Разговоры на общие темы, Вопросы по библиотеке, Обсуждение прочитанных книг и статей, Консультации специалистов: Рэйки; Космоэнергетика; Учение доктора Залманова; Йога; Практическая Философия и Психология; Развитие Личности; В гостях у астролога; Осознанное существование; Фэн-Шуй, Обмен опытом Эзотерика

Дзэн-буддизм за 90 минут / Вик Спаров. — М.: ACT; СПб.: Астрель-СПб, 2006. — 63, [1] с.

ISBN 5-17-039505-1 (ООО «Издательство АСТ»)

ISBN 5-9725-0651-3 (ООО «Астрель-СПб»)

Дзэн — это основа духовной жизни, дающей синтетическое понимание бытия в его нераздельности. Дзэн приглашает жить в материальном мире, но показывает, что так называемое «материальное» есть не что иное, как продолжение духовного, а потому по сути своей духовно.

Дзэн — это чистое восприятие без разделения на «хорошее» и «плохое», «доброе» и «злое», «приятное» и «неприятное».

Новая книга Вика Спарова по-своему уникальна. Это единственный в своем роде рассказ об одном из самых популярных течений в духовной практике мира — дзэн-буддизме.

Нулевой уровень

Искатель истины подходит к реке. На другом берегу в глубокой медитации сидит йог.

•  Вы можете помочь мне перебраться на другую сторону? — кричит ему искатель.

Йог прерывает свою медитацию и отвечает:

•  Ты уже на другой стороне.

Вместо вступления

Дзэн (от санскр. «дхьяна» — «медитация») — это основа духовной жизни, дающий синтетическое понимание бытия в его нераздельности. Дзэн приглашает жить в материальном мире, но показывает, что так называемое материальное есть не что иное, как продолжение духовного, а потому по сути своей духовно. Те, кто притворяются знающими, делят мироздание на духовное и материальное, но истинно знающие не разделяют — они видят мир в целости и признают его всецело духовным. Дзэн — это чистое восприятие без разделения на «хорошее» и «плохое», «доброе» и «злое», «приятное» и «неприятное».

«И се, увидел Господь, вот, все, что Он сделал, есть хорошо весьма». Эту фразу из Книги Бытия можно положить в основу дзэна, ибо она — наглядное свидетельство того, что Господь был первым дзэн-буддистом, сотворившим мир целостно-неделимым и видевшим его целым.

Дзэн — это учение чистой любви к тому-что-есть без деления на «я» и «это».

Дзэн — это духовный мост между «Востоком» и «Западом», доказывающий, что нет никакого Востока и Запада, а есть лишь то-что-есть — мироздание — пространство — свет — я-есмь-бытие — вещь-сама-в-себе.

Дзэн — это одна непрерывная медитация, один неумолчный распев: «Я мыслитель и мысль, познающий и познаваемый, видящий и видимый, взращивающий и взращенный...», где слова не произносятся, ибо лишены смысла, но целеустремленно неустремленный поток восчувствия облекает произносящего, который ничего не произносит, сиянием Изначального создавая ощущение нерасторжимости в свете всеведущего неведения — мудрости.

Дзэн — кончик вечной истины, обобщающий конкретные фрагменты жизни и получающий уравнение, соотносящее общее и частное.

Как говорится в одном из коанов, «чем глубже озеро, тем выше небеса; чем выше небеса, тем пристальнее они всматриваются в глубину озера солнечно-лунными глазами. Чем выше утес, тем меньше братья у его подножия и тем глубже падение с вершины. Живи в отражении глубины, а не в выси».

Постигший эту безъязыкую истину может считать себя проникшим в суть дзэна.

I. Теоретико-познавательный уровень

•  Чем чань-буддизм отличается от дзэн-буддизма?
•  Да просто при переносе буддизма из одной страны в другую приставка «чань» («китайский») заменилась на «дзян» или «дзэн» («японский»).

Основы дзэн-буддизма

В приведенной выше шутке доля истины несомненно есть. Однако независимо от того, какую бы приставку мы ни добавляли, основа в любом случае остается той же — буддизм. Поэтому резонно будет начать именно с краткого экскурса в историю и основы буддизма, поскольку они остаются неизменными, на какой бы почве — корейской, китайской или японской — он ни прибывал, ибо их в равной мере почитают и им следуют во всех существующих школах буддизма, включая и дзэн.

Не подлежит сомнению тот факт, что буддизм в целом не содержит в себе практически ничего, что могло бы позволить однозначно интерпретировать его как мистическое или оккультное учение. Более того, отрицание в буддизме «божественного откровения» и самой необходимости в наличии такового делает его, согласно сакраментальному определению, «религией без Бога», едва ли не разновидностью атеизма, правда, весьма своеобразной формы. Часто употребляемым в проповеди Будды понятия «карма» и «нирвана», традиционно ассоциируемым в массовом сознании с идеей о переселении душ и трансцендентальным состоянием единения с Абсолютом, в буддийской терминологии присущ совершенно иной контекст, имеющий по большей части отношение к глубинной психологии человека. Однако несмотря на это, в ходе дальнейшей исторической эволюции буддизма в нем выявились и такие течения, которые безусловно можно назвать «эзотерическими» — в первую очередь ваджраяна и чань- или дзэн-буддизм.

Ниже мы приводим некоторые сведения, почерпнутые из статьи Ю. В. Долгина «Эзотеризм восьмеричного пути Будды» (журнал «Дельфис», 1996, № 8), где сделана попытка реконструировать эзотерический контекст учения Будды на основе анализа числовых констант, составляющих саму основу этого учения.

Один из употребляемых в буддизме титулов Будды — Трикалайна (то есть знающий три времени: прошедшее, настоящее и будущее) — означает вовсе не всезнание, как его толкуют некоторые исследователи, а как бы предпосылку к последующему всеведению, ибо будущий Шакьямуни, облеченный в физическую плоть, на время утратил свои божественные свойства. Согласно закону кармы, великий дух, помещенный в земное тело, пройдя через всяческие соблазны и испытания, должен самостоятельным поиском и трудом достичь полного нравственного и духовного совершенства. Будде потребовалось семь лет странствий, исканий и разочарований, вплоть до опыта крайнего аскетизма, прежде чем он смог постичь истину. Первыми об этом догадались ясновидящие мудрецы, пораженные гигантской аурой незнакомого им святого. В одном из основополагающих буддийских текстов — «Лалигпавистара» — по этому поводу сказано: «Когда Будда пребывает в состоянии самадхи, луч, называемый „украшением Света Знания“, поднимается от его черепного шва и сияет над головой». Нимб пламени вокруг головы — неотъемлемая деталь изображений Просветленного.

Одной из характерных особенностей, присущих манере, в которой Будда излагал свое учение, являются строго выверенные числовые классификации (3—4—8), явно указывающие на знание им «священных чисел», положенных в структуру мироздания. Вот лишь некоторые из них.

Троичные классификации:

Основополагающая триада учения: 1) будда; 2) дхарма (долг, закон); 3) сангха (община).

Трипитака, или «Три корзины мудрости»: 1) устав; 2) поучения; 3) толкования.

Три дефекта сосуда (человеческого существа): 1) закупорен (невосприимчив); 2) нечист (не понимает); 3) опрокинут (понимает, но не следует).

Три обязанности буддиста: 1) изучение доктрины; 2) благие мысли; 3) созерцание.

Три класса существ: 1) боги; 2) люди; 3) наги (змеи).

Затем следуют четверичные классификации:

Четыре встречи, благодаря которым в Будде совершился нравственный переворот: 1) с больным; 2) со стариком; 3) с покойником; 4) с аскетом.

Четыре священных места Будды: 1) место рождения (Лумбини); 2) место просветления (Бодхгайя); 3) место первой проповеди (Сарнатх); 4) место смерти (Кассия). Шакьямуни провел четыре недели под деревом баньян, где наступило его просветление, и он стал Буддой. К тому же принцип четверичной структуры заложен в почитаемой буддистами Мандале (четырехгранная гора Меру в центре, четыре материка вокруг нее и т. д.), где в символической форме отражено все мироздание.

Четыре благородные истины буддизма: 1) жизнь — страдание; 2) причина — жажда жизни; 3) задача — преодоление этой жажды через просветление; 4) путь — Восьмеричное самосовершенствование.

Четыре безмерные добродетели: 1) сострадание; 2) доброта; 3) духовная радость; 4) бесстрастие.

Четверичные классификации едва ли не самые многочисленные в буддизме, и хотя известны и другие комбинации, состоящие из больших чисел, тем не менее именно Тетрада имеет фундаментальное значение в буддийском учении. (Никто не будет спорить с тем, что Четыре благородные истины представляют собой главные заповеди буддизма — объяснение зла в жизни на земле и указание выхода из тягостной цепи земных воплощений, — являясь по сути предтечей знаменитой нравственной программы Будды — «золотого» Восьмеричного срединного пути.)

Из других, более поздних четверичных классификаций заслуживает внимания разработанный Нагарджуной, основателем школы Мадхъямики, диалектический метод вопросов и ответов, названный им Четырехступенчатое отрицание, который включает в себя четыре возможные позиции:

1.  любую точку зрения можно опровергнуть;
2.  все, что объясняется феноменами бытия, является относительным и противостоит абсолютному;
3.  основа всех явлений — пустота;
4.  существование феноменов объясняется взаимозависимым происхождением явлений.

Эти позиции вкратце можно выразить в виде следующей логической парадигмы:

                                     Существование      Несуществование

Существование            Есть, есть                  Есть, нет

Несуществование         Нет, есть                    Нет, нет

Как это ни парадоксально, все четыре комбинации из «есть» и «нет» в равной мере и возможны, и невозможны, причем одновременно. Того, что все явления взаимосвязаны, не может опровергнуть ни одна философская система, но Нагарджуна показывает, что ни одна философская школа при этом не лишена предвзятости и что в абсолютном смысле ничто не существует. Из этого он делает вывод, что реальность обладает только одним свойством — пустотой, которую, собственно, и пустотой-то назвать нельзя, не совершив при этом ошибки. «Пустота» есть универсальная основа всей буддийской философии, тот изначальный фундамент, на котором строятся все ее постулаты.

Согласно Нагарджуне, любые слова, концепции и мысленные построения неизбежно вводят человека в заблуждение, поэтому он стремился вывести человеческий ум за пределы концептуальных границ и определений, навсегда оторвав его от самих понятий существования и несуществования. Используя мысль и логику, он подводил ум слушателей к осознанию бесполезности и мысли, и логики: ведь, если можно убедительно показать, что нет никакой основы для признания какой-либо философской позиции, зачем вообще признавать какую-то позицию, — подход, столь излюбленный и часто трактуемый в дзэн-буддизме, — в силу чего Нагарджуну недаром называют его духовным отцом.

Теперь от четверичных классификаций перейдем к восьмеричным. Знаменитый буддийский Срединный восьмеричный путь состоит из следующих нравственных ступеней.

1.  Правильное распознание.
2.  Правильное мышление.
3.  Правильная речь.
4.  Правильное действие.
5.  Правильная жизнь.
6.  Правильный труд.
7.  Правильная самодисциплина.
8.  Правильное сосредоточение.

Буддисты выделяли числа 4 и 8 как обладающие особенной сакральной силой, поэтому восьмеричным классификациям в буддизме несть числа. Вот только некоторые из них.

Восемь священных предметов: белый зонт, бунчук, колесо с тысячью спицами, правосторонняя раковина, две рыбы, нить счастья, белый лотос, сосуд с амритой.

Восемь вещей монаха: три одежды, чаша, нож, игла, пояс, сито.

Восемь монахов, вопрошавших Будду: Шарипутра (прославленный ученик Будды), Субхути, Каушика, Майтрейя, Кашьяпа, Пурна, Джангадеви, Ананда (любимый ученик Будды).

Восемь видов рабства: колесо наслаждений в мире дэв, непрерывная борьба в мире асуров, беспомощность в мире животных, голод и жажда в мире (прета), жара и холод в аду, извращенная религиозность, физические изъяны и прочие недостатки в мире людей.

Помимо восьмеричных классификаций число 8 (первое кубическое число) часто фигурирует в буддизме как одно из самых значимых: Гаутама (Шакьямуни) — восьмой Будда по счету; священная гора Меру часто называется Восьмигорием (сама Меру и семь окружающих ее гор); почитаемый буддистами цветок лотоса имеет восемь лепестков; колесо с восемью спицами — обычный атрибут божеств...

Восьмерка в буддизме по своей сакральной значимости стоит едва ли не на первом месте. Вот что пишет о Восьмерке (Огдоаде) в «Тайной Доктрине» Е. П. Блаватская: «София — „мудрость" гностиков, „Матерь" — Огдоада... в древних системах является Святым Духом и Творцом всего сущего»; «Огдоада, или Восемь, символизирует вечное и спиральное движение циклов, знак бесконечности и в свою очередь символизирована Каддуцеем. Каддуцей — волшебный жезл Гермеса (Меркурия). Он состоит из стержня с обвивающей его змейкой, которая образует фигуру в форме восьмерки (иногда жезл обвивают две змейки). Это число показывает правильное дыхание Космоса, возглавляемого восемью Великими Богами — семь от Извечной Матери, от Единого и Триады».

Завершим же мы этот краткий «эзотерико-цифровой» экскурс в буддизм цитатой из книги историка Э. Церена «Библейские холмы», где он свидетельствует: «Археологи давно привыкли к знаку — звезде Иштар — с восемью расходящимися лучами. Этот знак нередко символизирует понятие божества вообще. Эта звезда, как путеводный знак, проходит через всю стратиграфию, через все археологические слои — век за веком, тысячелетие за тысячелетием». Поэтому «навязчивое» наличие числа 8 в буддизме, добавим мы, является еще одним доказательством его «божественных» происхождения и сущности.

