Борьба за наследство Киевской Руси: Краков, Вильнюс, Москва

Денисов Юрий Николаевич
БОРЬБА ЗА НАСЛЕДСТВО КИЕВСКОЙ РУСИ. Краков, Вильнюс, Москва

Тот, кто принял на себя обязанности историка, не должен поселять ни ненависти, ни дружбы, хвалить врагов, где того потребует дело, и по необходимости упрекать самых близких людей, если их ошибки вызывают на то. А потому следует друзей обвинять и врагов хвалить, не колеблясь.

Анна Комнина, цесаревна (1083–1148)

От автора

Истории отношений России с Польшей посвящены многочисленные исторические произведения, созданные в разные эпохи. Как правило, все они рассматривали взаимоотношения России и Польши, а соответственно и народов, их населяющих, с одной позиции: мы, т. е. наше государство, народ всегда правы в своих действиях, а противоположная сторона виновна во всех межгосударственных конфликтах. Такой подход к истории взаимоотношений русского и польского народов только прибавляет взаимной неприязни и никак не способствует выяснению подлинных причин ее возникновения.

Более того, современные авторы (А. Е. Тарас и др.) пытаются опереться в своих выводах на исследования в области генетики, которая якобы доказала различия в ДНК поляков, белорусов, украинцев, с одной стороны, и ДНК русских – с другой. Делается заключение, что «именно врожденные (генетические) различия в решающей мере способствовали традиционному неприятию московитами (впоследствии русскими) европейского образа жизни, европейской культуры, католицизма, униатства и протестантства, [отсюда. – Ю. Д.] их ненависть к Великому княжеству Литовскому, Господину Великому Новгороду, Ливонии, Польскому королевству. И напротив, [породили. – Ю. Д.] огромную любовь к Востоку и азиатским традициям» [73, 6]. Следовательно, коль скоро на генетическом уровне эти народы разные, то и взаимопонимание между ними практически невозможно.

Такой подход к чистоте происхождения этносов уже существовал в Германии в 1-й половине XX в., когда с помощью линейки и циркуля определяли «истинную» принадлежность к германскому народу. Другие народы, согласно нацистской идеологии, не имели права на жизнь. Вероятно, наука генетика может оказать помощь археологам в выявлении принадлежности найденных при раскопках останков людей к тому или иному этносу, но рассматривать историю народов с помощью далеких от всеобщего признания выводов отдельных генетиков не только бессмысленно, но и очень опасно. Ни один европейский народ не создавался в лабораторных условиях с помощью клонирования человеческих особей. Происходившие в Европе в течение многих веков межплеменные, межнациональные и межконфессиональные войны, а также нашествия из Азии различных по этническому составу народов создали такой крутой замес этносов, что говорить можно только о культурных и языковых отличиях современных народов. Даже с учетом того, что население, например, Суздальского княжества в IX–XII вв. формировалось преимущественно из представителей мери, веси, муромы и мещеры, нелогично делать вывод об угро-финском происхождении всего народа Московского государства, а уж тем более народа Российского государства.

Добавляют масла в огонь межнациональной неприязни писатели и поэты на протяжении многих веков. Даже такие горячо любимые и взаимно признаваемые русским и польским народами поэты, как Александр Пушкин и Адам Мицкевич в своих стихах весьма негативно характеризуют поляков и русских соответственно.

Однобокие и необъективные подходы к истории польского и русского народов и стали основной причиной появления этой книги. Автору посчастливилось в течение долгого времени жить в Западной Украине, где переплелись судьбы украинцев, русских, поляков, затем в Белоруссии и России, удалось побывать в Литве и Польше и познакомиться с жизнью их народов. Именно это, надеюсь, позволит беспристрастно описать историю взаимоотношений этих народов на протяжении 2-го тысячелетия н. э.

Заранее приношу извинения за может быть излишне ироничный взгляд на события прошлого и их современников, но делаю это сознательно, чтобы отвлечь читателя от патриотического пафоса, которым часто проникнуты труды российских историков. Патетика может помешать непредвзято отнестись к взаимоотношению наших предков с их соседями, хотя само понятие «соседи» менялось во времени от средневековых жителей Вязьмы до современных жителей Гданьска и Ольштына.

Это первая книга дилогии, в которой предлагается собственный анализ событий, происходивших в жизни польского, литовского и русского народов на протяжении X–XVI вв.

Вместо предисловия
ПРЕДЫСТОРИЯ ПОЛЬСКО-РУССКИХ ОТНОШЕНИЙ

Первое упоминание о поляках в «Повести временных лет» неизвестный автор этого главного русского источника поместил под 898 г. в связи с нашествием венгров в Центральную Европу, когда напоминает потомкам о единстве славянских народов. «Был един народ славянский: и те славяне, которые сидели по Дунаю, покоренные уграми, и моравы, и чехи, и поляки, и поляне, которых теперь называют русь. Для них ведь, моравов, первоначально созданы буквы, названные славянской грамотой; эта же грамота и у русских, и у болгар дунайских» [62, 36].

Представление поляков об истории своего происхождения можно почерпнуть из «Трактата о двух Сарматиях» польского автора начала XVI в. Матвея Меховского, который сообщает о двух братьях, князьях Лехе (Lech) и Чехе (Czech), живших со своими народами в Кроации и Славонии.

«По мере размножения людей и родов в Далмации, Кроации и Славонии, при непонимании общего родства, часто начинались ссоры и убийства между братьями князьями и родственниками.

Поэтому вышеупомянутые князья Лех и Чех в полном согласии приняли здравое решение и, во избежание злейших преступлений, убийств и отцеубийств, собрали свое добро и свои народы по родам и поселениям со всей, какая у тех была, утварью, покинули родные места и пошли в западные страны искать нового пристанища.

Они знали, что восточные и южные области густо населены, и потому туда напрасно идти и нечего там искать.

Отправившись, таким образом, в поход, они достигли Моравии и Богемии. Обойдя всю эту область, тогда еще пустынную и необработанную, они увидели, что климат там здоровый, а земля плодородна, и поставили шатры на горе по имени Рип (Rzip).^[1] Тут младший брат Чех, восхищенный прелестью местности, стал просить у старшего брата Леха с большой настойчивостью, чтобы моравские и богемские земли отданы были ему, его наследникам и потомкам во владение и для заселения.

Лех, чтобы поддержать братскую любовь, согласился на просьбы и желания Чеха и, простившись, ушел со своими на северо-восток.

Достигнув земель Силезии и Великой Польши, невозделанных и до тех пор незаселенных, он остановился и закрепился там со своими людьми и имуществом.

В тех местностях Великой Польши и Силезии лехиты, они же поляки, размножились, волей божьей весьма возросли числом и наполнили Вандалию, то есть Польшу у реки Вандала, ныне именуемой Вислой, а также Померанию, Кассубию и всю область по Германскому морю, где ныне Марка, Любек и Росток, вплоть до Вестфалии. Они получили разные наименования соответственно местам жительства» [47, 73].

Эту версию происхождения поляков М. Меховский почерпнул из «Истории Польши» своего предшественника, польского историка XV в. Я. Длугоша, которая с некоторыми изменениями использовалась и другими историками, в том числе и чешским историком XII в. Козьмой Пражским. Несмотря на то, что версия не имеет никаких исторических подтверждений и, скорее всего, выдумана от начала до конца, для нашего исследования важно, как поляки в XV–XVI вв. позиционировали себя среди других европейских народов.

В историческое время во главе польского народа стала династия Пястов. О самом родоначальнике этих польских властителей Пясте и его жене Репке известно очень мало, хотя Галл Аноним называет даже имя его отца – Котышко, поэтому первым представленным в исторических источниках был, вероятно, герцог Польши Мешко I, правление которого приходилось на вторую половину X в.^[2] Именно с этим герцогом вел борьбу русский князь Владимир I за обладание Галицией. «В год 6489 (981). Пошел Владимир на поляков и захватил города их, Перемышль, Червен и другие города, которые и доныне под Русью» [62, 69]. Галиция, где расположены эти города, скорее всего, получила свое название от польского слова hala – горный луг, высокогорное пастбище, поскольку к территории с этим названием относятся местности как самих гор, так и предгорий Украинских Карпат и Польских Бескид. И хотя русский летописец сообщает, что и в его время галицийские города принадлежали Руси, эта территория долгое время была спорной между Русью, Польшей и Венгрией. Мешко I, или Мечислав, являлся вассалом германского императора Оттона II, от власти которого Польша пыталась время от времени освободиться. Скорее всего, именно в такой момент борьбы Польши за независимость и напал на поляков Владимир I, так как Мешко I не только уступил русскому князю несколько городов, но и заключил с ним мир, не желая воевать на два фронта.

Мешко I, принявший христианство в 966 г., был женат дважды. Его первая жена Добрава, сестра герцога Богемии (Чехии) Болеслава II Благочестивого, была христианкой. Вместе с ней в Польшу прибыл епископ Иордан, именно они положили начало христианизации Польши. Добрава родила в 977 г. наследника Болеслава, но при родах умерла. Вторая жена Ода, дочь маркграфа Нордмарка Дитриха, вышла замуж за Мешко в 978 г., будучи монахиней монастыря Кальбе. Такой брак порицался церковью, «однако ради блага отечества и укрепления необходимого всем мира дело не дошло до разрыва, а напротив, было достигнуто спасительное примирение. Ведь ею всячески поощрялась служба Христу, множество пленных было возвращено на родину, оковы с побежденных сняты, а тюрьмы для обвиняемых раскрыты» [75, 67]. Так описал причины этого брака епископ Титмар Мерзебургский, современник этих событий. Ода родила Мешко троих сыновей: Мешко, Святополка и Влодовея, или Ламберта (Лису). Вероятно, по случаю заключенного с Мешко I мира Владимир I назвал своего приемного сына (Владимир взял в жены беременную жену погибшего брата Ярополка) Святополком, который был одногодком или погодком сына Мешко с таким же именем.

Население завоеванных киевским князем Владимиром польских городов и их окрестностей, скорее всего, было уже христианским, так как с момента принятия поляками со своим герцогом крещения от римской церкви прошло 15 лет. В летописях ничего не говорится о попытке князя Владимира вернуть своих новых подданных в язычество, хотя упоминается, что он с начала княжения в Киеве ревностно насаждал многобожие в столице, в Новгороде и, наверное, в других городах. Но через семь лет с момента приобретения Перемышля, Червеня и других галицийских городов Владимир в 988 г. сам принял христианство от византийской церкви и крестил киевлян. Какие обряды христианства в процессе этой религиозной реформы на Руси предпочло население Галиции – латинские или греческие, в исторических источниках не сказано. Однако если учесть, что галицийские города часто переходили от Руси к Польше или Венгрии и наоборот, надо предполагать, что и обряды менялись с такой же периодичностью, так как веротерпимость не была в почете в Средневековье.

В это же время (983 г.) «пошел Владимир против ятвягов, и победил ятвягов, и взял их землю» [62, 69]. Ятвяги, балтийское племя, жили на территории современной Гродненской области Республики Беларусь. Таким образом, учитывая, что Владимир еще в 980 г. занял Полоцкое и, вероятно, Туровское княжества, владения киевского князя этого времени простирались далеко на запад от Киева. А к концу X в. для укрепления южных границ от печенегов киевским князем были построены города по рекам Десне, Остру, Трубежу, Суле, Стугне и Ирпени. Владимир «стал набирать мужей лучших от славян, и от кривичей, и от чуди, и от вятичей и ими населил города, так как была война с печенегами. И воевал с ними и побеждал их» [62, 91]. Так что, исходя из летописных сведений, переселять своих подданных с места на место русские князья начали издавна.

В 992 г. Владимир воевал с хорватами, как предполагал Н. М. Карамзин, на границах Семиградской области (Трансиль-вании) и Галиции. Война с подданными венгерского короля неизвестно чем закончилась, поскольку Владимир был вынужден вернуться для защиты киевского княжества от печенегов. Этот степной народ был давним врагом венгров, но за плату печенеги вполне могли оказать военную помощь Венгрии.

В том же году умер герцог Польши Мешко I, разделив Польшу между своими сыновьями, что послужило причиной начала борьбы за власть. Титмар сообщает:

«В 992 г. от воплощения Господня, 25 мая, в 10-й год правления Оттона III, этот князь, уже больной старик, отошел из чужбины сей на небо, оставив свое государство разделенным на ряд уделов. Позже, однако, сын его Болеслав, изгнав мачеху и братьев, а также ослепив своих родичей Одило и Прибувоя, с лисьей хитростью опять объединил его. Но, начав править самовластно, он стал попирать человеческие и божеские законы. Так, женившись на дочери маркграфа Рикдага, он впоследствии отослал ее назад. Затем, взяв в жены венгерку, родившую ему сына по имени Бесприм, он точно так же прогнал и ее. Третьей женой его стала Эмнильда, дочь почтенного господина Добромира, которая, будучи верной Христу, склонила неустойчивый дух своего мужа к добру и чрезвычайно щедрой милостынею, а также постом не прекращала один за другим смывать его грехи. Она родила ему двух сыновей – Мешко и другого, которого отец назвал именем любимого своего господина; и трех дочерей, из которых одна стала аббатисой, вторая вышла замуж за графа Германа, а третья стала женой сына короля Владимира (Святополка. – Ю. Д.)» [75, 68].

Болеслав I Храбрый, став герцогом Польши, старался жить в мире со своими западными соседями, такими же, как и он, вассалами германского императора Оттона III, однако после смерти маркграфа Мейсена он занял территорию Остмарка, или Лаузица (Лужицы), находящуюся между реками Эльба и Шпрее, а занятые города Бауцен (Баутцен), Стрелу укрепил своими гарнизонами. Титмар предполагает, что эти завоевания Болеслав сделал с согласия императора, столицей которого в это время был г. Гнезно в центральной части современной Польши. В дальнейшем Болеслав пытался приобрести у короля Баварии Генриха г. Мейсен, как сообщает Титмар, «за какие угодно деньги», но не сумел этого добиться. Уезжая от короля Баварии, Болеслав со своими людьми подвергся нападению какого-то вооруженного отряда; предполагая вину Генриха в этом инциденте, герцог Польши сжег г. Стрелу, а большинство местных жителей увел в свои пределы.

В это же время один из изгнанных Болеславом I Храбрым сводных братьев – Влодовей, или Владивой, был приглашен чехами княжить в их государстве вместо изгнанного народом своего князя, тоже Болеслава III Рыжего, из-за его притеснений не только народа, но и братьев Яромира, Ульриха и матери, которых он выслал из страны незадолго до этого. Владивой в 1002–1003 гг. княжил в Чехии с согласия нового короля Германии Генриха II Святого, бывшего до этого королем Баварии. Когда Владивой умер, чехи снова призвали править страной Яромира с Ульрихом. Однако герцог Польши Болеслав I Храбрый вторгся с войсками в Чехию, вторично изгнал братьев-неудачников и возвел на престол своего тезку Болеслава, изгнанного ранее чехами.

Титмар подозревает, что Болеслав Польский заранее просчитал дальнейший ход событий. Болеслав Чешский не только отомстил инициаторам своего изгнания, но и вновь стал притеснять народ в связи с пристрастиями того к язычеству. Народ тайно обратился к Болеславу Польскому за помощью, тот пригласил своего двоюродного брата Болеслава Чешского в Краков для переговоров, где он был задержан, ослеплен и отправлен в изгнание. Этот король Болеслав III Рыжий в 1003–1004 гг. правил в Чехии, затем до 1029 г. пребывал в Польше, а умер в 1037 г. в полном забвении.

Болеслав Польский после встречи со своим тезкой в Кракове поспешил в Прагу, где был провозглашен народом государем Чехии. Король Германии Генрих II направил послов к Болеславу I Храброму, уведомляя того, что занятый им пост князя Чехии надо получить из его рук, в ином случае ему придется с оружием отстаивать свое право на это княжение. Однако Болеслав не только не явился к королю с прошением даровать ему чешский престол, но и, воспользовавшись моментом, пока Генрих был занят осадой Кройсена, города мятежного графа Генриха Швейнфуртского, сделал попытку захватить г. Мейсен, владельцем которого был его зять. По пути к городу Болеслав попытался взять силой небольшой городок Мюгельн, но жители обманули его, уверив в своей преданности и согласии идти к Мейсену, а затем даже не вышли из города. Тем не менее польские войска вернулись домой с большой добычей, хотя часть войска и добычи потонули в Эльбе при переправе.

Потерпевший поражение граф Генрих Швейнфуртский со своими соратниками тоже отступил во владения Болеслава I. Герцог Польши и Чехии, побуждаемый графом Генрихом, стал нападать на Баварию, зависимого от короля Германии государства. Но после того как король Генрих вторгся с войсками в область славян-мильценов, центром которой был г. Бауцен на реке Шпрее, и опустошил ее, союзник Болеслава граф Генрих одумался и вернулся к королю с повинной. Король Германии хоть и вернул ему свое расположение и земли, но содержал в замке под стражей.

В 1004 г. король Германии Генрих II все-таки решился наказать Болеслава Польского за дерзость владеть Чехией без его королевского соизволения. Однако, сделав вид, что собирается вести свои войска в Польшу, Генрих неожиданно для всех направился в Чехию. При этом германские войска, несмотря на распутицу, так быстро перешли горный массив, что, по словам Титмара, Болеслав сравнил Генриха с прыгающей лягушкой.

«Королю помогло также присутствие в его свите изгнанного Яромира, имя которого переводится, как „надежный мир“, ибо надежда на его приход привлекла к нему чешские отряды. По их решению и желанию он открыл королю ворота и по собственной воле передал ему один замок, как ключ от входа в их страну. Король, из-за того, что баварцы еще не пришли, несколько задержавшись в пути, подошел к городу под названием Заац; горожан, тотчас же открывших ему ворота и перебивших расположенных в городе в качестве гарнизона поляков, он объявил своими друзьями. Однако, увидев такую резню, король пришел в смущение и велел запереть в церкви тех, кто остался в живых» [75, 98].

Жестокое отношение к врагам в средневековой Европе было нормой, поэтому вряд ли оно могло привести к межэтнической ненависти поляков и чехов, хотя надо признать, что жестокость всегда порождала жестокость. Эта война закончилась бегством Болеслава I Храброго из Праги в Польшу. Чешский трон достался князю Яромиру с благословения пражского епископа Тиддега (997–1017) и с соизволения короля Германии. После этих событий Генрих II совместно с Яромиром Чешским решил отобрать у Болеслава земли, ранее захваченные тем в Лаузице. Болеслав, чтобы не допустить такой же резни, как в городах Чехии, по отношению к его воинам, передал королю Бауцен с условием беспрепятственного вывода оттуда защитников города.

Дальнейшая война короля Генриха II в союзе с герцогом Баварии Генрихом и князем Чехии Яромиром, а также с лютичами, не имевшими в то время конкретных вождей, против герцога Польши Болеслава I велась с переменным успехом и завершилась в 1005 г. заключением в Познани мирного договора, по которому Болеслав, видимо, отказался от области мильценов и Чехии.

Однако уже весной 1007 г. до германского короля дошли сведения о коварстве Болеслава, подкупавшего лютичей и князя Яромира Чешского для совместного противостояния Генриху II. Король отправил к Болеславу послом маркграфа Лаузица, приходившегося польскому герцогу зятем, так как был женат на его дочери Реглинде, чтобы объявить отступнику о разрыве мирного договора. Это только подстегнуло Болеслава начать военные действия, но сначала он постарался обезопасить себя со стороны восточного соседа. Герцог Польши Болеслав I заключил мир с киевским князем Владимиром I, а для скрепления мира герцог выдал свою дочь за Святополка, приемного сына киевского князя. Обезопасив, таким образом, свои земли на востоке, Болеслав обратился на запад, опустошил земли вокруг Магдебурга и занял г. Цербст, уведя в плен его жителей. Попытка архиепископа Магдебурга Тагино организовать преследование Болеслава ни к чему не привела, а польские войска вновь захватили весь Оберлаузиц с г. Бауцен, а также Сорау и Сельпули в Нидерлаузице.

Действия Болеслава оставались безнаказанными, так как в германских землях все это время шли распри между вассалами короля, но, умиротворив своих подданных, Генрих II в 1010 г. объявил о походе против польского герцога. Однако этот поход не привел к каким-либо серьезным изменениям в расстановке сил противников. Германские войска хоть и опустошили области Нидерлаузица, но даже не решились осадить г. Глогау, где в то время находился Болеслав.

Еще в 1008 г. епископ-миссионер Бруно, к которому благоволил герцог Польши Болеслав, отправился с христианской проповедью в Пруссию, где так и не добился успеха. Затем он продолжил свои проповеди на границе Пруссии, Литвы и Руси, здесь он сначала терпел притеснения местных жителей, а впоследствии (1009 г.) был убит прусами где-то в районе современного г. Сувалки. Тела епископа Бруно и его 18 спутников герцог Болеслав выкупил у прусов и захоронил в Польше. Надо предполагать, что в этих пограничных районах Руси, где в основном обитали ятвяги, христианство тоже еще не было распространено.

В 1012 г. умер епископ Познани Унгер, вместо которого с благословения Генриха II был избран архиепископом Вальтард, скончавшийся в том же году. К этому архиепископу Болеслав направлял своих послов с просьбой прибыть в Цютцен, где он в это время находился. Но встреча Вальтарда и Болеслава закончилась ничем, стороны не сумели найти пути к примирению, и церковь Польши все это время вела свои службы на кириллице вместо латиницы.

В том же 1012 г. князь Яромир был изгнан из Чехии своим братом Ульрихом и вынужден был бежать к двоюродному брату и бывшему врагу Болеславу Польскому, а затем прибегнуть к заступничеству архиепископа Вальтарда, но тот уже не в силах был ему помочь. А Болеслав, узнав о смерти архиепископа, собрал войско и захватил г. Лебус на реке Флеминг. В это время на Руси произошли серьезные политические изменения, требовавшие участия Болеслава в этих событиях. Поэтому в начале 1013 г. Болеслав направил послов к Генриху II с просьбой о мире, и вскоре прибывший к королю сын Болеслава Мешко клятвой подтвердил верность за себя и отца.

События этого времени, т. е. последних лет жизни князя Владимира I Святого, в «Повести временных лет» просто отсутствуют. Поэтому воспользуемся сведениями современника этих событий Титмара, епископа Мерзебурга, который был столицей короля, затем императора Германии Генриха II. Титмар, судя по «Хронике», не благоволил к Болеславу Польскому из-за его военного противодействия королю, поэтому вряд ли придумал столь успешные действия Болеслава на Руси.

Титмар сообщает, что в канун праздника Пасхи, отмечавшегося в 1013 г. 5 апреля, к королю Генриху II прибыл Болеслав I. «В святой день он, сложив руки, стал вассалом короля; принеся королю оммаж, он, в качестве оруженосца, сопроводил его, – бывшего в полном уборе, – в церковь. В понедельник он расположил к себе короля, принеся ему богатые подарки от себя и своей супруги; затем, получив от королевских щедрот еще большие и лучшие дары, – в том числе давно желанный лен (Лаузиц. – Ю. Д.), – он с честью и радостью отпустил данных ему заложников. После этого он с нашей помощью напал на Русь. Опустошив большую часть этой страны, он приказал перебить всех печенегов, когда между ними и его людьми случилась размолвка, хоть те и были его союзниками» [75, 128]. В этом кратком сообщении ничего не сказано о причинах похода Болеслава на Русь, но определен год, когда это было совершено. Более широкие объяснения Титмар делает при описании жизни киевского князя Владимира I.

«А теперь перейду ради осуждения к рассказу о нечестивом деянии Владимира, короля Руси. Он взял из Греции жену по имени Елена, которая была просватана за Оттона III, но коварным образом отнята у него, и по ее настоянию принял христианскую веру, которую не украсил праведными делами. Ибо он был великий и жестокий развратник и чинил изнеженным данайцам великие насилия. У него было три сына; одного из них он женил на дочери князя Болеслава, нашего гонителя, и поляки прислали вместе с ней Рейнберна, епископа Кольберга. Тот родился в округе Гассегау; обученный мудрыми наставниками свободным искусствам, он достиг сана епископа, которого, как я думаю, был достоин. Ни знания моего, ни красноречия не достает, чтобы сказать, сколько труда положил он во вверенной его попечению [епархии]. Святилища идолов он, разрушив, сжег; море, обжитое демонами, он, бросив туда 4 помазанных святым елеем камня и освятив водой, очистил; взрастил для всемогущего Господа новую ветвь на бесплодном древе, то есть привил чрезвычайно бестолковому народу слово святой проповеди. Утомляя свое тело постоянными бдениями, постом и молчанием, он готовил свое сердце к созерцанию образа Божия. Названный король, услышав, что сын его, подстрекаемый Болеславом, тайно готовился восстать против него, схватил его вместе с женой и названным отцом и заключил их, отдельно друг от друга, под стражу. Будучи под арестом, достопочтенный отец то, что открыто не мог совершить во славу Божью, старательно совершал втайне. В слезах принеся жертву постоянной молитвы, он от чистого сердца примирился с высшим священником, после чего, освободившись от тесной темницы тела, радуясь, отправился к свободе вечной славы…

Болеслав же, узнав обо всем этом, не преминул отомстить, насколько мог. После этого названный король, исполненный дней, умер, оставив все свое наследство двум сыновьям, тогда как третий до сих пор находился в темнице; позднее, улизнув оттуда, но оставив там жену, он бежал к тестю» [75, 162].

По всей вероятности Болеслав еще в 1013 г. освободил своего зятя и дочь, а затем заключил с побежденным князем Владимиром какой-то договор, по которому Владимир оставался княжить в Киеве вместе со Святополком или был совсем отстранен от власти в пользу приемного сына.

Эти события описываются в «Повести временных лет», в которой под 1011 г. сообщается о смерти жены князя Владимира Анны, которую Титмар почему-то называет Еленой. Следующие 1012 и 1013 гг. в летописи представлены только годами без описания каких-либо событий. Под 1014 г. в летописи приводится информация о том, что новгородский князь Ярослав, сын князя Владимира от Рогнеды, перестал платить своему отцу и суверену положенную ежегодную дань, за что тот собирался с войском идти на Новгород для принуждения сына к покорности, но разболелся. Под 1015 г. сообщается, что «когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привел варягов, так как боялся отца своего; но Бог не дал дьяволу радости. Когда Владимир разболелся, был у него в это время Борис. Между тем половцы пошли походом на Русь, Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся; в этой болезни и умер июля в пятнадцатый день. Умер он на Берестове, и утаили смерть его, так как Святополк был в Киеве» [62, 96].

Странное сообщение: если Святополк сидел в заточении, то почему его боятся киевляне и не извещают о смерти отца? А вот если в Киеве правит Святополк, а его отец Владимир находится за пределами столицы в княжеском селе Берестово и отстранен от реальной власти, то появляется смысл сокрытия его смерти. Оппозиция Святополку могла консолидироваться и захватить власть, но для этого требовалось время. Хотя все это, а также истории об убиении Бориса, Глеба и Святослава, скорее всего, выдуманы сторонниками князя Ярослава, захватившего власть в Киеве, и его наследниками, так как Святополк по старшинству и законам лествичного права должен был править после отца, пусть и приемного, ведь его настоящий отец тоже был киевским князем. И выдуманы эти истории для оправдания захвата власти в Киеве князем Ярославом.

Святополк, уступив Ярославу в военном противостоянии, бежал в Польшу, а Ярослав вошел в Киев и, как сообщает летопись, «погорели церкви». То ли Ярослав пытался вернуться к язычеству, поскольку завоевал власть в государстве с помощью варягов, то ли горели церкви латинского обряда, построенные при Святополке.

К этому времени в 1014 г. Генрих II был посвящен папой Бенедиктом VIII в императоры. Болеслав был вновь призван к Генриху II, теперь уже императору, но он опять не явился, предлагая решить его дело заочно при обсуждении с другими князьями. Сам же герцог Польши послал своего сына Мешко к князю Ульриху Чешскому для заключения взаимного мира, чтобы сообща противостоять всем врагам, включая императора. Но Ульрих вместо договора заключил своего племянника Мешко в тюрьму. Император настоял на том, чтобы сын Болеслава был освобожден и доставлен к нему. На просьбу же герцога Польши отпустить к нему сына император предложил Болеславу лично прибыть к нему в Мерзебург за сыном. Однако Болеслав вскоре добился от императора возвращения ему сына, подкупив германских князей.

В 1015 г. император вновь попытался овладеть Лаузицем, где в г. Кросене находился с лучшими рыцарями польского войска Мешко, сын Болеслава. Генрих уговаривал Мешко сдать ему, его освободителю и господину, город. На это Мешко ответил, что в первую очередь он подданный своего отца, поэтому обязан выполнять его приказы, тем более что войско не позволит ему никакого своеволия.

В то же время маркграф Нордмарка Бернгард со своими союзниками и с привлечением лютичей напал на Польшу с севера. Император, перейдя с войском Одер, стал теснить польские войска. Однако несмотря на урон, нанесенный полякам Ульрихом Чешским в районе г. Герлица, а маркграфом Остмарка, или Австрии, Генрихом I Бабенбергом – в Оберлаузице, большего успеха германские войска со своими союзниками добиться не смогли и вынуждены были отступить. Именно в это время, при отступлении германской армии, уже покинутой императором, Болеслав нанес еще одно поражение имперским войскам. Мешко же в Лаузице попытался даже настигнуть отступившего императора, а также захватить г. Мейсен, но должен был отказаться от этих планов из-за разлива Эльбы.

В 1017 г. было заключено перемирие с Болеславом Польским для обсуждения спорных вопросов, но он при этом отказался от личной встречи с германскими князьями. А в середине 1017 г. моравские рыцари Болеслава, окружив отряд баварцев, перебили их, таким образом отомстив тем за поражение в 1005 г. Тогда же Мешко, сын Болеслава, вступил со своим войском в Чехию, которую опустошил почти без сопротивления со стороны местного населения, а затем вернулся с большим количеством пленных. Но и император со своим войском, опустошая все на своем пути, подошел к Глогау, где находился Болеслав с войском, а также осадил г. Нимпч, название которого происходило от польского слова niemiec, означавшего «немцы» (германцы), построившие этот город.

Между тем моравы, подчинявшиеся Болеславу еще с 1003 г., вступили в Чехию, разграбили на своем пути окрестное население и взяли много пленных, но маркграф Генрих Швейнфуртский отбил у них пленных чехов и нанес большой урон нападавшим.

В то же время императора постигла неудача: его войска, несмотря на подвезенные осадные машины, не смогли взять г. Нимпч. Император для отдыха вывел свое войско из Лаузица в Чехию к своему союзнику Ульриху. Болеслав, ожидая исхода дела, находился в это время в Бреслау (Вроцлаве), а узнав о неудаче императора, тут же ввел войска в Чехию, но тоже не добился какого-либо успеха.

Император Генрих II Святой для более успешной борьбы с герцогом Польши Болеславом I Храбрым заключил договор о совместных действиях против Польши с киевским князем Ярославом I Мудрым, называемым Титмаром королем Руси. Князь Ярослав, выполняя свои обязательства по договору, напал на Брест, но успеха во взятии города не достиг. Понимая, что договор о взаимопомощи германского императора Генриха II с «королем Руси» Ярославом I может оказаться слишком опасным для Польши, герцог Болеслав I решил расстроить этот союз даже путем потери независимости. В январе 1018 г. был заключен мир между императором Генрихом и герцогом Болеславом в г. Бауцене. Еще в 1017 г. умерла третья жена Болеслава Эмнильда, но уже вскоре после этого, помирившись с императором, он в четвертый раз женился, взяв в жены Оду, дочь маркграфа Мейсена Экхарда. В христианстве жениться можно не более трех раз, но Титмар приводит другое объяснение, почему этот брак был заключен без церковного венчания, – 70-дневный пост.

Итак, заручившись поддержкой императора, Болеслав вместе с зятем Святополком и наемниками решил в том же 1018 г. отомстить и за себя и за зятя Киевскому князю Ярославу I. У нас есть возможность сравнить описания этих событий в «Хронике» Титмара и «Повести временных лет».

«Нельзя также умолчать о прискорбном несчастье, случившемся на Руси. Ведь Болеслав, напал на нее, согласно нашему совету, с большим войском, причинил ей большой вред. Так, в июле, 22-го числа этот князь, придя к какой-то реке (Западный Буг. – Ю. Д.), стал там вместе со своим войском лагерем и велел приготовить необходимые [для переправы] мосты. Русский король (Ярослав Мудрый. – Ю. Д.), расположившись возле него со своими людьми, с тревогой ожидал исхода будущего, условленного между ними сражения. Между тем враг, подстрекаемый поляками, был вызван на битву и, в результате внезапного успеха, был отброшен от реки, которую оборонял. Ободренный этой суматохой Болеслав, требуя, чтобы союзники приготовились и поторопились, тотчас же, хоть и с большим трудом, но перешел реку. Вражеское войско, выстроенное против него, напрасно старалось защитить свое отечество. Уже в первой схватке оно подалось и более уже не оказывало сильного сопротивления. Там тогда было перебито огромное количество бежавших [врагов] и очень мало победителей. Из наших погиб славный рыцарь Эрик, которого наш император долгое время держал в оковах. С того дня Болеслав, развивая успех, преследовал разбежавшихся врагов; он был принят всеми местными жителями и почтен богатыми дарами.

Тем временем Ярослав силой захватил некий город, принадлежавший тогда его брату (Святополку. – Ю. Д.) и увел его жителей. На Киев же, чрезвычайно укрепленный город, по наущению Болеслава часто нападали враждебные печенеги; пострадал он и от сильного пожара. Хотя жители и защищали его, он все же довольно быстро сдался чужеземцам; оставленный своим, обратившимся в бегство королем, [Киев] 14 августа принял Болеслава и Святополка, своего долго отсутствующего господина; из расположения к нему и из страха перед нами вся эта страна перешла на его сторону. Архиепископ того города (Иоанн, до 1018 – ок. 1030. – Ю. Д.) с мощами святых и разными другими украшениями почтил прибывших в храме св. Софии, который в результате несчастного случая сгорел в прошлом году. Там же находилась мачеха названного короля, его жена и 9 сестер; на одной из них, уже давно им желанной, беззаконно, забыв о своей супруге, женился старый развратник Болеслав (Предслава – это уже пятая жена, следующая после Оды Мейсенской).^[3] Ему предоставили там огромные богатства, большую часть которых он раздал своим друзьям и сторонникам, а кое-что отослал на родину. Этому князю помогали 300 мужей с нашей стороны, 500 венгров и 1000 печенегов. Все они были отпущены домой, когда названный господин увидел, что местные жители приходят к нему с изъявлением своей верности. В том большом городе, который является столицей этого королевства, имеется более 400 церквей, 8 ярмарок, а людей – неведомое количество; народ, как и вся та провинция, состоит из сильных, беглых рабов, собравшихся здесь отовсюду, и, особенно, из быстрых данов; до сих пор они, успешно сопротивляясь сильно им досаждавшим печенегам, побеждали других.

Гордый этим успехом Болеслав отправил к Ярославу архиепископа названного престола, чтобы тот просил его вернуть ему его дочь (Святополк бежал из Киева в Польшу без жены. – Ю. Д.) и обещал отдать (Ярославу) его жену, вместе с мачехой и сестрами (Ярослав так же, как и его брат бежал в Новгород без жены и близких. – Ю.Д). Вслед за тем он отправил к нашему императору с богатыми дарами любимого своего аббата Туни, чтобы тот обеспечил на будущее его милость и помощь, и объявил, что он сделает все, что тому угодно. В близкую ему Грецию он также отправил послов, которые должны были обещать ее императору (Василию II Болгаробойце. – Ю. Д.) все блага, если тот захочет иметь его своим другом, и объявить, что в противном случае он обретет в нем самого ожесточенного и непримиримого врага» [75, 177].

Последняя фраза подтверждает зависимость Руси от Византийской империи не только в церковном, но и в светском отношении. Как далее развивались события, Титмар не сообщает, только упоминает, что Болеслав затем вернулся домой.

Ну а в «Повести временных лет» это выглядело следующим образом:

«Пришел Болеслав на Ярослава со Святополком и с поляками. Ярослав же, собрав Русь, и варягов, и словен, пошел против Болеслава и Святополка и пришел к Волыню, и стали они по обеим сторонам реки Буга. И был у Ярослава кормилец и воевода, именем Буда, и стал он укорять Болеслава, говоря: „Проткнем тебе колом брюхо твое толстое“. Ибо был Болеслав велик и тяжек, так что и на коне не мог сидеть, но зато был умен. И сказал Болеслав дружине своей: „Если вас не оскорбляет попрек этот, то погибну один“. Сев на коня, въехал он в реку, а за ним воины его, Ярослав же не успел исполчиться, и победил Болеслав Ярослава. И убежал Ярослав с четырьмя мужами в Новгород. Болеслав же вступил в Киев со Святополком. И сказал Болеслав: „Разведите дружину мою по городам на покорм“; и было так. Ярослав же, прибежав в Новгород, хотел бежать за море, но посадник Константин, сын Добрыни, с новгородцами рассек ладьи Ярославовы, говоря: „Хотим и еще биться с Болеславом и со Святополком“. Стали собирать деньги от мужа по четыре куны, а от старост по десять гривен, а от бояр по восемнадцати гривен. И привели варягов и дали им деньги, и собрал Ярослав воинов много. Когда же Болеслав сидел в Киеве, окаянный Святополк сказал: „Сколько есть поляков по городам, избивайте их“. И перебили поляков. Болеслав же побежал из Киева, забрав богатства и бояр Ярославовых и сестер его, а Настаса – попа Десятинной церкви – приставил к этим богатствам, ибо обманом вкрался ему в доверие. И людей множество увел с собою, и города Червенские забрал себе, и пришел в свою землю. Святополк же стал княжить в Киеве. И пошел Ярослав на Святополка, и бежал Святополк к печенегам» [62, 103].

Удивительно, но изложения событий в обоих источниках, созданных с разницей во времени около ста лет, не только не противоречат друг другу, но даже взаимно дополняют представленную в них информацию. И что еще удивительнее, авторы источников уважительно относятся к действующим лицам противоборствующих сторон, кроме сцены, предшествовавшей битве. Важно отметить, что взаимные оскорбления противостоящих сторон перед битвой были в те времена нормальным явлением, имевшим целью разогрев воинов. Еще важнее, что польский и русский языки в то время были достаточно близки, так как стороны понимали друг друга без переводчиков.

Показательно в этой истории также то, что торговый город Новгород был сильно заинтересован в постоянном контроле над Днепровским торговым путем, а соответственно гостям новгородским нужен был свой ставленник на княжеском престоле в Киеве. Польские же торговцы при своем князе в Киеве могли сильно видоизменить торговые потоки на Руси.

После победы над Святополком у князя Ярослава I Мудрого долго не было ни времени, ни возможности отвоевать червенские города у герцога Польши Болеслава I Благочестивого. Сначала Ярославу в 1021 г. пришлось воевать со своим племянником полоцким князем Брячиславом Изяславичем, который на некоторое время даже захватил Новгород, ограбил его и захватил в плен жителей. Ярослав с войском нагнал Брячислава, разбил его войско и отнял пленных новгородцев, но не решился на завоевание Полоцкого княжества, тем самым подтвердив его независимость от Киева. Более того, киевский князь уступил Полоцкому княжеству Витебскую землю, где находились волоки из Западной Двины в Днепр.

В 1022 г. ходил Ярослав с войском к Берестью (Бресту), но с какой целью и с каким результатом, летопись умалчивает, хотя поход этот был совершен, скорее всего, в интересах его союзника – германского императора. Затем началась затяжная война между братьями Ярославом и Мстиславом (Мстислав княжил в то время в Тьмутаракани), за обладание властью в земле русской. И хотя война вроде бы закончилась победой Мстислава, братья заключили мир в 1026 г. и поделили Русь между собой по Днепру. Правобережье досталось Ярославу, а Левобережье – Мстиславу.

Вполне возможно, что причиной примирения братьев была смерть Болеслава I Благочестивого в 1025 г., незадолго до которой Болеслав принял королевский титул. Сыновья Болеслава не сумели мирно договориться, кому из них наследовать Польское королевство. К междоусобице Мешко и Оттона подключились внешние силы: король Германии Конрад II Старший и князь Чехии Ульрих I. В результате военных действий между братьями Оттон был побежден и бежал в Киев к князю Ярославу. Соответственно симпатии князя Ярослава в польском вопросе были на стороне Оттона и еще одного его защитника – короля Германии. Но несмотря на такую серьезную поддержку, решения своей судьбы Оттону пришлось ждать шесть лет. Правда, «Повесть временных лет» упоминает о смерти короля Польши Болеслава под 1030 г.: «Ярослав Белз взял (город на реке Солокия в Львовской области Украины. – Ю.Д). И родился у Ярослава четвертый сын, и дал имя ему Всеволод. В тот же год пошел Ярослав на Чудь, и победил их, и поставил город Юрьев (Юрий – христианское имя князя Ярослава, а город этот – современный Тарту, а ранее Дерпт. – Ю.Д). В то же время умер Болеслав Великий в Польше, и был мятеж в земле Польской: восстав, люди перебили епископов и попов и бояр своих, и был среди них мятеж» [62, 107].

Поход на Белз был, видимо, проверкой сил короля Польши Мешко II Ламберта, а вот в 1031 г. русские князья Ярослав и Мстислав, объединив свои силы и наняв варягов, пошли войной на Польшу. В это же время король Германии Конрад II Старший напал на Польшу с запада. Обоюдными усилиями союзникам удалось разбить войска польского короля Мешко, который бежал в Чехию к князю Ульриху, и посадить на освободившийся престол Оттона.

Согласно договоренностям, Оттон объявил себя вассалом короля Германии и в знак преданности отослал корону Конраду, а заодно и жену своего брата. Как-то не везло княжеским женам того времени: мужья легко забывали о них, а себе заводили новых. Ярославу вновь достались Червенские города, и, кроме того, он и Мстислав привели с собой много пленных поляков. Только вот о судьбе русичей и родственников князей Ярослава и Мстислава, плененных Болеславом в 1018 г., в летописи ничего не говорится. «В год 6539 (1031). Ярослав и Мстислав, собрав воинов многих, пошли на поляков, и вновь заняли Червенские города, и повоевали землю Польскую, и много поляков привели, и поделили их. Ярослав же посадил своих поляков по Роси; там они живут и по сей день» [62, 107]. Именно там «по Роси» на следующий год начал ставить Ярослав города для расселения поляков и защиты от печенегов.

В 1036 г. Ярослав после смерти брата Мстислава овладел не только его долей, Левобережьем Днепра, и стал правителем всей Русской земли. Союзники Мстислава печенеги сделали попытку захватить Киев, но потерпели сокрушительное поражение. Следующие два года Ярослав занимался обустройством Киева, а в 1038 г. пошел войной на ятвягов. Видимо, после смерти князя Владимира и междоусобиц его сыновей ятвягам удалось получить независимость, и Ярославу хотелось овладеть всеми землями, завоеванными его отцом. Через год киевскому князю отцовских земель стало мало, и он пошел воевать Литву. Чем закончилась эта война, летопись не сообщает, но, вероятно, больших успехов не было.

За это время в Польше произошла смена власти. Польской знати не понравилось возвращение к вассальной зависимости от германского короля, хотя уже тогда в Польше существовали и сторонники сближения с Германией. Герцог Оттон был убит, его место занял вернувшийся из Чехии Мешко II. Однако и он был убит своими недоброжелателями в 1034 г. Польский трон достался сыну Мешко II восемнадцатилетнему Казимиру, но, видимо, влияние короля Германии Конрада II на Польшу было настолько велико, что регентом при не таком уж малолетнем сыне стала его мать Рикса, урожденная принцесса пфальцская. Она попыталась опереться на прогерманскую партию в польской шляхте, но противники подняли восстание и изгнали Риксу в Германию.

К власти пришла антигерманская часть польских магнатов, которая правила от имени Казимира до 1037 г., когда 21-летний князь сумел стать полноправным властителем Польши. Однако слабая власть предыдущих лет позволила различным народам, населявшим Польшу и далеко не повсеместно ставшим христианами, сделать попытки обособиться. Для ликвидации одного из таких восстаний в Мазовии Казимиру пришлось не только возобновить союзный договор с киевским князем Ярославом, но и просить его помощи. Ярослав с войском для подавления восстания некоего Моислава отправился в 1041 г. на ладьях по Днепру, Припяти и далее Бугом в Мазовию. Но этот поход не дал окончательного результата, так как восстание Моислава продолжалось еще шесть лет.

Союз князя Ярослава с германскими королями Конрадом II Старшим и его сыном Генрихом III Черным для совместного влияния на Польшу поспособствовал ослаблению дружбы Руси с Византией, в которой после смерти императора Василия II Болгаробойцы в 1025 г. долгое время не было сильной власти. Усилиями Романа III, Михаила IV и Константина IX – мужей Зои, сестры умершего императора Василия II, Византия стала терять свое политическое и экономическое влияние в Европе, а содержание золота в византийской монете было настолько уменьшено, что это подорвало доверие к империи торгующих с ней стран. Именно для возмещения потерь в торговле с Византией князь Ярослав послал своего сына с войском на Константинополь в 1043 г.

«Послал Ярослав сына своего Владимира на греков и дал ему много воинов, а воеводство поручил Вышате, отцу Яня. И отправился Владимир в ладьях, и приплыл к Дунаю, и направился к Царьграду. И была буря велика, и разбила корабли русских, и княжеский корабль разбил ветер, и взял князя в корабль Иван Творимирич, воевода Ярослава. Прочих же воинов Владимировых, числом до шести тысяч, выбросило на берег, и, когда они захотели было пойти на Русь, никто не пошел с ними из дружины княжеской. И сказал Вышата: „Я пойду с ними“. И высадился к ним с корабля и сказал: „Если буду жив, то с ними, если погибну, то с дружиной“. И пошли, намереваясь дойти до Руси. И была весть грекам, что море разбило ладьи Руси, и послал царь, именем Мономах (Константин IX Мономах, 1042–1054. – Ю. Д.), за Русью четырнадцать ладей. Владимир же, увидев с дружиною своею, что идут за ними, повернув, разбил ладьи греческие и возвратился на Русь, сев на корабли свои. Вышату же схватили вместе с выброшенными на берег, и привели в Царьград, и ослепили много русских. Спустя три года, когда установили мир, отпущен был Вышата на Русь к Ярославу. В те времена выдал Ярослав сестру свою за Казимира, и отдал Казимир, вместо свадебного дара, восемьсот русских пленных, захваченных еще Болеславом, когда тот победил Ярослава» [62, 109].

Были ли среди этих восьмисот вернувшихся на родину русских сестры Ярослава, летопись не сообщает, вполне возможно, что за 25 лет они устроили свою жизнь в Польше. Сведений о годе рождения еще одной сестры Ярослава Доброгневы (христианское имя – Мария) не сохранилось, но она могла родиться не позднее 1016 г., так как ее отец князь Владимир умер в 1015 г. Так что в 1043 г. Доброгневе должно было быть не менее 27 лет, ровно столько было и польскому королю Казимиру I Восстановителю (1016–1058), занявшему, хотя и не сразу, польский трон после своего отца Мешко II в 1039 г. Своих дочерей Ярослав выдал замуж по тем временам тоже уже в возрасте: Анну (после 1016 – ок. 1075) за короля Франции Генриха I в 1045 г., Анастасию (после 1016-?) за короля Венгрии Андрея I в 1048 г., Елизавету (даты рождения и смерти неизвестны) за будущего короля Норвегии Гаральда III Сурового. Такие родственные связи говорят о высоком статусе Киевской Руси среди европейских стран того времени.

Правление Казимира I было в довольно-таки беспокойное время для Польши, поэтому помощь брата жены для подавления восстания в Мазовии была ему нужна. И Ярослав еще раз оказал своему зятю помощь в 1047 г.: «Ярослав пошел на мазовшан, и победил их, и убил князя их Моислава, и покорил их Казимиру» [62, 110]. Вероятно, после этой победы над мазовшанами Ярослав женил своего сына Изяслава на сестре Казимира Гертруде. Родственные отношения государей помогали Польше и Руси поддерживать добрососедские отношения. Но в 1054 г. киевский князь Ярослав I Мудрый скончался, а спустя четыре года умер и король Польши Казимир I Восстановитель, который не без помощи своего шурина восстановил королевскую власть на всей территории страны.

Необходимо упомянуть о церковных делах на Руси во времена правления князя Ярослава. Еще при князе Владимире I Русь была тесно связана международными договорами с католической Германией, с которой не имела общих границ, но это был очень важный союзник в периоды войн Руси с Польшей. Правда, с католической же Польшей Русь чаще не воевала, а дружила.

В самом начале 2-го тысячелетия через Киев проследовал с миссионерскими целями любимец короля Болеслава архиепископ Бруно Кверфуртский из Тюрингии, бывший капелланом германских императоров Оттона III (983–1002) и Генриха II (1002–1024). Архиепископ Бруно попытался создать на территории Польши миссионерский центр, но из-за немецко-польской войны стал проповедовать среди «черных венгров» в Трансильвании, печенегов, пруссов и погиб в 1009 г. на границе Литвы и Руси. Из его послания-отчета германскому императору Генриху II можно узнать об отношениях князя Владимира к посланнику католического Запада, следовавшему через Киев к печенегам.

«Государь Руси (senior Ruzorum), великий державой (regnum) и богатствами, в течение месяца удерживал меня против [моей] воли, как будто я по собственному почину хотел погубить себя, и постоянно убеждал меня не ходить к столь безумному народу, где по его словам, я не обрел бы новых душ, но одну только смерть, да и то постыднейшую. Когда же он не в силах был уже [удерживать меня долее] и устрашен неким обо мне, недостойном, видением, то с дружиной два дня провожал меня до крайних пределов своей державы, которые из-за вражды с кочевниками со всех сторон обнес крепчайшей и длиннейшей оградой. Спрыгнув с коня на землю, он последовал за мною, шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими боярами (maiores) вышел за ворота. Он стоял на одном холме, мы – на другом. Обняв крест, который нес в руках, я возгласил честный гимн: „Петре, любишь ли меня? Паси агнцы моя!“ По окончании респонсория государь прислал к нам [одного из] бояр с такими словами: „Я проводил тебя [до места], где кончается моя земля и начинается вражеская; именем Господа прошу тебя, не губи к моему позору своей молодой жизни, ибо знаю, что завтра до третьего часа суждено тебе без пользы, без вины вкусить горечь смерти“. Я отвечал: „Пусть Господь откроет тебе [врата] Рая так же, как ты открыл нам путь к язычникам!“» [26, 314].

Но в конце жизни князя Владимира из-за сына Святополка, женатого на дочери Болеслава I, отношения с католической Польшей были испорчены, а затем и князю Ярославу, отнявшему у Святополка Киевское княжество, пришлось воевать с поляками. Это было время, когда римская и византийская церкви все более отдалялись друг от друга и, наконец, в 1054 г. окончательно разорвали свои отношения. Поэтому ухудшение отношений с католическим соседом на западе заставляло Русь улучшать отношения с восточным соседом – православной Византией.

Около 1035 г. константинопольский патриарх назначил на Русь киевским митрополитом грека Феофемпта (ок. 1035–1040). И хотя в русской православной церкви считается, что сразу после крещения Руси были присылаемы из Константинополя митрополиты Феофилакт или, по другим сведениям, Леонтий (988–1018) и Иоанн I (до 1018 – ок. 1030), Феофемпт – первый митрополит, упоминаемый в «Повести временных лет». Именно при нем Ярославом были построены в 1037 г. церковь святой Софии, церковь на Золотых воротах в честь Благовещения Богородицы, монастыри святого Георгия и святой Ирины, а сам Феофемпт зачем-то освятил давно действующую церковь святой Богородицы, которую построил еще князь Владимир.

Затем произошло резкое ухудшение взаимоотношений Киева с Константинополем из-за нарушения византийскими торговцами прав русских купцов и убийства одного из них. Умер ли митрополит Феофемпт или вынужден был покинуть Русь в 1040 г., летопись не сообщает, но в 1043 г. Ярослав направил своего сына с войском в ладьях на Константинополь. Поход был неудачным для русского воинства, а спустя три года князь Ярослав заключил мир с византийским императором Константином IX Мономахом (1042–1054) и женил своего сына Всеволода на дочери императора Анне.

К концу 1-й половины XI столетия норманны, уже будучи христианами-католиками, захватили юг Италии, христианское население которого исповедовало православную веру и подчинялось константинопольскому патриарху. Теперь же, оказавшись под властью норманнов, верующие приняли покровительство римского папы, что ранее считалось в отношениях этих соперничающих церквей недопустимым. Патриарх Михаил Кируларий отказался идти на компромисс с папой Львом IX по этому вопросу, более того, в 1052 г. закрыл в империи все церкви, в которых велось богослужение по римско-католическому чину.

Как это было связано с ухудшением отношений между римской и константинопольской церквями, неизвестно, но во время правления князя Ярослава на Руси в 1051 г. был избран собором русских епископов первый митрополит русского происхождения Илларион. До этого события, после митрополита Феофемпта, около десяти лет на Руси не было митрополита. Летописец лаконично о том сообщает, передавая права поставления в митрополиты великому князю киевскому: «Поставил Ярослав Иллариона митрополитом, русского родом, в святой Софии, собрав епископов» [62, 110]. Илларион управлял русской церковью до 1054 г., когда произошел окончательный раскол христианской церкви. В этот же год умер и византийский император Константин Мономах, патриарх Михаил Кируларий практически правил империей, сначала от имени императрицы Феодоры (1054–1055), а затем от имени императора Михаила VI Стратиотика (1055–1057), собственно и взошедшего на трон с помощью патриарха.

Земли Киевского государства Ярослав еще при жизни разделил между своими сыновьями, при этом старшему из них Изяславу, так как Владимир к тому времени уже умер, завещал Киев. Таким образом, Святославу досталась Черниговская земля, Всеволоду – Переяславская земля, Игорю – Волынская земля, а Вячеславу – Смоленская. В 1057 г. князь Вячеслав умер и Изяслав на правах старшего, т. е. первого из равных себе братьев, передал Смоленскую землю князю Игорю, забрав себе принадлежавшую тому ранее Волынь с г. Владимиром. После же смерти своего брата Игоря в 1060 г. Изяслав и Смоленскую землю оставил за собой. Игорь был женат на Кунигунде, дочери графа орламиндского Оттона, а своего сына Давыда он женил на дочери короля Польши Владислава I Германа (1040–1102). Святослав был женат на сестре епископа Бурхардта Трирского, а его сын Олег – на гречанке Феофано Музалон. Так что международные родственные связи русских князей были довольно распространенным явлением.

Правившие в своих землях братья Изяслав, Святослав и Всеволод пятнадцать лет на редкость дружно, судя по сведениям летописи, справлялись со своими врагами: князьями-изгоями, которым не досталось никакого удела для кормления и которые пытались силой захватить власть в каком-либо городе; полоцким князем Всеславом, захватившим Новгород; а также половцами. Организовав карательную экспедицию в Полоцкое княжество, братья со своим войском взяли штурмом Менск (Минск), перебив в городе всех мужчин, а женщин и детей взяв в плен, а затем одолели и войско Всеслава. После этого братья обманом захватили своего троюродного брата Всеслава и посадили его в киевскую тюрьму.

Однако в 1068 г. половцы пришли на Русь в такой силе, что одолели объединенное войско братьев; и бежали с поля битвы Изяслав со Всеволодом в Киев, а Святослав – в Чернигов, половцы же устремились грабить население Руси. Киевляне, согласно летописи, просили Изяслава дать им оружие для защиты от половцев, но князь отказал: мало ли что придет вооруженному народу на ум. Народ восстал и освободил из тюрьмы полоцкого князя Всеслава, объявив его киевским князем. Всеволод бежал к себе в Переяславль, а Изяслав – в Польшу.

Но уже через семь месяцев Изяслав вернулся с польским войском во главе с герцогом Болеславом II Щедрым, или, как его еще называли, – Смелым (1041–1081), занявшим трон своего отца в 1058 г. Войско Всеслава встретилось с поляками неподалеку от Киева, но сражения не произошло, так как Всеслав, решив сохранить хоть свое наследственное княжение, бежал в Полоцк. Киевляне, брошенные своим князем, возвратились в Киев и стали просить о посредничестве в их примирении с бывшим князем его братьев Святослава и Всеволода. Дело закончилось миром, Изяслав с Болеславом и с небольшим отрядом направились в город, а впереди себя Изяслав послал своего сына Мстислава. «Придя в Киев, Мстислав перебил киевлян, освободивших Всеслава, числом семьдесят человек, а других ослепил, а иных без вины умертвил, без следствия» [62, 121]. В дальнейшем Изяслав явно потворствовал киевлянам, которые исподтишка убивали поляков, поставленных к ним на прокорм. Видя такую неблагодарность мужа своей тетки, Болеслав с войском вернулся в Польшу. Изяслав же, собрав войско, выгнал Всеслава из Полоцка и посадил там княжить сына Мстислава, а после его скорой смерти – другого сына, Святополка. Однако уже в 1071 г. тот вынужден был уступить Полоцк князю Всеславу.

В российской историографии этому времени приписывается управление государством тремя братьями Ярославичами, так называемым триумвиратом Изяслава, Святослава и Всеволода. Это маловероятно, поскольку каждый из братьев правил в своей земле, и, хотя младшие братья могли влиять на политику, проводимую Изяславом, для управления ими всем Киевским княжеством необходимо было изгнать старшего брата из Киева. Именно это и произошло в 1073 г. Что могло послужить поводом для изгнания Изяслава? За год до этого события летописец приводит сообщение о признании святыми страстотерпцами убиенных якобы князем Святополком братьев Бориса и Глеба.

«Перенесли святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Собрались Ярославичи – Изяслав, Святослав, Всеволод, – митрополит же тогда был Георгий, епископ Петр Переяславский, Михаил Юрьевский, Феодосий игумен Печерский, Софроний игумен монастыря святого Михаила, Герман игумен святого Спаса, Никола игумен Переяславского монастыря и все игумены, – и устроили праздник, и праздновали светло, и переложили тела в новую церковь, построенную Изяславом, что стоит и поныне. И сначала Изяслав, Святослав и Всеволод взяли Бориса в деревянном гробу и, возложив гроб на плечи свои, понесли, черноризцы же шли впереди, держа свечи в руках, а за ними дьяконы с кадилами, а затем пресвитеры, за ними епископы с митрополитом; за ними же шли с гробом. И, принеся его в новую церковь, открыли раку, и наполнилась церковь благоуханием, запахом чудным; видевшие же это прославили Бога. И митрополита объял ужас, ибо не твердо верил он в них (Бориса и Глеба); и пал ниц, прося прощения» [62, 125].

Если, как считается среди историков, Изяслав был западником, Святослав – русофилом, а Всеволод по жене гречанке придерживался византийских взглядов, то явно не Всеволод со Святославом были зачинателями канонизации своих отечественных святых, ведь и митрополит грек Георгий (ок. 1065–1076) был явным противником признания святости Бориса и Глеба, так как благословения на это от Константинопольского патриарха он, видимо, не получал. В церкви Византийской империи, где император был светским и духовным лидером, святыми становились только представители этого огромного по размерам христианского государства, кроме тех, кто еще заслужил это перед церковью в первые три столетия христианства. В римской церкви 2-го тысячелетия, являющейся духовной надстройкой в самостоятельных светских странах, наоборот приветствовалось появление местных святых в национальных королевствах, герцогствах и княжествах, почитание которых способствовало консолидации христиан-католиков в Европе.

Уже следующий киевский митрополит Иоанн II (1077–1089) направил римскому папе Григорию VII (1073–1085) письмо следующего содержания: «Не знаю, как произошли соблазны и преткновения на божественном пути и отчего они не исправляются? Не могу довольно надивиться, какой злой дух… враг истины и противник единодушия, отчуждает братскую любовь вашу от целого христианского стада, внушая, что мы не христиане. Но мы сначала всегда почитали вас христианами. хотя вы во многом от нас отличаетесь» [15, 235]. Это было время некоторого сближения константинопольской и римской церквей, наступившее после обращения византийского императора Алексея Комнина к западным христианам с просьбой о помощи против мусульманского мира. Видимо, и у русского духовенства, а стало быть, и у русского народа было некоторое потепление в их отношениях к римской церкви, хотя, скорее всего, у них еще не сформировалось представления о католиках и римском папе как о врагах русского православного народа. Тем более что существует еще одно письмо киевского митрополита Иоанна II аналогичного содержания, но направленное уже римскому папе Клименту III (1084–1100): «Я, самый меньший, приветствую и мысленно лобзаю священную главу твою. Будь счастлив. Да покрывает тебя Божественная, Всевышняя рука! Да даст благий и милосердный Бог тебе и твоим детям (т. е. христианам. – Ю. Д.) увидеть улучшение дел между вами и нами. Недоумеваю и не понимаю, как жестокий демон, злобный враг истины и благочестия, наделал все это, разрушил братскую любовь нашу и союз, соединяющий христиан. Не скажу, что все погублено. Мы знаем, что вы из начала христиане по благодати Божьей, и во многом мы одобряем вас.» [5, 361].

На следующий год, после признания Бориса и Глеба страстотерпцами, «воздвиг дьявол распрю в братии этой – в Ярославичах. И были в той распре Святослав со Всеволодом заодно против Изяслава. Ушел Изяслав из Киева, Святослав же и Всеволод вошли в Киев месяца марта 22-го и сели на столе в Берестовом, преступив отцовское завещание. Святослав же был виновником изгнания брата, так как стремился к еще большей власти; Всеволода же он прельстил, говоря, что „Изяслав сговорился со Всеславом, замышляя против нас; и если его не опередим, то нас прогонит“. И так восстановил Всеволода на Изяслава. Изяслав же ушел в Польшу со многим богатством, говоря, что „этим найду воинов“. Все это поляки отняли у него и выгнали его. А Святослав сел в Киеве, прогнав брата своего, преступив заповедь отца, а больше всего божью. В этот же год основана была церковь Печерская игуменом Феодосием и епископом Михаилом, а митрополит Георгий был тогда в земле Греческой, Святослав же в Киеве сидел» [62, 126].

Обычно летописец, когда сообщает о строительстве церкви как здания, то дает сведения, в честь какого святого она посвящена. Здесь же в летописи говорится о церкви Печерской, скорее, в понятии церкви как института, чем сооружения, это собственно и уточняется в тексте летописи под 1075 г., где летописец явно имел в виду и церковь и здание одновременно. Все это могло быть следствием изменений церковного устройства на Руси, произведенных князем Святославом. Ведь по какой-то причине именно в это время киевский митрополит находится в Византии, а вот по доброй воле или в изгнании, летопись не уточняет. При этом надо учесть, что жена князя Святослава Ода была сестрой епископа трирского Бурхардта. Через год игумен Феодосий умер, завещав попечительство над Печерским монастырем князю Святославу, дабы не допустить в нем какой-либо смуты.

Изгнанный братьями Изяслав с покаянием пришел с женой Гертрудой к своему племяннику – королю Польши Болеславу II, так как при его попустительстве киевляне убивали польских воинов, стоявших у них на постое, что вынудило самого Болеслава спешно покинуть Русь и вернуться в Польшу, не возместив своих затрат на этот поход. Ну а Изяслав, вероятно, предполагал, что помощь Болеслава была только демонстрацией силы, ведь военных действий против князя Всеслава поляки не вели, и все это немногого стоит. Так как король свои действия на Руси оценивал по-другому, то часть богатств Изяслава, вывезенных из Руси, была отнята Болеславом в качестве компенсации за помощь Изяславу в восстановлении его правления в Киеве в 1069 г.

Однако оставшихся богатств у Изяслава было достаточно, для того чтобы поразить воображение германского короля Генриха IV, к которому русский князь приехал после встречи с Болеславом. Император обещал помочь, но восстания саксов не позволили предоставить Изяславу войско, и император ограничился посольством к князю Святославу с увещеванием того и угрозой насильственного смещения. Святослав показал прибывшим к нему немцам свои богатства, давая понять, что далеко не все сумел с собой забрать Изяслав и что оставшееся позволит ему вооружить войско для отпора какой-либо агрессии извне. Стараясь остаться в дружбе с германским королем, Святослав хотел быть в дружбе и с королем Польши Болеславом II, поэтому в 1076 г. «ходил Владимир сын Всеволода, и Олег, сын Святослава, в помощь полякам против чехов» [62, 34]. Сам Владимир Мономах в «Поучении» к детям своим сообщает об этом походе следующим образом: «Затем послал меня Святослав в Польшу: ходил я за Глогов до Чешского леса, и ходил в земле их четыре месяца» [62, 181].

О событиях того времени в 1075 г. Ламперт Херсфельдский в своих «Анналах» сообщает, что после рождества 1074 г. в Майнц на Рейне, при впадении в него Майна, к германскому королю Генриху IV

«…явился король Руси (Ruzenorum rex) по имени Димитрий (христианское имя Изяслава Ярославича. – Ю. Д.), привез ему неисчислимые сокровища – золотые и серебряные сосуды и чрезвычайно дорогие одежды – и просил помощи против своего брата, который силою изгнал его из королевства и сам, как свирепый тиран, завладел королевской властью. Для переговоров с тем о беззаконии, которое он совершил с братом, и для того чтобы убедить его впредь оставить незаконно захваченную власть, иначе ему вскоре придется испытать на себе власть и силу Германского королевства, король немедленно отправил Бурхарда, настоятеля Трирской церкви. Бурхард потому представлялся подходящим для такого посольства, что тот, к которому его посылали, был женат на его сестре, да и сам Бурхард по этой причине настоятельнейшими просьбами добивался от короля пока не принимать в отношении того (то есть Святослава) никакого более сурового решения. Короля Руси до возвращения посольства король (то есть Генрих) поручил заботам саксонского маркграфа Деди, в сопровождении которого тот и прибыл сюда. Бурхард, настоятель Трирской церкви, посланный с королевским посольством к королю Руси, вернулся, привезя королю столько золота, серебра и драгоценных тканей, что и не припомнить, чтобы такое множество когда-либо прежде разом привозилось в Германское королевство. Такой ценой король Руси хотел купить одно: чтобы король не оказывал против него помощи его брату, изгнанному им из королевства» [5, 345].

Изяслав, после отказов в предоставлении войска Болеслава II и Генриха IV, обратился за помощью к римскому папе Григорию VII (1073–1085). Папа не мог предоставить войска, зато мог оказать давление на короля Польши. Своей грамотой от 17 апреля 1075 г. Григорий VII признал права Изяслава на Киевский престол, а также написал письмо к Болеславу II с требованием вернуть изъятое у князя-изгнанника имущество и обещанием за военную помощь Изяславу утвердить Болеслава в королевском звании, по какой-то причине не признаваемым в то время германским императором. И Болеслав II Щедрый, он же Смелый, не только вернул Изяславу его богатства, но и помог войском для похода на Киев.

В этот период на Руси произошли большие изменения: князь Святослав умер в конце декабря 1076 г. и в Киеве стал править князь Всеволод. В 1077 г. «пошел Изяслав с поляками, а Всеволод вышел против него. Сел Борис в Чернигове, месяца мая в 4-й день, и было княжения его восемь дней, и бежал в Тмутаракань к Роману. Всеволод же пошел против брата Изяслава на Волынь; и сотворили мир, и придя, Изяслав сел в Киеве, месяца июля в 15-й день, Олег же, сын Святослава, был у Всеволода в Чернигове» [62, 135]. То есть началась усобица между князьями Святославичами и Борисом Вячеславичем, не получившим Смоленское княжество после смерти своего отца Вячеслава, шестого сына Ярослава Мудрого, и ставшего по этой причине безудельным князем, т. е. изгоем. Вот и начали эти родственники борьбу между собой за обладание огромным по размерам Черниговским княжеством, так как сидевший там до того князь Всеволод после смерти Святослава ушел в Киев.

В этой ситуации князь Всеволод не решился воевать с польским войском князя Изяслава, боясь в случае поражения потерять все, ведь Чернигов в это время занял князь-изгой Борис Вячеславич, а вместе с братом Изяславом Всеволод мог не только вернуть себе Чернигов, но и получить все территории Левобережья Днепра. Это было очень предусмотрительное решение, так как Борис Вячеславич и Олег Святославич уже в следующем году привели на Русь половцев и выгнали своего дядю Всеволода из Чернигова. Военную помощь Всеволоду оказал Изяслав, совместными усилиями они победили племянников: Борис был убит, а Олег бежал в Тмутаракань. Более того, в этом сражении погиб и князь Изяслав, смерть которого позволила Всеволоду вновь занять Киев и на пятнадцать лет стать единоличным правителем Киевской Руси. Правда, нельзя сказать, чтобы это были спокойные годы княжения, поскольку продолжались междоусобицы сыновей Изяслава, Святослава и Всеволода, при этом сыновья Святослава чаще всего приводили на Русь половцев, а сыновья Изяслава при неудачах обращались за помощью к своему двоюродному брату – королю Польши Владиславу I Герману (ок. 1043–1102). Этот король занял трон, после того как польская знать и духовенство вынудили бежать в Венгрию его родного брата Болеслава в 1079 г.

Король Болеслав II Смелый за время своего правления сумел сохранить независимость Польши от Германии. В споре между римским папой и германским королем он высказался за церковь, что и обусловило поддержку папы Григория VII в получении Болеславом королевского сана. Но в конце своего царствования он поссорился с духовенством, которое претендовало не только на духовную, но и на светскую власть в стране. Существует легенда об убийстве Болеславом краковского епископа Станислава, причисленного позднее к лику святых. Вроде бы это убийство и послужило поводом к восстанию знати, в результате которого Болеслав был изгнан из страны. Освободившийся трон занял его брат Владислав I Герман.

В конце правления Всеволода половцы вместе с князем Васильком Ростиславичем Теребовльским ходили войною на поляков, но это, скорее всего, был локальный конфликт с Польшей Галицкого княжества, основанного старшей ветвью Ярославичей от Владимира Ярославича. В 1093 г. умер князь Всеволод, его место на киевском столе занял по лествичному праву старший внук князя Ярослава Мудрого, отец которого был киевским князем. Таким оказался Святополк Изяславич (1050–1113), которому князь Владимир Мономах, как сообщает летопись, передал киевский стол после смерти свого отца Всеволода.

Некоторое время, согласно сведениям летописи, у русских князей не было каких-либо конфликтов с Польшей, но в 1097 г. польский король Владислав I оказал помощь своему зятю, князю Владимира-Волынского Давыду Игоревичу, нарушившему Любечский договор и ослепившему по сговору с киевским князем Святополком князя Теребовли Василька Ростиславича. На Любечском съезде 1097 г. князья-учредители договорились прекратить междоусобицы и владеть землями, на которых сидели до этого, и не претендовать на владения других. Теперь, после явного нарушения соглашения, они заставили киевского князя Святополка, на земле которого произошло преступление Давыда, возглавить карательную операцию против нарушителя договора князей.

Чтобы оградить себя от нападения поляков, которых призвал к себе на помощь клятвопреступник, князь Святополк договорился через послов о встрече с королем Владиславом I в Берестье на Буге (совр. Брест). Владислав позвал с собой на эту встречу и Давыда, обещая помирить его с князем Святополком, взяв у своего зятя за эту услугу пятьдесят гривен золота. Однако во время встречи на реке Буг Владислав и от Святополка принял «дары великие за Давыда». Ничего не оставалось князю Давыду, как запереться со своими воинами во Владимире, но после двухмесячной осады он сдал город Святополку и ушел в Польшу.

Довольно легко доставшийся Святополку Владимир-Волынский послужил соблазном для последующей агрессии против Ростиславичей: Василька Теребовльского и Володаря Перемышльского. Святополк послал своего сына Ярослава в Венгрию пригласить короля Коломана (1095–1114) участвовать в этой неприглядной истории, в которой киевский князь сначала все свалил на Давыда, оговорившего перед ним Василька, а теперь сам пожелал отнять город у ослепленного по его произволу князя Теребовли.

Король Коломан с войском в сопровождении двух епископов, тоже со своими вооруженными отрядами, пришли вместе с княжичем Ярославом к Перемышлю (совр. Пшемысль в Польше). В этой запутанной истории нет ни конца, ни края: бывшие враги создают новые коалиции против новых врагов. Давыд не только пришел из Польши на помощь Володарю, но и оставил в Перемышле жену на время своего хождения за помощью в Половецкую землю. Новые союзники с помощью отряда половцев под командованием Боняка порубили множество венгров и заставили тех бежать в Венгрию. Теперь уже Ярослав Святополчич бежал от половцев в Польшу к своему дяде, а Давыд, захватив города Сутейск и Червен, осадил Владимир-Волынский в 1099 г., где во время перестрелки был убит стрелой другой сын Святополка – Мстислав. Это могло означать для князя Давыда только одно – начало новой широкомасштабной войны со Святополком. И хотя князь-клятвопреступник снова призвал на помощь половцев, это ему уже не помогло: пришлось бежать в Польшу. В дальнейшем на общем совете внуков Ярослава Мудрого ему был пожалован для кормления город Божск (совр. Буск на реке Западный Буг), а затем Святополк дал ему еще и Дорогобуж на реке Горыни, где он и умер в 1112 г.

В 1102 г. умер король Польши Владислав I Герман и польский трон занял его сын Болеслав III Кривоустый, который был женат на Сбыславе, дочери киевского князя Святополка. Интересно, что на этот брак пришлось получать даже разрешение краковского епископа Балдвина, так как жених и невеста были родственниками в третьем поколении, настолько тесными были родственные отношения польских и русских князей.

Этот король сумел не только подчинить себе знать и духовенство, но и вел успешные войны по расширению государства на севере, в Померании. В 1122 г. померанские князья признали над собой власть польского короля, а затем и приняли крещение, которое провел бамбергский епископ Оттон, приглашенный для этого из Германии Болеславом. Пришлось Болеславу воевать и с германским императором Генрихом V, который, несмотря на численное превосходство своих войск, так и не сумел усмирить поляков. Однако большую часть своей жизни польскому королю суждено было бороться со своим сводным братом Збигневым, рожденным от наложницы. И в этом ему оказывал помощь тесть – киевский князь Святополк Изяславич. В 1111 г. после очередного неудачного выступления Збигнева против своего младшего брата он по приказу Болеслава был ослеплен, вследствие чего и умер.

Именно при короле Болеславе происходит усиление дворянства, образуется новое особое сословие – шляхетство, с помощью которого Болеславу удалось укротить знать. Этот король способствовал развитию строительства каменных церквей, при нем не только значительно увеличилось количество монастырских и соборных школ, но и их ученики получили возможность повышать свое образование за границей Польши. В конце своей жизни король Болеслав III создал Статус, согласно которому Польша была поделена между его сыновьями на отдельные княжества. Старшему сыну Владиславу II Изгнаннику (1105–1159) досталась Силезия, которая надолго отделилась от Польши, Болеславу IV Кудрявому (1121–1173) – Мазовия, Мешко Старому (1126–1202) – большая часть Великой Польши с Познанью и часть Куявии, Генриху (?-1166) – Сандомирская и Люблинская земли, а Казимиру II Справедливому (1138–1194), только родившемуся в момент создания Статуса, – Малая Польша. При этом устанавливался приоритет старшего князя, т. е. Болеслав III создал такое же уложение, как и предложенное своим сыновьям Ярославом Мудрым.

Как на Руси, так и в Польше старший князь должен был стараться остерегать братьев от усобиц и организовывать помощь тому брату, владения которого подверглись нападению извне, при этом не требуя от братьев ни каких-либо налогов, ни возмещения убытков. Так что старшинство среди братьев не давало великому князю никакой выгоды. Однако в возмещение хлопот ему передавались в управление Краковская, Серадзьская, Ленчицкая земли, часть Куявии с городом Крушвицей и часть Великой Польши с Калишем и Гнезно. Точно так же, как это было на Руси, где старшему из братьев передавалось в управление Киевское княжество, Новгородская и Псковская земли. Но как на Руси, так и в Польше все это привело к децентрализации управления государством и феодальной раздробленности. Ведь в своих наделах князья вольны были создавать для своих потомков удельные княжества и т. д.

Подбиваемый своей женой Агнессой, дочерью австрийского герцога Леопольда, Владислав II сделал попытку заставить своих братьев подчиниться его власти, платить дань, а непокорных собирался согнать со своих наделов. Вполне возможно, что он, именно в это время оставленный своей первой женой, женился на Звениславе, дочери великого князя киевского Всеволода II Ольговича, как считает Н. М. Карамзин. Но младшие братья объединились и при поддержке знати сами изгнали Владислава из Польши в 1142 г. в Германию, за что он и получил прозвище Изгнанник. Старшинство и краковский престол достался следующему сыну Болеслава III, названному тем же именем в честь отца. Болеслав IV Кудрявый, тоже женатый на одной из дочерей великого князя киевского Всеволода II Ольговича, вновь стал только первым среди равных себе братьев, тем самым подтвердив положения Статуса.

В Киеве с 1139 г. правил представитель Черниговского княжества Всеволод II Ольгович (до 1094–1146), который, как уже упоминалось, приходился тестем Владиславу Изгнаннику и Болеславу IV Кудрявому. Правда, о замужестве его дочери Звениславы существует некоторая путаница в исторических данных. По одной из версий, Звенислава была женой великого князя Польши Владислава II (версия Н. М. Карамзина), по другой – силезского князя Болеслава Высокого, или Долговязого (1125–1201), сына Владислава II Изгнанника (версия А. Б. Широкорада). И в том и в другом случае понятно, почему Всеволод оказал помощь Владиславу II, послав в 1142 г. русские войска во главе со своим сыном Святославом и двоюродным братом Изяславом Давыдовичем, а также войско Владимира Галицкого в Польшу для усмирения младших братьев Владислава II, изгнавших старшего брата с краковского стола.

Однако этот поход русских князей не принес успеха силезскому князю, так как русские войска занимались в большей степени разграблением Польши, воюя с мирным населением, набрав в плен больше пахарей, чем воинов. Видимо, и Болеславичи уклонялись от генерального сражения, рассуждая, что русские как пришли, так и уйдут. Такая возможность получения легкой добычи послужила причиной и следующего похода в Польшу по призыву Владислава II в 1145 г. брата киевского князя Игоря Ольговича с братьями.

Как сообщает летопись, «в середине земли Польской встретились они с Болеславом Кудрявым и братом его Мечиславом (Мешко). Польские князья не захотели биться, приехали к Игорю с поклоном и помирились на том, что уступили старшему брату Владиславу четыре города во владение, а Игорю с братьями дали город Визну, после чего русские князья возвратились домой и привели с собою большой полон» [80, 25]. Примирение Владислава II со своими братьями было недолгим, и вскоре ему пришлось вновь бежать из Польши (1146 г.), теперь уже к своему киевскому тестю, но у того тогда не было времени для решения проблем зятя, тем более что великим князем в Польше стал другой его зять, Болеслав IV. В том же году великий князь киевский Всеволод II разболелся и в августе умер. Но незадолго до этого великий князь направил Владислава II Изгнанника к переяславскому и волынскому князю Изяславу Мстиславичу с напоминанием о его обещании помочь брату Игорю Ольговичу получить великое княжение в Киеве, вероятно предполагая отвлечь этого претендента на киевский престол польскими проблемами.

В дальнейшем киевским князьям было уже не до решения польских вопросов, да и сам киевский стол перестал олицетворять власть на Руси. Некогда единая Русь разделилась на самостоятельные великие княжества, князья которых вели между собой бесконечные войны. Центр взаимоотношений Руси с Польшей сместился непосредственно на пограничье этих государств, а точнее, к границам Галицкого и Волынского княжеств с русской стороны и Малой Польши, Сандомирской и Люблинской земель с польской стороны.

В 1187 г. после смерти галицкого князя Ярослава Владимировича Осмомысла (1117–1187), согласно его завещанию, княжество с г. Галичем досталось младшему сыну Олегу, а старшему сыну Владимиру – г. Перемышль. Это не соответствовало лествичному праву, согласно которому власть передавалась по старшинству в роду, да и галицкие бояре, тяготевшие к Венгрии (эта часть Галиции два века назад принадлежала венгерским князьям), испугавшись мести Олега боярам за свою мать, наложницу князя Ярослава, по какой-то причине сожженной боярами на костре, изгнали Олега из Галича. Но и посаженный боярами на галицкий стол Владимир не ужился с ними. Через несколько лет он вынужден был бежать в Венгрию, а Галич захватил соседний волынский князь Роман Мстиславич (1169–1205).

Венгерский король Бела III решил не столько помочь соседу, сколько сам захватить этот стратегически важный город на речном торговом пути по Днестру в Черное море. Собрав большую рать, взяв с собой сына Андрея и бывшего галицкого князя Владимира, король Бела пошел через Карпаты в Галич. Князю волынскому воевать с венгерским королем без должной подготовки и союзников было не по силам, и Роман Мстиславич уступил Галич без боя. Однако и Владимиру Галич не достался – король посадил в городе своего сына Андрея, а князя Владимира Ярославича увез с собой в Венгрию, где тот был заточен в башню.

То ли Владимира плохо охраняли, то ли королю Беле было выгодно его бегство, но бывшему галицкому князю удалось бежать в Германию. Он явился ко двору германского императора Фридриха I Барбароссы (1122–1190) и попросил всесильного императора помочь ему возвратить Галич, пообещав за это выплачивать по две тысячи гривен серебром в год, т. е. практически предлагал стать вассалом германского императора вместе с Галицким княжеством. Но германскому императору присоединение к своим владениям этого маленького княжества было ни к чему, да и некогда ему было оказывать личную помощь князю Владимиру – Фридрих I Барбаросса отправлялся в Третий крестовый поход в далекую Палестину. Поэтому император отправил Владимира в сопровождении своего посла к великому князю Казимиру II Справедливому (1138–1194) с приказом оказать помощь русскому князю в возвращении ему Галицкого княжества.

После смерти князя Болеслава IV в 1173 г. великокняжеский престол достался Мешко Старому (1126–1202), третьему сыну Болеслава III.^[4] Но этому князю не удалось надолго засидеться в Кракове: он поссорился со знатью и был вынужден уйти в свой удел. Генрих Сандомирский, четвертый сын Болеслава III, умер в 1166 г., и великим князем провозгласили младшего из братьев Болеславичей – князя Малой Польши Казимира II Справедливого.

Видимо, Казимир не мог ослушаться императора, поэтому отправил с князем Владимиром своего воеводу Николая с войском. Галицкие бояре не хотели войны с поляками и выгнали королевича Андрея в Венгрию, а Владимира опять приняли себе в князья. Какие комиссионные за помощь Владимиру получил Казимир II, неизвестно, тем более что вскоре он умер. Великокняжеский престол наследовал после него восьмилетний сын Лешко Белый (1186–1227). Это было вопреки всем правилам, ведь были живы сыновья Владислава II: Болеслав Высокий (1125–1201), Конрад (?-1203), Мешко Лорипед Рациборский (?-1211). Да и Мешко Старый пережил своего младшего брата на восемь лет, и именно он не стерпел такого оскорбления: подчиняться своему малолетнему племяннику. Поэтому Мешко (Мечеслав) начал усобицу со своим племянником, а точнее, с польской знатью, которая и посадила на великокняжеский стол Лешко.

В это время в Кракове появился безудельный князь Роман Мстиславич. После того как он занял Галич в 1188 г., свое княжение во Владимире-Волынском новоявленный галицкий князь передал брату Всеволоду Бельскому, а тот и не подумал вернуть город брату, когда того из Галича выгнали. Сначала Роман обратился за помощью к тестю – киевскому князю Рюрику Ростиславичу, и тот оказал помощь зятю, но совместный их поход на Галич оказался неудачным. Для кормления бездомного князя Рюрик Ростиславич передал Роману Мстиславичу города Торческ, Треполь, Корсунь, Богуславль и Канев. Но князь Роман Мстиславич желал большего, поэтому и пришел к своим польским родичам с просьбой помочь ему в возвращении Владимира-Волынского.

Князь Роман Мстиславич был внуком короля Польши Болеслава III Кривоустого, а вдова Казимира II Справедливого приходилась Роману племянницей, так как она была дочерью его брата Всеволода Мстиславича Бельского. Но, видимо, жаловаться дочери на своего отца было бесполезно, и братья Казимировичи: Лешко и его младший (на год) брат Конрад – отказали Роману Мстиславичу. Они сослались на усобицу с дядей Мешко Старым и сами попросили Романа помочь им. Роман со своей дружиной оказал помощь Лешко Белому в борьбе с Мешко Старым, хотя тот поначалу не желал сражаться с русской дружиной и предлагал Роману быть третейским судьей в его споре с племянниками. Однако Роман не согласился, сражение состоялось, в результате были разбиты войска Лешко Белого и дружина Романа. Раненого Романа уцелевшие дружинники вынесли с поля боя и доставили сначала в Краков, а затем во Владимир-Волынский, который брат его Всеволод по настоянию великого князя киевского Рюрика Ростиславича все-таки уступил ему.

В Кракове власть три раза переходила от Лешко Белого к Мешко Старому и, может быть, князь Мешко правил бы еще долго, но в 1202 г. он умер. Польская знать предлагала Лешко вернуться на освободившийся трон, но об условиях его возврата в Краков не сумела с ним договориться. Великокняжеский трон достался Владиславу III Ласконогому (ок. 1166–1231), сыну Мешко Старого. Однако и этот князь очень быстро поссорился не только со знатью, но и с католическим духовенством и был вынужден своими недоброжелателями покинуть великокняжеский трон. На престоле в Кракове вновь оказался Лешко Белый.

Именно с этим великим князем Польши поддерживал союзнические отношения Роман Мстиславич, когда он не только объединил Волынское и Галицкое княжества, но и стал великим князем киевским. Сначала после смерти галицкого князя Владимира Ярославича в 1199 г. князь Роман Мстиславич захватил непокорное Галицкое княжество и сумел удержать его до конца жизни. В следующем году князь Роман сделал попытку отобрать и Киевское княжество у своего благодетеля и защитника Рюрика Ростиславича; это удалось ему на некоторое время, но затем Киев пришлось уступить под давлением великого князя владимиро-суздальского Всеволода Большое Гнездо (1154–1212) луцкому князю Ингварю Ярославичу. Княжение в Киеве в тот период уже не имело прежнего административно-политического значения, но как символ недавнего прошлого еще притягивал желающих получить его в управление. Свою неудачу Роман Мстиславич компенсировал войной с половцами, которую он провел по просьбе византийского императора Алексея Комнина, а стало быть – совсем не бесплатно. В результате этой операции удалось не только разгромить половцев и ограбить их вежи (шатры, кибитки), но и освободить большое количество пленных – как русских, так и подданных византийского императора.

А в январе 1204 г., раздосадованный потерей Киева и предательством киевлян, Рюрик Ростиславич, призвав на помощь черниговских князей и половецких ханов, не просто захватил Киев, а чуть ли не стер его с лица земли. Разгромив храмы, монастыри и угнав в рабство тысячи жителей, захватчики оставили в городе от домов одни головешки. Месть за разорение «матери городов русских» настигла Рюрика Ростиславича через год, когда великий князь Галицко-Волынского княжества Роман Мстиславич решил повторить свой успех в борьбе с половцами. Он собрал широкую коалицию русских князей и в том числе князя Рюрика Ростиславича, и зимой 1205 г. напал на половцев. Успех операции был настолько велик, что побежденные половецкие ханы признали себя подданными князя Романа.

После окончания войны с половцами князю Роману уже не было необходимости завоевывать какие-либо русские города, он просто включил в состав своего Галицко-Волынского княжества Киев с пригородами, Луцк и Брест. Его владения простирались от Визны и Бельска на реке Нарев (города совр. Польши) на севере до Коломыи, Звенигорода (города совр. Украины) и Родны (город совр. Румынии) на юге, от Ярослава и Перемышля (города совр. Польши) на западе до Киева на востоке. Теперь великий князь Роман мог не только править, но и судить по своему усмотрению. Так, князя Рюрика и его семью, включая свою бывшую жену Предславу, он постриг в монахи.

Однако аппетит приходит во время еды, и, сделавшись государем огромной страны, великий князь Роман Великий стал требовать от своего польского союзника, великого князя польского Лешко Белого, уступок польских территорий. Князь Лешко не то чтобы отказал такому грозному соседу, но предложил князю Роману отвоевать себе с его молчаливого согласия Сандомирскую и Люблинскую земли, ранее принадлежавшие Генриху Сандомирскому, но захваченные после его смерти еще Мешко Старым, отцом Владислава Ласконогого.

Князь Роман с войском осадил польский город Люблин, но польские князья Лешко Белый и Конрад Мазовецкий, почувствовав опасность, помирились с князем Владиславом Ласконогим и совместно выступили против русских войск. Князь Роман, узнав о подходе войск своих бывших союзников, снял осаду с города и выступил навстречу польским полкам. Перейдя Вислу, полки князя Романа заняли позиции у г. Завихвоста, неподалеку от Сандомира, а вскоре к ним прибыли послы от князя Лешко Белого с предложением закончить дело миром. На время переговоров военные действия были прекращены, и князь Роман безбоязненно поехал в окрестности расположения своих войск на охоту с небольшой дружиной. Но польские князья, видимо предполагая, что в результате переговоров придется уступить князю Роману значительные территории, устроили засаду, в которой он был убит вместе со своими дружинниками.

После смерти князя Романа Великого обширные территории его княжества стали лакомым куском для черниговских и смоленских князей, компанию им составил даже монах-расстрига Рюрик Ростиславич. А из Польши со стороны Кракова шел к Галичу князь Лешко. Вдова Романа с четырехлетним Даниилом и двухлетним Василько обратилась за помощью к королю Венгрии Андрею II, бывшему когда-то галицким князем. Но и галицкие бояре, не желавшие разорения города и пригородов, вмешались в этот процесс, изгнав вдову с малолетними сыновьями во Владимир-Волынский. Высокие представители противоборствующих сторон, подойдя к Галичу, встретились и договорились между собой о назначении на галицкое княжение Ярослава Переяславского, сына великого князя суздальского Всеволода Большое Гнездо. Однако после того как русские, польские и венгерские войска отправились по домам, а Ярослав Переяславский еще не успел прибыть в Галич, местные бояре по своему произволу посадили на княжение Владимира Игоревича Северского, того самого княжича Владимира, который вместе со своим отцом князем Игорем Северским попал в 1185 г. в плен к половцам.

Под давлением князя Владимира вдова князя Романа с детьми покинула и Владимир-Волынский, обратившись за помощью к убийце ее мужа великому князю Польши Лешко Белому, и тот не отказал в приюте: видимо, иметь под рукой такой предлог для вмешательства в дела Галицко-Волынского княжества было ему выгодно. Старшего из Романовичей Даниила великий князь Лешко отправил к королю Венгрии Андрею II, напомнив ему, что тот был другом князя Романа, и предложил совместными усилиями вернуть Даниилу и Васильку Г алич и Владимир-Волынский.

Эта дружественная акция удалась, тем более что князь Владимир Игоревич не просто не ужился с галицкими боярами и дружиной, – он казнил около пятисот галичан. Оставшиеся в живых жители, кто был в оппозиции к северскому князю, тоже обратились к королю Андрею II с просьбой дать им в князья Даниила Романовича и помогли своими вооруженными отрядами венгерским и польским войскам. Правда, военные действия не понадобились, так как Владимир Игоревич в 1210 г. бежал в Новгород-Северский.

Этим, однако, не закончились гонения для семьи Романа Великого: сначала галицкие бояре не впустили в Галич Анну, мать Даниила, которая собиралась помочь сыну в управлении княжеством, а затем в 1211 г. и князю Даниилу пришлось спешно покинуть Галич. На этот раз король Венгрии Андрей II и великий князь Лешко Белый не стали помогать малолетнему Даниилу, а поделили Галицкое княжество между собой, посадив в Галиче сына Андрея, королевича Коломана, женив его по этому случаю на дочери Лешко.

Чехарда князей в Галиче на этом не закончилась, и в 1219 г. великий князь Польши Лешко Белый, вопреки прежним договоренностям с королем Венгрии, пригласил на галицкое княжение князя Мстислава Мстиславича Удатного (или Удалого), княжившего в то время в Великом Новгороде. Князь Мстислав без особой борьбы занял Галич, а для упрочения своих позиций в этом регионе выдал замуж свою дочь за князя Даниила Романовича. Князь Мстислав предполагал, что основным его противником будет венгерский король, но ошибся: стал прежний друг Лешко непримиримым врагом, не пожелавший возвращать Даниилу захваченные у него ранее волынские города. Лешко Белый вновь пообещал королю Андрею отказаться от своей части Галиции в пользу зятя – королевича Коломана после победы над Мстиславом Удатным и Даниилом. Объединенные польско-венгерские войска одержали временную победу над галицким и волынским князьями, но уже в 1220 г. Мстислав вернулся, приведя с собой значительное войско половцев. С их помощью он разгромил войска Андрея II и Лешко Белого, при этом большое количество побежденных поляков и венгров было уведено в рабство половцами. В плен к князю Мстиславу попал даже королевич Коломан со своей польской женой.

Коломана князь Мстислав Удатный, конечно, отпустил к отцу, но на условиях отказа его от Галича, а также согласия короля Андрея на брак своего младшего сына, тоже Андрея, и Марии, третьей дочери князя Мстислава. По брачному договору Галич через три года должен был бы перейти в наследство Марии, а город Перемышль вместе с населением передавался ей в качестве приданого. При этих условиях дочь Лешка теряла права на Галич, и венгерско-польский союз развалился. С другой стороны, Даниил тоже лишался Галича, из-за которого вроде бы все эти распри и начинались.

Затем в 1223 г. произошла битва русских князей под руководством Мстислава Мстиславича, Мстислава Святославича и Мстислава Романовича с татаро-монгольским войском на Калке. Битву русские князья проиграли, в живых из трех Мстиславов остался один Мстислав Удатный, который вернулся в Галич вместе с раненным в этой битве Даниилом. Странно, но жизнь в русских княжествах после разгрома их войск на Калке шла и дальше своим чередом, как будто ничего не случилось. Князья продолжали ссориться между собой, в том числе и Мстислав, который, поверив клевете, начал усобицу против Даниила, а тот призвал себе на помощь Лешко Белого. Даниил отвоевал у Мстислава города Белз и Червен, а поляки – часть Галиции. Мстислав грозился снова привести половцев, но тут вдруг открылась ему правда о клеветниках на Даниила, и эти два князя вновь стали союзниками. Король Андрей и великий князь Лешко тоже в очередной раз объединились и начали новую войну против Мстислава и Даниила, заняв многие пригороды Галича. Войну Мстислав и Даниил выиграли, венгерские и польские войска покинули Галицию и Волынь, но затем в результате интриг галицких бояр Мстислав опять передал Галич королевичу Андрею, после чего вскоре умер в 1228 г., пережив на год Лешко Белого.

Волынский князь Даниил вместе с братом Васильком в качестве союзников Конрада Мазовецкого отправились в 1229 г. в поход в Польшу против Владислава Ласконогого. Захватив по пути несколько польских городов, русские войска дошли до Силезии, где под городом Калишем был заключен русско-польский мирный договор.

Конрад I Мазовецкий (1187–1247), ставший с помощью русских войск великим князем Польши, в свое правление столкнулся с еще одной проблемой – агрессией пруссов. Когда в 1138 г. Польша распалась на отдельные княжества, Западное и Восточное Поморье стали самостоятельными землями, в которых возникли свои династии, никак не связанные с династией Пястов. Но уже в 1181 г. князь Западного Поморья Богислав I стал ленником императора Фридриха Барбароссы, а затем его земли вошли в состав империи. Отделению от Польши способствовало и то, что епископство Волин не подчинялось архиепископу Гнезно, а оставалось независимым. Восточное Поморье, став сначала независимым во главе с князем Самбором, затем опять признало власть князей Великой Польши, но все-таки в 1227 г. стало независимым герцогством. Однако внутренние усобицы не позволили реализовать эту независимость для усиления централизованной власти. Еще в 1226 г. разгорелась борьба за власть между братьями – Самбором II и Ратибором и сыновьями – Мествином II и Варциславом II. В борьбе против Варцислава Мествин сначала заручился поддержкой маркграфа Бранденбургского, а впоследствии стал его ленником. Таким образом, почти все Поморье попало в зависимость от германских властителей.

К тому времени в течение уже двух столетий германские миссионеры делали попытки христианизации пруссов – то относительно успешные, то наоборот: миссионеров убивали, а крещеные пруссы возвращались в язычество. В начале XIII в. христианизацией пруссов занялись монахи ордена цистерцианцев, которые для начала организовали монастырь в Лекно, неподалеку от Познани и Гнезно. В 1206 г. аббат этого монастыря Готфрид посетил в Риме папу Иннокентия III, который специальной буллой поручил аббату миссию христианизации среди пруссов. Однако что-то не заладилось с этой миссией у цистерцианцев, и аббат Готфрид сложил с себя обязанности духовного пастыря своих братьев-монахов, под именем Христиана продолжив христианизацию пруссов в одиночку. Он достиг личной проповедью значительных успехов в крещении пруссов, но сами пруссы, попадая под влияние пастырей поморских и польских земель, практически становились рабами влиятельных князей, несмотря на заступничество за них самого Христиана. Пруссы в ответ поднимали восстания и отрекались от христианства, становясь вероотступниками.

В 1216 г. польское духовенство и князья, а также ставший прусским епископом Христиан обратились к римскому папе за разрешением участвовать в крестовом походе в Пруссии тем, кто принял обет следовать в Палестину для освобождения Иерусалима. Папа Гонорий III пошел им навстречу и даровал участникам прусских крестовых походов то же отпущение грехов, что и идущим в Палестину. В 1218 и 1221–1223 гг. войска крестоносцев сражались «за спасение душ» пруссов, пытаясь вернуть отступников на путь истины, а заодно «уговорить» пруссов-язычников принять крещение. Крестоносцы были выходцами из соседних германских и польских земель, в том числе земель силезского князя Генриха Бородатого, оспаривавшего первенство у князя Конрада Мазовецкого.

Среди крестоносцев князя Силезии были также члены духовно-рыцарских орденов тамплиеров и тевтонцев. Тамплиеры в то время создавали свой филиал в Великой Польше как бы для защиты ее границ. Но не имея единого командования, движение крестоносцев в Пруссии не достигло желаемого для христиан результата. Разрозненные действия отдельных отрядов только привели к сплочению прусских племен, понимавших, что дело не столько в обращении в христианство, сколько в их порабощении. А вопрос превращения пленных пруссов в рабов стоял настолько остро, что даже папа Гонорий III вынужден был обратиться к крестоносцам с увещеваниями и запретил им вторгаться в Пруссию без позволения епископа Христиана, а пленных язычников обязал передавать ему для крещения.

После отступления крестоносцев, потерявших интерес к военным действиям в Пруссии, сами пруссы перешли в наступление и заняли значительную часть Мазовии. Не имея возможности самостоятельно противостоять прусской агрессии, Конрад Мазовецкий обратился за помощью к верховному магистру Тевтонского ордена Герману фон Зальца. Однако стороны в течение нескольких лет не могли договориться: тевтонцы хотели навсегда обосноваться в землях, которые они завоюют, а поляки рассчитывали, что эти земли тевтонцы передадут Польше на определенных условиях.

Чтобы получить правовое оправдание вторжения в Пруссию, орден добился издания императором Фридрихом II в 1226 г. соответствующей грамоты, которая вошла в историю под названием Золотая булла из Римини. В грамоте говорилось о сообщении императору верховным магистром Тевтонского ордена Германом фон Зальца просьбы Конрада Мазовецкого помочь ему в борьбе против пруссов, а также о его намерении пожаловать ордену Кульмскую землю и земли близ Пруссии, чтобы орден мог выступить против пруссов, а также о том, что верховный магистр просит императора признать и утвердить обещанное Конрадом. За этим в булле следовало соответствующее решение императора об утверждении за орденом этих земель со всеми правами и освобождением их от повинностей. Столь категоричное решение основывалось на том, что Фридрих считал все эти земли, отвоеванные в конце VIII в. у Аварского каганата Карлом Великим, собственностью Германской империи.

Однако и Золотая булла не позволила Тевтонскому ордену разместиться на перечисленных в ней территориях, так как для этого требовалось еще одобрение римского папы. А в это время Конрад Мазовецкий пытался найти другие решения этого вопроса, в том числе создание собственного духовно-рыцарского ордена для защиты Мазовии. От наименования центра размещения этот орден получил название Добжиньский, но членами ордена были не столько поляки, сколько выходцы из Мекленбурга. Однако этот доморощенный орден не справился с поставленной задачей защиты Мазовии и в дальнейшем влился в состав Тевтонского ордена.

В 1230 г. при посредничестве императора Фридриха II верховный магистр Герман фон Зальца и князь Конрад Мазовецкий сумели договориться. В результате Конрад жаловал Тевтонскому ордену Кульмскую землю и все, что тот в дальнейшем завоюет в Пруссии, при этом князь отказывался от своих прав на эти территории. Решения этой встречи, известные как Крушвицкий договор, римский папа Григорий IX в 1234 г. подтвердил в Риети своей буллой, в которой упомянул, что берет земли, которые орден отнимет у язычников-пруссов, под свою защиту как собственность святого Петра и отдает их в держание Тевтонскому ордену, за что тот выплачивает папе ежегодную подать.

В 1231 г. небольшой отряд тевтонцев переправился через Вислу и основал на правом берегу реки укрепление, получившее название Торн (совр. Торунь) в честь одноименного замка ордена, потерянного ими в Палестине. Спустя год появился замок Кульм, а еще через год – Мариенвердер. Рыцари Тевтонского ордена продвигались вдоль Вислы и в 1237 г. достигли морского побережья.

А в пограничных с Польшей русских княжествах князь Даниил Романович в 1238 г. овладел Галичем, воспользовавшись тем, что владевший этим городом князь Ростислав, сын черниговского князя Михаила Всеволодовича был в походе на литовцев. Затем и сам князь Даниил пошел походом на ятвягов, обитавших в районе современного Гродно. На ятвягов ходили многие князья в течение более чем двух веков, но покорить их окончательно не удавалось. Однако уже будучи в походе, князь Даниил отвлекся на захват г. Дрогичина на Западном Буге, выбив оттуда рыцарей тамплиеров, размещенных в этом городе Конрадом Мазовецким для защиты его как важного торгового центра на русско-польской границе, где проходил волок из Мухавца – притока Буга в Пину – приток Припяти.

На этом собственно и заканчивается эпоха взаимоотношений русских князей Рюриковичей и польских князей Пястов, длившаяся в течение трех с половиной столетий от первого военного столкновения за Червенские города до татаро-монгольского нашествия. Основной вывод, который можно сделать при рассмотрении этого периода состоит в том, что почти все польские короли и удельные князья были наполовину русскими из-за смешанных браков. То же самое можно сказать и про русских князей, в которых в тех же пропорциях текла польская кровь. Попробуем перечислить эти родственные княжеские связи, носители которых то дружили друг с другом, создавая межгосударственные союзы, то воевали с обычной для того времени ожесточенностью.

Перечень польских князей, женатых на русских княжнах

• Болеслав II Смелый (1041–1081), король польский, + Вышеслава, дочь Вячеслава Ярославича, князя смоленского: сведений о детях нет.

• Мечислав (XI в.), сын короля Казимира I Восстановителя, + Евпраксия-Вышеслава, дочь Изяслава I Ярославича, великого князя киевского: сведений о детях нет.

• Болеслав III Кривоустый (1086–1138), король польский, + Сбыслава, дочь Святополка II Изяславича, великого князя киевского: сын Владислав II Изгнанник, великий князь польский.

• Владислав II Изгнанник (1105–1159), великий князь польский, + 2-м браком Звенислава, дочь Всеволода II Ольговича, великого князя киевского: сведений о детях нет.

• Болеслав IV Кудрявый (1121–1173), великий князь польский, + 1-м браком неизвестная по имени дочь Всеволода II Ольговича, великого князя киевского: сведений о детях нет; 2-м браком Елена, дочь Ростислава Владимировича, князя перемышльского: сведений о детях нет; 3-м браком Анастасия, дочь Владимира Владимировича (Владимирко Володаревича), князя галицкого: сыновья Болеслав, Лешко.

• Мешко Старый (1126–1202), великий князь польский, + Евдокия, дочь Изяслава II Мстиславича, великого князя киевского: сведений о детях нет.

• Казимир II Справедливый (1138–1194), великий князь польский, + Елена, дочь Всеволода Мстиславича, князя Бельского: сыновья Лешко Белый, великий князь польский, и Конрад Мазовецкий, великий князь польский.

• Стефан (1150–1166), сын Мешко Старого, великого князя польского, + дочь, неизвестная по имени, Ярослава Владимировича Осмомысла, князя галицкого: сведений о детях нет.

• Лешко Белый (1186–1227), великий князь польский, + 1-м браком Гремислава, дочь Александра Всеволодовича, князя Бельского: сын Болеслав V Стыдливый, великий князь польский; 2-м браком Гремислава, дочь Ингваря Ярославича, князя луцкого: дочь Елена, княгиня волынская.

• Болеслав I Мазовецкий (?—1248), князь мазовецкий, + Анастасия, дочь Александра Всеволодовича, князя Бельского: сведений о детях нет.

• Земовит I (?-1262), князь мазовецкий, + Переяслава, дочь Даниила Романовича, короля Галиции: сведений о детях нет.

• Земовит (XIII в.), князь доброжский, + Анастасия, дочь Льва Данииловича, короля Галиции: сведений о детях нет.

Перечень русских князей, женатых на польских княжнах

• Святополк I Владимирович Окаянный (980–1019), великий князь киевский, + дочь, неизвестная по имени, Болеслава I Храброго, короля польского: сведений о детях нет.

• Изяслав I Ярославич (1024–1078), великий князь киевский, + Гертруда, дочь Мешко Ламберта, короля польского: сыновья Мстислав, князь полоцкий; Святополк, великий князь киевский; Ярополк, князь владимиро-волынский; дочь Евпраксия-Вышеслава, королевна польская.

• Давыд Игоревич (ок. 1095 – ок. 1112), князь владимиро-волынский, + неизвестная по имени дочь Владислава I, короля польского: сын Всеволодок, князь городенский.

• Мстислав II Изяславич (?—1170), великий князь киевский, + Юдифь, дочь Болеслава III Кривоустого, короля польского: сыновья Владимир, князь брестский; Всеволод, князь бельский; Роман, князь новгородский; Святослав, князь брестский.

• Борис Давыдович (XII в.), князь полоцкий, + Святохна, дочь Казимира, князя померанского: сыновья Всеслав, князь полоцкий; Вячеслав, князь кукейский (кукенойский); Владимир, князь друцкий.

• Всеволод Святославич Чермный (1142–1215), великий князь киевский, + Мария, дочь Казимира II Справедливого, великого князя польского: сын Михаил, князь черниговский.

• Василько Романович (1203–1269), князь владимиро-волынский, + Елена, дочь Лешко Белого, великого князя польского: сын Владимир, князь владимиро-волынский;

• Юрий Львович (1253–1308), король Галиции, + Ефимия, дочь Казимира, князя куявского: сыновья Лев, король Галиции; Михаил и Андрей, королевичи.

Наличие столь обширных польско-русских родственных связей на высшем уровне еще раз показывает, что русские и польские князья стремились к дружеским взаимоотношениям, а возникающие время от времени военные действия между ними происходили не чаще, чем между самими польскими князьями в Польше и русскими князьями на Руси.

Вероятно, этому способствовала и веротерпимость по отношению к католикам на Руси и к православным христианам в Польше. И хотя формальное разделение церквей произошло в 1054 г., еще долгое время на северо-восточных окраинах христианского мира до открытой вражды между конфессиями не доходило. Подтверждением может быть отсутствие в летописях упоминаний о вторичном крещении невест перед бракосочетанием по обряду, принятому в стране будущего мужа.

Около 1112 г. игумен Даниил, вероятно уроженец черниговского княжества, совершил паломничество в Иерусалим, где не только посетил святые места, но и встречался с королем иерусалимским Балдуином I, у которого просил разрешения поставить и свое кадило в церкви Гроба Господня в страстную пятницу в ожидании схождения благодатного огня. Для лучшего понимания межконфессиональных отношений обратимся к описанию этой встречи самии Даниилом:

«…тогда же и я, человек ничтожный, в ту же великую пятницу, в 1 час дня (в седьмом часу утра, так как день начинался с восхода солнца в шесть часов утра. – Ю. Д.), отправился к князю Балдвину и поклонился ему до земли; он же, видя мой поклон, подозвал меня к себе с любовью и сказал мне: „Чего хочешь, русский игумен?“ Он меня знал хорошо и весьма любил, будучи мужем добрым, смиренным, без всякой гордости. Я же ему отвечал: „Господине княже, молюся тебе, Бога ради и князей делмя Рускых, хотел бы и аз поставити кандило свое над Гробом Господним за вся князя наша и за всю Рускую землю, за все христиане Рускыя земля“. И тогда же князь велел мне поставить свое кадило.» [71, 229].

Свои кадила в церкви Гроба Господня ставили вместе с русским игуменом представители всех христианских церквей того времени, независимо от конфессиональной принадлежности, хотя по духу созданное крестоносцами Иерусалимское королевство было католическим.

В 1204 г. при подготовке к 4-му крестовому походу крестоносцы с помощью венецианского флота заняли Константинополь; Византийская империя на более чем полвека перестала существовать, взамен ее образовалась Латинская империя. Патриархом над греческой церковью избрали венецианца, Фому Моросини, который устанавливал латинские порядки. Все это должно было привести к некоторой сумятице в головах православных христиан: крестоносцы, отвоевывавшие Святые места у мусульман, ликвидировали центр православия, из которого приходили митрополиты и епископы, в том числе на Русь. Однако никакого противостояния в связи с этим событием между православной Русью и католическим Западом не произошло, никакого похода для освобождения Константинополя от латинян на Руси не предполагалось.

Вынужденные переселенцы, русские или польские пленные, которых размещали на поселение, как правило, в безлюдных местах, вероятно, быстро адаптировались к новым условиям проживания, поскольку сведений о восстаниях в летописях нет. К тому же в памяти русского населения Брянского и Рязанского княжеств долгое время оставалось ощущение себя как потомков поляков. В «Повести временных лет», созданной в начале XII в., летописец сообщает, что «радимичи же и вятичи – от рода ляхов. Были ведь два брата у ляхов – Радим, а другой – Вятко; и пришли и сели: Радим на Соже, и от него прозвались радимичи, а Вятко сел с родом своим по Оке, от него получили свое название вятичи» [62, 29].

Никто не знает, как складывались бы в дальнейшем взаимоотношения польских и русских князей, а следовательно, и представляемых ими народов, не будь татаро-монгольского нашествия, значительно изменившего расстановку сил в Восточной Европе. Но это свершилось, и наша задача – разобраться, как складывались эти отношения в новых условиях.

Глава 1
ЗАРОЖДЕНИЕ, РАСЦВЕТ И ГИБЕЛЬ ВЛАДИМИРСКОГО КНЯЖЕСТВА

Руси как единого государства в начале XIII в. не существовало, собственно говоря, так же, как и Польши. Русь была разделена на великие княжения и на те, что поменьше, но тоже вполне самостоятельные. Великие княжества в свою очередь состояли из удельных княжеств. Перечень княжеств из-за усобиц князей время от времени менялся, но, в общем случае, был следующим: Галицко-Волынское, Киевское, Турово-Пинское, Полоцкое, Смоленское, Черниговское, Новгород-Северское, Переяславское, Владимиро-Суздальское, Рязанское, Муромское княжества и Новгородская земля.

Одним из самых влиятельных на Руси 2-й половины XII в. стало Владимиро-Суздальское княжество. Первоначально центрами этого региона были Ростов и Суздаль, а когда Русь была поделена между сыновьями Ярослава Мудрого, эти города со своими землями отошли сначала к Новгороду, а в 1076 г. – во владение к Всеволоду Ярославичу; его сын Владимир Мономах передал эти земли в удельное княжение своему седьмому сыну Юрию Долгорукому (1095–1157).

Почти на двадцать лет Киевская Русь была вновь объединена под рукой великого князя Владимира II Мономаха (1053–1125) и его старшего сына великого князя Мстислава I Великого (1076–1132). В княжение Мстислава к Киеву присоединилась даже Полоцкая земля, которая еще с X в. была самостоятельной, а полоцких князей выслали в Византию. Во время правления своего старшего брата Мстислава Юрию Долгорукому, вероятно, даже в голову не приходило, что ему, стоявшему к тому времени хоть и четвертым в очереди на киевский престол, представится возможность побороться за великое княжение. Но когда после смерти великого князя киевского Ярополка (1082–1139), четвертого сына Мономаха (1082–1139), занявший освободившийся престол последний из старших братьев Вячеслав (1083–1154) не сумел удержаться в Киеве и был изгнан черниговским князем Всеволодом II, сыном Олега Святославича, суздальский князь Юрий решил вмешаться в борьбу за отцовское наследие.

Права на киевский стол черниговские князья, согласно традиционному взгляду на историю этого периода, якобы утеряли, так как их предок князь Святослав Ярославич в союзе с братом Всеволодом Ярославичем согнал с киевского княжения своего старшего брата великого князя Изяслава I Ярославича, после чего Святослав Ярославич не по лествичному праву стал великим князем.

Князь Всеволод Ярославич, дед князя Юрия Долгорукого, поступил более благоразумно: он предпочел вернуться в свое Переяславское княжество, хотя некоторые историки (Л. Н. Гумилев) предполагают, что братья правили совместно. В 1076 г. князь Святослав Ярославич умер и князь-изгнанник Изяслав Ярославич с помощью польского войска вернулся в Киев, а Всеволод Ярославич, учтя неравенство сил, уступил великое княжение на Руси старшему брату.

Поскольку Святослав Ярославич занимал великокняжеский стол «незаконно», то и его потомки не имели прав на киевское княжение. В 1113 г., после смерти великого князя киевского Святополка II (1050–1113), сына князя Изяслава I, киевский престол занял Владимир II Мономах (1053–1125), которого якобы предпочли киевляне вопреки старшинству сыновей князя Святослава – Давида (?-1123) и Олега (ок. 1055–1115). Скорее всего, по этой причине и год рождения Давида историкам неизвестен, а год рождения Олега известен приблизительно. С тех пор Святославичи и их потомки ждали удобного случая, чтобы перехватить у потомков князя Всеволода права на киевский стол. И такой период настал. С 1139 по 1147 г. в Киеве княжили братья Ольговичи: Всеволод II и менее года Игорь. Именно князя Игоря предали киевляне подошедшему к городу князю Изяславу Мстиславичу с войском.

Помимо устроения своей светской власти, великому князю киевскому Изяславу II пришлось заняться и делами церкви, так как умер занимавший до этого пост митрополита грек Михаил (1130–1147). В то время в Византийской империи по какой-то причине был изгнан бывший патриархом Козьма II, а нового еще не избрали. И по примеру прапрадеда Ярослава Мудрого великий князь решил утвердить Киевским митрополитом своего ставленника Климента, для чего собрал шесть епископов. Среди духовенства были большие разногласия по этому вопросу, но смоленский епископ Онуфрий предложил посвятить Климента в митрополиты главою св. Климента, привезенной еще князем Владимиром Святым из Херсонеса, точно так же, как посвящали в Константинополе патриарха рукою Иоанна Крестителя. Это предложение всех умиротворило, кроме новгородского владыки Нифонта, который так и не признал новоявленного митрополита Климента (1147–1155). В дальнейшем, когда избранный в Константинополе спустя несколько месяцев патриарх Николай IV написал одобрительное письмо новгородскому владыке Нифонту, новгородская церковь держалась несколько обособленно от киевской митрополии, хотя сам владыка был задержан в Киеве и отпущен был только князем Юрием Долгоруким в 1150 г.

Великий князь Изяслав II нарушил не только церковный порядок утверждения митрополита, но и лествичное право, по которому великокняжеский престол занимал старший в роду. Теперь же, когда племянник занял киевский престол раньше еще живых своих дядей Вячеслава и Юрия, надо было ждать большой беды, как будто только этого и не хватало для полного разброда и несогласия среди русских князей. Тем более что существовал еще один претендент на киевский стол – князь Новгород-Северского княжества Святослав Ольгович, младший брат Всеволода и Игоря, ставший в этой ситуации союзником князя Юрия Долгорукого. Однако, как ни странно, именно родственники Ольговичей, их двоюродные братья Давыдовичи, которые понимали, что они как старшая ветвь рода Святослава могут упустить свой шанс в борьбе за Киев окончательно, стали их злейшими врагами и наоборот – союзниками сыновей Мстислава Великого.

Владения Черниговского княжества занимали значительные территории русских земель от Днепра и его притока Сожа на западе до Мурома на востоке, от Псела (притока Днепра), Курска, Рязани на юге, до реки Москвы на севере. Вот и стал первой пробой сил суздальского князя захват земель на Москве-реке у впадения в нее реки Неглинной. В легенде о создании г. Москвы говорится, что пришедшему на берега этой реки Юрию Долгорукому отказался подчиниться некий боярин Кучко, якобы бывший потомком князей племени вятичей. За неподчинение суздальскому князю Кучко был казнен, а его владения были присоединены к землям Юрия Долгорукого. Дочь этого боярина Улиту суздальский князь выдал замуж за своего сына Андрея.

Что-то в этой истории не так! Ведь князь Святослав I еще в 966 г. победил вятичей и обложил их данью. Неужели за почти двести прошедших лет вятичи на Москве-реке так и не вошли в состав какого-либо княжества? Как мог сохраниться на стыке Смоленского, Суздальского и Черниговского княжеств этот островок свободы? Скорее всего, дело было несколько иначе: чуть ниже по течению в Москву впадает река Яуза, в верховьях которой у современного г. Мытищи был волок в реку Клязьму – главную торговую магистраль Суздальского княжества. Именно водораздел бассейнов Москвы и Клязьмы служил границей между Черниговским и Суздальским княжествами, где на волоке и собиралось мыто, т. е. таможенный налог с провозимого купцами товара.

Видимо, Юрию Долгорукому в сложившихся обстоятельствах стало выгодным контролировать торговый поток по Москве в Оку, из Смоленского княжества – в Черниговское, тем более что эти товары по Оке попадали на Волгу, где могли конкурировать с суздальскими товарами. Вот и отнял князь Юрий эти земли вместе с селом Кучково у черниговских князей, которые до этого тоже опустошили какие-то города суздальского княжества, а затем суздальский князь для усиления своих позиций установил союз со Святославом Ольговичем, которого двоюродные братья выгнали из Новгорода-Северского.

«И шедъ С<вя>тославъ и взя люди голядь верх Поротве. И тако ополонишася дружина С<вя>тославля, и прислав Гюргии (Юрий) рече: приди ко мн

Денисов Юрий Николаевич БОРЬБА ЗА НАСЛЕДСТВО КИЕВСКОЙ РУСИ. Краков, Вильнюс, Москва