Саморазвитие, Поиск книг Обсуждение прочитанных книг и статей, Консультации специалистов: Рэйки; Космоэнергетика; Биоэнергетика; Йога; Практическая Философия и Психология; Здоровое питание; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй; Вредные привычки Эзотерика

Посвящается моей маме

НАПУТСТВИЕ

Дорогая Урсула,

читая эту книгу, я часто закрывал глаза, чтобы под твоим ру­ководством посмотреть и наконец увидеть то, что до сих пор было вытеснено. Я не мог оторваться от нее от начала до конца. Ты осторожно, шаг за шагом увлекаешь читателя за собой, и вот он уже в самом центре приключения — исследовательской экспеди­ции в свою душу, свою семью, свое прошлое и, самое главное, в более свободное будущее. Но в этом состоянии ведомости он словно бы играючи учится распутывать и приводить в порядок что-то давно запутанное, принося освобождение себе и другим. При этом он легко забывает, что в первую очередь речь идет о книге, написанной для того, чтобы люди, которые при помощи семейной расстановки хотят открывать другим новое видение и новые возможности в трудных, а иногда и безвыходных ситуа­циях, могли использовать этот метод и в защищенных рамках индивидуальной терапии.

Ты предлагаешь удивительный репертуар, который к тому же всегда ясно и понятно объясняешь на многочисленных приме­рах. Это замечательная, полезная книга, которую вместе со мной уже давно ждали многие. Я поздравляю тебя.

Берт Хемингер

БЛАГОДАРНОСТЬ

Я благодарю Берта Хеллингера, открывшего мое сердце и взгляд для новых, широких перспектив — теперь я чувствую себя спокойно и уверенно как в жизни, так и в повседневной работе; Гунтхарда Вебера, который с самого начала меня поддерживал, поощрял и, в конце концов, пригласил написать эту книгу; Мука Бермуда, который никогда не сомневался во мне и моей работе и оказывал мне поддержку во время всех моих творческих кризи­сов; Хантера Бомона, у которого я так много узнала о терапии и о себе, который научил меня спрашивать, оставаться невозму­тимой и спокойно смотреть.

Также я благодарю моих подруг: Марианну Франке-Грикш, работая с которой, я много узнавала про чувства, чувства и еще раз чувства и получала при этом огромное удовольствие; Лизету Табачник, Са Кристину Винтер и Еву Крошель — они первыми познакомили меня с практической терапией, а их знания и опыт много дают мне и по сей день; Зиглинду Шнайдер, Ингу Вильд, Барбару и Ганса Эберхард Эбершпехер, которые по-дружески открыто делились со мной своими личными разработками в об­ласти расстановок. Спасибо моей семье и всем тем, кто вдохнов­лял меня в беседах, приглашал пообедать и был рядом, когда мне это было необходимо.

Отдельное спасибо Еве Маделунг, Бритте Штаудер-Янке, Кат­рин Вилле и не в последнюю очередь Петре Кирхманн за под­держку и советы, которые они давали мне во время переработки рукописи.

И, прежде всего, спасибо всем моим клиентам и ученикам, которые вместе со мной переживали удивительное приключе­ние терапии. Ваши вопросы, биографии и жизненные планы всякий раз будили во мне новый интерес, чтобы вместе с вами разрабатывать интервенции и согласовывать их с вашими потреб­ностями и внутренними движениями до тех пор, пока не насту­пит мир.

ПРЕДИСЛОВИЕ

По окончании факультета психологии свою работу психоте­рапевтом я начала, естественно, с индивидуальной терапии. За­нявшись изучением телесно-ориентированной терапии по Джор­джу Даунингу, я училась на телесном, когнитивном, эмоциональ­ном и образном уровнях исследовать и анализировать внутрен­ние процессы в биоэнергетических упражнениях. Нас приучали внимательно наблюдать и в общем терапевтическом процессе очень медленно двигаться вперед. Мы видели, как легко спрово­цировать драматические взрывы эмоций, и в первую очередь учи­лись отслеживать влияние интервенций, объяснять и понимать его на всех уровнях структуры личности клиента. Проходя обуче­ние поведенческой терапии, я познакомилась с другим важным аспектом психотерапевтической реальности — необходимостью систематического и ясного структурирования, чтобы понимать учебные процессы и мочь говорить о повторениях моделей.

Когда я впервые, почти десять лет назад, столкнулась с семей­ной расстановкой, глубочайшее впечатление на меня произвел опыт участия в ней в качестве заместительницы. Я вдруг почувствовала себя непривычно другой, у меня появились мысли, которых ни­когда раньше не было, я испытывала большую симпатию и привя­занность к совершенно чужому для меня человеку. Но, как только меня отпустили из роли, эти ощущения исчезли. Уже в тот момент я знала, что в своей профессии пойду за притяжением этого чуда.

Мне повезло войти в круг коллег, которые были так же «зара­жены» расстановками, и началось время экспериментов. В то время Берт Хеллингер еще не написал ни одной книги, и мы мог­ли исследовать действующие в системах правила и динамики под этим новым углом зрения, опираясь только на собственный опыт и представления. Поскольку наряду со своей индивидуальной практикой я работала в психиатрической клинике, там я имела возможность в узких рамках ежедневных индивидуальных сес­сий открывать для себя новые измерения, узнавая, как семейные системы, травмы и события биографии влияют на симпто­мы и их преодоление.

Несколько позже я выбрала системные семейные расстановки темой своей диссертации. Это была хорошая возможность занять­ся ими подробнее. Поскольку я еще не чувствовала себя готовой вести расстановочную группу, я занялась исследованием семейных систем клиентов и влияний, которым они подвергаются, в инди­видуальной работе. Благодаря техникам работы с воображением, с которыми я познакомилась во время учебы, в ходе собственной те­рапии и на курсах повышения квалификации, мне были хорошо знакомы внутренние образы, путешествия в воображении, ассоци­ативное развитие образов, сценарии и сны. Я экспериментировала с различными техниками и главным образом благодаря наблюде­нию и интервенциям, которым я научилась в телесной терапии, постепенно нашла способы связывать визуализированные образы с событиями биографии или системным контекстом.

Ключевой опыт я приобрела в тот день, когда собиралась про­вести с моей клиенткой небольшую расстановку при помощи на­польных якорей (с этим методом я познакомилась у Евы Маде-лунг). Я только предложила ей поставить перед собой отца — и вот она уже целиком погрузилась в свой внутренний образ, и хлынул поток чувств. Я не хотела прерывать ее в этом процессе визуализации и последовала за ней в ее внутренние простран­ства и динамики, которые одновременно возникали перед на­шими глазами. Мы с удивительной легкостью пришли к осозна­нию, объяснению и пониманию ее ситуации, ее вплетенности в систему семьи. Когда несколько недель спустя она вместе с му­жем принимала участие в семинаре, обнаруженные образы на­шли свое подтверждение в расстановке.

Мои сомнения в том, обладают ли другие клиенты такой же силой воображения и способна ли я идти за возникающими у них образами и развивать их дальше, быстро исчезли. Прежде всего оказалось, что трудности с обнаружением образа сами по себе можно понимать как указание на существующие в семей­ной системе динамики. С тех пор на индивидуальных сессиях я работаю практически только при помощи расстановок в вооб­ражении: все пространства здесь открыты, а все, кто нужен нам для процесса и решения, всегда с нами.

ВСТУПЛЕНИЕ

Расстановка в индивидуальной терапии дает хорошую воз­можность познакомиться самому и познакомить клиентов с си­стемным мышлением и его действием, а также развить терапев­тические навыки для проведения расстановок в группе. Расста­новки в индивидуальной работе позволяют понемногу, в закры­тых рамках набраться опыта работы с разными динамиками, составить запас возможных интервенций и полезных методов действия и таким образом выработать способность решать все более комплексные задачи. В личном контакте с клиентом тера­певт может экспериментировать со структурой процесса, фра­зами и их воздействием на его физическое восприятие и чувства, чтобы найти для клиента надежное место в его мире и дать ему с собой хорошие образы.

Чтобы проводить расстановки в индивидуальном консуль­тировании и терапии, настоятельно рекомендуется увидеть их собственными глазами и испытать на себе, а также изучить лите­ратуру по данной теме. Прежде чем начинать практическую ра­боту с клиентами, вы, как терапевт, должны знать основы по­рядка, связи и уравновешивания. Эти динамики подробно опи­саны в литературе¹.

Опыт расстановки собственной семьи, а также, по возмож­ности, опыт индивидуальных сессий и в особенности опыт уча­стия в качестве заместителя в расстановках для других составляет ту основу, которая позволит в рамках индивидуальной терапии успешно провести клиента через его процесс. Лучше всего, ко­нечно, пройти курс повышения квалификации, а в первую оче­редь для тех, кто только начинает свою профессиональную дея­тельность, важна сопроводительная супервизия. Различные институты и отдельные специалисты проводят такие программы² в немецкоязычных и других европейских странах, а теперь уже и во всем мире.

Данная книга состоит из двух частей. В первой части я опи­сываю основы своей терапевтической работы, во второй — ме­тодику действий, внутренние процессы, вопросы и процессы принятия решений, которые приводят к определенным интер­венциям и которыми я руководствуюсь в процессе расстановки. Основное внимание я уделяю технике расстановки в воображе­нии, которую я разработала за много лет наблюдения и практи­ческой работы. Метод, представленный мной в этой книге, ба­зируется на разностороннем терапевтическом знании и опыте многих психологических школ и направлений. Когда я употреб­ляю форму «мы», я имею в виду круг моих коллег, которые ис­пользуют в своей работе метод семейной расстановки и опира­ются на те же логические модели и рабочие гипотезы, что и я.

В приведенных примерах я изменила фамилии и детали, что­бы клиентов нельзя было узнать. Ради легкости чтения я исполь­зовала в основном форму мужского рода, но, разумеется, имела в виду представителей обоих полов.

² Информацию об этом вы можете получить в IAG — Международном обществе системных решений по Берту Хеллингеру, Germaniastr. 12, 80802, Munchen или на стра­нице Берта Хеллингера в Интернете www. hellinger.com —Прим. автора.

В России вы можете пройти обучение в Институте консультирования и системных решений (ИКСР), который имеет допуск IAG на проведение обучающих программ по системным расстановкам. — Прим. науч. ред.

РАЗВИТИЕ МЕТОДА РАССТАНОВКИ

Расстановки по Берту Хеллингеру относятся к ориентирован­ным на решение методам краткосрочной терапии. Они быстро и точно выявляют динамики, которые дисфункциональным обра­зом привязывают клиента к его системе отношений, ограничи­вают свободу действий и затрудняют личное развитие, мешая ему строить собственную жизнь. Метод расстановки вобрал в себя опыт, техники и приемы других психотерапевтических школ и подходов, таких как гипнотерапия, поведенческая терапия, геш-тальттерапия и системная терапия.

Предшественниками расстановки во многом являются рабо­ты Якоба Морено, Ивана Бузормени-Надя и Вирджинии Сатир. Сначала я сделаю краткое введение в эти три важных терапевти­ческих подхода, чтобы стало понятнее, как расстановка в рамках психотерапевтической традиции использует пространственные образы, пространственную репрезентацию и перспективу не­скольких поколений³.

Психиатр Якоб Морено был пионером системной драмати­ческой терапии. В 1930-е годы он начал играть со своими паци­ентами в импровизационный театр и назвал созданный им ме­тод психодрамой. Тем самым он ввел совершенно новое пред­ставление о терапии и противопоставил похожие на театр инс­ценировки общепринятому тогда статичному индивидуальному сеттингу психоанализа. Морено подключал к процессу зрителей, которые вскоре становились участниками игры, и таким обра­зом помещал проблемы и страдания пациента в публичное про­странство, где мог раскрыться творческий потенциал всех при­сутствующих. Его интерес уже не ограничивался исследованием прошлого, он обращал внимание клиента на его поступки и вза­имодействие с другими людьми в настоящем.

³См. также Franke 1996; Sparreru.Varga von Kibed 2000, S. 206 ff.; Hoeppner 2001.

По просьбе Морено строились сцены, на которых можно было разыграть все что угодно: внутренние драмы, сны, фанта­зии и реальность. Реквизит позволял смоделировать жизненную ситуацию максимально близко к реальности. При помощи сво­боды формы и творческих сил всех участников он стремился про­никнуть нате уровни, которые не были доступны его пациентам в повседневной жизни.

Цель психодрамы — побудить человека в трудных ситуациях вырабатывать альтернативные варианты действий. Этот метод те­рапии создает пространство, в котором клиент может попробо­вать новые для его социального окружения формы поведения, развить спонтанность, проверить реальностью свои опасения и страхи. Ролевые игры делают возможным и облегчают измене­ние поведения.

В начале 1970-х Иван Бузормени-Надь описал структуры от­ношений, выходящие за рамки индивидуально-психологическо­го и трансактного подходов. Он выделил эти структуры из регу­лярных, почти закономерно повторявшихся событий семейной истории, которые он, работая в психиатрической клинике, на­блюдал у тысяч семей. Это привело его к заключению, что в глу­бине своей отношения определяются экзистенциональной эти­ческой динамикой.

Поскольку со стороны структура этих влияний не видна, он описал ее как «невидимые связи». Так называется и его первая книга (Boszormenyi-Nagy u. Spark, dt. 1981). По его опыту, неви­димые лояльности оказывают более сильное воздействие, чем наблюдаемые действия и объясняемые биографией факторы.

Бузормени-Надь подчеркивает значение баланса между «да­вать» и «брать», причем здесь прослеживается сильное влияние философии Мартина Бубера (см. Buber 1923). Как важный эле­мент отношений Бузормени-Надь описывает скрытую этику, которая через поколения требует восстановления справедливос­ти и баланса и разрабатывает модель личного счета заслуг и вины, за которым следит воображаемый трибунал рода. Согласно этой модели, в отношениях должно господствовать равновесие меж­ду полученными и совершенными благодеяниями. При этом более важным, чем восстановление равновесия с предыдущими поколениями в прошлом, является будущее и следующие поко­ления. Когда человек что-то дает, он записывает на свой счет в системе заслугу и вместе с тем претендует на то, чтобы что-то получить. Неоплаченная вина передается потомкам. «Контексту­альная терапия» Бузормени-Надя с индивидуальными клиента­ми, парами и семьями служит прежде всего сбалансированию внутрипсихических счетов («Between Give and Take», Boszormenyi-Nagy a. Krasner 1986).

Широкий репертуар терапевтических техник разработала Вирджиния Сатир. Ее работа была во многом направлена на ком­муникацию. Она побуждала к открытому общению и поддержи­вала в нем членов семей, которые приходили к ней на психоте­рапию или консультацию.

Ее работа строилась на следующих базовых принципах:

— Изменение возможно.

— В нас уже есть все ресурсы, необходимые нам для развития и успешного личностного роста.

— Каждый человек всегда поступает настолько хорошо, на­сколько может в данный момент.

— Наша способность справляться с настоящим растет в той мере, в какой мы принимаем свое прошлое.

— Люди объединяются на основе своего сходства и растут бла­годаря своим различиям.

— Все мы — проявления одной и той же жизненной силы.

— Здоровые человеческие отношения основываются на равно­весии ценностей.

— Если удается поднять самооценку клиента и он может при­нять себя и другого такими, как есть, то основа для измене­ния положена.

Согласно метафоре Сатир об айсберге, мы видим только его вершину — поведение клиента, которое основывается на пози­циях, восприятии, чувствах, ожиданиях и стремлениях, за кото­рыми стоит некая «самость».

Разработанный ею метод семейной скульптуры Сатир назы­вала также «техникой симулированной семьи». Здесь члены се­мьи расставляются, чтобы при помощи пространственного изоб­ражения отношений прояснить структуру семьи. Роли испол­няют сами члены семьи или участники семинара. Каждый член семьи демонстрирует свой образ семьи. Так всем становится оче­видно, насколько по-разному члены семьи воспринимают фор­мы коммуникации и действующие в семье правила.

Работу со скульптурой Сатир применяла главным образом в рамках семейной реконструкции, как она называла интенсив­ное разбирательство клиента с историей его семьи. Клиент при­носит на семинар фотографии, генеалогическое древо и геног-рамму с описанием отношений и всех подробностей жизни его родных, которые удается узнать. В процессе реконструкции, которая зачастую длится целый день, изображаются и исследу­ются сплетения отношений, а также социальные связи членов семьи и могут быть восполнены недостающие части биографии и семейной истории.

ЧТО ТАКОЕ РАССТАНОВКА?

На базе этих трех терапевтических методов Берт Хеллингер разработал метод расстановки как форму групповой терапии. На семинаре клиент называет свой запрос, т. е. свою проблему или симптом и приблизительно описывает то, что является для него желательным решением. Терапевт просит клиента назвать важ­ных для него людей, а также значимые события жизни самого клиента, поколения его родителей и поколения бабушек и деду­шек. На основании этих фактов и эмоциональных реакций те­рапевт вырабатывает гипотезы о стоящих за проблемой семей­ных динамиках и проверяет их в расстановке.

Теперь клиент из числа участников группы выбирает замес­тителей для себя и для значимых членов своей семьи и, следуя своему внутреннему образу, расставляет их в пространстве. Тера­певт спрашивает заместителей об их физическом состоянии, чув­ствах и восприятиях. Высказывания заместителей либо подтвер­ждают, либо опровергают его гипотезу. Он дорабатывает свои представления о динамиках и решении и начинает предприни­мать изменения в образе расстановки. Зачастую он добавляет в расстановку заместителей для лиц, имеющих существенное вли­яние на динамику в системе. Когда все заместители оказываются на «хороших» местах, терапевт вводит в расстановку самого кли­ента и ставит его на то место, которое, как показала расстановка, является «его местом». Теперь ведущий просит его и, может быть, некоторых заместителей членов семьи произнести определенные фразы или осуществить ритуалы, которые подводят клиента бли­же к решению. Какие-то расстановки приводят к осознанию внутрипсихических динамик или контекстов отношений, влия­ющих на здоровье и самочувствие клиента, а какие-то — к раз­решающим образам, которые приносят большое физическое и психическое облегчение и еще долго продолжают действовать.

Открытия, сделанные в групповой работе, уже много лет при­меняются в индивидуальной терапии. За эти годы был накоплен столь большой опыт расстановок в индивидуальном сеттинге, а метод расстановки в воображении и с так называемыми «наполь­ными якорями» (см. стр. 34) настолько усовершенствовался, что их можно рассматривать как хорошую альтернативу расстановкам в группе, если, например, в вашем распоряжении нет группы, не получается по времени или если клиент по каким-либо другим причинам не готов или не в состоянии прийти на семинар.

На сегодняшний день вышло уже несколько публикаций о расстановках в индивидуальной терапии и консультировании, в которых описываются различные способы действий и области применения⁴.

Некоторые клиенты приходят на индивидуальную терапию со своими партнерами. В этих рамках точно так же, как в группе, можно дать каждому из них по очереди расставить картину ны­нешних отношений. Если выясняется, что один из партнеров несет тяжелый груз из своей родительской семьи, то терапевт может расставить ее в присутствии мужа или жены. Тот факт, что оба партнера были готовы принять участие в совместной сессии, говорит об их близости и общей заинтересованности, поэтому предложение позволить другому участвовать в работе, оказывая поддержку на заднем плане, практически всегда встречает согла­сие. Этот партнер может быть включен в конечный или разре­шающий образ как ресурс и как близкий человек в настоящем. Расстановки в присутствии партнера углубляют взаимопонима­ние и укрепляют связь.

Когда терапевты приходят на супервизию, чтобы получить новые идеи для тех случаев, где они не знают, что делать дальше, расстановка часто дает им ясность и импульсы для дальнейшей работы. В основе динамик, приводящих терапевта на суперви­зию, нередко лежат его собственные «слепые пятна» и сложные, запутанные семейные структуры. Эти вопросы тоже можно про­яснить в индивидуальной работе. Расстановка дает возможность

исследовать место и позицию терапевта по отношению к семей­ной динамике клиента. В то же время искать силы и решения для терапевта можно в его собственной семейной системе, когда он включает в образ ресурсы из собственной семьи и устанавливает связь между своей семейной структурой и структурой семьи кли­ента .

В психосоматических клиниках, социальном консультирова­нии, в школах, в медиации, в консультировании организаций и развитии персонала расстановки (как в групповом, так и в ин­дивидуальном сеттинге) также помогают прояснить контексту­альные динамики, обнаружить и осознать семейную подоплеку, найти для клиента укрепляющую его внутреннюю позицию и полезные внутренние образы.

РАССТАНОВКИ:

В ИНДИВИДУАЛЬНОЙ РАБОТЕ

ИЛИ В ГРУППЕ?

В терапии мы соприкасаемся с биографически-конструкти­вистским и системно-феноменологическим уровнями действи­тельности. Обычно клиент описывает свои симптомы на уровне «я», который сформирован событиями его биографии. Он пере­жил травмы, получил запечатления^{8 8} В профессиональном языке чаще используется слово «импринтинг». — Прим. науч. ред.

и научился определенным моделям поведения, а теперь при помощи дисциплины и воли пытается освободиться от симптомов и реализовать свои надеж­ды, представления и желания по отношению к себе и другим.

Расстановки дают возможность увидеть существующие в се­мейной системе динамики, «системные переплетения» (Hellinger) или «невидимые связи» (Boszormenyi-Nagy), которые действу­ют за рамками биографического уровня. Этот «архаичный уро­вень порядка» (Madelung) представляет собой более широкое измерение, которое клиент обычно не осознает, но влияние ко­торого он тем не менее ощущает.

В расстановочной группе клиент получает доступ к этому арха­ичному порядку через восприятия и описания заместителей — при этом речь идет о восприятиях, источником которых является не био­графический, а феноменологический уровень клиента. Сами заме­стители не вплетены в семейную систему клиента, и обычно они располагают минимальной информацией об этой системе. Несмотря на это, они могут давать однозначную информацию об уровне по­рядка и на этой основе описывать отношения и их качество. Их фи­зическая реакция дает дополнительные указания на динамики, ко­торых сам клиент не осознает и увидеть не может.

В индивидуальной терапии такого источника информации у нас нет. Возникает принципиальный вопрос, можно ли и, если да, то как в индивидуальном сеттинге достичь того феноменоло­гического качества, которое мы получаем благодаря сообщени­ям «нейтральных» заместителей, и как нам, терапевтам, прове­рить образы клиентов на это качество.

Преимущества расстановок в групповом и индивидуальном сеттинге

В расстановочной группе клиент имеет дело не только с ди­намикой собственной семьи. На протяжении нескольких дней он в качестве наблюдателя и заместителя интенсивно восприни­мает многочисленные семейные динамики других участников и, таким образом, получает возможность за короткое время позна­комиться с системными взаимосвязями и возможными решени­ями. Резонанс всей группы, физические восприятия и высказы­вания заместителей могут дать важные указания особенно в том случае, если обременившие систему события произошли очень давно, так что их невозможно обнаружить ни при помощи вос­поминаний, ни как-либо иначе на когнитивном уровне.

Работа в группе имеет преимущество и для тех клиентов, ко­торые в процессе терапии приходят к процессам или травмам из раннего детства, т. е. когда речь идет о моделях так называемого прерванного движения любви (см. стр. 51). Когда во время сес­сии клиент физически и психически возвращается в раннедетс-кое состояние, для него будут полезны интервенции, соответ­ствующие его внутренним процессам того времени. Иногда для этих глубоких эмоциональных процессов подходят методы пер­вичной, а также удерживающей терапии. Поддержка группы и/ или ко-терапевта является здесь большим подспорьем.

Преимущество индивидуальной работы заключается в том, что терапевту, который только начинает работать с расстановка­ми, не нужно разбираться со всем комплексом многочисленных свидетельств и динамик, который выносят в группу заместите­ли. Он может сначала заняться одной отдельной динамикой или исследовать проявления и качества чувств в одних отношениях и наблюдать за изменениями, когда в структуре этих отношений появляется еще одно или несколько лиц. Особенно расстановки с напольными якорями или фигурами дают клиенту возможность взглянуть на свою семью с разных точек зрения и рассмотреть структуру семьи с разных сторон или из метапозиции, т. е. со сто­роны.

Индивидуальные сессии позволяют познакомить клиента с данным методом и системным мышлением, а после расстановки разобрать последующие вопросы.

На практике выбор индивидуальной или групповой работы обычно обусловлен внешними обстоятельствами или необходи­мостью. Если у клиента слишком много страхов, чтобы предстать перед группой, если не получается территориально или по вре­мени или если нет группы, то индивидуальный сеттинг — это хороший путь.

Расстановки в индивидуальной терапии

За почти десять лет работы с расстановками в индивидуаль­ной терапии я убедилась, что расстановки в индивидуальной те­рапии могут быть столь же эффективны, как и расстановки в группе. Задача данной книги — это показать.

Со временем в моей работе выработались дедуктивная модель динамик и такой способ действий, которые помогают мне стро­ить удачные гипотезы. Как показала практика, их можно с успе­хом применять и в группах, где феноменологически ориентиро­ванные заместители обычно эти гипотезы подтверждают, по­скольку и то и другое — восприятия заместителей и когниции терапевта — берет начало в поле клиента.

Основой для расстановки является знание фактов и лиц, вхо­дящих в систему клиента. По реакции клиента и терапевта мож­но судить о том, имеют ли они значение для решения. Особое внимание при этом уделяется травмирующим событиям, отно­сящимся к биографии клиента или биографиям членов семьи его или предыдущих поколений. В качестве рабочей гипотезы я ис­хожу из того, что эти события привели к тому, что клиент или кто-то из членов его семьи ушел в себя и закрылся для других, что до сих пор оказывает нарушающее воздействие и проявляет­ся в симптомах.

Вопросы, которые подспудно сопровождают процесс расста­новки, направлены на основное внутреннее движение клиента, на объяснение вторичных чувств клиента и членов его системы, на постоянное ориентирование процесса и непрерывный поиск разрешающего образа, который приведет клиента к желанной цели, где тот сможет выдохнуть и внутренне согласиться.

Терапевт может проверять высказывания клиента на их зна­чимость. В индивидуальной работе напротив нас сидит человек, весь организм которого представляет собой резонатор для дви­жений и воспоминаний в поле. Благодаря этому резонансу, а так­же благодаря качеству своих внутренних образов, он дает точную информацию на физическом, эмоциональном и атмосферном уровне.

Терапевт тоже находится в резонансе с вербальными и невер­бальными сообщениями клиента. Из этих восприятий он может черпать информацию, позволяющую вырабатывать и проверять гипотезы.

Если клиент спрашивает меня, куда ему пойти — на индиви­дуальную сессию или в группу, я предлагаю ему представить себе, что он делает то или другое. В большинстве случаев он получает совершенно ясный ответ, который соответствует тому, к чему он внутренне готов и что он в состоянии сделать.

СЕТТИНГ

Временные рамки

В моей индивидуальной практике при нормальном режиме работы продолжительность одной сессии составляет 50 минут. Иногда ответить на вопрос клиента или разработать проект ре­шения его проблемы удается за одну сессию при помощи одной расстановки. Если есть такая необходимость или если это пред­ставляется целесообразным, можно, разумеется, установить и другую продолжительность сессии, например, полтора или два часа. Если ясно, что клиенту с его симптоматикой и семейной историей требуется больше времени, он может расставить свою семью и на второй встрече или позже. Однако практика показы­вает, что обычно этих пятидесяти минут бывает достаточно. В имеющееся в нашем распоряжении время хорошо укладываются отдельные этапы, а именно:

— описание симптоматики и прояснение запроса — 10 минут;

— анамнез семьи — 10 минут;

— расстановка и шаги к разрешающему образу — 20 минут;

— обсуждение и «домашнее задание» — 10 минут.

Эти рамки позволяют провести клиента через его часто глубокий эмоциональный процесс и вернуть обратно в повсед­невность. Если можно предположить, что после анамнестичес­кой беседы начинать расстановку будет слишком поздно, что­бы за отведенное время успеть как следует завершить весь процесс, то лучше перенести ее на следующую встречу. Тогда на текущей сессии вы можете конкретизировать тематику, поэксперименти­ровать с восприятием тела и дыхания, разучить модели релак­сации и вместе с клиентом подобрать первые упражнения для его «домашнего задания» (так же, как в системной и поведенческой терапии), которые могут послужить ему ресурсом в рас­становке.

Планируя сессию, нужно учитывать, что визуализированная встреча с членами семьи часто вызывает у клиента очень глубо­кие чувства. Иногда транс бывает настолько глубоким, что после сессии клиенты еще на какое-то время благоразумно остаются в приемной, чтобы снова прийти в «нормальное состояние». Те­рапевт отвечает за то, чтобы, уйдя от него, клиент снова был в состоянии адекватно вести себя на улице и благополучно добрался домой или на работу.

Помещение, оборудование и вспомогательные средства

Чтобы обозначить в пространстве места членов семьи, мы ис­пользуем так называемые «напольные якоря». Это вспомогатель­ные средства, которые лежат на полу и на которые клиент может встать во время расстановки. Телесный опыт, который он при­обретает, когда стоит в своей системе и когда находит для себя хорошее место благодаря изменениям в образе расстановки, «зак­репляется» в его физической организации как новая структура (по Dilts, см. Madelung 1996).

Проводя расстановки с якорями, я предпочитаю работать с бумагой формата DIN-A4. Она всегда под рукой и по размеру точно подходит для пары ног. Белые листы, плоские якоря из других материалов и предметы, лишенные смысловой нагрузки, представляют собой идеальную поверхность для проекции внут­реннего образа. Приятны и хорошо различимы разноцветные куски фетра одного размера (по Madelung). Также можно выре­зать шаблоны из картона, достаточно большие, чтобы на них можно было стоять: круглые для женщин и квадратные для муж­чин. По потребности в бумаге, картоне и фетре можно вырезать небольшие уголки, которые будут указывать направление взгля­да. Также направление взгляда можно обозначить стрелкой, а на листах бумаги можно написать имена или маркировать их бук­вами и другими простыми символами. Или можно просто спросить клиента, как тот или иной человек на него смотрит, тогда своим ответом он укажет направление. Например, он смотрит на него с любовью или требовательно, или сквозь него, или куда-то еще, тогда клиент покажет куда. Этот вопрос сразу же приво­дит клиента к внутренней встрече с этим человеком и таким об­разом запускает терапевтический процесс.

Преимущество плоских якорей заключается в том, что кли­ент может на них встать, и, по сравнению, например, с подуш­ками, устойчиво на них стоять. Из телесной терапии нам извест­но, что положение «стоя» обращено к другому внутреннему зна­чению физической организации, чем положение «сидя» или «лежа». В физическом развитии положение «стоя» завершает процесс выпрямления. Когда клиент стоя переживает эмоцио­нальные процессы во время расстановки, он приобретает опыт того, что может «выстоять». Если того требует внутренняя струк­тура клиента, то положение «сидя» позволяет несколько дистан­цироваться в роли зрителя.

Оборудование помещения зависит от имеющихся условий, возможностей и того, как вы собираетесь работать. В помеще­ниях для проведения семинаров или консультационных центрах обычно имеется достаточное количество стульев. Они могут по­служить в качестве заместителей для отдельных членов семьи, указывая их места. Для больших расстановок стулья несколько громоздки, однако некоторые клиенты сидя чувствуют себя уве­реннее, чем когда они — с непривычки — стоя оказываются «под прицелом» глаз терапевта.

В любом помещении хватит места, чтобы разложить на полу два-три листа бумаги. Так, в моем распоряжении 12 кв. м, и это­го вполне достаточно для расстановок с бумагой. Это ограниче­ние помогло мне сосредоточить работу на главном. Если, напри­мер, клиент или кто-то из родственников стоит слишком близ­ко к другому, то в воображении помещение можно расширить: «Отойдите в своем внутреннем образе настолько, чтобы дистан­ция вас устраивала». Или: «Представьте себе, что ваш дедушка отходит на столько шагов, сколько нужно». В небольших поме­щениях расстановки можно проводить и на столе — с помощью маленьких фигур или предметов (см. стр. 42; Schneider 1998a).

Текущая индивидуальная терапия и расстановка

Семейные расстановки могут дополнить и обогатить теку­щую терапию. Если вы уже работаете с клиентом в «классичес­кой» индивидуальной терапии и хотите в этом же сеттинге сде­лать для него расстановку, но пока не очень знаете, какими мо­гут быть первые шаги, то лучше всего начать с маленьких уп­ражнений или с одной отдельной динамики, которую вы исследуете вместе с клиентом. Переход может быть легким и недраматичным. Соберите семейный анамнез (если вы этого еще не сделали) и выберите важных персонажей. Информацию, полученную вами ранее, можно систематизировать при помо­щи генограммы (см. Roedel 1994). Возможно, в ходе терапии и благодаря вашим занятиям расстановками у вас уже сформиро­вались первые гипотезы о том, какие лица и какие динамики имеют значение для симптоматики клиента. Если вам извест­но, что в системе клиента кто-то рано умер или что у него слож­ные отношения с кем-то из родителей, то приведите клиента в его внутренних образах к непосредственной встрече с этим че­ловеком, исследуйте чувства, телесные импульсы и контакт и углубите положительный опыт при помощи домашних заданий. Вы можете шаг за шагом надстраивать свои системные знания, включать их в терапию и постепенно обращаться к разным те­мам и динамикам.

Когда к вам на индивидуальную терапию приходит клиент, в первую очередь проверьте его запрос и исследуйте симптома­тику на предмет возможной семейной подоплеки. Возможно, он ищет помощи для решения таких проблем из повседневной жизни, которые не всегда требуют работы под системным уг­лом зрения. И даже если обнаружится, что семейная динамика имеет отношение к симптомам клиента, расстановка не всегда будет первым шагом. Иногда оказывается полезно просто пред­ставить модель объяснения психических динамик, иногда уме­стно использовать интервенции из поведенческой терапии или когнитивную работу. Иногда тем, что сейчас нужно клиенту, оказываются телесно-ориентированные упражнения на рас­слабление.

Интервалы между встречами

Часто клиенты приходят с проблемами, за которыми стоят многоплановые и очень сложные динамики. С системной точки зрения достаточно сделать один-единственный шаг в направле­нии желаемого решения, поскольку благодаря взаимодействию всех элементов и комплексным взаимосвязям различных уров­ней затронутой оказывается вся организация в целом (см. Madelung 1996). Возможно, со временем этот первый маленький импульс приведет к желаемому общему изменению. Как мы ви­дим, внутренняя переработка и интеграция одного процесса, который сопровождался глубокими чувствами, требует длитель­ного времени. Лишь потом клиент оказывается внутренне готов сделать следующий шаг такого эмоционального качества. При этом речь может идти о неделях и месяцах, иногда даже годах, прежде чем будет показана и уместна такая интервенция, как еще одна расстановка.

В то время как поведенческая терапия предпочитает ежене­дельный ритм сессий, а аналитическая терапия еще более корот­кие интервалы, ориентированные на решение и системные ме­тоды краткосрочной терапии отличаются тем, что они, как пра­вило, предусматривают небольшое количество встреч с больши­ми интервалами между ними. Если клиенты спрашивают меня, когда им прийти в следующий раз, я руководствуюсь их пожела­ниями и их интуицией. Если четких импульсов нет, я оставляю этот вопрос открытым: «Позвоните мне, когда почувствуете им­пульс сделать следующий шаг или если у вас появятся еще воп­росы». Такой подход зарекомендовал себя самым лучшим обра­зом. Клиенты чувствуют свою ответственность, прислушивают­ся к своей интуиции и приходят в тот момент, когда у них доста­точно мотивации, чтобы снова взяться за свои проблемы.

Если после расстановки клиент хочет и дальше регулярно хо­дить на терапию, чтобы разобраться со своими повседневными проблемами или обсудить другие темы, хорошо, чтобы у расста­новщика имелся большой запас терапевтических и методичес­ких знаний, к которому он может обратиться. В период между сессиями клиент имеет возможность в повседневных ситуациях наблюдать себя со своей изменившейся внутренней позиции, опробовать новые модели поведения и проверять действие сво­их альтернатив (см. стр. 162).

Если клиент находится в кризисной ситуации, то для него будет желательно постоянное терапевтическое сопровождение, которое поможет ему пройти этот сложный период, и более ко­роткие интервалы между сессиями. В этом случае рекомендуется встречаться один-два раза в неделю или хотя бы раз в две недели, пока клиент не освоит первые стратегии решения, которые по­зволят ему даже за рамками терапевтических встреч по-новому обходиться со своими проблемами. В начале терапии тоже по­лезно провести несколько сессий, чтобы дать клиенту достаточ­но знаний о системной точке зрения, с которыми он — для луч­шего понимания и большей пользы — сможет соотнести полу­ченный в расстановке опыт. Если благодаря расстановке и дру­гим терапевтическим интервенциям укрепляющие внутренние образы, в конце концов, заменили прежние проблемные обра­зы, то перерывы между встречами могут составлять, как в крат­косрочной терапии, четыре, шесть и более недель.

Дальнейшие расстановки

Так же как вопрос о частоте встреч или интервалах между ними, решение сделать следующую расстановку тоже сугубо ин­дивидуально. До тех пор, пока образы в душе живы и продолжа­ют действовать, бессмысленно накладывать на них новые, кото­рые перекроют действие первых или даже будут им противодей­ствовать. Чтобы принять решение, вы можете спросить себя и клиента, к чему это приведет, если вы сделаете сейчас еще одну расстановку.

Если у клиента есть конкретный вопрос или если он прошел уже не один курс терапии и у него за плечами большой опыт са­мопознания, то чаще всего ему нужна не длительная терапия, а несколько бесед. В этом случае, чтобы найти решение, ему мо­жет быть достаточно одной расстановки, будь то в группе или на индивидуальной сессии. Но иногда спустя несколько месяцев клиенты приходят снова, чтобы при помощи расстановки рас­смотреть следующий аспект, который вышел теперь на передний план, или разведать следующий шаг по уже прорабатывавшейся теме.

