Злая корча. Книга 1. Невидимый огонь смерти

Денис Абсентис
Злая корча

Автор выражает признательность Олегу Малогловец за помощь в вычитке текста и критические замечания, Эльмире Кругловой за поиск и перевод испанских материалов, а также благодарит всех, кто высказывал свои замечания и поправки при подготовке книги.

Denis Absentis

Zlaya korcha: a monograph

Volume 1: Invisible fire of death

Ora & Co Publishing, 2011

All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form (exept by reviewers for the public press) or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording, or by any information storage and retrieval system without express written permission from the copyright owner.

ISBN 978-616-90718-3-9

RV 583826-201

www.zlayakorcha.com

Когда приближался конец тысячелетия, разразился мор от невидимого огня, убивающего многих за одну ночь; члены людей отпадали от тела, страдальцы скапливались в церквях и призывали на помощь святых. Кричащие от боли и потери сожженных членов люди вызывали жалость; зловоние же было непереносимо… И конвульсивные, и гангренозные признаки болезни ясно упомянуты в Лотаргинской хронике: «Многие корчились в агонии и судорогах; другие несчастные умирали, а члены их, съеденные священным огнем, чернели как уголь». Именно тогда огонь впервые был назван «священным»…

Клайд Мартин Кристенсен

Но профессор Кристенсен ошибался…

Предисловие
Возвращение дьявола

На самом деле, этот факт глядел всем в лицо на протяжении нескольких десятилетий; но так случилось, что никто не замечал его…

Олдос Хаксли. Двери восприятия: Рай и Ад

Темной ночью два автомобиля с выключенными фарами подъехали с разных сторон к складу, казавшемуся мрачным и зловещим. Двое мужчин одновременно вышли из своих машин, подошли к зданию и встретились у боковой двери. Пока все шло по заранее подготовленному плану. Ловко орудуя отмычками, преступники проникли в нужную комнату, где лежал конфискат, опечатанный полицией. Один из воров светил маленьким фонариком, пока его сообщник быстро переворачивал опечатанные мешки.

Только раз им пришлось прервать поиски и выключить фонарь, когда невдалеке проехал патруль жандармерии. Еще десять минут, и поиски увенчались успехом. Вот он, нужный мешок! Содержимое быстро перекочевало в три десятка маленьких пакетов, принесенных преступниками с собой. Один из сообщников подошел к темному окну. Ни зги было не видно, ночь окутывала окрестности непроницаемым мраком. Воры вышли из здания и осторожно пошли к оставленным неподалеку машинам. Еще дважды пришлось им прятаться за углом складаот фар проезжающего патрульного автомобиля, но фортуна была к ним благосклонна. Через полчаса они уже благополучно добрались до города. Теперь преступникам оставалось только одно — найти способ контрабандно переправить свою добычу в Швейцарию.

Годом раньше. Необычно затяжные дожди закончились. Теплый августовский день не предвещал никакой беды. Владелец пекарни мсье Бриан испек хлеб и обслуживал первых покупателей. Ему и в голову не могло прийти, как вскоре изменится размеренная жизнь его тихого городка. Но прошло лишь несколько дней, и от провинциальной тишины не осталось и следа. Наступили дни ужаса.

Вечером мадам Мулен хотела накормить оставшимся с ужина хлебом собаку, кошку и уток, как она это делала всегда. Однако собака понюхала бульон с покрошенным хлебом и отошла. Никогда раньше пес не отказывался от еды. Хозяйка удивилась — на ее вкус хлеб был совершенно нормальным, разве что поднялся плохо и выглядел более плоским, чем обычно. Утром следующего дня она вдруг услышала дикий вопль своей любимой кошки, которая билась в агонии на кухне. Мадам Мулен бросилась на помощь, но кошка явно обезумела, в руки не давалась, каталась по полу в конвульсиях и бросалась на стену снова и снова. В этот момент хозяйка через открытую дверь кухни заметила, что утки во дворе ходят как-то странно, как пингвины, более вразвалку, чем обычно, и шатаясь из стороны в сторону. Одна утка сделала, как пьяная, несколько шагов и упала на землю. Кошка тем временем вдруг издала истошный потусторонний вопль, подобного которому мадам Мулен не слышала за всю свою жизнь, встала на четыре лапы, зашаталась и тут же упала бездыханной. Хозяйка осторожно подошла к ней и потрогала. Кошка была мертва.

У живущего неподалеку Феликса Мизона пес оказался менее разборчивым в еде и хлеб съел. Утром мсье Мизон застыл в изумлении, наблюдая за ним. Никогда его собака не вела себя так. Внезапно выбежав на улицу, пес остановился в двадцати футах от двери, нелепо подпрыгнул и начал быстро носиться по кругу, лязгая зубами. В этот момент ему попался камень, в который он вцепился и начал люто его грызть, пока все зубы не выпали из окровавленного рта. Жуткая пляска смерти продолжалась десять минут. Мадам Мизон присоединилась к мужу в надежде успокоить пса. Собака теперь бегала медленнее, волоча ноги и хромая. Затем, тяжело дыша, она упала в грязь и вскоре умерла, с засохшей кровью на морде. Смерть пса потрясла Мизонов. Потрясла настолько, что Феликс почти не обратил внимания на спазмы в его собственном желудке, приписав их переживанию от потери любимца.

Вскоре у многих жителей городка начались галлюцинации и психозы. Маленькая девочка внезапно подверглась нападениюгигантских тигров, на других людей яростно кидались ужасные монстры. Напуганных горожан преследовали видения капающей крови и усмехающихся черепов. Не обращая внимания на окружающих, один мужчина писал стихи, страницу за страницей. Он писал в свой блокнот непрерывно, стирая карандаши, дни и ночи напролет. Другой громким голосом пересчитывал оконные стекла в спальне. Окон было шесть. Он считал их безостановочно в течение почти трех недель: «Один, два, три, четыре…». Бывший пилот выпрыгнул из окна второго этажа, думая, что он сам и есть самолет, в то время как еще один горожанин полагал, что он артист цирка, и пробовал себя в роли канатоходца. Местный каменщик был уверен, что у него в животе завелись змеи. Кто-то пытался мясницким ножом вскрыть себе грудную клетку, чтобы «освободить сердце». Городок по ночам заполнялся людьми, которыми овладела бессонница. Они слонялись по улицам, громко говоря и смеясь над своим затруднительным положением. Были и другие, которые просто смотрели в пространство. Неделю спустя уже более полусотни горожан впало в безумие. У них упало давление, понизилась температура, пульс замедлился, зрачки расширились. У одних развивалась истерика, другие обладали дикой, почти неуемной энергией, у третьих начались галлюцинации, иногда даже приятные: они видели яркие цветы, растущие прямо у них на ногах и руках, и испытывали ощущение блаженного мира. Некоторым казалось, что на них набрасываются жуткие чудища, а с неба сыплются огненные шары. Вокруг их рук вьются змеи и языки пламени. Воспринимаемые цвета стали неестественно яркими. Жители срывали с себя одежду и носились по улицам нагишом, забирались под кровати, ища спасение от огненных шаров, или дико махали руками, забившись в угол комнаты, отгоняя от себя диких зверей и сонмы огромных голов, готовых разорвать их на куски. Врачи справиться с ситуацией не могли. В город были вызваны санитарные машины и жандармы, доставлены смирительные рубашки. Трупы кошек, собак и домашней птицы были отправлены на обследование в Марсель.

Обезумевшие люди легко в руки санитарам не давались, проявляя сверхчеловеческую силу. Полиция ловила их сетями, используемыми для отлова бродячих собак. Человек-самолет, который выпрыгнул из окна второго этажа больницы и сломал себе при этом обе ноги, все равно вскочил и пробежал пятьдесят метров, прежде чем его настигли. Справиться с ним смогли только несколько санитаров. Другой молодой человек разорвал одну за другой семь смирительных рубашек, прежде чем его, наконец, удалось обездвижить, привязав к кровати толстыми кожаными ремнями и надев сразу две смирительные рубашки. Но не тут-то было — он перегрыз ремни, расшатав себе все зубы, и со ртом, наполненным кровью, бросился отрывать оконную решетку. Ему удалось согнуть дюймовый металлический прут, прежде чем шесть человек скрутили его. Никакие лекарства не помогали. У одной пациентки тем временем начала развиваться гангрена пальцев на ногах, у двух других происходили припадки, схожие с эпилептическими. Многие люди переходили от гиперактивности до глубокой депрессии в течение нескольких минут. Затем обратно — от спокойствия до дикого безумия. В пик эпидемии насчитывалось около 300 человек, страдающих от различных психических проблем, от легкого дискомфорта до сумасшествия, а затем они начали умирать. В ту ночь, когда первый человек умер в конвульсиях, двое мужчин бросились бежать по улице, крича, что их преследуют враги. Маленький мальчик попытался задушить свою мать.

Это не сценарий фильма ужасов. Так марсельские газеты отражали загадочную эпидемию августа 1951 года в небольшом французском городке Пон-Сен-Эспри. Если журналисты какие-то конкретные отдельные моменты и приукрасили, то в целом ситуация и в самом деле выглядела примерно так, как ее преподносили даже самые желтые издания. Ибо фантазии журналистов бледнели перед реальностью. Первые дни местные врачи просто терялись в догадках о причинах происходившего, ничего подобного они в жизни не видели. Через неделю после начала эпидемии, подробно опросив пациентов, они пришли к выводу, что горожане пострадали от хлеба, купленного ими в пекарне мсье Бриана. Вскоре врачи поставили диагноз — жители отравились спорыньей^[1].

Французским врачам удалось поставить диагноз не сразу — к тому моменту спорынья в Европе была уже практически забыта. И лишь старая энциклопедия XIX века подсказала им разгадку. В прошлые века эпидемии эрготизма (отравления спорыньей) выкашивали население не меньше, чем эпидемии чумы или, позже, холеры. Грибок Claviceps purpurea, заражая колосья зерновых, попадал в муку, неся людям смерть и безумие. В середине XX века такой диагноз звучал для европейцев довольно дико. Этим, пытаясь замять дело, воспользовалась частно-государственная зерновая монопольная корпорация Юнион Миньер, чей региональный представитель отрицал саму возможность отравления спорыньей: «домыслы о том, что причиной болезни людей может быть спорынья совершенно несостоятельны, это ясно с самого начала»^[2]. Президент же монополии Пьер Якоб, когда полиция уже задержала мельников, разбавивших пшеничную муку ржаной, пошел еще дальше. Он объявил, что если спорынья в хлебе и была, то это ничего не значит и вообще полная ерунда, поскольку спорынья — дело обычное, никакая мука без нее не обходится, и опасности она вовсе не представляет. Заявив это, мсье Якоб тут же предложил журналистам, чтобы ему испекли хлеб из муки с максимальным количеством спорыньи. Он объявил, что готов съесть в присутствии экспертов целую буханку, чтобы доказать ее безвредность. Врачи только посетовали в ответ, что у патологоанатомов и без того много работы, и никто ему хлеба так и не испек. В начале сентября журнал Тайм сообщил, что полицейская лаборатория в Марселе следы яда в хлебе все-таки обнаружила:

На прошлой неделе пришли сведения из полицейской лаборатории: «Мы идентифицировали алкалоид, имеющий токсические и биологические характеристики алкалоида спорыньи, паразита зерновых». Пон-Сен-Эспри пострадал от отравления спорыньей, средневековой болезни, столь же старой, как гордость города — средневековый мост, и потому почти забытой. Современная медицина знает о спорынье, но редко встречалась с ней в форме эпидемического заболевания^[3].

Впрочем, дело все равно спустили на тормозах. Власти, пытающиеся защитить корпорацию, поставившую отравленное зерно, решили признать анализы недействительными и год спустя поддержали версию отравления ртутью. С этим объяснением практически никто из медиков не согласился.

Обеспокоенные врачи, по прежнему утверждавшие, что так человечеству напомнил о себе его давний враг — спорынья, столкнулись с необходимостью доказать свой диагноз. Они были убеждены, что только компания Сандоз, которой удалось восемью годами ранее синтезировать из спорыньи психоделик ЛСД, могла бы разрешить эту проблему. Но полиция хранила все подозрительные мешки с мукой опечатанными, и не было никакой возможности получить муку, хлеб, или внутренние органы погибших от отравления для экспертизы вне полицейской юрисдикции. Кроме того, прошел почти год со времени бедствия, и возможность обнаружить спорынью в образцах стала уже минимальной. Тем не менее, врачи решили рискнуть.

Описанные в начале этого рассказа преступники, проникшие на склад компании Юнион Миньер, были врачами из Пон-Сен-Эспри, лечившими сошедший с ума город с первых дней эпидемии. Они были уверены, что частная корпорация, обладающая монополией на поставки хлеба по всей Франции, коррумпированные власти и полиция пытаются в своих интересах опровергнуть поставленный изначально диагноз. Единственный диагноз, в котором врачи были убеждены. Чтобы добыть образцы муки, им пришлось проникнуть на склад, а затем стать контрабандистами — ибо не было законного способа переправить образцы через швейцарскую границу.

Врачам это удалось, но все было напрасно — Сандоз не подтвердила наличия спорыньи. Лабораторные мыши, утверждали представители компании, от образцов не пострадали. То ли спорынья в муке уже потеряла свои ядовитые свойства, то ли Сандоз была вовсе не заинтересована поддерживать версию спорыньи, поскольку уже торговала полученным из нее ЛСД и связывать в массовом сознании свой препарат с загадочной эпидемией ей было невыгодно. Сам «отец ЛСД» Альберт Хофманн приезжал в Пон-Сен-Эспри, но ясности это не добавило (возможно, и уменьшило; также возможно, что Хофманн и пообещал переправить образцы). Официальная причина происшествия так и не была обнародована. А Хофманн в своей книге много лет спустя напишет о возможной вине ртути, по-прежнему защищая своего «трудного ребенка» — ЛСД (сейчас о ртутной версии практически никто уже не вспоминает). Джон Фуллер описал случившееся в Пон-Сен-Эспри в книге «День огня святого Антония» (The Day of St. Anthony’s Fire, 1968).

В последнее время эта полузабытая история с обезумевшим городом вновь всплыла на поверхность. Сначала профессор Стивен Л. Каплан, историк и специалист по хлебным бунтам, почти шесть десятилетий спустя вернулся к теме загадочного отравления и посвятил трагедии книгу «Проклятый хлеб» (Le pain maudit, 2008).

Вскоре выяснилось, что своим отрицанием роли спорыньи в отравлении жителей города компания Сандоз подложила сама себе свинью — в 2009 году появилась конспирологическая попытка объяснить случившееся спецоперацией ЦРУ. Журналист Хэнк Альбарелли в своей книге «Ужасная ошибка» попытался доказать, что в Пон-Сен-Эспри проходил тайный эксперимент ЦРУ с получаемым из спорыньи знаменитым наркотиком ЛСД, которым якобы и отравили французов^[4]. ЦРУ получало ЛСД как раз от Сандоз, давно закрепившейся на рынке наркотиков и вошедшей в 1910 году в первый в мире кокаиновый картель, организованный тремя компаниями в Голландии. Кокаин тогда наркотиком еще не считался. ЛСД стал для компании монопольной заменой запрещенному в США в 20-х годах кокаину. В 1970-х годах во всем мире запретят и ЛСД.

Несмотря на явные нестыковки, версия с ЦРУ широко распространялась СМИ на протяжении всего 2010 года. Заголовки «Шок! ЦРУ ставило эксперименты на людях и пичкало их ЛСД» заполонили газеты и интернет^[5]. Так как, в отличие от спорыньи, ЛСД не выдержал бы температуры выпечки хлеба, была выдвинута гипотеза, что агенты ЦРУ пользовались распылителями. Критичность восприятия была снижена еще тем, что примерно в те же годы спецслужбы некоторых стран — включая Англию и США — действительно проводили опыты с ЛСД на своих гражданах, чаще на военных. Фильмы, показывающее действие ЛСД на солдат и даже на кошек, давно лежат в свободном доступе. Поэтому версия показалась вполне вероятной. Новость живо обсуждалась в сети, и никто даже не отметил, что некоторые из заболевших в Пон-Сен-Эспри не вылечились и спустя полтора десятка лет после инцидента^[6]. Никто не вспомнил про обезумевших собак и околевших уток и про то, что гангрены от ЛСД не бывает, как и смертельных исходов — а и то, и другое наблюдалось врачами еще в первые недели эпидемии^[7]. Все это были классические признаки отравления именно спорыньей, подробно описанные хотя бы в той же книге Фуллера, которую никто из обсуждающих не читал. Оставим, впрочем, слабую надежду конспирологам: пусть считают, что наркотик был синтезирован крайне некачественно. Как бы там ни было, абстрагируясь от причин этого конкретного происшествия, надо отметить одно — если в муку попадает большое количество спорыньи, то последствия могут быть — и, без сомнения, были в истории — именно такими, какие и наблюдались в Пон-Сен-Эспри. Не всегда абсолютно идентичными — галлюцинации, например, в зависимости от меняющегося состава алкалоидов в спорынье конкретного урожая, иногда могут быть значительно слабее, а смертность, наоборот, выше — но очень похожими.

В феврале 2010 года по французскому Третьему каналу, случайно (оставим в стороне конспирологию) совпав со странной эпидемией истерического смеха в Судане от таинственной галлюциногенной пшеницы^[8], прошел телефильм Бертрана Артюи «Хлеб дьявола», реконструирующий события трагедии в Пон-Сен-Эспри, только имена действующих лиц были изменены. Подчеркивалось, что анализы в Швейцарии яда в муке не обнаружили (в телевизионной версии на склад проникли не врачи, а ищущий виновных помощник булочника Бастьен, у которого от отравления умер брат). Настоящим виновником, по фильму, могло быть само государство, отвечающее за распределение муки.

Все эта история с «разоблачениями» высветила тот факт, что о спорынье и ее действии в очередной раз позабыли. Среди причин этого можно отметить и то, что ученые на западе мало знакомы с работами, в которых непосредственно описывались галлюцинации при эпидемиях отравления спорыньей. Ибо эпидемии на западе закончились уже давно, и отделить психозы от галлюцинаций тогда еще никто не смог. А российские и советские источники, в которых были предприняты попытки описать, систематизировать и выделить галлюцинации отдельно, на европейские языки не переводились. Некоторые данные из старых работ использовал профессор Джордж Баргер в своей монографии «Спорынья и эрготизм» (1931), но за отсутствием текущих эпидемий широко известны они не стали. Если бы Баргер, химик королевской кафедры, еще в начале века первым выделивший из спорыньи эрготоксин и десятилетия занимавшийся ее алкалоидами, был еще жив во время эпидемии в Пон-Сен-Эспри, вероятно, он бы поддержал версию эрготизма. Но судьба распорядилась по-иному. В ноябре 1938 года Альберт Хофманн, работающий в компании Сандоз, впервые, по его словам, синтезировал из спорыньи знаменитый психоделик ЛСД. В это время Джордж Баргер занят — в ноябре Лондонское королевское общество торжественно награждает его медалью Дэви за выдающиеся успехи в химии. Но месяц спустя, в декабре 1938 года, Баргер неожиданно, ничего не сказав своим коллегам из университета Глазго, выехал в Швейцарию и …внезапно скоропостижно скончался в том самом швейцарском кантоне Золотур, где расположена компания Сандоз. Тому, кто увлекается конспирологией, скорее стоило бы заинтересоваться вот этим казусом, нежели сомнительными спецоперациями ЦРУ. У меня же здесь задача другая — дать ретроспективу некоторых исторических событий в свете эпидемий эрготизма и показать, что спорынья более значительно повлияла на историю, культуру и пути развития цивилизации, чем это обычно представляется. Фиолетовый грибок хранит еще много тайн, на раскрытие которых потребуется не одна книга.

Три года спустя после событий в Пон-Сен-Эспри, в 1954 году, английский писатель Олдос Леонард Хаксли, автор широко известного романа-антиутопии «Прекрасный новый мир», в своей новой книге «Двери восприятия: Рай и Ад» написал строчки, процитированные в эпиграфе, имея ввиду сходство по химическому составу мескалина и адреналина. Есть некая ирония в том, что в следующей же строчке он напишет: «лизергиновая кислота — крайне мощный галлюциноген, получаемый из спорыньи…», но не заметит, что это тоже как раз тот факт, который «глядел всем в лицо на протяжении нескольких десятилетий, но так случилось, что никто не замечал его».

Вот он, парадокс — то, что лизергиновая кислота является галлюциногеном, уже было понятно к тому моменту, когда Хаксли писал свои «Двери восприятия». То, что лизергиновая кислота является ядром вырабатываемых спорыньей алкалоидов, также было давно известно, и проекция действия ЛСД на его же прекурсор напрашивалась. Эрготинные психозы, характеризующиеся помрачением сознания, описывались в энциклопедиях еще в XIX веке. Галлюцинации от спорыньи отмечались с конца того же XIX века. То, что в Европе на протяжении как минимум тысячелетия происходили частые эпидемии отравления спорыньей с массовой смертностью, тоже было давно известно из летописей и хорошо подтверждалось наблюдениями серьезных эпидемий нового времени, вспыхивающих в Европе вплоть до XIX века включительно (в России — до XX века). Но ни Хаксли, ни Хофманн, и никто другой не подумал тогда о том, в каком состоянии пребывало последнее тысячелетие население «ржаной цивилизации». Никому не пришло в голову связать со спорыньей столь широко известные феномены европейского средневековья и Возрождения, как охота на ведьм, массовые случаи одержимости, боязнь вампиров и ликантропов, распространенность безумия, о котором писал Фуко… И никому эта связь не придет в голову еще много лет. До тех пор, пока голландским парламентом в 1976 году не будет официально принята концепция действия психоделиков — «эффекты психоактивных наркотиков являются результатом трех факторов — наркотика, установки и обстановки» — об «обстановке» и «установках», провоцирующих, например, процессы ведьм в Салеме, никто не задумается. Осознание того, что аналогичные установки действовали в Европе от средних веков до просвещения и должны были вызывать аналогичные последствия, тоже займет десятилетия.

Почему же человеческая мысль срабатывает так медленно, даже когда вопрос лежит на поверхности? Почему никто не видел, что массовое безумие возникало там, где росла рожь, а охота на ведьм проходила там, где были популярны демонологические трактаты, и где спорынья широко распространилась из-за выращивания злаков, особенно ржи? По отдельности эти факторы не срабатывали. Спорынья лишь пробуждала агрессию, тупоумие и галлюцинации. На большее она была неспособна. Грибок умел только убивать, калечить, вызывать необратимое повреждение мозга или подготавливать почву для восприятия установок. А сами «установки» давали проповеди и демонология. Суды над ведьмами шли вяло именно там, где не выращивали рожь — в таких местах даже самые фанатичные инквизиторы не могли разжечь огонь одержимости колдовством столь массово. В крестовые же походы, наоборот, рвались обезумевшие крестьяне из местностей, пораженных спорыньей, а основатели сект квакеров и шейкеров вышли из тех мест, где не в диковинку были «пляски святого Витта».

Что мешает нашему разуму не только ставить перед собой нестандартные вопросы, но даже просто видеть очевидное? Нельзя сказать, что на такое характерно медленное движение мысли никто не обращал внимание. Например, французы Луи Повель и Жак Бержье утверждали: «Обычно мысль плетется, как показал Эмиль Меерсон. Большая часть достижений мысли — это, в конечном счете, плод исключительно медленного продвижения шаг за шагом в направлении очевидности». Как бы ни относиться в целом к их книге «Утро магов», но вопросы ставились авторами верно: «Великий Леонард Эйлер считал высшей вершиной математической мысли отношение, сочетающее реальное с воображаемым и представляющее основу натуральных логарифмов, — явную очевидность. Как только его объясняют учащемуся, то он неизменно заявляет, что „это само бросается в глаза“. Почему же понадобилось столько усилий мысли в течение стольких лет, чтобы прийти к такой очевидности?»

«Тяжелые предметы падают не быстрее легких», «тепло есть движение», «малярия переносится комарами», «метеориты падают с неба», «континенты дрейфуют»… Все эти утверждения вызывали в свое время недоверие и насмешки. Они просто не укладывались в голове. Человеческий разум очень консервативен. Если какая-то информация затрагивает эмоциональную сферу и покушается на основы представлений о значимых исторических событиях и о путях развитии самой цивилизации, то мысль будет пробиваться через шаблоны восприятия с еще большим трудом.

Пройдет четверть века после массового отравления в Пон-Сен-Эспри и 33 года после официально объявленного (1943) открытия Хофманном ЛСД. Только тогда, благодаря любознательности студентки Линды Капорэл, в 1976 году возникнет гипотеза о связи отравления спорыньей и процесса салемских ведьм. Потребуется еще тринадцать лет, чтобы американский историк Мэри Матосян написала работу, показывающую связь отравления спорыньей не только с судебным процессом над ведьмами в Салеме, но также с «Великим страхом» (массовым сумасшествием во время Французской революции) и с «Великим пробуждением» — религиозным движением, охватившем Новую Англию в XVIII веке (автор называет его «Великой болезнью»).

Впрочем, надо заметить, подобные мысли о влиянии отравления спорыньей все же высказывались и ранее. Например, еще в 1967 году врач Франциско Гуерра писал, что «лизергиновая кислота, присутствующая в спорынье, была ответственна за эпидемии религиозных галлюцинаций при эрготизме или ignis sacer, известном иначе как огонь св. Антония»^[9]. Но это было лишь упоминание, и до работ Капорэл и Матосян никто на такие утверждения внимания не обращал.

Матосян логично предположила, что эпидемии отравления спорыньей лучше описаны в России, где они продолжались дольше, чем в Европе. Поэтому она, помимо лондонской Wellcome Library (библиотеки, основанной сэром Веллкомом, автором трактата о спорынье^[10] и владельцем фармацевтический компании, на которую работал и Баргер) и Национальной библиотеки Франции, отправилась также и в СССР. Академия наук СССР в 1984 году предоставила ей возможность работать в библиотеках Москвы и Ленинграда: в библиотеке имени Ленина, библиотеке Исторического музея, Центральной научной медицинской библиотеке и др. Там Матосян смогла прочитать работы дореволюционных авторов, в частности, диссертацию известного психиатра Н. Н. Реформатского «Душевное расстройство при отравлении спорыньей» (1893). Правда, со всеми работами советского периода ей ознакомиться не удалось. О монографии профессора Выясновского «Эрготизм» (1937) она не упоминает, как и о послевоенных вспышках эрготизма в СССР.

Действительно, еще в первой половине XX века спорынья в СССР была знакома практически каждому школьнику. Она была сырьем для лекарств, серьезной статьей экспорта, и из года в год в «Настольном словаре колхозника» публиковалась реклама: «Собирайте спорынью — черные рожки, появляющиеся на колосьях ржи. Заготпункты сельпо и райпотребсоюзов повсеместно покупают спорынью в любых количествах в сухом виде»^[11]. «Колхозники и колхозницы, пионеры и школьники, собирайте спорынью!» — призывала газета «Социалистическое земледелие» осенью 1941 года^[12]. Если сейчас о существовании спорыньи широкие массы и не догадываются, то в 1938 году академический журнал «Природа» писал:

Спорынья — это знакомая всем грибная болезнь злаков, выражающаяся в том, что вместо нормальных зерен в колосьях начинают появляться так наз. «рожки» темнофиолетового цвета. Последние, как известно, обладают большой ядовитостью, и заболеваемость от них населения «злой корчей», сопровождающейся головокружением, рвотой, судорогами, отмиранием конечностей, является также общеизвестным фактом^[13].

Общеизвестным фактором это, правда, являлось тогда далеко не для любого крестьянина, но советских врачей, ученых да и уже не раз сталкивавшихся со спорыньей колхозников диагноз заболевания в Пон-Сен-Эспри не удивил бы. В те годы в Сибири подобные вспышки эрготизма еще случались. Но такие данные засекречивались органами госбезопасности, проводящими расследования о предполагаемом вредительстве, на западе о них не подозревали и не знают до дня сегодняшнего, да и в России они практически неизвестны. Сопровождались ли эти конкретные вспышки галлюцинациями, тоже неясно.

После выхода в 1989 году книги Матосян «Яды прошлого» пройдет еще два десятилетия. За это время появится ряд гипотез о связи спорыньи с различными историческими событиями и личностями. Некоторые из этих гипотез довольно спекулятивны, некоторые представляются вполне допустимыми и имеют серьезные основания. Предполагается, что спорынья повлияла на судьбу Наполеона, вызвала видения Жанны д’Арк, была причиной жестокости и смерти Оливера Кромвеля, состояния раздвоения сознания у Роберта Льюиса Стивенсона, поэтического вдохновения Жерара де Нерваля (двое последних принимали препараты спорыньи). С действием грибка стали связывать ликантропию, вампиризм, охоту на ведьм, откровения Иоанна Богослова, крестовые походы, движение квакеров. При этом, однако, появилось несколько книг и статей, пытающихся отрицать влияние спорыньи на пляски св. Витта, не говоря уж об итальянском тарантизме^[14]. А о возможности, скажем так, «культурологического влияния спорыньи», о корнях, к примеру, таких испанских танцев, как муньейра в Галисии, хота в Арагоне и зортзико в Стране Басков никто вообще так и не задумался, несмотря на наличие в этих краях Пути святого Иакова — места сбора эрготиков со всей Европы.

И хотя известно, что в Европе, в отличие от России, в прошлые века вокруг постоянного отравления спорыньей возникла развитая инфраструктура, и смертельный огонь св. Антония превратился в большой бизнес церкви и учрежденных папством соответствующих орденов, но и сегодня связь многих исторических событий с галлюциногенным грибком часто воспринимается как маргинальная точка зрения. А массовые галлюцинации от эрготизма на протяжении тысячелетия и вовсе представляются курьезом.

Однако регулярных галлюцинаций не могло не быть при постоянных эпидемиях эрготизма. А эпидемии не могли не быть постоянными, поскольку основной пищей населения был хлеб. И следы этих эпидемий заметны не только в средневековье, Возрождение, Реформацию и Новое время. Сами события, являющиеся вехами этого условного разделения эпох, иногда могли были быть спровоцированы действием спорыньи.

Знакомо же человечество с этим грибком с гораздо более древних времен, чем это обычно представляется.

Глава 1
Элевсинское пиво

То будет ли Пифийский брег,

Иль луг светозарный,

Где вечных тайн пестуют людям цвет святой

Могучие богини, где

Ключ златой уста смыкает элевсинского жреца?

Софокл. Эдип в Колоне

Из всех обрядов античного мира наиболее важными представляются элевсинские мистерии — обряды инициации в культах богинь плодородия Деметры и Персефоны, которые проводились ежегодно в Элевсинев Древней Греции. Расположен Элевсин в Западной Аттике, примерно в 20 км к западу от Афин. Элевсинское святилище было больше чем просто храм. С течением времени оно превратилось в целый город, соединенный с Афинами «священной дорогой», окруженный стенами и башнями, части которых сохранились до наших дней. Систематические раскопки здесь ведутся с 1882 года. К югу от Телестерия, храма Деметры, открыт небольшой музей, состоящий из пяти залов.

Никакие другие эллинские мистерии не достигли такой славы, как элевсинские. Паломники со всей Греции приезжали для участия в них. «Блажен смертный, которому удалось узреть мистерии! — восклицает автор древнегреческого гимна. — Но тот, кто не прошел посвящение и не исполнил ритуалы, после смерти не обретет блаженства в темных жилищах иного мира». Деметра, порождающая хлеб, добившаяся у богов возвращения своей дочери из подземного царства Аида, обладала, согласно элевсинскому культу, властью высвобождать из мрачного могильного подземелья всех посвященных — для них было возможно возрождение. Пиндар, один из самых значительных лирических поэтов Древней Греции, говорил в своих одах (V век до н. э.) о смерти, о последующем земном рождении, о том, как элевсинские таинства позволяют осмыслить метаморфозы между двумя жизнями и облегчают их. Спокойствие и уверенность перед лицом смерти даровал посвященным элевсинский культ. Забота об устройстве праздника посвящения входила в обязанности высшей афинской администрации. Мистерии праздновались в Элевсине на протяжении двух тысяч лет и были уничтожены христианами в конце IV века. Сожжение святилища и запрещение мистерий ознаменовали официальный конец язычества.

Большая часть обрядов мистерий никогда не была зафиксирована письменно, и поэтому они остаются предметом спекуляций и домыслов. Интерес к элевсинским тайнам возродился в XIX веке, отчасти после опубликования ранее неизвестных орфических гимнов в честь греческих богов с некоторыми подробностями, отсутствующими в общеизвестных «гомеровских» гимнах. Многие хотели увидеть в мистериях некую потерянную истину и сакральную тайну, пытались прочувствовать, что же именно скрывалось за внешними обрядами, и перечитывали описание Порфирия:

В венках из мирт мы входим с другими посвященными в сени храма, все еще слепцами; но Иерофант, ожидающий нас внутри, скоро раскроет наши взоры. Но прежде всего, — ибо ничего не следует делать с поспешностью, — прежде мы обмоемся в святой воде, ибо нас просят войти в священное место с чистыми руками и с чистым сердцем. Когда нас подводят к Иерофанту, он читает из каменной книги вещи, которые мы не должны обнародовать под страхом смерти. Скажем только, что они согласуются с местом и обстоятельствами. Может быть, вы подняли бы их на смех, если бы услыхали вне храма; но здесь не является ни малейшей наклонности к легкомыслью, когда слушаешь слова старца и смотришь на раскрытые символы. И мы еще более удаляемся от легкомыслия, когда Деметра подтверждает своими особыми словами и знаками, быстрыми вспышками света, облаками, громоздящимися на облака, все то, что мы слышали от ее священного жреца; затем, сияние светлого чуда наполняет храм; мы видим чистые поля Елисейские, мы слышим пение блаженных…^[15]

Догадки относительно таинств будоражили поэтов. Гете, например, воплотил их в нескольких сценах «Фауста». Другие воспринимали элевсинские мистерии, как никчемные древние суеверия, имеющие лишь объективный — сейчас мы скорее сказали бы культурологический — интерес. В. Г. Белинский в письме Боткину выразился по поводу статьи Уварова достаточно жестко:

Короче: это был мистицизм древности. Меня поразило в статье то, что практический, здравомыслящий Сократ отказался участвовать в Элевзинских таинствах и был к ним вообще холоден, тогда как fou sublime, {возвышенный безумец (франц.). — Ред.} фантастический романтик Платон благоговел перед ними. Вообще, мне кажется, Элевзинские таинства имеют только ученый, чисто объективный интерес, а со стороны субъективного интереса — они не стоят выеденного яйца^[16].

Но ни духовный, ни скептический подход долгое время не могли помочь в понимании того, что же все-таки происходило во время мистерий. В конце XIX века религиозный философ Дмитрий Мережковский в романе «Юлиан Отступник» представил спор по поводу сходных мистерий в Эфесе врача Орибазия, считающего мистерии иллюзией, оптическим обманом, и Максима Эфесского. На упреки Орибазия: «вы из фонаря бросаете отражения сквозь раскрашенные стекла на белый дым ароматов — и ученик воображает, будто бы перед ним видения богов» иерофант отвечает:

Таинства наши глубже и прекраснее, чем ты думаешь, Орибазий. Человеку нужен восторг. Для того, кто верит, блудница воистину Афродита, и рыбья чешуя воистину звездное небо. Ты говоришь, что люди молятся и плачут от видений, рожденных масляной лампой с раскрашенными стеклами. Орибазий, Орибазий, но разве природа, которой удивляется мудрость твоя, — не такой же призрак, вызванный чувствами, обманчивыми, как фонарь персидского мага? Где истина? Где ложь? Ты веришь и знаешь — я не хочу верить, не могу знать…^[17]

Мережковский, будучи христианином, представляет мистерии фокусами жрецов, языческие культы для него ложны по определению. Поэтому ему не слишком интересен вопрос, отличались ли чем-нибудь эфесские мистерии Артемиды от элевсинских мистерий Деметры. Какие факторы способствовали тому, что последние заняли главенствующее положение? Может быть, в них кроется все же не только «отражение раскрашенных стекл лампы», и видения богов вызваны чем-то более существенным, а не простыми ярмарочными фокусами? Почему Сократ говорил, что люди во время элевсинских мистерий «грезят наяву»?

В греческом языке появился глагол «корибантствовать» — «юродствовать», «приходить в исступление», «терять самоконтроль». Именно это слово употребил Сократ, характеризуя Элевсинские мистерии и отказываясь от посвящения в них^[18].

О роли напитка кикеон, употребляемого во время посвящения, долгое время никто не задумывался. Что означала секретная формула, переданная Климентом Александрийским: «Я постился, я пил кикеон»? Только в1978 году исследователи Р. Гордон Уоссон, Альберт Хофманн и Карл А. П. Рак в книге «Дорога в Элевсин» собрали доказательства того, что эффект элевсинских мистерий основывался на воздействии содержащегося в кикеоне психоделика — препарата спорыньи. Чувства посвященных были обостренны подготовительными церемониями, а психотропная смесь позволяла погрузиться в глубочайшие мистические состояния.

Согласно Т. МакКенне, использование галлюциногенов и психоделиков — условие прорыва к иным формам сознания и иным формам жизни, возрождавшим то, что свыше двух тысяч лет делал почти каждый, кто был хоть сколько-нибудь замечен в древнем мире. Он обязательно «совершал паломничество в Элевсин и имел опыт галлюциногенной интоксикации, вызванной спорыньей»^[19].

Человечество познакомилось с этим сумчатым грибком давно, надо полагать, с самого начала культивирования злаков. Но знакомство это было далеко не самым приятным.

Распространение зерновых культур создало и другие новые проблемы для человека. Так, например, широкое введение в культуру ячменя и ржи вызвало распространение паразитирующей на завязях этих и других злаков спорыньи. Спорынья представляет собой покоящуюся стадию склероций сумчатого гриба Claviceps purpurea Tulasne. Она содержит алкалоиды, обладающие высокой физиологической активностью. Использование в пищу зерна, пораженного спорыньей, приводило и к массовой гибели людей. Одним из самых тяжелых и частых проявлений отравления спорыньей являются психозы^[20].

Спорынья была страшным ядом, но могла приносить и пользу, останавливая кровотечения и облегчая роды. Первые сведения об использования спорыньи в акушерстве встречаются в китайских записях приблизительно в 1100 году до н. э. Ассирийские таблички 600 года до н. э. упоминают «вредный нарост в колосе зерна». В 550 году до н. э. египетский папирус Херста описывал специфический препарат из смеси спорыньи, масла и меда, который рекомендовался для роста волос. В 370 году до н. э. Гиппократ описал спорынью, отмечая ее использование для остановки кровотечения^[21].

Но поскольку грибок, из которого потом будет изготовлен самый знаменитый психотропный препарат XX века, обладает также и галлюциногенным действием, то наличие его в урожае зерновых должно было рано или поздно привести к включению спорыньи в аграрные культы плодородия. Должны были появиться жрецы, научившиеся использовать ее галлюциногенный эффект с соблюдением максимальных мер предосторожности. Шансы на такое развитие событий, во всяком случае, были очень велики, а времени на опыты — тысячелетия. Вероятно, элевсинские мистерии и стали такой частью культа.

Что же касается Элевсинских мистерий, то многие современные исследователи считают, что в священный напиток кикеон, который пили участники мистерий, добавлялась (а возможно, попадала туда случайно) спорынья (Claviceps purpurea), из которой впоследствии А. Хофманом был получен ЛСД. Спорынья находилась на зернах ячменя, который был обязательной составной частью кикеона, помимо ячменя туда также входила и уже упомянутая болотная мята — полей гомеровского гимна «К Деметре»^[22].

Во множестве публикаций наличие спорыньи в напитке элевсинских мистерий связывается именно с ячменем. Корни такого восприятия лежат в гомеровском гимне, где упоминается «ячная мука», и в наличии ячменя в составе напитка никто пока особо не сомневается. Возможно, эта уверенность усиливается проекцией представления о привычном пиве, которое сейчас, благодаря знаменитому баварскому Закону о чистоте (Reinheitsgebot), изготовляется, в основном, из ячменного солода. К тому же именно ячменное пиво было излюбленным напитком еще древних египтян. Поэтому Фрезер в «Золотой ветви» уверенно писал о «торжественном приобщении к богине глотком ячменного отвара из священной чаши». Но так ли прост гомеровский гимн?

При многочисленности материала об Элевсинских мистериях был неизвестен их sui generis нерв, то, что обеспечивало участникам экстатическое состояние. Иными словами, речь идет о составе ритуального напитка, описанного в гомеровском гимне Деметре: отвергнув поднесенный ей кубок с вином, богиня

«Попросила, чтоб дали воды ей,

Ячной (

Денис Абсентис Злая корча

Предисловие Возвращение дьявола

Глава 1 Элевсинское пиво

Денис Абсентис
Злая корча

Предисловие
Возвращение дьявола

Глава 1
Элевсинское пиво