти рассуждения кажутся слишком абстрактными, — предлагаем анекдот, в котором мистер Голдштейн объясняет все это земным, доступным языком.

Мистер Голдштейн шел по улице с двумя внуками. Шедший навстречу знакомый спросил, сколько лет мальчикам.

— Врачу — пять, а юристу — семь, — ответил мистер Голдштейн.

Есть ли цель у человеческой жизни?

Аристотель полагал, что да. Он считал, что цель человека — достичь счастья, хотя другие философы на протяжении всей человеческой истории оспаривали это утверждение. Семью столетиями позже святой Августин заявлял, что цель человеческой жизни — возлюбить Бога. Если же верить экзистенциалистам XX столетия, к примеру, Мартину Хайдеггеру, цель человека — жить, не отрицая истинной человеческой природы, в особенности — смерти. Счастье? Как мелко!

Анекдоты о смысле жизни множились наперегонки со смыслами, которых, в свою очередь, оказывалось тем больше, чем больше становилось философов.

Один человек, искавший смысл жизни, проведал, что самый мудрый гуру во всей Индии живет на вершине самой высокой индийской горы. Он шел через города и холмы и в конце концов добрался до знаменитой горы. Склоны ее были чрезвычайно круты, он не один раз срывался и падал. Когда он достиг вершины, то весь был покрыт синяками и ссадинами. И вот, наконец, он увидел гуру, сидевшего, скрестив ноги, на пороге собственной пещеры.

— О, мудрый гуру! — воскликнул путник. — Я пришел, чтобы узнать у тебя тайну бытия.

— Ах, да, тайна бытия, — произнес гуру. — Тайна бытия — чайная чашка.

— Чайная чашка?! Я проделал весь этот путь сюда, чтобы узнать смысл жизни, а вы говорите мне, что это — чайная чашка!

— А может, и не чайная чашка, — пожал плечами гуру.

Таким образом, гуру признал, что формулировать смысл жизни — дело скользкое. И не каждому дано наполнить эту чашку чаем.

Есть разница между смыслом жизни — тем, что предназначено людям, — и целями, которые ставит перед собой каждый индивидуум. Как вы думаете, Сэм — дантист из следующего анекдота — действительно ищет универсальный смысл бытия или просто решает личные проблемы? По крайней мере, его матушка точно имеет свои собственные соображения насчет смысла его жизни.

Сэм Липшиц, дантист из Филадельфии, отправился в Индию в поисках смысла жизни. За несколько месяцев его мать не получила от него ни единой весточки.

В конце концов она сама полетела в Индию и спросила, где там живет главный мудрец. Ее отправили в ашрам — монастырь, где жил мудрый гуру. Там охрана сказала ей, что увидеться с мудрецом она сможет лишь через неделю, причем во время аудиенции ей разрешат сказать лишь три слова. Она ждала, тщательно готовила слова. Когда ее наконец впустили к отшельнику, она сказала:

— Сэм, возвращайся домой!

Посмотрев в словаре значение слова «метафизика», вы узнаете, что оно происходит от названия одного из сборников трактатов Аристотеля и что данный раздел философии занимается абстрактными вопросами, лежащими вне сферы научных наблюдений (часть слова «мета-» происходит от греческого слова, означающего «после» или «за»). Однако, как выясняется, в этом случае имел место казус, называемый на латыни post hoc hokum, или «позднейшая уловка». В реальности Аристотель не давал своему трактату название «Метафизика», да и название это не имеет никакой связи с тем, что обсуждаемые в трактате вопросы находятся за пределами научного свода знаний. На самом деле название было дано в I веке редактором сборника работ Аристотеля, и связано оно было с тем, что в сборнике данный трактат шел после — или «за» — трактатом «Физика».

Эссенциализм

Какова структура реальности? Какие характерные признаки делают вещи такими, каковы они есть? Или, как обычно выражаются философы, какие характерные признаки делают вещи тем, чем они не являются?

Аристотель проводил различия между сущностными и акцидентными, или случайными свойствами вещей. По его мнению, сущностные свойства — те, без которых вещь не могла бы быть такой, какова она в действительности, а случайные — те, что определяют, как эта вещь будет существовать, но не что она есть. К примеру, Аристотель считал способность мыслить сущностной чертой человеческой особи. Следовательно, если Сократ — человек, значит, способность мыслить — его неотъемлемое свойство, позволяющее ему быть Сократом. Не обладая мышлением, Сократ попросту не был бы Сократом. Он не был бы даже человеком — как, в таком случае, он мог бы оставаться Сократом? С другой стороны, по мнению Аристотеля, то, что Сократ был курнос, относилось к его акцидентным свойствам. Курносость определяла то, как будет проявлять себя Сократ, но не имела отношения к тому, кем он являлся. Другими словами, отними у Сократа мышление — и он больше не будет Сократом, тогда как если бы он прибег к услугам пластических хирургов, то остался бы Сократом, подвергшимся косметической операции на носу. Это напомнило нам следующий анекдот.

Когда Томпсону исполнилось 70, он решил полностью изменить образ жизни, чтобы прожить подольше. Он сел на строгую диету, стал совершать пробежки, плавать и принимать солнечные ванны. За три месяца он похудел на 30 фунтов, его талия стала уже на шесть дюймов, а грудь, напротив, раздалась. Стройный, гибкий и загорелый, он решил завершить создание нового облика новой спортивной стрижкой. Когда он вышел из парикмахерской, его сбил автобус. Умирая, он возопил:

— Господи, как ты мог так поступить со мной?

И тут он услышал голос откуда-то сверху:

— Честно говоря, Томпсон, я тебя не узнал.

Итак, бедняга Томпсон изменил некоторые свои акцидентные свойства, хотя мы понимаем, что по сути он остался все тем же Томпсоном. Сам Томпсон также не сомневался в этом. Оба этих условия для анекдота важны. Шутка в том, что единственным, не узнавшим его, оказался Господь Бог, которому, по идее, полагается быть всеведущим.

Различия между сущностными и случайными свойствами можно проиллюстрировать целым рядом сходных анекдотов.

Эйб: Сол, я хочу загадать тебе загадку. Что это — зеленое, висит на стенке и свистит?

Сол: Сдаюсь.

Эйб: Селедка.

Сол: Но селедка не зеленая.

Эйб: Но ее же можно покрасить в зеленый цвет!

Сол: Селедка не висит на стенке!

Эйб: Надень ее на гвоздь — будет висеть.

Сол: Но селедка не свистит!

Эйб: Правда? Значит, она висит и не свистит.

Следующая версия этого анекдота, возможно, не годится для комедийного шоу, однако на ежегодном заседании Американской философской ассоциации она, несомненно, позволит вам заработать несколько дополнительных очков.

Эйб: Сол, скажи, какой объект обладает следующими свойствами: зеленый цвет, расположение на стене в висячем положении и способность свистеть?

Сол: Мне не приходит в голову ничего, что удовлетворяло бы описанным условиям.

Эйб: Это селедка.

Сол: Но зеленый цвет не является свойством селедки.

Эйб: Сущностным свойством — безусловно, не является. Однако она может случайным образом обрести зеленый цвет, который в результате станет ее свойством, ведь так? Попробуй ее покрасить, и ты в этом убедишься!

Сол: Однако селедка не обладает свойством располагаться на стене в висячем положении.

Эйб: А что, если ты случайно прибьешь ее к стене?

Сол: Как можно случайно прибить к стене селедку?

Эйб: Поверь мне, все возможно. Это же философия.

Сол: Хорошо, но селедка не может свистеть, даже случайно.

Эйб: Хорошо, тогда подай на меня в суд.

Сол и Эйб поворачиваются к сидящим в зале членам Американской философской ассоциации. В аудитории царит гробовое молчание.

Сол: Эй, это что, съезд стоиков? Да Ницше больше улыбался, когда нападал на католическую церковь!

Иногда объект может обладать свойствами, которые на первый взгляд кажутся случайными, однако на самом деле оказываются такими лишь до определенной степени. Это иллюстрирует следующая шутка.

Почему слон — большой, серый и морщинистый?

Потому что, если бы он был маленьким, белым и круглым, — это был бы аспирин!

Мы можем изобразить слона небольшого размера — и назовем его «маленьким слоном». Мы можем изобразить и тускло-коричневого слона, назвав его «слоном тускло-коричневого цвета». Слон, у которого нет складок на шкуре, будет назван «гладким слоном». Иными словами, такие свойства, как величина, серый цвет и морщинистость не удовлетворяют требованиям Аристотеля, определяющим, что именно является сущностью слона. Вместо этого они описывают проявления слона — как общие, так и случайные. Тем не менее из анекдота следует, что это справедливо лишь до некоторой степени. Нечто маленькое, белое и круглое, вроде аспирина, не может быть слоном, и если мы столкнемся с подобным объектом, нам не придет в голову спрашивать: «Боб, что это ты отправил в рот — аспирин или слона-мутанта?»

Дело в том, что величина, серый цвет и морщинистая кожа — недостаточно точные термины, чтобы их можно было воспринимать как сущностные свойства слона. Лишь определенный диапазон размеров и оттенков, в ряду прочих свойств, определяет, является ли нечто слоном. А вот морщинистый слон — это то же самое, что зеленая селедка — или даже свистящая селедкой.

Рационализм

Теперь давайте сменим тему и поговорим о метафизической философской школе, ставшей мишенью для многих толп сатирически настроенных авторов. И причем, заметьте, безо всякой помощи с нашей стороны. Есть лишь одна проблема: все без исключения шутники упускали из виду главное.

Когда философ-рационалист XVII века Готфрид Вильгельм Лейбниц произнес свою знаменитую фразу: «Это лучший из возможных миров», он тут же сделался мишенью для бесконечных насмешек. Все началось в XVIII столетии — с «Кандида», чрезвычайно смешного романа Вольтера о добросердечном юноше Кандиде и его наставнике в философских занятиях, докторе Панглоссе, в образе которого Вольтер изобразил Лейбница. В своих странствиях юный Кандид вынужден пережить порки, несправедливое наказание, эпидемии и землетрясение, в описании которого можно угадать лиссабонское землетрясение 1755 года, которое стерло город с лица земли. Однако ничто не может поколебать убежденность доктора Панглосса в том, что «все к лучшему в этом лучшем из миров». Когда Кандид хочет спасти тонущего новообращенного Якова, Панглосс останавливает его, заявляя, что Лиссабонский залив «на то и был создан, чтобы этот религиозный человек здесь утонул».

«Неприятно признавать это, однако все на самом деле происходит безо всякой причины».

Еще два столетия спустя саркастическое отношение к рационалистичному оптимизму Лейбница усугубил мюзикл «Кандид», созданный Леонардом Бернстайном в 1956 году. В самой известной композиции мюзикла, «Лучший из всех миров», написанной на стихи Ричарда Уилбура, доктор Панглосс в сопровождении остальных персонажей восславляет войну как не понятое человечеством благо, ведь она объединяет нас всех — в качестве жертв.

Терри Сазерн и Мейсон Хоффенберг присоединились к сонму шутников, написав собственную непристойную версию «Кандида» — «Кэнди». Героиня книги — наивная юная девушка. Несмотря на то, что ее неискушенностью пользуются все встречные мужчины без исключения, она остается все такой же невинной и веселой.

В 1964 году по этому произведению был снят фильм со звездным актерским составом, в котором, в том числе, сыграл философ Ринго Старр.

Все это очень забавно — однако, к сожалению, все без исключения авторы неверно истолковывали тезис Лейбница. Лейбниц был рационалистом, а это философское направление выбирают для себя те, кто уверен: именно разум — главный инструмент познания (в противоположность, к примеру, эмпирикам, утверждающим, что узнавать мир лучше всего при помощи чувств). Лейбниц пришел к выводу, что мы живем в лучшем из возможных миров, при помощи исключительно логических построений.

1. Если бы Бог не решил создать мир, никакого мира вовсе не было бы.

2. Закон достаточного основания требует, чтобы при наличии более чем одного варианта существовало обоснование преимуществ каждого из вариантов.

3. Что касается того, почему Бог решил создать именно такой мир, — обоснование следует искать в отличительных свойствах самого Бога, поскольку к моменту создания мира более ничего не существовало.

4. Поскольку Бог всемогущ и совершенен, он, несомненно, должен был создать лучший из миров. Если подумать, в данных обстоятельствах это был единственно возможный вариант мира. Будучи сам всемогущим и нравственно совершенным, Бог не мог создать мир, который не был бы лучшим из возможных.

Вольтер, Бернстайн с коллегами, Сазерн и Хоффенберг высмеивали мысль Лейбница, как они ее понимали: «Все хорошо, прекрасная маркиза». Однако Лейбниц вовсе не считал, что в мире не существует зла. Он лишь полагал, что если бы Бог создал мир иным, зла в нем было бы еще больше.

К счастью, у нас есть в запасе пара анекдотов, способных пролить свет на истинный смысл философии Лейбница.

Оптимист полагает, что мы живем в лучшем из миров. Пессимист опасается, что так оно и есть.

Согласно этому анекдоту, оптимист одобряет тот факт, что мы живем в лучшем из миров, а пессимист — нет. С рационалистической точки зрения Лейбница, мир таков, каков он есть. Анекдот проясняет, в сущности, простую истину: оптимизм и пессимизм — это варианты личного отношения к реальности, которые не имеют ничего общего с нейтральным, рациональным описанием мира, предложенным Лейбницем.

Оптимист утверждает: «Стакан наполовину полон».

Пессимист полагает: «Стакан наполовину пуст».

Рационалист заявляет: «Стакан вдвое больше, чем нужно».

Вот теперь все стало прозрачным, как стекло того самого стакана.

Вечность и бесконечность

Неважно, прекрасен этот мир или нет, — так или иначе, мы приходим в него лишь с кратким визитом. Однако в сравнении с чем он краток? С вечностью??

Лейбниц стоит на противоположной Богу точке зрения. Будучи рационалистом, Лейбниц вовсе не желал признавать, что то или иное событие «просто случается», и вместо него с легкостью могло бы произойти нечто совершенно иное. Он чувствовал, что должна существовать причина, делающая ту или иную ситуацию необходимой. Почему в Сиэтле дожди идут чаще, чем в Альбукерке? Потому что условия А, В и С делают противоположную ситуацию невозможной. В этом большинство из нас согласится с Лейбницем, — особенно жители Сиэтла. Однако Лейбниц идет дальше, утверждая, что эти самые базовые основания А, В и С также не могли быть иными. И даже те основания, которые привели к появлению А, В и С, а также основания этих оснований, и так далее, и так далее, до бесконечности. Именно это Лейбниц называл законом достаточного основания, имея в виду, что любое существующее положение дел является таковым потому, что по-иному просто не могло быть. Мир, где в Сиэтле нет частых дождей, а также отсутствует вся совокупность причин, приводящих к этому, в итоге не будет миром, который мы знаем. Это будет хаос, в котором отсутствуют универсальность и единство.

Понятие бесконечности приводило метафизиков в замешательство… гм, целую вечность. Те, кто не разделяет метафизических концепций, робеют перед ним гораздо меньше.

Две коровы стоят на выгоне. Одна поворачивается к другой и говорит:

— Хотя обычно число «пи» сокращают до пяти знаков, в действительности оно продолжается до бесконечности.

Другая, повернувшись к товарке, отвечает:

— Муууу!

Следующий анекдот объединяет понятие вечности с другой знаменитой философской идеей — относительностью пространства и времени:

Врач сообщил женщине, что жить ей осталось шесть месяцев.

— Неужели ничего нельзя сделать? — спрашивает она.

— Кое-что можно, — отвечает доктор. — Вы можете выйти замуж за бухгалтера.

— И как это поможет мне справиться с болезнью? — интересуется пациентка.

— С болезнью — никак, — заявляет врач. — Но в этом случае шесть месяцев покажутся вам вечностью.

Этот анекдот поднимает философский вопрос: как нечто конечное, вроде шестимесячного срока жизни, можно сравнивать с чем-то бесконечным, с вечностью? Тому, кто задается этим вопросом, никогда не приходилось жить с бухгалтером.

Детерминизм и свобода воли

Обладаем ли мы, здесь и сейчас, властью над собственной судьбой?

За истекшие столетия философы разбрызгали по бумаге море чернил, пытаясь найти ответ на вопрос: волен ли человек принимать решения и действовать по собственной воле, или же наши поступки определяются внешними силами — наследственностью, окружением, историей, судьбой, компанией Microsoft?

Авторы греческих трагедий подчеркивали, что герои совершали неизбежные ошибки из-за предопределенности хода событий.

Когда писателя XX века Исаака Башевиса-Зингера спросили, верит ли он в свободу воли, он с усмешкой ответил: «Приходится! У меня нет выбора». Именно такую позицию многие философы отстаивают с совершенно серьезными физиономиями: они полагают, что мы вынуждены верить в свободу собственной воли, поскольку иначе у нас нет причин следовать моральным обязательствам, ведь в противном случае моральный выбор окажется вне сферы ответственности человека.

В последнее время представления о том, что поведением человека руководят психологические силы, которые он не в состоянии контролировать, окончательно размыли саму идею моральной ответственности. В результате в судах мы можем слышать самые невероятные оправдания совершенных преступлений: подсудимый легко может заявить, что избыток сахара, положенного в его десерт, заставил его совершить убийство. Это все то же старое доброе утверждение: «Меня толкнул на это дьявол!», одетое в современные психологические одежды.

С другой стороны, существуют детерминисты, которые вполне в состоянии заявить: «Бог заставил меня сделать это. Ведь именно Бог определил все, что происходит во вселенной, вплоть до мельчайших деталей». Барух Спиноза, еврейско-голландский философ XVII века, и Джонатан Эдвардс, американский теолог XVIII столетия, были поборниками подобного догматического детерминизма. А вот орел, лягушка и водитель грузовика из следующего анекдота, возможно, полагали, что действуют каждый по собственной воле:

Моисей, Иисус и бородатый старик играют в гольф. Моисей наносит сильный удар, мяч летит далеко, но катится по земле прямо в пруд. Моисей поднимает клюшку, воды расступаются, и мяч спокойно выкатывается на другой берег.

Иисус тоже сильно бьет в том же направлении. Мяч, уже готовый упасть прямо в центр пруда, вдруг зависает над поверхностью воды. Иисус спокойно идет по воде и коротким ударом отправляет мяч в лунку неподалеку.

Бородатый старик наносит мощный удар, мяч, пробив забор, вылетает на дорогу, однако отскакивает от проезжающего грузовика и снова летит в сторону поля, направляясь все к тому же пруду. Мяч падает — однако не на воду, а на плавающий в ней лист кувшинки.

На листе сидит лягушка, которая тут же хватает мяч ртом. Тут же с небес падает орел, хватает когтями лягушку и взмывает ввысь. Когда орел с лягушкой в когтях пролетает над полем, та выпускает мяч, и он падает прямо в лунку.

Моисей, повернувшись к Иисусу, говорит:

— Ненавижу играть с твоим папашей!

Философия изменчивости бытия

Когда-нибудь это должно было случиться. Должен был появиться философ, который оспорит идею о вездесущем Боге, сующем нос во все дела. Философ XX столетия Альфред Норт Уайтхед заявил, что Бог не только не может определять будущее, но и сам зависит от того, что произойдет в будущем. Согласно философии бытия, предложенной Уайтхедом, Бог вовсе не всемогущ и не всеведущ, и к тому же сам видоизменяется по ходу разворачивающихся событий. Сторонники идей нью-эйдж сказали бы: «Этот Бог — он такой изменчивый!»

Элвин работал у себя в магазине, когда вдруг услышал рокочущий голос с небес:

— Элвин, продай свой бизнес!

Сначала он просто игнорировал услышанное, однако все тот же голос изо дня в день продолжал повелевать:

— Элвин, продай свой бизнес за три миллиона долларов!

Через несколько недель Элвин, сдавшись, продал магазин. После этого голос потребовал:

— Элвин, отправляйся в Лас-Вегас!

— Зачем? — поинтересовался Элвин.

— Элвин, возьми свои три миллиона и отправляйся в Вегас, я сказал!

Элвин, подчинившись, поехал в Лас-Вегас и отправился в казино.

— Элвин, иди за стол, где играют в «блэк джек», поставь все деньги!

Элвин в нерешительности делает, что ему сказано.

С раздачи он получает 18. Крупье открывает свою верхнюю карту — это шестерка.

— Элвин, возьми еще одну карту! — приказывает голос.

— Что?! Ведь у крупье…

— Возьми карту!

Элвин просит у крупье еще одну карту, и получает туз. Девятнадцать. Он облегченно вздыхает.

— Элвин, возьми еще одну! — повелевает голос.

— Что?!!

— Возьми еще одну карту, я сказал!!

Элвин вновь просит карту. Снова туз. У него на руках двадцать.

— Элвин, еще карту! — грохочет голос.

— Но у меня же на руках двадцать! — возопил Элвин.

— ВОЗЬМИ ЕЩЕ КАРТУ!

— Еще карту! — с отчаянием говорит Элвин крупье.

Тот передает ему карту — еще один туз. Двадцать одно!

И тут голос сверху вновь громыхает:

— Ну не фига себе!!!

Согласитесь, есть нечто симпатичное в идее Бога, который способен удивить сам себя.

Принцип простоты

В философии всегда существовало антиметафизическое направление, достигшее кульминации своего развития одновременно с триумфом научного мировоззрения в последние два столетия. Рудольф Карнап и Венский кружок (нет, это не диско-группа 1970-х, как многие ошибочно полагают) дошли до того, что объявили о конце метафизики — совершенно иррационального собрания идей, успешно побежденного наукой.

Руди и его компания из Венского кружка черпали вдохновение у теолога XIV столетия Уильяма Оккама, первым выдвинувшего принцип простоты, известный как «Бритва Оккама». В соответствии с этим принципом, «теория не должна быть сложнее, нежели это необходимо».

Или, как выражался Оккам, теории не должны «плодить сущности без необходимости».

Представим, что Исаак Ньютон увидел падающее яблоко и воскликнул: «Я все понял! За яблоки ведут ожесточенную борьбу гремлины и тролли! Гремлины тянут их вверх, а тролли — вниз, и тролли сильнее!»

Оккам тут же резко возразил бы на это: «Хорошо, Исаак, твоя теория объясняет все наблюдаемые факты, но сделай теперь самое необходимое — упрости ее!»

И Карнап бы его поддержал.

— Как-то вечером после ужина пятилетний мальчик спрашивает папу:

— А куда пошла мама?

— Мама — на вечеринке посудной фирмы Tupperware, — ответил отец.

Объяснение удовлетворило мальчика лишь на несколько секунд, после чего он переспросил:

— Пап, а что это такое — вечеринка посудной фирмы Tupperware?

Отец решил, что самое простое объяснение будет наиболее подходящим.

— Понимаешь, сынок, — сказал он. — Вечеринка посудной фирмы Tupperware — это когда много женщин собираются вместе и продают друг другу пластмассовые миски.

— Да ну тебя, папа! — расхохотался мальчик. — Так не бывает!

На самом деле вечеринка посудной фирмы Tupperware — это действительно сборище женщин, которые продают друг другу пластмассовые миски. И лишь маркетологи из Tupperware — настоящие метафизики — хотят заставить нас поверить, что это нечто куда более сложное.

Димитрий: Я задаю тебе один простой вопрос, а ты даешь мне десять различных ответов. Не сказал бы, что мне это помогает.

Тассо: Если тебе нужна помощь, обратись в службу соцзащиты. Вон, в Спарте, говорят, их полно.

Димитрий: Нет, я просто хочу понять, какой из ответов истинный.

Тассо: Ага! Теперь ты, кажется, кое-что понял.

II
Логика

Без логики разум бессилен.

Вооружившись логикой, вы сможете победить кого угодно.

Димитрий: Вокруг развелось полно философов, и все они спорят друг с другом. Как мне понять, кто из них говорит истину?

Тассо: А кто сказал, что истина вообще существует?

Димитрий: Ну вот, опять! Почему ты вечно отвечаешь вопросом на вопрос?

Тассо: Тебя это раздражает?

Димитрий: Я сам не знаю, зачем задал тебе этот глупый вопрос. Истинные утверждения существуют просто потому, что они существуют. К примеру, два плюс два — четыре. Это истина, и все тут.

Тассо: Почему ты в этом уверен?

Димитрий: Потому что я довольно сообразительный афинянин.

Тассо: Ну, это еще вопрос. Однако ты можешь свято верить в то, что два плюс два равно четырем, поскольку это утверждение соответствует неопровержимым законам логики.

Закон непротиворечивости

Тассо прав.

Давайте-ка начнем эту тему со старого анекдота, ярко иллюстрирующего Аристотелеву логику.

Рабби вершит в деревне суд. Первым встает Шмуэль и излагает свое дело:

— Рабби, Ицхак каждый день гоняет своих овец через мою землю. Его животные уже вытоптали весь мой урожай! Это моя земля. Это несправедливо!

— Ты прав, — говорит рабби.

Но тут встает Ицхак и заявляет:

— Но, рабби, через его землю проходит единственная дорожка к озеру, из которого мои овцы пьют воду. Без воды они умрут. Всю жизнь пастухи могли свободно проходить через земли вокруг озера, а я ничем не хуже их, и значит, тоже имею на это право!

— Ты прав, — отозвался рабби.

Тут служанка, слышавшая все это, воскликнула:

— Но, рабби, они оба не могут быть правы одновременно!

— И ты тоже права, — промолвил рабби.

Служанка обвинила рабби в том, что он нарушил Аристотелев закон непротиворечивости. Это, конечно, не такое страшное преступление, как нарушение заповеди «Не возжелай служанки соседа своего», однако тоже не слишком здорово. Принцип непротиворечивости гласит, что одна и та же вещь не может обладать определенным свойством и одновременно не обладать им.

Алогичные рассуждения

Алогичные рассуждения — настоящий бич всех философов, но, бог свидетель, иногда они могут оказаться весьма полезными. Быть может, именно поэтому они пользуются такой популярностью.

Ирландец заходит в дублинский бар и заказывает три пинты «Гиннесса». Получив заказ, он делает глоток сначала из первой кружки, потом из второй, затем из третьей, — и продолжает пить тем же манером, пока кружки не пустеют. После этого он повторяет свой заказ.

— Может, лучше заказывать по одной? Тогда пена не успеет осесть, — предупредительно замечает бармен.

— Я знаю, — отзывается посетитель. — Но, видите ли, в чем дело: у меня есть два брата, один из них сейчас в Австралии, а другой — в Америке. Когда мы расставались, то поклялись друг другу, что будем пить именно так — в память о тех днях, когда мы выпивали вместе. Так что две пинты я беру для братьев, а третью — для себя.

— Какая прекрасная традиция! — восклицает растроганный бармен.

Ирландец стал в этом баре постоянным посетителем, всякий раз делая один и тот же заказ. Однако как-то раз, в очередной свой визит, он заказал всего две пинты.

Это заметили другие завсегдатаи, и над баром повисла тишина. Когда ирландец подошел к стойке за следующей порцией, бармен произнес:

— Примите мои соболезнования!

— Не волнуйтесь, все в порядке! — отозвался ирландец. — Просто я стал мормоном, и мне пришлось бросить пить.

Другими словами, используя логику в своих интересах, вы никогда не будете страдать от голода и жажды.

Индуктивная логика

«Что же это за вор, который взял лишь собачью миску?»

Индуктивная логика движется от частностей к общему. Именно таким способом ученые ищут подтверждение своим научным теориям. Если вы будете достаточно долго наблюдать за падающими с деревьев яблоками, вы неизбежно придете к заключению, что яблоки всегда падают вниз, а не вверх и не в стороны. Вы даже можете затем вывести из этого более глобальную теорию, касающуюся других падающих предметов — к примеру груш. Таков он, научный прогресс.

В истории литературы не было персонажа, более прославившегося своими дедуктивными способностями, нежели неустрашимый Шерлок Холмс. Увы, на самом-то деле деятельность Холмса не имела никакого отношения к дедуктивной логике. Напротив, он использовал индуктивную логику. Для начала он тщательно изучал конкретную ситуацию, и лишь потом делал общий вывод, опираясь на свой предыдущий опыт, используя аналогии и рассматривая возможные варианты, — как, к примеру, в следующем анекдоте:

Холмс с Ватсоном отправились в поход. Ночью Холмс, проснувшись, будит Ватсона:

— Ватсон, посмотрите на небо и скажите, что вы видите! — требует он.

— Я вижу мириады звезд, Холмс! — восклицает Ватсон.

— И что же это означает?

Ватсон ненадолго задумывается:

— С астрономической точки зрения это означает, что во Вселенной существуют миллионы галактик и, вероятно, миллиарды планет. С точки зрения астрологии я вижу, что Сатурн находится в созвездии Льва. Если говорить о времени, можно прийти к выводу, что сейчас четверть четвертого. С точки зрения метеорологии завтра, скорее всего, будет прекрасный день. Ну, а если рассуждать, подобно теологам, мы можем прийти к выводу, что Бог всемогущ, а мы мелки и незначительны. А вы что думаете об этом, Холмс?

— Ватсон, вы идиот! У нас украли палатку!

Нам сложно с точностью судить о том, каким образом Холмс пришел к своему заключению, однако мы можем предположить, что рассуждал он примерно следующим образом.

1. Я лег спать в палатке, однако сейчас я вижу звезды.

2. Я интуитивно догадываюсь, опираясь на мой предшествующий опыт, что кто-то украл нашу палатку.

3. Чтобы проверить эту гипотезу, я рассмотрю альтернативные гипотезы:

   A. Возможно, палатка по-прежнему на месте, но кто-то через проектор транслирует на ее потолок картину звездного неба. Это мало похоже на правду, если опираться на мой опыт касательно людского поведения. Кроме того, насколько я понимаю, в этом случае здесь должно было быть установлено кое-какое оборудование, а я его как раз и не наблюдаю.

   . Возможно, палатку унесло ветром. Это тоже маловероятно, поскольку, как подсказывает мне мой опыт, ветер такой силы непременно разбудил бы меня (хотя, возможно, Ватсон так и продолжал бы спать).

   B. И т. д., и т. п.

4. Похоже, моя первоначальная гипотеза верна. Кто-то украл нашу палатку.

Вот она, индукция. Оказывается, все эти годы мы восхищались искусством Холмса, используя неверный термин.

Опровергаемость

Пациент: Прошлой ночью мне приснилось, что я лежу в постели с Дженнифер Лопес и Анджелиной Джоли, и мы втроем всю ночь занимались любовью.

Психотерапевт: Несомненно, вы испытываете подспудное желание переспать со своей матерью.

Пациент: Что?! Ни одна из них даже отдаленно не напоминает мою мать!

Психотерапевт: Ага, формирование реакции! Вы определенно пытаетесь подавить свои истинные желания!

Нет, это не анекдот. Именно так рассуждают многие адепты фрейдизма. Однако в их рассуждениях есть один изъян: невозможно подобрать реальные факты, которые могли бы опровергнуть их теорию Эдипова комплекса. Карл Поппер, философ XX столетия, в критической статье, посвященной индуктивной логике, утверждал: если теория состоятельна, непременно должны существовать условия, в которых она окажется ложной. В истории, приведенной выше, не существует такой ситуации, к которой психотерапевт — поклонник Фрейда признал бы свою неправоту.

А вот и настоящий анекдот, который еще более ярко обрисовывает точку зрения Поппера.

Двое мужчин готовят завтрак. Один из них, намазывая масло на хлеб, произносит:

— Ты замечал, что бутерброд всегда падает маслом вниз?

— Нет, не замечал, — отвечает другой. — Думаю, так только кажется, потому что, когда бутерброд действительно падает маслом вниз, бывает очень неприятно затем оттирать полы. Я лично полагаю, что бутерброд столь же часто падает маслом вверх.

— Ты так считаешь? — восклицает первый. — Тогда смотри!

С этими словами он бросает на пол свой бутерброд, который благополучно приземляется маслом вверх.

— Ну, что я тебе говорил? — усмехается второй.

— Ну и что? — пожимает плечами первый. — Просто я намазал маслом не ту сторону!

Да, этого парня никакие доказательства не заставят отказаться от своей теории!

Дедуктивная логика

Дедуктивная логика следует от общего к частному. Суть дедуктивной логики выражена в силлогизме: «Все люди смертны. Сократ — человек, следовательно, Сократ смертен». Удивительно, однако, сколь часто люди ставят все с ног на голову, произнося утверждения вроде: «Все люди смертны. Сократ смертен, следовательно. Сократ — человек». Подобные рассуждения нелогичны. Эго все равно, что утверждать: «Все люди смертны. Хомячок, которого мы купили сынишке, смертен, следовательно, его хомячок — человек».

Кроме того, вы можете ошибиться в дедуктивных умозаключениях, если будете исходить из неверной предпосылки.

Старый ковбой заходит в бар и заказывает выпивку. Он сидит за столиком, потягивая виски, и тут к нему подсаживается молодая девушка. Обернувшись к нему, она спрашивает:

— А вы правда настоящий ковбой?

— Ну, я всю жизнь прожил на ранчо, — перегонял лошадей, чинил изгороди, клеймил скот, — отвечает тот. — Так что, наверное, я и вправду настоящий ковбой.

— А я лесбиянка, — отвечает девушка. — Я целыми днями думаю о женщинах. Едва я успеваю проснуться, как начинаю думать о женщинах. Неважно, смотрю ли я телевизор или принимаю душ — все наводит меня на мысли о женщинах.

Чуть позже к ковбою подсаживается пара и спрашивает:

— А вы правда настоящий ковбой?

— Раньше я думал, что я действительно настоящий ковбой, — вздыхает тот. — Но я только что понял, что, оказывается, я — лесбиянка.

Согласитесь, занятно разобраться, где же именно ошибся ковбой. А может, и нет. Но мы в любом случае этим займемся.

В первый раз, отвечая на вопрос о том, действительно ли он — настоящий ковбой, парень рассуждал примерно так:

1) если человек всю жизнь занимается тем, что полагается делать ковбоям, он — настоящий ковбой;

2) я всю жизнь провел за ковбойскими занятиями;

3) значит, я действительно ковбой.

Его собеседница, в свою очередь, рассуждала следующим образом:

1) если женщина все время думает о женщинах, значит, она лесбиянка;

2) я женщина;

3) я все время думаю о женщинах;

4) значит, я — лесбиянка.

Когда ковбой вслед за ней пришел к аналогичному выводу, он включил в свои рассуждения положение, которое в его случае оказалось ложным, а именно — «Я женщина».

Что ж, мы не обещали вам, что философия и анекдоты — это одно и то же.

Индуктивное рассуждение по аналогии

Нет ничего лучше рассуждения по аналогии, — разве только вам удастся вовсе уйти от дискуссии. Один из примеров утверждения по аналогии касается вопроса о том, кто создал Вселенную. Некоторые мыслители утверждают: поскольку Вселенная подобна часам, где-то должен существовать и Часовщик. Британский философ-эмпирик XVIII века Дэвид Хьюм, однако, указывал на несостоятельность этого утверждения: он говорил, что невозможно подобрать полностью корректную аналогию для целой Вселенной. Такой аналогией может быть лишь другая Вселенная, но не предмет, являющийся частью этой Вселенной. В самом деле, почему часы? — задавался вопросом Хьюм. Почему не сказать, что Вселенная похожа, к примеру, на кенгуру? В конце концов, и то и другое, — системы со внутренними связями. Однако, если использовать в качестве аналогии кенгуру, мы придем к совершенно иным выводам относительно возникновения Вселенной: мы решим, что она была рождена от другой Вселенной после того, как та вступила в половую связь с третьей Вселенной. Утверждение по аналогии основано на предположении, что, если некоторые свойства объекта А аналогичны свойствам объекта Б, то и сам А аналогичен Б. Однако в реальности так бывает далеко не всегда.

Еще одна сложность с аналогиями состоит в том, что у каждого они — свои.

Три студента-инженера обсуждают, кем был по специальности Господь, создавший человеческое тело.

— Бог — скорее всего инженер-механик, — сказал первый. — Посмотрите на суставы!

— Я думаю, Бог — инженер-электротехник! — заявил второй. — В нашей нервной системе — тысячи электрических связей!

— На самом деле Бог — инженер-строитель, — уверенно произнес третий. — Иначе как бы ему пришло в голову проложить сточную трубу с токсичными отходами прямо через зону отдыха!

Недавно теория часов и часовщика пережила второе рождение — на сей раз, в форме «теории разумного замысла», гласящей, что суперсложное устройство многих предметов, существующих в природе (таких, как снежинки, глазные яблоки, кварки), могло стать лишь результатом усилий супергениального творца. Когда Комитету по вопросам образования города Довер, штат Пенсильвания, предложили включить эту теорию в школьную программу как альтернативу теории эволюции, Джон Джонс, президент комитета, в свою очередь предложил авторам идеи самим сесть за парты. В своем остроумном письменном отзыве, Джонс не смог удержаться от насмешек над экспертами, защищавшими теорию разумного замысла. Так, один профессор заявил, что, хотя утверждения по аналогии, по большей части, несостоятельны, зато они «отлично работают в научно-фантастических фильмах». Упс! Защита, пригласите, пожалуйста, следующего свидетеля!

Как правило, доказательства по аналогии не слишком убедительны. Они не дают нам той бесспорной уверенности, которая необходима в столь важных вопросах, как, к примеру, вопрос о существовании Бога. Нет ничего хуже дурной аналогии, приведенной философом, — разве только те, что придумывают старшеклассники. Вот, к примеру, несколько отрывков, представленных на организованный The Washington Post конкурс «Худшие аналогии, когда-либо использованные в школьных сочинениях»:

• Надолго разлученные жестокой судьбой, несчастные любовники помчались навстречу друг другу через поросший травой луг, как два грузовых поезда, один из которых, выйдя в 18.36 из Кливленда, движется со скоростью 55 миль в час, а другой, отправившийся в 19.47 из Топики, идет со скоростью 35 миль в час.

• Джон и Мэри никогда не видели друг друга. Они были похожи на двух колибри, которые тоже никогда не видели друг друга.

• Маленькая лодочка тихо скользила по глади пруда, — так, как никогда не смог бы скользить шар для боулинга.

• С чердака слышались таинственные завывания. Все происходящее казалось нереальным и зловещим — как будто вы оказались на каникулах в другом городе, и вдруг вечерние новости вышли не в 9 девять вечера, а в полдевятого.

Софизм Post hoc ergo propter hoc

Для начала скажем пару слов о том, как этот логический парадокс можно использовать для повышения своего общественного статуса. В некоторых компаниях, если вы произнесете эту фразу со значительным выражением на лице, то сможете стать королем вечеринки. Кстати, в переводе она означает «после этого и, значит, вследствие этого». Однако если вы произнесете ее не на латыни, она может дать строго обратный эффект. Странно, правда?

Эта фраза описывает логическую ошибку, допускаемую, когда последовательные во времени события рассматриваются, соответственно, как причина и следствие. По понятным причинам, этот вид софизма особенно активно используется в политической и социальной риторике. К примеру: «Большинство людей, ставших героиновыми наркоманами, начинали с марихуаны». Это так, но еще большее их число начинали вообще с молока.

Этот софизм забавно трактуется некоторыми культурами: «Солнце встает после того, как прокричит петух, — следовательно, крик петуха заставляет Солнце вставать». Спасибо тебе, петушок! Или вот — история из жизни нашей коллеги:

Каждое утро она выходит на порог и торжественно произносит: «Пусть тигры никогда не потревожат этот дом!» После этого она вновь возвращается в комнаты.

В конце концов, мы спросили ее:

— Послушай, зачем ты это делаешь? Здесь на тысячу километров вокруг нет ни единого тигра!

— Вот видите? Значит, действует! — ответила она.

Анекдоты на эту тему множатся с той же скоростью, что и человеческие заблуждения:

Старый еврей женился на молоденькой девушке.

Они очень любили друг друга, однако, как ни старался почтенный супруг, его жена никак не могла достичь оргазма. Поскольку каждая еврейская жена имеет законное право на сексуальное удовольствие, супруги обратились к рабби. Выслушав их, тот погладил бороду и произнес:

— Наймите крепкого молодого мужчину, и пусть он обмахивает вас полотенцем, когда вы занимаетесь любовью. Это пробудит в женщине фантазии, и она сможет достичь оргазма.

Супруги последовали совету рабби, наняв симпатичного паренька. Он обмахивал их полотенцем во время секса, но это не помогало: жена никак не могла достигнуть пика наслаждения. Озадаченные, они вновь отправились к рабби. Выслушав их, тот сказал супругу:

— Что ж, теперь поменяйтесь местами.

Пусть тот молодой человек занимается любовью с вашей женой, а вы будете обмахивать их полотенцем.

И вновь супруги последовали совету рабби: на сей раз молодой человек лег в постель с женой, а муж принялся махать полотенцем. Юноша принялся за дело с энтузиазмом, и вскоре женщина закричала от нахлынувшего на нее мощного оргазма. После этого ее супруг, с улыбкой взглянув на парня, горделиво произнес:

— Ну что, дурачок, теперь ты понял, как надо махать полотенцем?

Ну и, как говорится, post hoc — последний анекдот на эту тему. Правда, последний.

В доме престарелых джентльмен «за 80» подошел к почтенной леди в розовых брюках-капри и произнес:

— Знаете, а ведь сегодня мой день рождения!

— Отлично! — ответила она. — А спорим, я смогу угадать, сколько вам стукнуло?

— Правда? И как же?

— Легко! Снимайте штаны!

Старик стянул с себя брюки.

— А теперь снимайте плавки!

Он вновь выполнил ее указание. Дама, взвесив в руке его мужские достоинства, уверенно заявила:

— Вам 84!

— Как же вы догадались?

— Очень просто: вы сами вчера сообщили мне об этом!

Пожилой джентльмен пал жертвой старейшей из описанных в этой книге уловок — post hoc ergo propter hoc: дама назвала его возраст после того, как подержала его за мужскую гордость, а он решил, что именно это и помогло ей догадаться… Ох уж эти причины и следствия, вечно в них все путаются!

Как правило, люди становятся жертвами этой логической уловки, если забывают, что у происходящего с ними могут быть и иные причины.

Мальчишка из Нью-Йорка в сопровождении своего двоюродного брата исследует болота Луизианы.

— А правда, что аллигатор не сможет напасть на тебя, если ты несешь в руках фонарик? — спрашивает он.

— Зависит от того, с какой скоростью ты несешь фонарик, — отвечает его кузен.

Вот так мальчик решил, что фонарик — причина, а спасение — следствие, тогда как на самом деле фонарик разве что осветит ему путь для отступления.

Ложный вывод Монте-Карло

Игроки, несомненно, знают о ложном выводе Монте-Карло. Некоторые, однако, удивятся, узнав, что это ложный вывод, — они-то считают его «стратегией Монте-Карло». Что ж, именно на это и рассчитывают крупье.

Мы все знаем, что на колесе рулетки — половина черных и половина красных секций, а значит, мы имеем 50 % вероятности, что при повороте колеса выпадет красное. Если мы будем крутить колесо много раз подряд — скажем, тысячу, — и при этом оно будет исправно и на нем не будет никаких хитрых приспособлений, то красное выпадет примерно 500 раз. Соответственно, если мы покрутим колесо шесть раз, и все шесть раз выпадет черное, у нас появится повод думать, что, поставив на красное, мы повысим свои шансы на выигрыш. Ведь красное должно выпасть, правда же? Нет, неправда. На седьмой раз вероятность того, что выпадет красное, будет составлять все те же 50 %, — равно как и в каждый Следующий раз. Это верно вне зависимости от того, сколько раз подряд выпало черное. Так что вот вам весьма разумный совет, основанный на ошибке Монте-Карло.

Если вам предстоит полет на самолете, ради собственной безопасности возьмите с собой бомбу: ведь вероятность того, что на одном и том же рейсе встретятся сразу два парня с бомбами, чрезвычайно мала.

Порочный круг в доказательстве

Порочный круг в доказательстве — ситуация, при которой для доказательства некоего утверждения используется само это утверждение. Часто эта логическая ошибка сама по себе становится настоящим анекдотом: рассказчику даже не приходится выдумывать красочные подробности.

Осень. Индейцы в резервации интересуются у нового вождя, холодной ли будет предстоящая зима. Вождь, однако, был современным человеком и ничего не знал о том, как его предки узнавали, будет ли зима теплой или холодной. На всякий случай, он приказал всем индейцам запасать дрова и готовиться к холодной зиме. Через несколько дней ему в голову, хоть и с опозданием, пришла мысль позвонить в Национальную метеорологическую службу и поинтересоваться прогнозом на зиму. Метеорологи сообщили, что зима, действительно, ожидается очень холодная. Тогда он велел своим людям еще активнее заниматься заготовкой дров.

Через пару недель он решил уточнить прогноз у метеорологов.

— Вы все еще предсказываете нам холодную зиму? — поинтересовался он.

— Да, конечно! — ответили ему. — Зима, похоже, будет чрезвычайно морозной!

После этого вождь приказал индейцам тащить в запасы каждую щепку, которую им удастся подобрать.

И вновь через пару недель он позвонил в Национальную метеорологическую службу, дабы узнать поточнее, что специалисты думают о предстоящей зиме.

— Мы предполагаем, что эта зима будет одной из самых холодных за всю историю наблюдений! — ответили ему.

— Неужели? — поразился вождь. — Откуда вы знаете?

— Да индейцы запасаются дровами, как сумасшедшие! — ответили метеорологи.

Итак, в качестве доказательства необходимости собрать как можно больше дров индейский вождь в итоге привел свое собственное указание запасать как можно больше дров. Порочный круг в доказательстве заставил индейцев напилить огромное количество деревянных кругляшей. К счастью, к тому времени у них уже были циркулярные пилы.

Ложная апелляция к авторитетам

Утверждения, подкрепленные ссылками на высшие силы, любимы всеми без исключения начальниками. Впрочем, аргументация с опорой на авторитет сама по себе не является логической ошибкой: экспертное мнение ничуть не хуже других видов доказательства и имеет полное право на жизнь. Ошибкой, однако, будет держаться за мнение авторитета как за соломинку, подкрепляющую вашу правоту, невзирая на убедительные свидетельства обратного.

Тед, встретив своего приятеля Эла, воскликнул:

— Эл! Я слышал, ты умер!

— Это вряд ли! — расхохотался Эл. — Как видишь, я вполне жив!

— Это невозможно, — промолвил в ответ Тед. — Человеку, который сообщил мне о твоей смерти, я доверяю гораздо больше, чем тебе.

Апеллируя к экспертному мнению, всегда нужно понимать, кого именно вы полагаете авторитетом.

Покупатель в зоомагазине просит показать ему попугаев. Продавец подводит его к двум прекрасным птицам.

— Один из этих попугаев стоит 5000 долларов, а другой — 10 000, — сообщает он.

— Ого! — ахает покупатель. — Что же умеет тот, который стоит 5 тысяч?

— Он исполняет все арии из всех опер Моцарта!

— А второй?

— Он целиком воспроизводит «Кольцо Нибелунгов» Вагнера. Ах, да, у меня есть еще один попугай, он стоит 30 000.

— Ничего себе! И что же он умеет?

— Лично я от него пока ничего не слышал. Но эти двое называют его «маэстро»!

По нашему собственному экспертному мнению, некоторые авторитеты заслуживают куда большего доверия, чем другие. Проблема, однако, в том, что у вашего собеседника могут быть другие авторитеты, нежели у вас.

Четверо раввинов регулярно вели теологические споры, во время которых трое обычно объединялись против четвертого. Как-то раз пожилой раввин, как всегда, оставшийся в одиночестве и не сумевший выдержать спор с тремя соперниками, решил обратиться к высшим силам.

— Господи! — вскричал он. — Мое сердце говорит мне, что я прав, а они неправы! Пожалуйста, дай мне знак, чтобы они убедились в моей правоте!

Стоял прекрасный летний день. Однако после того, как раввин закончил свою молитву, на небе, прямо над головами четырех «коллег», появилась черная туча. Прогромыхал гром, и туча исчезла без следа.

— Вот он, божий знак! Я так и знал! Теперь вы поняли, что я прав? — воскликнул старый раввин.

Однако трое его товарищей не согласились с ним, заявив, что в жаркие дни такие тучи — отнюдь не редкость. И тогда раввин снова взмолился:

— Господи, мне нужен более ясный знак, который показал бы, что я прав, а они — нет! Господи, дай мне более внушительный знак!

На этот раз на небе появились сразу четыре черные тучи. Они мгновенно слились воедино, и молния ударила в вершину ближайшего холма.

— Я же говорил вам, что я прав! — вскричал раввин.

Но его друзья вновь заявили, что все происшедшее можно объяснить вполне естественными причинами. Раввин уже готов был попросить Бога дать ему огромный, неоспоримый знак, но едва он успел произнести: «Господи!..», как небо почернело, земля содрогнулась и мощный громовой голос пророкотал:

— ОН ПРРРРААААВ!

Старый раввин, подбоченившись, торжествующе повернулся к своим товарищам:

— Ну, теперь-то вы видите?!

— Что ж, — пожал плечами один из раввинов. — Теперь нас трое против двоих!

Парадокс Зенона

Парадокс — это рассуждение, которое кажется вполне здравым и базируется на якобы адекватных доказательствах, однако, в итоге приводит к противоречивым или откровенно ложным выводам. Если чуть-чуть подправить это предложение, оно станет готовым определением анекдота — по крайней мере, под него подпадут большинство анекдотов из этой книги. Есть что-то абсурдное в том, как истинные утверждения превращаются в ложные, — а абсурд всегда заставляет нас смеяться. Если вы попытаетесь удержать в голове две противоположные идеи, вам не избежать головокружения. Но куда важнее то, что с помощью парадокса вы сможете рассмешить компанию на любой вечеринке.

Что касается шуток с двумя взаимно противоречивыми идеями, непревзойденным мастером по этой части был Зенон Элейский. Вы ведь слышали его хохму про забег Ахиллеса и черепахи? Поскольку Ахиллес бегает куда быстрее черепахи, ей предложили значительную фору. По свистку — или, как говорили в V веке до нашей эры, по броску дротика, — Ахиллес мчится к тому месту, откуда стартовала черепаха. Разумеется, пока он бежал, черепаха немного продвинулась вперед, и теперь ему предстоит попасть в ту точку, до которой она успела добраться. Но к этому моменту черепаха вновь успеет пройти некоторое расстояние. Неважно, сколько раз Ахиллес добежит до предыдущего пункта отправления черепахи, — да хоть несчетное число раз! Он все равно никогда не догонит черепаху, хотя и сумеет приблизиться к ней на бесконечно малое расстояние. Все, что требуется от черепахи, чтобы выиграть гонку, — не останавливаться.

Конечно, Зенон — не Леннон, однако для философа V столетия он весьма неплохо развлекает публику. К тому же, подобно знаменитым комикам прошлого, он может воскликнуть: «Да у меня этих шуточек — миллион!» На самом-то деле у Зенона их всего четыре. Вторая из них — это парадокс бегуна. Он заключается в том, что, дабы финишировать, бегуну придется совершить бесконечное количество пробежек. Сначала ему придется добежать до середины дистанции, потом до середины оставшегося отрезка, и так далее, и так далее. Поскольку теоретически ему придется достигать этих самых середин бесконечное число раз, он никогда не сможет добежать до конца пути. Но на самом деле, конечно, он справится. Это даже Зенону понятно.

Следующую старую шутку вполне мог бы придумать сам Зенон:

Продавец: Мэм, этот пылесос вполовину сократит вашу домашнюю работу!

Покупательница: Отлично! Дайте мне два.

У этого анекдота есть одна странность. Парадокс бегуна взывает к нашему здравому смыслу: даже если мы не понимаем, что именно здесь не так, мы явственно видим, что что-то неправильно. Однако в анекдоте про пылесосы логика Зенона совсем не кажется парадоксальной. Если женщина хочет переделать всю домашнюю работу, не затратив на это ни секунды, в этом ей, конечно, не поможет даже бесконечное число пылесосов (равно как и бесконечное число помощников, которые будут пылесосить вместе с ней). Однако два одновременно работающих пылесоса сократят время работы на две трети, три — на пять шестых, и так далее, пока число пылесосов будет продолжать стремиться к бесконечности.

Логические и семантические парадоксы

Прародителем всех логических и семантических парадоксов считается парадокс Рассела, названный по имени автора, английского философа XX века Бертрана Рассела. Он звучит так: «Содержит ли множество всех множеств, которые не содержат себя, самое себя?» Это воистину великолепный парадокс — для тех, кто умудрился получить диплом математика. Но не отчаивайтесь. На наше счастье, два других логика XX столетия, Греллинг и Нельсон, придумали более удобоваримые версии парадокса Рассела. Этот семантический парадокс охватывает множество слов, описывающих сами себя. Давайте попробуем в нем разобраться. Существует два вида слов: те, которые описывают сами себя (автологические) и те, которые этого не делают (гетерологические). К примеру, «многосложное» — автологическое слово (в этом слове действительно много слогов), а «односложное» — гетерологическое. А вот слово «гетерологический» — автологическое или гетерологическое? Если оно автологическое, значит, оно гетерологическое. Если же оно гетерологическое, значит, оно автологическое. Ха-ха-ха!

Что, вам все еще не смешно? Может быть, если изложить эту философскую концепцию в виде анекдота, она все-таки станет понятнее?

В одном городе живет брадобрей — кстати, мужчина. Он бреет всех горожан, которые не бреют себя сами. Бреет ли брадобрей самого себя?

Если да, то нет. Если нет, то да.

В этом виде вы можете изложить парадокс Рассела на какой-нибудь вечеринке.

Нам редко приходится посещать женские уборные, поэтому мы не в курсе, что там происходит. Мы, однако, уверены, что читатели-мужчины тотчас узнают парадоксы, которые часто можно видеть на стенах в мужских туалетах, особенно университетских. Это логические и семантические парадоксы, обыгрывающие творения Рассела и Греллинга-Нельсона, причем куда более остроумно. Помните их? Помните, где вам довелось с ними познакомиться?

«Эта фраза ложна». Это правда или ложь?

Или:

Если человек захотел облажаться и преуспел в этом, он неудачник или победитель??

В следующий раз, когда будете в общественной уборной, нацарапайте на стенке: «Слово “гетерологическое” — гетерологическое или автологическое?» Отличная идея, между прочим!

Димитрий: Круто. Но как это поможет нам ответить на Главные Вопросы?

Тассо: Когда будешь у Дельфийского оракула, спроси его: «Слушай, оракул, что ты там имеешь себе в виду?» А он ответит: «Жизнь — пикник; пикник — развлечение; следовательно, жизнь — развлечение». В общем, с помощью логики ты всегда найдешь тему для светской беседы.

III
Эпистемология: теория познания

Откуда вы знаете, что на самом деле знаете все то, что, как вам кажется, вы знаете? Если отбросить ответ: «Просто знаю, и все!», в остатке будет эпистемология.

Димитрий: Ну, что ж, теперь мне стало полегче! Логика у меня от зубов отскакивает, так что остальное теперь покажется сплошным пикником в Акрополе!

Тассо: В каком Акрополе?

Димитрий: Вон в том! Вон он, перед тобой! Может, тебе не стоит так налегать на анисовый ликер?

Тассо: Но Акрополь ли это? Может быть, ты просто веришь, что это Акрополь? Откуда ты знаешь, что он реален? И, кстати, откуда ты знаешь, что хоть что-нибудь вокруг нас реально?

Димитрий: Ну вот, опять!

Доводы против откровений

Итак, откуда же мы знаем, что о чем-то знаем, — конечно, если мы действительно хоть что-то знаем?

В Средневековье эта проблема сводилась к вопросу о том, что служит более надежным источником познания: человеческий интеллект или божественное откровение.

Человек упал в глубокую шахту. Пролетев метров сорок, он все-таки сумел уцепиться за тонкий корень и повис над провалом. Однако держаться становилось все сложнее, и вот, отчаявшись, он из последних сил крикнул:

— Эй, есть там кто-нибудь наверху?

Взглянув вверх, он увидел кусочек неба. Внезапно облака на небе расступились, и с небес на землю упал яркий луч света, осветив несчастного.

— Я, Господь Бог, здесь! — прогрохотал голос с небес. — Отпусти корень, и я спасу тебя!

Несчастный, подумав несколько мгновений, с новой силой заорал:

— Эй, есть там, наверху, кто-нибудь еще?!

Когда вы рискуете свалиться в бездну, чаша весов обычно склоняется в пользу разума.

В XVII веке Рене Декарт провозгласил превосходство разума над божественным откровением. Таким образом, считается, что Декарт открыл для себя источник познания.

Возможно, сам Декарт сто раз пожалел о своей реплике «Я мыслю, следовательно, существую», поскольку это единственное, что люди помнят о нем — ну, разве еще тот факт, что он произнес эти слова, сидя в хлебной печи. Кроме того, люди чаще всего неправильно понимают, что философ имел в виду под «мыслю», считая, что он полагал мышление неотъемлемым свойством человеческой натуры. На самом деле он действительно так думал, однако с идеей, скрытой в высказывании, это не имеет ничего общего. К своей идее мышления он пришел экспериментальным путем, с глубоким сомнением пытаясь обнаружить хоть что-нибудь, в чем он мог быть уверен, нечто, в чем не приходилось бы сомневаться. Он начал с сомнений в существовании окружающего мира. Вдруг вокруг ему все лишь снилось или было простой галлюцинацией? Затем он попробовал усомниться в собственном существовании. Однако в своих попытках он все время упирался в тот непреложный факт, что для сомнений необходим сомневающийся. То есть он сам. Он же не мог подвергнуть сомнению собственные сомнения! Да, если бы он немножко видоизменил свою знаменитую цитату и заявил: «Я сомневаюсь, следовательно, существую», то избавил бы себя от множества неверных интерпретаций.

Каждый американский судья призывает присяжных руководствоваться декартовским стремлением к уверенности и подвергать каждое доказательство вины подсудимого столь же сильным сомнениям. Однако присяжные — это не 12 Декартов, и на самом деле судье не интересно, существуют ли у кого-то сомнения в вине подсудимого: его волнуют лишь обоснованные сомнения. Однако даже в этом случае присяжным приходится проводить сложные мысленные эксперименты, напоминающие декартовские.

Адвокат защищал человека, обвиненного в убийстве. Доказательства вины подсудимого были достаточно серьезны, однако тело так и не было найдено. В своей заключительной речи защитник решил прибегнуть к уловке:

— Леди и джентльмены! — обратился он к присяжным. — У меня есть для вас маленький сюрприз: через минуту человек, в убийстве которого обвиняется мой подзащитный, войдет в этот зал!

Он посмотрел на дверь. Пораженные присяжные тоже с нетерпением устремили на нее свои взгляды. Прошла минута, но ничего не произошло. Наконец, адвокат объявил:

— На самом деле, я обманул вас, заявив, что убитый сейчас войдет в зал суда. Однако все вы в ожидании посмотрели на дверь. Таким образом, как я вам сейчас продемонстрировал, существуют обоснованные сомнения в том, что убийство вообще имело место. Поэтому я прошу вас вынести вердикт о невиновности моего подзащитного!

Присяжные ушли на совещание. Через несколько минут, вернувшись, они объявили свое решение:

— Виновен!

— Но почему? — воскликнул адвокат. — Я видел, как все вы посмотрели на дверь!

— Мы-?? посмотрели, — ответил старейшина присяжных. — А вот ваш подзащитный — нет.

Эмпиризм

Ирландский философ-эмпирик XVIII века Джордж Беркли утверждал: «Существует лишь то, что осознается».

Иными словами, так называемая объективная реальность существует исключительно у нас в головах. Беркли утверждал, что знания о мире мы получаем лишь посредством собственных ощущений (философы называют такую информацию «чувственными образами»). Объекты внешнего мира, учил Беркли, испускают флюиды, стимулирующие наши органы чувств, и за пределами получаемых чувственных образов мы не имеем возможности судить о мире. Однако сам добрый епископ все-таки решился пойти дальше в своих суждениях, предположив, что чувственные образы должны где-то рождаться, и это «где-то» — Бог. По сути дела, представление Беркли о Боге рождает в нас образ грандиозного интернет-сайта, на котором мы все зависаем круглые сутки семь дней в неделю (хотя раньше мы полагали, что Бог работает хоть и круглосуточно, но лишь шесть дней в неделю).

Рассказывают, что современник Беркли, доктор Сэмюель Джонсон, узнав о гипотезе «Существует лишь то, что осознается», пнул ногой большой камень, воскликнув: «Вот так я опровергну епископа Беркли!»

С точки зрения Беркли, это не более, чем дурная шутка: ведь этот удар и последующая боль в пальце лишь доказали, что Бог неустанно посылал доктору Беркли чувственные образы: сначала — ощущение препятствия на пути движущейся ноги, и сразу же вслед за этим — чувство боли.

Если источником чувственных образов становятся другие люди, ситуация усложняется:

Мужчина, переживая из-за того, что его жена теряет слух, обратился за консультацией к врачу. Доктор предложил ему для начала провести небольшой домашний тест: подойти к супруге со спины и задать ей какой-нибудь вопрос сначала с расстояния в двадцать футов, затем — в десять, и, наконец, подойдя к ней вплотную.

Вернувшись домой, мужчина обнаружил, что его жена что-то готовит у плиты.

— Что у нас сегодня на ужин? — спросил он ее от двери. В ответ не раздалось ни звука.

— Что у нас сегодня на ужин? — переспросил он, подойдя к ней на десять футов, но снова не получил ответа.

В конце концов, приблизившись к ней вплотную, он вновь повторил:

— Что у нас сегодня на ужин?

Жена, наконец, отвернулась от плиты и произнесла:

— В третий раз повторяю — курица!

Несомненно, у этой пары имеются большие проблемы с интерпретацией чувственных образов.

Научный метод

Сегодня мысль о том, что информацию о внешнем мире мы получаем с помощью органов чувств, кажется сама собой разумеющейся. Однако так было не всегда. В прошлом многие философы считали, что наше сознание a priori — то есть еще до получения соответствующего опыта — содержит некие идеи. Некоторые полагали, что в число подобных идей входит представление о Боге, другие — что способность находить причинно-следственные связи между событиями и явлениями.

Даже и в наше время, когда кто-то произносит: «У всего происходящего есть причины» или «Я верю в реинкарнацию», он фактически делает заявление, которое невозможно подтвердить или опровергнуть опытным путем. Тем не менее большинство из нас считает чувственный опыт лучшим источником информации об истинном положении дел в окружающем мире, и в этом смысле все мы эмпирики. Разумеется, за исключением короля Польши — впрочем, это исключение лишь подтверждает правило:

Король Польши в сопровождении свиты, сплошь состоявшей из графов и герцогов, отправился на королевскую охоту, дабы подстрелить лося. Едва кортеж подъехал к лесу, как из-за деревьев выскочил слуга, испуганно размахивая руками и выкрикивая:

— Я не лось!

Король быстро прицелился и выстрелил.

Меткий выстрел в сердце уложил несчастного на месте.

— Ваше Величество, — произнес один из герцогов. — Зачем вы это сделали? Он же крикнул, что он не лось!

— О боже! — воскликнул король. — А мне показалось, что он крикнул: «Я — лось!»

А теперь давайте сравним поведение короля и многоопытного ученого мужа:

Ученый с женой катятся по сельской местности на автомобиле.

— Смотри! — воскликнула жена. — Этих овец уже остригли!

— Да, — отвечал ученый. — С нашей стороны.

С первого взгляда можно подумать, что женщина высказывает точку зрения, основанную на здравом смысле, тогда как ученый использует более взвешенный, научный подход, отказываясь признавать факт, не подтвержденный эмпирически. Но это неверно. В данном случае именно предложенная женщиной формулировка была бы воспринята большинством ученых как истинно научная. Опыт, с точки зрения эмпирика, не ограничивается лишь теми данными, которые мы получаем посредством органов чувств. Прикидывая возможности и формулируя утверждения более общего характера, ученые опираются на свой предшествующий опыт. На самом деле жена ученого имела в виду следующее: «Я вижу, что овцы острижены, по крайней мере, с нашей стороны. Из предыдущего опыта я знаю, что фермеры обычно не стригут овец с одного лишь бока. Но даже если этот конкретный фермер поступил именно так, овцы вряд ли сумели бы выстроиться таким образом, чтобы каждая без исключения оказалась повернута стриженой стороной к дороге: нет, такая вероятность ничтожно мала. Так что я с уверенностью могу заявить: “Эти овцы полностью острижены”».

Скорее всего, ученый из анекдота высоколобый умник. Однако чаще всего мы назовем человека, не способного экстраполировать свой собственный опыт, тупицей. Ну, а индусы назовут его сардаром^[1]:

Сотрудник полиции Дели опрашивает трех сардаров, которые пытаются выучиться на полицейских агентов. Пытаясь проверить, насколько хорошо сардары могут опознать подозреваемого, он показывает первому из них фото. Продержав снимок открытым пять секунд, он прячет его и спрашивает:

— Это подозреваемый. Ты сможешь его узнать?

— Запросто! — отвечает сардар. — Мы быстро его поймаем: ведь у него только один глаз!

— Сардар! Ты увидел лишь один глаз потому, что я показал тебе фото в профиль! — возмущенно восклицает полицейский.

Затем он поворачивается ко второму сардару, пять секунд держит перед ним снимок и спрашивает:

— Это твой подозреваемый. Как ты его узнаешь?

— Без проблем! — улыбается второй. — Поймать его несложно: у него ведь только одно ухо!

— Да что с вами? — злится полицейский. — Разумеется, на фото у него одно ухо и один глаз, ведь он изображен в профиль! Что, ничего получше придумать не могли?

Раздосадованный, он показывает фото третьему сардару и брюзгливо интересуется:

— Ну, а ты как узнаешь подозреваемого?

Вглядевшись в картинку на несколько секунд, сардар отвечает:

— Он носит контактные линзы!

Полицейский в растерянности: увы, он и сам не знает, носит ли подозреваемый линзы.

— Интересный ответ, — произносит наконец он. — Подождите пару минут: я сверюсь с его личным делом и сообщу вам результат.

Полисмен, выйдя из комнаты, направляется к себе в кабинет, находит нужный файл в компьютере, просматривает его и, улыбаясь, идет обратно.

— Невероятно! — восклицает он, вернувшись. — Подозреваемый действительно носит контактные линзы! Отличная работа! Как же ты сумел подметить такую мелкую деталь?

— Это было нетрудно, — отвечает сардар. — Он же не может носить обычные очки, когда у него только один глаз и одно ухо!

Победа эмпиризма в западной эпистемологии несомненна, поскольку все мы, не задумываясь, используем эмпирический метод для проверки своих предположений:

Три женщины переодеваются в клубной раздевалке для игры в ракетбол. Вдруг мимо них пробегает голый мужчина с пакетом на голове. Первая, смерив взглядом его мужское достоинство, заявляет:

— Это не мой муж!

— Да, это не твой муж! — соглашается вторая.

— Да он вообще не из нашего клуба! — восклицает третья.

Невзирая на триумф эмпирического и научного подходов, многие из нас все же предпочитают находить всему происходящему сверхъестественные объяснения вместо того, чтобы искать естественные причины. Дэвид Хьюм, британский скептик-эмпирик, заявлял, что вера в чудо может иметь единственное рациональное объяснение: если все другие варианты кажутся еще более невероятными. К примеру, если кто-то заявляет, что у него дома в горшке растет пальма, которая умеет петь арии из «Аиды», во что вы скорее поверите — в то, что пальма в горшке способна нарушить законы природы, или в то, что ваш собеседник — фантазер, сумасшедший или объевшийся зелья наркоман? «Какая фигня!» — восклицает в ответ Хьюм (мы, правда, несколько перефразировали его ответ). Поскольку вероятность того, что рассказчик выдумывает или серьезно приукрашивает истину, гораздо выше, чем вероятность существования пальмы, нарушающей законы природы, Хьюм, несомненно, не найдет здесь ни единого повода поверить в описанное чудо. Кроме того, все знают, что пальмы в горшках предпочитают не Верди, а Пуччини.

Герой следующего анекдота, Билл, — похоже, ученик Хьюма, — подвергает предполагаемое чудо проверке, но в конце концов приходит к выводу, что альтернативные объяснения еще менее правдоподобны.

Как-то Билл пожаловался своему приятелю на сильную боль в локте. Тот посоветовал ему обратиться к мудрецу-отшельнику, живущему неподалеку в пещере.

— Просто оставь бутылочку со своей мочой у входа в пещеру. Он помедитирует над ней и потом волшебным образом поставит тебе диагноз и скажет, что делать.

За это он берет всего 10 долларов.

Рассудив, что ничего не теряет, Билл помочился в баночку и оставил ее у входа в пещеру вместе с десятидолларовой банкнотой. На следующий день на том же месте его ждала записка: «У вас — лучеплечевой бурсит, или “теннисный локоть”. Делайте теплые ванночки для локтя. Не поднимайте тяжестей. Через две недели вам станет лучше».

Тем же вечером Билл заподозрил, что «чудо», на самом деле, было лишь шуткой его приятеля, который сам написал эту записку. Подумав, Билл решил подшутить над приятелем. Он смешал в баночке воду из-под крана, мочу своего пса, сына и жены, под конец добавив еще и собственной спермы. Эту смесь он вновь оставил у входа в пещеру вместе с банкнотой. Затем, позвонив приятелю, он невзначай обмолвился, что у него появились новые проблемы со здоровьем, и он решил вновь обратиться к мудрецу.

На следующий день возле пещеры его вновь ждала записка: «Водопроводная вода у вас слишком жесткая, купите фильтр. У вашей собаки глисты, дайте ей противоглистный препарат. Ваш сын сидит на кокаине, отправьте его в реабилитационный центр. Ваша жена беременна девочками-двойняшками, но они не от вас, наймите адвоката. А если вы не перестанете баловаться мастурбацией, то никогда не вылечите свой “теннисный локоть”».

Тем не менее в анекдотах, как и в философии, наиболее популярны пронизанные скепсисом выводы.

Старый Блум, владелец скобяной лавки, которого все называли «Док», славился своим непревзойденным умением лечить артрит. Однажды, когда под его дверью стояла целая толпа страждущих, к дому подошла совершенно скрюченная маленькая старушка и, едва передвигая ноги, встала в конец очереди, тяжело опираясь на трость.

Когда подошла ее очередь, она зашла в заднюю комнатку и через полчаса вновь показалась во дворе.

На сей раз она шла совершенно прямо, высоко держа голову.

— Это просто чудо! — воскликнула одна из женщин, ждущих приема. — Полчаса назад вы вошли туда, согнутая до земли, и вот вы стоите совершенно прямо! Что же такого сделал с вами Док?

Старушка с достоинством ответила:

— Он дал мне трость подлиннее!

Слепец может быть эмпириком не хуже любого другого, хотя его суждения не будут основаны на визуальной информации:

Пейсах. Еврей обедает в парке. Рядом с ним садится слепой, и еврей решает предложить тому часть своего обеда. Он протягивает слепцу кусок мацы. Слепой несколько мгновений ощупывает ее, после чего возмущенно спрашивает:

— Ну и кто это, интересно, написал такую чушь?

Герой следующего анекдота допускает глупейшую ошибку, предположив, что слепой не способен проверить информацию об объектах, используя другие органы чувств:

Мужчина с собакой заходит в бар и заказывает выпивку.

— С собаками запрещено! — говорит ему бармен.

Посетитель, не задумавшись ни на секунду, отвечает:

— Но это собака-поводырь!

— Ох, простите! — смущенно произносит бармен. — Пожалуйста, эта рюмка — за мой счет!

Выпив, мужчина садится за столик около двери. Увидев, что в бар заходит еще один посетитель с собакой, он тихо говорит тому:

— С собаками сюда не пускают, но если сказать бармену, что это собака-поводырь, он тебя впустит!

Второй посетитель, поблагодарив, подходит к стойке и делает заказ.

— С собаками запрещено! — вновь произносит бармен.

— Но это моя собака-поводырь! — заявляет посетитель.

— Не думаю, — усмехается бармен. — Чихуахуа не работают поводырями!

— Что?! — возмущенно восклицает клиент. — Они подсунули мне чихуахуа?!

Немецкий идеализм

И все-таки, если подумать, в любом объекте просто обязано присутствовать нечто, помимо чувственных образов, что-нибудь более серьезное.

Именно так полагал немецкий философ XVIII века Иммануил Кант. Знакомство с трудами британских эмпириков, по словам Канта, пробудило его от догматического сна. До этого момента Кант полагал, что наш разум способен нарисовать для нас вполне четкую картину окружающего мира. Однако эмпирики утверждали, что, поскольку знания о мире мы получаем посредством чувств, они всегда в некотором смысле сомнительны. Клубника кажется красной и сладкой лишь постольку, поскольку мы тестируем ее с помощью определенного инструментария — а именно, собственных глаз и вкусовых рецепторов. Мы знаем, что те люди, чьи вкусовые рецепторы устроены иначе, могут вообще не считать клубнику сладкой. Поэтому Кант задался вопросом: что же такое клубника сама по себе, почему она кажется нам красной и сладкой — или какой-либо еще — когда мы воспринимаем ее с помощью органов чувств?

Многие из вас, вероятно, считают, что наука может сообщить нам, каков тот или иной объект на самом деле, даже когда наши чувства оказываются бессильны. Но, если задуматься, наука ничуть не больше нашего преуспела в том, чтобы приблизиться к «клубнике, какова она есть». Что толку в утверждении, будто определенные химические свойства клубники и определенные свойства человеческой нервной системы в сочетании определяют, покажется ли нам клубника сладкой или кислой, и именно эти самые химические свойства делают клубнику такой, какова она есть? Говоря об этих «химических свойствах», ученые на самом деле имеют в виду «эффект, который мы наблюдаем, исследуя клубнику с помощью всяких технических штуковин». Однако исследование клубники с помощью каких-нибудь дурацких приборов показывает лишь, какой она кажется, будучи подвергнутой действию этих самых приборов. А это ничуть не более информативно, чем исследование клубники с помощью наших собственных вкусовых рецепторов.

В итоге Кант пришел к заключению, что мы ничего не знаем о том, каковы вещи на самом деле. «Вещь в себе», по определению Канта, «эквивалентна неизвестному в уравнении». Мы можем познать лишь мир феноменов, мир кажущихся сущностей, однако ничего не знаем о трансцендентном мире ноуменов, который кроется за внешними образами.

Таким образом, Кант бросил вызов всем многочисленным философским системам. Разум не может рассказать нам о мире, лежащем за пределами восприятия органов чувств. Ни Бог Беркли, напоминающий сотрудника справочной службы, ни метафизические объяснения окружающей реальности не дадут нам истинного представления о мире, сколько бы мы ни напрягали свой рассудок. С этого момента философия уже никогда не была такой, как прежде.

Секретарь: Доктор, у вас в приемной сидит человек- невидимка.

Доктор: Скажите ему, что я его не вижу.

Возможно, эта история не слишком помогла вам постичь обозначенную Кантом разницу между феноменом и ноуменом, вещью в себе. Это потому, что она многое потеряла при переводе. Вот как на самом деле звучал этот анекдот, когда мы услышали его в одной пивнушке неподалеку от университета Кенигсберга:

Медсестра: Герр доктор, у вас в приемной сидит «вещь в себе».

Уролог: Опять «вещь в себе»! Господи, если сегодня явится еще один, со мной случится истерика! Кто это?

Медсестра: Откуда я знаю?

Уролог: Опишите его!

Медсестра: Вы с ума сошли?

Ну, вот вам оригинальный анекдот про вещь в себе.

Он куда более глубок, чем кажется на первый взгляд. Медсестра, по ей одной известным причинам, решила не делиться с доктором своим восприятием пациента, сидевшего в приемной. Однако каковы бы ни были возникшие у нее образы, они, безусловно, относятся к миру феноменов — то есть феноменальны. (Вы следите за мыслью?) Что же помогло ей в процессе познания? Совершенно точно что-то из мира чувств. Быть может, это было шестое чувство, или, наоборот, какое-то из пяти традиционных, или все они разом. Если бы мы побольше узнали о прошлом медсестры, мы бы наверняка выяснили, что она защитила докторскую диссертацию по «Критике чистого разума» Канта, после чего поняла, что отныне для нее подходит лишь карьера медсестры и кухарки-домохозяйки. Именно поэтому она услышала в просьбе врача «описать его» не вопрос: «Какой именно чувственный образ вас посетил при взгляде на пациента?», — а требование: «Опишите его таким, каков он есть!» Естественно, она была крайне шокирована подобным требованием, однако позже совершенно пришла в себя, вышла замуж за Гельмута, двоюродного брата доктора, и у них родились трое чудесных детишек.

Для Канта, равно как и для всей эпистемологии, вопрос о том, что и как мы можем узнать о мире, должен быть сформулирован в следующих терминах: что существенного мы можем сказать об известном нам, и каким образом к нам пришло это знание? Какие именно рассуждения о мире несут на себе печать знания о нем?

Для решения этой задачи Кант разделил все суждения на две категории — аналитические и синтетические.

Вещь в себе. Портрет

Аналитические суждения справедливы по определению. Так, утверждение «все утконосы — млекопитающие» — аналитическое. Оно ничего не сообщает нам об утконосах, помимо того, что мы можем узнать из словаря. А вот суждение «некоторые утконосы косоглазы», напротив, синтетическое. Оно несет новую информацию о мире, поскольку понятие косоглазия не входит в определение утконоса. Мы не узнаем этого, читая словарные статьи.

После этого Кант провел разделение между суждениями a priori и a posteriori. Утверждения a priori — те, которые мы можем сделать лишь путем размышлений, не опираясь на чувственный опыт. Так, уже процитированная фраза «все утконосы — млекопитающие» — это суждение a priori. Чтобы убедиться в его истинности, нам не придется наблюдать за утконосами во всем их многообразии, — достаточно будет заглянуть в словарь. Суждения a posteriori, напротив, базируются на данных, которые мы получаем с помощью органов чувств. Утверждение «некоторые утконосы косоглазы» может быть сделано лишь по результатам наблюдений за множеством утконосов — наших собственных либо другого человека, которому мы поверим на слово.

Итак, мы рассмотрели примеры аналитических суждений a priori («все утконосы — млекопитающие») и синтетических рассуждений a posteriori («некоторые утконосы косоглазы»). А существует ли третий тип — синтетические суждения a priori, задается вопросом Кант? Такие утверждения давали бы нам новые знания об окружающем мире, но при этом к ним можно было бы прийти лишь посредством размышлений. По мнению эмпириков, синтетических суждений a priori не существует, поскольку единственным источником знаний об окружающем мире являются наши органы чувств. «Эге-гей, возьмитесь за ум! — отвечает на это Кант. — Как насчет утверждения «у каждого события есть причина»? Это синтетическое утверждение: оно дает нам новую информацию о мире, лежащую за пределами определения понятий «событие» и «причина». Однако в то же время это суждение a priori, выработанное посредством разума, помимо чувств. Почему же так получается? Потому, отвечает Кант, что «нам придется поверить в его истинность, если мы хотим получать хоть сколько-нибудь вразумительные впечатления от реальности. Если мы не признаем, что любая ситуация наступает в результате цепочки предшествующих событий, мы вообще не сможем ни в чем разобраться. Это как жить в фильме «Малхолланд Драйв», где все события происходят в случайном порядке. Нам больше не придется рассуждать об окружающем мире и судить о происходящем вокруг нас, поскольку мы не сможем быть уверены в том, что мир не изменится кардинально в следующую же минуту.

Соль многих анекдотов кроется в путанице между аналитическими суждениями a priori и синтетическими рассуждениями a posteriori:

Есть один верный способ сделаться долгожителем: для этого следует съедать по одной мясной тефтеле каждый день в течение ста лет.

Суть анекдота в том, что он предлагает аналитическое решение a priori для ситуации, требующей синтетического решения a posteriori. Решение вопроса о надежном способе дожить до мафусаиловых лет требует некоторых знаний о мире. «Какие действия, как доказано практикой, ведут к долгой жизни?» Думаем, здесь подойдут ответы вроде «Бросайте курить» или «Принимайте каждый день перед сном по 400 миллиграммов коэнзима Q10». Однако анекдот предлагает нам аналитический ответ, к которому зачем-то приплели тефтели — не иначе, чтобы нас запутать. «Чтобы прожить подольше, следует дожить до ста лет, поскольку сто лет, как считается, — очень солидный возраст. При этом можете есть тефтели. Это вам в любом случае не повредит». (Быть может, трансжиры, содержащиеся в тефтелях, и нанесут вред вашему организму, однако если вы доживете до ста лет, этот вред можно считать пренебрежимо малым).

Вот еще один анекдот:

Джо: Замечательный певец, правда?

Блоу: Ха! Будь у меня такой голос, и я пел бы не хуже.

Здесь та же история. Называя кого-то «замечательным певцом», мы подразумеваем, что у него прекрасный голос, — которым упомянутый в анекдоте исполнитель, безусловно, обладает. Так что заявление Блоу: «Будь у меня такой голос, и я пел бы не хуже», — ничего не добавляет к нашим знаниям о вокальных способностях самого Блоу. На самом деле он сказал что-то вроде: «Если бы я был замечательным певцом, я был бы замечательным певцом». И это утверждение, вне всяких сомнений, по определению верно.

А вот более сложный пример того, что случается, когда путают синтетические суждения с аналитическими:

Примеряя сшитый на заказ костюм, клиент говорит портному:

— Этот рукав надо укоротить! Он на два дюйма длиннее, чем следует!

— Не надо! — отвечает портной. — Лучше согните локоть, вот так! Теперь рукав нормальной длины.

— Хорошо, но посмотрите на воротник! — восклицает клиент. — Когда я сгибаю руку в локте, он почти наползает мне на макушку!

— Разве? — удивляется портной. — Тогда поднимите голову повыше и откиньте ее назад. Вот, отлично!

— Но теперь левое плечо на три сантиметра ниже правого! — негодует клиент.

— Ну, это не беда! — успокаивает портной. — Просто чуть-чуть отклоните туловище влево — и все в порядке!

Мужчина выходит из ателье в новом костюме — его правый локоть вывернут и неестественно торчит, шея вытянута, голова откинута назад, туловище клонится влево. Он идет дергающейся, неверной походкой. Его замечают двое случайных прохожих.

— Посмотри на этого несчастного калеку! — восклицает первый. — Ну разве можно ему не посочувствовать?

— Но его портной — настоящий гений! — откликается второй. — Костюм на нем сидит, как влитой!

Мы имеем синтетическое суждение против аналитического, не так ли? (Оставим в стороне вопрос о ткани). Прохожий думает: «Портному удалось прекрасно подогнать костюм для этого несчастного». Это синтетическое суждение, цель которого — донести информацию, основанную на наблюдении, о портном и его искусности в изготовлении костюма. Но для портного утверждение «Я сшил отличный костюм» является чистой воды аналитическим суждением. Для него это все равно, что сказать: «Костюм, который я сшил, — это костюм, который я сшил»: ведь с его подходом любая одежда будет сидеть отлично, поскольку портной просто-напросто подгоняет клиента под костюм.

Часы Канта

Кант отдавал предпочтение чистому разуму, и поэтому не видел для себя особой необходимости в чувственных впечатлениях о мире. Неудивительно, что он никогда не покидал родного Кенигсберга, где жил одиноко, следуя неизменному распорядку. Одной из его постоянных привычек была ежедневная послеобеденная прогулка. Кант неизменно прогуливался по одной и той же улице Кенигсберга (позднее она получила название Philosophengang, или «Прогулка философа»). Говорят, жители города часто сверяли часы, лишь взглянув, в каком именно месте улицы он находится в данный момент.

Другой факт гораздо менее известен (возможно, из-за сомнений в его достоверности). Рассказывают, что сторож Кенигсбергского кафедрального собора также сверял время башенных часов, наблюдая за Кантом, совершающим ежедневный променад. Сам же Кант, в свою очередь, проверял время по часам на колокольне собора.

Вот это, мы вам скажем, настоящая путаница анализа и синтеза! И Кант, и церковный сторож были уверены, что получают новую информацию, наблюдая за действиями друг друга. Кант считал, что, взглянув на часы, узнает официальное немецкое время, которое, в свою очередь, выставлялось в соответствии с вращением Земли. Сторож же был уверен, что получает информацию о точном немецком времени, наблюдая за передвижениями Канта, который, по мнению сторожа, отличался неизменной пунктуальностью. На самом же деле оба приходили к аналитическим умозаключениям, верным по определению. Умозаключение Канта: «Я отправляюсь на прогулку в 15.30» в реальности сводилось к аналитическому суждению «Я иду на прогулку, когда я иду на прогулку» — поскольку Кант определял, что наступила половина четвертого, по часам, которые выставлялись в соответствии со временем начала его променада. Сторож, делая вывод: «Мои часы идут правильно», на самом деле утверждал: «Мои часы показывают то, что показывают»: ведь он проверял их точность по времени начала прогулки Канта, который, в свою очередь, отправлялся гулять, сверяясь с часами.

Философия математики

Что же насчет весьма остроумного замечания Димитрия о том, что дважды два — четыре? Действительно ли это аналитическое утверждение, верное по определению? Является ли сумма двух и двух частью определения числа четыре? Или это синтетическое суждение? Дает ли оно нам новые знания о мире? Приходим ли мы к этому умозаключению, отсчитав два предмета, затем отсчитав еще два и, наконец, пересчитав получившуюся кучку? Именно так делают представители племени вухуни, обитающего где-то в дебрях Австралии.

Абориген из племени вухуни заявил западному антропологу, что дважды два будет пять. Антрополог поинтересовался, как он пришел к такому выводу.

— Разумеется, я посчитал, — ответил абориген. — Я завязал на веревке два узелка, затем завязал еще два узелка на другой веревке. А когда я связал обе веревки вместе, у меня получилось пять узелков.

Большая часть философии математики весьма специфична и чрезвычайно трудна. Вам следует знать лишь одно: математика делит людей на три группы — на тех, кто умеет считать, и на тех, кто не умеет.

Прагматизм

Эпистемолог-прагматик — такой, как американский философ конца XIX века Уильям Джеймс — судит об истинности утверждения, исходя из его практических последствий. По мнению Джеймса, мы сами выбираем свою правду, ориентируясь на то, как она влияет на окружающую реальность. Мы утверждаем, что закон всемирного тяготения, открытый Ньютоном, верен, не потому, что он соответствует тому, каков мир на самом деле, а лишь потому, что сего помощью мы можем безошибочно предсказывать поведение двух объектов друг относительно друга в самых разных обстоятельствах: «Готов поспорить, яблоки падают на землю даже в Нью-Джерси!» В тот день, когда теория перестанет быть полезной, мы без колебаний заменим ее на другую.

Женщина приходит в полицию с заявлением об исчезновении мужа. Когда ее просят описать пропавшего, она заявляет: «Его рост шесть футов, три дюйма, он хорошо сложен, у него густые вьющиеся волосы».

Оказавшийся рядом знакомый обращается к ней:

— Что с тобой? Твой муж маленький, лысый и с огромным пузом!

— Ну и зачем мне нужно, чтобы мне возвращали такого? — машет рукой женщина.

Эту часть анекдота знают все. Возможно, вы тоже ее где-то слышали. А вот последовавший за этим диалог известен гораздо меньше:

Полицейский: Леди, нам нужно описание вашего мужа, которое соответствовало бы вашему нынешнему мужу!

Женщина: Да идите вы знаете куда?!! Истина не может быть установлена лишь на основании эпистемологических критериев, поскольку достаточность этих критериев не может быть определена, если не принимать в расчет поставленные цели и базовые ценности. То есть истина — это то, что приносит удовлетворение, а мой бедный муж, прости Господи, никогда не умел делать этого!

Феноменология

Добравшись до вершин абстракции, философия вновь спускается на землю, тихонько приземляясь на мягкую почву обычного повседневного опыта. В эпистемологии это случилось в начале XX столетия, когда феноменологи задались вопросом о том, что значит — знать? Феноменология, будучи скорее методологией, нежели набором философских принципов, интересуется не объективной истиной, а человеческим опытом. Такой подход скорее подходит для романиста, а не для философа — преданного ценителя абстракций.