Дзэн приходит в мир

Появление в мире дзэн-буддизма связано с мифом о передаче прямого просветления от Просветленного ученику. Рассказывая на Грифовой горе о сущности просветления монахам, сидевшим вокруг Будды, он показал им цветок и улыбнулся. Монахи безмолвствовали, серьезно внимая Учителю, и только один из них, Махакашьяпа, понял суть происходящего и улыбнулся в ответ. Это первый из известных случаев обретения состояния просветления без слов, что называется, от ума к уму.

Таким образом, все дзэнские наставники возводят свою духовную генеалогию к одному из самых просветленных учеников Будды — Кашьяпе, или Махакашьяпе (что означает «великий Кашьяпа»), унаследовавшем от Будды не букву, а сокровенную суть его учения. В одной из буддийских хроник говорится: «Почитаемый в мире (Будда) произнес: „Я обладаю Глазом Истинной Дхармы, Чудесным Сознанием Нирваны, Истинной Формой Бесформенного... которые не основываются на словах или письменных знаках, но представляют собой особую передачу вне писаний. Это я и доверяю Махакашьяпе“».

Относительно исторического прошлого Кашьяпы известно только то, что он стоял у истоков буддийского монашества и был, по-видимому, настроен еще более мистически и аскетически, чем его Учитель. А связанная с ним традиция прямой передачи просветления от ума к уму и по сей день остается краеугольным камнем учения дзэн, практикуемого во всем мире.

По сложившейся традиции, дзэн ведет свое происхождение от двадцати восьми индийских патриархов. В этом списке Будда и Кашьяпа значатся как первый и второй патриархи, и на протяжении тысячелетия их сменилось еще двадцать пять, прежде чем на арене истории появился двадцать восьмой — Бодаи Дарум, более известный как Бодхидхарма (440—532?), который, согласно легенде, в первой половине VI века н. э. доставил из Индии в Китай «печать сознания Будды», то есть его «неписаное» учение, отождествляемое с дзэном. Сущность его миссии отражена в известном пятистишии, восходящем к процитированным выше словам Будды:

Особая форма передачи истины,

не связанная с какими-либо трактатами.

Независимость от всякого рода буквы.

Прямой контакт с духовной сущностью человека.

Проникновение в глубины его внутренней природы.

И достижение совершенства Будды.

По другим сведениям, Бодхидхарма прибыл в Китай, чтобы научить тамошних монахов медитации и боевым искусствам, благотворно влияющим на умственную деятельность. По мысли Бодхидхармы, сложные ритуалы и доктрины буддизма лишь отвлекают людей от восприятия сути, мешая им осознать, что их собственная природа изначально включает в себя просветление, которое просто-напросто

необходимо раскрыть. «Чтобы найти в себе Будду,— говорил он,— вы должны увидеть собственную природу... Если вы не видите ее, то обращение к буддам, чтение сутр, подношения и выполнение наставлений совершенно бесполезны».

Бодхидхарма, который, несмотря на свое индийское происхождение, стал первым собственно китайским патриархом дзэна, умер, как полагают, в 532 году, однако после его смерти прошло еще полтора-два столетия, прежде чем проповедуемое им учение обрело устойчивые формы и достигло пика зрелости.

Подлинного же расцвета на китайской почве дзэн-буддизм достиг при жизни двух (пятого и шестого) китайских патриархов Хунжэня и Хуэйнэна. Последний, Дадзянь Хуэйнэн (называемый в Японии Дайкан Эно), считался одним из двух любимых учеников Хунжэня; вторым был Шэньсю, возглавивший впоследствии Северную школу. Шэньсю славился среди монахов своей ученостью и склонностью к углубленным размышлениям на различные метафизические темы, тогда как Хуэйнэн, будучи выходцем из простонародья, основной акцент в своей духовной практике делал не на умозрение, а на интуицию, что более соответствовало природе дзэна. (Говорят, что даже решение стать дзэнским монахом пришло к нему в результате моментального озарения, когда он случайно услышал декламацию знаменитой «Алмазной сутры».)

Полемика между этими двумя учеными мужами, всячески поощряемая самим Хунжэнем, первоначально велась в стихотворной форме. Шэньсю, используя традиционные для буддизма символические и аллегорические образы, стремился доказать, что только путем постоянной и усиленной работы над собственным сознанием можно достичь того, чтобы оно стало идеальным отражением сознания Будды; тогда как Хуэйнэн, искусно придавая тем же образам противоположный смысл, настаивал на том, что «очищение» сознания с помощью специальных психотехнических приемов — вовсе не обязательный атрибут достижения желаемого просветления, поскольку оно может прийти внезапно и самопроизвольно, в силу одной лишь неизреченной милости Господа Будды. В сущности говоря, в основе разногласий между двумя школами (Северной, придерживающейся взглядов Шэньсю, и Южной, ратующей за взгляды Хуэйнэна) лежит конфликт между сознательным и бессознательным, поскольку Хуэйнэн основной упор делал именно на акцентировку бессознательных импульсов: главное положение его системы — отказ от всех и всяческих «привязанностей», дабы изначальная природа человеческой самости могла раскрыться во всей своей естественности и «незамутненности».

Таким образом, именно Хуэйнэн, которого по праву считают основателем современного учения дзэн, впервые выдвинул одно из его центральных положений — идею о внезапном просветлении. «Так как мы обладаем природой Будды, — пишет он в своем сборнике бесед и поучений „Алтарная сутра шестого патриарха“ („Люцзу тяньцзин“), — то мы уже просветленные существа. Искать и обретать просто нечего. Медитация в состоянии помочь вам осознать это, но точно такой же результат можно получить и в процессе любой деятельности, если выполнять ее сосредоточенно. Прогулка, еда, сон — все это дает возможность практиковать дзэн». И дальше: «Сосредоточенность (медитация) и высшая мудрость... не разделяются надвое. Сосредоточенность есть субстанция мудрости; мудрость есть функция сосредоточенности... Правильно, когда внешнее и внутреннее будут едины и нераздельны». Другими словами, высшая мудрость не может родиться из одной лишь медитации, потому что путь и конечная цель этого пути едины в своей основе, и бессмысленно пытаться их разделять.

Из сказанного видно, что учение Хуэйнэна полностью согласуется с основной установкой западноевропейского мистического гностицизма, согласно которой важнейшим условием приобщения к неизреченной сущности Бога является внутреннее единство познающего, познаваемого и самого пути познания (хотя, конечно, «восточная специфика» внесла в это учение кое-какие коррективы), а сама трактовка «природы Будды и просветления» очень близка взглядам К. Г. Юнга на природу самости человека.

Каким же, по мысли патриарха, должен быть практический путь постижения «высшей мудрости»? И здесь предлагаемая им методика поразительным образом напоминает современную психоаналитическую практику. В той же «Алтарной сутре» по этому поводу сказано: «Последовательный поток мыслей не должен останавливаться, задерживаться на чем-либо; прошлые мысли, будущие мысли и нынешние мысли должны следовать друг за другом, не прерываясь... Как только одна мысль задерживается, весь последовательный поток мыслей останавливается и вызывает связанность. Если же, погружаясь во все вещи, последовательный поток мыслей не задерживается ни на чем, то связанности не будет. Поэтому „непребывание“ („отсутствие опоры“) является основой (дзэна)». Таким образом, сознание должно направляться на путь просветления не волевыми усилиями и не с помощью каких-то специальных технических приемов, а исключительно внутренними мистическими импульсами, исходящими из недоступной сознанию сферы человеческой психики.

Уже упоминавшийся нами К. Г. Юнг, характеризуя психологические механизмы дзэнской практики просветления, пишет в своем предисловии к «Основам дзэн-буддизма» Д. Т. Судзуки по поводу бессознательного: «Бессознательное — это совокупность скрытых психических факторов, само по себе неспособное к проявлению... Если сознание по возможности очищено от какого бы то ни было содержания, оно переходит в состояние бессознательности или близкое к нему. Этот сдвиг происходит в дзэне благодаря тому, что энергия сознания не направлена более на внешнее содержание, а концентрируется на идее „пустоты"... Тем самым в нем прекращается течение образов и высвобождается энергия, поддерживающая кинетику сознания. Эта энергия переходит в сферу бессознательного и максимально усиливает его потенциал, что увеличивает готовность бессознательного содержания прорваться „наружу“... Если при этом бессознательное успешно «встраивается» в жизнь сознания, результатом является такая трансформация психики, которая наилучшим образом соответствует менталитету данной личности, а потому прекращается бесполезный и выматывающий конфликт между обеими сферами человеческого эго».

Эта цитата весьма характерна для современных подходов к дзэну, рассматриваемому в общем ряду других психотехнических методик, основная цель которых — вернуть утраченное вследствие конфликта между двумя основными сферами человеческой психики ощущение единства бытия и сознания, объективного и субъективного. Очевидно, что внутренний центр тяжести здесь переносится с божественного на человеческое, что как нельзя лучше соответствует основам буддийского мировоззрения.

Дзэн-буддизм в Японии

Естественно, что различные толкования путей достижения просветления и практик, способствующих этому, положили начало возникновению разных школ и ответвлений, наиболее значительными из которых являются две японские школы — Риндзай и Сото, известные в Китае как Линьцзи и Цаодун.

Первой по времени создания школой дзэна в Японии считается Риндзай: она была основана еще в XII веке буддийским монахом-проповедником Эйсаем (1141 — 1215). В 1168 году он отправился в Китай для изучения буддийской доктрины и в том же году вернулся на родину, привезя с собой тэндайские сочинения. В 1187 году он снова отправился в Китай, и на этот раз судьба свела его с наставником Сюйанем Хуайчаном, под руководством которого он освоил чаньскую традицию школы Линьцзи. По возвращении в Японию в 1191 году Эйсай основал в местечке Хаката (провинция Тикудзэн) первый в стране дзэнский храм — Сёфукудзи. Яростные нападки на него и распространяемое им новое учение со стороны тэндайских монахов побудили его написать трактат «О распространении дзэна во имя защиты страны», который настолько пришелся по душе правительственным чиновникам, что они, говоря современным языком, «дали зеленый свет» его учению, в результате чего Эйсай при их поддержке и покровительстве основал еще два монастыря — сначала Кэнниндзи в Киото (1202), затем Дзюфукудзи в Камакуре (1215). Именно с именем Эйсая японская традиция связывает начало распространения в стране культуры чая и зарождение чайной церемонии.

Вторая школа — Сото — была создана в 1227 году «классиком» японского дзэн-буддизма Догэном Дзендзи (1200—1253). В 1223 году он совершил путешествие в Китай, где несколько лет провел в монастыре Тяньтунсы, изучая под руководством наставника Жуцзина философию школы Цаодун, впоследствии преобразованной им в Сото. Возвратившись на родину в 1227 году, Догэн более 10 лет прожил в Киото, вначале в монастыре Кэнниндзи, затем в Косёдзи, после чего из-за конфликтов с властями удалился в горы в провинции Этидзэн, где основал храм Эйхэйдзи, с годами ставший главным центром Сото-дзэна. По словам самого Догэна, выбор им места для монастыря был обусловлен тем, что в далекой от влияний столицы горной глуши легче соблюдать строгие правила монашеского устава, посвящая все время медитациям и достижению сатори — пробуждения. В монастыре Эйхэдзи Догэн жил до самой смерти, однако сразу после его кончины в рядах послушников произошел раскол: группа радикально настроенных монахов выступила за отказ от подобной отстраненности от мирских проблем и призвала к более тесным связям с народом. В результате в провинции Ното был основан другой монастырь — Содзидзи, ставший вторым главным центром Сото-дзэна. Догэн почитался и по сей день почитается как один из самых оригинальных и глубоких мыслителей древности, даже несмотря на то, что его фундаментальный труд по основам дзэн-буддизма — «Сёбо гэндзо» — на многие века был предан забвению и был «открыт» вновь только в XVII веке.

Невзирая на то, что обе школы различно трактуют многие положения учения, однако обе, несомненно, несут в себе подлинный дух дзэна. Если в Сото основное внимание уделяется особой практике медитации, называемой дзадзэн («чистый ум»), где основное предпочтение отдается собственно медитации самой по себе, а не конечной цели — просветлению (ибо считается, что практика неотделима от просветления — в отличие от пути, ведущего к нему), то практикуемый школой Риндзай подход заключается в неутомимом стремлении к просветлению и в постоянных поисках путей углубления опыта посредством медитации на коанах и поучительных историях из жизни дзэн-мастеров, в которых приводятся примеры того, что они действительно обладали просветленным умом и в чем это выражалось.

Таким образом, и дзадзэн, и коанический дзэн оба свидетельствуют об открытости ума, включающем в себя свойство самоосознания; тем не менее, как это пи парадоксально, в дзэне нет ни одной сутры и ни одного коана с подробным описанием пути достижения просветления — все они говорят лишь о необходимости полного слияния с просветлением в процессе повседневной жизни.

Следует отметить, что начало распространения дзэна в Японии совпало с переходом власти в руки самурайского сословия, которое остро нуждалось в собственной идеологии. Декларируемое в дзэне отрицательное отношение к письменному слову и кажущаяся простота дзэнской философии больше импонировали вкусам и запросам малограмотных самураев, чем сложные философские концепции таких школ, как Тэндай или Сингон, а идеи жесткой самодисциплины, постоянных упражнений, непререкаемости авторитета наставника как нельзя лучше отвечали мировоззрению воинов, тем более что дзэн рассматривал воинское искусство как путь к совершенству, аналогичный медитации. Таким образом, согласно философии дзэна, просветление можно обрести, даже идя путем воина, а не только путем медитации, что больше соответствовало внутренней сущности самурайского сословия.

Правители-сёгуны должным образом и вовремя оценили возможности учения и стали использовать его в качестве интегрирующего социального фактора, начав с подчинения дзэн-буддийских монастырей правительственному контролю. По существовавшему в Китае образцу в Японии была создана иерархическая система «пяти гор и десяти храмов» (годзан дзиссацу), в которую были включены почти все монастыри Риндзай. Правда, храмы Сото, расположенные преимущественно в отдаленных провинциях, не входили (за некоторыми исключениями) в эту систему и потому обладали большой степенью внутренней свободы.

Наивысший расцвет дзэна в Японии приходится на XIV—XVI века (период Мурамати), когда дзэнские монахи выступали в роли советников и наставников при сёгунском и императорском дворах, а монастыри превратились в центры религиозной, политической и культурной жизни, где создавалась богатейшая дзэнская литература на китайском языке. И все же на протяжении всей этой эпохи дзэн в основном оставался достоянием людей образованных, независимо от их принадлежности к социальному слою, — даже несмотря на попытки части монахов-проповедников распространить идеи учения и в среде простого народа, для чего они отказывались от китайского языка в пользу японского — тенденция, нашедшая наиболее яркое отражение в деятельности школы Сото. (Достаточно сказать, что уже Догэн создавал свои сочинения на японском языке.) Недаром в Японии того времени в ходу была поговорка: «Риндзай — для самураев, Сото — для простолюдинов».

В эпоху Токугава (1603—1868) в дзэне, как и в других школах буддийской направленности, шел активный процесс переосмысления накопленных идей и знаний в сторону большего прагматизма. На протяжении всей своей истории дзэн оказывал сильнейшее влияние на многие сферы японской культуры и традиционной эстетики, что отразилось на развитии таких видов национального искусства, как монохромная живопись, икебана, чайная церемония, каллиграфия, искусство разбивки садов, различные виды боевых искусств (кэмпо), поэзия и драма (школа Но). Такие эстетические принципы, как простота, естественность, спонтанность и гармония, не только сделались неотъемлемыми чертами японского искусства, но и во многом определили отношение к жизни самих японцев.

Таким образом, несмотря на то, что в дзэне всегда подчеркивалась и до сих пор подчеркивается важность буддийских сутр и ритуалов, на деле это учение вобрало в себя множество других философских и религиозных учений, включая и различные виды практической деятельности, и даже аутотренинг и психотерапию, а с появлением дзэн-буддизма на европейской арене к нему добавились и христианские доктрины.

Отстаивая философскую концепцию о том, что между субъектом и объектом, нирваной и сансарой, жизнью и смертью, знанием и невежеством в действительности не существует никакой разницы, дзэн в то же время признает, что каждый индивидуум тождествен Абсолюту и является вместилищем неограниченных возможностей, а потому особо подчеркивает важность активного отношения к миру и реализации в нем творческой энергии, не одобряя отстранения от мира и не приемля крайнего аскетизма, ибо, по мнению последователей дзэна, человеческие желания должны не подавляться, а направляться на духовные сферы.

Дзэн вырос из буддизма, вобрав в себя по пути и многие идеи даосизма, и в течение веков оставался единственной в своем роде формой дальневосточного буддизма. В то же время дзэн — универсальная философия (слово «религия» здесь явно неуместно), ибо, как утверждают его приверженцы, постигнуть суть дзэн-учения могут не только люди, выросшие и воспитанные в буддийском духе. Когда европейский мистик Мейстер Экхарт утверждает: «Око, которым я зрю Бога, — то же око, которым Бог зрит меня»,— то любой последователь дзэн не может не кивнуть головой в знак согласия Действительно, дзэн приемлет все истинное в любой религии и признает правомочность всех верований, способствующих полному пробуждению и реализации потенциала человека, однако предупреждает, что человек, в основу религиозного воспитания которого был положен дуализм, несмотря на всю серьезность своих намерений, будет долго испытывать ненужные трудности, прежде чем достигнет просветления, Поэтому дзэн отметает прочь все, что не имеет прямого отношения к реальности, какими бы самоочевидными ни казались многие провозглашаемые в мире истины; и сочувственно относится лишь к тому, что так или иначе связано с личными, внутренними переживаниями индивидуума.

Дзэн на Западе

Совершая этот исторический экскурс в историю дзэн-буддизма, нельзя не сказать несколько слов и о самом именитом из современных толкователей и популяризаторов теории и практики дзэна — японце Дайсэцу Тайтаро Судзуки (1870—1966). Именно благодаря Судзуки это одно из наиболее трудно воспринимаемых рациональным умом западных людей религиозно-философских учений Востока сделалось неотъемлемой составной частью духовной культуры современного мира. Правда, Судзуки нередко упрекают в том, что в его изложении дзэн предстает как некая абсолютная трансцендентная истина «вне времени и пространства», лишенная внутренней динамики. Но это вызвано тем, что главной задачей Судзуки было донести до читателя самый дух учения, не утратив в процессе передачи ничего существенного, для чего ему пришлось акцентировать или даже абсолютизировать основные постулаты дзэна, жертвуя ради этого многими важными культурно-историческими реалиями. Тем не менее, на избранном им поприще Судзуки воистину не имеет себе равных; его труды — это всестороннее введение в природу дзэна с религиозной, психологической, культурологической и даже оккультной точек зрения, выполненное с профессиональным блеском.

Происходя по наследственной линии из самурайского сословия, Судзуки всю жизнь оставался «мирским учителем», то есть не занимал какой-либо ступени в дзэнской иерархической табели о рангах, хотя в юности прошел курс послушничества в одном из монастырей школы Риндзай, где особое внимание уделялось подготовке учеников к миссионерской деятельности. В этом смысле Судзуки, несомненно, стал самым прославленным из его выпускников.

Первые печатные работы этого популяризатора дзэна появились в начале XX столетия, в пору, когда начавшееся активное сближение между Японией и христианским миром навело наставников Судзуки на мысль использовать одаренного ученика в качестве своеобразного «транслятора» дзэнских истин в европейских странах. С 1897 по 1909 год Дайсэцу провел в США, где преподавал восточную философию в элитарных учебных заведениях, одновременно публикуя исследования в области дзэна в специализированных периодических изданиях. В 1927 году наиболее интересные из его работ вышли отдельным изданием под названием «Опыты по дзэн-буддизму», вызвавшем восторженные отзывы таких именитых «паломников в страну Востока», как О. Хаксли, Г. Гессе, М. Хайдеггер и К. Г. Юнг. С середины 1930-х годов Судзуки прочно обосновался на Западе и начал выпускать одну книгу за другой, вызвав тем самым недовольство японских властей, придерживавшихся официальной религиознополитической доктрины японского национализма — синтоизма, с которой сугубо интернациональный по своей сути дух дзэна явно вступал в противоречие. Однако сразу после окончания войны отношение к Судзуки на родине резко изменилось, и в 1949 году сам император вручил дзэн-просветителю почетную медаль за заслуги перед японской культурой.

Свое духовное кредо, полностью согласующееся с основополагающими принципами дзэна, Судзуки изложил в самом знаменитом из своих сочинений — «Основы дзэн-буддизма» (1927), выразив его следующим образом: «Основная идея дзэна — войти в контакт с внутренними процессами нашего существа, причем сделать это самым непосредственным образом, не прибегая к чему-либо внешнему или неестественному... Дзэн стремится ухватить самую суть бытия... поэтому его по праву можно назвать истинным духом всех религий и философий». Однако при этом Судзуки решительно выступает против того, чтобы дзэн рассматривали как некую разновидность религии или философии; по его убеждению, дзэн — это «самодостаточный дух, совершенно не нуждающийся в какой бы то ни было «привязанности» к традиционным формам человеческой реализации». Точно так же Судзуки отрицает и правомерность причисления дзэна к разряду мистических или морально-этических учений, поскольку истинный дзэн выходит далеко за эти рамки Скорее он уподобляет его некоей разновидности «духовного инстинкта», не подвластного каким-либо формам рационального знания. Этому инстинкту, уже в силу его совершенной природы, изначально присущи «внутренняя чистота и праведность», а любые вмешательства извне только нарушают его исконные целостность и спонтанность.

К постижению природы дзэна, по словам Судзуки, можно прийти лишь путем радикальной переоценки всех внешних форм проявления, несущих на себе печать двойственности, то есть с помощью своего рода внутренней «перманентной революции», основанной на глубочайшем духовном проникновении в сущность «пустоты». Согласно Судзуки, высшая цель в практике дзэна — сатори, или состояние просветленности, чисто буддийский термин, суть которого он стремится передать с помощью восьми (!!!) ключевых понятий: 1) иррациональность; 2) интуитивное прозрение в сущность вещей; 3) неоспоримость; 4) утверждение (то есть «положительное» отношение ко всем существующим вещам вне зависимости от их оценки, определяемой этическими категориями); 5) чувство потустороннего; 6) безличный характер; 7) чувство экзальтации; 8) мгновенность (спонтанность). Лишь все эти факторы в совокупности способны привести к одномоментному «взрывному эффекту», следствием которого явится такая степень трансформации индивидуального эго, при которой «надмирная» сущность дзэна поглотит и растворит без остатка все присущие природе двойственности аспекты бытия.

Огромное воздействие трудов Судзуки на умы западноевропейских интеллектуалов объясняется не столько новизной или трансцендентальными достоинствами проповедуемой им доктрины, которая в общих чертах была достаточно известна на Западе и до него, сколько исключительно талантливо используемой «игровой» формой подачи материала: все ключевые метафизические положения иллюстрируются с помощью искусно подобранных притч, ярких поэтических образов или просто забавных историй анекдотического плана, имеющих, однако, глубокий смысловой подтекст.

И наконец, далеко не последним фактором популярности Судзуки у массового западноевропейского читателя явилось его личное обаяние, прямо противоположное тому, что мы привыкли называть «мистическим ореолом»: оно было каким-то по-японски очень интимным, уютным и располагающим к откровенности, о чем свидетельствует, например, такое воспоминание об «Учителе», принадлежащее американцу Алану Уотсу, одному из самых активных приверженцев дзэна на Западе:

«Всякий, кто приходил к нему в гости, ожидал увидеть внушительного человека со сверкающим взором, в любой момент готового начать обмен бессмысленными спонтанными репликами. Между тем Судзуки, глядя на гостя из-под своих огромных нависающих бровей, был больше похож на китайского ученого-даоса... одаренного, как все даосы, чувством юмора, к которому подошло бы определение «метафизического». В его глазах постоянно мелькал огонек; казалось, что этот человек постиг изначальную истину бытия, но сострадание не позволяет ему громко смеяться от радости в присутствии тех, кому это недоступно...»

II. Коанический уровень

Существо зачинается в утробе

И, становясь личностью,

занимает свое место в мире.

Смотреть — дело глаз,

Слышать — дело ушей,

Нюхать — дело носа,

Говорить — дело рта,

Носить — дело рук,

Ходить — дело ног.

Это и называется природой Будды.

Бодхидхарма

Признавая реальность феноменального мира, дзэн в то же время рассматривает его как неистинный, иллюзорный — «ничто» (му). А раз видимый мир иллюзорен, то его истинность невозможно выразить ни человеческим языком, ни понятиями, ни образами, поэтому основной постулат дзэна — положение о бессмысленности слов, действий и интеллектуальных усилий в достижении просветления. Если и можно достичь просветления, то лишь внезапно и самопроизвольно, исключительно путем внутреннего переживания. Для обретения подобного состояния в дзэне используется практически весь набор традиционных буддийских методик и даже такие «неожиданные» методы, как резкий крик, удар болевые ощущения и тому подобные. Для того же, чтобы постичь свою изначальную природу, которая есть не что иное как «сущность Будды» (буссё), и достичь пробуждения (сатори), то есть проникнуть в сокровенную суть вещей и осознать свою причастность ко всему сущему, дзэн предлагает два пути, или две практики: сидячую медитацию в «позе лотоса» (дзадзэн), которая, по словам Догэна, сама по себе является внешним отражением сущности Будды, и коаны.

(Для полноты картины следует, правда, добавить, что в некоторых школах Сото наряду с сидячей медитацией — дзадзэном — применяется прогулочная медитация — кинхин. При ее выполнении руки должны быть сложены на груди, а каждый шаг — это продвижение на полступни вперед. Шаги координируются с дыханием: один шаг — вдох, другой — выдох. Кинхин обеспечивает физический отдых от сидения и дает возможность переключить внимание на другой объект, являя собой простейший вид динамической медитации.)

Перейдем теперь к коанам. Первоначально слово «коан» означало правовой казус, по поводу которого был обнародован закон, то есть это некое уложение или предписание сродни закону, которого следовало неукоснительно придерживаться и не преступать. Теперь же этим словом чаще всего обозначают: 1) вопрошающий ум; 2) притчи и диалоги дзэнских наставников, используемые как метод сосредоточения на практике дзэна. В обоих случаях коан, как он постулируется в дзэне,— это сама предельная реальность, нечто, что невозможно ни понять, ни определить, ни осмыслить посредством человеческой мысли.

В практическом приложении коаны — это парадоксальные, зачастую алогичные и даже бессмысленные (бессмысленные, разумеется, лишь с точки зрения обывательского сознания) вопросы, ситуации или положения, направленные на получение спонтанного, а не логического ответа, то есть такого ответа, который рождается не под действием мыслей или рассудочного мышления отвечающего, а из его внутреннего самоощущения и выводит его сознание из русла привычных, стереотипных норм и убеждений. Для этого необходим переход от формально-логического к подсознательно-ассоциативному мышлению, в процессе которого и происходит спонтанное постижение смысла бытия. Абсурдность коана предполагает не столько смысловую алогичность ответа, которая есть внутренняя логика абсурдности, сколько полноту реакции физических и духовных сил того, кому задается вопрос. Так уничтожается двойственность, которая суть фикция, порожденная «замутненным» сознанием. «Пробужденное» же сознание, согласно философии дзэна, есть «безмыслие» (мунэн), где мир предстает как недвойственный (фуни). Следовательно, сокровенные истины, считают последователи дзэна, передаются не через чтение буддийских трактатов, а от «ума к уму», «от сердца к сердцу», от учителя к ученику.

Именно этой цели — передаче знания «от сердца к сердцу» — и служат коаны, к числу которых сегодня относят практически все виды словесного творчества, такие как притчи, истории, анекдоты и даже чисто специфические формы японской поэзии — танка, хокку, хайку, гатха и прочие. Иногда, впрочем, процесс разрешения парадоксальных загадок (коанов) сочетается с практикой ведения внутренних монологов (мондо), которая зачастую рассматривается как особая форма медитации.

Таким образом, коаническая практика направлена на развитие интуиции, позволяющей находить выход из любой жизненной ситуации, и ей в дзэне уделяется гораздо больше внимания, чем изучению священных текстов и исполнению ритуальных действий. Другими словами, во главу угла ставится именно творческое озарение или прозрение, а не философско-религиозная система дзэн-буддийских идей.

Ниже мы приводим ряд классических дзэн-коанов и их толкование в интерпретации одного из просветленных мастеров школы Сото.

Как Нансэн разрезал кошку

«В давние времена жил некий настоятель по имени Нансэн, руководивший общиной, состоявшей примерно из пятисот монахов. Однажды монахи подрались из-за кошки. Увидев это, Нансэн поймал кошку и сказал: „Если вы сможете что-то сказать о кошке, я не стану резать ее пополам". Никто не проронил ни слова, и Нансэн разрезал кошку.

Один из монахов, Дзёсю, в это время находился за стенами монастыря. Когда он появился, Нансэн рассказал ему о случившемся. Дзёсю тотчас снял сандалии, положил их себе на голову и вышел. „Будь он здесь,— сказал собравшимся Нансэн, — он бы спас кошку!“»

Центральная проблема коана — кошка, вокруг которой сгруппированы три категории людей: Нансэн, монахи, к которым обращен вопрос, и Дзёсю. Чтобы понять суть этой проблемы, каждый из слушателей должен быть одновременно и Нансэном, и монахами, и Дзёсю, и кошкой.

Описанное в коане происшествие начинается с того, что в зал, где собрались монахи, пробралась кошка. Среди монахов тут же завязался спор по поводу кошки: «Имеет ли кошка природу Будды или нет?»; «Станет ли кошка в будущем Буддой?»; «Может ли она практиковать дзэн?» Пока монахи спорили, в зале появился Нансэн, схватил кошку и сказал монахам: «Если вы сможете сказать что-то об этой кошке, то спасете ее. Если ничего не скажете, я разрежу ее пополам».

Так и каждый человек вопрошает в душе: «Что такое дзэн?», «Что такое Путь?» Именно эти вопросы и олицетворяет кошка. Но можно ли путем вопрошания достичь тех изумительных результатов, о которых говорят будды и просветленные? Если человек станет кошкой, он поймет это очень ясно. Если он станет монахами, то и в этом случае, должно быть, поймет. Схватив кошку, Нансэн символически показывает, что каждый из нас должен ухватить свой вопрошающий ум. «Как вы решите эту проблему?» — именно так нужно понимать вопрос Нансэна. Для тех, кто наделен пытливым, вопрошающим умом, кошка и есть этот вопрошающий ум.

Задача слушателя — понять, в какой мере он сможет решить проблему, связанную с кошкой, то есть сможет ли он пробудиться и ясно осознать свое сущностное «я». Таков смысл этой истории. Однако ни один из монахов так и не смог ответить Нансэну, и он-таки разрезал кошку пополам. В это время Дзёсю находился снаружи и работал, но когда он вернулся, Нансэн сказал ему: «Сегодня возникла проблема по поводу кошки, и никто из монахов не смог дать ответа, поэтому я разрезал ее пополам. А ты бы как ответил?» Услышав это, Дзёсю снял сандалии, положил их себе на голову и молча вышел из зала. На это Нансэн сказал: «Эх, был бы он здесь раньше, не пришлось бы резать кошку».

Так как же нужно ответить, чтобы Нансэн не стал резать кошку? Один из вариантов — ответить так, как это сделал Дзёсю. То есть для этого нужно постараться быть и Нансэном, и монахами, и Дзёсю, и кошкой. Таким образом, только примеряясь к каждому из этих состояний, можно найти верный выход.

Дзэн должен присутствовать всегда, во всем и везде. Это значит, что, если дзэн существует, только пока человек о нем думает, он никогда не сможет решить проблему с кошкой. Но кошку можно истолковать и как природу Будды. Всякий раз, когда мы что-то видим, слышим или чувствуем, это и есть природа Будды. В коане говорится, что Нансэн разрезал кошку пополам. Но возможно ли разрезать пополам природу Будды? Подумайте об этом. Если «просто» заниматься дзадзэном, можно навсегда увязнуть в этом «просто». И данный коан — возможность проверить себя и узнать, в какой степени каждый из нас «просто» занимается дзадзэном.

Каждый, кто сможет спасти кошку, вернет к жизни и Нансэна, и Дзёсю. Все будды и просветленные, фигурирующие в сборниках дзэнских притч, — это мы сами, и говорят эти истории о каждом из нас. Стало быть, если мы справимся с этим коаном, все будды и просветленные словно бы вернутся к жизни и будут находиться среди нас.

А как ответили бы вы? Смогли бы вы крепко ухватить кошку или нет? Возможно, пока вы внимаете моим словам и практикуете дзадзэн, ваш вопрошающий ум ясен и незамутнен и вы ясно понимаете, что такое дзэн и как им заниматься. Но когда вы едите или работаете (саму), разве кошка не погибает?

Хякудзё и хитрый лис

«Каждый раз, когда Хякудзё вел беседу о дхарме, к монахам всегда присоединялся старик и слушал вместе с ними. Когда монахи расходились, старик тоже уходил. Но однажды старик остался. Хякудзё спросил старика, задержавшегося после беседы: „Обычно ты уходишь, когда я заканчиваю беседу. Почему же сегодня ты остался?“ Старик ответил: „Дело в том, что очень давно я был настоятелем храма на этой горе. Однажды ко мне пришел монах и спросил: «Подвержен ли просветленный человек закону причинности или нет?» Я сказал, что такой человек не подвержен действию закона причины и следствия. Из-за этого я стал лисом. С тех пор я пятьсот жизней рождался диким лисом. Возможно, выгляжу я как человек, но на самом-то деле я лис. Но теперь, когда я старею, я хочу любым способом опять стать человеком. И вот я молю тебя: чтобы избавить меня от лисьего существования, ответь на вопрос: «Подвержен ли просветленный причинности или нет?»“ И Хякудзё ответил: «Он не слеп к причинам и следствиям». Едва старик услышал эти слова, как перестал быть лисом и достиг просветления».

Этот случай вошел во все сборники дзэнских коанов и считается одним из самых трудных. Затрагиваемая в нем проблема такова: может ли просветленный человек, завершивший практику, быть подвержен причинно-следственному закону или нет?

Что такое закон причин и следствий? Считается, что, если вы хотите узнать о прошлой причине, следует посмотреть на нынешнее следствие, то есть на результат. Но что такое прошлое? Работа, которую человек только что закончил, — это прошлое? Прошлое! С того момента, как я начал говорить, прошло несколько минут, и эти несколько минут — тоже прошлое, ибо о них я говорю, что они прошли. Это означает, что всегда имеется некий континуум: прошлое — настоящее — прошлое — настоящее... Нельзя сказать, что прошлое — это только то, что случилось давным-давно. Тем не менее, любое нынешнее состояние непременно восходит к прошлым причинам. А нынешние обстоятельства в свою очередь становятся причиной для некоего предстоящего результата.

То же и с дыханием. Если мы не сможем вдохнуть после выдоха, мы умрем. Это значит, что наша жизнь длится лишь до тех пор, пока мы вдыхаем и выдыхаем. И каждое дыхание ново. Поэтому люди всегда рождаются заново. Если возникает некое представление или мысль, это и есть рождение. Если же представление или мысль исчезает, то это смерть. Стало быть, где бы мы ни находились и какой бы момент времени ни рассматривали, всегда обнаруживается непрестанная череда повторов — рождения и смерти. И эта череда тянется через прошлое, настоящее и будущее.

В буддийском учении всему учат с точки зрения результата. Это значит, что если кто-то еще не достиг конечного результата, то такой человек вообще не может сказать, понимает ли он что-то или не понимает, ибо для этого мало заглянуть в поучения Будды или просветленных, передававших традицию дхармы1.

Слово «дхарма» в составе выражения «дхарма Будды» означает естественный принцип или закон. Каждый аспект нашей жизни — это дхарма. Есть дхарма плохого и дхарма хорошего. Есть также дхарма понимания и дхарма непонимания. Но они не противопоставлены друг другу. Наше всегдашнее состояние таково, что оно отделено и от хорошего, и от плохого, и от просветления, и от заблуждения. Мы всегда умиротворенно пребываем в некоем «сейчас», где есть только результат сам по себе. Однако, чтобы пробудиться к этому состоянию, необходимо с помощью дзэна избавиться от двойственного видения, для которого характерны сравнение и деление на хорошее и плохое.

Хорошее и плохое существует только в сопоставлении. Если все плохое исчезнет, то вполне резонно предположить, что и от хорошего тоже ничего не останется. Другими словами, если бы не существовал один из аспектов этой двойственности, то и другого аспекта тоже не было бы. Таким образом, цепочка рассуждений подводит нас к признанию принципа, согласно которому причина и следствие суть едины.

Так почему же настоятель стал лисом, когда ответил: «Не подвержен закону причин и следствий»? И почему, услышав ответ: «Не слеп к причинам и следствиям»,— опять стал человеком и обрел великое просветление? В чем разница между «не подвержен» и «не слеп»?

Смысл этого случая вот в чем: в мире ли с собой лис, будучи диким лисом? Если бы лис действительно мог быть един со своим лисьим бытием, то ему не хотелось бы стать человеком. С него хватило бы быть лисом. Состояние бытия, поистине удовлетворенного тем, чтобы быть лисом, — это то, что мы называем словом «будда». С другой стороны, если человек не удовлетворен тем, что он человек, он постоянно ищет чего-то иного — стремится стать буддой. Это состояние мы и называем «дикий лис». То есть это состояние, когда человек непрерывно странствует по шести буддийским царствам, шести мирам иллюзий, кои суть небеса, человеческий мир, ад, мир голодных духов, мир животных и мир воинственных демонов (асуров), и нигде не останавливается. Суть же в том, что, где бы мы ни были: в аду, или в человеческом мире, или на небесах, — мы всегда должны быть в состоянии умиротворенно существовать в соответствующих мирах.

В школе Риндзай часто используется выражение: «Будь господином для самого себя, где бы ты ни был». Если человек не может стать единым с тем миром, в котором он живет, то он всегда будет смотреть на другие миры как на нечто прекрасное и замечательное. Сегодняшний разбор понятий «не подвержен закону причин и следствий» и «не слеп к закону причин и следствий» касается именно этого состояния неустроенности. Следовательно, главная цель практики дзэна — положить конец этому ищущему уму и жить, полностью принимая нынешние обстоятельства. А для этого необходимо постоянно пребывать умиротворенным в любом состоянии, в каком бы вы ни находились, и быть довольным этим результатом.

Таким образом, этот коан посвящен лису, которому нелегко примириться с тем фактом, что он лис. Если же он примирится с этим фактом, то именно это мы и называем буддой — быть единым с тем, что мы есть, и не завидовать чему-то иному. Если же человек не может мирно принять то, что он человек, он всегда будет хотеть сделаться буддой и пережить просветление. Состояние, где наличествуют попытки отыскать умиротворенность ума, мы и уподобляем лису.

В Японии лис слывет хитрым зверем, который дурачит людей. Поэтому не давайте себя одурачить и уводить в сторону. Если лис обвел и продолжает обводить вокруг пальца другого лиса, то здесь все в порядке, однако не стоит давать своему эгоистическому «я» установку, будто вас никто не сможет одурачить.

Коан о карме

До того как Канти Сосан (Янцзы Сеньчан) стал монахом, он пришел к Тайсо Эка (Дацзу Хуйкэ), второму патриарху чань-буддизма, преемнику Бодхидхармы, чтобы спросить его о дхарме. Сосан страдал проказой, которая в то время считалась болезнью, вызываемой плохой кармой. Сосан пришел к Тайсо Эка и сказал: «Пожалуйста, наложи на меня покаяние и избавь от плохой кармы». Эка ответил: «Ладно, приноси сюда свою плохую карму». Сосан ушел, а спустя какое-то время вернулся и сказал: «Я думал, что смогу найти свою карму, но так нигде и не нашел». Эка сказал: «Раз так, то ты избавлен от всей кармы, верно?» В тот же миг Канчи Сосан обрел великое просветление и исцелился от своей болезни. Это исторический факт.

Поскольку в коане прозвучало слово «карма», то я вкратце коснусь проблемы добра и зла. В буддизме злом называют то, что мешает или препятствует практике буддизма. Источник этого зла — привязанность к эгоистическому «я». В сущности никакого «я» нет. Думать, будто есть «я», когда на самом деле его нет,— невежество. Таким образом, воспринимать «я» — это и есть зло, это и есть абсолютное препятствие в практике Пути. То же самое и с кармой. В силу невежества эгоистическое «я» воспринимается как существующее. Карма — это действие эгоистического «я» во всех его проявлениях, происходящих в границах невежества. Это и есть причина перерождений в иллюзорных мирах.

Осознайте как следует тот факт, что и хорошая, и плохая карма порождается восприятием эгоистического «я». Поэтому и хорошая, и плохая карма должна быть уничтожена. Истинная природа всего сущего в том, что оно не имеет ни облика, ни формы. Истинная природа — это сущность вещей. И эта сущность бесформенна, то есть у нее нет ни формы, ни очертаний. Поэтому все препятствия, порожденные дурными поступками, возвращаются в пустоту. Такова буддийская точка зрения на карму, так же как на добро и зло.

Быть единым с вопрошающим умом

Был некий монах по имени Генся, занимавшийся дзэном под руководством Сеппо. Генся находился при Сеппо уже очень давно и, считая, что не способен завершить свое обучение, то есть не способен познать свое истинное «я», решил сменить наставника. Монастырь он покинул ночью. Было очень темно, когда он спускался с горы, и, оступившись, так сильно ушиб о камень палец ноги, что сорвал себе ноготь. Генся взвыл от боли. В этот момент он подумал: «Меня учили, что никакого „я“ не существует. Но теперь, когда я потерял ноготь на ноге, меня вдруг пронзила жуткая боль. Если никакого „я“ нет, то откуда же взялась эта боль?»

Часто, когда людей наставляют в дзэне, им говорят, чтобы они перестали думать: думать, мол, — это нехорошо. Однако это не так. Благодаря мысли «Откуда взялась эта боль?» Генся смог забыть самого себя. То же и со всеми нами: если мы сможем непрерывно пребывать в единстве с вопрошающим умом, то, соприкоснувшись с соответствующим обстоятельством, добьемся того, что этот вопрошающий ум полностью исчезнет.

Таким образом, не важно, занимаетесь вы дзэном или нет, но если вы живете в единстве с вопрошающим умом, оставляя все как есть и ни во что не вмешиваясь, то вы сможете ясно осознать истинное «я» при столкновении с теми или иными обстоятельствами, которые и принесут вам освобождение. А возраст, пол, вероисповедание, практический опыт и продолжительность занятий дзэном — все это в данном случае не имеет ровно никакого значения.

Вопрошающий ум Кёгэна

«Давным-давно жил в Китае человек по имени Кёгэн. Это был в высшей степени умный и образованный человек, обладавший великолепной памятью. Занимаясь со своим наставником Исаном, он проявил такие способности, что понимал в десять раз больше того, чему его учили. Однако из-за своего интеллекта он не смог пробудиться к осознанию своего истинного „я“. Кёгэн прикладывал огромные усилия к тому, чтобы забыть свое эгоистическое „я“, и все же продолжал думать: „В этой жизни, с этим телом я не смогу осуществить то, о чем говорит мне Исан“. По этой причине он решил уйти из монастыря, чтобы найти себе нового наставника. Он ушел и поселился в хижине в тихом месте среди гор. Там он совершенно забросил свою практику и упражнения.

Однажды, когда Кёгэн подметал двор, камушек, отлетевший от метлы, ударился о бамбук. В этот самый миг его вопрошающий ум стал единым со звуком камня, ударившегося о бамбук, то есть стал единым с самим этим обстоятельством. И тогда он наконец прозрел и понял то, о чем постоянно говорил Исан».

Исан же говорил: «Сущее, как оно есть, пребывает в полном порядке. Прими без сопротивления то, что видишь, слышишь или вкушаешь,— этого вполне достаточно». Но Кёгэн не мог принять этого просто так. Ему мешал «вопрошающий ум». Сохранив этот вопрошающий ум, Кёгэн ушел жить в горы, чтобы самому стать вопрошающим умом.

В дзэн-буддизме часто можно слышать выражения: «забросить», «отпустить» или «оставить». Под ними понимается не просто отбрасывание или забвение своих представлений о дзэне иди своего понимания дзэна. Это такое положение дел, когда «вещь», то есть сам ум или само тело, отбрасывается прочь. Так почему же Кёгэн никак не мог постичь свое истинное «я»? Причина этого в том, что у него по-прежнему оставалась мысль об отбрасывании своего эгоистического «я», в силу чего Кёгэн никак не мог достичь состояния «полностью отброшенных ума и тела» или, иначе говоря, того состояния, что «они, в сущности, всегда отброшены». Поэтому-то им и владело недовольство, поэтому-то он и ушел жить в горы.

Выражение же «пробудиться к осознанию своего истинного ,,я“» нужно понимать не в том смысле, что было некое «я», которое пробудилось или самореализовалось. Смысл этого выражения в том, что «вещь» сама по себе стала условием или обстоятельством, и стать единым с этим условием или обстоятельством — не важно, под влиянием ли крика, удара или звука камешка, ударившегося о бамбук, — это и есть самое важное в дзэн-буддийской практике.

Одна стрела Секкё

«В давние времена жил знаменитый охотник по имени Секкё. Однажды, когда он охотился в горах, ему случилось повстречать на дороге дзэн-наставника Басо. Тот остановил охотника и спросил: „Если ты такой прославленный охотник, то сколько же оленей ты можешь убить одной стрелой?“ Секкё ответил: „Каким бы искусным охотник ни был, но одной стрелой он может убить за раз только одного оленя", — и отправился дальше. Тогда Басо сказал ему вслед: „Всем известно, что ты очень искусный охотник, но ведь вовсе не обязательно быть мастером, чтобы за раз убить одной стрелой одного оленя. Вот если бы ты одной стрелой сумел поразить целое стадо!..“ Услышав эти слова, Секкё повернулся, чтобы посмотреть на Басо, — и в этот миг обрел великое просветление».

Даже ничего не зная о дзэне или буддизме, можно подобным образом обрести просветление. Секкё до того погрузился в свои ежедневные обязанности, что, пусть даже он ничего не знал о дзэне или дхарме, вся его жизнь стала одним ревностным усилием и превратилась в самадхи — слияние со своим истинным «я». Когда же он услышал слова Басо, они стали тем условием, благодаря которому он обрел просветление.

Если применить это к практике дзэна, то я бы сказал, что занятия дзадзэном — это и есть одна стрела Секкё. Стрела — это практика коанов. Так поразите же этой одной стрелой весь сонм иллюзий и различий: эгоистическое «я» и «не-я», просветление и омрачающие страсти и так далее, — убейте их все!

Коан о миске, или Мы сами есть и дзэн, и Путь

Однажды некий монах спросил Дзёсю, который к тому времени уже стал настоятелем: «Я новичок в практике дзэна. Научи меня, пожалуйста, как выполнять дзадзэн». Дзёсю говорит: «Ты уже позавтракал?» — «Да,— отвечает монах, — и довольно плотно». — «Вот и отлично, — говорит Дзёсю. — Вымой-ка свою миску и убери ее». В тот же миг монах, который решил искать дхарму, но пока еще находился в самом начале пути, воскликнул: «Понял! Теперь я знаю, в каком направлении практиковать дзэн». И, счастливый, ушел.

Для практикующих дзэн эта притча несет в себе очень важный смысл. Ведь мы склонны думать, будто миска для еды — это вещь, находящаяся вне нас. А Дзёсю почему-то сказал: «Вымой свою миску и убери ее». Что означает в данном случае миска? Нас самих! Каждый из нас должен вначале основательно очистить себя, а затем расправиться с материей своего эгоистического «я». Понимать эти слова Дзёсю как-то иначе было бы большой ошибкой.

Мы воспринимаем дзэн, дхарму или Путь как нечто внешнее по отношению к нам. И в этом серьезная ошибка: так мы создаем дистанцию между собой и этими явлениями. Если же отделять себя от того, что мы ищем, то, сколько бы сил мы ни потратили на то, чтобы сократить это расстояние, все будет напрасно.

Будда и просветленные учили, что дзэн и Путь — это мы сами. Будет большой ошибкой стремиться к тому, что находится где-то далеко. Дзэн, дхарма или Путь есть нечто, что присутствует всегда, во всем и везде.

О природе дзэна

Есть одно дзэн-стихотворение, написанное человеком, который благодаря размышлению над коаном Дзёсю «Му» обрел просветление. Вот это стихотворение:

Много лет я вопрошал себя о му Дзёсю.

Приходили и уходили сомнения, переходя из бытия в ничто.

Серебряная гора, железная стена, забвение себя.

Все мое бытие — это лишь один громкий крик «му».

Понять это стихотворение просто. Его автор много лет занимался тем, что вопрошал себя о му Дзёсю. «Вопрошал» — значит сомневался, и не просто сомневался, а превратился в средоточие сомнений, что отражено во второй строке: «Приходили и уходили сомнения, переходя из бытия в ничто». «Сомнения» в данном случае — это огромная масса сомнений, которые все углублялись и углублялись. «Бытие и ничто» означает двойственное видение — понимание и непонимание, есть и нет.

Третья строка: «Серебряная гора, железная стена, забвение себя» — самая важная. «Серебряная гора, железная стена» — это великое препятствие, то, что нелегко разрушить. Это выражение обозначает любое препятствие, встречающееся на пути и мешающее практике дзэна.

«Забвение себя» — это значит быть единым с «серебряной горой» и «железной стеной». Когда мы наталкиваемся на прочную стену, мы непременно хотим использовать те или иные орудия — молот, кувалду или долото, чтобы проломить ее. Но до тех пор, пока мы прибегаем к каким-то орудиям, средствам или стратегиям, мы никогда не сможем ее разрушить. Что же нам делать? Мы должны стать самой «серебряной горой», самой «железной стеной». Мы должны забыть себя, погрузившись в дзадзэн. Иного способа снести эту «серебряную гору» или «железную стену» нет.

В последней строке слова «все мое бытие» означают все тело — от макушки до пят. Под всем телом не имеется в виду только один человек; они означают все вещи вообще: горы, реки, травы, деревья и так далее. Слова «лишь один громкий крик ,,му“» означают стремление исторгнуть, извергнуть, испустить всем телом, в единении со всем сущим, один громкий крик «му».

Этот пример с му подобен другим методам дзадзэна, будь то техника отслеживания дыхания, подсчет вдохов и выдохов или практика коанов — все это в сущности одно и то же. Не думайте, что это относится только к му. Это стихотворение применимо ко всем видам дзадзэна.

Содержание просветления, подлинное состояние освобождения или, как в только что процитированном стихе, состояние, в котором все становится му, — всех этих состояний не достичь посредством мысли, как бы много мы ни размышляли над этим и каким бы запасом знаний ни обладали. Не нужно заниматься практикой, воображая все эти вещи. Отбросьте все это, и пусть каждый будет просто един с дзадзэном, будет самим дзадзэном.

Станьте полностью причиной. Поскольку причина и результат едины, то и не нужно стремиться к результату. Результат уже проявлен. Никогда не практикуйте дзэн в своем воображении, а тем более в ожидании результатов. Это будет уже «ищущий ум». Чтобы постичь природу дзэна, нужно только одно: полностью, совершенно и без оглядки сделать чистое усилие и стать самой причиной.

Вся повседневная жизнь есть «проявление предельной реальности». Забывать себя в каждой вещи, в каждом миге, в каждом мгновении — вот что мы называем дзэном. Дзэн подобен палке или посоху, которым мы время от времени пользуемся во время прогулок. Попробуйте полностью опереться на эту палку. Поскольку делать это постоянно мы не в состоянии, то иногда мы забываем о ней или она нам надоедает, и по этим причинам эгоистическое «я» не отпадает.

Будда однажды сказал, что каждый может достичь дхармы. Он объяснил это с помощью такого образа: «Держа эту палку, ударяю ею оземь». Если вы, держа палку в руке, один из ее концов направите вниз, к земле, то даже представить невозможно, чтобы вы промахнулись и не ударили о землю. Точно так же, если вы будете упорны в практике дзэна, освобождение будет столь же неизбежным, как и тот факт, что палкой нельзя промахнуться мимо земли. Каждый может достичь освобождения.

Суть освобождения — оставить дхарму как-она-есть.

Однажды Кёдзан спросил своего наставника Исана: «Что произойдет, если все вещи мира возникнут одновременно?» Исан ответил: «Желтое — не синее, короткое — не длинное. Оставлю все аспекты дхармы как-они-есть, они меня не касаются».

«Все вещи мира» — это мириады вещей или феноменов в мире. Это все, что может вообразить себе человеческий ум. Если бы все такие вещи возникли разом, то что мне следовало бы делать? Одно из толкований слов «они меня не касаются» — это связать их с эгоистическим «я», о котором уже столько говорилось. Это значит оставить все вещи как-они-есть, то есть это «я» и объект как единое целое. Это то, куда не может вмешаться эгоистическое «я». «Оставить все аспекты дхармы как-они-есть» как раз и означает, что больше нет эгоистического «я», а есть только дхарма; это значит, что нужно оставить всякую вещь на своем месте, то есть оставить различение как-оно-есть, страдание как-оно-есть, удовольствие как-оно-есть, печаль как-она-есть, радость как-она-есть. Оставить вещи как-они-есть — это и есть освобождение.

Живой или мертвый?

И в завершение — последний коан.

Как-то раз ученик сопровождал своего наставника на похоронах. Указав на тело в гробу, ученик спросил: «Он живой или мертвый?»

Наставник ответил: «Не скажу, что мертвый, не скажу, что живой».

«Почему вы не отвечаете»? — спросил ученик.

«Не скажу, не скажу»,— отозвался наставник.

На обратном пути с похорон проблема жизни и смерти так овладела умом ученика, что он опять задал тот же вопрос: «Живой он или мертвый?»

И наставник опять ответил: «Не скажу, что мертвый, не скажу, что живой».

Ученик сказал: «Если вы мне не ответите, я вас ударю. Пожалуйста, скажите: живой он или мертвый?»

«Не скажу, не скажу»,— опять отозвался наставник.

Вот и вы попробуйте не сказать то, чего не сказал наставник. Это как у Токусана: «Тридцать ударов палкой, если заговоришь; тридцать ударов, если смолчишь». В этом разговоре ученика и наставника заключена вся проблема жизни и смерти, как ее трактует дзэн. Попробуйте же не получить ударов палкой!..

Ш. Медитационный уровень

Мудрость есть готовность ума.

Д. Т. Судзуки

О дзэн-медитации

Буддийское изречение гласит: «Мудрость начинается с осознания, а осознание — с медитации». Медитация — это именно то средство, которое помогает обрести контроль над собой и освободить умственные процессы, ведя человека к пониманию сущности просветления.

Медитация позволяет собирать воедино физические и психические силы человека и направлять их на нужный объект, обеспечивая их наиболее эффективное приложение. При этом развивается умение в течение длительного времени сосредоточивать внимание на одном объекте, как и умение мгновенно переключаться с одного объекта на другой. В момент медитации энергетические возможности человека усиливаются в несколько раз, так как в этот момент происходит наложение имеющегося энергетического потенциала на скрытые резервные возможности, что приводит к своеобразному эффекту резонанса.

Медитация характерна тем, что в ее процессе внимание сосредоточено не на внешних объектах, а на внутренних ощущениях, эмоциях, мыслях и состояниях. В ходе медитации восприятие внешнего мира заменяется восприятием внутреннего, а внимание отключается от внешних воздействий и переносится на восприятие внутренних сил, управляющих телом человека. Таким образом, медитация — это самоуглубление, созерцание феноменов психики. Мышление при этом не исчезает — исчезают лишь механизмы логического контроля и оценки переживаемого.

В медитации нет ничего мистического, она вызывает реальные психологические сдвиги в процессе специфического вида деятельности и в рамках особой психологической обстановки. Тем самым осуществляется процесс единения физических и духовных сил человека, изменение его психики, саморегуляция определенных психофизиологических качеств. Бесполезные или создающие в данный момент внешние помехи элементы психики выключаются из работы, а те элементы, которые способствуют решению насущных задач, наоборот, обостряются.

Различные формы дзэнской медитации имеют как заимствованный, так и оригинальный характер. Многие виды статической медитации заимствованы из индийской и даоской йоги, к особым формам медитации относят и процесс разрешения дзэнских парадоксальных загадок (коанов) и внутренних диалогов (мондо). Следует, однако, отметить, что, практикуя медитацию сосредоточения, свойственную многим философско-религиозным учениям Востока, дзэн при этом сохраняет сам стержень буддийского учения — медитацию осознания, методику которой приписывают Будде.

В дзэн-буддизме единственной целью медитации и любых видов тренировки является достижение сатори — пробуждения, или совершенного слияния с сущностью Будды, что ведет к растворению «я» в окружающем мире и достижению состояния «пустоты». Однако помимо понятия «сатори» в дзэне присутствует и другое понятие — «кэнсё», которые не следует путать. Между ними есть пусть незначительная, но все же разница: кэнсё — это ощущение озарения, а сатори — осознание озарения.

Ниже мы приводим несколько чисто практических видов медитации, почерпнутых из некоторых дзэн-буддийских практик, которые помогут решить многие психологические конфликты и достичь состояния внутренней гармонии с собой и с миром. Причем следует отметить, что многие из них не привязаны к каким-то классическим позам или положениям и не подразумевают следования определенным канонам или предписаниям, а представляют собой просто внутреннее состояние интенсивного осознания или непредвзятого погружения в себя, ибо, согласно учению дзэн, любое погружение в мир собственных ощущений и их отстраненное сопереживание и есть сущность истинной медитации. Некоторые же просто содержат наметки на тот путь мысли, посредством которого можно достичь желаемого эффекта.

Одно во всем и все в одном (Универсальная медитация Хуэйнэна)

Эта медитация основана на концепции всеобщности, применяемой в школе Хуэйнэна. Сядьте в позу медитации и направьте свои мысли на осознание того, что одно явление является границей другого. Например, ваша кожа создает границу между телом и воздухом; клетки кожи впитывают воздух, и тот проникает сквозь нее. Другой пример — взаимосвязь между растениями и землей. Рассмотрите и другие варианты. Теперь возьмите какой-нибудь конкретный пример и сделайте его более расширенным. Например: как корень растения взаимодействует с землей? Как земля связана с атмосферой? Продолжайте в том же русле, пока не охватите мыслью всю Вселенную, и какое-то время медитируйте на этой картине.

Открытие в себе природы Будды

Согласно учению дзэн, просветление присутствует в каждом мгновении бытия, поэтому для его обретения не нужно куда-то отправляться, ибо обрести его можно прямо здесь и сейчас. Сядьте прямо. Прикройте или полностью закройте глаза. Некоторое время посидите в спокойной позе, пока ваше дыхание не станет ровным и глубоким. Ни о чем не думайте. Если возникнет какая-либо мысль, отметьте ее, а потом отпустите. Если возникнет какое-либо ощущение, тоже отметьте его и отпустите. Постепенно вернитесь к полному вниманию. Как говорил Догэн, «если вы будете практиковаться подобным образом достаточно долго, то забудете о привязанностях и сосредоточение наступит естественным образом. Это и есть искусство дзадзэна. Дзадзэн — это врата дхармы, ведущие к великому покою и радости». Наблюдайте за каждым мгновением достигнутого состояния с полным осознанием — так, как будто все происходит впервые.

Медитация на страх и дискомфорт

Стресс часто сопровождается страхом, тревогой и напряжением — эмоциональными состояниями, которые еще более усиливаются мыслями о стрессовой ситуации. Страх — это не что иное, как отступление, желание избежать угрожающей или неприятной ситуации. На этой почве возникают тревога и нервное напряжение, которые вызывают дополнительные проблемы, такие как повышение кровяного давления и психосоматические заболевания.

Не пытайтесь избежать стресса, наоборот — охватите его мыслью. Медитируйте на дискомфорт, возникший из стрессовой ситуации. Отметьте, какого рода ощущения вы испытываете в теле. Тяжесть в желудке? Затруднения с дыханием? Сосредоточьтесь на том, как все эти ощущения ежесекундно меняются. Помните, что каждое из них — временно, оно возникает и исчезает. Особое внимание обратите на то, как со временем меняются не только ощущения, но и абсолютно все. Можете ли вы теперь осознать, что дискомфорт — это всего лишь череда ощущений, причем череда мимолетная и преходящая?

Пребывайте в осознании каждого момента. Перестаньте рисовать картины будущего или переосмысливать прошлое. Единственная реальность — это текущее мгновение. Не привносите в нее никаких добавочных оценок. Воспринимайте каждое мгновение и ощущение как нечто уникальное и неповторимое, не имеющее подобий.

Полностью отдайтесь стрессовой ситуации, не питая никаких надежд и не впадая в отчаяние. Просто доверьтесь полноте момента — и его пустоте.

Медитация на избавление от гнева

От гнева, как и от других состояний внутреннего напряжения, можно избавиться, изменив ракурс проблемы или точку зрения на нее. Очень полезно рассмотреть любую ситуацию с двух сторон — относительной и абсолютной, а затем выявить взаимосвязь между ними. Как сказано в «Лотосовой сутре», мы — часть всеобщего единого и в то же время часть друг друга. Если я сержусь на какого-то, я тем самым сержусь и на самого себя.

А теперь спросите себя: существует ли что-то такое, на что можно сердиться в подлинном смысле слова? Ведь если, с абсолютной точки зрения, ничего не существует, то и такие состояния, как гнев и раздражение, являются не абсолютными, а всего лишь относительными. И если с точки зрения относительности гнев — это призыв или побуждение к определенному действию (мы выплескиваем недовольство на окружающих), то с абсолютной точки зрения гнев беспочвен, ибо представляет собой преходящую эмоцию. Такое понимание утихомиривает чувство гнева, сводя его до более управляемого уровня.

Испытывать гнев — значит требовать от мира, чтобы он изменился, значит не понимать его истинной природы. Согласно же дзэн-буддийскому учению, мир просто существует, и если вы найдете в себе силы принимать его таким, каков он есть, ваше отношение к нему станет более уравновешенным и терпимым.

Медитация как средство ослабления неуемных

желаний и контроля над дурными привычками

Внимательное отношение к каждому мгновению безусловно способствует избавлению от неодолимых влечений и контролю над дурными привычками. Недаром медитации, направленные на внимательное осознание ситуации, являются частью программы борьбы с наркотической и алкогольной зависимостью. Когда человек начинает понимать подлинную природу ситуации, перед ним открывается «срединный путь» — путь сдержанности и умеренности.

Если вам не удается справиться с собой — например, вы не можете бросить курить, или грызть ногти, или отказаться от алкоголя и успокоительных средств,— начните медитировать на своих трудностях. Отмечайте все ощущения и мысли, связанные с ними. Анализируйте их в соответствии с интуитивным пониманием медитации как отчетливые переживания, которые возникают и исчезают. Воспринимайте все это именно как ощущения и ничего больше, не добавляя к ним никаких мыслей или оценок. Не делайте ничего — просто пребывайте в себе. После того как вы проведете некоторое время в подобном самоуглублении, расслабьтесь и очистите ум от мыслей. Повторяйте эту медитацию каждый день по несколько раз. Постепенно, когда вы обретете естественный контроль над своими действиями, вы обнаружите, что непреодолимые импульсы заметно ослабли.

Если вы не можете добиться контроля, оцените ситуацию и примите ее такой, какова она есть. Самое важное — следовать стезей правильного поведения. Ясное, внимательное осознание позволяет управлять своими поступками. Обретя осознанность, вы будете по-другому смотреть на будущее. Ибо, внимательно рассмотрев свои поступки, вы поймете, что путь следования всегда предельно прост и ясен: делай то, что чувствуешь правильным. Открытость ума, приобретаемая в ходе медитации, позволяет учиться на своих ошибках и в будущем делать более достойный выбор.

IV. Философский уровень. «Неоплатоновские» диалоги между постигшим и постигающим

Для того, кто слушает в молчанье

И, будучи ничем, созерцает

Нечто, которого там нет,

Есть ничто, которое там есть.

Дзэн-коан

О сущности дзэна

•  Что такое дзэн? Как его можно определить?
•  Вы не встретите определений дзэна. Его просто не существует. Дзэн не поддается определению. Это не образ мыслей и даже не образ жизни, а некое состояние трансцендентальности, где за пределами разумной логики постигается разумность мироздания. Как и буддизм, дзэн имеет дело с пустотой, то есть с отсутствием, а не наличием чего-либо. А если это отсутствие всего, значит, и отсутствие определений.
•  Выходит, дзэн, как и пустоту, можно обозначить как отсутствие «я» в смысле проявления эго?
•  Можно, но в этом случае мы просто заполняем бытийность как-она-есть некоей идеей и пытаемся с ее помощью ухватить суть дзэна. Или думаем, что ухватили, хотя на самом деле просто занимаемся бесплодным мудрствованием.
•  Значит, в дзэне мы не отождествляем себя с тем, кто мы есть? Выходит, дзэн — это объективность в чистом виде?
•  Вы не отождествляете себя с тем, кто вы есть; вы лишь создаете идею неотождествленности, и вашим идеалом становится дзэн-пустота. Постоянное отождествление с чем-либо — потуги жизни. А дзэн — это то, о чем мы ничего не знаем. Нельзя с позиций отождествленного, или определенного, состояния постичь дзэн, тем более стать им. Определенное состояние ничего не может сказать о дзэне как таковом, оно может лишь обозначить место, где фактически проявляется. Не нужно создавать какую-то умозрительную концепцию по поводу того, что есть дзэн и что он не есть. Просто изучайте ту жизнь, которую ведете, — реальность, в которой вы находитесь, — и постигайте ее истинную природу. И пусть критерием для вас служат слова, сказанные дзэн-наставником об одном из учеников: «Его жизненный опыт не подготовил его к отсутствию опыта».
•  Выходит, дзэн — это постижение некой формы разума за пределами эволюции жизни и Вселенной? Вы верите в такую форму?
•  Я не верю в веру. Вера основана на недовольстве незнанием. Вместо того чтобы посредством какой-либо идеи разрушать состояние «я не знаю», лучше изучайте его. Вернее — вникните посредством осознанного неосознания. А если хотите принять какую-нибудь систему верований, можете, например, стать на позицию христианского мифа о сотворении мира или научной парадигмы: «Я не знаю, как возникла Вселенная, но верю, что все началось с большого взрыва». Тогда по вопросу о сотворении мира вам надо будет совершить некий прыжок в рамках веры и перейти от «я не знаю» к «я верю». Но в сущности между двумя утверждениями: «Бог создал Вселенную» и «большой взрыв создал Вселенную» — нет никакой разницы.
•  А разве понятие «недеяния» не вводит в заблуждение, если подразумевает другие действия? Разве это разумно — пытаться ничего не делать?
•  Все понятия суть заблуждения, ибо они только символы. Понятия возникают там, где нужно обозначить вещность за пределами самой мысли. «Я» — это та же мысль и вне ее не имеет субстанциональности. «Я» не может себя увидеть, изменить, стать лучше или хуже. Попытка ничего не делать, как и попытка что-то сделать, — это всего лишь мысль, которая может только думать, и ничего больше. Разумно это или неразумно — что с того? Ведь мы не будем тратить жизнь на то, чтобы думать об этом или «делать» это!
•  Выходит, с точки зрения дзэна «я», или эго, а также время, пространство, рождение и смерть — ложные понятия? Но разве рождение и смерть не являются частью жизни — вечной жизни?
•  Если есть нечто целое, отражающее вечность или эту вечность вмещающее, то оно должно затрагивать каждого из нас, независимо от наших усилий его обнаружить. Возможно, это зачатки нашей коллективной способности непосредственно ощущать неиндивидуализированное сознание.

Об учителях и следовании традициям

•  Но в дзэне, как и вообще в буддизме, тоже существует традиция передачи знаний от учителя к ученику. Иначе как последний сможет преодолеть препятствия, мешающие абсолютной реализации! Разве не так ?
•  Почему вы думаете, что препятствия существуют? Они существуют, только пока вы о них думаете. Нет думания, нет и препятствий.
•  Хорошо, препятствий нет. Однако как без руководства достичь просветления, то есть состояния полной интеграции этого состояния со своей сущностью, в такой степени, чтобы ощущать полное единство? Какого рода практикой нужно заниматься, чтобы просветление стало неотъемлемой частью жизни? Разве не наставник указывает виды практик?
•  Учитель помогает только в силу того, что не хочет помочь. Он не мыслит о помощи, хочу я сказать. Лучший способ достичь просветления — отказаться от всех представлений о просветлении. Да, в сущности, и от самого просветления тоже. Кто этот «я» (он, она, оно), кто хочет стать просветленным? Кто он — этот субъект объективной реальности? Что бы вы ни думали о практике как методе обретения свободы — это всего лишь предположения. Они умозрительны, а потому несостоятельны. Да и как вы узнаете о том, что достигли просветления? Разве это знание? Разве это мысль? Возможно, это состояние. Но и здесь резонно спросить: состояние ли это? Если вы что-то узнаете, как вы можете дать мне знать об этом?

Существует целый комплекс чувств и качеств. Но где же центр? Нет принципиального различия между моим состоянием и вашим или, если на то пошло, состоянием любого другого человека. Его нет просто потому, что все мы являемся одной сферой сознания и разделены только в понятиях, а не в реальности.

Любое состояние подобно моменту. Это все равно что рассказывать ребенку сказку. Сказка рассказывается, и мы оба знаем, что она в данный момент и реальна, и нереальна. Но мы об этом не думаем. Мы просто наслаждаемся. Если вы хотите формулировку сущности дзэна, то лучшей вам не найти..

•  А есть ли такой человек, который никогда не обращался к помощи учителя и не изучал восточные философии и тем не менее понимает то, что вы пытаетесь сказать ?
•  Этот вопрос касается оценочных категорий, а я вне их. Оценивать то, что получает каждый, значит перестать быть дзэном. С этой точки зрения нет принципиального различия между материалистом и сторонником духовности. Способность раскрытия молчания — а это и есть дзэн — может проявиться в каждом.
•  Мне кажется, что действия учителя часто обусловлены его учениками. Последние же ищут того, кто укажет им цело и путь ее достижения.
•  Они нужны друг другу. Для трансформации состояния человека и создания новой формы, отражающей присущую жизни целостность, недостаточно иметь биологический организм и все, что находится в границах его восприятия. Существующие формы отражают раздел, идею, измышляемую эго, и превращают сопереживание целостности в понятие. Здесь нет никаких целевых установок. Каждый проводит свой собственный эксперимент.

«Незнание» — вот тот «разум», который нам необходим. Как только мы узнаем, что будет дальше и можем определить свой Путь, мы тем самым создаем новую философскую систему. Но ни одна философская система не способна охватить вечно меняющуюся, полную энергии жизнь. Поэтому давайте оживим формы, обладающие такой гибкостью, что они могут двигаться вместе с жизнью. Вот в чем заключается трудность человеческою состояния. Как только мы отбросим все идеи об ученичестве и необходимости совершить некое духовное путешествие, то сможем жить настоящей жизнью — такой, какая она есть.

•  Некоторые учителя знают об этом, но все равно заставляют учеников заниматься практикой. Что побуждает их к этому?
•  Учителя способны жить в состоянии отсутствия мыслей или блаженства, и именно это привлекает к ним других. Но они пришли к этому состоянию благодаря занятиям и обучению под руководством собственных учителей, поэтому считают, что должны точно так же передавать этот опыт другим людям. Они умеют вызывать описанное состояние в клетках собственного мозга и, возможно, даже передавать его другим.

Если я, подобно кинорежиссеру, могу показать фильм, который перенесет вас в другую галактику и заставит почувствовать все происходящее, то вы отдадите мне все деньги, да и себя самого в придачу. Примерно так действуют и учителя. Если я открою перед вами возможность почувствовать себя счастливым, вы отдадите мне очень многое.

Ученик получает только то, к чему стремится, но часто то, к чему он стремится, есть лишь выражение проекции или внушения. Большинство людей хотят испытать состояние отсутствия мыслей. Можно часами сидеть в позе медитации и фокусировать все свои мысли на достижении состояния безмыслия, добиваясь того, чтобы все окружающее стало размытым или искаженным. Но разве к этому нужно стремиться? Чего мы хотим: исказить реальность жизни или установить с нею доверительный контакт? Если мы стремимся к контакту, то он у нас уже есть. И всегда был.

•  Выходит, прав Уильям Блейк, сказавший: «Глупец, настаивающий на своей глупости, становится мудрецом»?
•  Скорее наоборот: мудрец, настаивающий на своей мудрости, становится глупцом. «Единственная истинная мудрость — это знать, что мы ничего не знаем»,— сказал Сократ. Именно эти слова и должен взять на вооружение каждый, кто желает постичь дзэн. Сколько бы знаний мы ни накопили, мы все равно ничего не знаем. Ни о себе, ни о мире, ни о жизни. Сколько бы информации, переживаний и опыта ни скопилось, мы все равно остаемся несведущими.
•  Значит, опыт в дзэне не играет никакой роли, и ничему нельзя научиться, общаясь с другими людьми?
•  Во всяком случае, никакого конкретного результата здесь не добиться. Смысл не в том, чтобы вы слушали мои слова и под их влиянием что-то делали или как-то себя изменяли. Да, исследуя собственную жизнь, иногда нужно делиться своими впечатлениями с другими людьми, если вы считаете это важным. Но при этом не нужно никого менять.

Общение — это неотъемлемое свойство жизни. Это проявление взаимосвязи, всего нашего взаимодействия. И самой выразительной формой взаимодействия, на мой взгляд, является диалог, а не обучение.

•  Стоит ли эти слова понимать так, что в дзэне признается только такая форма взаимодействия?
•  Опять вы за свое! Дзэн признает все — и ничего не признает. Будьте самим собой — это и есть истинный дзэн. А предположения и домыслы оставьте другим. У них свое видение, свое понимание мира, пусть этим путем и идут.

С бытием ничего нельзя поделать; мы уже в нем. Мы можем думать, что мы вне его, и привязывать к этому состоянию свое понимание дзэна, но, как бы мы ни тщились, мы все равно в нем, и нигде более. Признание этого факта, принятие полной ответственности за свою жизнь и связь со всем и вся — такова природа бытия, а значит, и природа дзэна. Эго не конечный пункт духовного поиска, а лишь начало исследования — исследования себя и жизни.

Дзэн — это сама жизнь. А суть жизни — в единстве и общении. Для меня, для вас, да и для каждого человека это означает контакт с окружающим миром и выражение собственного восприятия. Каждый из нас являет собой лабораторию, в которой можно лучше узнать жизнь как социальное учреждение. Это необходимая часть исследования, в ходе которого мы узнаем, как наши слова претворяются в жизни, которую мы ведем. Любой, кто интересуется таким исследованием жизни, может прийти и разделить с другими свой опыт или выразить себя в общении со мной. Но это нельзя расценивать как требование или необходимость. Необходимость что-то сделать — это уже насилие над жизнью. Единственная подлинная гарантия чего-то — это отсутствие всякой гарантии. Лучше пообещать ничего не обещать, ибо это то обещание, которое каждый из нас действительно может сдержать...

V. Прикладной уровень

Боевые искусства — как работа: они дают возможность постоянно практиковаться.

Лори, мастер дзэн-буддизма

Пусть чистый ум, источник всего, освещает мир своим безупречным совершенством.

Ши Юн, китайский дзэн-мастер

Дзэн-буддизм и боевые искусства

«В дзэн-буддизме основные принципы и приемы боевых искусств используются как способ развития ума за счет порядка, четкости и точности движений, благодаря которым практикующие обретают более глубокое понимание как тонкостей искусства, так и самих себя.

Азиатские боевые искусства имеют давнюю традицию: их происхождение относят все к тому же Бодхидхарме, основателю дзэн-буддизма, которого и по сей день, вопреки мнению некоторых исследователей, считают идеалом силы и храбрости. Именно буддийская философия в ее дзэнской разновидности является основой вдохновения в таких искусствах, как карате, кунг-фу и таэ квон-до.

В феодальной Японии дзэн-буддийские монахи всегда были помощниками воинов сёгунов, называемых самураями: они учили их медитациям, чтобы улучшить их реакцию и рассеять страх перед смертью. А многие из них сами брались за оружие и участвовали в сражениях против завоевателей. Будучи людьми сугубо мирными, они, тем не менее, когда возникала необходимость защищать свою землю, становились мастерами рукопашного боя.

Однако, как известно, боевые искусства возникли не столько из потребности нападать на врагов и/или убивать агрессоров, сколько из необходимости защищать самих себя от покушений алчных правителей, рыскавших со своими дружинами по дорогам феодальной Японии и угрожавших имуществу и жизни путников.

С другой стороны, самозащита — это не только защита самого себя, но и помощь другим, призванная свести насилие до минимума. Многие удары, блоки и захваты построены таким образом, чтобы мягко и осторожно предотвратить агрессию, не вредя при этом жизни нападающих, ибо с помощью правильно используемых приемов обороны можно остановить нападение любого вооруженного агрессора, не нанеся ему увечий.

Приемы самозащиты, однако, требуют полного контроля над своими действиями. Правильная оценка ситуации помогает осознать происходящее, не преувеличивая, но и не преуменьшая возможностей нападающего и при этом не теряя темпа и не страшась коварных ударов. Подход, практикуемый в дзэн-буддизме, состоит в том, чтобы не увлекаться боем и заранее предвидеть, что именно вас ждет. Гнев может придать нападающему энергии и ухудшить дело. Страх часто рождает парадоксальный эффект усиления агрессии, свидетельством чего служит тот хорошо известный факт, что хулиганы становятся еще более агрессивными, когда их жертва напугана. У тех же, кто силен и уверен в себе, враждебности никогда не возникает.

Вот один из примеров, подтверждающих эту точку зрения. Служащий одного из магазинов поспорил о чем-то со своим знакомым перед входом в магазин. Владелец, рассерженный слишком громкими голосами спорящих, выйдя наружу и обругав знакомого, потребовал, чтобы тот ушел, но тот еще больше разозлился и так ударил владельца, что тот упал на землю, после чего стал пинать его ногами. Проходивший мимо мастер боевых искусств, увидев происходящее, спокойно сказал обидчику: «Тебе же ведь не хочется этого делать!» Вошедший в раж хулиган попытался в ответ ударить самого мастера, однако тот блокировал атаку, продолжая при этом увещевать драчуна: «Подумай о последствиях. Ведь тебя арестуют и отправят в тюрьму из-за какой- то паршивой драки. Вряд ли это хороший способ улаживать разногласия!»

Постепенно гнев хулигана иссяк, он успокоился и ушел, поскольку мастер отнесся спокойно к этой взрывной ситуации и, защищаясь, проявил сострадание. Своим искусством он предотвратил тот вред, который мог бы быть нанесен ему самому и другим, и при этом даже не ударил нападавшего. Позже владелец магазина признал свою вину, сказав, что ему не следовало говорить со знакомым своего служащего столь грубо и вызывающе. Сам того не желая, он ненамеренно усугубил ситуацию, хотя, конечно же, побоев не заслужил.

В любом виде дзэнских искусств тело является инструментом, при помощи которого действует сознание. В боевых искусствах сложилась формула: разум — интуиция — реальность, то есть концентрация внимания на противнике, слияние эго с личностью противника и инстинктивная реакция на все его действия.

Первым видом военно-спортивного искусства Японии, испытавшим на себе влияние дзэн-буддизма, стало кюдо — стрельба из лука, которая была не столько техникой поражения цели, сколько путем к достижению просветления. Поза стрелка, при которой обе руки являются прямым продолжением плеч, обеспечивала расслабление грудной мускулатуры и облегчение цикла дыхания. При стрельбе должны быть слиты воедино тело, лук, стрела и цель. Стреляющий должен представить, что мысленно продолжает свой полет к цели вместе со стрелой.

Целью кэндо (фехтование) является не столько уничтожение противника, сколько самосовершенствование, причем судьба фехтовальщика во многом зависит от степени его духовного развития. Во время поединка лишь тот из фехтовальщиков избежит повреждений, кто обладает высочайшим уровнем духовности. Тот же, кто достиг просветления, выходит за рамки собственного «я» и способен, не задумываясь, проводить тысячи вариантов боя. Кэндо изобилует дыхательными упражнениями, ритуальными действиями и приемами, взятыми из арсенала дзэна.

В айкидо для развития навыков наблюдательности применяется методика сэйка тандэн, то есть обучение концентрации внимания на нижней части живота. Чтобы действия были инстинктивно точными, необходимо тренировать эту концентрацию, занимаясь повседневными делами, и даже во сне. В результате тренировок приемов айкидо формируется связь между мыслью и движением, которая в реальной ситуации будет срабатывать на подсознательном уровне. Тренировка любого физического действия сопровождается созданием в воображении ассоциативных картин. А из связи между мыслью и движением, срабатывающей на подсознательном уровне, складываются тысячи приемов, которые объединяются в комплексы движений.

В карате важной составной частью психофизического тренинга являются методы диафрагмального дыхания, сходные с теми, что практикуются в йоге. Приемы карате отрабатываются в сочетании с дыханием. Считается, что сильный, концентрированный выдох, сопровождающийся криком (киай), помогает человеку в момент удара сконцентрировать всю свою силу в нужной точке руки или ноги. Существует даже понятие «киай дзюцу», означающее умение концентрировать в одной точке внутреннюю энергию (ки) в момент соприкосновения с телом противника или какой-нибудь иной преградой. В это понятие входит не только возглас как способ акцентирования в решающей фазе проведения приема, представляющий собой сложный дыхательно-мышечный рефлекс, но и совершенствование временной и пространственной координации движений. Выброс «ки», по сути, означает умение вкладывать в удар не только движение руки, но и импульс всего тела, многократно усиливающий воздействие на противника. При этом возглас «киай» сопровождается рефлекторным напряжением мышц живота, что защищает эту часть тела от возможного контрудара и помогает пересилить боль. Заряд же эмоций, заключенный в звуке человеческого голоса, позволяет на мгновение вывести противника из психологического равновесия.

Овладение основами дыхания оказывает благотворное воздействие на дух и тело человека независимо от степени его физического развития. Без правильного дыхания не может быть ни концентрации внимания, ни динамической или статической медитации, ни управления внутренней энергией или движением. В школе карате Киокусинкай для воспитания уверенности в себе, самообладания и бесстрашия практикуются такие методы дыхательной тренировки, как ибуки и ногарэ. Ибуки — это активная система дыхания, способствующая концентрации энергии для атаки, где спокойный вдох соответствует фазе инь, а резкий выдох с выкриком — фазе ян. Что касается системы ногарэ, то ее методы позволяют сохранить ровное дыхание в борьбе и вырабатывать хладнокровие при ожидании нападения противника.

В карате применяется также сантин-ката — комплекс тренировочных движений, предназначенных для воспитания способности управлять мышцами любого участка тела и достижения высшей степени координации тела и духа. С этой целью многократно повторяются «мягкие» и «жесткие» движения, то есть поочередное полное расслабление и напряжение мышц в сочетании с энергичным дыханием. Отработка движений сантин-ката позволяет создавать идеальную модель тренировки, в ходе которой сознание подчиняет себе тело, а тело — сознание.

В карате вся система движений подчиняется трем важнейшим принципам: бессознательного, упреждения и недеяния. Принцип упреждения позволяет бойцу предвосхищать действия противника на уровне подсознательных, инстинктивных реакций. Любое защитное действие приобретает характер осознанной реализации подсознательного. Следование принципу упреждения дает возможность бойцу обезопасить себя от непродуманных действий в ответ на ложную атаку противника.

Принцип недеяния связан с расслаблением, избеганием напряженности и преждевременных усилий. Благодаря этому принципу сокрушительный удар наносится только после атаки противника, ослабляющей его оборону. Сама же атака ожидается с непостижимым хладнокровием, что нередко провоцирует противника на преждевременное, не всегда подготовленное действие. Таким образом, под недеянием понимается действие в скрытой форме, заманивающее противника в ловушку.

Недаром современные мастера карате считают, что «карате — это дзэн, а дзэн — это каратэ»; другими словами, их мастерство заключается в том, чтобы наполнить физические и тактико-технические элементы духовным смыслом, иначе мастерство исчезает.

Очевидно, что наиболее прогрессивным из мастеров боевых искусств Японии был Дзигоро Кано — создатель дзюдо, на путь которого постепенно встают многие направления боевых искусств Востока. Этот выдающийся педагог доказал, что спортивная ориентация единоборства отнюдь не противоречит его духовной сущности, а, напротив, усиливает ее. Заслуга Дзигоро Кано именно в том, что он одним из первых применил к единоборству понятие «до» («путь», «кардинальный принцип») в отличие от «дзюцу» («искусство»).

Такие боевые искусства, как джиу-джитсу и айкидо, выражают дух гармонии. Они основаны на том, чтобы, оставаясь в занятой позиции, вынуждать нападающего к гармоничному взаимодействию. Таким образом, то, что делает один, отражается на другом. Если агрессия вызывается необузданными, неподконтрольными чувствами и нарушает гармонию, то правильно построенное нападение восстанавливает ее.

Практикующие боевое искусство таэ чан-до учатся поддерживать спокойствие и безмятежность ума и видеть ситуацию такой, какова она есть, ничего к ней не добавляя и не искажая ее за счет разыгравшегося воображения. Мастер либо отклоняет удар, либо сам его наносит, но при этом всегда действует с состраданием к противнику. Суть же этого сострадания в том, чтобы не причинять вреда ни себе, ни противнику, соблюдая главный принцип дзэн-буддизма: ни атакующий, ни его жертва не должны пострадать.

Мастера боевых искусств никогда не начинают атаку сами, но и никогда не уклоняются от боя. Недаром среди них бытует выражение: «Ни первого удара, ни второго». Это означает, что мастер никогда сам не нанесет удар и не начнет схватку первым, но если кто-то нападет на него, он остановит драку, прежде чем будет нанесен второй удар. Поэтому опытные мастера боевых искусств всегда стараются найти мирное решение проблемы, не позволяя ни себе, ни другим рисковать понапрасну.

Как учит дзэн-буддизм, лежащий в основе многих боевых искусств, если бы не было нападения, не было бы и необходимости в защите. Вот основные принципы «ведения боя», которые он рекомендует.

•  Выйдите из роли защищающегося и предложите нападающему сделать то же самое.
•  Не ввязывайтесь в схватку.
•  Постигните безымянный, лишенный формы процесс схватки.
•  Ищите гармонию и единство внутри ситуации.
•  Пребывайте в покое.
•  Сделайте все для того, чтобы побудить другого к совершению только хороших, а не плохих поступков.

Изучение формы

Порядок и совокупность движений в кунг-фу, называемом в Японии ката (kata), выстроены по определенной схеме, главные составляющие которой — точное положение рук, поза тела, правильное сосредоточение и духовное усилие. Посредством этих внешних форм мастера боевых искусств обретают контроль над собой, а также постигают внутреннюю природу своего искусства и возможность его применения в различных ситуациях.

Знание основных принципов формы помогает овладевать многими разновидностями искусства движения, такими как танец и спорт. Таким образом, изучая форму, человек учится объединять внешнюю точность движений с внутренним сосредоточением. Этому, опять же, способствуют чисто практические медитации на форму, в ходе которых практикующие увязывают воедино внутреннее и внешнее, запечатлевают в уме каждую деталь, а затем устраняют все мысли, добиваясь таким образом совершенства в пустоте безмыслия. Ниже мы приводим одну из таких медитаций.

Медитация на форму

Выберите какое-нибудь движение из боевых искусств или из того вида спорта, которым вы занимаетесь (например, подача в теннисе или жим при подъеме штанги). Сядьте в позу медитации, сосредоточьтесь. Достигнув необходимой степени концентрации, мысленно проделайте все этапы движения с полным осознанием того, что именно вы делаете. Прочувствуйте каждый этап своего движения. Отметьте, как именно вы поддерживаете равновесие. Не слишком ли напряжены? Не слишком ли расслаблены? Будьте точны в каждой мелочи. Повторите процесс движения несколько раз, не ослабляя концентрации.

Завершив медитацию, посидите несколько секунд неподвижно, чтобы очистить ум от всех мыслей, а затем проделайте то же движение руками и телом — не думая о нем, не колеблясь, чисто бессознательно. Потом повторите движение еще раз, быстрее и точнее. Пусть ваше умение действует само по себе. Ни о чем не думайте, просто отдайтесь естественному процессу.

VI. Литературный уровень

(Из записей дзэн-буддийского монаха)

Корзина, полная мыслей

Вопрос: Как выразить истину, которую не выразишь словом, но о которой нельзя умолчать?

Ответ: Все так же с вершины снежной горы бегут в долины холодные ручьи.

•  Умереть — это значит проткнуть кончиком сознания оболочку Великой Пустоты: воздушный пузырек внутри капли воды.
•  Когда идешь по краю ступени, не боишься упасть, ибо знаешь: опора рядом, под ногой. Когда идешь по краю пропасти, то боишься упасть, ибо не знаешь, где эта опора. И только сорвавшись в пропасть, сознаешь, что пропасть подобна ступени.
•  Жизнь покоится на кончике страха. А размер страха — один перерыв.
•  Тишина длится криком ворона.
•  Прищурь один глаз и следи за полетом точки. Проследишь полет за пределом зрения — воистину прозреешь.

Вопрос: Что означает въезд бодхисатвы через Западные ворота?

Ответ: Войдя в Восточные ворота и выйдя в Западные, встань лицом к своей тени и смотри!

•  Предел мечты лежит в пределах жизни. Мечта же, устремляющаяся за границы бытия, — припасть к стопам Владыки восьми царств.
•  Земля на фоне Солнца — черная точка. А птица и солнце покрывает крылом.
•  Так и тянет на мокром песке чертить новые знаки тайного смысла.
•  Что такое здравый смысл? — Мечта затемненного разума.
•  Что есть жизнь? — Палка на дороге.
•  Отдай суетные мысли заходящему солнцу.
•  При свете свечи и звезды ярче.
•  Голод — страх перед смертью. Смерть — боязнь оказаться голодным? — Вечная сытость!
•  Кто живет сытым сердцем, у того слово из уст — размытая краска.
•  Наступи на тень одной ногой — взмахнешь ли свободной?
•  Печать приводит бумагу в трепет.
•  Почему, когда поднимаешься ввысь, все время одолевает зевота? — Потому, что и открытый рот не изречет мудрости.
•  Жизнь — это игра в жмурки в темной комнате, где никто не знает, кого он ищет, и даже не имеет представления, зачем он вообще это делает.
•  Идиот тот, кого власть низводит до положения скота, а он ей рукоплещет.
•  Я дуну — рассеется дождь. Я свистну — погаснет солнце. Я отворю уши — вселенная станет золотой иглой. Открою глаза — и зримой станет тьма, тьма в пещере света. Назови мое имя!

Флаг — источник ветра (Вместо послесловия)

Я заботливо, по крупицам собирал слова, намытые прибоем,— как горсть риса, разбросанную по песку. Весь рис собрал, ладонь песком наполнив.

Прищурь один глаз и проследи полет точки своего «я» за пределы видимого — и постигнешь «я» точки — ось колеса, лишенного спиц.

И обнимут тебя воды души твоей...

Но вот вопрос: как сесть на небо, свесив ноги? А сев на камень, обретешь ли твердь?

Косы лишившись, плачут ли по злату?

Кто хочет принять источник знания из моих рук, взойди на гору острых лезвий. Шарик соли, протянутый к губам Большой Медведицы...

Но я не общаюсь с великим, растворяя себя в малом. Я не мудрец, ибо не чувствую себя и простым смертным.

Тот, кто поймет истину первой строки, поймет истину последней строки. Последняя строка, первая строка — не одно ли это и то же?

Комариный писк на фоне солнечного протуберанца. Как долог его звук — мгновенье или кальпа? И если ось — весь мир, то сколько спиц на ней?

Легко витать в абсолютном покое; и тяжек переход от слова непроизносимого просто к слову,— затемнение ценою в шутовской колпак.

Если ты увидишь на расстоянии ли ячейку в рыбацкой сети, не видя контура нитей, то ты на пути к истине.

Но как вопросить невопрошаемое?

Один котел для жизни и судьбы. Неси пирог на блюде лета Господня. Прочь менял из храма, где все продается, все покупается... все меняется!

Милости просим со своим кесарем — но чур меня!

Если Будда — покой, то вечное подвержено измене.

Пути расходятся, как два глаза Будды: один наружу, другой — в себя.

Вспышка молнии в небе, искра, высеченная из камня: не успеешь глазом моргнуть — и они уже бесследно исчезли.

«Хэ!» — скажу я, уподобляясь Линьцзи. И тем выложу все без утайки. Но ты ли тот человек, который сможет понять меня? Тот, кто поймет меня, пусть придет ко мне — отведать сладкого яда из кубка дружбы. Почему? — Чтобы узнать, надежен ли яд, нужно пронести его сквозь тигель алхимика.

А тот, кто не уразумеет, тот не постигнет сокровища мудрости, хотя бы он искал ее с незапамятных времен.

Вопрос простой, да ответ глубокий.

Скольким людям он откроет глаза?

У каждой истины есть истоки.

Для каждой молнии есть лоза.

Я поднимаю палец, показываю кулак, потрясаю посохом... Ты прозрел ли?

Как бы ни шевелились губы, пытаясь высказать невыразимый смысл или хотя бы вытолкнуть слова сквозь зубы, ветер на склонах гор все так же шевелит колосья сжатой нивы.

Ступи ногой в пропасть — и взберешься на холм. Пройди по лезвию ножа между Абсолютной Твердью и Полной Пустотой, свесив обе ноги на все четыре стороны, — и упрешься в комариный писк.

Я кланяюсь, пряча лицо в складках вечера: истинное знание невыразимо словами. Кто говорит, тот выражает ли хоть что-нибудь? Стою и громко слушаю речь безъязыкого соседа. Разошлись, так ничего друг другу не сказав.

Или — сказав всё.

Дзэн-наставники, упоминаемые в тексте

«Басо (Ма-цзу; 709—788)

Бодаи Дарума (Бодхидхарма; ум. 532)

Генся (Сюаньша; IX век н. э.)

Дадзянь Хуэйнэн (Дайкан Эно; 638—713)

Дзёсю (Чжаочжоу; 778—897)

Догэн Дзендзи (1200—1253)

Исан (Гуйшань; 771—853)

Канти Сосан (Янцзы Сэньчан; ум. 606?)

Кёгэн (Сяньцзянь; ум. 898)

Нансэн Фуган (Наньсянь Пу-Юань; 748—835)

Риндзай (Линьцзи; ум. 866)

Секкё (Шигуэ, IX век н. э.)

Сеппо (Сюэфэн; 822—908)

Судзуки Дайсэцу Тайтаро (1870—1966)

Тайсо Эка (Дацзу Хуйкэ; 487—593)

Токусан (Дэсянь; 781—867)

Хякудзё (Байчжан; 749—814)

Эйсай (1141—1215)

1 Дхарма — общий термин, обозначающий вещи или явления как-они-есть сами по себе; например: горы высокие, реки низкие, сахар сладкий, соль соленая и т. д., то есть, проще говоря, истина. Это слово используется также как синоним (сокращение) дхармы Будды.

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - электронные книги бесплатно