Книга Государя

Книга Государя. Антология политической мысли
сост. Р. Светлов, И. Гончаров

Защиту интеллектуальной собственности и прав издательской группы «Амфора» осуществляет юридическая компания «Усков и Партнеры»

© Светлов Р., комментарии, 2004

© Гончаров И., комментарии, 2004

© Оформление. ЗАО ТИД «Амфора», 2004

Государь жив?

Владыка, чье прорицалище в Дельфах, и не говорит, и не указывает, а подает знаки.

Гераклит

Тысячелетия истории учат нас, что самая эффективная форма власти – та, что осуществляется втайне. Тайный властелин неуязвим для общественного негодования, ибо, восставая против какого-либо решения властей, мы обращаем свое возмущение не против скрытого владыки, а против подставных фигур. Самыми могущественными оказываются идеи, которые возникают как будто бы ниоткуда, хотя охватывают миллионы людей – мы все переживали это явление полтора десятилетия назад. Цели общественного развития в таком случае становятся понятны, лишь когда Властитель завершает свой труд – оставаясь все тем же Анонимом, Великим Никем.

О том, что именно такая форма правления самая эффективная, знали уже давно. «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует…» – писал великий китайский мудрец Лао-цзы. Древнеиндийские мудрецы полагали, что происхождение царской власти – тайна даже для богов. В исламе до сих пор существует идея «скрытого имама», и те, кто ее исповедует, сами являются великими конспираторами. В христианстве еще в Средние века возникло активно оспариваемое Церковью учение о тайных потомках Христа, которые являются подлинными владыками мира, и об избранных династиях, в чьих жилах течет кровь Богочеловека.

Всем показалось, что в XIX веке началась эпоха кризиса единоличной власти. Фигура Государя скрылась за фасадом конституционных норм, раздробилась в разделении властей. Право древней крови на власть сменилось вначале идеей национальной гордости, а затем – системами ценностей, имевшими необычайно широкий «социальный» спектр – от большевизма до «Американской мечты». Общество стало открытым, жизнь государя – публичной. Особенно это заметно по представителям королевских династий, которые восседают на престолах в некоторых европейских странах. Будучи «олицетворением нации», неся исключительно представительские функции, они превратились в напоминание о чем-то, что давно уже забыто, в картинку с поздравительной открытки. Скандальное внимание к их личной жизни свидетельствует не об отождествлении с этими людьми целых наций, как нас пытаются убедить, а о здоровом обывательском желании покопаться в грязном белье соседа. Тем более что в данном случае белье выставлено на всеобщее обозрение.

В наше время расхожая ученая точка зрения состоит в растворении правителя в обществе – подобно тому как у модных современных литературоведов автор растворяется и умирает в тексте. Власть стала для современных европейских социологов, политологов, философов всего лишь функцией общественного организма. Соответственно, ее носители превратились в выражение этой функции – не более чем.

Государь умер?

Не в большей степени, чем Бог, которого «умертвили» еще в XIX веке, или Писатель, буквально-таки заталкиваемый в склеп в течение всего ХХ столетия. Прошлый век дает нам массу примеров возвращения единоличного правления: Сталин, Гитлер, Мао Цзэдун, Саддам Хусейн были столь могущественны еще и потому, что они взяли в свои руки власть над информацией. Закрывшись от подданных, они стали священными существами, подобно царям-божествам Древнего Египта или Вавилона. Информационные потоки обеспечили миф о них – по крайней мере на время жизни этих правителей.

Ни власть, ни те, кто ее воплощает, не исчезли – и не исчезнут. Меняются только способ подачи и форма закрепления ее в человеческом сознании. Реальность же власти остается неизменной. Государство как деликатный «ночной почтальон» – наивная мечта, которую давно пора забыть. В эпоху информационного общества власть приобретает новые, более утонченные и оттого более действенные формы.

Сейчас модно утверждать, что «основной инстинкт», сидящий в нас, – это смерть или секс. Пожалуй, это не так. Еще древние греки, назвавшие человека «политическим животным», понимали, что основной инстинкт – стремление к власти, которое не стоит считать примитивным желанием командовать и подчинять. Власть по глубинной своей природе сродни творчеству. Она – высшая форма самоутверждения; никто в такой степени не переживает каждое мгновение своей жизни, как тот, кто ощущает бремя власти на своих плечах. И нет больших соблазнов, чем те, которые дарует власть. Государь творит – во благо ли, во зло ли. Иначе он не государь, а лишь видимость, призрачный силуэт в исторических анналах.

Как вода, власть везде пробивает себе дорогу. Там, где ей путь преграждает плотина в виде либерально-демократических или социалистических ценностей, она идет глубже. Воздействует на низменные инстинкты толпы – как это было в обществах ХХ века, с легкостью становившихся тоталитарными. Или же формирует скрытый центр силы, существующий под пологом мифа о смерти Государя.

Будем честны перед самими собой: много ли руководителей государств в наше время похожи на тот образ Государя, который нам знаком из исторических преданий? Дело ведь не только в конституционных рамках, которые ограничивают их власть. Когда вспоминаешь примеры из нашего недавнего прошлого или глядишь на нынешних «Больших Друзей» России, в голову приходят самые разные мысли об избирателях. А может быть, дело в другом: в современном обществе намеренно создается карикатурное представление о власти. Мол, занятие политикой – дело грязное и смешное одновременно. Но ведь кто-то ею занимается, и занимается успешно…

Государь жив?

Уверены, что так и есть. Может быть, он (они) не похож на Цезаря или Наполеона. Но властные отношения никуда ни исчезли, как не исчезли их центры. Сохранились утопические представления о благом государственном строе, но никуда не исчез совсем не благой облик «реальной политики». Если политика для нас останется родом телевизионного или театрального шоу, то мы останемся в роли зрителя и даже не заметим того момента, когда телевизионная и интернет-реальность начнут править нами.

Грандиозная дистанция между временем, в которое мы живем, и эпохой создания платоновского «Государства» или индийской «Артхашастры» иллюзорна. Изменяются людские мнения о Государе, ученые представления о его функциях и отношениях с обществом, усложняется информационное поле, в котором он пребывает. Но базисные вещи остаются столь же простыми, как и во времена Цинь Шихуанди или Александра Македонского. Есть инстинкт власти и есть обязанности, которые за собой эта власть несет. Существуют правила игры, которые варьируются от эпохи к эпохе и от культуры к культуры, однако в основании своем остаются одними и теми же.

При составлении «Книги Государя» мы стремились решить две задачи. Во-первых, дать сводку самых важных мыслей, посвященных природе Государя. Во-вторых же, не превратить антологию в череду исключительно теоретических сочинений, делающих честь остроте ума их создателей, но являющихся предметом интеллектуального удовольствия – и не более того. Читатель должен войти в сферу политического опыта, прикоснуться к технике принятия решений.

Именно поэтому нами отобраны важнейшие тексты, посвященные феномену власти и представляющие основные исторические эпохи – от индийского трактата «Артхашастра» («Искусство пользы») до мемуаров Бисмарка, величайшего политика Новой Европы. Как и любая антология, настоящее издание не имеет целью охватить вообще всю государственную теорию и весь политический опыт. Однако нами отбиралось самое важное и показательное: то, что позволит оценить происходящее в современном мире более трезво.

Именно поэтому мы оставили за скобками сочинения XX столетия: они слишком «ангажированы» современными социальными и политическими теориями, чтобы стать беспристрастным источником опыта. Средние века с их концепциями божественного предназначения царской власти также остались за пределами нашей антологии. В сущности Средние века лишь повторяли на свой лад утопические рассуждения античного мира, следуя «реальной» практике эллинистических царей и римских императоров.

Особую роль в сюжетной структуре антологии имеет перекличка «знаковых» произведений мировой политической мысли: древнеиндийской «Артхашастры», «Государства» Платона, «Князя» Никколо Макиавелли и «Анти-Макиавелли», принадлежащего перу великого прусского государя Фридриха II[1]. Небольшой диалог Ксенофонта «Гиерон» дополняет образ человека, обладающего абсолютной властью. Фрагмент из мемуаров Бисмарка показывает нам «реальную политику» на пороге Новейшего времени.

Р. Светлов, И. Гончаров

Древний Восток

Искусство наказания

Восточные традиции искусства государственного управления настолько разнообразны, что рассмотреть их все в кратком обзоре попросту невозможно. Китай, Индия, Ближний Восток развивались в собственных религиозных, этнических, политических ситуациях, а история их государственности насчитывает многие тысячелетия.

Поэтому нам остается только говорить об уроках, которые современный человек может извлечь из той эпохи, когда впервые был поставлен вопрос об искусстве государя, его природе и предназначении.

Строго говоря, нашу антологию следовало начинать с Китая. В философских и политических школах, которые возникали в Китае начиная с VI века до н. э., были открыто сформулированы требования, которые современные политики даже не рискуют произносить вслух.

Так, с одной стороны, Конфуций предлагал бороться с невежеством населения, полагая, что образованный народ, сознательно исполняющий требования государственного этикета и морали, будет счастливо жить под руководством государей-мудрецов. Для Конфуция правление было исправлением нравов, поведения, суммы знаний, которым обладал народ.

Наоборот, Лао-цзы, легендарный основатель даосизма, считал, что образованный человек несчастен: «Если не ценить мудрецов, то в народе не будет ссор. Если не ценить редких предметов, то не будет воров. Если не показывать того, что может вызвать зависть, то сердца народа не станут волноваться. Поэтому, управляя, совершенномудрый делает сердца подданных пустыми, а их желудки – полными. Он ослабляет их волю, зато укрепляет кости. Он всегда стремится к тому, чтобы у народа не было знаний и страстей, а имеющие знания не смели бы действовать…»

Абсолютная простота жизни, к которой призывали даосы (в III в. н. э. даже пытавшиеся создать на территории Китая теократическое государство), была связана с идеей Дао-Пути – ей были чужды усложненные и искусственные нормы жизни тогдашнего китайского общества.

Используя схожие идеи, еще одна школа, школа «законников», предложила использовать необразованность подданных не для их счастья, а для поддержания порядка и процветания государства. «Законники» предлагали использовать ради государственных идеалов даже самые низменные инстинкты людей. Один из самых знаменитых ее представителей, Шан Ян, так формулировал метод управления: «Надлежит во всех делах следовать закону, а награждать согласно личным заслугам. Стремление заполучить ранг знатности или жалованье толкает людей на безрассудную храбрость в бою. Управляя государством, умный правитель должен: по отношению к воинам – награждать заслуженных за обезглавленных или плененных ими противников достойным рангом знатности, назначать им жалованье, достаточное для жизни; по отношению к земледельцам – сделать так, чтобы они не покидали своих земель, чтобы они могли прокормить своих родителей и управляться со всеми семейными делами. И тогда воины будут сражаться, презрев смерть, а земледельцы перестанут лениться».

Однако в выдающемся древнеиндийском сочинении «Артхашастра» мы видим, как идеи, схожие с теми, что проповедовали китайские философы, соединяются в гармоничную и непротиворечивую картину искусства государственного управления.

Мы подобрали для публикации наиболее характерные разделы из этого сочинения. Создание «Артхашастры», энциклопедического памятника древнеиндийской политической мысли, обычно приписывается мудрецу Каутилье, являвшемуся советником при легендарном царе Чандрагупте, основателе империи Маурьев (318–291 до н. э.).

Хотя традиция, приведшая к появлению «Артхашастры», могла действительно возникнуть в эпоху Маурьев, данный текст сложился окончательно, думаем, лишь в III–IV веках н. э. Во всяком случае те политические комбинации, о которых идет речь в книге, были возможны лишь во времена отсутствия не только единодержавия, но и гегемона хотя бы на севере Индостана. Именно такое положение характерно для III–IV веков[2], и именно на него рассчитано искусство лавирования и создания коалиций, проповедуемое в разделах «Артхашастры», которые посвящены внешней политике.

Название «Артхашастра» может быть переведено на русский язык как «Искусство пользы (выгоды)». Избрание пользы как центрального понятия для политического труда дает представление о понимании феномена власти в древней Индии. Дело политика по сути не отличается от дела обычного человека. И тот и другой стремятся к соблюдению божественного закона (дхармы) – что ведет к улучшению их кармы, к любовным наслаждениям, естественность природы которых в Индии не подвергалась сомнению, а также к достижению выгоды: то есть к накоплению средств существования, получению авторитета, возможности быть хозяином, а не подданным.

Ни любовные удовольствия, ни соблюдение мирового закона-дхармы невозможны без достатка и влиятельного положения. Богач, в распоряжении которого гарем и казна, служащая неисчерпаемым источником для даров, вручаемых брахманам, находится в куда лучшем положении, чем банкрот, чье семейство продают в рабство за долги.

Это же верно и относительно царей («раджей»). Только накопивший богатства, одолевший врагов, заключивший выгодные союзы государь способен жить счастливо и соблюдать закон на всей территории, которой он владеет. Подобного царя в Индии могли считать богоподобным, а порой и земным воплощением какого-либо из богов индуистского пантеона.

В великом индийском эпосе «Махабхарата» утверждается, что царская власть существует ради направления людей к дхарме. Поскольку, по мнению большинства индийских религиозных школ, современный человек живет в век, именуемый «Кали-юга» (то есть «Черный»), для которого характерны нравственное разложение человечества, утрата праведности, рост гордыни, лживости, зависти и прочих низких душевных качеств, верховный бог Брахма создал институт царской власти. Цари исполняют роль праведных судей, обладающих священным по своей природе положением. Как говорит мудрец Бхишма в той же «Махабхарате»: «К дхарме людей ведет наказание; говоря по-иному, наказание правит всем. Именно поэтому наука управления известна в трех мирах как наука о наказании».

Царские роды – особенно в индоарийских государствах – возводили свои корни к божественным предкам. Наибольшим почтением пользовались так называемые Солнечная и Лунная династии. Первая происходила от бога Солнца (Вивасвата), а вторая – от владыки Луны (Сомы). К первой причисляли знаменитого героя Раму, ко второй принадлежал прославленный той же «Махабхаратой» род Пандавов. Обладая благодаря своим божественным предкам особым статусом, цари, происходившие из варны кшатриев, могли утверждать, что кровь, текущая в их жилах, делает их выше брахманов.

Отсюда понятно, что проповедуемый брахманами или буддийскими вероучителями закон-дхарма для правителя является только лишь одной из сторон его жизни. В результате в «Артхашастре» мы видим требование не нарушать дхарму лишь в пределах своей страны. Во всех других отношениях дхармой становится польза.

Люди, создавшие «Артхашастру», были не мечтателями-утопистами, а вполне здравыми людьми. Политика имеет определенный набор инструментов, и царь обязан пользоваться ими всеми – хотя бы потому, что враждебный монарх обладает тем же набором возможностей. Сюда входят и дипломатическая игра, и составление коалиций, и война, и шпионские операции, и создание раздора в семействе соседнего правителя, и отравления, и изощренная магия.

Пожалуй, самое лучшее объяснение столь странной для европейского читателя вещи, как совмещение верности закону-дхарме и одновременно откровенный рассказ о методах, которыми возможно достижение успеха в политической деятельности, содержится в знаменитой «Бхагаватгите», описании беседы царевича Арджуны и Кришны, воплощения верховного божества. Кришна призывает Арджуну, засомневавшегося в правильности своего выбора перед апокалиптическим сражением на поле Куру, не расценивать происходящее исходя из человеческих представлений о добре и зле. Полководцы, ведущие армии в бой, и государи, отправляющие в стан врага шпионов-отравителей, – все это люди, вершащие промысел богов, ближайшие действия которых человеку не ясны, зато конечным их результатом станет утверждение воли Небес. Именно поэтому сомнение в сфере государственной или военной является бо