Феноменологи, начиная с Эдмунда Гуссерля, использовали понятия «сопереживание» и «эмпатия» для определения способа познания, цель которого — вжиться в чувства другого человека, поняв и ощутив мир таким, каким его видит и чувствует он. Другими словами, вам предлагается встать на место другого — или далее залезть к нему в постель:

— Доктор Дженет, у меня есть сексуальная проблема, — признается пациентка. — Мой муж меня не возбуждает.

— Что ж, давайте завтра проведем обследование, — предлагает доктор Дженет. — Приходите вместе с мужем.

На следующий день пациентка приходит вместе с супругом.

— Раздевайтесь, мистер Томас, — говорит врач. — Теперь повернитесь кругом. Хорошо, теперь ложитесь. Н-даа, н-даа… Все, можете одеваться!

После этого, отозвав пациентку в сторону, доктор Дженет тихо говорит ей:

— С вами все в порядке: меня он тоже не возбуждает.

Димитрий: Должен признаться, Тассо, вся эта эпистемологическая премудрость — весьма хорошая штука.

Тассо: Хорошая? Ты о чем? Что ты имеешь в виду под словом «хорошая»?

Димитрий: Перед тем, как ответить на твой вопрос, я задам тебе свой. Знаешь ли ты, что имеется в виду под словосочетанием «боль в заднице»?

IV
Этика

Этика имеет дело с тем, что такое хорошо и что такое плохо. Она задает работу священникам, мудрецам-талмудистам и родителям. К несчастью, дети и философы тоже не сидят без дела: они без устали мучают священников, мудрецов-талмудистов и родителей вопросом «Почему?»

Димитрий: Я тут думал над твоим вопросом, что означает слово «хороший», и пришел к выводу: «хороший» — тот, кто поступает правильно.

Тассо: Зевс тебя побери, Димитрий, ты сплошной сюрприз! Начинаешь мыслить как истинный философ. Только один вопрос: откуда ты знаешь, какие поступки — правильные?

Димитрий: Ну, ты и спросил! Оттуда же, откуда все — от мамы.

Тассо (в сторону): И почему все способные ученики всегда достаются Сократу?

Абсолютистская этика: Божественный закон

Божественный закон трактует этику просто: если Бог сказал, что это плохо, значит это плохо, окончательно и бесповоротно. Вот, в общем-то, и все. Но и здесь есть проблемы. Во-первых, как мы можем с уверенностью судить, что на самом деле думает Бог? Из Священного Писания, утверждают фундаменталисты. Но откуда было знать людям, упомянутым в Священном Писании, что сигналы, которые они получали, действительно посылал им Господь? Авраам, к примеру, утверждал, что Бог велел ему принести в жертву собственного сына. «Если Бог этого хочет, я, пожалуй, так и поступлю», — рассудил Авраам. Однако мы для начала хотели бы задать Аврааму философский вопрос: «Ты что, псих? Ты услышал, что “Бог” просит тебя сделать явно безумную штуку и даже не попросил у него удостоверения личности?»

Другая проблема, связанная с божественным законом, кроется в интерпретациях. Как именно следует почитать своих отца и мать? Каждый год посылать открытку на День матери? Или выйти замуж за сынка дантиста — зануду, к чему тебя склоняют твои почтенные родители? Этот вопрос отнюдь не пустое схоластическое теоретизирование, если сын дантиста ростом тебе по грудь и весит при этом больше центнера.

Главная особенность божественных законов заключается в том, что последнее слово все равно остается за Господом.

Моисей спускается с горы Синай, держа в руках скрижали.

— У меня две новости: одна хорошая, другая — плохая, — обращается он к ожидающей толпе.

— Хорошая: сторговались на десяти. Плохая: прелюбодеяние вошло.

Молодой и здоровый святой Августин явно пытался поторговаться на ту же тему, когда воскликнул: «Господи! Даруй мне целомудрие! Но не сейчас!» Таким образом он явно пытался мудрить с мудростью Талмуда: «Ну, ты же не указал, когда именно не следует предаваться прелюбодеянию!» Звучит как анекдот.

Платонические добродетели

В своем главном труде «Государство» Платон писал: «Государство — это разросшаяся душа». Поэтому, чтобы обсудить индивидуальные добродетели, он написал диалог, рассказывающий об идеальном государстве. Правителями этого государства он назначил философов — быть может, потому, что сам был весьма популярен среди философов. Правители управляют государством подобно тому, как разум управляет человеческой душой. Главная ценность правителей-философов, как и разума, — мудрость, которую Платон определяет как способность понимать идею добра. Однако то, что для одного — добро, для другого — лишь ханжеское лицемерие.

На собрании преподавателей одного из факультетов колледжа внезапно появляется ангел и обращается к руководителю кафедры философии:

— Я готов одарить вас одним из трех сокровищ по вашему выбору — Мудростью, Красотой или десятью миллионами долларов.

Профессор тут же выбирает Мудрость.

Вспыхивает яркий свет, и профессор как будто преображается. Однако он продолжает все так же сидеть на своем месте и, не мигая, смотрит на свой стол.

— Скажите нам что-нибудь, — шепотом просит один из его коллег.

— Надо было брать деньги, — отвечает профессор.

Стоицизм

Центральной проблемой этики стоиков в IV веке до н. э. был вопрос о том, как относиться к господству идеи фатализма, характерной для жизни и быта тоталитарных империй. Поскольку у них не было возможности сколь-нибудь ощутимо повлиять на социум, они решили изменить собственное отношение к жизни. Единственной проблемой для них остался контроль над собой. Стоики выработали стратегию эмоционального отстранения от жизни. Свое отношение они называли «апатия»; оно было для них добродетелью, хотя и превращало их в предмет для насмешек у посетителей местной таверны. Стоики стремились отринуть радости жизни (секс, наркотики и всяческий дионисийский хип-хоп), дабы избежать приносимых ими несчастий (болезней, передающихся половым путем, похмелья, плохих стихов). В своих действиях они руководствовались исключительно разумом, отвергая страсти, и считали себя единственными счастливыми людьми — хотя вернее было бы сказать, что они просто не были несчастными.

В следующем анекдоте мистер Купер демонстрирует некое современный аналог стоицизма.

Семья Куперов отправилась к дантисту. Мистер Купер сразу дал понять, что он очень спешит:

— Доктор, давайте обойдемся без новомодных штучек, — приказал он. — Никакого усыпляющего газа, никаких уколов — просто выдерните зуб, и покончим с этим.

— Жаль, что не все мои пациенты обладают подобной стойкостью, — улыбнулся врач. — Какой именно зуб?

Мистер Купер обернулся к жене:

— Открой рот, дорогая!

Генри Честертон написал однажды: «Слово “хороший” имеет множество значений. К примеру, если человек застрелит свою мать с расстояния в 500 ярдов, я могу назвать его хорошим стрелком, но совсем не обязательно — хорошим человеком». Оговорка «совсем не обязательно» показывает, что Честертон обладал истинно философским складом ума.

Утилитаризм

Мы все знаем слова известного гуманиста XX века Владимира Ленина: «Цель оправдывает средства». По иронии судьбы, эта идея не так уж отличается от мыслей одного из любимейших философов набожных республиканцев, Джона Стюарта Милля. Милль, равно как и другие утилитаристы, исповедовал «результативную» этику, согласно которой моральная оценка того или иного действия базируется исключительно на его результатах.

Героиня следующего анекдота, несомненно, была утилитаристкой.

Миссис О'Каллахан попросила художника, писавшего ее портрет, нарисовать на ее запястьях золотые браслеты, на шее — жемчужное ожерелье, в ушах — рубиновые серьги, а на голове — бриллиантовую тиару. Художник заметил, что в этом случае ему придется погрешить против правды жизни.

— Понимаете ли, — возразила она. — Я знаю, что мой муж крутит роман с юной блондинкой. Я хочу, чтобы после моей смерти она сошла с ума, пытаясь отыскать драгоценности.

Подобный подход способен заставить нас мириться с весьма серьезными проблемами, если нам кажется, что впоследствии нас ждет достойная награда.

Вдова миссис Бревурт отдыхала у бассейна в своем клубе и заметила загоравшего неподалеку от нее симпатичного мужчину. Подойдя к нему, она невзначай произнесла:

— Кажется, раньше я вас тут ни разу не видела!

— Точно! — отозвался мужчина. — Предыдущие 30 лет я провел в тюрьме.

— Да что вы! И за что вы туда попали?

— За убийство жены.

— Значит, вы холосты! — улыбнулась миссис Бревурт.

Известный современный утилитарист Питер Сингер часто проводит аналогии между леденящими душу решениями и гораздо более гуманными поступками, которые приводят к абсолютно одинаковым ужасным последствиям, а значит — являются этически равнозначными. К примеру, в одной из статей он описывает ситуацию: человек, желая заработать деньги на новый телевизор, продает бездомного сироту корпорации, торгующей органами для трансплантации. Ужасно, согласимся мы. Однако, утверждает Сингер, любой, кто покупает новый телевизор вместо того, чтобы пожертвовать эти деньги благотворительным организациям, которые помогают бездомным сиротам, делает в точности то же самое. Когда вы слышите нечто подобное, вы сразу чувствуете ненависть к автору, не правда ли? В подобном случае аргумент по аналогии служит существенным дополнением к утверждению, касающемуся морали, — как в следующей классической шутке.

Он: Ты бы переспала со мной за миллион долларов?

Она: За миллион баксов? Ничего себе! Думаю, да!

Он: А за два доллара?

Она: Ты что, идиот? Кто я такая, по-твоему?

Он: Кто ты, мы уже установили. Теперь осталось договориться о цене.

Главный категорический императив и старое золотое правило

Основным принципом Канта, критерием всех его этических максим, был, как он сам называл его, «главный категорический императив». Правда, на первый взгляд он кажется лишь приукрашенной версией старого золотого правила, которое гласит: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой».

Главный категорический императив: «Действуйте исходя лишь из тех максим, которые, по вашему представлению, могли бы служить всеобщим законом».

Конечно, версия Канта кажется заметно менее душевной. Сам термин «главный категорический императив» звучит как-то очень по-немецки. Впрочем, в случае Канта это неизбежно: он же, в конце концов, был немцем!

Тем не менее категорический императив и золотое правило и вправду демонстрируют во многом схожий философский подход.

• Они не пытаются склонить нас к каким-то конкретным действиям, к примеру: «Почитай отца и мать» или «Ешь шпинат!»

• Вместо этого они предлагают нам некие абстрактные принципы, помогающие определить, какое действие будет правильным, а какое — неправильным.

• В обоих случаях эти принципы основаны на идее, что все люди столь же ценны, как вы или я, и все заслуживают столь же этичного отношения, как вы или я… особенно я.

Однако между категорическим императивом и золотым правилом есть фундаментальная разница, которую отлично отражает следующая шутка:

Садист — это мазохист, который следует золотому правилу.

Причиняя другим боль, упомянутый здесь мазохист делает лишь то, что требует от него золотое правило: поступает с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с ним, и лучше, если при этом не забудут про плетку. Однако Кант на это сказал бы, что ни один мазохист не рискнет заявить, будто моральный императив «причиняй другим боль» способен стать всеобщим законом в мире, хоть сколько-нибудь пригодном для жизни. Даже мазохист сочтет это неразумным.

Теми же соображениями руководствовался и английский драматург Джордж Бернард Шоу, оспоривший золотое правило:

«Не стоит поступать с другими так, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами: у других людей могут быть иные вкусы».

Различные варианты золотого правила встречаются не только у Канта, но и в разных религиозных традициях по всему миру:

ИНДУИЗМ (XIII век до н. э.):

Не делай другому то, что не хотел бы, чтобы сделали тебе. В этом — вся дхарма. Помни ее хорошо.

(Махабхарата)

ИУДАИЗМ (XIII век до н. э.)

Не делай ближнему то, что тебе самому неприятно. В этом — вся Тора, прочее — лишь комментарии. Иди и заучи это.

(Вавилонский талмуд)

ЗОРОАСТРИЗМ (XII век до н. э.)

Человеческая натура лишь тогда добра, когда человек не желает другим того, что не считает хорошим для себя.

(Дадестан-и-Меног-и Храд)

БУДДИЗМ (IV век до н. э.)

Не причиняй другим боли тем, что сам почитаешь болезненным.

(Дхаммапада)

КОНФУЦИАНСТВО (VI век до н. э.)

Не делай другим того, что не хотел бы, чтобы сделали тебе.

(Конфуций, сборник трудов)

ИСЛАМ (VII век н. э.)

Никто из вас не может считаться правоверным до тех пор, пока вы не научитесь желать другим того же, чего желаете себе.

(Сунна, Хадисы)

БАХАИ (XIX век н. э.)

Не делайте ни единой душе того, чего не сделали бы себе, и не говорите того, чего не сказали бы себе. Вот вам мое повеление, выполняйте его.

(Бахаулла, «Сокровенные слова»)

ПОСЛЕДОВАТЕЛИ КЛАНА СОПРАНО (XXI век н. э.)

Бей человека с тем же уважением, с которым хотел бы, чтобы били тебя, понял?

(сериал «Клан Сопрано», 12-я серия, реплика Тони)

Воля к власти

Немецкий философ XIX века Фридрих Ницше храбро объявил войну всей христианской этике. Начал он с малого — с объявления о смерти Бога. Бог в ответ объявил о смерти Ницше, разместив соответствующие заявления на стенах уборных в университетских городках. На самом-то деле, говоря о том, что Бог умер, Ницше имел в виду, что западная культура выросла из метафизических толкований мира, равно как и из сопутствующей им христианской этики. Он назвал христианство «стадной моралью», которая обучает «неестественной этике», втолковывая, что стыдно быть альфа-самцом, которому покорно все стадо. Христианскую этику он заменяет проверенной временем этикой силы, которую называет «волей к власти». Исключительный индивид, или сверхчеловек, стоит вне морали стада и имеет полное право властвовать над ним, используя данную ему природой силу. В том, что касается золотого правила, Фридрих явно был последователем школы Тони Сопрано.

За это на него повесили всех собак — от германского милитаризма до кислой капусты.

С немецкой едой что-то не так: что бы ты ни съел, через час тебя охватывает безумная жажда власти.

Эмотивизм

К середине XX века большинство философских этических течений перешли к проблемам метаэтики. Вместо того, чтобы задаваться вопросом, какие поступки считать хорошими, философы стали спрашивать: «Что мы имеем в виду, говоря, что некое действие X хорошо? Означает ли это лишь “я одобряю X”? Выражает ли фраза “X — хорошо“ эмоции, которые я испытываю, наблюдая за X, или думая о нем»? Последняя из перечисленных проблем, лежащая в основе эмотивизма, неплохо обыгрывается в следующем анекдоте.

Человек пишет в налоговую службу: «Я не могу спать, зная, что я нахимичил с подоходным налогом. Я скрыл часть своих доходов и теперь прилагаю к этому письму чек на 150 долларов. Если бессонница не пройдет, я пришлю остальное».

Прикладная этика

Когда метаэтические раздумья над значением слова «хорошо» исчерпали свои возможности, практическая этика вновь вошла в моду, и философы с новой силой принялись писать о том, какие поступки следует считать добродетельными. Символами времени сделались биоэтика, феминистская этика, а также этика, ратующая за достойное обращение с животными.

Одним из ответвлений прикладной этики, расцветшим пышным цветом в XX столетии, стала профессиональная этика. Она нашла воплощение в разнообразных сводах правил, регулирующих отношения профессионалов с клиентами.

Четверо психиатров вместе вышли на улицу после конференции по профессиональной этике.

— Люди всегда приносят нам груз своей вины и страхов, однако нам самим не к кому обратиться с нашими проблемами, — проговорил один. — Почему бы нам сейчас не выслушать друг друга?

— Иногда я испытываю почти непреодолимое желание убить своих пациентов, — произнес первый.

— Я всегда стараюсь вытянуть как можно больше денег из своих пациентов, — проговорил второй.

— Я торгую наркотиками, и часто привлекаю к этому пациентов, — признался третий.

— Знаете, как бы я ни старался, у меня никогда не получается хранить чужие секреты! — покаялся четвертый.

Врачи каждой специальности руководствуются собственными этическими принципами.

Четверо врачей — семейный врач, гинеколог, хирург и патологоанатом — вместе отправились поохотиться на уток. Когда над их головами взлетела птица, семейный врач быстро прицелился, но тут же опустил ружье, поскольку не был полностью уверен, что это именно утка. Гинеколог также вскинул ружье — и также опустил его, поскольку не знал, утка это или селезень. Тем временем хирург метким выстрелом сбил птицу влет, после чего обернулся к патологоанатому:

— Пойди, глянь, утка это или нет?

Надпись над витриной: «Этичная мясная лавка».

Надписи на ценниках:

«Кого-то укусил», «Не знаю, как сюда попал», «Найден мертвым в канаве», «Несчастный случай при прыжке с парашютом», «Трагедия на воде».

Профессиональная этика есть даже у адвокатов. Если клиент, получив счет на 300 долларов, по ошибке даст адвокату 400, у адвоката возникает важный этический вопрос: должен ли он сообщить об этом своему партнеру.

Не приходится удивляться тому, что духовенство также руководствуется профессиональной этикой, причем всецело одобренной свыше.

Молодой раввин был заядлым гольфистом.

Даже в Йом Кипур, самый священный день в году, он тайком отправился в одиночестве погонять шар по девяти лункам.

Перед последней лункой он нанес лишь один удар, когда порыв ветра вдруг подхватил шар и загнал его прямо в лунку.

Ангел, ставший свидетелем этого чуда, укоризненно обратился к Богу:

— Господи, этот парень играет в гольф в Йом Кипур, а ты помогаешь ему попасть лунку с одного удара!

Неужто это наказание?

— Конечно, — улыбнулся Бог. — Он же не сможет никому об этом рассказать!

Прикладная этика весьма интересна, но иногда ставит нас в тупик, поскольку этические решения в этой сфере часто оборачиваются трудным выбором между двумя добродетелями. Сколько времени я должен уделять семье в ущерб работе? Сколько — своим детям в ущерб себе? Моей стране в ущерб гуманности? Подобные дилеммы прикладной этики много лет обеспечивали психологов-консультантов работой, а сейчас поставляют материал для «Специалиста по этике» — ежедневной колонки Рэнди Коэна в The New York Times. Приведенный ниже вопрос, недавно опубликованный Коэном на www.slate.com, — один из десяти лучших вопросов, которых ему никогда не задавали:

«Недавно я получил повышение (я — новый лорд) и вполне счастлив на своем нынешнем месте работы. Но для моей жены этого недостаточно, и она постоянно подталкивает меня к новым карьерным вершинам. Не скажу, что у меня совсем нет амбиций, но мне не хочется делать то, что нужно для дальнейшего карьерного продвижения, — отдавать всего себя работе, совершать жестокие убийства… С другой стороны, я ведь обязан удовлетворять желания своей супруги? Ведь все-таки мы семья!»

МАКБЕТ, ШОТЛАНДИЯ

Влияние психоанализа на философскую этику

Зигмунд Фрейд, не будучи философом, оказал огромное влияние на философию этики, заявив, что человеком управляют бессознательные мотивы, а вовсе не приятные и разумные философские принципы. Сколько бы мы ни старались следовать советам высокоморальных философов и сознательно контролировать свою жизнь, бессознательное все равно прорывается наружу. К примеру, оговорка по Фрейду — это то, что происходит, когда мы «по ошибке» озвучиваем свои бессознательные стремления, подобно члену муниципального совета, назвавшему симпатичную председательницу «выдающимся половым работником».

Психотерапевт спрашивает у пациента, как прошла его встреча с матерью.

— Ужасно! — вздыхает пациент. — Я допустил кошмарную оговорку по Фрейду.

— И что же вы сказали? — интересуется психотерапевт.

— Я хотел сказать лишь: «Мама, передай, пожалуйста, соль!» А вместо этого заявил: «Сволочь, ты мне всю жизнь испоганила!»

По мнению Фрейда, все философские трактаты об этике скажут нам меньше об истинных, бессознательных силах, определяющих наше поведение, чем один хороший сон.

Пациент, запыхавшись, вбегает в кабинет психотерапевта и рассыпается в извинениях: он опоздал из-за того, что проспал.

— Но во сне у меня случился невероятный прорыв! — восклицает он, пытаясь отдышаться. — Я разговаривал с матерью, и вдруг она превратилась в вас! Тут я проснулся, быстро оделся, перехватил на завтрак пончик с кока-колой и скорее побежал к вам.

— Пончик с кока-колой? — переспрашивает психотерапевт. — И это вы называете завтраком?

С другой стороны, даже Фрейд признавал, что, низводя причины человеческих поступков к одному бессознательному, можно упустить самое простое объяснение. Как он сам говорил, «иногда сигара — это просто сигара».

Мужчина бреется опасной бритвой. Внезапно бритва падает у него из рук и отсекает ему пенис. Подхватив отрезанный орган, он сует его в карман, выбегает на улицу, хватает такси и мчится в больницу. Добравшись до приемного покоя, он объясняет хирургу, что с ним произошло.

— Надо действовать как можно скорее! — заявляет хирург. — Дайте его мне!

Мужчина лезет в карман и передает лежащий там предмет хирургу.

— Но это же не пенис, а сигара! — восклицает тот.

— О господи! — стонет пациент. — Что же я тогда курил в такси?!

Ситуативная этика

В 1960-е годы ситуативная этика вдруг обрела широчайшую популярность. Ее поклонники утверждали, что этичность принимаемого решения всецело зависит от конкретной проблемы. Кто именно вовлечен в ситуацию? Чем вы рискуете? Как результат повлияет на последующее развитие событий? И кто, в конце концов, задает все эти вопросы? К примеру, в случае неверности одного из партнеров специалист по ситуативной этике может поинтересоваться семейным статусом партнеров и занять совершенно противоположные позиции в зависимости от того, был ли заключен брак по всем правилам. Оппоненты, в свою очередь, гневно обрушиваются на ситуативную этику, утверждая, что при таком подходе можно оправдать практически любой поступок. Некоторые из них стоят на непримиримых позициях: по их мнению, неверность плоха всегда, вне зависимости от обстоятельств.

Как ни парадоксально, иногда именно игнорирование текущих обстоятельств открывает возможность действовать в собственных интересах.

Вооруженные грабители врываются в банк, выстраивают клиентов и служащих вдоль стенки и начинают планомерно отбирать у них бумажники, часы и украшения. Двое банковских служащих ждут, пока до них дойдет очередь. Внезапно один из них поспешно сует другому в руку какую-то бумажку.

— Что это? — шепотом спрашивает тот.

— 50 долларов, которые я тебе должен, — отвечает первый.

Димитрий: Я все еще в точности не уверен, что есть хорошо, а что есть плохо, зато уверен в другом: в жизни важно своевременно радовать богов.

Тассо: И Зевса, и Аполлона.

Димитрий: Ага. Но лично я больше всех люблю Афродиту.

Тассо: О, ее я тоже люблю… если она существует.

Димитрий: Если она существует? А ну перестань трепать языком! Я сам видел людей, которых за подобную болтовню так шандарахнуло молнией, что костей не могли собрать!

V
Философия религии

Бог, о котором спорят религиозные философы, ничуть не похож на того, которого мы привыкли почитать. Он больше похож на абстракцию вроде «силы» из «Звездных войн», а не на Небесного отца, который ночей не спит, заботясь о нашем благополучии.

Димитрий: На днях я беседовал с Зевсом. Он говорит, что ты дурно на меня влияешь.

Тассо: Забавно. Мне лично кажется, что это он дурно на тебя влияет.

Димитрий: Каким же образом?

Тассо: Он заставляет тебя думать, что голоса, которые звучат в твоей голове, реальны.

Вера в Бога

Агностик — это человек, который полагает, что бытие Божье недоказуемо на основании имеющихся данных, но который, однако, не отрицает возможности существования Господа. Агностик стоит лишь в одном шаге от атеиста, который полагает вопрос о существовании Бога закрытым. Если оба они вдруг увидят пылающий куст, который провозгласит: «Я — то, что я есть!», агностик тут же примется искать спрятанный в кустах магнитофон, а атеист лишь пожмет плечами и достанет шампуры.

Два ирландца весело пьют в баре и вдруг замечают в дальнем углу заведения какого-то лысого мужчину.

Пат: Кажется, Уинни Черчилль пожаловал?

Шон: Не может быть! Он в такие места не ходит.

Пат: Я серьезно! Посмотри повнимательнее. Клянусь, это Уинни Черчилль! Ставлю десять фунтов, что я прав!

Шон: Годится!

Пат направляется в дальний угол и обращается к лысому посетителю:

— Слушай, ты правда Уинни Черчилль?

— Уйди от меня, идиот! — орет тот.

Пат возвращается к своему другу и говорит:

— Ну, теперь мы уже никогда не узнаем, он ли это!

Вот вам типичный пример мышления агностика.

Атеист — совершенно другое дело. Философы давно сошлись на том, что верующим и атеистам бесполезно спорить друг с другом, поскольку они воспринимают по-разному буквально любое слово. Между тем для спора необходима общая база, дабы один из участников мог сказать: «Ага! Если ты признаешь X, ты должен признать и Y!» Однако атеисты и верующие никогда не найдут такого X, на существовании которого они могли бы сойтись. Подобный спор невозможно начать, поскольку каждая сторона видит реальность в каждом из ее проявлений с собственной точки зрения. Это утверждение несколько абстрактно, однако следующий анекдот поможет нам приблизить его к реальности — то есть буквально к соседнему дому.

Каждое утро маленькая набожная старушка выходит на крыльцо своего дома и громко восклицает:

— Восславим Господа!

И каждое утро ее сосед-атеист выкрикивает в ответ:

— Бога нет!

Проходит неделя за неделей. Старушка все также каждое утро возглашает: «Восславим Господа!» Ее сосед столь же громко отзывается: «Бога нет!»

Со временем у старушки становится плохо с деньгами, она с трудом может наскрести себе на еду. Однажды утром она, как всегда, выходит на крыльцо и громко просит Бога помочь ей и послать продуктов, завершая свою молитву традиционными словами:

— Восславим Господа!

На следующее утро, открыв дверь, она обнаруживает на крыльце продукты. Разумеется, она тут же вскрикивает:

— Восславим Господа!

— Ха! — неожиданно выскакивает из-за кустов ее сосед. — Эти продукты купил я! Бога нет!

— Восславим Господа! — улыбнувшись, восклицает старушка. — Спасибо тебе, Боже, ты не только послал мне продукты, но и заставил Сатану заплатить за них!

В своей книге «Конец веры», вышедшей в 2005 году и сразу же ставшей бестселлером, Сэм Харрис поделился своими взглядами на религиозную веру. Его слова вполне могли бы войти в выступление какого-нибудь комика в качестве ударного номера: «Сообщите набожному христианину, что жена изменяет ему, или что замороженный йогурт способен сделать человека невидимым, — и он, скорее всего, как и любой из нас, потребует бесспорных доказательств ваших слов. Если же вы скажете ему, что книга, которая лежит у его изголовья, была написана невидимым божеством, которое заставит его вечно гореть в огне, если он не сумеет следовать каждому из имеющихся в ней безумных требований, и он тут же, безо всяких доказательств, согласится с вами».

Харрис, однако, не упомянул о негативной стороне атеизма: атеисту не к кому взывать, сотрясаясь в конвульсиях оргазма.

Французский философ и математик XVII века Блез Паскаль утверждал: верить в Бога или нет — сродни решению о том, страховать или не страховать риски. Если мы решаем, что Бог есть, а достигнув конца своего пути, обнаружим, что его нет, — это не такая уж большая беда. Разумеется, мы будем лишены возможности наслаждаться семью смертными грехами, однако это сущий пустяк в сравнении с альтернативным вариантом. Если же мы уверуем в то, что Бога нет, но в конце концов выяснится, что он все же существует, мы потеряем возможность выиграть главный приз — вечное блаженство. Таким образом, по мнению Паскаля, наилучшая стратегия — жить так, как будто Бог есть. В академических трудах это рассуждение называют «пари Паскаля». Остальным смертным оно известно как страхование рисков.

Вдохновившись «Мыслями» Паскаля, пожилая леди отправляется в банк с сумкой, в которой лежат 100 тысяч долларов наличными, и просит открыть для нее счет. Банковский клерк настороженно интересуется, откуда у нее столько денег.

— Я играю, — признается старушка. — Мне очень везет в игре.

— И на что же вы ставите? — интересуется заинтригованный банкир.

— О, на все подряд, — отвечает клиентка. — К примеру, я готова прямо сейчас поставить 25 тысяч долларов на то, что к завтрашнему утру на вашей правой ягодице будет красоваться татуировка в виде бабочки.

— Я бы с удовольствием принял ваше пари, — отзывается банкир. — Но мне будет неловко забрать у вас деньги по столь абсурдному поводу.

— Давайте начистоту, — решительно заявляет клиентка. — Если вы не хотите сделать ставку, я, пожалуй, открою счет в другом банке.

— Ну что вы, что вы, давайте не будем торопиться! — идет на попятную банкир. — Я принимаю ваше пари.

На следующий день в полдень старушка возвращается в банк в сопровождении юриста и свидетеля. Банкир поворачивается к ней задом, стягивает штаны и приглашает остальных засвидетельствовать, что он выиграл пари.

— Хорошо, — произносит женщина. — Только нагнитесь, пожалуйста, пониже, чтобы было лучше видно.

Банкир выполняет ее просьбу. Старушка, признавая свое поражение, отсчитывает ему из сумки 25 тысяч долларов. Тем временем банкир замечает, что юрист сидит неподвижно, закрыв лицо ладонями.

— Что с ним? — спрашивает он.

— А, он просто переживает из-за проигрыша, — отвечает пожилая леди. — Я поспорила с ним на 100 тысяч, что сегодня в полдень в собственном кабинете вы покажете нам свою голую задницу.

Существует, однако, тонкая грань между страхованием рисков и повышением собственных шансов путем мошенничества. Вот вам пример нового прочтения стратегии Паскаля:

В первый день Нового года по еврейскому календарю на службу в синагогу приходит мужчина с попугаем на плече. Он заключает c несколькими присутствующими пари, что его попугай способен провести службу лучше, чем кантор. Однако в нужный момент попугай сидит молча, не издавая ни звука. Позднее, дома, мужчина набрасывается на попугая с упреками, громко сожалея о проигранных деньгах.

— Подумай своей головой, поц! — восклицает в ответ попугай. — Представляешь, сколько мы теперь сможем выиграть в Йом Кипур!

Хотя, быть может, этот попугай действительно в чем-то прав. Возможно, мы сумеем повысить свои ставки в пари Паскаля настолько, чтобы иметь возможность играть в гольф по субботам, а Бог при этом не будет на нас сердится — если он, конечно, существует. Бог — свидетель, все мы каждый раз на это рассчитываем.

«Итак, теперь каждый месяц вы будете получать новый комплект заповедей. Бы можете отказываться от них и использовать первый комплект, тогда это будет для вас абсолютно бесплатно».

Деизм и историческая религия

Философы XVIII века — по крайней мере те из них, кто не принадлежал к числу скептиков, — были в основном деистами, то есть верили в далекого безликого Творца, воплощающего скорее силу, чем личность, похожего на часовщика, а не на старшего товарища. Представители традиционного иудаизма и христианства успешно отбивались от противников. Их бог, заявляли они, больше, чем просто часовщик. Он — хранитель истории, на его глазах свершились исход евреев из Египта, блуждание по пустыне и, наконец, обретение Земли Обетованной. Иными словами, он «на связи» и может оказать реальную помощь в беде.

Еврейская бабушка наблюдает за тем, как ее внучок играет на берегу моря. Внезапно на берег накатывает огромная волна и уносит мальчика в море.

— Господи, пожалуйста, спаси моего единственного внука! — в отчаянии молит женщина. — Умоляю, верни его обратно!

Тут же на берег накатывает еще одна громадная волна и выбрасывает мальчика на песок, живого и невредимого. Бабушка подбегает к нему, в волнении осматривает с головы до ног, после чего укоризненно произносит куда-то вверх:

— А где шапочка?

Попробуйте заявить подобное часовщику!

Теологические различия

Пока религиозные философы пытаются отвечать на Главные Вопросы вроде «Существует ли Бог?», теологи ловят рыбешку помельче (особенно во время Великого поста).

Философ и теолог XX века Пауль Тиллих считал, что разница между философией религии и теологией заключается не только в размере рыбы. Философы, по мнению Тиллиха, пытаются найти объективную истину касательно Бога и всего, что с ним связано. Теологи же находятся «в объятиях веры», они вовлечены и увлечены ею. Иными словами, религиозные философы смотрят на Бога и религию извне, а теологи — изнутри.

Раскол между теологами возникает по столь актуальным вопросам, как «исходит ли Святой Дух лишь от Бога-Отца, или же как от Отца, так и от Сына?» Неподготовленному человеку явно требуется упрощенный путеводитель по теологическим дебрям, который, слава богу, всегда готовы предоставить нам сатирики. Оказывается, ключевая разница между представителями различных религиозных течений заключается в том, кого они признают, а кого — нет:

Иудеи не признают Иисуса.

Протестанты не признают Папу Римского.

Баптисты не признают друг друга в винной лавке.

Из последнего пункта следует один практический совет. Отправляясь на рыбалку, не берите с собой баптиста: он выпьет все ваше пиво. Лучше пригласите с собой двух баптистов, и тогда все пиво достанется вам.

Отличить друг от друга адептов различных религий можно еще и по тому, за что они ждут нагоняя от их Бога. Для католиков это отказ от посещения мессы. Для баптистов — танцы. Для верующих протестантской епископальной церкви — попытка есть салат вилкой для десерта.

Но если серьезно, дорогие читатели, между разными религиями существуют весьма серьезные догматические различия. К примеру, только католики веруют в идею непорочности, согласно которой Мария, чтобы иметь возможность родить на свет Сына Божия, сама была зачата без первородного греха.

Бредя по улице, Иисус видит, как толпа забрасывает камнями женщину, виновную в прелюбодеянии.

— Пусть тот, кто без греха, первым бросит в нее камень! — возглашает он.

Вдруг из толпы летит булыжник.

— Мама, сколько раз я просил тебя не лезть в мои дела! — раздраженно говорит Иисус.

Наиболее любимая всеми разновидность анекдотов о различных конфессиях — безусловно, на тему контрреформации. В вашей коллекции лучших анекдотов на эту тему наверняка присутствует и этот:

Один человек, оказавшийся в крайне стесненных финансовых обстоятельствах, умоляет Бога ниспослать ему выигрыш в лотерею. Идут дни, недели, но он все никак не выигрывает заветный приз. В конце концов, отчаявшись, он взывает к Господу:

— Господи, ты учишь нас: «Стучите, и откроют вам; ищите и обрящете». Я в полном отчаянии, но я так ни разу и не выиграл в лотерею!

Голос с небес отвечает ему:

— Так помоги же мне, шлимазл! Купи, наконец, лотерейный билет!

Герой этого анекдота явно был протестантом, подобно Мартину Лютеру, полагавшим, что все мы спасемся единственно милостью господней и не в наших силах самим заслужить спасение. Господь же здесь, невзирая на удачное использование слова «шлимазл», льет воду на мельницу католической контрреформации. Этот анекдот вполне мог бы родиться на Тридентском соборе 1545 года, где епископы решили, что спасение даруется нам как результат кумулятивного эффекта от божьей благодати и наших поступков — то есть молитвы и покупки лотерейного билета.

И все же у всех религий есть кое-что общее: адепты каждой из них верят, что следование ее доктрине — наиболее надежный путь к спасению.

К вратам святого Петра прилетает очередная душа.

— Вероисповедание? — спрашивает Петр.

— Методист.

— Отправляйтесь в кабинет номер 28, — приказывает святой Петр, сверяясь со списком. — Но когда будете проходить мимо восьмого кабинета, ведите себя потише!

Тут к вратам прибывает следующая душа.

— Вероисповедание? — интересуется Петр.

— Баптист.

— Идите в кабинет номер 18, но когда будете проходить мимо восьмого кабинета, ведите себя потише!

Появляется третья душа.

— Вероисповедание?

— Иудей.

— Вам в кабинет номер 11, и когда будете проходить мимо восьмого кабинета, ведите себя потише!

— Я могу понять, почему для каждой из религий у вас имеется отдельный кабинет, — обращается к Петру новоприбывший. — Но почему так уж необходимо соблюдать тишину, когда проходишь мимо восьмого кабинета?

— Там у нас свидетели Иеговы, — отвечает Петр. — Они считают, что они здесь одни.

Говорят, что Артур Шопенгауэр, немецкий философ XIX века, открыл буддизм с философской точки зрения. Подобно Будде Гаутаме, жившему двумя тысячелетиями ранее, Шопенгауэр считал, что вся жизнь состоит из страданий, борьбы и разочарований, и единственный выход заключается в уходе от жизни — отказе от своих желаний и отрицании воли к жизни. С оптимизмом глядя в будущее, они оба полагали, что отказ от любых житейских стремлений приведет к тому, что люди начнут сочувствовать всему живому, и на Земле воздвигнется царство праведных. Как будто одно хоть как-то связано с другим!

Целый ряд еврейских анекдотов высмеивает духовных последователей Шопенгауэра — пессимистов и нытиков.

Две матроны сидят на лавочке.

— Ох! — громко вздыхает одна.

— Ай-вэй! — вторит ей другая.

— Ну ладно, — произносит первая. — Хватит уже о детях!

И для Шопенгауэра, и для Будды жизнь — лишь бесконечная череда разочарований и источник непреходящей скуки. Когда мы не получаем того, чего хотим, мы чувствуем себя разочарованными. Когда у нас есть все, чего мы хотим, нам скучно. При этом и для Артура, и для Гаутамы худшее из разочарований — то, которое настигает, когда до удачи, казалось, остался лишь один шаг.

Давным-давно в далеком королевстве жил да был принц. Не по своей вине он стал жертвой заклятия, наложенного злой колдуньей: по ее колдовской воле он мог говорить лишь по одному слову в год. При этом, однако, он мог копить слова — к примеру, промолчав целый год, на следующий год он получал возможность произнести целых два слова.

Однажды несчастный принц встретил прекрасную принцессу и полюбил ее до безумия. Он решил молчать два года, чтобы затем, взглянув на нее, сказать:

— Милая моя!

На исходе второго года, однако, принц решил, что просто обязан сообщить принцессе о своей любви к ней, для чего ему требовалось промолчать еще три года. Когда прошли и они — то есть через пять лет молчания, — он уже считал, что должен предложить ей выйти за него замуж, а для этого требовалось ждать еще четыре года.

Когда девять лет молчания подошли к концу, принц был вне себя от радости. Взяв принцессу за руку, он отвел ее в самое романтическое место в королевском саду, преклонил перед ней колено и произнес:

— Милая моя, я тебя люблю! Выйдешь за меня замуж?

— Что-что? — переспросила принцесса.

Именно такого ответа и ожидал от принцессы Шопенгауэр.

С VI—VII столетий н. э. китайцы и японцы развивали направление буддизма, которое сегодня переживает второе рождение, — а именно, дзен-буддизм. С позиции западного мышления, философия дзен больше напоминает антифилософию. По мнению мастера дзен, разум, логика, чувственные образы — все то, на чем строится западная философия, — это лишь иллюзия, отвлекающая нас от вечного сияния нирваны. Как же достигнуть нирваны?

Для начала задумайтесь над следующими двумя вопросами:

• Какая разница между уткой?

• Как звучит хлопок одной ладонью?

На оба вопроса в философских кругах обычно следует вполне стереотипный ответ: «Что-что?» Они просто не догоняют. Сознание оказывается не в состоянии постичь, что ответы на эти вопросы в принципе могут существовать. Однако если первый вопрос — это просто дурацкая школьная шуточка, то второй — классический коан учения дзен.

Коан — это загадка или история, которую мастер дзен рассказывает своим ученикам, и которая может настолько поразить их, что их сознание достигнет состояния сатори, то есть внезапного просветления. В этом состоянии все мысли и оценки из повседневной реальности покидают разум, оставляя его один на один с осознанием единства нашей вселенной и всего того опыта, что был накоплен ею. Ответ мастера дзен на вопрос о хлопке одной ладонью — это не буквальные, наукообразные рассуждения вроде: «Тихое шуршание воздуха, происходящее в результате перемещения плоской поверхности». Нет, ответ в стиле дзен скорее будет похож на «Вау!» Коаны силой выталкивают нас к просветлению, приводя наш разум в замешательство абсурдными идеями. Прорвитесь через пелену невозможного и — бац! — вы уже в сатори.

Более всего людям обычно нравится следующий коан:

До того, как я начал искать просветления, горы были горами, а реки — реками.

Когда я встал на путь, ведущий к просветлению, горы перестали быть горами, а реки — реками.

Когда я достиг сатори, горы вновь стали горами, а реки — реками.

Мы, западные люди, можем понять общую идею, что просветление заключается вовсе не в том, чтобы узнать какие-то запредельные откровения. Чего мы, однако, не в состоянии осознать, — и о чем, собственно, нам пытается поведать коан про горы и реки, — это идея просветленного сознания как самого обычного и в то же время — парящего в запредельном. Такие штуки ты либо чувствуешь, либо нет, — и мы, рожденные на Западе, по большей части принадлежим ко второй категории.

Отсюда возникает вопрос: можно ли старую глупую задачку про разницу между уткой считать своеобразным западным коаном? В конце концов, в ее основе лежат абсурд и отсутствие логики, она явно пытается завести нас в тупик. Однако, если судить по реакции на эту загадку — а это решающее испытание для каждого коана, — нам придется ответить на этот вопрос отрицательно. Как правило, в ответ на нее люди улыбаются, иногда даже хихикают, — но случаев сатори, насколько мы знаем, пока отмечено не было.

Это, к сожалению, проблема культурного свойства. Мы, западные люди, не в состоянии осознать восточную мудрость, гласящую: если ты не можешь чего-то постичь — то ты на пути к просветлению. Нам остается довольствоваться лишь жалким западным псевдокоаном:

Если у тебя есть мороженое— я дам тебе его.

Если у тебя нет мороженого — я отниму его у тебя.

Это — коан мороженого.

Наиболее известные коаны стали частью дзен- буддистского канона, передаваемого из поколения в поколение. К примеру, Хуэй-нэн, шестой патриарх дзен, живший в VII веке н. э., однажды задал ставший знаменитым вопрос: «Каково было твое настоящее лицо до того, как ты родился?» Тренер команды Los Angeles Lakers Фил Джексон, по прозвищу Мастер дзен, в свою очередь заметил: «Увидишь на дорожке Будду — брось ему мяч».

Философия пустоголовых

Философия пустоголовых появилась на общественной сцене в конце 1960-х, — в тот самый момент, когда гарвардский преподаватель Тимоти Лири объявил, что путь к просветлению лежит через поедание волшебных грибов. Впоследствии получивший весьма пристойное название «философии нью-эйдж», пустоголовизм представлял собой мешанину древних восточных философских идей с некоторыми средневековыми штучками вроде астрологии, карт Таро и каббалы. Заявления вроде: «Я един в своей двойственности» или «Я научился доверять Процессу, и теперь мне не надо носить оружие» — еще одна важная часть философии нью-эйдж. Все это напоминает нам историю про то, как к британскому поэту Сэмюэлю Тэйлору Кольриджу, жившему в начале XIX века, после публичной лекции подошла пожилая дама, объявив: «Сэр, я вобрала в себя всю вселенную!» Посмотрев на даму поверх очков, Кольридж произнес: «Мадам, и зачем было так утруждаться?»

К нашей радости, безвестные авторы анекдотов сумели превосходно подчеркнуть всю глупость философии нью-эйдж.

Сколько поклонников нью-эйдж потребуется, чтобы поменять перегоревшую лампочку?

Нисколько. Сколько бы их ни было, они предпочтут организовать группу взаимопомощи под девизом «Победим темноту!»

Если в философии нью-эйдж что-то и соответствует чаяниям современности, так это вера в то, что инопланетяне не только регулярно посещают Землю, но и приглашают землян и землянок на свои летающие тарелки, дабы поужинать и закрутить романчик. Для того, чтобы довести эту веру нью-эйджеров до логического завершения, потребовались усилия сатирика.

Марсианин совершает экстренную посадку в Бруклине. Осмотрев свою поврежденную летающую тарелку, он обнаруживает, что важнейшая деталь корабля — трувер — вышла из строя. Он отправляется в близлежащую кулинарию и спрашивает продавца, где бы он мог приобрести трувер.

— Что он собой представляет? — спрашивает продавец.

— Он круглый, твердый снаружи, мягкий внутри, с небольшой дырочкой в центре.

— Похоже на бублик, — решает продавец. — Посмотрите, это похоже на то, что вам нужно?

— Отличный трувер! — восклицает марсианин. — Для чего вы их используете здесь, на Земле?

— Вы не поверите — мы их едим! — сообщает продавец.

— Вы шутите! — поражается марсианин. — Вы едите труверы?

— Точно. Да вы сами попробуйте! — предлагает его собеседник.

Марсианин с недоверием откусывает кусочек.

— Гм, — произносит он. — Если добавить сливочного сыра, будет совсем неплохо!

Еще одна традиционная особенность нью-эйджеров — их искреннее восхищение всевозможными паранормальными явлениями вроде ясновидения. Меж тем многие поклонники старого — то есть рационального — мышления полагают, что у большинства подобных феноменов есть вполне рациональные объяснения.

— Мой дед точно знал дату и время своей смерти.

— Да он был настоящий ясновидящий! Как же он узнал об этом?

— Ему сообщил судья.

Яснее не скажешь!

Димитрий: У меня все-таки остался один вопрос: если Зевса не существует, Посейдон все-таки остается его братом?

Тассо: Димитрий, мне кажется, что либо ты просветленный буддист, либо у тебя все-таки не хватает пары извилин.

VI
Экзистенциализм

«Существование предшествует сущности». Если вы согласны с этим, вы — экзистенциалист. Если не согласны, вы все равно продолжаете существовать, но, в сущности, не этой проблемой.

Димитрий: Тассо, я должен признаться, что иногда мне хочется больше походить на тебя.

Тассо: Но это вполне осуществимо! С точки зрения экзистенциализма человек создает себя сам. Так что ты можешь быть таким, каким сделаешь себя!

Димитрий: Супер! Я всегда хотел быть таким же высоким, как ты.

Чтобы разобраться в идеях экзистенциализма, нам для начала придется вспомнить гегельянский абсолютизм — философскую концепцию, утверждающую, что единственно верную картину мира можно увидеть, глядя на него извне. «Большую часть гениальной комедии можно выудить из конфликта между гегельянским абсолютом и человеческой разобщенностью» — кто это сказал, Родни Дэнджерфилд^[2]? Может, и он, а может, и нет. Но если это действительно его слова, то он наверняка имел в виду то же самое, о чем говорится в следующем классическом анекдоте.

Ленни занимается сексом с женой своего лучшего друга. Внезапно они слышат, как к дому подъезжает машина мужа. Последний, зайдя в дом, открывает гардероб, чтобы повесить куртку, и обнаруживает, что его лучший друг стоит там совершенно голый.

— Ленни, что ты здесь делаешь? — восклицает он.

— Каждый должен где-то находиться! — застенчиво пожимает плечами Ленни.

Вот вам гегельянский ответ на экзистенциалистский вопрос. Муж хочет знать, почему из всех людей именно Ленни оказался в данной экзистенциальной ситуации — голым в его собственном шкафу. Однако его коварный друг Ленни, очевидно, имея на то свои причины, предпочитает отвечать на другой вопрос: «Почему каждый находится где-то, а не нигде?» — который имеет смысл лишь для парящих в эмпиреях немецких философов вроде Гегеля.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель утверждал, что история — это развернутый во времени «абсолютный дух». Дух одной эпохи (к примеру, конформизм 1950-х) порождает свой собственный антитезис (движение хиппи 1960-х), а их столкновение, в свою очередь, создает новый синтез («фальшивых хиппи» 1970-х, вроде банкиров с Уолл-стрит с битловскими прическами). И так продолжается снова и снова — тезис, антитезис и синтез сменяют друг друга, синтез становится новым тезисом и так далее, и так далее.

Гегель полагал, что ему удалось выйти за пределы истории, и смотрел на «все это» с трансцендентной точки зрения. Эту точку он и называл Абсолютом. Надо сказать, с нее мир выглядит не так уж плохо. Войны? Лишь диалектические движения. Эпидемии? То же самое. Страхи? А о чем, собственно, беспокоиться? Диалектика — это постоянное движение, и мы ничего не можем с этим поделать. Так что держитесь покрепче и действуйте в согласии со сценарием. Георг Вильгельм Фридрих полагал, что смотрит на историю с точки зрения Бога.

Вспомним классический номер Бет Мидлер^[3] «Свысока», в котором Божественная Мисс М воображает, что смотрит на мир с высоты птичьего полета и находит его прекрасным и гармоничным. Именно с такого расстояния смотрит на нас Гегель. Как известно, песня заканчивается тем, что Бог заглядывает через плечо Бет и любуется открывающейся панорамой. Кто бы мог подумать, что Бет Мидлер — поклонница Гегеля?

Но тут пришел современник Гегеля, Серен Кьеркегор, и все опошлил. «Что нам за дело до того, что с точки зрения Абсолюта у нас все в порядке? — спрашивает он. — Эта точка зрения не принадлежит — и не может принадлежать — ни одному из живущих людей». С этим утверждением родился экзистенциализм. «Я не Бог, — продолжал Кьеркегор. — Я — личность. Какое мне дело до того, что с горних высот все вокруг кажется таким прекрасным? Я нахожусь здесь, в самой гуще событий, и мне страшно. Мне грозит отчаяние. Мне, мне лично. Ну и что, что вселенная все так же продолжает двигаться своим путем, если она постоянно угрожает раздавить меня?»

Итак, если Кьеркегор обнаружит вас в своем шкафу и поинтересуется, что вы там делаете, не стоит отвечать: «Каждый должен где-то находиться». Наш вам совет: импровизируйте!

Французский философ XX века Жан-Поль Сартр подхватил идею Кьеркегора об отчаянном одиночестве индивидуума и щедро накрутил из нее выводов о человеческой свободе и ответственности. Он выразил свою главную идею фразой «Существование предшествует сущности». По Сартру, это означает, что судьба человека никем и ничем не предопределена, в отличие, к примеру, от судьбы плечиков для пальто. Мы независимы, а значит, в любой момент свободны начать собирать себя заново.

Жан-Поль Сартр косил на один глаз, да и вообще был не слишком симпатичным парнем. Поэтому, вполне возможно, он был ошарашен, когда его собрат-экзистенциалист Альбер Камю, развивая идею Сартра о человеческой свободе, заявил: «С определенного возраста каждый человек сам отвечает за свою внешность». Забавно, что сам Камю внешне походил на Хамфри Богарта.

Один из способов определить себя как объект в социуме — идентифицировать себя через свою социальную роль. Однако Сартр считал, что это — «самообман», неправильная установка.

Глядя на официанта в кафе, Сартр приходил к заключению, что быть официантом означает делать вид, что ты официант. Официанты учатся быть официантами, тренируя свою способность производить впечатление, которое должен производить официант. Официант имеет специфическую походку, особым образом обращается к клиентам, устанавливает с ними определенную дистанцию — с определенной долей интимности, но и с некоторой дозой отчужденности и так далее. Это правильно — но лишь до тех пор, пока официант понимает, что лишь играет роль. Однако все мы встречали официантов, которые искренне полагали себя таковыми. Наверняка все они находились во власти самообмана или чрезмерно вошли в чужую роль!

Анекдоты высмеивают нашу склонность бездумно отождествлять себя с установками и ценностями социальной группы, приводя гиперболизированные примеры. Это — известная философская уловка «Доведение до абсурда».

Доведение до абсурда — вид логического умозаключения, при котором вы сначала доводите исходное предположение до абсурда, после чего заключаете, что противоположное утверждение должно быть, следовательно, истинным. Одно из утверждений такого типа до сих пор кочует из уст в уста, из газеты в газету: «Если мы расширим представление о браке и будем считать таковым союз двух людей одного пола, то что помешает нам в следующий раз провозгласить возможным брак между человеком и утконосом?»

В следующем абсурдном анекдоте Сол дает нам новое видение идеи «самообмана», связанной с отождествлением себя с определенной группой.

Эйб прогуливается вместе со своим другом Солом. Проходя мимо католического храма, они видят на его дверях объявление: «Тысяча долларов каждому новообращенному!» Сол решает зайти и выяснить подробности, а Эйб остается ждать его у порога. Проходит час, другой, третий… Наконец появляется Сол.

— Что с тобой стряслось? — восклицает Эйб.

— Я обратился, — признается Сол.

— Что, правда? — поражается Эйб. — И тебе дали тысячу баксов?

— Вы, люди, думаете только об одном! — укоризненно произносит Сол.

(Да, мы неполиткорректны. Мы же философы! Так что можете подать на нас в суд).

Однако, если мы считаем себя обладателями неограниченных возможностей и не видим никаких ограничений для собственной свободы, это — тоже не более чем самообман.

Две коровы стоят на выпасе.

— Ну, и что ты думаешь об этом ужасном коровьем бешенстве? — спрашивает одна.

— Мне-то что за дело? — пожимает плечами другая. — Я — вообще вертолет!

С точки зрения философов-экзистенциалистов, тревога и страх — не патологический симптом, требующий вмешательства врача. Это — базовая реакция личности на ключевые условия человеческого существования: неизбежность смерти, невозможность полностью реализовать свой потенциал, общую бессмысленность бытия. Этого достаточно, чтобы мечтать воспеть пустоголовие, то есть перейти в веру нью-эйджеров вместо того, чтобы оставаться честным экзистенциалистом.

Экзистенциалисты, однако, проводят очень четкую грань между экзистенциальными страхами, такими, как страх смерти, которые они считают основой человеческого существования, и обычными неврозами тревогами, такими, как у Нормана:

Увидев врача, Норман, тяжело дыша, подошел к нему:

— Доктор, я уверен: у меня больная печень!

— Что за глупость? — удивился врач. — Если бы у вас была больная печень, вы бы об этом не знали. Болезни печени совершенно бессимптомны, больные не чувствуют никакого дискомфорта.

— Вот-вот! — воскликнул Норман. — Вы в точности описали мои симптомы!

Немецкий философ XX века Мартин Хайдеггер ответил бы на это: «Норман, ты называешь это тревогой? Значит, ты еще не жил! Потому что под жизнью я подразумеваю ежесекундные мысли о смерти!» Хайдеггер дошел до того, что назвал человеческое существование — «бытие-к-смерти». По его мнению, чтобы жить истинной жизнью, мы должны без экивоков принять факт собственной смертности и взять на себя ответственность за то, чтобы провести жизнь, полную смысла, все время оставаясь в тени предстоящего ухода. Мы не должны избегать тревоги и складывать с себя ответственность, отрицая самый факт смерти.

Трое друзей, погибших в автокатастрофе, встречаются на вводной лекции на небесах. Ангел, ведущий собрание, просит каждого из них сказать, какие слова он хотел бы услышать о себе от родных и друзей, лежа в гробу.

— Я хотел бы, чтобы они сказали, что я был отличным врачом и прекрасным семьянином, — говорит один.

— Я хотел бы услышать, что моя работа учителем помогла изменить к лучшему жизни многих детей, — признался второй.

— А я, — заявил третий, — хотел бы, чтобы кто-нибудь сказал: «Смотри, смотри! Он шевелится!»

Для Хайдеггера жизнь в тени смерти — не просто признак высокого мужества, а единственный способ истинного существования, поскольку наша очередь может подойти в любую минуту.

Человек просит гадалку рассказать ему, каков из себя рай. Она задумчиво смотрит в хрустальный шар, и, наконец, произносит:

— Что ж, у меня для вас есть две новости, хорошая и плохая. Хорошая — в раю есть несколько отличных полей для гольфа.

— Ух, как здорово! А что за плохая новость?

— Завтра в половине девятого утра вы должны будете открыть игру.

Что, вы все еще отрицаете смерть? Тогда вот вам еще:

Художник: Ну, как продаются мои картины?

Галерист: У меня для вас есть две новости, хорошая и плохая. Вчера ко мне пришел клиент и спросил, поднимется ли цена на ваши работы после вашей смерти. Я ответил, что да, и он скупил все ваши полотна, которые у меня были.

Художник: Ух ты, класс! А что за плохая новость?

Галерист: Это был ваш лечащий врач.

«Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы стать уткой?»

Эта карикатура иллюстрирует ограниченность нашей свободы. Человек может возжелать стать Свидетелем Иеговы, но может ли он всерьез мечтать стать уткой? Однако в этой картинке скрыта еще одна экзистенциальная загадка: кем, скажите на милость, считают себя эти утки?

Тем не менее иногда нам приходится слышать истории, герои которых смотрят экзистенциальному страху смерти прямо в лицо и смеются над ним. Гильда Раднер^[4] нашла в себе силы рассказать следующий анекдот перед аудиторией после того, как врачи диагностировали у нее терминальную стадию рака:

Раковая больная приходит на прием к онкологу, который заявляет ей:

— Что ж, похоже, мы больше ничего не можем сделать. Вам осталось жить лишь восемь часов. Идите домой и проведите их как можно лучше.

Вернувшись домой, женщина рассказывает мужу о приговоре врача и просит его:

— Дорогой, давай сегодня всю ночь заниматься любовью!

— Ты что, не знаешь, что для секса нужно соответствующее настроение, которое бывает далеко не всегда? Вот как раз сегодня я совершенно не расположен заниматься сексом.

— Но, дорогой! — просит она. — Это ведь мое последнее желание!

— Но я не хочу!

— Ну пожалуйста, милый!

— Хорошо тебе говорить! — недовольно произносит муж. — Тебе-то завтра с утра не вставать!

Стремление экзистенциалистов вновь и вновь подчеркнуть необходимость взглянуть в лицо смерти дало толчок движению помощи умирающим больным, в основу которого легла созданная в XX веке Элизабет Кюблер-Росс^[5] философия биоэтики, провозглашающая честное приятие смерти.

Посетитель в ресторане: А каким образом вы готовите кур?

Повар: О, ничего особенного! Мы просто говорим им, что они должны умереть.

Тассо: Почему ты смеешься? Я говорю об экзистенциальном страхе смерти, эго не повод для шуток.

Димитрий: О, есть вещи хуже смерти!

Тассо: Хуже смерти? Что же?

Димитрий: Тебе когда-нибудь приходилось провести целый вечер с Пифагором?

VII
Философия языка

Когда бывший президент Уильям Джефферсон Клинтон, отвечая на вопрос, произнес: «Все зависит от вашего определения понятия “было”», — он на самом деле осмыслял философию языка. Хотя, возможно, это занятие можно назвать и иначе.

Димитрий: Кажется, я наконец начинаю тебя понимать, Тассо! Все эти философские штучки — на самом деле лишь игра словами!

Тассо: Точно! Ты, похоже, действительно кое-что понял.

Димитрий: Значит, ты сам признаешь это! Философия — это только игра слов!

Тассо: Только игра слов? А как, по-твоему, еще можно заниматься философией — с помощью хрюканья и хихиканья?

Философия обыденного языка

Людвиг Витгенштейн, философ середины XX столетия, и его соратники из Оксфордского университета утверждали, что классические философские вопросы — о свободе воли, существовании Бога и так далее — оказались столь трудными лишь потому, что были сформулированы запутанным языком, способным любого сбить столку. Свою задачу как философов они видели в том, чтобы развязать языковые узлы, переформулировать вопросы и, соответственно, сделать практически лучшее из того, что можно сделать с любой загадкой, — разрешить ее.

К примеру, Декарт в XVII веке объявил, что человек состоит из разума и тела, при этом разум похож на призрака, заключенного в машине. Несколько столетий философы ломали голову над тем, что за сущность представляет собой этот призрак. Оксфордский философ, ученик Витгенштейна Гилберт Райл по этому поводу заявил: «Неправильный вопрос! Невозможно сказать, что это за сущность, поскольку это вовсе не сущность. Если мы приглядимся к тому, как мы описываем так называемые психические движения, мы увидим, что наши слова — лишь условные обозначения, описывающие поведение. Поэтому мы ничего не потеряем, если вообще отринем слово, обозначающее некое “место”, откуда, предположительно, берет исток наше поведение». Гилберт, дорогой, ты и вправду полагаешь, что решил проблему?

Молодой паре в следующем анекдоте тоже явно нужно было уточнить свой вопрос:

Молодые супруги, въехав в новую квартиру, решают переклеить обои в столовой. Зайдя в гости к соседу, у которого столовая такого же размера, они спрашивают его:

— Сколько рулонов обоев вы покупали для столовой?

— Семь, — отвечает он.

Парочка покупает семь рулонов дорогих обоев и приступает к оклейке. Однако уже к концу четвертого рулона работа была окончена. В раздражении они отправляются к соседу и заявляют:

— Мы последовали вашему совету, и у нас осталось три лишних рулона!

— И у вас тоже? — удивился сосед.

Упс!

Когда знаменитая писательница Гертруда Стайн лежала на смертном одре, ее подруга Алиса Токлас, наклонившись к ней, шепотом спросила:

— Каков же ответ, Гертруда?

— А каков вопрос? — переспросила Стайн.

Витгенштейн объяснял проблемы западной философии тем, что она была «околдована языком». Он имел в виду, что из-за неверного выбора слов мы зачастую неверно классифицируем явления. Нас приводят в тупик формулировки философских вопросов. К примеру, в своем основополагающем труде «Бытие и время» Хайдеггер обсуждает понятие «ничто» таким образом, как будто оно означает некое странное нечто. Вот еще один пример похожей лингвистической путаницы:

— Фредди, я желаю тебе прожить сто лет и еще три месяца!

— Спасибо, Алекс! Но почему три месяца?

— Я не хочу, чтобы ты умер неожиданно.

Если вы полагаете, что Алекс был околдован языком, сравните его с Гарвудом из следующего анекдота:

Гарвуд жалуется психотерапевту, что никак не может найти себе подружку.

— Ничего удивительного! — фыркает тот. — От вас же воняет!

— Естественно, — отзывается Гарвуд. — Это все из-за моей работы. Я работаю в цирке, слежу за слонами и убираю слоновье дерьмо. После этого, сколько бы я ни мылся, вонь все равно остается.

— Так смените работу! — предлагает психотерапевт.

— Да вы что! — восклицает Гарвуд. — Кто же по своей воле уходит из шоу-бизнеса!

Гарвуд перепутал определение шоу-бизнеса, которое в его случае подразумевает уборку дерьма, со значением слова «шоу-бизнес», подразумевающим исключительно необходимость нежиться в лучах софитов.

По мнению специалистов в области философии обыденного языка, язык имеет более одной цели и используется по-разному в различных контекстах. Оксфордский философ Джон Остин указывал, что, с лингвистической точки зрения фраза «я обещаю» принципиально отличается от фразы «я рисую». Сказать «я рисую» — совсем не то же, что рисовать, тогда как, произнося «я обещаю», мы на самом деле обещаем. Использование языка, принадлежащего к одному лингвистическому паттерну, в рамках другого лингвистического паттерна, приводит к появлению в философии путаницы и псевдозагадок, из которых, собственно, и состоит история философии.

Мыслители, исследовавшие философию повседневного языка, полагали, что многовековые философские битвы на тему веры в Бога проистекали исключительно из-за стремления сформулировать вопрос о бытие божьем в форме фактического утверждения. По их мнению, религиозный язык — совершенно особая структура. Некоторые утверждают, что это оценочный язык, вроде того, что используют кинокритики в своих рецензиях, и утверждение «Я верю в Бога» на самом деле означает: «Я верю, что некоторые ценности заслуживают поощрения». Другие считают, что религиозный язык выражает эмоции, и «Я верю в Бога» означает: «Когда я думаю о нашей вселенной, у меня мурашки бегут по телу!» Ни одна из этих альтернативных лингвистических формулировок не имеет отношения к философской неразберихе, которая начинается, когда вы произносите: «Я верю в Бога». Оп-ля! Загадка разгадана! И два с половиной тысячелетия религиозной философии идут коту под хвост!

В следующей истории Голдфингер и Фалло беседуют, оставаясь в двух различных языковых контекстах. То, что они говорят на разных языках, лишь добавляет путаницы:

Голдфингер отправился в океанский круиз. В первый же вечер за ужином он оказывается за одним столиком с французом мсье Фалло, который, подняв бокал и улыбнувшись Голдфингеру, произносит:

— Bon appetit!

Голдфингер, в свою очередь, поднимает бокал и говорит в ответ:

— Голдфингер!

Так происходит всякий раз за обедом и ужином практически до самого конца круиза. Однако в конце концов стюард пришел на помощь Голдфингеру, объяснив, что «bon appetit» по-французски означает «приятного аппетита».

Смущенный Голдфингер с нетерпением ждет следующего ужина, чтобы восстановить свою репутацию. Наконец, сев за стол, прежде, чем француз успевает что- либо сказать, он поднимает бокал и говорит:

— Bon appetit!

— Голдфингер! — улыбается в ответ Фалло.

Анекдоты отчетливо демонстрируют нам, как различия в лингвистических паттернах создают путаницу при общении:

На исповеди Томми говорит священнику:

— Благословите меня, святой отец, ибо я грешен!

Я согрешил с падшей женщиной!

— Томми, это ты? — спрашивает священник.

— Да, это я, святой отец!

— Кто же была эта женщина, Томми?

— Святой отец, я не хочу называть ее имя.

— Это была Бриджит?

— Нет, святой отец.

— Тогда Коллин?

— Нет, святой отец.

— Значит, Меган?

— Нет, святой отец.

— Ну хорошо, Томми, прочти четыре раза «Отче наш» и четыре раза «Аве, Мария».

Когда Томми выходит из церкви, его приятель Пат спрашивает, как прошла исповедь.

— Шикарно! — восклицает Томми. — Четыре «Отче наш», четыре «Аве, Мария» и три отличных адресочка!

Священник из следующего анекдота оказывается запертым в языковых рамках, привычных для исповеди, и не может понять, что кто-то «говорит на другом языке»:

Человек заходит в исповедальню и говорит священнику:

— Отец, мне 75 лет, и прошлой ночью я занимался сексом с двумя двадцатилетними девчонками одновременно!

— Когда вы в последний раз были на исповеди? — интересуется священник.

— Никогда, — отвечает его собеседник. — Я иудей.

— Так почему же вы мне об этом рассказываете? — восклицает священник.

— А я всем об этом рассказываю!

Многие анекдоты построены на двойных смыслах, когда фраза имеет различное значение в разных лингвистических контекстах. Именно перекличка двух контекстов заставляет нас улыбнуться.

Пианист с обезьянкой выступает в баре. После каждого номера мартышка проходит по помещению, собирая деньги. В какой-то момент, пока пианист играл, мартышка прыгнула на барную стойку, подошла к одному из посетителей и, усевшись над его стаканом на корточки, окунула туда свои яички. Раздраженный посетитель подходит к пианисту:

— Вы знаете, ваша макака сунула яйца ко мне в стакан!

— Нет, этой песни я не знаю, но если вы напоете мне пару тактов, я постараюсь ее подобрать.

Многие шуточные загадки пытаются убедить нас, что мы находимся внутри одного языкового контекста, тогда как на самом деле имеется в виду совсем другой:

— Что лишнее в списке — герпес, гонорея, квартира в Кливленде?

— Конечно, квартира в Кливленде!

— Нет, гонорея: только от нее ты можешь в конце концов избавиться!

Адептов философии обыденного языка часто критиковали, считая их штудии обычной игрой слов. Однако сам Витгенштейн был убежден, что столкновение разных лингвистических контекстов может привести к фатальным последствиям.

Билингсли отправляется в больницу навестить своего друга Хэтфилда, находящегося при смерти.

Когда Билингсли стоит у постели друга, тому вдруг становится хуже. Он с помощью жестов лихорадочно просит, чтобы ему подали ручку и бумагу. Билингсли дает ему требуемое, и Хэтфилд, собрав последние силы, что-то царапает на листке. Едва дописав, он испускает дух. Потрясенный Билингсли кладет бумажку в карман, в своем горе он не чувствует себя в силах прочесть ее.

Через несколько дней, будучи на поминках, Билингсли вспоминает, что на нем тот же самый пиджак, и значит, бумажка все еще лежит у него в кармане. Билингсли объявляет родственникам умершего: «Перед тем, как умереть, Хэт передал мне записку. Я не знаю, что в ней, но я хорошо знал Хэта, и поэтому уверен, что в ней мы найдем для себя слова ободрения!»

Достав бумажку из кармана, он громко читает:

«Ты стоишь на моей кислородной трубке!»

По иронии судьбы, философское течение, боровшееся за точное использование языковых средств, родилось среди британцев, — а ведь существует огромное число анекдотов, высмеивающих языковые комплексы жителей туманного Альбиона:

Один из прихожан зашел в гости к англиканскому приходскому священнику и между делом сказал:

— Преподобный, мне недавно рассказали забавный стишок. Мне кажется, вам он понравится, хотя должен предупредить, что он несколько неприличного свойства.

— Ничего страшного, — благодушно кивнул преподобный. — Немного фривольности не помешает!

Хорошо, тогда вот он:

Как-то раз молодой Маурицио,

Сел ужинать с юной девицею.

Ужин быстро прошел:

Они сели за стол,

И был через час уж в девице он.

— Кто был в девице? — переспросил преподобный. — Ужин?

— Нет, преподобный, Маурицио. Маурицио был в девице.

— О, да, да, разумеется, Томми! Что ж, весьма забавно, весьма забавно!

Через пару недель в гости к священнику зашел епископ.

— Епископ, — обратился к нему хозяин. — Один из моих прихожан рассказал мне забавный стишок.

Я бы с удовольствием рассказал его вам, если вы, конечно, не против небольшой непристойности.

— Пожалуйста! — отозвался епископ.

Вот он:

Милый парень по имени Марио

Как-то ужинал с милою дамою.

Ужин быстро прошел:

Они сели за стол,

И был через час уже в даме он.

— В даме? — переспросил епископ. — Кто был в даме? Ужин?

— Нет, епископ. В даме был совершенно другой парень, по имени Маурицио.

И эти люди учат нас философии обыденного языка?

Лингвистический статус имен собственных

В последние 50 лет философы все больше увлекались формальными рассуждениями. Сегодня философию куда меньше волнуют глобальные вопросы вроде свободы воли или существования Бога; зато она усердно занимается решением проблем логической и лингвистической ясности. Не будем называть имен, однако, похоже, некоторые современные философы несколько переборщили, рассуждая о значении имен собственных. Так, по мнению Бертрана Рассела, имена собственные заключают в себе краткую характеристику субъекта. К примеру, «Майкл Джексон» — это лишь сокращенное от «певец с пересаженной кожей, сделавший не совсем стандартную пластическую операцию на носу». А вот современный философ, известный под названием «Сол Крипке»^[6], напротив, утверждает, что имена собственные не несут вовсе никакой описательной информации: они — чистой воды указатели (вроде товарных ярлыков) и связаны с человеком или предметом, который называют, лишь исторической цепью передаточных звеньев, через которую имя достается своему носителю.

Решив сделать карьеру в шоу-бизнесе, Мирон Фельдштейн сменил имя и стал Фрэнком Уильямсоном. Чтобы отпраздновать получение главной роли в бродвейском мюзикле, он устроил грандиозную вечеринку в собственном пентхаусе в элитном доме.

В числе прочих он пригласил на праздник и свою мать, однако она так и не явилась.

На следующее утро, спустившись в холл, Мирон обнаружил там свою мать.

— Что ты здесь делаешь? Почему ты не пришла вчера? — спросил он.

— Не могла найти твою квартиру.

— Надо было спросить у швейцара!

— Я так и хотела сделать. Но, честно говоря, я забыла, как тебя зовут.

Вот так Фрэнк, или, как называет его мать, Мирон, разорвал цепочку передаточных звеньев, связанную с именем Мирон.

«Я не говорил “Я люблю тебя”, я сказал “Слышь, я тебя типа люблю”. Большая разница».

На этой картинке мы наблюдаем напряженную дискуссию Витгенштейна и философа более традиционной школы, которую легко отличить по классической нитке жемчуга на шее. Заметим, что традиционалистка явно находит выражения «Я люблю тебя» и «Я тебя типа люблю» эквивалентными. Витгенштейн, в свою очередь, поправляет ее, указывая, что значение слова зависит от целей его использования. Поскольку фразы «Я люблю тебя» и «Слышь, я тебя типа люблю» в обычном языке используются по-разному, они обладают разными значениями и разными социальными последствиями.

Загадка

Чью теорию имен — Рассела или Крипке — высмеивает этот анекдот?

Молодой парень в результате кораблекрушения оказался на необитаемом острове. В один прекрасный день, вглядываясь в морскую даль, он заметил, что к нему направляется пловец. К его удивлению, это оказалась сама Холли Берри. Не прошло и нескольких часов, как они стали любовниками. Целыми неделями они занимались страстным сексом, почти не отрываясь друг от друга.

И вот, в один прекрасный день, молодой человек говорит Холли:

— Дорогая, ты можешь сделать мне одно очень большое одолжение?

— Все, что угодно, милый! — ответила красотка.

— Отлично! Ты можешь очень коротко постричься и разрешить мне звать тебя Тед?

— Гм, ну и странные у тебя желания, дорогой!

— Ну пожалуйста, пожалуйста, ну очень прошу тебя!

— Ну, ладно, — наконец, согласилась Холли.

В этот же вечер, когда они прогуливались вдоль полосы прибоя, взявшись за руки, парень, повернувшись к ней, воскликнул:

— Тед, ты не поверишь, с кем я тут трахаюсь!

Философия неопределенности

Одна из современных формальных лингвистических идей в философии известна под обманчиво простым названием «неопределенность». «Неопределенность» — это термин, используемый философами, известными как «сторонники гибкой логики» (слава Богу, честно). Он обозначает «определение степени истинности по шкале от 1 до 10». К примеру, утверждение «этот человек — лысый» будет применимо к кому угодно — от Майкла Джордана до Рода Стюарта, хотя, возможно, с точки зрения Рода, это определение окажется несколько… неопределенным.

Некоторые философы считают, что естественные языки — к примеру, шведский или суахили — просто пропитаны неопределенностью и с этой точки зрения дефектны. Они ратуют за создание искусственных языков, вроде языка математики, которые позволяют достичь восхитительной ясности. В следующем анекдоте музейный смотритель пытается смешать неоднозначный естественный язык с точным языком математики — с предсказуемым результатом:

Туристы в Музее естественной истории, разглядывая кости динозавра, обращаются к смотрителю с вопросом:

— Не подскажете, сколько лет этим костям?

— Три миллиона четыре года и шесть месяцев, — отвечает тот.

— Какая поразительная точность! — удивляется турист. — Откуда вы знаете столь точную цифру?

— Когда я начал работать здесь, — говорит смотритель, — им было три миллиона лет. А я пришел сюда четыре с половиной года назад.

Уильям Джеймс описывал спектр типов мышления, ранжируя их от «колеблющегося» до «решительного». Колеблющиеся философы полагают, что естественный язык со всеми его неточностями предпочтительнее математики: ведь он дает нам больше простора для фантазии.

Восьмидесятилетняя женщина в доме для престарелых вбегает в мужскую комнату отдыха и объявляет:

— Тот, кто отгадает, что спрятано у меня в кулаке, сможет сегодня заняться со мной сексом!

— Слон? — выкрикивает один из мужчин.

Женщина, задумавшись на мгновение, отвечает:

— Тепло!

Решительные философы, возможно, согласятся оставить этой даме некоторый простор для фантазии, однако непременно приведут примеры того, сколь важна определенность, и насколько губительной может оказаться неточность естественного языка. Так, возможно, искусственный язык помог бы избежать следующей трагедии:

Диспетчер службы 911, ответив на звонок, слышит в трубке взволнованный голос охотника:

— Я только что наткнулся в лесу на окровавленное тело! Это человек, мне кажется, что он мертв! Что мне делать?

— Не волнуйтесь, сэр, все будет хорошо, — спокойно отвечает диспетчер. — Вы должны четко следовать моим инструкциям. Сначала положите телефонную трубку и убедитесь, что этот человек мертв.

— Охотник замолкает, затем диспетчер слышит в трубке звук выстрела.

— Теперь я уверен, — вновь возникает в трубке голос охотника. — Что мне делать дальше?

Да здравствует неточность!

Эта история произошла на самом деле.

Гай Гома сидел в приемной офиса ВВС в ожидании собеседования по поводу работы в службе информационного обеспечения. В этот момент в комнату вошел тележурналист и спросил его:

— Вы Гай Кьюни?

— Да, — ответил мистер Гома: будучи конголезцем, он плохо понимал английский.

Продюсер отвел его в студию, где ведущий телешоу ждал эксперта в области бизнеса, чтобы взять у него интервью по поводу судебного спора о бренде между Apple Computers и звукозаписывающей компанией Apple.

— Вас удивило сегодняшнее решение суда? — спросил телеведущий.

После нескольких секунд паники мистер Гома решил сделать все, что окажется в его силах, чтобы справится с ситуацией.

— Да, я был очень удивлен, поскольку не ожидал подобного решения, — ответил он.

— Огромная неожиданность, не правда ли? — переспросил телеведущий.

— Точно так, — согласился Гома.

Ведущий поинтересовался, означает ли принятое судебное решение, что больше людей получат возможность скачивать музыку в Интернете, и мистер Гома вновь согласился, заявив, что в будущем все больше людей будут скачивать музыку из Всемирной сети.

— Спасибо большое за интервью! — с благодарностью произнес ведущий.

Димитрий: Что ж, это прояснило для меня все, что мы обсуждали.

Тассо: Каким образом?

Димитрий: То, что ты называешь философией, я называю анекдотом.

VIII
Социальная и политическая философия

Социальная и политическая философия занимаются вопросами социальной справедливости: зачем нам нужно правительство? Как должны распределяться материальные блага? Как можно обеспечить справедливое общественное устройство? Раньше такие вопросы решались просто: сильный парень бил слабого по голове дубиной, и все. Однако через много столетий существования социальной и политической философии человечество осознало: ракеты в таких случаях гораздо эффективнее.

Димитрий: Тассо, мы можем толковать о философии до посинения, но, если разобраться, все, что мне действительно нужно от жизни, — это собственный маленький домик, овечка и трехразовое питание.

Тассо толкает Димитрия.

Димитрий: Ты что?

Тассо: Почему бы мне не толкнуть тебя или кого-нибудь еще, если мне так хочется?

Димитрий: А как же стража?

Тассо: А откуда ей знать, что именно нужно делать и почему?

Димитрий: О, Зевс тебя побери! Мы опять толкуем о философии!

К природе!

Политические философы XVII—XVIII веков — Томас Гоббс, Джон Локк, Жан-Жак Руссо, — утверждали, что к созданию государства людей подталкивает неуверенность, которую они ежечасно ощущают в жестоких естественных условиях. Эти философы имели в виду не только опасности, проистекающие от встреч с дикими животными; прежде всего, они толковали об отсутствии законов, без которых невозможно справиться с проблемами двустороннего движения, шумных соседей, супружеских измен и так далее. Подобные неудобства заставляли людей стремиться к объединению в независимые государства, и ограничения индивидуальной свободы они полагали честной платой за удобства, предоставляемые государственным устройством.

Дикого кролика, пойманного на воле, отправили в одну из лабораторий Национального института здоровья.

Попав туда, он сразу же сдружился с другим кроликом, рожденным и выращенным в неволе.

Как-то вечером дикий кролик, заметив, что его клетка плохо закрыта, решил сбежать и уговорил лабораторного кролика бежать с ним. Тот долго колебался, но в конце концов приятель убедил его.

Оказавшись на свободе, дикий кролик сказал приятелю: «Сейчас я покажу тебе поле номер три в моем личном рейтинге!» И он отвел своего друга на поле, где рос салат-латук. Когда оба как следует наелись, дикий кролик произнес: «Сейчас я покажу тебе поле номер два в моем личном рейтинге!» И отвел приятеля на поле, где росла морковь. Когда оба нахрумкались, он заявил: «А сейчас мы пойдем на самое лучшее поле!» — и отвел его в садок, где во множестве резвились крольчихи. Оба, обезумев от счастья, занимались сексом всю ночь напролет.

Однако с первыми лучами солнца лабораторный кролик заявил, что ему пора домой.

— Послушай, приятель! — сказал ему дикий собрат. — Я показал тебе поле номер три, где растет салат, поле номер два, где растет морковь, и, наконец, поле номер один, где в изобилии водятся женщины. Так зачем тебе возвращаться в лабораторию?

— Слушай, я просто умираю без сигареты! — отозвался тот.

Вот они, преимущества организованного общества!

Широко известно утверждение Гоббса, что человеческая жизнь в отсутствие государства была бы «одинокой, нищенской, грязной, грубой и слишком короткой». Насколько мы знаем, Гоббс никогда не был комиком. Однако длинные перечисления, в конце которых следует сильный, но парадоксальный аргумент, всегда вызывают смех, — как история про даму, жаловавшуюся, что еда в отеле, где она остановилась, была «холодная, недоваренная, противная — и к тому же порции были слишком маленькие».

Однако Гоббс не предусмотрел одной особенности человеческой натуры, а именно склонности романтизировать первобытную жизнь в естественных условиях. Особенно это заметно сегодня, когда практически каждый из нас пытается выпустить на волю своего внутреннего дикаря.

Труди и Жозефин отправились на сафари по дикой Австралии. Однажды ночью абориген, одетый в одну лишь набедренную повязку, ворвался к ним в палатку, схватил Труди и утащил ее в джунгли, где обошелся с ней по-мужски, хотя и не по-джентльменски. Ее нашли лишь на следующее утро: она, совершенно ошеломленная, лежала под пальмой. Ее срочно доставили в Сидней, в больницу. На следующее утро Жозефин отправилась ее навестить и застала подругу в полном отчаянии.

— Тебе сейчас, конечно, тяжело, — начала она.

— Конечно! — в слезах воскликнула Труди. — Прошло уже двадцать четыре часа — и ни открытки, ни цветов! Он даже не позвонил!

Сильный всегда прав

Никколо Макиавелли, живший в XVI веке автор трактата «Государь», считается отцом современной теории государственного управления. Еще в эпоху Ренессанса он советовал государям отринуть общепринятые понятия о добродетели и «прибегать ко злу, если это необходимо». Он считал государство высшей силой, и поэтому его советы правителям заметно отдавали… макиавеллизмом. Он беззастенчиво утверждал, что главным критерием добродетельности правителя считает его способность к политическому выживанию. По его мнению, правителя должны скорее бояться, нежели любить, однако вызывать ненависть к себе для государя также опасно, поскольку это может угрожать его власти. Но главное для любого правителя — безжалостно и безотлагательно подавлять любое проявление чужой силы. Вот вам пример для размышления:

Женщина подала на мужчину в суд за оскорбление, поскольку тот назвал ее свиньей. Мужчину признали виновным и присудили к выплате компенсации. После суда он поинтересовался у судьи:

— Итак, теперь я не имею права называть мисс Хардинг свиньей?

— Не имеете, — согласился судья.

— А я могу называть свинью «мисс Хардинг»? — переспросил тот.

— Да, можете, в этом нет никакого преступления, — ответил судья.

Тогда, глядя прямо в глаза своей обвинительнице, мужчина произнес:

— Добрый день, мисс Хардинг!

Анекдоты часто напоминают нам о том, что любому из нас временами нестерпимо хочется воспользоваться парой приемчиков «а-ля Макиавелли», особенно если мы уверены, что нас никто не сможет уличить.

Один человек, будучи в Лас-Вегасе, выиграл в казино 100 000 долларов. Чтобы никто об этом не узнал, он тайком привез деньги домой и зарыл их на заднем дворе.

На следующее утро, однако, он обнаружил на месте клада пустую яму. Следы вели от ямы к соседнему дому, где жил глухонемой. Обворованный отправился за помощью к жившему неподалеку профессору, который знал язык жестов, и попросил помочь ему припереть соседа к стенке. Затем, прихватив пистолет, он вместе с профессором пошел к глухонемому. Когда тот открыл дверь, сосед направил на него пистолет и попросил профессора:

— Скажите ему, что если он не вернет мои 100 000 долларов, я пристрелю его на месте!

Профессор жестами передал эту фразу. Испуганный глухонемой так же, жестами, ответил, что закопал деньги на собственном заднем дворе, под черешней.

Профессор повернулся к обворованному:

— Он говорит, вы можете пристрелить его, он все равно вам ничего не скажет.

Разумеется, Макиавелли был убежденным сторонником смертной казни, считая, что для правителя предпочтительнее быть жестоким, нежели милосердным. Другими словами, он соглашался с безвестным циником, сказавшим: «Исключительная мера наказания избавляет нас от необходимости произносить фразу: “Ну вот, ты снова за старое!”»

Неважно, сколь честными мы хотим казаться: Макиавелли считал, что в каждом человеке есть хотя бы небольшая макиавеллинка.

Миссис Паркер пригласили участвовать в суде в качестве одной из присяжных. Она ответила отказом, поскольку, по ее словам, она принципиальная противница смертной казни.

— Но, мадам, это же не обвинение в убийстве! — сказал ей государственный защитник. — Речь идет об иске женщины к ее бывшему мужу: он проиграл в казино 25 000 долларов, которые обещал истратить на ремонт ванной к ее дню рождения.

— Ну тогда я буду участвовать, — решительно заявила миссис Паркер. — И насчет смертной казни я, возможно, была неправа.

Однако не спешите c выводами. Возможно, над нами просто подшутили. Некоторые современные историки полагают, что на самом деле Макиавелли исповедовал принципы, обратные макиавеллизму, и пытался казаться злодеем, будучи, по существу, приверженцем старомодных ценностей. Быть может, Макиавелли просто высмеивал деспотизм? По крайней мере, лауреат Пулитцеровской премии историк Гаррет Мэттингли в своей статье “Государь”: политический трактат или политическая сатира?» утверждает, что Макиавелли просто-напросто оболгали: «Утверждение, что эта небольшая книжка (“Государь”) была серьезным научным трактатом о государственном управлении, противоречит всему, что мы знаем о жизни Макиавелли, его трудах и его эпохе».

Другими словами, Мэттингли полагает, что Макиавелли был овцой в волчьей шкуре.

Феминизм

Эта загадка десятилетиями ставила людей в тупик:

Мужчина стал свидетелем страшной аварии, в которую попал его сын-велосипедист. Подхватив мальчика на руки, он положил его на заднее сиденье машины и рванул в ближайший госпиталь. Когда мальчика на каталке вкатывают в операционную, хирург восклицает:

— Боже мой! Это мой сын!

— Как такое могло случиться?

Па-ба-ба-бам! Хирург — мать мальчика.

Сегодня этой загадкой не смутить даже Раша Лимбо^[7]: число женщин-врачей в нашей стране скоро сравняется с числом эскулапов-мужчин. И за это мы должны быть благодарны философии феминизма, мощно распространившейся в конце XX века.

Когда радиостанция ВВС провела среди своих слушателей опросного они считают величайшим философом XX века, ни одна женщина не вошла в лидирующую двадцатку (победил Карл Маркс). Женщины-философы были в ярости. Где греческий философ-неоплатоник Гипатия? Где средневековая эссеистка Гильдегард Бингенская? Почему в список не попала Элоиза, тогда как Абеляр, столь же активно учившийся у нее, как и она у него, все-таки собрал некоторое число голосов (хотя тоже не попал в верхнюю двадцатку)? А как насчет Мэри Астелл, предтечи современного феминизма, творившей в XVII веке? А где наши современницы — Ханна Арендт, Айрис Мердок, Айн Рэнд? Быть может, образованные люди не знают об этих великих философинях из-за того, что наше научное сообщество насквозь пропитано мужским шовинизмом? А может быть, в этом следует винить шовинистов — современников этих дам, которые не готовы были принимать их всерьез?

Мировой феминизм начался с работы Мэри Уолстонкрафт^[8] «В защиту прав женщины», ставшей семенем (или все-таки яйцеклеткой?), из которого взошло все женское движение. В этом труде она бросила вызов самому Жан-Жаку Руссо, утверждающему, что женщине необходимо лишь самое минимальное образование.

После публикации книги «Второй пол» философа (и любовницы Жана-Поля Сартра) Симоны де Бовуар феминизм обрел новую, экзистенциалистскую интерпретацию. Де Бовуар объявила, что никакой природной женственности не существует: это понятие — лишь смирительная рубашка, наброшенная мужчинами на слабый пол. На самом деле женщина вольна сама решать, что значит быть женщиной.

Насколько же прочна концепция женственности? Неужели тот тип репродуктивной системы, который достается нам при рождении, никоим образом не влияет на нашу половую идентификацию? Некоторые феминистки, вдохновленные идеями де Бовуар, считают именно так. Они полагают, что при рождении человек вовсе не обладает половой идентификацией: ею награждают его позднее общество и родители. Причем в наше время усвоить определенную гендерную роль оказывается куда сложнее, чем в предшествующие эпохи.

Три гея стоят на углу улицы. Мимо них проходит шикарная фигуристая блондинка в коротком облегающем полупрозрачном платье. Один из геев говорит другому:

— Иногда я жалею, что не родился лесбиянкой!

Так что же, правда, что традиционные гендерные роли — лишь изобретение общества, призванное удержать женщин в подчиненном положении? Или все же эти роли определены биологически? Эта загадка по-прежнему вызывает ожесточенные споры у психологов и философов. Некоторые серьезные мыслители придерживаются концепции биологической предопределенности половых различий. К примеру, Фрейд, объявивший, что «анатомия — это судьба», неустанно доказывал, что роль женщины в обществе определяется строением ее тела. Непонятно, правда, какими анатомическими особенностями он аргументировал идею о том, что глажение белья — это чисто женская работа.

Отдельный вопрос — влияет ли биологическая предопределенность на мужчин. К примеру, причастны ли анатомические особенности к тому, что мужчины часто выбирают себе спутницу жизни, руководствуясь самыми примитивными критериями?

Мужчина, который встречался одновременно с тремя женщинами, никак не мог решить, на какой же из них жениться. Тогда он решил дать каждой из них по пять тысяч долларов и посмотреть, как они их потратят.

Первая потратила все на себя: сходила в модный салон, сделала новую прическу, маникюр, побывала у косметолога, купила несколько новых нарядов.

Мужчине она сказала, что сделала все это для него: она очень его любит и хочет всегда оставаться для него привлекательной.

Вторая купила мужчине множество подарков: новый набор клюшек для гольфа, несколько новых компьютерных устройств, дорогую одежду. Она заявила, что решила истратить все деньги на него, поскольку очень его любит.

Третья купила на эти деньги акции на фондовом рынке и заработала сумму, в несколько раз больше первоначальной. Тогда она отдала мужчине его пять тысяч, а остальное положила на их общий счет. Она сообщила ему, что сделала инвестиции в их совместное будущее, поскольку очень его любит.

— На какой же из них он женился?

— На той, у которой были самые большие сиськи.

Загадка

Этот анекдот — антифеминистский, или антимаскулинно-шовинистический? Обоснуйте.

А вот и еще один анекдот, подтверждающий, что мужчины и женщины от природы устроены принципиально по-разному: ведь первый человек был свободен от социальных стереотипов, а следовательно, абсолютно непосредственен:

Господь в райском саду подходит к Адаму и Еве и объявляет:

— У меня для вас есть два подарка. Я хочу, чтобы каждому досталось по одному, но вы сами должны решить, кто что возьмет. Итак, первый подарок — это способность писать стоя.

— Это мне! — тут же кричит Адам. — Писать стоя — это круто! Это клево! Я хочу это уметь!

— Хорошо, Адам, — говорит Господь. — Тогда, Ева, забирай оставшийся подарок. Это множественный оргазм.

Социальные и политические последствия феминистического движения неисчислимы: право голосовать, законы, защищающие жертв изнасилования, отсутствие дискриминации на работе. Правда, в последнее время активность феминисток вызывает неизбежную реакцию отторжения у многих мужчин. В конце концов это привело к рождению нового явления — неполиткорректных анекдотов.

Тот факт, что любой анекдот, высмеивающий феминисток, автоматически становится неполиткорректным, как бы добавляет ему изюминку: «Я знаю, что это против сегодняшней либеральной философии, но что, теперь и посмеяться уже нельзя?» Преподнося анекдот таким образом, рассказчик как бы заявляет о своем неуважении к принятым правилам. Это способно сделать анекдот еще смешнее, а заодно создать для рассказчика некоторые проблемы социального свойства — что в полной мере относится к следующей, совершенно неполиткорректной истории:

Самолет, совершающий трансатлантический рейс, попадает в жестокий шторм. Салон трясет все сильнее, — и вдруг, в довершение всех несчастий, в одно из крыльев ударяет молния. Тут одна из пассажирок совершенно теряет разум: словно обезумев, она выскакивает в проход и орать: «Я не хочу умирать! Я еще слишком молода! Но если мне суждено умереть, я хочу как следует запомнить мои последние минуты на Земле! До сих пор еще ни один мужчина не смог заставить меня почувствовать себя женщиной. Сейчас самое время! — Есть ли здесь кто-нибудь, кто поможет мне ощутить себя женщиной?»

На минуту в салоне повисает тишина. Пассажиры, забыв собственный страх, все как один смотрят на бьющуюся в истерике женщину. Наконец со своего места в дальнем ряду поднимается высокий, загорелый, черноволосый красавец. Он медленно идет по проходу, расстегивая рубашку.

— Я могу дать тебе почувствовать себя женщиной! — заявляет он.

Никто не двигается с места. На лице девушки отражается возбуждение. Мужчина сдергивает с себя рубашку. Поигрывая мускулами на груди, он подходит к трепещущей девушке и протягивает рубашку:

— Иди, погладь!

Шквал неполиткорректных анекдотов, в свою очередь, вызвал к жизни множество анекдотов обратного свойства. Они начинаются как типичные шовинистические шуточки, но неожиданная развязка демонстрирует полное торжество женщины.

Два крупье скучают у стола для игры в кости. К столу подходит очень симпатичная блондинка и ставит 20 000 долларов на один бросок.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я буду играть без одежды? — интересуется она. — Так мне обычно больше везет.

С этими словами она раздевается догола и бросает кости с криком: «Давай, давай, детка, мамочке нужен новый наряд!» Как только кости падают на стол, она начинает прыгать, как ненормальная, с криком:

— Ура! Ура! Ура! Я выиграла! Выиграла!

Затем она обнимает обоих крупье, подхватывает свой выигрыш и одежду и быстро убегает. Крупье смотрят друг на друга в изумлении. В конце концов один из них произносит:

— Сколько же у нее выпало?

— Я не знаю, — отзывается второй. — Я думал, ты смотришь.

Мораль: не все блондинки — дуры, но всякий мужчина — мужчина.

А вот и еще один образчик неофеминистского творчества.

Блондинка и адвокат сидят в соседних креслах в салоне самолета. Адвокат уговаривает блондинку сыграть с ним в интеллектуальную игру. Он даже предлагает ей десятикратную фору: если она не будет знать ответа на заданный им вопрос, она заплатит ему пять долларов, если же он не сможет справиться с ее вопросом, он отдаст ей целых 50. Тут блондинка соглашается, и адвокат задает ей первый вопрос:

— Каково расстояние от Земли до ближайшей звезды?

Блондинка молча отдает ему пять долларов и, в свою очередь, спрашивает:

— Кто взбирается на холм на трех ногах, а спускается на четырех?

Адвокат долго думает, но не находит ответа, и отдает блондинке 50 долларов. Она убирает деньги в кошелек.

— Так каков же ответ на этот вопрос? — интересуется адвокат.

Блондинка молча отдает ему еще одну пятидолларовую бумажку.

Экономическая философия

В первой же фразе классической книги Роберта Хайлбронера «Философы от мира сего» автор признает: «Эта книга — о людях с удивительной тягой к славе». Да, даже в экономике есть свои философы.

Шотландский философ-экономист Адам Смит написал книгу «Исследование о природе и причинах богатства народов» в том же году, когда Америка объявила о своей независимости. Эта книга стала яйцеклеткой (или все-таки семенем?), давшей жизнь всей экономической программе капитализма с его свободным рынком.

Одной из сильных сторон капитализма, по Смиту, является его способность пробуждать в людях тягу к творчеству. Похоже, личные интересы стимулируют мысль не хуже, чем перспектива казни через повешение.

«Да, милая, мамочка должна содержать руки в полном порядке — на случай, если она захочет вернуться к хирургии головного мозга».

Мужчина приходит в банк и просит дать ему кредит в 200 долларов на полгода. Кредитный менеджер интересуется, какой залог он мог бы предоставить.

— У меня есть «роллс-ройс», — говорит клиент. — Вот ключи. Оставьте их у себя, пока кредит не будет выплачен.

Через полгода мужчина приходит, выплачивает 200 долларов и 10 долларов комиссионных и забирает ключи от «роллс-ройса».

— Сэр, — обращается к нему заинтригованный менеджер. — Если не секрет, зачем человеку, который ездит на «роллс-ройсе», нужно было брать в долг 200 долларов?

— Мне нужно было на полгода уехать в Европу, — отвечает клиент. — Где еще я мог найти на это время стоянку для «роллс-ройса» всего за 10 долларов?

Если верить теории капитализма, экономику регулирует «невидимая рука рынка». При этом строгий учет материальных ценностей может обеспечить вам отличное конкурентное преимущество:

Интервьюер: Сэр, за свою жизнь вы заработали значительное состояние. Как вам это удалось?

Миллионер: Все, что у меня есть, я заработал на почтовых голубях.

Интервьюер: На почтовых голубях! Поразительно! Сколько же голубей вы продали?

Миллионер: Всего одного. Но он каждый раз возвращался!

Капитализм развивался, и мало-помалу экономическая философия начала отставать от реальности. Рыночные инновации делали экономику гораздо более сложной, чем мог себе представить Адам Смит и классические экономические философы. К примеру, возникновение рынка страхования жизни и здоровья создало ситуацию, при которой покупатель крайне заинтересован в том, чтобы не получить возмещения своих затрат. А если вы заговорите с каким-нибудь биржевым маклером о покупке «грудинки», он будет думать не о свиньях, а о каких-то бумажках^[9]. Лотерея — еще одна инновация, к которой, если подумать, не совсем применимы классические законы рынка:

Жан-Поль, кажун^[10] из Луизианы, приехал в Техас и купил у старого фермера осла за 100 долларов. Фермер обещал привезти животное на следующий день.

Назавтра, однако, он приехал к Жану-Полю и объявил:

— Парень, у меня плохие новости: осел-то помер.

— Тогда верните мне мои деньги!

— Не могу, я их уже потратил.

— Тогда тащите мне этого осла!

— Что ты с ним будешь делать?

— Устрою лотерею и сделаю его главным призом.

— Как же ты сделаешь главным призом дохлого осла?

— Запросто! Я просто не скажу никому, что он дохлый.

Через месяц фермер, встретив Жан-Поля, спросил:

— Ну, и как там твой дохлый осел?

— Отлично! Я объявил лотерею, продал 500 билетов по 2 доллара и заработал 898 долларов.

— И никто не возмущался?

— Только один — тот, который выиграл. Ну, так я вернул ему 2 доллара.

Кроме того, классические экономисты практически не уделяли внимания тому, что сегодня называют «скрытыми активами» — к примеру, неоплачиваемый труд домохозяек с детьми. Следующий анекдот отлично иллюстрирует идею скрытых активов:

Знаменитый коллекционер произведений искусства идет по улице и вдруг видит, как какая-то облезлая кошка лакает молоко из блюдца, стоящего прямо у дверей магазина. Приглядевшись внимательнее, он видит, что блюдце очень старое и чрезвычайно ценное. Тогда он, как ни в чем не бывало, заходит в магазин и просит хозяина уступить ему кошку за 2 доллара.

— Простите, но кошка не продается, — отвечает тот.

— Я прошу вас! — настаивает коллекционер. — Мне очень нужна кошка с хорошим аппетитом, чтобы ловить мышей в доме. Я готов заплатить вам за нее 20 долларов.

— Хорошо! — соглашается хозяин магазина и отдает ему кошку.

— А может, за эти 20 долларов вы дадите мне в придачу ее старое блюдце? — спрашивает коллекционер. — Кошка к нему привыкла, да и мне не придется искать ей новую посуду.

— Извините, но это мое счастливое блюдце, — говорит продавец. — Я с ним на этой неделе уже тридцать восьмую кошку продаю!

К чести Адама Смита, он сумел предвидеть некоторые подводные камни свободного капитализма — к примеру, рост монополий. Однако лишь Карл Маркс в XIX веке смог создать экономическую философию, в основу которой легла критика неравенства при распределении материальных благ, вытекающего из самой сути капитализма. По мнению Маркса, неизбежная революция приведет к власти нижние классы и ликвидирует неравенство между бедными и богатыми, которое затрагивает все общественные сферы — от собственности до кредитов.

Не так давно мы ездили на Кубу, чтобы купить дешевые сигары, запрещенные к ввозу в США из-за эмбарго. Там мы услышали следующий анекдот.

Хосе: Что за безумный мир! Богатые, которые в состоянии сами заплатить за то, что им нужно, покупают в кредит, а бедные, у которых нет денег, вынуждены отстегивать наличные. Но ведь Маркс говорил, что все должно быть наоборот? Пусть богатые платят сами, а бедные покупают в кредит!

Мануэль: Но владельцы магазинов, которые будут продавать беднякам в кредит, скоро сами станут бедняками!

Хосе: Ну и хорошо! Тогда они сами смогут покупать в кредит!

По мнению Маркса, диктатура пролетариата, которая должна наступить после революции, приведет к «отмиранию государства». Неудивительно, что Маркса регулярно критикуют, называя радикальным анархистом.

Загадка

Кто из Марксов был большим анархистом? Карл, сказавший: «Угнетенные классы непременно восстанут и разорвут свои цепи»? Или Гручо, заявивший: «Вне собак книги — лучшие друзья человека. А вот внутри собак читать темновато».

Возможно, вы спрашиваете себя: «Какова же принципиальная разница между капитализмом и коммунизмом?» А может, и не спрашиваете. В любом случае, различие это понять несложно. При капитализме один человек эксплуатирует другого. При социализме — наоборот.

Проблема компромисса между капитализмом и социализмом решается с приходом к власти социал-демократов, при которых те, кто не может работать, получают пособия, а отношения между предпринимателями и профсоюзами регулируются с помощью законов. Однако поиски компромисса иногда вынуждают левых находить себе не слишком удачных партнеров — в том числе сексуальных:

Представитель профсоюза приезжает на конференцию в Париж и решает в свободное время посетить бордель. Зайдя в первый, он интересуется у мадам:

— Есть ли у вас профсоюз?

— Нет, — отвечает та.

— И сколько же зарабатывают девушки?

— Вы платите мне 100 долларов, 80 забирает заведение, а 20 идут девушке.

— Это бесчеловечная эксплуатация! — возмущается профсоюзный деятель и покидает бордель.

В итоге он находит бордель, где существует профсоюз.

— Если я плачу 100 долларов, сколько получает девушка? — интересуется он.

— 80 долларов, — отвечает мадам.

— Отлично! Тогда я хотел бы взять Коллетт.

— Я вас понимаю, — произносит хозяйка. — Но вам придется взять Терезу: у нее самый большой стаж, и она имеет право на первоочередное получение работы.

Экономическая теория часто ошибается, пытаясь найти несуществующие различия между абсолютно не связанными между собой явлениями. Ну правда, есть ли на самом деле разница между выплатой пособий бедным и увеличением налогов для богатых?

В следующем анекдоте мистер Фенвуд явно пытается увидеть разницу там, где ее на самом деле не существует:

У мистера Фенвуда была корова, но ему было негде ее пасти. Он обратился к своему соседу, мистеру Поттеру, и предложил платить ему 20 долларов в месяц за то, чтобы тот держал корову на своем выгоне. Поттер согласился. Прошло несколько месяцев. Все это время корова благополучно паслась на выгоне у мистера Поттера, однако мистер Фенвуд так и не заплатил тому ни цента.

В конце концов Поттер пришел к Фенвуду и предложил:

— Я знаю, что у тебя сейчас туго с деньгами, поэтому хочу предложить тебе сделку. Твоя корова пасется на моем пастбище уже десять месяцев, за которые ты должен мне 200 долларов. Примерно столько она и стоит. Может, я просто оставлю корову себе, и мы будем квиты?

Подумав минуту, Фенвуд заявил:

— Оставь ее у себя еще на месяц — и тогда забирай!

Философия права

Философия права, или юриспруденция, изучает базовые вопросы — к примеру, для чего существует законодательство?

На этот счет существует несколько основных теорий. Идея «закона добродетели», возникшая из Аристотелевой этики, гласит, что цель законов — способствовать развитию добродетельной личности. Поборники «закона добродетели» утверждают, что цель закона о поведении в общественных местах, который запрещает мочиться на публике, — привить высокие моральные стандарты всем слоям населения, особенно тем, кто любит отлить на улице. Правда, если суд присяжных будет состоять из таких же любителей, он может не согласиться с подобной постановкой вопроса.

Деонтология — учение, которое поддерживал Иммануил Кант, — утверждает, что законодательство призвано кодифицировать моральные обязательства. С точки зрения деонтологов, закон, запрещающий мочиться в публичных местах, отражает моральный долг каждого гражданина, который заключается в уважении чувств других граждан.

Иеремия Бентам, утилитарист, живший в XIX столетии, утверждал, что цель законодательства — обеспечить наиболее комфортную среду обитания для как можно большего числа людей. С точки зрения утилитаристов, закон, запрещающий испражняться в публичных местах, в большей степени обеспечивает комфорт горожан, нежели доставляет неудобства немногим идиотам, предпочитающим писать на публике.

Однако, как это часто случается в философии, обычный человек сразу задал бы всем этим теоретикам один-единственный вопрос: «А какова практическая разница — скажем, с точки зрения судьи джуди^[11] — между всеми вашими заковыристыми рассуждениями?» На самом деле все три приведенные здесь теории способны объяснить не только необходимость закона о приличном поведении в общественных местах, но и многие общепринятые правовые принципы, к примеру утверждение, что наложение наказания за преступление возвращает весы Фемиды к изначальному равновесию. С точки зрения закона добродетели наказание будет считаться формой реабилитации, с деонтологической позиции — карой за нарушение гражданских обязанностей, утилитаристы сочтут его способом предотвратить негативные последствия, которые могли бы возникнуть в будущем. He-философ при этом мог бы спросить: «Если вы все в итоге приходите к одному и тому же, — какая разница, почему именно налагается наказание?» Пожалуй, единственный практический вопрос — как найти правильное соотношение между преступлением (к примеру, оскорблением судебного пристава) и наказанием (штрафом в 20 долларов)? Вот как раз подходящий пример на сей счет.

Мужчина целый день провел в дорожном суде^[12], ожидая рассмотрения своего дела. Наконец, настала его очередь предстать перед судьей — однако тот объявил лишь, что рассмотрение дела откладывается на завтра, и ему надлежит вновь явиться на следующий день.

— Какого черта? — в раздражении воскликнул тот.

— Двадцать долларов за неуважение к суду! — рявкнул в ответ судья.

Мужчина молча достал бумажник.

— Необязательно платить сегодня, — предупредил судья.

— Я просто проверяю, хватит ли меня денег еще на пару слов, — ответил ему оштрафованный.

Еще один широко известный принцип юриспруденции — невозможность строить обвинение на косвенных уликах. Все три вышеприведенные абстрактные теории способны достоверно объяснить его. С точки зрения закона добродетели высочайший уровень справедливости принимаемых судебных решений становится моделью для подражания всего общества. По мнению деонтологов, использование косвенных доказательств идет вразрез с универсальной обязанностью гражданина быть максимально справедливым в отношении окружающих. Для утилитариста же использование косвенных доказательств будет чревато крайне негативными последствиями, а именно — наказанием невиновного.

Тем не менеё и здесь сторонники практического подхода могли бы поинтересоваться: «Кого, черт возьми, волнует, почему именно мы с недоверием относимся к косвенным уликам?» С практической точки зрения нам следует лишь указать на их ненадежность — как это сделала дама из следующего анекдота (кстати, обратите внимание, сколь искусно она использовала принцип доведения до абсурда):

Парочка проводит отпуск на базе отдыха для рыболовов. Пока мужчина спит, его дама решает взять лодку и поплавать по озеру, читая книгу. Она радостно нежится на солнышке, но тут на берегу появляется местный шериф и заявляет:

— Мадам, здесь запрещено ловить рыбу! Мне придется арестовать вас!

— Но я не ловила рыбу! — восклицает та.

— Мадам, но у вас есть все необходимые инструменты! Я вынужден вас задержать.

— Хорошо, но тогда я должна буду обвинить вас в изнасиловании!

— Но я даже не дотронулся до вас! — вскричал шериф.

— Я знаю, — ответила дама. — Но у вас ведь есть все необходимые инструменты!

Тем не менее оказывается, существуют и такие правовые принципы, которые существенно меняются в зависимости от того, какую из трех теорий мы примем на вооружение. Это продемонстрирует нам следующая история.

Судья приглашает в свой кабинет адвокатов обеих сторон и объявляет:

— Я пригласил вас потому, что вы оба дали мне взятки.

Оба адвоката начинают ерзать на стульях.

— Ты, Алан, дал мне 15 000 долларов, — поворачивается судья к одному из них.

— Ты, Фил, дал мне 10 000, — говорит он другому. Затем он отдает Алану чек на 5000 долларов и продолжает:

— Теперь вы в равном положении, так что я буду принимать решение по делу, руководствуясь лишь справедливостью.

Если цель запрещения взяток — исключить предвзятость судей и заставить их руководствоваться обязанностью быть справедливыми, то мы можем согласиться с судьей, заключив, что получение равных взяток от обеих сторон эквивалентно полному отказу от взяток. Если мы будем руководствоваться утилитаристской идеей о том, что запрещение взяток нацелено на создание максимально благоприятных условий для большинства людей, то есть обеспечения беспристрастного рассмотрения дел, мы придем к тому же выводу. Однако будет чертовски сложно доказать, что взятки способствуют росту добродетельности судей или адвокатов.

Удивительно, как это мы добрались до этого места, не рассказав ни единого анекдота про адвокатов. Но мы — всего лишь люди, так что — вот, держите:

Адвокат шлет клиенту записку: «Дорогой Фрэнк! Вчера я был в центре, и мне показалось, что я увидел Вас. Я перешел улицу, чтобы поздороваться, но это оказался совершенно другой человек. Итого — ¹/₁₀ часа, за которую Вы должны мне 50 долларов».

Димитрий: Тассо, ты меня вдохновил! Я решил баллотироваться на должность инспектора полиции нравов. Я могу рассчитывать на твой голос?

Тассо: Конечно, мой друг! Но только если голосование будет тайным.

IX
Теория относительности

Что тут можно сказать? Каждый человек понимает этот термин по-своему.

Димитрий: Мой друг, твоя проблема в том, что ты слишком много думаешь.

Тассо: По сравнению с кем?

Димитрий: Например, по сравнению с Ахиллесом.

Тассо: А по сравнению с Сократом?

Димитрий: Опять ты выиграл! По сравнению с Сократом ты просто болван.

Относительность истины

Истина относительна или же абсолютна?

Древний даосский философ Чжуан Цзы пробудился ото сна, в котором он был бабочкой, и задумался: быть может, на самом деле он бабочка, которой снится, что она — Чжуан Цзы?

Современные западные философы одержимы идеей относительности знания, неразрывно связанного со своим носителем. Как мы уже знаем, Джордж Беркли заявлял даже, что «физические объекты» существуют лишь относительно воспринимающего их разума.

Один гарвардский преподаватель XX столетия, экспериментировавший с психоделическими веществами, был поражен относительностью своих открытий. Нет, речь не о Тимоти Лири. Уильям Джеймс заинтересовался этой темой гораздо раньше. Вдыхая веселящий газ, он полагал, что постиг бесконечное единство мира, однако когда действие наркотика заканчивалось, он не мог вспомнить ни единого из своих озарений. Поэтому в следующий раз перед тем, как вдохнуть веселящий газ, он взял в руки ручку и положил перед собой раскрытый лабораторный журнал. Разумеется, его снова настигла очередная гениальная идея, которую на сей раз он сумел записать. Через несколько часов, вернувшись в обычное состояние, он прочел записанное его собственной рукой откровение: «Все вокруг пахнет бензином!!!»

Поначалу Джеймс был разочарован, однако затем он начал рассуждать, как подобает философу. Он понял, что истинный вопрос формулируется так: были ли идеи, казавшиеся гениальными под воздействием веселящего газа, на самом деле никчемной ерундой? Или же мысль о том, что «все вокруг пахнет бензином», на самом деле была блестящей, однако истинную ее глубину возможно постичь лишь под воздействием веселящего газа? Нам кажется, что-то в этом философском анализе явственно припахивает анекдотом.

Относительность времени

Относительность восприятия времени стала темой для множества анекдотов. Вот, к примеру, один из них:

Две черепахи напали на улитку и ограбили ее.

Когда полицейский начал расспрашивать пострадавшую о том, что произошло, она ответила:

— Не знаю… Все произошло слишком быстро!

И, кстати, о той же улитке:

Стук в дверь. Хозяйка идет открывать, однако видит на пороге лишь улитку. Без лишних слов она берет ее и отбрасывает подальше от двери, во двор. Через две недели вновь раздается стук в дверь. Хозяйка открывает и вновь видит на пороге улитку:

— Ну, и что это было? — спрашивает та.

Отношения между конечным временем и бесконечностью всегда были важнейшей темой для философских раздумий — и, конечно, анекдотов.

Человек обращается с молитвой к Богу:

— Господи! — молит он. — Позволь задать тебе один вопрос!

— Валяй, спрашивай, — отвечает Господь.

— Господи, это правда, что миллион лет для тебя пролетают, как одна секунда?

— Да, правда.

— Тогда что такое для тебя миллион долларов?

— Миллион долларов для меня равен одному центу.

— Тогда, Господи, не мог бы ты одарить меня одним центом?

— Пожалуйста, — говорит Господь. — Подожди секундочку!

Издательство.

«К сожалению, мы не сможем опубликовать вашу книгу “Жизнь мухи-однодневки: Автобиография”. В ней ведь всего одна страница!»

Относительность мировоззрений

Целый сонм анекдотов иллюстрирует относительность разных точек зрения.

Француз заходит в бар. На плече у него сидит попугай, одетый в смокинг.

— Вау, круто! — удивляется бармен. — Где ты достал это чудо?

— Во Франции, — отзывается попугай. — Там таких парней — миллион!

Американский философ XX века Уиллард ван Орман Квайн утверждал, что наш родной язык определяет наш взгляд на мир. Именно он задает рамки, из которых мы не в состоянии выбраться, чтобы увидеть окружающую реальность в новом свете. Мы не можем в точности перевести названия объектов с чужого языка на родной. Мы слышим, что носитель другого языка называет «gavagai» то, что мы называем «кроликом». Однако мы не знаем наверняка, имеет ли он в виду «совокупность частей кролика», «последовательность стадий развития кролика» или еще что-нибудь столь же кроликообразное.

Два еврея обедают в кошерном китайском ресторане. Официант мило болтает с ними на идиш, пока они знакомятся с меню, а потом принимает на идиш заказ.

После обеда один из евреев подходит к хозяину заведения и рассыпается в похвалах, замечая, сколь приятно было пообщаться на идиш с официантом.

— Тише, тише! — испуганно восклицает хозяин. — Он думает, что на самом деле изучает английский!

Этот анекдот точно иллюстрирует мысль Квайна о базовых проблемах перевода. Китайский официант складывает слова на идиш во фразы так же, как и евреи — гости заведения. Однако его знание языка страдает одним ключевым недостатком: он сам уверен, что это — английский.

Даже соображения о том, что именно считать иностранным языком, могут быть различными в зависимости от личности говорящего. Вот вам, для примера, пример из жизни международных корпораций:

Многонациональная корпорация объявляет о вакансии секретаря. Одним из соискателей становится золотистый ретривер. Он успешно проходит тестирование на качество и скорость печати, и его приглашают на собеседование. Менеджер по персоналу спрашивает:

— Знаете ли вы какие-нибудь иностранные языки?

— Мяу! — отвечает соискатель.

Относительность ценностей

Мишель Фуко^[13] исследовал еще одну грань относительности — зависимость культурных ценностей от социального статуса. Наши культурные ценности, которые мы полагаем нормой, на самом деле определяются обществом и строго контролируются им. Кого считать душевнобольным? Кто это решает? Что означает получить ярлык безумца для тех, кто отмечен этим клеймом? А для тех, чья обязанность — контролировать этих несчастных? И кто именно должен быть контролирующей инстанцией?

Ответы на эти вопросы менялись с течением времени и зависели от того, кто являлся главной силой в обществе в тот или иной момент. В некоторые эпохи контроль оказывался в руках священников, в другие времена — медиков. Это, в свою очередь, определяло отношение общества к так называемым душевнобольным. Из этого следует, что ценности, которые мы считаем вечными и абсолютными, на самом деле меняются с течением времени в зависимости от того, кто именно главенствует в обществе и как используется эта власть.

Пэт: Майк, я сейчас еду по шоссе, и звоню тебе со своего нового мобильника!

Майк: Пэт, будь осторожен! По радио только что сообщили, что какой-то псих едет по шоссе против движения!

Пэт: Один псих? Да их здесь сотни!

С точки зрения логики, Пэт не менее прав, чем диктор радио: все остальные действительно едут не в ту сторону — с его точки зрения. Почему же эта история считается анекдотом, а не простой иллюстрацией столкновения разных позиций? Потому, что, как отметил Фуко, государство призвано решать, по какой стороне следует двигаться.

Еще одной проблемой для философов со времен Платона было соотношение между временными и вечными ценностями. Вновь проблему иллюстрирует нам анекдот:

Умирает богач. В отчаянии от того, что ему предстоит расстаться с состоянием, заработанным тяжелым трудом, он мечтает взять с собой на небо свои богатства.

Он возносит молитву, умоляя позволить ему забрать с собой хотя бы часть нажитого. Услышав молитву, перед ним является ангел:

— Прости, но тебе нельзя забрать свое богатство на небеса, — говорит он.

Однако богач не сдается и упрашивает ангела поговорить с Господом, попросив того сделать исключение. Вскоре ангел возвращается с известием, что Бог позволил ему взять с собой один чемодан со своим земным имуществом. Обрадованный богач выбирает самый большой чемодан, набивает его золотыми слитками и ставит его рядом с постелью.

Вскоре богач умирает и предстает перед райскими вратами. Увидев чемодан, святой Петр заявляет:

— Постой, ты не имеешь права взять это с собой.

Богач объясняет, что Господь позволил ему это, и просит святого Петра уточнить у Господа. Вскоре святой Петр возвращается со словами:

— Действительно, тебе позволено взять с собой одну сумку, но перед тем, как позволить тебе войти с ней в рай, я должен проверить ее содержимое.

С этими словами святой Петр открывает чемодан, чтобы проверить, какие именно мирские блага принес с собой новоприбывший, и, заглянув внутрь, восклицает:

— Ты принес с собой тротуарную плитку?

Абсолютная относительность

Множество философских ошибок проистекает из-за того, что философы принимают относительные истины за абсолютные. Томас Джефферсон вслед за британским философом Джоном Локком объявлял право на жизнь, свободу и стремление к счастью «само собой разумеющимися», вероятно, потому, что полагал их универсальными и абсолютными ценностями. Однако это не столь очевидно для человека другой культуры — к примеру, для радикального исламиста, считающего, что стремление к счастью присуще лишь неверным.

Возможна и обратная ошибка, при которой мы будем считать относительным нечто абсолютное.

Впередсмотрящий на линкоре замечает огни впереди по правому борту. Капитан велит ему просигналить встречному судну: «Вам следует изменить курс на 20 градусов».

— Это вам следует изменить курс на 20 градусов, — приходит ответ.

Обозленный капитан сигналит:

— Я капитан судна. Мы находимся на встречном курсе. Немедленно измените курс на 20 градусов!

— Я — рядовой второго класса, — отвечает его собеседник. — Требую, чтобы вы немедленно изменили курс на 20 градусов!

— Я — линейный корабль! — сигналит разъяренный капитан и тут же получает ответ:

— Я — маяк!

В следующий раз крепко подумайте об относительности, когда будете заказывать китайскую еду — вернее, то, что китайцы называют едой.

Димитрий: Тассо, ты, похоже, из тех, кто считает, что абсолютной истины не существует, поскольку истина всегда относительна.

Тассо: Ты прав.

Димитрий: Ты уверен в этом?

Тассо: Абсолютно!

X
Метафилософия

Философия философии. Не путать с философией философии.

Димитрий: Тассо, я, кажется, наконец, разобрался со всей этой штукой!

Тассо: Какой штукой?

Димитрий: Философией, разумеется!

Тассо: И это ты называешь философией?

Приставка «мета-», означающая «включая все это и многое сверх того», то и дело всплывает в философских спорах. К примеру, «метаязык» предназначен для описания собственно языка, а «метаэтика» исследует, откуда взялись все наши этические принципы, и что они означают. Неудивительно, что появление метафилософии оказалось лишь вопросом метавремени.

Метафилософия пытается ответить на животрепещущий вопрос — что такое философия? Вы, быть может, предполагали, что уж философы-то знают ответ на вопрос о том, чем они, собственно, занимаются. А иначе, подумаете вы, как они решили, что хотят стать философами? Мы, к примеру, ни разу не слышали о парикмахерах, которых волнует вопрос «Что такое прическа?» Если парикмахер не знает, что такое прическа, значит, ему пора менять работу. Мы, по крайней мере, не хотели бы, чтобы подобный мастер делал нашим женам укладку.

Однако современные философы то и дело видоизменяют определение философии. К примеру, Рудольф Карнап^[14] и логические позитивисты исключили из понятия философии здоровенный пласт, заявив, что метафизика не имеет смысла. По их мнению, единственная задача философии — анализировать научные данные.

Современник Карнапа, Людвиг Витгенштейн, родоначальник обыкновенной языковой философии, пошел еще дальше. Он полагал, что первая же его большая книга положит конец истории философии, поскольку в ней он объявил, что все философские рассуждения бессмысленны — включая и его собственные. Он был настолько уверен в своем выводе о конце философии, что устроился работать учителем в среднюю школу. Тем не менее несколькими годами позже вновь вернулся к философским штудиям, предложив новую идею том, какова должна быть цель философии: оказывается, это терапия, ни больше ни меньше! Людвиг подразумевал, что, если мы сумеем упростить свой запутанный язык, мы тем самым сумеем излечиться от тоски, навеваемой бессмысленными философскими вопросами.

В наши дни адепты «модальной логики» — логики, усматривающие разницу между суждениями, которые могут быть истинными, и суждениями, которые однозначно является истинными, — вовсю спорят о том, под какую из этих двух категорий подпадают их собственные рассуждения. Правда, нам все это кажется просто метаболтовней.

Шимас из следующей истории, как нам кажется, ведет себя вполне в традициях метафилософии:

Шимас собирается на первое в жизни свидание и просит брата, известного ловеласа, посоветовать ему, как действовать, и о чем разговаривать с девушкой.

— Открою тебе секрет, — отвечает ему брат. — Ирландские девушки любят поговорить о трех вещах — о кухне, о семье и о философии. Спросив девушку, какое блюдо она любит, ты покажешь, что интересуешься ею. Спросив о ее родных, ты продемонстрируешь честность своих намерений. Предложив для обсуждения какой-нибудь философский вопрос, ты дашь понять, что ценишь ее интеллект.

— Спасибо, брат! — воскликнул Шимас. — Кухня, семья, философия. Думаю, уж с этим-то я справлюсь.

Встретившись со своей девушкой, он тут же пошел в атаку:

— А ты любишь капусту?

— Вообще-то нет, — ответила озадаченная девушка.

— А у тебя есть брат? — продолжал расспрашивать Шимас.

— Нет.

— Ну, а если бы у тебя был брат, как ты думаешь, любил бы он капусту?

Вот она, философия!

Наш современник Уильям Валиселла^[15] утверждает: «Метафилософия — это философия философии. При этом сама она является частью философии, в отличие от философии науки, которая не является частью науки, и философии религии, которая не является частью религии».

И еще раз мы убеждаемся в правоте базовой, глубинной идеи этой книги. Если существует метафилософия, значит, должны быть и метаанекдоты.

В сельской глубинке у коммивояжера сломалась машина. Прошагав несколько миль, он добрался до какой-то фермы и спросил у ее владельца, можно ли у него переночевать.

— Конечно, можно! — воскликнул тот. — Моя жена умерла несколько лет назад, моим дочерям сейчас 21 и 23 года, и они учатся в колледже, так что я здесь один и у меня множество свободных комнат, одну из которых я с удовольствием предоставлю вам!

Услышав это, коммивояжер повернулся и поплелся в сторону шоссе.

— Вы что, не расслышали? — окликнул его фермер. — У меня полно свободного места!

— Нет-нет, я вас прекрасно слышал, — отозвался коммивояжер. — Просто мне кажется, что я попал не в тот анекдот.

Следующая история — тоже, безусловно, метаанекдот:

Слепой, лесбиянка и лягушка заходят в бар. Взглянув на компанию, бармен спросил:

— Вы что, из анекдота?

И, наконец, неполиткорректный метаанекдот. При этом как метафилософия требует от метафилософа общего представления о том, что обычно называют философией, так и метаанекдот требует понимания, что такое анекдот в целом. В данном случае — польский анекдот.

Мужчина заходит в переполненный бар и заявляет, что знает потрясающий анекдот о поляках. Однако прежде, чем он начал говорить, бармен воскликнул:

— Постой-ка, парень, не торопись! Я поляк.

— Хорошо, — ответил тот. — Я буду рассказывать очень медленно.

Димитрий: Мы с тобой целый день толкуем о философских вопросах, а ты, оказывается, даже не знаешь, что такое философия?

Тассо: А почему ты спрашиваешь?

Весь этот джаз: Заключение

Полный и всесторонний обзор всего, что мы сегодня узнали.

Тассо выступает в комедийном шоу в Акрополе.

Тассо: Серьезно, ребята, слышали вы историю про англичанина-эмпирика, который заявил своей жене, что она — всего лишь кучка чувственных образов? «Да что ты говоришь? — ответила ему жена. — А каково, по-твоему, каждый вечер ложиться в постель с человеком, который даже не вещь-в-себе?» Нет, я не шучу, я был женат десять лет. Правда, потом я осознал, что моя жена — лишь видимость без сущности. Вернее, сущность у нее была, но уж больно трудно воспринимаемая^[16]. В чем дело, ребята? Что это вы такие притихшие сидите? Можно услышать, как в лесу падает дерево… даже если вас там не было! Шопенгауэр предсказывал, что нас ждут такие вечера, да. Давайте-ка лучше поговорим о детях! На днях ко мне подошел сын и попросил ключи от машины. «Сынок! — сказал я ему. — Если бы мы жили в лучшем из миров, у тебя непременно была бы собственная машина!» «Но, папа, это же не лучший из миров!» — возразил он. А я ответил: «Ах, так! Тогда отправляйся жить к матери!» Кстати, по пути сюда, к вам, со мной произошла забавная вещь: я умудрился войти в одну реку дважды! Между прочим, люди говорят, что Платон на днях пришел в бар с утконосом. Бармен изумленно на них пялится, а Платон и говорит: «Такие дела, парень, ночью она казалась симпатичнее!»

Димитрий (из зала): Врежьте ему как следует!

ВЕЛИКИЕ МОМЕНТЫ В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

530 г. до н. э. — просидев 83 дня под священным кактусом, Гаутама загадочно улыбнулся, вспомнив анекдот.
Гаутама Будда, 563—483 гг. до н. э.
	Зенон Элейский, 490—425 гг. до н. э.
	Сократ, 469—399 гг. до н. э.
		381 г. до н. э. Платон увидел свою тень на стене пещеры и заявил, что зима продлится еще шесть недель.
		399 г. до н. э. — Сократ выпил цикуты с содовой и кусочком лимона.
		Платон, 427—347 гг. до н. э.
		Аристотель 284—322 гг. до н. э.
		Стоики — с IV в. до н. э.
			399 г. — критик в «Александрийской правде» высмеял неоплатонические труды Гипатии, обозвав их «женской литературой».
			Святой Августин 354—430
			Гипатия 370—415
VI век до н. э.	V век до н. э.	IV век до н. э.	IV век н. э.

1328 r. — Уильям Оккам изобрел бритвенный станок Gillette Mach 3.
Вильям Оккам, 1285—1347
	1504 г. — какой-то шутник прилепил на карету Никки Макиавелли стикер «Осторожно! Неконтролируемые вспышки добросердечия!»
	Никколо Макиавелли, 1469—1527
		1650 г. Рене Декарт на мгновение перестал мыслить — и умер.
		1652 г. — Паскаль отправляется в Лоншан на бега, ставит на лошадь по имени «Боже мой» и проигрывает.
		Томас Гоббс, 1588—1679
		Рене Декарт, 1596—1650
		Блез Паскаль, 1623—1662
		Барух Спиноза, 1632—1677
		Джон Локк, 1632—1704
		Готфрид Вильгельм фон Лейбниц, 1646—1716
XIV век	XVI век	XVII век

1731 г. — епископ Беркли провел 30 дней в полностью изолированном помещении, оборудованном для экспериментов в области сенсорной депривации; после выхода оттуда никаких изменений в его образе мыслей отмечено не было.

1754 г. — Иммануил Кант встретился лицом к лицу с вещью-в-себе, однако заявил, что «не в состоянии говорить на эту тему».

1792 г. — критик Manchester Guardian высмеял книгу Мэри Уолстонкрафт «В защиту прав женщины», обозвав ее «женской литературой».

Джордж Беркли, 1685—1753

Дэвид Хьюм, 1711—1776

Жан-Жак Руссо, 1712—1778

Адам Смит, 1723—1804

Иммануил Кант, 1724—1804

Мэри Уолстонкрафт, 1759—1797

XVIII век

1818 г. — старшие братья Чико, Гручо, Гуммо, Гарпо и Зеппо приветствовали появление на свет маленького Карла

1844 г. — устав от прозвища «Датский нытик», Кьеркегор попытался сменить гражданство

1900 г. — умер Ницше. Еще через шесть месяцев умер Бог — сердце не выдержало.

Иеремия Бентам, 1748—1832

Георг Вильгельм Фридрих Гегель, 1770—1831

Артур Шопенгауэр, 1788—1860

Джон Стюарт Милль, 1806—1873

Серен Кьеркегор, 1813—1855

Карл Маркс, 1818—1883

Уильям Джеймс, 1842—1910

Фридрих Ницше, 1844—1900

Эдмунд Гуссерль, 1859—1938

XIX век

1954 г. — Жан-Поль Сартр отказался от карьеры философа и стал официантом.

1958 г. — критик Le Monde высмеял книгу Симоны де Бовуар «Второй пол», обозвав ее «женской литературой».

1996 г. — подрабатывая в компании WWE, Сол Крипке официально сменил имя, став Обыкновенным Указателем.

Альфред Норд Уайтхед, 1861—1947

Бертран Рассел, 1872—1970

Людвиг Витгенштейн, 1889—1951

Мартин Хайдеггер, 1889—1976

Рудольф Карнап, 1891—1970

Гилберт Райл, 1900—1976

Карл Поппер, 1902—1994

Жан-Поль Сартр, 1905—198

Cимона де Бовуар, 1908—1986

Вилард ван Орман Квайн, 1908—2000

Джон Остин, 1911—1960

Альбер Камю, 1913—1960

Мишель Фуко, 1926—1984

Сол Крипке 1940—

Питер Сингер, 1946—

XX век

ГЛОССАРИЙ

A posteriori — основанный на опыте, апостериорный. Дабы узнать, что некоторые сорта пива хороши на вкус, но не дают чувства насыщения, вам придется протестировать (выпить) как минимум один сорт пива, приятный на вкус, но не утоляющий голода. Антоним — a priori.

A priori — априорный, независящий от опыта. К примеру, не посмотрев ни одного выпуска шоу American Idol^[17], мы можем с уверенностью сказать, что участники шоу полагают себя певцами, поскольку American Idol — это конкурс исполнителей, в котором участвуют люди, по понятным им одним причинам считающие себя певцами. Антоним — a posteriori.

Аналитическое суждение — суждение, истинное по определению. К примеру, суждение «все утки — птицы» является аналитическим, поскольку, произнося слово «утка», мы имеем в виду один из видов птиц. С другой стороны, «все птицы утки» не является аналитическим суждением, поскольку свойство быть уткой не является неотъемлемым для понятия «птица». Разумеется, суждение «все утки — утки» является аналитическим, равно как и «все птицы — птицы». Приятно сознавать, что философия способна оказать практическую помощь другим дисциплинам, например, орнитологии. Антоним — «синтетическое суждение».

Бесконечно регрессивное доказательство (infinite regress argument) — доказательство, которое не дает удовлетворительного объяснения явлению, поскольку предполагает необходимость бесконечной цепи аналогичных «объяснений». К примеру, утверждение, что создание мира требовало присутствия Создателя, сразу поднимает вопрос о том, кто создал этого самого Создателя? Если у него, в свою очередь, был свой Создатель, то кто создал его? И так далее, до бесконечности — или до тошноты. Это уж как получится.

Вещь-в-себе (Ding an sich) — противоположность образов, основанных на чувственном восприятии объекта. Идея заключается в том, что любой объект содержит в себе больше, чем просто набор чувственных образов (которые включают то, как он выглядит, звучит, пахнет, ощущается на ощупь и на вкус). Предполагается, что за всей этой информацией кроется вещь-в-себе, вовсе не связанная с соответствующими образами. Некоторые философы, однако, полагают, что вещь-в-себе принадлежит к той же категории, что и единорог с Санта-Клаусом.

Внутренняя цель (telos) — цель нашего существования, имманентная нашей индивидуальности. Внутренняя цель желудя — стать дубом. Внутренняя цель аспиранта, изучающего философию, — получить место преподавателя в Гарварде. Да-да, такова его внутренняя цель — хотя шансы сделать скромную карьеру в Wal-Mart у него гораздо выше.

Главный категорический императив — важнейший моральный принцип Иммануила Канта, гласящий, что человеку следует себя вести в соответствии лишь с теми максимами, которые он хотел бы видеть в качестве универсальных законов. Он похож на золотое правило «Поступай с другими так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой» — несколько приукрашенное.

Дедуктивная логика — рассуждение, при котором на основе имеющихся данных делается вывод, который логически вытекает из них. Наиболее простая форма дедуктивной логики — силлогизм, например: «Все комики — философы. Ларри, Моу и Керли — комики. Следовательно, Ларри, Моу и Керли — философы». Антоним — индуктивная логика.

Деонтологическая этика — этика, основанная на теории, гласящей, что моральные обязательства базируются на чувстве долга и не зависят от последствий, которые могут повлечь за собой те или иные действия. К примеру, политик, убежденный, что его главная обязанность — защитить общество от террористических атак, может утверждать, что для исполнения этой обязанности следует оснастить спрятанными микрофонами каждую спальню, вне зависимости от последствий для нашей сексуальной жизни.

Закон непротиворечивости — логический принцип, предложенный Аристотелем. Заключается в том, что вещь не может обладать каким-то свойством и в то же время не обладать им. Будет противоречием сказать: «У тебя горят штаны, и притом у тебя не горят штаны». Однако, невзирая за этот аристотелевский принцип, если измена жены поразит вас в самое сердце, это совсем не означает, что вы непременно скончаетесь от инфаркта.

Индуктивная логика — рассуждения, которые движутся от конкретики к общему заключению, содержащему в себе больше, чем можно извлечь из конкретных фактов с помощью одних только логических построений. К примеру, наблюдая, как Солнце всходило сегодня, вчера и во все предшествующие дни, мы приходим к заключению, что наше светило встает каждый день и будет вставать дальше, даже если подобный вывод не может быть с уверенностью сделан с помощью одной лишь логики, исходя из имеющихся данных. Внимание: для наших читателей на Северном полюсе этот пример нерелевантен. Антоним: дедуктивная логика.

Коан в дзен-буддизме — загадка, цель которой — ошеломить нас и тем самым вызвать неожиданное озарение. Вопрос «Как звучит хлопок одной ладонью?», говорят, на это способен, а вот вопрос «Как звучит хлопок двумя ладонями?» — нет. Также см. сатори.

Ноумен — объект, каков он есть на самом деле, — в отличие от того, какими его воспринимают наши органы чувств. См. вещь-в-себе, хотя — как же вы можете ее увидеть? Антоним — феномен.

Парадокс — а) утверждение, которое звучит логично и кажется истинным, но в итоге приводит к неустранимому противоречию; б) два врача, поставившие одинаковый диагноз.

«После этого — значит, вследствие этого» (post hoc ergo propter hoc) — вид логической ошибки. Ошибочно утверждать, что, поскольку А предшествовало Б, оно также является и причиной Б. Популярная книга «Фрикономика» Стивена Левитта и Стивена Дабнера приводит нам множество примеров этой ошибки, в особенности касающихся родительских чувств. Так, мамаша заявляет: «Мой малыш умница, потому что я давала ему слушать Моцарта, еще когда он был в утробе», — тогда как на самом деле между этими двумя фактами нет никакой связи. Скорее всего, ее чадо отличается сообразительностью потому, что его родители слышали о Моцарте, следовательно, они образованные люди, а значит, и сами неглупы.

Прагматизм — философская школа, подчеркивающая неразрывную связь теории с практикой. К примеру, Уильям Джеймс утверждал, что истинная теория — это полезная теория, или хотя бы та, которая дает нам дополнительные знания. Некоторые находят теорию Джеймса полезной, другие — нет.

Рационализм — теория, согласно которой разум является главным, если не единственным, способом познания. Часто противопоставляется эмпиризму, который полагает, что основной путь к познанию лежит через сенсорное восприятие. Рационалисты традиционно предпочитают разум, поскольку отлично осознают ненадежность чувств и, соответственно, знаний, полученных посредством чувственного опыта. Они предпочитают ясность и четкость выводов, сделанных с помощью холодного рассудка, к примеру: «Это — лучший из всех возможных миров». Ха, они вообще в этом мире бывали?

Сатори — в дзен-буддизме — опыт озарения, в ходе которого мы постигаем истинную суть самих себя и окружающего мира. Как пели Red Hot Chilli Peppers: «Если ты спрашиваешь, значит, ты не знаешь».

Синтетическое суждение — суждение, которое не является истинным по определению. К примеру, «Твоя мама носит армейские ботинки» — это синтетическое суждение: оно дает нам некоторую дополнительную информацию, которой не содержится в понятии «твоя мама». То же самое касается вытекающего из этой фразы вывода: «Ты — тупой чувак, твоя мама носит армейские ботинки!» Антоним — аналитическое суждение.

Утилитаризм — философское течение, полагающее, что правильными следует считать действия, которые принесут субъекту наибольшую пользу. Ограниченность этой морально-философской концепции становится понятной, когда вы одновременно пытаетесь ублажить и маму, и тещу на День благодарения.

Феномен — объект, который мы определяем через сенсорный опыт. «Это красная шляпа» — утверждение, отсылающее к нашему сенсорному опыту восприятия объекта, который окрашен в красный цвет и имеет форму шляпы. Однако фраза «Вау! Твоя красная шляпа просто феноменальна!» может сбить вас с толку. Антоним — ноумен.

Феноменология — метод исследования, подразумевающий попытку описания реальности в том виде, в каком ее видит и осознает обычный человек, — в отличие, скажем, от научного описания. Феноменология, к примеру, описывает феномен «индивидуального времени», то есть нашего восприятия времени, в отличие от «точного времени». В фильме «Манхэттен», когда герой Вуди Аллена восклицает: «Мы почти не занимаемся сексом — всего-то дважды в неделю!» — он явно находится в рамках своего «индивидуального времени», точно так же, как и его жена, заявившая в ответ: «Он бесконечно хочет секса — по два раза на неделе!»

Философия обыденного языка — философское течение, представители которого пытаются понять философские концепции, изучая словоупотребление в повседневном языке. По мнению философов этой школы, многие проблемы, тысячелетиями не дававшие покоя мыслителям, сбивали всех с толку лишь потому, что были сформулированы неоднозначно и изобиловали логическими неточностями. Ознаменовало собой конец Эпохи великой путаницы.

Экзистенциализм — философская школа, занимающаяся исследованием реальных условий существования индивидуума, вместо того, чтобы пытаться описать абстрактные, универсальные качества человека. По утверждению Сартра, «существование предшествует сущности». Это означает, что наша реальная жизнь и есть главное в нас, и мы сами создаем собственную сущность. Эта идея оказала значительное влияние на экзистенциалистскую этику, которая убеждает нас жить «истинной жизнью», в полной мере осознавая собственную смертность и не теша себя иллюзиями. В общем, все эти рассуждения вполне уместны в парижском кафе за кофе с сигареткой, — но совершенно лишние, скажем, у конвейера на автомобильном заводе в Детройте.

Эмотивизм — направление философской этики, утверждающее, что наши моральные суждения сами по себе не могут быть истинными или ложными, а всецело зависят от того, одобряем мы или осуждаем конкретного индивидуума, совершающего определенное действие или набор действий. Согласно этому философскому течению, утверждение «Саддам — злодей» значит просто-напросто: «Лично меня Саддам совершенно не волнует. Я не знаю… Да наплевать мне на вашего Саддама!»

Эмпиризм — точка зрения, согласно которой опыт — преимущественно чувственный — единственная тропа к познанию. «Откуда ты знаешь, что единороги существуют?» — «Потому что я только что видел единорога в саду!» Хотя это, на наш взгляд, все-таки экстремальный эмпиризм. Антоним — рационализм.

Эссенциализм — философия, гласящая, что у любого объекта есть ключевые, базовые свойства, отличные от второстепенных, случайных свойств. К примеру, ключевое свойство женатого мужчины — наличие жены. А вот наличие на его пальце обручального кольца — напротив, случайное свойство. Даже если он не носит обручального кольца, он все равно остается женатым, — хотя, конечно, у его супруги может быть иная точка зрения на сей счет.

БЛАГОДАРНОСТИ

Что касается идеи этой книги — за нее мы можем поблагодарить исключительно себя самих, однако нам хотелось бы выразить признательность двум юмористам, снабдившим нас лучшими шутками для этой книги — Джилу Эйснеру и Гербу Клейну.

Профессор Роберт Вольф, наш преподаватель философии в Гарварде, заслужил нашу благодарность, научив нас мыслить философски… ну, или приблизительно философски.

Билл Хьюз и Стефан Биллапс, замечательные фотографы, сумели сделать так, что на снимках мы выглядим гораздо умнее и забавнее, чем в жизни.

Мы благодарим Марту Харрингтон и Сатч Лэмпрон, наших радушных хозяек в отеле Nestle Inn, Конвей, штат Массачусетс, где мы жили во время финального марафона, когда мы без устали доделывали книгу.

И, конечно, страница благодарностей никогда не будет полной, если мы не добавим сюда искренних слов любви к нашим женам и дочерям. Вы, безусловно, знаете, как вас зовут. А если забыли — наши самые теплые и нежные слова Элоизе и Фреке, Эстер и Самаре, чья помощь была гораздо более существенной, чем требовал дочерний долг.

Отдельная благодарность — Джулии Лорд, нашему агенту, женщине потрясающего ума и эрудиции, а также гигантского терпения.

Мы также снимаем свою общую шляпу перед нашим редактором, Энн Трейстман, которая постоянно совершенствовала рукопись, делая ее лучше вопреки нашему желанию.

Дэвид Розен, вице-президент издательства Abrams Image, с самого начала взял эту книгу под свою защиту, и, в конце концов, сделался капитаном группы поддержки нашей команды имени Платона. Спасибо тебе, Дэвид!

И, наконец, мы хотели бы принести свои искренние извинения Иммануилу Канту за то, что так и не сумели толком его понять. Прости нас, Манни!

Примечания

1

В Индии «сардар» — титул, распространенный среди сикхов, принадлежащих к касте джатов. До английского завоевания Пенджаба в 1849 году сардарами назывались сикхские военачальники и представители феодальной сикхской прослойки. Нередко является шутливым синонимом слова «туповатый». — Прим. ред.

(обратно)

2

Родни Дэнджерфилд (1921—2004) — американский комик и актер. — Прим. ред. 

(обратно)

3

Бетт Мидлер (род. 1 декабря 1945 г.) — американская актриса и певица, известная также среди фанатов как Божественная Мисс М. — Прим. ред.

(обратно)

4

Гильда Раднер — американская комедийная актриса (1946—1989). — Прим. ред.

(обратно)

5

Элизабет Кюблер-Росс (1926—2004) — американский психолог швейцарского происхождения, создательница концепции паллиативной помощи и хосписов. — Прим. ред.

(обратно)

6

Сол Аарон Крипке (род. 1940) — американский философ и логик. — Прим. ред. 

(обратно)

7

Раш Лимбо (р. 12 января 1951 г.) — американский общественный деятель, радиоведущий, известный своими крайне консервативными взглядами. — Прим. ред.

(обратно)

8

Мэри Уолстонкрафт (1759—1797) — британская писательница, философ и феминистка XVIII века. — Прим. ред. 

(обратно)

9

«Свинина», «грудинка» — популярный срочный товарный контракт на фьючерсных биржах США. — Прим. пер.

(обратно)

10

Субэтническая группа населения современных США, представленная потомками выходцев из французских колоний в Новой Шотландии и ныне проживающая преимущественно в южной части штата Луизиана. — Прим. ред.

(обратно)

11

«Судья Джуди» — популярный телесериал, представляющий судебные разбирательства. В России аналогом является передача «Час суда». — Прим. пер.

(обратно)

12

В США — суд, рассматривающий дела о нарушении правил дорожного движения. — Прим. пер.

(обратно)

13

Мишель Фуко (1926—1984) — французский философ, теоретик культуры и историк. Книги Фуко о социальных науках, медицине, тюрьмах, проблеме безумия и сексуальности сделали его одним из самых влиятельных мыслителей XX века. — Прим. ред.

(обратно)

14

Рудольф Карнап (1891—1970) — немецко-американский философ и логик, ведущий представитель логического позитивизма и философии науки. — Прим. ред.

(обратно)

15

Уильям Валиселла — современный американский философ. — Прим. ред.

(обратно)

16

Обыгрывается латинское выражение esse est percipi — «существовать — значит быть воспринимаемым» — основное положение философии идеализма.

(обратно)

17

Популярное телешоу, в котором молодые люди, мечтающие об эстрадной карьере, соревнуются друг с другом в певческих навыках, пытаясь пробиться в популярные эстрадные исполнители. — Прим. пер.

(обратно)

Оглавление

Философские интермедии

I Метафизика

II Логика

III Эпистемология: теория познания

IV Этика

V Философия религии

VI Экзистенциализм

VII Философия языка

VIII Социальная и политическая философия

IX Теория относительности

X Метафилософия

Весь этот джаз: Заключение

ВЕЛИКИЕ МОМЕНТЫ В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

ГЛОССАРИЙ

БЛАГОДАРНОСТИ

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно