Акупунктура, Аюрведа Ароматерапия и эфирные масла, Консультации специалистов: Рэйки; Гомеопатия; Народная медицина; Йога; Лекарственные травы; Нетрадиционная медицина; В гостях у астролога; Дыхательные практики; Гороскоп; Цигун и Йога Эзотерика

Техника и вооружение 2009 03

ТЕХНИКА И ВООРУЖЕНИЕ вчера, сегодня, завтра

Научно-популярный журнал

Март 2009 г

На 1 стр. обложки: Штурмовик Су-25 из состава 899-го гшап. Фото Д. Пичугина.

«Полевая академия» офицерских кадров. Начало истории

К 90-летию начала деятельности Учебного центра «Выстрел»

С. Федосеев

В марте 2009 г. исполняется 90 лет началу деятельности Учебного центра «Выстрел» по переподготовке и повышению квалификации офицерского состава Сухопутных войск ВС РФ. К этой дате приурочен рассказ о предыстории «Выстрела» и первом периоде его деятельности.

Начальник Ружейного полигона Офицерской стрелковой школы Н.М. Филатов среди мастеров и стрелков опытной части полигона. Крайний справа — будущий конструктор пулеметных станков И.Н. Колесников. 1905 г.

Учебный батальон и Офицерская стрелковая школа

7 июня 1826 г. в Царском Селе сформировали Образцовый учебный батальон. Уже в 1827 г. он был развернут в Образцовый полк двухбатальонного состава. Полк был приписан к гвардии и передислоцирован в Ораниенбаум и Петергоф. В задачи полка входило «введение во всех пехотных полках единообразных и основательных правил порядка службы, обмундирования, постройки амуниции и для образования по сим предметам учителей из команд, присылаемых от всей армейской пехоты, также от линейных и саперных батальонов». Отбору как постоянного, так и переменного состава полка уделялось особе внимание. Переменный состав состоял из офицеров и нижних чинов (солдат и унтер-офицеров), направляемых в полк для обучения на срок 1 год. Нижние чины подвергались предварительным испытаниям в знании воинской службы. Полк пользовался в армии уважением, количество обучаемых, направляемых в полк, постоянно превышало штатную численность. Позднее в полк стали направлять и команды от флотских батальонов и экипажей, преподавателей кадетских корпусов.

Крымская война 1853–1856 гг. жестко поставила вопрос о массовом перевооружении армии нарезным оружием. Это, в свою очередь, требовало кардинальной реорганизации всего стрелкового дела в армии. И в 1856 г. генерал-фельдцейхмейстер великий князь Михаил Павлович предложил военному министерству устроить на базе Образцового полка в Царском Селе стрелковую школу — по образцу французской школы в Венсене. 4 ноября 1857 г. приказом по военному ведомству была образована стрелковая школа, находившаяся в ведении генерал-фельдцейхмейстера и непосредственно подчинявшаяся начальнику штаба Отдельного Гвардейского корпуса. Первым начальником школы стал лейб-гвардии Финляндского полка полковник П.С. Ванновский. По положению 1859 г. школа должна была готовить офицеров для занятия должностей командира роты и заведующего оружием полка. Обучение в ней проходили офицеры от пехотных, драгунских полков, стрелковых батальонов, флота и саперных войск. Кроме того, при школе был создан музей оружия.

В связи с сокращением армии Образцовый пехотный полк 29 марта 1861 г. переформировали в Образцовый пехотный батальон, а после присоединения к нему стрелковой школы и Учебно-фехтовального класса гвардейской пехоты 11 сентября 1863 г. был образован Учебный пехотный батальон.

В ходе русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Русская армия осознала тот факт, что «вооружение пехоты скорозарядным и дальнобойным оружием требует новых тактических приемов» (к тому времени армия уже получила казнозарядную винтовку Бердана под патрон с металлической гильзой). 14 марта 1882 г. Учебный пехотный батальон было «повелено упразднить и взамен его сформировать Офицерскую Стрелковую Школу». Назначение Школы определялось так: «Подготовка ротных командиров теоретически и практически к самостоятельному выполнению обязанностей, лежащих на ротном командире и ознакомление их со стрелковым делом», а также распространение в войсках правильного взгляда на применение оружия в бою и приемов однообразного обучения стрельбе. Школа размещалась в г. Ораниенбаум в здании бывшего сухопутного госпиталя. В неё принимали капитанов пехоты не старше 45 лет, имевших ценз командования ротой не менее 2 лет и готовившихся к занятию штаб-офицерских должностей. Для обеспечения практических занятий сформировали стрелковую роту. Из семи месяцев обучения офицеров один отводился на практику в командовании отрядами из нескольких родов оружия. На этот месяц к Школе прикомандировывали два пехотных батальона, артиллерийскую батарею и кавалерийский эскадрон. В 1883 г. военный министр П.С. Ванновский принял решение назначать на должности командиров батальонов только офицеров, закончивших курс Офицерской стрелковой школы. С 1900 г. выходил «Вестник Офицерской стрелковой школы». В штат Школы входила опытная комиссия, вместо которой в 1904 г. организован Ружейный полигон.

В ходе русско-японской войны 1904–1905 гг. на базе Офицерской стрелковой школы готовились по срочной программе пулеметные команды для отправки в Маньчжурию. В этой срочной работе принимали участие как офицеры, так и нижние чины Школы, освоившие пулемет — среди последних был В.А. Дегтярев, в будущем выдающийся советский конструктор-оружейник.

Опыт войны потребовал «расширения программы Офицерской стрелковой школы» и одновременно расширения ее Ружейного полигона для «постоянного ведения различных опытов». После войны в Школе, кроме обучения офицеров по семимесячной программе, ежегодно проводились кратковременные сборы руководителей стрелковых занятий и преподавателей артиллерии военных училищ, наблюдавших в полках за пулеметными командами, начальников пулеметных команд и заведующих оружием.

Офицерская стрелковая школа стала не только учебным, но и исследовательским центром, где отрабатывались многие образцы пехотного вооружения, разрабатывались вопросы боевого применения оружия и обучения войск. Вся история школы теснейшим образом связана с развитием вооружения Русской армии. В опытной комиссии школы проводил работы с магазинной винтовкой С.И. Мосин, на Ружейном полигоне вели опыты с новым винтовочным патроном с остроконечной пулей, исследовали опытные и серийные образы отечественного и зарубежного оружия, здесь отрабатывались новые прицелы после принятия 7,62-мм патрона обр.1908 г. с остроконечной пулей, различные стрелковые приборы. Так началось формирование постоянных связей между разработчиками вооружения, испытателями и офицерами из войск. Ружейный полигон стал опытной базой — например, в ходе работ комиссии по выработке образца автоматической винтовки в 1907–1914 гг. Наиболее продвинулись в этой работе В.Г. Федоров, который сотрудничал со Школой как сотрудник Арткома ГАУ, иФ.В. Токарев, окончивший курс Школы в качестве казачьего офицера. Однако эти работы, как и плановое обучение офицеров, прервала Первая мировая война.

Война заставила перепрофилировать работу Офицерской стрелковой школы. В 1915 г. начальником Школы стал генерал-лейтенант Н.М. Филатов — признанный авторитет в области теории стрельбы из стрелкового оружия, автор фундаментальных работ «Основания стрельбы из ружей и пулеметов», «Теория стрельбы». Школа вела:

— подготовку офицеров, унтер- офицеров и рядового состава пулеметных команд, кавалеристов-пулеметчиков. Начальнику Офицерской стрелковой школы подчинялись 1-й и 2-й запасные пулеметные полки, готовившие, соответственно, пулеметные команды «Максим» и «Кольт». В 1916 г. организованы Офицерские пулеметные курсы;

— подготовку бронеавтомобильных рот. Начальнику Офицерской стрелковой школы подчинялись запасная броневая автомобильная рота в Красном Селе и Бельгийский бронедивизион, присланный на Русский фронт;

— обучение мастеров-оружейников;

— на Ружейном полигоне испытывали образцы вооружения и боеприпасов (включая ручные и винтовочные гранаты), предлагавшиеся для Русской армии, новые пулеметные установки. Специалисты Школы готовили наставления и описания для оружия, поступавшего от союзников и трофейного;

— в 1916 г. в мастерских Ружейного полигона были собраны автоматические винтовки и ручные ружья-пулеметы (автоматы) В.Г. Федорова, которые поступили на вооружение отдельной роты, также сформированной и подготовленной при Школе.

Практика в пулеметной стрельбе. 1915 г.

Школа «Выстрел»

Революция и Гражданская война не могли не сказаться на судьбе Офицерской стрелковой школы. В 1918 г. Школа частично была эвакуирована в Москву, часть школы и Ружейного полигона побывала в эвакуации в Анапе (уже в 1930-е гг. специалисты «Выстрела» будут использовать для исследовательских работ Анапское стрельбище). В Ораниенбауме 24 мая 1918 г. на базе школы была открыта пулеметная школа, с 28 августа того же года именовавшаяся Ораниенбаумскими Советскими пулеметными курсами РККА. В то же время в Москве на основе кадров бывшей Офицерской стрелковой школы приказом Реввоенсовета Республики (РВСВР) № 245 от 21 ноября 1918 г. учреждена Высшая стрелковая школа «Выстрел». В положении о Школе говорилось, что ее назначение состоит «в широком распространении в войсках знаний военного дела, правильных и однообразных методов обучения пехоты действию в бою…, в подготовке командного состава пехоты к самостоятельному выполнению обязанностей батальонных и ротных командиров, начальников пулеметных, бомбометных, минометных и других специальных команд». Первым начальником Школы стал Н.М. Филатов.

Для размещения Школы выделили здания в Кусково, Вешняках, Новогирееве — ныне это районы Москвы, а тогда — дачные поселки в 10–15 км от ее границы. Школа подчинялась Главному управлению воеиио-учебных заведений (ГУВУЗ), состояла из управления с отделом снабжения (Кусково, в бывшем дворце графа Шереметьева), учебного отдела, ружейного полигона (Новогиреево и Вешняки); полигону подчинялись опытная часть, оружейно-пулеметная мастерская, школа оружейных мастеров. Приказом Всероглавштаба № 49 от 30 января 1919 г. в школу на правах отдела передана 1-я Московская школа траншейной артиллерии и боевых технических приспособлений. В результате учебный отдел включал курсы: тактический, стрелковый, пулеметный, траншейной артиллерии со сроком обучения 4-б месяцев. К концу февраля 1919 г. удалось выполнить самую необходимую работу по внутреннему переустройству и оборудованию помещений для общежитий, учебных аудиторий, мастерских полигона и хозяйственных подразделений. Занятия в школе начались 18 марта 1919 г. — эта дата и считается днем рождения «Выстрела».

Пока еще только формировалось новое поколение грамотных командиров, к преподаванию широко привлекали старые кадры. От Офицерской стрелковой школы начальником тактического курса стал А.М. Оржешковский, стрелкового — И.А. Панчишко, пулеметного — Г.А. Давыдов, траншейной артиллерии — В.Г. Дегтярев, созданного позже полкового — М.В. Энвальд, опытного ружейного полигона — В.А. Ковровцев, школы оружейных мастеров — В.П. Середин. Из числа генералов и офицеров старой армии были также преподаватели Н.С. Триковский, В.К. Головкин, Б.Н. Ушинский, Н.Л. Федосеев. В качестве приватных преподавателей привлекались бывшие профессора Академии Генерального штаба Сухов, Елизаров, Тарановский и др. В 1920-е гг. курс тактики преподавал бывший генерал-лейтенант и видный деятель белой армии Я.А. Слащев, с 1936 г. — бывшие генерал-лейтенант колчаковской армии А.Г. Лигнау и генерал-майор А.И. Верховский. По мере выпуска слушателей часть из них оставляли преподавателями либо возвращали в Школу после службы в войсках. Это обеспечивало преемственность в работе «Выстрела» и одновременно позволяло приспосабливать ее под требования войск.

Первый выпуск слушателей Школа «Выстрел» произвела 9 июля 1919 г.: 32 батальонных командира, 72 ротных, 19 начальников пулеметных команд, 9 начальников команд траншейной артиллерии, ^оружейных мастеров.

Основной упор в подготовке слушателей делался на изучение стрелкового дела, но до 50 % учебного времени занимали тактика, изучение родов войск, специальных войск. Программа «стрелково-пулеметного дела» включала проведение стрельб, изучение материальной части винтовок и пулеметов, сбережения и хранения оружия, правила проверки боя, простейшие методы обучения в войсках. По «траншейному делу» изучались траншейная артиллерия и применение ручных гранат. Обучение затрудняла разномарочность оружия, доставшегося пехоте РККА от старой армии:

— револьверы «Наган» обр. 1895 г., пистолеты «Браунинг», «Кольт», «Маузер»;

— винтовки обр. 1891 г. и карабины обр. 1907 г., а также полученные от союзников винтовки Арисака, Лебеля, Гра, Гра-Кропачека, Веттерли-Витали, Винчестера, трофейные винтовки Манлихера и Маузера, были также винтовки Ли-Энфилд, Росса;

— станковые пулеметы «Максим» обр. 1905 и 1910 гг., полученные от союзников и взятые в ходе Гражданской войны «Виккерс», «Кольт», «Сент-Этьен», ружья-пулеметы «Мадсен», «Льюиса», «Шоша», трофейные пулеметы MG.08 и «Шварцлозе»;

— ручные гранаты обр. 1912 и 1914 гг., Новицкого-Федорова, «германского образца», иностранные F.1, Лемона, Мильса, японская;

— минометы Лихонина, «Ф.Р.», бомбометы обр. 1915 г., «Г.Р.», Василевского, траншейные пушки Розенберга, МакКлена.

Кроме того, значительная часть обучаемых имела слабую общеобразовательную подготовку (в марте 1920 г. пришлось создать двухмесячные подготовительные курсы), а сроки обучения были весьма ограничены. Преподаватель В.В. Прунцов вспоминал: «С отделением курсов командиров батальонов провожу занятие по метанию гранаты… Прибывает самокатчик. По указанию штаба несколько курсантов должны явиться за документами для отправки на Восточный фронт. Один из них заявляет, что они еще не бросали гранат. Все говорят: «Дайте им бросить, а мы еще успеем». С конца 1919 г. и весь 1920 г. следовали очередные и внеочередные выпуски. Крайний недостаток людей с производственно-техническими навыками вызвал появление в школе оружейных мастеров подготовительного курса для общетехнического обучения курсантов.

Программа работы Школы расширялась в соответствии с потребностями Красной Армии. Так, приказом РВСР № 1151 от 18 июля 1919 г. организовали временные курсы для подготовки командиров полков. В том же году в состав Школы влилась Московская школа начальников связи, образовав при «Выстреле» курсы по подготовке командиров связи. В 1920 г. вели ускоренные двухмесячные курсы усовершенствования командиров батальонов, командного состава гренадерского дела, начальников пулеметных команд. За два года Гражданской войны школа «Выстрел» дала Красной Армии 1218 командиров различных степеней и 240 квалифицированных оружейных мастеров.

Кроме обучения слушателей и подготовки новых уставов и наставлений, Школа вела и исследовательскую работу. Так, только в 1919 г. были испытаны: двуколка Малинина, пристрелочные станки Сименс-Гальске и Коновалова, патронные ящики упрощенного чертежа, приспособление угломера к ружью. В мастерских полигона вели работы по переделке иностранных пулеметов под русский патрон. Например, в начале 1920 г. была составлена специальная инструкция по переделке 7,92-мм германского пулемета MG.08 под русский 7,62-мм патрон. Переделанные образцы и инструкции отправлялись во фронтовые и окружные артиллерийские мастерские. С 1919 г. при полигоне периодически проводили сборы конструкторов-оружейников для обсуждения вопросов перспективной разработки оружия.

Выпуск слушателей оружейных мастеров. В центре — начальник Школы «Выстрел» Н.М. Филатов, преподаватель обществоведения Е.С. Лола и комиссар Школы С.С. Попов. На переднем плане поставлены пулеметы, изучавшиеся слушателями Школы: «Мадсен», «Льюис», «Кольт», «Максим», MG.08/19» 1922 г.

Восстановительный период

После окончания Гражданской войны встала задача совершенствования подготовки старшего и среднего комсостава. Приказом РВСР № 1437 от 7 июня 1921 г. Школа была реорганизована в Высшую тактическо-стрелковую школу командного состава РККА с увеличением срока обучения до 6 месяцев. Приказом РВСР № 2293 от 13 октября 1921 г. Школе присвоено имя III Интернационала, а согласно приказу РВСР № 824 от 24 апреля 1923 г. она получила наименование Высшей тактическо-стрелковой школы командного состава РККА им. Коминтерна «Выстрел».

По учебному плану Школы на курсах старшего (командиры полков и их помощники, командиры батальонов) и среднего (командиры рот, пулеметных рот и их помощники) комсостава основными предметами были тактика, стрелковое дело, методика обучения войск и обществоведение, на курсах заведующих оружием — материальная часть оружия, исправление, хранение, сбережение оружия, устройство тиров и стрельбищ. Изучались также теория стрельбы, военная администрация, технологическое черчение, гренадерское и телефонное дело. Поскольку значительная часть слушателей, прибывавших в Школу, все еще имела слабую общеобразовательную подготовку, приходилось увеличивать срок обучения: так, набор курсов командиров рот 1921 г. обучался фактически по двухгодичной программе, из которой первый год составили общеобразовательные предметы.

Условия работы были тяжелые. Полковник в отставке Я.В. Пантелеев вспоминал об учебе зимой 1922 г.: л Спать ложимся без ужина и чая. Чая вообще не бывает… Несколько миллионов рублей жалованья хватает на две осьмушки махорки и две коробки спичек, а ведь нужно еще купить тетради и карандаши… Вечерами из- за неисправностей на электростанции почти ежедневно гасят свет. Тогда зажигаются керосиновые лампы, но ненадолго, так как не хватает керосина». Один из приказов начальника Школы гласил: «Ввиду почти полного прекращения отпуска керосина для освещения помещений…, а также запрещения отпускать керосин для квартир служащих, приказываю: отпуск керосина производить по утвержденной мной раскладке». Тем не менее занятия шли весьма интенсивно.

Командиры, обученные на «Выстреле», пользовались большим уважением в войсках. Генерал армии К.Н. Галицкий, окончивший курсы в 1922 г., писал: «В дальнейшей службе я постоянно отмечал, что, несмотря на ограниченные сроки обучения, командиры, прошедшие подготовку на Курсах «Выстрел», как правило, отличались хорошими знаниями тактики и огневого дела, способностью быстро ориентироваться в обстановке и принимать правильное решение». Генерал армии М.М. Попов вспоминал: «Как правило, роты и батальоны, которыми командовали выстреловцы, резко отличались в лучшую сторону от других подразделений».

В 1922 г. «Выстрел» ждали существенные изменения. Осенью Школу перевели в Москву в здание бывшего 1 — го Московского кадетского корпуса в Лефортове (на прежнем месте остались оружейный полигон и курсы заведующих оружием). При Школе сформировали учебно-опытный стрелковый батальон, на базе которого изучались и испытывались новые приемы и методы обучения пехоты, способы ведения боя, проводились показательные стрельбы и испытания стрелкового оружия. Наличие батальона позволяло к тому же каждому слушателю за время обучения пройти на тактических занятиях практику командования отделением, взводом, ротой, небольшим сводным отрядом. В июне 1922 г. при «Выстреле» провели первый стрелковый съезд с участием специалистов военных учебных заведений Московского военного округа.

1920-е гг. стали периодом внедрения в войска принципов групповой тактики, основной которой было насыщение подразделений легким автоматическим оружием. Уже в 1921 г. при «Выстреле» провели два сбора по изучению автомата Федорова перед введением его в войска, а в 1923 г. на базе Школы шла подготовка инструкторов по автомату Федорова (хотя это оружие так и не стало массовым). 26 ноября 1922 г. начальником Школы стал ПА. Павлов, в июне 1923 г. его сменил Н.В. Куйбышев, тогда же вышел первый номер журнала «Выстрел».

На основании приказа РВСР № 1591 от 19 июля 1923 г. при Школе были открыты педагогические курсы преподавателей, окружные повторительные и курсы начальников школ по подготовке младшего комсостава, а также организованы мастерские по изготовлению стрелковых приборов (командирские и пулеметные угломеры, прицельные станки, ортоскопы и др.) и пособий.

К марту 1924 г. (за пять лет своей работы) «Выстрел» осуществил подготовку и переподготовку 3500 командиров.

В 1924 г. началась реализация военной реформы, затронувшей и «Выстрел». Приказом РВС СССР № 1265 от 9 октября 1924 г. школа была реорганизована в Стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава РККА им. Коминтерна. Это была уже новая страница истории «Выстрела».

Испытание запряжки конструкции «Выстрел» для 37-мм пушки обр. 1915 г. Розенберга. Такие пушки тогда имелись в полковой артиллерии. 1922 г.

Литература и источники

1. РГВИА: ф.917, оп.1, дд. 2, 5; ф.917, оп. З, д. З; ф.504, on. 7, д. 1196.

2. Военно-технический прогресс и Вооруженные силы СССР. Под ред. М.М. Кирьяна. — М.: Воениздат, 1982.

3. «Выстрел» — полевая академия. Исторический очерк о Высших Офицерских Ордена Ленина Краснознаменных курсах «Выстрел» им. Маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова. — М.: Воениздат, 1969.

4. «Выстрелу» — 50 лет. 1919–1969. Юбилейный сборник. — Солнечногорск, 1969.

5. «Известия» от 15 января 1929 г.

6. Лови А.Л. В тесном контакте с «Выстрелом» // Оружие. — 2006, № 8.

7. Портнов М.Э. Офицерская стрелковая школа // Техника и вооружение. — 1994, № 1–2.

Из коллекции стрелкового оружия курсов «Выстрел»

«Незамеченная» победа Колобанова или «белые пятна» в мемуарах немецких генералов

Олег Скворцов

Публикации в последнее время многочисленных немецких мемуаров и цифр гигантских потерь РККА создало у многих читателей впечатление, что первые месяцы Великой Отечественной войны представляли для немцев легкую прогулку. Дошло до того, что переводчик книги Эрхарда Рауса «Танковые сражения на Восточном фронте» (Москва: ACT, 2005) написал: «Генералы Раус и Модель организуют боевую учебу для ознакомления только что прибывших офицеров с особенностями действий на Восточном фронте… Это же до какой степени нужно не уважать своего противника?!»

Однако для правдивого описания событий необходимо излагать не только правду, но и всю правду.

Уходящие в прорыв танки, кроме бензина в канистрах, везли запчасти и другие необходимые запасы.

В указанной книге довольно подробно освещены бои б-й танковой дивизии летом 1941 г. Эта дивизия была одной из лучших в танковых войсках Германии, ведь танковые батальоны комплектовались опытнейшими ветеранами. 65-й батальон был создан 12 октября 1937 г., а 11-й танковый полк (далее — т. п.), хотя и отсчитывает свою историю с той же даты, но возник в результате сведения рот из танковых полков более раннего формирования. Так, 3-я рота была передана из 8-го танкового полка (сформирован 1 октября 1936 г.), 7-я рота — бывшая 5-я рота 3-го т. п., 5-я и 6-я роты — бывшие 3-я и 8-я роты 4-го т. п. (оба полка сформированы 1 октября 1935 г.), 1-я и 2-я рота — бывшие 3-я и б-я 1-го т. п. (сформирован 1 ноября 1934 г.). Недаром легкие роты этих подразделений первыми были полностью укомплектованы по новому штату (K.St.N. 1171 от 01.09.39) танками, вооруженными 37-мм пушками, — трофейными чешскими LT vz.35 (или Skoda-IIa).

У немцев, сменив несколько названий, с 16 января 1940 г. они получили обозначение Panzerkampfwagen 35(t), сокращенно — Pz.Kpfw.35(t). Обозначение Pz.35t могло применяться при составлении таблиц. Цифра в индексе обозначала год принятия на вооружение чехословацкой армией, буква t — Чехословакию, страну происхождения (tschechische). Будучи формально легкими, в начальный период Второй мировой войны они (как и танки другой чешской модели — Pz.Kpfw.38(t)), с успехом исполняли функции средних танков Pz.Kpfw.III. С мая по август 1939 г. немецкое Управление вооружений в свой статистике вообще отражало выпуск танков Pz.38(t) под названием «tschechische Pz.Kpfw.III».

Pz.Kpfw.35(t), имевшие снаряженный вес 10,5 т и удельное давление 0,51 кг/см^2 (у Т-34 этот показатель составлял 0,62), могли преодолевать по легким гатям заболоченные участки и использовать мосты, которые не выдерживали 20-тонные Pz.Kpfw.III и IV. Машина была очень надежна. Во время переговоров с фирмой «Шкода» о продаже СССР лицензии на этот танк, LT vz.35 прошел на испытаниях более 1500 км без существенных поломок. Ресурс гусениц достигал 6000 км. Емкость бака составляла 153 л, что позволяло танку пройти 190 км по дорогам с твердым покрытием или 120 км вне дорог. Специальные крепления на корпусе танка позволяли перевозить 10 дополнительных двадцатилитровых канистр с бензином. Пневматическая система управления снижала физические нагрузки на механиков- водителей во время длительных маршей. Все это позволяло поддерживать высокую среднюю скорость марша, несмотря на то, что максимальная скорость составляла только 34 км/ч. Эти особенности Pz.Kpfw.35(t) позволили 6-й танковой дивизии, выйдя на оперативный простор после преодоления первоначального сопротивления возле границы, быстро продвинуться по грунтовым дорогам и первой из группы армий «Север» захватить плацдарм на реке Луга.

Однако при великолепных ходовых качествах эти танки имели слабую пушку и тонкую броню: лобовую толщиной 25 мм (защищавшую от 20-мм снарядов) и противопульную бортовую толщиной 16 мм. У них практически не было шансов на победу при столкновении с советскими тяжелыми танками КВ. Борьба группы «Раус» с одиночным танком КВ под Расейняем ярко описана в главе «Отрезаны одним танком!» вышеупомянутой книги. Драматизируя ситуацию, Раус пишет, что 37-мм снаряды танковых пушек отскакивали от брони КВ, не оставляя отметин, а 50-мм снаряды противотанковых пушек оставляли только синие круги. Однако это не совсем так. Другие источники утверждают, что на танке были обнаружены семь каверн от 50-мм снарядов [10]. То, что 37-мм снаряды оставили только круги, объясняется тем, что выстрелы производились с большой дистанции.

Известно, что опытный КВ во время советско-финской войны участвовал в боевых действиях. При его осмотре после боя выяснилось, что 37-мм снаряды противотанковых пушек «Бофорс» при попадании оставляют в броне каверны глубиной 10 мм, пробивают траки, катки и ствол пушки. Поэтому не следует относиться к мемуарам немецких генералов как к документальным источникам. Зачастую некоторые события в них приукрашиваются, а другие просто замалчиваются.

При прочтении главы «Отрезаны одним танком!» у меня появилось ощущение, что я раньше что-то похожее читал. Затем я наткнулся на следующие строки:

«18 августа мы нанесли мощный удар в районе к востоку от Волосово и продвинулись на 20 километров после тяжелых боев накануне… Несмотря на этот успех, 19 августа мы продвинулись совсем незначительно, и на следующий день дивизия перешла к обороне. Только 1-я танковая дивизия продолжала медленно наступать на восток, чтобы блокировать шоссе к югу от Краснотвардейска и отрезать путь вражеским войскам, отступающим с оборонительного рубежа на Луге».

Тогда-то я и понял, почему у меня возникло это ощущение.

Если ехать по шоссе в направлении Гатчины, в 36 км на восток от Волосово находится небольшая железнодорожная станция Войсковицы. Именно здесь 19 августа состоялся бой, в ходе которого экипаж КВ-1 уничтожил 22 немецких танка. Состав экипажа: командир — старший лейтенант Колобанов Зиновий Григорьевич, командир орудия (наводчик) — Андрей Михайлович Усов, заряжающий — Николай Роденков, радист — Павел Кисельков, механик-водитель — Николай Иванович Никифоров.

Обычно утверждается, что Колобанов вел бой с танками 1 — й танковой дивизии. Именно эта дивизия 16 августа захватила Волосово. Но, как мы видим, далее она повернула на восток и обходила Гатчину (в 1941 г. — Красногвардейск) с юга. Продвигавшаяся ранее на северо-восток 6-я танковая дивизия повернула на восток, наступая на Гатчину. Ее северный фланг прикрывала 36-я моторизованная дивизия. Чтобы понять, почему ни Раус, ни Вольфганг Пауль в написанной им по заказу ветеранов дивизии книге «В гуще боя. История 6-й танковой дивизии (1 — й легкой). 1937–1945» не упоминают этот бой, я решил рассмотреть ситуацию подробнее. Сначала я изучил статью Александра Смирнова «Герой, не ставший героем», опубликованную в журнале «Танкомастер», № 1 /2003 г. Однако при прочтении этой статьи возникает множество вопросов. Впрочем, материал Смирнова во многом сам базируется на статьях других авторов, хотя и наиболее полно описывает местность, на которой происходили события. Поиск информации стал проще благодаря замечательному сайту http://centralsector.narod.ru, где гатчинскими любителями истории собраны тексты статей и книг, посвященных обороне Гатчины. Обращение к статьям авторов, лично встречавшихся с членами экипажа и их командирами, также не проясняют событий, так как иногда противоречат друг другу, а иногда содержат детали, мало поддающиеся объяснению.

Во многом противоречия и различия в описании событий в различных статьях возникли из-за того, что их участники не оставили целостного описания боя.

Колобанов: Что помнит танкист о бое? Перекрестье прицела. Туг напряжение таково, что время сжимается, на посторонние мысли нет ни секунды. Помню, как мои ребята кричали: «Ура!», «Горит!..» А восстановить какие-то подробности этого боя не могу [3].

Кроме того, каждый из авторов, который встречался с танкистами, внес дополнительные искажения, описывая происшедшее в соответствии со своим представлением о бое. В попытке восстановить цепь событий я решил опираться на свидетельства Н.С. Семенова, приведенные в его повести «Юшут зовет» [1]. Не принимая непосредственного участия в бое, он имел возможность сразу опросить участников событий и в то же время был в курсе общей ситуации, складывающейся на данном участке. Также я использовал свидетельства непосредственных участников, изложенные в статьях встречавшихся с ними журналистов, и выдержки из статьи бригадного комиссара Кирилла Панкратьевича Кулика — заместителя по политической части командира 1-й танковой дивизии, приведенные в работе Благочиннова [2]. Ниже я привожу наиболее вероятное течение боя, не претендуя на абсолютную точность во всех деталях.

На башне танка ИС-2, установленного на постаменте на месте боя, выведен номер 864. Но вполне возможно, что участники событий, рассказывая о своем танке, имели в виду заводской порядковый номер КВ-1 (4864). Дело в том, что члены экипажа участвовали в его сборке, и цифра могла отложиться в их памяти.

Согласно этой карте, именно 6-я танковая дивизия 19 августа 1941 г. продвигалась в северо-восточном направлении в обход Красногвардейска (из книги Horst Scheibert. Die 6.Panzer-Division 1937–1945).

Тяжелый танк КВ-1 с дополнительной броневой защитой, выпущенный в августе 1941 г.

Колобанов: Наши машины были изготовлены на Кировском заводе. Здесь же, в ОУТБ (отдельном учебном танковом батальоне), формировались экипажи. Каждый из них принимал участие вместе с рабочими в сборке своей машины. Дистанция обкатки была от Кировского завода до Средней Рогатки. Дальше машины уходили на фронт. Все мы прошли этим путем [3].

За 1940–1941 гг. Ленинградский Кировский завод выпустил 1128 танков КВ-1 и КВ-2 [11]. Выпуск танков КВ-1 в Ленинграде прекратился в октябре 1941 г. вследствие эвакуации завода. Колобанов прибыл в 1-й батальон 1-го полка 1-й танковой дивизии только 18 августа, накануне своего знаменитого боя.

В тяжелых боях под Молосковицами мы потеряли много боевых машин, и потому нас 18 августа отвели на укомплектование в район Тайцов… К вечеру для пополнения наших батальонов стали прибывать из Ленинграда танки с экипажами. На второй день батальоны были укомплектованы так: первый, капитана Шпиллера — 20 КВ; второй, капитана Антонова — 22 Т-26; третий, старшего лейтенанта Чистякова — 17 легкими танками разных марок [АМО, ф. 1355. оп. 342639, д. 1, л. 17.] [1].

З. Г. Колобанов, бывший командир танка № 864: 18 августа меня вызвали к командиру полка. По данным военной разведки, ожидалось наступление крупной танковой группы противника. В первые месяцы войны гитлеровцы применяли танковые рейды вглубь нашей обороны и часто добивались успеха. Потому, что в мое распоряжение поступило пять танков — а КВ были на вес золота — можно было судить о серьезности предстоящего сражения. Командир полка отдал приказ: стоять насмерть.

Карта района боя.

Экипажи танков создавались вновь. Людям некогда было и познакомиться как следует. Я собрал командиров танков, разъяснил обстановку, приказал взять на борт по два комплекта боеприпасов. Две трети снарядов — бронебойные [2].

Два танка уходили на лужскую дорогу, два — на кингисеппскую, танк Колобанова — на приморскую.

Колобанов: Когда я вернулся в роту, там заканчивали погрузку снарядов. Брали по приказу главным образом бронебойные. Два боекомплекта. Это значило, что придется иметь дело с танками противника… [3].

Очень важно правильно определить позицию танка Колобанова.

Свой танк КВ № 864 командир поставил в трехстах метрах от перекрестка дорог. Слева, на другой стороне дороги, расположен населенный пункт Войсковицы. Прямо от танка дорога проходила с подъемом. Местность хорошо просматривалась на расстоянии до полутора километров. По обочинам дороги справа и слева пролегали непроходимые для танков и колесных машин заболоченные луга. Дорога насыпная, шириной 7–9 метров, с крутыми откосами, по сторонам обсажена молодыми березками [1].

З.Г. Колобанов: Спадал полуденный зной, пахло спелым хлебом. Я шел по дороге. Танк за мной — на малых оборотах. Мы не спешили: необходимо было выбрать удобную позицию.

Сориентировались по карте. До Красногвардейска — не более 8 километров. Показалась развилка дорог. Никифоров, наш механик-водитель, облюбовал холм, поросший ольхой, и предложил окопаться там. Я согласился. Деревья хорошо маскировали танк, а шоссейная дорога напротив пролегала по узкому дефиле. По обеим ее сторонам — торфяные болота [2].

И вот с Зиновием Григорьевичем Колобановым и Андреем Михайловичем Усовым мы идем по проселочной дороге за Войсковицами. За спиной — перекресток. Дорога пересекается с шоссе…

Перекресток тут был и сорок с лишним лет назад. Только асфальта не было. И та дорога, по которой мы шагаем, вероятно, являлась главной, потому что именно по ней шла колонна фашистских танков. А теперь эту накатанную полосочку шоссе можно и не заметить…

Многое поменялось тут, под Войсковицами. Сама почва стала суше. Раньше по обеим сторонам дороги тянулись обширные болотины. Высота слева, на которой стоял танк, заросла густым лесом…

Но многое сохранилось. У самой дороги по-прежнему растут, шумят раскидистыми кронами две березы, которые служили танкистам «ориентиром № 1»…

Выбрали ту самую высоту за Войсковицами. Дорога шла мимо нас под небольшим углом, отлично просматривалась. Начали оборудовать позицию для засады. А вырыть капонир для «КВ» — это, прямо скажу, тяжкий труд. Да еще грунт попался крепкий. Но оборудовали и основную позицию, и запасную. Поставили танк, все тщательно замаскировали [3].

А. М. Усов: Капонир рыли дружно. Только, помнится, больше всех досталось… заряжающему. Такой был человек, брал на себя самую трудную работу. К вечеру глиняное укрытие было готово. Стемнело. Успели еще раз протереть снаряды. Есть не хотелось. Расположились на ночлег [2].

Первое, что сделал комбат Иосиф Борисович Шпиллер, когда мы приехали в деревню Сеппелево, которая в настоящее время слилась с железнодорожной станцией и поселком Войсковицы, показал точное место, где стояла его командирская машина, откуда он руководил боем.

— Когда здесь появились немецкие танки, — сказал комбат, — мне хорошо все было видно в перископ, и вышли на развилку дорог, я по рации дал команду:

«Колобанов! Открывай огонь!»

На открытии памятного знака 22 августа 1981 г. Андрей Михайлович Усов сказал: «… Наш экипаж получил приказ — встать в засаду здесь, на развилке дорог…» [4].

Таким образом, позиция танка находилась на высоте с глинистым грунтом, на расстоянии около 150 м от развилки дорог, около которой росли две березы, получившие название «Ориентир № 1», и примерно в 300 м от перекрестка, обозначенного «Ориентир № 2». Длина просматриваемого участка дороги около 1000 м, 22 танка легко размещаются на нем при походной дистанции между танками 40 м. Выбор места для капонира объясняется следующим. Противник мог выйти на дорогу на Мариенбург либо по дороге от Войсковиц, либо по дороге от Сяськелево. В первом случае пришлось бы стрелять в лоб. Поэтому капонир был вырыт прямо напротив перекрестка с таким расчетом, чтобы курсовой угол был минимальным. При этом пришлось смириться с тем, что расстояние до развилки сократилось до минимума.

Вдруг зазуммерила рация. Радист Кисельков заговорил: «Молния», «Молния»! Я — «Ракета». Прием! Командир роты вступил в связь с младшим лейтенантом Дегтярем, который радировал, что по дороге Луга — Гзтчина движутся восемь танков противника. Минуты через три после приема радиограммы послышались артиллерийские залпы и пулеметные очереди. Это находящиеся в засаде два наших танка вступили в бой с танками противника на Лужском шоссе [1].

19 августа после полудня на лужской дороге послышалась стрельба. Это экипажи Дегтяря и Евдокименко встретили фашистские танки [5].

Подпустив противника поближе, они подожгли три машины. Две из них — на счету Евдокименко. Но вот снарядом повреждена пушка и рация его танка.

— Сбегайте к младшему лейтенанту Дегтярю! Передайте, чтобы он прикрывал нас огнем! — приказал Евдокименко командиру орудия Куцевичу. — На всякий случай прихватите гранаты, — предупредил лейтенант, а сам приступил к устранению неисправности пушки.

Сержант Куцевич, вооружившись гранатами, засунул за пазуху револьвер и, пригнувшись, побежал.

Младший лейтенант Дегтярь, получив приказание, стал прикрывать огнем своего танка взводного. Тем временем Евдокименко устранил неисправность пушки и открыл огонь по захватчикам. В этой схватке экипаж уничтожил четыре танка. Враг, не выдержав огня наших, был вынужден откатиться назад [1].

Колобанов с волнением ждал доклада Дегтяря о результатах боя.

Он продолжался недолго. Сначала утихли пушки, потом замолкли пулеметы, и послышались позывные в наушниках: «Ракета»! «Ракета»! Я — «Молния». Примите радиограмму: «Атака противника отбита, уничтожено пять танков и три бронетранспортера противника, остальные отступили. С нашей стороны потерь нет, за исключением незначительного повреждения» [1].

Полдень. Опять висит «костыль» и контролирует дороги [1].

Эскадрильи «костылей» (разведывательных самолетов Hsl26) придавались танковым дивизиям. Для прямой радиосвязи с ними во время полета штаб танковой дивизии имел командирский танк Sd.Kfz.268 на базе Pz.Kpfw.llI с УКВ радиостанцией Fu7 с дальностью телеграфной связи 80 км. Поэтому результаты авиаразведки сразу доводились до командиров танковых батальонов по дивизионной радиосети (КВ радиостанции Fu8 с дальность телеграфной связи 40 км на ходу и 70 км на стоянке устанавливались на командирских танках с рамочной антенной Sd.Kfz.267 на базе Pz.Kpfw.III или Pz.Kpfw.35(t)).

Солнце уже пригрело, стало душно, понизилась слышимость.

— Роденков! Выйди через запасной люк и послушай, что делается около танка, а то ничего не слышно, — приказал Колобанов заряжающему. Около двух часов дня Роденков доложил, что слышен шум мотоциклетных моторов.

— Немедленно в машину! — приказал командир.

Только успел заряжающий занять свое место в танке, как из-за поворота выскочили мотоциклисты, непрерывно строча из пулеметов по обочинам дороги и кустарникам. Потом, не доезжая метров пятьдесят до поворота, остановились и стали посылать очереди в окна домов совхозной усадьбы. Было хорошо видно, как сыпались разбитые оконные стекла.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите опорожнить магазин, отвести душу, — проговорил радист Кисельков.

— Ни в коем случае, это разведка, позади должна двигаться колонна! — строго проговорил комроты.

Прострочив минут пять по окнам домов, один из фашистов, сидевший на мотоцикле со штыревой антенной, поднял вверх руку, и мотоциклы на больших скоростях прошли вперед в нашу сторону [1].

— Товарищ командир, за лесом вижу пыль! — доложил механик-водитель.

Стало ясно: движется какая-то колонна. А через несколько минут услышали и рычание моторов [1].

Тем временем вражеская колонна в походном порядке продолжала двигаться. Впереди колонны шла полосатая легковая машина, сопровождаемая небольшой группой мотоциклистов, за ней длинной лентой тянулись танки. Вот головной вышел из-за поворота [1].

Схема расположения капонира КВ.

Командирский танк Sd.Kfz.267 с рамочной антенной на базе Pz.Kpfw.35(t) из состава взвода связи штаба танкового полка

За 1,5–2 мин, пока головной танк преодолевал расстояние до перекрестка, Колобанов убедился, что в колонне нет тяжелых танков, окончательно составил план боя и решил пропустить всю колонну до развилки (Ориентир № 1). В этом случае все танки успевали пройти поворот в начале насыпной дороги и оказаться в пределах досягаемости его пушки.

Включив ТПУ (танковое переговорное устройство), комроты распорядился:

— Командиру орудия навести орудие на головной танк, держать его постоянно на прицеле и быть готовым к открытию огня. Радисту следить за мотоциклистами. Огонь открыть после выстрела из орудия, в тот момент, когда немцы будут выпрыгивать из танков. Механику-водителю быть готовым к заводке мотора и следить за люком запасного выхода. Заряжающему — пушку заряжать в пределах пяти-шести секунд. Без команды огня не открывать, мотор не заводить.

Вот уже головной танк подходит к перекрестку. Все ждали команды открыть огонь. «Рано, рано», — впившись в перископ, повторял ротный. Теперь головной танк в десяти метрах от перекрестка [1].

В шлемофоне у командира послышался голос комбата И. Б. Шпиллера:

— Колобанов, почему немцев пропускаешь?!

Между тем первый фашистский танк уже приближался к березкам, и Колобанов скомандовал:

— Ориентир первый, по головному, прямой выстрел под крест, бронебойным — огонь![3].

И когда первая машина приблизилась к перекрестку, подал команду: «Ориентир первый, по головному, прямой выстрел под крест, бронебойным, огонь!» [5].

Таким образом, два источника подтверждают, что головной танк подошел к ориентиру № 1..

З.Г. Колобанов: Застрекотали пулеметы. Г/лко раскатисто ударила пушка. Снаряд разворотил броню. Дым. Пламя. Танк пошел боком, накренился, затем подался еще вперед и левой гусеницей уперся в березу. Она наклонилась, сдерживая напор.

А. П. Усов: Сделал второй, третий выстрелы [2].

Второй танк остановился. Третий с развороченной башней застрял между ними и тоже загорелся.

Радист, уничтожая уцелевших фашистов, опорожнил уже несколько магазинов.

Три подбитых головных танка окончательно закрыли дорогу вперед. Вся колонна остановилась. «Пора ударить по хвосту колонны и захлопнуть выход», — подумал Колобанов [1].

Замыкающий танк в этот момент мог находиться примерно на расстоянии 800 м, превышающем дистанцию прямого выстрела.

А. П. Усов: Напряжение росло. Кисельков едва успевал заряжать. Командир приказал перенести огонь на хвост колонны. Выпустили снарядов семь [2].

Один танк вспыхнул сразу. Второй, не успев развернуться, остановился с сорванной башней. Они загородили дорогу с тыла [1].

Фашисты оказались взаперти. По обе стороны дороги болотистый луг. Маневрировать нельзя [5].

К. Кулик: Задний танк тоже загорелся и закрыл дорогу. Колонна сжималась как пружина. Трудно описать, что произошло потом. Фашисты даже не поняли сразу, откуда их бьют. Машины натыкались друг на друга, лезли в кюветы, сцеплялись гусеницами. Некоторые выбирались из кюветов, но, попав в болото, безнадежно застревали там. Экипажи бросали танки.

З.Г. Колобанов: Фашисты ошалели и стали обстреливать копны сена. Дым стеной стлался по дороге. Горевшие танки начали рваться от собственных снарядов. Страшное зрелище [2].

Огонь перенести в середину! — последовала команда [1].

Подбив танки в середине колонны, на перекрестке (ориентир № 2), Колобанов не только заблокировал дорогу с обоих концов, но и лишил немцев возможности съехать на дорогу, ведущую на Войсковицы.

Командир орудия Андрей Усов один за другим посылал снаряды точно в цель. Теперь он начал бить по тем танкам, которые стреляли по нашему.

— Андрей! Не жалей снарядов! Подкинь добавку каждому из них для верности! — теперь уже веселым тоном командовал ротный.

Во вражеской колонне возникла страшная паника. Одни танки, пытаясь скрыться от губительного огня, лезли под откос и там вязли по башни в болоте. Потом они были сожжены. Другие, пытаясь развернуться, натыкались друг на друга, сбивая гусеницы и катки. Перепуганные экипажи, выскакивая из горящих машин, в страхе метались между ними. Большинство из них попадали под пулеметный огонь [1].

К. Кулик: Артиллерист Усов все бил и бил. Четко, метко… Каждый снаряд — точно по цели, в самое черное сердце врага. За первые 30 минут боя он подбил и зажег 22 немецких танка [2).

Из двойного боекомплекта (222 выстрела) было израсходовано 98 бронебойных выстрелов. У экипажа еще должно было оставаться 50 бронебойных и 74 осколочно-фугасных выстрелов.

После того, как запылала последняя машина, доложили по рации комбату об уничтожении танковой колонны противника.

Минут через двадцать к месту боя на танке подъехали комдив Баранов, командир полка Погодин, комбат Шпиллер и корреспондент газеты «Известия» Павел Майский с кинокамерой.

Прибежал Колобанов. Он начал было докладывать, но генерал остановил его.

— Благодарю, товарищ Колобанов, ваш экипаж за мужество и решительные действия. Уничтожили двадцать два гитлеровских танка, — крепко пожал ему руку генерал. — Товарищ Шпиллер, весь экипаж — к награде.

Корреспондент сначала заснял экипаж танка, потом — догорающие машины гитлеровцев [1].

Это были легкие и средние танки [5].

Как мы видим, в уничтоженной танковой роте не имелось танков огневой поддержки Pz.Kpw.IV. Кроме того, ни один участник боя или видевший подбитые средние танки с близкого расстояния не называл их Т-3. Начальная скорость бронебойного снаряда БР-350А при выстреле из Ф-32 с длиной ствола в 30 калибров составляет только 612 м/с, такую скорость этот же снаряд имеет на расстоянии 500 м от среза ствола при выстреле из пушки ЗИС-5 с длиной ствола 40 калибров. Половина колонны была расстреляна с расстояния от 400 до 800 м. При этом скорость снарядов соответствовала скоростям снарядов, выпущенных из ЗИС-5 с расстояния 900-1300 м. На такой дистанции состоявшие на вооружении 6-й т. д. легкие танки Pz.Kpfw.35(t) с их 25-мм лобовой броней могли быть выведены из строя при попадании снаряда БР-350А, а вот Pz.Kpw.III, которые были на вооружении 1-й т. д., имели лобовую броню 50–60 мм, неуязвимую на этом расстоянии.

— А теперь занять запасные позиции: противник после такой катастрофы непременно попытается уничтожить вашу засаду, — сказал комдив [1].

Что еще интересно: Шпиллер утверждает, что знаменитый снимок экипажа Колобанова был сделан не утром, а сразу после боя. Вглядитесь в лица танкистов — на них еще нет царапин, повреждений и крови. Судя по тому, что им приказано занять второй капонир, башню еще не заклинило, прицел и перископ целы. Но 3,7-см полуавтоматическая пушка Pz.Kpfw.35(t) имела скорострельность до 15 выстр./мин и могла расстрелять свой боекомплект (72 выстрела) за 5 мин. Скорострельность автоматической 2,0-см пушки легкого танка Pz.Kpfw.II еще выше. Оставшиеся (после уничтожения пяти танков) 17 танков могли успеть выпустить по КВ несколько сот снарядов. При такой плотности огня с близкого расстояния они могли повредить ствол пушки, приборы наблюдения, заклинить башню. Да и 25-мм броня экранов должна была превратиться в решето и частично рассыпаться. Похоже, Кулик прав в том, что у немцев возникла паника, и многие экипажи просто бросили свои машины после того, как застряли в болотистой почве, съехав с дороги. Обратите внимание на следующие фразы:

Теперь он (Усов) начал бить по тем танкам, которые стреляли по нашему.

Подкинь добавку каждому из них для верности! — теперь уже веселым тоном командовал ротный.

Итак, танк занимает по приказу комдива второй капонир и ждет повторной атаки.

Так и вышло. Только успел занять танк новую позицию, как с противоположной стороны на проселочной дороге показалась другая колонна немецких танков. Сосредоточившись за деревьями, фашисты нащупали нашу засаду, но огня пока не открывали. Они знали, что пушки танков бессильны против нашего танка и решили уничтожить его огнем противотанковых орудий [1].

Они еще оставались на позиции. Потом начали бой с фашистскими танками, которые повернули сюда, получив удар на Лужской дороге [3].

Группа танков начала обстрел КВ Колобанова. Скорее всего, теперь огонь по нему с дистанции более 1 км ведут танки огневой поддержки Pz.Kpw.IV. Снаряды, выпущенные из их 75-мм орудий с длиной ствола в 24 калибра, не могут пробить 75-мм броню КВ (при этом лобовой лист корпуса дополнительно защищен накладной броней толщиной 25 мм, а передняя и боковые стороны башни — 25-мм экранами, привинченными к бонкам, которые, в свою очередь, были приварены к основной броне башни). Но попадание этих тяжелых снарядов вызывает выбивание из тыльной поверхности брони мельчайших осколков, способных поранить незащищенные комбинезоном и шлемом части тела. Экипаж спасало то, что при изготовлении КВ применялась катаная броня средней твердости, чья относительно высокая вязкость ослабляла этот эффект. Основное назначение сконцентрированного огня немецких танков — поразить приборы наблюдения, отвлечь внимание на себя и не позволить вести прицельный огонь по танкам и мотопехоте, которые в это время прорывались в район учхоза и далее в Черново. Кроме того, им требовалось вынудить КВ-1 покинуть позицию, чтобы начать эвакуацию подбитых танков.

Колобанов вел огонь по пехоте и танкам несколько часов. Но на этом расстоянии его пушка тоже не позволяла вывести из строя Pz.Kpw.rV, и он не заявил ни об одном уничтоженном на этом этапе боя танке. Затем немцы пытались выкатить на развилку две пушки, чтобы уничтожить КВ, поразив его в бортовую проекцию (перед войной 6-я танковая дивизия, по словам Рауса, получила пятнадцать 50-мм противотанковых пушек (по другим данным -18), что позволило в каждой роте дивизиона ПТО иметь два трехорудийных взвода этих пушек, способных на короткой дистанции пробить вертикальную броню КВ толщиной 75 мм подкалиберными снарядами). К этому моменту у КВ уже заклинило башню и Колобанову пришлось дать команду выехать из капонира и развернуть танк, чтобы иметь возможность навести пушку на немецкие орудия. К этому моменту снаряды уже заканчивались.

Экипаж КВ-1 старшего лейтенанта 3. Колобанова (в центре) у своего танка. 19 августа 1941 г.

К. Кулик: Но уцелевшие от разгрома танки, отыскав наконец цель, открыли беспорядочный, носильный огонь. Загудело, загрохотало кругом. Звонко, как по гигантской наковальне, бьют вражеские снаряды по броне танка. Землей закидало щели триплексов [2].

Танковая пушка накалилась так, что нельзя было дотронуться до нее. Лица танкистов залило потом и кровью. Накопившийся от интенсивной стрельбы пороховой газ душил всех. Вентилятор давно вышел из строя. Из-за сильного огня не было возможности открыть люк, чтобы проветрить танк. Мучила жажда. Две фляги были давно израсходованы. Но экипаж чувствовал себя бодро и уверенно [1].

А. М. Усов: Пушка так раскалилась, что отстала краска. В танке было сизо от дыма, стало трудно дышать. Вражеские снаряды хоть и не пробивали броню, но производили такой жуткий грохот, что казалось, будто по голове бьют кувалдой. Окалина брони, образовавшаяся от ударов снарядов, впивалась в лицо, в руки. Очередным снарядом заклинило башню. Командир приказал покинуть укрытие, чтобы маневрировать корпусом. Никифоров взялся за рычаги, и танк выполз наверх. Стало видно, как фашисты на перекрестке устанавливают две противотанковые пушки. Я навел орудие, снаряд попал прямо под колеса первой. Вторая успела выстрелить и сбила командирский перископ. Уничтожил и ее. Снаряды были на исходе [2].

Иосиф Борисович Шпиллер: Колобанов вскоре сообщил, что разбиты приборы наблюдения и прицел, заклинена башня танка. Я приказал Колобанову немедленно выходить из боя. В неравное сражение вступали другие экипажи, и они довели тот бой до конца… [4].

З.Г. Колобанов: Я доложил результаты боя командованию. В ответной радиограмме командир группы поздравил нас с успехом и приказал отходить. На пути к совхозу уже находились танки лейтенантов Евдокименко, Ласточкина, Сергеева [2].

Экипаж Колобанова выполнил задачу второй фазы боя. Немецкие танки огневой поддержки Pz.Kpfw.IV оказались связанными боем и не поддержали продвижение второй роты танков в глубь советской обороны, где она была уничтожена группой КВ, которую возглавил Шпиллер.

Отход Колобанова сопровождался интересным эпизодом:

Когда собирались выползать из капонира, неожиданно кто-то постучал в башню. «Никак, окружили немцы», — подумали все и начали набивать карманы гранатами, вытащили пистолеты. Но потом через смотровую щель увидели, что перед танком стоит с перевязанной головой сержант- артиллерист. Он доложил о том, что в пятидесяти метрах лежат раненые, что они из Кингисеппской группировки и давно пробираются из окружения.

— Надо помочь раненым! — решил Колобанов. Возможности подъехать к ним не было — не позволяла местность. Под пулеметным огнем Кисельков, Роденков и Усов ползком с большим трудом перетащили одиннадцать раненых к танку и, перевязав их, как могли, погрузили на броню. При этом четверо были ранены вторично.

Казалось, сделано все, осталось лишь выбраться на шоссе и тронуться в путь. Но на перекрестке, словно из-под земли вырос немецкий легкий танк и начал бить по башне.

— Стукни дьявола, переломи хребет, иначе добьет он наших раненых! — со злостью приказал комроты механику-водителю. — Пусть молятся своему косому фюреру, что мы остались без снаряда.

— Товарищ старший лейтенант! В запасе один осколочный снаряд, — пробормотал Роденков и вогнал его в канал ствола.

— Какого лешего молчал раньше? — выругался Усов и произвел выстрел. От точного попадания вражеский танк с развороченной пушкой съехал задом в кювет.

— Кажется, я его затолкаю поглубже, — сказал механик-водитель Никифоров, выползая на дорогу.

Однако фашист чудом вырвался на дорогу и помчался в нашу сторону. Ехать обратно мешали свои же разбитые танки. Пока наш танк выбрался на дорогу, немец круто развернулся и ушел на несколько десятков метров вперед.

— Коля, догнать и смять мерзавца! — приказал комроты механику-водителю.

— И так я жму на всю железку! — как бы с обидой ответил Никифоров.

— Эх, гадюки, ускользают! Неужели снарядов нет?

— Остались только гранаты! — ответил Роденков. — Но гранату не докинуть, бесполезно.

Колобанов за всю свою жизнь так не ругался, как теперь. Несколько раз повторял: «Ох, как я зол…» Пострелял из пистолета, но это лишь для самоуспокоения.

Немецкая пехота под прикрытием танка Pz.Kpfw.35(t).

Оторвавшись от КВ метров на пятьдесят, легкий танк резко развернулся вправо и скрылся в кустах.

— Улизнул, мерзавец! — со злобой бросил Колобанов. Мчаться по полю за ним было нельзя: на борту стонали раненые, которые при поворотах могли свалиться с танка.

КВ направился в тыл батальона. Вскоре на дороге показалась санитарная машина. Остановив ее, передали раненых для эвакуации в госпиталь. Возвратившийся с поля боя танк был весь залит кровью, покрыт черной копотью, корпус имел 147 снарядных попаданий и вмятин. Боеприпасы израсходованы полностью [1].

Как мы видим, КВ-1 в этом бою не имел пехотного прикрытия и только вывез случайно встреченную группу раненых солдат.

На сегодня бой для экипажа Колобанова кончился. Оставшиеся четыре танка под непосредственным командованием Шпиллера продолжали громить вражескую танковую колонну, продвигавшуюся по Лужскому шоссе, северо-восточнее совхоза «Войсковицы» в районе Вопшы-Черниц [1].

Похоже, здесь Семенов ошибся, описывая два боевых эпизода как один. Бой в районе Вопши-Черниц (юго-восточнее Войсковиц) состоялся в районе 12 ч. Северо-восточнее совхоза Войсковицы находится Черново. Видимо, Шпиллер оставил Ласточкина в засаде на Кингисеппской дороге, Дегтяря — на Лужской, и повел танки Евдокименко и Сергеева (примерно в 17–18 ч) для уничтожения группы танков и мотопехоты, прорвавшейся в Новый Учхоз и Черново.

Евдокименко снова вступил в бой, помогая нашей пехоте выбить противника из Бол. Черниц. Его танк ворвался в деревню. Механик-водитель Сидиков стал давить гусеницами растерявшихся гитлеровцев, но затаившееся в саду вражеское орудие подбило танк. Сидиков стал выводить машину из боя. Впереди, преграждая дорогу, выполз из-за угла вражеский танк. Старшина ждал: вот раздастся команда лейтенанта: «Бронебойным заряжай!» — и танк будет поражен. Но лейтенант молчал, он был убит. Стонали тяжело раненные Сагдиев и радист Сливков. Без сознания был командир орудия Куцевич. Пока Сидиков разворачивал свой подбитый танк, враг всадил в него еще одну болванку. И на этот раз механик-водитель остался невредимым. Он знал, что фашисты не уймутся, пока не спалят машину, и решил попытаться уничтожить каким-либо путем вражеский танк. Сначала он скрылся за дом. Потом, набрав скорость, всей тяжестью вдавил ведущее колесо фашистского танка в корпус. Теперь Сидиков, отходя назад метров на десять — двенадцать, со всей яростью еще и еще ударял вражескую машину, повторяя каждый раз: «Это за лейтенанта, это за артиллериста…» Один из раненых процедил сквозь зубы: «Да ты потише». Сидиков в порыве гнева не слышал этого. Когда нанес удар и за себя, то из немецкого танка вывалился мотор.

«Наконец-то, кажется, сделал все, что только мог», — подумал старшина, вытерев рукавом куртки лоб, резко развернул танк и повел его в тыл. С наступлением темноты он возвратился в расположение батальона. Танкисты с любопытством рассматривали пробоины и вмятины на броне его машины. Разыскав командира роты, Сидиков доложил о выполнении боевого задания. Раненых отправили в госпиталь. Лейтенанта похоронили на опушке леса. На столбике с красной звездой и танковой эмблемой, установленном на его могиле, сделали надпись: «Здесь похоронен павший смертью храбрых лейтенант Евдокименко Максим Иванович. Он сражался за Родину честно, самоотверженно, до последнего дыхания».

Танк лейтенанта Василия Ласточкина, тщательно замаскированный, также стоял в засаде. «Гитлеровцы пытались продвинуться по всем дорогам. И всюду получили по заслугам. Теперь они должны сунуться и на эту дорогу», — размышлял Ласточкин. Он не ошибся. Четыре фашистских танка, вырвавшиеся из разгромленной колонны, на полном ходу стали приближаться к засаде, но не спереди, а с тыла.

Ласточкин моментально развернул башню, открыл по ним огонь из пушки. Командир орудия Сливоев со второго же выстрела зажег головной танк и еще двумя выстрелами остановил движение следующего. Остальные два начали бить по нашему. Как назло, вышел из строя прицел, и выстрелы стали неточными. Немцы, ведя яростный огонь, приближались все ближе.

— Давить гадов! — скомандовал Ласточкин механику-водителю Ивану Иовлеву, который только этого и ждал. Включив задний ход, он вывел машину из капонира и, развернув ее, бросил навстречу врагу. Расстояние быстро сокращалось. Противник, пытаясь избежать столкновения, хотел увернуться в левую сторону, надеясь, что советский танк проскочит мимо него. Но Иовлев заметил вражеский маневр и в последние секунды успел выжать левый фрикцион. Машина круто свернула влево… Послышался сильный металлический треск. Танк Ласточкина всем своим телом ударил по танку с крестом, и тот, как мяч, отлетел в сторону. Удар был настолько сильным, что весь экипаж вражеского танка был уничтожен. Второй фашистский танк пытался повернуть назад, но во время разворота получил страшный удар в моторную часть и тоже был выведен из строя. Вдобавок Сливоев выстрелами в упор поджег бесформенные груды обломков. Схватка продолжалась всего несколько минут.

Выполнив боевой приказ, без потерь, за исключением легко раненного Ласточкина, экипаж танка возвратился из засады в расположение батальона [1].

Общий результат боя 19 августа 1941 г.:

Танковая рота старшего лейтенанта Зиновия Григорьевича Колобанова уничтожила сорок три немецких танка. Из них на счету экипажей: Колобанова — двадцать два, Сергеева — восемь, Евдокименко — пять, Ласточкина и Дегтяря — по четыре танка. Кроме того, лично командир батальона Шпиллер сжег два танка. В этот же день ротой уничтожено: одна легковая машина, артиллерийская батарея, до двух рот пехоты и взят в плен один мотоциклист противника (Архив МО, ф. 1355, оп. 342639, д. 1, л. 72.) [\\.

— На второй день после боя — 20 августа, — продолжал комбат — на место сражения прибыл командир танковой дивизии Баранов, командир полка Погодин, командир второй дивизии народного ополчения полковник Трубачев и другие военачальники. Корреспондент «Известий» заснял сгоревшие фашистские танки кинокамерой… [4].

Трофейный танк Pz.Kpfw.35(t) в Кубинке (фото предоставил М. Павлов).

Таким образом, похоже, что место боя снимали два раза — 19 и 20 августа. Возможно, 19 августа журналист провел только фотосъемку, а 20-го приехал сделать панорамную съемку кинокамерой. Но за ночь немцы должны были эвакуировать всю подбитую технику как с дороги, так и с территории учхоза, находящихся на ничейной земле.

Посмотрим, были ли зафиксированы 19 августа крупные потери в немецких документах.

На 22 июня 1941 г. 6-я танковая имела в своем составе Pz.I — 11 ед., Pz.II — 47ед. Рг.351–155 ед, Pz.IV — 30 ед., Pz.Bef. — 13 ед.[8].

Командирские танки Pz.Bef. — пять Pz.Bef.Wg(t) (Sd.Kfz.267 на базе Pz.Kpfw.35(f)) и восемь Pz.Bef.Wg (Sd.Kfz.267 и Sd.Kfz.268 на базе Pz.Kpfw.III). В составе 155Pz.Kpfw.35(t) были также шесть танков командиров рот Sd.Kfz.266 на базе Pz.Kpfw.35(t). Причем, в отличие от командирских танков на базе Pz.Kpfw.III, имевших только муляж орудия, командирские танки на базе Pz.Kpfw.35(t) вследствие установки дополнительной рации не имели курсового пулемета, но сохранили настоящую пушку. Поэтому танки командиров рот иногда включали в отчетах в общее число линейных танков, а иногда — командирских.

По штату, две немецкие танковые роты, которые уничтожила рота Колобанова, состояли из 17 Pz.Kpfw.35(t), из которых один мог быть оборудован как командирский (для командира роты), а также пяти Pz.Kpfw.1 и Pz.Kpfw.II.

Высокая комплектация рот (22 танка — штатная численность роты) объясняется тем, что весной 1941 г. было принято решение о снятии Pz.Kpfw.35(t) с вооружения танковых частей. Подготовку танкистов на этих танках прекратили, и дивизия получила сверх установленного штата все Pz.Kpfw.35(t) резервного батальона (Panzer- Ersatz-Abteilung 11) и танковой школы. Кроме того, 24 июля 11-й танковый полк 6-й т. д. был реорганизован (три батальона свели в два). С учетом того, что позднее полк воевал снова в составе трех батальонов, один батальон, видимо, передал свои боеспособные танки двум другим, и позднее был укомплектован танками, поступавшими из ремонта (на 22 июля в ремонте находилось 54 Pz.Kpfw.35(t) из числившихся в списках 134), а также доставленными по железной дороге танками из резервных подразделений полка.

Нас интересуют потери Pz.Kpfw.35(t) за 19 августа. Они должны составлять около 34 штук подбитыми. Считается нормальным, если до 70 % подбитых танков удается отремонтировать. В данном случае этот процент должен быть значительно ниже и число списанных танков должно составлять около 20 единиц, так как сожженная Колобановым техника почти вся подлежала списанию.

На 3 августа дивизия насчитывала линейных Pz.Kpfw.35(t): боеспособных — 118 ед. (включая шесть Sd.Kfz.266), в ремонте — 20 ед, исключено из списков (уничтожены или направлены в заводской ремонт) — 17 ед. Кроме того, дивизия имела пять Pz.Bef.Wg(t) [9]. Правда, существует упоминание о том, что четверть из списанных танков все же удалось восстановить силами роты ремонтных мастерских танкового полка [12].

На 23 августа дивизия насчитывала линейных Pz.Kpfw.35(t): боеспособных — 113 (включая Sd.Kfz.266), в ремонте — 11, исключено из списков — 27 [9]. Как мы видим, четыре линейных танка не попали пи в одну из трех категорий. Логичное объяснение: они в этот момент находились в глубине советской обороны, и их пригодность к восстановлению после теоретически возможной эвакуации еще не была определена.

На 4 сентября дивизия насчитывала линейных Pz.Kpfw.35(t): боеспособных — 108 (включая Sd.Kfz.266), в ремонте — восемь, исключено из списков (уничтожены или направлены в заводской ремонт) — 41 [9]. Всего — 157 (дивизия получила пополнение из арсенала — два танка) [8].

При этом с 20 августа до 9 сентября дивизия не вела активных действий. Потеря 14 танков в период с 23 августа по 4 сентября может быть объяснена только тем, что окончательно списали оставленные в тылу советских войск четыре танка и из 11 танков, числящихся в ремонте на 23 августа, смогли восстановить только один. Иными словами, 41 танк фактически был безвозвратно потерян уже по состоянию на 23 августа. Таким образом, безвозвратные потери Pz.Kpfw.35(t) с 22 июня по 3 августа составили 17 ед., а с 3 по 23 августа — фактически 24 ед, из них 14 танков, формально списанных с 23 августа по 4 сентября, однозначно должны быть отнесены на результаты боя с ротой Колобанова.

Кроме того, если прочитать у Рауса описание наступления с 8 по 19 августа, то мы увидим, что оно велось силами мотопехотных полков и в основном в пешем строю. Я нашел только одно упоминание танковых потерь: в бою у Молосковиц (около 25 км западнее Волосово) 15–16 августа огнем артиллерии были подбиты три танка Pz.Kpfw.35(t) [12]. Поэтому основная часть из десяти списанных за этот период танков также должны приходиться на бой у Войсковиц 19 августа. Следовательно, можно утверждать, что немецкие документы не опровергают заявленное советской стороной число подбитых танков. Возможно, разгрому подвергся 65-й батальон. Во всяком случае, в начале сентября его три роты свели в две смешанного состава (например, 1-я рота теперь имела 18 Pz.351 и три Pz.IV). Впоследствии, при переформировании дивизии в 1942 г., его расформируют, передав по одной роте в 1-й и 2-й батальоны 11-го полка.

Однако в этой истории есть еще интересный момент. Списание в течение 12 дней 10 танков из находящихся в ремонте 11 приводит к мысли, что уже изначально повреждения этих машин не позволяли отнести их к категории пригодных к восстановлению силами дивизионной ремонтной роты. Для чего командованию 6-й танковой дивизии понадобилась эта игра в статистику? Вероятно, не хотелось сообщать руководству шокирующие цифры потерь в течение одного дня. Причины высоких потерь в ходе отдельного боя в то время расследовались специальными комиссиями (как было, например, в случае 45-й пехотной дивизии, штурмовавшей Брестскую крепость). А поведение танкистов роты, уничтоженной Колобановым, когда многие экипажи просто бросили свои танки, поддавшись панике, делало такое расследование крайне нежелательным. Однако у немцев в штабах сидели не дураки: после получения отчета от 4 сентября картина реальных потерь прояснилась и для них. Последствия мы можем найти у Рауса при описании событий 7 сентября. Всего одно предложение: «…В этот день я был назначен временным командиром дивизии». Вольфганг Пауль о смене командира написал не менее скупо, мимоходом: «В дивизии, которой ныне командовал генерал-майор Раус, не строили себе иллюзий» [7].

Вот так, ни причин смены командира, ни трогательных сцен прощания.

Правда, иногда смену командира объясняют «подорванным тяжелыми условиями русской зимы здоровьем». Даже дата смены командира непонятна. F. Lannoy в «Panzertruppen» в послужном списке Рауса приводит дату его официального назначения постоянным командиром 6-й танковой дивизии — 1 апреля 1942 г. Но в разделе, посвященном 6-й танковой дивизии, стоит 26 ноября 1941 г.

Как бы то ни было, Францу Ландграфу, дивизия которого два месяца лидировала в продвижении группы армий «Север», в дальнейшем доверили на небольшой срок командовать только 155-й резервной танковой дивизией (с 1 мая по 1 октября 1942 г.). Поэтому рискую предположить, что смена командира дивизии была вызвана результатами этого боя, а 19 августа стало таким позорным пятном для 6-й танковой дивизии, что во всех мемуарах события этого дня обходятся стороной.

Таким образом, генерал Раус организовывал «…боевую учебу для ознакомления только что прибывших офицеров с особенностями действий на Восточном фронте…» не из-за того, что не уважал противника. Просто он помнил, благодаря каким событиям получил возможность возглавить танковое соединение, и учил своих вновь прибывших подчиненных выполнять все положения боевого Устава, понимая, что противник жестко накажет за любую ошибку.

Немецкие бронетранспортер и танк Pz.Kpfw.35(t), уничтоженные из танковой засады на подступах к Ленинграду.

В статье использованы фото из источников, полное наименование которых приведено в списке литературы, а также из общедоступной сети Интернет.

Литература

1. Семенов Н.С. Юшут зовет. Документальная повесть. — Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство, 1978.

2. Благочинное В. Один против армады. Сб. «На ближних подступах к Ленинграду». — Лениздат, 1986.

3. Лисочкин И.Б. Мир смотрит на равнину… Сб. «Цитадель под Ленинградом». -Лениздат, 1992.

4. Злыгостев В.И. Подвиг под Войсковицами. История одного поиска // Гатчинская правда. — 1984, 18, 19, 21, 27, 28, 29 декабря.

5. Рощин И. И. Танкист Колобанов // Красная звезда. — 2007, 20 июня.

6. Смирнов А. Герой, не ставший героем // Танкомастер. -2003, № 1.

7. Пауль В. В гуще боя. История 6-й танковой дивизии (1-й легкой). 1937–1945.

8. Thomas LJentz. Panzertruppen, Schiffer Publishing Ltd, 1996.

9. Thomas L.Jentz, WernerRegenberg. Beute- Panzerkampfwagen // Panzer Tracts. — 2007, № 19-1.

10. Zaloga S., Kiimear J., Sarson P., KV-1 & 2 Heavy Tanks 1939–1945, Osprey Military, New Vanguard, 1995.

11. Коломиец M.B. История танка KB // Фронтовая иллюстрация. — 2001, №5.

12. Fleischer W. DerPcmzerkampfwagen35(t)// Watfen-Arsenal, Special Band 37, 2003.

«Большой автомобиль водоплавающий»

Евгений Прочко

Фото из архива автора

По-своему красивые машины (поэтому они, как правило, и рациональные) нередко имеют интересную историю. К таким машинам можно смело отнести отечественный «Большой автомобиль водоплавающий (БАВ)», или изделие «485». Началась его история не на пустом месте.

Вторая мировая война показала, какое большое значение при форсировании крупных рек и водоемов с оборонительными сооружениями на них могут иметь плавающие транспортные автомобили, позволяющие с хода (т. е. «с колес»), без специальной инженерной подготовки, временами даже в условиях огневого противодействия противника, быстро переплавлять (со скоростью до 160 м/мин), в том числе и с десантных судов, через водные преграды живую силу, боеприпасы, артиллерию (вплоть до дивизионной, гаубичной и противотанковой), иногда и с тягачами, забирая на обратном пути раненых. Так родился новый вид боевой техники — колесные и гусеничные транспортеры-амфибии. Их стали широко применять в армиях союзников, начиная с 1942 г., в частности, на Тихоокеанском театре военных действий, а позже и в Европе при высадках в Сицилии, в Нормандии, при форсировании рек Сена, Везер, Маас, Майн, Рейн, озер и многочисленных каналов.

С середины 1944 г. плавающие автомобили поступали по ленд-лизу и в Красную Армию. Использование нашими войсками автомобилей-амфибий в Висло-Одерской операции, при форсировании Свири и Даугавы позволило решить сложные боевые задачи при значительно меньших потерях, чем при задействовании обычных переправочных средств. Стало ясно, что и в будущем плавающие автомобили найдут широкое применение в войсках как эффективное и надежное десантно-переправочное средство. Им стали уделять большое внимание во всех армиях.

При подготовке планов послевоенного технического перевооружения Советской Армии (СА) намечалась и разработка водоплавающих десантно-транспортных автомобилей, в первую очередь малых разведывательных и больших грузовых автомобилей (МАВ и БАВ) грузоподъемностью, соответственно, 0,5 и 2,5 т, а также средних автомобилей (САВ) грузоподъемностью 1,5 т. Однако опыт создания таких машин у нас отсутствовал, поэтому без тщательного изучения и разумного копирования зарубежных аналогов трудно было обойтись.

Прежде всего, требовался большой трехосный плавающий автомобиль, способный перебрасывать через водную преграду с надежным входом в воду и выходом на берег десантные стрелковые подразделения в составе до 40 бойцов с вооружением и боеприпасами, военные грузы массой до 3000 кг, 76,2- и 85-мм артсистемы с расчетами и легкими колесными тягачами, зенитные 37-мм орудия и счетверенные зенитные установки, 122-мм гаубицы с расчетами (в перегрузку), несколько 120-мм минометов с расчетами и др.

Такой амфибийный автомобиль был у союзников — американский GMC-DUKW-353 (появился в войсках в июне 1942 г.). У нас его мало кто помнит, поэтому есть смысл рассказать о нем подробнее.

GMC-DUKW-353 был скомпонован фирмой Marmon Herrington на основе агрегатов и шасси массовых 2,5-тонных 3-осных (6x6) армейских автомобилей высокой проходимости (АВП) GMC-ACKWX-353 (1940 г.) и GMC–CCKW-353 (1941 г.). Эта фирма была известна своими удачными переделками распространенных коммерческих автомобилей 4x2 и 6x4 в полноприводные АВП, устанавливая на них часто покупные у других фирм передние ведущие мосты, раздаточные коробки с демультипликаторами, новые элементы подвески, более мощные радиаторы, лебедки и др. В данном случае специалисты Marmon Herrington, выполнив компоновку новой машины, спроектировали коробки отбора мощности (КОМ) с приводом на винт и лебедку (установленные сзади), сам винт с водяным рулем, откачивающие трюмные насосы, теплообменники двигателя с мощной системой вентиляции и другие новые агрегаты.

Водоизмещающий корпус автомобиля и его обводы выполнила морская архитектурная фирма Sparkman and Stephen в Нью-Йорке. Существующую раму с агрегатами шасси поместили в просторный водоизмещающий корпус-лодку понтонного типа, выполненную сварной из листовой стали толщиной 1,9 мм с силовыми раскосами и усилителями, с предельно благоприятными для такого универсального автомобиля гидродинамическими формами, практически не ограничивающими его подвижность па бездорожье (правда, без особых профильных препятствий). В днище корпуса имелись выемки для колес, балок мостов, карданных валов, гребного винта и пр. Грузовой отсек не оснащался откидным задним бортом: погрузка осуществлялась сверху кузова. Шасси было построено по классической схеме 3-осных, ставших стандартными армейских автомобилей: впереди располагался бензиновый 6-цилиндровый рядный верхнеклапанный двигатель GMC-270 мощностью 91,5 л.с. (по стандарту SAE) при 2750 мин^-1, с рабочим объемом 4,416 л.

Система охлаждения была усилена: ввели более мощный радиатор, 5-лопастный вентилятор с обратной (из отделения управления вперед через мотоотсек) подачей охлаждающего воздуха и возвратом после радиатора нагретого воздуха назад по кожухам вдоль бортов в боковые выходы рубки (зимой — под пол платформы для ее обогрева), а также теплообменники для дополнительного охлаждения воды и масла. На машинах с регулируемым давлением воздуха в шинах устанавливался постоянно подключенный к двигателю 2-цилиндровый компрессор (ранее — с отключаемым цепным приводом от вала винта). Сцепление — одподисковое диафрагменное; коробка передач (КП) — 5-ступенчатная с ускоряющей высшей передачей (силовой диапазон — 7,584); 4-вальная раздаточная коробка (РК) — «Шевроле» с 2-ступенчатым демультипликатором (силовой диапазон — 2,27), с тремя (по количеству ведущих мостов) фланцами выходных карданных валов; ведущие мосты с одноступенчатыми гипоидными главными передачами (ГП); шесть соединительных карданных валов; гидропривод тормозов с вакуумным усилителем — все заимствовалось от GMC–CCKW-353.

Американский автомобиль-амфибия GMC-DUKW-353.

Компоновка американского автомобиля-амфибии GMC-DUKW-353 (начиная с 2006-й машины).

Однако в отличие от GMC–CCKW- 353, были применены все односкатные шины увеличенного размера (11,00–18') с крупным рисунком протектора «реверсивный вездеход», с единой колеей. Их преимущества в повышении проходимости уже были общепризнанны. Хотя это по сравнению с обычными задними 2-скатными шинами и увеличивало под ними удельное давление на грунт (что особенно сказывалось на мокрой луговине), зато резко уменьшало сопротивление качению и «бульдозерные» потери. Это обстоятельство было очень важно при выходе амфибии из воды на песчаный, илистый или топкий берег. Односкатная ошиновка уменьшала сопротивление качению на сыром песке до 40 %, на задерненном мокром лугу до 48 %, на снежной целине до 24 %.

Впоследствии, в сентябре 1942 г. (и только после выпуска 2005 машин), была введена централизованная система регулирования на ходу давления воздуха в шинах. Она позволяла снижать давление с нормальных 2,8 кгс/см^2 (при движении по дорогам с твердым покрытием) до 0,7 кгс/см^2 на слабых грунтах (песок, грязь), в частности, при выходе из воды. Из-за деформации (сплющивания) шин увеличивалась площадь контакта протектора с грунтом, что резко снижало и давление па фунт — с 3,2 кгс/см^2 до 0,84 кгс/см^2. Это также заметно повышало проходимость машины. Воздух в шины подавался через шланги в качающихся шарнирных штангах и головки с вращающимися уплотнениями, укрепленные снаружи на ступицах колес. Считалось, что это были первые в мире автомобили с системой регулирования давления воздуха в шинах на ходу. Однако еще до войны эту систему разработали в Германии и применили на малосерийных легковых автомобилях 4x4, в частности, на Mercedes-Benz G-5 (1937 г.) и особенно удачно на Adler V40T (1941 г.).

Американцы же отработали систему регулирования давления воздуха в шинах конструктивно, технологически и довели ее до широкого практического применения. Однако они не поняли, какие преимущества по проходимости на бездорожье дает эта система при большой деформации боковин шин. К тому же, их шины были многослойными, имели сплошную беговую дорожку (жесткую) и недостаточно деформировались при выпуске из них воздуха. Они не выдерживали даже умеренного 5-минутного пробега в спущенном состоянии (разрыв корда, трещины в боковинах). Поэтому союзники чаще всего бросали свои большие амфибии после выхода на берег со слабым грунтом.

Если GMC-DUKW-353 для движения по суше сохранял в целом сложившуюся компоновку и номенклатуру основных агрегатов шасси 6x6, то для перемещения по воде и для привода лебедки между КП и РК была смонтирована оригинальная КОМ. От нее шел односкоростной привод на винт. В этом случае для уменьшения гидродинамических потерь колеса отключались путем установки РК в нейтраль. Винт диаметром 609,6 мм размещался в специально профилированном тоннеле в задней части корпуса и был связан с КОМ тремя продольными карданными валами. Для его вращения использовались три низших передачи в КП, но наибольшую эффективность давало включение 2-й передачи, при которой двигатель развивал 2500 об/мин (мин^-1) и тем самым выходил практически на полную мощность. При включении 3-й передачи максимальная частота вращения двигателя не превышала 1500 мин-1, но расход топлива уменьшался. На этой передаче целесообразно было плыть по течению и без груза. Реверс винта осуществлялся за счет задней передачи в КП. От карданного вала винта постоянно приводились во вращение два трюмных насоса — центробежный и шестеренчатый. Маневрирование машины на воде производилось с помощью водяного руля, установленного сразу за винтом. Он был постоянно связан тросовой передачей с рулевым механизмом и поворачивался в обе стороны синхронно с поворотом передних колес. На воде это помогало уменьшить радиус циркуляции до 6,1 м.

Сзади, в кормовой нише корпуса, устанавливалась лебедка с барабаном, вмещающим 61 м троса диаметром 12,7 мм. Она служила для облегчения погрузки в грузовой отсек артиллерии, транспортных средств, ящиков с боеприпасами и др. Для самовытаскивания лебедка удобно задействовалась только при движении назад, хотя теоретически трос мог протягиваться и вперед через грузовой отсек при отсутствии там техники, через люк в ходовой рубке и направляющую скобу в носу машины. Но это было неудобно, и обычно такой способ не применялся.

Основные параметры амфибии GMC-DUKW-353 (по фирменным данным):

Снаряженная масса, кг 6169

Грузоподъемность, кг:

на суше…. 2500 (точнее 2429)

на воде……….. 3500

Полная масса (с грузом и водителем), кг 8758

Габариты, мм … 9449x2514, 6x2692 (с тентом)

База, мм …….. 4165,6

Колея, мм….. 1616/1622,4

Дорожный просвет под ГП, мм 266,7

Радиус поворота на грунте, м 10,44

Максимальная скорость движения, км/ч:

по дорогам с твердым покрытием……… 80,4

на воде………. 10,13 (без груза — 10,25)

Максимальная сила тяги, кгс:

на грунте……… 4000 (далее глохнет двигатель)

на плаву………. 680

лебедки……….. 4540

Площадь грузовой платформы, м^2 7,86

Испытание амфибии GMC-DUKW- 353, проведенные в СССР в октябре 1944 г., не подтвердили некоторых параметров машины. Максимальная скорость движения по суше составила 65 км/ч (без груза на 5-й передаче — 67,5 км/ч). Максимальная скорость движения на воде — 9,45 км/ч (без груза — 10,25 км/ч); радиус циркуляции на воде — не менее 9 м (никак не 6,1 м). Подъем по грунту крутизной 27° так и не был взят. Масса машины намного превысила фирменные данные: снаряженная — 6500 кг, полная (с грузом и водителем) — 9160 кг).

Производство GMC-DUKW-353 началось в марте 1942 г. на заводах фирм Yellow Track, Coach Manufacturing, а с 1943 г. — и на Pontiac (осуществлялась только сборка). В 1943 г. было выпущено 4508 машин, а всего до конца 1945 г. — 21247 единиц. Боевые потери (на всех фронтах) составили 1137 машин. В СССР по ленд-лизу в 1945 г. было поставлено 284 GMC-DUKW-353 (за 1944 г. данных нет).

По всем признакам отечественный большой 3-осньгй плавающий автомобиль должен был создаваться на Московском автозаводе им. Сталина (ЗиС), который к тому времени (весна 1946 г.) уже построил 3-осный 2,5-тонный грузовик повышенной проходимости ЗИС-151 (выпуск — с конца 1948 г.). Правда, он оказался не самым удачным, но по внешним параметрам, размерам и кинематической схеме шасси был близок к американскому GMC–CCKW-353, составившему основу амфибии GMC-DUKW-353 (в дальнейшем — просто GMC).

Но перегруженный созданием, доводкой и освоением производства новых автомобилей, транспортных средств и боевых машин первого послевоенного поколения (ЗИС-150, ЗИС-151, ЗИС-152, ЗИС-153 и др.) завод отказался от этой интересной, но технически очень сложной и конструкторски трудоемкой работы. Он предложил заняться этим заданием филиалу. Филиал — это еще недостроенный тогда Днепропетровский автозавод (ДАЗ), который предполагался к выпуску также не очень удачных грузовых ЗИС-150 как завод-дублер (в дальнейшем стал самостоятельным предприятием).

Главным конструктором ДАЗа с 1945 г. являлся 42-летний Виталий Андреевич Грачев, до этого увлеченно и с большим успехом занимавшийся проектированием различных АВП на ГАЗе. В частности, в апреле 1942 г. он получил Сталинскую премию за создание легкового автомобиля высокой проходимости ГАЗ-61 и бронеавтомобиля БА-64 (на его базе). Это обстоятельство в дальнейшем сыграло определяющую роль в разработке на ДАЗе большого плавающего автомобиля.

В. А. Грачев всегда тяготел к армейской тематике, поэтому за эту интересную работу, узнав о ее необходимости, он взялся в конце 1948 г. по своей инициативе и с большим энтузиазмом, предварительно специально съездив за поддержкой и финансированием в Москву, в ЦК ВКП (б) и в Инженерный комитет СА. И это несмотря на нехватку на заводе кадров, особенно конструкторов-автомобилистов (всего 56 человек) и высококвалифицированных специалистов для их плодотворной работы в экспериментальном цехе (ЭЦ), на который ляжет основная нагрузка. К тому же завод продолжал строиться. Некоторые необходимые для такой работы цеха и службы еще не сформировались. Одновременно продолжались также инициативные работы над модернизированным ЗИС-150 — ДАЗ-150 «Украинец», над оригинальным полуприцепом к нему «5000» под РЛС «Гром», 3- и 5-тонными автопогрузчиками «4000» и «4001» с гидроприводом подъемника (впервые в стране), над автокраном АК-76.

Тем не менее с конца 1948 г. начали трудиться и над будущей большой амфибией. Для начала тщательно изучили ее однозначный прототип — GMC (на завод пригнали две машины, одну из которых разобрали «до винтика»), его сильные и слабые стороны путем длительных поездок по дорогам и проплывов на Днепре. Одновременно проводили и «обкатку» конструкторов, знакомили их «изнутри» с неизвестной многим машиной, что было очень полезно и дальновидно. В выходные дни летом 1949 г. нередко плавали всем коллективом по Днепру, иногда выходя на сушу на живописных днепровских островах для устройства пикников. Кроме близкого знакомства с новой техникой, это очень сближало как состав отдела Главного Конструктора (ОГК), так и его коллектив с испытателями и производственниками.

На GMC понравились:

— хорошая для подобной машины гидродинамика водоизмещающего корпуса;

— удачно подобранный винт;

— приемистый двигатель;

— умеренная собственная масса;

— легкий руль (пара «винт-шариковая гайка», для нас тогда недостижимая);

— достаточно мягкие рессоры;

— надежные и эффективные передние амортизаторы;

— четкая работа сцепления.

Выявили и недостатки:

— неудобная погрузка снаряжения на грузовую платформу через высокий задний борт и неудобный спуск его на дно корпуса (причем в задней части образовывалась «мертвая зона»);

— нехватка мощности двигателя;

— непрактичные в наших условиях гипоидные ГП;

— малый дорожный просвет под картерами ГП;

— ненадежные вращающие головки подвода воздуха к шинам, торцевые уплотнительные узлы которых имели упругие текстолитовые диафрагмы, плохо работавшие «всухую» и ломавшиеся на морозе с потерей герметичности;

— ненадежные, подверженные поломкам штанги наружного подвода воздуха к шинам (этот недостаток, перешедший и к нам, удалось исправить только через 8 лет);

— малые размеры водяного руля — недостаточная маневренность на воде; излишне жесткие борта шин, слабо деформирующиеся при уменьшении давления в них воздуха до минимума и быстро растрескивающиеся на ходу (явно не годились для длительного движения по грунту);

— большое затруднение с выдачей троса лебедки вперед;

— задиры шестерен одного из откачивающих насосов;

— перегрев двигателя при длительном движении по воде на полном дросселе;

— тяжелое 6-вольтовое электрооборудование; недостаточная производительность компрессора — время накачки всех шин составляло не менее 40 мин;

— постоянный крен на левый борт из-за расположенного там бензобака;

— неудобные при движении по зарослям неподвижные уплотнительные кожухи (с рвущимися резиновыми «гармошками») карданных валов;

— неудачное расположение глушителя (вблизи радиатора).

Все это помогло сформулировать (вместе с военными) окончательное техзадание на большой плавающий 3-осный автомобиль, обязательное для реализации:

— подход по слабым грунтам с уклоном до 20° к водным преградам шириной до 1 км любой глубины с десантными стрелковыми группами до 40 человек с легким вооружением и боеприпасами и с иными грузами массой до 3000 кг;

— переправа десантных групп на инженерно не оборудованный противоположный берег со скоростью не менее 8,5 км/ч;

— надежный выход из воды на песчаный и глинистый берег крутизной до 17°;

— последующее безостановочное продвижение вглубь вражеской территории по различным дорогам с максимальной скоростью до 60 км/ч.

В.А.Грачев во время испытаний опытных образцов автомобиля- амфибии ДАЗ-485.

2,5-тонный грузовой автомобиль повышенной проходимости ЗИС-151, близкий по внешним параметрам, размерам и кинематической схеме к американскому GMC–CCKW-353, который стал основой для GMC-DUKW-353. Фото 1948 г.

Должна была также обеспечиваться быстрая и удобная погрузка (с использованием собственной лебедки) для переправы 76,2-мм пушки ЗИС-З, 85-мм пушки Д-44, счетверенной ЗПУ- 4 и 37-мм зенитной пушки (с расчетами), по одной установке, 122-мм гаубиц М-30, 120-мм минометов ПМ (по три штуки с расчетами), легких колесных тягачей ГАЗ-67, ГАЗ-69 (по одному); при наличии пологого берега с плотным грунтом, отсутствии волн и сильного ветра, малой скорости течения — переправа 3500 кг груза (100-мм пушки БС-3, 152-мм гаубицы Д-1 с расчетом, среднего колесного тягача ГАЗ-бЗ без груза).

Машину предполагалось оборудовать для буксировки на воде 30-тонного плота, а при использовании в качестве самоходного парома (без выхода на берег) — для переправы не менее 50 человек (стоя) с вооружением, 152-мм гаубицы-пушки МЛ-20, самоходных установок СУ-76М, гусеничных тягачей АТ-Л.

В результате скрупулезного и грамотного изучения конструкции GMC, с учетом результатов его испытаний для полного соответствия техзаданию, зная возможности отечественного автомобилестроения по поставкам комплектующих изделий, используя узлы и агрегаты послевоенных АВП ГАЗ-бЗ и ЗИС-151, складывалась следующая идеология построения новой машины, получившей марку ДАЗ-485: в носовом отсеке корпуса, закрытом сверху клепанной алюминиевой палубой с тремя герметичными люками (для доступа к воздухоотводам, в мотоотсек и для дополнительного воздухопритока) располагался 6-цилиндровый нижнеклапанный двигатель ЗИС-123 (от тогда еще неосвоенного бронетранспортера ЗИС-152) с рабочим объемом 5,56л, форсированный до 110-115л.с.

Кроме этого на амфибии должны быть установлены дополнительные водяные и масляные теплообменники, расширительный бачок в системе охлаждения, тахометр, два бензобака по 120 л (на GMC имелся один бензобак на 151,4 л). Муфта сцепления — 2-дисковая усиленная (от ЗИС-152). 5-ступенчатая КП с силовым диапазоном 7,7 — в основе своей также от ЗИС-152 (практически такая же использовалась и на ЗИС-151). На задней части картера КП, на удлиненном вторичном валу должна быть смонтирована КОМ с отключаемым отбором на винт (т. е. изменение его передаточных отношений и реверс — за счет КП) и с реверсивным отбором на лебедку. 3-вальная РК с 2-ступенчатым демультипликатором (силовой диапазон — 1,97) заимствовалась от ЗИС-151 (шасси ЗИС-121) передний мост — от ГАЗ-бЗ, но с расширенной колеей, с другими ступицами (под колеса с ободом 18x8"), с иными рычагами руля и с усиленными уплотнениями (в отличие от «слабеньких» GMC).

ГП ГАЗ-бЗ имела большое требуемое передаточное отношение (7,6), хотя и ценой перегрузки и «питтинга» 5-зубой ведущей шестерни. Это было ошибочное решение, принятое В.А. Грачевым скорее всего из-за веры в изделия «родного» ему ГАЗа. Мог быть и другой выход — использовать более надежную ГП от ЗИС-151 с 6-зубой ведущей шестерней, компенсируя ее недостаточное передаточное отношение (6,67) увеличением передаточных отношений в демультипликаторе, что и было сделано позже. Правда, и в ГП GMC была 5-зубная ведущая шестерня, но зато гипоидная, с более прочным зубом. Балки задних мостов от ЗИС-151 имели другую «начинку» — ГП от ГA3-63, а также измененные ступицы колес, полуоси, тормозные механизмы (тоже от ГАЗ-бЗ). Вращающиеся валы подводных агрегатов должны были иметь усиленные уплотнения (двойные).

Передняя рессорная подвеска с гидроамортизаторами — от ЗИС-152, задняя балансирная подвеска — усиленная, но тоже от 3-осных автомобилей ЗИС. Рама — в основе от ЗИС-151, но с усилениями и новыми поперечинами, кронштейнами для крепления теплообменников, опор карданных валов, лебедки, вала винта и др.

Автомобиль высокой проходимости ГАЗ-бЗ, узлы и агрегаты которого были использованы в конструкции ДАЗ-485.

В центральном отсеке располагалась открытая 2-местная рубка для экипажа (2 человека) с органами управления и контрольными приборами. Рубка спереди и сбоку закрывалась откидным ветровым стеклом, сверху — съемным брезентом и зимой могла отапливаться. Подушки и спинки обоих сидений должны были плавать и служить спасательными средствами. Рулевой механизм — без вариантов, от ЗИС-150 (шасси ЗИС-120), с синхронным управлением тросами (с натяжным устройством) водяным рулем, т. е. уменьшению радиуса циркуляции на воде способствовали и передние поворотные колеса (как на GMC).

Впервые в нашей стране предстояло спроектировать пневмогидравлический (т. е. с пневмоусилителем) привод тормозов. Иного для гидропривода тормозов мостов, заимствованных в основе от ГA3-63, быть не могло. Ручной тормоз (на ведомом верхнем валу РК) выполнялся барабанным (с наружными лентами), с серводействием. Лебедка с карданно-цепным приводом, с максимальным тяговым усилием 4500 кгс, также использовалась от ГАЗ-бЗ. Все остальное надо было делать заново, и не всегда в этом помогал прототип GMC.

Но водоизмещающий полунесущий большой тонкостенный корпус сложной конфигурации с вертикальными бортами и корытообразным профилем, с усилителями и раскосами, обеспечивающими его достаточную жесткость при малом весе и пригодность к массовому производству по автомобильной технологии, а также 3-лопастной винт с увеличенным на 25 мм диаметром (под более мощный двигатель) — при полном отсутствии у автомобилистов опыта их создания, копировали с GMC. Поэтому они и внешне стали очень похожими, особенно по передней части корпуса. Однако предстояло самостоятельно решить (также впервые в нашей стране) серьезные технические вопросы герметизации стыков в большом тонкостенном корпусе, уплотнения многочисленных вращающихся валов, охлаждения и наоборот — подогрева некоторых агрегатов, вопросы плавучести, остойчивости, непотопляемости машины и, пожалуй, самые сложные — обеспечения высокой проходимости при входе и выходе из вольт.

По сравнению с GMC компоновка машины была несколько изменена: лебедку расположили посередине корпуса, у переднего торца грузовой платформы, что позволило, выпустив назад трос, полноценно втягивать на платформу груз через откидной герметичный задний борт (то, чего не имел GMC). При этом погрузочная высота уменьшалась на 0,71 м, а площадь платформы увеличивалась до 10,44 м^2 (на 32,8 %). На заднем торце платформы мог быть установлен грузоподъемный кран, способный работать и на плаву. Предусматривались и два возимых стальных легкосъемных трапа для погрузки колесной техники. Требовалось решить проблему надежной герметизации заднего борта с большим периметром уплотнений и ограниченной его жесткостью. Трос лебедки должен иметь возможность быть протянутым вперед (груз этому уже не мешает) через люк в передней панели кабины, направляющую скобу на носу и производить самовытаскивание машины вперед, например, при выходе из воды на крутой илистый берег.

Иными решили сделать и водооткачивающие насосы с их приводами: более надежный вихревой и центробежный — все с цепными приводами от одного из валов привода винта. Они обладали повышенной производительностью: суммарно до 450 л/мин. На валу привода винта расположили храповик для аварийного ручного запуска прогретого двигателя (специальной рукояткой).

Машина должна была снабжаться полным комплектом имущества: навигационного (вплоть до авиационного компаса), шкиперского (вплоть до якоря и багра) и спасательного. Вводились 2-тоновый пневмосигнал, электросирена и фара-искатель.

Корпус автомобиля-амфибии ДАЗ-485.

Но дальновидно главное внимание предстояло уделить разработке и развитию столь необходимой и по досто

инству оцененной централизованной системе регулирования давления воздуха в шинах (более совершенной, чем на GMC). В ней видели ключ к решению проблемы высокой подвижности по сыпучим и топким грунтам, особенно при входе в воду и выходе из нее. И это подтвердилось последующими экспериментами: при снижении давления воздуха в тонкостенных шинах с 3,0–3,5 кгс/м^2 (движение по шоссе) до 0,5–0,7 кгс/м^2 (бездорожье) резко, в 4–5 раз, уменьшалось среднее удельное давление колеса на грунт. Приблизительно в 2 раза увеличивалось число контактирующих грунтозацепов и благоприятным образом уплотнялась колея. Заметно уменьшалась ее глубина и соответственно снижалось сопротивление качению, возрастала средняя скорость движения по мягким грунтам. Но главное, в 1,5–2 раза увеличивался запас тяги машины, особенно при движении по плотному снегу, песку, пашне, сырой луговине, т. е. по грунтам, плохо работающих на срез. А чем больше этот запас, тем выше проходимость. Требовались специальные тонкостенные шины большого размера (не менее 11,00–18'') с более развитым расчлененным рисунком протектора, с более упругими, но и более прочными и выносливыми боковинами, способными выдерживать длительную работу при сверхнизких давлениях в них и, следовательно, при больших деформациях бортов (до 35–40 % высоты профиля шины вместо обычных 8-12 %).

Именно у нас и именно тогда на ДАЗе был сделан решительный, революционный шаг в деле резкого повышения проходимости колесных машин по слабым грунтам и бездорожью, приблизивших их по этому параметру вплотную к гусеничным машинам. Предполагалось (в отличие от GMC) и длительное движение будущей машины на пониженном давлении в шинах по бездорожью в соответствии с несколько иной тактикой ее использования на подходе к водной преграде. Немаловажно и то, что в отличие от GMC, при повреждении шины компрессор повышенной производительности в большинстве случаев мог бы длительное время восполнять утечку воздуха, а водитель все время контролировать давление по манометру. Например, при пяти прострелах 9-мм пулями (10 отверстий) давление в шинах достигает нормы (3,5 кгс/см^2) уже через 8 мин после обстрела и далее остается постоянным, в то время как без подкачки оно падает с 3,5 до 2,5 кгс/см^2 за 3 мин.

На шинах GMC это было бы невозможно. Накачивание шин от нуля до нормы (3,5 кгс/см^2) занимало всего 16 мин (на GMC — 40 мин). Уже тогда в НИИ шинной промышленности (НИИШП) были заказаны подобные шины, где ведущий конструктор по ним Ю.С. Левин прекрасно справился с этой задачей и в дальнейшем, как верный союзник, активно помогал своими шинами создателям будущих АВП. Хотя новая шина ожидалась меньшей массы, чем на GMC, запасную шину поместили горизонтально в боковой нише («кармане») корпуса на сравнительно небольшой высоте. На GMC она размещалась высоко на палубе, что вызывало большие трудности с ее подъемом туда (125 кг).

Предстояло заново разработать шарнирные головки с иными, более надежными, манжетными вращающимися уплотнениями для наружного подвода воздуха к шинам. Как сделать внутренний подвод, тогда еще не знали. Рабочее проектирование нового автомобиля, не имевшего отечественных аналогов, началось с 1949 г. Работали как в войну — по 10–12 часов, с энтузиазмом. Работа хорошо стимулировалась материально (оплачивалась сдельно), но главное — морально. Коллектив конструкторов полюбил будущую интересную машину.

Шасси автомобиля-амфибии ДАЗ-485.

Испытания ДАЗ-485 на Днепре. Район Запорожья. Сентябрь 1950 г.

На «кузовщиков» — начальника бюро кузовов (5–6 человек) Б.Т. Комаревского и ведущего конструктора по корпусу С.С. Киселева — легли основные трудности. Но это были мастера своего дела («артисты», как их называли), прошедшие хорошую школу работы на ГАЗе и приехавшие оттуда вместе с В А. Грачевым. Именно они вместе на вопрос В.А. Грачева, сможем ли мы сами спроектировать такой корпус, ответили утвердительно.

Бюро двигателей возглавлял С.И. Тяжелыгаков, бюро трансмиссий (18 человек) — А.Х. Лефаров (впоследствии д.т.н., профессор Белорусского политехнического института). В создание машины большое участие принимали ведущий конструктор объекта талантливый инженер Л.А. Берлин (погиб 24 октября 1960 г. на Байконуре при запуске ракеты Р-16), а также ведущие и ответственные исполнители по агрегатам: Д.Г. Грушецкий, М.Д. Карпов, В.М. Леонов, А.А. Лушпай, А.С. Лышевский, А.В. Никифоров, В.Д. Огир, С.К. Павлов, Б.М. Рабинович, Н.В. Смелышева, А.М. Стерлин, все работники ОГК. Впоследствии из этого коллектива, пройдя творческую школу В.А. Грачева, вышло немало известных конструкторов и организаторов производства, в частности, главный конструктор Ярославского моторного завода Лауреат Ленинской премии Г.Д. Чернышев.

Для координации всех работ по ДАЗ-485 и для более тесной связи со смежниками было создано оргбюро под руководством Л.Л. Ягджиева (впоследствии главного инженера завода № 586, Героя Социалистического труда, Лауреата Ленинской премии). Лабораторию дорожных испытаний возглавил Ю.С. Палеев. Наблюдающим от Инженерного комитета СА, а фактически активным и заинтересованным соучастником работ был инженер-подполковник Г.В. Сафронов.

Проектирование ДАЗ-485 велось в течение всего 1949 г. По мере выпуска рабочих чертежей их незамедлительно передавали в цеха завода, не ожидая выпуска всех сборочных единиц. Сразу были заложены две машины. Наибольшую трудность представляло изготовление корпуса. Его панели выколачивались вручную на деревянных «болванах». Для сварки панелей были построены стапеля, для проверки герметичности — ванны. Неизбежные «утыки» разрешались всем коллективом независимо от административной принадлежности. В эту напряженную работу вовлекли и рабочих ЭЦ — они тоже работали с интересом, иногда даже по ночам. ДАЗ-485 стала «их» машиной.

С зимы 1950 г. развернулось полномасштабное изготовление образцов. Одновременно по просьбе В.А. Грачева ученые и специалисты Горьковского кораблестроительного института посчитали на модели ДАЗ-485 ее остойчивость, управляемость и плавучесть. Они оказались в норме. К середине августа 1950 г. первая машина была собрана. Поставили ее «на ход» уже к ночи и, не удержавшись, поехали для заплыва на Днепр. С берега ей подсвечивала своими фарами GMC, как бы передавая свою эстафету новичку.

Один из первых опытных плавающих автомобилей ДАЗ-485 в ходе испытаний.

Испытания ДАЗ-485 на Днепре. Слева направо: главный конструктор В.А. Грачев; водитель-испытатель А.И. Чукин; конструктор А.М. Стерлин; военпред И.Я. Данильский. Сентябрь 1950 г.

Плавающий автомобиль ДАЗ-485. Вид сзади. Хорошо видны 3-лопастный винт диаметром 635 мм и откидной задний борт. Район г. Днепропетровска, сентябрь 1950 г.

Машина сложилась сразу: особых ошибок выявлено не было. Работоспособная и достаточно надежная, она не потребовала впоследствии серьезных переделок. Это был стиль работы В.А. Грачева — делать в принципиальном плане машины «набело» (попадать «в яблочко», как он говорил). Как и то, что первые выезды и заплывы он делал сам, сидя за рулем — привык получать очень нужную информацию не из чужих рук. С самого начала было оценено удобство эксплуатации, особенно откидной задний борт и лебедка, расположенная в центре перед грузовым отсеком. Вообще это был редкий случай в отечественной практике — машина вела себя не хуже, а во многом даже лучше прототипа: более высокая проходимость, большой подъем по грунту, лучше динамика движения, большой дорожный просвет, удобнее погрузка.

Окончание следует

Оружие ближнего боя

Виктор Марковский

Иллюстрации предоставлены автором

Всякий раз, когда говорят о том или ином летательном аппарате, обращают внимание на его летные характеристики, особенности конструкции, ракеты и электронику. Как правило, стрелково-пушечное вооружение остается в тени. Тем не менее для современного боевого самолета пушка является «личным оружием бойца» — оружием, которое всегда с тобой и всегда готово к бою.

Среди авиационного вооружения пушки занимают особое место. Такие их свойства, как универсальность применения, постоянная готовность к стрельбе, неподверженность воздействию помех новомодных систем РЭБ, медленное моральное старение и относительно невысокая стоимость позволяют пушкам на протяжении многих лет успешно конкурировать с другими видами вооружения.

Накопленный в ходе Второй мировой войны опыт применения стрелково-пушечного вооружения в послевоенный период был широко использован при совершенствовании уже имевшихся на вооружении и при разработке новых артиллерийских систем. Первые их образцы, созданные в конце 1940-х — начале 1950-х гг., представляли собой улучшенные модели военного времени.

Основными создателями авиационного стрелково-пушечного вооружения в те годы являлись тульское ЦКБ-14, находившиеся в Москве ОКБ-15 и ОКБ-16, а также предпринимавшее свои работы в этом направлении ОКБ-575 механического завода в Коврове. Наиболее опытным представлялся коллектив тульских оружейников, образованный организационно еще в 1927 г. как Проектно-конструкторское бюро ручного оружия (ПКБ) при Первых тульских оружейных заводах. В 1936 г. на его базе было сформировано специализированное ЦКБ-14, в котором трудились знаменитые создатели авиационного стрелкового оружия С.В. Владимиров, М.Е. Березин, А.А. Волков и С.А. Ярцев, Н.М. Афанасьев и Н.Ф. Макаров, имена которых были неразрывно связаны с их разработками — широко известными пушками и пулеметами.

Московским ОКБ-15 руководил Б.Г. Шпитальный — главный конструктор в звании академика и с неофициальным титулом «корифея советского вооружения», при 30-летнем опыте конструкторской работы обладавший звучным именем в этой области и непререкаемым авторитетом, пользовавшийся покровительством самого Сталина (даже само ОКБ-15 находилось рядом с Кремлем, в центре Москвы, на Большой Полянке). Практически все боевые самолеты военного времени несли созданное под его началом вооружение — пулеметы ШКАС и пушки ШВАК, полтора десятка лет обладавшие рекордными среди всех систем мира характеристиками скорострельности.

Во главе ОКБ-16 находился менее знаменитый молодой конструктор А.Э. Нудельман, что отнюдь не помешало его не столь маститой и основанной незадолго до войны организации стать одной из ведущих в создании авиационного стрелкового вооружения, а самому главному конструктору- истинному уроженцу Одессы, неугомонному и предприимчивому-стать четырехкратным обладателем Сталинской премии.

При столь мощной конкуренции работы ковровских конструкторов из ОКБ-575 при серийном заводе носили опытный характер: недостаточная отработанность и естественная ограниченность масштабов как проработки, так и доводочной базы при очевидной удаленности от «высшего эшелона» и влияния на принятие решений, со всей очевидностью, и не позволяли рассчитывать на большее. Само предприятие вело свою историю с января 1916 г., когда оно было образовано в качестве филиала шведской фирмы «А. Джонсон и К°» в статусе «Первого русского акционерного общества ружейных и пулеметных заводов». С 1936 г. в составе завода работало свое ЦКБ-2, тремя годами позднее объединенное с другой заводской конструкторской организацией ОКБ-2, в которой работали видные специалисты-оружейники С. В. Владимиров, И.И. Слостин и другие. На базе КБ другого предприятия Наркомата Вооружений, патронного завода в Коврове, где был сосредоточен целый ряд оружейных предприятий, в 1944 г. был создан ведущий отраслевой НИИ-61 (НИИ стрелково-пушечного вооружения авиации, НИИ СПВА). Помимо специализированных испытаний, исследований технического характера, вопросов эффективности и определения технической политики, отдел 21 института занимался и собственными проектными разработками авиационных пушек, для чего располагал и собственным достаточно хорошо оснащенным производством.

Совершенствование авиационных пушек шло, в основном, по пути уменьшения массы оружия и повышения скорострельности. Если требование весового совершенства оставалось общим для авиационной техники, то необходимость существенного роста скорострельности была порождена послевоенным скачком скоростей полета, достигнутым реактивной авиацией. Возросшие скорости сближения самолетов и относительные перемещения делали воздушную атаку скоротечной, и для надежного поражения противника в секунды огневого контакта требовалось увеличение массы залпа. Помимо высокого темпа стрельбы, этому способствовало увеличение поражающего действия самих снарядов при повышении калибра. Очевидно, что цель поражалась с тем большей вероятностью, чем более насыщенной снарядами была очередь и мощнее сами «средства поражения». Сразу после войны было принято решение о том, что калибр 23 мм должен стать минимальным вместо прежнего калибра 20 мм, уже недостаточного для поражения большинства целей, включая и новые самолеты. Соответствующее постановление правительства было принято осенью 1947 г. и основывалось на указании И.В. Сталина (при выработке задания на один из новых самолетов возникший спор о том, какими пушками его оснастить — 20 или 23 мм, Сталин разрешил однозначно, пообещав снять свою подпись под документом, если машина не получит 23-мм пушки). Незначительное, на первый взгляд, увеличение калибра на деле позволяло вдвое повысить массу снаряда и мощность его действия. Новый снаряд весил 200 г против 96 г у снарядов 20-мм калибра.

В то же время задача улучшения баллистики не ставилась: считалось, что достигнутые начальные скорости снаряда (порядка 800–900 м/с) достаточны, так как в воздушном бою при высоких скоростях самолетов стрельба с больших расстояний будет неэффективной — противник успеет выйти из-под огня, а быстрое сближение, напротив, позволит даже сократить дистанции прицельной стрельбы. Соответственно, первые послевоенные пушки конструировались под патроны уменьшенной баллистики, более легкие и с меньшей начальной скоростью снаряда.

В пушках ВЯ-23 военного времени использовался 23-мм патрон, разработанный Наркоматом Боеприпасов в 1938 г. Однако при большей скорострельности и, соответственно, возраставших нагрузках конструкция новых пушек по прочностным требованиям становилась гораздо более тяжелой. Кроме того, военные требовали существенного увеличения боезапаса на самолетах (к примеру, фронтовой бомбардировщик Ил-28 должен был нести боекомплект из 650 снарядов к бортовым пушкам калибра 23 мм, для истребителей требовалось обеспечить боекомплект не менее 60–80 снарядов калибра 23 мм на ствол). В итоге общий вес вооружения прибавлял сотни и сотни килограммов, что в «штыки» встречалось конструкторами-самолетчиками.

Создание патронов и прочие вопросы, относившиеся к боеприпасам авиационного вооружения, в принципе, являлось задачей ведущего ГСКБ-398 А.А. Бобровского, однако насущные потребности заставляли то и дело заниматься этими вопросами и самих оружейников. Как-никак, при конструировании оружия многие проблемы и решения шли от патрона, мощь которого определяла работу автоматики и системы в целом, под нее подбиралась прочность узлов и зависели основные характеристики пушки. А.Э. Нудельман совершенно определенно высказывался на этот счет: «Залогом успеха всегда является верное конструктивное решение по патрону. Поэтому очень ценно для конструктора пушки иметь возможность создавать патрон — основу боевой эффективности оружия.» Неудивительно, что именно в его ОКБ-16 и занялись поиском «обходного пути» решения вопроса создания легкой и скорострельной артиллерийской системы. Этими работами занялся талантливый инженер П.И. Грибков, по собственному призванию, «питавший душевную приязнь» ко всевозможным боеприпасам. Нельзя сказать, что ОКБ-16 было пионером такого подхода при конструировании авиавооружения: уже для ШКАС потребовалось ставить в производство специальные патроны с усиленным креплением пули в гильзе, поскольку при развиваемой скорострельности создаваемые рывками подачи инерционные силы разбалтывали пулю, грозя вырвать ее из патрона. Одновременно были разработаны и более эффективные пули с трассером зажигательного и бронебойно-зажигательного действия, ставшие первыми отечественными специальными авиационными боеприпасами.

Новый патрон калибра 23 мм, предложенный ОКБ-16, был создан с использованием гильзы 14,5-мм противотанкового патрона, дульце которой переобжималось под 23-мм штатный снаряд. Его масса со звеном ленты по сравнению с прежним патроном была снижена вдвое. Подобную доработку прошел и патрон 37- мм пушек — штатный снаряд, стоявший в производстве, комплектовался новой легкой гильзой (была взята гильза 37-мм зенитной пушки, укороченная и пережатая с переделкой закраины). Метательный заряд снаряжался отработанным нитроцеллюлозным порохом. Легкие и компактные патроны позволяли создать пушки меньших размеров и веса, обладавшие небольшой отдачей, упростив их установку с одновременным увеличением скорострельности.

Вопрос, однако, не ограничивался решением чисто конструкторских проблем. Как-никак, речь шла о принятии на вооружение боеприпасов с уменьшенной против существующих мощностью, что при иной постановке вопроса в сталинские времена могло трактоваться и как прямое ослабление мощи ВВС. В острой борьбе интересов «доброхотов», готовых указать на «имеющие место недостатки», хватало — достаточно вспомнить предыдущих руководителей ОКБ-16 Я.Т. Таубина и М.Н. Бабурина, арестованных в мае 1941 г. и репрессированных по обвинению во «вредительстве и преступных упущениях» в создании авиационного вооружения.

Нашлись противники и у новых боеприпасов. Крайне остро выступил против Б.Г. Шпитальный, чья позиция с учетом его влияния грозила серьезными «оргвыводами». Для решения вопроса в октябре 1944 г. в ЦК ВКП(б) собралось расширенное совещание с участием ведущих конструкторов авиапрома и вооружений. «Цена вопроса» была достаточно весомой — по сути, определялся облик вооружения военной авиации не только на ближайшие послевоенные годы, но и последующие десятилетия. На стороне нововведения выступали «самолетчики», привлеченные возможностью достижения желанной весовой экономии при удовлетворении требований к новой авиатехнике: создаваемые самолеты получали оговоренное пушечное вооружение в заданном калибре, обеспечивался достаточный боекомплект при жестких весовых лимитах, а уж возможность выиграть несколько сот килограммов была настоящим подарком для любого конструктора.

Кроме того, «вероятные противники» в лице США и авиационных держав Запада считали вполне достаточными для вооружения боевых самолетов в послевоенные годы крупнокалиберные пулеметы и пушки калибра не более 20 мм, которые отечественное оружие калибра 23 мм даже при ослабленной баллистике предлагаемых боеприпасов превосходило по всем показателям буквально «наголову». И, наконец, имели место обстоятельства совсем не технического характера…

Выступавший против новой системы вооружений Б. Г. Шпитальный, будучи фигурой весьма весомой и обладавшей многими связями, которые без стеснения пускались в ход при решении вопросов в свою пользу, имел крайне неприязненные отношения с Д.Ф. Устиновым — человеком властным и имевшим свои взгляды на порядки в подчиненном ему Министерстве вооружений. Будучи государственным лицом высшего ранга, министр вовсе не собирался мириться с претензиями на свое единовластие в подведомственной «вотчине».

В итоге прямо в кабинете у секретаря ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкова было принято решение одобрить новую систему, в тот же день, 10 октября 1944 г., официально утвержденное приказом Госкомитета обороны о принятии на вооружение пушки калибра 23 мм и нового патрона к ней. Такая оперативность сама по себе была примером едва ли не исключительным и говорившим не только о значимости вопроса, но и жестком столкновении интересов: как-никак, даже после прямых указаний руководства обычно требовалось какое-то время на подготовку и согласование документов (к примеру, тот же ШКАС, при демонстрации Шпитальным правительству в начале июня 1932 г. получивший высочайшее одобрение с указанием «придавая исключительное значение конструкции Шпитального, развертывание работ по ней произвести в кратчайшие сроки», дождался принятия на вооружение только спустя четыре месяца- 11 октября 1932 г.). Так или иначе, еще в августе 1944 г. ОКБ-16 начало передачу конструкторских чертежей на свою пушку на серийный завод — похоже было, что Нудельману присуща была прозорливость и в успехе он не сомневался.

Как оказалось, решение было дальновидным, и новый патрон в качестве авиационного боеприпаса ожидала долгая жизнь — на вооружении ВВС он остается и по сей день. Впрочем, то же можно сказать и об отвергнутом ВВС прежнем патроне типа ВЯ: потребность в более мощных боеприпасах для зенитных установок привела к его сохранению на снабжении по другому ведомству — будучи принятым ГРАУ Сухопутных войск, этот патрон и сегодня используется в зенитных «Шилках» и ЗУ-23.

Первой артиллерийской системой под новые боеприпасы стали разработанная в ОКБ-16 А.Э. Нудельманом и А.С. Сурановым пушка НС-23. Пушка для работы автоматики использовала энергию отката при коротком ходе ствола, запирание канала ствола поворотом затвора поршневого типа и ускоритель наката. Выбрасывание стреляной гильзы при откате производилось очередным патроном, подаваемым в затвор. Пушки в крыльевом и синхронном вариантах (НС-23КМ для штурмовика Ил-10 и НС-23С для истребителей Ла-9 и Аа-11) с октября 1944 г. были запущены в производство на двух заводах, а с появлением реактивных машин Як-15, МиГ-9 и МиГ-15 вошли в состав их вооружения. Любопытно, что на всех реактивных истребителях использовались как раз модернизированные пушки крыльевого исполнения, на что и указывала буква в обозначении НС-23КМ, хотя устанавливались они как раз в фюзеляже.

Помимо прочих достоинств, преимуществом нового 23-мм патрона называлась высокая стабильность характеристик: при довольно небольшой массе порохового заряда (33 г) внутрибаллистическое время было практически постоянным, что благотворно сказывалось на работе автоматики. Ресурс НС-23 составлял 4000 выстрелов, а допустимый процент задержек не превышал 0,15 % от общего числа выстрелов. За создание НС-23 коллективу разработчиков во главе с А.Э. Нудельманом постановлением Совета Министров СССР от 26 июня 1946 г. была присуждена Сталинская премия второй степени (к слову, высшей государственной премией своего имени награждал сам И.В. Сталин, подписывавший постановление в качестве Председателя Совмина).

Справедливости ради, надо сказать, что в остальном НС-23 больше выглядела типичным «первым блином». При ослабленном патроне она имела меньшую скорострельность, и особенно, начальную скорость снаряда по сравнению с ВЯ. Стремясь улучшить баллистику, создатели НС-23 использовали чрезвычайно длинный ствол в 1450 мм, однако и при этой «удочке» начальная скорость снаряда составляла только 690 м/с (900 м/с у ВЯ). Меньше был и секундный залп — 1,85 кг/с против 2,0 кг/с у пушки ВЯ.

Правда, обещанное облегчение пушечной установки было достигнуто: НС-23 весила всего 37 кг — почти вдвое легче 66 кг у ВЯ-23, существенно легче был и боекомплект (что неудивительно при вдвое более легком патроне). Меньше была и отдача, почти на 60 %, что положительно сказалось на рассеивании снарядов при стрельбе и устойчивости самолета, облегчая прицельное ведение огня. Осенью 1947 г. ВВС была поставлена задача модернизации НС-23 с доведением ее скорострельности с прежних 550 до 800–900 выстрелов в минуту. Сохраняя основные принципы прежней системы, в ОКБ-16 решили пойти по пути повышения быстродействия автоматики.

Проявив предусмотрительность, руководители ОКБ-16 загодя позаботились о перспективах будущего орудия: поскольку аналогичной работой занималось и ОКБ-15, делавшее пушку Ш-23, а свой проект В-23 под тот же патрон предлагал и С.В. Владимиров, они заранее «вышли» на главных конструкторов самолетных «фирм» и, будучи в фаворе Минвооружений, передали тем установочные чертежи на еще не существовавшую установку.

В 1948 г. была закончена разработка 23-мм пушки НР-23 конструкторов А.Э. Нудельмана и А.А. Рихтера. Как и Н-37, эта пушка явилась дальнейшим развитием артиллерийской системы, принятой на вооружение в годы войны (пушка НС-23 образца 1944 г., на которой впервые были отработаны 23-мм патроны новой баллистики) и была сконструирована по классической схеме с приводом автоматики от короткого хода подвижного ствола при откате и накате, что и определяло ее достоинства и недостатки.

Наиболее важная особенность обычной схемы заключается в том, что в ней принципиально не могут быть совмещены между собой четыре операции, происходящие последовательно одна за другой — отпирание канала ствола, экстракция гильзы, досылание и запирание патрона* .

Кроме того, эти операции нельзя совместить с баллистическим временем (время от начала движения снаряда до момента, когда давление в стволе упадет до величины 150–200 атм, при которой уже можно произвести отпирание без риска взрывного выброса газов наружу). Это одна из причин, ограничивающих скорострельность пушек классической схемы. Однако, кроме недостатков, у этой схемы есть ряд ценных положительных качеств. От пушек других схем они отличаются простотой конструкции, малыми габаритами и относительно небольшой массой.

Такая схема имеет и эксплуатационные достоинства: их устройство меньше загрязняется пороховым нагаром и копотыо, менее уязвимо к воздействию пороховых газов и, соответственно, проще в обслуживании. В качестве самолетного оружия системы с автоматикой откатного типа несколько привлекательнее и по воздействию отдачи, приходящейся практически по оси ствола, что уменьшает рассеивание при стрельбе (правда, сама отдача за счет массивных откатных частей в общем случае довольно велика).

Повышение скорострельности НР-23 удалось достичь сокращением цикла автоматики пушки с использованием резерва времени отдельных операций, «сжатых» по продолжительности, и внедрением новых механизмов. Избыток энергии движения ствола был использован в узле ускорителя наката и отката затвора, а подача патронов производилась прямо из звеньев ленты в лапки затвора — поперечным снижением с усилием извлечения из звена порядка 120–150 кгс.

Применение на НР-23 ускорителей позволило получить скорострельность 870 выстр./мин (у НС-23 — 550 выстр./мин). Резко возросшие скорости движения подвижных частей повысили нагрузки на агрегаты, особенно на ускоритель, ударник и затвор, что потребовало повысить усталостную прочность и живучесть. Вопрос был тем более насущным, что принятие пушки на вооружение (а первым ею был оснащен истребитель Ла-15) произошло еще до завершения полигонных испытаний системы, не говоря уже о доводке и ресурсных проблемах.

Имевшиеся стали и технологии поначалу этого не обеспечивали: пружина запирания затвора разлеталась после 700-1000 выстрелов, появлялись задиры на ускорителе наката. Ресурс серийной пушки, первоначально установленный в 3000 выстрелов, уже через год удалось поднять вдвое. Для этого в конструкции использовали новые легированные стали, в производство внедрили кадмирование поверхностей для снижения трения, дробеструйную обработку, штамповку и ковку с учетом направления волокон металла.

Другой проблемой стала возросшая отдача, усилие которой порядком увеличилось с повышением скорострельности. При этом отдача «гуляла» от пушки к пушке и по мере выработки боекомплекта (с уменьшением числа патронов в ленте снижался расход энергии на ее подачу и сильнее становился удар ствола при откате в крайнее заднее положение). Это вело к появлению вибраций и рассеиванию снарядов при стрельбе, возраставшему с удлинением очереди. В конструкцию был введен гидробуфер, снизивший усилие отдачи вдвое — до 2600 кгс, а в техусловия военной приемки на заводе добавили контроль этого параметра, прежде остававшегося без внимания.

НР-23 стала одной из первых отечественных авиапушек, полностью управляющейся электроспуском и оборудованной датчиками положения ствола и ударника. Обычное прежде ручное управление огнем при достигнутых уровнях темпа стрельбы становилось неэффективным: задержка пальца на гашетке доже на полсекунды приводила к пустой трате десятка снарядов, а затянутая очередь могла привести к износу ствола и выходу пушки из строя. Со временем продолжительность стрельбы стала задаваться электроавтоматикой управления огнем, когда регулировка длины очереди обеспечивалось устройством отсечки стрельбы, с помощью зарядки конденсатора задававшая ее при разовом нажатии, по условиям живучести орудия и экономии боеприпасов.

Потребовалась также доработка системы питания пушки — подача с большой скоростью ленты, шедшей со множеством перегибов от патронного ящика, повысила требования к ее прочности, шарнирности и веерности**.

Так, соединение штампованных стальных звеньев ленты НР-23 позволяло шарнирно сложить ее пополам практически без петли (патронами наружу) и скрутитьна 90° через 12 звеньев. С целью унификации при установке на самолет НР-23 обеспечивала двухстороннее питание с правой или левой подачей лепты. Звенья-«крабы» ленты из стальной листовой штамповки, прозванные так за растопыренный вид своих краев-ухватов, должны были обеспечить жесткое удержание патронов при стремительном движении и рывках подачи. Толщину звеньев пришлось увеличить до 1,5 мм (против 1,2 мм в ленте НС-23).

При относительно умеренных скоростях первых реактивных машин стреляные гильзы и звенья рассыпной ленты выбрасывались за борт, с ростом скоростей потребовалось организовать сбор отработанных звеньев, и отнюдь не только из экономии — довольно легкие звенья с большой «парусностью» подхватывались потоком, кувыркались и летели куда попало, грозя повреждениями и пробоинами собственному самолету. Сбор звеньев к тому же был экономически обоснован: в большинстве орудийных систем они допускали повторное (и многократное) использование, благо выполнялись из качественной стали и при работе пушки подвергались нагрузкам в пределах пластических деформаций, восстанавливая форму и сохраняя свои качества. Гильзы, напротив, являлись «одноразовым изделием», и о том, чтобы вновь пускать их в дело, речь не шла: подвергаясь колоссальным давлениям и термическим нагрузкам при выстреле, гильза деформируется, раздуваясь, а ее дульце теряет прочность, необходимую для заделки снаряда, из-за чего стреляные гильзы годятся разве что в металлолом. Будучи достаточно дешевыми, гильзы не требуют организации их сбора и, за редкими исключениями, в процессе стрельбы отправляются прямым ходом за борт. На полигоне НИИ ВВС во Владимировке, где отрабатывались вопросы боевого применения авиации, одна из площадок у Грошево служила для испытаний стрелково-пушечного вооружения. После того, как над здешними мишенными полями несколько десятков лет беспрерывно шла стрельба с самолетов, место представляло собой впечатляющую картину: гильзы, сыплющиеся с неба изо дня в день, устилали землю сплошным ковром из множества слоев, звеневшим и хрустевшим под ногами. Россыпи гильз самых разных типов и калибров, только что отстрелянных, свежих, блестящих и валявшихся многие годы, уже потускневших и ржавых, тянулись в степи на многие гектары.

На пушку НР-23 ее создателям было выдано авторское свидетельство № 7770, приоритет от 13 сентября 1947 г. Естественно, речь не шла о защите прав советских оружейников на мировом рынке (да и само соревнование между нашими и зарубежными конструкторами шло отнюдь не в правовой сфере — в небе Кореи и Вьетнама звучали совсем другие аргументы). Свидетельства помогали регулировать отношения между работниками разных КБ, конкуренция между которыми была достаточно острой, а отстаивание своих позиций выплескивалось обращениями на самый «верх». Что значили конструктивные детали и технологические «мелочи», можно судить по тому, что задержка со сдачей НР-23 на заводе стала предметом разбирательства в Совмине с участием руководства МАП и Минобороны.

* Сам выстрел здесь пропущен отнюдь не по недосмотру: при рассмотрении работы пушки более корректным является термин «производство выстрела», на осуществление которого направлено действие автоматики пушки, ее кинематики и агрегатов, а его цикл и включает упомянутые операции.

** Шарнирность и веерность — параметры, определяющие гибкость ленты в своей плоскости (веер) и в поперечном отношении (шарнир).

Кормовая установка КУ самолета Ту-4.

Электрифицированные пушечные установки Ту-4 с силовыми приводами и следящими устройствами имели весьма сложную электроарматуру.

За годы производства пушек НР-23 было выпущено рекордное количество — более 80000, причем в отдельные месяцы заводы сдавали до 2000 пушек. За ее создание разработчики удостоились Сталинской премии за 1951 г.

Помимо истребителей, пушки НР-23 использовались в качестве оборонительного вооружения бомбардировщиков. Основу второго варианта оборонительного вооружения Ту-4 (система «Звезда») составляли 10 пушек НР-23 в подвижных установках (первый вариант — 11 пушек Б-20Э образца 1944 г.), а фронтовой бомбардировщик Ил-28 нес две НР-23 в неподвижной носовой установке и две в подвижной кормовой установке Ил-К6 с электрогидравлическими приводами.

На Ту-4 замену стрелкового вооружения произвели, сочтя недостаточной эффективность прежнего 20-мм калибра (ветераны ОКБ-16 сохранили историю о посещении А.Н. Туполевым их опытного цеха. Генеральный конструктор оценил НР-23 с первого взгляда, хлопнув по ней рукой и подытожив: «Вот это нужно делать. Это будет вещь»). Установка подвижных пушек потребовала специальных экспериментов — имелись опасения, что при стрельбе в боковых направлениях аэродинамический поток приведет к таким нагрузкам на стволы, что это сорвет работу автоматики. Нагрузку имитировали специальным тросом — «удавкой», натягивавшейся для изгибания ствола, следя за работой оружия и проводя затем доработки для сохранения скорострельности. Помимо дистанционного управления и прицеливания, в системе «Звезда» пушки оснастили автоматической перезарядкой, в случае отказа обеспечивавшей продолжение стрельбы, механизмами контурного обвода, предотвращавшими прострел крыльев, фюзеляжа, хвоста и винтов собственного самолета.

Системой управления огнем обеспечивалось «перекрестное» наведение установок с разных стрелковых постов на случай ранения и выхода из строя одного из стрелков (всего их было пятеро), а по окончанию стрельбы пушки автоматически возвращались в походное положение стволами по потоку. Ввиду большого боезапаса и тяжести патронных лент (общий боекомплект системы составлял 3150 патронов) пушечные установки имели электроподтяг лент, механизм которого включался с началом стрельбы. Вся система 23-мм пушечного вооружения Ту-4 с боекомплектом весила 4000 кг. Секундный залп всех установок составлял 31,7 кг — в два с лишним раза больше, чем у прежнего 20-мм варианта, где он равнялся 13,7 кг.

Помимо дистанционного управления и прицеливания, в системе «Звезда» пушки оснастили оборудованием автоматической перезарядки, в случае отказа обеспечивавшим продолжение стрельбы, а также механизмами контурного обвода, предотвращавшими прострел крыльев, фюзеляжа, хвоста и винтов собственного самолета. Пушечные установки имели и другие приспособления, учитывавшие особенности компоновки большого самолета, где требовалось «учесть интересы» различных систем и обеспечить их работоспособность. При открытии бомболюков стволы соседней турели автоматически поворачивались в поперечном направлении, не препятствуя распахиванию створок.

Пушки НР-23 в кормовой установке Ил-28. Хорошо видна необычайная длина стволов этих орудий, составлявшая 63 калибра.

Кормовая установка Ил-К6 фронтового бомбардировщика Ил-28 включала пару пушек НР-23.

Установка пушек НС-23 и Н-37 на истребителе МиГ-9. При недостатке опыта работы с реактивной техникой такое размещение оружия оказалось не очень удачным: при стрельбе пороховые газы шли прямо в двигатель, грозя помпажом.

Сходным образом перед посадкой оружие нижних турелей и кормовой установки приводилось в специальное «взлетно-посадочное положение» с поднятыми стволами, не грозя задеть землю (что при стволах полутораметровой длины было вполне реально). Учтено было даже то, что самолеты преимущественно будут базироваться на грунтовых аэродромах с неизбежной пылью и грязью, попадающей на агрегаты вооружения. Если наружные узлы почистить было нетрудно, то попадание пыли и песка вовнутрь было неприемлемо, и для устранения такой возможности выходящие наружу окна выброса стреляных гильз и отработанных звеньев прикрывались поворотными шторками, открывающимися только с началом стрельбы.

Принятая на вооружение в 1947 г. 37-мм пушка Н-37, созданная в ОКБ-16 под руководством А.Э. Нудельмана, представляла собой развитие пушки НС-37 образца 1942 г. Построенная по обычной схеме (один ствол и один патронник, соединенные в один общий агрегат), Н-37 выгодно отличалась от предшественницы меньшим весом (103 кг против 150 кг у НС-37) и более высоким темпом стрельбы (400 выстр./мин у Н-37 и 250 выстр./мин у НС-37). Выигрыш был достигнут за счет конструктивных усовершенствований и снижения начальной скорости снаряда, что уменьшило нагрузку на детали и узлы пушки и повысило их подвижность.

Ведущим конструктором Н-37 являлся В.Я. Неменов. Работа автоматики Н-37 основывалась на использовании отдачи при коротком ходе ствола, откат которого сжимал пружины ствола и буфера. После покидания снарядом канала ствола происходило его отпирание, экстракция (извлечение) стреляной гильзы и подача очередного патрона (он же выбрасывал наружу стреляную гильзу), а пружины производили накат — возвращение ствола со ствольной коробкой вперед, досылая патрон в патронник и запирая канал ствола. Пушка оснащалась регулируемым гидротормозом, снимавшем избыток энергии отдачи, амортизируя ход ствола при откате и накате (регулировка использовалась для отладки работы автоматики в производстве и эксплуатации; его конструкция была предложена А. А. Рихтером, работавшим в инструментальном цехе Ижевского завода и затем перешедшим конструктором к А.Э. Нудельману в ОКБ-16, с чего началось сотрудничество двух талантливых инженеров). Отличительной особенностью Н-37 (как и других орудий ОКБ-16) было предохранение от случайного выстрела и заклинивания патрона: запирающий агрегат с очередным патроном при прекращении стрельбы всегда оставался в заднем положении, исключая возможность самострела — попадания патрона в разогретый при стрельбе ствол и самовоспламенение порохового заряда, из-за чего выстрелы продолжали следовать и после отключения электроспуска.

В апреле 1944 г. собрали первый опытный образец Н-37, а в августе министр вооружений СССР Д.Ф. Устинов приказал начать ее серийный выпуск. Решение было принято еще до прохождения летных испытаний: в конце концов, разработка Н-37 шла довольно гладко и позволяла рассчитывать на преодоление недочетов по ходу дела. Такая поспешность была в порядке вещей: новое изделие оказывалось в производстве, а доводка и отладка технологии уже в ходе выпуска по принципу «делаем-думаем-исправляем» считалась само собой разумеющейся, пусть и затратной.

Влияние пороховых газов из ствола па работу двигателя самолета могло вызвать помпаж и его останов, а обшивка подвергалась коррозии (пороховые газы содержат нитраты, обладающие кислотным воздействием, разъедающим не только алюминий, но и стали); для их устранения пушка была оснащена дульным устройством-локализатором, отводящим газы в стороны и одновременно игравшим роль дульного тормоза. Такие пушки с однокамерным тормозом с двумя рядами окон получили наименование Н-37Д и устанавливались на истребителях типов МиГ-15 и МиГ-17. Пушки для перехватчиков Як-25 с увеличенной длиной ствола, размещавшиеся по бокам фюзеляжа на удалении от воздухозаборников, не имели дульного тормоза и обозначались Н-37Л. За счет удлинения ствола баллистика орудия улучшилась, и начальная скорость снаряда достигла у Н-37Л 725 м/с против 690 м/с у Н-37 Д.

Для установки на скоростной перехватчик Як-27 пушка была усовершенствована и поступила на вооружение в 1957 г. под наименованием НН-37 (Нудельмана-Неменова). Скорость самолета стала сопоставимой с начальной скоростью полета снаряда, что потребовало изменить конструкцию ствола: чтобы снаряды не теряли устойчивости в полете, нарезы в канале ствола приобрели большую крутизну. Темп стрельбы НН-37 возрос более чем в полтора раза и достиг 600–700 выстр./мин за счет ускорения наката затвора с патронником, осуществлявшегося новым механизмом — пневматическим ускорителем. Резкое повышение скорострельности сказалось на живучести агрегатов, скорости соударения которых и контактные нагрузки возросли. Для сохранения ресурса кинематики пришлось переконструировать запирающий агрегат’ и перейти на более прочные стали. Новые стали обеспечивали качественную термообработку и закаливались без «поводки», что положительно сказывалось на технологии сборки (правда, и стоили вдвое дороже).

Пушечные установки для истребителей-перехватчиков отличались также существенно большим боекомплектом: так, каждая из пушек Як-25 имела боезапас в 100 патронов, тогда как на МиГ-15 он ограничивался 40 патронами, из-за чего требовалось обеспечить возможность непрерывного его расхода при огне продолжительными очередями. Однако при длительной стрельбе в гидротормозе пушек значительно разогревалась рабочая жидкость (ею являлся обычный керосин со свойственной ему «всюдутекучестью») и начинались течи через уплотнения, сопровождавшиеся сбоями нормальной работы и риском выхода из строя пушечной автоматики.

Для предотвращения протечек гидрожидкости прежнюю сальниковую набивку уплотнений пришлось заменить резиновыми уплотнительными кольцами, внедрив новшество и на орудиях других систем.

Опускаемый лафет с вооружением МиГ-15 существенно упрощал подготовку машины.

Чтобы летящие наружу звенья ленты не били по обшивке, у отверстий их выброса были установлены направляющие, отводящие звенья от борта самолета.

Для защиты самолетной обшивки от пороховых газов фюзеляж МиГ -15бис снизу прикрывался стальным экраном.

Техник по вооружению готовит пушечную установку истребителя МиГ-15бис. В окне рукава подачи видна патронная лента к НР-23.

Пушки Н-37Л являлись основным вооружением истребителя Як-25.

Пушечная установка самолета Як-25. Хорошо видны стальные щиты-экраны у дульных срезов и локализаторов, защищающие борт самолета от пороховых газов.

Мощный локализатор пушки на Як-25 являлся частью конструкции самолета.

В течение ряда лет пушки Н-37 и НР-23 были основными образцами артиллерийского вооружения истребителей. Для оценки эффективности их огня по вероятному противнику- американским стратегическим бомбардировщикам В-52, В-36 и В-50 — были проведены отстрелы Н-37 по «туполевскому Боингу» — Ту-4, имевшему сходную конструкцию. Результаты оказались впечатляющими: попадание всего одного 37-мм снаряда выводило бомбардировщик из строя.

Вооружение истребителей МиГ-15бис и МиГ-17 состояло из одной пушки Н-37 и двух НР-23, смонтированных на едином лафете в носовой части фюзеляжа. Удачное решение лафета, на котором компактно размещались и патронные ящики, позволяло опускать его из фюзеляжа для перезарядки и доступа к оружию.

Штурмовики Су-25 из состава 899-го Гвардейского штурмового авиационного Оршанского дважды Краснознамённого ордена Суворова III степени полка Ш Ф.Э. Дзержинского.

Обслуживание встроенной 30-мм двуствольной пушки ГШ-30-2. Аэродром Бутурлиновка.

Продолжение следует

Форт Копакабана

Михаил Лисов

Фото автора

В Бразилии год от года увеличивается число российских туристов. Очевидно, общий подъем экономики нашей страны расширил круг людей, которым стало доступно посещение отдаленных регионов планеты.

В Рио-де-Жанейро все чаще слышна русская речь. К сожалению, программы пребывания соотечественников в городе, где, согласно представлениям незабвенного сына турецкоподанного Остапа Берты-Мария Бендер-бея, «все население ходит в белых штанах», не включают посещение военно-исторических музеев. А здесь есть что посмотреть.

Правый фланг бухты Копакабана прикрывает величественное сооружение — одноименный форт, без сомнения, относящийся к шедеврам фортификации, мощь которых так никогда и не была востребована. Еще на пляже издали можно рассмотреть две полусферические башни по два крупнокалиберных ствола в каждой, установленные на вершине полусферической крепости на самом мысу.

Человеку, заинтересованному «странным сооружением на горизонте», попасть в форт несложно. К входу, который охраняет солдат в исторической форме и три-четыре военнослужащих бразильских вооруженных сил, ведет прекрасная вымощенная булыжником дорога. Еще до ворот любители исторической боевой техники могут детально осмотреть две французские 75-мм пушки Schneider С 18,6 Model 1918, изготовленные по заказу Бразилии в 1923 г. В боевых действиях эти системы практически не участвовали, однако до сих пор в ряде подразделений армии страны они используются как салютные пушки.

Перед входом — касса. Пройти на территорию форта в принципе можно и без билета, но отдать 4 реала (около 70 рублей по отечественным меркам), честное слово, не жалко, тем более что билет позволит попасть внутрь береговой батареи и в небольшой военно-исторический музей.

К батарее дорога ведет мимо зданий казарм. В настоящий момент здания (как и вся территория форта) принадлежат Министерству обороны и используется по назначению. В зданиях размещается центральная военная библиотека, временный выставочный зал, администрация, музей и собственно подразделения береговой обороны. Вдоль зданий установлены орудия времен Первой и Второй мировых войн.

Первый экспонат — 80-мм пушка Krupp С.28 Modell 1913, произведенная в Германии в 1913 г. по заказу Бразилии. Немцы успешно выполнили заказ, который попал на вооружение страны-противника Германии в Первой мировой войне. Впрочем, 80-мм пушки урона кайзеровской армии не нанесли, оставшись за океаном. Рядом — еще одно крупповское детище — 75-мм полевая пушка образца 1908 г. Табличка рядом с орудием искрение предупреждает, что происхождение экспоната остается загадкой. Бразильские архивы не оставили упоминания о том, как немецкая скорострельная пушка вообще попала в страну. Кстати, подобные ссылки на неизвестное происхождение, будут встречаться и далее.

80-мм пушка Krupp С.28 Modell 1913.

75-мм полевая пушка Krupp образца 1908 г.

37-мм пятиствольная пушка Гочкис образца 1876 г.

Из других артиллерийских экспонатов вдоль казарм табличками оснащены всего четыре пушки — 37-мм пятиствольный Гочкис 1876 г., состоявший на вооружении 4-го артиллерийского батальона вплоть до начала XX века, один из двух сохранившихся до настоящего времени 75-мм Бофорсов 1926 г. рождения, 37-мм противотанковая пушка М4 американского производства, применявшаяся в пехотных и кавалерийских полках Бразильских экспедиционных сил в Италии с 1943 по 1950 г., а также 57-мм американская же противотанковая М2, поступившая на вооружение 3-го пехотного полка 1-й пехотной экспедиционной дивизии в 1950 г. Остальные экспонаты, хотя и привлекают большое внимание, но остаются форменной загадкой для неспециалиста.

Мощенный булыжником путь приводит, наконец, к входу на батарею. Строительство артиллерийского комплекса для прикрытия Копакабаны было завершено в 1914 г. Основой позиции стали те самые две двуствольные башни, которые можно увидеть с пляжа этого престижного района Рио. Орудия, естественно, крупповские, калибром 305-мм в первой башне и 190-мм — во второй. Артиллерийская позиция размешена в двухъярусном железобетонном укрытии со сферической крышей. На первом ярусе располагались казармы форта, столовая, телеграф, оружейная комната помещение коменданта, лазарет, туалеты, склад боеприпасов с системой механической подачи и системы жизнеобеспечения.

Основное вооружение батареи располагалось на втором этаже. Причем все механизмы наводки оказались под железобетонным перекрытием, а броня башен закрывала только казенную часть стволов. К сожалению, собственно казенную часть орудий увидеть не удалось. По флангам сооружения располагались позиции двух 75-мм противодесантных пушек. Внутри батареи находится и уникальный экспонат — 30-мм противоаэропланная автоматическая пушка Кольта.

75-мм пушка Бофорс образца 1926 г.

Эти артиллерийские системы в музее не сопровождаются пояснительными табличками.

30-мм противоаэропланная автоматическая пушка Кольта.

Батарея построена с размахом и с учетом всех достижений артиллерийской техники и фортификации на тот момент. Сферические поверхности должны были увеличить число рикошетов при обстреле с моря. Минимальные размеры башен при их надежном бронировании превращали батарею в почти неуязвимую цель, способную оказать достойное сопротивление дредноутам и сверхдредноутам любого потенциального агрессора. На счастье, проверить расчеты фортификаторов и артиллеристов на практике так и не удалось. И очередное чудо крепостного искусства, так и не выполнив своего предназначения, устарело и составило компанию неуязвимым крепостям Люксембург, Кенигштайн и Владивосток, так и не осаждавшихся врагами.

Покинув батарею, можно заглянуть в небольшой исторический музейчик (из двух залов), где категорически запрещено снимать. Экспозиция посвящена основанию крепости Копакабана от «договора» с индейцами до строительства первого форта. Кроме запрета на фотосъемку неприятной неожиданностью оказывается отсутствие всякого перевода на более распространенный в мире английский. Что ж — это дело армии, которой и принадлежит музей. Кстати, армия тщательно заботится о сохранности коллекции. На глазах посетителей сержант старательно реставрировал деревянный обод крупповской пушки.

На выходе из музея поклонников вермахта ожидает встреча со знаменитой РАК 40 — 75-мм противотанковой пушкой, доставившей много неприятностей танкистам союзников в годы Второй мировой войны. Орудие установлено в качестве трофея Экспедиционных сил, захваченного в Италии в 1943 г.

В общем, в очередной раз можно позавидовать любителям истории далеких стран, где армия старательно сохраняет все, что свидетельствует о ее истории, пусть и небогатой войнами и победами. Возможно, в этом-то и дело. У нас-то побед много, памятников еще больше, на все внимания не хватает (это о разрушенной Владивостокской крепости).

Фото М: Лисова

Фотоархив

Чеченская республика, Ханкала, 2007 г.

Фото М. Лисова

Русская «немка» Поволжья

История баллистической ракеты Р-1

Станислав Воскресенский

Великая Отечественная война принесла огромные бедствия нашей Родине. До сих пор историки не могут сойтись в оценке числа людских потерь, так или иначе исчисляемых десятками миллионов погибших. Половина обитаемых земель нашей страны была безжалостно разорена. Поэтому вполне справедливым было стремление хотя бы частично компенсировать этот ущерб за счет ценностей, скопившихся на территории агрессора.

Наиболее заинтересованным немецкой ракетной, или (как ее тогда именовали) реактивной техникой, оказался Наркомат авиапромышленности. Именно это ведомство в годы войны на практике освоило жидкостные ракетные двигатели, предназначавшиеся для специально спроектированных перехватчиков, а также в качестве ускорителей для ранее созданных самолетов. Еще до окончания боевых действий, в апреле 1944 г., в Германию вылетели первые группы советских специалистов, в состав которых наряду с новичками в ракетной технике вошли также и инженеры, уже годами работавшие в этой области. По многим причинам личный состав «трофейных команд» снабдили офицерскими мундирами, выдав документы, подтверждающие воинские звания. Впрочем, в Германии этих «профсоюзных полковников» можно было сразу выявить по полному отсутствию планок боевых наград, непременно украшавших грудь офицеров- фронтовиков.

Вид испытательного стенда ЖРД ракеты «Фау-2» в Леестене.

Панорама подземного завода «Миттельверке» в районе г. Нордхаузен.

Один из сборочных тоннелей подземного завода «Миттельверке», обследуемых американскими войсками. Видна частично собранная ракета «Фау-2». Апрель, 1945 г.

Подземный цех завода «Миттельверке».

Постепенно в Германию прибыли и те советские специалисты, которым предстояло спустя пару лет возглавить ведущие отечественные организации по разработке ракет (С.П. Королев, В.П. Мишин), двигателей (В.П. Глушко, А.М. Исаев), бортовой аппаратуры (Н.А. Пилюгин, М.С. Рязанский), наземного оборудования (В.П. Бармин).

Группу гражданских специалистов возглавил вполне «настоящий» генерал-майор Андрей Иларионович Соколов. Позднее в соответствии с постановлением ГКО от 8 июля 1945 г. общее руководство перешло к генералу Льву Михайловичу Гайдукову. Во время войны он пребывал в должности члена военного совета Гвардейских минометных частей, т. е. самого главного комиссара входивших в состав артиллерии Красной Армии частей и соединений, вооруженных «катюшами» (по современной терминологии — реактивными системами залпового огня). Однако Лев Михайлович, блестяще защитивший инженерный диплом в МВТУ им. Баумана, а затем поработавший в аппарате ЦК ВКП(Б), на голову превосходил всех прочих «гвардейских минометных» генералов в способности к решению не только и не столько политических, сколько технических вопросов. В результате именно на него еще в разгар войны лег груз забот, связанных с разработкой новых образцов реактивных систем залпового огня. Естественно, что состоящий в должности политработника прирожденный инженер в генеральском мундире с искренним энтузиазмом взялся за овладение столь фантастической в те времена ракетной техникой.

Довольно быстро советские специалисты убедились в том, что главный немецкий центр разработки и испытания ракет — Пенемюнде — основательно выхолощен еще самими немцами в ходе их эвакуации. С территории расположенного поблизости от г. Нордхаузена подземного завода «Миттельверке» все более или менее ценное движимое имущество уже отбыло в заокеанском направлении. Туда же устремилось и большинство немецких специалистов-ракетчиков. Конечно, можно было разобраться в оставшихся фрагментах «Фау-2» без посторонней помощи, но это потребовало бы излишних затрат сил и времени. Пришлось бы тратить годы на то, чтобы самостоятельно собрать из разрозненных фрагментов хотя бы несколько пригодных к лету ракет.

Инженер- подполковник С.П.Королев. Германия, 1945 г.

Инженер- полковник В.П. Глушко. Германия, 1945 г.

Инженер-полковник В.П. Бармин. Германия, 1945 г.

Инженер В.П. Мишин. СССР, 1945 г.

Огневые испытания ЖРД на стенде в Леестене.

Офицеры союзных армий на последнем из трех пусков ракеты «Фау-2» в окрестностях г. Кугсгафен, организованных англичанами. 15 октября 1945 г.

Для того чтобы как можно быстрее овладеть немецкими достижениями в области ракетной техники, советские инженеры привлекли к сбору и анализу матчасти и документации не успевших удрать на запад немецких специалистов. Эта задача облегчалась тем, что население Германии во всех оккупационных зонах в те годы жило впроголодь. Война была катастрофически проиграна, элементарное выживание стало более чем проблематичным. Поэтому в сердцах большинства немцев не возникало непреодолимых моральных барьеров на пути к добросовестному сотрудничеству с бывшим противником.

Немногочисленные немецкие ракетчики, не пожелавшие или не успевшие перейти к американцам, в июне 1945 г. были привлечены к работе в институте РАБЕ (сокращение RABE от немецкого Raketen bau Entwinklung- «Воссоздание ракетостроения»), организованном в городке Бляйхероде, расположенном неподалеку от Нордхаузена. Деятельность советских военно-промышленных «трофейных команд» осуществлялась с истинно армейской решительностью. «Подполковник» А.М. Исаев своей властью назначил «майора» Б.Е. Чертока начальником ими же учрежденного института РАБЕ. Официальное одобрение на создание института от начальника управления советской военной администрации Тюрингии И.С. Колисниченко было получено позднее.

Впрочем, к августу эта организация перешла в подчинение профессиональных военных.

Намного больше элементов авантюры проявилось в попытках привлечь к работе в РАБЕ наиболее квалифицированных немецких специалистов, ранее сдавшихся американцам. В 1945 г. «холодная война» всерьез еще не началась. Хотя каждая из держав-победительниц учитывала в первую очередь свои интересы, союзнические отношения поддерживались в предельно широкой области. Пересечь разграничительную линию между оккупационными зонами было не сложно. Но американцы проявили бдительность, и большинство попыток перевербовок не удалось. Тем не менее именно с Запада перешел Гельмут Греттруп — заместитель фон Брауна по электротехнической части и радиоуправлению ракетами, который в дальнейшем и возглавил группу немецких сотрудников. Ценными специалистами были также гироскопист Курт Магнус и инженер по бортовой автоматике Ганс Хох.

К сожалению, большинство немецких сотрудников института РАБЕ и других организованных советской администрацией научно- технических учреждений, будучи весьма квалифицированными специалистами в своей узкой области техники, никогда не работало в ракетостроении и не имело соответствующего опыта.

Наиболее неожиданный случай привлечения немецкого специалиста из западных зон оккупации был связан с организованными англичанами октябре 1945 г. показательными пусками трофейной «Фау-2» из окрестностей г. Кугсгафена в направлении прилегающего к нему Северного моря.

Подполковники Г.А. Тюлин (слева) и С.П. Королев. Германия, 1945 г.

Генерал-майор инженерно-артиллерийской службы Л.М. Гайдуков. Берлин, 1945 г. (Архив А.В. Глушко, публикуется впервые).

Обед руководства института «Нордхаузен» — генерал Л.М.Гайдуков (слева) и инженер-полковник С.П. Королев. Нордхаузен, 1946 г. (фото В.П. Глушко).

Вилла Франка на Линденштрассе в Бляйхероде, Германия. Некоторое время после Пенемгкнде в ней жил Вернер фон Браун, а с июля 1945 г. здесь разместился ракетный институт РАБЕ, которым руководил подполковник Б.Е.Черток (фото В.П. Глушко).

Англичане пригласили союзников на последний из трех пусков. В составе направленной в английскую оккупационную зону советской группы вошел С.П. Королев. С американской делегацией прибыл крупнейший в США специалист по аэродинамике и ракетной технике Теодор фон Карман, в то время — полковник, разумеется, столь же «профсоюзный», как и наш Сергей Павлович.

Пуски осуществляли боевые расчеты, набранные из пленных немецких офицеров и солдат. По преданию, действенным аргументом в пользу участия в пусках оказалось обещание в случае успешного проведения ракетных стрельб впредь не рассматривать этих немцев как бывших эсэсовцев, которым было доверено фашистами ракетное оружие, а приравнять их к военнослужащим вермахта.

Королев узнал от англичан фамилию капрала Фихтеля, проводившего предстартовую подготовку ракеты. В конечном счете, удалось склонить его к переходу на восток Германии.

В феврале 1946 г. на базе института РАБЕ и других советско-немецких организаций, занимавшихся в Германии освоением трофейной ракетной техники, был создан институт «Нордхаузен». Он включил в себя также КБ по восстановлению документации и технологического оборудования А-4, расчетно-теоретическую группу в Бляйхероде, группу «Выстрел», призванную освоить практические действия по пуску ракет, производственную базу — завод «Монтанья» под Нордхаузеном, а также стенд для огневых испытаний двигателей в Леестене. Бюро Греттрупа вошло в институт самостоятельным подразделением. При этом объекты института располагались не дальше нескольких десятков километров от Нордхаузена.

Руководителем института был назначен генерал Л.М. Гайдуков, а его первым заместителем и главным инженером — С.П. Королев. Это стало важнейшим событием в жизни Сергея Павловича. Впервые после незаслуженных унижений конца 1930-х гг. он стал фактически первым лицом проектно-конструкторской организации, определяющим ее техническую политику. Разработчики отдельных систем, в том числе извечный соперник С.П. Королева — двигателист Валентин Петрович Глушко, оказались под его руководством.

Число советских специалистов, изучавших ракеты в Германии, неуклонно росло и весной 1946 г. приблизилось к тысяче. Кроме того, руководство содействовало приезду в Германию членов семей многих советских ракетчиков.

Однако все работы в Германии могли рассматриваться только как сугубо промежуточный этап освоения ракетного оружия. Согласно распространенной версии, Л.М. Гайдуков с конца 1945 г. начал продумывать проект правительственного постановления об организации ракетостроения в СССР. Создание нового особого ведомства, аналогичного Первому главному управлению при Совнаркоме СССР, учрежденному 30 августа 1945 г. для реализации атомного проекта, было нецелесообразно и явно несвоевременно в разоренной войной стране. К тому же ракетное оружие еще не заявило о своей приоритетности столь же убедительно, как атомное. Нужно было использовать уже имеющиеся предприятия и ведомственные структуры, перепрофилировав НИИ, КБ и заводы и «сосватав» ракетостроение одному из действующих министров.

Подбор «женихов» начался еще до того, как первые «трофейные команды» углубились в туннели завода «Миттельверке».

Технология ракетостроения была ближе всего к авиапромышленности: те же крупногабаритные силовые каркасы из стрингеров и шпангоутов, прикрытые тонкостенными оболочками; сварка и клепка как основные техпроцессы формирования конструкции. Но наркому авиапромышленности Алексею Ивановичу Шахурину с окончанием войны стало совсем не до ракет. Его всецело поглотило срочное развертывание работ по реактивной авиации, которой его ведомство не смогло уделить должного внимания в лихорадочные военные годы. Озабоченность Шахурина была вполне оправдана. В начале 1946 г. разгневанный вождь сменил его на М.В. Хруничева.

Предводителем советских ракетчиков вполне естественно должен был стать Борис Львович Ванников, руководивший Наркоматом боеприпасов (НКБ), выпускавшим реактивные снаряды для «катюш». Добившись 19 марта 1945 г. принятия постановления Государственного комитета обороны (ГКО) о создании в НКБ новой проектной организации по неуправляемым пороховым реактивным снарядам ГЦКБ-1, призванной подстраховать отрасль в случае неудач ответственного за эту тематику, но «чужого», подчиненного авиапрому филиала № 1 НИИ-1, Ванников стремился также и расширить свое участие в перспективном «большом» ракетостроении, а для начала — получить образцы немецких ракет и трофейное оборудование.

В середине мая 1945 г. решением ГКО Наркомату боеприпасов передали оборудование завода «Ворксверке» по производству узлов к «Фау-2», а в последний день месяца ГКО обязал направлять в распоряжение НКБ все найденные на территории Германии образцы реактивного вооружения.

Наркомат боеприпасов был определен ответственным по тематике «Фау-2» Постановлением ГКО «О мероприятиях по изучению и освоению немецкой реактивной техники» от 16 июня 1945 г.

Советские специалисты на полигоне Пенемюнде. Первым идет А.Ф. Тверецкий.1945 г. (фото В.П. Глушко).

С.П.Королев и Ю.А.Победоносцев. Германия, 1946 г.

Сотрудники института «Нордхаузен». Сидят (слева направо): Н.А. Пилюгин, И.Б. Бровко, (?), В.А. Бакулин, Ю.А. Победоносцев, С.П. Королев, В.Г. Будник. Стоят (слева направо): (?), В.И. Харчев, JI.A. Воскресенский, С.Г. Чижиков, В.П. Мишин. Германия, февраль 1946 г.

Тем не менее в июле 1945 г. Особый комитет при ГКО поручил не Ванникову, а Шахурину возглавить специальную комиссию по выработке предложений для организации дальнейших работ по реактивной технике. Наркомат боеприпасов 23 июля направил в эту комиссию свою редакцию проекта правительственного постановления, предусматривающую создание в дополнение к ГЦКБ-1, занятому проектированием пороховых реактивных снарядов с дальностью до 20–30 км, еще двух новых проектноконструкторских организаций: ЦКБ-2 при заводе № 67 «Мастяжарт», предназначенного для разработки пороховых и жидкостных снарядов дальнего действия с досягаемостью до 100 км, и ГЦКБ-3 при заводе № 70, которому поручалась разработка жидкостных снарядов сверхдальнего действия «по типу «Фау-2».

Завод № 70, в революционные годы именовавшийся «Механическим и чугунолитейным заводом Л.А. Михельсона», вошел в историю кровопролитной пальбой по В.И. Ленину 30 августа 1918 г. Оборонно-промышленная история этого предприятия, основанного в 1847 г. как «Завод В.Я. Гоппера», началась в годы Первой мировой войны, когда его подключили к производству боеприпасов. Чуть ли не первым приняв в 1922 г. высокоидейное название «Завод им. Владимира Ильича», это предприятие в годы Великой Отечественной войны стало одним из основных производителей реактивных снарядов для «катюш».

Для испытаний как твердотопливных, так и жидкостных ракет с дальностью более 50 км Наркомат боеприпасов предлагал оборудовать полигон площадью 50–60 км^2 южнее Махачкалы, севернее нынешнего г. Каспийска. Морские просторы, а за ними — пустыни Казахстана и Туркмении обеспечивали безопасность проведения испытаний по трассам, вполне достаточным для пусков не только «Фау-2», но и ракет, создававшихся ей на смену. В самом Каспийске располагался якобы моторный завод «Дагдизель», построенный в 1930-е гг. для производства торпед. Мог он выпускать и ракеты, что и было осуществлено в 1950-1960-е гг. Так что полигон обеспечивался предельно близкой и вполне достаточной производственной базой. Бытовые и жилищные условия, продуктовое снабжение в этих благословенных краях можно было наладить быстро и дешево. Выбор окрестностей Махачкалы основывался на результатах рекогносцировки, проведенный в середине июня комиссией во главе с заместителем Ванникова — Петром Николаевичем Горемыкиным в девяти районах на побережье Каспийского моря.

В комиссию Шахурина были представлены и предложения Наркомата боеприпасов по ведомственному распределению направлений работ по реактивной техники. Авиапромышленности предлагалось заняться пилотируемой реактивной авиацией и самолетами-снарядами типа «Фау-1», боеприпасникам — всеми типами ракет, а Наркомату вооружения — пусковыми установками, которые рассматривались как своего рода пушки для реактивных снарядов.

Согласно воспоминаниям Бориса Евсеевича Чертока, участника событий, а в дальнейшем — заместителя

С.П. Королева, 25 июля на первом заседании комиссии по реактивной технике Шахурина присутствовали: представитель ЦК ВКП(б) — генерал Л.М Гайдуков, Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов, начальник Главного артиллерийского управления маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев, наркомы вооружения, минометного вооружения, химической, судостроительной, электротехнической промышленности, заместитель наркома авиапромышленности. Представлявший Наркомат боеприпасов П.Н. Горемыкин в своем выступлении определил основной задачей своего ведомства освоение «Фау-2» и проявил готовность сосредоточить у себя также и производство большинства комплектующих для ракеты, в том числе двигатели, за одним исключением — аппаратуры системы управления. Никто из присутствующих не оспаривал эти предложения и, в частности, не брался за воспроизводство «Фау-2».

Подготовленный в соответствии с этими предложениями проект правительственного постановления был представлен 22 ноября на имя заместителя Председателя Совнаркома Л.П. Берии за подписями Н.Д. Яковлева, Л.М. Гайдукова, Б.Л. Ванникова, П.В. Дементьева и наркома минометного вооружения Петра Ивановича Паршина.

Нарком вооружений СССР Д.Ф.Устинов. 1946 г.

Нарком боеприпасов СССР, трижды Герой Социалистического Труда генерал- полковник инженерной службы Б.Л. Ваников.

Как и в июльском документе, предусматривалось создание при заводе № 70 организации по разработке ракет сверхдальнего действия с ЖРД, на этот раз под наименованием Государственный союзный научно-исследовательский институт № 70 (ГС НИИ-70). В качестве главного конструктора предлагался В.П. Глушко.

При этом предписывалось перевести в Наркомат боеприпасов «группу инженера С.П. Королева, созданную в ОКБ-СД из рабочих завода № 22 (11 человек)». Напомним, что эвакуированный в Казань самолетостроительный завод № 22 в войну выпускал пикирующий бомбардировщик Пе-2, на который планировалось поставить в качестве ускорителя разрабатывавшийся Глушко и Королевым жидкостный ракетный двигатель. Предлагалось передать на завод № 70 из авиапромышленности и филиал № 2 НИИ-1 (в пригороде Москвы — Владыкино), что в какой-то мере компенсировало отказ от создания проектной организации на заводе № 67. На подмосковном Софринском полигоне предусматривалось организовать Центральный научно-исследовательский полигон НКБ, а к югу от Махачкалы — Государственный центральный полигон НКБ для испытания ракет с дальностью более 50 км и «типа Фау-2».

На завод № 70 в Москву стали прибывать из Германии эшелоны с матчастью от «Фау-2», зенитного «Рейнтохтера». авиационных крылатых ракет Хеншель Hs293A и Hs294, управляемых бомб «Фриц-Х», противотанковых гранатометов «Панцерштрек». Конструкторское бюро, первоначально насчитывавшее 10 человек, наращивало свои кадры, но В.П. Глушко, предложенный проектом постановления на должность главного конструктора, все еще оставался в Германии.

Тем временем на заводе № 70 бурно демонстрировал свою активность еще относительно молодой человек, уже обладавший богатым, но очень специфическим жизненным опытом.

Окончание следует

Использованы фото из архивов А.В. Глушко и редакции.

Отечественные бронированные машины 1945–1965 гг

М. В. Павлов, кандидат технических наук, старший научный сотрудник И. В. Павлов, ведущий конструктор

Продолжение.

Начало см. в «ТиВ» № 5–9,11,12/2008 г., № 1,2/2009 г.

К середине 1950-х гг. руководством Вооруженных Сил СССР были пересмотрены основные положения по подготовке, организации и ведению боевых действий танковыми подразделениями. Так, например, на завершающем этапе Великой Отечественной войны согласно Боевому уставу бронетанковых и механизированных войск Красной Армии (1944 г.) средние танки предназначались «…для уничтожения живой силы и огневых средств пехоты (кавалерии) противника, для борьбы с его танками и для ведения боевой и тактической разведки». Для аналогичных целей предназначались и тяжелые танки — «…уничтожения живой силы и огневых средств противника, а также для борьбы с его танками и артиллерией». В новом Боевом уставе танковых войск Советской Армии, утвержденном в 1959 г. (его проект рассматривался с 1952 г.), было прописано: «Средние и тяжелые танки предназначаются для уничтожения танков, огневых средств и живой силы противника, при этом тяжелые танки используются главным образом для уничтожения танков противника, а также для разрушения оборонительных сооружений легкого типа». Легкие танки, поступившие на вооружение Советской Армии после войны, предназначались «…для ведения разведки и выполнения специальных задач».

Таким образом, средние и тяжелые танки на поле боя становились основным средством борьбы со всем арсеналом огневых средств и, прежде всего, с танками противника.

Поэтому первому направлению НИОКР в области защищенности танков уделялось основное внимание. Защита танков от обычных средств поражения осложнялась многообразием противотанковых средств, имевших боеприпасы, поражающее действие которых было основано на совершенно разных физических принципах.

Так, действие по броне калиберных (остроголовых и тупоголовых) и подкалиберных (стреловидной или катушечной формы) бронебойных снарядов характеризуется величиной запаса кинетической энергии. Поражение брони этими снарядами проявляется в виде прокола, пролома или выбитой пробки. Действие же бронебойно-фугасного снаряда с деформируемой головной частью основано на подрыве пластического ВВ на относительно большой поверхности брони. Наклон брони от вертикали в пределах от 30° до 70° в этом случае является не преимуществом, а недостатком конструкции броневой защиты, так как при ударе снаряда создаются благоприятные условия для растекания заряда взрывчатого вещества по большей поверхности броневой плиты. Сквозное пробитие броневой плиты в большинстве случаев может отсутствовать, однако на тыльной стороне брони в результате фугасного действия образуются отколы, способные поразить одного или нескольких членов экипажа и часть внутреннего оборудования танка. Помимо образования отколов, на броню танка воздействует мощный ударный импульс (аналогично при попадании в танк осколочно-фугасных снарядов крупных калибров), который может вывести из строя различное внутреннее оборудование, привести к его срыву с мест крепления и нанести травмы членам экипажа.

При встрече кумулятивного снаряда с броней вдоль его продольной оси под действием взрыва ВВ происходит формирование сравнительно тонкой кумулятивной струи из материала конической, сферической или конусообразной воронки облицовки взрывчатого вещества. Кумулятивная струя под большим давлением и с высокой скоростью (до 8-10 км/с) пробивает броневую преграду толщиной в 3–4 раза больше, чем калибр снаряда, образуя в ней, как правило, круглое или овальное отверстие небольшого размера. При сквозном пробитии часть кумулятивной струи вместе с осколками брони проникает в заброневое пространство и распространяется в нем, охватывая значительные объемы с одновременным повышением (до опасных для человека значений) давления, приводя к взрыву боекомплекта, воспламенению топлива, тяжелым увечьям (обычно к гибели) членов экипажа и серьезным повреждениям внутреннего оборудования.

Корпус опытного тяжелого танка «Объект 260» (ИС-7).

Необходимо отметить, что вплоть до 1958 г. специальных ТТТ по противокумулятивной стойкости броневой защиты отечественных танков не предъявлялось. Защиту серийных и разрабатывавшихся танков от средств поражения, имевших кумулятивную боевую часть, предусматривалось обеспечивать за счет увеличения толщины броневых листов и углов их наклона от вертикали, защищавших от бронебойных и бронебойно-подкалиберных снарядов, а также использования дополнительных мер (применение конструктивной брони, установка противокумулятивных экранов и др.). При этом первостепенное значение придавалось повышению уровня противоснарядной стойкости броневой защиты тяжелых и средних танков.

Первый послевоенный тяжелый танк ИС-4 по сравнению с танком ИС-3 имел со всех сторон практически равностойкую броневую защиту корпуса с клиновидной носовой частью. Литая башня была выполнена с переменной толщиной стенок и развитыми скуловыми и лобовыми частями. В конструкции броневой защиты танка был реализован ряд новых технических решений, направленных на минимизацию площадей ослабленных зон на наиболее снарядонагруженных участках (места расположения люков с крышками и приборами наблюдения, область стыка башни с корпусом и др.). Однако вследствие значительного увеличения толщины броневых листов боевая масса машины возросла до 60 т, что негативно отразилось на характеристиках ее подвижности.

В 1948 г. в конструкторском бюро ЛКЗ была предпринята попытка создать неуязвимый на поле боя тяжелый танк, получивший обозначение «Объект 260» (ИС-7). Уровень защищенности этого опытного танка задавался, как тогда это было принято, по самому опасному существовавшему в то время противотанковому средству — 128-мм пушке, которая во время войны устанавливалась на немецком опытном сверхтяжелом танке «Мышь» (KwK82 L/55) и на тяжелой самоходной установке «Ягдтигр» В (Pak80 L/55). Заданный уровень защищенности был получен традиционным способом — увеличением толщины брони лобовой части корпуса до 150 мм и башни до 350 мм, поэтому боевая масса танка при бронировании, близком к равностойкому, увеличилась до 68 т и сравнялась с массой немецкого тяжелого танка T-VIB «Тигр II». Двухскатная носовая часть корпуса увеличивала угол встречи снаряда с броней при нулевом курсовом угле обстрела, снижала вероятность заклинивания башни при рикошете от верхних броневых листов, облегчала возможность размещения механика-водителя в центре отделения управления. Однако корпус был более сложным в производстве, имел более высокую стоимость, чем корпус с клиновидной носовой частью.

Тем не менее такая конструкция носовой части корпуса была использована в серийных тяжелых танках Т-10 (Т-10А, Т-10Б) и Т-10М. В конструкции броневого корпуса этих танков были применены лобовые детали значительной толщины с наличием больших углов наклона и подворота, а также гнутые нижние бортовые листы. Жесткость корытообразного штампованного (под трансмиссией — плоского) днища усиливалась вваренными в него кронштейнами балансиров. На машинах устанавливалась башня полусферической формы с большими переменными по высоте и периметру углами наклона брони и разной толщиной стенок. Передняя часть крыши башни отливалась заодно с корпусом башни, а задняя изготавливалась из броневого проката и вваривалась в башню.

Дальнейшее усиление броневой защиты в 1955–1958 гг. было выполнено на опытных тяжелых танках «Объект 279» и «Объект 770» (имевших боевую массу, соответственно, 60 и 55 т) за счет новых конструктивных решений и совершенствования технологии изготовления. В этих опытных танках применялся цельнолитой броневой корпус, позволявший более рационально осуществить дифференцированное бронирование с оптимальным сочетанием конструктивных углов и его конфигурацией.

Броневая конструкция лобовой части башни и носа корпуса обеспечивала защиту от 122-мм бронебойного снаряда с начальной скоростью 950 м/с, при обстреле из пушки тяжелого танка Т-10М с любой дистанции при курсовых углах до +30° для танка «Объект 279» и до ±20° для танка «Объект 770». Литые корпуса танков обладали большей жесткостью, конструктивной прочностью, не были ослаблены сварными швами, а их изготовление с сильной дифференциацией габаритных и защищающих толщин по высоте и проекциям было мене трудоемким. Имевшийся недостаток литой брони — меньшая стойкость по сравнению с катаной броней — при больших углах расположения броневых деталей от вертикали практически не сказывался.

Конструкцию и технологию изготовления цельнолитых корпусов танков «Объект 279» и «Объект 770» разработали в ЦБЛ-1 в сотрудничестве с ВНИИ-100 и конструкторскими бюро заводов Л КЗ и ЧТЗ. Кроме того, для опытных тяжелых танков «Объект 277» и «Объект 278» создали комбинированную конструкцию сварного корпуса с цельнолитым лобовым узлом (аналогичная конструкция комбинированного корпуса как резервный вариант была разработана и для танка «Объект 770»). Однако по экономическим причинам и необходимости перестройки технологического оборудования на заводах промышленности литые и комбинированные корпуса в крупносерийном производстве танков внедрены не были.

Несмотря на имевшийся у промышленности большой опыт по выпуску литых башен для тяжелых и средних танков (впервые в мире Советский Союз стал в массовом порядке производить литые башни в 1941 г.), первые попытки изготовить цельнолитую башню (за одно целое с крышей) оказались неудачными. Крыша башни, толщина которой была в несколько раз меньше толщины сопрягаемых с ней стенок башни, быстро затвердевала и возникавшие при этом напряжения превосходили прочность металла в массе отливки.

Носовая часть корпуса тяжелого танка T-10М.

Геометрическая схема комбинированного корпуса и башни танка «Объект 278».

Литая часть комбинированного корпуса тяжелого танка «Объект 770».

В результате образовывались глубокие трещины на поверхности башни. Тем не менее, проведенные в дальнейшем работы по совершенствованию технологии привели к изготовлению цельнолитой башни для среднего танка Т-62.

Совершенствование броневой защиты средних танков осуществлялось путем улучшения формы броневого корпуса и башни и уменьшения их размеров. Работы в этом направлении развернулись уже в декабре 1945 г., когда ЦНИИ-48 было выдано ТТЗ на проектирование для среднего танка новой схемы броневой защиты с измененными формами корпуса и башни, утвержденное Министерством транспортного машиностроения и НТК БТ и MB. В соответствии с этим ТТЗ в 1946 г. в ЦНИИ-48 совместно с КБ завода № 183 был разработан первый, оптимальный по своей противоснарядной стойкости, вариант конструкции броневой защиты корпуса и башни для среднего танка. Согласно расчетам, при обстреле новой конструкции броневой защиты корпуса и башни немецкими бронебойными снарядами калибра 105 мм с начальной скоростью 1000 м/с, ее противоснарядная стойкость была выше по сравнению со снарядостойкостью корпуса и башни танка Т-54 обр.1945 г.: по корпусу — в 2,5 раза, по башне — в 7 раз.

В результате дальнейших ОКР в 1947–1948 гг. в ЦНИИ-48 совместно с Ижорским заводом спроектировали и изготовили корпус и башню макета среднего танка, получившего наименование А-22. Корпус макета был собран из 100- и 150-мм броневых листов, выполненных из стали 52С, а башня отлита из вновь разработанной марки броневой стали. Его лобовая проекция обеспечивала защиту от 105-мм немецкого бронебойного снаряда с начальной скоростью 1000 м/с при обстреле с любой дальности, с различными курсовыми углами обстрела. Борта корпуса и башни не поражались 88-мм немецкими бронебойными снарядами с начальной скоростью 1000 м с любой дальности при курсовых углах обстрела ±60°. Удачная конструкция броневой защиты корпуса и башни обеспечили макету А-22 более высокую противоснарядную стойкость, чем броневая защита тяжелых танков ИС-4 и ИС-7.

В 1949 г. результаты работы по созданию конструкции броневой защиты макета А-22 были использованы при разработке эскизного проекта среднего танка Т-22ср с детальной проработкой его общей компоновки и ходовой части. В последующем опыт этой работы учли при разработке и изготовлении опытного комплекта корпуса и башни по проекту среднего танка «Объект 907». Однако если корпус макета А-22 был изготовлен главным образом из катаных броневых листов, то корпус опытного среднего танка «Объект 907» предполагалось выполнить преимущественно из литых броневых деталей.

Общий вид макета А-22.

Корпус макета А-22.

Макет А-22 (вид спереди).

Схема броневой защиты проекта среднего танка Т-22ср.

Характер поражений башни макета А-22 122- и 128-мм бронебойными снарядами.

Геометрическая схема корпуса и башни среднего танка «Объект 907».

Совместная работа ЦБЛ-1 и ЦНИИ-48 по исследованию целесообразности изготовления литых броневых корпусов для нового среднего танка началась в 1953 г. В течение 1954 г. были проведены изыскания оптимальных форм броневой защиты применительно к компоновке среднего танка «Объект 907», выпущены рабочие чертежи башни и корпуса в трех вариантах: цельнолитом и двух сварных. Причем, первый вариант сварного корпуса собирался преимущественно из литых броневых деталей (за исключением верхнего лобового листа, крыши и днища), а второй имел борта из профильного проката переменной толщины. Одновременно были разработаны технологические процессы сварки и сборки корпусов, проведены лабораторные исследования по технологии броневого проката листов переменной толщины, изготовлена модельная оснастка для цельнолитого корпуса. Однако в конце 1954 г. были изготовлены и поданы на НИИБТ полигон для проведения испытаний обстрелом только башня и корпус, изготовленный по третьему варианту.

Проведенные в начале 1955 г. испытания обстрелом корпуса и башни танка «Объект 907», показали, что они в целом удовлетворяли ТТТ, предъявлявшимся к новым средним танкам, и по противоснарядной стойкости значительно превосходили броневую защиту серийного среднего танка Т-54. В последствии был изготовлен и обстрелян укороченный цельнолитой корпус, представлявший собой замкнутый контур из натурных элементов носовой, бортовой и кормовой частей корпуса танка «Объект 907». Результаты обстрелов также подтвердили, что разработанный технологический процесс обеспечивал получение качественной отливки с запланированной противоснарядной стойкостью. К концу года планировалась отливка полноразмерного корпуса танка «Объект 907» с внесенными по результатам испытаний изменениями, а его испытания намечались на начало 1956 г. Однако к этому времени стало очевидно, что современные кумулятивные снаряды калибра 85 мм достаточно уверенно пробивали лобовую броню танка «Объект 907» вне зависимости от технологии изготовления. Башня танка, например, поражалась этими снарядами при любых курсовых углах обстрела. Более или менее держали удар лишь лобовые детали корпуса, но только в тех частях, которые имели максимальный угол наклона от вертикали.

С использованием схемы броневой защиты танков «Объект 907» и «Объект 279» во ВНИИ-100 была разработана схема броневой защиты нового тяжелого танка, в котором схема броневой защиты корпуса была заимствована от первой машины, а башни — от второй. Дальнейшие работы по конструкции броневой защиты танка «Объект 907» были прекращены в пользу развертывания НИР по созданию комбинированной броневой защиты.

Что касается серийно выпускавшихся средних танков, то верхняя лобовая деталь корпуса (начиная с танка Т-44) перестала иметь ослабленную зону снарядостойкости — люк механика-водителя стал размещаться на крыше корпуса. Башня танка Т-54 первых выпусков имела большие размеры и обратные скосы (заманы) снизу по всему периметру. Наличие обратных скосов способствовало поражению подбашенного листа и крыши корпуса в результате попадания рикошетирующих от скосов снарядов, а также от действия взрывной волны разорвавшихся снарядов. На средних танках Т-55 и Т-62 и модернизированных танках Т-54 (обр.1951 г.) этот недостаток был устранен. Башня танка Т-62 полусферической формы значительно снижала вероятность срыва башни с корпуса при воздействии ударной волны ядерного взрыва.

Для установки пушки башни танков Т-54 (начиная с 1949 г.), Т-55 и Т-62 имели узкую амбразуру с улучшенной подвижной бронировкой. Кроме того, на всех танках была предусмотрена защита башни от заклинивания ее пулями и осколками.

Схема броневой защиты среднего танка «Объект 907».

Схема броневой защиты тяжелого танка типа «Объект 907–279».

Корпус и башня среднего танка «Объект 907» подготовленные для испытаний обстрелом.

Башня танка Т-54 обр. 1947 г.

Башня танка Т-54 обр. 1949 г.

Башня танка Т-54 обр. 1951 г.

Цельнолитая башня среднего танка Т-62.

Большое внимание уделялось выполнению требования прочности и жесткости корпуса и башни, что исключало их разрушение, образование трещин и деформаций, смещение агрегатов и механизмов при обстреле, действии ударной волны, при таране и преодолении противотанковых препятствий. Подбашенный лист корпуса поддерживался приваренной к бортовым листам поперечной балкой жесткости. Для упрочнения днища применялись штампованные продольные и поперечные ребра, а также перегородки и реданы.

Как уже отмечалось, использование литых конструкций, значительных толщин и больших углов наклона лобовых броневых листов корпуса от вертикали было характерным и для зарубежных тяжелых и средних танков первого послевоенного периода. Все серийные зарубежные танки имели литые башни сферических форм с дифференцированием толщин по периметру в пользу лобовых секторов. В американском танкостроении наряду с использованием цельнолитых башен широко применялись и цельнолитые корпуса. Однако литые корпуса американских танков: средних М48, М60 и тяжелого М103 вместе с достоинствами в виде высокой технологичности производства и рационального дифференцирования толщин брони имели и известные недостатки (меньшая, по сравнению с катаной броней, стойкость против бронебойных снарядов и бронебойно-фугасных снарядов с пластическим ВВ и деформируемой головной частью). К числу последних, как показал опыт боевого использования танков М48 и М60, добавились низкая живучесть и сложность ремонта. При боевых повреждениях (подрыв на мине, пробитие брони) для устранения возникших деформаций и сквозных пробоин литых корпусов этих танков требовался ремонт только в заводских условиях.

Основные характеристики броневой защиты некоторых отечественных и зарубежных танков и сравнительные данные по их противоснарядной стойкости основного бронирования при обстреле бронебойными снарядами представлены в таблицах 30 и 31.

Из приведенных в таблице 31 данных видно, что отечественные танки по основным характеристикам броневой защиты по сравнению с зарубежными танками имели большую стойкость от бронебойных снарядов.

Что касается совершенствования противопульной броневой защиты серийных легких танков ПТ-76 (ПТ-76Б), то оно велось в направлении обеспечения защищенности от крупнокалиберных бронебойных пуль Б-32 калибра 14,5 мм с начальной скоростью 1000 м/с за счет применения разнесенной броневой защиты корпуса и совершенствования его формы с сохранением необходимого запаса плавучести. Обеспечение запаса плавучести легкого плавающего танка при его определенных боевой массе и размерах, накладывало свои требования к форме его броневого корпуса.

В 1957–1958 гг. в ЦНИИ-48 для улучшения броневой защиты танка ПТ-76 были разработаны схемы противопульной броневой защиты, выполненных по типу «блок-пакета». «Блок-пакет» представлял собой двухпреградную противопульную броневую защиту, изготовленную из броневых листов высокой твердости одинаковой толщины с расстоянием между ними, равным 1–2 калибрам пули. Кроме того, для улучшения броневой защиты были разработаны схемы двухпреградной броневой защиты с листами из марок обычной танковой брони с расстоянием между ними в 30–50 калибров (схемы броневой защиты такого типа имели широкое распространение на боевых кораблях и бронекатерах ВМФ).

Проведенные в ЦНИИ-48 исследования показали, что первый лист, выполненный из брони высокой твердости, обеспечивал разрушение сердечника бронебойной пули, при этом, его толщина должна была быть минимально необходимой для надежного разрушения сердечника при заданном угле наклона (не менее 10–15°). Второй лист, выполненный из брони средней твердости, задерживал осколки разрушенного сердечника. Стойкость броневой защиты легкого танка могла быть улучшена (до 20 % по массе второй преграды) в случае использования в качестве материала для второго листа алюминиево-магниевого сплава типа АМГ-7.

Таблица 30 Основные характеристики броневой защиты отечественных и зарубежных танков*

Элементы броневой защиты	Средние танки				Тяжелые танки
	СССР		США	Великобр.	СССР			США	Великобр.	Франция
	Т-55	«Объект 430»	М48А2	«Центурион» Mk7	Т-10	«Объект 770»	«Объект 279»	M-103	«Конкэрор»	AMX-50
Корпус:	сварной	сварной	литой	сварной	сварной	литой	литой	литой	сварной	сварной
верхняя лобовая	100/60	120/60	110/60	76/57	60/78**	138/60	269/45	160/60	130/60	120/50
		40/80			120/55***	110/66	192/60	70/67
						85/71	93/75
нижняя лобовая	100/55	120/55	102/35	76/46	120/50	187/42	258/45	125/50	76/60	-
			63/53			156/51	181/60	65/50
							121/70
верхний пояс борта	80/0	55/50	76/0	51/12	120/47	86/67	182/45	51/40	51/0	100/0
			51/0		80/62		150/55
							100/65
нижний пояс борта	80/0	80/0	90/35	51/12	80/10	105/0	182/45	44/30	51/0	100/0
							150/55
							100/65
Башня:	литая	литая	литая	литая	литая	литая	литая	литая	литая	литая
лоб	180/30	212/30	178/20-50	152/0-5	201/24	260/30	305/30	127/50	150/0-30	100/0
	150/45	205/35			170/38	184/50	251/40
	100/60	189/44			129/54	90/70	217/50
борт	158/15	170/35	115/28	90/0	148/45	208/35	305/30	137/20	89/30	-
	140/30	150/40	76/12	90/10	122/55	152/50	257/40	70/40
	115/45	135/45	65/33		102/65	80/70	217/50
		130/50

* В числителе толщина брони в мм, в знаменателе — угол наклона от вертикали.

** Деталь имеет подворот 45°.

*** Деталь имеет подворот 40°.

Таблица 31 Сравнительные данные по противоснарядной стойкости основного бронирования отечественных и зарубежных танков

Элементы броневой защиты		Средние танки					Тяжелые танки
		дистанции непробития при обстреле 100-мм бронебойными снарядами с бронебойным наконечником и начальной скоростью 900 м/с					дистанции непробития при обстреле 122-мм бронебойными снарядами с бронебойным наконечником и начальной скоростью 900 м/с
		курсовой угол обстрела, град.	СССР		США	Великобр.	курсовой угол обстрела, град.	СССР			США	Великобр.	Франция
			Т-55	«Объект 430»	М48А2	«Центурион» Mk7	М48А2	Т-10	«Объект 770»	«Объект 279»	М-103	«Конкэрор»	АМХ-50
Башня	лоб	0-45	1800	1000	3100	2600	0-60	3100	800	не пробив.	2200	4300	**
	борт	45	80	не пробив.	5100	2000	60	1000	600	не пробив.	4700	**	7100
Корпус	верхняя лобовая	0	не пробивается			2200	0	не пробив.*	200		400	не пробив.	2200
	нижняя лобовая	0	не пробивается		3100	4400	0	1700	1400		4000	**
	верхняя лобовая	22,5	не пробивается			1500	45	700*	не пробивается
	нижняя лобовая	22,5	не пробивается		2600	3800	45	не пробивается			1400	**
	верхний пояс борта	22,5	не пробивается			1900	45	не пробивается			4900	1400	3600
	нижний пояс борта	22,5	не пробивается		200	1900	45	3100	4400	не пробив.	4900	4300	3600

*Деталь подвернута на 40°.

**Данные отсутствуют.

Сравнительные испытания двухпреградных и однослойных броневых защит показали, что применение двухпреградных схем позволяло существенно уменьшить массу броневых конструкций, предназначавшихся для защиты от различных крупнокалиберных пуль. Для использования двухпреградных схем бронирования достаточно было разместить все основные внутренние агрегаты и экипаж танка в пространстве меньшем, чем ограниченное наружными обводами корпуса.

Проработка такой схемы броневой защиты для плавающего танка ПТ-76 была выполнена в конструкторском бюро СТЗ под руководством С.А. Федорова, которая подтвердила возможность ее использования для верхней части бортов (надгусеничных ниш) корпуса. В этом случае наружный верхний броневой лист борта корпуса приобретал функции первой преграды. Вторая преграда устанавливалась как дополнительный конструктивный элемент и ограничивала внутренний объем корпуса. Для сохранения требований габарита по ширине и определенного водоизмещения угол наклона наружного бортового броневого листа корпуса должен был быть не более 15–20° от вертикали. Второй (внутренний) броневой лист мог быть оставлен вертикальным как продолжение нижней части борта. Кроме того, такое решение, помимо повышения уровня защиты, обеспечивало и повышенную жесткость корпуса танка без применения специальных опор (пиллерсов). В результате использования такой схемы броневой защиты расстояние между наружным и внутренним броневыми листами составляло около 300 мм, что было достаточным для рассредоточения осколков разрушенного сердечника пули. Во избежание заполнения водой межброневого пространства при пробитии наружного броневого листа, оно заполнялось легким водонепоглощающим материалом (пенопласт марки ПС-4). По результатам проведенных испытаний макетов броневой защиты борта плавающего танка ПТ-76 толщина второго броневого листа должна была составлять 10–12 мм. Разработанная духпреградная броневая защита с суммарной толщиной броневых листов 19 мм при установке первого листа под углом 15° от вертикали обеспечивала защиту от бронебойных пуль калибра 14,5 мм со всех дистанций и под всеми курсовыми углами. Необходимо отметить, что однослойная броня средней твердости толщиной 35 мм не могла обеспечить эту стойкость даже при угле наклона от вертикали 20°.

Как показали полигонные испытания броневых макетов плавающего танка, разработанные двухпреградные схемы броневой защиты обеспечивали около 50 % экономии по массе по сравнению с однослойной броней средней твердости при той же противопульной стойкости. При сохранении боевой массы на прежнем уровне, дистанция безопасных поражений корпуса при обстреле его крупнокалиберными бронебойными пулями Б-32 могла быть уменьшена с 2000 до 100 м. Кроме того, помимо преимуществ по противопульной стойкости двухпреградные схемы броневой защиты имели значительные преимущества при действии таких средств поражения, как подкалиберные, кумулятивные и фугасные снаряды с взрывателем мгновенного действия, а также при взрывах. Первый броневой лист в этом случае играл роль взводного экрана.

Одним из недостатков двухпреградных схем броневой защиты считалось усложнение технологии изготовления броневых корпусов и увеличение трудоемкости работ. Однако проведенные в ЦНИИ-48 ориентировочные расчеты разработанных проектов двухпреградных схем броневой защиты легкого танка показали, что трудоемкость изготовления таких корпусов была примерно такой же, что и для варианта однослойного бронирования. Сокращение боевой массы танка и толщины броневых листов обеспечивало значительное снижение трудоемкости по всем технологическим операциям (резка, гибка, правка, термообработка, сварка и др.). Кроме того, в этом случае была возможность замены части броневых листов высокой твердости на листы средней и даже низкой твердости, что также способствовало снижению трудоемкости. По результатам выполненных работ использование двухпреградных противопульных схем бронирования было признано одним из путей существенного улучшения броневой защиты плавающих танков.

Макет корпуса легкого танка ПТ-76 с двухпреградной схемой броневой защиты.

Таблица 32 Сравнительные данные пробивной способности кумулятивных и бронебойных снарядов равных калибров

Калибр снаряда, мм	Наибольшая толщина пробития, мм		b — толщина брони/d — калибр снаряда		b кум./ b бронеб.,%
	бронебойный	кумулятивный	бронебойный	кумулятивный
57	110	180	1,93	3,16	164
76	133	230	1,76	3,03	172
85	157	350	1,85	4,1	222
122	326	420	2,67	3,44	129

Схема взводного решетчатого противокумулятивного экрана.

В качестве одного из мероприятий по повышению противопульной стойкости броневой защиты плавающих танков ПТ-76 (ПТ-76Б) специалистами Военной академии БТ и MB было предложено изменить методику термообработки брони за счет использования изотермической закалки с одновременным сокращением производственного цикла термической обработки. Выполненные в Академии НИОКР подтвердили, что применение изотермической закалки обеспечивает высокую ударную вязкость противопульной брони при ее достаточно высокой твердости.

Работы по защите танков от кумулятивных средств поражения развернулись в ЦНИИ-48 еще в 1943 г. и были продолжены после окончания войны. Исследованиями их воздействия на броневую защиту, а также изысканием путей повышения защищенности отечественных танков от новых средств поражения совместно с ЦНИИ-48 занимался Ленинградский физико-технический институт АН СССР (ЛФТИ). Впоследствии к работам были подключены НИИБТ полигон и Московский физико-технический институт АН СССР (МФТИ).

Как показали исследования, проведенные в ЛФТИ и ЦНИИ-48, пробивное действие кумулятивных снарядов не зависело от дистанции и являлось постоянным в пределах полета снаряда. С увеличением дистанции обстрела преимущество в мощности кумулятивных снарядов значительно возрастало (от 130 % на дистанциях в 500 м и до 200 % на дистанциях в 1000–1500 м). Кроме того, отсутствие рикошетного эффекта резко снижало конструктивные возможности защиты от кумулятивных снарядов по сравнению с бронебойными снарядами (см. таблицу 32). Кумулятивная струя, действовавшая в направлении полета снаряда, теряла свою эффективность лишь при углах встречи с броней от 70° и выше, и то не за счет рикошетирования снаряда (скорость движения струи опережает скорость поворота снаряда), а за счет бокового удара, нарушавшего механизм образования струи. Защиту от воздействия кумулятивной струи можно было обеспечить путем преждевременного взведения (инициирования) кумулятивного заряда до взаимодействия с основной броней, расфокусирования или поглощения ее энергии за счет использования специальных струегасящих и высокоогнеупорных материалов.

Поэтому работы в первые послевоенные годы по совершенствованию противокумулятивной защиты отечественных танков в ЛФТИ и ЦНИИ-48 велись в направлении исследования возможности применения в дополнение к основной броне корпуса и башни различных вариантов противокумулятивных экранов и конструктивной брони. При этом широко использовался опыт экспериментальных работ конструкторского бюро завода № 112 «Красное Сормово» по установке противокумулятивных экранов на средних танках Т-54-85, а также опыт использования их импровизированных вариантов в войсках на завершающем этапе Великой Отечественной войны.

В период 1945–1946 гг. были исследованы различные варианты установки взводных протвокумулятивных экранов. Дальнейшее совершенствование конструкции сплошных и сетчатых противокумулятивных экранов привело к появлению решетчатых экранов. Но все эти экраны имели ряд серьезных недостатков: были достаточно громоздки, обладали низкой живучестью и увеличивали общую боевую массу машины, ограничивая ее подвижность.

Снизить общую массу конструкции броневой защиты и повысить противокумулятивную стойкость танка можно было с помощью применения разнесенной брони. Конструктивно такая броня представляла собой пакет, состоявший из нескольких броневых листов, разделенных пустотами или прослойками из легких наполнителей, обеспечивавших расфокусирование кумулятивной струи. Идея создания такой броневой защиты была высказана в ЦНИИ-48 еще в 1945 г. Другой вариант решения проблемы противокумулятивной стойкости предложили в конструкторском бюро завода № 112 «Красное Сормово», который заключался в нанесении на поверхность основной брони высокоогнеупорного покрытия, способного ослабить действие кумулятивной струи. Однако на тот момент времени из-за проблем технологического характера эти решения не были реализованы.

В 1946 г. в ЦНИИ-48 в лабораторных условиях провели исследования по уменьшению расстояния между взводным экраном и основной броней за счет заполнения промежутка различными материалами с меньшими, чем у стали удельной массой — бетоном, песком и гравием. При этом массу конструкции такой защиты удалось снизить на 10–30 % по сравнению с монолитной стальной броней равной противокумулятивной стойкости. Для серийных танков эта идея также оказалась неприемлемой из-за увеличения боевой массы машины со всеми вытекающими последствиями (в дальнейшем эта идея была реализована при создании комбинированной броневой защиты для вновь разрабатываемых танков).

Поэтому в 1947 г. в ЦНИИ-48 под руководством А.С. Завьялова совместно с ЛФТИ продолжили НИР по дальнейшему совершенствованию конструкции различных вариантов экранной защиты и возможности их использования на средних и тяжелых танках. Противокумулятивная стойкость рассматриваемых вариантов экранов рассчитывалась на защиту от гранат «Фаустпатрон» и «Офенрор» (на тот момент они являлись самым опасным противотанковым оружием ближнего боя). В результате в 1948 г. на НИИБТ полигон для испытаний были представлены три типа противокумулятивных экранов: сплошные листовые толщиной 5 мм, дырчатые листовые толщиной 5 мм и решетчатый, изготовленный из стальных прутков диаметром 20 мм, установленные на макетах средней части корпусов танков Т-54, ИС-4 и ИС-7. Экранированные макеты изготовили на Ижорском заводе по чертежам ЦНИИ-48 в соответствии с действовавшей технологией серийного производства броневых корпусов танков. Основной целью испытаний было определение защитных свойств экранов при обстреле гранатами «Фаустпатрон». Экранированные макеты корпусов танков испытаний не выдержали вследствие их неудовлетворительной живучести. Из трех типов экранов лучшей живучестью обладал решетчатый экран, однако защитные свойства были выше у сплошных листовых экранов.

Разрушение гранаты «Офенрор» на решетчатом экране. 1947 г.

Испытания дырчатого (вверху) и сплошного (внизу) бортовых экранов на макете корпуса танка ИС-4.

Схема установки бортовых экранов на корпусе танка ИС-4.

Схема установки бортовых экранов на корпусе танка Т-54.

Испытания дырчатого (вверху) и сплошного (внизу) бортовых экранов на макете корпуса танка Т-54.

Повышенная живучесть решетчатых экранов объяснялась тем, что промежутки между прутками решетки позволяли разгрузить экран и элементы его крепления от взрывного воздействия, и разрушение экрана происходило менее интенсивно по сравнению с другими типами экранов. В зависимости от толщины прутков секции решетки эти экраны выдерживали от 4 до 6 и более попаданий гранат «Фаустпатрон». Кроме того, исследования в ЛФТИ выявили предпочтительность решетчатых экранов по противокумулятивной стойкости.

Было установлено, что возможны два варианта взаимодействия кумулятивной гранаты (или другого типа кумулятивного средства поражения) с решетчатым экраном. В первом варианте взрыватель кумулятивной гранаты попадал в пруток решетки. В этом случае механизм взаимодействия оказывался аналогичным механизму взаимодействия со сплошным экраном (преждевременный взвод), аналогичной была и стойкость всей броневой конструкции (экран — основная броня).

Во втором варианте взрыватель попадал между прутками. При благоприятном соотношении шага решетки (расстояния между прутками) и размеров гранаты могло произойти частичное разрушение кумулятивной воронки до ее подрыва. В результате этого либо вообще не происходило образования кумулятивной струи (фугасный подрыв), либо происходило образование так называемой «несимметричной» струи, бронепробиваемость которой быстро уменьшалась при прохождении значительного межпреградного расстояния (для бортовых экранов порядка 600–700 мм и более).

Возможность взаимодействия по второму варианту качественно отличала решетчатые экраны от всех других в лучшую сторону. Однако «оптимизировать» размеры решетки под конкретное кумулятивное средство поражения было крайне затруднительно. По результатам исследований зазор между прутками «в свету» не должен был превышать 0,8–0,9 калибра кумулятивного средства поражения. Такая «избирательность действия» уменьшала бесспорное преимущество решетчатых экранов. Впоследствии конструкция решетчатых экранов с диаметром стального прутка 20–25 мм была рекомендована для установки на тяжелый танк ИС-4. По своей массе эти экраны были равноценны 5-мм сплошным стальным экранам. Однако на серийных машинах эти экраны не устанавливались.

Основными недостатками представленных на испытания в 1948 г. вариантов экранной защиты являлись увеличение габаритов машины, затруднительная перевозка танков по железным дорогам и резкое снижение их маневренности. В определенной степени эти недостатки могли быть устранены при установке на танки съемных экранов, однако это требовало наличие специальных транспортных средств для их перевозки за танками, а также определенного времени для установки экранов на машину перед боем. Для устранения этих недостатков в Военной академии БТ и MB в середине 1950-х гг. была разработана складывающаяся экранная защита.

Испытания решетчатого (вверху) и сплошного (внизу) бортовых экранов на макете корпуса танка ИС-7.

Схема установки решетчатых (вверху) и сплошных (внизу) бортовых экранов на корпусе танка ИС-7.

Схема установки складных решетчатых экранов на носовой части корпуса.

Схема установки складных бортовых решетчатых экранов на среднем танке.

Схема установки складных бортовых решетчатых экранов на тяжелом танке.

Складывающаяся экранная защита представляла собой систему экранов, способных занимать два положения — походное и боевое. В походном положении экраны находились в пределах габаритов машины. При возникновении угрозы поражения танка кумулятивными снарядами экраны переводились в боевое положение. При этом увеличение габаритов танка несущественно сказывалось на его маневренности и проходимости, так как ограничивалось временем проведения боя. Кроме того, предусматривалась возможность управления установкой экранов в боевое положение и обратно непосредственно из танка с помощью гидравлических или пневматических устройств. В этом случае во время боя при необходимости преодоления какого-либо препятствия можно было на короткое время перевести экраны в походное положение.

Установка складывающихся экранов предусматривалась на лобовой части и бортах корпуса, а также на бортах башни танка. Экраны состояли из двух решетчатых рам, изготавливавшихся из алюминиевого сплава. Такая форма экранов была выбрана вследствие их высокой живучести, однако они могли быть выполнены из сплошных стальных листов, стальных листов с отверстиями, а также из легких сплавов и стеклопластиков. Крепление экранной защиты на броне танков осуществлялось с помощью кронштейнов, рычагов и шарниров с резиновыми втулками. В боевом (развернутом) положении верхние рамы экранов фиксировались с помощью стопоров, но могли свободно откланяться на некоторый угол за счет деформации резиновых втулок. Такое упругое соединение верхних рам с корпусом обеспечивало большую живучесть системы при попадании в них снаряда. Свободное крепление нижней рамы в нижней части корпуса и возможность ее отклонения в обе стороны позволяло танку преодолевать препятствия на поле боя. Конструкции бортовых экранов (по четыре на борт) для среднего (вертикальный борт) и тяжелого (гнутый борт) танков отличались между собой местами крепления кронштейнов экранов к корпусу машины. Конструкция складывающейся экранной защиты бортов башни была аналогична конструкции защиты бортов тяжелого танка.

Из-за относительной сложности конструкции данная разработка не была рекомендована для серийного производства.

Другим мероприятием по повышению противокумулятивной стойкости отечественных танков, не имевшим недостатков взводных экранов, являлось применение конструктивной брони, возможность использования которой была исследована в ЦНИИ-48 еще в 1946–1947 гг. Было разработано и испытано несколько вариантов такой брони. Один из вариантов конструктивной брони представлял собой стальные стержни («зубья»), приваривавшиеся торцами к основной броне. При попадании снаряда в торец стержня и инициировании кумулятивной струи, последняя гасилась без особых последствий для основной брони. В другом варианте для инициирования кумулятивной струи на определенном расстоянии и ее гашения были использованы стальные уголки. Если кумулятивная струя приходилась на сгиб, то происходило ее частичное рассеивание, а глубина воронки от кумулятивной струи в основной броне уменьшалась наполовину. Предусматривалось использование и комбинированного варианта — сочетание уголков и стержней. Однако до практического использования на первых послевоенных отечественных танках разработанных вариантов конструктивной брони дело не дошло. Применение такого вида конструктивной брони для повышения противокумулятивной стойкости корпусов бронированных машин было целесообразно при наличии больших углов наклона (свыше 75°) верхних броневых листов их носовой части. Впоследствии элементы конструктивной брони были использованы на шведском безбашенном танке Strv-103B (1969 г.) для дополнительной защиты верхнего лобового листа корпуса, а также на отечественных боевых машинах пехоты БМП-1 (1966 г.) и БМП-2 (1980 г.) в виде ребристого листа над трансмиссионным отделением и отделением управления. Примером использования принципа «встроенной» конструктивной брони может служить и ступенчатая криволинейная форма носовой части корпуса и башни в проекте танка «Объект 757» (1958 г.) с управляемым ракетным оружием, разработанного в конструкторском бюро ЧКЗ. Следующий проект танка «Объект 772» с управляемым ракетным оружием, выполненный в 1962 г., имел литой броневой корпус, у которого, помимо лобовой части, и борта были выполнены по типу «встроенной» конструктивной брони.

К одному из вариантов конструктивной брони можно отнести противоснарядные решетчатые экраны, которые были разработаны в ЛФТИ в 1948 г. в результате дальнейших исследований по совершенствованию конструкции взводных противокумулятивных решетчатых экранов.

Эти исследования показали, что, применив двухрядную решетку с шахматным расположением и увеличенным до 73–93 мм диаметром прутков, можно наряду с противокумулятивной стойкостью повысить и противоснарядную стойкость всей броневой конструкции. При использовании такой конструктивной брони в зависимости от ее параметров (расстояния между прутками и их диаметра) наблюдалось либо изменение угла встречи снаряда с броней, либо его дробление, либо и то, и другое. Однако в этом случае также требовалась «оптимизация» параметров защиты под конкретные типы снарядов. Масса таких элементов конструктивной брони была значительно больше массы противокумулятивных решетчатых экранов. Дальнейшего развития этот вид конструктивной брони не получил.

Схема установки складных решетчатых экранов на башне танка.

Вид конструктивной брони после подрыва кумулятивного заряда на стержне (стержень в центре).

Справа: схема подрыва кумулятивного заряда на стержне.

Справа: схема подрыва кумулятивного заряда на стержне со смещением.

Внизу: вид конструктивной брони после подрыва кумулятивного заряда (стержень смещен).

Схема подрыва кумулятивного заряда на металлическом уголке.

Разработка и изготовление монолитных стальных броневых конструкций корпусов и башен первых послевоенных отечественных танков с использованием новых марок броневых сталей велись с учетом опыта их массового производства в годы Великой Отечественной войны. Так, для броневой защиты танка Т-34, рассчитанной на стойкость от воздействия снарядов калибра до 76 мм включительно, применялась сталь 8С высокой твердости. Эта броневая сталь не давала хрупких поражений при попадании снарядов, а необходимая вязкость брони обеспечивалась рационально подобранным химическим составом стали и соответствующей технологией изготовления.

На послевоенных средних и тяжелых танках для изготовления корпусов и башен использовалась высоколегированная броневая сталь средней твердости. Так, например, носовая часть и борта броневого корпуса средних танков Т-54 и Т-55 изготавливались из катаной брони — сталей 52С и 42СМ (М — модифицированная), корма и крыша — из стали 49С, днище — из стали 43ПСМ. Корпуса башен танков отливались из стали 74Л, вварные донный лист и крыша башни — из катаной брони 43ПСМ. Советские броневые стали 43ПСМ (хромомолибденовая), а также 52С и 74Л (хромоникельмолибденовые) являлись одними из лучших в мире. Для соединения броневых листов применялись способы сварки с обработкой кромок «в четверть», «встык» и «в шип».

В 1948–1949 гг. в ЦБЛ-1 были разработан и внедрен на бронекорпусных заводах высокопроизводительный процесс сварки электродами больших диаметров, а в 1951–1956 гг. — процесс автоматической сварки корпусов и башен танков Т-54 и Т-10 аустенитной электродной проволокой (марок ЭИ-464, ЭИ-483, ЭИ-478 и ЭИ-613) под керамическим флюсом АН-14. Большой вклад в разработку технологии автоматической и полуавтоматической сварки броневых деталей корпусов и башен танков в 1951–1954 гг. внес Институт электросварки им. Е.О. Патона АН УССР.

Схема броневой защиты танка «Объект 757» (проект). Литая лобовая часть корпуса и башни выполнены в виде конструктивной брони.

Схема корпуса танка «Объект 772» с конструктивной броней.

Один из вариантов решетчатой конструктивной брони.

Схема макета корпуса со сварным бортом переменной толщины.

В 1953–1956 гг. на заводах № 75, № 200 (ныне Челябинский станкостроительный завод) и № 183 внедрили автоматическую сварку бронекорпусов регулируемой трехфазной дугой, что позволило повысить производительность сварки в 2,5–3 раза при экономии электроэнергии в 1,5 раза. В середине 1950-х гг. в ЦБЛ-1 для усиления броневой защиты вновь разрабатываемых средних танков были проведены работы по исследованию вопроса изготовления бортов корпуса танка с профилем переменного сечения путем электрошлаковой сварки. Использование бортов переменного сечения позволяло повысить противоснарядную стойкость брони с одновременным уменьшением ее массы. Конструкция такого борта состояла из двух броневых листов различной толщины, сваренных между собой под определенным (заданным) углом наклона. В процессе работы в ЦБЛ-1 была разработана технология сварки бортов, которая обеспечивала сохранение требуемой геометрии борта, исключала деформацию листов при сварке, смещение кромок или чрезмерное увеличение зазора, обуславливавших прекращение процесса электрошлаковой сварки (длина шва составляла 5,5 м). Изготовленный из двух частей борта макет прошел испытания обстрелом 100-мм тупоголовыми бронебойными снарядами. Испытания показали, что противоснарядная стойкость сварного соединения составляла 80 % от противоснарядной стойкости толстого листа борта, а сварное соединение и борт в целом обладал высокой конструктивной прочностью (живучестью). Технологию электрошлаковой сварки борта переменного сечения, разработанную оснастку и оборудование предполагалось использовать при изготовлении корпусов (по второму варианту со сварным бортом) опытного танка «Объект 430» завода № 75.

В 1952 г. на заводах № 174 и № 200 была произведена отливка башен танков Т-54 в кокиль с целью внедрения этого способа в серийное производство. Этот способ разработали в ЦБЛ-1 совместно со специалистами завода № 200 и в конце 1955 г. внедрили в серийное производство. В отличие от кокилей, изготавливавшихся из чугуна, для башен танка Т-34 в годы войны в качестве материала кокиля была использована малоуглеродистая сталь. Использование стали позволяло производить ремонт кокиля при появлении в нем трещин, тем самым обеспечивая возможность отливки более сотни башен.

Разработанный и внедренный в производство новый технологический процесс отливки башен в кокили по сравнению с литьем в песчаные формы обеспечивал:

— увеличение съема литья с квадратного метра формовочной площади с 6,4 до 14–15 т, то есть в 2–2,5 раза;

— снижение на 2 т расхода расплавленной стали при изготовлении одной башни танка;

— снижение стоимости изготовления башни на 3500 руб.;

— отсутствие пригара на наружной поверхности башен (трещины, засоры на них встречались обычно в незначительном количестве);

— некоторое увеличение (около 2 %) противоснарядной стойкости башни.

В 1954 г. для литых башен с толщиной стенок до 250 мм была создана сталь МБЛ-1 (Мариупольская броневая, литая — первая) с уменьшенным содержанием никеля и повышенным содержанием марганца и хрома, которую внедрили в серийное производство на заводах № 174 и N9200. В середине 1950-х гг. в московском филиале ВНИИ-100 (до 13 мая 1955 г. — ЦБЛ-1) разработали и в 1958 г. внедрили в серийное производство технологию термической обработки крупного броневого литья (литых башен), обеспечивавшую высокие боевые качества. Повышение противоснарядной стойкости (с 715 до 735 м/с) литых башен, изготавливавшихся из стали МБЛ-1 и 74Л, было достигнуто путем увеличения в них содержания углерода до 0,32-0,36 %. Несколько позже для производства башен ввели сталь СБЛ-1 (Сибирская броневая, литая — первая).

Кроме того, в 1958 г. в филиале ВНИИ-100 была проведена ОКР по изучению возможности расширения производства башен танков Т-54 в особый период. Особенность данной работы заключалась в изготовлении башни, сваривавшейся из двух-четырех частей. В результате была разработана технология и изготовлена оснастка для производства 5 сварнолитых башен, сваривавшихся из трех частей. При этом термообработка такой башни не вызывала чрезмерного коробления деталей, а ее размеры находились в пределах допуска по чертежу.

В 1963 г. заводом № 174 совместно с филиалом ВНИИ-100 была разработана и внедрена в производство сталь СБЛ-2 с увеличенным содержанием углерода и никеля и введением ванадия.

Таблица 33 Сравнительные данные по противокумулятивной стойкости основного бронирования отечественных и зарубежных танков

		Средние танки					Тяжелые танки
Элементы броневой защиты		курсовой угол обстрела	СССР		США	Великобрит.	курсовой угол обстрела	СССР			США	Велибрит.	Франция
		Т-55	«Объект 430»	М48А2	«Центурион» Mk7	M-48A2	Т-10	«Объект 770»	«Объект 279»	M-103	«Конкэрор»	АМХ-50
Башня	лоб	0-45°	208-212	245-263	178	152	0-60°	216-220	264-300	328 354	196	175	131
	борт	90°	80	191-202	76	90	90°	89-121	234-254	328-354	137/91	103	более 100
	верхняя лобовая	0°	200	240 230*	240	140	0°	209** 288	261 276	310	254	260	171
	нижняя лобовая	0°	174	209	136	106	0°	190	248-252	310	146	152	***
Корпус	верхний пояс борта	90°	80	85	106	52	90°	176-170	220	238-258	78	51	100
	нижний пояс борта	90°	80	80	87	52	90°	81	105	238-258	52	51	100

* По курсовому углу 40°.

** По курсовому углу 40°.

*** Данные отсутствуют.

Схема технологического процесса отливки башни танка Т-54 в кокиль.

Эта сталь использовалась для изготовления башен танков Т-55, Т-55А и Т-62.

Проверка качества литой и катаной брони корпусов и башен танков на заводах N275, N«200, № 183 и Мариупольском им. Ильича осуществлялась с помощью метода гамма-дефектоскопии, разработанного в 1948–1951 гг. Институтом физики металлов Уральского филиала Академии наук СССР (АН СССР).

Для противопульной броневой защиты легкого танка ПТ-76 (ПТ-76Б) применялась кремнемарганцевомолибденовая сталь марки 2П высокой твердости с содержанием углерода 0,23-0,29 %. Впоследствии в ЦБЛ-1 для изготовления противопульной брони создали стали 55К и 54П, не требовавшие низкого отпуска после сварки и обеспечивавшие практически такую же противопульную стойкость, что и сталь 2П с низким отпуском. Это позволило организовать производство бронекорпусов некоторых легкобронированных машин без применения отпускных печей больших размеров.

Однако улучшение качества броневой стали не могло существенно влиять на усиление защищенности танка в том случае, если металл, используемый для изготовления брони, мог применяться и для бронебойных калиберных снарядов. Тем самым восстанавливалось положение, существовавшее до введения брони улучшенного качества. Поэтому в конце 1950-х — начале 1960-х гг. были развернуты НИР по созданию таких материалов, которые могли бы применяться для защиты танка, а для изготовления снарядов их использование было бы невозможно или малоэффективно. Кроме того, наряду с повышением противоснарядной стойкости броневой защиты остро встал вопрос ее противокумулятивной стойкостьи.

В 1957 г. во ВНИИ-100 была проведена НИР по оценке противокумулятивной стойкости всех отечественных танков, как серийного производства, так и опытных образцов: Т-55, Т-10, «Объект 140», «Объект 430», «Объект 907», «Объект 277», «Объект 278», «Объект 279» и «Объект 770». Оценка защиты танков проводилась исходя из расчета их обстрела отечественным невращающимся кумулятивным 85-мм снарядом (по своей бронепробиваемости он не уступал зарубежным кумулятивным снарядам калибра 90 мм и даже превосходил их) под различными курсовыми углами, предусматривавшимися действовавшими в то время ТТТ. Результаты этой НИР легли в основу разработки ТТТ по защите танков от кумулятивных средств поражения. Сравнительные данные по противокумулятивной стойкости броневой защиты некоторых отечественных и зарубежных танков представлены в таблице 33.

Выполненные в НИР расчеты показали, что наиболее мощной броневой защитой обладал опытный тяжелый танк «Объект 279» и средний танк «Объект 907». Их защита обеспечивала непробитие кумулятивным 85-мм снарядом со стальной воронкой в пределах курсовых углов: по корпусу ±60°, башне — ±90°. Для обеспечения защиты от снаряда данного типа остальных танков требовалось утолщение брони, которое приводило к значительному увеличению их боевой массы: Т-55 на 7700 кг, «Объект 430» на 3680 кг, Т-10 на 8300 кг и «Объект 770» на 3500 кг.

Корпус танка ПТ-76, изготовленный из стеклопластика.

Вместе с расчетами были проведены испытания стрельбой по броневым плитам толщиной от 80 до 200 мм с установкой 6-10-мм противокумулятивных экранов. В результате испытаний такой экранированной брони было установлено, что ее применение обеспечивало защиту от кумулятивных средств поражения при удалении экрана от брони на 400–500 мм. При этом выигрыш в массе экранированной брони составлял 35–40 % по сравнению с монолитной броней равной противокумулятивной стойкости. С уменьшением расстояния между экраном и броней до 100 мм выигрыш в массе составлял всего 6 %, и установка экранов в этом случае была нецелесообразна.

Увеличение толщины брони для обеспечения противокумулятивной стойкости танков и соответственно их массы на указанные выше величины были неприемлемы. Решение проблемы по уменьшению массы брони специалисты филиала ВНИИ-100 на основе результатов проведения различных НИОКР видели в использовании в составе брони стеклопластика и легких сплавов на основе алюминия и титана, а также их комбинации со стальной броней.

Еще в сентябре 1957 г. в соответствии с распоряжением Совета Министров СССР для снижения массы брони танков филиалом ВНИИ-100 совместно с НИИ пластмасс, НИИ стекловолокна Госкомитета по химии, НИИ-571 и МФТИ развернулись НИОКР по созданию высокопрочных пластмассовых материалов для создания противопульной и противоснарядной брони. В результате в 1960 г. в филиале ВНИИ-100 под руководством В.З. Вишневского и В.П. Васина разработали конструкцию броневого корпуса легкого танка ПТ-76 с использованием стеклопластика. Изготовленный макет корпуса танка прошел испытания обстрелом, а также ходовые испытания буксировкой на НИИБТ полигоне. Плиты из броневого стеклопластика для корпуса танка и натурных испытаний обстрелом изготовил завод «Карболит» в Орехово-Зуеве.

Как показали расчеты, массу корпуса танка за счет применения стеклопластика можно было уменьшить (как и для корпусов из алюминиевых сплавов) на 30 % и более по сравнению с массой равных по снарядостойкости стальных корпусов. Причем основная доля выигрыша по массе достигалась на конструкционных (неброневых) деталях корпуса (днище, крыша, кронштейны, ребра жесткости и т. п.). Дальнейшие работы по стеклопластиковому корпусу были приостановлены в связи с развертыванием работ по созданию комбинированной защиты для нового среднего танка, разрабатывавшегося в КБ харьковского завода им. Малышева под руководством А.А. Морозова. Тем не менее, в 1960–1961 гг. стеклопластиковый корпус танка ПТ-76 прошел испытания на определение характеристик радиолокационного отражения (предполагалось, что — кроме других положительных качеств — стеклопластик обладал и радиопрозрачностью), дав тем самым начало еще одному направлению в области комплексной защиты объектов бронетанковой техники — маскировке.

В соответствии с приказами ГКОТ № 513 от 31 декабря 1957 г. и № 32 от 31 января 1958 г. во ВНИИ-100 и его московском филиале развернулись НИОКР по двум темам. Первая была связана с созданием комбинированной брони с применением неметаллических материалов, обладавших высокой струегасящей способностью при малой удельной массе. В работах по созданию комбинированной брони также принимали участие НИИБТ полигон, МФТИ, ЛФТИ, НИИ-24, Институт гидравлики Сибирского отделения АН СССР, Всесоюзный институт авиационных материалов, НИИ пластмасс и различные металлургические предприятия страны. Руководителем работ от ВНИИ-100 был назначен Б.М. Хазин. Вторая тема возобновляла работы по созданию экранированных броневых конструкций — противокумулятивных экранов. Работы от ВНИИ-100 возглавил К.И. Буганов.

Первые варианты комбинированной брони были созданы с использованием броневых алюминиевых и титановых сплавов. Изменяя составы, взаимное расположение и толщины слоев, конструкторы добивались наивысшей защищенности танка от всей совокупности поражающих факторов противотанкового оружия.

Использование алюминиевых сплавов в качестве брони в Советском Союзе впервые было реализовано в 1950-е гг. в авиации, где применялась броня АБА-1 (сплав В-95) в виде навесных экранов. В танкостроении эта броня не получила распространения, так как в то время не был известен способ и технологический процесс сварки броневых листов из алюминиевого сплава АБА-1, а как показал опыт танкостроения в годы Великой Отечественной войны, сварка была основным технологическим процессом при изготовлении броневого корпуса всех типов отечественных танков.

НИР, проведенные в Советском Союзе в 1959–1961 гг., подтвердили целесообразность создания броневых корпусов из алюминиевого сплава для легких танков. Толщина алюминиевых броневых преград при равной пулестойкости была в 3–3,5 раза больше толщины стальных броневых преград, поэтому прочность и жесткость алюминиевых листов оказывалась значительно выше, чем у стальных листов. Это позволяло во многих случаях отказаться от ребер жесткости, различных косынок, распорок, выштамповок и получить экономию массы корпуса до 30 % при сохранении одинаковой пулестойкости. Снижение массы машины давало возможность увеличения запаса плавучести легкого танка и осуществления десантирования машины парашютным способом.

Повышенный интерес к броневому алюминиевому сплаву объяснялся еще и тем, что этот сплав обеспечивал лучшую, чем сталь, защиту от радиации, быстро освобождался от наведенной радиации и обладал более высокой коррозионной стойкостью. Достоинством алюминиевого сплава также являлось более высокое, чем у стали, сопротивление пробитию осколками.

Для промышленного освоения алюминиевой брони в отечественном танкостроении в начале 1960-х гг. в соответствии с постановлением правительства от 30 мая 1960 г. на СТЗ была изготовлена опытная партия из шести плавающих танков ПТ-76, корпуса которых были выполнены из алюминиевого сплава Д-20. Эти танки имели обозначение М906, поскольку технология изготовления корпуса машины из броневого алюминиевого сплава должна была быть такой же, как у разрабатывавшегося опытного легкого танка «Объект 906». Проведенные заводские и полигонные испытания танков М906 подтвердили возможность снижения массы легкого танка за счет применения алюминиевых сплавов. Однако алюминиевый сплав Д-20 разрабатывался и применялся в авиастроении как конструкционный материал и в качестве броневого сплава не мог быть использован.

В результате выполненных НИОКР в период 1962–1965 гг. был разработан сложнолегированный броневой алюминиевый сплав АБТ-101 (АБТ — алюминиевая броня танковая) с высоким (почти вдвое большим, чем в зарубежных алюминиевых броневых сплавах) содержанием цинка и магния. В это же время был отработан технологический процесс сварки броневых алюминиевых листов большой толщины путем аргоно-дуговой сварки плавящимся электродом. Разработанный броневой алюминиевый сплав успешно прошел полигонные испытания при обстреле опытных образцов легкого танка «Объект 906» и боевой машины десанта «Объект 915». По пулестойкости этот сплав не уступал алюминиевым броневым сплавам, применявшимся в американских и британских легких танках и БТР. В дальнейшем алюминиевый броневой сплав АБТ-101 (АБТ-102) применялся при создании опытных легких танков, боевой машины пехоты БМП-3 и боевых машин десанта БМД-1, БМД-2 и БМД-3.

Первые работы по исследованию возможности применения для танков брони из титанового сплава проводились в Советском Союзе в 1957–1962 гг. На основе проведенных испытаний для изготовления танковой брони был рекомендован титановый сплав ОТЧ-1, который при углах наклона листа свыше 50° позволял получить значительный выигрыш в массе по сравнению со стальной броней при одинаковом уровне снарядостойкости. Для титановых плит толщиной 150–190 мм при углах наклона 60–68° при обстреле 100-мм бронебойными подкалиберными снарядами со стальным сердечником этот выигрыш составлял 30–45 %. Однако из-за ограниченного набора толщин титановых плит, а также из-за постоянного изменения конструкции зарубежных бронебойных подкалиберных снарядов провести необходимый объем исследований и рекомендовать титановую броню для танков в указанные годы не удалось.

Тем не менее разработка технологии изготовления и сварки титановой брони была доведена до стадии, позволявшей изготавливать из нее корпуса танков в случае экономически целесообразного применения титана для этих целей. Систематические комплексные исследования титановых сплавов применительно к современным требованиям броневой защиты танков были продолжены в начале 1970-х гг.

В составе комбинированной брони алюминиевые и титановые сплавы впервые были использованы в конструкции броневой защиты танковой башни, в которой специально предусмотренная внутренняя полость заполнялась алюминиевым сплавом. С этой целью был разработан специальный алюминиевый литейный сплав АБК11, не подвергаемый после литья термической обработке (из-за невозможности обеспечения критической скорости охлаждения при закалке алюминиевого сплава в комбинированной системе со сталью). Вариант «сталь+алюминий» обеспечивал при равной противокумулятивной стойкости уменьшение массы брони в два раза по сравнению с обычной стальной.

В 1959 г. для танка Т-55 были спроектированы носовая часть корпуса и башня с двухслойной броневой защитой «сталь+алюминиевый сплав». Однако в процессе испытаний таких комбинированных преград выяснилось, что двухслойная броня не обладала достаточной живучестью при многократных попаданиях бронебойно-подкалиберных снарядов — утрачивалась взаимная опора слоев. Поэтому в дальнейшем были проведены испытания трехслойных броневых преград «сталь+алюминий+сталь», «титан+алюминий+титан». Выигрыш по массе несколько сократился, но все равно оставался достаточно значительным: комбинированная броня «титан+алюминий+титан» по сравнению с монолитной стальной броней при одинаковом уровне броневой защиты при обстреле 115-мм кумулятивными и подкалиберными снарядами обеспечивала сокращение массы на 40 %, сочетание «сталь+алюминий+сталь» давало 33 % экономии массы.

В 1961–1962 гг. основные работы по созданию комбинированной брони развернулись на Ждановском (Мариупольском) металлургическом заводе, на котором происходила отладка технологии двухслойных отливок, проводились обстрелы различных вариантов броневых преград. Были отлиты и прошли испытания 85-мм кумулятивными и 100-мм бронебойными снарядами образцы («сектора») комбинированной брони «сталь+алюминий+сталь». Однако проведенные на Уралвагонзаводе опыты по обстрелу опытных башен танка «Объект 167», показали недостаточную стойкость такой комбинированной преграды при обстреле бронебойными подкалиберными снарядами. При ударе снаряда происходило «выдавливание» алюминиевых вставок из тела башни. Для устранения этого неприятного явления необходимо было использование специальных перемычек, препятствовавших «выдавливанию» алюминия из полостей стальной башни, или применение более прочного алюминиевого сплава. Ввиду указанных недостатков дальнейшего распространения комбинированная броня такого состава на Уралвагонзаводе не получила.

Корпус плавающего танка М906.

Схема комбинированной брони «Берлингтон» при установке на башне.

Необходимо отметить, что аналогичные работы по созданию комбинированной брони с использованием броневых алюминиевых сплавов велись в Великобритании с 1961 г. В ходе этих работ к началу 1970 г. английскими специалистами была создана комбинированная броня «Берлингтон» (Burlington). Она представляла собой многослойную преграду с наружным и тыльным броневыми листами, между которыми располагались листы из алюминиевого сплава, установленные с воздушным зазором. Броня изготавливалась в виде отдельных модулей, которые навешивались на основную броню корпуса и башни танка. В качестве базы для проработки вариантов размещения защитных модулей с новой броней был использован танк «Чифтен» MkЗ. Опытный танк с модульной защитой имел наименование «Чифтен» Mk5/2. Дальнейшие работы по совершенствованию этой брони привели к созданию в 1977 г. комбинированной брони «Чобхэм» (Chobham), которая впоследствии была применена на основном боевом танке «Челленджер» Mk1, принятом на вооружение в 1983 г.

Помимо НИОКР по исследованию возможности использования алюминиевых сплавов в составе комбинированной брони в 1958 г. филиалом ВНИИ-100 был разработан и опробован натурным обстрелом вариант комбинированной защиты, основанный на рикошетировании и дроблении кумулятивной струи при ее прохождении через слой стальной стружки. Испытания показали, что 100-мм стальная броня со слоем стружки в 100 мм не пробивалась 85-мм невращающимся кумулятивным снарядом при угле встречи 60°.

Дальнейшие работы по созданию комбинированой брони были связаны с выбором неметаллического материала наполнителя, обладавшего высокой струегасящей способностью, подбором толщины броневых листов и их расположения в «пакете» для обеспечения стойкости к воздействию не только кумулятивных, но и бронебойно-подкалиберных снарядов.

В качестве наполнителей испытывались высокопрочный бетон, стекло, диабаз, керамика (фарфор, ультрафарфор, уралит) и различные стеклопластики. Из испытанных материалов лучшими характеристиками обладали вкладыши из высокопрочного ультрафарфора (удельная струегасящая способность в 2–2,5 раза выше, чем у броневой стали) и стеклопластик АГ-4С. Эти материалы и были рекомендованы для применения в качестве наполнителей в составе комбинированных броневых преград. Выигрыш по массе при использовании комбинированных броневых преград по сравнению с монолитными стальными составлял 20–25 %.

Первым в мире танком с применением комбинированных броневых преград стал опытный средний танк «Объект 432», разработанный в Харькове на заводе им. Малышева. Танк «Объект 432» имел в верхней носовой части корпуса комбинированную броневую преграду, состоявшую из последовательно расположенных в одном пакете стального листа толщиной 80 мм, двух листов стеклотекстолита толщиной по 52 мм и стального 20-мм листа. Для снижения бронепробиваемости бронебойных и кумулятивных снарядов угол наклона верхней лобовой детали корпуса от вертикали был увеличен до 68°. Конструкция комбинированной броневой преграды обеспечивала защиту от иностранных 105-мм кумулятивных, а также бронебойно-подкалиберных снарядов с сердечником из карбида вольфрама или вольфрамового сплава при обстреле с дальности свыше 500 м. Литая башня танка имела специальные полости в лобовой части, которые первоначально заполнялись вставками из алюминия, а впоследствии из-за недостаточной ударной стойкости при обстреле бронебойно- подкалиберными снарядами, были заменены ультрафарфоровыми стержнями, а затем ультрафарфоровыми шарами. Одновременно с отработкой конструкции башни с наполнителем из ультрафарфора в филиале ВНИИ-100 по предложению В.В. Иерусалимского была разработана конструкция башни с применением высокотвердых вставок из стали, предназначавшихся для изготовления снарядов. Эти вставки, подвергнутые термической обработке по методу дифференциальной изотермической закалки, имели особо твердую сердцевину и относительно менее твердые, но более пластичные наружные поверхностные слои. Изготовленная опытная башня с высокотвердыми вставками показала при обстреле даже лучшие результаты по стойкости, чем с залитыми керамическими шарами. Недостатком башни с высокотвердыми вставками являлась недостаточная живучесть сварного соединения между подпорным листом и опорой башни, которое при ударе бронебойно-подкалиберного снаряда разрушалось без пробития.

В процессе изготовления опытной партии башен с высокотвердыми вставками оказалось невозможно обеспечить минимально необходимую ударную вязкость (высокотвердые вставки изготовленной партии при снарядном обстреле дали повышенное хрупкое разрушение и пробитие). От дальнейших работ в этом направлении отказались.

Технология отливки башен с керамическим (ультрафарфоровым) наполнителем была отработана в результате совместной работы ВНИИ-100, харьковского завода № 75, Южно-Уральского завода радиокерамики, ВПТИ-12 и НИИБТ полигона. Максимальная толщина лобовой брони башни составляла 450 мм. При обстреле башня с комбинированной броней обеспечивала полную защиту от 85-мм и 100-мм кумулятивных снарядов, 100-мм бронебойных тупоголовых снарядов и 115-мм подкалиберных снарядов при курсовых углах обстрела ±40°, а также защиту от 115-мм кумулятивного снаряда при курсовом угле обстрела ±35° с вероятностью 0,75.

До появления танка «Объект 432» все бронированные машины имели монолитную или составную броню. С использованием опыта работы над комбинированной броней корпуса этого танка в 1961–1964 гг. конструкторскими бюро заводов ЛКЗ и ЧТЗ совместно с ВНИИ-100 и его московским филиалом были разработаны варианты корпусов с комбинированной броней для танков с управляемым ракетным вооружением: «Объект 287», «Объект 288», «Объект 772» и «Объект 775». Опытные образцы танков «Объект 287», ^Объект 775» и ходовой макет «Объект 288» были изготовлены в металле в 1962–1967 гг.

Варианты установки модулей комбинированной брони «Берлингтон» на танке «Чифтен» Mk5/2.

Схема технологического процесса отливки башни танка «Объект 432» с полостями под алюминиевый сплав.

Конструкция комбинированной броневой защиты лобовой части башни.

Конструкция комбинированной броневой защиты лобовой части корпуса.

Продолжение следует

История эмблем отечественных бронетанковых войск

Виталий Андреевич Мельник, полковник в отставке

Фото из коллекции автора

Окончание.

Начало см. в «ТиВ» № 2/2009 г.

Командиры танковой части (1936 г.). В центре — полковник с эмблемой «танк БТ» (большой); справа — старший лейтенант с эмблемой «щит, меч с молнией и бронеперчатка» (малый); второй справа — капитан с эмблемой «скрещенные молоток и французский ключ».

В начале 1930-х гг. советская экономика переживала бурный рост, осуществлялась индустриализация. Появились крупные заводы, производившие в больших количествах бронетанковую технику; началось масштабное развертывание механизированных и танковых войск.

В 1936 г. (приказ НКО СССР № 36) вводится новая эмблема для автобронетанковых войск, на которой изображался «быстроходный танк» БТ-5, вид сбоку (25). Размер эмблемы (длина) — 24 мм; эти эмблемы были парные (левые и правые). На петлицах при одновременном размещении на них большого количество знаков должностного различия использовалась эмблема меньшего (20 мм) размера (26). Эмблемы «танк БТ» в большинстве были стилизованные — с условной башней, практически лишь с пушкой. Поэтому иногда их называли «самоходками».

Инженерно-технический состав автобронетанковых войск в 1936–1943 гг. носил другую эмблему — «скрещенные молоток и французский ключ» (27), такую же, как инженерные войска. Размер эмблемы (диагональ) равнялся 24 мм. На петлицах при большом числе знаков должностного различия использовалась эмблема меньшего (диагональ 17 мм) размера (28).

Знаками должностного различия, носившимися на петлицах вместе с эмблемами (а их число на петлице могло доходить до четырех, что и приводило к необходимости применять эмблемы уменьшенного размера), были: треугольник, квадрат («кубик»), прямоугольник («шпала») и ромб, соответственно, для младшего, среднего, старшего и высшего комсостава (29–32).

В переломный период Великой Отечественной войны форма военнослужащих Красной Армии существенно изменилась. Были введены такие же, как в царской армии, погоны (приказ НКО СССР № 25 от 15 января 1943 г.). Соответственно, для ношения на погонах и петлицах стали использоваться эмблемы (стилизованный танк БТ) большего размера — 30 мм. Существовали следующие виды этих эмблем:

— позолоченные (33) — в разное время для погон инженерно-технического состава (вначале), а позднее для командного состава;

— латунные (34) — для курсантов училищ, сержантского и рядового состава;

Начальник 1-го отдела Управления ремонта и эксплуатации ГАБТУ военинженер 1 ранга инженернотанковой службы А.В. Мельник с эмблемой «скрещенные молоток и французский ключ». 1940 г.

Легендарный танкист, бывший командиром танковой роты в 3-м отдельном танковом полку, Герой Советского Союза В.Н. Кашуба (фото периода 1941–1942 гг.) с эмблемой «танк БТ» (большого размера). Потеряв в боевых действиях ногу, продолжал служить и был начальником Ульяновского командного училища. Своего сына назвал Бронеславом (от слов «Броне — слава!»). Многие первые советские танкисты так называли своих сыновей.

— посеребренные (35) — в разное время для командного или инженерно-технического состава;

— хромированные (36) — ввиду плохой стойкости посеребрения такое покрытие допускалось и осуществлялось в ремчастях.

В послевоенное время для бронетанковых войск (приказы МО СССР № 26 и № 104 от 1955 г.) ввели новые эмблемы — вид танка Т-34 спереди- сбоку. Эмблемы «танк Т-34» были золоченые (37), посеребренные (38) и латунные (39). Они также были парные (левые и правые), размер — 25 мм. Эмблему, изображавшую легендарный Т-34-лучший массовый танк Второй мировой войны, танкисты носили с гордостью. Этот танк отлично подошел в качестве символа победы в войне середины XX века.

Эмблемы «танк Т-34» использовались долго (до 1994 г.). Со временем размер их был уменьшен до 20 мм, латунь была заменена легким сплавом. И так как на вооружение Советской Армии поступали все более совершенные танки, в штампы для изготовления новых партий эмблем стали вноситься изменения (хотя эмблема «танк Т-34» официально не изменялась). Башне танка придавались черты новых боевых машин: танков Т-55 (40), Т-62 (41) и Т-72 (42). Представляется забавным, что изготовители штампов начали путать взаиморасположение на лобовом листе корпуса танка люка механика-водителя и установки пулемета. Уже забывалось то, в действительности у танка Т-34 люк механика-водителя был слева, а лобовой пулемет — справа.

Слушатель 2-го курса академии БТВ младший лейтенант В.А. Мельник с эмблемами «танк Т-34». 1954 г.

В так называемый «перестроечный» период, с развалом Советского Союза и Советской Армии, наступил и непростой этап поиска новой формы и символики для Вооруженных Сил Российской Федерации. Стали разрабатываться и новые эмблемы для родов войск и служб. Были изготовлены и несколько пробных вариантов эмблемы для Бронетанковых войск. Один из них представлен в коллекции (43). Это вид спереди стоящего (т. е. неподвижного) танка Т-34, помещенного внутри венка — «спрятавшийся в кустах» танк, да еще и дополнительно почему-то защищенный щитом! Ничего кроме удивления такая карикатурная демонстрация «оборонительной доктрины» вызвать не может.

В 1994 г. была введена форма одежды для Российской Армии (указ Президента РФ № 1010 от 23 мая 1994 г.). Для всех родов войск и служб появились новые эмблемы. Они оказались довольно неудачными: у всех эмблем главным элементом являлся венок, а то, что помещалось внутри его, было мелким и малоразличимым. Но различимость (с достаточно большого расстояния) в являющихся знаками различия по принадлежности эмблемах является наисущественным требованием! Неразличимые знаки различия оказались явно провальными, став неудачным «ноу хау» разработчиков новой формы.

Для бронетанковых войск была предложена эмблема «танк, обрамленный двумя дубовыми ветвями» (44). Танк (по-видимому, Т-62) изображен в ракурсе спереди. Эмблема вышла крайне невыразительной: контур танка различить оказалось более чем затруднительно. Эту эмблему можно было охарактеризовать как «трудноразличимый танк в кустах». Такая оценка давалась как ветеранами танковых войск, так и действующими офицерами-танкистами. С этим соглашался и высший генералитет танкистов при показе автором коллекции эмблем бронетанковых войск как отечественных, так и иностранных армий.

Попыткой устранить этот недостаток стал вариант штампа продававшихся эмблем — «прорезной танк» (45), но и он не решал проблемы.

В 2003 г. (приказ МО РФ № 305 от 9 сентября 2003 г.), во многом благодаря активному участию начальника ГАБТУ генерал-полковника С.А. Маева, была введена новая эмблема — «в виде танка ИС-3». (46). Танк показан спереди-сбоку, размер по корпусу 24 мм, эмблема парная. Танкисты положительно восприняли появление такой эмблемы: хорошо различимый движущийся танк, мощный, знаменитой оригинальной отечественной конструкции. Несмотря на одобрительную (в целом) оценку этой последней (на сегодняшний день) эмблемы отечественных БТВ, ее недостатком, по мнению автора, является малая четкость и рельефность показа деталей танка. Представляется, что это можно легко устранить корректировкой штампа.

Знаки отличия (за заслуги) танкистов (1936–1961 гг.)

Военная атрибутика представляет собой довольно сложную область. Представленные эмблемы отечественных БТВ, предназначенные для ношения на погонах, петлицах, краях воротника, являются, хотя и немаловажной, но все же лишь частью знаков различия военнослужащих. На эмблеме изображена фигура, принятая в качестве главного символа рода войск. И эту фигуру (эмблему) обычно принято использовать в других ветвях атрибугики данного рода войск. В частности, в знаках отличия (наградных знаках за те или иные заслуги) военнослужащих.

Такими знаками отличия танкистов, достаточно интересными и высокохудожественными, являются следующие представленные пять знаков отличия:

— нагрудный знак «За отличное вождение боевых машин», учрежденный приказом Народного комиссара обороны СССР № 1 3 января 1936 г. Им награждались лица за достижения по вождению боевых машин. Награжденным присваивалось звание «отличный водитель боевой машины». Знак представлял собой ромбовидную фигуру, покрытую серой эмалью с накладной эмблемой «танк БТ» (47);

— нагрудный знак «За отличную стрельбу из танкового оружия», учрежденный приказом НК обороны СССР № 2 3 января 1936 г. Выполнившему все условия для награждения присваивалось звание «отличный стрелок». Знак представлял собой покрытую красной эмалью звезду с удлиненной внизу формы, с красным кругом с белой и черной мишенью и накладной эмблемой «танк» марки Т-26 (48);

— нагрудный знак «Отличный танкист», введенный Указом Президиума Верховного совета СССР 21 мая 1945 г., представлял собой покрытый рубиново-красной эмалью щит, наложенный на позолоченный дубовый венок, внизу позолоченная эмблема «танк БТ» (49);

— нагрудный знак «За окончание танкового военного училища». Он был учрежден приказом МО СССР № 0231 21 декабря 1950 г. Вариант с надписью «СССР» на щитке внизу выдавался с 31 августа 1954 г. До этого на щитке указывался год выпуска. Знак представлял собой позолоченный лавровый венок с красным флагом вверху и с эмблемой «танк БТ» на белом поле в центре (50);

— нагрудный знак «Танкист» (знак классности по вождению) был учрежден приказом МО СССР № 44 6 апреля 1954 г. На знаке помещены две черного цвета эмблемы «танк Т-34», а в центре на белом щите указывалась присвоенная классификация по вождению танков и САУ (51). Впоследствии (в 1961 г.) этот знак был заменен общим знаком классности для офицеров и генералов всех родов войск.

И на этом специальная танковая (бронетанковых войск) символика практически (кроме эмблемы) перестала существовать.

Литература

1. Харитонов О.В. Форма одежды и знаки отличия Красной и Советской Армии 1918–1945 гг. — Ленинград: АИМ, I960.

2. Военная форма одежды вооруженных сил СССР и России (1917-1990-е гг.). — М.: Воениздат, 1999.

3. Кузнецов О.В. Официальные воинские символы России. Т. 2. Знаки различия и отличия. — М., 2006.

4. Хошвский ГЛ. Полная энциклопедия танков мира. 1915–2000 гг. — Минск, 1999.

5. Лосик О.А. (общ. ред.). История танковых войск Советской Армии. — М.:ВАБТВ, 1975.

6. Наградные знаки РККА. 1918–1940. — Новосибирск: НВОКУ, 1993.

Фото М. Лисова

Оглавление

«Полевая академия» офицерских кадров. Начало истории

«Незамеченная» победа Колобанова или «белые пятна» в мемуарах немецких генералов

«Большой автомобиль водоплавающий»

Оружие ближнего боя

Форт Копакабана

Фотоархив

Русская «немка» Поволжья

Отечественные бронированные машины 1945–1965 гг

История эмблем отечественных бронетанковых войск

• Реклама на сайте

Наш сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных на данной библиотеке категорически запрешен. Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.

Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно