|
|
Дж. Хокинс
Кроме Стоунхенджа
От редактора переводаВ руки читателя, интересующегося истоками формирования человеческой культуры, попадает вторая книга профессора Джеральда Хокинса, посвященная астрономическому анализу древнейших памятников минувших цивилизаций.
«Разгадка тайны Стоунхенджа», первая книга Дж. Хокинса на эту тему, увидела свет в Лондоне десять лет назад. Ни одна из его многочисленных предшествующих работ – а перу профессора Хокинса принадлежит в общей сложности свыше ста научных статей и десяток книг – не имела столь большого успеха, какой сопутствовал появлению книги о Стоунхендже. Можно без преувеличения сказать, что она сочетала в себе достоинства строгого научного исследования и художественного произведения с детективным сюжетом.
Слово Стоунхендж – современное название английского мегалитического сооружения четырехтысячелетнего возраста – прочно вошло в обиход историков науки. Дж. Хокинс «оживил» безмолвные камни, приоткрыв одну из ранних страниц истории человеческой цивилизации. Он совершил переворот в представлениях о научной деятельности доисторического человека, в изучении истории становления научный мысли.
Отдельные соображения об астрономических особенностях Стоунхенджа высказывались по крайней мере за двести с лишним лет до появления работы Хокинса. Еще в 1740 г. некто Уильям Стьюкли заметил, что главная ось этого древнего сооружения направлена на точку восхода Солнца в день летнего солнцестояния. Эта мысль получила в дальнейшем развитие в трудах блистательного английского астронома XIX – начала XX в. Нормана Локьера – пионера астроспектроскопии, который открыл гелий на Солнце и первым предложил эволюционную интерпретацию звездной диаграммы цвет – светимость. Но даже острый ум Локьера остановился на полпути, не предвосхитив тех поразительных результатов, которые могли быть получены при детальном анализе проблемы астрономической ориентации Стоунхенджа. Именно Джеральду Хокинсу принадлежит заслуга тщательного математического анализа астрономических особенностей архитектуры Стоунхенджа и кардинального решения всей проблемы в целом, что привлекло к ней широкий научный и общественный интерес. Путем детальных расчетов на электронной вычислительной машине Хокинс доказал, что многотонные каменные арки-трилиты Стоунхенджа служили безупречными визирами для закрепления направлений на особые точки горизонта. С малыми ошибками (порядка 1°) они фиксировали все важнейшие точки восходов и заходов Солнца и Луны в различных стадиях видимого перемещения этих светил по небесной сфере. А заполненные дробленым мелом 56 лунок Обри, расположенные строго по окружности на одинаковом расстоянии друг от друга, позволяли предсказывать наступление солнечных и лунных затмений. Стоунхендж оказался астрономической обсерваторией.
Дж. Хокинс стал родоначальником нового направления исторических исследований, названного им астроархеологией. Вслед за Хокинсом активными пропагандистами астроархеологических изысканий выступили в Англии, например, астрономы, столь различные по своему складу и роду деятельности, как выдающийся астрофизик сэр Фред Хойл и научный обозреватель Би-би-си, автор многих увлекательных популярных астрономических книг Патрик Мур. Ныне термин астроархеология стал привычным, и сегодня мы имеем даже возможность познакомиться с трудами нескольких астроархеологических коллоквиумов и совещаний.
Книга «Разгадка тайны Стоунхенджа» была написана Джеральдом Хокинсом при участии Джона Уайта, который, как указано в заметке соавтора, не будучи ни астрономом, ни археологом, вложил в нее глубокий любительский интерес к Стоунхенджу, а также некоторые исследования по его истории – как подлинной, так и воображаемой. Изданная в 1973 г. в русском переводе,[1] книга «Разгадка тайны Стоунхенджа» вызвала многочисленные читательские отклики и оживленное обсуждение в отечественной периодике. При экспертной оценке лучших научно-популярных книг, систематически проводимой «Литературной газетой», эта книга получила высший балл от столь различных по профилю экспертов, как акад. А. Обухов, акад. Р. Сагдеев и член-корреспондент АН СССР И. Березин[2]). Ни один из экспертов (а среди них были три физика, химик, механик, физикохимик, биохимик, историк и экономист) не выразил сомнения в том, что эту книгу следует прочесть. «…В целом книга интересна и для археолога, и для историка, и для астронома, – аттестовал «Разгадку тайны Стоунхенджа» рецензент журнала «Природа»[3]). – Авторы «Разгадки тайны Стоунхенджа» действительно прошли по мосту над пропастью, разделяющей «две культуры» (речь идет о «двух культурах» в духовной жизни человека в понимании Чарлза Сноу: науке и искусстве. – А.Г.), и надо надеяться, что подобных книг, стимулирующих и знаменующих конвергенцию человеческого духа, будет появляться все больше».
Новая книга Дж. Хокинса не дублирует его первой книги, хотя знакомство с «Разгадкой тайны Стоунхенджа» вовсе не является необходимым условием для понимания этой второй работы. Книга «Кроме Стоунхенджа» служит непосредственным продолжением «Разгадки тайны Стоунхенджа». Книга написана столь же непринужденно, со свойственным автору мягким юмором. В новой книге Дж. Хокинс начинает с проблемы Стоунхенджа, давая краткое резюме прежних результатов и обсуждая вновь установленные факты. Но проблема Стоунхенджа уже не занимает в ней доминирующего положения. Автор, словно обладатель магического кристалла, показывает читателю картины, относящиеся к разным странам и разным эпохам.
Окончив рассказ о Стоунхендже и любопытное отступление по поводу путей прогресса человеческой цивилизации, Дж. Хокинс приглашает вас совершить вместе с ним увлекательное путешествие к истокам забытой древнеамериканской цивилизации в перуанской пустыне Наска. В этой пустыне обнаружены сложные системы линий и исполинские наземные рисунки, содержание которых может быть воспринято в полной мере только при рассматривании с большой высоты: те самые экзотические следы деятельности древних народов, которые привлекли к себе всеобщее внимание в связи с нашумевшими несколько лет назад книгой и фильмом Эриха фон Дёникена «Воспоминания о будущем» – навязчивой рекламой мнимых «внеземных пришельцев». Но Дж. Хокинс вовсе не прельщается ложной сенсационностью объекта своего исследования. Шаг за шагом, со скрупулезностью истинного ученого стремится он распутать клубок вымыслов и легенд, обнажив подлинные мотивы создания этих странных памятников древней цивилизации.
Вместе с автором пересекаем мы просторы Американского континента на авиалайнере, мчимся среди выжженной солнцем бесплодной пампы по ленте Трансамериканского шоссе, встречаемся с профессиональным грабителем захороненных в могилах сокровищ – латиноамериканским уакеро. Дж. Хокинс знакомит нас с работой немецкого ученого Пауля Козока, впервые открывшего миру таинственные рисунки пустыни Наска, и его соотечественницы Марии Рейхе, математика и географа, потратившей на изучение комплекса линий в пустыне Наска около 20 лет. Многие читатели с большим сожалением дойдут до того места в повествовании Хокинса, где он вынужден отказаться от астрономической концепции происхождения системы насканских линий, но никого из них не покинет удовлетворение от знакомства с точными, выверенными на месте фактическими данными.
Нельзя не признать, что многие из затронутых Дж. Хокинсом проблем, так же как и проблема насканских рисунков, еще очень далеки от своего решения. И отнюдь не все специалисты, так или иначе причастные к этим проблемам, разделяют кредо проф. Хокинса. Как известно, судьба умеет преподносить нам неожиданные сюрпризы. Нежданно-негаданно далеко от Перу – в Варшаве – редактору этой книги довелось встретиться с перуанским картографом, который до стажировки в Варшавском политехническом университете длительное время работал на съемках в пустыне Наска. Польские коллеги буквально засыпали своего гостя вопросами о тайнах пустыни Наска, а тот с большим удовольствием показывал сотни аэрофотоснимков насканских рисунков, демонстрировал снятый им самим кинофильм, раздавал оттиски своих публикаций. Несколько раз перуанский гость считал долгом особо оговорить свое несогласие со взглядами проф. Хокинса. Но разве не в долгих дискуссиях мучительно рождается в конце концов научная истина?
Проблеме рисунков в пустыне Наска и другим смежным с ней проблемам памятников Нового Света посвящена примерно треть книги. В главе 11 автор, идя по стопам Нормана Локьера, обращается к астроархеологическому анализу памятников Древнего Египта. Неустанные поиски ведут его на берега Нила, к величественному храму Амона-Ра в Луксоре. И здесь Хокинсу посчастливилось получить позитивный результат, который является, по-видимому, новым весомым вкладом в изучение истории египетской культуры. Он устанавливает, что храм Амона-Ра ориентирован не на запад, по берегу Нила, а на восток – на точку восхода Солнца в день зимнего солнцестояния. Эта точка зимнего «солнцеворота» как бы олицетворяет победу Солнца в битве с силами тьмы. Египетский храм в отношении ориентировки оказывается подобным средневековому готическому собору, в который входят через громадные западные двери, расположенные прямо против алтаря, обращенного на восток. Так в итоге астроархеологических исследований мало-помалу начинают проявляться черты некоторой общей доисторической схемы поклонения богу-Солнцу, в которую укладываются и мегалиты Стоунхенджа, и храм Солнца древних египтян.
После изложения результатов своей работы в Египте Хокинс касается мимоходом еще ряда вопросов, в частности, делает попытку дешифровки содержания знаменитого Фестского диска. В заключительных главах книги он подводит общие итоги, предпринимая экскурс в область футурологии, служащий для него стимулом рассмотрения «связи времен», касается актуальнейшей ныне проблемы экологического равновесия и даже затрагивает вопрос существования НЛО (неопознанных летающих объектов – пресловутых «летающих тарелок»). Пессимистические нотки, которые звучат на последних страницах книги, служат, нам кажется, характерным отзвуком тех экономических и политических потрясений, которые не перестают терзать промышленно развитые капиталистические страны, неизбежно отражаясь на умонастроениях всех передовых мыслящих ученых западного мира.
Как нам представляется, следуя традиционным взглядам западной историографии, автор в ряде своих высказываний склонен недооценивать роль производительных сил общества как ведущей причины изменения производственных отношений и перехода к новым эопомическим формациям.
Социально-философские взгляды советских ученых по глобальным проблемам современности (таким, как рост народонаселения, новые энергетические ресурсы, истощение источников промышленного сырья, охрана окружающей среды) не раз подробно освещались на страницах отечественной научной печати. Тем, кто специально интересуется этими проблемами, можно рекомендовать обратиться, например, к опубликованной в порядке дискуссии статье акад. И. Л. Капицы «Научный и социальный подход к решению глобальных проблем» («Вопросы философии», № 1, 1977, стр. 46–59).
В книге проф. Хокинса, которая находится сейчас в ваших руках, рассмотрены многие доисторические памятники в разных частях света: тут рассказывается о земляных насыпях Северной Америки и о затерянных в джунглях храмах древних инков, автор интересуется наскальными рисунками в пещерах Южной Европы и путешествием Тура Хейердала на «Кон-Тики». Вновь подчеркнем, что разбор этот сделан астрономом, которому гораздо более пристало оперировать «числом и мерой», нежели входить в тонкости чаще всего не поддающихся никаким количественным оценкам понятий археологии, антропологии, этнографии. Да, действительно, не все спорные проблемы излагаются Джеральдом Хокинсом на равном уровне компетентности (что он подчеркивает и сам), порой он выступает не как специалист-профессионал, а как широко образованный любитель. Но именно эта особенность изложения – широта кругозора автора, острота его суждений, стремление к далеко идущим обобщениям – привлечет к книге много дополнительных поклонников.
Всегда и во всем Хокинс поражает воображение читателя не безудержной смелостью фантастических предположений, а той убедительной правдой о возможностях древних цивилизаций, которая действует сильнее любых выдумок о «внеземных пришельцах». Вся исследовательская работа Хокинса выполняется с позиций «сухого» научного рационализма. Он всегда придирчив к самому себе и как бы даже несколько консервативен в своих концепциях. И совсем не случайно вводит он в приложении к книге специально сформулированные пять «скучных» критериев справедливости астроархеологических изысканий.
«Кроме Стоунхенджа» – это книга, в которой со строгих научных позиций предпринята корректная попытка воссоздать некоторые этапы становления научной деятельности доисторических людей, воссоздать их отношение к Земле и к Небу. Вряд ли приходится сомневаться, что, написанная с большой эрудицией, подкупающе эмоционально, непосредственно и образно, новая книга Дж. Хокинса в переводе на русский язык привлечет к себе внимание не только любителей астрономии, но и гораздо более широкого круга читателей с самыми разнообразными запросами. Она относится к числу тех немногих книг, которые не признают ни профессиональных, ни возрастных границ.
А. Гурштейн
* * *
Посвящается Дороти Зоэ
ПредисловиеСтоунхендж – это веха во времени и пространстве. Выйти за пределы Стоунхенджа, исследовать то, что скрывается за ним, – значит проникнуть в сознание человека, жившего на самой заре существования человечества.
Работая над этой книгой, я посещал места одно интереснее другого – озеро Титикаку, Анды, величественные храмы фараонов на берегах Нила, вересковые пустоши и холмы Шотландии. Я астроном, и это помогло мне найти дополнительное истолкование некоторых характерных черт археологических памятников, разбросанных по континентам Северного полушария. И я в неоплатном долгу у ученых и специалистов в самых разных областях, так или иначе связанных с наследием Homo modernus[4]). Я многое почерпнул в беседах и в переписке с сэром Фредом Хойлом, с профессорами Кембриджского университета Грэмом Кларком, Глином Дэниэлом, Артуром Биром и Дж. Г. С. Бушнеллом, с профессорами Гарвардского университета Фредом Уипплом, Хэлемом Мувиусом, Оуэном Гингеричем и доктором Хью Хенкином, а также с доктором Туром Хейердалом, с профессором Р. Д. Аткинеоном из Университета Южного Уэльса и с сотрудниками Смитсоновской астрофизической обсерватории и Британской радиовещательной корпорации.
Моя жена Дороти помогала мне в создании этой книги как член наших экспедиций, как специалист по керамике и домашний редактор. Тони Моррисон, фотограф и знаток тропической фауны, одинаково охотно принимал участие и в экспедициях, и в выдвижении гипотез. Очень плодотворными были обсуждения с Александром Маршеком, профессором Оксфордского университета Александром Томом, Гарри Л. Брикером младшим (Гаррисберг, штат Пенсильвания), с сотрудниками Геофизического института Перу, с представителями перуанских ВВС, а также с официальными лицами и коллегами-учеными в Египте.
Джеральд С. ХокинсНоридж, Англия
ВступлениеТот факт, что исследования, о которых пойдет речь в этой книге, провожались астрономом, связанным со Смитсоновской астрофизической обсерваторией, представляется вполне закономерным.
Смитсоновский институт был основан в 1846 г. для того, чтобы использовать суммы, завещанные Джеймсом Смитсоном «на расширение и распространение знаний среди людей». Основание института, которому суждено было сыграть столь положительную роль в англо-американских отношениях, потребовало перечеканки 99 962 английских золотых соверенов на Филадельфийском монетном дворе. С момента своего возникновения Смитсоновский институт находится на передней линии международного сотрудничества в науке и искусстве.
Сообщение об открытии американских геометрических насыпей и земляных валов появилось в самом первом томе «Smithsonian Contributions to Knowledge».
Сэмюэл И. Лэнгли, третий секретарь Смитсоновского института и основатель его астрофизической обсерватории, угадал в Стоунхендже предшественника великих национальных обсерваторий, таких, как Гринвичская или Вашингтонская.
Преемники Лэнгли на посту секретаря также уделяли большое внимание определению места человека во вселенной. Астрофизическая обсерватория и в настоящее время постоянно способствует углублению и распространению знаний о весьма различных объектах, начиная от метеоритных частиц до космической пыли, от Луны до Солнца и звезд; она заглядывает в космологическое будущее и истоки прошлого.
1
Телефонный звонокБыло жаркое июньское утро. В окно били солнечные лучи, и кондиционер буквально изнемогал. Внезапно на моем внутреннем телефоне замигала лампочка. Необычно торжественный тон секретарши сразу меня насторожил.
– Звонит заведующий отделом новостей «Коламбия бродкастинг систем»!
– Спасибо. Соедините.
– Мы собираемся доказать вашу теорию, профессор.
– Какую теорию?
– Что Стоунхендж – это компьютер… храм, нацеленный на Солнце… человек устремляется во вселенную…
Нью-Йорк говорил, а я думал о своем. Выяснилось, что они хотят заснять восход Солнца над Пяточным камнем во всем блеске летних красок. Но никакой снимок не может послужить доказательством теории. Во всяком случае, доказательством теории, касающейся мировосприятия доисторического человека.
Ученый предъявляет к доказательству особые требования. Необходимо много испытаний, проверок, перепроверок и дискуссий, прежде чем можно наконец заключить: «Что и требовалось доказать».
Голос в трубке требовал ответа.
– Каким образом? – спросил я.
– Мы снимем солнечный восход сквозь арку в день летнего солнцестояния, а потом лунное затмение… ну, то, предсказанное лунками Обри.
Вполне приличное изложение теории для заведующего телевизионным отделом новостей, у которого на счету каждая секунда. Я лихорадочно соображал. Чем объясняется этот звонок? Ах да, конечно! Статья в последнем номере «Харперс мэгезин». В ней говорилось, что, если мои вычисления верны, арки и камни Стоунхенджа указывали точки восхода и захода Солнца и Луны в определенные, наиболее важные дни года, а 21 июня, до которого оставалась всего неделя, было важнейшей из этих дат. В статье говорилось, что Стоунхендж и сейчас функционирует – тихо и незаметно, как функционировал он на протяжении четырех тысяч лет, этот одинокий и величественный памятник научным способностям доисторического человека. Если исходить из моей теории об отсчете лунных циклов, то неминуемо напрашивался вывод о том, что как раз сейчас компьютер каменного века предупреждал об опасности лунного затмения именно в этом первом летнем месяце. На протяжении многих веков затмения внушали человеку благоговейный страх – внезапная тьма в разгар безоблачного дня, когда Луна заслоняет Солнце, или кроваво-красный диск Луны в земной тени, словно предвестие грядущих «ужасных перемен».
Мы принялись обсуждать по телефону, как лучше использовать достижения современной техники для того, чтобы проникнуть в мышление людей, живших задолго до наступления нашей эры. В этом была немалая ирония. Ведь в «техническом XX веке» никто даже не замечает тех небесных явлений, которые для первобытного человека были жизненно важными. Каждый день на рассвете он наблюдал, как Солнце поднимается над определенной точкой горизонта (каждый день это была иная точка), и отмечал важнейшие положения этой точки: дальше всего к северу летом, дальше всего к югу зимой. А кроме того, он отмечал среднюю точку, обозначавшую первый день весны и первый день осени. Это был жизненно важный ритуал.
И Луна тоже каждый день восходила и заходила в разных точках горизонта. (С астрономической точки зрения день – это сутки, полные 24 часа. В полнолуние Луна восходит при закате Солнца, а потом ежесуточно восход ее запаздывает в среднем на 48 минут.) Места восхода Луны также были установлены, а крайнее северное и южное их положения отмечены каменными монолитами.
Солнце ежегодно повторяет свой путь столь же просто, размеренно и понятно, как колесница Аполлона, стремящаяся по поясу Зодиака. Но о Луне этого сказать нельзя. Диана капризна. Крайняя северная точка ее восхода, найденная для одного года, в следующем сместится на несколько диаметров Луны.[5] И лунную метку, поставленную в одном году, в следующем пришлось бы сдвинуть на несколько шагов. А в следующем – еще на несколько. Через неполные 19 лет этот столб или камень вернулся бы на исходное место. Для людей, выискивающих в первобытной природе системы и повторения, это должно было стать плодотворным заключением целого периода наблюдений, ожиданий и споров.
Бесспорно, это лишь предположения, но один английский исследователь обнаружил в Аллее Стоунхенджа более 30 лунок, которые соответствуют именно такой системе наблюдений за Луной, проводящихся из года в год.
В моем распоряжении были все последние достижения астрономии, все оборудование современной обсерватории. Мне не нужно было ночь за ночью наблюдать восход Луны, отмечать и запоминать небесные явления на протяжении всей моей жизни. Электронная вычислительная машина рассчитала бы мне их на сто лет вперед менее чем за сто секунд, и ее быстродействующее печатное устройство выдало бы мне их в последовательном порядке вместе с азимутами и другими углами. В определенном смысле лень сменяет тут «напряженный интерес к движениям Луны» (по выражению Александра Тома), тот интерес, который заставил «любознательные умы искать более глубокое их понимание». Компьютер дает, собственно, только экономию времени и основные цифры, связанные с проблемой. Но он не может заменить вековые ритуалы и размышления, которыми сопровождалось это древнее изучение окружающего мира, поглощавшее всю жизнь.
– Профессор, мы хотели бы показать на экране компьютер, а вы давали бы пояснения, как электронная вычислительная машина восходит к истокам истории…
Совсем недавно ко мне с такой же просьбой обратился автор исторических романов. Джей Уильямс собирал материал для своего нового романа «Униада». Он сидел – лирик в логове физика, – записывая наш разговор на транзисторный магнитофон, лежащий во внутреннем кармане его твидового пиджака. И его тоже увлекала возможность проникнуть в сознание представителей давно исчезнувшей культуры с помощью компьютера. Замысел романа заключался в том, чтобы показать, как математическая машина может манипулировать сознанием людей, сознанием человеческих масс и контролировать его.
Мы сидели, беседуя на темы, интересные для нас обоих. В широком окне с алюминиевыми рамами я сквозь полог свежей летней листвы видел теннисные корты Рэдклиффского колледжа, на которых мелькали стройные девичьи фигуры. Сбоку, у серой бетонной стены стояли мой книжный шкаф и конторка. Тишина навевала задумчивость. Мой собеседник заметил, что эти бетонные кабинеты, выходящие в длинный коридор, чем-то напоминают монастыри Старого Света, их кельи, сложенные из песчаника или гранитных плит. Но общий тон безнадежно нарушали арифмометр, диктофон и совсем уж привычный и неизбежный телефон – технические приспособления, недоступные средневековым монахам.
Джей говорил о невозможности оградить индивидуальную психику от посторонних вторжений. Его тревожило воздействие современной техники на жизнь людей. Электронная вычислительная машина вбирает факты частной жизни и обесчеловечивает их – ферромагнитные сердечники, дырочки в вездесущих перфокартах. Достаточно нажать на кнопку – и тотчас эта информация будет выдана. Конфиденциальность стала устарелым понятием. Контролировать доступ к этой информации очень трудно. По мере того как гигантские компьютеры во всех уголках страны соединяются телефонами, контроль становится все более необходимым, а осуществляется со все большим трудом. Меры обеспечения надежности становятся такими же сложными, как предосторожности против случайного запуска ракеты с ядерной боеголовкой. Перфокарты программ набирают силу, а человек сходит на нет. (Вы когда-нибудь пробовали добиться исправления ошибки в счете, который выдал компьютер?)
Джей отвернулся от теннисных кортов и обвел взглядом стены моего кабинета. Ему хотелось бы, сказал он, самому посмотреть, как работает новейшая электронная вычислительная машина. Что это – красавица или чудовище?
В начале всего, объяснил я, были старомодный карандаш, блокнот и резинка. Затем появилась ИБМ 650 – машина, к которой можно было обращаться только с помощью двоичного кода – написанных «нулей» и «единиц». По нынешним меркам она работала довольно медленно. Но она освобождала от возни с карандашом и никогда не допускала ошибок в вычислениях. Постепенно электронные вычислительные машины начали работать все быстрее. Параллельно с этим изменялся и язык, употребляемый для общения с машиной, – он становился все более сложным и подчинялся все более строгим правилам. Мое поколение ученых предпочитало вывести уравнения и затем вручить все данные специалисту-программисту, а он уже переводил их на тот язык и в ту систему правил, которых требовала данная машина.
Мы пошли по коридору в другой кабинет, чтобы увидеть первый этап работы с чудовищем (?). Я познакомил Джея с приспособлением для подготовки программы – очень человечным, очень обаятельным и женственным. На Джея оно явно произвело впечатление. Позднее он написал в своем романе: «Она вовсе не была так уж красива, но казалось, что солнечный свет ласково пронизывает ее и лучится из ее кожи, из ее сияющих глаз… Она ослепительно улыбалась… а ее походка была такой легкой и грациозной, что рядом с ней все казались сутулыми».
В кабинете лежали пачки бумаги и стопки карточек, стояли чашки с недопитым кофе, в квадратных стеклянных пепельницах дымились шкурки. Красавица тут была, – но не электронная и не механическая. Мы прошли по выложенному пластиком коридору в маленькую комнату, где перфорированные карты проваливались в воронки.
– А где же машина? – спросил Джей.
– В полумиле отсюда, в другом корпусе. Эти карты считываются и передаются туда по телефону. Я вас отвезу.
Из небесно-голубого вестибюля компьютерного корпуса по серым бетонным коридорам, через стеклянные двери в алюминиевых рамах, опять по пластику… и снова тот же вопрос:
– А где же машина?
– Вы внутри нее, – ответил я.
Романист широко раскрыл глаза. Мы стояли в обширном помещении. Постукивали карты, катушки с магнитной лентой внезапно начинали вращаться и тут же останавливались. В центре зала оператор (мужчина) смотрел на два зеленых кинескопа и то и дело нажимал кнопки. Он был напряженно сосредоточен. Магнитофон Джея записал обрывки разговоров. И сам Джей дополнил их с помощью собственного воображения:
«Она распахнула двери, и вслед за ней он вошел в гигантский зал, весь занятый пишущими машинками на металлических подставках. Матовые плафоны заливали зал холодным светом, отражавшимся от хромированной стали и металла, выкрашенного серой краской. В верхних отделениях металлических шкафов, подергиваясь, вращались катушки с магнитной лентой, в дальней части зала виднелись другие, более высокие шкафы, выкрашенные в светло-голубой цвет. Неподалеку от двери сидел человек. Перед ним на пульте вспыхивали огоньки, а на круглом экране с ошеломляющей быстротой появлялись и исчезали цифры. Дальше еще один человек укладывал стопки карт (вроде тех, которые Пиппа показала Полю) на полку приземистой машины, а она швыряла их в свое нутро, переваривала и выплевывала обратно аккуратными пачками. Между рядами машинок, точно крестьяне по полю, бродили две женщины и мужчина… Все вокруг щелкало, гудело, трещало… Пиппа нагнулась к Полю, стараясь перекричать шум…»[6]
Эта цифровая электронная вычислительная машина одновременно решала десятки задач. Ход решения всех их отражался в загадочных знаках на экране. Оператор контролировал количество времени, отдаваемого каждому конкретному заданию, и менял первоочередность выполнения решения, нажимая на кнопки.
Рис. 1. Acтроархеологические находки
Я попросил пропустить в качестве примера астроархеологическую программу. При нормальных обстоятельствах данные были бы переданы утром из главного корпуса по телефону и обработаны в порядке очередности, так что я получил бы результаты днем. Джей стоял у контрольного пункта, и вид у него был точно такой же, как у его героя в «Осаде». Через несколько секунд на кинескопах появился зеленый сигнал, означающий, что счет окончен. Мы еще только шли к печатающему устройству у боковой стены, а ответ уже был погребен под стопкой бумажных листов.
Нью-Йорк заканчивал разговор. Настойчивый голос в трубке заставил меня очнуться.
– Профессор, вам следует поехать в Стоунхендж с нашими операторами.
– Что же, я буду рад помочь, но надо выбрать время…
– Сегодня вечером! Все необходимые инструкции и билет на самолет ждут вас в аэропорту Логан.
– Но…
– Благодарю вас, профессор.
2
СтоунхенджВ этот день я мог любоваться солнечным восходом, летя на реактивном самолете навстречу заре со скоростью 950 километров в час.
Я познакомился с телережиссером в бетонном проходе, через который пассажиры в аэропорту им. Кеннеди попадают к самолетам «Транс-уорлд эйр лайнс». Я узнал его по лихому ежику стрижки, по «художественному» костюму и темным очкам. Его профессиональным кредо был успех. «Одна плохая программа – и вы за бортом».
Ему требовались дополнительные сведения, которых не было в статье. В нашем распоряжении оставалось пять с половиной часов полета, за вычетом времени на заполнение анкет, просмотр кинофильма, завтрак и обед.
– Валяйте! – сказал он.
Стоунхендж I представлял собой кольцевой ров диаметром 105 м и с разрывом на северо-восточной стороне; к нему также относятся два меловых вала (один снаружи рва, а другой внутри), ямы от столбов, кольцо из 56 ямок и несколько больших поставленных вертикально камней.[7]
Ров специально не копали – он просто был источником строительного материала. При выламывании мела образовались канавы разной длины и ширины, после чего оставшиеся перегородки были разрушены и получился ров. Вскоре после его завершения он начал заполняться всяким мусором, а также землей в результате неизбежной естественной эрозии. Об этом свидетельствует пестрый характер обнаруженных в нем предметов: сломанные инструменты строителей (кирки из оленьих рогов, совки из бычьих лопаток), глиняные черепки и обглоданные кости.
Современные студенты попробовали копать мел с помощью кирок из оленьего рога и костяных совков. Это очень непросто. Мел из мелового откоса приходилось выламывать кусками, вбивая в него острый отросток рога. Затем обломки сгребались в кучу, насыпались в корзину при помощи плоской бычьей лопатки и переносились на нужное место. За девятичасовой рабочий день здоровый молодой человек или девушка успевает таким способом добыть и доставить на место три четверти кубометра этого мела или чуть-чуть больше.
Для возведения валов строители Стоунхенджа должны были выкопать около 2800 кубометров мела, что потребовало бы десять человеко-лет.[8] Внешний вал имел в ширину 2,5 м, а в высоту 0,7–0,9 м; ширина внутреннего составляла 6 м, а высота – 1,8 м. Откос его был очень крутым. При взгляде из центра вал представлялся ослепительно белой стеной, причем верхний его край был, по всей вероятности, выровнен, чтобы создать искусственный горизонт.
Если наша астрономическая теория верна, то по мере приближения к Пяточному камню меловая стена должна была становиться выше, но так это было на самом деле или нет, теперь установить невозможно. Эрозия давно уже разрушила вал, и от него в наши дни остался лишь заросший травой неровный кольцевой бугор высотой менее полуметра.
Кольцо из валов и рва охватывало площадь, примерно равную площади гомеровской Трои. И кстати, когда Генрих Шлиман упорно рвался к золоту Трои, его рабочие с помощью кирки и лопаты переместили за три года около 250 тысяч кубометров земли.
Пяточный камень был установлен снаружи, примерно в 27 м к северо-востоку от входного разрыва в валах. Высота его от основания до вершины превышает 6 м, и весит он 35 т. Строители Стоунхенджа доставили его за 32 км с Марлборо-Даунc – достижение для этой мегалитической культуры не столь уж сверхпоразительное. Это песчаник, но в отличие от остальных находящихся здесь монолитов он не обработан инструментами. Название «Пяточный» (английское heel) может быть связано с выбоиной на нем, носящей название «Пята монаха», или же с уэльским словом «хейил», означающим «Солнце».
Возможно, во входном разрыве тоже стояли камни. Археологи обнаружили тут две большие ямы (D и Е), а кое-какие «отрывочные заметки» Иниго Джонса, придворного архитектора короля Якова I, как будто указывают, что в начале XVII в. там стояли четыре камня.
Не исключено, что в их число входил «Эшафот» (№ 95) – он либо занимал яму Е, либо лежит теперь поперек той ямы, в которой некогда был установлен. Местные гиды повергали туристов в приятный ужас, указывая на прорезающие его бороздки (возникшие естественным путем и сильно сглаженные дождями, а также – с тех пор как камень упал – подошвами посетителей) и сообщая, что по ним «бежала кровь горячая друидами закланных жертв». Разве Цезарь не пишет в «Записках о галльской войне» о том, как друиды использовали «огромные фигуры, члены которых, сплетенные из прутьев, они наполняют живыми людьми и зажигают, так что эти люди гибнут в пламени»? О эти плетеные клетки для человеческих жертвоприношений! Да, Цезарь, безусловно, поведал об этом, но к тому времени, когда Цезарь вторгся в Британию, Стоунхендж уже лежал в развалинах, а друиды, о которых он пишет, были кельтами и жили на тысячу лет позже эпохи Стоунхенджа.
Стоунхендж 1 – наиболее раннее и примитивное из всех этих сооружений, и тем не менее он уже содержал безупречный круг из лунок Обри диаметром 87 м, разделенный на 56 равных частей; он далеко не так прост, если взглянуть на него с астрономической точки зрения. Для людей, не знавших письменности и живших на две тысячи лет раньше Евклида, это уже было немалым достижением в области практической геометрии. А кроме того, этот круг свидетельствует о том, что для них такое число было осмысленным. У племен, незнакомых с письменностью, счет часто ограничен количеством пальцев на руках и ногах – число более десяти воспринимается как «много». А строители Стоунхенджа сознательно разделили круг на 56 частей.
Ямы эти были еще чуть заметны в XVII в., когда на них обратил внимание Джон Обри. Теперь же их не видно вовсе – только ровный дерн без каких-либо следов. Лунки от № 33 до № 54 отрыты не были. Их обнаружили, простукивая землю молотом и определяя на слух более мягкие места.[9] В холодные зимы на дерне там, где он скрывает эти лунки, появляются небольшие бугорки.
После раскопок подполковника Уильяма Холи в 20-х гг. нашего века английское правительство больше никому не давало разрешения на раскопки – и поступало совершенно правильно. С каждым десятилетием наука получает все новые методы и способы исследования, а тайны, скрытые дерном, могут подождать. Со времени Холи мы получили радиоуглеродный способ датирования древесного угля, термолюминесцентный способ датирования гончарных изделий и новые подробно разработанные системы каталогизации и описания археологических находок буквально сантиметр за сантиметром. В будущем мы получим ультразвуковые, электрические и другие методы исследования, не связанные с разрушением изучаемого объекта, которые позволят нам без всяких раскопок установить, что именно скрыто под дерном. Раскопки можно произвести только один раз, и при этом археолог сам уничтожает необходимые ему данные. (Однажды я видел, как ученый бросил пустую сигаретную пачку в яму, которую затем засыпал раковинами и всяким мусором. Это произошло в Ипсвиче, штат Массачусетс, на мусорной свалке береговых индейцев, датируемой пятисотым годом нашей эры и хранившей кварцевые наконечники для стрел, черепки с «веревочным» орнаментом и птичьи кости. Пачка должна была послужить предостережением для будущих исследователей: «Внимание! Археологические слои здесь нарушены!»)
Каждая лунка Обри была круглой с отвесными стенками и ровным дном и имела в глубину от 0,6 до 1,2 м. Диаметр их достигал 1,8 м, а максимальное отклонение центров от математически правильной окружности не превышало 53 см. Лунки эти были вырыты с помощью оленьих рогов и бычьих лопаток, а затем снова засыпаны меловыми обломками. Чтобы вырыть такую лунку, а потом ее засыпать, требовалось около двух человеко-дней.
– А зачем они это делали? – спросил режиссер.
Стюардесса, родом из штата Айова, собрала бокалы из-под мартини. Перед нами поставили обеденный поднос с приборами, ледяными, как стратосфера, и блюдом, пышащим жаром, как духовка. Мы занимали два сиденья, а на третьем у прохода лежали фотографии, всякие бумаги и развернутый большой план Стоунхенджа.
– Не знаю. Тут вообще очень трудно ответить на вопрос «зачем». Холи утверждал, что в этих ямах стояли камни, позже убранные. Он нашел обугленные кости – человеческие. Следовательно, там происходила кремация. Он нашел также костяные булавки – для волос, я полагаю, – и каменные осколки, словно туда сажали каменные «семена». В большое недоумение всех привел вырезанный из мела шар, который был найден в лунке № 21. Как вам известно, согласно моей теории, лунки были компьютером, счетным устройством. Годы отсчитывались с помощью камня или какой-нибудь другой метки, которую каждый год перекладывали по кругу из лунки в лунку. Может быть, этот меловой шар и служил такой меткой. А закапывать его могли для того, чтобы не переложить по ошибке куда-нибудь еще до истечения года. Погребенный священный символ, эмблема Солнца.
Стоунхендж I был в археологическом смысле слова сменен Стоунхенджем II; при этом строители добавили Аллею, кольцевую канаву вокруг Пяточного камня и (предположительно) четыре опорных камня, образующих большой прямоугольник № 91 – № 94, а также ямы в точках В и С. В этот период – между 2000 и 1800 гг. до нашей эры – в Стоунхендж с гор Преселли в Уэльсе были доставлены голубые камни: не менее 82 камней, перевезенных на 400 км.
Можно возразить, что опорные камни, правда, появились позже рва,[10] но не намного позже, и в действительности образованный ими прямоугольник входил в Стоунхендж I, а не в Стоунхендж II или III.
Но в любом случае положение этих четырех камней имеет астрономический смысл. Проведенные через них линии, параллельные линии центр – Пяточный камень, указывают на точки восхода и захода Солнца в день зимнего и летнего солнцестояния, но кроме того, эти камни размечают места восхода и захода Луны, причем выделяют все поворотные точки 56-летнего лунного цикла.
Человек, стоявший у камня № 91, видел, что Луна достигла своего крайнего северного положения, когда она заходила над камнем № 94. Год за годом Луна постепенно отступала, заходя на несколько градусов ближе к камню № 93. Через девять зим место ее захода оказывалось за камнем № 93. Затем она начинала смещаться в обратном направлении, и через 19 лет (а точнее говоря, через 18,61 года) точка ее захода вновь оказывалась на продолжении длинной стороны прямоугольника № 94 – № 91. И точно так же изменялось место летних лунных заходов, если смотреть на него на восток от камня № 93.
Что сталось с камнями № 92 и № 94? Тот же вопрос можно задать о камнях В, С, D и о некоторых других. Холи обнаружил следы давления на дне некоторых из этих ям, доказывающие, что там когда-то стояли камни. Ну, а камни, исчезнувшие из других мегалитических сооружений – из колец в Эйвбери и в Уэст-Кеннете? Историки рассказывают, что в Эйвбери камни старательно разбивались – их нагревали, раскладывая вокруг них костры, обливали холодной водой, чтобы они растрескались, и били кузнечными молотами. Мегалиты считались обиталищем злых сил. Сто лет назад было модно брать напрокат молоток в Уэст-Эймсбери, чтобы отколоть на память кусочек Стоунхенджа. К тому же средневековые фермеры и крестьяне использовали это сооружение как источник строительного камня. (В настоящее время Стоунхендж охраняется при помощи множества крохотных подземных микрофонов, окружающих его, точно минное поле. Они регистрируют по ночам вибрацию почвы от шагов – «даже собаки».)
Аллея направлена на точку солнечного восхода в день летнего солнцестояния. По сторонам выровненной дороги такой же ширины, как шоссе с четырехрядным движением, тянутся рвы и валы. Дорога эта ясно видна на аэрофотоснимках и была прослежена до городка Уэст-Эймсбери, почти до реки Эйвон. Голубые камни, привезенные по Эйвону, тащили дальше по этой священной дороге – таков был заключительный этап их долгого пути. В то время Аллея должна была производить внушительное впечатление – эта широкая белая полоса, мягко изгибающаяся на равнине.
Вход был слишком узок для Аллеи, и его расширили на 7,5 м, завалив меловыми обломками восточный отрезок рва. По моей оценке, на строительство Аллеи было затрачено 18 000 человеко-дней. Этот расчет не включает узкого рва, выкопанного вокруг уже установленного Пяточного камня, и расчистку местности от деревьев и кустов.
За две тысячи лет до возведения стены Адриана варвары доказали, что они могут строить дороги, не уступающие римским. Аллея абсолютно пряма там, где ей следует быть прямой, выровнена и широка. Римские дороги предназначались для прохода армий и проезда колесниц – для завоевания, торговли и управления. Британцы эпохи неолита не пользовались колесом. Возможно, они, подобно индейцам Центральной Америки, знали о нем, но не находили ему применения. Во всяком случае, ничего хотя бы отдаленно похожего на повозку от них не осталось. Но если бы возникла настоятельная необходимость – скажем, для целей завоевания, – дорогу эту можно было бы протянуть дальше хоть до Шотландии. Строители Стоунхенджа, несомненно, обладали немалыми инженерными способностями.
Недавно через холм к северу от Стоунхенджа было проведено новое шоссе. Ножи бульдозеров и грейдеров обнажили древние кольца – ямы из-под столбов и камней. Спешно вызванные археологи сделали необходимые записи, после чего дорожные работы были продолжены.
Старая дорога в Бат, проходящая у самого Пяточного камня, строилась вручную, примерно так же, как неолитическая Аллея. На первый взгляд она кажется прямой, но, если посмотреть внимательнее, можно увидеть, что возле камня она на несколько шагов отклоняется. Счастливая погрешность! Если бы камень был разбит, а его яма исчезла под полотном дороги, теорию о том, что Стоунхендж ориентирован на точку солнечного восхода, уже нельзя было бы проверить.
Голубые камни (по цвету вовсе не голубые) принадлежат к пяти типам – долериты, риолиты, оливково-зеленый вулканический туф, коуштонский песчаник и известковый туф. Если не считать того факта, что, облитые водой, они приобретают серовато-зеленый оттенок, все эти камни объединяет лишь одно: эти пять пород соседствуют в горах Преселли на Пемброкском полуострове в Уэльсе. Поскольку это ближайшее к Стоунхенджу место, где встречаются все такие камни, представляется естественным предположить, что голубые камни доставлялись именно оттуда. Во время второго этапа строительства, если судить по ямам, голубые камни предполагалось установить двойным кольцом в форме колеса с 38 спицами. Число 38 можно рассматривать как два полукружия из 19 спиц каждое. Замыкал этот круг большой камень (от которого теперь осталась только яма), расположенный в стороне, диаметрально противоположной входу. Если астрономическая теория верна, это кольцо должно было служить дополнительным счетным устройством для прослеживания лунных циклов – 19 плюс 19 в сумме составляют именно 38. Но это менее точно, чем число 56 в кольце Обри. Тут больше подошло бы число 37 (2x18,61 = = 37,22). Был ли то мегалитический ляп? Это лишь предположение некоторых ученых, причем недоказуемое, поскольку ответ мы найти не в состоянии. Но в чем бы ни заключались намерения строителей, двойное кольцо из голубых камней они не закончили. В западной части окружности ямы вообще выкопаны не были.
Стоунхендж III – это то, что мы видим сейчас: подкова из голубых камней, кольцо из голубых камней, сарсеновое кольцо из тридцати арок, лунки Y и Z и трилиты…
– А что это такое?
Стюардесса убрала киноэкран. Буфет был загроможден пустыми подносами. Пассажиры стояли в проходе, опираясь о спинки сидений, и разговаривали о лондонском Тауэре, о «Фоли-Бержер», о цене ирландского виски. Кое-где, мягко освещая салон, горели лампочки для чтения.
– Греческое слово «трилитон» означает «из трех камней», – ответил я. – Массивным глыбам придавалась нужная форма, их обрабатывали и устанавливали в ямах, вырытых в мелу, так что они поднимались над землей метров на шесть. Камень № 56, крупнейший из обработанных вручную монолитов Англии, весит тонн пятьдесят. У вертикальных плит верх оббивался так, что оставался небольшой зуб или шип, который входил в полукруглое гнездо на поперечной плите.
– Ну, все понятно. Два ставились прямо и накрывались третьим.
– Да, но не как арки, через которые можно ходить. Гораздо теснее. Смотровые щели, и только.
Я показал ему фотографию в «Пари-матч». Нагая стоунхенджская богиня тщетно пытается протиснуться в щель.
Пять трилитов были установлены в виде подковы. Огромный трилит в ее вершине достигал в высоту 7,5 м, считая с поперечной плитой; высота следующих равнялась 6,6 м, а трилиты в концах подковы были высотой 6 м. Три сохранились полностью, а два упали. Трилиты были окружены кольцом сарсенов (слово это, возможно, означает «языческий камень»). Эти 30 вертикальных монолитов были соединены наверху поперечными плитами, которые удерживались на месте с помощью гнезд и шипов.
Вертикальные сарсены установлены так, что их внутренние плоскости лежат на окружности диаметром 29,7 м, причем средняя ошибка составляет 10 см. Промежутки между вертикально поставленными сарсенами все одинаковы, если не считать промежутка между камнями № 1 и № 30, который сделан шире, чтобы особо выделить солнечный восход в день летнего солнцестояния, наблюдаемый из центра. Можно только «изумляться уменью подгонять огромные глыбы камня друг к другу, точно деревянные доски. А соединение шип – гнездо скорее ассоциируется у нас с работой краснодеревщика, чем с трудом каменщиков, в распоряжении которых были только кувалды из круглых камней, чтобы отбивать осколки и дробить их. Идея же свободно лежащих перекладин совсем уж ошеломляет – во всей доисторической Европе не найдется ничего подобного. Львиные ворота в Микенах были воздвигнуты на несколько веков позднее, каменные сооружения майя и Тиауанако – еще гораздо позже. «Хендж», согласно наиболее правдоподобному толкованию, означает «висящий в воздухе», как Вавилонские сады. Генри Хантингдонский, самый ранний английский хронист, указал, что название это описывает камни, которые «словно висят в воздухе». Если его строители хотели поразить зарождающуюся цивилизацию континента «бесспорной новинкой» в области архитектуры, они сделали правильный выбор.
Если смотреть через трилиты, то сквозь арки сарсенового круга видны важнейшие точки восходов Солнца и Луны, а также их заходов. Место захода Солнца в день зимнего солнцестояния видно сквозь гигантский трилит № 55 – № 56. Следующий трилит, № 53 – № 54, отмечает крайние положения полной Луны, когда она восходит в день, ближайший к 21 июня. Через этот трилит наблюдатель видел в сарсеновом кольце два промежутка. Северный из них, № 8 – № 9, дает то же направление, а следовательно, и тот же вид, что и линия № 91 – № 93 в более раннем прямоугольнике опорных камней; а № 9 – № 10 повторяет азимут № 92 – № 93. Симметрично расположенный трилит № 57 – № 58 отмечает крайние положения полной Луны, когда она заходит в день зимнего солнцестояния, № 51 – № 52 указывает через промежутки в сарсеновом кольце на точку солнечного восхода в день зимнего солнцестояния, а № 59 – № 60 – в день летнего солнцестояния.
Для такого древнего сооружения это замечательные свойства. Они выявлены с помощью электронной вычислительной машины, расчеты которой опирались на карты и схемы. Я доказывал, что все эти астрономически значимые направления были результатом сознательного целеустремленного планирования, поскольку одни и те же явления, связанные с Солнцем и Луной, отмечены как в прямоугольном Стоунхендже I, так и в подковообразном Стоунхендже III. Единичный случай – это материал для гипотез, но повторение – это уже подтверждение.
Режиссер откинулся на спинку кресла, постукивая карандашом по зубам. Он начал думать о проверке других направлений, помимо тех, в которых фигурирует знаменитый Пяточный камень. Ему хотелось заснять Солнце и Луну сквозь трилиты и летом, и зимой: через три с половиной тысячелетия вновь воскресить былое.
После установки трилитов произошел еще один, последний взрыв строительной деятельности, закончившейся только в 1500, а то и в 1400 г. до и. э. Затем, по-видимому, Стоунхендж был заброшен, его перестали использовать из-за того, что климат изменился и из средиземноморского стал современным английским.
Голубые камни были помещены в центре овалом, а затем убраны оттуда и установлены между сарсенами и трилитами неправильным кругом, часть которого сохраняется и сейчас. Девятнадцать голубых камней были установлены подковой внутри трилитов. Эти камни тщательно обработаны – лучше всех остальных камней в сооружении.
Р. Д. К. Аткинсон, профессор Университета Южного Уэльса, выдвинул догадку, что на этом этапе голубые камни предполагалось установить в лунках У и Z. Но если у строителей и было такое намерение, они его не осуществили. Лунки № 29 У и № 30 Z были выкопаны и оставались пустыми, пока ветер не засыпал их землей. Раскопки показали, что земля в лунках рыхлая, сдута туда ветром, а на дне некоторых из них было найдено по осколку голубого камня. Был ли этот осколок символом целого камня? Или кусочком, посаженным для того, чтобы из него вырос камень? Собственно говоря, осколки камней Стоунхенджа были обнаружены под дерном на значительной площади. Может быть, их разбрасывали во время каких-то обрядов? Строители Стоунхенджа придавали этим камням огромное и, возможно, магическое значение; об этом свидетельствует и тот факт, что их доставили из самого Уэльса, и то, что их использовали в строительстве многократно. Не были ли эти камни разбиты на мелкие осколки неправильной формы самими строителями? Совершенно очевидно, что мы не можем возложить ответственность только на молотки XIX в. – осколки обнаруживаются и в глубоких слоях эпохи Стоунхенджа.
Кольца из лунок, круги из камней. В полном согласии с моей теорией характеризующие их числа связаны с лунными циклами: число 19 представляет собой первое приближение к 18,61, а 30 – целое число, ближайшее к числу дней в лунном месяце, которое равно в среднем 29,53. Первоначально я предположил, что по сарсеновому кругу перемещали камень – на одну арку в сутки. Этот камень двигался вместе с Луной. Начните в полнолуние, обойдите весь круг, и в исходную точку вы вернетесь снова в полнолуние. Поскольку 30 – это все-таки далеко не 29,53, каждые два месяца необходимо было бы вносить поправку, возвращая камень на одну арку назад.
Другое дело – лунки У и Z. Используя лунки У в течение одного месяца (30 дней), а лунки Z – в следующем месяце (29 дней), человек, следящий за Луной, сохранял бы необходимую точность в течение нескольких лет.
– А кто его построил?
Во всяком случае, не одна какая-то группа и не один индивидуальный гений. Постройка и перестройка Стоунхенджа длилась более 500 лет – срок жизни двадцати пяти поколений. За это время сменилось несколько культур, которые можно опознать по характерным предметам – по глиняной посуде, инструментам, украшениям, по обычаям, отразившимся в способах погребения, и по сохранившимся черепам, поскольку одни из строителей были брахицефалами (широкоголовыми) и другие – долихоцефалами (длинноголовыми).
У археологов есть термин «культурная линза». Люди, связанные общей системой идей, живут и умирают, а после них в земле на обширной площади остаются предметы их обихода. Затем все это покрывается сверху остатками следующей культуры, и так далее.
Если культура не знает письменности, от нее остаются только эти предметы, затерявшиеся в земле по всему району обитания, – линза на определенной глубине в почве между слоями предыдущей и последующей культур.
Стоунхендж I был построен людьми энеолитической культуры, Стоунхендж II – носителями культуры бикеров, а Стоунхендж III воздвиг уэссекский человек. (Тут, как и в других своих печатных выступлениях, я имею в виду Homo sapiens без различия пола. Слово «человек» подразумевает тут человечество и оставляет равные права за мужчиной и женщиной, кроме тех случаев, когда конкретный материал требует уточнения. Мужчина каменного века носил ожерелья и прочие украшения. Женщина каменного века украшала себя точно так же и, возможно, принимала участие в руководстве племенем или даже возглавляла его. О конкретной роли мужчин и женщин в жизни племени мы пока не знаем ничего определенного.)
Каменный век охватывает в истории человечества огромный срок. В Англии были найдены каменные орудия, погребенные под глиной и галькой, которые оставили ледники. Ранний человек бродил и охотился здесь еще 500 тысяч лет назад, до наступления ледникового периода. Когда ледник покрыл Шотландию и половину Англии, охотники ушли в поисках дичи по перешейку на континент. Летом, судя по археологическим данным, люди вслед за стадами северных оленей, мамонтов и волосатых носорогов доходили чуть ли не до самой кромки ледников, зимой же население Англии сокращалось до 250 человек, а то и меньше.
Кроманьонский человек, прямоходящий, с плоским лицом, считается непосредственным предшественником современного человека Homo sapiens. Древнейшие из его останков датируются 30 000 г. до и. э., и их находят по всей Европе. К той же ветви принадлежал ориньякский человек (получивший свое название по местности во Франции, где в пещерах найдено много его орудий). Он выделывал маленькие кремневые рубила, резцы, орудия из кости, а также украшения; несколько таких украшений было найдено в Англии к югу от границы оледенения. Затем последовали граветиане, солютрейцы и мадленцы. Культурная линза кочевников-граветиан простирается от юга России до Испании.
Вскоре после 10 000 г. до и. э. перешеек исчез, и Северное море соединилось с Ламаншем. Теоретически говоря, теперь речь шла уже не о следовании за дичью, а о самой настоящей иммиграции. Тарденуазцы выкапывали себе на зиму землянки, а летом бродили по холмам, охотясь с помощью привезенных с континента собак. Любители пляжей азильцы селились на морском берегу. Их культура основывалась на рыболовстве, и члены этого племени редко охотились внутри страны. Носители мезолитической (среднего каменного века) маглемозийской культуры трудолюбиво изготовляли каменные и костяные орудия для обработки дерева и для охоты. Судя по всему, они не сидели сложа руки.
В неолите мир принадлежал кроманьонцу. Он активно воздействовал на окружающую среду. Он расчищал землю от лесов и кустарника, он сажал семена и собирал урожай, он выводил породистый скот и запирал его в загоны – для этого он строил круглые земляные ограды на вершинах холмов. Он выработал искусство передвижения огромных камней.
Неолитические люди, неся с собой свои методы работы и представления о мире, обосновались в Англии около 3000 г. до и. э. В течение тысячелетия они трудились, расчищая леса, строя селения и земляные могильники. Культура, сложившаяся к концу этой эры, археологически классифицируется как энеолитическая. Это была высшая точка расцвета каменного века в Британии, после чего наступил бронзовый век. Стоунхендж I относится к энеолитической культуре.
Нам трудно реконструировать эти культуры сколько-нибудь подробно. Они известны только как ученые ярлычки и рассматриваются с сугубо современной точки зрения.
Флэндерс и Суонн, два остроумных юмориста, высказались по этому поводу в одной из своих бродвейских программ. Главного архитектора Стоунхенджа допекает человек с улицы, который против возведения этой постройки. Она портит пейзаж и наносит вред окружающей среде. «Разве вам не известно, что это – последнее нерестилище мамонтов в здешних краях?» Когда архитектор обливает его презрением, он немедленно ставит его на место: «Что я, неолитический, что ли? Я энеолитический. к вашему сведению. У меня есть даже два полированных топора и костяное орудие неустановленного назначения!».
«Харперс мэгезин» выдвинул идею раскопок Нью-йоркского могильника. В результате этих раскопок там было якобы найдено множество осколков выветренного стекла с надписью «Кока-кола». Эта культура простиралась до Чикагского могильника и даже дальше. Один из копателей будущего заявил, что линза культуры кока-колы охватывает весь земной шар. Он копал повсюду, а в настоящее время растапливает образчики антарктического льда в поисках памятников культуры кока-колы для окончательного подтверждения своей теории.
Строители Стоунхенджа II принадлежали к культуре бикеров, получившей это наименование по называвшимся так своеобразным глиняным чашам для питья. В слое Стоунхенджа II найдены черепки таких чаш. Об этой культуре известно очень мало. Видных членов племени погребали поодиночке в круглых могильниках, которые называются тумулами или курганами. Могильники мужчин отличались по форме от могильников женщин, трупу придавалась сидячая поза, так что подбородок упирался в колени, и погребался он близко к поверхности земли вместе с суетными земными ценностями – золотыми, янтарными и гагатовыми украшениями. Эти зеленые холмики, которыми изобилует Солсберийская равнина, теперь охраняются законом. В прошлом богатые бездельники развлекались раскопками в поисках кладов и особенно сокровищ бронзового века.
Стоунхендж III относится к раннему бронзовому веку. Раскопки показывают нам уэссекскую культуру, люди которой задумали, воздвигли и использовали каменный Стоунхендж. Энеолитическая, бикеровская, уэссекская – вот какие культуры вместе создали вечный шедевр, памятник умственного и физического труда, длившегося полтысячи лет.
Поэт Майкл Дрейтон писал:
«Надежды предал ты создателей своих —Забыл их имена, молчишь о жизни их».[11]Эти люди остались безымянными. Об их мыслях почти невозможно догадаться. Мы можем попытаться проникнуть в первобытное сознание, занявшись астрономо-детективной работой. И опять-таки лишь раскопки дают нам скудные факты о том, как они жили, как умирали и какова была их общинная жизнь.
Уэссекцы были деятельным и хорошо организованным народом – земледельцами, рудокопами, торговцами. Почти наверное их отличала крепкая социально-политическая организация, поскольку у них существовал богатый правящий класс. В могильниках их правителей мы находим образчики этого богатства – янтарный диск в золотой оправе, гагатовые ожерелья из Шотландии, бронзовые, золотые и янтарные амулеты, балтийский янтарь, шкатулки, инкрустированные золотом, голубые фаянсовые бусы из Египта, парадное бронзовое оружие.
Уэссекская культура была настолько деятельной и организованной, что ее представители смогли замыслить и создать Стоунхендж – восьмое чудо древнего мира, жемчужину архитектуры, вызывающую своей мощью благоговение и страх, таинственно-прекрасную, потрясающее достижение строительного искусства, точно отвечающее своему назначению, загадочное для последующих поколений, обсерваторию, компьютер, воплощение астрономических знаний, накопленных за все предыдущие века.
– А как они это сделали, профессор?
В салоне стояла тишина. Пассажиры спали, укрывшись оранжевыми одеялами. Внутри – пригашенный свет, снаружи – непроницаемая тьма. Стюардессы болтали в буфете у нас за спиной. Мы летели над побережьем Уэльса, начиная длинный пологий спуск, который приведет нас в Лондонский аэропорт.
– Вы спрашиваете о том, как они его воздвигли или как спроектировали?
– Построили.
– Четырех-пятитонные глыбы голубых камней переносились, скатывались и спускались с гор Преселли в естественную гавань Милфорд-Хейвен, а оттуда их везли на барке или на плоту по Бристольскому заливу через эстуарий Северна в реку Эйвон. Этим путем было перевезено по меньшей мере 82 монолита. Бикеры разыскивали камни, быть может, таким же образом, как аргонавты, повсюду искавшие Золотое руно. Казалось бы, вполне подходящие глыбы можно было найти гораздо ближе, но что-то гнало их в Преселли.
Есть ли крупица правды в легенде о магии, которую рассказал в XII в. Джоффри Монмутский? Легенды нельзя считать весомыми научными доказательствами. Согласно Джоффри,[12] Мерлин сказал королю Амвросию (некоторые называют Амвросия отцом короля Артура, хотя другие предполагают, что он был отцом Утера Пендрагона, которого третьи считают дядей Артура):
«… пошли за Пляской Великанов, что в Килларосе, на горе в Ирландии. Ибо камни эти таковы, что в нынешнем веке не мог бы их поставить никто, если только не будет ум его велик в меру его искусства. Ибо огромны камни эти, и нигде нет других наделенных равной силой, а потому, поставленные кольцом вокруг этого места, как стоят они ныне, простоят они тут до скончания века… в этих камнях скрыта тайна, и целительна сила их против многих болезней. Великаны в старину принесли их из дальних пределов Африки… и среди них нет камня, не наделенного силой волшебства».
Джоффри затем увлекательно рассказывает о битве за эти камни и об их перевозке по морю. Канаты и веревки не смогли сдвинуть их с места «ни на волос», но волшебник Мерлин «собрал свои собственные машины» и сумел сделать это.
Но что бы ни говорилось в легенде, часть пути камни должны были действительно проделать по морю. Дерево во влажном английском климате не сохраняется, и от судов, построенных за две тысячи лет до нашей эры, не осталось никаких следов. Однако переселение через Ла-Манш (предметы культуры бикеров обнаруживаются и в Англии, и на континенте, а Стюарт Пиготт, археолог из Эдинбургского университета, выявляет связи уэссекской культуры с французской Бретанью) достаточно убедительно свидетельствует об умении плавать по морю.
Гипотеза о том, что голубые камни всех пяти пород отыскивались раздельно и ближе к Стоунхенджу, не кажется убедительной. В длинном могильнике неподалеку от реки Уайли был найден обломок долеритового голубого камня. Раз его положили в могилу, значит в глазах хоронивших он обладал магическими свойствами. Возможно, он откололся во время перевозки монолита. По мнению специалистов, это позволяет с уверенностью уточнить маршрут перевозок следующим образом: вверх по бристольскому Эйвону, 25 км волоком до реки Уайли, вверх по солсберийскому Эйвону и, наконец, последний этап от Эймсбери по ориентированной на солнечный восход дороге – Аллее – к месту постройки.
Плавание по морю и рекам было трудным и рискованным, перетаскивание каменных глыб по суше требовало неимоверных усилий. Колеса в распоряжении строителей не было, и группа рабочих тащила глыбу по временным дорогам с помощью деревянных катков, изготовленных каменными теслами.
Еще сложнее была доставка каменных сарсеновых глыб с Марлборо-Даунса, где эти угрюмые 50-тонные громады лежали, глубоко уйдя в землю, словно приросшие к ней навсегда. И те, кому предстояло их перевозить, могли только потребовать «еще катков» и «еще людей». Валун неправильной формы, вроде Пяточного камня, потребовал бы для спуска плоских салазок.
Это перетаскивание попробовали повторить теперь. На каждую тонну веса требуется 16 человек при условии, что уклоны не круты – не больше чем 1:15. В этом случае для перетаскивания сарсеновой глыбы требуется 800 человек, не считая множества помощников, которые расчищают путь и переносят оставшиеся сзади катки, чтобы снова подложить их под камень. Доставка 75 камней (30 вертикальных, 30 поперечин и 15 камней в пяти трилитах), должно быть, стоила много крови, труда, слез и пота.
Геолог Патрик Хилл из Карлтонского университета (Канада) определил «путь наименьших усилий»: от каменоломни, находившейся на Даунсе к югу от реки Кеннет, 5 км вниз по склону в долину Пьюзи и через нее, а затем водой по мелкому Эйвону. Аткинсон склонен принять путь, впервые предложенный в 1747 г. Джоном Вудом, – по его мнению, камни добывались в скалах Грей-Уэзер, к северу от реки Кеннет, а путь их вел через Эйвбери, этот второй по важности памятник культуры бикеров, где они на мерлиновский манер магическим образом наделялись волшебным свойством исцелять и колдовской силой.
Когда глыбы песчаника доставлялись в Стоупхендж, их поверхность обрабатывали и сглаживали, хотя первичная грубая обработка, несомненно, должна была производиться в каменоломне на Даунсе. Большие куски отсекались с помощью нагревания, охлаждения и ударов молотом – то есть тем же методом, с помощью которого средневековые обитатели Эйвбери разбивали эти камни полностью.
«Тонкая» обработка, которая следовала за этим, была очень медленным процессом. Человек садился на монолит верхом и брал в руки молот – самый обычный камень весом килограммов в 20–25. Бах! Во все стороны летела мелкая каменная пыль. Через несколько часов такой обработки возникала узкая бороздка, за ней вторая. Гребень между бороздками в свою очередь разбивался, и поверхность сглаживалась путем трения камнем о камень. Эта обработка, которую туристы, обегающие Стоунхендж за 10 минут, даже не замечают, потребовала, видимо, около 60 тысяч человеко-дней.
Монолиты опускались нижним концом в яму, а затем ставились вертикально с помощью веревок и шестов. Аккуратно подогнанные поперечины поднимались вверх с помощью деревянных башен, согласно с одной теорией, или же втаскивались по временным земляным насыпям на египетский манер, согласно другой, и опускались на свое место на верхушках вертикальных камней. Вся работа по строительству, согласно оценке, должна была потребовать около 1 497 680 человеко-дней.
Это был поистине самоотверженный труд, дружные усилия всей общины, движимой единым духовным порывом. Каждым отдельным человеком владело необоримое стремление, вдохновенное желание достичь того, что прежде было недостижимо, построить сооружение, которое, как выразился Генри Джеймс, «так же одиноко возвышается в истории, как и на этой необъятной равнине».
– Зачем они это делали?
– Чрезвычайно важный и очень трудный вопрос, выявляющий те вехи, которые, как выразился К. В. Керам, соединяют будущее человека с его 500-тысячелетним наследием. Астрономия предложила частичный ответ. Одним из главных побудительных моментов был бог-Солнце – прославленный древнеегипетский Ра, перуанский Кон-Тики. Полных пять веков строители Стоунхенджа – сначала люди энеолита, потом бикеры, а затем уэссекцы – наблюдали Солнце и Луну, открывали тайны окружающего мира, прослеживали периодичности, предсказывали опасное время затмений. Гигантское сооружение создавалось в соответствии с этой астрономическо-математической схемой, хотя, по всей вероятности, ее сложная научная основа оставалась скрытой от воздвигавших его простых тружеников. Замысел во всех подробностях был известен только сословию жрецов. Но как ни величавы Солнце и Луна, сами по себе эти небесные тела не могли послужить столь мощным стимулом.
До открытия тесной связи Стоунхенджа с астрономическими явлениями считалось, что его строительство определялось чисто религиозными побуждениями. Не друидизмом – это была кельтская религия, и появилась она позднее. И не зарождающимся христианством. И не иудаизмом, хотя два-три автора и выдвигали аргументы л пользу таких гипотез. Нет, это была религия, сущность которой для нас утеряна.
Еще один возможный побудительный мотив – вера в бессмертие души, забота о загробной жизни. Именно это стремление обеспечить себе жизнь в потустороннем мире привело к созданию пирамид и мавзолея в Галикарнассе – двух из семи чудес древнего мира. Следы кремаций были обнаружены в лунках Обри и рядом с ними. Стоунхендж находится в центре широкого поля крупнейших могильников – в радиусе 4 км их насчитывается 350. Он вполне мог быть обителью душ усопших.
Осознание окружающего мира, религия, жизнь и смерть – каков был синтез, слияние этих тем в тогдашней культуре?
Самолет летел теперь над Солсберийской равниной, за 10 минут покрыв весь тот путь от гор Преселли, который голубые камни на катках и плотах проделывали примерно за столько же лет.
История обеспечивает нас точными датами – год, месяц, день. Доисторический период не знает дат. Лауреат Нобелевской премии Уиллард Либби разработал метод датирования органических веществ – радиоактивные часы. Углерод-14 – это один из естественных загрязнителей атмосферы, возникающий благодаря воздействию космических лучей. Его поглощают растения, он попадает в пищу животных и людей и становится частью культурных наслоений. Количество С14 в кости или в древесном стволе уменьшается из года в год, и соотношение количества С14 и нормального углерода С12 позволяет определить возраст органических остатков. По истечении 70 000 лет количество этого радиоактивного изотопа углерода уменьшается настолько, что он уже больше не поддается обнаружению и часы останавливаются.
Кусочек древесного угля из лунки Обри № 32 был подвергнут анализу на радиоактивность. И с помощью расчетов, опиравшихся на знание периода полураспада углерода-14, была получена дата – 2000 г. до и. э. ± 275 лет. Образчики, взятые из других лунок, дали даты 2100–2200 г. до и. э. Согласно этим довольно приблизительным часам строительство Стоунхенджа началось в самом конце третьего тысячелетия до нашей эры. Что касается Стоунхенджа II и III, то олений рог из насыпи у основания одного трилита датируется примерно 1700 г. до и. э.
Эти даты хорошо согласуются с общей хронологией энеолитической, бикеровской и уэссекской культур, определяемой в других областях той же культурной линзы. Фаянсовые бусы из Египта времен фараонов в уэссекской могиле и бронзовые предметы, найденные в поздних бикеровских слоях, также вполне удовлетворительно вписываются в эти даты. Мы можем считать, что строительство первого сооружения началось где-то около 2200 г. до и. э., расцвета оно достигло в 1700 г. до и. э… а перестал использоваться и был заброшен Стоунхендж около 1400 г. до и. э.
Недавно Колин Ренфру из Шеффилдского университета пересмотрел датировку Стоунхенджа, отодвинув принятые даты еще на пятьсот лет в прошлое. Он утверждает, что такая поправка необходима ввиду изменения содержания С14 в атмосфере по сравнению с 3000 г. до и. э. Если это так, то оказывается, что Стоунхендж не менее, а может быть, даже более стар, чем пирамиды в Гизе. Однако на установленные компьютером направления это практически не влияет, потому что угол наклона земной оси на протяжении многих лет изменяется чрезвычайно мало. Если Стоунхендж мог служить обсерваторией столько тысяч лет назад, он может служить ею и сегодня.
При всей своей приблизительности радиоуглеродная датировка – значительный шаг вперед по сравнению с догадками хронистов, несмотря на то, что намерения у них были самые лучшие. Возраст Стоунхенджа имел тенденцию увеличиваться с каждым новым поколением писателей, с каждой новой догадкой. В XII в. Джоффри Монмутский указал 400 г. и. э., Иниго Джонс (1620) заявил, что это римская постройка, Обри в XVII в. назвал 500 г. до и. э., а Норман Локьер уже в нашем веке предложил 1850 г. до и. э. Так и кажется, что огромный возраст Стоунхенджа не укладывался в представлении тех, кто о нем писал, и сознание было способно приблизиться к истине только постепенно, через промежуточные ступени. Радиоуглеродный анализ непреложно устанавливает, что его возраст равен по меньшей мере 4100 лет.
Стоунхендж начал строиться в том же тысячелетии, что и Великая пирамида в Гизе, за несколько веков до того, как Хаммурапи составил свой кодекс, а Авраам согласно Библии обитал в Ханаане. Он был цветущим центром за 2000 лет до того, как достигла высшего блеска культура майя в Центральной Америке, и покров грустной тайны уже лег на него, когда Моисей отправился на поиски земли обетованной.
Самолет приземлился в Хитроу точно по расписанию. Был холодный зеленоватый рассвет. Мы отправились завтракать в лондонское отделение «Коламбиа бродкастинг систем», где должны были встретиться с операторской группой. И немедленно выехали караваном из трех машин в Солсбери, торопясь к знаменитой равнине. Место назначения – Стоунхендж.
– Любой ценой снимите этот солнечный восход!
3
Солнечный восходЭтот кафедральный город, столица Уилтшира, был основан рассерженными священнослужителями из Олд-Сейрема, которые, поссорившись в 1217 г. с солдатами гарнизона, избрали достойный путь благоразумия, приведший их на юг к реке Эйвон. Первые улицы были ориентированы точно по странам света, и район этот сейчас называется Чекере (Шахматная доска).
В качестве базы телевизионная группа избрала отель напротив гостиницы «Красный лев». Именно тут, в «Красном льве», Стоунхендж стал в свое время жертвой аукционного молотка. Причем повторялось это не однажды. В этой гостинице устраивались городские аукционы, и земельный участок, на котором находятся древние камни, только в течение XIX в. шесть раз переходил из рук в руки как отличное овечье пастбище. Доисторическое прошлое интересовало его владельцев очень мало, а один из них, настроенный весьма воинственно, угрожал в лондонской «Таймс» выкопать камни и продать их в Соединенные Штаты. В последний раз Стоунхендж был продан с аукциона за 6000 фунтов мистеру С. Чэббу (впоследствии сэру Сесилю), который в 1918 г. подарил его государству. Позже вся земля на милю в окружности была куплена на средства, собранные по подписке, и передана в управление Национальному фонду.
Стоунхендж – это вторая по популярности приманка для туристов в Англии (приманкой № 1 остается лондонский Тауэр). В первый год, когда он был открыт для публики, его посетило 30 тысяч человек, в 1935 г. число посетителей достигло 60 тысяч, а в настоящее время оно превышает 700 тысяч. Плата за вход ежегодно слагается в суммы, заметно превосходящие цену, за которую он был в последний раз продан на аукционе. Каждое лето в Солсбери из европейских стран, из Америки, с Востока и из Индии приезжают толпы людей, желающих осмотреть Стоунхендж. Однако на дороге, ведущей к доисторическому чуду, не установлено никаких указателей. Если верить хозяину «Красного льва», отцы города свято верят, что туристов привлекает сам город, а вовсе не древние камни.
Управляющий отеля терпеливо наблюдал за тем, как треножники, телевизионные камеры, звуковая аппаратура и прожекторы все больше загромождают вестибюль. Постояльцы, пытавшиеся войти в отель или выйти из него, то и дело спотыкались о коробки с кинолентами и бухты кабелей. Управляющему было немногим больше тридцати лет, но он производил впечатление человека очень солидного. Его отличали нездоровая бледность, как у всех, кто редко бывает на солнце, и истинно английская вежливость – сам он пока еще ни разу не сумел выбрать время, чтобы посетить Стоунхендж, но туристам давал исчерпывающие указания, как его найти: «Проедете шесть миль на север, а у Эймсбери сверните налево». Он дипломатично извинялся перед остальными своими постояльцами за причиненные им неудобства и безропотно организовал для телевизионной группы часы питания, приуроченные к расписанию солнечного восхода: завтрак – в два тридцать утра, вечерний чай – в десять утра. Быть может, ему приходилось обслуживать современных друидов, которые, несомненно, придерживаются такого же графика. Каждый год 21 июня или в другой день, на который приходится летнее солнцестояние, друиды, закутанные в белые плащи с капюшонами и обутые в теннисные туфли, свершают в Стоунхендже свои предрассветные обряды. Они стучат по Пяточному камню и поют: «Взойди, о Солнце!» Друидское снаряжение тоже, наверное, не очень-то способствует порядку в вестибюле – дубовые ветви, длиннющая труба, благовония и арфа. (А может быть, и плетеные клетки для жертвоприношений?)
Рис. 2. Вид на Стоунхендж в XVII в. по рисунку Иниго Джонса
Члены телевизионной группы сновали взад и вперед между отелем и местом съемок, основательно выутюжив эти шесть туманных миль. В своем расписании и во всех своих действиях они рабски подчинялись вращению небесной сферы. Солнечный восход – заход Луны. Солнечный заход – восход Луны.
Ожидание рассвета в Стоунхендже вызывает в душе какое-то особое чувство – благоговейное и жутковатое. Вороны, гнездившиеся в расселинах, хранили безмолвие, а окутанные мраком камни казались зыбкими и нереальными. Они высились вокруг нас подобно часовым, слабо вырисовываясь на лиловом бархате небес, готовые встретить восходящее Солнце. Томас Гарди привел сюда свою Тэсс д'Эрбервилль, и она стояла тут в такой же час перед тем, как ее увели на смерть. «На огромных руинах лежала та печать скрытности, безмолвия и нерешительности, которая предшествует заре. Восточные колонны и их архитравы вырисовывались на фоне светлеющего неба черными силуэтами – и гигантский, похожий на язык пламени камень Солнца за ними, и жертвенник между ними».
Джон Эвлин записал в своем дневнике 22 июля 1654 г.: «…Стоунхендж, поистине великолепный монумент, который издали кажется замком…». Другой человек, прославившийся своими дневниками, Сэмюэл Пипс, пришел к выводу, что эти камни «столь же громадны, как мне о них рассказывали».
Сам я был тут далеко не в первый раз. Мое детство прошло в Англии, в я видел Стоунхендж еще мальчишкой. Много позднее я постоянно проезжал мимо него по дороге на Ларкхиллскую ракетную базу и обратно. Это была эпоха разработки и испытаний ракет «земля – воздух». К счастью, испытывавшиеся ракеты не были снабжены боеголовками и стрельба велась над Солсберийской равниной на север, в сторону, противоположную Стоунхенджу. Мой дневник был менее подробен, чем дневник Эвлина, и далеко не так красноречив, как дневник Пипса, но я при каждом удобном случае вновь и вновь посещал эти камни.
Двенадцатого июня 1961 г. мы с женой сняли из центра кругов небольшой фильм о восходе Солнца. До солнцестояния оставалось еще одиннадцать дней, и солнечный диск в момент восхода находился на один свой диаметр восточнее Пяточного камня. На следующее утро Солнце должно было взойти чуть ближе к нему, а на следующий – еще ближе, так что 21 июня, согласно расчетам, солнечному диску предстояло взойти точно над Пяточным камнем. Этот фильм (увы, пропавший при пересылке из Франции в Америку) оказался полезной практической проверкой теоретических расчетов. Фильм, снятый в день солнцестояния, явился бы прямым доказательством.
Телевизионщики и их оборудование казались тут до крайности неуместными. Между камнями вились кабели микрофонов; назначение – увековечить хор птиц, встречающих рассвет. На Алтарном камне торчали два треножника; назначение – запечатлеть золотое светило широкоугольником и телеобъективом. Около рва стоял прожектор с цветными светофильтрами, взятый взаймы у бродячего цирка; назначение – неизвестно. Его луч пронизывал предрассветный сумрак, играл на каменных перекладинах, скользил по росистой траве. Этот прожектор породил проблему, из-за которой режиссер-постановщик готов был рвать на себе волосы. Коровы! Они собрались в полосе луча и бродили за ним по пастбищу. Их большие карие глаза изумленно созерцали еще одно непонятное событие в этом непонятном месте.
Звукооператора терзали сомнения – взойдет ли Солнце точно в арке, как было предсказано. (Он не слишком доверял компьютеру, из-за предсказания которого ему пришлось не спать всю ночь.) Да и вообще – взойдет ли оно хоть где-нибудь? (Он продрог – английское лето не балует приезжих жарой.)
Я с трепетом навел на Пяточный камень сильный бинокль. Вдали на Ларкхилле пробуждались птицы. Над Аллеей висела лиловая полоса тумана. Неужели он скроет первый солнечный луч? Редким счастливцам порой доводится увидеть, как краешек Солнца, вынырнувшего из-за горизонта, несколько секунд испускает бледно-зеленый свет. Но преломление способно создать этот эффект только в чистом воздухе над широким простором моря. Я знал, что в это утро тут, среди пологих холмов, зеленый луч мне не блеснет. Над взлобьем холма протянулась смутная полоса цвета жженой сиены. Розовая богиня зари, Аврора, вставала из мрака. Золото и пурпур разлились по кучевым облакам высоко в небе, потом пронизали прилегший к земле туман. Вот оно! Огромное, багровое, с неожиданной быстротой восходящее за деревьями!
Сценарий точно следовал за его движением: «Солнце действительно встает над Пяточным камнем… Легенда становится фактом… Распахнулась дверь в незапамятное прошлое…»
Это были волнующие слова. Я с большим удовлетворением наблюдал за тем, как легенда становилась фактом. Множество людей встречало в Стоунхендже восход в день летнего солнцестояния, но видели его лишь очень немногие.[13] Английская погода, как правило, не позволяет наблюдать восход полностью, начиная от первого проблеска и кончая моментом, когда весь диск появится из-за горизонта.
Положение Солнца, измеренное по фильму, совпало с расчетным с точностью до десятой доли градуса. Оценка была проведена накануне дня летнего солнцестояния, и на следующие сутки Солнце поднялось бы чуть выше, но не настолько, чтобы это можно было заметить невооруженным глазом.
Бесспорно, камера доказала, что Пяточный камень ориентирован на точку солнечного восхода. После подтверждения этого направления можно считать подтвержденными также десятки других вычисленных направлений, связанных с Солнцем и Луной. Стоунхендж действительно был обсерваторией, его кольца действительно могли служить для предсказания затмений. Но это нельзя считать неопровержимым доказательством. Отсюда следовало только, что эта теория правдоподобна, очень правдоподобна. Однако ее признания еще предстояло добиться. Следовало ожидать научных аргументов и контраргументов, опровержений, других теорий. Математический вывод доказывается бесспорным образом, с помощью математических аксиом, однако изложение теории, связанной с социальными науками, невозможно завершить словами «что и требовалось доказать».
Если воспользоваться метафорами литературного критика, имевшего в виду совсем другую теорию, «она помчится с гончими культуры… по долам признания… и будет затем лаять на пятки филистеров». Теория Стоунхенджа еще нуждалась в признании, и впереди ее ждала засада критиков.
Позже телевизионная группа продолжила охоту за материалом. Операторы поднялись на горы Преселли, туда, где долеритовая порода встречается рядом с риолитом, – подъем достаточно трудный с камерами и треножниками и уж совсем немыслимый с пятитонными монолитами. Съемки были повторены в день зимнего солнцестояния, когда Солнце восходило в большом трилите, а Луна заняла положение Солнца над Пяточным камнем. Все размеченные направления работали прекрасно…
На рассвете я вернулся в Солсбери, чтобы разобраться в вихре событий. Я шел по тихим улочкам мимо старинных лавок и через каменный портик спустился к Эйвону. Прекрасный готический собор уходил в небо и отражался в реке. Старейшие часы Британии, отмечавшие время задолго до изобретения маятника, задолго до рождения Галилея, отмечали и этот ранний час. Солнечный свет золотил верхушку самого высокого в Англии (123 м) шпиля, из века в век дарившего людям вдохновение. Знаменитый пейзажист Джон Констебл много раз писал Солсберийский собор; один такой шедевр висит в лондонской Национальной галерее, а другой – в собрании Фрика в Нью-Йорке. Архитекторы утверждают, что этот собор – «средневековый человек, устремляющийся к небесам», как его кто-то описал, – представляет собой великолепнейший образец монументальной готики на Британских островах.
Ось собора ориентирована точно с запада на восток. Высокий алтарь отмечает место восхода Солнца – среднее для всех времен года. Такая ориентация была обязательной для всех христианских церквей, причем она носила астрономический, а не географический характер – направление бралось на Солнце, а не на Иерусалим. Ориентация на Солнце, утверждает «Новая католическая энциклопедия», «обязана своим происхождением космической ориентации греко-римских храмов». Она имеет эсхатологическое значение и связана с идеей неба, смерти, загробного суда. Идея эта носит дохристианский характер, и ориентирование храмов на Солнце представляет собой обычай, корни которого уходят далеко в языческое прошлое.
Продольная ось Солсберийского собора параллельна линии равноденствия F – № 93 в Стоунхендже, стороне основания пирамид в Гизе и оси храма, зажатого в лапах Сфинкса. Этот храм в египетской пустыне, от возведения которого до начала нашей эры прошло гораздо больше времени, чем от начала нашей эры до закладки города Солсбери, посвящен Ра-Горахте, солнечному диску, встающему над горизонтом, богу и символу жизни. Псевдо-Германус из Константинополя через три тысячелетия после создания пирамид и за три века до того, как были расшифрованы иероглифические молитвы богу-солнцу, обновляет эту тему: «Христос – наше Солнце, и с Востока воздвигнет он рай, которого мы лишились». Самое слово «ориентация» происходит от латинского orior – «подниматься, восходить». Папа Григорий добавил антиязыческую поправку: «Поклоняйтесь Сыну Божьему, а не богу солнца», – сказал он.
Я задумался о тонких, часто неприметных нитях, которые связывают прошлое с настоящим. Обычай сохраняется и обретает новую силу через воссоединение культур над пропастями пространства и времени.
Стрельчатая арка, неизменная принадлежность готической архитектуры, унаследована из древнегерманских построек. Филарет, средневековый зодчий, утверждает, что готическая арка повторяет форму двух молодых деревьев со связанными верхушками, как в неолитических деревянных хижинах. Прихожане молятся в соборе лицом к восточному окну – так некогда древние германцы созерцали германского солнечного бога Бальдура в дверь хижины.
Бостонский Пень – башня главной церкви Бостона (линкольнширского, а не массачусетского) – служит маяком, указывающим восток. В прежнее время на башне вывешивались фонари, чтобы помочь кораблям в море и путникам на болотистых равнинах. Не здесь ли источник идеи Поля Ревира? Это – сооружение, посвященное богу времени. Архитектура его вся пронизана магией чисел: 365 ступеней винтовой лестницы.
7 окон, 12 колоколов. Жизнь средневекового человека вся была расчислена по датам. Неумолимый ход дней, месяцев, лет был божественной тайной, соприкосновением с богом.
Эйвон струился, прозрачный и быстрый. Его воды омывали остров, который Нью-Сейремское общество выбрало для своего Стоунхенджского музея. Постройка этого комплекса, объединяющего задачи музея и научно-исследовательского центра, намечена на конец 70-х гг. Песчаная дорожка над рекой привела меня к мостикам, за которыми начинался луг. Внизу, у самого дна, плыла против течения форель – так быстро, что ей удавалось оставаться на одном месте, словно повиснув. Утренний ветерок перебирал листья ив. Старинный центр сельской округи естественно следовал цикличной пульсации ритма – пульсации, синхронной Солнцу.
В дни Томаса Гарди в город на заре въезжали фургоны со свежими деревенскими продуктами. Рынок наполнялся продавцами и покупателями. Его хлопотливая жизнь достигала апогея к полудню, потом замирала в обеденном веселье трактиров, а затем фермеры вновь разъезжались по сельским дорогам.
В Солсбери есть несколько чудесных книжных магазинов – очень старых и очень пыльных. Чего только не найдется на тесно установленных полках и в штабелях кожаных томов на полу – романы, памфлеты, стихи, старинные рукописи. Вот тут и надо искать литературу о Стоунхендже. Как правило, книга, посвященная Стоунхенджу, быстро превращается в библиографическую редкость. В каталогах значатся сотни названий, но тираж почти всегда был очень невелик, а многие труды печатались самими авторами. Ни в одной библиотеке нет всех этих книг – ни в Библиотеке конгресса, ни в Британском музее.
Рис. 3. Самая ранняя перспективная зарисовка Стоунхенджа из голландской рукописи 1574 г., нарисованная чернилами и тонированная акварелью.
Рис. 4. Гравюра из «Британии» Кэмдена (1586).
Рис. 5. Общий вид, опубликованный д-ром Чарлтоном (1633).
Самый ранний дошедший до нас перспективный рисунок Стоунхенджа был сделан в рукописи неким Л. Д. Г. в 1574 г. Общее сходство сохранено, если принять, что наблюдатель смотрел с северо-запада на юго-восток. Одна из опор большого трилита (камень № 56) наклонена не так, как в действительности, а камень № 16 нарисован вне сарсенового кольца.
На следующем рисунке в «Британии» Уильяма Кэмдена (1586) Стоунхендж искажен почти до неузнаваемости. На нем изображены люди, выкапывающие кости, а пригорок, имеющийся на рисунке Л. Д. Г., превращен в несуществующий замок. Антиквар Колт Хор заметил: «Кэмден настолько вопиюще ошибся в числе кругов, что, по моему мнению, он сам там никогда не бывал». Возможно, Кэмден поручил какому-нибудь художнику снять копию с рисунка Пейпера (рисунок этот появился на 12 лет раньше, а у Кэмдена дан тот же ракурс). Добавочные камни вне сарсенового кольца могут обозначать Пяточный и Алтарный камни. Кэмден считал, что камни Стоунхенджа, возможно, «были сделаны искусственно из чистого песка, замешаны и вылеплены с помощью некоего клеящего и липкого вещества…»
Единственный экземпляр важнейшей рукописи Джона Обри, относящейся к 60-м гг. XVII в., хранится в Оксфорде, в Бодленской библиотеке. Рукопись эта, никогда не издававшаяся целиком, довела бы до исступления любого редактора. Местами она неудобочитаема, на страницах множество посторонних записей и вытертых мест. Другая неопубликованная книга Обри, «Краткие жизнеописания», находится в таком же плачевном состоянии. За эту книгу Энтони Эвуд выбранил автора самым беспощадным образом: «пустоголовая обезьяна»! Однако «Краткие жизнеописания» могли бы послужить отличным материалом для киносценария – сочностью они напоминают «Историю Тома Джонса, найденыша». Именно неопубликованная рукопись Обри о Стоунхендже привела Холи к «лункам Обри». Вчитываясь в каракули на плане Обри, он разобрал слово «вдавленности». В 20-х гг. XX в. никаких следов «вдавленностей» или ямок уже не сохранилось, но Холи начат раскопки, словно кладоискатель, разыскавший старинную карту.
Рис. 6. Самый ранний из известных планов Стоунхенджа, составленный Иниго Джонсом для короля Якова I (нарисован в 1625 г., опубликован в 1655 г.).
Рис. 7. Стоунхендж восстановленный, как его представлял себе Иниго Джонс. Он совершенно неправильно предположил, что первоначально это была шестиугольная фигура, вписанная в двенадцатиконечную звезду.
Архитектор Иниго Джонс составил описание Стоунхенджа для короля Якова I. Король прочел рукопись, но его подданные даже не знали о ее существовании. Тридцать лет спустя Джон Уэбб, зять Джонса, унаследовал «кое-какие черновые заметки», приукрасил их и опубликовал в 1655 г. Разошлось лишь несколько экземпляров, потому что как раз в это время вспыхнула эпидемия чумы, а остальной тираж погиб во время Великого лондонского пожара 1666 г. Это была первая книга, целиком посвященная Стоунхенджу и содержавшая, кроме того, предположения о том, кто его построил (несомненно, римляне, так как древние британцы были «дикими варварами») и для чего («храм бога неба Целия»). В 1725 г. томик этот был перепечатан Д. Брауном младшим f «Черном лебеде» близ Темпл-Бара. Изданные Брауном экземпляры – драгоценная редкость, оригинал же вообще не имеет цены.
Рисунки Стоунхенджа, сделанные архитектором Джонсом, лишены архитектурной точности. Можно узнать опасно накренившийся большой трилит, а также арку восхода, столь же вертикальную, как и в наши дни, но в целом план сооружения неточен u неполон. На плане вместо одного входа показаны три – через каждые 120° (возможно, Джонс счел входами бугор у № 92 и камень у № 93); камень № 91 не показан вовсе, ось проходит между двумя трилитами, тогда как на самом деле она должна проходить сквозь щель № 55 – № 56; изображены шесть трилитов вместо пяти, голубые камни расположены шестиугольником, а не подковой.
Иниго еще больше запутал вопрос, изобразив реконструированный Стоунхендж как симметричную (хотя и воображаемую) греко-римскую постройку и добавив трилит, чтобы замкнуть подкову. Вслед за ним и другие авторы начали предлагать «планы восстановления», причем все разные. Стояли ли в Аллее в XVII в. какие-то другие камни и если да, то где? И имелся ли за рвом напротив Пяточного камня еще один монолит, отмечавший солнечный заход в день зимнего солнцестояния?
Многое ли еще можно было бы узнать с помощью точных измерений и топографической съемки? Я задумался о западной половине Стоунхенджа, где раскопки сознательно не производятся. Аэрофотосъемка помогла обнаружить в Вавилоне, в Этрурии и на Юкатане скрытые под слоем почвы рвы, гробницы, ямы, остатки фундаментов. Съемка в инфракрасных лучах позволила различить объекты разного состава – камень и землю – благодаря различию в температуре и легким отличиям в отражении солнечного света. Ямы, выкопанные и засыпанные много веков тому назад, выделяются среди растительности как темные пятна.
Аэросъемка Стоунхенджа позволяет определить высоту каждого данного камня над уровнем моря с точностью до нескольких сантиметров.
Стереоизмерения дают возможность провести на поверхности горизонтали через каждые 30 см. Можно выявить легкие неровности почвы, столь важные для определения положения камня по отношению к горизонту. Можно будет рассчитать новые важные направления. Инфракрасная съемка позволит установить новые неизвестные данные.
Последний план Стоунхенджа был снят в 20-х гг. нашего века, а предыдущий – план Петри – относится к 80-м гг. прошлого века. Теперь разработаны новые, более тонкие методы. Фотограмметрия дает быстрые, ясные и точные результаты.
И я решил, что Стоунхендж необходимо исследовать с воздуха.
4
Новая картаСтоунхендж был совершенством.
Гармонично уравновешенные арки установлены в центре круга, опоясанного внешним валом и кольцом лунок Обри. Эта классическая система концентрических кругов лучше всего видна с самолета. Сами строители никогда не видели своих кругов во всем их величии, разве что умственным взором. Геометрию Стоунхенджа можно оценить по достоинству, только рассматривая его из точки, находящейся прямо над ним, или по точному плану. Однако такого плана не существовало. Бесспорно, общее представление о нем можно было бы получить с помощью деревянной модели, а также чертежей на песке или на обожженной глине. Но все это лишь догадки и предположения.
Змею в Браш-Крике, штат Огайо, имеющую в длину от клыков до кончика хвоста 411 м, можно обнаружить только с воздуха, однако ее соорудили прикованные к земле североамериканские индейцы. Гигантские доколумбовские рисунки в пустынях Перу вообще не воспринимаются как изображения, если смотреть на них непосредственно с земли. Великан Певенси был вырезан на поверхности меловой скалы в доисторические времена. Легенда приписывала этой вытянутой мужской фигуре магическую силу, обеспечивающую плодородие. Окрестные жители старательно сохраняли ее очертания, убирая дерн, когда она начинала зарастать. Меньше повезло фигуре, вырезанной в мелу у Серн-Аббас в Дорсете. Если бы эту пучеглазую мужскую фигуру уменьшить до натуральной величины, сохраняя все ее пропорции, ее фаллус имел бы в длину более 30 см. Чопорные жители Серн-Аббас викторианской эпохи закрасили ее зеленой краской. В настоящее время Национальный фонд следит за тем, чтобы эта фигура постоянно сияла меловой белизной во всех своих деталях. Лучше всего ее можно рассмотреть с небольшого самолета или вертолета, пролетая непосредственно над ней.
Певенси, Перу, Стоунхендж – люди, обреченные ходить по земле, не были способны увидеть свои создания во всей их художественной полноте. Не кроется ли за этим какая-то связующая идея, культурная потребность, общая для всего мира?
В наши дни некий художник использовал в качестве гигантского холста пустыню Сахару. С помощью бульдозера он пропахивал в песке широкие геометрические борозды. Зачем? Он любовался результатами с вертолета, который нанял специально для этой цели.
Рис. 8. Гигантская «змеиная насыпь» близ Браш-Крик, шт. Огай (США).
Всякий замкнутый круг – это магическая фигура. Он означает вечность, не имеющую ни начала, ни конца. Колдун, приступая к заклинаниям, чертил мелом белый круг. Бернарден де Сен-Пьер, благоговевшие перед «великолепной и таинственной» природой, поселил своих бесплотных близнецов Поля и Виргинию «точно в центре круглой чаши, образованной кольцом из скал». Юнкера в «Михаэле Кольхасе» Клейста боялись, что они «не смогут вырваться из магического круга, в котором были зачарованы». В «Одиссее» Гомера
«старцы в собранье сидят на камнях, расположенных кругом».Математически круг представляет собой фигуру, которая при заданном периметре обладает наибольшей площадью; в него можно вписать правильный шестиугольник со стороной, точно равной радиусу окружности; окружность точно описывается вокруг правильного треугольника или вокруг шести сложенных вместе равносторонних треугольников все отрезки одной окружности имеют однаковую кривизну.
В античные времена круг считался символом совершенства – эфирного, небесного. Труды Аристотеля, величайшего авторитета древности показывают это со всей очевидностью. Низменная материя (земная, плотская) устремляется по прямой линии к центру мироздания (Земле), и небесная материя движется вокруг Земли по вечным кругам. Это движение не требует никаких усилий, никакой энергии. Магия круга гарантировала ежедневный восход Солнца, свершающего свой путь по небесной орбите. Она же обеспечивала неизменность звезд на их путях.
Много ли магии было заключено в этом белом круге на Солсберийской равнине? Бесспорно, ему приписывались какие-то магические свойства. Современный ученый близоруко рассматривает числа, которые характеризуют периодические изменения в поведении Солнца и Луны и смену затмений, и видит в них всего лишь конкретные факты. Но эти числа, а также геометрические соотношения и фигуры, могут послужить основой для всяческих ритуальных построений – магических, завораживающих сознание оккультных верований, которые вдохновляли строителей на полное напряжение всех их сил.
Фотограмметрическая аэросъемка Стоунхенджа позволила по-новому взглянуть на древнее сооружение. Она обеспечила точность измерений, которая привела бы в восторг этих инженеров конца каменного и начала бронзового века. Она добавила к легенде новые неопровержимые факты и послужила исходной точкой для новых гипотез.
Аэрофотосъемку проводила воздушная служба департамента охоты. Связь с фотограмметристами я держал через Ч. Р. Гершеля, потомка сэра Вильяма Гершеля, музыканта, а впоследствии астронома, который открыл планету Уран и был воспет Китсом: «Я ликовал, как звездочет, узревший новую планету». Когда король Георг III пригласил Гершеля в Виндзор, чтобы назначить его королевским астрономом.[14] Гершель проехал мимо Стоунхенджа. Позднее он на жалованье от короля построил крупнейший в мире для того времени телескоп, укрепленный на деревянных опорах, которые перекатывались по кольцевому рельсу с помощью ворота. Астроном Гершель взирал с земли на небеса, его потомок смотрел с небес на землю.
Стереоскопическая аэрофотосъемка производится однообъективной камерой, а не двухобъективной, которой пользуются фотографы-любители. В днище самолета вмонтирован особый объектив, обеспечивающий минимальную дисторсию. Самолет летит точно по горизонтальной прямой, и съемка производится непрерывно и автоматически. Специальная шторка компенсирует влияние движения самолета.
В лаборатории на экран проецируются два изображения – зеленое и красное. Оператор смотрит в особые очки и видит в приборе миниатюрный Стоунхендж – объемный, совсем как настоящий. Внутри прибора движется белая метка, управляемая особыми рукоятками. Ее можно вести по земле, поднимать на вершину монолита, спускать в глубину рва. Прибор позволяет определить высоту камня или почвы над уровнем моря. Это очень точный, простой, механически безошибочный метод, а во всех частностях можно спокойно положиться на оператора.
Когда мне показали первый фотограмметрический план, я растерялся. Число камней не сходилось. В подкове из голубых камней появился лишний камень.
Я обратился за объяснениями к мистеру Гершелю. Операторы снова запустили пленку в непогрешимый прибор и повторили измерения.
Тысяча извинений!
Это не камень, а человек.
Ошибка была вполне понятной и простительной. В тот момент, когда самолет снимал голубые камни, между ними стоял ни о чем не подозревавший пожилой турист (лысый). Его тень напоминала тень камня, а макушка походила на отшлифованный долерит. «Вертикальный объект высота 178 см», – определила машина.
«Камни, еще стоящие, неисчислимы», – писал древний хронист А поэт эпохи Возрождения, сэр Филип Сидней, «совершенный джентльмен», как его называли, писал в своей поэме «Чудеса Англии»:
Близ Уилтона камней прекрасна груда,Но этот хаос глаз не в силах счесть…Уильям Стьюкли, поклонник друидов, смело опроверг это утверждение: «В сложении все это составит ровно 140 камней… Итак, найден: решение грозной задачи, развеяны магические чары, столь долго смущавшие людей непосвященных! Они полагают опасным истинное исчисление камней и убеждены, что того, кто на это решится, постигнет смерть».
Королевский архитектор Иниго Джонс отозвался о зловещем поверье с полным пренебрежением: «Едва ли оно вообще заслуживает того, чтобы на него отвечать, но тем, в ком пробудилось любопытства достаточно лишь соблюдать порядок ныне сохранившихся кругов, а не переходить от одного к другому без всякой правильности (непременно, однако, при этом заметив, от которого они начнут), и тогда им не составит никакого труда правильно сосчитать их». Однако сам Джонс спутал разбитые камни с рухнувшей аркой. И его итог не совпадает с итогом Кэмдена, чей итог в свою очередь отличается от числа, насчитанного Обри, а также от количества, полученного Карлом II, который якобы беззаботно обежал кольца, пока его фаворитка, скучая, сидела в карете «Убедитесь же, – брюзжал доктор Уолтер Чарлтон, – сколь несходны человеческие суждения даже о вещах, легко постижимых для чувств. Так как же трудно постигнуть истину иными очами!»
И даже небесными очами фотограмметрии!
Рис. 9. План Уильяма Стъюкли (1740); на нем показан камень, который, по мнению автора плана, должен был находиться близ вала, напротив входа в Аллею.
Чары, наложенные на Стоунхендж, оказались не более действенными чем проклятие мумии – проклятие, придуманное нетерпеливыми репортерами, пока Говард Картер с неторопливым тщанием вел раскопки в Долине Царей. Но не отражены ли тут какие-то факты прошлого? Это пусть решают специалисты по легендам. «Археология не может иметь дела с мифами», – писал археолог сэр Сирил Фокс. То же самое можно сказать и о математических науках. Овевала ли эти кольца и подковы какая-то угроза? Хранили ли числа 19, 30, 29 и 56 драгоценные знания скрытые от непосвященных? Рассказывают, что Фалес Милетский получил награду от правителя города за то, что сообщил ему, сколь, раз диаметр Солнца может уложиться по кругу Зодиака.[15]
Творец легенд и историк Диодор Сицилийский писал в I в. до н. э.:
«Говорят также, что с этого острова (Гипербореи – Британии) Луна видна так, будто она очень близко к Земле, и глаз различает на ней такие же возвышенности, как на Земле. Говорят также, что бог (Луна?) посещает остров каждые 19 лет… И есть также на этом острове великолепное святилище Аполлона (бог-солнце), а также прекрасных храм (Стоунхендж?)… и хранители святилища именуются Бореадами… а должности эти передаются в их роду из поколения в поколение».
Если Диодор в этой уже вторичной легенде действительно, как полагают некоторые авторы (Льюис Гидли, Джон Вуд), описал Стоунхендж и если бореады стремились сохранить связанную с ним систему чисел в тайне, то это им вполне удалось. Карл II сосчитал камни неверно, Инис Джонс добавил лишний трилит, а фотограмметрическая камера была введена в заблуждение.
Новая карта приводится в приложении к этой книге, а также в рис. 10. На ней даны горизонтали местности с интервалами через 1 фут (30,5 см. – Ред.). Впервые за историю Стоунхенджа все его бугры в углубления зафиксированы с полной точностью.
Прежние авторы считали, что диаметр кольца Обри равен 87,8 м. намерения по новому плану дали 86.9 м. Диаметр сарсенового круга составляет 30,2 м при измерении до центров камней и 29,7 м до их внутренних граней.
Неожиданностью явился уклон местности – невнимательный турист видит обычно совершенно горизонтальный участок площадью почти с гектар. Всмотревшись пристальнее, можно заметить некоторую скошенность к Пяточному камню – «легкий уклон», по выражению Генри Брауна. На самом же деле юго-восточный край имеет высоту 103,3 м над уровнем моря (горизонталь 339), а у начала Аллеи высота над уровне моря составляет уже 101,2 м (горизонталь 332). Понижение равно 2,1 м – уклон составляет 1: 55, т. е. более 1°.
В результате строителям Стоунхенджа приходилось разрешать две добавочные трудности. Во-первых, уклон усложнял перетаскивание камней. Во-вторых, неровная поверхность не очень-то удобна для установки вех, отмечающих направления на отдельные точки горизонта.
Что касается первой трудности, то у инженеров каменного века был простой и практичный выход – добавить еще людей к канатам.
Со второй трудностью можно было справиться по-разному.
Силбери-Хилл, по объему вполне сопоставимый со второй пирамидой в Гизе, – яркое свидетельство того, какие горы земли были способны перемещать неолитические строители. Следовательно, они вполне могли бы выровнять поверхность внутри кольцевого рва, например соорудив у входа клинообразную насыпь высотой в рост человека. На это потребовалось бы около 7500 кубометров насыпанного материала, т. е. всего лишь втрое больше, чем было вынуто, когда копался ров. Либо северо-восточную часть мелового вала можно было сделать выше, так, чтобы весь гребень вала был совершенно горизонтален. Или, наконец, уклон можно было компенсировать, делая вехи-монолиты соответственно выше.
Строители Стоунхенджа не стали выравнивать почву. Как уже говорилось, не исключено, что они выровняли гребень вала. Нынешний изъеденный эрозией вал понижается в соответствующем месте только на 1,5 м, а не на 2,1 м, как поверхность почвы. Вполне возможно, что гребень вала был «отъюстирован» для создания правильной линии видимого горизонта.
И, во всяком случае, они, безусловно, компенсировали уклон, увеличивая высоту камней. В этом можно убедиться при помощи нового плана с размеченными высотами и горизонталями. Вершина Пяточного камня находится на высоте 105,03 м над уровнем моря (отметка 344,6) и 4,69 м над уровнем почвы. Уклон дополнительно компенсируется разницей между высотой открытой части камня и человеческим ростом.
Выравнивая вершины камней, а не уклон, строители избежали огромных земляных работ. А в результате веха, отмечающая восход Солнца, стала поистине грандиозной. Если бы вместо Пяточного камня этой вехой служил какой-нибудь обрубок, который можно было бы установить на место без особых затруднений, Томас Гарди уже не написал бы: «Гигантский, похожий на язык пламени камень Солнца», рисующийся «черным силуэтом» на фоне «светлеющего неба». Вид сквозь восточные арки утратил бы свою величественность. Выбор, сделанный строителями, их решение не выравнивать площадку намеренно или случайно способствовало особенно гармоничному сочетанию земли и неба.
Еще один камень, находящийся далеко от центра, – камень № 93 – проецируется почти точно на горизонт, если смотреть на него от № 91. Этот последний упал и теперь лежит за кругом. Его высота над землей, пока он еще стоял, равнялась 2,7 м. Более значительная высота камня № 91 компенсировала уклон почвы.
Исходя из предположения, что монолиты устанавливались так, чтобы их вершины лежали точно или почти точно на линии горизонта, мы можем далее заключить следующее: камень, когда-то стоявший в яме на бугре № 92, имел в длину 488 см и возвышался над почвой на 320 см, если смотреть на него от № 93. Монолит № 94 поднимался над землей на 2,4 м (определить его полную длину мы пока не можем, поскольку его яма еще не раскопана). Лунные столбы в лунке А должны были достигать в высоту добрых четырех с третью метров, а установленные у входа – более трех с половиной метров.
Рис. 10. Гипсометрический план Стоунхенджа.
Эти элементарные выводы в духе Шерлока Холмса доказать невозможно, поскольку и камни, и столбы бесследно исчезли, но с астрономической точки зрения было бы вполне разумно с помощью вертикальных перемещений точно подогнать монолиты по линии горизонта, словно уровень оптического прицела орудия.
Критики астрономической теории ломали мегалитические копья из-за так называемых погрешностей в направлениях. Для физика после того, как все данные получены и проанализированы, погрешность есть погрешность, и только. Если 30-тонная глыба, когда на нее смотрят издали, отклоняется от назначенной оси на полметра, на один-два солнечных диаметра (а в окружности горизонта укладывается 720 этих диаметров), то на мой взгляд, тут нет никакого смысла гадать, каким образом и из-за чего возникла эта погрешность. (Попробуйте представить себе, какова была бы реакция тружеников, устанавливающих камни, если бы главный архитектор, осмотрев гигантский монолит, ценой неимоверных усилий опущенный в скользкую меловую яму, вдруг объявил бы, что его следует немного подвинуть в сторону!)
Критики утверждают, будто эти погрешности доказывают, что астрономическая теория неверна. Теоретически строители Стоунхенджа были способны на глаз установить камень с точностью до 0,05°. Из того факта, что они этого не сделали, и из того, что погрешности остаются необъясненными, выводится заключение, будто астрономическая теория неверна. Логика более чем сомнительная!
Новая карта дает возможность вернуться к этим погрешностям. Именно к «погрешностям», а не к «просчетам строителей», так как только часть установленных электронной вычислительной машиной несоответствий действительно относится к эпохе создания Стоунхенджа. Тут действовало много нередко неизвестных факторов, роль которых не может быть учтена, – небольшие и неизбежные изменения положения камней, устанавливавшихся заново (как, например, арка № 57 – № 58, рухнувшая в 1797 г.[16] и восстановленная в 1958 г.), легкие смещения почвы, трудности, связанные с обнаружением ям под дерном, и, наконец, неизбежная случайная погрешность на четверть миллиметра при определении позиции XY по топографической карте.
Аткинсон с большой и заслуженной похвалой отозвался о роли тогдашнего министерства гражданского строительства в реконструкции памятника. Принимались все меры к тому, чтобы 40-тонные глыбы были установлены именно в старые отпечатки на меловом дне ям. Но ручаться за то, что все камни стоят во всех частностях точно так же, как первоначально, не может никто. Равным образом и я проводил измерения по карте со всей возможной тщательностью. Однако ошибка в четверть миллиметра (а это предел точности при нанесении на карту) дает для определения солнечных и лунных направлений возможную погрешность ±0,2° по азимуту и ±0,1° по высоте.
Все эти едва заметные различия, суммируясь, и дали в результате, вычисленную компьютером ошибку. Она была выдана им как разница в положении Солнца и Луны в 1800 г. до и. э. и направлениями, на которые ориентированы арки согласно карте. Ошибка по высоте в ±0,5 означает, что «в том месте, на которое указывает арка, нижний край солнечного диска был на полградуса выше горизонта».
Можно избежать ошибок, связанных с чтением карт, непосредственно сфотографировав в нужные моменты Солнце и Луну через арки. Но этот способ не подходит для исчезнувших камней, ямы которых скрыты дерном. Ну, и английская погода, по правде говоря, тоже не вдохновляет меня на проведение 56-летнего цикла наблюдений.
Новый топографический план был создан под надзором Национального географического общества с помощью новейших методов аэрофотосъемки, дважды проверен (для исключения окаменелых туристов и прочего в том же роде) и вымерен со всей достижимой точностью. Установленные при этом направления и окончательные ошибки приводятся ниже.
АСТРОНОМИЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ СТОУНХЕНДЖА, ОПРЕДЕЛЕННЫЕ ФОТОГРАММЕТРИЧЕСКИ
Мы сравнили новые данные с прежними и обнаружили интересные отличия. Вновь полученные величины ошибок стали меньше, среднее квадратичное отклонение снизилось с 1,3° по предварительной оценке 1963 г. до 0,9°. Иначе и быть не могло, поскольку теперь удалось частично исключить источники ошибок. Мы приблизились, почти совсем приблизились к исходным величинам. С камнями № 91 и № 93 оказались связаны большие ошибки и в прежних измерениях, и в новых, а потому они были изъяты из рассматриваемой совокупности. 8 декабря 1972 г. на конференции Лондонского королевского общества, посвященной теме «Место астрономии в древнем мире», я рассмотрел эту диагональ и высказал предположение, что исходной точкой визирования для № 91 могла служить какая-то веха в раннем центральном сооружении, которая затем в процессе строительства была уничтожена.
Новый стереоплан не дает возможности измерить некоторые направления, поскольку исходные точки для них скрыты под землей и на нем не отражены. Для этих направлений приходится довольствоваться предварительными[17] и менее точными цифрами. Особенно подробно мы исследовали Пяточный камень. В нашем распоряжении имелись гипсометрический план местности, высота верхушки камня над уровнем моря, высота линии видимого горизонта (с деревьями и без них), а также современная фотография солнечного восхода, которая была ценнее всяких цифр. Математические расчеты приведены в приложении, но для второй из «двух культур» Сноу проблема может быть выражена следующим образом:
Для человека, глаза которого находятся в 168 см над землей, в настоящее время верхние 20 см Пяточного камня видны выше линии горизонта. То есть были бы видны при отсутствии деревьев – линия собственно горизонта лишь просматривается между отдельными деревьями.
В настоящее время Солнце, находящееся на прямой Пяточный камень – арка, не касается линии горизонта так, как, например, тележное колесо касается поверхности дороги; его нижний край оказывается на 0,1° ниже вершины холма.[18]
Примерное время установки Пяточного камня – 1800 г. до и. э., а тогда Солнце было на 0,5° выше, чем теперь, так как с тех пор угол наклона земной оси слегка изменился. В таком случае нижний край Солнца должен был оказаться в 0,4° над камнем, т. е. на 0,5 м выше его верхушки. Однако если Пяточный камень в 1800 г. до и. э. стоял вертикально, то его верхушка была на 0,5 м выше, чем сейчас, и нижни1 край диска оказывался ниже ее на каких-нибудь 0,1°. Если жрец-наблюдатель стоял в не имевшем арок Стоунхендже I, Пяточный камень должен был сместиться для него вправо, поскольку центр кольца Обри расположен левее центра сарсенов, и ошибка составила бы +0,09°, т. е. практически была бы равна нулю; если же…
Но я не хочу заходить в этих «если» слишком далеко. Как сказани выше, погрешность есть погрешность, и только. Любая ошибка содержит в себе много неизвестных факторов. Может быть, верховный жрец наблюдал солнечный восход, сидя на троне? В этом случае его глаза находились бы на 40 см ниже. Или же он торжественно всходил на особый камень-жертвенник? И насколько цифра в 168 см действительно близка к реальному расстоянию между его подошвами и зрачками? Было ли его лицо круглым или удлиненным? Все это небезынтересные вопросы, но ответа на них нет.
Достаточно того, что солнечный восход выглядит теперь почти точно так же, как тогда. Наклон Пяточного камня случайно компенсировал происшедшее с тех пор незначительное смещение земной оси. Перспектива слагается из трех элементов – черные архитравы, Пяточный камень и ослепительный солнечный диск. Когда Солнце поднимается над камнем, темная верхушка теряется в размытом желтом сиянии. Некоторая неточность, если она и существует или существовала раньше, ни малейшего значения не имеет. «В эпоху Стоунхенджа тогдашний человек с напряжением ожидал на этом месте восхождения бога, который нес тепло, плодородие и жизнь», как выразился Чарлз Коллингвуд в передаче «Коламбиа бродкастинг систем».
В разных районах мира солнечный восход протекает по-разному. Только в тропиках да на дороге в Мандалей Солнце действительно восходит «словно гром»,[19] то есть вертикально вверх. К северу от 66,5° с. ш. оно 21 декабря совсем не восходит, а на географическом полюсе от весеннего до осеннего равноденствия вообще не заходит и описывает по небу неторопливую спираль.
Стоунхендж лежит на 51,2° с. ш., и Солнце здесь в день летнего солнцестояния поднимается от горизонта по пологому наклонному пути. Между «первым проблеском» и «полным восходом» проходит четыре минуты. За это время солнечный диск успевает сместиться в сторону на полных свои два диаметра. Строители Стоунхенджа могли при желании выбрать для измерений несколько разных точек – верхний край солнечного диска, его центр или самую нижнюю его точку. Они выбрали последний момент – когда Солнце полностью встало из-за горизонта, но еще касается его. Восходя, Солнце медленно смещалось к востоку, пока наконец весь его диск на мгновение не оказывался точно над Пяточным камнем.
Первый проблеск вспыхивал чуть западнее – в эпоху постройки Аллеи над самой ее серединой. Аллея указывала на место этого первого мига восхода с точностью до l'. Камни В и С отмечали бы этот миг, если бы их вершины в те времена, когда они еще стояли, находились на уровне человеческих глаз. Но эти камни, давно и бесследно исчезнувшие, возможно, были опрокинуты, так же как и Эшафот. Этот монолит окутан тайной. Он был опрокинут нарочно, сознательно. Его столкнули в предварительно выкопанную яму. (Вдавленность хорошо видна по горизонталям карты, уровень почвы там понижается от 100,5 м – горизонталь 333 до 100,2 м – горизонталь 332 и еще ниже). Быть может, он стоял в лунке Е, отмечая восход Луны в равноденствие, наблюдавшийся от камня № 94. А может быть, он стоял на том своем конце, который теперь обращен к северу, и дополнял Пяточный камень при наблюдениях из центра.
Новый план дал дополнительные сведения о Стоунхендже I и Стоунхендже II. Ну, а центральное сооружение? Собственно Стоунхендж? Строители Стоунхенджа III поистине мастерски справились с проблемой уклона. Кольцо арок имеет в диаметре 30,5 м, и уклон с юга на север составляет тут 0,6 м, так что задача была не из легких. Горизонтали гипсометрического плана показывают это очень хорошо – они идут примерно параллельно сарсеновому кольцу, которое все находится между высотами 102,7 м (горизонталь 337) и 102,1 м (горизонталь 335).
Возможно, в эпоху строительства уровень почвы был тут несколько иным. В подобных случаях действуют два противоположных фактора. Эрозия понижает уровень поверхности по мере того, как дождевая вода размывает мел там, где он смыкается с подпочвой. С другой стороны, отложения повышают уровень поверхности по мере того, как год за годом утолщается слой травяного перегноя. Ветер наносит слои пыли, где накапливается и сгнивает всяческий мусор. В так называемом слое Стоунхенджа можно отыскать все, что угодно, – от римских монет до осколков электролампочек. Как-то на месте давних раскопок я увидел обломок кости. Человеческие останки? Жертвоприношения друидов? Ничего подобного. В Гарварде мой коллега, взглянув на эту находку, сказал только: «Мозговая кость». Радиоуглеродный анализ дал дату 500 г. и. э., то есть этот кусок кости никакого отношения к Стоунхенджу не имел, так же как и весь остальной мусор, накопившийся там за более поздние годы.
Но кое-какие указания на то, каков был уровень поверхности почвы в эпоху постройки Стоунхенджа. у нас все-таки есть. Некоторые камни были обработаны именно до этого уровня и не ниже, поскольку завершающая обработка производилась уже после их установки. Теперь дерн в центре заменен песком – светлое пятно на аэрофотоснимках, и уровень этой новой поверхности отличается от первоначального на считанные сантиметры. Таким образом, гипсометрия центрального участка практически совпадает с той, которая существовала 38 веков назад.
Несмотря на уклон почвы, верхушки всех лунных трилитов имеет одинаковую высоту над уровнем моря – 109,02 м (отметка 357,6). Высота солнечных трилитов предположительно также была одинакова. И теперь из них стоит только один, и вершина его находится на высоте 108,83 м над уровнем моря (отметка 356,0).
Несколько арок сарсенового кольца не слишком пострадали от времени. Высота их вершин над уровнем моря, считая по часовой стрелке от солнечной арки, составляет 107,20 м (отметка 351,7), 107,14 м (отметка 351,5), 107.29 м (отметка 352,0) и 107,26 м (отметка 351,9). Верхняя поверхность этих камней теперь кое-где неровна, а точность стереоизмерений составляет dz7,5 см, так что в пределах ошибки измерения вершины этих камней имеют одинаковую высоту над уровнем моря. Сооружение, несмотря на уклон местности, оказалось совершенно горизонтальным.
Для нас, людей, живущих почти четыре тысячи лет спустя, подобного рода вещи подразумеваются сами собой. Инженеры делают свое дело, а топографы – свое.
Современные методы прошли проверку временем, они просты и прямо ведут к цели. Начиная строить здание, архитектор уже имеет выровненную горизонтальную поверхность. Все стены выкладываются одинаковой высоты, а потому пол следующего этажа автоматически получается тоже горизонтальным. Две вертикали, одна горизонталь – все начинается с заданной плоскости. Углы измеряются с помощью теодолита. Перекрестие нитей, указывающее горизонтальную плоскость, наводится на человека который вертикально держит длинную рейку c разметкой. Если зрительная труба находится, скажем, в 170 см над землей, а рейка показывает ту же высоту, это означает, что основание теодолита и упор рейки находятся на одной высоте над уровнем моря. Основное устройство для установки инструмента – это крохотный пузырек воздуха в капле спирта величиной с мелкую монету.
Как возводили эти арки на уклоне строители Стоунхенджа? Как сделали бы это мы?
В Сэмюэл-Хилле, штат Вашингтон, построена бетонная копия Стоунхенджа III – в память солдат из графства Кликитет, погибших в Первую мировую войну. Инженеры выровняли строительную площадку и установили «камни» одинаковой высоты. Это, конечно, наиболее очевидный выход из положения.
Уэссекские инженеры каменного века могли бы сделать то же – убрать лишнюю землю в юго-западном секторе тридцатиметрового круга, а в северо-западном, наоборот, сделать насыпь. Горизонтальность поверхности можно было бы определить хотя бы с помощью лужиц: если вода из них никуда не стекает, значит, поверхность горизонтальна. Сарсеновые глыбы можно было бы подогнать друг к другу по длине, уложив их рядом. После чего достаточно поставить их вертикально, и поперечная глыба ляжет горизонтально в соответствии с принципом «две вертикали – одна горизонталь». Однако строители Стоунхенджа избрали не этот способ.
Есть еще метод «проб и ошибок». Прикинь на глазок, проверь размеры: если камень длинен, укороти его, а если короток, ищи другой.
Без всякого сомнения, в процессе установки камней приходилось что-то подгонять в последнюю минуту, и порой в воздух древней Британии взлетали осколки голубых камней, но строители Стоунхенджа избрали и не этот метод. Судя по всему, эти инженеры, дети каменного века, все тщательно обдумывали и планировали заранее. Каждый камень выбирался, обрабатывался и подгонялся с учетом микрорельефа. Это представляло далеко не простую задачу. Камни были довольно разной длины. Трилит восхода Луны уходит в мел на глубину 2,1 м, а парный ему трилит захода Луны вкопан в землю всего на 0,3 м. Камни сарсенового кольца тоже заметно разнятся по длине и подгонялись по высоте тем же способом. Неведомо как строители Стоунхенджа определяли заранее, какой глубины должна быть каждая данная яма (причем, как показывают съемки, определяли с большой точностью), чтобы выровнять всю эту разнокалиберную компанию.
Современный строитель для разрешения подобной проблемы вооружился бы рулетками, отвесами, уровнями, нивелирами и еще десятком всяких приспособлений. Он потребовал бы планов – четких и ясных, с подробными указаниями высот и всего прочего, а также отдельных чертежей для каждого камня и для каждой ямы.
Строители Стоунхенджа, воздвигая свой храм-обсерваторию, обходились без подобной роскоши.
Но, может быть, уже тогда, на рубеже каменного и бронзового веков имелись какие-то эквиваленты всего этого оборудования? Начнем с рулетки. Профессор Том обнаружил данные, свидетельствующие о том, что в подобных постройках употреблялась стандартная мера длины. «Мегалитический ярд» постоянно обнаруживается в каменных кольцах Англии Шотландии и Уэльса. Быть может, существовала стандартная мерная линейка из крепкого английского дуба или шотландской ели, и возможно на ней были нанесены деления для более точных измерений – «мегалитические дюймы». Далее – отвес. Вполне вероятно, что отвесом они пользовались. Он применялся в Египте еще до эпохи Стоунхенджа, а слово способно путешествовать по свету не хуже фаянсовых бус. Далее – теодолит. Перед тем, как вычислить необходимую высоту камня в сумме с глубиной ямы, нужно было определить уклон местности. Кроме того при установке перекладин требовалось проверить их горизонтальность. Использовать для подобной проверки линию горизонта было нельзя, т. к. как Стоунхендж стоит на волнистой равнине. Следовательно, и в том, и в другом случаях требовалось какое-то приспособление. И наконец, уровень – старинное средство для определения горизонтальной поверхности. Когда жидкость неподвижна, ее поверхность абсолютно горизонтальна. Быть может, строители Стоунхенджа пользовалось каким-нибудь эквивалентом спиртового уровня, например поперек тридцатиметрового круг мог быть протянут деревянный желоб, уложено выдолбленное бревно наполненное водой.
Находчивость и изобретательность нередко подсказывают выход из положения, когда дорогостоящие инструменты терпят неудачу. А постройка Стоунхенджа. несомненно, требовала самого тщательного планирования и решения самых разных задач. Если бы машина времени вдруг перенесла нас туда, хитроумные приспособления, применявшиеся при возведении этого уникального памятника, возможно, поразили бы нас куда больше волшебных устройств Мерлина. Инструменты из камня, дерева, кости и нитей – изобретения, рожденные необходимостью. Hо нам осталось лишь загадочное сооружение, «словно висящее в воздухе».
Мы летали на самолете, отыскивая дополнительные данные. Аллея почти неразличимая с земли, была четко видна с высоты. Сглаженные рвы по ее сторонам, глубиной немногим более 30 см, были зафиксировано фотограмметрическим прибором. Сэр Норман Локьер и Ф. Пенроуз проследили Аллею в 1901 г. на 800 м, отмечая колышками самые глубокие места мелкой канавы. Летом высокая трава прячет все следы; чтобы найти скрытую тропу, детективам приходится считать репейники. Однако сыщик, рыскающий по земле, может и напутать. Уильям Стьюкли (174‹ будто бы обнаружил ответвление Аллеи, ведущее в Эйвбери, однако никакого ответвления на самом деле не существует, а просто в 550 м с Стоунхенджа дорога под прямым углом поворачивает в сторону Эймсбери. В том месте, где Аллея предположительно подходила к Эйвону, все ее следы теряются среди современных домов и улиц.
Съемка с воздуха подтвердила предположения о ширине этой дороги и о ее астрономически обоснованном направлении. На фотографиях Аллею перед Пяточным камнем пересекают расположенные в один ряд три темных пятна. Если трава где-то оказывается более сочной и темной, чем вокруг, это значит, что там под дерном скрыты какие-то особенности. В данном случае это были три лунки А, раскопанные в 20-х годах (см. рис. 51). В настоящее время они незаметны, если смотреть на них с земли, но уровень поверхности тут выше, чем был, пока их еще не выкопали. Съемки с воздуха точно зафиксировали положение этих лунок. Электронная вычислительная машина подтвердила их лунную ориентацию: A1 отмечает крайнюю точку зимнего лунного восхода в 19-летнем цикле. Остальные лунки отмечают восход Луны в предшествующие годы.
Согласно плану, восточная часть кольцевого рва почти на метр глубже западной. Вся глубина рва на северо-востоке укладывается между высотами 101,8 м (горизонталь 334) и 100,3 м (горизонталь 329), т. е. она несколько меньше 1,8 м, однако в западном секторе глубина эта не превышает 0,3 м. Такая разница возникла из-за археологических раскопок и вторичного заполнения.
Высота внешнего вала определяется в 15 см, внутреннего в 35–40 см. Глубина рва Аллеи от вершины ее вала до дна меньше 0,3 м.
В восточной части круга между лунками Обри № 13 и № 14 мы обнаружили пятно сочной травы. Это было место лунки, раскопанной в 20-х годах, отнесенной к Стоунхенджу I или к Стоунхенджу II и помеченной И. (Другие раскопанные и вновь засыпанные лунки – G, F, В и С – не видны, потому что за 45 лет травяной покров на них без конца вытаптывался и утратил темный оттенок. Лунка же H вновь раскапывалась в 50-х годах и осталась еще совсем свежей.)
Электронная вычислительная машина подтвердила связь лунки с солнечной ориентацией. При взгляде от № 93 направление на лунку H отмечало точку солнечного восхода в самый короткий день года, но, правда, с ошибкой – с одной из наиболее значительных ошибок во всей системе Стоунхенджа. Археологи пока так и не решили, была ли эта яма выкопана людьми или она представляет собой естественное углубление, оставшееся на месте, где когда-то росло дерево, и размытое затем дождями, или же просто размоину в мелу. Как бы там ни было, нам остается ждать вывода специалистов. Астрономические свидетельства скорее указывают на ее искусственное происхождение. Эта лунка хорошо укладывается в систему Солнце – Луна. Она была заменена арками солнечного восхода № 6 – № 7 и № 51 – № 52, ошибка в положении которых гораздо меньше (+0,79°). Я твердо уверен, что при раскопках западной части окружности будет обнаружена симметрично расположенная лунка между № 93 и № 94 . Я рассчитываю также найти следы вех за пределами Стоунхенджа, ближе к линии горизонта, для которых увеличение расстояния обеспечило бы более точное визирование. В связи с этим следует упомянуть, что при расширении автостоянки в 1967 г. были обнаружены три большие ямы. Сперва их сочли «древесными ямами». Однако на дне их было найдено большое кольцо из коры диаметром 75 см; это заставляет предположить, что там стояли большие обпиленные столбы. Столбы эти, как доказывается в брошюре, опубликованной Ч. А. Ньюэмом в 1972 г., находились точно на одной линии с крайней северной точкой восхода Луны, если смотреть от опорных камней.
Имелся ли у Пяточного камня двойник на линии, проходящей через большой трилит и лунку Обри № 28? Для Стоунхенджа III он не требовался – направление на точку захода Солнца в день зимнего солнцестояния определялось двойными арками № 15 – № 16 и № 55 – № 56, однако он оказался бы полезным для Стоунхенджа I, когда арки еще не были воздвигнуты. Стьюкли показал такой камень на своем плане (1740), а У. А. Джадд утверждает, что обнаружил его в конце XIX в. – «погребенный в земле, на глубине около фута».
Мы тщательно искали хоть какие-нибудь признаки – более темную траву, бугорок, пятнышко на инфракрасной пленке. Но не нашли ничего, что могло бы с несомненностью относиться к двойнику Пяточного камня. На фотографиях есть подозрительные места – темные кольца, пятна, но они слишком неопределенны. Южный Пяточный камень, если он существует, должен подождать раскопок.
Растительность – не слишком надежный опознавательный знак. Кольца, найденные на аэрофотоснимках 1944 г., при съемке 20 лет спустя обнаружены не были. Это были «круги фей» – временные особенности, не имеющие никакого отношения к тому, что погребено под землей.[20] Круги фей встречаются на английских лугах довольно часто, и их очертания обладают обманчивым сходством с круглыми могильниками. Гриб Marasmus oreades разрастается в радиальном направлении; большие его колонии образуются за сто с небольшим лет. Такие колонии возникают то там, то тут и никак не зависят от изменений в глубине почвы.
Малозаметные параллельные метки ведут в Стоунхендж со стороны дороги в Бат и проходят возле западного края сарсенового кольца. Короткий отрезок линии этих меток был включен в окончательный план – он помечен словом «ров» и пересекает горизонталь 333, расположенную на высоте 101,5 м над уровнем моря, неподалеку от Эшафота. Из истории известно, что здесь проходила большая дорога, изображения которой сохранились на нескольких старинных гравюрах. Ничего доисторического в ней нет.
К востоку от этой дороги на линии между № 94 и Эшафотом было обнаружено кое-что любопытное – отрезок кольца, которое явно не было грибной колонией. Почва там осела, и потемнение, несомненно, объяснялось причинами, скрытыми под землей.
Но какими? Анализ аэрофотоснимков дать ответ на этот вопрос не мог.
Стереоприбор зафиксировал объект, напоминающий отрезок кольцевого рва. Отрезок этот обозначен на плане словом «вдавленность», а его вероятный центр помечен крестиком; сам ров похож на ритуальные кольца, прокопанные вокруг Пяточного камня и насыпей опорных камней. Может быть, это внешний край колоколовидного могильника? Вряд ли, поскольку все известные человеческие останки в Стоунхендже были без особых церемоний закопаны в соединенных ямах из-под столбов. Или это неполное кольцо играло какую-то астрономическую роль? Однако его центр никак не включается в уже установленную систему Солнце – Луна.
Глаз взлетевшего Дедала неспособен заглянуть глубже. Для решения этой и других подземных загадок нужна археологическая лопата или более тонкие методы исследования того, что скрыто под поверхностью почвы.
Воздушная разведка («боевой вылет», как выразился бывший военный летчик) завершилась. Все намеченные цели достигнуты. Удалось устранить неясности предыдущих измерений, определить точные уклоны поверхности, измерить высоту камней над уровнем моря. Было заново установлено местоположение ям. которые исследовались археологами полвека назад, глубина рвов измерена с помощью стереофотографий. Обнаружен и нанесен на план новый объект, – возможно, засыпанный кольцевой ров. Новые измерения, уменьшившие ошибки в ориентации, помогут ответить на некоторые критические высказывания, появлявшиеся в печати и ставившие под сомнение аккуратность и точность человека каменного века.
Я изложил полученные результаты в статье для научного журнала, и наступил тот тихий период, который неизбежен в любых исследованиях, – промежуток между открытием и выходом в свет печатного слова. Я отправил копии плана своим коллегам и вернулся к другим моим занятиям – продолжал исследовать мелкие лунные кратеры в Море Облаков u радиоэхо от метеорных частиц в верхних слоях атмосферы, читал лекции по основам астрономии двумстам студентам в Бостонском университете, заседал в комитетах, занимался административными делами факультета и обсерватории.
Исследователи присылали планы других археологических памятников с просьбой «пропустить их через машину». В астроархеологическую программу были включены ацтекский храм, неолитическая стоянка, арка на острове в южной части Тихого океана и загадочные остатки стен и фундаментов в Мистери-Хилле, штат Нью-Гэмпшир.
Я получил письмо от представителя управления Долиной Теннесси. Там планировалось создание зоны отдыха. После постройки плотины в новое озеро будет вдаваться узкий полуостров с круглым холмом на конце. Так не могу ли я разработать план своего рода Стоунхенджа для этой местности? Чтобы туристы приходили туда на рассвете любоваться солнечным восходом и наблюдали бы там восход Луны, созерцая ничем не заслоненный горизонт. Эта задача меня заинтересовала. В Стоунхендже, расположенном на 51,2° с. ш., запечатленные в камнях важнейшие солнечные и лунные направления составили правильный прямоугольник. При перемещении на север или на юг этот прямоугольник начал бы искажаться, превращаясь в скошенный параллелограмм. Насколько я мог судить, только еще на одной широте возникала возможность соорудить более или менее правильную фигуру, а именно на широте 30°, той самой, где находилось новое водохранилище.
Я рассчитал форму постройки и получил аккуратный шестиугольник, похожий на ячейку сот. Мой план требовал установки шести каменных монолитов на круглой расчищенной площадке. Общая форма должна была представлять собой правильный конус с вершиной в центре сооружения, чтобы обеспечить сток дождевой воды. По периметру располагались 56 лунок Обри, но не выкопанные и вновь засыпанные ямы, а бронзовые пластинки с датами затмений и смещений лунной орбиты, как и в Стоунхендже.[21]
В этот тихий промежуток я ожидал возможности ответить критикам. Меня радовало появление новых идей, выдвижение контргипотез. Вопросы были острыми и били в цель, научный спор временами становился таким горячим, словно на его огне проверялось золото. Астрономическая модель давала такие ответы, которые иногда приводили к новым открытиям. Всякая теория обладает динамичностью и жизненной силой – она расцветает от попыток ее уничтожить.
5
Критики– Черт побери, Хокинс, должны существовать и другие! Стоунхендж не может быть единственным и неповторимым. Так, чтобы им все исчерпывалось. Если у него есть научная основа, это ваша астро… ну, вы сами знаете… то она неминуемо должна отразиться в культуре где-нибудь еще! – заявил знаток доисторического периода, специализировавшийся по неолитической Европе.
Он заявил это безапелляционным тоном за рюмкой хереса в отделанной темными панелями преподавательской. И, разумеется, он был прав.
Доисторическая эпоха – как, впрочем, и историческая – не знает ни одного случая изолированного рывка, внезапного взлета гения. Такой рывок всегда либо представляет собой кульминацию долгих предварительных усилий и проб, либо приводит к тем или иным последствиям – немедленно или позднее. Стоунхендж как культовый храм прекрасно укладывался в сложившиеся представления о европейских мегалитических кругах, хотя он был, так сказать, кафедральным собором среди приходских церквей – единственным, в котором имелись трилиты и кольцо арок. Неизвестно было только, какому культу он был посвящен и какие в нем совершались обряды.
Ответить исчерпывающим образом я тогда не мог (собственно, такой ответ лег в основу одной из следующих глав этой книги) и ограничился лишь ссылкой на Каллениш, называемый «Шотландским Стоунхенджем». Это кольцо камней внутри неправильного креста на Льюисе, самом северном из Внешних Гебридских островов, показывает направления на крайние точки солнечных и лунных восходов и заходов, а его числовая символика связана с астрономией. Каллениш расположен лишь чуть южнее одной из астрономически очень важных широт – северного полярного круга Луны: в самой нижней точке своего цикла, длящегося 18,01 года, Луна буквально катится там по южному горизонту, точно так же, как Солнце в декабре у обычного полярного круга, то есть на широте 66,5°. Я рассчитал все это, пользуясь картами и планами, и опубликовал полученные результаты. Однако направления были не такими четкими, как в Стоунхендже, и сам по себе Каллениш не мог послужить ответом на многочисленные критические замечания об отсутствии следов науки Стоунхенджа где-либо еще в этой культурной линзе.
Да и вообще конкретно говорить на этой стадии о «науке» было еще невозможно. Ивонна Шварц писала: «Этим ранним британцам можно с равным успехом приписать не научное, а магическое толкование наблюдаемых явлений».[22]
О моей теории высказывались с полной беспощадностью: «тенденциозная, безапелляционная, кое-как слепленная и неубедительная», «чрезмерная убежденность», «литературная позолота», «пустые бредни».
Одна лондонская газета объявила с некоторым смакованием: «Стоунхендж… того и гляди станет грозовым центром одного из самых интригующих научных споров последнего времени… Критический обстрел уже начался». Безусловно, до признания моей теории было еще очень далеко.
Как ученый я приветствую споры и возражения – именно так протекает принятие всякой новой идеи, ее дальнейшее развитие, – но как любой нормальный человек я очень чувствителен к предубежденности. Когда в дискуссию привносится ожесточенность, в ней уже нет места логике. К счастью, значительная часть критики носила конструктивный характер.
Перед тем как опубликовать свои выводы, я, подобно «адвокату дьявола», сам критически оценил свою работу. Самопроверка – процесс для исследователя совершенно необходимый. Будучи уроженцем Британских островов, я, естественно, прежде всего подумал: «Нет, это было невозможно, погодные условия не позволили бы». Мне было очень приятно убедиться, что адвокат дьявола ошибся: в 2000 г. до и. э. английский климат был гораздо лучше нынешнего. Не нравилась мне и величина ошибок: было очень трудно понять смещение на целых два градуса – ведь речь шла о людях, которые вырубали гнезда и зубья для соединения камней с точностью до нескольких сантиметров. Меня ставил в тупик тот факт, что направления, как правило, устанавливались для дней, предшествовавших поворотам в годовом движении Солнца и Луны. Я предположил, что это объяснялось пропуском того или иного дня наблюдения. На Солнце это должно было сказаться меньше, чем на быстро движущейся Лупе. Удивляло меня и то, что я и мои коллеги-астрономы каким-то образом не заметили существования 56-летнего цикла. Возможно, это объясняется тем, что указанный цикл развертывается не равномерно, а слагается из неравных интервалов в 9 и 10 лет. Но бесспорно в качестве цикла затмений он действительно является циклом, в который регулярно укладывается смена времен года в течение очень долгого периода. (Это скоро заметили метеорологи. Они искали связь между выпадением дождя и затмениями и обнаружили, что классический саросский цикл тут не подходит: каждые 18 лет он неумолимо смещался на 11 дней, и поэтому корреляция с временами года нарушалась очень быстро.)
Иниго Джонс (1573–1652), главный архитектор королей Якова I и Карла I «Кирпич и камень рассыплются в прах, и время уничтoжuт плоды работ лучшего из зодчих, но труды ученого не исчезнут до тех пор, пока пребудут в мире разум и здравый смысл» (из анонимного предисловия к «Стоун Хенгу» Джонса).
Вопрос о Стоунхендже вызывал споры, насмешки и издевательства далеко не впервые. Еще дискуссия между Джонсом, Чарлтоном и Уэббом в XVII в. велась в самых ядовитых тонах. Уолтер Чарлтон заявил: «Фантазия мистера Джонса возымела полную власть над его рассудком, когда он на основании столь скудных свидетельств вынес приговор, будто Древнее сие Сооружение в седую старину было Римским храмом… Он (Джонс. – Дж. X.) вынужден был исказить текст (Витрувия. – Дж. Х.)… Поступок весьма недостойный… возмутительный… Позор и бесчестье…» Джон Уэбб, защищая своего покойного тестя Иниго Джонса «от недозволительных клевет доктора Чарлтона» в «Оправдании восстановленного Стоун-Хенга» обрушивается «на этого доктора», который «марает человека умершего… Его Замыслом, как видите, с самого начала было смешать ваши мысли, придуманными возражениями смутить вас и вызвать сомнения там, где по справедливости им нет места… тщеславный, легкомысленный, пустоголовый…» Что же касается древних датчан, которых Чарлтон провозгласил строителями Стоунхенджа, то, по мнению Уэбба, их искусствами были «Некромантия, Колдовство, Клятвопреступничество, Коварство, Жестокость и Тирания; они предавались Прелюбодеянию, насилию, грабежам, разбою, пиратству и кощунствам, а развлечением им служили убийство, сыноубийство, братоубийство, отцеубийство, матереубийство и цареубийство…»
Уолтер Чарлтон, доктор медицины, придворный врач Карла II «Он был прославлен в своей профессии и весьма искусен в древних языках» (из анонимного предисловия к «Стоун-Хенгу» Джонса)
Одна из причин, мешавших принять мои открытия, заключалась в привычной идее о существовании некой «оси Стоунхенджа» – прямой, относительно которой все особенности разнообразных иных сооружений должны были оказаться симметричными. Еще в 1927 г. А. И. Троттер писал: «Мы можем продолжить эту ось на северо-восток и обнаружить, что она пройдет через Копенгаген или в десяти с половиной милях от городка, в котором я живу… и еще мы можем вести о ней бесконечные споры, пока не напишем столько, что этого хватит на целую библиотеку». Представление об одной-единственной математической прямой рождает идею о том, что данное сооружение указывает на какой-то единственный объект или в крайнем случае на два – или же вовсе ни на какой, если «ось» с учетом произвольно установленных пределов ошибки ни на что не направлена. Но, увы, такой оси вообще не существует.
Принято считать, что средняя линия Аллеи более или менее совпадает с центральной осью Стоунхенджа II и Стоунхенджа III, но совпадение это далеко не точно и совершенно отсутствует для Стоунхенджа I. Пяточный камень находится почти на 2 м восточнее этой линии, а вход в Стоунхендж I – на 2,7 м западнее, из-за чего при сооружении Аллеи пришлось засыпать часть рва. Да и центры разных Стоунхенджей не совпадают один с другим. Центр кольца лунок Обри лежит на несколько шагов в сторону от центра сарсенового кольца. Эти небольшие отклонения были источником значительной путаницы. Например, снимая Пяточный камень через просвет между сарсенами № 1 и № 30, приходится смещать объектив камеры примерно на 30 см к западу от центра сарсенового кольца; только тогда отдаленный Пяточный камень оказывается точно в середине просвета. Один из «осевых» критиков сказал: «Ни одна из упомянутых выше фотографий солнечного восхода (фото 18 и 19 в книге «Разгадка тайны Стоунхенджа». – Дж. Х.) не была снята – да и не могла быть снята – ни по оси, ни из центра сооружения». Совершенно справедливо, но развивать эту идею значит попусту ломать мегалитические копья.
Фред Уиллер охарактеризовал ситуацию следующим образом: «Метод профессора Хокинса заключается в том, чтобы отбросить поиски одной-единственной оси и использовать направления, определяемые различными парами камней и лунок.[23]
Некоторая трудность возникла с вопросом о вероятности (математической). После долгих препирательств стало ясно, что попросту невозможно применить теоретическую статистику для вычисления вероятности случайной ориентации камней на определенные положения Солнца и Луны. Как заметил сэр Фред Хойл, профессор астрономии и экспериментальной философии в Кембриджском университете, это скорее вопрос интуиции, чем математики:
«Некоторые исследователи сомневались, можно ли при таком количестве позиций считать эти направления статистически значимыми. Я недавно заново рассмотрел все направления, которые обнаружил Хокинс. И я считаю, что расположение камней не случайно. Как указывает сам Хокинс, некоторые позиции особенно тесно связаны с геометрическими характеристиками Стоунхенджа, и именно эти позиции отмечают основные направления». Да, собственно, и не было нужды доказывать теорию с помощью статистики, поскольку рассматривалась только одна теория.
Вопрос о вероятности (не математической) в чисто человеческом плане сводился к обоснованности мнений, достоверности, готовности поверить. Как сказал кембриджский профессор Глин Дэниэл, выступая по телевидению: «Нет ничего невозможного в том, чтобы люди, не имевшие письменности, создали такого рода счетно-вычислительную машину, а потому, конечно, Стоунхендж не строился как попало, и, следовательно, эти пятьдесят шесть точек появились по какой-то причине. Та ли это причина, которую выдвигает профессор Хокинс, мы не знаем, но, во всяком случае, случайность тут ни при чем».
Ошибки в направлениях вызвали новую дискуссию. Я опубликовал предварительные данные, полученные с помощью аэрофотосъемки,[24] и окончательно уточненные данные.[25] Ошибки съемки и измерений были значительно уменьшены. Некоторые авторы считают, что они все еще неприемлемо велики. Но ошибка – это ошибка, она никуда не денется, и ее приходится принять.
Наиболее значительные угловые ошибки обнаруживаются в трилитах, что породило предположение, будто Стоунхендж III был построен менее точно, чем Стоунхендж I. В действительности же расположение позиций, если выразить его в мерах длины, а не в угловых, более точно в Стоунхендже III, чем в Стоунхендже I, благодаря большей компактности этого сооружения.
Сведения, приводимые в специальных статьях, сводятся к сухим цифрам, но за этими цифрами кроются не высказанные прямо предположения. С математической точки зрения выбора не существует – линия должна проходить через центры камней и лунок; но ведь в действительности наблюдатель мог стоять и сбоку. Положение камней могло быть для него лишь исходной вехой, неизменной точкой отсчета, и он, возможно, твердо знал, что ему следует отступить на столько-то шагов вправо или влево. Далее, его вполне могло удовлетворить и такое направление, лишь бы диск светила находился в промежутке между монолитами.
Он построил вокруг трилитов симметричное кольцо, и, поскольку точки захода и восхода не располагаются точно напротив друг друга, он мог примириться с небольшим сдвигом, когда Луна, например, почти касается края просвета.
Наибольшую ошибку дают сарсены № 20 – № 21, если смотреть на них сквозь трилит № 57 – № 58. Эта линия направлена на точку захода Луны в день зимнего солнцестояния при склонении +19°, но отклонение составляет 4,7°, и Луна встает почти точно на линии камней № 21 и № 58. Проверяя этот просвет с помощью данных, снятых с нового плана, я заметил, что линия от Л° 57 – Л° 58 к № 93 совершенно точно укладывается в пределы ошибок съемки. Может быть, трилиты использовались в сочетании с более древними опорными камнями? Может быть, существовала промежуточная стадия наблюдений – до того, как 30 камней были установлены вокруг сарсенового кольца? Интересно, что пары трилитов расположены параллельно длинной стороне прямоугольника, а Пяточный камень «работает» для Солнца, если смотреть на него через просвет № 55 – № 56. А № 93 только-только виден сквозь две арки – № 20 – № 21 и № 57 – № 58. Камень № 93 отмечает северную границу просвета, точную позицию зимней Луны. Можно возразить, что это случайность, объясняющаяся естественными неровностями внутренней поверхности камня трилита, и тем не менее…
Хойл[26] выдвинул относительно ошибок смелую гипотезу – они делались не случайно, а сознательно, с определенной целью. Это должно было бы восстановить доверие к искусству и сноровке строителей Стоунхенджа.
Хойл заметил, что «ошибки» в подавляющем большинстве были односторонними: позиция камня предваряла поворотную точку Солнца или Луны на горизонте. Благодаря этому наблюдатель мог точнее определить дату поворота. Если Солнце вставало над Пяточным камнем 18 июня (для удобства я пользуюсь современным календарем) и возвращалось к нему 24 нюня, то солнцестояние должно было прийтись на 21 июня.
Хойл предположил, что в счетном кольце Обри использовались четыре камня: два перекладывались против часовой стрелки, отмечая положения Солнца и Луны, а два – по часовой стрелке, для наблюдения за узлами лунной орбиты. Солнечный камень каждые 13 дней перекладывался на две лунки, а лунный камень – на две лунки каждый день с ежемесячной поправкой. Однако при использовании четырех камней число лунок Обри не обязательно должно равняться именно 56 – да и вообще какому бы то ни было определенному числу, – и Ныоэм[27] считает это «одной из главных слабостей» гипотезы Хойла.
Позднее я выдвинул умозрительное предположение, что использовался только один камень, который перекладывался каждый год на три лунки.
Умозрительные предположения неприемлемы для археологов, оперирующих только фактами, но, может быть, как заметил редактор Nature, «если министерство гражданского строительства обязано, кроме всего прочего, содержать в порядке траву, то почему бы почтенным астрономам и не попытаться отгадать, какой смысл скрывался за размещением всех этих камней?»
Английский журнал «Антиквити» организовал по этому поводу обмен мнениями. Профессор Хойл рассмотрел астрономическую теорию со своими добавлениями, шестеро специалистов выдвинули аргументы «за» и «против», а Джакетта Хоукс прокомментировала их заключения. В качестве высказывающегося № 1 я ограничился изложением сути дела: Стоунхендж: а) был солнечной и лунной обсерваторией, б) служил счетным устройством для предсказания крайних положений восхода и захода Луны на горизонте, а также затмений и в) является замечательным памятником культуры, имевшей широкое распространение.
Никто из остальных пяти не выступил с опровержением этой теории. Выступавший вторым Ричард Аткинсон писал: «Разумеется, невозможно отрицать, что они накопили много эмпирических сведений в наблюдательной астрономии, так как, мне кажется, нельзя не согласиться, что. во всяком случае, положение Пяточного камня и опорных камней, а также, собственно, и шпрота самого Стоунхенджа были определены астрономически, даже если мы расходимся в истолковании этих направлений или просто воздерживаемся от суждения». Высказавшийся третьим Александр Том. почетный профессор Оксфордского университета, писал: «…Я готов согласиться, что Стоунхендж был солнечной и лунной обсерваторией».
Теория получила – или почти получила – признание. Одинокий древний памятник уже не считался только храмом. Это была поэма в камне, звено между человеком и вращающимися небесами. Было нелегко охватить во всей полноте значение этого факта, который отражал эволюцию человека, изменение его места во Вселенной. Стоунхендж повествовал о зарождении цивилизации, об интеллекте и мироощущении неолитического человека.
Астроархеология дала толчок для новой оценки строителей Стоунхенджа. Одно крайнее мнение объявляло их «темными варварами», «практически дикарями», а другое превозносило их как гениев. «Тут трудился подлинный Ньютон или Эйнштейн». Где-то посередине между этими крайностями за ними признавался уровень достижений, сопоставимый с древним Египтом или Месопотамией, хотя в смысле количества наблюдений строители Стоунхенджа в 2000 г. до и. э. стояли выше египтян и месопотамцев и лучше понимали устройство Вселенной. Но без письменных памятников или устных преданий понять этих людей и их эпоху очень трудно. Они были составной частью зарождающейся и еще очень хрупкой цивилизации.
В 1940 г. я, английский школьник, слушал речь Уинстона Черчилля: «…даже если Британская империя, английское государство просуществует еще тысячу лет, люди все-таки будут говорить «это был их великий час…» В классе висела неизбежная карта мира с разноцветными странами, и, казалось, большинство их было окрашено в английский багрянец.
Во время воздушных налетов мы, прижавшись подбородком к коленям, сидели в узких земляных щелях, позднее в погожие дни мы высматривали «Фау-2», поднимавшиеся из-за моря, оттуда, где лежала оккупированная Голландия, но у школьников исход войны не вызывал никаких сомнении. Империя, убеждали нас учебники для младших классов, была средоточием британской цивилизации, чем-то само собой разумеющимся и вечным. Черчиллевское «даже если» прозвучало для нас как удар грома.
На протяжении истории цивилизации тоже развиваются и гибнут.[28] Их исчезло больше, чем существует в настоящее время. Римская империя пережила свой медленный тягостный финал в первые три века нашей эры. Эдуард Гиббон проанализировал ее упадок и разрушение в семи полновесных томах. Соединенным Штатам едва исполнилось двести лет, и американский образ жизни, пожалуй, еще не прошел проверки временем. Среди причин падения Рима ученые подчеркивают следующие: 1) борьбу между имущими и неимущими; 2) огромные расходы на политические кампании (чтобы добиться избрания, кандидат закладывал все свои будущие доходы, влиятельным избирателям платили назначением на государственные должности, общественные деньги растрачивались на подкупы и присваивались); 3) чрезмерное бремя обязательств за пределами собственно Рима в связи с политикой романизации; 4) отвращение к военной службе у солдат, набранных из членов общества, где господствовало материальное изобилие; 5) отсутствие творческого руководства; 6) гибель римских принципов добродетели, чистоты, простоты; 7) высокий процент разводов.
Американский историк Джеймс Брэстед был оптимистом. Согласно его убеждению, человечество завоевывало мир, создавая все более широкую и высокоразвитую цивилизацию. Оно начало свой путь в Египте и через Грецию, Рим и Европу достигло Северной Америки. Движущей силой была неуемная жизнерадостная энергия человеческой души. «Все это освещает вековой путь развития человека, и прослеживая, как он завоевывает цивилизацию, мы прослеживаем неуклонный путь вверх*).»
Эта точка зрения достигла крайней формы в теории однонаправленной диффузии из единого очага цивилизации. Все началось в Египте и (или) в «Плодородном Полумесяце» Месопотамии примерно за четыре тысячи лет до нашей эры, и «дети Солнца», светло-коричневые представители гелиолитической (солнечно-каменной) расы, разнесли плоды этого развития в самые дальние уголки земного шара. Ничто не изобреталось дважды. Ничто не было открыто независимо. Всем – наукой, цивилизацией, пирамидами, поэзией – мир обязан долинам Нила, Тигра и Евфрата. Естественный закон прогресса ведет вверх.
Другая крайность – теория множественности очагов цивилизации, подразумевающая изолированное развитие. Разные этнические группы развивали собственную культуру и цивилизацию независимо друг от друга, никак не взаимодействуя.
Освальд Шпенглер, школьный учитель из Мюнхена, рано ушедший в отставку, вообще отбросил вопрос о прогрессе. В широком обзоре европейской истории он выдвинул идею организмов. Цивилизация рождается, достигает поры расцвета и проживает свой нормальный ограниченный срок. Расцвет характеризуется творческим взрывом в искусстве, музыке, науках. Конец знаменуется изобилием, пошлостью, единым высоким уровнем материального комфорта – и больше ничем. Его взгляды ошеломили Европу, тем более что писал он в Мюнхене 1918 года, в период крушения прежнего уклада. Возможности выжить нет, заявил он. Западная цивилизация умерла, рассыпалась, как высохший цветок.
Арнольд Тойнби, английский историк, в целом придерживался сходных взглядов: цивилизация растет и прогрессирует только в результате ответной реакции на внешние воздействия, осуществляемой под руководством творческого меньшинства. В последней своей работе он выявил 26 отдельных цивилизаций начиная с древнего Египта и кончая Китаем до возникновения КНР.
Но что, собственно, означает само слово «цивилизация»? Сэмюэл Джонсон отказался включить его в свой знаменитый первый (1772) словарь, невозмутимо заявив Босуэллу, что это малораспространенный товар, который можно найти только в больших городах, преимущественно в центральных кварталах Лондона. Клайв Белл («Цивилизация», 1928) определял цивилизованного человека как наилучшего человека, отвечающего нашим представлениям о порядочности и хорошем вкусе. Китайский император отослал послов английского короля Георга III с подарками, объявив, что его цивилизованная страна не нуждается во ввозе варварских товаров.
Признавая что-то, лежащее вне его культуры, плодом цивилизации, человек тем самым избавляется от высокомерия. Вне своего квартала (Джонсон), вне собственной личности (Белл) или вне своих государственных границ. Говоря о Стоунхендже, мы должны преодолеть все эти барьеры.
Цивилизация теснейшим образом связана с техническим развитием. Гордон Чайлд обязательным признаком цивилизации считает письменность; Свен Нильсон относит к таким признакам чеканку монеты, Лесли Уайт – практическое использование какого-то вида энергии, Джакетта Хоукс – вино и ячменное пиво, а Брэстеду требуются сельское хозяйство и морские суда. Без этих атрибутов разные авторы определили бы данную культуру как не обладающую цивилизацией.
Но цивилизацию нельзя свести к тем или иным исчерпывающим признакам. Исключения составляют здесь правило. Стоящий особняком Клод Леви-Штраусс заявляет, что началом культуры является юридическое и социальное запрещение кровосмешения. Это определение ставит в несколько двусмысленное положение племя Авраамово и полностью исключает египетских фараонов и перуанских инков, которые брали в жены родных сестер.
Большинство авторов единодушно считает обязательным условием цивилизации обработку земли. Нам известно, что в США сельское хозяйство не слишком заметно за ширмой городских магазинов, но тем не менее оно остается одним из столпов американской культуры. Выращивание продуктов питания создает ту экономическую базу, которая определяет уровень жизни данного общества. И люди, возглавлявшие социальную и политическую его систему, очень рано поняли, что именно эта статья национального валового продукта легче всего поддается налоговому обложению. Первые арифметические правила были установлены в связи с необходимостью вычислять, какой процент полагался жрецам – 10, 20, а иногда и 50 (избыток, который отчуждался в пользу «творческого меньшинства» Тойнби!), и это порождает еще одну аксиому: без налогов нет цивилизации!
Однако в течение большей части своего существования человек был охотником. При малой численности населения систематические кочевки за стадами дичи давали охотничьей орде потребное количество еды. Эта форма культуры обеспечивала необходимые пищевые ресурсы и более того – достаточный досуг на стойбище. Рабочая неделя охотничьих народов составляла два-три дня. Культура ранних строителей могильников в центральных и восточных областях Соединенных Штатов была охотничьей. Строители эти достигли того уровня групповой организации, который вполне можно подвести под определение цивилизации. И при этом без сельского хозяйства!
Письменность – вот еще один, по общему мнению, обязательный атрибут. Герберт Уэллс, автор 97 книг и пьес, подчеркивал необходимость писаного слова – до его появления общины Старого Света были лишь «квазицивилизованными»! Из-за трудностей трактовки загадочных письмен майя и тайного языка веревочных узлов кипу у инков Уэллс отнес Новый Свет к категории «первобытных цивилизаций». Поскольку мы пользуемся письменностью (и я сам прекрасно сознаю, что в эту минуту вожу пером по бумаге), мы ждем того же от любой цивилизации. Письменность – это связующее звено между индивидуальными сознаниями. Мы не можем представить себе иного способа обмена мыслями и идеями, сохранения законов и истории. Но ведь личные письма постепенно уступают место почтовым посылкам с магнитофонными кассетами, и позвонить по телефону легче, чем написать письмо.
Культуры без письменности существуют и сейчас, как существовали они и в прошлом. Этнограф, сталкиваясь с племенами, еще ведущими первобытный образ жизни, открывает поразительное богатство устных легенд, социальных законов и философских представлений. Часть своего наследия Запад получил из дописьменного прошлого, когда появление письменности позволило перенести на пергамент народные баллады, мудрые пословицы и издревле хранимые знания. Греческие философы считали письменное слово грубым выставлением истины напоказ – лучшее хранится в сердце и уме.
Основа всякой цивилизации преходяща и может рассыпаться прахом. Даже предметы материальной культуры хрупки и легко уничтожаются, а наша эра разрушительна как никакая другая. Нам трудно вообразить стабильное общество, не знающее перемен. Наше поколение живет переменами. Археолог, раскапывавший пещеры Лез-Эйзи во Франции, был поражен единообразием своих находок. Слой за слоем содержал одни и те же орудия. Сотни поколений людей жили, любили и умирали точно так же, как их предки. И тем не менее этот уклад жизни оказался очень непрочным. Он рухнул из-за легкого нарушения экологического баланса.
Мне самому довелось наблюдать, как система давних обычаев исчезла без всякого следа всего за несколько лет. Особенно чудесным климатом в Испании отличается один уголок побережья у подножия гор к западу от Малаги. До того, как там был построен аэропорт, добраться до этого costa del sol – солнечного берега – было не слишком просто. Укромное селение, о котором я веду речь, ютилось у самой воды – два-три ряда белых домиков поближе к лодкам, приносящим пропитание. Погода была неизменно солнечной и теплой; разве что зимой разразится шторм-другой или полмесяца идут затяжные дожди. Но это было исключением. Рыбаки каждый вечер спокойно уходили в море и возвращались с порядочным уловом. Рыбу можно было обменивать на овощи, ткани и вино. Шторм бывал самым тяжелым событием в году. Одни, напившись густого красного вина, спали почти без просыпу, пока погода вновь не прояснялась, другие утирали слезы, глядя на лодки, бесполезно стоящие у берега. Это была устойчивая культура, не без своих радостей, с богатым прошлым, которое, впрочем, вспоминалось лишь смутно. Мы были знакомы с жителями селения и знали их обычаи. Песни, которые тогда раздавались там все время, были смесью мавританских и испанских романсов, передававшихся из уст в уста с тех пор, когда последние мавры еще не покинули Испанию. Одна из песен распевалась на рождество, как традиционный рождественский гимн, под аккомпанемент тамбурина и своеобразного гудящего инструмента, представлявшего собой выдолбленный пальмовый пень, обтянутый барабанной кожей, по которой водили мокрой бамбуковой палкой. Понять слова, несомненно, сильно изменившиеся за столько веков передачи в устной традиции, было нелегко: «Ах, взгляните, как пьют рыбы в реке. Пьют и пьют и возвращаются, чтобы снова напиться. Рыбы в реке, чтобы взглянуть, как рождается бог…»
– А где эта река? – спросил я певца.
– Далеко отсюда. Там, где вода пресная. В Фуэнхироле.
Эта река находилась всего в полутора километрах от того места, где мы стояли, а потому я не спросил, как собирался: «А какой бог?»
Праздничным вечером в парадную комнату домика набивались все, кто только мог, чтобы попеть и потанцевать. Дети в ночных рубашонках сидели на шкафах и комодах, созерцая веселье, хотя им давно полагалось спать.
Некоторые из местных обычаев вряд ли пришлись бы по вкусу поборникам женской свободы. Община была очень патриархальной, но кое-что в ней, возможно, сохранялось еще со времен матриархата. Одна женщина призналась нам, что очень бы хотела носить короткую юбку или esta,[29] добавила она, кивнув на шорты моей жены, но это возмутит все селение. Пойдут сплетни, ее близкие не будут знать, куда девать глаза от стыда. В самые-самые жаркие дни бабушки купались в море. Купались они одетыми – в длинных черных платьях и со всеми нижними юбками. Случалось такое купанье не чаще двух-трех раз в году и тоже было праздником.
Это была настоящая мини-культура, лишенная руководства, которое творчески отозвалось бы на внешнее воздействие в духе Тойнби. Появился аэропорт, а с ним реактивные самолеты, песеты, доллары, английские фунты. Начался строительный бум, и за два-три года селение преобразилось. Глашатаем перемены стал мотороллер. Рыбак, живший напротив домика, где мы проводили свободные дни, со всеми подробностями поведал своим друзьям, как эта машина куда быстрее осла увезла его за многие километры в то место, где он обучался строительному ремеслу. Он сидел в вымощенном кварцем узком переулке, а его жена отмывала мотороллер, после чего машину торжественно вкатили на ночлег в парадную комнату, выложенную гранадской плиткой. Затем зафыркали новые мотороллеры, еще и еще, появились радиоприемники, телевизоры, интерес к рекламе, заброшенные лодки, эспланада для прогулок над морем, домики были снесены, очистив место для многоэтажных отелей, а новоявленных строителей с их семьями переселили на задворки селения.
Ничего плохого тут, конечно, не было; это считалось прогрессом. Материальное положение местных жителей улучшилось; впрочем, такой заметный шаг вперед затем заметно подпортила сильная инфляция. Да, прогресс! Но этот случай отлично иллюстрирует хрупкость культурного уклада. Что-то при этом погибло безвозвратно.
Я не социолог, но по временам я размышляю о том, возможно ли сохранить культуру, которой грозит опасность? Каким способом? Да и мыслимо ли это вообще? Есть ли смысл создавать «национальные заповедники культуры»? Обширные районы, которые строго сохранялись бы и куда посетители приезжали бы полюбоваться особым образом жизни, как любуются они красотами природы, например, в Йосемитском национальном парке? Нет, по такие, как индейские резервации XIX в. То были гетто, слишком тесные, слишком бедные естественными ресурсами, чтобы в них могла сохраняться индейская культура. Да и стояла за ними ожесточенная вражда между переселенцами и индейцами. И не городки-музеи народного быта вроде Плимут-Плантейшен или Вильямсберга. Нет, это очень хорошая идея, находящая превосходное воплощение, но культура тут воссоздается словно на сцене, а не живет живой жизнью. Члены амишевской секты меннонитов и пенсильванские немцы сохранили свой уклад, несмотря на натиск новой материальной культуры. У них есть объединяющий их стержень религиозных и социальных понятий. Для них культура, лежащая вне пределов их общины, остается чуждой. Как-то я заговорил с женщиной из амишевской секты. На ней было длинное серое платье, стоптанные ботинки и белый чепчик. Случилось это в августе, и она нарвала для моей жены целую корзину спелых кукурузных початков. Когда мы предложили ей деньги, то услышали в ответ: «Господь в нынешнем году послал нам поистине обильный урожай, а потому мы должны и другим уделять от его щедрот».
Чистые гуманисты пытаются разграничить техническое развитие и цивилизацию, материальные и духовные ценности. С точки зрения материальной культуры человечество с каждым шагом в будущее становится все менее примитивным. Мы наблюдаем прогресс от руки к мотыге, затем к конному плугу, затем к трактору. Музейные витрины демонстрируют нам прогресс в чисто техническом смысле слова: рубило, копье, стрела, пуля, ядро, бомба, ракета с ядерной боеголовкой. Ну, а нематериальные явления, которые перечислил профессор Колумбийского университета Джеймс Робинсон, – религия, язык, верования, мораль, эстетические понятия, все проявления человеческого духа и разума? Они ведь тоже мерило человека.
Пещерные рисунки, созданные в те времена, когда климат в Европе был не лучше гренландского, по общему мнению, ничем не уступают лучшим шедеврам, когда-либо созданным человечеством. Современный английский скульптор Генри Мур опирается в своем творчестве на искусство каменного века. Он сам говорит, что источником его вдохновения была «изумительная, любовно вырезанная девичья головка величиной с ноготь большого пальца», возраст которой определяется в 20 тысяч лет. Пикассо в своих вазах-лицах лишь повторил утраченное искусство Перу и Центральной Америки. Неграмотный Гомер все еще считается одним из лучших поэтов мира.
Я сам видел наскальные рисунки в пещере Ла-Пилета («Маленькая купель») в окрестностях Ронды, прилепившегося на обрыве крошечного городка, который послужил фоном для многих рассказов Хемингуэя о гражданской войне в Испании. Пещера эта очень глубока, она уходит на несколько сот шагов в глубь известняковой скалы и на полсотни метров вниз. Знаменитый аббат Брейль исследовал ее с помощью фонаря и веревки, на манер Тома Сойера. Так легендарный Тесей отправился в Кносский лабиринт, чтобы убить Минотавра, чудовищного человека-быка царя Миноса. Чтобы найти обратный путь, он разматывал клубок. Конец нити держала красавица Ариадна.
– Эти рисунки сделаны совсем недавно, – заявил я сторожу, который в сопровождении белой собачонки поднялся со мной из деревни, чтобы ржавым ключом отпереть обитую железом дверцу. Штрихи черного древесного угля и красная краска выделялись на стене так, словно их нанесли острой палочкой всего лишь накануне. Сторож даже растерялся, но я не первый усомнился в их подлинности. Могут ли черта на стене, отпечаток ладони сохраняться совершенно свежими в течение 20 тысяч лет? Тут мы непосредственно соприкасались с художником, который мыслил и работал вне нашей цивилизации. Первые пещерные рисунки были найдены в 650 км к северу от того места, где я стоял в ту минуту, в Альтамире. Вход в пещеру, заросший кустами, открыла собака, загнавшая туда лису. Позднее, в 1879 г., археолог-любитель Марселино де Саутуола раскапывал летом отложения у ее входа. Его двенадцатилетняя дочь играла, укрывшись от солнца в прохладной тени пещеры. Внезапно она выбежала наружу и потянула дона Марселино за собой в бледный сумрак под каменным сводом: «Быки! Посмотри, папа, быки!» Они были на потолке – яркие, полные жизни и движения. Но не те быки, которых закалывают матадоры, а бизоны, давным-давно вымершие в Западной Европе. Археологи не поверили. Человек палеолита, раннего каменного века, не был способен создать эти рисунки! Пещеру осмотрели специалисты, ее посетил испанский король. Саутуола упорно отстаивал свою теорию. Невероятно! Немыслимо! Подделка! Шестнадцать лет спустя в местечке Ла-Мут, неподалеку от Дордони во Франции, были вновь найдены рисунки. Вход в пещеру был завален много веков назад. Вторая пещера! Одну находку можно было игнорировать, но вторая произвела в науке переворот. Скептики опять начали рассматривать рисунки и проводить сравнения. Роль арбитра в споре была поручена делегации конгресса французской ассоциации развития наук. И она признала, что это искусство, несомненно, восходит к палеолиту. Теория Саутуолы получила всеобщее признание.
Рис. 11. Мамонт, нарисованный с натуры (пещераПеш-Мерлъ, Франция).
Это искусство распадается на периоды и стили – искусствоведы классифицируют пещерные рисунки совсем так же, как музейные картины. В пределах одного стиля эти рисунки обладают эстетическим единством, не зависящим от географического местоположения и времени, и отражают, так сказать, две школы – реалистическую и абстрактную. Пещерная живопись своеобразна, оригинальна, и ее, подобно, например, стилю импрессионистов или голландских мастеров, можно копировать, ей можно подражать, но улучшить ее нельзя. Абстрактные узоры палеолита вполне годились бы для современных тканей или стенной росписи. Среди рисунков встречаются изображения сказочных существ – северных оленей с перепончатыми лапами, медведей с волчьими головами, колдунов в масках, людей-духов. Эти образы художники черпали не из действительности, но из собственной фантазии. Пещерное искусство процветало в Испании, во Франции, в Швейцарии в течение тысячелетий – вдохновенное самовыражение кроманьонцев. И вдруг почти мгновенно, т. е. по стрелкам геочеловеческих часов, художники перестают творить. На смену пещерной живописи приходит выродившееся раскрашивание гальки охрой. И все. Зачем они создавали эти рисунки? Если это был творческий процесс, приносящий эстетическое наслаждение, значит, создавая их, человек тем самым доказал свой высокий интеллект. Вдохновенное искусство, взлет, уровня которого достигали, но которого не превзошли более поздние поколения, – несомненный признак культуры и цивилизации, уменья ценить искусство ради него самого. Одна школа мысли придерживается именно такого толкования. Или надо искать в этих рисунках какую-то утилитарную основу? Другая школа называет пещерную живопись «четвертичной магией» (четвертичный период – это последний геологический период, который начался 600 тысяч лет назад и еще длится теперь). Некоторые рисунки изображают охоту и размножение животных. Бизоны на них утыканы стрелами и копьями, глиняная фигура медведя изборождена вдавленностями (может быть, они оставлены копьем?). Изготовление фигуры животного и нападение на нее давало магическую власть над этим животным. Ведь и в нашем цивилизованном обществе встречаются люди, которые втайне верят, будто все их несчастья происходят оттого, что какой-то враг вылепил их фигурку и втыкает в нее булавки. Есть еще теория, полагающая, что рисунки эти были вдохновлены давно забытой ныне, но когда-то величественной религией; аналогией тому служит византийское искусство. В Ла-Пилете я заметил, что некоторые рисунки явно не предназначались для всеобщего обозрения. В больших гротах имелись узоры и сцены с животными, однако лучший шедевр, рисунок «жеребой» лошади, был сделан на гладкой изогнутой стене в узком ответвлении основного коридора. Этот факт можно истолковать двояко. То ли мы сталкиваемся тут с высшим проявлением «искусства для искусства», вроде творчества скульптора, с которым я познакомился в Гибралтаре, – его мастерская была полна изящных бюстов и интересных абстракций, но он предпочитал никому их не показывать. То ли здесь перед нами магическое заклинание, могучее и грозное, скрытое от посторонних глаз в потайной нише.
В этой пещере я увидел абстрактные узоры, заинтересовавшие меня как ученого, – короткие черточки, объединенные в группы по пять, по шесть или больше. Такие группы были соединены продольной чертой сверху или перечеркнуты поперек, как делаем и мы в наши дни, когда проверяем количество чего-либо группами по пяти. Они что-то считали? А змеящиеся цепочки точек, красных и черных, а потом «звезды» и «солнце с лучами»? Может быть, это календарные астрономические метки? Может быть, мастер-художник умел пользоваться числами? Мысль не менее ошеломляющая, чем первое открытие рисунков. Ведь это свидетельствовало бы об умственном развитии, далеко выходящем за пределы того, чего требует простая охота. Число – это четкое и несомненное доказательство высокой степени развития мышления. Эти числовые метки будут рассмотрены в одной из последующих глав.
Что касается Стоунхенджа, то здесь решающим вопросом был интеллект строителей (или его отсутствие), иначе говоря, их творческий потенциал. Джакетта Хоукс не обнаружила никакого сходства между обсерваторией-компьютером на Солсберийской равнине и примитивными жилищами неолитической Англии. В этих жилищах нет никаких следов интереса к искусству, ничего идущего хоть в какое-то сравнение с пещерной живописью или фигурками из кости. Однако сам Стоунхендж – это художественное творение, высший взлет архитектурного искусства. Подобно древним египтянам и индейцам майя эти люди отдавали всю свою художественную сноровку храму, а не жилищам.
Строители Стоунхенджа продемонстрировали то, что кембриджский профессор Грехем Кларк назвал «самосознанием». Несмотря на скудость технических средств, они испытали потребность воздвигнуть гигантское сооружение, без которого, строго говоря, могли бы и обойтись.
Человек может считаться культурным и цивилизованным, только если он осознает время и его неумолимый ход. Тогда прошлое превращается в наследие, передающееся потомкам в мифах, легендах и сагах. Настоящее приобретает четкость, как живая среда обитания, и появляется будущее – великое, неизбежное, неведомое, но несущее надежду на то, что его удастся подчинить. Осознание себя и окружающего мира порождало тревогу, потребность в знаниях – эмпирических и теоретических. В предметах материальной культуры, которые дошли до нас, это осознание не запечатлелось, но несомненно оно должно было быть очень глубоким. Как утверждает Кларк, «остается открытым вопрос, не был ли доисторический человек как индивид менее невежественным, чем современный, поскольку прогресс в знаниях осуществлялся через специализацию, то есть на узких фронтах». Каждый из нас знает все больше и больше о все меньшем и меньшем. В настоящее время никакой интеллект не в состоянии охватить и постигнуть сложнейший конгломерат современных знаний. И между специальностями возникают обширные поля незнания. Физики все еще спорят о природе времени: движется ли оно с постоянной скоростью или его можно обратить вспять?
В самолете я читал журнал – научно-фантастический рассказ. Некий человек изобрел телевизор, принимающий прошлое. Он настраивался по отрицательной оси времени. Первую остановку герой рассказа сделал в двухтысячном году до нашей эры на Солсберийской равнине. Он следил за обсуждениями, проектированием, строительством. Его телевизионный временной зонд давал неизбежные вспышки лазерных лучей большой мощности. При каждой вспышке группа жрецов оборачивалась, указывала пальцами и рассчитывала направление. Время удалось обратить вспять – по крайней мере в воображении писателя-фантаста.
Реактивный лайнер Дуглас-10 летел в Лондон. Английская телевизионная компания организовала дискуссию между различными специалистами в областях, затронутых в этой главе, – специалистами по археологии, первобытной истории, антропологии. Между единомышленниками и противниками. Общие и частные обсуждения. Из-за срочной и неотложной работы я летел только на субботу, с тем чтобы вернуться в воскресенье.
Режиссер был доволен программой. Запечатленная на пленке, она была благополучно убрана в кассету, чтобы в безопасности дожидаться дня и часа передачи. Он еще раз обсудил некоторые подробности и восполнил два-три пробела в пояснениях. Мы сидели в зале ожидания лондонского аэропорта Хитроу.
– По-моему, это увлекательнейшая история. И она приобретает стройность. Стоунхендж… Каллениш… Эти ряды камней во Франции…
– Да, – сказал я. – Тема многоплановая, она становится все сложнее и глубже, вторгаясь в области разных наук. И надо бы почаще проводить подобные дискуссии. Столкновение различных взглядов было очень полезным.
– А вы бывали в Перу?
– Нет, – ответил я.
– Знаете, эти узоры в пустыне… чрезвычайно интересно. Очень древние, неизвестно даже, насколько древние. Полная тайна. Может быть, их оставили инки, а может быть, они были там еще и до них. Но, во всяком случае, какая-то доколумбова культура.
– Я знаю, их называют древним календарем пустыни, – ответил я. – Возможно, они носят научный характер и как-то связаны с майя. Исчезнувшая цивилизация. Измерить сотни этих линий и вычислить их ориентацию было бы весьма нелегкой задачей.
– Кому-нибудь надо бы этим заняться, – заметил режиссер.
– Уж если заниматься, то всесторонне. Съемка с воздуха. Визирование по расположенным на земле вехам. Археологические раскопки, прослеживание данных. С этими высокогорными пустынями шутки плохи. Потребуется целая хорошо подготовленная экспедиция – вьючные мулы, проводники. Международное сотрудничество…
Мне пришлось прервать мои мысли вслух – объявили посадку на бостонский рейс. Пять тысяч двести километров через северную Атлантику. А сухая пыльная Наска лежала еще в шести тысячах километров к югу, и километры эти казались тогда непреодолимыми.
6
Тайна пустыниЧтобы остановиться в Лиме, американец может выбирать между отелями «Крийон» и «Боливар». Отеля «Инка» в Лиме нет.
Франсиско Писарро, завоеватель Перу, разметил будущие площади и улицы Лимы, а также заложил первый камень ее собора в один и тот же день – 18 января 1535 г. Для своего «Града королей» он выбрал бесплодную местность под Сан-Кристобалем. И еще сегодня трамваи следуют колышкам Писарро, катя по улицам, где над пальмами торчат балкончики по моде времен испанского владычества. А сенат заседает в бывшей тюрьме инквизиции.
Лима показывает нам, как рождаются легенды. Некогда через реку Апуримак, высоко в Андах, был перекинут вошедший в историю висячий мост инков. Прежде чем спуститься с гор, река Апуримак меняет свое название на Эне, а затем на Тамбо. Мост этот предположительно построил верховный Инка Рока около 1350 г. на царской дороге, которая вела от Куско к северным территориям (но не в Лиму, как указывают некоторые хронисты, – ведь Лимы тогда еще не было). Дороги инков, предназначенные для пешеходов и мулов, были тем же, чем римские дороги, по которым неслись колесницы, – артериями снабжения и связи, пронизывавшими огромную империю, путями для новых завоеваний. Перуанские инженеры прекрасно знали свое дело. Подвесной мост поддерживался канатами толщиной в человеческое туловище. На одной стороне канаты эти были завязаны вокруг деревянных балок сторожевой башни, а на другой прикреплены к утесу. Их обновляли каждые три года, а в башне, точно сказочные тролли, жили постоянные хранители моста, чинившие и оберегавшие его. Он был надежен, безопасность его гарантировалась самим императором, а выйти на него можно было только через длинный туннель, пробитый в скале. Этот мост был столь же загадочным, сколь и эффектным. Тысячи и тысячи людей переходили по нему ущелье – воины, священнослужители, мулы, навьюченные серебром, хронисты, владеющие искусством письма. Сьеса де Леон определил его длину в 250 футов. Гарсиласо де ла Вега – в 600 футов. Сэр Клемент Маркхем считал, что его длина равнялась 90 футам, а высота над дном ущелья – 300 футам. Американский лейтенант Ларднер Гиббон назвал цифру в 324 фута. Наконец сказала свое веское слово рулетка: длина 148 футов (45,5 м), высота над рекой – 118 футов (36 м). Вот как сложно определять расстояние на глаз.
В знаменитом романе Торнтона Уайлдера «Мост короля Людовика Святого» описывается плетеный висячий мост, перекинутый через глубокое ущелье, – лесенка из деревянных плашек с перилами из сухих лоз. Это был лучший из мостов Перу, и «приезжих всегда возили из Лимы поглядеть на него». Когда он рухнул «в полдень, в пятницу, 20 июля 1714 г.», пять человеческих фигурок, кувыркаясь, упали в ущелье и нашли там смерть: донья Мария маркиза де Монтемайор – «предмет поклонения ее города и солнце, восходящее на западе», ее горничная – маленькая сиротка Пепита, дон Эстебан, дядюшка Пио и мальчик Хаиме, незаконнорожденный сын актрисы Камилы по прозвищу Перикола. Брат Хунипер вышел из-за утеса на краю ущелья как раз в тот миг, когда мост оборвался, и в голове у него мелькнула мысль: «Или мы живем случайно и умираем случайно, или наша жизнь и наша смерть – часть какого-то общего плана».
Виктор фон Хаген, уроженец Миссури, по поручению Американского географического общества прошел царской дорогой инков, «широким путем Солнца», и остановился на краю головокружительного зияющего провала, к которому вел сквозь скалу 75-метровый туннель. В его боковой стене были пробиты отверстия для вентиляции. Вот и площадка, с которой начинался мост. Здесь полуденный ветер ударил в ущелье, и плетеные канаты свились, как змеи. Здесь воздух наполнился гулом, точно лопнули тысячи струн, и беспомощные муравьи полетели вниз навстречу гибели. На противоположный обрыв падала узкая тень, и казалось, будто мост все еще висит тут. Фон Хаген был убежден, что мост короля Людовика Святого находился именно здесь. И из соседней асиенды Эстрелья он написал об этом автору романа. Уайлдер ответил: «Будет лучше, фон Хаген, если я не стану возражать и ничего не скажу…»
Если фон Хаген был прав, то Уайлдер воспользовался правом писателя на художественный вымысел. Канат моста над Апуримаком перегнил некоторое время спустя после 1890 г., и мост рухнул более чем через полтораста лет после 1714 г., а 20 июля в 1714 г. приходилось (по новому календарю католиков Лимы) на среду, а не на пятницу, как утверждает Уайлдер. Когда прогнутая плетеная тропа упала в бездну, жертв не было: через ущелье в тот момент не переходил никто.
Написав в 1927 г. свой роман, Уайлдер тотчас сотворил легенду. Жители Лимы «опознали» мост, как тот, который перекинут через сухое речное русло в сотне-другой шагов от президентского дворца на Пласа де Армас. Он называется «Пуэнте ди Пьедра» – Каменный мост. Нашли они и дворец Периколы – здание колониальных времен, расположенное в красивом саду в трех автобусных остановках от моста. Донья Камила – Перикола – раскаялась в своих прегрешениях и стала монахиней. Брат Хунипер после пыток был сожжен инквизицией за его еретическое утверждение, будто наша жизнь определяется либо божественным планом, либо капризом природы, что и требовалось доказать. Уайлдер через вымышленного брата Хунипера ввел в обиход западного мира новую идею – нелегкое дело, когда речь идет о целой цивилизации.
Для меня дилемму с выбором отеля разрешил Тони Моррисон, свободный художник, фотограф и путешественник. Он был известен и как кинорежиссер, специализирующийся по южноамериканским тропикам; он снимал обитателей девственного леса Ману к востоку от Куско. Мы договорились с ним встретиться в баре отеля «Боливар».
Я увидел худого человека в серовато-голубом костюме с полосатым галстуком, несомненно привыкшего к жизни в походных условиях. У Тони голубые глаза, лицо, иссушенное ветром и солнцем, и волосы цвета перуанского песка. Я смотрел, как он пьет местное пиво, и думал о том, что мало подходит он к этим высоким лепным потолкам, электрическим вентиляторам и псевдомавританской плитке. В шортах цвета хаки и рубашке с открытым воротом он выглядел бы куда естественнее. Тони исколесил на джипе всю Южную Америку, от Юкатана до Огненной Земли, и знал перуанские пустыни как свои пять пальцев.
Мы перешли в салон к большому столу, на котором можно было разложить карты и аэрофотоснимки – большие, глянцевые, контрастно напечатанные. Земля на них была черной, в белых штрихах – прямоугольники, клинья, длинные слабые линии и черные пятна, расположенные в геометрическом порядке.
– Какова длина этих линий? – спросил я.
– Восемь километров и больше.
– А прямоугольники?
– Тысяча шагов на девяносто.
– А что это за черные пятна?
– Кучи аккуратно сложенных камней. Вот тут, видите, куча у конца прямоугольника. Это настоящий каменный пригорок – шагов сорок в поперечнике и высотой почти в метр. От него расходятся линии. – Тони показал эти линии на фотографии (см. фото XVI). – В некоторых местах такие кучи расположены рядами, словно они размечают сетку или какой-то тип решетки.
Фотографии манили своей загадочностью. Какого труда потребовало создание этих узоров в бескрайней пустыне! Тони сравнил эти геометрические фигуры со взлетными дорожками на аэродроме Кеннеди. Но, само собой разумеется, линии эти очень стары, восходят к доисторическим временам, и разные археологи относят их кто к 1000, кто к 2000, а кто и к 3000 г. до и. э.
Человек европейского склада ума немедленно задается вопросом: «Для чего служили эти линии?», поскольку пуританская этика рассматривает труд почти как священную добродетель, но только при условии, что труд этот целенаправлен. Эти линии были обнаружены незадолго до начала второй мировой войны, и для их объяснения была выдвинута одна-единственная теория, что они представляют собой астрономический календарь. Возможно, что каждая линия направлена на какую-то звезду, Луну или Солнце. В те дни, когда они проводились, человек наблюдал, как звезда «икс» поднималась над горизонтом у конца данной линии. Или Солнце, или Луна, или группа звезд, или еще какое-нибудь небесное светило.
В главе «Книги, которые еще не написаны», заключающей книгу «Боги, гробницы, ученые», К. Керам взволнованно пишет: «Профессор Козок утверждает теперь, что он открыл величайший астрономический атлас мира… Он даже верит, что некоторые из этих линий определяют движение звезд. Если он прав, то перед нами открываются новые свидетельства культурных достижений пародов, населявших Анды в древности, достижений, которые возбуждают не меньшее удивление, чем государственная система инков, уничтоженная Писарро, так же как Кортес уничтожил государство ацтеков».
Стоунхендж функционировал как календарь, не служивший для счета дней, но отмечавший времена года, когда Солнце восходило на том или ином месте между камнями. И линии в пустыне, как предположил Козок, могли указывать на точки летнего и зимнего солнцестояния и отмечать смену времен года.
Географически северная граница Перу лежит всего лишь в 15 км от экватора, и различия времен года там невелики. Но все-таки зима и лето отличаются друг от друга, особенно в южной части страны. Наска, ближайший к интересующим нас линиям центр древней культуры, находится на 15° ю. ш. И не исключено, что уменье определять время солнцестояния имело какой-то практический смысл, служило чисто житейским целям. Исследование вполне могло показать, что линии указывают на точку восхода Солнца.
Звезда в течение всего года восходит в одной и той же точке горизонта. Если какая-то линия указывает на точку восхода Сириуса, «звезды-собаки», спутницы охотника Ориона, то Сириус взойдет в этой точке и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. Но каждый день он будет восходить на четыре минуты раньше, чем накануне, по мере того как звезда потихоньку продвигается вперед, догоняя Солнце.
Это смещение звезды относительно Солнца чисто кажущееся. Вызывается оно тем, что Земля ежегодно делает один оборот вокруг Солнца. Звезды – это, так сказать, фон. Мы можем представить себе, что Солнце ежедневно сдвигается на градус влево, или что звезды сдвигаются на градус вправо. Но и то и другое лишь видимость, а зрительные доказательства, как убедился Отелло, бывают обманчивы. На самом деле движется Земля, совершающая свой путь сквозь космическое пространство но сложной траектории, слагающейся из ее орбитального движения вокруг Солнца и движения самого Солнца.
Если заметить время восхода (или захода) звезды, его можно использовать для календаря, отсчитывающего время года, – для календаря, измеряемого не обычными стенными часами, а с помощью циклических явлений природы. Там природным показателем времени является совпадение восхода определенной звезды с восходом Солнца, так называемый гелиакальный восход. Древние египтяне на протяжении многих столетий наблюдали небо в ожидании гелиакального восхода Сириуса, ток первой зари нового дня, когда Песья звезда на мгновение появлялась в золотом сиянии восходящего Солнца. Это было календарное событие, связанное с днем летнего солнцестояния.
Исследование могло показать, что линии в пустыне Наски направлены на точки восхода определенных звезд. При расчетах следовало учитывать прецессию.[30] Медленное круговое движение конца земной оси сдвинет звезды с линии уже на протяжении жизни одного поколения.
Священники-хронисты, прибывшие в Перу вслед за Писарро, упоминают, что солнечный бог инков сменил лунного бога предшествующей цивилизации. Некоторые перуанские индейцы еще в эпоху Писарро утверждали, что лунный бог более могуч, чем солнечный, и обосновывали это утверждение следующими логическими доводами: Луна видна и днем, а не только ночью, Луна обладает властью менять свою форму, Луна затмевает Солнце, а Солнце Луну затмить не может. Таким образом, линии, проведенные в эпоху, предшествующую инкам, могли указывать и на эту всемогущую Луну.
Но на что бы ни указывали линии – на Солнце, на Луну или на звезды, – они одинаково могли служить астрономическим календарем, помогая установить урочное время религиозных праздников, время сева и время урожая, а также тот важнейший период, когда высоко в Андах выпадают дожди, наполняющие пересохшие речные ложа животворной водой. Календарь в пустыне – такова была теория, которую предстояло проверить практически. Для этого нам нужно было обмерить линии, произвести аэрофотосъемку и получить в свое распоряжение компьютер.
Мы продолжили разговор в обеденном зале. Мне говорили, что Тони удивительно тонко чувствует Южную Америку и ее древнюю культуру. И это полностью подтвердилось. Его рассказы можно было слушать без конца, а блюда, которые он рекомендовал, и выбор вин не оставляли желать ничего лучшего. Мы встали из-за столика и перешли туда, где на серебряных блюдах (послеинкского периода) в центре устланной красным ковром комнаты был поставлен десерт. А в моем воображении элегантный костюм Тони сменился на поношенное хаки, его ботинки желтым слоем покрыла пыль. Стол с десертом превратился в груду черных и красных камней, а плафоны над головой преобразились в пылающие солнца. Тони предстояло снимать экспедицию. После монтажа этот цветной, хотя и немой фильм предполагалось показать по английскому телевидению. Мое задание было совсем другим: собрать материалы и проверить гипотезу о календаре, в котором использовались направления на звезды. Мне предстояло взять на себя в астроархеологии часть «астро».
В пустыне уже работала под эгидой Национального географического общества группа, производившая предварительные измерения, – астрономы, топографы и геологи.
Я обратился в отдел воздушной разведки перуанских военно-воздушных сил – «Сервисьо аэрофотографико насьональ» (САН). Связь осуществлялась через Перуанский геофизический институт. В штаб-квартире САН в уютном пригороде Лимы офицеры очень увлеклись возможностью использовать новейшее оборудование для разрешения древней загадки. Они с упоением описывали только что полученный из Франции новейший истребитель «Мираж» – «Ла Пренса», – но, конечно, съемки следовало производить с обычного, не столь стремительного самолета. Нормальная фотограмметрическая программа: два последовательных снимка, стереопроекция в приборе, а затем точная карта.
Мы просмотрели предварительные съемки района Наски в Пампа-Колорада, где находятся эти линии. Киномеханик вставил в аппарат две пленки и протянул мне стереоочки с красным и зеленым стеклами. Я увидел четкое рельефное изображение местности. Пампа-Колорада представляет собой ровное плато в предгорьях Анд, прорезанное с севера долиной реки Инхенио. Трансамериканское шоссе пересекает плато и петлями круто спускается в долину, глубина которой на стереографическом изображении была явно преувеличена. Голые Скалистые горы выглядели безжизненными.
Мы выехали из Лимы на юг по Трансамериканскому шоссе. Вначале оно называлось «аутописта» – «скоростная трасса», но через 50 км современное широкое восьмирядное шоссе постепенно сузилось в ухабистую асфальтовую дорогу, где только-только могли разъехаться две встречные машины. Однако, если шоссе и изменилось, скорость осталась прежней – очень и очень большой!
Это шоссе, протянувшееся через всю Южную Америку, является для нее примерно тем же, чем Нил для Египта или шоссе Санта-Фе – для Западного побережья Северной Америки. Оно связывает между собой города и деревушки, разбросанные между Андами и Тихим океаном, способствуя торговле, обеспечивая им связь с остальным миром. Нынешнее шоссе во многих местах соседствует с древней дорогой империи инков. Однако оно в отличие от Нила не приносит деревням то, в чем Перу больше всего нуждается, – воду.
Не орошаемые дождями холмы и долины раскинулись бесплодные и обнаженные, как на Луне, – истинный рай для геологов. Гряда красного песчаника километр за километром остается именно красной. Известняк слепит белизной, базальт темно-сер, как ему и положено. Всюду камень, на котором ничего не растет. И кажется, что все тут застыло в неизменности. Но на самом деле, конечно, ветер и Солнце непрерывно ведут свою незаметную работу. Медленно и беспощадно эрозия грызет скалы, и они рассыпаются в прах. Песок и пыль засыпают все кругом, образуя барханы, слагаясь в пустыни цвета Сахары. Вода – какие-нибудь пять сантиметров в месяц – воскресила бы эту землю. Если бы по шоссе катилась вода, а не пылящие машины, эта пустыня оделась бы пышной зеленью.
Время от времени шоссе пересекает сухие русла рек, лишь изредка наполняющиеся водой. Эти долины были центрами своеобразных древних культур – ика (не путать с инками!) и наска. Еще на самой заре перуанской предыстории здесь была создана сеть ирригационных сооружений, чтобы сберегать и распределять горную воду. Рост населения привел к перегрузке этой системы. Деревни, расположенные ниже по долине, теперь постоянно ссорятся с теми, которые находятся выше, а до мори не доходит ничего, и соленые океанские волны лижут лишь сухое устье. Между реками простирается иссохшее плоскогорье, где гибнут даже кактусы, выросшие в чуть более влажный год из случайно занесенного сюда семени.
Мария Рейхе, немецкий математик и географ, потратила на изучение комплекса линий под Наской двадцать лет. Ее выводы свидетельствуют в пользу теории календаря. Она, как и Пауль Козок – ее предшественник, открывший эти линии. – сообщила, что многие из них ориентированы на точку восхода Солнца в депь летнего и зимнего солнцестояний. Плеяды, которые были известны уже ацтекам – как, вероятно, и древним перуанским индейцам, – сверкают в осеннем небе, словно бриллиантовая брошь. Писатели античности называли это созвездие «Семь сестер»; одной из этих сестер была Меропа, дочь хиосского царя. Доктор Рейхе рассчитала ориентацию и склонение для крупнейшей из этих геометрических фигур – прямоугольника (см. фото XV). Между 500 и 700 г. и. э. он указывал на Плеяды.
В первой опубликованпой ею брошюре Мария Рейхе указывала, как можно отыскать эти линии по километровым указателям Трансамерпканского шоссе, которое тогда еще не было заасфальтировано. Первый отправившийся в пустыню астроном экспедиции отсчитал столбы и пришел в полное недоумение. Номер, указанный Рейхе, находился на главной площади Наски. Со времени выхода в свет брошюры Рейхе шоссе привели в порядок и спрямили. Процесс этот продолжается непрерывно, а километровые столбы шагают в ногу с прогрессом и постоянно перемещаются вдоль укорачивающегося шоссе. Астроном повернул назад, порыскал по пустыне и нашел линии там, где они были всегда.
До профессора Козока никто не сумел заметить эти линии с земли. Завоеватели-испанцы двигались по древней дороге инков, но ни Писарро, ни остроглазые священники-хронисты не упоминают о них ни словом. Некий гарвардский студент, специализировавшийся по средневековому испанскому языку, проштудировал хроники в оригинале, чтобы окончательно в этом убедиться. Солдат Франсиско Эрнандес находился в Наске около месяца, но его дневник, в котором он усердно запечатлевал всякие сведения по естественной истории и описания всех местностей, куда его заносила судьба, хранит об этих линиях полное молчание. Грузовики, легковые автомобили и автобусы несутся по современному шоссе, и их пассажиры ничего не замечают. Порой какой-нибудь турист осведомляется, где же все-таки эти знаменитые линии, когда они давно уже остались позади.
Это вполне понятно. Наш лендровер, снабженный восьмиступенчатой коробкой передач и двумя ведущими осями, съехал с шоссе и покатил по твердому глинистому песку, через неглубокие рытвины, оставленные ручьями, мимо безлистой полыни к месту, которое словно бы ничем не отличалось от остальной пустыни. Там мы остановились. Вот она – Пампа Хумана-Колорада! Голая пампа без единой травинки, дрожащая в жарком мареве. Горячий ветер уносил облако ныли, поднятое пашей машиной, к далеким фиолетово-черным горам.
– А где же прямоугольник? – спросил я, вспоминая, как четко был он виден на аэрофотоснимках. И только несколько минут спустя сообразил, что я стою внутри него. Фигуру в 730 м длиной заметить на плоской однообразной равнине чрезвычайно трудно. И тем не менее он был тут, начертанный на классной доске пустыни неведомыми руками в дни расцвета цивилизации, которая исчезла много веков назад.
Мы прошли мимо пригорка – невысокой груды почерневших камней. Шагов за тысячу оттуда находилась другая такая же груда, но отсюда она не была видна. Мы направились к краю прямоугольника; на фотографии он был четкой темной линией. Она оказалась низкой длинной грядой наваленных друг на друга камней. Внутри прямоугольника, который на фотографии выглядит беловатым, камней нет, они оттуда убраны, и взгляду открывается песчано-глинистая поверхность. А за его пределами к горизонту во все стороны тянутся нетронутые каменные россыпи.
Совершенно лунный ландшафт – камни и пыль. Отсутствие четких ориентиров порождало ощущение растерянности. Я сделал несколько шагов, и дальние горы переместились вместе со мной. Как Черная Королева из «Алисы в Зазеркалье», я бежал, но нисколько не продвигался вперед. Вокруг бесконечное море пустыни с иллюзорными берегами.
Когда подполковник Эдгар Митчелл и капитан Алан Шеппард вышли из капсулы «Аполлона-14», они, направляясь к небольшому коническому кратеру, сбились с пути. После всех тщательных наземных репетиций они на Луне повернули назад всего в сорока шагах отдели. «Они не знали точно, где именно находится этот конический кратер. Они потеряли направление», – объяснил Роберт Бретт, вице-председатель наземной аналитической группы.
В Наске я испытал нечто подобное этой лунной слепоте – потерю ориентировки. Солнце служить вехой не могло; оно висело прямо над головой, огромное, белое, пылающее.
На моем спутнике были сапоги с рубчатыми подошвами. Мы шли. глядя на горячую почву пустыни у нас под ногами.
– Погодите! – воскликнул я, чувствуя, что волосы зашевелились у меня на голове. – Ваши следы… Вот же они… Прямо впереди…
Мираж? Или мы уже вступили в будущее и видим то, что еще только должно произойти?
– Ну да, – ответил он. – Я проходил тут год назад. А куда им было деваться? Дожди тут не идут. Разве что упадет несколько капель, но они испаряются при первом же соприкосновении с поверхностью. А ветер давно уже смел все, что мог смести. Следы тут сохраняются много лет.
«Поверхность пустыни не претерпевает заметных изменений ни вследствие эрозии, ни из-за отложений, – указывает геологический отчет. – Подобный устойчивый режим мог существовать в этом районе тысячелетия».
Подпочва представляет собой светло-желтую смесь песка, глины и кальцита. Ее принесла вода с Анд еще до того, как произошло изменение климата. Теперь конус выноса засыпан необкатанными красноватыми обломками риолита и другой вулканической галькой. Снизу они окрашены в красный цвет, что и породило название «Колорада». Сверху же от долгого воздействия воздуха они покрылись тонким черным слоем «загара пустыни» – окисями марганца и железа. «Долгое воздействие» на языке геологии означает сотни тысяч лет. Поднимаешь с земли камешек с красным брюшком и знаешь, что он пролежал тут нетронутым неисчислимые века.
Линия видна очень четко, если смотреть вдоль нее. Стоит только отойти в сторону – и она словно растворяется, но даже самая неясная линия становится заметной, когда стоишь прямо над ней. На фото XXII и XXIII видна типичная неглубокая полоса. Она уходит вдаль, за пределы видимости, и невооруженному глазу представляется совершенно прямой. Для культуры, не располагавшей измерительными инструментами, это огромное техническое достижение.
Как проводились эти линии? Уборка камней была несложной работой, хотя и требовала времени. Члены экспедиции, работая очень торопливо, очищали один квадратный метр примерно за три минуты.[31] Таким образом, расчистка полосы длиной 10 км и шириной 15 см при таков скорости работы потребовала бы 80 часов – две полные недели для одного человека или один день для группы. Но это не включает времени на предварительную разметку и подготовку, а также на корректирование в процессе работы, если таковое требовалось. Уборка камней из большого прямоугольника (80 тысяч квадратных метров) потребовала не менее 4000 человеко-часов, не считая времени на их переноску и выкладывание по его краям.
Большие участки, возможно, расчищались в два этапа. Сначала камешки собирались, сгребались или сваливались в кучу. Есть несколько больших участков, расчищенных лишь частично. Сотнн небольших аккуратных каменных кучек располагаются там рядами, образуя грубое подобие решетки.
Доктор Мария Рейхе считает, что в таком их расположении кроется какой-то смысл и что это вовсе не свидетельствует о том, будто работы были прерваны между первым и вторым этапами. По ее мнению, эти кучки представляют собой запись каких-то цифровых сведений – численность народонаселения, регистрация запасов провизии, а может быть, отсчет времени по дням, месяцам и годам.
Между линиями попадаются изолированные кучки, происхождение которых не связано с процессом расчистки. Таковы кучки в вершинах треугольников и прямоугольников и кучки поменьше между линиями. Это миниатюрные пирамиды, похожие на английские могильники, но в пустыне не обнаружено ни одного погребения.
Археологи производили раскопки с разрешения перуанского правительства, а уакеро – «бесчестные и хитрые искатели сокровищ» – раскапывали пустыню без всякого разрешения. И ни те, ни другие не отыскали на этом разлинованном поле ни единой могилы. Один из членов нашей экспедиции, правда, наткнулся на череп, поставленный на черную испанскую кружевную мантилью. Однако череп был свежий – чья-то жутковатая, но недавняя шутка. Археолог оставил его в пустыне, не пытаясь разгадать связанной с ним тайны. Как мы узнали позднее, древние погребения находились в долинах, на кладбищах по краю орошаемых земель. Покойников не уносили на плоскогорье, их хоронили гораздо ближе, на самом минимальном расстоянии от полей. Трупы мумифицировались в сидячей позе, их завертывали в пестрые яркие ткани и погребали вместе с многоцветными сосудами из обожженной глины, а также с серебряными и золотыми украшениями.
Неподалеку от края плоскогорья, над крутым спуском в долину мы нашли 30 каменных куч кладбищенского вида. Они напоминали по форме гробы, имели в длину немного меньше двух метров и были расположены рядами с промежутками в полтора шага. Всю группу обрамляли камни, поставленные торчком. Две из этих куч уже были кем-то раскопаны; кто-то словно в большой спешке выгреб из них песок и гальку, на чем «раскопки» и закончились. Позже аэрофотоснимки показали, каким образом это лжекладбище, совершенно бессмысленное при взгляде с земли, входило в общую гигантскую картину.
Поблизости располагались еще и другие ямы, выкопанные аккуратно и целенаправленно. Каждая уходила в мягкую желтую подпочву ровно на 0,3 м. Они казались свежевырытыми, но в этой не знающей возраста пустыне такое впечатление еще ничего не означало. Просто кто-то копал тут до нас, разыскивая сокровища.
Еще дальше мы наткнулись на покинутую стоянку уакеро. Видимо, он прятался от солнца под самодельным тентом; мы нашли четыре ямки от жердей. Тут же валялся примитивный, но тем не менее довольно дорогой из-за своей древности сосуд для воды и ярко окрашенные керамические черепки. Судя по тому, что уакеро бросил их здесь, он отыскал что-то гораздо более ценное. Но что? И когда? Обрывок газеты в его мусорной яме был датирован 1948 годом; с тех пор прошло уже двадцать лет.
Мы направились к холмам, туда, где плато примыкает к Андам. Большой прямоугольник продолжался языком, сужавшимся в линию, и мы пошли вдоль этой линии. Она вела вверх по склону, ни на йоту не отклоняясь от первоначального направления, и обрывалась у небольшой, ничем не примечательной возвышенности. Мы продолжали подниматься, чтобы обозреть общую картину линий сверху. Шли мы пешком, потому что вьючный мул этого подъема не одолел бы. Мы с трудом взбирались по круче. Между острыми камнями и щебнем виднелись разводы песка там, где раз в сто лет сбегала дождевая вода. Один из наших спутников упал, двое других решили дальше не лезть.
– Э-эй, а это что? – на сей раз мурашки пробежали по спине моего коллеги. Он тыкал пальцем в отпечаток шины. Никаких сомнений. На песке между рыжими валунами виднелся ясный, отчетливый след шины. Мы, как и полагается ученым, принялись строить гипотезы. Мотоцикл? Отпадает – при такой-то крутизне! Сверху скатили старую покрышку? Мало вероятно, чтобы она докатилась от вершины сюда. Индеец в тапочках с подошвами из покрышки спускался тут, прыгая с камня на камень, как серна? За неимением лучшей гипотезы мы остановились на этой и полезли дальше.
Вершина, как и склоны, представляла собой скошенную россыпь ржаво-бурых камней, растрескавшихся из-за перепадов температуры. Внизу простиралась плоская пустыня без всяких ориентиров и примет, и только прямоугольник выделялся очень четко, потому что он был велик и повернут в сторону горы.
Нет. Кем бы ни были творцы этих линий, они не созерцали начертанные ими картины с вершины горы! Жаркий воздух был тут сухим и душным. Огромное солнце нещадно палило вершину. Я поджаривался, как сочный бифштекс. Я стоял на плоском камне, а кругом царило безмолвие, голубое сверху, рыжее внизу. Кто, если не считать гипотетического индейца в резиновых тапочках, стоял тут до нас на протяжении неисчислимых веков? Склон обрывался к пустыне круто, почти отвесно, угрожающе.
Черт! Камень подо мной качнулся и заскользил словно сани. Я упал и больно ушиб бедро. Мой вопль огласил пустыню вокруг и без единого отголоска затерялся в горячем мареве.
Слишком поздно я осознал опасность своего положения. У меня с собой не было ни воды, ни припасов – только фотоаппарат, блокнот и карандаш. Фотоаппарат разбился, блокнот отлетел по камням куда-то в сторону и вниз. Если нога сломана, сколько времени я смогу выдержать в этом пекле? Сумеют ли мои спутники, такие же неопытные, как и я, снести меня по этой лунной осыпи в наш лагерь? Снести? Но ведь тут нет ни единого деревца, чтобы соорудить лубок, не говоря уж о носилках. Мы на горе, высоко над пустыней, за много километров от шоссе и еще дальше от Наски… Уф! Хоть другая-то нога как будто цела. Надо мной нагнулся кто-то из спутников и ощупал меня. Всего только ушиб – кость цела. Я смогу спуститься на своих ногах.
– А ну-ка, подвиньтесь, – сказал он. – Тут есть что-то интересное.
Он ухватился за большой продолговатый камень рядом с моей ногой. Там в трещине застрял черепок, почерневший с внешней стороны, гладкий, терракотового цвета с внутренней. Порыскав, мы нашли еще несколько черепков, восходящих к ранней насканской культуре – к первым столетиям нашей эры. Три из них были от одного сосуда, остальные четыре – от разных, так что тут разбилось по меньшей мере пять сосудов. Для чего насканцы карабкались по кручам, достойным Хиллари, с этой хрупкой посудой? В отличие от Джомолунгмы на эту гору вряд ли взбирались только потому, что «она тут высилась». Несмотря на все трудности подъема, они оставили на вершине следы каких-то ритуалов, следы своей культуры. Значит, эта гора была для них чем-то важна.
На обратном пути к прямоугольнику мы подробно обследовали протянувшийся от него к горе язык. Линия была усыпана осколками – многоцветные мелкие черепки, с яркими красками, закрепленными обжигом. Но не менее богата такими осколками была и пустыня по сторонам: они валялись на поверхности, на кучах, между почерневшими камнями.
Мы наткнулись на порядочную груду больших черепков. Там, где их узор был обращен кверху, он совершенно почернел за тысячи лет от безжалостных лучей Солнца, но там, где он прижимался к земле, его краски сверкали как новые. Мы очистили сотню осколков и собрали сосуд. Это была свирепая голова ягуара, кошачьего божества, общего бога большинства доколумбовых религий. Красномордого, белоглазого, с высунутым оранжевым языком. Его усы при более внимательном рассмотрении оказались бледными лицами с глазами-щелками и длинными отброшенными назад волосами. На ягуаре был надет типичный для насканского стиля голубовато-серый головной убор, похожий на котелок с узкими полями.
Лесные индейцы поклонялись звезде – небесному ягуару. По свидетельству Поло де Ондегардо имя ее было «Чукичинча».
Индейцы чиригани все еще верят в Ягуароги – сказочного зеленого бога-ягуара, который во время затмений пожирает Солнце и Луну. В изображении крупной кошки на сосуде я узнал самого могучего из перуанских богов земли и неба.
Ягуар, третья форма всемогущего, солнечного бога, которого этнологи опознают на земном шаре повсюду, от Месопотамии до дальних уголков Тихого океана.
Ягуар, багряно-красный, как закат, с 73 нефритовыми пятнами, которого нашли погребенным в майянской обсерватории Чичен-Ица.
Ягуар, века пролежавший здесь, в сожженной солнцем пустыне, после заката создавшей его цивилизации.
Это была глубокая расширяющаяся кверху ритуальная чаша с изящными тонкими стенками и закругленным основанием. Поразительно, какие шедевры создавались здесь без помощи гончарного круга. Перед обжигом горшечник засовывал руку внутрь сосуда, грубо вылепленного из мокрой глины, и лопаточкой придавал ему нужную форму. По тщательности обработки конечный результат не уступал изделиям, сходившим с гончарного круга.
Но почему закруглено основание? Ответ на этот законный вопрос дал археолог. На обычном столе такая чаша свалилась бы на бок. Но если столом служит песок пустыни, закругленное основание, пожалуй, даже практичнее плоского. Посетители перуанской выставки, которую в 1968 г. устроил в Нью-Йорке Гуггенгеймовский музей, любовались сосудами из частных коллекций, установленными в ровном белом песке, – и удобно, и чрезвычайно художественно.
Никакие цены на перуанскую керамику во время выставки не указывались. Все наскапские сосуды изготовлены искусными ремесленниками. Насканскую чашу диаметром 15 см, украшенную простым узором из раскрашенных зерен, нью-йоркский антиквар продал тогда за 100 долларов. Изящные и веселые шаржированные изображения зверей и птиц оценивались много выше. Большой антропоморфный сосуд шел за 500 долларов и больше, в зависимости от его красоты, редкости или уникальности. Однако эти изящнейшие ритуальные изделия представляли собой особую категорию даже для самих насканцев. По оценкам археологов, лишь один сосуд из сотни доводился до совершенства, но зато уж для бытовых нужд его не употребляли. Для питья, варки, изготовления пива предназначались остальные девяносто девять – с толстыми стенками, не расписанные.
Сосудов, дублирующих друг друга, очень мало; каждый предмет обладает собственной инидвидуальностыо, как будто ремесленник всякий раз старался превзойти самого себя. Творчество его было ограничено рамками стилизованных символов, прихотливой и еще не вполне расшифрованной иероглифической системой, но он редко изготовлял точные копии одного и того же образца. Ритуальная насканская керамическая утварь очень редка, а черепки в пустыне почти все былм от ритуальных сосудов.
Собранная из черепков в пустыне чаша с ягуаром была позже отнесена специалистами к типу Наска 3 и Наска 4. Этот период длился примерно с 100 г. до и. э. по 100 г. и. э. и хронологически совпадал с римским завоеванием Британии. Тогда ли была эта чаша установлена в пустыне и тогда ли была она разбита? И следует ли отсюда, что этим полосам в пустыне две тысячи лет?
Мы двинулись дальше, завершая поиски. Общий итог: 523 черепка от 44 сосудов. Большинство из них относилось к периоду Наска 3 и Наска 4, один оказался стиля Наска 2, еще несколько датировались по-разному – от начала нашей эры до настоящего времени. Вывод: на протяжении краткого периода, охватывающего два века, в этом районе велась какая-то интенсивная деятельность. Рождение Иисуса из Назарета было предсказано, он родился и был распят как раз в то время, когда прокладывались эти линии. Бесценная керамика была отдана (принесена в жертву?) пустыне – прекрасному в своей суровости месту, где человек не может существовать.
Я прикинул, что на этих 150 квадратных километрах некогда было расставлено 225 000 предметов музейной ценности. Общая стоимость этого сокровища сейчас равнялась бы 15 миллионам долларов.
Над нашими головами, как серебряное пятнышко в хемингуэевском «По ком звонит колокол», жужжал самолет перуанских военно-воздушных сил; он летел на высоте 1500 м совершенно прямо, не опускаясь и не поднимаясь. Я не мог рассмотреть с земли люка в его брюхе, но знал, что широкоугольный объектив нацелен на пустыню и в аппарате пощелкивает шторка затвора, а широкая пленка автоматически протягивается для следующего снимка.
Я выпрямился, стряхивая пыль с куртки. Тони занимался своим делом: полускрытый за штативом кинокамеры, он снимал разноцветный черепок в руках своего ассистента. Фильм был немой, но ассистенту полагалось что-то сказать, чтобы движение губ придало кадру непринужденность. Ехидно ухмыльнувшись, он раньше, чем его остановили, отчеканил слова, употребление которых на телевидении строжайше запрещено:
– Ну, такие-то и такие-то телезрители, которые умеют так-то читать по губам, обойдутся и без такого-то звука!
Но улыбка у него получилась обаятельная.
Я тоже приступил к моим исследованиям и направился к куче, где был установлен теодолит. Нужно было измерить высоту и направление Солнца, чтобы определить точное направление север – юг для дальнейшей координации с аэрофотоснимками. Нужно было также измерить высоту видимого горизонта – этих далеких гор. Азимут, высота, фотограмметрическая съемка – все это было необходимо для дальнейших вычислений.
Я посмотрел в окуляр теодолита и навел перекрестие нитей на дальний гребень, на то место, где я упал, на каменную россыпь, увенчанную черепками с изящной росписью.
7
ПроверкаКарты, полученные с помощью аэрофотосъемки, заняли четыре листа, каждый из которых с избытком покрывал письменный стол.
Масштаб был 1:2000 с горизонталями через каждый метр над уровнем моря. Полосы в пустыне были воспроизведены в точном масштабе – зигзаги, звезды расходящихся лучей, параллельные линии, образующие решетки. Как ни был подробен стереоплан, полосы уже 30 см на нем не вышли. Однако для проверки теории астрономического календаря этой карты было вполне достаточно. Она воспроизводила самое большое скопление рисунков в южноамериканских пустынях.
В компьютере была использована стоунхенджевская программа с поправками на широту. Согласно этой программе машина производила расчеты для любой заданной доисторической даты, сообщала, находилась ли в это время в том месте горизонта, на которое указывала та или иная линия, точка восхода или захода Солнца или Луны в их крайних календарных положениях – в день зимнего солнцестояния, в день летнего солнцестояния и т. д. Для Перу мы добавили сверх этого еще программу, охватывавшую звезды.
Точки горизонта, в которых восходят и заходят Солнце и Луна, меняются день ото дня. Перемещение по горизонту точки солнечного восхода прерывается, когда склонение Солнца достигает ±23,5° (в 2000 г. до и. э. ±24°). Это крайние положения, определяемые углом наклона земной оси. С веками этот угол меняется очень мало. Луна в полнолуние поворачивает при склонении +29° и ±19° каждые 18 или 19 лет в зависимости от доли 56-летнего цикла.
Звезда каждую ночь восходит примерно в одном и том же месте. Она неподвижно пригвождена к аристотелевой твердой сфере и перемещается вместе с ней. Иными словами, она восходила бы всегда в одном и том же месте, если бы не прецессия земной оси, описывающей в пространстве конус, в результате чего точка восхода звезды сдвигается примерно на полградуса в столетие.
Для начала необходимо было установить по наземному плану координаты х ж у для избранных точек на какой-то из исследуемых линий. Мы измерили направление центральных осей у 21 еле видного на фотографии треугольника и 72 линейных элементов – линий, полос и боковых сторон прямоугольников. Мы определили только одну линию в параллельной решетке (а таких решеток было несколько), и у пас не было никакой возможности проверить многочисленные линии, видимые на местности, но, незаметные на карте. Однако и 93 измерений было вполне достаточно для проверки календарной теории.
Линии действительно были удивительно прямыми. Среднее отклонение по направлению не превышало 9 , то есть 2,5 м на километр. Эта цифра представляла собой предел точности, предусмотренный для фотограмметрической съемки. Собственно говоря, древние линии были проведены более точно, чем это можно определить с помощью современных приемов аэрофотосъемки. (Мария Рейхе утверждала, что древние перуанцы обладали необыкновенной остротой зрения; по ее мнению, их глаза не уступали хорошему полевому биноклю!) И линии сохраняют такую прямизну на протяжении многих миль. Они остаются прямыми за пределами видимости, ограниченной на земле пыльным маревом. Они продолжаются точно в том же направлении по другую сторону промоин и уходят вверх по склону прямые как стрела.
Как это было достигнуто? Тут остается только строить предположения. Этого можно добиться, вбивая колья в землю, а затем передвигая их и выравнивая, пока они не сольются в одну линию. Или же десятки людей могут построиться в совершенно прямую шеренгу. Однако в любом случае полученные результаты остаются замечательными.
Первым был задан машине следующий вопрос: «Какое количество линий указывает на 18 направлений, найденных в Стоунхендже?»[32]
Машина получила инструкцию не отбрасывать и выдавать результаты, содержащие ошибки менее 1°. Из 186 наземных направлений (93 линии, использованные дважды – в прямом и в обратном направлении) ориентировка на Солнце или на Луну была обнаружена в 39 случаях.
Этот результат не свидетельствовал в пользу календарной теории, так как был слишком близок к случайному распределению. Восемнадцать мишеней Солнца и Луны шириной 2° каждая дают суммарную мишень в 36°, что составляет 1/10 окружности горизонта. Следовательно, мы могли ожидать, что 1 линия из каждых 10 будет указывать на Солнце или на Луну благодаря случайному совпадению, а на 186 линий таких совпадений должно было прийтись примерно 19. Машина установила только 39 ориентированных направлений, т. е. всего лишь на 20 больше ожидаемого при случайном распределении числа. А это слишком малое отклонение, чтобы его можно было положить в основу окончательных выводов. Говоря не строго математически, изо всех возможных 186 направлений календарными можно было считать не более 20.
Мы отыскали на карте эти 39 линий Солнце – Луна, выявленные компьютером. Они никак не выделялись среди остальных, и ничто не указывало на какую-то их особую роль по сравнению с прочими. Ну, а прочие – 80 % линий, которые не указывают ни на Солнце, ни на Луну? Любая теория требует по-настоящему весомого подтверждения. Как указывает Фред Хойл, все основные элементы, характеризующие архитектурную структуру Стоунхенджа, полностью укладываются в теорию. И в Наске должно было быть то же самое. Безусловно, там и сям одна-две линии, как предполагали Мария Рейхе и Пауль Козок, действительно могут указывать на Солнце, но если для остальных линий объяснение – и предпочтительно астрономическое – найдено не будет, тогда умозрительное заключение так и останется умозрительным заключением. Нет, эти линии не указывали ни на Солнце, ни на Луну.
Второй заданный машине вопрос гласил: «На какие звезды указывали эти линии в какой бы то ни было период между 5000 г. до и. э. и 1900 г. и. э.?» В машину были введены положения 45 звезд ярче 2-й звездной величины, а также самой яркой из Плеяд – Эты Тельца, видимая величина которой составляет +2,9. Машина должна была выдать все значимые направления, которые могли возникнуть на протяжении этих 6900 лет.
Датировка найденных черепков ограничивалась первым столетием до нашей эры – первым столетием нашей эры, но точность ее составляла ±100 лет. Кроме того, без дальнейших доказательств нельзя было считать, что линии проводились тогда же, когда возле них ставились сосуды. Бесспорно, предположение, что линии и сосуды появились в пустыне более или менее одновременно, представляется наиболее вероятным. Но вполне допустимо, что линии появились там раньше сосудов или же (это, впрочем, кажется более сомнительным) позже них. А вычисления для всего промежутка в 6900 лет требовали всего нескольких лишних секунд. Если датировка черепков соответствовала действительности, а линии и в самом деле были астрономически значимыми, то в нулевом году[33] каждая линия должна была указывать на какую-то звезду, а во все остальные – не обязательно.
Когда машина выдала результаты, оказалось, что все направления в то или иное время указывали на звезды. Но, к большому нашему разочарованию, не чаще, чем того требовали законы вероятности. Вследствие прецессии земной оси на протяжении каждой тысячи лет каждая линия обязательно должна была совпасть с той или иной звездной мишенью. В такой пропорции поражал бы бумажные мишени снайпер с завязанными глазами, стреляя в темноте. Мы ожидали, что в течение каждого данного столетия на звезду будет указывать одна линия из десяти. На 186 направлений в каждом столетии должно было прийтись 19 случайных совпадений.
За период с 5000 г. до и. э. по 1900 г. и. э. по заключению компьютера в среднем за столетие таких направлений на звезды оказалось 17,3. Века, интересные с археологической точки зрения, не дали более высоких цифр, наоборот, эти цифры оказались ниже: всего 7 звезд за сто лет до начала нашей эры и 6 – за сто лет после ее начала. Некоторые столетия по прихоти проказника Случая превзошли остальные. Так, в XXXIV веке до и. э. таких направлений на звезды оказалось 31, но и это было слишком малой долей для проверяемых 186 направлений. Даже если отбросить неправдоподобность такой датировки – 3400–3300 гг. дон. э., – слишком много линий и тогда оставалось без звезд. Нет, линии в пустыне не указывали на звезды.
В заключение мы проверили возможность того, что линии указывали на какие-то небесные объекты, видимые тогда, но с тех пор исчезнувшие. Например, «новые» звезды ослепительно сияют несколько месяцев, а потом угасают и становятся невидимыми. На рассвете призрачно мерцают кометы. Соединение двух, а то и трех планет воспринимается как нечто необычное. Недаром все эти версии выдвигались для объяснения «звезды вифлеемской».
Для подобной проверки необходимо было сравнить одну какую-то группу линий с другой группой. В Пампа Хумана-Колорада мы сравнили линии, расположенные к востоку от Трансамериканского шоссе, с линиями, находящимися к западу от него. Если какая-то линия в восточной группе указывала на склонение х, на неизвестный объект, то на него же должна была указывать какая-нибудь из линий западной группы.
Кроме того, мы сравнили линии Пампа Хумана-Колорада с линиями возле орошаемых полей под Наской.[34] Результат: ни единого совпадения ни в той, ни в другой проверке. Вывод: те, кто прокладывал эти линии, не ориентировал их на неизвестные небесные объекты, ставшие с тех пор невидимыми или неузнаваемыми.
С грустью отказались мы от теории астрономического календаря. В пределах разумно допустимого прошлого не было такого момента, когда все линии (или хотя бы большинство из них) указывали на точку восхода или захода какой-либо звезды. Некоторые из линий могли указывать на крайние положения Солнца и Луны в дни зимнего и летнего солнцестояний, но число их было слишком мало и совершенно недостаточно для объяснения всего этого огромного комплекса решеток, расходящихся пучков, треугольников и одиночных линий. Нет, загадочные линии пустыни не могли служить для отсчета времени и не были календарем.
Если календарная теория все-таки имела под собой хоть какое-то основание, то главный прямоугольник сам по себе обязательно должен был выполнять некоторую астрономическую функцию. Данные, которые выдал компьютер, не оставляли никаких сомнений. В период Наска 3 и Наска 4 прямоугольник не был направлен ни на одну звезду. Правда, в 610 г. и. э. он, как и предполагала Мария Рейхе, отмечал восход Плеяд, но уточненная с помощью радиоуглеродного метода дата его создания – нулевой год – разрывает связь времен. Прямоугольник действительно указывал на Луну в крайнем ее склонении +19°, но только наличие двух других прямоугольников, которые указывали бы другие крайние положения Луны, доказало бы, что это направление не случайно. А таких прямоугольников нет. Компьютер разбил теорию звездно-солнечно-лунного календаря вдребезги.
Задним числом начинаешь понимать, что иначе и быть не могло. На практике очень трудно ориентировать линию на точку восхода звезды. Видимость у горизонта снижается из-за пыли, которая не так густа, чтобы заслонить Солнце, но вот звезду в ней углядеть трудно. Далее, линия на поверхности пустыни ночью не видна. Ее пришлось бы размечать светильниками. А на линиях устанавливались чаши и блюда, но не светильники. Насыпи же – логически наиболее подходящее место для установки светильников – сооружались отнюдь не вдоль прямых линий. Чаще всего они расположены в стороне или возле кривых линий.
В таком случае для чего же были нужны эти линии?
Тут мы покидаем твердую почву данных, полученных с помощью компьютера, и вступаем на зыбучие пески умозрительных рассуждений.
Летающие блюдца? Я разделяю скептическое отношение моих коллег-астрономов к так называемым неопознанным летающим объектам. Мне еще не приходилось видеть убедительных, подлинных и солидных свидетельств их существования. Существование это не доказано, а до тех пор, пока оно не доказано, НЛО принадлежат миру мифов и легенд. С научной точки зрения НЛО представляется более чем сомнительными потому, что в связи с ними было слишком много разоблаченных мистификаций, и потому, что слишком часто они на поверку оказывались неправильно опознанными, но хорошо известными объектами – метеорами, метеорологическими зондами или Венерой на вечерней заре, и потому, что накапливаются факты, свидетельствующие о полном отсутствии жизни на Марсе, на Венере и на других планетах Солнечной системы, и, наконец, потому, что преодолеть чудовищные расстояния, разделяющие звезды, разумным существам, судя по всему, очень нелегко. Однако авторы со склонностью к научному фантазированию выдвинули теорию насканских НЛО: «В Наске побывали гости из космоса, и они разметили стартовую площадку».
Сторонникам теории НЛО следует сначала доказать, что НЛО вообще существуют, а затем найти объяснение, почему более 200 тысяч насканских сосудов несомненно земного происхождения были там в свое время расставлены, и лишь после этого разрабатывать рациональные обоснования своих предположений. Незачем и говорить, что мы не обнаружили там ни одного предмета внеземного происхождения, ни одного хотя бы в какой-то мере неопознанного, пусть даже и нелетающего объекта.
Величайшая в мире грифельная доска? Природа не терпит пустоты, а человек не выносит чистых поверхностей. У художников руки чешутся при виде чистой стены, архитекторы мысленно возводят новые здания на каждом пустыре. Согласно одной журнальной статье, люди, карабкающиеся вверх по иерархической лестнице, заняты главным образом рисованием завитушек – 32 % бумаги, используемой на заседаниях комитетов, бывает покрыто бессмысленными рисунками и росчерками, и известны даже случаи, когда секретарей подкупали и они выкрадывали блокноты своих шефов для психологического анализа. Во время нашей первой экспедиции одного из ее участников пришлось удерживать силой, чтобы он не вывел гигантскими буквами свое имя. Быть может, как наполовину серьезно предположил некий социолог, и в доисторические времена потребность рисовать завитушки была не менее сильна.
Разметка горизонта? Некоторые авторы считают, что линии указывают направление к отдаленному пику или долине. Кое-какие линии действительно на что-то указывают, но далеко не все. Вновь мы имеем дело со снайпером, который стреляет в темноте с завязанными глазами. Для убедительности требуется большое число таких линий. Это предположение не проверялось с помощью компьютера, но и без того можно было заметить столько «промахов», что гипотеза эта утрачивала всякое правдоподобие. В частности, главный прямоугольник не ориентирован ни незначительную вершину, ни на разрыв в каменной гряде.
Древние дороги? К. В. Керам рассказывает о том, как Пауль Козок пролетая на самолете над окрестностями старинного города Наска, решил было, что открыл сеть «дорог инков». Аэрофотоснимки, однако, показали «что они не могут быть дорогами, поскольку некоторые из них никуда не ведут, обрываясь у горных вершин». К этому можно добавить еще одно: черепки сосудов свидетельствуют, что сеть эта появилась еще л инков.
Тропинки? Некоторые линии проложены словно бы целеустремленно соединяя невысокие холмы, которые поднимаются над равниной метров на десять. Быть может, это были какие-то важные, священные места (черепки там особенно многочисленны) и линии служили связующими звеньями. Но объяснить таким образом удается лишь несколько линий. Большинство же незаметно начинается в пустыне и ведет, как выразился Керам, в никуда. Некоторые линии упираются в овражки и продолжаются по другую их сторону, оставаясь все такими же прямыми, а более современные тропинки, как и следы забредшего сюда осла, обычно петляли, потому что путник ищет, где удобнее идти.
Ритуальные дорожки? Быть может. Но что это были за ритуалы? Богослужения? Магические заклинания? Обряды, обеспечивающие плодородие?
Обращения к небесным богам? Герхард Вейбе, декан факультета средств информации Бостонского университета, высказывал такое предположение относительно Стоупхенджа. Концентрические круги при взгляде сверху ласкают взор богов, а потому угодны им.
Узор, покрывающий пустыню, характеризуется гигантскими размерами, и многие фигуры распознаются только с высоты в сотни метров, а насканцы подняться на такую высоту не могли.
Мы вылетели в разведку на «Пайпер-чероки». Вид внизу открылся очень внушительный – строго прямые линии, контрастно выделяющиеся расчищенные площадки. Самолет пошел по сложной кривой, кренясь, чтобы облегчить съемку. Мы не спускали глаз с земли и вдруг разглядели между линиями плавные изгибы. Пиктограммы! Слишком большие, чтобы охватить их взглядом на земле, но прекрасно видимые с воздуха.
Некоторые из наших фотографий приведены здесь: ящерица, паук, цветок, обезьяна, кондор и огромное клювастое существо с двумя насыпями возле головы. Все изображения были нарисованы очень точно. Прямо как живые. Жизнь в аду замороженной математики, о котором писал Грэм Грин.
Художник использовал для своих рисунков любопытный прием одной линии. Нетрудно проследить, как линия начинается и вырисовывает весь контур без единого пересечения. Линия, обрисовывающая паука, замыкается в исходной точке. С линией, которой обведена обезьяна, дело обстоит иначе: от половых органов она продолжается дальше и заканчивается огромным зигзагом, покрывающим 20 000 м2. Точно так же линия продолжается от полового oprana собаки, но только без зигзага.
Ящерица длиной почти 200 м была перерезана пополам Трансамериканским шоссе. Строители ее не заметили. Дорожный инженер сказал, что ему, чтобы воспроизвести эти рисунки на местности в полную величину, понадобился бы масштабный план, а также рулетка, рейки и теодолиты.
Каково было назначение этих огромных невидимых с земли рисунков в пустыне? Создавались ли они в ту же эпоху, что и линии? Были ли они размечены и сотворены теми же руками, которые расставили сосуды в этом загадочном уголке суровой пустыни?
СДС 6400, как и другие цифровые счетные машины, был способен производить монотонные арифметические действия, подводить итоги, проверять теорию фактами – и все это без тех досадных небрежностей и ошибок, без которых не обходится «двуногий компьютер». Но и СДС не был способен проникнуть в процессы мышления, исчезнувшие вместе с породившей их цивилизацией.
Я разослал предварительные сообщения о результатах, выданных компьютером. Их негативность, вызвавшая немалое разочарование, была особенно тяжелым ударом для доктора Марии Рейхе, которая отдала этой тайне столько времени, «целыми неделями пропадая в пустыне совсем одна», как выразился один из местных жителей. В Ику из Наски дошел к тому же слух, что результаты измерений доктора Рейхе и ее математические статьи были украдены и уничтожены шайкой бандитов. К счастью, слух этот оказался ложным. Я написал ей и обменялся письмами с археологами в США, Англии и Южпой Америке. Айзек Азимов ненадолго задумался над вопросом, а затем отправил все сорок пять страниц сообщения вместе с девятью таблицами в обширную картотеку своего мозга.
Нет, Пауль Козок был неправ, и тем не менее мы можем разделять надежду Керама на то, что нам открылись «новые культурные достижения народов, населявших Анды в древности». Косвенные свидетельства позволяют с достаточной уверенностью заключить, что линии и рисунки, которые мы видим теперь в Пампа Хумана-Колорада, действительно были созданы насканцами. Эти линии и рисунки вместе с керамическими сосудами исчерпывают все наследие цивилизации, предположительно покоренной инками, которые в свою очередь были сокрушены конкистадорами, «обезглавлены в культурном отношении, точно подсолнух, случайно подвернувшийся под палку прохожего». Не сохранилось никаких письменных памятников, а изустные предания очень скудны. Ничто не дошло до нас. Между современными учеными и мыслительными процессами древних насканцев лежат многие века и пропасть, определяемая различием культур. «Пропасть умственного восприятия», по удачному выражению одного психолога.
Я был заинтригован. Мне хотелось узнать о древних насканцах побольше – об их религии, мифологии, верованиях, познаниях и философии. Я обратился к тем немногим антропологам, которые специализируются по доколумбовым эпохам, к нынешним жителям долины Наска и к тем таинственным людям, которые живут ограблением могил, – к уакеро.
8
Забытая цивилизацияПаласьо был крупнейшим специалистом по ограблению могил. Его слава докатилась от Лимы до Арекипы. Оп раскопал больше насканских могильников и захоронений, чем любой археолог.
Из чисто профессиональных соображений уакеро, естественно, предпочитают держать язык за зубами. Они продают посреднику бесценные золотые и серебряные предметы культа, украшения, наиболее яркие древние ткани и керамические изделия, не сообщая никаких сведений о том, где все это было выкопано, как располагалось и в каком виде находилось до того, как лопата нарушила покой могилы. Мы жаждали познакомиться с сеньором Паласьо. Мы мечтали вызвать его на откровенность.
Привратник местной миссионерской церкви был обращен в новую веру в двойном смысле слова: он не только отрекся от язычества, но и перестал грабить могилы. («Нарушать вечпый покой мертвых очень нехорошо, сеньор, а к тому же, сеньор, полиция теперь наводит всякие строгости».) Он проводил пас к колоссальному кладбищу на южном склоне долины реки Наска. Голые пески тянулись к горам. Жарко было, словно в Долине Царей на том берегу Нила, который отдан мертвым. Через каждые два-три шага зияли ямы метра в три шириной и некоторые, недавно выкопанные, до трех с половиной метров глубиной (более старые уже постепенно засыпал песок). Ямы занимали всю полосу между границей полей и невысоким скалистым обрывом. Тут было больше пяти тысяч раскопанных, ограбленных могил.
Знаком ли наш проводник с Паласьо?
– Может быть.
Но лучше он проводит нас к другому уакеро, который еще не оставил этого дела.
Он привел нас в приличный дом на Главной улице, к человеку в белой рубашке, черных брюках с кожаным поясом и в галстуке. Ногти у него были чистые. Когда мы вошли, он оглядел улицу, закрыл дверь и задернул занавески на окне. Потом он показал нам целую коллекцию сосудов и кистей, а также найденный в могиле кувшинчик с толченым минералом, который, как предполагают, древние горшечники использовали в качестве глазури. Тут же выяснилось, что этот господин – заместитель управляющего местного банка и сам могил не раскапывает, а только неплохо подрабатывает в свободное время как посредник. Ничего интересного он нам, к своему сожалению, сообщить не мог – или не хотел. Знаком ли он с Паласьо?
– Пожалуй…
Следуя его указаниям, мы отыскали двухкомнатную крытую бамбуком хижину, где нас встретил подозрительного вида беззубый субъект с бегающими глазами, который сказал, что он «зовется» Паласьо. Среди сосудов на книжном шкафу было несколько скверных подделок. Мы усомнились в его честности и нашли, что он запрашивает за свой товар слишком дорого.
– Но, сеньор, ведь чтобы найти горшок, нужно много работать – много часов копать под жарким солнцем. И тут судьба над вами посмеется, и ваша лопата ударит по горшку.
Это подтвердило наши подозрения; ведь уакеро работают по ночам, а, кроме того, они прекрасно знают, в какой стороне от мумии и на каком расстоянии лежит драгоценная утварь, и не допустят, чтобы шальной удар лопаты лишил их прибыли. Он объяснил нам, как пройти к одному его «другу, у которого тоже есть горшки». Но мы уже не надеялись, что эти указания приведут нас к Паласьо.
Мы прошли через площадь, через крытый тростником рынок с земляным полом, между прилавками со свежими папайями и котлом, в котором кипел перуанский суп, по узкому проулку, где десятки тысяч мух жужжали над мусорными кучами, мимо выбеленной глинобитной стены и наконец, пырнув в глубокий дверной проем, очутились в неярко освещенной комнате.
Там мы сели в обтянутые пластиком кресла напротив друг друга, так что наши колени почти соприкасались. На стене я увидел в рамке какое-то свидетельство на испанском языке и разобрал длиннейшее имя, начинавшееся «Хуаном». Слово «Паласьо» в нем не встречалось ни разу. Хозяин комнаты был одет в костюм из синей саржи. Ему, видимо, было за тридцать. Типичное испанско-индейское лицо с грубоватыми, но красивыми чертами, черные волосы и четкие полудуги бровей. Карие глаза на смуглом лице казались живыми и умными, а держался он с большим достоинством и уверенностью.
«Хуан» открыл деревянный сундук и принялся расставлять на плитках пола насканскую керамическую утварь. Сосуды были великолепны и далеко превосходили те, которые демонстрировались на Гуггенгеймовской выставке. У него имелись образчики двадцати основных форм, начиная от блюд и чаш колоколообразной формы до цилиндрических ваз и характерных кувшинов с двумя носиками и стремяобразными ручками. Наиболее ранние из них, «протонасканские» согласно археологической классификации, были раскрашены просто, в две краски – черную и рыже-бурую – на кремовом фоне. Более поздние, относящиеся к «классическому насканскому периоду», раскрашены не менее чем в восемь красок и отличаются сложными узорами.
Насканцы, несомненно, глубоко любили природу, жизнь и живые существа. Эта тема животворящей силы пролизывает все их декоративное искусство. Края сосудов обводились бордюром из повторяющихся рисунков: превосходно изображенный цветок или молодой росток, колибри, ариевый сом или медуза, кондор или паук. Некоторые типичные узоры выводились и внутри фигур. Мировоззрение насканцев отличалось юмором, веселостью, беззаботностыо; во всяком случае, такое впечатление производят эти рисунки. На утках, которые словно сошли с диснеевской лепты, нарисованы кукурузные початки, означающие, что они наелись до отвала. На чаше с изогнувшимися в дугу сомами оставалось немного места. «Ничего!» – сказал себе художник и втиснул туда прямую тощую рыбку, чтобы замкнуть узор.
Кувшин с миловидными девушками – улыбающееся личико, обрамленное черными волосами, повторяется пять раз: белое лицо, коричневое, красное, черное и желтое. Уж не символизируют ли они человеческие расы? Неужели художник показал здесь различные этнические группы? Кувшин в духе Организации Объединенных Наций задолго до того, как католическая церковь попыталась объединить все пароды в своем лоне! Мое внимание привлекли три предмета.
Во-первых, высокий кувшин, «обернутый» единой пиктограммой (см. рис. 13), которая меня поразила. Моя фантазия тотчас заработала, и я увидел верховного жреца, стоящего на краю треугольника в пустыне. Жрец поднимает руку, глядя на бога-звезду у конца линий. Жрец примысливал себя к звезде в небе, так как на нем был тот же головной убор, что и на боге-звезде. Толпы людей, обозначенных треугольными лицами с глазами-щелочками, стоят вдоль линии. Я решил, что это пиктографическое изображение какого-то древнего ритуала. Позднее специалист по насканской керамике поправил меня, определив «звезду» как цветок, а «лица с глазами-щелками» – как отрубленные головы-трофеи. Ну, а фигура жреца? О ней он ничего сказать не мог.
Во-вторых, большой сосуд с двумя носиками и одетой в перья фигурой. На голове у нее плоская церемониальная шляпа, а на лице, возможно, маска. Крылатый человек-птица? Неужели эта шляпа – доисторический защитный шлем? Мечтали ли насканцы о полетах? Кружились ли они на виноградных лозах, привязанных к верхушкам высоких шестов, как это делали ацтеки в Мексике? Может быть, именно так насканцы и обозревали свои рисунки в пустыне?
В-третьих, чаша с узором в виде разноцветных зигзагов. Черепок от точно такой же чаши мы подобрали на западной насыпи большого прямоугольника. По форме и рисунку узора осколок полностью совпадал с чашей. Видимо, две тысячи лет назад в пустыне была поставлена точно такая же чаша. Где уакеро нашел ее двойник? Занимаясь своим ремеслом, он должен был собрать немало сведений. Мы попробовали втянуть его в разговор.
– Вы ведь Паласьо?
– Он самый.
Рис. 12. Верхний ряд – узор из жуков на насканской чаше. Рисунок этих воображаемых четырехногих созданий неожиданно неточен для наблюдательных художников – у насекомых должно быть шесть лап. Второй ряд – колибри с колоколовидной чаши. Третий ряд – прыгающие ариевые сомы с колоколовидной чаши. Четвертый ряд – наполненные. кукурузными початками утки с насканского кувшина с ушками. Нижний ряд – трехцветные звезды с колоколовидной чаши.
Хуан улыбнулся, открыв ровный ряд белых и золотых зубов. Я перевел взгляд на свидетельство, гласившее, что он состоит членом какого-то местного клуба. «Паласьо» явно было вымышленное имя, но он им, видимо, гордился. Я начал выпытывать у него подробности.
– Мы хотели бы знать, где вы нашли эту чашу.
– Как обычно – в песке возле рта мумии.
– Но где?
– За Наской.
– Это понятно. Но где именно?
– No se, сеньор. (Откуда мне знать?)
Мы оставили эти слишком уж личные вопросы и перешли на более общие темы. Паласьо объяснил, что он отыскивает места погребений по некоторым признакам на поверхности, известным только ему. Могилы знатных людей как бы охраняются еще двумя могилами по бокам. Наличие таких двух «спутников» всегда предвещает богатый улов. Блюда с кушаньями ставились возле сложенных рук мумии. Сам того не зная, он подтвердил слова Педро Сьеса де Леон, писавшего в 1554 г.:
«Я не раз упоминал в этой истории, что в царстве Перу во многих местах есть обычай, ревностно соблюдаемый индейцами, – хоронить вместе с телами усопших все самое ценное их имущество, самых красивых из их женщин и тех, кого они особенно любили… А из того, что они погребали вместе с мертвецами все их добро, их женщин и слуг, большие запасы провизии и много кувшинов чичи (кукурузная водка. – Дж. X.). а также еще их оружие и украшения, можно заключить, что им ведомо было бессмертие души и знали они, что человек – это не одна только бренная плоть».
По словам Паласьо, лучшие сосуды, какие ему только удавалось найти за все то время, пока он занимался своим ремеслом, были погребены прямо под твердой коркой песка на пустынном плоскогорье. Он показал нам один из них – гордость его коллекции, не предназначенную для продажи. Он раскопал его в невысоком песчаном пригорке на плоскогорье. Сосуд был завернут в кусок ткани. Этот запеленутый, как мумия, сосуд сохранился в идеальном состоянии!
Рис. 13. Узор на цилиндрическом насканском кувшине. Жрец, линии в пустыне и звезда?
Я прикинул, что двадцать лет назад он был подростком. Мне представились законсервированные временем остатки стоянки на плоскогорье, мусор, возраст которого можно определить.
– Вы его выкопали в сорок восьмом году?
Он вздрогнул, взглянул так, словно заподозрил в нас переодетых сыщиков, затем блеснул золотом улыбки.
– No se! – сказал он.
Мы поговорили о «вака», как называют перуанцы такое место, где по поверью обитают духи. Таким вака может быть дерево, источник, гора, словом любое место, отмеченное каким-либо событием в прошлом либо избранное фольклором по другой причине. Испанцы заимствовали это слово у инков и переиначили его в «уака». Дух насылал беду на путника, который проходил мимо, не принеся никакой жертвы. Священные изображения, украшения и церемониальные сосуды складывались в таких местах, становясь их магической принадлежностью. Отсюда возникло понятие «уакеро» – тот, кто грабит духов. Паласьо же собрал в своей узенькой комнатушке много разных вака. Табу для него не существовало. В течение многих веков жертвоприношения лежали там спокойно под охраной местного духа. Но теперь заклятие утратило силу.
Испанские хронисты описывали эти «языческие выдумки». Инкам были известны сотни обиталищ духов. Они считали, что места эти расходятся как бы лучами в четыре стороны от храма Солнца в столице Куско. Некоторые линии проходили через добрых десять, а то и пятнадцать вака. У каждого инки по поверью имелся близнец, демон, дух-хранитель, называвшийся «вавки» («уауки»). Каждый человек знал место обитания своего вавки. Вероятно, он ревниво оберегал тайну этого места.
Невольно на ум приходила старинная арабская сказка про Аладдина, которому стоило лишь потереть свою лампу, чтобы к нему явился джин, готовый выполнить любое желание своего господина. Это, конечно, чистая фантазия, но вдруг насканцы помещали свои вавки в ритуальные сосуды и оставляли их в пустыне? Может быть, они, подобно Аладдину, терли эти сосуды, попав в беду или задумав заветное желание? Я мысленно вновь увидел таинственную пустыню, линии и 225 тысяч сосудов, стоявших между этими линиями две тысячи лет назад.
– Мы нашли там только разбитые сосуды. Кто их разбил?
– Лучшие были унесены, а плохие разбиты, чтобы из-за них не понижалась цена, – не замедлил с ответом Паласьо.
– А как были нарисованы большие фигуры в пустыне?
– Я их не видел, а потому не знаю.
Мы открыли стопку рисунков на обезьяне. Паласьо тотчас поднял сосуд с обезьяньим узором. Обезьяны напоминали наземное изображение – такие же уши, такой же завернутый спиралью хвост.
Рис. 14. Сосуд, который Мария Белли де Леон описала как связанный с Луной.
Затем мы показали ему аэрофотоснимок паука, и он протянул нам сосуд с пауком. Похожим, и все-таки не совсем. И тот и другой были пауками, но паук пустыни был более реалистичным, более впечатляющим. Он был нарисован на плоской поверхности одной непрерывной линией, проложенной в затвердевшем песке. Его длина достигает почти 45 м, а общая длина линии со всеми ее извивами составляет почти 800 м. Голова снабжена педипальпами, все восемь ног на месте, причем третья нога сознательно удлинена и вывернута. У ее конца находится небольшой расчищенный участок. Кроется ли за этим искажением ноги какой-нибудь смысл?
Процесс размножения пауков сопряжен с одной трудностью. Как указывается в «Британской энциклопедии», «она [трудность] заключается в том, что совокупительные органы самца полностью отделены от собственно половой системы». Самец преодолевает эту трудность, перенося сперму особым способом. Он помещает ее на стебель травы или в сеточку из паутины, а самка приближается к ней спиной во время брачного танца. «Вопрос о том, как могло возникнуть такое положение остается нераскрытым».
Рицинулеи – пауки, обитающие в джунглях Амазонки, – по способу размножения отличаются от всех остальных пауков в мире тем, что копулятивным органом у них служит кончик третьей ноги.
Риципулеи – самый редкий вид среди пауков, если не во всем животном царстве: до середины нашего века учеными было найдено всего.42 экземпляра. Этот паук живет во тьме тропических пещер и в перегное джунглей. Он слеп (у пего вообще нет глаз) и достигает в длину не более -6 мм. О том, как он размножается, пауке стало известно только в середине XX в. Копулятивный орган на кончике ноги виден лишь в микроскоп.
Рис. 15. Странные фигуры на насканской колоколовидной чаше.
Был ли этот паук известен насканцам? Джунгли Амазонки находятся по ту сторону Анд, но некоторые из ее притоков берут начало в Перу. Добраться до нее пешком из Перу очень трудно, но все-таки возможно. Тонконогая обезьяна, нарисованная в пустыне, походит на паукообразную обезьяну, тоже обитательницу амазонских джунглей.
На одном насканском сосуде изображен белогрудый пингвин с черной спиной величиной с большой палец. Откуда насканцы знают про пингвинов? Эти морские птицы живут в Антарктике, хотя, правда, один их вид водится у самого экватора – на Галапагосских островах в Тихом океане.
Позднее один биолог из Бостонского университета подтвердил правильность опознания этого паука, обезьяны и птицы. Но он был поражен. По его мнению, для древних перуанцев обнаружить рицинулей и установить способ их размножения было не меньшим достижением, чем для строителей Стоунхенджа открыть 56-летний цикл, и с интеллектуальной точки зрения куда более значительным, чем если бы линии в пустыне действительно указывали на звезды.
В археологическом музее Карлоса Белли в Ике, центре провинции к северу от Наски, хранится богато украшенный сосуд. Мне, астроному, показалось, что он покрыт изображениями птиц, переплетенными с какими-то символами. Но Мария Белли де Леон, дочь Карлоса Белли и сама археолог, увидела его иначе. В газете «Голос Ики» она писала:
«Этот уака (см. рис. 14. – Дж. X.) символизирует Луну. Он разделяется на четыре зоны.
Зона 1 – изогнутая ручка и носик. Ручка украшена рядами ритуальных ступеней, образующих мост или соединительную цепь через пространство от Земли к Луне. Он символизирует путешествие на Луну, и отправиться в это путешествие можно с любого места на Земле.
Зона 2 – верхняя треть сосуда. Она украшена тремя разными знаками, в которых содержится по пятнышку. Знак, ближайший к носику, – это основной знак. Два других символизируют развитие, а также силу космоса, которая делает поверхность Луны непригодной для обитания.
Зона 3 – центральная полоса – снова несет основной знак, а кроме того, птиц и подземные образы. Черные полосы представляют атомы и химические элементы, из которых творится жизнь.
Зона 4 – основание – представляет собой внутреннее ядро Луны.
Эти археологические свидетельства являются важным доказательством существования великой доисторической цивилизации, которая имела смелость сковать утраченную связующую цепь».
На другом колоколовидном сосуде изображены «лемурийцы могучего телосложения, почти безликие, с большими ушами, короткими шеями и очень длинными руками». У каждой второй фигуры большие половые органы (или это набедренная повязка?), и ноги у них трехпалые. «Обитатели Атлантиды происходили от лемурийцев… контакт с их духовным миром утрачен…»
Атлантида, лемурийцы, доисторические великаны – все это лежало за пределами моей скромной задачи. Те немногие факты, которые были достоверно известны, не позволяли мне согласиться с такими истолкованиями. Но я был вполне согласен с Энрике Валлисом, который в том же номере «Голоса Ики» писал: «…несомненно одно: Южная Америка – непочатый край всяких археологических загадок, оставленных забытой цивилизацией, которая теперь мало-помалу начинает выходить из мрака…»
Линии в пустыне – это мертвые, безмолвные геометрические фигуры, прямоугольники, треугольники, зигзаги, но рисунки изображают живые существа. Большинство из них можно прямо связать с идеей плодородия – третья нога паука-рицинулеи, половые органы обезьяны и собаки, узенькая тропка, ведущая к тычинкам цветка. Эти символы жизни как будто указывают на всепоглощающий интерес к природе, и тот же мотив преобладает в насканской керамике. Это всего лишь логические умозаключения. Символы плодородия в пустыне? Быть может, эти слагающиеся в рисунки дорожки служили для каких-то ритуальных церемоний в честь плодородия, каких-то оргий, славящих жизнь в пустыне, которая губит всякую жизнь?
Длительное пребывание людей на этом плоскогорье требовало значительной подготовки, словно серьезная экспедиция. Воду, провизию – ну, словом, все необходимое – нужно было взять с собой, так как там ничего съедобного найти нельзя. Правда, в горах мы видели убегающего койота, а Джон Гарвард (студент Гарвардского университета, хотя и не потомок его основателя), растянувшись на голом песке, подманил из небесной синевы двух стервятников. По его словам, он вскочил, когда птицы уже были готовы приступить к трапезе. Не исключено, что под каким-нибудь иссохшим кустиком, вспугнутый звуком наших шагов, прятался готовый ужалить скорпион, «напряженно улавливая еле заметные вибрации, которые подсказали бы ему, что делать дальше», как писал в одном из своих романов Флеминг. И, может быть, мимо по песку брел жучок, «и молниеносный бросок скорпиона не оставил ему времени на то, чтобы развернуть крылья». Но вот тайных торговцев алмазами и вертолетов, поливающих землю и друг друга пулеметными очередями, там, несомненно, не было. В целом Пампа Хумана-Колорада – место крайне суровое, унылое и негостеприимное, и людьми, которые создали на этой сожженной солнцем поверхности гигантские рисунки, провели многокилометровые прямые линии, расчистили огромные прямоугольники и другие фигуры и расставили драгоценные сосуды, должны были руководить побуждения, глубочайшим образом связанные с их мироощущением и мировоззрением.
Забытая цивилизация, которая замыслила так украсить пустыню и смогла привести этот замысел в исполнение, должна была обладать огромным опытом и знаниями. Если она была насканской, то простиралась далеко за пределы долины Наски, вплоть до Галапагосских островов и бассейна Амазонки. Кто-то упомянул полуостров Паракас – бесплодный, лишенный воды узкий клин суши, вдающийся в Тихий океан, который служил кладбищем в эпоху культуры, существовавшей 4000 лет назад. Тогда высшего совершенства достигли ткани. Очень редкая паракасская керамика украшена характерными бороздами в глине, заполненными цветными смолами. Насечка использовалась для украшения костяных и каменных изделий в древней Центральной Америке и Европе ледникового периода задолго до наступления века керамики. Паракасские деревянные сосуды для хранения воды украшены таким же способом. На сосуде в моей коллекции узор состоит из треугольных голов, очень похожих на голову ящерицы в Пампа Хумана-Колорада. Значит ли это, что забытая насканская цивилизация перешла от насечек на глине и дереве к насечкам на поверхности пустыни?
Ключи к отгадке лежат перед нами. Линии, сохраняющиеся неизменными вот уже два тысячелетия, линии, которые можно измерить, изучить и взять за основу для вычислений. Компьютер попробовал определить у них астрономическое назначение и не нашел его. Линии прокладывались не для того, чтобы указывать на небо или на горизонт, они не были дорогами и тропинками, не были ирригационными каналами u не означают, что в песке что-то погребено или спрятано. Быть может, завтра или послезавтра молодой ученый с помощью компьютера или без него еще раз изучит факты и найдет истолкование тайны.
Я могу поверить, что плоскогорье у подножия лиловых гор было священным местом древних перуанцев, обителью духов. Возможно, проведение линий и расчистка огромной геометрической фигуры считались своего рода епитимьей или богоугодным делом. Но, каковы бы ни были намерения их создателей, эти линии служили и вполне практическим целям в качестве указателей для размещения ритуальной утвари. Возможно, когда умершего погребали в долине и клали в его могилу сосуд, точно такой же сосуд выставлялся в пустыне, как приют для души. А может быть, это было жертвоприношение по случаю какого-то важного события в жизни семьи или рода. Не исключено, что сосуды вака, по верованиям насканцев, обладали властью над жизнью, плодородием и неведомым будущим и укрывали демона, духа-хранителя, к которому можно было прийти за советом в это место, чуждое всем житейским заботам.
Из-за пропасти, лежащей между нашим взглядом на мир и духовной жизнью исчезнувших народов, мы утрачиваем этот элемент мифов, легенд, философского восприятия. Мы начинаем искать забытое мироощущение в земле, как выразился Р. Аткинсон в «Тайне Стоунхенджа», и оно «ускользает у нас между пальцами».
Я внезапно заметил, что приятный запах влажной земли исходит вовсе не из открытого сундука, как мне показалось сначала. Это был запах дома. За маленькой комнатой с выложенным плиткой полом находилась кухня. Между узкими полосками занавесок в дверном проеме виднелся земляной пол и бамбуковый потолок, вымазанный сверху глиной, которая, затвердевая, плотно заполнила щели. Над кухонной утварью свисала электрическая лампочка без абажура – солнце, вокруг которого планетами кружили ночные бабочки.
Паласьо начал укладывать свои сокровища в сундук, а я перебирал в памяти индейские сказания. Вначале они «жили, точно дикие звери, без веры и правителей, не имея ни домов, ни городов… Точно дикие звери, ели они коренья, и листья, и стебли, и плоды, которые можно было рвать в лесу, не выращивая их, и еще они ели человеческое мясо. Наготу свою они прикрывали листьями, корой и шкурами, а иные и вовсе не прикрывали тело. Одним словом, жили они, как дикие звери, и, как у скотов, женщины у них были общими…» (Инка Гарсиласо де ла Вега 1722).
«Они говорят, что творец пребывал в Тиауанако и что это было главное место его обитания. Вот откуда взялись эти великолепные сооружения, где красками изображены костюмы этих индейцев, и много каменных истуканов – то были мужчины и женщины, которых он обратил в камень за неповиновение. Они говорят, что все было окутано мраком ночи, и там он создал Солнце, и Луну, и звезды, а потом повелел Солнцу, и Луне, и звездам отправиться на озеро Титикака поблизости оттуда и там подняться на небо… (Затем) творец… или Тикси Виракоча, что означает Непознаваемый Бог, пошел по горной дороге и посетил племена, чтобы посмотреть, как они плодятся и размножаются…» (Кристобаль де Молино из Куско, 1873).
Тикси Виракоча – это инкское (на языке кечуа) имя древнего перуанского солнечного бога. До эпохи инков его имя, согласно Туру Хейердалу, было Кон-Тики, и этот же бог действует в исторических туземных легендах на островах Тихого океана. Хейердал проследовал по мифическому пути Кон-Тики из Кальяо, порта Лимы, через Тихий океан до островов Туамоту. Быть может, влияние Кон-Тики коснулось и Наски.
Сьеса де Леон писал в 1554 г. об индейцах в районе озера Титикака: они «говорят, как и все горные народы, что его (Тикси Виракочи, – Дж. Х.) главная обитель находится на небесах… а среди туземцев немало людей сметливых, и они разумно отвечают на вопросы. Они ведут счет времени и кое-что знают о движениях Солнца и Луны…»
Паласьо поднял маленького глиняного идола, собираясь положить его в сундук. На его головном уборе мы увидели знак
– Да это же китайский иероглиф, означающий солнце! – воскликнул кто-то.
У некоторых лиц на сосудах были узкие глаза – в них чувствовалось что-то смутно восточное. Быть может, тайна Наски не исчерпывалась пустынным плоскогорьем.
Существует несколько разных миграционных теорий. Тур Хейердал, разумеется, отстаивает идею, что колонизация развертывалась с помощью плотов от Южной Америки на запад. Считается, что в ледниковый период происходила миграция через Берингов пролив (возможно, тогда еще не существовавший) – доисторические обитатели Азии медленно продвигались через нынешнюю Аляску, Канаду, Соединенные Штаты, Центральную Америку, дальше до Перу и еще дальше. Выдвигалось и предположение о переселении через Тихий океан в восточном направлении – из Азии, с архипелага на архипелаг и так до обеих Америк.
Швейцарский этнолог Франц Каспар провел четыре месяца среди индейцев Мату-Гросу, живущих еще словно в каменном веке. Там, где начинаются душные амазонские джунгли, он узнавал их верования о земле, о небе и о человеке. В небе живут колдуны в облике животных – обезьяны капуцина, черной обезьяны, ревуна и многих других. «Простые люди не могут увидеть этих жителей небес. Только наши колдуны вступают в общение с ними, когда вызывают духов».
Инки молились космическому богу:
«Виракоча, владыка вселенной!Ты мужчина и женщина,Повелитель жара и размножения,Тот, кто и слюной своей может творить колдовство,Где ты?…Солнце, Луна, день, ночь, лето, зима,Не тщетно, но в размеренном порядкеИдут они в предназначенное им место, к своей цепи».[35]Императору Пачакутеку, правившему до испанского завоевания, приписывается постройка восьми башен к востоку и к западу от Куско. Если смотреть на них с трона, установленного на середине площади, эти башни указывали точку восхода Солнца в дни солнцестояний и равноденствий. Дж. Мейсон считает, что «инки, вероятно, знали длину года, длину лунного месяца, а возможно, и период Венеры с довольно большой точностью».
Паласьо уложил в сундук большую кисть из разноцветных веревок со множеством узлов. Это было кипу, древнее запоминающее устройство для хранения чисел. Каждый узел на одной веревке означал 10, на другой – единицу. «Числовые» веревки привязывались к шнуру, и все свертывалось в кисть. Это была позиционная система обозначения чисел, десятеричная, как и принятая в Европе арабская система. Первая серия веревок кисти несла узлы XX, XXX, X, которые я прочитал как число 231. В прядях было завязано еще немало чисел – аккуратно, явно со значением. Был ли это какой-то астрономический период? Космическое, магическое число? Или общее число жителей в деревне? Перепись? Бухгалтерские сведения?
Барон Эрлан Норденшельд[36] расшифровал эти особые кипу, которые находят в захоронениях. Он утверждал, что они содержат календарные и астрономические сведения. Он нашел слагаемые и суммы, которые согласовались с периодом обращения некоторых небесных тел.
Рис. 16. Инка с узелковым кипу в руках. Слева внизу – двухцветное счетное устройство с 20-позиционной ячейкой памяти.
Гарсиласо де ла Вега, сын инкской принцессы и конкистадора, писал о счетной системе кипу: «(она) повергла в изумление испанцев, которые видели, что их лучшие счетоводы делают ошибки, а индейцы всегда так точны…»
Испанцам следовало бы заняться этим вопросом глубже. Инки пользовались компьютером. Мы не знаем, как он работал и как производились расчеты. Не знаем мы ничего и о том, что они считали. Это счетное устройство представляло собой коробку, разделенную перегородками на двадцать ячеек, расположенных четырьмя рядами по пять ячеек в каждом. В ячейки клались камешки – белые или черные. Ячейка считалась полной, когда камешков в ней накапливалось пять. Священник Хосе де Акоста видел, как инки пользовались этим приспособлением, сходным с абакой, и сделал с него рисунок. Но это было в 1590 г., и он не сумел разобраться в системе счета. Археологам не удалось отыскать ни одного из этих двадцатипозиционных запоминающих устройств. Может быть, их уничтожили как бесполезные, как носителей языческой магии?
Хронист Фернандо Монтесинос писал о «мудрых людях и астрологах, которые вместе с самим правителем (а он был очень ученым) тщательно изучали солнцестояния. Были у них часы с тенью, по которым они узнавали, какие дни длинные, а какие короткие и когда солнце уходило в тропики и когда возвращалось».[37]
Монтесинос имел в виду интиуатана – камни, очень похожие на современную модернистскую скульптуру, которые безжалостно уничтожались миссионерами, как предметы языческого культа. Сохранился только один из этих ориентиров, нацеленных на Солнце – в Мачу-Пикчу. высоко над джунглями реки Урубамбы, куда испанские завоеватели так и не добрались.
Быть может, ключи к тайне Наски могут оказаться и за пределами Пампа-Колорада.
Plus ultra![38]
9
Кон-ТикиВ аэропорту Лимы мы пересели с международного авиалайнера на местный самолет перуанской авиакомпании «Фаусетт». В этой второй экспедиции у нас не было времени опять трястись в джипе тысячу километров по исторической горной дороге. Авиакомпания «Фаусетт» первой ввела рейсы через Анды, когда пассажирам выдавались кислородные маски. Но теперь нам предстоял комфортабельный полет в кабине с нормальным давлением; в долину Куско мы явимся, как легендарный инка Айар Качи, «по воздуху на огромных крыльях».
По первоначальному плану нас во дворце правительства собирался принять президент Перу: нам предстояло рассказать о наших исследованиях инкского фольклора и перуанской старины, а также ответить на его вопросы. Но в промежутке между первой и второй экспедициями президент был низложен, и в стране было введено чрезвычайное положение: всюду, в том числе и в зале пересадки транзитных пассажиров, можно было увидеть темно-зеленые мундиры, стальные каски и автоматы. Однако наши планы научного исследования археологического наследия великого и загадочного прошлого Перу, важного не только для этой страны, не связанного с временным и преходящим, остались без изменений. Наш проект изучения древнего величия Перу был внеполитическим, чисто научным, археологическим.
К большому моему изумлению, я увидел, что пассажиры, прибывшие из Нью-Йорка, сидят рядами в зале ожидания и растерянно смотрят на офицеров. У каждого пассажира изо рта торчал термометр. В Соединенных Штатах свирепствовал гонконгский грипп, и это был медицинский контроль для выявления носителей инфекции. Их пребывание в Перу должно было закончиться, не успев начаться. Я перепугался. Моя работа была расписана по дням и по часам, а еще за три дня до отлета я лежал в постели с гриппом. Нет. рисковать нельзя: когда ртутный столбик дойдет до нормальной температуры 98,6° по Фаренгейту, я незаметно вытащу термометр. Я скосил глаза на шкалу. Тьфу ты, черт! Она оказалась стоградусной. Я так устал, что никак не мог высчитать, какая температура будет нормальной по этой шкале: 98,6 минус 32, умножить на 9, разделить на 5….[39] Тем временем ртутный столбик беспрепятственно полз вверх и остановился, только-только не добравшись до 37°. Меня признали здоровым.
Куско, старейший из городов Южной Америки, с воздуха кажется гроздью крыш из красной испанской черепицы. Этот цвет хорошо сочетается со скалами и сочной зеленью горной долины. Рыжевато-коричневый собор времен Возрождения, построенный в 1560 г. на развалинах инкских зданий. Крутые склоны, все в террасах, обложенных старинной каменной кладкой, которая удерживает на месте землю полей и фруктовых садов. Из века в век эти клочки плодородной почвы приносят одни и те же неизменные урожаи. Каменные плотины позволяют регулировать горные потоки. Акведуки несут в город воду высокогорных ключей. И некоторым из этих древних выложенных камнем труб струится кристально чистая вода каких-то далеких, забытых, не прослеженных вновь источников. Вверх по склонам змеятся тропы, и в крутых обрывах вырублены ступеньки.
В 1550 г. Сьеса де Леон расспрашивал знатных инков о происхождении Куско. По сути это было чуть ли не первое в мире исследование по социальной антропологии, хотя он сам называл свой труд «занятием, спасающим от пороков, кои порождаются бездеятельностью».
«Манко Капак (первый великий Инка)… возвел глаза к небу и с глубоким смирением воззвал к Солнцу, моля его о милости и помощи при основании нового селения. Затем, обратив глаза к горе Уаиакаури, с той же мольбой он обратился к своему брату (Айару Качи), которого почитал теперь как бога (после того как лишил его жизни, замуровав его пещере. – Дж. X.). Затем начал он следить за полетом птиц, знамениями звезд и другими знаками… Во имя Тикси Виракочи, и Солнца, и других богов заложил он этот новый город».
Итак, основание Куско было, несомненно, связано с астрономией и с Солнцем, определено самим небом. Правители инков, подобно египетским фараонам, объявляли себя потомками Солнца. Расширение империи инков, простиравшейся более чем на полторы тысячи километров, от экватора вблизи Кито до современного Чили, осуществлялось как крестовый поход, распространявший культ Солнца в качестве верховного божества.
Строительство каменных сооружений без помощи машин в разреженном воздухе Куско поразительно уже само по себе. Этот город расположен на высоте 3450 м над уровнем моря, всего лишь на сотню-другую метров ниже верхней границы агрикультурной зоны, выше которой невозможно разведение никаких сельскохозяйственных культур. Требуется три недели, чтобы привыкнуть к такой высоте – чтобы кровь начала снабжать организм кислородом в необходимых для жизни количествах. А в ожидании этого приезжим рекомендуется почаще отдыхать и избе гать любых физических усилий.
В отеле «Куско» висят объявления, предупреждающие туристов о симптомах горной болезни. У портье можно получить кислородную подушку. Однако в обычной спешке и опасениях, как бы чего не упустить, туристы – и особенно те, что прилетают в Куско на реактивном лайнере, чтобы осмотреть город за один день, – нередко замечают эти объявления слишком поздно. Человек выходит из самолета на заре, завтракает, лезет на гору осматривать крепость Саксакуамана, съедает обед из пяти блюд, бежит покупать ковры из шкуры ламы, которые в Лиме стоят на 10 % дешевле, и вот уже его жена звонит из вестибюля: «Доктор, пожалуйста, поскорее. Мне кажется, у него что-то с сердцем».
Нам вовсе не хотелось подхватить la seroche – горную болезнь, которая несет с собой мучительную мигрень, сердцебиение, тошноту и потерю сознания. Джеймс Глейшер в полной мере ознакомился с этими симптомами, когда он в 1862 г. поднялся на воздушном шаре над Вулвергемптонским газовым заводом на высоту 8700 м, сыграв роль подопытной морской свинки. И первый день мы провели в неторопливых разговорах с индейцами Куско, общаясь с ними на ломаном испанском и на кечуа – с помощью переводчика.
И тем не менее голова у меня была тяжелой, я испытывал страшную усталость, и земля при каждом шаге словно сама устремлялась навстречу моим подошвам. Я чувствовал, что мне нужно чего-нибудь выпить, чего-нибудь покрепче перуанского освежающего напитка, именуемого «инка-кола». Коридорный в отеле рекомендовал мне местное лекарство. Я выпил горячий, почти бесцветный чай, заваренный из длинных темных листьев на английский манер. Отлично!
– А как это называется?
Оказалось – кокаин! Листья Erythrozyten cocae – кокаинового куста. Местные индейцы с незапамятных времен жевали эти листья вопреки всем запретам испанских завоевателей, а позже и национального правительства. Небольшие дозы его вызывают приятные галлюцинации, возбуждают человека и физически и интеллектуально, а также оказывают обезболивающее действие на желудок. При злоупотреблении им развиваются параноические психозы, истощение, судороги. Но исторически употребление кокаина в верхних Андах имеет свое объяснение и оправдание: гнет испанских колонизаторов, суровый климат и постоянные муки голода.
Я не делаю фетиша из стерильных целлофановых пакетов. Я с удовольствием ем местные блюда в маленьких закусочных, пью местные вина. Но заболеть по собственной вине во время экспедиции – значит потерять напрасно драгоценное время, проявить непростительное для ученого легкомыслие. А потому я строго выдерживал полевую диету: пиво, хлеб, очищенные фрукты и тушеное мясо, хорошенько прокипевшее и протомившееся. Ну, и следить за своим весом мне не приходится – за время каждой экспедиции я, как правило, теряю килограммов пять. Однажды мне довелось наблюдать в вестибюле отеля в Мехико, как стонал и корчился турист, пораженный «проклятием Монтесумы», а в Испании турист точно так же корчился от «желудочных колик Торквемады». Но иностранные микробы тут ни при чем. «Сеньор! – заявил управляющий отелем в Мехико, кивая на туриста. – Это не вина моей кухни. Он приехал вчера. И что же? Высота нашего города над уровнем моря три километра, а он требует завтрак из трех блюд, пьет кофе, коньяк, потом второй завтрак – груда оладий, коньяк, вино, красный перец! Матерь божья! Это и я бы заболел, а ведь я мексиканец!»
Центр Куско остался почти таким же, каким был в колониальные времена. На окраинах правительство построило школы, жилые дома и аэропорт, но главная площадь города сохраняет свой древний облик. Крутая, мощенная булыжником улица все еще называется «Дорогой конкистадоров»: народные сказания подтверждают, что Писарро и его солдаты вошли в город именно по ней. Нижняя часть стен, как правило, сложена из известняковых и гранитных плит, точно пригнанных друг к другу и ничем не скрепленных. Одна такая плита имеет двенадцать граней и углов, и одиннадцать ее граней прямо-таки притерты к одиннадцати соседним камням. Это кладка инков. Завоеватели, разрушив город, возводили свои дома на старых фундаментах.
Этол Джойс, специалист по истории Южной Америки, считает инков и их неведомых прародителей лучшими каменщиками доисторического периода. Они обтесывали твердые глыбы с такой точностью, словно создавали трехмерные головоломки-мозаики. Каждый камень готовился для одной определенной позиции. Благодаря такому уникальному способу соединения здание выдерживало самые сильные ураганы и землетрясения. А в распоряжении строителей были одни лишь каменные инструменты и орудия; ни железа, ни стали, ни других твердых металлов перуанские каменщики не знали. И никаких измерительных инструментов, никаких чертежей; подготовка проводилась на глаз и на ощупь.
В области архитектурного искусства строители овладели прямым углом, эллипсом и кругом. Храмовая архитектура отличалась классической простотой, без каких-либо вычурных украшений. Истинная арка известна не была, а потому окна и двери накрывались поперечно уложенными плитами, как в Стоунхендже.
Испанские хронисты считали своим долгом ничего языческого по возможности не хвалить, а потому объявляли великолепное мастерство инкских каменщиков колдовством: по их словам, перуанцы умели чарами размягчать камень так, что его можно было резать словно сыр. А как же вес камней, иной раз достигавший ста тонн? Может быть, подобно герою уэллсовских «Первых людей на Луне», инки располагали антигравитационными приспособлениями, которые на какие-то мгновения сводили земное тяготение к нулю?
Большая Площадь производит сильное впечатление. Я стоял там, где некогда император появлялся в дни религиозных празднеств, там, где пели и танцевали, где совершался обряд инициации, где напитком была местная водка чича. Эти празднества наступали в положенный срок, определявшийся по жреческому календарю, который подчинялся Солнцу, Луне, а может быть, и звездам. Каждый день в момент восхода Солнца зажигался священный огонь. Ярко пылали покрытые резьбой, пропитанные благовониями поленья, и в пламя кидали всяческую пищу под песнопения: «Вкуси все это, о владыка Солнце, и воззри на своих детей!» В первый день месяца перед императором и его двором гоняли по кругу сотню лам, а затем животные распределялись по группам для будущих жертвоприношений – 30 групп, по одной на каждый день. Хронисты излагают систему отсчета времени у инков довольно путано и неясно. В году, по их словам, было 12 месяцев, и каждый месяц начинался в новолунье. Сельскохозяйственные работы и другие сезонно происходящие события были зарегистрированы в соответствующих местах календаря. Однако 12 лунных месяцев, в среднем равных 29,53 суток, не составляют тропического года, который содержит 365,2422 суток. В результате возникает нехватка почти в 11 суток. Правильный учет этого расхождения требует немалого труда. Необходимо в соответствии с установленным календарным циклом вводить добавочные месяцы. Вавилонский цикл охватывает период свыше 19 лет; на его основе развился еврейский календарь. Старинный китайский календарь также опирался на 19-летний цикл. Успешному созданию лунно-солнечного календаря должны предшествовать многие столетия наблюдений, которые позволяют выявить правильные соотношения различных периодов. Как раз в те дни, когда хронисты старательно замалчивали достижения инков в создании календаря, папа Григорий XIII учреждал коллегию для исправления ошибок старого юлианского календаря, которые уже вышли за все допустимые пределы. В 1582 г. был введен современный григорианский календарь. Его год отличается от фактического солнечного года всего лишь на 26 секунд, но с Луной он не связан вовсе.
Хранители календаря инков были «орехоне» («длинноухие») – особая каста вельмож-жрецов, которая, как и императорский род, вела свое происхождение от Манко Капака. Как раз в то время, когда в Перу явился Писарро, император Уаскар был убит вместе со всеми своими восемьюдесятью детьми, женами и братьями. Убили их по приказанию верховного Инки Атауальпы, которого испанцы затем приговорили к сожжению, а, когда он окрестился, ограничились тем, что удавили его. Последний представитель династии, Тупак Амару, был обезглавлен на Большой Площади в 1572 г. Возможно, нам так никогда и не удастся установить, какие знания были накоплены инками; разве что узлы кипу содержат какие-то сведения о календаре и их удастся расшифровать.
Об их праздниках миссионеры сообщают очень мало. Самый важный праздник приходился на день, когда Солнце достигает своего крайнего южного положения, склонения – 23,5°, что в южном полушарии соответствует летнему солнцестоянию. Это происходило в месяце Канака Райми, который приходился на декабрь в григорианском календаре. К этому времени приурочивались инициации мальчиков из знатных родов, атлетические состязания и театрализованные сражения. Церемония в июне, отмечавшая зимнее солнцестояние, утверждала поклонение Солнцу – устраивались празднества для простого народа, приносились жертвы, и торжественно зажигался новый огонь.
Я перевел взгляд с Большой Площади на зубчатую линию горизонта. Восемь башен Пачакутека исчезли, и не осталось никаких археологических следов, которые могли бы подсказать, где именно они стояли. Историки сообщают, что одна из башен этого девятого императора указывала место восхода Солнца в день зимнего солнцестояния, а другая – в день летнего солнцестояния. Согласно одной из легенд, Пачакутек построил эти башни, чтобы исправить 12-месячный календарь, введенный восьмым императором Виракочей Инкой, но за столь короткий срок было бы невозможно ввести и выверить лунно-солнечный календарь, так что башни и система отсчета времени скорее всего существовали задолго до Пачакутека и Виракочи.
Можно было бы рассчитать направление на точку горизонта, в которой восходило Солнце при наблюдении с площади, и таким образом установить, где находились эти башни. Это была бы, так сказать, астроархеология наизнанку. В таком случае можно было бы определить азимутальную ошибку в их размещении, узнать, велось ли наблюдение по центру диска или по его краю, но все эти сведения мало что дали бы для решения главной нашей задачи. По ним нельзя судить об уровне научных знаний перуанцев в доколумбову эпоху. Куда важнее были бы остальные шесть башен – те, которые не отмечали солнцестояний. Может быть, они отмечали точку равноденствия? Олден Мейсон, филадельфийский специалист по инкской цивилизации, в этом сомневается. Или – хотя это маловероятно – они как-то связаны с направлением линий в Наске? Тут нам приходится ожидать, что скажет археологическая лопата.
Я прошел через площадь к тому месту, где Манко Канак построил первое жилище для себя и своей жены-сестры и где затем был воздвигнут великий Храм Солнца («Кориканча», что значит «Золотой круг»). В этом храме три тысячи жрецов и жриц совершали ритуалы в честь «инти» (титул солнечного бога на языке кечуа). Зал Солнца, по оценке американиста Джона Роу, имел 28 м в длину и 14 м в ширину, что вполне сопоставимо с размерами сарсенового кольца Стоунхенджа. Внешний периметр составлял 360 м, что сопоставимо с длиной внешней границы Стоунхенджа. Зал был богато украшен, в частности там находился гигантский золотой диск, изображавший Солнце, который бесследно исчез еще до того, как Писарро успел наложить на него руку. Искатели кладов перерыли в поисках его все окрестные горы, но ничего не нашли. Этот диск можно, пожалуй, сравнить с календарным камнем ацтеков, хотя у инков не было развитой иероглифической системы. В этом же зале хранились завернутые в пелену мумифицированные тела императоров, которые в торжественные дни выносились на солнечный свет.
В пределах храмовой территории находились помещения и особые здания для храмовых служителей – астрологов, судей, ткачей и пекарей. Императорские ткани были тонкими, узорчатыми, лучшими в Перу, а следовательно, и во всем мире. Лекари умели производить пересадку костей, ампутации и трепанацию черепа, пользуясь анестезией (кокаином из листьев кокаинового куста) и послеоперационными обезболивающими средствами. Имелись помещения для храмовых женщин – мама-куна (девственниц, посвященных богу) и «избранных», как их называли, от которых не требовалось соблюдения чистоты. Девушек, предназначенных для этой почетной роли, свозили в Куско из всех пределов империи. Они удивительно походили друг на друга чертами лица и телосложением, что поразило испанцев и свидетельствовало как о красоте индейских женщин, так и том, какое огромное значение придавалось отбору этих девушек.
Этот храм был центром империи. Воображаемые (или реальные?) линии вели от него во все стороны к вака, обиталищам духов, к горам и башням. Но теперь невозможно решить, заключалась ли в планировке храма какая-либо информация о конкретных астрономически значимых направлениях. От него осталось слишком мало. Монахи позаботились заново освятить священное место инков. Собор и монастырь Санто-Доминго погребли под собой древний храм. Только кое-где сохранились отдельные части его стен, и в частности изогнутая стена с западной стороны. Можно предположить, что там находилась площадка для наблюдений.
В Писаке, на горе неподалеку от Куско, имеется круглая площадка. На ней сохраняются обломки обтесанного камня «интиуатана» («солнечной коновязи» на языке кечуа). Жрецы инков измеряли тень центрального гномона. Наблюдения эти велись вплоть до эпохи завоевания. Они были крайне важны для религии инков, и такие каменные инструменты устанавливались во всех храмах империи. Испанцы времен Возрождения не питали ни интереса, ни уважения к языческой «науке». И все наши сведения о храмовой астрономии исчерпываются краткой фразой Монтесиноса: «все они тщательно изучали солнцестояния». Но завоеватели отдавали себе отчет в важности ритуала: они разбили камень в Писаке и методично, беспощадно уничтожили все остальные интиуатаны – все, за исключением камня в Мачу-Пикчу.
Где-то в джунглях существовало тайное убежище, надежно укрытый город инков, Шангри-Ла Нового Света. Во всяком случае, такие ходили слухи. Хайрем Бингхем, археолог из Йельского университета, поверил им и загорелся надеждой. Он начал упорные поиски у восточных границ Перу, где окутанные душными испарениями реки текут к Амазонке. Если удастся отыскать этот древний город, не окажется ли он обитаемым? И уж во всяком случае он обещает много интереснейших археологических находок. Может быть, даже там спрятан золотой солнечный диск.
В июле 1911 г., после многих разочарований, он отправился с индейцем-проводником вверх по крутой тропке у самой опушки дождевого леса. На вершине горы, в 2400 м над уровнем моря, его поиски завершились. Он бродил по заросшим травой террасам, проходил через каменные ворота, поднимался по широким ступеням. Он смотрел на обвалившиеся строения, укрытые цветущей пуансетией, на башню, сложенную из белых гранитных блоков, на высокий храм. Он нашел Мачу-Пикчу.
Если и правда существует семь чудес света, Мачу-Пикчу, несомненно, входит в их число. Красотой это место не уступает африканскому водопаду Виктория, греческим островам или горам Гранд-Титон в штате Вайоминг. Эта высокая вершина находится словно на дне чаши из других, более высоких гор, зеленеющих лесами, в которых нет ни дорог, ни селений. Небо ослепительно синее, как всюду в тропиках, но жары на такой высоте не бывает, и воздух тут мягкий и бодрящий. Человеку было бы не так-то просто осквернить это место. Если пелена смога когда-нибудь доберется до Мачу-Пикчу, это будет означать, что он окутал всю землю.
Инки выбрали место, где природа очень щедра. Широкие террасы с плодородной почвой обильно орошались внезапными ливнями на манер флоридских. Имелся и источник питьевой воды, а также водосборные цистерны. В джунглях у начала ущелья можно было собирать всевозможные плоды. Стада лам и вигоней давали шерсть для одежды. Лес ниже по склону обеспечивал топливо.
Сейчас маленький тепловозик водит поезд вниз от Куско по долине реки Урубамбы. На станции пассажиров ждет джип, в котором они отправляются дальше по узкой немощеной дороге, крутыми извивами поднимающейся по западному склону ущелья. Снизу из ущелья древний город не виден, его надежно укрывают почти вертикальные лесистые склоны.
Археологические раскопки позволили установить полную протяженность селения. Это был не город, а храмовый комплекс, возведенный для религиозных, культовых целей. Важнейшим его пунктом была пирамида на западном краю обрыва. Вероятнее всего, она была естественного происхождения – утес, которому была придана правильная форма при помощи каменных террас, так как в отличие от майя и ацтеков инки пирамид не строили.
Я пересек площадь и поднялся по лестнице наверх. Тут действительно находилась интиуатана; она сохранилась в целости. Я обследовал и измерил это приспособление. Верхушка вертикального гномона – каменного столбика высотой 0,3 м – была скошена. Восточная грань столбика была прорезана наклонными и горизонтальными плоскостями с прямыми краями, которые расходились в разных направлениях. Насколько можно было судить без раскопок, этот камень представлял собой скалу, обтесанную на месте. Вне всяких сомнений, это был доисторический научный инструмент. Тень, отбрасываемая Солнцем или Луной, могла определяться с точностью до полусантиметра, что соответствует угловой ошибке для самой длинной тени примерно в четверть градуса. Он позволял наблюдать солнцестояния, равноденствия и перемещения Луны. На такой высоте тень отбрасывает и Венера.
А как бы проделали это мы? Как бы мы провели измерения теней? Вопрос не слишком уместный, поскольку интиуатана опирается на принципы, чуждые современной науке. Мы провели бы меридиан север – юг и радиальные линии, расходящиеся от гномона, точно спицы в колесе. Мы расчертили бы эллиптические кривые, симметричные относительно меридиана. Но камень инков не симметричен. Прямая север – юг проходит через его вершину по диагонали от угла до небольшой грани. Я проделал измерения и составил программу анализа. Для расчета многочисленных направлений трехмерной тени необходима ЭВМ. В Стоунхендже основные направления очевидны благодаря его архитектурным особенностям, но обнаружение этих направлений у интиуатаны – задача сложная и неопределенная.
Почему селение Мачу-Пикчу перестало существовать? Причину не стоит искать в войне, голоде или эпидемии. Почти все могилы в Мачу-Пикчу женские. А немногие мужчины, вероятнее всего, были евнухами. Храм был уединенной обителью одних лишь дев Солнца. Я слышал, как проводник объяснял это группе французских туристов: «Таким образом, оно погибло от… как это у вас говорится… от нулевой рождаемости».
Мы пересекали высокое пустынное плоскогорье в Андах – крышу мира, Альтиплано… Высота 3900 м, 4200 м и выше… выше… Когда мы добрались до деревни, каждое движение давалось мне с трудом, словно какая-то сила прижимала меня к земле. На дощечке значилось: «5230 м над уровнем моря». Но в этой высокогорной деревушке жизнь шла своим чередом. Особые условия оказали свое воздействие на человеческий организм. Врачи указывают, что у жителей высокогорья особенно велик объем легких. Количество крови у человека там на литр больше нормального, гемоглобина в ней не 5 миллионов, а 8 миллионов, биение сердца замедлено. Я стоял каменным столбом, точно инка Айар Качи, а на каменном уступе над деревней ребятишки гоняли футбольный мяч.
В климате Альтиплано невозможно заниматься сельским хозяйством – там, кроме картофеля, не приживаются никакие культурные растения. Научно-исследовательская группа была убеждена, что местные жители должны серьезно страдать от постоянного недоедания. В их диете не хватало кальция, и по всем законам питания им полагалось быть безволосыми, со слабыми костями и биться в судорогах. Группа следила, как они едят: бесконечные жидкие каши, картофель и т. д. Потом один индеец без всяких видимых причин растолок обломок безвкусного известняка и посыпал полученным порошком кашу. Это был давний обычай Альтиплано. Известняк не делал пищу ни ароматнее, ни острее, но он восполнял нехватку в ней кальция.
Да, мы видели, как четырехлетние дети пасут лам на унылых пастбищах, видели семьи, где только хозяин дома мог позволить себе такую роскошь, как сандалии, но тем не менее мы не могли согласиться с этнографом, который написал: «Их смуглые терпеливые лица с грубыми чертами неизменно хранят угрюмое выражение, в их глазах безропотная покорность, словно всех исконных жителей этих мест гнетет неизбывное горе». Не поверили мы и утверждению, будто Альтиплано – это гетто и закон запрещает увозить местных жителей вниз, в города и на побережье.
Титикака, высочайшее из судоходных озер мира, было центром доисторического культа Солнца. На это указывают легенды (место рождения Солнца, страна, где было сотворено все сущее), и это же подтверждают археологические изыскания. Здесь, на острове Солнца, находился важный храм, а на острове Коати – дворец жрецов. Мегалитические постройки Тиауанако возводились на самом берегу озера, но теперь его уровень понизился.
Кто-то назвал сооружение в Тиауанако «прямоугольным Стоунхенджем».[40] И действительно, сходство между ними есть. Глыбы весом до 100 т перевозились к священному месту, камни соединялись по системе гнездо – шип, словно деревянные балки, а главный прямоугольник – 134 м на 128 м – размечен вертикально установленными камнями. Но есть и отличия. Мегалиты обработаны – по большей части им придана форма человеческих фигур, и они не опоясаны рвом. Входом в прямоугольник служат знаменитые Врата Солнца. Эта пробитая в глыбе арка покрыта резьбой – богоподобная фигура в центре и 48 символов, по 24 с каждой стороны. По поводу Тиауанако высказывались самые немыслимые гипотезы: что некогда это был остров, ушедший наподобие Атлантиды на дно Тихого океана, а затем в целости и сохранности вновь поднявшийся за Андами. А в 48 символах видели существование года из 48 месяцев в те времена, когда Луна обращалась вокруг Земли за 7,5 суток. Но это безусловно не так. Действительно, в далеком прошлом Луна могла находиться ближе к Земле, и тогда период ее обращения был равен примерно 10 суткам, но вычисления, опирающиеся на законы небесной механики, показывают, что это могло иметь место миллиард лет назад или еще больше.
Было бы интересно изучить положение монолитов вокруг прямоугольника и проверить возможные направления на Солнце, Луну и звезды. Впрочем, Дж. Олден Мейсон считает, что монолиты – всего лишь остатки стены.
Хотя инки и утверждали, что они совершенно новая раса, сотворенная Солнцем, на самом деле они скорее всего были потомками создателей культуры Тиауанако, расцвет которой приходился на период между 200 и 600 гг. и. э., лет за 700 до того, как инки достигли вершины своего могущества. Культура Тиауанако, вероятно, либо развилась из насканской, либо испытала сильное ее влияние. Связь эта не была официально признана в специальной литературе, но все данные свидетельствуют в ее пользу. Тиауанакская керамика, так же как и насканская, украшена многоцветными узорами. Стиль ее более смел и энергичен, как это и должно было быть при естественном развитии стилей Наска 2, 3, 4, которые существовали на несколько столетий раньше. В большинстве перуанских археологических раскопок в слоях 700 г. и. э. обнаруживается влияние Тиауанако. Ее культурная линза распространилась от озера Титикака очень далеко и охватывает пустынные области между океаном и горами.
Там, где кончается наука, начинается воображение. В том, что касается древних цивилизаций Перу, археология нашла пока слишком мало нитей, чтобы из них можно было сплести теорию. Мы не знаем, что лежит в основе легенд, как развивалась культура. «Археология, – сказал сэр Сирил Фокс, – не способна иметь дело с мифами».
Тур Хейердал сидел под тропическими пальмами Фату-Хива, одного из Маркизских островов. Как-то на пляже в звездную ночь он слушал шум невидимого прибоя, который поднимала зыбь, гонимая через Тихий океан восточным пассатом. Над рдеющими углями костра наклонялся дряхлый старик с темно-коричневой задубевшей кожей. Его голос гармонично вплетался в песню волн. Он рассказывал, как много поколений назад солнечный бог Тики привел его предков на райские острова из далекой земли.
И воображение Хейердала заработало. Он сопоставил Тики с доинкским солнечным богом Кон-Тики, он мысленно объединил изображения людей на островах Пасхи и Маркизских со статуями Тиауанако, а пирамиды на Таити и Самоа – с пирамидами Перу. Ему представилось, как великий вождь покидает озеро Титикака, спускается к сухому и пыльному побережью, сооружает бальсовый плот и отправляется, уносимый ветром и течением, на запад, к островам Южных морей. Так родилась его теория заселения Полинезии.
Он превратил фантазию в реальность. На плоту, точной копии древних перуанских плотов, он с пятью спутниками доплыл от Кальяо до архипелага Туамоту. Но Хейердал первый признал, что это смелое плавание не доказало его теории (как и теория Стоунхенджа, она еще ждала признания, а не подводящего итоги «что и требовалось доказать»). Он продемонстрировал, что бальсовый плот может доплыть из Перу в Полинезию, но и только.
Я не этнограф и не хочу вступать в спор относительно теории Хейердала о миграции через Тихий океан на запад, с которой было связано распространение солнечного культа. Другие теории выдвигают прямо обратную идею – заселения Южной Америки из Полинезии через Чили (южная ветвь великого кругового Гумбольдтовского течения направлена с запада на восток) или же по суше из Китая через перемычку, соединявшую тогда Сибирь и Аляску, через всю Северную Америку и Панамский перешеек. Однако существует ряд несомненных фактов, которые дают пищу для размышлений.
Во-первых: полинезийцы пользуются для фиксации сведений узлами на веревках, сходных с кипу инков.
Во-вторых: обратный отсчет генеалогий, запечатленных в этих кипу, считая в среднем по 25 лет на поколение, дает дату начала некоторых полинезийских генеалогий где-то около 500 г. и. э. А это примерно период наивысшего расцвета исчезнувшей культуры Тиауанако (и на несколько веков позже насканских линий).
В-третьих: на острове Пасхи посреди Тихого океана имеются большие каменные статуи безногих длинноухих людей (орехоне?), установленные на дерпе или на плоских платформах у берега. Платформы сложены из каменных блоков, обтесанных и пригнанных друг к другу без известки с большой точностью и мастерством. Ближайшее место, где встречалась сходная обработка камня, – это Куско, стены инков, в которых камни обтесывались, «словно они были из сыра».
В-четвертых: коллеги Хейердала определили ориентацию 90-метровой платформы в Винапу. Стена и статуи, которые были прежде на ней установлены, в пределах ошпбкп измерения были ориентированы на точку равноденствия.
В-пятых: вблизи Оронго находится священная деревня, романтично прилепившаяся к узкому уступу, с которого открывается широкий вид на синий океан. Сорок восемь капищ, единственных в своем роде для Полинезии, были украшены разноцветными фигурами и узорами. В стене вулканического кратера высоко над деревней были обнаружены выдолбленные в лаве глубокие и узкие ямки. Когда в центральную ямку вставили палку, выяснилось, что тень от нее в дни летнего и зимнего солнцестояния падает на метки, сделанные в скале. (Однако несколько лет спустя другому этнографу не удалось обнаружить в обсерватории Оронго этих деталей.)
Задолго до того, как адмирал Якоб Роггевен открыл этот остров в пасхальное воскресенье 1722 г., его обитатели уже изготовляли фетиши, веря в их магическую силу. Фетишами были фигурки из камня и глиняные сосуды. Хейердалу показали эти аку, часть которых была для надежности спрятана в пещере. Как и перуанские ваку, аку были обиталищами духа. Как инкские вавки, аку-аку был духом-хранителем, добрым защитником, совестью. Тур Хейердал был настолько захвачен этой идеей, что сам перенесся в иную культуру. В одну бессонную ночь на острове Пасхи ему почудилось, что он слышит голос своего собственного аку, доносящийся из глубин его древнего подсознания. Аку беседовал с ним, обсуждал его теорию миграции через Тихий океан и высвободил самые дерзкие его мысли!
Происхождение полинезийской расы, как я уже говорил, остается предметом спора: теории циркулируют вместе с великим течением Гумбольдта с востока на запад и с запада на восток, идеи проносятся от одной школы мысли к другой, точно пассаты. Но этнография этнографией, а общий для всего Тихого океана и всей Америки культ Солнца, безусловно, мог существовать. На островах уже проводятся астроархеологические исследования. И когда после экономического спада научные исследования вновь начнут щедро субсидировать, тут могли бы сказать свое веское слово и физические приборы и инструменты.
В 1968 г. я получил научное сообщение от Тауфа-Ахау Тубоу IV, короля островов Тонга. Его величество писал об исследовании каменного трилита – доисторического, возраст которого не установлен, – на одном из островов архипелага. Внимательные наблюдения показали, что две борозды на поперечном камне указывают на точки горизонта, в которых восходит Солнце в дни зимнего и летнего солнцестояний. Средняя полоса, определявшая наступление весны и осени, оказалась менее точной, но, как заметил король, доисторические люди могли без труда отсчитать 91 день от солнцестояния.
Древние памятники Тихого океана и Южной Америки еще ждут астроархеологических исследований, а мы пока закончим словами Кристобаля де Молина из Куско: «И в тот миг, когда Солнце собиралось взойти, как человек, сияющий в пышном великолепии, оно обратилось к инкам и к Манко Капаку и сказало: «Ты и твои потомки будете владыками и покорите много народов. Узрите же во мне своего отца, а вы – мои дети…».
Инки действительно покорили много народов и получили вместе с ними богатую культуру фольклора и знания. И сами были сметены, «как прохожий сбивает головку подсолнуха».
10
Новый СветАкционерное общество Строителей Насыпей, США.
От Скалистых гор до Аппалачей, от Великих озер до Мексиканского залива строители насыпей всюду оставили свои следы – огромные геометрически правильные земляные насыпи: квадраты, круги и безупречные точно смыкающиеся восьмиугольники. Исследователи XIX в. только диву давались, глядя на эти сооружения, которые, и вместе взятые и по отдельности, требовали значительно больше организованного труда, чем Стоунхендж или пирамиды в Гизе. На Североамериканском континенте, рассуждали ученые, несомненно, трудилась какая-то особая высокоцивилизованная раса, обитавшая там до появления индейцев-кочевников. Эта теория подразумевала полное и тщательное уничтожение целой расы – геноцид, выражаясь современным языком.
Однако постепенно накапливающиеся данные, факты и открытия материальных памятников опровергли эту теорию. Скелеты строителей насыпей во всем сходны с останками сиу, апачей и других индейцев. В стилях медных и серебряных украшений, а также каменных орудий наблюдается четкая преемственность. Нет, такой гипотетической, отличной от индейцев и предшествовавшей им этнической группы не существовало. По какой-то неизвестной нам причине, из-за какой-то групповой психологической потребности североамериканские индейцы примерно с 1000 г. до и. э. по 500 г. и. э. занимались колоссальным, продуманным с архитектурной точки зрения строительством, которое требовало большого воображения.
В прериях имелпсь тысячи доисторпческпх сооружений, которые теперь частично исчезли под железными дорогами, шоссе и городскими улицами. Маундсвилл в штате Западная Виргиния получил свое название от большой земляной насыпи (mound), находящейся по соседству, у Грейвс-крик. Это один из образчиков доисторического строительства, раскопки которого в то время, когда писалась эта книга, были еще далеко не завершены.
Небольшие насыпи в Огайо напоминают английские могильники. В них содержатся захоронения. У некоторых на вершине есть впадины около метра в поперечнике; глина там затвердела от огня. Археологи собрали в этих так называемых алтарных насыпях богатый урожай кремневых ножей, наконечников для стрел и украшений.
Однако геометрические насыпи не служили местом погребений, и они слишком велики, чтобы их можно было назвать алтарями. Фигуры эти огромны, изъедены временем, скрыты под кустарником и полями, и их трудно распознать с земли. Тому, кто хочет стать искателем насыпей, необходимо обзавестись самолетом или вертолетом. Любители-археологи из управления одной крупной компании пользовались для поисков самолетом этой компании. На земле местные любители, объединяя свои усилия, измеряли сооружения, производили топографическую съемку и проверяли наличие астрономических направлений.
Рис. 17. Древние земляные фигуры у реки Литтл-Майами, близ Цинциннати, шт. Огайо (США).
Рис. 18. Геометрические насыпи близ реки Сайото, шт. Огайо (США).
«Литтл-Майами» – одна из таких групп, изучающая систему древних фигур, находящихся в 16 км к югу от окраины Цинциннати. Фигуры эти включают круг, соединенный наклонным проходом с еще одним ограждением. Границы сооружения обозначены земляными валами шириной 6 м и высотой 0,5–1 м. Форма ограждений не имеет математического названия, хотя они все, несомненно, представляют чисто геометрические фигуры. Это прямоугольники, завершающиеся с узких концов полукружиями и охватывающие площадь, равную а x b +
Наш
сайт является помещением библиотеки. На основании Федерального
закона Российской федерации
"Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995
N 110-ФЗ, от 20.07.2004
N 72-ФЗ) копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения
произведений
размещенных на данной библиотеке категорически запрешен.
Все материалы представлены исключительно в ознакомительных целях.
 |
|
Copyright © UniversalInternetLibrary.ru - читать книги бесплатно