Иногда после расстановки следующая тема всплывает очень быстро, как будто один слой оказался снят и только тогда смог обнаружиться новый. Может быть, клиент сделал расстановку, касавшуюся динамик по материнской линии, чтобы через пару недель заняться вопросами, связанными с семьей отца.

Если в истории семьи и в жизни клиента много тяжелых со­бытий и мало ресурсов, иногда несколько расстановок через про­должительные интервалы времени служат тому, что позволит ему постепенно подойти к своим рано запечатленным моделям и глу­боко скрытым динамикам.

Могут пройти годы тяжелой борьбы и исканий, прежде чем клиент будет готов встретиться с главной для него темой. В про­цессе терапии он постепенно выстраивает для себя систему зна­ний, опыта и внутренней стабильности, в которой он достаточ­но уверенно себя чувствует, чтобы раскрыться на более глубоких уровнях. Обычно эти области связаны с такими телесными вос­приятиями и чувствами, которые ощущаются как угроза для жизни и которых он по этой причине всю жизнь избегал.

Иногда клиенту необходим ряд маленьких шагов без большого количества эмоций, чтобы достаточно уверенно почувствовать себя с терапевтом или чтобы проверить терапевта на надежность. Поэтому не имеет смысла идти в расстановке дальше, чем позво­ляет терапевтическое поручение клиента, даже если для терапев­та очевидно, что за этим стоят другие динамики, которые ока­зывают влияние на его состояние.

ТЕХНИКИ РАССТАНОВКИ В ИНДИВИДУАЛЬНОЙ РАБОТЕ

Существует несколько различных техник проведения расста­новок в индивидуальной работе. Многие коллеги используют их на фоне своей базовой терапевтической подготовки и делают особый упор на элементы гештальттерапии, телесной или пове­денческой терапии.

Клиент может визуализировать расстановку, то есть проД^е~ лать ее — со всеми встречами и ритуалами — в воображении, пе­ред своим внутренним взором. В расстановках с фигурками, кук­лами или деревянными чурками, которые олицетворяют членов семьи, клиент и терапевт имеют возможность вместе со стороны посмотреть на системные констелляции. В расстановках с шаб­лонами, кусками фетра или листами бумаги клиент или терапевт встают на обозначенные таким образом места, чтобы через вос­приятие собственного физического состояния и его изменении при помощи интервенций получить больше информации о су­ществующих в семейной системе динамиках. В работе с так на­зываемым каталептическим пальцем (см. Sparrer 2001; Sparrer u. Varga von Kibed 2000) клиент по очереди прикладывает палеи к олицетворяющим его семью маленьким фигурам или монеткам и соединяет полученный опыт со своим внутренним образом-

Все эти разные методы работы позволяют пройти через очень интенсивный опыт и что-то осознать, они прекрасно подхоД^ят для проверки гипотез, моделирования решений и сообщения клиенту действенных разрешающих образов. Лучший метод,^яа~ верное, тот, с которым вы чувствуете себя комфортнее и уверен­нее всего. В процессе расстановки можно без перехода менять одни вспомогательные средства на другие. Эти интервеНН^ии можно приспосабливать к тем или иным условиям терапевтичес­кой ситуации, и клиент может переходить от чистого воображения к напольным якорям и физическим действиям. Так, к фигурам можно подставить реальных людей, установить с ними фи­зический контакт и, например, взять клиента за плечи или под­держать его со спины. Или, стоя в своей системе, выложенной на полу при помощи якорей, клиент может в воображении вво­дить в расстановку других персонажей.

Расстановка с напольными якорями: листами бумаги, шаблонами, кусками фетра

В расстановке с напольными якорями клиент кладет листы бумаги на те места в пространстве, куда, работая в группе, он поставил бы заместителей. После анамнестической беседы тера­певт выбрал тех членов системы, которые, на его взгляд, имеют значение для проблемы и ее решения. Он дает клиенту несколь­ко листов бумаги и инструктирует его практически так же, как в группе: «Это лист для вашего отца, для вашей матери (...) и лист для вас. Найдите в этом помещении хорошее место для каждого из них. Начните с отца». Клиент раскладывает листы и садится, либо он сразу встает на то место в системе, которое выбрал для себя сам. Или терапевт на некотором расстоянии кладет для него на пол еще один лист бумаги и просит его встать там. Это допол­нительное место служит клиенту своего рода метапозицией, ко­торая позволяет ему установить, в том числе внутреннюю дис­танцию, и таким образом усиливает его способность к так назы­ваемому «терапевтическому расщеплению», или witness state. Так называется состояние, в котором клиент осознанно наблюдает себя в своих доселе не осознававшихся действиях и чувствах. Он сам становится своим «внутренним свидетелем», который может видеть себя в своих контекстах со стороны и уже не чувствует себя заложником довлеющего, непонятного происходящего, что при­носит ему большое облегчение.

Если терапевт собирается исследовать отдельную динамику или отдельные отношения, он может сам положить на пол, друг напротив друга, два листа бумаги: «Это лист для вашей мамы, а это для вас. Встаньте на свое место и сделайте глубокий выдох». Или, если клиент очень нерешителен, неуверен или никак не может определиться с выбором места, терапевт может сделать это за него: «Я могу выбрать место для вашей сестры».

С точки зрения телесной терапии позиция «стоя» сообщает клиенту такой образ тела, который соответствует более старше­му возрасту, чем детская позиция «сидя» или «лежа». Когда кли­ент встает на свое собственное или на другое место, его внутрен­ние образы и эмоции соединяются с бессознательным телесным опытом и чувственными впечатлениями от позы, наклона, на­пряжения и веса. Когда он стоит на ногах, на коленях, совершает поклон или устанавливает отношения с другими позициями в пространстве, его физическая организация закрепляет этот пси­хический и эмоциональный опыт в поле воспоминаний тела.

Экскурс: морфическое поле

В процессе социализации мы учимся тому, что все, что про­исходит в нашем теле и нашей психике, следует приписывать нашему «я», поэтому ответственность за это несем мы сами. Мы усваиваем, что наши чувства, действия и мысли исходят из нас и в нас они имеют смысл. Однако системное мышление и опыт, приобретаемый нами в расстановках, говорят о том, что это вер­но лишь отчасти.

В этом смысле работа Берта Хеллингера произвела переворот в концепции индивида. В расстановке становятся видны суще­ствующие в семье или системе «невидимые связи». Заместители и клиенты физически чувствуют, как индивид вплетен в свой контекст и как присутствие и близость каждого влияет в системе на всех остальных. Если, например, дочь стоит в расстановке на­против отца, она испытывает поддающееся точному описанию физическое и психическое состояние, которое меняется, когда к ним подходит кто-то еще, например, мать или отец отца.

Мы можем себе представить, что наше тело, как резонатор, воспринимает информацию из окружающего нас мира, подоб­но тому, как музыкальный инструмент или сосуд резонирует с окружающими его звуками. С этой точки зрения, мы способны сочувствовать чувства и физическое состояние других людей, переживать и воспринимать эти качества другого человека в себе, причем, в первую очередь, в своем теле. В свою очередь, это оз­начает, что чувства и физические состояния, которые мы испы­тываем, возможно, не всегда исходят из нас самих и, следователь­но, не всегда являются нашими собственными, что в нас звучат «чужие» чувства и восприятия, которые мы считаем своими, по­скольку ощущаем их в своем теле и своей душе.

Руперт Шелдрейк вернулся к старой идее всеобъемлющей це­лостности, развил ее и сделал центром своих исследований. Он описывает основные принципы морфического поля, которые отражают представления Таля о принципах мировой души и идеи Карла Густава Юнга о коллективном бессознательном. Любая структура, будь то организация, организм или система, живет в морфическом поле, которое действует как память, где сохраня­ется вся важная информация данной системы. Соответственно, отдельные элементы, как части целого, находятся в резонансе с этим целым. Каждая часть структуры, т. е. каждый член системы или каждый индивид в организации причастен знанию о целом и обо всех важных событиях. При этом память рассматривается не как функция или личное достижение нашего мозга, а как «поле памяти», которым мы, как радиоприемник радиоволнами, ок­ружены постоянно.

Представление о морфическом или морфогенетическом поле служит моделью, помогающей лучше понять, что происходит в расстановках. Всякая модель полезна и целесообразна до тех пор, пока она выдерживает проверку и показывает себя в действии. Как раз в тех областях, где мы не можем быть уверены относи­тельно «истины», полезны модели или гипотезы, позволяющие объяснить, понять и справиться с происходящим.

Мы можем наблюдать феномен восприятия при отсутствии полученной информации в различных терапевтических контек­стах:

— у клиента, который имеет доступ к информации о событиях и лицах из нескольких поколений своей системы, даже если он и в собственном поколении еще слишком молод, чтобы о них знать, или если семья хранила о них молчание;

— у терапевта, который во время рассказа клиента на физичес­ком уровне и в своих внутренних образах узнает о клиенте и его системе что-то, что потом находит подтверждение, хотя на вербальном уровне клиент ничего ему об этом не говорил;

— во время расстановки, когда у заместителей появляются фи­зические ощущения, мысли и представления об отношениях и событиях, которые относятся к клиенту и его семье, как если бы у них был доступ к полю знаний или морфическому полю клиента.

В рамках этой модели мы можем себе представить, что поле клиента вызывает в нас, терапевтах, контрперенос. Мы вместе с клиентом заново переживаем его внутреннюю драму, когда про­ходим с ним по его истории. Мы можем вместе с ним чувство­вать то, что чувствует он, мы можем воспринимать те силы, ко­торые воспринимает вокруг себя он, мы тоже можем видеть от­носящихся к его системе людей и ощущать их качества.

В принципе такое восприятие возможно и вне терапевтичес­кого сеттинга, хотя, похоже, что при определенных обстоятель­ствах эта способность наблюдателя возрастает, а интенсивность восприятия увеличивается. Если, как это происходит в расста­новке, вся группа сосредоточенно и сфокусированно рассмат­ривает одну тему, кажется, что поле активизируется и развора­чивается все шире. Так как тело служит нам резонатором и точным носителем информации о мире, мы мо­жем улучшать свою способность к восприятию, создавая и под­держивая работоспособность этого средства. Это состояние сти­мулируют упражнения на телесное восприятие и релаксацию .

Как мы получаем информацию о других людях?

Чтобы получить информацию, которую в группе мы полу­чаем от заместителей, клиент может, стоя на своем месте в семейной системе, вызвать в своем внутреннем образе, например, мать, или в эту роль входит терапевт и встает на место соответ­ствующего персонажа. Или, как другой вариант, клиент может сам встать на лист, маркирующий место матери, и теперь с ее позиции воспринять ситуацию.

Как нам известно из гештальттерапии, предпочтительно, что­бы на терапии клиент сам занял разные позиции внутри своей се­мейной системы и прочувствовал изменения на каждой из них. Этот метод хорошо подходит для клиентов, которые пока мало знают о процессах терапии или о системном мышлении. Когда клиент встает, например, на место своего отца, он словно бы вхо­дит в его поле. Он переживает нечто такое, что отличается от его предыдущего состояния. Благодаря этой смене перспективы кли­ент узнает, что отец испытывает по отношению к нему, как он чув­ствует себя физически и какие у него отношения с другими члена­ми системы. Терапевт может сопровождать и поддерживать кли­ента вопросами: «Как вы себя чувствуете, когда стоите на месте отца?», а также соединять информацию, когда клиент занимает место отца: «Как вы себя чувствуете, когда вы это слышите? Когда вы так видите вашу дочь?» По возвращении на свое место: «Что вы чувствуете теперь, со всем тем, что вы испытали в роли отца?»

Чтобы различия в отдельных ролях были более ощутимы, можно в самом начале дать клиенту возможность на его собствен­ном месте сознательно воспринять некоторые параметры его тела, а потом в разных позициях, после разных интервенций каж­дый раз просить их описать, например: «Как вы стоите на полу? Какой у вас вес, как вы дышите, какая осанка у вас на этом мес­те?» Если в осанке или движениях клиента есть что-то необыч­ное, вы можете в разных позициях его об этом спрашивать. На­пример, если, стоя на своем собственном месте, он поднимает плечи, теряет равновесие или у него затуманен взгляд, вместе проверьте, что происходит с этим симптомом в другой роли. Та­кой опыт очень волнует и впечатляет клиента, открывая ему пер­спективу, которая зачастую выходит далеко за рамки его прежних представлений.

Если клиент побывал в нескольких ролях, то масса получен­ной информации и впечатлений может его слегка оглушить. Поэтому, в качестве границ этого варианта, следите за состоянием внимания клиента. Кроме того, нередко его так глубоко задевает опыт, полученный в чьей-то роли, что слишком много дальней­шей информации просто перекроет эти внутренние процессы.

Терапевт может сам встать на разные места, рассказать о том, что он почувствовал и воспринял, и обсудить это с клиентом. Если это желательно и полезно, он может поддержать и закре­пить образ клиента физическим прикосновением, взяв на себя, например, роль отца, к которому клиент прислоняется, или во время эмоционального процесса просто положить руку ему на плечо.

Этот вариант дает много информации и представляет собой непростую задачу для терапевта: разные роли означают смену зачастую очень интенсивных состояний и требуют высокой кон­центрации внимания. Поэтому терапевт должен уметь четко различать собственные процессы и восприятия, идущие из се­мейной системы клиента. Кроме того, здесь нужно учитывать перенос клиента на терапевта и возможные последствия для дальнейшей терапии. Некоторые коллеги рассказывают на су-первизии о том, что работать индивидуально, когда они вынуж­дены брать на себя несколько ролей, очень тяжело физически. Другие говорят, что этот вариант работы дает им очень точную информацию и хороший опыт.

Во время расстановки терапевт может сидеть снаружи или, как в группе, сопровождать клиента в его процессе, стоя к нему вполоборота. Таким образом он видит то же, что и клиент, и в то же время он может в любой момент дистанцироваться от проис­ходящего, чтобы сменить угол зрения и больше узнать об отдель­ных персонажах и их отношениях.

Расстановки в воображении

Во время расстановок в воображении процесс протекает пе­ред внутренним взором клиента: он визуализирует происходя­щее, оставаясь сидеть на своем стуле. При этом первый образ, который отражает его внутреннее представление о проблемной констелляции, клиент может представить себе — как на семина­ре—в виде целой расстановки (ср. Stresius u. Grochowiak 2001). Под руководством терапевта он меняет этот образ в направле­нии разрешающего образа. Как будет описано далее, терапевт может постепенно включать в образ новых персонажей. Таким образом, он может сначала исследовать динамику в отношениях между двумя людьми и постепенно расширить контекст.

Так как посредством расстановки мы подводим клиента к сильным, старым и глубоким чувствам, для терапевтического процесса полезно, чтобы он чувствовал себя как можно более комфортно и уверенно. Поэтому перед началом визуализации я вкратце рассказываю о том, что я буду делать: «Сейчас я предло­жу вам несколько упражнений, а вы понаблюдайте, как вы буде­те себя при этом чувствовать. Вы можете закрыть глаза или оста­вить их открытыми, вы можете открывать и закрывать их, когда захотите. Если вы почувствуете, что вам нужен перерыв, мы мо­жем в любой момент остановиться». Когда клиент может управ­лять процессом, его волнение в связи с непривычной ситуацией уменьшается. Некоторые клиенты без проблем могут с откры­тыми или закрытыми глазами воспринимать свои внутренние образы и процессы. Для других, похоже, важно оставаться с от­крытыми глазами, чтобы при помощи зрения сохранять своего рода контроль над ситуацией. Поскольку для клиента эти упраж­нения новы и очень непривычны, возможно, он закроет глаза (если вообще закроет) только через несколько минут, после того как ощутит первое положительное действие интервенций тера­певта.

Иногда для настройки полезно провести упражнение на рас­слабление, особенно если клиент нервничает, напряжен или бо­ится. Это может быть маленькое путешествие по телу или помощь в налаживании ровного, глубокого дыхания. Эти упражнения прерывают поток проблемно-ориентированной беседы. Они помогают клиенту расслабиться, сбавить темп и повысить уро­вень внимания. Он убеждается в том, что отвлечься, остановить­ся, понаблюдать и изменить небольшие параметры — это прият­ный опыт, что, в свою очередь, положительно сказывается на его мотивации и терапевтических отношениях.

Это первое маленькое упражнение на восприятие тела длит­ся несколько минут. Если оно идет на пользу и клиенту, и вам, вы можете проводить его в начале каждой сессии.

«Сделайте глубокий выдох и почувствуйте свои ступни на полу. Ощутите вес своего тела на сидении стула, контакт тела со спинкой, ваши руки, их соприкосновение».

Любое из этих указаний можно варьировать в зависимости от того, как клиент сидит: «Почувствуйте свои руки на коленях (или вес рук на подлокотниках)». Если вы видите, что возникло напряжение: «Опустите плечи» или: «Опустите брови».

Если клиент высоко держит голову и напрягает шею или за­тылок: «Немного наклоните голову вперед и опустите подборо­док».

Это движение, к которому мы возвращаемся в процессе даль­нейшей работы.

Если клиент стискивает зубы: «Приоткройте рот и сделайте глубокий выдох». Или: «Немного опустите челюсть и расслабьте язык».

Чтобы отработать выдыхание и чтобы постоянно напоминать об этом клиенту, каждое свое указание вы можете начинать со слов: «Делая сейчас глубокий выдох, еще немного уступите (по­чувствуйте... позвольте себе...)».

Если клиент все время забывает дышать, не воспринимает свое дыхание или не может его описать, помогите ему словами: «По­ложите руку на грудь» (или на сердце, в зависимости от того, ка­кая формулировка вам больше нравится), «чтобы вы могли чув­ствовать движение, когда вы вдыхаете и выдыхаете».

Возможно, к этому жесту мы тоже будем возвращаться в про­цессе расстановки.

Пока клиент сосредоточен на своем расслаблении, нам, тера­певтам, предоставляется хорошая возможность внимательней по­наблюдать за выражением его тела, позой и моделью дыхания. Это дает нам информацию о его физических стратегиях преодо­ления и моделях напряжения, которые, являясь хронифициро-ванными моделями реакции, стесняют клиента и могут накладывать отпечаток на те участки его тела, которые затронуты этим в первую очередь. Эта информация может послужить основой для наших дальнейших интервенций.

В начале сессии я собираю подробный анамнез, чтобы воп­росами о произошедших в семье событиях не прерывать зачас­тую медитативное состояние клиента во время расстановки и не отвлекать его от внутреннего образа. Тогда в большинстве случа­ев я уже располагаю всей важной информацией и могу строить первые гипотезы, чтобы расстановка протекала в их русле. По­лезно постоянно — на вербальном или невербальном уровне — находиться в контакте с клиентом. Клиент описывает свои внут­ренние образы, а терапевт в это время наблюдает, как клиент уча­ствует в них физически, о чем говорит его поза, движения, им­пульсы, какие чувства он выражает.

Иногда клиент громко или тихо разговаривает с отцом, мате­рью, умершим братом, наклоняется в сторону, к кому-то при­слоняясь, или он совершает те движения, которые в данный мо­мент себе представляет. Некоторые клиенты осуществляют реаль­ный поклон, даже если я предложила им просто себе это пред­ставить. Или они говорят: «Теперь я хочу попробовать сделать это по-настоящему» и встают, чтобы поклониться.

Если вам что-то помешало и вы вынуждены прервать сессию, это не значит, что вы ее обрываете, клиент может и дальше оста­ваться в своем процессе. Если он находится в хорошем внутрен­нем образе, вы можете сказать ему: «Оставайтесь в своем образе. Я сейчас вернусь». Если клиент занят процессом своего дыхания: «Продолжайте спокойно и глубоко выдыхать и наблюдайте за тем, как вы при этом физически себя чувствуете». Тогда внима­ние клиента остается сосредоточенным на его внутренних про­цессах.

Расстановки с фигурами

Индивидуальные расстановки при помощи фигурок «Playmobil» я наблюдала у Зиглинды Шнайдер, и эта работа про­извела на меня большое впечатление. Терапевт сидит напротив

клиента, а между ними стоит низкий стол размером 60 х 60 см. Фигурки делятся на мужчин, женщин, детей и отличаются цве­том волос и одеждой. Преимущество этого метода состоит в том, что на маленькой по площади поверхности можно очень конк­ретно изобразить сложную семейную ситуацию с большим ко­личеством участников. Кроме того, на столике хватает места для нескольких семейных систем, т. е. для родительской и нынеш­ней семьи, между которыми можно установить отношения.

Из множества фигурок клиент выбирает подходящие и рас­ставляет их на столе также, как в расстановке с заместителями. Те­рапевт вместе с клиентом смотрит на расстановку и проговарива­ет с ним ситуации и динамики. Сидя напротив клиента, терапевт хорошо видит его реакцию и может учитывать эту информацию.

Переход от изображения к представлению здесь происходит плавно. Терапевт может называть динамики, предлагать фразы для отдельных персонажей и проверять их действие на клиента, чтобы на этой основе разработать следующие шаги.

Как описывается далее, переход от визуального восприятия к внутренним образам происходит легко, точно так же легко в процесс вплетается закрепление опыта на физическом уровне.

Пример:

Клиентка пришла на терапию в связи с проблемами в браке. По ее словам, муж перестал испытывать к ней интерес, и, в об­щем-то, он прав, поскольку ей очень трудно выказывать и да­вать ему ту любовь, которой он заслуживает. И все-таки она очень страдает из-за того, что он больше за ней не ухаживает и, по всей видимости, собирается расторгнуть отношения. Сво­его предыдущего друга, с которым они прожили вместе много лет, она потеряла точно так же, и теперь она чувствует себя беспомощной и не знает, что ей делать. Терапевт попросила клиентку выбрать две фигурки: одну для мужа и одну для нее самой. Клиентка поставила их напротив, но на большом расстоянии друг от друга. Фигурка жены стояла несколько отвернувшись и слегка наклонившись вперед, так что муж не попадал в ее поле зрения. Даже поза игрушечной фигурки точно совпадала с тем, о чем говорила клиентка. Терапевт высказала свою гипотезу: по этому образу можно пред­положить, что в родительской семье клиентки произошло нечто очень существенное. Так же, как в расстановках в группе, взгляд фигуры в пол означает, что кто-то слишком рано умер и забирает все внимание на себя. Клиентка заплакала и расска­зала о ребенке — ее старшем брате или сестре — который родился недоношенным и умер.

Терапевт предложила сначала заняться этой динамикой в се­мье клиентки и отставила фигуру мужа подальше. Клиентка согласилась. Умершего ребенка положили туда, куда смотрела фигура клиентки, также в расстановку была включена их мать. Терапевт описала вероятные чувства матери при виде умер­шего ребенка (горе, боль, отчаяние) и чувства клиентки (страх быть покинутой или тоже умереть, горе). Клиентка согласно ки­вала. Она была очень взволнована и плакала. Но мать она по-прежнему практически не чувствовала, хотя видела ее фигуру рядом со своей. Тогда терапевт расспросила клиентку об исто­рии семьи ее матери. Она включила в расстановку фигуры для ее погибших во время бомбардировки родителей и еще нескольких членов семьи и объяснила клиентке динамики связи, следова­ния и перенятия. Она описала, как, наверное, чувствовала себя мать, когда осталась в живых: «Вы можете себе представить, как ваша мама тогда...» Она вложила в уста матери такие сло­ва в адрес ее умерших родителей: «Я бы так хотела быть с вами, мне вас так не хватает. Часть меня ушла вместе с вами...», и затем в адрес дочери, клиентки: «Я бы хотела быть тебе хорошей матерью. Мое сердце не здесь...» Так пришло понимание причин, приведших к тому, что мать внутренне закрылась и потому не была доступна для дочери. Эта модель внутреннего ухода и желание большей близости соответствовали той структуре, которую клиентка реализует в отношениях с мужем: «Я бы хотела быть тебе хорошей же­ной. Мое сердце не здесь, оно с моей мамой и ее погибшими родными...»

При этих словах клиентка разрыдалась. Терапевт подошла к ней и обняла ее за плечи. «Сейчас я замещаю твою мать. Пред­ставь себе, что ты ребенок пяти-шести лет. Ты прислоняешься к ней, и она тебя держит». Здесь терапевт работает с двумя разными динамиками: через расстановку — с системным пере­плетением и через телесный контакт и регрессию клиентки - с прерванным движением любви.

Клиентка, рыдая, вцепилась в терапевта, потом на глазах ус­покоилась и, наконец, затихла. Терапевт снова села напротив,

повернула фигурку клиентки спиной к ее родителям и несколь­ко отклонила ее назад. Когда затем терапевт поставила фигуру мужа напротив клиентки, та смогла четко и энергично повто­рить предложенные терапевтом фразы. Она была довольна и испытывала облегчение.

Эти разрешающие фразы, которые помогают подвести кли­ентов к их чувствам, дают позитивное описание симптоматики и динамик, а также расширяют перспективу, включая в нее пре­дыдущее или еще более ранние поколения. Возможность видеть фигуры и визуализация процессов поддерживает внутренние образы.

Благодаря терапевтической работе клиент изменяет свою кар­тину и восприятие мира. Мы помогаем ему на когнитивном уровне понять то, чего он не мог понять в детстве, в периоды запечатления, и чего он не знал в обширном контексте историй жизни членов своей семьи. Мы даем ему возможность на эмо­циональном уровне почувствовать и выразить то, чего он не мог почувствовать тогда и от чего он был вынужден уйти и закрыть­ся, чтобы это вынести. Также мы помогаем ему на физическом уровне воспринять и почувствовать то, чего он не мог почувство­вать и вынести тогда. Так что теперь он может следовать своим импульсам, которые тогда не достигли своей цели. Модель, ко­торая наложила на него отпечаток в прошлом, может быть изме­нена, когда его новый, расширенный опыт вызовет к жизни дру­гую, новую модель. В этом смысле клиент изменяет свое про­шлое. Как сказал Милтон Эриксон: «Никогда не поздно иметь счастливое детство».

СИМПТОМЫ, ЧУВСТВА И ВНУТРЕННИЕ ДВИЖЕНИЯ

Движение навстречу(или движение любви) , движение прочь -первичные, вторичные, перенятые чувства и метачувства.

Когда в поиске значимых событий и лиц в семейной системе мы более пристально рассматриваем взаимосвязь симптомов и психических структур клиента, мы можем наблюдать два разных внутренних движения, которые служат нам диагностическими указаниями, а именно движение навстречу и движение прочь. Эти движения соответствуют обычно рано сформировавшимся структурам в контакте с людьми, которые мы усвоили в своей семье и в ходе собственного развития. Они имеют ключевое зна­чение для нашей способности жить в этом мире и находятся во взаимодействии с теми чувствами, которые они вызывают и на которые влияют. В беседе с клиентом мы можем с самого начала, уже при описании симптоматики, задать себе вопрос, в каком движении он преимущественно находится и к каким внутрен­ним движениям он готов.

Под «движением навстречу» можно понимать интерес к миру, на другом уровне - обращенность к жизни и, как бессознатель­но или сознательно занятую позицию, внутреннюю открытость. Движение навстречу можно описать как первичное движение, направленное на встречу с людьми и объектами. Его задача - ус­танавливать и сохранять контакт со всем, что необходимо для жизни и выживания. Модели движения навстречу соответству­ют так называемые первичные чувства, а для физического состо­яния характерны расслабленность, подвижность, спонтанные и адекватные ситуации реакции. Основная позиция определяется интересом и согласием и представляет собой принципиальное «да» этому миру. В этом смысле оно дает силы, поддерживает жизнь и помогает двигаться вперед.

Под «движением прочь» можно понимать любой вид ухода, когда клиент внутренне отворачивается и закрывается. Это нуж­но ему в первую очередь для того, чтобы защитить себя в ситуа­ции, которую он не мог бы встретить иначе, с которой по-друго­му он справиться не может. На уровне тела внутреннее движение прочь можно распознать по хроническому напряжению, на ког­нитивном уровне — часто по представлениям и концепциям, как что-то должно бы быть, а не как это обстоит на самом деле. У та­ких клиентов часто обнаруживается модель отказа, отвержения И сопротивления или постоянная готовность к столкновению, что можно понять как более или менее активную стратегию, направ­ленную на отграничение личного пространства от внешнего мира. Завершают картину «вторичные чувства». Вся позиция клиента соответствует слову «нет». Эта позиция или эта модель ухода явля­ется результатом рано приобретенного опыта, когда после фазы импритинга первых лет жизни он подвергался серьезной травма-тизации, которая поколебала и изменила его изначально жизне­утверждающую базовую структуру.

Как нам известно из психологии развития, ребенок начина­ет общаться очень рано — сразу после рождения или даже рань­ше. По Боулби (ср. Trautner 1978), фаза, когда ребенок открыт для основных запечатлений, заканчивается уже в возрасте около трех лет. Усвоенные в этот период модели очень стабильны, од­нако не необратимы. Психотерапевтическое лечение позволяет заново научиться функциональным и, следовательно, более уме­стным, целесообразным и полезным моделям.

В университете, на курсе психологии развития, профессор показывал нам фильм, посвященный известным опытам «still face» по Брэзелтону. В нескольких эпизодах там демонстрирова­лась коммуникация между матерью и ребенком (Brazelton ^u-Cramer 1991).

Камера направлена на маленького ребенка, который полуси­дит, полулежит в своей люльке. Рядом стоит зеркало, в котором видно лицо матери, так что оба находятся в поле зрения наблю­дателя. В начале фильма мать подходит к ребенку, и он смеется. В первом опыте мать реагирует на ребенка, улыбается ему в ответ, обращается к нему, дотрагивается до него. Ребенок в восторге, он смеется и довольно гулит.

Во втором опыте мать подходит к ребенку, который снова сме­ется. Но в этот раз мать получила указание не реагировать на ре­бенка. Она смотрит на ребенка неподвижным взглядом, без дру­желюбного узнавания {stillface = неподвижное лицо). Ребенок смеется и тянется к матери, но та не реагирует. Ребенок предпри­нимает еще одну попытку, его взгляд становится беспокойным. Когда мать снова не отвечает на его призыв, он заметно напряга­ется и начинает беспокойно двигаться. В конце концов он отво­дит глаза, делается вялым и вопросительно смотрит на мать или начинает кричать и плакать. Каждый эпизод фильма длится не­сколько минут. Дальнейшие исследования показали, что, если мать снова постоянно ведет себя с ребенком приветливо и вни­мательно, то отношения между ней и ребенком быстро норма­лизуются. После первого недоверия ребенок скоро опять откры­вается навстречу матери.

Если же отвержение ребенка матерью является постоянной моделью (а как показали исследования Брэзелтона, в основе та­кого поведения матерей лежит их опыт общения с собственны­ми матерями), то ребенок остается в состоянии напряжения и бессильного отказа.

Симптомы правильны

Мы можем понимать симптомы и недостатки, на которые жа­луется клиент, его неадекватное поведение и непонятные, сму­щающие и мучающие его чувства, как исполненные смысла сим­волизации. Они всегда «правильны». В соответствующем кон­тексте становится ясно, почему клиент так поступает или чув­ствует. Как при отливке бронзового рельефа, мы видим негатив и из этого делаем вывод, как должен выглядеть позитив. В этом смысле симптом — ключ к отсутствующей информации.

Для клиента симптом — помеха и бремя. Он считает себя от­ветственным за него и предъявляет себе упреки, если не может взять его под контроль. Поэтому когда в симптомах, наконец, обнаруживается некий смысл или когда благодаря системному знанию они приобретают другое значение, это становится для клиента большим облегчением.

Если в сегодняшней ситуации возникает перенятый из семей­ной системы симптом или чувство, мы исходим из того, что, в отличие от времени и обстоятельств появления, их качество и масштаб «правильны». Эти симптомы или чувства выглядят так, будто они принадлежат кому-то другому. Чтобы понять симп­том по-новому, важны следующие вопросы: как его можно объяс­нить, в каком контексте он имеет смысл, к какой ситуации и к кому из членов системы клиента мы можем его отнести?

Пример

Г-жа Крамер, 25-летняя студентка последнего курса, незадолго до экзаменов рассказывает о своих кошмарах, в которых ей снит­ся война и после которых она каждый раз просыпается в ужасе и вся мокрая от пота. Исследуя ее семейную систему на пред­мет ситуаций, где эти чувства и образы могли бы иметь смысл, мы натолкнулись на травмирующие события, пережитые на войне ее отцом и дедом, где оба были солдатами. Клиентка словно бы заново переживала их чувства и страхи.

Первичные чувства

и внутреннее движение навстречу

В терапии мы поддерживаем клиента прежде всего в его пер­вичных чувствах. Мы рассматриваем их как изначальные чувства, которые связаны с обращенностью к кому-то или чему-то. Их можно узнать по следующим признакам: первичные чувства при­дают сил. Они выражают внутреннее движение навстречу, они всегда адекватны той ситуации, в которой возникают. Это мо­жет быть симпатия, глубокая любовь, но это может быть и него­дование в ответ на несправедливость или страх в опасной ситуа­ции. Такое чувство проходит определенную дугу напряжения: оно появляется, нарастает, затихает и заканчивается. Первичные чувства клиент может переживать с открытыми глазами, остава­ясь в контакте с внешним миром, что в случае вторичных чувств невозможно. В нас, терапевтах или присутствующих, что-то от­зывается, и мы можем с пониманием, терпением и сочувствием сопровождать клиента в его процессе.

Когда ребенок появляется на свет, все его проявления и ком­муникация — это исключительно движение навстречу. Мы пред­полагаем, что это внутреннее движение вызывается потребнос­тью в принадлежности. Возможно, в нас еще звучит старый опыт млекопитающих, говорящий о необходимости принадлежать к стаду, которое дает нам защиту и безопасность и обеспечивает всем, что нужно для выживания. Если нас исключат или если мы слишком далеко от него отойдем, то нас съест хищник.

Как пишет Иван Бузормени-Надь, мы можем побудить дру­гих что-то нам дать, когда сами что-то даем. Так что, если роди­тели всегда в распоряжении ребенка и их действия определяются не их собственной нуждаемостью, то ребенок чувствует себя уве­ренно и защищенно. Его физические и психические потребнос­ти удовлетворяются, и он доволен. Он учится в семье всему, что необходимо для жизни, и в первую очередь он учится различать, что правильно и что неправильно: что он должен и чего он не должен делать, чтобы принадлежать к своей семье.

Люди, которые могут испытывать свои первичные чувства и жить в движении навстречу, на терапию обычно не приходят. Они способны искать контакта и обмена с другими людьми и строить общение таким образом, что оно приносит им удовлетворение. Мы чаще видим людей, для которых этот открытый доступ (в связи с их историей или опытом) закрыт, так что они живут с ощущением внутренней границы, которую сами, при помощи имеющихся на сегодняшний день средств, перешагнуть не мо­гут. В качестве рабочей гипотезы мы предполагаем, что пробле­мы или нежелательные симптомы, с которыми приходит к нам клиент, берут начало не в его первичных движениях, а что речь идет о вторичных или перенятых чувствах.

Вторичные чувства, внутреннее движение прочь и «прерванное движение любви»

Сначала для ребенка отношения с родителями или теми, кто о нем заботится, представляют собой целый мир. Здоровому раз­витию способствует, когда ребенка видят, когда о нем заботятся, прикасаются к нему, когда он испытывает чувство принадлеж­ности. Ребенок живет в отношениях и обмене и на опыте убеж­дается в том, что заботу, внимание и удовлетворение своих по­требностей он получает, когда проявляет себя, когда доверяется.

Если предлагаемые им отношения не находят отклика, а по­пытки сближения постоянно отклоняются и приводят к ощуще­нию беспомощности, для ребенка это означает, что он не в со­стоянии получить от своего окружения то, что ему сейчас нуж­но. Как в описанном выше опыте, ребенок, который еще не вла­деет речью, впадает в состояние физического беспокойства и отворачивается. Мы рассматриваем это как базовую модель для вторичных чувств, и если такая модель проходит через всю жизнь клиента, то мы вслед за Бертом Хеллингером можем назвать это «прерванным движением любви».

Если связь нарушается часто и надолго, то, по всей видимос­ти, наступает предел, когда бессилие одерживает верх и ребенок больше не пытается установить контакт с другим человеком. Он словно бы принимает в душе решение никогда больше не под­вергать себя такому болезненному опыту, который вызывает у него эти физические состояния, никогда больше не вступать в близкие, глубокие отношения, а делать все самостоятельно.

Как раз в случае депрессии и бессильного отказа мы часто об­наруживаем, что клиент постоянно переживал ситуации и свя­занные с ними чувства, когда он не находил ответа в своем дви­жении навстречу. Прежде всего в раннем детстве такой опыт оз­начает для человека, что никакими своими действиями он не может ничего добиться от своего визави. Он словно бы чувству­ет, что из-за своей беспомощности он в конечном итоге обречен на смерть. Когда на терапии клиент приближается к первичным чувствам, которые стоят за вторичными стратегиями преодоле­ния, он часто описывает чувство страха или страха перед жизнью в общем, глубокого, невыразимого ужаса, паники, страха смер­ти , экзистенциальной угрозы, а также ощущение (причем обычно под этим подразумевается страх), что он может раствориться, исчезнуть, пропасть.

На практике мы наблюдаем модель прерванного движения любви, когда у клиента в раннем детстве был прерван контакт с жизненно важным для него человеком: если отец или мать по причине болезни, путешествия или войны были недоступны для ребенка или если ребенок был, например, изолирован в больни­це или на несколько недель отправлен в санаторий.

Когда клиенты рассказывают о ранних продолжительных раз­луках, они часто добавляют, что, по словам родителей, они были потом очень послушны. В нашем понимании это означает, что ребенок смирился с безнадежностью ситуации. Он подчинился структурирующему окружающему миру и сам больше не пред­принимает попыток как-то на него повлиять.

Часто такое прерывание происходит, когда мать или отец кли­ента сами в душе привязаны к кому-то или чему-то в своей соб­ственной системе или биографии. Например, если мать рано потеряла свою мать или отец был солдатом на войне, то можно предположить, что они были эмоционально недоступны для сво­его ребенка.

Похоже, что любое тяжелое переживание, которое вызывает травматизацию, тоже приводит к тому, что «душа замыкается» (Hunter Beaumont). Это может произойти при тяжелых родах, когда жизнь ребенка или матери была под угрозой, при серьез­ном, связанном с угрозой для жизни несчастном случае или если человек стал свидетелем смертельной опасности или смерти дру­гого. Весь организм, психически и физически, словно бы засты­вает в этом переживании и сам уже не находит дороги назад, в нормальное состояние.

Пример

Г-жа Глосс (32 года) пришла на терапию в состоянии глубокой депрессии. Она испытывала постоянную внутреннюю тревогу, чувствовала себя не способной двинуться ни вперед, ни назад и была в полном отчаянии, так как была не в состоянии взять свою жизнь в свои руки и строить ее по собственному усмотре-

52

нию. С детства ее постоянно посещали видения, которые уво­дили ее от реальности. В них она видела, как она самыми раз­ными путями гибнет, что ее очень пугало. Во время анамнести­ческой беседы она рассказала, что, когда ей было пять лет, на ее глазах упал с дерева ее двоюродный брат. Она тогда поду­мала, что он умер. В ту ночь он явился ей во сне и потребовал отдать ему ее любимые туфли, а она, испытывая панический ужас, ему отказала. Лишь потом она узнала, что брат тогда практически не пострадал. С этого момента начались ее похо­жие на транс состояния, яркие, страшные сны наяву и состоя­ния тревоги. Ни одна из многочисленных психологических и медикаментозных попыток лечения ей не помогла. Описывая эту сцену, она едва дышала, дрожала всем телом и плакала. Я предложила ей представить напротив себя брата и посмотреть ему в глаза. У нее это не получилось, брат на нее не смотрел. Ее охватило отчаяние, она разрыдалась. Я выска­зала предположение, что в тот момент какая-то часть ее самой осталась там с ним. Она беззвучно кивнула и постепенно успо­коилась. И что ей, чтобы завершить этот эпизод, следует со­вершить некий ритуал, «что-то, что соответствовало бы значе­нию ситуации». Она согласно кивнула. Мы вместе задумались о том, что она могла бы сделать. Поскольку она была воспита­на в католической традиции, Она решила поставить за брата в церкви большую свечу. Затем я попросила ее встать напротив кузена, которого символизировал лист бумаги на полу. Она мол­ча перед ним поклонилась. Что бы ни подействовало в этом ритуале, но через несколько недель, когда она пришла на сле­дующую сессию, преследовавшие ее внутренние образы и со­стояния тревоги полностью исчезли, депрессивная симптома­тика пошла на убыль, и позже, пройдя курс поведенческой те­рапии, ей удалось с ней справиться (ср. Питер Левин в своей книге об «Исцелении травм» (Levine u. Frederick 1998) описыва­ет аналогичные процессы переработки и изменения).

Как в терапевтическом процессе распознать вторичные чувства?

Как первичные чувства соответствуют движению навстречу, так вторичные чувства связаны с движением прочь. В терапевтическом процессе их легко распознать по определенным каче­ствам. По своей силе вторичные чувства обычно не соответству­ют ситуации, даже если по своему качеству они верны. Как и все стратегии преодоления, они служат для защиты, отграничения и снятия напряжения. Поскольку источником вторичных чувств и сопутствующих им физических состояний является не нынеш­няя ситуация, а внутренние образы и прежний опыт, для клиен­та характерна тенденция выпадать из контакта с терапевтом и закрывать глаза. Он не может одновременно находиться и в про­шлом, и в настоящем. Поэтому терапевт может легко прервать поток вторичных чувств, если вернет клиента в настоящее, при­звав его смотреть ему в глаза.

Вторичные чувства являются хроническими, у них нет конк­ретного начала и определенного конца, они не проходят той дуги напряжения, которую проходят первичные чувства. Они посто­янны и на следующих сессиях возникают снова и снова. Будучи визави клиента, то есть даже в терапевтической ситуации, мы сами реагируем при помощи вторичных моделей и отгоражива­емся от клиента. Мы воспринимаем выражаемые им чувства как фальшь и испытываем нетерпение, агрессию, скуку; у нас появ­ляется недоверие, иногда даже возмущение, но отнюдь не сочув­ствие.

Вторичные чувства и движения отвлекают от переживания первичных, адекватных ситуации чувств. Они ослабляют, так как не связаны ни с какой личной целью. Клиент, так сказать, рас­трачивает свое время и свою энергию на симптоматику, которая не способствует его движению вперед. Обычно хорошо это чув­ствуя, клиент сердится или расстраивается, будучи не в состоя­нии точно описать, с чем это связано.

Поскольку в сегодняшней жизни клиента вторичная симп­томатика не имеет никакого смысла, но мы исходим из того, что сами по себе эти чувства и восприятия верны, мы отправляемся на поиски подходящего контекста. Эта модель может сопровож­дать клиента всю жизнь: в похожих ситуациях и благодаря вос­поминаниям старые чувства пробуждаются снова. Например, когда клиент рассказывает об истории своих отношений с отцом или матерью, он испытывает ровно те же чувства и физические симптомы, что и тогда, хотя с момента некоторых событий про­шел уже не один десяток лет.

Если у клиента сложные отношения с кем-то из родителей, можно предположить, что эта модель будет проявляться и в его нынешних отношениях. И наоборот: если клиент приходит на терапию с проблемами в отношениях, мы будем исследовать ус­военные им структуры отношений, прежде всего отношений с отцом и матерью.

Реактивируемая клиентом симптоматика представляет собой комплексную картину его состояния в прошлом. На этой осно­ве мы можем судить об обстоятельствах и, в первую очередь, о времени травматизации, о потребностях, которые были у кли­ента тогда, и о возможностях решения, которые нужны ему сей­час, в настоящем, для хорошего завершения травматической, ос­тавшейся в далеком прошлом ситуации.

Поскольку вторичные чувства и модель внутреннего движе­ния прочь берут начало в старых запечатлениях и обусловлива­ниях и поскольку они связаны со старыми травмами и пережи­ваниями, обычно они устойчивы к терапии, которая не добира­ется до вызвавшей их ситуации, не добивается там изменений и не приводит клиента, приобретшего альтернативный взгляд и восприятие, обратно в настоящее. Изживание или отреагирова-ние вторичных чувств дает лишь кратковременное облегчение, но в длительной перспективе ничего не меняет. В конце концов, симптом напоминает о неразрешенной ситуации, о событии, которое, согласно внутренней правде клиента, закончилось не­правильно. Если мы спросим себя, как история должна была раз­виваться дальше и как она должна развиваться сейчас, мы полу­чим представление о том, что сейчас нужно клиенту, чтобы он смог оставить прошлое в покое.

В процессе терапии мы часто находим соответствие между проявлениями вторичных чувств, движений и моделей действия и уровнем физического и психического развития ребенка на тот момент, когда произошло запечатление или травматизация. Если в раннем детстве клиент оказывался в ситуациях, связанных для него с очень сильным напряжением, то в то время его возмож­ности реакции были ограничены его телесностью. Теперь, когда

перед нами сидит взрослый человек, мы наблюдаем соматизации, хроническое мышечное напряжение, которое часто невозмож­но точно локализовать, поскольку оно затрагивает все тело, со­стояния общего беспокойства и специфические модели дыхания. Иногда во время сессии клиент реагирует на тяжелые темы или ситуации, с которыми он не может справиться на когнитивном уровне, своего рода «рефлексом мнимой смерти». Или симпто­мы очень неопределенны. У клиента есть лишь некое подозре­ние, физическое ощущение или стойкий дискомфорт, но точ­нее описать, о чем идет речь, он не может. Все это указывает на то, что способ преодоления выработался в том возрасте, когда клиент был еще не способен переработать его на когнитивном уровне.

С возрастом и с растущей структуризацией «я» вторичные чув­ства и стратегии преодоления начинают проявляться в другом качестве. Теперь, если позволяет внутренняя стабильность, ре­бенок будет меньше впадать в состояние депрессии и беспомощ­ности и будет больше проявлять себя вовне: через агрессию, уп­рямство или гнев. Злость как будоражащее чувство, которое оживляет тело, позволяет ребенку в трудных ситуациях избегать ощущения беспомощности. Вместо этого он может восприни­мать свое тело и при помощи чувственных впечатлений отвле­каться от внутренних страданий. Эти симптомы помогают ре­бенку, так сказать, «скоротать время» до того момента, пока не спадет физическое напряжение.

Позже ребенок начинает использовать также когниции и объяснения, чтобы как-то понять этот мир и тем самым полу­чить возможность его контролировать. Внутренний мир фанта­зий, воображаемые путешествия или даже полный отказ через «black-out», затмение или туман в голове также служат в каче­стве стратегий преодоления. Все эти симптомы клиент может описывать как проблемы, если они не подвластны его воле.

Они могут с большой силой проявиться на сессии во время беседы или расстановки, если мы приближаемся к критическим внутренним областям клиента, и он реагирует в рамках старой модели. Эти симптомы являются важными указаниями на структуризацию клиента и тот период, когда ему нужно было внутренне определять себя по отношению к миру. На физичес­ком уровне Лоуэн (1981) описывает эти модели как мышечную броню, а Фрейд (1910) какраннедетские фиксации.

Для моделирования хода терапии встает вопрос: что произой­дет, что почувствует и испытает клиент, если не уйдет в давно зна­комые стратегии преодоления?

Модели, перенятые из системы: чувства, действия, мысли

Если исходить из того, что мы, как резонатор колебания, вос­принимаем опыт и знание, которые существуют и хранятся вок­руг нас, то наши восприятия приобретают иное значение. Берт Хеллингер как одну из базовых динамик описывает перенятие опыта, состояний и задач из предыдущих поколений. Ребенок перенимает симптоматику или проявляет симптомы, которые имеют некий смысл в рамках существующей в семейной системе динамики. Перенятие не ограничивается одними чувствами, оно охватывает также модели поведения, импульсы и мысли.

Как определить, что клиент перенял что-то из системы?

Так же как вторичные чувства, перенятые чувства тоже не со­ответствуют ситуации. Они возникают без внешнего пускового стимула и так же, как вторичные чувства, ослабляют человека, поскольку они не принадлежат ему самому. Эти чувства можно понять в рамках детской лояльности. Берт Хеллингер описал эту динамику фразой «Я делаю это для тебя». В этом смысле переня-. тые чувства берут начало в контексте переживаний другого чело­века. Они идут из семейной системы и испытываются детьми или внуками, если их не испытывали или не могли испытывать ро­дители или бабушки и дедушки. Так, клиентка может страдать спонтанно возникающей депрессией. Как потом показывает анамнез, у ее матери рано умер брат и ребенок делит с матерью ее скорбь.

Перенятые чувства и действия воспринимаются и описыва­ются как чуждые «я». Прежде всего это означает, что на глубин­ном, зачастую неосознаваемом уровне у клиента есть некое пред­ставление о его «правильном» «я», которому противоречат его конкретные действия, мысли или чувства. Если клиент чувству­ет себя словно «не в своей тарелке», получается, что он занимает две позиции: одну, которая относится к его собственному опи­санию «я», и другую, где он находится рядом со своим опытом «я». Возникает вопрос, кому соответствует эта другая позиция:

кто этот другой?

Или, если клиент жалуется, что делает такие вещи, которых на самом деле делать не хочет, то это выглядит так, будто здесь действуют две силы, причем с одной из них клиент себя иденти­фицирует, а другую отрицает. На вопрос, кто же через него дей­ствует и где такое поведение имеет смысл, в семейной системе обычно находится человек и ситуация, где это уместно. Так кли­ент может найти «адрес» и «хозяина» перенятых чувств и при помощи специального ритуала их вернуть.

Напрашивается предположение, что нарушения, которые в клинической психологии называются эндогенными, соответ­ствуют вторичным или перенятым чувствам и движениям и по­тому возникают без внешнего повода, а главное, не поддаются никакому лечению, если оно не учитывает исходную ситуацию. Перенятые чувства вызывают замешательство, поскольку в контексте собственной жизни они не имеют для клиента ника­кого смысла. Как только мы находим объяснение, клиент может по-другому их понять и интегрировать. Возможно, он и впредь будет испытывать это чувство, но, если он знает, что эта депрес­сия относится к его матери или что эта агрессия на самом деле является непрочувствованным чувством отца, он сможет рас­сматривать себя как инструмент, при помощи которого симп­том проявляется, и уже не будет себя с ним идентифицировать и от этого страдать.

Часто бывает так, что адекватные ситуации чувства не могли быть прочувствованы в момент вызвавших их событий, посколь­ку этому не было места или не позволяло окружение. Или речь идет о серьезных травмирующих событиях, с которыми невоз­можно справиться без соответствующей поддержки, например ритуализованного лечения, духовной помощи или психотера­пии, и они, как несвободные ядра, связывают энергию. В этом случае для клиента тоже большое облегчение услышать, что, в отличие от времени и места, само по себе испытываемое им чув­ство правильно.

Пример

Г-жа Штерн - красивая, яркая женщина 25 лет, практикующая буддистка, жила в гражданском браке с мужчиной и воспитыва­ла его детей-подростков. Он был очень агрессивен, бил ее и плохо с ней обращался. Она пришла на терапию в связи со страхом за свою жизнь и будущее и в связи с отчаянием по поводу безнадежной ситуации в личной жизни. Она сказала, что не знает, существует ли для нее завтра и будет ли она вообще когда-нибудь в состоянии иметь счастливые отноше­ния и собственных детей. В профессии она была успешна, од­нако постоянно боялась потерять работу, хотя была там на хо­рошем счету. Она сомневалась, удастся ли ей целой и невре­димой пережить завтрашний день.

Мне было удивительно слышать такие вещи из уст молодой, красивой, одаренной женщины. Поскольку ее собственная жизнь не давала оснований для подобных опасений, что она сама тоже осознавала, я расценила ее слова как старую модель. Когда мы исследовали историю ее семьи, она рассказала про своего деда, который в некой союзной стране подготовил политичес­кую ситуацию для прихода к власти национал-социалистов. Клиентка сообщила мало деталей, но рассказала, что в резуль­тате его деятельности в этой стране были созданы концентра­ционные лагеря, в которых погибло бессчетное множество лю­дей. После войны он был осужден и публично казнен. Ее чувства соответствовали тому, что испытывали находивши­еся в концлагере люди: ужас и неуверенность, переживут ли они следующий день, страх за длительность своих отношений и за собственное будущее. Создавалось ощущение, что, под­вергая себя несправедливости и побоям со стороны своего партнера, она приносила покаяние за жертвы деда. Ее религиозная практика тоже оказалась попыткой как-то компенсировать не­справедливость и злодеяния.

Когда я вела ее в воображении по расстановке, ее мать стояла рядом со своим отцом, дедом клиентки, и была абсолютно к нему лояльна. В своем внутреннем образе я увидела длинную череду стоящих рядом с ним людей. Я описала клиентке эту картину: «Что произойдет, если вы поставите рядом с дедом всех тех, кого не хватает, кто пострадал от его действий?» Сна­чала г-жа Штерн замерла, было видно, что она в шоке, она плакала, не могла дышать. Затем она сказала: «Это так». Мы еще какое-то время говорили с ней про образы и процессы. Наконец, она совершенно успокоилась и почувствовала при­лив сил. Она приходила ко мне еще два раза, потом она пере­ехала в другой город. Долгое время я ничего о ней не слышала. Где-то через полтора года я узнала, что она вышла замуж за другого человека и устроилась на хорошую работу.

Противоположные движения

Как подчеркивают Иван Бузормени-Надь (Boszormenyi-Nagy u. Spark 1981) и БертХеллингер, ребенок в глубокой лояльности связан со своей родительской системой. Появление и реализа­ция собственных желаний приводит к внутренним конфликтам, как только это начинает противоречить существующим в его се­мейной системе правилам или выходить за их рамки. Особенно в том случае, если ребенка не поддерживают в развитии его са­мостоятельности, но при этом он берет на себя в системе задачу восстановить отсутствующее равновесие, то свои собственные желания он воспринимает как прегрешение по отношению к своей семье (см., например, Hellinger 1994).

Клиенты часто жалуются на противоречие двух этих сил, а именно желания принадлежности и лояльности к системе и стремления к личному развитию и собственной правде. Оказав­шись в плену этого конфликта, клиент чувствует себя неспособ­ным идти своим собственным путем, он чувствует, что не может сделать выбор, и нередко становится заложником необходимос­ти контролировать последствия своего не-выбора.

В процессе расстановки, произнося найденные Хеллингером фразы, клиент может интегрировать оба стремления. Например, он может сказать матери или отцу: «Пожалуйста, смотри на меня приветливо, если я поступлю иначе, чем ты» или: «Если бы я знал, что это поможет, я сделал бы для тебя все». Или, как в случае кли­ентки, которая говорит своей матери, которая сама никогда не осуществляла своих желаний и теперь пытается удержать дочь при себе: «Если я сейчас от тебя отойду и наконец-то позволю себе эту дистанцию, я сделаю это для тебя, чтобы то, что ты начала, получило хорошее продолжение».

Метачувства

При помощи понятия «метачувства» Берт Хеллингер описы­вает состояния, которые возникают спонтанно и которые отно­сятся не столько к людям, сколько к жизни как таковой, к тво­рению и Богу. Это могут быть сильные внутренние движения, которые включают в себя экстатические состояния и ошеломля­ющий опыт, также они описываются как духовный опыт. Они овладевают человеком без остатка, причем его эго и индивиду­альность теряют свое значение.

На психотерапию, как правило, приходят люди, страдающие от вторичных или перенятых чувств. В отличие от них, так назы­ваемые метачувства воспринимаются как особый, придающий сил опыт, даже если иногда они пугают нас своей мощью.

ТЕЛО И ДЫХАНИЕ

Тело находится в постоянном резонансе с тем, что с нами про­исходит, а также с нашими мыслями, воспоминаниями и пред­ставлениями. Рассказывая о некой ситуации, клиент заново пе­реживает ее перед своим внутренним взором, и его тело реаги­рует так же, как тогда, как будто прошлое снова стало реальнос­тью. Возникающая у него реакция — это зачастую те симптомы, на которые он жалуется, поскольку они не подчиняются его воле и не поддаются осознанному пониманию.

В этом пункте основная задача терапевтической работы со­стоит в том, чтобы пробудить у клиента интерес к его телу и ды­ханию. Пробуя новые формы поведения и приобретая в этой свя­зи позитивный опыт, он получает возможность расширить ог­раничивающие модели своей истории и взгляд на мир. Мы вме­сте ищем новые модели преодоления, лучше тех, которым он научился и которые использовал до сих пор. Из бессознатель­ных рефлекторных реакций они превращаются в сознательный процесс, что позволяет клиенту постепенно менять их сообраз­но своим представлениям так, чтобы они отвечали его тепереш­нему состоянию.

Если клиент надувает губы, дышит через нос, выпячивает под­бородок, тихо и осторожно вбирает воздух, то все эти модели ука­зывают на то, как он приучил себя дышать. В момент формиро­вания модели такое сдавленное дыхание было адекватным и пра­вильным. К этому привык и организм, и сам клиент. Нужны сти­мулы, чтобы убедить его, что существует другой, больше удовлетворительный способ дыхания.

В отличие от других функций тела, дыхание поддается непос­редственному влиянию, мы по собственному желанию можем из­менить его в любой момент. Всякое изменение модели дыхания влечет за собой изменение осознанности, перцептивности и общего самочувствия. Таким образом мы регулируем степень сво­ей открытости, а также готовность и способность к восприятию. Уменьшая дыхательную активность, мы можем сократить объем получаемой информации до уровня, который мы способны вос­принять и переработать. Или, используя специальные техники в сочетании с определенной позой тела, мы можем повысить внутреннюю открытость и осознанность, как это уже не одну ты­сячу лет происходит в практике медитации.

Экспериментируя со своей моделью дыхания, клиент на соб­ственном опыте наблюдает моментальное изменение и улучше­ние физического состояния. В перспективе умение расслаблять­ся (в первую очередь при помощи постоянного легкого и глубо­кого дыхания) поможет ему лучше выдерживать состояния на­пряжения и тяжелые чувства. Тогда он сможет с открытыми глазами воспринимать ситуацию, и ему уже не придется прибе­гать к тем моделям преодоления, которые при длительном ис­пользовании ему вредят.

Научение

Когда мы попадаем в трудную ситуацию, наше тело реагиру­ет при помощи проверенных на опыте моделей и рефлекторно усвоенных или приобретенных в результате научения, по боль­шей части автоматизированных и потому бессознательных стра­тегий преодоления. Если мы, чтобы защититься и отгородиться в неприятной или опасной ситуации, с раннего возраста научи­лись напрягать и зажимать свое тело, то, скорее всего, мы и сей­час в аналогичных ситуациях точно так же спонтанно напрягаем мышцы. В зависимости от импритинговой ситуации и возраста, в котором клиент усвоил эти стратегии, у него есть свои типич­ные участки тела, в первую очередь это могут быть плечи, лоб, затылок, рот и подбородок, глаза, таз и/или ягодицы. Ритм ды­хания меняется в соответствии с ситуацией и прежним опытом, мы бессознательно дышим быстрее или медленнее, более повер­хностно или глубоко, в большей степени животом или грудью или совсем перестаем дышать.

Иногда я демонстрирую рефлекс, который срабатывает, если мы поранились: стоит нам почувствовать боль, как мы за долю секунды напрягаем тело, сжимаем зубы, со свистом втягиваем воздух и задерживаем дыхание. Мы как бы останавливаем время, и нам удается перестать чувствовать боль или мы чувствуем ее не

так интенсивно.

Если запечатленная в раннем детстве и в обсуждавшемся выше смысле вторичная стратегия преодоления является единственной постоянной моделью реагирования, то клиент не способен адекватно и гибко реагировать на актуальные ситуации. Эта модель — словно одежда, которая давно уже стала мала. Те­перь, во взрослом возрасте, в его распоряжении есть множество других стратегий. Теперь он в состоянии самостоятельно и неза­висимо строить свою жизнь. В первую очередь благодаря спо­собности думать, рассуждать и взвешивать, клиент может при­нимать сознательные и целенаправленные решения.

На терапевтической сессии вы можете постоянно держать в уме вопрос: «Где клиент научился этому симптоматическому по­ведению? Какая ситуация соответствует этому симптому? В ка­кой ситуации подобный процесс (был) уместен или полезен? То есть: в какой ситуации такое поведение и такие чувства клиента

имеют смысл?»

Если исходить из того, что симптомы очень точно отражают некое переживание, которое, однако, не является актуальным пе­реживанием клиента, а относится к другому времени, то можно предположить, что по своему масштабу и силе симптомы соот­ветствуют вызвавшей их ситуации. При этом практика показы­вает, что реакция тем сильнее, чем ближе в истории семьи исход­ная ситуация. Так, то, что пережил на войне отец, ближе, чем то, что испытал прадед или дядя. И чем тяжелее были события, тем тяжелее симптомы клиента.

Если физическая реакция проявляется в виде панической атаки, мы ищем в системе ситуацию, где паническая атака была (или была бы) абсолютно уместна: например, во время войны отцу нужно было доставить депешу через линию фронта или ему пришлось в окружении стать свидетелем гибели своих то­варищей.

Если симптомом является внезапная сильнейшая усталость и ощущение, что больше не можешь ни дышать, ни двигаться, то возникает вопрос, кто в семейной системе испытал подобное фи­зическое состояние и при каких обстоятельствах эти симптомы, как реакция, понятны. Не исключено, что найдется близкий кли­енту человек, который во время бегства от наступающих войск противника заболел воспалением легких.

Иногда мы встречаем у клиенток физическую и психическую реакцию, характерную для ситуации изнасилования, хотя с ними самими ничего подобного не случалось. Они жалуются на смесь страха, вины, ярости и отвращения часто в сочетании с диффуз­ными физическими состояниями и проблемами в партнерских отношениях. Если мы ищем в системе соответствующую модель, в семье часто находится женщина — мать, бабушка или тетя, ко­торая стала жертвой насилия.

Но с точки зрения процесса желательных изменений инте­ресен вопрос, что произойдет, если клиент не будет защищать­ся, а теперь сознательно предстанет перед ситуацией, которая побудила его выбрать и сохранить эту универсальную стратегию защиты. В большинстве случаев до сих пор он бессознательно избегал этой ситуации и поэтому мало себе представляет, что же на самом деле будет, если он снова к ней приблизится. Для «но­вой встречи» с тяжелыми ситуациями и связанными с этим фи­зическими реакциями и чувствами очень полезно владеть моде­лью расслабления, к которой легко прибегнуть в любой момент. Если в распоряжении клиента будут надежные стратегии, он ско­рее отважится войти в ситуацию, которую предыдущий опыт заставлял считать опасной.

Что происходит, когда вы глубоко выдыхаете?

Главным образом поведенческая терапия и теория учения подчеркивают тот факт, что ни один организм не в состоянии поддаваться двум противоположным тенденциям одновремен­но. Если клиенту с помощью дыхания удалось расслабиться, он не сможет одновременно оставаться в напряжении. Так как выдыхание способствует физическому расслаблению, одно из пер­вых упражнений для клиента — постоянно обращать внимание на свое дыхание. Поэтому с самого начала, уже во время разгово­ра о симптоматике, я то и дело спрашиваю: «Как вы сейчас ды­шите?» или: «Как меняется ваше дыхание, когда вы об этом рас­сказываете?» С одной стороны, терапевт может объяснить кли­енту связь между дыханием, самочувствием и мыслями. С дру­гой стороны, клиент на собственном опыте убеждается в том, что благодаря нескольким глубоким вдохам и выдохам он за несколь­ко секунд может значительно изменить свое состояние. Позже он сможет использовать эту новую модель во время расстанов­ки, когда терапевт подведет его к ситуациям, вызывающим у него ту же реакцию, как и те, в которых он в свое время научился сдер­живать дыхание.

Если клиенты вдыхают слишком мало воздуха, я помогаю им вдыхать более осознанно и обычно более активно. В резуль­тате они испытывают прилив сил, подъем энергии, физически выпрямляются. Но мало кто из моих клиентов способен в дос­таточной мере расслабиться. Здесь имеет смысл сделать акцент на выдыхании; рефлекторно тело будет вдыхать само. Как раз те люди, которые находятся в состоянии напряжения, сделав несколько глубоких выдохов, ощущают самый благотворный эффект. В свою очередь, в качестве компенсации это провоци­рует глубокое вдыхание, таким образом, дыхание в целом ста­новится более глубоким. У некоторых клиентов уже одно это маленькое упражнение вызывает поток чувств, у них появля­ются слезы. Чаще всего эти чувства воспринимаются как благо­творные, несущие освобождение. Другим бывает трудно глубо­ко выдыхать, поскольку они к этому не привыкли или связы­вают это с неприятными чувствами или мыслями. Они раздра­жаются, колеблются и практически не отваживаются дышать

глубже.

Чтобы продемонстрировать клиенту глубокое выдыхание как пример возможной нормы, терапевт может выдыхать вместе с ним, только несколько громче, чтобы клиент слышал не себя, а только терапевта. «Что вы чувствуете, когда делаете глубокий выдох?» Терапевт слышно, возможно, даже шумно, выдыхает. «Как вы себя при этом воспринимаете?»

Если терапевт формулирует вопрос нейтрально, ставит на передний план наблюдение за изменениями и не рассчитыва­ет на непременное улучшение состояния, то клиент может описать и неприятные чувства, такие как стыд или неуверен­ность. Некоторые клиенты не привыкли воспринимать или вообще показывать чувства, поднимающиеся при глубоком дыхании, особенно перед чужим человеком. В этом случае я стараюсь быть достаточно тактичной и сдержанной, чтобы не мешать клиенту в его процессе тем, что я за ним наблюдаю. Я на некоторое время опускаю или закрываю глаза, в том числе как сигнал клиенту, что, если ему это приятно, он может по­ступить так же.

Если клиенту сложно воспринимать или описывать свое ды­хание, полезно положить одну руку на сердце, а другую, может быть, на живот. Так легче заметить и описать отличия. Терапевт может обратиться к клиенту: «Почувствуйте, как поднимается и опускается ваша грудная клетка», «Почувствуйте, как двигается живот, когда вы вдыхаете и выдыхаете», «Под какой рукой дви­жения больше?», «Вы дышите больше наверху или внизу?» И, чтобы немного поэкспериментировать: «Что вы чувствуете, ког­да дышите только грудью?» Терапевт дышит вместе с клиентом в его ритме, положив обе руки на свое тело. «Что вы чувствуете, когда дышите только животом?»

В конце сессии терапевт может снова вернуться к этим ма­леньким упражнениям на восприятие и задать их клиенту на дом.

Дыхание терапевта, как зеркало, отражает дыхание клиента. Некоторые терапевтические школы совершенно конкретно ре­комендуют терапевтам подстраивать свою позу и дыхание под клиента, чтобы таким образом установить с ним внутренний кон­такт и в унисон с ним получать информацию о его состоянии. В любом случае это интересный эксперимент. Когда вы это делае­те, как вы воспринимаете себя физически, какие в вас возника­ют импульсы к изменению? И, если вы сейчас сделаете глубокий выдох и физически расслабитесь, как отреагирует на это клиент?

Физическое напряжение

и упражнения на расслабление

Физическое напряжение, прежде всего хроническое, вызы­вает неприятные ощущения. Оно ограничивает реактивность и способность испытывать удовольствие, зачастую оно связано с болью, а попытки тела его компенсировать ведут к еще больше­му напряжению и боли. Если напряжение хроническое, то обыч­но оно не поддается сознательному вмешательству, все попытки изменить ситуацию остаются без эффекта. Хорошо зарекомен­довавшим себя методом «прогрессивной мышечной релаксации» является тренинг на расслабление по Якобсону (Bernstein u. Borkovec 1975). Это развернутая, хорошо структурированная про­грамма, выполняя которую, человек систематически напрягает все до единого участки тела, а затем снова расслабляет мышцы. Действие основано на разнице между двумя этими состояниями мускулатуры. После усиления напряжения расслабление ощуща­ется намного отчетливее. Наступает глубокое мышечное расслаб­ление, которое можно измерить объективно, а субъективно оно воспринимается как хорошее физическое самочувствие. В ходе научных исследований было доказано, что благодаря таким уп­ражнениям сразу (а при длительной тренировке со стабильным эффектом) изменяются различные функции тела. Понижается частота пульса и кровяное давление, замедляется частота дыха­ния, уменьшается проводимость кожи.

В поведенческой терапии эта техника расслабления приме­няется при так называемой систематической десенсибилизации, т. е. конфронтации с пугающими образами, содержаниями или объектами. В качестве основной идеи выступает знание о том, что страх и расслабление представляют собой несовместимые раз­дражители. Если клиент расслаблен, он не может испытывать страх. Если он способен, используя освоенные техники, даже в напряженных или тяжелых ситуациях приводить себя в расслаб­ленное состояние, он может сдерживать и контролировать свои чувства.

Если клиент говорит о своем физическом напряжении или если для меня оно явно стоит на переднем плане, то наряду с наблюдением задыханием и его изменением я провожу неболь­шие фрагменты тренинга на расслабление. Клиент приобретает первый опыт их моментального расслабляющего действия, что скорее мотивирует его в дальнейшем использовать эту технику и самостоятельно. Он получает модель, которая объясняет тех­нику, и достаточно инструкций, чтобы продолжить упражнять­ся дома.

Сам тренинг можно выстраивать не один час, а основные его принципы можно сообщить за несколько минут. Упражнение подразумевает напряжение всех мышц тела. Для введения я беру кисти и руки или ту группу мышц, которая у клиента особенно напряжена. Например, если он постоянно поднимает плечи и это движение превратилось в настолько стабильную модель, что даже после неоднократных призывов их опустить он то и дело спон­танно возвращается к этой позе, я спрашиваю: «Что произой­дет, если вы сейчас вдохнете и еще сильнее напряжете плечи? Сохраняйте напряжение, если хотите, продолжайте дышать, а когда будет достаточно, выдохните и отпустите». Тем временем я тоже напрягаю плечи, затем громко выдыхаю. Далее следует ко­роткая фаза, в течение которой клиент наблюдает за собой: «Как вы сейчас воспринимаете свое тело? Что изменилось? Что оста­лось по-прежнему?» Чтобы поддержать расслабление и создать модель повторного снятия напряжения, я говорю: «А теперь, выдыхая, каждый раз понемногу отпускайте».

Если это маленькое упражнение дало хороший эффект, я по­казываю, как применять его для всего тела. Я проделываю его вместе с клиентом, давая соответствующие указания: «Сделайте глубокий выдох, — небольшая пауза, — теперь на вдохе сожмите кулаки, напрягите руки, плечи, спину, живот, таз, ноги. Уприте ноги в пол. Напрягите шею, затылок, лицо, рот, лоб, глаза. Если хотите, продолжайте дышать, но сохраняйте напряжение, пока для вас это хорошо». Эта фаза продолжается где-то 10—20 секунд. Если я замечаю у клиента легкий импульс или если я сама ощу­тила достаточно напряжения, то в заключение я шумно выды­хаю: «Теперь, делая глубокий выдох, снова отпустите». Я еще на какое-то время оставляю глаза полуприкрытыми, чтобы клиент тоже мог еще немного побыть наедине с собой: «Теперь, продолжая дышать, понаблюдайте за тем, как вы сейчас воспринимаете себя физически».

И в заключение: «Выдыхая, каждый раз немного отпускай­те». При необходимости я сопровождаю еще несколько вдохов и выдохов клиента, на каждом выдохе повторяя: «...и физически немного поддайтесь» или «...сделайтесь еще немного тяжелее». Клиент может еще больше поддержать процесс отпускания и рас­слабления, если при каждом выдохе будет произносить в душе «да» .

Это упражнение клиент тоже может целиком или частично выполнять между сессиями как домашнее задание. Если какая-то группа мышц вызывает болезненные ощущения, я предлагаю ему проделать упражнение именно в этом месте и повторять его всякий раз, когда оно может быть ему полезно.

Расслабление сказывается на всем теле, даже если напрягает­ся и расслабляется только одна его часть. Например, клиент мо­жет сжимать в кулак и снова расслаблять кисть одной руки, что приводит к расслаблению всей руки и даже больше. Эти упраж­нения клиент может делать всегда и везде: в метро, за письмен­ным столом, за разговором. Я демонстрирую ему, как я, продол­жая совершенно нормально с ним разговаривать, сидя напрягаю и снова расслабляю ноги, таз и живот, и со стороны это абсолют­но незаметно.

Восприятие тела и расстановка

Восприятие тела дает нам точные указания на качество дина­мик и отношений клиента. Если у клиента пока нет большого опыта терапии и он не знаком с техникой расстановки, имеет смысл вводить его в этот метод работы постепенно. Если клиент робкий и тревожный, то непонятные интервенции, внезапные физические симптомы или бурная эмоциональная реакция мо­гут вселить в него неуверенность.

Поэтому я делаю небольшое введение и начинаю с упражне­ний на одну простую динамику: «Сейчас я предложу вам несколь­ко упражнений, а вы понаблюдайте, как вы будете себя при этом чувствовать». Если клиент согласен, я говорю: «В своем внутрен­нем образе встаньте напротив своего отца и посмотрите на него». Или кладу на пол друг напротив друга два листа бумаги и прошу клиента встать на «свое место». Через пару секунд, когда клиент входит в образ, я спрашиваю: «Как вы себя тут чувствуете? Это правильная дистанция?» Важно, чтобы клиент нашел такое мес­то, где он сможет воспринимать и выносить возникающий в от­вет на образы физический резонанс. Если близость вызывает слишком сильные и неприятные физические симптомы, можно спросить: «Что, если вы немного отойдете?» или: «На сколько шагов вам нужно отойти, чтобы расстояние было правильным?» или: «Какая вам нужна дистанция, чтобы хорошо себя чувство­вать и в то же время видеть отца?»

Если терапевт уже в начале постепенно проводит свои ин­тервенции, то у него есть время понаблюдать, какую специфи­ческую реакцию демонстрирует клиент. Это позволяет выбрать правильный темп и масштаб интервенций, сразу же остановить чрезмерную реакцию и дать клиенту почувствовать, что он в на­дежных руках.

Если клиент занял определенную позицию по отношению к первому персонажу, если он твердо стоит на ногах и хорошо ды­шит, можно расширить расстановку, включив в нее следующий: «Что произойдет, если вы поставите рядом с отцом мать?» И снова особое внимание уделяется физическим изменениям, которые воспринимает клиент. Меняя образ, терапевт может каждый раз спрашивать клиента об одних и тех же физических параметрах, которые клиент способен ясно воспринимать и различать: «Как вы дышите? Как бьется ваше сердце? Каково ваше физическое напряжение?» Если клиент стоит напротив (воображаемого) че­ловека, терапевт может сослаться на физическую организацию в положении стоя.

Чтобы клиент мог как следует воспринимать то, как он стоит на полу, и чтобы он в принципе обрел большую устойчивость, в начале сессии я прошу его снять обувь. На высоких каблуках или в тесной обуви поза и напряжение в теле меняются. Поэтому иногда, работая в группе, я прошу участников расстановки тоже снимать обувь, чтобы дать им возможность принять более расслабленную позу и тем самым поддержать связанное с этим бо­лее объемное восприятие.

Небольшое упражнение на телесное восприятие

Когда клиент кладет руку себе на сердце, в большинстве слу­чаев он воспринимает этот жест как помощь и защиту. Во-пер­вых, он помогает почувствовать себя самого, а именно свое тело в движении дыхания, во-вторых, фокус внимания переносится с психических содержаний на восприятие тела. В-третьих, у ша­манов этот жест считается позой исцеления и раскрытия.

Если по ходу процесса у клиентов происходят явные физи­ческие изменения: если они глубоко выдыхают, заметно расслаб­ляют мышцы или становится заметен импульс к движению, то для терапевта это знак того, что одна фаза или «дуга напряже­ния» пройдена. Здесь можно проводить новую интервенцию.

ЧТО ПОМОГАЕТ?

Когда клиент обращается к терапевту, это происходит пото­му, что сам он со своими проблемами не справляется. Если сим­птом появился впервые, он теряется и не знает, что делать. Если его давно мучают одни и те же проблемы, то, скорее всего, он уже испробовал множество способов решения, но ни один из них не дал стабильного желательного эффекта. Нередко он смиряет­ся и еще раз пытается что-то изменить, только если некие вне­шние события приводят к дальнейшему ухудшению симптома­тики и усилению мучений.

На терапии главной задачей будет дать клиенту возможность почувствовать свою самодейственность, т. е. на собственном опы­те убедиться в том, что своими действиями он способен доби­ваться изменений в нужном ему направлении.

С одной стороны, это поможет ему снова перейти от бессиль­ной пассивности, т. е. от хронического отступления, к движению навстречу. С другой стороны, благодаря этому положительному опыту клиент может стать независимым от внешних условий и людей, поскольку ему уже необязательно иметь «правильное» окружение, чтобы обрести силы. Он становится автономным и все больше организует свое пространство так, чтобы оно все боль­ше служило ему ресурсом.

Терапевтическая сессия представляет собой комплексный процесс, где расстановка—лишь часть целой совокупности ин­тервенций. Симптомы и проблемы затрагивают клиента на всех уровнях: интеллектуальном, когнитивном, эмоциональном и физическом, они влияют на его действия и настроение. Эти уров­ни тесно связаны между собой и влияют друг на друга, о чем не в последнюю очередь говорит системная теория (см., например, Madelung 1996).

Изменения вызывает не только сама расстановка. Мы можем использовать все время общения с клиентом для того, чтобы под­стегнуть его мотивацию и интерес к развитию его собственного внутреннего процесса, помочь ему приобрести новый опыт и выстроить новые модели. С самого начала, уже во время анамне­стической беседы, еще до собственно расстановки, нам предос­тавляется множество возможностей, чтобы предложить клиенту решения на всех этих уровнях.

Выбранный нами язык, постановка вопросов, формулиров­ка высказываний и, как общая основа, наша позиция — все это оказывает влияние на импульсы, которые мы даем клиенту.

Его познание, мышление, понимание и хотение претерпева­ют когнитивное переструктурирование, как этот процесс назы­вается в поведенческой терапии. Глубокое эмоциональное пере­живание тяжелых ситуаций из прошлого и их переоценка при помощи других, наполняющих перспектив, приводит к измене­нию восприятия. Эти процессы постоянно сопровождаются из­менением физических состояний. Углубить и закрепить их мож­но при помощи ежедневного практического тренинга.

Объяснения

Человеческая психика устроена так, что неизвестного мы бо­имся, а необъяснимого избегаем. Объяснения помогают нам из­бавиться от страха. Благодаря объяснению и толкованию изме­няется восприятие ситуации, а вместе с тем и состояние тела, которое находится в резонансе с теми выводами, которые мы делаем. Если у терапевта есть хорошие объяснения, то клиент доволен, поскольку его собственных объяснений недостаточно, чтобы найти смысл в том, что с ним происходит.

Клиенту полезно иметь базовые психологические знания. На семинарах и в индивидуальной терапии я делаю небольшое введе­ние, чтобы объяснить основы моей работы, сделать мой способ действий и интервенции прозрачными и понятными. Эти объяс­нения уменьшают напряжение клиента, повышают его интерес и усиливают мотивацию, поскольку он может перенести их на свою жизнь. С одной стороны, я описываю психологическую модель развития как основу для нашего совместного исследовательского путешествия в его прошлое (см. стр. 46). При этом у клиента часто

возникает настолько явный физический и психический резонанс, что становятся очевидны его центральные проблемные динами­ки. Он чувствует себя увиденным и понятым, что составляет хоро­шую основу для терапевтических отношений.

С другой стороны, я даю ему краткое введение в системный подход, рассказываю о модели морфического поля и системных правилах отношений по Берту Хеллингеру, о «порядках любви» (1994). Эти объяснения обращены к опыту клиента, он соглаша­ется, находит параллели в собственной жизни и получает надеж­ду на разрешение своих проблем. Небольшие упражнения на дыхание и телесное восприятие с их моментальным действием укрепляют доверие клиента. Не менее полезна мысль о том, что мешающий клиенту симптом или ослабляющее его чувство было перенято у другого человека и, таким образом, самому клиенту не принадлежит, а только через него проявляется. Ее можно бы­стро объяснить при помощи маленьких эффективных экспери­ментов.

Предложения

Часто клиенту бывает полезно получить теоретическую мо­дель, услышать какие-то примеры и опыт, на который опирает­ся в своих действиях терапевт. Тогда ему легче принять предстоя­щие интервенции. Однако объяснения и интервенции — всегда не более чем предложения, на которые клиент может согласить­ся, а может и не согласиться. Если клиент склонен к сопротивле­нию и протесту, если его мысли и желания или сознательное и бессознательное устремлены в разных направлениях, то терапевт может установить контакт с обеими тенденциями, сделав какое-то предложение и сразу забрав его обратно: «Мы могли бы сей­час сделать следующее, правда, не знаю, подойдет ли вам это, насколько это вообще рассматривается». Клиент отреагирует на это в совокупности и таким образом сообщит нам степень своей готовности.

Когда мы описываем образы, соответствующие тому, к чему стремится клиент, какая-то часть его души сразу же входит в этот разрешающий образ. Даже если той части, которая обычно вклю­чает в себя его сознательность, намерения и хотение, еще нужно время, и она пока медлит. Как нам известно, образы не поддают­ся отрицанию, поэтому так полезен этот — однозначно ориен­тированный на решение — способ действий. Мы словно сажаем зерно, которое под ближайшим дождем прорастет. Мы даем кли­енту образ, например: «У меня в голове крутится такой образ...» или: «Я вижу, как отец держит вас на руках. Правда, я не знаю, насколько это хороший образ для вас». Если принять за основ­ную структуру модель первичных и вторичных движений, то, разумеется, это хорошие образы, и какая-то часть клиента по ним тоскует. Просто зачастую в данный момент он еще не способен увидеть, воспринять или даже вообще почувствовать эту свою потребность или это желание.

Неопределенность

В гипнотерапии каждую интервенцию предваряет слово «возможно», которое оставляет клиенту свободу в своих нео­сознанных структурах принимать и дополнять то, что подхо­дит ему в данный момент. Зачастую мы не можем точно назвать и описать словами тонкие, деликатные процессы или образы, не прервав своим утверждением происходящий у клиента про­цесс. Такая вероятность особенно велика, если мы сами точно не знаем, что происходит или что могло бы помочь. Оставаясь неопределенными, мы сохраняем достаточную дистанцию, что­бы внутреннее движение клиента могло развиваться и прояс­няться без помех.

С терапевтической точки зрения целесообразно оставлять в своих формулировках пространство для более тонких процессов поиска самого клиента, которые от нас, как от посторонних, ус­кользают. Особенно когда мы имеем дело с чувствительными точ­ками и хотим сначала повысить готовность клиента принять не­кую «правду» или если мы сами не уверены, верна ли наша ин­терпретация образа, имеет смысл использовать такие формули­ровки, как: «Похоже на то, как будто...». Тем самым мы открываем дверь, предоставляя клиенту самому решать, что (и когда) он бу­дет делать дальше. Безапелляционное утверждение: «Это так», вынуждает его немедленно выбирать между «да» и «нет», что в данный момент для него может быть невозможно.

Иногда, несмотря на однозначное ощущение, что симптом ослабляет клиента и поэтому, согласно нашей модели, ему не при­надлежит, нам не удается найти человека или ситуацию, к кото­рому или которой он мог бы относиться. Это может быть связа­но с тем, что у нас слишком мало данных, так как в семье по раз­ным причинам не передавалась информация о событиях и лю­дях, и клиент действительно мало знает. Если ребенок родился вне брака или его родители разошлись еще во время беременно­сти, то отец часто бывает неизвестен. Если в семье имели место случаи насилия, преступления (в том числе военные) или какие-то постыдные инциденты, иногда замалчивается и стирается из сознания целая линия. Бывает так, что все, кто мог бы дать ка­кую-то информацию, уже умерли. В результате у нас недоста­точно сведений, чтобы назвать элементы, которые были бы не­обходимы для того, чтобы развязать переплетение. И в данных обстоятельствах мы не можем их получить, или поиск точных сведений прервал бы процесс и отвлек внимание клиента от его концентрации и ориентированности на решение. В этом случае мы вводим в расстановку персонаж без определенного названия и наблюдаем, к какому результату приведет эта интервенция.

Примеры

В своем внутреннем образе клиентка видит, что отец смотрит не на нее, а сквозь нее. История отца ведет на войну, где он сначала сражался на передовой, а позже пережил нелегкие вре­мена в лагере для военнопленных. Мы предполагаем, что душа отца осталась привязанной к произошедшим там событиям, хотя из описания не ясно, куда обращена эта связь: к живым или погибшим товарищам, к убитым им самим или его подразделе­нием, к умершим в лагере или ко всем одновременно. Несмот­ря на недостаток информации, дополнить картину позволяет короткая и в то же время всеобъемлющая интервенция: «Что произойдет, если вы поставите сюда тех, кого не хватает?»

История семьи очень объемна, она включает в себя множе­ство событий и деталей. Все указывает на то, что в предьщущих поколениях произошло что-то тяжелое, но, несмотря на все рас­следования, выяснить, что это было, не удается. Ни к чему не приводят и попытки интервенций. Такое впечатление, что кли­ент снова попал в сети, поскольку найти решение не получается и облегчения не наступает. Он стоит, не чувствуя никаких импуль­сов и не способный ни на какое движение. Я предлагаю ему про­изнести следующую фразу: «Я соглашаюсь с этим». Клиент удив­ленно спрашивает: «С чем?» — «С тем, с чем должно». Клиент кивает и выдыхает. Его внутренние процессы поиска получили новый толчок.

Вопросы, вопросы, вопросы

Чтобы активизировать собственный процесс поиска следу­ющих хороших шагов для клиента, мы можем в беседе с ним и во время расстановки постоянно держать в уме некоторые важные вопросы и периодически просить клиента дать на них деталь­ный ответ. Для собственной фокусировки и ясности полезно сно­ва и снова задавать и себе, и клиенту такие вопросы, как: «Что важно?», «О чем на самом деле идет речь?»

Пока клиент переадресует решение своих проблем терапев­ту, сам он его не ищет. Если клиент то и дело возвращается к описанию проблемы, я столь же настойчиво спрашиваю: «И что поможет?» При этом речь идет не о том, чтобы тут же найти ответ, а о том, чтобы клиент увидел возможность такого вопро­са как первого шага к решению. Иногда за одну сессию я задаю клиенту этот вопрос по десять, а то и больше раз. Его цель — побудить клиента вместе со мной исследовать его поле на пред­мет возможностей улучшения. Иногда он абсолютно точно зна­ет, что могло бы помочь, и не делает этого. Повторно задавае­мый вопрос снова и снова подводит клиента к его собственной способности найти решение и служит постоянному, постепен­ному выстраиванию модели формулирования ориентирован­ных на решение вопросов.

Перемещение в другое время позволяет клиенту выглянуть за рамки проблемы. Моделирование хорошего будущего как лич­ная цель и как настройка на улучшение нынешнего состояния начинается с вопроса: «А как должно быть?» (см. стр. 106). Уже в начале первой сессии, после приветствия и краткого описания симптоматики, можно задать вопрос: «Что вы будете делать, ког­да решите проблему?» или: «Как вы будете себя вести, когда смо­жете ее решить?» Взгляд клиента отрывается от проблемы и на­правляется на действия, которые он будет выполнять в том буду­щем, в которое он хочет попасть с нашей помощью. Нередко у него есть совершенно конкретные представления об этом, и, от­вечая на дальнейшие вопросы, он обнаруживает, что кое-что он делает уже сейчас. В конце сессии он может получить моделиро­вание будущего в качестве задания на дом: «Понаблюдайте, что произойдет, если в следующей сложной ситуации вы будете вес­ти себя так, как будто уже справились с проблемой».

Язык

Тем, как мы говорим и какие слова выбираем, мы посылаем импульсы другим и самим себе и показываем, как мы думаем. Если мы говорим о проблемах, если они занимают нас в первую очередь, то все наши мысли крутятся вокруг них, все внимание сосредоточено именно на них, и тело реагирует на это соответ­ствующими состояниями. В гипнотерапии это называется «про­блемный транс». Если мы обращаемся к решению в хорошем бу­дущем, решив больше говорить о нем и внутренне больше ори­ентироваться на него, то мы приводим себя в состояние «разре­шающего транса», с которым тело тоже вступает в резонанс.

Мы можем сознательно принимать для себя это решение сно­ва и снова и постоянно обращать на это внимание клиента: «Ког­да вы говорите о проблеме, как на вас это действует?» и «Как вы себя чувствуете, когда думаете о решении, представляете себе хо­рошее будущее и говорите об этом?» Выбор слов и выражений тоже влияет на то, какой предстает перед нами «реальность». Да­лее я приведу несколько возможных вариантов, которые доказали свою полезность и эффективность в моей повседневной практике.

В немецком языке будущее время можно выразить через грам­матическую форму настоящего, что в данном случае является большим плюсом. Если мы спрашиваем: «Как выглядит ваша жизнь, если вам удается прекрасно справляться с ситуацией?», мы одновременно находимся и в настоящем, и в будущем. Бла­годаря использованию формы настоящего времени то, что дол­жно случиться при благоприятном исходе, уже сейчас описыва­ется как реальность.

Также рекомендуется говорить в форме изъявительного на­клонения, которое описывает вещи как реально происходящие. В отличие от него, сослагательное наклонение разделяет все на два направления: «Что бы вы сделали, если бы вы могли?» Оно оставляет открытым вопрос, произойдет изменение или не про­изойдет, осуществит клиент какое-то действие или не осуществит. Изъявительное наклонение подспудно сообщает клиенту, что претворение его проекта в жизнь — лишь вопрос времени: «Что вы сделаете, когда вы сможете...?» или: «Что произойдет, когда вы это сделаете?» Точно так же во время расстановки интервен­ция: «Что было бы, если бы вы поставили за собой отца?» оказы­вает иное воздействие, чем вопрос: «Что произойдет, когда вы это сделаете?»

Манера спрашивать тоже отражается на течении разговора. Если вы задаете клиенту так называемые открытые вопросы, он будет отвечать не только «да» или «нет», а более подробно. Воп­рос: «Что произойдет, если вы поставите за отцом его мать?» даст больше информации об изменениях, чем вопрос: «Для него так лучше?»

При этом простые главные предложения и вопросы без при­даточных доступнее для понимания, чем длинные предложения, содержащие много информации, которая может быть противо­речивой.

Когда мы проясняем запрос или моделируем хорошее буду­щее, предложения, содержащие отрицание, не приносят желае­мой ясности. Если клиент, называя цель терапии, говорит: «Я больше не хочу быть таким депрессивным», мы практически не получаем информации, из которой мог бы вырасти образ буду­щего. Поэтому мы нацеливаем его на позитивное описание: «И как это должно быть?», или напрямую вводим правило, предпи­сывающее обходиться без отрицаний и использовать только позитивные формулировки.

Если клиент начинает говорить по-детски, то есть возвраща­ется к старой модели, то с ним можно поэкспериментировать на предмет того, каким будет эффект, если он будет говорить ясно, спокойно, взрослым, энергичным голосом. Контраст с прежним поведением делает разницу особенно заметной. Если клиент го­ворит очень тихо, мы просим его говорить громче и поэкспери­ментировать с разницей. Или можно пригласить его усилить проблемную позицию, доведя свою манеру говорить до край­ности: «Как вы себя чувствуете, когда говорите еще более высо­ким голосом, еще больше причитаете, громче жалуетесь? Понаб­людайте за своим дыханием, зрительным контактом со мной, напряжением в теле...» То же самое относится к другим специ­фическим для клиента симптомам или физическим параметрам.

Тело

Если клиент приходит на сессию с острой физической симп­томатикой или если во время беседы или расстановки он начина­ет испытывать недомогание или боли, прежде чем продолжить те­рапевтический процесс, мы пытаемся облегчить его состояние. Если он жалуется на тревогу, мы спрашиваем себя, что ему сейчас может быть нужно, чтобы симптомы могли утихнуть, а клиента — о его предыдущем опыте в отношении данного симптома: «Что вы можете сделать, чтобы успокоиться?»

Если вы заметили у клиента некий физический импульс, на­пример, что ему хочется наклониться вперед, пригласите его это сделать. Если появилась боль в животе или болезненное мышеч­ное напряжение, и мы спрашивает себя и его, что может помочь, может возникнуть образ, что кто-то прикасается к больному ме­сту и греет его. Он может сам положить себе руку на живот и в своем внутреннем образе усилить это ощущение: он стоит спиной к отцу (матери или другому человеку, который имеет отно­шение к симптому) и прислоняется к его животу. Отец обнимает его и кладет руки на больное место.

Во время сессии клиент неоднократно имеет возможность убедиться, что благодаря одной маленькой интервенции он рас­слабляется и сразу же чувствует себя лучше. Часто в конце сессии уже один мой вопрос: «Что поможет?» вызывает смех, потому что клиент уже столько раз слышал ответ: «Выдыхать».

ПРОТИВОПОКАЗАНИЯ И ПОМЕХИ

Основания для прерывания или прекращения расстановки

Главное: без паники! (по Дугласу Адамсу)

Расстановки могут инициировать очень интенсивные про­цессы, и мы, терапевты, несем ответственность за то, что мы вы­зываем. Поэтому необходимо очень внимательно проверять, уместна ли в данный момент для данного клиента расстановка и не нужно ли нам (и если да, то когда) прервать или закончить начатый процесс.

Существуют признаки, которые указывают нам на наши гра­ницы и на границы клиента: это отношения клиента с терапев­том, физические симптомы клиента и так называемый контрпе­ренос. Он выражается в самочувствии терапевта, которое меня­ется в контакте с клиентом и дает некоторую информацию о его состоянии.

Проверка

С самого начала, то есть уже с первого контакта и далее в бе­седе с клиентом, мы можем, ориентируясь на собственные ощу­щения, проверять, насколько вероятен хороший результат ра­боты и что нужно сделать, чтобы к нему прийти. Именно в рас­становке мы можем за очень короткое время вызвать очень ин­тенсивные чувства и процессы, которые мы, терапевты, должны сопровождать, направлять и останавливать. При этом опытные терапевты могут, конечно, использовать более широкий репер­туар. Важно только, чтобы терапевт не заходил дальше, чем это комфортно для него самого. Это относится к терапии вообще и к расстановкам в частности.

Любое внутреннее беспокойство терапевта указывает на его собственные границы, а если исходить из того, что терапевт и клиент находятся в общем, воспринимаемом обоими поле, то и на границы клиента. Несмотря на желание сделать расстановку, клиенты приходят к нам и со своими сомнениями, и с колебани­ями.

Если исходить из того, что мы вместе отправляемся в общее поле, где нашему восприятию доступны в том числе и пережива­ния клиентов, то не исключено, что наши сомнения и колеба­ния соответствуют сомнениям и колебаниям клиента. Чтобы луч­ше разобраться, откуда идет это ощущение, мы можем поделить­ся своими наблюдениями с клиентом. Если импульс принадле­жит клиенту, он согласится и почувствует облегчение, раз мы воспринимаем то, чего он не смог заметить или назвать сам. Со­общив свое восприятие, мы можем помочь клиенту больше до­вериться нам и дальнейшему процессу, поскольку он чувствует, что его видят и воспринимают даже в не осознаваемых им самим импульсах.

Терапевту нужно достаточно времени, чтобы дать место соб­ственному восприятию, чтобы проверить адекватность и воздей­ствие своих интервенций. В каком темпе вы можете работать, если вы следите за динамиками и в то же время вам нужно принимать четкие решения о следующих интервенциях? Какую вы даете кли­енту модель того, с какой позиции и каким образом можно об­ращаться с проблемами и искать решения? Что вы чувствуете, когда не позволяете клиенту себя торопить или не приходите в ужас от драматичности проблемы, а останавливаетесь, выдыхае­те и даете себе столько времени, сколько вам нужно?

Терапевтическое сопровождение

Вопросы и проблемы, с которыми клиенты приходят на те­рапию, одновременно являются частью и результатом их преды­дущей истории. Так как желание обрести ясность относится в основном к уже давно знакомым структурам, вопросы о биогра­фии и предыдущей терапии, о возможной психиатрической по­доплеке помогают оценить значение и продолжительность су­ществования симптомов, а также значение и масштаб желатель­ных изменений.

Если клиент пришел на одну-единственную сессию или толь­ко на расстановку, можно спросить, проходит ли он психотера­пию и, соответственно, может ли он рассчитывать на професси­ональное сопровождение в дальнейшем психическом процессе. Также здесь уместно спросить о том, в курсе ли его терапевт, что клиент обратился к вам, и согласен ли он, как доверенное и глав­ное ответственное лицо, с этим визитом и с проведением рас­становки. Разногласия между терапевтами указывают на струк­туры клиента. Имеет смысл поговорить об этом с клиентом. Пусть это выходит за рамки вашего терапевтического поручения, вы, по крайней мере, будете ясно понимать, что в этой ситуации вы воспринимаете клиента со всеми его противоречивыми тенден­циями и лояльностями.

В том случае, если у клиента есть другой терапевт, на этичес­ком уровне мы по-прежнему несем ответственность за те про­цессы, которые мы в нем вызываем, даже если на правовом уровне нам пришлось получить от него письменную гарантию, что в работе группы или в расстановке он принимает участие под лич­ную ответственность.

Отношения клиента с терапевтом

Существуют признаки (это относится как к индивидуальной работе, так и к работе в группе), которые говорят о том, что от поручения клиента лучше отказаться, что работу имеет смысл прервать или даже прекратить совсем: когда клиент не в состоя­нии воспринимать то, что предлагает ему терапевт, или когда он совершенно (больше) не реагирует. Это происходит, когда во вре­мя сессии клиент уходит от контакта с терапевтом или в течение длительного времени не вступает с ним в зрительный контакт. Также это случается, когда клиент не дает себя направлять и не способен разговаривать на метауровне, то есть если вы не може­те говорить с ним о том, что воспринимаете вы или переживает он, поскольку он слишком захвачен собственными мыслями и чувствами.

Для терапевтических процессов в воображении особенно не­обходимо, чтобы у клиента были развиты удовлетворительные структуры «я», чтобы он обладал стабильной способностью к сме­не позиции, чтобы с ним можно было говорить о событиях с дру­гой точки зрения, отличной от его собственной, то есть на мета­уровне. Люди с тяжелыми психиатрическими диагнозами, таки­ми как нарушения личности, шизофрения или бредовые рас­стройства, часто не в состоянии постоянно и четко различать внутреннюю и внешнюю реальность. Похоже на то, что в про­цессе психического развития такое неузнавание внешней реаль­ности утвердилось как модель, так что сегодня стопроцентной уверенности относительно этой действительности у них нет.

Если вследствие терапевтической интервенции, в том числе расстановки, клиент уже не в состоянии идентифицировать себя как г-на А, находящегося на приеме у г-жи Б, потому что его на­столько захлестнули воспоминания, внутренние образы или физические ощущения, что он полностью закрылся для всякого доступа извне, то терапевт должен быть способен провести его через это состояние и вернуть обратно в общую реальность. В одной только беседе зачастую невозможно в достаточной степе­ни оценить, какими стратегиями преодоления и в каком объеме располагает клиент, особенно если мы встречаемся с ним всего один раз. Поэтому и для клиента, и для терапевта лучше, чтобы терапевт проявил определенную осторожность и хорошенько подумал, хватит ли у него базовых психологических знаний, психиатрического или терапевтического опыта для данной про­блемы и данной симптоматики. В случае сомнений правильнее направить его к работающему в этой области коллеге.

Пример

Г-жа Порцана регулярно ходила ко мне на индивидуальную те­рапию. Поскольку она далеко жила, перерывы между сессиями были довольно большие. На протяжении всей своей жизни она периодически проходила лечение в психиатрической клинике. В свое время дома, в маленькой деревне, она подвергалась на­силию, в том числе и сексуальному, со стороны отца и брата. Родители не защищали ее и от сексуальных домогательств со­седей. В школе она проучилась недолго и так и не сумела поки­нуть деревню, где постоянно сталкивалась со своими мучите­лями. Тем не менее ей удалось не впасть в отчаяние и не оже­сточиться. Она жила с мужем и детьми на самом краю деревни. Казалось, пребывание в психиатрической лечебнице было для нее единственной возможностью сбежать из давящей тесноты деревни.

Она непременно хотела сделать расстановку, чтобы найти воз­можность жить в большем ладу с собой и окружающим миром. Стыдясь других людей, она настаивала на расстановке в рам­ках индивидуальной сессии. Я долго колебалась. Наконец на­стал момент, когда я, несмотря на внутренний трепет, согласи­лась. Расстановка в воображении казалась мне слишком не­контролируемой. Я дала ей несколько листов бумаги, и с их помощью она расставила отца, мать и двух сестер. Она была очень взволнована, но сдерживалась.

Когда она взяла в руки лист для брата, ее сотрясли рыдания. У меня на душе скребли кошки, но мне хотелось дать ей возмож­ность сделать расстановку, потому что она столько от нее жда­ла. В то время у меня было не так много опыта работы с клиен­тами и расстановками. И вот она, растерянная, стоит и плачет. Взглянув на часы, я спросила ее, где правильное место для ее брата. Она не отреагировала. Я предложила за нее поискать место для брата, она отдала мне лист и села. Когда я в образе поставила его рядом с ней, она с криком кинулась к двери. Я ее удержала, отвернула от происходящего и взяла за руки. Мы договорились остановить на этом расстановку, и вскоре она успокоилась.

Я чувствовала себя виноватой, у меня было такое ощущение, что, с одной стороны, я слишком далеко зашла, а с другой — не довела расстановку до хорошего для клиентки конца. Не­смотря на это, в следующий раз г-жа Порцана пришла на тера­пию очень довольная. Она была счастлива, что после столь долгих колебаний она все-таки преодолела свой страх и реши­лась открыто посмотреть на ситуацию в семье. Я была рада ее внутренней стабильности и способности таким образом пере­рабатывать происходящее.

Контрперенос как указание

Отслеживая возникающий контрперенос, терапевт может де­лать выводы о происходящих у клиента процессах. Находясь в резонансе с клиентом, он способен ощущать не только его фи­зическую реакцию, но и внутреннее состояние. Так что, если у вас появляются чувства, которые вам не знакомы или кажутся вам чудовищными и внушают страх, возможно, вы находитесь в состоянии контрпереноса.

Поскольку главное — это осознание клиента и происходящий у него процесс, а не только решение само по себе, никакой спеш­ки и необходимости срочно действовать нет. Даже если вы не рас­цениваете свои восприятия как контрперенос, дайте себе время, прервите текущий терапевтический процесс и поговорите с кли­ентом о том, что вы чувствуете. Проверьте, насколько ваши реак­ции имеют смысл в жизни клиента или в его семейной системе.

Экскурс: контрперенос

Надежным сенсором для динамик, внутренних процессов и физического состояния клиента является феномен так называе­мого контрпереноса, подробно описанный Зигмундом Фрейдом и множеством аналитиков. Это понятие подразумевает точное восприятие импульсов и внутренних движений клиента, кото­рые терапевт может наблюдать на основании собственных ком­плементарных реакций. При этом терапевт вступает в реинсце-нировку прошлых драм клиента.

Во-первых, он может точно воспринимать в себе те чувства, которые испытывает или должен бы, но не испытывает клиент, поскольку он для них закрылся. Во-вторых, терапевт может вос­принимать в себе реакции, которые в рано запечатленных струк­турах проявляли по отношению к клиенту важные для него люди и которые теперь снова возникают в коммуникации между кли­ентом и другим лицом, в данном случае терапевтом. В-третьих, терапевт может эмпатически воспринимать в себе чувства и на­строение клиента (см. Фрейд, 1910). Во всех трех случаях для терапевта этот процесс означает, что в контакте с клиентом его со­стояние претерпевает сильные изменения, причем эта модель может повторяться.

У терапевта может сложиться впечатление, что что-то не так, однако описать это точнее он не может. Или он испытывает внут­реннее беспокойство, раздражение или опасение, что эта тема, этот клиент или процесс ему не по плечу, хотя в других ситуаци­ях, с другими клиентами он обычно чувствует себя спокойно.

Хорошим подспорьем для терапевта является большой соб­ственный опыт работы с контрпереносом, натренированность в восприятии и оценке получаемой таким образом информации. Это подразумевает хорошее знание собственного «нормально­го» состояния, знание собственных структур, моделей, потреб­ностей, слабостей и слепых пятен. Кроме того, здесь необходи­мо хорошее знание собственной реактивности на уровне контр­переноса, а также знание о том, как на это состояние можно по­влиять и как его можно изменить.

Примеры

Представьте себе, что до сих пор у вас был хороший день и вот к вам приходит новый клиент. Он рассказывает вам о своих сим­птомах, об истории своей семьи, и ваше настроение становит­ся все хуже. Вы делаетесь подавленным, угнетенным, что вам совсем не свойственно. У вас возникает желание открыть окно, хотя вы только что проветривали. У вас странное ощущение, что вы не в своей тарелке. Что происходит? Заговорите об этом с клиентом: «Я не знаю, как вы себя чув­ствуете, но во мне сейчас происходят странные вещи», и опи­шите ему свои восприятия. «Вам знакомо нечто подобное? Я не уверена, к кому из нас это относится: ко мне или я восприни­маю что-то ваше». Возможно, он ответит, что ему знакомо это угнетенное состояние.

Несколько лет назад у меня был поразительный случай. Од­нажды ночью я проснулась с сильным сердцебиением, причин которого я не понимала. К утру оно утихло, но потом снова уси­лилось. Я решила, что выпила слишком много кофе, но это не объясняло по-настоящему масштаба моей внутренней трево­ги. На вторую половину дня у меня была назначена первая встреча с одной клиенткой. Она страдала сильными навязчи­выми состояниями и была очень нервной. Она рассказала мне, что не спала всю ночь, обливаясь, потом вышла из дома и находиться в моем кабинете ей тоже очень трудно. Когда я рас­спросила ее о других симптомах, она описала учащенное серд­цебиение и сильную внутреннюю тревогу. Как только я поняла, что возникшие у меня симптомы относились к ней, они сразу исчезли.

Оставаться конкретным

Если вы испытываете беспокойство, предположительно, вы воспринимаете что-то из контекста или поля. Это возбуждение — как указание на опасность. Чтобы разобраться и успокоиться, лучше всего начать делать расстановку ^предметами, то есть ли­стами бумаги или фигурками. Здесь клиенту нужно устанавли­вать конкретный контакт с определенными местами, и физичес­ки он должен действовать сам, что поддерживает связь с реаль­ностью и дает больше контроля и уверенности и ему, и вам. Если в структуре или динамиках обнаружится что-то особенное, вы скорее сможете это заметить. Расстановка в воображении здесь скорее не подходит, поскольку при этой форме работы мы мо­жем делать выводы, опираясь только на высказывания клиента и его физическую реакцию.

Не торопитесь и внимательно наблюдайте за физической ре­акцией клиента, чтобы уловить изменения, которые могут оз­начать ухудшение и вынуждать клиента прибегать к масштабным стратегиям преодоления. Если вы сопровождаете клиента таким образом, если вы говорите с ним об этом и отрабатываете с ним простые модели, которые пусть немного, но сразу помогают, то его мотивация сохраняется. Клиенты испытывают благодарность, если их не толкают (снова) в драму, а медленно и настойчиво под­водят к новому пониманию.

Для начала выбирайте простые, четко очерченные отноше­ния, а не многоплановые и запутанные динамики и переплете­ния и предлагайте клиенту в процессе расстановки надежные модели, маленькие шаги, хорошую телесную работу и ясное структурирование. Вы можете обратиться к уже известным уп­ражнениям, например небольшим упражнениям на осознанное дыхание, которое вы с начала сессии постоянно вплетали в ра­боту.

Или поэкспериментируйте, поставив напротив клиента че­ловека, которого вы расцениваете как ресурс, и просто меняйте дистанцию. При сближении интенсивность чувства и физичес­кая активность возрастает, а при увеличении дистанции клиент сможет ощутить успокоение и большую расслабленность.

Или попробуйте несколько раз повторить одно маленькое уп­ражнение на одну и ту же тему, каждый раз инициируя одно чет­ко различимое небольшое изменение, и требуйте при этом вни­мательного наблюдения и точных описаний. Полезно потрени­ровать фрагменты с небольшими базовыми структурами в про­стых ситуациях, чтобы позже этот опыт можно было перенести на сложные комплексные ситуации.

Физическая реакция

Иногда во время сессии у клиента возникает сильная фи­зическая или психическая реакция. На физическом уровне это может быть дрожь, судороги, внезапная сильная слабость, зат­рудненность дыхания, боли, тошнота, обморочное состояние и тому подобное. Психические симптомы могут проявляться в таких сильных внутренних движениях, как смятение, жела­ние убежать, страх или паника. Или клиент может жаловаться на то, что его тянет прочь, что он вообще больше не в состоя­нии думать и воспринимать или что он чувствует себя окаме­невшим.

Если симптомы выходят за пределы того, что вы, как тера­певт, способны выдержать и с чем вы можете справиться, лучше всего сделать глубокий выдох и прервать процесс в этой точке. Затем вы можете поговорить с клиентом о появлении и интен­сивности симптоматики в этой особой ситуации или после ва­шей последней интервенции, которой она, предположительно, была вызвана. Обычно клиент знает свою модель. Полезно сообща исследовать, как эти симптомы можно понять — как модель в жизни клиента или его семейном контексте. Возможно, он со­общит вам информацию, которая поможет продвинуться даль­ше в поисках разрешающего образа: об исходной ситуации, ко­торая вызвала такую реакцию, о других членах семьи, имеющих аналогичные симптомы, или о значении этих симптомов в рам­ках того, что происходило или происходит в семье. Возможно, ему даже вспомнятся связанные с симптомом события, о кото­рых он давно уже забыл.

Благодаря тому, что процесс был прерван, интенсивность симптомов обычно уменьшается, физическое состояние стаби­лизируется и приходит в норму, и вы, получив эту новую инфор­мацию, можете приступать к новой серии интервенций и внут­ренних образов и исследовать результат. Спросите клиента, хо­чет ли он продолжать работать в этом месте дальше. Благодаря пережитому процессу и, прежде всего, если вы спокойно его со­провождали, он на собственном опыте убедился втом, что, даже если могут появиться сильные чувства и тяжелые физические состояния, они достаточно быстро проходят и в принципе ни­какой реальной угрозы не представляют.

Гипервентиляция и паническое дыхание

Иногда у клиента начинает сводить руки и ноги, возникает ощущение, что область вокруг рта стала ворсистой, зудят кисти рук и кончик носа. У него может закружиться голова, появиться боль или ощущение стеснения в области сердца. Все это типич­ные признаки гипервентиляции. Эти симптомы могут появить­ся, если клиент не привык к постоянному глубокому дыханию, и не представляют для него опасности. Если он начнет дышать более поверхностно, то через несколько минут эти проявления исчезнут. В крайнем случае, т. е. если симптомы гипервентиля­ции настолько сильны, что внушают опасения, рекомендуется дать клиенту подышать в пакет, чтобы содержание кислорода во вдыхаемом воздухе быстро уменьшилось, а содержание углекис­лого газа возросло. Если благодаря вдыханию «использованного» воздуха содержание кислорода в крови нормализовалось, симптомы гипервентиляции проходят.

Если у клиента началось так называемое паническое дыхание, если он спонтанно слишком быстро, глубоко и бурно дышит, призовите его дышать медленнее, легче и не так глубоко, чтобы тело могло прийти в нормальное состояние. Если он будет вды­хать и выдыхать через нос, объем дыхания тоже уменьшится. Вы можете сами громко и медленно дышать, сопровождая своим дыханием дыхание клиента и подавая ему хороший пример. Или, если он не против, положите одну ладонь ему на спину, а другую на верхнюю часть грудной клетки и мягко поддерживайте его в спокойном и равномерном вдыхании и выдыхании¹⁵.

«Сопротивление»

Так называемое сопротивление проявляется в сознательных или бессознательных колебаниях клиента или в форме давно, возможно, всю жизнь знакомых ему симптомов или моделей. Сопротивление может выражаться в таких физических симпто­мах, как внезапная боль, головокружение или возбуждение, ко­торые либо прерывают терапевтический процесс, либо настоль­ко отвлекают внимание на себя, что продолжать заниматься пре­дыдущей темой уже невозможно. Также неожиданно могут воз­никать психические процессы: эмоции, сильные чувства, страх, состояния затемнения сознания или непроницаемый туман в голове. Иногда клиент просто отказывается следовать нашим предложениям.

Эти проявления сопротивления можно рассматривать как знак того, что в терапевтическом процессе мы приближаемся к критическим зонам. Мы можем понимать их как вторичные дви­жения, т. е. как стратегии преодоления, которые закрывают дос­туп к первичным чувствам или движениям. Они помогают кли­енту сохранять контроль над развитием процесса и интенсивно­стью своих чувств. Возможно, терапевт не приспособился к скорости клиента и действует слишком быстро, и поэтому клиент, обычно бессознательно, его отвлекает и тормозит. Любой нажим, любое подталкивание в выбранном направлении будет усиливать его сопротивление и симптоматику. Это похоже на то, как будто мы уже готовы сделать второй шаг, в то время как клиент еще не сделал первый.

«Медлительные» клиенты

Некоторым клиентам требуется много времени, чтобы выст­роить, рассмотреть и описать свои внутренние образы. Часто бывает не понятно, к чему приковано внимание клиента. Осо­бенно в случае расстановки в воображении мы можем судить о внутреннем процессе клиента только на основании его физичес­ких реакций и описываемых им образов. Нужно уметь понять, с чем связано его молчание: то ли он внутренне занят своими про­цессами и пока не нашел или не выстроил образ, то ли ему труд­но выразить словами свое восприятие, то ли он ушел в старую модель оцепенения, затемнения сознания или разрыва контакта с внешним миром, откуда ему сложно выбраться в одиночку.

Пример

Вы начали первое упражнение: «Представьте себе, что перед вами стоит ваш отец и смотрит на вас». Через некоторое время вы спрашиваете: «Как он на вас смотрит?», а клиент не отвечает. Если визуализированный персонаж, здесь отец, сам с кем-то или чем-то переплетен, и эта связь сильнее, чем связь с сы­ном или дочерью, например, из-за ранней потери одного из ро­дителей или из-за тяжелых жизненных событий, то в расста­новке этот человек стоит отвернувшись либо чувствует импульс покинуть помещение. В воображении эта динамика часто про­является в том, что этот человек неосязаем, его не удается увидеть перед своим внутренним взором. Чтобы помочь клиен­ту сформулировать ощущения, его можно спросить: «Вы не можете его увидеть или это трудно описать?» Чаще всего кли­ент отвечает на этот вопрос, но если он и дальше не вступает с вами в контакт, спросите его: «Вы меня слышите?»

Если клиент перестал реагировать

В некоторых ситуациях имеет смысл прервать или совсем пре­кратить происходящий у клиента процесс. Скорее это может слу­читься с клиентами, у которых недостаточно сформированы структуры «я» и которые в клинической сфере получают тяже­лые диагнозы. Однако иногда совершенно спонтанно возника­ют состояния, которые затрудняют нормальный ход работы и от­тягивают все внимание на себя. Обычно они имеют смысл в ди­намике клиента, иногда они появляются и исчезают без види­мых причин.

Если контакт между вами и клиентом прервался и клиент со­вершенно перестал реагировать, нужно проявить осторожность. Поскольку можно предположить, что реакция клиента связана с вашими интервенциями, лучше сразу же их прекратите. Сме­ните уровень. Сохраняйте спокойствие, сделайте выдох и выве­дите клиента из его внутреннего образа, который вызывает дан­ную симптоматику. Если клиент оказался во власти настолько сильных чувств или физических симптомов, что они представ­ляются вам слишком серьезными для ваших ресурсов, закончите расстановку и помогите ему вернуться в нормальное состояние, которое ему хорошо знакомо. Вы можете вернуть клиента в об­щую реальность на разных уровнях: словами, провоцируя его реакцию или установив с ним контакт через его тело. Главное, постоянно следите задыханием: клиента и своим собственным.

Первые попытки будут нацелены на то, чтобы через разговор снова войти в непосредственный контакт с клиентом. Задавайте вопросы, давайте указания, что-то предлагайте и наблюдайте, в какой момент вы получите реакцию. Займитесь его дыханием и дайте ему указание его изменить: «Что, если вы сделаете глубо­кий выдох?» и посмотрите, последует ли реакция. Задавайте воп­росы с интересом, не боясь и не давя: «Вы меня слышите?» или: «Как вы сейчас воспринимаете себя физически?» Если он погру­жен в свои внутренние процессы: «Где вы сейчас находитесь?»

Также можно попытаться спровоцировать спонтанную фи­зическую реакцию. Встаньте и пригласите клиента тоже встать: «Пойдемте», и протяните ему руку. Если это не поможет, установите с ним физический контакт. Дотроньтесь до него, поло­жите руку ему на плечо или возьмите его за обе руки. Попросите его посмотреть на вас, т. е. открыть глаза, если они у него закры­ты, и оставить позади одолевающие его внутренние образы и процессы. Если он открыл глаза, но по-настоящему вас так и не видит, спросите его, видит ли он вас. Если нужно, задайте этот вопрос несколько раз, пока не почувствуете, что вас видят. Если он слишком быстро дышит, замедлите темп его дыхания; если он задерживает дыхание, велите ему выдыхать.

Зачастую подобный опыт не является для клиента чем-то но­вым. Это старая, известная ему модель, которую вновь активи­ровала интенсивная конфронтация. Поговорите с клиентом о его опыте в отношении этой модели. Откуда он ее знает? Как давно она присутствует в его жизни? В каких ситуациях возникает? Спонтанно или в ситуациях, похожих на эту? Всегда ли пуско­вым стимулом служит одно и то же, один и тот же человек, похо­жее настроение?

Если в расстановке клиент стоит, например, перед своим от­цом и симптоматика не ослабевает, отверните его или соберите с пола листы бумаги и тем самым закончите расстановку. Верните его из представлений обратно в тело, чтобы он снова чувствовал и воспринимал себя самого. Дайте ему ощутить свое тело и ис­пытать его функциональную способность, активировав его ка­налы чувств: установите с ним физический и зрительный кон­такт, поговорите с ним, и пусть он подтвердит, что он вас слы­шит и видит. Также вы можете попросить его изменить положе­ние тела: если он сидит, пусть встанет, если стоит — сядет, либо пройдитесь с ним по помещению или даже выйдите с ним за дверь.

Если клиент снова обрел физическую и психическую стабиль­ность, вы можете спросить его, хочет ли он продолжать в этом месте дальше. Проверьте, готовы ли вы к этому сами. Если вы собираетесь отправиться в тот же образ и возобновить процесс или динамику, двигайтесь маленькими шагами.

Обычно тяжесть симптоматики уменьшается в той мере, в какой клиенту удается создать альтернативную модель преодо­ления. Повторение, выход и выдерживание создают прочную модель внутренней безопасности. Клиент на собственном опыте убедился, что он в состоянии выйти из тяжелой ситуации це­лым и невредимым. В будущем ему будет легче в нее войти, так как он уже знает последствия и может оценить, какую форму они принимают, с какой интенсивностью проявляются и что он может сделать, чтобы «по-хорошему» справиться с этой си­туацией.

Меры предосторожности

На индивидуальной сессии терапевт, находясь в постоянном контакте с клиентом, имеет возможность вместе с ним отслежи­вать его внутренние движения и физический отклик на все ин­тервенции. Сначала возникают именно физические процессы, они обнаруживают небольшие отклонения от предыдущей мо­дели, и постепенно их интенсивность возрастает. Такие измене­ния привычных моделей всегда сопровождаются спонтанным изменением дыхания и физического напряжения. Поэтому край­не полезно наблюдать за ритмом, глубиной и легкостью дыха­ния. Тогда, если какой-то процесс начинает развиваться сам по себе и выходит из-под контроля клиента, терапевт может своев­ременно это заметить, определить его ход, а если нужно, пре­кратить.

На индивидуальной сессии, если вы постоянно сохраняете сфокусированный контакт с клиентом, маловероятно, что он упадет в обморок. Если в группе кто-то из заместителей или кли­ент теряет сознание, то, по всей вероятности, внимание тера­певта в тот момент было направлено на другие динамики. Если это все же произошло, действуйте так, как вас учили на курсах по оказанию первой помощи: положите ноги клиента повы­ше, чтобы обеспечить отток крови от периферии обратно к цен­тру. Следите за тем, чтобы клиент мог свободно дышать, чтобы не западал язык и не давила одежда. Возьмите его за руку, обра­титесь к нему по имени и похлопайте его по лицу, пока он сно­ва не обретет способность к контакту. Холодная вода тоже де­лает свое дело.

Пройти до конца

Если клиент уже давно, возможно, в том числе с помощью терапии, хорошо знает свою симптоматику, если он способен оценить свои чувства и физические симптомы, ощущает хоро­шую поддержку со стороны терапевта, то иногда он хочет и мо­жет выдержать этот мощный, кажущийся опасным процесс, что­бы прервать повторяющийся ход событий, больше узнать о структурах симптоматики и суметь выработать другие решения. Если у вас хороший контакт с клиентом, он скорее сможет по­зволить себе пережить эти критические симптомы.

Это предполагает, что клиент в состоянии не только испы­тывать чувство и отдавать себя во власть физических симптомов, но и наблюдать за собой, когда в нем появляются эти модели. В психотерапевтической практике эта позиция называется «тера­певтическим расщеплением», в медитативной практике — «внут­ренним свидетелем». Подойти к этой точке помогает опыт сме­ны ролей и перспективы, а также соответствующие упражнения на восприятие тела.

Если клиент ропщет на свою судьбу и симптомы, вы можете переистолковать это в том смысле, что старая модель или старый опыт, к которому он, похоже, подошел, смог появиться сейчас только потому, что теперь он, очевидно, в состоянии посмот­реть на эту старую травму и интегрировать ее. Это знак того, что сейчас он выработал достаточно внутренних структур, которые позволяют ему добраться до этих глубоких пластов.

Прекращать или нет?

Пример

Г-жа Отис «всю жизнь» страдала от ощущения давления и ко­лющей боли в области сердца, которая распространялась на всю грудную клетку. Ей удалось четко сформулировать свой запрос на терапию: она хотела получить объяснение, как пони­мать этот симптом и, может быть, добиться улучшения и об­легчения. Когда я собирала анамнез, она сообщила, что у нее восемь братьев и сестер. Трое из них страдают раком, еще один брат уже умер от рака. Рассказывая об этом, г-жа Отис была взволнована и выглядела испуганной. Заболевания ее братьев и сестер заставили меня внутренне насторожиться: как полу­чилось, что пятеро детей в этой семье страдают сильными сим­птомами? Она сделала глубокий выдох, что указало мне мо­мент для следующего вопроса.

Ее отец тоже умер от рака. Г-жа Отис физически напряглась, взгляд стал рассеянным, давление в области сердца усили­лось. На основании этих реакций (напряжение как защита, блуж­дающий взгляд как желание убежать, давление как возраста­ние напряжения) я высказала предположение, что ее симпто­мы связаны с отцовской линией.

Г-жа Отис оцепенела, ее руки напряглись и застыли. (Где эти симптомы могут иметь смысл? Какая ситуация может соответ­ствовать такой интенсивности симптомов?) Я спросила, знако­мы ли ей появившиеся сейчас симптомы. Она кивнула: «Не так внезапно и не так сильно, как сейчас».

Поскольку она так бурно отреагировала на разговор об отце, я спросила ее, что особенное произошло в его жизни. Его отец, дед клиентки, в тридцатые годы повесился. Это произошло пос­ле того, как на него донесли в связи с неким правонарушением. Физическое оцепенение усилилось, г-жа Отис быстро и глубо­ко задышала, ее руки сводило все сильнее. Чтобы уменьшить последствия гипервентиляции, я предложила ей дышать но­сом. Она едва среагировала, ее состояние было похоже на шок. Я встала перед ней и попросила ее встать. Она встала. Я взя­ла ее за руки, которые были изогнуты так, что она едва могла держать мои. Я искала ее взгляд, чтобы через зрительный кон­такт пробиться к ее взрослому «я», и сказала: «Посмотрите на меня! Вы меня видите?» Ее взгляд блуждал. «Вы меня види­те?» Наконец она собралась и посмотрела на меня. Мне было ясно, что и это ее «отсутствие» вызвано не нашей встречей, а берет начало в ее истории. Я спросила, знакомы ли ей эти со­стояния. «Да, но они уже давно не возникали с такой силой». Я была не уверена, стоит ли мне продолжать. Такая интенсив­ность симптомов и в первую очередь тот факт, что г-же Отис потребовалось достаточно много времени, чтобы снова уста­новить со мной контакт, заставили меня сомневаться. Да и фи­зические симптомы показались мне сильнее, чем я наблюдала раньше в аналогичных ситуациях. Однако она уже не раз проходила полное медицинское обследование по поводу этих «при­ступов», и никаких неврологических, кардиологических или со­судистых нарушений выявлено не было. Когда между нами снова установился хороший визуальный и коммуникативный контакт, я спросила ее, пойдем ли мы еще немного дальше или пре­рвем работу здесь. Она была готова продолжать. Чтобы понять, какие динамики на протяжении поколений дей­ствовали в семье ее отца, я спросила о прадедушке. Он умер, когда его сыну было 3 года. Так как реакция на отца была столь сильной, напрашивалось предположение, что эта динамика идет из семьи отца. Я решила поставить клиентку напротив отца. Чтобы не повторить то, что только что произошло, и смягчить переживания за счет расширения контекста, я спросила ее о ресурсах. Какие у нее отношения с матерью? Сложные, под­держиваются только стараниями дочери. Мать была полной сиротой, что я восприняла как указание на возможную сильную внутреннюю неудовлетворенность матери, так что она не мог­ла быть ресурсом для дочери.

Поскольку у нас с клиенткой был хороший контакт, я решилась еще раз дать ей возможность оказаться лицом к лицу с отцом, поддерживая ее только своим присутствием. После того как я увидела, как она впала в состояние отсутствующего оцепене­ния, работа только в воображении показалась мне слишком не­конкретной. Получив ее согласие, я положила перед ней на пол лист бумаги, олицетворявший ее отца.

Когда она встала перед ним, симптоматика тут же возобновилась в полную мощь. Я подставила к ее отцу его отца, что несколько ослабило симптомы. Она больше ничего не могла сказать о деде и его жизни. Когда я добавила в расстановку мать и ее родителей, никаких существенных изменений тоже не произошло. Для нашей работы это удивительно, так как в расстановке мож­но очень явно увидеть и почувствовать влияние других. Так что нам удалось однозначно связать симптом с линией отца, но не хватало информации, чтобы добиться большей ясности отно­сительно возможностей решения. Поскольку время сессии под­ходило к концу, я отвела клиентку на несколько шагов назад, чтобы не провоцировать физическую симптоматику и чтобы кли­ентка чувствовала себя хорошо и стабильно. Мы поэкспери­ментировали с подходящей дистанцией для конечного образа. Клиентка была довольна обретенным пониманием и, уставшая, снова села на свой стул.

РАССТАНОВКА В ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ТЕРАПИИ

Четкая структуризация и продвижение вперед маленькими шагами позволяет во время сессии и в ходе расстановки держать в поле зрения различные динамики, существующие в семейной системе клиента, направлять процесс и проверять, какое значе­ние те или иные динамики имеют для клиента.

Отдельными шагами во время сессии являются:

— описание симптоматики и прояснение запроса,

— биографический анамнез, семейный анамнез и генограмма,

— сама расстановка с разрешающими шагами и выработкой за­вершающего или разрешающего образа,

— последующее обсуждение, возможно, упражнения и реко­мендации по домашнему заданию.

«Разогрев»

Первые минуты беседы служат для так называемого «разогре­ва». Эта фаза, в течение которой клиент знакомится с терапевтом, его манерой общения, сознательно оценивает, насколько терапевт способен его вести, воспринимая это, в том числе в тонких, бес­сознательных процессах. В свою очередь, терапевт узнает, какие возможности существуют в работе с этим клиентом, смотрит, ка­кие черты личности, страхи, границы, какую внутреннюю уста­новку, силу и коммуникативную способность демонстрирует его визави. В поведении клиента по отношению к терапевту как в го­лограмме проявляются те структуры, которые помогают ему жить в этом мире и справляться с предъявляемыми им требованиями. В этой встрече двух людей с их историей и их способностями рож­даются абсолютно личные терапевтические отношения, имеющие как свои возможности, так и свои границы.

101

Лучше всего, если терапевт и клиент сообща определяют цель терапии. Чего клиент ждет от терапии или от расстановки? Ког­да терапевтическое поручение можно будет считать выполнен­ным, а работу терапевта законченной?

У нас, терапевтов, есть определенный опыт в отношении того, какому осознанию мы можем способствовать, какие эмоцио­нальные переживания и какие изменения внутренней позиции мы можем вызвать при помощи расстановки. На основании этих знаний мы предлагаем клиенту ведущие к изменениям шаги. Однако помимо расстановки терапевтическая ситуация всегда включает в себя и другие интервенции: вопросы из краткосроч­ной терапии, разработку проектов хорошего будущего, разучи­вание моделей дыхания и упражнений на расслабление, которые помогают выдерживать трудные ситуации, атакже ритуалы, по­зволяющие лучше справиться с чувствами и переходами от од­ной жизненной фазы к другой.

Но первый вопрос, который постоянно присутствует на зад­нем плане, это всегда вопрос о том, имеет ли (и если да, то на­сколько) тема клиента системную подоплеку и, следовательно, есть ли вообще смысл делать расстановку. Иногда (возможно, в качестве дополнения) бывают необходимы принципиально иные формы работы.

Описание симптоматики и прояснение запроса

Клиент начинает с описания своих симптомов или расска­зывает, почему он пришел и кто его прислал. С самого начала внимание направлено на два аспекта: проблему и желательное решение. К описанию проблемы относятся симптомы и все, что ослабляет клиента и чего он больше не хочет. К описанию реше­ния относятся, прежде всего, ресурсы клиента, т. е. все, что при­дает ему сил, на что он может опереться и что не должно изме­ниться. Сюда входит, совершенно в духе краткосрочной терапии, и проект «хорошего будущего».

В этой фазе я спрашиваю клиента, что ему известно о семей­ной расстановке, чтобы понять, на каком уровне я могу начать и какую информацию об этой работе мне еще нужно ему дать. Не­которых клиентов направляют друзья, врач или натуропат, и сами они мало знают о том, что их ожидает. Я вкратце знакомлю их с основными идеями, на которых строится наша работа: что каждый берет на себя из своей семейной системы определенные задачи или перенимает чувства; что мы очень точно восприни­маем свою систему; что чувства и симптомы всегда правильны, даже если тот, кто их испытывает, не является их «законным об­ладателем»; что симптомы и чувства указывают на то, что чего-то не хватает. Таким образом я создаю переход ко второму шагу: анамнезу и генограмме.

Записи и заметки

Некоторые клиенты на протяжении многих лет приходят к нам снова и снова, с одной стороны, в связи с разными запроса­ми, с другой стороны, чтобы продолжить работу над ранее ини­циированными процессами. Каждую сессию я записываю для себя важную информацию по расстановке и индивидуальной терапии. Если клиент сделал расстановку в группе, а после при­шел на индивидуальную сессию или на индивидуальную тера­пию, я могу обратиться к этим своим заметкам, кроме того, у меня есть данные его генограммы и комментарии к ней. Они слу­жат базовой структурой для дальнейшей работы, позволяя мо­ментально воспроизвести образ семейной системы и положение в ней клиента. Особенно в том случае, если перерывы между сес­сиями составляют несколько месяцев, записи помогают мне вспомнить предыдущий запрос и желаемое решение, ход сессии (или сессий), разрешающий образ, упражнения и задания, и та­ким образом восстановить картину последней совместной сес­сии. Кроме того, так легче оценить, какие из обсуждавшихся це­лей клиент уже достиг, к каким целям он по-прежнему стремит­ся, какого развития ждет и с какими задачами он пока не спра­вился.

Наряду с личными данными (фамилия, адрес) я записываю дату и, если я работаю не в своем помещении, место, ключевые данные по симптоматике, тезисно запрос и, соответственно, цель, а также проект будущего. Уже в течение первого часа ра­боты, во время описания симптоматики, прояснения запроса и анамнеза семьи, я составляю генограмму, к которой я могу об­ратиться в любой момент, в том числе во время расстановки, и которую я могу дополнить, если появляется новая информа­ция.

Если клиент уже делал одну или несколько расстановок, я спрашиваю его о прорабатывавшихся темах и динамиках. Само по себе течение расстановки не имеет такого значения, как ее результаты и действие: «Что было важно?» Это позволяет нам сосредоточиться на главном.

На сессии я помечаю для себя запрос и цель терапии, то есть представление клиента о том, чего он хочет достичь в конце те­рапии или после расстановки. Время от времени, особенно если клиент находится в длительном процессе, мы можем вместе под­водить итоги касательно его успехов и развития. Под генограм-мой я схематично набрасываю разрешающий образ данной сес­сии и записываю домашнее задание. Иногда я вкратце помечаю интервенции и важные фразы. Чтобы не выходить за установ­ленные временные рамки, я стараюсь во всем ограничиваться данными, которые важны для симптоматики и желаемого реше­ния.

Со временем и с опытом становится все легче отличать зна­чимую для терапевтического процесса информацию от менее зна­чимой. Помогает в этом собственная реакция терапевта на выс­казывания клиента и темы, которые он предъявляет, реакции клиента во время его рассказа, а также когнитивная проверка, т. е. постоянно задаваемые на заднем плане вопросы: «Что важно?» или: «О чем на самом деле идет речь?»

Иногда нам, терапевтам, нужно разъяснять клиенту, что же­лательно и «нормально» в рамках сессий. Возможно, проходя другие формы терапии, он научился отреагировать свои чувства или идти за каждой своей ассоциацией, когда подробно обсуж­дается любая возникшая мысль. В этом отношении расстанов­кам присуща сдержанность, у них очень сжатая форма, так что иногда клиенту приходится перестраиваться.

Запрос

Прояснению так называемого запроса придается большое значение, поскольку в нем излагается поручение, с которым кли­ент обращается к терапевту. Процесс фокусировки на решении помогает клиенту настроиться и собраться, создает общее поле между клиентом и терапевтом, позволяет выработать первые предложения по решению и проверить их эффективность в рам­ках способностей и мотивации клиента. В этом процессе опре­деляется общая цель расстановки, сессии или терапии, с кото­рой согласны оба: клиент со своими стремлениями и желаниями и терапевт со своим опытом и способностями. При этом, с од­ной стороны, речь может идти о цели долгих внутренних поис­ков клиента, то есть о долгосрочной цели, которая описывает состояние, которым завершается большая жизненная фаза. С другой стороны, запрос может касаться следующего шага в лич­ном процессе клиента, то есть попытки найти решение для ак­туальной симптоматики. Иногда, несмотря на все старания, кли­енту так и не удается сформулировать определенный запрос. Тог­да можно работать и без ясно означенной цели, рассматривая не­ясность как часть его проблемной структуры.

При помощи вопросов: «Как должно быть?» или «Что я дол­жна для вас сделать?» можно узнать представления клиента и выяснить, какие ожидания он направляет на терапевта. Имеет смысл проверить, насколько реалистичны представления кли­ента, возможно, расширить рамки его мышления и в любом слу­чае включить в поле зрения перспективу будущего. Так мы мо­жем протянуть ниточку от настоящего к будущему, проверить и подстегнуть мотивацию клиента и направить его внимание и концентрацию на решение.

С самого начала у терапевта подспудно идут внутренние про­цессы поиска, которые, опираясь на знание динамик и струк­тур, могут привести к первым гипотезам и наметкам шагов в на­правлении решения: «Какой опыт заставил клиента стать таким, как он есть, и какой опыт может помочь ему достичь своей цели?»

При этом у вас, как кадры фильма, могут возникать образы клиента и его семьи. Какое первое впечатление сложилось у вас о клиенте? В каких жизненных обстоятельствах вы его видите? Какую атмосферу он привносит в это помещение? Кто, судя по атмосфере, пришел вместе с ним? Что он «излучает» физически и о чем это вам говорит? Иногда клиент предстает перед внут­ренним взором терапевта ребенком в его тогдашнем мире или в его отношениях с другими людьми, иногда фантазии, фрагмен­ты действий, люди или пейзажи складываются в собственный внутренний образ. Это могут быть исполненные смысла воспри­ятия на тонком уровне, которые мы, если они подтвердятся, можем использовать, включая их в терапевтический процесс.

Проект хорошего будущего

Для когнитивных форм терапии одна уже ориентирован­ность клиента на проблему сама по себе представляет проблему. В качестве противовеса терапевту служит вопрос, как он может определить, что на самом деле волнует клиента и куда он стре­мится «в глубине души». Часто клиент не способен в одиночку достичь этого уровня понимания, так как опыт научил его дис­танцироваться от самых глубоких своих желаний. Чтобы узнать, в какой точке клиент окажется в конце своих поисков, мы, те­рапевты, наряду с ясным анализом фактов можем задействовать другой уровень контакта: если, пока он рассказывает, смотреть на него «мягким взглядом», мы можем погрузиться в его атмос­феру и лучше понять его поле. И на обоих уровнях мы можем задать себе вопрос: чего клиент ищет? Куда он хочет попасть в своем процессе? Когда он будет удовлетворен? Где есть это лег­кое, осторожное расслабление, это тонкое телесное движение отпускания?

В большинстве случаев запрос клиента соединяет в себе два желания, которые он более или менее ясно воспринимает и оз­вучивает: симптомы должны исчезнуть и состояние должно улуч­шиться. Мы можем уточнить его представления о хорошем бу­дущем, побудив его к детальному описанию целей и желаний. Уже этим мы делаем ему (в духе краткосрочной терапии) первые предложения по действиям и решению.

Если терапевт расспрашивает конкретно и настойчиво, ча­сто обнаруживается, что у клиента есть абсолютно точные пред­ставления о том, как, что должно быть и что может помочь. Иногда это является его тайной, к которой он никогда не отно­сился серьезно, а иногда бывает, что он просто сдался, возмож­но, он давно уже научился больше не задавать себе этот вопрос. И тем не менее какая-то часть его точно знает, где заканчивает­ся его поиск.

В гипнотерапии существует так называемая техника хрусталь­ного шара. Терапевт и клиент сообща разрабатывают модель хо­рошего будущего, как на сеансе у предсказательницы глядя в фиктивный хрустальный шар. Так мы получаем очень подроб­ную информацию о желаемом состоянии. При разработке про­екта помогает и так называемый «чудесный вопрос»: «Что произойдет, когда вы решите свою проблему?» Та­ким образом мы перекидываем мостик к будущему, которое кли­ент, описывая проблему, чаще всего оставляет без внимания. Если он увидит себя у цели своих стремлений и представит, как он себя там чувствует, это станет для него позитивным и укрепляющим опытом, который даст ему мотивацию и силы для первых шагов в этом направлении. В конце отсюда вытекает домашнее зада­ние: делать так, как будто он уже может то, к чему стремится (ср. стр. 167).

Если клиент собирается прийти на несколько сессий и, та­ким образом, его можно сопровождать в течение какого-то оп­ределенного времени, терапевт может задать временные рамки: «Если вы представите себе, что за полгода вы прекрасно справи­лись с этими проблемами, что вы тогда будете делать?» Клиент видит, что для терапевта само собой разумеется, что он способен проживать и выстраивать ситуацию совершенно иначе.

Если у клиента нет ясных представлений о том, может ли он что-то изменить и, если да, то за какое время, а вы продолжаете: «...через год, пять, десять лет...», то в какой-то момент он запро­тестует и заявит, что так долго это продолжаться не будет. Тем са­мым он обозначит тот отрезок времени, в течение которого он справится с проблемой, даже если путь пока не ясен и требуется еще какое-то время.

Если клиент не привык включать в свое жизнестроительство конкретные перспективы будущего, то свой запрос он часто опи­сывает расплывчато и неясно, обнаруживая множество различ­ных краткосрочных импульсов. Чтобы сосредоточить его вни­мание на запросе, вы можете спросить его: «Что важно?», «Как должно быть?» или «Что должно получиться на расстановке?». Тем самым вы заставляете его перенестись во время после расста­новки, когда изменение уже произошло.

Чтобы точнее понять его запрос, его глубокий поиск, я иног­да спрашиваю: «Сейчас вам 35,40,55 лет. Сколько вам еще оста­лось жить? Что вы хотите сделать в ближайшие десять, двадцать, пятьдесят лет?», и, наконец: «Что вам еще нужно сделать, чтобы умереть счастливым?»

Благодаря мысли о собственной невечности и ограниченно­сти своего времени клиенту легче определить, что еще нужно сде­лать. Кроме того, ему становится ясно, что для того, чтобы на­ступило лучшее будущее, он должен сделать что-то уже сейчас. В дальнейшем развитии клиента ближайшее будущее будет боль­ше похоже на настоящее, однако более отдаленное будущее смо­жет все больше отвечать желательному состоянию. «Что вы мо­жете сделать, чтобы симптомы постепенно прекратились, чтобы закончились те вещи, которые вас ослабляют, чтобы в вашей жизни все больше появлялось то, что придает вам сил?»

Если для вас слишком высок темп или недостаточно ясен те­рапевтический процесс, дайте себе полминуты времени для са­морефлексии. Для точного восприятия и разработки следующих шагов полезно время от времени делать небольшие перерывы. Если вы откинетесь на стуле и спокойно выдохнете, будет при­ятней и вам, и клиенту: какую информацию вы посылаете в об­щее поле? Какой пример вы подаете клиенту?

Если клиент называет запрос, который однозначно выходит за рамки способностей терапевта, обычно он и сам знает, что это не более чем благое пожелание: «Больше всего я хочу, чтобы другие со мной считались, оставляли меня в покое или заботились обо мне, в зависимости оттого, когда мне это нужно». Мой ответ: «Не знаю, могу ли я вам тут чем-то помочь», часто приводит к освобождаю­щему смеху, после чего мы обращаемся к посильным задачам.

Пример

Г-жа Морнелл пришла на терапию в состоянии сомнений и внутреннего смятения, ее все сильнее мучили мысли о том, чтобы покинуть семью и взять, наконец, свою жизнь в свои руки. Она сказала, что больше не может подолгу находиться дома, что она становится агрессивной и несправедливой. За­муж она вышла почти двадцать лет назад, когда ей было сем­надцать лет. В браке родились две дочери, сейчас им сем­надцать и четырнадцать лет. На протяжении многих лет муж ее бил, и она внутренне от него отдалилась. Больше всего ее беспокоило, что если она начнет собственную жизнь, то оста­вит без поддержки детей и навредит им. В ней явно ощуща­лись оба импульса: стремление хорошо исполнить роль ма­тери и неотложное желание найти что-то подлинно свое и за­няться этим.

Чтобы точнее понять и поляризовать эти желания, я спроси­ла: «Что происходит, когда вы представляете себе, что уходи­те? Как вы чувствуете себя через полгода, год, пять лет?» И через несколько секунд, когда выражение ее лица несколько изменилось: «Как выглядит ваша жизнь? И как вы смотрите назад, на нынешнее время со всеми его вопросами и сомне­ниями?» Когда она, наконец, спонтанно глубоко выдохнула, я спросила: «Как вы сейчас дышите, что с вашим физическим напряжением, как вы воспринимаете себя физически, когда вы об этом думаете?»

Чтобы четко отграничить это состояние от другого образа, че­рез некоторое время я предложила: «Сделайте глубокий выдох и понаблюдайте, что будет, если вы представите себе, что ос­таетесь. Как вы чувствуете себя через полгода, год, через пять лет?» Через несколько мгновений: «Чем вы тогда занимаетесь? Как вы себя чувствуете? И как вы смотрите на это время со всеми его вопросами и сомнениями?» Спустя какое-то время: «Как вы сейчас дышите, что с вашим физическим напряжени­ем, как вы воспринимаете себя физически, когда вы об этом думаете?»

Благодаря этим маленьким путешествиям в два разных воз­можных варианта будущей жизни клиент ощущает явную раз­ницу в своем физическом состоянии, когда отдает в душе пред­почтение одному из них. В случае г-жи Морнелл было ясно, что она хотела и того, и другого: жить в семье и иметь больше свобо­ды для личного развития. Выбор одного или другого означал бы для нее потерю. Поэтому я уточнила вопрос: «Что вам нужно сде­лать, чтобы удачно сочетать и то и другое?» Она ответила: «Я не должна относиться ко всему этому так серьезно и чувствовать себя загнанной в угол». И о будущем: «Что вы делаете, как вы ве­дете себя, так, как будто вам удалось найти удачное сочетание того и другого?» Чтобы нарисовать более детальную картину желае­мого будущего, я попросила ее точнее описать ее состояние и поведение: «Как вы ведете себя по отношению к мужу?» Она от­ветила, что ее отношение будет дружелюбно-дистанцированным. «Что вы делаете, если он вас обижает?» Она больше не позволит себя бить и установит более четкие границы, в крайнем случае, на некоторое время останется у подруги: «Я думаю, что он будет больше меня уважать, если я стану более самостоятельной и не­зависимой». — «Как вы ведете себя с детьми?» Она не будет так напряжена и будет выполнять свой долг более спокойно и радо­стно, поскольку будет знать, что потом сможет обратиться к соб­ственным интересам и целям.

Чтобы иметь достаточно времени для проверки информации, высказываний и восприятий клиента и чтобы предоставить про­странство собственным внутренним образам и движениям, ре­комендуется работать медленно. Очень важно, чтобы вы чувство­вали себя комфортно, ведь только тогда вы будете полностью владеть своими силами и сможете направлять клиента. Скорость, с которой клиент рассказывает, перескакивает с темы на тему или выкладывает одну информацию задругой, чаще всего помогает ему снять напряжение. Если для вас это слишком быстро, при­тормозите клиента, заговорив с ним об этом: «Вы даете мне слиш­ком много информации сразу. Я не могу воспринимать ее так быстро. Давайте пока остановимся на этой теме». Или обратите внимание клиента на его физическое состояние и напряжение, периодически прерывая его вопросом: «Как вы сейчас дышите?» или: «Как вы сейчас воспринимаете себя физически?» Или вы можете заговорить с ним об этом напрямую: «Вы видите, что вы сейчас делаете?», «Что будет, если вы дадите себе немножко боль­ше времени?»

Симптомы, проблемы, вопросы

Клиенты приходят на терапию или на расстановку с симпто­мами и проблемами физического или психического характера и ищут способы от них избавиться. Перед нами, терапевтами, вста­ет вопрос, какая история лежит в основе симптома и стратегией преодоления чего он является. Поэтому внимание направляет­ся, с одной стороны, на качество проявления симптома, а с дру­гой — на его функцию.

Если исходить из того, что симптомы правильны и имеют некий смысл , то своей проблемой клиент вводит нас непосредственно в свою историю. Клиент приходит из прошло­го, в данный момент находится с нами в данном помещении и отправляется дальше в свое будущее. Все, что клиент делал до сих пор, то, как он жил, привело его к этому моменту, когда теперь он сидит перед нами. Мы можем рассматривать симптомы как ранние импритинговые модели реагирования на трудные ситуа­ции, и нам нужно только понять, в какой ситуации симптом был или был бы уместен. Это может быть ситуация из его собствен­ного прошлого или из прошлого кого-то из членов его семей­ной системы. То есть на основании симптома мы делаем вывод о возможном прошлом и ищем то, чего не хватает, чтобы прийти к хорошему будущему.

Как понять симптом?

Помочь разобраться нам могут вопросы о продолжительно­сти существования симптома и обстоятельствах его первого по­явления. Мы можем строить гипотезы и затем проверять их в расстановке или системно-ориентированной беседе. Если сим­птом возник в тот момент, когда в жизни клиента произошло нечто очень серьезное, то его источник можно предположить здесь. Если клиент знает свой симптом «всю жизнь», то есть с тех пор, как он начал думать и чувствовать, можно предположить,

что запечатление произошло очень рано или что речь идет о пе­ренятой симптоматике. Если этот симптом появляется и у дру­гих членов семьи, то в качестве рабочей гипотезы можно пред­положить, что он имеет системное значение. Иногда системный и биографический опыт накладывается друг на друга, так что бо­лее точную информацию дает только тщательный анамнез.

Пример

Г-н Фламме страдал приступами паники и клаустрофобии. На основании семейного анамнеза возникла гипотеза, что это мо­жет быть опыт, перенятый из поля матери или отца, которые оказались под завалами при бомбардировке во время войны. Из биографического анамнеза выяснилось, что первый приступ произошел после автомобильной аварии, когда клиент оказал­ся не в состоянии самостоятельно выбраться из разбитой ма­шины.

Исследуя историю симптома, мы спрашиваем о времени и об­стоятельствах его первого появления и последующего течения: когда он появляется, при каких обстоятельствах он возникает, а при каких нет? В случае физических недугов, как и в случае мно­гих психических расстройств необходимо спрашивать о медицин­ском обследовании. Если вы, как терапевт, спросите свою инту­ицию: может быть, лечить симптом лучше на чисто физическом уровне? Вам кажется, что вы не занимаетесь (не хотите занимать­ся) физическими проблемами? Вы считаете, что вы способны на что-то повлиять? Вы хорошо себя чувствуете? Как вы дышите?

Иногда кажется, что после долгих бесплодных поисков реше­ния системное объяснение принесет, наконец, ясность и облег­чение, но в результате оно все-таки оказывается бесполезным. Даже если в системе есть множество указаний, тяжелых событий и биографических драм, расстановка не всегда является той ин­тервенцией, которая способна помочь.

Пример

Г-жа Лаар пришла на терапию в связи с упорными болями вни­зу живота, которые мучили ее на протяжении многих лет и сде­лали ее нетрудоспособной. Каждый год она по нескольку раз

проходила медицинское обследование, но каждый раз безре­зультатно. По совету врачей она решила пойти на психотера­пию, чтобы разобраться с психологическими причинами своих страданий. В связи с большим количеством вопросов мы уста­новили более длительный срок терапии, чтобы у нас было вре­мя подробно разобрать ее личную историю и историю ее се­мьи. Во всех поколениях были найдены тяжелые, значительные вещи. Но никакие предположения и гипотезы по поводу семей­ной подоплеки или биографического опыта не помогли нам про­двинуться дальше. Расстановка не принесла ни ясности, ни стабильного облегчения. В конце концов выяснилось, что при­чиной болей была невыявленная атипичная паховая грыжа.

Два уровня интервенций

В терапевтическом контакте мы можем проводить интервен­ции на двух уровнях: в прошлом и в настоящем, чтобы сформи­ровать будущее. На первом этапе обычно возникает вопрос о прошлом: откуда берутся симптомы и почему они возникают? Мы ищем объяснения взаимосвязей и причин, способствовав­ших появлению симптомов и их сохранению. За исследованием причин стоит предположение, что проблемы легче решать, имея ясность относительно вызывающих их ситуаций, а также отно­сительно их течения и возможного значения.

Одновременно возникают вопросы, касающиеся будущего: что клиенты могут сделать сейчас, чтобы симптом прекратился, и что должно быть вместо этого. Мы ищем помощи и руковод­ства к действию для данного конкретного момента, когда клиент сидит перед нами, а также для его дальнейшего будущего. Этот второй уровень ведет непосредственно в область проектов ре­шения.

В терапевтическом процессе оба уровня — причин и возмож­ного решения — связываются друг с другом рациональным обра­зом. В то время как классические формы терапии больше време­ни посвящают анализу проблемы, специалисты краткосрочной терапии очень быстро делают второй шаг. Теперь вопрос в том, как мы сами хотим распределить имеющееся у нас с клиентом время между проблемой и решением и что это в нашем контек­сте конкретно означает для желательного изменения. Часто у клиентов за плечами уже много лет терапии, где они подробно исследовали причины симптоматики, однако облегчения не на­ступило, и симптом остался без изменений. Это указывает на то, что смотреть в прошлое недостаточно, что в поле зрения нужно включать настоящее, как тренировочное поле, а также перспек­тиву на будущее.

Что клиент может сделать для того,

чтобы симптом прекратился,

и что должно быть вместо этого?

Часто нет никакой разницы, находит клиенту «истинную» или убедительную причину своих страданий или не находит. На вопрос: «Что вы будете делать, если будете знать, с чем связан ваш симптом?», он обычно отвечает так же, как и на вопрос: «Что вы будете делать, если вы не сможете это выяснить?» «Хо­рошее будущее» не зависит от прошлого. Здесь уже не важно, что было, интерес представляет только то, что есть сейчас и что будет дальше.

Если у клиента нет никакого образа, то терапевт может выяс­нить отличия и обстоятельства проблемной ситуации и ситуа­ции решения. Направляющей линией служит вопрос: «Что по­могает, а что ослабляет?» То, что укрепляет, может стать для кли­ента тренировочным заданием на период между сессиями, что­бы создать поддерживающую модель. Если не удается разработать проект хорошего будущего, то, может быть, у клиента есть опыт хорошего прошлого: «Когда было лучше?» Если у него не полу­чается описать лучшее состояние, если он воспринимает свой симптом как присутствующий постоянно, можно спросить его о различиях и особенностях: «Бывают ли исключения?»

Если исходить из того, что каждый человек своими действи­ями и поведением формирует свой мир, то наверняка есть что-то, что клиент может сделать, чтобы ему стало лучше. Если он ничего такого не находит и чувствует себя подавленным, то воп­рос: «Что вы должны сделать, чтобы вам как можно скорее стало как можно хуже?», сначала вызывает веселье, но потом приво­дит к осознанию того, что он вполне способен влиять на свое физическое и психическое состояние.

Симптомы как указания

Тем, как клиент говорит и какие слова он выбирает, он ука­зывает нам на симптомы, которые он воспринимает как некон­груэнтные «я», т. е. не относящиеся к нему самому. Так, если он говорит, что работает за двоих, то напрашивается вопрос: кто этот второй? Кого не хватает? Или, если он чувствует себя не в своей тарелке, какие два представительства «я» он описывает? Какая часть является его подлинным «я», которое его укрепляет и по­могает двигаться дальше, а какая часть — то другое, которое тоже в нем живет, но ослабляя и мешая? Кому из членов семейной си­стемы служит или соответствует это другое? Если клиент делает вещи, которых делать не хочет, если его не покидают какие-то мысли, если он испытывает чувства, которые не адекватны ситу­ации и кажутся странно-чужими, то все это свидетельствует о некой чужой инстанции. К кому или чему относятся эти импуль­сы, действия, мысли и чувства? В каком другом контексте они имеют смысл?

Если в то время, как клиент описывает свою историю или симптомы, у него возникают сильные эмоции или он очень взволнован, иногда создается впечатление, что им овладевает «что-то» или «нечто». Даже если клиент психически и физичес­ки воспринимает в себе это «что-то», он все же способен распоз­нать это как не относящееся к нему самому. Прежде чем мы с ним исследуем его семейную систему на предмет взаимосвязей и объяснений, мы можем помочь ему сначала умерить это сбива­ющее с толку физическое состояние. Полезно направить его вни­мание на что-то конкретное, осязаемое, а именно на тело. Воп­рос: «Как вы сейчас дышите?», снова прерывает автоматизиро­ванный процесс.

Если клиент жалуется на боли в сердце или давление в облас­ти живота или груди (эти ощущения могли стать отчетливей или усилиться из-за дыхания, поскольку он направляет свое внима­ние на тело), то терапевт может его спросить и тем самым при­гласить к действию: «Что, если вы положите на это место руку?» В большинстве случаев прикосновение и тепло руки приносят облегчение. Иногда клиенту уже знаком этот симптом или у него есть связанные с ним ассоциации, которые дают больше инфор­мации о качестве и значении симптома. Иногда одно только предложение почувствовать свое тело приносит клиенту момен­тальное облегчение на физическом уровне.

Примеры

Клиентка одной моей коллеги, г-жа Макири, впадала на теку­щей индивидуальной терапии в такие физические состояния, которые, сопровождаясь сильными чувствами, наводили на мысль о сексуальном насилии. Именно во время телесно-ори­ентированных интервенций, таких как упражнения на дыхание, она испытывала глубокий шок. В повседневной жизни у нее во многих ситуациях без видимой причины возникало ощущение угрозы и невозможности себя защитить в сочетании со стра­хом, тошнотой и стыдом при контакте с людьми. В последнее время эти симптомы стали появляться часто, и она не знала, как с ними бороться. При этом никаких конкретных случаев она не помнила. Чтобы лучше разобраться со своим прошлым и обрести возможность снова жить нормальной жизнью, она ре­шила сделать расстановку.

Поскольку ее собственная жизнь никаких объяснений не дава­ла, я спросила, не случилось ли что-нибудь с кем-нибудь из женщин в ее семье. Она рассказала о своей тете, сестре мате­ри, которая во время войны (она тогда была подростком), была изнасилована и вскоре после этого умерла. Рассказ клиентки сопровождался сильной физической реакцией: она начала дро­жать и плакать, ее тошнило, она практически не могла дышать. Я расценила это как резонанс: как указание на то, что эти чув­ства, вызванные внутренней близостью с тетей, указывали на то, что пережила она.

Я попросила ее посмотреть на меня, положить себе руку на грудь, туда, где она ощущала самое сильное давление, и сде­лать глубокий выдох. Когда ее физическое состояние снова стабилизировалось и она согласилась следовать за этой динами­кой дальше, я предложила: «Поставьте перед собой свою тетю и посмотрите на нее». Увидев ее дрожь и полный ужаса взгляд, я добавила: «Отойдите в своем внутреннем образе настолько, чтобы вы хорошо себя чувствовали и в то же время могли на нее смотреть». Она выдохнула и несколько успокоилась. Я вер-бально поддержала этот опыт: «Так лучше?» Она кивнула. «Теперь, глубоко выдыхая, посмотрите на тетю. Она глубоко и напряженно дышала: «Что произойдет, если вы скажите ей: «Ах, тетя!» Когда она произнесла эти слова, напряжение во всем теле спало. «Я вижу тебя, тетя». Она тихо улыбнулась. Я раз­мышляла, не стоит ли, чтобы усилить образ, предложить ей поклониться, выдохнуть и согласиться, но она была в полном ладу с собой. Чтобы еще раз вербализировать улучшившееся состояние, я спросила: «Как вы сейчас физически себя чув­ствуете?» — «Хорошо. Легко». - «Ваш вопрос разъяснился?» Она кивнула.

Г-жа Иммер, около 35 лет, пришла на терапию вместе с мужем. Несколько лет назад она прекратила все отношения с отцом и спокойно жила со своей семьей. Услышав от других много хо­рошего о расстановках и о лежащем в их основе примиритель­ном мышлении, она засомневалась, правильно ли она себя по­вела и не нужно ли ей возобновить с ним контакт. Она почти­тельно и с уважением говорила об отце и о своем решении оставить его и свой опыт в отношениях с ним в прошлом. В детстве он на протяжении нескольких лет подвергал ее сексу­альному насилию, соседи заявили на него в полицию и его по­садили в тюрьму. На своем жизненном пути клиентка нашла хороший способ жить в настоящем, обращенной к мужу и де­тям.

Теперь ей хотелось найти достойную и мирную позицию по от­ношению к отцу. Она рассказала кое-что из его истории: его отец, т. е. ее дед, практически с самого начала состоял в СС и до самой смерти был восторженным национал-социалистом. В расстановке в воображении, которую мы провели в присутствии ее мужа, она сначала не могла увидеть отца. Я восприняла это как указание на другую, более сильную связь, так что он прак­тически не присутствовал в своей системе. Поэтому я попро­сила ее поставить его подальше, чтобы его было видно как расплывчатую фигуру. Когда она поставила за ним деда, оказалось, что лояльность сына по отношению к отцу была на­столько глубока, что его собственная жизнь не имела для него никакого значения. Создавалось впечатление, что он разрушил свое семейное счастье, чтобы в душе остаться верным свое­му отцу. В его объятиях он нашел хорошее для себя место. Эта картина принесла клиентке большое облегчение. Она на­шла подтверждение своим чувствам, своей внутренней правде и укрепилась в своем прежнем решении.

СЕМЕЙНЫЙ И БИОГРАФИЧЕСКИЙ АНАМНЕЗ

В начале терапии, уже на первой сессии, я собираю система­тический анамнез и составляю генограмму семейной системы. В генограмме я помечаю тех членов семьи, которые, как я предпо­лагаю, могут иметь значение для проблем клиента, и записываю важные данные по симптоматике и динамике. Хороший анам­нез полезен, поскольку в ходе беседы нам представляются люди и события, которые позже потребуются нам для решения, и по­скольку мы кое-что узнаем о значении этих людей в семейной системе и в отношениях с клиентом. На этой основе мы строим гипотезы, и, может быть, перед нашими глазами уже возникает образ, который указывает нам направление будущих интервен­ций.

К описанию симптома добавляется:

— биографический анамнез, то есть история и обстоятельства жизни клиента,

— структура его семьи с членами семьи и событиями, то есть се­мейный анамнез,

— особенности личной или семейной истории,

— ресурсы клиента и системы.

Если на индивидуальной сессии отводить на анамнестическую беседу десять минут, то всю подноготную можно не выспраши­вать, терапевт должен сосредоточиться на существенной инфор­мации. Какие сведения важны и как их распознать? С одной сто­роны, знание о том, на какие события следует обращать внима­ние, нам дает описание порядков, представленное Бертом Хел-лингером, а также наблюдение расстановок (см. Weber 1993; Hellinger 1994). С другой стороны, то, как клиент рассказывает о том или ином человеке или событии, показывает, насколько значим для него этот человек или это событие. И потом, мы можем доверить эти отдельные события, людей и динамики своей внут­ренней проверяющей инстанции: благодаря способности к резо­нансу наш организм через изменение модели дыхания и мышеч­ного напряжения, через образы, мысли, ассоциации, раздраже­ния и импульсы даст нам точный ответ на вопрос о значимости.

Экскурс: первое впечатление и восприятие атмосферы

Наряду со сбором «твердых данных», т. е. фактов, идет и тон­кий поисковый процесс. По ходу беседы и расстановки терапевт может снова и снова уходить в свое собственное внутреннее про­странство и пользоваться почерпнутыми там образами, идеями и фантазиями. Из этих неконкретных, не имеющих точного на­звания сфер часто выкристаллизовываются области, темы и структуры, которые по своему качеству отличаются от других и потому привлекают к себе внимание. Я всегда представляю себе образ прожектора на подводной лодке, обследующего в темноте морское дно. По опыту мы знаем, что в определенных местах нам скорее удастся что-то найти, и, натолкнувшись на особую ин­формацию, мы будем внимательно исследовать, насколько она важна и интересна с точки зрения наших намерений.

Если вы смотрите на клиента «мягким взглядом», широким и несфокусированным, но в то же время открытым для деталей, и если вы при помощи дыхания входите с клиентом в резонанс, то на уровне атмосферы вы можете много узнать о нем и том мире, в котором он живет. Глядя на него, когда он говорит, вы можете держать в уме следующие вопросы:

— С каким настроением, с какой энергией пришел клиент?

— В каком контексте его состояние понятно?

— Что он сообщает своей позой, жестами, мимикой, голосом, манерой говорить?

— Какое возникает настроение, когда он рассказывает о своих симптомах, своей истории, своей семье или о том или ином человеке?

— Какие события соответствуют этим восприятиям? Где они имеют смысл?

— Где в том, что он говорит, есть сила?

— Чего не хватает для того, чтобы найти решение?

Примеры

Г-жа Науманн пришла на встречу в высоких ботинках на тяже­лой подошве, поношенных брюках, неряшливой футболке. Она ведет себя очень воинственно, «по-пацански». В каком контек­сте она этому научилась? Где это было уместно? Где это было желательно или необходимо?

Г-н Финк сухощав, сдержан, практически не улыбается. Гово­рит неуверенно и тихо. Где его сила? Как получилось, что у него так мало энергии? К какому опыту он остался привязан? Какие предложения по решению могут ему помочь?

Г-н Марико бледен, небрит, одет исключительно в черное и се­рое. Он неслышно входит в кабинет и тихо садится. О чем это говорит? Где уместна такая одежда и такая манера поведения?

Г-жа Зигель - привлекательная, видная женщина. Рассказывая о своих страданиях, она говорит высоким детским голосом. Сколько ей было лет, когда она так говорила? На глазах появля­ются слезы, она закусывает губу и борется с собой. В какой ситуации она научилась так себя вести?

Вместе с г-ном Штриксом в кабинет проникает ощущение тяже­сти и безысходности. Он говорит жестко и без эмоций. Где про­пала его живость и жизнерадостность?

Биографический анамнез, история и обстоятельства жизни клиента

Следующие вопросы по анамнезу — это предложения, как ис­следовать поле на предмет важной информации. Чтобы сделать расстановку, не обязательно иметь ответы на все эти вопросы и знать все детали. Это должны быть импульсы, помогающие выявить ту информацию и те области, которые отличаются от дру­гих, «нормальных» областей. Вы можете задавать эти или подоб­ные вопросы клиенту или внутренне руководствоваться ими во время беседы и расстановки:

— Почему клиент пришел именно сейчас? Произошло ли в его жизни нечто важное или особенное?

— Были ли в жизни клиента некие переломные события или се­рьезные изменения, которые можно рассматривать как воз­будителей симптоматики?

— Имеются ли указания на прерванное движение любви? Былили, прежде всего в раннем детстве, ситуации разлуки с семьей или события, которые могли оказать травмирующее воздействие?

— Кто прислал клиента? С какими представлениями о расста­новке он пришел и какие ожидания он в этой связи направ­ляет на вас?

— Делал ли он уже одну или несколько расстановок? Что при этом было важно?

— Почему он сейчас снова хочет сделать расстановку?

— Иногда я спрашиваю, у кого он делал расстановку, так как я знаю некоторых коллег и могу оценить, какие темы и облас­ти стоят для них на переднем плане, и поэтому какие дина­мики предположительно нашли хорошее завершение.

— Что клиент до сих пор пытался сделать, чтобы добиться из­менения симптоматики? Что помогло, что не помогло, чего он пока не пытался сделать? Как клиент может в качестве ре­сурса использовать то, что помогло?

— Проходил ли клиент терапию или психиатрическое лечение ранее? Это было связано с нынешней симптоматикой или тогда были другие причины? Это помогло?

— Какой опыт он приобрел? Что он узнал, чему научился?

— Знаком ли клиент с упражнениями на расслабление, дыхатель­ной терапией, йогой, телесной терапией? Если да, то в какой степени он может использовать их как ресурс?

— В случае физических недугов (например, головной боли, миг­рени), психических расстройств (например, депрессии, внут­ренней тревоги) и хронических заболеваний (например, сер­дечно-сосудистых заболеваний или заболеваний желудочно-кишечного тракта): проводилось ли по поводу данной симп­томатики медицинское обследование?

— Знакома ли клиенту та симптоматика, которая возникает у него сейчас?

— Есть ли у вас идеи, как вы можете выполнить терапевтичес­кое поручение? Можете ли вы сделать это в принципе? По­являются ли у вас первые образы относительно возможных интервенций и хода расстановки?

Семейный анамнез

Рассказывая о своей семье и называя своих близких, одно­временно клиент на невербальном уровне дает нам важную ин­формацию о значимости каждого из них. Реакция его организма выражается в изменении ритма дыхания и напряжения, в свою очередь, мы тоже всем своим существом реагируем на слова кли­ента и происходящие в нем легкие изменения.

Мы направляем свой поиск на тех, кого не хватает, на свя­зи, которые не (были) удовлетворительны для обеих сторон, на чувства, которые не испытываются или не испытывались адекватным образом. Кроме того, важны все ситуации, в ко­торых произошла какая-либо травматизация, а также встречи со смертью.

Мы исходим из того, что чем ближе к клиенту находится тот или иной член системы, тем сильнее с ним связь. Так, отец или мать гипотетически имеют более сильное влияние на клиента, чем сестра бабушки. Также, чем глубже травма, тем вероятнее связь и ее значимость. Первоочередное значение тут имеют встречи со смертью, произошедшие на войне, в связи с тяжелой болезнью или несчастным случаем.

На заднем плане звучат следующие вопросы:

— Что должно обрести полноту и целостность? Чего не хватает?

— Где в системном контексте симптомы клиента имеют смысл?

— Кого не хватает? Где привязаны чувства? Какие чувства, эмо­ции отсутствуют, не испытываются?

— В какие моменты беседы у клиента появляются эмоции? Ка­кое событие или какой человек вызывает сильные чувства?

— Кто в семейной системе укрепляет клиента и может служить для него ресурсом?

Кто относится к системе?

Ближе всего к клиенту находятся следующие члены семейной системы: отец, мать, братья и сестры, умершие братья и сестры, мертворожденные дети, выкидыши и абортированные дети, на­сколько это известно. Большая разница в возрасте между брать­ями и сестрами иногда указывает на недостающего ребенка. Если у клиента есть умершие братья/сестры, то, когда мы спрашиваем клиента о возрасте, в котором они умерли, и об обстоятельствах их смерти, часто можно заметить эмоциональную связь клиента с этим человеком.

Когда мы задаем вопрос о возрасте выкидыша или абортиро­ванного ребенка, за этим стоит требующее проверки предполо­жение, что у матери уже сформировалась интенсивная связь с этим старшим нерожденным ребенком. Иногда эти нерожден­ные дети имеют значение для клиента как умершие братьи и сес­тры.

Возраст клиента на тот момент, когда произошло некое пе­реломное событие или переживание (например, очень ранняя смерть отца или развод родителей), обычно тоже имеет значе­ние, так как в процессе взросления ребенок выстраивает все бо­лее стабильную структуру «я», которая предоставляет ему адек­ватные стратегии преодоления. Мы видим, что ранний тяжелый опыт скорее влечет за собой нарушения. С другой стороны, в слу­чае тяжелой симптоматики мы можем предположить раннее на­рушение.

Состоял ли кто-то из родителей до брака (или отношений, в которых родился клиент) в другой прочной связи, был помолв­лен , женат/замужем, была ли у кого-то из них большая любовь? Иногда этот вопрос вызывает у клиента улыбку, даже если на со­знательном уровне он не может сказать ничего конкретного.

Имеются ли указания на динамику прерванного движения любви или на травмирующие события внутри семьи?

Поскольку практически все европейские семьи в разной фор­ме до сих пор ощущают на себе последствия Второй мировой, а иногда и Первой мировой войн, имеет смысл спросить о травми­рующих событиях, связанных с войной. Был ли на войне отец или дед? Где? Название места часто дает информацию о произошед­ших там событиях. «Под Сталинградом из его роты выжили толь­ко он и еще двое». — «Он работал юристом в администрации свое­го родного города». — «В конце войны его призвали в артилле­рию». Нейтральные вопросы позволяют сохранить достаточную дистанцию, чтобы клиент мог рассказать то, что он хочет расска­зать и что разрешает ему система: «Чем он там занимался?»

Произошло ли во время войны что-то особенное? Откуда родом его семья?

Если семья была изгнана или ей пришлось бежать, мы можем исходить из того, что у нее сохраняется глубокая связь с родной страной. В дальнейших интервенциях можно в качестве ресурса включить в образ родину (либо на заднем плане, либо явно для всех).

Появлялись ли эти симптомы в предыдущих поколениях? Симптом тянется красной нитью через всю историю семьи? Не­сколько братьев, сестер или другие родственники страдают тя­желыми заболеваниями? С чем это можно связать, если исходить из принципа восстановления баланса через поколения? Зачас­тую эти вопросы помогают лучше понять симптоматику клиен­та и угадать тяжесть вызвавших ее ситуаций. Иногда у клиента есть некое представление о соотношении тяжелого в семейной системе. Мы можем прямо его спросить: «Это больше связано с материнской или с отцовской линией?»

Чтобы составить ясное представление о ресурсах семьи и по­лучить более точные свидетельства о том, с какой стороны — отца или матери — следует искать причины и, соответственно, реше­ние проблемы, мы можем расспросить клиента о его отношени­ях и связи с обеими линиями рода. Дайте себе время и проверьте тонкие реакции своего организма. Этот физический резонанс может помочь вам решить, по линии отца или по линии матери следует искать значимую динамику. Спросив клиента: «Как вы чувствуете себя с отцом?», вы сразу получите ответ в виде тонких невербальных сигналов. Например, он медлит с ответом, сдер­живается, сомневается, у него меняется мимика. Это скорее дви­жение навстречу или движение прочь? Наконец, клиент начи­нает говорить. Однако важную информацию мы уже получили. Всем своим видом он скорее говорит отцу «нет», чем «да». Это указывает на то, что здесь произошло прерывание, которое вы­нуждает клиента прибегать ко вторичной реакции, а именно раз­мышлять, формулировать и объяснять.

Если же на вопрос: «Как вы чувствуете себя с матерью?», кли­ент спокойно и ясно отвечает: «Хорошо, прекрасно», мы можем рассматривать это как указание на то, что по нашей проблеме тут спрашивать больше не о чем. Однако, если ответ последовал слишком быстро, опять же стоит проверить, соответствуют ли эти слова действительности.

Особенности собственной или семейной истории

Нередко клиенты только в беседе с терапевтом узнают, что в рамках нашего мышления важно или значимо для расстановки и возможного решения. Чтобы предоставить место остальной ин­формации, которая не подходит под ранее названные категории, и чтобы лучше распознать внутренние движения и тенденции внутри семьи, мы спрашиваем клиента об особых событиях в его жизни и в жизни его семьи. Страдал ли он опасными для жизни заболеваниями, происходили ли с ним тяжелые несчастные слу­чаи, постигала ли его череда ударов судьбы, что заставляет сде­лать вывод о бессознательном уходе? Как это можно понять и объяснить в его семейном контексте?

Имели ли место события, которые можно расценивать как пусковой стимул или причину для «прерванного движения на­встречу» («движения любви»): был ли клиент в детстве разлучен с родителями, например, по причине госпитализации (его самого или кого-то из родителей), в связи с рождением следующего ре­бенка, из-за того, что детей отправили в санаторий, поскольку отец был в плену, вследствие ранней смерти отца или матери? Если во время его рассказа обращать внимание на собственный внутренний резонанс, можно почувствовать легкое, бессозна­тельное возбуждение, которое указывает нам путь.

Если продвинуться дальше не получается и нигде нет ни ма­лейшего проблеска: есть ли в семье какая-нибудь тайна? Иногда на это указывает определенная атмосфера или энергетика. Готов ли клиент об этом говорить? Или из его семейной системы исхо­дит посыл, запрещающий об этом говорить, расспрашивать и желать знать больше?

Ресурсы клиента и системы

Чтобы найти то, что в биографии и семье клиента придает ему сил или может его укрепить, полезно во время анамнести­ческой беседы спросить его и себя, какие события, какие люди и способности послужили своего рода «несущей опорой», так что­бы, несмотря на все трагические события и страдания, жизнь бла­гополучно продолжалась дальше. Что хорошего произошло в се­мье? Какие отношения и встречи, несмотря на все тяжелое, его обогатили? Как устроен «фундамент» клиента, который своей жизнью и трудом создавала его семья, его предки? До какого поколения ему нужно дойти, чтобы встретить того предка, ко­торый к нему дружелюбен?

Если клиент не находит подкрепления в своей семейной сис­теме, мы ищем ресурсы, которыми он располагает за ее предела­ми. Возможно, у него хорошие отношения с сестрами, братья­ми, мужем или женой, с детьми, друзьями или с кем-нибудь дру­гим, духовным учителем, наставником? В своем внутреннем об­разе клиент может использовать этих людей в качестве подкреплениядотехпор,поканебудетвсостоянии разобраться

с тяжелым в своей семейной системе.

Чтобы перейти от анамнестической беседы к расстановке, то есть от слов к делу, вы можете ввести клиента в первый образ рас­становки, попросив его представить себе некий персонаж: «Что сказал бы на это ваш муж или ваш отец, если бы мог вас здесь видеть и если бы он слышал, что вы говорите?»

РАССТАНОВКА

Методика проведения расстановки с листами бумаги или фи­гурами соответствует методике проведения расстановки в группе, только вместо того чтобы работать с заместителями, мы исполь­зуем объекты. Таким образом мы можем одновременно и нагляд­но устанавливать отношения между несколькими элементами. Первый образ, который демонстрирует клиент, представляет со­бой его видение проблемы. Терапевт меняет позиции персонажей в направлении разрешающего образа. Процесс расстановки и предпринимаемые изменения в своей основе направлены на дви­жение отдельных элементов друг к другу. Если вы только учитесь этому методу, то на первых порах имеет смысл расставлять одни отношения с одним человеком. С опытом вы сможете постепенно расширять системы и заниматься комплексными динамиками.

Что касается расстановки в воображении, то здесь в любом случае целесообразно начинать с одного человека и одних отно­шений, чтобы иметь возможность внимательно исследовать от­ношения между двумя людьми и выяснять влияние каждого сле­дующего персонажа на тех, кто уже расставлен. В отличие от рас­становок в помещении, в воображении клиент и его визави сра­зу ставятся друг напротив друга. Таким образом, этот первый образ уже является предложением по решению. Поэтому жела­тельно, чтобы мы на основании анамнеза хорошо знали дина­мики и ресурсы, сформулировали первую гипотезу и, может быть, в общих чертах разработали проект решения. Напротив клиента мы ставим либо центральный персонаж, если считаем, что клиент способен выдержать эту встречу, либо мы сначала ста­вим того, кто, по нашему предположению, придаст ему сил.

Расстановка с листами бумаги

В нашей культуре описанный Бертом Хеллингером базовый порядок внутри семейной системы обычно соответствует господствующим культурным условиям. Иными словами, он берет на­чало в привычных и, следовательно, стабильных моделях поля. В разрешающем образе ему соответствует так называемая «идеаль­ная расстановка», когда участники стоят как бы по кругу: с од­ной стороны отец и мать, а напротив них первый, второй, тре­тий и т. д. ребенок. Двигаясь от первого образа, т. е. проблемного образа клиента, к образу решения, мы можем с самого начала ориентировать изменения позиций на эту структуру. Отклоне­ния от нее дают информацию об особых динамиках в семейной

системе клиента.

Проводя расстановку в индивидуальном сеттинге, мы не мо­жем опереться на комплексные высказывания и взаимодействие заместителей, поэтому имеет смысл выстраивать семейную сис­тему постепенно, шаг за шагом добавляя тех, кто необходим для хорошего решения.

Примеры

Г-жа Закс решила сделать расстановку, чтобы выяснить, что же так осложняет ее отношения с младшим братом. Они вмес­те унаследовали дом со сдаваемыми внаем квартирами и по­этому были вынуждены сотрудничать. У брата постоянно воз­никали финансовые затруднения. По отношению к ней он (без видимых оснований) вел себя агрессивно, и г-жа Закс волнова­лась за него, поскольку чувствовала, что у него серьезные внут­ренние проблемы, но ни их причин, ни что она может для него сделать, она не знала. Сама она при нападках с его стороны чувствовала себя «беспомощной как маленький ребенок», что в других ситуациях было ей несвойственно. Гипотезы: Если брат безо всяких на то причин агрессивен по отношению к сестре, это может означать, что на самом деле он имеет в виду не ее. Агрессию можно понимать как вторичное чувство, то есть она нужна ему для преодоления некоего труд­но переносимого первичного чувства. Если у брата постоянно возникают финансовые проблемы, это может означать, что он направляет свою энергию не на строительство собственной жиз­ни, а использует ее для чего-то или кого-то другого, так что ему уже не хватает сил и внимания для реализации собственных интересов. Если считать высказывание г-жи Закс, что она чув­ствует себя «беспомощной как маленький ребенок», не просто словами, то его можно расценить как указание именно на тот период, когда сложилась эта форма отношений. Из анамнеза выяснились следующие, возможно, значимые фак­ты: до брата в семье был еще один мальчик, который родился мертвым на восьмом месяце беременности. До брака с мате­рью отец уже был однажды женат, из-за кражи он сидел в конц­лагере, а после войны повесился. Мать во время войны рабо­тала на военном заводе и выжила при бомбардировке, в кото­рой погибли многие ее коллеги.

Мы считаем эту информацию важной, так как она описывает травмирующие ситуации, в которых, предположительно, про­изошел внутренний отрыв от окружающих и замыкание в себе. Мертвый брат означает, что у живых братьев и сестер есть опыт близости смерти, предыдущий брак означает оборванную связь с первым партнером. Пережитое в концлагере, как и то, что человек остается в живых после бомбежки, соединяет всех, на чью долю выпала одна и та же судьба. Суицид ложится тяж­ким бременем на всю семейную систему, но особенно на близ­ких, то есть детей, супругов, родителей. Мы начали с самых близких к клиентке лиц в ряду братьев и сестер: с живого, а потом и умершего брата. Сначала г-жа Закс положила на пол по листу бумаги для себя и для брата и вста­ла на свой лист. У нее потекли слезы, она дрожала, а, посмот­рев на него, она почувствовала глубокое отчаяние - уже знако­мое ей, но необъяснимое чувство. Я попросила ее встать на место брата. Он стоял сбоку, несколько отвернувшись, и в этой роли г-жа Закс была не в состоянии оторвать взгляд от пола. Она покачнулась и чуть было не упала назад. Она была очень взволнована, но в то же время физическое переживание жизни брата о многом ей рассказало. Взгляд в пол указывал на то, что там кого-то не хватало. Я положила на это место лист бу­маги, олицетворявший умершего брата. У клиентки подкосились ноги, лицо исказилось от боли. Я предложила ей поддаться импульсу и встать перед братом на колени. Стоя рядом с ним на коленях, она поняла, насколько глубокой была связь ее жи­вого брата с умершим. Она горько заплакала по обоим брать­ям. Потом она выпрямилась и снова встала на свое место. Я пододвинула к ней оба других листка, так чтобы она и братья стояли вместе. Теперь она смогла спокойно посмотреть на них обоих.

Лишь много месяцев спустя мы постепенно занялись другими трагическими событиями в ее семье.

Г-жа Бурхелл пришла на терапию из-за проблем с другом. В прошлом у нее было несколько связей, и все они, к ее сожале­нию, распались. Теперь она боялась, что новый друг тоже ее бросит. Когда во время сбора анамнеза я спросила ее о пре­жних отношениях, как свою первую большую любовь она упо­мянула мужчину, от которого в свое время забеременела. По­скольку он ребенка не хотел, а она была слишком молода, что­бы решиться родить в одиночку, она сделала аборт. После это­го они разошлись. Рассказывая об аборте, она испытывала очень сильные чувства и плакала. «Я думала, что я все это уже переработала». Я попросила ее положить на пол по листу бумаги для ее нынешнего друга, для абортированного ребенка и его отца. Друг стоял рядом с ней, первая любовь на некото­ром удалении, отвернувшись, а лист для ребенка она положи­ла прямо перед собой. Она стояла и растроганно, с тоской смот­рела на ребенка. Я предложила ей «разрешающие фразы». Со слезами на глазах она произнесла: «Я бы так хотела тебя ро­дить». Ее тяга к ребенку было очень сильна, и я дала ей по­душку, которую она, как младенца, прижала к груди. «Я даю тебе место в моем сердце». Я повернула к ней лист бумаги, олицетворявший отца ребенка, и попросила ее сказать: «Жаль». Она кивнула и какое-то время дышала. «Теперь хорошо». По­скольку эта дуга напряжения подошла к концу, я немного ото­двинула его лист и попросила ее повернуться к нынешнему другу. «Как он сейчас на вас смотрит?» — «С любовью». - «И как это для вас?» — «Хорошо». — «Что, если вы ему скажете: Посмотри, это так?». Она кивнула и выдохнула. «Хорошо. Я хочу подойти ближе». Я поставила ее рядом с ним. «Спасибо за все». — «Спасибо, что ты здесь». Она кивнула и сделала глубокий выдох. Я попросила ее сесть и собрала листы с пола.

Расстановка в воображении

В воображении образ можно развивать медленно и система­тически Чаще всего важны бывают близкие люди, поэтому, вы­страивая перед внутренним взором клиента систему семьи, в первую очередь мы начинаем с отца или матери. Далее я опишу ос­новные модели этой работы, в которые вплетаются особые ди­намики каждого отдельного случая.

Первая интервенция начинается со встречи: в воображении клиент стоит напротив некоего человека, и мы исследуем, воз­можен ли между ними зрительный контакт и какое он имеет ка­чество. Например, если напротив клиента стоит его отец: «Пред­ставьте себе, что перед вами стоит ваш отец и смотрит на вас!» Секунду или две клиент вживается в образ. «Как он на вас смот­рит?» Клиент устанавливает зрительный контакт и определяет для себя качество взгляда отца. «Как вы на него смотрите?»

Повторяясь, язык и вопросы могут сначала показаться не­сколько однообразными, однако одна и та же структура вопро­сов очень полезна. Клиент получает новые содержания и импуль­сы всегда в одной и той же формулировке, которая благодаря сво­ему однообразию не требует его внимания, и учится отслеживать небольшие отличия в их действии, а также произошедшие вслед­ствие интервенции перемены.

Теперь внимание клиента направляется на его способ нахо­диться в контакте. В течение нескольких секунд, пока длится пауза, терапевт наблюдает за физическими движениями и ре­акцией клиента. Точным индикатором здесь опять же является дыхание: если клиент остается расслабленным и продолжает хорошо дышать, то из этого можно сделать вывод — и при не­обходимости попросить клиента его подтвердить, — что зри­тельный контакт с обеих сторон хороший. Взгляд открыт и при­ветлив, сродни описанной Мартином Бубером (1923) встречей с «ты».

Когда мы обратимся к следующим, тяжелым отношениям, эти отношения можно будет использовать как ресурс для клиента, так как теперь он имеет представление о том, как воспринима­ется прямая, первичная встреча. Благодаря этому у него появля­ется модель того, какими качествами может обладать контакт с другим человеком.

Если же дыхание замирает или клиент застревает в процес­сах поиска, это указывает на то, что отношения не такие, каки­ми они могли бы быть или какими их желает видеть клиент. Они вызывают бессознательную реакцию, которая вынуждает его действовать. Он (пока) сам не может решить, будет ли он дей­ствовать, но он чувствует себя вынужденным реагировать, что вызывает замешательство. В этот момент клиент может внезап­но открыть глаза (если до этого они были расслабленно закры­ты) , вопросительно посмотреть на терапевта, а потом — по соб­ственной инициативе или в ответ на просьбу — снова их зак­рыть.

Возможно, в конце концов, клиент скажет: «Отец на меня не смотрит». Он произносит это с упреком или досадой, ему груст­но, он обижен, разочарован или в отчаянии. Если мы обращаем­ся с образом как с реальным человеком, то мы задаем себе воп­рос: «Куда смотрит отец? К чему приковано его внимание?» Воз­можно, из анамнеза нам известно, что очень рано умерла его мать. На этом основывается гипотеза, что взгляд отца направлен на мать и поэтому он ничего вокруг себя не воспринимает, даже собственного сына. Мы проверяем эту гипотезу: «Что произой­дет, если вы поставите за отцом его мать?»

По телесной реакции клиента мы видим, что бабушка прида­ет отцу стабильность: клиент облегченно вздыхает и немного рас­слабляется. «Как сейчас чувствует себя ваш отец?» Происходящие в нем изменения соответствуют тем чувствам, которые могли бы завершить тогдашние процессы. Возможно, клиент видит, что его отцу грустно, возможно, отцу хочется подойти к своей мате­ри намного ближе, возможно, во внутреннем образе клиента отец становится совсем маленьким, «как ребенок», возможно, он полон радости и жизни.

Если качество и настроение образа изменилось или если кли­ент в этом процессе выказывает какую-то реакцию, мы можем спросить его о воздействии каждой из этих интервенций: «И как это для вас?» или: «Как вы себя чувствуете, когда видите своего отца рядом с его матерью, вашей бабушкой?»

Благодаря неоднократной смене перспективы клиент сохра­няет нейтральную позицию. Он пробует разные точки зрения, узнает, как изменения одного влияют на каждого из тех, кто его окружает, и, таким образом, расширяет свое видение подоплек и взаимосвязей.

«Помехи»

Иногда клиент не находит образа или ему трудно представить себе данного человека. По моему опыту, это мало связано с си­лой его воображения. Похоже, что в гораздо большей степени речь здесь идет об указаниях на то, что визуализируемое лицо вплетено в другие динамики и потому не присутствует по-на­стоящему в своем поле, так что клиент пока тоже не может вос­принять этого человека полностью.

Пример

Г-жа Мергус жаловалась на плохие отношения с отцом. Во вре­мя войны его самолет был сбит, он был тяжело ранен, но вы­жил и много лет провел в плену. Сам он никогда об этом не распространялся, но в семье говорили, что он вернулся совер­шенно сломленным человеком.

Гипотеза: пережитое на войне стало для отца тяжелой трав­мой, он накрепко переплетен с произошедшими там событиями и поэтому практически не замечает свою дочь. Стоя напротив отца, клиентка не могла его увидеть. Ей никак не удавалось «поймать» его образ. Я попросила ее схематично представить себе отца в виде фигуры, стоящей где-то далеко на горизонте. Это у нее получилось. Чтобы установить связь между этим status quo отца и дочерью, я спросила ее: «Как вы себя чув­ствуете, когда с такого расстояния смотрите на своего отца?» Затем я постепенно поставила за или рядом с отцом всех тех, кто, судя по анамнезу, мог эмоционально играть какую-то роль в его жизни и кто отсутствовал в образе его семьи: деда клиен­тки, который погиб в результате несчастного случая, когда отец был еще подростком; бабушку, которая умерла, когда отец был маленьким; его фронтовых товарищей, свидетелем смерти ко­торых он стал; погибшего на войне брата. Благодаря каждому следующему персонажу, который обогащал образ дополнительной информацией, отец приобретал для кли­ентки все более четкие очертания. Она смогла увидеть его в его отношениях и поняла, к чему были привязаны его чувства и его тоска. Постепенно в ее внутреннем образе дочь и отец смог­ли приблизиться друг к другу. В конце она стояла напротив сво­его отца и смотрела ему в глаза.

Иногда образ бывает нечетким или фрагментарным. Напри­мер, клиент видит только тело матери, а ее лицо расплывается. Или, несмотря на то, что место матери ясно, сама она похожа на туман или облако. Тут тоже возникает вопрос: кого не хватает? Где связана энергия матери? Кто необходим для того, чтобы по­мочь матери обрести в этом образе форму и презентность? Если до этого мы собрали точный анамнез, то в нашем распоряжении имеется один, два или даже несколько человек, которых матери мучительно не хватает. Один из них будет самым важным, но мы можем по очереди включить в образ и других, так как они служат ей ресурсом и опорой. Возможно, старшая сестра обнимет млад­шую сестру, т. е. мать клиентки. Мать смеется. Теперь ее хорошо видно. Клиентка может установить с ней зрительный контакт, подойти к ней и при помощи фраз и ритуалов найти хорошее завершение.

Иногда в образе клиента отец или мать остаются обращенны­ми к тому человеку, к которому привязано их сердце. Клиент сто­ит напротив этой картины и не может привлечь их взгляд и обра­тить внимание на себя. Похоже на то, что отцу или матери нужно сначала прояснить свою роль в этих отношениях из прошлого, прежде чем он или она сможет повернуться к настоящему.

Пример

Отец г-жи Михахель трагическим образом потерял свою люби­мую сестру. В образе клиентки он так и остался обращенным к ней. Желание клиентки, чтобы отец больше интересовался ею, осталось неисполненным. Клиенткой овладели два чувства. Она была разочарована, но в то же время в ней потихоньку росло что-то мирное. «Он впервые смотрит счастливыми глазами», — сказала клиентка наполовину печально, наполовину с облегче­нием. «Теперь я лучше его понимаю». Чтобы усилить этот им­пульс, я спросила: «А как это для вас, видеть своего отца та­ким?» — «Вообще-то так легче, я всегда хотела, чтобы он был таким».

В конце каждой части можно указывать на произошедшие из­менения. Если клиентка стала лучше дышать, можно спросить ее об этом, чтобы она сама заметила это в данной ситуации. «Как вы сейчас дышите?» — «Хорошо».

Неизвестные члены семьи

Если клиент не знает кого-то из членов своей семейной сис­темы, поскольку они рано умерли, рано исчезли из его жизни или жили за несколько поколений до него, то порой ему сложно себе их представить. Иногда даже сама эта идея представляется клиенту абсурдной. То, что они жили, это факт. Но если в душе они ему совсем чужие, он не может найти или вызвать в себе их образ. Если клиент ищет образ своего отца или матери, то в ка­честве маленького упражнения он может посмотреть на свое от­ражение в зеркале. «Что вы видите в себе от матери и что от отца?» Или, если он вообще ничего не знает об отце: «Посмотритесь в зеркало. Какая-то часть вас знает его очень хорошо. Половина вас —от отца».

Возможно, клиент никогда не видел фотографий своих близ­ких, возможно, фотографий членов его семьи из предыдущих поколений вообще не существует. Мы можем дать возможность незнакомым членам семьи стать зримыми и обрести более чет­кие очертания во внутреннем образе, создав вокруг них поле, в котором они встречаются и находятся в отношениях с другими людьми. Так как эти люди или, по крайней мере, некоторые из них знакомы клиенту или он хотя бы может их себе представить, знакомый образ дополняется незнакомым человеком. Иногда это длительный процесс, но он позволяет клиенту вступить в кон­такт с важными для него людьми.

Пример

Г-н Калидрис пришел на терапию взвинченный, беспокойный, с депрессивной симптоматикой. На протяжении многих лет он стра­дал нарушениями сна, которые вызывали усталость и пробле­мы с концентрацией внимания. В конце концов домашний врач направил его на терапию. О своей жизни он рассказал, что по роду деятельности он постоянно в разъездах, что все отноше­ния с женщинами распадались из-за его раздражительности, что он чувствует себя одиноким и брошенным и это отнимает у него больше всего сил. В профессиональном плане в свои по­чти пятьдесят он достиг практически всего, но в душе чувство­вал себя никем. Он хотел прийти в себя, обрести больший душевный покой и, может быть, суметь, наконец, создать проч­ные партнерские отношения.

Из семейного анамнеза стало известно, что его отец был воен­нопленным. Его использовали на полевых работах в хозяйстве бабушки и дедушки по материнской линии. Клиент отца не знал, в семье о нем не говорили. Вся отцовская сторона тоже была ему неизвестна. О матери он говорил тепло и с любовью, так что я могла использовать ее как ресурс. Моя гипотеза, которой я следовала в этой расстановке, заклю­чалась в том, что отсутствие поддержки со стороны отца и всей отцовской семьи сообщало ему то ощущение жизни, от которого он так страдал. По моему представлению, его нужно было вернуть «в лоно семьи».

Я попросила его закрыть глаза и выдохнуть. Он был очень на­пряжен и взволнован. Чтобы дать ему возможность лучше ощу­щать себя самого, мы проделали с ним в воображении неболь­шое путешествие по телу (см. стр. 162). Его дыхание стало более ровным. «Когда вы выдыхаете, каждый раз понемножку уступайте». И: «Когда вы выдыхаете, делайтесь чуточку тяже­лей». Физическое напряжение заметно спало. Я предполагала, что для него окажется невозможным из ничего визуализировать своего отца. Поэтому я спросила: «Что про­изойдет, если вы поставите за собой свою мать?» Ему было легче представить себе, что он физически чувствует кого-то за своей спиной, чем увидеть кого-то в своем внутреннем образе. «Приятно». - «Что, если вы немножко на нее обопретесь?» Он сделал глубокий выдох. «Очень Приятно». - «Что произойдет, если рядом с матерью вы поставите своего отца?» — «Но я его совсем не знаю». Он взглянул на меня. «Ваша мама знает». Он закрыл глаза и вздохнул. Поскольку он медлил, я предложила ему: «Вы можете просто поставить рядом с вашей мамой муж­чину и понаблюдать, что тогда изменится». Он сделал малень­кие спонтанные движения. «Как ваша мама смотрит на вашего отца?» — «Тогда мне нужно обернуться». - «Да, обернитесь». Благодаря взгляду матери отец стал конкретнее: «Она смотрит на него вопросительно и с большой любовью». Тогда я попыта­лась проверить, представлен ли уже в его внутреннем образе отец: «А как ваш отец смотрит на вашу мать?» — «У него нет пока конкретных очертаний, он очень беспокоен». Я могла бы подхватить здесь тему схожести симптоматики, но я не хотела перебивать образ его встречи с родителями. Его восприятие говорило о том, что поле отца должно еще немного достроиться, прежде чем он сможет полностью появиться в воображении клиента. «Что произойдет, если вы поставите за ним его отца, то есть вашего деда?» — «Он откидывается назад и смотрит очень печально». Отец обрел очертания. «Что, если рядом с ним вы поставите еще несколько его родственников?» — «Ах, хорошо. Теперь он по-настоящему тут». «Как ваш отец смотрит на вашу мать?» — «Ах, очень задумчиво и растроганно». - «И как это для вас, когда вы. это видите?» — «Ах!». Он громко выдохнул. «Что будет, если ваша мама скажет ему: «Смотри, это твой сын?"» Г-н Калидрис разрыдался. «Что, если вы подойдете к отцу чуть поближе?» У него по щекам текли слезы. «Что будет, если вы легонько положите голову ему на грудь?» Он немного наклонил голову и глубоко дышал. «Что, если отец вас обнимет?» Он глубоко и спокойно дышал и тихо плакал. «Что произойдет, если вы ему скажите: "Наконец-то, папа!"» Когда он громко произнес эти слова, его снова сотрясли рыдания, но он быстро успокоился. Теперь он сидел на диване абсолютно спо­койно и расслабленно. «Как вы себя сейчас чувствуете?» — «Это прекрасно». — «Когда вы смотрите на своего отца, как это те­перь?» — «Я вижу только его теплые глаза». — «И как это?» — «Хорошо!»

Теперь во внутреннем образе отец мог бы представить его от­дельным членам своей семьи, из которой происходит и к которой относится клиент. Но г-н Калидрис был расслаблен и доволен. В конце он сказал: «Но вообще-то у меня нет даже фотографии мое­го отца». Я спросила его: «Вы похожи на свою мать?» Он ответил: «Нет». А потом засмеялся: «Я знаю, что вы имеете в виду».

Мы поддерживаем развитие тех образов, в которых клиент чувствует себя лучше. Тяжелые для него интервенции мы смягча­ем тем, что либо их отменяем и возвращаем клиента в предыду­щий, хороший образ, либо просим его отойти в своем образе на такое расстояние, «чтобы быть в хорошем контакте с собой». Наконец, мы можем в любой момент прервать процесс, спросив клиента о его дыхании, или прекратить его совсем, попросив клиента открыть глаза и выйти из образа.

Иногда становится ясно, что не хватает кого-то еще, но у нас нет никакой конкретной информации или мы не можем полу­чить ее в данных временных рамках. Тогда мы можем либо вклю­чить в образ один или несколько персонажей, которые будут репрезентировать тех, «кого недостает», либо поставить в образ «не­что», олицетворяющее процесс, человека или даже тайну.

Пример

Г-н Коскороба, родившийся в Южной Америке, страдал «стра­хом и паникой», и это так на него давило, что на вопрос о его запросе он выразил одно-единственное желание: иметь, нако­нец, возможность жить в настоящем. К концу расстановки мы уже включили в образ всех, кто, по нашим, основанным на анам­незе, предположениям, имел какое-то влияние на паттерн. У него была умершая младшая сестра, теперь она дружелюбно стояла рядом с ним. Оба родителя отца были сиротами, теперь за ними стояли прадедушки и прабабушки, и оба поколения при­ветливо и с интересом смотрели на отца клиента. Однако сам он едва выдерживал близость отца, а когда он на него смотрел, его охватывала сильная боль, которую он никак не мог объяс­нить. Когда отец поворачивался к своим предкам, он исчезал из поля зрения клиента, уменьшаясь настолько, что его пере­ставало быть видно. Хотя по данным клиента картина семьи была полной, все-таки чувствовалось, что не хватает еще чего-то или кого-то важного. В моем внутреннем образе это было что-то большое, что должно было стоять за поколениями пред­ков. Когда я предложила этот образ г-ну Коскоробе, он серьез­но кивнул. У него было похожее представление, и он был по­трясен, будучи не в состоянии описать точных причин. Спустя месяцы он снова пришел на сессию вместе с женой. Его симптомы пошли на убыль, и он рассказал о том, что узнал за это время. В поколении прадедушек и прабабушек большую часть его семьи унесла эпидемия чумы.

Если облик или размер воображаемых лиц сильно меняется, если они становятся огромными и угрожающими или крошеч­ными, превращаются в детей или совсем растворяются, это все­гда указывает на то, что картина пока неполная. Иногда эти из­менения можно понять в контексте.

Пример

Г-жа Лауда пришла на терапию с желанием обрести возмож­ность добиваться большего признания. В первую очередь на работе, в своем коллективе она чувствовала себя аутсайдером, ее часто обходили. Когда она пыталась больше заявлять о себе, у нее возникало сильное чувство вины, которое меша­ло ей дальше следовать своим планам. На мой вопрос о похо­жих структурах в семье она рассказала, что это чувство знако­мо ей и по отношениям с матерью. Клиентка скрывала он нее многое из своей жизни, так как знала, что мать этого не одоб­рит. Из истории семьи я узнала, что в возрасте полутора лет утонула младшая сестра матери. Мать, тогда сама еще ма­ленький ребенок, должна была за ней приглядывать. Отец кли­ентки умер в результате несчастного случая, когда ей было девять лет. Мы уже делали расстановку отцовской семьи, и с тех пор она испытывала к нему нежное чувство и сама чув­ствовала себя яснее, увереннее и крепче. Еще одним резуль­тате расстановки, по ее словам, стало то, что при наличии внут­ренний поддержки со стороны отца она стала уверенней чув­ствовать себя в отношениях с мужем. Но на работе она то и дело .«проваливалась» в старую модель. Поэтому в качестве гипотезы я предположила, что чувство вины и неспособность клиентки добиваться признания берут начало в семье матери. Я спросила себя, кто из членов этой семейной системы перенес эмоциональный шок и какие чувства были не прочувствованы. Как чувствует себя маленький ребенок, под присмотром которого погибла сестра? Как чувствуют себя мать, отец?

Я попросила клиентку в ее внутреннем образе встать напротив матери. «Это правильная дистанция?» Она отошла на несколько шагов назад. «Как на вас смотрит ваша мать?» Клиентка стала беспокойной и возбужденной. «Она смотрит страдающе и так требовательно. Я должна ей помочь». — «А как вы смотрите на вашу мать?» — «Я хочу уйти, но меня мучает совесть, потому что тогда ей будет еще хуже». Тогда я начала добавлять недо­стающих членов семьи. «Что произойдет, если вы поставите рядом с матерью умершую сестру?» У клиентки покраснели щеки. «Моя мама очень взволнована» — «А как она смотрит на сестру?» — «Я не знаю, ей хочется уйти». Поскольку на тот момент, когда произошло несчастье, мать сама была еще ма­ленькой девочкой, следующей я поставила бабушку. «Что про­изойдет, если за обеими сестрами вы поставите их мать?» Кли­ентка покрылась испариной, на верхней губе выступили капли пота. Она сняла куртку. «Моя мама становится совсем малень­кой, она плачет и прячется в бабушкин фартук». Образы, в которых присутствует физический контакт, оказывают особое воз­действие. Что тогда было нужно этому ребенку? «Что, если ба­бушка возьмет вашу маму на руки?» — «Ах, ей там хорошо, она успокаивается и вопросительно смотрит на сестру». «А что, если умершую сестру бабушка тоже возьмет на руки, так что­бы они обе сидели у нее на руках?» — «Моя мама радуется и смеется». Можно было бы развить эти образы дальше, дав ба­бушке возможность поговорить с сестрами. Но в этом случае они были достаточно спокойны и умиротворены. Так что я лишь немного расширила образ. «Что, если рядом с бабушкой вы поставите дедушку, чтобы рядом с вашей мамой были оба ее родителя?» Клиентка глубоко выдохнула. «Там она в надежных руках». Теперь, когда картина была полной, я включила в нее ее саму. «Как это для вас, когда вы это видите?» — «Это огром­ное облегчение. Моей маме там по-настоящему хорошо». — «Как она теперь на вас смотрит?» — «Очень мягко и с любовью». «И как это для вас?» — «Хорошо, теперь я могу оставить ее там и заняться своими делами».

Когда клиент со своими симптомами и жалобами приходит на терапию и в ходе анамнестической беседы мы узнаем о мно­жестве тяжелых событий в его личной истории и в истории его семьи, во время расстановки может, однако, случиться так, что он будет описывать все отношения как «нормальные» и дружес­кие. Похоже, речь в этом случае идет об удавшейся стратегии преодоления. По всей видимости, клиент научился сохранять некую нормальность и таким образом «держать за горло» пер­вичные чувства. Вот он стоит перед отцом и оба приветливо смот­рят друг на друга. До этого он говорил о том, что отношения с отцом сложные или их вообще нет. Мы можем физически ощу­тить, что что-то не так. Поскольку близость делает все чувства интенсивнее, можно поэкспериментировать с дистанцией: «Что произойдет, если вы подойдете к отцу на шаг ближе?» При этом дыхание представляет собой хороший индикатор для тонких внутренних движений: оно будет меняться и сопровождать на­чинающиеся эмоциональные процессы. Бывает, что клиент на­учился даже поток своего дыхания регулировать так, что в на­пряженных ситуациях оно создает ощущение «нормальности». Особенно люди, которые много занимаются йогой или дыхательной терапией, умеют при помощи дыхания практически неза­метно контролировать и моментально снимать физическое на­пряжение. Мы можем заговорить об этом с клиентом и пригла­сить его к дальнейшим экспериментам: «Что произойдет, если вы сделаете глубокий выдох?» или: «Что произойдет, если вы за­держите дыхание?»

Предложения

Приведенные ниже предложения — это маленькие подсказ­ки для терапевтов, чтобы помочь им вместе с клиентами нахо­дить разрешающие, придающие сил образы. Зачастую мы не зна­ем точно, что в тот или иной момент подходит клиенту и какая скорость соответствует его процессам. Поэтому имеет смысл на­чинать интервенции со слова «возможно». Тогда клиент может на каком-то уровне принять эти импульсы во внимание, но без необходимости им следовать. При этом интервенции поддержи­вают движение навстречу и первичные чувства клиента и служат удовлетворению его глубинных,потребностей.

Во время расстановки в индивидуальном сеттинге клиент может визуализировать такой образ, где у него будет возможность физического контакта с родителями или близкими. Он может получить этот телесный опыт почти так же, как если бы другой реально находился в помещении. Клиент может медленными, плавными движениями приблизиться, опереться, дать к себе прикоснуться и себя держать. Где правильное место для клиен­та? Может ли он уступить и согласиться, когда стоит перед от­цом и кладет голову ему на грудь? Или для него лучше, чтобы отец его держал, когда он стоит рядом или прислоняется к нему спи­ной? Достаточно ли здесь одного человека, отца? Или клиент сможет выдохнуть лишь тогда, когда за ним будут стоять дед, дед и бабушка, а возможно, еще и прадедушки и прабабушки?

Если отец сам стоит лицом к своим родителям: какой опыт приобретет клиент, если, стоя за отцом, посмотрит в направле­нии бабушки и дедушки и при этом будет опираться на спину своего отца?

Может быть, дедушка еще положит руку ему на плечо или де­душка и бабушка встанут рядом с клиентом, чтобы тот ощущал много физического контакта. Сколько людей должно быть вок­руг клиента, чтобы он чувствовал себя в безопасности и был в хорошем контакте с собой?

Сколько клиенту лет? Что ему нужно? Может быть, ему нуж­но еще какое-то время посидеть на коленях у отца или на руках у матери, чтобы наверстать то, чего он ищет с детства?

Дети, которые стоят совсем одни, которым в их внутрен­нем образе никто из родителей не может придать сил (возмож­но, потому что они сами переплетены в своей истории), могут стоять рядом со своими братьями и сестрами или в качестве ре­сурса им могут послужить бабушки и дедушки или даже праба­бушки и прадедушки. Клиент ощущает большую силу, идущую из его системы, когда стоит в ряду мужчин (если это мужчина) или в кругу женщин (если это женщина). Также на клиентов производит сильное и приятное впечатление образ, где они чув­ствуют вокруг себя множество своих предков. Например, за ними полукругом могут стоять бабушки и дедушки, так чтобы клиенты чувствовали их у своей спины. Вокруг этого полукру­га, как следующий слой, группируются прадедушки и праба­бушки, за ними по все более широкой дуге каждое следующее поколение¹⁷.

Иногда клиенту бывает полезно чередовать два разных обра­за, пока он не интегрирует оба. Когда клиент на кого-то опира­ется, это придает ему сил, поскольку он на собственном опыте узнает, как это, когда тебя держат. Стоять одному — это физичес­кое выражение самостоятельности. Иногда предпочтительней положение «сидя», поскольку тогда клиенту не приходится при­лагать мышечных усилий и напрягаться, чтобы держаться пря­мо. Стоя, он может опереться на стену — как будто он стоит ря­дом с отцом. Чтобы ощущение было более приятным, между ним и стеной можно положить подушку. Или клиента может держать терапевт: «Если вы согласны, я сейчас возьму на себя роль бабуш­ки».

Поклон и согласие

Обычно поклон является частью заключительного ритуала расстановки. На уровне тела и действий он соответствует тому, что Берт Хеллингер выразил фразой «признать то, что есть», и означает глубокое «да». Поклон имеет широкий спектр значений и действий, которые мы изучаем и осваиваем в процессе социа­лизации так же, как значение любых других жестов и действий (см. Franke-Gricksch 2001).

По выбранной форме стратегии преодоления терапевт может судить о запечатлениях клиента. Если базовой моделью клиента является «нет», можно исходить из того, что когда-то раньше это отграничение было ему необходимо, чтобы защитить свое самое сокровенное, свое собственное, когда окружавшие его люди не уважали его границ (и, предположительно, не уважают до сих пор). С одной стороны, ребенок, а позже взрослый клиент, воспринимает доминантную мать или нарушающего границы отца таким образом, что они поглощают все его внимание и энер­гию. Ребенок защищается тем, что внутренне или позднее внеш­не отгораживается и замыкается в себе. С другой стороны, если в своей семье клиент жил с тем/что его желания и потребности оставались без внимания и не удовлетворялись и ему приходи­лось подчиняться чужой воле, то ему и сейчас будет трудно пой­ти на безусловное согласие и поклон, если ему не удалось пере­строить свои запечатления при помощи осознания, упражнения или терапии.

В терапевтической практике мы имеем возможность наблю­дать, что в качестве стратегии преодоления из этого раннего кон­фликта вырастает хроническая готовность к столкновению и борьбе, которая на мышечном уровне проявляется во всей фи­зической организации клиента. Все двигательные импульсы тела направлены назад: подбородок приподнят, голова откинута на­зад, затылок неподвижен, грудь закрыта, плечи и руки зажаты, ягодицы напряжены — таковы некоторые возможные основные модели. На индивидуальном уровне мы обнаруживаем хрони­ческое напряжение, связанное с той симптоматикой, на кото­рую жалуется клиент. В психической сфере мы часто сталкиваемся с сопротивлением, защитой, агрессией, презрением и посто­янной готовностью возразить.

Такая позиция сочетается с всеобъемлющим физическим на­пряжением, которое часто хорошо компенсируется, однако ощу­щается в каждой жилке. Если представить себе, какая это нагрузка для мускулатуры — постоянно находиться в напряжении, стано­вится понятней развитие хронических и хронифицированных за­болеваний. После расстановки клиенты часто говорят о сильней­шей усталости и непривычной потребности во сне на протяже­нии нескольких дней, некоторые рассказывают о боли в мыш­цах или заметном изменении осанки, что объясняется реструктуризацией физической организации и глубокой мы­шечной релаксацией.

Через ритуал согласия и поклона клиент часто входит в кон­такт со старыми'моделями, в которых раньше он чувствовал себя беспомощным заложником ситуации. Чтобы клиенту было лег­че экспериментировать с поклонами, я перечисляю те их плю­сы, которые допускают совершенно иное толкование. Посред­ством поклона можно отвести взгляд от своего визави и выра­зить это на физическом уровне. Одновременно внимание на­правляется на собственное тело, на себя самого. Поклон помогает развязать переплетение с другим человеком и обеспечивает пра­вильную дистанцию в отношениях.

Чтобы постепенно подвести клиента к поклону, я прово­жу маленькие, незатейливые упражнения на наблюдение, ко­торые приносят моментальное облегчение. Сначала я направ­ляю внимание клиента на конкретный участок его тела: «Ког­да вы выдыхаете, понаблюдайте, как вы в этот момент держи­те голову». И прежде чем он успевает ответить: «Вы можете немного ею подвигать». В качестве примера я двигаю головой вперед и назад, влево и вправо, подбородок вверх и вниз. Это помогает расслабить и осознать поддерживающую мускулату­ру. «Что, если вы немного опустите голову?» Если спонтанно­го выдоха не происходит: «И при этом сделаете глубокий вы­дох?» Так как выдох всегда оказывает благотворное действие, то и этот первый минимальный поклон сам становится при­ятным опытом.

«Что, если вы слегка опустите подбородок?» Если клиент рез­ким движением прижимает подбородок к груди: «Совсем чуть-чуть, где-нибудь на полсантиметра». — «Чувствуете разницу?» Возможно, клиент кивнет или опишет свои наблюдения.

«Теперь представьте себе, что вы, как кукла, подвешены за ма­кушку». Благодаря этому выпрямляется позвоночник. «Если вы сейчас немного поэкспериментируете с подбородком, то найдет­ся одно хорошее положение (где голова занимает правильную позицию)». Вы можете выполнять эти упражнения вместе с кли­ентом, чтобы, исходя из собственного физического восприятия, получить больше информации для дальнейших предложений.

«Как вы теперь дышите?» В этой прямой позиции тело про­ницаемо, а дыхание свободно. «Понаблюдайте, что произойдет, если вы немного приподнимете подбородок. Как меняется ваше дыхание?» Если нужно, то поточнее: «Каково напряжение в об­ласти груди?» Мышцы растягиваются, и из-за этого возникает ощущение сдавления. Дыхание становится стесненным. Также: «Насколько напряжена передняя сторона шеи?» и «Спины?» После того как клиент воспринял различные участки напряжен­ной мускулатуры и ощутил последствия для своего физического состояния, вы можете дать ему почувствовать заметную теперь разницу по сравнению с тем, когда он принимает несколько бо­лее расслабленную позу. «А если вы опустите подбородок пони­же... как это влияет на дыхание?»

Тут мы подошли к поклону, и он будет воспринят как рас­слабляющий и приятный.

Мы можем позитивно усиливать каждое физическое измене­ние и наблюдение клиента, чтобы сообщать ему, что он все делает правильно, лучше всего при помощи слова «точно» (Берт Хеллингер). Дайте клиенту немного времени, чтобы он мог сформулиро­вать свои ощущения и наблюдения для себя самого и для вас, его терапевта. Речь идет о том, чтобы пробудить в нем осознание того, как и на чем сказывается его осанка и поза и к чему приводит их изменение. Не так важно, чтобы он сообщил вам, что он испыты­вает, если это сообщение отвлечет его от восприятия.

Чтобы клиент сохранил и углубил в своем восприятии эту мо­дель, вы можете предложить ему: «В будущем вы можете время от времени повторять это маленькое упражнение и немного эк­спериментировать с ним». Поскольку у клиента с ним связан хороший опыт, вероятно, он так и сделает. Во время сессий, если клиент напряжен, вы тоже можете напоминать ему об этой позе. Вы можете и сами найти хорошее положение для своей головы и тела. Тогда у клиента перед глазами будет хорошая модель.

Элегантный вариант предложил Маттиас Варга фон Кибед (личное сообщение): если клиент по известным причинам (пока) отказывается склониться перед отцом, он просит его положить перед отцом на пол камень или другой предмет, не комментируя значение этого жеста.

Пример

Г-н Бём полностью рассорился со своей семьей и много лет назад разорвал с ней всякие отношения. В детстве отец жесто­ко его избивал, а мать его не защищала. Родители всегда отда­вали предпочтение его братьям и сестрам. Теперь отец был при смерти. Г-н Бём пришел ко мне на терапию в состоянии сильной тревоги и внутреннего разлада. Он хотел еще раз по­видаться с отцом, но не знал, как сделать это так, чтобы его не захлестнули воспоминания, ярость и страх. Во время сессии он много и взволнованно рассказывал, и постепенно напряже­ние спало. Я положила на пол два листа бумаги, для него и для его отца, и предложила ему встать напротив отца и посмотреть на него. После некоторых поисков он нашел для себя хорошую позицию в нескольких метрах от отца. Я предложила ему поло­жить руку на сердце, чтобы немного себя защитить, и сделать легкий поклон. Когда он поклонился, его охватила глубокая, необъяснимая для него скорбь, по щекам потекли слезы, и он отвернулся.

Заданием на ближайшее время для него стало следующее: в своем внутреннем образе постоянно поворачиваться к отцу, смотреть на него и упражняться в легком поклоне, а затем, ког­да будет достаточно, снова отворачиваться.

Поклон всегда приносит физическое облегчение, но для того, чтобы расслабиться, его может быть недостаточно. По легким дви­жениям тела можно определить, остается ли клиент напряжен­ным даже в этой позе и не хочет ли он поддаться еще больше.

Если возникает этот импульс, я за долю секунды до клиента сама начинаю движение вниз и одновременно говорю: «Что, если вы опуститесь еще ниже?» Я вместе с ним встаю на колени. Когда человек сидит на пятках, он обычно расслабляется. Если у кли­ента проблемы со связками или мышцами, я даю ему подушку или скамеечку для медитации, чтобы ему было удобно.

Через несколько секунд проявляется следующий импульс: либо он спокойно сидит и глубоко дышит, либо он напряжен и хочет снова встать. Тогда мы оба поднимаемся. Или движение продолжается, и он хочет поддаться еще больше. Тогда я говорю: «Что, если вы ляжете на пол?», сажусь или встаю рядом с ним на колени и кладу ему руку на спину, чтобы он чувствовал там теп­ло, а я могла точно воспринимать его дыхание. Я слежу за тем, чтобы его голова лежала удобно. Чтобы на полу было достаточно тепло, иногда я подкладываю вниз плед, а чтобы лицо клиента не лежало прямо на полу, я кладу на пол лист бумаги.

На уровне физической организации клиент приобретает тот опыт, что ему больше не нужно держать себя при помощи мус­кулатуры, что земля его держит. Это приводит к глубокому рас­слаблению, которое проявляется в ритме его дыхания. Зачастую это похоже на оползень, как будто с его тела сваливается тяжкий груз. Я спрашиваю клиента, как он воспринимает свое дыхание, чтобы он и на когнитивном уровне запомнил то состояние ус­покоения и расслабления, которое он испытывает физически, и сопровождаю его в возможном внутреннем эмоциональном про­цессе. Если старый опыт и внутренние образы по-прежнему не позволяют ему отдаться и отпустить или если он испытывает слишком сильный дискомфорт, я прошу его снова подняться, и опять встаю вместе с ним на колени или на ноги.

Пример

У г-жи Милвус был тяжелый период в отношениях с мужем. После расставания пара общалась только через адвоката, ко­торый запугивал клиентку агрессивными письмами и требова­ниями. После упражнений на дыхание и расслабление я поста­вила ее перед листом бумаги, который олицетворял ее мужа. Она уже делала расстановку своей родительской семьи и зна­ла, какие ритуалы мы считаем здесь полезными. Клиентка склонилась перед мужем, следуя своему импульсу, она медленно опустилась на колени и, наконец, вытянулась перед ним на полу. Здесь она могла глубоко и ровно дышать, все ее тело заметно расслабилось. В реальной жизни произошли значитель­ные изменения. Муж снова стал сам ей звонить, они начали говорить о хорошем будущем для детей и пришли к мирному расставанию.

Если у меня не хватает времени, чтобы проделать это упраж­нение с клиентом на сессии, или если клиент, как мне кажется, к нему не готов, хотя ясно, как это было бы для него полезно, я говорю: «Иногда, если встать на колени и лечь на пол, это при­носит большое облегчение и позволяет глубоко расслабиться». — «Вы можете как-нибудь поэкспериментировать, как это было бы, если представите себе, что вы встаете перед вашим отцом на ко­лени или ложитесь перед ним на пол». Затем я описываю точную позицию и позу, то есть что руки должны быть вытянуты впе­ред, голова повернута в сторону, чтобы можно было хорошо ды­шать. Наконец, я предлагаю: «Если этого достаточно, выходите из образа». Когда мы предлагаем клиенту этот образ, он тоже его себе представляет. Таким образом, он входит в клиента и действует, даже если клиент отказывается совершить реальный поклон.

Маленькое упражнение для терапевта

Представьте себе, что вы стоите перед клиентом и вы смот­рите друг на друга. Вы делаете очень легкий поклон перед клиен­том. Понаблюдайте, что происходит, если вы при этом выдыхае­те. Если до сих пор вы внимательно изучали книгу, то на самом деле вы уже знаете, что делать дальше. Я сейчас уезжаю в Африку ловить птиц и надеюсь, что, когда я вернусь, вы проделаете мно­жество экспериментов и наберетесь опыта.

Есть еще одно упражнение, для которого иногда требуется не­большое введение. Это произнесение слова «да». В качестве под­водящего к нему варианта можно предложить клиенту поэкспе­риментировать с положением головы (см. стр. 143). Клиент мо­жет еще больше углубить процесс физического расслабления, сопровождая каждый выдох произнесенным про себя, т. е. беззвуч­ным «да». Как вариант этого упражнения иногда я даю клиенту с собой фиктивный мешочек с «да» разного размера, с которыми он может экспериментировать до следующего раза. Его задача со­стоит в том, чтобы вытаскивать, произносить или думать «да» вся­кий раз, когда оно ему нужно или когда он может его использо­вать. Мешочки с «нет» тоже очень популярны и вызывают смех и веселье.

Фразы

Не в последнюю очередь магия расстановки заключается в точных, простых фразах, которые выработал Берт Хеллингер. В процессе поиска и обнаружения подходящей фразы, то есть фра­зы, которая дает именно тот импульс, который сейчас нужен клиенту, взаимодействует несколько уровней: знание, опыт и интуиция. Конечно, полезно самому понаблюдать за тем, как Берт Хеллингер и другие коллеги сопровождают клиента в про­цессе расстановки и приходят к решению. Основной кладовой возможных фраз и интервенций являются видеозаписи, литера­тура по теме, супервизии и курсы повышения квалификации. Самостоятельно проведенные расстановки дают практику и опыт процесса поиска и воспитывают интуицию.

Как мы находим правильные фразы?

Фразы помогают поддержать движение любви и подвести клиента к его чувствам. Если следовать этому направлению, то, опираясь на свои гипотезы, мы можем сформулировать соответ­ствующие фразы или слова.

— Что было нужно клиенту в детстве?

— Каковы потребности клиента сейчас?

— Как история могла бы найти хорошее завершение?

— Что ему нужно услышать? Что ему нужно было услышать в детстве?

— В какой момент он оказывается удовлетворен?

— Что делает его мягким, открытым и обращенным навстречу?

— Какие слова поддерживают первичные чувства?

— Какие слова способствуют осознанию?

— Что хочет клиент и что ему нужно для следующего шага?

— При каких словах наступает расслабление?

Если вам на ум приходит какая-то фраза, вы можете про­верить, насколько она подходит и окажет ли она хорошее воз­действие. Дайте себе достаточно времени, чтобы решить для себя, что вы хотите предложить. Произнесите эту фразу про себя и понаблюдайте за собственной физической реакцией. Как вы себя чувствуете? Как вы дышите? Представьте себе, что клиент говорит эту фразу человеку, перед которым он сейчас стоит. Он может облегченно вздохнуть? Он может ослабить свое напряжение? Поддерживает ли эта фраза его движение навстречу?

Иногда именно маленькие, короткие фразы затрагивают са­мые глубокие чувства. В состоянии, которое Берт Хеллингер опи­сывает как «пустая середина», возникает одно-единственное сло­во или одна простая, короткая фраза, которая не принимает во внимание ни системные переплетения, ни порядки. Скорее в ней звучит встреча с другим, с «ты». Такое сведение к самому малому, а именно к тому, чтобы просто стоять напротив другого и преда­ваться этой встрече, я воспринимаю как нечто волнующее и по­лезное. В этой концентрации терапевт может несколькими сло­вами поддержать клиента в выражении его чувств. Весь опыт кли­ента, который едва ли можно охватить словами, вливается в это сконцентрированное «Ты» или: «Папа».

Если зрительный контакт между клиентом и его визави зат­руднен: «Посмотри, я здесь».

Эти несколько слов, которые своей краткостью усиливают презентность клиента, содержат в себе мир воспоминаний и чувств, которые во множестве разных ассоциаций связаны с этим человеком.

Если отношения отмечены неудовлетворенной тоской и в рас­становке становится ясно, что клиент не может рассчитывать на внимание отца, поскольку ни одна интервенция так ничего и не меняет, то слово «жаль» охватывает весь его опыт и указывает клиенту путь из этих безнадежных попыток.

Одна из самых действенных интервенций — это слово «да» в противоположность пожизненному «нет». В качестве упражне­ния клиент может поэкспериментировать с тем, чтобы при каж­дом выдохе говорить в душе «да». Таким образом, благодаря час­тому повторению он может между делом создать новую полез­ную модель и углубить ее действие. Выдыхая, клиент испытыва­ет приятное расслабление. Постоянное повторение оказывает глубокое воздействие. Постепенно клиент учится оставаться в движении навстречу и даже на тяжелые ситуации сначала реагиро­вать словом «да». Это означает, что он может с внимательным присутствием оставаться в ситуации, поскольку его не отвлека­ют вторичные стратегии преодоления.

Фразы служат разным целям: для констатации фактов, кото­рые в отношениях никогда ясно не проговаривались; чтобы по­дать импульсы к решению; чтобы дать возможность появиться чувствам или завершить события прошлого.

Фразы, которые называют факты, помогают клиенту лучше сориентироваться и обрести ясность касательно его реальности и его «правильного места». Фраза, описывающая семейную струк­туру, например: «Ты — мой отец, а я — твой сын», усиливает внут­реннюю принадлежность клиента к его семейной системе, осо­бенно если он добавит: «И это хорошо». Тем самым он со своей стороны подтверждает взаимную связь.

Чтобы можно было обратиться к будущему, имеет смысл ос­тавить в покое прошлое. Если в истории клиента имело место жестокое обращение и нарушение его границ, мы можем задать себе вопрос: что клиент должен сказать, чтобы смочь вздохнуть с облегчением. Возможно, подходящей и разрешающей фразой будет такая: «Это было слишком». Или: «Ты не должен был этого делать». И через некоторое время: «Теперь я тебя оставляю».

Даже если мать избивала ребенка, если дед был военным пре­ступником, но для клиента — любящим и заботливым дедушкой, если отец подвергал ребенка насилию, то, несмотря на весь этот страшный опыт, ребенок все равно остается связан с отцом, ма­терью, бабушкой, дедом. Иногда клиент в состоянии оставить в покое это прошлое — в том числе ради собственного покоя — и по ту сторону «вторичных» желаний мести и обвинений снова повернуться к агрессору: «Я все равно тебя люблю».

Мы поддерживаем клиента в выражении первичных движе­ний. Это помогает ему сохранить концентрацию и подводит его кпервичным чувствам. Благодаря таким фразам, как: «Ах, папа... Ты был мне так нужен. Мне по-прежнему тебя не хватает», он сохраняет свою мягкость и в то же время может в качестве ресур­са использовать взгляд с позиции взрослого. Если при этом он выдыхает, он расслабляется физически, он может подойти по­ближе или отойти подальше и определить для себя дистанцию по отношению к своему визави.

Те же высказывания, которые идут в направлении вторичных движений, то есть движения прочь и стратегий преодоления, усиливают напряжение, ведут клиента обратно в старые модели и вызывают комплексный физический и психический резонанс, относящийся к проблемной ситуации.

РАЗРЕШАЮЩИЙ ОБРАЗ

В конце расстановки мы часто приходим к благотворным и укрепляющим разрешающим образам. Клиент может некоторое время носить их в себе и в сочетании с фразами и ритуалами брать с собой в повседневную жизнь в качестве домашнего задания. Если мы нашли для клиента хороший образ, мы можем оставить его в нем даже на таком месте, которое в принципе не соответ­ствует правильному для него месту в порядке семьи.

Пример

Если дочь в своем внутреннем образе наконец-то нашла дос­туп к отцу и стоит совсем рядом с ним, то в течение какого-то времени ей будет полезно остаться там. Могут пройти недели или месяцы, прежде чем она интегрирует этот образ. Потом она сможет покинуть эту близость с отцом и как дочь встать напротив родителей.

Если клиент все еще находится в процессе изменения или высвобождения, он может взять с собой два образа: старый и новый.

Пример

Г-н Нумениус был настолько привязан к матери чувством вины, что даже в свои 42 года он так и не решался обратиться к соб­ственным целям. В расстановке он проделал ритуалы, которые помогают отделиться от матери: он с глубоким чувством скло­нился перед ней и ее семьей. Чтобы поддержать его самостоя­тельную позицию, я попросила его отойти на несколько шагов, развернуться и посмотреть «в жизнь», как описывает это на­правление Хеллингер. Он глубоко вздохнул: «Какхорошо на сво­боде». Но потом снова появилась неуверенность и желание видеть мать. Я предложила ему взять с собой оба образа, смот­реть то в одном, то в другом направлении, дышать и дать по­действовать на себя и тому и другому.

Если за отведенное время нам не удается найти для исследуе­мой динамики такой образ, который придавал бы клиенту сил, имеет смысл подвести клиента к его ресурсам, чтобы по оконча­нии сессии в стабильном состоянии отпустить его домой. С од­ной стороны, это может быть образ с участием уже дающего ему силу и поддержку члена семейной системы, который стоит за ним и укрепляет его «с тыла». С другой стороны, осуществляя ритуал поклона и склоняясь перед своим отцом, матерью или всей се­мьей и внутренне соглашаясь с их существованием, он увеличи­вает дистанцию по отношению к проблемному образу. Если для клиента это невозможно, то ему будет легче, если он отойдет: «Каким должно быть расстояние, чтобы вы могли хорошо себя чувствовать?» Это дистанция на данный момент, которая может и будет меняться, поскольку благодаря привыканию к положе­нию напротив уровень напряжения снижается.

Также клиент может сосредоточить внимание на своем теле и дыхании и при помощи маленьких упражнений наблюдать все­гда имеющийся у него ресурс, а именно способность посредством сознательного выдыхания и упражнений добиваться расслабле­ния, большей легкости и отграничения от плохо переносимого внешнего мира.

Как образы развиваются дальше?

Так называемые разрешающие образы — это предложения, которые могут меняться. Они медленно развиваются вместе с происходящим у клиента процессом: в них кто-то добавляется, кто-то меняет свою позицию или постепенно блекнет на зад­нем плане. Хорошие образы остаются с клиентом надолго, яв­ляясь для него источником силы и покоя. Неподходящие обра­зы и фразы быстро теряют силу и зачастую полностью стира­ются из памяти.

Разрешающий образ невозможно «сделать», он должен нахо­диться в резонансе с клиентом и отвечать его внутреннему поис­ку. Если терапевт слишком быстро толкает клиента к решению или если в расстановке он отклоняется отличной правды клиента, то какая-то часть клиента очень точно на это реагирует и воз­ражает против этого предложения уходом в себя, а также физи­ческим и психическим напряжением. После расстановки у кли­ента могут проявиться вторичные чувства, соответствующие дви­жению прочь, например, агрессия или депрессивная подавлен­ность. Если от клиента требуется то, чего он не может решить, или то, что находится в противоречии с его собственными глу­бинными импульсами, желаниями и следующими шагами, у него возникает замешательство.

Если после расстановки клиенту хуже, чем было, это указы­вает на то, что в таком виде образ для него неверен и что он уво­дит его прочь от внутренних источников силы и его собственно­го пути. Мы можем проверить эту гипотезу, предложив клиенту альтернативу и понаблюдав за его реакцией. Действенные аль­тернативы содержат в себе противоположность предпринятой до этого попытке или нечто такое, чего клиент ожидает меньше все­го. Если альтернатива эффективна, то мы, следуя здравому смыс­лу, пересматриваем образ. Клиент сам является той инстанцией, которая решает, правилен ли образ и целесообразны ли интер­венции.

Пример

Г-жа Тито, сама работающая врачом и терапевтом в клинике, записалась на семинар, но прежде она хотела непременно по­говорить со мной на индивидуальной сессии. Она пришла в состоянии сильного возбуждения и отчаяния, ее нервы были на пределе, так что она была сама готова обратиться в психи­атрическую клинику, если в ближайшие дни ее состояние не улучшится. Она рассказала, что шесть недель назад сделала расстановку по поводу повторных приступов головокружения и связанных с этим многочисленных несчастных случаев. Веду­щий поставил ее между двумя фигурами и сказал: «Ты еще не сделала выбор между жизнью и смертью». С тех пор ее не покидает душевная боль и тревога, она практически не может спать, а днем живет только на успокоительных средствах. По всей видимости, образ в расстановке и конфронтация тера­певта затронули ее самое больное место и коснулись глубокой динамики. Но она была пока не в состоянии интегрировать эту фразу. Я спросила ее, был ли терапевт прав. Сначала она защищала руководителя семинара, поскольку он все-таки, на­сколько она знает, хороший и опытный терапевт. Я согласилась с ней и задала вопрос снова. Ее внутреннее смятение улег­лось, когда она признала, что была еще не готова принять об­раз своей расстановки. Мы поговорили с ней об амбивалентно­сти, противоречивой лояльности, и вскоре она со всем разоб­ралась и совершенно успокоилась.

Реальность разрешающих образов

Даже если возникающие в расстановке образы находят хоро­ший резонанс у клиента и терапевта, они могут противоречить жизненной реальности присутствующих в них людей. Похоже, образы воспроизводят структуры, лежащие в основе действий, и иногда больше отвечают потенциалу людей, чем их реальной жизни: тому, какими они могли бы быть. Чтобы оставить откры­тым это пространство между действительностью и представле­нием о возможном, терапевт может сказать про образ или дина­мику: «Это выглядит так, как будто...», и тем самым доверить ее внутренней проверяющей инстанции клиента. Словами «это так» он утверждает истину, которая не всегда находит подтверж­дение в реальности отношений.

Пример

На супервизии одна коллега рассказала о своей клиентке, г-же Пассер, которая в надежде найти облегчение ходила уже много лет на терапию. Из диффузной симптоматики выкристаллизо­валось то, что она всегда и предполагала: в детстве она под­верглась сексуальному насилию со стороны отца. В расста­новке выявилась соответствующая динамика. Заместитель отца очень горевал, раскаивался в своем поступке и сожалел о пре­рванных отношениях с дочерью. Клиентка утвердилась в своих предположениях, отправилась домой к родителям и заговорила с отцом о произошедшем на семинаре. Отец, который всегда отметал любые посягательства, не проявил ни малейшего по­нимания и страшно разозлился, все кончилось скандалом и новым разрывом отношений.

В конце сессии я схематично зарисовываю образ решения. Иногда я дописываю к нему важную, разрешающую фразу или показываю стрелкой последнее, важное движение клиента.

Пример

Г-н Мероп, возрастом около 60 лет, чуть больше года назад расстался со своей женой, с которой прожил в браке почти 30 лет. Дело в том, что он встретил женщину, с которой его связа­ла большая любовь. Они стали жить вместе. Последние не­сколько недель он постоянно испытывал глубокое беспокой­ство, которое на физическом уровне выражалось в учащенном сердцебиении, внутренней дрожи и нарушениях сна. Посколь­ку, по его словам, он пребывал в этом состоянии постоянно, я спросила его об исключениях и о том, когда он чувствует себя хорошо или, по крайней мере, лучше. «Когда я бываю вместе с моей подругой Регулой или на природе». С женой он после рас­ставания не общался, поскольку не знал, как показаться ей на глаза. Одна мысль о разговоре с ней вызывала ощущение уг­розы и приводила его в состояние боевой готовности. Это определило проект процесса и решения: я подведу его к этой встрече и проведу через нее так, чтобы он без страха (и, таким образом, без симптомов) смог по-хорошему расстаться со своей женой. Но сначала нам нужно было разработать хороший образ будущего, найти ресурсы, которые придадут ему сил, а также обнаружить модели из его истории и, может быть, из исто­рии его семьи, где он научился этому поведению и чувствам. У него всегда были очень сложные отношения с матерью. Ро­дом из бедной семьи, она прожила тяжелую жизнь. Будучи че­ловеком высокой морали, она никогда не обращала внимания на собственные желания и всегда ставила свои потребности на последнее место, отдавая приоритет потребностям детей и мужа. От детей она с самого раннего детства ждала порядка и достижений. Клиент пока не решился рассказать ей о своей новой жизни. На вопрос, что бы она сказала о его разрыве с женой, он с горечью ответил: «Она стала бы меня презирать». А вот отец всегда добрым защитником стоит за его спиной. Гипотезы: сложные отношения с матерью указывают на то, что клиент все еще внутренне к ней привязан и видит в ней инстан­цию, судящую о его поведении. Поскольку мать никогда не следовала своим желаниям, а он, ее сын, поддавшись своим импульсам, нарушил подразумеваемые правила поведения и в ее глазах поставил удовольствие выше долга, в этой структу­ре отношений его поведение было для него как афронт, кото­рый поколебал все его устои. Я предположила, что в отноше­ниях с женой он сейчас испытывал чувства, которые на самом деле были связаны с матерью.

Я попросила его встать и положила напротив него на пол лист бумаги для его жены Сильвии. Он отшатнулся и старался не смотреть на это место. Когда я призвала его посмотреть на жену, он сказал: «Она не хочет». Когда я прокомментировала его попытки уклониться: «Речь идет о вас, а не о вашей жене», он вздохнул, улыбнулся и кивнул.

Чтобы дать ему возможность прочувствовать другую позицию, я попросила его встать на место жены. У него тут же возникла сильная физическая реакция: участилось сердцебиение и стало трудно дышать. Я вернула его обратно. «Как вы себя чувствуе­те, когда вы это видите?» Теперь он посмотрел на жену. Он был очень растерян. «Она смотрит сердито и с таким упреком». Чтобы придать ему большую стабильность и внутреннюю уве­ренность, я включила в образ отца, положив за ним лист бума­ги. «Представьте себе, что за вами стоит ваш отец, так что вы можете немного на него опереться». — «Это хорошо, когда он здесь, но мне не нужно, чтобы он был так близко». Я отодвину­ла лист подальше. Он кивнул. «Что меняется, когда за вами стоит ваш отец?» — «Тепло спине». Он звучно выдохнул. «А что меняется у вашей жены, когда появляется ваш отец?» — «Она выглядит более приветливо, менее агрессивно, но так по­терянно». Это говорило о том, что жене тоже не помешала бы поддержка. Я положила за ней два листа бумаги для ее отца и матери. «Что происходит, когда за вашей женой стоят ее роди­тели?» — «Для нее это хорошо». Они стояли друг напротив друга, но никаких импульсов больше не возникало. После этого интермеццо в поле зрения оказались самые слож­ные отношения клиента, а именно отношения с матерью. Он увидел, что жена становится сильнее, когда за ней стоят оба ее родителя. Я положила рядом с отцом лист бумаги. «Что про­изойдет, если вы поставите за собой вашу мать?» Он немного сжался. «Мне нужна дистанция». Что сделать, чтобы обеспе­чить мирную встречу? «Что произойдет, если вы повернетесь к родителям?» Он развернулся и посмотрел на оба листа бумаги на полу перед собой. Он молчал.

Чтобы облегчить ему доступ к матери, процесс выяснения я на­чала с его, как он сказал, доброжелательного отца. Потом я про­шла бы ту же модель с матерью, поставив их напротив и дав им возможность встретиться. «Как на вас смотрит ваш отец?» — «Приветливо и добродушно». Я положила лист бумаги для под­руги клиента. «Что произойдет, если вы скажите ему: «Смотри, отец, это так», и укажете на подругу?» Делая это, он тяжело вздохнул, а потом кивнул. «Хорошо». - «Как на вас смотрит ваш отец?» — «Он согласно кивает». Клиент сделал легкий поклон перед отцом и сказал: «Спасибо». Затем он выпрямился. Проделав это по отношению к отцу, он приобрел хороший опыт, который мог послужить моделью для встречи с матерью. «Что, если вы встанете перед матерью и посмотрите на нее?» У него заколо­тилось сердце и появилась тревога. «Что произойдет, если вы ска­жете ей: «Смотри, мама, это так», и укажете на подругу?» — «Она смотрит критично и говорит, что не может этого одобрить». Я предлагала ему одну часть фразы и давала достаточно вре­мени до следующей части, чтобы он мог почувствовать в себе отзвук этих слов. Когда он легким движением показывал, что осознает то, что говорит, шла следующая часть. Он громко про­износил слова и фразы: «Мама... пожалуйста... смотри на меня приветливо... если я пойду своей дорогой... и буду счастлив». Преимущество такого замедления и постепенного продвижения вперед заключается в том, что клиент получает согласие на каждую часть своей просьбы. При этом его внимание направ­лено на реакцию его визави. Он меньше воспринимает себя самого, что облегчает ему произнесение того, на что направлен самый глубокий внутренний импульс.

По моему представлению, ему было бы легче установить откры­тую связь с матерью, если бы он смог увидеть в своих действи­ях попытку продолжить жизненный путь матери, которым она идти не могла. «Я делаю это для тебя». Он произнес эти слова, но признаков физического согласия не было. «Я могу это сказать, но тут, внутри, ничего не происходит». Он показал на свою грудь. «А фраза правильная?» — «Нет, не совсем». Я взяла ее обрат­но. «Это была всего лишь идея». Так же как перед отцом, он сделал легкий поклон перед матерью, сказал: «Спасибо», и по­вернулся к жене. Он стоял прямой и окрепший. «Что произойдет, если вы скажете ей: «Посмотри, Сильвия, это так», и при этом покажете на свою подругу?» Он непрерывно кивал. «Ваш симп­том будет все время напоминать вам о том, что вам нужно еще кое-что сделать». Он кивнул и глубоко вздохнул.

УПРАЖНЕНИЯ И ДОМАШНИЕ ЗАДАНИЯ

Изменение и упражнение

Изменения — это многослойные процессы, которые затра­гивают все тесно взаимодействующие уровни организма. Даже если клиент совсем немного изменит свою психическую органи­зацию и модель поведения, со временем это может развиться в комплексное изменение. Поэтому, чтобы инициировать жела­тельное развитие, имеет смысл вместе с клиентом внимательно проверять, что в данный момент будет для него правильным за­данием.

Во многих формах терапии (прежде всего поведенческой те­рапии, гипнотерапии и краткосрочной терапии) известны упраж­нения или домашние задания, которые поддерживают клиента в его процессах¹⁹. С одной стороны, в начале терапии они помога­ют заложить основы для терапевтической работы и придать кли­енту большую стабильность, когда он не находится непосредствен­но в личном контакте с терапевтом. С другой стороны, они сохра­няют и усиливают действие терапевтических интервенций, кото­рые терапевт и клиент выработали во время сессии.

Если во время сессии клиент обрел понимание себя, своих структур и внутренних процессов и, возможно, ему удалось прийти к глубоким чувствам; если во время расстановки он вы­полнял новые, непривычные для его мышления ритуалы, кото­рые, однако, сразу показали хорошее воздействие на его физи­ческое состояние; если он подошел к собственным точкам нере­шительности и сомнений и понял, что, несмотря на все его же­лание, процесс принятия решений и внутреннего развития далеко еще не завершен, и теперь он возвращается в свою обыч­ную жизнь, то домашние задания будут напоминать ему о том, что с ним происходило, и о приобретенном им опыте. Теперь продолжение и углубление инициированных процессов зависит от него.

В принципе не играет роли, что именно клиент меняет или тренирует в своем поведении или мышлении. Упражнения при­званы давать импульсы, которые пробуждают в клиенте радость от экспериментирования и тем самым облегчают для него про­цесс изменений. Ему должно стать любопытно, что он может делать иначе, чем раньше, чтобы обнаружить возможные взаи­мосвязи, на которые он способен влиять. Поэтому домашние задания и упражнения должны быть построены так, чтобы они позволяли приобрести хороший, укрепляющий опыт. Если уп­ражнения легки, если они дают непосредственный позитивный эффект и, может быть, даже поднимают настроение и доставля­ют клиенту удовольствие, то они сохранят его интерес. Опыт са­модейственности тоже придает сил. Таким образом, клиент на­ходится на постоянно самообновляющемся пути: он делает то, что идет ему на пользу, черпая силу из своих собственных дей­ствий. Этот опыт часто находится в явном противоречии с его прежним опытом и действиями и ведет к первому важному из­менению: клиент доволен.

Если удалось пробудить любопытство клиента к его собствен­ным структурированиям, то постепенно место самой проблемы и попыток заставить ее исчезнуть в его мышлении займет интерес к доселе неизвестным возможностям и радость экспериментирова­ния. Тогда проблема уже не приводит в уныние, а предоставляет простор для открытий, живого опыта и приключений и позволя­ет клиенту осуществить переструктуризацию мышления из ори­ентированного на проблему в ориентированное на решение.

Модели

Также как при создании новой, сознательной модели дыха­ния, которая в конечном итоге становится естественной и спон­танной, клиент может экспериментировать со своими запечат-лениями, моделями поведения и мышления и постепенно их перестраивать. Практиковавшиеся десятилетиями старые базовые структуры и модели очень стабильны. В определенных ситуаци­ях они срабатывают почти рефлекторно и, таким образом, не поддаются сознательному вмешательству. Конечно, у клиента есть альтернативы, просто в данный момент они ему недоступ­ны. Если же теперь он будет раз за разом все более осознанно наблюдать, как срабатывает эта модель, и, может быть, даже на­меренно оказываться в тех же ситуациях, то постепенно он смо­жет выработать альтернативы и проверить их функциональность. Так он будет создавать новую функциональную модель, пока, в конце концов, она не сменит нежелательную старую.

Если клиент готов внимательно следить за эффектом, он уви­дит, что при каждом повторе действие оказывается несколько иным, а каждая ситуация в своей комплексности приносит дру­гую информацию, даже если он все время проделывает одно и то же упражнение. С каждым разом новая модель будет даваться ему все легче, решение действовать будет становиться все естествен­ней, так же как заученные на физическом уровне процессы движения в конечном итоге начинают управляться из подсозна­ния.

Содержание тренировочных заданий

Так же как в краткосрочной и поведенческой терапии, зада­ния строятся в соответствии с процессом развития клиента. Пер­вые упражнения относятся к восприятию его собственного тела и физического состояния. Далее следует наблюдение за поведе­нием и внутренними процессами, чтобы на этой основе выра­ботать те альтернативы, которые клиент описал как свою цель терапии. И наконец, последним шагом в этом процессе преоб­разования становится постепенное претворение альтернатив­ных вариантов в жизнь — сначала мысленно, затем в экспери­ментах, чтобы в конечном итоге из этого опыта выросла новая, стабильная, функциональная модель.

Уже во время сессии терапевт может то и дело вплетать в те­рапевтический процесс задания, которые в конце встречи клиент получит на дом. Это позволит клиенту приобрести некото­рый навык их выполнения, к которому он сможет потом при­бегнуть. Упражнения вытекают из актуальных тем сессии и ссы­лаются на тот особый опыт, который клиент приобрел во время данной сессии. Хорошие упражнения можно оставлять на не­сколько месяцев, дополняя их новыми заданиями.

Пример

Г-жа Мартин — нервная, напряженная клиентка — была рада, что ее, наконец, кто-то слушает. Она говорила быстро и без передышки, так что скоро у меня зазвенело в ушах. В решении она была пока совершенно не заинтересована. Для проформы я периодически вмешивалась: «Как вы сейчас дышите?», чем лишь ненадолго ее прерывала. Однако постепенно ее темп за­медлился. Я ухватилась за эту возможность: «Что, если вы сделаете глубокий выдох?» Наконец, между нами установился некоторый контакт. После того, как мы обсудили различные темы, я дала ей задание к следующему разу потренироваться в мед­лительности, поэкспериментировать со скоростью и дыханием и понаблюдать за разницей. Она согласилась.

Восприятие своего тела и физического состояния

Упражнения на восприятие тела и физического состояния по­могают клиенту осознать свое дыхание, напряжение и возмож­ность расслабления. Они призваны показать ему на физическом, как, впрочем, и на когнитивном уровне, что у него в любой мо­мент есть все средства для изменения своего физического состо­яния.

В качестве основного упражнения клиенту предписывается «трижды в день выдыхать». Предложение, в трудных ситуациях сначала несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, не особен­но оригинально, зато эффективно. Основной упор делается на выдыхании, поскольку вдыхает тело само по себе. Глубокий вы­дох провоцирует соответствующий вдох. Когда дыхание стано­вится заданием, внимание клиента к этой функции организма повышается. При этом достаточно велика вероятность того, что думать о своем дыхании он будет чаще «предписанных» трех раз, что представляет собой желательный побочный эффект.

Поначалу клиенту придется постоянно об этом вспоминать. Вспоминание само по себе уже является изменением его модели. Но постепенно, благодаря постоянной намеренной трениров­ке, глубокий выдох и отпускание интегрируются в его физичес­кую организацию как автоматическая модель реакции на возни­кающее напряжение. Это задание наряду с остальными упраж­нениями будет даваться клиенту до тех пор, пока эта модель ды­хания не разовьется в постоянное глубокое дыхание.

В случае хронического физического напряжения хорошо по­могают упражнения на «прогрессивное расслабление мышц по Якобсону», которые клиент может проделывать где угодно. Они приносят моментальное облегчение, а в перспективе, благодаря устойчивому изменению определенных функций тела, помога­ют прийти к более сбалансированному физическому состоянию. Если клиент овладел способностью расслабляться, ему будет легче принять происходящие в терапии процессы и от­даться во власть вызываемых расстановкой эмоций.

Наблюдение за поведением и внутренними процессами

За наблюдением физических моделей реагирования идет на­блюдение за структурами мышления и речи, а также моделями поведения и реагирования. Концепции и представления о мире выражаются в языке и определяют обращение с проблемой и ре­шением. В качестве лейтмотива в течение ближай­ших недель или месяцев клиента может сопровождать вопрос: «Что придает сил, а что ослабляет?» Этот вопрос он может выб­рать в качестве направляющей линии для своих наблюдений в конкретных ситуациях, для своих мыслей, контактов и действий. Так на системном фоне он может научиться различать, что соот­ветствует его собственным потребностям, где начинаются вторич­ные стратегии или где он перенял что-то у других членов своей системы.

Вначале клиенту рекомендуется ничего не менять в своем по₇ ведении, а просто наблюдать за тем, какие модели реагирования возникают у него спонтанно. Тогда на него не будет давить необ­ходимость моментально добиться успеха. Он практикуется в но­вой позиции и узнает, что действие — не единственный крите­рий разумного подхода. Основной эффект не-действия заклю­чается в том, что клиент больше не может реализовывать свои обычные модели поведения, поскольку наблюдение уже меняет модель его поведения.

Выработка альтернатив

Нередко клиент уже давно живет в борьбе со своими пробле­мами. Очевидно, что средства, которые он использует, и попыт­ки, которые он предпринимает, чтобы достичь своей цели или устранить свои симптомы, до сих пор к успеху не привели. Ког­да он чувствует, что ситуация «прокатывается по нему паровым катком», а он ничего не может поделать, это вызывает фрустра­цию и сильнейшее раздражение. Зачастую лишь через несколь­ко часов или дней, проведенных в подавленном состоянии, он понимает, что он мог бы сказать или сделать или что бы он сказал или сделал — если бы только мог.

Чтобы пробудить его творческий потенциал и помочь ему ос­тавить привычные, накатанные рельсы, мы начинаем поиск аль­тернативного поведения и решений, противоположных тому, что он пытался делать и что он рассматривал в качестве возможных путей решения до сих пор.

В отношениях, чтобы прекратить зависимость от своего ви­зави, полезно быть непредсказуемым. Терапевт поддерживает клиента в том, чтобы он менял свои дисфункциональные моде­ли поведения и экспериментировал с новым опытом. Если кли­ент начнет предпринимать маленькие — или большие — изме­нения в своем поведении, то другой тоже уже не сможет поддер­живать тупиковые модели и будет вынужден находить новые пути и ответы. Этот новый взгляд клиента на результат своих действий поддерживает радость экспериментирования. Его внимание обращено не на то, что его предприятие увенчалось успехом, а на то, какие изменения его эксперименты вызывают у другого.

Пример

Г-жа Бассан жаловалась, что муж утратил к ней всякий инте­рес, совсем ее не замечает и практически не реагирует на ее предложения и желания. В качестве конкретной ситуации она описала совместный вечер дома. Он мрачен, достает из холо­дильника бутылку пива и садится перед телевизором. Когда она к нему обращается, приглашает в кино или о чем-то спра­шивает, он отвечает исключительно грубостью. Она обижена и все больше отдаляется от мужа, чего в принципе совсем не хочет. «Что вы можете сделать такого, чего ваш муж ожидает от вас меньше всего?» По ее лицу пробежала улыбка: «Я могла бы нарядиться и уйти из дома как раз тогда, когда он придет»²⁰.

Эксперименты с альтернативными возможностями

Если клиент выработал подходящую альтернативу, то следу­ющим шагом будет ее реализация. Иногда этот шаг бывает пока слишком велик. В таком случае будет полезно, если в следующей проблемной ситуации клиент сначала просто представит себе альтернативу и понаблюдает, что изменится в его собственном физическом состоянии и у его визави. Если он пока не решается сказать вслух «Нет!», он может подумать это про себя или поэкс­периментировать с тем, что произойдет, если в следующий раз он тихо скажет «Да». Или он может себе представить, что ведет себя так, будто ему уже удалось выстроить ситуацию по своему желанию, и таким образом узнать, как это ощущается во всем организме. Приобретенный при этом хороший опыт усилит его мотивацию.

Если клиент при помощи познания, опыта и упражнений создал себе прочную основу, то он абсолютно самостоятельно осуществит переход изнутри вовне, от представления к действи­тельности. Здесь полезно предложить ему всего один раз, мимоходом, среагировать по-другому, а потом вернуться к «нормаль­ному» поведению. При этом клиент может найти для себя самую простую возможность. Упор здесь делается опять же на наблю­дении и экспериментальном характере ситуации.

Как выбирать, разрабатывать и проверять?

Упражнения и домашние задания разрабатываются таким об­разом, чтобы, выполняя их, клиент приобретал хороший опыт и вместе с тем мотивацию к дальнейшим экспериментам. При этом маленькие постоянные упражнения целесообразнее, чем не­сколько больших, ведь их задача — получаться, а не лишать кли­ента мотивации. Подспудная цель заключается в том, чтобы дать клиенту возможность узнать, что своими собственными действи­ями, пусть даже совсем небольшими, он способен вызывать из­менения в своем окружении и в себе самом, в своем самочув­ствии, своих мыслях, своей мотивации и тем самым опять же в своей способности действовать.

Некоторые клиенты во время сессии приобретают опыт, ко­торый они с удовольствием бы продолжили. Если же из сессии не вытекает однозначного упражнения, то лучше всего обсудить задание с клиентом: «На что бы вы хотели обратить внимание в ближайшее время?» или: «В чем вы хотите попрактиковаться до следующего раза? С чем вы хотите поэкспериментировать?» В этом процессе обнаруживаются определенные интересующие клиента темы, с которыми он уже упражнялся и которые он пока не исследовал в полной мере.

Первые маленькие тренировочные задания

Если клиент пришел на терапию впервые, часто он еще не знает, как могут выглядеть эти задания. Так же как определенные интервенции почти всегда оказывают хорошее действие на теку­щий процесс, существуют задания, которые всегда помогают и всегда себя оправдывают. Их можно ввести уже в самом начале терапии как основу для дальнейшего терапевтического процесса и использовать в качестве фоновых упражнений на протяжении месяцев и даже лет. Они всегда подходят еще и потому, что при своей простоте они помогают клиенту изменить свои модели и почти всегда дают положительный опыт. Чтобы лучше сориен­тироваться, наряду с любимым всеми домашним заданием «триж­ды в день вьщыхать» клиент может наблюдать, что придает ему сил, а что ослабляет. Чтобы инициировать ориентированность на решение и конкретизировать его проект будущего, в переры­вах между сессиями он может периодически задавать себе воп­рос: «Как должно быть?» . Если у клиента мало ре­сурсов из прошлого и он намерен предпринять слишком много изменений, которые ему не по силам, что очень на него давит, то ему можно дать такое задание: «До следующего раза понаблю­дайте, что должно остаться так, как есть».

Упражнения в ходе терапии

В ходе терапии каждую сессию можно начинать с вопроса о домашнем задании: «Как прошли упражнения? Какой опыт вы приобрели?» Обычно я записываю домашние задания, чтобы в следующий раз снова использовать ту формулировку, в которой мы с клиентом общими усилиями выразили суть сессии. Благо­даря одной этой фразе часто снова всплывает полная картина того, что произошло в расстановке, или того, что мы обсуждали.

Если клиент не выполнил домашнее задание, то на это могут быть разные причины. Возможно, он не привык к тому, что ему нужно постоянно выполнять какое-то упражнение, или просто забыл точную постановку задачи и выполнял не то задание, ко­торое предложил ему терапевт. Некоторые клиенты, если они не выполнили задание, испытывают стыд или разочарование в са­мих себе. В этом случае полезно спросить: «На что вы обращали внимание? В чем вы упражнялись вместо этого?» На этот вопрос клиент всегда может ответить и описать то, что его занимало.

Если оказалось, что задание было слишком трудным или слиш­ком комплексным, то впредь мы планируем шаги поменьше, возможно, для начала «вполовину меньше» или даже еще в два раза меньше. Во взаимодействии с клиентом терапевт может проверить его реакцию, предложив ему минимальные задания и намеренно его недооценив, так что клиенту приходится протестовать. Таким образом снова выявляется точная позиция и степень готовности клиента, а также подстегивается его честолюбие.

Если клиент перегружен и очень утомлен, так что любое, даже самое маленькое требование со стороны, иногда даже призыв глу­боко выдыхать, ему не по силам, то на дом он получает задание отдохнуть и, может быть, ничего не делать. Если клиент отказы­вается выполнять домашнее задание, терапевт может ответить: «Это было просто предложение. До сих пор это упражнение все­гда себя оправдывало. Я думала, что вам оно тоже может быть полезно», и сразу сменить тему, например, договориться о но­вой встрече. Пытаться переубедить клиента не имеет смысла. Если отдать клиенту ответственность за скорость терапевтического процесса и ясно ему об этом сказать («Я ориентируюсь на вас»), это облегчает жизнь терапевту и зачастую положительно сказы­вается на эффективности самого процесса.

Задания после расстановок

Тренировочные задания после расстановки помогают закре­пить конечный образ и тот опыт, который дало клиенту его дей­ствие. Если есть основания рассчитывать на хороший эффект, клиент может возвращаться в этот образ и время от времени по­вторять разрешающую фразу или ритуалы и жесты. Также он может себе представить, что он берет с собой в свою повседнев­ную жизнь отдельных людей или всех своих предков, говорит с ними и просит у них совета.

Пример

Г-жа Брандт пришла на терапию очень грустная, поскольку ее бросил друг. Когда мы искали ресурсы в ее семейной системе, она с тоской и печалью говорила о своем любимом папе, кото­рый умер много лет назад. Схожесть ситуации с другом и отцом, а также схожесть ее эмоциональной реакции в том и дру­гом случае была очевидна. «Я была его любимым ребенком». Я восприняла эти слова как указание на хорошую двусторон­нюю связь. «Что бы сейчас сказал вам отец, если бы мог вас здесь видеть?» Немного подумав, она ответила: «Я не должна относиться к этому так серьезно и должна больше думать о себе самой». Она кивнула. «Как это для вас, когда вы слышите это от своего отца?» Она глубоко выдохнула: «Он прав». Потом она немного опустила голову. «Как он сейчас на вас смотрит?» По ее лицу пробежала улыбка. «Очень приветливо, он мне улы­бается и протягивает ко мне руки». Ее тело сделало движение к нему; на глаза навернулись слезы. «Что произойдет, если вы к нему подойдете?» Она начала плакать. «Что, если вы немного на него обопретесь?» Она вздохнула, и все ее тело поддалось этому движению. Я дала ей некоторое время побыть в этом образе. Наконец она выдохнула. Поскольку этот образ принес ей покой, расслабление и облегчение, я предложила ей: «Что, если вы позволите отцу в течение ближайшего времени вас сопровождать и будете иногда с ним беседовать?» Она согла­силась.

УПРАЖНЕНИЯ И ВОПРОСЫ ДЛЯ ТЕРАПЕВТА

Конечно, для терапевта большой плюс, если он хорошо зна­ет свои собственные структуры, если он разобрался со своими личными процессами и нашел хорошее место в своей собствен­ной семейной системе. Для того чтобы поддержать эти внутрен­ние процессы, существуют маленькие упражнения, с которыми вы можете ежедневно экспериментировать в самых разных си­туациях. Кроме того, у вас, как терапевта, каждый день есть воз­можность упражняться вместе с клиентом. Далее вы найдете ру­ководство по упражнениям, которые вы можете проделывать для себя во время сессии и во время расстановки. Также вы можете использовать их как идеи для небольших домашних заданий для ваших клиентов.

— Что произойдет, если вы представите себе, что, в то время как вы сидите напротив клиента, за вами стоит ваш отец?

— Как близко к вам он должен стоять?

— Что, если вы на него обопретесь и позволите ему вас держать?

— Кто еще из членов вашей семейной системы мог бы оказать вам сейчас поддержку? Ваша мать, старшие братья, сестры, бабушки, дедушки?

— Сколько предков, сколько поколений должны встать за вами?

— Есть ли кроме них еще кто-то, кто дает вам силу и поддержку?

— Что произойдет, если в ближайшее время этот человек (эти люди) станет вашим постоянным спутником?

— Кто из членов вашей семейной системы мог бы дать вам со­вет или поддержку?

— Что произойдет, если вы спросите совета у вашего отца, деда, кого-то из предков или у вашей матери, бабушки или другой родственницы из предыдущих поколений? Что бы он/она вам посоветовал(а)?

— Что произойдет, если вы представите себе, что за клиенткой стоит ее отец?

— Что произойдет, если вы представите себе, что за клиенткой стоит ее мать?

— Чье присутствие идет ей на пользу? Где наступает расслабле­ние? Кто здесь важен?

— Что сейчас нужно клиентке/клиенту?

— Сколько нужно людей, чтобы ее/его поддержать и стабили­зировать? Кто они?

— Какой образ у вас возникает, когда вы видите клиента испы­тывающим облегчение и умиротворенным?

— Сколько ей/ему здесь лет?

— Что ей/ему нужно в этом образе, в этом возрасте?

— Кто стоит вокруг нее/него или за ней/за ним?

— Ее/его держат? Как ее/его держат? Она/он сидит на коленях, на руках отца, матери, бабушки?

— Какой вид телесного контакта был бы полезен клиенту?

И наконец, снова и снова: как вы сейчас дышите?

ОБ АВТОРЕ

Урсула Франке — дипломированный психолог и доктор фи­лософии. В университете Мюнхена она изучала клиническую психологию и защитила диссертацию по теме «Системная се­мейная расстановка». Это была первая научная работа, посвя­щенная терапии Берта Хеллингера (в 1996 году она была издана издательством Profil Munchen в Вене, английский перевод вы­шел в свет в 2002 году в издательстве Carl-Auer-Systeme, в Гей-дельберге). Автор прошла обучение поведенческой и телесной терапии, курсы повышения квалификации по гипнотерапии, гештальттерапии и ориентированной на решение краткосроч­ной терапии, а также по множеству гуманистических и альтер­нативных методов терапии, имеет практический опыт работы в психиатрии. Проводит семинары, супервизию и курсы по­вышения квалификации по семейной расстановке, а также пре­подает на кафедре клинической психологии университета Люд­вига Максимилиана в Мюнхене. Является действительным чле­ном IAG (Международного общества системных решений по Берту Хеллингеру, Мюнхен).

• Реклама на сайте

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно